Всеобщее путешествие вокруг света. Часть I. Отъезд из Европы; Западная Африка; Бразилия; Южная Африка; Южная Азия: острова Малдивские, ЦеЙлан Западный Индийский полуостров. [Жюль Дюмон-Дюрвиль] (doc) читать онлайн


Всеобщее путешествие вокруг света,
Содержащее извлечение из путешествий известнейших доныне мореплавателей, как-то! Магеллана, Тасмана, Дам- пиера, Ансона, Байрона, Валлиса,Картерета; Буген­виля, Кука, Лаперуза, Блея, Ванкувера, Антркасто, Вильсона,Бодена,Флиндерса, Крузенштерна, Портера, Коцебу, Фрейсине, Биллипгсгаузена, Галля, Дюперре, Паульдинга, Бичея, Литке, Диллона, Лапласа, Морелля, и многих других,
составленное
Дюмон-Дюрвилем,
капитаном французского королевского флота,
с присовокуплением
карт, планов, портретов и изображений замечатель­нейших предметов природы и общежития во всех частях света, по рисункам Сснсона, сопровождавшего Дюмон-Дюрвиля в его путешествии вокруг света.
Часть первая.
Отъезд из Европы; Западная Африка; Бразилия; Южная Африка; Южная Азия: острова Малдивские, ЦеЙлан Западный Индийский полуостров.
Москва.
в типографии Августа Семена.
1835
печатать позволяется,
с тем, чтобы по отпечатании представлено было в Цензурный Комитет надлежащее количество экзем­пляров. Москва, Мая 9-го дня, 1835 года.
Цензор Д. Перевощиков.

« Чтение путешествий представляет нам прелесть увлекательную, » говорит в своем введении Сочинитель книги, которую представ­ляем мы читателям в Русском переводе. Можем прибавишь к словам его, что кроме удовольствия и заманчивости, оно доставляет особенно важную пользу читателям : никакая систематическая, или учебная География и Ста­тистика не дадут нам столь ясного и по­дробного понятия о землях и народах, как путешествия, где сии важные и необходимые знания изучаются незаметно и легко.
К сожалению, Русские читатели с давнего времени лишены чтения путешествий на оте­чественном языке, ибо с давных лет сия часть лиштературы кажется совершенно забы­тою нашими литшераторами. Читатели при­суждены довольствоваться на Русском языке старинными путешествиями Айсона, Кука, и
кроме описания немногих Русских путешест­вии, кроме поверхностных известий в Жур­налах, новейшие успехи мореплавания и геогра­фических открытий в последнее полустолетие остаются почти вовсе неизвестны чита­телям Русским.
Г-н Дюрвиль говорит, что подобное это­му замечается и во Франции, где чтение путе­шествий не составляет ныне чтения всеоб­щего, как бывало это прежде. Он находит причины сему в дороговизне описании многих новейших путешествий. В самом деле, многие-лн могут тратить по нескольку сот, иног­да по тысяче и более рублей, на покупку вели­колепно изданной книги, с атласами, черте­жами, картинками? — Далее в том, что многие технические подробности, и повторения уже известного читателям, мешают заманчиво­сти чтения. И это правда отчасти. Но Г-н Дюрвиль не заметил еще одного важного об­стоятельства : многочисленности путешествий в наше время, которая лишает возможности не только приобресть все описания, но даже иейдти достаточно времени прочитать их. Особенные Журналы издаются ныне в Англии, Германии и Франции, содержа в себе единст­венно краткия описания новейших путешест­вий, а число книг но сей части лишшерагауры, при усилении деятельности лишшеращурной и общественной, превосходит всякое ожи­дание.
ѵи
В таком случае, систематическое, умно и тщательно составленное знатоком дела из­влечение из важнейших путешествий, со­образно современным географическим сведе­ниям, можно почесть одною из драгоценней­ших книг, которыми трудолюбие литтерашоров может подарит читающую публику.
И именно такою книгою показалось нам со­чинение Г-на Дюмон-Дюрвиля, под названием: Коуâge pittoresque autour du monde, издаваемое нами в Русском переводе, под именем Все­общего путешествия. Мы всегда почитали особенно полезною книгою, для своего времени, известное сочинение Аббата Де-ла-Порта: Все­мирный путешествователь, имевшее на Рус­ском языке три издания (с 1778 года), не смотря на его огромность (оно составляет 27 томов ), Всеобщее путешествие Г-на Дю­мон-Дюрвиля можно почесть сокращенным, исправленным, приспособленным к современ­ному состоянию знании Всемирным путеше­ствователем, и—дай Бог, чтобы оно прине­сло сшолько-же пользы и удовольствия нынеш­ним читателям Русским, сколько в свое время приносило прежним читателям сочи­нение Де-ла-Порша.
Почитаем необходимым сказать, что со­чинитель Всеобщего путешествия, Г-н Дю­мон-Дюрвиль есть опытный мореплаватель Французский, совершивший путешествие вокруг Света на Французском корабле Астролябии,
ѵш
в 4826, 4827 и 4 828 гг., прежде шего много путешествовавший, и бывший в экспедиции Капитана Дюперре, в 4823 и 4824 гг. — Он говорит как самовидец, почти о всех стра­
нах и народах, которые описывает в сво­ем всеобщем путешествии; тем достовер­нее являются его описания, и тем большую прелесть действительности получают все выдуманные подробности всеобщего путеше­ствия. Рисунки, составляющие при нашем переводе отдельный Атлас, сочинены и ис­полнены сопутником Г-на Дюрвиля в его кругосветном путешествии, отличным рисо­вальщиком Французским, Г-м Сенсоном.
О переводе нашем скажем одно, tfino мы старались передать верно текст и рисунки. / Не смотря на трудность издания книг с кар­
тинками, при недостатке в нашем отече­стве способов к тому, почли мы дешевизну книги одним из важных удобств для Рус­
ской публики, Предоставляя книгу нашу для чтения общего всем званиям читателей, мы
почли необходимым дополнишь ее примечания­
ми, которых нет во Французском подлин­нике. Остается пожелать, чтобы читатели оценили усердие Переводчика и Издателя, и благосклонным приемом побудили их к про­должению подобных трудов. Б шаком слу­чае, мы приступим к изданию на Русском языке окончания всеобщего путешествия, кощарое должно обнять еще многие страны мира,
IX
и таким образом послужишь пособием для полнейшего практического познания науки, сколь необходимой, столь и занимательной. Если не знать Истории, значит не знать того, что прежде нас делалось, не знать Географии, значит не знать того, что делается в наше время.
ВСЕОБЩЕМУ ПУТЕШЕСТВИЮ.
Путешествие вокруг Света ! Совершить путеше­ствие вокруг Света, нами обитаемого, пробежать п осмотреть различные страны его, посетишь разно­образные племена пародов, в нем живущие, созер­цать многоразличные чудеса и явления природы, какие во всех царствах её представляются взорам наблю­дателя : кто из нас, хоть раз в жизни, не был движим подобною мыслью, не желал иметь корабля под своим начальством, и не хотел плыть на нем в безвестные, неведомые ему страны — совер­шить путешествие вокруг Света ? И эти дикари, рассеянные по бесчисленным островам необозримого Океана: чье внимание не увлекалось рассказами об их жизни, нравах,/обычаях ? Все занимательно в них, даже самое их невежество, их предразсудки, неле­пые мифологии их. Не потому-ли и чтение путешест­вии представляет для нас прелесть увлекательную ? Кто не знает имени знаменитого Кука и не читал его путешествий ? Но если имена многих морепла­вателей и странствователей пользуются особенною, всеобщею известностию, за то многие остаются не­известны вовсе, или ведомы весьма немногим. Между тем, труды Ванкувера, Антркасию, Бодена, Флин­
дерса, и других, достойны полного внимания нашего.
12
по занимательности рассказа об них, по важности следствии, происшедших от странствований сих неутомимых путешественников. В последнее вре­мя, великие путешествователи прошедших столетий имели достойных преемников : не говоря об Англи­чанах, Галл, Kunet, Биееи, упомянем о Русских мореходцах, Крузенштерн, Коцебу, Jit/пке. Францу­зы, после грозных политических бурь, также ока­зали блистательное участие в успехах новейшего мореплавания, совершив путешествия па кораблях Урании, Раковпн и Астролябии, и издав подробные описания спх ученых экспедиций. Неуже-ли сим ве­ликим и трудным предприятиям, сим благород­ным завоеваниям ума человеческого, должно оста­ваться малоизвестными? Неуже-ли им не должно по­лучишь известности народной, какую они вполне за­служивают ?
Многие полагают, что желание отдать подробный отчет, достойный величия предприятий, в следст­вие чего путешествия издаются ныне по большей части великолепно, составляет главнейшее препят­ствие для их народности. Дорогое издание необхо­димо делает книгу дорогою, а выдачу её в свет медленною. Для читателей, любящих науку и зани­мательное чтение, почему не печатать кроме того путешествий в изданиях доступных каждому, пре­доставляя другим, у кого есть средства, издания ве­ликолепные?
Все это правда. Но, по нашему мнению, есть еще два препятствия, производящие то, что чтение пу­тешествий для многих делается затруднительным. Вот они : дабы придашь полную доспюверность спо­им наблюдениям, и оставишь драгоценные Факты для своих последователей, мореплаватель по совести обяr и
43
зап излагать в своем описании все главнейший за­мечания навигационные п метеорологические, а эти замечания, большею частию, утомительны и скучны для читателя обыкновенного, который не ищет для себя данных науки. Кроме того, мореплаватель, не­редко идущий по следам своих предшественников, принужден повторять то, что уже было описано ими до него ; в этом заключается поверка его описа­ний, но она незанимательна для читателей, и со­ставляет недостаток всех доныне изданных Исто­рий о путешествиях, не смотря на искуство Исто­риков: для ученых и географов они недостаточны; для читателей обыкновенных слишком многоречи­вы, и многоречие эшо заключается именно в повто­рениях.
Желание, хотя отчасти, заменить для читателей образованных неудобства, встречающиеся при чте­нии путешествий, сделать, сколько возможно, наро­дным познание о великих предприятиях новейших мореплавателей и открытиях, совершенных до наше­го времени и в наше время, побудило нас заняться составлением всеобщего путешествия вокруг Свита. Мысль его не новая и самая обыкновенная : путеше­ственник, нечто в роде И нах арсиса нашего вре­мени, существо вымышленное, следовательно, несвя­занное никакими препятствиями, совершает путеше­ствие вокруг Свбта, и описывает его. Разумеется, что этот путешественник есть только предлог говорить в первом лице, и тем избежать сухости описаний, неизбежной, если они излагаются в виде ученых изъяснений, пли систематических изображе­ний человека и природы. Всякая частность, касающаяся собственной личности, если она не относится к главной цели, то есть, познанию земель п народов,
U
которые посещает наш путешественник, устра­няется из его рассказа, и дозволяется ему только для связи описания, которые получают чрез то заманчивые образ действительности. Но счастли­вый более действительных путешественников, наш странствователь всюду сбирает плоды их трудов и исследовании. Он берет полною рукою то, что действительные странствователи собирали по нем­ногу и постепенно. В выборе пути руководствует его только желание видеть самые любопытные места, те, где он надеется большей жатвы своему любо­знанию. Он не страшится кораблекрушений, остано­вок, бедствий, грозящих путешественнику, и если он испытывает что либо подобное, то для того только, чтобы его повествование было тем любо­пытнее. Читатели не должны опасаться его поги­бели, ибо мы застраховали его у судьбы, с тем, чтобы он благополучно возвратился в отечество, и рассказал все, что видел и слышал хорошего я любопытного.
Читатели легко поймут выгоды, какие для удовле­творения их любопытства представляет подобный план. Мы попросим их однакожь заметить и труд­ности, предстоявшие нам в исполнении сего плана. Главнейших было две: соблюсти вероятность в рассказе нашего путешественника, без чего пошеряласьбы заманчивость его рассказа, и заставить его го­воришь только то, что действительно достоверно. Для сего надобно было сделать предварительный вы­бор из многочисленных материялов, какие пред-г ставляет нам современное познание различных ча­стей света. Этот труд был не мал и не ле­гок. Предоставляем другим судить, досгааточнели выполнен он нами..
45
Но, не пускаясь еще с нашим путешественником по необозримости Океана, мы думаем, что для чи­тателей будет любопытно видеть предварительные замечания о знаменитейших мореплавателях, один после другого рассекавших дерзкими кораблями сво­ими пространство морей, особенно Тихого Океана t главнейшего места наших описаний, сделавшагося столь известным после новейших исследований. Бы­стрый очерк путешествии вокруг Свита, по крайней мере, ознакомит наших читателей с именами, ко­торые в последствии будут нередко встречаться им в описаниях нашего путешественника.
Путешествия вокруг света были недоступны Древ­ним народам. Самая мысль об них могла явиться тогда только, когда, по следам бессмертного Колум­ба (1492 г.) и его последователей (Америка Веспуция, Кортеза, Пизарра, и других), Испанцы обозрели вос­точный берег Американского материка, а Порту­гальцы Диаз, Васко де-Гама, Альбукерк, почти в тоже время, узнали западное протяжение Африки, обо­шли южную её оконечность и достигли Индии. Но еще пространство более 160долготы, то есть, почти половина поверхности земного шара, было неизвестно. —Чем занято бесконечное это пространство? Находишся-ли на нем третий материк? Или Азия и Аме­рика сближаются, на юге, образуя острый угол, подобно Африке? Или наконец, только волны бесконечного Оксана занимают всю сию обширную часть нашей планеты?—Сколько великих вопросов! Сколько пораждали они систем и теорий !
И бесстрашный Магеллан был первый, который начал разрешать их, в 1620 году, по волнам Тихого Океана, обогнув южную оконечность Америки, через пролив, получивший его имя. На Тихом Оке-
16
апе нашел он только три, или четыре небольшие острова, но приблизившись к берегам Азии открыл архипелаги островов Марипинских и Филиппинских. Его путешествие доказало, что никакого нового ма­терика нет на север от экватора на этом про­тяжении земного шара.
Гарсиа де-Лоиза, в 1525 г., Себастиан дель-Кано и Альфонс Салазар проплыли Тихим Океаном после Магеллана, но не сделали замечательных от­крытий. В 1526 г. Альвар де-Сааведра направили, пут из Мексики к Молукским островам; думают, что возвращаясь из Тидора в Мексику, он первый опознал Новую Гвинею.
Огл экспедиции, совершенной через семь лет после того, нам ничего не осталось, кроме имен началь­ников сей экспедиции — Гуртадо и Грихальва. Нельзя не пожалеть, что досшоверными сведениями не под­
тверждены открытия Жуана Гаэтано, в 1542 году, и вероятность, что он обозрел вполне Новую Гвинею.
Мендани, путешествовавшему в 1587 г., мы одол­жены открытием знаменитых островов Соломоно­вых, тщательно описанных им, и, не смотря на то, остававшимся долгое время после него задачею для географов. — Через десять леш, неустрашимый Франциск Драк, Англичанин, совершил, подоб­ию Магеллану, путешествие вокруг света, и был счастливее его : он возвратился благополучно в отечество, а Магеллан погиб во время своего путе­шествия, и только товарищи его принесли в Европу славу его подвигов. Впрочем, открытия Драка оста­лись неизвестны. В 1587 г., соотечественник его Кавендиш совершил плавание от Калифорнии к Марианским островам, но без новых открытий.
47
В 1595 г. Мендана, по втором путешествии сво­ем, никак не мог найдши Соломоновых островов; но он открыл острова Маркизские, или Нука-гивские, несколько других островов, и наконец прекра­сный остров Санта-Круз (Св. Креста), где тще­тно старался он основать колонию. Его путешест­вия показали, что если по мнению теоретиков не­пременно должен быть отдельный материк Авст­ральный, то невозможно быть ему столь огромну, как материк Старого Света и Американский.
В 1600 г. Де-Корд и Фсие Наорт проплыли Южным Океаном, по без всяких открытий. За то вознаградил в 1608 г. Ферпанд Копрос, отправив­шийся на двух кораблях, из коих одним началь­ствовал Людовик Торрес. Важные открытия учи­нены были ими на юг от экватора: им обязаны мы первым опознанием острова Таити п островов Св. Духа, или Бугенвилевых цикладов. Кажется также, что корабль Торреса возвратился в Индийский архи­пелаг проливом, разделяющим Новую Гвинею от Новой Голландии и названным по имени сего море­плавателя.
Путешествие Шанлъбврга ( 1615-1616 гг.) было без всяких следствий для Географии ; но почти в тоже время Шутен и Лемер обозрели много новых ост­ровов; северная оконечность Новой Гвинеи была исследована ими, и приблизительно определено все про­тяжение сей земли.
С 1619-го до 1629 г. разные Голландские морепла­ватели, Гертов, Эделъс, Нюишц, Вптт, Карпен­тер и Пельсарт, постепенно обозрели различные части огромной земли, получившей наименование Новой Голландии. — В 1624 г. Иаков Эрмнт проплыл от Акапулко до Гуагама, по без всяких исследований.
2
48
Тасман, отличный мореплаватель своего века, Гол­ландец, открыл в 1642 и 1643 гг. Новую Зелан­дию, многие из островов Тонга и Внпии., осмотрел часть северного берега Новой Гвинеи, и его путеше­ствие было всего важнее тем, что определило про­тяжение Новой Голландии на восток. Кажется, что во втором споем путешествии, Тасман учинил важ­ные открытия по южному краю Новой Гвинеи; но опи­сания его остались погребенными в архивах Голланд­ской Компании.
В 1683 г. Коулей ознаменовал имя свое в лето­писях путешествий по Южному Океану тщательным обозрением островов Галапагоскил, до него едва известных. — В 1696 году, Испанцы получили первое сведение об островах Палаоскнх, или Пелевских, от туземцев сих островов, брошенных бурею на берега Самара, одного из островов Филиппинских.
Дампиер, тщательнейший и благоразумнейший из путешественников сей эпохи, после многих стран­ствований по Южному Океану, без всякой особенной цели, был отправлен в 1699 г. от своего Прави­тельства для отыскания новых земель. Он узнал много островов на север от Новой Гвинеи и Новой Британии, и первый прошел по проливу, разделяюще­му сии два острова. Через восемь лет потом, он был лоцманом у Капитана Рожерса на сих-же мо­рях, но эта экспедиция не произвела ничего важ­ного.
В 1710 г. Надилла начал п не окончил описания островов Пелевских. — Ла-Бпрбчнс проплыл по Ти­хому Океану в 1716 г., но без всяких открытий. Счастливее его был Голландец Роггевейн, в 1722 г., открывший многие острова, хотя некоторые пз них остаюв.ѵя сомнительны до сих пор.
19
Адмирал А неон прошел с. своею военною экспе­дициею по Южному Океану в 174И г. — Оп не учинил никаких открытий, но описание его путешествия, тщательно составленное, доставило много полезных замечаний о различных местах, им посещенных.
До сего времени единственно корыстолюбие побуж­дало на все сии важные и исполненные случайностей предприятия. Отправлением в подобные путешествия руководило одно желание золота, пли драгоценных произведений. Но здесь начали являться побуждения более возвышенные : желание славы, старание допол­нить познание земного шара методическими исследова­ниями.
Наставления, данные Капитану Байрону Английским Правительством, были составлены уже в сем духе. Байрон плавал по Южному Океану в 1764 и 1765 гг., но следствия его путешествия не были важны и ограничились обозрением некоторых небольших островов. Валлис следовал непосредственно за ним; его открытия были многочисленны: он первый доставил нам положительные известия о прелест­ном острове Таити, сделавшемся с тех пор лю­бимою мечтою каждого мореплавателя. — В шом-же году ( 1767-м ), товарищ Валлиса, Картерет, с меньшими прошив него средствами, совершил многие подвиги и значительно прибавил число островов, узнанных Европейцами на Южном Океане.
Подражая Англии, Франция отправила Бугенвиля, и его экспедиция была богата открытиями : он первый опознал многие острова из Опасного архипелага, ныне называемого Помоту, острова Мореплавателей, Лузиады и Анахоретовъ'} им отысканы были земля Св. Духа и острова Соломоновы, почти потерянные для Географии со времен Мснданы. Повествование осшро-
I
20
умное и занимательное придало большую знаменитость путешествию Бугенвиля.
Наконец явился Джемс Кук. Сей великий стран­ствователь, в трех своих путешествиях, с 1769 по 1779 год, имел славу дополнишь общее познание всех земель и острововъ^ИОжного Океана. Точность, какую только возможно было соблюсти при тогдаш­них способах наблюдении, постоянно руководство­вала Кука во всех трудах его. Посему все его от­крытия остались достоверными, и только исправление частных подробностей оставил он своим последо­вателям. Открытие Новой Каледонии, Новых Гебрпдов и Сандвнъевыл островов, превосходное иссле­дование Новой Зеландии, восточного берега Новой Гол­ландии, островов Таити, Тонга, Нука-гива, проли­вов Торреса, Кука и Беринга: таковы заслуги, кото­рыми Кук ознаменовал память свою на всегдашнее удивление мореплавателей н географов. Но воздавая должную честь ему, как начальнику морских экспе­диций, не должно забывать великих трудов Бенкса, Соландера, Андерсона, и особенно Форстеров; все они были сопушники Кука. Должно согласиться с тем, что ученые исследования сих знаменитых людей составцлы первое достоинство и упрочили блестящий успех описаний, какими сопровождались путешествия Кука.
Между тем ., когда Кук исполнял свои обширные экспедиции, Сюрвнль, в 1769 г., снова открыл остро­ва Соломоновы и обозрел залив Удуду, на С. В. берегу Новой Зеландии; Марион, в 1771 г., исследо­вал значительное пространство берегов сей земли, и погиб в заливе Островов, где товарищи его соб­рали важные известия*о жителях и произведениях сей пагубной для них страны ; Испанец Бенегео, в 1772 и 1773 гг., посетил Таити, и обозрел несколько
11
окрестных островов; мореплаватель Перес открыл в 1774 г. залив Ну тку.
Мореелль, бесспорно, был мореплаватель мало уче­ный, и его описания весьма неисправны в подробно­стях ; но имя его должно быть сохранено за откры­тие, в 1781 г., многих островов Южных, и осо­бенно купы островов Вавао.
Желая снова соперничать в славе морских путе­шествий с Апглиею, Франция отправила экспедицию Яаперуза, совершившую плавание в 1785 —1788 гг.— Судьба определила, чтобы сей знаменитый странст­вователь не возвратился в отечество. Знания весьма много потеряли с его погибелью, лишившею пас со­бранных им многочисленных сведений. Нам изве­стно только из части описания, отправленной им с пути, что Лаперуз открыл два большие острова в архипелаге Мореплавателей, пли Гамоа, и произ­вел отважные исследования в Татарском проливе и на С. 3. берегу Америки. Нет сомнения, что значи­тельные наблюдения долженствовали означать и ос­тальное его путешествие, от Ботанибея до пагуб­ных скал острова Ваникоро, где ждала его гибель.
В сих-же годах, Портлок и Диксон плавали по Южному морю, собрали сведения об островах Гавай­ских, и особенно о С. 3. береге Американском, — Г. Блей послан был, в 1788 году, на Таити, взять там и перевезть в другие места хлебное дерево и сахар­ный тростник; на пути открыл он небольшую ку­пу островов Бунтги и Вейтутакн. Раздражив сво­им грубым поведением подчиненных, Блей брошен был ими в шлюпку и оставлен на волю свирепых волн, с немногими верными ему людьми. Бунтовщики удалились на корабле. Но на своей ушлой ладье, Блей
22
счастливо достиг Тимора, и открыл еще мимоходом несколько островов, именно, острова Бенкса.
Эдуард, посланный для отыскания матрозов, воз­мутившихся прошив Блея, прибавил несколько остро­вов к прежним, дотоле известным. Капитан ку­печеского корабля, Маршам обозрел, в 1791 г., часть островов Нука-гивских. Обнародование его путеше­ствия ученым Флёрье придало сему странствованию известность, которой никогда не имело-бы оно без сего счастливого обстоятельства.
Ванкувер, в 1791 г., открыл несколько неболь­ших островов, и превосходно описал С. 3. берег Америки. Его товарищу, Броутону, мы обязаны поз­нанием островов Чатама и Вавнту. Следствия спх путешествий были обнародованы в обширном описа­нии, и повествование Ванкувера можно упрекнуть толь­ко в одном — излишней говорливости, иногда утоми­тельной.
В (ложе время, Дантркасто плавал по Тихому Океану, стараясь отыскать следы несчастного Лаперуза п занимаясь исследованиями. Первая из сих це­лей не была достигнута ; для второй учинены важные подвиги, замечательные обширностию и точностию исследований. Главнейшими из них были обозрения юж­ного берега Новой Голландии, западного Новой Кале­донии, островов Адмиралтейства, Санта-Круза, или Нпщенди, многих из островов Лузиады, части Новой Гвинеи и. значительной части Молукских островов. Надобно еще присовокупить к тому открытие мно­гих неизвестных дотоле островов, пли островков. Г-да де-Россель и Лабнльярдьер издали описания сего путешествия.
Вскоре потом, Испанец Малеспина означил свое путешествие многими значительными трудами. К со-

23
жалению, незаслуженною неблагодарностью заплатили ему за его подвиги, и не допустили его издать описа­ния своего путешествия, от чего цена подвигов Малеспины доныне неизвестна вполне.
В 1792 г., Блей совершил второе путешествие по Южному Океану, открыл еще несколько островов, и особенно в архипелаге Виши; но путешествие его не было издано и подробности неизвестны. В 1796 г. Вильсон, имея препоручение перевезть на острова Южного Океана проповедников Христианской веры, открыл на пути многие острова. Его описания богаты сведениями весьма точными, о нравах, обычаях и вере островитян.—Турнбуллъ^ простой прикащик на купеческом корабле, успел собрать, с 1800 по 1804 г., замечательные материалы, особенно о событиях на Таити, начиная с первого посещения сего острова Куком до пребывания на нем описателя.
В это время, Англия и Франция, каждая с своей стороны, решились на дополнения Географии Южных морей. Флиндерс и Боден были начальниками экспе­диций. Гидрографические труды Английского мореплава­теля являются превосходнее по точности исследований, но замечания Французских естествоиспытателей, на­ходящиеся в описании Боденова путешествия, состав­ленного Перовом, осветили ярким светом физиче­ское образование Австральных земель.
II Российский Флаг явился наконец в морях Юж­ных: Крузенштерну, в 18о4 и 1805 гг., была пору­чена экспедиция, в одно время дипломатическая и уче­ная. Новых земель не найдено, но собраныбыли важ­ные сведения для Географии. Замечательно и то, что эта экспедиция была источником превосходных Запи­сок, которые в последствии собрал Крузенштерн о землях Южного Океана.
24
Экспедиция Американца Портера, в 1813 и 1814 гг., была решительно военная, и причинила величайший вред торговле Англичан на Южных морях. Но долж­но заметит, что Портер вместил в свое описание подробные и любопытные исследования об островах Нука-гивских, дотоле мало известных.
Немного времени спустя, Коцебу плавал по Тихому Океану на бриге Рурике, снаряженном на иждивение Русского вельможи, Графа Румянцева. Открытие раз­ных островов, особливо из числа восточных Ка­ролинских, увенчало успехом плавание Коцебу в 1816 году. Замечания ученого Шамиссо прибавили большую цену повествованию мореплавателя.
В 1819 г. ФреАсине начальствовал в южном Оке­ане над кораблем Ураниею. Следствия сего путе­шествия для Географии были посредственны, и ограни­чились познанием двух или трех островов Каро­линских, островов Мариаинских, и открытием скал Розы. Но важные материалы приобрело Естествознание. Кроме того., повествование о путешествии Г-на Фрейсине есть сборник материалов для Истории всех посещенных им мест. К сожалению, начатое пе­чатанием в 1821 г., оно не кончено еще доныне.
Почти в одно время с французским путешество­вателем, Русский мореплаватель Бпллпнгсгаузек по­решил Южное полушарие, открыл много новых ос­тровов, между прочим остров Оно, на юг от архипелага Вити. Особенно любопытны плавания его к Южному полюсу.
С 1818-го по 1822 г., путешествие Кинга удачно дополнило Географию Южных земель, остававшихся малоизвестными. Труды Кинга можно почесть образ­цом терпения и отваги, и повествование его замена-
тельно подробностями о природе и жителях Южных земель.
В 1823 и 1824 гг., Г-н Дюперре плавал по Южным морям, на корабле Рпковипи. Значительное число но­вых островов было открыто им, особливо из чис­ла Каролинских; сделаны также замечательные част­ные опознания в островах Мульграва, купе остро­вов Гоголеу и островах Шушена, близ Новой Гви­неи. Эта экспедиция превзошла путешествие Урании числом предметов Естествознания, вывезенных в Европу. Имев честь быть участником в трудах Г-на Дюперре, я помещу некоторые неизвестные под­робности из веденного тогда мною частного журнала во Всеобщем путешествии.
Американец Паулъдннг издал повествование о пу­тешествии шунера Дольфнн, отправленного в 1825 г. для отыскания взбунтовавшихся матрозов одного китоловного корабля, по полученному известию, что сии бунтовщики поселились на островах Мульграва. В этом путешествии произведено только одно от­крытие : остров Гулл ; но многие подробности об островах Мульграва новы и любопытны.
Англичанин Бпиеии, с 1825 по 1828-и год, совершал путешествие по Тихому Океану на корабле Цветок. Он доставил нам познание нескольких новых ост­ровов архипелага Ломоту, и без того уже многочис­ленного, а также и совершил важные исследования на отдаленной части С. В. берега Америки. Описания Бичея особенно любопытны исследованием геологической части Южных земель и нравов тамошних жителей.
В 1826 — 1828 гг. корабль Астролябия, под моим начальством, совершил путешествие по Южному Оке­ану. В отношении географическом, следствием сего путешествия было тщательное исследование простран-
26
сипва иа 400 дьё по берегам Новое Зеландии, обозрение архипелага Вити, островов Loyalty, южной части Но­вой Британии, северной иНовой Гвинеи, на ЗбО льё, островов Ванпкоро, Гоголеу и Пелевских. Шестдесят островов, островков и скал, дотоле не­известных, было описано. Отчеийе знаменитого Кювье доказывает; > что приобретения по части Есте­ствознания были немаловажны. Мы имели также го­рестное утешение: узнать досшоверно то место, где погибли Лаперуз и его несчастные спутники, и воз­двигнуть памятник сему достопамятному мореплава­телю на месте его погибели. > Описание нашего про­должительного я-трудного путешествия совершенно го­тово; не имея права судить об его достоинстве, мы • скажем одно, что собственно для нас, оно доставит много неизвестных сведений Всеобщему путешествию.
Русский мореплаватель, Капитан Литке совершил шогда-же путешествие ; замечательное по сведениям. Особенно с большим старанием были обозрены им острова Каролинского архипелага. Впрочем, нам из­вестны доныне' только гидрографические исследования Г-на Литке, и тем с большим нетерпением застав­ляют они нас дожидаться полного описания (*).
Б 1826 г. Англичанин Диллон получил на остро­ве Тикопии первые доешоверные известия о месте по­гибели Лаперуза. Ост-Индская Компания вверила ему корабль 11ласкание, дабы окончательно дополнить све­дения о сем плачевном событии. Исполнив препору­чение, в 1827 и 1828 г., Диллон издал свое путе­шествие. Но кроме некоторых подробностей о Новой Зеландии и Ваникоро, это путешествие не заключаетъ
(*) Две первые части его изданы на Русском языке в нынеш­нем 1835 году. Прилг. Перса, «
27
в себе ничего важного. Как не пожалеть, что вмес­то подробностей о ссоре Капитана с бывшим у него Естествоиспытателем, мам не передано более све­дений о туземцах Новой Зеландии и островов Вити, с кошорыин долго были в сношениях путешествен­ники.
Упомянем еще о путешествии Лапласа в 1830 и 1831 гг. — Хотя наука не была целью сей экспедиции, однакож много полезного было наблюдено в Китай­ском море, и описание Г-на Лапласа, уже поступившее в печать, важно подробностями о землях, виденных им.
Наконец, не льзя упустить из вида путешествий Американца Морелла, из коих последнее имело по­прищем своим Южный Океан ( в 1829—1833 гг. ). Можно упрекнуть странствователя за неточность в определении мест, за преувеличение во всех отноше­ниях. Но это награждает любопытность многих подробностей.
Здесь кончим мы предположенное нами обозръние пу­тешествий вокруг Свита, и особенно в Южных мо­рях. Мы не имели притязания сделать наше обозрение полным. Без сомнения, некоторые экспедиции нами не упомянуты, потому, что мы не имели об них све­дения, или потому, что следствия их не были важны, иди, наконец, потому, что рассказы об них не име­ют достоверности. Но очерка, представленного на­ми, достаточно для предположенной цели: переска­зать читателям имена, которые, более или менее, будут упоминаемы во Всеобщем путешествии, и крат­ко обозначить главнейшие труды, исполненные в раз­личное время мореплавателями, на пространствах Ти­хого и Южного Океанов.
1
28
Нам остается присовокупишь несколько изъяснении, касательно карт, приложенных к Всеобщему путе­шествию. Их будет дви : общая карта всего путе­шествия и общая карта Южных земель.
Касательно общей карты всего путешествия, испол­нение не представляло затруднений : мы просто взяли довольно верную карту земного шара, и означили на ней главнейшие точки странствований нашего мнимого путешественника, так, что читатель легко может видеть и сообразить общность его описаний.
Но в рассуждении карт, изображающих общность и подробности Южных земель, нам следовало предва­рительно решить два важные вопроса: Какое разделе­ние надобно принять? Какой номенклатуре надобно сле­довать в названиях?—В отношении первого вопроса, мы не поколебались принять разделение, предложенное нами в Записке нашей, читанной в заседании Геогра­фического Общества, 27 Декабря 1831 года. В сей За­писке, мы предлагали разделишь все земли Южные, за­ключая их под общим именем Океании, на четыре главные части: Полинезию, Микронезию, Малезию и Меланезию. Излагаем здесь основания, на которых располагается это деление.
Начнем с того, что все путешественники, посе­щавшие Тихий Океан, заметили два разделения челове­ческих племен, совершенно различных одно от дру­гого, и по многочисленным и существенным чертам, определяющим каждое из сих двух различий, делили его на две породы.
Первая из них представляешь наблюдателю людей среднего роста, более или менее темно* желтоватого цвета, с прямыми волосами, преимущественно тем­ными, или черными, с формами тела довольно прапиль-
29
ными, живущих большею частию в состоянии обще­ственном, и иногда образующих собою монархии.
Другая порода суть люди цвета весьма темного, иногда почти сшоль-же черные, как Кафры, с воло­сами курчавыми, завитыми, клочковатыми, жесткими, с чертами безобразными, формами неприятными и без надлежащей соразмерности. Сии люди живут обыкно­венно племенами небольшими, почти никогда не обра­зуют собою народа и общества, и состояние их всег­да близко к невежественному варварству.
Далее, между людьми первой породы, легко заметит двоякое разительное деление. С одной стороны, все племена, населяющие восточные острова Тихого моря, от Гавайских до Новой Зеландии в одну часть, и с островов Тонга и Гамоа до Вайгу в другую, явно имеют одно происхождение и суть дети одного се­мейства. Их цвет, их черты, Форма тела, языки сушь однообразны. Все сии народы признают тану ; все употребляют каву, или аву ; употребление лука и стрел, как военных оружии, им неизвестно. На­конец, все они достигли степени образования, более или менее значительного, и между некоторыми из них законы условной вежливости доведены до удивительной степени.
Второе отделение этих медноцветных людей за­ключает в себе племена, рассыпанные на цепи мелких островов, получивших от мореплавателей на­звания островов Жильберта, Маршаля, Каролинских, Марианских, даже до островов Пелевских, включи­тельно. Сии островитяне вообще различествуют от Восточных собрашим цветом, более темным, лицом более правильным и Формами, более приятными. Тану им неизвестен; язык, чувствительно различающийся почти на каждом архипелаге, весьма различается отъ
30
языка общего всем людям первого отделения. Кава еще употребляется, под другими именами в восточ­ной части сего отделения, но в западной она уже за­менена употреблением бетеля и арека.
Наконец, между медноцветными людьми, третье отделение с давнего уже времени было определено под именем архипелага Индийского, или великого архи­пелага Азии, заключая в себе острова, известные под именем Филиппинских, Молукских, Зондских, почти совершенно занимаемые, по крайней мере по берегам, Малайскими народами.
Сии наблюдения, основанные на нравственных и Фи­зических свойствах туземцев, естественно дово­дят нас к разделению Океании, сначала на четыре главные и основные отдела, а именно:
I. Океания Восточная, которой сохраняем мы из­вестное уже название: Полинезия (многоосипровие), при­нятое некоторыми географами в смысле слишком обширном, ибо сим именем назвали они всю Океа­нию. Мы ограничиваем его приложением только к на­родам темно-желтым, или медного цвета, соблюдаю­щим тану, говорящим одинакими языками и занима­ющим всю восточную область Тихого Океана. Этот отдел заключает в себе архипелаги : Гавайский, Нука-гпвский, Помотуский, Таитский, Гамоаский, Тонгский, Ново-Зеландский, Чашамский, и множество остро­вов, разбросанных между.сими купами.
II. Океания Сиеерная, которую именуем мы Микро­незия ( милкоостровие ), ибо она заключает в себе мелкие острова, из коих Гуагам в Марианнскнх, ПунинетЪ' в Каролинских, Бобелътуап в Пелесских, сушь главные. Здесь находятся племена, различ­ные по купам островов, своими нравами, правления­ми, языками. Большинство сих народцев всюду
I
31
медно-цветное, но Капитан Литке видел п черных людей на возвышенном острове Пунипете, и, если ве­рить Мореллю, черное поколение находится также па купе островов Гоголеуских. Главные купы сего от­деления суть острова Жильберта, Маршала, Марианнские, Пелевские, и все известные под именем Каро­линских, включая сюда еще множество островов не­обитаемых, до 40° Северной широты.
III. Океания Западная^ ила Малезия {страна Малай­цев ), заключающая в себе острова Филиппинские, Молукские □ Зондские, все занимаемые народами явно Малайского происхождения, по крайней мере, по при­брежию островов, ибо внутренности большей части сих огромных земель занимается еще поколениями, весьма приближенными к тем, которых относим мы к следующему отделению, называя его,
IV. Океания Южная. Оно заключает в себе Океан­ских народов, более или менее черпоцветных, с волосами завитыми, пли курчавыми, с членами тела безобразными, словом, тех, которым, придаем мы общее имя Меланезов и Меланезии (герноостровие, острова, обитаемые черными). Здесь нравы, обычаи, языки разнятся до бесконечности, и все здешние ту­земцы остаются в варварском состоянии. Нет правлений, пет законов, нет религиозных обрядов; отвращение туземцев к Европейцам постоянное и сильное. Самый страстный любитель дикой природы должен сознаться в бесконечном различии между ра­зумными способностями этих черных Океанийцев и медноцветной их собрании. Австралия, или Новая Голландия, огромный материк Южного полушария, образует узел сего обширного пространства, к которому приминаются великие острова Новой Зелан­дии, Новой Гвинеи, Лузиады, Новой Британии, Новой
32
Ирландии, Новой Каледонии, Новых Гебрпдов, остро­вов Loyalty, Нитенди п Виши. |
Наша система деления, кажется, ■ представля­ет нз всех доныне известных ту выгоду, что она не произвольна, но напротив, основана на поло­жительных исследованиях, на естественных, твер­дых и постоянных отношениях между народами, включенными в каждый отдел. Смотря потому, какое имя употребляется, Полинезии, Микронезии, Малеэии, Меланезии, легко понять: говоришся-ли о народах медноцветных, употребляющих общий язык, признаю­щих талу, или медноцветвых, говорящих различ* ными языками, не признающих тапу, или о народах Малайских, или наконец об Океанийских Неграх. По нашему мнению, важное пособие для памяти, если известное имя напоминает нам собою главный харак­тер предмета, которому оно придается.
Отдав отчет в наших главных делениях Океа­нии, мы спешим говорить о номенклатуре назва­ний. В сем отношении, до сих пор мы запутаны в бесконечном смешении имен, и для примера можно представить читателям по четыре, по пяти имен, придаваемых одному и тому-же острову, и ни одно из сих имен не льзя назвать более других общим • и употребительным. В начале произошло эшо от незнания первых мореплавателей и несовершенства средств., коими могли они определять удовлетворитель­ным образом земли, находимые ими. Таким образом многократно случалось, что почитали новым откры­тием землю, уже давно виденную другими, давали ей имя и это новое имя переходило на карты. Кук был мореплаватель образованный; он строго и точно за­нимался наблюдениями, так, что не мог ошибаться в действительной новизне своих открытий, и ему
33
можно-б было начать правильную номенклатуру, кото­рой важность его имени прпдала-бы положительный вес. Но з жалкой суетности, сей странствователь, столь великого достоинства, почти никогда не уважал прав своего предшественника касательно имен, и позволял себе давать новые имена виденным прежде него зем­лям. Должно сознаться, что эти новые имена были иногда даваемы без всякого строгого выбора. Так по­ступали многие после Кука, и не льзя не удивляться, I усматривая, например, на картах Арровсмита, в купе островов Лузиадских названия, данные новыми и неизвестными мореплавателями, вместо тех, кото­рые прежде были уже даны от Антркасшо. Даже и теперь, года не проходит, чтобы какое выбудь кито­ловное или купеческое судно, после плавания в Юж­ном Океане, не объявляло новым открытием давно известных земель и островов. Согласимся однакожь, что до некоторой степени все эшо извинительно, ибо с давнего временя никто не подумал составить пол­ной и верной карты сей части земного шара, на которой все открытия до нашего времени были-бы означены.
Соображение изложенного нами побудило нас со­чинить общую карту Океании. Она должна при­соединиться к атласу путешествия, совершенного нами на корабле Астролябия. Намерение наше было утвердить сею картою достоверное состояние геогра­фических познаний наших об Океании, в наъпли 1830 года > эпохе, принятой нами за определенную точку времени. Цель наша оказалась достигнутою удовле­творительным образом, ибо в течение года, с тех пр,р, как составлена карта наша, из 20-пии мнимых новых открытий, объявленных разными мореплавателями, ни одного не оказалось, которого не должно-б было отнести к землям и островам, 3
3'1
уже находящимся на нашей карте. Напротив, веро­ятно, мы означили еще много такого, что следует исключишь, в следствие исследовании более тщатель­ных н изыскании более точных. Мы думали об втом предварительно, и отметили все такия места знаком сомнения, желая, чтобы мореплаватели обра­тили на вши сомнительные назначения земель свое вни­мание, и-лнбо утвердили существование их, либо дока­зали Их небытие.
Ограниченность размера нашей карты не<дозволяла нам выставлять различных имен одногои пюго-же места [synonymie], для соображения, как делано было эшо на картах-Арровсмшпа и Крузенштерна. В след­ствие сего, мы принуждены были поступать оконча­тельно с номенклатурою, и вот чем руководство­вались мы, как правилом, в одно время самым приличным и самым справедливым : каждый раз, когда нам было известно имя, употребляемое тузем­цами, мы не колебались принимать и ставить его, предпочитая всем данным Европейцами, кто-бы ни был мореплаватель, употребивший то или другое имя. Но когда мы не могли узнать туземного имени, свято соблюдали мы имя, данное первым открывшим зем­лю, если только права его подтверждались песо мни­тельно. Так поступали мы в путешествии нашем на корабле Астролябия, не позволяя себе давать но­вых, произвольных имен, исключая таких только случаев, когда туземное имя было нам неизвестно и никто из наших предшественников не наименовал острова, или земли, никаким именем. При всем том, наименования, данные нами, мы почитали решительно второстепенными, долженствующими уступишь тузем­ным или первоначальным, если в последствии оии.крылись-бы сии имена. В наш век смешно шщесла-
35
nie мореплавателя, раздающего горделиво новые, бесполезные имена островам, все равно, как детскою игрою должно ныне почесть принятие вновь откры­того острова под власть того или другого Прави­тельства, с известными обрядами. Имена туземные суть почтенные знаки первобытного Человечества, и, может быть, через одно или два столетия, они будут единственным признаком туземной перво­бытности, когда все другое поглотит и преобра­зит пребывание Европейцев.
Что касается до правописания первобытных имен, мы постоянно следовали системе, принятой нами еще со времени путешествия вашего на корабле Раковина, то есть, мы придавали буквам нашей азбуке простое произношение, почти так, как делается это в чте­нии Латинских букв. Сию самую систему употреб­ляют ныне однообразно миссионеры Южных морей.
По примеру их, мы означаем также архипелаги островов именем главного острова в таких архи­пелагах. Таким образом пишем мы: острова Гавай­ские, острова Таитские, острова Тонга, острова Нукагнеа, вместо: острова Сандвичевы, острова Обще­ства, острова Дружеские, острова Маркизские. Первые из сих наименований просты, и, важное преимуще­ство — туземцы так называют упомянутые земли. Имена Новой Голландии и земли Фан-Диеменовой, мы заменяем именами Австралии п Тасмании, уже реши­тельно принятыми в Европейских колониях, находя­щихся на сих островах. Но мы сохранили имена Новой Зеландии, Новой Каледонии, Новых Гебрпдов, остр. Соломоновых, Новой Ирландии, Новой При— таи нии, Гу диады и Новой Гвинеи, по необходимости, ибо не могли заменить их туземными именами.
Впрочем, все паши нововведения в номенклатуре
3*
36
не затруднят читателей Всеобщего путешестеил, потому, что в описаниях наших тщательно озна­чаем мы при каждом острове, каждой купе, каждом архипелаге, все, имена, данные известнейшими море­плавателями, так, что читатель легко найдет землю, о которой говорится, на всякой карте. Доны­не еще никто не принимался за такой синонимический труд, являющийся необходимым, особливо, если общее согласие географов и мореплавателей не утвер­дит предлагаемой нами систематической номенкла­туры, или другой какой либо, по уже постоянно и однообразно.
На рисунках, когпорыми сопровождаются описания наши, читатели увидят верные изображения описы­ваемых мест, морских приключений, портреты, оде­жды и жилища туземцев и Европейских переселен­цев, зверей, растения, редкости Естествознания. Ска­зать, что сии изображения составлены Г-м Сенсоном, значит сказать, что они составлены человеком, имеющим превосходные дарования, знатоком своего дела, и отличаются особенною верностью. Г-ну Сенсону стоило для сего раскрыть только свой богатый портфель, составленный им во время путешествия его на корабле Астролябия, и которого далеко не мог­ло истощишь богатое издание нашего путешествия.
Заключим уверением читателей, что я и сотруд­ники мои приложили все старания, желая сделать Все­общее путешествие столько-же приятным, сколько и поучительным чтением — существенная цель, коей должно достигать каждому сочинению, предназначен­ному для многочисленных читателей.
Ж. Дюмон Дюрвиль. ПАРИЖ.
2 Яна.
-183В г.
ВСЕОБЩЕЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Отъезд из Европы; Западная Африка; Бразилия; Южная Африка; Южная Азия: острова Малдивские, ЦеЙлан Западный Индийский полуостров.

, д.-
ГЛОА I.
тулонпь. — ОСТРОВА. ВЛЛВДРСКХВ.
Готовый предпринят продолжительное путе­шествие, готовый предаться случайностям собы­тий и непредвидимых приключений, странствова­тель невольно обращает задумчивый взор на отечественную землю, с которою скоро сужде­но ему расстаться. Тяжелое чувство уныния сме­шивается с его решительностью : един Бог ведает, увидеть-ли еще ему милую отчизну, страну, где все заключено для него в услади­тельных воспоминаниях прошедшего, в наслаж­дениях настоящего, все—любовь и дружба, род­ные и минувшая жизнь !
Таково было мое душевное расположение, когда в Июле месяце '1829 года, надобно было мне оста­вишь Тулон и отправиться в далекий путь. В то время, по случаю блокады Алжира КонтръАдмиралом Лабретонньером, Тулон представ­лял живую картину военной деятельности ; на рейде, в порте, в доках, в арсенале, в ка­натном заведении— всюду работали тысячи рук, образуя трудом своим средства к победе и завоеванию, которые долго были обдумываемы, но
»0
за то быстро совершились, и как будто громом, уничтожили силы и дерзость Варварийцев. И по­ра было Европе отплатить этим безразсудным и бесчеловечным разбойникам. В Париже еще сомневались о том, начнешся-ли действительно война с Алжиром, но в Тулоне уже не было об этом сомнения. Грозные приготовления к войне едва было не увлекли меня в прежнюю сол­датскую жизнь : подобно многим старым това­рищам, я также хотел записать тишком имя свое на исполинских громадах Атласа. Но не­преодолимая страсть к путешествиям и желание видеть и узнать отдаленные народы и страны, скоро потушили мой воинский жар, шем более, что издавна искавши для сего случая и средств, я предварительно заключил уже условия со мно­гими купеческими домами, и должен был для вы­полнения их немедленно предпринять мое стран­ствование.
Начну мои путевые записки, думал я, с того места, откуда должно, начаться моему путеше­ствию. Английскому пакетботу, на котором дол­жен был я отправишься к острову Мадере, над­лежало промедлить в Тулоне еще несколько дней, и эти дни употребил я на обозрение Тулона и его окрестностей.
Построенный полукружием около одной из лучших гаваней Средиземного моря, Тулон, этот южный край Европейского материка, походит на передового стража Франции, и потому история сго не могла совершиться без множества раэлич-
м
ных событий. Начало сего города теряется в отдаленной древности, среди баснословных пред­положений, и Провансальские изыскатели древно­стей еще более запутали задачу, стараясь объ­яснить ее. Что первоначально какой-то Теламон, или Римский полководец Тело-Марциус — гада­тельные великие люди, подвиги которых весьма хорошо известны ученым изыскателям — что тот или другой были первыми покорителями Ту­лонской области, об этом никто не спорит, потому, что никто этого не может доказать. Достоверно, что Тулон был уже славен своею промышленностью во времена Аркадия, сына Фео­досия Великого. Мы ничего не скажем о легенде Св. Киприана, покровителя Тулонского, современ­ника Цезарию и мученика за свою любовь к роди­не. Нашествие Аравитян пролетело подобно бу­ре над сею частию Прованса, которая скоро расцвела опять под тенью щита Графов Марсель­ских. Два раза являлись здесь Саррацины с опу­стошением, мечем и огнем; два раза благоде­тельный гений страны снова оживлял развалины. Карл Ѵ-й оставил здесь память своего могуще­ства и своей гордости. С тех пор, тщетно Герцог Савойский, при помощи Голландии и Ан­глии, покушался занять Тулон. Только! однажды, пользуясь государственными волнениями Франции, Тулонскую крепость, ключ южной Франции, изме­ною и хитростью успели захватить неприятели. Соединенные Флоты Англии и Испании овладели Тулоном, Это было в 1793 году, и это завоева-
¥2
ние било средством одному молодому артилле­рийскому офицеру в первый раз показать в се­бе Европе того ивеликого воина, который потом возложил на свою голову венец Императорский, победами своими заставил трепетать Европу, потерял и венец и победы под Ватерлоо, и умер на скалах острова Св. Елены. Наполеон отнял Тулон у Англичан. Это была первая его победа.
.Разсматриваемый, как морская крепость, Ту­лон является весьма важен; он может принять под защиту своего порта тысячи кораблей, и от того вечно населен он судами : множество линейных кораблей, Фрегатов, корвешш, гальёшов, флкмп, габарр, канонерских лодок, па­кетботов, плашкотов, перевозных судов сто­ят на якорях в его гавани, в живописной стройности. Лес мачт и громады снастей за­слоняют отчасти берега. Гора возвышается за городом и охраняет Тулон от северного ве­тра. По бокам этой горы, между многоразличны­ми насаждениями, между купами маслин, померан­цев, дерев и растений, подаренных Провансу Италиею 'и Африкою, мелькают, как голубятни на обширном протяжении, бастпды, белые, чисто оштукатуренные домики, куда купцы и ремеслен­ники Тулонские обыкновенно отправляются кара­ванами, на ослах и мулах, в праздники, на сель­ские пирушки и забавы. Яркие цвета одежд, лю­бимые всеми южными жителями, разнообразят в это время зелень тучного и богатого произраста-
;
;
;
;
;
;
мз
ния. Между рядами Фисташковых, дроковых, алойных, миртовых, громадных и лавровых ку­стов, вьющихся по всей горе, невольно останав­ливаетесь полюбоваться на веселое кокетство и живописный наряд Провансалок. Из под юбоч­ки, едва достигающей до икры, вы видите преле­стную маленькую ножку: эта мода годилась-бы, ка­жется, только для нежных и стройных краса­виц наших больших городов, но она старин­ная мода миловидных Провансалок. И поверьте, что их быстрые глазки не пропустят вашего невольного изумления их красоте, не смотря на соломенную, или пуховую шляпку, с огромными полями, которые прихотливо колышутся при уско­ренном ходе мула и защищают белизну лица от лучей пламенного южного солнца. Вечером, вы увидите множество посетителей Тулонских, в порядке, стройно и весело, возвращающихся в город.
При первом взгляде, Тулон кажется чем-то беспорядочным : улицы узки, площади неправиль­ны; но за то они украшены водоемами, освежаю­щими воздух в летние жары. Множество гидрав­лических работ составляет роскошь города. Эти каменные бассейны, бронзированные мохом и зеленью, пробивающимися между каменьев — есте­ственное украшение, сохраняемое изящным вку­сом обитателей и придающее Фонтанам какуюто поэтическую Форму — распространяют день и ночь благодетельную прохладу. Вообще домы в Тулоне построены красиво. Площадь, называемая
U
Марсовым полем — место кровавого возмездия, после того, когда Французы исшоргнули Тулон из рук Гуда и Сиднея Смита — хороша, обшир­на и окружена двойным рядом деревьев. — Не забудьте, бывши в Тулоне, взглянуть на кариати­ды, поддерживающие балкон Городского Суда (Hô­tel de-Vil le ), находящагося на широкой и прекра­сной набережной, называемой Quai des marchandes (набережная Купеческая): эшо памятникъ'забавного мщения знаменитого Пюже — ему хотелось запла­тишь за насмешку двум завистникам, и он выставил их на вечное посмешище в виде ка­риатид.—О Соборе Тулонском нечего сказать— он ни чем не возбудит любопытства художни­ка. — Порш Тулонский и его принадлежности увлекают особенное внимание военного, моряка и простого путешественника. Здешний порт раз­деляется на две части : одну, построенную при Генрихе ИѴ-м, и предоставленную для военных кораблей — эшо старый портъ', другую, предпри­нятую и оконченную Людовиком ХИѴ-м — это нояый порть; оба соединяются каналом, и крепо­сти и валы, уставленные пушками, защищают превосходную эту гавань, которая не имеет со­перников, по признанию самых чужеземцев. В новом порте видите вы понтоны, или суда, слу­жащие жилищем для осужденных на каторжную работу. Здесь заключено и содержится их около Й000 человек. Впрочем, большую часть сих не­счастных исторгают из сего ужасного жилища, употребляя их на очищение Фонтанов, города

45
вообще, и на работы в арсенале и гавани. — Имя Вннцентия Поля, и его евангельская добродетель, его подвиги на пользу осужденного на страдания преступника, невольно приходят на память дру­гу человечества, когда он осматривает понто­ны каторжных в Тулоне... . Увы ! нет подра­жателей святому мужу, и образ наказаний за пре­ступления, во Франции, кажется, изобретен для того, чтобы привести грешников не к покаянию, но к совершенному отчаянию.
Тулонский арсенал изумит даже и того, кто видал уже арсеналы в Рошфоре, Бресте и Шербурге. Пирамиды гранат, цепных ядер, бомб образуют собою множество рядов, которыми разделяются один от другого ряды тяжелых мортир, пушек и каронад. В обширных ма­газинах стены убраны 20-ю тысячами ружей; ко­пья, аллебарды, пистолеты симметрически распо­ложены рядами; сабли, соединяясь острыми конца­ми, образуют солнцы и звезды на потолках, а столбы унизаны с низу до верха, как будто иглами, штыками разных родов. Антикварий с радостью остановится здесь перед военною ле­тописью : она расположена по векам, и в каж­дом веке найдет он все, чем истребляли друг друга наши предки, начиная с железных дубин Галлийских дикарей, до блестящих лат вре­мен Рыцарства, до новейшего ружья с двойным дулом. Перебирая в голове воспоминания, возбу­ждаемые сими бесчисленными орудиями смерти, не­вольно дивитесь, что на земле есть еще живые
Д6
люди ! — Из арсенала переходят на канатную Фабрику: эшо здание в 1600 Футов длиною; свод его показывает смелую решительность но­вой архитектуры. Здесь' могут сучить вдруг шесть якорных канатов, и ежедневные опыты над разными родами материЯлов, новыми маши­нами для усовершенствования и сокращения работ, доказывают старательность моряков Француз­ских об эшом роде промышленности, самом необходимом для мореплавания. —* Надобно так­же осмотреть здесь столярную, бочарню, литей­ную для пушек, кузницы, где сто молошов вдруг падают на пламенеющие глыбы железа, пекарню, вечно занятую работою, залу моделей, где може­те изучить все роды кораблей и судов. рассад­ник моряков образуется здесь, готовый на от­важные предприятия, на поддержание чести Фран­цузского Флага и распространение торговли Фран­цузской по отдаленным морям. —В превосход­ной верфи, построенной в новейшее время Троньяром, и образующей собою ящик в 300 Футов длины и 400 ширины, можете рассмотреть под­робно, как починиваюип корабли, вдвинувши их морем, и потом разбирая на сухом пути, Во­роша сего ящика запираются посредством осо­бенного устройства, в виде отрубленного кону­са; тяжесть вдвигает этот механизм в плот­ные рамы, так, что никакая сила морских вод не может его ниспровергнуть. Смелость построй­ки сего рода облегчило то, что в Тулонской га­вани нет ни прилива, ни отлива.
M7
Приучаясь, так сказать, моими наблюдениями в Тулой® к моему продолжительному путеше­ствию, я хотел видеть и окрестности города, особенно спешил насладишься взглядом на ма­ленький городок и сады Иэрские (сГ Hyères), от­чизну Массильона. Очаровательное это местечко, где, на прелестном местоположении, Испанский жасмин, Левантская кассия и нежный померанец Португальский сплетают ветви свои, наполняя воздух благоуханием, представило мне совер­шенную противоположность с красотами ущелий Олдиульских —• дикой долины, где был я за два дня, и где живы еще следы страшных потрясе­ний природы и древних -волканических разруше­ний. Еще можно, кажется, и теперь отличишь следы широких потоков лавы на разодранных боках гор. Зрелище эшой пустыни, где каран­даш рисовальщика может схватишь странные очерки, похожие, то на разрушенные пирамиды, шо на крепости, развалившиеся от землетрясе­ния, изумляло меня : я не знал еще в эшо время великолепия Тенерифского пика.
Настал день отъезда. Не без прискорбия оставил я друзей, кошорыми был окружен во все время краткого моего пребывания в южной Франции. Пакетбот наш помчался из гавани при благоприятном северном ветре — город, порт, окрестные горы скрывались постепенно от нашив взоров; на лево исчезли острова Иэр­ские, прежде столь цветущие и живописные, ныне бесплодные и опустошенные. — Внимание наше
48
привлек Фрегат, выходивший в это-же время в море на всех парусах, для присоединения к Французской эскадре перед Алжиром. Несколько минут любовался я величественным зрелищем, какое представлял этот Фрегат, разбивая вол­ны морские. Склоненный на бок, он шел гор­деливо и величественно. Белая линия, означающая на боках его ряд пушек, пересекаемая много­численными амбразурами, блистала от лучей солнца. Самые старые моряки испытывают живое чувство наслаждения, при виде корабля, плывущего по морю. Какое-же сильное действие должен про­изводишь на свежия чувства, на новое воображе­ние вид военного корабля, когда он мчится ми­мо нас I Вскоре Фрегат обогнал наш пакет­бот; с приближением ночи, его корпус, пару­са, мачты скрывались и скрылись наконец в тем­ных волнах Средиземного моря.
Три дня плыли мы потом, и ничего замеча­тельного не было с нами — кроме морской нн, мучительной, которую испытывают не толь­ко путешественники, в первый раз пустившиеся в море, но даже и старые моряки после про­должительного пребывания на земле, пока снова не привыкнут к качке и потрясениям корабля. Августа 8-го, проплывши 90 льё (*), мы завидели
(*) французские льё, морские, бывают троякия, по 20, 227 и 25 на градус, и равняются 5,555555 — 4,938272 и 4,444444 километрам, которых полагается одинъ
Л9
Минорку, один из островов Балеарских. Гора Торо, с её телеграфом, показалась прежде все­го. Не. скажу многого о впечатлении, какое про­извел на меня Магон, порт сего острова : он совсем не оправдывает той идеи, которую со­ставляют себе об нем по рассказам Кардинала Решца. Остроумный Кардинал уподобляет зре­лище Магона Оперным декорациям ; по этому одному, я готов на половину не веришь расска­зам щеголеватого Кардинала. Наш Капитан дал мне однакож заметишь превосходное рас­положение порта Магонского. Природа все сделала здесь для того, чтобы люди могли устроишь по следам её надежное пристанище кораблям, дале­ко превосходящее славный Каршагенский порт в Испании. Важную пользу могли-бы извлечь из здешней пристани Испанцы, если-бы только дума­ли они извлекать из чего нибудь пользу. Б слу­чае войны с Фракциею, с Африканскими или Итальянскими государствами, бесстрашные крей­серы вдруг могли-бы явиться из Ивисы, Пальмы и гаваней Минорки, и рассыпаться по Средизем­ному мору, готовые спасаться от превосходной силы неприятеля в Магоне, среди утесов, едва покрытых водою и защищающих гавань от приближения больших кораблей. Таким обра-
на 1000 метров. Наша верста составляет 1,067130 ки­лометра. Сухопутная льё заключает в себе 2000 туазов, или 3,898073 километра. Прклс. Пер.
м
5Q
зом, Балеарские острова могли-б быт щитом для Испанского полуострова. Недовольная Гибралътаром, Англия всегда пополам с горем усту­пала, после неудач, или по мирным договорам г этот важный военный пункт, которым успе-и вала овладевать уже несколько раз и откуда мо­жет она угрожать Испании и Франции. Каждый раз, при сдаче Балеарских островов, она сры­вала укрепления их и уничтожала пушки, если ие могла их увезти. Приписывают Андрею До-> риа, сопернику славного Ариадана Барберуссы и избавителю Генуи, слова, сделавшиеся пословицею, у моряков, что « Июнь, Июль, Август и Магон сушь лучшие порты на Средиземном море.» Магон; был складкою Индийских товаров до открытия Португальцами пуши в Индию около Африки; эшо нанесло в основании удар Порт-Магону ; дру­гой столь-же губительный удар его процветанию произвело изгнание Мавров из Испании. Госпи­таль, лазарет, карантин и арсенал занимают четыре небольшие острова, находящиеся в Магонской гавани. Вход в эту гавань задвигают два мыса, и человек почти ничего не прибавил к её улучшению. Она никогда не может подвер­гнуться засорению, ибо ни одна река не впадает в нее. — Благодаря возвышенному положению на утесах, господствующих над портом, воз­дух в городе Магоне весьма чист, но пост­ройка города на этих утесах, иногда обвали­вающихся к берегу, кажется чем-то странным и опасным. Скалы грозно возвышаются над дома­
54
ми, худо расположенными, но снаружи красивыми и живописными. По черепичным, наклоненным крышкам домов, дождевая вода сптекаеш в водохранилища, иссеченные в утесах; она моглабы загнивать в них, но, говорят, будто жите­ли легко отвращают это, бросая туда зеленые миртовые ветьви. — Можете верить и не веришь рассказу. Монастыри, Городской Суд, дом Губернатора — здания жалкой архитектуры. Ули­цы вообще нечисты, вымощены телким крем­нем, узки и несносны для пешеходов. Гульбище, на котором несколько деревьев, искривленных ветром, и которым, не знаю почему, гордятся Магонцы; наконец, довольно красивый, но дурно окруженный плац-парад — вот почти все, что можете заметить в Магоне, столь живописно представленном в записках Кардинала Решца.
Страбон изображал Балеарцев его време­ни людьми миролюбивыми, но храбрыми. Без со­мнения, первобытные здешние туземцы должен сшвовали смешиваться с поселениями Иберийски­ми, убегавшими сюда от Свевов и Вандалов..— Мне показывали собрание монет, найденных на Минорке. Если веришь здешним антиквариям, можно-бы исчислишь многие народы, по-Омировски^ исчисляя тех, которые приходили зарывать здесь свои сокровища. Гораздо вероятнее приписывать богатство разнообразных, находимых здесь мо­нет разбойникам Средиземного моря, или про­мышленности Жидов, производящих выгодную торговлю старинными монетами. Как-бы то ни
4*
52
было, но судя по собраниям здешних антиква­риев, Финикияне, Карфагеняне, Римляне, Мавры, Каталонцы — все приходили платить какую нибудь дань земле Минорки, скрывая в ней свои сокровища. Если-бы надобно было подтвердить предания рассмотрением языка Балеарцев, шо в нем нашлось-бы сильное этому доказательство : трудно разобрать Вавилонское смешение языков Сирийского, Греческого, Римского, Арабскаго’, Каталонского, Лангедокского, какое находите в Балеарском языке ; Лангедокский преимуще­ствует однакож над всеми другими. Что ка­сается до народа, происшедшего от стольких смешений, всего более упрекают его путешест­венники в лености. Впрочем, Балкарцы весьма вежливы, но угрюмы и недоступны. Их холодная важность разогревается тогда только, когда они соберутся толпою вокруг какого нибудь хоро­вода, оживленного быстрым фанданго, любимою здешнею пляскою, под звуки гитары, на кото­рой, как будто отчаянный, играет концами пальцев какой нибудь плясун, или в праздники Св. Иоанна и Св. Петра, когда бывают здесь скачки на ослах, и когда моряки, находящиеся в здешнем порте, забавляют зрителей своими играми.
Одежда здешних пастухов отзывается древ­ними нравами предков. Шапки, на коротко ос­триженных волосах, и широкия шаравары из козлиной кожи, полукафтанье в роде Римского sagum и тяжелые башмаки — вот их обыкно­
53
венное одеяние. В праздничное время, они надева­ют черную шапочку, фрез, разброшенный на грудь и плеча, и шляпу с огромными полями, поднятыми с правой и с левой стороны. Женщины, без раз­личия званий, все носят обыкновенно ребознлло, с тою разницею, что его делают из самой гру­бой ткани и из дорогих кружев: это род ман­тильи, с Фалбалами и Фестонами, которая накры­вает голову, завязывается на подбородке лента­ми, падает назад и образует потом кресто­образно на груди два конца, сложенные один на другой. Прелестные волосы здешних женщин, иногда падающие даже до колен,— поддилыиие, и мне сказывали, чшо бедные щеголихи по деревням, стараясь увеличивать объем волосов, вплета­ют в них даже коровьи хвосты. Четки, медаль­оны, с портретами родных, или с образами, надеваются под ребозилло. Корольки, ожерелья, всякия галантерейные безделки—любимое украшение Балеарок. Ничего не может быть неприятнее и некрасивее их одеяния праздничного, которое ду­шит их у горла, и из под которого выстав­ляются голые, довольно часто худые, гпощие руки.
Отданное во власть Католических монахов, воспитание здесь вовсе ничтожно ; в училищах следуют старинным, давно брошенным мето­дам, продолжающим До бесконечности учение, самое схоластическое и педантское. Чтением Латинского молитвенника оканчивается наука во многих школах, не смотря на шо, чшо некогда ученость Аравитян славилась на здешних ост­
54
ровах и Англичане бывали здесь повелителями. Шитье, вязанье чулков, чтение молитв ограни­чивают все знания женщин. Когда Французские эмигранты, во время ужасов Революции, искали здесь убежища, и хотели с пользою для себя и других употребить свои дарования и учение, осо­бенным повелением из Мадрита им строго за­прещено было вмешиваться в образование обыва­телей.—Земледелие здесь самое грубое; торговля ничтожна. Шерстяные ковры, одеяла и пояса, койкакие изделия наборные, с узорами у стекло для домашнего обихода, перегонные заведения, особен­но для розового .и из померанцевых цветов ма­сла — вот почти вся промышленность Балеарцев. Подробности эти слышал я, во время крат­кого нашего пребывания в Магоце, от Француза, Фабриканта, здесь поселившагося. Его нововведе­ния по части промышленности возбуждают за­висть и негодование туземных соперников, но за то награждают его барыши.
ТЛДИВй HÏL
KASFEPA. ИСПАНСКИЕ ВЕГЕГЛ. — ГИБРЛЛХТЛГ.
Мы оставили Магон 41-го Августа. Вскоре проплыли мы мимо острова Кабрере, на юг от Майорки: это груда голых, утесистых скал, около Я-х миль пространством ; между скалами находятся дикия долины. Но Кабрера памятен для Француза: здесь было место заточения несчастных пленников, захваченных в Испании. Желая по­казать ужасное состояние этих злополучных людей, мы приведем здесь несколько строк из описания Г-на Дюперре, который послан был, вместе с другими, по заключении мира в 4 84 году, для взятия и отвоза во Францию пленных с острова Кабрера:
«Мы бросили якорь в маленькой гавани, на се­верной стороне острова ; полугнилой Испанский фрегат составлял морскую стражу, а что-то похожее на крепость, где жили человек сорок солдат Испанских, сухопутное охранение плен­ников. При виде нашего Флага, возвещавшего им освобождение, худые, изможденные страдальцы взлезали на скалы, спускались с них, и с кри­
>
i
56
ком исступленной радости бежали па морской берег. Многие, которым мысль о прекращении не­воли дала какую-то необыкновенную силу, броса­лись вплавь к нашему кораблю; они были прини­маемы со всевозможным состраданием, равняв­шимся чувству негодованиявозбужденному жа­лостным состоянием наших земляков. Обхож­дение с ними Испанцев походило на жестокосер­дое обращение с пленниками в Средние времена: так народная ненависть, которую возбуждала в Испанцах война с Французами, изгнала из сер­дец их чувство великодушие, каким всегда они славились. Из 19,000 Французов, брошенных на бесплодные скалы Кабререкия после несчастной БайленскоЙ капитуляции, погибло здесь — 16,000 ! Ужас голода и жажды доводил иногда сих из­гнанников до бесчеловечия людоедов Австралии. рассказ о бедствиях их, в течение шести лет плена, заставлял нас невольно содрогать­ся; мы теснились с изумлением вокруг людей, переживших подобные страдания. Когда мы при­были к Кабреру, около 200 человек, в помеша­тельстве умственном, скитались по неприступ­ным утесам острова и жили в пещерах, как дикие звери; товарищи отыскивали сих несчаст­ных, принося им пищу, бедную и недостаточ­ную. Все они были полунагие, в лоскутьях. Ког­да мы собрали наконец всех уцелевших пленни­ков, и объявили им, что присланы по повелению Короля, для узнания, сколько судов потребно на немедленную перевозку их в отечество — ра-
57
■досипь их походила на бешенство ; они зажгли свой бедные хижины, служившие для них до сего времени убежищем. Настала ночь, и горящие при­станища несчастных земляков наших казались иллюминациею, зажженною ими для праздника осво­бождения. Мы также хотели показать участие в их радости, зажгли Фонари на корабле, и пушеч­ными выстрелами отвечали на вопли восторга, ог­лашавшие негостеприимный берег Кабрера. Испан­ский Фрегат не отстал от насъ Мая 4 6-го
4814 года Кабрерские пленники отплыли в Мар­сель......
Оставив гибельные скалы Кабрера, недалеко от узкого пролива^ отделяющего Ивису, столи­цу Пипииуских островов от острова Форменшера, мы были задержаны прошивным западным ветром, и лавировали несколько дней. Ивиса и окрестные острова именуются Пнтиускнмп, от­дельно от собственно Балеарских, Майорки и Мииорки. Остров Форментера получил свое на­звание от богатых пажитей своих.—Естество­испытатель, бывший с нами на пакетботе, зани­мался сбором на поверхности моря странных молю сков, и спешил списывать их, ибо эти сту­денистые, скоро-гибнущие обитатели моря, мгно­венно умирали, разлученные с родною стихиею.— Нас останавливали несколько раз корабли, бло­кирующие Алжир. Вдалеке виден-был этот притон Варварийских хищников. Треугольною Формою и белыми зданиями, расставленными на ушесисиных скалах длинного мыса, низ котораго
58
покрыт был зеленью, Алжир походил на парус растянутый на мачте, поставленной среди зеле­неющей пажити.
Ветер вдруг переменился и подул с восто­ка. Нас быстро понесло к Палосскому мысу, длинному протяжению земли около берегов Мурцийской области ; со. стороны материка задви­гают сию облаешь Гренадские горы, и эшош бе­рег справедливо называют садом Испании. Смо­тря на цветущие долины сей благословенной зем­ли, Капитан пересказывал мне свои замечания, в которых виден был характер Англичанина И Прогпеешанина. «Земля здесь так-же хороша, как жалко нравственное состояние её жителей— говорил он.—«Главное препятствие всякому ус­пеху народного общежития составляет в здеш­ней стороне удивительное суеверие. Вообразите, что было, когда, лет 45-ть тому, вздумали ос­ветишь Фонарями улицы в Каршагене, Малаге, Мурции: народ, возбужденный торговцами воско­вых свеч, думал, что это изобретение ерети­ков; что этим хотят уничтожишь усердие набожных., людей, почитающих обязанностию поку­пать каждый вечер восковые свечки и ставишь их перед маленькими часовнями, построенными на улицах, почти на каждом шагу — единствен­ное освещение Испанских городов! Волнение сде­лалось общим; народ собрался толпами, и пере­бил все Фонари, поставленные по улицам. Но с такою слепою ревностью ко всему, что кажется жителям покушением прошив их набожности,
SWJ....... iiWJiii
59
оип соединяют леность, сродную вообще Испан­цам, но только в величайшей степени. Не смот­ря на прелестные места для прогулок, жители остаются по домам неподвижные: едят, спят, курят сигарку, и — только. Два рода прогулки известны жителям — к д/ховыижу и к стрлпсему, потому, что жители Мурции, сколько на­божны и суеверны, сшолько-же и охотники дотяжеб. Суеверие произвело в них решительную умственную бездейственность, изгнало музыку, танцы, искуства и ученье. Бой быков и споры о таинствах религии занимают всю умственную деятельность. Только в Каршагене заведены учи­лища, и то для образования Королевских мор­ских офицеров. Бездействие, еда и сиеста (*) — вот кумиры, владычествующие в здешней сторо­не. Торговля совершенно в руках иностран­цев: ею занимаются Французы, Англичане, осо­бенно Неаполитанцы; они приезжают в Каршагенский порт, беруш шерсть, шелк, изделия из бумаги, соду, превосходной доброты, в об­мен за кружева, железные поделки, пряности. Сле­ды деятельных Аравитян остаются на земле Мурции, как давнее воспоминание среди развалин. Ненависть к Муэульманам и изгнание Мавров разрушили дух промышленности, дышавший пол­ною жизнию под покровом терпимости. Но древ­ние основатели прекрасного города Гренады за-, нимались не одною только промышленностью ;
(*) Siesta — отдых во время дневного зноя в Испании. JJjÈfétjwfet:. Пер.
60
склонность ке наукам и художествам, покрови­тельствуемая прЬсвещеннкиие внимаиием Маври­танских государей, основывала здесь училища, школы, библиотеки. В Эскуриале тлеют теперь книги, отнйтые у МаВров, а Альгамбра — это чу­до Мавританского зодчества, разваливается от небрежения (*). Но Испания прекрасна природою — она ждет только своего великого человека, что­бы среди других Европейских народов занять достойное место, освободиться от ига Инкви­зиции и суеверия, и сбросишь оковы лености и ум­ственного бездействия, выкованные из Перуан­ского золОта и погубившие Истинное богатство народа^»
Мы снова выплыли в открытое море, и удаля­ясь от Картагены перешли обширное простран­ство моря, покрытое мелкою соломою и колосья­ми, которые несет течением: это явление есть свидетельство морского течения от востока к западу. Мы увидели Гашений мыс. В пять часов утра на другой день, ветер сделался восточный, и мы были в 3-х милях от островка Ллборана. Он низок и покрыт стелющимися растениями. Гоеланц, (**) стадами летали и кричали над на­шим кораблем ; никто не оспоривает у нихъ
(*) ЭскцриалЯ, монастырь, увеселительный дворец име­ете погребения Испанских Королей, близ Мадрита. Аль­гамбра, дворец Мавританских государей в Гренаде. ПримЪс. Перев.
(*’) ВодорЪз ("oclaus), морская птица. ПримЪт. Перла.-
61
владычества над ссю пустынею. — Западный ве­тер остановил здесь наше успешное плавание, и несколько дней должны мы были лавировать про­шив сильных течений между берегами Андалузии и Марокко, ожидая благоприятного вет^а для пе­рехода через пролив Гибральтарский. Западные ветры иногда недель по шести запирают этот пролив для кораблей, желающих переплыть из Средиземного моря в Атлантический Океан. Ученые занимались множеством изысканий, стара­ясь объяснить затруднения, встречающие морепла­вателей в сем проливе. Не смотря на влияние воды из Черного моря, стольких рек и речек Европы, Азии и Африки, полагают, что из Ат­лантического Океана есть сильное течение в Сре­диземное море. Доказательством сему приводят огромное стремление по морской поверхности, за­нимающее самую средину пролива от запада к вос­току, когда от востока к западу стремятся в проливе только два крайния, и то слабые тече­ния. Ученый Патрен предполагал, что действие солнца освобождает Средиземное море от из­лишней воды, а действие волканов от излише­ства солей морское дно, которое без того былобы обременено ими. Но по мнению Мальшебрёня, видимость течения из Атлантического Океа­на объясняет всю задачу, ибо она есть только поверхностная и обманчивая, будучи производима силою подводною огромнейшего течения от вос­тока на запад, из Средиземного моря в Атлан­тический Океан.
62
Августа 49-го, легкий ветерок начался с М-х часов утра, и перед нами открылись вершины горы ГнбральтарекоА и горы Обезьян, этих древ­них Столпов Геркулесовых, где оканчивался мир Греков. Мы получили надежду выйдти вскоре из пределов Средиземного моря. Надобно было удалиться от громадных утесов, 'называ­емых воротами. Европы, и возвышающихся над водою более нежели на 4500 футов. В средине, как будто у опрокинутой песочницы, утесы об­разуют закраину, обломки которой надают в волны морские. Прелестная деревенька находится на краю этих обломков; тут-же и Ферма, при­надлежащая Английскому Губернатору. Огромная глыба Гибралыпарской горы возвышается остроко­нечно над этими жилищами, брошенными к её подошве. Из тысячи амбразур, едва заметных для зрения в ращелинах утесов, могут мгно­венно загреметь громы, и огонь и смерть разоль­ются на корабли, дерзающие плыть мимо Гибральшара. Мы пересекли морское течение при помощи благоприятного ветра, и Гибралыпар остался у. нас сзади. Другие корабли шли по следам на­шим ; мы стали на якорь в 20-ти брассах от берега, в губе ГешарезскоЙ, за мысом Карнеро, недалеко от лазарета. Мыс Сан-Гарсиа, с, его башнею, скрывал от нашего зрения Алхезирас. Нетерпеливо желая выйдти на землю, мы решились прогуляться к Каза-Марселло, отличав­шейся белизною своею среди густой зелени возвы-
63
шений. Великолепное зрелище залива раскрылось перед нами.
Ио своей необыкновенной обширности, этот V' залцД Достоин особенного внимания. Цепь гор f цостайля^т его окружение. На запад, его огра! ийичиваюпи Гибралтар и пролив Гибралыпарский; к северу' Цветущие пажити, ниже деревни СенъРока, при подошве очаровательного холма, где тысячи Фиалок цветут и благоухают под за­щитою розовых и жасминных кустов. Место для стояния кораблей в порте превосходно. Алхезирас и мыс Карнеро сушь западные точки залива.
Генуэские изгнанники, одетые по обычаю здеш­них туземцев, явились к нам и заговорили с нами по-Французски. Странная участь! Лишенные отчизны, они поселились здесь и занимаются раз­ведением винограда. Один из них вызвался быть путеводителем нашим по окрестностям. Перешед через виноградники, хорошо обрабо­танные, мимо алоевых и пальмовых кустов, окружающих дорожки по холмам, мы достигли самой возвышенной части окрестностей. Увлека­тельный вид наградил нас за усталость. Путе­водитель указал нам, между утесами Зеленого острова и башнею Вилла-Вьеха, место битвы где, Я Июля 4 804 года, Контр-Адмирал Линуа,и. захваченный внезапно неприятелем, которому благоприятствовал восточный ветер, не имея удобства выбрать место действия, ни возможно­сти удалиться, под пушками Гибральтара решил-
1
64
ся на битву и с честью выдержал се. Оп примк­нул линию сражения к Алхезирасу, вндя неприя­теля, вызванного сигналами Гибральтара от бло­кады Кадикса. Французская эскадра состояла из трех кораблей и одного Фрегата; на нее напали семь линейных кораблей. Французы сбили мачты на трех кораблях, убили и взяли в плен 4,500 человек, и принудили Сира Джемса Саумареза бежать под защиту Гибральтарских башшарей, оставя победителям 74-х пушечный корабль. Бедственны были после того летописи Француз­ского Флота; тем памятнее это блестящее дело.
Город Алхезирас обязан своим происхож­дением Аравитянам. И теперь еще видны остат­ки первоначальной крепости, воздвигнутой ими на здешнем берегу. Алхезирас худо поставлен, беден, унылого вида. Выбеленные домы его раз­бросаны без порядка., Водопровод, идущий через рвы, снабжает Фонтаны его водою. С утесистой верщины ^окрестных гор, огромные орлы, оби­татели поднебесья, спускаются величественно на пажити долин, или парят в бесконечность облаков. День был праздничный, но мы видели земледельцев, подбиравших каменья с земли, которую хотели они потом пахаНиь. В руках каждого из них были четки. На замечание, ска­занное мною одному, что он работает в праздникъ—«Чтожь делать»—отвечал онъ—«мы бедны* ; Бог простит нас. »—Путеводитель наш заметил, что этому верить не льзя: Алхе­зирас есть место убежища контрабандистов,
65
которые стараются привлекать к себе всех, кого попало, негодяев и бездельников, спасаю­щих жизнь свою от преследований правосудия. — Мы отправились отсюда на лодке в Гибралътар.
Он возвышается амфитеатром, к северозападной стороне, на полуострове, простираю­щемся далеко в пролив. Обширные сады идутъ
от первого города, оканчивающагося старинною плошиною, и простираются вдоль морского берега до южной оконечности, где находится множество новейших зданий, образующих собою второй го­род. Начальник порта потребовал от нас свидетельства о том, что мы плывем из бла­гополучного места; впрочем, это один обряд, не весьма строго соблюдаемый. Мы вышли на но­вой плошине, заставленной шелегами и снарядами для выгрузки кораблей, останавливающихся в порте. Здесь заметили мы между прочим желез­ные машины, превосходного устройства, подни­мающие величайшие тяжести.
В виду сей грозной оконечности Европейского материка, я привел себе на память различные наименования, какие попеременно носили эши ска­лы, ознаменМанные столь многими событиями. Под именем Калпе, они свидетельствуют о существовании баснословного Геркулеса, который, отодвинув в Африку другую гору, Абнлу, сое­динил два моря проливом. Я вспомнил читан­ное мною в Одиссей, что Улисс в один день проплыл от острова Калипсы, находящагося на
5
I
66
пороге Атлантического Океана, до ужасного про­лива Мессинского, где воют и бушуют Харибда и Оцилла (*). Для такого чудесного путешествия, по пространству, заключающему в себе, в прямой линии, не менее 21-го градуса, в самом деле надобно было покровительство Минервы. Остав­ляя мифологические предания, я воображал себе победительное поколение Музулъманов, предводи­мых бесстрашным искателем приключений Тарпхом, в 712 году от P. X. переходящее в сем месте на Европейский материк. Покорите­ли непобедимой крепости, преданной в руки их злобою Графа Джюлиана, исшившего последнему Готфскому Королю Испании Родерику, за бесчестие своей дочери, этой красавицы Флоринды, столь славной в Испанских романсах, Музульмане дают имя своего полководца неприступным скалам Калпе. Из этого названия—G ebel Tarikh (гора Тариха), Европейцы составили потом имя Гибральпгара (Гебль-тарх). Меч Испанцев мстит Музульманам за их победы ; Инквизиция истреб­ляет остатки их, и Гибралыпарр под властию Испанцев. Они обладают им до войны за Испан­ское наследство в 1704 году. Тогда Англия си­лится вырвать Гибральтар из руи&> их, и пока Жорж Рук, повелевая соединенными Флотами
( * ) Водоворопгь в проливе между Италиею и Сицилиею, где, по Мифологии Древних, обитало страшное чу­довище Сцилла. Прим. Пер.
67
Англии и Голландии, бесполезно бросает 4 5,000 бомб и ядер против твердынь Гибральтара— несколько пьяных матрозов, на маленькой шлюп­ке, дарят его победою, а Англию одним из важнейших её завоеваний. Безразсудство высадки этих смельчаков сначала заставляет Испанских защитников смеяться; но они пристают к ста­рой плотине и овладевают укреплением. В двойном упоении, грогом и успехом, смельчаки укрепляются ; красная куртка, вздетая на палку, служит им вместо знамени, к которому спе­шат присоединиться другие, изумленные удачею, и пред которым пали гордые знамена Кастилии и Леона, веявшиеся на твердынях Гибральтарских. Утрехтский трактат укрепил Англии Эту дерзкую удачу, которой сначала не умели оценить надлежащим образом. С шех пор, Флаг Британии высится на твердынях Гибраль­тара, не смотря ни на какие усилия Франции и Испании.—Во время Американской войны, исполин­ские приготовления и неудачное расположение оса­ды заставили Францию истратить милльоны на несбыточное завоевание Гибральтара. Храбрость Французских солдат и моряков тщетно боро­лась здесь против непоколебимости военного гения Эллиота. С тех пор, Англия горделиво указывает на Гибралыпар, и уверена, что не смотря на зависть соседей, она вечно сохранит в руках своих этот ключ Средиземного моря.
Наружность Гибральтара уже дает выгодноепонятие о порядке, какой наблюдается в стенах 5*
I
68
его, и довольстве его обитателей. Английские гренадиры, в своих блестящих военных мун­дирах, охраняют городские вороша. Домы, построенные из кирпича и камней, отличаются опрятностью; улицы, украшенные шротшуарами, оживлены движением толпы в многоразличных одеждах. Простолюдины, большею частью Испан­цы, в своем характерном костюме, наиболее заняты извозничеством. Толпа Жидовских тор­гашей, одетых по Восточному, босых, с на­ружными признаками бедности, бегает по городу, и представляет каждому новоприезжему разные ткани, развертывает их, и словоохотливые продавцы, не смотря на свой носовой выговор, расхваливают товар свой встречному и попе­речному. Жидовки носят здесь длинные плащи из красного сукна, обшитые черным бархатным лизере, с Капитоном на голове. Легко за­метить, что эта одежда, расположенная с боль­шим кокетством, едва прикрывает обычную неопрятность сынов Иудиных. Генузсцев узнае­те по их вежливости. Англичане таковы-же в Гибралтаре, каковы в Лондоне и везде; их на­ряд изыскан, и под солнцем почти Африкан­ским, сохраняют они всю строгость своего Британского туалета.
Это соединение различных народов дает Гибралътару почти 20 т. жителей ; Жидов в сем числе будет около трети. Управление здеш­нею колониею прежде было решительно военное, но теперь гражданская часть отделена. Благодаря
G9
духу терпимости, издавна составляющему осно­вание Английской политики повсюду, кроме Ирлан­дии, Гибралыпар сделался неутральною землею, где согласно уживаются Протестанты и Като­лики, нисколько не думая тревожить и Жидов­ских синагог. Ие без удивления видите, что из числа кладбищ сих трех исповеданий, Ка­толическое содержится хорошо, но Жидовское более всех отличается порядком и чистотою. Остроумный Французский путешественник, Г-н Делаборд, предрекал, чшо Гибралыпар пре­вратится со временем в царство Жидов. Дей­ствительно, множество их переселяется сюда с своим имением, стараясь убегать от нетер­пимости Испанцев. В Гибральтаре не видите ни нищих, ни бродяг, ни площадных ворожей, которыми усыпаны все окрестности Гренады и Севиллы. Здесь все заняты меной, торговлей, а всего более контрабандой. Из деловых людей надобно однакожь исключить Хитонов (Gitauos), или Цыган, бродящих бездельников, у которых нет ни Бога, ни отечества. Они пользуются легковерием благочестивых Католиков, позво­ляя им беспрестанно уговаривать себя крестить­ся, и повторяя такой промысел двадцать раз в жизни, В7« разных местах, потому, что вос­приемники всегда дарят их после этого. Кол­дуны и лошадиные лекаря, Хитаны отыскивают ворожбою украденные вещи, лечаш скотину от наговора, и за несколько копеек пляшут без намяти самые соблазнительные шанцы, перед ко-
70
шорыми никуда не годится сладострастное Испан­ское Фанданго. Пляски их, на каждом гулянье, сушь дочти единственное увеселение здешних жителей. Однакожь Англичане устроили здесь театр, который расшевеливает немного их природную угрюмость.
Во время нашего пребывания в Гибральтаре, западные ветры, удерживавшие нас столько вре­мени в проливе, произвели сильные лихорадки. Англичанин лекарь сказывал мне, что из 6,000 человек гарнизона, который удвоивается во вре­мя войны, по крайней мере четвертая чаешь всег­да бывает подвержена сей болезни. Желая пока­зать нам все, что делает честь духу порядка и промышленности его народа, лекарь эшош пред­ложил мне на другой день осмотреть крепость во всех подробностях. Нам оставалось еще прожить около двух суток, и я согласился. Ве­чером были мы у Губернатора, где Английские офицеры занимаются раззоришельною игрою.
На другой день, я и другие пассажиры, были пред­ставлены Плац-Маиору. Он принял нас весьма ласково, и дал нам в проводники артиллерий­ского сержанта, в красном мундире, с пре­огромным жабо. Наш чичероне ходил перед нами, показывая нам дорогу, стройно и важно, как будто на ученьи. — К северу, на сторону Испании, и к Средиземному морю, соединено здесь все, что только можно изобресть для отражения нападений с земли и с моря. Верхняя часть укре­плений горы, возвышающейся остроконечно, нахо-
т\
дится в 1300 Футов от её подошвы. После по­лучасовой ходьбы по уклону, сделанному посред­ством взрывов, нам отворили подземелье, со­стоящее из длинных корридоров во внутрен­ности горы. Переходы здесь бесконечны; они зме­ятся, всходят, нисходят; этажи их, находя­щиеся один над другим, сообщаются винто­образными, деревянными лестницами. Туш повсю­ду пробиты в камне отверзтия, из которых выставляются жерла каронад и огромных пу­шек. Глядя в сии отверзтия, йзумляетесь, видя далеко внизу под собою приморский берег и мо­ре. Смотря снизу, и различая сии амбразуры в неровности скал, не лъзя не подивиться, кто в этих громадных утесах человек умел изрыть убийственные лабиринты, и силою руки своей пе­ренести в глубину этих орлиных жилищ бо­лее 500 аршиллерийскихии орудий. Каждая из сих подземных галлерей означается по времени ус­тройства её и напоминает имя историческое. Однообразие их прерывается в разных местах обширными залами, для складки запасов и снаря­дов. Только после часовой ходьбы достигли мы самой обширнейшей из таких зал, называемой галлереею Св. Георгия. Мне сказали, что за не­сколько дней до прибытия нашего в Гибральтар, Губернатор выбрал эту галлерею для велико­лепного бала, где находилось все лучшее из го­рода и окрестностей, а Английские офицеры распоряжали угощением. Карегпы чиновников Гиб-
ральшарских, носилки окрестных алькадов ( ), Английские лошади и Испанские мулы, при громе пушечном, взбирались на возвышения горы. В корридорах расставлены были с обеих сто­рон, вместо канделабр, Английские солдаты с . Факелами. Исполинский ковер разостлан был на
полу залы, где происходили шанцы. Множество подробностей рассказывал мне лекарь об этом оригинальном празднике, происходившем в под­земельи, на 4000 Футов выше Средиземного мо­ря, и где потолок залы поддерживал над голо­вами щегольски одетых дам страшную громаду скал в Л00 Футов толщиною. Ужин был до­стоин такой волшебной залы. Из всех следов роскоши, которою хвастала здесь Британская гор­дость, мы видели только черепки стекла и фар­фора, хрустевшие под ногами в мрачном и бесконечном подземельи. Мне невольно пришла в го­лову, когда описывали мне прихотливую выдумку Гибральшарского Губернатора, такая-же стран­ность — пуншевая чаша какого-то Английского Адмирала : несколько тысяч бочек рому влито было в бассейн его парка, с несколькими боч­ками сахару, корицы, и несколькими десятками тысяч лимонов. Прелестный мальчик, одетый машрозом, плавал по бассейну в лодке из красного дерева, и подавал гостям пунш. (*)
(*) Лликадд, вообще судья в Испанским городе, или се­лении. ИИрим. Пер.
73
Но громадные пещеры Гибралыпара вырыты не для шего только, чтобы служишь местом вокса­ла, а для цели более политической и полезной : они образуют собою неприступные казематы, где весь гарнизон может найдти спасение от ка­кого угодно бомбардирования, а бесчисленные за­пасы, которыми, с помощью их, можно снабдишь Гибральтар, делают сию крепость независимою ни от какой блокады.
Наружною дверью вышли мы на свет, и очутились почти на двух третях высоты всей горы. Ты­сячи хищных шпиц гнездятся тут повсюду в неровностях утесов. Мы продолжали всходить по западному уклону горы; солнце палило нас по­чти прямо в голову. Впрочем, дорога устроена весьма удобная. В разных местах, на камен­ных площадках, прикрытых парапетами, мы шли мимо внешних баштарей, снабженных огромными пушками на железных лафетах, которые весьма прочны и занимают мало места. С вершины го­ры, мы парили, так сказать, на воздухе, подоб­но горным орлам,, над всем пространством города, и могли судить об его величине; она не­значительна. Укрепления, придвинутые к самым берегам моря, занимают всего более места. Пу­бличный сад, довольно обширный, присоединяет здания Гибралыпара к другому, так сказать, го­роду, находящемуся на юг, на половине дороги, до места, называемого Краем Европы, и предо­ставленному преимущественно для общественныхъ
74
заведений. Мачта семафора (*) возвышается на те­ме холма, образующего собою средину горы. Ко­зы, цепляясь по утесам, щипали листы растения, называемого chomaerops humilis, род мелной пальмы. Нас перевели потом на восточный край горы, и с сего громадного возвышения мы увиде­ли расширение Средиземного моря между Европою и Африкою. Неровности морских волн совер­шенно исчезают с этой высоты, и в сухой и прозрачной атмосфере мы легко могли разглядеть Африканские горы, с их белеющими в снегах вершинами, когда при подошве их горяш в тоже время знойные Африканские пески.
Проводник рассказывал нам о существовании в сем месте особенного рода обезьян, говоря, что их нигде нет более, кроме Гибралыпарской горы, самой крайней оконечности Европы. «Кро­ме здешнего места, нигде не водятся в Европе обезьяны, » продолжал он с довольною гор­достью. «Здесь на высотах, совершенно безопа­сные от людей, они питаются ветками пальмовника и отпрысками заячьей капусты. Здесь для них единственное жилище, где находят они шишипу и обилие. Губернатор весьма заботится о сохранении наших диких соседей; их запреще­но бить и ловить. Один крестьянин, с вели­чайшим трудом, успел поймать одного изъ
(*) Телеграфы особенного усшройстпа. Прим. Пер.
75
этих смирных зверей, и думал угодить Гу­бернатору, поднеся его в подарок. Но Губер­натор чрезвычайно рассердился, и бедняк, с опасностью сломить себе шею, должен был, по его приказанию, отнесши свою добычу обратно, на то самое место, где достал ее. Благодаря такому покровительству, соседи наши живут спокойно и умирают по своей воле. » Анекдот проводника показался мне совершенно в Англий­ском духе; но что касается до знаменитых Гибралыпарских обезьян, это просто обезьяны, называемые Mucacus inuus, или Мого, безобразная и бедная порода, которых Фокусники учат вся­ким штукам и показывают по ярмаркам. Но я не хотел разочаровывать бравого сержанта, и согласился, что обезьяны его есть величайшая дра­гоценность в мире. Меня удивило после того бесчисленное множество куропаток, летавших повсюду; когда мы подходили, стада их разле­тались перед нами, но едва уходили мы, призыв­ный крик их за нами извещал нас, что бес­печные жильцы утесов Гибральтарских снова слетались бесчисленными стадами. Лекарь сказал нам, что охота за куропатками так-же запре­щена, как и ловля обезьян, не потому, чтобы ружейные выстрелы могли причинять бесполезную тревогу Английскому гарнизону, но для того, чтобы солдаты, привыкнув к сим выстрелам, не приучились быть беспечными и при таких, кото­рые означают различные сигналы. В следствие сих распоряжений, Английские офицеры принужде-
76
nu отправляться лье за три, к ТариФские горы, и забавляться полезным упражнением охоты на Испанской земле. Говоря о солдатах здешних, не могу не упомянуть о Шотландцах : стоя не­подвижно на часах, в своей короткой юбке и в пёстром тартаки, лицем к морю, они не оборачивались, когда мы шли мимо их но дорож­кам, но не оглядываясь на нас, они не забывали отдавать нам честь ружьем. Таков здесь обычай.
Гибральтарские утесы, от которых набрал я обломков, бродя по высотам, состоят из серого известняка, разделенного продольными тре­щинами, которые наполнены железистыми напла­вами яркого красного цвета. Ископаемые ракови­ны и кости животных, принадлежащих к поро­дам ронжеров и различных зверей, переме­шаны с этим наплавом. В южной оконечности показали нам чудесную пещеру Св. Михаила, от­верзтую в полугоре, на западной стороне полу­острова. Беловатые капельные сталактиты ви­сят на её своде, а сталагмиты, выходящие снизу, образуют собою самые странные Формы. Я бро­сал камешки в ращелины пещеры, и по отзыву звуков падения мог понять, что они падали в бесконечные пропасти.
По крутому, но превосходно устроенному ук­лону, простирающемуся полукружием от запада .к северу, мы стали над обиталищами, находя­щимися на краю Европы. Здесь сады окружают здания, выстроенные с большим вкусом. Далее
77
видели мы казармы, военный гошпиталь, магазин припасов,' общую мастерскую, все устроенное просто, но превосходно. Мы рассматривали также и палатки, служащие гарнизону отчасти вместо казарм. Направляя путь к северу, свели нас в публичный сад, где деревья различных родов и обилие цветов, весьма красивых, составляли резкую противоположность бесплодию горы. На мраморной колонне, взятой из Карфагенских развалин, поставлена тут бронзовая статуя Герцога Веллингтона; на медном щите её выре­зана Латинская надпись, в которой расхвален Английский полководец до небес. Здесь нахо­дится еще статуя храброго Эллиота, обессмер­тившего себя мужественною защитою Гибральтара в 4 782игоду. К сожалению, памятник не стоит героя: его изобразили в преогромной треугольной шляпе, в самом принужденном по­ложении; кажется, он хочет закинуть в небо огромные позолоченные ключи, которые держит в руке. Пушка и осадная печка, с её принад­лежностями, нагромождены в пьедестале и по­полняют собою каррикашурносшь этой нелепой работы Английского ваятеля.
Вошед в улицы Гибралыпара, мы встретили множество Маха (*), с их вольными взглядами и в южном наряде, который очень идет къ
(*) Majo, Maja, Прим, Пер.
Испанский щеголь, Испанская щеголиха.
78
ним. они особливо щеголяют обувью на малень­ких своих ножках, убирают голову розами, и гордятся своим коксшшичыим нарядом.
Вообще житье в Гибралыпаре привольно. По­ставленный в климате умеренном, где обилу­ют все произрастения юга, этот утес слу­жит складно^ и для богатств севера : еще не передавая Италии, Сицилии, Мальте и Леванту столь различные грузы, посылаемые Лондоном и Ливерпулем, Гибральтар оставляет для своих жителей все, что роскошь Английская создала бо­гатого и хорошего. Как торговая пристань, как морское перепутье, как военное владение, Гиб­ральтар не уступит никакому другому месту в мире — это один из лучших драгоценных перлов в Британской короне.
ГЛАВА 3
ТАРИФА. — ТАЙГЕР. — МАДЕРА.
Августа 25-го, при небольшом ветре С. В., ми вступили под паруса, вместе с многими други­ми кораблями. Пакетбот наш прошел мимо Та­рифа, который столь бесполезно осаждал в 4 84 4 году Герцог Беллунский. Этот город нахо­дится на самой южной части Испанского полуост­рова, и укрепления его весьма значительны. Неод­нократно хотели здесь засыпать канал, Футов в 4 00 шириною, разделяющий город от остро­ва того-же имени. ТариФский маяк, с двумя Фо­нарями, находится на высокой башне, и хорошо построен. Движимость его огней дает легкое средство мореплавателям отличить огонь маяка от звезд, и сохраняет их от едва покры­тых водою скал Кабезаских.
Вскоре пролив расширился перед нами. Мы принуждены были приблизишься к Испанскому бе­регу, удаляясь от слишком быстрого течения, и тогда прямо против? нас открылся достопамят­ный мыс Трафальгарский, яде дана была, 24-го Ок­тября 4 805 г., ужасная морская битва, в конецъ
80
разрушившая флошы Наполеона. Сколько мыслей внушает это место ! —Все до сих пор остает­ся еще загадкою в эшом несчастном для Фран­ции деле, о котором известие получил ^Наполе­он, как будто предварительный урок цесчасшие, среди блестящих побед своих в Германии. Продолжительное медление Адмирала Французского в Кадикском порте, его внезапная решитель­ность, удивительная близорукость видов, и сла­бость союзников, столь плохо подкреплявших Французский Флот; наконец самоубийство Вилльнёва, прибежавшего из Англии во Францию оправ­дывать свои поступки — все это загадки, и разно­образные изъяснения сделали их еще темнее. Странное решение судьбы вождей в битве Тра­фальгарской отличило ее между другими сражени­ями: Нельсон был убит ; Гравнна умер от ран; Вилльнёв зарезался—Франция, Англия и Испания лишились каждая своего Адмирала.
Под вечер, мы подошли к берегу Африкан­скому, в виду Танхера, или Тангера, Варварийского города, из которого Англичане были прог­наны в 1662 году, и который разрушили они при своем удалении (*). Город находится па узкой полосе земли, возвышающейся близ самого морскаго
(*) Tanger, город принадлежащий к Империи Марокской, или Меракашской, занимающей часть приморского берега до Ашласких гор, на С. 3. Африки. Ее составляют фец, Марокко, Тафилеш, Дарагь и часть Суса. Прим. Перевод,
81
берега. низкие, нездоровые домы, у которых кровли плосские, а стены снаружи вымазаны извест­кой, представляют жалкую смесь строений в двойной, ограде разваливающихся стен. Плохая крепость построена на месте прежних развалин, и баштарея внутри залива не испугает самой слабой из морских держав Европы, если-бы ей пришла охота наказать разбои и оскорбления здешних пиратов. К северу, пески и бесплод­ные горы замыкают небосклон.
Наш Капитан остановился здесь только на то время, какое было необходимо для передачи писем Английскому Консулу, живущему в Тай­гере.—Здесь находится множество Жидов, и с ними обходятся немилосердо. Они принуждены несши в руках обувь свою, если идут мимо мечети, или другого какого-нибудь священного Музульманам места. Если путешественнику, снаб­женному приказом Мароккского Императора, на­добен переводчик для сопровождения его во внут­ренность Африки, правитель Тангера, по отно­шению Консула, дает приказ трем или четы­рем Музульманам искать переводчика. Они от­правляются обыкновенно к Жиду, и когда бедняк не откупится, тащат его из среды семейства, хошя-бы и в день суббошный, бьют, и не редко представляют полумертвого в распоряжение Кон­сула. Если путешественник заметит, что при таком снабжении его переводчиком поступлено несколько строго, отдают ему на волю наградить страдальца, вместе за терпение и услугу. Но не 6
смотря на все подобные притеснения, Жиды дер­жатся в Тайгере ; они посредники в торговле, какая производится здесь между Африкою и Испа­нией). Сближение двух материков позволяло бы усилит здесь промен сарачинского пшена и дру­гих сортов хлеба, Мароккских кож, гумми и воску на разные Европейские мелочи, как-то : табакерки, зеркальцы, железные поделки, часы и проч.—Здешние Жиды вообще богаты. Их калпами, обувь и одежда черного цвета ; они бреют себе головы и отпускают длинные бороды. Ни­кто из них не смеет носить оружия, и все мо­гут ездить только на мулах, в следствие осо­бенного уважения, какое Мавритане здешние ока­зывают лошадям.'—Я видел здесь молодых Мав­ров, приучающих лошадей своих к ловкости особенного рода: в весьма тесном пространст­ве, всадник бросается во всю прыть ; думаете, что он расшибешся об стену, но в том-то и состоит удальство, чтобы остановиться, на всем лету, в назначенной точке. Мне говорили, что иностранцы, которые захотят посмотреть здесь на воинские упражнения туземцев, должны приго­товиться к нечаянному испугу : в них стреля­ют из карабинов, чуть не в лицо, доказывая ловкость тем, что пуля пролетит мимо, чуть не по волосам, но не заденет головы — это по­читается особенною учтивостью.—Из женщин, мы встречали по улицам только Жидовок ; они были под покрывалами, и тщательно оберегаемы своими мужьями. Ревновать мужьям не мешаетъ
83
никакое верование, как равно женщинам кокет­ничать. Кажется, что и здесь женщины умеют управлять мужьями, точно так, как и везде; их обхождение с любезными супругами казалось нам довольно грубо.
Гибралынар, Тайгер, материк Европы и ма­терик Африки исчезли от нас в волнах, и при пособии хорошего ветра опт NJNE, мы быстро устремились по водам Атлантического Океана. На пятый день плавания, с мачты закричали; Зем­ля! Подобно другим, я бросился на верх, и дей­ствительно увидел, что впереди что-то не­определенно и неправильно обозначается в тумане; это был остров Порто-Санто, небольшая земля на север от острова Мадеры. Хотя гораздо бо­лее возвышенный и обширнейший, по закрытый гу­стым туманом, остров Мадера показался чет­верть часа спустя. Мы направили путь в залив Фунчальский, на юговосточной стороне Мадеры.
По мере того, как приближались мы, остров увеличивался; казалось, он бежал к нам. беспрерывно открывалось новое очарование зрелища. Издали взор останавливался только на двух высочайших точках, вершинах гор Руиво и Снматорпнгае, первой в 965, другой в 90 тоазов. Потом, когда мы подвинулись далее в залив, величественное зрелище являли волканиче­ские длинные мысы, замыкающие собою утихнувшее в них море, и этот город Фунхал, постав­ленный на верхней точке полукружия, с его белы­ми домами, прислоненными к черной базальтовой 6*
84
стене, выдвинутой над ними на 3,000 Футов. Когда наконец, могли мы рассматривать в под­робности величие этого амфитеатра, подошву ко­торого омывают волны Атлантические — что за зрелище увлекательное, живописное! Какая свежая природа! Какие богатые противоположности! Здесь, на потоке застывшей лавы, ряды дерев зеленых и мощных, повисших над крутым обломом горы; там сельские домики, церкви, часовни, мо­настыри, одно над другим по горе, и с моря кажется, будто все это составляет ступеньки огромной лестницы па гору; вйоду на волканичес­кой почве видны необозримые сады, рощицы, длин­ные каштановые аллеи.
Обогнув скалы Илльсо, или Иоо, защищенные баттареями, мы стали на юг от Церковной го­ры, против монастыря de Nossa Seu hora do Monte, прелестно оканчивающем собою горную вершину. Пам можно было оставаться только два дня на острове Мадере, отчизне знаменитого вина, запас­ном магазине для плывущих в Индию. Надобно было поспешить все увидеть.
Мадера, Португальский остров, находится под 32° 38' ш. с. и 4 9” 46‘ долготы восточной от Парижа, в 446 льё от западного берега Африки, 256 льё от Лиссабона и островов Асорских (*),
(*) Acopcçie острова, на С. 3. от Мадеры, принадлежат Португалии; главные из них : Тсрцейра и Св. Михаила (San-Miguel). Всего их девять; они составляют простран­ство около 800 кв. миль. Прим. Перев.
85.
в 60-ши ош КанариЙских. Он составляет про­странство на 70 миль квадратных. Народонасе­ление здесь простирается до 400 тысяч человек. Остров делится на два Капитанства, Фунъалъское и Маснкское, называемые по именам главных го­родов. В Фунчале полагают до 20-ши тысяч, в Мачико до 2,000 жителей. Кроме сих двух городов, есть еще несколько местечек, из ко­их можно упомянуть только о Санта-Круз, на­селенном 4,200 жителей.
Едва бросили мы якорь, как и отправились к берегу на маленьком иоле. Мы вышли на приста­ни, где грозно разбиваются волны морские, и всту­пили в Фунчаль. Вот город совершенно Пор­тугальский по своей постройке—неправильный, ни­чтожный, узкий, кривой, нечистый; его мостовая, составленная из мелких острых кремней и сло­истой лавы, портит обувь и режет ноги пеше­ходов. Горные потоки могли-бы очистишь, осве­жить город, если-бы жители не сделали из них канав самых неопрятных, сбрасывая туда вся­кую нечистоту из своих жилищ.
Немногое число порядочных домов в Фунчале принадлежит Англичанам. Рекомендованный од­ному из здешних Англичан ; известному тор­говцу винами, я нашел у него прием самый ла­сковый и дружеский. — « Пойдемте » — говорил мне добрый купец — « я покажу вам все редко­сти нашего острова. » Надвинув на голову огромную соломенную шляпу, он повел менл в Губернаторский дом, на passao publico ( публич­
86
ное гулянье ), богато отененное померанцевыми, лимонными деревьями, тополями и ивою ; по­том в театр, почти всегда запертой, в го­спиталь, наконец в Митрополитскую церковь. «Посмотрите—говорил мне добрый Г-н Шмидт, указывая на брусья в церкви — этО кедровые ; теперь на Мадере почти вовсе нет кедра, а прежде им покрыт был весь остров. Как гора Ливан, это был густой лес, едва прохо­димый. Кто сделал из Мадеры то, что она теперь — голый утес ? Опустошение-ли волкана, как говорят одни ; пожар-ли, как говорят другие? Или просто рука человека, мало по малу уничтожающая все, что творит природа? Загад­ка, загадка даже и для вашиХ Французских уче­ных, которые всс знают » — прибавил он, с насмешливою улыбкою.
Я не перебивал речей моего проводника, я совершенно предавался впечатлениям того, что видел перед собою — эшому уже Африканскому климату, этому тропическому произрастанию, столь новому для меня ; мне не было ни времени, ни охоты отдавать отчет в моих впечатле­ниях, или подвергать их методическому иссле­дованию. Глубоко занятой местностью, без, мыс­лей следовал я за Г-м Шмидтом в монастырь Францисканский, где он готовил мне неожидан­ное зрелище. Один из братии встретил нас у ворот и провел прямо в корпус монастыр­ских зданий. Здесь отворил он двери в какоето низкое со сводами здание — ужас: со всех.
87
сторон были тут разложены косши человече­ские, расположенные по стенам тупыми углами, с черепами по средине их! Монах рассказал нам, что все это останки благочестивых и святых людей, прославивших житием своим Мадеру, и что по верному счету число их простирается до трех тысяч. Эшо собрание костей называет­ся здесь Часовнею черепов, хотя оно походит более на собрание какого нибудь ученого черепо­слова, нежели на место посвященное молитве и благочестивым размышлениям. Посетив другой монастырь, женский, где не заметил я строгости, какая бывает в Португальских монастырях, мы возвратились в город.
Население Фунчаля состоит из народа хилого, сухощавого и больного; но жители в окрестнос­тях отменно здоровы и сильны. Из них муж­чины вообще заняты обработкою виноградников; во время сборки винограда, вы видите их, как они, в холстинных рубашках, пестрой обуви, красном или синем калпаке — смело и гордо идут по горным дорожкам в город, неся на палках свои borrachas (меха), наполненные выжа­тым соком винограда. Женщины заняты быва­ют другими работами; они сбирают по горам терновник ракитник и другие кустарники, свя­зывают их и носят домой для топки печей. Одеяние их составляет простая рубашка, юбка, калпак, или платок, обвязанный вокруг головы. Между торговым народом, населяющим город, видно более роскоши; тут является полный Пор­
88
тугальский костюм — шляпы, башмаки, чулки, длин­ные черные платья, юбки черного сукна, и широкия шляпки-капоты, в которых погребены бывают головы щеголих.
Самый роскошный из домов в Фунчале есть Губернаторский.—Все, что только находится зна­чительного на острове, сходится сюда, прини­мается ласково, обедает, угощается ; Европей­ские путешественники, поселившиеся здесь Англи­чане, туземные купцы и космополиты монахи бе­седуют вместе. Доход Губернаторский, значи­тельный сам по себе, умножается еще пошлиною, которую платит ему Английская здешняя Факто­рия. Для защиты острова, под начальством Гу­бернатора, находится горная крепость, повелева­ющая Фунчалем, бапппареи Илльеоских утесов, крепость Сант-Его, и от 12-ши до 15-ти ты­сяч милиции.
В бытность нашу в Фунчале, Его Превосхо­дительства не было в городе ; он отдыхал в своей загородной квинти, иди увеселительном доме, от трудов по управлению островом. На­добно прибавить, что ни в какую другую пору Мадера не является столь прелестною и увлека­тельною. Эшо было время сборки винограда; на­род находился повсюду в деятельном движении;’ всюду раздавались песни горных жителей и звон­ки мулов их. Я не хотел оставит Фунчаля, не насладившись таким необыкновенным зрелищем. На другой день, рано утром, был уже я на до-
89
роге в Мачико, с проводником. Мы ехали на мулах.
Дороги во внутренности острова несносны. На­добно пробираться по горам, над ужасными про­пастями; там останавливают вас густые кус­тарники ; здесь опасные переезды через болота. В окрестностях Фунчаля утесы состоят из крепкой голубой лавы, но далее, чем больше при­ближаетесь к вершине гор, все следы волкани­ческих переворотов исчезают, кварц и шист становятся обильнее. По обязанности естество­испытателя, я старался открыть, во время поезд­ки моей, какие нибудь остатки кедров, о кото­рых говорил мне Г-н Шмидт, и ничего не на­ходил. Согласно с Форстером, я думаю, что пре­дание ошибается, и что кедрами почитали здесь ка­кие нибудь кипарисы, или лиственниды. Но меня особенно заняли два рода величественных дерев, растущих на самой возвышенной части Мадерских гор и называемых здесь Мигтииапо и Рао Ьгапсо. По словам Бенкса, это Laurus indica, и оно-то доставляет Англичанам драгоценное де­рево, называемое ими Мадерским красным дере­вом. Мржду деревьями сих двух пород рас­тут повсюду кустарники; кактусы, молочай, ди­кая маслина; далее цветы, травы, злачные расте­ния ; la fuchsie écarlate, недотрога (le mimosa), трясунка ( la brize tremblante ), дикая мята, крас­ная наперстянка (la digitale pourprée).
Наконец, после продолжительного переезда по Kypa.no и около подошвы горы Рунво, я прибылъ
90
в самую обработанную часть острова. Тут, на возвышении над городом Макино, теснятся все плодовые деревья нашей Европы, перемешанные с лимонами, померанцами, бананами, Индийскими гру­шами (goyavier). Длинные ветви винограда, обре­мененные кистями спелых ягод, висят на бам­буковых решетках, или опираются на шпалер­ник. Листья винограда составляют таким об­разом защиту, под которою зреют ягоды. Са­мою лучшею землею для винограда почитается здесь та, которая составлена из красного и жел­того известкового ту«а; для предохранения план­таций от обвалов, их укрепляют в разных местах каменными стенками.
Когда мы прибыли на возвышение, день оканчи­вался, и я последовал за толпою виноградарей, отправлявшихся в давильни. Все имеющие право на участки вина находились уже туш : хозяева земель, наемщики и сборщик в пользу казны ; он немедленно отбирает следующую подать му­стом, или выдавленным соком. Остальное де­лится на две равные половины — помещику и на­емщику земли. Пятнадцать тысяч пип вина (*) выходит ежегодно из Мадеры. Это главное бо­гатство здешнего острова, и его оценить можно в 4 0-ть милльонов франков, по ежегодной цене отпуска. Качества вина бывают весьма различны,
— 4_
(*) Португальская пипа содержит в себе 26-ть альмодов, равняющихся 16,541 литра. В Русском ведре 12,289 литра. Прим. Пер.
91
смотря по свойству почвы и трудам обработки. Лучшим сортом вина почитается МальвоаднМа дера —это отборное вино, и оно довольно редкр. Затем следует простое Лондонское (Lon­don particular), или тннто, а за ними множест­во сортов качества второстепенного. Странно покажется, если сказать, что из 45-ши тысяч пип, вывозимых из Мадеры, в Европу идет едва-ли триста или четыреста пип ; все осталь­ное отправляют в Америку и в Индию. Неко­торые другие произведения, как-то: хлеб, сара­чинское пшено, сахар, дополняют вывоз това­ров из острова.
Уже ночью достигли мы Маинко. Говорят, что имя этого города происходит от имени Анг­личанина Мачима, который прежде всех открыл остров Мадеру, в царствование Эдуарда ИИИ-го. Если верить Португальской летописи, юный Анг­личанин этот увез прелестную и богатую кра­савицу, Анну ДарФеш, и в лодке, без кормщи­ка, отправился с нею из Англии во Францию. Лю­бовники не заметили, как началась буря ; лодку их умчало в Океанъ^, долго носило по волнам, и наконец бросило к острову Мадере. Здесь жили и умерли они. И теперь еще показывают место, где пристал Мачим, называя его porto Machico, или porto clos Ingleses, по преданию, ко­торое утвердил Гонзалез, первый из Порту­гальских мореплавателей, открывший Мадеру. Небольшой крест поставлен на этом месте.
92
Из Мачико ясно виден остров Порто-Санто, богатый вином не менее Мадеры, хорошо обрабо­танный, и на 20-ти льё пространства заключаю­щий в себе до 6000 жителей.
Любопытство мое было удовольствовано; а про­ехал Мадеру во всю ширину её. Морем отпра­вился я в Фунчаль, на прибрежной шлюбке. Мой приветливый Капитан пакетбота ждал меня на пристани. По моей просьбе, он договорился уже о переезде моем на корветше, которая должна была отправишься в Сенегал, остановясь прежде того у Канарийских островов. Мои пожитки были уже перенесены на корабль. Мне оставалось только поблагодарить доброго сопутника, и по­спешно бросишься в лодку, отправлявшуюся к кораблю.
Глава 4
\
КАВАРИХКСКИВ ОСТРОВА.
Сентября 6-го, при С. В. ветре, мы отправились к Сенегалу. Время было благоприятное. Через два дня после отбытия из залива Фунчалъского, перед нами появился из волн Океана самый ' главный остров из числа Салвахскпл. Он неболее двух льё пространством, и состоит из скал, возвышающихся на 300 метров над мо­рем. Обломки, беспрестанно падающие с утесов его, показывают, что эта необитаемая громада ожидает только сильного землетрясения ; тогда развалится она и исчезнет в безднах Океана. Здесь нет места человеку. Море яростно разби­вает волны свои об утесистые, неприступные берега. Мы могли различать только голые скалы, глиняного цвета, и кустарники, покрывающие вы­соты утесов. Птиц, живущих в сей пустыне, такое множество, что они, будто туча, затмевают солнце, подымаясь стадами,
В Я часа утра, на другой день, Тенериф был у нас в виду, но покрытый туманом. Знамени-
94
ипыЙ Пик его (*), ипо показывался, то исчезал в воздушных волнах. Остров был от нас в 15-ши льё ; говорят, будто он виден бывает даже в ЛО-ка льё. Ветер от NNE вздувал па­руса наши и быстро двигал нас по легковолнуе­мому пространству вод. Мы обошли мыс Анага, и оставили вправе три скалы Ного. — В час по полудни были мы в виду Санта-Круза и его полукруглого залива, который не может одна­кож вмещать более 12-ши военных кораблей. По обыкновению, пушечным выстрелом потребовали мы лоцмана, и в 5-шь часов вечера барка, с несколькими людьми провела нас к приста­нищу. Отправившись к берегу на прибрежных ' барках, и приближаясь к нему, я мог хорошо рассмотреть положение Санта-Круза : он нахо­дится в низкой долине, при подошве утесистой горы. Колокольни и мпрадоры ( ** ) домов разно­образят длинную линию, по которой протягива­ются городские строения. Никакой зелени не ви­дите на растреснутых обломках базальтовых громад, образующих собою грозные стены во­круг города и гавани. Удушающий жар отра­жается солнечными лучами от этих волканиче­ских твердынь.
(*) Словом: пикб, вообще означается остроконечная гора; но это имя сделалось собственным для горы Тенериф­ской. Прим. Пер.
(+*) Mirador, открытые бельверы, которые строят в Испании на домах, для наслаждения прохладою вечернего воздуха. Прим. Пер.
95
Mu вошли в Санта-Круз сквозь деревянные городские вороша. Город показался мне довольно велик и миловиден; его прямые, широкия, про­сторные улицы украшены шрошшуарами из мелких, круглых и неровных каменьев, с закраи­нами из лавы. Мостовая пыльна и усыпана мелким кремнем; строения вообще приятного вида. Обыкновенно, у здешних домов находится об­ширный двор, окруженный открытою галлереею на столбах, которая служит сенями и магази­ном. По средине двора водоем, для стока дож­девой воды, из которого вода процеживается в маленькие резервуары, сквозь пористый камень; эти водохранилища украшаются снаружи красивым колодцем в Мавританском вкусе, и обсажива­ются цветами. Переход с одной стороны двора ведет к главному корпусу дома, построенному в два этажа. Комнаты, у которых потолки устроиваготся из голых досок, кажутся мрачны­ми, потому, что бывают весьма обширны; но это дает прохладу, и ею всего более дорожат в здешнем жарком климате. Стены, чисто ошту­катуренные, убирают разными духовными изобра­жениями, плохо гравированными, и маленькими зеркалами.
На городской площади, неподалеку от при­стани, внимание мое обратилось на Фонтан, из которого летом изливается вода только в из­вестные часы. Каменный образ Богоматери ( de Notre-Dame de la Chandeleur ) поставлен на обе­лиске из белого мрамора. По углам подножия
1
96
сего обелиска видны статуи четырех последних властителей Гуанческих, первобытного народа, некогда обладавшего островом; головы сих Ко­ролей в лавровых венках, и они представлены в каком-то восторге, поднимая к небесам человеческие кости. В Испанской надписи сказа­но, что заступлением Богоматери, Испанцы успе­ли искоренит Гуанчей, народ пастушеский и военный. Бассейн «октана сделан из черной лавы, и белизна мрамора статуй приятно разно­образит с цветом его. Воду доставляет в сей Фонтан источник, который, перебираясь по рытвинам, проведен в город деревянными трубами, утвержденными на подмостках. На этой площади, лучшей из трех, находящихся в Сан­та-Крузе, по вечерам производятся военные смо­тры и ученья гарнизона и милиции. Я осмотрел несколько церквей ; они обширны, но неизящного зодчества. Привески ( ex-voto ), плохия картины, безмерная роскошь позолоты безобразят их сво­ею пестротою. Дым маленьких восковых све­чек, зажигаемых тысячами перед алтарями раз­ных святых, коптит своды и образа. Неприят­ный запах слышен из церковных погребов; в них хоронят мертвых, следуя старому, весь­ма дурному обычаю, и от того все церкви здеш­ния испещрены эпитафиями.
Находясь под тою-же зоною, под которою находятся Китай, Индия и Персия, остров ТенериФ, благодаря своим долинам, горам и бере­говым возвышениям, соединяет все роды темпе-
97
рашур, кроме холодной. Больным, как говорили, можно посоветовать вместо лекарства благовон­ный воздух здешнего города Оротава. Англйчане предпочитают даже Тенерифский климат Итальян­скому. Ош того на острове большое стечение на­рода. Иностранцы, купцы из различных стран Ев­ропы, отличаются разнообразием своих националь­ных одежд. Смуглые Африканцы с мыса Могадора, которых узнаете по их чалмам, капкам, при­вязанным к плечу, и полусапогам из красной кожи, беспрестанно встречаются по улицам. Ни­щие надоедают путешественнику в Санта-Кру­зе, и бесстыдство их не уступает иеопрятешву их одежды. На каждом шагу, вас привет­ствует нищий и просит исполнишь вашу картнл.иу (’). Испанцы расхаживают важным шагом, за­кутавшись в суконпые плащи, которые носят они летом и зимою. Священники, пустынники, монахи толкаются по троштуарам; шагу не сде­лаете не зацепившись за их рукава, которые беспрестанно целуют у них набожные прохожие. Купцы останавливают духовных людей, дают им небольшие монетки и просят молить Пре­святую Богоматерь о помощи в торговых пред­приятиях. В Санта-Крузе есть Инквизитор ; но ревность Святой Коллегии умеряется здешними (*)
(*) Leerle п ппо la cartilla — учтивое выражение Испан­ское: напомнить комц нибуд обо еео обязанности. Но в тоже время, cuartillo значит и четверть реала Испанского, медную серебряную монету. Прим. Пер.
7
98
коммерческими нравами. Под влиянием Испанской политики, Инквизиция ограничивается здесь толь­ко наблюдением за ввозом философских и вред­ных книг, и преследованием Франк-Масонов. Росписи, выставленные в церквах, показывают благочестивым людям, каких именно книг должны они убегать. Эти каталоги весьма любо­пытны : под равным проклятием видите вы в них самые отвратительные и самые высокие про­изведения ума человеческого. Иногда цензоры Инк­визиции попадаются в забавные ошибки: несколько лет тому, не читавши, они обрекли проклятию книгу о Революциях, думая, что в ней говорит­ся о каких нибудь возмущениях политических, а это было превосходное математическое сочине­ние о революциях ( т. е. поворотах ) небесных тил ! Впрочем, на строгость цензуры здешней могут роптать немногие, занимающиеся чтением, а вообще народу, или большей части жителей, не велика нужда до цензуры, ибо он просто ничего не читает. Всегда занятые пением духовной песни, всегда перебирая рукою чешки, ремеслен­ник, виноградарь, земледелец, обутый в свои эспадрилн [ * ), с шелковою сеткою на голове, даже идет по рынку и по улице напевая псальмы. Всшретится-ли вам за городом погонщик му­лов, разнощик, крестьянин — у всякого в ус­тах какая нибудь духовная песня, или Господи помилуй !
Я не согласен с людьми, осуждавипими нарядъ
(*) Род обуви, из толстой ткани, espadrapo. Прим. Пер.
99
Тенерифских женщин; их короткая юбочка, из шерстяной материи желтого цвета, с черною ши­рокою бордюрою, право, очень красива. Мантилья, которую подымают они на голову, до самого лба, чтобы закрыт шею, плеча и руки, показалась-бы одеяньем неловким и безобразным при ихч. круглой шляпке, но женщины здешния умеют по­собишь неловкости этого одеяния особым щеголь­ским манером надевать мантилью. Богатые жен­щины, ходя только в городе, и то в часы про­хлады, не имеют надобности носишь шляп, и материя, из которой делают они мантильи, бы­вает саржа, или даже кисея, с кружевною об­шивкою. Моды Французские успели завоевать себе несколько прелестных охотниц до щегольства; но влияние Испанских нравов придает даже и эшим щеголихам что-то суровое и принужден­ное. Вообще походка женщин здешних медлен­ная, физиогномия угрюмая; своими веерами закрыва­ют они в половину лицо, и никогда не оборо­тятся к вам, какие-бы учтивые ласкательства ни начали вы говорить им. Вообще они смуглы и сухощавы; рты у них слишком велики, носы слишком орлиные, но зубы их прелестны, брови красивы и глаза живые.
В образованных обществах здешних, ино­странца всегда встретят и примут ласково. Едва входит гость, по здешнему обычаю, подно­сят ему рюмку мадеры и снгарнто — род не­больших сигарок из крошеного табаку, завер­нутого в трубочку из тоненькой бумаги. На
7*
100
Тенерифе, как и везде в торговых колониях, жадно слушают вести из Европы и с любопыт­ством читают Журналы. Каждого прибывшего вновь окружат, засыплют вопросами ; но за то готовы здесь, отплатить вежливостью и услугою всякого рода — поведут вас смотреть все ред­кости, все замечательное, готовы рассказать вам всякия подробности, и услужить вам во всех ва­ших надобностях. Я одолжен дружескому учас­тию особ, известных знаменитостью имен сво­их и степенью чинов, теми исследованиями, ко­торые, менее нежели в неделю пребывания моего на Тенерифе и других островах Канарийских, успел собрать.
Архипелаг Канарийский находится между 27“ 39' и 29“ 26* сев. шир. и 15° ДО' — 20° 30' зап. долготы, от Парижа. Он состоит из сема островов: Лапсероипы, Форшавешпуры, Великой Канарии, Тенерифа, Гомеры, Пальмы и Ферро. Не­сколько каменных утесов, возвышающихся из бездн моря, образуют собою островки Алегранд«, Клара, Граеиода и Лобос ( веселый, светлый, приятный и волчий), но они не стоят упоминания.
История этого архипелага исполнена чудесно­стей. Если хотя немного веришь предположениям, то легко убедиться в поэтическом веровании многих, будто Канарийские острова суть облом­ки древней Атлантиды, этой обширной земли, навсегда погибшей и поглощенной волнами моря во время ужасного наводнения и переворота, когда море разрушило перешеек Гибралыпарский, раз-
401
единило Европу от Африки, и страшно хлынуло в западный берег Африки. Здесь — кто осмелит­ся спорить против этого?—здесь, может быть, протягивалась, от Асорских остронов до Зе­леного мыса, эта обширная земля, обильная, пре­красная, кипевшая народом, который Платон за­ставляет говорить в своем Тимее: « О Солон, Солоеъ\ вси вы, Греке, дъте\» Здесь, может быть, простиралась эша область баснословия, о которой говорили Омир, Дионисий Аликарнасский, Диодор Сицилийский, Страбон, Плиний, и столько дру­гихъ—земля волшебств, знаменитая в Греческой Мифологии, виденная Атласом, Геркулесом, Персеем, земля Амазонок и Горгон, где жили Титаны, цвелиГесперидские сады, с их золотыми яблоками, жилище поэзии, погруженное в бездны морские, так, как мир Древней Поэзии и Мифо­логии погрузился в бездны веков.
В последовавшие за тем времена, Канарийский архипелаг был известен под именем острово в Счастливых, и Пгполомей назначал место ' их между 44 и 16° сев. широты.—Карфагеняне проникли сюда. Юба, царь Мавританский, отправ­лял нарочно экспедицию и дал островам назва­ния, сохранившиеся доныне : Юнония велпкая и Юнония малая — эпю, как говорят многие уче­ные, Лансерота и Фортавентура', Канария, имя ко­торой произошло от прекрасной породы тамош­них собак; Нпвариа, Тенериф, названный Нивариею по снегам, венчающим Пик его; Каярарил— нынешняя Пальма, обильная козами ; Плювиалил —
1
402
остров Ферро — Железный, потому, что на нем нет водных источников, и жители довольству­ются дождевою водою; наконец Пурпурария, ко­торую Данвиль почитаешь Лансеротою.
После экспедиции Мавританского государя, ве­роятно, не однажды приставали сюда корабли, увлеченные бурею, и мореплаватели, посещавшие Африку, касались здешних островов. Можно по­лагать, что Аравитяне узнали их в то время, кргда ревность Исламизма устремила сих завое­вателей на запад. Даппер уверяет, что Арави­тяне назвали тогда сии острова éi-Bard (холод­ные), по причине снегов Тенерифского Пика, а потом Gezayr él-Khaleddt (счастливые), по при­меру Древних. Как-бы шо пи было, но известия о Канарийских островах были весьма неопреде­ленны, пока ИнФанш Дон Люиз де-Серда вы­просил их себе во владение у Папы Климента Vi-го, в 4 ЗЧЛ году. Жалованная грамаша Папы ис­числяла следующие имена: Канария, Нннгрария, Плю~ виалия, Капрария, Юнонилу Эмбронел, Атлантика, ГеспериЯу Цернентия, Гаргония и Гаулетия, всего одиннадцать островов, вместо сема—доказатель­ство, как худо знали земли Атлантические. Но До­ну Люизу не удалось даже и взглянуть на свое Афри­канское Королевство. В последствии, когда море­ходцы западные принялись за поиски в Африке, ар­хипелаг Канарийский несколько раз служил для них местом спасения при кораблекрушениях. Историки Испанские говорят о жителях Сицилии, Маиорки и Аррагонии, пристававших к Канарий-
403
ским островам. Всего более походит на роман рассказ их о каком-то Бискайце, Мартине Руитди Лвендано. Брошенный с кораблем своим бурею к берегам Лансерошы, Руишзо, по сло­вам Испанского писателя Клавихо, нашел сей остров населенным племенами народа сильного и красивого, которые называли себя Г/анси. Черты лица были у них прекрасны, рост исполинский, сила непомерная. Испанец и товарищи его бед­ствия были приняты с особенным дружеством, и Руитзо, удостоенный чести жить во дворце государя Лансерошского, так умел понравиться супруге властителя острова, что новорожденная дочь Королевская совершенно походила на ловкого и вкрадчивого чужеземца.
Только с 4402 года начинается достоверная история Канарийских островов. В этом году, искатель приключений, какой-то Барон Иоанн деБетанкур, и товарищ его, Га дилер де ла-Салл дворянин Гасконский, приплыли к Лансероте и построили крепость, назвав ее Рубикон. Сей пер­вый шаг к завоеванию, был последуем дальней­шими победами, подкрепляемыми прибытием вся­кого Европейского сброда. Испания решилась при­совокупить завоевания этих бродяг к своим владениям. С 4 464 г. Дон Диего Гарсиа де-Гер­рера, названный правителем Лансерошы и Фортавентуры, переправился на Тенериф, который успели покорить однакожь только тридцать два года спустя / под начальством Испанского аде-
! 0'4
лапта до (*) Алонза Фернандеза де-Луго. Но го­раздо прежде была покорена Испанцами Пальма, а Испанец Педро де-Вера завоевал Канарию.
Подчинение Тенерифа было последним делом Гуанчей, туземцев Канарийских. По договору с властителем Тенерифа Бенсомо, де-Луго обязал­ся сохранить его личную безопасность, и вскоре вероломно нарушил свой договор. Несчастного властителя Гуанческого увезли в Испанию, как редкую диковинку ; дотом возили его в Рим и Венецию, показать Папе и Дожу Венецианскому. Там умер последний государь Канарийский, в состоянии достойном жалости. Но не только одни государи — весь народ Гуанчей погиб от меча Испанцев и заразительных болезней. Че­рез несколько лет после покорения Тенерифа, ни на одном острове Канарийском не остава­лось уже ни одного из прежних туземцев Канарии.
Этот первобытный народ стоил лучшей учреши. бесстрашный, добрый, доверчивый, он должен-бы”„ остаться даже для того, чтобы показать Европейским пришлецам свое само­бытное и превосходное образование. Из тысячи примеров, могущих дашь понятие о характере Гуанчей, почитаю достаточным представить толь-
.(*) Adelantada, звание, соответствующее председателю Главного областного суда, или Губернатору. Прим. Цер.
105
ко два, которые беру я из примечательного, и до­ныне неизданного сочинения Г-на Бершело, ученого Француза, долго жившего на острове Тенерифе, где занимал он должность Директора одного учебного заведения. Г-н Бертело не мог скры­вать своего пристрастия к первобытным оби­тателям Канарийских земель ; тщательно изу­чив нравы их в памятниках и преданиях, он оживлял сей исчезнувший на веки народ в сво­их живописных рассказах. Вскоре после зна­комства со мною, Г-н Бершело принужден был, по причине гонений Испанского духовенства, оста­вить Тенериф и удалиться во Францию. Желатель­но, чтобы он привел в систематический поря­док все, что было собрано у него для истории Гуанчей. Вот слово в слово отрывок, кото­рый дал мне Г-н Бершело, и который относит­ся к покорению Испанцами Канарийских земель. Лучше длинных рассуждений, он показывает, что за народ были Гуанчи.
«Во время вторичного нападения Испанцев на остров Канарию, Капитан Диего де-Сильва, с 200 солдат своих, вторгнулся в область Гальдар, опустошил ее, похитил стада, захватил женщин. Темезор Семидал, один из гванартемов, или государей острова, собрал своих эдипов, напал на Сильву с превосходным чис­лом, и принудил его укрыться для защиты в одном здании, служившем, как говорили, мес­том для казни. Окруженные со всех сторон, Испанцы защищались два дня, но видя, что помо­
106
щи и спасения ожидать невозможно, решились на­чать переговоры и просили победительного Семидана о помиловании. Ой сам приближился к осажденным, в сопровождении гвайресов, или вельмож своих, оставил всех других за укре­плениями и один вошел в средину неприятелей. Тронутый бедственным состоянием, до кото­рого доведены были Испанцы, Семидан начал го­воришь им: «Жалею об вас, ибо мои воины ре­шились истребить вас без пощады. Вы пришли к нам с неправедною войною, похитили наши имения, опустошили нашу землю, и великий Ллькорак (бог) явно мстит вам за нас, если вы са­ми убежали в место, назначенное для погибели преступников. Однайожь, поклянитесь мне оста­вишь ваши несправедливые замыслы и, может быть, я спасу вас.» Обнимая колена победителя, Сильва клялся, что немедленно удалится. Тогда добрый гванаршем подозвал к себе с высоты укреп­лений главных своих вельмож, и объявил, что Испанцы захватили его обманом, и хотят умер­твить, если им не дадут свободного выхода. Гвайресы оскорбились, хотели сражаться, но вой­ско, любившее Семидана, не решилось подвергать жизнь его опасности и дозволило Испанцам уда­литься. Заключили договор ; немедленно оказана была неприятелям всякая помощь. Положено было, чтобы сам гванаршем проводил неприятелей до ниого места, где стояли корабли их-j и которое до сих пор указывают, называя его la Cuesia de Silva. Отправились ближайшею Дорогою. Сопро­
107
вождаемые Семиданом и его войском, Испанцы с ужасом увидели ; что их привели на край утесистой горы ; страх овладел ими ; смерть, казалось им, является в самом страшном виде; они думали, что Гуанчи хотят сбросит их в пропасши. Семидан заметил робость на лицах побежденных, понял причину, и оборотясь к Сильве с усмешкою сострадания, сказал; «Не бой­ся ничего—мы знаем тропинки, по которым проведем вас к берегу — дай мне руку; я сам помогу тебе ео.йдши безопасно.»—Каждый из Гуанчей взял под руку Испанца, и их безопасно провели мимо пропасшей. Сильва обнял своего избавителя, отдал ему свою шпагу в залог клятвы и удалился от берегов, исполненный благодарного изумления.
«В 4 493 году, Фернандез де-Луго, аделантад Испанский, приплыл к Тенерифу с 4 000 воинов, и после многих бесплодных покушений, оставил наконец свой укрепленный лагерь близ Аназа (Санта-Круза). Он приблизился к горам, окру­жающим область Таоро, желая осмотреть место­положение. Властитель Венчомо, сведавший об его походе, отправился из Орошопала (Оротава), оспиавя брата своего Тингваро в засаде, па краю долины Асенгпехо, куда Испанцы безразсудно ос­мелились войдти. Хорошо рассчитанными сообра­жениями, Бепчомо угадал все намерения неприяте­ля, и с отличным войском скрылся в ближних лесах, дабы кончишь дело решительным ударом. Де-Луго прошел трудное дефиле, не замечая ни-
1
108
какого движения; все было тихо и спокойно. Гуанчи ожидали врагов при Их возвращении. Испу­ганный уединением места, боясь нечаянных напа­дений, предводитель Испанцев ворошился назад, гоня перед собою многочисленные стада, нарочно оставленные Гуанчами, чтобы затруднить его от­ступление. Едва только Испанцы вступили снова в роковую долину, войско Тингвара показалось на всех окрестных высотах, и с страшным криком начало губить врагов, скатывая на них огромные утесы. В тоже время, Гуанчи, скрытые в лесу, ринулись в битву, а Бенчомо пресек от­ступление Испанцам. Сжатые в тесном ущелье, где не льзя было развернуть рядов, Испанцы ста­рались только спастись от гибели, и в отчая­нии тщетно призывали на помощь Св. Иакова. ДеЛуго хотел одушевить подчиненных своим при­мером, но уступил числу неприятелей и выгоде их положения, едва успевши с сотнею воинов, после тысячи опасностей, выйдти из ущелья. Сре­ди жаркой битвы, говорят историки, Бенчомо явился на поле сражения и нашел своего брата, раненного копьем и сидящего на краю одного ущелья. «Как!» воскликнул Бенчомо—«твои во­ины сражаются, а ты сидишь в бездействии?»—Я победилъ—спокойно отвечал Тингваро—как пол­ководец, я кончил свое дело; пусть теперь мои воины оканчивают свое—истребляют врагов ! »
«Но битва при Асентехо была последним днем славы для несчастных Гуанчей. Неслыханные бед­ствия следовали за сею победою; счастие оставило
г
409
победителей и Испанцы подчинили побежденных тяжкому игу. Прекрасные острова утратили даже имя, которым славились дотоле; несчастные оби­татели их были преследуемы даже в самых не­приступных убежищах; одни из них бросались с вершины утесов, и погибали бесплодными жерт­вами за отечество, которого уже не могли защи­щать; другие умирали с оружием в руках; кто переживал общую погибель, делался рабом и был продаваем в невольничество чужеземцам. В тогдашния времена варварства, победители думали, что им все позволено делать с полученною ими добычею. События и дела, могущие занять внимание историка, были забыты, и только через восемдесяш лет потом, добродетельный инок (Алон­зо Эспиноза) взял перо, чтобы передать потом­ству описание свирепства Испанских разбойни­ков, гордо называвших себя героями и победи­телями. Описывая беспристрастно, Эспиноза не побоялся отдать справедливости погибшим ту­земцам, и осудить злодейства их губителей, земляков своих.»
Таковы были Гуанчи, по рассказам самих Ис­панцев. К трогательным эпизодам, рассказан­ным нами, можно бы присовокупить еще множе­ство подробностей, исполненных драматического движения и яркой местности. Таковы могли-б быть — упорное сопротивление Канарийского вла­стителя Дорамаса и геройская смерть храброго Типгваро, брата Тенерифского гванаргпема, уби­того на трупах девятнадцати Испанцев. Всюду
110
в истории Гуанчей видите вы рыцарскую храб­рость, совершенное презрение смерти, и рядом с сими геройскими добродетелями находите крот­кия свойства пастырей, красноречие мужественное и резкое, слепую доверенность к святости обе­щаний, беспримерное гостеприимство, наклонность во всем видеть одно добро.
Кшо-же были эши Гуанчи? Откуда явились они на Канарийские острова ? Надобно-ли видеть в них остатки народов Атлантиды, погрязшей во глубине Океана, остатки, подобно плавашелямч» спасающимся на вершинах мачт, уцелевшие на вершинах высочайших гор, из которых обра­зовались потом отдельные осшрова ? Надобно-ли называть Гуанчей, следуя одному из новейших писателей, Патагонами классической Географии ? Или это были колонисты Финикийские, Арабское племя, Берберы или Шиллуки от пределов Ат­ласа, случайностью войны, или бурею, заброшенные на Канарийский архипелаг? Должно-ли почесть их самобытными туземцами, или потомками какого нибудь известного великого рода? На все сии во­просы, наука., не нашла еще ответов, и, кажется, не найдет никогда. Завоевание Канарийских ос­тровов было так губительно, так свирепо про­изведено, что все погибло под кровавою рукою победителей — люди, предания, памятники, все — даже язык народа — осталась земля, безмолвная и безответная.
Несколько слов из языка ГуанчеЙ пережили однакожь погибель сего достопамятного народа:
444
все они, кажется, происходят от Арабских корней, или от первобытных Азийских языков. Другие остатки памяти Гуанчей ведут исследо­вателя еще далее, заставляя относишь их к из­вестным народам Древности. Так, например, сооружение великих стен для безопасности зе­мель своих, и еще более бальзамирование мерт­вых тел, бывшее в обычае у Гуанчей, заста­вляет нас признавать в них опиродие Егитпян. Даже доныне, в погребальных пещерах Тенери­фа, Гомеры и Канарии, находят мумии Гуанчей, превосходно сохранившиеся. Благодаря сим драго­ценным остаткам, мы лучше всякой истории узнаем, что Гуанчи были высокого роста; волосы у них были тонкие и гладкие, иногда русые, и нисколько не похожие на курчавую шерсть Негров. Гуморальные полости (la cavité humérale) являются в скелетах Гуанчей открытыми, как у некото­рых племен в окрестностях мыса Доброй На­дежды. Погребальные пещеры Пальмы, Канарии и Тенерифа представляют точно гпакой-же поря­док, как погребалища Сиушские и Элефийские ; мумии поставлены в них в таком же порядке, и вот еще новое доказательство к сближению с Египтянами: на Канарии найдены небольшие па­мятники в виде пирамид, без сомнения, воз­двигнутые над значительными покойниками.
Известно, что у Гуанчей были властители, или гванартемы, ; что правление их было смесью ари­стократии и феократии; что у них были гиерогли<ры, торжественные праздники и верование в еди-
112
ного Бога> блюстителя вселенной. Беспечная жизнь их разделялась между попечениями о стадах и обработыванием земли. Они питались плодами, овощами, рыбою и копченым мясом; употребле­ние крепких напитков было им неизвестно. Дон Алонзо Эспиноза, без сомнения, увеличил рост их, говоря, на пример, о властителе Гвимаре, будто-бы он был 1М-ши «утов в выши­ну, и что во рту его находилось восемдесяш зубов. Что касается до женщин, они имели при­ятные, правильные лица, прекрасную талию, пре­лестные Формы. « они носили красивые тюники, » говорит Бори де-Сен-Венсан, « перехваченные в средине тела, обрисовывавшие собою их талию, не переходившие в длину за колено, и открытые немного на шее. Головной убор их составляла повязка из тонкой кожи, перевитая волосами и красиво обвязанная вокруг головы. » Таковы были женщины на Лансероше; на Тенерифе щегольство простиралось гораздо далее — женщины румяни­лись. «Оне скрывали от нескромных взоров муж­чин весьма немногое из своих прелестей — стройные плеча, прекрасная шея их, словом, вся верхняя часть тела была прикрыта только кудря­выми, распущенными волосами, иногда небрежно заплетенными. Узкая юбочка из замши, завязан­ная на пояснице, роскошно обвивала тело их до колен, и своею мягкостию обрисовывала все Фор­мы, о красоте которых можно было догадывать­ся по открытым частям тела.» Сия картина, по­ложим, слишком украшенная роскошью юного,
443
поэтического воображения, показывает однакож, почему власть женщин была столь безмерна на Канарийских островах. Странный устав поли­андрии (многомужия) был здесь допускаем, и это увлекает мысль к баснословным Амазонкам, которых царство потеряно в Истории и отчиз­на неизвестна. Одеяние мужчин также было стран­ное и особенное: с своими полусапожками и сан­далиями, похожими на когнурны древних Греков, крепкими щитами из коры драконового дерева, широкими тамарко, или плащами из козлиной кожи, огромными волосяными шапками, украшенны­ми перьями, они имели вид воинственный и ди­кий, согласный с их исполинским ростом и атлетическим сложением.
Вначале Гуанчи были троглодиты, то есть, жили в пещерах, по горам ; но искусшво построения сделалось потом известно на Канарийских ост­ровах, и много находилось здесь каменных до­мов. Острова обильны были тогда обширными лесами ; дожди не были редкостью, и источники воды утучняли землю. Только на острове Ферро воды вовсе не было. Европейцы, приставшие к се­му острову в 4М06 году, погибали от жажды; одна женщина открыла им существование особен­ного рода дерев, доставлявших островитянам воду. Эти деревья назывались гарос. Бонтье и Леверрье, духовники и историографы Бетанкура, го­ворят об этом, описывая, что «на вершинах гор острова находились деревья, с которых текла чистая, прекрасная вода в водоемы, на8
рочно вокруг них устроенные, и эта вода была превосходна для питья.» Кардан прибавляет, что воды стекало с одного дерева до 70 Фунт. в день. Кайраско, Меркатор, Даппер, Феихо, Клавихо, все свидетельствуют об атом водо­точивом дереве, и говорят, будто видали еще стариков, утолявших жажду сею чудесною во­дою. Галиндо рассказывает гораздо положитель­нее, что во время поездки своей на остров Фер­ро, он видел там одно гарое на утесах гор; что пеп этого дерева был 12-ть пальм (*) тол­щиною, а вышина дерева простиралась от 30-ши до Я0 Футов ; что круглая вершина его состав­ляла около ста футов в окружности, и листья дерева, густые, гладкие, никогда не опадали, бы­ли всегда зелены, походили на лавровые, только гораздо более их. Резервуары были устроены во­круг этого дерева, говорить Галиндо, для со­брания воды. Утром, когда восточный ветер гнал облака к горе, они стремились к гарое, и водя­ными каплями покрывались гладкие листы его. Бу­ря сокрушила это дерево в 4 625 году.
Гуанчи были поэты, музыканты, и страстно лю­били пляску. Их религиозные обряды, кажется, ограничивались весьма немногим; они признавали
(*) Меры в Испании чрезвычайно разнообразны, смотря по областям, но Кастильские принимаются в основание. Кастильская, или большая пальма (grande palme) состав­ляет 1 j фут, а фут Кастильский равняется 0,282055 частям метра французского. Прим. Пер.
115
бытие Бога, и молиться ему уходили на возвы­шенные вершины гор своих. Были еще у них жрицы, магады) что-то в роде Весталок, обя­занные сохранять девство, и эти Весталки обли­вали новорожденных детей водою; такой обряд заставил Испанцев первоначально думать, буд­то Гуанчи христиане. О политических и граж­данских законах Гуанчей, мы не имеем теперь никаких сведений. Форма правления, кажется, все­го более подходила у них к феократической. Жрецы говорили народу: «Великий Творец ( Ачамас) сначала создал благородных ( Ачименсей ), которым раздал всех созданных им коз. По­том создал он простолюдинов (Ачикайнов). Это после созданное поколение также осмелилось требовать себе коз ; но великий Творец отве­чал им, чшо они сотворены служишь благород­ным, и что им нет никакой надобности в имении. » ФаИкас, илп великий жрец, мог возве­сти простолюдина в благородные, и законом было поставлено, что каждый ачименс, унизив­ший свое происхождение работою, например, до­ением козы, лишался своего титула благородст­ва. Среди такой презирающей всякую работу арис­тократии, властитель долженствовал быть и был первым ленивцем из всего государства. При вступлении на престол нового властителя, один из стариков подавал ему кости кото­рого нибудь из его предшественников, и новый властитель клялся над сею святынею править на­родом мудро и справедливо.
Я*
446
Законы гражданские не составляли никакого си­стематического уложения; все сохранялось в пре­даниях и обычаях. Мы упоминали уже, что много­мужие было позволено. На Лансероте женщина могла иметь до трех мужей ; каждый из них пользовался правами супруга в течение месяца ; другие в эшо время дожидались своей череды, и служили общей жене и очередному товарищу сво­ему. За тридцать дней до вступления в первое супружество, девушку начинали откармливать ; давали ей лучшие кушанья, запрещали ей всякую работу, и если, к положенному сроку, жених на­ходил, что невеста его не довольно дородна, он мог отказаться от неё, и искать другой, более тучной.
Обитатели Лансероты, кажется, более всех Гуанчей были опытны в искусшве построек; вла­ститель тамошний, Зонзамас, жил во дворце, правильность которого удивляла Бетанкура и его товарищей. Большая стена, пересекавшая на двое остров Фортавеншуру, остатки которой вид­ны еще доныне, была сооружена из огромных камней, положенных один на другой, как видим это в строениях, называемых цпклояейскимн (*).
(*) Остатки громадных и грубых построений, ■ТПи J3Ê13"" личных странах Европы, в Азии и даже Америке. Нет никаких исторических известий о том, какие из пер­вобытных народов производили сии изумительные по­стройки. Древние приписывали их работе Циклопов, и новейшие ученые примяли для означения их это название. Прили. Пер.
117
Вот, удаляя несбыточные преувеличения, все, что известно нам о Гуанчах. В ТенериФе, на ипой земле, где жили они, особливо надобно осте­регаться преданий, привязанных к их вос­поминанию. Начиная с Санта-Круза до Оротава, по рассказам жителей, нет места, где не напоминали-бы вам о Гуанчах; здесь Матаняа, где по­гибло много Испанцев; там Вмттории, место раз­бития храброго Бенчомо; далее Лсентехо, Таоро, и проч.—Всякий из здешних жителей знает что нибудь о погибшем народе; не один проводник Оротаваский станет уверять вас, что он Гу­ам по своему происхождению, хотя более ста лет прошло, как на всем архипелаге Канарийском нет уже ни одного потомка Гуанчей.
Особливо возвращаясь с прогулки нашей на Тенерифский Пик, мы встретили много таких хвастливых рассказчиков. Я участвовал в этой прогулке, вместе с офицерами вашей корвешты, и путешествие наше было вместе ученое и живописное, топографическое и веселое. Каждый из нас ехал верхом на лошади, а в особых вьюках везли наши запасы и плащи. Мы взъеха­ли сначала на высоты около Лагуна, со стороны Санта-Круза. По дороге, огороженной по краям кусками бальзагпа, пред нами раскрывались поля, усеянные волканическим шлаком, на которых растет плохой хлеб, а перед бедными хижи­нами нас встречали полунагия дети, и поздрав­ляя пас, протягивали руки, прося милостыни. По местам видны здесь кактусы и молочай. Но пе-
448
ред Лагуною местоположение открылось привле­кательнее; направо виден был густой, зеленый лес; перед нами, до самого города, поля, засе­янные маисом, хлебом, просомъ'. Небольшое, хорошо обработанное пространство ашо было не­когда покрыто йодовъ
Мы отдохнули в Лагун. Этот город был прежде главным городом Тенериоа, но он упал, когда извержение Пико в 4706 году уничто­жило Гварагико, лучший порт на острове, и при­нудило основать Санта-Круз. С того времени удалилось отсюда все торговое народонаселение, и Лагуна, местопребывание судебных мест и праздных дворян, не выдерживает соперниче­ства Санта-Круза. Домы здесь большие и хорошо построены, улицы опрятные, хотя и поросли тра­вою. Мы пробыли в Лагуне около часа, и выехали на большую, плодоносную долину, орошаемую ручь­ями. Направо, к приморью, видны были хижины, загородные домы, огороды, виноградники, поля с хлебом ; налево, лестницею подымались холмы и пригорки, увенчанные лиственницею и сосною. Как записной ботаник, я заметил здесь растения : Melissa fruticosa, Euphorbia inaurita n ica, Saccarum Teneriffae, широколистную асплению (la Doradille), Chrysanthemum. frutescens, и особенно прекрасное дерево, известное под именем Poinciana pul­cherrima ; далее ежовку ( l’Arbousier ) с лавровы­ми листьями, Mocah, Géranium vitifolium u Scab­rum. Огромные Американские агавы ( сабуровое дерево) росли по обеим сторонам дороги. Сре-
119
Ди сих наблюдений прибыли мы в Орошаву, пре­лестный городок, где остановились ночевать.
Оротава, древняя Оратопола Гуанчей, находит­ся близ северных отраслей Пика, во внутрен­ности острова.. Гавань её, отстоящая от горо­да йа три мили, называется Puerto de Г Orotava и Puerto de la Paz (гавань мира) ; эипо небольшая затиШная бухта, худо защищающая корабли от волнений.
В Оротаве есть ботанический сад, хороша снабженный редкими растениями, и училище, в котором долго был Директором Г-н Бертело. На земле, принадлежащей сему заведению, на­ходится огромное дерево Dracaeiia draco ( драко­нова кровь ), о котором столь часто говорили путешественники. Мы измеряли пень его в осно­вании, и нашли, что толщина его в окружности простирается до Л8 Футов ; высота до 70 фу­тов, хотя целая половина дерева отломлена бу­рею в 1819 году. Предание говорит, будто в 1Л06 году, когда Бетанкур пристал к Лансероше, дерево это было уже сшоль-же огромно и дряхло, Как теперь. Но многие естествоиспы­татели утверждали, что порода сих деревьев совсем не туземная на КанариЙских островах. Задача была разрешена Г-м Бершело, открывшим драконовые деревья в таких местах, где конечно никто не думал разводить их. Он срисовал с натуры одно из таких диких дерев, растущее па утесе конической Фигуры, от чего состава ляепгь оно как будто плюмаж огромной шляпы;
71
420
внизу его возвышаются два алоевые дерева. Сктедспгвенно, Dracaena draco, или draco arbor, есть природное здешнее произведение. История под­тверждает сие мнение, говоря, что Гуанчи дела­ли щиты свои из коры этого дерева. Отсюда догадка некоторых ученых, что дракон, хра­нитель «блоков Гесперидских, означал именно сие произведение природы. Сок его имеет целеб­ные качества. Монахи Лагунские приготовляют из него зубной порошок.
На другой день мы отправились к вершинам Пика, по неловкой дороге, вымощенной скользскою лавою. Три четверти часа едете по земле хоро­шо обработанной; здесь начинается облаешь каш­тановых дерев, занимающая широкую полосу в полмили шириною, и шуазов на двести в высо­ту по горе. За последними каштанами вступаете в царство облаков, где растут деревья с тодешыми, крепкими листьями, лавр, ардиэия, Мосапега, Ilex perado, Olea excelsa, Myrica faya, и в тени их прозябают лесные растения, свойственные климату здешнему, ранункулы, дороника, лабанник, асплений. После сего отделе­ния и области соснового леса идет отделение кустарников, на 300 шуазов в вышину и 2000 пространством. Кустарники эти, от 6-ши до 42-ти Футов вышины, перемешаны с Hypericum canarieuse, уродливым тмином, и множеством других деревцов и травянистых растений.
Чем выше, тем более очищалась атмосфера ; мало по налу, по мере нашего восхождения, мы,
424
■
V
так сказать, стряхивали с себя оболочку тума­на и росы ; зелень исчезала, кустарники редели ; являлась Cytisus foliosus, сначала редкая и тощая, и становилась тем густее и сильнее, чем более суха и тоща являлась почва земли. В половине сего отделения, туман разодрался над нами, как будто занавес, и взорам нашим явился Пик, ярко рисуя Формы свои на синеве небес. За нами облака, сжатые над лесами, образовыва­ли как будто море, или ледник Альпийский. Мы остановились полюбоваться прекрасным зрели­щем, и срисовали вершину Пика в разных ви­дах её. До сих пор скрытая облаками, или за­двинутая низшими горами, вершина Пика, с моря похожая на шпиц, принимала перед нами Форму конуса, огромного и величественного. Всход не был очень крут на сей высоте, слегка всхолмившейся, и сначала усеянной огромными глыбами лавы, а потом устланной пемзою и обсидианом. Прелестное деревцо, Spartium supra • nubium, разнообразило собою обширную, однообразную пу­стыню, которую Испанцы называют Canadas.
После нового отдыха в Cueva 422
Г-на Бершфло, под именем Viola Teydensis, от слова Гуанчеакого языка: Tejcde, означающего Пик; это последнее усилие прозябающего царства при­роды ; оно оканчивается там, где кончится пем­за и начинается чистая лава.
День вечерел. Надлежало ночевать в так называемом la Estancia de lus Ingleses. На дру­гой день мы аттаковали конус Пика, взбираясь с одной стороны его, по дороге усеянной пем­зою, между двух потоков лавы. После неболь­шой отлогости Alta-Vista, началась чистая лава, идущая до подошвы, так называемой, Сахарной головы. Это расстояние составляешь, так ска­зать, пирамидальное основание жерла, и прости­рается отвесно на 60 шуазов, если все возвыше­ние жерла положить в 600 туазов. Здесь послед­нее отделение горного ожерелья ; надобно было взобраться далее на крутую гору, по скользской пемзе, дробившейся под ногами и затруднявшей путь. Наконец, после трех четвертей часа трудной дороги, мы достигли самой крайней ко­нечности Пика.
Зрелище было величественно 1 в полувысоте горы, под нами лежал влажный пояс облаков, так, что низменности острова вовсе не было видно, и только возвышенные места Тенерифа, Monte-Verde, Monte-Cahorra, Monte-Trigo, MonteCaravella, являлись из среды облаков, будто Острова ; облака сливались С морем, и горы Лансероты, Фортавентуры и других острововъ
423
• Канарийских, казалось, продолжали эшопгь воз­душный архипелаг.
Верхушку Пика составляет кратер, вполови­ну сглаженный, с нетолстыми зубчатыми стена­ми, углубление которого не более 60-80 Футов ; снаружи все это усеяно обломками лавы, пемзы и обсидиана. Серные испарения вылетают из боков его и образуют всегдашний венец дыма на вер­шине горы, хотя дно кратера совсем простыло. С вершины Пика легко можно было увидеть и рассмотреть всю заоблачную чаешь его, и мысль наша естественно стремилась к разгадке при­чин, составивших эино огромное геологическое явление.
Безч> сомнения, нынешняя верхушка волкана была центром обширнейших огнеизвергающих жерл, проливших безмерное количество лавы, образо­вавшей нынешнюю основу острова. Этот центр, в следствие постепенных извержений, остался один в действии, и получил собственно назва­ние Пика. Первоначальный кратер, долженствовав­ший быть глубины величайшей, завалило мало по­малу извержениями второстепенных отверзтий и наносом земли, увлекаемой дождями. Работа кончилась образованием обширных долин по горе, или Canadas, которые находятся почти в уровень с древним волканом. Пока действие подземного огня позволяло Пику извергать свои составы, он продолжал возвышаться, до того места, где начинается Сахарная голова. По до­стижении сей точки, без сомнения, была великая
ш
остановка, или, по крайней мере, значительное уменьшение в силе огня, до тех пор, когда возгоревшись снова, полкан образовал Сахарную голову. Туш огонь погас совершенно, и от изумительной силы его, какая потребна была для произведения столь великих действий, остается только главный кратер, увенчивающий бессиль­ным дымом своим края Сахарной головы.
Но внутренняя работа еще не перестала. Зада­вленный тяжестью громад, извергнутых им, подземный огонь пробивается наружу от време­ни до времени. Не находя выхода в самом Пике, он пробивает себе новые жерлы. Так, напри­мер — чтобы говорить только о современных событиях — ночью с 8-го на 9-е Июня 4 798 года, одно из отделений Пика, гора Кагорра лопнула с громовым треском, и. пятнадцать жерл вы­бросили из себя громады каменьев, пролили реки лавы. Они ограничились потом двенадцатью, четырьмя — теперь осталось только три жерла— другие потухли. Самое большое было недалеко от верха горы ; изъ“Него выходил черный, гу­стой дым, летело пламя, сыпались каменья и ра­скаленные, перегоревшие вещества. Другое отверз­тие произошло ниже ; третья отдушина, бывшая еще далее, походила на кузнечный горн, и при беспрерывном дыме извергала из себя ручей пере­плавленных веществ, разделившийся на три по­тока, потом слившийся опять в один. Этот ручей змеился в разных направлениях почти на целую льё по острову.
г~ — 425
При восхождении на Пик, мы совсем не встре­тили тех непобедимых препятствий, о кото­рых стол много наговорили другие путешест­венники, особливо Бердюн де-ла-Кренн. Дости­гнув вершины, мы были так бодры, что хоро­шо позавтракали, на высоте 4 904 шуазов от поверхности моря, по счету Г-д Борда и Пингре, или 4858-ми, по новейшему вычешу Г-на Бальби. После часового отдыха, началось наше схож­дение с горы, и в разных местах осматривали мы продолговатые круглые отверзтия, из кото­рых вырывается серный пар. Посетив Cueva de Nieve (пещеру снегов), образовавшуюся из глыб лавы и наполненную замерзшею водою, мы снова пустились в путь и прошли через леса, где в изобилии растет Pinus canariensis. Среди этих лесов порхало множество чижиков с зеленожелтыми перушками, столь известных в Евро­пе, под именем канареек.
Возвращение наше происходило быстро. Через несколько часов мы были уже в Оротаве, и на другой день возвратились в Санта-Круз, после трех-дневного отсутствия. Обратная поездка наша через приморскую сторону ТенериФа дала нам случай поживишься разными предметами Есте­ствознания. Мы видели два рода молочая — cana­riensis и balsamifera, оба замечательные по изо­билию молочного сока ; но сок первого из них, называемый cardon, горек, жгуч и противен, а второго, tahayba, напротив, так сладок и безвреден, что жители делают из него родъ
1
126
сшудени и едят ее. Не вшо-ли те два растения, о которых говорит Плиний, что одно из них дает сок, похожий на сладкое молоко, а другое сок горький ? Не они-ли также дали повод к рассказу Помпония Мелы о двух чудесных Фон­танах, из которых вода одного заставляла человека, пившего ее, умирать от безмерного сме­ха, если он ие поспешал выпить поскорее воды другого? Rumex lunaria, Carduus marina встрети­лись нам по дороге близ Такоронте ; Ilex регаdo и Viburnum glutinosum на пределах леса Агва-Гарсиаского, а лотом Blechnum radicans, Asplénium trichomanes обогатили наш гербарий. Мы дополнили его сборкою еще нескольких рас­тений из рода орселей, красильцого моха, кото­рым производится на Канарийских островах большая торговля в Европу. Прежде нежели ко­шениль сделалась общею повсюду краскою, Канарийцы отправляли своего красильного моха более 3000 квинталов ( * ) ежегодно. — Подле СантаКруза, мы остановились близ одной приморской баштареи. Милиционный канонер Испанский сто­ял тут на страже. Одежда этой милиции со­стоит из шерстяного, или холщевого полукаф­танья, с поясом, за которым носят эти гроз­ные воины чшо-шо в роде кинжала. На голове у них шапка, или род капишона (caban), шерстя-
(*) Quintal, мера из 100 фунтов Испанских; фунт Испанский равняется 0,460870 килограмма. Прим, Пер.
427
ного, с двойным забралом, к верх^ЛохОжим на Фригийский калпак, а с зади с лопастями, падающими на плеча. Такия шапки носят здесь и ’ не военные люди, горожане и сельские жители ;
только первые из них, на зиму, закутываются в широкие сюртуки, а на ноги надевают панта­лоны с штиблетами; вторые ходят просто в рубашках и панталонах, надевая притом жилет с узорными краями. Панталоны у них короткие, собранные у колен, так, что осталь­ная чаешь ноги остается голая.
Кроме трех главных городов на Тенерифе, Санта-Круза, Лагуны и Оротавы., есть здесь еще множество местечек и селений, расположенных на 60-ши льё пространства, составляющего весь ТенериФ. Вообще народонаселение здесь прости­рается до 80,000 человек. Хотя обильный хле­бом, Тенериф принужден иногда, в неурожай­ные годы, получать его с Лансерошы и Форшавеншуры. Но в замен того, виноградники здеш­ние производят более, нежели все другие остро­ва в сложности. Вывоз вина, двух сортов, Малеоадин и Впдонья, простирается ежегодно от 20 до 25,000 пип. Здесь также производят большой засол рыбы, между прочим макрели, и продажа этого товара составляет важный до­ход острова. Скотоводство невелико; несколько стад коз и овец бродят кое-где. Из числа вьючной скотины, верблюды, перевезенные сюда с Африканского берега, развелись очень хоро­шо. Кроме вина и красильного моха, Тенерифъ
128 шоргуешъ^еще деревянным маслом, сухими пло­дами, льном и шелком.
Четыре острова из всего Канарийского архи­пелага, Тенериф, Великая Канария, Гомера и Паль­ма, образуют собою цепь высоких гор, направ­ляющуюся от востока к западу. Только три из них, Канария, Тенериф и Пальма, именуются Королевскими островами.
Канария имеет почти круглую Форму, от 15-ти до 16 льё во всех диаметрах, и 55 лье в окружности. Волканическая и мало плодород­ная к северной части, почва сего острова оби­лует в остальных частях богатыми возвы­шенностями, где производятся маис, хлеб, вино и сахар. Народонаселение достигает до 55,000 человек. Город Гас-Пальмас есть главный все­го острова и местопребывание Епископа других островов Канарийских. Доход сего духовного начальника простирается до 2!и0-ка тысячь Фран­ков. Замечательна деревня Гв аль дар: она состо­ит из пещер, вырубленных древними обита­телями в горных утесах.
Пальма, остров почти конической Фигуры, имеет около 28 льё в окружности. Гористый и лесистый, он только по берегам произво­дит несколько хлеба, вина, сахара, и особливо миндалю. Вершина одной из гор его, образован­ная базальтовыми призмами, издалека походит на толпу детей, почему и называют эту гору Коса de los Muchachos (Детская гора). Жителей на острове до М5,000.
429
Окружность Гомеры до 4 8 льё; народонаселение 4 3,000 человек. Остров перерезывается леси­стыми горами и прелестными долинами. Изобиль­но всего, хлебов, плодов, вина, меду, рунного и рогатого скота. По словам Мильбера, только на этом острове из всего архипелага находят­ся олени и дикия козы ( chevreuils ). Главный го­род здесь Сен-Себастиан, с хорошею гаванью, где починивал свои корабли Христофор Ко­лумб, прежде нежели пустился на них по безг вестным Западным морям, в 4W92 году. Испан­ские монахи уверяют, что первую колонию завел здесь Гомер, сын Иафета, упоминаемый в Биб­лии. Впрочем, эшо не первый пример Историче­ского вывода из этимологических каламбуров.
Ферро, самый малый из всех островов Канарийских, семи льё в окружности, с 5,000 жи­телей, и не заслуживал-бы особенной важности в глазах путешественника, если-бы не вздума­лось Птолемею избрать его, как самую крайную точку земной поверхности на Запад, и провести через него первый меридиан долготы. Со вре­мен сего географа начали исчислять градусы по этому пункту, и Людовик XIII, в 4 63Ï году, повелел, чтобы Французские географы следо­вали непременно меридиану через остров Фер­ро. Но указ не пособил делу; счет меридианов производили и производят всякий по своему, и очень жаль, чшо по крайней мере ученые люди образованных народов не согласятся принять какой нибудь один общий меридиан для геогра9
1
430
Фическ& вычетов. Рикчиоли сдвинул его с Ферро на остров Пальму, ошибкою думая, что сей остров западнее Ферро. Голландцы считают, меридиан ош Пика Тенерифского ; Англичане от Гренвича (*); новейшие Французы от Париж­ской обсерватории; Руские от Петербурга, Нем­цы от Вены и Берлина, Испанцы от Мадригаа. Словом, нет ни одного народа, который не хотел-бы хвастать своим собственным мери­дианом, и долготою от него на своих кар­тах. Досадная путаница, служащая только к затруднению морской техники, и без того столь сложной и столь разнообразной !
Два остальные острова Канарийские суть : Ла«серота и Фортавентура. На первом 43-шь тысяч жителей (па 25 льё квадратн. пространства); другой заключает в себе до 42,000 обитателей, на 63-х льё. Оба изобильны ячменем, хлебом, хлопчатою бумагою и содою.

(*) Гренвигд, или Гриньуичь ( Greenwich ), местечко близ Лондона, где находится знаменитый госпиталь для 2400 отставных матрозов, училище для 200 детей их, и откуда раздается содержание еще 30,000 морских инвалидов, находящихся в отставке. Здесь есть также Королевский дворец и устроена превосходная Королевская обсерватория. « Что Вашему Величеству всего лучше нра­вится в Гренвиче? » спросили у нашего Петра Великого. — « То, » отвечал он, « что здешний Королевский . дворец походит на гошпиталь, а гошпишаль на дворец.» Прим. Пер.

!
131
Таков КанарийскиА архипелаг, М0Г]йций под Другим управлением составишь богатейшее вла­дение. Одно из вредных следствий небрежности нынешних его обладателей есть истребление лесов, составлявших некогда для сего архипелага великий куб дождевой перегонки. На почве ост­ровов, круто оканчивающихся утесами к мор­скому берегу, на земле сожигаемой солнцем, и отталкивающей, или поглощающей в себя вну­треннюю влажность, леса из высоких деревьев привлекали к себе облака, и доставляли беспре­рывное питание источникам и потокам, образу­ющимся в атмосферическом пространстве. Это было постоянною причиною прежнего обилия и бо­гатства островов Канарийских. Но истребление лесов производилось и доныне продолжается са­мым безразсудным образом. Отражение солнеч­ного зноя, от нынешней безлесной толщи остро­вов, делается столь сильно, что облака проле­тают мимо, и влажность, которую понижение температуры могло-бы производить здесь, погло­щается и исчезает в чрезвычайной сухости здеш­них высот.
На запад от Канарийского архипелага, в неопре­деленном расстоянии, существовал, если веришь некоторым Испанским преданиям, еще остров, называвшийся 2>арадаи®, или остров Св. Брандона. Множество сказок рассеивалось на Канарийских островах об этой баснословной земле, кото­рую, как говорили, посещал в 1500 году ка­кой-то Канарийский мореход, и потом виделъ
9*
432
И осматривал, в 4 700 году, некто Педро Велло, как сам он хвастливо об этом рассказывал. Уверяли многие, что в ясные дни весьма хорошо различают эту землю с высот Пальмы и Фер­ро. Святой Епископ, как был слух, препровог дил на сей неизвестный берег колонию христи­ан, которые обратили и крестили тамошних, диких туземцев. Но после 4759 г. перестали говоришь о чудесном острове. Может быть, эшо был оптический обман, одно из явлений, столь обыкновенных на море, где часто облака представ­ляются издали землею. Можно почесть возмож­ным также, что эшо было извержение подводного волкана, выдвигавшее на поверхность Океана гру­ды пепла и лавы, снова разрушаемые волнами мор­скими, как часто бывает эшо в Средиземном море (*).
Ничто не удерживало меня более на Канарийских островах. Или по личному обозрению, или из рассказов других, я узнал все любопытней­шее. Настал час отъезда. Стоя на пристани, я
(*) Кроме известных, наружных волканов, или огне­дышащих гор, действие подземного огня производит иногда неожиданные взрывы там, где их вовсе не подоз­ревали. Иногда эшо происходит на дне моря, и тогда из­вержение подводного волкана выдвигает на поверхность морскую груды камней и земли, образующие собою остро­ва. Такой остров образовался некогда близ Уналашки, СредиАлеутских островов. Несколько лет тому по­добное явление было близ Сицилии, окруженной множест­вом подобных волканических островов. Прим. Пер.
433
вспомнил, что здесь некогда неудачно хотел пристать храбрый Нельсон. В 4797 году, он вздумал захватить Тенериф нечаянным нападе­нием. С тысячью человек выступил он на бе­рег, но огонь баттарей и пальба из ружей при­нудили его поспешно удалиться, потеряв 500-т человек. Отважный предводитель Англичан ли­шился здесь руки.
ГЛАША V.
СЕНЕГАЫВИЯ И СЖНХГАЛ.
В 6-шь часов вечера подняли мы якорь, и осшавя залив Санша Крузский, направили путь к Белому мысу. Ночью меня занимали наблюдения над светом морских волн, чрезвычайно поразитель­ным в сих местах; он особливо заметен в волнах, перебиваемых носом корабля ; широкие всплески воды, весьма похожие, по цвету и отраже­нию светлости, на некоторые, более других бле­стящие части Млечного пути, беспрерывно вздыма­лись над темною поверхностью остального про­странства вод. Отблески света, живее других и совершенно,,похожие на блеск Римских свечь в Фейерверочном огне, сверкали от них во всех направлениях и тянулись вдоль корабля, в виде воспламененных шариков, казавшихся не менее шести линий в диаметре.
Эпии шарики особенно привлекали мое внимание, и я предполагал, что свет их должны произво­дить какие нибудь Фосфорические животные; с по­собием частого сита, старался я поймать их; но
435
'A
едва сетка была вынимаема из воды, светящийся шарик превращался в маленькую искорку, и тот­час исчезал вовсе, так, что невозможно было уловишь причины света. Наконец, после многих покушений, я открыл, что светящуюся в морской воде точку составляет оживленный атом, по­хожий на пылинку, и с помощию увеличительного стекла, я разглядел, что эта пылинка точно было животное, в роде рака, чрезвычайно малое и про­зрачное. Особенному свойству капель воды, ко­торыми они окружаются, способных к лучезар­ности, без сомнения, должно приписать яркий свет, извергаемый сими живыми атомами. Он бы­вает тем сильнее, чем ближе находятся они к поверхности моря; чем далее в глубину, тем более собрание их образует свет беловатый и тусклый.
На другой день, когда мы вышли на палубу, мо­ре представило нам вид совершенно прошивный ночному зрелищу, но не менее поразительный: оно явилось нам не светящееся, но зеленеющее; можнобы сказать, что корабль наш плыл по обширной пажити, или пловучему лугу. Толстые слои варека, или саргасеа, шемнозеленого цвета, переходящего в желтый, занимали все пространство Океана, и взбиваемые волнами, выставлялись кусками на по­верхности волн. Слои сии были составлены из огромных пуков морского растения, называемого Французскими мореплавателями Тропиковыии вино­градъ', они простираются по Атлантическому оке­ану до 25° широты, а к северу замечаются даже
436
4
близ Асорских островов. Древние мореплава­тели знали уже об этих «лов/сия островах, составляющихся из растений, плавающих в море. «Корабли Финикиян,» говорит Аристотель, «не­сомые восточным ветром, после тридцати­дневного странствования, прибыли в такое море, которое все покрыто было зеленым тростни­ком.» В Перппли Скилакса также читаем : « За Церною море непроходимо для кораблей, по при­чине мелководия, от чего оно походит на бо­лото и зарастает травою, которая толщиною в руку, а на верхней оконечности оканчивается остреем.» Действительно, при первом взгляде на сии луга Океана, опасение мелководия прежде всего должно потревожить мореплавателей. Когда Колумб отправился для отыскания земель на За­паде, его сопутники пе могли преодолеть ужаса, переплывая между пловучими травяными острова­ми, и назвали эту часть Атлантического океана Mar de Sargasso — имя, оставшееся навсегда для означения плавающих по морю трав. Некоторые из ученых, в изобилии сих трав хотели найдти доказательство потонувшего в Атлантичес­ком море огромного материка ; но не столь ро­манически и гораздо правдовиднее можно предпо­ложишь, что это суть пуки тростника, отрывае­мого от Африканских берегов, которые носят­ся по морю, и пассатными ветрами удерживаются в одном месте, сдвигаясь в большие груды (г). (*)
(*) Кажется, надобно признать в сем отношении достовернейшим мнение Гумбольдта, что множество тра-
137
Во время плавания нашего к Белому мысу, нам удалось воспользоваться некоторыми из немно­гих развлечений, сокращающих однообразную скуку подобных переездов по морю. С при­ближением нашим к Африканскому берегу, бо­лее и более попадалась нам рыба, и на уды наши, до сих пор бесполезные, вдруг достались две прекрасные макрели, с синеватою спинкою и се­ребристым брюхом; они были отличной породы, называемой scoinbres pelamides; длина их не бо­лее двух Футов, и пять полос на коже их казались в воде зеленоватого цвета, с радуж­ным отливом; хвост и перья их были темные. В шот-же день мы лакомились нашею добычею за столом Капитана, а на другой день поспело у нас опять роскошное блюдо : стадо летугпх рыб упало к нам на корабль, и мы подобрали их. Естествоиспытатели называют эту породу exocets. Способность летучести придают сей рыбе её необыкновенно большие перья. Все тело летучей рыбы покрыто чешуею, особливо голова, плоская и небольшая; она весьма нежна и вкусна, не бывает более 12-ти дюймов в длину, и весь­ма похожа на сельдя. Одарив сих рыбок спо­собностью летать, кажется, природа хотела по-
иы, в роде длинного тростника, плавающей по Океану, есть произведение морского дна, на котором растет она, и потом, отрываясь ветрами и течением, всплывает на верх и составляет бесконечные плавающие острова (cm. Voyage de Humboldt, T. I, гл. i). Прили-. Hep.
438
казать себя справедливою к их беспомощному состоянию. Едва-ли жизнь какого нибудь другого творения подвержена столь ужасному беспокойст­ву и равной опасности. Рыбы средней величины, как-то: макрель, тупоголов, и другие, беспрерыв­но преследуют летучую рыбу в море ; спасая себя, бедняжки подымаются из воды, и—на них нападают Фрегаты, глупыши, бурняки и другие морские птицы, жадные до их мяса. Летучая рыба может держаться вне воды, пока её перья не об­сохли, и летая довольно высоко, может изменять свой полет в разные стороны; избавляясь от птиц, она беспрестанно касается морской поверх­ности, производя род рикошегпов, подобных прыжкам, какие делает камень, брошенный с силою по поверхности воды.
Море в окрестностях Белого мыса обилует летучими рыбами. Им-то, близ сих самых мест, обязаны были спасением несчастные плава­тели корабля Медузы.—Мы находились в несколь­ких льё от знаменитой мели Лргвннскои, где погиб сей корабль, и прискорбное для Француз­ского моряка событие невольно пришло нам на намять !
Это было в 484 6 году, когда несчастные по­литические обстоятельства Франции привели в беспорядок все внутреннее управление ; принуж­дены были удалишь многих прежних чиновников за различие в мнениях, и доверием Правительст­ва воспользовались многие люди, недостойные вни­мания правителей государства, неспособные к за-
139
нятию мест, какие были им отданы. Французский Флот, на ряду с другими частями управления, также испытал невыгоды сего перелома дел ; один из чиновников Адмиралтейства, в на­смешку названных от моряков выскмкамп ( les Reulrans), какой-то Шомарейкс, вдруг получил чин Капитана, и был определен начальником над экспедициею, отправленною в Сенегал. Фре­гат, с # 00-ми человек, был вверен этому на­чальнику, едва-ли не в первый раз пустившемуся в море. Следствия были самые несчастные. Не­опытный Капитан умел погубишь вверенный ему корабль, без всякой бури, без всякой морской нечаянности, на спокойном море, в стране пас­сатных ветров, где свободно мог управлять путем своим. Вопреки всем советам, вопреки предостережениям других офицеров, Капитан, плывя на полных парусах, ударился об мель, совершенно известную, означенную на всех кар­тах, даже замеченную, в предосторожность его, в данных ему наставлениях. Бедствие было не­избежно. Все пришли в ужас и потеряли спо­собность рассуждать. Офицеры, машрозы, солдаты, пассажиры бросались в шлюпки и на плот, на­скоро сколоченный. беспорядок был ужасный. Если до того времени недоставало Медузе хо­рошего начальника, во время крушения еще более потребен был человек с сильным, мужествен­ным характером, ободряющий своим примером, побеждающий опасность великодушием, и сохра­няющий устройство и подчиненность в виду са-
no
мой смерти. Ничего этого не было. Шлюпки и плот обременились людьми и поклажею до того, что вскоре принуждены были сбросишь с них часть запасов и груза в море.
Кому неизвестна дальнейшая история несчаст­ливцев ! Герико изобразил ее в превосходной своей картине, а Г-да Савиньи и Куден были со­хранены Провидением, чтобы пересказать ужасное смертное томление ста сорока восьми, человек, наваленных, так сказать, один на другого, и бесчеловечно преданных свирепости Океана с са­мым ничтожным запасом вина и муки. Море беспрерывно схватывает с утлого пристанища бедствующих плавателей, которые и без того стоят в некоторых местах по пояс в воде. Но тут начинается битва между офицерами и матрозами, битва в морских волнах, на прост­ранстве 4 5-ти квадратных Футов, где кругом зия­ет бездна—неслыханная битва, в которой нож, топор, сабля устремлены погибающим на гибель товарища! Но когда ужас, или смерть, вырывают оружие из рук, несчастные цепляются, держатся друг за., друга, в неистовом бешенстве тер­зают один другого, думая, что место то­варища безопаснее и отнимая у него эшо место... Смерть опустошает ряды — место остальных становится свободнее, но—голод, со всеми ужа­сами Даншева Ада, является погибающим — их было еще 60-ип человек! Двенадцать дней прохо­дит, и едва по нескольку капель воды, по несколь­ку кусков сырой рыбы достается каждому—они
4M
едят наконецч» умерших сопушников ! И так сильно желание спасти бытие свое, что остальные из всех, пятнадцать человек, хотят лучше испы­тать неслыханные мучения томительной погибе­ли и голода, но не предупреждают их смертью... Так, с 5-го до 4 7-го Июля, море, голод, жажда, зверское отчаяние терзали несчастных. Июля 4 7-го, один из них кричит наконец, в сумасше­ствии восторга—« Корабль] »—Да, эшо был бриг Лргус, высланный из Сенегала для отыскания погибавшихч» и уже отчаявшийся в их отыскании. Как описать восторг, исступление радости? Не­счастные связывают все свои остальные лоскутья, машут ими, кричат, хотят броситься в море, обнимаются, плачут. Аргус приблизился, и ра­достными восклицаниями отвечали матрозы его на охриплый вопль спасенных. Пятнадцать страдаль­цев, полумертвых, полунагих, сгоревших от солнца, были встащены на корабль ; никакие ста­рания не могли спасти из них шестерых — де­вятеро ожили. Люди, отправившиеся на шлюпках, были счастливее других, и почти все спаслись, не смотря на тяжкий переход через палящие степи, где встретила их неприязнь Африканцев. Семнадцать человек не хотели оставить разби­того корабля, говоря, что умирать все равно. Ар­гус послан был за ними, и застал из них еще трех иеловик, державшихся за обломки—они прожили на них 52 дня! Судьба Капитана Шомарейкса была удивительна, не менее неслыханных бедствий и спасения его подчиненных. Он былъ
П2
один из первых, бросившихся в шлюпки, спас­ся опт гибели, и потом спокойно возвратился во Францию. Его судили, и объявили неспособным продолжать службу, лишив звания Капитанского. Знатная родня утешила его за неудачу.
Вспоминая рассказанную нами плачевную исто­рию, повторяя подробности её, мы вдруг были прерваны криком: Ура'. и воображение наше так было наполнено разговором о кораблекрушении, что многие содрогнулись, думая, не возвещает-ли и нам этот крик неожиданной погибели! На­против, он означал неожиданную удачу: огром­ная аккула, или рекнн, ухватилась за уду, спущен­ную с корабля, и машрозы, гордые таким важ­ным завоеванием, прикрепили к задним сна­стям железную цепь, за которую прицеплен был наш рыболовный снаряд; это была уда, или луч­ше сказать, довольно большой крюк, с куском свинины. Приманка обольстила прожорливое мор­ское чудовище, так, что оно проглотило при­манку, уду, даже часть цепи, по крайней мере на 4 5-ть дюймов. Судите о бешеных скачках это­го морского разбойника (величина его была 46-пиь футов в длину), когда, прикрепленная к кораб­лю, железная цепь противилась всем его усилиям, и уда только что раздирала более и более его внутренность, чем сильнее бился он и бросался, стараясь сорваться! Шканцы трещали от его усилий, и волны хлестали в разные стороны, ког­да свирепый пленник, испытывая силу цепи, рвал, грыз ее, потрясал ужасным образом. То, съ
U3
удвоенным проворством, он кидался в сторо­ну; то погружался в глубину моря, откуда жес­токая боль заставляла его выплывать снова на по­верхность моря; то кружился на цепи своей, и долго оставляли его испытывать все возможные средства избавления. Наконец, мало по малу, ужасные силы чудовища истощились, и тогда по­тащили его на гик, длинную и крепкую райну, которая находится сзади корабля. Тут, висящий на воздухе, прицепленный проглоченною удою, наш рекин принялся за экзерцицию другого ро­да—прыгал, вертелся, бил хвостом, грыз цепь, изрыгая потоки черной крови, и выставляя наружу четыре ряда белых, страшных зубов, когда открывал огромную пасть свою. После двухъчасовых усилий его в этом положении, осмели­лись наконец встащить его на корабль, и посту­пили неосторожно, ибо, едва почувствовал он твердую опору, его прыжки и движения возобно­вились; хвостом производил он ужасные удары; от одного из них полетела вверх ногами клетка с курицами, стоявшая вблизи. Но это было последнее усилие страшного силача морского. Он уснул, и матрозы приступили к вскрытию усопшего. Оказалось, что добычу составлял пре­восходный рекин из рода Carcharias, красавец морской, со вдавленным рылом, от чего при­нужден он изгибаться сильно на спину, когда надобно ему что нибудь схватить своею страш­ною пастью. Даже и мертвый, он был еще ужа­сен; прожорливость, как будто пережила его.
nu
Желая рассмотреть зубы чудовища, мы сунули в пасть его толстую палку : такова еще была галь­ваническая сила его челюстей, что они сжались, и глубокие следы зубов остались в палке. Ужа­сные примеры, могущие показать всю меру изуми­тельной силы челюстей рекипа, пришли на память свидетелям этого события. Один из офице­ров рассказал между прочим анекдот о Капи­тане Готье, который начальствовал Нантским кораблем, Сын Франции, в 4828 году* Также поймали и вытащили на корабль рекина, который бился ужасно. Казалось, что после смертных су­дорог, он заснул ; топором разрубили ему хвост ; брюхо его оставалось распоротое около двадцати минут ; сердце и внутренность были выплаты. Капитан рассматривал челюсти чудо­вища, и желая что-то дать заметить своим то­варищам в расположении зубов, всунул руку в пасть рекина. Можно-ли поверить ? Челюсти сжались, и — рука неосторожного Капитана была отхвачена зубами в одно мгновение. . . .
Прожорливость рекина издавна вошла в посло­вицу. Самое имя этого чудовища (*) довольно по­казывает, что человек, встретившийся с ним в морских волнах, может наверное считать себя-покойником. Ни один из путешествова­телей в тропических странах не возвращает-
(*) Его иначе зовут Requiem — название паннихиды по усопшем в Католической Церкви. Говорят, чшо и сло­во Requin, происходит от сего корня. Прим. Пер.
145
ся без рассказа о каком нибудь несчастном, перехваченном надвое, или лишившемся руки, ноги, головы от ненасытных ренинов. Гово­рят, будто ренин может схватит человека и вне воды, но это мнение решительно ложно. Вот слова одного из ученых естествоиспы­тателей; « По расположению своей пасти, находя­щейся посредине нижней части головы, перед которою простирается длинное, тупое рыло, рекин может схватит свою добычу не иначе, как заворошив голову назад, или в бок. Явно, что при таком неудобном изгибе, ренину не­возможно выпрыгнуть, или приподняться из волн, поднимая огромную тяжесть воды, лежащую, не только на теле его, но и на огромных его пла­вательных перьях, горизонтальное протяжение коих есть одно из главнейших препятствий для способности, приписываемой рекину, выпрыги­вать из воды. Не довольствуясь выводом из естественного образования рениновой головы, я многократно делал опыт : самым сильным и жадным ренинам, плававшим вокруг нас, мы показывали приманку, держа ее дюймов на шесть от поверхности воды, и они не касались ее, плыли мимо, не делая даже никаких покушений ухватить добычу. Никогда не увидите вы головы, или тела рекинова над поверхностью моря ; все, что показывается на поверхности, есть спинное перо, и иногда, весьма редко, конец хвоста, по которому во время тихой погоды, можно узнать его издалека.» — По общему поверью мореходцев, 10
1'16
говорят также, будто рекин одарен чрезвы­чайно тонким обонянием, чует больного чело­века За несколько лъё, и близ каждого корабля, на коипором находится умирающий, непременно будто-бы плавает и рекин, ожидающий своей добычи. Оправдание этого поверья заключается в удивительной способности рекина выбирать мес­то и обстоятельства, при которых может он удовольствовать свою ненасытимую жадность. Таким образом, по непонятному инстинкту, он всегда плывет за кораблями, на которых везут Негров невольников, и где, следствен­но, от тесноты людей, набитых в трюме, смертность бывает необыкновенная. В бурное время, множество рекинов собираются и плавают близ опасной Сенегальской мели, где всегда раз­бивается много лодок и шлюпок. Впрочем, рекины необщежительны и наиболее плавают поодиначке. Неизвестно, что удаляет их друг от друга, но остальных жителей моря за­ставляет убегать от них шо, что все встре­тившееся с рекином будет неминуемо погло­щено и пожрано. Только два рода рыб, малень­ких, длиною не более полу-Фугла — прилипала и спутница ( Remora и Pilote ) — кажется, живут с опустошителем морей в дружеском союзе. Каждое из этих чудовищ всегда имеет во­круг себя две, три, пять, шесть из этих ры­бок, которые ныряют, резвятся подле него, безопасно мелькают мимо его пасти, всплывают ему на спину, плавают у него под брюхом,
4Л7
около хвосша и головы. Для чего рекин щадшп своих неотлучных, резвых спутников ? Или они помогают ему в чем нибудь? Или это со­глядатаи, одаренные лучше его чутьем, и пред­уведомляющие его о всякой опасности ? Дело остается загадкою, даже для самых зорких опи­сателей подводного мира. Заметим только, что когда рекин, пойманный на уду, бьется и силит­ся убежать, маленькие друзья не оставляют его, следуют за ним, пока тянут его по воде; едва он подымется из воды, спутники бегут, но не пристанут тотчас к другому рекину, соби­раются заботливо, ищут своего жадного покрови­теля, и иногда по нескольку дней следуют за кораблем, куда встащили их огромного това­рища. Рекин есть существо живородящее ; мясо его грубо и неудобоваримо в желудке, но море­плаватели, особливо матрозы, едят его охотно. Наша шестнадцаши-Футовая добыча довольство­вала наших матрозов в течение нескольких дней.
Среди этих мелких событий плавания и воспо­минаний прошедшего, через шесть дней после отбытия нашего из Тенерифа, приблизились мы к порту Горейскому, где и бросили якорь 20-го Сентября.
Горся маленький волканический островок, на пол-льё пространством в окружности, более длинный, нежели широкий, узкий посредине, и на­ходящийся под 4 V ЯО' широты и 4 9° Я 5' долготы. Пролив, в 4 500 ипуазов ширины, ошделяетч.
4 0*
148
епт его опт Африканского материка. Горею мо­жно разделишь на две части : высокая часть видимая с матерого берега, представляет са­мое живописное зрелище, с крепостью, защищаю­щею сию сторону, с базальтовыми сгиюлпами, вы­шиною в 300 Футов, поставленными один на другом, как на дороге исполинов в Ирландии (*). Низменная часть острова соединяется с волкани­ческою возвышенностью его узким, наносным перешейком. Пороховой магазин, дом Губерна­торский, церковь, казармы для гарнизона, неболь­шая гошпиталь, на весьма видном месте, суть публичные строения острова. Домы построены из базальта, оштукатурены песком с известью, и при них поделаны террасы на манер Италь­янский. Воды здесь большой недостаток; только два ручейка журчат внизу утесов, и корабли
(*) Базалып, камень особенной породы, во многих ме­стах составляющий великие утесы и горы, и располо­женный в них правильными, переломленными, один на другой поставленными столбами, в необъятном коли­честве. Смотря на базальтовые громады, какова, напри­мер, финеалова пещера, на острове Стаффе, можно со­мневаться, не произведение-ли это рук человеческих? До сих пор, геологи не решили, что такое базальт — остаток-ли волканических извержений, или порождение вод, покрывавших некогда землю?— Дорогою исполииов в Ирландии называется множество рядов базальтиче­ских камней, расположенных по крутизне горы, так, что они образуют собою нечто похожее на ступени громадной лестницы. Прим. Пер.
■" ■ 11 ‘ ■' I И ПМИЧРЧѴ
ПО принуждены наливаться водою близ полуострова Зеленого мыса.
Открытый в XV столетии Португальцами, Горея находился в 1670 г. уже во владении Фран­цузском. Здесь была заведена контора для тор­говли Неграми. В 1785 году, под начальством Губернатора БуФФлера, остров сей сделался глав. нын местом всех Французских заведений на Сенегале, и народонаселение простиралось на немч> до 5000 человек. Но с сего времени Английское заселение Св. Марии, в устье Гамбии, постепенно лишало Горею его важности. Ныне здесь не более Д000 жителей, и те состоят наиболее из Мулагпров (*) и Негров, большею частию невольни­ков, захвативших себе значительные выгоды тор­говли. Гоэлетипы, принадлежащие Мулатрам, по­строенные черными плотниками, управляемые чер­ными Капитанами, деятельно производят при­брежную торговлю по Африканскому берегу и на островах Зеленого мыса. Синьяры (Signarres), или Мулатрки, всего более составляют душу сих дел; будучи умнее, хитрее, живее мужчин их племени, они нередко наживают большие имения
(*) Мулатр — медного или смуглого цвета человек, рожденный от Европейца и Негритянки, или от Негра и Европейской женщины. Иногда называют их Мети са­ми. Рожденный от Мулатра и дикой Американки, име­нуется Щамбос. Родившийся от Европейских родите­лей в Америке, в Африке, или в Индии, именуется Креол. Прим. Пер.
150
торговлею. Иногда богатства достаются им дру­гим образом : проданная Европейцу своею ма­терью, Синьяра умеет обольстить его своею пре­лестью, заставляет дарить себя и наживает не­зависимое состояние. Корыстолюбие есть сильней­шая страсть сих женщин, и между шем, они бывают ревнивы и мстительны. Наряд Синьяры, весьма простой, стоит между тем дорого. они обвивают голову дорогою кисеею; повязка, шитая золотом, прикрывает лоб; на груди, по белой рубашке, протягивается запан, из бумажной или шерстяной пгкани, не уступающей изящест­вом работы лучшей шали; такой-же запан висит на плечах сзади. Руки, ноги, уши убраны бывают браслетами, кольцами, золотыми подвесками драго­ценной работы. Ожерелье, по Мавританскому обы­чаю, состоит из золотых монет, нанизанных на снурки; нередко встретите Синьяру, у кото­рой шакое ожерелье составляет тяжелую цепь из цехинов, луйдоров и сувереней.
Черное население Гореи, отчасти несколько об­разовавшееся от сообщения с Европейцами, все еще сохраняет всякие предразсудки своей касты. Одно из главных заблуждений их есть совер­шенная покорность Марабу, или черным Мугаммеданским священникам. Повеление Марабу священ­но для Негра. Как жрец, как колдун, как лекарь, Марабу составляет одну из величайших властей в сей части Африки. Горе тому, кто его ослушается ! Собрание Марабу осудит дерз­кого, и он погибнет от кинжала сих Вольныхъ
151
судей (*), осуждающих и исполняющих свои ре­шения в глубокой гпаЙне. Место для собраний тайного судилища Марабу находится в лесу, в нескольких льё от морского берега, под огром­ным баобабом, великаном царства растений, при­крывающим своими обширными ветвями жилище Великого или главного Марабу. Одно средство из­бежать гибели, если она возвещена осужденному— заплатишь выкуп в общую казну бесчеловечных судей.
Таким образом, странное это духовное об­щество управляет здешними Неграми. Решение суда их над женщинами производится еще дерз­новеннее, посредством особенного обряда, назы­ваемого Мама Комбсу это название уродливой чучелы, вырезанной из древесной коры, расписанной красками, и одетой в длинное платье, с рука­вами, с остроконечным калпаком на голове, исписанным волшебными Фигурами. Обыкновенно этот страшный урод висит на дереве близ каждого селения. Когда наступит время наказания над какою нибудь Негритянкою, Марабу собира­ются толпою, и несут Мама-Комбо на главную площадь. Все Негритянки должны являться передъ
(*) Так назывались члены Тайного судилища, сущест­вовавшего в Германии, в Средние времена. Они собира­лись в лесах, осуждали преступника, какого-бы он зва ния ни был, и исполняли над ним приговор свой, по­средством людей, которых имели для гнакихчи исполне­ний. Прим. Пер.
4 52
ними, и все собираются со страхом и трепетом. Тогда объявляется имя виновной, которой МамаКомбо требует наказания; она должна выступить из толпы и вытерпеть наказание, какое опреде­ляют Марабу; никто не смеет спросить о при­чине беды, а еще менее защитишь преступницу. Мама-Комбо уносят после того и по прежнему вешают на обыкновенном его месте.
Африканский берег против Гореи, и далее до полуострова Зеленого мыса, населен народом Уолофов (или Олофов). От знакомства с Евро­пейцами, этот народ сделался самым воинст­венным и грозным из всех Африканских пле­мен. В начале XIX. столетия, обитатели полу­острова Дакарда, составлявшие часть владений дамеля, или повелителя Каииорского, возмутились прошив сего сильного властителя, и завоевали свою независимость оружием. Они живут ныне под начальством избранного ими вождя, по име­ни Мокгаара, почти всегда обитающего в Горее. Его владения, состоящие из гористой, но плодо­носной земли, можно назвать садом здешних бе­регов. Цегры, подданные его, питаются кускусом, мукою, добываемою из растения дугуб-ниул (Pe­nicillaria spicata ), с которою иногда мешают свежую или сушеную рыбу, говядину, баранину, или кислое молоко. Земледелие здесь весьма хоро­шо. Залив Бенский, окружающий полуостров, можно уподобить рыбному садку ; так обилен он рыбою всякого рода. На берегу его находится местечко Гам, где каждый из достаточных Ев­
153
ропейцев, живущих в Горее, имеет свою казу, или увеселительный сельский домик. Утомленное видом базальтовых скал, зрение отдыхает здесь на огромных старых баобабах (Adausonia), с огромными, невысокими пнями, и с исполин­скими, густыми ветвями. Плод сего дерева име­нуют здесь хлебом обезьян. Здешния пальмы (Elais guineensis), в 80 футов вышиною, доставляют туземцам освежающее, беловатое, сахаристое и густое питье, именуемое паяьмовкою. Если пить его свежее, нет никакой опасности; но если дашь ему постоять несколько часов, оно забродит и опьяняет человека. Кроме кофейного дерева, гоявьеров, ананасов, Негритянского дашаха (Detarium seuegalense), дашах-ньея, или слонового даша­ха, Dialium, nitidum, Гвинейского перца ( (Jvaria aetliiopica ), а из огородных прозябений слад­кого пашаша, иньяма, арбузов, груздей, огурцов, здесь находится множество других произведений. К несчастно, кроме зимнего времени, климат здесь убийственный, и с Июня по Ноябрь лихорад­ка губит человека в полсушки.
В бытность мою в Горее, мне рассказывали об одном Французском естествоиспытателе, совершившем обширные путешествия по Африкан­скому материку. Из Сен-Луи, он поднялся по Сенегалу до Подора, посетил озеро ИГгер в Сенегамбии, и потом обозрел Зеленый мыс, Адбреду на Гамбии, реку Казаманс в земле ФелусъОласов; эшо был некто Г-н Перроште. Он по­знакомил в последствии публику с своими тру-
ш
дами в Annales des Voyages, и в изданной им Flore de Sénégambie.
Во внутренних здешних областях, и подле деревни Кунун, произрастают обширные леса, или лесные оазисы (* (**)), где обилует хайа Сене­гальская, обыкновенно называемая Cail-cédra, или Сенегальское красное дерево. Оно растет в вы­шину до 420 Футов; Негры делают из него вся­кую мебель. В 4 5-ти льё на Ю. В. от Горе» на­ходится местечко Жоаль, и в окрестных около него лесах растет неде, или Parkia africana, напоминающее своим названием имя несчастного Мунго-Парка (*ч‘) ; ветви его простираются гори­зонтально от пня, на большое пространство. Ме­стечко Жоаль многолюдно и обширно ; оно снаб­жает Горею превосходными устрицами. Жители большие воры; но земля богата, хорошо обработа­на, обильна дичью, скотиною и птицею.
Ош Жоаля до городка Сент-Марги, или Магу Bathurst, находящагося на острове, при устье Гам­бии, только день плавания. Небольшой и пездоро-
(*) ОазиХс, плодоносное, населенное место, со всех сто­рон окруженное песчаною, безводною пустынею. Такия ме­ста находятся в Африканских и Азиятских степях *>. Так, например, пространства занимаемые Бухарою и Хивою, суть оазисы в бесконечной степи Монголо-Кир­гизской, и их можно назвать цветущими прекрасными островами среди бесплодного океана песков. Прим. Пер.
(**) Мунео-Паркб, знаменитый Английский путешествен­ник, погибший в Африке. Он первый открыл досто­верное течение Нигера, или Жолиба. Прим. Пер.
I
455
вый городок этот сделался для Англичан важ­ным местом торговым; здесь меняют они же­лезо, порох, амбру, Гвинейские ткани, вино, ко­раллы и стеклянные изделия. В этом Английская колония соперничает с Албредою, Французским местечком, восемь льё выше, на правом берегу Гамбии. Туш находится несколько Европейских домов, подле деревни Жилфре, туазах в 300-х от берега, и живет Консул Французский, ко­торый, кроме терпения, не имеет никаких средств защиты от грубого хищничества ту­земцев. Окрестные Негры принадлежат к поко­лению бандитов, или Созесов; язык их испор­ченный Бамбараский, перемешанный с Сараколлешским. Они носят бумажные запаны, синего цве­та, или некрашеные. Женщины повязывают голо­ву платком, цепляют на пояс стеклянные чешки, и на шею надевают ожерелья из амбры и король­ков. Волосы, у женщин и у мужчин, заплетаются в маленькия, тонкия плетушки, и густо намазы­ваются свежим маслом коровьим. Главное про­изведение у Мандингов сарачинское пшено ; его дополняют хлопчатая бумага, индиго и табак. Многочисленные стада рогатой скотины, коз, овец и свиней, покрывают прибрежные пажити. Здесь растут: беншен (Eriodendron anfractu­osum), Bombax buonopozense, и мампаша (Patina­rium. excelsura), которого цветы издают прелест­ный запах.
Самое отдаленное селение Французское в сем месте есть Кадпланса, находящееся на устье реки
156
сего имени, в 30-ши лье ош Гамбии. Туш нахо­дится Резидент, живущий в добром согласии с Фелу-Оласамп, тамошними туземцами, наро­дом кроткого и смирного нрава. Хижины их строятся, как у Мандингов, из битой земли, и они живут в них вместе с животными. Девуш­ки ходят нагия до 4 6-ти лет; женщины прикры­ваются небольшим запаном, из бумажной ткани синего цвета, грубо сотканной, и обшитой по краям раковинками. Мужчины надевают иногда маленький запан, или закрываются пальмовым листом, на подобие закрышки, бывающей у мрамор­ных статуй в Европе. Дикари эти не знают кажется никакой религии. Единственный религиоз­ный обряд, замеченный у них, совершается при погребении: умершего, одетого в лучший его на­ряд, сажают посреди хижины и окружающие спра­шивают его о причинах, по которым вздумал он оставишь их. Один из родственников си­дит подле мертвого, отвечает за него, и окан­чивает требованием погребения. Туш начинает­ся плачевный крик, заключаемый после похорон веселым шумом, песнями, плясками и пиром.
В окрестностях Казаманской Фактории есть много туземных селений, посещаемых Европей­цами : Беринг, Самашиш, Каньуш, Малумб, находятся по течению реки; Моншсорч» и Каньакай далее вглубь области; Вагран лежит на нанос­ной земле, и окружено насаждениями сарачинского пшена; наконец, Зингипхор, неважное владение Португальцев.
157
ними
Таково нынешнее положение Французских вла­дений в окрестностях Гамбии, бедное, жалости достойное, и долженствующее кончиться совер­шенною погибелью, за недостатком ободрения. Сенегальские колонии находятся в состоянии не­сколько более цветущем. Город Сен-Jfyn, глав­ное место из тамошних Африканских владений, принадлежащих Франции, мог-бы сделаться весь­ма важным пристанищем, если-бы устье Сенега­ла было менее опасно для плавания. Не смотря па искуство лоцманов, почти ежедневно бывают здесь бедственные случаи; волнение столь сильно, и разбивается о берега с такою свирепостью, что малейшее уклонение с Фарватера причиняет ги­бель. Но переплывши это опасное место, входят в спокойную реку, где, направо расстилается плоская, голая, бесплодная земля Варварийцев, а налево видна зеленеющая, покрытая густыми паль­мами и баобабами Гвинея. В двух льё от устья, па острове, простирающемся на 4 200 туазов оигп. С. к Ю., и на 4 00 туазов от Б. к 3., находит­ся Сен-Луи, называемый Неграми Надар. Крепость, местопребывание Губернатора, построена в ср.едипе города; жилища обывателей идут по обеим её сторонам. Валы и бапппареи, защищающие ре­ку, так ничтожны, что едва только можно от­биться ими от Мавров. Жителей в Сен-Луи от 8-ми до 4 0,000, Мулатров, Негров, свобод­ных и невольников. И здесь, как в Горее, Ев­ропейцы живут с Синьярами, и хотя на подоб­ные союзы нет законности, но они сохраняются,
458
как торговая сделка, весьма верно. В 60-ти льё от острова Сен-Луи находится остров Морфиль, с построенною на нем крепостью Подор., а 240 льё далее есть еще крепость Св. Иосифа Галамскаго\ обе устроены для защищения торговли гуммью. На второй трети дороги в Подор на­ходится заведение Рихард-Тол. Путешествуя сим направлением, замечаете Африканскую природу в животных, населяющих реку и берега ся : здесь коронованный журавль, ибис, красная колпица, Фламанд; там лев, гиэнна, леопард, чакал; из тростника речного крокодил выставляет свою чешуйчатую, костлявую спину, влачится на солнце, дремлет, и ждет, чтобы человек, или легкая газель подошли к водам Сенегала. .Далее изви­вается полосатая боа, схватывает добычу в свои исполинские кольца, сосет кровь её, и потом гло­тает ее целиком. Подле острова Кума водятся бегемоты, или водяные лошади•—исполинские па­хидермия ( ), выставляющие от времени до време­ни свою голову из воды, и ржущие, как лошадь. Они выходят на землю только по ночам, и ищут себе пищи, состоящей из травок, кореш­ков и веток.
По всей реке, произрастание здешних мест является в богатейшем виде : оно расстилает перед зрением самую пеструю, прекрасную, раз(*)
(*) Пахидермб (с Греческих слов : толстый,
и Ищий — кожа ), слово, принятое для означения живот­ных, имеющих кожу толстую и почти бесшерстную, каковы: слон, бегемот, и т. п. Прим. Пер,
159
нообраэную смесь прозябения между-птропиковых сторон. Тут видите Tamarix, множество родов Acacia, Nitraria, Phelipea africana, с его безлист­венными стволами, обремененными желтизною цве­тов, Sesbania punctata, Bauhinia reticulata, круг­лую Сенегальскую пальму (llondier), ниушут (Heudelotia africana), деревцо, принадлежащее к се­мейству терпентинных растений, из которого течет густая гумйь, известная в Европе под именем бделлип (Bdellium); наконец келеле (Salix aegyptiaca), Merlensia и Tamarendus indica.
В продолжительном прибрежном пути от Сен-Луи доПодора, после Ричард-Толя находится военный пост Данага ; далее Пьтуший рынок, место торговли гуммью, и за ним контора, ме­сто для складки сего товара. Здесь, когда сборка гумми бываешь окончена, являются караваны Бракнатских Мавров, с гуммью, собранною в лесах АФашаеских ; по берегу реки разбиваются их шатры, сделанные из козлиных шерстяных войлоков, где сложен бываешь товар, а ближе к берегу, против своих судов, кочуют тог­да купцы из Сен-Луи, Мулатры и Европейцы, приехавшие за покупкою гумми. Торговля, здесь и в других местах, продолжается месяца четы­ре : начинаясь в Апреле, она оканчивается в Июле, начале вторичной сборки. Во все это вре­мя, Петуший рынок представляет шумный ба­зар, наполненный людьми, верблюдами, быками, козами, овцами. По реке мелькают Пеульские лодки, с медноцветными Маврами, шлюпки, съ
160
курчавыми черными Неграми, и щегольские боты, где нежатся на подушках ленивые Мулатры. На сухом пуши видно шакое-же смешение : всюду движутся и бегают женщины, принимающие на себя заботу прокормления эшой временной коло­нии: Пеулянки, с их намазанными маслом голо­вами; беспечные Мавританки, у которых плету­шки волосов обременены кольцами из слоновой кости, кораллов и железа, с таинственными амулетами ; Негрятянки Уалоские и из Сен-Луи, с своими ожерельями из амбры, и мешечками, наполненными множеством талисманов. Вече­ром, когда дела кончатся, толпы народа собира­ются на площади ; звуки там-тама увлекают Негров к их дикому, етранному плясанью, со­провождаемому кривляньями и сладострастными
•
движсниямиф
Гуммь, столь важный предмет Африканской торговли, получается из трех здешних лесов, где производит ее дерево, именуемое .Acacia Аегек — Саэльского леса, принадлежищего Маврам Трарзатским, Ель-Гиебарского и Аль-Фашакского, принадлежащих Бракнатам и Дарманкутам. Собственно, гумм есть следствие болезни дере­ва, ее приносящего ; это насильственная выжим­ка, производимая пустынным ветром ; можно-бы сказать, что дряблея от сухости, дерево тре­скается и плачет ; слезы его образуют шарики гумми. В Ноябре, Мавры оставляют свои оази­сы, едут в гуммовые леса на сборку, и набива­ют гуммь в большие кожанные мешки. На во­
4 CI
лах и верблюдах везут они после сего товар свой на ярмарки. Кроме Петушьего рынка, ихе на­ходится еще великое множество: в Порипендике, в Галаме, в Гае, и других местах. Па сих базарах, Маврншане имеют возможность пока­зать всю свою купеческую хитрость и все бесстыдство мошенников. Ложь, угрозы, запиратель­ство ничего не значат для них, если только через эипо они могут увеличить xomj> немно­гим выручку за свой товар.
В некотором расстоянии от Ричард-Толя, во внутренних областях, на границах Гиолофэ, и особенно в лесах около озера Н’гер, живут стадами огромнейшие слоны, более многочислен­ные, более дикие, нежели во всякой другой сто­роне Африке. Ночью, когда все в природе погру­жено в безмолвие, громадные сии пахидермы при­ходят стадами утолять жажду в озере, нахо­дящемся близ местечка Серр, Туш сходятся их сотни ; они отдыхают, играют в озере, с гпаким шумом, что сон Негровъ» живущих в окружности, нарушается ими. Но не думая прогонять беспокойных посетителей, туземцы рады, что незваные гости не трогают их по крайней мере. В Африканских пустынях, чело­век еще не смеет горделиво называть себя царем всех других творений : более его силь­ные, более его грозные властители земли здесь живут и дарствуют вместе с громадным сло­ном, свирепые львы, леопарды, гиэины, тигры, гепарды, кабаны, чакалы, и — горе дерзкому чело-г
Ги
162
веку, если он нарушит неприкосновенную воль­ность их логовищ!
Можно сказать, что Африканский материк есть обширнейший зверинец диких животных; включая сюда даже и человека. Легко понять, что путешествие во внутренность Африки более оби­льно драмою, нежели поэзиею другого какого ни­будь рода. Отваживаясь на такое путешест­вие, надобно быть одарену восторженною сме­лостью урожденного искателя приключений, или быть больну жадностью купца, едва-ли не силь­нейшею всякой страсти, побуждающей к путе­шествиям. Не чувствуя в себе ни той, ни другой наклонности, я удовольствовался собранием в Горее нескольких новейших и доспговернейших сведений о Гвинее и Сенегамбии. Мне подробно рассказали о подвигах Г-на Каллъе (*) и важных открытиях Г-на Перротте. Довольный рассказа­ми, я решился избавишь себя от личного испы­тания всех бедствий, какими сопровождается странствование по дикой и губительной Африке.
Четыре дня пробыли мы в Горее, то находясь в самом городе, то гуляя в окрестностях его, то посещая полуостров Зеленого мыса. Корвешша должна была пробыть здесь все это время, а я искал случая отправиться в Рио-Жанеиро,
(*) Каллье французский путешественик. Он первый из Европейцев достигнул с северного берега Африки в Томбукгао, и недавно издал любопытное описание^ своего путешествия. Прим. Пер.
163
по не находил никакого. Наконец, Голландский гальош гпяжело ввалился в залив, и стал на якоре. Он назывался Корнелия ; подымал груза 250 шоннов ; имя Капитана было Фам-Петер. Отправясь из Роттердама в Бразилию с пол­ным грузом Голландского сыра, почтенный галъоип насчитывал уже восьмидесятый день своего пути, и зашел в Горею запастись водою и при­пасами. Как ни хотелось мне ехать, но Соб­ранные мною подробности о грузе и путешествии Флегматической Корнелии, останавливали меня. Пять раз в день отправлялся я договариваться с Капитаном, и пять раз не решался на дого­вор, уезжал обратно, взглянув на этот круг­лый, тяжелый короб, на эти квадратные крапъбалки, платформы, прямые, как стена, особливо на устройство мачт, низких и щедушныхч», и оснастку, чипо-mo в роде оснастки шлюпа и куттера вместе. Я откладывал договор, надеясь лучшего случая. Но, наконец, делать было нечего! С горем пополам взошел я на палубу Корне­лии и поспешил договориться. За 80-ипь добрых пиастров, герр Фан-Петер взялся доставить меня в Рио-Жанеиро, и кормить во все время на­шего переезда. Кое-как поместился я в малень­кой каюте, шести футов в длину, четырех в ширину, походившей на мышью норку, вырытую в сырах, где, по причине несносного запаха от сыров, надобно было надолго простишься с чистым воздухом.
4Г
Острова зжлжного мыса. — переход через ЭК­ВАТОР. — УТЕСЫ МАРТИНА ВАЗА. — ОСТРОВ СВ.
ТРОИЦЫ.
Сентября 25-го, наш почтенный гальот под­нял паруса, не как ветренник и шалун какой нибудь, легко, быстро, порывисто — нет! тихо, медленно, как создание почтенное, степенное и пожилое. Мы направили путь на 3., для осмотре­ния островов Зеленого мыса. На пятый день нахо­дились мы на юг от Сант-Его, и могли видеть все части сего архипелага, принадлежащего Пор­тугальцам. Вид его представляет землю голую и неблагодарную; можно-бы сказать, что эшо глы­бы земли, выброшенные из печи — так кажутся они обожжены солнцем. Нагия скалы, беспорядоч­но наваленные одна на другую, представляющие со­бою обломы странных Форм, воздвигаются остро­конечными вершинами к небу. Но в немногих долинах, находящихся между скал, заметна бо­гатая обработанносшь. Народонаселение сих ост­ровов, хотя оно и гордится своим Португаль­ским происхождением, приняло в здешнем кли­мате бронзовый цвет тела Африканских мулат-


i 65
ров, Духовенство здешнее, все состоит из таких цветных людей, и даже из Негров. Главное произведение соль, вывозимая отсюда во множестве в Бразилию. Но здесь обильно также кокосовых, банановых, папайеровых, тамарин­довых и баобабовых деревьев ; растут также померанцы, лимоны, гойявы, фиги, арбузы превос­ходной доброты. Виноград, сахарный тростник, индиговое растение и хлопчатая бумага обилуют во многих местах. В дождливые годы, маис и сарачинское пшено родятся успешно, но за то в засушливые годы они извергаются из недр зем­ли,перегорелые от солнца, ибо в такие годы термометр Фаренгейта никогда не сходит здесь ниже 80", и часто переходит выше 90°. Ужасный голод поражает тогда здешния места, и еще недавно обитатели архипелага Зеленого мыса едва не погибли от сего неотвратимого бедствия.
Главное местопребывание Португальского управ­ления здешних владений находится на острове Сант-Его ( Св. Иакова ), где знатнейшие места суть: город Пуэрто^-ПраЛа, место для пристани­ща мимоплывущих кораблей; , прежний
главный город всех островов, и Ри5'еирл-/ряиде, с бедным строением. Прайа стоит на высо­тах, куда всходят крутыми и неудобными до­рогами. Пристань находится против пригорка, окруженного финиковыми, и тощими латаньеровыми деревьями. Другие острова сего архипелага ( всего их десять ): Мгйо, богатый скотоводст­вом и хлопчатою бумагою; Фузхо, где есть огне-
>66
Дышащая гора; Права, или осшров Си. Иоанна, из­вестный по выделке вина и добыванию селитры ; Боа-Виста, низменнее других, но весьма плодо­носный; Саль, получивший название от своих со­ляных копей; остр. Св. Николая иудотворца, об­ширнейший всех, и обязанный богатством свое­му мануфактурному народонаселению; Санпга-Иусиа, Сан-Висенте (где хороший порт) и Сан-Лнтонго, населеннее всех других, и заметный по своей высокой, остроконечной горе.
Мы отправились далее, постепенно приближа­ясь к экватору, или палящей равноденственной ли­ния. Наш почтенный корабль тяжело подвигался вперед, пока двигали его пассатные ветры от С. к В. (*), но когда прекратились они, сырный ко­роб наш перестал двигаться, остановился, как будто приколоченный гвоздями. Зыбь волновала иногда масляную поверхность моря, но степенная Корнелия только перекачивалась с боку на бок, а не плыла. Если-бы такое спокойное стояние на одном месте было в гавани, подле веселого за­городья, или хотя в пустыне, но живописной, ди­кой, орошаемой водопадом, отененной густыми деревьями, или подле большего, разгульного горо-
(*) Пассатными (vents alizés) называются ветры, посто­янно дующие в одну сторону, в морях, находящихся между тропиками. Изменяясь от Географических при­чин, ветры сии между Азиею и Африкою составляют так называемые мцссоны, т. е. ветры, полгода дующие в одну, а другие полгода в другую, противную сторону. Прим. Пер.
467
да, где можно хорошо пообедать, поглядеть на достопамятности, быть в театре, на бале—ктобы не переносил равнодушно неподвижности, с твердою решимостью дожидаться терпеливо её окончания! Но под 5° широты, между тропиком и экватором, под солнечными лучами, падающи­ми с неба прямо в голову, когда на утоление жажды дают вам по рассчету стаканом вонючую воду, для прогулки отводят двадцать квадрат­ных Футов, вымазанных тающею смолою, а в обед подают солонину, или треску, с сухарем, вместо хлеба, и все зрелище заключается в не­обозримом, вечно-однообразном, неподвижном зеркале Океана, и когда притом товарищем ва­шего уединения—Голландский Капитан и его ма­шрозы — я не знаю ничего томительнее, мучитель­нее этого состояния
К счастию, после недели неподвижности, море, до того времени столь тихое, столь зеркальное, вдруг сделалось буйно и бурливо; оно переброси­ло нас из нашей однообразной жизни в превос­ходное жишье, с беспрерывными, внезапными Пе­ременами, на смену тишины ветром и на смену ве­тра тишиною
(*) Grain. — Вообще, чаешь Океана Атлантического, меж­ду 4—40° ш. с. и 330—365° д., именуется море дождли­вое. ЗцЪсе, на пределах пассатных ветров, сосредото­чивается перелом атмосферных течении, производящий, то внезапную тишину, пго порывистые ветры, или трасады и пюрнады. Причина всего этого, а равно пассатовй и мцссоновЪ} заключается в действии солнечных лучей при суточном обращении земли. Прим. Пер.
, что называют моряки сыпью (*}. То
468
вдруг вздымались вокруг пас волны и сыпались на корабль, хоипл ни одно облако не предвещало бури и небо казалось ясно. Схваченные быстрым порывом ветра, мачты, райны наши трещали ; Ветр свистал в снастях, и паруса рвались в лоскутья и лепестки. В другое время, порыв ветра возвещали широкия черные тучи, вдруг развесившись на голубом небосклоне ; другие облака, светлее и беловатее, разбрасывались, будто клочья .снега, в низу небосклона, пока главная толща их медленно вздымалась на самый верх неба. Че­рез мгновение потом, изменялся вид этого ве­ликолепного воздушного явления: с одной сторо­ны небо являлось лазурным, синим, с другой желтело медным цветом, отцвечивалось фиоле­товым, темно-зеленым, темным.....Молнии зме­ились в этих плавающих по небу громадах, и слышен был гром, но не раскатистый и про­должительный, как бывает на земле, где о на­долго гуляет в отзывах и перекатах ; он трещал здесь мгновенно, резко, и без отзывов на.глухой и ровной поверхности моря. Но вскоре, усиленная этими приготовлениями, набегала буря— сквозь разодранное небо летели вниз крупные капли дождя ; море, пестреющее сначала мелкою дробью волн, постепенно начинало вздыматься горами высоких валов; вешер так вился и об­вивался около снастей корабля, что казалось, каж­дая из них вопит, звучит по своему, своим особенным голосом. Адская музыка эта слива­лась с звуками повелительной трубы Капитана,


169
криком машрозов, трещаньем мачт, шумом волн, скрыпеньем корабельных частей. Это по­казывало нам начало жестокой бури. Через час, все являлось в ловом виде : дождь лился пото­ками, холодный, густой, прямо в голову, и хле­стал по корабельной палубе рекою воды, когда в тоже время переливалась через корабль волна, и кругом кипела морская пена, взбиваемая вет­ром с поверхности валов. В облаках сверка­ли светлые полосы, но грома уже не было; элек­трический огонь наполнял все пространство меж­ду небом и морем, и как пламя лампадки, на­полненной винным спиртом, загарался на вер­хушке мачты огонек, называемый моряками огнем Св. Елены, или Св. Эльма (*).
В этих судорожных явлениях природы, среди этой борьбы неба, моря и ветра, наша Корнелия была истинно бесценна и изумительна. При пер­вом признаке тревоги, методический герр ФанъПетер командовал дрейфит паруса, и едва ви­дел он, что Корнелия приведенная в такое по­ложение, была безопасна от бури, он расклани­вался спокойно ожиданию всякой бури и всякого смятения неба и моря — чудный пример Голланд­ского терпения ! Он оставлял на палубе одного
(*) Это происходит от сильного скопления в одном месте электричества, которое горит огнем иногда на пике, или на шапке человека, находящагося в средине его. Древние,’ называли этот огонек оенем5 Кастора и Поллукса. Прим. Пер.
170
машроза, да собаку, сгонял все остальное внутрь корабля, тщательно запирал все порты, люки и гублоты, и сам растягивался на своей койке, в ожидании, пока прихотливое море перестанет бу­шевать, утешая себя между тем всякою всячиною, что составляет утеху на Голландском корабле —чаем, сыром, трубкой табаку и стаканом джи­на. Он крепко был уверен в своей доброй Кор­нелии, наш почтенный герр Фан-Петер, Он знал её твердость и прочность на всякое бурное время, испытанную верность гальоша, столь не­ловкого, столь неподвижного, когда море ласкало его благоприятным ветерком. С своим гальошом, герр Фан-Петер был шак-жс беспе­чен о своей безопасности, как Испанец, сидя­щий на Каталанском своем муле, и не думающий о пропасти, по краешку которой пробирается его добрый мул.
С великим трудом выпросил я у хладнокров­ного герр Фан-Петера позволение остаться на палубе, и посмотреть на удивительное зрелище эквашорной бури, которую я мог только угады­вать, сидя в своей каюте. «Не бойтесь за Корне­лию—возражал онъ—й без вашей помощи, она разделается со всякой бурею. О ! этот корабль точно железный ; вода переливается через пего, но ни одна капелька её не проберется внутрь ко­рабля.» Когда я сказал, что хочуостаться на па­лубе не из опасения, но желая посмотреть на мо­ре, он глядел па меня, не понимая, что такое • находил я ипут любопытного? «Пожалуй,» отвечалъ
171
он наконец — «только вы не привыкли к шут­кам Океана; оставайтесь себе па палубе, но вас надобно привязать, а не ню вас ухватит пер­вою волною.» Я спорил ; он не соглашался иначе, и я поблагодарил его за такое систематическое упрямство: без веревки, державшей меня у кабе­стана, меня снесло-бы, действительно, в море волнами, бурливо переходившими через корабль. С тех пор я решился жертвовать великолепи­ем зрелища бури безопасному гостеприимству во­нючей и дурной каюты.
За то я вполне вознагражден был через не­сколько дней. Ветер стих; море было спокойно; небо, светлое и прозрачное, оделось серебристы­ми и багряными облаками. В семь часов вечера, солнце, удаляясь за небосклон, казалось, тонуло в бесконечном алом покрывале, обшитом зо­лотою бахрамою. Я вспомнил поэтические карти­ны Вернардена де-Сеп-Пьера. «Однажды вечером (говорит он) облака собрались на западе, обра­зуя собою обширную сеть, как будто сотканную из белого шелка. Когда солнце проходило за эти­ми облаками, казалось, что каждая полоска сети их была окаймлена золотою ниткою; золошо пе­реливалось потом в огненный цвет, алело, и небо цветилось после того легкими багряными, зелеными, лазурными оттенками.» Всего, что было очаровательно в мимолетные сумерки этого дня, изобразить невозможно ! Небосклон наполнился широкими вырезками облаков, всех оттенков, постепенно от красного, фиолетовыми, серыми
472
темными. Нагроможденные, набросанные одно на другое, облака образовывали исполинские образы как будто изображая аллегорические Фигуры, округлялись бесконечными материками, или выдви­гались живописными мысами воздушных остро­вов. В этой беспрерывно движимой панораме, воображение видело, шо Омировские битвы, шо сражения ужасных чудовищ, и потом леса, ска­лы, растения, переходившие от одного цвета к другому, как будто они стремились истощить всю прелесть радуги. И когда ночь быстро упала на небо, и океан и небо задернулись мрачным, непроницаемым покровом, а волны морские, на­селенные мириадами блестящих моллюсков, осве­тились бледным Фосфорным отблескомъ—это было восхитительно ! Корабль, стремясь по вол­нам, пробивал широкую серебряную дорогу, об­вивавшую его золотыми полосами с обеих сто­рон ; около них играли рыбы, обозначая блес­ком свое плавание — одни огромные, неподвижные в светлых кругах, другие мелькающие тысячью извилин и рассекающие мрак на подобие змеистой молнии.
• *
За переменчивою погодою и дождями, начались наконец постоянные ветры от 10. В.—Мы нахо­дились тогда под 2° с. ш., и с помощью их благополучно перешли экватор, под 24° долготы зап. от Парижского меридиана. Кто-бы поверил? Наши Флегматические Голландцы оставили на сей раз свою обыкновенную угрюмость, и отпраздно­вали, как водится у всех моряков, веселый
7
473
Праздник старика Линии, будипо шаловливые море­ходцы какого нибудь Гаврского, или Нантского брига (*)! С вечера, все бывшие на корабле оста­вили свои трубки, умылись, надели новое белье. Эти приготовления показывали что-то необыкно­венное. Едва солнце закатилось за небосклон, на мачте зазвонили в колокольчики, а на палубу по­сыпался дождь бобов и гороху, стуча об нее, будто град. Это возвещало прибытие старика Линии, экваторного властителя, покрытого меха­ми, на подобие Лапландца, а между тем дрожащего опт стужи. Тише ! Вот явился от него курьер, в длинных сапогах, со шпорами, с хлыстом в руке. Посмотрите : он подходит к угрюмому Фан-Петеру, отдает ему бумагу, и Фан-Петер преважно берет ее, читает не улыбаясь и отвечает хладнокровным: Goed ! (bu. gaat wel [ладно, дило в шллпй) ! Это значило со­гласие его на празднование завтрашний день пере­хода перед экватор. Для полного совершения об­ряда явился и астроном, с бородою, в остро­конечной шапке, с деревянным октаном, смерял высоту неба, сличил вычисление свое с Ка­питанским журналом. Объявили, что Корнелия
(*) Путешественник описывает шутливый обряд, который постоянно наблюдают все мореходцы, переходя­щие через экватор. Полагают, что под экватором живет старике Линия, чрезвычайно зябкий, и потому на­гревающий свое пребывание сильным зноем солнца. В честь его, каждый новичек должен бьппь выкупан в воде. Прим. Пер.
m
перешла во владение старика Линии, и должна рас­платишься с ним.
На другой день приготовили полубочье с во­дою, завесили его парусами — это было место для купанья в честь старика Линии. Явились ку­мовья, а за ними на старом лаФейпе, обращенном в торжественную колесницу, выехал почтенный старик Линия, с своею благородною супругою. Бедняжка постарался запастись теплою одеждою от эквашорного холода, закутался в шубы, при­крыл голову пеньковым париком, а сверх него напялил на себя венец из фольги. Также оде­лась и супруга его, и оба важно и торжественно сидели в колеснице, которую едва тащили два машроза, переодетые медведями. Их окружал полный маскерад : Европа, в шляпе с плюма­жем, в старинном шишом мундире, с поно­шенными эполетами ; Азия, Африка, Америка, с тафтяными повязками на головах, осыпанные пу­хом, вымазанные дегтем и сажею.
Когда поезд прокатился по кораблю, началось купанье. Главное дело состоит в пюм, что каждого новичка, в первый раз переплывающего через экватор, надобно облить водою. Таков обычай с незапамятных времен. Я видел, что мне, вместе с прочими,готовится мокрая участь. Надобно было повиноваться, и облитый с ног до головы, заплатив несколько пиастров на водку, я получил на веки право свободного пла­вания в Южном полушарии. Но я не знал, что если Голландская угрюмость разыграется, то
175
хочет повеселишься порядком. По данно.му зна­ку, из нескольких, нарочно приготовлениях ведр хлынула вода, без различия на всех, и это было началом всеобщего обливанья. С шумом, криком, хохотом, всякий прыскал, плескал на кого попало, и казалось, что на корабль упала водяная туча. Шутки между машрозами не прош­ли без обыкновенных, грубых следствий, чем оканчиваются почти всегда потехи простолюди­нов : у одного чушь не раскроили головы вед­ром ; другой упал в люк, и едва не перело­мал ноги ; третий полетел за борд, и едва удержался за веревки. С старика Линии сбили его фольговый венец, пеньковый парик, и содра­ли всю его теплую одежду; Европа, Азия и Африка были мокрехоньки, а медведи, тащившие колесни­цу, плясали жигу с горделивою супругою повели теля эквашорного.
Доказавши мне весьма важную истину, именно ту, что и Голландцы могуит» шутить, герр Фан-Петер доказал и другую, что как тихо ни плавают они, но наконец приплывают одна­кож к месту своего назначения. Постоянный Ю. В. ветер превосходно помогал нам в плава­нии, и 4-го Ноября, в нескольких милях перед нами, появились из Океана скалы Мартина Ваза п остров Св. Троицы. Первые казались почти непри­ступными, по причине сильного волнения, каким окружены их дикие утесы; груды эгпих волкани­ческих островов обитаемы только множест­вом морских птиц, белыхч» и черных гоэле-
4 76
тпов, бысшролешов ( taillevens ), глупышей и фрегатов.
Будучи обширнее их, остров Св. Троицы является взорам также дикою пустынею. Запад­ный край его представляет довольно разнообраз­ные Формы ; на юг возвышается гора, с остро­конечными, прямыми вершинами, и кажется каким-шо огромнейшим зданием, построенным руками человеческими; полукруглое отверзтие про­бито у неё снизу, и сквозь него видна другая сторона острова, чшо дополняет очарование зре­лища. Думаете, что руки исполинов готовили себе здесь жилище, и оставили работу неокончен­ною. Налево находится утес в 4,4 00 Футов вышины, называемый Англичанами Сахарною голо­вою. У подножия сего утеса есть два якорные ме­ста, если только можно их так назвать. Близ одного из них расположено Португальское за­селение, посещенное Лаперузом в 4785 году. При свежем ветре, мы обошли остров с юга, в нескольких милях от берега, и в первый раз увидел я здесь стада китов ; вскидывая Фонтанами воду на большую высоту, они означа­ли тем путь свой по морю. Кажется, что киты, виденные здесь нами, принадлежат к породе, называемой Gibbar. Долго следовали они за нами, и я любовался игрою их живых Фонтанов, являвшихся по пространству моря в величайшемч. множестве. Долгое время естествоиспытатели думали, чшо извержение воды ноздрями, или Фон­таны, китами пускаемые, есть действие необходп-
477
мое для их дыхания, но теперь известно, что это извержение воды потребно им для глотания пищи. Раскрывая пасть свою, чтобы схватишь добычу, кит наполняет ее водою, и потом выбрасывает к верху ноздрями. Кювье первый узнал это, и превосходно описал двойной орга­низм, к которому устремляется вода от сжа­тия круглых мускулов китовой глотки ; без него, сила сих мускулов, достаточная для до­ведения воды в пустоту позади ноздрей, не могла-бы победить противоборства окружных частей, когда животное глотает схваченное им и освобождается от воды, влившейся в тоже время в пасть его. Устройство этого сжатия заключено в двух мешечках, сдавливаемых мус­кулами, и снабженных изнутри закрышкою, для воспрепятствования прилива воды к горлу. Сле­дуя за мыслью Кювье, Г-да Куа и Гемар открыли и доказали в последствии, что киш, действи­тельно, при дыхании не извергает воды, и что дыхание его можно заметишь отдельно, по извер­жению мокроты и пара, издали похожого на дым. Долго старался я заметить, каких именно рыб преследовали здесь киты в виду нашем, когда обилие Фонтанов доказывало, что ловля была у них на сей раз весьма удачна. Но ни одна рыба не мелькнула на поверхности воды, и в течение нескольких часов все киты удалились к С. В.
8 О*'
42
ГЛАВА W.
TXO'SCASEXFO. — ОСТРОВ ТРИСТАНА ДКУНГД.
Ветер продолжался для нас благоприятный, и Ноября 9-го мы увиделй, к 3. Ю. 3. от мыса Фрио, гору, называемую Сахарною головою, и слу­жащую вместо маяка порту Рио-Жанеирскому. На другой день утром, наша Корнелия была подле отмели, на северъ' от островка, защищенного батшареею, под пушками крепости Св. Креста, защищающей сей проезд. — В ожидании лоцмана, мы могли наслаждаться зрелищем порта Рио-Жанеирскаго—может быть, одною из самых очаро­вательных картин природы на земном шаре. Вообразите себе обширное озеро, которое про-, шягивается и расширяешся в виде трапеции, озе­ро, по крайней мере,. на сто миль объема. Это озеро оживлено разнообразными островами, зеле­неющими, благоухающими, окаймлено лесистыми холмами, которые подымаются амфитеатром, и входят в воды озера зубчатыми краями, когда между тем заливы озера омывают прелестней­шие, какие только могут быть на земле, долины. Вообразите себе, в дополнение этого, самую
4 79
цветущую природу, самый безопасный залив, самую крепкую воинскую защиту, все эшо под небом вечно-ясным, ошененное деревьями вечно­цветущими, и вы будете иметь понятие о велико* лепном зрелище, какое раскрылось передо мною, при виде Рио-Жанеирской гавани. Я еще не успел опомниться, когда явился к нам лоцман, но мое удивление не уменьшилось до самого того времени, пока мы стали на я^орь ; картина раз­нообразилась изумительно. В дальней глубине её, в 20-ши льё расстояния от берега, рисовались Органные горы, с своею вершиною в 4000 шуа­зов; на право, на высоте, являлось здание церкви Пресвятой Богоматери Благопоспешения странст­вующих, находящееся прошив укреплений Внлъганьонского и Феодосиевскаго', потом виден был Козий остров, и наконец самый город Рио-Жанвпро, находящийся па левой стороне залива, сре­ди трех укрепленных, защищающих его возвы­шений. Каждое из возвышений здешнего очарова­тельного местоположения венчается монастырем, церковью, увеселительным домом, башшареею, огнедышащие жерла которой кажутся темными пятнами на грудах зелени. рассматривая прево­сходную защиту порта, и эти длинные ряды пу­шек, огонь которых устремлен в гавань пере­крестно со всех сторон, можно ночитагпь по­чти баснословным завоевание Рио-Жанеиро ДюгейТруэном, в 4 74 4 году. Несмотря на равносиль­ную Португальскую эскадру, на огонь с баштарей и крепостей, бесстрашный моряк Французский 42*
180
пробился в гавань, забросал город бомбами, овладел им, и не отдал его без выкупа. И Для дела столь геройского, ему достаточно было несколько кораблей и 3,000 солдат. . . .
Я был еще погружен в воспоминание о герой­стве достопамятного смельчака, когда мой любез­ный герр-Фан-Петер объявил мне, что лодка готова к моим услугам, если я хочу отпра­виться на берег. Через полчаса, я был уже го­стем в Рио-Жанеирской гостиннице.
Город Рио-Жанеиро, или Св. Себастиана, один из знатнейших городов Америки, расположен на неправильном протяжении земли, с трех сторон омываемом водами залива, а с четвер­той приминающемся к высоким, зеленеющим холмам. Основанный в 1567 году, Португаль­ским Генерал-Губернатором Мемом де-За, он возведен был в звание эпархиального города в 1676 году, и объявлен столицею Бразилии с 1763 года. Плотина, где находится городская при­стань и производится выгрузка, образует кра­сивую квадратную площадь, на которой воздви­гнут гранитный обелиск; вода бьет из всехчи четырех сторон его. Против этого Фонтана один из дворцев Императорских, впрочем плохой наружности.
Улица на-право самая оживленная из всего го­рода ; в ней живут купцы и находится тамож­ня; здесь вечный, шумный базар для всяких то­варов; беспрестанно встречаете Негров дрлгнлей,
181
которые бегают повсюду, таща на плечах огром­ные тяжести и напевая песни.
Город разделяется на две части обширным параллелограмом, который называют полем Св. Лины ; на-право новый город, на-лево старый, вообще разделенные на семь приходов. Лучшие церкви здесь; Св. Себастиана, придворная, управ­ляемая Канониками; Пресвятые Богоматери Свещницы ( De la Chandeleur ), с богатым, величест­венным Фасадом, и Соборная, довольно незначи­тельная по своему зодчеству. Между приходски­ми должно упомянуть о церкви Св. Креста, с изящным входом, и церкви Пресв. Богоматери Преславные (de la Gloire), зеленое основание кото­рой прямо прошив церкви Св. Венедикта, находя­щейся по другую сторону гавани. Вообще духов­ных зданий здесь величайшее количество. Кроме церквей, весьма много находится монастырей и семинарий. Библиотек в них немного, и те очень бедны. — Городу недостает Фонтанов. Дворцовый Фонтан на площади Мураской, и дру­гой на площади Кариокаской, достойны замечания, и снабжаются водою по водопроводу, построен­ному на двух рядах аркад, которые издали можно-бы почесть за Римское построение. Ош монастыря Св. Терезы, арки водопровода соеди­няются в один огромный свод, с продушинами для воздуха, и эшотч. свод простирается по скату гор на лье, до небольшего водопада, довольствующего весь город водою. Водопад составляет место прогулки для жителей Рио-
1
182
Жанеиро, и его называют Mai d’agoas ( Машка вод ).
Между замечательными памятниками города и его окрестностей, должно упомянуть о дворци Св. Христофора, местопребывании Императора, украшенном портиком и двумя галлереями с колоннами, театре, монетном дворе, арсенале, таможне, бирже, ботаническом саде, народном гульбище ( passao publico ), усаженном мангиФерами и пуховиками ( laurier rose ). С террасы, ограничивающей сей сад, к стороне гавани, вид превосходный. Два павильона составляют два крыла террасы, и в них находятся эмблемматические изображения, представляющие торговлю и богатства природы Бразильской.
В городе считается до 00,000 жителей, но только часть их составляют настоящие Бра­зильцы ; остальное сушь Португальцы, Европей­ские купцы, мулатры, Негры, невольники и сво­бодные.—Главнейшие магазины предметов роско­ши содержатся Французами ; слава об их изящ­ном вкусе и модах передала в руки их всю промышленность относительно туалета и меб­лировки ; другие роды промышленности в руках * Англичан, Итальянцев, Северо-Аыериканцев. Бразильцы и переселенцы Португальские лениво за­нимаются торговлею, и, как будто природа вле­чет их к праздности и бездействию, самое движение есть уже для них труд, прогулка за­мятие, и от того и другого они удаляются, сколько могут. Бразильские женщины беспечны
483
не менее мужчин: лежать на своем канапе, по­крытом прекрасными рогожками, по целым ча­сам в бездействии, любоваться цветком, или птичкою — вот их занятие; но заботы о хозяй­стве, женские рукоделья, чтение, все, чем зани­маются наши Европейские женщины, кажется здеш­ним недостойно внимания. Если они и принима­ются за что нибудь подобное, то по неволе и неохотно. Едва уделяют они немного времени от своего ленивого досуга на некоторые прият­ные упражнения и на заботливость о нарядах. С давнего уже времени, Французские моды овладели здешними щеголихами, хотя вкус Португальский заметен притом в сильной степени. Дамы здешния, в буквальном смысле слова, осыпают себя драгоценными каменьями—оне не украшаются, но обременяются ими. Вообще женщины здешния брюнетки, живы, лукавы, кокетливы, и говорят, будто они охотно позволяют себе слишком близкое знакомство с иностранцами. Угрюмый Кук с досадою рассказывает, что нередко бросали в него и его товарищей цветами с балконов и делали им глазки. Но зачем-же принимать невинную резвость в дурную сторону? По крайней мере, теперь Бразильское волокит­ство приняло все «ормы Европейского утончен­ного приличия.
Пищу здешних жителей составляют, большею частию, рыба, фрукты, овощи, и — неизбежное кушанье из маниоковоЙ муки ( farinba dei рао ). Говядина здесь прегадкая, тощая ; баранина редка
ш
и недоступна по цене ; птица сносна ; дичина чудесная. Пшеничный хлеб пекут превосходный; Фрукты здешние вкуса бесподобного. Находясь под 22° 5Ѵ с. ш. и 45° 5' з., д., Рио-Жанеиро поль­зуется усладительным, мало изменяющимся кли­матом. В жаркие месяца, когда солнце дости­гает тропика Козерога, ветерок с моря смяг­чает силу знойных, прямо на голову падающих лучей его. В эшо время, термометр не восхо­дит выше 28° (100 градусный ). В другое вре­мя, то есть от Апреля до Декабря, он нахо­дится между 18 и 22°. —
Окрестности Рио-Жанеиро прелестны, восхити­тельны. Не скажу, чтобы рука человека умела обработать здесь все, что только прекраснейшие на земном шаре небо, воды и земля могут до­ставить человеку — нет! — человек ничего не сделал в этой изумительной красотою сторо­не ; но природа здесь так роскошна, сыплет такою полною рукою произрастание девственное и могущее, дает громадам зелени здешней та­кой яркий отлив, такой сильный цвет, деревь­ям такой рост, струям воды такую живость, что взоры самого бесчувственного человека бу­дут здесь очарованы, и мысль самая тупая скло­нится в изумлении перед красотою и богатст­вом творения Божиего ! При зрелище стольких чудес, я не мог выйдти из беспрерывного уди­вления, и с трудом успевал заняться подробно­стями, пораженный волшебною прелестью величе­ственной общности. Попеременно ходил я на
185
высоты горы Корковадо, откуда видна хижина храброго Французского Генерала Гогендорпа, на вершину Боа-Виста, на Прая-Гранде и к живо­писному водопаду Трихука. Во всех этих про­гулках, предо мною раскрывались красоты, до­толе мною невиданные, и чувствуя себя не в со­стоянии описать нх, я только удивлялся им. И теперь, я не в состоянии был-бы ничего пред­ставить, кроме беглых, общих заметок. Кто потребует у меня полного отчета, тому укажу я на описания Куа и Гемара, бывших здесь во время плавания их на корабле Урания, и тщатель­но обозревавших окрестности Рио Жанеиро. Желая дашь вам хотя немногое понятие о богат­стве природы в здешней очаровательной сторо­не, я выпишу несколько строк из описания Ге­мара :
«Шагу не ступите вы в окрестностях беско­нечного залива Рио-Жанеирского, и на множестве островов, покрывающих сей залив, без того, чтобы не встретить какой ни будь великолепной пернатой, украшающей наши Европейские музеи. Еще более многочисленные, красивые насекомые летают, прыгают, жужжат во всех сторо­нах. Особливо бабочки здешния удивительной красоты, и число родов их превосходит вся­кое вероятие. Но зрелище, представляемое здесь люпинами и другими светящимися насекомыми, беглым, мимолетным светом мелькающими пе­ред глазами наблюдателя, всего более поражает чужеземца, когда в темную ночь, в густоте
486
леса, он видит себя окруженного тысячами сих естественных Фонарей, составляющих собою очаровательную иллюминацию.
«Пробегая окрестности Рио-Жанеиро, мы видели их всюду населенными множеством птиц, укра­шенных самыми блестящими цветами. Каждая по­рода имеет здесь свое любимое местопребыва­ние, где житье кажется для неё лучше и приволь­нее. Так в тех окрестностях залива, где горы не столь возвышенны, леса не столь густы, земля обработана, и находятся рассеянные сельские мызы, вы видите прелестных синих гвишгвишов (пищух), зеленых питпитов, тангарав (кардиналов), яркими алыми перьями составляю­щих пленительную противоположность с гус­тою тенью зелени деревьев ; не менее их кра­сивы, так называемые, епископы и архиепископы. В садах, около бананов и кавалерников, вор­куют маленькия горлицы, и жужжат цветные птицы-мухи, из которых особенно замечательна хохлатка, (huppe-co]), столь крошечная, что ее действительно почтете мухою.
« На лугах обитают кукушка гвиракантара, редкая даже и здесь, другой род кукушек, на­зываемый coucou риауе, о которой множество суе­верных повествований рассказывают Негры; бесстрашная птица эта дозволяет смело подхо­дишь к себе. Также смелы анисы, живущие се­мействами : садясь рядом на ветви дерева, они представляют собою длинную цепь для стрелка. Более осторожная, серая епанчистая сорока (Иа рие-
487
gricche à manteau) скрывается в низких, гус­тых кустарниках, откуда кричит резким, учащенным голосом, между тем, как бронзо­во-черная жакарини, повиснув на верхушке недо­троги, производит свои вертикальные прыжки, всегда попадая на прежнее место, где сидела сначала.
«Там, где лес густее, зобастый манакин бы, стро перелетает с места на место, издавая крик, похожий на рычанье лотади ; тукан (перцеед), опустошитель бананов, стремится на обработанные долины, а ванги и тираны (сороко­путы) сидят на краях лугов.
«Если во время прогулок наших, мы подходи­ли к небольшим болотам, закрытым растения­ми, мы наверное надеялись найдти здесь яканасов, а в окрестных кустарниках шинамусов, Бра­зильских куропаток. По течению ручьев видели мы Бразильских зимородков (martin-pêcheur), охотников сидеть над потоками вод, и повсю­ду встречали урубу (сипа, род коршуна), перна­тое боязливое и прожорливое, воняющее гнилым мясом, составляющим лакомую его пищу ; над гаванью видите многочисленные стада их, паря­щие по высотам облачным, или недоверчиво спускающиеся на всякую падаль по берегам за­лива. л
«Другая хищная птица, обитатель долин, яст­реб-выродок (falco degener), кричащий резко и продолжительно. Странная эта птица, кажется, не хочет разделять хищных нравов своей по-
488
роды. Ленивый товарищ стад, она всегда си­дит на спине быка, или коровы, и избавляет их от беспокойных клещей, кусающих до крови и высасывающих кровь из животного; чрезвычай­но робкий, этот услужливый друг рогатой ско­тины летит издали, завидев человека; с чрез­вычайным трудом успели мы достать себе пару птиц сей породы, хотя они водятся всего более в местах обитаемых людьми, потому, что труд человека облегчает им добычу пищи и вскормление детей ; в их желудках нашли мы множество клещей, которыми они питаются.
«Если, оставя долины и мелкие горы окрестно­стей Рио-Жанеирских, подымаетесь на высоты Органных гор, вид природы переменяется. С величественным зрелищем, представляемым воз­вышенными вершинами, уклонами, обрывами, про­пастями, водопадами, падающими с горных стремнин, соединяется удивительная роскошь беспрерывного произрастания, тем более сильного и свежого, что оно беспрестанно увлажено обла­ками, которые привлекает и производит.
«Здесь породы птиц, становясь малочислепнее, уже совсем не те, какие обитают в долинах. Здесь видите вы желтого котинга (свиресшеля), жупу ба (хохлатую иволгу), замечательного своим красным хвостом и длинным красным клю­вом, игпкукулей, белогрудого, и другого с загну­тым на подобие серпа клювом. Красивых манакпиов, с длинными перьями, узнаете по их сла­дострастному воркованию. На берегах потоков,
4 89
где произрастание не столь сильно, мелькает пестрая колпбрн, что-то воздушное, по живости своего полета, вдруг сверкающее вокруг вас в тысяче направлений. На скате гор, где осно­валось теперь Швейцарское селение, водится дру­гой род колибри, и по названию можете судить о прелести её перушков : ее называют рубинъизумруд. Здесь также пребывание множества по­род разноцветных тангаров; они живут не­большими стадами, и, кажется, особенно любят влажные и тенистые места; по крайней мере, всего чаще в таких местах находили мы их, трехъцвешных и семи-цветных. Таматии (белобрюхие канкромы) также любят уединенные места, и здесь с удивлением замечали мы у темных шпиц сего рода способность двигать хвостом вправо и влево, столь-же легко и скоро, как другие птицы двигают хвостом снизу кверху.
«Если в сих местах увидите вы какую ни­будь уединенную мызу, то близ неё, на окрест­ных пашнях, непременно найдете хохлатых кассиков (иволг), серых сорок, и стада красных аров (aras), амазонов (Суринамских подорож­ников) и других попугаев, губительных для земледелия.
«Наконец, когда достигли вы самого высокого места гор, к второму registo, или таможенной страже, поставленной в том ущелье, где нахо­дится единственный проезд в область КашпоГалло, вас невольно поразит глубокое уедине­ние, царствующее повсюду.
490
«Здесь остановитесь вы па грани деления вод­ных потоков, которое едва пробивается в этом месте серебристыми жилами по скалам, но вскоре, усиленное соединением, не замед­ляет кипеть водопадами, греметь бурными обры­вами вод, и потом, свободно от всякого пре­пятствия, мирно сливается в широкия реки. К северу сходят отсюда источники Рнбеиро, реки Св. Антония и Рио-до-Конего, образующие потом реку das Bengdlas, которая умножает собою воды Рио-Гранде (реки Великой). На юг льется Pio-Макаку, широким устьем впадающая в залив Рио-Жанеирский.
«На сих высотах птицы становятся редки, и надобно пробежать большое пространство, что­бы иногда встретить сороку, с зобом рас­крашенным азэарою, какую нибудь щеголеватую куруку, или даже пенелоау (Бразильского свища). От времени до времени, в глубине лесов, уе­диненный дятел долбит носом своим древес­ную кору, а хохлатый ястреб и царь-коршун вьются над гранитными иглами горы, похожими на громадные трубки органа, от чего произо­шло и самое имя сих богатых силами природы горных возвышенностей. Здесь также жилище обезьян, и по вершинам лесов сии животные перебегают через обширные пространства, не касаясь земли. Самые обыкновенные из здешних пород сушь : паукоИд, которого употребляют в Бразилии в пищу, порода ъерных обезьян, вертлявый тамарчн (мидас долгоухий), саху (ка­
4 94
пуцин), а в местах ниже, где более тепла, зо­лотистая марнкнна. По вечерам, мы слыхали здесь ужасающий крик алуатъи (цепкохвоста): по­вторяемый тысячью горных отзывов, этот крик испугал-бы самого бесстрашного пушника, если-бы он не знал, какое безвредное животное кричит так ужасно.
« Здесь живут также муравьед, одаренный странною способностью ловить муравьев ; безоб­разный коатн (хоботоносец), которому маленькие глаза и длинный мясистый нос придают самую забавную Фигуру, и наконецъ—ленивец, брадипеай, самое неподвижное, самое нелепое по Формам из всех млекопитающих — истинная насмешка при­роды, помещенная в таких местах, где жизнь и деятельность кипят изумительно во всех других существах, ловкость соединяется с блеском цветов, а изумительная подвижность с изяществом Форм....»
Покатости Органных гор населены поколени­ем туземцев Бразилии, отлично крепкого сло­жения, происходящих, кажется, от пород уктаказов; будучи, подобно Гаугоса.ч, наездники, они почти живут на лошадях. Пятнадцатилешний мальчик уже садится на коня, и с лассо в руке мчится за сипрофокамилом, за гамо, или дикою лошадью. Jaceo есть род аркана, веревка, 30, или 35-ши Футов длиною, оканчивающаяся двумя, тремя, пятью концами, на которых при­вязаны железные или деревянные шары. Бесело видеть, как Уктаказ, или Гаучос, сидя вер-
192
хом, держа голову прямо и гордо, бросается в. погоню за дикою лошадью, и вихрем мчишся за нею через утесы, болота, леса. Когда прибли­зится он на известное расстояние к добыче, то начинает быстро вертеть над головою ша­ры, размахивает ими, и бросает их в свою добычу, с изумительною ловкостью. Шары жуж­жат по воздуху от силы размаха, запутывают­ся, падая около ног животного, или оцепляют его голову,, так крепко, что лишают всякой, возможности бежать. Но не только дикая лошадь должна бояться удара неизбежного лассо : сшроФокамил, серна, леопард, самый тигр бывают жертвою его в руках ловкого и сильного охот­ника. Сила удара бывает такова, что переби­вает и ломает ноги зверя.
При нынешнем смешении пород туземного на­родонаселения трудно различить, которые из них были первобытными в сей части Американ­ского материка; еще труднее разобрать их пре­бывания и разделить их по отличительным свойствам. Ведя кочевую жизнь, первобытные народы здешние, без сомнения, не один раз переносили шалаши свои от реки Амазонской до пролива Магелланова, и теперь бесплодны быяибы старания ученых определить древние пределы Тапуйасов, Туппнамбадов, Уктакацов, Сото кудов, Туппсов, Гваиикуров, Гсаранов и шестидесяти. других различий, известных на пространстве земли от ш. с. до 35° ш. ю. — Множество варварских имен их составит историю, столь-
4 93
же затруднительную, сколь и недостоверную» Об­щее наименование Бразильцев вернее и точнее употребляется для обозначения всех племен, на­селяющих обширные области Бразилии, без част­ных различий на племена.
Разделяясь по областям, Бразильская империя подразделяется еще на комархп, или юрнднцин. Имена областей суть: Рио-Жанеиро, Сан-Пауло, Санта-Катарина, Сан-Педро, Машшо-Гроссо, Гойаз, Минас-Гераес, Эспиригпо-Сашпо, Багиа, Сергиппа, Алагоа, Пернамбуко, Парагмба, Рио-Гранде, Сеара, Пиавги, Мараньао, Пара.
Самые южные области Бразилии, Сан-Педро и Рио-Гранде, можно назвать житницами империи. Скотоводство и разведение лошадей там весьма обильны. Рио-Гранде производит торг кожами, соперничая в этом с Буэпос-Айресом. Глав­ный город сей области богат и многолюден. Область Св. Екатерины (Santa-Catharina), где глав пый город Nossa Senhora Город Св. Павла, по имени которого называет­ся целая область (Snn-Paulo), находится на возвы­шении, опоясанном низменными и орошенными во­дою лугами. Красивый город этоип, богатея от промывки золота, приобретает с богатством вкус к роскоши и щегольству, — Женщины та­мошния славятся по всему Американскому матери­ку; их красота, прелесть и благородство обра­щения вошли в пословицу. Мужчины деятельны,
43
WM
предприимчивы и настойчивы в предприятиях. Ве­ря Португальским Иезуитам, думали прежде, что колония Св. Павла происходит от смеси разных искателей приключений, Испанцев, Пор­тугальцев, метисов, мулатров, и что осно­ванная шайками разбойников, она может поддержаться только ими. Но все сии клеветы опровер­гнуты почтенным членом Королевской Лиссабон­ской Академии, долго жившим в сей стороне. Если Сан-Паулосцы не походят на других Пор­тугальцев, обитателей Бразилии, тем лучше, ибо они отличаются силою деятельности, и при игом честностью, мужеством, промышленностью, услужливостью и образованием. Их труду одол­жена Бразилия открытием почти всех своих зо­лотых и серебряных рудников, и без их усерд­ного пособия, нет сомнения, что колониальная вой­на 4770 года была-бы погибельною для Бразилии.
Немного севернее области Св. Павла находится Рио-Жаненро] за тем следует облаешь Св. Духи (Espirito-Santo), а за нею расстилаются богатые и знаменитые области Мннас-Гераес и Гойаз, где находятся золотые и серебряные рудники и алмаз­ные копи. Главный город первой из сих облас­тей есть CidaÜe do-Ouro Preto, прежний Villarica (город богатств), на склоне горы, вблизи 11 таколумм, самой возвышенной вершины Бразильских гор. В целой области считают до 360-ти ты­сяч жителей, между коими 200,000 Негров. В Villa-do-Principe (Княжеском городе), находящемся на пределах Серро-до-Фрио, плил Алмазной облас-
Г95
пий, учреждены монетный и литейный дворы. Стро­жайший осмотр производится в устроенной здесь таможне всем проезжающим. Предосторож­ность взята не даром : воровство похитителей бывает удивительно хитрое. Г-н May, которо­му обязаны мы превосходным путешествием во внутренность Бразилии, рассказывает анекдот о бедном простяке, погонщике мулов, у кото­рого в связке товаров нашла однажды таможня 300 карат алмазов. Как ни клялся простяк в своей невинности, но должен был согласишь­ся, что это весьма походит на мошенничество. Облаешь Гойазская славится только тем, что там, близ Лгоаквенте, найден был знаменитый самородок золота, весом в ЙЗ Фунта. Из ос­тальных областей должно заметить Багию, где главный город Сан-Сальвадѵр (Св. Спасителя), второй в Бразилии после столицы по числу жи­телей, доходящему до 1 20-ти тысяч, и первый из всех городов по своим красивым здани­ям.—Пернамбуко, славный своею хлопчатою бума­гою и красильным деревом (фернамбуком), так­же прекрасный город, с 60-ю тысячами народа.— Маранъао, торговая область, где в главном го­роде живет 30,000 человек.—Пара беспрерывно увеличивается важностью и народонаселением в последнее время.
Присовокупим к этим географическим заме­чаниям, что настоящие пределы Бразильской им­перии, среди беспрерывных изменений, всегда бы­ли неопределенны. Она граничит ныне к С. съ

196
Колумбией и Гвианою, к В. с Атлантическим Морем, к Ю. с Уругваем и Парагваем, к 3. с областями Pio-де лаЦПлатского союза и респуб­ликами Перуанскою, Боливийскою и Колумбийскою. Она вмещается между V с. ш. и 35" ш. ю., от 37" до 75° долготы западной* Можно понять, что на пространстве столь обширном, в областях, пересекаемых горами и долинами, все климаты, все температуры должны быть соединены. Нет произведения, которое-бы не принялось, не разве­лось здесь, и естественная история Бразилии сос­тавляет самый богатейший каталог всяческих произведений. Чего здесь нет!
Первое место, разумеется, надобно отдать ал­мазным копям и промывальням, производящим, в обыкновенный год, от 20-пии до 25,000 ка­рат алмазов, не считая топазов и хризобрезилов (Бразильских золотоцветов).— Засим следуют железные, медные и других металлов рудники,—-Царство прозябаемое неисчислимо. Бра­зильские кокосы превосходят все Индийские вы­шиною и толщиною; не буду вспоминать других драгоценностей, каковы : клещ, мирт, Bignon иа JeucoxyJon, хана (хлебное дерево), куруннту, или пекиа, то и другое приносящие огромные плоды.— Строевой лес растет во множестве, и породы его превосходны: тапнноам, нерола, Бразильская сосна, вишенник, кедр достигают необыкновен­ной вышины и имеют чрезвычайную плотность. Кондамин плыл по реке Амазоне в лодке, сде-
4 97
лапной из одного дерева в 90 пальм длины (’). Красильные деревья спюль-же огромны и обилуют пеменее. Пернамбукс кое дерево, столь известное в Европе но своимкрасильным качествам, бы­вает объемом и величиною с Европейский дуб.
Главную пищу в Бразилии составляет маниок, потом шиьлмы., сарачинское пшено, маис и пше­ница. Арбузов, шыкв, бананов весьма много в долинах; лимоны, намнелъмуссы, померанцы и го~ лвьеры растут по морским берегам. Суринамская Фига, мангаба, ибицищанга находятся подле фруктовых дерев Европейских в Рио-Гранде, Рио-Жанеиро и Багии. Что касается до произве­дений колониальных, как-то: сахару, кофе, хлоп; чаипой бумаги, индиго, табаку, какао, ванили, пер­цу, сборка их всегда необыкновенна, и в Европу вывозится их отсюда чрезвычайное количество.
Царство животных во всей Бразилии богато не менее окрестностей Рио-Жанеиро. Хагуазы, кугуары, тапиры, пекари, ко ати населяют её об­ширные области. Множество обезьян видно по­всюду, наряду с другими редкими животными, каковы, ипатус-Золлас, род ежа, водящагося толь­ко в Бразилии, мармоз (двуутробка), Саѵиа раса, Sciurus aestuans (Бразильская белка), шапеши (род бесхвостого зайца).
При столь великом многоразличии всяких про(*)
(*) Пальма Португальская составляешь 0,21859 метра. Десять пальм составляют одну брасц, или две вары,— Прим. Переа,
498
наведений, торговля Бразилии необходимо должна быть важна и увеличиваться постепенно. Приба­вим, что не смотря на все препятствия, с бо­гатством увеличивается и образование тихо, медленно, по заметно, особливо после собитий в Бразилии в последнее время. Так, например, Негры здесь, как и в других странах Амери­ки, все еще преданы игу рабства белых, но уже, многие новейшие постановления охраняют их отч> прежнего жестокого обхождения господ. Не редки образцы, что Негр, помощию труда, успевает составить себе достаточную сумму и выкупиться. Мудрым постановлением Иоанна ѴИ.-го подтверж­дено, чтобы десятилетняя служба избавляла Негра от неволи. К сожалению, корыстолюбие пола­гает непреодолимые препятствия исполнению сего человеколюбивого и благодетельного закона.
В Рио-Жанеиро, еще более нежели в Горее, великое число Негров-невольников сделало на меня, с непривычки, странное впечатление. Я не мог хладнокровно смотреть на униженное со­стояние человека, в виде черных собраший моих, не мог видеть Негров, как рабочую скотину, запряженных в телеги, или полунагих, в ужас­ный жар, носящих паланкины своих повелителей. Сердце мое содрагалось также, когда я бывал свидетелем страдания этих бедняков, наказывае­мых жестокими палочными побоями за самую без­дельную вину. Негритянки не освобождаются от сего тяжелого наказания. В Рио-Жанеиро учреж­дены базары, где бедные жители Бенгуела, Моаам-
199
Пика, Мадагаскара и Гвинеи выводятся на прода­жу, подобно бессловесным животным. Здесь ви­дите вы их связанных, скованных, бесчувст­венно лежащих, сидящих в ожидании покупате­ля. Улица Валлонгская наполнена такими рынками невольников.
Как ни хотелось мне продолжить еще мое пре­бывание в Рио-Жанеиро, но расположение моего путешествия не дозволяло мне дальнейшей отсроч­ки. Впрочем, по моему плану, мне следовало еще возвратишься в южную часть Америки. Парагвай и Патагонию, Монте-Видео, Буэнос-Айрес и все другие области, исполненные стольких предме­тов новых и любопытных, я почитал задат­ком для будущих наслаждений моего странство­вания, намереваясь обратиться сюда от мыса Гор­на. Надобно было на сей раз умеришь мое любо­пытство. Долженствуя отправиться на Иль-деФранс, я отнесся к одному из маклеров, и он нашел мне местечко для переезда на СевероАмериканском шлюпе, стоявшем тогда близ Козьих островов. Я распрощался с Рио-Жанеи­ро, довольный всем в здешней стороне, кроме кусливых мустиков и — придирчивых таможен­ных чиновников. Те и другие несноснее кома­ров и таможенников Европейских.
Ноября 20-го, подняли мы якорь, и поплыли на Ю. 10. В., чтобы в высших широтах достиг­нуть пределов западного ветра. Шлюп наш на­зывался Капрал Трим, плыл из Пыо-Иорка, и под начальством ловкого моряка, Капитана
200
Диксона, мог почесться одним из превосход­нейших купеческих кораблей, легких на ходу, красивых наружностью — эшо была щегольская морская птичка.
Опять началась для меня однообразная жизнь мо­реплавателя. В часы досуга, матрозы занимались охотою и рыбною ловлею. Но, ни один из мо­ряков, самых опытных, не мог в миом и другом сравняться с нашим подшкипером То­мом Миллем, настоящею морскою рыбою, кото­рый уже не помнил, когда в первый раз от­правился он в море. Замечательнейшим из подвигов его в нашу поездку была поимка пре­восходной, прелестной дорады, из рода Corуphaene. Чудная рыба, у которой спина, перерезан­ная облическими линиями, покрывается великолеп­ным синим плащем, с постепенными оттен­ками; голова у неё прелестного темного цвета, к спине переливающагося в изумрудные оттен­ки ; плавательные крылья желтые, брюхо серебря­ное; хвост разделяется на две части, до такой степени, что можно-бы подумать, чшо они беспо­лезно приставлены к телу дорады. В этой ши­роте море обилуешь рыбами сего рода; они плыли за нашим кораблем стадами, и, признаюсь, чшо мне веселее было видеть их в воде, живых, ловких, красивых, украшенных всеми отцвета­ми алмаза, топаза, рубина и изумруда, нежели смотреть на бедную красавицу, как она оболь­стилась чучелой летучей рыбы, и потом билась, засыпала, и прелестные цвета её кожи теряли
201
Плеск свой. Впрочем, не смотря на свою красо­ту, карпфепа рыба чрезвычайно прожорливая, лов­кая, но неосторожная ; она бросается с жадно­стью на всякую приманку, не щиплет, а гло­тает добычу. Нередко находят в желудке её целиком проглоченных долгоперов и железные гвозди.—Другая поимка Тома Милля была еще лю­бопытнее : они» успел изловит морскую свинью, называемую по-Английски porpoise, с Латинского названия porcus piscis, потому, что рыло этого животного действительно походит иа свиное. Морские свиньи плавают по морю сотнями, иног­да тысячами. Когда море только слегка волнует­ся, вы видите их среди волн, вытянувшимися в длинные ряды и вертящимися на поверхности воды, всех в одно время, с удивительною стройностию. Эти морские маневры производятся ими так точно, как будшо-бы делались по при­казу полковника, и порядок их неизъясним и непостижим. Каждое из сих животных, в одно время с другими, подымает голову, опус­кает ее, выставляет хвост, опять выстав­ляет голову, описав телом правильный круг. Издали это совершенно воинский парад. Ни одно из морских животных не показывает такой охоты к общежитию и общему союзу, как мор­ская свинья. Собираясь вокруг кораблей, они ка­жется спорят с ним в быстроте плавания, как будто вызывают его бежать в перегонку, пере­гоняют, и спешат ворошишься назад с тор­жеством. Забавляясь этою игрою в перебежки,
202
матрозы особенно любят морских свиней, и если нет их около корабля, стараются призы­вать их свистом, с важностью уверяя, что морская свинья понимает и любит этот знак призыва. Не остаток-ли это древнего предания, перешедшего в грубое поверье, будто на хребте морской свиньи спасся Греческий поэт Арион, забавлявший свою морскую лошадку игрою на лире, пока она везла его по морю ?
Уже по нескольку дней окружены мы были ста­дами морских свиней ; они плавали около нашего Капрала Трима, перебегали его, подплывали под бушприт, играли в воде, как легкая собака бе­жит, и играет около кареты. Неутомимый Том Милль был в отчаянии, чшо при всем этом ему не удавалось ничего поймать. Напрас­но сидел он верхом на Форштевене, стерег, метил — с досадою принужден он был вытас­кивать свою острогу, подтачивать, выправлять зубцы её. Он бранился, клял неудачу, и нако. нец с яростию бросил острогу на удачу—са­мый ловкий дельфин попался ему, как будто в награду за терпение. . . . Победа ! победа!—Скорее веревку, чтобы добыча не ушла, и—вот бедного животного вытащили на палубу, не смотря на все его усилия освободиться от железа, раздиравшего его тело. Том Милль и товарищи его не скрыва­ли своего восторга. Дельфин был отличный ; четырех Футов в длину, темного цвета, с ' гладкою кожею, с высокою спиною, с хвостом в виде полумесяца, отсроченным узорчатою се­
203
рединою. Не знаю от чего, по мне страх как было жаль бедняжки ; матрозы распластали добы­чу и с жадностью ели ее за ужином, а я ни­как не мог победишь моего отвращения и даже оипведагпь их лакомого кушанья.
Если не рыбная ловля, то охота занимала мо­их товарищей странствования ; впрочем охота эша доставляла добычу не столько для нашей кухни, сколько для собрания чучел ; она ограни­чивалась немногими лапчатыми (palmipèdes) пти­цами, негодными для пищи : эшо были глупыши, белые и черные, с огромными маховыми перьями черного цвета, чрезвычайно проворные ловцы рыбы, едва всплывала она на поверхность моря ; далее, огромные, сильные, ширококрылые фрегаты, но­сившиеся стрелою по вершинам волн — красивая птица, с виловатым хвостом и перьями белыми, при радужном отливе в синие цвета. По причине широких крыльев, Фрегат не может сам вы­хватывать рыбу из воды, и потому рыболовами для него служат глупыши и бакланы; он безжа­лостно отнимает у них добычу. Мы стреляли в быстролетных товарищей нашего пуши, как будто желая доказать, чшо побеждение трудностей всегда бывает приятно; надобно было иметь необыкновен­ную ловкость, чтобы выстрел попадал удачно.
Мы достигли 37" ю. ш., когда вдруг поданъ» был знак, чшо видят землю : перед нами по­явились три острова, из которых самый глав­ный называется островом Тристана дАкута. Его издали узнают по высокой остроконечной
ж
горе, и многие путешествователи решались уве­ришь, что пик Тристана не уступит высотою Тенерифскому, и что он виден с моря за 25-шь льё. Мы увидели его приблизившись к нему па 45-шь льё. Все три острова образуют собою треуголь­ник, и Тристан составляет его с. в. угол. Два другие острова названы были, в 4767 году Французами, западный остр. Неприступным, а юж­ный остр. Соловьиным. Мы старались обойдним остров Тристана с северной стороны, и через несколько часов находились не более, как в полу-льё расстояния от берега. В этом поло­жении, остров представлял на северном краю своем громаду утесов, более нежели на 4,000 «утов отвесной высоты. На этой высоте начи­нается плоскость, и продолжаясь к средине ост­рова, оканчивается у пика Тристанова, горы ко­нической Формы, почти всегда покрытой снегами на её вершине. Полоса лесов окружает пик, доходя до самой половины его. Вершина редко выходит из окружающих её облаков. Почти все берега острова круты, без подводных кам­ней, и мы безопасно шли около прибрежной уте­систой стены его, но потом, захваченные тиши­ною, старались стать на якоре в заливе, с с. з. стороны острова. При пособии переменчивых по­рывов ветра, наш Капрал Трим вскоре оста ­новился на якоре, в песчаном грунте, па 48-шн брассах. Перед нами па берегу были два водо­пада, и увлекали зрение среди оживленного и раз­нообразного ландшафта.
205
Остр. Тристана находится под 37" 5' к>. ш. и 4 5“ д, з.— Он простирается на пятьдесят миль в окружности. Остров Соловьиный неправильной Фигуры, и представляет впадину в средине, с утесами на южном краю. Остр. Неприступный ничто иное, как громада скал, дикая, неровная, с разбросанными на них уродливыми деревьями. Впрочем, приближение к берегу его неопасно, исключая утеса на юг, имеющего Фигуру лодки. Капитан Грейг, управлявший кораблем BlendenH Все сии острова были открыты Португальцами, в их первоначальных путешествиях по Атлан­тическому Океану. Голландцы описали их в 4 643 году, а Французы в 4767 году. По берегам их обитает много земноводных животных, тюленей, сивучей, моржей, также пингвинов и албатрос. В окрестном море есть киты и яснадоны (рыба меч).
Капитан Паттен, начальствовавший СевероАмериканским кораблем Промышленность, был первый из Европейцев, имевших долговремен­ное пребывание па сих островах, и своим опи­санием дополнивший и исправивший прежние, не­верные об них рассказы. Паттен жил здесь с Августа 4790-го до Апреля 4794 года, и зани­мался ловлею тюленей. Он успел добыть до
206
5,600 кож, приготовишь полный груз ворвапьего жира, и потом выгодно продал все эшо в Ки­тае. Местопребывание его находилось подле во­допада, окруженного лесом. «Деревья здесь — го­ворил он в своем донесении — не достигают большой вышины, но ветви их широки, густы и богаты зеленью. Всего более растет здесь де­рево, в роде тиса по Фигуре листьев и клена по своей прочности. » Что касается до живот­ных, Паттен не находил никаких четвероно гих, кроме коз, оставленных мореплавателями и одичавших. Птиц находилось здесь довольно, земля казалась способною для обработки, и ни од­ного ядовитого животного не было замечено.
Но с того времени, осшр. Тристана, посеща­емый разными плавателями, обогатился произве­дениями всякого рода. Капитан Колкгоун, на­чальствовавший Американскимч. кораблем Betzy, развел здесь пататы ( род картофеля ), лук и другие огородные насаждения. Капитан Гейвуд, осшановясь в здешнем заливе, в 1811 году, на­шел трех Американцев, поселившихся на ост­рове, с тем, чтобы заниматься ловлею тюленей и продавать кожи их мореплавателям, которые • пристанут к острову. Один из этих иска­телей приключений, по имени Ламберт, вздумал даже написать манифест, объявляя себя власти­телем всех трех островов. В следствие сего, он расчистил 50 акров земли, и засадил их разными произведениями, в числе коих были кофф и сахарный тростник j семяна того и дру-
207
raro достал он от Американского Консула в Рио-Жанеиро. Все эшо удалось весьма хорошо ; но не смотря на успех насаждений, может быть, за недостатком посетителей, Король Ламберт оставил свое государство, и его заняли потом от имени Англии отрядом, состоявшим из восьми солдат, с семействами, посланных с мыса Доброй Надежды. Поселенцы оставались здесь до 4 820 года, и тогда были опять отозваны на прежнее место. Но капрал, начальствовавший солдатами, и устроивший себе небольшое хозяй­ство, не захотел оставить острова. Он про­сил позволишь ему жить здесь одному, владеть островом от имени Английского правительст­ва, и помогать услугами своими мимоплывущим странствователям, или несчастным мореплава­телям, которые спасутся на остров от ги­бельного кораблекрушения. Ему позволили. Новый Робинзон с радостью отказался навсегда от всего мира. Действительно, с того времени он живет на острове, успел составить себе порядочное имение ловлею тюленей, и оказать многие услуги мореплавателям. Ни одно из со­бытий пустынной жизни его на острове Триста­не не имело такого романического характера, как пребывание здесь Английского молодого жи­вописца Ирля. Вот рассказ об этом, извле­ченный нами из записок одного путешествен­ника :
« В конце 4 82^ года, юный художник Английх ский Ирль отправился, на небольшом Англий-
208
ском шлюпе, в БомбаЙ. Будучи отличным живо­писцем, он надеялся пайдти работу для кисши своей и многие выгоды при тамошнем ГенералъГубернаторе, который живет, как могущий властител.
« Небольшой корабль, на котором отправился художник, много потерпел во время пути от противных ветров па Атлантическом океане. Кроме того, запасы были столь недостаточны и так дурно сберегаемы, что с самого отъезда мореплаватели увидели себя в затруднительном положении. Так достигли они высшей широты, и решились остановиться у острова Тристана, чтобы запастись дровами и водою. Вдали появил­ся перед ними этот утесистый остров; шлюп­ки были спущены на воду ; Ирль просил позволе­ния ехать с матрозами на остров. С альбо­мом в руках, он хотел схватить несколько очерков дикой пустыни острова, где никогда еще не бывал ни один живописец. Художник оставил матрозов при их работе на берегу, и перебравшись через прибрежные утесы, загля­делся на дикия пещеры и стремнины, переходил от одной точки зрения к другой, забыв о вре­мени, увлекся прелестью живописных мест и опомнился наконец в совершенной пустыне. Не­вольный ужас объял его. Мысль о том, что его могут оставить на этом диком, необи­таемом острове, заставила его содрогнуться ; холодный пот выступил у него на лице. Он бежит обратно, перелезает с утеса на утес,
209
всходит па гору, с которой видна пристань. Вообразите ужас его : пристань, еще незадолго перед тем оживленная присутствием людей, оглашаемая человеческими голосами—пуста и без­молвна — залив также пуст — нет ни шлюпки, ни корабля ! Только море, взволнованное ветра­ми, шумит и разбивается о прибрежные скалы ! Корабль виден вдали, едва заметный, и Флаг его, взвеваемый ветром, кажется, означает вечное прощание с несчастным товарищем, преданным воле Провидения. . . .
«Долго оставался художник, прикованный к месту, на котором стоял, с диким, смут­ным взором, с волосами, ставшими дыбом от ужаса, в безмолвном отчаянии смотря на землю, небо и море. Корабль исчез. Погибель казалась неизбежною. К вечеру он сошел с горы, и отправился искать какого нибудь убежища на ночь. Приближаясь к берегу — иеуже-ли его обма­нывает его зрение? — нет ! точно — он видит хижину, Английскую хижину, построенную точно так, как строят сельские домики в Англии ! Вот и хозяйство Европейца — лает собака — и человек выбегает из дверей. Он спрашивает странника по-Английски : кто таков этот не­чаянный гость, как привидение являющийся в его пустыне? Художник не обманывался, не бредил в помешательстве: жилец дикого уединения был капрал Английский, единственный обитатель и губернатор острова Тристана. Начинают гово­ришь, объясняются; в восторге, Ирль обнимаетъ
2-10
нежданного спасителя, и гостеприимный кров зе­мляка принимает его под свою защиту. Туш явилось все народонаселение острова Тристана : жена капрала и дитя, сын его. Думая в отчая­нии, что ему суждено погибнуть в необитаемой пустыне, художник, напротив, нашел добрых, радушных земляков.
« Четырнадцать месяцев жил в этом уеди­нении Ирль, ласкаемый, утешаемый жителями острова. Капрал, жена его и сын были совер­шенно довольны своим жребием, привыкнув к образу своего житья и к разлуке с целым ми­ром. Муж и жена почитали себя счастливыми. Небольшое стадо разных животных, которых променивали они на чай и сухари мореплавате­лям, останавливавшимся близ острова, отказ от всяких прихотей, и удовлетворение пием, что есть — таковы были средства существования и довольства этой маленькой колонии. Но Ирль не мог привыкнуть, грустил, проводил без сна ночи и в тоске дни. Только альбом уте­шал его. Желая заплатить за гостеприимство доброго земляка, художник взялся учить грамоте сына его. Белые стороны листов альбома опре­делены были на писанье прописей.
« Я видел эту любопытную книгу, наполнен­ную очерками диких, величественных красот пустынного острова. Казалось, что в выборе их, художника руководствовало чувство грусти и отчаяния — так они являлись дики и страшны. Невозможно было оторваться от страниц эпюй
214
книги, где дышала жизнь искуспгва и поэтическая тоска души человеческой ; маранье ребенка, чер­тившего буквы на оборотах этих прелестных рисунков, составляло не менее любопытное от­личие единственного в своем роде собрания ри*
судов.
«Еще свежи были воспоминания Ирля, когда он сам лично рассказывал мне повеешь о своем бедствии и продолжительном пребывании в этой пустыне Атлантического Океана, без всякой надежды воротиться когда либо в мир. По его описаниям, остров Тристана есть дикое, тор­жественное, страшное место, где природа соеди­нила все величественные свои ужасы. Ирль рассказывал мне о своих опасных прогулках по скалам и утесам, об охоте за тюленями и сивучами, при чем капрал, хозяин его, оказы­вал чудеса силы и ловкости, о войне, гораздо легчайшей, какую объявляли они в двоем пингви­нам, когда под вечер сии странные птицы со­бирались, как будто для совещания, под каким нибудь уединенным утесом, где можно было убивать их палкою, неподвижных и важных, будто Сенаторы Римские, стоически умирающие на своих курульйых креслах. Может быть, телесное устройство этих лапчатых птиц препятствует им принять скорые средства для спасения своего, при виде угрожающей опасности, и их видимое бесчувствие есть неизбежное след­ствие их летательных средств к побегу. Оби­татели полярных стран, пингвины бывают за-
4 Г
212
посимы в здешния широты бурями, утомленные продолжительным борением с волнами-, и вет­рами. Можно понять после сего, почему охотни­кам нашим стоило только войдши в их убе­жище, и палкою перебить их всех, от пер­вого до последнего.
« Наконец, после чегаырнадцаши-месячного пре* быванил Ирля на острове, корабль остановился у берега. Ирль спешил выпросить себе у Капита­на местечко на корабле, и оставил свое уедине­ние, не без грусти расставаясь с добродушным хозяином капралом. »
По странной случайности, за тридцать один год прежде Ирля, остров Тристана был мес­том почти шакого-же события. Подобно Ирлю, ученый ботаник Дю-Пеши-Туар, остановись близ острова в 1793 году, отправился собирать растения, забрел Бог знает куда, потерял дорогу и принужден был ночевать в лесу. На другой день он почел себя навсегда оставлен­ным на острове, и начинал уже думать о том, как жить ему и чем питаться. К счастию, на­рочно посдэнные люди отыскали его, и ученый ботаник отделался только непродолжительным страхом.
Со времени пребывания здесь Ирля, колония ос­трова значительно усилилась. Капитан ДжеФФери, начальствуя Английским бриггом Бервик, посе­тил остров на пути в землю Фан-Диеменову ; и по возвращении в Англию наговорил столь много о губернаторе острова, добровольном пу-
218
спшпнике, о выгодах, какие иззлекаегн он из своего маленького эдема, превознес пользы от ловли тюленей, и был причиною экспедиции дли заселения острова.
Мы сошли па берег, и посетили знаменитого капрала ; он называется Гласс. Кроме него жи­вут еще на острове, под его патриархальнымъуправлением, семь довольно многочисленных се­мейств. Они достаточно снабжены скотиною, овцами, свиньями, козами, птицею, п всего этого продали опи нам за умеренную цену, снабдив притом овощами, лицами и маслом, превосход­ной доброты. Мы с удовольствием провели часа два с добрыми пустынниками, и обменяли с ними Европейские новости на рассказы об их уединенной п однообразной жизни. Ветр начал крепчать. Мы поспешили, по совету их, отва­лить от острова и пустишься в море.
Капитан нашего Трима не принадлежал к числу тех купеческих Капитанов, которые по­читают море большою дорогою, и сбережение нескольких часов пуши считают дороже вся­ких полезных замечаний ; это был человек об­разованный, страстный к своему ремеслу моряка, и притом хозяин и начальник своего корабля. Когда приплыли ми на широту острова ДиегоАльвареза, наш моряк решился мимоходом осмотреть сей малоизвестный остров. Мы на­правили путь к 10. В., и через два дня с мач­ты закричали: Земля!—. Эшо был Диего Альварез, или остров Гоу, названный так по имени Кани-
214
пиана Гоу, посещавшего сей остров в 4 74 3 году, когда он совершал путешествие в Китай на корабле Рислоидь.
По наблюдению Капитана Гейвуда, бывшего здесь на корабле Нерей^ в 4 844 году, Диего-Альварез находится под 40° 4 9' ш. ю. и 42° 2' д. з.—Его открыли Португальцы.
Возвышеннейшая точка горной вершины острова простирается на 4,400 футов от поверхности моря, по вычешу Гейвуда. Все скалы его покрыты моховыми растениями и мелким кустарником. Гора возвышается пиком, и в расселинах её видны великолепные водопады, хрустальными ска­тертями льющиеся в Океан. К С. от острова, немного на В., берег ограничивается маленькими островками, и туш есть небольшая бухта, защи­щенная от южного, западного и восточного вет­ра. — Здесь можно запастись водою, остановись в средине бухты, на 4 2-ши или 4 4-ти брассах. Узкий пролив разделяет главный остров от островков ; глубина его около 4 5-ши брассов, при каменистом дне.
На С. В. краю Диего-Альвареза виден утес, удивительно похожий своею Фигурою на церковь, даже с колокольнею, стоящею отдельно на за­пад, и потому сии скалы называют Церковными. На юг от этой игрушки природы, к восточной части острова, недалеко от приморья, есть за­тишный залив, где можно останавливаться без­опасно от волнений и северного ветра, под за­щитою длинного, высокого мыса. Здесь еще недав-
215
но жили несколько Северных Американцев ; но ипюлени оставили остров при их появлении, и колонисты должны были удалишься; охоша за пти­цами и рыбная ловля не могли вознаградишь бары­шами уединенного житья их в этой пустыне.
После краткого посещения острова, мы пусти­лись в море; Диего-Альварез исчез из вида на 3. Ю. 3., по направлению нашему к мысу Доброй Надежды. Уже по несколько дней показывались и стадами следовали за кораблем новые морские обитатели, шашеъные бурные птицы. Во время ти­шины матрозы забросили в море уди с приман­кою. При виде такого странного приготовления к ловле птиц, я не мог не удивишься охоте нового рода ; но едва приманка появилась на по­верхности волн, птицы с жадностью бросились на нее, и с криком оспоривали одна у другой добычу. Через час, мы имели уже с дюжину их на палубе. Не менее странно было видеть понтом, что хотя им возвратили свободу, но они оста­вались неподвижны и не смели двинуться с места, когда летая по морю отличаются напротив сво­им быстрым полетом. Шашечными называют их по причине перьев, испещренных черными и белыми пятнами, весьма похожими расположением на квадраты шашечницы ; величиною они с голу­бя. — Другая птица, встретившаяся с нами в здешних морях, замечательна по своей огром­ности и величине своих крыльев : это была албашроса, Diomedea exulans, называемая матрозами Капским бараном, потому, чшо летая, она выка-
216
зываепгь белое брюхо свое. Крылья этой птицы от 8-ми до 10-ти футов длиною, и рассекая ими воздух на лету, она кажется темною массою, от которой далеко ложится тень по волнам моря. Вместе с сими двумя родами лапчатых птиц, появились еще бурные птицы, белого и железновашего цвета, гальционы дикого вида, быст­рые в неправильном своем полете.
«Предназначая сим различным родам птиц житье среди стран, покрытых вечными снегами, и среди ледовитых морей, природа — говорит Г-н Лаплас в своем путешествии — снабдила их всем, чшо необходимо для жизни в суро­вом климате, среди бурь, почти беспрерывных. Небольшое тело их, в сравнении с видимою их величиною, покрыто густым и весьма толстым слоем пуха, поверхность которого проникнута каким-то маслянистым веществом ; птица до­стает его из своего желудка, беспрестанно за­нимаясь подновлением этой обмазки. Все это да­ет ей удивительную способность плавать среди сильнейших волн, готовых кажется захлеспушь ее. Зад, образованный из коротких и твердых перьев, весьма не велик, а крылья чрезвычайно длинны, искривлены, не мясисты, но снабжены столь мощными мускулами, чшо с изумительною быстротою, не отдыхая, птица может переле­тать на них неимоверные пространства. Всякое ненужное украшение, как будто нарочно, исклю­чено из их образования; па короткой и толстой шее торчит безобразная голова; но она снабжена
217
сильным и твердым клювом, могущим разди­рать кожу морских китородных животных (*), трупы которых беспрестанно носятся по мор­ским волнам, и составляют пищу морских птиц.
«Вид этих птиц, столь различных пород, игравших по следу корабля, и с удивительным проворством старавшихся схватить куски суха­рей или солонины—единственное лакомство, ко­торым могли мы подчивать их, при собственной ограниченной роскоши запасов, не редко развле­кал наше утомление однообразным плаванием. Доброе согласие, видимое между ними, всегда воз­буждало мое удивление : маленькая, легкая белая чайка, как будто шутя, отнимала безнаказанно у альбатросы часть добычи, какую эта огромная птица в своем величественном полете успевала выхватить у бурной птицы, гораздо меньше ел объемом, но более жадной. Иногда, во время ти­шины, спокойно плывя по морю около корабли, на­ши спутницы мирно делились, не обижая слабей­ших, всякою пищею, которую бросали им машро­зы с корабля. Хотя альбатросы и бурняки не редко летали через корабль, в самых нижних частях его оснастки, но ни разу ружейные вы­стрелы, при сильных зарядах, не могли нанесши
(*; Китородные животные, enlacés, от Латинского сло­на Ссиас, киш, к которому откосятся все роды и виды, для которых кит составляет основный шин. Прим. Пер.
218
им раны. Казалось, чпто выстрел пугал их; они удалялись, но вскоре появлялись снова. Неуменье стрелявших, или толщина перьев, сохраняли их ош ран и смерти? Не'умею решить, но я радо­вался этому. Мне-бы жаль было видеть бедных птдц с перешибенным крылом, предоставлен­ных смертному томлению и погибели, без вся­кой причины, и без пользы для человека.»
Наши охотники также пробовали стрелять в альбатрос, но можно было подумать, что эти огромные пернатые были заговорены от пуль, и что пули скользили безвредно по их широким крыльям. Стрелять в них, значило терять по­рох и время, а последнего и без того немного свободного остается у мореплавателя в сих широтах, которые можно назвать обителью са­мых бешеных, порывистых ветров, и потому ужаснейшим из всех морей в мире.
Декабря 4 0-го, через двадцать дней по отбы­тии нашем из Рио-Жанеиро, неприступные пре­делы Игольной мели (*) были ознаменованы для нас появлением плавающих по морю водяных расте­ний (Laminaria pyrifera), и видимым изменением в цвете и движении морских волн. Море явля­лось уже не светло-голубое й прозрачное — оно зеленело по всему видимому пространству, и, ка­залось, наполнено было мелким песком ; волны
(*) Обширная медь, окружающая самую южную оконеч­ность Африки, и названная так от Иеолшаео мыса — крайней точки Африканского берега на Юг. Прим. Hep.
219
не растягивались длинными полосами, но дроби­лись, и сильно пересекали одна другую.
К северу, обширная оболочка тумана обозна­чала нам протяжение Африканских берегов. На­мерение нашего Капитана было обогнуть мыс Доб• рой Надежды не приставая к нему, и потому путь наш был прямо на В.—В течение нескольких часов Капрал Трим бежал к Игольной мели под марс-зейлем и нижними парусами. Но к полудню, при ужасном волнении, ветер мгновен­но перебросило от С. 3. к 10. В., с неслыхан­ною свирепостью ; паруса вдруг легли, то есть, вместо того, чтобы вздуваться вперед, они при­липли к мачтам и ударили назад. Сначала мы почли себя погибшими, и, действительно, опас­ность была смертная, если-бы наш Трим не по­казал при сем случае всей своей ловкости. Как будто создание одаренное умом, он перевернул­ся на самом себе, заполоскал всеми парусами, дал время сготовишь их, и тогда, свободный, полетел на встречу бешеному морю. Но во время этого маневра — волосы на голове моей стали дыбом от ужаса 1 — лихой, смелый матроз, прежде других взбежавший на райны, был уда­рен парусом и слетел в море..... Несчастный! Мы видели, как он бился в нескольких ша­гах от корабля — мы слышали крик его — сле­довали взорами за ним, и усматривали сго, то взброшенного на вершину валов, шо погруженного в бездну Первое движение других было пре­
восходно : можно-бы сказать, чшо все бросились
220
за погибавшим, и хотели спасти его, или погиб­нуть с ним вместе — это был невольный по­рыв великодушие, минутное забвение самих се­бя Но, через минуту, размышление внушило
всем чувство собственной своей опасности. Ко­рабль летел на мачтах и снастях прошив ва­ла в 60 Футов вышиною; ветр не свистал, не шумел, не вылъ—он ревел громом в оснаст­ке корабля. При наклонении корабля боком, он спускался до 33"; при качке продольной, он поч­ти отвесно становился, то носом, то кормою, как будто качель. При таких обстоятельствах, спасать одного было невозможно, ибо все могли погибнуть, и корабль угрожало погрузишь в безд­ны моря. Поспешили только бросишь в море не­сколько клеток с курицами, в надежде, что несчастный успеет ухватишься за которую ни­будь из них, утвердишься па ней, и ожидать, пока ветер прикинет его к берегу, или с ко­рабля подадут ему помощь. Клетки с курицами бывают обыкновенно в подобных случаях по­следним средством спасения, признаком отход­ной, кошорую читают умирающему. Весьма редко случается, чтобы утопающий мог ухватиться за клетку, еще реже, чтобы он удержался долгое время на пей, и почти не слыхано, чтобы кто ни­будь спасся при такой бедной помощи. Но обычай сильнее всего.
С сердцем, исполненным грустью, с слезами па глазах, я следовал взорами по поверхности волн за несчастным матрозом, когда вдругъ—
221
сам окаменел от ужаса: лицом к лицу, я уви­дел перед собою необыкновенной величины вал, отвесною стеною поднявшийся из бездны ; каза­лось, что все равновесие моря было потеряно, потому, что поверхность вала далеко превосходи­ла вышину корабельных мачт. Я закричал не­вольно и отодвинулся от этой громады вод, го­товой раздавишь нас — ухвашясь за чик — я за­трепеталъ— удар был ужасный—море повали­лось на корабль, будто страшная гора, и когда оно схлынуло с корабля, бот, висевший на корме, и все постройки на палубе исчезли ; бортовые нишельсы были изорваны во всю длину их; весь ко­рабль показывал следы страшного разрушения. Ми­нута безмолвия следовала за сим ударом, и по­том раздался голос сзади корабля : Румпель запутало—нельзя править'.—Еще сильнейший крик раздался с переди;» А'ь насосамъ'. к насосамъ', в корабле вода на пятнадцать дюймовъ'.—
Да, это был торжественный час ! Смерть бы­ла туш в самом страшном виде ; еще один такой вал, и море могло поглотить нас ; связи корабля, уже надсевшие, могли раздвинуться еще более Но, поверите-ли? Никогда, во все время
нашего плавания, приказания нашего бесстрашного Капитана не были отдаваемы столь хладнокровно, исполняемы так стройно. Эти моряки, казалось, утроили человеческие силы на битву с разъярен­ною стихиею. Против буйной, исполинской силы Океана, они противопоставили согласие ума и си­лы, соединение всех средств искусгава. Румпель
222
освободили ; воду махом выхватили вон, рабо­тая все, офицеры, машрозы, пассажиры, юнги.
Шестнадцать часов сражался наш Капрал Трим с яростию бури, когда с кран-балки за­кричали: «Зеллл!»—Это были Столовая гора и Львиный, хребет, находившиеся от нас в 4 5-ти льё. Еще при начале бури, Капитан уже решился стать на якорь в Столовом заливе (ТаЫе-Вау), у города Капа. Но расстройство корабля после того, делало это намерение решительно необхо­димым. Мы начали правишь в следствие сего на False-Вау, избегая утесов, окружающих его, и через несколько часов вошли в Капскую рейду, укрывшись ош волнения, и правя нижними пару­сами плавание по морю, уже спокойному. Перед нами полукружием раскрылся обширный залив, центр которого занимает город Кап, а око­нечность составляет Львиный хребет. Лес мачт означал место пристанища, и над всем этим Столовая гора обрисовывала в туманном небе свое длинное, ровное протяжение.
ГЛАША ѴШ,
МЫС ДОВРОЙ НАДЕЖДЫ.
Ми сшали на якорь в Столовой губе, на не­сколько кабелытювов (*) от других кораблей. Буря все еще продолжалась ; она ужасно свистала между мачтами судов, и хотя море утихло, но поездка на берег была еще не безопасно. Ме­жду тем, радость наша, избегнув погибели от свирепости волн, и желание поскорее выйдши на берег, были так велики, что мы, как милости, просили позволения немедленно отправишься в Кап. Капитан согласился. Спустили четырехъвеселъный бот, и нас отправилось пятеро, два офицера и три пассажира. Сначала мы правили к городу, белевшему вдали, но ветер был реши­тельно противный, и мы должны были отказаться от своего намерения. Притом мы так далеко
(*) Encâblure, веревка, длиною во 120 сажен, якорный канат, для означения которого принято у нас Голланд­ское название kabel-tow. Прилл. Пер.
22M
стали от пристани, что наши гребцы выбилисьбы из сил, пока доплыли до берега. Препятствие это нас не остановило. Офицер, стоявший на руле, переменил дорогу, и уклоняясь от ветра, мы пристали в маленьком заливе на О. 3. от пристани настоящей. Это было дикое, уединен­ное, утесистое место, но мы приветствовали его, как обетованную землю. Несколько рассеянных перед нами хижин показывали, что недалеко селение Готтентотов. Действительно, через несколько минут по прибытии нашем, двое из сих дикарей, мужчина и женщина, появились у дверей своих хижин. Одежду мужчины состав­лял плащ из овчин, грубо сшитых одна с другою; лоскут холстины прикрывал у него брюхо, а другой повязан был на шее; коженный калпак торчал на голове. Держа в руке пику, он глядел на нас, казалось, более с любопыт­ством, нежели с недоверчивостью. Что ка­сается до женщины, её плащ был драпирован более щегольски, и покрышка тела её была рас­положена с большею изысканностью. На голой и вымазанной маслом шее висело несколько ни­ток пронизок. Лоскут холстины, перевязан­ный на поясе, был обтянут около лядвей и спускался углами к обеим ногам.
Готтентоты, первобытная порода здешних земель, кажутся отличны происхождением от Негров и Кафров. Медно-темный, или желтотемный цвет кожи их не мешает белизне глаз. Голова у Готтентота маленькая ; лицо,
225
широкое к верху, оканчивается к пиву углом; толстые скулы выдаются на щеках, от чего глаза кажутся углубленными ; нос сплющен, гу­бы толсты, зубы весьма белы, руки и ноги не­большие, волосы курчавые и руновидные. Мужчины почти не имеют бород, и чшо-бы ни говорили многие защитники Готтентоток, они подверже­ны странной уродливоедии тела, известной под именем передника, т. е., что кожа на брюхе от­висает у них к низу, весьма безобразно. Многое из существенных черт Готтентотских де­лает их похожими на народов Монгольской породы; Грандпре и Барров признавали это сход­ство, и последний, немного поспешно заключил, что южная Африка населена была в древние вре­мена потомками Китайских переселенцев.
Едва выступили мы на берег, Готтентошы окружили нас, предлагая нам буйволовое мясо, кислое молоко, и род фиг, растущих около дороги. Мы не могли мешкать долго в их хи­жинах; день склонялся к вечеру, а нам надобно еще было пройдти четыре льё до города Капа, по каменистой дороге. За несколько мелких мо­неток, один из Готтентотов вызвался про­водишь нас, и мы отправились, не смотря на ветер, дувший нам в лицо и заносивший глаза песком и мелкими камешками. Перешедши Льви­ный хребет, мы вступили в долину, защищен­ную от ветра, и покрытую сильным произра­станием. Тут было много Protea, с её сереб­ристыми листьями; она кажется вызывает ветеръ
43
/
226
на борьбу прошив её густых, металлических ветвей. Капский тюльпан покрывал скаты каме­нистых холмов, и несколько кустарников про­бивалось сквозь трещины их, а при подошвах прозябало прелестное растение, известное у бо­таников под именем Stoehe guaplialoides. Вдоль дороги возвышалось ложное алоэ (Agave vivipara), покрытое стадами черных суиимангов (Индийских соловьев), прыгавших по ветвям деревьев, и высасывавших сок из цветов их.
Наконец, мы достигли Капа, и нас встретило радушное гостеприимство. У одного из наших офицеров был родственник, поселившийся в Капе, почтенный купец ; каждый из Американ­ских мореходцев, останавливающихся па мысе Доброй Надежды, почитает обязанностью посе­тишь его. Нам не позволили остановиться в другом доме, или гостиннице, и вечером мы сидели уже с приветливым хозяином нашим за его семейным чаем. Несколько соседей, важ­ных Голландцев, сопровождаемых женами и детьми, дополняли наше собрание. Мужчины со­ставили отдельный кружек : старики толковали о торговых спекуляциях, дымя своими трубками; молодые спорили о достоинстве лошадей своих, и рассказывали об удальстве на охоте. Я решил­ся предпочесть таким разговорам беседу дам, и не мог не удивляться красоте здешних жен­щин, их голубым глазам, розовым щечкам, и белокурым, нежным волосам. Между перво­начальными Европейскими переселенцами, здесь
/
227
вполне сохранился тип нашей северной Европы. Девушки от 16-шн до 20-ши лет вообще восхи­тительной красоты ; женщины теряют много приятности и прелести потому, что обыкновен­но начинают толстеть.
На другой день я отправился бродить по го­роду. Улицы все пересекают одна другую пря­мыми углами, и обставлены домами, столь белы­ми, столь опрятными снаружи, что они кажут­ся только что выстроенными. Крышки домов плоские и составляют террасы ; при всяком до­ме, кроме того, находится обширная открытая галлерея, где по вечерам собираются нарядные дамы. Идя куда глаза глядят, я очутился на Поле битвы, обширной площади, окруженной двой­ным рядом сосен. Прямо против меня находи­лись казармы, похожия на дворец, где солдаты Английские живут со всею колониальною роскошью. Па одной из улиц встретилась мпе колымага, из числа тяжелых, длинных шелег, служащих здесь для езды и перевозки тяжестей из окрест­ных мыз. Десять волов тащили эту громаду; извощик погонял длинным бичем могучих животных, сидя на громаде поклажи. Переходя из улицы в улицу, дошел я до Большего рын­ка, где находилось более ста таких шелег с припасами. Каждая платит пошлину при въезде в город, и особо должна платить за продан­ный товар. Рынок отличался множеством мяс­ных лавок ; видно было, что мы приехали в колонию, обладатели которой любят Хороший 15*
226
биФитпекс. Во время утренней прогулки, я успел еще осмотреть сад Компании, впрочем лишенный прежней своей знаменитости; Городской суди^Гражданский суд; залу Театра; Библиотеку—безэ книг, и еще больше того—бедь читателей; наконец Про­тестантские церкви, одни из лучших, и всего более посещаемых зданий города. В главной из них увидел я множество резных и живописных гер­бов, привешенных к столбам. С удивлением спрашивал я, чтд значили эти герольдические эмблеммы в таком месте ? Мне изъяснили, что после смерти каждого прихожанина, в церкви вывешиваются герб его и шпага, па одном из столбов церковных. Не льзя было не подивишь­ся странному обычаю блистать роскошью мечей и рыцарских трофеев в церкви, и видеть изоб­ражения броней, шлемов, дикторских пуков, поставленные на память добродушных, и совсем не воинственных покойников.
Капштад ( Мысовой город ), называемый Ан­гличанами просто Кап, был вначале основан Фам-Рибеком, в 1652 году, и населен сволочью, ссыльною-из Голландии, отставными солдатами и уволенными от службы матрозами. Когда воз­обновление Нантского указа (*) изгнало из Фран­ции множество Протестантов, часть изгнанпи-
(*) Эгпо происходило в £685 году, когда Людовик ХГК-й возобновил существовавшее прежде, и уничтожившееся само собою постановление, утвержденное некогда в Нанте,
229
ков переселилась сюда, и составила особенную область, названную Franshhe-Hoeck. Лабильярдьер посещал ее в 1792 году, но уже и в ипо время только имена жителей напоминали их Француз­ское происхождение: они назывались еще Де-Ви,ллъер, Гюго, Ламбер, Фор, Дюплессп, Дю-Бюиссон, но тем все и ограничивалось Язык, нравы, обычаи — все было у них Голландское. Только одна восьмидесяти-лешняя старуха говорила еще немно­го по-Француэски. С тех пор, Кап еще раз переменил властителей, и рано, илн поздно, без сомнения, влияние Английского правления заставит нравы и обычаи переделаться наАнглийский ма­нер, Торговля уже перешла теперь из прежних рук в другие ; трое, или четверо Английских купцов завладели исключительно всею здешнею торговлею.
Канская колония заключает в себе народона­селение из ДО,ООО белых и 50,000 невольников, Метисов и Готтентотов. В городе Капе от 12-ти до 45,000 жителей. Белые сушь потомки Англичан, Немцев, Французов, и всего более Голландцев. Топографическое деление областей изменяется здесь е успехами народонаселения и обработанности. Капская. облаешь самая малая по пространству. На G. лежит область Тулбаг; на
по которому последователи Лютеранской религии были лишены всех прав гражданства во франции. Сотни ты­сяч бежали от сего из отечества. ИИрпм. Пер.
230
В. многолюдная облаешь Штелленбош; на ИО. Гот­тентотская Голландия, обильная Ъином и хлебом; к G. В. Граф-Рейнет, ош которой отделили особо Английскую облаешь Ллъбанн, и наконец облаешь уИтенгаг, где находится Гернгушерское селение Бстелъсдорф ( село Вифлеемское ). Туш обитают Голландские колонисты, рыбаки и охот­ники, сильное и красивое поколение, без примеси сохранившее свои благообразные Формы шела. Жен­щины тамошния отличаются свежестью и красо­тою. В соседстве сих колонистов устроивается Английская Ферма, основанная Правитель­ством, для показания новейших земледельческих усовершенствований. Что касается до Гернгутеров, то благочестивая ревность увлекает их всего более к обращению обитающих в окрест­ностях Готтентотов. Но соседство Кафров доныне останавливает все старания. — Окруж­ность Капа усеяна отдельными мызами, снабжаю­щими город всяким припасом.
Одним из первых странствований моих по окрестностям была прогулка на Столовую гору, приобретшую столь великую знаменитость по описаниям путешественников. Негр сопровож­дал меня. — Мы перебрались через крутой ряд утесов, где ничто особенное не останавливает наблюдателя. Несколько Thesium strictum, один, род зонтичных растений ( Hermas purpurata красивый папоротник, вот все, чшо пробивается •здесь сквозь песчаник, перемешанный с глыбами чрезвычайно белого кварца. Сии массы служатъ
231
основанием слюдистому шисту, расположенному весьма тонкими слоями. Гори здешния нередко бывают убежищем беглых невольников, и од­ному, особливо без оружия, здесь не безопасно. С вершины Столовой горы видно все простран­ство залива False-Bay, служащего портом для Капа с Апреля по Сентябрь, так, как Сто­ловый залив ( е-Вау ) бывает напротив пор­том его с Сентября по Апрель. 'Первый из них защищен от ветров западных, второй от ветров восточных. Поставленная таким образом между двух гавров, Капская колония собственно не имеет порта.
Сидя на обломке скалы, я обозревал с вер­шин Столовой горы обширную панораму, разви­вавшуюся передо мною. С этой выси город ка­жется шашечницею, а корабли, стоящие на яко­рях в заливе, маленькими лодками. К С. и В. горы тянутся на необозримое пространство ог­ромными волнами, между тем, как основание Столовой горы определяется с одной стороны Дьявольскою горою, с другой Львиным хребтом, идущими к приморью, одна наЮ. В., другая на С. 3.
Через два дня по приезде нашем, любезный хозяин нам устроил прогулку в Констанцию, и непременно требовал, чтобы и я сопровождалч. его в этой веселой поездке с земляками. Мы отправились верхами на лошадях, и по дороге, в первых виноградниках увидели множество суймангов, прелестных птичек, похожих на снигиря, и питающихся высасыванием сладкаго
j 232
сока из медоносной прошей, или из цветов внрвнлин, в которые погружают они свой пу­шистый и сильно высасывающий язычок. Мы виде­ли их всех родов и всех оттенков, черных, с ожерельем и хохолком Фиолетовым. Подле них прыгали промеропы (райские удоды), столь-же прелестные и живые, бродящие по пяти и по шести вместе, и питающиеся, подобно суймангам, ме­доносными растениями. Путь наш лежал через Большую Констанцию, поместье Г-на Клоэша, за­метную аллеею из огромных дерев, и надписью на воротах: Groot Constanda. Проезжая далее, по длинной дубовой аллее, достигли мы Малой Констанция, принадлежащей Г-ну Колину. Здесь отдохнули мы и посетили виноградники. Лозы, насаженные в ty-х Футах расстояния одна от другой, не подпираются тычинками, но, как в южной Франции, растут без подпорок, и вся работа около них заключается в подчистке ветвей и вскапывании земли, где сидят они. Различные сорты вина здешнего суть ; Констан­ция собственно, белое и красное, Понтак, Пьер и Фронтиньякъ} потом более обыкновенное, во­обще называемое Капским. Здешние жители всем предпочитают Фроншиньяк, но Констанция пре­восходит его по всему. Для приготовления сего вина, ягоды отделяют трением особого рода плетушки, и немедленно несут их в чан, где топчут ногами. Выжатый сок, сахаристый и весьма приятного вкуса, сливается на две недели в бочку J потом разливается в боченки, где
233
почти такое-же время дают ему перебродит, и переливают в бочку, и опять в боченки, по три, даже по четыре раза. В хорошие годы, сборка в обеих Констанциях не превосходит 800-т альФерамов вина. Нас подчивали лучшим, и мы имели честь на классическом месте отве­дать разные сорты Констанцского нектара, ко­торого только одно имя продают в Европе, благодаря нашему легковерию. — К вечеру мы во­ротились в Кап.
Вокруг города много садов, где растут все Европейские фрукты, наряду с Азиятскими: каш­таны, яблоки, подле бананов и жамбозов жаркого климата. Овощи всех родов, хлеб, ячмень, овес, конопля, все здесь изобильно плодом ; лен собирают дважды в год. Флора здешних произрастений чрезвычайно богата и любопытна ; во все времена она возбуждала благоговение бота­ников. Наши Европейские теплицы и сады обя­заны Капу прекраснейшими своими переселенцами: отсюда перевезли к нам иксию, великолепную ирису, морин, гсманты, ( кровоцвеш ), гнафалин ( сушеницу ), ксеранты ( сухоцвет ) и пушистые гераний-, а также и масляничные растения, каковы: мсзембриампг ( Африканская смоква), крассул, стапелил ( род фисшашков ). Здесь многие из них являются деревами, и смешанные с ивами и недо­трогами, осеняют своею тенью водопады. — К В. от False-Bay высятся превосходные леса ду­бов, желчного дерева, желтого дерева, гаиияка, с его красными цветами, и среди их растетъ
Strelitzia reginae, не имеющая соперницы в преле­сти цвета.
На всем обработанном пространстве обла­стей здешних нет уже свирепых зверей; они мало по малу удаляются внутрь Африки от жи­лищ образованного человека. Львы почти не пере­ходят за реку Воскресения ; в замену того волки и гиэнны обитают во всех окрестных пустынях, а также тигры и чакалы ; множество барсуков, табарганов и ихневмонов находится в восточной стороне. Надобно упомянуть еще об антилопахъ—их здесь весьма много; нигарги, прекраснейшие из сей породы газелей, бродят иногда стадами по 4,000 и по 2,000 около Рыбной реки. Вообще из всех родов газелей, только синяя сделалась здесь редка; паданы, ену, кондомы, и другие роди их, живут к G. 3. — Зебры, и квагги, превосходящие их ростом и силою, по­чти совсем исчезли, а также слоны, жирафы и двурогие носороги. Особенное здешнее животное есть орчктерои ( Myrmecophaga capensis, Гмелина ), называемое Голландцами демляною свиньею, и питаюаиееся муравьями ; будучи огромнее Амери­канскагомуравьеда, оно составляет особый род. Но всего более находится здесь диких буйво­лов, которых бьют Кафры и Готтентоты. Их приучают и к домашней жизни, при чем составляют они богатство здешней стороны, ибо здесь скотина вообще нехороша и мелка. Буйвол есть Bos cafer Спармапа, почитающего сие животное за свойственное особенно Африке.
235
Оно отличается огромными рогами, маленькою головою, свирепостью, и по всему подходит к плотоядным диким волам, с безмерными, рога­ми, которых все Древние^ начиная с Агафаркида, полагали живущими в Абиссинии. Иродом и Александр Миндуский упоминают о Гарамашпских быках, также похожих на Кафрского буй­вола. Должно сказать еще о спирофокамнли, ко­торый на границах степей опустошает хлеб­ные ноля ; о большом кон^ори, которого видел Барров на пути к Богпуапам ; о фламинго, с его огненными перьями ; о локсип, показывающей удивительное искуство в построении своего гнез­да, и кукушки-ука^ательнпци, которая ищет ульи диких пчел, и криком своим сказывает чело­веку о находке.
Кроме семи, или восьми племен Готтентот­ских, в здешних сторонах обитает еще множество других народов, описанных подроб­но Паттерсоном, Лихтенштейном, Вальяном, Кольбом, Спарманом и Барровом. Таковы пле­мена дикарей, живущие на кпрруах, или высо­ких долинах. Сюда, по степи, где находятся естественные луга, приходят земледельческие народы, для пастьбы стад своих. Они живут здесь патриархально, помогают друг другу и не враждуют ни с кем; иногда гостят они в окрестностях Капа, по ровным местам уте­сов приморских. Но другой род туземцев суть Бошпмены, или Сапбы : это изверги чело­веческого рода! Дикий, мутный взор, безобраэ-
236
ное лицо, сухое, скелетисшое тело, желтый, зем­ляной цвет кожи, отличают мужчин; женщины еще безобразнее, с их длинными, висячими гру­дями, костливою спиною, в противоположность ногам, толстым и мясистым, так, что кажет­ся, будто в ноги сползли жир и мясо со всего остального тела. Эти нищие и грабители, шрусы и злодеи, бездомная толпа бродяг, есть истин­ная язва здешней стороны. Они прожорливы, и всегда оказывают скотскую жадность к еде. С луком и стрелами, завернутый в лоскут овчины, по одиначке, или с товарищами, Сааб бродит в пустыне, и жрет все, что попадет­ся — корень, траву, кузнечика, ящерицу, лягушку, мышь, остатки мяс, брошенные зверем или чело­веком. Только Саабы из всех народов южной Африки употребляют ядовитые стрелы; таясь за скалою, за кустом, они убивают стрелами кого попало —как гиэнна, они любят кровь и запах трупа. Готтентоты и Кафры ненавидят и вся­чески преследуют этот проклятый род чело­века, бьют их, где-бы они ни попались. Кафр, присланный депутатом в Каы от своего по­коления, в 4 804 году, увидел одппнадцаши-летнего Сааба в числе Губернаторских слуг, и с яростию пронзил его своим гассагеем, или мо­жем. Европейцы, живущие в уединенных мы­зах, нередко принуждены покупать дружбу Саабов, платя им дань, скотиною или вещами. — Еще весьма недавно северные Капские мызники принуждены были откупиться от толпы Саабов,
237 заплатив cfi 30-шь штук рогатого скота и 1,600-ш овец. Но едва весть об этом разне­слась между другими Саабами, их сбежалось величайшее множество отвсюду, как ворон на поле битвы. Три дня жрали они свою добычу, и разошлись, когда уже ничего не осталось.
Монета, употребляемая здесь в народе, суть рейсдалеры. В 1775 г. они стоили более Л-х ливров Турских, а ныне стоят только два Франка. Странный упадок этот происходит от выпуска бумажных денег, которые беруш охотнее. Все продажи товаров производится здесь аукционом. Таможенная пошлина G на сто для Англичан и -15 на сто для иноземцев. Как место отдыха на пути из Европы в Индию, колония мыса Доброй Надежды необходимо долж­на более и более усиливаться. Ее быстро подвинуло-бы вперед более свободное сношение с внутреннею Африкою, и большее движение проме­на туземных земледельческих произведений на Европейские товары.
Но, занятой прогулками в окрестностях Капа, я совсем забыл моего почтенного Капрала Трима, хотел еще прогуляться в Альбани и франш-гек, когда вдруг услышал сигнал об отплытии вашего шлюпа. Повеление было реши­тельное, неотложное. Надобно было повиноваться.
Мы отвалили от гавани в 8-мь часов утра, при тихой погоде ; но едва двинулся корабль, ветер перешел к G. В. и 10. В., и окрепчал. Вершины Столовой горы мгновенно покрылись
238
белыми облаками, с темною бахрамою, упадавшею до самого подножия горы. Вдруг они поднялись потом, будто дым, переходя за грань плоско­сти горы. Ветер смешался порывами; шквалы пошли по восточному краю залива, усилились, обхватили его вполне, и начали рвать корабли с якорей. Напрасно старались мы бросить якорь; он не успевал задержаться, и, волею и неволею, надобно было поспешить выходом в море. Мы надеялись пробежать между Green-Point и остро­вом Роббеном и выйдти в море, но совершен­ная тишина вдруг заменила порывистый ветер. Другие корабли, гонимые ветром, двигались с мест своих, а мы были, как будто прикованы, лишенные возможности войдши в залив обрат­но и плыть в море. Подобные явления перемен­чивых, мгновенных ветров и тишины не редки в Столовом заливе. Дюмон Дюрвиль, находясь здесь на корабле .Астролябия, в Декабре 4 828 года, находился в подобном нашему критиче­ском положении. Прогнанный от якорного мес­та, и захваченный тишиною близ острова Роб­бена, он едва мог спастись слабым ветерком от С. С. 3., который дал ему средства обра­титься снова в гавань.
,,Не бывши весьма свирепымъ—говорит онъ— порыв ветра был однакожь весьма силен, и признаюсь, что движение и игра облаков, пред­шествовавших. ему и сопровождавших его, по­казались мне одним из замечательнейших явле­ний природы. Во время усиления бури, облака,
1
239
сплотившиеся большими, толстыми грудами на во­сточной стороне Столовой горы, разделились здесь на две части: одна упадала вниз, на гавань, быстрыми клочьями, исчезавшими в половике го­ры и превращавшимися в вихри неимоверно сви­репые ; другая, с другой стороны горы, пошла грудою между Львиною головою и горами, далее к Ю. находящимися. На всем пространстве моря от Green-Point до Львиного хвоста, вдоль бере­га, ветер был едва ощутителен, и даже туш шло неровное волнение от С. и С. 3.
« Эшо явление изъясняется местностью, и весь­ма понятными Физическими причинами. Столовую гору можно назвать межею, природою созданною, между двумя областями атмосферы, чрезвычайно различными. Пространство земли на юг, состоя­щее из гор, более или менее возвышенных, сохраняет температуру умеренную, и вообще довольно низкую. Пространство земель на север, то есть, все что занимают Кап, окрестности гавани и самая гавань, по отражению и сосредото­чению летом солнечных лучей на песках, обиль­но повсюду здесь рассыпанных, делается, так сказать, печью, или гнездилищем теплоты, чрез­вычайно живой и постоянной. Густые туманы, снабженные влажностью, гонимые ветром от 10. и J0. Ю. В., прилетают к горам Капским, не встретив препятствий на обширном простран­стве волн ; здесь врываются они двумя откры­тыми для них проходами ; но едва вторгнутся они в разгоревшуюся атмосферу Капа, влажность,
зло
бившая в них, тотчас испаряется, и воздух, сильно потрясенный после сего, производит шквалы, чувствуемые в направлении, которому следовали-бы облака, если-бы но рассеявались они. Без сомнения, продолжаясь несколько дней с ряду, сии воздушные тревоги обременили-бы на­конец влажностью тумана чаешь атмосферы на север от Столовой горы, и странная игра обла­ков перестала-бы совершаться в глазах наблю­дателя, находящагося в отдалении от неё. Зри­тель, находящийся в эшо время на вершине горы, ничего не видит вокруг себя, кроме густого и резкого тумана, при жестоком и беспрерывном порыве ветра. »
Так провели мы всю ночь, смотря на белевшиеся в нескольких милях от нас каменья, ку­да влекло нас течением. Только на другое утро ветер сделался от С. 3. и дал нам средства снова направить путь свой на Игольную мель. На сей раз опасная мел эта не была для нас страш­ною. В три дня Капрал Трим благополучно ми­новал ее. Остальное плавание наше было бесплод­но на приключения—благополучно, как говорится, а известно, что история благополучного состояния бывает скучна для читателей. Несколько бур­ных порывов поздравили нас с прибытием в Мозамбикский пролив (*), и преследовали нас еще
(*) Пролин между осшр. Мадагаскаром и восточным берегом Африки, где находится Португальское владение Мозамбик. — Прим. Переа.
2’14
несколько времени в высших широтах, до 57" долготы восточной, где наконец позволили нам спокойно направишься к Иль-де-Франсу. Здесь встретили мы птичек, известных под именем paille-en-queue (Линнеев Phaethon aethereus), соло­менный хвостик, названных так по двум тон­ким, длинным перушкам, находящимся в хвос­тике; летая на безмерной высоте, по причине бе­лых брюшков представляются они взору будпио белые пятнушки на лазури неба.
Января 4 5-го, 4 830 года, показалась под ветром земля: эшо был остров Родригез, прежде пус­тынный, а ныне населенный сошнею колонистов. Через два дня, рано утром, появились верхи гор Ил-де-Франса (*). Постепенно, мы могли раз­личишь гору Петер-Ботт, по её острой и накло­ненной вершине, гору укреплений (du Rempart), по её диким и странным Формам, горы Двух сосцов, осшров Круглый и остров Плоский. Обо­гнув Coin-de-mire, Капрал Трим бодрственно вступил в залив Порт-Луи, и остановился близ Trou-Fanfaron.
(*) Дюмон Дюрвиль принимает название Ил-де-фрамс (Ile-de-France —• остров франции ), как более известное. Англичане, нынешние владетели острова, называют его остров Маврицил. Прим. Перев.
46
гла®а ах.
жль-дв>«эдас».
С гавани, город Порт-Лун (порт Людовика) представляет зрелище увлекательное и разнооб­разное. В глубине карпшны, как будто склонен­ная на город, высится вершина горы Пальцевой, (du Pouce), с её лесистыми боками и белеющими водопадами. Дикая и мрачная на своей вершине, она как будто развеселяется по мере того, как идут вниз её покатости к Порш-Луи, где оканчиваются уклоном по лугу, на пол-лъё про­странства. Цепи других гор, усеянные лесами, дополняют раму залива; на-право они опоясывают область Большой рикн—сад Иль-де-Франса, малень­кий эдем; испещренный водою и зеленью, оживлен­ный лодками Негров и прибрежными ботами ; на-лево оканчиваются у Coin-de-mire низкою пло­щадкою, покрытою насаждениями сахарного трост­ника, и отороченною длинными линиями мелей и камней. На ближнем плане картины сцена переме­няется: вот Канонерский мыс, батшарея в уро­вень с заливом, кажется всплывающая из воды,
243
с своею купою кокосов по бокам. В стороне укрепления острова Босаров и Билоии крепости, неприступных даже для большой эскадры. Прямо тысячи мачт и спасшей, отвесными или косыми линиями, столь сжатые, столь густо сдвинутые, что едва по отрывкам домов, деревьев, крыш и плотины, мелькающим в промежутках, вы догадываетесь, что за ними находится город.
Когда Капрал Грим поместился в рядах дру­гих кораблей, дружески распрощался я с краси­вым шлюпом, Капитаном, офицерами и лихим Томом Миллем, который проводил меня на бе­рег. В Иль-де-Франсе был я на земле Француз­ской, потому, что переменив имя острова, после того, как он достался им по разделу, Англи­чане не могли еще обрита нить его: это Француз­ская колония, земля родная Французу. Названный островом Маврпция, завоеванный с 4 810 года, Иль-де-Франс не только еще не подделывается под нравы и обычаи своих повелителей, но, ка­жется, ежедневно более и более удаляется от них. Порт-Луи, как прежде — маленький Па­риж: роскошь, моды, забавы, страсть к новос­тям, политические мнения, все привозится сюда из Франции, и ничего нет из Лондона и Ли­верпуля. Не смотря на разницу пошлин, 4 5-ю на сто, произведения Французской промышленности предпочитаются здесь всяким другим.
Свежи и живы еще здесь последние исторические воспоминания, дающие Иль-де-Франсу место в ле­тописях Республики и Империи Французской. Въ
4 6*
2ЧЧ
течение всей морской войны последних времен, с немногими перемежками продолжавшейся 26-ть лет, когда Французские эскадры, разбиваемые да­же на Европейских морях, оставляли беззащит­ными колонии Французские, Иль-де-Франс двадцать лет защищал сам себя, и отчаянным крейсер­ством вымещал все потери Франции на богат­ствах Оспгь-ИидскоЙ Компании. Еще помнят в Порт-Луи грозную Беллону, которую столько раз приветствовали здесь выстрелами из кре­пости, когда она влекла в Порт-Луи Английские гальоны в 1200 и 4 500 тонн. Всюду торжест­вовал Флаг Британский — в Иль-де-Франсе они. платил подать, если осмеливался пуститься в Ост-Индию мимо грозного убежища храбрых мо­ряков. Раздраженные тем, что победи в са­мом Ла-Маншском проливе не заставляют уни­маться дерзких корсаров Иль-де-Франса, Англия решилась раззорить гнездо их. Страшные Флоты её появились перед Иль-де-Франсом, в такой силе, в таком числе, что надобно было сдать­ся. Мир 4 84Л-го года сделал правом законного владения право победы.
Теперь все, чего хотели Англичане от Иль-деФранса, все они получили; им принадлежат зем­ля, порт, крепость, доходы. Ио если жители по прежнему остались Французами, если они не тер­пят своих повелителей, Англия даже и не забо­тится об этом. По неудовольствиям и ссорам она переменяет только Губернаторов: Фаркугару последует Галл, Галлу Коллевилль — одни
245
управляющие строже и суровее, другие ласковее и благосклоннее, но сущность дел и порядка неиз­менна.—Английской торговле предоставлены здесь большие преимущества; судопроизводство введено Английское ; Англия приобрела в Иль-де-Франсе превосходное место для роздыха на пуши в Ин­дию.—Чего более желать Англичанам?—За все это они оставляют побежденным право сердиться и не любишь Англии. Жаль только, чшо эино заста­вляет Англичан не любишь Иль-де-Франса, и не­редко досада и нелюбовь кривят весы бесприст­растия и правосудия, извиняя здешних правителей и судей в глазах Лондона, и доставляя им не­законно полновесные пиастры.
Я не был одиноким странником в ПортъЛуи: здесь, с 4 81 7 года поселился старый друг мой, Провапсал, и завел весьма прибыльные де­ла. Верже—его имя—встретил меня с криком изумления, и обнял крепко и дружно. Добрый, ве­селый, милый, лет тридцати не более, он был раззорен во Франции бездельниками, и возобно­вил свою фортуну на Иль-де-Франсе. Я нашел его живущего в отделении du Rempart, в прелест­ном домике; молодая Мулашрка была у него хо­зяйкою, и надобно признаться, что Клара — её имя — была хозяйка очень милая. Вольная жизнь колонистов позволяет такого рода связи, ко­торые бывают однакож не редко крепче всяких Европейских союзов с тысячью бумаг и усло­вий. Клара была смуглая, но молодая, прелестная женщина, и даже, в угодность своему доброму
2Л6
Верже, выучилась играть на Фортепиано, рисовать, читать романы, говоришь о лиипшерашуре. Чего еще можно было потребовать, даже и от Евро­пейского пансионного воспитания?
Я поселился в доме моего друга, и мне отвели в саду павильон, дали Негра для услуг, угож­дали мне, ласкали, нежили меня, как ребенка* Право, я не позавидовал-бы Султану в неге и роскоши, совсем неизвестной у нас в Европе. Мне отделили даже особенный паланкин, род но­силок, с подушками, где можно роскошно про­тянуться и уснуть под песню Негров, которые несут между тем паланкин на плечах. Но я был еще слишком свежий Европеец, и никак не мог решишься на подобные утончения Креольской рос­коши. впрочем, мне хотелось рассматривать на свободе, идти, останавливаться по воле, и мое любопытство не могло усидеть в паланкине, если-бы даже я и успел привыкнуть к употреб­лению невольников вместо лошадей.
В это время в Иль-де-Франсе было самое жаркое время, и мое суконное платье совсем не годилось по климату. Верже взялся одеть меня по тамошнему. Куртка, панталоны, жилет изъ’ белого перкаля, три раза в день переодеваемые, серая, войлочная шляпа с широкими полями, лег­кий платок на шее—таково было мое новое Кре­ольское платье, удобное, щегольское и спокойное. Я скоро привык к нему, и встретивши меня с Верже, можно было подумать, что я старинный колонист здешний.
247
Порш-Луи делится на город-собетвенно и на кварталы, или поля. Малабарское поле заселено Африканцами, Вольное поле Мулатрами. Из всех зданий в городе замечательны только казармы, построенные еще Французами, и водопровод, про­веденный через глубокий ров от реки до го­рода, построенный из кирпича и камня при Гу­бернаторе Лабурдонне. Дом Губернаторский, ве­роятно, развалится при первой порядочной буре. Построенный в виде подковы, из деревянных балок, которые лезут врознь, сырой, неудоб­ный, худо убранный, это самое гадкое жилье, ка­кое только когда нибудь было построено для Гу­бернаторов. Нынешние Английские правители пред­почитают ему пребывание в прелестной еиллв du Rempart, жилище прохладном, закрытом де­ревьями, и украшенном цветами, лужками и во­допадами.
В шот-же день, мы осмотрели весь город. Первая прогулка наша была в отделение города, сгоревшее в 1816 году, оно составляло лучшую и богатейшую часть Порт-Луи. Обширные мага­зины публичные конторы, великолепные домы и обширная библиотека, все погибло в одну ночь. К утру оставались только дымящиеся груды пе­пла. Не смотря на помощь заливных труб, сбе­жавшийся народ, усердие Негров, ничего не льзя было спасши. Один торговый дом, Бонома, по­терял в сем пожаре 30-шь тысяч боченков Вина; грузы сарачинского тлена и сахара, складки Европейского шелка и Индийских шалей, мно-
2*8
жеспиво индиго и чаю — все обратилось в пепел. Доныне не изгладились следы потерь, и только одна улица к берегу снова застроилась на месте пожара. её маленькие домики, в один этаж, с зелеными решетками и купами серного дерева, или кокосов, образуют собою красивую линию. Да­лее по берегу видны строения размера огромней­шего, с аллеями и садами. Это по большей час­ти места отдыха, убежища, где купцы собираются в часы досуга, в прохладе, веющей с моря и успокаивающей их после дневных забот.
От места пожарища, мой хозяин провел меня в Таможенную каст. Тут производится выгруз­ка товаровъ—тесное, заставленное сараями, пыль­ное место. Двести, триста Негров заняты беспрерывно выгрузкою из ботов и шлюпов. Поч­ти все эти Негры певолъники, Малгаши или Мозамбийцы, и на спине почти каждого из них ви­дите рубцы от палочных ударов. Это произво­дится ежедневно, почти беспрестанно. В моих глазах, тридцатью ударами бамбуковины награди­ли одного Негра, за то, что он украл горсть сушеных смокв из ящика. Бедняк хладнокров­но стал под удары, которые отсчитал ему староста, также Негр. Кажется, что самая одеж­да Негров приготовлена для подобного наказания: они ходят совершенно нагие, и никакой другой одежды на них нет, кроме лангутн ; это род короткого запана, закрывающего часть брюха и ног. Для защиты от палящих лучей солнца слу­жит им медноцвешнал, маслянистая кожа их.
I
2M9
Меня взбесило шакое обхождение с Неграми, и я готов был разбранишь Верже, который смот­рел на все это прехладнокровно, и рассуждал, как привычный колонист. «Убирайтесь вы с ва­шею Филаншропиею — говорил он мне. » — Вы все лезете в Вильберфорсы (*), и когда нибудь дове­дете до того своим человеколюбивым ворчань­ем, что добрые страдальцы, защищаемые вами, изжарят нас, как жарили они белых в СенъДоминго. Говорите что угодно, но вот вам в четырех словах две истины : бел Негров нит колоний, а бел бамбуковнны нит Негров.—«Не спо­рю,» отвечал я, <сно желал-бы знать, во первых, к чему ваши колонии, когда ясно доказывается неоспоримый убыток, причиняемый ими государ­ствам Европейским ? Пример Сен-Доминго, приведенный тобою, не ясное-ли доказательство, что без бамбуковины Негры приносят Европе гораздо более выгоды? Вы составляете себе свои колониальные законы, но мудрость государствен­ная не может утверждать их.»—Благодарны ва­шей мудрости, только просили-бы однакожь ее избавишь нас от её мудреных уставов, кошо-
(*) Wflberforee, член Английского Парламента, род. н 1759 г., умерш. в 1833 г., известный тем, что с 1787 года не переставал требовать уничтожения торга Неграми. Он имел удовольствие видеть, что Европей­ские Правительства согласились наконец уничтожить сей бесчеловечный торг. Путешественник выставляет здесь мимоходом мнение колонистов Европейских об атом уничтожении. Прим. Пер.
250
рые пишутся в Лондонских и Парижских кан­целяриях, людьми вовсе незнающими сущности дела. Бог знает чшб предписывают нам ис­полнишь, когда все выдумки ваши так-же к лицу Неграм, как кисейные платья, если-бы кто ни­будь вздумал одеть их в кисею. Вот что де­лается : теперь здесь в страшной милости, на пример, Мулашры, и за то у других к ним страшная ненависть. Поверь мне, состояние здеш­них Негров сделалось хуже с шех пор, когда нас и их перепутали разными Европейскими уло­жениями: они требуют не понимая, а белые тол­куют не разумея. — «Но разве не видите вы, что считая между 100,000-ми всех жителей острова 80,000 невольников, вы, сами не понимая этого, вызываете на беду свою Христовов и Дессалипов.»—О! этого быть не может : эти 80,000 разделяются на бесконечное множество разных родов, и, вообрази себе — ни один из эших родов не говорит одинаким языком с дру­гими, и они ненавидят друг друга, еще бо­лее нежели Европейцев. Ненависть передается от народа в народ, из рода в род по этой родословной шашечнице, снаружи одинаково темной и варварской. Мавр и Олоф ни в чем не согласят­ся с Кафром, Малгашем и Мозамбийцем, и безд­на разделяет опять эти племена от Индийских черных племенъ—Малайцев, Малабарцев, Талингов, Бенгальцев, Мараттов, и прочих. Белые совершенно безопасны за такою знойною ненави­стью одного поколения к другому. Опять такая-же
251
ненависть делит Негров от Креола, как Кре­ола от Европейца. Если-бы Негры вздумали здесь зашевелиться — дюжина выстрелов разгонит всякия их покушения. — «Но, почему не подумать однакож о том, что образованием могли-бы вы гораздо легче достигнуть общей пользы?» — Прав­да, но и щут ваши Филантропы бредят о шко­лах, об ученьи, а надобно совсем не то : на­добно сперва заставишь этих полуживотных по­любишь труд, убедить их в пользе труда, по­бедишь их непостижимую леность и бесчувствие, которые без бамбука заставят их прежде уме­реть голодом, нежели двинуться с места и при­няться за что нибудь. Таковы они. Приучите их сперва трудиться по убеждению — мы готовы по­могать вам всеми силами ; туш наша прямая и явная польза. Негр ремесленник приносит здесь 7, 8-мь пиастров в день, когда лучшего Негра работника купишь можно за 300 пиастров. Но знаешь-ли, чего стоит сделать Негра ремеслен­ником? Не думаешь-ли польстишь их тем, что­бы заработною нескольких лет могли они выку­пать себя ? Об этом давно думали ; положено также отпускать их на волю просто за долго­временную услугу, за хорошее поведение. Но та­кова сила привычки у этого народа, что большая часть их не хотят отпуска и просят оста­вить в неволе. Дело в том; это машина—она сильно работает, но за то се кормят, дают ей жилище, а на воле ей надобно будет искать всего этого, думать обо всем этом. Слово ;
252
Негр-неволъник, страшно в общем смысле, но на деле, с добрым господином Негру гораздо лучше, нежели на воле, а добрым господином будет всякий умный хозяин, и поверь, что злые и тираны хозяева сушь исключения, люди, не по­нимающие собственных своих польз. — «Ты хо­чешь уверишь меня, будто невольничество не толь­ко необходимо, но и согласно с желанием самых Негров? Но я слыхал, что бывали явные приме­ры противного.»—Да, случается, что некоторые соглашаются лучше умереть, нежели приняться за работу. Вообще Негров гибнет весьма много, но, право, не от тяжелой работы. Всего более истребляет их перемена климата; говоря здеш­ним выражением, надобно полагать 20-шь процен­тов убытка в первый год по привозе партии Негров на остров. Не спорю, что у иных же­лание независимости бывает непобедимо, и в таком случае Негр делается истинным зве­рем. Он бежит в горы, и там скитается между тысячью опасностей и нужд всякого рода. Пожар, воровство, грабеж, все кажется ему поз­волительно. Зпии марроны, как называют их здесь, ужасны при неукротимых страстях сво­их. Самое жадное к воле поколение вообще все Малгашп. Всякое наказание оскорбляет их ; ма­лейшее попущение дает средство к побегу. Бы­вали случаи, что Малгаш, один, в лодке, пус­кался в море, на явную погибель. Вообрази, что однажды несколько беглецов Малгашей выдолбили себе лодку из огромного дерева, протащили ее
253
н.з леса на берег, спустили иа море, и на этом челноке отправились в путешествие, по крайней мере, на 4 00 льё пуши по морю. Все они не могли поместишься в лодке, и часть их отправилась вплавь, переменяясь с товарищами, отдыхавшими в челноке. — « Верже! а ты называл скотами то поколение людей, к которому принадлежат швои Малгаши ?—
Споры наши были бесконечны. Я говорил, как свежий Европеец, а Верже, как привычный коло­нист. Вероятно, мы никогда не согласились-бы, и, может быть, оба были и неправы и правы. — Между тем осмотрели мы городскую церковь, портовой Фонтан, и подошли к кофейной.» Вой­дем и оставим наш спор за несоглашением с обеих сторон, как всегда бывает при спо­рах, » сказал, мне Верже. —Мы нашли кофейную наполненною молодыми Креолами ; они курили, играли на бильярде, и изумили меня своею лов­костью, веселостью, щегольским нарядом. Мы весело разговаривали о Франции, о Париже. Меня заставили рассказать все сплетни, все новости Парижские, начиная с лишшерашуры и театра и оканчивая политикою, не забывая при том ни по­следнего покроя Фраков, ни новейшей стрижки волосов. Впрочем, щеголеватые Креолы оказа­лись почти во всем знающими более меня ; моя кочевая жизнь совсем уешарила мои рассказы, и мепя засыпали здесь новостями, которых вовсе не знал я, кочуя между Испанцами, Португаль­цами, Англичанами, албашросами и пенгвинами.
254
Через два часа, у меня било уже тридцать но­вых знакомцев и столько-же приглашений на обед, вечер, прогулку в окрестности, поездку по морю. Верже насильно утащил меня от лас­ковой Приветливости новых знакомцев, и объ­явил, что1 он повелитель мой на все остальное пребывание мое на Иль-де-Франсе.
Наступила ночь ; деятельность Порт Луи стихла; улицы представляли новое зрелище. Одно­образные песни, какими Негры сопровождают все свои работы, замолкли. Одни из Негров, сидя в кружках по углам улиц, оканчивали свой умеренный ужин, состоявший из бреда, маиса и маниока ; другие теснились у лавочек, где про­дают арак, и делили по стакану этого утеши­тельного напитка. Арак то-же для Негра, что ром для Европейца; его добывают здесь также из перебродившагося сока сахарных тростей. В одном углу Марсова поля, толпа невольни­ков собралась в кружок. Мы приблизились. «Посмотри,» сказал мне Верже—эшо шега, Мозамбийский шанец. Завтра воскресенье, и вот Негры пляшут и веселятся.» Танец начался. Си­дя на небольшом возвышении, старый Кафр, с седыми волосами, с кровавыми глазами, поста­вил между колен род барабана, тамтам, и на­чал бишь в него кулаками. Рядом с нии, дру­гой черный артист заиграл на какой-то стран­ной гармоннки, составленной из струны, навязан­ной на палку, и от трения прутиком твердого дерева издававшей резкие, пронзительные звуки.
255
В тоже время, шесть или семь голосов запели Африканскую песню, тихо, медленно, уныло. При звуках этого оркестра, Негр и Негритянка вдруг бросились в средину круга. Первые дви­жения их не имели никакого характера; он и она подходили друг к другу, тихо, беспечно, по­том удалялись и вертелись отдельно. Но мало по малу, как будто магнетизм постепенно дей­ствовал на эти странные, безобразные лица, вы­ражение их делалось разительнее, замечательнее. Сначала высказывали они первое начало страсти, живыми движениями лица, но движения были еще робки, нерешительны, положения скромны; потом, когда очарование усиливалось, стыдливость и скромность постепенно исчезали; положения дела­лись бесстыднее, движения сладострастнее, пос­тупь своевольнее. Музыка следовала за сею по­степенностью. В последнем отделении, когда танцующие сошлись и схватили друг друга —ша­нец сделался отчаянною вакханалиею ; зрителями овладело судорожное упоение—они кривлялись, пе­ли, кричали, стучали ногами в совершенном бе­шенстве. Мы не могли смотреть более и удали­лись.
Переходя по городу, не льзя было не полюбо­ваться, видя те улицы, где находятся торговые заведения. они были ярко освещены. Магазины шелвовых и галантерейных изделий, кофейные, кон­дитерские, ликёрные лавки являлись в полном блеске, наполненные посетителями. Эгпа часть го­рода, с её блеском и роскошью, годилась-бы в лучшую Европейскую столицу.
256
На другой день, в первый раз был я за обе­дом, где блеснула вся Креольская роскошь Ильде-Франса. Г-жа Верже показала всю свою Мулашрскую, великолепную гордость. Тут явилось мно­жество серебряной посуды, Китайского «арФора, смешение всяких вин, начиная с мадеры, окан­чивая шампанским. Нас окружала толпа краси­вых Негров и Негритянок, внимательных к услуге до того, чшо каждое желание, каждый знак были предупреждены. Над столом был устроен род веера из латаньеровых листов; приводимый в движение тихое и постоянное, он поддерживал свежесть воздуха и отгонял до­кучливых насекомых. Невольно надобно было увлечься обольщением роскошной сибаритской жизни жаркого климата. Сквозь решетки окон повевал ветерок, задерживаемый пальмами и акациями, которые загораживали окна своими ли­стьями. Вода и вино лились прохлажденные и от­радные среди дневного жара. Вокруг этого рос­кошного стола, несколько друзей хозяина и по­друг хозяйки составляли веселое общество. Во­обще обед наш можно было назвать испытани­ем самых лакомых блюд Креольского вкуса. Прежде всего появилось кушанье из бреды, не­что в роде соленых морелей ; потом кари, классическое кушанье колоний, изуродованное Па­рижскими ресторатёрами и превращенное ими в какую-шо пошлую смесь пряностей. Настоящее кари есть ничто другое, как сарачинское пше­но с Индийским перцем. Сначала оно покажет-
257
cit грубим для непривыкшего; подумаете, чшо вас хошяш уморишь жгучим составом его, ибо, от множества положенного в кушанье перца, у непривычного обдерет рот, по к кари скоро можно привыкнут и пристраститься в здеш­нем климате, располагающем к лени и утом­лению, где надобны средства сильные, возбуждаю­щие нервы. В конце обеда явилась роскошь сахар­ной стряпни и десерта, о которой Европеец не может иметь понятия : мы ели чудные фрукты и плоды, которыми столь обилен Иль-де-Франс, манги, бананы, атты, авокаты, ананасы, и вместе с ними превосходные соргпы Европейских Фрук­тов. Запенилось Шампанское. Гости запели куп­леты и песни застольные — в колониях еще по­ют. — Прямо из-за-ешола все мы отправились в Театр, где была уже готова для нас ложа.
Театр здесь деревянный и довольно плохой. Труппа актеров разделяет свои представления между островами Бурбоном и Иль-де-Франсом, переезжая попеременно с одного на другой. Мпе любопытно было видеть, как спектакль являлся средством для обитателей Порт Луи изъявить свою нелюбовь к Англичанам. Вся Креольская молодежь была туш, и громкими рукоплескания­ми сопровождала каждый намек на Англию, или напоминание о Франции. Давали Сардамского бурго­мистра, и каждый раз, когда актер говорил известную пословицу: relativement à l’Angleterre (то есть, м. г., в отношении Англии) — стены дро­жали от шума, шопанья ногами, криков : ура, 47
258
сеисгиков. Занавес опустился, но изъявления до­сады продолжались еще несколько времени.
Мне приходилось в бытность мою в ПортъЛуи переходить с одного праздника на другой. Наконец пригласили меня на бал к Губернато­ру, где Губернаторша, Лади Коллевилль, явилась самою приветливою и милою хозяйкою. Танцо­рок было множество, и все одеты щегольски, не щадя атласа, кисеи, газа, цветов и брильянтов. Вообще дамы здешния с правильными, вырази­тельными чертами лица, с хорошенькими талия­ми, с миною беспечною и горделивою, но очень милы. Девушки 4 2-ти, 4 3-ти лет походят на Европейских девушек лет восмнадцаши. Такая скорозрелая юность ненадежна, и время безжа­лостно мстит за свой слишком быстрый по­лет в первой юности; в 20-ть лет здешняя красавица уже отцветает, а в 30-ть — её кра­сота делается уже воспоминанием прошедшего. Мужчины также не избегают рановременной ста­рости. Частию климат, частию разгульная жизнь в молодости, производят то, что Креол с шрудоме переносит жизнь трудолюбивую и дея­тельную, и скоро стареет.
Не смошря на желание мое продолжить пребы­вание в городе, столь Французском, столь Па­рижском, мне оставалось сроку два дня; отъезд был назначен непременно, и остальное время употребил я на обозрение окрестностей ПорлиъЛуи. Кроме сего главного города, на Иль-де-
259
Франсе, в пространстве 115 льё, считается один­надцать других уездов; Пампльмусс, уезд Зо­лотого песка, Флак, уезд реки Укреплений (des Remparts), Трех островков, Большой гавани, Саван, уезд Военного отделения, Мока, уезд долин Вильгемса и долин Св. Петра. Я не мог видеть всех этих мест, и решился осмотреть любопытнейшее. Верже оставил дела свои и со­путствовал мне.
На другой день, рано утром, мы были на до­роге в Пампльмусс, я на добром осле вер­хом, Верже в своем паланкине. Пампльмусс ! Сколько поэзии для Европейца в этом имени ! Я ехал туда полный моими литтерагпурными воспоминаниями, как будто правоверный Музульманин в Мекку, надеясь найдти там всего мо­его Сен-Пьера, следы Паола и Виргинии, над судьбою которых плакивал я столько раз — хотел видеть их жилище, место, где жили и любили они, хотел обнять старого Негра их, говорить с тамошним паешороми» (*). Верже
(*) Бернарден де-Сено-Пьер, французский писатель, род. в 1737 г. умер в 1814 г. — Его сочинения составля­ют 12-гпь томов ип-8, но пережили его два только сочинения : Индийская хижина '(La Chaumière Indienne), и особливо— ПаввлЬ и Виргиния (Paul et Virginie). Изданный в 1788 году, этот небольшой роман, отпечаток души чувствительной, религиозной, изображающий при том пламенную природу Иль-де-франса и Африки, имела» успех неслыханный. В один год был он несколько
4 7"
260
смеялся; он предвидел развязку. Мы останови­лись наконец. « Зачем-же мы останавливаемся?» спрашивал я.—За тем, что мы приехали к цели нашего путешествия.— Он вышел из паланкина. — Вся моя блестящая Фантасмагория рассыпалась. Несколько бедных Негритянских хижин, бесплодная земля, три, четыре купы кокосов, и среди всего этого бедное каменное строение — «Это Пампльмусская церковь, » говорил Верже, указывая на строение. О разочарование! Это Пампльмусская церковь, столь романическая, столь пре­лестная, так восхитительно описанная СенъПьером? А где-же бамбуковая аллея, которая ве­дет к ней ? Где холмы с зеленью и с тенью? Где игривые воды ? Ты шутишь, Верже!—Я был рассержен, досадовал, за чем приезжал сюда. Верже охотно разбранил вместе со мною вооб­ражение поэтов, расцвечивающее яркими красками воображения существенные небылицы жизни и при­роды. — В награду за шо, меня провели в сад, учрежденный здешним Правительством. Тут отдохнул я, и не мог довольно налюбоваться па собрание драгоценных дерев и растений, со­бранных с большими издержками из Индии и всех между тропиками лежащих земель. Длин-
раз издан, и более 50-ши перепечаток его явилось во франции. Он переведен на все Европейские языки, и на Русский, только очень дурно. Кто не читал его, не видал на сцене театра, на эстампах ? Прим. Пер.
26'1
ные пальмовые аллеи пересекают во всех направле­ниях пространство этого сада, орошенного стру­ями игривой воды ; ограду составляют бамбукъ^ рафии, обремененные плодами, сапааны, и другие юж­ные произведения. Здесь некогда Пуавр, ешоль-же знаменитый правитель, сколь славный естество­испытатель, образовал рассадники перечных, гвоз­дичных, мушкатных деревьев. Здесь потом Сере воспитал и упрочил бесчисленное множе­ство дерев и кустарников, исторгнутыхот­всюду, из палимых зноем степей Африки и влажных берегов Мадагаскара; другие перевезены были из Китая и Пегу, с берегов Индии и Гапгеса ; многие росли прежде того на тучных до’линах Кашемира, на вершинах Гашшских, па приморьях Персидского залива. Вся Азия, Ява, Суматра, Таити, Канарийские, Асорские острова, Америка, Аравия прислали своих представите­лей на это собрание прозябаемого царства. Од­ним из полезнейших завоеваний царства про­зябаемых, которыми потомство одолжено Сере, было разведение хлЪбного дерева. Здесь растут также разнообразные жакьеры, с длинными кругло­ватыми плодами, до 400 Фунтов весом, аттъеры, ананасы, франшннаны, мангиферы, гоявьеры, папасры, бананы, тамаринды, мангустаиы, сана пны, и, между множества растений и кустарников, бар­хатник, кассия, иуанспльлд, монгрин, фульсаиат, бензоииекое и коричневое дерева, нага, сандальное дерево.
Второй день моих прогулок был разнообраз-
262
нее и утомительнее. Мы отправились в долины Мока и Вильгемса/-по уклону Пальцовой горы. С восхождением солнца, проехали мы луг Мар­сова поля, и приветствовали в небольшом леску памятник, воздвигнутый Генералу Маларшику, некогда правившему Иль-де-Франсом. У подошвы Пальцовой горы можно было рассмотреть все раз­личные отроги её, из коих возвышается остро­конечная вершина, по которой гора получила свое имя. Подымаясь по дорожке, пробитой в утесах инженером Фелином, мы останавливались от­дыхать и любоваться величественным зрелищем, расстилавшимся перед нами: у ног наших был Порт-Иуп, направо ИИамплъмусс, налево Боль­шая рбка, а все соединялось тысячью разнообраз­ных частностей, которых исчислишь невоз­можно; мачты кораблей торчали из моря, будто маленькия пики; высокие пальмы и тыковники каза­лись круглыми зонтиками, а ручьи, стремившиеся с гор, как будто спешили с бесплодных утесов их убежать в благословенные, злачные долины. Но поднимаясь далее на вершины горы, мы наслаждались зрелищем другого рода, могли обозреть всю географическую систему острова, все изменения его поверхности. Гора Длинная, самая высшая точка на С. G. В., гора Открытия, горы Двух Сосцов, Петер-Бот, Верхняя, гора Укреплений, гора Кордегардии, и множество дру­гих вершин, как будто склеенных одна с другою, являлись перед нами в изумительном разнообразии. Над нашими головами и вокругъ
263
пас были леса, перекушанные лозистыми лианами, составлявшими собою самые странные Фор­мы: то, подымаясь с корня дерева, они обвива­ют его спиралью, будто безмерный змей ; то, вися с ветвей, они спускаются отвесно к земле, пускают в нее кореньвзбираются к верху сифоном и округляются полукружиями зелени. На сих горных высотах, мало посещаемых людьми, живут обезьяны, называемые .зелеными, с длинным хвостом и огромною волосистою головою. одни из них, важно сидя на утесах, спокойно смотрели на нас; другие, вися на вет­вях лиана, производили удивительные прыжки. Но, кажется, их пугало двуствольное ружье, бывшее у меня за плечами. Наши сопутники Негры забавлялись, дразня и передразнивая обезьян. Mosié—сказал мне один из них, дернув меня за полу—Mosié, çà petit di monde là n'a pas voule paie pour n'a pas travail (знаеше-ли, сударь, от чего они не говорят, эти народы ? Боятся, что­бы не заставили их работать).
ПланшаЖисты, для которых обезьяны суть не­сносные воры и грабители, ведут с ними беспрерывную войну, но дикие разбойники эти мстят за то иногда жестоким и хитрым опустошени­ем обширных полей с маисом и бананами. Если обезьян захватят на воровстве и грабеже, они бегут, но ни за что не выпускают добычи, унося ее в обеих руках, хотя самки бывают притом обременены детьми, также никогда не покидая их, и унося на спине. Опустошения по-
26^
лей всегда производят обезьяны не по одиначке, но собираются для, сего большими толпами и раз­
ставляют охранные караулы свои на высотах, чтобы не быт пойманными. Караульные их чрез­вычайно осторожны, и пронзительным крикомъ
извещают товарищей об опасности. При таком знаке, вся толпа обезьян мгновенно бежит в леса и горы. Иногда, от ружейных выстрелов,
на месте грабежа остается несколько жертв, но обезьяны так крепки и живущи, что редко
достаются в полон ; жестоко раненные, они успевают еще убежать и укрыться где нибуд, от­куда товарищи тащат их потом в лес, когда опасность преследования миновалась.
Будучи человеком миролюбивым, я со всем не думал начинать битвы с кривляками, но они сами открыли прошив нас военные действия; одна из них вздумала бросить в нас камнем, другая следовала её примеру, и в одно мгнове­ние мы были осыпаны каменным дождем. Право самоэащищения принудило пас отвечать на не­приязнь ; я выстрелил в ближайшую обезьяну, и, вероятно, ранил ее, потому, что она ужасно закривлялась, терла лапами ноги, разинула рот, так, что все зубы её были видны. При звуке вы­стрела, другие обезьяны выпиянулись на ногах, щупали себя лапами, и после одной минуты не­подвижности, бросились бежать от нас ; пере­прыгивая с дерева на дерево, мгновенно скры­лись они из вида,
265
Сквозь промежуток леса, оканчивавшего собою скат горы, мы издали завидели долины Вилъгемса, близ которых серебряной нитью струится река Мока. Через несколько часов пуши, дости­гли мы этой великолепной долины, покрытой бо­гатыми насаждениями и красивыми заводами. Бам­бука здесь великое обилие, и колонисты Иль-деФранса до бесконечности разнообразят употреб­ление этого исполинского тростника, вырастаю­щего иногда до 60-ти Футов в вышину. Ош одного корня идет множество стволов; поверх­ность их блестящая и неровная, а плотность такова, что бамбуковая трость 4 0-ти Футов в длину, 3 дюймов в толщину, может удержать, как говорят, 4 500 фунтов тяжести.
Долина Мока лучше всех других мест ост­рова защищена от свирепости ветров, и пото­му произрастание в ней превосходнее, а сбор произведений надежнее, нежели в других частях Иль-де-Франса. Здесь находится загородный дом Губернатора. Дорога к нему живописным обра­зом идет через реку Менпль, на которой не­давно устроили мост. Недалеко отсюда огром­ный водопад du Réduit, где, широкою серебря^ ною скатертью, вода падает с отвесной высо­ты 4 20-ши футов. Смотря на эту пенистую гро­маду вод, освещаемую лучами солнца, вы видите ее облеченною во все цвета радуги. Сжатый меж­ду двумя лесистыми горами, водопад свергается в глубокий ров, откуда снова истекает вели­чественною рекою. Окрестность сего великолен-
266
ного явления природы очаровательной красоты. Среди папоротников, наиплеЛ и мощных алое, высятся исполинские деревья, леса натлиа, ваквуа, таккамака, железного дерева. Ош одного места до другого, утесы вдвигаются в реку; задержан­ная ими, она образует широкия заводи, пока, преоборов препятствия, переливается через пре­граду и снова ' соединяется с главным своим течением.
Сельское убежище Губернатора, именуемое le Réduit, находится на полуострове, образуемой!» волканическими утесами, на узкой, возвышенной плоскости, между двумя потоками воды, которые пе скатываются, но слетают с высоты. Живопис­ная дикость этого места дала ему название; Bout du monde ( предел Света ). На громаде лавы, наросло здесь несколько футов красноватой зем­ли, и ее достаточно было для того, чтобы слу­жить почвою для богатейшего произрастания. Дом Губернатора более длинен, нежели широк, по­строен в один этаж, деревянный, так, как и все домы колонистов. Внизу приемная зала, и за нею комнаты для гостей, которых Лорд Коллевилль любит угощать со всем колониальным гостеприимством. Меблировка дома невеликолеппа и приспособлена к здешнему жаркому клима­ту ; вывезенная почти вся из Китая, мебель со­стоит из бамбука. Наша Европейская мебель едва-ли выдержит здешние знойные ветры, про­должающиеся с Мая по Сентябрь, и еще более здешнюю влажную, но жаркую погоду, сопровож-
267
дающую период дождей. Узнав о приезде нашем, Лади Коллевилль приглашала нас к обеду, по мы спешили к соседу её, нашему знакомому, и принуждены были отделаться благодарностью за приглашение.
Возвращаясь отсюда, проезжали мы через ноля, засаженные сахарным тростником, и усеянные .между ним огромными каменьями ; весь остров представляет па полях сие явление, и планшажисглы уверяют, что не только бесполезно, по даже вредно было-бы очищать сии отдельные ба­зальтические громады, ибо они скрепляют землю и служат препятствием для опустошительных ураганов. Дорогою убили мы несколько птиц, как-то; кальфате, род поддорожника, у которого нижния части перьев цвета синепеиельного, шея и верхушка головы черного, грудь и брюшко цвета винных дрожжей, а клюв и ноги розового, и особенного рода кардинала (Loxia madagaseariensis ), огненного цвета. Та и другая птица раззоришели полей, подобно Европейским воро­бьям ; Негры называют их идуиамн пшена. До­бычу нашу умножили пепельные горлицы, менее Европейских и превосходного вкуса, зимородки, куропатки, пннтады и перрушн. Нам попадались рыжие зайцы с длинными ушами, и тандрекн, род ежа, до которых Негры большие охотники. Верже уверял, что мы встретим оленей, но, с нескольких уже лет, этот род зверей, не­когда предмет любимой охоты для колонистов, сделался весьма редким.
268
Так, верхом и пешком, мы достигли нако­нец жилища Г-на Л***, богатого плашпажисииа, основавшего обширные заведения в Вильгемсовой долине. Обширное пространство земель, триста Негров работников и лучший на всем острове сахарный завод — таковы богатства Г-на Л***, поселившагося здесь не более десяти лет. Оп принял нас с распростертыми объятиями, и отвел нам для отдыха два прекрасные павиль­она, или банкаланга (* *). Отдохнув немного, мы должны были, в удовлетворение простительного честолюбия нашего почтенного хозяина, осмот­реть вместе с ним его господское жилище, жилища Негров, где обитают они под палкою смотрителей, рабочия заведения, магазины произ­ведений, кухни, больницы, прачечную. Нас осо­бенно занял сахарный завод, бывший в эшо вре­мя в полном действии. Негры шли сюда с по­лей, обремененные огромными связками тростни­ка, и складывали их подле давильни, приводимой в движение водою. Выжатый сок стекал в резервуары, откуда процеживали его в большие котлы, стоявшие на сильном огне. По прошествии извесгйного времени, сыроп спускали в огромные «ормы, назначенные для крисшаллирования, и когда жидкость довольно сгущалась, ее выкидывали на ровную террасу, где, действием солнца и воздуха,
(*) Bancalang — балаган ? Не отсюда ли это слово ? —
Прим. ИИер.
I
I
269
белилась и превращалась она в песок. Перед заводом лежали громады багассов, или выдавлен­ных шростниковин, из которых приготовля­ют потом тафию ( ром ) и арак. Хозяин изъяснял нам все подробности варенья и очище­нья сахара, с чрезвычайною ласковостью, не ду­мая держать в тайне свои способы, посредством коих сделался он одним из богатейших за­водчиков Иль-де-Франса. С завода, мы перешли на плантации кофейных деревцов, впрочем со­ставляющих отрасль неважного дохода ; потом па поля с маисом и маниоком, и насаждения гво­здики и мушката. Вечерний стол ожидал нас в жилище хозяина. Мы проходили опять мимо Негритянских жилищ, и видели бедных Не­гров, сидящих подле дверей казарм, и с жад­ностью пожирающихъ* свои порции маниока. Вообще все они казались крепки и сильны ; телесные Фор­мы Негритянок, далекия от идеала красоты, также показывали крепость их. Все это живет и спит без порядка в обширных казармах. Супружество утверждено между Неграми, но каж­дое утро бывает поводом к сценам, жалким или смешным, и к рассчету за неверность мужа или жены. Невежество, скотская, безнадежная жизнь, при влиянии пламенного климата, делают чувственность между Неграми необузданною и чрезмерною. Злоупотребление в сем отношении производит то, что Негры рано делаются хилы­ми, преждевременными стариками. Редкий пример, чтобы Негр или Негритянка жили более пяти­десяти лет.
270
Так весело жил, так много любопытного на­ходил л на Иль-де-Франсе, чшо готов назвать все прекрасным на этом острове—климат, землю, жителей, нравы их. Только два неприяз­ненные врага надоедали мне и казались несносны­ми— какерлат, или камкрелат, и мустпкь. Пер­вый из них [Blatta атегисапа) вонючее, прожор­ливое насекомое, плодовитое изумительным об­разом ; не будучи опасным, оно точит и пое­дает все, чшо ни попало — товары, вещи, дере­во, и ничто не избегает его жадности—мебели, стены, платье, припасы ; это истинное наказание людское. Мусшики не так гадки, но несносны своим кусаньем ; вновь приезжающие на остров особливо подвержены их уязвлению — они немило­сердно жужжат, кусают, жалят, и не редко от их нападений являются раны на лице и ру­ках. Мусшиков здесь так много, и они так привязчивы, что спать решительно было-бы невоз­можно, если-бы кисейными пологами не закрывали здесь кроватей ; за всем тем, надобно привык­нуть к глухому жужжанью этих несносных на­секомых, которые тысячами льнут на полог. Креолы и вообще жители здешние гораздо менее подвержены преследованию мустиков.
Надобно было думать об отправке. — « Не за­боться ни о чемъ»— говорил мне Верже—«я знаю, что тебе надобно ехать на Бурбон, оттуда в Мадагаскаръ— и этого довольно. Без замедления, я погружу тебя, как бочку сахару, на корабль, и спокойно увезут тебя с Иль-де-Франса; ужь
274
этпо.чмое дело.» — Я не говорил после итого ни слова, но по возвращении из поездки на планта­цию Г-на Л***, сказал, что мне непременно надоб­но ехать. «Зачем-же стало?» отвечал мне Вер­же— « все готово— пойдем ! » Мы отправились в кофейную. Здесь увидел л молодого человека, бла­городной, скромной наружности, с выражением кротости, и вместе силы'характера, с черными волосами, с голубыми глазами, бледного, загоре­лого. Не знаю почему, эта Физиогномия с первого раза мне не понравилась. Верже подошел к это­му незнакомцу—((Капитан Жоржъ»—сказал он — «вот вам пассажир в Тамапгаву.»—Очень радъ— отвечал незнакомец — завтра, в четыре часа утра, мы отправляемся.—«Амы будем готовы.»— После сего короткого разговора, Верже увел ме­ня. «Пойдемъ»—говорил онъ—«не надобно терять времени; шебе должно еще собраться, пригото­виться. » — Но, что это за Капитан Жорж ? — « Славный моряк, превосходный прибрежный пла­ватель.»— И Верже улыбался, как будто скрывая тайну. — Но, какую торговлю ведет твой слав­ный моряк?—«Какую торговлю? Боже мой! Пере­возит товар, все что хотите, а всего более скотину.»—Ты шалишь, Верже, ты лжешь?—«Совсем не лгу. Жорж обыкновенно отправляется в Ма­дагаскар, закупает там скотину, привозит сюда и продает из барыша. Это прибыльный торг, и я немного участвую в нем — он мой товарищ — я не мог передать тебя в лучшие руки.»—Принужденный замолчать, я предполагалъ
272
фдпакожь какую нибудь шутку моего приятеля.— Фантастическая Фигура Капитана Жоржа не по­ходила на перевозчика скотины из Мадагаскара в Иль-де-Франс.
Мы осматривали магазины, где складываются товары, где лежат грузы кораблей для Индии и Европы, тридцать, сорок тысяч бочек вина, пирамиды шелков, громады индиго, чаю, нанки. Здесь катили бочки, там увязывали кипы това­ров, в другом месте оканчивали рассчеты звон­кими пиастрами, или билетами, что заменяет здесь звонкую монету.
«Вот цветущая торговля,» сказал я Верже.— Менее, нежели шы воображаешь — отвечал он.— Под золотою одеждою скрываются лохмотья ни­щеты. Торговля Порт-Луи вся в руках торга­шей, называемых здесь банианами, торгашей мелочных, плутов и негодяев. С каждым при­бывшим сюда кораблем начинают они разыгры­вать комедию—не покупают, что привезено, тре­буют, чего нет, сбивают цены, мелошничают. В первые горы мира, Иль-де-Франс был насто­ящим Эль-Дорадо для приезжих купцов, и сюда набежали с товарами со всех четырех сторон света; требовалось все, и все продавалось хоро­шо, а когда Иль-де-Франс сбыл, что у него было запасено, накупил всего, чшо было ему надобно, начались спекуляции и все дело испортилось. Из ■s произведений острова всего лучше и прибыльнее требовался сахаръ—мы уничтожили кофейные план-
273
тации и насадили сахарного тростника. От это­го сахар упал в цене, не стоил работы, и на­добно было приниматься опять за старое, а это раззорпло многих. Другое зло произошло от больших барышей в первые мирные годы : нами овладела страсть к роскоши. Вместо прежних, простых и удобных жилищ, мы настроили оебе палат; вместо скромных паланкинов, потребо­вали щегольских карет. Балы, вечера, чайные собрания взяли верх над прежнею мещанскою простотою Креольских увеселений. Пиры и празд­ники казались мерою богатства и свидетельст­вом на кредит купеческий. Что вышло из все­го этого? Банкрутство, потери для порядочных людей, средства плутовать для негодяев; после­довал общий упадок, и паша колония с трудом успевает поправлять теперь по немногу кредит свой. Приезжие купцы подвергались здесь совершен­ному грабежу всех родов: понижению цен, бан­крутству, если доверяли, излишку ценности, если покупали товар. Торговать в Иль-де-Франсе значило раззоришься. К несчастью, наша торгов­ля имеет двуличный характер, который уничто­жает ее в основании: она Французская по стрем­лению и воспоминанию прежнего; ЛнглиАскап по сущ­ности и установлениям. Наши Креолы требуют Парижских товаров, а тариф грабит их за то безмерными пошлинами, и даеш им Лондон­ский товар, кошорого они не хотят брать. Остается хитрить, или раззоряться.»
18
' 27И
« Со временем, разумеется, все будет попра­влено само собою. Положение Иль-де-Франса, его удивительный порт, его плодоносной земля, пре­возмогут все людские глупости. Природа все для нас сделала ; остается людям не употреблять только во зло даров её. Здесь может быть сбор­ное место для Китайских жонк, Манильских талионов, Ост-Индских кораблей, Арабских каик; все это готово ехать сюда, и менять про­изведения Азии на товар Европы. Сарачинское пшено, китайка, чай, сахар, хлопчаипая бумага, перец, какао, кофс, гвоздика, индиго, все это собиралось-бы здесь, и отдавалось потом за про­изведения Европейские. Пусть объявят портоФранко в Иль-де-Франсе, свободный базар, и — равновесие восстановится; золотой век сам со­бою придет для клочка земли, брошенного так счастливо среди волн Индийского Океана.»
Я не спорил с Верже; он сел на своего лю­бимого конька, и говорил красноречиво и убеди­тельно. Добрый земляк! ему нескоро дождаться своей Утопии. — Вечером, я простился с этим добрым сердцем и умною, но ветряною голо­вою, получил от него множество рекомендатель­ных писем, обнял сго прелестную хозяйку, и в три часа был уже у своего перевощика скоти­ны, Капитана Жоржа.
На корабле царствовала совершенная тишина. Мои пожитки взяли, перенесли на корабль, и проводили меня в каюту, где спокойно заснул я па бамбуковой канапе. В девять часов меня
275
разбудило движение корабля, и я понял, чпто мы подняли якорь и плывем. Только в это время рассмотрел я хорошенько мою каюипу ; она была убрана превосходным оружием всякого рода, и это украшение, слишком воинское для перевощика скотины с Мадагаскара па Иль-де-Франс, возбу­дило мои подозрения ; они увеличились, когда я вышел на палубу : корабль Капитана Жоржа был отличная гоэлетта, с высокими мачтами, с ще­гольскими парусами, и летел стрелою по морю; сорок здоровяков, с грозными рожами, состав­ляли экипаж ; Капитан Жорж беспечно сидел на носу корабля, сдвинув на бок свою соломен­ную шляпу и куря сигарку. «Верно какая нибудь проказа шалуна Верже ! » думал я, когда Капи­тан ловко подошел ко мне, и улыбаясь сказал; «М. Г., почитайте себя полным хозяином на мо­ем корабле. Все готово угодишь вам, чем мо­жет. Извините только, что я должен оста­вишь вас. С плохим перевозным кораблишком столько хлопот на море ! » —■ Он явно смеялся ; корабль его был превосходный, по я понял, что Капитан Жорж избегает моих вопросов. «Чего доброго от ветренника Верже ! Если, для шутки, он передал меня какому нибудь знаме­нитому корсару ? » подумал я.
Плавание наше было необыкновенно быстро и счастливо. Вскоре Иль-де-Франс утонул за нами в волнах, и высокие волканы Бурбонские зарисо­вались в тумане отдаления. В семь часов ве­чера бросили мы якорь близ Сен-Дениского нор18*
276
ша. Все протяжение берега Св.'Сюзанны было пе­ред нами, с его купами гвоздичных деревьев, кофейными плантациями и полями сахарного трост­ника. Мы могли рассмотреть каждого Негра, воз­вращавшагося в свою казарму после дневной ра­боты.
1ГЛАИВА X.
ОСТРОВ ВУРВОН.
Если смотреть с гавани, город Сен Денн. представляется на полукружии утесов, ограничен­ный с правой стороны берегом Св. Сюзанны, с левой высокою и длинною базальтовою стеною, подошву которой омывает море ; она кончится обломом у залива Св. Павла. Городские домы, рассеянные на плоскости, белеют среди куп ко­косовых дерев, а далее за ними рисуется изви­вистая, обширная падь, орошаемая рекою СенъДени; кремнистый, или галетовыии талвег озна­чает впадение реки в море.
Капитан Жорж дал мне три дня сроку на обозрение острова, занятой во все эшо время своими таинственными делами. На другой день утром, лодка с двумя Неграми ожидала меня. Мы поплыли, и приближаясь к берегу, при виде морских волн, свирепо разбивавшихся о приб­режные кремни, при виде, неприступного прибреж­ного волнения, я недоумевал, каким образом пристанем мы к берегу, не выкупавшись в море
278
с головы до ног. С изумлением смотрел я на странную пристань, под которою останавлива­лись шлюпки. Тут, качаясь на волнах, они пере­давали товары и людей на берег, посредством особенного снаряда, привешенного к подъемному мосту, выдвинутому, на прочных укреплениях, шуазов на двадцать в море.
Несколько раз принимались за укрепление пло­шиною открытой морю Сен-Дениской гавани. Гу­бернатор Лабурдонне, первый предпринял шакия работы; они стоили дорого и были разрушены мо­рем. Недавно еще, снова начали постройки, по видимому прочные, долженствовавшие образовать затишный залив. Но все это никуда не годилось, так, как и старинные работы. Привыкшее без препятствий буровить волны свои подле округ­лых берегов острова, при первом урагане море унесло новую плошину, и все корабли, вверившие учасшь свою этому ненадежному прикрытию, были жертвою свирепости Океана. Судорожным движе­нием морских валов истребило потом самое основание плошины, и памятником всех трудов только,, прибавился лишний ряд подводных ка­меньев в гавани.
Разсматривая неприязненный берег Бурбонский, мы осторожно приближались к нему, и по причи­не сильного волнения, я должен был из всех сил держаться за края шлюпки ; то, волною бро­сало нас к берегу с быстротою стрелы, шо вдруг, отплеск волны опять гнал вас в ош-
279
крытое море. Наконец, мои Негры спрыгнули в воду, подтащили шлюпку к прибрежным крем­ням, и один из них предложил мне плеча свои, для перенесения меня на берег.
При первом взгляде, и самом легком сообра­жении, можно понять, почему Англичане, для ко­торых столь важным казалось удержание Иль-деФранса, не заботились о присовокуплении острова Бурбона к другим приобретениям, какие доста­лись им по разделу года. Иль-де-Франс, иззубренный маленькими заливами, кроме своего Большего порта, могущего заменить все другие, был для них надежным прибежищем, спаситель­ным пристанищем для кораблей. Но чшо такое Бурбон? Открытая глыба земли, биемая морскими волнами, опустошаемая вихрями, славная только своими достопамятными бедствиями. Если-бы те­перь, за восмнадцтпь ли/п мирного обладания, Франция сообразила, с одной стороны выгоды вла­дения Бурбоном, а с другой потери, от того понесенные — кажется, вывод был-бы не в поль­зу дальнейшего упорства считать остров Бур­бон Французскою колониею.
Бурбон, с Иль-де-Франсом и островками Род­риго, и Коргадоса, образует архипелаг Маскареииъекиии, называнный так но имени Португальца Маскарепыиса, открывшего сей архипелаг.
«Остров Бурбон — говорит Бори де-Сен Венсан — кажется составленным из двух вол-
280
панических гор, происхождение которых, без сомнения, должно отнести к двум отдаленным одна от другой эпохам. В южной, меньшей части острова, подземные огни еще производят свои опустошения. Северная гораздо обширнее ; волканические извержения, некогда ворочавшие ее, пиеперь уже не заметны более. Рытвины, или глу­бокия долины, быстрые потоки, стесненные отвес­ными высотами, холмы, разбросанные по доли­нам и затрудняющие сообщение, базальтовые приз­мы, не редко расположенные точно так, как на острове СшаФФе, правильными столбами, слои мно­горазличной лавы, глубокия трещины, признаки об­щего потрясения — все напоминает здесь древние, грозные перевороты Физические. Узкое прибрежье, разорванное в некоторых местах, составлено, как на Тенерифе, иззг базальтовых голышей, или обломков лавы; мелкиЙ камешник беспрерыв­но увлекается с берега в море дождями. Насто­ящего песку здесь нет нигде; то, что, называют здесь сим именем, есть, или смешение известня­ку и морских черепокожных, выбрасываемых на берег волнами, или состав из всех родов лавы, который стремлением волн превраипилсл в кусочки дресвы, синеватого и черноватого цвета.»
Остров Бурбон был разделяем обитателями его на две отличительные части: сторона за вет­ром и сторона поз вЬтром. Первая, направляясь в право от Сен-Дени, обращается на восток, объемлеш отделения Св. Марии. Св. Сюзанны, Св.
281
Лндрея, Св. Венедикта и Св. Розы ; другая, в ле­во опи Ссп-Дспи, заключает отделения на за­пад, Св. Павла, Сен-Лё, Св. Людовика, Св. Фи­липпа, Св. Петра и Св. Иосифа. Между сими двумя прибрежьями возвышается Горилая область ( PaysBrûlé ) высокая, волканическая часть острова, сторона холодная и мало обильная, означаемая СпЪжным проходом, мрачным Салазесом, высо­кою долиною Шикотскою, и множеством второ­степенных пиков и высоких плоскостей. Часть прибрежья за витром самая приятная из всего острова; под витром более богата, хотя менее орошена водою. Первая стелется легким укло­ном от моря до средины острова; прохлажден­ная легким ветерком, тщательно обработанная, опа походит несколько на южные области Фран­ции. Поля с волнующимся‘хлебом, рощицы гвоз­дичных дерев, с их благовонным запахом, леса кофейные, насаждения сахарного тростника, разнообразят эту область, богатую и плодород­ную. Замечают однакожь, что на всем этом прибрежьи, часто опустошаемом бурями, оро­шающими его дождем соленой воды, произведения, как-то, сахар и коФе, принимают вкусч» щелоч­ный, чего незаметно в произведениях прибрежья под ветром. В селениях Св. Павла и Сен-Лс возделывается коФе превосходнее Сен-Дениского и Мариинского. В Сен-Лё главная складка, где хозяева земель, находящихся под ветром, соеди­няют свои запасы.
Посетив Гор <ую область, легко убедишься,
282
что Бурбон есть волканическое произведение. Можно заметишь здесь даже два древние кратера: на север, гору Большую морну, потухлую с дав­него времени; на юго-восток. Возвышение кузницы ( Pilon-de-Fournaise ), горящее доныне. В раз­ные времена, геологи и естествоиспытатели обо­зревали сии огнедышащие вершины ; Бори де-Сен Венсан был здесь три раза, и наука одолжена ему полным их описанием. На Снежном нике, пустынном, голом месте, заметил он, в песчанообразныхе остатках лавы, отпечатки сле­дов человеческих. Без сомнения, эшо были сле­ды беглого Негра, бежавшего за свободою в пос­ледние пределы обитаемой атмосферы. Подымаясь с долины на возвышенность, постепенно остав­ляете за собою коФейные, мушкатные, гвоздичные насаждения; здесь растут: ваква, драгоценное де­рево, листья коего служат для плетения рого­жек на товары, и пальмовая капуста, которою лакомятся за столами здешних Креолов. На 600-х шуазов высоты начинается область калу­мета — эшо род бамбука, вырастающего на 00 футов от земли прямою, зеленою жердью. По всей длине его гибкого протяжения видны ря­ды листьев, беспрерывно колеблемых ветром. Единственное замечательное прозябение, следую­щее далее, двуродная недотрога, на которой видны попеременно листья, похожие на ивовые, и другие, как будто взятые с самой щегольской акации.— За тем начинается совсем другая природа. Только кустарник венчает здесь безобразные
283
утесы; крепкие злаки, зеленоватые верески, бед­ные мхи прозябают при их подножиях. Сквозь это произрастание выставляются глыбы лав, го­лубые, серые, красноватые, и говорят вам, ка­жется, что корни всех сих прозябений находят­ся на своде подземной кузницы.
Пространство Бурбона полагают в 4 70,79Я гектара. Длина его, от С. к Ю., льё, ширина от 9-гпи до 1 0 льё, окружность около ^8-ми. Остров образует собою эллиптическую Фигуру, поднятую на средине, как спина черепахи. Воз­вышеннейшие части гор его покрыты снегом, нешающим некоторую часть года. Снижный пик со­ставляет до 1,600 туазов высоты. Множество маленьких речек, переходимых в брод ле­том и обильных водою во время дождливое, те­кут с гор в бассейны, образуемые утесами. Долгое время Бурбон оставался необитаемым, по открытии его Португальцами. Де-Прони, а по­том Флакур, заняли его, в 4 653 году, от имени Короля Французского. Правительство усту­пило его Индийской Компании в 4 767 году. Взя­тый Англичанами в 4 84 0 году, он возвращен Франции миром 4 81^ года. Насаждения кофе на Бурбоне начались с 4 74 8 года; первые дерсвцы кофейные вывезены были из Аравии, и хорошо принялись на здешней девственной и плодородной почве; но в 4 806 году ужасный ураган уничто­жил большую часть кофейных насаждений, и во многих местах заменили их плантациями са­харного тростника. Эти плантации так усили-
28’1

лись с гпого времени, что ныне производится здесь до 18-гпи милльонов килограммов сахару, и только до 700,000 килогр. кофе. В обыкновен­ный год, приходит сюда от 200 до 250 кораб­лей купеческих, почти все Французских. Новей­ший итог показывает ввоз на остров Бур­бон в семь миллионов, а вывоз бодее десяти милльонов Франков. Высшая власть вверяется здесь Губернатору, с тремя помощниками по управлению ; все они присылаются из Франции. Частный совет и совет колонии обсуживают и определяют бюджет по внутреннему сбору доходов и расходам. Правосудие вверено три­буналу мирных судей, высшему трибуналу, Коро­левскому Приказу и двум, уголовным судам. По верной ревизии, народонаселение острова прости­рается до 100,000 человек; из них 72,000 не­вольников.
Едва вышел я на берег в Сен-Дени, как и отправился к корреспонденту Верже; видя, что я не расположен долго оставаться на острове, он услужливо взялся сам быть моим гнгероне в быстром и общем обзоре. С набережной пошли мы в верхний город, следуя несколько времени берегом реки, представлявшим любо­пытные места для зрения. Сен-Дени самый дрян­ной городишко, с печальною, скучною, неопрят­ною наружностью. Пристань, столь оживленная во всех других колониях, здесь безлюдна ; един­ственное заметное строение, туш находящееся, огромный сарай, называемый банкасал. На эшой-же
285
стороне, недалеко опиии баиптарси, находится дом Губернаторский, с каменным нижним и дере­вянным верхним этажом. Передний двор и два боковые Флигеля придают ему вид, не оправды­ваемый действительностью. Далее, в средине го­рода, видны, между множеством жалких хижин, деревянные домики, опрятные и довольно краси­вые по бокам немощеных улиц. На лево к вы­соте, широкою аллеею означается лучшая часть Сен-Дени. Убранная с обеих сторон красивы­ми домами, эта аллея упирается в Королевский сад, превозносимый жителями, как одна из ди­ковинок их острова. Училище, суд и церковь дополняют собою роспись публичных зданий в Сем-Дени.
С учреждениями и зданиями столь неважными, будучи при том поставлен на невыгодном ме­сте, столичный город Бурбона, беспрерывно ви­дит свое первенство оспориваемое другими мес­тами. Самый опасный соперник его Сен-Поль (город Св. Павла), который беспрестанно ссо­рится с ним, и выставляет свои преимущест­ва, состоящие в превосходстве гавани и месте среди долины, защищающей от ураганов. По ре­шению, обыкновенному в подобных случаях, приказом из Парижа велено кончить распрю пе­ренесением в Сен-Поль судебных мест, ос­тавляя в Сен-Дени местопребывание управлений гражданских и военных. По жалобы, полу-разжалованной столицы Бурбона были так усильны, вопли жителей её столь пронзительны, что дос­
Г 286
тигли до Парижа, и новым приказом велено — оставишь все но старому, впредь до решения.
Для переезда из Сен-Дени в Сен-Пол сле­дуют дорогою, проложенною по бокам высоких гор, или, лучше сказать, вырубленною в уте­сах. Такой труд был едва-ли не слишком ве­ликолепен и дорог для колонии, которой недо­стает еще столь, много необходимого. СенъПоль не без причины хвалится большею Миловид­ностью, в сравнении с столицею осшройа: с га­вани его видите не дикую и разодранную карти­ну волканических окрестностей Сен-Дени, но полукруг лесистых горных вершин, с кото­рых падает несколько потоков воды, и при подножии коих растягивается город, с кана­лом, отороченным деревьями, и с красивыми домами, расположенными по долине в прямых линиях. Чуждый местных предубеждений, Евро­пеец с первого взгляда предпочтет пребывание здесь житью в Сен-Дени.
Разделение земель на Бурбоне определено весь­ма дурно. Вместо того, чтобы означать участки известною мерою, они неопределенно означаются землею между таким-то и таким-то рвом, лиежду такою-то частью горы и берега, принадле­жавшею прежде тому или другому владельцу. Ни­чего не может быть непостояннее подобных при­мет разделения. Речьки, в дождливое время года, переменяют течение, нередко опустошают раз­литием своим поверхность земли, и чрез пю, делая большой ущерб владельцам, бывают при­
287
чиною бесконечных шяжб’ь за межи и грани. Для оценки пользы, происходящей от хорошего определения границ, довольно сказать, что опиме' жеванные и хорошо означенные земли покупаются здесь вдвое дороже того, во чшо оценяли их до межеванья.
И па Бурбоне, как па Иль-де-Франсе, обработ­ка земел лежит совершенно на черных неволь­никах. Здесь также различали прежде различные породы невольников, Олофа по его складному, красивому телу, Малеаша по умспгвенным способ­ностям, Мозамбинца по силе. Но с нескольких лет, наблюдение Правительства за тайною тор­говлею Неграми, почти прекратило эту торгов­лю, и теперь рады иметь всяких, какие попадут­ся, Негров; боятся даже, что скоро станет не­доставать здесь рук для работы. Лишенные Аф­риканских работников, колонисты просили поз­волишь им наемку свободных людей в Индии, и вот чшо говорит Г-н Лаплас о следствиях этого предприятия:
«Во Французских заведениях на Индийском полуострове старались найдпии людей, которые панялись-бы в отъезд на острова Африканские, с платою за перевоз их и с умеренным жа­лованьем помесячно, договариваясь проживать из­вестное число лет у наемщика. Хотя и ободря­емые Правительством, сначала опыты не удава­лись; трудно было сыскать много охотников из людей Индийской веры, подверженных вековым предразсудкам, для которых страшна тяжелая

288
работа и несносна разлука с отчизною. Другий препятствия являлись в самых колонистах ; по благоразумие и старание правителей понемногу все уладили. Бедные переселенцы Индийские сде­лались предметом рачительной заботливости хо­зяев; их хорошо содержали, им исправно пла­тили; устроив будущность свою безопасною от всех невыгод, столь обыкновенных в деле, требовавшем многих изменений по устройству работ и отношений работника к хозяину, пере­селенцы могли наконец известишь свои семейст­ва, остававшиеся в Индии, что житье им хоро­шо, могли доставить и часть заработки от своих занятий.
«Заботливость о благосостоянии и исправность в исполнении договоров заслужили доверенность новых работников. Они явились во множестве и доставили выгоды значительные. Негодяям не было места. Ни один Индиец, отправлявшийся на острова, не мог сесть на корабль без свиде­тельства от правителя пюй Французской облас­ти, где он жительствовал.
«Колонисты вообще остаются довольны своими Индийскими работниками. Они, правда, не столь сильны и крепки в работе, как Негры, по за то более кротки, пьют только воду, не остав­ляют своих занятий, не крадут, когда, напро­тив, самые обыкновенные пороки Негровъ—пьян­ство, леность, разврат и бегство.
«До сих пор невозможно было уговорить Индийцев, чтобы они привозили с собою женъ
289
своих; потому они всегда возвращаются на ро­дину с заработанными деньгами, едва кончится срок наемки; но так как многие из них воз­вращаются снова, то есть надежда, что пересе­ление с семействами войдет со временем в обычай, и Индийцы станут постоянно селиться в колониях.»
Обычаи, нравы, пища Креолов Бурбонских по­хожи на Иль-де-Франские, так, что кажется бесполезно будет указывать на какие нибудь малень­кия различия. Здесь, как и там, Французские ма­неры, только на Иль-де-Франсе более вольности, на Бурбоне более принуждения. Не вся еще грубость Креольской природы стерта здесь обраще­нием с Европейцами. Бурбонские колонисты во­обще кажутся дики, как горы их острова, уг­рюмы, как ураганы, беспрерывно им грозящие. Но все эти недостатки сушь наружные; под ни­ми скрываются кроткая доброта и гостепрйшство.
Срок, положенный моему пребыванию, истекал, а Капитан Жорж казался мне не таким чело­веком, с которым можно было шутить. Я спе­шил распростишься с моим хозяином, и явил­ся на пристани, к несчастию моему, в то время, когда ветер крепчал. Только что хотели выки­нуть роковой синий Флаг — запретительный сиг­нал, показывающий, что прекращается сообщение между городом и судами, стоящими в гавани. На подъемных мостах теснилась толпа народа. Три или четыре шлюпки спешили выгрузишь на 19

290 •
берег своих пассажиров. Туш в зыбких кре­слах тащили на верх даму ; там моряки цеп­лялись на веревочных лестницах, качавшихся от их тяжести. С опасностию выкупаться в море, я полез по веревкам > свалился в лодку, и мы пустились к кораблю. Море хлестало волнами через нашу утлую ладью, и не без труда до­брался я до моего Капитана Жоржа. «Вы кстати прибыли — сказал мне таинственный мой Капи­танъ— мы только вас и ждали.»—Немедленно было скомандовано к отплытию. С головы до ног мокрый, поспешил я отдохнуть в каюту.
Когда, часа через два, снова вышел я на па­лубу, юго-восточный Ветер мчал нас прямо к Мадагаскару. Море было грозно, ветер дул по­рывами ; но Капитан наш шел на полных па­русах, и мы считали по 42-ши узлов ( четыре льё) в час. Я не смел ничего говорить; только видя, как мачты гнутся, словно тросточки, смо­тря на паруса, едва не лопавшиеся и беспрерывно хлеставшие, признаться, желал я, чтобы нашему Капитану пришла охота плыть не так поспешно. Между тем, он, казалось, вовсе не заботился о своем корабле. Сидя на своей скамье, Жорж беспечно играл с охотничьей» своею собакою. Вдруг поднялся он, будто увидел привидение, схватил трубу, заботливо смотрел по морю. «Эй! Метр-Леру!» закричал потом Капитан громовым голосом. — « Эй ! » отвечали ему. — Хорошо—-подумал я— он увидел, что шутить плохо, и видно хочет сбавить парусов.—«Метр-
291
Леру! готовь лисели на бакборт!»—Лисели на бакборт!—повторились вдали слова Капитана.— Великий Боже! как лисели? в эту погоду? — Этот шалун Верже отдал меня какому-то ошорви-голове ! Чорт побери •— я не вытерпел более ! Приближаюсь к Капитану. « Ветерок до­вольно разыгрался «—начал я, не зная, чем дру­гим начать. — Нет, что-то плохо; мне хошелось-бы однакожь, чтобы хоть так продержалось до ночи. — И он продолжал беспрерывно смо­треть в свою трубу» Тут совершенно сбило ме­ня с толку его хладнокровие ; ненаходд более выражений, как изъяснить мою робость, с жа­лостным и значительным видом глядел я на море, на паруса, на флюгеръ» «Послушайте—ска­зал мне тогда Капитан, с дружескою важ­ностью—посмотрите вон в эшу сторону, ту­да, туда ( он передал мне свою трубу) — видите-ли?»—Да, вижу что-то, как острее иголки.— «Это корабль, м. г., это сторожевая корветта, которая перехватывает все корабли, производя­щие запрещенную торговлю Неграми, » — Да, нам что за дело до неё?—01 прошу извинить — для меня эшо не безделка—все! Дело идет о моем состоянии, жизни — чести ! » Жорж схватил мою руку. « Лучше хочу отдашь себя на ваше благо­родство, нежели потом в Таматаве бояться не­вольной вашей нескромности. Знаеше-ли, каким товаром торгую я? — Неграми ! »■—Я невольно со­дрогнулся. «О ! не беспокойтесь — теперь быть со мною ни чуть не опасно ; мы едем еще за това19*
292
ром; бумаги у нас исправные ; по всем свиде­тельствам, Капитан Жорж и корабль его Солнце честны и добропорядочны. Сторожевая корвеипта может остановишь и освидетельствовать нас, если ей не жаль пороху на выстрел и не лень отправить к нам шлюпку.»—Так зачем-же бежим мы так скоро, с опасностью переломать наши мачты ? — За тем, чтобы скрыть наши сле­ды. Едва выступили мы из гавани, как чертов­ским прыжком перепутал я сторожевую корветту: она думает, чшо ми теперь плывем к Дофиновой крепости. Открой она настоящую на­шу дорогу, так и увяжется за нами по пятам, и прямо догонит нас у берега — тогда все мое предприятие пропало ни за-что! Напротив, с 2^-ю часами впереди, я ручаюсь за удачу.»—Он продол­жал смотреть на страшную для пего, едва за­метную среди волн Океана, черную точку. «Мы ниже ихъ—-говорил онъ—они не могли нас ви­деть— хорошо!» — После этого Жорж казался спокойнее, и продолжал свои откровенные при­знания. «Знаете-ли, м. г. говорил он — знаетели, что об нас должно более жалеть, нежели бранить нас : какая жалкая, какая несчастная жизнь ! » Постепенно становился он мрачнее и го­ворил с большим жаром. «Я был рожден для чего-то лучшего — чувствую это ! Почему не ро­дился я двадцать лет прежде ! Война была моим назначением — жизнь корсара, когда эта жизнь была так славна, так хороша, когда в двад­цать поездок готовились девятнадцать раз на
293
могилу в море, на смерть в бою, или в тюрь­ме— жизнь корсара, когда Англичане владели мо­рем, а наши корабли гнили в гаванях — тогда— а! какая была-бы тогда славная жизнь Капитана Жоржа ! О моем Солнци говорили-бм эти Англи­чане—да, они говорили-бм, страшась его славного имени ! Мое Солнце врезывалось-бы в бока гро­мадных Английских кораблей, как пила рыба врезывается в китовые ребра, как пчела впи­вается в шею льва, хот для этого надобно ей проститься с своим жалом ! А теперь, эшо вре­мя прошло без возврата. Быть купеческим Ка­питаном, возиться с прикащиками, с тюками, с ящиками, спорить за сколько нибудь льярдов в цене за провоз, выгадывать чшо нибудь в пе­ревозке сахару, кофе, вина, подписывать конносаменты, поверять Фактуры, считать мешки, ящики, глюки, боченки—нет! что потише другое, толь­ко не эта пошлая жизнь — все другое, только не это! Лучше быть Негром марроном, нежели ку­печеским Капитаном. Не льзя было записаться в корсары—я сделался торгашем Негров. Зло одного стоит зла другого. Жизнь тяжелая — да, тяжелая жизнь !» Меня тронули слова Жоржа; оп заметил это, и продолжал, не дожидаясь моих возражений. « Несколько лет прежде, нам еще мирволили; торговля наша была почти свободная, и была золотою для нас, выгодною для колоний. Теперь, все восстало против нашей торговли— караульные суда, колониальные агенты, шпионы, высшая и низшая полиция! Что преждепочти поз­
29»
воляли, теперь стоит бесчисленных опасностей. Филантропическая зараза забралась даже в Афри­канские души. Последний владетель Мадагаскарский, Радама, Царь Говаский, решительно запрещал торг невольниками. Чпю-же ? С тех нор, как дело эшо сделалось так трудно, я с радостью принялся за него; это мне нравится — эшо шеве­лит душу — это борьба, битва, лицом к лицу смерти и беде неминуемой. Люблю бурю на море, люблю сторожевые пушки, кошорые ждут меня, кланяюсь ядрам, готовым свистеть над моею головою. Мне не кончишь добром — я на то иду, и за эшо награждаю себя всеми живыми впечатле­ниями разгула и опасностей, чтобы утомишься и после того не жалеть о жизни. » — После ипакой жаркой выходки, Жорж улыбнулся насмешливо. «Впрочем, мне не на чшо жаловаться — шут есть свои наслаждения. Хошь-бы нынешняя паша поезд­ка, начатая так удачно ? Через несколько дней, мой маклер явится с условленным знаком, и назначит мне свидание в шакой глуши, где не отыскать нас береговым крейсерам. Там най­дется'сотня невольников, но 420, по 4 50 пиаст­ров за штуку. Свидание произойдет ночью; мы пересмотрим, пересчитаем груз, заплатим деньги, свалим товар в корабль, и на другой день Солнце будет уже далеко на море, под всеми парусами. Как весело пробраться сквозь всю эту стражу, заставить караульщиков бежать по следам, проклинать хитреца, и ворошиться с длинным носом. Опасность еще не кончится
295
этимъ— шем лучше; самою критическою минутою бывает выгрузка этой человеческой скотины на берег. На всяком маяке, на всяком пригорке стерегут нас глаза. Их надобно все обмануть; надобно выбрать ночь такую, хоть глаз выколи, место такое, куда и не подумал-бы заглянуть живой человек. Тут надобно какое-то вдохно­вение, собачье чутье, орлиные глаза. Сколько раз, в двух льё от крейсера, летевшего за мною на всех парусах, я спокойно рассчитывал ; удасшся-ли уйдти, или надобно побросать в море груз и спасти себя для будущего раза? В на­шем ремесле все случайность ; опытность шут помогает менее всего ; ни один час не похо­дит на другой, ни при одной поездке обстоя­тельства не одинаковы—да, это шевелит душутут есть жизнь!»...
Я готов был проклинать торговца Неграми^ но Капитана Жоржа мне было жаль. Его слова по­яснили мне впрочем все, что казалось до того времени непонятным в его поступках. Дей­ствительно, он рожден был не для того. Не­сколько дней, проведенных с ним па корабле, сблизили нас. Мпе даже не хотелось с ним расстаться, когда 3-го Февраля, вечером, явился пе­ред нами очерк обширной цепи гор, обозначав­ший собою берега острова Мадагаскара.
IM1AIEA XII.
МАДАГАСКАР.
Февраля 4-го, наш корабль стал у Фулъпуанта. Едва бросили якорь, Жорж спрыгнул в лод­ку и отправился к Быъьему мысу. Прибрежье, простиравшееся перед нами, усыпанное песком черного, какого-шо металлического цвета, окан­чивалось у селения, состоявшего из четырех, или пяти сот домов, довольно приятной наружности. Иа право возвышалась небольшая башшарея; налево тянулся залив, длинный и узкий, позади главного укрепления. Пушки этой крепостцы, направленные к гавани, в случае надобности, могли быть об­ращены и на деревню. Далее находилась крепость, защищаемая тройною деревянною стеною, и в её амбразурах виднелись пушки, или, лучше сказать, маленькие каменномешы, из которых самый боль­шой был Фунтового калибра.
Капитан пробыл на берегу не более часа. Ед­ва ступил он на борд корабля, как приказал немедленно поднимать паруса. Мы двинулись вдоль берега. Жорж был на этот раз весел и раз-
297
сторон, как будто упорно. Все это покавойны Французов с Таматава была занята
говорчив. «Вообразите — говорил он, указывая на бывшие перед нами укрепления — вообразите, что наши Французы не могли взять этого кури­ного гнезда. Бьюсь об заклад, что оно не успюяло-бы против одной моей гоэлешты.» Он крат­ко рассказал мне об экспедиции Терпсихоры, Нъевры, и Шевретты, о чем после слышал я рассказы подробные. Во время разговора нашего, мы выплыли в море, обогнули островок Славный (аихPrunes), и бросили якорь перед И'аматавою. Эпю заселение представляло тогда зрелище совершенно разрушенного города. Крепость, защищавшая его, была разворочена со всех ее расстреливали долго и зывало признаки последней Говасами. Октября 4 8-го,
Французскою морскою дивизиею, и от взрыва по­рохового магазина разрушились все её укрепления.
Лодка Капитана Жоржа перевезла меня к бе­регу, и туш мы распрощались с Жоржем. Он хотел отправиться немедленно, и передал меня с рук на руки какому-то Г-ну Белльмишо, Ильде-Франскому мулатру, главному торговому аген­ту кобошажных торговцев Порт-Луи. Этот господин разменялся с Жоржем несколькими таинственными словами, и я понял, что дело ме­жду ними было слажено. Когда наш удалый Жорж отправился к кораблю, мы пошли в жилище мое­го нового знакомца, куда прибыли в сопровож­дении многих жителей Тамашавы, черных, мед­ноцветных, и весьма немногих белых. Всю оде-
398
жду Негров составлял садик, или лоскут бе­лой ткани, которым закрывают они нижнюю часть тела, обвертывая его около ног, так, что из этого выходит род паншалонов. Другим лоскутом, синего цвета, называемым се Ямбу к, они драпируют себе плеча, почти по-Римски. На­ружность этих черных туземцев носит на себе все отпечатки Африканского шипа: глаза с кровяными жилками, губы широкия и одутловатые, нос расплюснутый, щеки выдавшиеся вперед, во­лосы короткие и курчавые, только разделенные на шесть плетушек, падающих со лба на затылок. Проходя мимо кочевого Арабского табора, мы ви­дели несколько семейств Секлавских, туземцев Азиятского происхождения, утвердившихся в Ма­дагаскаре с незапамяшуемых времен, и всего более занятых торговлею. Мужчины одеты поч­ти так, как Негры; цвет тела у них медный; черты лица показывают правильность и очерк Арабский; волосы у них длинные и прямые. Жен­щины заплетают волосы длинными плетушками, которые висят по щекам. Одежду их состав­ляет лоскут Гвинейской шкани.
Наскоро осмотревши здешнюю сторону, я об­ратился к моему хозяину, с просьбою совета о том, как продолжать мне отсюда путеше­ствие в Индию ? В Тамашаве трудно было найдши какой иибудь случай, и Г-н Белльмин сове­товал мне отправишься в город Св. Марии, где случаев бывает гораздо более. Каботажное судно отправлялось па другой день в Пуант-
299
Ларрей, и я занял на нем местечко. Здесь, вышедши на берег во владениях Короллера, Князя Бетанмменоѵ, мулалира, рожденного от Малгаши и какого-то Французского артиллерийского офице­ра, я не оставался долго, по совету моего Кре­ольского агента, ибо, прекращенные на время не­согласия Французов с Ранавалою, царицею Иовасовъ} могли опять возобновиться. Пользуясь про­должавшимся перемирием, решился я сухим пу­тем достигнуть Тинтинга, где недавно устрое­но было военное Французское укрепление. Два верные проводника, Негры, сопровождали меня в этом пуши, затрудняемом широкими реками и глубокими болотами, так, что иногда мы брели по пояс в воде. Ош одного места до другого, появлялись оазисы твердой земли, покрытые де­ревьями и кустарниками, в которых находили мы бездну дичи. Туш порхали тысячи пиншадов, перепелок, горлиц, дроздов и разных голубей, зеленых и голубых. Болота особенно обиловали утками всякого рода, цаплями, водяными курица­ми. Было где славно поохотиться ! Около полуд­ня остановились мои путеводители под купою пальм, и паши дорожные запасы, с несколькими плодами, сорванными на ближних к месту от­дыха деревах, составили наш умеренный обед. Пить было нам нечего, кроме воды, и я хотел уже зачерпнуть ее в ближнем болоте, но мои Негры остановили меня. Çà n’a pas bon, Mossié— сказал мне один из них — attends vous là ( эшо не хорошо, сударь — подожди-ка здесь ),

i
300
и внимательно осматривал он вокруг все де­ревья. Через несколько минут, добрый провод­ник громко звал меня к себе, показывая най­денную им огромную равеналу, называемую по здешнему деревом путешественников. Свернув лист в виде воронки, Негры прорезали кору де­рева, и из неё брызнула чистая, свежая вода, ко­торую пил я с неописанным наслаждением; ис­точник был так обилен, что оба Негра мои напились вдоволь, но не истощили его.
Несколько миль далее, вступили мы в удиви­тельный лес, где исполинские деревья возвышали к небу свои огромные зеленые вешви, между тем как ниже их, кокосовые дерева образовали со­бою другой свод зелени, весь перевитый гирлян­дами лианов, перебрасывавших от одного де­рева к другому свои длинные, украшенные листь­ями и цветами ветви. В самой густоте этого леса, мы были порядочно испуганы, встретивши отряд Говасский. Им начальствовал офицер, в красном мундире, с чешуйчатыми эполетами на Английский манер. Он остановился, и что-то лепетал мне по-Французски; сколько мог я по­нять, он советовал мне поспешить поездкою, потому, что время перемирия с Французами кон­чилось. Через несколько часов, переправились мы через реку Фандарад, и я был весьма рад, найдя безопасное убежище в военном укреплении Тинтингском. Туш, на длинном протяжении мы­са, Французы построили род крепостцы, с ба­стионами и палисадами, из дерна и древесныхъ
301
ветвей. Пять бастионов Фланкировали главный редут; рвы окружали валы; подъемным мостом производилось сообщение с внутренностью ме­ста. Крепкия рогатки не допускали приближения к стенам. Остальное пространство между мо­рем и ретраншаментом было покрыто хижина­ми, где расположился Французский гарнизон, со­стоявший почти из Л00 человек.
В своей воинской ограде, Тинтпнг мог мне услужить только кратким временным госте­приимством. На другой день отправился я в Сент-Марию, на вестовом военном судне, и в тот-же день остановились мы там под при­крытием укрепленного островка, защищающего тамошний залив. Сепип-Мария ныне главное ме­сто Французских заведений на Мадагаскаре. Здесь сообразил я мои замечания об этом обширном острове, дополняя их историческими сведениями, собранными на местах, и особливо драгоценными наблюдениями Г-на Аккермана, главного хирурга Французского Мадагаскарского Флота. Но прежде всего хотелось мне самому посетить два земле­дельческие заведения наши, основанные Г-ми Альбраном и Карайоном, одно на южной оконечно­сти острова, в Анкаренни, и обильное кофейны­ми и гвоздичными деревьями, другое в Тсарааки, в северной части острова, преимущественно определенное для насаждений сахарного тростни­ка, обширное заселение, с прекрасными домами и магазинами, каналами и хорошею мелышцею на реке. Эти две прогулки могли дать мне понятие
Il
302
о том, чтб может Франция извлечь из Мадага­скара, если приступит к колонизации его по верному плану, и достаточными способами осуще­ствит такое предприятие. Вот уже скоро ми­нет два столетия, как Французы, то с жаром Принимаются за свои права на некоторые частицы острова, то пренебрегают ими, с большими из­держками заводят торговые и мореходные засе­ления, и опять беспечно бросают их. Время, ка­жется, поверить прошедшею опытностью будущие предприятия, и, думаю, что рассказ о предпри­ятиях Французов на Мадагаскаре не будет бесполезен, если на нем можно утвердить не­которые выводы для будущего, прочные и полез­ные.
В 4642 году, то есть, через сто тридцать шесть лет после открытия Мадагаскара Порту­гальцем Лорензом Лльмендою, сей остров был занят Иосифом Прони, агентом Французской Индийской Компании, в силу позволения, данного Людовиком ХШ-м. Прежде нежели плавание Европейцев около мыса Доброй Надежды откры­ло им существование Мадагаскара, Древние зна­ли и "посещали его. Он может присвоиват се­бе отчасти предания, дошедшие к нам от Гре­ков и Римлян, о великом острове Тапробани, «столь удаленном на юг,» по словам Древних, «что на нем не видны уже ни Медведица, ни Пле­яды, и солнце кажется восходящим на западе. » Это, а также размер отрова, и большое озеро, находящееся посредине его, приличны Мадагаска-
308
pvj по шпрота, назначаемая Тапробапу Птолеме­ем, приходится к острову СуматрЬ, а все другие обстоятельства ведут нас к Цейлану, Нет сомнения, чшо в ше времена, когда географиче­ские сведения были столь недостоверны, Аравитя­не посещали Мадагаскар, прежде и после Мугаммеда. Секлавское поколение, населяющее север острова, явно Аравийского происхождения, и, ка­жется, будто все белые народы Азийские перебы­вали здесь. История Халифов, наследников Мугаммеда, говорит о войне, продолжавшейся че­тырнадцать лет, около 880 года нашей эры, с Зангвебарскими народами, переправлявшимися в тысячах лодок на берега Ирака и Иемена. Зангвебар есть противоположный Мадагаскару Афри­канский берег, и если Африканские народы захо­дили так далеко нападать на последователей Ис­ламизма, надобно думать, что близкия сообщения дали повод начать и средства поддерживать столь упорную борьбу Африки с Азиею.
Что ни было прежде, но когда Прони, осмот­ревши все берега острова, вышел близ Мамге
ЗОТ
сгпво обширных лесов, где было много строевого леса. Но важное неудобство вскоре превозмог­ло все сии выгоды: лихорадка погубила десятого из колонистов, и каждый новый привоз людей из Франции был новою добычею болезни. Тогда решились перенесть колонию на полуостров Толангар, находящийся под 26° 6' ю. ш.—Здесь ос­новали Дофнмову крепость, на равнине, повелевав­шей гаванью, построили укреплении, в виде парал­лелограма, и старались начать какие иибудь сно­шения с туземцами острова. Царь этой области, Диан-Рамаш, согласился на поселение Европей­цев ; но вскоре насилия новых пришлецов раз­дражили туземных Малгашей и положили непрео­боримые препятствия успехам дела. Прони, как и все другие, более думал о средствах нажить поскорее деньги, нежели упрочить заведение на хо­роших и верных началах. Вместо того, чтобы провесть канал от реки Фаншер, протекавшей в двух льё, и соединить его с обширным Амбульскпм озером, он старался насильно набирать Негров, для продажи их Вандерместеру, Гол­ландскому Губернатору острова Мавриция. К этим причинам раздоров с туземцами, присо­единился бунт между подчиненными агента, кон­чившийся переселением некоторых бунтовщиков на остров Бурбон.
Тогда, около 4 6*18 года, Французская Индийская Компания опшравила на Мадагаскар Флакура. Этот человек, у которого характер состав­лял смешение добра и ала, гордости, иногда жес-
305
токостпи, с набожностью, храбростью, пылкими страстями, твердостью, больше испортил, неже­ли поправил дела. Важное обстоятельство были для него Формы. Благочестивый Аббат На кар, сопровождавший Флакура, не хотел, чтобы дела его были чужды стараний и заботливости о рас­пространении Христианства, и это сопровождалось нередко действиями самой жестокой и неловкой политики. В книге, какую издал Флакур по возвращении во Францию, отдавая отчет о восьми годах своего управления Мадагаскарскими коло­ниями— драгоценной даже и в наше время, и ис­полненной сведений местных, незаменяемых но­вейшими — тщательно изложил он все споры о церемониях, все торжества и благочестивые завоевания свои в земле Малгашей. То изобра­жает он себя смиренно приобретающим новых овец к стаду православных, то покоряющим новый народ великому Людовику ХИѴ-му. На кар­тине, при книге его, видите начальника Логавоантского, с женою, на коленях испрашивающего помощи против свирепых соседей Фамшерской области. На другой картине, сидя на скамейке, с жезлом начальника в руке, Флакур прини­мает клятву в подданстве от обитателей об­ласти Карканоссн, и горделиво взирает на полуна­гих бедняков, простертых у ног его. Впрочем, неоднократно искупал Флакур все это смет­ное хвастовство смелыми подвигами : крепость ДоФинова была осаждена и стеснена туземцами в 4652 году; только мужество небольшего числа за-
20
306 щитников могло спасши ее от совершенного уничтожения. Должно отдать справедливость Флакуру и за то, что он первый собрал положи­тельные сведения о Мадагаскаре, исчислил племена острова, описал нравы их.
После него Компания отправила новых поселен­цев, под начальством Шамаргу. Подобно Флакуру, новый начальник имел при себе изувер­ных людей, и в числе их особенно какого-то отца Стефана, одушевленного нетерпящею и сви­репою ревностью не по разуму. Укротить безум­ную поспешность своих товарищей, Шамаргу не имел ни способностей, ни необходимой твердос­ти характера. Упорный и своенравный против других подчиненных, угрюмый и свирепый прошив дикарей, он совершенно покорялся своим духов­ным сопутникам. бесконечные бедствия мгновен­но упали на колонию от такого порядка дел. Сначала, Шамаргу почел необходимым отрядить для опознания страны Мататанов одного из про­стых солдат, Деваше де ла Рошелл, более из­вестного под именем Дакара. Эипоип человек, умный и ловкий, скоро сделался приятелем тузем­цев," вмешался в их связи, помогале им в вой­нах, и заслужил от них громкое имя побуди­тельного Диан Пуссн. Лаказ хотел употребить влияние, приобретенное над дикарями, в пользу своих соотечественников; но, или сознание ус­луг сделало его непослушным начальнику, или Шамаргу поддался чувству зависти к счастливо­му солдату, по крайней мере, Лаказ скоро уви­дел несправедливость и неблагодарность в пю-
307
ларищах и начальниках. Он бежал и перешел с пятью товарищами к Малгашам. ДианъРазитпат, властитель Амбульский, принял его и вы­дал за него доч свою, Диан-Нонгу. После смер­ти отца, жена Лаказа сделалась царицею, а Ла­каз непосредственным царем Малгашей.
В это время, начальник Дофиновой крепости тяжко испытывал следствия своей несправедли­вости. Голод и болезни уменьшили у него число гарнизона до 80-ти человек, и никакая помощь не могла достигнуть к нему, по причине без­разсудной войны, начатой с царем Мандарейским, Диан-Мананго.ч. Дело доходило до край­ности, когда коммандор Керкадио явился в гава­ни, успел преклонит недоступную гордость ПИамаргу к покорности, и свел его с Лакаэом По нетерпимость миссионеров навлекла новую погибель на колонию. Отец СтеФан выпросил себе пяптдесяш человек солдат, и отправился обращать и покорять туземцев. Всюду, где не хотели слушаться его проповеди, свирепый мис­сионер приказывал рубить и расстреливать про­клятых идолопоклонников. Беззащитные неболь­шие племена принуждены: были покориться гони­телю, но племя Мататанов восстало на него, и в жестокой битве убиты были проповедник и все его проводники.
Эшо поражение было только знаком общего восстания. Шамаргу вышел из крепости с со­рока солдатами, и нашел царя Диан-Мананга, и браша его Иаватанга, укрепившихся на берегахч>
20*
308
реки Мандареи, с 40,000 войска. Увидя неприя­теля своего, начальник Малгашский надел рясу отца СшеФана, надвинул на голову квадратную шапку его, и с насмешливою важностью вышел в таком странномч. одеянии вызывать Францу­зов на битву. Сражаться прошив несоразмер­ных сил было явное безумие. Шамаргу принуж­ден был искать мира, и прибегнул к Лаказу, который взялся защитить его, собрал три ты­сячи Лндрофасов, подданных жены своей., и раз­бил Диап-Мананга. Столь важная услуга была последуема множеством других ; три года крепост ДоФинова держалась прошив многочислен­ных неприятелей посредством пособий Амбульской царицы; Французы могли существовать толь­ко тем, что среди всех опасностей беспрерывно приводили к ним от Лаказа стада рогатой ско­тины и привозили сарачинское пшено. Лаказ явил­ся усерднымчи, деятельным, так, что Компания выпросила ему чип поручика и прислала почетную шпагу. Мондевсрг, прибывший в 4 667 году, с де­сятью кораблями, употребил посредство мужа Диан-Нонги к примирению со всеми жителями острова. Крепость ДоФинова наслаждалась спокой­ствием до 4 670 года, когда Делпгей сменил Мондеверга. Смешная гордость нового комменданта была причиною новой войны, кончившейся из­биением всех Французов. Шамаргу и Лаказ по­гибли при этом бедствии, и с тех пор протло девяносто лет, так, что о Мадагаскаре не было помина.
Г
I
309
Уже в 4768 году, при министерстве Герцога Праслена, начат был опять новый опыт коло­низации. Демодав отправился занять крепость ДоФинову от имени Французского Короля. По наставлениям, данным ему, он должен был употреблять более миролюбивые, нежели военные меры, вводить Малгашей в союз и не причинят никому никакого насильства. На этот раз, вме­сто миссионеров, послали земледельцев, и, ко­нечно, предприятие увенчалось-бы счастливыми след­ствиями, если-бы употребили более капиталов, располагая предприятие на больший размер. К не­счастий, вмешался еще туш искатель приключений, некто Бенъовскиии. «Эшо был Поляк, называвший себя Графом; запутанный в политические смяте­ния Польши, он был взят Рускими и сослан в Камчатку. Здесь подговорил он сообщников, овладел кораблем, достиг на нем до Франции, и назывался героем. Беньовскому вздумалось пос­ле того составить свое счастие в отдаленных путешествиях. Его говорливость, смелость, об­ширные планы увлекли в заблуждение Французское министерство. Два миллъона было истрачено им на заведения в?. Антонгплъском заливе, когда на все распоряжения Демодава выдали всего на все с небольшим шестьдесят пиысячь. Донесения ИИуаера открыли наконец глаза Французскому пра­вительству, и Беньовский принужден был бежать с Мадагаскара. Он уехал в Соединенные Шта­ты, нашел там легковерных, снарядил экспе­дицию и снова занял Аншонгиль, уже от своего
310
имени. Принуждены были послать отряд войска прошив этого беспокойного бродяги, в 1776 го­ду. Беньевский решился защищаться оружием и был убит в первой схватке.
Пока в южной части устроивалось таким об­разом военно-купеческое заведение во имя Коро­ля Французского, на маленьком острове Св. Ма­рии, в восточной стороне Мадагаскара, случайно утвердилось другое Европейское заселение. Ост­ров Св. Марии, называемый туземцами Носсн-Пбрагпм, был обитаем более Аравийскою, нежели Негритянскою породою; здесь сохранялись преда­ния о Ное, Аврааме, или Ибрагиме, Моисее и Да­виде. Заливы сего острова, уже около полусшолетия, служили убежищем для морских разбойни­ков Южного Океана; они селились тут, заклю­чали договоры с островитянами, и благодаря им, торг невольниками, дотоле неизвестный в сих странах, сделался деятельным и обширным. беспрерывно возраставшее богатство жителей заставило наконец Французско-Индийскую Ком­панию отправишь сюда экспедицию. Хотя остров Св. Марии считали кладбищем Европейцев, по причине нездорового климата, толпа переселен­цев явилась сюда, под предводительством ка­кого-то Госса; но в следствие нелепых распоря­жений, новая колония, к концу того-же года, по­гибла, будучи жертвою возмущения туземцев. Же­стоким мщением расплатились за то Французы; заведение снова основалось, под руководством простого ролдаша, служившего в еойске Компании.
311
Это был Лабпгорн, женившийся на Бетн, дочери царя Носси-Ибрагимского, сестре Жан-Гарра, вла­дельца Фульпуантского. Сделавшись посредником между Французами и островитянами, этот чело­век был особенно полезен возникавшей колонии. Учредились торговые сношения с северным и се­веро-восточным берегом Мадагаскара, и новое направление торговли нанесло последний удар и без того шаткому основанию Дофиновой кре­пости.
С сего времени до мира в 4 81Ч году, един­ственное событие замечательное в сих заселе­ниях было вмешательство Французской эскадры в ссору между владельцем Фульпуанта и власти­телем Тамашавы. Союзные сему последнему, Французские корабли, под начальством Гамелена, явились перед Фульпуаншом, и после непродол­жительной, но сильной каноннады, посредством высадки овладели селением и крепостью. След­ствия сей войны были выгодны только для посред­никовъ*, в Фульпуашпе и Тамагпаве остались Фран­цузские гарнизоны.
Весь этот период был благоприятен коло­ниям. Изобилие царствовало в заселениях Фран­цузских; предметы мены — гумми-копал, сарачин­ское пшено и Негры, добывались в большом ко­личестве. Лучшие невольники выводимы были тог­да из одной внутренней области, местопребыва­ния Говасов, сделавшихся в последствии обладач щелями Великой земли, Царь их, Диан-Лмпуант,
312
помышлял уже о завоевании, исполнение коего пре­доставил внуку своему Радаму.
Мир 4815 года, не утверждая ничего о Мада­гаскаре, тем самым подтвердил владение ост­рова Французам. Но Англичане старались прежде того основать себе где ннбудь приют, из ко­торого могли-бы соперничать с Французскими заселениями. Они устроили колонию в Лукезском заливе, но так несчастливо, что опыт кончил­ся погибелью всех поселенцев. Отбитые на сем месте, агенты Великобритании обратились к другому. В то время, Радама, властитель Говасов, уже осуществил на деле замыслы об уве­личении своей власти. Неизвестно какими сред­ствами и через кого, Английское правительство успело утвердишь влияние свое при дворе Малгашекого государя. Когда в последствии, увидели войска Радама, двинувшиеся на покорение соседей, одетые по-Апглийски, с маневрами Английскими, с офицерами в красных мундирах, легко мож­но было угадать, чья политика предводила всем этим делом; по крайней мере, тогда сведали, что дело не обошлось без участия Г-на Фаркугара, губернатора Иль-де-Франского.
Революция, совершившаяся на Мадагаскаре, в ви­ду Французских моряков и Французских гарни­зонов, застала тамошния колонии мирными и не­утральными. Быстрый ход нового порядка дел скоро начал угрожать им опасностью; к счастью, с самого начала Французы стали под ружье, хо­тя не вмешивались в войну. В течение пяти
313
лет, Радама уничтожил властителей Бомбетокскпх, С складских, Лнтаварских, Бетнм;зараскнх, Бетаннменскпхь, и множество других, менее из­вестных и сильных. Войска Говасскиа приблизи­лись к пределам колоний, и никто не подумал привлечь Радама к союзу с Фракциею, хотя он охотно согласился-бы на такой союз. Человек, сколько нибуд подальновиднее, мог-бы заметить, что дело шло о совершенном преобразовании об­ширной земли Мадагаскарской. Радама делал здесь шо-же, что делали Мугаммед-Али в Егип­те, Тамеамеа на Сандвичевых островах, Фино па острове Тонга-Табу. Образованию предшествовало завоевание; военная власть долженствовала привесть к политическому единству. Войско Радама было сильно, устроено, образовано по-Европейеки; офи­церы ездили па лошадях, добытых извне, сол­даты были вооружены ружьями, снабжены патрона­ми. Ничгпо не могло уже после того противопоста­вить сильному завоевателю важного препятствия.
Царство Говасское развернулось быстро во всех отношениях ; внутренность острова, от 4’1-го до 4 8° широты, признала власть гордого победителя ; столица его, Танаппрпвь, или Эмирн, сделалась богатым городом, и можно было предугадать, что обильные области восточ­ного берега не надолго останутся вне сего об­ширного военного завоевания.
А между тем, в 4 819 году, правительство Французское снова обратило внимание на Мадагас­кар. Горсть солдат и несколько спекулянтовъ
ч
за
явились в крепостях Дофнновон и Мариинской. В первом из сих мест оставили гарнизон, с радостью встреченный туземцами; в другом основались коммепдапт Караном, с небольшим отрядом, для охранения Французского Флага, и Ллъбран, молодой купец, Марсельский урожденец, с смелыми и обширными предприятиями, на­чертавший план земледельческой колонии, и без сомнениябывший в состоянии привесть его в исполнение, если-бы всего не разрушила прежде­временная смерть. Тогда-же старинные конторы Великой Земли были обновлены морским офице­ром Спльвень-Ру, которому препоручили восста­новишь прежния дружеские сношения с туземцами. Его старанием произведено было отправление во Францию юных Князей Малгашских, Берора, вну­ка Жан Рене, властителя Тамапиавы и Фульпуанина, и Мандитсара, внука знаменитого Тси-Фанипа, властителя Тииипингского. Обоих Князей отдали под защиту Сильвен-Ру родственники их, с тем чтобы воспитать будущих царей Мадагас­кара в Париже. Кажется, что во Франции слишком высоко оценили и наградили заслуги опеку­на. С'ь чином Капитана корабля, ему дали место Коммепдашна Французских колоний на Мадагас­каре. Корветипа Нордманка была отдана в его распоряжение, вместе с-100,000 Франков для пер­воначальных предприятий; двести разных ремес­ленников отправились с ним для пособия повой колонии.
Но вся эта экспедиция кончилась неудачею. Пос-
315
ле продолжительного плавания около берегов, Пордмапка остановилась в заливе Св. Марии, где упорно хотели устроишь главное место Мадага­скарских колоний. При первых работах, заклю­чавшихся в расчистке полей, от лихорадки по­гибло до 300 человек, и остаток, подпавший болезненному состоянию, приведен был в уныние и безнадежность.
В таком состоянии были колонии, когда в 1 822 году Говасы двинулись па покорение Бетн.исарасов и Бстанчмепов. Радама явился в Фульпуанше, и стал на самой грани, которою озна­чались пределы Французских владений. Он овла­дел потом мысом Ларрейским, захватил Тинишпиг, покорил союзных Французам владе­телей, разграбил обозы, шедшие в Мариинскую крепость. 11 все эти действия, явно враждебные, были сопровождаемы только робкими и бессильны­ми прошесшамп колонистов. Не заботясь об их жалобах, властитель Малгашский не побоялся яв­ного разрыва, овладел Дофишовою крепостью, сбросил Французское знамя, и когда Французы изгнаны были гпаким образом из всей Великой Земли, Радама решился на высадку в Мариинскую крепость, и не исполнил своего предприятия только но недостатку перевозных судов. При столь жестоких оскорблениях, правительство Французское хладнокровно молчало. Напрасно воз­мущение прибрежных народов, около половины 4 825 года, казалось, призывало Французов к под­креплению противоборства с Радамою. Вместо
31G
шего, чтобы поспешишь на помощь к возмутив­шимся вождям, из которых некоторые подняли даже Французское знамя, вместо пособия храброму Тси-Фапииу, владельцу Тиитингскому, павшему в отчаянной битве, а также Секлавам, Бетнмсарасам и Бетанименам, их позволили истребить постепенно. Говасы имели время укрепишься пос­ле того дальнейшими победами. И во Франции, и на острове Бурбоне, казалось, вовсе не заботят­ся о Мадагаскаре. Колония Мариинская, пред­оставленная собственным своим средствам, от­деленная от Великой Земли, едва могла удержи­ваться. Смерть непримиримо уничтожала здесь Европейцев, офицеров и солдат, без различия. Первый погиб Сильвен-Ру, потом Альбрап, на­именованный временным Коммендапгпом. Преем­ник его, Блеве, спасся только бегством. Место его заступил в 4 826 году Жиро, в 4 827 году Карайон.
В эшо время, возвратясь в Тананарив, Ра­дами успел ласкою и милостью присоединить кч> себе всех шех, кто не покорялся его оружию. Секлав Рафарла был в числе новых подчинен­ных Радама. При отчаянном сопротивлении, сей воин сражался сч> Говасскими войсками до шех пор, пока доставало у него запасов ; не имея свинцу, он перелил в пули все свои пиастры, и когда и этот запас истощился, РаФарла бросился с ножами на многочисленного неприятеля; все ги­бло под его ударами ; но израненный, измучен­ный усталостью, он и сам нал па груду враже­
317
ских тел. Его взяли и привели к Радаму. «Ты ничего не найдешь у меня»—говорил пленникъ— «даже серебро мое послал я к ипебе наперед в пулях!»—Радама умел оценить столь мужествен­ный характер; РаФарла сделался другом, зятем его и одним из главных полководцев.
Тананаривский двор был свидетелем в тоже время возвышения гораздо более блистательного и странного. Счастливая звезда Франции произвела то, чшо когда Французы, казалось, добровольно отрекаются ош своих собственных выгод, слу­чайное событие дало им средства иметь сильного помощника при дворе Малгашского государя. Ан­гличане решали тогда все дела в советах Рада­ма. Протестантские миссионеры, Джонс и Гриф­фит, поселились в Гавасской столице и управ­ляли образованиемч. государства ; между прочим, открыли они особенный род лекций для Радама и его придворных, читали им Историю, и вся эгпа История направлена была только кч> тому, чтобы возвеличивать Англию и уничижать Францию. Не смотря на распоряжения, столь хорошо рассчитанные, и влияние продолжительное, не смотря на неблагоразумную беспечность с Французской стороны, когда Радаму надобно было назначить высшего военного чиновника, Фельдмаршала над всеми полководцами, жребий пал на Француза : Радама назначил в это звание Робена, бывшего уншер-ОФицером в Наполеоновской армии. Ис­тория этого искателя приключений настоящий ро­ман.
318
Бывши квартирмейстером в Северной армии в 1813 году, Робен перешел, в звании капрала, в колониальные батальоны в 4 81^ году, и от­правился па Бурбон. Здесь, судимый за какое-то непослушание, и ожидая строгого решения суда, он решился избавиться бегством от поносного наказания, бежал, удалился на Иль-де-Франс, по­том достиг Мадагаскара, в 1819 году. С позволения Радама, из Таматавы переехал он в Тепанарив, и здесь, при небольшом образова­нии своем, сделался чрезвычайно полезным для жителей. Он учил их читать, писать, считать. Особливо полюбил его один из туземцев, не­кто Жо ликёр. Это был Малгаш, разбогатевший от торговли с Иль-де Франсом, женившийся там на Малабарской урожденке, и живший в уда­лении от всех дел в Тенанариве. У него было много детей ; Робен сделался их учителем. Одна из его учениц, пятнадцатилетняя Малгашка, ипак поправилась Робену, что он просил руки её, и с позволения отца женился на ней, в 1825 году. Вот уже Робен отец семейства, и тесть его постарался наговорить много хорошего о зяте своем самому Радаму, который лю­бил и принимал иногда богатого Жоликёра. Ра­дама пожелал видеть учителя Француза. Первый вопрос Радама был о том : служнлъЛи Робен в войсках Наполеона ? При утвердительном ответе, Негритянская физиогномия царя оживилась, вспыхнула необыкновенным выражением. «Да, это был великий геловик — воскликнул Радама — если-
319
кии геловик, великий геловик ! » Он указал па портрет Наполеона, висевший у него па стене, и продолжал сч> жаром — « вот мой образец у вот пример, которому хочу я следовать!» Под­ле портрета Наполеонова находились портреты многих гепераловч> Французских и Английских. Разговор обратился па военное искусшво, Фран­цузскую политику, и идеи царя Говасского, в предметах столь обширных, отличались вер­ностью и умом. С сего времени, Робен сделал­ся любимым собеседником Радама ; можно было подумать, что в нем ищет Говасский власти­тель средства, когпорымч> мог-бы свергнуть с себя зависимость от Английских агентов. Же­лая найдти повод к сношениям более частым и более полезным, согласились, что Царь Говаский станет брать у отставного капрала Фран­цузского уроки в чтении и языке Французском. Ученик оказывал успехи необыкновенные, и за­платил за них учителю местом Тайного Секре­таря, потом чипом Полковника, или десятою степенью, ибо Говасы считают степени от од­ной до двенадцати, начиная с барабанщика до маршала. В ежедневных сношениях с Радамом, Робен сделался его поверенным и советником. Иногда дружба потемнялась неудовольствиями, по­тому, что насмешливый Француз не щадплч> кри­тических замечаний, а Радама все таки был ди­карь и не терпел противоречий. Но добрые свой­ства Радама опять привлекали его к Робену, и все несогласия оканчивались примирением. Тогда
320
возмутились Секлавы. Полковник Робен отпра­влен был усмирить бунтовщиков. Он следо­вал потом за Радамом в западной войне, и по возвращении из сей кампании, царь пожаловал ему последнюю, двенадцатую степень, Маршала, в награду за военные заслуги и в отликие имени Французского. Следовала другая милость, не менее важная звание главного губернатора восточного берега. Робен сменил при сем случае Князя Короллера, Иль-де-Франского мулатра, сына артил­лерийского Французского офицера. Будучи наслед­ником Царя Жан-Рене, хотя и Француз по про­исхождению, Короллер был неблагосклонен к землякам отца своего, и колонисты Мариинские имели более причин жаловаться на него, нежели хвалиться им. Робен начал поступать совсем не так. Едва вступил он в управление, Фран­цузы увидели радушное гостеприимство и покро­вительство. Мариинским колонистам дозволено было запасаться на рынках Великой Земли; обилие оживило запустевшую колонию, и сохраняя пользы своего государя, Робен беспрерывно находил случаи помогать и бедным соотчичам.
В 4 828 году явилась подле Мадагаскара корветша Сена, с поручением, осмотреть поло­жение Мариинской колонии, Фульпуанша и Тамаипавы. В Фульпуанте путешественники нашли Секлава РаФарла, о котором говорено выше, и он дружески принял на торжественной ауди­енции начальника корвешты и офицеров его. Сквозь двойной ряд черных воинов, одетыхъ
321 по-Английски, Французы достигли до начальника. Эшо был человек высокого роста, правильного лица с живыми, умными глазами. После первых церемониальных свиданий, следовал пир и пуб­личный праздник. За сшолом, подле Француз­ских офицеров сидели жены РаФарла; одна из них, самая младшая, была сестра Радама, на ко­торой царь Говасский женил правителя Фульпуаптского. В этих дамах заметно было Евро­пейское образование ; почти все они говорили поАнглийски. За десертом пили здоровье Короля Французского и Царя Говасского, и выстрелами с корвешшы благодарили за салютацию с крепости.
После пира началась ралу ба, или Малгашский праздник. Полторы тысячи туземцев, на поло­вину мужчин, на половину женщин, одни с од­ной, другие с другой стороны, выступили на рав­нину. Раздались звуки музыки; оркестр состоял из однострунной скрыпки, и визгливые топы этого инструмента соединялись с стуком ма­леньких палочек, которыми били по бамбуковым тростям, к чему присовокупилось исступленное рукоплесканье многочисленной толпы. Возбужден­ные такою странною музыкою, плясуны и плясуньи начали сладострастно двигаться, стучали ногами, двигали руками, стараясь придашь каждому тело­движению, каждой позиции, каждому взгляду, ту соблазнительную забывчивость, которою отлича­ются все Негритянские пляски. Между тем, пля­суны и зрители глотали большими стаканами арак, до того, что пляски и праздник кончились
21
i
• 322
довольно неблагопристойным позорищем. По окончании ралубы, РаФарла проводил гостей сво­их в отдельные строения своего дома, среди ко­торых возвышался род бельведера, откуда был вид на море. Хозяин называл этот бельве­дер павильоном флоры. Диван, с шюфяком и подушками, рогожки для гостей и разная Евро­пейская мебель, украшали таинственное убежище вельможи.
Во время пребывания своего в Фульпуанте, Французские моряки были однажды свидетелями решения, произнесенного Великим Судьею Ганрн Сенекам, по случаю спора между двумя туземцами. Права обоих являлись столь затруднительны, что судья принужден был прибегнуть при реше­нии к старинному Малгашскому обычаю, называе­мому танген, нечто в роде старинного Европей­ского Суда Божия. Танген есть сильнейший яд, и спорившие по суду, в старину, должны были оба принимать его; кто оставался жив, тот бывал прав. Со времени царствования, Радама, варварский этот обычай был уничтожен. Великий Судья приказал обоим тяжущимся принесши по кури­це. Бедных куриц заставили проглотишь по рав­ной доле тангена. Чья курица издохла прежде, того обвинили, и все согласились в неоспоримой мудрости судьи..
Из Фульпуанта корвешгпа перешла в Таматаву, где начальствовал Робен, и посещение зем­ляков чрезвычайно обрадовало великого маршала Говасского, для которого воспоминание об оте-
323
честве было всегда драгоценно. Робен явился в синем мундире, на Английский манер, с отво­ротами, воротником и складкою из черного бархата, с золотым позументом; на синих панталонах его, по шву, был широкий золотой галун. Эполеты были у него Французские, золо­тые, с толстыми витками, и с щитком свер­ху, на котором изображались два красные жезла, в виде креста. Шляпа его была также Француз­ская, Форменная, и золотая бахрама висела с его сабельной портупеи. Адъютанты его были одеты в мундиры Английских полковников, красные ; знаки их чинов были такие-же, как и у Робена, но только у полковников эполеты были золотые, а у маиоров серебряные.
Бо все непродолжительное пребывание корветты в Таматаве, забавы и угощения следовали беспрерывно, то на берегу, то на корабле. Робен увеселял земляков охотою в окрестных ле­сах, наполненных дичью ; он до того был ус­лужлив и так хорошо обласкал гостей, что начальник экспедиции решился дать праздник на корабле. Пригласили и дам, то есть жену Робе­на, двух сестер её и компаньёнку (все они бы­ли мулатрки, воспитанные на Иль-де-Франсе, и хорошо говорившие по-Французски). Корветшу уб­рали Флагами ; экипаж оделся в нарядные мун­диры; обед был роскошный. К сожалению, вне­запный ветер испортил окончание пира; Малгаши и гвардия Робена почувствовали жестокую мор­скую болезнь. С непривычки, она измучила их, и 21*
32^
страшные гримасы показывали испуг гостей, чув­ствовавших, как зыблется под ними ушлая до­ска корабля. Но вечером, веселость опять возоб­новилась, и день кончился тостами и пушечными выстрелами. В довершение торжества, начальник корветшы вручил Его Высокопревосходительству, Фельдмаршалу Говасскому, акт Французского правительства, которым уничтожались прежний суд над ним и приговор суда. Робен принял сей акт, как величайшую драгоценность ; так жива была в душе высшего чиновника Радамова память о прежней жизни его, столь ничтожной, столь мало достойной сожаления.
В следствие веселого путешествия Сены, облег­чились и возобновились деятельно сношения Вели­кой земли с Мариинскою крепостью и Бурбоном. Новый коммендант, Шелл, приведший в СентъМарию 200 Олофских солдат, преобразовал все на новую стать. Грузы быков и сарачинского пшена легко приобретались в Таматаве и Фульпуанте. Робен и РаФарла наперерыв были бла­госклонны к Французам, и не смотря на интриги миссионера Джонса, Радама с каждым днем ка­зался более и более удалявшимся от политики Англичан, сближаясь с Фракциею. По несчастию, этот достопамятный, и еще не старых лет человек вдруг подвергся неисцельной болезни ; он умер в Сентябре -1828 года, одни говорили от Фистулы, другие — от яда, поднесенного ему рукою царицы Ранавала-Манжока. Но какова-б ни была причина преждевременной смерти Радама,
325
Английские агенты обратили ее в свою пользу. При помощи одного знатного Говасца, любовника своего, Ранавала похитила трон. Андчмиад — имя любимца Царицына—был воспитанник Джон­са, напитанный его образом мыслей и образовав­шийся в его правилах. Молодой, красивый, не­укротимый, он приобрел над владычицею своею такую власть, что мог сделаться полезным сво­ему воспитателю и землякамего. Действитель­но, смерть Радама восстановила Мадагаскар про­тив Французов. Едва только короновалась Ра­навала, как погибель постигла почти всех, про­тивившихся силе и влиянию Англичан; главнейшие чиновники Радама были лишены своих мест; Ро­бена потребовали к оправданию в Тананарив. Фельдмаршал явился, был оправдан, но просил увольнения от своей должности. Как ни угова­ривала его Царица, он ни за что не согласился остаться в её службе. Его заменил Короллер, некогда смененный им. Храбрый РаФарла, друг и эяшь покойного Царя, был обречен вместе с другими на смерть. Полковник Ракели был по­слан в Фульпуант, но он не прежде мог за­нять место РаФарла, пока не заманил его изме­ною в засаду, где храброго Секлава пронзили двадцатью ударами сагеев (кинжалов). Взволно­ванный столь насильственными распоряжениями, на­род восстал прошив Царицы и Андимиаза. Кровь полилась в Великой земле, и множество изгнанников бежали в Мариинскую крепость, где все еще начальствовал ИИелль. В следствие об-
326
щего переворота, величайшая холодность началась между Французами и новыми начальниками при­брежных областей, торговля упала, сношения уни­чтожились. Тогда явилась близ Мадагаскара воен­ная экспедиция, состоявшая из фрегата Терпсихо­ра в пушки, корветшы Неутомимая в 16, транспорта Мадагаскар о 6-ши, и гоэлешты Ко­либри. Через две недели пришли корветшы Нъевр в 26-шь и Шевретт в 16 пушек. Тут были уже пехотные войска и артиллерия. На одном из кораблей находились два юные Малгашские Князя, Берора и Манди-Тсара, возвращавшиеся в Тамашаву после окончания воспитания своего в Моренском институте. С появлением Французских кораблей начались переговоры с прибрежными на­чальниками. Но, или по приказу Царицы своей, или сами будучи не расположены к Французам, Говасцы ничего не хотели кончит добром. Когда представляли Короллеру права Франции на заселе­ния в Великой земле, он отзывался, что не имеет власти решить вопроса ; когда настоя­тельно требовали от него пропуска к Царице Ранавале, он представлял Формальное запрещение, не позволявшее ни одному Французу являться в Тананарив.
Видя, что мирные средства ни к чему не по­служат, начальник экспедиции принялся за дока­зательства более убедительные: сделали высадку в Тиншинге и начали закладку военного укрепле­ния. Вспомощесщвуемне туземцами, в двадцать дней Французы устроили крепость с регаранша-
327
ментами и бастионами, пороховым магазином, арсеналом и ложементами. Вокруг этого укреп­ления, как будто чародейством, столпилось мно­жество Малгашей, не шерпевшихч» ига, наложен­ного на них Говасами. ' Они образовали лагери, окружили их палисадами, и вскоре все окрест­ности Тиншинга были прикрыты и защищены. В одной деревне Магомпас находилось около 2;000 человек защитников. При помощи толпы бегле­цов, было во всем изобилие; рыба, скотина, са­рачинское пшено, дичь, все продавалось очень де­шево.
На решительное действие Французов, Царица Ранавала отвечала жалобами и протестом про­тив насильственного занятия её владений; потом были отправлены от неё Послы, с которыми пе­реговаривали Депутаты Французские в Фандаразе; но ни те, ни другие не могли условишься во вза­имных притязаниях. Тогда начальники Француз­ской экспедиции пошли далее. Экспедиция явилась перед Таматавою, 4 8-го Октября, и начала каноннаду; пороховой магазин взлетел на воздух и раззорил город. Князь Короллер и Великий Судья Малгашский Филибер едва успели убежать, один не добривши бороды, другой не одевшись. Сражение при Амбашу-Малуине очистило окрест­ности и Французы торжественно вошли в Таматаву.
Цо плану, предположенному для кампании, экспе­диции следовало двинуться к Фульпуаншу, но ослепление неожиданным успехом сделало это
328
нападение неудачным. После долгой и бесполез­ной стрельбы, Французы бросились на крепостные палисады, и нашли, что крепость была пусша. Сде­лав несколько выстрелов картечью, Полковник Ракели вышел из нел с Д00 Говасов, и укрыл­ся на долине в земляной редут, эполированнмй плетнями, набитыми землею. Тут, за выстрелами кораблей, ему могли вредишь только ружейною пальбою. Авангард Французский, из двух сот человек, если еще не более, не побоялся ударить вперед, думая, что нападение его подкрепят. ИПелль решился на смелое предприятие. «Ко мне, охотники ! » вскричал он. Сорок пять человек бросились за ним, и ИПелль повел их прямо на редут. Начальник Говасский был опытен в войне, видел, чего в жару не видали смельчаки, чию никто не подкрепляет их. Едва Французы подбежали близко, Говасцы высыпали на них тол­пою. Внезапный страх овладел нападающими; они оглянулись, узнали, что были оставлены перед сильным, многочисленным неприятелем, лучше их знавшим местоположение, и побежали в беспорядке обратно, не слушая голоса начальников. Этот беспорядок, когда спасался кто как мог и успевал, был ознаменован частными примерами храбрости. Унтер-оФицера с корабля Терпсихо­ра ранили в ногу; он упал, и сидя на земле, не думал сдаваться множеству Говасов; четверо легли, прежде нежели другие убили его. Подпору­чик Ла-Ревошер, оставшийся в крепости, сомк­нул 20, или 30-шь солдат, у него бывших, и при-
329
возна-
крьгл ими бегство товарищей. Среди смятения битвы, храбрый ИПелль, раненный, попался к Говасам ; ему отрубили голову, и ругаясь над Французами, выставили на палке, как трофей, знаки его чина и отличий. Робость солдат сдела­лась так сильна, что вероятно никто не успелъбы спастись, без хладнокровного присутствия ду­ха кадета Демарсо; он отбил нападавших вы­стрелами небольшой пушки, находившейся на шлюпке.
Сражение при мысе Ларрейском, через четы­ре дня после сего, было блистательнымъ
граждением за неудачу. На этот раз взяли все предосторожности, и следствия нападения не вверили случайности. Сначала устрашили Говасцев доброю пальбою и употреблением бомб и ядер, разбивших крепость. В три часа, 1800 выстрелов из мортир и пушек сбили неприя­теля. Под защитою такого огня, ударили дву­мя колоннами, подкрепляя их резервом; опе во­шли в ретраншаменшы, не смотря на дождь пуль и битву сагеями, перебили канонеров Говасских и заставили гарнизон бежать. Все, кто не спасся бегством, были взяты в плен.
После того заключено было перемирие между воюющими, и оно еще продолжалось, когда нахо­дился я в Мариинской крепости и в Тинтинге. Князь Короллер, любимый министр Царицы, явился переговаривать на Терпсихору, но ne столь­ко говор ил об уступках, сколько протестовал. Ободренные присутствием Французов, Малгаш-
330
ские племена шли отвсюду, думая найдти в по­собии Французском достаточную опору прошив Говасовъ* Под покровительством Франции, они решительно отрекались от повиновения своей Ца­рице. Деревни, окружавшие Тинтинг, ежедневно наполнялись новыми пришельцами, и будущность владычества Французов в Мадагаскаре упрочи­валась.
В таком положении находились колонии Фран­цузские на Мадагаскаре, во время моего там пребывания. С тех пор, пока совершал я мое продолжительное странствование, обстоятельства совершенно переменились. Царица Говасская со­брала войска, огородила блокадою Французских завоевателей, пресекла им все сообщения с Ма­дагаскаром, уничтожила союзных Малгашей, и стеснила гарнизоны Французские в удушливой тесноте. Ссоры начались между Французскими на­чальниками; они не умели оценить услуг Робена, который один мог спасши Французов сильны­ми средствами ; интрига и беспечносшь вкрались в самые важные распоряжения, и следствием все­го этого было оставление Тиншинга, после сож­жения крепости и всех строений. Теперь, как в 1 819 году, остается у Французов одна Ма­риинская криаость, и шо потому только, чшо мо­ре бережет ее, не смотря на все безразсудство распоряжений. Желая извинишь бесчисленность ошибок, столько раз и в столь различные вре­мена наделанных Французами на Мадагаскаре, упорно ссылаются на нездоровый климат, увели-
331
чивая эту причину неуспеха, чтобы только закрыть все другие. Если прибрежье и действительно не­здорово, надобно полагать, что состояние атмо­сферы скоро улучшилось-бы здесь от усиления ко­лоний, хорошо рассчитанного и хорошо исполняе­мого. И притом, в их бесконечном протяже­нии, не льзя-же берегам Мадагаскара быть сплошь и повсюду бесплодными и нездоровыми. Один взгляд на общность сей обширной земли доста­точен для убеждения в противном.
Более ЗЯО льё в длину, и в некоторых мес­тах широкий на 120 льё, Мадагаскар может за­ключать в себе пространство до 28,000 квадр. льё. Двойная цепь гор, в 4 200 шуаэов вышиною, образует на нем центральную плоскость, раз­деляющую все остальное на две, почти равные при­морские области. С этой плоскости течешь мно­жество широких и рыбных рек, как-шо : Мурандава, Манандари, Манангара, Андевурант, Макгуру', последняя вытекает из озера Аншсианака, окружность которого будет около 25 льё. Че­тыре другие большие озера соединяются с ним, продолжая его, и в Эшой-то массе стоячих вод можно найдти главную причину нездорового Ма­дагаскарского климата.
Весь огромный остров эшош, над которым поколение государей Говасских так недавно рас­пространило своей военный деспотизм, разде­ляется на области, или страны. Область Антаваров, то есть Громовых народов, идет от мыса Амбры до мыса Фульпуашпа; к ней принад-
332
лежишь остров Св. Марии. Бетимсарасы, или Со­единенные народы, суть смешения малых промыш­ленных племен, обитающих окрест Фульпуак­та и Таматавы; прежде покорения Говасами, они были данники Малаттов. Далее следуют Бетанпмены, или Жители красной земли, главное место которой, Андевурант, находится на реке сего имени ; это прекраснейшая, обильнейшая и населеннеЙшая из всех прибрежных областей; жи­тели её общительнее всех других туземцев острова. Л нтакснмены, или Южные народы, бед­ны, грубы, разбойники, не знают ни торговли, ни промышленности. Черные цветом и с курча­выми волосами, они одни из всех Малгашей упо­требляют на войне щитп. После них идут Анпиамбассы, рослый и сильный народ, веселые и кроткие, но ленивые. Пролив Дофинов и залив Дофиновой крепости находятся в их стороне; долина Амбульская, хорошо орошенная и богатая пажитями, могла-бы доставить великия пользы на­роду более деятельному. Антаноссы на юг и Тайсамбы па запад оканчивают собою австральную часть Мадагаскара; они покорны доныне тому Ара­вийскому роду, который в прежнее время обла­дал всею этою областью. Антаноссы, жители Карканоссийской области, где царствуют ныне Раббн-Фаньлн, Раава ( дочь старого Рамолифуа ) и Беду к, начальник горцев, умели защитишь свою независимость от Радама; они всегда назы­вают себя друзьями Французов. За Тайсамбами, следуют лестницею, идя по берегу Ампашры, Ma-
333
епфаллы и Карембулы, обитающие па землях мог­ло обработанных, но богатых лесами и пажи­тями. Их внутренние соседи суть Машнкоры. Облаешь около залива Августинов еще мало из­вестна, хотя она обитаема самым гостеприим­ным народом, но земля тамошняя не плодород­на. Окрестности залива Мурундава представля­ют почву лучше, на которой живет множество известных народов; из числа их можно упо­мянуть об Эрнндранусах. От Мурундава и Анкуала тянутся земли Секлавовь, племен Аравий­ских, сильнейших более всех других, пока царство Говасов не овладело ими. Прежде эта облаешь была подчинена Царице, обитавшей в Бомбѵтоки, городе значительно населенном, хотя столица государства находилась в Музангаи, где считают 30,000 обитателей. Гавани Музангайская и Бамбешокская ведут постоянную торгов­лю с Мозамбиком и Зангвебаром. В обеих главные действователи Арабы, народ деятель­ный и промышленный более всех других Мада­гаскарцев. Порш Лукезский, где недавно Англи­чане сделали неудачный опыт заселения, находит­ся в межах Секлавских областей.
Таковы сушь народы, обитающие по протяже­нию длинного эллипса, какой образуют берега Мадагаскара. Племена внутренния, все принадле­жащие ныне к Говасскому царству, сушь Лнтамбаннвулы, или Амбаннвулы ( то есть обитатели бамбуковой земли), Лнтсианакн, Лндратсаи, Безонзоны, Антакан, и наконец Говасы, или обтпашс-
ззя
ли области Янковской. Еще до Радами, Анконская облаешь была одною из самых торговых и насе­ленных на всем острове; долины и горы были там покрыты селениями; сарачинское пшено, манион, пататы, иньямы, виноград, давали обиль­ную сборку. Ни в какой другой области, до за­прещения последовавшего по воле владельца, торг невольниками не был так деятелен и не до­ставлял столь хороших невольников. Заведе­ния горшечные, металлические и для выделки бу­мажных тканей, распространяли довольство на всем атом гористом пространстве земли. Со времени царствования Говасского Наполеона, бла­годенствие жителей возрасло в необычайной сте­пени. Ныне, Тананарив ( Танана-Лрриву, или Элеирмь), столица Говасская, считает до 50,000 жителей. Эшо собственно соединение нескольких маленьких городов, лежащих на цветущей рав­нине, среди пленительного местоположения. Ис­полинские размеры тамошнего произрастания, го­ворит Г-н Фонмишел, посещавший сии места, представляют поразительную противоположность с бедною скудостью обиталищ человека, заслу­живающих внимание только новым устройством построения. Радама, любивший здания прочные, и, по мере сил и средств, сделавший для земли своей тоже, что Петр Великий сделал для Рос­сии, воздвигнул обширный храм, стены и своды которого выведены архитектором, призванным с Иль-де-Франса. Внутренность храма почти пуа; род жертвенника воздвигнут в глубине
335
его, и на нем сожигаюш благоухания в честь доброго духа, Жанкара. На одной из стен изо­бражен Жанкар, добрый дух, борющийся с Агафиком, злым духом. Дворцы Транувалаский и Бессаканский, также весьма обширны ; они и гробница Радама, все построены по правилам Европейской архитектуры. Между другими па­мятниками Радама должно заметишь училище, основанное по плану упомянутых мною выше Ан­глийских миссионеров Джонса и ГриФФиппа; низшие школы и типография, где теперь печатают Библию на Малгашском языке, также заведены Ва­димом.
Общность народонаселения на Мадагаскаре по­лагают в кетыре миллиона человек. Кроме раз­деления на народы и области, существует здесь особенное деление на племена, замеченное Флакуром и продолжающееся доныне. Некоторые касты происходят от чистой крови Арабской, на при­мер, Заффи-Рамнни, которые почитают себя про­исходящими прямо от Имины, матери Мугаммеда. Роандриапы, ближайшие родичи их, происхо­дят от них, без всякого другого примеса. Лнакандрианы. и Онддассы произошли от смешения Аравитян с туземными Неграми; их называют вообще Малатами, или белыми. Зафф-Ибрагимы произошли от Жидов, или от Арабов, пере­селившихся до времен эгиры. Касси-Мамбу кажут­ся происходящими от Мавританской породы, с берегов Зангвебара. Но многочисленнейшие племе­на, смуглого цвета с прямыми волосами, сушь
i
336
Индийцы, а чернокожие, с курчавыми волосами, несомнительно КаФры. Общность Мадагаскарских языков должна преимущественно относиться к языкам Малайским, особливо Яванскому и Тимор­скому.
Со времени последних преобразований Мадага­скара, старинные обычаи Малгашские и все древние родовые отличия испытали великое изменение. Владычество Воадзнров, или деспотических вла­детелей, Логавогнтов, или владетелей разных селений, а также и влияние Омбиасов, или жрецов, сильно подрыты движением образованности. Не­возможно, чтобы усилия стольких оскорбленных владычеств не произвели в скором времени ре­шительного покушения поддержать себя отчаян­ною борьбою против нововведений. Царство Ра­дама подвержено еще большой опасности.
Из старинных Малгатских обычаев есть один, продолжающийся доныне и заслуживающий быт упомянутым, хоть для примера образован­ным народам : это клятва крова, или торже­ственный союз между двумя друзьями, коипорые становятся после того братьями и обязываются во всем помогать друг другу. Обряд совер­шается в присутствии местных начальников ; двое друзей рассекают себе кожу на животе до крови, обмакивают в кровь по кусочку инбирю, и каждый съедает кусочик, обмазанный кровью друга. Начальник обрядов смешивает после то­го в особых сосудах воду с сахаром и воду с солью, кладет туда сарачинское пшено, се­
337
ребро и землю ; он обмакивает в эту смесь два сагея, ударяет поклявшихся орудием, кото­рым отворяли они себе кровь, и произносит следующую молитву : « Великий Боже, владыко лю­дей и земли! будь свидетелем клятвы, ею-же кля­немся: первый из нас, преступивший клятву сию, да будет поражен громам твоим, п да пожрут псы мат, породившую его!» После сей клятвы и обрядов, поклявшиеся кидают свои сагеи на все четыре стороны света, чтобы отогнать злых духов. Они взывают к земле, солнцу и месяцу, и пьют, каждый по равной доле, приготовленного жрецом питья, умоляя могущества, ими при­званные, обратишь в отраву питье, если они не по совести дали клятву.
В своем обширном объеме, Мадагаскар пред­ставляет бесконечную номенклатуру для Есте­ствознания, которое не произвело еще здесь над­лежащих обозрений. В царстве растений особен­но замечательны здесь: танома, резиновое дерево, саговое дерево, производящее питательное и по­лезное для груди вещество, известное под име­нем сигу ; листы его употребляются на тканье рогожек; пирамидальный ба дам, благовонная башпбашп, коричневое и гвоздичное дерева, равенсара, у которого орехи и листья превосходного запаха; воаен, лозовое деревцо, производящее эластичес­кую гуммь; наконец, санга-фанга, имеющая сход­ство с папирусом Древних.
Царство животных менее богато. Здешняя антамба, кажется, принадлежит к роду леопар-
22
338
дов, а фарпсса походит па чакала. Бегемоты водятся здесь по берегам рек, озер и болот; Мадагаскарские пахидерйы сего рода относятся к породе, замеченной на мысе Доброй Надежды. Су­дя по толстым, коротким ногам, черной, глад­кой, маслянистой коже, тяжелой и тучной гро­мадности, бегемота почтете осужденным на ле­жанье; снабженный большими зубами, он совсем не плотоядное животное, и питается травою, тростником, сарачинским пшеном и просом, съедая Всего этого ужасное количество ; жирное тело его приятно для вкуса. Прежде думали, что бегемот пожирает даже людей, но Дампиер, наблюдавший бегемотов в Нашальском заливе, в земле Кафров, доказал несправедливость этой сказки. Не только не нападает на людей дву­стихийное чудовище это, но бежитъгот них, и бросается в воду, едва почуешь приближение че­ловека; погружаясь на дно, бегемот ходит там так-же свободно, как по суше. В Лоанго, Анг­лийский путешественник видел, как бегемот внезапно поднялся на поверхность реки, и припод­нял и опрокинул спиною шлюпку, плывшую по реке; в ней сидели шесть человек, но бегемот удалился, не думая нападать на них, пока они бились в воде, стараясь спастись. Капитан Ковент уверяет, Что он видал бегемотов по получасу находившихся под водою. Когда живот­ное бывает спокойно, то плавает неся голову вровень с водою, и выставляя только на поверх­ность ноздри, глаза и уши. Крик его так по-
339
ходит на ржание лошади, что самое имя беге­мота происходит от того [гиппопотамъ—реч­ная лошадь). Мадаскарский бык есть зеб/, или бык с жирным горбом ; некоторые из них весят от 700 до 800 Фунгпов; есть породы без­рогих; у других рога висят и шевелятся. Да­лее замечательны: здешний дикий осел, с безмер­ными ушами, кабан рогатый ( если только это справедливо), бараны с огромным курдюком, тандрекн — род ежа, и маки, особенная порода обезьян. Флакур присовокупляет ко всему это­му брегу, или однорогую козу. Птицы бесчислен­ное множество во всех лесах Мадагаскарских; попугаи, гуси, ушки, курицы, пинтады, дикие го­луби, летают огромными стадами. Флакур исчи­слял птиц более 60-ши малоизвестных родов.
За неимением попутчиков, задержанный в Ма­риинской крепости в самый нездоровый зимний месяц, я скоро почувствовал вредное влияние здешнего климата на здоровье, и признаки лихо­радочного состояния заставляли уже меня бояться сильного припадка здешней губительной лихорад­ки. К счастию, Английский бриг, Виктория, плыв­ший от Иль-де-Франса, остановился в Мариинской гавани. Ему надобно было пристать у Таматавы, и отправишься потом в Калькутту, завернув в Mare и Тринкомалай. Этот путь был почти мой путь, а впрочем всякое излишнее путешест­вие было уже мне отрадно при моем нездоровом состоянии. Капитан, ловкий Физиогномист, хо­рошо угадал мои мысли, рассчел на мне малень22*
змо
кую торговую спекуляцию, и принудил меня за­платишь довольно дорого. Впрочем, отдаю ему справедливость: поступив как Жид при торге, он был Христианином в исполнении своей обя­занности, и старался об удобствах и приятно­сти моего пребывания на корабле. Этот новый знакомец мой, почтенный шкипер Бристольский, Ионафан Левис, вообще мне очень понравился. Торгуясь со мною, он не мог преодолеть инс­тинкта своего ремесла, необходимости держать-, ся во всяком деле сначала барышей, а потом до­бродетели. Должно-ли обвинять его? Если, вместо того, чтобы спокойно жить с своею семьею, где нибудь в уголке Глочесгаерской области, он рыс­кал по островам Индийского архипелага, то, ко­нечно, уже не для того, чтобы иметь удоволь­ствие без барышей возишь каких нибудь стран­ников, подобно мне, околевающих от лихо­радки в Мадагаскарских болотах. Особенно по­нравилась мне в нем одна черта характера: он отдавал справедливость Французам, везде, где надобно было отдавать ее. Бывши некогда в Ко­ролевской Английской службе, он присутствовал при многих случаях, где Французский Флаг под­держал честь Французского Флота ; память его была набита подробностями о морских битвах, и он любил рассказывать их. Так, например, он обратился ко мне, когда мы пришли на вид Таматавы. «Monsieur le Français — сказал Иона­фан Левисъ—вот туш было жарко в 1812 го­ду!»—Что такое, Капитан? — «Да, жарко, когда
зм
t
мы сцепились с вашею отчаянною Нереидою—она, чорт побери ! славно держалась против трех лихих Портсмутских Фрегатов. Послушайте— вот как эшо было: Нереида стояла вон там, под ветром; я был вот туш, на Сириус. Ну, хорошо — сначала дело пошло равное: три на три, да только двое ваши дрались куда плохо! И вот осталась одна Нереида—ну! она стоила трех; она выдерживала наш огонь—чудо, как она вы­держивала, пока было ей где развернуться. Мы за­двинули ее к самой Тамашаве ; туш некуда бы­ло ей пошевелишься—вон там стала она, про­шив этой рощицы ! Мы притянулись к ней на четверть выстрела, и стали работать ! Бедная Нереида ! Через час, она была решето, настоя­щее, битое мясо? Капитан её свалился, смертель­но раненный, с восклицанием: Vive Г Empereur ! Умирая, оп подозвал к себе старшего лейте­нанта своего, Попе. «Аляинс» мни, Поне—говорил онъ—клянись твоим почетным крестом, гто ты не сдашь моего фрегата безгестно\»— «Клянусь!» отвечал лейтенант. --—«// так я умираю дово­лен — обними меня !»—Он умер — его звали Маретъе, — Чудо человек — как не любить этаких людей? Я люблю их, как Англичан — славный Маретье!—Когда потом ваши моряки рассказы­вали нам о том, как он умирал — мы плака­ли—да, да! плакали!» —Хорошо, Капитан, но чем кончилось дело?—«Честно кончилось, Monsieur ]е Français, честно кончилось! Лейтенант Поне шаркнул в нас еще горстью железных орехов,
3M2
ni а к, что один из наших Фрегатов принуж­ден был оставить линию битвы. Когда коман­дир наш увидел это, он послал лодку, по­толковать с вашими головорезами. Стыдно было продолжать битву при их положении, но кто-же думал, что они сами захотят еще драться?»— Я обещал моему Капитану — сказал Поне — сдать фрегат неприятелю только на честных условиях, и вот эти условия: экипаж оставит Нереиду, но сохранит оружие; содержать его на Английский счет, и перевезши в Брест. Даю вам полчаса на да и нит, и после того дерусь на смерть.»—Он сделал-бы это, этот прокля­тый Поне, если-бы наш начальник был шакойже упрямец, как он. Мы согласились На все, чего он требовал — стыдно было погубить та­ких моряковъ—вед мы не мясники, ведь сражение не бойня!—Да, сударь, так было дело!—Мы взяли Поне и остаток его людей на Сириуса нашего, и выпили с ним по доброму стакану грога, он за своего Императора, мы за нашего Короля Георга. Бедная Нереида оказалась такою калекою, что едва тащили ее два Фрегата. Так и добрались мы до острова Мавриция. » — Капитан замолчал и занялся распоряжениями. Признаюсь, после такого рассказа, я не жалел, что Капитан Левис взял с меня лишних ЛО, или 60 пиастровъ—я благода­рил его.
TJLÂIBÀ XIIL
АРХИПЕЛАГ СЕЙШЕЛЬСКИЙ.—ОСТРОВА МАЛДИВСК1Е.
Мы пустились к Сейшельским островам 25 Февраля, 4 830 года. Кроме нескольких неучти­вых порывов ветра, ничто не ознаменовало на­шего путешествия ; оно было тихое и робкое, среди бездны подводных утесов и островов, вообще не внолне известных, и без числа раз­бросанных на юг от Сейшельского архипелага. Капитан Левис беспрерывно встречался с ними. Мы видели Песганый остров, полагаемый Лапла­сом под 4 5° 53' ю. ш. и 52° 4 4' долг. восточ­ной; потом островок Жуан де-Нова, которого долгрта, доныне сомнительная, должна быть, по мнению Овена, ^8° Я9’; далее, острова Галега, Провндинил, Се. Петра, Св. Лаврентия, и другие мели и полосы земли вровень с водою, которым даже нет названий. Долговременная практика застави­ла нашего Капитана быть весьма осторожным. Он наизусть знал все кораблекрушения в здеш­них местах, и между прочим разбитие Француз­ской флюшы Поледная, погибшей здесь в 4 767 г.,
/
3’1 м
с экипажем и 80-ю Неграми невольниками. Исто­рия этого события ужасна. После погибели кораббля, моряки бросились в шлюпки и достигли Ма­дагаскара, но Негры остались среди Океана, близ небольшего острова, где разбился корабль. Так ужасались своего приключения спасенные мореход­цы, чшо лучше захотели предать несчастных Негров на верную смерть, нежели еще раз пус­каться на отыскание острова, где покинули их! Через пятнадцать лит, неустрашимый Капитан Тромелен решился на изыскание, и — нашел этот остров. Еще живы были пять Негритя­нок — остаток от восьмидесяти несчастных, погибших ужасною смертиф ! Негритянки эти пи­тались во все время черепахами и устрицами ; питье их составляло небольшое количество со­лоноватой воды....
Спасибо опытности нашего осторожного Ка­питана, мы успешно достигли на вид островов Сейшельских, миновали острова Длинный, Сред­ний, Круглый, Олений, и остановились близ Маге, недалеко от берега. Mare, или остр. Св. Анны, кажется бесплодным в одних местах, обиль­ным и обработанным в других. В средине полукружия, образуемого гаванью, видны были домы, окруженные садами, и как будто приткну­тые к базальтовой стене утесов, сходящих в морские волны.
Прежде называемая вообще архипелагом Ами­рантским, эта купа островов, разбросанных от Л-го до 6° ю. ш. и 50—55° д. в., разделена
345
новейшими мореплавателями на две различные ча­сти; одна сохранила прежнее название; другая на­звана Сейшельскими; в первой заключается однннадцпт небольших островков, необитаемых, и посещаемых от времени до времени только для промысла черепах; в другой не менее трид­цати островков, из числа которых главные на­именовал я выше сего.
Острова Сейшельские, известные Аравитянам и мореплавателям ХѴИ-го столетия, были засе­лены только в 4 744 г. Французскими торговца­ми, давшими им название по имени тогдашнего губернатора Иль-де-Франского. Сначала ловля че­репах была единственною здешнею промышлен­ностью, но когда очистка лесов постройкою и пожарами открыла земли, способные для обработ­ки, множество Креолов с Иль-де-Франса, льстясь выгодами, поселились на островах Сейшельских. Хлопчатая бумага удалась здесь весьма хорошо, п считалась в первых сортах, по шелковитости своей и белизне. При таких удобствах, вскоре население Mare увеличилось до 500 белых и 5000 невольников. Острова Сейшельские сделались пе­репутьем между Иль-де-Франсом и Бурбоном ; с ними образовалось значительное каботажное сообщение и давало средства к хорошему сбыту произведений. Но продолжительные войны во вре­мена Революции и Наполеона остановили возрас­тавшее благоденствие островитян ; взятие Ильде-Франса Англичанами было для них последним ударом. Все обновилось миром 4 844 года,
3^6
только в пользу Англии, которая потребовала себе Сейшельских островов, как дополнения к Иль-де-Франсу. С тех пор, здесь гарнизон и губернатор Английские.
Разсматриваемое, как место остановки и от­дыха на дороге в, Индию, Mare является весьма значительным. Мелкое мореплавание здесь дея­тельно, занятое продажею мимоплывущим кора­блям птицы, баранов, черепах, скотины; суда большего размера ходят отсюда даже в Индию, с гебеновым деревом, а на Иль-де-Франс с грузами здешнего сахара. Недавно Магеские дамы открыли еще новый род товара *. плетенье из листьев замечательного дерева, которое называ­ют Сейшельским покосником, или морским ко­косом ( Lodoicea Sechellarum ). Из листьев его, широких, зубчатых, плотных и гладких, де­лают прелестные вещицы, веера, даже шляпки, не хуже Итальянских соломенных. Эшош род кокоса находился сначала только на одном острове Праслене ; Соннера перевез его в Ильде-Франс, а Англичане в Индию, но нигде он не родится так хорошо, как па первоначальной Своей родине. Еще не зная отчизны эгпого рода кокосов, и самого дерева, их приносящего, зна­ли плоды его ; отрываясь от ветвей по своей тяжести, падали они в прибрежные волны, близ коих росли; море носило их после того по вол­нам и выбрасывало на разные берега. Всего бо­лее прибивало их к островам Малдивским, и естествоиспытатели назвали сей род кокосовъ
3M7
Малдпвскнм, ne постигая, откуда являются они в тех местах. РумФИус думал даже, что это подводное произрастение. Сейшельский кокосник менее обыкновенного, однакож рост сего дере­ва, прямым цилиндром, может достигать за ДО Футов. Оно растет весьма тихо, и дает плод, как говорят, только через сто лет. Мягкое и губковатое, само дерево ни к чему не ^годится. Плод его, по странной Фигуре своей, составлял в старину предмет особенного лю­бопытства, и в каждом кабинете Естествознания найдете этот кокос, или орих Малдивский. В своей наружной оболочке, он Фигуры сферической, но снявши оболочку находите, что плод разде­ляется на две части, соединенные волокнами. В этом виде привозят его обыкновенно в Евро­пу. Разрезанный поперег, он делится на две кругловатые части, и по разрезу вдоль похо­дит на два гриба, которые срослись у кореш­ков. Вкус ореха весьма посредственный, но по­ка не узнали места его рождения, ему приписыва­ли чудесную возбуждающую силу, и говорят, что Император Рудольф готов был заплатишь четыре тысячи Флоринов за один Малдивский орех. Теперь слава их пропала, и Малдивский орех, или, лучше сказать, Сейшельский кокос, не обольщает уже прихотливого вкуса богачей, с тех пор, как сделался вещью известною. Толь­ко из скорлупы, крепкой и черноватой цветом, делают красивые чашки, и продают довольно дорого.
ЗЛ8
Жители Mare до сих пор Французы, как по происхождению, так и по характеру своему. Француза, как земляка, встречают здесь ласко­во и гостеприимно. Это испытал я на себе. Ме­ня запошчивали и вывозили по всему острову. Сна­чала осмотрел я город, или, говоря вернее, ме­стечко, состоящее из деревянных домиков, разбросанных по каменистому пространству, и из верфи, где строят много кораблей среднего груза. За тем надобно было посетить загородье, где не редко приготовляли мне сюрпризы — балы и деревенские завтраки. При одном из таких увеселений угостили меня ловлею черепах. Про­мышленники дожидаются ночи, когда черепахи вы­ползают класть яйца в песок; туш они бро­саются на них, перевертывают их на спину и оставляют до утра, перетаскивая днем в свои лодки. Иногда ловят спящих на море че­репах сетями, или бьют их острогою сквозь череп. Мясо черепах довольно питательно, хо­тя и волокнисто; вареное делается оно черного цвета. Черепашьи яйца вкусны, а теплую кровь черепах считают хорошим средством про­тив скорбута. Сейшельские черепахи особенно огромного размера; некоторые весят до 420 фунтов; череп у иных бывает до Л-х футов в длину и 3 j Футов шириною, но ни на что не годится. Только один род, называемый карет, доставляешь череп пригодный для изделий. Боль­шой вывоз Сейшельских черепах производится
349
па Идь-де-Франс и Бурбон, где съедают их ежегодно до 12,000 штук.
Во всех домах, посещенных мною, заметил я однообразную простоту жизни. Обыкновенно, дом бывает одноэтажный, воздух чист, ком­наты пространны, мебель опрятна; кругом на­ходятся жилища Негров, покрытые листьями Сейшельского кокосника; по средине двор. Та­ково устройство в жилищах почти всех здегшних колонистов. Хотя и близкий к эквато­ру, Сейшельский архипелаг наслаждается посто­янным и здоровым климатом. Нет здесь бы­стрых атмосферических изменений, от кото­рых столько терпят колонии близ тропиков; нет и опустошительных ураганов. Зимою, при ю. в. ветре, перепадают умеренные дожди.
Неделя кочевой жизни между обитателями Ma­re совершенно поправила мое здоровье, уже восстановленное поездкою по морю. Возвратясь в город, я встретился на пристани с моим поч­тенным Левисом; он шел выправить бумаги свои у губернатора Гаррисона, и располагался немедленно после сего поднять паруса. Вместе отправились мы на корабль, и вечером наша Вик­тория пустилась по морю. Мы проплыли мимо остр. Праслена, самого большего после Mare, от которого находится он на семь льё к с. в. — Остров этот возвышен, лесист, и населен колонистами, которые содержат большие стада рогатой скотины и промышляют черепах. При входе в его обширную и спокойную гавань есть
350
два маленькие островка ; один именуется Любо­пытный] Англичане завели на нем госпиталь для зараженных проказою, свирепствующею иногда на Иль-де-Франсе; больных отделяют и перевозят сюда.
Остаток архипелага, на север, состоит по­чти весь из утесов, или коралловых громад, вовсе необитаемых. Когда последняя из них осталась за нами на запад, Капитан поворо­тил прямо к Малдивскому проливу. По мере приближения к экватору, ветер, дувший, то от Ю. В. то от ИО. 3., оставил нас, и мы вступи­ли в полосу безветрия. В вшой части Индийского Океана в то время было междуветрие от одних муссонов до других. Таким образом, в 47-ть дней плавания, пока достигли мы высоты Малдивских островов, только сильные течения на В. служили нам пособием, при слабом, пере­менчивом ветре. Марта 14-го, мы достигли Ли­ду матнскаг о пролива, самого широкого и лучшего из всех Малдивских; он находится в южной части их, на 4 ~ град. сев. широты от эква­тора. В прямой линии, от 8° сев. ш. до Х-° ш, южной, лестницею лежат четырнадцать корал­ловых атолеи, или глыб, называемых Малдивскими островами (*). С пристанищами весьма не-
(*) Atiol, остров, составившийся из кораллов, про­изводимых особенного рода морскими насекомыми Прим. Пер.
354
надежными, и почвою земли бедною на произведе­ния, сии острова почтине посещаются торговы­ми кораблями, и описаниями их доныне были одолжены географы, или мореплавателям, нароч­но для сего посыланным, или бедным стран­ствователям, потерпевшим близ них корабле­крушения. Капитан корабля Любимица, посещав­ший Малдивские острова в 4 830 году, издал особенно подробное описание сего архипелага.
Он состоит из четырнадцати коралловых скал, или атолей; все они круглы, и разделяют­ся проливами, более или менее широкими, более или менее опасными, где лотом не достанете морского дна. Состоя каждый из громадного со­брания кораллов, возвышающихся со дна Океана до поверхности его, Малдивские острова — произведение-ли они бесчисленного количества мор­ских насекомых, доныне неизвестных нам, или следствие особенного морского произрастания — всячески заслуживают величайшее удивление на­блюдателя. Смотря на сии громады, то в пря­мых линиях, то искривленными утесами, возвы­сившиеся из неизмеримой глубины Океана, без всякой подпоры, и образовавшие наконец собою острова, не взирая на все усилия моря, возмуща­емого страшными бурями, не льзя не задуматься. Сколько времени потребно было, чтобы подобная работа была совершена столь малыми средствами, чтобы коралловый червяк достиг до поверх­ности моря, умер от соприкосновения с воз­духом, и, разваливаясь пылью, положил основание
352
острову, который от его погибели начал обра­зовываться в волнах ! Кдкое удивительное сце­пление обстоятельств привлекло на эту новую землю, рожденную в морских волнах, семяна кокосов, сорванные па отдаленных берегах ве­трами, и принесенные сюда течениями ! Семя обра­зовало дерево; дерево пустило корень в песок, как будто природа готовила почву для беспри­ютного странника морей; почва, удобренная его остатками, защищенная его тенью, покрылась ра­стениями, которых семяна, вероятно, были так­же принесены сюда Океаном.
Таково^ по всем вероятностям, долженство­вало быть первоначальное образование островов МалдЬвских; все они едва возвышаются над по­верхностью моря. Во внутренности заливов, об­разуемых цепями кораллов, и на некоторых островах простирающихся до восьми льё в диа­метре, находятся низкие островки, покрытые во­дою, но усеянные, как и окружность их, множе­ством кокосовых дерев. Неизвестно, в какую эпоху были заселены Малдивские острова людьми, но с отдаленнейших времен туземцы произво­дили уже торговлю с Малабарским берегом, отдаленным от них на сто льё. Первые Евро­пейцы, заброшенные сюда кораблекрушениями, на­шли здесь жителей, исповедающих Исламизм, деятельных, промышленных, упражненных мо­реплаванием от одного острова к другому, на множестве судов; пускаясь в Индию, они возвра7 щались оттуда попутным муссоном. В Индию
»53
Возили они сушеную рыбу, веревки, свитые из кокосовой коры, и масло, выжатое из плодов сего благодетельного для них дерева. Кауре, маленькия раковинки, ходящие между Индийцами вместо мелкой монеты, в изобилии находятся на здешних берегах, и составляют доныне значи­тельную ветвь торговли.
Характер Малдивцев никогда не был изобра­жен беспристрастно; каждый из претерпевших здесь кораблекрушение судил об нем по прие­му, какой встречал от жителей. Большая чаешь рассказов согласна однакож в том, что Малдивцы добры и гостеприимны, но только боятся посещения Европейцев, от которых до ныне спасали их опасные утесы и бедность островов. Между тем, и эта бедная земля, отвсюду окру­женная свирепостью Океана, страна, где жители с трудом достают пропитание от неблаго­дарной почвы, имела также свои перевороты по­литические, свои войны, своих честолюбцев. В средине Малдивского архипелага находится огром­ный ашоль, на южной оконечности коего есть маленький остров, Королевский, более других благоприяшешвуемый природою. Туш гавань, где корабли, при помощи туземных лоцманов, мо­гут безопасно останавливаться подле деревни, местопребывания Малдивского Царя; один из та­мошних старшин присвоил себе сей громкий титул, и заставил все другие островки при­знана власть его, покоряя их оружием. Но не­смотря на победы, если-бы только тем, ограни23
354
чилось честолюбие завоевателя, имя его, вероят­но, осшалос-бы неизвестно Европейцам. Завое­ватель захотел соединить выгоды морского раз­боя с выгодами торговли, сосредоточенной им на своем острове и обращенной в его пользу. Он вооружил большие шлюпки, начал хватать сначала Индийские суда, потом осмелился напа­дать на корабли Европейцев, которые при не­военном вооружении их, проходя через Мол­давский архипелаг, делались верною добычею. Мореплаватели оставались невольниками. Но вско­ре разбои Малдивцев были доведены до сведе­ния Бомбайского Губернатора, и немедленно унич­тожены казнью захваченных пиратов, и угро­зою великому властителю их, что шо-же бу­дет с ним, если он не рассудит за блого унять пылкость своего властолюбия. Завоеватель смирился, и теперь проезд мимо Малдивских островов совершенно безопасен. Царь МалдивскиЙ довольствуется торговлею, которую произ­водят каботажные Английские суда, усилив по­сещения Королевского острова, для общей вы­годы.
Хотя новейшие мореплаватели, Горсбург, Овен и другие, обозревали архипелаг Малдивский, но лучшее описание его относится к XVII веку; оно было учинено Французом Пейраром-Лавалем, претерпевшим кораблекрушение в 4602 году, и прожившим здесь пять лет, до 4607 года. Та­кова беззаботность Французская, касательно трудовѵч отечественных географов и мореплавание-
Й• 4.» &
355
лей, что все сделанное во Франции, полезное, важное и совестное по сей пасти, оценяешся толь­ко рикошетом, по слуху, который приходит в Париж из Англии! Так недавно, Лондонское Географическое Общество расхвалило сочинение Пейрара, а оно едва известно Французским чи­тателям. Пейрар может почесться авторите­том для познания Малдивских островов.
Архипелаг Малдивский получил название от Мале, или Малде, главного из его островов. Островитяне здешние кажутся смесью Индийских племен с Арабами ; они статны, желтоватого цвета; тело у них обросло волосами и бороды густые. Из женщин некоторые белы, как Евро­пейские. Язык Малдивцев отличен от других; религия их Мугаммеданская, но с примесью древ­нейших верований, носящих отпечаток идоло­поклонства. Так, на-пример, чтобы умилости­вишь бога ветров, они спускают на море лодки, наполненные амброю и пахучим деревом, зажи­гают их, и эти пловучие жертвенники носятся по волнам, разнося далеко свое ароматическое ку­рение. Ученые из Малдивцев говорят по-Арабски и изъясняют Коран. Во времена Пейрара, царь Малдивский был Араб ; но по словам Баррова, нынешний царь Индийской породы, хотя все вельможи его Аравийской. Духовенство здесь имеет великую власть, которая особенно сосре­доточена в особе начальника его, или Пандиара. Собственно городов на Малдивских островах нет; селения состоят из кучь домов, разбро23*
356
санных между кокосовыми рощами. Домы почти все деревянные ; только в дворцах царских и в домах вельмож и богатых купцов передний Фасад бывает каменный. Торговлю здешнюю главнейше составляет соленая рыба, которой боль­шое количество вывозится в Индию; жители за­нимаются кроме того добыванием кораллов, амбры, сбором каури, производством шелковых и бумажных тканей, обыкновенной их одежды. Из прозябений замечательно хандю, дерево, столь легкое, как пробка. Крысы и муравьи произво­дят здесь ужасное опустошение. Рогатой ско­тины мало, но водится множество куриц.
При выходе из Андумашиского пролива, около 73° в. д., несколько сильных порывов южного ве­тра и ужасная зыбь показали нам, что где нибудь вдалеке должна быть страшная буря. Дей­ствительно, нас захватило здесь окончание ужас­ного урагана, опустошившего Иль-де-Франс и Бур­бон, 27 Марта и 5 Апреля 1830 года. Корнетта •ИюЛлтця, находившаяся тогда в открытом мо­ре, спаслась от гибели только благоразумным управлением начальника и крепостью постройки. Большая часть купеческих кораблей в Сен-Дениской гавани были сорваны с якорей и погибли в открытом Океане; плантации были опустоше­ны; все сборки произведений уничтожены; во мно­гих местах перековеркало даже домы и строе­ния жестокостью бури. В томотдалении, в ка­ком были мы, ураган являлся нам уже умираю­щим и бессильным ; он только помогал наше-
357
му плаванию. Апреля 12-го открылись перед нами южные горы острова Цейлана, над которыми воз­вышалась ^ламова гора. Вечером обплыли мы ДонАрийский мыс, и после двух дневного лавирова­ния около западных берегов острова, откуда прибрежным ветерком навевало на нас благовон­ный запах корицы, мы стали на якорь, Апреля 1М-го, в великолепной гавани Трннкомалайской.
ГЛАША ХШ.
1 • ■ :
ОСТЫВ ЦЕЙЛАН.
Цейлон, называемый туземцами Яакка, прежде именовался Яакдива, и Сингала, от Санскритского слова Сингал (лев). Находясь в тропике Рака, он раздвигается между 6—10° с. ш. и 77— 80° долг. восточной. — К северу касается он пролива Манарского, неспособного к плаванию ко­раблей и отделяющего Цейлан от Декканского, или Индийского полуострова ; таким образом охраняет он собою одну из сторон Бенгаль­ского залива. Его периметр составляет до 300 льё, а поверхность до 700 льё квадр. — Фигура его походит на грушу, у которой острый ко­нец образует остров Яфна-Патнам. Берега, плоские, низкие, иззубренные песчаными мелями, довольно опасны для плавания ; но превосходные порты и многочисленные гавани заменяют это неудобство. Муссоны, или периодические ветры, по­стоянно дующие в известное время в одну сто­рону, около Цейлана соответствуют протяжению берегов Коромандельского и Малабарского. Извест­но, что направление муссонов бывает от Аире-
359
ла до Сентября с Ю. 3. а с Сентября до Апре­ля с С. В.—При первом муссоне Мала баре кий бе­рег приходится в лицо, и от того муссон бывает здесь не безопасен, тогда как по Ко­романдельскому берегу, защищенному массою Ин­дийского полуострова, температура делается ров­ною и плавание чрезвычайно благоприятно. В те­чение шести других месяцев бывает на обо­рот: при Коромандельском береге погода бур­ная, по Малабарскому превосходная. Поставленный в конце сих двух направлений, Цейлан, в го­раздо меньшем расстоянии времени, являет точ­но такое атмосферическое направление ветров. В Мае, Июне и Июле, когда волны свирепо бьют в западную оконечность его, и затопляют ее дождем, восточный и северный берега наслажда­ются ясным небом и тихим морем. В Октяб­ре и Ноябре, когда бури потрясают север и восток, запад и юг спокойны. Но вся эта противоположность чувствительна только по бе­регам ; горы и леса внутри острова укрощают направление бурь и уменьшают свирепость их во всякое время. Дождливая погода бывает здесь в Марше и Апреле. Приближенный более Индий­ского полуострова к экватору, Цейлан не сожигаешея подобно ему лучами солнца; волны Океана, окружающие берега его, беспрерывно освежают и переменяют в нем ошеплевшую, нагретую атмосферу; внутри Цейлана, куда не достигают муссоны, высокие леса дополняют сей недоста­ток.
360
ЦеЙлан обилуешь минералами и ископаемыми. Железо находится здесь во всех его изменениях, а также и марганец. Составленный из гранит­ных масс, почти повсюду самородных, первого образования, остров представляет также раз­ные кварцы, слюды и известковые слои, наполнен­ные окаменелыми раковинами. В утесах, в на­носных землях, в берегах рек находится множество драгоценных каменьевъ—синие и зеле­ные саФиры, аметисты, рубины, топазы, корналины и особый род опалов ; горного хрусталя изобилие : в Кандийском храме, статуя Будды сделана из одного цельного камня сего рода.
Магавплла, Калай, Калу и Валлевей сушь глав­ные реки острова; они истекают из недр Ада­мовой горы ; слишком быстрые, сии реки неспо­собны для внутреннего сообщения торговли, ко­торая страждет не менее и от неудобства су­хопутных сообщений* Со стороны Кандийских Царей, политический рассчет заключался в том, чтобы сделать недоступным их внутреннее го­сударство. Окруженные густыми лесами, где ди­кие слоны и лютые звери составляли природную стражу, Кандийские властители могли полагать, что Европейцы, владея берегами, оставят в покое их царство, последний остаток величия Цингалезского. Мнение это продолжалось до конца прошедшего столетия, когда Англичане, покори­тели владений береговых, дополнили власть свою покорением внутренних Цейланских народов.
Первобытная история Цейлана исполнена чудес-
361
пых иносказаний, составляющих сущность вся­кого предания Азийского. Летописи Цингалеэские повествуют, будто некогда обитатели Таннасерина, на берегах Ганга, увидели вышедшее из восходящего солнца существо величественного вида, повелевшее им оставить их дикия хижины, и построить себе домы. Чудный пришелец сде­лался Царем Индийцев, и потомки его владыче­ствовали под именем Суриавасов ( детей солн­ца ). Один из этих Суриев, Впджа-Раджа, был первым царем Цейланским. Он переправился на остров с семью стами человек, и покорил себе всю землю Цейланскую, обитатели которой покланялись тогда солнцу, под именем Нзуара. После него царствовали Спнгп-Багу и Впджп-Комара, женившийся на дочери царя Матураского ( Иадуреского ). Приданое за нею составляло мно­жество работников, мастеровых, каменыцмков, плотников, и проч. Многие цари следовали по­том, до 379 года по P. X., когда религия Будды введена была на оспГрове священником Мнгпдумою, нарочно для сего прибывшим из Маддадисая. « Он пролетел по воздуху, « говорит Цинп;лезское предание, » и сел на утес Анурадапураский, в то самое время, когда царь Девени-Пе^ ипнсса проезжал мимо, возвращаясь с охоты. Изумленный видом этого летуна, в его широ­ком желтом одеянии, Царь остановился, и но­вый гость, не дожидаясь вопросов Государя, на­чал сам спрашивать его. Довольный умственными понятиями Царя, святой муж проповедал ему
362
Буддизм и обратил его, и подданных его, в истинную веру.» *
С тех пор Цейланом более обладали жрецы, нежели Цари. Все бедствия, следовавшие с сей отдаленной эпохи до впадения Европейцев, про­исходили от возмездия за обиды жрецам? Туш, за смерть одного жреца, было наводнение, и четыре­ста семдесять деревень погибло,-в Царь был убит громом и провалился в ад. Там, засуха и страш­ный голод отяготели над землею за то, что ка­кому-то Царю показалось неприятно, когда святой брамин вздумал волочиться за его Царицею. Кроме всех подобных событий, тщательно записанных, Цингалезская история ограничивается происшест­виями не менее важными, как-то : построением пагода, открытием зуба Будды, самоубийством Царя, который добровольно бросился на похорон­ный костер любимого своего поэта.
Прибытие Лоренза Альмейда, около половины ХѴИ-го столетия, примешало немного Европей­ской драмы к Цингалезским летописям. В царствование Дарма-Праккарама, Адмирал Пор­тугальский искал убежища ош бури при мысе Галльском. Увидя новых пришельцев, туземцы опрометью побежали в Копиту, столицу острова, рассказать Царю, что приехали какие-то люди, белые и весьма красивые, одетые в железное платье и железные шапки; что они пьют кровь ( вино ), едят каменья ( сухари ) и обладают та­кими орудиями, которые производят молнию, и бросая железные каменья, разрушают стены.
363
Царь послал к Португальцам своего брата и сам принял их с почестью. Доброе согласие продолжалось, пока царствовал Дарма-Праккарам ; но со вступлением на трон наследника его, Буванпка, внутреннее смятение дало Порту­гальцам случай вмешаться в дела туземцев. Они явились с войском, и укрепились в гавани Коломбо.
Вскоре началась война между туземцами и Евро­пейцами, и эта война, с малыми перемежками, продолжалась более 200 лет, переходя от Пор­тугальцев к Голландцам и Англичанам. Около 4 634года, Симон Корреа, Португальский полко­водец, два раза завоевывал Канди, местопребы­вание царей Цингалезских. Царь Раджа-Синга соединился с Голландцами, и с их помощию из­гнал из Коломбо и из Цейлана войско и коло­нистов Португальских. Но Португальцев за­менили Голландцы. Французы пытались, около 4 672 г., завести на Цейлане Факторию и основать кре­пость. Делагей явился тогда в Котшиарской га­вани, с 4^-ю кораблями, и получил позволение Раджа-Синга на построение крепости, при чем ему помогали сами Цейланцы. Принужденный отлу­читься по делам, Адмирал оставил поверен­ного, Лене де-Нанклар-де-Ланнероля, обещая вско­ре подкрепить сделанное начало. Этого не испол­нили ; Ланнероль без всякого уважения оставался при дворе Кандийском, а крепостью Французскою завладели Голландцы.
36Д
Войны между ними и Цейланцами продолжались, в течение ста лет, с переменными успехами и неудачами. Следствие войн доказало одним не­возможность овладеть внутренностью острова, а другим бесполезность старания сбить Европей­цев с Цейланского прибрежья. В 4 782 году, в царствование Раджан-Раджа-Смнеа, Английская эска­дра, под начальством Сира Генриха Мунрое, явилась в заливе Тринкомалайском, без сопро­тивления завладела землею, и отважно захватила самый город. Английский Адмирал отправился для починки своего «лота в Мадрас. Француз­ский Адмирал СюФФрен пришел в Триикомалай­ский залив и сменил Английский Флаг Француз­ским. Новая высадка Английских войск произ­ведена была в 4 796 году, в Негумбо. Отсюда двинулся Генерал Сшуарт на Коломбо, главное место Европейских владений въЦейлане. Город сдался ему почти без сопротивления ; Голланд­ский гарнизон был не малочисленнее осаждавшего корпуса, но измена помогла Стуарту ; Губерна­тор Фан-Англебек своевольно подписал уни­зительную капитуляцию. Только одним ознамено­валось это завоевание : Французский Полковник Раймон, с небольшим отрядом Малайцев, бросился на неприятеля, не мог победить, но умер с честию в неравной битве.
Покорив Коломбо, Англичане подчинили себе после того все прибрежье ЦеЙланское, поочередно переходившее к Португальцам и Голландцам. С тех пор, уже около 30-ти лет прошло,
365
как ни одна из держав Европейских Не оспо­ривает у Англичан их владычества над Цей­лоном. Во все эшо время только война во вну­тренности острова, прошив царей Кандийских, занимала Англичан, и нередко была им пагубна. В 480U году, после взятия Цингалезской столицы Полковником Джонстоном, заключили перемирие; оно продолжалось до 4 81& года. Тут опят во­зобновилась война. Отряд, под начальством Маиора Гука, отправился из Коломбо на Гаугволей; многие другие отряды, в числе 3000 чело­век, долженствовали подкреплять его. С таки­ми силами, Англичане пришли на Цингалезскую столицу, взяли ее, Марша 6-го 184 5 года, и по­лонили царствовавшего тогда в Канди Викрнми.Реджа-Сннгу. Сокровища древних царей Кандий­ских достались победителям, и прокламациею Генерал-Лейтенанта Роберта Браунрейга было объявлено туземцам, что Его Величество Король Великобританский навсегда принимает ЦеЙлан в свое обладание. Несколько возмущений восста­вало в последствии между туземцами, но Англи­чане умели укротить их.
Такова История Цейлона. Хотя ныне остров весь принадлежит Англичанам, но все еще мож­но делить его на две части : царство Кандийское и Европейские колонии. Сии последние занимают прибрежья, и окружают внутренния области, как будто овальным кольцом.
Царство Кандийское разделяется на области, подразделенные на уезды. Области суть : на С.
366
Нуръ~Калава и Гот-Корла ; на В. Мату ли ; на Ю. В. Ува ; на 3. Кетмал и Гутера-Корла; в сре­дине находятся уезды Уданурсхий и Татанурскин, главные города которых сушь значительнейшие места всего'царства. Вся эта внутренняя часть острова, запертая Европейскому любознанию до последнего её покорения Англичанами, только в недавнем времени была обозрена с достаточ­ною подробностью. Деви, Английский врач, до сих пор есть единственный путешественник, от которого можно заимствовать достоверные сведения о Кандийском царстве. Он отправился в Канди из Коломбо в 1847 году, и прожил там очень долго. Даже между колонистами Тринкомалайскими книга Деви есть единствен­ный руководитель в сих, столь недавно поко­ренных Европейцами землях.
По дороге из Коломбо в Канди находятся го­рода Снттавака, Рувенвмллет, Кинг и АнураПура ; путь проложен здесь через горы и до­лины, среди лесов, составляющих для стран­ника зрелище дикой и величественной природы.
Канди, столичный город Цейлана у находится на берегу искуственного озера, среди обширной долины. Домы здесь построены земляные и покры­ты соломою, исключая домов знатных людей, крытых черепицею. Два главные здания сушь : дворец Царя и храм Будды, Фасад дворца на 600 Футов длины; двумя шестиугольными павиль­онами довершается это обширное строение: один из них служил в прежнее время Царю для воз-
367
зрения на подданных в праздничные дни; другой был обиталищем Царских жен. Крыльцо об нескольких ступенях, между двумя огромными пьедесталами, на которых изваяны слоны, слу­жит входом в чертоги ; оно оканчивается ро­дом перистиля, строением с треугольным Фронтоном, ведущим к огромным боковым галлереям. Тут разные отделения, из коих одно, зала приема, украшено деревянными столба­ми. — Канди наполнен множеством храмов ; при всяком дворце Царском есть особый храм, ибо политическое устройство Цингалезского го­сударства издревле подвергало его деспотической духовной власти. Из всех храмов один стоит быт особенно упомянутым: Далада-Малегава, особенная часовня Царская ; она считается вели­ким и святым местом, собором Цейланским, потому, что здесь хранится зуб Будды, святыня, по мнению Цейланцев, выше всякой цены. Храм эилош не велик, мрачен, таинствен, но блестит золотом, драгоценными каменьями и богатым шитьем ; благовоние цветов напол­няет в нем атмосферу; со всех сторон про­хлаждают его Фонтаны чистой воды. Во глубине, на жертвеннике, видны два истукана Будды, один из куска горного хрусталя, другой золо­той, и подле них два карандуа, или ковчежца с святынями. Большой из сих карандуа, около 10-ти Футов в окружности, из цельного сереб­ра, позолоченный, и испещрен драгоценными ка­меньями. Вокруг него обведена золотая цепочка,
368
украшенная также каменьями. В эшом-то, осле­пляющем своим блеском футляре, сохранялся зуб Будды, желтоватый и засаленный, обвер­нутый в листочек чистого золота и заключен­ный в золотую коробочку, которая опять по­ставлена была в три или четыре Футляра, по­степенно больше один другого, кроме главного Футляра, или карандуа. Овладев Канди, Англи­чане не оставили в покое зуба, столь богато уложенного; они взяли все, зуб и Футляры. «Англичане бесспорно повелители наши — гово­рят теперь ЦиНгалеЗы-—потому, что тот, кто владеет зубом Будды, неоспоримый владыка на четыре царства.»
Цейлан совершенно покрыт памятниками Буд­дизма. Погребалища Дамбулуские и виаарен Малвanime и Асгири суть главные из них. Малват­те небольшой монастырь, где живут сорок жре­цов, подчиненных строгим правилам, и зани­мающихся молитвою и преподаванием учения. Два небольшие хр ама зависят от Малватте, и под­ле них находится поега, или зала собрания, с колоннадою из шестнадцати столбов, каждый из цельного камня, в 25 Футов вышиною. Ле­гара гораздо менее ; это собственно повторение Малватте. Туш хранится статуя Будды в 30-шь Футов вышиною. В окрестностях Канди, и вообще на острове, должно еще заметишь: Дагоба, или часовню для хранения разных святынь Буддиз­ма ; другую часовню близ Тринкомалая, и разва­лины пагода подле Рувенвиллеша, принадлежащия
3G9
к отдаленнейшей древности. Наконец Девале, или храмы браминов в Наша и Пагпине, куда запрещен вход, и только жрецы имеют право входить. Все эти священные здания окружены ку­нами кокосовых и фиговых деревьев огромной величины, особенно обожаемых благочестивыми Дингалезами.
Служители Буддийских храмов берутся из двух училищ, учрежденных в Канди. Из этих семинарий выходят два рода жрецов : в нервом заключаются те, которые, выдерживая еще искус, имеют только степень Самереро ( дети жреца ). Сии духовные особы одеваются в желтое платье, Преют голову и брови, и мо­гут быть употребляемы только в некоторых обрядах. Достигнув двадцати лет, Самереро оставляет свою одежду, надевает белое платье, и является пред собрание двадцати ученых жре­цов, делающих ему испытание. Если он не вы­держит. испытания, то остается в высшей сте­пени, но если выйдет с торжеством, то об­лекается публично в достоинство высшее : тор­жественно надевают на него ризу упаданкада (одежду веры) и дают ему знаки нового достоин­ства, водя после того по всем городским ули­цам. Достоинство жреца весьма важно в гла­зах Цингалезов. С ним соединены большое влияние на народ и немалые доходы. В бедных деревнях, жрецам платят иногда десятину ве­щами, и случается от того, что жрец вхо2Л-
370
Дит в свое внгаре, или храм Будды, с дю­жиною петухов, привешенных на его поясе.
Довольно строгими правилами установлены обя­занности жрецов и обряды духовные. Правила тщательно наблюдаются, и нарушители их беспощадно наказываются. Поведение священников Буддийских, вообще нравственное и кроткое, усугубляет великость почтения, которое оказы­вают их особе и званию. Сам Царь не смеет сесть в присутствии жреца Буддийского.
Исповедание Буддийское состоит вообще в без­образном смешении преданий и странных мнений, которые, кажется, ведут к материализму. Буд­дисты думают, что все существующее, боги демоны, люди, животные, происходят от воз­духа, огня, воды и земли, соединенных с Пране и Гптта (жизнию и разумением). Человек может сделаться богом, бог демоном, человеком и жи­вотным, смотря потому, какое вещество пре­имуществует в его составе. Смерть есть толь­ко изменение Формы ; уничтожение мысли есть со­вершеннейшее состояние. Все это походит на Пифагоризм, с некоторыми частными оттенка­ми. После вечности вещественной следует еще множество миров. Вселенная безначальна, гово­рят Буддисты, следственно и белконеина. Небес считается двадцать шесть, из коих двадцать служат обителью Брахмн-Яохеу существам выше нас, красоты неописанной, и тем большей, чем далее живут они от нашей земли ; все они женского рода и чужды телесных страстей.
371
Шесть низших небес населены существами нам подобными, с постепенным совершенством. Явно, что верование Буддистов есть одна из ветвей древней Браминской веры.
Четыре Будды являлись уже в мире — говорят Буддисты Цингалеэские — пятый придет в от­даленнейшее после нашего время. Нынешний бог есть четвертый Будда, именуемый Гутама. Его история довольно любопытна. Гутама приходил в свет столько раз, и под такими различ­ными Формами, что соединив их все, он могъбы занять ими пространство величиною с нашу землю. Он согласился быть Буддою, и царица Садоден родила его. При самом рождении царь Каладивелла, обитавший в Гиэмапе, пришел посе­тить Царицу; он увидел ребенка ходящего, и столь дерзкого, что он прямо вспрыгнул на голову изумленного Царя. Тогда Царь подробно осмотрел его, узнал на подошвах его 24 6 же­ланных знаков, на теле 32 знамения красоты, и кроме того еще 80 примет. Он торжественно объявил, что новорожденный младенец будет Будда.
Гутама женился ; одним прыжком на лошади перескочил он через реку Ганг ; потом, оставив царские одежды, сделался он жрецом, прошел великия испытания, и кончил их тем, что сидя на алмазном троне, в 44-ть локтей вышиною, победил все искушения демонов. Тог­да познал Гупиама настоящее, прошедшее и бу­дущее, проповедывал людям, и даже богам.
2Ѵ
372
Он обитал в храме Оджета-Варанамском, в городе Сра-Васши-Ниура, и взошел на гору Ада­мову, где и оставил на веки след ноги своей. Способный размножаться до бесконечности, при? нимаипь все образы, пролетать все стихии, Будда находился везде, являлся неожиданно во всех местах, где присутствие его было полезно, и обращал один народ за другим. Когда умер он, 86-ти лет от роду, уже большая часть света следовала его учению. Ныне Будда, при­бавляют жрецы, находится в Ниване, и они не дают никакого изъяснения о сущности этого таинственного слова, кошорое, по верному нереводу означает, ничтожество.
Впрочем, нравственное практическое учение Буддистов чисто и не запутано. Они поучают народ, что должно творишь милостыню, помы-, шляшь о непрочности счастия человеческого, жить так, чтоб быть полезным другим и себе, лю­бить ближнего своего, как самого себя. Все поуче­ния Буддистов сушь только распространения сих основных правил. В храмах народ прино­сит жертву и обожание богу. Он повергает пе­ред божеством цветы, и потом произносит молитвы, пока прислужник алтаря устроивает из цветов букеты перед истуканом Будды. Женщины Цейланские суиць самые усердные посе­тительницы внгареев. Кроме Будды, признают и других богов. Эшо суш хранители острова, имеющие особенных жрецов своих между Буд­дистами, и именуемые Кануралы. Бог Калтраганъ
373
самый грозный из них; в Цейланский храм его совершают отдаленные путешествия, почти из всех стран Индийского полуострова. Кроме ча­совен и вигареев, коими усеяна Цингалезская зем­ля, есть еще подземные храмы. Деви осматривал и описал их. Храм Дамбу луский иссечен в уте­се ; святилище это чрезвычайно древне и удиви­тельно сохранилось. Храм Ллут-впгаре напол­нен истуканами Будды всех размеров и всех Форм. Храм Мага-Раджа, самый огромный и пре­краснейший из всех подземных Буддийских храмов, длиною в 4 90 футов и шириною в 90 Футов. В нем находятся пятдесят три идо­ла и красивый дагоба, вышиною в 4 8 Футов, украшенный на подножии четырьмя обронными изо­бражениями Будды, сидящего на шее змеи. Кроме сорока шести идолов Будды, тут находится идол таинственного Мнтре-Део-Раджуруво—того, кто придет после Будды преобразит свет. Три истукана Впишу, Самена и Дата изваяны из кам­ней синего, желтого и белого цвета.
Первобытные народы Цейлапские суть : Беда и Цапгале. Первые составляют полудикое народо­население, скрывающееся в лесах, и особенно в области Бантамской. Стройнее и белее телом Цингале, они независимы, живут в грубом со­стоянии, не признают власти царей, питаются звериною ловлею. У них нет ни городов, ни селений, даже нет хижин. Вечером Беда ложит­ся под деревом, окружив ночлег свой ветвя­ми колючих деревии ; тут спит он до утра ;
374
в случае опасности спасается на дерево. Пола­гают, что это были первобытные обитатели, или автохтомы острова ; но сходство языка по­казывает, что Беда есть уже часть тех наро­дов, которые не хотели подчиниться преобразо­ваниям и игу позднейших победителей. Имея надобность в каких нибудь обработанных пред­метах, как-то : железных изделиях, или тка* нях, они приближаются к селениям, кладут в условленном месте мед, воск, слоновую кость, и пишут на древесном листе, чего желают за то в обмен. Такой образ торговли почитается неприкосновенным, и дикари свято соблюдают правила его.
Цингале вообще велики, стройны и сильны. Ли­цевой угол у них, как у поколений Монголь­ских и Малайских, не стол открыт, как у лица Европейцев. Женщины почти все красивы, есть даже красавицы. В Цейлане, как и во всей Индии, считают множество каст, которые де­лятся бесконечно. В высших кастах полагают царей, военных начальников и жрецов ; касты средние занимаются торговыми делами; низшие сушь рабочий народ и слуги. Люди сих последних каст ходят почти нагие, обвязывая только ку­сок ткани по поясу, более широкий у женщин, более узкий у мужчин. Женщины сих каст не смеют закрывать себе груди, носить зонтик и быть провожаемы служителем ; все сии отличия принадлежат Цингалезам высших каст.
Одежда мужчин почетных званий предсшав-
I
375
. г
ляет странное смешение старинных нарядов Цингалезских и Европейского одеяния. На широ­кое белое платье, вышитое по краям, падающее на-крест до половины икр, как Римская тога, надевают жилет, Фрак, на манер Французского, из дорогой ткани, с пуговицами серебряными, золотыми, или из драгоценных камней. Присово­купите к этому саблю, которую -держат в правой руке, красные остроносые паншуФли, во­лосы заплетенные и взбитые хохлом, с широ­ким золотым гребнем, и — вы будете иметь верное понятие о наряде знатного Цейланца. За каждым всегда идет служитель, держа в ру­ках калпак своего господина, и зонтик, со­стоящий из шалипошового листа (дерево из ро­да пальмы). У людей высших степеней бывает по пяти и по шести слуг, несущих Шакие зон­тики. Одеяние военных начальников походит несколько на нынешний наряд Турецких чинов­ников Султана Махмута, названный Европейским. Впрочем, ткани так дороги на Цейлане, что иногда на торжества, в праздничные дни, многие чиновники беруш одежду у других на прокат.
Жилища Цингалезские строятся легко и весьма просты. Стены деревянные, или бамбуковые, свя- ,‘и
зываются веревками из кокосовых нишей. Домы всегда в один этаж, иногда даже и комната бывает в доме одна, с одною, или двумя кро­ватями, -ѵь рогожками, ступкой для толчения са­рачинского пшена, глиняными сосудами, и теркою из кокосовой скорлупы — вот вся мебель и уш-
376
варь Цингалезского хозяйства. Спят кто где по­пало ; из этого происходят иногда преждевре­менные шалости, но старшие мало об этом за­ботятся. Супружества заключаются непременно в своей касте. Когда сын достиг 18-ши летнего возраста, отец ищет ему невесту, торгуется о приданом, и если дело сладится, астролог, назначает счастливый день для свадьбы. Весь об­ряд состоит в двух общих обедах, на ко­торых, против условий Цингалезской вежливости, все родственники берут пшено руками из кучи, наложенной на пальмовый лист. После таких доказательств дружества, невеста подходит к жениху, меняется шариками, скатанными из сарачинского пшена и кокосового ореха. Подарок белой ткани довершает обряд. У богатых обряды несколько различны. Новобрачные могут расстаться через пятнадцать дней житья вместе. Кажется, но новейшим исследованиям, чшо многомужство ино­гда допускается у Цингалезов. Еспиь женщины, у которых до семи мужей, так-же как мужчины, у которых до семи жен. Детей, происходящих от таких союзов, мать кормит сама, потом отдает очередному отцу, который воспитывает его. Каждому Цингалезу дают по два имени ; одно назначают родители ; другое двадцатилешний мужчина избирает себе сам.
Будда пришел с Востока, говорят Цингалезы, и потому всегда ложатся они головою к сей стороне света. Только после смерти, Цингалеза кладут головою на Запад ; потом обмываютъ
377
тело его, одевают в лучшую одежду, и отно­сят на костер, составленный из кокосовых скорлуп. Почётного покойника несут в палан­кине, при звуках тамтама, и в сопровождении множества жрецов.
Цингалезский язык есть особенный, собственно принадлежащий народам Цингале. В нем нахо­дят множество переиначенных слов, корпи ко­торых относятся к Арабскому, Санскритскому и Палийскому. Цингалезы пишут железным сти­летом на шалипошовых листьях, и покрывают потом написанное чернилами, составленными из сажи и масла. Книги Цингалезские состоят из собрания таких листов, связанного снурком. Есть Цингалезские сочинения об Истории, Феоло­гии, Медицине и Астрологии. Европейцы открыли несколько Цивгалезских поэм. Но вообще науки и знания грубы и нелепы у Цингалезов. Самым почетным ведением полагают Астрологию; по её указаниям совершаются все действия в жи­зни ; планеты и созвездия наблюдают для соста­вления гороскопа новорожденному, назначения дня свадьбы, совещания о болезни. Замечательно одна­кож, что среди детских суеверий науки, в вы­четах Цингалезских находят число .432, как выражение различных сложных движений небесных тел — это число сообразно с вычетом Брами­нов, и ( что еще замечательнее ) с числом, ко­торое вывел Ньютон. Медицина, Химия, Зодче­ство, Живопись здесь в младенчестве; употреб­ление некоторых кореньев, выделка арака, гру-
378
бая постройка в Индо-Китайском вкусе ^ кар­тинки, без соблюдения тени и перспективы — вот все, что упомянутые знания производят в Цейлане.
Столица острова., Канди, находящаяся недалеко от Адамовой горы, представляет в окрестно­стях своих местоположения живописные и раз­нообразные. По ручьям, или потокам, ожив­ляющим их, наброшены легкие мостики из бамч буковых тростин, опирающихся на четыре об, рубка ; переходя по такому мостику, чувствуете, как гнется он, будто веревка. Поля на всем этом пространстве покрыты насаждениями сара­чинского пшена, даже по скатам холмов, ибо Цингалезская промышленность нашла средства оро­шать и сии неудобные места. Сарачинское пшено есть главнейшее земледельческое произведение Цейлана ; жатва его всегда производится с цекоторыми религиозными обрядами. Покрывают особое место пеплом > рисуют на нем цветы и ара' бески, раскладывают ракоцины и кусочки железа, и каждый из присутствующих бросает свой сноп пшена на освященное пространство. Кроме пшена, Цейланцы разводят тамяу, монннгь ( коего зерна похожи на чечевицу ), оле5», имеющий свой­ство опьянять, минер, бумаг и толлу.
Одно из богатейших и самых знаменитых произведений Цейлана, без сомнения, корица, столь известная, благоухающая пряность ; её употребле­ние ныне уменьшилось, но прежде составляла она важную ветвь здешней торговли. Коричного де-
379 •
■i-
рева есть десять сортов, и лучшим почитается Laurus cinnamomum, называемый туземцами журунду. Это дерево средней величины, с листьями, похожими на померанцовые, с пахучими, белыми цветами, желтоватым плодом, величиною с ма­слину, из которого извлекают масло, пригодное для различных употреблений. Внутренняя кора этого дерева есть корица. Высушенная на солнце, она свертывается дудочкою, и в таком виде отправляется в Европу. Ее укладывают в тю­ки, по 25-ти «унтов, обвертывая их в ткань из кокосовых волокон. Между другими произведе­ниями Цейлана должно упомянуть о хлебном дере­в, важном пособии для пропитания жителей ; вуpentt Или вонючем дереве: годаганду, или змеином дереве, и наконец, о талипот, одном из вы­сочайших, какие только известны, дерев.
Царство животных на Цейлане представляет прежде всего породы слонов, дорого ценимые во всей Индии за их силу и понятливость. Слонов употребляют здесь для домашних работ, при чем оказывают они удивительную послушливость и неустрашимость* В военных действиях поят их опиумом, и они, как бешеные и лютые чудо­вища, бегут на полки неприятелей. Безопасных от стрел, копий и пуль, их ничто остановить не может. Некоторые из сих пахидермов при- ।
учаюшея исправлять должность палача, и исправ­ляют ее столь искусно, что никогда не ошибут­ся в мере наказания, определенного преступнику ; если прежде смерти положена пышка, слон рветъ
380
у несчастного руки и ноги, потом давит его. Если объявлена просто смерть, слон схватывает преступника хоботом, бросает на воздух, под­хватывает клыками и умерщвляет; наконец, если участь казнимого неопределена (aléatoire), слон бросает его на воздух и оставляет па­дению решить жизнь и смерть. Иногда преступи ник отделывается в таком случае только стра­хом смерти, но всего чаще остается на век калекою.
Кроме слонов укрощенных и обученных че­ловеком, на Цейлане водится бесчисленное мно­жество диких слонов, бродящих по лесам, не слуг, но ужасных врагов людям. Впрочем, нет никакой опасности встретить слонов, идущих стадом, и путешественники встречают их без всякого вреда, не только во внутрен­ности острова, во даже по местам прибреж­ным. Беда встретишься с слоном, если он идет один ; говорят, что такой бродяга бы­вает обыкновенно изгнанник из общества сло­нов за злой нрав свой; негодяя насильно гонят от себя другие слоны, в известное время года, потому, что ему не бывает пары. В величай­шем озлоблении, изгнанник бросается на все, даже на жилища людей, увечиш кого попало, ло-г мает хижины, вырывает деревья. Однажды, ма­иор Английской службы, с своим семейством, путешествовавший в палаякине из Тринкомалая в Баштиколу, встретился с бродящим слоном; едва завидя разъяренное чудовище, носильщики
384
разбежались; слон кинулся на паланкин, шопшал, бил несчастных путешественников, и как буд­то сомневаясь, не остался-ли кто нибудь из них жив, поднимал их одного за другим своим хоботом, и разбивал головы их о ближния де­ревья.
Обученные слоны не только не дружатся с дикими, но охотно пускаются прошив них на охоту, помогая человеку. Вот описание поездки на слоновую ловлю ; его передал нам Англича­нин Персиваль :
« За месяц, или за два до выезда на слоновую охоту, туземцы загораживают засеку около об­ширного пространства земли, выбирая его всегда среди кокосового леса, окруженного болотом. За­сека усшроиваешся из толстых бревен, свя­занных крепкими веревками, и ее закрывают ветвями дерев, так, чтобы не льзя было заме­тишь.
« Когда засека кончена, знатные Ципгалезы со­бирают отвсюду простолюдинов, с их семей­ствами, женами и детьми. Толпа эта идет с барабанами и другими звучными орудиями. Она на­правляется через лес, и ночью зажигает Факе­лы. У всякого охотника есть огнестрельное оруг жие, для защиты от диких зверей, которыми наполнены здесь все леса. Еще за несколько дней окружают народом все озера и воды, куда сло­ны приходят пить, беспрерывно пугают, шре-. вожат их, и не дают им утолять жажды. Томимые зноем, и убегая от шума и стука,
382
которые слышат во всех сторонах, там, где прежде жили так спокойно, стада слонов бе­гут прочь, и их направляют к тем дорож­кам, на которых устроены засеки. Тут вро­жденная понятливость слонов еще удерживает их, при виде перемен в лесу; все заставляет их опасаться погибели ; они приходят в ро­бость, в недоумение ; но шум преследователей не позволяет им обратиться назад, или в стороны. Гонимые таким образом, слоны идут прямо и вязнут в загородках. Видя их тут запутанными, так, что они уже с трудом могут двигаться, посылают приученных сло­нов, и загораживают все выходы. Охотники ближаются на слонах со всех сторон, разделя­ют пойманное стадо разными средствами, и за­гоняют каждого слона в особенное отделение засады. Успевши в этом, остается накинуть петлю на шею слона, и приученные слоны удиви­тельно помогают в сем случае человеку.
« Случается иногда, что бешенство овладевает диким слоном, едва почувствует он себя пой­манным. Тогда все заключено в помощи слонов обученных ; едва заметят они, чшо кто нибудь из пленников начинает свирепеть, то броса­ются к нему, окружают, стесняют его, бьют его своими хоботами, и так жестоко, что бед­няк жалостно ревет, дуреет, становится сми­рен и поддается. И после того, как будто опа­саясь нового покушения, слоны стерегут буйнаго
►
383
пленника, ис допуская его напасть на охотни­ков. »
Можно-ли” поверить, что такому сильному и громадному животному, каков слон, самый опа­сный неприятель .не человек, а маленькая змея ! Она вползает в его хобот, прогрызает его до головы, и убивает исполина зверей в ужас­ных мучениях.
Многие из животных, водящихся на Цейлане, равно принадлежат ему и Индии. Таковы : лев, тигр, гиэнна, медведь, дикобраз, чакал, ле­тучая лисица ( огромный нетопырь ), бодлкут, крокодил, множество родов змей, которых описал Деви с особенным тщанием. Как ме­дик, он производил любопытные опыты над змеиным ядом, с благодетельным намерением: доказать нелепость поверьев об ядовитости Цейланских пресмыкающихся. Из двадцати, или бо­лее родов змей, оказалось по исследованиям его только гетыре ядовитых. Он видел громадную пнмберу, или змею утесов, принадлежащую к ' роду пифонов (по Кювье ), и простирающуюся в длину на 25 Футов, при двух Футах толщины в окружности ; она может проглотить целиком человека. Замечательны еще : Cobra di Capello, столь важная в Феологии Браминской ; каравплла, тиа полонга, и еще род змей, кажется, тот са­мый, что был означен Русселем под именем бодрупамы. — В Цейлане, как в других зем­лях Азии и Африки, находятся пснллы, или за­клинатели змей. Они берут самых ядовитыхъ
384
змей так смело, что невольно заставляют зри­теля трепетать. Заклинатели уверяют, будто у них есть заговоры против укушений змеи. Но, едва-ли не заключается все в привычке играть змеями, и хватать их всегда так ловко, что змея не успевает уязвишь; для этого надобно чрезвычайное проворство, особенную смешку, и привычку подстерегать самое малейшее движение змей.
Не только естесшвоиспытательным описанием Цейлана одолжены мы неутомимому Доктору Деви : он первый, как ученый наблюдатель, был на вершине Адамовой горы, столь священного ме­ста для обожателей Брамы и Будды. Вот сокра­щенный рассказ его :
Деви отправился из Коломбо, и через Панлиура и Рашнапура, достиг СаФФрагана. Эшо ме­сто составляет военное укрепление, находящееся на холме, окруженном величественными горами. Здесь надобно было оставит паланкины, и пере­сесть в носилки, привязанные к двум бамбу­ковинам, которые Цингалезы несли на плечах. Дорога представляла последовательно горы и до­лины, с дорожками, пробитыми сквозь угловатые утёсы, или проложенными через густые джонгли. Первое значительное селение здесь Гпллемалле, среди веселой долины, окруженной поясом пальм и плодовитых дерев. Вся эта область наполнена пиявками, которых вообще множество на Цейлане ; они прилипают к босым ногам туземцев, и даже пробираются под Европейскую одежду-
385
Случалось, что Английские солдаты умирали от изнеможения, после беспрерывных укушений пия­вок.
Последнее обитаемое место, по дороге к Ада­мовой горе, Палабатула, где находится вигареии, служащий гостинницею пилигримам. За этим се­лением надобно взбираться пешком на гору, по узкой тропинке, проложенной среди дремучего, непроницаемого солнцем леса. Дорога бывает здесь наполнена богомольцами, идущими воздашь поклонение слЪду Будды ; уставая, они отдыхают подле многочисленных потоков, бегущих с го­ры, и едят свой запас, запивая водою. За од­ним из горных потоков, Сатагонголою, начи­нается крутой подъем по цельному, скользскому утесу. Путь здесь был-бы вовсе недоступен, если-бы, иио повелению Царей Цингалсзских, не бы­ли вырублены в утесах ступени. Иа трех пер­вых лестницах всего 36-шь ступеней, по на по­следней, четвертой, около девяноста. После то­го следует самая вершина пика, и самое опасное место странствования : не проходит года, что­бы от кружения головы, или неосторожности^ несколько пилигримов не свалились отсюда в бездны. Спасают еще железные цепи, вбитые в утес, и служащие лестницею к вершине; без того, странствование на поклонение знаменитому следу Будды было-бы одним из самых гибельных пу­тешествий.
С высоты пика, взор объемлеш почти весь Цейлан, цепи гор его, вьющиеся от севера на 25
886
восток, и ближайшие возвышенные равнины, как будто ковер, сплетенные из зеленых, тем­ных и красных полос. Странно, когда от этой обширной картины надобно обратиться на то, что бывает целью столь тяжких и беспрерыв­ных путешествий : в небольшой каменной ограде видите вы святую сри-пада, или слид Будды. Это ничипо иное, как углубление в камне, в 5 фуги. 3 дюйм. длиною, 2 Фута 7 дюйм. шириною. Мед­ная оправа, с драгоценными каменьями, крышка, укрепленная в утесы четырьмя железными цепями, на четырех столбах, дополняют сей памятник. Крышка подбита пестрыми тканями, и края у неё убраны цветами и гирляндами. По всему видно, что мнимый след, действительно похожий на след человека, иссечен руками человеческими. Единственное убежище на вершине пика состав­ляет небольшая рододендровая рощица, почи­таемая за священную туземцами, и небольшая ке­лья подле неё, жилище находящагося здесь жреца. Едва явится отделение пилигримов на вершине пика, немедленно начинают религиозный обряд : жрец, одетый в желтое платье, становится по­дле следа Будды, обращаясь к поклонникам, стоящим в ряд, одни на коленях, с подня­тыми к небу руками, другие наклонясь вперед и сложа руки. Жрец, слово за словом, читает символ Буддийского исповедания ; поклонники по­вторяют его. По окончании молитвы, жрец уда­ляется. Тогда поклонники восклицают от радо­сти, совершив подвиг свой. Все кланяются по-
387 чтишельно друг другу, начиная с стариков, и старший снова начинает чтение символа, с об­щим повторением. Поклонники обнимаются; ме­няют друг другу листы бетеля; обряд кон­чится приношением следу Будды и благослове­нием жреца, которому всякий дает, что мо­жет.
Адамова гора, прежде почитавшаяся чрезвычай­но высокою, неболее 1000 пиуазов высоты от поверхности моря. Непостижимо, от чего про­изошло её название; одни приписывают его Хал­дейскому, другие Индийскому преданию. Цейланские Музульманы называют гору Адамову Малаии Адам, говоря, что когда Адам был изгнан из рая, первое пребывание его было на этой горе; что он стоял здесь на одной ноге, пока Бог согласился простит его. С тех пор на веки остался след ноги Адамовой, как знамение спа­сения человеческого.
Одною из почетных достопамятностей Цейлана почитают ловлю жемчужных раковин, про­изводящуюся на западном берегу, неподалеку от острова Манара. Ловля эта происходит около Февраля месяца. Когда Английские коммисары опре­делят день для начала, и место, где произво­дить ловлю, со всех сторон является множество народа, различных племен, верований, наречий ; обширный базар составляется тогда около зали­ва Кондагп. Для ловли употребляются длинные и широкия лодки, с одною мачтою и парусом, за25*
388
хватывающие не более 4 8-пии дюймов воды. Ловля учреждается товариществом, и редко пускаются па нее сами Цингалезы ; врожденная трусость за­ставляет их робеть неудачи, и равнодушно смо­треть на прибытки, получаемые с их земли. Товарищества составляются наиболее Неграми, которые употребляют для промысла своих ра­ботников, почти всегда привозя их с Декканского полуострова. Лов производится в течение почти двух месяцев. Для возбуждения ревности ловцов к сборке поспешной и обильной, им платят жемчугом, в определенной мере по до­говору, с числа добычи. На каждой лодке нахо­дится до двадцати человек, из коих половина ловцы. Они бросаются в море, держа между но­гами, или привязывая около пояса, тяжелый камень, погружающий их в глубину, иногда на десять брассов (*). Веревками держат их с лодки, и по известному знаку вытаскивают из глубины. Имея в одной руке сеточный мешок, другою за­хватывая, ноздри, ловец хватает раковины, по­ка может пробыть под водою ; вытащив его, тащат грузильный камень, оставленный им на дне моря. Нередко при сей опасной работе кровь брыжжет у ловца ушами и носом. Но опасение задохнуться под водою еще не главная опасность для несчастных промышленников. Рекипы, или
Brasse, шесипифутовая сажень французская. Прим. Пер.
389
аккулы, стадами плавают в морях под эква­тором, и, как нарочно, множество их соби­рается к месту жемчужной ловли, будто на пир роскошный. Против этих страшных не­приятелей, промышленники не находят никакого средства, кроме заклинаний. На каждой лодке на­ходится колдун, заговаривающий прожорливых обитателей Океана ; он дает ловцам амулеты и талисманы. Но не всегда ловцы являются столь беззащитны; иногда они вступают даже в от­крытую битву, сражаются с рекипами и побеж­дают их. Вот замечательное происшествие, случившееся в 4 823 году: ловец жемчужных ра­ковин, сильный Малаец, лет сорока пяти, явил­ся на ловлю с сыном своим, молодым челове­ком, также искусным ловцом, Когда сын бро­сился в море, ужасный рекип откусил у него ногу. При виде крови, текшей ручьями, при виде мучений сына, отец не сказал ни слова, не пла­кал — только пристальноглядел на поверхность едва прожорливое животное, гонясь за коснулось поверхности вод Малаец длинный кинжал и бросился в воду, минут не было его видно ; но жесто­
моря, H жертвою, схватил Несколько
кое волнение под водою и поток крови, окра­сивший воду, вскоре показали, что удалец всту­пил в битву с чудовищем Океана. Битва эта продолжалась более четверти часа. Несколько раз Малаец возвращался на поверхность, дохнуть воз­духом, опять погружался в воду, находил сво­его страшного врага, бил, резал его кинжалом,
390
и кончил победою : море покраснело ош крови, волнение прекратилось, и труп рекина всплыл на поверхность воды. Победитель потащил убитого неприятеля к лодке, где встретили его криком изумления. Отец гордо смотрел на изувеченного сына г— он отмстил за него!
Количество жемчужных раковин, сбираемых ловцами в глубине Океана, на ошмеллх, изме­няется, смотря по временам и движению подвод, пых песков. Иногда несколько лет ловля бы­вает обильнее, или недостаточнее. Устрицы жем­чужных раковин так нежны, что умирают тотчас по вынятии из воды. Жемчуг находится в самой средине их. Цейланский жемчуг при­знается лучшим из всех других. Когда ловля кончится, раковины гноят в ямах, чтобы осво­бодишь из них жемчужины; раскрывать их опа­саются, боясь испортить жемчуг. Ничто не мо­жет быть так изменчиво и неверно, как добы­ча ловли жемчужной ; иная лодка соберет в це­лый день не более 300 раковин, когда другая на­бирает их более 30,000. Отмели, подобно при­искам металлов, бывают более или менее бо­гаты, более или менее награждают за труд.
Говоря о произведениях Цейланского прибрежья, надобно упомянуть о заведениях Европейцев по берегам Цейланским. На северной оконечности острова находится остров Яфна-патнам, отде­ляемый небольшим проливом. Между сим остро­вом и полуостровом Индийским, в проливе, шириною около 20-ши льё, находится подводный
394
перешеек, называемый Европейцами .Адамовым мостом, странная отмель, которою, кажется, со­единялся некогда Цейлан с Азиятским матери­ком. Этот перешеек мешает плаванию по про­ливу даже самых мелких судов прибрежных. Еще недавно инженеры и гидрограФы Английские, посланные для местного обозрения от Английской Компании, рассматривали подробно : не льзя-ли усилиями искусства победить это природное за­труднение? Отчет их -благоприятствовал ре­шению; огромные труды будут предприняты, как говорят, для учинения пролива судоходным.
Остров ЯФна-пашнам богат пажитями и ско­тиною. Яфна, главный город этого места, нахо­дится недалеко от берега. Тут есть и кре­пость. Населенный Голландцами, Маврами и Малабарцами, город производит довольно значитель­ную торговлю шалями и тканями. Далее по запад­ному берегу Цейлана нет ничего до Манарского залива, где находится укрепление. Потом сле­дует Арппло; батальон Английских солдат оберегает здесь жемчужные промыслы. За ним лежит Негумбо, прелестная деревня, окруженная лугами и коричными рощами.
Южнее, в нескольких милях, находится Ко­ломбо, столица Английского Правительства в ЦеЙлане, город значительный и хорошо укреп­ленный. Домы построены порядочно, но худо по­крыты ; тучи ворон и легионы обезьян, цепляю­щихся по кровлям, ломают черепицы и. безобра­зят кровли. Порт, или гавань здешняя, хорошъ
392
только в течение нескольких месяцев в году, ибо сильные юго-западные ветры, грозно волнуют здесь море. Не смотря на такое неудобство, Ко­ломбо один из самых населенных городов Индийских. Жители его смесь Мавров, Индийцев, Китайцев, Арабов, Персиян, Турков, Малай­цев, Египтян, не считая поселенцев Европей1 ских, которых число превышает все другие племена. Без увеличений, можно положить в 60,000 число жителей в Коломбо; испорченный Португальский язык есть общий в этом городе и других заселениях Европейцев в Цейлане, хотя Голландцы сушь многочисленнейшие обита­тели Европейские в Коломбо. Бравы этих вы­родившихся Креолов отличаются изнеженностью и леностью. Курить, пить, ходишь в гости — вот всегдашнее препровождение времени их. Одежда женщин здешних, смесь Европейского с Цингалезским, не без изящества. Старики из Голландских Креолов беспрестанно жуют смесь листьев бетеля и зерен арека с ъпнамом; по­следнее есть род извести, делаемой из пере­жжениях и истолченных в порошок раковин.
Ош Коломбо до Калтура земля беспрерывный плодовитый сад, пересекаемый речьками, пажитя­ми и рощами. Страна обильна дичиною всякого рода. — Мыс Галльский следует после сего ; здешний город есть самый торговый и многолюд­ный в Цейлане, после Коломбо; обитатели Ма. лайцы и Индийцы. — Матура, город, защищенный небольшою крепостью, находится на южной око-
393
печносши Цейлана, в 30 ти милях от Галля. Его окрестности славятся ловлею слонов. В 4797 году » в одну поездку охотники поймали их до семидесяти шгпук. Восходя от Ma тура, восточным берегом, следуют лесами, где един­ственные обитатели дикие звери, и до самого Тринкомалая единственное пристанище в Баттакола, маленькой крепости, устроенной для защиты прибрежного плавания. ТринкомалаЛ по торговле не стол значителен, как Коломбо и Галль, но здесь главное место военной морской силы Ан­гличан в Цейлане ; широкий и глубокий залив здетний есть единственный порт, куда могут входить большие корабли. Окрестности бесплодны; климат жаркий и нездоровый ; но все невыгоды заменяются безопасностью гавани, хорошо снаб­женными арсеналами и превосходною кораблестро­ительною верфью. Последнее заселение на G. В. Малатнвое, крепостца, на живописном месте, в плодоносной стороне. Окрестные леса так оби­луют дичиною, что добывание её почти не стоит труда : дайте здешнему жителю немного свинцу и пороху, и через несколько часов вам прине­сут все, что только угодно назначить, не тре­буя никакой платы за труд.
Таков Цеплан, земля некогда столь прослав­ленная, в гно время, когда целый мир был дан­ником производимых ею пряностей. Ныне тор­говля здешняя беспрерывно упадает, потому, чню Цейланские жемчуги, кожи, корица упали в ценах. Вывоз, до мира 481U года восходивший
и
39^
в три милльона стерлингов, далеко не дости­гает ныне этого итога. Росписи Тринкомалайской таможни показывают беспрерывный недо­бор f и разумеется, что это еще ощутительнее в тех гаванях острова, где торговля значи­тельнее.
Как ни хотелось мне видеть внутренния обла­сти Цейлана, но дорога из Тринкомалая до Кан­ди представляла столько опасностей, что я должен был отложить свое намерение. Малайская барка отправлялась в Пондишери ; построенные без палуб, эти лодки ходят однакож парусом. Я ре­шился нанят место на барке, хотя мы могли раз­говаривать с хозяином её только посредством нескольких слов. Веря счастливой звезде моей, не побоялся я доверить себя ушлой ладье Малайца. Мы отправились из Тринкомалая 22 Апреля 1830 года.
конец И-й ЧАСТИ.
©ШИЙ© А ИЕИИ В
рисунков, принадлежащих к первой части Всеобщего путешествия.
.Листы. ИзоПраик.
I. 1. фрегат, выступивший из гавани в море. Вда­ли видна Тулонская рейда и часть города, (ч. I., стр. 48).
2. Женщина и мужчина Балеарских островов. Вда­ли видна часть Поргп-Магона. (ч. I, стр. 53).
II. 3. Вид Гибральшара, с южной стороны ( ч. I, стр. G2).
4. Изображение подземельных баттарей, устроен­ных в Гибральтарской горе, и Шотландских солдат (ч. I, стр. 71).
III. 5. Вид Гибральтара, с западной стороны (ч. I, стр. 73).
6. Вид Тарифского маяка, и части города Тарифа (ч. I, стр. 79).
ИК. 7. Вид города Санта-Круза, на острове Тенерифе (ч. I, стр. 94).
8. Изображение крестьянина и крестьянки острова Тенерифа (ч. I, стр. 99).
К. 9. Извержение огнедышущей горы Кагорра, на ост­рове Тенерифе (ч. I, стр. 124)
10. Изображение поселянина, городского жителя и милиционного солдата на островах Капарийских (ч. I. стр. 126).
II
Листы, Илображ.
Kl. 11. Изображение алоевого и драконового дерева, ка острове Тенерифе (ч. I, стр. 119).
12. Изображение вершины Тенерифского пика, с различных сторон (ч. I, стр. 121).
КП. 13. Изображение ловли рекина, пойманного на уду (чI, стр. 143).
14. Вид Гореи, французской колонии в Африке, с восточной стороны (ч. I, стр. 148)-
КИИ. 15. Изображение разбития французского фрегата Медузы (ч. I, стр. 140).
16. Изображение Африканского Марабу и Синьярской женщины (ч. I, стр. 150).
IX. 17. Вид острова Св. Троицы, китов и морских птиц (ч. I, стр. 176).
18. Изображение охоты туземцев Бразильских, с помощию лассо, или аркана (ч. I, стр. 191 ).
X. 19. Вид Рио-Жанеирского порта, в Бразилии (ч.
I, стр. 179).
20. Ловля пенгвинов, на острове Тристпана-Акунга (ч. I, стр. 211).
XI. 21. Вид города Капа и Столовой горы на мысе Доброй Надежды (ч. и, стр. 222).
22. Жестокая буря, настигнувшая путешественни­ка близ Игольной мели (ч. I, стр. 220).
XII. 23. Вид улицы в Капе, и телег, употребляе­мых для перевозки тяжестей (ч. I, стр. 227).
24. Изображение Готтентота, Готтентотки и жилища их (ч. I, стр. 224).
XIII. 25. Вид гавани и города Порт-Луи, на Иль-дефрансе, или острове Мавриция (ч. I. стр. 262).
26 Вид Менильского водопада на Иль-де-франсе (ч.
I, стр. 265).
ХИК. 27. Вид Пальцолой горы, и церкви Пампльмусской, на Иль-де Франсе (ч. I, стр. 260).
III
Листы. ИзоВраж.
28. Изображение сахарного завода на Иль-де-франсе (ч. I, стр. 268).
XV. 29. Вид города Сен-Дени, на острове Бурбоне (ч.
I, стр. 277).
30. Вид пристани Сен-Дениской, на острове Бур­боне (ч. I, стр. 289).
ХКИ. 31. Вид моста через реку Кремнистую, на ост­рове Бурбоне (ч. I, стр. 284).
32. Изображение Мадекассов, или туземцев Мада­гаскара, 1656 г. (ч. I, сгпр. 305).
ХКИ. 33. Изображение покорения Мадагаскарских Малгашей флакуром, в 1652 г. (ч. I, стр. 305).
34. Изображение Секлавской женщины и Говасского мужчины, на Мадагаскаре (ч. I, стр. 298).
ХКШ. 35. Изображение дерева путешественников, на Мадагаскаре (ч. I, стр. 300).
36. Вид французской крепости в Тинтинге, на Мадагаскаре (ч. I, стр. 301).
XIX. 37. Изображение Мадагаскарских бегемотов, или гиппопотамов (ч. I, стр. 338).
38. Вид Магесмой гавани, на острове Св. Анны, в Сейшельском архипелаге (ч. I, стр. 344).
XX. 39. Вид сельского дома, в окрестностях Mare, на остр. Св. Анны (ч. I, стр. Зи9).
40. Изображение Сейшельского кокосового дерева, или Малдивского ореха (ч. I, стр. 346).
XXI. 41. Изображение дагоба, или Буддийского хранилища святыни, на острове Цейлане (ч. I, стр. 368).
42. Изображение Буддийского жреца, и Циигалеза, просящего у него благословения [ч. I, стр. 369).
XXII. 43. Изображение входа во дворец Кандийского ца­ря, на острове Цейлане (ч. I, стр. 367).
44 Изображение буддийской часовни, в окрестно­стях Тринкомалая, па остр. Цейлане (ч. I, стр. 368).
!
IV
Листы. Изобрази.
XXIII. 45. Вид развалин древнего пагода, в окрестно­стях Рувенвиллета, на острове Цейлане (ч. I, стр. 368).
46. Изображение Великого жреца Буддийского, на острове Цейлане (ч. I, спгр. 369).
ХХИК. 47. Изображение бамбукового мостика, в окрест­ностях Канди, столицы Цейлана (ч. и, стр. 378).
48. Изображение казни преступника, совершаемой слоном, на острове Цейлане (ч. I, стр. 379).
ОГЛАВЛЕНИЕ
ШФВОЙ ЧАСТЯ.
Стр.
Несколько слов ош Переводчика и Издателя.,... V
ВВЕДЕНИЕ К ВСЕОБЩЕМУ ПУТЕШЕСТВИЮ. Пре­лесть путешествий. Затруднения при чтении их. Цель Всеобщего путешествия, план его, трудность при составлении.—Исторический взгляд на путеше­ствия вокруг света, особенно по Тихому и Южному Океану : Магелланъ—его последователи—Меидана— Драк и Кавендишъ—Коиросъ—Шпильбергъ—Голланд­ские моряки: Тасманъ—Коулей—Дампиеръ—Роггевеин; Ансон — Байрон — Валлис — Бугенвиль—Кукъ—Сюрвиль — Марион — Морелль — Лаперуз — Поршлок и Диксон — Блей — Эдуардъ—Ванкуверъ—Данщркасто— Малеспина—Вильсонъ—Турвбулль—Флиндерсъ—Боден —Крузенштернъ—Поттеръ—Коцебу—Фрей сине.—Биллингсгаузенъ—Кинг — Дюперре— Пауль дингъ—БичейДюмон Дюрвиль — Литке — Диллонъ—Лапласъ—Мо­релль,—Новая система географического деления юж­ных земель на Полинезию, Микронезию, Малезию а Меланезию.—Географическая номенклатура и синони­мия. Рисунки к Всеобщему' путешествию 11
VI
Cm p»
ВСЕОБЩЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. ОтЪЪзд из Европы; Запад­ная Африка; Бразилия; Южная Африка; Южная Азия: Острова Маллиивскис} Цейлак) Занабкый Индий­ский полуостровъ 37
ГЛАВА X. Тулон, Острова Балеарские.—Чувства при раз­лук с отчизною. Война с Алжиром. ТулонЪ— история; положение; топография; каторжные; арсе­нал; порт; городок Иэр,—Отъезд; встреча фре­гата; морская болезнь.—Минорка.—Порт Масонский; топография; история; жители; промышленность... 39
ГЛАВА XX. Кабрера. Испанские берега. Гибралетар. Осипр. Кабрера.—История французских пленников.— Форменшера.—Ловля молюсков.—Алжир.—Мурция.—Нра­вы жителей, суеверие и невежество.—Албаран.—те­чения в Гибральтарском проливе. — Геркулесовы столпы —Генуаские изгнанники.—Битва при Альжезирасе,—Алвжезирас,—ГибралетарЪ—история; завоева­ние и осада его; жители—Хитаны—описание крепо­сти—подземные батшареи—бал в подземелье—ко­зы, обезьяны, куропатки—геология—военные заведе­ния,—Важность Гибралыжара 55
ГЛАВА XXX. Тарифа. Танеер. Мадера, Осада Тарифы в 4841 году,—Битва Трафальгарская.—Танеер: местополо­жение; торговля с Африкою; Жиды Тангерские; во­инские игры Мавритян. — Порпио-Саншо. — Мадера : топография ; достопамятности ; часовня черепов; жители; естественные произведения; сбор виногра­да и выделка вина,—История Мачима • 7®
ГЛАВА XV. Канарийские Острова. Дикие острова Сальважские,—Вид Тенерифа и города Санта-Круза—Описа­ние Санта-Круза — строения, фонтаны, климат; нищие; Инквизиция; одежда жителей; гостеприимст­во.— Канарийские острова—история, древние предания, завоевание Испанцами; Гуанчи—их история, проис­хождение, бальзамирование, государственное уст­ройство, обычаи, многомужие; водяное дерево; вера, политическое образование Гуанчей.—Поездка на Те­нерифский пик.* Лагуна—Оротава — драконовое дере­во-гербарий пика—дорога на гору—зрелище с вер-
VII
Стр.
шины—геологическое рассмотрение — извержение Кагорры—канарейки. — Одежда жителей. — Топография Тенерифа и островов Канарийских.—Богатства зем­ли.—Остров Св. Брандана 93
ГЛАВА V. Сенееамбия и Сенегал. Переезд к Африканско­му берегу,—Сват морских волн ; морские расте­ния) макрель; летучия рыбы,—Бедствие Французского фрегата Модулы.—Ловля рекина; прилипалы и спут­ницы.—Горел—положение, история, описание. Мулашры и Синьяры.—Марабу—власть их над Неграми— Ma гаа-Комбо,—Африканские туземцы.—Кускус ; бао­баб ) пальмовка. — Французские колонии. — Сенегал ; Сен-Луи. Африканская природа—Торговля гуммыо. Отъезд вь Бразилию...... 1SM
ГЛАВА VI. Острава Зеленого мыса. Переход еерез зкеатор, Утесы Мартина Ваза. Остров СоТроицы, Голландский гальога,—Саиип-Его и другие острова Зеленого мыса. — Голландские мореходцы, — Морская тишина.—Штурмы под экватором.—Зрелище неба и Океана. — Переход через экватор; забавный об­ряд, при том совершаемый. — Дикие острова Мар­тина Ваза и Се. Троицы, — Появление китовъ Иб1*
ГЛАВА VII. рЮ-Лианеиро. Остров Тристана Акунеа. Ве­ликолепное зрелище Рио-Жаиеирского порта.—Под­виг Дюгей Троэна—Рио-Лиансиро : описание города; нравы; пища; окрестности. Богатство Бразильской природы — птицы f звери, прозябения.—Горы Орган­ные.—Туземцы Бразильские; ловля диких лошадей.— Первобытная история и топография Бразилии.—Тор­говля и богатства.—Торг Неграми.—Плавание к Аф­риканским берегам,—Ловля дорад и дельфиновъ— Глупыши, фрегаты, бурняки, и другие морские пти­цы» — Острова Тристана-Акунеа: история их; кап­рал класс, губернатор и единственный житель острова; похождения живописца Ирля—Осшр. ДиееоЛлвварез — альбатросы и шашечные бурные пти­цы—Утасвал буря .......... 173
ГЛАВА ѴИИ. Мъгс Доброй Надежды, Привал на берег,— Гошшешиошы,—Дорога в Кап.—Гостеприимство жл26
VUI
Cinp.
'талей.—Описание города: здания ; странные телеги ; история.—Топография окрестностей.— Столовая го­ра,—Прогулка в Констанцию.—Капские вина—Сады.— Богатство произрастания.—Звери, газели и буйво­лы.—Туземцы; Ботислиены, выродки человечества— Монета.—Торговля—Странные явления ветров и об­лаков в гавани.—Отплытие. 225
ГЛАВА XX. Млв-<>е-Франс. Вид города Порт-Луи. Харак­тер жителей—власть Англичанъ—колонист Евро­пейский.—Прогулка по городу—Негрь^—ик состояние на острове и характер ихъ—мысли об улучшении их жребия—Характер Креолов. — Порт-Ауи но­чью.—Пляска Негров.—Креольский обед.—Бал у Гу­бернатора.—Топография острова.—Палиплели уссЪ—вос­поминания о Павле и Виргинии.—Ботанический сад. —Палвцовая вора—Обезьяны.—Менильский водопад. Плантации Мока—сахарный завод. — Канкрелаияы и мусшики. — Торговля Иль-де-Франса. — Отплытие. — Капитан Жорж.—Прибытие к острову Бурбону... 2)12
ГЛАВА X. Острова Бурбон. Город и порт СенЗ-Деянгкии'и; невыгода местоположения; геологический взгляда.; разделение острова; следы волканов; пространство; история; управление.—СвпЪПоле .—Межеванье—Индий­ские переселенцы,—Отплытие .—Откровенный рассказа. Капитана Жоржа, производящего запрещенную тор­говлю невольниками... 277
ГЛАВА XI. Острова МаПаеаскар. Фульпуактска я кре­пость. Тамашава—Жители — Поездка в Тинтинг ; дерево путешественниковъ— Мариинская крепость. История колоний французских на Мадагаскаре : древние известия, Прони, флакур, Шамаргу; счаст­ливый солдат Лаказ; Граф Беньовский ; битвы с туземцами; влияние Англичан; переворот, про­изведенный Царем Говасским РадалиОю; изгнание Французов; еще счастливый солдат ; Мадагаскар­ский Наполеон; дружба с Французами; Царица Ранавала; война с Говасами; нынешнее состояние ко­лоний—Пространство Мадагаскара ; племена наро­дов; преобразование нравов л обычаев. — Клятва
IX
Стр.
крови—Произведения острова. — Капитан Левис,— Отплытие.—Разсказ о морской битве 296
ГЛАВА ХИХа ЛрхипелаеЗ Сейшелвский. Острова Молдавские. Опасность плавания. Деление Амирантского архипе­лага. История Сейшельских островов; произведе­ния. Малдивский орех. Образ жизни Сейшельцев. Ловля черепах.—Вольница прокаженных.—Малдив­ские острова—образование коралловых апголей. Мал­дивский завоеватель.—Нравы; произведения; торгов­ля .—Ураган,—Прибытий к Цейлону.... .......... . 3115
ГЛАВА XIII. Остров Цеилан. Имя, пространство, поло­жение, мифология.—История Европейских колоний,— Внутренния области.—Царство Кандийское—столица, храмы, духовенство Буддийское и вера, народонасе­ление, одежда, обычаи, язык.—Произведения. Корица, слоны и ловля их.—Адамова гора.—След Будды.—
Жемчужная ловля,—Города Европейцев на Цейлане. 358
Описание сорока восвлш рисунков, принадлежащих к пер­вой части Всеобщего путешествия И-ИК