Всеобщее путешествие вокруг света.Часть VII. ОКЕАНИЯ : ОСТРОВА ГАМОА, НИУГА, ТОНГА, ВИТИ, НОВЫЕ ГЕБРИДСКИЕ. [Жюль Дюмон-Дюрвиль] (doc) читать онлайн


Всеобщее путешествие вокруг света,
Содержащее извлечение из путешествий известнейших доныне мореплавателей, как-то! Магеллана, Тасмана, Дам- пиера, Ансона, Байрона, Валлиса,Картерета; Буген­виля, Кука, Лаперуза, Блея, Ванкувера, Антркасто, Вильсона,Бодена,Флиндерса, Крузенштерна, Портера, Коцебу, Фрейсине, Биллипгсгаузена, Галля, Дюперре, Паульдинга, Бичея, Литке, Диллона, Лапласа, Морелля, и многих других,
составленное
Дюмон-Дюрвилем,
капитаном французского королевского флота,
с присовокуплением
карт, планов, портретов и изображений замечатель­нейших предметов природы и общежития во всех частях света, по рисункам Сснсона, сопровождавшего Дюмон-Дюрвиля в его путешествии вокруг света.
Москва.
в типографии Августа Семена.
1837
печатать позволяется,
с тем, чтобы по отпечатании представлено было в Цензурный Комитет надлежащее количество экзем­пляров., 1837 года.
Цензор Д. Перевощиков.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ.
Океания : острова Гамоа, Ниуга, Тонга, Вити, Новые Гебридские.

ГЛАВА
ОСТРОВА ГАМОА. — ГЕОГРАФИЯ И ИСТОРИЯ.
Цепь островов Гамоа занимает протяжение около 4 00 льё, от востока на запад, под 4^'° шир. южной- Самые западные суть наибольшие из них ; средний, Мауна, менее ; три острова на восток самые малые ; остров Розъ—скала среди морских волн.
О пун, Леоне, Фанфуе, отделенные один от другого узкими проливами, сушь земли высокие, Лесистые, которые в некотором отдалении ка­жутся составляющими один остров. Они нахо­дятся между 4Д* 5'—4Ѵ 43' ш. ю. и 4 74° Л2У—4 72° 2' долгот. в.
Мауна, гористый, лесистый и плодоносный, со­ставляет 4 7-ть миль, от B. G. В. к В. Ю. 3., при средней ширине 6-ииш, или 7-ми миль. Два острова присоединяются к нему на В. и 3. — Западная оконечность его под 4Ѵ 24' шир. ю. и 4 73° 7' долг. з.
8
Оиолава, миловиднее и плодоноснее Мауна, не- менее МО-ка миль в длину, и 4 0-шь в самой боль­шой ширине своей. Несколько островков примы­кают к нему с В. и с 3., и в числе их низкий остров, столь обильный и столь населенный. Вершина горы этого острова находится под 43° 53' шир, ио. и 4 74° 25' долг, з.
Пола, последний остров к западу, великоле­пен. Чудесные рассказы Лаперуза и Коцебу за­ставляют сожалеть, что до сих пор не осмо­трели его в совершенной подробности. Красота местоположений и бесспорная плодоносность зем­ли делают из него род Океанийского Элизия. Общность острова образует огромнейший ко­нус, Форму которого Коцебу сравнивает с Гавайским Муна-Роа, а вышину с Тенерифским Пиком, Заключая в себе около ста миль в ок­ружности, Пола находится между 4 3р 26’—4 3° &8' циир. ю. и 47Ѵ 30'—4 75° 8' долг. з.
По всем видимостям, купа островов Гамоа есть тот самый архипелаг, который Голлан­дец Роггевейн открыл в 4 722 году, и назвал островами Баумана. «Под 42-м град. широты южной — говорит сей мореплаватель — мы нашли вдруг много островов, весьма приятного вида, покрытых плодовитыми деревьями и овощами. Земля на них перерезывается горами и веселыми долинами; в некоторых будет по 40, 4 5 и 20-ти миль в окружности. Каждое семейство жителей, кажется, управляется здесь отдельно, и племена распределены по званиям, как на острове
9
Пасхи.» Островитяне выплыли к Голландцам в открытое море, и предложили им рыбу, кокосы, бананы, и другие превосходные плоды, за что дали им Голландцы разных изделий Европейских. Можно было полагать сии острова весьма населен­ными, по множеству мужчин и женщин, сбежав­шихся на берег. Мужчины казались белы, и отли­чались от Европейцев только тем, что кожа у них была загорелая от солнца. Тело их было испещрено разными красками. Оружие их соста­вляли луки и стрелы. Лоскуты тканей, искусно сделанных и украшенных бахрамою, закрывали их от поясницы до пят ; на головах у них были шляпы из шакой-же ткани, и цветочные вязанки па шеях. Вид туземцев казался крот­ким и ласковым, характер умным и веселым. « Это:—прибавляет повествователь—самый чест­ный и самый образованный народ из острови­тян Южного Океана. Они почли пас богами, ц плакали, когда мы расставались с ними.»
Вот рассказ Роггевсйна, запутанный, как все рассказы его путешествия, и еще более запу­танный после примечаний ученого Флёрьё, кото* рый взялся изъяснять его рассказы. Смешение в географических определениях, ошибки, неточ­ность в событиях, сделали все подробности этого путешествия весьма сомнительными, и от­няли у них большую часть их досшоверносши.
Выходит, что по нраву, если не по Делу, пср- выли, обретателем купы Гамоа был Бугенвиль. Он попал сюда в 4 768 году, через несколько
40
дней после отбытия из Таити, обошел острова Оиун, Леоне, ФанФуе, и особенно Мауна, издали видел Оиолава, и не заметил Пола. Он имел несколько сношений с туземцами, но изображение их, сделанное им, почти не походило на Рогге- вейпово. «Здешний народ — говорит он —не так кроток, как Таитяне; физиогномия их бо­лее дикая, характер коварнее и обманчивее, и они беспрестанно старались обманывать нас в променах. » Самое замечательное в этих остро­витянах была их ловкость в плавании. Лодки их, построенные лучше лодок других Океаний­ских народов, летали по воде с удивительною скоростью. По эшому, Бугенвиль назвал всю купу островами Мореплавателей £lles des Navigateurs), и эшо имя оставалось на картах, где теперь должно поставишь, вместо его, туземное назва­ние: острова Гамоа.
По плану Лаперузова путешествия предположе­но было полное обозрение эпюй купы, только что начатое Бугенвилем. Лаперуз явился здесь 6-го Декабря, 4 787 года, и во время его десятиднев­ного здесь пребывания случилось несчастное дело, в котором лишился он одного из своих луч­ших офицеров.
В течение первых дней, Лаперуз имел с жителями восточных островов несколько сно­шений мирных и незначительных. Декабря 9-го перешел он к острову Мауна, где и остано­вился, на 30-ти брассах глубины. В тош-же вечер, капитан Делангль отправился к берегу,
11
со многими офицерами, на трех вооруженных лодках, и осмотрел многолюдное селение, где был принят дружески. Было уже поздно, и желая осветишь дорогу гостям своим, жители зажглй большой огонь. Все кончилось очень хорошо, и лодки ворошились к кораблям.
Также спокойно казалось все на другой день. Дикари явились на корабли торговать, и меняли съестные припасы на железные изделия, а особен­но на стеклянные вещи, которые им весьма нравились. Шлюпки отправились наливаться водою, и оба начальника фрегатов были при гном в своих лодках. Впрочем, в этот день согла­сие уже нарушалось. Машрозы, оставленные сте­речь шлюпки, были слишком ласковы с дикарка­ми, и один туземец ударил машроза своею дубиною. Вместо того, чтобы наказать за это жестоко, Лаперуз велел только прогнать дерз- ского. Надобно было поступишь строже, чтобы заставишь уважать себя этот сильный и рослый народ, слишком полагавшийся на выгоды своего телесного преимущества. Надобно было показать здесь превосходство Европейцев и действие ог­нестрельного оружия, не тем только, что за­стрелишь пары две голубей.
Между тем Лаперуз, сопровождаемый несколь­кими вооруженными людьми, отправился осмо­треть селение, расположенное под тенью рощи­цы плодовитых деревьев. Хижины поставлены были туш около прекрасного круглого луга, шу-
42
азов 50-ши в поперечнике. Стоя перед дверьми своих жилищ, все дикари, мужчины, женщины, дегпи, старики, просили Лаперуза удостоить их своим посещением. Он входил во многие хижи­ны. Во всех пол был составлен из отбор­ных каменьев, возвышаясь Фута на два над зем-: лею, устланный красиво-сплепиенными рогожками. Форма хижин, большею частью, была округлая, и ряды обрубков поддерживали крыши из кокосо­вых листьев. Во многих видны были щеголь­ство и опрятность. Для прохлаждения в жаркие дни, в иных хижинах устроены были рогожки, поднимавшиеся на подобие наших штор. Некото­рые предметы роскоши, как-то, молодые горли­цы, красивые, ручные попугаи, дополняли мебли­ровку в жилищах дикарей. Все это, казалось, означает народ счастливый, кроткий и тихий, но широкие рубцы и еще незажившие у многих рапы, являли в дикарях в тоже время привычку к драке и буйству.
Эшо лучше оказалось на Фрегатах в отсут­ствие начальников экспедиции. Не смотря на бди­тельность часовых, дикари прокрались на палубы кораблей, украли там разные вещи, и насилию Надобно было противопоставишь силу. Невидная наружность Французов и их неогромный рост, не могли внушишь к ним уважения в диких силачах. Кровавым доказательством следовало- бы утвердишь свое превосходство над ними. Об этом не подумали. Лаперузу потребен былъ
43
опыт, плата за урок, и это купил он доро­гою ценою.
Впрочем, как будто что-то роковое увлекало Делангля на бедственную участь. Декабря 4 0-го заметил он при ближнем заливе красивое селе­ние, и захотел осмотреть его па другой день, не смотря на несогласие Лаперуза. Около полудня 44-го числа, две шлюпки и две большие лодки, с 64-м человеком всего на все, под начальством Делангля, пустились от места сгпоянки кораблей к прибрежью, где Делангль заметил удобное место для наливания водою. На шлюпках были небольшие пушки их, а люди вооруѵкились ружья­ми и саблями. Прибывши на место, осмотренное накануне, вместо обильного источника пресной воды, Делангль нашел груду коралловых уте­сов, сквозь которую пробивался бедный ручеек. Место это изменялось от морских приливов и отливов. Делангль хотел сначала повернуть к ближнему источнику воды, но ласковый при­вет туземцев разуверил его. Он остался. Выкатили из шлюпок боченки, поставили часо­вых, для охранения от дикарей, и работа нача­лась. Вначале, когда число дикарей не превышало сошен двух, никакая опасность не могла угро­жать Деланглю, при его средствах защиты ; по мало по малу, со всех сторон приплывали лод­ки, и вскоре тысячи полторы островитян заня­ли прибрежье и покрыли бухту. Тут начались смятение и беспорядок. Желая прекратить их, по несчастному внушению, Делангль вздумал раз-
4Л-
дагпь подарки дикарям, которых почел началь­никами. . Эшо неудовлетворило никого, ни тех, кипо получил подарки, ни тех, кому ниче­го недосталось. Обделенные стали завидовать, взбесились, и после того схватка с дикарями была уже неизбежною. Делангль приказал идти к шлюпкам, и дикари не препятствовали, но только сами пошли за машрозами, принужденными идти в брод, чтобы достигнуть шлюпок. В этом переходе были подмочены ружья и порох. Все еще не начиналось насилие, пока не дан был приказ пускать шлюпки на греблю. Дикари ста­ли бросать каменья. Делангль отвечал выстре­лом из ружья на воздух, и—это было знаком общего нападения туземцев. Находясь уже в шлюпке, Делангль не успел выстрелишь и двух раз, как на него напала толпа островитян; пораженный дубиною, он упал, и после смерти его дикари били еице дубьем обезображенный труп его, и привязали потом к шлюпке. Подле начальника, в одно мгновение были еще убиты естествоиспытатель Ламапон, офицер Тален и многие из машрозов. Отвсюду броси­лись в море толпы дикарей, рассеянные во всех сторонах, так, что выстрелы пушечные и ружей­ные мало могли им вредить. Окруженные справа, слева, сзади, спереди, Французы не знали кого слушаться, как защищаться. Это была стпашная схватка, кровавое, смешенное побоище, где выго­ды положения должны были уничтожить и превоз­мочь превосходство оружия. Нельзя было в одно
4 5
время и двигать в ход шлюпки, и защищаться от нападения неприятелей. Решились бросить шлюпки и бежать в лодках, по счастию, стоявших далее на море. Это было спасительным средст­вом. Дикари увлеклись жаждою грабежа, броси­лись на шлюпки, им оставленные, и спорили друг с другом за малейшую чаешь добычи. Это похо­дило на труп, кинутый стае хищных ппивц. В несколько минут шлюпки были разломаны—дйка- ри тащили обломки досок, лавок, весел, сна­стей, оковку, гвозди, и занятые этим делом разрушения забыли о бежавших неприятелях. Французы достигли своих лодок, выбросили из них боченки, назначенные для воды, чтобы облег­чить груз и всем поместишься, а потом спе­шили плыть. В самом узком месте выхода из залива чушь было снова не погибли несчастные беглецы. Лодка Астролябии засела в каменьях. С обеих сторон, по каменьям, дикари могли сно­ва напасть на убегавших. Разграбление шлюпок было уже копчено, и толпы неистовых, гордые успехом, могли все сбежаться сюда. они и дей­ствительно уже бежали на новую, верную добычу, испуская страшные вопли, и надеясь перерезать дорогу неприятелю. Но несколько удачных вы­стрелов спасли наших моряков от вторичного бедствия. Лодки успели освободишься и дости­гнуть Фрегатов. Это можно было назвать не­ожиданным счастием. Еслибы после убиения Де- лапгля, дикари не задержались грабежем шлюпок, все остальные Французы, без начальников, въ
46
лодках, худо вооруженных, с излишком напол­ненных народом, наверное погибли-бы до одно­го человека.
Когда увидели с Фрегатов эти лодки, за­валенные ранеными, когда особливо узнали о смерти капитана Делангля и товарищей его бед ѵтвия, яростный, продолжительный крик отозвал­ся на обоих кораблях. В то-же мгновение хо­тели мстит за бедные жертвы. Лодок с сот­ню плавали около Фрегатов, наполненные мужчи­нами, женщинами и детьми. Это было-бы достой­ное жертвоприношение тени Делангля, Экипажи хотели принесть ему эту жертву, и, может быть, такой решительный поступок был-бы да­же мерою благоразумною и политическою. И при­том надобно было вырвать трупы земляков из рук этих каннибалов, вероятно, предназначав­ших их для варварского пира. По Лаперуз ду­мал, что не должно уступать увлечению гнева, и заставил подчиненных своих умолкнуть. Хо­лостой выстрел разогнал лодки дикарей. Без сомнения, тяжко было начальнику экспедиции по­казаться столь человеколюбивым, и не воздашь другу своему жертвы, равной скорби его. Но не­счастное событие это осталось ему, по крайней мере, уроком, и потом поведение его с дика­рями уже не представляло такой пагубной не­осторожности.
Не смотря на кровавое событие, на другой день лодки дикарей появились близч> Фрегатов, и другие спешили увеличишь число их. Экипажи Фрега-
17
шов едва удерживали свою ярость ; сам началь­ник едва мог преодолеть свое негодование, и если бы он нашел выгодное якорное место, ко­нечно, он начал-бы пушечную пальбу по прибреж­ным селениям, но ему показалось лучшим оста­вишь эти пагубные места. Отдав приказ всту­пить под паруса, 4 4-го Декабря, Лаперуз по­шел около берегов острова Оиолава, где опять выплыли к нему лодки дикарей. Эши люди, по внешнему виду, походили на островитян Маун- ских, по обращение их казалось миролюбивее и шише. Жены и дети сопровождали их. Вечером, фрегаты остановились перед великолепным за­селением. « Обширное пространство — говорит Лаперуз — было здесь покрцшо хижинами, сч> вершины гор до самого берега. Горы занимали почти средину острова, и покатою отлогостью сходя к берегам, представляли взорам нашим амфитеатр, покрытый деревьями, хижинами и зеленью. Дым4 подымался из средины заселения, и море было покрыто лодками без числа, при­влеченными, отчасти из одного любопытства, отчасти желанием мены.
Осмотрев еще остров Пола, Лаперуз оста­вил здешний архипелаг. — В свою очередь об­ходил его Англичанин Эдуардс, в 4 794 году, и надавал новых имен островам. ■— До 4 824 года никакой значительный мореплаватель не являл­ся здесь. По сей год был означен прибытием капитана Коцебу. Его обозрение, в некоторыхъ
Ч. ПИ. 2
18
Подробностях подтвердило, в иных исправи­ло замечания Лаперуза. Коцебу также заметил, что обитатели западных островов, Оиолава, Плата и Пола ; кротче и общительнее жителей Мауна. Ош чего такое различие между двумя со­седственными народами? Происходит-ли оно они> причин глубоких и коренных ? Или причиною тому противоположность в Форме правления, бо­лее правильного на островах западных, более беспорядочного на восточных ? Там видим на­чальников, власть которых уважена — здесь нет никакой власти — парод сам себе вла­дыка, и может всё делать безнаказанно. Впрочем, туземцы Гамоа бесспорно принадлежат к Поли­незийским племенам, хотя изменившимся от соседства Меланезов. Особливо язык образует, кажется, явный диалект языков Полинезии. По известиям Лаперуза, обыкновенный рост тузем­цев 5 Футов, 40 дюймов, с членами исполин­ского размера. Нагие, только с травяным поя­сом, нисходившим до колен, они, казалось, бы­ли одеты, потому, что тело их все татуирова­но. Их длинные, всклоченные волосы прибавляли свирепости их Физиогномии. Женщины не уступа­ли мужчинам. Высокие, ловкия, красивые, иные прекрасные, они оказывали отвратительную наг­лость в поступках и движениях. Никакое чув­ство стыдливости и скромности, казалось, не бы­ло известно этим дикаркам. Во все время пре­бывания здесь Лаперуза происходили самые соблаз­нительные явления. . .
4 9
Островитянам Гамоаскимч» небезызвестны некоторые промышленные запятия. Они искусно обделывают дерево своими базальтовыми, остры­ми и крепкими топорами, выделывают большие блюда, Фута по три величиною, и строят лодки, хорошо плавающие под парусом. Кроме лисшя- ных материй и обыкновенных рогожек, вырабо- шываются еще па здешних островах мягкия и шелковистые ткани, похожия па те, которые вы­делывают ИИово-Зелапдцы из растения Phormium. Неизвестно из чего делают такия ткани Га­мой цы.
Мера народонаселения сей купы островов мо­жет быть только предположительная. Если счи­тать по рассказам Лаперуза и Коцебу, принимая на вид многолюдные селения, ими описываемые, и множество лодок, ими виденных, должно поло­жишь пеменее 50,000 число жителей па архипе­лаге Гамоа. И так, эипо значительная статья в Океанийской географии. Будем надеяться, что новейшее знание лучше определит ее. Исполнив свои благочестивые запятия в Полинезии восточ­ной, миссионеры, конечно, помыслягп и об этих западных земляхч., бесспорно, более диких, но более важных и значительных для обращения. Может быть, христианство утвердится здесь только па крови нескольких мучеников, по дело обращения явится тем славнее и полезнее. Благо­честивым проповедникам предоставлена честь пояснить здесь важные вопросы географии, требу­ющие для решения, чтобы к благочестию пропо- 2*
20
ведника присоединялась добросовестность ученого. Да, поймут эшо назначение миссионеры Оке­анийские, и двойной венок ожидает их — слу­жителей веры и споспешествователей человече­ским знаниям !
ГЛАВА ДаХѴ.
ПНРЕЁЗД ОТ ОСТРОВОВ ГАМОЛ К ОСТРОВАМ ТОНГСКИМ. — НИУГА. ТОНГА.
Мая 13-го мы опять завидели землю. Это была купа островов Ниуга, оставшаяся у нас под ветром. ИПуписн нашел сии острова и остана­вливался при них, 41-го Мая 4 84 6 года. Туземцы выплыли на встречу ему в небольших легких лодкахъ^ построенных из красного дерева осо­бенного сорта. Они меняли коренья и плоды на гвозди и стеклянные изделия. Все шло хорошо, пока шлюпка не отвалила от корабля, для сыска­ния якорного места. Думая легко поживишься, ло­док двадцать окружили ее, и туземцы грозили магарозам своими копьями. В них выстрелили и один дикарь пал мертвый. Друзья его хотели было возбудит на мщение жителей всего острова. Но туземцы, бывшие в сношениях с кораблем, казались так довольны ласковым приемом, что
22
нссогласились вмешаться в ссору, которая мог­ла дурно для них кончишься.
Подобно обитателям Гамоа, эти дикари каза­лись также бесстыдными ворами. Они бросались па все, как па свою добычу, и схвативши что нибудь, спрыгивали в море. Даже гвозди исч> ко­рабля пытались они вытащишь. Сильные и рослые, они ходили совершенно нагие, за исключением ие- большего пояса, в роде маро. Тело их было татуировано, уши у них были разрезаны и висе­ли до плеч. Волосы, как у Гамойцев, были раз- чесаны искусно и всбишы хохлами. На шее у них были раковинки, зубы и птичьи перья. Изображение петуха было нарисовано на парусах их ло­док. Хижины, расставленные по приморью, ка­зались весьма населенными.
Шушеп оставался^ много дней при Пиуга, к большому удовольствию диких. Они не могли на­любоваться на корабль, и многие, чтобы уверишься в сго прочности, подплывали под киль корабля и пробовали бишь его каменьями. Впрочем, жад­ные меняться, они завалили палубу свиньями, пти­цею, овощами, плодами, и были довольны безделка­ми в обмен. Вскоре удостоил Голландских мореплавателей своим посещением и подарками литу, или царь соседственного острова. Он при­плыл в большой лодке, сопровождаемой множе­ством маленьких. Когда он стал у корабля, трубами и барабанами отдали ему шумный при­вет, чем казался он очень доволен. После такого концерта, царь начал говоришь, и провоз­
23
гласил речь, которую повторяло все собрание дикарей, и кошорая показалась Голландцам весь­ма почтительною и благосклонною. Потом яви­лись на корабль три человека, и принесли капи­тану опи имени царя прекрасную рогожку. Они передали это приношение почтительно, стоя па коленях. Шутен отдарил их взаимно сшарымч» топором, стеклянными безделушками, старыми гвоздями и куском полотна, и царь восхищался его дарами. Царь этот казался полновластным властителем. Несколько лодок стали так, что стесняли Голландцев ; оии жаловались Его Ниуг- скому Величеству, копюрый едва только закри­чал : « Фану, фану1, лодки удалились. Не смотря на просьбы капитана, царь не хотел взойдши на самый корабль. Он послал своего сына, который усердно упрашивал Голландцев сойдти на землю.
После дня, проведенного столь дружески, невоз­можно было и подумать о том, что случилось па другой день. Без сомнения, весь эшоип ласко­вый прием и обязательные ласки были только ловушкою, чтобы завлечь Европейцев на берег. Когда дикари увидели, что хитрость неудаепиея, то прибегнули к насилию. Утром, Мая 4 3 го целая Флотилия лодок туземных напала на ко­рабль. Ее составляли двадцать три двойные лод­ки, управляемые каждая 23-мя дикарями, и 45 ло­док маленьких, в каждой по пяти человек. Сам царь прибыл в двойной лодке, и начал обозрением позиции корабля. Потом, когда уве­рился оп в довольстве сил своих, один изъ
24
дикарей сильно ударил во что-то, похожее па барабан, и все дикари отвечали па этот при­зыва» пронзительным криком. Это было знаком битвы. Двойная лодка, где находился царь, пусти­лась в бой первая. Ее правили усильно, прямо на корабль, но она не расшибла его, а расшиблась сама, и Его грозное Величество принужден был вплавь отправишься к берегу. Дикари и без царя держались сильно, бросали каменья, пока ружь­ями с борда и огнем нескольких маленьких пушек, заряженных пулями и старыми гвоздями, рассеяли эшу толпу. « Нет сомнения — говорит историк путешествия — чтобы не было убитых и раненых притом дикарей. Таким образом Индийцы были отбиты, ибо не ожидали подобных залпов, о которых никогда не слыхивали, и ко­торые погубили некоторых из них столь странным для них образом, после чего стали они далее выстрелов корабля. Вероятно, что царь собрал все силы для своего предприятия, ибо он имел с собою более 4 000 человек, между коими бйл один совершенно белый. » — На сле­дующий день, ИПушен оставил сии острова, на­звавши их островами Кокосовым и Злодеев ( Ѵег- raders ). Валлис снова видел их, в 4 767 году, но не останавливался, не находя удобного места. Только лодки его имели сношения с низким островом. Валлис находил островитян здеш­них довольно похожими па Таитян, и заметил что у всех дикарей был отрублен верхний су­став мизинца. Голландские имена островов пере-
25
мепили тогда па названия Boscawen и Керрси. На­конец, в Апреле 4 781 года, Испанец Маурелль, истощенный, поимевший почти запасов, освежился, запасся здесь, и за то назвал купу здешнюю островами Утешения ( Consolacïon ). Он рассказы­вал, что туземцы говорят одинаким языком с жителями Вавао. С Испанцами вели они себя честно и кротко. После Маурелля явился здесь Лаперуз, в 4 787 году, и осмотрел только вы­сокий остров, или остров Злодеев, по Ииуние- нову названию. Он торговался с туземцами, пред­ставлявшими, по его рассказу, много сходства с жителями Гамоа. И он подтвердил также, чгао островитяне отрубают сустав у мизинца. Пос­ле сего никто особенно не обозревал островов ГИиуга, о которых говорится однакож в путе­шествии Маринера, этого столь исправного опи­сателя островов Тонгских.
По описанию Лаперуза, небольшая купа Ниугская состоит из двух маленьких островов, раз­деляемых проливом, мили в три шириною. Се­верный остров'ь представляет собою остроконеч­ную гору, от вершины до подошвы покрытую деревьями, в поперечнике почти трех миль. Другой остров низкая, плоская земля, с горою по средине. Пролив, ипуазов 4 50-ти в ширину, делит его на две половины ; длина острова 3| мили, а ширина только мили две. Утесы выдви­гаются здесь в море в южной части, и обра­зуют якорное место, па 20 и 25-ши брассахъ
26
глубины. Северный осшров лежит под 4 5° 50' ш. ю. и 4 76° 25' д. з.
С самого отплытия своего от Гамоа, Пеидле- ипон приказал держагпься по ветру, и эта блого- разумнад осторожность была оправдана послед­ствием. Течением отнесло Океанию на 30-т миль к 3. Таким образом, все, что могли мы сде­лать в следующий день была возможность пройдти между Вавао и Амаргура, в трех, или четырех милях от первого под ветром. Наконец 4 5- го, прошед ранним утром низкие острова Га- паи, и осниавя вправо от себя волканические вер­шины Као и ТоФуа, около полудня остановились мы на пристани Намука, у северных утесов этого острова.
Наше прибытие вскоре оживило здешний залив, сначала казавшийся пустынным. Из за-всех у- шесов, из за-всех песчаных мелей, совсего приморья, из всех бухгп спешили лодки, на­груженные разными припасами, свиньями, коренья­ми и плодами. Эти щегЪлъские, красивые лодки поднимали до 210-ка и 50-ти дикарей. Через час после нашего прибытия, мы уже насчитали во­круг нашего корабля более сотни лодок. ((Смо­треть строго! «закричал Пендлешон. « Не пу­скать всей этой сволочи на корабль — поставишь часовых! « Приказание капитана едва только успе­ли выполнишь, страшный шум привлек наше вни­мание. « Капитан ! а отвечали на вопрос Пендле- шопа — какой-шо дикарь лезет на корабль, и не слушается часового. Он говорит, будто онъ
27
начальник, эгуи даже король.» — Бу, король? так короля ну сшить можно — сказал Пендде- шон, усмехаясь — я сам король на моем кораб­ле — эшо будет дипломатическое свидание. — Мнимому королю позволено взойдти, но за ним полезла такая куча не-королей, что надобно было повторишь запрещение. Уже человек шесшдесяш вскарабкалось к нам, и пора было остеречься.
Запасов было еще у нас довольно, но при_ ехавшие к нам дикари так дешево продавали их, что вскоре вся палуба покрылась у нас сви­ньями и иньямами. В обмен давали мы разные железные безделки и ожерелья из стеклянных бусов, синего цвета, что туземцы ценили выше всего. Бусы других сортов не шли в такой цене, и даже мало требовались. Впроч ем, дикари показались мне с первого раза гораздо общитель­нее всех Полинезийскихч» народов, каких только видел я до сих пор. Не было в них ни той торговой ловкости, какая внедряется уже между Гавайцами, на детских привычек и доку­чливой ласковости, отличающих Таитян, но я находил за то более разумения, личного досто­инства и сознания сил своих. Видно было, что осторожностью в своих поступках, они избега­ли назойливости, соблюдая род приличий, и не показываясь пи скучными попрошайками, ни бесстыдными ворами. Я был очарован, и начал говоришь Пепдлеииону, что вот люди, с кото­рыми можно быть другом. «Да, на день, на два— отвечал мне он — не первым нам прикидыва­
28
лись они такими добряками. Они до того обольсти­ли даже угрюмого Кука, что он назвал этот архипелаг островами Друзей. Но последовавшие за ним плаватели с горем видели годится ли это название. Теперь ужь мы знаем, как надобно полагаться на первое дружество этих дикарей. Англичанин Маринер, капитаны Дюрвиль и Дил­лон, научили нас, что шут больше хитрости, нежели природного добродушие, больше рассчета, чем правды. Эти плуты придут к вам с ма­слиною в руке, а ножик у них за поясом. Они ласкают и льстят вам, чтобы получше разгля­деть, где можно вас поразить сильнее. Вот теперь они честны, предупредительны, даже по­чтительны, но потому, что они в нашей клет­ке, и видят, что мы их сильнее. А попадись мы к нимч> после разбиипия корабля—они сдеругп с нас последнюю рубашку. Честность их — лу­кавство. И никогда не станут они буянить, пока не увидят в этом выгоды и удобства. Нет, пет! не верю я этим плутам — у них, как у соседей их на Вигпи, шакие-же когти, только они их прячупп» »...
Пендлеииоп так сильно разочаровал меня, и противодействие было столь велико, что я изме­нил даже мои Физические впечатления. Незаме- / чавши в этих дикарях прежде ничего, кроме робости и ласковости, я началт, открывать следы коварства и лукавства; подстерегал косые взгля­ды, которые хотели сделать ласковыми, и шпионя за выражениями осторожности и умеренности — я
29
открывал всякие недостатки в новых знаком­цах. Такова сила предубеждения, так страшно его влияние па суждения и впечатления наши.
Пендлешон явился сюда не для поверки только своих антропологических наблюдений. Ему на­добно было подновить запас воды, и Намука казался местом способным для этого. Но при» ключепие Делангля и его товарищей было еще со­бытие столь свежее в памяти, что без предва­рительного залога нельзя было отважиться на прогулку к острову. Приближась к эгуи> Пенд- летои спрашивал : « соглассн-ли он остаться, вместо аманата, на Океании, пока шлюпки корабля пробудут у острова?» Вопрос этот переведен был Английским дезертеромч>, поселившимся па Намука. Выслушав его, эгуи усмехнулся, и потом отвечал с важным видом: «Скажи Европейско­му эгуи—да, скажи эгуи, начальнику этого кораб­ля, что уже год прошел, как жители Гапаи христиане, и не причиняют зла своим Лвропей- скимии собратиям. » Пендлешон изумился ; он ничего не знал об этом скором обращении, все еще сомневался, и сказал: а Христиане вы, или нет, все таки согласеи-ли он будет остаться аманагпом? » — Разумеется — отвечал эгуи ч— если только это угодно моим Европей­ским собраипиям. — Немедленно отвели каюту для почетной тюрьмы знаменитого аманата и человека! пяти его товарищей; офицеры принялись развлекать его заключение, а чтобы оно еще сно­снее казалось, Пендлешон велел подать собесед­
30
никам лучшего кушанья и вина, какое у пас случилось. За эипу цену не один лгуи Полинезий­ский сделался-бы аманатом.
Шлюпки наши поплыли к берегу, под начальст­вом второго лейтенанта. Псндлепюн и Филипс остались на корабле, первый из предосторожно­сти, второй по нездоровью. Я не мог видеть отправления без того, чтобы самому не при­нять в нем участия. Согласие па это было вы­просить нетрудно ; Пендлепюн баловал меня снисхождением. Мы плыли к берегу, окружен­ные множеством туземных лодок, с парусами и на веслах. Па приморье ожидала нас много­численная толпа, но вместо шумной и докучной встречи, какие видели мы в других местах, нас приветствовали скромно и почтительно. Среди толпы ходило несколько важных людей, род какой-то полиции, казалось, приставленных для надзора, и нроповедывавших, без сомнения, учтивость и скромность против пас. Я угады­вал, что это были туземные пасторы, кото­рых миссионеры стараются завести всюду, где только проповедывают христианство.
Между тем матрозы занимались наливанием бочек из озерка, неподалеку от берега, шу- азов 60-шь в длину и 20, или 30-т в ширину. Вода оказалась солоновата, и совсем не так хороша, как полагал Пендлепюн, а потому лей­тенант его не взял полного запаса и оставил несколько боченков пустых. В это время, я рассматривал окрестности, и сначала осшо-
34
рожию в виду матрозов, по потом, ободряе­мый более и более, обнадеженный на аманата, быв­шего на корабле, увлеченный ласковостью одного из миссионерских учеников, который вызвался быть моим путеводителем, я пустился внутрь земли—даже не спросись нашего угрюмого лей­тенанта Реймбова.
Прежде всего поразил меня странный вид самых обыкновенных хижин. они были Футов по 8-ми и 9-ти в вышину, но вместо отвеса, как на других архипелагах, их тростниковые стены раздвигались наружу, когда кровля оканчи­валась осшреем. Полная Форма их представляла Пентагон. Самые большие были по 20 ши, по 30-ши Футов, при 8-ми и 9-ши ширины. Отверстие, два Фута квадратных, находилось на одной из ши­роких сторон, дюймах в 4 8-ши от земли. О- громные кучи иньямов могли заставишь почесть их аибарами, если-бы рогожки и деревянные об­рубки, там и сям разбросанные, не свидетель­ствовали назначения их для житья. В числе хи­жин, некоторые имели наружность более щеголь­скую и удобную, составляя навесы, поддержанные столбами, провеваемые со всех сторон, с по­лом покрытым рогожками. Я подумал сначала, что это жилища начальников, но они составляли просто обиталища туземцев во время дня ; другие служили им ночью.
Окрест эших жилищ, гпо совокупленных, то разбросанных, простирались прекраснейшие, какие только видал я в эших климатах, поля,
.32
насаждения иньямов, шаро, особливо кавы, превос­ходно содержимые. Они были выполоты, вымешо иы, очищены оип негодной травы. Каждое поле было огорожено, защищено от человека и ош бродящего животного прочною и красивою ого­родною, из тростника, или сахарных тростей. Очарованный гулял я среди этих свидетельств плодородия и обилия. Мои предубеждения начинали исчезать — па земле столь благодатной, человек не может быть зол. Инстинкт кровожадности тревожит только голодного зверя — будучи сыт, самый свирепый зверь спокоен. Впрочем, природа казалась здесь так хороша, произраста­ние свежее и блестящее сгибалось передо мною в полукруги зелени, столь приятные, и волновалось такими тенистыми и многоразличными меанд-* рами ....
После получасовой прогулки, я достиг уже до берегов внутреннего озера, мили на три в длину, на одну милю в ширину, отделенного от моря узкою окраиною. Три островка, отмененные зеленью, казались дремлющими на его волнах, будто оазисы зелени на океане песков. Они гля­делись в'ь его прозрачные, гладкия воды, едва струимые крыльями кой-каких морских птиц. С высоты листвяного луга, я обнимал общность этого местоположения—чудный обращик красот Намука, которыми восхищаться имел все причи­ны естествоиспытатель Форстер. Отсюда сле­довал я за всеми изгибами низкой, лесистой земли, испещренной холмиками, покрытой плетня­
33
ми и рощицами, украшенной по местам купами кокосов и казуарип. В средине острова видне­лась гора, кажется, базальтового начала, к чему прибавились Мадрепоровые дополнения. Ош общно­сти вида переходил я к подробностям, и—что за перспективы гармонические и восхитительные, что за цветы, свежие и пестрые, что за птицы, чудные своими блестящими перьями — голуби, по+ пугай, карастели, не говоря уже о родах более мелких, с тысячью оттенков, с тысячью Форм!
Мой восторг был возмущен голосами не­скольких человек, казалось, спорившихе о чем- то очень горячо с моимч» проводником. Первая мысль моя была, что я предмет этого спора, и я приложил руки кч» моим пистолетам. При таком движении, один из спорщиков бросился ко мне, и недоверчивость Пендлетопа пришла мпе в голову. Я решился дорого расплатиться, если вздумают грабить меня. По счастью, все дело кончилось недоразумением. Новые сопутники мои спорили с проводником моим о чести также провожать меня, благоразумно рассчитывая, что за то получат какую ни будь награду, что пибудь из Европейских драгоценностей. Я утишил ссору, принявши всех в мои проводники, по, опа­саясь, чтобы моя живописная прогулка не кончилась драматическою развязкою, оборотился к месту наливания водою. Впрочем, мои новые сопутники вели себя самым скромным образом. С благо­дарностью приняли они, что я подарил им, но ничего не канючили сами. Миссионерский ученик,
ч, га. з
З.’И
зная несколько Английских слов, служил мне шолмач.ем'ь с другими. Слушая разговоры их, я мог заметишь, что хотя в основании язык туземцев был Полинезийский, по великое разли­чие существовало одиакожь между Таишским и Тонгским наречиями, почти ипакое-же, какч» между Итальянским и Испанским. Таким обра­зом, два слова, которые обыкновенно находятся в устах каждого дикаря, когда они говорят с Европейцами, слова, служащие для отличения всего, что они продают и покупают, эти пеизбЬжные условия каждого торга, словом —- «хорошо» и «худо», по-Таишски говорятся: манипан и гпно, а по-Топгски : леплен и кови. Видите, что различие здесь велико.
Разговаривая с моими сопушпиками, я прибли­зился к пристани и испугался : шлюпки нашей тут не было ! Наскучивши ждать меня, угрю­мый Раимбов отправился к кораблю, но—добрый товарищ ! он все еще ждал меня, глядел в трубу с своей шлюпки, и тотчас повернул на­зад, едва увидел меня. Таким образом, испуг мой не был продолжителен. Но по таинствен­ному шопоту между дикарями, по жадным и мрачным взглядам, которые заступили мгновен­но место прежней дружбы и ласковости, я мог попять, что в случае оставления меня среди их дружелюбной толпы — мое положение могло быть ужасно' «Вы, сударь, повеса!» говорил мне Раим­бов, приставши к берегу — « Флаг для отбы­тия уже с час торчит па корабельной мачте—'
35
я не повиновался ему, сколько мог долее. Пепд- лепион теперь взбесится — он неумолим в дисциплине — а все от ваших прогулок! »—Я был виноват и молчал. За то, я первый взбе­жал на Океанию, все рассказал капитану, сни­мал на себя вину лейтенанта. Пендлепюи раз­бранил меня, как дитя. Но тем все кончи- нось, и добрый лейтенант был спасен от беды, а эшо уже значило большую милость у Пепдлешона.
В шоип-же вечер отправились мы с Намук- ской гавани. На другой день, 4 6-го Мая, вышед па палубу рано утром, я увидел, почти на пуши пашем, две страшные громады, недалее льё расстоянием одна от другой, темные, черные, скалистые утесы, неприступные, по-видимому, и каждый около полу-мили в ширину. « Вот доб­рые лоцмапй — сказал мне Пендлешон, указы­вая па них —■ превосходные маяки, поставленные природою, чтобы проводить корабли в опасных проливах Тонга-Табу.)) Едва сказаны были эпии слова, с мачты раздался крик. «Хорошо!» отве­чал капитан, и математически снял он поло­жение обоих утесов, Гу ига-Тонга и Гунга-Гапан; потом обернулся к сторожевым, и приказал наверно смотреть новую землю на 10. 3. — Это быль остров Âmama. Через полчаса, когда по­казался этот остров, Пендлешон раздал но­вые приказы; экипаж был весь по местам, одни на палубе, другие на мачтах; капитан сам стал наблюдателем и кормчим. Океания вата входила
36
теперь в узкий пролив, где с обеих сторон находились каменья, о которые море разбивало валы свои, пенисто и яростно. За тем явля­лось пространство тихое, но еще более опасное— дно морское усеяно было тут коралловыми от­рогами, ярких, живых цветов ; одни из них были видны, другие скрыты в неравной глуби­не— настоящие кинжалы подводные, ежемгновенно грозившие вонзить свои тысячи оспиреев в дно корабля, прорезать его и повалить на груды ска­лы, умирающий, на верную гибель! В торжествен­ные эти минуты глубокое молчание царствовало всюду. Чело капитана, сложенное в широкия мор­щины, показывало опасность возможную и—страш­ную. Взоры всех, казалось, доспрашивались отве­та о судьбе нашей у морских бездн / меряли, вопрошали эиии безответные скалы и глубины, искали в них возможности спасшись, готовы были прокопать проход нашему превосходному кораблю. Земля, земля была теперь смертным приговором нашим. Корабль — это рыба: если нет у него воды — он погиб. Величайший не­приятель корабля — земля, ибо он создан для моря, глубокого, обширного моря, и когда видит он землю, куда должно ему пристать — он бо­ится её, не доверяет ей. Ни одно из тяжких испытаний мореходца, заставляющих бледнеть при одном рассказе, не бывает так гибельно, так ужасно, как опасность на коралловых ме- лях ! Пусть бьют корабль Антильские ураганы, Китайские пшфоииы, Капские вихри, бури Лсдови-
37
и гы к морей — пусгпь молния зажжеш'ь его мачипы, тромба затопит его палубы, ветер изорвет его паруса—пусть терпит он кановнаду, абор­даж — пусть будет в долгом путешествии, при недостатке сухарей и воды, с губитель­ным скорбутом, с желтою лихорадкою, двад­цать дней принужденный выкачивать воду, как будто страдая водяною болезнью — чшо-же? Все это еще не смерть, не гибель ! Пусть только после этого коснется он доброго пристанища, и—вот он спасен, возобновлен, поюнел — у него будут новые члены, новая, блестящая опоя­ска, еще легче мачты, еще лучше паруса и спасти, вместо ветхих, им брошенных — он осуще­ствит собою Феникса — он обновится ! По кораблекрушение на утесе, удар об коралловое острое и—что такое корабль? Обломки без имени, деревянная щепа, развалины—смерть плавателям!
И здесь, местность умножала еще ужас наше­го положения. Спасение на Европейский берег, конечно, представляет неприятную будущность с Европейскими таможнями, которые не знают сострадания, если оно не предписано тарифом, не ведают ничего, что не позволено уставом цолнерским, по—перейдя эту драконовую стражу, вы, по крайней мере, свободны, отдохнете, ожи­вете. А здесь? Мы были прошив скал повой Та­вриды, где в жертву неумолимой богине поги­бал спасшийся из волн моря — мы доставались в руки варварского племени дикарей, о котором повествуют так различно, которое подозрева-
38
юпп> в свирепстве, бесчеловечного, жестокого, если не по природе, то по рассчету корысти! На добпо признаться, что все это было страшно — машроз, офицер, пассажир, каждый задумывался о своей будущности.
В одно из этих мгновений мне показалось, что мы уже дотронулись кораллового хребта утесовъ—корабль пат остановился, задрожалъ— оп казался вздрогнувшим, будто киш, чующий прикосновение погибельной пилы-рыбы. Если-бы можно было эшо поверит осмотром, я уверен, что па ребрах Океаниц нашлась бы длинная цара­пина, положенная отрогом коралла, как будто па стекле алмазом. Но это продолжалось одно мгновение — на лбу Пеидлсшопа не успела вполне образоваться лишняя морщина— его говорная тру­ба не была донесена до рта, и опустилась спокой­но — опаснейшее место было пройдено, и—Тонга- Табу, мало по малу, раскрывал перед нашими взорами свои прибрежные чудеса, свою землю, устланную произрастанием, свои разбросанные хижины, свои заселения, свои фантока, высящиеся уступами. Мы касались гавани,,.мы были спасены. В два часа по полудни бросили мы якорь перед островком Напгай-Моду, где наиболее остана­вливаются Европейские суда.
Тут, как обыкновенно, толпились туземцы. Еще мы не кончили дела с якорем, а лодок шесшдесят окружали уже наш корабль. Дпкаргц в них бывшие, не отличались ничем от виден­ных нами вчера. Кажется, и Пендлешон не дове­
39
рял здесь шак-жс, как и на Намука ; одинакия осторожность и бдительность были от него строго предписаны. Между шем, три лодки, бо- л 1>е щеголеватые и просторные, раздвинули кучу итросгполиодипских лодок. Это были три началь­ника острова, три великие эгун. 1/1 х пустили на корабль, со всею их свитою. Как переводчик и министр, подле начальников виден был Англи­чанин, по имени Синглетон, машроз, спасшийся во время гибели корабля Норт-о-Пренс, и захва­ченный дикими, в 4 80Л году. Еще два Англича­нина, Джон Рид и Ришчеш, здесь поселившиеся,также следовали за великими эгуи.
Мы скоро узнали историю наших знаменитых гостей. Прежде Топга-Табу повиновался одному царю, Туи-Тонга, по в следствие жестокого меж­доусобия, царя принудили бежать на Вавао, и власть его разделилась между многими. Паши го­сти, ТагоФа, старшина Боа, Палу, старшина Муа, Лавака, богатый островитянин, называли себя царями. По кроме их, нам сказывали множество имен разных властителей — Раша, управляв­шего областью Гифо, где долго жили миссионеры, Тубо, который принял христианство, и тем уронил себя в глазах подчиненных своих, Аваи-Машуа, Гула-Каи, Ma-Фу, Беи-Гала, Огила, и проч.— Но власть на этой стороне казалась осо­бенно принадлежащею нашим гостям. Лавака, человек глупый, уважался только за свое богат­ство, и настоящими властителями были ТагоФа и Палу — один храбрый, как Ахиллес, другой
ло
красноречивый и плуш, как Улисс, первый гроз­ный своею дубиною, другой страшный своим языком.
ТагоФа казался человеком около ^5-ши летъ» Рост его не превосходил почти 5 Футов 3 дюймов, но размеры тела показывали ужасную силу мускулов ; вид его был благороден и важен, лоб широк и выразителен, глаза живы и смелы, губы алы и невелики, волосы редки, кур­чавы и темного цвета. При первом взгляде нель­зя было открыть в нем предприимчивой отваги ; ничего грубого не было в его поступи, ничего свирепого в его движениях. Это был в одно время воин и дипломат, повелитель двух- тысячнаго‘воиска — значительной силы в Тонга- Табу, и хитрый политик, заставивший усыновить сына его, как владыку, туп-тонга-фафнце. Одеж­да ТагоФа не отличала впрочем его от других островитян ; он носилчл широкую гибисковую юбку, около пояса, но голова и ноги его были голые.
Что касается до Палу, это была толстая, жирная, едва двигавшаяся шута. Между тем, лицо этого старшины казалось приятно, спокойно, и выражало некоторую тонкость и важность. Волосы его были коротки и гладки, шея толста, лоб большой и широкий. Одаренный красноречи­ем и способностями, он один из туземцем мог понимать и немного говоришь по-Английски. Синглетон и Рид, находясь в его службе, были его учителями, и благодаря их стараниям, Палу
мог довольно порядочно коверкать Английские слова. Впрочем, кажется, этот дикарь был страшный Англоман; он гордился знанием Евро­пейских манеров общежития, ел по-Английски, пил ром по-Английски, любил Английские toasts (ипосшы) до излишества, и все, что только было и называлось Английским.
Все три начальника не одни взошли на наш корабль; с каждым была свита, род двора, или лучше сказать, стражи, гвардейцев. Этих про­вожатых называют мата-буле, и число их из­меняется, смотря по важности и богатству началь­ника. За ТагоФа, Налу и Лавака следовала толпа маша-буле, наполнявшая несколько лодок. Их не всех пустили на корабль наш, но мы насчитали однакож посетителей более 50-ши.
С первого дня прибытия, Пендлегпон хотел уговоришься о делах. Он объявил министру Синглетону, что промены между им и острови­тянами тогда только начнутся, когда начальники утвердят его условия. Условия эти состояли в том, чтобы один из начальников постоянно оставался на корабле, как аманат, и как по­рука за безопасность шлюпокч», отправляющихся к берегу. Едва Синглетон передал это требо­вание капитана, удивление, притворное, или истин­ное, оказалось между великими эгуи. ТагоФа на­морщил лоб, Палу кусал себе губы, и только Лавака казался спокойным, едва понимая в чем состоит дело. Палу почел обязанностью объ­ясниться, шпал в ораторскую позу, говорилъ
42
с четверть часа, приятно и с достоинством, Слова его, казалось, были исполнены убедитель­ным сладкоречием и красноречивою силою, чего не могли вполне передашь нам толмачи. «Как?» восклицал он •—■ вы не доверяете нам ? По мы лучшие друзья Европейцевъ’. И для чего будем мы причинять вам зло ? Вы доставляете нам пред­меты, которые нам нравятся — железо, ткани, ожерелья из синих пронизок. Если мы посту­пим с вами худо, вы не придете кч> нам опять, и у нас не будет железа, тканей и пронизок. И притом, на ваших кораблях есть пушки, у ваших людей есть ружья, и если-бы недостаточно вас было для защиты, мы знаем, что вас много у великих ващих царей—приедут ваши братья и уничтожат за вас Тонга-Табу. И так, вы видите, что вам нечего бояться. Идите к намъ— эгуи будупиЧ) вашими покровителями, и вы поло­житесь смело на их слова. » — Пеидлетон слу­шал все внимательно, и понявши смысл речи, не дал даже договорить переводчикам. « Толко­вать много нечего—сказал он — мы знаем что вы народ хитрый. Вспомните, что случилось с Дюрвилем и Диллоном. Сперва лисий хвост, а потом волчий рот. Но мы должны пользоваться прежними опытами. Скажите вашим эгуи мое последнее слово : один из них останется ама­натом па корабле. Если не так — мы сей час подымем паруса и оставим Пангай-Моду. » — Увидя такую решительность, начальники дикарей уступили. Палу согласился остаться па корабле,
цз
с несколькими из своих маша-буле. Положили, что ТагоФа и Лавака будут заменять сго, если ему понадобится быть на острове.
После заключения такого условия начались про- мены. Число посетителей корабли не должно было превышать числа 30-ти. Другие, сверх этого количества, должны были торговаться из лодок, и передавать тяжелые вещи на веревках и в корзинах. Лодки дикарей были наполнены свинь­ями, птицею, овощами и плодами. Все это отда­валось за безделицу, но всему предпочитали ди­кари синия пропизки, или бусы. Это казалось са­мым драгоценным предметом для дикарей на Топга, как позументы па Таити. За пять малень­ких бусов синего стекла охотно давали кури­цу, а за 50-ш большую свинью. За 20-шь штук, я составил себе целый кабинет редкостей — кораллов, раковин, мадрепоров, а за 50-т еще — полный набор туземного оружия, нож, дубину, копье, щит. И другие произведения Евро­пейские покупали охотно, но не с пиаким жа-? ром. Были охотники на ножи, кольца, ножницы, зеркальцы. Железа спрашивали мало, по охотно брались за ружья и порох. По несчастью для бед­ных торгашей, на пашей Океании было полное обилие, и уже с неделю машрозы паши просто роскошничали, ежедневно ели свежую свинину, по две, но три птицы приходилось па каждого, а бананами, иньямами, пасшеками была завалена вся палуба. Надобно было расшевелишь уже удовле­творенные потребности, и мы покупали не столь­
ко по необходимости, сколько из мопиовсшва, по за то лучше торговались, и нам все отдава­ли почти даром. Не смотря однакож на ску­пость пашу, с утра до вечера около Океании была настоящая ярмарка. Несколько сот мужчин и женщин беспрестанно старались передавать на палубу свой товар, беспрерывно болтая, шумя, сопровождая болтанье и шум движениями, но впрочем поступая честно и добродушно, сохра­няя верность в промепах, и стараясь, как-мож- но менее надоедать. Полинезийцы Гавайские, Таит- ские, Нукагивские казались мне гораздо бесстыд­нее и хуже.
Весь первый день нашего пребывания, трое вели­ких эгуи не оставляли нашего корабля, обедали за столом с нами, и потом отдыхали в на­ших каютах. По Океанийскому обычаю, каждый из них хотел выбрать себе офа, или друга, звание, равное Таишскому таио 3 с одинакими преимуществами и обязанностями. Волею и нево­лею Пендлешон побратался с Палу, я достался ТагоФу, Лавака навязался Филипсу. Все главные магаа-буле .выбрали себе офз из офицеров, не­которые принуждены были удостоить этой чести матрозов. Каждая пара ОФа менялась друг с другом именами, и дружба становилась неразрыв­ною после разделения нескольких стаканов доб­рого грога.
На другой день Пендлешону надобно было от­правляться на остров. Обнадеженный взятыми им средствами предосторожности, он хотелъ
M5
посетишь Гапиа, начальника в Гифо f который в прежнее, кратковременное посещение обещал дат ему двух лоцманов для сопровождения в затруднительном плавании по архипелагу Виши. Океания отдана была под надзор Филипса, с строгим приказанием наблюдать за поведением дикарей. Лодка, с десятью вооруженными людь­ми, должна было везти капитана. Я был неизбеж­ным его товарищем, и мы пустились ранним утром. Гифо находится в'ь 4 5-ти милях от пристани. Надобно было идти па веслах все это расстояние, и через коралловые утесы достигать таким образом до западной оконечности остро­ва. Поездка наша была не без труда. Несколько раз, машрозы сходили в воду и стаскивали лод­ку с мелей. Наконец, мы достигли до длинного ряда кораллов, где вовсе не было проезда. Бе­рег оставался еще довольно далеко, и для пере­хода на него надобно было нам идгпи по корал­лам, и в иных местах вода доставала нам чуть не по грудь
Измокшие и исцарапанные вышли мы наконец на сухой прибрежный песок. Взгляд йа окрест­ности мог нас утешить. Со всех сторон видны были туш прелестные хижинки, скрытые в густоте дерев и огороженные плетнями. Этот вид довольства и счастия, эта зелень свежая и живая, эта природа, эшо солнце, эти воды и рощи — все эшо заставило нас позабыть скуку и продолжительность переезда. Ни одна долина, исключая Ламукскую, не казалась мне столь
46
Плодородною, столь хорошо обработанною. Поля с кава ( Piper melhyslicum ) были настоящие сады, содержимые тщательно, в порядке, с удиви­тельною заботливостью, так, что напрасно сшали-бы вы искать на них хоть былинку негод­ной травы.
Прошед шагов сотню от пристани, наш маленький караван достиг Гифо. Это заселение дикарей представляло нечто похожее на укрепле­ния — валы, крепко построенные, и рвы, наполнен­ные водою, без сомнения, послужившие в нема­лую пользу при здешних смятениях. Около сот­ни хижин, рассеянных в роще, раздельно и купами, беспрерывно появлялись перед нами, с нашим приближением. Все они являли строением своим характер обыкновенной архитектуры дикарей, и только одно здание показывало Евро­пейскую Форму, столь обыкновенную на Таити. Э;по был домик в два этажа, деревянный, рас­крашенный зеленою краскою, с тремя окошками в переднем Фасаде. Маленькая загородка, хорошо обнесенная плетнем, составляла дворик. Здесь обитали Английские миссионеры, проповедники па Тонга-Табу — Томас, Гушчинсоп и другие чле­ны здешней церкви. Теперь домик эипопгь был пуст. После долгих усилий, миссионеры отчая­лись обратить начальника Гифоскзго. Они отка­зались от этого дела, и преемники их, вместо бесплодныхч» усилий в Гифо, предпочли пересе­лишься вч> Ниуку-ЛоФа, местопребывание старшины Тубо.
47
Хотя оставшись упорным язычником, Гаша не хотел показаться нам грубым дикарем. Он даже признался мам потом, что политическая реформа пашла-бы скорее ревностного в нем участника, не касаясь его веры. Прием наш произвел оп с некоторым великолепиемч», приличным его сану. Его семейные эгуи, маша- буле и служители стали кружком около малап ( площадки ), которая составляла эспланаду пе­ред жилищемч> начальника. Далее толпа наро­да, с видом любопытства, но бкромпо, ожидала выхода своего повелителя. Он появился, пошел к верхней стороне круга, и его легко было рас­познать по богатому ожерелью из зубов каша­лота, отличию, показывавшему, что оигь имел звание главного полководца. Заметив нас, он протянул нам руку, посадил нас подле себя, и потом дал знакъ—это было начало кава» Так называется знаменитый обряд в странах Оке­анийских, род либации, иногда религиозной, иногда политической, сегодня показывающей тор­жество и праздник, завтра простое угощение, в роде нашего домашнего чая, или пунша, то скромную вежливость, шо необузданную оргию ту­земцев. Теперь кава была назначена для пас. Гата хотел пас поподчивать торжественно и великолепно.
По данному знаку, один из главпыхч« мата- буле, сидевший на противоположном конце кру­га, взял большое блюдо, род треножника, вну­тренность которого, облакированная отстоемъ
Д8
напитка, показывала долговременность его упо­требления. Взявши потом из рук одного дика­ря огромную корзину с кореньями кавы, пред­назначенными для сегодняшнего угощения, он раз­дал по корешку в народ, выбирая мужчин по­моложе и женщин покрасивее. Эти избранные и избранные должны были служишь вместо пресса, или мельницы — жевать коренья, как у нас жу­ют солодковый корень, и эшо для того, чтобы вода лучше извлекла потом все крепкое начало, заключенное в каве. В пять минут коренья бы­ли изжеваны, и каждый принес данную ему часть. Маша-буле собрал все эшо в кувшин, стал наливать водою, и между тем мешал разжеван­ные корни, давил их, и всячески старался из­влечь из них перечный вкус их. Собравши потом их в сепику, для окончательного дей­ствия, он выдавил все эшо, и отделил нако­нец пережеванные коренья, в которых ничего не должно оставаться соку и вкуса, ибо без того в каве, не будет силы. Впрочем, маша- буле, которому дают приготовлять каву, дол­жен хорошо знать свое дело. Кава негодная, при торжественном угощении, папесла-бы на приготовителя неизгладимый стыд.
При нашей каве, приготовишель сделал свое дело превосходно. Эшо был опытный артист и знаток, лучший мастер из всего поколения ди­карей. Каждый из нас приготовил между тем свой стакан — из кокосового листа, искусно свернутого. Такой стакан употребляется только
M9.
один раз. Выпивши из него каву, бросают его. Поставленные кругом большего кувшина, стаканы были наливаемы один после другого на­шим эшансоном. При каждом, Гата говорил- « Давай шакому-то » — соблюдая строжайший эти­кет, так, чтобы раздача начиналась самыми главными начальниками и оканчивалась самыми млад­шими. Нам оказали особенную честь — поднесли первым. Когда Гата произносил чье-либо имя, удостоенный выбора хлопал руками, чтобы пока­зать где он сидит, потом с важностью брал подносимый стакан, выпивал напиток и бро­сал стакан далеко от себя. Раздача кончилась, когда все сидевшие в кругу были обнесены. Про­столюдины, стоявшие за кругом ничего неполу- чали. Я попал в число избранных, но немог проглотить почетного питья — перечный, крепкий вкус его захватил мне горло, и я принужден был передать питье соседу, который вытянул драгоценность эту с наслаждением. Пендлетон, привыкший к каве, пил ее охотно, будто ста­кан рому.
Но приготовление кавы, виденное нами, хотя и было произведено с обрядами, все еще неимело торжественности великой народной кавы, собра­ний политических, или религиозных, на кото­рые сходятся все знатнейшие начальники острова, и где нередко спор за председательство оканчи­вается боем. Англичанин Марипер первый опи­сал нам обряды великой кавы, со всеми Форма­ми её подробностей и уставов.
ч. ѵн. п-
50
В эших великих собраниях, начальник, председательствующий при каве, и он всегда бывает старейший по достоинству, садится в двух, или трех футах от края хижины, на рогожке, постланной по земле, обратясь лицом к малаи, где раздвигается круг собеседников, По сторонам этого президента находятся два его мата-буле, или церемониймейстеры кавы. Далее садятся начальники, по строжайшему раз­бору старшинства, потом мата-буле, и нако­нец муа, если они есть, как звание низшее двух первых. Иногда заседание присутствую­щих уравнивается порядком их прибытия; эти­кет в этом случае гораздо менее значителен, нежели в разделении потом напитка. По среди­не круга, против президента, находится дела­тель кавы, мата-буле, муа, туа, иногда эгуи. — Можно разделишь круг кавы на две части— одна верхняя, во главе которой сидит президент, и подле него знатнейшие начальники ; другая ниж­няя, где находятся младшие начальники и осталь­ные гости. Подле них стоит народ, образуя таким образом внешний круг. Это деление круга кавы на две части считается весьма важ­ным. Преимущества в этом случае рассчитыва­ются чрезвычайно строго. Если в собрании бу­дет особа самого высшего звания, но туш-же есть родственник старше его, или отец его, он неможет сесть в верхнем кругу, хоть-бы и пониже старшего. Если он уже сидит гпам, когда приходит его' отец, он обязан немед­
54
ленно встать и сеешь в писшем кругу. Когда все усядутся, церемониймейстер призывает од­ного из служителей, и шот входит в среди­ну круга. По полученному приказанию приносят пЪтребное количество кавы и кладут у ног президента. Потом, по другому приказу, пере­дают ее приготовишелю кавы. Тут начинается его должность : он ломает каву на мелкие ку­сочки, чистит их острыми раковинами, и нако­нец располагается раздавать охотникам для жеванья. До тех пор7> соблюдают глубокое мол­чание, но едва приготовител раздала» несколько кусочков кавы своим соседям, подымается об­щий крик: Май ма кава! Маи,мая ма кава! Маи е кава ( дайте мне кавы, дайте мне кавы ) ! На ра­боту выбираются лучшие челюсти из толпы, са­мые здоровые и крепкие зубы. Таким образом происходит в кругу жеванье кавы, и ее кладут на банановых листах, а потом несут в об­щую чашу. Едва кончится эта работа, снова во­царяется глубочайшее молчание. Пригопювишель наклоняет- немного чашу перед президентом, и говорит : Кое кава гени гуа ма ( вот кава пережевана ), на что президент, если находит, что кавы уже довольно, отвечает: Палу (мешай).'— Туш два помощника становятся по бокам при- готовителя, один подливает воду, другой от­гоняет мух. Маипа-буле, церемониймейстер, сидящий подле президента, начальствует делом, как будто воинскою эволюциею, в двенадцать темпов: Лингн а ваи! May е ваи! Палу гер таипау,
52
беа (рака мау (лей воду — довольно воды—мешай сильнее и ровнее, везде, хорошенько ), и проч. — Каждое приказание его немедленно исполняется. Когда кава довольно уже смочена и перемешана — Ли, е (ру (клади в фу)! восклицает мата-буле. Фу называется ша сетка, О которой я уже упо­миналъ—это решеточки из жилок гибискусовой коры. Приносят их достаточное количество, чтобы покрыть всю поверхность кавы, и кладугги на поверхности сосуда. Тут начинается самая важнейшая работа: надобно, чтобы Фу обхватили всю каву, и потом должно выжимать из них сок. Сила, ловкость, приятность телодвижений делателя кавы бывают в это время предметом общих замечаний. Все следуют внимательно за каждым размахом рук делателя кавы, и забо­тятся о следствии его работы с беспокойным ожиданием.
Наконец, кава приготовлена ; стаканы из банановых листьев также готовы. Приготови- пиель возглашает : Гуа ма е кава меи ( готова кава ) ! Мата-буле отвечает : Фака тау ( нали­вай ) ! Два или три человека приближаются с множеством стаканов в руках. Приготови­тел кавы погружает в жидкость Фу, сверну­тую клубком, как будто губку, и потом да­вит из неё сок в подносимый ему стакан. Каждая порция составляет с треть пинты. Туш служитель кричит : Кава гуа гека ( кава налита) ! Мата-буле отвечает: Лигу а ма... ( Да­вай такому-то}, означая по имени самого старта-
го в собрании. Крайчий приближается к назван­ной особе со стаканом, подает ему стакан, и так обходят поочередно всех. — Эта раздача кавы есть самое важнейшее дело, и строго наблю­дается мата-буле. Обыкновенно старейший, на­чальник круга, получает первый или третий стакан, третий наиболее, ибо первый нередко магпа-буле велит подносишь своему товарищу, сидящему подле старейшего по другую сторону. Есть однакож исключения из этикета. Так иногда посторонний начальник, гость с ближнего острова, имеет честь первого стакана. При обыкновенной каве, кто дает коренья, хотя он будет ниже званиемчи, нередко предпочитается всем другим на первый стакан. Всего чаще однакож президенту дают первый или третий стакан, а мата-буле, неошдающему приказа­ний, второй или четвертый. За тем раздача идет по порядку старшинства. При больших за­седаниях кавы, где присутствуют сотни гостей, отличенных званием, несчитая толпы народа, стоящей кругом, невозможно распорядишься цере­мониальною раздачею всем и каждому. Потому ограничиваются особами высшего круга и их роднею в низшем круге, следуя порядку стар­шинства. Осушив по одному стакану, нередко начальник велит обносишь по другому, потом по третьему и даже по четвертому. При вся­ком новом обносе, прежняя церемония неизме- няется ; каву готовят снова и разносят по обыкновению. Иногда, при известном случае, осо­
5^
бы верхнего круга предлагают от себя коренья и заступают место угощающего. Но старший ни­когда однакожь нейдет на каву к нисипему, и еслибы такой необыкновенный случай представил­ся, низший выходипгь из круга и предоставляет старшему председательство за своею собствен­ного кавою, При религиозной каве соблюдаются одинакие обряды, но только председает жрец ? и все соблюдают глубокое молчание.
Малая кава, какою угостил нас начальник Гифо, хотя и небыла вполне церемонияльна, но могла однакожь дать намч» верную идею о церемо­ниях кавы вообще. Впрочем, не одно это могли мы узнать в сей день. Едва кончилась кава, яви­лись два служителя, и с торжественною важно­стью поднесли начальнику живую свинью. Гата произнес только несколько слов и свинью унесли. Он велел приготовить ее для нашего угощения. Много раз слыхал я с величайшими похвалами о методе приготовления свиней здеш­ними островитянами, и потому немог пропу­стить столь благоприятного случая быть само­видцем их поваренного искуства. Пендлетон согласился идти со мною, и сам Гата провожалчэ нас.
Убивти свинью, вытерли ее соком бананового обрубка, опалили на огне из тростника, оскреб­ли ей шкуру острыми раковинами и вымыли ее. После этой приготовительной работы, в нижней части брюха прорезали круглое отверстие, и одно за другим, вынули из животного кишки, желу­
55
док и печень. Чтобы никакая жидкость невли- лась в мясо, с величайшим старанием завязали прежде всего intestin rectum. Из трех предме­тов, извлеченных из внутренности, только печень были обмыта и положена снова в живот­ное ; желудок и кишки жарили потом отдельно на горящих угольяк.
Между тем топилась печь; ее составляла круг­лая яма, выкопанная в земле, Фута в два глу­биною. Когда надобно приготовлять жаркое, на­полняют часть этой ямы каменьями и круглым булыжником, хорошо удерживающими жар, и потом зажигают на каменьях большой огонь. Раскаливши достаточно каменья, выбрасывают поспешно головни, оставляя уголья и пепел, на­кидывают на них смоченных ветвей и покры­вают их слоем зеленых листьев. Тут, в эти горячие каменья, одетую листьями хлебного дерева, заткнувши пуком травы то место, через которое вынимали внутренность, свинью кладут на самый жар и покрывают банановыми листья­ми. Подле неё кладутся иньямы и пашашы, чтобы испечь их вместе с свининою, и все это закры­вается толстым слоем земли, так, чтобы пар нисколько невылешал. Через час разрыва­ют печь, и свинья средней величины бывает го­това. Если животное очень велико, его режут на четыре части, непеременяя порядка в приго­товлении. Свинью, приготовленную таким обра­зом для нас, принесли с величайшею шоржесш-
56
венносшью в хижину Гаша. Мы принялись за обед, сидя на наших сумках, а туземцы при­севши на корточки, и мясо свиньи показалось мне превосходным, от того-ли, что оно было само по себе хорошо, или причиною тому был образ приготовления, но только никогда в Европе по­варенное искуство недостигало до такой сте­пени изящного вкуса в приготовлении свиного мяса. Мягкое, тучное, оно имело какой-то благо­вонный запах. Может быть, это происходило от обвертки его в листья бананового и хлебного дерева, придававших ему вкус и благоухание.
После обеда говорили о деле. Пендлетону надобно было условиться с Гаша о лоцманах, которых он обещал, и также собрать от него разные торговые известия, важные для капи­тана, но неинтересные для меня. Потому оста­вил я его разговаривать, при помощи перевод­чика Синглетона, и с другим Англичанином отправился погулять в окрестностях. Мы углу­бились под свежие, тенистые своды ближних лесов, удивляясь в частности каждому из здеш­них деревьев, составляющих столь прекрасную общность. Тут видны были прелестные бананы, доставляющие столько пользы туземцам — вкус­ный плод, широкия салФетки для стола, стаканы для кавы и обмыванья рук после обеда, свежий сок, текущий в разрез коры. Там являлись папайеръи; с румяными, пахучими плодами, латаны^ из которых делают веера для начальников, вакуе > простые и многорасганые, где сто деревъ
57
видно в одном дереве, гибкие и полезные ги^и- ски, из перепончатой коры которых ткутся ткани, превосходные папоропги, с их роскош­ными листьями, и над всем этим произраста­нием, как царь и повелитель, возносился кокос, с своею зеленою головою, на гибком, высоком стволе, то прямом, то немного согнутом — благодетель здешних стран, пригодный на все, способный на все, двадцатью манерами употребляе­мый на пользу туземцев, как питье, как еда, для утоления жажды и голода, доставляющий масло для наряда их, дерево для постройки, листья для крыши домов, веревки для лодок.
Там и здесь, среди этих очаровательных лесов, окруженные рядами дерев в роде аллей, являлись храмики, посвященные богам, молитвен­ницы, опрятно содержимые, и еще более фаи-тока, погребательные памятники, чрезвычайно чтимые туземцами. Впрочем, здешние Фаи-тока совсем небыли ни так обширны, ни так великолепны, как в Муа. Вместо зданий, складенных из огромных каменьев и расположенных уступа­ми, эшо были земляные насыпи, обложенные дер­ном, с небольшим строением над ними, где предполагается жилище покойника. Дерева, даю­щие тень эпиим гробницам, суть обыкновенно казуарпны, священные наравне с самыми погре- бальницами. На ветвях казуарин висят сотня­ми летучия мыши, огромной величины. Приценясь когтями и сплетясь одна к другой, так, что обманывают зрение, эпии животные издали похо-
58
дяип на длинные черные кисши плодов, висящие с ветвей дерева. Взглянувши мимоходом, можно обмануться. Но стоит только бросить камень в дерево и загадка разрешается. Тотчас, мно­жество огромных летучих мышей подымутся с ветвей дерева, полетят с пронзительным кри­ком, и после небольшего круга по воздуху, одна после другой возвращаются они и цепляются за ветви, как прежде. Но кроме этих, довольно отвратительных полу-пшиц и полу-звереЙ, пор­хали по лесу красивые горлицы, зеленого цвета с амарантовою головою, блестящие зимородки, объяринные попугаи и красивые филе доны.
Наступала ночь. Пендлешон распрощался с начальником Гифо, и мы отправились на свою шлюпку. Идя к берегу, Синглетон указал ка­питану па груды кораллов, в которых видны были обширные, правильные пустоты. « «Здесь —- говорил нам Англичанин — дикари выламывали огромные глыбы, из которых построены здания в Муа. Некоторые куски кораллов увидите вы там Футовии по 4 2-ти, при соразмерной величи­не. Их ломают во время отлива, потом кла­дут на бревна и тащат сколько можно далее на море. При наступлении прилива, дикари при­плывают за ними в лодках. Но многие каменья добыты гораздо далее, так, что за ними отпра­влялись в Гапаи и Вавао.
Благодаря искуству и знанию местности остро­витян, нам ненужно было на сей раз идти в воде по пояс. Наша шлюпка свободно летела по
59
волнам, сопровождаемая туземными лодками, из которых одни шли на парусах, другие на греб­ле, и многие близко от нас, сохраняя опи вся­кой опасности. Дикари пели и били меру веслами. Песня их была однообразна, но тиха, приятна, и с рифмами, так что ее можно было затвер­дить. Я записал слова этой песни, но не мюг добиться потомч» её изъяснения. Англичане, хо­рошо зная язык туземный, уверяли меня, что это набор созвучий, которого нельзя перевести, как часто бывает с подобными народными припе­вами. Вот слова:
Иео ко г а
Отц вцай мабцна \ Ан-еи-еа-ге^ Отц вцай таффе.
Часть дикарей запевала: Иго коиа; другие отве­чали : О ту ejraïi мабуна ; первые подхватывали : Ан-ге-га-ге > а вторые оканчивали : Ошу вуан таффе. И так, передавая стихи один после другого, эти дикие гондольеры поют сряду не­сколько часов, даже целые дни.
Мы достигли нашей Океании при звуках тузе­мной песни. Во время нашего отсутствия, все шло здесь, как нельзя лучше. Палу и Филипс подру­жились за трубкой табаку и бутылкой рому, чем прогоняли скуку заключения. Промены между ди­карями и экипажем нашим производились друже­ски, а аманаты вели себя весьма учтиво. По ви­димому, никакого замысла, ни тени раздора, что
60
шребовало-бы строжайших мер осторожности. Но, как ни разуверялся этим Пендлепюн, на следующий день сам он хотел остаться на корабле. Мне одному надобно было отправляться в Ниуку-ЛаФа, место пребывания обращенного в христианство начальника Тубо. Ниуку-ЛаФа славно в летописях междоусобий Тонга-Табу, и свя­щенное место для туземцев, хотя по другим отношениям, нежели МаФанга.
Ниуку-Лафа находилось всего милях в двух от пристани Пангаи-Моду, и полчаса было нам достаточно на переезд. Синглетон сделался моим оффициальным сопутником в этой про­гулке. Едва стали мы у берега, он повел меня к двум старинным лодкам, вытащенным на берег, и для сохранения лежащим под навесом. Размер этих лодок являлся исполинский. Самая большая из них, 86 ши Футов в длину, была прикрыта палубою, или площадкою, в W Фут длины и 4 8-ть ширины. В ней могли поместишь­ся до 200 человек. Другая была только одними Футом короче. Обе казались уже стары, гнилы и негодились к употреблению. Их хранили, как образец и памятник мореходства прежних вре­мен. Но дикари до сих пор гордятся величи­ем этих кораблей, их бывалою ловкостью па ходу и важностью в боях. Лодки меньшего раз­мера, по видимому, более легкия и способные в действии, уничтожались перед этими великанами. Ныне дикари неспирояш уже судов такого раз­
61
мера, и самая большая из лодок их неболее 60-ши Футов длиною.
Тропинками между богатых насаждений, при­шли мы к часовне этого округа, небольшому зда­нию, опрятному, хорошо содержимому, построен­ному на образец Таишских церквей. Самая по­стройка её производилась двумя Таитянами, по имени Тафета и Гапа и Таитянкою Таи. Эти люди, подвигнутые благочестивою ревностию, ре­шились, в 4826 году, начать проповедь Евангелия в тех местах, где прежде испытывали столь­ко неудач Миссионеры. Родину свою оставили однакож они с тем, чтобы поселишься на ос­тровах Вити, и только мимоездом думали за­глянуть на Тонга-Табу. Но начальник здешний Тубо принял их так ласково, просил их ос­таться с ним так убедительно, и показал себя столь горячим и ревностным христиани­ном, что проповедники Таитские отказались от дальнейшего путешествия и остались в Ниуку Лафа. Миссия их увенчалась счастливыми успеха­ми. Почти все родственники начальника, друзья его и часть подданных приняли христианство. Можно было подумать, что весь остров после­дует доброму примеру, но в эипой надежде об­манулись. Начальник Гифоский, как я уже гово­рил, воспротивился убеждениям миссионероц Томаса и Гутчинсона, и самый Тубо обращением своим потерял много власти над туземцами. Недавно прислано однакож сюда подкрепление проповедникам Тонга-Табу. Миссионеры Турнер,
62
Вашкинс и Вун явились в Пиуку-ЛаФа, и при по­собии эгуи Тубо стараются рспросшранишь между дикарями здешними свет истинной веры. Сингле­тон рассказал мне все сии подробности, и по­том проводил меня к жилищу Миссионеров. Но мы незаспиали в нем никого, ибо все па­сторы отправились посетит нашу Океанию, и мы разъехались с ними в пуши. Неразлучный приверженец их, Тубо отправился с ними.
Ниуку-ЛаФа непредешавляла мне ничего особен­ного, а солнце было еще довольно высоко. « От­правимся в МаФанга — сказал мне Синглетонъ— это святое место для здешних идолопоклонни­ков, святилище, столь уважаемое ими, что среди ужасов свирепого междоусобия, они несмеюш нарушишь его святыни.»—Мы отправились и шли почти под беспрерывными сводами зелени: Тонга- Табу можно назвать бесконечным садом, про­странством почти без неровностей, землею, составившеюся из растительных остатков, ме­дленно прилипавших к мадрепоровому основанию. Чем ближе подходили мы к МаФанга, тем более хижины, огорожи, капища и малаѵ являлись намч> обширнее и богаче. <Эшо была священная чаешь острова, место табу в величайшей степени, от­деление, предобшавленное самым святым хра­мам, самым благородным Фаи-токам, знамени­тейшим гробницам. Здесь утихает ненависть, и самые непримиримые враги должны уважать себя взаимно. Пролить кровь в МаФанга значило-
63
бы осквернишь весь остров. Синглетон изъ­яснил мне все эшо, объяснив все преимущества, привязанные к земле, по которой мы шли, и по­том прибавил . « Вы, М. Г., Француз, и как вам незнать, что один ваш соотечественник осмелился стрелять в МаФанга, и, право, он имел на то причины. Без этой смелой реши­тельности, шесть матрозов с его корабля ос- тались-бы на Тонга-Табу, захваченные лукавым ТагоФа. Некоторые из негодяев, бывших на корабле присоветовали это дикарю; он послушал- 'ся совета. Захватили людей, бывших на шлюпке, убили одного из посланных для отыскания. Ну! шут надобно было посмотреть, что сделал капитан! Он придвинул свой корабль сюда, на один только кабельтов от коралловой мели, с опасностью удариться о подводные каменья. .Картечью начал он рассчитываться с эгаим священным МаФанга, огороженным и закрытым рвами; пять дней стоял здесь в опасном поло­жении, и оставил его тогда только, когда дикари возвратили захваченных людей. Капитан Дюр­виль поступил здесь так, что его нападение на МаФанга можно назвать счастливым вдохновени­ем. Единственное было это средство образу­мить неприятелей. ТагоФа хотел противишься, по другие непосмели. Людей было побито немно­го, инри, четыре человека неболее. Но удары по­падали в Фаи-тока и капища богов ( гуту а ). Всячески готовы были дикари остановить такое бесславие места священного. »
6#
Хотя уже четыре года прошло этому событию, по по дороге нашей могли мы видеть некоторые следы тогдашнего опустошения. Там и здесь, кокосы, перебитые ядрами, и провалившиеся крыши жилищ, оставались признаками мщения Францу­зов.
Разговаривая таким образом с моим провод­ником, мы достигли жилища доброго Фака- Фануа, главного стража и начальника священного места. Старик принял меня с большим друже­ством, сам проводил меня к капищу своих готуа, и особенно настоял, чтобы я вниматель­но осмотрел молельню Туи-Фака-Нуа, которой придавал он особенную важность. Предполагал- ли он в ней пребывание своего родового бога, или место хранения бога покровителя МаФанга — незнаю.
Все здешния молельни, капищи, Фаи-тока походи­ли на подобные здания в Гифо. Только, по при­чине большей святости места, все эпио было огромнее и великолепнее. Хижины, загорожи, ого­роды являлись также красивы. В строениях, куда я входил, видел я только куски тканей, вере­вок, и чаши, кажется, составляющие ex-voto (при­вески ). На одной из них были вырезаны грубые Фигуры людей. Я брал их в руки и рассматри­вал, но Фака-Фануа этому непрошивился, и эшо заставило меня думать, что никакого религиоз­ного понятия несоединяешся с этими статуй­ками.
65
Мы были тогда на публичной площади, малаи МаФапской, прелестном луге, ошепешиом пре­красными деревьями, где во время торжествен­ных праздников сбирается все народонаселение Тонга-Табу. Когда капитан Дюрвиль напал па МаФапга, главная квартира ТагоФа была на этом лугу. Лучшие его воины стояли здесь, позади гро­мадного Фигового дерева. Но первое ядро сломало огромную ветвь дерева, и дикари разбежались с отчаянным криком.
Осмотревши МаФанга, простился я с Фака- Фануа, заплатив за его ласковость несколькими безделками, и снова последовалч> за Синглетоном, который хотел показать мне селение Нугу-Пугу, место пребывания пиуи-ипопга'ФаФине. Прежнее произрастание, прежния громады деревьев встре­чались нам по дороге. В самом густом месте леса остановился Синглетон. « Здесь », сказал он, « был убит дикарями Француз, капрал с корабля Дюрвилева. По, вообразите, какая была это неосторожность! Девятнадцать человека» по­шли в этот лес, где могли засеешь пять сот дикарей. Отважность без толку ! Будь туземцы немного ловчее, они перерезали-бы всех своих неприятелей. »
Селение Нугу-Нугу, куда пришли мы, также со­храняло память о ссоре Дюрвиля с дикарями. Французы тогда выжгли его. С того времени оно опять выстроилось вполне, и теперь показывало вид довольства и благосостояния. Без сомнения,
7. FIL 5
66
жиипье здесь старой туи-тонга-ФаФине немало это­му споспешествовало. Ош времени до времени, хитрый ТагоФа посещает эту старуху, един­ственную наследницу религиозной власти на Тонга- Табу. Он ловко умел ее заставишь усыновишь его родное дитя, мальчика семи, или восьми лет, которому достанется потом вся власть над островом.
Будущий властитель находился у старой туи- тонга-ФаФине, когда Синглетон привел меня к ней. Это был красивый дикарёнок, обвернутый лоскутом ткани, который оставлял голыми руки его и грудь. Бсе великолепие и украшение одежды его состояло в ожерельи из синих пронизок ; голова его была выбрита по обычаю туземцев, и только на висках видны были пуки завитых, блестящих опт кокосового масла Воло­сов. Едва пробыли мы несколько минут, явился ТагоФа. Мой любезный офа совсем пепоказался теперь ласков со мною, как будто забыл нашу мену именами. Он явился озабоченным, заня­тым, вступивши в хижину с множеством сво­их маша-буле и едва замечая меня, прямо пошел к своему сыну, простерся ниц перед ним, взял ногу ребенка, положил ее к себе па за­тылок и пробыл несколько минут в этом положении. Такой обряд называется мое-мое, или целование ноги, и подобное обожание воздают только одному шуи-шоига. Едва кончил свое поклонение эгуи, все мата-буле следовали его при­меру, и ребенку недавали играть, беспрестанно
67
развлекая его целованиями ног, при каждом приходящем.
Так требовала политика ТагоФа, и чтобы освятить власть в глазах других, он первый подчинился ей. Оп, Наполеон острова, самый могучий воин, самый уважаемый старшина подвер­гал свою гордость обряду смешному и унизи­тельному, потому, что он хитро рассчел дей­ствие этого обряда на толпу народа, и тем упрочивал свою существенную власть и силу. Никто из туземцев немог после сего укло­нишься от мое-мое, исключая только шуи-шонга- ФаФине, названную мать сына ТагоФа, старшую его по титулу. Настоящая мать ребенка, дочь Палу и жена ТагоФа, уравнивалась со всеми в почтении её сыну. Пришедши через несколько минут после мужа своего, она исполнила почти­тельно свое поклонение. Она была красивая дикар­ка, с волосами блестящими от кокосового масла, нагая до пояса, закрывши остальное тело широкою понявою, завязанною по поясу.
Намерение ТагоФа было очевидно. Он хотел заменить на Тонга-Табу республиканский Федера­лизм феократическою автократиею, восстановить гпуи-шонга, власть которого могла-бы уравнивать все мелкие притязания старшин, и дать потерян­ное единство правлению, утратившему его. В глазах его, собственный его сын, шуи-тонга- ФаФине, матабуле, жена, подвластные были толь­ко орудием, посредством коего достигал он своей цели, медленно, по верно. Все предвиделъ
68
он и рассчел. Обезоруживая Палу, ТагоФа женил­ся на дочери этого, самого опасного из своих соперников. С тех пор пользы их сделались общими. Глупый Лавака и робкий Тубо пеимели ни ума, ни силы для противоборства. Только Гаша, начальник Гифо, храбрый воин и хипирый политик, мог противишься системе преоблада­ния ТагоФа. По Гаша властвовал на другом краю острова смирно, думая только о своей безопа­сности, пезанимаясь тем, что делается за пре­делами Гифо, впрочем уже старый и помышляющий о поддержании настоящего порядка вещей только на время жизни своей. ТагоФа понималч, все это и мешрогал Гаша. Влияния других старшин были и остаются ничтожны.
Таким образом, через несколько лет юный ТагоФа, вероятно, увидит, благодаря настойчи­вой хитрости отца своего, звание шуичпонга, и все выгоды, соединенные с этим званием, в своих руках. Никакое местное препятствие, кажется, неошврашиш этого следствия, если только постепенное распространение христианст­ва невоспрошивишся замыслу. Если Тонга обра­тится в христианство, по примеру Таити, зва­ние великого первосвященника, обряд мое-мое, капищи гошуа, все политическое образование ос­трова — все эшо исчезнет, уравняется, изме­нит направление, вид и Форму. Возвеличение своего рода, о котором мечтает ТагоФа, ме­дленно приготовляя его, уступит месдю полу­дикому, полу-Евронейскому правлению, которое
69
видим па Таити и Гаваях. Страшась подобных следствий, ТагоФа стремится предупредишь их, и потому-то он объявил себя самым деятель­ным противником истинной религии, отвергает все предложения Миссионеров, и гопюв-бы гнать и преследовать их, если-бы побоялся. Можно быть уверенным, что сообразив выгоды обществен­ные с благим намерением просветишь дикарей светом Евангелия, и употребляя во блого често­любивые замыслы ТагоФа, Миссионеры всего скорее могли-бы успеть. По всякое другое средство едва- ли неосшанется тщетным. Холодный честолю­бец решится по рассчету даѵке и па добро — но ко всему другому глухи душа его и сердце.
День склонялся к вечеру. Пользуясь отливом, я перебрел, почти по колено в воде, от одно­го к другому, па островки Онеата, Манима и Панган-Моду, где ожидала меня шлюпка, и угостил потом на корабле спутника и путеводителя мо­его Синглетона.
Во все время моего отсутствия, мой любезный Пендлешон был в больших заботах. Посеще­ние Миссионеров и необыкновенный обедч>, кото­рым надобно было угостишь капитанского ОФа, или друга, Палу, заняли целый день. За то знаме­нитый эгуи былчи от обеда в таком восторге, что на другой-же день хотел заплатить за праз­дник праздником, за угощение угощением. Меня пригласили вместе с другими, и хотели доста­вишь нам все роды забав и увеселений. Лейте, нанш Реивбов должсии был отправишься съ
70
нами, но Филипсу предписывалось остаться стра­жем корабля. Пепдлстон поверил никакой дру­жбе дикарей. Палу, сделавшись нашим Амфитри­оном, был заменен в аманашсгпве ТагоФа, ко­торый остался на корабле. Пепдлешоп нехошел изменишь однажды сделанного договора, и — мы увидим в последствии, что он имел на то верные причины.
В 8-мь часов утра поплыли мы к Муа, в нашей кишоловке. Обогнувши с севера Пангаи- Моду, мы вошли в обширный лагун, который окружает северная часть Тонга-Табу. Прелестно и удобно плавание по этому бассейну, покрытому зелеными островами и отороченному рядами ко­косов. Мы пристали подле жилища, которое дол­го занимал миссионер Лоурей ( Lowry ), подле огромного Фигового дерева, и в котором теперь устроен сарай для лодок и Английской кито- ловки, принадлежащей Налу.
Важно и почтительно принял нас Палу при входе в его жилище. Окруженный своими маша- буле, оп приказал готовишься к неизбежной каве, а между тем, в'ь ожидании большего обеда, каждый был свободен в'ь выборе своего занятия. « Пойдемте взглянуть на здешния Фаи-шока, » сказал мне Пепдлешоп — « они почитаются луч­шими на всем острове.» Синглетон повел нас. Первый, который мы увидели, составлял гробницу знаменитого Фипау, прославленного рассказами Кука. Па нем, среди прямоугольника, складенного из камней и окруженного дерном, можно
74
было заметишь посредине } развалины молельни. Следующий за тем был семейный памятник, где похоронены останки Тугу-Ого, брата его Иубо- Малоги и сына Тубу-Тоа. Немного далее увидели мы гробницу ТаФоа, деда Муи-Муи, и сестры его Фучи-Пала. Таким образом,рядом положены были здесь все знаменитые особы острова, и над­гробные памятники их представляли туземную историю. Несмотря па тщательное старание, про­израстание разрушает беспрерывно сии надгроб­ные здания ; кустарник покрывает и уничтожа­ет их. Несколько статуек деревянных видно было тут, нО, как уже говорил я, им не- придавали никакого особенного, религиозного по­чтения.
Далее осмотрели мы Фаи-токи Фаипа-Файские, древних духовных властителей острова. Не­когда надзираемые тщательно, усаженные величе­ственными деревьями, покрытые красивым дер­ном, они запущены теперь, с пиех пор как туи-тонга оставил Тонга-Табу. Все строения, окружавшие погребальпицы, разваливаются, все за­городки, столь тщательно хранимые прежде, уни­чтожаются силою чуждого произрастания. Некото­рые из памятников совсем закрыты кустарни­ком, другие погребены, в нем до половины, и пи одного невозможно теперь рассмотреть в его полноте. Один- из лучше - сохранившихся представляет еще теперь строение прямоугло­вое, восходящее уступами до маленькой ниши, где предполагается пребывание души лиуи-шонга.
72
Камни, составляющие сей надгробный памятник, простираются до 20-ши Фуипов в длину и 6-ши, и 8-ими Футов в .поперечнике. Внутренность наби­та землею и голышами. У самого возвышенного / \
из памятников пять рядов ступеней^ ипак; что высота его доходит до 20-йш Футов. В од­ном измеренном мною Фаи-тока нашел я прямо­угольника 180 Футов в длину и 120-ть в ширину. Па камне, кончанием его к верху, было, сказы­вают, место для шуи-шонга-ФаФипе, когда она присутствовала при похоронах туи-ипонга. Не­которые из гробниц, менее других обширные, представляют овальную, или эллиптическую Форму.
Все сии огромные произведения зодчества, пред­полагая довольно значительные сведения в стати­ке, механике и зодчестве, сушь неоспоримые до­казательства некогда бывшего здесь, древнего образования. Со времени воздвижения этих гроб­ниц дикари явно упали. Пропал-ли у них вкус кч> искуствам, или религиозный Фанатизм их погас от удаления духовных начальников, но только ныне дикари уже несшрояш Фаи-токов. Последний из Финау, как говорят, перенес по­гребалища царские на Вавао, и по его повелению поставлены там два памятника, один для по­следнего умершего туи-шонга, другой для отца его. Но на Тонга-Табу время таких построений прошло. Самым знаменитым начальникам едва воздвигаюпгь небольшие tumulus, или четыреуголь­ники, покрытые дерном и окруженные коралло­выми каменьями.
73
Когда кончили мы обозрение ваше и возврати­лись в жилище Палу, пир был уже готов, и все мы присели к столу. Как всегда, началось жареною свининою, составляющею основание обеда. Мы ели ее со всем аппетитом людей, прогуляв­шихся па тощак, употребляя ипьямы и бананы печеные вместо хлеба. Но Палу готовил нам удивление. Самый искуснейший из поваров ту­земных, им вызванный, составил для нас уго­щение, достойное трапезы великого властителя. Все соусы, все приправы появились перед нами. Прежде всего подали ван-уфн, ипьямы, вареные и смешанные с молоком кокосовых орехов ; по­том ван-ъи j род желе из ма и сока корня гя, далее бобои, особенное приготовление тех-же веществ ; лу-лолои и лу^еффениу, листья таро, переваренные и поджаренные с соком кокосо­вых орехов ; тао-гуту, род пирожков, из корпя магоа, и кокосового ореха; ве-гало, молодые кокосовые орехи, сваренные в их молоке, и на­конец аутаи, внутренность молодых кокосо­вых орехов и сок корпя чи, смешанные с ко­косовым молоком, и проч. и проч.
Все эти кушанья предлагались на банановых листах. Перед каждым ставили его порцию и он съедал ее отдельно. Служители обносили гостям чашки с водою и кокосовым соком. Желая почтишь пас особенно, знаменитый Палу велел достать на сей расч» бутылку старого рому, подарок какого нибудь,Европейца, ношакъ
74
скуп был он на зшу щедрость, что ромом своим ноподчивал только ИИендлетона и меня.
После обеда оставались мы свободны, и но ре­шению ИИендлетона отправились с визитом к Тамаге. Это была сестра изгнанного пиуи-шонга, по, несмотря на осипрацизм брата, уважаемая на острове, как знаменитая особа. Только она одна оставалась теперь представителем могущего и великого рода Фата-Фаи. Ее звали Фака-Кана, и опа жила в прелестной хижине на морском бе­регу, в селении Палеа-Магу. Нас приняла она, окруженная своими родственниками и прислужни­цами, чрезвычайно предупредительно. Выражение лица её было благородно, кротко, добро, привле­кательно, хотя она считала себе за шесипдесят лет. Все мореплаватели, посещавшие остров здешний, были ей знакомы 'и ведомы. Она помнила Кука, Валлиса, Лаиеруза, Блея и Аншркасто. За три года до нашего прибытия, ее посещал капи­тан Дюмон-Дюрвиль, и ей одолжен он был драгоценным'ь известием, что Ланеруз, прежде погибели своей близ Ваникоро и через несколь­ко дней после своего отбытия из Бошани-Бея, останавливался у Намука. Подтверждая эипо об- ешояшельство, почтенная старушка присовокупила к этому рассказ о битве дикарей Намукских с Французами, утверждая, по известиям тузем­цев, будто Француз, убитый ими, сам был ви­новат и обманул их в промене.
Подле Тамаги находились двое из её млад­ших братьев, и близ их молодой человек,
75
по имени Лату сын её старшей сесшры. По этому преимуществу, Лашу считался знатнее сво­их дядьев, хотя они и были старше его года­ми. Они обязаны были воздавать ему почести по­клонения мое-мое.
Возвращаясь из гостей от Тамаги, подле источников туи-тонга увидели мы чудовищное дерево, из рода ficus} называемое дикарями меа. Возвышенное на морском прибрежьи, простирая чаешь ветвей своих на морские волны, оно закры­вает своею тенью значительное пространство и исполинскими размерами составляет почгпи це­лый лес. При посредственной высоте, безмерный пень его слился, кажется, из множества раздель­ных стволов! По измерению Дюмон-Дюрвиля, целыю-ли выросший, или составной из многих, он неменее 4 00 Футов в окружности. Вышину всего дерева можно положишь в 4 20 Футов, а одна из ветвей, висящих над морем, будепп» в толщину до 4 8-пии Футов. Это последнее об­стоятельство заставляет думать, что пень, не­смотря па его огромность, можно почесть цельно выросшшим. Дерево это, исполинское, как власть шуи-ипонга, было особенно посвящено ему. После своего воцарения, властитель острова всегда са­дился под его тенью. Окруженный своими чинов­никами, он исполнял туш предписанный цере­мониал, пока шуи-шопга-ФаФипе омывалась в ближиемчи источнике, при пособии нескольких сво­их прислужниц. В источнике этом никто, кроме её, несмел мыться, под смертною казнью.
7Ь
Но шонер заветный источник осквернен, по­тому, что небытие шуи-шонга разрушило запре­щение.
Возвратясь в селение Муа, мы обходили по хи­жинам его, где видели дикарок, занятых при­готовлением тканей. одни искусно сдирали кор­ку с молодых веточек бруссонетип, и скребли их потом раковинами ; другие перегибали очи­щенные веточки в противную сторону прошив естественного их перегиба, и клали их мокнуть в воде. Потом растягивают их па пне древе­сном, служащем вместо верстака, и бьют их небольшим призматическим молотком, с че­тырьмя сторонами, которые иногда гладки, иногда с полосками. Ош времени до времени веточки перегибают на пне, растягивают и бьют снова. Потом, когда уже доведены они бывают до надле­жащей степени тонкости и крепости, сушат их. Длина тканей, по нашему замечанию, составляет ош 5-ши до 6-ши Футов, при ширине в поло­вину, по бывают куски гораздо более. В есте­ственном состоянии ткань белого цвета; особен­ными способами лакируют и красят ее. Для этого растягивают ее по широкой доске, где положен густой слой волокнистых веществ. Красильщица мочит тряпку в растворе коковоии коры, и водит ею по ткани, которая прини­мает от эпюго темный и блестящий цвет. Так продолжается, пока вся ткань будет окра­шена. Обыкновенно оставляют полосу по каждо­му краю, и гораздо шире полосу на обоих кои-
77
цах, некрашеными. Черную краску добывают ди­карки смешивая сажу из маслянистого ореха туи- туи (alelicites triloba) с соком кока. Ткани здеш­ния лучше Таитских, по своей прочности и хо­рошему цвету; ииопюму сопутники Кука употре­бляли их па обмен другим Полинезийцам.
Из хижины в хижину бродил я, стараясь схватишь на месте замешки о нравах жителей, привычках, домашней жизни и занятиях промыш­ленных. На каждом шагу попадалась мне какая пибудь особенность: здесь маипь брила голову сво­ему сыну рекиповым зубом, и так-же ловко, как делал-бы это Турецкий цырюльник своими бритвами; там совершали домашнюю каву; далее видел я ловлю мышей; там вязанье сетей рыбо­ловных — везде что-нибудь любопытное и заме­чательное. Вообще женщины показались мне здесь скромнее и стыдливее, нежели на всех видепныхч. мною доселе островах. Конечно, им трудно бы­ло удерживаться от обольщения подарков, во они небросались на бесстыдный торг. Впрочем, спасительное опасение их удерживало ; многими опытами узнали здесь, какими бедствиями сопро­вождается близкое сношение с Европейскими ма- трозами, и с ужасом отказывались дикарки от самых увлекательных приманок.
Как все прежние путешественники, и я скоро заметил, что почти у всех островитян здеш­них отрублен сустав мизинца, у иных даже два сустава, и редкие из дикарей сохраняли его вполне. Странный этот обычай называют здесь
78
туту-шима. Его исполняют в случае болезни ка­кого пибуд близкого родственника, и такою жертвою надеются обезоружить гнев бсГгов и доставишь больному выздоровление. Мне случилось быть свидетелем подобного события; оно совер­шилось в хижине, где находился умирающий остро­витянин. Дети, плачущие вокруг него, казалось, старались уменьшить его жестокую болезнь сво- исю скорбью, а маленькая девочка, лет семи, пока­зывала молодому дикарю, чтобы он взялся за то­пор; она решилась отрубишь себе часть мизинца для спасения своего бедного отца. Дикарь повино­вался ; страдалице протянули рученку па обрубке дерева, и от одного .удара сустав мизинца отлетел у неё далеко. Девочка даже не охнула, но только, чтобы остановишь текущую кровь, всу­нула изувеченную руку в дым какой-шо нарочно зажженной травы. Обыкновенно от этого сред­ства заживает рана суток в двое.
Почти при каждой тяжкой болезни близкого род­ного совершаются подобные жертвы. После двух первыхчэ суставов обоих мизинцев можно ру­бишь суставы других пальцев, и как я гово­рил уже, эшо считается самым обыкновенным и простым деломч» м'ежду дикарями, к которому приступают они без малейшей боязни и жало­бы. Пока побыло им известно железо, они со­вершали операцию острым камнемъ^, или рако­виною.
Далее, на Муаской малаи, увидел я двух эгуи здешних, горячо заняшыхчэ игрою вч, леагвп. Эта
79
игра любимое развлечение начальников, и даже сам важный Палу страстный до пея охотник. Удержанный на нашем корабле аманатом, с утра до вечера занимался он ею с своим ма- ша-буле, игроком по неволе. Вот что значит леагви: два игрока садятся один прошив другого, каждый имея в левой руке по пяти маленьких палочек. Начинающий игру должен сделать сво­бодною рукою одно из трех предписанных дви­жений, а именно: поднять руку открытую, сжатую в кулак, или сжатую, но с отогнутым указа­тельным пальцем. Противник должен немед­ленно повторить тоже самое. Если он ошибся, то платит немедленно одну палочку, а если уга­дал, ему черед играть. Кшо проиграл все па­лочки, гиопиии потерял партию. Иногда в леагви играюши) в-четвсром, сторона на сторону. По описанию, вы видите, что эта Океанийская забава весьма походит на Провансальскую и Неаполи­танскую мурру (molirrej.
Но, поверише-ли, что не этим только обычаи на Тонга походят на обычаи наших южных обла­стей Европы? Фана-калап называется здесь ловля- птиц, помощию приманки птицею. Охошниись ста­новится с оружием в засаде, откуда можно разглядывать подбегающую добычу. На виду выста­вляют птицу исчэ рода калап, самца —- это род гагары. Он привязан за лапку, сильно бьется, хлопает крыльями, а между тем в клетке не­подалеку сидипп» самка и зовет его. На шумч>
80
и призыв сбегается множество калаи, и охот­нике, бьет их стрелами, или из ружья.
Пока продолжал я по селению любопытный обзор странных нравов и обычаев здешних, Палу приготовил нам праздник по всем правилам. Толпа народа собралась на малаи, когда я занял почетное, оставленное мне место.
Первоначальное увеселение являло что-то воин­ственное. Тридцать дикарей, вооруженных ду­бинами, пришли в ограду и производили разные движения, в порядке и ловко. Они удалились по­том и сийали по обе стороны позорища. Из одного ряда их вышел воитель и призывал про­тивника. Он явился из другого ряда и соперни­ки начали бой. Одна за другою, все пары дикарей сцепились таким образом. Каждый из победи­телей подходил к Палу, кланялся ему в землю, вставал потомч> и удалялся. Старики, род судей боя, провозглашали торжество каждого, и все зри­тели повторяли с шумным восторгом имена их.
Промежутки этого турпира были наполнены сценами кулачного боя и борьбы, весьма краткими, чтобы развлечь только внимание зрителей. Мне особенно понравились при всех эипихч> битвах доброе согласие и веселость пропиивниковиэ ; они беспрестанно хохотали. Между тем многие полу­чали удары столь сильные, что удалялись обли­тые кровью, и несмотря на то вепересшавали смеяться. С своей стороны победители непока- зывали ни малейшей гордости, скромно доволь-
84
сшвуясь- своим торжеством, и вовсе педумая хвастать.
Несгаоль поучительное зрелище представила нам схватка двух дикарок, которые начали на­граждать себя ловкими кулаками, имея на руках повязки, в роде сесша. Но битва продолжалась немного. Одна из сражавшихся объявила себя по­бежденною, и восклицания толпы поздравили дру­гую.
С битв перешли к пляске. Палу отдал при» каз начать геиву. Арена боя превратились в бальную залу. Двадцать музыкантов явились с отрубками бамбука, вместо всяких инструмен­тов. Означая меру, каждый бил по земле своею бамбуковиною, издававшею звук тем сильнее, чем длиннее была палка. Для противоположности, трое музыкантов живо ударяли в свои нафа, издававшие резкий и шумный звук. Эши паФа род барабана, цельный отрубок дерева', от 2-х до )|-х футов длины, соразмерной толщины, полу­пустой, ибо у него выдолблена средина в две трети его длины. Дикари бьют по наФа двумя цилиндрическими, из крепкого дерева, длинными в два фута палочками. Впрочем, только полови­на оркестра имела паФа и бамбуковины ; другие пели.
Начались пляски. Четыре отделения ло двенад­цати дикарей вышли на сцену. У каждого в ру­ках был маленький пагай, из тонкого и легкого дерева. Плясуны выкидывали этими пагаями красивые и увлекательные штуки, то обращая па-
Ч. VII. 6
82
гаи направо и налево, и наклоняя в те сторо­ны тело свое, то быстро перевертываясь на дру­гую сторону, то перекидываясь ими из рук в руки с чудною быстротою. Важная и спокойная в начале, пляска оживлялась постепенно. Сами плясуны начали петь, и хор музыкантов вто­рил их речитативу. Наконец, в круговом, окончательном tutti, актеры, оркестр и зрите­ли соединили свои голоса, в оглушительном реве.
Плясуны делали потом еще несколько Фигур, то вместе, то порознь. Они смешивались, соеди­нялись, переменяли места, делились снова, уравни­вали движения взаимно, сходились, удалялись и окончили родом общего круга.
Во второй пляске, оркестр составляли ДВа барабана и двадцать музыкантов. Плясуны на сей раз расположились в два ряда, один, состояв­ший из 43-ти человек, другой из 2-х только. Канон-Гата, старший сын Палу, красивый моло­дой человек, как почетное место, занял сре­дину первого ряда. Все это плясало потом и пело песню, около четверти часа. Движения без-^ прерывно изменялись ; то шла мера тихая и пале­вая, то шумная и быстрая. Плясуны схватывали ее и следовали за нею, с такою точностью, как будто одна воля одушевляла тела их. Потом показалась еще третья толпа, ставшая в три ряда. Один из действующих проговорил про­лог, на который отвечали его товарищи, как в междудействиях Греческого театра. Пение пе-
83
рекликалось после сего с оркестром мерными куплетами. При некоторых выходках, плясуны вертели пагаями на тысячу манеров, красиво и быстро. Зрители отвечали им кликами: Malle, malle 1 Фаи-фогу (хорошо, хорошо! еще)! После нескольких переходов и новых движений, и ати плясуны, в свой черед, стали по сторонам те­атра.
Все различные пляски, виденные нами до сих нор, называются общимч> именем, меи-тау^пагуи ибо их исполняют с пагаями, называемыми па- гуп. Маринер говорит, что все сии увеселения первоначально были изобретены на острове Ниуга. Самобытная хореграФИя Тонга-Табу неуступиш тамошней ни разнообразием, пи славою. Нам хотели теперь показать л или ночные пля­
ски, совершенно туземного, здешнего происхож­дения. Было уже восемь часов вечера, и вскоре все углы малаи убрали горящими Факелами.
Заиграл оркестр, сливая, по обыкновению, ти­хие, медленные звуки бамбука с резкими звуками наФы, из чего составлялась странная и дикая раз­ноголосица. На призыв её бросились двадцать мо­лодых дикарок, красивых, полунагих, с го­ловною уборкою исч> Китайских роз и других алых цветов, с листвяными вязанками по го­лове и по телу. Окружив музыкантов, запели они унылые, нежные песни, сопровождая их кра­сивыми движениями, то подымая руки выше голо­вы, то складывая ма обнаженной груди своей. По временам прыгали они вперед, па одной ноге, и
6*
8^
тихо перегибались, подражая Фигуре волны. Напо­следок весь хоровод обернулся к зрителям, пошел к ним мерными шагами, и остановился в некотором расстоянии. Две плясуньи отдели­лись, окружили сцену в противоположную сто­рону и стали близ хоровода. Другие подражали им в этом, и все сошлись в круг около му­зыкантов. Туш Фигуры плясок сделались жи­вее— это был коишрадапс после менуэта; глав­ные плясуньи вертелись, хлопали руками, щелкали пальцами, и притом еще пели. Но пение умолкало каждый раз, когда движения становились быстрее и живее. Из скромных движений являлись более и более свободные, и вот что называется здесь (fy-меп, ночные пляски, совершенно похожия на ше, какие видел и описал Кук.
После этих диких баядерок явилось 4 5-ш мужчин, одни молодые, другие уже в летах, но неменее молодых легкие и сильные. Толпа эта повторила почти все то, что делали, моло­дые дикарки, становясь подле оркестра, так, что одни плясуны глядели в одну, другие в другую сторону. Пение, движение, волноподобные изгибы были здесь представлены сильнее и резче. Уско­рение окончательных движений было таково, что у нас, зрителей, закружились головы.
Но забавы наши этим еще некончились. Дело шло о чести Палу, и он решился истощишь для нас весь реэсшр туземных увеселений. За ба­лом следовала комедия. Явилось на сцену 4 2-ипь человекъ—один был актер, корифей, другие хо-
85
рисшы, Фигуранты; оп пел, остальные вторили. После сего началась какая-то непонятная для нас пантомима. Девять женщин сели прошив нас. Встал один из сидевших с нами мужчин, и обоими кулаками ударил сидевшую с краю жен­щину, потом другую третью ; четвертой был удар в грудь. Тут вскочил другой дикарь, и так сильно треснул дубиною по голове дра­чуна, что оп растянулся на земле. Его унесли, без всякого внимания, и другой дикарь окончил битье остальных пяти женщин, кулаками по спине. После того, битые дикарки принялись пля­сать, но, видно, как нибуд неладно, потому что их остановили, и со стыдом принуждены были они переплясывать снова.
Эту нелепую и грубую сцену перервал прихо­дом своим какой-шо пиуш, и его остроты при­вели собрание в веселость. Слыша беспрестанно слово: иурупи, и замечая, что он на нас указы­вал, мы легко могли понимать, что шут смеял­ся над пами, и что мы были предметом общего хохота островитян.
Долго надобно-б было рассказывать вам о всех играх и плясках, в которых актеры и актрисы образовывали собою раздельные и общие круги, спутывались, распутывались, свивались, как длинные ящерицы, и всегда соблюдали при­том порядок и согласие. Перейду к последней пляске, аристократической, как видно, ибо сам Палу непренебрег пристать к ней, с своими мата-буле и наличными эгуи. Склад Фигур былъ
86
почти прежний, но только частные движения дей­ствующих совершению изменились. Они были так­же ловки и проворны, как и у предшествовав­ших плясунов, только состояли в движении го­ловы с плеча на плечо, так проворно, с такою гибкостью, что можно было подумать, будто все члены дикарей переломаны, как у наших Фокус­ников и прыгунов. Один актер явился после всего, и его движения были столь ловки, положе­ния столь выразительны, что даже и незнашок здешней мимики мог угадать и поздравишь в этом кривляке лучшего из всех дикарей арти­ста. Можно было также заметишь, что пляшущие аристократы далеко превосходили пляшущих про­столюдинов. Эшо было последнее выражение ис- куства Тонга-Табов, пляски и пенье на образец. Толстый, тучный Палу неуступал другим в веселых занятиях. Потея ручьями, с оживлен­ным взором, тяжело дыша, ои, казалось, звал на отлику самых молодых и проворных. За то все собрание гремело в честь великого эгуи еди­нодушными рукоплесканиями.
Было уже почти 4 4-шь часов по полудни. Пен- длетон уже давно отправился домой, потому, что никакие увеселения немогли изгладить у него памяти об его Океании. Я остался, ужинал с моим радушным Палу, и сколько мог удобнее расположился потом спать на рогожках, как неприхотливый дикарь. Только вместо деревян­ной подушки, обыкновенного изголовья острови­тян, я подложил под голову мой дорожный ме­
87
шок. Несмотря на усталость, и довольно беспокойных мустиков, ночь была проведена мною очень спокойно, как будто я лежал в моей Океанийской койке. Стражи Палу храпели кругом меня. Сам эгуи удалился в свой гарем, отде­лявшийся от моего ночлега рогоженною перего­родкою.
На другой день, с рассветом, мне надлежало вытерпеть несносную каву, и потом Палу велел готовить лодку, для доставления меня на корабль. Приказание исполняли тихо и лениво, как будто лодочники нарочно искали предлогов к проме­длению. Напрасно обращался я к Синглетону, к Палу дело казалось бесконечным, находились отговорки, и я неехал. Впрочем, я еще нисколько небеспокоился, потому, что Пендлешон располагал отправишься только иа другой день. Но медленность была досадна, сердила меня. Мало по малу, мое внимание было поражено толпами дикарей, отвсюду сходившихся. Правда, пляски и забавы вчерашния оправдывали стечение мужчин и женщин, но теперешния толпы островитян со­стояли только из воинов, которые, как каза­лось, сходились отрядами, в каком-то воинском порядке. Почти у каждого видел я дубину в ру­ках. Вскоре вся пристань прибрежная была усеяна лодками, выплывавшими в море.
Туш начал я страшишься какого нибудь веро­ломства. Прежния дела здешних дикарей, их пе­ременчивое расположение к мореплавателям, их нечаянные нападения на корабли, останавливавшие­
88
ся доныне в гаванях Тонга-Табу, столь недав­ния еще бишвы их с земляком моим Дюмон- Дюрвилемъ—все это пришло мне в голову. Я ви­дел, что надобно действовать решительно. «Что шы, злодей или нет ? » вскричал я, ухвативши за-ворот Синглетона. Он испугался. « Я ? — Нет, нет ! вы ошибаетесь—-я иевиноваш !» про­бормотал он. — Изъясни-же мне, что значащ все эти задержки, это воинское приготовление— лодки в море?—«<Эипо изумляет меня самого, по, право, я незнаю причины—может быть, они при­думают какое нибудь злодейство».. . — Хорошо ! веди же меня к Палу, и вернее переводи мои слова.—Знаменитого эгуи встретили мы идущего к пристани. Я начал говорить ему, так силь­но, что он струсил. Лодку спустили на море. Я, Палу, Синглетон отправились в ней, и — время уже было. Неожиданный сигнал из пушки показывал, что мой Пендлетоп уже готов к отъезду. Вооруженная шлюпка плыла за мною, и сам Филипс находился в ней. Между тем Оке­ания поднимала якорь, и эпио быстрое решение ка­питана было следствием замеченной им, неждан­ной перемены обстоятельств. Утром аманат наш ТагОФа убежал с корабля, тихонько, вплавь, и ясно было, что. его намерения были вредные и хищнические. Из всех заливов и бухт острова являлись большие военные лодки дикарей > и види­мо, одна цель была назначаема их движению. Ве­роятно, что по сношениям с хитрым ТагоФа, Палу должен был задержать меня в плену. По
89
у него недостало духа исполнить столь дерз­кое предприятие, и он, казалось, был рад, от­давши меня невредимым Филипсу. Никаких объ­яснений небыло. Только Синглетон прибавил к своему прощанью слова : « Слава Богу, что так кончилось ! »
Благополучно добрались мы до Океании. Пред­приятие дикарей теперь небыло для нас опасно, при легкости нашего превосходного корабля и ловкости капитана и экипажа. Мы вышли из га­вани, прежде нежели дикарские Флотилии успели соединишься и помешать нам. ТагоФа мог те­перь па свободе преследовать только взорами па­шу Океанию, паруса которой живо надувал 10. В. ветер, как будто волшебством похищенную от бессильной вражды вероломца.

АРХИПЕЛАГ ТОНГА. ■— ГЕОГРАФИЯ.
Надобно насчитать почти до сотни, если за­хотеть исчислить все острова и островки архи­пелага Топгского, простирающагося на 200 миль от С. к 10., при средней ширине от 50-ши до 60 миль, шо-есшь, от 4 8-го до 20-го градуса ш. южной, между 4 76—478" долг. западной.
Но архипелаг сей необходимо делишь па три различные купы —острова Тонга - собственно, на юг, острова Гапан, в средине, острова Гафулу- Гу на север. Кроме того отделяется несколько рассеянных островов.
Самая южная из всех этих земель остров Эоа, который Тасман открыл в 4 б’/З году, и назвал Миддельбург. Эшо земля средней вышины, довольно населенная, одиннадцать миль от С. С. 3. к 10. Ю. В., и шириною 6-ть, или 7-мь миль. ФорсшсръИ обозревавший Эоа в 4773 году, пред­ставляет пленительную картину его местности и гостеприимных нравов его обитателей. Буду­
94
чи лишен хорошего якорного места, он был редко посещаем после Кука. Прежде Эоа призна­вал власть туи-шопга, по с упадком сего вла­дычества, он повинуется властителю особенно­му. Вершина гор на острове лежит под 24° 25' ш. ю. и 4 75° 4 7/ долг. восш. — В нескольких милях от острова Эоа небольшой островок, именуемый Катао.
Тонга-Табу, главный остров всего архипе­лага, земля плодоносная, мало возвышенная, по по­крытая богатым произрастанием. Тасман был первым её обретателем и назвал ее Амстер­дам. Восмнадцагпь миль от В. к 3., при 42-ти милях ширины, составляют пространство всего острова. Глубоко вырезанный к северу обшир­ным лагуном, остров представляет по этому Фигуру неправильного полумесяца. Вся северная по­лоса окружена сверх того обширнейшею мелыо, покрытою зеленеющими островками. Самые заме­чательные из них : Àmamaj Панган-Моду, Онеа- та, Нугу-Нугу Фафаа, Малиноа^ Оневаи, Ногу и Тау. За мелями, по берегу есть пристанища, до­вольно надежные, но проходы к ним трудны и опасны; Против восточного прохода, совершен­но отделяясь от Тонга-Табу, есть маленький островок, называемый Эоа-Чн, миля, или две в длину. — Пресная вода вообще редка на здешней плоской земле, но копая до известной глубины, находят ее годною для питья. Флора туземная богата, представляет некоторые сходства с Меланезийскою, и имеет несколько видов, ко-
92
пюрых нет в Восточной Полинезии.—Главнейшее деление острова прежде было следующее: область Гифо па запад, Муе в средине, Гагуи на восток, а Иего общее имя для южной части, необработан­ной и мало населенной. С изгнанием ипуи-шонга, все эшо прежнее деление острова уничтожилось. Каждый округ имеет теперь своего старшину, и они сносятся между собою, так, что живут в добром согласии. Народонаселение Тонга-Табу определяли различно. Англичанин Синглетон по­лагал его в 20,000, Дюмон-Дюрвиль в 45-шь, Валдеграв в 4 2,000. Миссионеры насчитывали до 4000 жителей в одном округе Гифо. Положи­тельно только одно, чипо Тонга-Табу может вы­ставлять до 5000 воинов. Гавань ПангаитМоду находится под 21° 8' ш. ю. и 4 77° 33' долг. зап.
Милях в 25-ти па север от Тонга-Табу на­ходятся два утеса, Гунга-Тонга и Гунга-Гапап, отстоящие один от другого мили на две — маяки, показывающие собою приближение к вели­кому острову, места, только птицам небесным доступные, высокие скалы., увенчанные кустарни­ком на их вершине. Подобно волканическим островам Као и Тофуа, они служат полезными указателями для мореплавателей. Более южный из них лежит под 20° 36' ш. ио. и 4 77° 44' долг. зап.
Купа Гайану длиною на 60 миль от G. G. В. к Ю. Ю. 3., будет до 25, или 30-гпи миль в ширину. Она состоит из низких островов, связанных между собою непрерывною цепью медей.
93
Вся эта купа признавала прежде власгпь пиуи-ииоп- га, по теперь на каждом острове свой власти­тель, отдельно от других им упрарляющий. Говорят, пню христианская вера там утвержде­на и оказывает беспрерывные успехи. Все син острова, лесистые и плодородные, населены более или менее. В числе их следует отличить ниже­следующие :
.Иефуга, самый главный из всех, некогда сто­лица царя Финау И-го, тест миль в длину от С. G. В. к 10. Ю. 3., при трех милях ширины. Положение: 19° 50' ш. ю. и 4 76° И£9' д. з.
Намука, открытый Тасманом, в 4 6ИЗ году, и названный в то время Роттердам. Я уже гово­рил о том, как он богат очаровательными местоположениями. Окружность его около 4 2-нш миль. Широта южная 20° 4 5Z, долгота зап.4 7704 9у
За тем следуют — Фоа, Вига, Гаапо, Нннпва, Футуна, маленькие, низкие, лесистые островки, различной величины, от Я-х до 7-ми миль в окружности. Остальное в этой купе состоит из островков вовсе неважных.
Народонаселение купы Гапайской неможепи быть означено досгповерным образом. По сообра­жению войска, с которым Финау И-й вышел от­сюда для покорения Тонга-Табу, можно положишь его в 10,000. Но в таком случае должно при­числишь сюда еще следующие земли :
Тофуа, остров, открытый Куком, в 4 7711- году, потом вновь виденный Маурелем в 4784 году (тогда назвали его San-Cristovaty, и пако-
Wl
нец виденный Лаперузом, Блеем и Эдуардсом. Он высок, лесист, населен, и деятельный вол- кан высится па нем. Прежде отсюда брали па весь архипелаг базальт и куски лавьг, из кото­рых дикари выделывали острые орудия. ТоФуа считался священною землею, обителью морских богов. Туземцы крепко верили, что аккулы не- смеюип приближаться к плавающим в волнах моря окрест их острова. Маринер, осматри­вавший волкам ТоФуйский, говорит, что кратер его около 30 Футовч» в поперечнике. Извержения его, более или мспее частые, бывают иногда в неделю три раза, иногда в месяц два раза. Всход на гору весьма труден, по причине обгорелых каменьев, покрывающих бока её.
К ТоФуа пристал Блей с своею шлюпкою, ко­гда выбросили его бунтовщики на произвол Оке­ана. Вместо того, чтобы снабдить припасами бедного странника, дикари здешние казались го­товыми употребить насилие, хотели задержать капитана и его спутников, и только с трудом, пожертвовавши одним матрозом, Блей мог спа­стись. Несчастную жертву зарезали, и потом волокли до ближнего малаи, чтобы там похоро­нишь. Когда Маринер был потом иа ТоФуа, ему показывали место, где совершилось бесчело­вечное убийство, и дикари прибавляли, чпю по­всюду, где волокли потом труп убитого, тра­ва завяла и никогда незеленела в последствии. Окружность ТоФуа около 4 2-ши миль. Положение: 4 9° ш. ю. и 4 77° 33' д. з.
95
Као, открытый Куком в 477Л- году, был ви­ден им опять в 4 777 году, потом Маурелем в 4 784 году (и назван им Прекрасная гора, Monte-Hermoso ), наконец Лаперузом в 4 787 году* Это весьма возвышенный остров, населен­ный, девять миль в окру7кносииии. Положение: 4 9° Я2' ш. ио. и 4 77° 30' д. з.
Латай, открытый Маурелем в 4 781 году, был осмотрен в 4 787 году Лаперузом, и в 4794 году Эдуардсом, который назвал его остро­вом Биккертона. Это опять высокая земля, на­селенная, почти круглой Фигуры, 6 или 7 миль в окружности. Положение : 4 8° Л7' ш. ю. и 4 77° 30х Д. 3.
Последняя купа архипелага, ГаФулу-Гу, состоит из двух больших островов, Вавао и Пангаи- Моду, и дюжины островков, кругом разбросан­ных.
Вавао, открытый в 4 784 году Маурелем, на­звавшим его Mayorga, был виден Лаперузом, потом Эдуардсом ( который наименовал его островом Гове} и Малеспина. Эипот остров у самый обширный в архипелаге, 20 миль длины, от G. G. В. к ИО. 10. 3., и 4 0-4 2 миль ширины. Как на Тонга-Табу, морской залив врезывается в землю и дает здесь доброе пристанище. Мало неровный, Вавао представляет местоположения прелестные, но внутренность его, осмотренная Валдегравом, состоит, по рассказам сего море­плавателя, из земель совершенно необработан­ных, покрытых только пнями дерев, лизеро-
96
нами, дикими инъямами и изгибистыми лианами. Потому Вавао населен менее Тонга-Табу. Осно­вание острова мадрепоровое, хотя и примечают в нем следы огненного действия. Здесь бывали прежде особенные старшины, признававшие власть шуи-пюпга, по в начале сего столетия Фипау 1 й покорил Вавау и соединил его с своим Га- пайским царством. Сын его, Фипау 1И-й, отка­завшись от других владений, удовольствовался владычеством на Вавау. В 4 830 году, Валдеграв нашел здесь самовластного властителя, в особе молодого человека, лет 30-ти, называвшагося Фп~ иау, вероятно, сына, или племянника Финау 11-го. Сей мореплаватель определял население Вавао в 6000 человек, но другие полагают его более зна­чительным. Средина острова под 4 8° Я1' ш. ю. и 4 76° 20' д. з.
Паиган-Моду будет длиною от 7-ми до 8-ми миль, по оп узок, отделяясь от Вавао длин­ным проливом, по которому есть добрые при­станища.
Из маленьких островков вокруг Вавао должно упомянуть о Таонга, Лека-Лека, и особливо Гунга, славном потому, чню там есть чудесная пещера, послужившая некогда убежищем двух любовников, гонимых жестоким повелителем. Вы припомни­те описание Байрона, в его поэме, где описал он буиип прошив Блея. Пещеру составляет пусто­та, Футов 110 в вышину и почти ешолько-же в длину и ширину. Достигнуть в пещеру нельзя иначе, как в шиешее отверзшие, 8-ми,' или 9-ши
97
Фушов длиною у совершенно закрытое волнами. Любовники бросились в море ища смерти, и от­крыли подводную эту пустоту. Теперь собирают­ся там иногда дикари и распивают каву.
В некотором расстоянии на С. 3. от Вавао находится Амаргура, последний из островов, причисленных к Тонгскому архипелагу. Это воз­вышенная, населенная, но небольшая земля. Испа­нец Маурель открыл ее в 4 784 году, и дал ей упомянутое нами имя ( печаль, скорбь ). Эдуардс приставал сюда и переименовал остров, в 4791 году, Гарднером. Туземное имя его неизвестно. Лежит он под 47° 57' ш. ю. и 4 77° 20' д. з.
Некоторые из географов присоединяют еще к Топгским остров Ппльетарт, небольшую землицу, три, четыре мили в окружности, льё в 30 ши, или далее, на юг от Тонга-Табу, высо­кую, лесистую. Тасман открыл ее в 4 6^3 году, Кук видел в 4773-м, Маурель в 4 781 году, и назвал Сола. До 4 849 года почитали ее необи­таемою, но тогда Фрейсине, плывя довольно близ­ко около берегов, заметил лодки и жителей. Без сомнения, дикари здешние принадлежали к племенам Топгским, но пебыли-ль эпю рыбаки наездом, или плаватели, сбившиеся с пуши про­тивными ветрами? Положение острова: 22° 30' ш. ю. и 4 78® 2Ѵ д. з.
Топгский архипелаг составляет предел По­линезии на запад. В некотором расстоянии от него к западу находится уже архипелаг Виипи, йервая земля Меланезийская; впрочем шип Поли-
'I. Г IL 7
98
незийский, как мы увидим, является еще далее, иа некоторых из островов Ново-Гебридских, иа малых островах Ротума, Тикопиа, ДуФФ, и проч. — Но все эти отделения суть маленькие народцы, со всеми признаками переселения в Мела­незию. Окресгп их, за означенным нами преде­лом, царствует и преобладает поколение Ме- лапезское, на всех больших западных остро­вах, до самого начала Малайских поколений. Со­седи островов Вити, острова Тонгские более передали своего эгпим соседям, нежели приняли от них. Они полуобразовали Меланезских вар­варов, незаразившись сами варварсшвоме их. Тип Вити уступил шипу Тонга.
Тонгский архипелаг, особливо остров Тонга- Табу, поставленный на пределах жаркой зоны, наслаждается температурою ровною и умеренною. По наблюдениям на корабле Астролябии, в Апре­ле и Мае, термометр поддерживался между 23- 26°, и правильные ветры много уменьшают жар. Миссионеры говорят, что климат здесь здоров и чист, а зимою, при южных ветрах, ои ста- новииися почти холодным.
Пассатные ветры здешних морей суть 10. Ю. В. и В. 10. В. — Но в Феврале, Марше и Апре­ле иногда дуют ветры огп С. 3. и 3. — Они производят бурную погоду, сопровождаемую дож­дями и сильными шквалами. В это время года Ла- перуз и Дюмон-Дюрвиль испытывали здесь гроз­ные порывы противных ветров. Почти всегда зыбь от 10. 3., производимая бурями высшихъ
99
мест Австрального Океана, устаповляеш жесто­кий прибой на южных берегах Тонга-Табу. Земле­трясения должны быть довольно часты па здеш­них островах, ибо первые Миссионеры, поселив­шиеся здесь в -1797 году, чувствовали их три раза в течение трех месяцев. Огнедышащий крагпер ТоФуа, без сомнения, принадлежит к причинам, производящим колебания земли.
глол юта.
АРХИПЕЛАГ ТОНГА. ИСТОРИЯ.
Мореплаватель, открывший острова Тонгские, был Голландец Тасман. Января 4 9-го 4 6U3 го­да, увидел он остров Пилъсарт, а на следую­щий день усмотрел, сначала Эоа, потом Тонга- Табу, которые назвал, первый Мидделъбургом, второй .Амстердамом. Остановись в открытом заливе Гифо (который наименовал Мариинским), ЬГасман увиделся здесь с дикарями, прибывшими к нему в лодках. Они явились без оружия, и поступки их были дружественны и честны. Без непреодолимой наклонности их к воровству, об них ничего нельзя было сказать, кроме до­брого. Старый начальник, по видимому, обладав­ший главною властью, часто являлся на корабль, показывался предупредительным, почтительным, дружественным, и с жаркою благодарностью при­нимал подарки, какие ему делали. В числе их находилось деревянное блюдо, которое, сохра­
104
няясь, как драгоценность, властителями острова? имело в последствии странное назначение — слу­жить чашею испытания в уголовных делах. По­том возвысили его еще на большую почесть : в отсутствии пиуи-тонга, оно заменяло еги особу, и ему воздавали гпакия-же почести, как самому религиозному начальнику дикарей. Может быть, эипому обстоятельству надобно было приписать воспоминание о посещении Голландцев, сохранив­шееся между дикарями. Когда Кук явился здесь в 4774 году, туземцы говорили ему о сноше­ниях с Тасманом, и чтобы определить время, прибавляли, что тогдашний туи-тонга, Пулого, был пятый наследник Фапиа-Фаи, царствовавшего в 4643 году.
Ош Тонга-Табу направился Тасман к Намука, который назвал Роттердамом. « Здешние остро­витяне—сказано в его описании—похожи на сво­их соседей. Они крошки, неимеюип оружия, толь­ко большие воры. Туш мы запаслись водою, и на­шли еще разные припасы. Мы прошли остров с одного края до другого, и видели множество ко­косов, правильно посаженных один подле дру­гого, а также прекрасные сады, хорошо устроен­ные, и украшенные всякими родами плодовитых деревьев, посаженных прямыми линиями, что делает прекрасный вид. » Оставивши Роттер­дам, Голландцы сделали еще несколько открытий.
Все простые и добродушные, описания эти были писаны рукою самого Тасмана, и шем драгоцен­нее они, чшо земли, описываемые в них, неизме’
4 02
пили вида своего в течение 200 лет. Таков был этот архипелаг при Тасмане, как при Куке, и потом при Дюмон-Дюрвиле, только с пюю разницею, что описание первого было кратко и сделано на лету, а описания двух других явля­ются подробны и полны.
Б Октябре 4 773 года, Кук остановился близ берегов Эоа. Дикари явились к нему с дру­жескою поспешностью. Один из старшин, по имени Тан-Оне особенно истощался в свиде­тельствах дружбы и гостеприимства. Он по­вел Англичан в свое жилище, принял их как мог лучше, угощал музыкою и кавою. Естествоиспытатель Форстер был в числе го­стей, и отделился от других, чтобы осмотреть окрестности. По дороге видел он только дру­жбу и благонамеренность. « Старики и молодые люди, мужчины и женщины — говорит онъ—осы­пали нас самыми нежными приветствиями, цело­вали наши руки с самым сердечным почтени­ем, и клали их себе на грудь, глядя на нас так дружески, что это немогло нас не рас­трогать. » Но несмотря па всю эшу дружелюбную внешность, дикари были почипи все вооружены, дубинами разного вида, копьями, луками, стре­лами. Все это оружие пеприводилось в действие, но, конечно, невсегда было оно предназначаемо только для вида и украшения.
Однакожь ничто ненарушало доброго согласия между Англичанами и их друзьями. Форстер обошел окрестности якорного места, осмотрелъ
>103
и описал их. « Мы взошли на холмъ—говорит онъ—желая обозреть внутренную сторону, и пе­решли через богатые насаждения, или сады, ого­роженные бамбуковыми плетнями и рядами деревь­ев erythrina corallodendron. За тем достигли мы тропинки между двумя загорожами, и видели с обеих сторон бананы и ипьямы, рассаженные с таким порядком и такою правильностью, какие соблюдаем мы в наших садах. Тропинка кончилась среди луга, весьма обширного и покры­того густою зеленью. С противоположной сто­роны открывалось прелесшдое место для прогул­ки, около мили в длину, образованное четырьмя рядами кокосов, которые склонялись опять к дорожке, между весьма правильными насаждениями, окруженными купою пампльмуссов и других де­рев. Дорожкою этою приходили к обработанной долине, где пересекалось множество тропинок. Тут нашли мы прелестный лужок, с нежною, густою зеленью, со всех сторон обставленною большими тенистыми деревьями. Хижина без жи­телей занимала одну исчэ сторон ; хозяева её, вероятно, находились тогда на пристани. Това­рищ мой, г-н Годж сел рисовать эшо прекрас­ное местоположение; мы дышали сладостным, благоухающим воздухом ; морской ветерок ве­ял в наших волосах и нашем платье, освежая и смягчая атмосферу; множество птичек щебе­тали и горлицы ворковали окрест нас в де­ревьях. Корни дерева, на котором сидели мы, были весьма замечательны; они шли от пня, почти
m
в восьми Футах над поверхностью земли, и крупные стручья украшали все ветви. Плодонос­ное и уединенное эшо место являло нам подобие очарованных рощиц, где романисты стараются соединить все воображаемые красоты. И действи­тельно, невозможно было-бы найдти на земле уголок более увлекательный для уединения, если­бы можно было присовокупишь сюда водоскат, или ручеек ; по несчастью, вода составляет именно то, чего недостает этой прекрасной стороне. Налево открыл я еще место прогулки, укрытое тенью 9 и приводившее к лугу, на сре­дине которого высилась небольшая гора, с двумя хижинами на её вершине. Бамбуковины, посажен­ные на расстоянии фута одна от другой, окру­жали этот пригорок, и впереди его видно было множество казуарин. Туземцы, сопровождавшие нас, пехошели сюда приближаться ; мы подошли одни, и с большим трудом успели заглянуть в хижины, ибо вход в них закрывался кровлею, почти на вышину одной пальмы сверх земли ; в одной увидели мы труп, еще свежий ; другая бы­ла совершенно пуста. »
На другой день Кук остановился перед Гифо у Тонга-Табу. Спеша посетишь корабль его, ди­кари привезли запасов всякого рода, и с ра­достью меняли их на самые дрянные Европейские лоскутья. Один из местных начальников, Лт- того, пословам Кука, ^ттага, по уверению Фор­стера, но в самоми) деле называвшийся Тага, сде­лался особенным другом знаменитого море ила-
105
вашеля, оказывая ему знаки своего внимания и по­чтения.
В первой прогулке своей, Кук посетил глав­ный fait- тока, род возвышения, на котором бы­ла построена молельня. Из этого капища вышли три старика, и проговорили молитву, или какое- то приветствие посетителям. Весь остров был усеян подобными памятниками. Руководимые Тага во внушрепную облаешь, Кук и его товарищи достигли другого Фаи-шока, обширного и значи­тельного более первого. К нему притыкалось жи­лище, запятое старым начальником, просившим странников отдохнуть и разделишь с ним уме­ренное угощение, состоявшее из иньямов и дру­гих снадобьев. Обычай приветствовать речами, вероятно, составлял необходимую принадлежность всех религиозных убежищ здешних, ибо и те­перь, старший из жрецов начал речь, то обра­щаясь к идолам, то оборачиваясь к'ь Куку, пока ему несделали знака согласия головою. Казалось, что оратор небыл однакожь силен в красно­речии, потому, что от времени до времени оста­навливался оп, и спрашивал пособия у своего соседа, также жреца, игравшего роль суфФлера. Впрочем, Кук непонял ни одного слова из бесконечного и многословного болтанья дикаря. Туземцы, рассеянно стоявшие кругом сохраняли молчание, но неоказывали внимания, и вид Англи­чан занимал их более всяких речей.
После краткого отдыха, Кук ворошился на ко­рабль, в сопровождении Тага. Был час обеда ;
4 06
приятеля усадили за капитанский стол, и уже он хотел воспользоваться такою почестью, когда известили о прибытии старика, почти слепого, эгуи здешней стороны. Нового гостя ввели и пригласили к обеду, как Тага, по каково было удивление присутствовавших, когда увидели, что Тага бросился из за-сшола, и поспешно удалился в уголок, где немог его увидеть эгуи, сделавшийся собеседником Англичан ! Эпю значило, что Тага был низший старшина, а слепой старик принадлежал к числу знатнейших рели­гиозных властей острова; есть с ним за одним столом сосгпавило-бы величайшее преступление со стороны Тага. Впрочем, великий эгуи, столь почитаемый пародом, немог внушить к себе личного почтения. По словам Кука, он едва мог понимать свое собственное достоинство, находясь в состоянии ребячества и одурелости. Кук потребовал от него особенного свидания, и вот как он об нем рассказывал в своем путешествии: «Мы нашли нашего эгуи сидящего, с важностью, столь глупою и угрюмою, что не­смотря ни на какие рассказы, я решительно уви­дел в нем слабоумца, обожаемого дикарями только в следствие суеверных понятий. Поздра­вивши его, начал я с нимч» говорить, но оп ничего неотвечал, и пепоказал даже никакого признака внимания ; в самой Физиогномии его не- было никакого изменения. Я просто хотел уже идти прочь, когда один молодой и умный дикарь, видя мое недоумение, начал мне объяснять весьма
4 07
попятно, что глупый старик был точно главней­ший властитель острова. Тогда предложил я ста­рику свои подарки—рубаху, топор, кусок крас­ной ткани, зеркало, несколько гвоздей, медалей и пронизок. Все эшо он принял, или, лучше сказать, непрепятсшвовал рубаху надет па него, а другие вещи разложить вокруг, но потерял притом своей важности, не говорил (нислова, необорачивал даже головы ни направо, ни налево, и оставался неподвижен, словно истукан дере­вянный. Неподвижным пнем оставил я его, от­правился па корабль, и вскоре старикч, удалйлся с места ауэдиенции, а меня известили, едва только вступил я па палубу, чпю на пристань были присланы от нашего старого истукана за­пасы, в подарок мне. Шлюпка отправилась за ними. Они состояли из 20-гпи корзин жареных бана­нов, инъямов, хлебных плодов и жареной свиньи, Фунтов в 20-шь весом. Передавая все эшо посланному от меня офицеру, г-ну Эдже- комбу, и маипрозам, дикари подтвердили, что арнкп острова посылает сии дары арыки, корабля. Тут нельзя уже было сомневаться, что полоум­ный старичишко был точно знатная особа. » — В последствии Англичане имели случай ближе узнать таинственного властителя. Имя этого глупого молчаливца было Лалу-Либулу ■ он был член божественного семейства фата-фаев, ко­торым по рождению воздавались великия почести, хотя действительная власть их была часто весь­ма ограничена.
4 08
Первое пребывание Кука па Тонга-Табу не озна­меновалось впрочем никаким неприятным собы­тием. Кроме нескольких смелых покушений на воровство, дело шло как нельзя лучше. Воров преследовали, но наказание их повело за çooow никакого общего смятения. Один из мошенни­ков схватил матрозскую куртку, спрыгнул ва» море, избежал восьми ружейных выстрелов, по нем сделанных, и был схвачен уже на при­стани машрозами, там находившимися. Другой прокрался в каюту, утащил несколько книга» и разных вепрей, потом бросился с корабля и старался уплыть к берегу. Его> заметили и пре­следовали в лодке. Но поймать его было нелег­ко, ибо только голова его показывалась от вре­мени до времени из волн, и как рыба нырял он с приближением лодки. Один магпроз успел ударишь его шлюпочным багром, зацепил его за ребро, и без всякой жалости тащил в лод­ку, но несмотря на боль и течение крови, без­дельник имел еще силы вырвать багор и плыть снова. За ним следовали упорно. Туш счастли­вая мысль пришла дикарю. Он бросился под лод­ку и сбросил с неё руль. Плавания продолжать было невозможно, и вор спасся, несмотря, что так дорого досталось ему спасение.
Но все это, как я сказал, пемешало друже­ским сношениям между дикарями и Куком. Они расстались приятельски, с самыми нежными изъ­явлениями дружбы. Старый Лашу-Либулу невыхо- дил, правда, из своего бесчувственного крешиа-
4 09
иизма, по добрый Тага горестно плакал. Он просил Кука возвратишься поскорее, и привесть ему пиакой-же мундир, какой видел он па сво­ем друге. В замену того обещал он нагру­зишь корабль свиньями, птицей, кореньями и пло­дами.
На следующий год, Кук возвратился к архи­пелагу Тоигскому, и шпал на северном прибре­жьи Намука. Есшесшвоиспышашели обошли весь остров, и оставили нам очаровательное изо­бражение его пленительных местоположений. При­ветливость и радушие дикарей служили оградою всем, кшо посещал берег. Только лекарь кора­бельный небыл так счастлив. Оставшись на земле, был он окружен толпою дикарей, от­нявших у него платок, ружье, и сорвавших с него галстух. Наглецы, но видимому, хотели продолжать свой разбой, и неосшавишь ничего бедняку, по он догадался выхватишь свой гото­вальник, и приложился им, будто смертельным оружием. Дикари испугались, остановились, по вскоре ободрились снова, и усталому сыну Эску­лапа могло быть очень плохо, если-бы пезасшу- пилась за него молодая девушка, с прекрасными, кудрявыми волосами, и нсвзяла его под свое покровительство. Она защитила Англичанина от своих земляков, подчивала его пампльмусами, охраняла и стерегла его, пока неприбыли шлюпки ош корабля и невзяли бедного лекаря.
Впрочем, ош времени до времени, разные воровства нарушали спокойствие и мир, па ко­
440
рабле и на берегу. Кук иеумел прощать подоб­ных дерзостей, и всегда платил за них нака­занием жестоким. По случаю покражи несколь- кихч> ружей, он велел захватить на берегу две большие, двойные лодки ; один из дикарей хотел этому воспротивишься, и по приказанию Кука в него выстрелили дробью, но вблизи. Бед­няк был почти нагой и его жестоко ранили. Крик и слезы страдальца растрогали даже угрю­мого капитана. Он велел осмотреть и перевя­зать рану его. Лекарь хотел было положишь после шего на больное место катаплазм из ба­нанов, но дикари принесли ему сахарных тро­стей, вынули из них сердцевину и предложили ее, как лекарство более надежное. После пере­вязки раненого, островитяне умножили ласко­вость свою к Европейцам. Форстер, бывший свидетелем всего происшествия, говорит об нем так: « Женщины, видевшие все заботы наши о раненом их земляке, казалось, особенно ста­рались о восстановлении мира, и их робкие взгля­ды, как будто упрекали нас за наше жестокое и бесчеловечное мщение. они сели на красивом лужку, /составив толпу, женщин из пятидеся­ти, приглашали нас сеешь подле них и оказы­вали нам всевозможные ласки и приветствия. По­кровительница нашего лекаря была приветливее других, и могла притом почесться одною из диких красавиц. Она была стройна ; все члены тела её были прекрасны, черты лица, совершенно правильного, были исполнены кротости и преле-
444
еши ; черные большие глаза её блистали, а цвет кожи был белее., нежели у простолюдинок. Она была одета в темную ткань, схваченную поясом ниже грудей и широко раздвигавшуюся к ногам. Одеяние эпю было, право, наряднее иного щеголь­ского Европейского платья.»
При втором посещении своем, Кук осмотрел острова Ганаи, на север от Намука. Он про­шел между Као и Тофуа, и видел огнедышащую гору на последнем из них. Шквал хватил корабли, когда опи находились под ветром прошив волкапа, и тогда заметили, что дожде­вая вода имела в себе что-то горькое и острое; попадая в глаза, она щипала их. Кажется, во время второго своего здесь пребывания, Кук дал архипелагу название островов Дружбы} ныне за­мененное названием Тонга,, более приличным во всех отношениях.
Посещение Кука в третье путешествие его, в 4 777 году, было важнее и замечательнее двух прежних его здесь пребываний. Едва остановился он па Намукской пристани, к нему прибыл начальник, называвшийся Тубо. Но через три дня приплыл с Тонга-Табу эгуи гораздо более за­мечательный : это был Фиинау > высокого роста, но худощавый дикарь, с чертами лица почти похожими на Европейские. Он называл себя ца­рем всех Тоигских островов, и в самом деле, по гордому и важному виду, повелитель­ной походке, а особливо почтению к нему дика­рей, можно было почесть его за верховного вла-
442
сшипиеля. Пикто пенодходил к нему без шего, чтобы непоклонишься ему в землю и недотро- нушься ног его ладонями. Малейшее забвение шакого обряда стоило виноватому жестокой бра­ни и палочных ударов. Впрочем . Финау объя­вил себя другом и сотрапезником Кука, и вся­кий день приезжал к нему на корабль обедать. Такая почесть избавила Английского капитана от докучливых дикарей, которые считали себя уже недостойными после этого сидеть за одним столом с своим повелителем, а это умень­шило ежедневное воровство и затруднения нака­заний за каждое из них. Кук нерешался беспрестанно расплачиваться с ворами ружейными выстрелами, заменяя пули и дробь плетью и опре­делением выкупа припасами. Это оказывалось не­достаточным. Придумали брить половину головы каждому, кто попадется с поличным, или на месте преступления, и к удивлению — стыд ша­кого наказания действовал лучше всего.
Ош Намука хотел было Кук перейдши к Тонга-Табу, по, по видимому, это очень попра­вилось Финау. Убедительно просил он прежде зайдши к островам Гавайским, и Кук испол­нил его желание. Мая 4 7-го, корабли стали под ветром у Лефуга j и их окружило множество лодок, предлагая меняться припасами па Европей­ские вещи. По приглашению Финау, Кук сошел на берег и видел всякия ласки состороны хозя­ина, который угощал его борьбою, плясками, концертами па дикарских инструментах. За­
ключением праздника был подарок припасов с царскою щедростью. Две огромные пирамиды, основание которых составляли иньямы, патагпы, овощи, а верх увенчивался, на одной шестью свиньями и двумя черепахами, на другой двумя свиньями и шестью птицами, были устроены на берегу самым живописным образом и предо­ставлены Англичанам. За такую учтивость, Кук отвечал потешными огнями и Фейерверками. Это увеселение дано было на берегу, под деревьями, н присутствии Л-х, или 5000 зрителей. С на­ступлением ночи, от одного места до другого расставили Факелы, и тем продолжили свет Для веселья.
Между тем, среди сих блестящих доказа­тельств взаимной дружбы составился ужасный заговор, случайно разрушенный, и мы незнали-бы даже об немъ', если-бы в последствии необъяс- нил его Маринер. Если веришь эгпому повест­вователю, Фипау и старшины Гапайские решились зарезать Кука и всех офицеров во время бу-меи '(ночной пляски), а потом овладеть кораблями. Ни­кто из заговорщиков непочитал замысла, ни бессовестным, ни жестоким, а только одни дума­ли, что ночь была способнее для исполнения, дру­гие, и Финау с ними, что днем будет исполне­ние удобнее и легче. Взаимный спор отклонил вероломство, и праздник небыл сопровождаем убийством.
Тут пришло время, когда хитрому Финау надобно было разоблачиться от своего мнимаго
Ч. VU. 8
4U
первенства на архипелаге. Он уже подвергался сей опасности при появлении старика Лашу-Либу- лу, которого Кук почел главным властителем островов в свое прежнее путешествие. Как духовный владыка, Лату-Либулу, действительно, был старше Финау, но избегая позора, хитрец умел искусно ускользнуть от него, и когда Лату явился на корабле — еще глупее, еще не­подвижнее, нежели в 773 году—Финау притво­рился, будто невидит его, а тупоумный стари­чишка нешутя проглазел нарушение должного ему поклонения.
, Но настоящий туи-тонга, царь всего архипелага, явился своею высокою особою. Это был Пулого Фата-Фаи. Предуведомленный об его приезде, Финау решился избежать встречи с ним. Он отправился на Вавао, и когда Кук стал гово­рить, что желает осмотреть сей остров, Фи­нау отклонил такое намерение, уверяя, что там нет пристани. Все эшо было лганье и хитрость.
Пулого прибыл к островам Гапайским, ког­да Кук находился на пристани Гуа-Левской. Об нем известили, как о настоящем и главном царе островов. Кук сначала неповерил, но при­нял однакожь вежливо нового претендента на первовластительство. Это был человек неболь­шего роста, весьма толстый, около сорока лет. Волосы у него были гладкие, физиогномия счастли­вая, вид умный, важный и степенный. Легко взо­шел он на корабль, со вниманием осмотрел все, задал Куку несколько ловких вопросов, и
445
особенно настоял в желании узнать, кпго при­вело Кука в его владения ? После нескольких учтивостей, которыми разменялись на палубе, капитан пригласил царя в каюту, но прошив этого восстала царская свита. Спутники власти­теля объявили, что особа царя священна, табу, и нельзя допустишь никого ходишь над его голо­вою. Затруднение уладили тем, что машрозам невелено было ходишь над каютою. Пулого был гораздо сговорчивее своих сопушников; недумая о табу, сошел оп охотно во внутренность ко­рабля, обедал с Куком, ел и пил умеренно, и упорно утверждал притом, что он именно действительный царь Тонгский. Вскоре неосшалось в этом запутанном деле никакого сомнения. На берегу никто несмел говорипиь перед Пулого. Всякий, входивший в его жилище, или выходивший из него, подклонял голову под ноги Пулого, и никакого исключения небыло заметно ни для одного человека при сем унизительном свиде­тельстве почтения.
Еще более убедились в истине через неделю, по возвращении Англичан к Намука, куда Пулого следовал за ними в своей лодке. Туш находил­ся тогда Финау, горделивый Финау, мнимый царь архипелаге, хитрый вероломец, и теперь чрезвы­чайно затруднившийся в том, как с честью вывернуться и прикрыть ложь свою. Пулого встре­тился с ним на Английском корабле. Финау смешался,«пезнал что делать. После нескольких слов, сказанных на ухо царю, он стал смелее 8*
4 16
и спокойнее. Но с сего времени унижение его сделалось очевидно. Он несмел садишься с Пу- лого за капитанский спюл, и при отъезде дол­жен был подвергнуться унижению мое-мое перед неумолимыми правами шуи-пюнга.
Пулого действительно был первовласгпишель архипелага. Впрочем, во времена Кука легко бы­ло ошибиться, ибо политическое и общественное образование островитян представляло шемношу и бесчисленные противоречия. Вопрос объяснился только новейшими исследованиями Дюмон-Дюрви­ля, который сличил все прежния известия и по­яснил их личными наблюдениями. Вот его вы­воды :
Во главе общества на Тонгском архипелаге, с незапамятуемых времен находился туи-тонга, то есть, властитель Тонга, ибо слово : туи зна­чит : господин, повелитель, и оно определяет степень и важность особы, копюрой издревле при­надлежало. Туи-тонгу придавался религиозный ха­рактер святости, и эшо значение переходило даже за пределы Тонгского архипелага, распро­страняясь на ближние острова, каковы Ниуга и ку­пы Гамоа и Вити. Хотя действительная власть этого царя-священника была далеко небезпредель­на, но все делалось от его имени, и ни один эгуи, как-бы ни могущеетвенн он был, по­мог уклоняться от обряда мое-мое. Великия по­чести, большие преимущества соединялись с зва­нием шуи-пгонга. Он избавлялся от татуажа и обрезания ; говоря об нем, надлежало упошреб-
117
ляипь особенный род выражений j особые обряды были установлены для его свадьбы, похорон и траура но нем. Наконец, при торжественном празднике, называвшемся наги, весь архипелаг подносил ему начатки земных произведений, до этого времени почитавшихся ииабу.
Достоинство туи-шонга было наследственное. Его передавали старшие младшим, от кото­рых переходило оно к детям старших. Толь­ко из семейства Фата-Фаи могли происходишь шуи-шонги, и эпю свидетельствуется преданиями, как равно древними и обширными таи-срока ( мо­гилами ) этого семейства. Столь много уважен­ный другими, туи-шонга сам подвергался разным уставам почестей. Он должен был прости­раться на земле перед старшими сестрами сво­его ошца и предка, и даже перед потомками сих особ, иногда принимавшими на себя титул тамага.
Ниже шуи-гпонга полагались три великия обще­ственные звания Туи-гата-калава, Тун-кана-каболо и Гата — два первые были гражданские, третье военное. Власть и принадлежности их прежде бывали довольно неопределенны, и почти всегда зависели от силы и характера занимавших их людей.
Задолго до переворота, изгнавшего туи-шонга из Тонга-Табу, титул ипуи-гаша-калава казался уже ничтожным. Из-за этого чиновника, туи- кана-каболо, которым был старший в роде Финау, приятель Кука, мало по малу сосредошО-
4 18 чил в себе власть, и передал ее своим наслед­никам Му-Муи и Тугу-Ого. Это продолжалось до всеобщего восстания, когда все старшины объяви­ли себя независимыми.
Почти в одинаковой степени величия с семей­ством Фаша-Фаи было семейство Тубо, пото­му, что из него выходили люди для наполне­ния званий Туи-гапиа-калава и Туи-кана-каболо. В наше время, покровитель Миссионеров, робкий Тубо, и родственники его Гула-Каи, и Огила, мог- ли-б быть законными претендентами на обе зна­менитые должности, если-бы только могли восста­новишь их.
По весьма понятной политике, то и другое се­мейство соединяли взаимно пользы свои родствен­ными союзами.
Первая жена туи-тонга всегда избиралась из рода Тубо. По иногда честолюбие и зависть пре­возмогали всякое родство, и постепенно эти па­губные страсти довели до погибели оба сильные рода Фаша-Фаев и Тубов.
Когда Кук явился в архипелаге в третье свое путешествие, в 4 777 году, царствовавший тогда туи-тонга Пулого женился на дочери Мары~ Вагуи, бывшего главным в роде Тубо. Мари- Вагуи наследовал место Туи-гата-калава, заня­тое прежде старшим братом его Тубо-Лагии, между тем как родной сын Тубо-Лаги, често­любивый Фннау, был возведен в звание Туи- кана-каболо. Следственно, по союзу родства, Фи- нау был курином (братом) щуи-щрнга.
149
Так распределялись государственные звания на Тонгском архипелаге во время остановки Кука при Тонга-Табу, продолжавшейся месяц. Стоянка эша была беспрерывным праздником. Все начальники острова соперничали между собою, кто лучше уго­стит Англичан. Пулого, Мари-Вагуи, младший брат его Муи-Муи, Финау поочередно принимали и веселили Кука и его офицеров. Эшо был беспре­рывный ряд борьбы, сражений, плясок, пенья, обе­дов, одно другого великолепнее. Давали между прочими и периодические праздники, похожие одна­кожь на те, которые уже описаны мною. Один из них принадлежит однакожь этому путешествию Кука исключительно. Эшо было великое торже­ство наыи, кроме Кука никем невиданное, и, ка~ жется^ в последствии невозобновленное.
Праздника» эшот совершали 8-го Июля. Утром Кук и его сопушнйки переправились в Муа, где нашли они в загородке, довольно неопрятной, Пулого, председающего за кавою. Только к 40-ши часам утра отправились все на главную малая. Вскоре, со всех дорог, примыкающих к сей площади, пришли толпами дикари, вооруженные копьями и дубинами. Ставши рядами на малаи, они запели хором тихую, печальную песню. В эшо время множество других дикарей шли один за другим, неся каждый на вилах инъям, который каждый потом клал у ног певунов. Явились шуи-щонга и 4 2-ши летний старший сын его. Они сели на траве. Тогда только пригласили Англи­чан поместиться близ знаменитых власпиите-
4 20
лей, но в знак почтения, они должны были снять башмаки и развязать косы. Когда все приносите­ли иньямов прошли, вилы были собраны и отданы двум дикарям. Дикари пошли торжественным маршем, отрядами, по 40-ши и 42-ши человек, переходя скорыми шагами яерез малаи. Каждый отряд был предводим воином, вооруженным дубиною, или чем-пю в роде сабли, и сопрово­ждался другими воинами. Один дикарь, неся на Фигурных вилах живого голубя, следовал в заключение всей толпы, составлявшей около 250 человек. Все направились к ближнему Фаи-тока, где склали иньямы в две кучи.
Кончив сии предварительные церемонии, Пулого объявил Куку, что он должен удержать сво­их матрозов в шлюпках, ибо торжественное ииабу скоро будет наложено на весь осшровч», и каждый, кого найдут в поле, чужеземец и туземец, подвергается опасности быть мате ( битым ). Капитан просил допустишь его од­ного, или с малым отрядом, к окончанию цере­моний. Туи-тонга отнекивался, уклонялся, и толь­ко после больших усилий, Кук, долго недопу­скаемый дикарями, успел найдши местечко, с кошорого видел все, что происходило на Фаи- шока'.
Множ ество дикарей находилось уже в его ограде. Они все еще шли торжественно, с вила­ми, на которых висели деревянные шарики в виде иньямов, и носители их представляли вид людей, чрезвычайно уставших под тяжестью но­
421
шей. Так прошли они мимо Англичан, пока всту­пили в большую хижину Пулого. Туш новое препятствие встретило Кука и его товарищей— самое строгое запрещение. Но они успели стать за высоким палисадом, который совершенно за- крыл-бы от них внутренность святилища, если­бы они педогадались прорезать в нем широких отверзший своими ножами.
Множеством дикарей были заняты малаи и аллеи, к ней ведущие. Сквозь эти толпы про­бирались люди, несущие маленькия палочки и коко­совые листья. Перед всеми шел старик. Он сел па дороге, важно проговорил длинную речь и удалился. Наскоро, несшие палочки и листья по­строили из них небольшой балаганчик среди малаи, присели около него на минуту, и потом снова смешались с толпою. Сын Пулого, в пред­шествии четырех или пяти дикарей, присел шут в'ь свою очередь, и двенадцать женщин высшего звания подходили к ним по-парпо, каж­дая пара де]ржа в руках кусок белой ткани, два, или три аршина длиною, развевая таким куском в промежутке, отделявшем ее от другой пары. Этим образовывалась какая-то жи­вая, движущаяся драпировка. Подходя к юному принцу, пары приседали, обвивали его тканями и потом вмешивались в толпу.
Тогда явился сам Пулого, с четырьмя дикаря­ми, сел с левой стороны подле своего сына, и Эипо заставило сего последнего встать и занять место между старшинами, под ближним паве-
422
сом. Такое движение произвело в собрании какие- то странные повороты ; дикари побежали на ко­нец луга и тотчас воротились назад ; другие кинулись к принцу с зелеными ветвями, и после различных остановок заняли опять свои места.
Тут предстала большая процессия, пришедшая из Фаи-шока дальными переходами. Она направи­лась к правой стороне навеса, где сидел принц, простерлась на землю, положила свои поддельные иньямы, удалилась с почтительным видом и присела к бокам малаи. Во время продолжитель­ного её шествия, три дикаря, сидевшие подле прин­ца, произносили род какой-то молитвы, медленно н однозвучно. После нового молчания заговорил оратор, поставленный на высшей стороне луга, и произнес длинную речь, перерывая ее от вре­мени до времени ломаньем вилок, принесенных процессиею, пришедшею из Фаи-тока. Едва речь эта, или моление, были кончены, принц и свита его поднялись, прошли между двумя рядами дей­ствующих и зрителей и удалились. Но собрание нерасходилось. Изломанные вилки оставались рас- бросапные по пространству малаи. Так кончился первый день начй.
Обряды начались на другой день весьма рано, и несмотря па несогласие дикарей, Кук опять присутствовал при них. Когда пришел он, толпа была уже многочисленна, а по земле были разбросаны связочки кокосовых листьев на ма­леньких палочках. Понемногу толпа увеличива­лась, и каждое отделение приходивших привет-
423
сипв овал речью особенный, назначенный для того чиновник, часто повторяя в ней слово: арнкп.
Приближался торжественный час. Снова проси­ли Кука удалиться, но он спорил, с своим привычным упрямством, и надобно было сделать для него исключение, с пием однакож, что он раскроет свои плечи, подобно дикарям. Кук неотказался от предложенного условия, и полу­раздетому позволили ему стоять и смотреть. Это было то мгновение, когда приходят царь, жены его и сын. Начались вчерашния церемонии, переходы дикарок с тканями, перебеганья, речи. В одно время, когда толпа бежала в двух или трех тагах от Кука, его заставили опустить взоры в землю и сохранять скромный и тихий вид молодой девушки. Эшо было немножко не к- лицу угрюмого и бесстрашного моряка, но—пиаков обычай.
Как прежде, опят явилась процессия и тяну­лась по малаи. Только вместо настоящего, или поддельного иньяма, несли на вилках кокосовые листья. Едва носители положили свои ноши, при­шла новая толпа, и каждая пара дикарей держала корзину из пальмовых листьев. За тем явилась третья, с разными родами маленьких рыбок, также привешенных на вилки. Корзинки ставили перед стариком, который брал их одну за другою, переставлял и бормотал какие-то слова. Рыбок передали двум дикарям, имевшим в руках зеленые вешви, так, что первую рыб­ку положили на правой стороне подле них, вто­
ш
рую на левой. Все началось в порядке, по при третьей рыбке, один из дикарей, сидевший сзади двух вешвепосцев, бросился вперед и хотел схватить рыбку; ему нестали давать, заспорили, и кончилось тем, что рыбку разорвали на кусо­чки. Нападатель бросал назад себя все, что успевал ухватишь, а противники его клали от­нятое по обе стороны подле себя. Такая-же смени пая драка была за следующих рыбок, и все про­должалось, пока нападатель неуспел схватить рыбки целиком. Тогда все собрание захлопало и закричало : Малие ! Малие ( хорошо )! После этого раскладка рыбок кончилась без помехи.
По совершении сего важного, по видимому, об­ряда, молитвами приготовилось собрание к суще­ственному предмету праздника : царь допускал своего сына к величайшей почести — есть в одно время с ним. Эпю исполнено было на кус­ке поджаренного иньяма, который поднесли вку­сишь царю и сыну его. В торжественную мину­ту сию, Кука оборотили спиною к зрелищу, так,, чтобы он ничего немог разглядеть. Капитан тихонько нарушил запрещение, но без пользы — толпа зрителей загородила его от царя, и ника­ких подробностей разглядеть было невозможно.
Вновь марши, контр-марши, процессии, эволю­ции, то молчаливо, то в сопровождении шумных песен и движений руками и ногами, следовали за совершением шаинспива начи между отцом и сыном. Праздник заключился примерною битвою, толпа против толпы и один прошив одного ;

потом борьбою и кулачным боем, необходимы­ми принадлежностями всех здешних народных увеселений.
Очевидно, что все подробности начи, бессмы­сленные для Европейского наблюдателя, должны были иметь аллегорическое значение для тузем­цев. Ипьямы, Фигуры, их заменяющие, кокосовые листья, длинные вилки, молитвы, сражения, пере­ходы, перебежки, драка за рыбок, еда сына с отцом, все эгпо долженствовало знаменовать религиозные эмблеммы и .туземные мифы. Невоз­можно было обмануться в этом, судя по благо­говейному вниманию зрителей, по строгому и рассчитанному распоряжению подробностей, по выбору участников и действующих из высших званий, и наконец по строгому наблюдению при­личий, каким подчинили даже присугпсшвовавшихчи Европейцев. Желая удовлетворишь своему любо­пытству, Англичане принуждены были обнажишься до пояса, распустить волосы по плечам, сидеть на земле, поджавши под себя ноги, с самым смиренным и скромным видом. Впрочем, начи, виденное ими, по словам дикарей, не было еще самое торжественное. Сказывали Куку, что через три месяца потом, на Тонга-Табу будут тор­жествовать другой начи, куда сойдутся все жите­ли острова и прибудут дикари с Гапаи, Вавао, принося дань всякого рода. Важная и грозная цере­мония эша должна притом обагриться кровью нескольких человек, приносимых па жертву идолам.
4 26
Июля 4 0-го 4777 года, Кук оставил Тонга- Табу, не без некоторой опасности на медях с восточной стороны острова. Он остановился близ Эоа, где был приветствован старшиной Тагора, или Таи-Оне, как называли его Англи­чане в 4 773 году. Во время сей сгпоянки узна­ли, что Эоа почти весь совершенно принадлежал великим эгуи Тонга-Табским и обрабогпывался их подчиненными. Впрочем, ничто особенное неозначило краткого пребывания здесь Кука. Англи­чане были только свидетелями наказания, какому подвергся какой-гию красавец, пойманный на мес­те преступления с женщиною, находившеюся под запрещением табу. Приведя несчастного в круг дикарей, подняли ему череп и разбили одну ногу дубиною. Без вступательства Англичан, ему пришлось-бы расплатиться смертью. Преступница, как превышавшая своего сообщника знатностью рода, расплатилась несколькими палочными уда­рами.
В продолжительном своем здесь пребывании, покидая окончательно Тонгский архипелаг, 47-го Июля 4 777 года, Кукч> неуспел осмотреть и опи­сать только острова Вавао, и скал, около него лежащих.
Честь этого была предоставлена Исцанцу Мау- реллю, начальнику Фрегата la Princesa. Сей море­плаватель находился в бедственном состоянии, когда, 26-го Февраля 4 784 года, завидел остров Лмаргура, и прошел около него, в одной или двух милях расстояния. Он присшал-бы къ
427
мему, если-бы утесистые берега непоказыва- ли совершенного бесплодия. Следуя далее на юг, Маурелль увидел на следующий день землю, увен­чанную возвышенною плоскостью. Вершина эта казалась обгорелою, но богатое и свежее произра­стание покрывало ребра горы. В расстоянии мили появились уже близ корабля лодки с кокосами и бананами, которых накупили для экипажа. Один из старшин взошел на корабль и приглашал капитана пристать к острову, который назы­вал он Латай. Но Маурелдь отказался, незаме- чая по берегу пристаней, и видя притом на вос­ток земли, явно более обширнейшие и без со­мнения более важные. Через четыре дня потом, Испанцы стали у Вавао, в прекрасной, надежной гавани, которую назвали они гаванью убежища.
С самого появления их у берегов, обилие сменило недостаток припасов; корабль завалили свиньями, курицами, кореньями и плодами. Успо­коенный и безопасный, Маурелль был посещен эгуи, которого называет он Тубу вероятно, эгпо Куков знакомец Тубобрат пиуи-гапиа- калава Мари-Вагуи и дядя Финау. Он был тогда уже стар, и такой толстяк, что почти хпащи- ли на палубу. С ним явилась жена его, молодая, приятная, и так правильно красивая, что Маурелл сравнивает ее с самыми обольстительными Ев­ропейками. Взойдя на корабль, знаменитые гости сели па вахтенной скамейке, и дикари свиты их целовали им ноги. После сего обряда начались приветствия. Тубо предложил капитану лодку,
428
пополненную иаипагпамп, а капитан отдарил за то прекрасными безделками. Подробно был пока­зан весь Фрегат знаменитым посетителям; их привели в каюты, дали им рассмотреть башшареи пушечные, и опи поплыли домой очаро­ванные ласкою, приглашая Маурелля посетишь их взаимно. Капитан исполнил приглашение, отпра­вился на берег Марта 7-го, с вооруженными» прикрытием, и имел почесть кавы, которую описывает неподозревая важности такого уго­щения.
« Тубу—говорил онъ—чрезвычайно ласкал меня и обнимал стократно. Свита его села, образо­вавши обширный круг, в том самом порядке, в каком она прибыла. Принесли два пальмовые ковра. Король сел на один из них, а меня по­садили на другой, с правой руки его. Все хра­нили глубокое молчание ; только бывшие подле Тубу, и по преклонным .летам своим, без сомнения, более уважаемые, тщательно повторяли все слова его. Вскоре принесли кореньев, из которых составили, в особенного рода сосудах, напиток, вероятно, весьма горького вкуса, судя потому, что всякий, кшо пил его, морщился. Питье эшо раздавали в чашечках, сделанных из свернутого бананового листа. Три или че­тыре молодые Индийца первым предложили его мне и Тубу. Я немог и отведать, потому, что один вид напитка отвращал меня. Ближайший к Тубу дикарь указывал на тех, кого надобно подвивать, и кому пеназначал он, тем непода-
429
вали. Потом поставили передо мною жареные пататы и бананы совершенно, зрелые ; я ел, и в эшо время появились лодки, наполненные подобным кушаньем для раздачи моим солдатам. »
Маурслль посетил после сего Тубо в соб­ственном его жилище. На предшествовавшей ау- диэпции, жена Тубо являлась в сопровождении 8-ми, или 4 0-ши молодых дикарок, каждая от 4 6-ши до 4 8-ти лет. одни отгоняли от неё мух; на других она опиралась, потому, что закутан­ная в множество разных лоскутов тканей, она пемогла идти без помощи. Увидя Испанского капитана, ласково улыбнулась она, и приветливо произнесла : Леле, леле ( хорошо, хорошо ) !
Тубо заподчивал своего гостя праздниками, так-же как задушил его своими объятиями. Ма- урелль описывает все угощения столь добродушно, что грешно было-бы передавать его описания с какою нибудь переменою. И притом, умный Ис­панец видел все пехуже других, только расска­зывает своим манером.
«Король пригласил меня на праздник, кото­рый вознамерился дать мне. Переправясь на берег 4 2-го числа, я увидел в густой роще, близкой к гавани, обширное круглое пространство, так хорошо вычищенное, что на нем пеосипалось ни одного пенька. Немного спустя, Индийцы пошли попарно в жилище Тубу, цеся на плечах длин­ные вилы, с которых висело множество пата- ипов, бананов, кокосов и рыб. Тубу велелъ
г/. га. 9
•130
несши все сии припасы на недавно очищенное про­странство, и ипамч> составили из них кучу ку­бической Формы, вышиною в две вары (около 6-пии ФуиПОВЧ» ).
« Эгуи и почтенные* старшины пришли препро­вождать Тубу, а он взял за руку меня, и так явились мы в обширный круг, где дожидалось более 2000 Индийцев. Мы сели на пальмовых ко­врах, нарочно приготовленных. Весь народ сде­лал тоже, по только соблюдая различие каст и семейств, которые отнюдь немешались одни с другими.
« Король предложил мне тогда всю груду при­пасов, и их перетаскали в мою шлюпку, совер­шенно загрузивши ее. Носившие стали потом на своих местах, и глубокое молчание сохранялось^ пока говорил Король. Те, кому лета, или до­стоинства их давали права сидеть подле Короля, /
повторяли все слова его.
« Я пезнал чем все это кончится, и приказал между тем солдатам, которыми предводил мой первый лоцман, быть готовыми на стрельбу из их ружей и пистолетов, если заметят они малейшее покушение на какую нибудь неприязнь.
« Тут вышел из рядов молодой человек, сильный и могучий, положивъ» левую руку на грудь и правою ударяя по своему локтю. Он сделал таким образом, кругом по собранию, множество прыжков, прошив тех, которые небыли его родичи. Потом явился другой, производя подоб-
i 31
ише-же прыжки, и оба они схватились наконец бороться, уцепившись друг за друга с таким усилием, что все жилы и нервы их напряглись. Борьба кончилась падением одного из соперни­ков, столь жестоким, что я сомневался: можеип- ли эпюш упавший снова подняться. Но он под­нялся однакожь, весь в ныли, и удалился, песмея повернуть лица. Победитель воздал почтение Ко­ролю, а поколение его запело, незнаю только, про- славляя-ли победу своего родича, или порицая сты­дом побежденного им неприятеля.
« Такая борьба продолжалась несколько часов ; у одного из борцов переломили руку ; других видел я оглушенных жестокими ударами. Пока тянулось эшо увеселение, предстали новые атлеты, окутавши руки и кисши у рук толстыми верев­ками, чпю заменяло им сест. Сей род бишвы был гораздо страшнее борьбы. С первых взма­хов, сражавшиеся начали бить друг друга в лоб, брови, щеки, во все части лица, и кому достава­лись сии жестокие удары, те делались бешенее и горячее. Я видел ниспровергнуипых сч> первого кулачного тычка. Зрители этих сражений глядели па них с каким-то почтением, и не все были допускаемы принимать участие в них.
« Женщины, особливо прислужницы Королевы, присутствовали при этом празднике. Я нашел их совсем другими, нежели каковы казались они мне до сих пор. Совсем непочитал я их и прежде некрасивыми, но в эпиога день были они убраны лучшими своими нарядами. -— Их плащи, 9*
432
прекрасно сложенные, и укрепленные на левом плече большим узлом, ожерелья из больших пропизок на их шеях, волосы красиво заплетен­ные, тело вымытое и облагоуханное маслом, с весьма приятным запахом, кожа, столь опрятная, что на ней небыло пылинки малейшей •— все это обратило мое внимание, и представило дикарок гораздо более красивыми, нежели прежде.
« Король приказал женщинам драться на ку­лачках, как мужчинам. они схватились с та­ким ожесточением, что неоставили-бы друг другу ни одного целого зуба, если-бы от времени до времени неразлучали их. Это зрелище взвол­новало мою душу, и я просил Короля прекратишь их битву. Он согласился на просьбу мою, и все прославляли сострадание, какое показал я к бед­ным диким девушкам.
« Тубо заставил потом петь одну старуху, у которой на шее висела оловянная чашечка, и старуха непересгпавала петь целые полчаса, сопро­вождая песню свою движениями, по которым мож- но-б было почесть ее актрисою, декламирующею па театре.
« Наконец игры прекратились, и мы вернулись в жилище Короля. Туш нашел я Королеву, при­нявшую меня с обыкновенными знаками благово­ления. Я спросил у неё, почему ^присутствовала она на празднике ; она отвечала мне, что такого рода побоищи ей исправятся.
«Узел дружбы завязался между нами до такой степени, что Тубо назвал меня своим гоха
433
( boxa ), пио есть, братом ( правильнее, офа, дру­гом ). Я распростился с ним и с Королевою, и отправился на пристань. Приморье было покры­то Индийцами, оказывавшими тысячи ласк моим подчиненным, за то, что мы согласились присут­ствовать на их празднике.
« Победители в бою подняли меня на плеча, и так посадили меня в шлюпку. Тубо, из своего жалища видевший толпу, зная, как неприятно мне, когда Индийцы смешиваются с моими людьми, при­казал своим капитанам разогнать островитян, и сам так рассердился на народ, что вышел с большою палкою и бил всякого, кшо попадался ему под руку. Все бросились в леса ; двое, ко­торым досталось более других, были оставлены на месте за-мертво, и незнаю небыли-ль они изу­вечены. »
Вот рассказ Маурелля, добродушный, трога­тельный, почти пасторальный в разных частях его. Между тем, рядом с этими праздниками и торжественными изъявлениями дружества, несколь­ко покушений на воровство показали привычный инстинкт островитян. Надобно было выстрелишь из пистолета в дикаря, более других дерзкого, который покушался уже в другой раз отвя­зать цепь опи руля. Доброе согласие непрекраща- лось, и сожаление всех дикарей сопровождало Маурелля, когда приготовился он к отбытию опи островов. Маурелл дал этой купе назва­ние островов дона Мартина Майорга. Их озна­чают теперь на картах под именем купы
4 34
Гафулу-Гу j в которой главная земля остров Вавао. Испанский капитан видел потом остро­ва Гапаи, осмотрел их с моря, и был посе­щен па корабле начальником, называвшим себя царем сорока восьми островов. Направясь далее к югу, Маурелль видел ТоФуа, и назвал его Сан-Крпстовал (San-Ci istoval); скалы Гунга-Тонга и Гунга-Гапаи названы ^им las Colubras^ Пиль- сшарш, наименован им Иа Sola ; наконец, какой-шо остров Васкес ( Vasquez ), которого после него невидан никто. Достигнув 30° ш. ю., Маурелль вернулся назад и правил к С., наме­реваясь снова отдохнут при Вавао, но ветры и морское течение сбили его, и принудили уже прямо пуститься к островам Марианнским.
В конце Декабря 4 787 года, явился здесь Лаперуз. Постепенно осмотрел он Вавао, Амар- гура, Латай, Као, ТоФуа и скалы Гунга-Топга и Гунга-Гапаи. Декабря 34-го, когда обходил ои мели Тонга-Табу, семь или восемь лодок яви­лись к нему, и один из взошедших на корабль дикарей назывался сыном Финау. Сношения, впро­чем самые краткия, были совершенно дружеские, и осмотревши Пильстарт, Лаперуз отправился в Ботани-Бей. Когда возвращался он из сей колонии, кажется, по двойному мнению Дюмон Дюрвиля и Диллона, основанному па изъяснениях, взятых в самых источниках, что Лаперуз снова посещал архипелаг Тонгский, прежде по­гибели своей на скалах Ваникоро. Впрочем, мне­ние упомянутых нами мореплавателей разиииипся
435
в одном пункте. Следуя Дюрвилю, лично спра­шивавшему изъяснений у царицы Тамаги, во время пребывания на Тонга-Табу, Лаперуз про­вел десять дней у Намука, и его экспедиция осталась в памяти туземцев под именем Луад™ жи > так, как потом экспедицию Даншркасшо означили они на память именем Селенари. Но следуя рассказу Английского капитана, Лаперуз здесь совсем пеостапавливался, а только крей­сировал около суток перед островомъ»
Вгь Апреле 4789 года, пришел сюда Блей и провел три дня у Намука, где видел двух старшин, называвшихся Тубо, и одного по имени Тайпа. По их рассказам, Пулого, Финау и Тубо оставались еще в живых. Через два дня после отъезда от острова сделалось на корабле воз­мущение, лишившее Блея начальства и предавшее его, с немногими, оставшимися ему верными людьми, на произвол свирепости Океана, Об этом я уже рассказывал. Блей успел в своей шлюпке пристать к ТоФуа, где дикари, сначала благосклонные, кончили старанием насильно за­хватишь Англичан. На пристани началась драка, и одиигь отставший машроз был схвачен и изу­вечен. Шлюпки, успевши отбиться, были пресле- дованы, и пебросивши в море кой-какой одежды, чем успели занять островитян, Англичане ко­нечно досшались-бы в руки своих дерзких не­приятелей.
После Блея, мы находим здесь, в 4 791 году, капитана Эдуардса (Edwards), который два раза
4 36
останавливался у Намука, и мог убедишься в непреодолимой склонности туземцев к воров­ству. Они нападали несколько раз, и при таком случае один из хищников был убит. Впро­чем, начальники показались весьма хороню распо­ложенными, и царь, которого Эдуардс называет Фетафн [вероятно, Фата-Фай'), согласился плыть на Эдуардсовом корабле, вместе с одним из Тубо к ТоФуа. Был-ли этот Фагпа-Фаи сам Пулого, или брат его? Неизвестно, но, кажется, Пулого умер уже в это время, ибо Даншркасипо уже незасшал его. По словам Дюмон-Дюрвиля и переводчика его Синглетона, Пулого умер и был погребен па Baèao. Также является досшо-верным, что Финау несуществовал уже более, когда останавливался здесь Эдуардс.
Дантркасто ( D'Entrccasteaux ) остановился у Тонга-Табу 23-го Маргпа 4 793 года. Тогда верхов­ная власть находилась здесь в руках Тубо, или Му-Мум, младшего брата Тубо-Лаги и Мари-Вагуи, наследовавшего звание туи-гаша-калава. Юный Фата-Фаи, сын Пулого (собственное имя его было Фуа-Нунуы-Гава ), хотя уже и лет 2Я-х от роду, все еще побыл облечен титулом туи- тонга. Тетка его Тшие, женщина, умевшая при- обресть большое влияние, получала почести от всех, как тамага, или тун^тонга-фафшие. Какой- то Финау играл важную ролю во время Даитр- касто, и незнаем : был-ли эпю Финау-Лука-Лало^ умерший при появлении первых Миссионеров, или финау-Тугу-Лго^ кузин Кукова Финау? Впрочем,
437
имя Финау было весьма обыкновенно в семействе Тубов.
Первые сношения Французов с дикарями запе­чатлелись кровавыми ссорами. Воровство неистре­бимое было этому виною. В одной из ссор жестоко ранили машроза. Финау представил ви­новного дикаря, и даже просил казнишь его. Даншркасшо удовольствовался порядочным уро­ком линьками.
И на сей раз необошлось без некоторых празднеств. Но они неимели пи важности, ни торжественности данных Куку. Марша 30-го Даншркасшо отправился на один из праздни­ков, и нашел все ничтожным, неопрятным и безвкусным. Поступая щедрее туземных стар­шин, начальник экспедиции раздал богатые по­дарки, но их приняли весьма холодно. С тру­дом и каким-шо принуждением отвечали иа его вопросы ; на требования находили увертки, изво­роты, предлоги • все казались в замешательстве; шуи-шопга, эгуи, народъ—все смотрели недовер­чиво и смятенно. Даншркасшо заметил все это и удалился прежде окончания увеселений.
Дело объясняется исследованиями Дюмон-Дюр­виля : рановремепное удаление спасло Даншркасшо и его товарищей. У дикарей сделан был веро­ломный умысел, и праздником прикрыли они измену. Неудаче причиною был только случай, и жертвы избавились опасности, когда заговорщики небыли еще вполне готовы. Синглетон неодна­жды слышал рассказ об этом от своего по­
438
кровителя старика Bea, который не одобрял вероломного замысла, но немог его отвратишь.
Как-бы то ни было, но Даншкраспю понял, что кротость певсегда бывает лучшим сред­ством приобресгпь уважение здешних дикарей. Воровства их продолжались, жалобы неосшана- вливали дерзких ; Французы расплатились одна­жды с бездельниками картечью. Трое из них были убиты. Не боясь такого урока, другие при­плыли на другой день в лодках, и спокойно продолжали торговлю, как будто ничего не слу­чилось. Впрочем, воры принадлежали к самому низшему званию народа, и начальники нетолько нежалели о смерти их и нехотели мстишь за них, гио первые готовы были проломать им голо­вы дубьем. Охотно рады были они перерезать своих гостей гуртом, и завладеть чужим доб­ром без остатка, но — маленькое воровство казалось им непростительным преступлением.
!
Знаменитая Тине, шамага острова, сама пере­селилась на время на остров Пангаи-Моду, про­тив стоянки кораблей, желая по нескольку дней угощать своих посетителей. Апреля 3-го дан был Французским офицерам праздник, главней- ше состоявший в диевныхч» плясках. « Мера, шо медленная, то быстрая—говорит Датпркасто— придавала порядок пляскам, производя весьма приятное действие. В этих балетах дикарей общность шла так хорошо, как в наших луч­ших спектаклях, и я несомневаюсь, чпю они
4 39 принесли-бы большое удовольствие даже и на сцене большой Онеры Парижской.
При разных случаях, Дантркасто мог заме­тишь, что глубокое почтение островитян к некоторым ^членам священного для них царского семейства, не всегда соединяло с эшим идею о верховной власти. Любопытный пример видел он даже на своем корабле. Фаша-Фаи находился в каюте начальника с своим родственником, и получил некоторые подарки. Туш пришел брат старшины Тубо, и Фаша-Фаи поспешил спрятать от взоров его вещи, ему подаренные, как будто боясь, что их у него отнимут. Но предосторожность не спасла бедного властителя. Заметивши подарки, новый гость подошел к царю и вынул их у него из за-пояса. Фаша-Фаи, казалось, уступил охотно, но когда он вышел из каюты вместе с грабителем, ипо остано­вился, протянул руку назад, и наглец принуж­ден был исполнить перед ним мое-мое. Та­ким образом выходило, что наследники туи- тонгов имели право заставлять целовать себе ноги, когда им было угодно, и между тем лишены были права защищаться против человека, который отнимает у них собственность. Стран­ное и неизъяснимое противоречие !
После пребывания, почти двух — недельного, Дантркасто оставил Тонга-Табу 9-го Апреля. Воспоминание о приходе его к архипелагу, как я уже сказал, дикари означают именем Селена- pu. Экю исковерканное слово*, généra) (генерал),
по
которым подчиненные Данпиркаспю наиболее на­зывали его в обращении с туземцами.
После шего явился па Памукской пристани Американский корабль, с которого бежали шесте­ро матрозов, первые из Европейцев, остав­шихся на Топгском архипелаге. Четверо из них жили однакож здесь недолго, но двое, Коп- пеллей и Амблср, переплыли на Тонга-Табу и основались там. Все они были большие негодяи, и дикарям ничему доброму научишься оип них было невозможно.
Наконец прибыл, в Апреле 4 797 года, капи­тан Вильсон, с кораблем Duff, на котором находились Миссионеры. Сан туи-шопга принадле­жал тогда Фуа-нунуп-Гава^ которого означаепгь Вильсон под родовым именем Фаша-Фаи. Ста­рик Тубо-Му-Муи сохранял еще политическую власть, но, обремененный летами, он возложил заботы правления на сына своего Финау-Тугу-Лго, человека необыкновенной храбрости, по харак­тера жестокого и свирепого. Он успел уже тогда лишишь силы и изгнать из Тонга-Табу вдову Пулого и её сообщников.
Когда Duff занял место на пристани и Виль­сон сошел на берег, изведать расположение старшин, ему отвечали с первого раза, что рады иметь у себя нескольких Европейцов. По этому уверению, десять Миссионеров перепра­вились на землю и основались вч> Гифо, под осо­бенным покровительством Тугу-Ого. Такого покровителя выбрали нестолько потому, что
надеялись большей безопасности, сколько потому наиболее, что оп был страшен всем другим начальникам. кТугу-Ого,» говорит Вильсон, «че­ловек лет около сорока, мрачный и молчаливый. Говорит он мало, но в гневе голос его гре­мит, будто рыкание льва». Фаипа-Фаи, напро­тив, по словам Вильсона, был человек одина­ких лет с Тугу-Ого, спюль-же сильный и склад­ный, но с приятными, ласковыми, предупредитель­ными манерами ; походка его была благородная и величественная, и все показывало в нем ум и желание научишься.
Среди переговоров о поселении Миссионеров на острове, чушь было не настала неожиданная и страшная беда. Без всякой предварительной угро­зы, Вильсон вдруг увидел корабль свой окру­женным многими сотнями лодок, на которых находилось более 3000 человек вооруженных. Американец Амблер, о котором мы говорили выше, известил Вильсона, что заговор, во главе коего опять явился один Финау, был готов к приведению в действие, и что Флот дикарей, под видом мирной торговли, готовится окру­жить и захватить корабль. Немедленно приняты были меры к отражению неприятеля. Когда лодки дикарские стали вокруг корабля, на палубу пу­стили только начальников туземных, и они сде­лались неожиданными аманатами, при недопуще­нии других дикарей и строгом за ними надзоре. Заговорщик Финау увидел, что мина его под­
4 42
копа была ошкрыпиа, отложил нападки и рассы­пался в ласковостях.
В другой раз, во время бурной ночи, около 4 4 -ши часов вечера заметили лодку, скользившую около корабля. Очевидно было намерение дикарей: они хотели обрубишь якорные канаты; тогда ко­рабль, при настоящем направлении ветра, должен был удариться и разбиться о прибрежные корал­лы. Часовой приметил злоумышленников, вы­стрелил в них; они побросались из лодки в море и спаслись вплавь.
Апреля 45-го Вильсон отправился далее оставя Миссионеровч> усердию дикарей. Сначала участь эших проповедников была довольно сно­сна, и даже несколько времени надеялись они иа успех своих предприятий.
Около этого времени старый Му-Муи сделался опасно болен. Для отвращения опасности, обы­чай требовал принесения на жертву одного из членов семейства. Тугу-Ого выбрал своего юного брата Коли-Лало. Несчастного завели в заса­ду в Ниуку-ЛаФа. Дикарь храбро защищался, изу­вечил на смерть трех противников, и едва мог­ли удалит его три островишяпа с островов Вити, побужденные на убийство его родною се­строю. Тугу-Ого, обрекший брата на смерть, по­хоронил труп его со всеми почестями. Нередко потом прихаживал он плакать на его могиле, склонивши локти на колена и закрывши лицо ру­ками. Так просиживал он по нескольку часов, и удалялся потом с грустью.

Но жалкая жертва неспасла старого Му-Муи. Он умер. Тело его надлежало похоронить с обычными почестями. Как предуготовление пе­чального обряда, началось резанье тела и разби­ванье голов островитянами. Две жены покойного приготовляемы были в жертву на его Фаи-тока. Луг, посреди коего лежал труп Му-Муи, еже­дневно покрывался приношениями всякого рода.
Наконец, Мая 2-го началось самое погребете- Туи-тонга-ФаФине и Фата-Фаи предводили им. С рассветом дня, ЯООО дикарей уже столпились вокруг Фаи-пюка. Безумные обряды открылись при несогласном шуме тысячи голосов и зву­ках раковин. Сто человек, вооруженных ко­пьями и дубинами, бросились на средину луга. Они бились, резались, как попало, ломали друг другу головы дубинами, и удары были столь жестоки, что глухой гул их слышан был за 4 5-шь и 20 пиуазов ош места побоища. Вся трава взмокла кровью. Туш одни бежали, будто сумасшедшие, бросаясь на пики и стараясь вонзишь осшрее их в тело себе; другие прокалывали руки; иные но­ги ; все эшо делалось с самыми жалобными сло­вами, с самым нежным обращением к покой­нику. Один урожденец Виши, слуга умершего, вымазал себе маслом все тело и голову, и по­том зажег волосы, на голове. Тихо и важно расхаживал он между другими с горящею голо­вою. После этого первого отделения страдальцев явилась другая толпа их, потом третья, и каж­дое отделение старалось усилишь добровольныя
ш
мучения над собою, превосходя других, и каждый страдалец отдельно желал превзойдши товари­щей утонченностью своих терзаний.
Печальные и тихия пения прекратили эти ужа­сные сцены, и на позорище выступила толпа жен­щин; около ста сорока дикарок шли цепью, од­на после другой, каждая неся корзинку с землею; восемдесяпи мужчин следовали за ними, с кор­зинкою на каждой руке, и все пели: «Вот благо­словение мертвым.» Женщины повторяли сии сло­ва. За тем пришла другая толпа женщин, с множеством тканей, повторяя плачевные припевы. Все соединились и отправились к гробу, устилая прекрасными рогожками и драгоценными тканями часть земли, между хижиною, где лежало тело, и могилою его. Вскоре, при звуке раковин, печаль­ных и важных песнях толпы, тело понесли к Фаи-шока на большой связке черных тканей. Тут начались приношения мертвецу; могилу покрыли тканями, богатыми рогожками и драгоценными ве­щами. Каждый дикарь, каждый старшина принес свой подарок, сообразный его званию и богатству; Тугу-Ого прислал тридцать пять связок тканей на тридцати пяти носилках. Между тем добро­вольные мучения непрекращались : одни резали се­бе пальцы, другие уродовали лицо и терзали себя волокнами кокосовых орехов, привязанными к рукам. Родственники и служители покойного особенно старались отличишься изысканностью до­казательств своей печали.
4Л5
Наконец тело опущено было в последнее жи­лище, которое составляла яма, вырытая на вер­шине Фаи-тока. Ее закрыли камнем, Футов 8-ми длиною, Л-ре шириною и один Фут толщины. Для поднятия камня надлежало употребить две тол­стые веревки и силу ста пятидесяти человек. Тихо опустили камень, когда труп был поло­жен в могилу, пока женщины и дети горько плакали и кричали: «Отец наш! Отец наш! Лучший из начальников!» Во время опущения кам­ня, в отверзшую могилу беспрестанно бросали ткани и рогожки, а отчаянные резаки с бешен­ством уродовали тело свое, как будто стара­ясь воспользоваться немногим, остававшимся им временем. Такое исступление кончилось с окон­чанием обряда, и когда веревки сняты были с вершины насыпи, раздался продолжительный крик, на который отвечали все присутствовавшие во­плем, раздирая гирлянды из цветов ги (dracaena), повешенные на их шеях. Этим окончился пер­вый день печали, но сетования продолжались по­чти целый месяц, только небыли они так же­стоки и преувеличены, и Мая 28-го большим бу- меи кончились продолжительные и кровавые похо­роны знаменитого начальника.
Среди такого-то народа остались Миссионеры, принужденные видеть исполнение языческих обря­дов, неимея возможности уничтожишь их. По­ложение их неулучшалось. Двое негодяев Кон- неллей и Амблер, при пособии товарища сеоего Моргана, возбуждали против них дикарей. Тугу-
У. ГII. j О
U6
Ого несдушал, правда, совета этих людей зло- намеренных, и продолжал свое покровительство Миссионерам, но они рассчитали однакож, что безопаснее будет для их будущности, если они неосшанупися под защитою только одного на­чальника. Потому рассеялись они по всему остро­ву. Только двое осталось у Тугу-Ого, а другие избрали себе покровителями четырех других эгуи, самых сильных после него.
Мая 4Л~го торжественно был он облечен ти­тулом щ почестями шуи-кана-каболо, и переме­нил имя свое, Финау-Тугу, иа Талаи Табу, имя бога покровителя его семейства. Под смертною казнью надлежало называть его новым именем, и Тугу иешушил с нарушителями его повеле­ний. Миссионеры много раз имели случай удосто­веришься в его неслыханной свирепости. Если ему исправился человек — без всякой причины и без суда, несчастному отрубали руку. Один раз, оскорбленный каким-то бедняком, од ве­лел схватить его, связать ему руки над голо» вою, и в таком положении жечь ему вод мыш­ками горячими головнями. Едва могли Миссионе­ры испросишь пощаду несчастному страдальцу.
В это время Тонга-Табу страшили землетрясе­ния, сильные и несколько раз повторявшиеся. Все народонаселение архипелага ужаснулось. Дикари думали, что сии явления свидетельствуют гнев великих готу а, и старались отвратишь бедствия жертвами и молениями. Впрочем, подобные потря­сения несчитались здесь никогда реддосшыо, и мо-
W
тли быть предвидимы; по некоторые из ударов были столь однакож жестоки, что ниспровергали строения и с корнем вырывали деревья.
После вторичного прихода Вильсона, оконча­тельно отплывшего в Европу Сентября 7-го, 4 797 года, нредосшавя участь Миссионеров воле Божи­ей, почти лет тридцать Тонга-Табу пебыл по­сещаем замечательными мореплавателями. Ни одна оффицияльнэя экспедиция неприставала к бере­гам его, и немногие искатели приключений по Океанийским морям, почти все, встречали здесь гибельный конец. Потому история этих лет была-бы, может быть, вовсе неведомою для пас, если-бы Англичанин Марипср несобран изуст­ных преданий туземцев и непередал нам.
Главным лицом и свирепым тираном этого времени был Тугу-Ого, или Талаи-Табу. Он вла- сшвовалч> будто лютый тигр, казня, увеча своих подчиненных, так, что никакой деспот Азии не- мог-бы с ним сравнишься. Однажды, от нечего делать при торжестве кавы, он приказал от­рубишь левые руки двенадцати своим служите­лям. Всякому, кто ему неправился, резали нос, рубили уши, выкалывали глаза. Такое зверство утешало злодея.
Но эта свирепость, показывавшая какое-шо бе­зумие, скоро привела всех в отчаяние и восставила главных начальников прошив тирана. Устроился заговор, начинщиком которого явил­ся сильный эгуи Тубо-Ниуга. Он подговорил с собою брата своего Финау я начальника всех Га- 40*
U8
пайских островов, но подвластного Тугу-Ого. Братья решились избавить архипелаг Топгский огп сумасшедшего зверя. Вечером, как кажет­ся, в Мае 4 799 года, Финау и брат его при­стали с своими подчиненными в Гифо, где на­ходился тогда Тугу-Ого. Предлогом приезда ска­зано желание воздашь привет туи-кана-каболо, и поднесть ему подарки. По причине позднего прибытия, надобно было оставишь гостей перено­чевать. Едва все погрузились б глубокий сон, заговорщики встали. Финау должен был с сво­ими людьми стеречь все выходы жилища, а Тубо- Ниуга взял на себя обязанность пройдти во вну­тренность его и своеручно убить спящего власти­теля. Все исполнилось удачно. Смелый убийца про­крался к своей жертве, и чтобы несчастный знал от чьей руки наносится удар, он разбудил Ту­гу-Ого, сказал ему: «Я, Тубо-Ниуга, убиваю тебя!» и потом разбил ему голову дубиною, оспиавя без­дыханного. Кровопролитие жестокое следовало за сим убийством- все семейство гу было погубле­но, кроме трех-летнего младенца, усыновленного Тубо-Ниуга и спасенного им среди общей гибели.
Эпюй горсти убийц было достаточно довести злоумышление до удачной развязки, но они боя­лись остаться на месте, где могли захватишь их озлобленные родственники и друзья убитого. Тубо- Ниуга и Финау удалились в округ Гагуи, и отту­да наблюдали движения противников. Весь Тонга- Табу взволновался при известии об ужасном со­бытии. Во всех сторонах раздавались звуки во-
4Л9
епной раковины, призывавшие дикарей к оружию ; общее ополчение двигалось прошив убийц. Они с своей стороны соединяли морские и сухопут­ные силы, захватили нечаянно и рассеяли Флот неприятельский, переправились в Гифо, и завязали дело с войсками, находившимися па тамошнем прибрежьи. После упорного боя, Финау и браш его уступили, отошли опять к Гагуи, но случай доставил им сильного помощника. Это был Туи-Гала-Фатаиу победитель островов Виши, зна­менитейший воин Тонгский. Предводя отчаянны­ми, подобными ему удальцами, два года бился он с Вишийцами, народом храбрым и диким, опу­стошал их земли, раззорял жилища, резал жи­телей. Утомленный успехами и грабежем, возвра­тился он на Тонга-Табу, в то самое время, ко­гда Финау и брат его уступили силе и храбро­сти противников. Можно судишь о радости по­бежденных, когда им предложили свою услугу люди, дышавшие только войною, восхищенные тем, что битвы начались наих родной земле ! бесстраш­ный предводитель кочевого разбоя был смертель­но болен, но если ему оставалось еще жить, хоть один день — он хотел употребить его с пользою.
И на другой-же день, 29-го Мая началась снова война. Туи-Гала-Фатаи, Финау, Тубо-Ниуга напра­вились к Гифо. Противники их, неменее располо­женные на сражение, избавили их от половины пуши. Когда войска сблизились, как будто по обо­юдному согласию, минуту посвятили отдыху, но не­
4 50
терпевший никакой отсрочки, Туи-Гала-Фашаи бро­сился с своими воинами на отряд неприятель­ский. Начало было сделано и битва завязалась об­щая. Она была отчаянна и кровава, упорна и убий­ственна с обеих сторон. Финау и его това­рищи соперничала между собою в страшных сви­детельствах храбрости. Зная, что ему иежищь уже и без того ош болезни, Туи-Гала-Фата и искал смерти, устлал землю вокруг себя тру­пами и пал на них, пронзенный двадцатью уда­рами копей. Но крепкий более его и могучий, Тубо- Ниуга остался невредим среди сорока трупов, свидетельствовавших страшную силу его голово­лома. Неменее храбрый, но более осторожный, Финау рассчитывал свои удары, но тем вернее были они. Одушевляемые тремя своими предводи- дишелями, подчиненные сражались свирепо. Непри­ятель был разбит.
Но победа, слишком дорого стоившая Финау, ииепредсшавила следствий решительных, так, что он несмел ожидать нового нападения со­общников и друзей зарезанного им гу. Он уда­лился в свои Гапайские владения; в двух всшре» чах на Намука разбил воинов Тугу-Ого, и тем утвердил свое владычество па архипелаге Га- найском, с того времени сделавшемся независи­мым. Такое изменение дел пемогло неошра- зишься на побежденных. Разные эгуи и маша- буле подверглись страшному мщению Финау. Их кучами бросали в лодки, топили, или пускали по открытому морю; другие, нагие и связанные, были
4 54
привязываемы к кольям, вбитым в землю, и из­дыхали голодом. Дикари говорят, чпю до сих пор еще слышны бывают вопли этих несчаст­ных в шуме морских волн.
Безопасные па Гапаях, Финау и Тубо-Ниуга по­мышляли о покорении Вавао. Начальник эшего архипелага, управлявший от имени Тугу-Ого, хо­тел крепко стоять против победителей, утом­лял их мелкою войною из засад, но всех уси­лий его недостало и на две недели. Финау сде­лался полновластным господином обширного острова. Тут оставил он, как подвластного ему царя, брата и союзника своего Тубо-Ниуга, и воротился в место пребывания своего Гапаи, обдумывать нападение на Тонга-Табу.
Несчастный остров был тогда в состоянии самого плачевного безначалия. После Тугу-Або не- осшалось ниодного прямого наследника, и косвен­ные отрасли Царского семейства спорили за на­следство. Остров был разделен на двадцать партий, и каждая влекла к себе чаешь влияния и владычества. Вместо одного царя было их две­надцать ; каждый ограждался своею крепостью, грозил, нападал, и вопрос о первенстве ре­шаем небыл. Незная к кому обратиться между этими однодневными властителями, утесняемые, большим числом из них, едва защищаемые немногими, Миссионеры с трудом могли противо­стоять опасности положения, столь сомнительного. Трое из этих несчастливцев были зареза­ны в 4 799 году, после разбития старшины, имч?
4 52
покровительствовавшаго^ по имени Bea-Чи. Пяте­рых застал, в живых и успел взять корабль, приставший к Тонга-Табу в Январе 4 800 года. Наконец последний Миссионер, пастор Висок, удалясь на Вавао, счастливо достиг корабля, по­явившагося близ берегов, когда приказ о смер­ти его был уже отдан, и несчастного проповед­ника искали убийцы.
Безначалие еще более усилилось после отъезда Миссионеров. Страшась за жизнь свою среди ужа­сных беспорядков, туи-ипонга бежал на Вавао, куда дикари со всех подвластных ему архипе­лагов приходили от времени до времени воздавать почтение его религиозному сану. Финау торжество­вал. Присутствие Тоигского первосвященника де­лало законными его права. Он гордился и хвастал таким блестящим доказательством преимуще­ства, и всех соперников своих называл нече­стивыми и бунтовщиками.
Преданный таким образом всяким ужасам меж­доусобий, Тонга-Табу был уже недоступен Евро­пейцам. Недолго спустя после гибели Миссионе­ров, экипаж корабля Арго j разбившагося близ острова Виши, достигнувший до Тонга, погиб в битве с дикарями, за исключением только одного человека, спасенного мимошедшим кораб­лем. Вскоре покушение более важное ободрило осшровишян. До сих пор, видя только воен­ные, хорошо вооруженные корабли, они немогли успевать в своих злоумышлениях. Им гораз­до легче оказалась измена с купеческими. Ко­
4 53
рабль Герцог Портландски и3 с капитаном Me ло­но м, сделался первою их жертвою. В следствие измены одного магпроза Малайца и дезершера Американского Дойля, экипаж был совершенно перерезан, за исключением старика, четырех юнг и креолки, называвшейся Элиза Мозей. Все эши несчастные были пощажены только по их летам, и то на время. Предполагали употребишь их при разгрузке и разломке корабля, а потом принесть па жертву, чтобы уничтожишь все сле­ды злодейства. Дойль начальствовал над рабо- шами, был душою и правою рукою островитян при грабеже. Уже несколько дней продолжалась разгрузка, когда сшарикч» и четверо юнг захва­тили злодея, убили его, прогнали с корабля дика­рей, отрубили якори и- уплыли в море, осшавя на острове бедную Элизу Мозей. В последствии ничего небыло слышно об эших беглецах, ве­роятно, погибших на каком нибудь острове.
Союз j корабль Ныо-Иоркский, с капитаном Исааком Пендлешоном, подвергся в свой черед кровавому бедствию. Приставши к Тонга-Табу 4-го Октября 4 80)1 года, капитан, прикащик и несколько машрозов отправились к берегу в лодке. Кончился день и прошла ночь, но никто не- возвращался. Назавтра,лейтенант корабля Урейш начал сильно беспокоиться об участи товарищей. Ни одна лодка дикарей неприставала теперь к, кораблю, как было это прежде. Начальники остро­витян только знаками приглашали Американцев отправишь к берегу еще лодку. Они старались
454-
дашь выразумешь, что капитан накупил множе­ство свиней и других запасов, для перевоза ко­торых одной лодки недостаточно. Урейпи ие- мог неопасаться поведения столь странного, и тем более, что военные лодки явились около ко­рабля, окружили его, и многие из дикарей гото­вились уже взойдгпи на корабль, вооружась дуби­нами. Для утишения их отваги, надобно было ука­зать им на пушки, готовые стрелять. Дикари удалились и держались в некотором расстоянии. В это мгновение большая лодка, отделясь от берега, быстро пошла к кораблю. Она обошла все другие, правила прямо, и Американцам указы­вали на какую-гао женщину, в ней стоявшую впе­реди всех. Изумленный экипаж корабля старал­ся разгадать эту загадку, когда женщина, обме­нявшись несколькими жаркими разговорами с эгуи лодки, неожиданно бросилась в волны и вплавь старалась достигнуть корабля. Плывя, она проси­ла помощи Американцев. « Берегитесь — кричала она — капитана и матрозов убили на берегу ! » По лодке дали выстрел, чтобы обезопасить жен­щину, и успели ее спасти на корабль. Но шут дикари, разъяренные ипем, что добыча может ускользнуть из рук, все кинулись к кораблю и начали общее нападение. Ядра, картечи, пули — ничто их неостанавливало. Море покрылось тру­пами, обломками лодок, растерзанными членами— раненые, умирающие наполняли воздух криком — ничто непомогало! Остаток сражавшихся лез на корабль, и казался решившимся — победишь
4 55
или погибнуть. Ужасный жребий мог постигнуть Американцев, еслибы Урейш нерешился обру­бить якори. Когда, под распущенными парусами, корабль двинулся, нападавшие, опрокинутые, сби­тые кораблем, обманутые в своей надежде на кровь и добычу, дикари заревели нестройными голосами. Казалось — тигр рычит о своей до­быче ! —- Между гпем раскрашивали женщину, взя­тую на корабль. Эшо была, как легко догадать­ся—Элнда Могей; единственное живое существо, оставшееся от несчастного экипажа Герцога Портландского. Она рассказала, что после хитрых уверений и дружеских ласкательств, Пендле- шон и его товарищи поддались обману, пошли во внутренность острова, и едва они потеряли из вида корабль, их внезапно окружили и умертви­ли. После того решились еще заманишь другую лодку, готовя пришельцам такой-же жребий. Но Элиза решилась жертвовать собою, обольстила дикарей тем, что ей легче будет увлечь в обман весь корабль, и потребовала, чтобы ее от­правили в лодке переговаривать с офицерами и машрозами. Тайная мысль её была предупредить и спасши. Обман удался, и по её великодушию Со­юз вышел на волны открытого Океана, как буд­то чудом спасенный от зверства Тонгашабцев. Увы! он попался в руки дикарей еще более сви­репых ! Плачевной судьбе был он обречен —- разбился близ островов Виши, и всех, кто спас­ся от гибели, изжарили и съели тамошние людо­еды !
•156
После несчастного приключения с Союзом, не­многие купеческие корабли останавливались при гибельном осгпрове. Турнбулль прошел близ Эоа, в 1803 году, неприставая к земле. Кемп­белл, капитан корабля Гаррингтон, остановился у Тонга-Табу в -1809 году, но предвидя нападе­ние, поднял якори и невыходил на берег. Ме­нее осторожный, Броун, капитан корабля Порт- о-Пренс сделался жертвою бедственного веролом­ства.
Порт-о-Пренс, прекрасный корабль, почти с сотнею человек экипажа, вооруженный ЗИ-мя 42-пии Фунтовыми пушками и 8-ю каронадами шакого-же калибра, остановился близ купы Гапаи, в ЛеФу- га, 29 Ноября 4 806 года. Обольщенный ласками островитян, капитан сошел на берег 4-го Де­кабря, и через полчаса кончена была участь его и корабля. Броуна с товарищами зарезали па бере­гу, пока эгуи Тубо-Тоа захватил корабль. Из 62-х Европейцев погибло 36; остальным дали пощаду. В числе их был Маринер, о котором я упоминал уже неоднократно, молодой, умный, хорошо воспитанный человек, и ему одолже­ны мы любопытным описанием всего бедственного события. Коптя спасшийся среди убийства, он находился однакожь в самом жалком положении, когда царь Финау сжалился над ним и взял его к себе. После такого принятия в службу, Мари­нер сделался настоящим Тонга-ипабцем, надел платье островитянское, принял нравы дикарей, следовал всем их обычаям. Синглетон, одинъ
4 57
из товарищей его бедствия, подобно ему подчи­нился также необходимости. Когда капитан Вал- деграв останавливался при Тонга-Табу, в 4 834 году, Синглетон все еще оставался там, уже более 25-ти лет между дикарями.
Гибель Порт-о-Пренса была делом Финау, и весьма важным политическим делом для эгпого честолюбца. Тут мог он запасшишь артилле­риею, снарядами, снастями, мачтами, веревками, железом. Так жаден был он к обладанию всем этим, что без милосердия убивал всех, кто покушался на похищение его сокровищ, гово­ря притом — «жизнь этих бездельников вовсе неважна для благосостояния общественного. »
Желая скорее и легче извлечь железо из кораб­ля, Финау велел зажечь .корабль, и он сгорел до основания. После этой слишком поспешной работы, остатки корабля притащили к пристани, и шут разломали их. Бедные Англичане, нешоль- ко принуждены были оставаться невольными сви­детелями разрушения корабля их, но изъяснять еще механические средства для перевозки пушек, показать дикарям употребление их и сделаться артиллеристами Финау. Продолжительная разгруз­ка корабля подавала поводы и к забавным слу­чаям. Многие из предметов, находимых па ко­рабле, были новостью для дикарей ; они неведали их употребления и удивлялись, когда им объ­ясняли это. Таким образом, часы, с своим беспрерывным стуканьем и скрытным движением,
4 58
привели островитян решительно в тупик. Пе­реворошивши диковинную загадку на все манеры, они бросали ее со страхом и опять принимались за нее. Сперва почли гпакую редкость зверем, а потом растением. Наконец обратились к Ма- ринеру, и тот, как умел, растолковывал ча­совой механизм. Дикари поняли и в один го­лос закричали : Фануа бото ( какой смышленый народ ) !
Ободренный прибавкою подкрепления людьми и оружием, Финау снова начал помышлять о завое­вании Тонга-Табу. Он снарядил свое войско, образовал из Англичан небольшой артиллерий­ский отряд, полевую артиллерию составил из Д-х каронад, собрал всех воинов па Намука и осмотрел их на тамошнем малаи. Все это отправилось потом на 4 70-ти лодках, и па “сле­дующий день пристали в Пангаи-Моду. МаФапга, священное место, долженствовавшее быть уважен­ным от обеих сражающихся сторон, прислало подаркикъЦарю Гапайскому, и он, сопровождаемый своими маша-буле, совершил обряд тогуи па моги­ле своего отца. Осгпавя свое обыкновенное платье, Финау покрылся простыми рогожками, повесив­ши на шею, в знак унижения, плетушку из листь­ев ифи. Такис-же знаки и шакая-же одежда были на чиновниках его Двора. Все сели но восточному перед могилою, поджавши ноги под себя, и били себя кулаками по щекам, молча, неговоря пи одно­го слова и непроизпося ни одной жалобы. Потом один из главных магпа-буле Финау начал при-
4 59
зывагпь дух отца царского. « Посмотри на этого вождя—говорил онъ—пришедшего на Тонга на­пасть на своих врагов. Даруй ему свое покро­вительство. Он идет сражаться, думая, что он право сражается. Всегда оказывал он по­чтение к туи-тонга, и тщательно исполнял все духовные обряды.» После сих слов, коренья ка­вы положены были па могиле, и Финау удалился с своими сопутниками.
В пют-же день началась война. Финау отпра­вился на коло, или крепость Ниуку-ЛаФа, одно из самых крепких мест острова. Находясь ипуа- зах в сотне от прибрежья, коло эта составля­ла округлую загорожу, Л-х или 5-ти акров про­странства. Ее защищал двойной ряд палисада ? по 9-ти Футов вышиною, и кроме того рвы, 42- ипи Футов глубиною. Через каждые 15-ть пиуа- зов, загорожа охранялась платформами, по 9-ти Футов квадратных, откуда осажденные могли бросать каменья в осаждающих. Сверх многих маленьких входов, у коло находились чегпверы большие ворогпа, задвинутые снутри толстыми кокосовыми жердями. С обыкновенным оружием туземцев, коло была недоступна ; но в несколь­ко часов уступила она каронадам Порт-о- Пренса, артиллерии Финау. Ружейный огон очи­стил сначала платформы, а потом загремели пушки. Сидя в больших креслах, взятых с разграбленного корабля, Финау следовал взорами за действием пушек. Невидя в начале никако­го явного вреда осажденным, он было рассер­
•160
дился, но когда вступил он в завоеванную кре­пость и насчитал там ^00 дикарей убитых и раненых на месте битвы, то поздравил Мари- нера и его товарищей с успехом побоища, бла­годаря за пособие. С тех пор жребий несчаст­ных его помощников сделался легче и сноснее.— В упоении победы, коло Ниуку-ЛаФская. была сож­жена. Но через несколько дней потом, по уве­щанию жрецов, называвших себя прорицателями воли божеской, надлежало ее снова выстроить. Эпиим занялись войны Финау.
Но война шла однакожь нетак, как хотелось Царю Гапайскому. Неприятель избегал общих встреч, где пушки торжествовали над силою и храбростью, делал засады, резал отдельные от­ряды, образовал мелкую войну по лесам и ро­щам. В одной из шаких засад чуть было не­погиб Маринер, и спасся толькр/нриверже.нностью четырех товарищей. Тридцать Гапайцев были убиты окрест его, после упорного сопротивле­ния. Всего более поразило нашего Европейца при сем случае единоборство одного Гапайского стар­шины против старшины Тонгского. В первой сшибке переломились их дубины; соперники переш­ли к кулачному бою, потом к борьбе. Задыхаясь, усталые, полумертвые, они упали один подле дру­гого, били друг друга, пока сил еще оставалось не­сколько, и наконец лежали неподвижные, не в со­стоянии даже пошевелить и одним членомъ—так велико было их усилие и истощение. Постепенно отдыхая, соперники отказались однакожь от боя,
464
и по взаимному согласию, каждый удалился в свою сторону.
Бойна, превратясь таким образом в мелкие битвы, влекла за собою ужасные бедствия. Поля оставались запущенными. Настал голод. Спа­саясь от него, убивали, жарили, ели пленни­ков. Одни делались людоедами по вкусу, другие но неволе, третьи из тщеславия. Сожравши одного за другим пленников, воины дрались между собою и ели убитых соратников. Ма­ринер рассказывает ужасный пример ожесто­чения дикарей : двое из них заманили к себе тешку. Обещая поделить с нею иньям, напали на несчастную^ убили и разделили ее между собою. В Тонгских таборах крайность была поменьше, и об ней можно судить также по примеру : две дочери Яугу-Пугского эгуи согласились с двумя молодыми старшинами играть в лафо. Условие было такое : если проиграют дикарки, то без всякого вознаграждения делят с старшинами оста­вавшийся у них иньям. По в случае проигрыша старшин, иньям делится, а старшины обязаны дополнишь пир человеческим трупом и разде­лишь его с дикарками. Старшины проиграли, и так искусно засели потом в засаду подле не­приятельской крепости, что легко могли отдашь дикаркам половину трупа, им следовавшую.
Удаленный па продолжительное время от сво­их Гапайских владений, Фипау искал только предлога окончишь свое кровавое и бесплодное предприятие. Смерть туи-шонга показалась ему
Ч. ГП. 4 4
4 62
таким предлогом. Оп говорил, будто ему не­обходимо присутствовать при погребении этого первосвященника, умершего за несколько месяцев прежде. Между тем нехошел он потерять при- обрешенпых выгод, и уступил Ниуку-ЛаФскую коло Таркаи, начальнику Беа, одному из славней­ших воинов Тонга-Табу, объявившему себя на стороне Финау, с признанием его гу> или царем всего архипелага. Впрочем, союз и покорность были притворством, ибо, еще неошваливши от берега, Финау увидел, как зажгли его крепость. Без жрецов, уговаривавших его спешить отъ­ездом, он решился-бы мстишь измену, исшрс- бил-бы Таркаи и весь род его. Но дело рели­гиозное превозмогло все требования злобы. Финау ворошился на Намука и потом па Легуфа, где началось уже тогда торжество великого табу, наложенного на произведения земли. Новый туи- шонга присутствовал и первенствовал на эшом похоронном торжестве, а через пять дней по­том женился на 4 8-ши летней дочери Финау. Но­вому первосвященнику было неболее лет сорока, и он, кажется, был брат своего предместника.
Через несколько дней потом нечаянное собы­тие опять повело к войне. Один из сыновей Тугу-Ого, по имени Тубо-Тоа, поклялся отмстить смерть отца головою убийцы Тубо-Ниуга, сооощ- пика Финау. До исполнения своего мстительного обета заклялся он непишь кокосового сока. Упор­ный в своем намерении, мститель пристал к Финау, старался очернить в мнении его Губо-
463
Ниуга, и представить его соперником, опасным для царя Гапайского. Финау внял убедительным обольщениям, стал завидовать своему брату, его всемогущему державству на Вавао, и даже изъявил желание быть от него избавленным.
Этого казалось достаточным Тубо-Тоа. Ре- шась тогда на убийство, он улучил случай, ког­да Тубо-Ниуга прибыл на Легуфа, захватил его вечером, и при помощи четырех сообщников зарезал, почтив виду Финау, который допустил совершишься убийству, и довольствовался потом публичным от него отречением. Величайшие по­чести возданы были после телу убиенного. Его похоронили в гробнице предков, со всеми поче­стями, должными его сану. Желая лучше сохра­нишь власть свою над отдаленною землею, Финау наименовал правительницею Вавао женщину, тет­ку свою Туи-Уму. Старшины присягнули в вер­ности царю Гапайскому на священном блюде кавы, но через три недели потом, Вавао и его новая владычица восстали прошив Финау, обвиняя его в участии смерти Тубо-Ниуга. Остров объявил себя независимым, и крепость была там построе­на в Фелле-Тоа.
Такая нежданная неприязнь отвлекла от напа­дения на Тонга-Табу, ибо покорение Вавао каза­лось Финау гораздо важнее, и он прежде всего помышлял об этом. Переправясь на один из островов Гапайских, Ганао, с W000 человек, он пустился отсюда к Вавао, только на трех лодках, передовых в его Флоте. Высадка сде- 41*
w
лапа была в Нап-.Афу', священном месте Вавао, как МаФанга священно на Тонга-Табу. Отсюда Финау пошел прямо к неприятельской крепости, и стоя перед нею открыл переговоры. Сшар- шины Вавайские пепоказались непреклонными ; они согласны были признать власть Финау, но требо­вали, чтобы в таком случае остался он на их острове, оставивши при себе небольшое число своих Ганайских подданных, или, еще лучше, если пребывание на Вавао неираьилось царю, они хотели утвердишь его первенство ежегодною данью, но с условием, что остров будет упра­вляться, туземцами, а не начальниками, посылае­мыми с Гапаи. « Мы утомились сражениями » — говорили переговаривающие — « и хотим продол­жительного и прочного мира. »
Все эшо выслушал Финау с гневом, и от­правился в лодку свою, произнося грозные обегпы мщения. Возвратясь на Ганао, он собрал весь Флот свой, и поплыл к бунтующему архипелагу с 4 50-ю лодками и 5000 войска. Английские артил­леристы были туш с двумя пушками. На другой день пристали в Наи-Афу, и назавтра потом Финау находился уже против грозной крепости, с ужасными снарядами на битву и пособиями вся­кого рода.
Осажденные непугались. Они встретили против­ников тучею стрел. Фипау неогпвечал и тре­бовал перемирия. « Пусть родные и друзья, нахо­дящиеся в прошивных рядах, увидятся и обни­мутся»—говорил он. И действительно, в ше-
4 65
чение трех часов потом, враждебные воины с обеих сторон являли взаимное дружество и плакали от умиления, бросаясь друг к другу в объятия и сетуя о бедственной необходимости войны. Эта трогательная сцена копчйлась-бы, мо­жет быть, примирением, без случайности вне­запного, частного нападения. Один из осажден­ных пустил стрелу в Маринера и промахнулся; этот Англичанин, стоявший в первых рядах, отвечал выстрелом из ружья, и—не дал про­маха'. Смерть дикаря была знаком битвы, продол­жавшейся потом целый день, с великим крово­пролитием с обеих сторон. Почти все убийцы Тубо-Ниуга легли на месте. Тубо-Тоа лишился же­ны своей, попавшейся в плен. Но малые выгоды со стороны осажденных были жестоко искуплены осаждающими ; пушки устилали трупами их укре­пления, неосшавляя никакой надежды, кроме смер­ти, геройской, но бесплодной. Неоказывая одна­кож робости перед смертоносными жерлами, на­против, не один дикарь бросался вперед перед них, хотел с ними биться, ругал их. Какой- то смельчак, стараясь ободрить товарищей, ре­шился непременно сразиться с одною из пушек, и бросить копье свое в самое жерло сего убий­ственного орудия. Он исполнил слово, и едва начались выстрелы, пошел с угрожающим ви­дом прямо па игу пушку, при которой находил­ся Маринер. На него навели выстрел, но едва выстрелила пушка, дикарь бросился на зеицлю и избежал погибели. Он вскочил потом, произ­
4 66
нес несколько угроз пушке, потряс своим ко­пьем и направил его в грозную неприятелъницу. Копье переломилось, ударившись в жерло. Мари- пер прицелился в смельчака ружьем, но стрела заставила его промахнуться. Неустрашимый ди­карь повернулся после сего в крепость, с тор­жественным восклицанием. С тех пор назва­ли эипого храбреца Фана-Фануа (Фана-лук, Фануа земля).
Только ночью кончилась упорная битва. Кре­пость устояла прошив всех усилий Финау; сму­щенный Царь Гапайский удалился в Наи-Афу, где укрепился, боясь нападений. И на Вавао обратилась опять война в мелкие битвы и частные сшибки, при чем преимущество доставалось що той, пю другой стороне. Отдельные воинские нападения, черты личного мужества, ознаменовали эту войну, при которой происходили похищения женщин, приношения людей на жертву, военные и религиоз­ные действия с обеих сторон, вызовы, едино­борства, вся Омировская эпопея.
Наконец, после многих месяцев бесполезного усилия, Финау увидел, чпю насильственные меры худо помогают, и прибегнул к средствам бо­лее кротким. Несколько раз виделся он с Вавайскими старшинами, и обошелся с ними так ловко, чпю уговорил их признать власть его. Более сговорчивый потом, он непобоялся обе­щать, чгпо останется па Вавао, и удержит при­том при себе небольшое число своих маша-буле, рпиославщи остальное войско на Гаванские остро­
467
ва, правление коих вручит вместо себя Тубо- Тоа. На другой-же день торжественно вошел Фи­нау в крепость, впереди старшин своих. Здесь отдал он почтение царице Туи-Уму, и заклю­чил окончательный мир. Но едва заключенный, мир был нарушен. Финау сжег крепость Фелле- Тоа и удержал Наи-Афу. Он обезоружил та­ким образом своих неприятелей, приобретая значительные выгоды. Сделавшись недоверчивее при таком поведении, главные старшины Вавайские почли более благоразумным делом союзигпъся с Таркаи и бунтовщиками Тонга-Табу, нежели от­дельно ожидать следствий милосердия своего по­велителя.
Около этого времени (4807 года), один ко­рабль Порт-Джаксонский привез на архипелаг старшину Тонга-Табского и жену его, проживших два года в Английской Сиднейской колонии. Фи­нау сдружился с эгпими выходцами из чужой сто­роны, и они представили ему иевесьма лестную картину быта и гостеприимства Европейцев. Ме­жду прочимрассказывали они, что в городах, ими виденных, можно умереть с голоду, хотя подле будут месшй, наполненные запасами всякого рода; что между Европейцами только деньги де­лают эгуи, и что для приобретения денег, бед­ные жители Европейских городов работают с утра до вечера.
Деньги — да, что такое эти деньги? Вот во­прос, который долго занимал Финау после раз­говоров его с Тонга-Табскими пушешесшвенни-
4 68
нами. Об этом распрашивал он всех Англи­чан, и между прочим Маринера. «Из чего дела­ются деньги? » говорил он. «Разве из денег можно сделать полезные орудия, или оружие ? Не железные-ли бывают деньги? Где можно достать денег? Если деньги можно сделать, почему все неделаюш денег, чтобы обменяться потом ими ма все, чего пожелаете?» — Разрешая шакое мно­жество вопросов, Маринер сколько мог лучше старался изъяснишь Царю Гапайскому монетную систему Европейцев, сущность и употребление денег, редкость их и внушренную ценность, как преимущественно дорогого металла, право предоставленное Европейским эгуи бишь деньги и означать их своим изображением, и наконец, благодетельное действие денег, как средства, для мены. Финау понимал все эшо только в по­ловину, и неудовлешворялся шем, что ему рассказывали. Присутствовавший при разговоре, стар­шина Фили-Мое-Ашу лучше Финау вникиул в изъ­яснения. «ИИу,» сказал он Финау — «я понимаю в чем дело. Видите : деньги нешак затрудни­тельны, как всякое другое имение, и гораздо луч­ше обменять другое имение на деньги, потому, что потом всегда можно па них выменять всякое имение, каждый раз, когда только захочешь и что только захочешь. Имения могут портишься, осо­бливо припасы, а деньги испортятся, и хотя день­ги ничего неспиояип сами по себе, но они пото­му дороги, что их никто неможет добыть, неогпдавши чего нибудь за них в обмен. Пото­
4 69
му деньги всегда будут стоишь чего нибудь если за них всегда можно получишь что нйбудь, на пример, столько, или вот столько припа­сов. )) Так рассуждал Фили-Мое-Ашу, отличная голова между дикарями, с редкою ловкостью уга­давши полезную сторону пашей монетной систе­мы. Но Финау песдавалсяи противоречил. «Нет — отвечал он — тут что пи будь не так. Что за нелепость считать чем пибудь такую, вещь, из которой нельзя сделать чего пибудь по­лезного! Вот, понятно было-бы оцепят дорого железо, потому, что из него делаются ножницы, ножики, топоры, а что сделаешь из денег, и стало быть к чему служат деньги ? Если у шебя много иньямов, променяй их па ткани. Деньги, я понимаю, лучше и удобнее для переноса, и при- шом они непоршяшся и нетеряюш никогда це­ны. Да, ведь что будет из этого? Кто пибудь один станет собирать их, вместо того, что­бы разделить с друзьями и соседями, как при­лично всякому доброму человеку. И вот оп сделается скупой и своекорыстный человек. А имея припасы таким человеком песделаешься, по­тому, что боясь порчи их поскорее поделишься ими, либо променяешь па полезное что пибудь, либо раздашь своим соседям, слугам и родным. А! теперь я понимаю — прибавил Финау от чего Папа-Лангуп ( ЕвропейцыJ такие недоброхоты —* от того, что у них есть деньги ! »
Но, как ни Философствовал Финау, а разъ­яснивши себе сущность доллеров, он начал очень
470
сожалеть, что вместе с кораблем велел сжечь множество боченков, наполненных серебряными кружками и находившихся на Порш-о-Пренсе. Тогда почел он их игрушками, паанга, родом кругленьких камешков, какими играют на Тон­га дикари особенным манером. «Теперь вижу я— говорил он Маринеру — всю важность моей то­гдашней добычи. До сих пор все полагал я, чшо корабль ваш принадлежал какому нибудь бедня­ку, какому нибудь повару эгуи Английского. На корабле Кука, принадлежавшем самому эгуи Ге­оргу, было множество Ожерельев, топоров, зер­кал, а на вашем нашли мы только железные остроги, жир, кожи, да несколько тысяч паанга, чем почитал я прежде деньги. Теперь понимаю, что ваш капитан переменил все другие вещи на деньги, и чшо стало быть с своими боченками денег мог он выменять что угодно, и следо­вательно, был шакой-же богач, как и тот, у кого есть ожерелья, топоры и зеркала. »
Покорение Вавао было последним воинским подвигом Царя Гапайского. Погубление несколь­ких старшин Вавайских и некоторые диплома­тические сделки заняли остальное время его жиз­ни, которой нерасшочал он на забавы. Свобод­ное время отдавал он только охоте и рыбной ловле. Спокойно проживая на Вавао, Маринер за­бывал здесь военные труды свои в прекрасном поместье, которое подарил ему Финау. Счастли­вый, сколько можно было ему быть счастливым между дикарями, бедный пленник беспрестанно
471
помышлял © своей отчизне. Он просил Царя отпустишь сго, и получил наконец позволение отправиться на корабле Надежда, который при­шел к Вавао, под командою Нью-Иоркского ка­питана Чаза и взял трех товарищей Маринера. Но когда явился Маринер на корабль, его отка­зались принять. Корабль был излишне наполнен людьми, отвечали ему, и бедняку надлежало ожи­дать другого случая.
Сшоль-же ловкий политик, как и настойчивый воин, Финау неупускал случаев, когда мог при­влечь па свою сторону сильных старшин. Та­ким образом приняла» онч» одного Тонга-Табска- го маша-буле, называвшагося Ку-Му ала, по возвра­щении сго из экспедиции па острова Вити, и ока­зал ему пособие. Так Тубо-Малоги, брат Тубо- Тоа, шош самый вождь, который защищал про­тив войск Финау крепость Ниуку-ЛиФа, утомлен­ный войною и осадою, какую выдержал он в Ги­фо с старшиною Гаша, был принят от Финау с великими почестями, когда изъявил ему свою покорность, и попросил у него позволения перейд- ши сч> семейством своим на покойное житье в архипелаг Гавайский.
Ио дни Фипау близились к концу. Юная дочь его Сау-Омап-Лангуа (Дар небес) предшество­вала ему в могилу, после пяти, или шести-педель­ной болезни, а па другой день после её похорон, сам Финау сделался опасно болен. Напрасно одинч» из сыновей его был принесен в жертву для умилостивления богов; напрасно таскали уми­
172
рающего Царя ош одного капища к другому, от одной молельни гошуа к другой, и принесли на­конец в жилище туи-тонга. Болезнь неслуша- лась ни молений, ни заклинаний, и Финау умер на малаи своего жилища в Наи-Дфу.
Надобно было опасаться, чтобы разные старши­ны—Тубо-Тоа, Вуна-Лаги, Финау-Фиджи, несшали оспоривать власти над Вавао у сына его Моэ- Нгонго. Но юный наследник, при пособии советов дяди своего, храброго Финау-Фиджи, крепко при­нял правление островом. рассчитывая, что раз­деление владычества его в разные места может ослабишь и поколебать его силу, он отказался ош всяких прав на острова Ганайские, и объ­явил, чпю ограничивает себя правлением на ку­пе ГаФулу-Гу. Эта часть архипелага Тонгского наиболее приличествовала юному принцу, провед­шему па Гамоа часть своего юношества и привез­шему оттуда двух жен. По возвращении его две дочери Гапайских старшин дополнили га­рем Царский.
Решась па отделение своего царства, предписы­ваемое благоразумною политикою, новый Царь Ва- вайский, припавший имя Финау 11-го, собрал сво­их подданных на малаи Наи-Дфу, и после торже­ственной кавы произнес к ним следующую речь, истинный образец дикарского красноречия :,
«Послушайте меня, вожди и воины. Если кто нибудь из вас недоволен настоящим положением дел на Еавао — вот время удалиться на Гапаи. Ибо никто не- останется в Гафулу-Гу с умом недовольным и перено­
473
сящимся в другие места. —- Душа моя печалится, рассма­тривая опустошения, причиненные беспрерывными война­ми начальника, тело которого покоится ныне на малаи. Мы сделали, правда, много, но что было следствием? Страна обезлюдела, земля заросла дурными травами, и некому очистить ее. Если-бы оставались мы в мире, она-бы оставалась еще заселенною. Главных, вождей и воинов нет более, и мы принуждены довольствоваться обществом последних званий народа. Какое безумие ! Не кратка-ли и без того жизнь!... Не доказательство-ли великого характера в человеке — оставаться мирным и довольным своим положением ? И так стало быть глупо стараться сократить то, что и без того уже очень кратко. Кипо из вас может сказать: желаю смерти, утомился жизнью ? Видите: непоступали-ль мы, как бессмысленные ? Мы искали того, что лишило нас всего, что было действительно необходимо. Я нескажу вам однакожь : откажитесь от всякого желания сра­жаться. Пусть лицо войны приблизится к нашим странам и неприятель придет опустоипать наши вла­дения, мы будем уметь противиться ему, тем храбрее, чем более увеличатся наши насаждения. Предадимся-жё обработке нашей земли, поелику только это может спа­сти нашу землю. И для чего будем мы жадны к при­умножению пространства ? Наша земля недовольно-ли вели­ка, чтобы составить наше существование? Мы никогда не съедим всего, что она производит. Но, может быть, я говорю вам не с надлежащею мудростью. Старые ма- ma-буле сидят окрест меня, и я прошу их сказать, если я ошибаюсь. Я молод еще — знаю это, и непоступлю благоразумно, если, по примеру покойного начальника, захочу управлять следуя только как он, собственным поня­тиям и неслушая чужих советов. Примите мои благо­дарения 1 за любовь и верность к нему, финау-фиджи и мата-буле, здесь присутствующие, знают, как старался я научиться всему, что может быть полезно нашему
правлению; неговорите-же после сего: для чего слушать нам вздорное болтанье молодагочеловека?, Вспомните, что когда я говорю, то в голосе моем слышите вы отзы­вы чувств Туи-Уму иЖлу-Валу, и Афу, и футу, и Ало, и егце всех старшин и мата-буле: Вавайских. Послу­шайте меня: я напомню вам, что если между вас есть кто нибудь, держащийся другой земли, если кто из вас недоволен настоящим состоянием дел, вот теперь единственный случай, который доставляю я вам оста­вить остров наш, ибо после этого времени мы небу- дем уже иметь сообщении с Гапаи. ДЗыбирайте-же ме­сто вашего пребывания: есть фиджи, есть Гамоа, есть Га­паи есть .«фатуна и Лотума. Те только, чьи желания едгинодушны, кто желает жить в гибстоянном мире, те только могут оставаться на Гафулу-Гу. Между тем, нехочу я совершенно сжать порыва военноЯюбивого сердца. Видите: земли'Тонга и фиджи постоянно в войне. Вы­бирайте ту землю, куда хотите Вы идти для оказания вашей храбрости. восстаньте ! Идитег'Икаждый к себе,и размыслите получше об отъезде'-' 'лодок, которые завт­ра отправятся к Гапаи
Как Bcé важно в эшой речи, какое шут благо­родство и ум, сколько красноречия и политики! Без сомнения, юный Финау* нё^рг один соста­вить шаиього плана своему^царсщвованию; дядя его Финау-Фиджи, дикарь бесстрашный и благоразум­ный, и самые мудрые эгуи Вавао, долженствовали принять участие в сей речи юного царя, но кто- бы ни был автор, а речь прекрасна, мне кажет­ся. Она составляла сущность шой решительности, какую оказал Финау., отказываясь от владыче­ства Гапаями; она содержала притом настоящую крийиику прешедшего царствования и объявление о
475
царешва их ! Пожирае- Финау И-й часто оплаки- слабость сил своих для что самый архипелаг не­
перемене системы дел. Конечно, если-бы старый Финау мог выйдши из могилы, он, этотъ’ вьр ходец в славу через войну и политику, често­любец, которому недоставало только времени и сил для обширных следствий, как восешал-бы он против мирных и благодетельных слов сына своего! Какое противоречие между двумя ца­рями и двумя системами мый жаждой завоевания, вал перед Маринером действия; он жаловался,
довольно обширен для его предприятий. « О! для чего боги несделали меня Английским Королем!» восклицал он! « Неосталось-бы тогда в целом мире ни одного острова, как-бы ни был он мал, которого неподчинил-бы я своему владыче­ству. Король Английский шзегпоит той силы, ко­торою он обладает. Повелитель стольких ко­раблей, и несшыдится он, чшо такие маленькие острова, как Тонга^бевпрестанно обижают ве­роломством его подданных ? Будь я на его ме­сте, нестал-бы я посылать мирным словом про­сишь свиней и ипьямов ! Нет — явился-бы я с г слом бѵыпв (avec le front de la bataille) и с мол­ниями Болотане (Британскими), и научил-бы их, что значит быть повелителем ! Только людям предприимчивого духа долженешвовало-бы обла­дать пушками, только им надлежало-бы управлять светом, а кто позволяет оскорблять себя и не мстит, тога должен быть подчинен храброму мстителю. »
4 76
Облеченный властью, юный Финау неизменил словам своим, мудрым и миролюбивым. Он отослал воинов в их жилища, и дал новое направление земледелию и полезным ремеслам. Крепость Фелле-Тоа была возобновлена, для обеспе- чения земли от нападений соседних островитян, и всякия посещения жителей Гапаи и Г1 онга-1 абу были воспрещены. Позволено было только один раз в год начальнику Гапаи, Тубо-Тоа, при­езжать, по случаю великого начи, исполнять рели­гиозные обряды на могиле последнего гу. И в та­ком случае определено принимать все возможные меры против нечаянной измены. Предосторож­ность простерли до того, что решились отка­заться опи ежегодной дани, которую хотел пла­тишь Тубо-Тоа царю Гавайскому, как наследни­ку Финау И-го. Сначала невозможно было запре­тить, чтобы одна единственная лодка, принадле­жащая Тонга-Мана, члену семейства шуи-гпоиига, не приходила раз в год для приношения даров царю-первосвящениику, по случаю начи, по туи- тонга умер, и этим обстоятельством восполь­зовались для уничтожения его достоинства, и пре­кращения таким образом всякого повода к со­общению между двумя купами островов. Власть религиозная имела столь мало важности полити­ческой/что простого силлогизма достаточно бы- ■ло к перемене государственной, столь значи- иПслыиой : а Если обитшели Тонга живут без пиуи-шоиига, и обитатели Вавао также могут ИИиЬтиь без него. » С сим решением кончилось
477
звание первосвященника и обряд начи навсегда уничтожился.
Эша важная мера упрочила Вавао совершенную тишину. Пока на других островах сражались, во владениях Финау думали только о мирных улучшениях. Такое изменение войны и гибели на безопасность и мир продолжалось еще, когда Маринер встретил Европейского капитана, го­тового взять его сч> собою. Со слезами на глазах расстался он с Финау и со всеми добрыми друзь­ями на острове, отправляясь па корабле Любимица, под начальством капитана Фиска из Порт- Джаксона, занимавшагося в Океании сбором жем­чужных раковин. Финау провожал Маринера па корабль, и восхищенный видомъкорабля и Европей­цев, просил взять и его с собою. Но боясь разо­чарования пылкого царя в последствии, капитан решительно отказался. Финау прогулялся только с Фиском от Гаано до ЛеФуга, где забрали людей, остававшихся еще из Порпи-о-Препского экипажа.
С отбытием Маринера, то есть, с 4 84 0 года, прекращается для нас доетоверпая и подробная история островов Тонгских. Знаем только, что после продолжительной и кровавой борьбы, междоусобия прекратились, по причине утомления всех сторон. Тонга-Табу разделился тогда ме­жду различными старшинами, оставшимися незави­симо один от другого, при уважении взаимных прав. Гаша удержал себе начальство в Гифо. Таркап, начальник Беа, оставил после смерти своей эипогп округ брату своему ТагоФа, храб-
Ч. Г IL 4 2
4 78
рому и хитрому неменее Таркаи. Отец Палу, имя которого неизвестно, утвердился в округе Муа, вотчине прежних Фата-Фаи, уделив наслед­никам сего древнего рода, Веа-ге и Тамага, толь­ко почетные титулы. В Ниуку-ЛаФа стал прозя­бать наследник древнего и могущего семейства Тубов. Наконец, сам туи-тонга, которого еще ребенком лишил власти Финау, этот полубог, изгнанный с своего Олимпа, низверженный с сво­его алтаря, Иафнли-Тонга жил в последствии безвестный, почти забытый, обладая маленькою родовою волостью. Что касается до Царя Финау ИИ-го, он умер вскоре по отъезде Марйпера, и нам остается неведомо, кто был его наследни­ком.
Во все эти годы немного кораблей приставали к архипелагу. Страшные бедствия, испытанные тремя мореплавателями, и множество неприязнен­ных злоумышлений, от которых с трудом можно было избежать, заставили всех смотреть на Тонгский архипелаг, как на пагубную для Европейцев землю. Его старались избегать, при­ставали к нему со страхом, и только Миссио­неры в 4 822 году оказались смелее других. Апо­стольская ревность их дала пример ободряющей неустрашимости робкимч, торговцам. Общество Веслейское решилось послать миссию на Тонгский архипелаг. Миссионер Валтер Лаури, с женою и с двумя ремесленниками, Тилли и Тейндалем, прибыли на Тонга-Табу 4 6 Августа, па корабле San-Michaël. Палу принял их очень благосклон-
4T9
Но; они поселились В Муа, и могли построить шут приятное и здоровое жилище на морском берегу. Едва утвердились они здесь, как при­нялись за земледельческие улучшения и религиозные наставления дикарям. Четырнадцати-месячное пре­бывание пемогло еще явишь успехов пи в том, ни в другом отношении, когда, здоровье супру­ги Миссионера потребовало перемены климата. Миссионер возвратился в Порт-Джаксон. Двое товарищей его решились остаться, но угрожаемые туземцами, они вскоре принуждены были, по при­казанию самого Палу, отказаться от своего упор­ства. Один, Тилли, оставил вовсе архипелаг; другой, Тейндаль, перешел под покровительство Гата, начальника Гифо.
Новые Миссионеры были посланы потом, То­мас и Гутчинсон, и в Июне месяце 4826 года нашли еще своего земляка Тейндаля живущим в Гифо. Они сами решились тут остаться и возоб­новили благочестивые старания своих предше­ственников. Но успех ненаграждал ревности. Нетолько отказался Гата подать собою пример, но неприязненно смотрел на усилия, какими го­сти его старались победить беспечпость и бесчув­ствие дикарей, касательно истинной веры. Двое Таитских туземцев, христиане и проповедники, были счастливее в сношениях с Тубо, начальни­ком Ниуку-ЛаФа; он сам, семейство его, и мно­жество подданных приняли святое крещение. Но доброго примера недостаточно было победить упрямство других старшин. Тубо потерял да- 4 2*
4 80
же много власти своей, и без того уже ослаб­ленной робким его характером.
Таково было состояние Тонга-Табу, когда ко­рабль Лстролябил явился здесь, в Августе 4827 года. Намерение капитана корабля, Дюмон-Дюрви­ля, было остаться здесь ненадолго, для повер­ки морских часов и добычи разных припасов; но судьбы судили иначе. Прибыв 9-го Апреля на вид Эоа, Французская корветта полагала назавт­ра стать у ИИангаи-Моду. Жестокая буря захва­тила плавателей от С. 3., и сбила с пути. Це­лых десять дней Астролябия сражалась с ветра­ми и волнами. Наконец 20-го, в полдень, после жестокой перевалки, при пособии Ю. В. ветра, корветта двинулась в восточный пролив. Два, три часа еще, и корабль сшал-бы у пристани. Но ветр изменил в пособии. Он заменился со­вершенным безветрием, предавши таким обра­зом плавателей воле течений, в проливе, уни­занном медями. Увлекаемая волнами, Астролябия кинута была к северному прибою. Быстрый ма­невр отвернул ее, но ветер перешел к 10. 10. В., и прижал корветту к груде подводных кораллов, совершенно отвесной стене, таким асорам л где ненаходили дна в глубине, даже на 80 брассах !
Положение было критическое. Капитан Дюр­виль сделал все, что было в силах человече­ских возможного, для отвращения опасности. Бро­сили верп-анкеры ( ancres à jet ), но острые ко­раллы скоро перерезали канаты, и малые якоря
4 81
иыли потеряны. Только две цепи удержались в течение трех дней и трех ночей. Лопни одно из их колец, и—Астролябия, измолотая об утесы, предала-бы обломки свои, как легкую до­бычу, жадным дикарям, и весь экипаж корабля остался-бы в воле островитян, копюрых так справедливо можно всегда подозревать в злом умысле. Тогда—простите все великие труды, уже совершенные, простите ученые Факты, собранные среди стольких опасностей и испытаний ! Экспе­диция, стол важная для ученого и морского чело-* века, погибла-бы таким образом, почти без вести на скалах Тонга-Табу, и—судите после сего о скорби капитана ! Да, его страдания были тогда так-же тяжки, как тяжко было состояние его прекрасного корабля. . . .
Между пием, с самых первых часов начала бедственного состояния, на Астролябию явились посетители. Первыми были трое Англичан, жив­ших на острове—Синглетон, старый колонист Тонга-Табу, и двое других, Рид и Ричегп. Эти люди, особливо первый, предложили свои услуги Французскому капитану, и были ему полезны, как переговорщики с дикарями и как переводчики. После Европейцев прибыли туземные начальники, и Палу первый из всех. Желая иметь некоторое ручательство на случай нападения, капитан по­требовал, чтобы эгуи эпют остался на корабле аманатом; Палу охотно согласился, и капитан уступил ему собственную каюту. Старшина Та-
4 82
гоФа приплыл к корвеишпе только на следующий день.
Двадцать четыре томительных часа протекло, с тех пор, как корветта держалась в своем опасном положении. Чем более длилось такое состояние, тем ужаснее оно становилось. Цепи уже уступали, и при сильном колебании буру­нов, правый бок корабля стал уже недалее 5-ти, или 6-ти Футов от коралловой стены. Три, че­тыре толчка в эту подводную громаду доста­точны были расщепать корвеиппиу—-корпус разло- мился-бы и разлетелся кусками, и самые мачты не- выдержали-бы удара. Предположив такое несча­стие ночью — сколько жертв неизбежных! Капи­тан думал об этой гибельной случайности, и хотел предостерегательною мерою доставить спасение, хотя некоторой части своего экипажа. Ободренный дружескими уверениями диких началь­ников, обнадеженный словами Англичан, он ре­шился отослать значительную чаешь экипажа сво­его на островок Пангаи-Моду, где могла она расположиться под покровительством ТагоФа, пока сам капитан корветты будет оставаться с остальным экипажем па корабле, в ожидании решения судьбы, каково-бы оно нибыло. Всего бо­лее заставила решиться на такое сострадание к ближнему види’мая невозможность сделать какой нибудь маневр, полезный для сохранения всего экипажа и корабля. Надобно было ждать сложа руки, и только молиться, чтобы якоря удержались. Если-же могли-бы они выдержать до перемены ве-
483
шра, тогда можно было раздвинуть паруса и ошойдпии от скалы с остальными на корабле ЛЮДЬМИ.
Чаешь экипажа, предназначенная для отправки на берег, уже приготовилась, когда на корабль явил­ся ремесленник, принадлежавший к здешней мис­сии. При виде шлюпок готовых плыть, он спро­сил матрозов куда они сбираются, и едва ска­зали ему решение капитана—« Вы хотите губить людей, капитан » — заговорил он с живым участием — « или, по крайней мере, подвергнуть их хищничеству дикарей здешних ? Но и в по­следнем случае, они едва-ли могут уцелегпь. » Капитан отвечал, что он почел достаточным положишься на дружеское расположение, какое ока­зывают ТагоФа и Палу, и на благоприятные уве­рения Англичан. « Капитан ! » возразил Англи­чанин — певерьше ни в чем этому народу! На­чальники дикарей и дикари люди самые веролом­ные, а земляки мои, друзья их, немного получше. Да, если-бы Палу и ТагоФа и точно думали о ва­шей безопасности, послушает-ли их народ ? Мало что всех ограбят, но если станете за­щищаться—перебьют, говорю я вам ! » Казалось, что этот человек судит верно, зная об-. стоятельства, и капитан начал размышлять о словах его. Впрочем, при виде разных вещей, приготовленных для шлюпок, туземцы, спокой­ные дотоле, начали шуметь. Видимо, жадными взо­рами сопровождали они столько богатств, а боязнь погибели в драке была для них слишкомъ
w
незначительна при надежде на добычу грабежа. Заметив такое движение, капитан Астролябии уже всколебался более. Немедленно прекращены были приготовления к отбытию шлюпок. Маш­розы, уже сошедшие с корабля, взошли на него обратно, и на корабль встащили из шлюпок всю поклажу. Экипаж Астролябии должен был после шего разделять один, общий всем жребий. Толь­ко предвидя всяческое бедствие, и желая спасти от гибели труды экспедиции, капитан положил в ящик бумаги, журналы, ученые записки кора­бельные, и велел снести эшоши ящик в бот. Один из матрозов и агент миссионерский, не без труда па эипо согласившийся, обязаны были плыть на боте, и передашь ящик в Гифо, вру­чивши его там г-м Томасу и Гушчинсону. Та­ким образом, часть экспедиции, принадлежавшая ученому свешу, немогла быть погублена, если-»бы все другое погибло. Впрочем, и самый бот, ни­чтожное, маленькое помещение, немог подать ни­какого пособия в случае разбития корабля па уте- СОХЛ •
Едва уплыл бот, ветер засвежел и волнение усилилось. Корабль представлял зрелище самое печальное. Машрозы, до того времени несколько обнадеженные, и находившие вч> променах с ди­карями некоторое развлечение в опасности, им угрожавшей, немогли уже более обманываться в неизбежной гибели корабля. Ночь, наступившая за тяжким днем, была ужасна. Капитан продол­жал принимать все меры, какие внушало ему ош-
485
чаянное положение. К вечеру снесли в ял мор­ские часы, разные инструменты, оффицияльные ин­струкции, рекомендательные письма разных пра­вительств, и вторая отправка вещей поплы­ла к жилищу Миссионеров, под начальством одного ОФицера. В это время, для предупрежде­ния беспорядков при почной тревоге, приказано было половине экипажа идти в шлюпки. Если-бы несча'стие случилось ; все меры были взяты, все приказы отданы.
Ужасная ночь миновалась. День наступил опять, и положение корабля непеременилось нисколько. Среди всего этого, начальники дикарей, ТагоФа и Палу, беспрестанно были па корабле, и их угощали, кормили, иодчивали вином и ро­мом. Жребий корабля, по видимому, озабочивал Их весьма мало, и они нечувствительны остава­лись при зрелище людей, стоявших на краю ги­бели, жизни стольких, вверенной слабому якор- • ному канату, В немногих шагах от утеса. Можно-бы подумать чшо вся эта печальная драма, борьба жизни с смертию, нисколько до них ие- ошпосилась. Только одно можно было заметить в ТагоФа и Палу, а- равно и в других начальни­ках дикарей—тайную, скрываемую радость, при надежде на грабеж, в случае кораблекрушения. Но, и ни эиииа радость, ни страх, ни желание, ни­что необнаруживалось в них внешними призна­ками. Они постоянно являлись ласковы, важны, приветливы, готовы останавливать докуку про­столюдинов, старавшихся всс браться на корабль.
4 86
Третий, прибывший потом старшина, которого Англичане называли самым могущественным на всем острове, показывал равнодушие еще бо­лее своих товарищей. Это был Лавака^ человек совершенно ничтожный, но важный по своему бо­гатству.
Миссионер Томас прибыл на Астролябию днем 22-го числа, привезя с собою Тубо, един­ственного христианского эгуи из всех стар­шин. Тубо казался весьма неприязненным к трем упомянутым эгуи, своим соперникам, и беспрестанно говорил и предостерегал от них, как от людей весьма опасных. Но нелюбовь его несмела однакож оказываться явно в их присутствии. Размышляя о своем положении, капитан Дюрвиль решил так, что если-бы он мог привлечь к себе своекоры­стие одного из старшин, разделяющих власть над Тонга-Табу, обещая подкрепить его своими людьми, ружьями и пушками, то можно-бы найдти в этом союзнике, при совершении бедствия, за­щиту, йли надежду на опасение других, даже по­беду в случае битвы. Потому объявил он Тубо оборонительный и наступательный союзи> ; решался сражаться за негои возвратить ему права туи-кана-кабадо, упрочив первенство его над всеми соперниками. При этом предло­жении стоило посмотреть на бедняка Тубо и дру­га его Миссионера. «И недумайше об этом!» вскричали опи с ужасом и изумлением. (иТагоФа. и Палу так сильны, что сохрани Бог восста-
187
вашь прошив них! Мы сами погибнем, а вас неспасем. » —• Хорошо ■— сказал капитанъ—но в случае несчасиПия с моим кораблем, что вы станете делать? — Keep pour ship ( сохраняйте ваш корабль) — отвечал ; Миссионер —• и из этого несчастного: Keep yoiir ship нельзя было выбить его ничем. Капитану оставалось сове­товаться и думать только с самим собою. Он оставил Миссионера и Тубо, нетребуя от них ничего более. Показывая спокойный вид, для разу­верения экипажа, он казался чрезвычайно увлечен­ным раскладкою растений, которую производили в это время естествоиспытатели, бывшие на ко­рабле, разложивши гербарии свои, как будто в спокойном кабинете....
Между тем, 22 числа, между трех и четы­рех часов по полудни, ветер казался склон­ным к перемене, и все паруса были приведены в движение, а шлюпки принялись за свою работу. Показалось, что корабль отделяется наконец от утесов, но — ипем жесточе было разочарование и внезапнее страх, когда минут через десять Астролябия ударилась об утес ! Глубина впере­ди оказалась не более ’и-х Футов. Туш дело по видимому являлось оконченным. Кораблекруше­ние, столь давно грозившее, совершалось. Надобно было принудишь дикарей к объяснениям реши­тельнымъ—судьба отдавала участь погибавших в их руки. Мгновенно решась, капитан свел в каюпиу всех трех островских старшин, Палу, ТагоФа, Ладака. Нескрывая от них своего по-
188
ложеиия, он спрашивал, что хотят они теперь делать, и уговаривал их оказать покровитель­ство людям, которых неволя заставляет искать спасения на их острове. Капитан прибавил, что небудепгь спорить ни за какие вещи, находя­щиеся па корабле, с тем, чтобы оставили за то Французам необходимое для возвращения в отечество. Все старшины слушали речи капитана внимательно, и потом, оратор их триумвира­та, Палу начал говоришь. От имени своих то­варищей и своего, он повторил обещание, тре­буемое капитаном, соглашался на условие, но прибавлял, что не жадность добычи, но наиболее благорасположение его руководствует, и что он готов скорее погибнуть, нежели допустить в обиду своих друзей, Французов. И действи­тельно: множество дикарских лодок, конечно, были готовы броситься на Астролябию, как на легкую добычу, в минуту её гибели. Едва толь­ко Палу вышел из каюты на палубу, он строго приказал им удалиться.
По счастью, доброе расположение старшин не- было подвергнуто более решительному испыта­нию. Пока продолжались переговоры, успели отвра­тишь дальнейшие удары корабля об утесы. Когда явился на палубе капитан, Астролябия стояла опять в прежнем положении, сомнительном, но неотчаянном. Такая удача оживила всех. Изба­вленная от верной гибели почти чудесным об­разом, корвепигаа небыла, следовательно, обрече­
4 89
на на погибель, и ей суждено было окончишь свое тяжелое испытание счастливо.
И еще ночь прошла, так, что никакой пере­мены непоследовало; днем 23-го числа от уте­сов успели отдалиться на несколько туазов, а 2^-го Апреля, после 9Л-х часов смертного том­ления, с пособием перелетных порывов ветра от С. В. и буксировки, Астролябия могла оста­вить гибельное место подле утесов и тихо на­правишься к пристани. Переходя проливом, ова касалась еще подводных громад, но уже не под­вергалась прежней опасности ; три или четыре раза принуждены были еще останавливаться, но вечером 26-го могли уже бросишь якорь при о- стровке Пангаи-Моду.
Во все время продолжения опасности, трое эгуи Тонгских ни на минуту непеременяли своего ласкового обхождения. В самую сомнительную по­ру, мы уже видели поведение их с капитаном Дюрвилем, а когда мгновение ужаса прошло, ди­кари первые порадовались этому, как казалось, искренно. Тут, кстати, некоторые подарки уси­лили дружбу их. Полное дружество являлось и между матрозами и дикарями; благопристойность и честность руководствовали в промепах. Не­сколько раз, офицеры и естествоиспытатели схо­дили тогда на берег, а некоторые оставались даже там ночевать, и никакой насильственный поступок неподавал повода к подозрению. Не­смотря однакожь на все такие признаки дружбы, капитан Астролябии соблюдал систему строгой
490
недоверчивости и предосторожностей. Абордаж­ные сетки были расставлены по кораблю, и часо­вые сменялись постоянно, со всею тщательностью.
Убежденный в расположении дикарей, капитан Дюрвиль мог думать теперь о занятиях другого рода. Ему хотелось как можно скорее оставит здешний неприязненный берег, но малые якори, оставшиеся на месте несчастной стоянки, состав­ляли потерю столь важную, что надобно было хоть попытаться достать их из глубины моря. Несколько дней шлюпки заняты были сею труд­ною, но безуспешною работою. Другие мелкие суда употреблены были для географической съемки и для починки корабля.
В первую неделю офицеры и естествоиспыта­тели одни сходили па землю, и их принимали ваилучшим образом. Капитан беспрестанно был на корабле, чтобы неослабить системы осто­рожности, принятой им. Мая ^-го решился он наконец отправиться на китоловке, посетить Миссионеров в Гифо. Путешествие это было продолжительно и утомительно. Часть пути над­лежало брести по воде. Миссионеры были ласковы и учтивы. Они провожали капитана в Пангаи, где находился обширный и прекрасный общественный дом, а потом в Му-Муйские Фаи-тока и молель­ни гогпуа. Свидание с Гата, начальником Гифо- ским, заключило эшу поездку. На следующие дни капитан посетил еще Ниуку-ЛаФа, МаФапга,Муа. Сия последняя прогулка была учинена с некото­рою торжественностью. Старшина Палу несколько
4 91
раз изъявлял желание принять у себя Француз­ских мореплавателей, и день сей аудиэнции был установлен с особливым почетом. Капи­тан и офицеры отправились 9-го Мая в боль­шой лодке, и все были в мундирах. ' Но вместо того, чтобы найдти на месте ласковую толпу ди­карей, веселого, дружелюбного хозяина, игры, празд­ник, пляски, пир, увидели только немного про­столюдинов, несколько женщин и детей. Палу принял гостей угрюмо и с замешательством, и поподчивал плохою кавою, вместо особен­ной вежливости. Он, казалось, чего-то осте­регается, всегда казавшись прежде таким сердеч­ным и добрым приятелем. Стараясь поправишь неприятное впечатление подобного приема, перевод­чик объяснял капитану, что у Палу недавно умерло дитя, и что он боится потерять и дру­гого. Капитан удовольствовался этим, справед­ливым или вымышленным предлогом. Ончи про­должил свои обозрения, посетил могилы Финау, Тугу-Ого и ТаФоа, довольно плохо содержимые и заросшие отвсюду кустарником. Впрочем, они мало различались от Гифоских, и теперешняя прогулка небыла-бы для капитана очень занима­тельною, если-быон неиавесшпл старой Тамаги. Вот собственный рассказ об этом капитана Дюрвиля :
« Отсюда провели меня к жилищу Тамаги, на­ходящемуся в весьма приятном месте, на берегу моря, в небольшом! селении Палеа-Магу. Тамага (настоящее имя её Фана-Кана) приняла меня окру-
492
женмая своими прислужницами и с самою милою приветл юсшью. Эшо женщина лет от 55-ти до 60-ти. Вероятно, с-молоду была она очень кра­сива, и теперь еще сохраняла правильность черт, ловкие манеры ; можно сказать даже, что в пей видно было соединение приятности, благородства и благопристойности, весьма замечательное меж­ду дикарями. От Тамаги ожидал я драгоценных для меня сведений'и не обманулся в моем ожи­дании.
« Она вспоминала с большим удовольствием пребывание здесь кораблей Даншркасто, которые посещала опа с своею матерью, вдовою туи-тон­га Пулого. Имя Тине у каким означал Француз­ский мореплаватель старшую сестру Пулого, за­нимавшую тогда первую степень знатности на Тонга, показалось сперва неизвестным, нетоль­ко Тамаге, но и всем тем, кто находился при нашем разговоре. Кажется однакож, при даль­нейшем рассмотрении, что это долженствовала быть Тинеи-Такала, имевшая тогда звание туи- шонга ФаФине.
« Тамага с трудом вспоминала о кораблях Кука, ибо ей было неболее девяти, либо десяти лет в то время, что старалась она мне объ­яснить, указывая на девочку таких лет.
« Туш захотелось мне узнать досиповернее : между посещениями Кука и Дантркасто небыли-ль еще какие Европейцы па Тонга ? Подумавши не­сколько минут, Тамага объяснила мне весьма по­
4 93
рядочно, чшо за немного лет до прихода Дашпр- касшо, два большие, похожие на его суда, корабли, с пушками и множеством Европейцев, остана­вливались у Намука и оставались там десять дней. Флаг их был совершенно белый и непо- ходил на Английский. Пришельцы эти обходились хорошо с туземцами ; им отвели дом на зем­ле, где и производились промены. Один дикарь, продавши офицеру за ножик деревянную подуш­ку, был убиш ружейным выстрелом, когда хо­тел унесши проданное назад, уже получивши за него плату. Впрочем, эшо событие ненарушило согласия, потому чшо дикарь был виноват по делу.... Корабли Лаперуза означали на Тонга име­нем Луаджии; так, как Даншркаспиову экспеди­цию называли здесь Селенари. После сего неоста- вадось для меня более сомнений, чшо Лаперуз точно останавливался у Намука, по возвращении своем из Бошанибея, как располагал он эшо сделать. »...
Пока капитан Дюрвиль старался ипаким обра­зом употребишь с пользою свои посещения, офи­церы, естествоиспытатели, хирург, рисоваль­щик Астролябии занимались с своей стороны отдельными исследованиями. Они оставались на берегу часть дня, и часто даже проводили там ночи у разных своих офа, или друзей. Никакое неприятное приключение незасшавляло раскаивать­ся в такой доверенности, но вскоре явились обстоятельства совсем особенные, весьма важные > неприятные.
Ч. FIL 43
m
Если-бы дикари предоставлены были только соб­ственным своим чувствам, может быть, они остались-бы с Французами в притворной ласко­вости, вероятно, скрывая тайные умыслы веролом­ства, какими ознаменовывали себя прошив преж­них посетителей. После шрех-не дельного пре­бывания, Астролябия ошправилась-бы, имея более причин хвалишь их, нежели порицать ; по в*. сношения Европейцев с дикарями впуталась изме­на, отношения переменились, и доброе располо­жение дикарей превратилось в неприязнь.
Для изъяснения такого оборота дел, надобно знать, что экипаж корвешшы, наскоро набранный в Тулоне, был дополнен несколькими негодяя­ми, взятыми из тюрьмы, с тем, чтобы време­нем путешествия дополнился срок, какой над­лежало им пробыть в заключении. К несчастию и бесславию экспедиции, тут были люди озлоблен­ные, готовые употребишь всякое орудие мщения, если оно обещало им потом средства к сво­бодной беспупшой жизни, хоть между дикарями. Капитан Дюрвиль знал это хорошо, и потому всячески старался он удалять экипаж от слиш­ком близких сношений с туземными начальника­ми, и особенно стремился он сократишь свое пребывание при Тонга-Табу, чтобы даже и времени недостало для дурных замыслов. Но несчастное приключение с кораблем, работы, каких после оно потребовало, старание отыскать я кори, не­достаток припасов — все принудило его расстроишь свои планы. Надлежало оставаться па
4 95
пристани Панган-Модской, и медление эшо было употреблено в пользу негодяями.
Между ними составился заговор. Он увлек такое множество дикарей, что даже Миссионеры узнали об нем и известили капитана Дюрвиля. Капитан тотчас решился. Известие от Мис­сионеров было 4 2 го числа; капитан предполо­жил отплыть от острова на другой день, хотя объявил днем отплытия 4 Jl-e. Между тем удвое­ны были предосторожности на день и на ночь, так, что никто несмел уже оставлять кораб­ля. Около 8-ми часов утра 4 3-го числа все было готово к отъезду. Оставалось только послать ялик к берегу, взять там штурмана и несколь­ко мешков песку. Ялик отправился. Туш на корабль явились старшины дикарей, по обыкнове­нию, простишься, и капитан раздал им разные подарки. расстались со всеми признаками друже­ства. Старшины, казалось, сожалели об отъезде приятелей, но ничто непоказало никаких следов покушения на насильство.
Так шло дело до 9-ти часов утра, когда не­чаянный и смятенный шум послышался на берегу. Дикари напали па ялик и старались захватишь матрозов и утащишь ялик. Побежденные чи­слом, бедняки уступили. Капитан немедленно приказал вооружить большую шлюпку. Двадцать три человека отправились на ней, под началь­ством офицеров Грессьена и Париса. К ним присоединился хирург Гемар. Но напрасно ма­ленький этот отряд старался отрезать путь
4 Г
4 96
похитителям. Дикари убежали с своею добычею, Впрочем, шлюпка забирала так много воды,что немогла подойдши близко к берегу. В некото­ром расстоянии надлежало экипажу сойдти в воду, и отсюда повести стрельбу из ружей про­шив дикарей, бывших па берегу и упорно от­стреливавшихся. Когда успели очистишь от них прибрежье, все дикари убежали и увели с собою пленников. Могли только отбить у них трех человек : штурмана, кадета Дюдемена, который ночевал у своего оспировского офп, и молодого мапироза Каинака. Другие остались в плену. Все эшо совершилось чрезвычайно скоро, но однакожь можно было заметить, чипо ТагоФа участвует в заговоре и вероломстве. Встретивши Дюдемена, он больно ударил его кулаком. Милостивее оказался он к Кашлаку, и вероятно, тронутый его молодостью, непрепяшсшвовал ему соеди­нишься с машрозами шлюпки. В плену остава­лось после того восемь матрозов и кадет Фа- раге.
Загадкой было-бы все эшо нападение па ялик, если-бы нсзамешили тогда только, чпю один из матрозов, негодяй Симоне, бежал. По изъясне­ниям, какие собрал потом Диллон, Симоне, издавна умышлявший свое бегство, проскользнул в лодку ТагоФа 12-го числа утром, и один из канонеров на ялике, Ребуль, последовал его примеру, приставши к берегу. Таким образом, ^ТагоФа приобрел себе в услуги двух Европей­цевъ—-важное преимущество, дорого ценимое ди-
4 97
марями. Эшо возбудило зависть других стар­шин; все бросились на ялик; как на верный за­пас людей. Так по крайней мере щзвннлаи дика­ри свое вероломство перед Английским капи­таном. Согласие Симоне с дикарями было очевид­но, и он так мало в этом скрывался, что ка­дет Дюдемен увидел его между ними в пол­ной одежде и вооруженного, между тем, когда все другие пленники были ограблены совершению.
Велено было зажечь селения дикарей на Папгаи- Моду и в Манима ; шлюпка вернулась к кораблю около 3-х часов по полудни, и немедленно от­правилась снова, с офицерами, матрозами и сол­датами, испытанными и верными. Видя невозмож­ность нападения па ТагоФа в его крепости вч> Беа, этому отряду, из 20-ши только, но хо­рошо вооруженных человек, предписано было идти вдоль по берегу, жечь жилища и лодки, стрелять в тех, кто станет противиться, щадить только стариков и женщин. Целью ка­питана было испугать дикарей и страхом выру­чишь пленников.
Посланные исполнили свое дело. Селения Нугу- Нугу и Олева были выжжены ; пять отличных ло­док истреблено ; отряд мстителей шел к МаФанга. Но по мере приближения к сему завет­ному месту, дикари, дотоле бежавшие встречи, стали собираться и противиться. Один Француз из отряда, капрал Ришар, бросился в кустар­ник за дикарем; па него напали восьмеро, сбили, изувечили его дубинами и искололи штыками.
198
Такая потеря заставила Французов быт осто­рожнее. Вступая в лес и кустарник, они под­вергались стрельбе неприятеля, и пемогли отве­чать ему с выгодою. Притом эша перестрелка ни к чему невела. Сожжения селений дикарских достаточно было для распространения страха на острове. На первый день довольно было тако­го возмездия. Оно могло послужить в пользу. Но на другой день следовало принять меры решитель­нее Несчастный Ришар перенесен был на ко­рабль, ночью умер, и на другой день похоронен на Паиигаи-Моду.
Капитан Дюрвиль знал, что МаФапга святое место для островитян, и что принападении па него весь Тонга-Табу встревожится этим осквер­нением заветного места. Таким образом разные старшины необходимо вмешаются в дело, до сих пор касавшееся только одного ТагоФа, и эшо вмешательство, при личных враждах старшин и при желании спасши от гибели место священ­ное, может довести к немедленной отдаче плен­ников. Несмотря на опасность стоянки подле берега, унизанного мелями, капитан решился стрелять в МаФанга из пушек.
Пока готовились к такому нападению, которо­му препятствовал между гпем 10. В. ветер, приплыла лодка к кораблю, привезла кадета Фа- pâre, и с ним был переводчик Синглетон. Кадет достался на часть Палу, и шош, немог- ши уговоришь его остаться на острове, отослал его теперь на корабль. Туш уже никакого сом-
199
нения иеосшавалось о виновнике заговора. Вся честь его принадлежала ТагоФа и его маша-буле. Синглетон говорил даже, что другие старшины жестоко осуждали поступок ТагоФа в утреннем совете. Но ТагоФа был Наполеон, Ахиллес ос­трова Тонга-Табу, и его воля являлась законом для всех. Между тем, как будто мимохо­дом, Синглетон обещал уговоришь дикарей воз­вратить всех, кто незахочеш добровольно ос­таться на острове. Капитан Дюрвиль почел бесчестным согласишься па подобное условие. Здесь явно было коварство Симоне, который горделиво хотел прикрыть бегство согласием капитана. « Никого из людей, вверенных мне королем, неосшавлю я на Тонга-Табу—отвечал капитан Синглетону. « Если завтра мне невозврашяпи плен­ников и беглецов, я раззорю МаФанга ядрами и картечью. »
И действительно, на другой день, 4 5-го числа, корвешта была готова, распустила большой Флаг, и подкрепила слова капитана пушечным выстре­лом. Дикари отвечали поднятием множества бе­лых Флагов па длинных шестах. В чаянии, что это означает мир, послали к берегу лодку, но ружейная пуля, прбсвиставшая над нею, показала истинные намерения островитян. Надлежало си­лою принудить наглецов к повиновению.
Пушечные выстрелы начались 4 6 го утром. Трид­цать ударов из каронад были сделаны ядрами и картечью. Первым выстрелом перешибло ветвь огромного Фигового дерева, отснявшего собою
200
малаи, сделавшуюся па то время сборным мес­том войск ТагоФа. Этот удар сопровождался жестоким и пронзительным криком, зачем последовало глубокое молчание. Заслонясь песоч­ными грудами и лежа во рвах, наскоро выкопан­ных, дикари немного терпели от каноннады, и добыли еще несколько ядер в песке. После по­лудня, Астролябия стояла так близко к утесам, что при отливе дикари могли подойдти к пей на расстояние двадцати неболее туазов.
Все три следующие дни корабль оставался в таком невыгодном положении. Прекрасная, стояв­шая дотоле погода стала изменяться в мрачную и бурную. Ветер дул жестокими порывами, и угрожал бросить корабль на утесы, о копюрые разбивались свирепо морские волны. Тут можно было попасгпь в такое-же бедствие, из какого едва могла освободиться Астролябия при своем прибытии к Тонга-Табу. И притом, в случае кораблекрушения небыло уже теперь никакой на­дежды спасшись. С дикарями были в непримири­мой вражде, и они жаждали мщения, за раззорение и смерть земляков. Качаемая прибоем, корветта ежеминутно казалась готовою сорваться с яко­рей и расшибиться об утесы. Экипаж ибыл недо­волен, беспокоился, роптал. Можно было поду­мать, чгпо матрозы завидуют даже безопасности своих товарищей, пленников, от времени до времени являвшихся на берегу; все ожидали по­следствий с самым грустным чувствомъ» Война в двух шагах от гибельных утесов, вы-
201
сипрелы, от времени до времени перерывавшие без­молвие на берегу и на корабле, неизвестность бу­дущего, упорство дикарских старшин, все это внушало самую печальную думу. Можно было даже опасаться неповиновения матрозов, и капитан Дюрвиль, может быть, отказался-бы наконец от своего предприятия, но 4 9-го увидели небольшую лодку, плывшую от прибрежья против МаФанга. В ней находился один из матрозов, по име­ни Мартиненг, с поручением огп ТагоФа, что эгуи обещает возвратить пленников капитану Дюрвилю, если прекратится пальба. Одним из картечных выстрелом убило старшину, и эипо склонило островитян на уступку.
Переговоры кончились благополучно. Один из мата-буле ТагоФа, Ваи-Тотаи, с трепетом при­ехал объясниться, что нет возможности возвра­тить на корабль беглецов Симоне и Ребуля, ку­да-то скрывшихся, но что все другие Французы будут отданы сполна. Желая поскорее удалить­ся от прибрежных асоров, капитан нестал спорить, промолчал и о том, что дикарям над­лежало еще возвратит все, что они захватили из вещей в ялике. Шлюпка отправилась к Ма­Фанга взять пленников. Они явились в самом странном одеянии, окутанные тканями, которые подарил ' им ТагоФа, в замен содранного с них платья. Радуясь, что кое-как кончилось не­приятное такое дело, на другой-же день капи­тан Дюрвиль поспешил оставишь, 24-го Мая, 4 827 и'ода, берега Тонга-Табу, после месячной, са-
202
Мой несчастной стоянки, избежавши от столь­ких опасностей — кораблекрушения, заговора, войны.
Через три месяца потом, Французскую кор вешту сменил здесь Английский, принадлежавший Осш-Ипдской Компании корабль Изыскание ( Re­search), под начальством капитана Диллона. Он сначала приближался к Эоа, но капитан непо- смел идти па берег. Он очень хорошо знал всю неприязненность тамошних островитян. Ему даже известен был счастливо придуманный дика­рями хитрый обман, многократно употреблен­ный и бывший западнею нескольким Европейцам. Жители Эоа вздумали привлекать лодки кораблей, останавливавшихся близ их острова, высылая к ним множество красивых женщин в сво­их лодках. Океанийский Сирены должны были пла­вать окрест корабля, пока им пеудавалось вы­звать моряков на берее. Тут сотни дикарей на­падали на бедняков, грабили их, привязывали к деревьям и морили до тех пор, пока товарищи пленников несоглашались выкупишь их Европей­скими вещами. Такая выдумка была гораздо удоб­нее открытых нападений, подвергая меньшей опа­сности. Но невсегда этим довольствовались ди­кари Эоаские. Английский корабль Пособие (Sopply), допустив к себе неосторожно большое число посетителей, вдруг испытал нечаянное нападе­ние их. Капитанского брата и одного матроза убили они дубьем, и самого капитана бросили в море. Случилось так, что он упал в свою лод­
203
ку, бывшую подле корабля, и там увидел забы­тую зрительную трубу. Поспешно вскочил он, схватил трубу, оборотил ее в дикарей. Ду­мая, что это какое нибудь, неизвестное им, ог­нестрельное оружие, дикари перепугались, побе­жали. Машрозы, сидевшие в каюте за обедом, выбежали, ухватились за копья и остроги, кину­лись на дикарей, убили нескольких ; остальные побросались в море. Корабль был спасен.
Избегая всех насильств и хитростей, Дил- лоп стал на ГИаигаи-Модской пристани 4 5-го Августа и поспешил отплыть 26-го. Наученный примером Дюрвиля, Английский капитан прини­мал все возможные предосторожности, чтобы не- подпасть подобному его жребию. Он несходил сам па берег, запасся водою и дрдвами через дикарей, и строго воспретил принимать остро­витян на корабль. Но несмотря ни па какую осторожность, дикари попытались однакожь на­пасть на Диллона, ночью с 4 9-гона 20-е Августа. Около 3-хъ’часов утра разбудил его' большой шум, начавшийся под окнами его каюты. Несмо­тря на темноту, легко можно было разглядеть большую лодку, сопровождаемую множесшвом'ь дру­гих. Дикари приближались осторожно и готовы были лезть на корабль. Предупреждая злое наме­рение, капитан немедленно выстрелил из сво­его пистолета по лодке, и велел кричать пере­водчику, что прикажет стрелять из пушек, ес­ли лодки неудаляшея без замедления. Видя, что их злодейство открыто, хищники ииеупорешво-
20¥
.вали. Впрочем, пребывание здесь капитана Дилло­на неошкрыло нам ничего нового, ни о земле Тонгской, ни о жителях её. Узнали через него одно только, что остров Вотума, хотя отда­ленный на 600 миль от Тонга-Табу, признает однакожь власть его. Сведавши, что Диллон хо­чет завернуть к Рошума, почтенный Фака-Фа- пуа, страж МаФанга, просил капитана взять с собою и отвезти туда его второго сына, 4 ^-ти летнюю Дочь и одного из служителей. Этим посланным препоручал он потребовать обык­новенной дани, какую жрецы Ротумские платили Тонга-Табским. Уже за три года прежде, Фака- Фануа послал на Ротума своего старшего сы­на, и ему очень хотелось иметь какие пибудь све­дения об этом молодом человеке.
Последний мореплаватель, посещавший архипе­лаг Топгский, сколько нам известно, был капи­тан Валдеграв, начальник Английского военного шлюпа Сершигаиатнам. О становясь у Пангаи-Моду, в конце Мая 4 830 года, он имел с жителями сношения, постоянно мирные. Следуя его рассказам, в это зремя на Топга-Табу опять явился какой- пио туи-тонга, и хотя ТагоФа все еще был са­мым сильным и властным старшиною, некото­рое противодействие ему оказалось в пользу Ту- бо, продолжавшего быть ревностным и усер­дным христианином. Старику этому предоста­вили разные родовые почести.
IÇaKb путешественник более всех благоприяпи- ствуемый обстоятельствами, Валдеграв могъ
205
присутствовать па некоторых праздниках, и между прочим на том, который давал пиуи-шон- гу начальник Мори, по имени Партон,, по воз­вращении своем с Гапаев. Вот описание его :
« В 9-ть часов утра, шуи-шонга сел в об­ширном строении, назначенном для кавы, оваль­ном, открытом со всех сторон. Его чиновни­ки обсели кругом его. Направо поместилась ста­руха, предназначенная для услуг ему. Строение было не в самой средине загородки. Прямо, ту- азах в 25-ти от шуи-шонга, были расположены на земле два огромные сосуда для кавы, и с каж­дой стороны их, полукружием, сидели на кор­точках старшины и важнейшие дикари. За ними находился остаток собрания, стоя. Род главного крайчего, налево от туи-тонга, громко возве­щал имена особы, которой каждая чашка кавы долженствовала быть подана по мере налития, и другие дикари несли ее и подносили избранному, приседая к земле. Кава кончилась, и началась игра между двумя отделениями начальников ; с каж­дой стороны было по 20-ти человек. Туи-тонга вмешался в одну из сторон. Игра состояла в том, что надобно было воткнуть отвесно копье в огромный отрубок, около фута толщиною, врытый в землю. Первый игрок кинул копье го­ризонтально, а другие потом так, чшо копья их падали вертикальным образом. Туш надоб­на была большая ловкость. Из двадцати копей, брошенных с обеих сторон, только пять по­пали в цель. Партию составляют 30-шь разъудач-
206
пых, но ни одна сторона педоспиигла этого 'иис- ла, хотя и начинали в несколько приемов. Туи- шонга попал один раз ; Партон два раза. Иг­рающий становится почти Футах в 4 5-ши от цели и метит, чтобы отвесно попасть в ату особенного рода мишень. Когда кончилась игра, в загородку принесли свиней, сосчитали, и шуи-пион- га разделил их всем. Мы получили четырех свиней, с приличным количеством иньямов. После обеда начались пляски. К ночи собрались опять в загородку, освещенную Факелами, кото­рые держали дикари. Придворный штат, постав­ленный в средине круга, состоял из 30-ши, или ЛО-ка человек. У начальника оркестра были три пустые бамбуковины, положенные па земле, по ко­торым он бил. Иные составляли бас, ударяя по земле бамбуковинами, в пустоту которых были вложены другие бамбуки. Некоторые из ди­карей хлопали руками, как будто цымбалами. На­чальник, или корифей, держал притом голо­сом тенорную ношу, не перерывая звуков своего голоса. Напрасно старался я узнать, как он это делает, но только мера поддерживалась превос­ходно и каданс был верен. В течение пяти ча­сов хор сменялся только два раза. Пляски на­чали женщины, ставши в кружок, лицами к хору, отлично соблюдая меру и сопровождая ее пеньем. беспрерывно двигая руками и головами, плясуньи поддерживались в самых красивых положениях, то слегка отворачиваясь, то повертываясь пол- пым кругом, шов половину, чрезвычайно строй­
207
но. Восемдесять женщин являлись в каждой пляс­ке, и каждая из них шевелила головою во одно время и одинаково с другими. Мера, сперва ме­дленная, делалась постепенно живее, пока станови­лась чрезвычайно скорою- С головы до ног, ка­залось, плясуний дергают судороги, и пляска кон­чилась общим восклицанием.
« Другая пляска, из равного числа женщин, следовала за этою и была сопровождена четырь­мя плясками мужчин. Единственное различие муж­ской пляски от женской заключалось в том, что мужчины часто двигали ногами, а женщины едва подымали их от земли. Все это состав­ляло зрелище прекрасное. Женщины были одеты только с пояса до ног ; руки и груди были у них открыты, и зрители могли полюбоваться их красивыми, стройными бюстами. Одежду, богатую и со вкусом драпированную, составляли пере­вязки из тапа, украшенные пронизками и цве­тами. Мы с большим удовольствием находились при туалете дикарок, и приятное препровож­дение времени доставило нам рассматрива­ние уборов, по мере того, как их приноси­ли. Мы любовались всеми подробностями посте­пенного наряда, кончившагося тем, что в знак утонченной роскоши лили кокосовое масло, на­душенное сандалом, на голову, плеча, шею и грудь диких щеголих. Женщины, говоря вообще, пока­зались нам скромны, но ласковы. Дочь Партона первенствовала в одной пляске, а сестра её в другой. Это были две премилые девушки, легп по
208
15-ши. Туи-тонга предводил одною из муж­ских плясок, а сын его, мальчик лет 11-ши, другою. Надобно большую крепость, чтобы по здешнему петь и плясать в одно время, и особ­ливо к окончанию Фигур. Я попытался подпевать дикарям с четверть часа, и ужасно утомился, хоть и сидел. Мужчины были одеты однообраз­но, кроме корифеев пляски, у которых откры­ты были только руки, а остаток тела весь за­кутан тканями. Множество кусков mana, нави­тых около пояса, было таково, что составляло толщину Футов на шесть сверх тела, и совер­шенно скрывало Формы. В 11 ~ часов пляски кон­чились. »
От Тонга-Табу, капитан Валдеграв напра­вил путь к Вавао, чтобы получить там сведе­ния, касательно двух китоловных судов, на экипажи которых незадолго перед ипемъ' напа­дали туземцы. Вечером Л-го Июня Серингапапи- нам остановился блцз острова Вавао, а на дру­гой день Валдеграв сошел на берег, требовать от дикарских старшин изъяснения причин, в следствие коих дерзнули они напасть на кораб­ли, охраняемые Великобританским Флагом. Пре­доставим здесь речь самому капитану :
« Меня пррвели в огромное строение, назначен­ное для кавы, где нашел я царя, сидящего. Англи­чанин Броун находился по левую руку его ; по обе стороны стояли главнейшие вельможи, и пря­мо против царя низшие чиновники. Кругом дома, по лугу, между Фаи-пюка прежнего царя и домомъ
кавы, теснилось тысячи с три дикарей. Царь про­сил меня сесть. Но, стоя перед ним, и неспи- мая шляпы, гпак-же, как и все мои Офицеры, я отвечал : « Король Георг прислал меня спро­сить у тебя, Финау ! для чего умертвил ты ка­питана корабля Елисавета и китоловов с ко­рабля Дродяги (Rambler)2^0гу-ли я сесть, пока не скажешь ты мне: для] чего учинил ты такия ужа­сные дела ? » — При сихъ’словах Финау натрясся от гнева и от страха. В первый еще раз с ро>- ду спрашивали его таким образом перед его на­родом. « Взгляни на этого священника — приба­вил я, указывая на Миссионера — он скажет тебе, что я пришел не мстить, но узнать об­стоятельства дела. » Туш Финау начал изъ­яснять, весьма тихим голосом, чшо начальник Бродяги и он Финау вели весьма дружескую тор­говлю, когда вдруг два человека с корабля бе­жали на остров. Вместо того, чтобы отнесшись к нему, царю острова, капитан хотел употре­бить силу и начал стрелять по народу, собрав­шемуся на берегу. Беглецы были возвращены, но капитан имел неосторожность явиться после того на землю; народ взволновался, и убил его и всех, кто был при нем на лодке. Что ка­сается до Елисаветы/" то, по словам Финау, пер­вые сношения, капитана с островом были столь дружественны, чшо восхищенный этим капитан обещал подарить ему# царю, ружье. Но во время отбытия корабля, капитан отказал в подарке, и Финау начал думать вот так : « Елисавета,
Ч. ПИ. О
240
как прежде Бродяга, станет теперь стрелять по народу моему; лучше предупредить такую бе­ду » — и он велел убить капитана и несколько матрозов. Впрочем, Царь прибавил, что весьма кается в своем поступке и никогда вперед поступать таким образом иебудеип. « Хорошо — отвечал я на царские объяснения — я переска­жу королю Георгу все, чшо шы мне говорил.» — Прощаешь-ли ты меня? — спрашивал Финау. — «Я неимею права прощать, потому, что пришел толь­ко спросишь у тебя.» — Станешь-ли пить с па- ми каву? — Я снял шляпу и присел подле Царя. Народ сопровождал мой поступок громкимч» рукоплесканием. Каву принесли и я принял в ней участие. Потом Финау пригласил меня про­вести у него ночь. Посоветовавшись с офицера­ми моими, я принял предложение.
а После кавы мы удалились в хижину, замеча­тельную по её чистоте и красивой наружности. Двойная рогожка из кокосовых волокп покры­вала в ней пол. Царь просил меня велеть офи­церам выйдти, и часа с три повторял мне по­дробности ссор и знаки своей печали. После обе­да хотел он мне показать ловкость свою в стрельбе, взял ружье —промахивался мимо всех птичек, в которых метил, и кончил шем, что попал в какую-то несчастную курицу. За то ее тотчас общипали, исжарили и съели. Дру­гая кава следовала за подвигом властителя Ва- вайского. Во время продолжения кавыл Финау так усильно просил отдать ему мою шляпу, что я
214
принужден был согласиться. Вечером происхо­дили пляски в доме кавы, и после двух ужинов отправились мы в хижину, где надобно было но­чевать. На другой день, после завтрака, я предло­жил Финау ошправип/ься со мпою на корабль. Он согласился, но министр его начал просить меня дать слово, что я невоспрепяипсшвую Царю воз­вратиться обратно на землю. Я предложил ама­ната, и прибавилч> : « Мой хирург пошел за че­тыре мили отсюда, во внутренность острова, чтобы повидаться с любимым царским племян­ником; духовник мой его сопровождает — от- дам-ли я шакимчи образом их вгь ваши руки, если имею намерение сделать зло Царю вашему ? Слово мое дано, и король Георг повесит меня, если я, давши слово, несдержу его. » — Хорошо — возразил Финау — я иХу с тобою ! — Мы пус­тились в двух лодках, сопровождаемые двад­цатью девятью человеками. Плывя между тузем­ных лодок, мы были приветствуемы радостным криком. Когда Финау взошел на корабль, я ве­лел моимчи солдатам маневрировать, и царю дваж­ды подавали вина, как равно и свите его. Царь исходил по всему кораблю, называл по имени каждую вещь, и пробовал свистнут в коман­дный свисток. Услыша барабан, подавший сигналя» к офицерскому обеду, Финау пошел за служите­лями и сел за общий стол. Кончив туш обед, он перешел в мою каюту, где снова при­нял участие в моем столе. Солдаты наши опять маневрировали с полчаса, и восхищенные дикари
4 Г
242
снова радостно кричали. В три с половйною часа по полудни, Финау и свита его пустились от корабля в шлюпке, и уже в девять часов шлюпка воротилась, полнехонька иньямов, кото­рые дарил нам властитель Вавайский.
« Финау царь самовластный, и все его повеления тщательно и немедленно исполняются. Он языч­ник, и лет ему будет около тридцати. Де­тей у него двое, жен три. Жениться может он только на дочерях знатных старшин. На­следник его дишя от одной из его жен, при­надлежащей к знаменитому туземному роду. Кро­ме жен у Финау множество подруг. »
Вот что узнаем мы от капитана Валдегра- ва, который впрочем обозревал все поверхност­но, — Чпю касается до новейших трудов Мис­сионерских, все известное об них досгповерно состоит в том, что проповедники, основав­шиеся в Гифо, обезнадежась упорством Тата, в 4830 году перешли на острова Гапайские, где обратили в христианскую веру царя и большое число его подданных. На следующий год такую- же удачу увидели они на Вавао, и по всем ве­роятиям самый Тонга-Табу кажется уступающим общему направлению островов Тонгских. Три Миссионера, утвердившиеся в Ниуку-ЛаФа, ври благочестивом Тубо, ежедневно приобрепиаюпи истинной вере новых поборников. Желательно- бы, чтоб между ревностными проповедниками сы­скался новый Эллис, и сохранил нам память о
243
нравах и идолопоклонстве, истребляемых его товарищами, и чтобы прежний быт архипелага/ Тонгского доставил нам через то материал для всеобщей истории человечества, столь обшир­ной и столь неполной притом.

АРХИПЕЛАГ ТОНГА. — НРАВЫ, ОБЫЧАИ, РЕЛИГИЯ ТУЗЕМЦЕВ.
Сосед архипелага Виши, занятого черными пле­менами, Топгский архипелаг очевидно принадле­жит еще к той породе Океанийцев, которую называем мы Полинезийскою } и по странности, довольно неизъяснимой, эша порода является па нем благороднее, менее смешенна, более правиль­на, и даже более бела, нежели на других остро­вах, гораздо далее отстоящих от Меланезии. Черты лица Тонгских островитян приятны, вы­ражение важно и скромно. Большею частью, у них орлиный нос, губы небольшие, волосы вообще гладкие, тело складное и стройное. Присовоку­пите к тому цвет кожи не очень цветной, осо­бливо у женщин и начальников, и вы без труда поймете, как много внешностью своею этот народ может походишь на племена южной Ев­ропы. Иные из здешних дикарок представляютъ
215
Формы столь прекрасные и чистые, что могли-бы служишь образцом для наших художников. Одно только должно осудишь в них —- ноги слишком толстые.
В умеренном климате, при пище обильной и легкой, дикари Тонгские вообще наслаждаются по­стоянным здоровьем. Они подвергаются одна- кожь элеФанипическои проказе, сухотке, просту­дам, и какой-шо накожной сыпи по разным ча­стям тела. Старики здесь многочисленнее, неже­ли на других Полинезийских купах, свежее, лов­че и сильнее.
Мы уже видели каков характер у этого ди­кого поколения — сначала гибкого, вкрадчивого, с приятными внешностями, но корыстного, жад­ного, злого и жестокого, если оказывается к то­му случай. Потому каждый мореплаватель мог видеть его под различными отношениями, иной хвала без меры, другой слишком уже может быть унижая. Ласковые к посетителю и убива­ющие его, приветливые и жестокие, великодушные и алчные корысти, глубоко лукавые, а паче всего храбрые — важные, приветные между собою, смы­шленые, хитрые, готовые к образованию—вот черты, прошиворечащие одна другой и отлича­ющие между тем дикарей Тонгских. Обществен­ные связи между ними благородны и благоприлич­ны. Семейства хорошо управляются отцами; жен­щины неподвержены позорному унижению ; законы табу нестроги до нелепости. По всему эшому, капитан Дюмон-Дюрвиль непобоялся поставишь
246
Тонгских дикарей почти на одной линии с Ново- Зеландцами. Они вполне одарены качествами вы­сшей степени, и особливо властью над самими собою, неизбежным следствием ума сильного, возвышенного.
Общественное деление можно определишь здесь пятью разрядами : туи-тонга, эгуи, мата-буле, му а и ту а.
Я уже говорил, что такое значит туи-тонга и его семейство. Эгуи, или знатные люди, кажет­ся, составляют класс владетелей земли. Ими за­няты первые должности на островах ; из них избираются политические начальники в каждый округ, почти независящие от туи-тонга, и обя­занные только воздавать ему условные почести. Такая независимость, по видимому, несущество- вала в начале, цо в наше время сделалась она делом бесспорным. Под защитою самых могу­щественных эгуи, начальники округов образуют вторых, подчиненных эгуи, разделяющих судь­бу своих начальников. Для означения нервовла- сшие над каким-либо островом, округом, се­лением, начальники присовокупляют к слову : туи (господин) имя своего владения. Отсюда на­звания ; туи-Вавао, пиуи-Гапаи, туи-Намука.
Только при благородном роде матери пере­дается благородство. Если мать была простого рода, дитя её считается простолюдином. Ни в каком случае богатство непридаеш благород­ства. Даже и ныне, несмотря на перевороты, изменившие столь многое на Тонга-Табу, при ка-
247
вах и других торжественных собраниях, мо­гущий и грозный ТагоФа долженствовал уступать первенство робкому Тубо, ничтожному Лату и прочим членам Фата-Фаев, на которых едва удосшоивал он смотреть при других отноше­ниях.
После эгуи следуют мата-буле > важное и по­лезное звание, существенное-уравнение Феодальной системы архипелага. Маипа-буле суть природные советники, опекуны эгуи. Они обязаны наблюдать за управлением собственностей, соблюдением церемоний, поддержанием преданий. Редко эгуи ре­шится на что нибудь важное без совета с маша- буле. Они естественные посредники между чернью и властями, ступеньки между низшими и высшими.
Звание му а, что-то смешенное, составляют почти все родственники маипа-буле. Им предо­ставляются ремесла, именуемые свободными между дикарями : постройка лодок и больших зданий, обделка китовых усов, вязанье сетей. Другие ремесла принадлежат званию туа, самому низше- му, подразделяемому опять на разные части, смопь ря по большей или меньшей степени презритель­ности, какой подвергаются их занятия. Самые презрительные упражнения суть поваренные и зе­мледельческие. Собственно-невольников на Тонга никогда небывало ; пленников, взятых в битве, либо резали, либо обменивали, отпускали просто, или наконец вмещали в ряды победителей.
Прежде, когда архипелаг был подчинен вла­сти правильной и уваженной, войны были редки и,
218
разумеется, частны. Те, кого тревожил дух браннолюбия, отправлялись на острова Вити, ме­сто сражений беспрерывных й жестоких. Возму­щение Финау изменило эшо мирное состояние. В течение десяти лет потом весь архипелаг на­ходился в битве нескончаемой. Воинсгпва в две, в три тысячи человек многократно сходились на брань, и эти сражения выказали предприимчивый и воинский дух дикарей. Каждый, способный взять­ся за оружие, отдавался в распоряжение эгуи и следовал за ним во все походы. Обыкновенно, старались избегать больших сражений, и лучше заменяли их сшибками и засадами. Побежденная сторона предавалась на волю победителя, или бе­жала на союзный остров, увозя в своих лод­ках жен, депией, стариков и лучшее имение. Сколько пиаких беглецови! гибло в волнах Оке­ана, дополнявших тем погибель от меча побе­дителей !
Оружие дикарей составляли копья и головоломы, или дубины разного рода. Теперь вооружаются они ружьями, и особенно штыками, насаженными на длинные рукоятки.
Понятие о преступлении ограничивалось на Тонга почти одним только нарушением табу, или не­повиновением начальнику—двояким преступлени­ем и очень редким. Палки были обыкновенным на­казанием, а в важных случаях приговаривали к смерти. Поединки известны па Тонга. Если два эгуи обвиняют друг друга, дело решается
21Э
битвою одного против другого. Иногда стерт одного из противников оканчивает спор, но чаще следует искреннее примирение.
Управление собственностью, игры, пляски, раз­говоры составляют главнейшие упражнения эгуи и мата-буле. Я говорил уже о леагви и фана- калан. Подобно последнему, джиа-луба есть также ловля шпиц, посредством приманки. Охота за крысами, фана-гума, почитается увеселением еще более знаменитым; только знатнейшие эгуи им занимаются. Прежде начала, служители разбрасы­вают по земле прикормку для крыс, и чтобы по­казать туам, что они должны очистишь место для господ своих, бросают в разных местах обрубки дерева. Пригошовя таким образом ме­сто, охотники являются туда, вооруженные лу­ками и стрелами. Разделясь на две равные сто­роны, под начальством двух, самых знамени­тых по званию старшин, начинают соперничать в оказании наибольшего искуства при такой странной забаве. Стрелки становятся гусем, по­переменно один за другим из обеих партий. Едва появится крыса, передовой охотник стре­ляет в нее, и потом, убил или нет добычу, становится сзади цепи стрелков. Таким обра­зом каждому достается выстрелить в свою очередь, и сторона, которой удалось убить де-> сяшок крыс, почитается выигравшею. '
Другие забавы, или упражнения, сушь*, ало, ловля бонитов ; толо, игра в копья, о которой я уже говорил ; фанмфо, плавание через бурун; фанга-
220
туа, бишва дубинами j фугу публичный бой ; тау- папа, игра копьями ; лафо, род игры в палет ( бросанье круглых камешков ) ; гифо и габо увеселения женщин, игры, состоящие в бросании шариков на воздух. Ловкость состоит в том, чтобы беспрестанно бщли на воздухе пять шариков, переходя из руки в руку.
Разговоры от нечего делать почти всегда вер­тятся у дикарей на рассказах о Папа-Лангуи ( Европейцах ). Есть такие говоруны, которые присвоивают себе право занимать, или заставлять
смеяться других, рассказывая множество смеш­ного о наших нравах и обычаях. Разумеется,
что таким сказочникам позволяется прибавлять самых нелепых преувеличений и небывалых по­дробностей, но где-же поэзия используется сво­бодой прибавки, если хочет чтобы ее слушали внимательно и увлекались её рассказом ?
Множество ремесленных званий, па какие делягии- ся островитяне, показывает рукодельность до­вольно обширную. Надобно упомянуть о построй­ке лодок, в чем дикари Тонгские превосход­ствуют (ремесло фа-вака}. Другие ремесла суть : фанна-ле, искуство низать ожерелья из кашало- товых зубов ; то фунга та мака, кладка скле­пов, для погребения старшин; джиа кобенга 3 вя­занье сетей ; то фунга тотаи-нка, рыбная ловля, сетями и удочкою ; тонга-фале, постройка хижин; та тату, накалывание кожи, или татуаж; тонгуп- акао, чеканка головоломов ; фан-кева, бритье, ко-
224
mopoe производят, либо острыми раковинами} либо куском лавы; (fiau-уму, поваренное искуство* Все звания таких ремесленников наследственные, между тем, как остальные искуства, как-то : хирургические операции, постройка крепостей, витье веревок, выработка оружия, неподлежат сему закону.
Землепашцы, или каи-фунуа, обработывают зем­лю орудием в роде деревянного заступа, назы­ваемого гау. Обыкновенно, женщинам предоста­вляется вязанье тканей, рогожек и корзинок. В первоначальном виде ткани именуются тапа, а окрашенные и обделанные принимают название гнату.
Самые тонкия рогожки делаются из листьев пандана, и называются гнафи-гнафи. Спальные ро- ' гожки ( фала ) подбивают и разнообразят вели­чиною. Есть по 70-ти Фунтов в длину и по шести в ширину. Парусные рогожки ( ла ) сколь легки, сшоль-же и крепки ; рогожки с узорами (тшпау), рогожки вместо ковров ( такапу ), рогожки кро­вельные ( баула'}, дополняют ветви этой Фабри­кации. Корзинки делаются так-же разнообразны, как и рогожки. Все это принадлежит к заня­тиям женщин, а равно делание гребней из ко­косовых листьев, и выделка ниток из коры олонга.
Еда между старшинами Тонгскими начинается с утра, завтраком, за которым следует кава; потом в полдень бывает обед, и при захож-
222
депии солнца ужин. В больших обедах каждому ставят отдельную порцию. Женщины никаким за­коном неисключаются от трапезы мужчин, по писшим званиям непозволяешся перед высшим ни пить, ни есть. Никто несмееш есть перед шуи'шонга, и по странному сцеплению понятий сам туи-тонга неможеш делать этого перед старшими в своем семействе.
Каждая незамужняя дикарка может выбрать себе друга, который ей нравится. Сговоренные, как бывает это с большею частию дочерей стар­шин, обязаны жениху такою-же верностью } как замужния женщины. Впрочем, самые свободные ди­карки нешеряюгп некоторых приличий. Частая мена друзей почитается между ними бесславием. Замужния женщины, обыкновенно, живут скромно и остаются верны мужьям. При нарушении супру­жеского обета, закон передает виновную жену и соблазнителя во власть оскорбленного супруга. Будучи совершенным господином жены, муж может убить ее безотчетно, но всего чаще кон­чится разводом, и тогда жена делается свобод­ною госпожею своих поступков. Эгуи беруш жен сколько пожелают, но жены считаются меж­ду собою старшинством по рождению. Немного обрядов сопровождает здешния свадьбы. Жених приходит брать свою невесту в доме отцов­ском, и дает пир родным обоих семейств. Этого считается достаточным для супружеского обязательства. Туи-Тонга считался, человеком, столь высоко поставленным над другими, что
223
уже никакая женщина немогла сделаться его за- конною женою. Эпют царь-первосвященник за» бирал в свой гарем по воле дочерей самых отличных эгуи, и все они считали за чесипь его выбор. Наследником звания отцовского считалось дитя, рожденное от самой знатной из жен пгуи-шонга. Некоторые женщины из семейства Фаша-Фаев, и Тамага особенно, пользовались пра­вами шуи-тонга при выборе мужей. Муж вы­бирался, правда, один, но позволялось иметь осо­бенных друзей, и переменять их, так, что ни­кто из этих прислужников неимел никакого права на противоречие своей знаменитой подруге.
Благородство, передаваемое по женскому ко­лену, так высоко ценится на Тонга, что жен­щина нешеряелгь прав своих выходя за-муж, и сохраняет все преимущества своего звания. Если супруги неравной степени, муж низшего рода обязан исполнить обряд мое-мое перед женою принимаясь за обедч>, под опасением нарушить в противном случае уставы пиабу. Женщина, вы­ходя за человека, более её знатного, увеличива­ет личное к ней уважение, но подобное право пепереходит на мужа, который имеет жену его благороднее.
Женщины, особливо матери семейсшвч», часто усыновляют чужих детей, и опи становятся равными их собственным. Политическая мера явно вмешивается в сей устав. Дети принима­ют звание своей матери, и им отдаются рав­ные с нею почести и условия этикета, с самаго
22M-
Детства. Детей мужеского пола подвергают об­ряду обрезания. Татуаж почти всегда произво­дится уже над взрослыми ; рисунки его бывают разнообразные и красивые. Женщин татуируют только на конце рук.
Хижины наиболее строятся овальной Формы, Фу­тов по 30-ти в длину, 20-ти в ширину, и от 4 2-ти до 4 5-ти в вышину. Их составляет крыш­ка, поддерживаемая рядом жердин, или брусьев, плотно сдвинутых и перевязанных одна к дру­гой. Пол составляет битая земля, покрываемая слоем сушеной травы, на котором растягивают рогожки из кокосовых листьев. Внутренность может быть разделена на несколько комнат, посредством рогоженных перегородок. Особен­ными рогожками по скату кровли защищается хи­жина, в случае надобности, от дождя, ветра и солнца. Одни господа хижины имеют отделение в ней, а все прочее семейство спит где попало в осщальной части строения, только с разделе­нием мужчин от женщин. Для служителей строятся отдельные маленькия хижины. Постели состоят из рогожек, и что носили на себе днем, гпо служит вместо одеяла ночью. Мебели Тонгского хозяйства несоставяпи длинного инвен- шариума : одна, либо две деревянные чашки для кавы, калебас, или тыквина для воды, кокосовая ореховина с маслом для туалета, скамейка, де­ревянный обрубок вместо изголовья—вот все. Окружаясь. небольшими огородами, хижины дикарей образуют маленькия селения. Такое селение име-
225
нуется коло, если оно укреплено, а самое оошир- иое называется муа, и составляет род столицы. Селения вообще содержатся весьма опрятно ; их пересекают дорожки, окружают палисады, оше- няюш купы деревьев.
Пища дикарей, здоровая и многоразличная, со­ставляется из еств обыкновенных во всей По­линезии. Но поваренное искуство кажется до­стигнувшим на Тонгском архипелаге большей утонченности, нежели на других Полинезийских островах. Маринер приводит до тридцати раз­личных поварских рецептов. За то одежда ди­карей весьма проста. Она состоит из тонкой рогожки, или куска ткани, который завертыва­ют в полтора объема вокруг тела, завязывая на поясе. Женщины обыкновенно закрывают грудь, но у мужчин опа открыта. Простолюдины часто довольствуются йисшвяным передником, и поя­сом похожим на Таишское маро. Мальчишки долго бегают нагие совершенно, но девочки оде­ваются с ранних леип. Иногда дикари надевают маленькие калпаки наголову, обвертывают голову куском ткани, в роде чалмы, либо носят про­сто щипиочки, сплетенные из кокосовых листь­ев, род зонтика, для защиты зрения от солнеч­ных лучей.
Уборка Колосов самая важная часпиь Тоигского туалета. Туш несоблюдаешся никакого однообра­зия. Одни носят длинные косицами волосы^другие стригут и бреюпи их. Некоторые из дикарей красят еще волосы крепкими веществами, в бе-
Ч. Г IL 4 5
226
лый, красный, рыжий цвет, и потом тщательно завивают их. Иные из Тонгских фаииионеблеп несмеюпгь пошевелишь головою, боясь расстроишь прическу, тщательно прилаженную. Дикарки, на­против, стригут волосы весьма коротко. Йо особенное отличие обоих полов на Тонга соста­вляет телесная чиспюгпа, доходящая до прихотли­вости. Употребление купанья, соединяясь с нати­ранием кокосовым маслом, придает коже мяг­кость и замечательную красоту. Дикарка, идя на праздник, чисто вымытая, намасленная, раздушен­ная, с её многочисленными и разнообразными укра­шениями, с ожерельями из раковин, птичьих костей, аккульих зубов, или китовых усов, в самом деле кажется чем-то прелестным и обольстительным.. Пандановые плоды, пахучие цветочки, иногда украшают её красивую головку, или плетеницею обвиваются по её прекрасной гру­ди. В мочках ушей, проткнутых весьма широко, вставляются палочки, дюйма в гари длиною, и тростниковые коленца, наполненные желтым по­рошком.
Я говорил уже о музыкальных инструментах. Главные: нафа, род барабана, из бамбуковин разной величины, и фанго-фанго, род Флейты, из бамбуковипы, закрытой с обоих концов и про­битой шестью дырочками, в которые играют носом. Известна еще на Тонга сиринга, или Па­нова свирель, составленная из 8-ми, или 40-ти тростинок, параллельно приложенных и произ­водящих довольно неправильные звуки.
227
Подобно Тайши и Гаваям, па Тонга есть пес­ни, назначенные, одни для предания на память ис­торических воспоминаний старых времен, другие для изображения вымышленных событий, и на­конец особые для простого аккомпаньемана пляс­ке. Пляски, как уже говорил ял бывают весьма красивы, приятны, благородны и разнообразны.
Жители Тонга, кажется, непризнаюш Фетиши­зма, который так силен на всей восточной По­линезии. Их идолослужение более эмблеммаипиче- ское, нежели положительное, совершенно созер­цательное обожание готу а, каких-то божеств, неопределенных и довольно темно описываемых. Готуа Тонгское, конечно то-же, чшо ату а, Таиш- ское, но религиозная идея его, символ, догмат, служение, у жителей Топгских гораздо темнее, и менее понятно, нежели в Таитской мифологии.
Есть готуа всех разрядов, разделенные в иерархическом порядке, несчитая гопиуа-духов, какими почитаются умершие эгуи и маша-буле, удостоиваемые сей чести после кончины их. Осо­бенные готуа-пу суть духи пимы, определенные тревожить людей.
Следуя Куку, должно считать главными богами: Кала-Футонга, создавшего большую часть предме­тов, бога-женщину, живущую на небесах, пове­левающую стихиями и страшную в гневе своем ( Вильсон называет ее Кала-Фпла^Тонга ). Далее следуют : Тали-Лнубо, бог войны, покровитель еу> или царя Вавайского, с которым он сове» 4 5* '
228
шуегпся непосредственно; Тун-Фуа-Болоту, или на­чальник Болоту, низший предшествующего, не­смотря на громкое имя; Гигулео, могущий бог, обожаемый семейством туи-шонга ; Тубо-Тотаи, буквально : морской Тубо, бог странствующих, призываемый при вступлении в лодку; Алам~Валу> бог покровитель семейства гу, обожаемый в Офу ; Ало-Алоs бог стихий, призываемый владель­цами земель ; Мавп, которого находим на Тонга превращенным во что-то в роде Эпкелада, или Атласа. Он держит землю па хребте своем, и шевелясь причиняет землетрясение.
За тем идут Гала-Апп-Апи и Туи-Болоту, второстепенные божества моря и путешествий ; Тогуи-Уку-Меа и Тубо-Бугу^ похожие на двух пред­шествующих ; Тангалоа, божество ремесл и ху­дожеств, который ловил когда-то рыбу удоч­кой и вытащил удою своею на поверхность мо­ря острова Тонга. Этот последний бог, кажет­ся, имеет привиллегию перед другими на стран­ные и любопытные об нем предания. Маринер приводит одно из таких преданий, и его дол­жно передашь здесь вполне, как образчик мифи- ческихч» догматов и литшерагпуры архипелага Тонгского :
« Бог Тангалоа и два сына его пошли жишь в Боло­ту. Жили они там долго, когда Тангалоа сказал так сыновьям своим : » Подите с вашими женами и живи­те в мире на Тонга. Разделите землю на двое и живите раздельно. «Они пошли. Имя старшего было Тубо, а млад­шего Вака-Ако-Ули. Младший был очень искусен. Пер­вый он сделал топоры, пронизковые ожерельи, ткани
229
Папа-Лангуев и зеркала. Тубо был совсем различен : фшо был ленивец. Он только что прогуливался, спал и завидовал работам брата. Наскучивши просить их, вздумал он его убить 5 и спрятался для этого худого дела. Встретил он однажды брата своего, когда тот гулял, и убил его. Тогда пришел из Болоту отец, распаленный гневом. Потом он спросил : « Для чего убил ты брата своего ? Немог-ли ты работать, как он ? Беги, несчастный, беги ! Скажи семейству Ваки-Ако- Ули, скажи, что-бы оно пришло сюда. « Те пришли, и Тан- галоа дал им такой приказ : » Подите и спустите на воду лодки ; плывите на восток к большой земле и ос­таньтесь там. Ваша кожа будет бела, как душа ваша прекрасна. Вы будете ловки, вы сделаете топоры, всякия хорошие вещи и большие лодки. В mo-же время велю я ветрам дуть от вашей земли к Тонга. И отсюда нельзя будет им идти к вам на своих худых лод­ках. » Потом Тангалоа так говорил старшему бра­ту : «Ваши будут черные, потому, что у вас душа худая, и вы будете лишены всего. У вас небудеип хоро­ших вещей, и вы непойдете в землю ваших братьев. Как вам можно будет идти туда на худых лодках? Но братья ваши иногда придут торговать с вами. »
Любопытно встретишь в сей Океанийской ле­генде что-то намекающее на рассеяние людей по земле и разность родов, деление между злыми и добрыми, первое убийство и наказание за него.
В след за первоначальными богами следует длипньий ряд го ту а, духов умерших -эгуи и ма- ина-буле, имеющих силу вдохновлять жрецов и являться своим родственникам и друзьям. Их призывают на Фаи-шоках, составляющихъ^ пред­мет глубокого благоговения; впрочем, такое бла­гоговение обще для всех божееш. Примеры не­
230
благочестия здесь весьма редки, может быть, по­тому, что телесное здоровье почитается связан­ным с строгим наблюдением религиозных ус­тавов. Проступок дикаря против религии на­казывается самими богами, которые ниспосылают на виновного тяжкую болезнь, и даже смерть. Та­кая система наказания временного, установленная и утвержденная единожды, немало способствует повиновению уставам и вере в предания. '
Боги являют свое присутствие, по мнению ди­карей, особенным свистом, потому строго опа­саются дикари свистать, из уважения к боже­ствам своим.
Жрецы на Топгском архипелаге необразуюш, как на других Полинезийских кунах, привил- легированной насты и особенного сословия. Здесь природа создает жреца, а не призвание : надоб­но, чтобы жрец имел способность вдохновлять­ся и быть от времени до времени посещаем бо­жеством. Тогда становится он фаге-гуеге, то есть, отличенный, отделяясь от всех осталь­ных людей, и переходя в состояние « чистого бытия. » Если вдохновение прекратилось, жреческое звание с ним уничтожается, и жрецыстановят­ся существами обыкновенными, входя в состоя­ние общественное, к какому прежде они принад­лежали, обыкновенно низшему. Эгуи весьма редка бывают жрецами, а особливо звания несколько воз­вышенного.
Сомневаться нечего, что мнимое вдохновение Тонгских жрецов есть обман и шарлатанство,
231
но Маринер говорит однакож, шию, кроме лож­ной причины, будто оно внушается богами, надоб­но признать его особенным каким-то состояни­ем, происходящим от безумного напряжения нерв и впечатления на мозговые органы. Кажется, чпю Тонгские жрецы испытывают то неестествен­ное состояние, которое ощущали древние Пифонис- сы и Сивиллы, и которое оказывается ( если толь­ко верить рассказам ) в явлениях животного магнетизма. Жрец Тонгский делается печален, задумчив, мрачен, как будто1 борется с внут­ренним каким-то чувством ; уступая ему, он начинает говорить, сначала глухо, будто по не­воле ; потом переходит далее до судорожных припадков, лепечет, говорит быстро, бессвязно, делается страшен и,ужасен. Наконец следует какое-то эпилептическое трясение, пот каплет с него градом, рот дергает, зубы стучат, губы синеют, грудь вздымается, пульс бьется быстро, и только обильный поток слез облег­чает страдальца. Тогда он приходит в себя, чувствует сильный голод и ест за четверых.
Дикари верят, чпю боги сходят иногда с Болоту, и вдохновляют пе одних жрецов. Та­кия посещения проявляются на избранном мрачпокг думою. Тут спешат разделаться кавою, или пе­реходят в состояние жреца. Маринер рассказы­вает, чпю подобный припадок случился с од­ним молодым и красивым эгуи. Он побежал советоваться с старым жрецом, и тот объ­явил ему, что женщина, за два года умершая, и
232
перешедшая теперь в Болоту, смертельно в него влюбилась и требует его к себе. Для ис­полнения желаний её, бедному эгуи следовало уме­реть, и жрец прибавил, что через несколько дней смерть неизбежна. Жаль, что Маринер не- сказывает : сбылось-ли предвещание ?
У жрецов обыкновенно требуют совета, если кто нибудь сделается болен, и потому больных носят от одной молельни к другой. Если ди­тя сделается весьма нездорово, мать приносит его к дверям хижины жреца, в сопровождении своих подруг и родственниц, у которых на­деты бывают ожерелья из листьев дерева ги. Она садится в кружку среди своих провожа­тых, и требует для больного ребенка заклина­ний, долженствующих изгнать болезнь. Жрец произносит их, и в награду берет разные по­дарки.
Табу, это торжественное запрещение, тяготя­щее все Полинезийские земли, являет свои неко­торые особенности и свои Формы на Тонгском архипелаге. Мы видели уже, что здесь оно снис­ходительнее для женщин. Вот еще некоторые различия его : кто прикоснулся к особе гораздо высшей сго, делается табу по этой одной причине, и поможет уже употреблять рук своих. Что­бы снять с себя такую беду, надобно сперва ис­полнить обряд мое-мое, а потом вымыть ноги того, к кому прикоснулись. Если вблизи неслу- чипися воды, достаточно бананового сока для об­
233
мытия. Если дикарь опасается, что касался пищи руками табуированными, избегая худых следствий, он кланяется в ноги старшине высшего разря­да, берет ногу его и прикладывает к своему животу. Такой обряд именуется фата. Чем зна­тнее старшина, тем лекарство действительнее. Потому для Фата особенно стараются исполнишь его с членом семейства Фаша-Фаи. В случае отсутствия туи-тонга, особенный сосуд, для се­го предназначенный, исполняет очищение, прикос­новением к бедному дикарю. Долгое время упот­ребляли для сего оловянную чашку, оставленную Куком; только кава составляет исключение из всяких табу.
Обряд начи, описанный'мною, вел за собою такое потребление съестных припасов, чгпо вре­менное табу налагалось после того па некоторые ества, и оканчивалось особенною церемониею, на­зывавшеюся фака-лаги. Опа состояла в огромной сборке припасов, жареных свиней, иньямов и паташов, что все несли на царский малаи, где раздавали эгуи, обязанным раздавать их народу. При одном таком случае, Маринер виделч> в сборке пеменее Я00 свиней и 3-х, или Л000 инь­ямов.
Другой праздник, похожий на начи, и называю­щийся тао-тао, состоитч> в приношении Лло-Лло., богу стихий, чтобы он оплодотворил землю. Борьба дополняет этот праздник, род сатур­налии, где смешиваются все звания, и где самый
234
шуи-ипонга может получишь толчек ош после­днего шуа, и несмеегп выказать своего оскорблеии’ ного величия. Особенным отличием смеси лиц на шао-шао было доброе согласие бившихся между со­бою, хошя-бы иному досталось порядком ; пока­зать гнев на человека, изломавшего другому ру­ку, либо ногу, значило недостойное молодушие. Единственное очищение беды в таком случае состояло в мое-мое перед высшими, когда игры кончились.
Именем науджиа назывался ужасный обычай—за­калять в честь богам младенца, испрашивая у них здоровья больному начальнику, Такой-же жер­твы требовали боги, если начальник оскорбил их нечаянно. В старину, по смерти туи-тонга приносили на жертву его первую жену в торже­ственной пауджиа. чтобы похоронишь потом те­ло её вместе с телом супруга. Финау ИИ-й уни­чтожил такое варварство. Велят царским же­нам плакать и терзаться — по крайней мере, не режут их.
Обряды погребения описывал я, рассказывая, что происходило по случаю смерти одного из членов семейства Фаша-Фаев. При погребении пиуи-шонга все тоже делалось в увеличенном виде. Четыре месяца нашивали траур по царе-священнике. Та­бу, если кто нибудь касался трупа его, продолжа­лось десять месяцев, по крайней мере, и пятнад­цать для его близких родственников. В тече­ние целого месяца запрещалось брить бороду и ма­зать маслом тело во время дня. Подле Фаи-шока
235
день и ночь стояли женщины, в течение двух месяцевии, и едва позволялось им удаляться в ближния хижины, на-скоро чего нибудь поест.1
В день похорон, собравшись многими тыся­чами, одевшись е старые платья, имея каждый в руках своих п;оме, или Факел из кокосового дерева, и кусок болатпа, или бананового дерева, дикари садятся шуазах в ЛО-ка около могилы. Одна из траурных женщин приглашает их приблизишься, и они приближаются. Тогда два ди­каря, стоя за Фаи-тока, начинают бить в рако­вину, а шестеро других идут круговидно меж­ду народом и Фаи-шока. Когда церемония кончит­ся, присутствующие ломают свои болата, идут на Фаи-шока и бросают свои томе и остатки болашов.
Ночью снова гремят раковины, пока кориФеи поют что-пю в роде речитатива, частию па Тонгском языке, частию на каком-то вовсе не- известном ( ? ). — Это возвещает самую неле­пую часть обряда, которой изъяснить невозмож­но. В раковины перестают бишь; одна из тра­урных женщин садится вне Фаи-шока и провоз­глашает к народу : « О люди ! вы все, собранные здесь исполнишь предписанный вам долг ! восстаньте и сделайте так, чгпобы вполне совер­шилась ваша обязанность ! » — Эшо значит, что все должны тотчас оплодотворишь землю во­круг Фаи-шока, и ужасная вонь показывает по­сле того, что каждый усердно старался испол­нишь долг на могиле туи-шонга.
236
Иа другой день, на рассвете, дикарки высших степеней, жены и дочери знатнейших старшин, идут процессиею, последуемые своими служанка­ми. они несут притом корзины, и широкими раковинами счищают следы ночного усердия дика­рей. Немногие женщины осмеливаются увольнять себя ош такой странной обязанности. Четырнад­цать ночей продолжается эшо нелепое совершение обрядов. На шестнадцатый день женщины при­ходят в самых щегольских нарядах. Головы их бывают убраны цветами ; па руках у них красивые корзинки, и они только делают вид, будгпо все еще исполняют уборку нечистоты, что действительно делали прежде. По изъяснению дикарей, все эшо показывает таинственный смысл, что пичшо неможеш быть гадко и пре­зрительно, и если оно касается великого туи-тонга.
Тугу-кава составляет также обряд, соединен­ный с трауром. Он состоит в том, что кладут ветку кавы перед могилою, или молель­нею, когда хотят начать действие тугуи, то есть, терзания тела. Эпии телесные мучения небы- вают ни редки, пи легки. Они напоминают бе­зумие Факиров и жогги Индийских. Все молит­вы именуются па Тонга лоту-
Колдовство и предвещание почитаются между дикарями весьма важным делом. Сны, молния, чи­ханье, птичий полет, все соделывается сред­ством гаданья, и иногда решает взяться за важ­ное какое нибуд дело, или отказаться от него. Главнейшие средства колдовства суть: татао, ко-
237
г да прячут в Фаи-шока какую нибудь вещь, и ипем губят её обладателя ; кабе, род вдохно­вения по известным правилам, и наконец — танъу, когда вертят кокосовый орех, й потому, как он остановится, начинают колдованье.
Медицина на Тонга всего более ограничивается колдовством, искупительными жертвами, молит­вами и гаданьем. Но дают однакож пить боль­ным разные выварки трав, хотя и мало наде­ются на подобные лекарсшва.
Гораздо более успели дикари в хирургическом искусипве. В некоторых болезнях пускают они из ног рожечную кровь острыми раковинами, на­зывая такую операцию тафа. Род прижиганья Ста­на) употребляется в упорных и сильных опухо­лях. Его производят прикладываньем куска го­рящей ткани, от чего трескается и болит по­том кожа. Каузо есть насечка па груди, чтобы произвесть истечение палившейся под кожу кро­ви, и иногда для извлечения иззубренного копчика переломившейся стрелы. Маринер говорит об одной пиакой операции, произведенной с большою ловкостью. Куском бамбука и обломком ракови­ны извлечение стрелы было сделано легко, и боль­ной выздоровел через шесть недель. Между тем стрела попала в правый бок, между пя­тым и шестым ребром, на дюйм ниже сосца, переломилась на третьем ряде зубцов, и щупая рану невозможно было добраться до неё. Токо­логи, занятое у дикарей Вити, состоит в роде заволоки, в случае нияжкой болезни гуита ( téta­
238
nos ), весьма обыкновенной на Тонга. Такое-же средство употребляют при ранах в животе и слабости всего тела. Дикари знают также опе­рацию бока (castration) и тугуп-тугуп, трения (fri­ction) маслом с водою, употребляемого в неко­торых болезнях. Они очень удачно лечат вы­вихи и переломы ног; воспаление глаз ( ophtlial- тие ) исцеляют острым соком спондии, или горьким соком бауло. В ранах от огнестрель­ного оружия, они оставляют их открытыми, не только для извлечения пули, но и для превращения Фистульной раны в живую, более способную и лег­кую для исцеления.
Что касается до ужасных болезней, называе­мых кагп и пала, отвратительных и почти не­исцелимых болячек, дикари смягчают их горь­кими растительными соками. Но никаких уже средств нет у них для фуа (elephantiasis) и мо­локо (рода сухотки, или чахотки).
Язык Тонгский ', бесспорно, принадлежит к Полинезийским. Богаче, звучнее языков на остро­вах восточной Полинезии, он имеет более бук­вальных звуков и более чисел. Допуская все со­гласные, он много выигрывает в силе и разно­образии. Приведенные мною речь Финау и легенда Тангалоа и его сыновей, показывают его син­таксические Формы, важные, строгия, определенные. Эипи обращики Тонгской литтерашуры заставля­ют сожалеть, что изучение сего архипелага все еще столь неполно и частно. Океания—эпио руд­ник, едва только открытый. Мы знаем шутъ
239
несколько жил, но кшо скажет, что другие, бо­гатейшие, не остаются недоступны нашему ве­дению!
Произведения Тонгского архипелага вообще сход­ствуют еще с произведениями Таити и Нука- Гива. Но здесь начинают уже являться некото­рые прозябения Азиятских островов, кажется, не распространяющиеся далее на восток.
Из числа растительных произведений должно упомянуть, из деревьев: corypha umbraculifera, mussaenda frondosa, pandanus odoratissimus, her- nandia ovigera, casuarina, разные роды hibiscus и ficus, inocarpus edulis, abrus precator lus, gos- sypium religiosum, a из играв — inelodinus scan­dens, tacca piunatifida, saccharum spontaneum, и проч.
Кроме свиней, и весьма пеболыпого числа собак, на Тонга нет других четвероногих, исключая еще крыс, а из млекопитающих морского вол­ка (Roussette). Птицы здешния сушь: горлицы, ма­ленькие прелестные попугаи, караспиели, зимород­ки. Есть две, три породы змей, одна водяных змей, одна маленьких ящериц. Рыб и моллю­сков множество и разнообразных.

АРХИПЕЛАГ ВИТИ.
Решительно выходили мы теперь из этих Полинезийских архипелагов, столь однообразных нравами и столь измененных уже сближением с Европейцами. Передвинувшись за проливы Тонг- ские, наша Океания прямо устремилась к остро­вам Вити, где Пепдлетон надеялся нагрузиться сандальным деревом. Оттуда мы должны были постепенно обозревать Новые Гебриды, Ваникоро, острова Соломоновы, Новую Ирландию, Новую Бри­танию, все эипи земли, заключающиеся в дикой, столь еще малоизвестной Меланезии.
Славные мечты определяли тут для меня план путешествия! Жадному неизвестного, мне казалось, что я найду па этих островах, куда шли мы теперь, впечатления новые, более живые, более не­ожиданные, более разнообразные. Любопытным взором измерял я по карте все эти огромныя
2T1
земли, прошив которых Гаваи, Таити, Тонга- Табу казались маленькими, ничтожными острова­ми. — «Какое чудное путешествие будет шут для нас! )) воскликнул я с восторгом. Пеидле- шоп слушал меня и улыбался лукаво и хитро.— «Да, сказал он » — чудное путешествие, и осо­бливо пекрашковремешиое, потому, что с того света выходцев побивает, а путешествовать шут, значит наверное, отправишься па ту сто­рону гроба. Если хотите, ступайте одни, любез­ный приятель. Думаю, никому другому пезахочеш- ся быть исжаренным па кухне Витийских ди­карей. На всех этих островах, бесч» всяких чипов, едят любопытных путешественников, и знатоки уверяют, что эшо превосходно вылечи- ваеш от любопытства.»—Как? неуже-ли мы ни­где неосшановимся на эшихчи островах?—-«Как мо­жно менее, потому, чпю останавливаться на них верная беда. Туш пеиайдеше уже людей, подоб­ных племенам, с которыми расстались мы те­перь, иногда вероломных, жадных, воров, без­дельников, по гостеприимных — по крайней ме­ре, досшуппыхЧ) человеку. О, пет! здесьпеувиди- ше уже вы более дикарей, которые просят вас поторопишься посетишь их, пообедать с ними, присутствовать при ихч> плясках и праздниках, пеувидише добродушных Лепетунов, все вам открывающих, все показывающихъ—домы, мораи, общественные здания и духовные места. Для нас все эшо теперь кончилось, и начнется только в Новой Зеландии. Здесь зрелище другое—людей, почти не-
Ч. Г IL 46
2’42
отличенных от зверя, диких, свирепых, мысля­щих только о погибели своего гостя, или убегаю­щих при виде Европейца. Таков общий характер Меланезийских племен. ИИевидавши, вообразишь не­возможно па какой степени варварства и зверства они еще находятся, какую ненависть чувствуют ко всякому роду образованности, какое ужасное без­началие губит и терзает их! Бошисмепы Афри­канские, Беды Цейланские, Негришо Манильские не ниже их па Лествице общественного образования. Вот вы сами увидите. II потому, с тех пор, как эпии обширные земли открыты, с тех пор, как Тасман посетил их в ХѴИ-м столетии, так мало плавателей дерзали посещать Мелане­зийские архипелаги. II кто был здесь, иге гово­рят кратко, иевполне, поверхностию. Если уго­дно, здесь и наблюдать много печего, ибо Физио­логия совершенно дикого человека мало представ­ляет особенного, разнообразного, по еслибы и нашлись предметы для наблюдения, как собрать верные замешки о землях столь недоступных ? Туш нсуспевали самые смелые, самые настойчи­вые странствователи. Кук немог ступишь на Новые Гебриды без очищения берегов пушками; Картерет на Санша-Крузе, Бугенвиль и Сюрвиль на островах Соломоновых, и вот еще недавно капитан Морелль, узнали тяжкими опытами, сколь недоступно зверство Меланезийских дикарей! Их истребятъ—преобразовать их невозможно. Пле­мена медноцветные, уже приученные теперь к на­шему оружию, некогда завоюют все эти земли, и
2)13
постепенно исчезнет перед ними тип Негри­тянский. Но пока сбудется это, неблагоразумна и ничем невознаградима отвага пускаться в сре­ду их мореплавателю. По крайней мере, я до сих пор только проходил между островами Меланезийскими, стараясь меняться и торговать мимоходом, по избегая вдаваться в опасность сообщения более близкого и прямого, »
Так. Пепдлеитюп, без всякой жалости, разру­шал мои живые мечтания. Он ограничивал осто­рожным и недоверчивым образом странствование, коипорое наперед снизывал я себе из стран­ных и необыкновенных приключений, располагая быть Синдбадом Меланезии. Да, чшо-жь такое ? Все еще можно было надеяться, хот па что пи- будь не совсем-то обыкновенное, и —я надеялся! Почему знать, что случай, это шалун, могущий более всяких рассчетов человеческих, невме- тается в дело, необманет предусмотритель­ности моего благоразумного капитана, и в труд­ности предприятия видел я, как говорится — une raison de plus pour désirer davantage (еще одну причину сильнее желать его ).
Среди всех этих желаний и надежд, Океания шла своим мушем ; в тридцать шест часов пройдено было нами расстояние, отделяющее остро­ва Тонга от островов Вити. Утром 27-го Мая, мы оставили в дальнем расстоянии низкие земли острова Батоа, и вошли в пролив, отде­ляющий острова Онг-Геа и Буланг-Га,* земли по-
ж
средственной высоты, необитаемые по наружно* сши и покрытые лесом до прибрсжьсв. Продол­жая ипаким образом путь пат к С. G. 3., по­степенно оставляли мы направо *. Лнг-Гада, На- мука, Комо, Голо-Ру а, а налево Марамбо, Камба- ра, Вангара и Табуне-Спкп. Наконец, 28-го, по­сле полудня, остановились мы под ветром в полу-льё от Лагемба. Туш Пендлешон хотел взять двух, или хот одного лоцмана, чтобы пробраться к Вануа-Лебу, в залив Сандальный. Наше поспешное отбытие от Пангаи-Моду вос- пренятсшвова ю двум Тонгским мореходам, опытным ходакам в здешнем море, явишься к нам и руководствовать нас в нашем плава­нии. Надлежало употребишь для этого Витийских туземцев, хоть они пемогли быть столь ловки, и заставляли опасаться вероломства. Никакая опыт­ность Европейского мореходца немогла-бы, без помощи здешних дикарей, спастись в лабиринте кораллов, разделяющих два большие острова Ви­ши — Вануа-Лебу и Внтп-Леву.
Едва Океания стала на виду Лагемба, три лодки явились к нам; они походили на Топгские, хотя были менее, пистоль красивы, и управлялись не- сгполь ловко. Экипаж их составляли дикари Тон­га и Виши, и шем разительнее можно было ви­деть разницу двух раздельных типов — Поли­незии и Меланезии. Хотя предупрежденный сло­вами Пеидлешопа, не без неприятного удивления смотрел я на новых дикарей. Их кожа цвета сажи, их хилые члены тела, их курчавые воло­
2U5
сы, их черты свирепые и неприятные, их пло­ские Фигуры, их тусклые глаза, все эипо состав­ляло противоположность правильным, открытым, почти благородным очеркам Полинезийским. Те и другие дикари взошли на пат корабль, и с первых слов легко было распознать, что язык дикарей шак-же изменился здесь, как и телесная внешность. Сам Пендлепюн, опытный в Океа­нийских наречиях, непоиимал ни одного слова из языка Вишийцев, и без пособия Тоиигцевчз, мы пемогли-бы разговаривать с ними. Впрочем, вскоре новое пособие явилось па Океании. Это был человек, белее всех его окружавших, с чертами и манерами, исключавшими его из здеш- нихч> дикарей. Приплывши в маленькой лодочке, поспешно взобрался оигь к нам и бросился к но­гам Пендлетопа. Голосом, прерываемым рыда­ниями, говорил он по-Испаиски: «Ради Бого­матери и всехч> Святых, синьор капитан ! спа­сите меня из рук здешних варваров ! Я бе­лый и христианин, как вы. Бог наградит вас за пособие мпе, в здешнем свете, или буду­щем ! )) — Очень рад — отвечал Пенддешопъ—-по кто ипы и откуда ты ? — Бедняк ободрился и рассказалч> свои похождения.
Он был урождеиец Манильский, назывался Эр­нандо, и попал в острова здешние па Испан- ckomis корабле la Conception. Кораблекрушение в проливах, делящих два большие острова, пере­дало его, с сорока товарищами, на неприязненные берега Виши. Чаешь экипажа утонула и была съе-
2’16
депа здешними каннибалами. Остаток рассеялся между различными племенами Виши. Начальники сДелали из Испанцев свою почетную гвардию, или главный штаб застрельщиков. При шаком усло­вии, бедняки пользовались некоторыми правами и пемогли-бы яиаловашься па свое положение. Но та была беда, чшо при беспрерывных войнах Витий­ских корольков, они подвергались жребию дру­гих пленников, то есть, быть исжареппыми и съеденными. Такая печальная судьба постигла поч­ти всех. Эрнандо спасся до сих пор только чудом. « И вот услышал я — говорил Эрнан­до — чшо четверо из товарищей моего бедствия были взяшы с Лагемба кораблем под белым Флагом. Сказал мпе эшо Тумбуа-Накоро, племян­ник великого Ориво, начальника Имбао, моего покровителя и господина. Узнавши подробности такого счастливого события, начал я в свою оче­редь искать всячески случая, перебрался па Лагем­ба, и вот уже полгода жду, чтобы явился какой- нибудь корабль Европейский. Едва завидел я вас, чувство свободы сделалось для меня невыносимым. Я умолил одного старшину плыть со мною, обе­щаясь быть его переводчиком, и обещая ему до­стать какой нибудь подарок. Такимч» образом добрался я к вам,, синьор капитан, и ради име­ни Божиего, пеошриньше меня — спасите меня из ада, где рано или поздно съедят меня эти демоны в человеческом виде ! » Пендлешон у- спокоил бедняка, согласившись взять его с со­бою. Зная Витийские наречия, Эрнандо мог слу-
247
жить толмачом при покупке сандального дерева, и выгоды соединялись в этом случае с челове­колюбием. Дикарю, приплывшему с Испанцем, дали топор и немного пороху, вместо выкупа за пленника. За такой подарок Эрнандо сделался свободен. Надобно было посмотреть, с какою крикливою радостью несчастный старался выска­зать свою благодарность ! Едва могли унять его опи слез, и еще труднее было укротишь поры­вы его восторга. Наконец, восторги бедняка стих­ли, и желая сделать себя полезным немедленно, Эрнандо выбрал из дикарей, приплывших к нам, двух искусных лоцманов. Они обещали благополучно провести нас к Вапуа-Лебу. Учи­нив все такия распоряжения, мы простились с Лагемба.
При взгляде на остров, в нескольких милях, он кажется довольно возвышен, довольно неро­вен, плодороден, покрыт превосходным про­израстанием. Крыши нескольких больпиихчз хи­жин виднелись сквозь густые и сплошные дере­вья до самого берега. На юг, цепь ужасных при­боев, по видимому, делала остров недоступ­ным, но Эрнандо сказывал нам, что там есть проходы для лодок и небольших судов.
Едва скрылся из вида Лагемба, направо у нас явились острова Неау^ Дзпзиа, Бату-Б'ара, посред­ственной величины, несшоль лесистые, довольно возвышенные. Последний особливо был замечате­лен высоким утесом, находящимся в его сре­дине. Ограненный с разных сторон, с плос-
2Л8
кою, как стол вершиною, утес эшош имел Форму брилльянша. При помощи такого странного прибавления, остров хорошо отличается издали, и может служишь превосходным указателем для кораблей.
Между тем приближались мы к бесконечным цепям мелей, почти соединяющих Вануа-Лсбу и Виши-Леву. Уже на небосклоне являлся верх высокого острова Коро л показывающий почти са­мый вход в здешние опасные проливы. Пендле- инон готов был вступишь туда, чтобы напра­вишься к Вугиа, в Сандальном заливе ( Sandal’s Вау ). Но ветер, дотоле постоянно державшийся к 10» В., вдруг перекинулся к С. жестокими и порывистыми шквалами. Нендлешоп наш упор­ствовал. Два дня мужественно переносил он перелеты ветра с дождем, держался, несмот­ря на темные, бурные ночи, море опасное и непри­язненное. Среди беспрерывных мелей, столь мало ведомых, и течений, обманывающих в самом строгом вычете, Океания играла в самую опас­ную игру случайностей. Так, на пример, мы вдруг увидели себя в нескольких брассах от опасных островков Нугу-Тулу, когда считали еще их во многих милях на запад от пас. Кроме того, погода упрямилась, и Пендлетоп принужден был переменишь путь. С севера ид­ти было невозможно — опч> решился испытать счастья с южной стороны. Два лоцмана Витийские сделались нам ненужны \ оп решился оставишь их мимоходом на Муала, где жизнь их была въ
2^9
безопасности, и советоваться только со взя­тым нами Испанцем. Волю капитана исполнили, и мы покинули опасное крейсерство, чтобы на­чать плавание гораздо удобнее. Все, что я выиг­рал из пашей двух-супючной борьбы с морем и ветрами, был взгляд па отдаленные вершины, и’з которых одни, по видимому, принадлежали Вануа-Лебу, другие большому острову Табе-Унн. Сей последний составлял именно ту самую землю, перед которою остановился неустрашимый Тас­ман, первый открывший здешнюю купу. Недавно еще была она единственною известною из здеш­них островов страною.
Высокие вершины Нгао оставались упас влево, и мы близились к Муала, когда сторожевые за­метили впереди корабля лодку, то взносимую на вершины валов, то погружавшуюся в бездны их. Когда лодка приблизилась к Океании, один из наших лоцманов, до сих пор казавшийся бес­покойным и заботливым, вдруг радостно за­кричал. аОп видит друзей—сказал Эрнандо —и теперь небоится попасть в руки каких пибудь неприятелей.» Лодка, действительно, принадлежала Муальцам, и, казалось, направляется к Имбао. Ио мере сближения с нами, можно было разли­чишь людей, находившихся в этом утлом су­денышке, и начальника, стоявшего па корме. Мы перекликнулись и познакомились. Старшина Витий­ский был известная особа — племянник могущего Ориво, начальника Имбао, Тумбуа-Накоро, тот самый, которого взял с собою капитан Дю­
250
мон-Дюрвиль, бывший потом несколько дней па­ссажиром на Астролябии. Он показался нам имен­но тем, чем описывает его Дюрвиль — отлич­ным человеком из своего племени. С час пробыл он у нас на корабле, и во все время хранил вид благопристойный, естественную и благородную важность ; его речи и поступки ие- противоречили его умной наружности. Ласковый вид, Формы дикарского аристократизма, казалось, еще лучше оттенялись бедностью его костюма. Вся одежда Тумбуа-Накоро состояла в истаскан­ной матрозской куртке, и маро, из за-которого почти все тело его оставалось нагим.
Взошедши на пашу Океанию, Тумбуа-Накоро разговорился с капитаном. Оп сказал, что едет теперь для сбора податей с жителей Муала, принадлежащих дяде его, и теперь плы- веш в Нгао. расспрашиваемый об эиюм остро­ве и других землях архипелага, он передал нам сведения довольно смешенно, по говорил о прежнем пребывании па корабле с белым Фла­гом ( вероятно, Астролябии Дюрвилевой), и с готовностью отвечал па все паши вопросы. С первого слова Пендлешонова, охотно принял он к себе обоих лоцманов, взятых нами с Ла- гемба ; впрочем, это были люди его племени, и хорошо ему известные. Один из них особливо принадлежал к почетному семейству, и продол­жительное отсутствие его из отчизны могло под­вергнуть жен его опасности быть принесенными на жертву, по прошествии известного срока. Не-
254
реправясь в Имбао, им легко можно было пере- плышьна Лагемба, или, по крайней мере, известишь своих родных, что они пепогибли и скоро возвратятся. После всех таких переговоров, два наши спутника сошли в лодку Тумбуа-Нако- ро, с радостью пустившагося в путь после по­лученных им подарков.
Когда все эшо происходило, мы находились в недалеком расстоянии от Муала. Издали остров этот показался нам плодородным и миловид­ным, с его прибрежьями, увенчанными зеленью кокосов. Широкий прибой, одевающий западную сторону его, без сомнения, должен составлять хорошее якорное место, если только есть туш проходы между кораллами.
Ветер так засвежел от 10. В., что мы по­могли далее продолжать нашихч» наблюдений. Спер­ва исчезли у нас вдали вершины Тотуа и Мотогу, потом при захождении солнца в свой черед Муала, а на другой день новая земля уже яви­лась перед нами. Эшо был Кандсибон, остров, значительнее всех предшествовавших ему, по столь гористый и утесистый, что нельзя пред­полагать его населения значительным. К 10. 3. стороне высился величественный столб горы, с обрывистыми боками и мохнатою вершиною. Ко­нус этот, почти в 600 футов вышиною, по­крыт до вершины произрастанием, и там и здесь, посреди открытых рытвин, видны были нам прелестные долины, украшенные кокосами, бананами и другими плодовитыми деревьями.
252
Ош Капдабона направились мы к Вату-Леле, избегая мелей, соседних ему, недавнее открытие которых принадлежит капитану Дюрвилю. Океа­ния плыла по западному берегу, милях в двух расстоянием. Вашу-Леле казался нам плодонос­ным и населенным. Тысячи дикарей сбегались на прибрежье, и смотря на корабль наш, сопровож­дали радость свою прыжками, глядя на все его движения с неутомимым любопытством.
Наконец, после стол долгого хождения ощупью по Витийскому архипелагу, мы сблизились, утром Л-го Июня, льё на две к берегам огромного ос­трова Вити-Лсву. После Гаваев, ни одна еще зем­ля столь обширная, повстречалась взорам моим. И притом, Виши-Леву, с его шеррассами, одна надч, другою, с самого прибрежья до внутренних высот зеленеющий, прекрасный, покрытый пло­дами и цветами, гораздо миловиднее волканического Гаваи, с его ущельями и утесистою поверхностью. Но вид, издали обольщающий внимание плавате­ля— вот почти все, что знаем мы касательно географии Виши-Леву. Самый Дюмон-Дюрвиль, опо­знавший здешние острова так хорошо, что пре­взошел в этом всех своих предшественни­ков, и изъяснивший положение их множеством географических съемок, неосмелился выйдши на берега Виши-Левские. Выгоды такого посещения немогли быть соразмерны с опасностью пред­приятия.
И Пендлешон нехошел хвастать безразсудною отвагою. Захваченные безветрием, милях въ
253
трех на Ю. 3. от острова, мы подобрали па­руса, надеясь, что лодки дикарей явятся для по­сещения пас па таком расстоянии. Действитель­но, мы увидели вскоре пять, или шесть лодок, плывущих от берега. В одной из них, зна­чительнее других, находилось до 30-ти дикарей, а на корме её сидел человек, которого, по его повелительным словам и движениям, легко мож­но было признать за главного начальника. Люди в его и других лодках повиновались малейше­му знаку его, с удивительною покорностью. Ког­да вся Флотилия была готова пристать к нашему кораблю, несколько мгновений происходило какое- то замешательство между дикарями, причинявшее шум и ссору. Сидя спокойно на своем помосте, начальник произнес только одно слово и все замолкло.
Принимая меры предосторожности, Пендлешон вышел вперед с новым товарищем нашим Эрнандо. Начались переговоры, и в восторге от того, что мог дашь себя понимать, старшина Ви- ши-Левский просил позволения взойдши на корабль. Едва согласился Пендлешон, дикарь кинулся по лестнице, с полною доверенностью и удивитель­ною ловкостью, поздравил по своему манеру ка­питана и офицеров, и важно сел па палубе. От­сюда, говорил он, можно ему видеть все, что происходит вч> лодках его, и поддерживать ус­ловленный порядок. В самом деле, дикари его скоро заспорили, и одним словом, одним зна­ком, он усмирил их, давши через шо высо­
25T
кое понятие о своей власти и влиянии на дела зем­ляков. Скоро завязался между нами разговор, и мы могли узнать, кого имели честь видеть на на­шем -корабле.
Паш посетитель назывался Уионг-Лебу, и на­чальствовал поколением Нанронг-Га. Его рост, превышавший девятью дюймами пять Футов, его правильные черты лица, в самом деле, красивого, несмотря па цвет сажи, спокойный, важный, при­ветливый вид его, все делало в нем исключе­ние, человека comme il faut ( как следует ), сре­ди людоедов Витийских. И при этом случае, как при всех других, мог я удостоверишься, что Океанийская аристократия, происходя от избранных семейств, превышала подчиненных в нравственном и Физическом отношении. Более красивые, более умные люди повелевают здесь по® всюду другими, женятся между собою, и продолжа­ют таким образом в своих потомках двой­ное превосходство, телесное и политическое. Унонг-Лсбу всем нам понравился. Вежливо и уклончиво брал он, что давали ему, по ничего непросил, пи прямо, ни косвенно. В лодках, с ним прибывших, находилось очень мало запа­сов, и Унопг-Лебу казался, от эгпого в боль­шом горе. Ему нельзя было теперь показать, ни своего величия, ни своей щедрости, как-бы ему хотелось. Потому, расставаясь с нами, он живо настаивал, чтобы капитан наш остановился близ подвластного ему царства. Там можно найд- ши, говорил он, множество прекрасных вещей,
255
и особливо хороших женщин — и эшо сопровож­далось довольно выразительными пантомимами. Видя, что Пендлегпон опасается немножко Си­рен Витийских, и их доброхотного проксенета, Унонг-Лебу прибавил, что если капитану угодно лучше остаться на море всю ночь, то лодки ди­карей придут к кораблю весьма рано, и приве­зут сюда свиней и плодов. « Согласенъ»—отве­чал Пендлегпонъ—« если продолжится безветрие, по при хорошей погоде, я дожидаться нестану. »
Пока тла вся эта беседа, мы имели досуг делать паши Физиологические наблюдения. В ди­карях Виши-Левских виден был сполна весь шип Меланезийский. С плоскими лицами, курно­сые, с курчавыми волосами, с выдавшимися ску­лами, с толстыми губами, с бронзовою, даже черною кожею являлись нам все эти дикари. У всех гостей наших, мочки ушей были с пре­большими отверзтиями. Па шее у них надеты были ожерелья, и браслеты на руках, из раку­шек. Оружие составляли луки, стрелы, копья, и особенно маленькия дубинки, из дерева весьма крепкого, в 4 2—4 8 дюймов длиною, с круглою шишкою, весьма тяжелою, украшенные притом человеческими зубами. Опасное и страшное оружие это висело у каждого дикаря на поясе. Между упиварыо, какую видели мы в лодках, заметили мы несколько грубых горшков, явию туземной работы. Эта ветвь изделий, вероятно, перенесена сюда западными соседями, ибо Полинезийцы, гора:*-
256
до более образованные, и даже соседи Вити жи­тели Тонга, пезнаюш вовсе глиняной посуды.
Хотя некоторые из дикарей, посетивших пас, были поражены болезнью в роде проказы, но во­обще они пеказались очень неопрятными. Высокие и довольно складные, они показывали тщатель­ность в своей головной прическе ; волосы были у них расчесаны, завиты, намазаны и засыпаны бе­лым, красным, серым и черным порошком, по произволу. У Тумбуа-Накоро, старшины Имбай- ского, было то особенное, что с висков нахо­дились у него прекрасные черные волосы, между тем, как средина головы покрывалась волосами темнокрасного цвета, и так отделялась, что можно было счесть ее париком. Одежда Виший- цев вообще ограничивается широкою полосою ткани, в роде Полинезийского маро. Но па неко­торых мы видели лоскуты ткани, в роде выделываемых на Тонга. При мене, дикари преж­де всего требовали пороху и ружьев. Опи и не- скрывались притом, что хотяшчи сделать ружьями и порохом: «Убить наших неприятелей—говорили они — и поятомч» полакомишься ихчи телами—вот для чего мы просим у вас того и другого!»
Впрочем, сношения наши с жителями Виши- Леву происходили весьма спокойно. В обменах показали они себя честными, кроткими и сговор­чивыми. На вопросы наши отвечали опи столь ясно, сколько могли, затрудняясь только иногда, и стараясьвойдши в порядок идей, для них но­вый. Мы узнали от гостей наших, что народъ
257
Нанронг-Га был теперь в войне с жителями Имбао. Унонг-Лебу объявил нам даже, что Тумбуа-Накоро тмата-т^а ( худой человек ), хотя он и согласился, что этот неприятель его народа взял и сохранил от погибели Папа-Лан- гуи ( белых ), когда корабль их разбился близ его областей.
К десяти часам вечера ветер повеял от ю. в., и как пи хотелось нам продолжить наши сношения с Витийцами, но мы немогли их дожи­даться, распустили наши паруса и двинулись да­лее. Днем 5-го Июня перед нами открылась цепь островов Малоло, Бшпонга, Бивуа^ составляющих западный предел архипелага Вити. Пендлетон нерешился доставать здесь сандального дерева, соображая направление ветров, обстоятельства, и собранные от Унонг-Лебу сведения. Океания наша направилась на Ю. В., чтобы коснуться южного берега Новых Гебридов.
Ч* ГИБ
17

АРХИПЕЛАГ ВИТИ. — ГЕОГРАФИЯ.
Находясь между 4 6—20° широты южной и 47Я-— 4 79° долг. восточной, от Парижского меридиана, архипелаг Вити растягивается на 400 лье от G. к Ю. и на 90 льё от В. к 3. — В нем заме­чательны два большие острова, два другие менее ? еще пятнадцать средней величины, и неопределен­ное доныне число маленьких островков, утесов и мелей. Хотя новейшие исследования капитана Дюмон-Дюрвиля много пояснили положение всех этих земель, но все еще о большей части из них мы должны ограничиваться сведениями неполными. Вот все, что можно почесть досшовериым и известным, касательно географического исследо­вания островов Витийскихч) :
Внти-Леву и Валуа-Лебу сушь два большие остро­ва архипелага. Первый важнее и обширнее второго, простирается на семдесяшь миль от востока к западу, и почти на шестдесяш от севера къ
259
югу. Поверхность его составляет красивую не­ровность, и все показывает, что земля должна быть плодотворна. По словам Диллона, остров делится на четыре округа : Рева, Таудара, Брета, Нмбао. Последний важнее всех, занимает восточ­ную часть острова, и старшина его Орнво, при­нимающий титул Лбуни-Валу, подчинил почти все восточные острова Виши своей власти. Дил­лон полагает, что па всем острове можно счи­тать до 4 00,000 жителей, и что половина их принадлежит округу Имбао. Географические пре­делы острова сушь : па юг 4 8° 4 6' шир. южной, на восток 476° 42' долг. зап., па запад 47Ѵ W6' долг. западной. Положение северной оконеч­ности еще неопределено верно.
Вануа-Лебу, немногим разве уступающий в пространстве Виши-Леву, еще менее его изве­стен. Приводят названия : ИИао, Дагон-Робе, Така-нова, Буа, как имена его округов. В по­следнем находится Сандальный залив, стоянка надежная, но с трудным входом. Разные округи повинуются здесь разным начальни­кам, которые ведут между собою отчаянные войны. В прежнее время, сандального дерева бы­ло здесь величайшее изобилие, особливо по запад­ному берегу. В первые годы .нынешнего столетия, множество кораблей Американских, Испанских, Английских запасались здесь богатыми грузами. Но, кажется, что теперь лучшие деревья сдела­лись реже и их трудно добывать. По словам Крузештерна, Вануа-Лебу имеет до 50 льё в 47*
260
окружности, и простирается от 4 6° 4 8' до 4 7* шир. южной, и с 476° до 4 75° 42' долг. восточ­ной. Но гпакое определение предположительно.
Между двумя упомянутыми мною островами на­ходится пролив, 4 2-шь, или 4 5-шь льё ширины? весьма опасный, мало посещаемый, во всю длину усыпанный мелями. Другой, почти равный этому величиною пролив разделяет Виши-Леву от острова Кандабона. Эпют остров, положение которого определено капитаном Дюрвилем, вы­сок, горист, кончится к 10. В. весьма высо­ким пиком. Пространство Кандабона полагают в 30-шь миль длины, от B. С. В. к 3. 10. 3., при различной ширине, от Я-х до 9-ши миль. Тум- буа-Накоро говорил, что жителей здесь 4 0,000^ но эшо кажется преувеличенным. Западный пик лежит под 4 9° 6' шир. южной и 4 75° 30' долг. восточной.
Таковы три главные острова архипелага Виши. Вот быстрое исчисление других, начиная с юга на восток и переходя потом от севера на запад :
Оно. Открыт Биллиигсгаузеном, в 4 819 году. Высок и населен, 4 5-шь миль в окружности ; коралловая мель на ю. з. и два необитаемые остров­ка, около льё пространством. Вершина гор 20° 39' ш. ю. и 4 78° 55' д. в.
Батоа. Открыт Куком в 4 773 году, и на­зван от него островом Черепах по обилию их там j вновь обозрен Даншркасшо в 4 793
264
году, и Дюрвилем в 4827 году. Мало возвышен, мало населен, около Л-5-ши миль в окружности, с мелью, которая гпянегпся на две мили от бе­рега. При виде Кука все дикари разбежались. Ко­рабль Американский разбился здесь на мели, лет шесть или семь тому ; дикари перевезли на Ла­гемба один из его якорей. Широта южная 4 9°
долг. западная 479° 24'.—В Я-5-ши милях на ю. з. опасная мель, Ji-5-т миль окружности, усы­панная коралловыми остреями в виде столбов, которые высятся в иных местах на 45 Футов над морем.
Опггеа-Лебу. Издали замечен Вильсоном в 4 797 году ; вблизи осмотрен Дюрвилем в 4 827 году. Высокая и весьма лесистая земля, 6-7 миль в окружности, с другим, также высоким, но поменее островом Онг-Гса-Рнки, и двумя песча­ными островками Нугу-Шонгиа ; все окружает одна общая мель. Туземцы здешние были перере­заны жителями Тонга, которые сделали из этой купы род пристани для своих нападений на Ви­тийский архипелаг. Вершина острова 4 9° 8' шир. южной и 4 79° 4 0' долг. восточной.
Буланг-Га. Кажется, открыт кораблями Гар­рингтон и Елисавета, и ошибочно назван ими Иакеба. Виденный издали Вильсоном в 4 797-м, хорошо осмотрен Дюрвилемч» в 4 827 году. Вы­сок, очень лесист, приятного вида, шесть миль длиною от G. С. 3. к ИО. 10. В., три мили ши­риною и окружен прибоем. Жителей полагаютъ
262
здесь восемдесяшч» человек. Широта южн. .49® 8', долгота вост. 4 79° 4' (вершина гор).
Анг-Газл. Замечен Блеем в 4 789 году, ви­ден Вильсоном в 4 797-м, осмотрен Дюрви­лем в 4 827 году. Это купа, из трех или четырех островков, высоких, необитаемых; главный 3—Я мили в окружности и лежит под 4 8° 57' шир. южной, 4 79° 7' долг. восточной.
Намука. Открыт Блеем в 4 789-м, осмо­трен Вильсоном в 4 797-м, и потом Дюрви­лем в 4 827 году. Вильсон назвал его Neat’s Tongue. Высок, мили четыре длины от В. к 3., при миле ширины, и окружен обширною мелыо. Весьма населенный некогда, он имеет теперь неболее сотни жителей; так истребили тузем­цев частые войны с Имбао иЛагемба. Обилует свиньями и иньямами. Широта 10.4 8° 53', долгота В. 4 78° 55' (западный край).
Марамво. Осмотрен Дюрвилем в 4 827 году. Мал, высок, лесист, необитаем; три или че­тыре мили в окружности. Широта 10. 4 9 4, долгота В. 4 78° Я8\
Камбара. Осмотрен Дюрвилем в 4 827 году. Высок, 9—4 0 миль в окружности. Крузенштерн называет его Аполло, и говорит, что открыли его корабли Гаррингтон и Елисавета. Считают здесь до сотни жителей, подвластных царю Ла- гембскому и занятых ловлею черепах и выдел­кою копей и лодок. Вершина под 4 8° 58' шир. южной, 478° 39' долг. восточной.
263
Вангарл (по картам Крузенштерна Фоокаффа}. Осмотрен Дюрвилем в, 4 827 году. Высок, не­обитаем; две с половиною мили протяжения от С. G. В. к 10. 10. 3. — Северный край под 4 8° 63' тир. южной и 4 78° исх долг. восточной.
Мозе. Открыт Блеем в 4 789 году, виден Вильсоном в 4 797-м (и назван тогда Опаснымъ], осмотрен Дюрвилем в 4 827-м году. Высок, около 4 0-гпи миль окружностью и окружен при­боем. Полагают здесь до 4 00 обитателей. 11а широком здешнем прибое разбился Argo, и са­мый Вильсон спасся после больших опасностей. Широта южная 4 8° долгота восточная 4 79° 5х.
Комо. Открыт Блеем в 4 789 году, осмо­трен. Дюрвилем в 4 827 году. Высок, около 3—Я-х миль окружностью, и человеками с соро­ка жителей. Широта южная 4 8° О', долгота вос­точная 4 78 58х.
Голо-Руа. Открыт Блеем в 4 789 году, осмо­трен Дюрвилем в 4 827 году. Мал, высок, не­обитаем. Широта южная 4 8°Л0', долгота восточ­ная 478° 54'.
Эигуа. Издали замечен Вильсономчи в 4 797 го­ду, и также издали осмотрен Дюрвилем в 4 827 году. Высок и необитаем. Пространство его не- определено достоверно. Вершина его под 4 8° 4 9х широты южной и 4 78° 56х долг. западной.
Лагемба. Открыт, по мнению Крузенштерна, кораблями Гаррингтоном и Елисаветою, наиме­новавшими его ошибочно А тако мбо ; вблизи осмо-
264
шрен Дюрвилем в 1827 году. Высок, прият­ного вида, пяшь миль длины от С. к югу, не- менее ширины от В. к 3., окружен прибоями,простирающимися в ширину к В. — Жителей считают здесь до 4 000 человек. Царь здешний получает дань со всех островов, лежащих по югу, по сам платит дань царю Имбао. Широта южная 4 8° 4 2', долг. восш. 4 78° 47' (вершина).
Табуне-Сики, или Табоонаселлп, по карте Кру- зентшерна. Осмотрен Дюрвилем в 4827 году. Мал и необитаем ; в окружности 2—3 мили. Широта южная 4 8° 46', долг. восточная 4 78° 33'.
Баииуе-Бату, или Ваноо-Вадооа, по карте Крузен­штерна. Осмотрен Дюрвилем в 4 827 году. Вы­сок; обитателей человек пятьдесят ; окруж­ность 4—5 миль. Широта южная 4 8° 22', долгота восип. 4 78° 20'.
Неау, а по карте Крузенштерна Эднда (Oecli ­da), ибо смешан на ней с следующим ; осмо­трен Дюрвилем в 4 827 году. Высок, семь, или восемь миль в окружности, и населен сот­нею дикарей. Широта южная 4 7°59', долгота вос- точн. 478° 34'•
Дзизиа, по карте Крузенштерна Любимица ( Иа Favorite); осмотрен Дюрвилем в 4827 году. Высок; девять, или десять миль в окружности, с 4 000 жителей. Широта южная 4 7° 46', долгота восточная 4 78° 4 4' (край юго-западный).
Бату-Бара. Осмотрен Дюрвилем в 4 827 году. Может быгпь, это остров Гавеис j виденный Вильсоном в 4 797 году. Он весьма высок; не-
265
более 3—4-х миль в окружности, но однакожь обитаем. Широта южная 4 7° 25', долгота вос- точн. 4 78°.
Азата. Открыт Вильсоном в 4 797 году (на­зван тогда осгпр. Гамильтона}; осмотрен Дюр­вилем в 4 827 году. Высок, населен, шесть миль в окружности. Широта южн. 4 7° 4 5', дол­гота воспи. 4 78° 3' (вершина). На з. ю. з. от него три лесистые, необитаемые островка, Нугу- Тулу, возвышаются над мелъю миль трех в ок­ружности.
Манго. Открыт в 4 797 г. Вильсоном и на­зван осшр. Кокса (Сох). Осмотрен издали Дюр­вилем в 4 827 году. Весьма высок; 4-5 миль в окружности ; обитателей ста четыре. Широта южная 4 7° 24', долг. вост. 4 78° 4 8'.
Каназеа. Открыт в 4 797 г. Вильсоном, назвав­шим его Sims ; виден издали Дюрвилем в 1827 году. Высок, три, четыре мили в окружности ; обитателей человек 4 00. Широта южная 4 7° 47', долгота восточная 4 78° 4 8' ( ? ).
О. Гадовса (Hadows), открытый Вильсоном в 4 797 году (без сомнения, это Муниа, по названию дикарей). Жителей человек 80. Широта южная 4 7° 4 6', долгота вост. 4 78° 30' (?)
О. Скотта. Открыт Вильсоном в 4 797 году (вероятно, это Бануан-Балабу, но названию дика­рей). Высок, 4 0—4 2 миль в окружности. Жите­лей до 2000. Широта южная 4 7° 4 2', долгота вост. 4 78° 26' ( средина ) ? —
266
О. Миддлетона. Открыт в 4 797 году Вильсо­ном ( не он-ли Кабава, по названию дикарей ? ). Высок, около 7—8 миль в окружности. Широта южная 4 7° 6', долгота восш. 478° 26' (средина)? Этот, предтесинвующий, и еще один маленький остров, названный Вильсоном Curling, окруже­ны общею мелыо.
О. Ширдипг ( Shircling ). Открыт Вильсоном, в 4 797 году. Высок, 5—-6-ть миль в окружно­сти. Широта южная 47° 40', долгота вост. 4 78° 38' ?
О. Трех братьев ( Tree-Brolhers )■ Открыт Вильсоном, в 4 797 году (может быть, это Ногу-Толу, по названию дикарей?). Три островка на одной мели, занимая Я-—5 миль, па 3. 10. 3. — Широта южная 4 7°, долгота восточная 4 78 Л0у (G. В. край ).
О. Рубцов ( Sears ). Открыт Вильсономч. в 4 797 году (или это Нугу-Толу? ). Три островка, окруженные мелыо, 5—6 миль в окружности. Ши­рота южн. 4 7° 6', долгота восточная 4 78° 2Ѵ' (??)•
О. Блуффа ( кажется, это Малима, но названию дикарей?). Открыт Вильсоном, в 4 797 году. Мал, необитаем, окружен мелыо. Широта юж­ная 46° 56', долгота восточная 478° 32' ( ? )•
Нейта-Умба. Открыт Вильсоном в 1797 году, и назван остр. Направления. Осмотрен Дюрви­лем в 4 827 году. Высок, три, четыре мили в окружности ; человек 60-пи жителей. Широта южная 4 8° 2', долгота восгпочн. 4 78° 4 8' ( ? ).
267
О. Лова (Low). Открыт Вильсоном, в 1797 году. Дикари называют его Вабиуа. Мал, низок, необитаем, с прибоем от 6-ти до 8-ми миль от G. к 10. — Широта южная 4 6° М', долгота восточн. 4 78° 2Ѵ.
Нугу-Лаудзала. Открыт Вильсоном в 4797 году, осмотрен Дюрвилем в 4 827 году. Ма­ленький, низкий, необитаемый, с прибоем в 40 42-ть миль, от С. к 10. — Широта южная 4 6° &3', долгота восточн. 4 78° 3'.
О. Пещаный ( Sanci у ). Открыт Тасманом в 4 6ЛЗ году, виден Вильсоном в 4 797 году. Мал, низок, с медью в 4 2—4 5 миль, от 0. к 10., и населен несколькими дикарями. Вероятно, эшо Ненгуле-Лебу, по названию жителей. Широта южн. 4 6° 20', долг. восш. 4 78° И'.
Безконечные меди, названные Вильсопомч>, в 4 797 году, Харибда и Сцнлла (Charybd-Reef, Scyl- la-Reel), почти совершенно соединяют сии остро­ва с следующими ;
О. Прощания ( Farewell ). Открыт Тасманом в 4 6’13 г., вновь виден Вильсоном в 4 797 году. Высок, три, или четыре мили в окружности, с сотнею обитателей. Вероятно, этот остров туземцы называют Зигомбиа. Широта южн. 4 5° Л2‘, долг. вост. 477° Л2\
О. «Эдуардса. Открыт Тасманомч> в 4 6Л3 году, вновь виден Вильсоном в'ь 4 797 году. Высокая, значительная земля, но еще худо исследованная. Широта южная 4 6° 4 6‘, долгота вост. 4 77° 27'.
268
ианудза. Купа из 4—5-ши, возвышенных, не­обитаемых, занимающих #—5 миль простран­ства островков, от С. к Ю. Их открыл Тас­ман в 4 6?иЗ-м, вновь видел Вильсон в 4 797 году, и назвал Куъаыѵи ( Clusters ). Дюрвиль осмо­трел их в 4 827 году. Широта южная 4 6° 36', долгота восгп. 4 77° 54/ (южного острова].
Рамбе. Отрыт Тасманом в 4 6^3-м, виден Вильсоном в 4 797 году, далеко с моря, и на­зван им Gillet und Tate; издали осмотрен Дюрвилем в 4 827 году. Высокая, значительная земля, но настоящее пространство её еще неиз­вестно. Не знаем даже: купа-ли это, или один остров? Население полагают в сотню человек, Широта южная 4 6° 33', долгота восшочн. 4 77° 37' ( вершина ).
Табе Уни. Открыт Тасманом в 4 6^3 году, виден Вильсоном в 4 797 году, и назван тог­да Lamberts; осмотрен Дюрвилем в 4 827 году. Земля ужасной высоты, и иеменее 22 миль про­странства от С. В. к Ю. 3., при 4 0—4 2 милях ширины. Жителей на нем полагают до 4 000 че­ловек. Широта южная 4 7° 4', долгота восш. 4 77° 28' (край Ю. 3.). К С. В. от него маленький островок Биумбанп. Кажется, что Табе-Уни от­деляется от Вануа-Лебу только узким проли­вом.
Опгомеа. Открыт Тасманом в 4 6?иЗ году, виден Вильсоном в 4 797-м, и назван, соеди­ненно с следующим, Ross; осмотрен Дюрвилем, в 4 827 году, нашедшим, что сии острова делитъ
269
узкий пролив. Высок, населен, шесть миль про­тяжения от В. G. В. к 3. Ю. 3., при 3—М-х милях ширины. Широта южная 4 6° Я8', долгота восш. 4 77° Д5У (край 10. 3.).
Лаудзила. Открыт в 4 6ЛЗ году Тасманом, виден в 4 797 году Вильсоном, и осмотрен в 4827-м Дюрвилем. Высок, около 5 — 6-ши миль окружностью, с сотнею обитателей. Несколько лет тому, Тонгская лодка разбилась здесь, и туземцы перерезали и съели всех спасшихся пла­вателей. Широта южн. 4 6° 4^6', долгота восш. 4 77° 53' (край восточный).
Кого (а по карте Крузенштерна Гороо]. Кем открытъ—неизвестно. Дюрвиль издали осмотрел его в 4827 году. Очень высок, длиною неменее 42-ипи миль от G. G. В. к 10. 10. 3., при М—5-ши милях в ширину, с прибоем с восточной сто­роны. Жителей полагают до 4 000 человек. Ши­рота южная 4 7° 4 2' —~ 4 7° 26', а долгота восш. 4 77° (вершина).
Пеираи. Открыт Блеем в 4 789 году, осмо­трен Дюрвилем в 4 827 году. Высок, 9—4 0 миль в окружности, с 4 000 обипиашелей. Широ­та южная 4 7° 50', долгота восш. 4 76° 57' ( вер­шина ).
Нгао. Открыт Блеем в 4 789 году, осмо­трен Дюрвилем в 4 827 году. Очень высок, не- менее 40-ти мил длины, от G. G. 3. к 10. 10. В., при Л-—5-ти милях в ширину; жителей по­лагают до 5000. Широта южная 4 8° 2', долгота
270
восточная 4 76° 53' ( средина ). Тиа В. и па Ю. ве­ликий прибой, на котором разбился бриг Элпга.
Мулла (не эшо-ли Мерла-Эавоо, по карте Кру­зенштерна ?). Открыт Дюрвилем в 1827 году. Высок, миль семь от В. С. В. к 3. ИО. 3., при пяти милях от С. к ИО. — Полагают на нем до 1000 обитателей. Окружен опасными прибоя­ми. Широта южная 18° 35', долгота В. 177° 27'.
Мотугу. Открыт Дюрвилем, в 1827 году, по виден им только издалека. Очень высок, пять мил пространства и с 1000 обитателей. Широта южная 19° 7', долгота восшочн. 477° 24' (вершина).
Фотуа. Открыт Дюрвилем в 4 827 году, по замечены были только вершины его. Высок, не- менее 14-ши миль протяжения от В. к 3., и с 4 000 жителей. Широта южн. 18° 55', долгота вост. 177° 245' (средина).
Батигуи ( без сомнения, эшо Ватега Крузеп- тшерновой карты). Открыт Блеем в 1789 го­ду, осмотрен Дюрвилем в 1827 году, видев­шим его однакож издали. Высок, и по крайней мере три мили пространства. Жителей до 4 000 человек. Широта южн. 4 7° 2J8', долгота восш. 476° 242'.
Баллу (но карте Крузенштерна Буллоо\ Издали осмотрен Дюрвилем в 4 827 году. Высок, про­странство неизвестно, а жителей полагают до 4 000 человек. Широта южн. 4 7° 24’4', долгота вост. 4 76° 22'.
274
Вакиа, по карте Крузенштерна, и Banaîta, по названию дикарей. Маленький остров, с сотнею жителей. Широта южная 4 7° 35', долгота восточ­ная 4 76° ЙО' ( ? ).
Гуммок. Так на карте Крузенштерна. Может быть, это Нинганн туземцев, остров в милю, или две окружностию. Широта южная 4 7° 32'7 долгота восточная 4 76° 20' (?? ).
О. Прохода ( Passage ), по карте Крузенштерна, Виту по названию туземцев. Миля, или две окруж­ности. Широта южн. 47° 2Й', долгота восш. 4 76° 22' ( ? ).
Маккание ( Mackanie ), по карте Крузенштерна, а Магуп-Гаи по названию туземцев. Две, три мили окружности, и человек 50-ш жителей. Широта южная 4 7° 28', долгота восш. 4 71° ЙО' (?).
Моту-Рики (по карте Крузенштерна Вератъ}. Открыт Блеем в 4 789 году, осмотрен Дюр­вилем в 4 827 году. Высок, пеменее Й-х миль пространства. Население до 4 000 человек. ГЛи- рота южн. 4 7° Й8', долгота вост. 4 76° 4 7'.
Леле-Убиа, два низкие и лесистые островка, от­крытые Дюрвилем вч> 4827 году. Каждый около мили в окружности. Широта южная 4 7° 58', дол­гота воешочн. 4 76° 4 9х.
Нугу-Лого и ииугу-Лубе, два островка, лесистые, мало возвышенные, каждый по миле в окружности. Открыты Дюрвилеми) в 4 827 году. Широта южн. 4 8° 4 3', долгота восш. 4 75° 59х.
272
Умбенга. Открыт Дюрвилем в 4827 году. Высок, около 9-ти, или 40-ти миль в окруж­ности. Народонаселение до 2000 человек. Он отделяется от Кандабона узким проливом, со­провождаемым к северу мелями и множеством островков, протяжение которых еще не опреде­лено. Широта южная 4 8° 55', долгота восш. 4 76° 2' ( средина ).
Вату-Леле. Открыт Дюрвилем, в 4 827 году. Низок, лесист, с прибоями, простирающимися далеко на С.—Население до 2000 человек. Протя­жение на 9-ть миль от G. С. 3. к ИО. 10. В., при трех милях ширины. Широта южная 4 8° 33', долгота вост. 4 75° 44' ( средина).
Малоло. Купа высоких, окруженных мелями островов, из коих самый большой семь, или восемь миль в окружности. Народонаселение до 4 000 человек. Широта южн. 47° долгота восш. 4 7^ИО Л2' (большего острова ).
Накоро. Купа из 4 0 ти высоких, населенных островов. Открыты Дюрвилем в 4 827 году. Самый большой две, три мили в окружности. Широта южная 47° 33', долгота восш. 47^° 37' (се­верного островка).
Битонго. Купа, открытая Дюрвилем в 4 827 году ; два острова и четыре возвышенные остров­ка ; самый большой две, три мили в окружности. Широта южная 4 7° 26', долгота восточная 17Я® ЗѴ ( большего острова ).
Бивуа. Осмотрен издали Дюрвилем, в 4 827 году. Купа из трех, или четырех островов,
жъ
высоких и населенных ; самый большой миль 7- 8-мь в окружности. Кажется, что эта купа обра­зует ю. з. часть островов, открытых в 4 794 году капитаном Барбером. Широта Южная 47° 4 6', долгота восш. 474" 38'.
Матазуа-Лебу, Сард-Леву, Сара-Рара. По показа­ниям туземцев, это названия главных остро­вов, открытых Барбером в 4 794 году, и не­определенно назначенных па карте Крузенштерна. Самый большой будет около 4 5-ти—4 8-ши миль в окружности. Впрочем, вся эта купа так мало известна, что даже верное положение её пеопре- делено. Надобно полагать ее, с одной стороны, 4 6° 38'—4 7" 4' широты южной, и 4 74° 40' — 4 75° долготы В.
О. К руглый ( Ronde ), по карте Крузенштерна ; три, или четыре мили в окружности. Широта южн. 46° 38', долгота восш. 4 75° 4 0' {?).
Аиду а, по Карше Крузенштерна; четыре, или пять миль окружности. Широта южная 4 6° 50', дол­гота восш. 4 75" 54' ( ? ).
Можно опасаться, что столь продолжительное исчисление покажется утомительным, по все еще оно, по всем вероятностям, пеобнимаеш впол­не архипелага Вити. Туземцы исчисляют и име­нуют множество островов, кроме упомянутых нами, как можно это видеть на таблице, соста­вленной старшинами Витийскими Тумбуа-Накоро и Унонг-Лебу, по расспросам г-на Гемара ( GaB
¥. га. 4 8
27#
mard ), естествоиспытателя, бывшего на Астро­лябии с капитаном Дюрвилем ( она помещена в описании сей экспедиции По пока новые исследователи несобрали сведений более полных, наше исчисление можно назвать самым полным географическим очерком архипелага Витийского,

ГЛ&ВД ILZ.3LIL
АРХИПЕЛАГ ВИТИ, — ИСТОРИЯ*
Мы уже говорили, что Тасман первый открыл архипелаг Витийский. Впрочем, он заметил только часть этих обширных и многочисленных земель. По его рассказу, 4 643 года, в начале Фе­враля, корабли Голландские зашли в лабиринт островов, обнизанных мелями, утесами, подвод­ными каменьями, и с большим трудом успели отсюда выйдипи. Тасман назвал все сии острова Именем остр. Принца Вильгельма и мелями Геемс- керка. В новейшее время, математическая съемка капитана Дюрвиля показала, чшо с досшоверносшью можно почесть виденными Тасманом островами ; Ианудда^ Рамбе^ Табс-Уни^ Лауддала^ следуя назва­ниям нынешних карт.
В 4 774 году, Кук открыл здесь остров Батоа. В 4 777 году в третье свое путеше­ствие, собрал он на Тонга-Табу некоторые изъ­яснения об островах Фиджи Ç Тонгское название 4 8*
276
архипелага Виши). — Блей прошел здесь в 4789 году, когда бедствующий и лишенный начальства над своим кораблем, искал он в ушлой шлюпке гостеприимного берега. Думают, чпю про­шел он тогда между большими островами Вигпи- Леву и Вануа-Лебу, но в его положении никакое исправное наблюдение иебыло возможно. В послед­ствии, когда возвратился оп ош Таити па ко­раблях Провидение и Пособие, обогнул он архи­пелаг по всей южной стороне его, по, по забыв­чивости или беспечпосши, ни одно из наблюде­ний сего путешествия пеобнародовапо. В 4 793 году, Данпиркасшо собрал несколько подробно­стей о землях Витийских, и мимоходом взглянул на Куков Башоа. Вскоре потом плавал здесь стороною капитан Майшленд, и назвал архипелаг землями Свободы. Наконец явился капитан Барбер, с кораблем Артуром, и заглянул в западные купы. По ни тот, пи другой песказали о выводах своих плаваний. На­против, Вильсон, в 4797 году, составил кар­ту своего странствования по G. В. стороне, где несколько раз подвергался опасности погибнуть. ИИебудучи исправными, показания Вильсона дали, по крайней мере, средства исправнее определять потом острова, им виденные.
В первые пятнадцать лет нашего столетия, кажется, многие купеческие корабли посещали архи­пелаг Виши. Торговля сандальным деревом при­влекала сюда спекулянтов из всей Индии и Евро­пейских пристаней, и округ Имбао, па восточ-
277
пой стороне Вануи-Лебу, бил средоточием мены его. Тут находится гавань 7 названная Англий­скими и Американскими торгашами Sandal-wood’s Вау (Сандальный залив). Редкий год три, четы­ре корабля появлялись в этом заливе, и ненагру- жались драгоценным деревом, которое выгодно и скоро сбывалось на Китайских рынках. Нигде нельзя было достать сандальной колоды лучше и больше, и, конечно, множество богатых мандари­нов было положено в землю в произведениях лесов Витийских. Колоды сандальные имели до­рогую цену в Китае, потому, что обитатели Небесной Империи считают за весьма важное иметь самое великолепное домовище для бренных своих останков. <
Такова была причина частого прихода купече­ских кораблей па Витийский архипелаг, в пер­вые годы настоящего столетия. Но шкипера су­дов, нсшолько неспиарались передать публике тайны своих поездок, а напротив, всячески придумывали, как-бы скрыть свои плавания па Вити завесою тайпы, боясь, чтобы открытия их пепри- влекли жадных соперников. И так, опи мол­чали, да если-бы и заговорили, то, без сомнения, немногое мы узнали-бы от них, кроме подроб­ностей их мелочного торга. Путь к архипелагу, опасности мелей и утесов, обозрения островов, ничто это неоткрылось нам порядочно от всех сандальных торгашей. Потому Крузенштерн, в гидрографическом очерке, который составилъ
278
он в 4 824- году, принужден был прибегать к машериялам неисправным и недостоверным.
Все, что знаем мы из сношений Европейских купцов с Витийскими дикарями, состоит в выводе, что—вероятно, после множества малове­домых событий—кровавая ненависть началась на­конец с обеих сторон, и подала повод к свирепому мщению со стороны туземцев. Вот два события в этом роде, одно взятое нами из путешествия Турнбулля, изданного в 4 84 3 году, а другое из рассказов Диллона, нереданныхч> публике не далее, как лет пять тому :
Первый из этих эпизодов Витийской исто­
рии касается корабля
Любимица л капитанъ
кото­
рого, Кемпбелл, остановился в Сандальном за­ливе в Октябре 4 809 года. Лейтенанпгь Томасъ
Смит, и офицеры Локкерби и Грагам пошли отъ
корабля 7»го числа, на трех лодках, за грузом дерева в залив Ваилеа. Прибыв на место, нашли
они всю пиамошную сторону в сильном волнении. Ежедневно, ежечасно ждали там сильного на­чальника округа Вугиа, Булландама, объявившего войну островитянам ТаФеиа, или ТаФере. Дикари . Ваилеаские долженствовали помогать его пред­приятию. Обстоятельства дурно расположились для Любимицы. Надобно было помышлять о мир­ных торговых занятиях среди военного шума. Две лодки решились остаться и ждать, что будет. Третья, под начальством Грагама пошла к кораблю, и когда па другой день обе
279
остальные хотели сделать тоже, это оказалось затруднительным.
На рукаве моря, отделявшем Ваилеа от кораб­ля, Смит и Локкерби встретили Флот Буллан- дама, из 4 40 лодок, двигавшийся полукругом. Избежать встречи явно было нельзя. Смит решил­ся плыть, как будто ничего небоишся, и напра­вился прямо к центру дикарских лодок. При­бывши к ним, так, чшо голос мог быть слы­шан, Европейцы получили позволение идти далее. Но едва вступили они в среду дикарей, большая лодка пошла прямо на Европейскую кипюловку, ударила и разбила ее. Локкерби и машрозы его бы­ли схвачены и объявлены пленниками, пока с дру­гой стороны дикари ухватили большую лодку Смита и его товарищей.
Первые мгновения плена сопровождались ужасны­ми угрозами. Дикари хотели немедленно угомо­нишь Европейцев, и принялись за копья и ду­бины, когда один из старшин их воспро­тивился, давая разуметь, чпю побиения пленни­ков нельзя совершить без воли главного началь­ника. Таким образом Европейцов повели всех к Булландаму. Он непоказал желания позавтра­кать пленниками, а напротив вздумал употре­бишь их в пользу живых. Потребовали ош Смита, чтобы он сопровождал дикарей в похо­де па жителей ТаФере, надеясь, чшо ружья матро­зов сделают победу легче. По несчастью, порох подмочили при встрече лодок, и Смит принуж- дении был объявить, чшо оружие подчиненныхъ
280
его сделалось после шего бесполезным. Хоипя рассерженный такою неожиданностью, Буллаидам пощадил однакожь пленников, запретил оскорб­лять их, и даже оказывал большое уважение к Смиту, как начальнику. Казалось, он гордился его сообществом, просил его всегда быть при нем, когда сходил на берег, и сделал его чем-то в роде адъютанта. Кроме всего, когда Смит казался Неспокойным о жребии, какой го­товился ему в будущем, дикарь разуверял его, изъявлял ему всякия ласки, и говорил, что ког­да покорят ТаФере, нешолько возвратит он ему свободу, по заставит еще всех своих воинов запяться приготовлением па корабль гру­за превосходного сандала.
Между тем, понемногу, выполнялось соедине­ние всех сил, которым назначено было идти против неприятеля. Октября 41-го полный, со­единенный Флот поплыл к Ваилеа, и после не­которой борьбы прошив ветра, пустился вече­ром в С. В. часть земли, па которую решено было напасть. Переправясь из первых, Вуллан- дам взял Смита с собою, и ночевал па при­брежье, охраняемый стражею из десяти человек, вооруженных копьями и стрелами. На другой день, 4 2-го, отправились снова, и теперь уже пря­мо на ТаФере. Едва Булландам пришел на вид этого селения, передовой отряд неприятельского Флота явился навстречу. Завязалась битва. Нача­ли стрелами. Потом, когда лодки сблизились, стали работати копьями и дубьем. Сшибка была
281
упорна и кровава, но жители ТаФере, далеко уступая числом, необходимо должны были усту­пишь и победу. Спасаясь от верной смерти, они побросались в море и пустились к берегу вплавь. Напрасно Булландам приказал перерезать дорогу бегущим ; победители успели только захватить пустые лодки, и в лих одного дикаря живого, бедного мальчика, который спрятался, несмея бе­жать. У Вишийцсв пощады небывает. Пленника убили в виду Европейцов, и тело его тотчас было отдано повару, получившему приказ неме­дленно изжарит его для спюла начальников.
Это варварство было только началом свиреп­ства более ужасного. ТаФере оказалось безлюд­ным. Мужчины бежали, но дикари догадались, чпю женщины, старики и дети должны были нахо­дишься где нибудь недалеко. Вся эта беззащитная часть народонаселения, как полагали, где нибудь скрывается в соседстве. Решились найдши ее и педават спасения. Лодка отправилась искать прятавшихся. По условленному знаку, вся бешеная толпа кинулась по берегу. Зажженная хижина по­казала, что дело погибели уже началось. Бедные жители ТаФере скрылись в загородке мангиФе- ров. Считая себя хорошо укрытыми, или надеясь пощады от победителей, они песшарались спа­саться бегством ош всеобщего побоища, и при­том дети занимали заботою обч> них матерей, а старость лишала стариков всякого средства к побегу. Несчастные ! Теснясь в своемч> убежи­ще, долженствовавшем остаться безопасным отъ
282
ужасов кровопролития, они ждали, когда флоип неприятельский оставит их берега, думали во­рошиться во свои хижины и забыть там все бед­ствия. Страшный крик раздался окрест убежи­ща ихъ—рев тигра, нашедшего добычу. Жертвы все поняли, па все решились. Со всех сторон вбегают палачи ; головоломы их поражают де­тей, женщин, стариков, при ужасном вое, пла­че. Убежище превратилось в бойню ; трупы пада­ют один на другой страшною, окровавленною пирамидою. Когда некому было уже плакать, кровавую добычу поволокли к берегу. Состояние тех, кто оставался еще в живых, было страш­нее состояния мертвых ; несмотря па их сто­пы, вопли, судорожное терзание, их тащили на­ряду с трупами, по каменьям, песку, мелям, и еще дышущихч» сбрасывали в большую лодку, слу­жившую местом складки телам. Европейские плен­ники видели, как одно подле другого влачили те­ла молодых девушек, женщин, грудных детей, дряхлых стариков, и все эипо сбрасывали в од­ну кучу. Такая нагрузка казалась праздником лю­доедам : сотни трупов для сожрания—какой ро­скошный обед для их чудовищной привычки к человекоядсшву! Восемдесяш два трупа насчитано было на одной площадке Буллаидамовой лодки. С наслаждением смотрел на них старшина дика­рей, и заметивши между трупами тело молодой девушки велел отложишь его в сторону, для изготовления па собственной его кухне.
•283
ТаФере являлось теперь совершенно опустелым. Мужчины все убежали ; женщины и беспомощные были убиты. Булландам занял селение, в сопро­вождении Смита. Это было одно исч> прелестныхъ» местоположений, где по скату холма располага­лось сотня хижин, там и здесь отенеииая ку­пами кокосов и хлебных деревьев, и отвсюду огороженная каменною стеною. Булландам при­казал сжечь все без остатка, истребляя жите­лей и домы, и что пощадила смерть, то погибло в огне. Зрелище было ужасно !
Исполнив это последнее действие мщения, по­бедительный Флот направился к тому месту, где определялось кровавое пиршество. Измученный отвратительным позором зверства дикарей, Смит продолжал ежеминутно настаивать, что Булландам обязан исполнить обещание, данное ему, и возвратишь свободу ему и товарищам его. Дикарь ответствовал, что сдержит слово свое, и после великого пиршества отправит их на корабль. Началось гнусное пиршество. Трупы разделили по'частям, и приготовляя жарить, раз­весили их на окрестных деревьях. Потом, полусырые, полуизжаренные, стали раздавать ди­карям. Отличный кусок предложен был Смиту, с ужасом отвергнувшему его, хотя уже пять дней он ничего неел. Изумленные дикари спра­шивали о причине такого отвращения, и с тру­дом могли попять, когда Смит объяснял им, что мясо человеческое для него хуже яду. До­вольные таким извинением, тем усерднее при-
284
пялись они за еду сами, и ночь прошла в пирше­стве ужасных людоедов. Чего несожрали, то немного поджарили и спрятали в корзины—един­ственное средство сбережения припасов у здеш­них дикарей, которые нелюбяш оставлять их впрок.
Плен Смита продолжался еще несколько време­ни, и—можете веришь, можение неверить — но Смит за досшоверное рассказывает, будто в течение всех девяти дней, которые провел на Виши, ничего и нисколько он неел. Начальник лодки, захватившей его в плен, стал наконец требовать своего пленника, говоря, чшо хочет отвезши его на корабль, и надеется получишь за него три уса китовых и 4 2-шь топоров. Бул- лапдам ничего неслушал. Только уже 4 6-го Ок­тября, видевши еще убийство одного из жите­лей ТаФере, чудом спасшагося между Неприятеля­ми, Смит и шестеро товарищей его были пре­провождены на корабль Неирайским старшиною, которому поручено было требовать выкупа. Два остальные Европейца, Локкерби и магпроз, возвра­тились в последствии, благодаря настойчивости капитана Кемпбеля. Любимица оставила Виши, не- утратив таким образом ни одного человека.
«Дикари здешние—прибавляет повествователь — оказывают в исполнении своихч> предприятий такое упорное терпение, что его можно сравнишь только с жестокою свирепостью после побед. Они весьма ловки в своих военных действиях, приготовляют их замысловато, исполняют хлад-
285
и о кровно, и с пиакою твердостью, чшо могут изумишь Европейца. К силе телесной присово­купляется у них глубокое презрение опасностей, и совершенная беззаботность о труде и утом­лении. Начальник дикарей, Булландам сделался между ними страшен победами, и мечтает о единовластии на всем архипелаге. »
Таково первое событие, из тех, которые хо­тели мы передать, с подробностями, какие рассказывают нам сами действующие в нем лица. рассказ этот, исключая из него девятидневный, пост Смита и его товарищей, кажется, должно по­честь досшоверным. По второе из событий поно­сит в подробностях своих ни такой простоты, ни такой вероятности. Пам передал его Дил­лон, бывший одним из главных актеров крова­вой драмы. Главное перескажем мы из его пове­ствования, удаляя многословие Диллона, от чего слова его становятся более невероятными и быль походитчи более па сказку. Указывая па источник, из которого мы берем, этим самым склады­ваем мы с себя всякое ручательство за правду и досшоверность события.
Диллон был офицером на Гунтер, корабле, шкипер, или капитан которого Робсон, быва­лый человек па Витийском архипелаге, и про­ходец по морям, пользовался даже некоторым почтением между дикарями, вмешиваясь в их распри и принимая участие в их войнах. Началь­ник Ваилеа, по имени Бонассар, был особенным его другом. Февраля 19-го 4 843 года, Гунтеръ
286
остановился в заливе Ваилеском, при небольшой речке, которая текла от селения. Селение эшо находилось в полу-льё от берега, на возвышен­ном и открытом месте, между тем, как прибрежье было покрыто мапглиеровым лесом.
Остановясь в гавани, Робсон был посещен другом своим Бонассаром, и гпош рассказы­вал, как во время отсутствия приятеля счастье изменило ему в войнах, как племена дикарей, недавно еще покорные, возмутились и призвали па помощь себе сильных обитателей прибрежья Нанпакабского ; отсюда началась жестокая и не­счастная война. Бонассар надеялся, что пособие его Европейского друга послужит ему к по­правлению обстоятельств. К этому мимоходом прибавил он, что подчиненные его немогут теперь отлучаться в горы, для рубки там сан­дальных деревьев, пока защищение берегов тре­бует их присутствия, и что следовательно, его политические выгоды совершенно сходству­ют с торговыми выгодами капитана. Но при всех таких изъяснениях, дикарь показывал са­мые дружеские, самые откровенные приемы, как прежде.
Надобно знать, что тогда особенно каждый Витийский старшина имел у себя под рукою по нескольку Европейцев, то беглецов с кораблей, то спасшихся па берега Вити после кораблекру­шений. Хорошо принятые и обласканные, они основались между дикарями. Только немногие, у по-
287
гаребивши во зло приобретенное ими влияние через свои воинские заслуги, были перерезаны народом Баоским (вероятно, жителями Имбао), но и та­кое мщение пало только на трех человек. По­доспевши во время, начальник Бао спас осталь­ных от яросши своего народа.
В таком состоянии были дела, когда Гунтер здесь явился. Робсону очень хотелось как нибудь отговоришься от прямого и настойчивого тре­бования своего приятеля Бонассара. Он начал торговлю, вел ее так и сяк, но уже наступал Марш месяц, а дела его худо подавались вперед. Одно и тоже говорили дикари : « Пособите нам и мы вам поможем ; сражайтесь с нами вместе и мы нагрузим корабль ваш сандалом ! » — Де­лать было нечего—Робсон уступил. Апреля 1-го отдал он в распоряжение своего приятеля три шлюпки, с 20-ю Фузелерами и маленькою двух Фунтовою пушкою. Соединясь с 3-мя, или Л000 дикарей, эгпош отряд пустился прямо к малень­кому острову Нанпакабу. Вышедши на берег, на­пали на жителей, и огнестрельное оружие скоро решило битву. Ианпакаб очистили и взяли там десять труповъ—лучшее украшение победы. Плывя далее по реке внутрь земли, жгли по берегам хи­жины и насаждения; потом расположились на при­морье и приготовили пир из трупов неприя­тельских. «Каждый труп-—говорит Диллонъ— был разложен па траве, и жрецы разнимали его по частям. Так производилась эша разъемка : начинали отрезанием ступней от ног, потомъ
288
ног по колени; далее отрезывали остаток йог, кисти ош рук, руки по локоть и остаток до плеч. Окончательно отделяли голову и шею. Каж­дый. отрезок отдельно завертывали со тщанием в зеленый банановый лист, и жарили на огне с корнями таро».
Робсон исполнил требование приятеля, но Бо- пассар недумал сдержать своих обещаний. В Мае месяце, все еще плохо подвигалась нагрузка корабля, когда подошел к гавани сопутник Гунтера, плашкоут Елисавета. Европейцы, жив­шие в Бао, посетили в эшо время Робсона, и он за плату уговорил их помогать ему в за­труднительном деле. И эшо пособие непомо- гало. Нагрузка тянулась, и в Августе на кораб­ле едва было только 450 тонн сандала, то есть, около трети полного количества. Дикари^ объя­вили, что за истощением лесов, они немогут более ничего доставить. Боясь гнева Робсонова, когда он увидит себя явно обманутым, дикари перестали посещать корабль, где могли задер­жать их вместо залога.
Робсон взбесился. Приятель Бонассар явно про­вел его, заставил пособишь в беде, и недумал услужить в свою очередь. За такое веролом­ство, за такое плутовство, как было пеото- мешишь ! Робсон решился мстишь громко и же­стоко. Сначала напал он па дикарские лодки в Ваилеа ; захватил четырнадцать ; потом, имея надобность починишь Елисавету, хотел неосгпа-
289
вляшь дикарям ни одной лодки, чтобы лишить их всех средств ко вреду.
Для совершения такого замысла, воспользовался он появлением двух больших лодок из Бао, с 250-ю дикарей, прибывших требовать возвра­щения Европейцев, находившихся в службе у тамошнего начальника. Приговорив обе лодки, соединивши свои экипажи, помогаемый поселивши­мися на Виши Англичанами, Американцами, Испан­цами, Робсон полагал себя в достаточной си­ле на высадку. Декабря 6-го высадка была сдела­на, под начальством Нормена, лейтенанта ко­рабельного.
Но едва ступили па берег, как уже учинена была первая неосторожность. Вместо того, что­бы идти густою колонною, нападающие раздели­лись на маленькие отряды, по три, по четыре че­ловека. Это значило отдать себя под головоло­мы дикарей доброю волею. Дикари хорошо все эгпо поняли и употребили хитрость. Они удали­лись с прибрежья, чтобы заманить Англичан и союзников их внутрь земли. Все отряды попа­лись в пиакую ловушку. Они сблизились на неболь­шую поляну, в стороне от прибрежья. Несколь­ко частных сшибок, при чем удачно превозмог­ли неприятеля немногими выстрелами, казались обещающими всему походу быстрое и счастливое окончание. Но вдруг маленькое войско Нормена услышало со всех сторон страшный и продол* жительный крик. Он служил знаком общей и нежданной аттаке. Сидевшие в засадах, дикари
Ч, ГИИ. 4 9
290
мгновенно кинулись на отдельные кучки Европей- цов, и перебили их все, за исключением двух только человек, успевших убежать к лодкам, Уцелел один отряд, тот, когпорым комаии-. довали Нормен и Диллон. Его составляли во­семь вооруженных матрозов, два старшины Ба­йских дикарей и один из их воинов. Видя пол­ное истребление товарищей, нашли одно средство спастись—отступать к берегу, крепко прижав­шись один к другому, маленьким каре. Вся до­лина была усеяна вооруженным, бешеным неприя­телем. Всякое покушение на отдельное бегство можно было почесть смертным приговором. Один из отряда отважился было бежать, но его тотчас догнали и убили. Наскоро сплотились подчиненные Нормена. Начали отступление ; оно шло довольно удачно, пока приблизились к по­дошве холма, на дороге бывшего. Туш неприя­тель отрезал путь. Несколько сот было на две­надцать человек, и чтобы придать себе более ужасный вид, дикари вымазали себе лица кровью убитых неприятелей. Туш, при подошве холма пал Нормен, пронзенный копьем. Диллон при­нял начальство — печальное, смертью угрожавшее наследство ! Окруженные отвсюду, Европейцы по­теряли всякую надежду — оставалось недаром'ь продать жизнь! Но среди такого отчаянного со­стояния, Диллон вдруг заметил на долине от­дельную скалу, или холм, с боками крутыми, по­чти недоступными, род крепости, воздвигнутой случаем для спасения, столь высокой, что стре-
291
лы немогли почгпи долешашь до её вершины. Уви­деть это последнее средство надежды, дашь его заметишь товарищам, взбежать на него — все было действие одной минуты, одного мгновения» Диллон засел на утесе с четырьмя Европей­цами, имена которых сказывает он ( Севедж, Бушарш, ДеФней, Вильсон ), и еще одним Ки­тайцем, называвшимся Луис. Остаток отряда был перебит, при чем погибли оба старшины Баоские. И ДеФней всполз на утес изранеиый копьями, с четырьмя стрелами, вонзившимися в спину.
По счастью для этих бедняков, вершина уте­са, к той стороне, где можно было на него взо­браться, была особенно высока, шакч,, чшо все, чшо бросали дикари недолетало до них. Неслы­ханное защищение четырех человек могло сле­довательно продолжиться туш с некоторою на­деждою на успех. Едва какой нибудь дикарь на­чинал карабкаться по узкой тропинке на утес, ружейный выстрела, останавливал его. Десять, или двенадцать человек являлись на тропинке, и падали под роковыми пулями. Такой пример на­пугал остальных. Дикари ограничились тем, чшо окружили со всех сторон утес. С вершины его, Диллон мог видеть корабль свой на вол­нах залива, бессильный пособишь ему, с другой несчастных товарищей, убитых в сражении, и которых теперь разнимали, жарили и ели дика­ри в виду его —печальное, страшное позорище, показывавшее живым, какая участь их ожидает!
49*
292
Между тем ярость дикарей казалась утихаю- щею. Заговорили о примирении и уступках. Во­семь дикарей, захваченных в плен Робсоном, и находившихся на Гунтере, в том числе брат намбео, или великого жреца Ваи-Тейского, послу­жили к тому основанием. «Если вы нас убьете, их также убьют,» говорил Диллон. По счастью, сам намбео был в толпе дикарей, окружавших утес. Он приблизился, требовал изъяснений гпочно-ли брат его неубит, и объявил, что с своей стороны соглашается на размен пленни­ков, бывших на корабле, и Европейцев, нахо­дившихся на утесе. Решились послать кого нибудь на корабль чтобы решишь столь важное обстоя­тельство. ДеФней, раненый и неспособный защи­щаться, был выбран Диллоном. Он должен был уговоришь капитана на обмен, но предупре­дишь его, чтобы он отпустил только полови­ну пленных, а другую сохранял, как средство предупредить вероломство туземцев. ДеФней от­правился, безопасно дошел до берега с намбео, и с утеса могли провожать взорами лодку, пока Она не пристала к кораблю.
Надобно было дожидаться следствий посылки на корабль. Старшины Витийские, стоя вокруг утеса, старались завести разговоры с Диллоном и его товарищами, особенно желая уговоришь их оставить недоступное убежище и отдашься в руки дикарей Диллон неверил ; совето­вал тоже товарищам, но один из них, Се- ведж, уже пять лет живший между дикарями, не-
293
послушал его, осмелился сойдипи и вмешаться в толпу' диких. Его провели к Бопассару, кото­рый сначала оказал ему ласковый прием. Обод­ренный примером его, Китаец Луис также со­шел с утеса, и отдался в покровительство старшины, которому прежде оказывал разные услуги. Думая, что теперь и Диллон незаме- длиш согласишься, старшины настаивали в убеждениях особенно. Но они получили решитель­ный, ответ, что тогда только Диллон поступит подобно своим товарищам, когда лодка во­ротится от корабля. Все убеждения дикарей оказались тщетны, и злодеи оставили притвор­ство. При единогласном восклицании, Севедж был схвачен, опущен вниз головою в ров, наполненный водою, и задушен таким образом, когда в пио-же время от удара дубиною, нане­сенного одним силачем, череп Китайца разле­телся осколками. Немедленно разнятые и изжа­ренные j трупы несчастных были пожираемы в виду Диллона, и он убедился, что недоверчи­вость его была спасительна.
Тут оставались па утесе только Диллон, Бушарш и Вильсон — трое прошив многих тысяч осаждающих. Думая, что теперь уже лег­ко взобраться па утес, дикари полезли по тро­пинке с удвоенною яростью, стараясь избе­гать выстрела. Предосторожность оправдывалась предшествовавшим опытом. Искусный стрелок, Бушарш, если поверим Диллону, убил 27-мь дикарей 28-ю выстрелами. Диллон с своей сто­
2ШИ
роны положил их достаточное число. Вильсон нестреляд, но заряжал ружья. Кругом утеса лежала груда тел, и самые смелые недерзали идти на смерть, почти неизбежную. Ушомясь по­терями без успеха, дикари перестали нападать. Будущее было им благоприятно. Сумрак, или го­лод, рано либо поздно, должны были предать в руки их остальные жертвы.
Тогда возобновились перед глазами Европей­цев сцены людоедства, как будто жестокая насмешка над будущею их участью. Дикари де­лили между собою изжаренные члены человеческие, и жрали их с неистовою яростью. Перерывая свое ужасное пиршество, некоторые из старшин под­ходили к подошве холма, держа в руках куски мяса, еще кровавого, показывали их Диллону, и убеждали его насмешливо сойдши. «Мы вас тотчас изжарим и съедим, а ночью неловко заняться та­кою работою»—говорили дикари. На все такия на­смешки Диллон отвечал одно : «Если вы убьете нас, ваши земляки на корабле будут побиты!»— Вот велика беда —• отвечали людоеды — пусть Робсон скушает наших, если ему угодно, за то мы вас съедим! Постойте, дайте наступишь ночи; вам нельзя будет стрелять; мы взберемся к вам и убьем вас. —
В самом деле, день вечерел, и с наступлени­ем ночи положение осажденных на холме стано­вилось вовсе} безнадежным. Притом у них оставалось только семнадцать патронов, и пер­вый мрак передавал их совершенно в руки
295
неприятельские. Несчастные советовались и поло­жили, чтобы недосшаваться живыми врагам на мучения. С наступлением ночи, они хотели за­стрелишь друг друга, и гпем сократить неиз­бежные страдания. На минуту оживила их еще раз надежда. Лодка плыла ош корабля и прави­ла прямо к берегу. Но каковы были ужас и скорбь Диллона, когда он заметил, что по непрости­тельной оплошности, капитан отпустил всех восьмерых, бывших у него пленников! Послед­няя мечта о спасении разрушилась. Что могло те­перь заставишь дикарей пощадишь их } если они пемогли опасаться никакого мщения? Еще обман, еще вероломство, значили-ль для нихч> что нибудь! Жребий Диллона и храбрых его товарищей был решен — выйдши живым из могилы невозмож­но ! — Мы предоставляем ему самому рассказ:
« Вскоре после того, как вышли на берег во­семь пленных, бывших на корабле, их подвели безоружных к холму. Жрец взошел к нам на холм, и объявил мне, что Робсон не только охотно отпустила» всех пленников, но прислал еще ящик с железными вещами, чтобы вместо выкупа отдашь их начальникам, которым долж­ны мы притом передашь наше оружие. В таком случае, прибавил жрец, я проведу вас живых и целых к пристани. Пока будет у меня воз­можность—отвечал я—оружия моего я неошдам, ибо уверен, что меня обманут и поступят со мною, как поступили с Севеджем и Луисом,- поверившими слову неприятелей.
296
« Тогда жрец обратился к Бушарту и угова­ривал его согласишься на предложение. Туш вне­запная мысль пришла мне в голову захватишь са­мого жреца, и свободу нашу купишь его лич­ностью, Галстухом моим привязал я к поясу ружье Севеджа, усшавил дуло моего ружья про­шив жреца, в самое лицо его, и объявил, что немедленно выстрелю, если он покусится бе­жать, или кшо нибудь из дикарей сделает ма­лейшее движение, чтобы напасть на меня и моих товарищей, или остановишь нас при отступле­нии. Потом велел я жрецу идти прямо к при­стани, угрожая немедленною смертью при непо­слушании. Жрец повиновался; мы сошли с холма, и проходя сквозь толпы дикарей, он увещевал их сеешь и непричиняшь нам никакого зла, по­тому, чшо если они нападут па нас, мы тот­час убьем его, и тогда дикари навлекут на себя гнев богов, сидящих на облаках, кото­рые, раздражась за неповиновение жрецу, подни­мут волны морские и потопят весь остров.
« Дикари оказали совершенное повиновение жре­цу своему, сели на траве, и намбетти ( название туземных жрецов ) повел нас, как мы ему приказали, к пристани. Бушарш и Вильсон дер­жали дулы ружей своих прошив висков жреца, а я уставил свое ружье ему в спину, между пле­чами, стараясь ускорить наше опасное пушеше- сипвие между жизнью и смертью. Приближение ночи побуждало меня к тому, и я знал, какую власть имеют слова жрецов над дикарями.
297
« Так дошли мы до самого берега, и намбеш- ши вдруг остановился. Я приказывал идти да­лее ; он решительно отказался, говоря, что да­лее непойдеш и я могу убить его, если мне угодно. Напрасно угрожал я, спрашивая : почему нехочет он довести нас до самой лодки? «Вы захватите меня там живого и увезете на ко­рабль мучить» —• отвечал жрец. Мешкать было страшно. « Стой и недвигайся! » закричал я, и— уставив в него три наши ружья, мы стали пя­тишься от него задом и таким образом до­шли до лодки. Вдруг бросились мы б нее, бы­стро поплыли и несшрашились уже, что дикари прибежали толпами к берегу, пустив в нас тучи стрел и каменьев. Вскоре были мы без­опасны от их бессильной ярости.
« Благодаришь милосердие Божие — было первою мыслью, едва только избежали мы погибели. У силь­но гребли мы и достигли корабля, когда солнце готово было закатиться за горизонт. »
Вот повествование Диллона, на которое не- делаем мы никаких замечаний, как пи кажется рассказ эшош невероятен. Впрочем, главный недостаток в рассказах всех купеческих ка­питанов состоит не в том, что касается их драматической стороны и достоверности, но наиболее в том, что недостает при них ни­каких положительных сведений и верных по­дробностей о местности и народах, о которых говорят. В двух приведенных нами эпизо­дах невозможно распознать, что эшо за селения
298
шакия : Вае-Теа^ Нанпакаб, Тафере, Бао> какое место должно определишь им на карте и какою дорогою к ним идти ? Умышленно ■> или поне брежносши, торговые ' мореплаватели лучше .по бяпгь говорить нам о геройских подвигах в своих отдаленных странствованиях, о мело- чах неважных и посторонних, нежели переда­вать нам географические данные о землях, ими посещаемых, важные для пауки и общего любо­пытства.
Вот почему, несмотря на путешествия шки­перов купеческих, география архипелага Виши оставалась весьма неверною, когда капитан Дю­мон-Дюрвиль предпринял его обозрение. Мы уже видели, как несчастливое пребывание его на Тонга- Табу долженствовало сделать подобное предприя­тие трудным и опасным. расстройство в осна­стке, потеря якорей, столь необходимых в та­ком море, где беспрестанно надобно останавли­ваться нежданно и вдруг, представляли важные затруднения. бесчисленные опасности ожидали Ас­тролябию среди архипелага, усеянного мелями и утесами, а в случае бедствия, плавателей ждали на берегах народы свирепые и кровожадные.
Вопреки всем опасностям и препятствиям, Дюр­виль пехотел удалиться ош важной части иссле­дований, означенной в его инструкциях. Он от­правился к архипелагу Вити, осмотрел остров Башоа, и 25-го Мая 1827 года повел корабль свой по проливу между Онг-Геа и Буланг-Га. ИИо этому пути, до прибытия к Лагемба, были
299
осмотрены различные осипрова, о копиорых упо­миналось уже выше. Подле Онг-Геа-Лебу лодка с Тонгскими дикарями пристала к Французской корвешше. Ею начальствовал старшина из се­мейства Фаша-Фаи, по имени Муки ; он взошел на корабль и разговорился с капитаном. Ош него узнали, что па Лагемба есть небольшой якорь у дикарей, доставшийся им с Американского ко­рабля, разбившагося при Баипоа. В насшоящемч» состоянии корабля, приобретение якоря было дра­гоценно, а по словам Муки, царь Лагембский, Туи Не а о, согласился-бы уступишь свою находку без затруднения. Астролябия поплыла к Лагемба, и Тонгская лодка следовала за нею, передавши Французам одного Испанца, по имени Медиола, который спасся от разбившагося Испанского ко­рабля Зачатие ( Солсерсиоп ).
Стараясь поскорее достать якорь, находившийся у дикарей, едва прибыл Дюрвиль к Лагемба, большая шлюпка отправилась па пристань, с во­оруженными людьми, под начальством офицера Лошшепа. Муки и Медиола посланы толмачами и посредниками. Шлюпка стала у берега, но, боясь нападения, пепричаливала к берегу. Сначала ди­карей появилось па берегу очень немного, но вско­ре слух о прибытии Европейцов разнесся далеко, и более 200 человек сбежалось, вооружись копьями и дубинами. Прежде молчаливые и скромные, ди­кари сделались теперь шумливы и наглы. Лопппен соблюдал всякую предосторожность, замечал все движения, старался угадать мысль дикарей. Въ
300
эшом скоро неосшалось сомнения. Людоеды бро­сились в воду, ухватились за шлюпку. Надобно было предупредить опасность. Испанец и Тонг- ский дикарь, спрятавшись в средине шлюпки, тре­петали, и безмолвный ужас их говорил яснее слов. Велено было плыть обратно, и шлюпка во­ротилась к кораблю без всяких дальнейших приключений.
Во все это время, Астролябия неосшавалась без посетителей. Еще трое Испанцев, уцелев- ших от экипажа корабля Сонсерсион, явились к Дюрвилю, просишь, умолять его, рассказывая со слезами, чшо уже три капитана Европейские отказали взят их, и заклиная быть великодуш­нее и милосердее. Дюрвиль принял их, как Ме- диола, пассажирами. С ними прибыли еще почет­ные люди из дикарей : Турепг-Токи, брат царя Лагембского, и Луа-Лала, кузин его, метис из рода Тонга и Виши, более показывавший следы первого, нежели вшорого, имея Физиогномию и бла­городный вид Тонга, при темном цвете кожи и курчавых волосах Виши. Наконец появился че­ловек знатнее всех нами упомянутых. Эшо был Тумбуа-Пакоро, племянник великого Ориво, главного начальника Имбао и всех восточных островов. Находясь в то время за сбором по­дати на Лагемба, он казался Французам благо­родным, благопристойным, важным во всех манерах обхождения.
Все сии посетители были еще на корабле, когда возвратилась шлюпка. После рассказа Лопишеномъ
304
его приключения, Туренг-Токи и Луи-Лала стара­лись оправдать своих земляков. Без всякого злого умысла, из любопытства и глупости де­лалось все это, говорили они. Но, веря словам их, Дюрвиль верешался более пускаться к бе­регу и начал торговать у Туренг-Токи якорь, с ипем, чтобы сами дикари привезли сго. Скоро согласились в цене. Браш царский хотел послать свою большую лодку за предметом торга. Рас­поряжения произведены немедленно, но наступила ночь и дело оставлено до завтра. Как ручатель­ство за доброе намерение, все три Витийские на­чальника остались на корабле с двумя Гонгскими островитянами.
Но море заволновалось, время сделалось бурным, и Астролябия немогла остаться близ острова. Принуждены были выплыть в море, и двое су­ток продолжать сомнительное плавание между неизвестными островами. Только уже утром 28- го Мая, видя, что течением сносигп к северу, Дюрвиль отважно решился продолжать свои исследования, предоставляя себе искать пристани, если погода продолжится прошивная.
Один за другим, тщательно осмотрены были острова Неау, Дзизиа, Бату-Бара, Азата, Табе- Уни, Лаудзила, несмотря, что в этом тяжелом деле надобно было бороться с бурями, грозным морем, бесчисленными мелями, какие прикрывались теперь разъяренною глубиною волн. Однажды, 34-го числа, Астролябия увидела себя совсем за-
302
нершою в лабиринте скал. Она была тогда в проливе между Лаудзала и Нугу-Лаудзала, ища прохода к северу. Несколько раз двигалась она к самым асорам утесов и мелей, и каждый раз длинная цепь пенистых волн представля­лась ей, без конца во все стороны, плотная, связан­ная, так, чпю место являлось во все непроходимо. Капитан отказался наконец отъпрсдприятия идти на север, взял на юг, еще раз видел острова, уже наименованные выше, и сверх того Коро, Неираи и Ига о ; наконец, неизвестный еще до тех пор остров: эшо был Муа-ла.
Невольными участниками всей этой гидрогра­фической прогулки были гости на Астролябии, ди­кари Виши и Тонга. Проклиная ветры и море, они плакали, отчаивались, страшились, чпю уже никогда неувидяш своей отчизны. Брат царя Лагембского, Турепг-Токи, особенно проливал горькия слезы, словно дигпя; Луа-Лала более оста­вался в безмолвном отчаянии. Только один Тум­буа-Накоро, превозмогая опасения и печаль, тер­пеливо сносил свою тягостную участь. Пригошо- вя’сь на все, он объявлял, что если хотят у- везши его, шо он готов, но песпоря за себя, просит только возвратишь на землю товарищей его нечаянного плена, Туренг-Токи и Луа-Лала, людей знаменитых, жены которых будут уби­ты, если эти дикари иеявятся к своим родичам.
На все жалобы скорбь и требования, Дюрвиль ответствовал, что вовсе неимеепѵь намерения увозит и оскорблять этим своих гостей, но
303
при первой возможности поставишь их, живых и здоровых, на который нибудь Витийский ост ­ров. Пока Астролябия шла к северу, дикари не- верили словам капитана, но поворот на юг о- живил в них надежду, а когда в виду Муала им сказали, чшо перевезут их сюда немедлен­но, радость их была необычайная. Муала был дружественный им остров.
Отправка дикарей на Муала произведена была 2-го Июня. Дикари отпущены с корабля, осыпан­ные подарками, и по видимому, весьма благодар­ные. 1/Из всех, Тумбуа-Накоро был лют, о КО’ ем наиболее осталось воспоминаний. Честный, важный, смелый, скромный, он особливо был не­истощимо услужлив в ответах на все вопросы, которые ему предлагали. Отлично понятливый, довольно образованный, судя по степени образо­ванности народа, к которому принадлежал, он умел отдавать верный отчет в нравах и обы­чаях своихч> земляков. Довольно путешество­вавши по всему архипелагу, он хорошо знал'ь его. Ведая название каждого встречаемого острова ? всегда предлагал он разные изъяснения, перево­димые Испанцами, совершенно изучившими Витий­ский язык. По всему этому, присутствие Тумбуа- Накоро было драгоценно для ученых на Астроля­бии; к исследованиям географическим можно бы­ло прилагать верные названия туземцев.
После остановки при Муала, прошивные ветры пепереставали тревожишь Астролябию. Днем 5-го числа, она шла вблизи, миль 45 ть, подле опаспыхч»
3(W
прибоев, окружающих 10. B. часть прекрасного острова Виши-Леву. Ночью, взявши направление к югу, чтобы осмотреть остров, находящийся по картам в 30-ти милях расстоянием от Виши- Леву, Астролябия едва прошла 4 2-ть миль и под­верглась страшной опасности. Месяц прорезал густые тучи, мельком, и его мерцающие лучи о- светили длинный ряд мелей, белевшихся на не­сколько кобелыповов впереди корабля. Еще пять минут и—корабль разбился-бы об пих. Быстрый оборопиЧ} сохранил мореплавателей Французских. Астролябия успела отодвинуться. Но урок был так опасен, что во всю остальную ночь прини­мались самые строгия меры предосторожности, и с утром подробно могли определишь бесконеч­ную мель, обгибающую купу островов и остров­ков, лежащих на север от Кандабопа. Сей остров был совсем не так отдален от Ви­ши-Леву, как означалось эпю на прежних кар­тах. Ош шего Астролябия могла погибнуть сре­ди ночного мрака.
Осмотревши Умбенга и Кандабон, Дюрвиль взял еще к северу, чтобы пройдти опять к Виши-Леву, но пролив снова оказался заперт цепью прибоев, может быть, продолжением пре­жней опасной цепи их. Днем 7-го числа открыл­ся прелестный, небольшой Вагпу-Леле, и вечером Астролябия была на Ю. 3. стороне Випии-Леву. Несколько сношений с жителями большего ост­рова означили здесь краткую остановку ; 10-го числа появились кучи островов и островков,
305
составляющие возвышенные купы Малоло, Накоро, Битонго и Бивуа. Наконец, 4 4-го числа, всту­пив в груды опасных подводных мелей, Дюр­виль должен был удалишься от земли, и тем кончить обозрение архипелага Вити. Другие, не- меиее важные пункты для трудов экспедиции дол­жны были обратить внимание Французского капи­тана. Таким образом, в трудном плавании, ежедневно встречая неожиданные опасности, Ас­тролябия достигла одпакожь того, что утвердила надежным образом положение множества остро­вов, доселе по неверным намекам ставимых па карту ; поверивши прежния открытия, сделали много новых, исправили названия, собрали нако­нец несколько новых и верных сведений о ди­карях Витийских, драгоценные машериялы для знаний ; надежные и полезные вехи поставили на пути изъяснений более полных и обширных.
Ч. КП.
20
ГЛА1ВА ШП.
АРХМПЁЛАГ’Ь БИТИ. — НРАВЫ, ОБЫЧАИ, ЯЗЫК ДККАББ&.
Мы говорили уже, что туземцы Вити принад­лежат к Меланезийскому шипу, и должно ска­зать, что они составляют в нем одну из луч­ших пород. Высокие, складные, проворные, мус­кулистые, опи несклопны, как Полинезийцы, к тучности, что нередко даже и па Тонга. К вер­хушке головы лицо у них шире, нос широкий, большой, сплюснутый, рот огромный, губы тол­стые, зубы белые, брови густые, но всего более отличает их кожа цвета сажи и курчавые во­лосы, что придает им вид мрачный и свире­пый.
Трудно определить в точности ик характер. Во все времена согласно провозглашали их веро­ломными и свирепыми, что подтверждается и де­лами, достоверности коих оспоривать невозмо­жно. Но до совершенного опознания, уделим часть
307
и преувеличению в рассказах Европейских про­ходцов, всего более кричавших о зверешве ди­карей Виши. Если бы и дикари могли в свой че­ред изложишь свои жалобы, может быть, ош- крылось-бы, чшо вина была взаимная; варварство островитян Виши нередко бывало только воз­мездием. Спекулянты, с пушками и ружьями бро­дящие по морям, вообще природы пемягкой и не­крошкой, и если опи пеедят людей, то без да­льнего зазрения совести любят обмануть и рас­платишься потом пулями и каршечами.
Об одном неосшаешся никакого сомнения — людоедстве Витийцев, ужасном, отвратитель­ном обычае, в котором превосходят опи са­мых Пово-Зеландцев. У этих, по крайней мере, варварская религия играет главную роль в по­жирании человеческого мяса, поддерживает и про­должает его; но на архипелаге Вити дикари ру­ководствуются только отвратительною привыч­кою, находя вкус в самом этом ужасном припасе. Эгуи Тонгский, по рассказу Марипера, присутствовал однажды при пире, данном Ви­тийскими старшинами, и пирч> составлял нечто ужасно-величественное : 200 корзин иньямов, 200 куриц, 200 свиней, и — двести человеческих трупов предложено было гостям. Пирующие, на половину дикари Тонгские, на половину Витий­ские, пеосгпавили мест своих, пока всего песо- жрали. Надобно однакож полагать, чшо и па Ви­ти придается людоедству нечто религиозное, ибо Смит, приключение которого мы пересказали, 20*
308
говорит, чшо трупы сначала были при пом по-* реданы жрецам, которые приготовили их.
Почти одним маро ограничивается одежда Ви- пиийцев. Вся заботливость туалета их состоит в прцческе головы, которую они красяшч», зави­вают, украшают па сто маноров. Кроме обык­новенного татуажа, известного в Полинезии (на­калывания кожи), многие производят еще здесь шапиуаж особенный, употребляемый Меланезийца­ми, состоящий в рельэФиюм возвышении (tatoua­ge en relief). Это делается глубокими насечками, от чего па коже остаются рубцы.
Два главные острова, кажется, разделены между различными племенами, коими властвуют разные царьки. Царь Имбао, области в В. части Виши- Леву, принимает титул Лбуни-валу, и владе­ет почти всею восточною частью архипелага. Унонг-Лебу, владелец западной стороны, кажет­ся, также властитель сильный. Вануа-Лебу, Буа, Нанпакаб, Вугиа, Дагои-Робе, без сомнения, правятся отдельными, неизвестными старшинами.
Говорятч», будто у Ориво, царя Имбайского, сто жен. В порядке наследства переход бы­вает от старших к младшим, а потом воз­вращается к детям старшего. Власть царей не­ограниченная, если только непочесипь ограничени­ем вмешательства жрецов. Они именуются Намбео и Намбетта, а главный между ними берет титул Намбеттн-Неву. У него бывает три же­ны и большое богатство китовых усов. Сказы­вают, что есть еще великая жрица, Ихмепуемая
309
Намбетти-Левуа. Муж её царствует в Нгао. Все эши духовные особы пользуются великим вли­янием па умы туземцев. Кажется, чшо их пе- призываюш пи в случае рождения, ни для какого пибудь обряда при похоронах, но прибегают к ним в болезнях.
Весьма немногим ограничены сведения наши о Витийской религии. Зан-Гуалу считается первым богом. Калу начальствует над талибу, то есть, табу Витийским. За тем следуют шисшие боги: Калу-Ниу^а, Реиро, Вадунгуи-Бавата, Вадоигуи- Тонга, и проч.—Жрица призывает богинь : Гулио- Равара, Голи-Коро. Все боги живут в Луама- Ланги, или небесах.
Бог Онден-Ги, или Онден-Геи, сотворил не­бо, землю, все предметы и всех богов. После смерти человеческой, душа соединяется с Оп- ден-Ги. Боги неизображаюшся никакими вещест­венными предметами, но строят для них молель­ни, или святые домы, называемые амбуре, в ко­торых делаются приношения свиньями, бананами, тканями, и пр. Приношения эши бывают по слу­чаю болезни родственника или начальника. После смерти родного близкого в обычае отрубать па­лец на руке, либо на ноге. Когда умирает царь, или старшина, па могиле его убивают несколь­ких жен его.
Ош десяти до ста жен позволяется иметь начальникам, смотря по богатству их. У про­столюдинов бывает по одной жене. Дикарки выходят за-муж едва возмужают, но мужчинамъ
310
запрещено всякое обхождение с женщиною до 20-ши лет. Дикари уверены, чгпо неизбежная смерть следует за нарушением сего закона. Только имеющий уже бороду может приступить к женщине.
Мужчины и женщины едягп розно. Рыболовство, кухня, выработка тканей принадлежат к заня­тиям женщин ; мужчины воюют, обработыва- ют поля, делают лодки, строят домы.
Кава употребительна на Виши, но бетеля здесь незпаюш. Бород небреют. При рождении ди­карь получает имя, но переменяет его, когда вырастет. Пятнадцати лет совершают обреза­ние, употребляя для сего острую раковину. Кровь унимают лоскутом тонкой ткани. Вообще ди­кари здешние здоровы. Но между болезнями есть следы Неаполитанской. Сумасшедших немедленно удавливают.
Самоубийство весьма известно на Виши. Неред­ко, избегая притеснений начальников, Вишийцы произвольно умерщвляют себя. Воровство здесь весьма обыкновенно. Наказания ничего неявляюш определенного и зависят от воли старшин и царей.
У Витийцев нет обычая меняться именами с гостями своими — этого залога дружбы и брат­ства между Полинезийцами. Но если старшина убьет какого нибудь неприятельского старшину, то берет себе его имя. Оружие Витийцев со­ставляют луки, стрелы, копья, дубины. Из по­следних самые опасные сушь короткия, с кру г--
344
лою шишкою на конце. Впрочем, домы и мебели здешния походят на домы и мебели Тонгские.
Китовые усы считаются величайшею драгоцен­ностью на Вити, и служат вместо наших дра­гоценных металлов. Каждая штука делится вдоль на пять, на шесть частей, и из них делаются ожерелья, которые только старшинам позволяет­ся носить. Сокровищница Ориво состоит из большего запаса китовых усов.
Есть здесь звание людей, несколько похожее па Топгских мата-буле; их называют мата-нивануа. Главное дело их собирать подати и говоришь публичные речи. Находятся также невольники обо­их полов, известные под именем капсси. У Ориво считалось невольников мужеского пола до 400 человек.
После сражения, пока победители разбирают трупы, чтобы разнять и исжарить их потом, поется хором песня, слова которой Тумбуа-На- коро пересказал г-ну Гемару, но пеумел изъяс­нить смысла их. Это все равно, как Ппге Ново- Зеландцев. Дюрвилю передали слова её., но не­го огли изъяснишь их значения.
Язык Витийский, хотя перемешанный с не­сколькими Тонгскими словами, существенно раз­личается от всех языков Полинезийских. В нем находим уже частое употребление звуков М и Н в начале слов, и даже перед согласны­ми. Такия слияния, по замечаниям Дюрвиля, видны, во многих языках черных народов ; их мно-
312
жесшво в языке Коптском, и без сомнения, не­чужды были они наречиям древнего Египта.
Доныне известные произведения архипелага Ви­ти, кажется, общи с островами более восточ­ными. Можно полагать однакож, чпю обширные и высокие земли Вануа-Лебу и Вити-Леву содержат различные предметы, чуждые почвам Полинезий­скимъ— необходимый и неизбежный переход от бедной и ограниченной природы Восточных ост­ровов к богатству и разнообразию архипелагов Западных.
По рассказу Маринера, в Пау, на островах Витийских, дикари заметили однажды в начале нашего века, па прибрежьи моря, исполинскую я- щерицу, которая нырнула в море. Потом со­жрала она многих купавшихся дикарей, и ужас распространился по всему острову. Собрались ло­вить чудовище, по стрелы отскакивали от же­сткой чешуи его. Можно было подумать, что я- щерица одета в кирас. Туш дикари положили, чшо это было злое божество, посланное богом для истребления их. Но один старый, бесстраш­ный и ловкий воин предпринялч» избавить земля­ков от погибели. Он приготовил крепкую ве­ревку, на конце которой привязал дерево, от­давши другой конец держать пятнадцати дика­рям. Едва появилось чудовище на поверхности моря, смельчак поплыл на дереве прямо к нему, и закинул глухую петлю, так искусно, что го­лова и лапы чудовища были ею обхвачены. Дикари, державшие веревку, начали тянуть ее из всехъ
313
сил, и чудовище помогло освободишься от пе­тли, невзирая на все ужасные усилия. Толпою бро­сились на него, едва было оно вытащено па бе­рег, и избили его дубьем. Потом, по обычаю туземному, неприятеля надобно было съесть ; его исжарили, скушали па здоровье, и старики, уча­стники пира, и теперь еще вспоминают, что это было чудесное кушанье.
Нет сомнения, что исполинская ящерица, как назвали чудовище Витийцы, был кайман. Это земноводное, найденное потом Дюрвилем на бе­регах Новой Ирландии, могло опи острова до острова, перебраться к архипелагу Виши.

НОВЫЕ ГЕБРИДЫ. — ГЕОГРАФИЯ И ИСТОРИЯ.
Океания оставила архипелаг Витийский и на полных парусах направилась к Новым Гебри­дам, когда печальное событие погрузило всех нас в глубокую печаль. Уже с давнего времени, наш добрый Филипс сделался нездоров. расстройство желудка, пренебреженное сначала и уси­ленное тяжелою пищею на корабле, мало по малу убивало нашего лихого моряка. Но он и мы на­деялись на перемену, и чуть становилось ему лег­че, Филипс являлся на палубу и принимался за свою должность. Но уже веселость его навсегда исчезла', тучные Формы тела его пропали. Со вре­мени отбытия от Тонщи-Табу, больной уже не- осшавлял своей койки и слег решительно. Бу­дучи единственным медиком на своем корабле, Пендлеипон истощил все врачебные пособия, и ни лекарешва, ни заботливость его непомогали. Последние пять ночей почти безотлучно проси­дел он подле больного, истратил свою аптеч­ку — смерть явно близилась к нашему товари­щу — дни его были изочшены. ..
315
Июня 5-го, уипром, Филипс был уже при по­следнем издыхании. Я находился подле его смерт­ного одра. « Несмею просить Пендлешопа — ска­зал он мне тихим голосом — но, желал-бы умереть не здесь, а гпам на палубе, в виду мо­ря, под парусами. Мне легче будет — здесь в каюте мне душно. » .. Едва пересказал я прось­бу Филипса капитану — «Порадуем его — отве­чал он, со слезами на глазах — исполним его последнее желание! » Четыре человека отправились в каюту, и бережно сняли и перенесли мы койку Филипса па корму. Едва умирающий завидел пре­красный, лазурный Океан, глаза его оживились, мертвая Физиогномия освежилась румянцем — он протянул руки и хотел приподняться. Но те­ло уже неслушалось дути — оп повалился на подушки снова, и эшо усилие было последнее. Уве- рясь в слабости сил, моряк сложил руки, и в безмолвном восторге смотрел на волны, на корабль, на паруса, на снасти — улыбка мелькала на устах его ; казалось, он прощается с ста­рыми, привычными друзьями. Торжественная мину­та смерти возвышает человека. Все смешное, что было прежде в Филипсе, исчезло. По смерть уже душила грудь его. Филипс хотел передашь Пендлетопу свои последние желания и просьбы. «Капитан, » сказал он — будьте родным мо­им сиротам ■— отвезите им благословение от­ца —' позаботьтесь об их участи. Духовная моя давно написана. Там, в ящичке, она и рос­пись всего, что после меня останется моимъ
316
ребятишкам. Хочу, чтобы Джонс сделался мо­ряком, как я был. Нелли мою пусть отдадут за моряка. » . . Речь сделалась невнятною. Слышно было, чшо Филипс молится. Смертный колоко­лец захрипел вч> груди его. Через четверть часа Филипс уснул спокойно, и — на веки...
Все были свидетелями эгпой тихой кончины ? середи бела дня, на палубе корабля. Все мы люби­ли доброго Филипса. По смуглым лицамч» матро­зов текли слезы. К вечеру, парусный мастер зашил тело покойника в койке его, долженство­вавшей служить ему гробом. Прежде этого обмы­ли его и нарядили в лучшее его платье. К но­гам привязали два ядра, и оигь был, окутанный, как Египетская мумия, положен в большую кор­зину и перенесен в переднюю чаешь палубы. Туш пробыл покойник всю ночь. Звездчатым Флагом Северо-Американских Штатов былч> оп за­крыт и два Фонаря горели над ним во все время. Эшо было печальное, величественное зрели­ще смертного спокойствия па бурных волнах моря. Казалось, и оно хотело почтишь память старого знакомого — было тихо, безмолвно. Ни­кто на корабле несмеялся во всю ночь. Говорили мало, и то о нашем усопшем товарище.
На другой день утром, все было готово к погребению. Только нижние паруса оставались для управления кораблем; реи верхних образовывали кресты ; паруса на них подобрали ; Флаг веялся на половине мачты. По знаку Пепдлегнона, удари­ли в колокол. Глухо раздался звон его отъ
34 7
языка, окутанного сукном. По звону колокола, все стали порядком па палубе корабельной. Шестеро подняли тело и снесли его к всходням. Тут наступил час прощания вечного. Три выстрела означили его. Пепдлетол, капеллан корабля, так-же, как был его лекаремъ^ приблизился к телу и читал молитву :
« Всемогущему Господу-Богу у по Его бесконечной благости, угодно было воззвать к себе душу наше­го любезного, здесь предлежащего брата, и мы пре­даем бренные останки его волнам моря, с верою в воскресение мертвых, когда море отдаст вве­ренное недрам его, для вечного блаженства. »
Все тихо повторяли моление, и едва Пепдле топ произнес : « Предаем бренные останки егс волнам моря » ■— два машроза сняли с гроба Филипсова Флаг, приподняли тло последнее жи­лище своего лейтенанта и бросили его в море. Молитва оканчивалась, когда тело, от тяжести, погружалось в глубину Оксана, оставляя па по­верхности быстрые, круго-видные волны. Все утих­ло. Море было опять спокойно. Молитва замолк­ла. Три пушечные выстрела показали окончание обряда.
Так нестало одного из товарищей моей ко­чевой жизни, доброго Филипса, который своею оригинальностью, своимч} видом, своим правом приносил всем вам столько удовольствия. Не­давно узнал я его, и жалел об нем, как буд­то о старом друге. Жители корабля — это семьяне ; шут искренно любишь каждого, привы­
318
каешь ко всем, горюешь о каждой убыли. На зем­ле едва замечают люди потерю ближнего; на мо­ре ее долго помнят — она невозвратима. . .
По жизнь развлекла грусть об умершем. Июня 7-го, на другой день после погребения Филипса, ка­завшееся нам вдали облаками, превратилось в землю — эшо был осгпров Эрроиан. Пендлепюн непременно хотел остановишься при Гебридском архипелаге, чтобы уверишься, до какой степени надлежало доверять рассказам нескольких ку­печеских шкиперов, по словам которых мели около Танпа обилуют трипапгами, а внутренние леса множеством превосходных сандальных де­рев. Верные барыши могли после сего ожидать каждый корабль, пустившийся на торговые спеку­ляции в Гебридских островах.
До сихч> пор наша Океания плыла по прекра­сному морю и при благоприяпиномч, ветре от Ю. В., гнац, что все казалось благоприятствующим нашему плаванию. Пендлепюн шел прямо к Но­вым Гебридам. Уже коническая вершина Эрропа- на отделялась из средины облаков, когда вдруг, и так, что мы вовсе немогли предвидеть по­добной случайности, паруса наши упали и приль­нули к мачтам. Ветер от ИО. В. мгновенно перевернул к 10. 3. — Лейтенант Райнбов, бывший на вахте, закричал, забранился, послал все к чорту на самой скорой почте. Без Иен- длегпона, мигом прибежавшего па помощь, Океа­ния могла испытать повреждение в оснастке. В пять минут., по голосу капитана все было при­
319
ведено в порядок. Корабль поладил с при­хотью ветра. Но за то новое направление его удаляло нас от земли, и мы помогли уже идти прямо к ней. Впрочем, перебросившись к 10. 3., ветер сделался неровен, бурен, дул порывами и перебирал пят, или шесть румбов компаса. Вскоре были мы на виду острова Тайна, одного из Ново-Гебридских, где Пепдлешоп хотел было остановишься. Но течение. волны, ветер, все отводило пас от него. Напрасно мы лавиро­вали. Вершина Таниского пика, вместо приближе­ния, мало по малу удалялась от нас и пропада­ла в облаках. Ночью, только мерцающий свет в направлении осгпрова показывал нам блеск огненного извержения тамошнего волкапа. Нако­нец, после восьми дней трудного и бесплодного плавания, мы невольно перешли все длинное про­тяжение Ново-Гебридского архипелага, и находи­лись между островами Фашака и Тикопиа, один был у пас па запад, другой на восток. Пепд- лешон отказался от посещения Новых Гебри- дов. Я немог видеть их сам, и мне надле­жало довольствоваться замечаниями, какие сделали прежние мореплаватели, более нас счастливые.
Если захотим идти до самой первой эпохи открытия архипелага Гебридского, Испанец Кви- рос встречается нам прежде всех. Первый он видел Новые Гебриды, посланный для откры­тия великих земель Австральных. Оп узнал от жителей Таумако, что к югу от их остро­ва лежит купа островов, называемая Манннколо,
320
где живут люди белые, черные и цветные. Руко­водимый таким изъяснением, Квирос пошел на юг, и 25 Апреля 4 606 года, под 1Л° 30' ш. ю., открыл множество возвышенных островов, из которых один назвал островом Пресвятой Богоматери Лу зской [lïiestra Senora de Luz). При­брежье его было обрывисто, опасно, и испещрено водопадами, протекавшими в море.
С моря, земля казалась покрытою насаждения­ми. Сбежавшись при виде корабля, плывшего на полных парусах, дикари с берега махали коко­совыми ветвями и призывали Испанцев, то кри­ком, то знаками и огнями на горах. Квирос послал к берегу офицера, с двадцатью солда­тами, которые были вооружены рондашами ( щи­тами ) и мушкетами. Посланные вошли в прекра­сную реку, протекавшую между высокими утеса­ми, и видели па прибрежьи множество свиней. Ди­кари были трех цветовъ—одни совершенно чер­ные, другие весьма белы и рыжебороды, третьи мулагпры. Испанцы делали дикарям знаки мира, но пока продолжались еще взаимные переговоры, один из туземцев спрыгнул с утеса и вплавь до­стиг шлюпки. Его схватили и взяли в полон. « Ибо, » говорит рассказ « он был крепок и смел, а движения рук его и кривлянья лица пе- предвещали ничего доброго, а Трудно впрочем угадать, какое зло мог причинить один чело­век двадцати вооруженным. Захваченный дикарь долженствовал быть начальник, сколько можно было судить по его браслетам и ожерелью изъ
каоаньих зубов, и эшо украшение шем более почли знаком отличия, что другой дикарь, захва­ченный хитростью, неимел ничего подобного. Же­лая невыпускашь двойной добычи, надели цепи на бедных пленников и стали гресть к кораблю. Ужасаясь безвестности своего жребия, один исч> пленников оборвал цепь и бросился в воду, таща за собою обрывки. По как между тем на­ступила ночь, то он немог достигнуть земли, п был схвачен снова. Квирос обласкал обоих дикарей, принял их ласково, выбрил им боро­ды, подстригч» волосы, велел обвернут их ло­скутами красной таФшы и проводишь потом па остров, с множеством кусков тканей, кото­рые предполагалось променять на припасы. Эшо было исполнено. Бывший пленник Испанцев ока­зал в промене признательность и щедрость. Он наполнил шлюпки гостей свиньями, иньямами, па- шатами, и особенно превосходными бананами. Обо­дренный таким добрым началом, Квирос ре­шился продолжать свое пребывание у новооткры­тых островов. Он испытывал даже здесь, если веришь рассказу, род маленькой колонизации. Вот, впрочем, собственная повеешь Квироса, немного баснословная, немного преувеличенная, по простая, добродушная, характеристическая по впечатлению и по времени :
« Мы продолжили плаванье в шлюпке около бе­регов, в виду другого народа, многочисленного великорослого, более прежних дикарей серова­того. Эти туземцы показались нам грубиянами
7. FIL 21
322
нисшего образования. Немного спустя после того, как они делали нам знаки дружбы, мы увидели, что женщины бегут в лес, а мужчины мгновен­но пустили в нас «пучу стрел, из которых одна легко ранила в лицо одного из Испанцев. Наши мушксипы заставили их раскаяться в та­кой злости, после чего, с приближением ночи, шлюпка ворошилась к кораблю рассказать обо всем происходившем.
«Любопытство узнать большую землю, видимую на Ю. В., заставило нас сняться сч> якоря. По­сланные сюда 30-го Апреля привезли известие, чшо нашли там хороший залив, широкий, защищен­ный, с доброю стоянкою на 30-ши брассах; что прибрежье простиралось весьма далеко окружием на 10. 10. 3.; чшо им делали сигналы, зажигая па горах огни ; чшо жители острова были велико- рослы ; чшо они приплывали в лодке с друже­скими знаками, хотя притворными, как мы испы­тали потом, и подарили прекрасный плюмаж из Цаплиных перьев. Такое известие исполнило всех радостью, ибо мы видели себя достигнувшими це­ли наших желаний открытием большой земли и доброго пристанища. Эскадра вошла 4-го Мая в залив, который мы назвали, в честь праздника шего дня у заливом св. Филиппа и св. Иакова. Вход, около восьми лъё с моря, простирается от G. к Ю. ; восточный край будет около 42-ши, а западный пятнадцати льё (широта 4 5°Я0'). Мая 3-го остановились мы в доброй пристани, при устьях двух речек, на грунте чистого не-
323
ску, огп ЕО-ка до 6-ши брассов. Индийцы, окру­жившие нас в своих лодках, давали нам зна­ки идти далее, но мы неразсудили за-блого эшо- го делашь : в пюпи день был праздник Обре­тения Святого Креста Господня; мы назвали за­лив Вера Круз (истинный Крест), весь остров Австралъчою землею се. Духа, а две реки в за­ливе, одну Иордан, другую Св. Спасителя. Берега обеих рек красоты очаровательной, украшены цветами и зеленью. Прибрежье шут широко и ровно, и так защищено, чшо какой ветер ни дуй в заливе, море остается у пристани тихо и спокойно. Берег, до самой покатости горя,, покрыт деревьями. Горы, сшолько-же зеленые, как и низ, разделены широкими долинами, плоскими, обильными, орошенными ручьями — сло­вом, нет земли столь прекрасной в Америке, и немногие сравнятся с нею в Европе. Она в обилии и почти без обработки производит пло­ды доброго вкуса, пашашы, ипьямы, папай, плам- таны. померанцы, лпмъи, миндаль, обо, и множество других, весьма вкусных и нам неизвестных. Мы находили здесь алоэ, мушкатные орехи, гебе- новое дерево, куриц, свиней, а далее во внут­ренности, сколько поняли мы из знаков дика­рей, находятся огромные волы, птицы, превосход­но поющие, дикие голуби, куропатки, попугаи и пчелы. Жители черного цвета ; живут в хижи­нах, покрытых соломою. Остров подвержен землетрясениям, чшо означает признак его до­вольной обширности.
21
32У-
« Дикари оказались неочень довольны нашим прибытием. Когда мы ступили на берег, началь­ник их пошелч, па нас с толпою народа, по­дарил нам несколько плодов и дал знак у- далишься. Видя, чипо мы его неслушаемся, провел он по земле черту и приказывал нам за нее непересшупашь. Едва Торрес подался далее, как дикари пустили в нас несколько стрел, и эшо принудило пас произвесть пальбу, и убить неко­торых, а в числе их был и начальник. Оста­льные побежали к горам. Особый отряд наш пошел в другую сторону, искать запасов и постараться поладить с туземцами, но они ока­зались такого злого характера, что небыло ни­какого средства войдши с ними в переговоры. беспрестанно забирались они в засады на пуши нашем, хотя и без большего успеха, ибо о дре­весные ветви ломались их стрелы, а между тем трудно им было отыграться от наших муш­кетных пуль. Несколько дней провели мы здесь, отдыхая и утешаясь после трудов наших. Мы отправляли божественную службу в хижине, сде­ланной из зеленых ветвей, к которой шла прекрасная аллея деревьев. Тут совершили мы процессию в праздник Божиего Дня (la Fele-Dieu), и поставили крест. Землю взяли мы во владение от имени короля Филиппа ИП-го. Однажды, одно отделение наше, ошправясь за плодами, открыло с вершины горы прелестную долину, перешло че­рез нее, и с вершины другой горы, в двух льё от берега, услышало стук барабанный, что воз­
325
будило желание приблизиться в ту сторону, с величайшею тишиною. Подошли к селению, где дикари беспечно проводили время в пляске. Едва увидели опи себя открытыми, как ударились бе­жать к горам, осшавя па месте своих жен и дегпей, но вскоре увидели наши, что бегство про­изошло от того только, что дикарей застали опи без оружия. Оставшись господами селения, наши зашли в одну хижину, взяли в пей трех детей и четырнадцать свиней, и скорее спешили поворошишь к берегу до возвращения Индийцев, будучи удалены ош всякого пособия и весьма у- шомившись. Успели только нерейдши долину, ко­гда снова услышали крики варваров, сопровожда­емые звуками их барабанов, сделанных из пу­стого древесного пня. Видя, что угрожает на­падение, паши бежали из всех сил до покато­сти горы, па вершину которой взобрались опи, сколько могли поскорее, обремененные ношами. Необходимость перевесть дыхание заставила их здесь остановишься. Варвары приблизились, и про­изводя свои обыкновенные вопли, пустили в на­ших шучу стрел, по счастью, ни в кого пепо- павших. Им отвечали мушкетными выстрелами, ранившими несколько из них и заставившими всю толпу ошойдши. Но дикари пезамедлили о- пяшь надвинуть, преследуя наших от ската горы до прибрежья, так, что принуждены были наши, ош времени до времени, останавливаться, заря­жать мушкеты и стрелять. Не смотря ни на что, опасение нашего оружия незасшавило варваровъ
326
ошказашься ош добычи, пока были еще у них стрелы, а потом угнездились они на вершинах утесов и ошшуда метали вч> наших большие ка­менья. Один из Испанцев был изувеченъ—ему переломили руку. Но кроме этого, паши непо- терпели никакого вреда при своем опасном от­ступлении, исполнивши его с превосходною сме­лостью и неосшавивши своей добычи. Когда Ин­дийцы заслышали пальбу из пушек корабельных, и увидели, чшо со всех сторон бегунгь к на­шим на помощь, опи оставили нападение и убе­жали в горы.
«После некоторого пребывания в заливе, кораб­ли снялись с якорей и вышли из него. Вскоре надлежало снова сюда возвратишься. Экипаж вдруг сделался болен, и в таком большом количестве, чшо даже пеосшавалось кому произ­водишь маневры кораблей. Помогли мы приписать такого события самой сущности рыбы, которой ели мы здесь в заливе весьма довольно, по подо­зревали, чшо рыба могла наглотаться чего пибудь ядовитого, или чшо, может быть, чистили и ре­зали ее на вредоносных растениях. Вскоре оба корабля стали похожи на больницы, наполненные зачумленными какого пибудь города. Так были все больны, чшо многие нечаяли уже выздороветь. Но хирурги наши, хотя и сами также больные, заботились о других столь ревностно и искусно, чшо бедствие вскоре совершенно прошло, и сшоль счастливо, чшо никто пеумер. Во время сего вторичного пребывания близ острова, несколько
327
раз сходили мы на землю, отпустили детей, за­хваченных в селении, в надежде, что опи бу­дут орудием мира между нами и дикарями, но все это неироизвело никакого действия, и мы под­няли якори в другой раз. Июня 5-го, стараясь опознать земли под ветром и взять их во владение Короля вашего, построивши там го­род, как мы сделали это в заливе, где основа­ли город, назвав его Нсвьии Иерусалим и учре­див в нем алкадов, коррежидоровч» и других королевских чиновников, встретили мы на море прошивный ветер, и такия волны, что они по­крывали даже часть наших кораблей. Принуждены мы были обратиться в залив. Оба корабля и ма­лое наше судно шли по нем вместе, в течение двух дней, и не без опасности. На третий, два из трех обуреваемых судов наших достигли реки и стали в добром пристанище, гораздо далее внутрь земли, против того, где произво­дили мы прежде высадку пату. Но капишани> ни- какч» не мог достигнуть цели своей, и подвер­гался в заливе стольким опасностям, чшо при­нужден был выпдши из него и пустишься вч> открытое море, где относило нас ветром от берега, и мы помогли уже ворошишься в за­лив. »
Здесь кончится повествование Квироса, о том, чшо относится к архипелагу Гебридскому. Не­смотря на подробности столь ясные, Тиегга de i’Espirilu-Sanlo Испанского мореплавателя казалась потерянною для географов, когда Кук а Бу геи-
328
виль явились поверять описания Квироса и Торреса, Мая 22-го 4 768 года, плавая в здешних мо­рях, Бугенвиль увидел два возвышенные остро­ва и назвал их Пятидесятница (Pentecôte) и Аврора; потом, на С. от последнего, маленький высокий островок, в виде сахарной головы ; на­конец, далее к 3. еще третий остров, выше всех предшествовавших и совершенно обросший лесом. Лодки плавали вдоль берегов острова, не оказывалось ни одно движение, чтобы ди­кари имели намерение плыть к кораблям Евро­пейцев. Множество дыма, поднимавшагося со все­го острова, давало подозрение, чшо земля значи­тельно населена.
Приближась к берегу, Бугенвиль отрядил три вооруженные лодки осматривать его. 1Ij>m виде моряков, островитяне, вооружась луками и стрелами, сначала хотели воспротивишься высад­ке, но как Французы шли упорно, то дикари от­ступили, удержались в некотором расстоянии, и стали в оборонительном положении. Напрасно делали им знаки дружбы и шли к ним безо­ружно; они упорствовали в удалении. Наконец, Принц Нассауский, бывший при иксиедиции про­стым волонтером, пошел один во внутрен­ность острова, и при виде одиноко отделившаго­ся человека дикари остановились. Тогда могли обменять кой-какие Европейские безделки на ту­земные плоды, но едва стали просишь у дикарей в мену некоторые из оружии их, они отказа­лись, и приняли угрожающее и неприязненное по­
329
ложение. Многие из них держали пращи свои на­готове к действию. Тогда только могли понять, что дикари находились в войне с соседним племенем, и чшо они готовились к важной бит­ве. Действительно, множество туземцев появи­лись с западной стороны и стали против преж­ней толпы. Присутствие Французов воспрепят­ствовало однакожь началу боя.
. Во все эшо время, Бугенвиль нагружал лодки плодами и дровами. Он приказал вырезать па дубовой дощечке свидетельство взятия откры­тых им островов во владение Франции. По­том зарыли подле корней одного дерева эшо тленное доказательство неоспоримого первенства в обладании. Удовлетвори маленькому тщеславию повелителей повой земли, Французы отправились от берега. Эшо была минута, которой ждали дикари. Едва увидели они, чшо лодки плывут в море, как пустили в след их тучу камень­ев и стрел. Немедленно отвечали им несколь­кими ружейными выстрелами на воздух, во видя, что нападатели упорствуют в опасной шало­сти, перервали их покушения сильным и мет­ким мушкетным огнем. При первом падении нескольких дикарей мертвыми, остальные с воп­лем бросились в лес, окружавший прибрежье.
Бугенвиль также заметил па здешних ост­ровах два различные племя, черное и мулашров, то и другое с толстыми губами, почти кур­чавыми волосами, и притом оба малорослые, не­
330
складные, пораженные проказою. Последнее заста­вило Бугенвиля назвать землю островом Прока­женных (des Lépreux). Несколько виденных жен­щин были нелучше мужчин, которые ходили поч­ти нагие, едва прикрывая себе средину тела; жен­щины, также полупагия, таскали детей своих в каких-то папировидных шарФах, украшенных красивыми рисунками с красною бордюрою. Бо­роды у дикарей были выбриты ; хрящи в носах проколоты, для вставки украшений ; на руках у них были браслеты из кабаньих зубов, и на шее кружки из черепахи. Оружие составляли луки, трости с острыми костями, дубины, деревян­ные, крепкия сабли, и наконец, каменья, которые бросали из пращей и руками. Таишянипч» Утуру, бывший па кораблях, непонимал пи одного слова из языка туземцев. В том месте, где при­ставали Французы, земля, склоняясь быстрою по­катостью, была покрыта густыми деревьями. Туш нарвали несколько плодов, оказавшихся хуже Таишских. Везде можно было заметишь по лесу тропки, и там и здесь загородки, назначение ко­торых было непонятно. Заметили также пять, шесть хижин, но столь низких и бедных, что в них можно было войдши только ползком.
В течение двух или трех дней, безветрие и перелетные порывы ветра удерживали корабли Бугенвиля в бассейне, так сказать, образу­емом высокими землями. Мая 26-го подошел он кч. западной, составлявшей, по его описанию, пре­красное прибрежье, покрытое деревьями и про-
334
межушками, хорошо обработанными. Общий взгляд возвещал землю богатую, хотя и гористую. Не­сколько дикарей подплыли в лодках, но не­смотря ни на какие приглашения, держались далееружейного выстрела. По берегу кишали черно­головые дикари.
Бугенвиль хотел покусишься на вторичное обозрение. Заметивши углубление, образующее род бухты, он послал лодки, вооруженные, чтобы осмотреть прибрежье, пока сам держался с кораблями в море, около лъё ош берега. Одна из лодок, отделясь отч» других, встре­чена несколькими кучами стрел, на что отвечала ружейным огнем и выстрелом из лодочной пушки. После сих неприязненных действий, сооб­щение с дикарями было уже невозможно. Обозре­ватели могли однакож убедиться, что углубление в берег несосшавляло залива ; дикари казались похожими па жителей острова Прокаженных. Продолжая прибрежное плавание, поближе лье расстоянием, 27-го разглядывали что-то па низкой земле, как будто деревья, расположенные аллеями, словно в саду ; земля казалась шут убитою и усыпанною песком. Здесь кончились исследования Французского мореплавателя. Тщетно искавши якорного пристанища, Бугенвиль отплыл в море 28-го Мая и продолжал путь свой к западу.
Последние земли, около которых ходил Буген* виль, были два большие острова, Св. Духа и Ман- пиколо, с островом Св. Варфоломея и осипров^
332
ками, оип него зависящими. Сравнивая свои заме­чания с показаниями Квироса, Бугенвиль подозре­вал, чшо эшо одна и ma-же купа, чшо Испанская земля Св. Духа. Но утверждаясь на множестве подробностей, опровергавших такое предполо­жение, почел он себя в праве присвоить имя открывшего совершению новые земли, и дашь им название Больших Докладов ( Graudes-Cyclad.cs Действительно, Бугенвилю принадлежит неоспо­римая честь находки вновь земель, почитавшихся несуществующими ; он предупредил Кука в обозрении, которое этому мореплавателю над­лежало учинить с превосходством дела, отличав­шим его среди всех других мореходцев его времени.
Кук увидел остров Авроры, Апреля 16-го, 4774 года, обогнул его с севера и шел около берега, по временам изникавшего из тумана и облаков, его сокрывавших. «Мы заметили,» пи­шет Форстер, «кокосы, даже на самых верши­нах земли. Сколько густой туман позволялч» нам судишь, остров покрыт лесами, приятного, но дикого вида. Мой отец увидел мелькнувшим небольшой пик утесов, который Бугенвиль на­звал пиком Звезды, или pic de l’Averady. Но облака, быстро летевшие, скоро все закрыли.»
Июля 4 8-го, Кук подошел к острову Прока­женных 5 две лодки двинулись от берега, но держались к кораблям пеближс, как можно бросишь камень. По прибрежью теснились тысячи дикарей, вооруженных луками и стрелами, нагих,
333
черныхъ} с какими-шо украшениями па груди и на руках. Один из всех был отличен чем- то в роде шарфа, состоявшего из белой, гряз­ной ткани, украшенной красною бордюрою.
На следующий день шли около острова Авроры, чтобы направишься к острову Пятидесятницы, более красивому, богаче, обильнее, населеннее, по видимости. Дым взвивался шут со всех сто­рон. Отсюда пустились к северному краю ост­рова Аморима, чтобы дойдши до земель, лежа­щих к западу. Приближав сюда узнали, чшо они образуют огромный остров, именуемый тузем­цами Машшколо. Кук нашел тут залив к 10. В., и бросил в нем якорь 21-го Июля.
Когда лодка, отправленная от корабля, при­ближалась к берегу, увидели дикарей, сбежавших­ся толпою, с зелеными ветвями в руках, ко­торыми махали они издали. Потом черпали опи руками воду и лили ее себе па головы. На такие дружеские приветы, Кук также отвечал друже­ски. Тогда лодки приблизились к кораблям, и туземцы, бывшие па них, продолжали размахивать ветвями, крича : Томар ( казалось, что это слово было равносильно слову : Таиоу друг, брат) ! Не смотря однакожь на всю миролюбивую внешность, многие из дикарей были вооружены. Строго над­зирая за гостями, они старались установишь неко­торую мену. Англичане отдавали Таишские ткани ; дикари стрелы сгь острыми костями, выпачканные черноватою гуммыо. Наконец, покруживши около
33.4-
кораблей и шумно поболтавши, дикари уплыли к пристани, зажгли, там большие огни ; явились опять к". кораблям в лодках своих, держа го­ловни в руках ; плавали по всему заливу и воз­вратясь на берег непереставали петь и плясать до глубокой ночи.
На-завшра снова явились дикари, одни вплавь, другие в лодках. В этот раз Кук пригла­сил одного из них взойдгпи па корабль, и вскоре вскарабкалось их множество. Тотчас на­полнили они его повсюду, снизу до верху. Одни пробегали но каютам, другие ловко всбегали иа мачты, некоторые старались проникнут даже в трюм. Все эти люди казались очень смышлены, по­нимали малейший знак, и в немного часов пе­ресказали Англичанам множество слов своего языка. Им, конечно, завидно было па многие вещи, но они нешрогали ихч>, если им запрещали. Лю­бопытство их возбудили особенно зеркала, по действие отражения в них изумило дикарей только на немногие мгновения, после чего они приучились к невиданной диковинке и с удо­вольствием гляделись в нее.
Дело шло превосходно, когда неожиданное со­бытие чушь было непарушило установившагося доброго согласия. Один из дикарей, бывших в лодках, видя, чшо его непускаюш па корабль, натянул на машроза свой лук. Его земляки хо­тели было остановить задорщика, по оигь неслу- шал. Сам Кук стал ему грозишь, а дикарь
335
начал в него прицеливаться. Тогда капитан, будучи угрюмой природы, предупредил дерзкого выстрелом дробью. Дикарь зашатался, но не- переставал грозишь, и только после второго выстрела выронил свой лук. Такому неприятель­скому началу последовало общее смятение. Лодки дикарей удалились; несколько стрела, было пущено с них и им отвечали пушечным выстрелом. С час после того продолжалось враждебное по­ложение ; дикари опять приблизились, окружили корабль и начали промены, как будто никаких неприятельских действий непроизошло. Только при звуке пушечного выстрела на берегу забили в барабан. Без сомнения, это был знак к сбору дикарей.
Кук отправился после обеда к берегу, с двумя вооруженными лодками. Он хотела, запа­стись водою и дровами. Хотя до 500 дикарей собралось на берегу, все вооруженные дубинами, луками, стрелами, копьями, по никакой ссоры не- последовало. Капитан пошел к толпе их один, размахивая зеленою ветвью, и со стороны дикарей тоже сделал один начальник. Ветвями разменялись, подали друг другу руки и миря, был установлен. Кука, разделил разные подар­ки между старшинами, получив в обмен не­большую свинью, несколько кокосовых орехов и немного свежей воды. Когда он сделал знак, что надобно дров, ему позволили рубишь, но с условиема., чтобы пеудаляшься опгь берега.
336
Такое условие было решительно и строго. Естествоиспытатели Форстер и Сиарман, най­дя тропинку в кустарнике, решились нарушишь запрещение, и начали свои ботанические изыскания, когда их увидел один дикарь и известил о том товарищей. Тотчас сбежалась к ним тол­па, и ученых принудили оборотишься и идти обратно к берегу, несмотря на их просьбы и усилия. Тупи» нашли опи матрозов, занятых рубкою дров, и кругом их толпу диких, бол­тавшую весьма громко. Наконец, островитяне рассеялись, и один из старшин предлагал Ку­ку идти с ним в его жилище. Капитан отка­зался. Он ворошился на корабль с машрозами, и только вечером приплыл опять, требовать у дикарей буй, украденный одним из них. Эшо было единственное воровство, учиненное во все время стоянки. Вор возвратил покражу, и со­провождал потом Кука и Форстера в неко­торые ИЗ блИЖПИХ ХИЖИН. ХИЖИНЫ ЭШИ, В чис­ле шести, были низки и покрыты лашаньеровыми листьями. Иные были огорожены досками, и вмес­то дверей имели четыреугольное, маленькое от­верзшие. Дикари несогласились открыть его для путешественников. Йодле жилищ были разные насаждения, окруженные палисадом, и там и здесь высились кокосы и хлебное дерево. Запас мньямов покрывал подмостку ; свиньи и курицы бродили кругом хижин, где, вероятно, обитали, вместе с хозяевами.
337
Пеосшавляя еще залива, Кук хотел посетить его противоположную сторону. Он сошел там па землю, по пеосшался более четверти часа, ибо дикари стали требовать разными знаками, чтобы он немедленно очистил их землю. Впрочем, одним взглядом мог он уверишься, что шут пебыло никакого источника воды, а только зипо и хотелось ему узнать; 23-го Июля, утром, под­няли якорь и оставили пристанище, наименовав гавань Port-Sandwich.
Когда корабли плыли от острова, дикари все еще толпились вокруг них. Некоторые из по­следних промепов сделаны были с честностью, изумившею Англичан. Корабль шел довольно бы­стро, и многие из дикарских лодок отставали от него, неуспевши огпдать следовавшего с них за полученные ими товары. В целой Поли­незии, шакое дело дикари почли-бы для себя счасть­ем. Но здешние Меланезийцы, казалось, дорожили более всего честью ; они хотели торговаться, а не красть. Потому лодки их упорно гребли за кораблем, чтобы отдать ему, что с них сле­довало. Один из дикарей особенно сделал такой поступок, что обч> нем стоит упомянуть. До­стигнувши корабля, он взошел на него сч> ве­щами, за которые уже получил обмен. Снова начали их у него торговать ; он непродавал, и искал человека, с которым прежде имел дело. Тош явился, и пеузнавши дикаря, снова предложил ему меняться за принесенное им. Кпто- бы поверил ? Честный дикарь невоспользовалея
Ч. Г IL 22
338
ошибкою, показал, чшо получил он прежде, и передал свой товар, доказывая, что он хотел только очистишь свою совесть. Удивительное дело в этих племенах, столь наклонных к воровству
Кук обозрел Амбрим и Паум, и 2^-го при­близился к Ани, где виделч, на прибрежьи дика­рей, вооруженных луками и стрелами, и похо- жих на Малликольцов. Безветрие захватило ко­рабль Куков близ островов СшеФена, где вдруг внезапная болезнь поразила всех'ь его офицеров. Поймали двух каких-шо красноватых рыб, похожих па больших лещей, величиною и ви­дом, и немедленно изготовили их для стола офицерского и унтер-офицерского. Тотчас после обеда, все евшие рыбу оказались больными. Жесто­кая боль вч> голове и во всем теле, горящий жар по всей коже и какое-пю онемение в суставахъ— таковы были признаки этого нечаянного отравле­ния. Ночью страдания удвоивались. Мучимые бессонницею, больные помогли улежать в койках, влачились на палубу, утомляемые чрезмерным сли­нотечением, а тело у них покрывалось вередами и пухло. У кого меньше было страданий, гпош являлся более слабым и сильнее других отрав­ленным. Самые животные испытали бедственные следствия этого случая ; собака и свинья, евшие ядовитую рыбу, издохли. Но люди все выздоро­вели, пепрежде однакожь десяти дней. Так сч, сопутпиками Кука случилось тоже самое, чпю за полтораста лет прежде испытали спутники Кви-
339
роса. После Кука другие мореплаватели подвер­гались этой-же опасности, и испытали такое-же страдание. Форстер приписывал его однакож не самой рыбе, но ядовитой пище, которою пи­талась она в море Гебридского архипелага. Тот- же самый сорт рыбы в других местах пепри- чипяет никакого вреда.
Постепенно обозревши малые острова СниеФе- па, Памятник, Три холма, Два холма, Гору и Гинчинбрук, Кук открыл обширную и прекрас­ную землю, которую назвал : остров Сандвпъа. Обильный и зеленеющий, он казался населенным менее северных островов архипелага. Августа 4-го увидели остров Эрро-Манго, или Коро-Манго, как оказалось по исследованиям после того. Августа 3-го бросили якорь близ северной части острова, защищенной только от пассатов В. и 10. В. Это место назвал Кук мысом Изменни­ков, по событию, которое мы сей час расска­жем.
Августа 2-го, приближась к берегу в двух лодках, Кук встретил на берегу дикарей, по видимому, весьма хорошо расположенных. Ему указали па удобное песчаное прибрежье, куда вы­шел он один, держа в руке зеленую ветвь, поданную ему одним из островитян. Скромные, даже вежливые, дикари удерживались в удалении от шлюпки по малейшему повелительному знаку. Один из них, без сомнения, старшина, поста­вил других по берегу полукружием, и коло- 22*
зло
шил каждого, кто выходил из ряда. Кук раз­делил дикарям несколько подарков; потом по­требовал себе свежей воды и несколько плодов. Ему принесли бамбуковый сосуд, иньям и не­сколько кокосовых орехов.
Все шло очень ладно, хотя островитяне и были вооружены копьями и дубинами. Кук наблюдал движения всех, и особенно старшин, педсверя­ясь опасной беспечиосши. Последствия оправдали шакую осторожность. Когда Англичане хотели ворошишься к кораблю, началась неприязнь. Дика­ри украли доску, по которой можно было сойдши в лодку сухими ногами. Потом бросились опи к лодкам, старались утащить их на берег, и насильно отнимали веслы у матрозов. Угроза ружьемч. остановила было нападающих, но они тотчас бросились вторично, предводимые стар­шиною. Кук решился наказать этого смельчака, приложился вч> него, но ружье осеклось. Такая неудача ободрила дикарей. Они пустили в шлюп­ку тучу стрел и каменьев. Оставалось отра­зишь силу силою. Три залпа, один за другим, спасли Англичан; опи могли свободно ворошишь­ся к кораблю, положивши па месте четырех и рассеявши остальных неприятелей. Два машроза были ранены стрелами островитян ; одному вон­зилась в щеку стрела, толщиною в палец, и вошла в тело дюйма па два. Вечером, несколько дикареии появились на низменном ошлоге одного утеса, показывая два весла, без сомнения, желая возвратишь их ; но певходя ни в какие перего­
ЗД4
воры, Кук велел выстрелишь из 4>х Фунтовой пушки, чтобы дашь неприятелю понятие о силе этого страшного оружия. Впрочем, такой от­вет, кажется, ничего недоказывал.
Эшош пушечный выстрел был прощальным приветом дикарям, ибо Кук оставил неме­дленно Коро-Манго, чтобы отправиться к дру­гому острову, дававшему заметишь себя на юге, во время ночи, блеском волпанических изверже­ний. Августа 9-го, в трех, или четырех милях па С. В. различили эту огнедышащую землю. Фор­стер так описывал ее: в Самый нистий из всех холмов одного ряда, конической Формы, оказывал по средине своей кратер. Он казался темнокрасным, и состоялч> из груды перегоре­лых, совершению бесплодных каменьевъ» Густой столп дыма, похожий на огромное дерево, выле- ипалч» из него от времени до времени, и вер­шина его расширялась по мере возлетания его на высоту. Каждый раз, когда новый столп дыма выбрасывало гааким образом, мы слышали шум­ный звук, подобный громовому, и за ним сле­довал немедленно еще столп. Цвет дыма не всегда был одинаков ; вообще казался он нам белым и синеватым, но иногда грязным, серым и немного красноватым. Мы полагали, что ипакое различие происходило от меры огня, который освещал из кратера дым и пепел. Весь остров, исключая волкап, был очень лесист, и пред­ставлял множество красивых пальм. Мы заме­тили также прелестную зелень, даже и в это
ЗЛ2
время года, которое было зимою в здешнем климате.»
Кук нашел якорное место на 10. В. краю но­вого острова, называвшагося Таина. Он провел туш несколько дней и собрал замечания о дру- гихии землях архипелага. И доныне Танна есть единственное, сколько пибудь известное место из всех Новых Гебридов.
Робкие и невидимые сначала, дикари мало по малу осмеливались и согласились на мену. Потом, сделавшись наглыми и ворами, они силою хотели все утащит, Флаг, рули, буи якорные. Угрозы, ружейные громы, ничто неунимало их, даже грохот пушки непугал их; надлежало доказать им, чшо пушки не просто парадная мебель. Свист пуль и пение ядер укротили наконец дер­зость островитян.
Форстер рассказывает два замечательные при­мера смелости с их стороны. Когда выстрели­ли из пушки, двести дикарей, окружавших ко­рабль, бросились со страха в море. Но среди такой общей тревоги, один молодой дикарь, красивый и стройный собою, остался в лодке своей, ничего непугаясь и ничему не дивясь; толь­ко выражение какого-то презрения насмешливого оживило лицо его при виде своих трусливых товарищей. В другой раз, в старого дикаря, занятого отвязкою якорного буя, выстрелили пу­лею, попали и незаставили его отказаться от работы ; стреляли в него еще несколько раз,
злз
и он спокойно пошел после того на корабль, предлагая кокосовый орех. Нельзя было ника­кому смельчаку показать более храбрости и без­заботности.
Таковы являлись жители Таина. Августа 9-го Кук сошелчи на берег с сильным отрядом. Следуя обычаю здешнего архипелага, он держал в руке зеленую ветвь, и пошел прямо к дика­рям, которые толпились на прибрежьи, воору- жась луками и дубинами. Вскоре толпа раздели­лась на две части, одна направо, другая налево, как будто для наблюдения за малейшими поступ­ками Англичан. Кук разделил несколько подар­ков старикам, и дал им после того разу­меть, что имеет надобность в дровахч> и воде. Старики указали ему на прибрежные деревья, как будто уполномочивая рубить их, по заметили, чтобы он иетрогал кокосов, столь полезных жителям.
Так прошел день. Ночь представила другое зрелище. Волкап царствовал во время её, пока­зывал все свое величие, покрывал заревом все небо, расцвечая его всеми оттенками красного цвета. Каждую четверть часа слышались громы его, похожие на подземную каноишаду двух сра­жавшихся войск. Воздух был наполни!^ волка­ническим пеплом, удручавшим зрение. Весь ко­рабль понемногу покрылся мелкимгь пеплом. Это был песокъ^ смешанный с сажею и пемзою, кото­рую находили по всему берегу. Волкан находился ош пристани недалее 5-6-ти мил, но множе-
ЗП
спиво возвышенностей между ним и гаванью пре­пятствовали видеть его возвышенную вершину. Только дым и красноватый пламень указывали место его.
На другой день, корабль подвинулся далее в заливъ*. Тут возобновились промены, сначала мир­ные и честные, но мало по малу перешедшие в смятенную ссору. Для восстановления порядка, Кук велел выстрелишь несколько раз через головы дикарей, по эшо нисколько неисиугало их.
Тогда капитан решился еще раз попытаться сойдиши на берег, с тремя лодками, па которых были вооруженные солдаты и машрозы. Сот де­вять дикарей ждали его. Опи пепрошивились всту­плению на землю, по когда приглашали их оста­вишь оружие, отказывались. Напрасно один ста­рый начальник, подружившийся с Англичанами, по имени Ппованг советовал землякам испол­нишь желание Европейцев. Они упорно остава­лись в грозном положении, и когда Кук, ду­мая испугать их, велел выстрелишь из пушки через их головы, они начали дразнишь Англи­чан разными неблагопристойными движениями. Над­лежало начать перепалку нёшушя, и несколько пу­шечных доказательств привели к счастливым выводам запутанный силлогизмъ^ После сего мож­но было заниматься работами на берегу спокойно. По песку прорыли канаву, чтобы положить гра­ницы между дикарями и Европейцами. Только ста­рику Паовангу позволено было переходишь через межу. Дрѵгие дикари, приближав к ней, после
3^5 шего, как ободрились с прекращением пальбы, несмелы однакож перешагнуть за предел и гра­ницу.
Такое положение, вместе грозное и ласковое, кончилось успехом в отношении упорных дика­рей. Они . правда, недопускали до той степени доверенности, какую видели Англичане от всех Полинезийских племен, но сдались на сношения, столь близкия, каких повстречали еще ни от одного племени Меланезского. Паовапг был по­средником дружеских сношений и показывал в них постоянную верность. Другим приятелем Англичан сделался дикарь Ва-Аку, шош самый неустрашимый молодой человек, который смеялся над испугом земляков, попадавших в море от первого пушечного грома, Паовапг был ешольже неустрашим, потому, что в нем у- зпали старого дикаря, который принимался за буй, несмотря на троекратный ружейный огонь. Таким образом, самые отважные из туземцев согласились на дружбу сгь Англичанами. Ва-Аку был особенно отличен Куком и Форстером, и последний оставил нам весьма лестный пор­трет его. « Черты лица его были красивы; боль­шие глаза весьма живы ; вся Физиогномия выражала добрый прав, веселость и проницательность. Вот доказательство ума его: Кук и мы, поверяя за­писанные нами слова дикарей, заметили, что раз­личными словами отмечено у нас значение неба. Обратились к Ва-Аку, спрашивая у него : кото­рое слово настоящее? Тотчас протянул онъ
346
одну руку к небу, и положил ее потом на одно из слов. Потом начал он водить другою ру­кою над своей головой, и произнес второе сло­во, давая выразумещь, что первым означается собственно твердь небесная, а вторым облака, по ней плавающие. Таким образом пересказале он нам имена окрестных островов. Манеры его за столом были скромны и приятны. Только одно нам понравилось, чшо вместо вилок упо­треблял он палочку, которую носил в воло­сах, почесывая голову от времени до вре­мени. Прическа его была улажена, по туземной моде, как щетина ежа, намаслена, раскрашена, и эшо делало палочку его еще более неопрят­ною, но дикарь наш совсем певоображал, что она может ненравиться. э
Через несколько дней недоверчивость дикарей уменьшилась. Естествоиспытатели могли отва­житься па исследования внутренних земель, иног­да па расстояние 3-х, 4-х миль от берега. Ученый Форстер ходил по острову в разных направлениях, и пиодпажды дикари потревожили его. Только одного непозволяли —• приближения к огнедышащей горе. Каждый раз, с направле­нием в эшу сторону, туземцы становились на дороге и препятствовали идти далее. Была-ли это дорога в их селения, которые хотели они укрыть от Европейцев, или суеверие делало священными в глазах их окрестности волкана ? Форстер немог ничего узнать, и находил только упор­ное сопротивление, несведавши ему причины.
3M7
Впрочем, вот как рассказывает он одну из своих прогулок, и так, как доныне он остает­ся единственным Европейцем, обозревавшим Танпа взглядом художника и ученого, то надоб­но дашь место речам его.
« Во вего ночь, с 44-го па 42-е Августа, вол­кам являлся в виде величественном. Он гре­мел ужасным образом. При каждом перекате грома, столпы дыма и огня летели в небо, и про­межутки между ними едва составляли три, четыре минуты. С корабля видно было, чшо из кратера летели притом каменья чрезвычайной величины. Маленькие столпы паров, поднимавшиеся в окрест­ностях огнедышащей горы, казались дымом от огней, зажженных туземцами. Внутренние огни кратера освещали еще облака дыма, когда мы от­правились к берегу. К западной стороне нашли мы тропинку, доводившую до обрывистого холма. Без труда взошли мы на него, через прелестную рощицу дерев и кустарников, по холму рос­ших и распространявших повсюду освежитель­ное благоухание. Множество разнородных цве­тов украшали густую зелень, а лизероны, будто плющ, вились до вершины самых высоких де­ревьев, обвивая их голубыми и пурпуровыми гирляндами. Множество птичек летали вокруг насч> и оживляли эту дикую картину. Мы неви­дали ииодного дикаря на этом первом переходе горы, и пезамеипили никакого насаждения. Пройдя, по крайней мере, полмили, разными извилинами, достигли мы маленького лужка, покрытого нежною
ЗЛ8
травою, и окруженного самыми прелестными де­ревьями. Солнце жарко пригревало пас, ибо ме­сто закрыто было от всех ветров. Мы ощу­щали серный запах, изникавший из земли и умножавший теплоту. Влево от дорожки, пенни закрытый ветвями диких фиг, возвышался хол­мик беловатой земли, и нар беспрерывно изле­тал из этого холмика. Земля была шут так горяча, чшо нельзя было ступишь на нее ногою, и мы паипли ее пропитанною серой- Когда мы рас­капывали ее, пары летели сильнее, и мы заметили в них отчасти вяжущую, крепительную ( stypli- qtie, astringente ) силу, похожую на свойство квас­цов. Отсюда взошли мы гораздо выше, и достиг­ли второй прогалины в лесу, немного бесплоднее. Тут нашли мы два новые кратера, извергавшие пары, по в меньшем количестве и запаха неешоль крепкого. Земля, покрывавшая сии солфатары, была одинакова свойствами с прежде нами осмотрен­ною,, только от серы, которою была пропитана, казалась она зеленоватого цвета. Кругом набрали мы кусков красной охры, в роде употребляемой дикарями для раскрашивания лиц. Волкан был тогда шумнее, нежели во все прежнее время. При каждом взрыве его, пар из солФашар подымал­ся обильнее, нежели во время тишины, и обра­зовывал густые белые облака, что, казалось, показывает, что между ними и горящею горою существуют подземные сообщения, потрясение которых производилось средствами нам не­известными. Замечая, что в другой раз у си-
ЗЛ9
ленные извержения волкана начинались после до­ждя, мы подозревали, чшо дождь возбуждает их некоторым образом, производя, или у- величивая брожение различных минеральных ве­ществ. 'После осмотре этих странных от­душников, мы полезли еще несколько шагов вперед, и открыли большое число насаждений в разных частях леса. Сходя иа другую сто­рону холма, узкою тропинкою, между тростнико­выми огорожами, увидели мы главный волкам сквозь деревья, и казалось нам, что еще льё с две надобно только нам перейдши для достижения к нему, через холмы и долины. Мы могли раз­глядеть отсюда его извержения, и те ужасные громады каменьев, которые выкидывало в вих­рях дыма ; некоторые были величиною с нашу большую шлюпку. Невспиретивши никакой неприят­ности, и невидя на дороге ни одного островитя­нина, мы думали идти далее, но, вероятно, разго­воры наши встревожили дикарей, бывших на план­тациях, ибо мы услышали, что некогпорые исч^ них затрубили в большие раковины, звуком ко­торых дикие народы, и особливо в Южном море, заменяют наш набат. После сего, мы почли благоразумным ворошиться назад.
« После полудня, мы отправились по прибрежью к восточному мысу, куда, за два дня прежде, дикари пепозволили нам идти. Несколько тузем- цов говорили с нами, в течение пяти, или шести минут, и во время этого разговора за­метили мы дикаря, сидящего за деревом и дер­
350
жащего натянутый лук, с направленною на лас стрелою. Едва увидел он, что мы завидели его, и прикладываемся в него ружьем, как неме­дленно бросил он свое оружие в кустарник, и пополз к нам на четвереньках. Думаю, что в самом деле, он неимел никакого злого умыс­ла, хотя и опасно было дозволять плохую тушку» Мы собирались перейдти за мыс, и 4 5-пиь, или 20-ть дикарей бросились к нам, прося непродол- жать далее пути. Нам вовсе пехотелось их послушаться, но они усилили свои просьбы, и на­конец объясняли знаками, что убьют пасч> и съ­едят. Пришворясь непонимавшими, мы давали ра­зуметь, будто принимаем знаки их за предло­жение кутанья, отвечая им, что охотно гото­вы есть. Туш дикари стали сильнее показы­вать, что непредлагаюип есть что нибудь, но угро­жают съест нас. Опи представляли, как бьют человека, рубят его члены, отделяют мясо от костей, и для большей выразительности, они кусали себе руки, чтобы растолковать свое людоедство.
« Мы продолжали однакож идти к хижине, ко­торую видели неподалеку, где земля начинала воз­вышаться. Бидя упорство наше, многие дикари вы­скочили из хижины, чтобы принудит нас уда­литься. Тогда решились мы оставить любопыт­ство наше, слишком далеко могшее завлечь нас. Каждое утро, на рассвете, мы слыхали в этой стороне торжественное, тихое пение, продолжав­шееся более четверти часа. Мы полагали, что эшо значило что нибудь религиозное. Вероятию, храмъ
354
скрывался ипуш в рощах, и усилия, какие непе- ресшавали делашь беспрерывно дикари для удале­ния нас отсюда, утверждали наше предположение.
« Возвращаясь, мы взошли на вершину близкой плоскости, почти на ЛО Футов возвышенной, и очутились среди насаждения, обширного, главпей- ше состоявшего из множества бананов, переме­шанных с кокосами и другими тесписшыми де­ревьями, ограничивавшими обзор со всех сторон. Насаждение эпю окружал тростниковый плетень, тщательно сделанный и похожий на Тонгские. Ди­кари усилили свои угрозы, уверяя знаками, что всех нас съедят, если мы подвинемся далее. Несмотря на упорство наше, надлежало-бы нам наконец уступишь, если-бы, по счастью, певспире- пиили мы друга нашего Паованга. Взаимная ра­дость изъявлена была при нашей встрече, и ста­рик немедленно повел нас по окраине холма к западной его стороне. Мы видели множество Фиг, насаждаемых дикарями, сколько для листь­ев их, столько и для плодов. Прекрасные Eu- genias представлялись нам также туш, с их похожими на подвески, освежительными плодами, и множество заметили мы еще пальмовой капусты. Прошедши небольшую рощицу цветущих деревь­ев, мы достигли прекрасного савана, около ста вержсй квадратных пространством, по краям которого было три обиталища; высокие деревья, украшенные богатою зеленью листов, до того скрывали сие убежище, чшо едва можно было раз­глядеть его издали. Здесь заметили мы в углу
352
луга громадное, дикое Фиговое дерево, ствол коего был7, до 9-гпи Фунтов в поитерешпике, а ветви распростирались, но крайней мере, на 4 20 фу- шов во все стороны, самым живописным обра­зом. У корней этого прекрасного дерева, сохра­нявшего удивительную свежесть, небольшое семей­ство, сидя вокруг огня, жарило бананы и Илья­ми. Все разбежались при появлении нашем, но ко­гда Паованг разуверил, что печего бояться, дикари ворошились ; женщины и девушки держа­лись однакожь вдали и гляделхт на нас украдкою из за-кусипарника. Мы сели между дикарями', и некоторые из них предложили нам свои запасы, с тем гостеприимством, которое так очаро­вывало нас па других островах. Хижины здеш­ния составляют, говоря собственно, большие са­раи. Крыша, сходящая с верху, простирается до земли. они открыты с обеих сторон, замы­каясь по копцам только забором из тростни­ка и палок, дюймов около 48-ши вышиною. Воз­вышение крыши на некоторых простиралось до 9-ти и 40 ФушовЧ), а ширина пола между краями крыши была почти шакая-же ; за то протяжение весьма значительно, превосходя 35 Футов. По­стройка всего здания весьма проста. Жерди вты­каются в землю и сгибаются одна к другой в два ряда, связываясь вместе. За тем застилают их сверху множеством рогожек из кокосовой коры, образующих кровлю, достаточную для за­щищения от непогоды. Мы невидали тут ни­каких мебелей и уипварсй. Пол покрыт былъ
353
сухою травою, и в иных местах пальмовыми рогожками. Внутренность вся была закопчена ды­мом, потому, что в каждом шалаше находи­лось по нескольку печей. В срединах по три длинные жердины кокосовые, соединенные в верху поперечиною, стояли одна подле другой. Множе­ство палочек привязано было к ним, с самого верха до 9-40 дюймов от земли, и на них на­вешены были старые орехи кокосовые. Они слу­жат туземцам для извлечения масла, и из скор­лупы делаются уборы; потому, вероятно, весят их таким образом для сохранения.
« ВидяЛ что хотя мы осматриваем их хижи­ны, по не причиняем никакого зла, нешрогаем, неберем ничего, дикари скоро ознакомились с нами, и дикаренки, от шести до четырнадцати лет, до тех пор дичившиеся, подошли к нам, и дали нам смотреть их, брать за руки. Мы раздали туш несколько медалей, шелковых лент и платков из Таитской ткани., что со­вершенно привлекло к нам любовь дикарей, и прогнало остальной страх их и предосторож­ность, Узнавши имена всех, мы старались за по­мнишь их, и эта хитрость прпобрела нам боль­шую дружбу ; дикари восхищались, когда слышали от нас имена свои, и каждый тотчас прибе­гал к нам, едва мы кликали его. Проведши здесь несколько часов, отправились мы к при­стани, и старый Паовапг, незаботясь уже прово­жать нас сам, приказал только двум, или
Ч, ГП. 23
35U
трем молодым островитянам показать нам ближайшую дорогу.
« Особенного рода салФатара на западном хол­ме так увлекала внимание наше, что мы отпра­вились к пей па следующий день, 4 2-го числа ут­ром. Несколько Офицеров провожали нас. Вол- кан продолжал греметь целый день, извергая удивительное количество мелкого черного пепла. рассматривая его лучше, мы видели в нем полу­прозрачные шерлы, вч> виде иголок. Вся земля покрывалась этим веществом, и оно чрезвычайно было вредно при гербаризации нашей, ибо все ра­стения были им покрыты. Должно сказать, что произведения волкана, кажется, много споспеше­ствуют богатству произрастания, столь замеча­тельному на здешнем острове. Многие прозябения являются в двойной величине против находящих­ся в других странах тех-же растений, ли­сты их шире, цветы больше, запах сильнее.
« Вскоре достигли мы первого места, где выхо­дят пары, и видя над нами стоящих дикарей, пошли к ним безостановочно. Эшо были вчераш­ние, ласковые наши знакомцы, и немедленно от­правили опи от себя трех во внутренность острова. Гп Гаджес срисовал окрестности, по­ка мы собирали травы и весили термометр на дереве, в тени. Он был па 25° 6' (-100°) на ко­рабле, в 8| часов, время отбытия. Так как несший его держал его подле тела своего, то он возвысился до 30° 6', по будучи повешен на дерево, на пять минут, в 30-ши шагах отъ
355
салФагпары, оставался он на 26е 7'. Мы выкопали в земле ямку, довольно достаточную для поме­щения термометра во всю длину его, и держали его в этой ямке, привязавши на палку. В пол- минупш ртуть поднялась до 78°. Мы оставили тер­мометр еще на четыре минуты, и степень его возвышения оставалась прежняя. Можно судит, как горяч был пар, вылетавший здесь из зем­ли. Заметив, что мы копаем салФапиару, дикари просили пас перестать, говоря, что земля от этого загорится, и будет такой огонь, кото­рый называют ассоор (извержение волкана). Им казалось, что копанье непременно обратится в беду, и едва оказывали мы малейшее желание ко­пать землю, они изъявляли неудовольствие. Всхо­дя выше, мы находили другие дымящиеся местечки, подобные описанному мною. Туш воротились по­сланные прежде нашими приятелями, и принесли сахарных тростей и кокосовых орехов. Нача­лось подобное вчерашнему подчиванье. Освежась, подались мы еще высше к другому, заме­ченному нами холму, откуда надеялись ближе увидеть волкан. Но едва приблизились мы к на- саждениям дикарским, туземцы вышли навстре­чу и лукаво указали нам дорожку, говоря, что она прямо поведет нас к горе, или ассоору. Мы отправились, шли несколько миль, по разным извилинам, и везде деревья закрывали от нас даль со всех сторон. Мы посмеялись, когда мы пришли к тому самому месту прибрежья, с ко­торого пошли в начале, и можно было предпола- 23"
356
гать, что дикари нарочно постарались удалить нас своею хитростью от прогулки внутрь острова.»)
Форстер пытался пробраться, во время другой прогулки, в одну из тех таинственных сто­рон, откуда раздавалось торжественное пение. Обманутый и педопущепный снова, он употре­бил, по крайней мере, в пользу свое покушение, тем, чшо собрал несколько замечаний о правах туземцев.
« Дикари повели пас — говорит он — повою тропинкою, Через насаждения, обильные и содер­жимые в большом порядке. Дикареики бежали перед нами, и показывали нам разные доказа­тельства ловкости туземцев в военных заня­тиях. Они бросали метко каменья и употребля­ли искусно былинки и тростинки вместо стрел. Брошенное ими всегда било в цель, а тростинке, которую мог увлечь малый порыв ветра, прида­вали гпакую силу, чшо она глубже дюйма входила в дерево. Опи балансировали также палки, не- гпрогая их пальцами. Пяти и шестилешния дети приучались уже к подобным занятиям, готовясь некогда успешно владеть оружием. Разными изви­линами дошли мы к жилищу, где увидели дика­рок, приготовляющих обед. они жарили ипья- мовые коренья на огне, зажженном подч> деревом. Приближение наше заставило их с трепетом убежать, по проводники наши их успокоили, и они продолжили свое занятие. Мы сели под де­ревом, перед одною из хижин, и старались разговориться с туземцами, пока иные изъ
357
них пошли искать нам каких нибудь кушаньев. Множество слов туземных имел я возможность записать, и с удовольствием удовлетворял во­просы любопытных, касательно нашего платья, нашего оружия, и проч,, об чем до сих пор дикари пеосмеливались нас спрашивать. Обита­тели ближних насаждении, узнавши о нашем при­ходе, собрались толпою около пас, и казалось, были рады, чшо мы дружески и запросто разгова­риваем с их земляками. Случайно запел я пес­ню ; меня убедительно просили продолжать, и хотя никто небыл порядочным певцом, мы удо­вольствовали любопытство приятелей и пели не­сколько разных песеп. Песни Английские и Не­мецкия, особливо веселые, весьма понравились, но Шведская песня доктора Спарманна заслужила об­щее браво. Кончивши наше пение, мы просили на­ших друзей, в их черед, доставишь нам слу­чай полюбоваться музыкальными способностями жи­телей Тайна. Один из дикарей тотчас запел, просто, по приятно, и мы ничего еще песлыхивали столь прекрасного из пения разных пародов в южных морях. Оно обнимало большее число нош прошив Таиипского, и даже Тоига-Табского, име­ло какой-то важный топ, выгодно отличавший его от более сладкой и изнеженной музыки упо- мянушыхчи островов. Слова казались расположен­ными метрически и легко выговаривались. Едва один дикарь кончил свою песню, запел другой ; песня его была отлична от песни первого, но все в важном тоне, который обозначал общий ха­
358
рактер здешних жителей. Действительно, редко видели мы их смеющихся, или шутящих по­просту, как видно это между более образован­ными племенами, на островах Друзей и Общест­ва, умеющими уже высоко ценить забавы и увесе­ления. Теперь показали еще нам дикари музыкаль­ный инструмент, состоящий из восьми дудочек, подобно Тонга-Табской сиринксе, с гною разни­цею, что толщина дудочек правильно уменьша­лась и обнимала полную октаву, хотя дудочки и несоспиавляли большой стройности.
« После обеда опять отправился я на берег с доктором Спарманном, и мы прошли па плоскую возвышенность посетишь дикарей. Несколько ихч> встретили нас на половине дороги и повели к своим хижинам. Едва уселись мы туш подле одного ошца семейства, человека средних лет и замечательной Физиогномии, наши друзья просили нас пет. Охотно согласились мы, а когда изъ­явили, они удивление о различии песен моих и Спарманновых, мы старались им объяснить, что мы с ним из разных земел. Тут, указывая нам на одного старика из толпы, дикари ска­зали нам, что он с острова Коро-Манго, и за­ставляли его повеселить нас своим пеньем. Старик стал посредине собрания и начал пес­ню, в продолжение которой делал он разные движения, увеселявшие нас, а равно и всех зри­телей. Песня старика совсем непоходила на пе­ние островитян Тайна, но небыла пи неприятна, ни противна условиям музыки. Казалось, что въ
359
ней был метр, особенный, различный ош медлен­ного и важного, который слышали мы поутру. Ког­да старик кончил пение, нам показалось, что дикари заговорили с ним его языком, и что по видимому, он непонимал языка Танпских островитян.
« Пока пел старик Коро-Мангский, женщины вышли из хижин, и образовали маленькую толпу подле нас. они вообще были малорослее мужчин, и носили старые юбки из трав и листьев, более или менее долгия, смотря по возрасту. Имевшие уже детей, и те, которым казалось лет по 30-ти, непредставляли уже никакой прелести, свойственной женскому полу. У девушек лет -IU-ти черты были очень приятные, оживляемые улыбкою, по мере того, как оие переставали робеть. Формы тела их были легки, руки отменно нежны, груди круглые и полные. они были закрыты только от пояса до колен. Волосы их падали буклями с головы, и зеленые банановые листья на голове весьма красиво оттеняли черный цвет их кожи. В ушах у них видны были кольцы из черепахи. Мы заметили, что уборка женщин увеличивалась по мере их возраста; самые старые и безобразные были уже обвешаны ожерельями, под­весками, в ушах и в носу, и зарукавьями. Мне показалось, чшо дикарки повиновались малейшему знаку мужчин, пеоказывавших к ним притом никакого внимания. они таскали все ноши, и мо­жет быть, что эшоип род трудов, и соеди­ненное с ним утомление, ибо ноши навсегда
360 соразмеряются с силами, служат к уменьшению роста женщин.
« Мы увидели, и между дикарями Тапнскими пример, доказывавший, чшо нежные чувства и че­ловеческие ощущения одинаковы во всех частях света. Маленькая девочка, лет восьми, увлека­тельной Физиогномии, украдкой смотрела на нас, между головами дикарей, сидевших на земле. Ед­ва заметила она, что мы на нее глядели, как убежала и спряталась в хижине. Я делал ей знак ворошишься, и чтобы привлечь ее, показывал ей лоскуток Таишской ткани, но пи что немогло ее заставить подойдти к нам. Ошец её встал наконец, уговорил и ласково привел к нам. Я взял ребенка за руку, и отдал ей лоскуток, с разными притом безделками. Радость и удо­вольствие изображались на лице отца девочки.
« До самого захождения солнца оставались мы с дикарями; они пели и показывали ловкость свою, желая нам поправишься. По просьбе нашей стреляли они на воздух и в цель. Стрелы их Иевзлетали высоко, но в недальнем расстоя­нии, как уже я говорил, стрелянье их было весьма ловкое. С пособием дубин, отражали они стрелы своих противников, почти так, как Таитяне. Нам сказали, что все дубинки, у которых острые стороны сделаны в виде изви­листом, получаются с низкого острова, назы­ваемого Иммер, но мы иемогли узнать : делают- ли их тамошние дикари, или с Танны ездятъ
361
шуда нарочно, собирать на пустом острове ра­ковины и рубишь дерево на дубинки. »
« Перед уходом нашим, женщины зажгли огни в хижинах и около них, принимаясь готовить ужин. Дикари собрались вокруг огней; казалось, чшо вечерний воздух был им чувствителен при наготе их. У многих видели мы опухоли па верхнем веке глаз, и приписали это дыму, в котором беспрестанно сидят дикари. У иных опухоль эта была так велика, чшо мешала зре­нию, и дикари принуждены были закидывать голо­вы назад, пока могли привесть глаза свои в одну линию с предметом, на который хотели глядеть. Некоторые из дикаренков страдали такою опухолью, и, может быть, потому, чшо она передается от поколения поколению. »
После Форстера и Спармаппа, сам Кук ре­шился идти осматривать огнедышащую гору. Он отправился утром 4^ го, и пошел к холму, где предшественники его наблюдали фумсролли. Термометр был опущен в землю. На свобод­ном воздухе показывал он 26° 7х, но в горя­чей земле салФагпары, в одну минуту, поднялся до 98°, пио есть, до температуры, близкой к степени кипящей воды. Поверхность столь горя­чей почвы занимала четыре, или пять квадратных шуазов, и подле неё росли фиговые деревья, тень которых закрывала эпю пространство, палимое подземными огнями. В разных раешояпиях встре­чали путешественники хижины, жителей и обра­ботанные земли. Для очищения земли, покрытой
362
лесом, дикари рубят ветви больших деревьев, подкапывают землю под их корнями, зажига­ют потом лес и обращают его в пепел.
Дикарь, уговоренный Форстером и Спарман- ном, согласился быть их проводником ; но на перекрестке двух дорожек, другой, менее ласко­вый туземец, вооруженный камнем и пращею, загородил им дорогу. Дуло ружья, в него на­правленное, заставило его бросишь оружие из рук, но он начал кричать, и на шум прибе­жали двое, трое дикарей и молодая женщина, с дубиною в руках. Они повели путешествен­ников на вершину холма, и показывая отсюда до­рогу к кораблю, просили идти по пей. Упорствуя в своем предприятии, Англичане неосшавляли сво­ей прогулки вперед. Проводник ушел ош них, но они взлезли на пригорок далее, по мнению их, уже близкий к волкану. Ожидание было обмануто: еще далеко было до цели их путешествия, и множество гор оставалось впереди. Такое пре­пятствие уже охолодило ревность пешеходов, когда толпа дикарей с оружием пришла к ним, изаставила по неволе отказаться ош пуши впе­ред. Впрочемч>, ссоры никакой певышло. Едва только Европейцы отправились к берегу, дикари сделались добры и ласковы, сами провожали гостей, и предлагали кокосов, бананов и сахарных тро­стей. Эшо было последнее покушение достигнуть волкана.
На третий день, 4 6-го, на берегу явился дикарь, которого называли царем, или арики острова.
363
Кук нарочно отправился с корабля, увидеть его и дашь ему несколько безделок. Царь все принял и удалился. Эшо был старик, весьма преклонных лет, открытого, веселого вида. Ничто непоказывало в нем его высокого сана, если только недолжно было почесть важным отличием поясной его перевязки, испещренной черным и красным, между тем, как у других островитян была она ипемножелтоватого цвета. Впрочем, старый Паованг, казалось, непоказы- вает своему царю почтения, какое следовало-бы по его званию. Начальника этого сопровождал сын, дикарь лет сорока. Толпа народа, состав­лявшая свиту царскую, заняла весь берег.
Власть этих пришлецов осталась для Кука загадкою. Один из них оказался спиоль безвла­стен, что когда приказал он одному из при­сутствовавших дикарей взлезть на дерево и сорвать ему несколько кокосов, тот непослу- шался. Тщетно обращавшись к другим дикарям, начальник полез сам. Наказание ослушникам состояло в томя», что он общипал до одного плода и раздал их все матрозам. Отец и сын, без чинов, навязались обедать с Куком. Обоим очень полюбились овощи, но до соленого оказались гости небольшими охотниками.
На другой стороне залива, Форстер нашел источники горячихчи вод, в которых термо­метр возвышался до 88-ми и 95°. Несколько че- репокожпых, брошенных пиуда, сварились в две,
36’1
или три минуты. Вода с кипением пробивалась сквозь черноватый песок, при подопиве остроко­нечного утеса, стоявшего близ холмов салФа- тарных; она текла к морю, которое, при боль­шом приливе достигало до неё и заливало ее.
Доброе согласие, установившееся с некоторого времени, было вдруг нарушено несчастным со­бытием. Пограничная линия обведена была кру­гом Английского становища на берегу, и часовые наблюдали, чтобы ни один дикарь пеиереходил за эту линию. Четверо, или пятеро дикарей ре­шились упорно перейдши ; часовой выстрелил, и убитый им дикарь был вовсе невиноват. Кук бранил часового, по брань его недостаточна была привести в порядок дело. По счастью, дикари казались более опечаленными нежели рассерженны­ми. Они принесли на берег плодов, стараясь обезоружишь бесчеловечных гостей своих, и не- думали удержать вместо залога ученого Форсте­ра, или мстишь ему, хотя он бродилгь тогда по острову и был в их руках. Форстер возвра­тился благополучно. Оп встретил даже на до­роге двух дикарей, которые несли убитого зем­ляка, и услышал от них только изъявление скорби, печальным словом: марком (умер)!
Кук оставил Таннский залив 21-го Августа. Он обошел остров с юга, осмотрел низкий остров Иммер, высокие острова Эрронан и Аннашом, а потом направился к С. 3.—На сле­дующий день обогнул он западное прибрежье острова Сандвича, прошел в полу-льё рассшоя-
365
нием ош Ю. 3. мыса Малликоло, где видел при­брежье покрытое островитянами. Пройдя потом между Малликоло и землею св. Духа, он осмот­рел сию последнюю во всю её восточную длину, и 2^-го, вечером, направился па северный мыс острова. Два дня лавировал корабль Куков, стараясь проникнуть в обширный залив, образо­вывавший впадину в острове. Показалось было не­сколько лодок, по дикари, испуганные, по­смели пристать к кораблю. Они были совершен­но нагие, только с поясами, ош которых ши­рокие листья висели до колен. По внешнему виду, казались эти дикари хилыми, черны цветом, с курчавыми, короткими волосами.
После полудня 26-го Августа, Кук находился недалее двух миль ош внутреннего края залива, и отправил для обозрения берегов две лодки. Дикари с своей стороны осмелились снова явить­ся перед кораблем в лодках, но пристать к нему опять несмелы, и только издали перекину­ли к ним некоторые подарки, при чем кое-как отвечали опи на вопросы, им предложенные.
Офицерчэ, посланный для обозрения берегов, представил свои замечания. Он говорил, что па прибрежье нашел он реку, столь глубокую, что лодки могли ходишь по ней. Такое обстоя­тельство являлось довольно важно. Кук пемог после сего ошибиться и полагал достоверным, что залив, где он теперь находился, долженст­вовал быть Квиросов залив Св. Иакова и Св. Филиппа, на внутреннем краю которого Испанцы
366
заложили свой мнимый город,, Новый Иерусалим. Английский мореплаватель пеискал дальнейших доказательств в подтверждение своих мнений. При наступлении ночи, направился он из зали­ва, у которого западный берег казался иллюми­нован огнями, с самого прибрежья до вершин горных. Полагали, что это означает очищение дикарями земли Ош растущего на пей леса.—Сен­тября 4-го, Кук потерял из вида все острова здешнего архипелага, оставя им название : Но­вые Гебриды, принятое в географии.
Таковы были исследования Кука. Надлежало вы­писать их с полнотою и подробностью, ибо Кук был единственный плаватель, хорошо обо-, зревавший этот важный архипелаг. — Дантр^ касто, в 4 793 году, удовольствовался быстрым взглядом ; видел Эрронан, Анпашом, Танна, волкан копюрого обозначался огромным обла­ком дыма на чистом, голубом небе.—Крузен­штерн говорит об остановке Головнина па Тан­на в 4809 году, но известия об этом нам не­известны. Наконец, в 4827 году, Дюмон-Дюр­виль, проходя северною частью архипелага, испра­вил географическое определение Эрронана, и ближе всех своих предшественников осмотрел ост­ров Аннашом. Погода воспрепятствовала ему за­няться дальнейшими исследованиями.
и •
ГЛАВА 1LZOK
ЖОВЫН ГЕВРИДЫ. —ГЕОГРАФИЯ Я НРАВЫ.
Архипелаг Ново-Гебридский образует узкую цепь, около 420-ши льё протяжением, от G. G. 3. к ИО. ИО. В., между 4 5-20° широты южной, 4 6^-4 68° долготы восточной (от Парижа). Он заключает в себе девять больших островов, и много еще меньшей величины. Вот порядок их, начиная с юга.
Аннатом, открытый Куком в 477Л- году, вновь виденный Даншркасшо в 4 793-м, и осмо­тренный Дюрвилем в 4 827 году. Его составля­ют высокие горы, с прибрежьем весьма узким, особливо в северной части. Прибрежье это по­крыто кокосами и, множеством других дерев, с беловатым, голым пнем, которые Дюрвидь причисляет к роду Melaleuca leucadendron, даю­щему каьюпутовое масло ( Kaïoupoati ). Во всей этой части острова ничто непоказывает следа народонаселения. Пространство—40 миль от В.
368
к 3. и миль шесть поперечника. Широта южная 20° 44', долгота восш. 467° 45' (западный край).
Эрронлн. Открыт Куком, виден Дапшркасшо и Дюрвилем. Он высок, представляя Форму от­дельного конуса, с утесистыми боками, широко срезанного на вершине. По словам Форстера, жители его приближаются к племенам Полине­зийским. Окружность острова пять мил. Южная широта 4 9° 34', восточная долгота 4 67° W (вер­шина ).
Иммер. Открыт Куком, низок и мал, две или три мили в окружности. Широта южная 19° 24', долгота восточная 4 67° Я6Х.
Таина. Открыт Куком и вновь виден Даптр- каспю. Высок, весьма населен, около 22 х миль протяжения ош С. С. 3. к 10. 10. В., при 9-ти милях ширины. Широта южная 4 9° 20'— 4 9° НО*, долгота восш. 4 66° 53'— 4 67° 4 0'.
Жители Таина бронзового цвета, сч> хилыми, угловатыми Формами, малорослы и невидны. Нос у них широкий, глаза полные и кроткие, черты лица являютч> живость и ум. Почти у всех, по словам Кука, Физиогномия открытая, мужествен­ная, добрая, но у меньшего числа, несшоль счас­тливо одаренных природою, вид злой и ковар­ный. Ловкие и проворные, дикари искусно дей­ствуют оружием, но сохраняя все силы свои для войны, оставляют они все тяжелые работы жен­щинам. По прибрежью видите всюду дикарок, согбенных под тяжестями, когда мужчины но­сят только свое оружие.
369
Дикарки Танпские малорослы, и довольно красй* вы с молоду. Глаза у них кроткие и добрые ; манеры не без приятности. Одеяние мужчин со­ставляет передник, не только нескрывающий на­готы, но еще более выказывающий ее. « Они по­ходятъ» говорит Форстер, «на идола покро­вителя огородов в Греческой мифологии. » Жеин щипы одеваются тканью из бакановых волокн, покрывающею их от пояса до колен.
Кроме обыкновенного шашаужа накалыванием, рубчатый татуаж употребляется также дикаря­ми. Кожу срезывают бамбуком, или острою ра­ковиною, и потом прикладывают к пей какую- то траву, от чего вздувается она, заживляя ра­ны; этим татуажем изображавшия» цветы, жю вопшых и другие Фигуры, и он в большой чес­ти у дикарей.
Оба пола употребляют ещел как украшение, разные краски, черную свинцового цвета, или крас- новашую, иногда темнокрасную, и мажут ими по лицу, шее и плечам, кривыми полосами, в два, в три дюйма шириною. Редко употребляется белый цвет, по иногда половина лица красится совер­шенно красным, а другая черным цветом.
Волосы, опия» природы курчавые и завитые, тем­ные, или черные, разделяясь па маленькия косички, в нижних концах своих кажутся извитыми сну­рочками. Для достижения такой красы, их тща­тельно вертят иногда вокруг тоненьких бы­линок. Иные дикари, оставляя свою прическу в естественном виде, довольствуются связкою во-
7. FH. 2^
370
лос на гноме зеленым листом. В эти пуки втыкают они палочки, которыми чешут свои неопрятные головы, и шуш-же втыкаются бамбу- ковинки, украшенные птичьими перьями. Иногда закрывают головы шляпами, из рогожек, или ба­нановых листьев. У женщин обыкновенно воло­сы коротки, как и у молодых дикарей до му­жеского возраста. Бороды у мужчин малы, гуспиы и пуш гсшы. Иногда они завивают их извивис­тыми кудельками, как волосы на голове.
Мужчины и женщины обременены запястьями, ожерельями, серьгами и привесками. Все такие убо­ры делаются из твердых камней, раковин, чере­пахи, кокосовой скорлупы, или просто, из кусоч­ков гладкого дерева, смотря по средствам каж­дого. Всего более дорожили дикари для таких украшений зеленым неФрипюмЧ) (jade vert), кото­рый Англичане привезли к ним исч> Новой Зелан­дии. Хрящи в носу протыкают, вдевая в сква­жинку бамбук, bij пол-дюйма (?) толщиною.
До прибытия Европейцев, дикари неимели ни­какого понятия о железе, а потому сначала прези­рали его. Но узнавши полезность его во время пребывания у них Англичан, они мало по малу де­лались жадны к его приобрешепию. Достойно за­мечания, чшо каменные топоры Танпцов походили наиболее па наши Европейские^ нежели на скобели ( herminette ) Полинезийских народов.
Промышленность дикарей ограничивается обра­боткою земель, выделкою тканей, рогожек и ору­жия, посшроениемч» хижин и лодок. Хижины и лод­
37'1
ки их пепоказываюш большего искусшва; оружие составляют копье, стрелы, лук и дубины. Сшре« ла оружие любимое ; острый конец её делается треугольный с зазубринами. Для бросанья стрел употребляют плетеный снурок, в шесть дюй­мов длиною, с петелькой на одном копце и узлом па другой стороне. Указательный палец правой руки кладется в петельку, а другой ко­нец снурка обвертывается около стрелки, кото­рую держат большим пальцом и другими, давая ей таким образом направление. Удар произво­дится пальцом указательным, и при полете стре­лы, снурок остается на пальцах. Такими стре­лами, дикари бьют шпицу и рыбу в 20-ши и 30-ши Футах, попадают в пятно шести дюймо­вое, никогда непромахиваясь на таком расстоя­нии, но па удвоенной дистанции редко могут опи уценишь, хотя полет стрелок их достигает ^0-ка инуазов.
Обыкновенно, молодые дикари употребляют пращи и луки, а постарше описанные мною стрелы и дубины. Луки делаются из прекрасного казуа- рипового дерева, крепкие и гибкие. От времени до времени натирают их маслом, чтобы под­держать гибкость. Дубины бывают пяти и шес­ти Форм. Наиболее уважаются длиною в четыре Фута, с узловатою круглою рукоятью и шишко­ватым шаром с другого копца. Иные, разнясь в длине, имеют шишки с боку, а на некоторых делается острее. Одно из таких орудий можно назвать карманною дубиною — это отломок ко- 2 У*
372
ралла, в 4 6-шь дюймов длиною, который иногда бросают вместо камня.
Кухонные заботы лежат на женщинах ; они жа­рят и некут иньямы и бананы ; варят в сосу­дах зеленые листья одного рода фиг с hibiscus esculentus ; готовят пуддипг из мякоти бана­нов и таро, с примесью миндалин и листьев. Разные роды плодов едят без приготовления. Свиньи и дичь служат иногда для стола, но ос­нование еств составляют рыба и ракушки. Един­ственное питье—вода, смешанная с кокосовым молоком.
Ничего немогли узнать от дикарей об образе правления над ними. Некоторые из них прини­мают титул начальников, но если и действи­тельно есть у них какие преимущества, то они очень ограничены. Только к старому Иогаи ока­зывалось некоторое почтение. Во окрестностях залива, где находился Кук, за достоверное могли узнать, чшо тамошние жители иеповиповались ни какому особенному правительству. Они жили рассеянные в нескольких селениях, в каждом по­немногу семейств, а часто и отдельно семейства­ми. Можно полагать, что Тапнцы всегда ходят с оружием при себе. — Исчисляя народонаселение ос­трова, Форстер явно ошибается, положивши его в 4 0,000; может быть, должно почислишь поло­вину. — Никакими вопросами немогли добиться у дикарей существа их религии, и даже есть-ли у них какая религия. Должно было ограничиться до­гадкою, чшо каждое утро слышимое в одной час-
373
ияи острова пение составляло какую нибудь духов­ную службу.
Увидя что нибудь, новое для них, дика­ри кричали : Гипбу ! Эшо слово употребляли они для выражения других впечатлений, как-то : изу­мления, удивления, желания. Впрочем, опи придава­ли ему особенность способом выражения, и одну из таких прибавок составляло прищелкиванье пришомч» пальцами. Форстер полагал, чшо язык Таннский сшоль-же различен ош Тонгского, как и ош Малликольского. Многие слова представля­ют гортанные звуки и сильные придыхания. Впро­чем, звучные и исполненные гласных, Танииские речения легко затверживаются. Географические сведения Таишцов неперсходяш за остров Коро- Манго — опи познают ни Малликолло, пи Ани, ни даже острова Сандвича, ближайшего к ним из Гебридских — ничего кроме Коро-Манго —сча­стливые люди !
Главнейшие произведения Таины суть : плоды хлебного дерева, кокосы, плод похожий па пер­сик, но неедомый, другой, похожий на помера­нец, но также неупотребляемый в пищу, иньямы, пашашы и дикия фиги. Хлебные плоды, кокосы и бананы здешние нешак обильны, и нетак хо­роши, как па Таити, но иньямы и сахарные трос­ти, вкусом, количеством, объемом превосход­ствуют. Один из здешних иньямов весил 56 Фунтов. Свиней достаточно, но живность ред­ка. Что касается до птиц, они малочисленнее, нежели на Таити, но* кажется, превосходнее ша-
374
мошиих блестящими перьями. Вдоль берегов Ан­гличане производили удивительный лов рыбы. Фор­стер заметил, что леса острова Таины произ­водят множество растений, ненаходящихся на Таити, из коих иные свойственны Азиятской Флоре, а другие суш принадлежность собственно этого острова.
Геологическое устроение Таина было предме­том подробных исследований для естествоиспы­тателей, сопровождавших Кука. « Род глинова- того камня — говорит Форстер —- смешанного с обломками мелу, образует большую часть иссле­дованных нами скал. Обыкновенно, он цвета темного, или желтоватого, и находится отвесны­ми слоями, около 6-ши дюймов в толщину. Во многих местах заметили мы черный, мягкий ка­мень, состав пепла и шерлов, выброшенных пол­каном, перемешанный с глиною, или родом шри- поли, и называемый рудокопами pierre ponce. Это вещество лежит инде слоями, перемешанными с черным камнем. Волканический шакой-же песок, смешавшись с растительными остатками, обра­зует лучшую почву острова, на которой, как уже я заметил, все прозябения растут в обилии. Волкак, горящий на острове, без сомнения, пере­меняет от времени до времени извержения свои, и мы сделали-бы, можегш> быть, несколько новых наблюдений по сей части, если-бы дикари постоян­но непрепягасшвовали нам приблизиться к жер­лу полкана. Самородную серу находили мы в бе­лой земле, покрывающей салФагпары, из коих по-
375
дымаюипся водянистые пары. Эта весьма квасцовая земля пропитана соляными частицами. Мы видели также около упомянутых мест красные шарики, и дикари украшают себе носы селенитом, или белым камнем. Замечая издали огромные глыбы лавы, немогли мы пайдти ее в больших кус­ках, неимея возможности подойдти к самой горе. »
Коро-Манго, открытый Куком в 4 77М году, удален от Ташиа поболее, как па 20-ть миль к северу. Земли его довольно возвышенны, и к восточному прибрежью образуют глубокий залив, около которого лежат, по видимому, плодород­ные почвы. С двух сторон являются леса, оча­ровательные па вид, а к югу земля идет по­логим уклоном, представляя обширное простран­ство, особенно обработанное. Коро-Манго будет около 20-ши миль от С. к 10-, при ширине поч­ти такой-жс. Южная широта его 4 8° ЛО'— 4 9° 4 2л, а восточная долгота 4 66° 30' — 4 66° 50'.
Жители этого острова, и других к югу ле­жащих, составляют отличие от обитателей на островах более северных. Опи говорят даже другим языком. Рост их посредственный, но они довольно складны, и черты лица их не безо­бразны. Будучи весьма темного цвета, опи разма­зывают себе лица черным и красным, и носят волосы в кудрях, или буклях. Немного видели здесь женщин, и все они были весьма уродливы. Носят они юбку, короткую, сделанную из листь­ев, между тем как у мужчин нет другаго
376
одеяния, кроме поясов. Хижины покрываются паль­мовыми листьями, и насаждения дикарей окружают­ся тростниковыми плетнями.
О. Сандвич открыт также Куком, в 4 774 году. Он лежит в 22-х милях на С. С. 3- от предыдущего, около 22-х льё в окружнос­ти, а самое большое протяжение его десять льё, от 10. В. к С. 3. — Остров эгпогп, самый кра­сивый из всей купы Гебридов, представил Ан­гличанам зрелище самое увлекательное. Долины и рощи богатейшей зелени пересекают здесь зем­лю. В тени высоких пальм видны маленькия, до­вольно красивые хижины, а берег является по­крытый лодками- Инде, густые рощицы и промежут­ки желтых, обработанных полей напоминают шахматные поля Европы. Широта южная 4 7° 34'—>• 4 7° 5.Ѵ, долгота восточная 4 65° 47'— 4 66° 4 5'.
О. Гинчинбрук. Открыт Куком в 4774 го­ду. Маленький, и лежит близ С. 3. берега ос­трова Сандвича. Ш. 10. 4 7й 34', Д. 3. 4 66° 6'.
О. Монтагю. Открыт шогда-же Куком. Неве­лик, высок, обитаем, в 5-6 милях от Сан­двича к С, — Ш. 10. 4 7° 26', Д- В. 4 65° 57'.
О. Памятника. Открыт Куком ипогда-же. Это собственно утес, черноватый, с полосами, по­крытый несколькими кустами, и высокий в 25-ть шуазов. III. 10. 4 7° 4 6', Д. В. 4 66° 3'.
О. Двух холмов. Открыт Куком шогда-же. Мал, составлен из двух холмов, обтесанных осгпреями к верху и разделенных узким и низ­
377
ким перешейком, имеющим до 2-х миль про­тяжения. Ш. Ю. 4 7° 4 6', Д. В. 4 66° 4'.
О. Трех холмов. Открыт Куком гпогда-же. Четыре мили в окружности, отличается тремя холмами в виде пиков, лесист, населен дика­рями в роде Малликольцов. Голый островок у него с 10. В., а в 5-ши милях на С. 3. лежит утес, с сильным прибоем моря. Ш. Ю. 4 7° 3', Д. В. 4 65° 57' ( средина ).
О. Стеферд. Открыт Куком ипогда-же. Купа маленьких, неравной величины островов, насе­ленных и занимающих протяжение около 5-ипи льё от 10. В. к С, 3.
О. Апи. Открыт Куком пюгда-же. Двадцать льё окружности, около восьми протяжения, от С. В. к 10. В., весьма высок, горист, перерезать долинами и рощами, и населен, как показывали> дым, с него подымавшийся. ИИ. 10. 4 6° 50', Д. В. 466° 5х (иОГО-ВОСШ. МЫСЧи ).
О. Наум. Открыт Куком пюгда-же. Он вы­ходит на значительную высоту, в виде копны се­на. Наибольшее протяжение его пеболее однакож И-х льё. Кук полагал, что его перерезывает на-двое узкий канал. На нем есть также дикари. Ш. 10. 4 6° 27', Д. В. 4 65° 56' (вост. мыс).
О. Амбрим. Открыт Бугенвилем в 4 768 го­ду, и виден был Куком в 477И-м. Эшо земля около семи льё в окружности, низкая по при­брежью, постепенно возвышающаяся к центру, об­разуя наконец гору средней высоты. Дым, вы­ходящий из этой горы, дает повод почитать
378
ее волканическою. Полагают большую населен­ность. — ИИ. 10. 46° 48', Д. В. 165° 55' (10. В. мыс ).
О. Пятидесятницы. Открыт Бугенвилем в 4768 году, и виден Куком в 4 77Л году. Земля значительной вышины, покрытая лесом, за исключе­нием обработанных в большом количестве пространств. Длина, от С. к Ю., немеиее 33-х миль, при 8-4 0 милях в ширину. Спутни­ки Кука заметили ночью большой пал в лесах, и из того заключили, что жители очищали себе поля. III. 10. 4 5° 26', —4 5° 58', Д. В. 4 65° 50/.
О. Авроры. Открыт Бугенвилем в 4 768 году, виден Куком вч> 4 77Л-м. Земля высокая, насе­ленная, около 44-ти лье длины, от (А к 10., и только Я-5 миль ширины. Вся является покрытою лесом, с прибрежья до вершины гор, и все до­лины в ней прорезаны ручьями. Пик по средине вышины значительной. — III. 10. 4Л-° 54 ' -— 4 5° 22', Д. В. 4 65° П' — 4 65° 53' —
О. ПрокажЕнных. Открыт Бугенвилемч» в 4768-м, виден Куком в 4 77Л- году. Земля вы­сокая, населенная, овальной Формы, 4 8-20 льё окру­жности. Весь северный мыс показался Форстеру ниже остальной части острова, и был покрыт различными деревьями, между коими высились бесчисленные пальмы. Великолепные водопады льются с гор.— III. Ю. 4 5° 2Л', Д. В. 4 65° 27у ( вер­шина ).
О. Малликоло. Открытый Квиросом в 4 606 году, он был виден Бугенвилем в 4 768-м, и
379
осматривав Куком в 4 774 году. Огромный, пре­красный остров, 4 8 льё ош G. 3. к 10. Ь, при 6-7 льё ширины. Кук описывал его плодоносным и населенным. С средней высоты земли идут легким покатом к берегам, упираясь на среди- ие в небольшую горную цепь. В 10. В. части на­ходится залив Сандвича, а немного далее к югу три островка, названные оспир. Маскелина. —10. ПИ. 4 5° 50 — 4 6° 36', В. Д. 4 64° 47'-—4 65° 26'.
По известиям Кука, дикари здешние малорослы, медного цвета, с длинными головами, плоскими лицами, более похожи на обезьян, нежели па лю­дей, и несгнолько еще по лицу, сколько по членам тела, хилым и уродливым. Волосы у пихъл чер­ные и темные, коротки, курчавы, но неруновидны. Бороды густы, плотны, обыкновенно черные и ко­роткия. Природную уродливость дополняет еще веревчатый пояс, которым перетягивают они себе тело по средине, до того, что кажутся пе­ререзанными,, как будто муравьи. Выемка, проис­ходящая ош такого пояса составляет самое не­лепое уродство. Дикари ходят нагие, прикрыва­ясь только спереди листом, либо лоскутком ро­гожки. Женщины, безобразные неменее мужчин, ма­жут красною краскою голову, лица и плечи. Ук­рашения и оружие дикарей походят на Таннские. Язык Малликолъцов показался Форстеру совсем отличным ош всех, какие только слышал он в южных землях. В нем множество звуков на брр, с сильным ударением. Так, на при­мер, один из друзей Английских Малликолецъ
380
назывался Мамбрррум; а другой БономбррруаИ. Свинью называли дикари Броа, и беспрестанно вер­телось у них па языке слово : Томарр ( друг ). Впрочем, дикари легко произносили Европейские слова, чего никак немогли сделать Таитяне. Изъ­являя удивление, опи шипели, похоже па гуся.
О. Свят. Варфоломея, был открыт Буген­вилем в 4 768-м, и осмотрен Куком в 4774- году. Он лесист, населен, мало возвышен, 6-шь, 7-мь лье окружностью, и находится в про­ливе между Малликоло и островом Св. Духа. Островок примыкаешся к нему с 10. В. сторо­ны.— Ш. 10. 4 5° 42х, Д. В. 4 64° 50" (вершина).
О. Св. Духа, открытый Квиросом в 4 606-м, был вновь найден Бугенвилем в 4768-м, и виден Куком в 4 774 году. Он весьма обши­рен, 22 льё от С. С. 3. к ИО. ИО. В., при ши­рине ош 4 0-нии до 4 2 миль, вырезан в С. части большим заливом, и обставлен с южной сто­роны множеством маленьких островов. Земля, особливо с западной стороны, весьма возвышена, образуя беспрерывную цеп гор, которая в неко­торых местах начинается прямо с морского берега. Весь остров, исключая прибрежье и неко­торые обрывы голых утесов, покрыт лесом и насаждениями. Произрастание представило здесь Форстеру величайшее многообразие и богатство. Согласно с Квиросом, бывшим здесь за два столетия прежде, Форстер говорил, что остров Св. Духа одна из прекраснейших в мире странъ—*
381
Широта южная 1Ѵ МО' ■— 15° Л2/, долгота восточ­ная 16М° 7'-—4 6М° 55'.
Небольшое число островитян, которых могли наблюдать Англичане, казались плотнее и складнее жителей Малликоло. Из этого заключили, что они составляют особую породу, и мнение под­тверждалось тем более, что язык их неимел никакого сходства с Таишским и Малликольским, а напротив сближался с Тонгским. Волосы на головах дикарей были то короткие, курчавые, то длинные, прямые. Украшения составляли запястья и ожерелья ; у одного дикаря висела на лбу белая раковина ; другие были вымазаны темноватою крас­кою. Другого оружия у них невидали, кроме ко- пьецов и острог для рыбной ловли. Между по­дарками, какие им делали, особенно нравились им гвозди. С своей стороны поднесли они переч­ную ветвь ( piper ).
О. Гора звезды, вероятно, тот самый, что назван был Квиросом-Nuestra-Senora de Luz, и виден Бугенвилем в 4 768 году. Эшо маленький островок, или скала, несколько миль в окруж­ности.—Ш. ио. 4М° 22', д. в. 4 65° 32' (?) —
Этим можно заключить роспись островов Архипелага, названного Куком: Новые Гебриды, но, кажется, сюда~же надобно почислить еще : остров Бенкса, открытый Блеем в 4 789 году, когда плыл он в шлюпке своей от Тонга к Тимору. Эшо купа, из четырех высоких и на­селенных островов, с несколькими скалами на юг, на пространстве 4 5-20 льё от С. к Ю. Са­
382
мый большой около 20 лъё окружностью; другие только по 5-6 льё. Самый малый далее других па В. и очень замешен по горе в виде сахарной головы. Никшо после Блея невидал этих остро­вов, почему положение и Форма их подлежат еще сомнению. III. 10. 4 3° 27 —4^° 4 4z, Д. В. 4 66° 3'—4 66° 30у ( ?).—Может быть, эти самые ос­трова видел Квирос до прибытия к земле Св. Духа.— Должно вспомнишь еще об острове Блея, открытом им в 4789 г., небольшом, средней высоты, под 4 3° 50' ш. ю. и 4 65° 4 7' д, в, —-
ГЛАША
OCÏ?°BA МЕЖДУ НОВЫМИ ГЕБРИДАМИ И СОЛОМО­НОВЫМИ*. ТИКОИПД И ВАНИКОВО.
Тревожимая прошивными ветрами, паша Океа­ния была 4 5-го Июня между островами Фагпака и Тпкопиа. Первый представился нам в виде митры; такая Форма заставила Эдуардса, в 4 791 году, назвать сей остров, после открытия его тогда, островом Митры. С тех пор видели его Рус­ский мореплаватель Хрущев ( КгопсЬеИГ? ), в 4 822-м, и Дюрвиль в 4 828 году, сделавший обо­зрение острова. По его вычетам, Фатака под 41° 55' ип. ю. и 4 67° Л8' д. в.—Дюрвиль говорит, что это утес, с милю протяжением, посред­ственно лесистый, скалистый, и высотою от 60-ти до 80 туазов. Его составляют две не­равные горы ( inonclrains ), последуемые к С. по­чти отдельным, цилиндрическим, пробитым на­сквозь в средине утесом. Диллон говорит, чшо Тикопийцы считают сей остров своим .

плавают туда раз в год, во время зап. вет­ров, ловишь там шпиц и ренинов, для сборки перьев одних и зубов других. Чтобы неош- няли у них острова, где производят они такое двоякое занятие, дикари истребили на нем все кокосовые деревья, и Фагпака остается необрабо­танным и бесплодным.
Когда этот остров удалялся у пас из вида, точкою вдали показался остров Инуда > откры­тый в 4 791 году .Эдуардсом, назвавшим его тогда Cherry, и виденный потом Хрущевым, в 4 822-м, Дюрвилем в 1828 году. Он невелик, невысок, неболее 3-х дииль в окружности и на­селен Полинезийским племенем. Дюрвиль опре­деляет положение его под 41° 37' ш. ю., и 4 67° 27' д. в. —
Фатака и Инуда^ с двумя мелями, Пандорою и Шарлоттою, открытыми, первая Эдуардсом в 4791-м, вторая Джильбергаом в 4 788 году, ка­жется, составляют высшие точки подводной цепи громад, которые тянутся на В. через острова Роипума, Валлисов, Аллу-Фату и Гамоа, а на 3. присоединяются к Тикопиа, Ваникоро, Пишенди и Соломоповымчэ островам.
Пендлепюн направлял путь свой так, чтобы пристать к Тикопиа^ давно видимому нами, хотя и оставалось до него иеменее 4 5 льё. В два часа с половиной но полудни, бывши в миле на ю. з. от земли, мы увидели, что она более кажется, нежели в самом деле может назваться огром­
385
ною. Более Л-х 5-ши миль нельзя было положишь на всю её окружность, но на таком малом про­странстве, что за произрастание сильное и пре­красное ! Эшо роща среди красивого, обширного луга, один из тех островов, которые созда­ет искусшво па садовых озерах !
Приблпжась к острову, мы ждали, чтобы при­плыла к нам лодка, отделившаяся при появлении нашем ош берега. Издали можно было разгля­деть, что в числе семи человек, бывших в пей, один отличался ош всех цветом кожи и одеждою. Загадка объяснилась, когда лодка при­стала к кораблю. Отличный незнакомец был Англичанин Джон Патерсон; вероятно, бродяга, бежавший из Порш-Джаксонской тюрьмы, но вы­дававший себя за машроза, оставленного на Г и ко­пии купеческим кораблем, с торговою целью.
Да, что нам было до того, кто оп и за­чем здесь, если только мог он удовлетво­ришь нашему любопытству ! Патерсон испол­нил эшо охотно. Он рассказал, что славно жи­вет с островитянами, народом общительным и кротким, и представил нам своего покрови­теля Тафуа, с благодарностью взявшего разные безделки от Пепдлешона. Восхищенный расска­зом Англичанина, наш капитан немедленно хо­тел сам пустишься к берегу. Туш Патерсон его остановил. — а Вас испустят на берег » — сказал он. — Для чего так, если шы говоришь, что дикари добры и гостеприимны ? — « Для чего! История длинна. Посетители употребляли во зло
Ч. ГП. 25
386
гостеприимство дикарей, и теперь дикари боятся Европейцов. За несколько лет до вас, являлся здесь корабль с белым Флагом, и с множест­вом пушек и людей останавливался перед Ти- копиа. Лодка пристала от него к берегу; дика­ри отправились па корабль, и пятеро из них бы­ли увезспы куда-то па запад. Немного спустя, повальная болезнь явилась па острове и погубила четверть его небольшего населения. Тикопийцы ре­шили, что эшо подшутил злой дух, являвшийся па остров с кораблем под белым Флагом. Всякий корабль должен, или может быть подоб­ною игрушкою злого духа, и потому положено — никакой лодки недопускать потом к берегу. Чшо касается до отдельных Европейцовъ—дело другое. Их допускают охотно, потому, что пребывание людей, спасшихся на остров с разби­тых кораблей, никогда неоказывалось хитростью злых духов. »
Таков был рассказ Патерсона, и искренность его можно-б было подозревать, если-бы располо­жение дикарей пеподшверждало его весьма хорошо. Сколько показывали эти люди неохоты на ню, чтобы шлюпка наша пошла к берегу, ешолько-же изъявляли они желания видеть па острове кого пибудь из наших машрозов. Просьбы, убеждения, ласки, предложения всякого рода — ничто побыло ими упущено. Все эшо до того дошло, чшо боясь побега, Пспдлетон снова распустил поскорее па­руса и пустился на восток от острова.
Тикопиа принадлежит к землям, которыя
387
открыл Квирос в 1606 году. Потом его ие- видал никто до 4 798 года, когда пристал сюда корабль Барвелль и дал острову имя. Диллон проходил здесь в 4 84 3 году, и оставил на бе­регу Пруссака Бупиарпиа, Индийского ласкаря Джое и Витийскую дикарку. Жители ласково призрели весь этот народ, и оставленные прожили здесь до 4 826 года, когда Диллон опять пришел к Тикопиа. Тогда Бушарш и Джое могли дашь ему первые изъяснения о месте погибели «Лаперуза, и эши изъяснения были побудительною причиною от­правки корабля Изыскание ( Research ), принадле­жавшего Ост-Индской Компании. Research был перед Тикопиа в 4 827 году, а в 4 828 году Дю­мон Дюрвиль произвел обозрение этого малень­кого острова.
Заключенные среди куп Меланезийских, жите­ли Тикопиа составляют однакожь прекрасное раз­личие Полинезийского рода. Они великорослы, силь­ны, стройны, кроткого, веселого нрава и госте­приимны. Бороды у ииихч> редкия, по волосы пада­ют по плечам. Женщины белее мужчин, с сча­стливою Физиогномиею и с Формами прекрасными. — Находясь между двумя породами, Тикопийцы за­няли обычаи у той и другой. Они татуируются, как Тонгцы, и обременяют нос и уши украше­ниями из черепах, какЧи островитяне Ваникор- ские. Кава и бстел равно между ними употреби­тельны. Полинезийские уродования, как-то : ло­манье зубов, отрубление одного, или многих су­ставов у пальцов, им совершенно неизвестны.
25"
388
Они очень любят пляски, но неимеюгп других музыкальных инструментов, кроме доски, но ко- шорой быогп меру двумя палками.—Религия здеш­няя род манихеизма, похожого на Тонгский. Ду­хи, или ату а, имеют особенные хижины, где обо­жают их с известными обрядами. Начиная есшь, чаешь кушанья бросают на землю. Вероятно, эшо чаешь богам. Божеские почести воздаются еще не­которым рыбам, наравне с духами, и между прочим мурене дают глубокое почтение. Мор­ской волк причитается в боги, под именем Ату а Талу. ■— Население Тикопиа невосходиш выше 400, или 500 человек, разделенных на че­тыре деревни, из которых каждая признает своего начальника. Религиозная власть находится в рукахч> великого жреца и трех низших. Остро­витяне живут мирно между собою, и почти не- ведаюш бедствий войны, Когда начинаются ссоры, старшины утишают их, грозя спорщикам гне­вом богов. Старшины так здесь уважаются, чшо каждый встречающий их повергается перед ними нищ лицом. -— Пищу дикарей составляют плоды, рыба и ракушки. Прежде имели они свиней, но как эти животные портили поля, то дикари приняли вдруг решительное намерение всех их истребишь, и с тех пор нет ихч> па острове, — Власть сшаршииг наследственная. Сын прини­мает ош отца все преимущества, а если он очень молод, их берет брат отцовский. Стар­шин хоронят в их собственных домах. — Число женщин превосходит здесь число муж-
389
чип. Потому рождение мальчика принимается ра­достнее рождения девочки ; его торжествуют, праздпуюнгь, и родителям приносят соседи по­дарки. Многоженство позволяется, и некоторые из дикарей имеют по три жены. Впрочем, ниче­го пет простее брачных обрядов здешних. Получив согласие, жених идет вечером к не­весте, а на другой день утром объявляют он и она старшине о своем союзе. Старшина утвер­ждает их согласие, а за то нодпосянгь ему мо­лодые корзинку плодов. — Чужеземцы могут женишься только па вдовах. Ласкарь Джое по­пался здесь в такой союз совсем нечаянно. Он пришел вечером к какой-шо вдове, у которой были уже взрослые дети. Прелестница заговорила о браке, и как бедняк неошрицался, молчание принято знаком согласия; вдова вымазала ему кра­сною краскою лицо, и отпорешься было невозмож­но. — Женщины бывают верны мужьям. Нару­шение верности муж может наказать смертью жены, хотя до того редко доходит. Девушки бывают свободны, а потому шалости их неред­ки, и к несчастью, для скрытия следов иногда последующей детоубийством. Но самоубийство здесь большая редкость. — Когда повальная бо­лезнь оказывается па острове, дикари стараются заклясть ее разными очистительными обрядами. Таким образом в 4 827 году, после отбытия капитана Диллона, когда Тикопиа погибала от боиезни, дикари построили небольшую лодку и украсили ее цветами и зеленью. После такого
390
приготовления, четыре сына главного старшины .носили ее на плечах, сопровождаемые всем наро­дом. С торжеством обходили весь остров, громко крича и сильно ударяя по кустарникам. Прибывши опять на ню место, с которого по­шли, спустили лодку на море и предали ее воле ветров. Вспомним, чшо у Цингалезов есть не­что похожее на сей обряд, для укрощения бога бурь. Впрочем'ь, Тиколийцы пеприписывали обряду своему большой важности, и более уверенности оказали строгому закону отчуждения, который по­становили прошив всех Европейских кораблей.
Мы оставили Тикопиа при 10. В. ветре, слиш­ком свежем в настоящее время года. Потому 4 6-го утром вершины острова Ваипкоро уже по­явились перед нами, вгь виде трех плоских, ма­ло возвышенных островков. Мало по малу, они росли и слились наконец в один остров. Ве- чером, при захождении солнца, Океания была нс- далее двух льё от восточного берега. рассма­триваемый отсюда, Ваникоро являлся весьма ле­систым и неровным. Округлая цепь мелей, каза­лось, защищала его от приближения со всех сто­рон, исключая восточную часть земли, где видна была глубокая вырезка, далеко уходившая внутрь острова.
И так — эию былч, Ваникоро, столь мало по­сещаемый, сгпол мало известный, пока Диллон и Дюрвиль иесделали его предметом особенных исследований! — И так здесь погиб Лаперуз здесь новая Астролябия воздвигла памятник преж­
394
ней на месте её уничтожения! -— Мог-ли я оста­ваться равнодушным, припоминая все события, сде­лавшие памятным для Франции Ваникоро ? Я был один Француз на Американском корабле, и с трепетом сердца готовился ступишь па ту зем­лю, которую все другие мои сопутники разгляды­вали самым равнодушным образом- Они немогли понят чувства родины, чувства национальности, меня тревоживших. Но Пепдлешон .понял меня, с Наша поездка вовсе неудачна сии некоторого времени — сказал он мне. — Море сердится и никуда пас непускаеш. Вы видите, что я шел прямо к Ваникоро — для вас и для себя хоте­лось мне побывать здесь. Ваше чувство я угады­вал. Мне хотелось взглянут па шу землю, кото­рую столь достопамятною сделали в последнее время труды Диллона и Дюрвиля. По Океан во­все песоглашасшся па наши желания. Посмотрите вон туда., на юго-восток — въ'тамошних обла­ках столько скопляется ветра, что для корабель­ных парусов йодле таких утесов, его бу­дет через чур много. Разумеется, вы пезахо- шише, чтобы ваш приятель Пепдлешон соста­вил собою второй том Лаперуза. Но, небудем еще ошчаяваипься. Если ветер упрямится, поста­раемся переупрямить его и будем держаться вгь виду пристани, пока можно будет пристать к ней безопасно.»
Предвещание Пеидлешона исполнилось. ИОго-вос- шок разыгрался во всю широкую волю Океана, и мы немогли сладить с ним. Ночь была бурная-
392
К утру мы опять двинулись к берегу, и нас решительно отбило ветром и течением. Все, чшо могли мы сделать, перебирая паруса — обхо­дишь остров под ветром, в двух, или трех льё от прибоев западной мели. Делать остава­лось нечего. Стоя на палубе, старался я, посред­ством превосходной трубы, отличишь для зрения различные места, сделавшиеся известными по рассказам Диллона и Дюрвиля — селения Паиу, Ва­ну, Нама. Но шичшо побыло видимо ясно. Мне представлялись только громады лесов, покрываю­щие весь остров, ош7> прибрежъев до вершины гор. Мели острова представляли зрелище более любопытное. Там и здесь, черноватые скаль^, от восьми до десяти Футов вышиною, выстав­лялись из моря, и безмерные волны Океана, раз­биваясь об эти отдельные груды камней, образо­вывали игь разных расстояниях водометы, высоко взлетавшие над пенистою, однообразною поверх­ностью морскою. С сей стороны, подводная цепь, удаляясь в иных местах от земли на целую льё, оставляет между мелями и берегом огром­ный внутренний бассейн, где воды в затишье всегда остаются спокойны, будто в озере, пере­ливаясь во все различные цвета, по причине беспрерывных изменений глубины.
Надобно было отказаться от посещения Вани- коро. Ветер и море этому противились. Океания принуждена была даже потом пройдти под вет­ром Тулу а, хотя столь близко, что мы могли отличить хижины дикарей по прибрежью. Ни одна
393
лодка дикарская непосмела пустишься в море —• так бурлило опо. Наконец удалось нам обо­гнуть восточный мыс огромного острова Ннтен- да, или Вера-Круга. Мы шли потом вдоль север­ного прибрежья его, до высоты залива Грациога, где бросили якорь на сорока брассах, в миле расстоянием от берега. Эшо было в полдень 4 8-го Июня.
КОНЕЦ ѴИИ-И ЧАСТИ.

рисунков, принадлежащих к седь­мой части Всеобщего путешествия.
Листы. Изображ.
ОСТТОВА. ТОНГА.
СХХХѴ. 265. Тага, начальник в Гифо, на острове Тонга-Табу, в 1773 году (ч. КП, стр. 104).
266- Пцлаео, тци-тонга, ѵилѵи царь Тонгских ост­ровов, в 1777 году Ç ч. КП, сшр. 114).
СХХХѴ!. 267. Прибытие на остров Намука ( ч. КП. стр. 30).
268. Кулачный бой между дикарками на остр. Тонга-Табу ( ч. VII, стр. 81 ).
СХХХѴИИ. 269. Матроз Маринер, спасшийся при по­гибели корабля Порт-о-Пренс, в 180б году, и живший много лет на острове Гапаи (ч. VII, стр. 156).
270. Жилище миссионера Лаури, на Тонга-Табу, обращенное в сарай для лодок ( ч. VII, сшр. 70 ).
СХХХѴШ. 271. Лодка Тонга-Табская ( ч. КП, стр. 40).
272. Обряд торжественной кавы на Тонга-Табу ( ч. КП, сипр. 50 ).
СХХХИХ. 273. Тагофа, начальник в Беа, и Палу, на­чальник в Муа, на Тонга-Табу ( ч. VII, стр. 40 ).
274. фаи-тока, или старинные гробницы царские на Тонга-Табу, в Муа ( ч. КП, стр. 71).
и
Уипсты. ИзОбраж,
CXL. 275. Туи-тонга, ѵилѵи нареченный царь и первосвя­щенник Тонга-Табу, сын Тагофа, и мать его, дочь Палу ( ч. КП, сшр. 66 ).
276. фаи-шока в Гифо на Тонга-Табу ( ч. КП, сшр. 57 ).
CXLI. 277. Тата, начальник Гифо ( ч. КП, сшр. 47 ).
278. Внутренность Тонга-Табской хижины (ч. КП, сшр. 224).
CXLII. 279. Пляски, еифо и габа, игра мячйм Тонг- ских дикарок ( ч. КП, сшр/ 220 ).
280. Дубины, молотки, топоры и разные орудия Тонгские ( ч. КИИ, сшр. 218).
CXL1II. 28 t. ?Килище Английского Миссионера в Гифо ( ч. КП, сшр. 46 ).
282. Опасное положение корабля Астролябия, под начальством Дюмон-Дюрвиля, на скалах Тонга-Табских, 21-го Апреля 1827, года ( ч. КП, сшр. 182).
CXLIV. 283. Малаи, или площадь в Мафанга, на Тон­га-Табу ( ч. КП, сшр. 65 ).
284. Нападение Тонга-Табских дикарей на лодку Астролябии, Мая 13-го, 1827 года ( ч. КП, 195)«
CXLV. 285. Высадка французов, посланных отбить у дикарей лодку ( ч. КП, стр. 196 ).
286. Дерево Меа, из рода ficus, на Тонга-Табу (ч. КП, сшр. 75 ).
('XLVI. 287. Посещение Дюмон-Дюрвилем Тамаеи, знаменитой Тонга-Табской дикарки, в 1827 году ( ч. КП, стр. 192 ).
288. Первоначальное жилище Миссионеров, в 18 22 году, в Муа, на Тонга-Табу (ч. КП, стр. 178).
CXLVII. 289. Ваи-Тотаи, мата-буле, или чиновник Та­гофа (ч. КП, стр. 201).
290. Заклинания Тонга-Табских жрецов над больным ребенком (ч. КП, стр. 232).
III
Листы, ХТиОбраж.
CXLVIII. 291. Укрепления Мафанга, при каноннаде его Дюмон-Дюрвилем, в I 8'27 году ( ч. VI. стр. 200 ).
292. Подземная печь, или яма, где Тонга-Табцы жа­рят свиней ( ч. VII, сшр. 55 ).
ОСТРОВА ВИТИ.
CXLIX. 293. Туренг-Токи, брат царя Лагембского, и Луа-Лала, кузин его ( ч. КИ, стр. ЗбО ).
294. Тумбуа-Накоро, дикарь Имбайский, на Евро­пейском корабле ( ч. КП, стр. 250 ). •
CL. 295. Вид горы на острове Кандабоне*> ( ч. КП, стр. 251 ).
296. Дикари острова Вити-Леву (я. VII, стр. 256).
СИЛ. 297. Оружия и различные украшения дикарей Ви­тийских ( ч. КП, стр. 310 ).
НОВЫЙ ГЕБРИДЫ.
298. Дикарь с острова Малликоло, по рисунку Кука, в 1774 году ( ч. VI, стр. ЗЗИ и 379 ).
GL1I. 299. Нападение Коро-Мангских дикарей на Кукову лодку (ч. КП, сшр. ЗИО).
300. Дикое местоположение на острове Танна,по рисунку форстера (ч. КП, стр. 352).
CLUI. 301. Дикарь острова Танна, по рисунку Кука ( ч. стр. 370).
302. Дикарка острова Танна, по рисунку Кука (ч. КП, стр. 369).
ОСТРОВ ТИКОПИА.
СИЛѴ. 303. Вид Тикопиа (ч. КП, стр. 384).
СРисунок 304-й принадлежит к КШ-й части Всеобщ. Пуп).
CLV. 305. Дикари Тикопийск'е и жилища их ( ч. КП, стр 387).
( Рисуиок ЗОб-u принадлежит к КШ-й части Всеобщ. Пут J) ■
ОГЛАВЛЕНИЕ
СЕДЬМОЙ ЧАСТИ.
Страя .
ВСЕОБЩЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. Океания' острова Гамоа, Шуга, Тонеа, JltimUy Новые .Гебриды.
X’JLÆBÆ I.5ZIV. Острова Гамоа. Геоерафия и ИЛстория. Положение, исчисление их; открытие Роггевейном, название островами Мореплавателей ош Бугенвиля. Лаперуз. Погибель капитана Делангля. Эдуардс. Коцебу. — Сложение, нравы, свирепость, число жи­телей • 7
TJ1ABÆ ИаХѴ. НереЬзд от Островов Гамоа к остро- вам Тоиеским. Ниуеа. ТО ива. Остров Ниуеа — открытие ПИутепом; название Кокосовыми и Зло- дЬйекими. Прибытие к Налиука (Роттердаму); ла­сковость дикарей; аманат, прогулка на берег ; прелесть местности; испуг путешественника; от­плытие. — Опасное место в утесах Гуига-Тунеа и Гунеа-Гапаи; остров Атата. Остров Тоиеа-Та- бу3 или Амстердамъ—Недоверчивость Пендлетона. ’ Англичанин Синглетон. Старшины Тагофа, Палу и Лавака. Договор и торговля с дикарями. По­ездка в Гифо — старшина Тата; жилище Миссио­неров; кава и подробности её обрядов; кухня ди­карей; исрасота места; капищи и фаи-ипОки (гробни­цы); песня дикарей. — Шуку-Аафа } заветное ме-
Y
Стран.
сто — огромные лодки, часовня. ЯТафанеа — капище и каноннада его Дюмон-Дюрвилем. •— Нугу-Нуеу — последняя отрасль царей ; сын Тагофа туи-ипонеа (царь); хитрая политика Тагофа; угощение Лалу — царское кладбище; обед, кушанья; исполинское де­рево; выделка тканей, домашний быт, игры, пти­чья ловля, торжественные пляски, музыка, комедия, пение, —• Ночлег. — Коварство Тагофа. Поспеш­ное отплытие корабля 24
ТЛАВА XiSVI' Архипелаг Тонга. География. Многочи­сленность островов Тонгского архипелага. Деление па купы: Тон.еа} Гапаи, Гафулу-Гу . Отдельные очер­ки положения и времени открытия островов гла­внейших, как-то: Эса. (Миддельбург), Тонеа-Табу (Амстердам), Намука (Роттердам), Тофуа^ Вавао^ и проч. — Предел Полинезии — климат земли 00
ЭГЛЛВА ТиХѴИИ- Архипелаг Тонга. Пстория. Открытие ТасманОм — свидание с дикарями; заветное блю­до. Кук — описание Форстера; фаи-токи, старик царь; воровство; приключение лекаря; огнедышащая гора. Фипау—бу-меи-Туи-Топга Пулаго—деление вла­стей; звание Туи-Тонга. Праздник Наги. — Испа­нец Яиауреллв — посещение Вавао. — Лаперуз, Блей, Эдуардс, Даитркасто—заговор.—Вильсон и Мис­сионеры — еще заговор! — Похороны Му-Муи. Ти­рань Тугу-Ого. Смерть его. Финау и Тубо Ниуга. Нача ло междоусобий. Фипау покоряет Вавао. Уда­ление Туи-Тонга на Вавао. Гибель корабля Герцог Портландский. Элиза Мазей спасает другой корабль. Битвы с дикарями. Погибель Миссионеров. Финау захватывает корабль Порт-о-Пренс. Он употре­бляет на войну пленников и пушки. Взятие крепо­сти. Свирепость битв, голод и бедствия. Уступки Финау. Бунт па Вавао. Финау усмиряет его. Что такое денвеи? — Смерть Финау. — Миролюбие сына его. Речь царя к дикарям. Уничтожение Туи-Тон- га. Новые Миссионеры — обращение Тубо. — ДюмОн- Дюреилв — опасное положение корабля ; обозрение ; рассказ Тамаги; заговор; битвы с дикарями. — Диллон — Сирены Океанийские. — Валдеерав — по-
VI
Стран, сещение Вавао; переговоры с царем. Успехи хри­стианства и нынешнее состояние архипелага Тонг- скаго ЮО
ГЛАВА bSVIÏÏ. Архипелаг Тонга. ТГравъи} обыгаи} рели­гия -тузелицОв. Пределы Полинезии. Физическое сло­жение жителей, характер, общественное деление : Туи-Тонга, Эгуи, Мата-Буле/Муа, Туа. Храбрость, оружие, игры и забавы. Деление ремесл. Браки, преимущества женщин. Домы, пища, одежда- Му­зыка, пение. Мифология, легенды, жрецы, табу 3 фата, пани, тао-тао, пауджиа и другие обряды. Похороны, нелепые обычаи, колдовство. Медицина и болезни. Язык. Произведения природы 2UI
УДАВА ЪЗЕИХ. Архипелаг Вити. Мечты путешественни­ка и разрушение их. Дикость и неприязненность Меланезии. Начало островов Вити. Остров Лагеий- ба. Испанец Эрнандо. Свидание с дикарями. Про­тивные ветры, опасность плавания. Острова Имбао и Муала, Вити-Леву —. дикари и старшина их. Отплытие к Новым Гебридамъ 2Я0
ГЛАВА XiSZX. Архипелаг Вити. Iеоерафия. Общий очерк. Исчисление главнейших островов, местность, по­ложение, имена, время открытия 258
ГЛАВА It'S’KÏ. Архипелаг Вити, История. Открытие Та­сманом. Посещение Куком, Блеем, Данпгркасто, Майтландом, Барбером и Вильсоном. Торг сан­далом. Ссоры Европейцев с дикарями. Приключе­ния Смита. Странные похождения Диллона. Плава­ние Дюмоп-Дюрвиля............ 275
ГЛАВА Х.ХХИИ. Лри ѵипелаг Вити. Нравы3 Сбыхаи3 язык дикарей. Свире.пство и людоедство. Одежда, упра­вление, жрецы, религия, женщины. Различие с Поли­незиек Отличия языка. Произведения. Исполинская ящерица 506
ГЛАВА LXXIÏI. Новые Гебриды. География и История. Смерть и похороны моряка. — Остров ЭррОнан. Остров Ганна. Препятствия к обозрению Новых Гебридов. История их: КвирОс — земля Св. Духа и Вера-Круз — неприязнь дикарей —Новый ïepyca-
лим. ~ Буеенвилв ■— битвы — осшрол Прокаягев- иых — название Болвииили Циклаииалт. Прибыли;; Кука — посещение Малликоло; честность дикарей; земля Сандвича ; Коро-Манго — вероломство дика­рей. Остров Тайна — волкаи ; опасения, ум и храбрость дикарей. Прогулки к полкану. Недовер­чивость дикарей. Хижины, нравы, песни, начальни­ки. — Посещения Других мореплавателей Европей­ских > 3 1 ’4
ГЛАВА LXXIV. Новые Гебриды. География и нравы. Общий очерк и исчисление земель архипелага. Положения их, жители, нравы и обычаи. Произведения при­роды о67
ГЛАВА ХаЮЁV. Острова между Новыми Гебридами и Со­ломоновыми. Тикопиа и Ваникоро. Остров Фашака и Апуда. Тикопиа —« вражда дикарей прошив Евро­пейцев и история. Племя Полинезийское — правы, обычаи. Произведения природы. — Ваникоро. Груст­ное воспоминание. Взгляд на остров. — Прибытие к Нитпенди, или Вера-Крузу
Описание сорока рисунков, принадлежащих къ
*»ивМОи зягипи Всеобщего Путетесипвия.