Всеобщее путешествие вокруг света. Часть. VIII. ОКЕАНИЯ : ОСТРОВА БАНИКОРО, НИТЕНДИ, СОЛОМОНОВЫ, НОВАЯ ИРЛАНДИЯ, НОВАЯ БРИТАНИЯ, НОВАЯ ГВИНЕЯ, ЛУЭИАДСКИЕ, и ВОЗВРАЩЕНИЕ Б МАЛЕЗИЮ: ЦЕЛЕБЕС И МОЛУКСКИЕ ОСТРОВА. [Жюль Дюмон-Дюрвиль] (doc) читать онлайн


Всеобщее путешествие вокруг света,
Содержащее извлечение из путешествий известнейших доныне мореплавателей, как-то! Магеллана, Тасмана, Дам- пиера, Ансона, Байрона, Валлиса,Картерета; Буген­виля, Кука, Лаперуза, Блея, Ванкувера, Антркасто, Вильсона,Бодена,Флиндерса, Крузенштерна, Портера, Коцебу, Фрейсине, Биллипгсгаузена, Галля, Дюперре, Паульдинга, Бичея, Литке, Диллона, Лапласа, Морелля, и многих других,
составленное
Дюмон-Дюрвилем,
капитаном французского королевского флота,
с присовокуплением
карт, планов, портретов и изображений замечатель­нейших предметов природы и общежития во всех частях света, по рисункам Сснсона, сопровождавшего Дюмон-Дюрвиля в его путешествии вокруг света.

Часть восьмая.

Москва.
в типографии Николая Степанова.
1837
печатать позволяется,
с тем, чтобы по отпечатании представлено было в Цензурный Комитет надлежащее количество экзем­пляров. 1837 года.
Цензор Д. Перевощиков.
Океания : острова Баникоро, Нитенди, Соломоновы, Новая Ирландия, Новая Британия, Новая Гвинея, Луэиадские, и возвращение б Малезию: Целебес и Молукские острова.


ВАНИКОРО. ИСТОРИЯ ПОГИБЕЛЬ ЛАПЕРУЗА.
Ваникоро навсегда останется достопамятен в летописях Французского мореплавания: на его скалах, погиб Jane руд. Долго неведалн, где со­вершилось это несчастное событие. Ош последней, роковой битвы несчастного мореплавателя с Оке­аном веосшалось ни одного человека, который рассказалъбы нам о последних минутах бытия Лаперузова. Только в новейшее время, путеше­ствия Диллона и Дюмон-Дюрвиля пояснили нам несчастное окончание жизни Лаперуза и обстоя­тельства событий, сопровождавших гибель его п его товарищей. Желая рассказывать точнее и осно­вательнее, мы должны обратиться к истории экс­педиции Лаперузовой вообще.
В то время, когда Кук прославлял Велико­британию рядом путешествий, смело предприня­тых, искусно исполненных, Франция, подвигну• тая соревнованием подвигу, оглашавшему всю
8
Европу, решилась в свою очередь отправишь кру­гом света экспедицию, в обширном размере. Ученый Флерьё составил план. Людовик ХѴИ-й, будучи сам хорошим географом, собственно­ручно писал инструкции, которые могли-б по­честься образцовыми, даже и небывши произведе­нием царственной десницы. Начальником пред­приятия избран был капитан Жан-Франсуа Га­лоп де-Гаперул л опытный моряк, родившийся в 47Л4 году, совершивший 4 8-гпь кампаний на море, и особенно отличившийся в походе на Английские колонии в Гудзоновом заливе. В помощь ему придали капитана Делангля, друга его и отличного Офицера, Ученые люди и моряки, все люди извест­ных достоинств, были призваны разделить тру­ди обширного предприятия.
Две флюты (flûtes), Компас и Лспиролпбия, были снаряжены для путешествия. они отплыли из Бреста 4-го Августа 4 785 года, останавливались у Мадеры, ТенериФФа, в Бразильской гавани св. Екатерины, в Хилийской гавани Зачатия, посетили остров Пасхи, остров Мави в Гавайском ар­хипелаге, и начали после сего исследование С. 3. берега Америки, что составляло одну из глав­нейших целей экспедиции.
Тут постигло Лаперуза первое неечастие. В гавани, названной им Porte des Français ( гавань Французов ), две шлюпки разбились на опасной мели, и шесть офицеров, с шестнадцатью ма­шрозами, были жертвою шакого несчасшие.
9
С горестью оставил Лаперуз погибельный берег Америки в Июне 1786 года, останавливал­ся в Монтерее (в Калифорнии), переплыл Тихий Океан, едва непогиб на двух неизвестных до­толе скалах, названных им Ile IVecker и Iles liasses françaises, прошел Марианнскиии острова­ми, на широте Успения, обогнул острова Баши, и остановился в Макао, Января 3-го 1787 года.
Два месяца оставался здесь Лаперуз ; потом сорок дней стоял в Манилла, оставил тамош­ний порт 10-го Апреля, пошел к северу, опо­знал часть берегов Японских, и исполнил пре­восходный труд, описавши неизследованный до­толе пролив между Мапджуриею и островом Сахалином, названный им Татарским проливом. Почти весь Сахалин был исследован притом, а затем некоторые из островов Курильских. Лаперуз остановился в Петропавловской гавани, в Камчатке, и отсюда отправил он сухим пу­тем, через Сибирь и Россию, молодого барона Лессепса, с двойным списком полного описания своего путешествия до Камчатки. Можно-ли было воображать, что этому посланному предостав­лена была участь — остаться единственным из всех, находившихся в экспедиции Лаперуза, и через 25-ипь лет потом — странная судьба ! — сопутствовать Наполеону в ту землю, кото­рую проехал он от Камчатки до Петербурга, видеть все ужасы Московского пожара ! Отпу­ская Лессепса из Камчатки, товарищи страши­лись за него опасностей, какие ожидали его въ
10
лгрудном пути через Сибирь. Так славный Монж, находившийся с Лаперузом, и по слабости здо­ровья принужденный ворошиться с Тенерифа, пе­чалился, что неможеип разделить чести трудов и славы своих товарищей. . . .
Оставя Камчатку в Сентябре 1787 года, Лаперуз направился к югу; перешел экватор 21-го Ноября ; коснулся одного из островов архипела­га Гамоа, где погиб несчастный Делангль; обра­тился к Австралии и прибыл в Бошапибсй, 26-го Января, 4 788 года. По странному стечению случайностей, в тоже время, недалеко оттуда, близ ПортъДжэксона остановился коммодор Флипп, с людьми, которые должны были послу­жить началом для будущей колонии Нового Южного Валлиса. Начальники Английской и Французской экс­педиций взаимно разменивались здесь вежливостью и услугами. Флипп принял па себя доставить во Францию донесения Лаперуза — последние полу­ченные от него известия. В письме к Мини­стру морских сил, Лаперуз излагал план сво­его остального путешествия. Из Ботанибея хо­тел оп отправиться к островам Тонга; иссле­довать потом некоторые части Новой Каледонии, острова Соломоновы, Луизиадские, пройдши про­ливом Торреса, и быть в Иль-де-Франсе в Де­кабре шего-же года. Возвратишься во Францию по­лагал он в Июне 1789 года.
Но — настал и прошел 1789-й год, потом прошел 1790 год, и никаких вестей о Лапёрузе небыло ! Несмотря на ужасные события, пошря-
4 I
савшие Францию, прискорбные сомнения начали тревожишь соотечественников, трепетавших за жизнь знаменитого мореплавателя, и более нежели 200, еще остававшихся при нем сопу шпиков. На­циональное Собрание вняло прошению, какое пред­ставлено было ему от Общества естествоиспы­тателей, требовавшего, чтобы особенная экспеди­ция была отправлена для отыскания Лаперуза. Де­кретом, от 9‘го Февраля 4 794 года, утвержден­ным от Короля, было положено отправить экс­педицию.
Две большие флиоигиы, Изыскание и Надежда, отпра­вились из Бреста, 28-го Сентября 4 791 года, под начальством Даншркасто. На мысе Доброй Надежды начальник экспедиции узнал о донесении коммодора Гунтера, утверждавшего, что остро­ва Адмиралтейства несомнительно должны быть местом погибеии Лаперуза. Немедленно, оба ко­рабля направились к этому архипелагу, но за про­шивными ветрами, и притом составленная из плохих па ходу судов, экспедиция достигла ту­да непрежде 28-го Июля 4 792 года. Изыскания ока­зались здесь бесполезны, и никаких следов раз­бития здесь Европейского корабля неошкрышо. Даншркасто продолжил действия, как было ему предписано. Превосходные ученые описания обнаро­дованные в последствии спутниками Даншркасто Росселем и Лабилльярдьером, были единственным вознаграждением, лриобрегпенным большими из­держками и бесчисленными трудами. Всего более потерпела экспедиция в своих начальниках, ибо,
12
почти по неслыханной случайности, три главные командира её, Дантркасшо, Гюон де-Кермадек и Орибо, умерли, вместе, с значительною частью экипажей. Наконец, по прибытии к острову Ява, корабли были взяты Голландским правительством. Всего страннее в этом изыскательном путе­шествии, что оба корабля прошли мимо искомого ими острова Ваникоро, места гибели Лаперуэовой, где, без сомнения, нашлись-бы тогда свежие следы кораблекрушения, и даже, может быть, еще кто нибудь в живых из спасшихся от общей всем несчастной участи.
Но успокоивши совесть экспедициею, столь не­удачною, непредпринимали никаких других по­кушений, и казалось, вовсе забыли о Лаперузе. Урании и Раковнми, посланным в Океанские моря после восстановления Бурбонов, небило дано в этом отношении никаких приказаний. Раковина проходила, 1-го и 2-го Августа 1823 года, в Я-х или 5-ти льё от Ваникоро, нимало непредполагая, что на этом острове находятся следы бед­ственной участи достопамятного мореплавателя.
Только в то время, когда Министерство приняло проэкт, представленный капитаном Дю­мон-Дюрвилем, в конце 1825 года’, начали сно­ва говорить о Лаперузе. Тогда распространился во Франции слух, что какой-то шкипер кито­ловного судна видел крест св. Людовика и не­сколько медалей в руках дикарей Луизиады и Но­вой Каледонии. Подробности рассказа казались досшоверны и справедливы. Министерство обратило
1
I
43
полное внимание. Дюмон-Дюрвилю препоручено бы­ло удостоверишься в степени истины и разре­шить загадку. Имя корабля его, Раковина, переме­нили на имя Астролябии.
На этом корабле отправился Дюмон-Дюрвиль, имея весьма сбивчивые данные; но на пути ожида­ли его неожиданные и драгоценные известия. Пре­быванием в 'Поргп-Джаксоне непюлько неподтвердились прежние слухи, но даже открылась не­основательность их. Более удачи было на ТонгаТабу, где Дюмон-Дюрвиль слышал изустно от Тамаги об остановке Лаперуза близ Намука, после отплытия его из Ботаннбея. Но только в конце 4 827 года, находясь в Гобарпи-Товне, Фран­цузский мореплаватель был уведомлен о неожи­данном дополнении трудов и забот своих. Ему рассказали туш об открытиях Английского капитана Диллона, и здесь время уже подробнее объяснить обстоятельства, наделавшие столько шу­ма в Европе.
Старый бродяга по Тихому Океану, где лет двадцать плавал он на разных купеческих ко­раблях, Диллон начальствовал в 4 826 году ко­раблем Сен-Патрик, и по дороге из Валпарейзо в Бенгал, 4 5-го Мая, шел мимо острова Тикопиа. На лодках, которые выплыли к кораблю, находились Пруссак Бушард и ласкар Джое, которых, лет за тринадцать прежде, оставил он здесь. Джое менялся разными вещами с экипа­жем корабля, и между прочим продал констапелю серебряный шпажный эфес, на котором вы-
n
резаны были какие-ню буквы. Раскрашиваемый об этой вещи, ласкар отвечал, чшо эпиоип ЭФес, и много других вещиц Европейского изделия, нахо­дились на Тякопиа, а достались они дикарям с соседнего острова Ваникоро, близ которого ког­да-то разбились два Европейские корабля. Ласкар сказывал еще, по словам Диллона, что бывши лет за шесть прежде на Ваникоро, он видел двух стариков, спасшихся на остров с упо­мянутых кораблей. Он присовокупил, что близ острова до сих пор видны корабельные обломки в море, и их легло можно вытащить. Весь этот рассказ подал Диллону мысль, что разбившиеся некогда близ Ваникоро корабли долженствовали быть Лаперузовы. Он уговорила, было Бушара от­правиться вместе на Ваникоро, по па тот раз тишь и течения воспрепятствовали предприятию. Возвратясь в Калькутту, Диллон представил свои замечания Ост-Индской Компании и Азият­скому Обществу в оффициальном донесении, более ясном и утвердительном, нежели повествование, какое потом передано в Европу.
« рассматривая шпажный эфес — говорил Дил­лон — казалось мне, что я нахожу на нем на­чальные буквы Лаперузова имени. Эшо возбудило мои подозрения, и заставило меня распрашивашь, сколько можно было подробнее. При посредстве Бушарша и ласкаря, старался я узнать от пиуземцов, как могли добыть соседи их все ше серебряные и железные вещи, какие у них нахо­дятся? Дикари отвечали мне, что жители Малли-
1S
коло (Ваникоро) говорят, будто, за иного лет прежде, два большие корабля подошли близко к их острову, и чшо один из них бросил якорь у острова Вапу, а другой у острова Паиу, лежа­щих неподалеку однп от другого. Через не­сколько времени потом, и прежде нежели корабли начали сообщение с берегом Ваникорским, под­нялась буря, и оба корабля кинуло к земле. Тот, который был на якоре у Вану, ударился об утесы. Дикари бросились толпою на прибрежье, вооружась дубинами, копьями и стрелами, которые стали бросать в погибавший корабль. Мореплава­тели отвечали на неприязнь их пушечными вы­стрелами и убили много народа. Но разбиваемый волнами, и продолжая колотиться о скалы, корабль вскоре разлетелся на куски. Несколько человек с корабля кинулись в лодки ; ветер пригнал их к берегу, и вышедши па землю, все они до одного были убиты дикарями. Другие, спасав­шиеся вплавь, имели одну участь с своими това­рищами, так, что никто из бывших на кораб­ле неизбежал смерти.
« Корабль, разбившийся пюгда-же у Паиу, был выброшен на песчаную мель. Дикари сбежались, и так-же стали бросать стрелы и в згпот ко­рабль, как бросали их в другой, но люди, быв­шие на этом корабле, благоразумно неогпвечали на такой знак неприязни. Напротив, они пока­зали нападавшим топоры, пронизки и другие без­делки, как подарки мирные, и дикари перестали враждовать. Едва только вегпер немного стих,
46
один из стариков пустился в море и при­стал к кораблю. Этот старик был из числа старшин. Его приняли ласково и поднесли ему подарки, которые он взял. Возвратясь к бере­гу, успокоил он своих земляков, и сказал им, что на корабле были люди добрые и ласковые, по­сле чего многие из дикарей поплыли к кораблю и получили там подарки. Вскоре повезли они от­дарить гостей иньямы, живность, бананы, кокосы, свиней, и с обеих сторон утвердилась дове­ренность.
« Белые люди, бывшие на корабле, принуждены были оставишь его. Они сошли на берег, неся с собою много разных вещей. Несколько времени оставались они на земле, и построили маленькое судно из остатков большего. Едва только суд­но их было готово, отплыли они, забравши столь­ко людей, сколько могло поместиться, и в изо­билии снабженные свежими припасами от дикарей. Начальник обещал людям, оставшимся на остро­ве, скоро возвратиться, взять их, и дикарям привезти подарков, но никогда потом неслыхали дикари ничего, ни об маленьком судне, ни об людях, которые на нем уплыли. Оставшиеся на острове белые поселились у разных стар­шин и жили с ними до самой смерти своей. То­варищи оставили им ружей и пороху, и посред­ством эипого белые могли оказать большие услу­ги друзьям своим, в битвах с жителями со­седних островов.
м
« Пруссак никогда иеосмеливался посетишь Малликоло с дикарями, но ласкарь бывал там раза с два. Он подтвердил, что видел в Паиу двух Европейцев, которые говорили языком дикарей, и он с ними разговаривал. Это были уже старики, и сказывали, что за много ' легп прежде разбился у острова корабль их, остатки которого они ему показывали. Старики эти при­бавляли, что никакой корабль неподходил к островам Малликоло с тех пор, как они здесь находятся ; что многие из их товарищей уже умерли, и что будучи рассеяны по разным островам, немогуш они за достоверное сказать, сколько еще из них остается в живых. »
Получив такое донесение, Компания определила, чтобы один из кораблей её, Изыскание (Research), отправился, под начальством Диллона, осмо­треть остров Ваникоро и узнать о погибели Французских кораблей доешоверным образом. Ничего пепрепебрегли, чтобы сделать эгпу экспе­дицию полезною для изысканий по части ученой. Доктор Тейиллер, известный несколькими уче­ными сочинениями, определен был лекарем, есшесшвоиспышашелем и историографом корабля. Жалованье ему и Диллону определено было огром­ное— Компания двигала широкою рукою. Две ты­сячи рупий употребили на одну покупку предме­тов, которые предположено было взять для по­дарков жителям Ваникоро, и эта сумма почти равнялась с тою, которую назначили для продо­вольствия Французской экспедиции в течение трехъ
Ч. ГИИИ. 2
18
лепи. Компания неограничивалась этим ; она от­правила на корабле своем Французского агента, который оффнцияльно должен был подтвердить все открытия. Эгпо был пекто ПИеиьо (Chaigueau), чиновник в Шандернагоре.
Января 23-го 4 827 года, Компанейский корабль пустился в море. Едва минуло несколько дней плавания, страшная ссора началась между Дилло­ном и доктором Тейтлером. Ссоры эти до того дошли, что по прибытии в Гобарш-Тоун, доктор Формально принес жалобу на капитана военному суду. Диллона обвинили, осудили на двух-месячное заключение в тюрьму и штраф 50 ши Фунтов стерлингов, кроме того, что он должен был представишь за себя поручитель­ство в Л00 ф. с. за будущее поведение. Такое осуждение прошив Диллона влекло задержку в путешествии, и потому хотели было заместить его кем нибудь. Но лукавый капитан никому неошкрывал места и положения Ваникоро, а без этого, при всяком другом начальнике, экспеди­ция разрушалась. Принуждены были оставишь часть судебного приговора без исполнения, и заставивши Диллона заплатить штраф и внесть поручитель­ство, уволили его от тюремного заключения.
Неприятное это препятствие устранилось, и Research вышел в море 20-го Мая. Июня 3-го прибыли в Порш-Джаксон, где останавливались мимоходом, а 4-го Июля стали на якоре в Корора-Река, в заливе островов. Снова Отправясь
49
в путь, останавливались последовательно при Тонга-Табу, Ротума и Тикопиа. Отсюда взят был дикарь по имени Рангиа, долженствовавший служишь путеводителем и переводчиком. Тугпъже добыли разные вещи, спасенные от корабле­крушения. Наконец 7-го числа, приближать к Ва­никоро, после шести дней, употребленных на приискание якорной столики, Research бросил якорь в маленьком заливе Осчлн, с В. стороны острова.
Едва только остановились здесь, как Диллон занялся собранием всего уцелевшего от разби­тых кораблей, и благодаря железным изделиям, тканям и пронизкам, онч> успел собрать их величайшее множество. Большая часть состояла в крючьях, блоках, кольцах от цепей и других железных изделиях, косипрюлях, ложках и во­ронках медных, в обломках астрономических инструментов и кухонных утварей.Важнее всего являлся большой бронзовый колокол, величиною Фут в диаметре. На одной стороне его видно было изображение креста между двумя Фигурами, а па другой сияющее солнце, с надписью ; Bazin m’a fait ( лил меня Базен ). Изыскания, сделанные в последствии, показали, что это было клеймо литейной Брестского арсенала, в 4785 году. Диллон успел также достать с западных уте­сов острова четыре маленькия медные пушки, ядро 4 8-ши Фунтовое, Испанский пиастр, обломки хрустала, Фарфора, и наконец также разные оскол­ки железные, медные, свинцовые.
2*
20
Но всего драгоценнее оказывалась находка со­сновой доски, четыре Фута длиною, четырнадцать дюймов шириною, украшенная резною лилиею и другими изображениями. По привозе во Францию, в этой доске узнали часть украшения одного из кораблей Лаперузовыхъ—выкинутое морем, бесспорное свидетельство погибели их ! У дикарей Ваникорских доска эипа служила дверью. Жернов­ный камень от ручной мельници найден был вместе с нею.
Впрочем, дикари и неспорили о разбитии ко­раблей. Они рассказывали об нем каждый по своему, и Диллон приводит несколько шаких рассказов. Вот самый определенный, и вероят­но, самый верный из всех. Его передал Дил­лону Валис, второй алнгуп Бану.
«Давно уже это было—говорил дикарь—что обитатели острова, вышедши утром из своих жилищ, заметили часть корабля на скалах про­шив Паиу. Она оставалась тут до полудня, когда море разломало ее в куски. Большие от­ломки её плыли вдоль берегов. Корабль бросило на скалы ночью, во время ужасной бури, которая изломала множество плодовитых деревьев на острове. Накануне невидали мы никакого корабля. Четыре человека спаслись и вышли на берег не­подалеку отсюда. Мы хотели убить их, но они поднесли подарки нашему начальнику и он спас им жизнь. Жили они с нами немного, и потом пошли к товарищам своим в Паиу. Там по-
24
сшроили они маленький корабль и па нем уплыли. Ни один из этих четырех чужеземцов небыл начальник, а все низшие люди. Вещи, кото­рые продаем мы вам, добыты с корабля, раз­бившагося на скалах. При отливе мы обыкновен­но отправлялись туда и доставали что могли. Много обломков корабельных выкидывало на бе­рег и из них мы достали также всякой вся­чины. Но с некоторого времени, мы уже ничего доставать неможем, потому что корабельные остатки сгнили и море разнесло их. Мы неубивали никого из корабельных людей, по много выкидывало на берег трупов, у которых руки и ноги были откушены аккулами. Б шу-же ночь, когда явились остатки корабля у нас, другой ко­рабль ударился о скалы близ Бану и пошел на дно морское. С него спаслось много парода. Они построили себе маленький корабль и отправились на нем, через пять луп после погибели своего большего корабля. Пока строили маленький ко­рабль, огородились они крепким палисадом из бревен, чтобы защититься от приближения шуземцов. Эти с своей стороны боялись ихч>, и потому мало было между ними сообщений. У бе­лых людей этих заметили привычку смотреть на солнце сквозь ъто-то такое, чего немогу я вам ни показать, ни указать, потому, что у нас нет ничего подобного. Двое белых остались после от­бытия своих товарищей. Один былч. начальник, а другой служил ему. Первый умер года с три тому, а через полгода потом, начальник окру-
22
га, где жил другой белый человек, принужден был бежать с острова, и белый человек от­правился с ним. Округ, где жили они, назывался Паукори, по мы незнаем, что сделалось с наро­дом, в этом округе обитавшем. Единствен­ные белые, которых видали обитатели нашего острова, были люди с разбитого корабля, и по­том вот вы, которых мы теперь видим. »
Диллон много ходил но острову, и дикари, обольщенные щедростью его подарков, нисколько побезпокоили его. Следствия его наблюдений, из­ложенные в его описании, непредставляют ниче­го особенно любопытного. Составленная им кар­та Ваникоро неполна и неисправна.
В первых числах Октября, боясь, чтобы В. ветры незадержалн в заливе, Диллон благопо­лучно перешел по опасному проходу восточному, и остановился в спокойном заливе Маневаи. Здесь стояли три дня, прошли отсюда северным проливом, направились к Тубуа и Ннтендн, и наконец к Новой Зеландии. После стоянки, до­вольно продолжившейся, Диллон перешел в Порт-Джэксон и отправился наконец в Каль­кутту, куда прибыл 7-го Апреля 1828 года. Щедро награжденный, он получил от Компа­нии позволение ехать во Францию, с вещами, под­тверждавшими его открытие. Самый ласковый при­ем ожидал его в Париже. Представленный ко­ролю Карлу Х-му, Диллон получил крест По­четного Легиона, десять тысяч Франков в воз­мездие расходов, и пансион в ЛООО Франков,
23
с запискою дохода в бессрочные капиталы госу­дарственного долга. Все это происходило за ме­сяц до возвращения во Францию Дюмон Дюрвиля. Может быть, он пеменее Диллона успел на Ваникоро, и притом это составляло только часть трудов его экспедиции, во — ему совсем небыло оказано такой благосклонности, как его ловкому предшественнику....
В Гобарт-Тоуне, Декабря 20-го 4827 года, Дюрвиль узнал, о действиях Диллона, которые были описаны весьма необстоятельно в разных журналах. Надобно прибавить, что Диллон имел славу порядочного хвастуна в колонии, и об его рассказах говорили с большою недовер­чивостью, почитая их преувеличенными. Идти на веру в рассказы, вовсе необстоятельные, искать какого-то недостоверного острова, требовать от жителей его доказательств, может быть, несуществующих, пуститься таким образом в погоню за бесплодною мечтою, между тем, как пекопчеппое обозрение берегов Новой Зелан­дии требовало еще нескольких месяцов прилеж­ного труда—вот что останавливало теперь Дюр­виля следовать известиям Английского капитана. При успехе, все могло-бы кончиться хорошо ; с разрешением вопроса о таинственном месте по­гибели Лаперуза, он во всем оправдывался, в уклонении с пути, перемене предписанной инст­рукции. Но предполагая противное, путешествие бесполезное, пепадало-ль па него обвинение, что он слишком доверчиво предался пустым бред-
2U
ням морского бродяги? Впрочем, «хотеть» было еще недостаточно : надлежало иметь средства «исполнить». Диллон сказывал о Тикопиа и Вани­коро, но неопределял их положения. Это была тайна его, если непросто выдумка. Следовало ощупью искать предполагаемого острова. Дюрвиль неостанавливался впрочем этим затруднением. Соображая полуоткрытия Диллона, он решил для себя, что Тикопиа должен быть остров Барвелль ( Barweil ) прежних Английских карт, а Ваникоро долженствует быть один из остро­вов на С. В. от Санта-Круза, или купа, от­крытая Блеем на С. от Новых Гебридов. Этим определялся план его путешествия. Он решился искать Тикопиа в Барвелле, и там уз­навать от дикарей, где остров, близ кото­рого разбился корабль ?
Пока Дюрвиль готовился к отбытию из Гобарт-Тоуна, получили от Диллона два письма, совершенно пропииворечащие одно другому. В од­ном говорил он, что хочет отложишь свое предприятие, по причине прошивного муссона; дру­гим извещал, что спешит исполнишь его, с несомненным успехом. Хотя такия странные из­вестия должны были удвоишь затруднения Фран­цузского капитана, но он упорствовал в сво­ем решении. Астролябия отправилась Января 6-го 4 828 года, осмотрела остров Норфольк и волкан Матью (Mathew), острова Фашака и Ануда, и 40-го Февраля была у Тикопиа. Едва явились на вид берегов, к кораблю пристала лодка. Въ
25
ней был Пруссак Бушарш, сопровождавший Дил­лона на Ваникоро. Эпюш человек подтвердил действительность плавания его, и извлек Дюр­виля из продолжительного сомнения. Много уже значило получишь уверение в деле, но оставалось еще дополнишь его собственным трэ­дом, воздашь тщательным изысканием почесть памяти людей, погибших на пуши успеха в зна­ниях и мореплавании.
Офицеры и естествоиспытатели сошли на Тнкопийский берег и были приняты в обществен­ной хижине туземцев. Бушарш был путеводи­телем. Он обещал сопровождать Дюрвиля к Ваникоро, с условием, что жена его, молодая Зелапдка, будет с ним вместе, по потом он вздумал отказаться, и одним из предлогов отказа его был нездоровый климат Ваникоро. Дикари, с которыми начинали говорить, отвеча­ли шо-же самое. Ласкар Джое, спрошенный в свою очередь, непоказался сговорчивее. Он спо­рил даже и в том, что никогда неговаривал Диллону о поездке своей к Ваникоро.
Тогда капитан Дюрвиль решился взять с со­бою двух Англичан, месяцев девять пробыв­ших на Тикопиа, из которых один довольно порядочно говорил языком дикарей и мог слу­жить переводчиком. Пять Тикопийцев были еще невольными и принужденными товарищами путе­шествия. Их нашли забытыми на корабле, когда все лодки дикарей уже отправились от него.
26
Дгорвил пошел прямо к Ваникоро, успевши распознать теперь положение острова сквозь все хитрости и недоговорки Диллоновы. Несколько задержанный в пути безветрием, только 1Ч-го висла мог он приблизишься к острову, шел около скал его, послал шлюпку осмотреть мес­то стоянки, употребил в пользу прошивный ветер С. 3., чтобы отыскать Таумако, назначен­ный Квпросом близ Санта-Круза, и иеупоминаемый с того времени. Тщетно потерявши три дня па сие предприятие и ненайдя никакой земли в назначенном месте, Французский капитан сно­ва оборотился к Ваникоро, и 21-го стал в маленькой и опасной гавани Оснли, где стоял капитан Диллон, и которую указали дикари Мапевайского селения.
Первым попечением, едва укрепились на яко­рях, было поладишь с туземцами, при помощи некоторых подарков. Во всяком другом слу­чае, предложенные ям вещи могли-бы показаться большою важностью, но расточительный Диллон совершенно избаловал Баникорцов подарками, и они все принимали от Дюрвиля с явным пре­небрежением. Эшего мало. Не при этом одном обстоятельстве можно было заметишь между ди­карями недоверчивость и неохоту дружиться с Французами. Случаев, где это обнаруживалось, было в последствии столь много, что надлежало предположить наперед посеянные подозрения и искусно внушенный в них страх. Впрочем, ди­кари откровенно сказали потом, что их пре-
27
дупредили о приходе Французов, и уверили, что Французы придут мстишь за несчастное приклю­чение, местом которого были скалы острова Ваникоро.
Невзирая на столь различные и великия препят­ствия, Дюрвиль неослабевал в своем предприя­тии. Шлюпки отправились под начальством офи­церов Астролябии, осмотреть кругом остров. Им предписано снимать берега и собирать вещи, оставшиеся от кораблекрушения, а равно и пре­дания об атом событии, изучая с тем вместе природу земли. Все это должно было вдруг за­нять наблюдателей.
Первая поездка, под начальством г-на Грессьепа, доставила Астролябии небольшое число неваж­ных обломков. Накаких нзъяснепий ошчэ дика­рей недобились. На все деланные вопросы, они либо молчали, либо отделывались уклончивыми ответами. Общее, согласное молчание, казалось, с намерением замыкало все уста и запирало все уши. Если какой выбудь из дикарей, более словоохотный и податливый на подарки, хотел начать изъяснения, другие тотчас окружали его с недо­вольным и испуганным видом, просили его мол­чать, или принуждали удалиться.
Вторая посылка шлюпок, с г-м Жакино, ис­пытала сначала пиакия-же точно препятствия. В Вану приближение Французов встревожило все маленькое население этой деревни. Женщины и дети бежали в леса, унося с собою все, что
28
было у них лучшего ; мужчины подошли к го­стям своим, но очевидно со страхом и беснокойсшвом. Стали их спрашивать; они во всем отнекивались, и признались только напоследок, что долгое время были у них черепа мара (на­звание дикарей Европейцам ), но потом бросили они их в море.
Старшина Валие, о котором упоминает Дил­лон, бил единственный человек, показывавший доверенности более других. Несколько раз, по видимому, хотел было он начать подробные рассказы, по земляки останавливали его с угро­зою. Б Нама встретили посланные Дюрвиля оди­накое молчание, шакое-же притворство. Никакой подарок немог сначала убедишь дикарей указать на место кораблекрушения. Но г-н Жакипо раз­вернул перед ними лоскут красного сукна, и один из туземцев, обольщенный яркостью цве­та его, тотчас бросился в лодку, показывая знаками, что проводит на желаемое место шлюп­ку Французскую, если только отдадут ему дра­гоценную ткань. Торг заключили немедленно, и г-н Жакино достиг наконец рокового утеса, где бедствие постигло Лаперуза. В этом со­стояло главнейшее исследование, которым Дил­лон, по видимому, совсем незанимался. По край­ней мере, он нигде неговориш об нем.
Цепь скал, окружающих Ваникоро, занимает две, или гпри мили в ширину, перед Паиу и Амби, то сближаясь к берегу, пю удаляясь от него, почти на милю. Тут, в небольшом проходе
29
сквозь прибои, дикарь остановил свою лодку, и указал на дно морское. Французы стали рассмат­ривать, и в глубине 4 2-4 5 Футов, различили рассеянные там и здесь, и зарастающие коралла­ми, якоря, пушки, ядра и много кусков свинцу. Взгляд сюда рассеял все сомнения: здесь должен­ствовал разбиться один из кораблей Лаперуза.
Все деревянное, разносимое волнами, уже исчез­ло—-оставался один металл, более прочный, более упорный на сопротивление. Положение яко­рей в море давало разуметь,, что четыре из них упали после разбития корабля, между тем, как два другие, по видимому, были нарочно за­брошены для удержания корабля от гибели. Впро­чем, рассмотрение места давало подозрение, что корабль вошел в проход, думая перейдти им через цепь прибоев, ударился здесь и немог уже освободиться от бедствия. Некоторые из дикарей утверждали, что люди с этого самого корабля переправились в Паиу и построили не­большое судно, а что другой корабль, разбив­шись вне цепи скал, был совершенно поглощен морем.
Прибывши таким образом на место несчаст­ного приключения, г-н Жакино немедленно хотел извлечь из моря несколько остатков. Принялись было вынимать один из утонувших якорей, но он так сильно запутался в кораллах, что должны были оставить его. Г-н Гильберт в последствии был счастливее. При жестоких уси­лиях, от которых даже трещала шлюпка, онъ
30
вырвал из кораллов подводных якорь, в 1800 фунтов, и небольшую чугунную, 8-ми Фунтовую пушку, чрезвычайно заржавевшие и дюйма на два обросшие. Медная маленькая пушка (риеггиег), мед­ный мушкатоп, куски свинцу и олова, обломки ФарФора дополнили это извлечение вещей из мо­ря, через сорок лени» после кораблекрушения.
Между тем Астролябия была небезопасна в невыгодном заливе Осили. Волнение угрожало якорям её, и ежеминутно можно было опасаться срыва и удара об. острые скалы, на 4 5 брассах глубины. Капитан Дюрвиль решился переменишь стоянку. Помощью буксиров и завозных якорей, он перешел в обширный залив Маневайский, спокойное и защищенное от всех ветров при­станище.
И жители оказались здесь гораздо общитель­нее. Будучи неприятелями дикарей Тевайских, они прибежали немедленно. Старшины привет­ствовали Дюрвиля по своему, целуя оборотную сторону у кисшей рук, и один из них, первый арики и жрец Маневайский, по имени Моембе, объявил себя особенным другом капитана. Это был человек лет пятидесяти, малорослый, не­красавецъ—даже и между уродливыми Ваиикорцами—тихий нравом, недокучливый, неболтун, и из числа несносных его земляков имевший не­которое уменье жить. Сделавшись другом капи­тана, Моемое часто посещал Астролябию. Как умел, отвечал он на вопросы, неспрашивал сам,
34
терпеливо ожидая подарков и принимая их с благодарносишю.
Не так вел себя Неро, старшина Тевайский, ненасытный попрошайка, грубиян, докучливый ; он все брал бесстыдно, и беспрестанно просил вновь. Однажды наглость его чуть было неперешла в весьма опасную ссору. Дюрвиль отправился посетить его в Теваи, с несколькими офицера­ми, без оружия. .Неро принял гостей грубо, в долии ду.гобь, окруженный дикарями, которые были вооружены луками и стрелами. По обыкно­вению, негодяй начал жаловаться, что ему ничего недаюш, и несколько раз принимался просишь топоров, говоря, что Пита ( Диллон ) давал ему их очень много. Капитан отвечал, что если Неро пришлет на корабль припасов, а особливо свиней, ню ему дадут топоров. Он предложил даже, что за каждую свинью станет давать по три топора, и дикарь согласился на условие. Свиней ненесли ; капитан хотел воз­вратиться на корабль, но тут дикари приняли столь дерзкий вид, что можно было пожалеть о неосторожности, какую сделали, пришедши к ним в гости без оружия. Для избежания опас­ности оставалось притвориться. Капитан по­шел прямо к старшине, подал ему большой топор и ожерелье, сказал, что это задаток за свиней, потом простился и отправился по­спешно. Изумленный и обрадованный подарком, Неро смешался, и гости его счастливо избегнули опасности. Но свиней от бездельника пеполу-
32
чили, и недождались-бы их никогда, если-бы даже ждали до преставления света.
Во все это время ученые занятия шли своим чередом. Естествоиспытатель Гемар выпросил у капитана позволение переправишься одному на западную сторону острова. Из предосторожно­сти придали ему в товарищи Англичанина Гамбилътона, кое-как говорившего по-Ваникорски. Жи­тели Нама казались весьма рады посетителям, но в течение пяти дней, которые провели у них доб­рые гости, они невсегда одинаково показывались ласковы и гостеприимны. Впрочем, опасная и отважная эта поездка неимела никакого важного следствия. Через пять дней, г-н Гемар воро­тился с жестокою лихорадкою, испытавши вся­ческие неприятности от дикарей, вздорливых и буйных. Никакой доверенности немогли у них дождаться, и даже в самое селение Нама непустили они г-на Гемара ; он воротился оскорб­ленный и больной.
По соображении всех сделанных на Ваникоро открытий, кораблекрушение Лаперуза при этом острове небыло уже подверженным никакому со­мнению. Потому капитан Дюрвиль собрал всех своих сопутнпков, указал им на добытые у дикарей вещи и спрашивал общего мнения. Еди­ногласно все подтвердили, что это были остат­ки от экспедиции Лаперуза. Тогда капитан со­общил мысль свою, издавна предположенную, воздвигнуть на месте погибели земляков памят­ник, в честь сшрадальцов науки. Предложеиие
83 принято с восторгом, л каждый хотел иметь участие в труде.
В Паиу, по близости к самым гибельным скалам, совершение дела являлось невозможным, а потому выбрали местом памятника купу манглиеров на скалах, отчасти окружающих пристанище Маневайское. Формою для мавзолея приняли четыреугольную призму, шести Футов, с пирамидальною вершиною. Куски кораллов, ме­жду бревнами, крепко утвержденными в землю, образовали основание, а верх покрыли малень­кою кровлею из досок, взятых в Новой Зе­ландии. Для предохранения этого знака благогове­ния к погибшим от жадности дикарей, неупошребили при сооружении пи связей, пи гвоздей железных. Постройка шла скоро, несмотря на работы на корабле и на бедствия от климата, испытуемые новою Астролябиею в том месте, которое столь гибельно было Астролябии преж­ней.
Лихорадка г-на Гемара чрезвычайно усиливалась. Сам капитан Дюрвиль, накануне того дня, ког­да хотел он осмотреть место, где спасшиеся после кораблекрушения построили себе небольшое судно для отплытия от Ваникоро, почувство­вал жестокий и опасный припадок лихорадки. Погода, до сих пор ведряная, вдруг сдела­лась дождливою и нездоровою, лихорадка приняла характер эпидемический, и одного за другим начала перебирать всех бывших на корабле.
*7. ГИИ. 3
зл>
Между тем, 4?1-го Марта памятник был окончен, и открытие его было произведено в тот-же день, в присутствии части экипажа, вышедшего па скалу. Вооруженный отряд воз­дал ему честь тройным залпом из ружей, на что отвечали пушечными выстрелами с корабля. Благочестивое дело это совершилось в глубо­ком и благоговейном молчании. Все казалось пе­чально на неприязненной земле Ваникоро—грустное воспоминание было о прошедшем, грусть в на­стоящем, тяжелом, исполненном опасений. Ош лихорадки лежала тогда в своих койках поло­вина экипажа Астролябии, и болезнь грозила всем остальным. Недоставало даже рук из­влечь корабль из трудных и опасных прохо­дов острова. Еще несколько дней медления, и — памятник на скалах Маневаи означил-бы дважды совершившуюся погибель Французских мореплава­телей. Капитан Дюрвиль видел всю опасность своего положения. Сам больной, он имел еще силы распорядишься выходом из здешнего ги­бельного места. По всякое покушение на труд умножало число больных. Марша 4 7-го удвоили, так сказать, остальные силы. Мы предоставим здесь рассказ самому Дюрвилю об его реши­тельном и сомнительном предприятии:
« Сорок человек не в состоянии заниматься службою, и если мы пропустим еще этот день (17 Марта), нешронувиии'ись, завтра, может быть, желание оставишь Вань-'р будет для пас не­возможно к исполнена По этому решился я
35
нспышашь последние усилия. В шесть часов ут­ра начинают работу с якорями, продолжитель­ную и тяжкую, тем более, что у нас так мало теперь рук, годных для работы,
а В восемь часов угара, пока мы всего более были увлечены нашею работою, я очень изумился, видя приплывших к нам дикарей Тевайских в полудюжине лодок, и тем более, что трое, или четверо обиш&телей Маневаи, находившихся тогда на корабле, казались, вовсе ненспугавшимися приближения лодок, хотя за несколько дней прежде говорили они мне, чшо Тевайцы самые смертельные враги их. Об этом стал я те­перь говоришь Маневайцам; они начали посмеи­ваться двусмысленно, и отвечали, что недавно помирились с Тевайцами, и что прежние враги их везут теперь мне кокосов. Но скоро заме­тил я, что прибывшие дикари ничего непривезли, кроме стрел и луков, хорошо приготов­ленных. Двое, или трое из них взошли на ко­рабль сь решительным видом, и старались раз­глядеть много-ли у нас больных. Злобная ра­дость мелькала в их сатанинских глазах. Тут мои сопутники дали мне заметишь, чшо двое, или трое Маневайцов, бывших на корабле, заботились уже по нескольку дней получишь об этом сведение. Г-н Грессиен, с утра наблю­давший все движения дикарей, видел воинов обо­их племен собравшихся на берегу, и долго ме­жду собою рассуждавших.
« Все эшо показывало самые изменнические пред-
3*
I
36
приятия, и я рассудил, что опасность велика. Тотчас приказал я дикарям оставить корабль и идти в их лодки. Они дерзко начали глядеть на меня, с гордым и угрожающим видом, как будто высказывая, что я должен иметь средства принудить их к исполнению приказания. Я удо­вольствовался тем, что отворил нашу оружей­ную, всегда тщательно запертую, и угрюмо ука­зал па.иьцом в нее дикарям, другою рукою по­казывая им па их лодки. Взгляд на двадцать блестящих ружей, важность которых была им знакома, заставил их затрепетать и избавил нас от их присутствия.
« Вообще гораздо легче удерживать этих по­лучеловеков страхом и угрозою оружия, и это бывает спасительнее для 'Европейцев самого действия стрельбы. Один вид пистолета обра­тит в бегство двадцать дикарей, между тем, как они способны броситься, будто лютые зве­ри, на целый отряд, начавший пальбу.
« По между тем, отношения паши показывали, что всякая дружба кончилась теперь с дикарями, и отбытие наше сделалось уже совершенною не­обходимостью. Я убеждал экипаж удвоишь уси­лия и бодрость, и спешил отбытием, сколько позволяли мне мои бедные средства. Все, даже больные приложили свои слабые руки к работе; мы успели наконец кинуть завозный якорь к В., и к счастью, он выдержал до самого конца ма­невра нашего.
Ъ7
«Па сей-mo слабой опоре, 17-го Марша 1828 года, в 4 4 часов, 4 5 минут по утру? Астро­лябия развернула свои паруса и двинулась окон­чательно от Ваникоро. Сначала пользовались мы довольно свежим ветром от В. ИО. В., потом вошли в проход между скал. Но едва косну­лись мы самого опасного места его, неожиданный порыв дождя ограничил весь горизонт наш 60—80 туазами.
« Терзаемый лихорадкою, с трудом мог я держаться на ногах, чтобы распорядишь манев­рами корабля, и мои ослабшие глаза мемогли вы­носишь яркости белой пены, кипевшей но обеим сторонам прохода. Но меня подкрепила деятель­ность моих офицеров, а особливо искуство г-на Грессьена, которому передал я управление кораблем. Он был теперь нашим лоцманом, действовал столь хладнокровию, искусно, ловко, что Астролябия успела продвинуться сквозь тес­ный и трудный проход между скалами в от­крытое море. Здесь — один миг безвозвратно решал участь экспедиции, и малейшая ошибка по­вергала нас на утесы, из которых уже ника­кая сила освободить нас немогла. Можно пове­ришь, что несмотря на наше неприятное положе­ние на корабле, по истечении нескольких минут смертного страха, когда мы увидели себя на воле, после перехода скал пагубного острова, мы все испытали чувство радости, похожее на то, ка­кое испытывает пленник, вырвавшийся исч> ужа­сов страшной тюрьмы ! Сладостная надежда

38
оживила наш упадший дух, и взоры наши ра­достно обратились к благословенным берегам отечества, с надеждою еще раз увидеть их, хотя б-ть, или 6000 льё отделяли нас от него грозными морями ! »
Но прискорбное пребывание Астролябии у Ва­никоро было однакож последуего богатыми пло­дами для науки, следствием неусыпного тру­да составлявших экспедицию. Кроме важных наблюдений, заботе г-на Грессьена обязанагео­графия полною и верною картою острова ; его облик, утесы, положение земель означены па ней самым подробным образом. Эта карта, вывод продолжительных наблюдений, составляет одну из важнейших статей всего путешествия Астролябии. Прежде вовсе безвестный, Ваникоро теперь один из самых определенных пунк­тов Тихого Океана. Царства природы па нем изучены, и предметы естествознания находятся в кабинетах Музея. Но кроме этих общих и полезных изысканий, должно-ли упустишь из вида частность, столь памятную при имени Ва­никоро, столь трогательную для сердца Францу­за? Мы говорим о погибели Лаперуза, а вопрос об этом так обстоятельно исследован Аст­ролябиею, что мы почитаем любопытным выпи­сать здесь несколько строк из выводов об нем Дюрвиля.
« С самого прибытия нашего на Ваникоро—го­ворит онъ—дикари, по природе злые и недовер­чивые, подобно всем варварам черных Океаний-
* 39
ских племен, казалось, приняли еще особен­но систему упорного молчания и отрицания, во всем что касалось несчастного события с Лаперузом. На все вопросы паши они молчали, или отделывались уклончивыми, общими ответами; « Незнаю—невидалъ—это было так давно — отцы наши говорили нам что-то об этом, » и проч. -— Явно видели мы, что поведение этих варва­ров с спасшимисд от кораблекрушения было едва-ли гостеприимно и приязненно. Без сомне­ния, они боялись, непришли-ль мы мстить им, особливо, когда узнали они от Англичан и Тикопийцов, с нами бывших, что мы одного пле­мени с известными им Мара. Но в последствии однакож, когда они разуверились, что мы пеимеем никаких неприязненных намерений, уви­дели, что мы осыпаем их подарками и друже­ски обходимся, опасения их уменьшились; неко­торые из них стали словоохотливее, и отве­чали порядкомч» на вопросы, беспрерывно повто­ряемые. Особенно обращался я к старикам, ко­торые могли быть даже самовидцами гибели Ла­перуза, а из молодых к тем, кто казался посмышлепее, более других одарен памятью, и через то мог лучше удержать в голове, что рассказывали отцы нынешнего поколения.
« Подробно изложил я выводы всех моих раз­личных разведываний, и из них можно видеть, что в числе первых должно поставить рассказ Валико, старшины Ваникорского, человека весьма престарелого, живущего в Маневаи, и Моембе,
ùo
жреца ntoro-жс самого селения. Между замечатель­ными рассказами полагаю я также повествования Тангалоа и Кавп-Лпки, молодых, весьма умных старшин, которые горделиво сказывали, что отцы их были с Тикопиа, а матери урожденки Ваникоро, и следственно, породою приближались они более к Полинезийскому роду. Сравнивая, со­ображая, разбирая все различные рассказы, вот кажется, что надобно почесть самым вероятней­шимъ
« После весьма темной ночи, во время которой Ю. В. ветер дул'ь весьма жестоко, утром, ди­кари увидели неожиданно к южному прибрежью, прошив округа Тансма, огромнейшую лодку, разби­тую на утесах. Она скоро была совершенно раз­волочена волнами и исчезла решительно, так, что ничего от неё нельзя было найдиии в по­следствии. Из людей, бывших па ней, немногие только могли спасшись на берег, в лодке по­меньше. На следующий день, и также утром, дикари заметили другую большую лодку, похожую на первую и разбившуюся при Паиу. Эта была под ветром от острова, пеешолько разбивае­ма ветрами и волнами, а притом, лежа на пра­вильном грунте, от ИЗ-гли до 15 Футов, дол­го оставалась она на месте, без разрушения окончательного. Люди, бывшие на пей, сошли в Паиу, где соединились с людьми первой лод­ки, и тотчас начали строишь маленькую лод­ку из остатков большой, несовсем потонув­
ших.
м
• Французы, называемые дикарями Мара, были, как уверягош, всегда уважаемы туземцами, кото­рые приближались к ним неиначе, как поцело­вавши у них руку» Это делали они нередко и с офицерами нашими, во время пребывания нашего у островаНесмотря на то, происходили ча­стые ссоры, и в одной из них у дикарей было убито много народа, в числе которого три на­чальника, а со стороны Французов двое. Нако­нец, после шести, или семи лун работы, малень­кая лодка была окончена, и все чужеземцы оста­вили остров, как утверждает общее предание. Другие дикари говорят, что два Мара остались, но нежили долго. Впрочем, шут мало остается сомнения, и следуя общему голосу дикарей, Фран­цузов неосталось ни одного, ни на Ваникоро, ни на Тикопиа, ни даже на Нитенди и окрестных островах. Что касается до черепов, то, веро­ятно, это черепа убитых несчастливцев, долго сохраняемые, как знаки победы. Однакожь, если черепа были у дикарей во время нашего пребыва­ния, вероятно, они поспешили спрятать их в тайные места, чтобы избавишься от всяких исследований.
« Все заставляет нас полагать, что Лаперуз, посетивши острова Дружеские, и окончив обо­зрение Новой Каледонии, поворошил к северу, и направился на Санта-Круз, как предписывалось ему инструкциями, и как сам он располагал в последнем донесении своем морскому Мини­стру. Приближась к здешним островам, безъ
42
сомнения, полагал он, что может продолжат плавание ночью, как часто случалось ему прежде, и неожиданно попал 'на страшные скалы Ваникоро, дотоле вовсе неизвестные. Вероятно, Фрегат, шедший впереди (и вещи, собранные Дил­лоном, дают повод мыслишь, что это был Компас), ударился о прибои, так, что немог уже подняться, пока другой имел время повер­нуть к ветру и отплыть в открытое море. Но ужасная мысль оставить товарищей своего путе­шествия, и может быть, самого начальника, на волю свирепым варварам, непозволлла избегнув­шим от первой гибели удаляться от пагубного острова, и они должны были испытать все уси­лия, чтобы спасти сопутников от грозившего им жребия. Это было, как мы несомневаемся, причиною крушения другого корабля. Взгляд на место, где он остался, дает новое подтверж­дение мнению нашему, ибо при первом взгляде кажется, что здесь есть свободный проход ме­жду скал. Вероятно, Французы хотели здесь про­скользнуть между прибоями, и тогда только уви­дели свою пагубную ошибку, когда гибель их бы­ла невозвратима.
« Хотя положительно и прямо нет никакого доказательства, что остатки от разбившихся при Ваникоро кораблей были остатки кораблей Лаперуза, по, думаю, в этом неможет явить­ся никакого сомнения. Изъяснения, какие собрал л от туземцов, совершенно согласны в основании своем с теми, какие получил от них Дил-
лз
лон, хотя мы помогли иметь нималейшего сно­шения, ибо только в Иль-де-Франсе узнал я о следствиях путешествия Английского капитана, через два месяца после отправления моих доне­сений Французскому правительству. рассказы ди­карей являют все признаки достоверности. Они свидетельствуют, что сорок лет тому, на скалах Ваникоро погибли два большие корабля, на которых находилось много народу. Дикари вспо­минают даже, что Флаги па кораблях были бе­лые. Все это, при сличении вывезенных с остро­ва пушек, доказывает, что корабли были воен­ные. Мы знаем достоверно, что задолго до на­значенного времени ни один военный корабль непропадал в этой части южных морей, кроме Фрегатов Лаперуза, и //««доры^бывшей под на­чальством Эдуардса и претерпевшей крушение на скалах пролива Торреса. Кроме того, рассмотр добытых с Ваникоро остатков свиде­тельствует, что они принадлежали экспедиции, предназначенной для необыкновенной цели. Нако­нец, обломок доски, привезенной Диллоном, оказался сходен с рисунком украшений, какие были на Компасе. Столько соединенных вместе вироятностей. (probabilités) можно почесть доста­точными для составления полной достовирностп (certitude complète).
« Вероятно, пожелают знать мое мнение о пу­ши, каким остатки Лаперузовой экспедиции дол­женствовали следовать от Ваникоро. Полагаю, что они направились к Новой Ирландии, чтобы
4M
достигнуть Молукских, пли Филиппинских ост­ровов, по следам Картерета и Бугенвиля. Толь­ко эта единственная дорога представляла неко­торую надежду на успех, для судна стол бед• ного, столь худо экипированного, каким можно предполагать судно, построенное спасшимися от погибели на Ваникорский берег, ибо необходимо Французам должно было жестоко пострадать и ослабеть от здешних лихорадок п битв с дикарями.
«Излагая далее мое мнение, я осмелюсь сказать, что по западной стороне Соломоновых остро­вов можно надеяться ииайдти еще следы экспеди­ции Лаперуза. »
Сия последняя мысль Дюрвиля была у него след­ствием убеждения столь сильного, что оставя Баникоро, хотел было он идти для обозрения Соло­моновых островов и предполагаемого пути остатков экспедиции Лаперуза. Но тяжкое со­стояние экипажа корабля, принудило капитана пра­вишь без замедления к островам Марианнскнм, единственному месту, где больные могли надеять­ся верного пособия.
Едва только первые известия от Диллона до­стигли во Францию, там начали опасаться, что Дюрвиль, бывший уже тогда в путешествии, невосполъзуется сведениями Английского капитана, для достижения к открытому им месту Лаперузовой погибели. Для предупреждения всяких не­доумений, морской Министр приказал г-ну Ле-
J»5
Гоарану, бывшему тогда с корветтою Байонезка ( la Bayonnaise ) на посте близ западных бере­гов Америки, идти к Тикопиа и Ваникоро, и произвесть там все изыскания, касательно сомни­тельного исследования о Лаперузе.
Гн Ле-Гоаран отправился из Валпарейзо 8 Февраля 1828 года, и посетил па пуши Гаваи, Фаннинг, Сидней, Феникс, Ротума и Тикопиа. На сем последнем острове нашел он Прусса­ка Бушарша и ласкаря Джое. Первый нехошел слушать никаких предложений, ко Джое, лишив­шийся тогда жены своей, был сговорчивее и со­гласился отправишься с Французами. Вайоиисзка явилась близ Ваникоро Июня 3-го, и провела здесь, по донесению капитана, двенадцать дней, неосшапавливаяс у берегов. Экипаж сохранился таким образом от лихорадок, по за то осмотр с корабля был ничтожным для гео­графии и науки, и самый вопрос о погибели Лаииеруза остался в том положении, до какого до­вел его Дюрвиль. Жаль, что с Байоннезкп, имев­шей двойной экипаж против Астролябии, небыл отправлен сильный отряд в Паиу, для произве­дения там изысканий, которые, может быть, под­твердили бы многое. Самое замечательное во вре­мя пребывания здесь г-на Ле-Гоарана было шо, что одна из корабельных шлюпок видела памятник воздвигнутый в Маневаи капитаном Дюрвилем. Иешолько нсуничшожали дикари памятника, но смотрели на него с некоторым благоговением, и с трудом позволили даже новым пришел-
Мб
цам прибить к йену медаль, свидетельствовав­шую о проходе Байоннезки около Ваникоро. Та­ким образом можно надеяться, что памятник уцелеет, пока могут выдержать бренные мате­риалы, из которых он составлен. Не уже-ли Франция, для моряков, погибших на службе ей и науке, ничего невоздвигнегп, кроме этого про­стого и тленного знака благоговения к памяти их ?
Другие мореплаватели, вероятно, посещали Вапикоро после экспедиций Дюрвиля и Ле-Гоарана, ибо в морской музей доставлен был пень де­рева с этого острова, на котором находится метка: «4 788» — вероятно, означение года, выре­занное кем нибудь из спасшихся от корабле­крушения Лаперузова. Неимел никакого известия о мере достоверности, и о том, от кого получи­ли сей любопытный памятник, надобно ограни­чить наше повествование только шем, что уже оффициально и досшоверно. Жребий знаменитого мореплавателя, которого потеряла Франция на ска­лах Ваникоро, конечно, 'заслуживал подробного изложения изысканий, об нем сделанных, но не­обходимо ограничить их шем, что истинно, или, по крайней мере, похоже по возможности на истину.
ГЛАША
ВАНИКОРО. — ГЕОГРАФИЯ И НРАВЫ.
1
Открытая в 4 788 году Лаперузом, столь тяж­ко расплатившимся за эту честь, купа Ваникоро была вновь видена Эдуардсом в 4794 году, и названа от него островом Пнтпиа. В Мае 4 793 года, Даншркасто, посланный на кораблях Изы­скание и Надежда, по следам Лаперуза, прошел в 4 2-ти льё от Ваникорских берегов, и дал острову имя своего корабля. Наконец, как мы видели, был здесь мимоходом, в 4823 году, Дюперрей, и потом осматривали Ваникоро Дил­лон, Дюрвиль и Ле-Гоаран.
Два острова, величины неравной, составляют купу Ваникоро, окруженные коралловыми утесами, около 36-ти миль в окружности. Дюрвиль оста­вил имя Изыскания большому острову, и назвал Теван меньшую землю, по имени главного на ней селения. Изыскание будет около 30-ти миль окружностью, а Теван неболее 9-пии миль. По на-
нз
блюдениям Дюрвиля, гавань Осплн находится под 44° 40' шир. южной и 4 64° 32' долг. В.
Оба острова, по всей поверхности, покрыты лесами, от прибрежья до самых внутренних вершин. Самый возвышенный пункт купы, гора Капого, имеет до 474 туазов в высоту, и мо­жет быть замечена в 20 ши льё расстоянием.
Кроме двух главных островов, находятся еще два островка в заливе внутреннем, и один из них называется Маневаил по имени поколения, на нем обитающего. Маленький остров Наиунга находится в G. 3. части купы. Каждый из эгпнх островков неболее 500 туазов в окружности.
Прибой, окружающий оба острова, перерывается только в одном месте, в В. части, миль на восемь. Но и на других местах представляет он проходы, более или менее узкие, к берегам острова, где глубина изменяется от 30-ши до 40-ка брассов, по с дном усеянным многими коралловыми отрогами, на которых нередко нет глубины и десяти Футов.
Другой прибой, примыкающий к самому бере­гу, окружает острова, и потому подъезд к берегу труден. Оснли и Паиу суть только два известные места, где песчаные прибрежья делают причал к нему удобным.
Жалкое и уродливое население занимает остро­ва, впрочем обильные. Число жителей нельзя по­ложить более 4500 человек. Внутренность остро­ва обширный, непроходимый лес. Обитаемы толь­
Я9
ко прибрежья. Возделка идет недалее мили от берегов. Таро, иньлмы, бананы и кава, суть про­зябения, которые туземцами обрабошываюшся с наибольшим старанием.
Ваникорцы вообще малорослы, худы, щедушны, ничтожного вида. Кожа у них черная, выражение лица неприятное. Нелепая вышина лба и сжатость его на висках придают дикарям здешним вид странный и уродливый. И с крючками дерева и раковинами, продетыми в хрящ, едва замешен у них нос их, маленький и сдавленный. Ловкие, гибкие, здоровые вообще, они подвергаются одна­кож проказе и болячкам.
Женщины, по сравнению, еще безобразнее муж­чин. Ио как они ни гадки, мужчины страшно ревнуют к ним, и только охраняя их грозным образом, показывают они милых дикарок сво­их чужеземцам. Груди Вапикорок отвисают с юного возраста самым отвратительным обра­зом, и как будто странного этого свойства было-бы недостаточно, дикарки тщательно пере­тягивают еще себе грудь поясом под мыш­ками.
Одежда мужчин ограничивается обыкновенно поясом ткани из волокн гчбпска,, или ратиновой плетушки, к чему привязывают лоску­ток ткани, служащий вместо маро. У женщин одинакие сч> мужскими пояса, но только лоскуток ткани свешивается до колен. В наряд, волосы на головах мужчин и женщин связываются сзади, и кладутся в лоскуток ткани, падающий на спи-
Ч. Г1ИИ. Ь
so
ну, в виде длинного мешка. Мужчины и женщины цепляют в уши, а иногда и в нос, кучу чере­паховых колец. Оба пола носят также бра­слеты, составленные из кусочков раковин и кокосовой шелухи, что ценится весьма дорого.
Ваникорцы употребляют множество бетеля, и это ужасно портит у них зубы. Для такого лакомства насаждают они piper, или каву, ибо употребление его, как крепкого напитка, им вовсе неизвестно. В маленьком калебассе, заткну­том деревянною втулкою, хранит дикарь из­весть, истолченную в мелкий порошок ; арек и бетель находятся у него в двух маленьких су­мочках.—Ваникорцы знают татуаж накалываниемч>, но выводят узоры только на спине, где изображаются у них рыбы, ящерицы, и проч.— Впрочем, татуаж едва у них заметенъ—так черна их кожа.
Пища дикарей состоит из рыбы, черепах, ракушек, таро, кокосов, бананов, особенного рода сладких пашатов. Есть у них два рода хлебного дерева, inocarpus и paudanus, но arum, или таро, который трут они особенным обра­зом, составляет главную пищу их. Свиньи, до прибытия Астролябии, были здесь большою ред­костью, и никакой домашней птицы вовсе незамечено.
Хижины строятся от 4 0 ши до 20 Футов в длину, при 6-ши и 40 Футах в ширину; крыши, в обе стороны отлогия (en dos d’âne), поддержи­ваются тремя рядами кольев, и сходят до 4-хъ
51
и 5 Футов от земли. Грубые рогожки, из ко­косовых листьев, образуют таким образом стены и покрышку. На одном краю проделывает­ся вход. По средине небольшое возвышение на плетушке служит местом домашних утварей.
Некоторые из хижин, красивые, просторные и лучше построенные, именуются жилищами атуа, и служат местами для складки оружия, обществен­ных совещаний и, храмов для молитвы. Многие из них наполнены луками и стрелами, а па по­мостах кругом дикари спят.
Лодки Ваникорцов весьма грубой Формы. Наи­более, это просто бревно, почти круглое, выдол­бленное внутри, так, что только ноги дикарей могут поместиться во впадине ; иногда такое бревно настилают досками, чтобы оно непогружалось в воду. Затем ставят на такую лодку отвесы и мачту, превысокую, с треугольным па­русом. В успехах мореплавания дикари здешние далеко отстали от соседей своих Полинеэийцов.
До сих пор немогли узнать ничего верного о религии Ваникорской. Знаем одно, что у них есть какая-шо религия. Кажется, она составляет родч» Фетишизма, ибо старик Моембе, жрец Маневайский, по просьбе капитана Дюрвиля решась показать своих атуа Лубо и Бание, провел ка­питана к хижине бедной наружности, и вместо первого атуа указал на пору земляного краба, а вместо второго на земляное гнездо каких-то насекомых, в роде пчел, или муравьев. Когда
V
52
Дюрвиль поднес свои дары таким странным бо­жествам, Моембе благоговейно читал длинные молитвы, каждому из божеств, потом забрал подарки, тщательно завернул и унес их к себе. В пю-же время, как на пребывание бога весьма могущего, Моембе указывал на вершину горы Капого, и особливо еще на беловатый, голый утес, откуда текла дождевая вода.
Ваникорцы спорят, что они не людоеды, но сказывают, что мочат в море трупы убитых неприятелей, для отделения костей от мяса. Че­репа сохраняются потом в знак победы, а из костей делаются острые копейцы стрел. Дикари уверены, что стрелы с костями причиняют смертельные раны, чего непроизводяш стрелы обыкновенные. С этим трудно согласишься ; по крайней мере, неподтвердилось это опытами, деланными на Астролябии и Изыскании.
Язык Ваникорцов существенно различается от Полинезийских наречий, хотя и есть между ними общие слова. Впрочем, на Ваникоро не­сколько языков, и г-н Гемар утвердил, что они различаются по племенам и в разных ме­стах острова. Вообще довольно звучные, они непредставляют ничего неприятного. Дикари ода­рены большою способностью к языкам, и произ­носят Европейские слова лучше всех дикарей Полинезийских.
Небольшое население Ваникоро распределяется в восьми селениях, и каждое состоит из 30М0 хижин. На острове Изыскание находятся: Мам-
53
били, Вану, Пама, Паиу, Танема ; на Теваи Вани­коро и Теваи, и на островке Маневаи селение с этим именем. Прежде была еще деревня в Осили, но совершенно уничтожилась. Каждое племя при­знает своего начальника, или алнгуи, которого права и власть определишь трудно. Дюрвиль за­метил странность, что в случае войны, началь­ники остаются неушральны и вевраждуют между собою ; начинают войну и дерупися только под­данные. Если это справедливо, то прогпиворечиип обычаям всего остального мира, ибо везде право войны и мира предоставлено начальникам.
Произведения острова общи с произведениями всей Океании, но в них вмешивается уже зна­чительно природа Азии. Капитан Диллон видел здесь манги. Птиц считается множество родов. Рыбы обильно всякого сорта, а на морских ска­лах походят много молюсков; некоторые из них, прежде неизвестные и весьма любопытные, описаны естествоиспытателями Астролябии.


НИТЕНДИ, ИЛИ САНТА-КРУЗ. ТУВУ А, МИНДАНА, ДУ*«, ТАУЫДКО.
Увлеченная прошивными ветрами от берегов Ваникоро, Океания, как я уже говорил, бросила якорь близ острова Нитенди, Июня 18-го. Напра­во и налево по заливу, в который мы вошли, являлись многолюдные, значительные селения, и с различных точек берега видели мы спешившие к кораблю лодки. Не все они могли к нам достиг­нуть, ибо залив составлял обширное простран­ство, а паруса свернули мы непрежде, как до­стигнувши крайнего углубления его. За то, едва остановились мы, вскоре можно было насчитать вокруг нас сотни лодок, принадлежавших двум селениям, находившимся по берегу против нас. В каждой из лодок было от 3-х до 5-ти человек, вооруженных луками и стрелами, и казалось, привычных к обращению с Европей­цами. Хотя они производили шум ужасный, но
55
вели себя довольно мирно и довольно честно. Мно­гие привезли нам запасов, кокосов, иньямов, род огурцов, спондий, больших голубей и не­много свиней. С самого Тонга-Табу неподбавляли ми себе припасов, и потом начинали уже они истощаться у нас. Мы пользовались настоящим случаем для покупки, хотя цены были несравнен­но дороже прошив того, что платили мы на островах Полинезийских. За свинью, например, хотя и очень небольшую, надлежало давать то­пор.
Кроме свежих припасов, Пендлетону падобны были дрова и вода, чем хотел он также здесь запасаться. Вот почему старался он подружишь­ся с туземными старшинами, но напрасно одна­кож истощал он всю свою Океанийскую линг­вистику — никто из явившихся дикарей непонимал его. Мы хотели уже отказаться от беспо­лезных усилий, когда в одной из лодок за­метили дикаря, не столь как другие темного цветом, и существенно различного видом от Меланезцов. Пендлетон пригласил его на корабль, поговорил с ним, узнал от него, что он родом с Тикопиа, называется Фатаку, и разбитием лодки заброшен па Нитенди.
Чего-же лучше было такого нечаянного толмача? Пендлетон нарядил его в драгоманы. Когда капитан изъявил желание подружиться с каким нибудь старшиною, Фатаку указал ему па ста­рика, довольно доброго вида, и при первом знаке, старик этот охотно взошел к нам. Топор,
56
лоскут красной ткани и несколько мелочей вос­хитили нашего гостя—счастливый и горделивый, он показывал свои драгоценности дикарям, бывшим в лодках, и принимал вид шоржесливовашеля, обремененного добычею победы. На­сладившись утехою обладания драгоценностями, дикарь вздумал, что надобно чем нибудь за них отдарить и спросил у Пендлешоиа, чего он желает ? Наш Тикопиец принялся изъяснять, что кораблю надобно дров и запасов. Старшина отвечал, что всего этого много у него в селе­нии Мамбо. Означаемое им селение находилось в некотором расстоянии от пашей стоянки, на восточном берегу залива. Желая дашь поско­рее свидетельства своей дружбы, Ja.uoa ( имя ди­карского старшины) просил немедленно вести туда корабль. Но сперва надлежало уверишься, стоило-ли обещание нашего приятеля труда.
Потому уговорились мы, что Ламоа ворошится к себе вечером, и назавтра приплывет к нам снова, чтобы провести две наши шлюпки в Мамбо. После уговора, старик поплыл, и мы могли сле­довать за ним взорами, пока он пристал к берегу, гордясь подарками нашими, и с тщеслав­ною радостью показывая их толпе дикарей, со­бравшихся на прибрежьи. Впрочем, знакомец наш хорошо понял чего от него хотят, утвер­дил связь дружбы с капитаном нашим, и тот­час согласился на обмен имен, по обычаю Поли­незийскому. Он называл'ь после сего нашего ка­питана Ламоа, за что его величали Пенд.иешоном.
57
Лодки дикарей, удалившиеся от нас при захождении солнца, снова явились близ кораб­ля, едва начался день. На этот раз при­везли к нам запасов, но так мало, чшо можно было подумать, или, что остров со­всем небмл так обилен, как казался по на­ружности, или что он производил неболее, сколько было потребно для пропитания его жи­телей. Друг наш Ламоа-Пендлетон был из первых, приехавших утром, и явился уже в сопровождении сына своего. В замену вчерашних подарков, он привез иньямов, сладких паташов, арековых орехов, но всего этого столь немного, что его можно было подозревать в скупости. Отдаривши нас, Ламоа сел в одну из наших шлюпок, а сын его в другую. Я просил позволения отправишься простым наблю­дателем, ибо лучше случая нельзя было мне до­ждаться для взгляда на остров, столь мало ве­домый.
В семь часов утра отправились мы, и через час были уже перед Мамбо. Простой взгляд на бухту и несколько промеров лотом могли тот­час показать нашему лейтенанту Раинбову, что Океанию невозможно было привесть сюда неподвергая большой опасности. Окружность составля­ло низкое, открытое прибрежье, по которому извивалась небольшая речка. Шлюпки взошли вверх по ней на 200-300 шуазов. Ширина ся между берегами была до W0 футов, при трех глубины. Вода её была совершенно пресная.
58
Наскоро стали наливаться, а я мог между тем сделать маленькую прогулку к селению. Приятель Ламоа нехошел было сначала на это согласиться, но я представил ему убеждение, единственное, которое могло быть ему понятно — несколько пронизок. Затруднения неустояли прошив силы подарка, и Ламоа велел даже сыну своему про­водишь меня.
Селение Мамбо состояло хижин из сорока, больших, удобных, с дверями с каждой сто­роны, и с каменными огорожами, Я—5 Футов вы­шиною и столько-же шириною. Стены эипи соста­вляли род отдельных укреплений, и при помощи их > каждая хижина могла сделаться крепостью для защиты жителей. Заглянувши во внутрен­ность одного из жилищ, л увидел, чшо оно убра­но рогожками, даже по земле, и что очаг был посредине, где горел огонек, вероятно, для приготовления пищи. Дикарей собралось тогда от шести до восьми десятков. Опрятные и сильные, они казались так здоровы, что надобно было предполагать их питающимися в изобилии, и доброю пищею. Ни один неоказал мне госте­приимной вежливости, которую всегда видел я от самых негостеприимных Полинезийцов. Ту­земцы здешние, напротив, казалось, смотрели на меня подозрительно и недоверчиво, даже я видел, что они обратили часть досады своей на сына Ламоа, упрекая его сердитыми взглядами, зачем со­гласился приводить он незвапного гостя в семей­ственные убежища их. Мой услужливый сопутникъ
59
поспешил после сего отказаться от услужливой роли т.пгероне. Через час прогулки, он повел меня к пристани, стараясь растолковать, что теперь ужь я довольно насмотрелся. В поспеш­ной прогулке нашей успел я заметить несколь­ких женщин, не вовсе дурных собою, несмот­ря на темный цвет кожи их, и на шо, чшо употребление бетеля с известкой ужасно обезо­браживало рты их. Всю одежду дикарок соста­влял передник, 'сходивший от пояса до колен, и лоскута грубой ткани, покрывавшей их голову и плечи. Мужчины жуют здесь также бетель, в таком множестве, чшо зубы у них становятся похожими на маленькие клыки, воткнутые в че­люсти.
Часа в два по полудни отправились мы обратно к кораблю. Пендлешон ожидал нас нетерпе­ливо. Невозможность подвинуться с кораблем к агваде тем была ему досаднее, чшо из окре­стных селений доставляли очень мало припасов, и дикари начинали уже показывать опасное буй­ство.
В числе различных случаев, какими ознамено­валось наше пребывание у Нишенди, один был столь особенного характера, что об нем надоб­но упомянуть. Он послужит впрочем свиде­тельством того, как велико влияние жрецов на дикарей, и какими невероятными мошенничества­ми приобретают его и поддерживают. В чи­сле дикарей, прибывших к кораблю, находился один жрец, и едва заметил его Ламоа, какъ
60
начал просишь чести взойдши ему на корабль. Права на такое преимущество состояли, по сло­вам друга нашего, в том, что дикарь был жрец, колдун и вдохновлялся богами. По при­чине всех таких, естественных, или сверхъ­естественных качеств, мошенник этот был на Пишенди весьма значительною особою. Пендленюн невидел опасности согласишься на требо­вание приятеля, приказал пустишь жреца, и сам стал подносишь ему подарки. Но жрец недопусинил до этого, и занялся тем, что казалось ему важнее. Ему хотелось немедленно показать свои знания колдовские, и он явился, сколько для приобретения подарков, столько и для показания своих необыкновенных дарований. Едва очутил­ся он на палубе, как сбросил с плеч своих какой-то мешок, и начал размахивать руками, кричать, говорит, будто бесноватый. Это значило, что внезапно посетил его небесный дух. Все дикари начали смотреть на него с благоговейным почтением, которое до того простерлось, что лодки их отошли от корабля, чтобы непошревожишь как нибудь неземного посетителя. Толь­ко лодка жреца могла в то время неосшавлять корабля нашего. Пока главный актер играл свою ролю, двое товарищей его, бывших с ним в лодке, всбежали на корабль и стали объявлять, что дух требует шопора в подарок. Пендлешон исполнил требование духа, прибавивши еще несколько пронизок. Казалось, что жрец вовсе незабошишся о подарках, пошому-ли, чпио онъ
61
ждал прибавки, или сначала надобно било ему доиграть комедию. И вот он продолжал дуть, реветь ; пена била у него клубом. Дикари гово­рили, что никогда еще дух неявдялсл с такою славою. Полчаса прошло в кривляньях, реве, кор­чах, самых утомительных, и все окончилось восклицанием, длинным и пронзительным. Дух отправился домой. Жрец поскорее собрал все, что положили перед ним, топор, пронизки, спрятал в свой* мешок, проворно спрыгнул в свою лодку, и сильно начал грести к берегу, продолжая реветь и завывать. Мы долго немогли опомниться от такого странного посещения. Че­го хотел этот дикарь: получить подарок, или у него скрывалось что нибудь особенное? Мы решительно ничего понять немогли. Когда спраши­вали мы Фашаку и Ламоа, они немогли, или нехотели ничего объяснять. Одно повторяли тот и другой, что жрец был весьма великий человек на Ыигпендн, и что мы очень хорошо сделали, под­неся ему подарки по его вкусу.
На другой день, две шлюпки наши опять поплы­ли к Мамбо. На сей раз предположил л совер­шишь мою прогулку сколько можно далее вчераш­него, и особливо посетишь великолепный источ­ник воды, сверкавший между утесами, неподале­ку от прибрежья Я полагал, что эшо шогп са­мый, о котором говорится в повествовании Испанца Миндана. Превосходно расположил я мой план. Зная слабую сторону Ламоа — охоту до подарковъ—мне легко было поладить с ним за
62
богатое пронизковое ожерелье. После этого он был уже мой, и рад был выводить меня по все­му острову. И в самом деле, едва ступил я на берег, Ламоа сам пошел со мною, и повел меня к ручью, который мне так хотелось ви­деть. Дело пошло превосходно, но шагах в сот­не появился перед нами проклятый вчерашний кол­дун, и опять вдохновенный, начавши свои крив­лянья, как будто в него вселился сам бес, а между тем он загородил мне дорогу. Напра­сно думал я успокоить его подарками, и от­крыть себе далее путь выкупом. Бесноватая ка­налья ничего неслушал, кричал, кривлялся. Тут Ламоа начал требовать, чтобы я ворошился на­зад, непротивясь воле небесного духа, с кото­рым едва-ли неуговорился он наперед разыгры­вать комедию, столь нелепую. Несмотря ни на что, я упорно хотел идти, и мой приятель уда­лился от меня, оставляя мое любопытство спо­рить с бесноватым жрецом, и с двадцатью сильными дикарями, прибежавшими на его вопли. Неимея никакой надобности в моем посещении, дикари начали смотреть на меня свирепо, и хло­пать по своим лукам с угрожающим видом. Легко было понять, что это значило, и я решил­ся неспорить против неравной силы. Возвра­тясь к матрозам, наливавшим водою боченки наши, принужден я был отправишься обратно, незаметивши ничего особливого на прибрежьи, ко­торое природою и видом походило на двадцать других, прежде виденных мною.
63
Едва возвратились мы на корабль, Пендлетон велел распускать паруса. Маленький ветерок, повеявший из залива, прекрасно пособил нашему отплытию. Капитан рад был поскорее оста­вишь пристанище, весьма ненадежное, и добром расстаться с дикарями, свирепыми и жадными, ко­торых удерживали в почтении только пушки нашей Океании.
Нитенди, Лмдекди, Индене — как различно про­износят имя этого острова мореплаватели — был открыт Миндана, 7-го Сентября 1595 года. Этот Испанский генерал отправился из Перу, для основания колоний па островах Соломоно­вых, открытых им в первое его путешествие, в 1 568 году. Ночью, 6-го числа, перед Нитенди, один из кораблей эскадры отделился от дру­гих в темноте, и вероятно, разбился где нибудь па ближних островах, ибо с тех пор об нем ничего небыло слышно.
Сентября 9-го, три другие корабля останови­лись в заливе Graciosa, и вскоре увидели себя окруженными множеством лодок. Прибывшие в лодках дикари проплыли мимо кораблей, громко крича и размахивая руками. Одни были темные, другие совсем черные. Курчавые волосы дикарей были окрашены разными цветами, белым кра­сным, желтым, и всю одежду составляли перед­ники из тонкой ткани. Лица и руки дикарей, черного, лоснящагося цвета, украшались разными полосами. Запястья и кольцы разного вида были
и

6U
притом на руках и на ногах. Оружие состав­ляли луки, стрелы, с острыми костями, или обожженными остреями, дубины из тяжелого дере­ва, копья с тремя остреями, и большие каменья. На иных были сумочки из пальмовых плету­шек, куда клали они свои запасы.
С первого взгляда, Миндана показалось, что дикари принадлежали к роду обитателей Соло­моновых островов. Только начавши говорить с ними на языке этого архипелага, он увидел свою ошибку. Дикари долго осматривали кораб­ли, и ни один из них неосмелился взойдши на палубу, несмотря на самые дружеские и усильные приглашения. Наконец, посоветовавшись между со­бою, вдруг все они схватились за оружие. Главным начальником был худой, тощий старичишка, по­велений которого, казалось, пикто иедерзает преслушашь. Общий рев раздался в лодках, и на корабли полетела туча стрел; впрочем ни­кто не был ими ранен.
Желая отразишь нападение, Испанцы отвечали ружейным залпом, убили одного дикаря, рани­ли другого, и так ужаснули остальных, что все они бросились бежать. После этого корабли ста­ли при входе неглубокого и ненадежного зали­ва. Один из них чушь было перазбился с при­ливом.
На другой день Миндана искал пристанища на­дежнее, и открыл порядочную стоянку перед селением, подле реки. Тут немедленно постави­ли стражу, одного сержанта и двенадцать сол­
65
дат, но дикари столь жестоко напали на эту стражу, чшо Испанцы принуждены были укрепишь­ся за одною из хижин, и без сомнения, их побили-бы, если-бы шлюпка, поспешившая от кораб­ля, непомогла товарищам. На следующий день, удобнейшее пристранище открыто близ реки, где на прибрежьи находилось множество заселе­ний. Переход сюда ознаменовался сношениями бо­лее мирными, и вечером, вместо грома оружия, раздавались только звуки дикого оркестра, со­ставленного из барабана и двух палок, кото­рыми били меру для пляски, смешанной с кри­ком и веселою песнею.
Прибывшие к кораблю дикари были украшены красными цветами на головах и па руках. По убедительным просьбам Испанцов, некоторые из них отважились взойдши на палубу без ору­жия. Между такими смельчаками находился ста­рик, лет шестидесяти, более смуглый, нежели черный, худощавый, с седыми волосами, украшен­ными голубыми, красными, желтыми перьями, с луком и стрелами, у которых были костяные осшрея. Около него держались два человека, ка­завшиеся старшинами, но очевидно низшего звания. Убор старика и отношения к нему других по­казывали, чшо он был лицо особенно важное. Едва взошедши на палубу, старик спрашивал знаками, кто старшина Испанский, и когда гене­рал побежал к'ь нему с разверстыми объятиями, он объявил, чшо имя его Малопе. Начальник Испанский отвечал в свою очередь, что зовутъ
Ч. Г III. 5
его Миндана, и предложил дикарю обменяться именами. Дикарь с радостью согласился, и од­нажды вытвердивши свое новое имя, казалось, гор­дился пиакою честью. Когда называли его Малопе, он останавливал ошибавшагося, указывал паль­цем на генерала, и прибавлял, что он не Ма­лопе, а Миндана. Разговаривая с Испанцами, объ­явил он, что у него есть еще имя, Таурнке, и Испанцы положили, что это должно быть про­сто означение достоинства дикаря.
После таких первоначальных учтивостей, перешли к вежливостям более важным. Миндана дал несколько подарков старшинам, а машроэы то-же сделали с разными дикарями. Подарки Ис­панские состояли из перьев, погремушек, про­низок и нескольких лоскутов тканей. Дикари все это повесили себе на шеи. Принимая подарки, повторяли они слово : Ami go s ( друг ), которое Испанцы растолковали им ; потом трогали ру­ками руки матрозов и солдат, и бросались об­ниматься. После сего могли делать с ними что угодно—брили им волосы, стригли ногти ; это чрезвычайно забавляло их, и они просили себе бритв и ножниц, чтобы самим тоже делать с земляками. Изумленные разными цветами Евро­пейской одежды, дикари думали сначала, что это была удивительная какая-шо кожа у их новых приятелей, но когда показали им, что эту кожу можно снимать и надевать по произволу—самыми странными кривляньями изъявляли они свое уди­вление.
I
G7
Четыре дня прошло таким образом, говорит Испанский повествователь, и дикари привозили к нам во все это время разные припасы. Малопе часто посещал нас, и казался великим прияте­лем нашим. Однажды приплыл он однакож с пятьюдесятью лодками, в которых заметили спрятанное оружие. Малопе взошел на корабль, Ипо увидя солдата, нечаянно взявшагося за ружье, дикарь тотчас бр‘осился к берегу, так, что его немогли остановить. Туземцы встретили Ма­лопе па земле с изъявлениями величайшей радости. После того, дикари как будто совещались между собою, и в шогп-же вечер выбрали они все свои пожитки из жилищ, близких к гавани. Во всю ночь видны были огни, разложенные на другой стороне залива ; лодки ходили от одного селе­ния к другому, как будто перенося распоряжения между людьми, готовящимися к большим предприятиям. Утром магпрозы Испанского гальота отправились к речной агваде, и попались на засаду дикарей, преследовавших их стрелами. Принуждены были с кораблей отбиться пушеч­ными выстрелами. По окончании перевязки ране­ных, генерал отправил отряд мстить кровью ; и огнем за измену. Тридцать человек составля­ли отряд. Дикари защищались, и уступили толь­ко потерявши пять человек убитыми. Никто из Испанцов небыл убит. У дикарей сожгли не­сколько хижин и лодок, и срубили множество пальм в окрестностях. Капитан дон Лорензо послан был па Фрегате отыскивать оип5*
68
ставший от других корабль Испанский, а один из офицеров отправился раззоряшь селение ди­карское. Хотели узнать на опыте: вельзя-ли при­чинением небольшего зла постараться непричинять потом туземцам зла более. Дикари неожидали нападка. Семеро из них, захваченные в зажженных хижинах, храбро дрались, недумая о жизни своей бросались в средину неприя­телей, и все погибли, кроме одного, израненного и убежавшего. В отряде Испанском ранено двое. Раззоренное селение принадлежало Малопе, кото­рый вечером явился на берег, бил себя в грудь и призывал Испанского генерала, называя его Малопе, а себя именуя Миндана. Оигь доказывал, что на него напали несправедливо, и что не его люди нападали на Испанцов, а другие дикари, жи­вущие на другой стороне залива. Натягивая лук свой, старался он показать, что готов, если мы хотим, пристать к нам и биться с земля­ками. Генерал старался утешишь дикаря, и новые изъявления дружбы показаны с обеих сторон.
Сентября 24-го, корабли заняли лучшее положе­ние в том-же заливе. Лорензо воротился, невстретив нигде следов разлучившагося корабля. Обходя остров с северной стороны, он уви­дел залив, окружность которого казалась насе­леннее и обильнее всех другихч. мест остро­ва; кроме гпого, льё в восьми от Нитенди, от­крыт остров, миль восьми окружностью (Тупуа, без сомнения), а в 4 0-ши льё на С. 3. еще три острова, населенные племенем нестоль черным,
!
I
69
покрытые кокосами и загражденные столькими утесами, что конца их небыло видно. Эти ос­трова должны быть купа Мпндана.
По возвращении Лоренза, эскадра перешла в северный залив. Пока продолжалась ночь после прибытия сюда, слышны были смехи дикарей и мож­но было различишь восклицания их: Amigos! Но с наступлением дня, мнимые друзья принялись за стрелы и каменья. Цебоясь пушек, дикари почти вее бросились вплавь и окружили якорные буи, ухватились за них и с воплями старались их тащить, думая, что у них достанет сил при­влечь корабли к берегу. Для воспрепятствования такой наглости отправилась шлюпка и горячо на­пала на дикарей. Несмотря на недостаточность своего оружия, дикари дрались отчаянно, ранили двухч> Испанцов, и удалились тогда только, ког­да трое из них пали мертвые. Прибрежье было таким образом очищено, и Испанцы принялись усшроивашь свою колонию.
Доброе согласие немогло установиться между туземцами и Испанцами. Дошло до того, что Ис­панцы изменнически умертвили Малопе. С пюго времени, все приятельские сношения прекрати­лись и дикари дышали только мщением. К умножению замешательств, возмущение открылось между высаженными на берег поселенцами, и офи­церы восстали прошив начальников кораблей. Принужденный показать пример строгости, Миндана отрубил головы двум заговорщикам и по­
70
весил третьего. Но огорчения совершенно расстроили его здоровье, и без того уже постра­давшее. Он умер, а вдова его, донна Изабелла де-Барреипос, принявши начальство над эскад­рой, оставила, после 69-ти дневного пребывании в заливах, пагубный Нишенди, который Испанцы назвали тогда Санта-Круг, (остров св. Креста).
От неудачного Испанского опыта колонизации, кажется, ничего неосшалось на острове, кроме нескольких Испанских слов, сохранившихся на­долго между дикарями. Санша-Круз после Миндана был, так сказать, позабыт, до того вре­мени, когда Англичанин Картерет посетил его. Это новое открытие острова было 42-го Ав­густа 4 767 года. Экипаж Кариперешова корабля был изнурен болезнями и нуждами всякого рода. Корабль, пострадавший от ужасных бурь, едва мог совершать свои маневры, и течь открылась немного повыше того, как достигали волны мор­ские. Только пристанище к берегу могло спасти мореплавателей и дать им средства исправишь повреждение корабля.
Картерет остановился сначала в С. В. части Нишенди. Потом, когда место показалось ему неблагоприятно, он перешел к северному при­брежью, и держался на парусах, пославши шлюпку, с пятнадцатью вооруженными людьми, сделать предварительное обозрение. Приказано было при' искать прежде всего якорное место, а потом по­стараться о дружбе дикарей и промене на припасы разных вещей. Впрочем, Картерет приказывал,
71
отнюдь нес пускать более двух человек на бе­рег, и оставаться экипажу в лодке.
Едва отплыла шлюпка, дикари появились с дру­гой стороны и знаками звали к себе. Карпиереш отправил особую лодку, под начальствомч» лейтенанта. Встреченный стрелами, этот офи­цер принужден был немедленно ворошиться. Такой прием мало говорил в пользу того, ко­торый мог встретить боцман, посланный в первой шлюпке. Действительно, через час пер­вая шлюпка возвратилась, выдержавши жестокое нападение. Боцмана ранили тремя стрелами ; мно­гие машрозы подверглись большим или меньшим ранам. Вот как происходиловсе дело :
В двух, трех лье на 3. от того места, где находился корабль, боцман увидел жилища, и в них небольшое, по видимому, число дика­рей. Вопреки полученным приказам, он почел возможным выйдши на берег, с несколькими людьми, вооружась ружьями и пистолетами. Испу­ганные видом мришельцов, дикари сначала раз­бежались, но потом, ободренные подарками, они воротились и стали дружишься. Ош них потре­бовали кокосовых орехов, и они принесли не­медленно, присовокупивши к тому жареную рыбу и несколько вареных иньямов. Обольщаясь та­ким дружеским приветом, боцман пошел с людьми своими до жилищ, находившихся в не­скольких шуазах от прибрежья. Туш приняли его превосходно, изъявляли ему всякия ласки, и снова принесли припасов. Все шло хорошо; казалось,
72
шо установилось совершенное согласие, но боц­ману вдруг вздумалось приказать срубишь одно кокосовое дерево. Напрасно дикари изъявили свое неудовольствие. Англичанин настоял, требовал непременно. Оскорбленные таким упрямством, дикари невдруг однакожь приступили к наси­лию. Они удалились все, за исключением одного, по видимому, имевшего власть над другими. Но толпы их собирались кругом, и эшо явно можно было видеть сквозь кустарники. Один из ма­трозов указал боцману, и он думал испугать неприятеля, выстреливши из пистолета на воз­дух. При звуке выстрела, остававшийся дикарь ушел к своим землякам. Тут надобно было поспешнее оставить место, где готовилось мще­ние, но боцман потерял без толку драгоценное время и мешкал идти к шлюпкам, пока дикари бросились на Англичан толпою, с оружием. Часть их побежала к шлюпке, а другая кинулась на отряд Английский. Надобно было драться и беречь шлюпку.
Дикарей было триста, или четыре ста человек, вооруженных луками в 6-шь Футов, и стрелами по ^-ре Фута длиною. Они стреляли стройно, все вдруг, как можно-бы ожидать только от вой­ска регулярного. Положение Англичан станови­лось критическим, и напрасно неосторожный боцман хотел выйдти из него упорством за­щиты, пробиваясь к шлюпке. Англичане стреляли; множество дикарей пало мертвых и раненых. Но небоясь огня, продолжали они пускать стрелы,
шак-же стройно, как и метко. Англичане до­шли до шлюпки; тут задержал их запутавший­ся причал ; половина народа занялась им и бы­ла без защиты подвержена стрелам дикарей. Перерубивши причал и отплывши от берега, Англичане пемогли еще избавишься от остерве­нелого неприятеля. Дикари спешили в лодках догонять бегущих, и только залп из больших мушкашонов, заряженных каждый восьмью и де­сятью пулями, потопивший одну лодку и погубив­ший множество нападавших, мог спасши Англи­чан.
Через шри дня после этого события, боцман и трое лучших матрозов умерли от ран. Кар­терет решился стать в противолежавшем за­ливе, который назвал он Яастогкишым (Swallow), по имени своего корабля. На сей раз, непосылая еще людей своих, он вздумал очистить берег двумя пушечными выстрелами. Несмотря на такую предосторожность, едва вышла Англичане на бе­рег, наливаться водою, их осыпала туча стрел, опасно ранившая только одного. Поспешно обра­тили шлюпки к кораблю, и картечным выстре­лом рассыпали толпу, по крайней мере, из двух сот дикарей, побежавших после сего к своему селению. Они возвратились однакожь еще в боль­шем числе, стали от корабля далее, думая быть безопасными от пушек, но ядро, попавшее в средину толпы, показало им, что и шут можно достать их. После сего рассеялись они совер­шенно и их больше невидали. Несмотря на шо,
76
Шлюпки эскадры имели на следующий день сно» шение с дикарями одного заселения, лежавшего иа приморьи, в прелестном местечке. Остано­вились тут близ асоров одного утеса, на ко­торый толпою собрались туземцы, видя предла­гаемые им подарки. Обмены произведены были после того спокойно, но с беспрерывною недо­верчивостью. Дикари неосшавляли своего оружия, а если и успевали их уговорит на это, они отдавали луки свои людям одной лодки, а стре­лы в другую лодку. Выменяли туш от них браслетов, превосходно сделанных, ожерелий и других вещей. Единственные виденные тогда у них Европейские вещи, были пронизки стеклян­ные, и род топора, сделанного из обломка же­лезного обруча. Дантркасто думал, что это осталось на острове после Картерета, но мож­но вернее полагать, что обитатели Нишенди по­лучили вещи от Ваникорцов, и что это были остатки от кораблекрушения Лаперузова. Не­сколько женщин, замеченных на берегу, прикры­вались передником, сходившим у них до ко­лен, и лоскуты ткани закрывали еще у них головы и остаток тела.
После краткого пребывания, неозначенного, как мы видели, ничем замечательным, Дантркасто оставил Нитенди. Без сомнения, остров посе­щали потом в разные времена разные корабли Европейские, китоловные и другие. По только ка­питан Диллон сообщил об нем новейшие све­дения. После отбытия от Ваникоро пошел онъ
I ; 77
прямо сюда, сколько для добычи припасов, сшолько-же для собрания сведений о судьбе Французов, спасшихся ош гибели Лаперуза и уплывших опи Ваникоро. Октября 4 0-го 4 827 года, Изыскание приблизилось сюда, к северному берегу, и многия !
лодки спешили к нему, но пемогли его достиг­нуть. Корабль шел к заливу Graciosa, и прибли­жать сюда, моряки заметили все утесы покрытые черными точками — это были головы дикарей.
Далее 25-ть лодок подходили к кораблю, и ди­кари кричали Англичанам : токи, токи! Но никто из них нехотел взойдгпи на палубу, хотя два Тикопийца, спутники Диллона, усердно к тому приглашали.
Задержанный безветрием, только на другой день Диллон мог войдти в залив. Туш уве­личилось число лодок, и на них привезли свиней, живности, больших голубей, род огурцов, ман­ги и плоды спопдии. Вскоре насчитывали вокруг корабля 435 лодок, наполненных народом, столь сильно кричавшим, что па корабле слова было неслыхашь от страшного шума. Поступки гораздо неприязненнее умножили затруднение корабля. Ди­кари пустили несколько стрел в офицеров, и от скучных посетителей принуждены были из­бавиться ружейным залпом.
Это происходило на западной стороне залива. Диллон приблизился к противоположной сторо­не его, откуда опять выплыли дикари, но более честные и миролюбивые. Они бранили даже сво-
78
их земляков за дерзость, и говорили, что очень хорошо поступлено с негодяями, которых поподчивали из ружей. Таким образом Диллон до­стиг до самого внутреннего края залива. Здесь познакомился он с Ламоа, и послал шлюпку за­пасшись водою и дровами в Мамбо. Туш капи­тан успел поторговаться с одним дикарем весьма странным товаромъ—купил у него зуб, и вот как рассказывает об этом Диллон :
«Накануне заметил я—говорит онъ—дикаря, обратившего на себя мое внимание странным зу­бом своим.
« Зуб этот торчал у него в верхней челю­сти и был преогромный. Я хотел было зама­нить к себе па корабль обладателя редкого та­кого клыка, и рассмотреть эту диковинку побли­же, но неуспех в моем намерении. Мне пришло в голову, что зубом показался мне кусок ка­кой нибудь кости, который дикарь как нибудь воткнул в челюсть, или просто держал между губами и другими зубами. Неважным почел я после сего такое поддельное украшение рта, хотя клык этот был неменее доброго быча­чьего зуба величиною. Но теперь удивление мое увеличилось, когда увидел я многих дикарей, имевших зубы еще огромнее того, который изу­мил меня вчера. Кое-как убедил я двух зубарей взойдти на корабль, и просил одного из них продать мне свой чудовищный клык. Те­перь мог я убедиться, чгпо большие эти зубы бы­ли так-же твердо укреплены в челюсти, как и
79
другие, обыкновенные, и что эпю вовсе небыли поддельные украшения. Желая всячески достать и рассмотреть диковинный клык, я предложил ди­карю долото, потом скобель, но он непочишал все эти вещи равными ценою его сокровищу. Нечего было делать —я представил в обмен то­пор. Тут продавец, имевший в нижней челю­сти зубище, больше всех до того мною виден­ных, согласился, начать тянуть свой зуб, но немог вырвать его. Я велел принесши хирурги­ческий инструмент, употребляемый дантистами для вырывания зубов, но отверзшие инструмента оказалось слишком мало для знаменитого клыка. Мы принялись за обыкновенные клещи. Наш лекарь, будто шутя, ухватился за клык клещами, и усильным движением выхватил его. Кровь текла сильно у пациента, но он мало заботился о такой безделице, и требовал только своего топора. Получивши его, дикарь запрыгал от ра­дости, чшо успел столь выгодно поторговаться. Тщательно шпал н рассматривать уродливый зуб, и вскоре открыл причину его чудовищной величины. Он легко мог быть разрезан ножич­ком и оказался самым обыкновенным зубом, по только был он покрыт многими слоями на­роста, составившагося из известки с соком бетеля, в течение многих лет нараставшего, так, что наконец придал он зубу величи­ну непомерную. »
Пребывание Диллона здесь нспродолжилось. Ли­хорадка мучила экипаж корабли, так, чшо по­
80
ловина людей несходила с коек. Диллон пу­стился в море 'iJPro числа, оставивши у Ламоа Англичанина Силуарта, взятого с Тикопиа. Через год потом, именно в 4 828 году, Ле-Гоаран имел сношения с дикарями Нитенди, неприставая однакож к земле. Туземцы казались честны и ласковы. С песнями подплывали они к кораблю и продавали запасы Французским морякам. Мно­жество променов было кроме того сделано.
Остров Нитенди простирается на 80 миль они» B. С. В. к 3. ]О. 3., при ширине от 9-ти до 40 миль. Небудучи возвышенною, земля его гориста, и совершенно покрыта лесом, за исключением обработанных мест. От Ваникоро отличается он тем, что почти вовсе непмеет подводных утесов; по крайней мере, они весьма мало отда­ляются от берегов, исключая два, или три от­дельные пункта, от которых идут они в мо­ре, недалее полумили. Широта острова ( южная ) 4 0° ^0' — 4 0° 53', а долгота (восточная) 4 63° 22' — 463° Л5'.
Нитенди весьма населен. Большая часть жите­лей его черны, толстогубы, курносы, с курчавы­ми волосами и огромным лбом; впрочем, они сильны и складны довольно, кроме того, что ноги у них хилы. Некоторые племена отличаются от других темнооливковым цветом кожи, сближа­ющим их с Полинезийцами. Они имеют еще поразительное сходство с ними тем, что про­тыкают уши и нос, вдевая кольцы черепаховые; кроме этого дикари убирают головы красными
81
цветами. Под браслеты и пояса свои ввертыва­ют они разные пахучия травы. Титуаж и обреза­ние здесь в большой силе.
Хижины дикарей обширны, и в каждой может поместиться от 30-ши до ДО человек. Каждое селение состоит из 30-ти и ДО хижин, из коих одна всегда предоставляется обществен­ным и религиозным обрядам. Диллона уверяли, что внутренность'острова населена пеменее прибрежьев. Каждый округ говорит своим наре­чием. В каждом селении есть особенный началь­ник, хотя и случается, что один начальник владеет четырьмя и пятью селениями. Насаждения обработываются дикарями весьма тщательно, и окружаются тростниковыми огорожами, для защи­ты от свиней.
« Остров обилует — говорит Диллон — свиньями, птицей, особливо дикими голубями, ца­плями и дроздами (grives). Находится здесь еще особый род ласточки. Растительную область со­ставляют кокосы, сахарные трости, хлебное де­рево, иньямы, весом в 3—Д Фунта, и разнород­ные пашаты. Островитяне пекут пашашы в под­земных печах, или в пепле. Таро разрезывают они на пластинки и сушат на солнце. Приготов­ленное таким образом, оно сохраняется много месяцов, и когда потом жарят кусочки, вкус в них весьма приятный. Есть также здесь пампльмуссы, и род орехов, одинаковых с Таитскими. »
Ч. ГШ. 6
82
С западной стороны, ширина Нитендии ограни­чивается тремя милями, по причине двух зали­вов, далеко входящих внутрь земли. Южный из них есть обширный и прекрасный залив Graciosa, открытый М.индана. При входе сюда лежит небольшой, обильный и населенный островок, 5—6 миль в окружности, названный Испанцами Huertciy а Картеретом Тгеѵапиоп. Этот остро­вок защищает внутренность залива Грациоза от ветров и волнений с моря.
В 10. В. стороне Нитенди находится, отде­ляясь только проливом, в милю шириною, малень­кий островок, средней высоты, неболее 3-х миль в длину и мили в ширину, названный Кар­теретом остров Гоу.
В ЛО милях на Ю. В. от Нитенди остров Тупуа, земля возвышенная, хорошо населенная, и так сказать, разделенная надвое низменным ла­гом, занимающимз» всю средину. Пространство острова будет от 40-ти до 42 миль. Капитан Дюрвиль определил положение его под 4 4° 4 6' ш. ю. и 46?и° 7' д. в.
Открытый Миндана в 4 595 году, Тупуа был издали виден, в 4767 году, Картеретом, ко­торый, обманувшись видом двух гор остро­ва, почел один остров за два, и назвал их .Эдхекомб» и Уррн. Эдуардс проходил здесь в 1791, Данипркасшо в 4 793, Дюперрей в 4 823 году. Но Диллон первый осмотрел эту землю, в 4 827 году, и убедился, что Тупуа один оспи-
:
83
ров, ошаасши окруженный мелыо, идущею па две мили в море. Дюрвиль определил положение острова в 4 828 году, а Ле-Гоаран имел сно­шении с туземцами, которых описывал он до­брыми и гостеприимными.
Лодки, отправленные Диллоном для обозрения Тупуа, заметили по берегам множество зали­вов. Англичане направились к красивому селе­нию, где жители приняли их весьма дружески. Па вопросы о жребии Лаперузовых товарищей, они отвечали, что никто появлялся к ним на ост­ров. Но дикарям досталось однакож железо с кораблей, из которого наделали они себе токи (топоров). Тупуйцы превосходятч> видом Ваникорцов. Хотя и принадлежат они к одной по­роде, но доверчивее и несшоль трусливы. Хижи­ны здешния обширнее, образуют улицы, пересе­каемые прямыми углами и ошенснные двойным рядом кокосов.Англичане нашли,что селения здесь обширны и многолюдны. Ле-Гоаран говорит так­же, что видел их много, весьма значительных, и особливо одно, называемое, по имени острова, Тупуа. Плодородие земли и здоровость воздуха, вероятно, сушь причины бесспорного превосход­ства Тупуйцов над Вапикорцами.
В 4 5-ти милях на север оил Нитенди вы­сится остров Тинакоро, или огнедышащая гора, Н
открытая Миндана и виденная потом Картере­том, Данипркасто, Дюперреем и Диллоном.
Это пик конической Формы, весьма высокий, и в вершине его кратер волкана, весьма деятель-
6*
84
ного. Во времена Миндана постоянно извергал он пламя. Картерет видел его только дымя­щимся. Даншркасто незамечал никакого признака огня. Но Диллон описывает волкан Тпнакорский выбрасывающим огонь каждые пять минут (в 4827 году ). К этому прибавляет он, что бывши, за год перед шем, захвачен в виду острова безветрием, он заметил большое ко­личество лавы, стекавшей потоками по ребрам горы. Величину всего острова можно определишь в 5—6 миль окружности. Положение его — 4 0° 24' ш. то. и 4 63° 25' д. в. ( вершина ).
Острова Миндана в 4-х, или 5-ти милях на B. С. В. ош Тинакоро. Открытые в 4595 го­ду Миндана, вероятно, эти острова гпе-же, ко­торые Картерет, в 4 767 году, назвал Ласточ­киными ( Swallow ). Вильсон видел их в 4 797 году, а Ле-Гоаран осматривал в 1828 году. Это купа из девяти островов, низких, леси­стых, необитаемых, большею частью маленьких, но связанных вместе обширными мелями. Можно положить протяжение всей купы, от 3. С. 3. к В. ИО. В., в 30-шь миль. Средина её находится около 4 0° 4 5' ш. то. и 4 63° 36' д. в.
На восток ош сей купы, и в недальном расстоянии, находятся острова Дуффа ( Dufl ), от­крытые капитаном Вильсоном, в 4 797 году. Это купа из 42-ти островов, в числе кото­рых самый высокий и большой Вильсон назвал Disappointme?it. Он около 4 2 льё окружности. На восточной стороне его скала, видом похожая на
I
85
обелиск. Вильсон описывает здешних дикарей великорослыми, складными, медноцветными, принад­лежащими, без всякого сомнения, к Полинезий­ским племенам. Жилища их сближаются одно к другому в роде небольших селений, и одно из таких селений находится в 10. 3. стороне острова Disappointinent. Вся купа протягивается миль на 4 5-ть, ош С. 3. к 10. В. — Остров Dis appoint ment под 9° 57' ш. ю. и 4 6Ѵ U0' д. в.
Наконец, неподалеку на С. В., или В. G. В. от островов ДуФФа, должно предположишь осшров Таумако открытый Квиросом, 7-го Апре­ля 1606 года, если только он не есть самые острова ДуФФа, что можно подозревать по неко­торому сходству в положении и очерке вида. Еще вероятнее можно почесть за Таумако остров Momy-Jîmn, открытый в 4 801 году, капитаном Кеннеди, на корабле Nautilus, и который описы­вал он довольно возвышенным и весьма насе­ленным, назначая место его под 8° ѴО' ш. ю. и 4 65°JiO' д. в.—В 4 828 году Дюрвиль искал зем­ли в этом месте, но ненашел, а из этого должно заключить, что она обозначена слишком далеко на восток. До сих пор только пове­ствование Квироса уверяет нас в существова­нии Таумако, почему и полезно привести здесь рассказ Испанского мореплавателя, для сравнения, если Таумако будет вновь отыскан кем нибудь :
«Мы шли до 7-го Апреля (4 606 года), оставляя в сторонах земли, как можно было подозре-
86
вашь по появлению шпиц и по утесам, нами за­мечаемым. После полудня, с большего корабля увидели к 3. С. 3. землю, черную и обгорелую, будто волкан. Боясь мелей, ночью подобрали па­руса. Приблнжась на другой день утром к зем­ле, мы нашли 12-ть, или 15 брассов глубины по­сле двух часов доброго плавания по глубокому морю. Надлежало повременишь до 9-го числа. Тор­рес отправился с меньшим кораблем, окружая ю. з. берег, и вошел в пролив между двумя небольшими островами, где неподалеку от прибрежьев увидел он различные хижины между де­ревьями. Остановились на 25 брассах, между боль­шим и двумя маленькими островками. Шлюпки отправились к берегу и возвратились к кораб­лям с некоторым количеством пресной воды напиашами, кокосами, пальметтами, сахарными тро­стями и разными кореньями, после чего можно было судишь о произведениях острова. Решились после сего послать пятдесят, или шесшдесят человек, познакомишься с островитянами. По­сланные увидели посреди одного островка, окру­женного плошинами, небольшой холм, как буд­то складенный руками человеческими. По его по­верхности находилось до 60-ши хижин, покры­тых пальмовыми листьями и обвешенных вну­три рогожками. Потом узнали мы, что это бы­ла крепость, куда дикари уходили, когда напада­ют на них соседи, часто тревожимые самими ими, потому, что у них есть добрые и большие лодки, в которых безопасно плавают они по
87
проливу. Наши вышли на берег и пошли к озна­ченному месту, когда заметили подле берега не­сколько лодок, наполненных дикарями. Тотчас приготовили огнестрельное оружие и стали в положение оборонительное, но это оказалось не­нужно. Дикари желали мира неменее нашего. Они побрели по пояс в воде, чтобы скорее достиг­нуть земли, подошли к нашей стороне, привет­ствовали нас с веселым видом, и отправились к жилищам, как будто и пас приглашая с со­бою. Впереди всех находился старшина, имея лук вместо палки. Взгляд на толпу сильных здоровяков поддерживал однакожь наше опасе­ние. Мы удалились к самому морю, особливо то­го опасаясь, чтобы небросились они к шлюпке на­шей, если мы отойдем далеко.
« Мы подали сигналы о подкреплении нас ка­питанской шлюпке, и даже кораблям, находив­шимся в виду, и когда нас подкрепили, мы по­шли к жилищам дикарей. Все такия движения с нашей стороны заставили дикарей скрыть­ся. Мы шли в добром порядке, с больши­ми предосторожностями, смотря вокруг себя во все стороны, чтобы увидеть нет-ли подле хи­жин засады, но ненаходя тут ни одной живой души надобно было обратишься к берегу, где развесили мы па шесте белое полотно, в знак мира. Тут явились к нам дикари, с самым веселым видом. Начальник их держал в ру­ке зеленую ветвь и передал ее Паз де-Торресу, обнимая его. Товарищи его делали тоже с дру-
88
гими, и наши немогли непорадовашься, чшо их столь хорошо принимают в такой земле, где есть дрова и вода, в копюрых ми имели боль­шую нужду. Два старика пришли в это время, положили свое оружие на землю; в знак покор­ности, и приветствовали нас. Мы поняли по зна­кам дикарей, что один из них был отец, или дядя начальника, по имени Тали к вен. Вместе остановились мы на небольшой площадке перед крепостью. Если дикари удивлялись нашему оружию и нашей одежде, мы неменее дивились, видя их столь стройных, ловких и сильных.
« Когда увидели мы себя в безопасности, и на­чальник дикарей разделил народ свой на обе стороны, оставшись только с двумя дикарями и мальчиком, решились мы немного отдохнуть, по­сле стольких забот и усталости. Поставили две стражи, одну на берегу, другую в жилищах островитян, и остаток наших, без оружия, рассыпался по лесу, где рвали мы плоды, пока ди­кари возили на корабли, в своих лодках, Дро­ва и воду.
« Это был праздник Вербного воскресенья ( Pâques fleuries ). Мы служили обедню в хижине, где многие из экипажей наших приобщались. Оставались мы потом на острове семь дней. Не­обходимость иметь при себе на дальнейший путь несколько островитян, которые знали-бы доро­гу и были толмачами, заставили нас насильно за­хватить с собою четырех дикарей. Начальник их приплыл к нам в отчаянии, и с сыномъ
89
своим, требуя отпуска захваченных. Ни в чем иеуспевши, возвращался он весьма печальный, ког­да встретил шлюпку, в которой везли насиль­но четырех несчасшливцов, и едва завидели они начальника, то начали вопить жалостно. Решись жертвовать своею жизнью за свободу подчинен­ных, начальник подал знак дикарским лодкам напасть на похитителей, но гром холостого пу­шечного выстрела *с корабля так ужаснул от­важного старшину, что сделавши знак пленным о невозможности освободить их, он удалился со слезами на глазах. На другой день один из пленников наших бросился в море, чшо заста­вило нас крепче стеречь другого, потому, что на каждый корабль взяли мы по паре дикарей. Но предосторожности оказались напрасны, и другой дикарь кинулся с корабля 24-го числа, когда мы находились в виду прекрасного берега на Ю. В., покрытого лесами, зеленью, пальмами и обрабо­танными пространствами. Это было около 4 2° ши­роты. Мы сообщили предостерегательное изве­стие о беглецах на адмиральский корабль, что невоспрепятсшвовало однакожь одному из бывших на нем пленников последовать за товарищами, и если четвертый дикарь неподражал их при­меру, то потому только, что он был неволь­ник, и ему гораздо лучше было оставаться с нами, нежели у прежних господ своих на Таумако. »
ГЛАНИ IL3.XIIX
ОСТГОВД соломоновы.
Июня 20-го, наша Океания, при захождении солн­ца, прошла милях в 4 0-ши мимо величественного конуса острова Типакоро. Густое облако увенчивало вершину его, но мы немогли сказать, было-ли тому причиною курение волкана. При на­ступлении ночи вовсе незаметили мы огня.
Первая, замеченная нами после того земля, был остров Ссцарга, мимо которого обошли мы ут­ром. Это Сюрвилев остров Препятствий ( des Contrariétés ). По просьбе моей, хотя предубеж­денный против островитян, Пендлетоп согла­сился идти близко к берегу. При невозможности иметь сообщение с дикарями, я мог хоть полю­боваться на вид земли, богатой прелестью при­роды. Приближась на расстояние одной льё, мы могли различать местоположения восхитительные. Лес кокосов всбрасывал свои вершины над вы-
Il
91 • соким берегом, основание когпорого составляли утесы странной Формы.
Тихо шли мы вдоль Сезарга, когда пристало к нашему кораблю лодок 20-ть ; в каждой было от 6-ти до 8-ми дикарей. Разговоры начались предложением посетителям пожаловать к нам на корабль. Сначала они отказались, но когда по­казали им разные безделушки, один из дика­рей, по виду и hq ступкам начальник, отважился и полез на лестницу. Едва взобрался он на ко­рабль, первое дело его было схватить чшо попа­ло под руку. Матрозская куртка, развешенпая сушиться, прежде всего успела понравиться го­стю; он завладел ею, и едва выпустил ее из рук. Потом прельстил его Флаг, и кое-как, с трудом только, могли убедишь его оставишь наш Флаг нетрогая. Он вскарабкался на мачту, сел там, как обезьяна вергпелся и оглядывался на все части и подробности корабля. Спрыгнувши оттуда, начал он скакать и кривляться, с бы­стротою — право, нечеловеческою, а наконец, обернулся к своим землякам, остававшимся в лодках, и повел с ними речь, продолжительную и красноречивую, по видимому. Вероятно, он опи­сывал все, что представлялось ему на корабле, и приглашал их взойдгпи на корабль. Телодвижения присоединялись к словам; дикарь сильно ударял себя по задним частям тела. Вероятно, это означало какое нибудь убедительное доказатель­ство в Риторике его, сопровождаемое тысячью других кривляний. По крайней мере, речь орато-
92
ра убедила земляков его соглашаться, и они пу­стились на корабль. Мы потребовали, чтобы ору­жие оставили они в своих лодках, где и без того было в запасе много луков, пик и иззуб­ренных стрел. Наши посетители, совершенно нагие, казались смесью черного и оливкового пле­мени. Начальник был цвета темноватого, и у не­го и других волосы были длинные и прямые ; остальной народ являлся цветом совершенно черный;головы у всех были огромные и безобраз­ные, с курчавыми волосами, у некоторых рыже­ватыми на концах, от какого-шо состава. У од­ного из дикарей, напудренного известкою, в но­совой хрящ продета была палочка; другие доволь­ствовались привешиваньем обломка раковины, тре­угольного, или овального, с несколькими полоска­ми. У всех мочки ушей была прорезаны, и в от­верзтия вставлялись пучки благовонных трав, кроме того висевшие на шее, руках и по телу. Пониже локтей надеты были у дикарей браслеты из раковин. У начальника, кроме всего этого, были еще браслеты и пояс из маленьких, чер­ных и белых кружечков, искусно сотканных, а на голове его веялся плюмаж из двух перь­ев, который ценил он весьма дорого, непозволяя к нему отнюдь прикасаться. Хотя и среднего роста, дикари являлись широкогруды, плечи­сты и с крепкими мускулами. Лодки их, а осо­бливо начальническая, могли назваться образцом дикарского вкуса, при украшениях из цветного дерева и кусочков раковин, превосходно выло-
93
щепных и вделанных в дерево с большим искусшвом. На носу было чшо-mo в роде Флагов, из соломенных пучков и тростника, окрашен­ного красным. Корма украшалась резными изоб­ражениями собак и других животных.
Когда часть дикарей взлезла к нам на палу­бу, завязался разговор между нашими гостями и товарищами их, оставшимися в лодках, разго­вор продолжительный и живой, предмета кото­рого мы немогли постигнуть Пендлегпон начи­нал уже оглядываться недоверчиво, когда неожи­данное приключение вдруг перервало все перего­воры дикарей. Тщательным надзором успевали мы до сих пор охраняться от покушений на воровство, беспрерывно возобновляемых, но шут один из посетителей, более других смелый и хитрый, проскользнул за капитана нашего, вы­хватил у него из рук его разговорную трубу, и спрыгнул в море с своею добычею. Это яви­лось знаком общего бегства. Все дикари побросались в воду, и только начальник остался, мо­жет быть, почитая побег поступком неприлич­ным его высокому званию. Но в тревоге и бе­спокойно ожидал он однакож последствий. Пендлетоп недумал сердиться. Он остановил даже двух часовых, которые хотели стрелять в бегущих. « Виноваты вы сами — сказал он хладнокровно. — » Зачем неостерегли вы меня, когда этот плут ко мне подкрадывался ?» — Начальник дикарей совсем неожидал такой кро­тости ; он был растроган ею, рассыпался въ
9’4 изъявлениях печали самой глубокой, благодарно­сти самой признательной, и наконец, после жар­кого изъявления чувств, стал приглашать нас, самыми сладкими речами, самыми ласковыми тело­движениями, отправиться к берегу, давая разу­меть, что там найдем мы всякие припасы, каких только пожелаем.
Пендлетон ничему неверил. Он знал здеш­них дикарей, знал, что измена слита с их при­родою, и что много уже раз старались они ув­лечь Европейских мореплавателей в хитрые за­сады. Но гнут опять я вступился, и мое любошпытсшво говорило так убедительно, что добрый Пендлетон уступил ему. Земля казалась столь прекрасною и берег был так близко ! Спусти­ли ял; шестеро хорошо вооруженных матрозов сели в него с лейтенантом Рейнбовом, и ра­зумеется, что мне неотказали в местечке. Ди­карский начальник отправился в своей лодке, рядом с нами.
Едва отплыли мы туазов на 200 опгь корабля, как заметили, что лодки дикарей собираются, как будто держат совет, и четыре из них пустились после сего против иас, с явным неприязненным намерением. Мы ждали нападения ; дикари натягивали уже луки свои, но Пендлетон, с отеческою заботливостью надзиравший за на­шим походом, прекратил начало битвы пушеч­ным выстрелом по дикарской Флотилии. Ядро, полетевшее среди испуганных неприятелей, приве­ло их в совершенный беспорядок; они оставили
95
свое дерзское предприятие и бросились бежать к берегу.
Между тем, мы поворотили к кораблю, и как ненадежно было пускаться к земле с малым чи­слом народа, экипаж яла удвоили и снабдили еще запасными ружьями. Усиленные таким обра­зом, отправились мы снова, но нам строго за­прещено было от капитана выходить на берег. Пендлетом подтвердил лейтенанту даже и при­ближаться к нему с величайшею осторожностию, когда мы выйдем из дистанции пушечного вы­стрела.
Прямо пустились мы к земле, правя так, что­бы обойдпш небольшой мыс, закрывавший залив, на котором долженствовало быть селение. В самом деле, поравнявшись с мысом, мы зави­дели несколько хижин, но в небольшой бухте, омывавшей его прибрежье, плавал целый Флот дикарских лодок, и появление наше было при­ветствовано общим и ужасающим воплем. Ту­чею ринулись на нас все эти лодки, как на лег­кую добычу, и в самом деле, нам трудно было тут выбраться из беды, спасшись от неприя­телей, многочисленных и отважных. К счастью, лейтенант соблюдал предусмотрительную осто­рожность, и тотчас повернул обратно к ко­раблю. Ветер и волнение затрудняли плавание на­ше; несколько более легких лодок успели до­гнать нас, и град стрел готов был на нас посыпаться, но два залпа из ружей охоло­дили слишком заносчивую смелость неприятель-
96
ского авангарда. Дикари обратились в бегство, а пока готовилось новое нападение, мы успели убраться под пушки корабля. Неприятель упорно последовал за нами. Пришлось рассчитаться с нападчиками картечью, и оставить предприятие погулять дружески по земле. « Ну, » сказал мне Пендлегпон, улыбаясь — « Ну, чтб, любезный пас­сажир? — Правду-ли говорил я, что с Меланезцами трудно поладить ? » — Немедленно пусти­лись мы в дальнейший путь.
На другой день были мы перед островом Лрдацпдов. По виду земли, покрытой насаждениями, и по множеству дымов, возвышавшихся со всех сторон, надобно было почесть эту землю насе­ленною и обильною. Но урок, вчера мною полу­ченный, небыл еще забыт, да если-бы я и по­забыл об нем, то мне уже совестно было употреблять во зло снисхождение моего доброго Пендлетона к моему ненасытному любопытству. Вот почему, несмотря на увлекательное ме­стоположение, я непросил позволения плыть к берегу. Впрочем, дикари сами явились, себя пока­зать и нас посмотреть. Три лодки отделились от берега, красивые, щегольские, похожия на Сезаргские, и в каждой сидело человек по шести. Оба конца каждой из них подымались остреями к верху. На одном было резное изображение птичьей головы; по две кисти висело на носу и на корме, а края лодок были украшены резьбою и раковинами. Пагаи, употребляемые вместо ве­сел, составляли род маленьких, узких засшу-
97
нов, с другого конца образуя острый шест, так, что в случае надобности можно было упо­треблять их вместо пик.
Очевидно, эти островитяне принадлежали к одному племени с жителями Сезарга. Сшолькоже дикие, но еще более недоверчивые, они с ка­ким-то равнодушием смотрели па подарки, ко­торые мы им показывали, и никак нехопиели они взойдши па корабль. Между тем знаками пригла­шали они нас идти на берег, показывая, что там найдем мы много припасов. Трудно было обольститься этим приветом; вчерашний урок был еще в свежей памяти. И обплывши кругом корабля, лодки дикарские пустились во свояси.
До сих пор благоприятный, ветер начал тог­да переходить к северу, сопровождаясь, то шква­лом, то тишью. Это показывало близость высо­ких гор, пересекавших и извращавших пра­вильное его направление. Вдали мелькнули высо­кие кокосы Стюартовон купы, но Пендлешон неразсудил заблого вдаваться при такой сомни­тельной погоде в обозрение опасных островов. Мы продолжали путь наш; на следующий день про­шли остров Говер (Gower); потом заметили высокие горы островов Изабеллы и Шуаз'ёлл, оставаясь в виду их целые два дня; наконец, 30-го, в трех или четырех льё расстоянием, мелькнули очаровательные острова Бугенвплев и Бука. Тут опять было взманило меня желание поглядеть на землю, но свирепый характер дика­рей здешних уже так известен, что я пеосме-
У. ГШ- 7

08
лился изъявить желания своего Пендлегаону, и предоставил пашей Океании спокойно проходишь мимо этих островов,, прелестных и цвету­щих. Между тем, Июля 4-го, утром, к нам подошли две, три лодки, и дикари, в них быв­шие, казалось, печужды были зрелища Европей­ских кораблей. Они вели себя довольно миролю­биво и предложили нам таро и иньямов за раз­личные предметы. Новые гости паши были черны цветом, почти нагие, ловки, сильны и складны. Лица их казались не столько безобразны, сколько свирепы. Опять стали нас и теперь приглашать па берег, указывая нам место на приморьи, где сквозь зелень дерев белелись хижины. Все при­брежье было усеяно черными головами, казалось, ожидавшими, что лодка паша двинется к земле. О приеме можно было судить по многому, и мы перешилпсь па неприятный визит любезным хозяе­вам острова, а продолжали путь наш. Несколь­ко променовъ' из лодок па корабль были един­ственными событиями, означившими переход наш здесь. На свой пай, я успел выменять, за аршин красной байки, превосходный лук, 6-ти Футов длиною, из аренового дерева, отлично вылощен­ный и искусно обделанный. .Лук этот было на­тягивать нелегче баснословных луков богатыр­ских, и раны от стрел его долженствовали быть по этой причине равны труду, какой испы­тывали пуская стрелы. При силе и плотности, дикари казались еще раздражительны в величай­шей степени, и тотчас готовы перейдши отъ
09
слон к делу» При малейшем противоречии схватывали они луки свои и метили из них в человека, их рассердившего. Благодаря нашему скромному терпению, мы успели одпакожь расстаться без брани и без драки.
Едва только остров Бука исчез от нас на восток, другие земли появились с западной сто­роны. При входе в пролив Со. Георгия, между Новою Британией) и Новою Ирландией), Океанию пашу еще раз потревожили течения и сбивчивые порывы ветра. Наконец, Июля 3-го пришли ми на вид острова Кокосов, и остановились в гавани Картерета, под восточною окраиною этого ос­трова.
Таким образом острова Соломоновы были прой­дены нами большею частию так, чшо время и об­стоятельства педали мне средств к личному обозрению их. Надлежало довольствоваться заме­чаниями, которые были собраны другими.
Архипелаг Соломоновых островов был от­крыт в 1567 году Испанцем Миндана, кото­рый, как полагают, останавливался при острове Изабеллы, в Эстрельской гавани, на С. В. при­брежьи. Дикари, обитатели острова—разсказывал потом Миндана — обожают змей, лягушек и других животных. Цвет кожи их темный, волосы курчавы, и прикрывают они одеждою толь­ко средину тела. Питаясь кокосами и каким-то корнем, по имени венаус, они неедят мяса, а пьют только воду. Впрочем, нельзя было сомне-
Г
400
вапиься в их человекоядсгпве, ибо старшина при­слал в подарок Миндана чаешь трупа младен­ческого, у которого небыли отрезаны рука и нога. Генерал Испанский приказал, прибавляет повествование, похоронить сии обезображенные остатки в присутствии дикарей, принесших кровавый подарок. Присланные ош старшины казались этим оскорбленными, и приведенные в замешательство неуспехом своего посольства, удалились с поникшими головами. Островитяне делятся на поколения, находящиеся в беспрерыв­ной между собою войне. Пленников обращают в рабство.
Миндана соорудил после сего бригантину, и снабдил ее экипажем, изи» 4 8-ши солдат и 4 2ти матрозов. На небольшом этом корабле квартирмейстер Ортега, и первый кормщик Эр­нан Галего, должны были отправиться для осмо­тра соседних островов. Ортега последователь/ но приставал к островам : Малаигпа, Галера, Буена-Виста, Сезарга, где видел он волкап, беспрерывно дымившийся. Потом открыт был им гораздо больший остров, названный Гвадальканар. Широкая и глубокая река протекала по этому острову. Много туземных лодок выплыло па встречу Испанцам. Выйдя на берег, Испанцы посетили селение, с насаждениями, довольно хо­рошо обработанными. Отсюда, обратясь опять к острову Изабеллы, Ортега открыл остров св. Георгия ( ныне Георгиа ), где жители одного селе­ния вошли в переговоры с Европейцами. Жем-
10f
чугу находилось здесь такое обилие, что дикари непридавали ему никакой цены.
Ортега продолжил свои исследования. Близ западного мыса Изабеллы открыл он множество островков, на мелях весьма обширных, и ви­дел здесь огромных летучих мышей, у кото­рых в размахе крыльев было до 5-ти Футов. Когда остров Изабеллы был обойден, немогши достигнуть Эстрельской гавани за противными ветрами, Ортега послал отряд в шлюпке, под руководством одного дикаря, отдать Миндана отчет в своих открытиях. Но шлюпка разби­лась в утесах ; бывшие на пей принуждены были вернуться на бригантину, которая через несколь­ко дней потом дошла в Эстрельскую гавань.
Миндана оставил тогда свою стоянку и пере­шел на другую, к острову Гвадалькапару, на­звавши там пристанище la Cruz ( Крестовым ). Туш, по всем Формам, принял он землю во владение ош имени Испанского Короля, и хотел водрузить крест на берегу. Дикари протесто­вали против шакой инвеституры тучею стрел. Миндана отвечал залпом из ружей, убивши двух неприятелей. Остальные ударились в бег­ство. Лоцман Энрикез, с 30-ю солдатами, был послан для обозрений, но тысячи дикарей остано­вили сей маленький отряд на берегу небольшой речки. Посланные возвратились, неся с собою пару куриц и петуха, и извещая, что в речке за*
метили они много золотоносного песку.
402
Бригантина опят отправилась для открытий. Она приставала ко многим островам, и на них осмотрела разные реки, гпо дружески, то враж­дебно встречаемая островитянами. Возвратясь к эскадре, услышали о несчастном событии ; де­вять матрозов и провиантмейстер были заре­заны дикарями во время наливания водою. До тех пор старшина дикарский являлся другом Миндана, по генерал захватил молодого дикаря, и нехошел отпустишь его, несмотря на требования старшины. Отсюда было начало неприязни.
Миндана решился мстишь за убийство. По два раза, капитан Сармиепто ходил на селение, убил 30-ть дикарей и сжег почти все жилища. В одном из них нашли вещи, взятые от убитых матрозов островитянами.
После таких неприятных событий, Испанцы вступили под паруса, 4 3-го Июня 4 567 года, и остановились при острове Кристовале. Генерал лично сошел па берег. Едва заметили его дика­ри, как начали кривляться самым выразитель­ным образом, показывая посетителям, чтобы они удалились с берега. Видя, что их песлушают, они повторяли кривлянья с самыми стран­ными ломаньями, царапая землю руками и ногами, бросая на воздух песок, и подбежавши к морю, бились в волнах, будто сумасшедшие.
Непугаясь ни кривляний, ни крика дикарей, Миндана велел трубить, и Сармиепто прибежал с солдатами. Дикари недумали отказываться отъ
403
бишвы, и пошли на Испанцев, вооруженные пи­ками, стрелами, луками и дубинами. Когда по­дошли они на расстояние удара стрелою, им приказывали удалишься, и видя упорство их, дали по них сильный ружейный залп. Один ди­карь был убит, другие бежали. Испанцы вошли после сего в селение, и нашли гпам такие запасы кокосов и миндалю, что груза их было слиш­ком много для целого корабля. Шлюпки напол­нили этим запасом.
В третий раз пустилась бригантина на исследования. Открыты были два острова, Лнна и Каталина, крайний предел Соломонова архипелага с этой стороны. Испанцы сказывали, чшо первый из сих островов низкий, круглый, с холмом по средине, похожим на крепость, и чшо он плодоносен и населен. Еще раз претерпевши нападение дикарей, Испанцы стреляли в них. Ди­кари были выкрашены разными красками ; головы их украшены ветвями деревьев; середина тела перевязана шарфами. Сила мускулов у дикарей была так велика, чшо стрела, попавшая в одно­го Испанского офицера } пробила ему щит, про­шла насквозь в руку и выставилась из тела на одну пальму. Это были окончательные действияМиндана на Соломоновых островах. По соеди­нении сч> бригантиною, вся Испанская эскадра от­правилась в Перу, куда и достигла в начале Марша 4 568 года.
Замечательное открытие Миндана долго оста­валось без всяких следствий. Хошели-ль Испанцы
40»
скрывать его от своих Европейских соперни­ков, или рассказ их, исполненный преувеличений, был почитаем за басню, но только острова Со­ломоновы были забыты в течение двух столетий, и географы привыкли считать их существование пустою выдумкою. Картерет первый доказал несправедливость такого мнения. В 4 767 году, он видел два пункта этого архипелага, а имен­но : острова Говер, Малаиша ( названный им Картеретовым ) и остров Симпсон, а потом северную оконечность острова Бука, который Картерет назвал Bimteacea. На шлюпку, послан­ную к берегам Говера, напали дикари, но эки­паж Английский остался повелителем места бит­вы и захватил лодки дикарей, искусно построен­ные, и украшенные раковинами н Фигурною резь­бою. Дикари употребляли пики и стрелы, к кон­цам которых был привязан кремень. Недолго пробыл при новооткрытых островах Карте­рет, и неподозревал тожества своего откры­тия с Соломоновыми островами Миндана ; он говорил только, чшо дикари принадлежат к той породе, которая населяет Нитенди.
В Июле следующего года, Бугенвиль осмотрел большую часть здешних земель, и почел их второю половиною своей Луизиады. Он пристал у мыса Удовлетворения ( cap Satisfaction ), и заме­тил потом огромный остров, наименовавши его Шуазёлевым. Прошив западной стороны это­го острова, двадцать лодок приставали к ко­раблю ; в каждой было по 15-20 человек. Столь-
105
же черные, как Негры Африканские, дикари были с курчавыми, но длинными, а иные рыжими воло­сами. Браслеты и бляхи были у них на шеях и на лбах; оружие составляли копья и луки, ко­торыми махали они с угрожающим видом.
Войдя в пролив, отделяющий остров ИПуазёля от острова Бугенвилева, корабли Французские подверглись большой опасности, по причине уте­сов и неправильных течений. Несколько шлюпок пошли осмотреть прекрасный и обширный залив, при 3. мысе Шуазёля. Едва начали здесь измерения, как увидели вдруг вышедшую из бухты, до тех пор незамечепной, Флотилию дикарских ло­док, человеками с полутораста дикарей, во­оруженных луками, копьями и щитами. Флотилия приближалась стройно, и потом, разделясь па две части, поплыла на шлюпки, усильно работая пагаями. Страшный вопль был знаком нападения. Шлюпки Французские отвечали залпом из ружей, но неиспугали нападавших ; они продолжали по­ражать своими стрелами мореходцов. Надобен был второй залп для обращения их в бегство. Поверхность в битве осталась за Французами, и в добычу попались еще две лодки, длинные, хорошо сделанные, возвышенные к корме и к носу. Паодной из них изваяна была человече­ская харя, с глазами из жемчужной раковины, ушами из черепахи, длинною бородою, и вымазан­ными красною краскою губами. В лодках найдены также запасы копей, щитов, кокосов, арека, мелких утварей, сетей, весьма тонко и искусно
I
4 00 сплетенных, и челюсть человеческая, полуизжарен­ная. Черные, с курчавыми волосами, окрашенными в белый, красный и желтый цвет, дикари при­крывались только поясами около туловища, Щиты их, овальной Формы, были сплетены такч> прочно и хорошо, что оставались непроницаемы для стрел.
Прошедши узким проливом, Бугенвиль вполне обплыл по восточному берегу острова, получив­шего его имя, у которого центральная цепь гор была высоты чрезвычайной. Июля Л-го обогнул он С. мысчи острова Бука, показавшагося ему на­селенным и хорошо обработанным. Прекрасная прибрежная долина, вся усаженная кокосами, пред­ставляла вид прелестный. Подле берега плавало множество лодок, и некоторые, пустясь в море, осмелились подойдши к кораблю. Дикари кричали: Бука, бука ! и показывали кокосовые орехи. По­том удалились они, давая разуметь, чшо плывут к берегу за кокосами. Впрочем, на расставаньи пустили они в корабль стрелу. По виду были опи черны, с курчавыми волосами, ушами прот­кнутыми и весьма оттянутыми ; зубы их были испорчены бетелем; оружие составляли большие луки, Футов по шести длиною, и стрелы, из весьма крепкого дерева. Но у лодок их, гораздо меньших размером против лодок островитян Шуазёльских, нос и корма были несшоль воз­вышены.
На следующий год после экспедиции Бугенвиля, другой Французский мореплаватель, капитан Сюр-
407
видь явился здесь. Он обошел по южной части островов, и единственные, более других по­дробные сведения о Соломоновом архипелаге, при­надлежат этому наблюдателю.
Сгорвиль остановился, 7-го Октября 4769 года, перед проливом, образуемым островами Шуазёля и Изабеллы, и через два дня потом отпра­вил лодку к острову в проливе, названному им île de première 'vue ( остров первого вида ]. По донесению офицера, обплывшего его в лодке, он был необитаем, но покрыт плодовитыми деревьями и обилен птицами, в числе которых находились попугаи. Рыбы на телах видели мно­жество. Боровшись на следующие дни, то с про­тивными ветрами, то с безветрием, Сюрвиль остановился 4 3-го числа при С. В. прибрежьи Иза­беллы, в обширном заливе, усеянном островами, и которому дал он название порта Прасаенл.
Едва стали на якори, туча лодок окружила корабль. Невзирая па усильные приглашения, ди­кари нехотели взойдши на корабль; осмелились только получить несколько подарков и по­том удалились, говоря, что внутри залива на­ходится вода, годная для питья, и запасы съест­ные. Во все время, несколько раз принима­лись дикари повторять слова: Луа, ауа! Пе­реговоры производились с двумя лодками, и едва отошли они, прпближилась третья. Из трех быв­ших в ней дикарей, один, стоявший впереди, натянул лук свой и хотел пустить стрелу.
4 08
Подарок усмирил его. Было уже поздно, когда дикари отплыли к берегу. Вскоре увидели их столпившимися вокруг большего огня. Некоторые из них старались подражать кликам, слышан­ным ими на корабле, прислушивались к команде, свистку корабельному, и передразнивали то и другое.
На другой день утром, когда старались дви­нуть корабль далее в гавань, дюжина лодок окружила его, и в каждой было по 40-ти и по 12-ти человек. Одна из них была 56 Футов в длину и около Я-х в ширину. И теперь, как вчера, большую забаву дикарям доставляло повторение слов команды, ими слышимых. Иа дудочке заиграли песню, с прибавкою барабанного боя, и дикари сначала слушали в безмолвии и удивлении, а потом вдруг вышли из немого восторга и заставили лодки свои вертеться, ударяя в лад пагаями по воде, со всеми призна­ками чрезвычайного восторга.
Музыка как будто подружила дикарей с Фран­цузами ; один из них решился взойдпии на ко­рабль, и вскоре пример его нашел такую толпу подражателей, что надобно было взяшь меры о пре­кращении могущих быть беспорядков. Но хотя сношение было таким образом начато, недоверчи­вость и неопределенное беспокойсшво оставались еще у дикарей. Их поступки, взгляды, переговоры, все изменяло их робость и подозрения. При малейиПем, замечаемом ими движении на корабле, они бежали в свои лодки, и даже прямо бросались въ
109
море. Хотя йх дарили разными вещами, но бы­стро хватали они однакож все то, что можно было схватить.
Около полудня, Сгорвиль отправил две воору­женные лодки, под начальством лейтенанта своего Лаббе, искать места для налития водою. Едва лодки пошли от корабля, за ними последо­вали все дикари ; одна из лодок плыла впереди, путеводствуя другим. По видимому, ею началь­ствовал один дикарь, стоявший в лодке, держа в руках два пука травы, подымая их выше го­ловы и в такт делая разные движения. Посреди лодки находился молодой человек, также стоя, с важным видом, опершись на длинное копье. Пучки красных цветов были у него в проколо­том хряще носа и в ушах, а волосы до бела засыпаны известкою. Все это, полу-шоржественное, полу-воинское шествие устроилось после раз­ных переговоров, опросов, сомнений, и даже движения к обороне, но такой промежуток не­доверчивости был следствием прежних опасений.
Лодки, предшествовавшие шлюпкам Француз­ским, довели их до узкого пролива, берега ко­торого обросли кустарником, и где, как гово­рили дикари, находится агвада. Г-н Лаббе по­чел неблагоразумный!, войдшп в пролив с шлюпками, и отправил для осмотра местности четырех матрозов с капралом. Посланные во­ротились с донесением, что пресной воды туш ненаходится, если непочшпать агвадою болота,
в котором можно увязнуть до пояса.
110
Сделавшись недоверчивее, Лаббе' пенял дика­рям зачем они обманули его, и настоятельно спрашивал снова, где можно отыскать пресную воду. Дикари повели его с шлюпками за купу островков, льё в трех расстоянием от ко­рабля, к подошве лесистого холма. Опять от­правился осмотреть предварительно местность прежний отряд, и нашел струйку воды, каплями пробивавшуюся по утесу. Доведя к этому ключу, дикари оставили Французов, и с трудом могли они найдгпи дорогу назад.
Между тем, на берегу приготовлялись дикари к особенным сценам. Сначала, всеми возмож­ными средствами, старались они вызвать на землю из шлюпок Французский экипаж, чтобы после того броситься па шлюпки и приволочь их па прибрежный песок. Для обольщения Французов указывали они на превосходные кокосы, кошорыми покрыты были окрестные деревья ; видя, что па их приветы песдаюшся, старались они ухватишь­ся за шлюпочные причалы и утащить за них к берегу шлюпки. Все это продолжалось, пока вер­нулся посланный для осмотра агвады отряд. Едва появился он, дикари, вч> числе 250 человек, во­оруженные стрелами, луками, пиками и дубинами, ухватились за способный к нападению случай. Ка­залось, что видя пять человек отдельных, они поняли, что надобно было делать. Толпой броси­лись они на маленький отряд, убили одного ма­шроза, ранили капрала никою, а других разными оружиями. Две стрелы попали в лейтенанта ;

441
камнем ушибли ему ногу. Захваченные неприязнью дикарей сгполь нечаянно, Французы начали стре­лять, и ружейный огонь был тем убийственнее, чшо неприятель находился очень близко. Действие огнестрельного оружия ужаснуло дикарей,а второй залп обратил их в решительное бегство. Смерть одного из их начальников была одного Из главных причин расстройства их, внезап­ного и совершенного. Сам лейтенант Лаббе убил этого старшину. Заметивши в стороне от других дикаря, который поднимал руки к небу и возбуждал воинов на битву, он при­целился в него и положил сго за-мертво. Со­рок человек осталось на поле битвы ; раненых утащили бежавшие.
Между тем Сюрвиль усиливался запастись во­дою, и для достижения сей цели решился захва­тить какого пибудь дикаря. Первое покушение сделано было против пяти, или шести человек, отважившихся явиться па ближнем островке, но опи бросили свою лодку, прежде нежели успели облавить их. Все, даже один из них тяжело раненый, достигли берега вплавь. В другой раз, дикарская лодка подошла к кораблю на довольно далекое расстояние, и Сюрвиль придумал хит­рость, чтобы захватишь двух человек, в ней сидевших. Два Кафра, находившиеся в числе ма­трозов, поплыли в лодке, устроенной на манер дикарских. Оба совершению нагие, напудрив до­бела головы, украсившись подобно туземцам, нарядившись на их манер, старались сверхъ
112
moro подражать их движениям и кривляньям. Обманутые всем эгпим, дикари положили, что могут безопасно приблизиться к кораблю, по­добно их мнимым землякам. Их допустили к этому, и потом, когда подплыли они очень близ­ко, лодки пустились захватить их. Дикари бе­жали, плыли так поспешно, чшо ошчаясь догнать, выстрелили в них. Один из несчастных бе­глецов (был убит, и падая в море перевернул лодку. Другой хотел спасаться вплавь, но его догнали, хоть он нырял несколько раз в глу­бину, и притащили его на корабль. Эгпо был мо­лодой человек 15-16 лет, но защищался с уди­вительною храбростью, и за недостатком Дру­гого оружия, кусал тех, кто держал его. Когда успели связать и взнести его на корабль, он прикинулся мертвым, и без движения лежал це­лый час. Желая испытать бедняка, показывали вид, будто хотят кинуть его в море, и мерт­вец каждый раз вытягивал плечо, чтобы защи­тишь в падении свою голову. Наконец надоело ему играть камедию ; он проглянул, и видя, что магпрозы едят сухари, попросил себе и начал убирать их во все челюсти. Однакож, его оста­вили связанного, боясь, чшо он кинется в море.
Чтобы настращать дикарей, стреляли еще в этот день по двум лодкам, мимо плывшим. 4 На другой день, пленник указал наконец то, чего добивались с таким трудомъ—место, где можно было достать воды. Несколько раз от­правлялись туда, защищая выстрелами шлюпки отъ
i
4 13 дикарских лодок, появлявшихся в окружности. Что касается до припасов, все они состояли только в кокосах, пальмовой капусте, устри­цам « других раковинах. Все это побыло зна­чительным подкреплением для корабля, страдав­шего оип лихорадок, экипаж которого терпел большую смертность. Пребывание Сюрвиля кроме .того озпамеловалось смертью капрала, умершего ют ран, нанесенных дикарями, и лейтенант Лаббе только через десять месяцов успел ис­целиться что и заставляло думать, нсбыли-ль стрелы, которыми рццпли его, отравлены.
Все следствия Сюрвилева здесь пребывания со­стояли в нескольких известиях о земле и жи­телях, что собрано было им самим и его офи­церами, и тем драгоценнее для пас, что это почти единственные сведения, какие имеем мы о Соломоновых островах.
Туземцы сего архипелага роецга посредствен­ного, но крепки и сильны. Одни из пнх совсем черны, другие медного цвета. У черных волосы журчрвде, доб маленький, низ лица угловатый, с весьма небольшою бородою. Общность Физио­гномии выражает дикость, почти свирепость. ‘У некоторых медноцвеипных волосы гладкие. Во­обще волосы обрезываются вровень,с ушами. уДругие оставляют только пук на верхушке го­ловы, сбривая все остальное, кроме небольших клочков около затылка. Многие разделяют больдиой пук па маленькия косички, и намазывают их какою-то гуммыол Большее число дикарей
Ч. ГПИ. 8
44M
красят себе брови и волосы желтым с извест­кою, проводя белую полоску, от одного виска до другого выше бровей. Женщины, которых видали очень немного, проводят подобные полосы вдоль по щекам, и поперег на грудях.
Единственная одежда обоих полов состоит в лоскуте рогожки около пояса. Мужчины та­туируют себе лицо, руки и другие части тела, и рисунки этого татуажа не без вкуса. Мочки ушей и носовой хрящ прокалывают, вставляя разные украшения. Браслеты из раковинок и че­репахи носят выше локтя, а за неимением их, запястья у кисшей рук из маленьких, рыбьих, или других каких нибудь костей, нанизанных на пишку. Иногда привешивают также па шею род гребня, из белого, весьма уважаемого камня. Другие на лбу развешивают несколько раковинок, похожих на перламутровые. Но украшения, наи­более изумившие Сюрвиля и его сопушников, были ожерелья, серьги, и даже целые пояса из чело­веческих костей. Должно полагать, что эшо остатки неприятелей, которых сожрали после сражения.
Луки дикарей делаются из черного дерева, упругого, но с трудом сгибающагося. Тетиву плетут из волокн лашаньеровой коры. Стрелы, в три Фута длиною, составляют из палочек тростника, вместе склеенных весьма вязкою ма­стикоюОсшрее составляет отломок рыбьей коспии. Часть зазубрин его всегда остается въ
4 15
ранах и ошравллегп их. Копья делаются из черного лашапьерового дерева, длиною в 8-мь и 4 0 ть Футов, оканчиваясь костью, в 6-ть верш­ков длины, большие зазубрины которой делают раны весьма опасными. Дубины, Фута по 2| длины, образуют собою плоскую извилину, обыкновенно из красного, весьма тяжелого дерева, и дикари носягп их па поясе. Наконец, щит дикаря со­ставляет плетушка из рагпиновых пластинок, с одной стороны которой скобка, куда проде­вается рука, а с другой иногда кисти красной и желтой соломы. Щиты употребляются и вме­сто зонтика дикарями.
Из орудий есть у них молотки, из черного камня, крепко приделанные к ручке, посредством ратиновых полосок; косари из куска раковины прикрепленного к рукояти из кривого дерева. Ножи делают из острой раковины, а для стриж­ки волос, на голове и подбородке, употребляют острые кремни. Рыболовные сети делаются из волокн латаньеровой коры. В лодках дикарей находили катышки бальзамического запаха, и по­чли их сначала родом помады, но потом узнали, что они служат дикарям для жжения. В самом деле, они горели ярче восковой свечи и распро­страняли запах весьма приятный.
На островах Соломоновых растут кокосы, бананы, сахарные трости, ипьямы и разные соршы мипдалю. Бина о, очевидно то, что называл Мин­дана веиаус, заменяет дикарям хлеб. В бо8*
416
гашой зелени лесов видно множество попугаев, лори, голубей и дроздов, более Европейских величиною. По болотам водятся каравайки, мор­ские жаворонки, род бекасов, род уток, и наконец саламандры, иные неявнее 5 Футов от головы до хвоста. Хотя четвероногих нсзамечсно, но между тем известно, что диких сви­ней множество в лесах больших островов. Один из офицеров, занимавшийся естествозна­нием, заметил паука особенного рода, муравь­ев, величины необыкновенной, мух, величиною с Европейского слепня, больно кусающих. Он встречал еще в лесах небольшую ящерицу, тол­щиною в палец, а длиною в два Фута, с спи­ною, испещренною желтыми н серыми квадратами, а брюхом светло-желтым. Гадина, которую на­зывает он жабою, по которая должна быть ва­силиск, возбудила его особенное внимание. «Спииа её,» говорит наблюдатель,» во всю длину тела образует две покатости ; близко ош плеч го­лова, или рыло, представляет Фигуру копья, так­же е покатостями па обе стороны, и при начале находятся глаза, над которыми род чешуйки, или щитка ; ноги обыкновенные, и прыгает опа, как Европейские лягушки. » К зтим подроб­ностям, находимым в наблюдениях Сюрвиля и его офицеров, полезно присовокупить объяснения, какие слышали они ош своего пленного дикаря, когда он мог уже объясняться по-Французски. Joea-Сарега. (имя молодого дикаря) оставался два года с Французами, и его могли распрашивать
417
на свободе. Вопи,чгпо говорит Моннерон, один из офицеров Сюрвиля.
« Едва пленник наш пробыл месяца два на корабле, мы заметили способность его учишься нашему языку. Но успехи, им сделанные, были задержаны трех-месйчным пребыванием нашим среди Испанцев в Перу. Он успел однакож в это время выучиться разговаривать очень по­рядочно на обоим языках.»
« Всего более возбудили удивление его в Лима высота и огромность домов. Он пемог пред­ставить себе, чтобы они были прочны, и для убеж­дения в прошивном принимался трясши их сте­ны. Удивление его возрастало потом ежедневно, видя занятия и произведения Испанцев, и вскоре признал он великое превосходство их над своими дикими земляками. Во все время переезда ош порта Праслена до Перу, г-н Сюрвнль садил его обедать за свой стол, и он скоро увидел, чшо это была особенная милость, потому, чшо с другими Неграми па корабле обходились со­всем иначе. Когда г-н Сюрвнль так несчастно утонул, переезжая из Каллао в Лима, бедный Лова сам перестал ходить за офицерский стол, и прислуживал другим, как простой служи­тель.
и Впрочем, все оказывали ему особенное сни­схождение, и конечно, он его заслуживал своими добрыми свойствами. Изъявления его благодар­ности всегда доказывали, что он чувствуетъ
-418
цену внимания, и никогда неупотреблял он во зло милостей, какие были ему изъявляемы.
« Единственный порок, в нем замеченный, состоял в движении досады и отчаяния, чему предавался он легко, и что должно было припи­сывать его чрезмерной чувствительности. Но все подобные порывы обращал он на самого себя, и они в минуту проходили — это был гнев ре­бенка. При своем проницательном уме, легко и с удовольствием выучивался он всему, чему только его учили. Без сомнения, скоро выучилсябы он читать, если бы только занялись с ним азбукою.
((Честностью его можно было всегда похвалить­ся. Довольно любя наряды, он без труда от них отказывался. Очень хорошо узнавши ценность и употребление денег, он непоказывал одна­кожь к ним никакой жадности. Казалось, что только одно возбуждало в нем живое желание— удовлетворение аппетита. Решительно сказать можно, что онч. был одарен самыми счастливыми способностями, и чужд притом многих недо­статков, от которых самое тщательное вос­питание навсегда охраняет человека. »
Разспрашиваемый об его родине, Лова-Сарега отвечал, чшо архипелаг опустошается беспре­рывными войнами ; чшо каждый остров воюет там с соседним островом, и что пленники, захваченные в битвах, становятся рабами по­бедителей. Власть царя, или начальника, неогра­ниченна. Каждый из подданных обязан прино-
449
сишь ему все, что получил ош своей рыбной ловли, своих сборок с полей, всяких работ и добычи, взятой у неприятеля. Начальник берет чшо ему правится, отдавая остаток хозяину. Кгпо унесет к себе чшо нибудь, непоказавши предварительно начальнику, подвергается наказа­нию жестокому. Каждый подданный, перешедший по тени своего владыки, немедленно казнится смертью. Но Лова прибавлял, что знатный ди­карь может выкупишь жизнь себе пожертвовани­ем своих богатств.
Ничего определенного немогли узнать от Лова о религии его земляков. Он говорил только, что после смерти люди идут на небо, и ош времени до времени возвращаются на землю, по­сещать друзей своих. Духи эти приходят ночью, возвещают хорошее и дурное, и указывают лучшие места для рыбной ловлн. Когда хотели посмеяться над этим, Лова отвечал, что никому лучше его неможеш быть известно, что делает­ся в его земле.
Во время пребывания на архипелаге, при нападе­ниях дикарей па лодки, замечали начальников, стоящих в стороне, и как будто молящихся, а другие, как казалось, между тем, кривляньями и коверканьями призывали помощь какого нибудь божества.
Лекаря, все старики, имеют важное влияние на своих земляков. Даже после долговременного пребывания на корабле, Лова говорил о лекаряхъ
420
своей земли, как о людях гораздо более Евро­пейских врачей опытных, а «вши», прибавлял он, « умеют, только продолжать болезни.»
Девушки, обручаемые с самого нежнаго1 возра-* ста, живут в домах женихов, по брак окан­чивается только при совершеннолетии. Много* женство в большой силе.
КиУгда умрет богатый дикЯр, труп его кл'а* душ на подмостки, ^еиПетчатЫйи, под которыми выкопана яма. Ожидают, пока от действия дож­дя, солнца и гниения развалится тело, и осинники его свалятся в яму, после чего кости перено­сят в общее кладбище. Яма зарывается, и над нею воздвигают строение, в роде голбчика. Над малолетными садят только цветы.
Как пи утлы кажутсиУ их лодки, НО дикари совершают Однакож па них путешествия по 4 0-ти, по 4 2 дней сряду. В пуши правят онй по звездам и умеют различать некоторые со­звездия. Üo известиям Лова, земляки его доволь­но торгуют с народом почпни белым, или, па Крайней мере, гораздо менее их черным. Лйва-Сарега увирял, чшо видел лодку, в ко­торой было 4 5 черных дикарей, 3 черных й 4 белая женщина. Черные женщины только что бол­тали, а (зеЛаЯ все плакала о своем белом муже, который бросился в море поймать черепаху, И был съеден рыбами. Она родила двух белых девочек, из которых одна умерла. Хотя ей надлежало-бы остаться для живой девочки, но ни-
I
1 21
’ппо немогло развлечь её печали, и она удавилась снурком, который носила на шее, служившим ей, бесе сомнения ( как Перуанские квиппо озна­чать узелками число [дней, проведенных вдали от родины. У Лова был пиакой снурок, на ко­тором он отмечал счет дней. Лова приба­влял, что у белой дикарки были весьма большие, золотого цвета серьги, чшо волосы у неё были длинные, носовой хрящ проколот, и была она одета только лоскутом ткани, от пояса до Колен. В лодке этих гостей находился боль­шой запас свиней и кокосов.
Лова сказывал, что отец его часто плавал по 10-ши, по 12 дпей, к какой-то земле, насе­ленной пародом гораздо менее земляков его черным; что он менял там черных на белых, и вывозил оттуда тонкия ткани, с узорами, для поясов. Все сии рассказы, отчетистые и яс­ные, с множеством подробностей, не засшавляют-ли думать, что медное, или Полинезийское племя, занимает некоторые места архипелага Соломонова? Хотя окрестности порта Праслепа вепредставляют почти ничего, кроме неважных заселений, внутренность острова заключаепгь се­ления значительные. Лова начинал говорить об этом несколько раз, но он забыл одно—ска­зать туземное имя своей родины.
Сюрвиль оставил порт Праслепа 21 Октября, à 26-го, когда он вовсе неожидал видеть какую нибудь землю, вдруг открылся перед ним осПиров, который и назвал он Неожиданным. Это

422
был Каршеретов Говер. На другой день от­крыл он île des Contrariétés, названный им этим именем по причине тишины и порывов ветра, задержавших его близ берега. Днем 2-го Ноября, прикованный к морю, которого неоживляло ни одно дыхание ветерка, Сюрвиль был окру­жен лодками, и хотел даже послать шлюпку к берегу, но началась неприязнь и заставила его отказаться от высадки. Ноября 3-го Сюрвиль открыл остров Трех Сестер, и еще один, названный им île de Golf ( остров залива ). Хо­тя от всех этих островов попеременно посы­лаемы были к кораблю лодки, по ни одна из них непослушалась знаков, которыми приглаша­ли их. Наконец, 6-го числа Сюрвиль обогнул два маленькие острова Анна и Каталина, которые назвал островами Избавления; потом, думая, что виденные им земли составляют один большой остров, он наименовал их земля Арсацндовъ— имя оставшееся при одном из этих островов. Здесь кончились исследования Сюрвиля.
Открытия сего мореплавателя, соединенно с Бугенвилевыми, пробудили внимание географов к архипелагу, которого описание казалось совершен­но сходственно с рассказом Миндана. Трудо­любивый Бюаш и искусный Флерьё старались один после другого утвердишь тожество архипелагов, в последствии сделавшееся несомнигпельным Фак­том географии. Острова Сюрвиля и Бугенвиля > действительно, сушь Соломоновы острова Мин­дана.
-123
Англичанин Шортланд первый видел по­том сии острова. Июля 31-го 1788 года стал он близ южного мыса острова Гвадалнакара, и плывя по южной купе архипелага, вступил в гпоип самый залив, по которому за 20 лет плыл Бугенвиль. Производя обозрения издали, Шортланд, подобно Сюрвилю, думал, что все эти острова суть части одной большой земли, которую и назвал оп Новая Георгия. Имя эшо осталось при одном из виденных им островов. Шортланд почти неимел другой встречи с дикарями, кроме свидания на высотах мыса ÿxniif' рения ( cap Déception ). Лодки подошли к Ан­глийскому кораблю, менять запястья, кольцы, це­почки из костей и рыбьих позвонков па шакие-же предметы Европейского изделия, по особен­но всему предпочитая железные вещицы. Дикари показывали много честности в обменах, и нисколько непокушались на воровство и обман. Всего более хотелось им, чтобы Европейцы по­сетили их берег ; для этого показывали они фруктовые корки и птичьи перушки, уверяя, что плодов и птиц гости их много найдут на земле. CumSjназывали дикари остров, с кото­рого прибыли к кораблю, и можно было заметишь на нем пространства хорошо обработанные. Лодки дикарей, в которых находилось от 6-ти до человек, были искусно построены, выреза­ны и раскрашены красною краскою. Кроме колец и запястъев из костей и рыбьих позвонков, дикари украшали еще голову черепахою с перьями.
124
Они следовали за кораблем два, или три часа, и потом обратились к берегу.
Ни одно путешествие недолженствовало-б быть столь полезно для географии Соломоновых островов, как путешествие Даншркасто. Июля 9-го 1792 года начал он обозрение с острова Георгии; потом постепенно осмотрел острова Сокровищницы, Шортландов, и западную сторону островов Бугенвиля и Бука. Но все сии исследо­вания неприбавили ничего к антропологическому познанию, которое до сего времени имели об архипелаге. Даншркасто нигде неостанавливался и мало сообщался с жителями. Только находись при островах Сокровищницы, эскадра заметила несколько дикарей и лодки, плававшие около бе­регов. Еще далее, почти подле С. мыса острова Бука, множество лодок отделилось от берега, с 8-ю дикарями в каждой ; только одна лодка вмещала сорок человек, из коих 1 G-шь было гребцов и 24 воина. После нескольких часов нерешительности, Флотилия пристала наконец к кораблям, и сначала обменяли только немного Европейских вещиц на стрелы, ибо дикари нехотели променивать своих луков. Но один из офицеров заиграл на скрыпке веселую песню—тот­час зашевелились все дикари, начали смеяться, пры­гать, плясать на скамьях своих лодок, и в про­мен за скрыпку нешолько отдавали лук, но и все свои дубины, которые скрывали до того врёщени. Они повторяли легко разные Французские слова.
425
Лодки их, без перевеса, шли на парусах весьма скоро.
В следующем году, Мая 25 го, снова принялся Дантркасшо за обозрение островов Анна и Ка­талина, а потом всей западной стороны остро­ва Кристовала, который казался покрыт селе­ниями к С. 3. мысу. Лодки, достигшие до кораб­лей, взяли все, что им давали, по ничего пепредлагали в обмен за полученное. Ночью число ло­док умножилось. Вскоре насчитали пх до ше­стидесяти, и ободренные многочисленностью, ди­кари пустили в Французов несколько стрел. Им отвечали ружейным выстрелом и Фузеею, а этого было достаточно рассеять нападчиков.
Даншркасто посетил после сего остров Сезарга, ют которого явились семь лодок, по тщетно приглашали дикарей взойдти на корабль; они отказались, и только знаками звали к себе на берег. Лодки эти казались щеголеватее всех виденных прежде, и дикари являли роскошь пре­красных ожерельев из кусочков раковин, запяспиьев, и перьев вч> волосах. Обогнув всю южную и западную сторону большего острова Гвадальнакара, а потом обплывши мые Марш, Французские мореплаватели кончили исследование осмотром южной части острова Георгия. Июня 7-го эскадра потеряла из виду все здешния земли.
Некоторые части Соломоновых островов бы­ли последовательно осматриваемы : Маннингом в 4792 году (он прошел здесь между островами Изабеллы и Шуазёла ), кораблем Indispensable въ
126
4 794 году (прошедшим между Кристовалем и Гвадальиакорам, а потом Изабеллою и Мэлаита), и наконец, в 4 794-м году, Бутлером. Но ни одно из сих путешествий пеприбавило никаких существенных подробностей; мореплаватели смо­трели на земли здешния неспуская парусов в быстром ходу.



ОСТРОВА СОЛОМОНОВЫ. ГЕОГРАФИЯ.
Архипелаг Соломоновых островов находит­ся между 5-4 2° шир. южной, и 4 52-460° долг. вос­точной. Длина его 200 льё от С. 3. к 10. В., при средней ширине около ДО льё. В нем нахо­дится 42-гпь больших, высоких и населенных островов, и множество других меньшего раз­мера. Вот известные острова, идя опии С. к 10.
О. Бука. Открыт в 4 767 году Карпиерешом, наименовавшим его Впныилсеа. Вновь виден, в 4 768 году, Бугенвилем, в 4 788 году Шортландом, и осмотрен Дангаркасшо в 4792-м, Дюперреем в 4 823 году. Земля высокая, лесистая, населенная, 35 мил протяжения от С. к Ю., при 4 8-гаи ширины; при южном прибрежьи мно­жество мелких островков. Разделение этого острова с следующим еще не вполне определено. Широта ю. 5° 0', долгота в. 4 52° 4U' (сев. край).
428
О. Бугенвиля. Открыт в 4 768 году Бугенви­лем, виден в 4788 году Шоргплапдом, иссле­дован в 4792 году Дантркасшо. Высок, насе­лен, 96 миль от G. С. 3. к 10. 10. В., при ширине 4 8-ши, 20 мильУ 10. В. части его мно­жество медник, оставленных без имени осгцровов. Положение: 5° 32'—6° 55/ шир. южной, и 4 52* VI' — 4 53° 25' долг. В.
О. Шортланда, виденный Бугенвилем в 4768-м, потом Шоршландом в 4 788-м, и осмотренный Дангпркасшо в 4792 году. Остров, или груда -островов, около 30-ши, или 36 миль в окруж­ности. Много островков находится при западной стороне его. Широта ю. 7* 9', долгота В. 4 53° 20' (южный угол),.
О. Сокровищницы ('Trésorerie), открытый Бу­генвилем в 4768-м, виденный Шоршландом в 4788-м, осмотренный Дантркасшо в 4 792 году. Купа, из нескольких мало-возвышенных, весьма лесистых, на 7А миль протяжения осшров.ов t от С. С. В. к ИО. 10. 3.—Широта дежи. 7° 25', долгота В. 4 53° 4 0' ( средина ).
О. Шудзёля, вероятно, открытый Миндана в 4 567 году, но в первый раз означенный Буген­вилем в 4 768 году, а потом виденный Сюрвилем в 4769-м, и отчасти осмотренный капита­ном корабля Корнваллис, в 4796 году. Восточ­ное прибрежье его все еще остается несовершен­но известным. Высокий, весьма населен, 80 миль от С. 3. к Ю. В., при переменной ширине
4 29
огп 10-ши до 20 миль. Положение: 6° 36' — 7° 34' шир. ю. и 153“ 44 -454“ 57' долг. В.
О. Аллена и Миддлетона, открытые Шоршлан­дом, который почел их двумя мысами. Крузен­штерн полагает, чшо это два небольшие остро­ва. Широта второго из них 7“ 28', а долгота 4 53° 54'.
О. Симбу. Открыт Бугенвилем в 4 768-м, виден Шоршландом в И788 году. Довольно про­странен и довольно населен но Фигура его неизвестна. При ю. крае его лежит О. Удо­влетворения (île Satisfaction ). Положение 8" 47' шир. южной, 4 54° 4 2' долготы в. (южный край Иостр. Удовлетворения ).
О. Первого вида (De la Première Vue), откры­тый Сюрвилем в 4769-м, виденный Маннингом в 4792 году. Высок и от 5-ти до 6 миль про­тяжения. Широта го. 7° 20’, долгота в. 4 54° 59'.
О. Изабеллы, открытый Миндана в 4 569-м, виденный Маннингом в 4792 году. Велик, го­рист, хорошо населен. На карте Крузенштерна длина его 4 05 миль от С. 3. к 10. В., и ширина от 44-ши до 16 миль, но настоящие пропорции его еще неизвестны. К С. 3. стороне его при­мыкают островки, из коих два названы Ман­нингом Jane и Nairn. Положение; 7° 4 6'—8° 28' шир. ю. и 4 55" 48'—4 56° 54' долг. в.
О. Ортега. Открыты Миндана в 4567 году ; вновь видены кораблем Indispensable б 1794 году. Их два, и каждый от 5-гаи до 6 миль протяже-
ч. пи. 9
130
ния, но аба малоизвестны. Широта ю. 8° 8', дол­гота в. 157° ( средина ).
О. Рамос. Открыты Миндана в 1567 году; вновь видены кораблем Indispensable в 179Лго­ду. Купа из трех, или четырех островов, окруженных мелью. Широта ю. 8° 2Ѵ, долгота в. 157° Я2'.
О. Говера ( Gower ). Открыт Картеретом в 1767 году ; вновь виден Сюрвилем, наименовав­шим его о. Яегоякный ( île Inattendue )-. По Кар­терету, это земля низкая, плоская, хорошо насе­ленная, 2| лъё ош В. к 3.—Положение : 8° шир. ю. и 158° 12* долготы в.
О. Малаита, открытый Миндана в 1567 году, виденный Картеретом и Сюрвилем, в 1767, 1769 годах. По Картерету, это высокий, гори­стый остров, десять льё ош В. к 3.—Широта ю. 8° 24', долгота в. 158° 10* ( северный край).
О. Симсон. Открыт Картеретом в 1767 году ; виден Сюрвилем в 1769 году. По изве­стию Картерета это небольшая и низкая земля. — Шир. ю. 8° 30', долгота в. 158° 43'.
О. Арзацидов. Открыт Миндана в 1567-м, виден Сюрвилем в 1769 году. Высок, "и следуя Крузенштерну, 36 миль от С. С. 3. к ИО. Ю. В., при восьми милях в ширину, но ничего нельзя сказать об его Фигуре, совершенно догадочной доныне. Положение: 8“ 36' — 9° 7' шир. южной, и 158° 37'—159° Я' долг. восточной ( ? ).
О. Галера (Galera). Открыт Миндана в 1567 году, виден Сюрвилем в 1769 году. По изве-
•131
сгпию Ортега, он около 6-ти льё в окружности, и окружен малоизвестною мелью. Положение : 9° 28' шир. южной и 4 59° 6' долг. восточной.
О. Добровидный ( Bneiia-Vista ). Открыт Мин­дана в 1567 году, вновь виден Сюрвилем в 1769 году. По известию Ортега, земля плодо­родная, хорошо обработанная и хорошо на­селенная, около 29 льё окружностью, окружена маленькими населенными островами, но вообще почти неизвестна. Шир. ю. 9“ 712', долгота в. 157° 18' (южный мыс).
О. Сезарга. Открыт Миндана в 4 567 году, виден Сюрвилем в 4 769 году, и Назван тогда Не des Contrariétés, а капитан Балл, в 4 790 году, переименовал его островом Смита} Дантркаспю осматривал его в 1792 году. Высок, хорошо населен, около семи миль, от С. к Ю. Широта южная 9" 49', долгота в. 4 59° ЛЗ (сре­дина ).
О. Три сестры. . Открыт Сюрвилем в 4769 году, осмотрен Дантркасто в 4 792 году. Цепь из трех маленьких, высоких островов, занимающая протяжение девяти миль ош С. С. 3. к Ю. Ю. В.—Широта южная 4 0" 33', долгота в. 4 59" ЛО' ( среднего острова ).
О. Залива ( du Golfe ), открытые Сюрвилем в 1769-м. осмотренные Дантркасто в 1792 году. Два возвышенные острова, из которых топи, который побольше, немепее Л-х миль от с. к ю. — Широта южная 40° 4?И', долгота в. 159° 27х.
9*
4 32
О. Принцессы ( Princesa ), маленький, и по карте Арровсмита находится на Ю, 3. от островов Гаммонда. В 4 2 милях отсюда на С. G. В. ле­жит мель, именуемая Брнджватер. Кто и когда открыл остров и мель неизвестно, Шир. ю. 9“ 5', долгота в. 4 5’1° ^6*.
О. Гаммонда, открытые Шортландом в 4 788 году, видены были Дантркасто в 1792 году. Их три, высоких, лесистых и населенных ; самый большой 44-45 миль протяжения по карте Крузенштерна. Впрочем, весьма малоизвестны. Шир. ю. 8° 32', долгота в. 45№ 55х (G. 3. край).
О. Георгиа. Открыт Шортландом в 1788 году; издали виден Маннингом в 4 792 году; южная часть исследована Дантркасто в 4 792 го­ду. По карте Крузенштерна, остров эпюпи, высокий, населенный, имеет до 40 миль прошя. жения от В. к 3., и 4 0-4 2 миль в ширину. Но Форма и протяжение к G. совершенно неизвест­ны. Положение 8° 35' — 8“ 53' шир. южной и 4 55° 44'— 4 56° долготы в. (?) —
О. Муррая. Кажется, открыт Маннингом в 4792 году; осмотрен Дантркасто также в 4792-м. Маленький, высокий, 5-6 миль в окруж­ности. Широта южная 9° 3', долгота в. 456° 30'.
О. Маррг (МаггЬ). Открыт Шортландом, ко­торый почел его мысом, в 4 788 году, а по­том виден Маннингом и Дантркасто в 4 792 году. Высок, неменее 4 0 миль протяжения от С. G. 3. к Ю. Ю. В., и к нему прилежит много островков. Протяжение этой купы к G. В.
4 33
вовсе неизвестно. Широта ю. 9“ 6', долгота в. 4 56° 48' (западный край).
О. Гвадальклвар. Открыт Миндана в 4 567 году, издали виден Шортландом в 4 788 году, Маннингом в 4 792 году, и в том-же году в половину осмотрен Дантркасто. Плавание ко­рабля Indispensable показало разделение его от острова Арзацидов и других близ лежащих земель. Но вся северная сторона острова еще неизследована. Он горист, хорошо населен, 78 мил в длину, от 3. С. 3. к В. 10. В., и неменее 20-25 миль в ширину. Несколько малень­ких островков находится в С. В. части, к K). В. мысу и в проливе Индиспенсаблл ; впро­чем, им недано имен и положение их неопределено хорошенько. Место всей купы 9° 4 6' — 9° 59' ш. ю. и 4 57° 22'—4 58° 34' д. в.—
О. Кристоваль (Cristoval). Открыт в 4 567 году Миндана; виден в 1769 году Сюрвилем ; две трети его исследованы Дантркасто в 4 792 году; корабль Indispensable видел его в 4 794 году. Велик, горист, населен по всему протя­жению 72 миль ош С. 3. к ИО. В., при 4 6-4 8 ми­лях ширины. Берег восточный мало известен. Положение : 4 0“ 44 '— 40“ 53' шир. го. и 4 59° 2' — 4 60 3' долг. в.
О. Анны. Открыл Миндана в 4567 году, ви­дели Сюрвил в 4 769, Балль (наименовавший его Сириусомъ}, в 4790 году, а Дантркасто осмотрел его в 4792 году. Земля высокая, 4-5 миль в окружности. Широта го. 10" 51 а долгота в. 4 60° 8'.
m
О. Каталины. Открыт Миндана в 1567 году. Сюрвиль назвал ого, вместе с предыдущим, Не de la Délivrance, в 1769 году. Балл дал ему имя : остров Massey. Даншркасто осмотрел его в 1792 году. Он высок ; три, или четыре мили в окружности. Широта южная 10” 54', дол­гота в. 160° 6'.
О. Беллона. Открыт капитанам Бутлером, на корабле Вальполь, в 179Лгоду. Шесть миль поперечника. Но как ни один мореплаватель ни­чего неговорил об этом острове после Бут­лера, то существование его весьма еще недосто­верно. Полагают средину его под 11° 11' шир. ю. и 157° 34' долготы в.
О. Реннель был также открыт капитаном Бущлером, на корабле Вальполе, в 1794 году, но в том-же году был он вновь виден ко­раблем Indispensable. По картам Крузенштерна, протяжение острова около двенадцати миль, от С. 3. к Ю. В.—Широта южная 11° 38', долгота в. 158° 21' (край Ю. В.).—
Хотя здесь надобно окончить исчисление соб­ственно-так называемых Соломоновых островов, но мы должны упомянуть еще, как о геологиче­ском продолжении их, о двух опасных мелях, находящихся в недальнем расстоянии на юг, от последних упомянутых земель. Эшо мЬль Пан­доры, открытая Эдуардсом в 1791 году; без сомнения, ma-же самая, которую видели в 1794 году Indispensable, и в 1804 году Ruaidt-Cou-
135
tance. Говорят, что опасное место это будет около ЛО миль от С. к Ю. и что угол его на* ходишся под 4 2е 8' ш. го. и 4 59й (?) долготы вос­точной. Другая мель Веллъса (Wells) найдена так­же Эдуардсом, в 4 791 году, и означается под 4 2° 24' ш. ю. и 4 56° 22' д. в.
Непересшупая к дальнейшим землям здеш­ним, можно еще заметить маленькия купы остро­вов, расположенные на С. от Соломонова архи­пелага, почти параллельно с ним, то есть, на­чиная с юга.
О. Стуарт, открытые Гунтером в 4 791 году, виденные Вильсоном, на корабле Dulï, в 4 797 году. Купа из пяти землиц, из коих в двух главных будет мили по пири протяжения. Ши­рота 10. 8“ 2Ѵ, долгота В. 4 6Г. ч
Опасные мели Брадлея, открытые Гунтером в 4 794 году, лежат здесь под 6° 52' ш. то. и 4 58° JI6' д. в., на 4 5 миль, от 3. С. 3. к В. Ю. В.— Неменее опасные мели Канделариа, открытые Миндана в 4 567 году, и вновь виденные Мауреллем, в 4 784 году (названы тогда Ронкадор ), полага­ются здесь под 6° 20' ш. го. и 4 57° д. в.—Весьма важно было-бы достовернее назначить сии утесы, сто раз ужаснейшие для мореплавателей самых опасных островов.
О. Гоу (Howe) открыты также Гунтером, в 4 794 году, но он видел только южную часть их. Вероятно, эшо самые те земли, которые ви­
436
дел, в 464 6 году, Шугпен, и в 4 643 году Тас­ман, назвавши их Онтонг-Ява. Как-бы то нибыло, во открытие Гунтера составляло множе­ство низких и населенных островов, протяже­ние коих осталось неизвестно. Широта южная 5" 39', долгота восточная 4 57° & (южный угол).
О. Маркен, открыты были ИИушеном в 4 616 году, и Тасманом в 4 643 году. Вероятно ихъже видел indispensable в 4 794 году, и назвал Кокосовыми, а Мортлок в 4799 году, и назвал Гунтеровымп, хотя и определяет свое открытие несколько южнее. По известиям ПИутена и Тас­мана, острова Маркена ( Marqueeii ) образуют купу из 14-4 5 землиц, низких и обитаемых; протяжение 4 5-20 миль. Широта южная 4° 36*, долгота В. 454" 8'.
О. Картерета открыты были сим мореплавате­лем,в 4 767 году, названы Девятью островами,вновь видены в 4 781 году, Мауреллем, и приняты им за Тасмановы Онтонг-Ява. Шоршлаиид видел их в 4 788 году, а Гунтер в 479И году. По Кар­терету, один из сих островов значительной величины, а другие восемь малы, низки, но покрыты деревьями и весьма многолюдны. Обитатели черны, курчавы, вооружены стрелами и луками и плава­ют в больших лодках, с парусами. Средина— 4° 42' ш. ю. и 153° 10' д. в.
Наконец, следуют острова Зелены? ; их от­крыл Шутен в 164 6 году ; видел и назвал остр. Отваги (Hardy ) Картерет, в 4 767 году; в ипом-же году издали заметил Бугенвиль ; въ
• 437
4 781 году Маурелль, назвавши остр. Кайманов ; в 4792 и 4 823 Даншркасто и Дюперрей, оба в большом отдалении. Это купа зеленеющих и на­селенных землиц, очерк которых мало из­вестен. Широта ю. V 33', а долгота в. 451° Д9' ( южный угол ).

АРХИПЕЛАГ СОЛОМОНОВ. ОСТР. ПОВИЕНИЯ.
К одной из последних, упомянутых нами куп принадлежат острова Побиения, место про­должительного и драматического происшествия, которое случилось с капитаном Американского корабля Мореллем. Неточность определения мест у этого мореплавателя производит всегда то, что читая его описания, касательно местно­сти надобно основываться па догадках. Потому и неизъявим мы полной уверенности, если ска­жем, что острова Картерета полагаем мы теми, которые Морелль означает под именем остро­вов Побиения. Также оговариваемся мы наперед касательно самого рассказа Американского капи­тана, находя его во многих подробностях на­полненным невероятных подробностей, которые, можно назвать — по меньшей мере —преувеличе­ниями. . . .
L
139
Капитан красивого Американского шунера, по имени Антарктический полюс ( Anta» clic ), бродяга морей, подобный Пендлешону, Морелль пристал, 24-го Мая 1830 года, к островам Побиения (как назвал он их в последствии ), и остановился в надежной и спокойной гавани. Едва явился он здесь, туземцы, племя почти черное, пришли в своих лодках. Робея, сначала держались они в отдалении; потом, пасмелясь, приблизились. Стар­шина их, которому Морелль дал Фантастиче­ское имя Нерона, отличался от всех ожерельями из раковин, и цветочными вязанками, которыми окутаны были его голова и шея.
Первый он решился взойдши на корабль, где все поражало его удивлением и ужасом. Изумляе­мый сперва всем что видел, помаленьку обра­зумливался он, рассматривал один за другим все предметы на палубе, делал тысячи вопросов, неожидая ни на одинч> ответа, и наконец начал прыгать, как сумасшедший, хохоча и крича от радости. Крик, которым изъявлял он свое удивление, состоял из слов ; Ретт стпллер ! и Морелль говорит, чшо это ' значило : « Как хорошо ! »
Нерон согласился идти в каюту непрежде, когда трое из его подданных осмотрели ее. Морелль показал им ружья и пистолеты. Боль­ше прежнего усилился крик: Ретт стпллер! Взгляд на зеркала был поводом к сцене еще более любопытной. Первое движение дикарей со­ставляли ужас и изумление. Но потом, уверясь,
oo
чшо в зеркале отражается их собственный об­раз, они начали обниматься, крича от радости, с громким хохотом. Такое изъявление веселья возбудило участие Нерона ; в один прыжок, он был уже в каюте. Много забавлялись, делая над ним разные опыты новых впечатлений. Вспышка пороха заставила его упасть ниц ли­цом на пол.
Между тем Морелль надарил Нерону разных безделиц, и тот, желая оказать благодарность, послал на берег за кокосами и другими плодами, предложил все это капитану, а потом пригла­шал своих хозяев посетит его на земле. Аме­риканцы согласились, и были в хижине Нерона, ни­чем неотличавшейся от других, кроме боль­шего размера. Туш посадили гостей на рогожки, между женщинами, довольно красивыми, и вместе ели рыбу и плоды, предложенные Нероном.
По окончании закуски, Морелль подарил раз­ных вещиц жене Нерона, и между прочим нож­ницы, которые, по видимому, принесли ей величай­шее удовольствие. Тут Нерон в первый раз начал щупать платье своих гостей, и с изу­млением уверяться, что под ним были кожа и кости, как у него самого и у дикарей. Во время I эипого исследования, беспрестанно вырывались у Нерона признаки удивления, а потом, кончивши свое разыскание, оборотился он к дикарям, и проговорил длинную речь, которую те слушали разинувши рты и выпучивши глаза.
4M
Утвердив таким образом дружество, ту­земцы, мужчины и женщины, стали даришь своих гостей черепаховыми ожерельями, перяными калпаками, и рогожками, искусно сплетенными. Число дикарей увеличивалось мало по малу. Наконец их насчитали более #00. Бея эта толпа запела торжественный хор, который казался изъявле­ниемблагодарности к знаменитым посетите­лям, и Американцы отвечали на ласки, как уме­ли, стараясь подражать движениям и кривляньям дикарей.
После всех таких предварительных вежли­востей, Морелль изъявил начальнику дикарей же­лание прогуляться по острову, и тот немедлен­но согласился на такое желание. Тотчас пусти­лись в дорогу. Нерон предводил своих го­стей, а дикари следовали за начальником, прыгая беспрестанно. С первого шага, Морелль заме­тил, чшо все деревья были молоды, и это пока­залось ему доказательством, что остров неотносится к временам первобытного мира. Вну­три острова, внимание обратилось на небольшие груды кораллов, расположенные правильными ря­дами, пересекаемые дорожками, и окруженные па­лисадом из кольев, воткнутых в землю. На вопрос капитана, Нерон изъяснял, что это были царские могилы, и что груды кораллов озна­чают места погребения почетных людей. Трупы простолюдинов просто бросают в море.
Заметив во время прогулки, на Ю. 3. сторо­не острова, удобное место для ловли и приго*
U2
топления трипангов, Морелл решился провести туда свой корабль. Нетолько согласился на эшо Нерон, но даже обещал заставить дикарей по­могать в работе. В доказательство особенно доброго расположения, он послал на корабль мно­жество кокосов, бананов и рыбы.
Угаром на другой день, 25-гаь человек было отряжено с топорами, очистить место на берегу, против стоянки корабля. Потом занялись по­стройкою сарая, 4 4Футов в ширину, 715 Футов в длину и 35-ть в вышину. Работа, казалось, восхищает дикарей. С изумлением и удивле­нием смотрели они на быстроту, с какою ру­били Европейцы деревья. Морелль приказал еще очистишь небольшой участок земли и засеять его полезными семянами, стараясь изъяснишь ди­карям, на какую потребность могли они упо­треблять потом плоды засеваемого.
Пока продолжались такия, истинно Филантропи­ческие занятия капитана, один дикарь подошел к нему, взял его за руку с изъявлением благо­дарности, и старался показать, чшо он пони­мает в чем заключается мысль работы ; физио­гномия этого дикаря выражала в одно время смы­шленость и характер сильный. В последствии узнали, что имя его Геннпн, и что он принадле­жал к числу старшин острова. Нерон, стар­шина сильнее его, почитался царем всей купы. Случайно, в следствие необыкновенной поездки, Американцы встретили его здесь, потому, что обыкновенное место пребывания Нерона находи-

пз
лось на самом большом острове, лежащем го­раздо далее на юг. Ког^а посев был кончен, Геннин окружил маленькое поле огорожею. Узнав­ши в свой черед о щом, что посетители сде­лали для умножения земледельческих произведе­ний его царства, Нерон казался восхищенным, обратился к своим подданным и изъяснял им благодетельные предприятия капитана. Дикари отвечали радостными восклицаниями.
На следующий день, Морелль сошел на берегч. с 28-ю человеками. Переправили на землю оружей­ника и кузницу, для железных поделок. Дикари с радостью приняли участие в работе ; они по­могали покрывать кровлю сарая кокосовыми ли­стьями. Когда кузница начала действовать, дика­ри находились в полном очаровании. До сих пор сношения шли как нельзя лучше, но вид этих чудес увлек дикарей в желание при­своить их себе. Сначала украли кой-какие незна­чительные безделки, и едва оружейник отошел от места работы, в одно мгновение всю кузни­цу растащили по частям. По Морелль начал жа­ловаться; Нерон чрезвычайно рассердился на во­ров, и принудил их возвратить всю покражу.
После сего, капитан пригласил диких на­чальников плыть к нему на корабль. Нерон со­гласился. Геннин отказался под каким-то пред­логом. Угостивши своих гостей, сколько мог лучше, Морелль воротился на берег, и узнал, что воровство начато снова, и Геннин оказы-
î
m
ваешся явным его участником. Опять обрании* лис к Нерону, но на сей раз, не только неоскорбляясь поступками дикарей, Царь изъявил, напротив, великое негодование на жалобщиков, и сказал, что нехочет мешаться не в свое дело. Начали толковать с Геннином, и услыша­ли ош него одинаковый ответ.
Морелль думал, что смелый поступок заста­вит дикарей в самом начале прекратить поку­шение на неприязненные поступки. С шестью, хо­рошо вооруженными матрозами, пошел он пря­мо к селению Геннина, с намерением захватишь этого вероломца, и волею, либо неволею, заста­вишь его отдать украденные вещи. Но как изу­мился он, когда вышедши из прибрежного леса, вдруг увидел перед собою двести воинов, во­оруженных луками и стрелами, и вымазанных кра­сною краскою, признаком готовности на битву ! Оборошлсь назад, заметили за собою неменее многочисленную толпу дикарей. Таким образом Американцы попались в западню, и увидели себя отвсюду окруженными. Быстро одушевленный от­чаянною мыслью, Морелль (здесь передаем мы рассказ его, неутверждая и неопровергая его до­стоверности) пошел прямо к Нерону, последуемый двумя матрозами, схватил его, приставил пистолет к его горлу, а два сопутника капи­тана подняли сабли над головою старшины, во­все неготового к защите. При виде опасности, какой подвергался властитель, дикари бросили свои луки и стрелы, и позволили маленькому от-
445
ряду Морелля спокойно идгпи к берегу, ведя пленного царя, и несмотря на то, чшо тут бы­ло шестеро прошив нескольких сошен. Нерона одарили после того подарками, обласкали его, и казалось, он забыл все неприятное происшествие.
На другой день, 28-го Мая, двадцать человек, под начальством офицеров Валласа и Вился, продолжали строить сарай. По прежнему ласкае­мые и даримые, туземные старшины, по видимому, отказались тогда ош всякого возобновления ссо­ры и неприязни. Часть экипажа на берегу занялась приготовлением трипангов. До половины вто­рого часа все шло прекрасно, но шут услышали раздавшийся на берегу военный крик дикарей. Морелль был в то время на корабле. Предвидя беду, он велел выстрелить ядром из пушки, чтобы по крайней мере, предостеречь своих лю­дей на берегу. Но было уже поздно. Дикари, в боевом порядке, отрезали им дорогу. Двое Американцев пали под ударами, и от первой тучи стрел свалились еще трое, а все осталь­ные были переранены. Шлюпка бросилась от ко­рабля, но пока плыла она к берегу, множество жертв устлали лоле неравной битвы. Приставши к земле, успели спасти только шестерых то­варищей, а четырнадцать человек были уже уби­ты или увлечены дикарями. Прибытие помощи при­дало силы остальным ; соединенный залп обезо­пасил их. Семеро матрозов были взяты в шлюпку, поспешно поплывшую к кораблю. Множе­ство дикарских лодок пустились в погоню,
Ч. FIII. ИО

U6
но залп картечью из корабельных пушек за­ставил преследователей остановиться. Две лодки расщепало в куски, остальные бежали. Остав­шись теперь победителем, Морелль видел себя в плачевном состоянии. Только одиннадцать че­ловек из остального экипажа были в состоянии сражаться, а между тем совсех сторон стали появляться кучами лодки вооруженных дикареии.
Ветер с востока избавил Американского ка­питана от его опасного положения. Морелль ска­зывает, что задержанный потом безветрием, он с горестью видел, в зрительную трубу, как резали, жарили и пожирали трупы несчаст­ных его сопушников, споря за добычу и разделяя ее на участки. Правда или нет это обстоятель­ство, но Морелль назвал пагубные для него остро­ва островами Побиения, а место своей стоянки близ иЛих означил под 50' южной шир. и 4 53“ 50' долг. восточной (что явно неверно). Че­тырнадцать человек, убитых или пленных, китоловка, боченки, много оружия и снарядов, сна­стей, железная цепь, якорь, остались на берегу от корабля Американского.
Осгпановясь в Манилла, дополнив все утрачен­ное, набрав новый экипаж, прибавив к старому 66-ипь человек, Морелль снова отправился к остро­вам Побиения, сколько для того, чтобы сведать об участи своих спутниковч>, из коих иные могли быть в живых, столько и для того, что­бы опять приняться за ловлю трипангов, превос-
W ходящих добротою все, какие были до того времени известны.
Сентября О-го Морелль опять достиг купы, и по прежнему остановился против селения, где узнал Нерона и Геннина. Накануне вечером ви­дели уже, что дикари заметили знакомый корабль, и со всех сторон начали собираться, полагая, что легко добудут бедного Морелля и все его со­кровища, при слабости остального экипажа, неспо­собного защищаться. Морелль ждал негодяев. Едва Флот дикарей пришел поближе и туча стрел полетела на корабль, корабль вспыхнул огнем во весь борт и грянул картечью. Изу­мленные и испуганные неприятели бросились бе­жать, а капитан направил убийственный огонь по селению, находившемуся на берегу. От цепных ядер и картечь щепьем полетели жилища остро­витян.
Вскоре небольшая лодка отделилась от берега. В ней сидел человек, вымазанный краскою, и правил лодку пагаем, с необыкновенным уси­лием. Огонь на время прекратили. Лодка подошла к кораблю, и когда опросили ее, жалобный го­лос отвечал : « Это я, старый ваш Шау, воз­вращаюсь к вам ! » Невозможно изобразить ра­дости, какую изъявил после сего весь экипаж корабля. Окружили Шау, забросали его вопросами. Он рассказал все претерпенные им скорби и страдания. Подробности рассказа были ужасны. Капитан едва мог ушищить клик мщения и ярости, ими возбужденный.
4 0*

П8
На другой день дикари явились ст> покорностью. Они показывали сильное раскаяние, и обещали впредь честность и приязнь. С Геннином заключили торг на уступку маленького островка, где хо­тели . устроить приготовку трипангов. За ос­тров заплатили ножами и разными вещами, пере­данными Геннину. Шау служил переводчиком.
Едва только кончили договор, 70-т человек утвердились на островке, который наименовали островом Валласа. Срубили вершины двух огром­ных дерев и устроили на них площадку, с кры­шею, где человек 50 могло укрыться от непогоды и нападения дикарей. Туда-же встащили четыре не­большие пушки, и на этой обсерватории учредили постоянную стражу из 4 6-ти лучших матро­зов, вооруженных мушкетами. В воздушную эту крепость можно было взобраться только по лестнице, которую убирали после того. Под за­щитою сего маленького укрепления, повелевавшего прибрежьем и морем, 80-пгь человек работали ежедневно, очищая пространство, туазов около сотни, па котором построили сарай, длиною в 4Л0 Футов, вышиною в 23 и шириною в 35, для приготовления трипангов. Несколько дней спокойствие небыло возмущаемо.
Но 4 9-го утром, около 50-ти дикарских ло­док появилось близ берегов острова. Шау го­ворил, что это дикари с соседних островов, и что появление их подозрительно. Морелль удвоил предосторожности. Никому непозволялоеь теперь ходить по прежнему по берегу. Люди
U9
сидели в своем укреплении. Около восьми часов утра Геннин показался на краю мелей, с плода­ми, как обыкновенно это делал, но никто не шел принимать его подарки. Туш старшина осмелился идти на остров Баллас, чего никогда неделывал он прежде. Мгновенно, все дикарские лодки устремились туда, и при первом военном клике людей, в них бывших, послышался от­ветный вопль двух сот дикарей, которые про­лежали всю ночь в кустарниках островка. При таком знаке битвы, туча стрел осыпала бока и крышу крепостцы. Дикарям отвечали картечью, так ловко и метко, что дикари думали уже о том только, как-бы убежать и унести ране­ных. Множество неприятелей долженствовали быт ранены жестоко. Из Американцов только двое слегка были задеты стрелами.
На другой день, Генпин, как будто накануне ничего непроисходило,опять явился на краю мелей. Но Морелль знал уже все вероломство дикарей, и послал бот с приказанием — стрелять, при малейшем подозрении в измене. Приказ верно исполнили. Едва Гепнин натянул свой лук, ма­шроз с бота положил его выстрелом на ме­сте. При виде смерти начальника, вся Флотилия дикарей бросилась в бой ; завязалась стычка, и могла быть пагубною посланным на боте, еслибы Морелль неошправил на помощь шлюпок. Дикари побежали, увозя с собою вероломного старшину, который умер прежде нежели успел добраться до берега.
450
Смерть Геннина так испугала дикарей, что они совершенно оставили свою родину, и все уплыли на соседние острова. Американцы ходили повсюду и невстрешили ни одного человека. Пе­ред хижиною Геннина увидели они пять черепов своих несчастных товарищей, висящих в знак побьды, и погребением отдали последний долг этим плачевным останкам.
Потом опять принялись за работы и продол­жили их целый месяц, несмотря на малые, от­дельные нападения дикарей.
Нападения эти однакож так надоедали и тре­вожили, что отчаясь добыть полный груз при упорной неприязни шуземцов, угрожаемый при­том недостатком припасов, Морелль решился оставить купу Побиения, с 200 пикулями шрипангов, в 4 33 «унта каждый. Зажгли сарай и укре­пление, и Ноября 3-го Американский корабль от­правился в море j правя к востоку. На другой день, Морелль был подле северного мыса острова Бука, жители коего показались ему, во всех от­ношениях, совершенно сходны с дикарями купы Побиения. Только лодки их были огромнее и шли скорее, управляемые экипажами ош 45-ти до Я5 человек, смотря по величине помещения.
Из всего повествования Мореллева остается рассказать только приключения бедного магпроза Шау, неручаясь за досгловерность явных преуве­личений этого рассказа.
Шау бежал в лес, когда все товарищи его пали под дубинами дикарей. Но скоро убийцы за-

151
метили его бегство. Один из дикарей догнал его. Несчастный прицелился в него топором, прислонясь к дереву, и этим успел испугать преследователя и спастись В чаице леса. Ночью повлекся он к берегу, и—судите об его скорби, когда бедняк увидел, что корабль уже удалился. Первым движением его было идти и самовольно отдаться дикарям в плен. Он пошел за этим к их жилищам, и увидел их занятыхъ—чемъбы вы думали ? —,Они пластали и жрали убитых Европейцов ! Зрелище было невыносимо. Шау опять убежал в лес, и две недели жил там, питаясь ракушками и жестоко страдая ош тог­дашней дождливой погоды.
Наконец, один дикарь заметил бедного Аме­риканца, встревожил других, Шау отыскали и схватили. На коленях, протягивая руки униженно, просил он помилования. Один из старшин, казалось, готов был на то согласишься, но ка­кой-то из предстоящих дикарей так сильно ударил пленника по голове дубиною, что Шау повалился без чувств. Уже через несколько ча­сов опомнился он, с проломленною головою. По знаку, какой сделал он одному старшине, пред­лагая себя в невольники, дали ему жизнь. Госпо­дин Шау перевязал ему рану на голове и за­лил ее горячею водою, оставляя воду, пока она простыла ; потом засыпал он рану пеплом и оставил страдальца успокоишься.
Вылечившись, Шау должен был работать для своего господина, делая ему маленькие ножики же­
>152
лезом, копюрое взяли из Американской по­стройки па берегу. Среди такого занятия мучили его злые дикаренки, для которых он был забавою и потехою. Когда ножики были все сделаны, Шау перевезли на другой остров, где жил царь всей купы, до которого дошел он истерзавши ноги свои о кораллы. Представленный дикому власшипиелю, ПИау принужден был кланяться, целовать ему руки и ноги, после чего его дикое величие приказал отправиться пленнику в его жилище. Несчастный едва мог держаться на ногах. Его утащили в лодку. Страдалец злобных людо­едов, ПИау был терзаем детьми неменее—ему щипали они бороду по волоску, и неосгпавили его спокойным, пока успел он кое-как выбриться острою раковиною. Еще тяжкая пытка — голод мучил бедного матроза, и он умер-бы от го­лода, если-бы неловил и неел крыс, но и это должен он был делать потихоньку, ибо крысы предоставлялись столу старшин.
Несмотря на все такия мучения и скорби, Шау оставался жив. Понемногу успел он очистить рану па голове от набитого в нее пеплу, и со­вершенно заживил ее. Но жизнь его была только отсрочкою бедственной смерти. За восемь дней до появления вновь корабля, Шау определено было исжаришь и съесть. Ждали только царя на месте праздника. Жертва была уже готова. Шау связали и приволокли на то место, где товарищи его были разделены и съедены. Дубина была уже под-
453
нагла над его головою. Но царь непришел в со­брание и пир отсрочили до другого дня.
Во время этой отсрочки вторично явился Мо­релл. Едва увидели дикари Американский корабль, как бросились к хижине Шау. Он хотел сна­чала их уверять, что корабль этот не Мореллев, но дикари тотчас уверились в прошивном. Всякое запирательство было бесполезно. Настала ночь — ужасная для несчастного Американца по неизвестности будущего ! С появлением дня, ди­кари напали на корабль и были ошпотчиваны же­стоко. В ужасе прибежали они теперь к Шау, и просили его быть переговорщиком с земля­ками. Он сначала отнекивался, боясь нескрывается-ли тут хитрость, и объявила, что нехочет оставить почтенных дикарей и доброго своего господина, с которым рад прожить целый век, нежелая идти на корабль. Дикари поверили его ласковым словам, просили заступиться за них, и Шау был избавлен.
Таковы приключения Американского машроза, уцелевшего на острове, обитаемом свирепыми людоедами. Скажем об некоторых подробно­стях, какие передают нам Морелль и Шау, ка­сательно жителей острова Побиения.
Островитяне вообще великорослы, складны, сильны и ловки. Кожа их, гладкая и мягкая на осязание, неспюль черна как кожа МалгашеЙ. Во­лосы у них слегка курчавы, но шелковисты и мягки ; глаза большие, черные, блестящие ; лбы вы-
нуклые, носы стройные, губы средней толщины, зубы белые и хорошо расположены. Когда радость, или удовольствие, несмягчают выражения черт, физиогномия дикарей выражает свирепость, сме­шанную с смелостью. Татуаж, которым по­крыто все тело их, усиливает еще этот ха­рактер грозной дикости. Женщины также великорослы, черны, складны, как и мужчины, с ма­ленькими круглыми лицами, большими черными глазами, и походят несколько на кваршеронвых Мулашрок.
Все одеяние обоих полов состоит, иногда в переднике, сплетенном из кокосовых волокн, но чаще мужчины и женщины ходят нагие, наде­вая только разные украшения, как-то: перья, ра­ковины, кости, рыбьи зубы, которыми покрывают себе пос, глаза, шею, уши, руки, грудь, ноги. Начальники отличаются венцами из красных перьев, которые вздевают на голову. Обращен­ные к низу и развешенные на груди, эти перя­ные гирлянды считаются также за щегольское украшение.
Оружие дикарей составляют луки, стрелы и дубины. Луки, Футов по семи длиною, бывают из кокосового дерева, легкие, крепкие и гибкие. Кора шего-же дерева служит для составления тетивы, а стрелы делаются из маленьких тро­стинок, растущих на одном исч> островов купи. Стрелы эипи Футов по пяти, с остреем из весьма крепкого дерева. Копья, по 4 5-ти Фу-

155
шов длиною, из moro-же дерева, как и луки. Оканчиваясь осшреем с каждого конца, и вышли­фованные, как будто сделаны из гебенового де­рева, в средине украшены они бывают искусною резьбою. Дубины, из шего-же дерева, Фута но четыре длиною, с одной стороны одного конца плоски, на 5 дюймов шириною, а с других остры. Другой конец, составляющий рукоять, округлен и снабжен шишкою, на которой из­ваяна голова дикаря. Боевые топоры по восьми футов длиною ; один конец служит рукоят­кой, а другой, величиною в кокосовый орех, украшается Фигурой воина, татуированного и го­тового биться.
Лодки островитян, из весьма легкого дерева, выдалбливаются из одного цельного куска, или ко­лоды, Футов 20-пиь в длину, 42-шь в ширину, два в глубину. Весла, из шего-же дерева, из которого оружие, по Я Фута в длину и 6 дюй­мов шириною в широком конце.
Вся купа островов повинуется одному началь­нику, самовластительному ; по каждый остров имеет кроме того своего особенного старшину, с другими низшими начальниками. Шау немог открыть между дикарями никакого признака рели­гии, и ничего, что походило-бы па верование в какое нибудь высшее существо.—Старшинам сво­бодно позволяется многоженство, но у большей части дикарей бывает по одной жене. Дикарки кажутся скромны и осторожны в поведении, и может быть, сшолько-же от страха, сколько и
156
от добродетели, ибо мужья безжалостно убива­ют их, при первом подозрении в неверности. Шау сказывает еще что-то нелепое, будто ди­кари, кроме старшин, убивают всех своих детей. — Хижины островитян строятся самым простым образом, состоя из бамбуковой клет­ки, с крышею из кокосовых листьев.
ИГЛАИВА ЪХХ2Ш<.
НОВАЯ ИРЛАНДИЯ, НОВАЯ БРИТАНИЯ И ОКРЕСТНЫЕ ОСТРОВА.
.,' . il .'
Остановись в порте Картеретовом, Пендлегаон хотел только допоинить истощивший­ся запас воды и дров. Во всех других от­ношениях остановка здесь была бесполезною, ибо ни одна из Океанийских земель непредставллет менее здешней средств к запасам. Во­преки своему имени, Кокосовый остров неииожегп доставить пи одного ореха кокосового. Самая рыбная ловля здесь трудна и неудобна, ибо коралИловое дно моря дерет сети. Остается одна охота, но голубей, вяхирей и лори трудно стре­лять на вершинах высоких деревьев, хотя их здесь и весьма много. Впрочем, по всей прибрежносши Карпиерешова порта идет стена уте­сов, заграждающая доступ на берег. С тру­дом можно пробраться на пол-льё во внутрен­ность земли со стороны агвады, идя вдоль про­тока воды. Остров Кокосовый доступнее, но
на нем неводится дичи.
158
Вот по всему-то этому, раз прогулявшись по здешней неблагодарной земле, я кончил дело с портом Каршеретовым. Гавань Праслена обеща­ла более работы моему любопытству, и я стал говорить об эшом Пендлетону. « Поедем вме­сте, » отвечал мне добрый капитан — « мне са­мому хочется осмотреть тамошния места, и я приказал готовишь большую шлюпку. »
В самом деле, мы отправились на следующее утро, и при пособии прекрасного ветерка, в 8-мь часов были уже на берегу западного мыса малень­кого островка Ламбома (Бугенвилсв остров Мо­лотковъ]. После умеренного завтрака под тенью калоФилла, далеко на волны морские раскидывав­шего тень свою, начали мы искать на мелях тех драгоценных раковин, по которым Бугенвиль дал имя островку. Поиски наши были тщетны, и один из наших матрозов был притом уязвлен какою-то гадиною, которой немогли мы отыскать. Рана быстро загноилась, и несколько дней причиняла жестокую боль, но неимела не­счастных последствий.
За проливом, отделяющим Ламбом от зеле­неющего островка Латао, мы ступили уже на за­падное прибрежье гавани Праслена. Крик : « Ди­кари, дикари ! » раздался, когда мы плыли вдоль берега. Я смотрел и увидел большую лодку, вытащенную на берег в глуби залива, около ко­торой бродило несколько туземцов. Мы тотчас приготовили наши ружья и приняли меры к обо­роне, надеясь однакожь, чшо сношения наши оста-
4 59
нушся мирны. Никакое неприятное приключение с нашими предшественниками незаставляло нас бояться дикарей здешних. Мореплаватели, бывшие на Раковине, жили с ними весьма дружески. Так обошлось дело и с нами. Дикари подошли к нам с дружеским и доверчивым видом, и вид нашего оружия, казалось, непричинял им ни малейшего страха.
После некоторых распоряжений, каких требо­вала благоразумная предосторожность, Пендле­тон вышел на берег в троем. Я сопровож­дал его. Мы дали знак дикарям, что хотим осмотреть водопад, и двое из них повели нас туда. Бугенвиль слишком преувеличил велико­лепие здешнего водопада. Это просто поток, довольно широкий, падающий вдоль мадрепорового утеса, с высоты Л0-50 Фугпов. Отроги утеса и углы разделяют падение воды на множество ма­леньких потоков и бассейнов, разнообразящих игру воды, и зрелище является прекрасно, особ­ливо когда солнце одевает всю эту серебристую скатерть ослепительным блеском и играет в ней всеми цветами радуги. Версальские и СенъКлудские Фонтаны могут дашь довольно верное понятие о каскадах порта Прасленского. Только в дождливое время года здешний водопад дол­жен значительно увеличиваться, и вероятно, в это время видел его Бугенвиль.
Отлично от порта Картеретова, внутренний берег Прасленовой гавани представляет боло­тистую землю, с множеством прекрасных де-
460
ревьев и тучною зеленью. Поочередно влажный и палящий, климат помогает поддерживаться здеш­нему могучему произрастанию. Инокарпы дости­гают здесь до высоты удивительной, при чем ствол их делится на множество ветвей, иногда простирающихся на 5 и на 6*пиь Футов ош их среднего основания, и это образует род беседокчи кругом главного пня. Заметны здесь также род арена, с длинным стволом, множество цпков, кариотов и колючих панданов. Вязанки лианов, спускаясь Фестонами по всему лесу, как будто образуют из него декорацию.
Птицы предпочитают гавань Праслена Кариперетову порту. Тут слышите жалобное ворко­ванье различных родов голубей, крики разных лори и попугаев, кукушек, зимородков, дрон­тов, стурнов, ласточек, мухоловок и малень­ких суи-мангов ; все они, более или менее, за­мечательны по своим перьям и своим Формам. Но из всех наиболее отличается род вороны, которой крик до того походит на лай собаки, что можно ошибиться. Великолепные бабочки ле­тают среди здешних обширных лесов ; пре­краснейшие из них суш: блестящий приам, по­летом своим похожий на маленькую птичку; тсрат перепархивающий по листам низших ра­стений ; наконец, трпкопдпла, медленно ползаю­щая по стволам баррингшонии и калоФилла. Куз­нечик напевает свою песню подле птичек ; Фазмы населяют ветви некоторых растений, а огром­ные муравьи напоминают о себе больно кусаясь.
164


Па берегу отдыхает вьюн ( blennie ), прыгун Коммерсонов, двусипихийное животное, прыгающее из воды, как лягушка; иногда оно вскарёбкиваетея даже на ветви растений, и при первом шуме снова кидается в воду.
После часовой прогулки воротились мы на при­морье, где дело шло, как нельзя лучше. Несколь­ко оружия и несколько браслетов было обменено, на гвозди и другие безделки. Дикари уступили нам разную рыбу, которую добыли своими остро­конечными трезубцами. Они вообще казались мало­рослы, слабы, некрасивой Физиогномии и породы самой жалкой. Цвет кожи их был весьма разли­чен. Одни были очевидно черные Меланезцы, но другие иесшоль темпы, и одинч, из дикарей, по цвету и виду, неразличался от племен Полине­зийских. Все являлись совершенно нагие, с на­пудренными и на двадцать разных манеров убран­ными головами, с запястьями из раковин и раз­ними украшениями из чешуи и кусочков дерева. Внешность туземцев показывала более робость, нежели свирепство. Они приняли нас самым лас­ковым образом, и нетребуя ничего предложили нам таро и иньямов. Но что-то недоверчивое изобразилось в их чертах, когда спросили мы их о месте жительства. Один из дикарей, опикрыгпее других, произнес было слова: Лнки-ликн, и рукою указал на другой край острова, но то­варищи остановили его и воспрепятствовали про­должать далее рассказы. Казалось, мало заботились они о том, чтобы мы посетили их в жилищах,
7. ГИИ.
11
4 62
и мы ненасшояли в этом ; но за то, указывая на место, где стоял наш корабль, приглашали мы наших приятелей привезти к нам припасов. Они отвечали знаками, что немогуш пускаться на такое расстояние, опасаясь своих неприятелей.
Около полудня шлюпка оставила гавань Прасленову, и через несколько часов потом, да были уже в гавани Лнглиъам, превосходном месте для стоянки, где совершенно безопасно могут останавливаться самые большие корабли. В этот залив изливается великолепная река, и две, три оставленные хижины свидетельствовали, что ту­земцы иногда посещают здешний берег. За га­ванью Англичан стало нас сбивать течение, и для прибытия к кораблю мы принуждены были идти па гребле. Для извещения нашего, каждые полчаса с корабля стреляли из пушки.
Вероятно, эти выстрелы доставили нам на другой день честь визита дикарей, в двух лод­ках ; в одной было пятеро, в другой семеро. Посетители казались еще безобразнее жителей порта Праслепа, бедные, нагие, но неменее вче­рашних дикарей недоверчивые. Они несоглашались, ни взойдти к нам иа корабль, ни указать свои жилища. Привезенные ими запасы состояли в плохом таро, сыром и полу-испеченном. Лодки дикарей были легкой и красивой постройки. Че­рез час или два, смирно проведенные подле ко­рабля, дикари пустились в море, и вышли на бе­рег на другой стороне залива.
163
Еще раз до ошъезда отправился я на остров Кокосовый, собрать каких нибудь раковин. Ни один дикарь мне невсшретился, но за то, обходя северный мыс,лицом к лицу попал я на огром­ного каймана, с выпученными глазами, с чешуй­чатою кожею. Непривыкши к таким встречам, я хотел было броситься назад, но чудовище, робея больше моёго, кинулось в море и там пропало. Следовательно, это пресмыкающееся во­дится в Новой Ирландии, и нельзя почесть невоз­можностью, чшо отсюда пробралось оно к вос­току, и от острова до острова перешло даже до Виши.
Наша Океания пустилась снова в путь 9-го Июля, и задерживаемая течением и ветром, про­шла в нескольких туазах расстояния ош G. мыса Кокосового острова, выплыла в море, и на­правилась на С. С. В. вдоль пролива св. Георгия. Однообразный по всему своему протяжению, берег Новой Ирландии тянется длинною, высокою цепью гор, покрытою непроницаемыми лесами. Земля Новой Британии, показываясь в 7, или 8 льё расстоянием, обещает более разнообразия, более плодородия, а особливо более населенности, судя по множеству дыма, отвсюду поднимающагося.
С приближением к островам Амаката, Иорк и Картерет, семь или восемь лодок при­близились к нам, и в каждой было по семи и восьми человек. Мирно обменяли они свои орудия и плоды на безделки наши, а особливо на желез­ные изделья, которыми дорожили более всего. По-
41*
4
следвяя лодка получила топор, и дикари так восхитились этим, что удалились быстро, с ра­достным криком, как будто опасаясь, чтобы мы непотребовали драгоценности обратно. Посе­тители паши совершенно походили на жителей Каршерепювой гавани, хотя были здоровее и ме­нее являли признаков проказы па теле.
На следующий день, Океания оставалась еще в семи, или восьми льё от Новой Ирландии, Амакаша и Ноной Британии. На последней заметили мы три горы, которые Картерет назвал Мать и Две дочери. Первая, своею коническою Фигурою, обна­женными ребрами и возвышением среди низкой зем­ли, кажется, показывает свое волканическое про­исхождение.
Безветрие, сопровождаемое удушающим жаром, задержало нас в этом месте несколько дней. Море было так гладко, как будто в самом затишном пруду — обстоятельство, объясняемое Формою окружных земель. Длинная и узкая полоса земли, образуемая Повою Ирландией), заслоняла ош нас волны с В., а Новая Британия загораживала нам южную стооону. Наконец маленький вете­рок повеял с ю. в., и повлек наш корабль. В нескольких льё расстоянием обогнули мы не­большие осипрова Портланда, и 4 3-го завидели острова Адмиралтейства.
Первый из них, появившийся перед вами, был остров Вендола, имеющий Форму круглого холма. Возвышенные места его, по видимому, предназна-
4 65
чались для содержания питательных прозябений, между шем как прибрежье являло амфитеатр жилищ. Издали хижины казались обширны, много­численны и красивы. Сбежавшись на берег, дикари делали нам всяческие знаки, приглашая пас присшапиь к берегу. Они гроиико кричали, махали вет­вями деревьев, показывали нам кокосы и другие плоды, и бежали по берегу, следуя за движением корабля. Потому явились они па западном при­брежьи островов в одно время с нами.
Тут спустили мы на воду китоловку, но не­смотря на желание Пендлетопа переправишься на землю, жестокий прибой заставил нас остано­вишься на половину кабельтова ош берегов. Видя, что мы неможем идти сами, дикари бро­сились к нам, одни вплавь, другие идя но мели, все с кротким и ласковым видом. Они обме­няли сначала свои оружия, свои украшения, плоды, принесенные ими, на незначительные вещицы, но, по­добно жителям Новой Ирландии, всему предпочи­тали они железо, давая разуметь, чипо им из­вестны ценность его и употребление.
Мы заметили по некоторым случаям, что между дикарями есть какой-то род правитель­ства. Один из старшин показал нам власть свою, довольно грозным образом. Когда дикари смотрели на нас с камней мели, несмея пустить­ся далее, туземец, отличенный головною повяз­кою из раковин, в роде двойной диадемы, при­казал одному из них идти, передашь нам ко­косовый орех и взять ножик, предлагаемый нами
-
166
в обмен. Испуганный дикарь робел, колебался, и старшина, как видно непривычный к медлен­ности в исполнении его приказов, начал так жестоко бишь бедняка палкою по брюху, что шот кинулся к нам немедленно. Желая наградишь страдальца за гнев начальника, мы дали ему, кро­ме ножа, кусок красной ткани и несколько гвоз­дей, от чего битый забыл о своих побоях. Такое щедрое великодушие с нашей стороны при­обрело нам дружбу дикарей, и вскоре наша ки­толовка была окружена ими.
Мирное расположение между нами ненарушалось, и только покушение на воровство заставило нас сделаться поосторожнее. Первые шалости мы про­пустили. Дикари ободрились, и туш, кгпо мог, шот старался украсть что нибудь. Непопадалось под руку одно, хватались за другое. Один из наших приятелей украл ножик — мы заставили отдать, но через минуту исчез коврик с на­шей шлюпки, и когда мы заметили пропажу, вор был уже далеко. Нежелая оканчивать ссорой дня, начатого столь мирно, мы отправились к ко­раблю.
Цвет дикарей, виденных нами, небыл самый черный, хотя волосы у них, как у Негров, кур­чавые. Физиогномия их приятна, а черты лица под­ходят к Европейским. бесспорно, это одна из самых красивых пород Меланезийских. ’ Земля, ими обитаемая, способствует к поддер­жанию их здоровья довольством жизни. Мужчины, совершенно нагие, закрывают только нижнюю
167
часть живота белыми раковинами, известными под именем яиц Леды ( oeuf de Léda ). Женщины но­сят вокруг пояса рогожку. Вероятно, дикари бреются посредством острых каменьев, ибо они изъясняли знаками одному из наших матро­зов, у которого заметили усы, что надобно вы­брить их камешками.
Палка составляет, по видимому, главное сред­ство для повиновения подчиненных начальникам. Я сказывал уже, как один из старшин дока­зал перед нами власть свою дубиною. Подобные примеры иеограничились одним случаем в гла­зах наших. Впрочем, дикари обходились с нами самым дружеским образом. При расста­ваньи с нами они казались опечаленными. Даже дикарки, до того скрывавшиеся за прибрежными кокосами, явились и присоединили к просьбам мужчин свои просьбы остаться погостит у них. Казалось, что красавиц чрезвычайно изумило, когда увидели они, что мы неслушаем слов их и убеждений.
В тот-же вечер, Океания обошла маленькие острова los Reyes, и на следующий день мы были уже на северной стороне большего острова Адми­ралтейства, земли гористой и довольно высокой, но окруженной низкими, миловидными и зеленею­щими островами. Вскоре Флотилия из множе­ства лодок, и в каждой от 7-ми до 9-ши че­ловек, приблизилась к нам. На каждой нахо­дился дикарь, по видимому, начальник, управллв-
168
ший маневрами лодки с возвышенной площадки. Осшановясь туазах в сотне расстоянием, ди­кари приветствовали нас речью, которую произ­нес главный их начальник, и из которой мы неслыхали ни одного слова. По знакам понимали мы, что нас просят идти на берег. Мы нетрогались с места, и дикари решились сами под­плыть к кораблю, где и начали мену, как было это с островитянами Вендоло. Посетители на­ши показали даже более уважения к праву соб­ственности, нежели их земляки Вендольские. Впрочем, это было одинакое поколение, те-же нравы, шо-же обхождение высших с низшими ; шакое-же употребление палки в случае неповино­вения видели мы здесь, как и там.
Здешним дикарям известно уже употребление бетеля и арека. У многих из них носовый хрящ был проколот, и в него продета подве­ска из двух собачьих зубов, в двое длиннее человечьих. Около пястей рук дикари носят запястья, из раковин, а гибкия кольца продеты у них в уши, так, чшо отверзтие мочки уха делается величины преогромной. Волосы, черного цвета и курчавые, красят они охрою, разведен­ною на масле, и иные подымают их к верху повязкою из древесной коры. Кожа, самого черного цвета, окрашивается красным. Лодкиделают дикари из цельного дерева, скрепляя их доска­ми; они малы, но красивы и снабжены перевесами; быстро плавают они, на парусе и на веслах.
4 69
Ветер от В. Ю. В. установился. Пендлетон хотел выйдти из этого архипелага островов прежде ночи. При захождении солнца, мы обошли в близком расстоянии последние утесы, кончащие острова Адмиралтейства к 3., и едва удалились от них, как направились к берегам Новой Гвинеи.
Острова, теперь нами оставленные, долгое вре­мя были почитаемы протяжением и принадлеж­ностью к Новой Гвинее. Их смешали Тасман и Шутен, два отличнейшие мореходца ХѴИИ-го века. Англичанин Дампиер первый исправил сию погрешность, пройдя, в 1700 году, проливом, названным но его имени и отделяющим Новую Гвинею от Новой Британии. Картерет сделал новый шаг в местной географии, открытием пролива св. Георгия, в 1767 году. Таким обра­зом из одной земли явилось три. Даншркасто и Дюмон-Дюрвиль, изысканиями подробнее и вер­нее своих предшественников, окончили верный очерк этих земель.
Новая Британия, открытая в 4700 году Дампиером, небыла с тех пор посещаема. Дам­пиер начал её обозрение с мыса ОрФорша, сле­довал частию берега, и 1Я-го Марта остановился в заливе, довольно глубоком, образуемом не­сколькими островками. Он назвал его гаванью Монтагю; шесть лодок, человеками с сорока ди­карей, явились к кораблю, на расстоянии Я-х, или 5 миль от берега. Дампиер сделал им знак вернуться к берегу, и как дикари неслу-
по
шались, то выстрелили из ружья над их голо­вами, и это заставило их бежать к берегу по­спешно. Тут встретились три другие лодки, из коих в одной было до ЛО человек. Видя себя усиленными, дикари опять ворошились к кораб­лю, который задержало безветрие. Еще большая и необыкновенной вышины лодка, наполненная наро­дом, явилась с другой стороны. Очевидно, эшо было рассчитанное нападение. Желая расстроишь предприятие дикарей, Дампиер велел выстрелить из пушки картечью по двум главным лодкам ; гром выстрела и картечи причинили такой ужас, что все ополчение дикарей рассеялось. Ту­земцы вытащили лодки на берег, и сами ушли в свои хижины. Недовольствуясь первым пока­занием своей силы, Дампиер вошел в залив, выстрелил по селению, и остановился потом подле небольшой речки, где хотел наливаться водою.
Эта работа производилась в следующие дни. Пока ее доканчивали, открылось, что у дикарей есть много свиней, инъямов и других корень­ев, годных в пищу. Дампиер думал при­обресть их посредством мены, но вместо согла­шения на торг, дикари только удивлялись топо­рам и ножам, которые им предлагали. С боль­шим трудом уступили они несколько кокосо­вых орехов, передавая их Англичанам со все­ми признаками предосторожности и недоверчиво­сти. Они простерли свою предосторожность и неприязнь до того, что оборвали все кокосы на
!
4 71 прибрежных деревьях, и спрятали всех свиней, чтобы ничего недосшалось чужеземцам.
Дела шли гааким образом много дней. Англи­чане запасались водою и дровами, незабошясь о вражде дикарей, м недумая входить с ними в сношения, которых они, по видимому, убегали. Но к концу стоянки был учинен Англичанами настоящий Флибустиерский поступок. Дампиер, столь замечательный, как торговый мореплава­тель, как естествоиспытатель, и как наблюда­тель, неуиел поддержать на корабле своем той строгой дисциплины, которая всегда должна от­личать корабли, принадлежащие правительству. При сем случае экипаж оказался сильнее капи­тана. Прошив его желания, он оказал себя на­стоящими морскими разбойниками. Вот как Дампиер рассказывает обстоятельства дела.
« На другой день утром (4 9-го Марша), я взял обе наши шлюпки, чтобы отправишься на агваду, и попытаться, нельзя-ли нашими безделками и же­лезными изделиями принудить дикарей к какому нибудь с нами размену. По я увидел их испол­ненными робости и плутовства. Явились маль­чишко и два взрослые дикаря ; один ив них, привлеченный нашими знаками, подошел к шлюп­кам. Ему дали ножик, пронизок и бутылку. Он начал кричать: « Кокос, кокос! и указал нам на ближнее селение, кцк будто хотел идти туда за кокосами — ушел и неворотился. Не­сколько раз обманули нас таким образом.
472
Тут отправился я к дикарским хижинам, с восьмью, или девятью матрозами ; мы нашли их столь жалкими, что двери в них даже прице­плены были на ивовых прутиках. Три селения обошли мы. Дикари убежали из них и угнали всех свиней. Я взял несколько небольших се­ток, чтобы вознаградить себя за полученное от нас дикарями. При возвращении попались нам двое дикарей. Я показал им, что мы унесли у них, и кричал им между тем : « Кокос, ко­кос ! » Мне хотелось дать им знать, что сетки взял я у них за то, чшо они обещали принесши нам и своими знаками, и повторением слова : кокос. Пока прогуливался я таким образом, маипрозы налили водою две бочки и все бывшие с ними боченки. Мы возвратились на корабль около часа по полудни, и я увидел, что все мои офи­церы и машрозы изъявляют желание идти в за­лив, где, как полагали мы, дикари укрыли своих свиней. Мне стоило большего труда согласишься на общее мнение, ибо я боялся, чтобы моряки мои непосипупили с дикарями слишком сурово. В два часа, кстати, пошли такия тучи со стороны острова, что надеялся я, незасшавит-ли эшо отложить предприятие, но все упорно просили мепя исполнить его ; я принужден был со­гласиться. Отдавши отправлявшимся на берег же­лезные изделия, которые возил с собою поутру, я особенно подтвердил употребишь меры крот­кия, и действовать осторожно для собственной безопасности. Залив, куда плыли теперь, нахо-
473
дился милях в двух ош корабля. Едва только отправились наши люди, я привел все в такое положение, чтобы немедленно поддержать послан­ных па случай опасности, и обезопасишь их корабельною артиллериею. Когда наши хотели выйдпии на берег, дикари явились толпою про­тивишься им. Они потрясали копьями, и все де­лали грозные лица. Некоторые были даже так смелы, чшо вошли в воду, держа в руках щи­ты и копья. Напрасно предлагали им разные ве­щицы и делали дружеские знаки — все это ни к чему пепослужило и немогло заставишь дика­рей к торгу честному и свободному. Но решась непременно достать запасов, наши выстре­лили несколько раз из ружей, для устрашения наглецов. Это подействовало на толпу, которая вся тотчас разбежалась, за исключением двух, или трех дикарей, продолжавших оставаться в угрожающем положении еще несколько време­ни. Наконец, самый смелый бросил щит свой и бежал. Кажется, что его ранили ружейною пу­лею, и дали ему и другим его товарищам чув­ствовать достоинство нашего пороха, хотя ни один из дикарей небыл убит, да и небыло у наших намерения бить их, а хотели только по­пугать. Наконец, наши вышли на берег и уви­дели много свиней, весьма ручных, около жилищ дикарских. Убивши девять штук и ранивши го­раздо более, наши поспешили ворошишься, ибо дождь пошел, едва с час прошло после их отъезда, а я заказывал накрепко воротиться не-
174
мешкавши, если пойдет дождь. Когда возвратились наши на корабль, небо прояснилось, и меня опять стали просишь, позволить ещераз в этот вечер побывать там, где достали свиней. Я согласился, с тем чтобы воротиться до наступления ночи. Тогда было пять часов по полудни. Посланные точно ворошились к сумеркам, с восьмью боль­шими, убитыми свиньями, и одною живою, малень­кою. Прежде привезенные были розняты и посо­лены, но вновь привезенных успели мы только выпотрошить, опалить и перекинуть солью. На следующий день послал я к берегу две шлюпки, чтобы еще достать свежих запасов, свиней, или кореньев. Но в течение ночи туземцы спрятали все запаси, хотя сами вернулись к своим хижи­нам, и только один из них хотел воспре­пятствовать высадке на берег. Казалось, что теперь дикари сделались даже гораздо учтивее. Один из числа их принес на берег 10, или 1 2 кокосов, и показавши нашим, тотчас скрыл­ся. Наши нашли в хижинах только сети и идо­лов. Они взяли понемногу того и другого, по­ложили в маленькую лодку, послели ко мне с двумя матрозами, а потом и сами незамедлили вернуться. Я приказал боцману беречь сети, пока будем в таком месте, где можно бу­дет употребишь их, а идолов спрятал у се­бя. После полудня отправил я лодку в то ме­сто, где ее взяли, и в нее положили мы два то­пора, два большие ножа, один с черенком, шесть ножиков, шесть зеркал, большую вязку
475
пронизок и четыре бутылки. Вытащивши лодку на берег, и расположи все вещи самым лучшим манером, как им вздумалось, наши возврати­лись в ботике, который провожал их для безопасности. »
По рассказу Дампиера, туземцы убирали головы разноцветными перьями. Ходили они всегда с ко­пьями в руках. Женщины закрывались поясом из листьев ; их замечали носящих на голове огромные корзины, наполненные иньямамп.
«Земля в окрестностях, » говорит Дампиер, «гориста, наполнена лесами, долинами и приятны­ми ручьями. Почва в долинах глубока и желто­вата, по на холмах она шемно-цветна, неглубока и каменистая, хотя превосходна для насаждений. Деревья здесь, вообще, ни очень прямы, ни густы, ни высоки, но кажутся зелены и приятны для зре­ния. На некоторых видели мы цветы, на других ягоды, а на иных большие и различные плоды, ко­торых никипо из нас прежде невидывал. Ко­косы растут очень хорошо, как в ближних к морю заливах, так и далее на насаждениях. Орехи в них величины посредственной, но мо­локо и сердцевина густы и вкуса приятного. Мы нашли здесь инбирь, ям (yams), и другие коренья, годные для варки, которые понравились экипажу. Незнаю, какие еще есть здесь плоды и коренья, но из земных животных видели мы только свиней и собак. Из птиц, известных нам, узнали мы голубей, попугаев, cockadores, и ворон, таких, какие есть в Англии. Еще заметили мы птицу,
4 76
величиною с дрозда, и многих гораздо менее. Мо­ре и реки обилуют рыбою ; мы видели ее много, но добыли мало, и то были cavallis, рыбы с жел­тым хвостом и прыгающие скаты (raies).
Дампиер оставил гавань Монтагю 26-го Мар­та. Через немного дней потом открыл он пролив, носящий его имя, и оставил берега Но­вой Британии, найдя их, как говорил он, на­селенными поколением Негров, сильных и склад­ных, показавших себя смелыми и предприимчивы­ми во многих местах.
Картерет, в 4767 году, заметил только издали восточный берегч> Новой Британии, но он обозначил предел её к С., и видел три осо­бенного вида горы, находящиеся близ сей оконеч­ности.
В Июне 4 793 года, Даншркасто прошел про­ливом Дампиера, исследовал часть западного бе­рега Новой Британии, находил его весьма краси­вым на взгляд, приписывал ему многочисленное народонаселение, и говорил, что он покрыт кокосами и усеян хижинами. Потом открыл он много новых островов, разной величины, па северном протяжении Новой Британии, но нигде пеимел сношений с жителями. Экипажи кораблей его находились тогда вч> самом жалком состоя­нии, и сам он умер через несколько дней.
В Июле 4 827 года, капитан Дюрвиль пристал к берегу подле мыса Бутлера, с намерением исследовать землю по всей южной части её. Но,
4 77
лишенный малых якорей, потерянных им при Тонга-Табу, встреченный дождливым временем и сильными шквалами, с величайшим трудом уда­лился он ош сего опасного прибрежья. Несмот­ря однакож па препятствия, он оставался три­надцать дней на виду земли, и успел очертить положение берега почти на 100 .миль протяжения. Утром Августа .2-го, при вступлении в пролив Дампиера, Астролябия два раза коснулась не­известных дотоле коралловых утесов. Она мог­ла погибнуть, еслибы неотбило её волною. Тру­дам Дюрвиля обязаны мы познанием пика Квой (Quoy), конусовидной горы, вида величественного, подле мыса ОрФорта, залива Жакино и многих малых островов, между прочим живописной купы островов Прелестных ( Gracieuses ). Из исследований Дюрвиля выходит, что Новая Бри­тания образует беспрерывную цепь гор, хотя и очень суживаясь в иных местах. Дюрвиль весь­ма близко шел к западному мысу острова, так, что мог разглядеть все дроби его изгибов. Вот что говорит он о сей части берега : « Как Да^пиеру и Даншркасто, эта земля пред­ставила нам вид восхитительный. Редко дает природа странам, которых поверхности еще неукрасила рука человека, разнообразие столь при­ятное, действие перспективы столь красивое и столь разнообразное. Повсюду берег здоровый, доступный, омываемый тихими волнами ; поверх­ность по немногу возвышаемая амФишеатромч» в несколько уступов, то отененнал мрачными де-
Ч. ГИИ. 42

178
репьями, пто покрытая перелесками менее высоки­ми, то, наконец, с обширными лугами, желте­ющий цвет коих противостоит более мрачно­му оттенку окружающих сии луга лесов и ро­щей. Два острые верха горы Глочестер венчают своими величественными громадностями эту ве­селую сторону, часто скрывая гордые вершины свои под экваторными облаками. »
Общий очерк : «Новая Британия» есть остров, около 95 льё в длину,ош В. С. В. к 3. Ю. 3., при ширине весьма различной, иногда 36 миль, иногда только 40 и 8-мь, как в заливах Жакино и МонтагюЭто, так сказать, длинная и узкая цепь гор, возвышенных, изогнутых полу­дугою, впадина коей повернута к С. 3.—Острые верхи гор: Мать и Две дочери, Дешана ( de Descliamps ), Квой и Глочестер, отделяются от гористого скелета сей земли, и кажется, обли­чают волканическое свое происхождение. Геогра­фические пределы сей земли суть с двух сто­рон: 8'—6° 30' шир. южной; с других сто­
рон : 4Л5° 57' — 4 50° 2' долг. вост. На южном берегу маленькие острова : Южного мыса, Рос и Прелестные, с несколькими другими, низкими и лесистыми, открытыми в 4827 году капитаном Дюрвилем. В северной стороне, более или ме­нее сближаясь к берегу, суть острова: Виллаумец, Рауль, Жиккель, Филтц, Дюпортайль и Пля­сун (Danseur); некоторые из них высоки и до­вольно пространны. На первом, самом значитель­ном, Французы заметили несколько хижин, и
—
179
деревья покрывали всю землю, от прибрежья до самой вершины гор. — Дантркаспю, нашедший сии острова в 4793 году, открыл, несколько подалее к С. 3., еще купу, которую назвал он островами Французов, назвавши замечательнейшие из них островами Заслуги, Делака, Лесным и Северным. Купа эша образует треугольник из 30-ти миль в Каждую сторону, и средина её ле­жит под 44х шир. Ю., 4Л6° 55' долг. В. -— Подле С. В. угла Новой Британии находится ост­ровок Ман, открытый в 4 767 году Картере­том. Он будет около 6—7 миль в окружно­сти, и лежит под V 8' шир. Ю. и 4^9° ДО' долг. В.
Остров Амаката был открыт, в 4 767 году, Картеретом, который наименовал его Иорк. В 4 794 году посещал его Гунтер, в 4 792 году осматривал Дантркасто, в 4 823 году Дюперрей. Это высокая, населенная земля, с доброю пристанью в С. части её. Длина от С. В.,к Ю. 3. 8 миль, ширина 5-гпь. Положение под 4 0х шир. Ю. и 4 50 Ч' долг. В. (восточный угол).
Новая Ирландия. Голландец Шутен первый открыл сей остров в 4 646 году. Кажется, что он обошел всю восточную его сторону, несколь­ко раз имея сообщения с жителями. При нер­вом свидании, дикари стали бросать в корабль Шутенов каменья пращами, и им принуждены были отвечать ружейными выстрелами. На ночь остановились близко к берегу, и дикари плавали вокруг корабля при лунном свете. Старались 42*
480
привлечь их ласковыми словами и подарками, но они остались нечувствительны ко всем начина­ниям дружбы, ибо говорит повествование, « это были люди дикие и скотоподобные. »
Через несколько дней потом, восемь лодок поплыли кругом корабля. В каждой из них было по восьми и по десяти человек, вооружен­ных загалми, камнями, дубинами, деревянными саблями и пращами. Им раздали несколько безде­лок и старались им дать понятие, что ожи­дают от них свиней, куриц, кокосов и ко­реньев. Вместо ответа на сие требование, они стали бросать в корабль загаи. Им отвечали пушками. Десять, или двенадцашь дикарей было убито ; большая и три маленькия лодки потопле­ны. Шлюпка преследовала побежавших; убили еще несколько человекч> и захватили в плен трех, тяжело раненых. Один из них умер; другим перевязали раны, препроводили их на землю, и отдали землякам за несколько свиней.
Сии островитяне,"сильные и складные, были чер­ны и с курчавыми волосами. Пбчти все ходили нагие, и только немпогие носили пояса из дре­весной коры. Кольцы висели у них в ушах и в носу. На головах у них надеты были калпаки из древесной, раскрашенной коры, составлен­ные из двух или трех кусков, посредством веревочки, и чуть прикрывавшие верхушку головы, как женский чепчик. Дикари употребляли арек и бетель. Знаком учтивости у них было—снять

181
калпак и положить руку на голову. Рукоятки их оружия были украшены резьбою. Лодки у них были различные, начиная с маленьких, где поме­щалось неболее двух человек, до больших, на которых было по 17-ши пар гребцов. Замети­ли одну из их лодок, у которой бока были сшиты, и по швам хорошо просмолены и натер­ты теребинтом.
Достигнув северного мыса Нового И^цновера, и назвавши его мысом Соломонова мега (Cap Solomon Sweert), Шутен продолжал путь свой к 3.
Тасман в свою очередь проплыл большое про­странство эшего берега, почитая его, подобно своему предшественнику, восточным прибрежьем Новой Гвинеи. В описании его встречаем назва­ние : Cabo Santa-Maria, что заставляет предпола­гать познание этой земли Испанцами, может быть, еще прежде экспедиции Шутена и Лемера.
В 1700 году, Англичанин Дампиер плыл здесь в противоположном, направлении, то есть, от С. к ИО. Около средины протяжения земли, близ осшр. Дампиера, Диб-пиь лодок дикарских, че­ловеками с 200 дикарей, окружили корабль Ан­глийский и нехотели пристать к нему, несмотря на деланные им, дружеские знаки, и подарки, ка­кие им показывали. Но они часто ударяли себя правою рукою по груди и держали дубины над головами. Это почтено было за знак дружбы. Погода воспрепятствовала Дампиеру остановишь­ся в заливе и сойдпии па береиТ), где толпилось тогда до Ü00 туземцев. Когда корабль поплылъ
4 82
в море, дикари пустили в него кучу стрел. С ними обменялись пушечным выстрелом, от чего было несколько их убито и ранено, а осталь­ные разбежались. Дампиер назвал эшо место за­ливом Пращников. « Земля здесь, » говорит он, «высока, гориста, покрыта прекрасными, зелене­ющими деревьями. По скатам гор было множе­ство больших насаждений и участков очищен­ной землц* чшо соединяясь с виденным нами от­всюду дымом, служило ясным доказательством большой населенности здешней стороны. »
Обогнув южный мыс земли, Дампиер вступил в углубление моря, находящееся на В., почел его большим заливом, назвал заливом свягп. Георгия и направил путь к Новой Британии.
Картерет, в 4767 году, останавливался по­степенно в порте Праслена, заливе Англичан, га­вани Картерета, на Ю. 3. берегу Новой Ирлан­дии, где добывал себе дров, воды и несколько пальмовой капусты и кокосов. Здесь нигде неви­дали дикарей. Картерет продолжал свой путь к С. С. 3. и открыл пролив Св. Георгия, разде­ляющий Новую Британию от Новой Ирландии. Ме­жду последнею и островом Сандвича увидел он десять лодок, на которых было до 4 50 че­ловек, пустившихся от берегов Ново-Ирланд­ских. При выменах дикари всему предпочитали железо. Одна из лодок их была до 80-ши Фугпов в длину, хотя и выдолбленная из од­ного дерева. С резьбою по бокам, она имела
183

перевес, но парусов на ней небыло, а число си­девших в ней простиралось до 33-х человек. Люди эти были Негры, курчавые, толстогубые, с расплющенными носами. Совершенно нагие, они но­сили однакож браслегпы и раковины на руках и ногах. Головные уборы их были блестящи, и большая часть их привязывали над одним ухом перо, по видимому, из петушьего хвоста. Оружие их составляли копья и палки в виде дубин. Взгляд на пушки, казалось, внушал им опа­сение.
В Июле 1768 года, Бугенвиль остановился в пор­те Праслена и провел там восемь дней, в те­чение коих трудам'ь экспедиции препятствовал беспрерывный дождь. Только однажды проглянуло солнце. Июля 22-го, удар землетрясения всколе­бал корабль. Море взволновалось, подымалось и понижалось несколько раз сряду, чшо испугало людей, ловивших рыбу на мелях. Бугенвиль не­видаль дикарей во все время стоянки, и только заметил многие следы их, и даже лодку между двумя хижинами. Незная открытия Картереипова, Бугенвиль обогнул мыс Св. Георгия, оставя порт Прасленов, и плыл по восточному при­брежью Новой Ирландии, как сделали это Шупиен и Тасман. Находясь здесь, 29 числа, Фре­гаты увидели много дикарских лодок,и в каж­дой по 5-ти и 6-ши человек, черных, курчавых, высоких, ловких и сильных. Они приглашали Французов на берег, но сами нехоипели идти на корабли. Дали им несколько лоскутьев шка-

4 84
ней. Получивши шакой подарок, дикари удали­лись, бросая каменья в посетителей. На следу­ющий день, возвратясь в большем числе, дикари подплыли к кораблям без затруднений. Началь­ник их, держа палку над головою, казалось, изображал этим власть свою. Черные дикари сии показывали большую изысканность в наряде — во­лосы их были напудрены красным ; на головах пучки перьев, на шеях ожерелья, в ушах и но­сах серьги, на ногах браслеты — это был пол­ный туалет. Напрасно хотели завязать с ними мену; они брали, что давали им, и ничего недавали в замен. После тревоги, причиненной 3'1-го Июля партиею дикарских лодок, бежавшею от пушечного выстрела, Бугенвиль поднял паруса и оставил здешния места.
Б Июле 4 792 года, явился сюда Дантркасшо, остановился в гавани Картерета и провел семь дней. Всю неделю шел проливной дождь ; потоки воды лились из облаков. Едва могли добыть здесь с полдюжины орехов кокосовых, и невидали ни одного дикаря. После сей стоянки, Дантркасшо опознал всю западную сторону Но­вой Ирландии, почти неизвестную до него. Он заметил, что скелет земель острова вообще составляют две цепи гор, в 2000 метров от­весной высоты, и что только перед островом Сандвича земля гораздо не так возвышена.
Капитан Дюперрей остановился, в 4 823 году, в порте Праслена, и снял карту его. Благода­ря сносной погоде, он мог иметь частые сно-
J 85
шения с туземцами, приплывшими в своих лод­ках из селения Лики-Лики, находящагося на вос­точном краю острова. Эти дикари казались крошки, но недоверчивы. Они боялись посещения к ним. Кадет Блоссевиль прошел, гуляя, до их селения; они старались сначала уговоришь его удалиться, а потом, видя его настойчивость, стали караулиигщ его и спрятали от него сво­их жен. Французам указали маленькое капиИще, убранное множеством странных идолов, поставленных на площадке, окруженной камен­ною стеною. Дюперрею показалось, что туземцы называют Новую Ирландию Томбара, а Новую Британию Бирара ; эти имена поставил он на своей карте. Дюрвиль, номенклатуре которого мы следуем, несоглашаетсл в верности сих на­званий. Он полагает, что скорее они относятся к частным областям, и чшо до полнейшей досшоверносгпи лучше удерживать названия старые.
Наконец, в Июле 4 827 года, капитан Дюрвиль провел двенадцать дней в гавани Картерета, и снял с неё верную и подробную карту. Тузем­цы, много раз подплывавшие к Астролябии, по­казались ешоль-же недоверчивы и робкий, как Лики-Ликские дикари. Они нехошели указать места своего пребывания, недопускали, чтобы Французы провожали их. Предполагаемо было однакож, что дикари эши жили на низком и лесистом острове, находящемся на С. 3. от гавани. На острове Кокосовом ненашли ни одного кокоса, но за то убили здесь каймана.

486
Общим очерком Новой Ирландии можно поло­жишь следующее : протяжение почти на 94 мили от С. 3. к Ю. В., при различной ширине, от 8-ми до 30 миль. Центральную часть образует часть высоких гор, покрытых деревьями до са­мой, вершины. Жители черные Меланезцы, кото­рые, при различиях по разным местам, общим характером имеют робость и недоверчивость. Пределы, по широте 2® 3'—4° 51' южн., но долго­те 448° 43'—150® 48' восш. — В южной части, к западной стороне, маленькие острова: Кокосо­вые, Лей (Leigh), Ламбом, Лапиао, о которых мы уже говорили, а к восточной островки Эироо и Лунтасс.
Подле С. 3. оконечности Новой Ирландии лежит остров Сандвпп, открытый Картеретом в 4767 году, осмотренный Дантркасто в 4792 го­ду. Это земля высокая, лесистая, населенная, 42-ть мидь длины, от В. к 3., при 7-ми шири­ны, от С. к 10. — Замечательный пик, в Фор­ме сахарной головы, возвышается в северной оконечности острова. На холмах его, старые пни дерев, лишенные ветвей и опутанные лиаными, представляют вид колоннады, украшен­ной Фестонами. Широта южн. 2’ 49', долгота восш. 448" 33' ( вост. угол ).
Новая Ирландия отделяется ош Нового Ганно­вера проливом, в шесть миль шириною, где рассеяно несколько низких островов, за исключе­нием одного замечательного пика, который Кар,
487
шеренг назвал Бапроновым, а Даншркасшо Мавизалеем.
Новый Ганновер был виден Шутеном в 464 6 году (он назвал его мысом Соломонова ме­га ), а потом Тасманом, Дампиером и Буген­вилем, но осмотрен только Картеретом и Дантркасто. Это земля высокая, покрытая дере­вьями, сквозь которые видно много плантажей; но около Соломонова меча она весьма низка, и ош одного места до другого в перелесках. Протя­жение острова около 38 миль, от В Ю. В. к 3. С. 3. — Ширина еще неизвестна, но неменее 4 2 миль. Пределы : 2е 32' — 2° шир. 10., 4Л7° 34' — U8° Т долг. В.
Острова Портланда открыты, в 4 767 году, Картеретом, видены в 4794 году Гунтером, осмотрены в 4 792, 4 793 гг. Дантркасто. Эшо цепь из семи маленьких, лесистых, перепутан­ных прибоями островов, занимающих протя­жение 8-ми миль, от В. С, В. к 3. 10. 3. — Са­мый большой две мили длины. Положение — 20° 38' шир. южной, 4Д7° 42' долг. В. (угол Ю. 3.).
Обращаясь теперь к мысу св. Георгия, находим ряд островов, образующих цепь, параллельную к Новой Ирландии-
О. Св. Иоанна, прошив мыса Марии, в отдалении 30-ши миль. Он был открыт Шушеном. Тас­ман видел его в 4 6^3-м, Дампиер в 4 700 году. Последний говорит, чшо остров имеет от 9 ши до 4 0 льё окружности, и чшо на немъ
188
много кокосов. Прибрежье покрыто зеленью, а холмы весьма лесисты. Три лодки пошли от бе­рега, завидя корабль Дампиера, но ни одна нехопгиила пристать к нему. Островитяне ни в чем неразнились от Ново-Ирландцов. Картерет ви­дел остров св. Иоанна в 1768 году, назвав его Бурно ( Bournaud ). Маурелль осмотрел его в 4781 году. Положение его худо определено, но должно быть около 3° 51' шир. южной и 151° 15' долг. В.
О. Лбгаррпса, открытые кораблем Abgarris, с 4 820 по 4 825 год, низкие, 20-25 миль протяжения, вероятно, те-же самые, которые видел, в 1826 году, капитан корабля Лира, Реннек; и назвал Фнд и Гудман. Собственно, это две купы, на 27-ми милях протяжения, от С. 3. к Ю. В., обра­зующие цепь низких, лесистых, населенных островов и песчаных отмелей, с отдельным рифом к югу. Пределы: 3° 5'—3° 33' шир. южной, и 452° 2'—152° 25' долг. В.
О. Коен, открытый Тасманом, в 4 6^3 году. В 4 700 году, Дампиер имел сообщение с жи­телями, Меланезийцами, курчавыми, сильными, склад­ными, вымазанными разноцветною краскою. Он по­казал им мушкат и золотой порошок, и ему помстилось, будто дикари изъясняют телодви­жениями, чшо сии предметы находятся на их островах, на которые указывали они, восклицая; « Манниль, Манниль ! » Лодки их были украшены по бокам Фигурами рыб и резьбою. Дампиер по-
4 89
WBTMiîWj
лагал окружность Каена в Ц, или б льё, го­воря, что он высок, покрыт лесами и укра­шается насаждениями по скатам холмов. По при­морьям много кокосов. К 10. В. два островка, также покрытые сими деревьями. Один высок и остроконечен, другой низок и плоский, но весь­ма населен. Большой остров содержит также многочисленное население. Бугенвиль видел Каен в 4 768 году, и назвал его île Oraison (Пропо­ведь); Маурелль в 4764 году, и назвал Refugio ( Убежище ), а ближние два островка Santa-Rosa. и Magdalena ( св. Розы и Магдалины ). Каен дол­жен быть под 3° 28' шир. южной, и 4 50° J18' долг. В.
О. Гаррет-Денис был открыт, в 4 646 году, Шутеном, виден в 4 643 году Тасманом, но только Дампиер, объехавший его в 4 700 году, оставил нам несколько подробностей об нем. « Это, » говорит он, « земля высокая, гористая, покрытая лесом, 4 4-ть или 4 5 миль в окруж­ности. Прибрежья унизаны кокосами. Множество насаждений является по скатам холмов, а земли вновь очищенные имеют красноватый цвет. На­селение состоит из народа чернокожого, креп­кого и складного. Головы дикарей большие, круг­лые ; волосы курчавы, короткие, окрашены крас­ным, белым, желтым; лица широкия, нос рас­плющенный; в носовом хряще висит палочка, в палец толщиною. Оружие составляют дубины, копья, пращи, луки и стрелы. Лодки дикарей узки и длинны, снабжены перевесами, украшены сзади и спереди Фигурами, хорошо вйрезанлыми, как-то :
490
изображениями рыб, птиц, человеческих рук, и проч. Язык дикарей внятный и определенный. Приглашая нас плыть к берегу, они часто повторяли : <, Вакузи аламаи, » и указывали на зем­лю. Знаки дружбы состояли у них в том, что они клали на голову палку, или древесную ветвь, часто ударяя притом по голове рукою. » Бугенвиль видел сей остров въ1768 году, и назвал его Дюбушаж, а Маурелль, в 1781 году, назвал его остр. св. Власия ( San-BJas ). Положе, ние, но недостоверно, околр 3° 12' шир. ю. и 4S0“ 45' долг. в.
О. Дампиера. Дампиер, видевший его в 4 700 году, говорит, что он около tt-х, или 5 льё окружностью, высок, покрыт лесом и обога­щен насаждениями по скатам холмов. Вероятно, этот остров, в 4 781 году, назван был Мауреллем Св. Лаврентием (San-Lorenzo), и кажет­ся, что его-же ИПушен наименовал, в 4 64 6 году, островом Монсея. Двадцать пять дикарских ло­док окружили корабль Шутенов. Два якоря при­готовились спускать в море. Один дикарь вска­рабкался с пагаем на якорную лапу и хотел увлечь корабль к берегу. Между тем земляки его приготовились па битву. Она началась тучею стрел, копьев, каменьев, вдруг кинутых на корабль. Каменья брошены были так сильно, что щепы полетели от мачт, и машрозы принуж­дены были бежать и прятаться. Уже дикари запе­ли победную песню, когда ударили в них из пу­шек и ружей. Двенадцать, или тринадцать изъ
4 91
них были убиты, еще более ранено, остаток бежал. Шлюпка преследовала их и захватила в полон молодого дикаря, лет 48-ти, раненого в начале битвы и названного, подобно острову, Моисеем. Дикари, говорит ИПушен, ели род хлеба, сделанного из древесных кореньев. По­ложение острова ( весьма недостоверное ) под 3° 42/ шир. ю. и,450° долг. в.
О. Рыбаков увидел первоначально ИПушен, в 4 6И6 году, а потом видели его Тасман, в 4 6’иЗ-м, Дампиер в 1700 году. Последний гово­рит, что это земля высокая и обширная, в ше­сти льё от материка, на которой заметили мно­го дыма и потому непосмели приблизиться к ней. Бугенвиль, в 4768, году, наименовал сей остров Сюцанне, а Маурелль, в 4 784 году, из трех вершин его сделал три острова, SanFrancisco, San-Jost?, Sant-Anlonio. Положение и раз­мер весьма неопределенны. Северная конечность лежит под 2° 33' шир. ю. и 4 49° #0' д. в.
О. Бурный, открытый Дампиером, в 4700 году, Бугенвиль наименовал, в 4768 году, островом Керве. Маурелль видел его в 4 781 году. По Дампиеру, он низок, ровен, покрыт большими, зе­ленеющими и частыми деревьями. Длина его две, шри льё, а на Ю. В. мысе лежит островок, низкий, лесистый, с милю окружностью. Положение : 4° Л0' шир. южной и 4Л8° 9' долг. в.
О. Матфил открыт Дампиером в 4 700 году, виден Бугенвилем в 4768-м, Мауреллем въ
!
4 92
1781 году. По Дампиеру, он горист, и поверх­ность его разнообразна, по причине лесов, сте­пей и частей земли, по видимому обработанных. Длина его около 9-10 льё. Положение: 4° 30' ш. ю. и 4^7“ 40' долг. в. (вершина).
Острова Адмиралтейства были открыты Шутеном, в 4616 году, но он видел только 10. В. часть их, и удовольствовался дать им название Двадцати пяти островов. Лучше опознал их Картерет, в 4 767 году, давши имя, доныне ими сохраняемое. Вид этих островов прелестный. ;Леса на них, густые и высокие, перемешаны с рощицами и лугами, кокосовыми купами и хижи­нами туземцов. Впрочем, Картерет слишком позволил себе употребить права путешественни­ка на прибавки, говоря, будто каждый из сих островов мог-бы составить целое королевство. Дикари подплыли к кораблю Каршеретову, и уже старались завязать с ними какую нибудь дружбу, когда им вздумалось начать сношение бросаньем копей, за что заплатили буянам выстрелами из пушекии и ружей. Урок непропал даром, и ди­кари лучше обошлись с Маурсллем в 4 781 году, хотя с жадностию воров бросались они на все, что только видели, даже на овощи, положенные в кормовую сетку. Маурелль надавал разных имен разным островам, и они доныне остают­ся на картах, в ожидании, пока узнаем мы ту­земные имена. Дантркаспю, в 4 792 году, тща­тельно исследовал северную часть купы, и имел сношения с дикарями, на которых нечего было
193
пожаловаться. Вот некоторые события этого по­сещения :
«Через час ожидания,» говорит Дантркасто, « пеуспевши приманить на корабль дикарей, взду­мал я позабавить их ракетою, хорошо предвидя, что такое зрелище сначала лугнегп их, по по­лагая, что потом может оно возбудить их удивление и любопытство. Когда полетела ракета, дикари перестали отвечатьпа наш крик, и пребывали в молчании. По когда потом лопнула ракета и рассыпалась огненным дождем, ужас овладел дикарями, и они удалились поспешно. Немного спустя, мы увидели их ворошившихся, но они беспрерывно держались в большом отда­лении. Мне пришло на мысль поставить на доску свечу в бумажном Фонаре, присовокупивши к тому гвоздей и других променных безделок, и все это пустить на воду, чтобы дикари заме­тили и перехватили. Но, кажется, еще больше ракеты испугались они этого огонька, который, отделясь от Фрегата, как будто близился к ним и шел по воде. Без сомнения, дикари ви­дели нечгпо чудесное в мнимом блудящем огонь­ке, мелькавшем на волнах, ибо, по мере того, как вас увлекало ош него, им казалось, что они к нему приближаются, и они поплыли прочь поспешно, громко и скоро произнося что-то, как будто заклиная такого злого духа. Наконец, они вовсе удалились. Было так тихо, и море было так спокойно, что зажженная нами свеча горела на волнах часа с два. Прибывши на берег, ди-
7. ГПИ. 13
m
кари зажгли огонь, для шего-ли, чшо думали при­влечь им к себе предмет, который воображали плавающим по волнам, или для того, чтобы на­против удалить колдовство от своих жилищ. Впрочем, все это зрелище, столь напугавшее ди­карей, забавляло экипаж. Если-бы я предвидел действие его, то избавил-бы бедняков от стра­ха, который мог умножить их врожденную не­доверчивость.»
Купа островов Адмиралтейства занимает пространство около 25-ти миль от В. к 3., при Я0-50 милях от С. к Ю. — Она состоит из островов более и менее обширных, вида приятного и разнообразного, занятых Мелане­зийцами красивой породы. Географические пределы её можно положить почти так: 4° 53'—2° 3JP ш. ю. и 4U30 54'—4М5° 50' долг. В.
Главнейшие острова сей купы :
Большой остров Адмиралтейства, названный Мауреллем, в 4 784 году, Баско, и большею частию исследованный Дантркасто в 4 792 году. Земля возвышена, неровна, лесиста, населенна, около 50 миль от В. к 3., при 4 8-20 милях ош С. к 10.—Южная часть еще неизвестна. Пределы: 4е 57'—2° 47' ш. ю. и 4M0 40'—4^5" 00' долг. в. (?).— О. Иисуса и Марии, по названию Маурелля, в 4 781 году, осмотренный Дантркасто в 4 792 году, высокий, около 20 миль окружностью, под 2° 4 8' ш. ю. и 4^5° 27' д. в. ( средина). — Острова ; се. Гавриила, св. Михаила, Вендола, Королей ( los

195 ¥
Reyes ), Негров (los Negros), по названиям Маурелля, в 1781 году, осмотренные Дантркасто, в 1792, 1793 годах. Два первые миль по 5-ти, или 6-ти протяжения, а другие все менее. Населены и лесисты. Положение : 2° 1Ѵ ш. ио., 1^5° 50' долг. вост. ( остров Вендола ).
Кроме того находятся, к югу от большего острова Лдмиралйиейства, многие другие, маленькие, неизвестные островки. Острова Пурди и Елиса­веты, перенесенные на карту Крузенштерна с карты Пурди, может быть, также составляют часть сей купы. На юг лежит риф Сидней, где потерпел кораблекрушение капитан Аусшин Форрест, Мая 1-го 1806 года. Эта мель означает­ся под 3° 20' ш. ю. и 1НЛ-° 30' долг. в.
Другие отдельные купы :
Острова Анахоретов, открытые и виденные вблизи Бугенвилем, в 1768 году. Цепь низких земель, поставленных на одной отдели, около 3-х льё протяжения. Тут видно много деревьев, и особенно кокосов. Берега, говорит Француз­ский мореплаватель, покрыты хижинами и удиви­тельно населены. Хижины высоки, почти чешыреугольны и хорошо покрыты ; они напоминают жилища Таитян. Много лодок занимались рыб­ною ловлею на отмелях, но ни одна неудостоила своим вниманием Бугенвиля, и это заставило его назвать жителей острова отшельниками (ana­chorètes). Маурелль был здесь в 1781 году, Даншркасшо в 1793 году. Положение : 0° ЛЗ' ш. ю. и 03“ О* д. в. (G. В. мыс).
13’
4 96
О. Коммерсанту небольшой, виденный издали Бу­генвилем в 4768 году, осмотренный Дантркасто в 4 793 году, и Ибаргоитиа в 4 800 году. Положение: 0° 45' ш. ю. и 442’ 55' д. в.
Острова Пустынников ( Hermites ). Бугенвиль открыл их в 4768-м, Маурелль видел в 4781-м, Даншркасто осмотрел в 4 792 году. Лодки дикарей приближались к кораблям послед­него из сих мореплавателей, но нехотели при­стать к ним, хотя дикари старались переда­вать плоды, бросая их на корабли, так, что сначала почли этот подарок за признак непри­язни. Островитяне казались росли и складны. Вся купа состоит из высоких и населенных зе­мель, занимающих 4 4-шь миль от В. G. В. к 3. ИО. 3., при шести милях в ширину.—Широта го. 4° 29’, долгота в. 4 42° 48' ( остров С. 3.).
О. Вздорливый (Boudeuse), небольшой, «открытый в 4 768 году Бугенвилем, и виденный, в 4 793 году, Даншркасто. Широта го. 4° 27', долгота в. 4 42’ 4 4'
О. Шашеъпицы, открытые в 4 768 году Буген­вилем. Маурелль назвал их в 4 781 году Тыс яга-островов. Даншркасто осмотрел их в 4 792 году. Купу эту составляют более нежели 30-шь островов, низких, населенных и усыпанных ме­дями, на протяжении 30 миль, от С. G. В. к Ю. Ю. 3.—Широта го. 4° 4 3', долгота в. 4 42° 2' ( В. край).
О. Дюрур, маленький и голый, открытый, в 4767 году, Картеретом, и виденный в 4 792
197
году Даншркасто, который полагал его под 4й 3JP ш. ю. и 4Л0° 53' д. в.
О. Маттей, маленький, голый, населенный. От­крыт, в 4767 году, Картеретом. Дикари бе­гали ночью по приморью с Факелами, в виду ко­рабля. Дантркасшо полагает его под 4° Д6' ш. ю и 4^0° 36' д. в.

НОВАЯ ГВИНЕЯ, ЛУЗИЛДД И ОКРЕСТНЫЕ ОСТРОВА.
Я говорил уже, чшо от островов Адмирал­тейства наша Океания направилась к Новой Гви­нее. Утром 16-го были мы только в 6, или 7 милях на север от острова Лессона, самого восточного из островов Шушеновых. Этот остров просто конической Формы гора, 5 6 миль в окружности при её подошве, одетая самою ве­селою зеленью. Другие острова купы, расположен­ные полукругом, образуют как будто ожерелье . из зеленых каменьев, врезанных в лазурь Океана. Налево виднелись нам вершины Вулканова острова и некоторые другие горы Новой Гви­неи.
Перед островом Руасеи, плодоносным и гори­стым, мы думали, что дикари хотят повидать­ся с нами. Две лодки, отделясь от берега, каза­лось, поплыли прямо к нам. Мы легли в дрейф, ожидая их, и по видимому, они тотчас должны
4 99
были пристать к кораблю, по недоплывши на пол-мили, дикари остановились, и все наши знаки и приглашения не убедили их идти далее. Мы двинулись по направлению к ним, и они броси­лись плыть, из всех сил работая пагаями. В зрительную трубу можно было рассмотреть, что в каждой из лодок находилось по пяти, по ше­сти человек, темноцветных, почти нагих, с курчавыми головами и низшей породы в сравне­нии с дикарями Адмиралтейства.
Мы прошли в 3-х, или Л-х льё от острова Дюрвиля, самого значительного из всей купы, имеющего от 15-ти до 4 8 миль в окружности, при среднем возвышении и весьма приятном виде. Тут Пендлешон направился к В. G. В., держась в среднем расстоянии на 4 0-ть льё от берега, чтобы безопасно плыть ночью. Впрочем, он хо­рошо звал, что ничего доброго нельзя было ожи­дать оити неприязненных племен, населяющих здешний архипелаг. Ему известны были прежния и новые повествования, показывающие подробно их нравы и характер. Только я один, из всех на корабле, грустил внутренно об осторожности Пендлешона. Быт в виду земли, любопытной и мало известной, и не исследовать ее, не сойдпии на её берегъ—да, эшо мучение Тантала ! Мы про­плыли перед громадами гор Бугенвиля и Циклопа, означающими место залива Гумбольдта, недавно приобретенными в каталоги географические капи­таном Дюрвилем. Ветер был тихий, небо чи­стое, море спокойное. Можно было сказать, что
200
ми плывем по Индийскому морю, и что все бури Тихого Океана убежали от нас. Ветерок дул даже так тихо, чшо течением несло нас бо­лее. Оно двигало корабль на 20-т и на 30 миль к западу. Дважды сила его увеличивалась до 40 миль в сушки, и однажды дошла до 60 миль ; всего страннее казалось, что такое действие вод было постоянно незаметно для плавателей. Един­ственное, видимое влияние его состояло в со­вершенной тишине, столь изумительной на море столь свободном.
Ночью на 26-е Июля, Океания прошла между дву­мя маленькими островами Лрнмоа и землею, ко­торая была весьма низка и покрыта большими де­ревьями. На другой день, против мыса Дюрвилева, мы могли заметишь разницу в цвете моря, чшо казалось-бы признаком мелководья — обстоятель­ство уже замеченное мореплавателем, давшим мысу свое имя. Между тем, здесь нет никакой опасности. За этою отменною полосою воды яви­лась лодка, которую южным ветром гнало пря­мо на нас. Она была довольно огромна, с настил­кою досок, на которой насчитали мы до сорока дикарей. Среди этих Негров отличался один, полуодетый, с остроконечною шапкою, похожею на Китайскую. По мере того, как подходила лодка, этот дикарь делал нам знаки, более и более выразительные, приглашая нас плыть к земле. Наконец он остановился, шуазах в 500 ош корабля, и возобновил свою пантомиму с такою силою, что и пересказать невозможно. Ду*
201
мая, что Пендлетон согласится па предложение столь убедительное, я уже просился с ним на берег; «А, а!» отвечал мне капитан — «видно, что вам страх как хочется попасть па кухню этих бездельников ! Эгпа Новая Гвинея сатанин­ская сторона, и здесь добрых вестей неуслышише< Года с два будет гному, как один бед­няжка китолов осмелился остановиться в боль■ ♦
том заливе Гельвинкском. Обольщенный дика­рями, которые показали себя весьма гостеприим­ными и предупредительными, он послал к ним шлюпку. Посланные неворотились. Иа другой день послали другую шлюпку для поиска первой. Дикари окружили ее, убили двух, или трех человек, и остальной народ со страхом и кое-как воро­тился к кораблю. Трупами убитых, людоеды, ве­роятно, лакомились два, три дня. Не хоипиипе-ли, чтобы и с Океании поставили мы свежого чело­веческого мяса этим едунам своих гостей ? » Я молчал, зная, что Пендлетон никогда неговориш, чего незнаегп хорошенько.
Избегая пиишии в проливе Джобп, мы невходили туда, и направились к С., чтобы пройдтп в до­вольном расстоянии ош островов Измииинилыил и берегов большего острова Мпзорн, вершины ко­торого я мог видеть. Июля 29-го, Океания обо­гнула малые острова Провидения, и перед нами, на чистом горизонте, открылись величественные вершины гор Лрфакн> рисовавшихся в весьма большой высоте на 10. 3., выше Дореи. О возвы­шении их можно судить потому, что мы были
У
202
тогда отдалены ош них пеменее 75 миль, или около 36 льё. Впрочем, вершины их все еице ниже пояса снегов, лежащих на вершинах гор под экватором. Волнуясь по морю еще два, три дня, только 1-го Августа достигли мы гавани Дореиской, где надлежало нам немного отдохнут.
Вход сюда представляет зрелище по истине удивительное. Налево—длинная цепь низких и зе­ленеющих островов, образующая кольцо с высо­ким прибрежьем. Направо полоса лесистых зе­мель высится над берегами, покрытыми тучным произрастанием. Наконец, в глуби картины воз­вышается, как базальтовая стена, безмерный ске­лет гор АрФаки, подымаясь пятью, или шестью отделениями, один за другим, и кончаясь несколь­кими острыми шпицами, которые, кажется, пада­ют в гавань—так круты бока их.
Едва пришли мы на вид земли, куча лодок окружила нас. Можно-бы сказать, что это со­всем другая порода от жителей окрестных островов. Так много показывали наши посети­тели доверенности и беспечности. Здесь-то, пе~ сколько раз, Французские мореплаватели заводили сношения, на которые дикари немогли пожаловать­ся. Европейцы должны ожидать здесь ласковой встречи. Дюперрей и Дюрвиль вели себя здесь так, чшо жители вспоминают с сожалением о добрых своих гостях. Уже люди, прибывшие в лодках, готовы были толпою идти на наш ко-
203
рабль, но боясь, что они помешают нашил ма­неврам корабельным, Пендлетоп допустил только немногих начальников, или коранов. Однакожь всем старались мы растолковать поМалайски (этот язык здесь немного понимают), что ставши на якорь, тотчас допустим мы к себе всех и начнем промены. Кораны изъяснили это дикарям, оставшимся в лодках ; все лодки тотчас отошли от корабля и следовали за нами самым кротким образом, без крика, без ворчанья, держась в некотором отдалении. Та­кое поведение исполненное важности и осторож­ности, было нетолько выше Меланезских при­емов, но даже далеко оставляло за собою довольно шумливые приемы более образованных племен По­линезии.
ИМы стали в Дорейской гавани, весьма хорошо обезопасенной, в 200, или 300 шуазов попереч­ника пространством, и где мореплаватель засло­нен от всех ветров. Бросивши якорь, сняли запрещение с корабля и двадцать лодок приста­ли к нему. Палуба наша превратилась в настоя­щий базар. Каждый дикарь показывал свои то­вары : тот связку мпссойнон корки стрелы, ро­гожки из банановых листьев, испещренные са­мым странным образом; этот бамбуковину с драгоценною райскою птичкою. Менее всех было дикарей, принесших запасы таро и овоща, назы­ваемого абру, несколько рыбы и раковин. Пока дело шло о запасах, оружии и других подоб­ных предметах, торг заключался легко, хотя
20U
можно было видеть в эипихъди карах торгашей очень ловких. Но когда дело дошло до продажи райских птичек, переговоры наши спутались. Что ни предлагали мы, топоры, ножи, даже ткани, продавцы презрительно качали головою, и отве­чали одним словом: Компам! Долго непонимали мы, чпю это за таинственная вещь «Компан?» Но, наконец, один из дикарей показал нам серебряное зарукавье, которое было па его руке, и мы стали понимать, что слово это означает серебро. Показали дикарям пиастры, чтобы пове­рить нашу догадку, и тотчас дикари запры­гали от радости, крича: «Компан, Компан! » Они требовали за райских птичек пиастров. Мы предложили им пиастров, но нелегко было поладишь с их требованиями. По три доллара просили они за посредственную птичку, и по пяти, по шести за лучших — цена нелепая! Пендлетон нехотел покупать. «Вот это ваши? офицеры Ра­ковины и Астролябии испортили намч> цены — го­ворил он мне.—Лет пятнадцать прежде, рай­скую пгпичку отдавали здесь за большой ножик, кусок ситцу (guinée), либо несколько Фунтов сухарей. Теперь цена безумная. Туш надобно по­хитришь— к последним дням нашей стоянки плуты будут сговорчивее. » Но несмотря на сло­ва капитана, я невышерпел — так хотелось мне тотчас достать себе одну из этих прелест­ных птичек. Спасибо, случай услужил мне в исполнении моей прихоти за дешевую цену. В числе вещей, какие оставались еще у меня для ме-
205
ленного торга, было несколько Фарфоровых ча­шек, купленных много в Китае ; их некуда было мне сбыть по островам Океанийским. Один дикарь потребовал их у меня за две райские птички, ману коду и великолепную. Тотчас мы уда­рили по рукам.
Вечером, шлюпка поплыла к берегу за водою, и я воспользовался случаем взглянуть на землю. Мы пристали у одного потока, бегущего по ко­ралловому логовищу. При отливе, тут легко за­пастись водой, но с приливом затекает сюда морская вода и делает поток солоноватым. Увидеть этот ручей можно только вошедши в него, потому, что берега его заросли густым и колючим кустарником. Тут нашли мы множе­ство прекрасных раковин, из рода называемыхи> за-просто Мидасовымп ушами, и которые так дорого ценятся любителями конхиологии.
Лейтенант Реинбов, стрелокч> отличный, пред­ложил мне на другой день вместе идти на охоту за райскими птичками. Двое, или трое молодых дикарей, хорошо зная окрестности, должны были служить нам путеводителями. Мы отправились весьма рано. Края прибрежья обросли такимч» поя­сом кустарников, что все наше платье должнобы остаться здесь клочками, еслибы пепробрались мы в лес по самому руслу потока. Двести, три­ста шагов надлежало брести в воде по пояс, но далее, в сухое время, вода едва достает выше пяток. Пробравшись через прибрежную о-
I
206
пушку, вы в разгульном лесу, который може­те исходишь во всех направлениях. Его соста­вляют огромнейшие прозябения, во многих ме­стах образуя два яруса зелени—первый, высший, со­ставлялся из ппиерокарпов, фиг, инокарпов, рода акации, или мимозы, и других неизвестных мне де­ревьев, возвышающих голые стержни на высоту 100 Футов, и там, на вершинах, раздвигающих свои густые зеленые ветви; другой ярус образовывали де­ревья меньшей вышины, пиекшоны, гибиски, эрнандии, пальмы из породы арека, кориФы, сагу, цика, иные вышиною в 80 Футов, лес, поросту своему, второ­степенный однакожь. Под таким двойным сво­дом, непроницаемая лучами солнца, земля пред­ставляет только редкия и тощие деревцы, и поч­ти нет на ней никакого травянистого растения, кроме яипрыжников (orchidées), хвощей, злаков, папоротей и плаунов, обыкновенных под эква­тором. Земля, состоящая из весьма мягкого чер­нозема, почти всюду изрыта, так, что ходишь по ней весьма неловко. Это работа диких сви­ней, которых здесь бездна.
Мы настреляли множество птицъ—летающих с таким шумом калао, огромных и прекрасных голубей гура, красивых горлиц, щеголеватых зи­мородков, кукалов, какаду, попугаев, лори, перрушей всех цветов. Но блестящая изумрудная па­радиза умела от нас укрыться. Иногда мы слыша­ли, как самец звал к себе самку,своим хрипо­ватым и мрачным кликомъ—« Уак, уак, уако ! » или вернее—«Куа, куа, куа!» Но едва подходили мы,
j
207
птичка умолкала, либо, сидя на вершине высокого дерева, успевала скрыться из вида. Раза два, три стреляли мы по пустому. Иных видели мы до­вольно близко, когда они перелетали через по­ток, быстро, неровно, прихотливо, какими-то волнистыми дугами. Прелесть было видеть этот оранжевый букет перьев, мелькающий по зелени деревьев ; при полете птички, только пушистые, блестящие бока её остаются заметными точками. Севши на дерево, парадиза продолжает свои быстрые, прыжковые движения. Можно-бы сказать, чшо она ни на минуту неможеш остаться в покое; положение её показывает тревогу; она то и де­ло бьет крылушками, шопыршит перья, шеве­лит всеми членами и повторяет свое одно­звучное: «Уак, уак, уако! » Самки, у которых перья беднее великолепием перьев самца, вто­рят этому однообразномупризыву, только осо­бенным выражением. Мы подумали было, что число самок более числа самцов, потому, что более их видели, по вспомнив исследования естествоиспытателей Астролябии, убедились, чшо наше поверхностное замечание было ошибочно. Молодой самец небывает еще украшен своим драгоценным перяным убором, и потому на первый взгляд его нелегко отличить от самки. Перья самца разрастаются с его возрастом. Па­радизы питаются плодами, и наиболее шековыми и одного рода фиг. Волнистый полет сей птич­ки происходит кажется от расположения длин­ных, пушистых и раздельных её перьев Этотъ
208
роскошный наряд заставляет бедняжку выбирать направление прошив ветра, при чем длинные перья птички прилегают к её телу, а иначе, при направлении прошивном, они раздувались-бы и затрудняли её полет. Вот причина, по кото­рой райская птичка, с приближением бури, уже несмеет летать и укрывается где нибудь в дуплах деревьев. Характер изумрудных парадизок храбрый и презлой—эти малютки пресле­дуют неприятелей с ожесточением, и не было еще примера, чтобы райская птичка сделалась ручною.
Охота наша непрошла без приключений. В са­мой чаще леса, где ни с кем неполагали мы встретишься кроме зверей, заслышали мы че­ловеческие голоса, и проводники наши остано­вились испуганные. « Лрфакн ! » шептали они, по­казывая нам знаками, чтобы мы приготовили паши ружья. Осторожно, по прямо пошли мы на голоса. Наши молодые дикари, проводники, чуть незадерживали дыхания своего, ужасаясь пагубной встречи, по едва подошли мы поближе, они радостно за­кричали, узнавши своих земляков. Встретившие­ся нам незнакомцы охотились,подобно нам, толь­ко удачнее нашего, и подготовляли свою добычу, чтобы назавтра продашь ее покупщикам на ко­рабль. Добычу эту составляли два кабана средней величины, два помепее, и три, или четыре фалангера. Охотники палили все это на огне, разведен­ном из веток и сухих листьев. Мы начали торговать у них товар, и они уступили его,
209
хотя и не без сожаления, за несколько пиастров, с тем, чтобы доставить па корабль.
Следующий день употребили мы на посещение туземных селений, расположенных около при­морья. Два их, Дорен и Куао, были расположены на северной стороне гавани, а третье на малень­ком острове Мана-Суари. Все они были одина­ковы. Хижины состояли из длинных сараев, по­строенных из драниц н грубо обтесанных коль­ев, и все над водою, на сваях, 8-мь и 40 Фу­тов над поверхностью моря ; ни одной хижины непоставлено было на берегу. Длинные бревна, с зарубинами, служат лестницами в такия над­водные убежища, и их втаскивают внутрь хи­жин при наступлении ночи, как будто при ожи­дании неприятеля. Обычай здешних шуземцов — строишь жилища всегда над водою, до сих пор неизъяснен достаточно. Одни видели в мем религиозное поверье ; другие, просто, желание спа­стись от насекомых и докучных муравьев, изобилующих на земле ; третьи, наконец, сред­ство безопасности против нападений неприятель­ских.
Мы вошли в одно из этих надводных строе­ний. Это была огромная клетка, светившаяся со всех сторон. Длинный и узкий проход по сре­дине делил два ряда келий; в каждой жило одно семейство. Всю утварь и мебель в этих кле­тушках составляли одна, две рогожки, глиняный горшок, одна, или пара Фаянсовых чашек, да мешки с саговою мукою. В клетках коранов,
Ч. ПИЕ 44
210
или капитанов, как называют еще дикари сво­их старшин, кроме ипого находили^ коробки и корзинки, из банановых, или пандановых листь­ев, куда кладутся товары и богатства. В од­ной из хижин, роде какого-то гинецея, мы уви­дели множество женщин, собравшихся в общем сарае и занятых разною работою ; иные плели рогожки, другие мяли глину и делали из неё горшки разной величины. Одна из дикарок пела, а остальные, с удовольствием, по видимому, при­слушивались к пению. Флажолет случайно был в кармане у одного из наших моряков, сопут­ствовавших нашей прогулке. Он вынул Флажо­лет и заиграл. Невозможно изобразишь, какое действие оказала столь неожиданная гармония. Все дикарки оставили работы свои и столпились вокруг нашего виртуоза. Потом начали онЬ петь, и песни их показались мне приятнее и лучше Малайских, вообще весьма однообразных. Мы хотели подарит певицам разных безделок; они покраснели, и сначала отказались, но потом пошли отыскивать несколько корзинок с бана­нами и обменяли их нам за наши пронизки. Это значило уже не подарок с нашей стороны, но торговлю. Вместо того, чтобы забрать бананы с собою, мы разделили их дикаренкам, туш бывшим. Дети взяли ош нас плоды так скром­но, учтиво, без жадности, без нахальства; каж­дый поднимал рученки над головою, в знак благодарности. Из детей, таким образом вос­питываемых, конечно, выйдет народ добрый и
211
общительный. Во все время, пока мы были между женщинами, дикари оказывали тревожное беспокойсшво. Знаками просили они нас идти, и были восхищены, когда ми исполнили их требование.
Среди домов, вытянутых в линию вдоль при­брежья, один возбудил мое особенное любопыт­ство. Он состоял из одной комнаты, с тре­угольною крышею, а пол в нем был из шести толстых бревен, поставленных поперег: каж­дое поддерживалось четырьмя толстыми сваями. Из этого выходил род колоннады в четыре ряда, и каждая составлялась из шести бревен. Все они были резные, представляя человеческие Фигуры, грубые, правда, но явственные. В Фигу­рах этих, совершенно нагих, половина, в верхнем ряду, была мужеского пола, а другая, в нижнем ряду, представляла женщин. На каждой был ишорбан, или род шако, образуя капипиели, так, что в соединении с верхними Фигурами, изображения эгпи представляли какую-то общность правильнаго' зодчества. Все, чшо могли мы узнать от наших проводников дикарей, состояло в том, что здание имело какое-то религиозное на­значение. Впрочем, ни по какому бревну с зару­бинами небыло туда входа.
У здешних дикарей есть религия, главная сущ­ность которой состоит, кажется, в почтении, воздаваемом мертвым. Они тщательно заботят­ся о сохранении могил, кладут на них прино­шения и ставят уродливые статуйки. Некоторые 1Г
212
из гробниц сложной и соразмерной Формы. На­ходясь вблизи Малезии, Филиппинских островов и Кшпая, дикари должны были перенять несколько темных понятий об искустве Азиятском и про­мышленности Европейской. Такия первые основа­ния знаний оказываются у них в успехах архи­тектуры, торговли и постройке лодок. Лодки Гвипейцов совсем различны от Меланезийских. они более походят на Молукские коро-коро. Одна из них особенно поразила меня своею Формою и размерами. Лучше Малайской барки, она весьма походила на наши большие рыболовные боты. Проводники сказали нам, что на этом судне, каждые два года, жители Дореи посылают дань свою, состоящую в невольниках, черепахе, пти­цах, миссойной коре, султану Тидорскому, ко­торого признают своим властителем.
Накануне нашего отъезда, один из молодых дикарей предложил пам идти с ним на похо­ронный праздник, долженствовавший совершаться ночью, при свете Факелов. Церемония происхо­дила на открытой площадке одного из домов. Сидя вокруг блюд с жареными свиньями, бана­нами, иньямами и таро, семейство покойника изъ­являло свою горесть тем, что досыта набивало желудки кушаньями, в честь умершего. Болванчи­ки, поставленные вокруг стола, были передавае­мы из рук в руки, и каждый из присутство­вавших говорил им речи. Двадцать дикарей на­ходилось гнут, и заседание продолжилось до позд­ней ночи. В девять часов воротились мы на
я
213
корабль. Дом, посещенный нами, был на самом краю селения, и потому пас хотели перевести туда по мостикам, по которым ходят сами дикари. Но мостики эти просто бамбуковые пал­ки, положенные от одной хижины к другой — переход, довольно похожий на канаты, служащие для пляски акробатов. Дикари ходили по ним так спокойно, как будто по земле. Но мы, не получивши уроков в балансерском искустве, принуждены были оседлывать каждый мостик, и передвигаться кое-как для достижения из одно­го жилища в другое.
В последний день, проведенный нами на берегу, я хотел было уговоришь одного из наших проводников вести меня к Арфакам, но все мои убеждения остались бесполезными. Едва начи­нали мы говорить об этом нашим приятелям, они качали головою и отвечали нам : « Это глу­пость— идти к таким людям — там тотчас зарежут ! » Поводов к пиакому отвращению от соседей, кажется, дикари нехотели изъяснить нам. Далее расскажем, чшо думали об этом Форрест и Дюрвиль. Принужденный отказаться от моего предприятия, я решился сделать еще прогулку по берегу. Тут видел я прекрасные насаждения, состоящие главнейше в овощах, абрах, таро, иньямах, молодых гибисках, и проч. — Там и здесь, между расчищенными про­странствами, оставалось еще несколько огромных деревьев, на которых перелетывали изумрудные парадизы, украшенные блестящими своими плюма-
2IU
жами. Когда возвращался я в селение, слух мой поражен был каким-mo звуком, точно уда­рами молота ; можно было сказать, что где ни­будь вблизи находится кузница, или слесарня. Приближась к этому месту, в самом деле, я уви­дел дикарскую кузницу, под открытым вебом, остроумно устроенную и живописную. Дикари пре­вращали тут в украшения пиастры, от нас полученные. Кузница состояла из меха и камня, вместо наковальни. Мех, самой первобытной Фор­мы, составляли две толстые бамбуковые дудки, поставленные отвесно, одна подле другой, как будто две насосные трубы. Горизонтальные труб­ки, соединенные на конце в одну, служат для прохода воздуха, который попеременно гонит из бамбуковин дикарь, посредством двух па­лок, пли помп, двигая их, и сидя на вершине дудок, на обрубке дерева. Наковальня гранитный камень. Незлая средств плавить и топить ме­талл, дикари довольствуются тем, что размяг­чают его, и потом дают ему потребную Форму ковкою. От этого теряется у них много мапиерияла, и им потребно значительное количест­во пиастров для выделки пары запясшьев. Неко­торые из них носят по три и по четыре бра­слета на каждой руке, выделывая такое украше­ние из пиастров, получаемых от Бугисов, Китайцев и Европейцев.
Страсть туземцев к приобретению пиастров оказалась в чрезвычайной силе в день нашего отъезда. Узнавши, что мы отправляемся 7 го Ав­
215
густа, дикари сбежались толпами, с уступкою отдавая своих райских птичек. Приплыли даже две большие лодки из Эмбарбакена, селения, на­ходящагося на 3. от Дореи, и где изумрудных парадизок водится больше, нежели где нибудь. В одно утро накупили мы с сотню, если неболее. Надобно прибавить, что ни одна небыла сохра­нена вполне. Иные даже полуизъедены насекомыми, а другие попорчены дурным приготовлением. Ди­кари обыкновенно отрезывают у птичек ноги, чтобы лучше сохранишь их, и это заставило прежних путешественников думать, будто у парадизок вовсе нет ног. Вероятно, по этому ошибочному мнению, великий Линней назвал ма­ленькую изумрудную Райскую птичку Безногою парадизою ( Paradisæa Apoda ).
Оспиавя гавань Дорейскую, Океания обогнула мыс Маморп; выдавшуюся точку полуострова, и напра­вилась на 3., при весьма слабомч> ветре, переме­жающихся штилях и удушающем зное. Почти только одни течения двигали нас по морю. Благо­даря им, могли мы обплыть Ново-Гвинейский мыс Доброй Надежды (Goedc-i foop), заметный по горе, над которою высится пик в виде полумесяца. Его назвал Дюрвиль горою Дисера Ç Diceras ). Все эгпо протяжение берегов покрыто деревьями до большой высоты, но по малому количеству дымов и редкости обработанных мест можно предпо­ложишь, чшо население здесь посредственное.
Горы Новой Гвинеи высились еще на небосклоне, когда появились перед нами земли Вайгиу. Мед­
216
ленно плыла Океания, 42-го и 43 Августа, мимо берегов этого огромного острова. Тут места, описанные капитанами Фрейсине и Дюперреем, леса Равакские и ФоФагакские. Но все это должно было нам оставить без рассмотрения, и удоволь­ствоваться только взглядом с корабля. Пендлепюну хотелось еще остановиться на некоторых местах Молукских островов, до прибытия к острову Ява. Наступали последние месяца южного муссона, и надобно было ими воспользоваться. Мы удалились от Вайгиу и пошли прямо к остро­вам Молукским.
Земли, с которыми теперь расставались мы, суть последние из принадлежащих к Меланезиисобствеино. они граничат с Малезиею, и по мно­гим этнологическим отношениям принимают на себя часть её характера. Папу, туземцы здеш­ние, составляют переход от племен Малай­ских к более или менее диким племенам Меланезскимч., кончащимся в другую сторону на островах Виши.
Новая Гвинея, или земля Папу, была открыта, как полагают, около 4 54 4 года, Португальцами Антонио Абреу и Франциско Серрано. Около 4 526, Иосия Мепезес, при переходе от Малакка к Молукским островам, был увлечет» ветрами и течениями далеко на В. от Борнео. Здесь, паправлсь к ю., он достиг под экватором га­вани в Папуской земле, названной им Верзпха, и остановился здесь, ожидая попутного муссона. Все, чшо мы знаем о пристанище Менезеса, со­
217
стоит в том, что оно находилось под экватором, в земле курчавого народа Папу. Без сомнения, можно полагать его недалеко ош Дореи.
Через два года потом, в 4 528 году, Испан­ский генерал, Алвар Сааведра нечаянно попал в землю Папускую, и провел даже месяца два между тамошними дикарями, в 250 льё от Мо­лукских осшровбв. Туземцы были Негры, с ко­роткими, курчавыми волосами, ходили нагие, по имели разные железные орудия. По страсти тог­дашнего времени, назвали землю этих Негров Jslas de Ого—Золотые острова. Испанцы везде меч­тали о золоте. В расстоянии ста льё далее, ди­кари напали на корабль Испанский, и троих из нападчиков Испанцы захватили в полон. Саа­ведра воротился на Молукские острова, а через год потом ( вч> 4 529 году ) пошел прежнею до­рогою, и обошел по прибрежью Папуской земли до того места, где взял прежде трех пленни­ков. При виде родной земли, двое дикарей бро­сились в море и доплыли до берега, а третий, бывший уже христианином, отправился туда с согласия Испанцов, с намерением обратишь в истинную веру земляков. Двое убежавших преж­де его товарищей убили несчастного, едва толь­ко показался он на берегу. Кажется, чшо Саа­ведра плыл около Папуской земли на протяжении льё пяти-сот, и потом направился к С. Б.
В 4 537 году, корабли Испанца Грихальва (Grijalva ) посетили близ экватора два острога,
218
названные Менсуя и Буфу, и заселенные Папуским племенем. «Дикари здешние черны, » гово­рит рассказ,» курчавы, едят человеческое мясо, большие мошенники, и делают такия злые дела, что годятся быть чоршу товарищами. » рассказ говорит еще о птице, величиною с журавля, ко­торая неможет летать, но бегает чрезвычайно скоро, и перья которой служат туземцам для украшения голов их идолам.
В 45^5 году, Иньиго Ортиз де-Гатез, ка­жется, также опознал большую часть северного берега земли Папуской, останавливаясь в разных местах и открывая многие новые острова. В эту экспедицию Испанцы дали обширной земле Па­пуской имя Новой Гвинеи, по сходству, какое на­ходили опи между её жителями и дикарями Афри­канской Гвинеи.
Таким образом, уже в то отдаленное время, как легко можно видеть, хотя из смешанных и неподробных рассказов, земля Папуская была несколько раз исследована. Всего лучше доказы­вает это, хотя и плохое, описание, какое издал, в 4 753 году, Николай Струик, о северном бе­реге Новой Гвинеи, где является у него для раз­личных мест Папу множество Португальских названий, которые трудно однакож согласить с новейшими исследованиями Европейских мореплаплавашелей, и особенно Дюрвиля.
Достоверно то, что Голландец ПИушен первый исправил все прежния сведения о земле Папуской.
219
Он пристал, 7-го Июля 4 616 года, к Вулкановѵ острову, где горел тогда деятельный волкан. Дикари явились подле корабля в пяти, или шести лодках с перевесами, но никто непонял их языка, даже Меланезец Моисей, за несколько дней до того взятый Шушеном на Новой Ирландии.
Прошедши, 9-го Июля, острова, получившие на­звание Шутеновых, Голландский мореплаватель остановился перед островом, который в наше время назван островом Дюрвиля. По рассказу Голландцев, у дикарей были короткие, курчавые волосы, кольца в ноздрях и в ушах, перья па руках и на головах, ожерелья из свиных зу­бов в носу и огромные украшения па груди. Они жевали бетель и были подвержены разным болезням и уродствам. Жилища их возвышались на 8-мь и на 10-ть Футов от земли. Два селе­ния замечены па берегу ; от них выплыло к кораблю несколько лодок, но трудно было за­несши мену с дикарями, находившимися в лод­ках. Они имели при себе несколько кокосов, но ставили их в дорогую цену, требуя аршин ткани за четыре кокоса. Что касается до свиней, то они ни за чтонехогаели их уступать.
В течение многих дней, Шуипен плавал око­ло берегов, сам незная, сде он находится; 15го бросили якорь подле двух островов, обиль­ных кокосами и отделенных от большой зем­ли проливом, около мили шириною. Капитани> по­слал к берегу шлюпки. Дикари спрятались в лесах, и оттуда пустили несколько стрел. Имъ
220
отвечали из небольшой пушки, но число дикарей умножилось и надлежало удалишься к кораблю. Потом видели два другие острова, в 5-ши, или 6 милях ош берега, называемые Лрпмоа. Недовольствуясь сборкою туш кокосов, Голландцы сожгли несколько жилищ. Хотя рассерженные, и крича от ярости, туземцы непосмели однакожь напасть па корабли, ядра с которых прыгали по берегу. Вечером заключили мир и подтвердили его несколькими кокосами. Дело так сладилось, чшо произведены были значительные промены. Можно было добыть сколько угодно кокосов за пронизки, старые гвоздья и ржавые ножи. Впро­чем, казалось, что дикари имели уже довольно частые сношения с Европейцами. Без сомнения, у них была война с соседями, ибо, когда лодки показались с В. стороны, они просили стрелять по них.
Еще острова появились 21-го ч. ; вероятно, острова ЗлодЪев ; обитатели приплыли торговать в больших лодках, наполненных сушеною ры­бою, кокосами, бананами и табаком. Они при­близились с робким видом, поливая воду на го­ловы, в знак дружбы. Язык их различался от языка островитян Аримоа. Оловянные кольца ви­сели в их носах, а на руках носили они перла­мутровые браслеты. Прибыла еще лодка, с дру­гого острова, имея с собою припасы и Китай­ский Фарфор. Дикари, на ней бывшие, казались ро­слее и более темного цвета, нежели прежние. Им полюбились Пронизки и железо. В ушах у нихъ
2z4
были серьги из разноцветного синего стекла. Оставив сей остров, Шутен обогнул еще один, весьма высокий, и западную конечность его назвал мысом Доброй Надежды ( Goede-Tfoop ), что было потом присвоено Дампиером более за­падному мысу. После столь удачного плавания, Шутен обратился к Молукским островам. ♦
В 4622 году Роггевеип также видел неко­торые части Новой Гвинеи. Он коснулся купы Аримойской, где двести лодок привезли ему за­пасов ; перешел купу, названную им Тыслгаостровов ( без сомнения, острова Злодеев), где дикари, по известиям его, были с густыми, кур­чавыми волосами на головах, и с проколотым носовым хрящем, куда вставляли они палочку. Назывались они Пану.
В 4 6^3 году, Голландец Авель Тасман опо­знал остров Вулкана, с его огнедышащим жерлом ; имел сношения с жителями острова Яма, и менялся с ними на запасы ; видел па В. остров Моа, где добыл 6000 кокосов и 4 00 связок пизангов. Тут магпроз ранен был стрелою дикаря, и нападчика выдали Голландцам. Кроме этой ссоры, все сношения кончились очень мирно.
После Тасмана, лет на шестдесяш забыли Новую Гвинею. Англичанин Дампиер, в 4 700 году, первый извлек ее из забвения. Он видел часть самого западного её берега, открыл не­большой остров ПуАуСабуА » перед заливомъ
222
Маклуерским, и перешел потом к северному прибрежью, где проплыл на значительное расстояние. Он видел еще остров Шутена и от­крыл остров Провидения. Поворошив обратно, он нашел путь по проливу, носящему его имя, утвердил деление двух больших земель, озна­чил маленькую огнедышащую землю в проливе, другие острова, которые назвал Рни, Рук, о. Венца, и волкай острова Горящего, осмотрел на­конец острова Шутена, между которыми заме­тил лодку на парусах. Направляясь еще па 3., он прошел в высотах Мизори и Провидения, и здесь оставил море Ново-Гвинейское.
В 1705 году, небольшой Голландский корабль Гельвипк исследовал отчасти большой залив, носящий его имя, но по сисшематической-ли скрыт­ности, или по недостатку сведений, об этой экспедиции пеосталос никаких документов. Флерьё поставил даже осмотренный Гельвинком залив двести льё восточнее настоящего положе­ния.—В эшом-же году Англичанин Фуннель ви­дел часть С. 3. берегов Новой Гвинеи, жители которых неоказалп желания идти к кораблю Фуннеля.
Потом прошло опять шесшдесят лет, пока Бугенвиль, в 1768 году, подошел к земле НовоГвинейской, в том месте, где Дюрвиль поме­стил в последствии залив Гумбольдта, и от­сюда прошел он на значительное расстояние. — Кук тоже учинил по южному берегу, в 1770 году, достигнув до окрестностей мыса Вельша.
223
Он покушался даже выйдши па берег за сбор­кою запасов, но дикари засели в засаду, бро­сали в Англичан дротики, и кроме того мно­гие из них пускали, из какого-пю орудия, пу­стой дудки, огонь. Как это делалось, узнать пемогли, по только в некотором расстоянии, это метание огня совершенно походило на выстрелы огнестрельного оружия, исключая, что звука от него небыло. Дикари, по замечанию Кука, уподобля­лись Ново-Голландцам, кроме того, что казались цвета нестоль темного. Английский мореплаватель первый передал нам несколько достоверных подробностей об южной части Новой Гвинеи, хотя, по его собственному признанию, сии места были посещены в предшествовавших временах Испанцами, Голландцами и Португальцами, сохра­нившими молчание о своих открытиях.
В 4 77^ году, капитан Форрест приходил на Малайской лодке ( коро-коро ), взять несколько мушкатных растений на западном берегу Новой Гвинеи. Он вошел в порт Дорейский и пер­вый собрал доспюверные известия о земле Папуйской.—В 1790 и 4 794 годах, Маклуер, кажется, совершил важные исследования на западном при­брежьи земли Папуской. Известно, что он открыл весьма глубокий залив, образующий из 3. части сей великой земли полуостров, почти отделен­ный от остального пространства. Но сие иссле­дование, впрочем мало ведомое, кажется, сопро­вождалось большою неточностью.'—В 4792 году, Дашпркасто опознал около ЛО-ка льё по бере-
* 22U
гам Ново-Гвинейским, в окрестностях залива Гуона, на 10. В. приморьи, и почти сгаолько-же в окружности мыса Доброй Надежды. Но в своих наблюдениях, сделанных на ходу, Французы неимели никаких сношений с туземцами.
В 1823 году, капитан Дюперрей удовольство­вался обозрением островов ПИутена. В 15-ти, или 20-ти льё расстоянием видел он пики некото­рых из гор большой земли, но на следующий год было проведено им тринадцать дней в гавани Дорейской, и снято прибрежье на 20, или 30 льё к 3. ош этой гавани. Во время сей стоянки, изыскания и труды естествоиспытателей поясни­ли произведения земли во всех родах. Описание путешествия Дюперреева еще неиздано, но мы имеем у себя журнал Дюрвиля, бывшего лейте­нантом при экспедиции, и из него можем по­черпнуть несколько подробностей. Вот рассказ о пребывании в Дореи и прогулках по окрест­ностям залива :
« Вопросы, какие делал я на Малайском языке нескольким дикарям, заставили меня думать, что большую чаешь припасов своих, как-ипо напитки, табак, таро, получали они от ГарФуров, и рассказ Форреста еще более утвердил меня в эшом мнении. Невозможно было сему мореплавателю иметь никаких сношений с Гарфурами ; Папу противились этому, и казались даже весьма недовольны желанием, если кто нибудь хо­те л пройдгпи к Гарфурам.
225
« Так поступили они и со мною, истощив вся­кия средства, чтобы заставить меня отказаться от моего намерения посетить ГарФуров. Такое предположение им особенно исправилось. Одни вовсе нехошели меня слушать ; другие казались не­понимающими моих речей, и самые учтивые ис­тощили всю свою риторику, стараясь отговорить меня от прогулки. Наконец, приманкою компана ( пиастра ) и доброго ножа успел я уговоришь одного молодого Папу, с смышленою Физиогномиею лица, провожать меня до ГарФурских селений. Незнаю, пересказал-ли он кому иибудь из своих о нашем договоре, или сам вдруг переменилч. решение, но едва только сел со мною в лодку, страх овладел им, и для своего извинения ис­тощил он все возможные отговорки, голод, жажду, говорил даже, что ему тотнится.
« Когда мы переправились к селению, изъявления робости его удвоились. Он схватил свой лук и стрелы, уверяя, что Арфаки самые злые люди, и тотчас убьют нас, если мы неприготовим ружей. Но я нехотел взять ни одного ружья, чтобы непогпревожииль новых наших зпакомцов, которых хотел посетить, и взял только ма­ленький заступ, чтобы вырывать им растения. Провожал меня один человек, также без ору­жия, неся только с собою корзинку для трав.
« Неслушая моего указателя, я пустился по первой тропинке, какая мне представилась, и ка­залось вела во внутренность земли. По случай­ности, довольно странной, в последствии узналъ
Ч. ГИИИ. ’ 15
226
я, что зшо была единственная из многих, дол­женствовавшая довести меня до моей цели, к большому моему счастию, ибо в том располо­жении, в каком был мой руководитель, если-бы я ошибся, почти за достоверное можно сказать, что он невывел-бы меня на настоящую дорогу. Мы перешли опушку прибрежья, довольно узкую, и состоящую из кустарника весьма красивого вида, и только кое-где уставленную большими де­ревьями. Мой дикарь неоставлял хныканья и уси­лий, чтобы заставить меня воротиться, или по крайней мере, идти побочными дорожками. Жа­лобы его мне надоели, и я сурово дал ему знать, что мне нет в нем надобности, и что я хо­рошо и один дойду до Гарфуров. Надобно было решишься—он вздыхал, но пошел вперед, без сомнения, боясь потерять плату, о которой мы условились.
Почти через четверть часа ходьбы, когда мы оставляли прибрежный перелесок, чтобы взойдти на холм, за ним находящийся, увидел я большую загородку, наполненную бананами и таро, весьма зелеными и густыми, но довольно плохо содержи­мыми ; все это было окружено крепким палиса­дом. Я остановился поглядеть ; мой дикарь вне­запно подбежал ко мне и сказал, что жены АрФаки были шут спрятаны, и отнюдь недолжно сю­да идти, если я нехочу быть зарезанным. Таким угрозам я почти неповерил, но глядя кругом, заметил на возвышении долины обширное здание, поставленное на высоких обрубках, и походив-
227
шее на редут. Пока обозревал я странный вид этого строения, мой Папу начал кричать, и от­ветом ему были смешанные клики, в которых различил я женские голоса.
« Дикарь возобновил свои убеждения, заставляя меня удалиться, но шут я начал понимать на­стоящую причину всех его ухищрений. Невозмож­но было, чтобы люди, с которыми так дружески он перекликался, были страшные АрФаки, самую встречу с коими представляли нам чем-шо опасным. Все говорило, напротив, что здесь долженствовало быть место, куда удалились жены Папу с их детьми, чтобы непоказашься Фран­цузам. Накануне, мы с Дюперре посетили селе­ние дикарей, и удивились, найдя большую часть хи­жин пустыми. Женщины ни одной небыло. Вероят­но, дикари, видя прибытие нового корабля с не­известным дотоле Флагом, стали подозре­вать намерение незнакомых пришлецов, и по­ложили, чшо всего вернее было спрятать жен и детей от гостей незваных, из опасения, что­бы они их непохишили. Случай завел меня в место убежища, и конечно, это было причиною всех опасений, беспокойств и изворотов моего проводника.
« Туш я изъяснил моему провожатому, как умел, что во мне пет ни малейшей охоты ви­деть женщин, запертых в эпюй загородке, но непременно хочу я посетить ГарФуров. Все это было еще не то, чего ему хотелось, но мое объ­яснение немного успокоило его, и мы начали взби-
4 5*
228
рашься далее на возвышенность земли. В неко­торых местах, она довольно круша, и водные потоки, текущие по граниту, делают дорогу весьма скользскою. Инде пересекают ее расселины и рытвины, через которые должно пробираться по колодам дерев, служащим мостиками. Едва начали мы подыматься, десятка полтора дикарей, вооруженных ножами,луками и стрелами, явились передо мною. Они изъявляли живое беспокойство, но негрозили, непоказывали неприязни. Я по­смотрел на моего Папу ; он казался смешавшим­ся, но нисколько неиспугался, и я заключил, что опасности никакой небыло. Подойдши к новым незнакомцам, предложишь им несколько подар­ков, постараться дать им выразумешь, чшо на жен их я неимею никаких замыслов — все это было мною сделано. Дикари слушали, глядя на ме­ня с удивлением. Явно видно было, чшо они ни­чего непопимают, из всего, что старался я им вразумить, но однакожь они смирно посторони­лись и дали мне дорогу. Один из них даже предложил в отплату за мои подарки райскую пшичку, из рода Superbe, довольно хорошо сбе­реженную, и живого кангуру. Пшичку взял я себе, а зверка отослал на корабль.
« Видя, что я продолжаю мой путь, товарищ мой казался немного разуверившимся, говорил мне о дикарях, попавшихся на встречу, чшо это нетакие Папу, как он, но животные, скоты, неумеющие ни говорить, ни понимать Малайо. Все выражения его на счет их были ознаменованы из-
229
явлением полного презрения. Наконец дошли ми до обширной загородки, окружавшей большую хи­жину на вершине холма. Без препятствий вошел я в нее, и изъявил двум, или трем дикарям желание осмотреть их жилище. Они согласились, без всякого видимого противоречия, и провожали меня при осмотре. Толстое, наклоненное бревно, с большими зарубинами, служило лестницею. Зда­ние состояло из огромного сарая, около -100 Фу­тов длины, поддерживаясь на высоте почти 20 Футов, па сложных подставках. Внутренность составлял во всю длину корридор, с комнат­ками по обеим сторонам. По обоим копцам были устроены площадки. Словом, расположение этого дома было совершенно похоже на строения, какие воздвигают Папу над водою. Женщин и детей туш небыло. Хозяева предложили мне по­есть хлеба, сагу, таро и других кушаньев, и были в этом случае вежливее я гостеприимнее Папу, никогда непредлагавших мне еств. Ког­да вышли мы из хижины, мой путеводитель, и некоторые из присоединившихся к нему това­рищей, покушались снова уговаривать меня воро­шишься. Но я продолжал следовать по торной дорожке, перешел через красивый ручеек прес­ной воды, и потом вступил на возвышенность далее. Тут увидели мы еще жилище, похожее на осмотренное нами и кругом огороженное. Не­смотря на возражения моих сопутников, дошел я до самого здания, но перешился входить в не­го. Вокруг бродили туш маленькия свиньи, го-
230
раздо красивее Европейских, с щетиною совер­шенно рыжого цвета (fauve) и с хвостом бо­лее длинным. Заметил я также несколько ку­риц. Вторая эта хижина была туазах въ120-пии выше морского уровня, и в полу-льё от при­морья.
« Дикари мои, и особенно проводник, более прежнего стали требовать, чтобы я ворошился. Решительно объявил я им, что хочу видеть АрФаков и говорить с ними. Папусцы казались сначала в замешательстве от этого, а потом путеводитель мой признался, что оба строения принадлежали Арфакам, и только на приморьи были селения Папусцов. Все это объяснял он мне так, что казалось будто пехотел уже ме­ня обманывать. Хозяева хижин, своими телодви­жениями, по видимому, подтверждали справедли­вость его слов. Тут объявил я, что хочу ви­деть Гарфурос, и все начали меня уверять, что такого народа здесь вовсе нет. В сем отно­шении надлежало мне остаться в совершенном неведении. Название « ГарФур » должно-ли прила­гать к Арфаки, или относить к горным оби­тателям ? Совершенно-ли неизвестно оно в До­реи, или обозначают им племена, находящиеся далее внутрь земли ? Для решения таких вопро­сов надлежало лучше знать язык Папуский.
« Еще на милю, или на две продолжил я далее мою прогулку, но ничего невидал, кроме мрач­ных, величественных лесов, там и сям пред­ставлявших некоторые перелески; эти места, где
г
231
деревья были отчасти выжжены, отчасти срубле­ны, по видимому, предназначались для насаждений. Впрочем, жилищ и следа пебыло видно. Нако­нец погода начала переменяться ; дикари непереставали тревожить меня просьбами ворошиться назад. Если-бы я вывел их совершенно из тер­пения, ручаться было нельзя, что легко могли от­править в меиц несколько стрел, так, что я и непонял-бы откуда они прилетели, а на кораб­ле и дфгадапиься-бы немогли где я остался. Все это заставило мепя повернуть к берегу, тем более, что я успел составишь порядочный запас растений и насекомых. Жесткокрылых особенно отыскал я много новых родов, около трав, росших кругом хижин; напрасно было-бы искать их в девственных лесах около залива. В два часа был уже я на корабле.
«Проводник дошел со мною до прибрежных жилищ, и я упрекал его за беспрерывные обма­ны и лукавство, какие видел с его стороны во все время прогулки. Бедняк казался тронутым моими укоризнами, и так смешался, что мне на­конец жаль его стало. В своем упорном отне­киваньи, вероятно, следовал он приказам сво­его начальника. Потому, я расплатился с ним хорошо, дал ему ножик, ожерелье и зеркальцо, и эта щедрость тем более его обрадовала, что он, как казалось, уже потерял всю надежду на вознаграждение труда. »
Несмотря на все исчисленные мною путешествия, Новая Гвинея за восемь лет прежде была еще не­
232
совершенно известна. Познали очерков земель её, неровностей её берегов и положения обширных, прорезывающих ее заливов. Астролябии,) под на­чальством Дюмон-Дюрвиля, долженствовало со­вершить эшот огромный географический труд, хотя потери, понесенные ею при Тонга-Табу, де­лали такое предприятие весьма трудным. Перешедши 2-го Августа 4 827 года, пролив Дампиера, Дюрвиль начал тщательное исследование бе­регов, на протяжении 350 льё, с точностью ме­тоды самой строгой.
Астролябия опознала таким образом остров Вулкана в проливе, и нашла кратер его потух­шим; острова Рук, Тюпинье, Лошгпен, Длин­ный, Венца, Рич, дотоле едва очеркнутые на картах ; назначила направление безмерной цепи гор Финисшерре; первая нашла залив Астроля­бии; еще раз осмотрела острова Дампиера, Вул­кана, прошла все острова Шушена, сняла другие, прежде неизвестные острова подле берегов, от­крыла залив Гумбольдта, обставленный с обе­их сторон огромными пиками гор Бугенвиля и Циклопов. Без предшествовавшей потери яко­рей, чигю делало для него стоянки трудными и опасными, Дюрвиль поверил-бы внутренний очерк упомянутого важного залива.
Льё вч> десяти на В. отсюда, Астролябию увлек­ло к берегу тишью и течением ; дикари явились в лодках, и казалось, хотели напасть, но пушеч­ный и ружейный выстрелы избавили Французовъ
233
" ■ —”— •
от скучной ссоры. Впрочем, эпю было един­ственное приключение в таком роде. Дюрвиль продолжал путь свой, прошел .между матери­ком и островами Аримойскими, пересек полосу бесцветных вод, на С. от мыса, получившего его имя, и подозревал, чшо значительная река должна впадать в море с этой высоты берега. Вступивши потом в залив Jobie, прежде не­изследованный никем, узнали положение остро­вов Jobie, Mysory, Bultig, Longue (Длинного), и наконец, 25-го, стали в гавани Дорейской, где и провели десять дней.
Едва корверта бросила якорь, как ее окружи­ли дикарские лодки, и начали торговать с матрозами. Доверие так хорошо утвердилось преж­ним пребыванием Раковины, что даже и дикарки недумали оставлять жилищ своих. Прибытие Французов нисколько неизменило образа жизни дикарей. Явилась только удвоенная торговая деяятельноспиь. Сошедши на берег, Дюрвиль желал продолжить, после чешырсх-лешнего промежутка, свои исследования в селениях АрФаков, все еще на­деясь иметь подробнее сведения об этом таин­ственном племени. Мы приведем здесь собствен­ное описание капитана :
«Четыре молодые Папу, которым обещал я в награду разных безделок, должны были препро­водить меня к тому месту, где наиболее нахо­дится райских птичек. Минут десять шли мы через приятную долину, расположенную по при­брежью, и прибыли к увалу, довольно крутому, по
ш
мало возвышенному, и вообще покрытому больши­ми деревьями. Дожди сделали здесь тропинки весь­ма .скользскими и трудными для всхода. Достиг­нув высоты около 400 Футов, мы очутились на ровной долине, которую занимают и обработываюш АрФаки, друзья приморских Папу. Но вза­имное недоверие гнездится однакож между сими племенами. Во время пребывания шут Раковины, когда в первый раз открыл я тут место житья Арфаков, прибрежные Папу употребляли все возможные способы, чтобы воспрепятствовать мне иметь какое нибудь сообщение с их сосе­дями, то уверяя, чшо АрФаки убьют меня и от­режут мпе голову, гпо говоря, чшо они скоты, подобные животным, неспособные понимать, ни моего, ни их разговора, и заслуживающие всякое презрение. Явно было, чшо Папу хотели сохранишь себе монополию торговли, и им досадно было ви­деть Арфаков, разделяющих выгоды, какие при­обретались ош сношений с нами.
«Тогда целое поколение Арфаков, человек, ду­маю, с полтораста, обитали в двух обширных деревянных зданиях, поставленных на сваи, в 30-Л0 Футов вышиною, куда взлезали по бревну с зарубинами. Бревно эшо убиралось внутрь жилья с наступлением ночи, или при появлении неприятеля. Каждое семейство жило шут в от­дельной компашке, и каждое из обоих строений содержало в себе до двадцати таких комнат. АрФаки приняли меня тогда с большою вежливо­стью, и будучи гостеприимнее Папуев,-подчивали
235
даже меня разными ествами, чего никогда неделали Папу.
«В прежних положениях этих зданий, на краю глубокой рытвины, с площадок, какими они оканчивались, вид был восхитительный. Общ­ность Дорейской гавани, веселые острова МанаСуари и Масмапи, весь берег, убегающий к югу за пределы зрения, и над всем этим величе­ственные громады Арфакских гор, составляли картину, по истине, удивительную. Это дикая природа во всей своей роскоши, в полной угрю­мости ! С удивлением видит мореплаватель под огнем экватора эту мощь произрастания, это преизобилие соков, покрывающее деревьями, папоротями и дикими растениями земли, по види­мому самые неблагодарные и каменистые. Нигде в свете незамечал я растений величины столь безмерной. Обыкновенные размеры в этих ле­сах превосходят все, чшо только видал я в этом роде.
«Теперь оба обширные строения Арфаков оставлены и разваливаются. Дикари поселились в пяти, или шести хижинах гораздо менее, по­строенных в роде прежних, но нестоль высо­ких, и в 200—300 шагах далее. Жилища их окружают прекрасные насаждения таро, куржей (тыкв), маиса, калаванзов, бананов, и проч. — Дружески пошли дикари ко мне на встречу, и предложили мне разных еств, по я поблагода­рил их и отправился далее.
236
« Вскоре очутились мы среди обширных, мрач­ных лесов. Провожатые стали уверять меня, что здесь наиболее живут птицы, которых я искал. По причине-ли дождя, шедшего всю ночь, или по­чему либо другому, невидал я однакож ни од­ной из этих блестящих пернатых, и неслыхал даже их обыкновенного крика : kj-д, куа, столь резкого и столь заметного между другими птичьими голосами. В лесах этих, потому, что мало мелких дерев, ходить очень удобно, и прогулка может быть весьма приятною, в са­мое жаркое время дня, под огромными и непро­ницаемыми куполами зелени.
« Проходивши довольно скоро более двух ча­сов, через несколько оврагов и густых ку­старников, без всякой замечательной встречи, мы сошли по покатости более отлогой, нежели та, где мы взошли, и очутились на приморьи, под­ле входа в пролив Дорейский, между мысом Вакало и оконечностью Амбла.
« Весь участок берега, от этого места до селений, образует долину, около мили в шири­ну по приморью, занятую насаждениями разного рода. Хотя и плохо содержимые, сии плантации представляют, по крайней мере, землю более от­крытую и более удобную для ходьбы, нежели все другие окрестности Дорейской гавани. Узкия тро­пинки дают Европейцу возможность гулять здесь без утомления ; я заметил также, что различ­ные роды насекомых здесь разнообразнее и много­численнее, нежели в местах оставленных ди-
237
кой природе. На немногих деревьях, сохранен­ных среди плантаций, мы видели перелетающих изумрудных парадизок, но невозможно было пи к одной подойдти на ружейный’выспирел.
« Я пустился по тропинке, следующей направле­нию берега, и достиг селений Дореи и Куао. При нашем приближении, дикарки изъявили еще некоторую робость, по мужчины и дети совершен­но ознакомились с нами, и без труда провожали нас всюду, куда только хотели мы идти. Побе­седовавши с ними несколько времени, под тенью прекрасного автокарпа, к трем часам возвра­тился я на корабль. Самый любопытный резуль­тат моей охоты составлял красивый майнат, птица, которую, года за три прежде, видел я в Сурабаиа у полковника Боппелля ; се можно при­учишь к домашнему быту, как у нас приуча­ют скворца и дрозда. »
Доброе согласие между Папуйцами и экипажем Астролябии чушь было неразрушилось по непредви­денному приключению, которое осталось-бы неизъ­яснимо, без замечаний, какие мог собрать Дюр­виль о характере Папуйцов, даже прежде ссоры. Накануне отбытия, в одного машроза, занятого наливанием воды на берегу, нечаянно и без вся­кого предварительного неудовольствия, ударили стрелою из чащи леса. Товарищи его почли это знаком нападения, подняли крик, и Дюрвиль по­чел необходимостью выстрелишь из пушки, как для острастки дикарей, так и для вести мо­рякам, находившимся Bit разныхч» местах но бере­
238
гу, и особливо партии охотников, состоявшей из четырех офицеров и четырех матрозов.
« При первом знаке тревоги, » говорит Дюр­виль, « дикаренки, бывшие у нас на корабле, по­спешно бросились в лодкй, пораженные ужасом, и со страхом крича: Арфаки, Арфаки! Вскоре появилась наша шлюпка от берега, и воротилась к кораблю с большою лодкою; в ней был Белланже, машроз, жестоко раненый стрелою. Она состояла из тростины, с концом весьма ост­рым, вошла в спину, глубоко проникла в тело, и выпала потом, когда Белланже бросился бе­жать.
« Опомнившись от страха, матрозы Кемене и Виньо рассказывали, что оба они были заняты с Белланже наливаньем воды, когда вдруг увидели его упавшего от удара стрелою. В тоже мгно­вение, два дикаря бросились к ним, чтобы схва­тишь бывшее у них ведро. Все наши кинулись поспешно к шлюпке, а дикари с своей стороны убежали в лес. Люди, посланные мною на боль­шую лодку ничего немогли открыть, и только принесли убийственную стрелу, которую спрятал я у себя.
« По всем рассказам казалось правдоподоб­ным, чшо неприязненный этот поступок над­лежало приписать АрФакам, обитателям внут­ренних высот. Крик дикаренков, когда побе­жали они с корабля, и постоянно дружеское об­хождение Папуев, давали достоверность шакому мнению.
239
« Но чтобы непренебречь никакой осторожности необходимой в подобных случаях, и обезопа­сить возвращение наших охотников, я отпра­вил к Дорейскому селению шлюпку, хорошо во­оруженную, под начальством г-д Грессьена и Пари. Им приказано было держаться в порядоч­ном расстоянии от берега и тщательно наблю­дать движения дикарей; если-бы они оказались явно враждебны, посланным надлежало немедленново­рошиться к кораблю, а в прошивном случае неоказывапиь ничего неприязненного, быть осторож­ным, и спокойно ждать возвращения на корабль наших охотников. В таком случае, когда ди­кари стали-бы действовать неприятельски, я ре­шался немедленно подвинуть корабль к берегу, и — уничтожить их жестоко. Быстрое только и строгое наказание могло остановить их даль­нейшую дерзость.
« Но минут через двадцать после моей по­сылки, двое наших охотников явились, один за другим, на прибрежьи Нину-Камонди. Каждого из них сопровождали Папуйцы, по видимому с изъ­явлением прежних чувств приязни и дружества, и это отчасти успокоило меня на счет других.
« Вскоре явился к нам г-н Бертран, трепе­ща ош страха, в небольшой лодке, правимой капитаном Укема, единственным Папу, который во время происшедшей тревоги решился плыть к кораблю. Добрый этот капитан был на рыбной ловле, и едва услышал пушечный выстрел, и звук раковинной трубы, раздавшийся между ди-
240
карами, как приблизился к берегу, взял г-на Бертрана в свою лодку, и со всякою ласково­стью поплыл с ним к кораблю. Г-н Бертран рассказал, что видел обитателей обоих селе­ний уже готовых бежать в леса ; «мужчины схва­тили все свое оружие, а женщины и дети забрали что могли из домашних утварей. Казалось, что бедные дикари боялись в одно время нападения АрФаков и мщения нашего.
« Наконец, около часов, воротилась наша шлюпка к кораблю, и привезла, живых и здо­ровых, трех остальных наших охотников, г-д Ку а, Гильберта и Дюдемепа. Опи пезамепиили ничего, чтобы могло подать повод подозре­вать вероломство дикарей. рассеявшись в чаще леса услышали они пушечный выстрел. При та­ком сигнале, опи думали, что у нас началась драка с дикарями, и можно вообразить, каково было их беспокойство, потому что они совер­шенно находились во власти пиуземцов ! Но с прибытием к селению, страх их рассеялся. Ди­кари помышляли о том только, как-бы самим спасаться поспешным бегством, и почти необращали никакого внимания на Французов, так, что наши охотники без труда добрались до шлюпки.
« Тут добрый Укема опять, половину на Ма­лайском языке, которым говорил кое-как, а половину движениями, старался убедишь меня, что только Арфаки могли учинишь нападение на пас. Эти непримиримые враги ходят по лесам, про­сиживают там в засадах, целые дни подеше-
2Л1
регая какого нибудь Папу. Чушь увидят омй возможность, то убивают несчастного стрелами, бросаются на труп, рубят ему голову, и с тор­жеством несут ее повесишь перед своими жи­лищами. Папуйцы сами делают тоже, и головы, которые замечали мы перед их жилищами и на могилах суть добычи взаимной вражды обоих ♦ племен.
« Впрочем, добрый капитан уверял нас, что Ни Папу, ни Арфаки неедАт людей, а напротив Гарфуры, обитатели внутренних областей, при­частны этому ужасному обычаю. Они добывают райских птичек и продают их Папуйцам за топоры, ножи, ткани, и главное место сей тор­говли, но видимому, в Эмбарбакене. Арфаки рай­скими птичками не промышляют, но разводят много табаку.
« В свою очередь, я употребил все возможное красноречие уверить Укема, что Папу во все нечего нас опасаться, а в доказательство моего доброго расположения, я подарил ему Два платка, и бронзовую медаль, изъяснив ему её назначение. Он повесил медаль себе на шею, а оба платка обвязал около головы, в виде чалмы, и просил у меня позволения идти и похвастать перед зем­ляками.
« Через час после того, лодки явились у нас подле корабля, еще многочисленнее прежнего, и дикари начали свою торговлю, с такою-же дове­ренностью и спокойствием, как и прежде. »>
7. П1И. 40
2U2
На следующий день Астролябия двинулась из порта Дорейского, и дикари приплыли толпами в своих лодках, чтобы еще успеть что нибудь про­менять. Боясь, что посетители затеснят и помешают в маневрах корабля, Дюрвиль до­пустил к себе только одного Укема. Обману4 • ипые в своих надеждах, бедные Папу печально осмотрели, как серебряная полоса означала дви­жение корабля по волнам залива.
Дюрвиль продолжил обозрение вдоль прибрежья Новой Гвинеи, до двух маленьких островов Мнспалю за мысом Доброй Надежды, и потом оставил он эту обширную землю, совершивши одно из важнейших, какие только были сделаны над нею, географических исследований. На сле­дующий год надеялся он исполнить тоже по южному берегу, но пагубное пребывание на .Вани­коро и болезни экипажа принудили его дать дру­гое направление своему кораблю. Познание южного берега Новой Гвинеи принадлежит еще к буду­щим трудам мореплавателей, и от Франции можно ожидать этого подвига, если мы обязаны уже ей обозрением северного прибрежья.
Новая Гвинея простирается на &00 льё в дли­ну, от В. 10. В. к 3. 10. 3., при ширине весь­ма различной, но которую средним числом мож­но положить до 70 льё. Пределы по широте 0° 4 9' — 4 0° 2' ю., долгота 4 28° 23' — 1W6® 4 5' в.— Рукав Маклуера и залив ГельвинскиЙ образуют в западной части два, почти отделенные полу­острова, и мы незнаем еще, и восточная сторо-
2^3
на, за заливом Гуоном, образуеш-ли плотный материк, или она есть соединение островов, подобно Лузияде. Доныне мыс Родней почитает­ся самою В. оконечностью. На северной стороне, во все протяжение, неподалеку от берега тянет­ся цепь высоких гор, самыми возвышенными ме­стами коих полагают В, и 3. оконечности, то есть, на В. залип Астролябии, а на 3. залив Гельвипк. Вся цепь понижается к мысу Дюрвиля, или, покрайпей мере, удаляется внутрь земли. Острова по северному прибрежью вообще высоки, удобны к восхождению на них, и без мелей, как равно и прибрежья главного материка. Но не таковы острова по южному берегу, осрбливо по I протяжению пролива Торреса. Большая част их суть низкие земли, ‘ связанные неисходимою сеткою (lacis) коралловыхч» мелей.
Вся Новая Гвинея, как равно большие и малые острова, к ней принадлежащие, кажется, совер­шенно заняты Меланезцами, вообще суровыми и необщительными, чшо подтверждают рассказы почти всех мореплавателей. Дорейские Папу и ближние к ним дикари составляют замечатель­ное отличие этого обширного семейства племен, ■ если только они не инородного происхождения, как думают некоторые из географов, полага­ющие их потомками Борнейских Биаджу. Впро­чем, эти Папуйцы Дорейские сушь единственные обитатели Новой Гвинеи, которых могли наблю­дать достоверно и последовательно. К ним только и относятся этнологические исследования 46*
2W
о Ново-Гвинейцах, основанные большею частью на личном обозрении капитана Дюрвиля, в 482М и 1827 годах.
Ничто так не различно, как шип этих ди­карей, между которыми Дюрвиль отличает три главные рода : Папу собственно, Гарфуров, жите­лей внутренней земли, и Метисов, более или ме­нее переходящих, в породу Малайскую. Папу вообще слабошелы, среднего роста, тонки и с бессильными членами. Оклад лица их довольно правилен; скулы не очень выдались, и губы не очень толсты, ротч> небольшой и нос красивый. Кожа', гладкая и мягкая, темна, но несовсем черная. Бо­рода короткая и жидкая. Волосы на голове кур­чавые, и нестолько от природы, сколько пото­му, что дикари беспрестанно завивают их. Здесь наиболее существует обычай располагать прическу круглою гривою, или холмом, величины преужасной. В Дореи эшо племя дикарей являет­ся робким и маловоинсшвенным. Туземцы тутош­ние почти неошходяш от прибрежья, и посто­янно строят свои жилища на сваях, над самы­ми волнами моря. Название : Папу, по общему изъ­яснению, значит Негр, или Черный, в противо­положность Бугийцам и другим медноцветпым жителям Малайских островов.
Гарфуры, в число которых Дюрвиль вклю­чает Дорейских Арфаков, суть народы ловкие, малорослые и могутнее своих соседей. Они от­личаются по своим более свирепым чертам ли-
2Л5
ца, более похожему на цвет сажи цвету их кожи, более грубой и шероховатой, и по обы-ч клоненной их худощавости, напоминающей шип Меланезийский, наиболее распространенный в сей части Тихого моря. Они употребляют рубчатый татуаж. Ходят обыкновенно нагие, или прикрывшись только поясом. Волосы их развеваюшся сво­бодно ; они завивают только маленькия косички. Впрочем, кажется, эшо племя составляло насто­ящих первородцов здешних островов, и без сомнения, оно доныне заселяет неизвестные вну­тренния области Новой Гвинеи. Названия : Ар фур, Ал фуру, Гарафора, по сказаниям всех путешест­венников,на всех Молукских островах значат «дикарей, обитающих внутрь земли,» каковы-бы ни были различия цвета и сложения их. Прогнанные с прибрежья Папуйцами, Гарфуры удалились в средние области земли, где обработываюш они неко­торые. участки полей, и живут в хижинах, построенных на сваях. Все АрФаки, или Гарфуры Дорейские, за исключением одного неболыпого племени, находятся в войне с Папу, обита­телями прибрежья. Папу пользуются очевидною монополиею в произведениях земли, хотя и несшоль тирански, как уверял капитан Форрест. . Если верить его рассказу, ГарФури обязаны до­ставлять Папуйцам плоды и овощи, неполучая за то ничего в обмен. Напротив, если Папу дал Гарфуру топор, нож, или другое какое орудие, земля получившего подарок навеки уже делается подчиненною подарившему. От времени до вре-
246
мени, Гарфур обязан отнесши чшо нибудь Папу. Если ГарФур потеряет данное ему орудие, он неизбавляепися ош ответственности, но если орудие изломается, или испортится, Папу обязан доставить другое, а без того обазанносшь между им и ГарФуром прекращается. Изъяснением та­ких странных условий может послужить доро­гая цена, какую придают Гарфуры железным из­дельям, и невозможность добывать их без со­действия Папуйцов, властителей прибрежья. Впро­чем, вопреки такой причине, трудно поверишь большому рабству Гарфуров, видя ужас, какой изъявляют Папуйцы, приближаясь к жилищам Гарфурским.
Метисы образуют третье туземное отделение, народа малорослого, плотного, с костистым, квадратным, плоским лицом, с выдавшимися скулами, большим ртом, толстыми губами, ши­роким, по иногда и острым носом. Они пере­мешаны с Папуйцами и живут за одно. Но покоже нестоль темной, по волосам более глад­ким, по головной уборке в роде чалмы, можно угадать в них Малайское происхождение.. Тако­во, по крайней мере, мнение Дюрвиля, который видит в них, более или менее древнее, смеше­ние Малайцов с Папуйцами. К этому отделению принадлежат Кораны, Капитаны, Раджи, и вообще все имеющие, повидимому, некоторую власть над дикарями. Многие из них, более или менее, но хорошо говорят по-Малайски.
В окрестностях гавани Дорейской, и в окруж­
247
ных около неё селениях, нельзя положишь более 1500 душь жителей. Оружие дикарей —стре­лы, пики, долгий и узкий щит, стальной нож, слу­жащий также и для домашних работ, и именуе­мый паранг. Пищу их составляют саговый хлеб, мясо черепах, рыба, ракушки, плоды, овощи, ко­ренья. Папу незнаюш земляных печей, как По­линезийцы, но кладут печи на открытом возду­хе, прикрывая их бамбуковою решеткою, на ко­торой жарят себе пищу. Особливо употребляет­ся это для черепах и рыбы.
Кава здесь неизвестна, но бетель употребите­лен. Дикари пестрят себя накалыванием тату­ажа, хотя рисунки его худо видны на черной ко­же их. Большая часть ходят совсем нагие; только старшины носят рогожки из банановых листьев, окрашенные яркими цветами, и оторо­ченные бахрамою, вырезанною столь искусно, что ее можно-бы почесть за узорное кружево. Люби­мые украшения браслеты, кольцы, гребни, странно втыкаемые в волосы, и серьги из ракушек, че­репахи, или еще .более из серебра, если дикарь успеет добыть его. Множество выделывают еще дикари коробочек всяких Форм, из банана, или пандана. Музыкальные инструменты суть : тамтам, с одной стороны украшенный кожею ящерицы, гимбард, из бамбука, Панова свирель, морская труба, из большой продиравленной ра­ковины ( murex ).
Племена, обитающие около Дорейской гавани, мало водят птицы и свиней. За то в окрест-
248
ныл лесах есть много того и другого в диком состоянии. По замечанию Дюрвиля, дикая свинья самое огромное из известных Папуйцам живот­ных; другие животные суш : собаки, капгуру Арруская, фалангер, и особый род перамели. Ка­зуар встречали в разных местах.
Язык Папу есть одно из наречий, какими го­ворят от Вайгиу до Дореи, и сшолько-же раз­личен он от Малайского, какъ'и от Гарфурских языков. Из немногого, что мы знаем, он цеимеет ничего грубого и неприятного в произ­ношении, и даже приятен и благозвучен в устах женщин. Редко услышите здесь нестройный и резкий крик, знаменующий дикия племена.
Встревоженные Английскими колониями по бере­гам Австралийским, и страшась для Молукских островов соседства этих предприимчивых море­плавателей, Голландцы пытались, в 1828 году, предупредить их в Новой Гвинеи, и утвердишь­ся около мыса Вальша. Тут построили они кре­пость па берегу значительной реки, получившую название Дурга. В путешествии КольФуса находим мы очерк её. Но с тех пор известно об этом заведении одно, чшо нездоровый климат губил колонистов. Крепость, вероятно, еще уцелела и теперь, но гарнизон значительно умень­шился.
Лузияда, на В. от Новой Гвинеи, есть купа островов, значительных, высоких и населен­ных диким, свирепым и курчавым народом, похожим на Ново Британцов и Ново-Ирландцов.
2M9
Бугенвиль первый узнал эши острова, в 4 768 году. Плывши близко подле южного прибрежья, почти на 4 00 льё, до большего, открытого залива, кошбрый наименовал Cul-de-sac de l’Orangerie, он ворошился, обогнул мыс Избавления, и поплыл к Соломоновым островам. С туземцами небыло никаких сношений. Видели только множество ло­док, плававших, около берега, на котором были I зажжены большие огни. Вот как характеризовалъ
Бугенвиль землю, начиная с Cu!-çle-sac de l’Oran­gerie : « Мало видал я земель, стол прелестных на взгляд. низкое, разрезанное долинами и ро­щами, прибрежье простирается около моря, поды­маясь потом амфитеатром до гор, вершины коих теряются в облаках. Их различали мы три яруса, и самый возвышенный был далее 25 льё во внутренность земли. Печальное положение, в каком мы находились, непозволило нам по­жертвовать несколько времени на посещение этой великолепной земли,где все возвещало плодородие и богатство. »
Дантркасшо, в 4 793 году, исследовал северную часть архипелага Лузиядского, и подвергался боль­шим опасностям в здешних морях, усеянных утесами. Между островами Бонвулу аром и СентъЭнъямом к кораблю подошла лодка, с дикарями, робкими, среднего роста, слабого сложения, кур­чавыми и вымазавшими черною краскою лица. Их дарили, но едва могли получить от них в обмен несколько иньямов, паташов и бананов. Оружия у них небыло, и каменного топора иехо-
250
тели они уступить за железные орудия, которы­ми, повидимому, неуважали. Лодка отличалась дву­мя мачтами и перевесом, с обширною решеткою. Впрочем, она была хорошо отделана и раскра­шена разными красками.—Берег около мыса Пер­сона представлял места восхитительные. « Это был, « говорит Дантркасто, « один из самых прелестных ландшафтов, какие только встреча­лись нам. Зелень являлась свежею и разнообраз­ною. Горы казались в обрезах нестоль однообраз­ных, как по берегу на В. ош мыса Персона. Кокосы, видимые даже па самых возвышенных местах, возвещали кажется, чшо земля обильна и может пропитать многочисленное народонаселе­ние. Мы видели множество небольших селений, обитатели которых собирались по берегу лю­боваться зрелищем, какое представлял им вид одного из наших кораблей. Домы в этих селениях были различной Формы, и разнообразили ландшафт весьма живописным образом. »
В лодках, приблизившихся к кораблям, находи­лись дикари, похожие на пиех, которых видели прежде. Они произвели несколько променов, а потом, за неимением другого оружия, пустили в корабль шучу каменьев, на что отвечали им ружейными выстрелами.—Немного подалее, перед островом Велл, две лодки дикарей, пустившиеся одна на другую с разных сторон, представили мореплавателям зрелище морского сражения. Дру­гие дикари, остававшиеся только зрителями бит­вы, растолковали Европейцам, чшо лодки идутъ
251
сражаться, и что победители съедят побежден­ных. Такое изъяснение передано было с внеш­ними знаками удовольствия, и с шакими изъявле­ниями радости человекоядцев, что отвратитель­но было смотреть. Сражающиеся завязали жаркий бой. Дикари стояли на перевесах лодок, держа в одной руке камень, в другой щит, которым отражали удары.. Каменья летели таким обра­зом с обеих сторон, с быстротою и лов­костью изумительными. Но, или окончание боя отложили, или помирились бойцы, но только обе лодки вдруг прервали битву, и каждая поплыла обратно по тому направлению, каким прибыла на место боя.
Эти боевые лодки были большего размера, в сра­внении со всеми, которые до шего времени были замечены при берегах Лузиядских. Одна из них, Футов 50-ти в длину, казалась отличною на хо­ду. Дикари, всегда недоверчивые, нехошели всхо­дить на корабль, но приглашали Французов идти на берег, и вероятно, не с добрыми намерения­ми. Они показывали вещицы, сделанные из чело­веческих костей. Железо необолъщало их ; им нравились только красные ткани, блестящим цве­том своим обольщавшие их зрение. Почти нагие, только средину тела прикрывали они поясом. Вообще эти люди казались злого и свирепого ха­рактера. Один из них заметил лекаря корабля Надежда, особенно смотревшего на лодки, и тот­час направил было в него свой даеай; к сча­стью, это увидели и приложились в дерзскаго
252
ружьем, чего оказалось достаточно остановишь покушение.
Лузияда занимает около 4 20 льё пространства, от В. Ю. В. к 3. С. 3., то есть, от мыса Избавления до островов Люзенсай и Cul-de-sac de l’Orangerie. К востоку ширина невелика, но к западу будет неменее Л0 льё. Острова, соста­вляющие ее, неопределенно означены на картах ; даже на лучших и новейших неочерчены берега, и потому надобно ограничишься исчислением островов: «Россель, Сен т-Эньяп, Даншркасто, Тробриан, Люзансай, » как замечательнейших. Известные пределы сего архипелага суть, в ши­роту (южную) 8° 4 9'— 41° .U3', в долготу (во­сточную ) 451° 56' — 4^7“ 40'. — Должно заме­тишь, чшо очерк к 3. вовсе неизвестен.
Отдельно от Лузияды, в льё от острова Росселя, находится купа из восьми, маленьких, низкихъ^ лесистых и необитаемых островов, открытых, в 4 84 2 году, капитаном Лауланом ( Laughlau ), на корабле Мария, и названных его именем. В 4 827 году, Дюрвйль осмотрел их, и в девяти милях на 3. открыл еще неболь­шой, более возвышенный утес, который назвал Каннак. Купа Лауланова имеет неболее 5-ши миль поперечника во все ошороны, но островки, ее составляющие, покрыты деревьями, особливо прекрасными кокосами, и потому представляют весьма приятный вид. Их можно назвать сади­ком, брошенным среди грустного и однообраз­ного Океана.
253
Мимоходом упомянем об островах, рассе­янных между медями пролива Торресова, и глав­ные из коих суть: Муррай^ Вармвакс (Warmwax ), Бриспюв (Bristow) Дальримиль, Реннель, Решур (Retour),.Корнваллис, Тальбот и Избав­ления (Délivrance). Самые большие мили по три, по четыре пространства. Мало возвышенные, они на­селены однакожь .Меланезийскими дикарями, похо­жими на Ново-Гвинейцов, и вооруженными лу­ками и стрелами, свирепыми, жестокими и веро­ломными. В разные времена, несколько купече­ских кораблей попадалось к этим варварам, между прочим корабли Чесгперфильд и Гормузьер, остановившиеся между островами Вармвакс и Муррай. Несколько человек, сошедших па зем­лю, были захвачены и перерезаны.
Земли, прилежащие к восточному берегу Но­вой Гвинеи были уже нами исчислены, и нам остается только осмотреть её западные принад­лежности, крайний предел Меланезии. За ним начинаются Малайские острова.
Здесь первый остров Салаваттп земля воз­вышенная, населенная, около 80 миль в окружно­сти, отделенная от Новой Гвинеи нешироким, извивистным и усеянным мелкими островками про­ливом, в первый раз открытым, в 4 764 году, капитаном Ватсоном. Географическое положение острова : 4° 8' шир. южной, 4 28° 35' долг. В. (средина). Он заселен поколением Папу, много­численным, свирепым, и управляемым независи-
254
мым раджею. Дикари питаются рыбою, черепаха­ми и сагу. Прежде соединялись они с жителями окрестных островов и производили ужасные опустошения на Молукских землях, занимаемых Голландскими конторами.
Форрест рассказывает, что в Марте и Ап­реле Папу Новой Гвинеи и Салаватти собрались однажды в большом количестве, и решились во­евать Гилоло, Дерам, Амбоин, и идти даже до Ксулла-Бесси. Они опусйюшили Амблу, близ Бу­ру, и увели много жителей.
« В 1770 году, » прибавляет Форрест, « сто лодок, с островитянами Папуйского племени, Новой Гвинеи, островов Арру, Салаватти, Мизоля, собрались около времени весеннего равно­денствия, когда моря бывают тихи, и пришли в залив Терпения, разделяющий Бачиап от Гилоло. Они не враждовали, но Голландская Компания, страшась их, послала к ним депутатов, и одарила начальников тканями, и проч., после че­го Флот дикарей рассеялся, и дикари воротились во свояси, после охоты в лесах и рыбной лов­ли. Раджа Салавашшский неосторожно отстал от союзников, может быть, потому ничего неопасаясь, что ни он, ни товарищи его непроизводили никаких грабишельств на этот раз.
« Голландцы решились захватить его, и приду­мали следующую хитрость : посланный от Гол­ландцев принес Радже бумагу^, подписанную и с печатью Тернатского Губернатора, говоря ему,
255
чпю это означает прощение вины, какую учинил он, явясь вооруженный в Голландские владения, и что он счастливее теперь других Папуйских начальников, которые отправились домой без подобных бумаг. Тогда-же пригласили его посе­тить Тернат, уверяя, что Губернатор воз­даст там ему все почести, приличные его сану, и он может лупишь в магазинах Компании, что ему за благоразсудится. Приглашение сопро­вождалось мешком долларов. Раджа поддался обольщению, понимая, что доллары будут ему бесполезны в его земле, слыша притом о прекрасных вещах, какие находятся у Голландцов на Тернате, и не в состоянии противишься же­ланию употребишь с пользою деньги, доставшиеся ему столь неожиданным образом. Он последо­вал за Голландским посланным, с 4 0-ю, или 4 2-ю своими подданными, явился в крепости и отпра­вился к Губернатору, который оказал ему вся­кую вежливость и почтение.
« Обезопасив себя от стражи Салаваттского властителя, Губернатор так был уверен в легкости добычи, что иезапер даже дверей. Когда Радже объявили, что он пленник, тихо сказал он своим дикарям, готовым на мангамо и на всякий мок для спасения своего власти­теля и убиения нескольких Голландцов прежде погибели, ничего не предпринимать в его защи­ту, но только спасаться самим. Дикари преда­лись бегству, пока Раджа отдавал свой кри, и едва только были вне крепости, то бросились въ
256
свою, коро-коро и уплыли. Может быть, Голланд­цы и нехотели останавливать беглецов. Раджа перевезен был в Кап, и там содержали его в тесном заключении. »
Разумеется, что такое вероломство иемогло помирить Голландцев с дикарями Салаватти и других Папуйских земель. Напротив, как будто в возмездие, дикари продолжили свои на­беги и опустошения. Незадолго еще до прохода Дюрвилева, в 4 82^ году, мимо острова Буру, Па­пу напали на этот остров. Потому Малайцы говорит о Папуйцах, как о тиграх, ненасыт­ных кровыо. Ничто в свете так не страшно для них, как это дикое население Меланезии, и они не могли понять, как Французы могли дру­жески посещать земли этих чудовищ.
Пролив Питта, или Саггевеина, отделяет Саллавагпши от Баттанта, высокой земли, 26 миль в длину и 6-ть в ширину. Западная конеч­ность его есть мыс Мабо, славный в рассказах первых мореплавателей, принимавших его за пре­дел Новой Гвинеи. Подле этого мыса есть за­лив, где можно запасшись дровами и водою, толь­ко с осторожностью против свирепого племени Папуев. Положение : 0° 50' ш. ю. и 4 28° 20' д. в. ( средина ).
Пролив Гамена, или Дампиеров, найденный сим мореплавателем в 4 700 году, и усеянный множеством островов, отделяет Баттанта от острова Факелу. Этим проливом проходят ко-
257
рабли, переходя в Китай при конпир-мусеопах. Переход опасный, особливо при тамошних силь­ных течениях.
•Остров Вайгиу, более всех предшествовав­ших значительный и известный, кажется, был открыт первыми Европейскими мореплавателями, утвердившимися на Молуках. Первый однакожь Дампиер, в 4 7Q0 году, утвердил разделение Вайгиу от Новой Гвинеи. Бугенвиль, в 1768 го­ду, осмотрел его южное прибрежье, а Форрест в 477Л-м, Дантркасто в 4 793-м, Фрейсине в 4 84 8-м, Дюперрей в 4 823 и 4 825-м, и наконец Дюрвиль в 4827-м годах, продолжали исследо­вание, и собрали множество известий о Вайгиу. Форрест посетил заливы: ФоФагак, Равак, Пиапис, везде находя добрые стоянки, и всюду добывая рыбу, сого, и множество черепах. По словам туземцев, все народочислие на острове можно положишь во 4 00,000 человек, подчинен­ных разным начальникам, из коих самый силь­ный принимает титул Раджи Вайгиуского, и живет на островке около южного прибрежья.
Спутники Дантркасто останавливались здесь в заливе Бони, и провели 4 2-пи, дней. Их сно­шения с Папуйцами были весьма дружеские ; каж­дый день привозили к кораблям рыбу, куриц, черепах, свиней, овощи и плоды разных родов. Дикари оказывали большую робость при имени Голландцов. Корабль посетили разные старшины, и Равакский ужинал и ночевал на корабле На­дежда. Но когда хотели поднимать якорь, онъ
Ч. ПН. 4 7
258
бросился в воду, боясь, чтобы неувезли его. Впрочем, такой страх достаточно оправдывал­ся похищениями, какие делали Голландцы, еще не­задолго захватившие, посреди пира, данного на их корабле, брата Раджи. Это насилие повело за собою войну, неоконченную при посещении Дашпркасто. Собравшись под начальством самого сильного султана Островского, и сговорившись с жителями Церама, Вайгиусцы хотели подсте­речь проезд Амбоинского губернатора, который должен был плыть мимо, совершив осмотр земель Молукских. Не пускаясь еще на свое пред­приятие, дикари скрыли в безопасных местах своих жен и детей, от чего прибрежье каза­лось опустелым.
В конце 4 818 года, Фрейсине также провел три недели в небольшом заливе Равакском, где Папуйцы Бони и Кабареи приезжали торго­ваться сч> Французами. Они казались сшоль-же робки, сколько слыли предприимчивыми и воин­ственными. Сруан, начальник острова Бони, убежденный подарками, сделался другом и собе­седником капитана. Офицеры, естествоиспытате­ли свободно осматривали остров его, и г-н Кѵа мог изобразишь довольно полную картину тамошней местности.''
« С началом дня,'» говорит он, «отправились мы к Бони, где на кануне заметили довольно много хижин. Прибывши к заливу, около кото­рого они построены, мы увидели, чшо цепь при­
259
боев недопускаеш подплыть к ним. После не­скольких бесполезных усилии пробраться через эту преграду, и даже чушь было неподвергнувшнсь опасности при нашем покушении, мы положили плыть к южной стороне острова, где море, бо­лее спокойное, обещало нам доступ менее опа­сный. Но деревья, растущие по утесам, так сближались здесь к морю, чгпо составляли ограду, почти непроницаемую. Маленькая бухта показа­лась нам единственным местом, где могли мы выйдти на берег. Повсюду удивляла нас мощь и прелесть произрастания. Попугаи, самых жи­вых цветов, оживляли и украшали его в одно время; какаду, белизны ослепительной, рисова­лись вдали на темной зелени листьев, и мы ви­дели их несколько совершенно черных, чшо до­вольно редко в этой породе пернатых болту­нов.
« Мы продолжили плаванье около берегов остро­ва, и устье небольшой речки, которою море про­никает внутрь земли, дало нам мысль войдти в. него. Мы так и сделали, с трудом пробираясь под ветвями манглиеров; корни их беспрерывно заграждали ход пашей лодке, и кончилось тем, что они совсем загородили лам дорогу. По счастью, могли мы выйдти туш па утес, и со­брали здесь несколько предметов для пашей ми­нералогической коллекции. Через немного вре­мени появилась лодка, плывшая прямо на нас ; это был наш приятель Сруап, начальник Бони, заметивший нас, когда мы искали прохода
4 7*
260
сквозь прибой, и поспешивший на встречу к нам. Мы просили его проводишь нас к селению, где он живет, и он неотказал нам решительно, но медлил исполнением просьбы. Вид его ка­зался столь беспокойным, что мы немогли не взять некоторого сомнения. То плыл он сзади нас, то подле нас, но не шел впереди. Он остановился даже, сошел наберег и привел с собою третьего товарища. Опять поплыли мы. Наконец, следовавши почти шою-же дорогою, ка­кою приплыли мы к реке, дикарь вдруг пустил­ся в море, и приближась к прибоям, где были мы прежде, он нырнул между пими узким про­ходом. Мы шли за ним, но невполне безопасные, ибо легко могло случиться, что переходя прибой наша шлюпка погибла-бы в этом переходе через мели, который для лодки дикарской, более лег­кой, был безопасен, да и кипо знаепиъ—говорили мы потихоньку между собою — не ведет-ли нас приятель наш в западню, чтобы потом восполь­зоваться нашим бедствием ? Но, слава Богу, по­дозрения наши оказались несправедливы. Сруан был нашим добрым лоцманом, и перейдя опас­ные прибои, шлюпка наша плыла по безопасной, хо­тя и неглубокой воде. Мы чрезвычайно удивились, когда приставши к берегу увидели, чшо двад­цать хижин, из коих состояло селение Бони, были свежо оставлены, и все жители их убежали в леса. Явно увидели мы тогда причину медлен­ности Сруана; он хотел предупредишь своихъ
261

дикарей, и дашь им время, особливо женщинам, укрыться.
« Раджа отдал некоторым образом в распо­ряжение наше всю опустелую деревню свою. Он показал нам все хижины, исключая одной, кото­рую потому почли мы родом капища. Все домы были построены па сваях, над водою и по бе­регу. Г-н Дюперрей приказал отнюдь нешрогапиь ничего, что оставалось от дикарей, и это было тщательно исполнено. Сруан побыл с нами не­сколько времени, позавтракал, выпил вина, по­хвалил его и оставил нас, отправясь на рыб­ную ловлю.
« Видя невозможность сойдтиипься с дикарями, положили мы неждагль возвращения нашего прия­теля, и плыть обратно через проход в при­боях, им указанный. Не без труда исполнив это, тотчас пустились мы в глубь залива, же­лая посетить реку, служившую некогда агвадою адмиралу Дантркасто. Она узка, извивиста, те­чет по кремням. Берега её обставлены деревья­ми, величины безмерной, что образует прелест­ный вид и очаровательную тень. Солнце закаты­валось и мы дышали сладостною прохладою. Вдруг три райские птички прилетели оживишь эту великолепную картину. Одна из лих поле­тела через реку, означая своим великолепным хвостом радужную змейку, но на половине пуши ринулась она к верху, вероятно, ловя какую нибудь добычу, и это дало нам возможность долее любоваться ею. Я выстрелил, но расстояние было
262
слишком велико; выстрел немог достать, и вспорхнувши от его грома, прелестные пернатые удалились и появлялись более.
« Почти на милю плыли мы в верх по реке, но туш шлюпка паша, забирая много воды, была остановлена большими грудами голышей, шиста и кремня, что загораживая русло реки заставляло ее несколько изогнуться.
« На оба берега выливается здесь вода, и обра­зует болота, чрезвычайно обширные, где растет множество трав и деревьев. На маленьких островках видели мы развалины хижин, по ви­димому, с давнего времени опустелых, и несколь­ко брошенных лодок. Мы немогли решишь, чему надобно было приписать эшо запустение : нездо­ровости места, или опустошениям войны ?
« Невидя никакого приличного места для ночлега, мы ворошились на вчерашнее наше становье, и нашли еще там огонек, приятный даже и под экватором, ибо ночи здесь свежи и чрезвычайно сыры. Ходя по окрестностям, я видел пророины, похожия на рытье диких свиней, и полагаю, что они точно то означали, ибо эти звери здесь весь­ма обыкновенны. Но, может быть также, чшо эшо следы бабируссы, которого неудивительно встретить здесь, как и на Вайгиу. »
Бо время пребывания Фрейсине на Раваке, кнмалага j или морской начальник Гебе, прибыл для посещения его в своей вооруженной коро-коро. При появлении Гебейцов, все Папу, окружавшие
263
Уранию, тотчас исчезли. Легко было видеть, что сии посетители причиняли им большой страх, и из этого могли заключить, что кималага и его воины деспотически правили бедными жителями Вайгиу.
Дюперрей посетил здешния земли в 4 823 году, и остановился в ФоФагаке. Подобно своему пред­шественнику, он имел с жителями только мирные и тихия сношения. Но обитатели прибрежья продолжали однакож прятать жен своих от взоров посетителей. Всегда робкие и недоверчи­вые, они оказывались однакож ловкими торгаша­ми. Несколько этнологических и географических замечаний означили пребывание Дюперрея, о кото­ром, за недостатком повествования самого на­чальника, еще неизданного, мы приведем здесь неизвестные доныне отрывки из записок Дюр­виля.
« Два дня прошло, и дикари пепоказывались еще близ нашего корабля ; в прежннхч» выходах мо­их немог я сблизишься с ними, как равно и другие ОФицеры пашей корвешшы. Между темъ'хо­телось мне сделать наблюдения над здешними островитянами, о которых так различию от­зывались ■ разные мореплаватели. Одни описывали их дикарями свирепыми и кровожадными, ищу­щими только случая захван ишь иноземца, за­резать его и отрубишь ему голову. Другие находили в них людей кротких, боязливых и миролюбивых. Кроме того желалось мне пове­рить рассказ Форреста, чшо узкий только пере-
26M
шеек отделяет порт ФоФагакский от большего южного залива.
«В шесть часов утра отправился я, с г-ми Лессоном и Ролландом, в большой лодке, с семью вооруженными мангровами. Между ними был Англи­чанин Виллиамс, и на его преданность, благона­меренность и неустрашимость можно было осо­бенно положишься. Мы проплыли перед высоким полуостровом, увенчанным возвышенною горою, странные Формы которой образуют Фигуру Фри­гийского калпака, и перед маленьким островом Гробниц, примыкающим к полуострову ошмелью, покрытою только немногими Футами во время низкого прилива. На берегу острова находилось с дюжину дикарей, подле своих лодок, и беспо­койно глядели они на нас, готовясь, по види­мому, тотчас броситься в лодки свои и уплыть. Приобретенные уже мною познания о характере дикарей вразумили меня, что если хотеть войдши с ними в сношения, то всего хуже пускаться прямо на них, когда они вас боятся. Напротив, показывайте вид, будто вы вовсе незамечаепие их и незаботитесь об них. Тогда, мало по малу, недоверчивость ихи уменьшится. Впрочем, нетак-ли должно приближаться к тому, чшо по­хоже на дикого зверя ?
« Я советовал спутникам моим показывать именно такой вид, будто мы во все дикарей незамечаем. Мы продолжили путь наш, и пристали в южной части залива, где берег весьма крут, и непредставляега ниодного местечка, где можно-
t
265
бы сделать причал. Кроме того, он покрыт деревьями средней величины, между которыми наиболее видите казуарину. При отбытии нашем с корабля, небо закрылось тучами, но я пола­гал еще доплыть до берега прежде дождя. Око­ло семи часов, облака, собравшиеся над нами, разразились ливнем и покрыли пас потоками воды, так, что в несколько минут неосглалось на нас сухой нитки. Всего досаднее было мне, чшо дождь мешал совершенно нашим ботаниче­ским и энтомологическим изысканиям.
« Около 7^ часов достигли мы до края залива, которым оканчивается западный рукав гавани ФоФагакской ; ашо было около льё от места на­шей стоянки. Взгляд на берег гас весьма опе­чалил : вместо свободного прибрежья, доступного и даже обитаемого, какое мы надеялись ѵайдпии, берег представлял нам грязное болото, покры­тое огромными мапглиерами, из рода bri'.guiera; корни их, путаясь, кривясь, переплетаясь во всех направлениях, составляли как будто сетку бесконечную, по всему пространству болотному. Ничего небыло труднее и тягостнее ходьбы но такому месту ; переступая по эпиим корням, надобно было подвергаться беспрерывной опасно­сти соскользнут и переломишь себе шею. Мы остались в шлюпке, управишься с скромным на­шим завтраком, в надежде, что дождь пере­станет. Но он шел весьма сильно. Нечего бы­ло делать-—в восемь часов решился я пуститься на обозрение прибрежья, сколько возможно далее,
266
несмотря на вс® препятствия местности и по­годы.
« Я отправился, сопровождаемый Голландом, Виллиамсом и еще двумя моряками. Г-н Лессон предпочел остаться подле натей шлюпки. Мы на­шли на берегу две лодки, по видимому, недавно вытащенные, и из этого естественно можно было заключить, что здешния места посещаются дика­рями, и что мы могли увидеть и дальнейшие следы их дорогою. Пройдя около ста шагов по руслу довольно глубокого протока, мы увидели хижи­ну, которая образом постройки и материалами для неё показывала, что это был только при­тон для защиты от непогод. Подле неё находились два строения значительнее. Все кру­гом было тут покрыто манглиерами, латаньерами, панданами и другими большими деревьями. Большая часть из них обросли, на огромную вы­соту, громадными потосамп ( pothos ), и некото­рые из этих растений являли прелестные венич­ки в концах ( spadix terminaux ). Ош хижины начиналась дорожка, довольно хорошо проложен­ная, и по ней можно было проходить сквозь это перепутанное сплетение разных прозябений. Мно­го раз перешедши через поток весьма холод­ной воды, мы очутились наконец при подошве возвышения. Дороги стали удобнее, земля суше и крепче, и я собрал много новых для меня ра­стений, из коих упомяну только о самом любо­пытном nepentlies mirabilis, с цветком всегда наполненным водою, что видел я в первый раз.
267
По несчастью, беспрестанно шел проливной дождь, и экземпляры мои немогли быть хорошо сохра­нены.
«По мере того, как мы возвышались, тропин­ка становилась круче, а глинистая почва была сшоль склизка, что мы конечно потеряли-бы на­прасно все усилия в ходьбе, без углублений, вы­рытых туземцами и служивших нам вместо ступеней. Но беспрерывно однакож ноги у нас скользили, и в один раз покатившись назад, мы вдруг губили плоды долгих стараний по­дняться выше. Утешая себя при шакой неудаче громким смехом, наконец стали мы на вер­шине перешейка, которого высоту можно было положить около 100 шуазов. Туш был тотчас решен вопрос, завлекший меня сюдаВ напра­влении к заливу ФоФагаку, деревья скрывали от нас море, и мы могли различить только зубча­тый, высокий хребет, но с прошивной стороны, то есть в направлении к 10. ИО. В., с радостью увидел я безмерный бассейн моря, по видимому, простиравшийся от 10. 10. В. к G. С. 3., хотя и нельзя было различить его входа, и только на поверхности его разглядел я несколько, более или менее значительных, островов. Такое откры­тие придало мне бодрости, и я решился докон­чишь мое обозрение. ’
« Дорожка оказывалась хорошо пробитою, и мы начали по ней сходить. Скат был сюда еще кру­че, нежели на другую сторону, но туземцы утвер-
268
дили здесь толстые вепиьви деревьев поперег, в виде лестницы, для поддержания ног. Такая предосторожность показывала довольно постоян­ное сообщение между двумя заливами. Кроме того, мы хорошо различили в грязи свежие следы людей. Менее нежели в полчаса достигли мы берегов небольшего протока, или речки, по­дле которой находился сарай, похожий на виден­ный нами с той стороны горы. Кругом земля была покрыта грудой ракушек. Надобно заме­тить мимоходом, что на всем протяжении от­крытой нами дороги, то есть, почти на целую льё, земля усыпана была ракушками разных ро­дов, особливо из рода arches, занесенными, ве­роятно, от дикарей. Должно полагать, чшо они всегда ходят здесь с запасом ракушек, и едят их дорогою, от чего вся она, так ска­зать, вымостилась черепками раковин. Мне при­шло в голову, чшо Вольтер, без сомнения, пюржествовал-бы, если-бы мог видеть и указать на такое обстоятельство, пригодное для поддержки его системы, касательно нахождения раковин па вершинах гор.
« У сарая, о котором я упомянул, дорожка прекращалась ; далее земля была покрыта манглиерами, с перепутанными кореньями, которые море покрывает во время большего прилива. Сначала покусился я идти по руслу реки, но вскоре стал в воде по горло и должен был отказаться. Потом начал переступать по манглиеровым корням, но два, или три неприятные падения
269
принудили меня отказаться и от этого сред­ства перехода. Около часа употребивши на такия трудные и бесполезные испытания, решился я во­рошиться к сараю с Голландом, и тут ждать Виллиамса, пустившагося к берегу моря. Его долговременное пребывание между дикими народа­ми приучило его ко всем родам их дел и упра­жнений, и он преспокойно ходил по извивисто­му переплетению корней, когда я с трудом мог держаться на них. Бродя около сарая нашел я изломанный пагай, собрал несколько новых ра­стений, и когда проглянуло на ту пору солнце, бабочки прелестных цветов начали порхать кру­гом, и мне страх досадно было, что я забыл сеточку мою в лодке. Виллиамс воротился и сказал мне, чшо прошедши по корням около по­лумили, очутился он на берегу небольшой бух­ты, окруженной болотами, имеющей вход к югу, и содержащей в себе два маленькие острова. Впрочем, берег показался ему во все непроходи­мым, и это заставило меня думать, что дикари только в лодках, во время прилива, достигают до строения, находящагося при подошве перешей­ка. Было уже 4 0 часов, и так как без помо­щи дикарей невозможно было ничего предпринять, то мы и повернули обратно к лодкам.
« На высоте перешейка вскарабкался я на высо­кое дерево, чтобы лучше осмотреть залив к югу. Тут мог я убедиться, чшо част моря, ви­денная Виллиамсом, была только бухта от боль­шего залива, продолжавшагося в одну сторону
270
далеко на 3., а в другую на Ю. Ю. В. — На острове, довольно большом, показывались по прибрежью три большие хижины, окруженные на­саждениями, и я предполагал, что эипо должен­ствовало быть место пребывания Раджи, о кото­ром говорит Форрест. Кроме того убедился я, что дорожка, открытая мною, была единствен­ным средством сообщения между двумя залива­ми ; направо и налево земля поднималась значи­тельно и была еще менее доступна. Во время пути, Ролланд поймал Фалангера, оставлен­ного матерью. Мы вернулись к шлюпке в поло­вине второго часа, и я отправился к бухте, на­кануне виденной нашими офицерами, к югу от острова Гробниц. Купа из 12, или 15 кокосов, окружающих небольшую хижину на. сваях, обе­щала нам прохладительный сок плодов своих, и возможность прогуляться немного под их тенью, ибо везде, где только есть кокосовые де­ревья, земля обыкновенно проходима. Море было на отливе, и едва оставалось к прибрежью Фута на два воды, так, чшо с невероятным только усилием могли мы дотащить шлюпку нашу до хи­жины. Вскоре увидели мы, что это была большая бамбуковая плетушка, покрытая латаньеровыми листьями и поддержанная четырьмя столбами, в Я, или 5 Футах над поверхностью моря, как все обиталища Папуйские. Во внутренности на­шли мы пять небольших квадратных комнаток, с маленькими подмостками по углам, корзину и несколько сушеных шрипангов.
271
« Ничего теперь не хотелось нам так ви­деть, как то, чшо были-ль взяты дикарями но­жи, накануне оставленные г-м Бераром, в за­мену кокосов, которые сорвал он здесь ? Еще недостигнувши берега приметил а сквозь манглиеры молодого дикаря, который, по видимому, прятался, чтобы подсмотреть, чтостанем мы делать. Я показал вид, будто ничего невижу, и запретил матрозам подходить в эту сторо­ну. В нескольких шагах от хижины, на пло­щадке, куда пошел я ловить бабочек, мне пред­ставилось с дюжину, или с 4 5-ть кокосов, све­жих, связанных по-парно, и при них два из но­жей, оставленных здесь накануне. Такая вежли­вость от невидимки дикаря показалась мне доб­рым началом, и мы видели в ней дружеское расположение. Надобно было ею воспользоваться. Мы раскрыли кокосы и с наслаждением пили сок их, потому, что настала тогда страшная жара и у нас небыло нисколько свежей воды, чтобы утолишь нашу жажду. Без сомнения, до­вольный тем, что мы поняли его гостеприим­ство, молодой дикарь подошел к нам, один и без оружия. Доверчиво подал он нам руку, говоря бангус ( хорошо ), и показывая знаками, чшо это он положил тут кокосы для употре­бления нашего.
« Так как это был первый дикарь, осмелив­шийся подойдши к нам, гпо и показал я ему пол­ное дружество, подарил серьги и красивое оже­релье. Такая щедрость, конечно неожиданная им,
272
казалась совершенно восхитившею его, и он дал нам понять, что предоставляет все коко­сы к нашим услугам. Тут позволил я маш­розам рвать их, но строго запрещая только портить деревья, и если придут еще дикари, то приказывая обходиться с ними ласковее. Часа с два бродил я по лесу, который с этой сторо­ны довольно проходим, и собрал много прекра­сных жесткокрылых. Особенно порадовала меня поимка нескольких красивых бабочек из рода urania orontes ; они садятся на листья манглиеров как наши phalènes lichenées, и перелетывают точно прыжками по воздуху; особливо великолеп­ная эгпа порода обилует в местах болоти­стых.
« Я отправился наконец к нашей шлюпке. По­ра была думать об обеде, и с радостью уви­дел я с десяток, или с дюжину Папуйцов ; они ели и играли с нашими матрозами, будто старые знакомые. Тотчас окружили они меня, повторяя: «Капитан Бапгус, собат,» и проч., и оказывая мне всякия ласки. Вообще, народ эшогп был малорослый, слабого, хилого сложения, и под­верженный проказе. Но черты лиц дикарей были однакожь не безобразны, голоса их приятны, вид важный и учтивый, и даже запечатленный какою-
I то задумчивостью, обыкновенною между ними, но
отличительною.
« В четыре часа оставили мы место нашего пристанища и отправились к кораблю. Плывя
I
S73
около острова Гробниц, шли мы близко берега, но непоказывали лида, что хотим пристать к нему. На сей раз один из дикарей вошел в воду с большим голубем в руках, и дал мне знак приблизиться. Тотчас были мы среди толпы их, и с любопытством осматривали их помещение. На большом огне жарился туш у них превеликий * кусок черепахи ; маленький ша­лашик, из пальмовых ветвей, Фута на три от поверхности земли, был сгорожен для тех, ко­торые казались начальниками, и опи беспечно ва­лялись под ним на рогожках, положив головы на деревянную, резную подушку. Обменявшись с ними несколькими Малайскими словами, я дал им разуметь, чшо если они принесут к нам на корабль припасов, либо своих изделье в, то по­лучат в замену разных Европейских произве­дений; они обещали явиться на другой день. Было уже слишком пять часов ; я распрощался с на­шими приятелями, и вернулся на корабль при за­хождении солнца, весьма довольный своею поездкою.»
Дикари сдержали свое слово. На другой день явились они к кораблю, и непереставали посе­щать Французов до самого отъезда их ош острова, торгуясь весьма честно, и ведя себя са­мым благоприличным образом. Через два дни после прогулки Дюрвиля, кадет Блоссевиль про­должал обозрение местности с Виллиамсом, до самого жилища Раджи на острове, в южном за­ливе, где нашел он жителей кротких, роб­ких, похожих на тех дикарей, какие нриплыва-
*/. ГИИИ. >18
27*
ли к кораблю. Явился наконец на корабль и сам Раджа, поднося капитану Дюперре двух прекра­сных райских птичек, но он просил ружье за корзинку из довольно красивой черепахи ; на это несогласились, и Раджа увез ее обратно.
Жители Вайгиу вообще так мало различаются от Дорейцов, чшо к ним можно отнести все говоренное нами о жителях Дореи. Надобно только прибавить, чшо офицеры Раковины нашли в селении, лежащем на В. от залива, род мо­лельни, украшенной множеством странных бол­ванчиков, размазанных разными красками, убран­ных перьями и рогожками, и расставленных в симметрическом порядке. Это был храм тузем­цев, а болванчики деревянные изображения богов. Впрочем, ничего более немогли узпашь о рели­гиозных поверьях здешних дикарей.
Весьма высокий во внутренней области, гори­стый и почти сплошь лесистый, остров Вайгиу простирается около 66 миль от В. к 3. в дли­ну, и миль на 30-шь, от С. к Ю., в ширину. Вольтой залив с юга, врезываясь почти до G. берега, как будто делит землю на две части. Южная половина почти нисколько не ведома Евро­пейцам. Пределы Вайгиу суть ; 0° 2*' и 0° 0' ш. ю. и 127“ *9' — 4 28° 57' д. в. —
К северу от Вайгиу разбросано множество небольших островов: Бони, Равак, Манау арак, острова Эк и цепь островов Ваииаг, занимаю­щая протяжение на 1-1 -шь миль, от В. ИО. В. къ
275
3. С. 3., каменистых, лесистых и необитае­мых. Должно отдельно упомянуть об острове Рупби, миль 4 2-ти в окружности, с величествен­ным конусом горы, которую видите за 4 5-20 лье расстоянием, что дает примету драгоцен­ную для мореплавателей в здешних морях. Го­ра эта под 0° 2' ш. го. и 4 27° U5' д. в. ( вер­шина ).
На С. от Вайгиу, милях в 20-гли от его В. части, является купа Айу, маленькие осшровкп, обложенные мелыо, миль в 50-ш окружностью. Форрест открыл эту купу. Оп посетил мно­гие из её островов в 4 775 году, и по его рассказу, они заняты Папуйцами, которые питаются рыбою и черепахами. Ош времени до времени являются они па Вайгиу для добывания сагу, необ­ходимого им для пищи при других припасах. Они привозят с собою жен и семейства, произ­водя притом небольшой торг черепахой и салангановыми гнездами с Тернашскими и Амбоинекими Китайцами.
Лйу-Баба самый значительный и самый южный остров из всей купы, около 5 миль в окруж­ности' и до 500 Футов возвышения. Форрест отличил здесь трех главных старшин титу­лами Мпдо, Сппаги, Кималага. У первого из них было много жен, из коих две Малайки, похи­щенные с острова Амблу, что близ Амбоины. Форрест изъявил удивление, чшо осмеливаются держать здесь в неволе Голландских подданных.
I8'
276
rf
Модо отвечал, что па своем острове мало за­ботится он о Голландцах, потому чшо они далеко, и что притом у него есть множество средств увернуться от Голландского мщения. Если-бы, например, Голландцы потребовали даже самой головы его—что за беда ? Им пошлют го­лову какого нибудь невольника, который легко может обойдпиись без неё.
Абду и Конибар, два важнейшие острова после Айу-Баба, каждый неболее 3-х миль в окруж­ности и около 200 Футов возвышения. На по­следнем есть, как говорят, насаждения иньямов, паташов, сахарных тростей и других между шропиковых произведений природы.
и
Во время пребывания Фрейсине на Раваке, в 4818 году, начальник Айубабский прибыл посе­тишь его. Фрейсине означил этого старшину в своем описании именем Моро — вероятно, изме­нение имени Модо.
« Папуйцы, с которыми имели мы сообщение — говорит Фрейсине — показались нам вообще смышлеными и умными, но никто из них неявлялся в обоих отношениях превосходнее Мо­ро, одного из начальников островов Айу-Баба, ; прибывшего па место нашей стоянки. Он легко
говорил по-Малайски, делал нам тысячи вопро­сов и требовал изъяснения на все, чшо каза­лось ему у нас необыкновенно. Убедительно про­сил он меня уступишь ему термометр. Незпаю, понлл-ли он его употребление, но он дол-
277

го говорил об нем с товарищами, и как буд­то объяснял им пользу инструмента.
« Моро ходил нагой, только с простыми лангути из фиговой коры ; он был плотен и с прегустыми волосами, как все земляки его. Живой и весельчак, он умел весьма ловко льстить, когда добирался до какой нибудь вещи, и давал мне выразумешь, чшо если мы хотим видеть его в нашем обществе, то надобно нам одеть его благопристойнее; в следствие сего по­маленьку выпросил он у нас панталоны, потом рубашку, потом платок повязать на голову, и проч.—Гордясь новым своим убором, отправился он в залив Кабареи, без сомнения, хвастать своим богатых нарядом.
« На другой день возвратился он очень рано, с двумя черепахами, которые продал мне. С этих пор сделался он нашим всегдашним зашрапезником, до того, что даже и ночевал на корабле. Легко и ловко, так чшо мы изумлялись, изучивал он наши манеры, и за столом употре­блял ножик и вилку, сшоль-же искусно, как мы сами. Правда, чшо сквозь эту импровизацию образованности, от времени до времени, про­скакивали остатки его настоящего состояния, но при замечании нашем, он первый и от чистого сердца начинал смеяться над собою. Однажды вздумалось ему выпрокинуть за-раз целую переч­ницу в горсть себе и проглотишь весь перец. Мы думали, что он задохнется, но ничего нсбы-
278
вало он только похваливал потом превосход­ство такой конФепики, повторяя — « Багус, ба­гус ( хорошо, хорошо ) ! » С таким наслажде­нием смотрел он на все, что только было па спюле, что для удовольствия его согласился я позволить взять ему стакан, бутылку, тарелку, и проч., что он употреблял с нами. Радость его была полная, когда я подарил ему корзиночку, чтобы укласть все его новые сокровища. Он изъ­явил мне свою благодарность подарком несколь­ких жемчужин, и самой прелестной из приве­зенных мною из здешней стороны, райской птич­ки. Недовольствузсь этим, оказывал он нам значительные услуги. Нас беспрестанно окружало множество лодок, и он сделался нашим полиц­мейстером и нашим маклером. Заключая с ди­карями торги, он думал о нашей пользе—правда, выгадывая барыши и себе. Если, например, мы со­глашались дашь девять ножей за известное коли­чество припасов, он говорил мне, что доволь­но пяти, а отдавал продавцу только четыре, чем тот оставался доволен, мы в выгоде, а пятой нож шел маклеру нашему. Он старал­ся потом уверять мепя, что действовать таким образом нам всего выгоднее, и я согласился охот­но, смеясь ловкой хитрости. »
Дюрвиль, в 4 828 году, также занимался гео­графиею купы Айу. Лодки подходили к кораблю его, но беспокоимый болезнями экипажа, он нехотел остановиться в здешних морях. Из его наблюдений вышло, что географические пределы
279
купи сушь: 0’ 19'—0° JH' с. ии. и 128* 21'—128* Л5' д. в.
В 16 ши милях па С. С. В. ош островов Лйу, находится маленькая купа островов Азия, открытых в 4 805 году военным кораблем се­го имени. Капитан Маккензи видел их в 4 823 году, а Дюрвиль осмотрел в 4 828 году. Эпю три маленькие, низкие, лесистые острова. Неиз­вестно населены-ли опи. Сев. широта их 0° 58', а долг. восточная 4 28° W8'. —
ГЛАША
i
МАЛНЗИЯ. — ЦЕЛЕВЕС.
Августа 43-го наша Океания была на высотах острова Вайгиу. В следовавшие затем дни, Пенд­летон пустился обходишь с С. остров Моргни, один из Молукских, чтобы потом устремить­ся к острову Целебесу. Хотя ветер довольно постоянно дул от го. ю. з., но море было глад­ко, как стекло. Можно было подумать, что мы идем по заливу—так защита огромных земель делала различным зрелище здешнего моря от Южного Океана. Вечером И^-го, мы заметили мыс Салавай на осипр. Гнлоло ; 4 5-го обойден был Морти ; 4 7-го явился перед нами Целебес. Впе­реди корабля выставлялся мыс Коффин, кончащий остров собою па С. В., и маленькие острова Банка, коими он обставлен. За вдавшимся в море углом его, во внутренней области, подни­малась гора Коблат, и другая, Две Сестры. Коблаш образует правильный конус, в ясное вре-
281
мя видимый из чрезвычайной отдаленности. Две Сестры суть два пика, в половину ниже, но весь­ма отличительные для приплывающих с этой стороны. В трех милях на С. В., севернее этих пиков, лежит третья гора, на которой видна пустота с острыми краями, показывающи­ми, что это потухший волкан ; потом еще воз­вышенность на B.j конусовидная, черная, совер­шенно голая, со всеми признаками огнедышащей горы. Первую из этих гор Дюрвиль назвал Волканомь. Вся сия сторона была, кажется, в преж­нее время изрыта подземными огнями, и нельзя почесть невероятным, чшо они и теперь туш дымятся где нибудь.
Августа 18-го, вечером, захваченная штилем, Океания все еще была близ мыса Коффинп. Перед нами развивался Банкский пролив, куда вступили мы па следующий день. Берег был утесист. Мы в полумиле прошли мимо мыса КоФФина, чешыреграннои, лесистой и невысокой вершины; потом, один за другим, обогнули острова пролива — Банка, Ганга, Салис, Кабрукан ; прошли перед небольшим селениемч> Ликупанг, где видели раэвевающийся Флаг Голландский; обогнули потом, в 200—300 брассах, расстояния G. мыс Целебеса; увидели конус Туа-Манадо и маленькие острова Найн, Маншрау, Сиандиен и Бунакин, а наконец стали перед обширным заливом Манадо, вели­чины безмерной, но открытым и малонадежным, при трудности стать на якорь, ибо глубина про-
282
стирается от 60-гпи до 80 брассов в полу­кабельтове от берега.
Океания развернула свой Флаг при входе в га­вань, и хотела уже идти далее, когда Нидерланд­ская шлюпка подошла к нам. В ней были офи­цер и три морские солдата, требуя переговора с капитаном вашим. Пендлетон повел послан­ника в свою каюту, где около получаса продол­жался род совета. Следствием его оказалось то, что «поелику» гавань Манадская привиллегированная для Башавских кораблей, то чужеземные су­да обязаны в ней дорого платишь за якорное убежище, ограничивая кроме шего малым числом дней время стоянки.
Мой Американец был не такой человек, что­бы легко поддался па подобные условия. Он вы­шел на палубу взбешонный. «Ах! Жиды прокля­тые ! » ворчал онъ—« да, еслибы они могли про­давать воздух, коипорым позволяют здесь ды­шать, так и его подвели-бы под таксу! Нетъ— моя Океания непоплашится с ними ни одним пиастром 1 Они еще незваюип с кем имеют дело ! » — Тут оборотился он к оФицеру. « М. Г., » сказал он ему—« я хотел было запастись у вас водою и припасами, но по счету, какой вы изволили мне представить, это будет для мепя слишком дорого. Я отправляюсь в Манил­ла. » — Немедленно Океания легла в дрейф, что­бы нейдти далее в залив.
Мы уже положили с Пендлетоном, что я останусь в Манадо. Последняя экспедиция моего
283
капитана была так неудачна, что прежде пово­рота в Ныо-Иорк, он хотел отправишься от­сюда к С. 3. берегам Америки. Такой план для меня вовсе негодился. Часть Малайских земель и великия Австральные земли были еще мне неиз­вестны. Изучение их обещало мне много важного и любопытного. они долженствовали составишь одну из драгоценных частей моего странниче­ского журнала. Следовательно, колебаться шут было нечего. Мне надобно было расстаться с до­брым другом моим, почтенным капитаном Океании. Чуть незаплакал я обнимая его. Он был также растроган.« Мы еще увидимся—гово­рил мне Пендлешонъ—непременно увидимся ! Бро­дяги, нам подобные, сойдутся, хоть разбросайте их на два конца мира. Где-бы нибыли, говорите, что вы с корабля Океании — это такая морская рыба, что ее знают по всем морям ! » — По­житки мои снесли в Нидерландскую шлюпку, ко­торая взялась довезти меня до берега. Я торо­пился потом поскорее сойдши с нашей Океании, желая прекратить проводины и « лишния слезы, п как говорит пословица. Голландские гребцы по­влекли меня в одну сторону ; Океания двинулась в другую. Несколько минут еще видел я Пендлетона, махавшего мне своим рупором, на что отвечал я платком. Долго смотрел я на его красивый корабль, бывший жилищем моим чуть не два года сряду, и к которому я так было привык. Но красавица Океания чуть мелькала уже вдали своими белыми парусами — она уходила,
2M
оставляла меня одного на чужой стороне, и вско­ре совсем скрылась из виду.
Ласковость Нидерландского офицера утешила меня немного за грусть такого быстрого разлуче­ния. На половине пути к берегу, нас встретила лодка. В ней были два Европейца, одетые в белое, на манер креольский, с преогромными соломенны­ми шляпами на головах. Это были два Француза, издавна поселившиеяся в Манадо, г-да Барбье и Мартен. Один из них, старый офицер Импера­торского Флота, был в Индийской экспедиции па корабле Sémillante; исключенный изъслужбы в 184 5 году, он завел себе маленькую гоелешту, сделался купеческим шкипером и производил торговлю по Молукским островам.
Такая нежданная встреча, и ласки,, какие оказы­вали мне земляки мои и Манадский Резидент во время моей кратковременной бытности на Целе­бесе, заставляли меня сожалеть, чшо я пемог уделить несколько более времени на опознание здешней местности. Барбье располагал идти к Амбоину разве недели через три, и мне, может быть, надлежало бы оставаться на все это время, хотя первое дело мое по прибытии была забсигаа, как выбраться из здешней Голландской засады на Малайских морях. Вдруг узнал я, что воен­ный Голландский бриг Сива, определенный к порту Манадскому, получил повеление тотчас готовиться в путь, для каких-то важных рас­поряжений в разных местах. Чего-же было ждать и упускать этот столь благоприятный случай !
285
Резидент, г-н Питермаш, сам благосклонно предложил мне местечко на бриге; я сердечно благодарил его. Отправиться надлежало 23-го.
ИИ вот только два дня осталось мне для обо­зрения Целебеса. Благодаря пособию г-на Барбье, я мог употребить их. с пользою. Наш лихой моряк зарекомендовал меня Резиденту и до­ставил мне от него самый ласковый прием. Меня тотчас допустили во все здешния забавы, во все общества. На другой день предполагалась поездка к озеру Тондано, полу-ученая, полу-живописная ; этим хотели угостишь нескольких почетных Голландцев, путешественников, по­добно мне. По праву странника и меня пригласи­ли на веселую прогулку. С благодарностию сог­ласился я. одни сушки предоставлялись мне взгля­нуть на Манадское прибрежье — я спешил нагля­деться и заметить, что мог успеть.
Если смотреть с пристани, Маиадо предста­вляется кучею нисеньких, сч> покатыми крышками, хижин, над которыми возвышается двух-эгпажный дом, жилище Резидента. Стена с несколь­кими пушками единственная защита замка, на ко­тором раэвевается Флаг Голландский. Находясь на морском прибрежьи, справа заселение прикры­то волнистою цепью гор, отделение коих кон­чится к морскому берегу, в одной, или двух льё ; направо высится Коблапи. В обе стороны тянутся домы особенного рода архитектуры, евойсшвенного Целебесу, поставленные па чешыре-

286
гранных сваях, построенные аз досок, не­редко с украшенными резьбою окошками. Доми начальников особенно заметны по четыресторонному перистилю с Фасада, и по острой кровле, покрытой соломою. Утвердясь здесь, Голландцы песпиарались вводить другого рода построек. На­селение Манадо, хотя очевидно Малайское, неотличаетсл однакожь четыреугольным и скуластым лицом, которым ознаменованы народы этого племени па других купах. Цвет кожи здеш­них жителей светлее, лицо более кругло, дород­ность нестоль заметна. Между внутренними пле­менами Целебеса такое отличие должно выра­жаться еще более.
Августа 21-го, приготовив все с вечера для нашей поездки к озеру Тондано, мы пустились в дорогу в часов, в многочисленном об­ществе. Желая почтить гостей своих, сам Ре­зидент присоединился к нашему каравану. Пре­восходные лошади, смирные, но бодрые, ожидали нас на дворе его жилища. Полтораста служите­лей, пеших и конных,долженствовали сопровож­дать нас, или несши наши запасы и вещи. Это было княжеское великолепие. Несколько паланки­нов, с подставочными по дороге, были предо­ставлены тем, кто пожелал-бы избрать такой род экипажей.
Окрестности Манадо, усеянные красивыми доми­ками, окруженными палисадами из саговых де­рев, показались мне восхитительными, при начале прекрасного дня и среди торжественного шествия

287
нашего каравана. Дорога, широкая и удобная, сна­чала шла по земле слегка взволнованной и покры­той безмерными лесами. Но вскоре началась цепь высоких лесистых холмов, пересекаемых глу­бокими рытвинами. Привыкшие всходить и сходишь по крутизнам, обделанным в виде лестниц, наши лошади неспоглыкались на этих остроко­нечных пиках, соединяемых через овраги де­ревянными мостиками, покрытыми на подобие Ки­тайских. Представьте себе длинный наш поезд, человек из полутораста, движущийся по дороге, идущей площадками через выси лесистых бо­ков крутой горы, где всадники, бывшие впереди, уже скакали через мостик, а другие едва толь­ко появлялись на теме горы, и между ними ра­стягивались остальные—и вы будете иметь поня­тие о живописном разгулье нашем. Малайцы, при­ставленные для услуги, неоспиавляли нам даже времени пожелать чего чибудь. Во всем они пре­дупреждали нас. Число их было так велико, что иным даже печего было делать. Тот несч> только птичье гнездо ; другой только бутылку вина, и на каждого Европейца приходилось к услу­гам но целой дюжине Малайцов.
Так перебрались мы через Таванган, краси­вое селение Дареского кантона, милях в пяти от Манадо. Его капала-балак (начальник) ехал с нами. Потом, оставивши за собою высокий пик горы Коблата,мы прибыли в Пассан-Гуланг, где ожидал нас роскошный завтрак. Десятка три или четыре ниуземцов, одетых в белое,
\
288
вытянувшись в два ряда, долженствовали соста­влять нашу почетную стражу. За этими рядами воинов являлось несколько здешних женщин, робея, едва смея показаться. Хотя молодые и до­вольно нарядные, женщины эти неимели ничего привлекательного. Рот далеко отставленный от носа, маленький, расплюснутый нос, лицо сжатое ош верха к низу —■ таков характер кретинизма, выражаемый всеми этими физиогномия­ми. Впрочем, женщины на здешнем острове, ка­жется, находятся в весьма заметной степени унижения. Умственное состояние их непревышает внешнего выражения лиц. они больше неволь­ницы, нежели жены, и мужчинам позволяется брать их столько, сколько они могут прокормить.
За Паун-ИИеренгом, почти в десяти милях от Манадо, начинаются мрачные леса, высокие, могущие, непроницаемые нигде, кроме дороги, не­давно пробитой попечением Голландцов. Сии леса напоминают Ново-Гвинейские, и своими произве­дениями, и животными, какие в них водятся. Только птицы, по видимому, под этими величе­ственными сводами более редки и нестоль разно­образны, как в земле Папуской, но за то, на­против, млекопитающие представляют уже боль­шие породы, которых нет в Меланезии. Сюда принадлежат бабирусса и сапиутанг.
Бабнрусса в одно время свинья и кабан, руч­ной, подобно первой, и с клыками, подобно вто­рому. Комас называл его сванъя-олен, а Вален­тин и Зеба представили его изображения. Формы
289
его вообще не пиан грубы, как у сородных ему животных ; цвет его обыкновению пепелыиыйрыжеватый, шерсть коротка и волниста, а кожа мягка и гладка. Бабирусса никогда не мешается с дикими кабанами. Если его преследуют, он бросается в море и ныряет весьма хорошо. Ва­лентин сказывает, что он не роет земли, но питается травами' и листьями. — Сапиутанг еще любопытнее ; он походит на теленка, или не­большую корову, что показывает и самое Малай­ское имя его ( sapi— корова, outang—лесная). У него коровье рыло, копыгпы и общий вид, и тол­стые рога, немного загнутые назад, вес его бы­вает до 200 и 300 Фунтов, и тучность его шем замечательнее, что его относят к роду серн, под именем Antilopa depressicoi’nis.
Среди населения столь замечательных живот­ных, из растительного царства любопытны : гомоту, или саговая пальма ( РумФИусово, saguerus goniutus ), великолепное дерево, с иглами толь­ко на вершине и между листьев, похожее па сагу, с высоким стволом в 30-U0 Футов, голое, гладкое, чрезвычайно прямое, и, подобно финико­вой пальме, иа вершине прикрытое пуком зелени; величественный арок, восходящий иногда па 80 футов вышины ; лингоа, или pterocarpus, весьма здесь обыкновенный; варити, род фиг (feus), священное дерево Яванцов. О геологическом со­ставе земли можно заметит, что оно состоит вообще из трахита, или разложившагося базаль­та, покрытого слоем земли растительной, коиио-
Ч. ГШ. 4 9
290
рый инде простирается от 45-ти до 20 Футов. Поверхность редко бывает камениста, а песча­ной вовсе нет.
Мы были теперь в самом живописном месте пашей дороги. Овраги становились изрытее и глуб­же; ежеминутно надлежало сходить с лошади; ! - пенистые водопротоки, и в числе их Мавадский,
безпрерывно перебивали путь. Но перебравшись за эту неровную полосу, мы вступили на Тонданскую плоскость, прелестную площадь, где зеленею­щие засевы сарачинского пшена волновались под дуновением прохладного ветерка здешних вы­сот. Тут, проехавши селение Тонсеа-Лама, где находятся гробницы из базальтовых глыб, по­крытых гиероглиФическими Фигурами, прибыли мы к водопаду Манадскому, уже и здесь значитель­ному, хотя он только чшо выходит из озера Топдапо. Вч> этом месте, заграждаемый базаль­товым утесом, поток воды грызет по немно­гу свою преграду, так, чшо пробивает ложбину, похожую на канал воды к колесу мельницы. Сжатый в начале, он усиливается в падении, развивается к низу снопом, и падает с шу­мом, наполняющим всю окрестность, в бассейн, наполненный пенистыми отшибами. Стены этого бассейна образуют черные скалы, голые в их основании, но к верху одетые ковром двадцати различных папорошей. Над бездною, и в её скалистых утесах, летают салангановые ласточ­ки, атласно-голубые, събрюшком металлического . цвета. Желая дать зрителю полное наслаждение
29 i
этою сценою природы, один из прежних РезиИдеппюв построил па острой вершине горы, над пропастью, как будто птичье гнездо, прилеплен­ное к утесу, маленькую беседку из коры и са­говых ветвей.
С приближением к Тондано дорога расти­рается, жилища становятся огромнее, насаждения значительнее. Для нашего почета, с обеихъ» сто­рон пути стояли ряды воинов, с щитами и де­ревянными саблями. Многочисленный отряд каналабалаков, высших начальников, и гоккулиов, кисших старшин, ждал пас при въезде в маленький городок, красивый, опрятный, щего­леватый, с обширными и прочными домами, вытя­нутыми но обоим берегам реки Тондано. её течение делит па две равные части город и окрестности, из чего выходит деление на два округа ; каждый управляется своим капала-балаком. В 2000 человек полагают все население Тондано. Один округ именуется Тондано-ТулиАнг, а другой Тондано-Тули-Мамбо. Родовое имя Тондано, кажется, происходит от слов : тонъчеловек, и дапо-вода ( водяной ъелооик ) может быть потому, чшо большая часть домов построе­на была прежде на сваях. Теперь значительная часть Тондано находится уже на твердой земле, но легко распознать по остаткам свай, чшо прежде, действительно, над самыми водами озера лежало все селение. Это уничтожилось с тех лор, когда частное возмущение принудило Голландцов употребить пушки прошив Топданскихъ
-19*
I
Й
292
Гарфуров, и с шех пор запрещено строишься где нибудь кроме твердого берега. Позволяют только этому пароду рыбаков приближаться к поде так близко, как только им угодно. Все домы Тондапские, с их загнутыми рогами па крышах, на манер Китайский, весьма живописны, отражаясь в водах реки и озера.
Мы остановились в Топдано перед домом Ре­зиденции, находящемся па острове, который со­ставляют два рукава Манадо. Это прелестное жилье, обмазанное известкою, построенное, как все домы ГарФуров, па огромных сваях, возвы­шающих нижний этаж над землею, п/ак, чшо под самым домом образуется обширная галле­рея. Едва расположились мы здесь, явились тузем­ные старшины отдать нам почтение, то есть, I дотронуться до руки, кланяясь, потом выпить
рюмку араку и, удалишься. Исполнивши оффицияльные вежливости, мы приступили к славному обе­ду, из озерной рыбы, вкусных раков, ловимых в пресной воде, и пальмовой капусты вкуса пре­восходного.
С рассветом следующего дня, мы были уже на озере, предположивши объехать, его в маленьких лодках, над которыми были устроены листвя­ные навесы. К городу, перед озером, идет сначала, род болота, покрытого циперами (cypéracées) и высокими злаками, из рода arundo, или saccharum, между коими, там и здесь, явля­ются блестящие колокольчики convolvulus, или алые колосья polygonum. За болотом расстилает-
293
ся великолепный бассейн воды, в 5-пиь или б миль, от С. С. 3. к 10. Ю. В., при двух ми­лях средней ширины. Берега, исключая лежащий к Топдано, срезаны, и в иных местах даже круты. Цепь гор высится над ними, и из ле­жащих к югу, почти сплошь волканических,не­которые дымятся. Надобно-ли из этого заключнть ? что озеро занимает место древнего кратера ?
В северной стороне, около Топдано, озеро неглубже трех, или четырех брассов, но во всех других местах глубина простирается от '12-ши до М-гпи, с замечательною ровностью. Еслибы высушишь его, образовалась-бы гладкая до­лина. Вокруг, по берегам, разбросано пять, шесть селений, обитаемых рыбаками, ладьи ко­торых беспрерывно скользят по водной поверх­ности. Одно из этих селений, Пассун, нахо­дясь на удаленном прибрежьи, довольно ничтож­но на вид. Вышедши здесь, мы увидели два огромишя и длинные бревна, в которых сделаны были многие круглые углубления, так расположенные, Ичшо пять, шесть человек с пестиками могут толочь вч> них вместе сарачинское пшено. Одна из сих толчей, предназначаемая, как говорили вам, для торжественных случаев, была укра­шена по концам двумя болванами, мужчиною и женщиною, весьма отличительными, в роде того ваяния, которое видел я потом в Новой Зе­ландии. Окружности всех приозерных селений были покрыты полями с сарачинским пшеном и
2£U богатыми кофейными насаждениями, сбор с кото­рых принадлежит Голландскому правительству.
Взглянувши на поля и селения, мы возвратились в Тондано в наших лодках, охотясь и рыболовствуя дорогою. Рыбы добыли мы немного, и то посредственной, но в замен того настреля­ли множество шпиц, уток, султанских и во­дяных куриц, и особливо цаплей, белых, чер­ных и серых.
Как ни хотелось мне продолжишь пребывание среди земли столь прекрасной и в атмосфере столь здоровой, время отъезда из Мападо при­ближалось и надлежало оставит Тондано. Воз­вращаясь по другой дороге, мы проезжали бога­рными кофейными плантациями и бесконечными за­городками с сарачинским пшеном. Первое се­ление на пути нашем было Койа ; потом увиде­ли мы большой город Томогон, населенный ГарФурами. Предуведомленные о нашем проезде, жи­тели Томогона приготовили для нас самые вели­колепные свои празднества.
I
II вот, едва только заняли мы места под гал­лереей дома здешнего капала-балака, вся арена действия праздничного покрылась народом. По­очередно происходили пляски, пантомимы и игры. Первую пляску произвели восмнадцат человек, одетых в старинный национальный костюм ГарФурский. Он состоял из щегольской, шелковой, вышитой золотом понявы, которая перевязыва­лась по поясу, и падала спереди, как бахрама
! I
I
295
шарфа. На голове род тюрбана с райскою и точ­кою: на шее ожерелья из пропизок ; у колен подвязки с погремушками ; копье с плюмажами и резной щит. Все это делало Гарфуров чемъто похожим па театральных диких, какие вы, ходят на сцену наших спектаклей. Противо­положность этой одежды была тем разительнее, чипо подле находились другие Гарфуры, гвардейцы губернатора, одетые по-Европейски.
После первого начался другой танец, гораздо жнвоийснее и общее. Полтораста, или почти две­сти молодых Гарфуров, в простых саронгах (род блузы Малайской), с платками в виде тюр­банов, с райскими птичками вместо плюмажей, вдруг зашевелились, при хлопаньи петард, зву­ке гум-гумов, тамтамов и металлических цымбалов. Они начали пляскою с щитами и ко­пьями, исполняя многие, весьма сложные маневры, по знаку одного в роде главного хореграФа — подражали битве, вытягивались цепью, змеились зигзаками, то свивались, то развивались. После многоразличных переходов, сцена кончилась кру­говою пляскою, сопровождаемая тихим, однообра­зным пением. Положив правые руки на плеча своих соседей, а в левых держа щиты, долго продолжали нам Гарфуры этот род пляски, соразмерной и красивой. Это былч> праздник то­чно во вкусе Востока.
Гарфурский город дал мне случай лучше изу­чить нравы этого особенного народа.
296
Явно, smo отличное поколение от племен чисто-Малайских, с кожею более белою, с лицом более круглым. Эти два признака заметны в ка­ждом ГарФуре. Глаза овальные, прямо располо­женные, но не узкие, как у Кишайцов. Волосы черны, прямы, длинны, особливо у мужчин. Боро­ды маленькия. Впрочем, цвет кожи переходит, смотря по климату и местности, где жи­вут Гарфуры, в разные оттенки, более тем­ные по берегам, и гораздо более светлые внутрь земли. Туземцы, происшедшие от смеси Гарфуров с Европейцами, имеют Формы и Фи­гуру приятные. Малорослые, по весьма складные, Гарфуры почти все одеты по Восточному, хотя немногие из них приняли Исламизм. Все женщи­ны одеваются вполне, и только мужчины-просто­людины ходят почти нагие, просто в рубашке, пли в переднике, закрывающем их только с пояса до колен. Вообще Гарфуры здешние крошки, добры, гостеприимны, и нисколько неявллкмп той свирепости, в которой упрекают их Молук­ских и Пово-Гвипейских собраший. Подчиненные Голландцам, они повинуются Резиденту, как буд­то полубогу, и когда он объезжает внутренния области, праздникам копца нет. В нашей про­гулке, мы могли видеть маленький этому образчик.
Религию ГарФуров изъяснить довольно трудно. У них нет ни храмов, пн идолов, ни жрецов. Вера их кажется похожею на Манихеизм, подоб­ный Тонгскому. Верят они бытию злых духов, и для заклятия нх налагают на себя произвол-
297
nui! обеты, напоминающие иногда строгость Поли­незийских табу. Злые духи их имеют множе­ство сходства с атуа Ново-Зеландскими и гошуа Тонгскнми. У Гарфуров есть особый род жрецов, или колдунов, которые, подобно Рим­ским Аугурам, гадают по пению и полету птиц, и по движению внутренностей зарезанных жертв. Часто шарлатанство гадателей до того доходит, чшо опп погружают лицо в парной еще желудок жертвы, и показывая потом его все окровавленное, предвещают будущее мер­ным языком.
До покорения Голландцами, племена Гарфуров, соединенные в Маиадо союзом, управлялись на­чальниками, которые собирались на совет при делах общественных. Овладевши землею, Гол­ландцы оставили в ней старые обычаи. Опп под­чинили только подтверждению губернатора назна­чение главных старшин (капала-балаков), кото­рые в свою очередь е позволения только Рези­дентов утверждают гоккумов, пли старшин по селениям. Множество ои ранпчений делают гпо, что туземная власть тех и других никогда не может сделаться пи грозною, пи опасною для Голландцев. Пи одна из властей непаследственная, и все капала-балаки подчинены Резиденту, который при первой вине может посадишь их в пнорьму. Таким образом, сии начальники остаются в повиновении безграничном. Никакой невольник не мог-бы быть кротче и послушли­вее. Голландец, какой-бы он ни был, является
tf-ysv-Winara'
298
чем-гпо освященным, и пионер, посланный с пал­кою Губернатора, есть власть державная. Одного этого символа Голландского владычества доста­точно для внушения почтительности и немедлен­ного исполнения приказов.
После всех таких занимательных наблюдений, мы оставили Томогоп,. и гостеприимный дом тамошнего капала-балака, одно из самых прекра­сных, какие только я видал, жилищ, хорошо построенное, хорошо меблированное, с канапе, современными завоеванию Голландцов, и с сере­бряною посудою Европейского изделия. Все про­странство земель, виденное мною, волканического начала, с грудами базальта, там и сям разбро­санными, и с черными огарками по оврагам. Но потоков лавы нигде не заметно. Главные пред­меты обработки здесь сушь кофс и сарачинское пшено. Переехавши волнистые плоскости, мы до­стигли вершины иуноиг-Эмпонг ( горы духов ), прислоненной к Локопгу, и возвышающейся па 3500 Футов над поверхностью моря. Отсюда явилось перед нами зрелище удивительное. За­лив Манадский, его острова, окрестные материки, до самой горы Коблапи — все было на виду, как на ладони. С Эмиюнга спустились мы к Лота, где ожидали нас угощения, праздники, пляски. Местечко Лота красиво; широкая и опрятная ули­ца его обставлена с двух сторон домами, поставленными на сваи, из коих некоторые весьма хорошо вырезаны. Тут между изваяниями видите Европейцов в калпаках и шляпах. —
299
Отсюда в несколько часов, уже весьма поздно, караван наш достиг Манадо. Мне едва остава­лось время распрощаться с новыми приятелями. Определено было, что Сива с рассветом пусти­тся в море, и я отправился ночевать на корабль.
Целебес обширный остров, около 200 льё в длину, продолжаясь ош самого экватора почти Идо 6Р широты южной, и составляя таким обра­зом пространство почти в 46,000 квадратных льё. Геологически делится он на четыре огром­ные окраины, образующие четыре полуострова. По­литически и по управлению можно разделить его на две части : владения Голландцов-собсшвепно и зависящие от них земли.
Между первыми должно упомянуть: округи Met' надо п Го роптало, часть которых мы уже виде­ли. Манадо управляется прямо Голландцами, а Горонгпало правит Султан, подчиненный Манадскому Резиденту. Оба округа, образуя С. В. полу­острова. Целебеса, богаты произведениями земли, I народонаселением, и находятся в состоянии преуспевающего благосостояния; тут собирают много кофе, сарачинского пшена, добывают зо­лото и делают превосходные канаты из волокп гумутп. Три главные города обоих округов сушь: Манадо, Гороншало, Кема. — К губернии Макассарскоии причислены многие окружные обла­сти, кроме небольшего округа Макассара, с его тремя городами, Кампопг-Бару, Малайо и Бугис. Сверх того следуют Южные округи, рези­денция Бонгпеп (Bonlhain), и резиденция Марос-
• ■
300
Округ Макассарский, прежде столь важный, что именем его назван пролив, и теперь еще глав­ное место Нидерландского владычества па Целе­бесе. По между тем это небольшая частица зем­ли, в 8-мь квадр. льё, с 4 5,000 народонаселения, включая сюда и три острова, лежащие против здешнего обширнейшего и безопасного залива. Лю-, бопытпо еще, что пет никакого города, кото­рый назывался-бы Макассар. Главный здешний го­род, именовавшийся но-Малайски Уджонг-Пидаиг, давно ужене существует ; па месте его кре­пость Роттердам и город Ваардинген, насе­ленный 800 Европейцов, чиновников и купцов, и гарнизоном, из 300 или ^00 человек. Граж­данскую власть составляет здесь губернатор, имеющий под начальством пятерых резиден­тов, живущих в округе северном., южном, в Булскомба, Бонпгене, и па островах Самбова и Салайер. — Южные округа (Zniderdistrieteu) об­разуют резиденцию из 200 квадр. льё, разделен­ную на 12 управлений (régences) и заключающую в себе до 75,000 жителей. — Округи Булекомба и Бонтен, на пространстве 200 квадр. миль, с 25,000 жителей. — Округ Марос есть превосход­ная резиденция сего имени, разделенная на упра­вления, из коих некоторые были присоединены во время последней войны Англичан с Голланд­цами к владениям Тапештскому и Бонскому, по потом опять завоеваны Голландцами и присово­куплены к их владениям. Пространство этого округа 230 льё квадр., а число жителей до 4 00,000.
301
Зависящие от Голландцов земли занимают великую часть Целебеса. Мсжио-бы справедливо да­же назвать эшу часть вовсе независимою, ибо государи, ею управляющие, признают владычество Голландское собственно только по Форме. Вся она делится па множество мелких владений, беспрерывно еще более раздробляющихся, в след­ствие деления по наследствам. Все эти маленькие царики живут между собою довольно согласно, и образуют род союза, в котором Голландский Генерал-Губернатор считается « главным соююзипком. » Права, какие имеет оп по сему ти­тулу, заключаются в посредничестве при спорах одного царика с другим. Оп принимаете» ош них присягу в верности, и при упразднившемся месте, выбор нового властителя подвергается его подтверждению; па мореходство туземцев выдает он пациенты, и все это больше хлопот­ливые, нежели прибыльные обязанности, более при­носящие убытка, нежели пользы.
Непринадлежащие собственно Голландцам вла­дения сушь :
Манфар, разделенный между семью союзными между собою властителями. — Владения Сидсренг. — Царство Такетт, па западной стороне остро­ва. — Владения : Лугу, Вадио и Сонет, na С. ош залива Бони. Первое, находясь на восточном бе­регу острова, одно из самых сильных. Оно за­нимает почти четверть всего пространства, но числа жителей его определишь невозможно. Чшо касается до Вадио и Сопепга, то на просгпрап-
302
сшве 200 льё квадратных, они вмещают в себе почти 40,000 обитателей. Это самая возделан­ная часть острова. Все сии царства населены Бугийцами, племенем торговым и промышленным, которое доставляет лучших машрозов на Ма­лайские про и видно повсюду в морях здешних архипелагов. — Владения царя Бонского, весьма населенные, но бедные, могут поставишь, по ОФФицияльному отчету 4 824года, 40,000 войска; следовательно, здесь, на 600 кв. льё, можно поло­жишь до 200,000 жителей. Такая сила внушила было властителю Бони желание захватить окре­стные владения и произвела войны, которые пре­кратились недавноБез вмешательства Голланд­цов, завоеватель конечно исполнил-бы свои че­столюбивые предприятия; несмотря на то, кажет­ся, что владетели полуострова Баланта (восгпоч ного), и даже ИО. В., принуждены были признать власть его. Столица Бонского властителя, Байоа содержит в себе до 8000 жителей. — Напро­тив, сила царя Макассарского весьма упала, осо­бливо в сравнении с ипем'Ь временем, когда это царство было одним из важнейших во всей Малезии. Все путешественники ХѴТи-го века гово­рили о Макассарцах и государе их — теперь едва остались следы древнего морского могуще­ства Макассарского. На 300 кв. льё, царство Макассар едва-ли имеет 65,000 жителей. Царь жи­вет в городе Гоа, или Гоак, стены которого были разрушены в -1778 году. — Область Тслло, управляется теперь царицею, подвластною царю
303
Бонскому. — Царство Турапип разделено между тремя князьями, прежними вассалами Бони, прнобретшими независимость во время войны Англи­чан прошив Бони, в 4 84^ году.
Несколько более или менее значительных островов географически принадлежат к Целе­бесу. В числе их должно упомянуть купу Салаииер, разделенную между несколькими туземны­ми князьями, признающими власть Голландцов ; острова Бутон, которыми обладает один сул­тан, живущий в небольшом городке Калла-Сузонг ; остров Сатур, на С. оконечности полу­острова Манадо ; остров Сиао, менее предыдущего, и лежащий от него к югу ; остров Банка, весьма небольшой, но изобильный; купу островов Ксулла, из коей Ксулла-Мангала, кажется, са­мый большой, а Ксулла-Бессп самый малый. Па последнем находится пост Голландский.
Почти весь гористый, Целебес обилен однакожь во всех частях его. Пока Голландцы, в следствие неловкого рассчета своих монополи­стов, пепспиребили леса пряностей, они покры­вали все здешние берега. Мушкатные, гвоздичные деревья давали богатую сборку. Ныне туземные произведения ограничены насаждением превосход­ного сорта кофе и разработкою золотых рудни­ков, довольно изобильных. В Макассаре нахо­дятся, кроме того, рудники меди и олова. В лесах, покрывающих остров, заметны строиль­ные дерева—кедр, дуб, клен, гебен, фустет,
304
калембак и сандал. Растет еще здесь род бамбука, возвышающийся до 40 Футов, и от од­ного до 3-х толщины. От одного места до другого стволего покрыт узлами, из коих выходит множество ветвей, с листьями, похо­жими на тростниковые, п с длинными и тверды­ми иглами. Из молодых веток эгпого дерева делают рагу, а ствол его служит для постройки домов. Все плодовые деревья тропиков, пальмовое, хлебное, манглиеровос, померанцевое, банановое, ореховое, растут здесълучших пород. Между по­лезными деревами и растениями надобно заметить хлопчатую бумагу, кофе, сахарную трость, сара­чинское пшено, суходольное и расшущеЬ па влаж­ных полях, перец, бетель, арек; в огородах, подле цикория, портулака, капусты, редечных Европейских растений, растут папиаипы и иньямы. Находятся также здесь кукуруза, маниок, соль, сахарное аренговое дерево, бензуй, табак. Прибрежья рыбпы, и черепаха составляет пред­мет значительной торговли.
Покрытый пастбищами, Целебес питает мпоясесшво четвероногих. Лошади Макассарские слав­ны во всей Индии их красотою, огнем и силою; их вывозят в Ява, Калькутту, Кантон, ино­гда даже в Иль-де-Франс, и на всяком рынке находят им скорый и прибыльной сбыт. Батавский Генерал Губернатор, несколько лет то­му, вывез довольно большое число Целебесских кобыл для Гапьярского завода, и кажется, что от смеси их с Яванскими лошадьми образова-
305
лась порода отличная. Другие домашния животные здесь суть бык, корова, коза, овца и свинья. В полях множество оленей, кабанов, бабирусс, сапиушангов, зайцов. Обезьян обилие, и они пре­пакостливые; без непрерывной войны с боа, они выжили-бы людей. Целебесские боа огромнейшие пресмыкающиеся, ди некоторые из них бывают до 25 Футов в длину и 9 дюймов в толщи­ну, но у них нет ни зубов, пи жала и они не ядовиты. Гибкий язык у них в виде вилоч­ки. Спина черными кольцами, с золотым отли­вом, а брюхо бело-серебристое. Другие змеи так­же беспрестанно воюют с обезьянами, и между прочим одна чрезвычайно проворная, подражающая крику дрозда. Есть здесь и еще змеи ( serpens devins, удавы ), величиною с боа, преследующие крыс, мышей и кротов, а также и очковая змея (cobra di capeUo), ужасная пеменее Цейланских, »
с серо-темною, усеянною пятнами спиною, пе­пельным брюхом, огненного цвета глазами, пло­скою, покрытою гребнем головою, как будто каким-нибудь шлемом, вида отвратительного. Породы птиц здешних разнообразны и блестя­щих цветов. Орел и коршун носятся над го­рами. Большие Европейские вороны покрывают весь остров своими черными стаями. Горлицы, Фазаны, ушки, водяные курицы, белые цапли до­ставляют превосходную дичину. Голубей и кур пеменее. В лесах также бесконечное различие попугаев — белых какаду, с диадемою из жел­тых перьев, кошорую сжимают и распускаютъ
Ч. ГИИ. 20
I
306
они, как будто веер; лори, почти совершенно красных, с черно-багряным зобом ; наконец зеленых попугаев, самых обыкновенных из всех. Другая уважаемая пгпица есть теренгулок, величиною едва с воробья, но с блестящих цве­тов перьями — спиною зеленого, ярко-изумрудного цвета, брюшком желгпо-эолотым, хвостиком лазоревым, ножками и лапками алыми.
Племена, населяющие Целебес, без сомнения, различны, хотя мы знаем об них не многое. Надобно определишь прежде всего два главные раз­личия, прибрежных Малаиицов и внутренних Гар­фуров; первые темнее цветом и некрасивее вто­рых, лукавее, непокорнее и беспокойнее. Так’я противоположности мы уже заметили в Мападо. Но это слишком общее разделение недостаточ­но, ибо, не говоря о дальнейших частностях, нам известны на Целебесе два прибрежные наро­да, совершенно различные между собою нравами, обычаями, закопами, верою — это Макассарцы и Бугииицы.
Макассарцы сильны и росли, любят работу и легко переносят труды. Черты лица былн-бы у них довольно правильны, если-бы, по обычаю, до­вольно общему на Малайских островах, они не придавливали носа детям. Аггуии, или Музульманские священники, занимаются у них воспитанием детей и религиозными обрядами. Мужчины веселого права, ревнивы, хотя и общительны. Женщины скромны и целомудренны. Макассарцы любят во­
307
енные упражнения, военные пляски при звуках гум-гумов а там-шамов, превосходные наездни­ки, славно стреляют из лука и ловко управля­ют саблею и кри — почти всегда отравленным.
Пищу Макассарцов составляют мясо, рыба, ва­реные, жареные, осыпанные пряностями; они едят два раза в день, в 9-ть часов утра и при захо­ждении солнца. хМежду едою жуют бетель и арек, курят, пьют шербет, ароматический лимонад, с гвоздикою и мушкатом. Пальмовка обыкновен­ное питье за едою. Одежда состоит из длин­ного камзола, или жияета, который идет до ко­лен, и из шароваров легкой ткани. Богатые люди носят парчевое платье ; средние звания про­стые передники из гинеи. Иногда маленький плащи) накидывается, сверх камзола. На голове бы­вает, или шелковый, вышитый калпак, или по­вязка из ткани, похожая па Турецкую чалму. Знатные и простолюдины бреюипся, но запускают волосы на голове. Подобно многим племенам Малайским, Макассарцы подпиливают и красят зубы. Это делается на 4 2-м году. Впрочем, весь­ма опрятные, они употребляют бани, как все Мугаммедане, и натирают себе тело пахучими мастями. Женщины носят кисейные, с коротки­ми и узкими рукавами рубашки, которые засте­гиваются с боку, шелковые шаровары, идущие до пяток, и сверх них еще кисейные шаровары.
I Искусно завивают и заплетают они себе воло­сы; из всего можно видеть, что у Макассарцов в одежда и роскошь Востока.
20*
308
Браки заключаются у них в 15 ипь и 16 лет. Между людьми богатыми в обычае, что отец жениха строит особый дом для новобрачных. Утром в день свадьбы, жених, одетый в луч­шее свое платье, и в сопровождении свидетеля, идет в мечепиь, откуда посылает невесте подарки. После исполнения такого обряда, аггуи ведет молодого Макассарца в храм, поучает его обязанностям супружества, и спрашиваешч> его : хочет-ли он взять такую-то девушку се­бе женою ? После утвердительного ответа, бе­рет он его за руку, а другую протягивает к свидетелю и ведет их обоих к невесте. Ей возобновляется вопрос: хочет-ли иметь такогото своим мужем? » Если она скажепи> да, аггуи соединяет руки её и жениха, и невеста дает жениху золотое кольцо. Потом садятся за стол, по окончании коего запирают новобрачных па три дня в темную комнату, освещенную одною лампою. Старая невольница подает им ежеднев­но пищу. По окончании срока такого испытания, молодые могут идти жить в своем доме, где большим пиром оканчивается празднество.
Царство Макассарское, как я уже говорил, было некогда сильнейшим в странах Малай­ских. Процветая в XVI веке, оно имело колонии на многих окружных островах, многочисленное войско, Флоты, сокровища, которые теперь кажут­ся исчезнувшими. Есть царь Макассарский, по цар­ства уже нет более. Этот властитель простой член Целебесского союза, бедный вассал Гол-
309
ландин. Войску, состоящему из 4 5,000, платят жалованье только в военное время. Государствен­ное знамя состоит из белого с красным, усе­янных полумесяцами, листьями, и золотом выши­тыми птицами.
В половине ХѴИ-го века, Макассарцы были еще идолопоклонниками. Около эгпого времени, Еван­гелие было проповедуемо здесь Тернатскими куп­цами, и царь и его подданные, как говорят, при­вяли крещение от Португальцев; но через полъстолетия потом, Исламизм проник в здешнюю страну, в следствие сообщений Макассарцов с Сумашрскими Ахемами, и с тех пор сделались они изуверными поклонниками Мугаммеда.
Буги также Мугаммедане, хотя гораздо менее в них нетерпимой ревности, в сравнении с их соседями. Вся морская и промышленная дея­тельность острова кажется сосредоточенною в руках Бугийцов, народа деятельного и море­ходного. Они вырабошываюш бесчисленное мно­жество бумажных тканей, синих, белых, раз­ных других цветов, тканей из шелку сырцу, поняв и дорогих рогожек. Рыболовство и ка­ботаж составляют самые главные занятия Бугиицов. Не только плавают они по всем окре­стным купам островов, в Молукские земли, Суматра, Борнео, Ява, Филиппинские острова, но достигают Индийского материка, посещают Макао, Кантон, Мадрас, Калькутту, Сурат и Бомбай, и про их простирают плавание даже по Чермному морю. Также Бугийские, смелые и ловкие
34 О
пловцы ходят к берегам Австралии, и осо­бливо в залив Карпентарский, ловит трипапгов, один из самых выгоднейших предметов по торговле с Китаем.
Целебес принадлежал сначала Португальцам, которые утвердились здесь с 4 525 года, п поддержались даже после изгнания их с Молукских островов. Голландцы явились здесь не прежде ■1660 года, и сохраняли власть свою не столько из барышей, какие получали от владения Целебесом, сколько боясь, чтобы незахватила этого острова какая нибудь другая морская держава. Во все вре­мена, издержки владычества здесь Голландцев превышали доходы. Надеются однакожь, что рефор­ма, произведенная в управлении бароном Фанъдер-Капелленом, поставит дела на лучшую степень. Нелепое владычество монополий губило на Целебесе все богатства прекраснейшей земли; но свободная торговля и промышленность долж­ны отдашь ей все выгоды, какие уделила ей при­рода. Впрочем, мы обратимся еще к этому во­просу, когда надобно нам будет бросишь общий и заключительный взгляд на систему управления, какой столь долгое время были подчинены, так называвшиеся прежде, острова Пряностей.
До Голландцев, в местной истории немного найдется такого, что было-бы достойно внимания. Народы здешних земель, которых вообще назы­вали Буги, считали годы по царствованиям сво­их государей. Следуя им, но исторической хро­нологии, какой они доныне держатся, 39-шь царей
I I
34 4
было в Гоа-Макассаре, с начала нынешней дина­стии до 4 809 года. Следственно, полагая круг­лым числом по 4 3-ши лет на каждое царство­вание, Макассарское царство имело бытия поболее 509 лет, и началось в XIII-м веке нашего леточисления. В 4610 году, сделавшись Мугаммеданами и оживленные духом завоеваний, Макассарцы принудили народов Бони и Вадиу принять их верование. В 4 6^0 году, Ламадерама, царь Бон­ский, преследуя своих подданных стараниями обратишь, заставил их призвать на помощь Макассарцов, которые победили царя Бонского и удержали его владения под своею зависимостью. Продолжая после сего победы свои, Макассарцы покорили Сумбава в 4 650 году, Ксулла и Бутон в 4 655 году, и раззорили на сем острове заве­дения Голландцов. Успехи их продолжались до тех пор, пока адмирал Спельман встретил ♦лот их, состоявший из 600 кораблей, с 20,000 войска, и уничтожил его. С того времени уипвердилось здесь могущество Голландцов. Оно восходит к 4 672 году, или царствованию раджи Палана, государя Макассарского.
ГЛАВА
МАЛЖЗХЯ. — ОСТРОВА МОЛУКСКИЕ.
Наш корабль, Спса, под начальством капи­тана Норбошта, был красивый военный бриг, какие обыкновенно имеют Голландцы в здешних морях для потребностей колоний. Ошправясь’ 2'1-го Августа из Манадо., мы обогнули, при хоро­шем ветре от берегов, острова, кончащие Це­лебес на С. В., и потом, когда находились на достаточной высоте, взяли на юг, чтобы напра­вишься к Тернату. Такой переход, по гладко­му морю, под прекрасным небом, при благо­приятном ветре, на превосходном корабле, немог ознаменоваться никакими замечательными событиями. Мы стали 27-го па ТернагпскоЙ рейде, имея в виду остров Тидор.
Тер пат, и близнец его Тидор, суть, хотя оба маленькие, но важнейшие пункты купы Гчлоло, известной под именем Мыукскнл-собственно островов. На обоих возвышаются по горе, ко-
313
пической Формы, каждая по 6000 Футов от по­верхности моря, и обе весьма похожи одна на другую. Несколько малых островов, как то : « Баньян, Мопиир ( названный от одного из прежних мореплавателей островом Сладостра­стия ), Бачиан, Макиан ( на котором есть огне­дышащий кратер, вдоль ребр горы ),» сушь коль­ца, принадлежащие к одной цепи. Султаны Терпа­та И Тидора имеют подвластные им колонии па большом острове Гилоло.
Находясь под 0° 52' ш. с. и 4 25° 4 2' д. в. (опи Парижа), Тернаш простирается на 4 0 льё в ок­ружности. Им обладает Мугаммеданский сул­тан, великолепный далем ( дворец ) которого построен между городом и Нидерландскою кре­постью, именуемою « Оранская. » Связанный поли­тическими и торговыми договорами с Голлан­дией), властитель Терната согласился во времена монополий истребишь все пряные деревья — не­счастная п нелепая мера, которую недавно унич­тожил баров Фан-дер-Капеллеп. Теперь мо­нополия заменена тарифом. Голландцы скупают на Терпаше и Тидоре все пряности, платя по 4 0 су за Фунт гвоздики, по 4 2-ти за Фунт муш­катного цвета и по 8-ми за Фунт мушката.
Красивый город Тернаш, построенный амфи­театром на прибрежьи, заключает в себе до 5000 жителей. Почва земли плодородна и хорошо производит все тропиковые растения. Внутрен­ность острова населена спокойным, кротким и
3U
ленивым народом, ибо нужд у него мало, и ничто не пробуждает его к деятельности. Моширские островитяне делают довольно хорошую глиняную посуду, которую вывозят на все окре­стные острова. Во все времена, Тернат почи­тался Голландцами весьма значительным местом, в отношении торговых видов и по своему военному положению. Это предел Нидерландской Малезии. Потому, когда в последнюю войну на него нападали несколько раз, Тернат храбро защищался. Как место променов, Тернат предсшавил-бы множество выгод, если-бы лучше могли оценить его значение. Нидерландское пра­вление здесь составляют Резидент, вспомоществуемый секретарем и двумя чиновниками. На­ходятся еще здесь Суд и Сиротское правление.
Тидор, населеннее Тернаша, ' с городом сего-же имени, повинуется, подобно соседу сво­ему, власти султана, подчиненного Голландцам. Земля и произведения здесь почти те же, что на Терна те.
И Тернагпскому и Тидорскому султанам, как уже сказал я, принадлежат части большего острова Гилоло, самого обширного из Молук­ских, и в малом виде копии с Целебеса, ибо он также образует .четыре полуострова и боль­шие заливы, также обращенные устьями к восто­ку. Срединная часть Гилоло принадлежит неза­висимым владельцам. Область Бнтиолие состав­ляет здесь владение султана Тернатского, а область Галела зависит ош Тидорского владел-
■4
34 5
ца. В обоих местах живут теперь Резиден! ты Голландские.
Между другими островами, принадлежащими к Молукским-собстввнно, замечательны : . Мопиир Макиан, Бачиан, о которых л уже упоминал; зависящие от Бачиана Типа, Мейа, Мандолли, Тавалли и Даммер ; наконец Церамлаут и Го­рам, кажется, ^образующие независимое владение; Большой Оби, вассал Бачиана; Мисол, вассал Тидора; Попо, с принадлежащею к нему купою Бо; Моршай, один из обширнейших в эшом архи­пелаге, по почти безлюдный и подчиненный сул­тану Тернашскому ; Салибабо, купа, разделенная между многими владельцами, и составленная из островов Толури, Салибабо и Каброанга; в за­ключение — Л/снгнд, купа из островов Намуза, Каротша, Каркарланг, по видимому, наиболее относящихся к Филиппинским, нежели к Молукскимии островам, потому, чшо они признают власть султана Минданайского.
Несколько часов простояли мы у Терната, чтобы взять только депеши Резидента. Посте­пенно мелькали перед нами вершины Тавалли, Ксулла-Мангола, Ксулла-Бесси. На высотах сего последнего коро-коро прошла мимо нас, только в немногих кабельтовах расстоянием. Два, или три человека, в Малайском костюме, стоя на помосте, по видимому, отдавали приказания толпе людей, нагих, бронзового цвета, со вскло­ченными волосами, бедным работникам, исто­щавшим свои усилия на гребле пагаями. Спереди
316
и сзади лодки веялись голубые «лаги, с красным, треугольником, окруженным голубыми Фигура­ми, похожими на квадраты бубновой масти в картах. Во внутренности треугольника были еще гари, или четыре таких квадрата. Нако­нец, по средине коро-коро веялся третий Флаг, белый, и больше двух голубых, с изображени­ем в средине чего-то в роде двух ножей, обращенных один к другому остреями. Без сомнения, это был герб раджи, двойной паранг — имя ножа между Малайскими пародами. Для развлечения скуки повелителей и одушевления гребцов, коро-коро плыла при звуках тамътамов и гум-гумов.
Августа 31-го, Сива находилась перед проли­вом Буру, направилась к мысу Руба и бросила якорь в заливе Кайели, на 30-гаи брассах, перед крепостью Защита. Шлюпка пустилась к берегу, и я отправился па пей, сопровождая к Резиден­ту капитана Норботта, с которым мы успели подружиться. Резидент, г-н Янсен, принял нас весьма ласково, и мы провели на берегу не­сколько часов. Дом Резидента, покрытый соло­мою и состоящий из одного эшажа, имел еще род внешней галлереи, под которою можно было укрыться от солнечного зноя. Сад, с богатыми насаждениями, составлял как-бы про­должение этого жилища. Неподалеку находились четыре, или пять мечетей, нестоль простой архитектуры, с четыресторонними пирамидка­ми, и с двумя крышами одна над другою; родъ
34 7
«риза окружал все это, и крыльцо, с шестью или семью ступенями, вело во внутренность мече­ти. На верху остроконечной, конического вида башни, было украшение в виде маслины.
Кайели представляет ряд прелестных ви­дов. Обширная, превосходная гавань может вме­щать целые эскадры, хотя едва несколько при­брежных корабе'льщиков приходят сюда от времени до времени. Крепость Защита находит­ся в хорошем состоянии и охраняет рейду. Находясь по средине, она обставлена справа и слева бамбуковыми хижинами, жилищами Малайцов. Большая и довольно населенная, эта колония представляет полукруг обиталищ, пересекае­мый в разных местах ручьями, и осеняемый великолепными аренами, одним из самых кра­сивых тропиковых деревьев. Горы, окружающие Кайели, довольно отдалены от прибрежья, так, чшо легко здесь ходить по внутренней долине. Следуя тропинкою, которая вьется около кре­пости, можете пройдти на целую льё под алле­ею жакьеров, хлебного и других деревьев, высоты удивительной. Попугаи летают здесь многочисленными и блестящими стаями. Имя ос­трова, Малайское, Буру, значит птнца, и в са­мом деле здесь водятся птицы всех величин и всех родов. Заметна здешняя лори, уважае­мая нашими любителями предметов естество­знания, по причине различия и блеска её оттен­ков, птица нежная, слабая, которую немогут приучить к житью в других климатах, более

34 8
холодных. Жители Буру воспитывают се и по­сылают на Амбоин и Ява. Живность здесь слиш­ком обыкновенна, а лица почти ни почем. бесценность эта происходит от плохого рассчета Голландцев, запрещающих иностранным кораб­лям остановку при их Молукских владениях. Во времена царствования монополий, когда стра­шились, чтобы открытие морского порта не по­дало повода к запрещенной торговле, такая пре­досторожность, хотя и нелепая, имела какую нибудь цель, но теперь, когда исключения, кажется, уничтожаются, и Голландия от своей ошибочной системы переходит к основаниям выгоднейшего колониального хозяйства, для чего эша блока­да, оставляющая обильную страну без средств для сбыта произведений её земли ?
Во время краткого нашего пребывания, Рези­дент угостил нас однакож несколькими праз­дничными зрелищами. Главное увеселение состав­ляла воинская пляска островитян Амблу, сосед­него и принадлежащего к Буру. Она дана была на Кайельской площади. Из двух плясунов, один был совершенно нагой, и только в уз­ких, коротких калесопах, какие надевают у нас при купаньи ; на голове у него была малень­кая скуфейка. Другой был одет понявою, нисхо­дящею от пояса до колен, и кроме того в открытой куртке, с шапкою па голове, укра­шенною металлическим убором. Оба, вооружась щитами и родом сабель, наносили и отбивали удары, пока музыкант, стуча по гум-гуму, какъ
319
будто возбуждал и успиановлял меру битвы. Она происходила при громком хохоте зрителей, ибо плясуны сопровождали ее самыми комически­ми телодвижениями и выразительною пантомимою. После Амблуйской пляски начались народные пля­ски Малайцов, Папуйцов и Гарфуров. Сын Резидента, которого прижил он с Малайкою, отличался в этиии> упражнениях. Все сии пляски, характером и подробностями, напоминали нам двойное происхождение их, Азиятское и Полине­зийское, что отзывается здесь во всем.
Осгпровч» Буру, весьма высокий и крутоберегий, возвышается среди Молукского моря, как будто стена. Он горист, неровен, и во внутренности населен ГарФурами, которые не так кротки и послушливы, как Манадские. Привыкая с дет­ства к воинским играм, эти туземцы всегда недоверчиво подавались па ласки Голландцов. Они, конечно, не нападают на прибрежные селения, ни на крепость, их защищающую, но нередко отдельные караулы Голландские испытывают их дерзость. Прибрежное население составляют Малайцы и Китайцы, довольно бедные. Малайцы исповедуют Исламизм, ходят в мечети, где иманы поучают их и совершают обрезание. Могилы становятся обыкновенно в каком нибудь диком и удаленном месте ; над ними строят деревянные голбчики, которые влажный климат скоро уничтожает. Женщины здесь, как во всех Мугаммеданских землях, бывают весьма скромны, и бегают завидя мужчину. При
320
чертах лица приятных, длинных, черных, шел­ковистых волосах, живых глазах, ногах и руках нежной Формы, они оказывают еще осо­бенный вкус и особенное кокетство в наряде; юбочка и епанечка суть главные части его. Укра­шения и ожерелья в большой моде. Без отвра­тительной привычки к бетелю, придающей чер­ноту их зубам и кровавый цвет губам, жен­щины Буруские были-бы довольно милыми творени­ями. '
Между жителями, самые бедные занимаются ры­боловством ; более зажиточные разводят мало­рослых Яванских волов и коров, которых вывозят потом на Амбоин, где их потреб­ляют. На Буру водится еще рогатый скот в диком состоянии. Кабаны, олени, буйволы и бабируссы, змеи ядовитые и неядовитые, наполняют леса внутренние, где находятся прекрасные зеле­ные гебены, Малайский каю-путп ( из листьев коего извлекается каяпугп ), дерева железное и тековое. Без сомнения, во мраке этих лесов растут мускат и гвоздика с начала веков, вопреки запрещению Голландцов. Атмосфера на Буру весьма влажная ; мохом обрастают здесь деревья, и около ручьев и Фонтанов образует он зеленые рамы. Роскошна здешняя природа, как во всех экваториальных странах, и пре­лестна с её багряными и золотыми отливами, которыми играют по вей лучи солнца.
Мы немогли надолго оставаться ни на одном месте. По своему назначению, наш бриг былъ
324
род эстафета между Зондскими и Молукскими островами, которому надлежало пробивать в каждом второстепенном месте колоний не более того, сколько потребно для отдачи и взятия де­пешей. Исполнив такое поручение в Кайели, мы немедленно пустились далее 4-го Сентября. Обо­гнув мыс Пела, и полавировавши в проливе против ИО. Ю.В. и 10. ветров, вечером достигли мы высот Амблу, маленького сопушпика большо­му острову Амбоину, повернули на В. и стара­лись захватить сколько возможно ветра, чтобы достигнуть Амбоинской рейды. Но при борьбе с погодою, пепрсжде Л-го могли мы явишься у вхо­да в здешний залив, в 8-мь часом утра. Не более, как в полукабельтове расстоянием, прошли мы утесы Ноесса-Нива, после чего напра­вились к крепости Виштории. В сии мгновения почти весь остров Амбоин раскрывался перед нами, и далеко на море веяло благоуханием его гвоздичных лесов. На зеленом и низком при­брежьи видны были купы домов и хижин, как будто прислоненные к возвышенной вершине гор, 'на когцорой обиталища были уже более редки и насаждения рассеянно разбросаны. Кре­пость, с её Флагом на мачте и пушечными ам­бразурами ; рейда, в виде лошадиной подковы, наполненная кораблями, стоявшими на якорях, лодками и коро-корами, бывшими в движении; город, вставленный в раму ландшафтов, и вда­леке горы острова Церама, ограничивавшие небо­склон — таково первое зрелище, какое являетъ
7. ГIII. 21
322
Амбоин мореплавателю, при его приближении с моря. Географический очерк острова придает ему какую-то особенность, ибо, хотя длинный на 20 льё, Амбоип пересекается на два почти рав­ные полуострова обширным заливом, который врезывается в него и дает ему вид лошади­ной подковы. По этому делению на две различные части, Голландцы придают даже особые названия обоим отделениям ( Гиту и .Иеитимор ), связан­ным только узким языком земли, нешире полульё. Море, вливаясь в отверзтое полукружие острова, образует в нем два залива, оба при­годные для стоянки самых больших кораблей. Подле большего из этих заливов, или южного, Португальцы построили крепость Витторию, где находится теперь гарнизон Голландский. Город лежит туазов на 100 далее внутрь земли.
Губернаторская лодка явилась к нашему ко­раблю и отвезла нас на берег. Капитану надоб­но было немедленно отправиться в Бату-Гэджа, место пребывания Губернатора, а офицеры Сивы предложили мне свое руководство в прогулках по городу. После осмотрения его, мы положили отправишься в Вату Гаджа, куда нас пригласи­ли обедать.
Мы остановились прежде всего в крепости, весьма плохой защитнице города, построенной Португальцами и разваливающейся. Обыкновенный гарнизон её составляют человек 700, большею частию из туземной милиции. Б последствии, на городовом плац-параде, мы имели случай взгля-
323
нушь на здешнее войско. Там, в одном углу, самые обученные из воинов ходили взводами, применялись к стрельбе, производили разные маневры, между тем, как в другом углу ту­земные конскрипшы упражнялись перед офице­ром изучением ружейного артикула. Все это было хорошо и опрятно одето, но составлено из здешних рекрутов, так, что едва в десяти четыре было между ними Европейцев, а потому, думаю, плохо пришлось-бы такому войску, если-бы надобно было померяшьсл с Англичанами, либо Французами.
Неподалеку от крепости, переходя на возвы­шение земли, мы уже могли увидеть несколько образчиков Малайской красоты. Подле водоема, близ утеса стояла молодая девушка, пришедшая с двумя кувшинами за водою, без шляпы, с соб­ранными на верху головы волосами, одетая в платье с рукавами, похожее на женскую блузу, закрывавшее ее ош шеи до пяток, с высокими деревянными подставками под ноги, которые держались снурками, продетыми между пальцов, и подобные которым видал я в Синкапоре. Эта девушка была красива, ловка и прелестна. Подле неё стоял милицейский солдат, в полу-мундире, босоногий и с картузом на голове. Молодой Ма­лаец, бывший сзади его, дополнял эшу группу.
Мы продолжали нашу прогулку к городу, по аллее из прекрасных деревьев, которую с обе­их сторон заслоняют красивые жилища на ма­нер Европейский. Город Амбоин простирается 21*

324
по долине полумесяцом, средину коего зани­мает отделение Европейское. Большие здания, доми, окруженные пышными, огромными галле­реями, улицы прямые, прохладные, сады с прево­сходными деревьями вот что представляет — эта богатая и привилегированная часть города.
Малайское отделение занимает значительное пространство. Если вид его не так богат, за то представляет оно более живописных час­тей и естественных красот. Туш на каждом шагу видите прелестно группированные бамбуко­вые хижины, саговые загородки, среди красивых навесов и пальм, как будто наклоняющихся для придания тени весьма красивым мечетям. Малайское отделение занимает самая бедная часть жителей колонии, работники Европейцев и Китайцов, господ их по силе и по уму. Туш, по всему протяжению домиков, в нижнем этаже расположены плохия лавочки, где торгуют мелкою рыбою и плодами земли. Главное занятие Малайцов рыбная ловля. Лодки их, обременен­ные сетями, покрывают гавань днем и рыболовегпвуют при звуках пиам-тама, которыми, как будто придается живость работе. Вечерами рейда освещена огнями на рыбачьих лодках.
Третье и последнее отделение Амбоина Китай­ское. Эти кочевые торгаши основали здесь коло­нию, как основали их в Сннкануре, Манилла, Башавиа, и как заведут ее везде, где только увидят средство наживы, потому что Китайцы сушь на востоке тоже, что Жиды на западе. Ви-
325
денные мною здесь ничем неошличались от ви­денных мною в других местахъ— таже дея­тельность, таже ловкость в делах, тоже опрятство в раскладке товаров, тот-же порярядок в безмолвных домах, где закупорены их жены. Всего более поразил меня кампонг, или базар. Мы пришли туда в такое время, когда жители города запасаются всякими предметами, необходимыми для дневного продовольствия. Тут продаются лучшие плоды, лучшая рыба, лучшие мяса. Находите здесь также ткани, предметы роскоши Европейские и Китайские, зонтики, ла­ковые вещи, чай, трипанги, соленую рыбу. Не­возможно вообразить себе движения, какое ожив­ляет этот рынок, обширный сарай, поддер­жанный двадцатью огромными столбами, с соло­менною крышею. Офицеры Голландские мешаются здесь сч. Малайскими рыбаками. Китайские та­моженники, приставленные Губернатором, произ­водят неусыпный надзор, между тем, как все это вместе толчется, толкается, говорит, ссо­рится, вихрится по пространству кампонга. Ночь нелишаеш базар его живости, и напротив, в это-то время особенно собираются здесь тор­гаши. Они остаются до девяти часов. Каждая лавка освещается одним, или двумя Факелами, сделанными из гумми даммера, и обвернутыми в саговые листья ; такое освещение производит мало копоши и чрезвычайно дешево.
Таким образом из Малайцов, Кишайцовч. и Европейцов составлено население Амбоина. Эти
326
три различные рода живут в одном городе почти иесмешиваясь, если исключить несколько супружеств между Китайцами и Малайцами, и небольшое сближение Европейских жителей с красивыми девушками Малайской породы. Несмотря однакожь на разность нравов, происхождений, религий, Амбоин тихий и легкий для управления город. Все предусмотрено, все предписано для его деслти-тысягного населения. Оггиеческое хлад­нокровие Голландцови» составляет закон ■— на­добно только повиноваться ему.
Когда мы вышли из кампонга, было уже так поздно, что едва могли мы поспеть к губерна­торскому обеду. Путь к Бату-Гаджу, поместью Губернатора—великолепный бульвар, то обстав­ленный купами саговых деревьев, то идущий между прелестными навесами кокосов и ареков, то расположенный между лежащими направо и на­лево рощами, населенными бездной птиц, манглиеровымм, мангустановыми, составленными из лиги, билимбингов, ланса, папайеров, бана­нов, и проч. Хотя у нас были паланкины и ло­шади, но я шел пешком, и никакой в мире пир и праздник пеусладили-бы меня так, как эта прогулка среди богатств природы, полной кра­сот столь очаровательных и живых. Это был ландшафт Востока, бесконечный, очарован­ный сад, какие волшебницы насаждают в сказ­ках ударом своего прутика. До самого БатуГ'аджа непрекращалось мое упоение. Это преле­стное убежище прислонено к горе, окружено
327
густыми садами и перерезано во всех направ­лениях живыми, свежими протоками воды. Его составляет множество строений, расположен­ных около внутренней загородки, над которою высится мачта с Флагом. Туш обширный сарай на столбах, провеваемая воздухом, прохладная галлерея ; далее самый дом, где живет Губер­натор, а потом разные принадлежности. Там и здесь мостики, переброшенные по протокам, служат средствами сообщения между разными частями этой очаровательной виллы.
В аллее нашли мы ожидавшего нас нашего ка­питана. Он представил нас Губернатору, че­ловеку приветливому и учтивому. Обед наш был веселый, гастрономический, соединение Евро­пейской и колониальной роскоши. Опрятность и обилие, какие любят Голландцы, установляли все подробности. За десертом в первый раз ел я дурионы и рамбутаны. Первый из этих пло­дов, с сильным чесночным вкусом, немог мне понравишься, но второй нашел я очень вкус­ным и похожим па личи. Прислугу составляли Малайцы, но одетые лучше всех, какие до сих пор со мною встречались, обутые, с круглыми шляпами, а не в чалмах, с гладко причесанными и завязанными сзади в пучек волосами.
Следующие дни прошли в поездках по окрест­ностям Амбоина. Сначала видели мы Компаней­ский сад, мало представляющий предметов заме­чательных. Потом могилу славного естество-
328
испытателя РумФИуса, простое надгробие, окру­женное красивым кустарником Panax frutico­sum. Наконец отправились мы в поля, прекрас­нейшие и богатейшие, какие только можно когда либо видеть. Первое замечательное для нас дере­во было саговое (sagouer), из срезанных цве­тов которого течет вкусный сок, собираемый в бамбуковые дудки. Каждое из таких деревьев может дать ежедневно, и в течение двух ме­сяцев, от 6-ши до 8 литр жидкости. Для воспрепятствования брожению этого напитка жи­тели употребляют дерево sonlonnea. Кроме питья, из него выработываешся род черного сахара, называемого Малайцами гула-птан, и образующего кристаллические лепешечки. Сагу до­ставляет еще волокна, из которых вьют креп­кия веревки. По виду и черному цвету этих во­локне можно-бы почесть их конскими воло­сами.
Далее увидели мы саговое дерево, приготов­ленное к выемке сагу. Оно было недавно срубле­но, в пол-метра толщины, и разрезано во всю длину. Сагу отчасти было уже из него взято. Этот род пальмы дает почти столько-же ве­щества в вершине своего ствола, сколько и к корню.Все оно наполнено мучнистым веществом, сквозь которое, во всю длину дерева, идут волокна. Вынувши эту сердцевину, трут ее, кладут в мешки из ткани в роде канвы, которую плетут из волокн кокосовых листь­ев. Мешки промывают несколько раз водою и
329
в ней разводится и остается мягкая студень, а в мешках удерживаются отчасти волокна са­говые. Потом воду с сагом переливают из корыта в корыто, пока она совершенно очис­тится от волокн.
Другие любопытные прозябения влекли внимание наше. Одно за другим заметили мы : eleocarpus monogynus, до самых нижних ветвей покры­тый цветами прелестной Формы ; много растений из породы орхидов ; араэлии, означаемые назва­нием cussonia thyrsiflora ; бегонию, замечательную по мелкосши её частей ; полные букеты agave vivipara ; меласшомы, с их тремя волокнами ; canarium commune ; нам-нам (cynometra cauliflora), кислый вкус которого походит на сидровое яблоко ; пальму mina с её употребляемыми для крыши домов листами; scevola lobelia, кус­тарник, особенно любящий песчаную почву ; heritiera ; laurus culilaban (последний дает благовон­ное дорогое масло); erythrina coraliodendron ; pandanus odoratissima, от еФеровидных плодов которого сгибаются его ветви ; eugenia malanensis, averrboa carambola (с кислым плодом), anona muricata, jatorpliacurcas (служащий для плетней), руну, прекрасное деревцо abroma an­gusta, и наконец, в некоторых садах — Ки­тайское дерево, плюмажный кармантин, полоса­тый подсолнечникъ—все замечательные по красо­те цветов и листьев.
Из животных заметили мы летучую ящерицу, красивое пресмыкающееся, которое, прошяги-
330
вая свои перепончатые крылья, поддерживается насколько мгновений на воздухе ; lacerta amboinensis, животное с переливающими цветами кожи, подобно хамелеону, и иногда переходящее от зеленого к самому темному цвету ; papilio Agamemnon, бабочку с крыльями великолепными, и наконец cancer caminus, род рака, весьма обыкновенного в водах по здешним полям.
Туземцы в окрестностях Амбоина сушь Ма­лайцы, без сомнения, перемешанные с первобыт­ными здешними родичами. Мы входили в одну из их хижин, просто составленную из бам­буковых палок, поставленных одна подле дру­гой и покрытых саговыми листьями. Три жен­щины находились в эщом бедном жилище, и первое движение их при виде нас был испуг. Мы попросили их продать нам что нибудь, но сначала они отвечали нам только словами, означавшими решительный отказ: «Трада, Традаи (ничего пет) —говорили все женщины. Такое не­доверие, вероятно, происходило от дурной сла­вы, какую приобрели Европейцы в здешних се­лениях. В самом деле, едва только мы ласково предложили хозяйке дома несколько безделок, она с избытком заподчивала нас всем, чего мы просили. Нам подали паипатов, иньямов, сагового, немного забродившего напитка. Из трех знакомок наших только одна была уже в летах, хозяйка хижины. Две другие, вероят­но, её дочери, были молоды, красивы, складны и полуодеты, так, что легко можно было угадать
331
прелесть всех Форм их. На них были только рубашки до колен, подвязанные поясом. На мужчинах, между гпем пришедших, были наде­ты короткие калесоны, в роде негритянских лангуши, прикрывавшие им средину тела. Весь этот народ кроток, трезв, промышлен, хотя и беспечен. Их жилища почти совершенно сделаны из сагового дерева. Кроме крыш, и стены покрыты листьями его. С двух сторон крыша наклонена на Л5°, а часть её со входа образует маленький сарай, где отдыхают на прохладе и берегут съестное. Вместо кроватей, внутри дома поделаны плетушки из палок, дюй­ма на три одна от другой положенных. Под этими ложами хранится домашняя, хозяйственная утварь — три, четыре горшка здешнего изделья, несколько бутылок, купленных от Европейцов, ложки, выделанные из больших раковин, обык­новенных на Амбоине, заступ, нож в роде косаря.
Оставив эту хижину и обратясь в город, мы увидели при подошве горы пробежавших с удивительною скоростью двух Фалангеров. Да­лее путеводители наши указали нам на один мате, погребальный и по обещанию строимый ту­земцами памятник. Это обыкновенно маленькие сараи, с крышею из. листьев пипа, Фута в два вышиною, поддерживаемые' четырьмя бамбуковыми столбиками. По средине крыши увидели мы бамбу­ковый отрубок на веревке, прикрытый кокосо­вою скорлупою. Тут положены, как говорили
■
332
нам, некоторые вещи покойника, здесь погребен­ного. Кокос, бамбук, столбики, крыша — все почитается в мате священным, и недолжно быть оскверняемо прикосновением рук.
По мере приближения нашего к городу, насаж­дения гвоздики и мушката встречали мы более и более важные. Самые высокие из мушкатных де­рев невосходили однакож выше 20 Футов, но иногда выбегают они в рост самых высоких перечных деревьев. .Листья у них поперемен­ные, овальные, на коротких стебельках, жесткие, гладкие, зеленые-блестящие с одной, беловатозеленые с другой стороны. Растя подобно поме­ранцу и лавру, дерево дает плод с 4 0 ти до 4 00 лет.—Гвоздика возрастает в вышину на 40 Футов и далеко распростирает свои острые листочки. В цветах его образуется то, что известно у нас под именем еяоздики ( clou de girofle ) ; сборка этих гвоздиков продолжается с Ноября до Февраля ежегодно. На Амбоине на­ходят еще дикую гвоздику, которая различается от насажденной своими более длинными листьями и стволом, более высоким. Мушкат в диком состоянии также растет на островах Банда.
Неподалеку от города, в одном саду стран­ная музыка увлекла нате внимание. Звуки её были верны и не без некоторой мелодии. Мы прибли­зились посмотреть, какой инструмент произво­дил их, и увидели, что это была бамбуковина, в 60 Футов длиною, которую утвердили на бе­регу моря поперег, у каждого коленца её проре-
и

333
зав скважину, в дюйм длиною ; эшо образо­вало отверзшие ( embouchures ), издававшие прият­ный и унылый звук, когда ветер проходил сквозь них *. мы видели род Эоловой арФы, изо­бретенной туземцами ; музыка её производила на чувства действие гармоники. Отверзшие прорезаны были с разных сторон, так, чшо откуда ни дул ветер, они йроизводили звуки. Подле этой естественной Флейты, как будто аккомпанируя ей, туземец играл на инструменте в роде скрыпки с струнами ; его составлял отрезок бамбука, с одной стороны закрытый кожею, как барабан. Три нити из ратановой коры, натяну­тые на кобылку, составляли струны инструмента. Крайняя издавала аккорды в октаву ; средняя со­ставляла квинту с другою. Играли на этом ма­ленькою дощечкою с бамбуковыми нишами. Такой аккомпанъеман, хотя и однозвучный, по види­мому приводил в восторг слушателей, окру­жавших артиста. Другой из здешних инстру­ментов есть род Флейты с загнутым кон­цом, у которой с другого конца две дудочки, с дырочками на каждой, от чего выходят звуки униссоном.
Мои прогулки по окрестностям Амбоина еже­дневно открывали мне новые красоты в этой великолепной стороне. Находясь под умеренною широтою, в климате ровном и здоровом, Ам­боин самое благословенное место из островов Молукских. Каменистая почва его дает жизнь пряностям, составляющим его богатства. Ребра

33^
гор его чрезвычайно обильны, а долины и пески приморьев его покрыты сагом и кокосами. Хо­тя и с небольшим старанием засеваемое, сара­чинское пшено здесь преуспевает ; все опыты с кофе и индиго были чрезвычайно удачны; дерево кайу-пуши в изобилии дает лекарственное масло, известное под именем каяпутового. Но самое драгоценнейшее из здешних сокровищъ—гвоздика ( caryophyilus aromaticus это золотое произве­дение природы, за которое бывало столько крова­вых, продолжительных битв. Монополия на об­работку этого прозябения стоила много крови архипелагу, и выгоды, какими наградила она хо­зяев, неуравнивались с их ужасными пожертво­ваниями. Округи Амбоинский, Гаруко, Ларин, Сапаруа, Гила, были особенно предназначены для воз­ращения гвоздики. Их подразделили на кантоны, под надзором туземных старшин, которые имеют пиугпул раджа, или патти, но еще обык­новеннее оранг-каиа. Леса, или сады в этих кантонах, где находится гвоздичное дерево, име­нуются по-МалаЙски тана-дате, и их оберегаюпп. оранг-туа ( старшины ), низшие начальники, кототорым дано право надзирательства, управления содержанием садов и начальства при сборке, про­должающейся два, три месяца. Говорят, чшо среднее количество съемки с одного дерева бы­вает от пяти до шести Фуншов’ь, хотя быва­ют примеры, что собирают с дерева до 25 Фунтов. Гвоздичное дерево великолепно, с его короткими ветвями, продолговатыми листьями и
335
шемнозеленым цветом. В пятнадцать лет по выходе, оно начинает уже давать плод, но в силу приходит двадцати лет. Гвоздик, по-Малайски тжинке, сначала бывает светло-зеленый, потом желто-оранжевый, и наконец принимает темный цвет, что показывает зрелость его и время съемки. Если хотят сохранить его на се­мя, то оставляют его еще на дереве целый месяц ; он увеличивается, теряет свой арома­тический запах и сваливается. Через сутки са­дят его; он принимается и пускает росток. Размножают также гвоздику посредством от­садок и прививки. В обыкновенный год, сбор гвоздики можно положит от 250-ши до 300,000 Фунтов. Иногда эгпо количество далеко увеличи­вается, но в иные годы бываешч» гораздо меньше.
Уже с нескольких столетий, Амбоин был исключительным местом произращения гвоздики, и с немногих только годов позволили здесь насаждение мушката. Усшановляя строжайшую мо­нополию из двух главнейших произведений на островах Пряностей, Голландцы положили так, чтобы один предмет принадлежал одному, а другой другому острову — на долю Амбоина до­сталась гвоздика, а на долю Банда мушкатъОсипров Банда не смел произрастить ни одного зерна гвоздичного, а Амбоип ни одного оре­ха мушкатного. Этого было еще мало : посы­лали чиновников на все окрестные острова, вы­рывать и истреблять на них все гвоздичные и мушкаипные деревья, и жестоко наказывать Малай-
336
цов и Гарфуров, когда они осмеливались поса­дить, или оставишь, хоть одно запрещенное де­ревцо. Содержали для надзора войско, пускались в трудные и продолжительные походы, снаряжали дорого стоившие крейсерства, мечем и огнем истребляли богатства земли, подчиняя их стро­гому рассчету прибылей. Надлежало строить кре­пости, содержать многочисленные штаты над­зора и присмотра, платить убытки и пенсии туземным владельцам. Все сии ошибочные рассчеты исключительных правнеограничивались удаленными от Европы странами. Если система запрещения на месте недостаточна была умень­шить сборку до такой степени, чтобы цена пря­ностей поддержалась сообразно тарифу Компаней­скому, в Амстердаме и Гамбурге производились торжественные аутодафе невинным жертвам де­мона монополии и спекуляций — известное количе­ство корицы, гвоздики и мушката было сожигаемо, чтобы за остальное взять установленную цену.
Неподумаеше-ли вы, что система, которой сле­довали столь настойчиво и с такою жестокостью, осыпала золотом тех, в чью пользу она была обращаема ? Совсем напротив. Никогда Компа­ния неуспевала продашь в Европе своего товара на сумму более двух аиил.иьоиов Флоринов, меж­ду тем, как управление, па островах Пряностей, и расходы на это управление превышали три милльона Флоринов ежегодно. Здесь явное доказатель­ство, что исключительные системы сушь орудия обоюдуострые, равно гибельные и для поражаемаго
337
и для поражающего ими. Уже с нескольких лепи Голландия, по видимому, обратилась к более здра­вым понятиям о коммерческой администрации ко­лоний. Первым шагом к тому была мысль—рас­ширишь круг деятельности производителей и уничтожить стеснительные запрещения. Нет со­мнения, что благоразумная свобода принесет Гол­ландии выгоды значительные. Этим одолжена она будет здравым понятиям о деле бывшего пра­вителя её колоний барона Фан-дер Капеллена. Теперь остается только определишь постепен­ность перехода от старой системы к новой; но в необходимости такого перехода приобрешепо уже полное убеждение.
Амбоин можно считать главным местом островов Молукских, которые вч> свой черед зависят от Генерал-Губернаторства, учреж­денного на острове Ява. Губернатор Амбоннский имеет под своим начальством многих рези­дентов и вице-резидентов, в Терпаше, Банда, Гила, Сапаруа, Ларине, Буру, Цераме, Манадо,' Горонгпало. Ему-же подчинен главный администапиор колонии (hoofd administrateur), вспомоществуемый несколькими чиновниками, состоящими на неболь­шом жалованьи. Судебные места расположены по всем резиденциям. Администратору и его чиновни кам подвластны туземные начальники, оранг-каиа, выбираемые Голландцами преимущественно из об­ращенных в христианство. Каждому оранг-каию подвластно сто человек. Шпага с серебряным эфесом, даваемая ош Компании, черный Европей-
Ч. ГПИ. 22
338
е киЙ яосгпгом, ипрехъугольная шляпа и башмаки от­личают эпиих сотников в народе. Места их наживные и они неунускают своих выгод. Упра­вление, кроткое, но взыскательное, дает сред­ства к множеству злоупотреблений, из кото­рых Малайские старшины и Китайские сборщики умеют извлекать свою пользу. Не от шего-ли происходит, что стесненные в разных отно­шениях, и пеучаствуя в выгодах труда своего, Амбоинцы вообще кажутся ленивы и беспечны. Они говорят Малайским наречием, весьма неж­ным и приятным. Бетель жуют они с утра до вечера, присовокупляя еще к тому употребление вытяжки из горьких трав, известной под на­званием гамоера. Пищу составляют рыба, мясо, овощи. Общность населения можно положишь в 50,000 из коих только тысячи две Европейцов ; остальное суть Малайцы и Китайцы, и есть еще немного невольников, большею частию из Макассара и с Церама.
Сей последний остров отделяется от Лмбоина только узким проливом. После Гилоло, Церам самый большой из всех Молукских ; он также самый огромный из Амбоинского отделе­ния. Значительная часть его зависит от султа­на, подвластного Голландцам. Нынешний Султан, раджа Илоло, получает даже с Амбоина пенсию, за то, чшо он принял на себя одного истре­бление пиратства, производившагося туземными коро-коро. На северном берегу построили для этого властителя крепость, после чего легко
339
ему управишься с буйными разбойниками. Такая мера оказывает уже счастливые следствия. Глав­ные гавани Церама Савай и Вару. Недавно Голланд­цы учредили притон в Атилинге, близ Савая. Главные туземные старшины зависят частью от Амбоинского губернатора, а частью от Бандского резидента. По словам Форреста, Церам около 67 льё в длину и 43-4 ^-ть в ширину. Он производит сого, и гвоздику, вопреки за­прещений Голландских. Великолепные казуарины покрывают его. Потоки прорезывают во всех направлениях эту совершенно гористую землю, и без деревьев, которые, наклоняясь с одной вершины холмов на другие, образуют естествен­ные мосты, внутренния сообщения были-бы невоз­можны. Главные из здешних горных вершин простираются до 8000 Футов над уровнем мо­ря. Казуары обитают в глубине здешних ле­сов. И здесь, как на Целебесе, есть во внутрен­ности земель племена Гарфуров, но—если веришь свирепому характеру, какой приписывают им прежние путешественники—кроме имени, значащего собственно : « земляной человек, » никакого сходства нет между этими дикарями и мирными обитателями Тондано. По рассказам Валентина, они ходят совершенно нагие, за исключением пояса по средине тела ; цветами и пальмовыми листьями прикрывают еще они голову, плеча и колена. Квадратные щиты их украшаются слоно­вою костью, раковинами и перламутром. Любовь красавицы приобрешаешся между ними только по22*
зло
даркои пяти, либо шести голов неприятельских. Для приобретения подобных знаков отличия, Гарфур прячется в лес, закрывается мохом, превра­щается в дерево и растение, так сказать, что­бы обмануть только неосторожного путника, дер­зающего идти по лесу. Выждавши прохожого, ди­карь бросается сзади, убивает, отрезывает го­лову, и щумпая радость привета встречает его по возвращении домой. Монтапус, проповедник Голландский, рассказывает, что один из Гарфурских начальников, думая угостить его зани­мательных зрелищем, приказал начать военную пляску, которая кончилась дракой и убийствомъ* Испуганный пастор умолял прекратить ужасное позорище. «Ничего» — отвечал спокойно Гарфуръ « ведь это невольники. » ..
Кроме Амбоина, Вуру и Церама, эта купа за­ключает еще в себе Горам, один из самых удаленных к В. пунктов, куда мог проник­нуть Исламизм, и острова Г ару ко, Манппа,, Сапаруа, и Нусса-Лаут, подчиненные вполне 1 олландцам.
Нам остается сказать о купе островов Бан­да, одной из важнейших и богатейших в це­лом архипелаге Молукском, и которую можно назвать землею мушката. Тут главные земли : Банда-Ненра ( самый главный и местопребывание Голландского губернатора ), роспнеанп, Лонтоир, Пуло-Андж, и наконец Гунонг-Апн, на котором замечателен только деятельный волкан. Изъ
З’И
всех самый малонаселенный Розингайн, опусте­вший после истребления мушкатных деревьев. Но говорят, чппо отцущеники из неволи недав­но заселились там и придали ему некоторую важ­ность.
Три. главные точки здесь, суть. : Банда-Неира, Лонтрир и Пуло-Аидж, острова, вместе с Гуноаг-Апи, образующие прекрасную и надежную рейду. Банда, защищаемую крепостями.Бельгийскою, Нассаускою и Голландией), которая находится на высотах Лонтоира. По рассказам Голландских инженеров, Банда считалась непреоборимою, и— между тем сдалась АнгличанамъКрепость Нассау первоначально построенная Португальцами, разва­ливалась, когда адмирал. Петер Вильгельм ФергоФе прибыл, в Неира, 8 го Апреля 4 609 г,ода, и построил ее вновь. Но дело необошлось без гибели—адмирала и часть его экипажей пере­резали. Уже в 4 621 году, генерал губернатор Коэн, с несколькими помощными, войсками с Амбоины, досшигнул покорения Банда и около лежащих островов. В промежутках времени построили Бельгийскую крепость. Безобразная вна­чале, она была переделана в обширнейшем виде, храбрым адмиралом Спельмаиом.
Банда одолжен своим богатством привиллегированному добыванию буа-пйла ( мушкатного ореха ) и камбонг-пала (мациса, или мушкатного цвета ). Дорого платили за это жители нездо­ровостью климата и гибельными землетрясениями.
ЗЯ2
В 4 691 году, опустошения огнедышащей горы были стол страшны, сопровождались таким раз­литием моря на берега, и такими колебаниями всего острова, что часть достаточных жителей бежала отсюда на Амбоин, Тернаш и в Макассэр.
Каменистая почва Банда кажется ни на что бо­лее непригодною, кроме исключительного насажде­ния мушката, хотя в лесистых частях её на­ходится канарн, из которого извлекают масло лучше кокосового, сого, лимон, бамбук, кокос. Ежегодно Банда может выставить до 500,000 Фунтов мушкатного ореха и до 4 50-ти мушкат­ного цвета ( сим именем называют внутреннюю оболочку зерна мушкатного ).
Нигде мушкатное дерево нерастет так бо­гато, как на Банда. Правда, что ему надобно долго разрастаться, и что опыты обработки на других островах начаты недавно. Когда цвет опадет с дерева, образуется вместо его орех. Он растет медленно, принимая Форму абрикоса. Его зелено­желтоватая кора шелушится и раскрывается; тог­да виден в ней мушкатный орех, покрытый мацисом, прелестного красного цвета. Среднее годовое произведение орехов с одного дерева около 5-ти и 6 Фунтов, но есть деревья прино­сящие от 4 5-ти до 20 Фунтов. Отделенные от зеленой коры и мациса, орехи кладутся в дым, на плетушках, в так называемых мушкатннках ( kombaisen ), зданиях для сего строимых; потом отделяют от них внутреннюю шелуху,
3^3
и мочапгь их в известке, разведенной морского водою. Все эшо приготовление требует беско­нечных забот. Мацис также сушат, но на солнце и на ветре. Если для поспешности в обра­ботке станут его дымишь, то теряет он цвет и потом волгнет ( suinte ).
Произращение и обработка мушката на Банда различается от «произращения и обработки гвоз­дики на Амбоине. Там занимаются работою ту­земцы, а здесь креолы, происходящие от Евро­пейцев. Здесь труд удел невольников, а там свободных людей. Такое различие пошло издавна. Когда в 4 621 году, Бапда-Неира и Лопгпоир были покорены силою, большая часть туземных жителей погибла от оружия, или бежала. Реши­лись дать работников опустелым островам колонизацией), и Компания рассудила разделишь их всем Европейцам, которые обяжутся их обработывашь. Единственным условием была исклю­чительная продажа Компании всего произведения пряностей, по установленной цене. Но за то Ком­пания предоставила колонистам многие выгодыРазделили земли на Пуло-Аидже на 31 парк, на Лонтоире на ЗЛ парка, на Банда на 3 парка, каж­дый по 25-ти душь (âmes de terres), то есть, такое пространство, какое могут обработать 25 человек. Вычислено было тогда, что каждый парк даст хозяину от 625-ти до 650 рейхешалеров. Поселясь на сих условиях, Европейские плантажисты накупили невольников и начали обра­ботку мушката.
30
Надобно сказать, чшо эшош опыт колонизации с правом владения землею неоказался удачным. Нетолько мысль о собственности небыла сред­ством возбуждения ревности хозяев, но они предоставили всю заботу невольникам, определи­ли для труда самых посредственных, а лучших взяли для прислуги в своих роскошных жили­щах. В следствие ленивой и изнеженной жизни, почти все пар кисты ( perkeniers, как называли колонистов ) понемногу раэзорилис, отдавали свои земли в залог ( hypothèques ), и в полго­да проматывали пяши-лешиие доходы. В 1796 году, долг эшой маленькой колонии составлял 300 тысяч рейхсшалеров, и если кто из коло­нистов остался богат, то одолжен был этим контрабанде. Один из таких промышленни­ков, страшный богач был пойман, судим и осужден на работу. Он осмелился предложишь Компании 100,000 Флоринов, если ему позволят носишь золотые цепи, вместо железных.
Последние из замечательных островов в Мо­лукском архипелаге сушь принадлежащие к Юго~ зап.а>дноА цйгин, множество мелких земель, управляе­мых подвластными Голландцам начальниками—• Леттн, Моа ( один из значительных, снабжаю­щий хорошими овцами),Даммар (где огнедышащая гора), Барбер (где есть притон Голландский), Сермата, Локкар, Кнесмр (где Голландцы также имеют притоп, среди неприязненных жителей), и наконец Веттер, самый большой, но худо на­селенный, и более принадлежащий к системе
3’15 t
островов Сумбава-Тиморской. — В ципн ИОго-востоъной, также управляемой подчиненными Гол­ландцам нааальниками, находятся три острова Кейс, обильные кокосами и померанцами, населен­ные Малайскою породою, некоторые обычаи кото­рой, как-то: обожание Фетишей, натирание и бальзамирование трупов, сдаются уже на Оке­анийские. Острова Лаарат и Тнморлаут обширны, но ничем неопиличаются и населены миролюбивым и ленивым народом. Наконец, тут-же купа Лрру, которую некоторые географы относят к Меланезии—острова населенные и обильные, на ко­торых у Голландцов есть много заселений.
Очевидные признаки земель волканического про­исхождения знаменуют все Молукские, шо есть Царские острова, ибо слово : « Молук » происхо­дит от Арабского « Эль-Мелек »—царь. Разор­ванная поверхность земель, высокие пики, выходя­щие из глубины моря, странно разбросанные и поднятые на огромную высоту утесы, множество огнедышащих гор, отчасти потухших, отчасти действующихъ—все показывает, что эшо страна, некогда и долгое время, колеблемая переворота­ми, и что—может быть — через какое нибудь неопределенное время, ее постигнет еще гроз­ный катаклизм....
История Молукского архипелага, до прибытия к нему Португальцов, так похожа па баснословие, что должна внушить сомнение. Все, что мы зна­ем за досшоверное, состоит в том, что в 4250 году, колония с Гилоло утвердилась на Тер-

346
нагпе, и начала здесь династию властителей, из коих первым был Хико. После иего следовали : в 4277 году Поит; в 4298 г. Калабаша; в 4 304 Г. победительный Комала ; в 4 347 г. ПангарангаМаламо; в 4322 г. Сида-АариФ-Маламо, а после не­го, один за другимъ—ИИаджи-Маламо, зарезанный в 4 332 году, ИПах-Алем, и еще несколько чело­век до Мало-Маш Хайа, покорившего острова Ксулло. В 1372 г. Комало-Пуло восстановил древ­нюю династию, низверженную с престола, и сделал­ся самым сильным из царей Молукских. После него были, в 4432 году Гази-Бугуна ИИ-й, а в 4465 году Маргун, принявший Мугаммеданство. С этого времени Китайцы, Малайцы, Яванцы по­сещали Тернат и пюрговали там пряностями. Зайналельдин, в 4 486 году, завоевал Буру, Ам­боин и Церам.
Тут история Молукская смешивается с исто­риею Альбукерка и Португальских мореплавате­лей. Альфонс Суза переходит этим архипела­гом ; Гарций Генрикец и Бригпшо Галван при­стают к нему. Царица, правительница Терната, и Царь Тидорский спорят о чести иметь в сво­их владениях крепость, охраняемую Португаль­скими войсками. Царица одержала преимущество, и за любовь её к чужеземцам, Бритто наградил ее низвержением с престола, в 4 527 году.
Обвиненный после того в колдовстве своим дядею, юный царь Тернагпский убежал в Порту­гальскую крепость и погиб здесь, стараясь спа­сшись через окошко. Подданные его отказались
ЗУ7
снабжагпь Португальцев припасами, и это произ­вело войну. Начальник Португальской эскадры, Менезес захватил трех туземных старшин, двум из них отрубил правые руки, а третьего отдал на разтерзание двум огромным соба­кам. Приведенные в ярость, туземцы обложили крепость и морили гарнизон голодом. Порту­гальская летопись «говорит, чшо для освобождения надобно было победить 30,000-ю толпу туземных воинов, а после такой чудесной победы, царя Тернатского отправили в Индию—обращать в христи­анство. По успехи непродолжились. Царь Тернатский, возвращенный из своей ссылки, был заре­зан генерал-губернатором Лопезом Мерквито, и Бабер, сын несчастного царя убежал в горы со всем своим народом. Началась война. В 4580 году, Баб-Улла, царь Тернашский, успел изгнать Португальцев, и принудил их убежать на Амбоин, где за пол-столетия прежде св. Франциск Ксаверий начал проповедь Евангелия.
Около этого времени Голландцы появились в Индии, под начальством Пешербота, первого ге­нерал-губернатора Батавийского. Они победили Португальцев и Англичан около 4620-х годов, утвердились на Молукских островах, учредили здесь свою систему администрации и торговли, которая, несмотря на недостатки, простояла це­лые столетия и едва только начинает изменять­ся в наше время. Царь Тернатский принужден был ехать в Батавиа и там подписать трак­тат, которым обязался уничтожить в своихъ
и
Il
348
владениях мушкатные и гвоздичные деревья. Тогоже потребовали и от Тидорского царя. Наградою за такое пожертвование была первому пенсия в 70,000 ливров, а второму в 13,000 ливров.
После сего, с той эпохи, когда Стефан Фергайер и вице-адмирал Иаков Гемскерк заклю-. чили первый трактат с оранг-каиями, то есть, с первых лет ХѴП-го столетия, до конца ХѴШ-го, Голландцы бесспорно владели островами Пряностей, и уделяли Европе ежегодно такое количество их произведений, какое находили вы­годным для своих торговых учетов, оставляя без внимания жадность на излишнее требование их. В течение двух столетий, Голландцов тревожили только некоторые местные беспокой­ства, но ловкость генерал-губернаторов Рота, Реинста, Коена и Фан-Диемена умела укрощать их силою и убеждениями. В 4796 году начались тревоги гораздо значительнее—явились. Англичане, и от имени Штатгальтера овладели всеми Мо­лукскими островами, Амбоином, Банда, Буру. Только Тернаш удержался против них до 1804 года. На все время, пока продолжалось владыче­ство Англичан, плотина монополий, воздвигну­тая с таким трудом, с такими пожертвова­ниями, была уничтожена. Принимая дело в обо­ротном смысле, Англо-Индийская Компания, вы­везла с 1796-го по 4 798 год 817,342 Фунш. гвоздики, 93,742 Фунта мушкатного ореха и 46,730 Фунтов мушкатного цвета, несчитая еще здесь частных вывозов. Трактаты 4 84 Я и 484 5 гг.

ЗД9
возвратили Голландцам, вместе с их Малай­скими владениями, все места на Молукских остро­вах. Каков-бы нибыл дух предприимчивой ко­лонизации, показанный Англичанами, должно согла­ситься, что Англичан никогда недостанет на эту настойчивость, на это строгое и хладно­кровное отеческое правление, на эту местную опытность, на эту свычку с умною экономиею, на все то, что сделало Голландцам возможным обладание здешними архипелагами отдаленными, от всякого пути мореплавателей по здешнему Океану. Молукские острова затруднили-бы Англи­чан, но они всегда будут полезны Голландцам, если только Голландия продолжит преобразова­ния, началом которых одолжена была она умно­му здешнему правителю Фна-дер-Капсллепу.
Конец ѴиП-й части.

© и и © а и а us
рисунков, принадлежащих к вось­мой части Всеобщего путешествия.
»
Листы, ШиобразК' ѵ
ОСТРОВ ВАНИКОРО.
I
304. ( Лист CLIV ). Селение Маневай на остр. Ваникоро (ч. FHI, стр. 30).
306. (Лист CLV). Дикарская лодка островитян (стр. 5 1).
CLVI. 307. Дикари Ваникорские (стр. 49).
308. Валие, алигуи Вануский, и Моембо, арики и / жрец Маневайский (стр. 20 и 30).
CLV1I. 309. Залив Маневайский (стр. 48).
310. Памятник, поставленный Дюмон-Дюрви­лем Лаперузу в Маневаи (стр. 33 ).
CLVIII. 311. Долиб атпца, или место складки оружия, со­вещаний и молений Ваникорцов (стр. 61).
312. Шлюпка Астролябии, достающая из моря разные вещи, на том месте, где погиб Лаперуз ( стр. 29 ).
CLIX. 313. Дикари Ваникорские (стр. 49).
314. Ваиикорский манер тереть таро (стр. 50).
Il
Листы. Изображ»
CLX. 315. Гибель Лаперузова корабля, по рассказу Ваникорцов (стр. 40).
ОСТРОВА СОЛОМОНОВЫ.
316. Лодка дикарей Арзацидских (стр. 96).
НОВАЯ ИРЛАНДИЯ.
CLXI. 317. Гавань Картерета (стр. 157).
318. Водопад в гавани Праслена, на остр. Ламбоме (сшр. 159).
CLXIL 319. Агвада, или место налития водою в гавани Картерета (стр. 157 ).
320. Дикари, живущие близ гавани Картерета ( стр. 162).
CLXIII. 321. Кайман, на остр. Кокосовом, близ гава­ни Картерета ( стр. 162 ).
322. Лодка дикарей, живущих близ гавани Кар­терета (стр. 162).
ОСТРОВА АДМИРАЛТЕЙСТВА.
CLXIV. 323. Остров Вендола (стр. 161).
324. Дикари Вендольские (стр. 166).
НОВАЯ ГВИНЕЯ.
CLXV. 325. Хижины дикарей в селениях Дореи, Куаа и Мана-Суари ( стр. 209 ).
326. Дикари в окрестностях Дорси (стр. 235, 241 ).
CLXVI. 327. Кузница дикарей Дорейских (стр. 214).
328. Мужчина и женщина в Дореи ( стр. 235,
214 ). '
CLXVII. 329. Похоронный пир Дорейцов (стр. 212).
330. Самец и самка парадизок, или райских птичек ( стр. 207).
ni
Лмстм. И.иМраж,
CLXVIII. 331. Жилища Арфаков, в окрестностях До­реи (стр. 228, 234).
332. Могила и надгробные памятники Ново-Гви­нейские (стр. 211 ).
CLXIX. 333. Лодка Ново-Гвинейская (стр. 212).
334. Колония Голландцов в Дурга, близ мыса Вальша ( стр. 248 ).
ОСТРОВА МОЛУКСКИЕ. ♦
CLXX. 335. Часть крепости Защита, и жилище Гол­ландского Резидента в Кайели, на остр. Буру (стр. 3 16).
336. Военная пляска Анблуйских островитян ( стр. 318)
CLXXI. 337. Мечеть Каейльская (стр. 3 I 6 ).
338. Вид гавани на остр. Амбоипе (стр. 321).
CLXXII. 339. Малайская девушка, Малайский солдат и Малаец, на остр. Амбоине ( стр. 323 ).
340. Кампоне 3 или Китайский рынок на Ам­боине ( стр. 323 ).
CLXX11I.341. Батц-Г адяиа, загородный дом Губернатора
Амбоинского ( стр. 326 )■
342. Площадь Амбоинская, и ученье тамошних солдата. ( стр. 323 ).
ОСТРОВ ЦЕЛЕЕЕС’Ь.
CLXX1V. 343. Караван путешественников по дороге изъ
Манадо в Тондано (сшр. 287).
CLXXV. 344. Город Манадо и тамошняя крепость ( стр. 285 ).
345. Военная пляска Томогонских Гарфуров ( стр. 295 )•
CLXXVI. 346. Манадский водопад, вблизи озера Тондано ( стр. 290 ).
347. Видь города Тондано (сшр. 291).
IV
Лпсипм, Изобра-хк.
CLXXVII. 348. Прогулка по Тонданскому озеру (стр. 294).
349. Бабирусса и Сапиугпанг (стр. 288, 289).
CLXXVI1I. 350, Дом Голландского Резидента в Тондано, построенный на манер Гарфурский (стр. 292).
351. Гарфуры Томогонские, и регулярные солдаты из Гарфуров (стр. 294).

О Г Л А В Л E HI E
ВОСЬМОЙ ЧАСТИ.
ВСЕОБЩЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. Океания'острова Ваникоро^ Нитендиj Сололгоновы^ Новая Ирландия Но­вая Британия j Новая Гвинея^ Уиузиядские» и возвра­щение в Малезию: Цвлсбес и Молукские острова.
ГЛАВА LXXVI. Остров Ваникоро, История. Ноеибелв •Лаперуза. История экспедиции Лаперуза — Лессепс; погибель .экспедиции. Изыскания Дантркасто. Мысль Дюмон-Дюрвиля — отправка его» Известия Дилло­на — путешествие его из Индии, находки на Вани­коро, прибытие ио Францию. Дюмон-Дюрвиль у Ва­никоро — изыскания; открытие места Лаиерузовой погибели; болезни и опасности; памяишнв Да перузу. Мысли о Лаперузовых спутниках. Посылка
Ле-Гоарапа и малый успех его экспедиции 7
ГЛАВА LXXVII. Ваникоро. Гсоерафия и нравы. Откры­
тие Ваникоро. Посещение Европейцами. Положение, жители — одежда их, пища, жилища, лодки, рели­гия, лзыкь, число Й7
ГЛАВА ХиХХѴИХХ. Нитенди или Сантп-Круз; Тупуа
Миндана j Дуфф.) Та у.-и ако. Свидания и мены с ди­карями Нитенди — старшина Мамбо; неприязнь ди­карей ; колдун; неудачная прогулка ; отплытие. — История Ииииендн — Миндана и мысль колонизации.
VI
Стран.
бишвы и неудачи Испанцев. Картерет — высадка и битвы. Данипркасто и сношении его с дикарями. Диллон — странный зуб дикаря. Описание Нитемди и окрестных островов — Тупуа, волкам Тинакорский, Миндана, Таумако — рассказ Квироса. 5» ГЛАВА ЬХХИХ. Острова Сололюновъи. Остров Сезарга — свидание и ссора с дикарями. Остров Арзацидовъ— дикари. Остров Бука. Прибытие к Новой Ирлан­дии. — История островов Соломоновых — откры­тие Минданом; имена, данные им; свидания и не­приязнь с дикарями. Посещеаие Картеретом и Бу­генвилем. Сюрвиль — битвы; дикарь Лова и рассказы его. ИПортланд и Даишркасто. Другие мо­реплаватели ■ 90
ГЛАВА LXXX. Острова Сололюновы. География. Исчи­сление островов, время открытия, положение, вид и прилежащие мели и купы земель
ГЛАВА Х.ХХХИ. Архипелаг СоломОнОаЗ, Остров Побие­ния. рассказ Американца Морелля. Открытие остро­вов, свидание с дикарями., дружба и ссора. Избиение экипажа Американского. Возвращение Морелля. Но­
вые битвы. Приключения матроза Шау. Замечания о жителях куп 138
ГЛАВА LXX3ÏÏ. Новая ИЛрлан.и>и:и} Новая Британия и Окрестные острова. Гавань Картерета^ залив Праслена — водопад, прелесть места., произведения, ди­кари, крокодил. Осипр. Амакаша, Новая Британия., Адмиралтейства — остров Вендола. Плавание к Новой Гвинеи. — Обозрение Новой Британии, Амакаша, Новой Ирландии, Нового Ганновера и окрестных архипелагов и островов — время открытия^ вид, положение. рассказы Шушенл, Тасмана, Дампиера, Картерета,-Бугенвиля, Маурелля, Даитркасто, Дюр­виля » 137
ГЛАВА LXXXIII. Лоаая ГвинеяЛуаилда и окрестные Острова, Переход к Новой Гвинее — острова и земли; жители Доремской гавани 3 пиастры п рай­ские плии'ики; прогулка по берегу; жилища дикарей, религия, поминки, кузница. Остров Вайгиу. Ошбы-

VII
Стрчц,
ииие к Молукским островам. Новая Гвинея — Ис­тория — Португальцы, Испанцы, Голландцы, Англи­чане H' Французы, посещавшие ее. Дюперряй и Дюр­виль — выписки из Дюрвилева журнала. Пану и Лрфаки или Гарфуры — их отношения между со­бою. География — жители, нравы, язык. Дузиядская купа — история и география. Острова Салавашши — разбои жителей. Остров Вайгиу—пребывание Фрейсиие и Дюпёррея —разсказ Дюрвиля. Остров АйуБаба — старшина Моро. Мелкие купы 19*
ГЛАВА LXXXIV. Ли<хл/?згл. Целебесе, Плавание к Целе­
бесу — вид острова; мыс Коффин, гавань Мападская» Разлука с Пепдлешомом. План обозре­нии Малезии и Австралии. Город Манадо. Прогулка к озеру Тондано. Горная дорога. Бабируссд и саигиушавг, водопад, селения и Гарфурский город — празднества, нравы, религия, управление. — Отбытие от Целебеса. География его, деление, положение зе­мель, произведения, жители, МакасСарцы и Бугийцы— сложение, пища, нравы, управление. История Целе­беса... . 280
ГЛАВА Х.ХХХѴ. Малязия. Остро» et Молукские, Прибытие к Тернашу и Тидору, описание их, исчисление дру­гих островов, Молукских собственно, Остров Буру — Кайели, пляски жителей. Остро к Амбоиигь — вид его, крепость, Малайский отделъ^ Ки­тайцы и базарь их. Бату-ГадЖа, прелесть места, произведения, посещение Малайцов. Эолова арфа.
Мушкат и гвоздика— монополии, управление. Ост­ров Церам -* Гарфуры. Остров Банда — мушкатная торговля. Колонисты. Остальные острова Мо­лукские, История архипелага Молукскаго 312
Описание сорока семи рисунков, принадлежащихъ
к восалюи части Всеобщего Путешествия®. и






«Lld’-Ù-*






1
/// r ///b.








I
. д-/''/Z/' ’Z/л f ’/7У.



J .


АУ/ Г













, /ЖЖ






.Ли/чп». t'^AA.
















Sf e'Wft