Всеобщее путешествие вокруг света. Часть IX. ОКЕАНИЯ: (МАЛЕЗИЯ) ОСТРОВА ТИМОР, БОРНЕО, ЯВА; АВ-СТРАЛИЯ (НОВАЯ ГОЛЛАНДИЯ), НОВЫЙ ЮЖНЫЙ ВАЛЛИС. [Жюль Дюмон-Дюрвиль] (doc) читать онлайн



Всеобщее путешествие вокруг свъта,
Содержащее извлечение из путешествий известнейших доныне мореплавателей, как-то! Магеллана, Тасмана, Дам- пиера, Ансона, Байрона, Валлиса,Картерета; Буген­виля, Кука, Лаперуза, Блея, Ванкувера, Антркасто, Вильсона,Бодена,Флиндерса, Крузенштерна, Портера, Коцебу, Фрейсине, Биллипгсгаузена, Галля, Дюперре, Паульдинга, Бичея, Литке, Диллона, Лапласа, Морелля, и многих других,
составленное
Дюмон-Дюрвилем,
капитаном французского королевского флота,
с присовокуплениемъ
карт, планов, портретов и изображений замечатель­нейших предметов природы и общежития во всех частях света, по рисункам Сснсона, сопровождавшего Дюмон-Дюрвиля в его путешествии вокруг света.

Часть девятаяю

Москва.
в типографии Николая Степанова.
1837
печатать позволяется,
с тем, чтобы по отпечатании представлено было в Цензурный Комитет надлежащее количество экзем­пляров. 1837 года.
Цензор Д. Перевощиков.
Океания: (Малезия) острова Тимор, Борнео, Ява; Ав­стралия (Новая Голландия), Новый Южный Валлис.


МАЛАЗИЯ. ОСТРОВ ТИМОР.
Сильва наша оставила Амбоинскую гавань 10-го Сен­тября. После нескольких утесов и низких ост­ровков, которыми усеяно здешнее море, мы по­шли около острова Тимора, и на следующий день остановились в главном его заливе, Купангскам, известном также под именем Бабаоского. Это обширная впадина, кажется, неменес 5, или 6 льё углубления, при 5-х, или 4-х ширины. Открытая к западу, оиа безопасна только с начала Мая до конца Октября. Но мере шего, как углубляетесь во внутренность этого бассейна, земля высится и выдвигается амфитеатром. Берег развивается но немногу очерком зеленеющих приморьев, по­крытых кустарниками, из коих выставляются купы великолепных кокосов. Голландская кре­пость Конкордия, с своими стенами, и налево не­большое Малайское селение, разделяемое речкою,
8
дополняют картину, удовлетворяющую зрение общностью и подробностями. По средин залива находится низкий остров, именуемый Кеа, окру­женный подводными каменьями; он необитаем, как равно и два другие острова, Тимур и Буру, находящиеся па В. от мыса Пакула, в ИО. В. ча­сти залива.
Должно еще заметить широкую груду корал­лов, известную у Малайцов под именем Менниш. Через полчаса после нашего прибытия, ял бриг- га был уже у пристани Конкордийской крепости. Со стороны моря крепость эта имеет природ­ную ограду утесов, а с сухого пуши у ися сте­на, защищающая ее от всяких нападений тузем­цев. Но расположение местное легко может по­корить ее высадке хорошо устроенного войска. При большом приливе можно выйдти подле са­мой крепости, в бухте, находящейся у входа в залив. При малом приливе надобно пристать к приморью. Разделяемый на две части рекою, че­рез него протекающею, Малайский посад имеет сообщение между двумя речными берегами по мосту, деревянному, но прочно построенному. Голландская крепость от него па запад, а Китайский посад на восток. Сотни с две домов, там и сям, без порядка, без всякого плана разбросанных, составляют Малайское отделение. Почти все они построены из дерева, либо из пластин бамбука, и состоят из одного этажа, возвышенного двумя ступеньками от земли. Внутренность носада так- же в зелени, как будто лес и поле. Манглиеры и
9
огромные Банианские фиговые деревья образуют сверх каждой улицы непроницаемые листвяные своды. Ош эшего происходит для домов по обо­им сторонам улицы усладительная свежесть, не­оцененная благодать в экваторной полосе земель.
Два дня могли мы посвягпить на обозрение Ти­мора. Паш эстаФетный бриг едва давал время пассажирам своим дохнуть береговым возду­хом. Надлежало довольствоваться тем, что Ку- панг и его прибрежье представят самого любо­пытного, а в остальном ограничиться описания­ми, какие один за другим составляли Перон, Го- гендорп, Фрейсине. С первой прогулки нашей во внутренность земли, мы должны были сожалеть, что у нас мало времени для обозрения областей, столь богатых прекрасною растительностью. Ве­личественные пальмы, кольчатые ареки, с их красивыми плюмажами, только в промежутках по­зволяли видеть весь ландшафт, но что успевали мы разглядывать, то состояло из восхититель­ных и различных положений. В самых окрест­ностях посада, на долине более открытой, за­метили мы Малайское кладбище, составленное из маленьких каменных памятников, в роде Рим­ских тумулов. Форма их, казалось, различается смотря по важности покойника. Тут составляла она четыреугольную, сверху срезанную пирамиду, с внутренним сводом и с четырьмя пирамид­ками (pyramidions) по углам; здесь памятником был просто камень, с кольцом посредине; далее являлся род площадки, составленной из двухъ
10
уступов, с каким-то украшением сверху, из камней, загибаясь на углы; ипд простая хижинка, с дверью по средин, возвышала свои наклоненные кровельки, а еще отдельно, на холм, объемля боль­шое пространство, представлялся взорам квад­ратный голбец, из камней, с огромными контро- Форсами, чтобы придать ему тЪм большую проч­ность.
Вс окрестности Купанга украшены огородами и садами, большею частью расположенными по бере­гам ръки. Сюда богатые жители Купанга удаля­ются для скрытия себя от прибрежных жаров. Принятые в одном из таких убъжищь, мы дол­го удивлялись всему, что тут собрано прелестей природы и прихотливых удобств роскоши. М- спиечко это находилось в прелестной долин, око­ло льё расстоянием от города. Множество деревь­ев, одни обремененные цвъгпами, другие плодами, облагоуханный воздух, вода, журчавшая и скользив­шая по гранитным утесам, въиперок шслесипив- ший между листьями, воркованье горлиц, крики по­пугаев и плъшивых калао—все способствовало пре­лести этого очаровательного уединения. Ръка, ого­роженная занавъеами высоких бамбуковин, походи­ла на залу купальни, гд владъипели окрестностей пъжатся в долгие часы зноя. Посл купанья ц- лым семейством, они ложатся на рогожки, в ип- пи померапцовых и тамариндовых рощей. Тут, с бетелем во рту, сибариты Тиморские засыпа­ют, обмахиваемые молодыми невольницами, защища-
il
ющими дремоту их от докучных насекомых, при пособии латаньеровых опахал.
Дом, который пригласили нас после того по­сетить, расположен в конце длинной аллеи, па­раллельной с рекою. Аллея к дому явилась нам широкая и усыпанная песком; она примыкала к пруду, четвсроугольному и наполненному превосход­ною рыбою. За тем увидели мы широкий перо- стиль, поддержанный колоннами, верх которого об­разовывал род Китайского киоска, живописного и красивого. Потом следовал двор, и наконец са­мый дом, окруженный двумя рядами внешних гал­лерей, с полом и красивыми тростниковыми стуль­ями. Сад и дом, со всеми его принадлежностями, составляли обиталище богатой Малайки, вдовы од­ного из туземных владетелей. Это была женщи­на уже старая, несколько тучная, но не потеряв­шая от того ни благородства, ни величия. Одетая богатыми передниками, она вышла к нам с тол­пою молодых девушек, покрытых белыми тка­нями и с волосами заплетенными на верхушке го­ловы. Несколько невольников, в белых куртках и шароварах, казалось, ожидали только приказа для начатия услуг. Едва только сели мы в гал­лерее, посреди деревьев, цветов, журчащих и бьющих вод, все невольники и невольницы засуе­тились об угощении, которое следовало нам пред­ложить. Оно было принесено так скоро, что по­ходило на волшебство. Сахарные закуски на Китай­ских подносах, чай, конфскшы, плоды, эссенции, в одно мгновение обнесли всем гостям, между темъ
12
как царица дома, владетельница этого истинио-цар- ского увеселительного жилища, распоряжала всем, с самою вежливою заботливостью.
После угощения, нас поподчивали различными увеселениями. Молодые девушки явились в прелест­ном костюме; черные, намасленные их волосы, со­бранные на голове à la grecque, поддерживались зо­лотыми булавками; в легких передниках своих, упадавших до половины ног, живые и проворные, они подобились воздушным сильфидам. Молодые невольники, стройные и красивые, смешались с толпою девушек, и праздник начался, сперва пе­нием, потом плясками. Пение, медленное и однооб­разное, одушевляла какая-то гармония, проникавшая в душу. Пляска женщин состояла из прелест­ных оборотов, где выказывались роскошные и гибкия Формы тела. Пляска мущин была в воен­ных пантомимах, примерных битвах, иногда переходивших в какую-пю дикость. Мы видели потом Тиморский турнир па лошадях, где со­перники гнались один за другим во всю прыть, устремивши вперед копья, останавливаясь и увер­тываясь в ту минуту, когда удар был неизбе­жен и ужасен. Странен и страшен вид Ти­морских всадников, когда они на прекрасных ло­шадях, складом своим напоминающих знамени­тых лошадей Арабских, в белой, волнующейся по ветру куртке, обвернувши голову платком, из под которого вьются длинные косицы волосов, с руками, перепутанными в кольцах, с копьем в одной, с щитом в другой руке, сжимая но­
13
гами коня, ища соперника, убегая от него, стал­киваясь с ним, взмахивая друг па друга копьями, мчатся по арен! После всадников явились Омбай- ские дикари, с соседнего острова, снабжающего Тимор рабами.
Эти люди одегпы были в костюмах своей сто­роны. Волосы их, взбитые на головах пуками, на подобие Океанийцев, украшаются с верху ветвями напороши, в вид эгретов; грудь и спину защи­щает двойной щит, в вид кираса, между шем как левою рукою держать они третий щит. С нереди щит оканчивается к горлу ошейником, а у заднего к верху ицишок, охраняющий от внезап­ного удара; у щита в руках вырезка, чтобы зрению оставаться свободным, когда притом ли­цо сражающагося защищено. Один из Омбайцов был вооружен Малайским кинжалом, или кри, а другой копьем с зубцами. Быстро устремлялись сражавшиеся друг на друга, угрожая поразить один другого и увертываясь от ударов. Эгпи военные игры вдруг переходили из одиночного поединка в маленькую общую битву, военные маневры. Сдви­нувшись в два ряда, воины изображали людей, ти­хо идущих на открытие неприятеля. И вдруг, как будто они открыли его, с воплем все устремля­лись вперед, производя смешенные и продолжитель­ные клики.
ii I
Наступил вечер, и место праздника освейтли огнями. Сто зажженных Факелов держали неволь­ники, как будто неподвижные канделябры, вокруг сшыи залы. Музыка усилилась, и состояла уже изъ
14
50-ши, или 60-ши гумгумов и тамтамов, дале- , ко разносивших свою грозную гармонию. Танцов­щики явились снова, с короткими передниками, без оружия, без щитов, украсивши головы и ноги листьями лашаньера и цветами малаши. Разнообра­зно плясали они при гром оркестра и хор при­сутствующих. Род балетмейстера устанавливал их пляску, то ускоряя, то замедляя меру. Эти но­вые пляски изображали охоту и разные гимнасти­ческие упражнения. Движения были медленны, по пиа- кия кривлянья их сопровождали, что вскоре плясу­ны задохлись и покрылись пбшом. В междудъй- ствиях молодые невольницы, одетые в синих и красных передниках, подносили нам на боль­ших плато разные плоды, сахарную стряпню, чай, ликеры, щегольски расставленные в корзинках.
Приглашенные па праздник, окрестные раджи прибыли довольно поздно, с своими подругами, ме­жду которыми можно было заметить прелестных женщин. Вс эти раджи были красивые мужчины, с важным видом, одетые в платья с развода­ми и цветами. Каждый сидел па камышевом сту­л, имея перед собою маленький столик, на ко­тором стояла коробочка с бетелем и арсковы- ми зернами. Сзади каждого были его подчиненные, свита, из людей опрятно одъипых, с длинными пиками в руках, под начальством майордома, которого легко было распознать по палке с се­ребряным шариком, доказательств власти его повелителя. Наконец, по сторонам у раджей, на седалищах гораздо ниже, находились жен­
15
щипы, полузакрытые, по случаю праздника вышед­шие из своих гаремов. Женщины знатнее были закрыты гораздо тщательнее простых невольниц. Передник, сходивший у них до самых ног, был прикрыт еще длинным платьем, ниспадавшим до половины ног и застегнутым на пояс золо­тыми булавками. Все это было надушено эссенциями и пахучими маслами. От платьев веяло бензуелщ и сандальным деревом. Кроме того, женщины же­вали даже какъуЪет, придающий дыханию приятный запах. Страсть к благовониям простирается до того у здешних женщин, что они устилают по­стели свои пахучими цветами, вьют из них вен­ки, ожерелья, запястья. Не только украшение со­ставляют у Малайцов цветы, но образуют еще особенный немой язык. В манере, каким завязан цветок, или листок бетеля, есть значение, изве­стное в язык любовников.
Мы оставили наконец увеселения, достойные Тысячи одной ночи, уже позднею ночью. Когда на­стало время прощаться с хозяйкою, тридцать её служителей отделились от других, взяли новые смолистые Факелы, и образуя из себя два светя­щие ряда по дороге, провожали нас таким обра­зом до Купанга.
Впрочем, только этим и ознаменовалось пре­бывание наше в здешнем заливе. Мы не могли, как хотелось-бы нам, следовать дорожнику Псрона во внутренния области Тимора, и поверишь справед­ливость его замечаний, вообще носящих характеръ
16
романический. Вот краткий очерк того, что ка­жется положительным в его исследованиях:
В С. 3. части Тимора находится Португальское заселение Делли, гавань на юг от острова Кам­би, куда проход довольно опасен. Манатами так­же Португальское заселение, в 80-ти милях от Делли, и, вероятно, то самое, которое Дампиер означал под именем Купанга. Гавань Сикаколе еще заселение на этом берегу, подверженное опасности от С. ветров, и с трудным входом.
В миле на В. от Купанга, в окрестностях его обширного залива, находится Оба, красивое ме­стечко, за которым следует песчаная долина, весьма обширная, называемая Passer Panguian, и продолжающаяся до устья реки Осапа. За тем являются Калапра, Лима, и наконец Осапа-Кипг- киль, важное заселение, против которого прости­раются на море два низкие острова, покрытые палстювьерами. Дорога идет потом среди пре­лестных кокосов, увенчанных лианами, до Осапа- Бессас, населенного 400 жителей, между коими счи­тается несколько Китайцов. Перейдя сию точку, находите дорогу уже не столь неровную. Тут встречается Нонсуис, где разводят прекрасней­ших и самых быстрых здешних лошадей. Бро­дя днем на свободе, они бегут вечером в ко­нюшню по голосу пастуха своего, и эти коноводы сущие центавры, ездящие без узды и седла. Далее находятся: Меинки, с 300-ми жителей; ручьи Та- русс и ПаннеуДснои (последний почитается свя­щенным, но причине обитающих в нем кроко­
17
дилов); Но баки и Панамутпги, маленькия селения; Цебелло, где начинается обширная долина, идущая до гор Амс/)оа, скверной цепи залива Купангского; Вабао, откуда идут болота, копчащиеся только подле городка Олииама. Этот городок собрание просторных и прелестных хижин, сквозных и опиененных большими деревьями. Здесь видел я— говорит Неронъ—семейства, живущие, под властью нескольких стариков, совершенно патриархаль­ными нравами. Женщины прядут бумагу; мужчины плетут корзинки; дети, уже взрослые, карабкают­ся по деревьям, между тем, как самые маленькия, лежа в бамбуковых люльках, качаются под тенью растительных громад.
В Олинама, Пероп и его товарищи убили кро­кодила, чучела которого находится в Музее Сада Растений (Jardin-des-Piantes). Крокодил на Тиморе, как в Египте, животное священное. Цари Ти­морские происходят от крокодилов, и все знат­ные люди, более или менее, родня крокодилу. Вос­ходя на трон, царь приносит жертву свою зем­новодному чудовищу. В известном месте кла­дут припасы, до которых крокодил жаден, и животное, па известный звук, является в этом месте. Говорят после сего, что крокодил пови­нуется призыву царя, и торжественно показы­вают его народу. Все эгпо можно назвать невин­ною глупостью, но худо то, что этим дело не- кончается. За пожранием припасов следует при­ношение в жертву молодой девушки, которую обрекают на съедение речным крокодилам. Убрап-
Ч. IX %
18
ную цветами и одетую в лучшее платье, по во­ле, или по неволе, влекут несчастную на каибла, место погибели, где крокодилы схватывают и уносят ее па дно реки. Малайцы уверены, что чистота нравов должна быть необходимым усло­вием для жертвы, и говорят, будто однажды крокодилы вынесли из реки одну молодую девуш­ку, непричипивши ей вреда, именно за несоблюдение означенного условия. Пока крокодилы пожирают жертву свою, па берегу приносят в честь их рыжого борова.
При таком почтении к крокодилам, можно представишь себе отвращение туземцов от сме­лых охотников, убивших священное чудовище в его болотистом царстве! Псрон рассказы­вает, что по возвращении с охоты, все обита­тели Бабао убегали от него >?н товарищей его, как от людей поганых. « Царь ожидал нас — говорит он — и едва увидел издали, то отпра­вил к нам одного из своих офицеров, чтобы заставить пас положишь под деревом, далеко от дворца, святотатственное бремя, нами несо­мое. Мы изумились, увидя, что все любопытные, окружавшие нас в течение двух прошедших дней, поспешно бежали теперь от пас. Сам раджа, хотя принял нас с своею обыкновенною ласковостью, но нсхоилел приблизишься к нам, пока предварительно мы не будем очищены. Об этом предупредили пас и указали нам на дупло дерева, куда должно было нам засесть и вытер­петь надлежащее по обычаю омыванье тела. Такая
19
церемония вовсе нам не нравилась, по избежать её было невозможно. Все Малайцы, мужчины, жен­щины, дети, составили кружок около нас, и не­смотря на правила Европейских приличий, нам надлежало раздеться до-пага. В дупло мог по­меститься только один человек, и мы, я и гн Лесюёр, сменялись поочередно. Двое невольников принесли огромные сосуды с водою и вылили их на нас; таким образом, каждому из нас до­сталось по 20-ти кувшинов. Пока нас полоскали и очищали, один Малаец поднял на длинную бамбуковину наше платье, и с величайшею осто­рожностью, чтобы нсдогпронугпься им ни к кому, окунул его в ближнем Фонтане. Убедившись, что после всего этого мы уже порядочно очисти­лись, раджа выдал нам большие туземные перед­ники, в которые мы оделись. Тут все подошли к нам без опасения, шутя над повою нашею одеждою, и с удовольствием называя нас оран малайо (Малайский человек). »
После краткого пребывания в Олипама и Бабао, Перон и его товарищи возвратились в Купанг. Тут более верные и многочисленные сведения до­полнили, что было в замечаниях его ошибочного и неверного.
Тимор находится между 8° и 11° широты южной и 121 — 124° долготы восточной. Изме­ряемый по самой средине, он являет протяжение 75 миль в длину, при 16 — 17 милях ширины. Возвышенный асор, он представляет немного мест для пристанища, ибо море чрезвычайно глу- *
20
боко даже у самых берегов его. Западная, более известная сторона, имеет пристани в Купапге, Лифно и Делли, а южная в порт Амакари, отку­да Голландцы вывозят свой строевой лес. В противоположность другим островам Суматрской цепи, протягивающимся от С. 3. к 10. В., его протяжение от ИО. 3. к С. В. во всю длину. Поверхность острова состоит из высоких, ле­систых гор, пересекаемых волнистыми, пра­вильными теснинами. В южной части горная цепь, называемая Aiufioa и Фсипелеу, кажется, состав­лена совершению из известняка и мадрепоров. По бокам гор текут золотоносные источники. Почва, почти везде обильная, представляет в разных местах меловые, беловатые долины, пе­ремешанные с тучною глинистою землею (terre glaise), подобно Каррусам па мысе Доброй Надеж­ды.
Сообразно всем междутропиковым землям, на Тиморе два годовых времени, изменяющихся сде- дуя муссонам — время сухое, от Мая до Ноября, и время дождливое, от Ноября до Мая. От вре­мени до времени дают себя чувствовать земле­трясения, пспричиняя впрочем опасности жите­лям. Как об явлении природы, довольно стран­ном, рассказывают о высокой горе в области Аманубангской, при подошве которой находится отверзшие, 10 — 12 Футов окружностью, откуда вылетает столь сильный ветер, что к нему подходить небезопасно. При постоянной перемене сухости на влажность и обратно, климат, мо-
21
жегл быть, здоровый во внутренних областях, нездоров по берегам. Поносы свирепствуют здесь с убийственным упорством, даже между туземцами, и жестокость их такова, что при дальнейшем усилении болезни, опа почти вовсе неисцелима.
Природные богатства Тимора многочисленны и разнообразны. В царстве ископаемом должно упо­мянуть о золотых и медных рудниках, чрезвы­чайно богатых, находящихся подле Делли, Лдс и Маншошо. Но, вероятно, что туземцы не знают разработки для сего земель, и следственно, все по­лучаемое здесь количество золота и меди происхо­дит от промывки металлоносных речных пес­ков. Тиморская медь, смешанная с золотом, дает род сплавки (soua), сшолько-же превосходной, как и состав Японской меди.
Между растительными произведениями первым должно поставить сандальное дерево, главный пред­мет вывоза отсюда. За тем следуют: бамбук, которого такое обилие, что он образует непро­ходимые леса; лашаньер, листья которого служат для выделки парусов туземным про, или лодкам; банан, с его сладким, мясистым плодом; ко­кос, самое всеобщее произведение между тропика­ми; Китайский померанец; маягиер, с его плода­ми шерпеншинного вкуса; пампльмусс, папайер, гранады, аишпы, жакьеры, карамболи, жамбозы, би- лимбишы, евгении, замечательные красивостью ли­стьев; саговое дерево, даинпы, арек, тамаринд, шековос дерево, розы, акации, мимозы, фиги, и нако-
22
нсц — казуарина и хлебное дерево, напоминающие еще природу Океанийскую. Все эгпо произрастание принадлежит уже центральной Малезип, богатое, обильное, плодотворное, не исключая ничего, при­надлежащего здешней стороне. Исчисление земле­дельческих произведений также может быть весьма обширно. Сарачинское пшено, маис, пашашы, хлопчатая бумага, табак, сахарные трости, ко­фейное дерево, какао покрывают поля. Индиго обыкновенно па Тиморе, но способы приготовления его весьма несовершенны. Взращаюш здесь также жиираумонъи, иньямы, ананасы, арбузы, пусковую ды­ню. Растения огородные, медицинские, ядовитые — бесчисленны.
Неменьше богато животное царство. Нигде пет такой бездны обезьян. Тиморцы ездят за ними на охоту, бьют их и едят их мясо, будучи до него большие охотники. Восточный 25
какаду, лори, красивые, покрытые блестящими перьями попугаи. Кром крокодила, столь уважае­мого здесь, находится еще множество опасных премыкающихся — змей, укушение которых ядови­то, скорпионов, тысяченожек, и тем более опас­ных, что они подкрадываются незаметно. Чере­пах обилие около берегов — огромных (franche) ловят для мяса, которое Малайцы почитают весьма здоровым; других добывают для их черепа. Из насекомых надобно упомянуть о бе­лых мошках и саранче, прилетающей тучами с юга и все опустошающей на пуши своем; бабоч­ках, прелестнейших цветов; диких пчелах, которые кладут мед свой в больших деревьях и доставляют превосходный воск, один из обильнейших предметов вывоза. В реках и море ловят вкусную рыбу, немного жемчугу, по­средственной доброты, устриц, и раковины, от­менно красивые. Раковых пород и черепокож- ных находится здесь также весьма обильно, но всего более возбуждают любопытство на здеш­нем мадрепоровом берегу количество и разно­образие живых зоофиниов (животнорастений) — мириады, переходящие постепенно до окаменелостей. Все утесы подводные, как будто раскрашены неж­ными, чистыми красками их, и между всеми от­личается tubipora musica, с её бахромистыми, зе­леными кистями, образуя под волнами эти огром­ные, полукруглые массы, которые кажутся луга­ми зелени, растянутыми на коралловых основани­ях.
24
Четыре племени живут на Тимор: собспивенно- Тиморцы, отродье Папу, или ГарФуров; Малайцы, занимающие прибрежья, и по всем вероятиям, давшие острову имя, под которым он известен (Тимор, по Малайски Востокъ}’, Китайцы, утвер­дившиеся при всех Европейских заселениях — на­стоящие жиды Индийских морей, и наконец Евро­пейцы — Португальцы и Голландцы.
Эти два народа столкнулись на Тимор в на­чал XVI 1-го столетия, пиак-жс, как сошлись они друг с другом на всъх Молукских островах. Бывши бесспорными властителями до 1615 года, в этот год Португальцы были изгнаны из Ку- панга Голландскою эскадрою. По завоевание Купан- га не было однакож полным очищением земли Тиморской от Португальцев. Прогнанные отсю­да, они основали заведение в Делли, устроивши сверх того заселения в Башу-Годи и Мапашугпи. С сей, столь уже отдаленной эпохи, мореплавание Португальцев день ото дня клонилось к упадку и никакое новое переселение неподповило с шъх пор здъшнего отдаленного участка, так, что из Тиморской колонии явился род метисов, ныне более Малайский, нежели Португальский. В Делли, за исключением губернатора и двух, либо трех чиновников, все жители смешанных поколений. Между Голландцами, более оживляемыми посред­ством частых экспедиций из настоящего оте­чества, образовалось также мешисское племя, но оно белее телом и красивее лицом метисов Португальских. Вообще теперь мешисское народо­
25
население властвует островом. Когда в 1801 году, Англичане отняли Тимор у Голландцов, здешние метисы перерезали Английский гарнизон. Снова завладевши здешнею колониею в 1811 году, Англичане удерживали ее до 1814 года, когда, в исполнение заключенных трактатов, надлежало опять уступить прежним владельцам.
Тиморцы складны и сильны, цвета черного и медного, с курчавыми волосами, которые красят в рыжий и черный цвет. У всех, мужчин и женщин, нос приплюснутый, от странного обычая придавливать его при самом рождении. Обычай этот, соблюдаемый между многими Оке­анийскими народами, не составляет еще всего сход­ства, коипорое замечают между Тимором и столь близкою к нему Австралией). Приветствие прико­сновением носа, татуаж насечкою, трение тела (massage), как средство целительное, обмен имени с чужеземцом, которого принимают как друга, все сии обычаи, замеченные и описанные на­ми на островах Полинезийских, находятся па Ти­море, с некоторыми изменениями, по так одпа- кожь, что их легко распознать. Тиморцы оде­ваются двумя штуками белой ткани, отороченной красным, 4-рс и 5-ть Футов длиною каждая, при 2-х Футах ширины; у богатых края вы­шиваются, и иногда, как доказательство величай­шей роскоши, к этому присовокупляют разные лоскутья цветные и два платка, обвернутые около головы. В военное время убираются пучками перьев, от самых красивых птиц туземных.
26
Величайшим украшением считают золотые и серебряные бляхи, и браслеты из раковин, по­хожих цветом на слоновую косгпь. При торже­ствах, цари и знатные украшают головы золо­тою повязкою, в вид полумесяца. Непосредствен­ные вассалы Голландцев носят большие сюртуки на манер Европейский. Жены знатных, редко яв­ляясь в публику, заметны золотыми и серебряны­ми запястьями, коралловыми ожерельями, медными обручами, которые надевают на руки и на ноги. Почти все тело у них бывает испещрено, или исташуировано маленькими черными точками, обра­зующими узоры цветов. Это производится иглою, острес которой обмакивают в индиго. Находясь дома, женщины закутываются в широкий кусок бумажной ткани, обвертывая его вокруг пояса; грудь остается открытою, и ее закрывают только выходя из дома. У простолюдинов воло­сы обвязываются платком, а на тело надевается передник, так, что верхняя половина его остает­ся голою. Если па двор дождь, другим лоскутом ткани прикрывают плечи.
Многоженство па Тимор дозволено. Дочери со­ставляют богатство отцов, потому, что их продают, как в Мугамешапских землях, за зо­лото, или условленную цену скотом. Если зять не- выполнил положенной платы, отец имеешь право взять свою дочь обратно, и даже с детьми, от брака происшедшими. Впрочем, супружества за­ключаются без дальнейших обрядов: получив требование жениха и условясь в калым, убиваютъ
ST животное, чтобы рассмотреть его внутренности, и если они оказываются благоприятны, супружест­во заключается. При мужьях, жены имеют не­много случаев на шалости, но молодые и свобод­ные девушки остаются сами себе госпожами, и па проказы их необращаюш внимания.
Хронологию Тиморцов составляют имена раз­личных правителей, властвовавших над их зе­млею. Для обозначения времен года, употребляют названия различных жатв и сборок, которым каждое из них сопровождается: насаждение са­рачинского пшена и маиса, поспевание плодов, цве­тение тамаринда. Иногда также, чтобы означишь прошедшее время, считают с совершенного воз­раста. Если кто нибудь должен Тиморцу, креди­тор нанизывает на нитку столько зерен маиса, сколь велик долг. Трезвые и терпеливые, во время самых продолжительных путешествий, Ти- морцы питаются только измолотым и поджаре­ным маисом. Несколько зерен этого мучнистого вещества достаточны бывают для их обеда. За пю страннику предлагает гостеприимство их все, что только есть лучшего — теплое буйволовое мо­локо в огромном бамбуковом цилиндре, и целого барана, изжаренного с сарачинским пшеном. — Обыкновенную пищу прибрежных Малайцов со­ставляют живность, рыба, свинина, поджаренная на кокосовом масле, и все это приправлено нерцом и пряностями.
Форма правления па Тиморе довольно неуловима для понятий. То, что почитается здесь Царями, или
28
Королями, по названию Европейцев, суть Радэисщ власть которых довольно ограничена. Все они име­нуют себя близкими родственниками крокодила, священного их животного. Из числа этих раджи- ев, зависящие от правительств Европейских, подчинены Формам, установленным 1 олландцами. Если они дерзают послушаться, Резидент велит брать их под стражу и отсылает пленниками в Батавиа. Ежегодная подать, взимаемая торже­ственно, служить публичным знаком вассальства. Исполнив такую обязанность, раджи могут соби­рать подати собственно для себя, забирая се от подчиненных из сборки сарачинского пшена, маиса, воску и сандального дерева, lie смотря на все эгпо, раджи Малайские кажутся более товарищами, не­жели повелителями своих подвластных. В обра­зовании здешней общественности есть что-то ре­спубликанское. Кроме немногих малоценных укра­шений, только платье из пестрого индиапа, и дом получше построенный, могут почесться отличиями властителей ош простолюдинов. Раджи внутрен­них областей сушь более других самовластны. Они могут требовать к себе подданных своих, каждый раз, когда случай к тому представляет­ся. В исправлении правосудия им нет надобно­сти в согласии Резидента, и они но своей воле на­казывают виновных, отдачею в неволю, пенями, иногда смертью, что впрочем довольно редко. В некоторых областях, раджа не может произ­несть приговора без соглашения с знатными са­новниками.
29
За неимением наследников мужеского пола, жен­щины в некоторых областях могут наследо­вать престол. Большая часть вельмож сушь по­томки царских поколений. Обыкновенно, сын на­следует отцу, но редко перемена властителя об­ходится без смятений. Каждый царь собирает особенное государственное сокровище, состоящее в серебре и драгоценных каменьях, что в дни больших праздников выставляют на поклонение народу. Малайцы верят, что малейшая потеря из этих сокровищь последуется величайшею бе­дою для целой страны. Потому сокровища пезапи- раются; их выставляют в больших откры­тых шкапах, в жилище царя. — Похороны вла­стителей побывают, как просгполюдипские, про­сты и кратки. При первом известии о смерти ца­ря, все подданные бреюш себе головы. Жены и любимицы царя показывают всяческие признаки печали—ломают себе руки, рвут волосы, бьют себя в грудь. Между тем приносят обществен­ные жертвы, режут буйволов и свиней. Потом кладут убранное тело покойника на столе среди его жилища, одевая его в лучшие платья, покры­вая золотыми бляхами, цепями и ожерельями, и оставляя таким образом па два дпи, проводимые в раздирающих душу сетованиях. В эшо время вырубают в ближнем лесу большую колоду, в которой можио-б было выдолбить место, доста­точное для помещения трупа, со всеми его украше­ниями. Когда положат труп со всем этим в колоду, отверстие заливается гуммыо, и этотъ
50
новый род мумии несут в ближний дом, где дол­жна она оставаться, пока соберут сумму, необ­ходимую для совершения похорон, весьма значитель­ную, так, что нередко покойник должен оста­ваться три, четыре года, даже пять лиип непо­гребенным в своей колод. По едва соберется требуемая сумма, отправляется похоронная церемония. Ближние цари присылают жен своих плакать и сидеть у гроба, вместе с женами умершего собра­та. Церемонию начинают спором между храни­тельницами гроба, и носильщиками, которые хотят нести мертвеца. По после сопротивления, весьма краткого, женщины уступают, и гроб опускает­ся в могилу, иногда стоймя, если склеп сделан в виде колодца, лицом, или головою, всегда к во­стоку. Подле оставляют сарачинское пшено и пи­нанги, убивают буйволов, лошадей, собак. Обряд кончится подарками присутствующим; народу раз­дают сарачинское пшено, а начальникам золотые бляхи. Чиновники Голландские редко пропускают случай быть на царских похоронах.
Предпринимая какую-либо войну, Тиморцы прино­сят в жертву животных и рассматривают после того их внутренность. За сим выступа­ют в поле, производя ужасный крик и трубя в буйволовые рога. Передовой отряд составляет­ся из воинов, одетых в козлиные кожи с длинною черною шерстью, и называемых ораиг- брааши; их легко различишь по гремушкам, кото­рых тем более бывает на них, чем более убили они неприятелей. Война начинается грабе-
51
жем, опустошением и убийством. Головы уби­тых неприятелей складываются в купу; победи­тели пляшут и поют окрест их, спрашивая между тем по временам у своих убитых врагов, что побуждало их па неприязнь. Некоторые наблю­датели увъряюш, будто на пирах, даваемых в случае победы после битв, ярость доводит ино­гда даже до человекоядешва. После безумного веселья, приносят буйволов и свиней в честь убитых врагов, высушивают неприятельские черепа и украшают ими общественный дом, обширное, по­крытое здание, находящееся подле хижины царской, и на случай войны обнесенное стеной из кольев и терновника, защищающей его от всякого непри­ятельского нападения.
Метисы, образующие смешенную породу на Ти­море, составляют самое богатое и образованное отделение жителей острова. Они робки при пер­вом знакомстве, по между тем кротки, добры, го­степриимны, ровного характера и любящего сердца люди. Происходя от смешения Европейцев с ту­земцами, они разнятся в цвете кожи, смотря по степени смеси. Рано предаваемые заботам Малай­ских невольников, редко бывают они хорошо об­разованы. Воспитание большей части их ограничи­вается чтением, письмом, уменьем считать свои деньги. Жилища богатых креолов просты, но удобны, с заменою роскоши опрятством; они ок­ружаются деревьями, делятся на множество комнат, и иногда освежаются текущею водою. Тут хозя­ин дома проводит большую часть дня, сидя на
52
своей рогожке, куря табак, пережевывая бетель. Жена и деипи сидят вокруг него, и занимаются плетеньем безделок из соломы сарачинского пше­на, или лашаньеровых листьев.
Ремесленные упражнения Тиморцов состоят почти единственно в постройке лодок и судов. Они сооружают шампаны, или сампаны, могущие поднимать до 100 тонн груза, по между тем ничтожные по постройке, и иногда опрокидываю­щиеся, когда идут под парусами. Якори делают­ся деревянные, буи бамбуковые, канаты ратиновые, либо из гривы, а спасти также из гривы, или ко­косовых волокн. Меньших размеров шлюпки, или про, бывают гораздо прочнее больших. Их делают с палубою и открытые. К бамбуковой мачте привешивают парус, Фигуры трапезопда, сделанный из листьев лагпаньера. Длинные бам­буковые весла оканчиваются деревянным кружком, около Фута в диаметре, и служат средством для плавания в безветрие, или в сильную погоду. Малые лодки бывают различных родов, с пе­ревесом, сделанные из пня древесного, пропитанного мастикою из известки с мохом, непроницаемою для воды, а также и без перевеса. Первые похо­дят па лодки многих Полинезийских народов. Быстрота малых лодок такова, что Европейцы прозвали их летучими.
Для всех таких построек, Тиморцы употре­бляют топоры и ножи Европейской работы. Они имеют также сабли, копья и порох, плавят зо­лото, для выделки больших колец женам своим,
33
и кроме того выделывают еще грубые ткани для одежды, плетут рогожки, делают глиня­ные горшки, и еще особенного рода подушки из хлопчатой бумаги, или ваглы.
Вокруг Тимора, на расстоянии нескольких миль, находятся многие острова и островки, которые можно считать принадлежащими к этому огром­ному острову. Самый большой из них Симао, а после него Роттие.
Первый отделяется от Тимора проливом, и величиною 17-ть миль в длину и 6-ть в ши­рину. Менее Тимора возвышенный, он лесист и мало обилен; кроме маиса на нем почти ни­чего невозделываюгп. Обитатели повинуются Ку- пангскому радже, который прежде и живал здесь. Говорят, что на Симао есть источник воды же­лезистой и купоросной, имеющей все свойства мыла, так, что она отбеливает полотна в нее омоченные. Берега эшего источника черного цвета и издают противный запах. Неподалеку растет дерево, столь огромное, что тысяча че­ловек могут под ним поместишься. Близь Пу- ло-Симао есть в земле пустоты, где в неболь­шой глубине находят сернистые слои земли. По­средине пролива, между Симао и Тимором, нахо­дится небольшой волканический островок, име­нуемый Пуло-Камбинг (остров Олений), миля в окружности, подобный срезанному конусу, правиль­но возвышающемуся па 24 Фута. Сернистые и грязные воды выходят из эипой горы. Одно из растений, в изобилии растущее тут по бере-
Ч. IX 3
54
гам, имеет некоторые особенные врачебные свой­ства.
Па Ю. 3. от Купанга находится Роттие, про­стирающийся па 9-ть миль в длину и 2-*- в ши­рину. Тут насчитывают до 15-ши маленьких владений, из коих одно, Терманское, где прежде живал чиновник Голландский, самое значительное. Туземцы Роттийские гораздо красивее Тиморцов. Женщины тамошния, Чсркашепки Малайские, посы­лаются даже в Батавиа, для продажи в разные гаремы. Гораздо безнравственнее Тиморцов, оби­татели Роиптие храбрее и предприимчивее их. В разные времена, они сильно противились вла­сти Голландцев. Пальмовый сыроп есть обык­новенное пипиье их, а иногда и ество, когда нет ничего другого. Из него делают они род арака, известного под именем ларо, и кажется, напи­ток этот имеет сильные аФродизиасшические свойства. Потому любовные шашни составляет большое запятие островитян. К мясу буйволов и свинине присоединяют они, вместо питья, кровь этих животных. К 3. от Роттие на­ходится остров Дао, жители коего отличаются своею промышленностью; они серебряники и юве­лиры своих соседей.
Вообще Тимор и окрестные около него острова составляют чаешь архипелага, называемого новей­шими геограФами Сумбава-Таморским, и кроме упо­мянутых мною островов сюда причисляются:
Остров Сумбава, 180 миль в длину и 140 в ширину, разделяемый на две части глубоким за­
35
ливом, который прорезывает средину его. При входе в сей залив находится маленький остро­вок Пуло-Маио, 20 миль в длину и 10, или 11 миль в ширину, продолжаемый на восточной его оконечности островом Сшпуда, а к западной стороне островом низким (Plate). Сумбава де­лится па разные владения, коих имена: Бима, Дом- по, Томборо, Сапгар, Покат, Сумбава; все они, кроме последнего, подчинены Индо-Голландской Ком­пании. Округ Бима, к восточной стороне остро­ва, самый сильный из всех. Псиполько властву­ет он нада» другими, по и удерживает сверх того власть падь островом Мапгараи и западною частью острова Флореса. Столицу его составляет Бима, небольшой городок с прекрасною гаванью,, местопребывание Султана, признающего власть Гол­ландцев. В округе Томборо находится огнедыша­щая гора, известная также под именем Сумбав- ской, и приобретшая страшную известность, особ­ливо после извержения 1815 года, при котором погибла пятая часть всего населения Томборского. При ужасном этом извержении, пепел летел в величайшем количестве до ИО. В. части Ява, па расстоянии 100 льё от кратера, и подземный гула, слышен был на Суматра, отстоящем па 255 лье. Сильные взрывы извержения уподоблялись залпам многочисленной артиллерии. Им предше­ствовали столбы огня из верхнего отверзтия горы, и обширные потоки лавы, стремившиеся по её бокам. восставший потом неистовый ветер вырывал с корнем толстые деревья, ломал *
56
их, носил по воздуху; люди, животные, хижины, схваченные с земли, летали во всех направлени­ях; море, выступившее па берега, затопило поля и исковеркало селения. После всех таких перво­начальных ужасов, мрачная ночь покрыла остров и длилась целые сутки. Казалось, небо и воздух превратились в дым и пепел, и каменья сыпа­лись в этой тме с беспрерывною силою. Тма, распространившаяся по небу, простиралась до острова Целебеса. Опустошения па Сумбава были неописаппы. Жилище Резидента в Бима завалило каменьями. Сандгиръ' засыпало пеплом, как Гер- кулап. Томборо и Пекат были поглощены с людьми и строениями. Только 26-ть человек спа­слись в Сумбава. Все произрастание исчезло под лавою и каменьями. Едва один холм близ Том­боро уцелел с бывшими па нем деревьями, как будто для показания, каким благословен­ным плодородием обиловал остров, прежде не­счастного события. Когда ужасы извержения мино­вались, наступил ужасный голод. Дочь раджи умерла голодною смертью, и даже сам этот властитель погиб-бы от совершенного недо­статка, если бы Голландцы не поспешили при­слать несколько койотов сарачинского пшена. С трудом возникнувший после своей погибели, Сумбава и теперь являет пустыню с печаль­ными развалинами.
Остров Ломбок, независимый от Голланд­цев, должно также причислять скорее к купе Сумбава-Тиморской, нежели к архипелагу Явскому.
зт
Эшо прекрасная земля, высокие горы которой оста­ются всегда украшенными вечною зеленью; глав­ная вершина их будет около 8-ми Английских миль возвышения. Население Ломбока, многочислен­ное и воинское, до сих пор недопускало между ними Европейской колонизации. Туземцы, властите­ли земли, обработываюш ее способами, показы­вающими значительное образование; подобно Индий­цам, они орошают свои поля посредством боль­ших прудов и занрудок воды. Другие сходства» как-то: обряд сутти, или сожжения вдов, ка­жется , свидетельствуют сродство здешних островитян с жителями Карнаша. Два глав­ные города на Ломбока сушь: Лппирам и Бали.
Остров Флорес должно также отнесши к купе Сумбава-Тиморской. Оп простирается на 200 миль в длину и 40, или 50-т вширину. Внут­ренность его мало известна. Западная сторона зависит от Султана Бимского; остаток, ка­жется, разделен на множество независимых вла­дений. Приближаясь к Флоресу проливом сего имени, который образуют с одной стороны бе­рега Флореса, а с другой берега Солора, или Ади- нара, видите высокий волкан Лосотиво, как буд­то огненный маяк здешней земли. Далее, к се­веру от него, лежит селение Лареитупа, оби­таемое почти все христианами, и более всех дру­гих частей острова известное место. Повинуясь своему радже, Ларсшпука представляешь легкия средства сообщения для мореходцов и пособия им всякого рода. Хлеб, буйволы, свиньи, козы, жив-
58
ность обмениваются здесь на кремни и пули, по­рох, стеклянную посуду и ножевой товар. Преж­де вываживали отсюда сандальное дерево. Па юж­ной стороне Флореса находится заселение Бугиевь, куда пемогли никогда достигнуть Голландцы.
Солор, близкий к Флоресу, простирается на 40 миль в длину. На нем известен почти один только округ Лавайянский, в котором у Гол­ландцев находится крепость Фридериха-Гсйнриха. Бамбук составляет одно из богатств острова Солора. Близь берегов ловится Noord-Kaper, род кита, жир которого служит вместо масла, а в легких находят амбру. Прибрежные жители по­чти все Мугаммсдане, ловкие торгаши и хорошие мореходы. Они вывозят птичьи гнезда, рыбий жир, амбру и другие произведения, меняя их на слоновую кость, шелковые ткани и железо. Па острове находится несколько Арруйских кангару.
Между Флоресом и Тимором пролегает не­сколько островов, как будто продолжающих цепь архипелага Малезского от Тимора к Су­матра, Тут находятся; Сабрао, управляемый сул­таном, живущим в Адинара; Ломблем, подчи­ненный независимым раджам; Пантер и Омбан, обитаемые племенами воинственными, свирепыми, и даже людоедами.
Па юг от Флореса остров Сумба, иначе име­нуемый СанЪалинъщ лесом (Sandeibosch, Sandal- wood), вероятно, с Малайского названия Чиндаиа, тоже самое означающего, Южные берега его, уте­систые, коралловые асоры, кажется, необитаемы,
39
Северные части представляют бесплодную степь. На 3. стороне находятся ловли трипанговь, столь знаменитые, пока в залив Карпстпарийском нс- отыскалось голотурий большее изобилие. Самый сан­дал, по которому дано название острову, хуже Тиморского, и нып уже позаботятся вывозить его отсюда. За то хлопчатая бумага составляет важный предмет торговли. Находятся здесь ло­шади, свиньи, буйволы, Фазаны, и еще замечатель­ная шпица, с длинным носом, называемая Гол­ландцами Jaarvoogel (годовая птица), потому, что годы её легко сосчитать по числу шишек, каж­дый год вырастающих на её носу. Туземцы пе­чального, грустного характера, велиикорослы, но нескладны. Оружие их составляют пики, щиты и сабли, которыми они ловко действуют.
Небольшие осипрова Саву известны лучше Сумба. Их считают три: Саву, Беиъйоар, Новый Саву, и лежат они льё в 20-ти от Ропитие, па 3. С. 3. — Новый Саву островок, почитаемый без­людным, но впрочем прелестный и заметный по высокой горе своей. Далее к В. находится Беньйоар, высокий, лесистый, пять льё в попе­речник. Наконец следует Саву, самый главный в куп, покрытый хижинами и лесами кокосов, нисходящими даже до самого моря. Лучшая гавань здешняя именуется Тимо, и находится па берегу ИО. В. — Кук останавливался здесь в гавани Себа, на берегу С. 3.
Прежде покорный Португальцам, Саву состав­ляет теперь Голландское владение. Считаютъ
40
здесь пять областей: Лагш, Себа, РеЪгиа, Тимо, Массара, и все они совокупно могут выставить от 5-ти до 7000 войска. Произрастание Саву и произведения различных царства, природы на нем почти одинакия с Тиморскими. Жители, смесь Ма- лайцов и Океанийцев, управляются раджами, ко­торые с псзапамятуемых времен живут в мире и тишине. Как на Тиморе, и почти па всех островах Малайских, рабство па Саву в величайшей силе. Религия здешняя многобожие, весь­ма непонятное. Пищу составляют свинина, буй- воловина, живность, рыба, пагпаты, иньямы и ово­щи. ТоЪЪи, перебродивший пальмовый сок, любимое питье. Сыроп, называемый гула, походит па са­харный. Употребление бетеля и обычай татуажа показывает наклонность обитателей, подобию дру­гим соседям, заимствовать обычаи из ближней Азии и соседней Океании. Впрочем, одежда, нравы, выщипыванье волосов, украшения из золота и драгоценных каменьев, язык, общественные и религиозные обряды совершенно сходствуют со всем этим на Малайских купах островов, ко­торые мы уже описали и будем описывать да­лее.

МАЛБЗИЯ. ЕОРПЕО.
После двух-дпсвиой остановки в Купанге, Сива отправилась снова 18-го Сентября, пошла прямо на С., перерезала пролив между островами Омба- ем и Солором и перешла к южной части остро­ва Маду. Потом, огибая западный берег купы Салайерской, 23-го миновала она южный мыс Це­лебеса, подвинулась немного вперед, чтобы мино­вать купу низких островов, известных под именем Пуло-Лаут, обошла мыс Салашан, и 26-го Сентября бросила якорь ви> устье реки Баньсрмассипг, перед главным местом Голланд­ских заселений на огромном острове Борнео. Наш капитан Порбошт пепочел благоразумным пу­скаться по реке, и ждал, чтобы агент Фак­тории явился сам для совещаний к нему на ко­рабль. Земля Бориейская ненадежна для Европей- цов. Недавняя погибель маиора Мюллера можетъ
4%
послужишь несчастным примером того, как смотрят на посетителей туземцы. Только из­дали, с корабля, мог я наблюдать любопыт­ный остров Борнео.
Борнео, величайший из островов на земном ша­ре после Мадагаскара и Повой Голландии -— если только Новую Голландию должно считать остро­вом, а не отдельным материком — именуемый туземцами, по некоторым известиям Брунаи, но словам Гамильтона Варуши, a по уверению Риензи Клсматан, составляет пространство 500 льё от Ю. к С., при ширине от 50-ти до 250 льё. Все это находится между 4° 20' — 1° шнр. южн. и 106° 40'—116° 45' долг. вост. — Ужасная обширность зе­мель Борнео доныне препятствовала Европейцам проникнуть во внутренния его области. Несколько раз предпринимаем и оставляем был здесь опыт колонизации. Первое покушение учинено Англи­чанами около 1774 года, на острове Баламбангане, лежащем при С. В. мысе острова, вблизи того, ко­торый называют Борпео-собсшвеино; но заселе­ние это, в нескольких милях от архипелага Сулу, где обитают самые отважные морские Ма­лайские разбойники, вскоре было раззорепо и унич­тожено. С большим трудом убежали колонисты на Пуло-Кондор, Кохинхинский остров. Новая эк­спедиция на шом-же пункте, в 1805 году, пе- была удачнее.
Голландцы не упускали также из вида заселений на земле Борнео. Первым опытом их были сред-
45
сшва дипломатические. В следствие договора с султаном Бантамским, в Яванском уд.ие, и по власти его над царствами Ланшанакским и Сукка- данаским, они успели утвердишься в Поишииаиаке, и объявишь это местечко своим владением. По­том, в следствие услуг, оказанных султану Бань- ермассипгскому, получили они дозволение учредишь контору в области сего имени. В благодарность за оказанное пособие, Султан обязался, в 1787 го­ду, признать над собою власть Голландцев и от руки их принять свои владения, как наслед­ственный удел, за исключением нескольких ок­ругов по берегу и половины области Дузунской, которую передал в собственное владение Компа­нии. В тоже время, Компания предоставила себе управление таможнями и рудниками, разделяя дохо­ды ош них с Султаном, за исключением руд­ников Дуку-Канангских и Дуку-Кирис, оставлен­ных Султану отдельно. Весь эшош договор не­легко было-бы растолковать, пезпая, чшо Бапьер- массинг с давнего времени быль уделом царст­ва Яванского, и чшо в цветущую эпоху империи Мадьяпагишской, властители Борнео были Яванцы, данники великого Императора. Таким образом, Понгпиапак на берегу С. 3., и потом Бапьермас- синг на берегу ИО., были пунктами, где Голландцы старались основать и поддержать свое владычест­во. Говорят, чшо в последствии пытались они сделать тоже на восточном берегу Борнео, в царств Коши, зависимом от Сулу, но следствия, кажется, неоказались благоприятны.
44
Вообще, во все времена и на всех местах Бор­нео власть Европейцев пебыла ни прочною, ни постоянною. Па некоторое время только могли Европейцы стать в Борпсйских областях, удер­жаться, благодаря непостоянной и изменчивой дру­жбе властителей, спокойно торговать и заставишь уважать себя несколько времени, но редко потом гибельные поледешвия пеоканчивали предприятия, ка­завшагося прочным, и вероломство туземцов неразешроивало планы колониальных правительств, и агентов, действовавших от их имени. Ка­питан Падлер, зарезанный в 1769 году; Англи­чане, изгнанные из Баламбангапа в 1774 году; Голландский капитан, убитый со всем его экипа­жем в 1788 году, в гавани Борнейской, во время обеда; капитан Павин, попавший па подобную за­саду в 1800 году, и корабль Рубин, только чу­дом спасшийся от гибели; кровавые сцены и хище­ния, возобновленные в 1803, 1806, 1810, 1811 го­дах; наконец в наше время, убиение маиора Мюл­лера, второго Клаппсршона, решившагося на иссле­дование внутренних областей Борнео — все эшо свидетельствуешь, как неосновательны надежды тех, кто мыслит о твердых заведениях па обширном и обильном Борнео, в жару теорети­ческих мечтаний о колонизации овладевая золотыми рудниками гор острова, и драгоценными лесами, которые покрывают ребра их. Без опасностей, столь великих и столь существенных, почти укоризненно было-бы для новейшей географии, в то время, когда малейшие уголки земного шара тща­
45
тельно исследованы, видеть землю, в тысячу лъё окружностью, подле Лзийского материка, среди ар­хипелагов, населенных образованными Европейцами, остающуюся доныне почти безвестною, как буд­то какие нибудь дикия отдаленные стороны.
Берега Борнео, очевидно, суть следстия посте­пенной осадки земель, наносимых обширными и мя- гкоземельными реками, текущими из внутренности острова. Полагают даже, что вся эта громадная толща земли составлена из многих слоев, в долгое время соединившихся одна с другою. По не­которым Малайским преданиям, гора Гупопг-Кан- данг, в округе Ландакском — ныне находящаяся в девяти льё во внутренности Борнео, в начале ХѴ-го века была на острове, отделявшемся от главного материка, и называвшемся Пуло-Каиданг, Это распространение постепенных наносов про­должается поныне, особливо на западном при­брежьи, где обитатели строят домы свои на сваях, вбшпых в наносную грязь.
Во всех направлениях прорезывают остров реки и речки, из коих должно упомянуть о Бан- ермассинги и ИИоитиаиакт. Первая, сколько извест­но, берет начало из озера Кеней-Баллу, находя­щагося в С. В. части Борнео, чрезвычайно огром­ного, называемого от пиуземцов морем, и кото­рое осматривал, кажется, только гн Риензи. Это течение вод способствует к произведению обшир­ного болота по всему прибрсл$ыо. Но за ним, не­сколько далее во внутренность земли, начинаются горные хребты, главная вершина коих называешь
46
ся Хрустальною горою. Все сии внутренния высоты, кажется, первобытного образования. Нигде невид­но здесь ипрапейских утесов, столь обыкновен­ных па островах, лежащих далее к югу и на­зываемых гсограФами Зондскою цепью. Из этого выводят, что зсмляшрясепия никогда небыли из­вестны на Борнео. Горы здешния обилуют минера­лами; в них находят золото, антимонию, цинк, олово и железо. Алмазы здешние прекраснейшие в целом мире. Особенно славятся находимые в Лайдаке и Баньермассшиг. Из животных замеча­тельны слон, носорог, род леопарда, медведи, ло­шади, свиньи, козы, кошки, собаки и всякого рода домашняя шпица. Слоны, носороги и леопарды жи­вут только в северной части острова, и непа- находягпея ни па одном архипелаге на восток в этой долготе. Буйвол урождепец Борнео, как оранг-ушанг, которого здесь как будто насто­ящая родина. Без сомнения, отсюда перешло это животное на Суматра, где мы имели уже случай на­блюдать его странные и любопытные нравы. В окрестных морях ловят жемчуг, раковин и шрипангов. В царстве растительном находятся сарачинское пшено, сого, черный перец, камфара, лимон, иньям, бетель, и проч. — Пальмовая капу­ста составляет главную пищу жителей. В ле­сах растут деревья удивительной вышины, одни доставляя превосходные строительные материалы, другие красильное вещество. Иные дают отличную камфару, другие пахучий корень, именуемый бензуем. Ротанг обилует во всех местах острова, и
4T
составляет предмет значительного вывоза. Хло­пчатая бумага, ипбирь, мушкат, гвоздика здесь также превосходны.
Если от сих общностей перейдгпи к замина­ниям частным, то надобно разделить землю на области: царство Борнео-собствешю; землю Дай- аков, или резиденцию Понтиапакскую. на С. 3. бе­регу; царства Баньермассипгские, лежащие на В. и Ю. прибрежьи, включая сюда и царство Коиппш. Эти три главные отдела подчиняются множеству под­разделений, нссчитая еще тех, которые принима­ют туземцы в свой черед для внутренних областей.
Борнео-собственно граничит с одной стороны с Дайаками, с другой с Дузупамп и Ташао. К нему присоединяются острова Малавелли, Банги, Баламбанган, где два раза, в 1774 и 1805 году, Англичане старались завести колонию. Здесь слав­ный Александр Далримпль хотел основать мни­мую столицу Полинезийского царства.
Жители Борнео-собсшвснпо состоят из сме­си Кайанов, Сули, Идаанов, Малайцов, происходя­щих из Джсгорс, Биаджу, Тидунов, Марутов, Дузунов и множества других народов. Между всеми, Малайцы преимуществуют числом и об­разованностью. Других из этих диких племен, согласию мнению Риензи, можно назвать Борнейскими Гарфурами. Они ходят нагие, обвернувши вокруг пояса кусок бумажной, или из древесной коры сде­ланной ткани. Иногда Кайанские воины носятъ'' куртки и калпаки из леопардовой кожи. Оружие
48
их самострел (sarbacane), которым бросают они ядовитые стрелы, сабля, копье, длинный щит. Го­ворят о пушках, будипо-бы находящихся в сто­лице Бананов, но, кажется, пушки маленькая при­бавка пуипешесгпвеников. Все сии различные племе­на вообще дики, кровожадны, для потехи готовы смахнуть голову, и как ипроФеями украшают ими свои жилища. Живут они, либо в огромнейших, поставленных на сваи домах, либо в маленьких деревянных хижинах, покрытых листьями. В большом доме заключается иногда целое селение, 400, 200 человек.
До сих пор неизвестно, что за религия у Бор- нейцов, ни до какой степени религиозное чувство вмешивается в их дикую жизнь. Явно, что у них нет ни жрецов, пи храмов, ни идолов. Ме­жду тем, они верят в хорошие и дурные пред­вещания. Письмен у них пет, и это показывает низшую степень их перед окрестными острови­тянами, из которых каждые имеют свою аз- буку.
Все, что мы знаем об их правлении, касается только прибрежьевь, где преимуществует Малай­ское поколение. Потому большею частью находим здесь образование, которое уже исследовали мы от­части, описывая Суматра. Царь, султан, раджа, или янджи, пер тоаан (сущий властитель), составля­ет власть, почти неограниченную, уравниваемую отрицательным влиянием падэисеранов, или тузе­мных князей. Это род поместной аристократии, находящейся и на других островах. Между ианд-
49
жера.нами делятся важнейшие государственны,'Гдол- жносгпи. Один из них бывает бандагара, или чиновник власти исполнительной; другой дегадонг, или надзиратель над султанским дворцом; тош Ъомонгонг, начальник войска; эипогп паманша, или судья. Доходы государей состоят из доброволь­ных подашсй, почти всегда взимаемых нату­рою.
Часть острова, известная под именем Борнео- собственио, ныне бесплодная и почти ничего не­производящая, могла-б быть способна к большим улучшениям, земледельческим и торговым. Сто­лица, город Борнео, находящийся в 15-ти милях от устья судоходной реки, место пребывания султана, значительна и населена 10,000 обита­телей. Будучи поставлена па свалх и прорезана маленькими каналами, она уподобляется, по словам Рисизи, Венеции. Как в селениях Папуйских, ош одного дома к другому проложены мостики, со­стоящие из одной дощечки. Только крепость го­родская построена на твердой земле.
Находясь на реке, способной для плавания кораб­лей в 500 тонн, вблизи Китая, Филиппинских островов, архипелага Сулу и земли Сиамской, Бор­нео производил прежде значительную торговлю, весьма уменьшенную последними междоусобиями. Б цветущий период здешней торговли, две Китай­ские жонки приходили ежегодно сюда из Сианг- Фаи (области Нанкингской), две из Лио-По (обла­сти Шан-Зи) и одна из Кантона. Макао отправ­лял сюда Португальские корабли. Торговля со все-
Ч. IX. 4
50
ми этими портами имела непосредственных аген­тов в Китайских колонистах, которых поль­за двигала на здешнее торжище, ими созданное и распространенное. Сношения между Борнео и Сулу, из прежних деятельных, сделались совер­шенно ничтожны, и Манильская торговля с Бор­нео также весьма упала. Наиболее деятельные про­изводства идут теперь у Борнео только с Син- капуром и полуостровом Малакка. С того вре­мени, когда ужасное безначалие опустошило здеш­нюю сторону, Европейцы иедерзаюпт посылать сюда своих кораблей, хотя никогда не имели они причин жаловаться на жителей. При изгнании Ан­гличан из Баламбангаяа обитателями Сулускими, туземцы здешние приняли беглецов Европейских с наивозможною благосклонностью, и предложили им даже поселиться на острове Балуане и осно­вать там контору. Может быть и падлежало- бы ныне попытаться на новую колонизацию, среди народа, имеющего понятия о делах торговых и обладающего уже значительными сведениями в мо­реплавании и географии. Жонка в 500 тонн была построена на Борнео, из превосходного леса, ра­стущего па сем острове.
Главнейшие места здесь, идя от С. к ИО., суть: владения султана Самбасского, северная часть ко­торых, за 1аижопгг>-Дати (мысом Дати), занята независимыми владельцами и пиратами. Во внут­ренности находятся рудники Семиши и Лара. Сто­лицу составляет город Самбас, в 15-ши льё от берега, на реке сего имени. Тут есть Гол-
51
ландская крепость. Далее следуют владения Мум- пава, далеко проходящие внутрь земли и заклю­чающие в себе золотые рудники Мандор и Мои- традо, богатейшие из всей Океании. Округ Мои- традо, или МонтраЪок, при подошве гор Традок- ских, кажется, совершенно заселен Китайцами, непозволяющимп даже Малайцам селиться и осно­вываться между ними. Эша Китайская колония была начата, как говорят, за два столетия, море­плавателями, которых забросило сюда бурею. Малочисленные в начале, бедняки эти были ра­бами и бедными, но подкрепленные мало по малу всеми искателями приключений, которых привле­кала сюда надежда на счастье, они образовали зна­чительное заселение, помощью промышленности и хитрости приобретшее себе род независимо­сти. Ныне независимость эта дело бесспорное и округ земель принадлежит Китайцам. Главней­шее богатство его состоит в золотых рудни­ках, которые разработывают здесь па манер разработок в Южной Америке. Для сего перего­раживают в разных расстояниях ручьи; сна­чала работают взрослые мужчины, потом жен­щины, наконец дети постарше, и в заключение ребятишки, собирая, что ускользнуло от пред­шествовавших им промыватслей. Такое запятие почти облагороживает тех, кто в нем упраж­няется. Рудокопы составляют в Китайской ко­лонии род аристократов. Новые пришельцы не вдруг поступают в число их, и должны с начала быть солдатами, или торгашами. Главныя
*
52
гавани, через которые колония сбывает свои произведения, суть Силлака и Сунги-Райас. В одной из них пристают обыкновенно, если от­правляются в Монтрадок. Дорогою через пре­лестные и орошенные поля, обставленною укреп­лениями, служащими и для защиты и для складки минерала, достигают города Монтрадока, нахо­дящагося среди долины, в прелестном месте. Домы построены здесь в Китайском вкусе. Раз­деленный иа рынки, или кварталы, город про­стирается на три мили в длину и почти пол­торы в ширину. Жители кротки, работящи и миролюбивы. Маленькое царство, которому Мон- шрадок служит столицею, без сомнения, бу­дет увеличиваться, и нельзя почесть невероят­ностью, если скажут, чшо некогда весь Борнео подчинится власти Китайских креолов.
На С. 3. берегу должно упомянуть о царстве Понтиаиакском, которое основал, в 1770 году, Араб, по имени Абдул-Рахман, заключивший до­говоры с Голландскою Компаниею в то время, и при её помощи усиливший свои владения па счет соседей. ' Он завоевал земли султана Матаиского, опустошил город Суккадана, и отдал в удел сыну своему Кассиму землю Мумпава. Кассим, за­ступивший место отца, в 1808 году, должен был противостать притеснениям Китайцев, учредивших свои конг-сие (общины) и сделавших­ся столь опасными, что надлежало снова прибег­нуть против них к пособию Голландцев. Сто­лица царства Понтианак, при устье реки сего
53
имени, и в ней, как говорят, до 3000 жите­лей.—Земли: Лайдак и Сангу, находятся на В. от упомянутой нами, и первая из них славится сво­ими алмазами. В числи добытых здесь упомина­ют об алмаз Машанского султана; необделан­ный въсит он около 36Т карат, и будучи вы- шлиФовап может еще быть весом около 183-х карат. — Область Симпаиг принадлежит Панум- багану (Князю), подвластному воле султана Магпап- ского.—Царство Матан, или прежняя империя Сук- кадана, долго была занимаема князьями Яванского происхождения, подвластными царям Баншамским. Столица государства находится внутри областей, на берегах реки Катаппаи: это старинная Сук- кадана, столь известная своею торговлею и сно­шениями, которые успела завести здесь Голланд­ская Компания, в первые времена своего существо­вания. — Земли князя Кандавагаиского составляют также подчиненную Матанскому султану область.
Разные, исчисленные мною страны, соприкасают­ся земле Дайаков, племен независимых, отчасти подчиненных упомянутым мною властителям. Дайаки составляют, так называемое, « Резидент­ство С. 3., » которое полагают простирающимся от Айер-Гиттама, почитаемого южным преде­лом земель Матанских, до Пало, северной гра­ницы Самбаса. По карте, составленной несчаст­ным маиором Мюллером, эта земля вообще низка, и река Дсшао-Малайа возвышается неболес 100 Футов от морского уровня, даже в 45-ши льё от своего устья. беспрерывная цепь горъ
54
протягивается здесь. Кроме нескольких конусо­образных пиков и отделенных холмов, про­странство её состоит из наносов, рассекае­мых водными течениями, которые все ограничи­ваются мелямп в своих устьях. Единственное, известное здесь озеро есть Данао-Малайа, под 1° 5' ш. с. и 114° 20' д. в., посещенное в первый раз Европейцами в Сентябре 1823 года. Длина его 8-мь лье, ширина 4, глубина, в некоторых местах, 18 Футов. Множество островов возвы­шается па озере, и один из них Голландцы на­звали Фан-дер-Капеллен.
Алмазные копи Лаидакские, как я сказал, со­ставляют важнейшее богатство земли. Руду их (areng), или рудные глыбы (conglomérat), образует род желтоватой земли, хрящеватой и смешанной с кремнем. Добывают ее в различных глуби­нах; самая глубокая неболес 60 Футов в земле. Для добывания роют колодцы в один и два Фу­та в диаметре. Достигнувши до слоя руды, бы­вающего в два и три Фута толщиною, расши­ряют кони на Т — 8 Футов, и выбирают руду маленькими бамбуковыми корзинками. Промывка алма­зов производится также просто. Маленькия круг­лые корытцы (дуланы), с углублением в среди­не, наполняются рудою. Сидя в реке, работник опускает в воду дулап и мешает руду рукою, пока землянистые частицы не отделятся. Туш дулан вытаскивают на поверхность реки, и вер­тят его, чтобы земля размокла совершению. Если в дулаве неостасшся уже ничего, кроме кремней,
55
трут и рассматривают их. Китайцы, будучи ловчее Дайаков, перегораживают реку, вычер­пывают воду и пересматривают отмытую ал­мазную землю. Лучшие алмазы, вымываемые таким образом, весят до 56 карат. Мелочь продают в Поншианаке, а крупные каменья, на которые не- находится здесь покупателей, отправляют в Батавиа. Кажется, что в последнее время коли­чество добываемых каменьев значительно умень­шилось. За то золота добывание усилилось. И его находят также в алмазной руде. Симпангское, Сангуское и Ландакское самое чистое; за тем сле­дуют Мснтегариское и Миндорское, и наконец Мопшрадокское. Железо достают в Джелле, и оно бывает качества превосходного. Другие пред­меты вывоза с С. 3. берега Борнео сушь: воск, безоарды, сушеная оленина, оленьи рога, небольшое количество птичьих гнезд.
Дайанов, составляющих многочисленнейший от­дел здешнего населения, можно положить до 200,000 человек. Их одежда одинакая с другими Борней- цами. Пронизки стеклянные и куски латуни слу­жат им украшением. Соль любимое лакомство их, а табак — страсть! Дайаки, по характеру всегда миролюбивые, между тем предаются ужас­ному свирепству. Причиною этого бывает стран­ное щегольство, обычай, делающий предмет често­любия из сколько возможно большего числа чело­веческих черепов, что почитается лучшим укра­шением жилища. Стараются добыть это укра­шение, убивая соседей различных племен. Черепа
56
женщин и детей считаются самыми почетными, ибо предполагают, что мужья и отцы должны всячески иедопускашь до подобной драгоценности. Бешеная страсть добывать черепа заставляешь Дайаков беспрестанно сражаться. Только и по­мышляют они о нечаянном нападении на селения шюродцов, о засадах по лесам. Если нет воз­можности на такие случаи, Дайаки присоединяют­ся к Малайским Форбанам, с единственным условием: при дележе, отдавать па их чаешь че­репа неприятелей. Чем больше кшо срубил в жизни своей голов, шем он почтеннее и иючи- шасмее. Молодой Дайак поможешь жениться, если необезглавил хоть одного человека, и труп зна­чительной особы погребается только после отде­ления от него головы. Возвращение воинов с че­репами приветствуют величайшею радостью. Жен­щины схватывают окровавленные головы, бегут в реку и натирают тело кровью, из них те­кущею. Пяшдесяш черепов вокруг хижины Дай- ака — эшо знаменитейшее, какое только можно при- обреешь, право на благородство!
Понятно, что при беспрерывном междоусобии, какое происходит от такой безумной причины к убийству, селения Дайаков укрепляются сколь­ко возможно. Для защиты их, Дайаки строят беиитииги, или решраиннаменшы. Фасады домов со­ставляют род верандаса, или галлереи, служащей для перехода от одного жилища к другому. Домы строят па сваях; вход в них составляешь дверь, сделанная высоко, в которую лазят по
57
лестнице, на ночь убираемой. Ставят их по шести и по семи вместе, так, чшо самый ста­рый дом занимает середину.
Если два племени, долго между собою враждовав­шие, заключают мир, то каждое из них дол­жно представить па убиение другому невольника. Главный начальник бьет неприятельскую жертву в грудь; все подчиненные следуют его примеру, и вскоре труп несчастного делается безобразною массою тела и костей. Потом производится меж­ду мирящимися обмен запасов, золотого порошку и Сиамских ваз (jarres de Siam), весьма здесь ува­жаемых, и служащих для прорицаний колдунам.
Главное племя Дайаков именуется Кайаи; глав­ный город его Сегао, удаленный на 25 дней езды от Поптианака. Жители сей столицы говорят семью различными языками. Религия их состоит, кажется, в каком-то благоговении к оленям.
После Дайаков, самое многочисленное племя Ки­тайцы Борнейские (Chino-Bornéens), и число их мо­жно положить до 100,000 человек. Смешанная эша порода Китайцов и Дайаков известна под име­нем Оранг-хв между Малайцами. Мы уже говори­ли об них, описывая Моншрадок. Надобно приба­вить, чшо одежда их, сделанная на Китайский ма­нер, шьется из грубых, синих и белых тка­ней.
Малайцов полагают здесь не менее 60,000 чело­век; они дровосеки, рудокопы и моряки. — Число Бугисов будет около 5,000, почти все купцовъ
58
и моряков. Наконец должно упомянуть о неболь­шом числе Арабов и нескольких Индийцах.
После резидентства Поншианак, самою важною частью для торговли Голландской надобно поста­вить ((Резидентство южных и западных берегов,» или Баиьермассииг, составленный из султанства сего имени и областей, уступленных Голландцам. Различные части этого резидентства сушы Комааи, по берегам реки сего имени, Памбуан, Маидава, Большой Дайак, Малый Дайан, и 10. В. полуост­ров Борпейский, известный под именем Таиаг-Ла- ут. Во внутренних землях известны еще округи: Татас, Марта-Пура, КарангъИИшпаиг, Дуку-Ка- цанг, Дуку-Кирие и Дузун. Последнее есть, ка­жется, родовое имя внутренних областей.
Царство Kommu, соседнее к Баньсрмассиигу, по­винуется, сколько известно, Малайскому султану, учредившему столицу свою в приюте Форбанов, ешолько-же страшных для Малайских морей, сколь страшно было прежде Алжирское гнездо раз­боев для Средиземного моря. Он подражает этим соседу своему, султану Сулускому, главе пиратов иемепее страшных. Сулускому вла­стителю принадлежат на Борнео многие прибре­жные города, как-то: Маллуду, Абаы, Талапан. Впрочем, по новейшим известиям, вся западная часть эшой земли повинуется султану Борнейско- му.
Таковы смешанные известия и данные, весьма неточ­ные, какие доныне имеем мы об острове Борнео. Все эшо неполно, и без сомнения, неверно, как в ге-
59
©графическом, так и в этнографическом отно­шении. Многие племена туземцов 'Остаются иисозпа- чеипиыми, а другие, как-пио: Дайаки, явно упомина­ются вдвойне. Впрочем, нош как один из но­вейших путешественников, Риснзи, говоришь об этнографическом разделении Борнео: « Аборигены внутренних областей острова получили различные названия: Дайакоб на юге и западе, Идаанов на се­вере, Тидуиов па восточном берегу, но все они принадлежат к одной первобытной породе Лл- (/юрезов (ГарФуров). Это племя шузсмио мно­гим островам Малезии и Австралии, и его на­ходим перемешанным иногда с Папу, или чер­ными Океанийцами. По АльФорсзы не столь чер­ны и превосходят Папу телесною силою, ум­ственностью и живостью. Дайаки составляют собою земледельцов, рудокопов, торговцев. Их телесные Формы лучше Малайских. Они обожа­ют Двуаипа (Творца мира) и тени своих пред­ков, оказывая великое почтение к некоторым шпицам, служащим им гиредвещапиелями (augures), как водится это у многих дикарей Полинезий­ских. По их словам, надобно их называть Бид- оисусами, и особенно обитающих на приморьи С. 3., а ТиЪуналш живущих в диком состоянии, в С. В. части острова. Это бесстрашные моряки, пре­данные пиратству, и иногда человекоядешву. Па юг от Борнейского султанства находятся дикия племена Бананов, Дузунов и Марушов. Наконец, существуешь еще в обширном здешнем прост­ранстве, месте смешения различных пород, осо-
60
бснное ошличие Биджусов, пробегающих по Целе­бесу, Борнео и Филиппинскому архипелагу, и состо­ящих из смеси разных народов, как-то: Ки­тайцев, с длинными, гладкими волосами и узки­ми глазами, безбородых Японцев, и Макассарцов с зубами черными и блестящими. »
Оканчивая сим неполные сведения, какие до ныне имеем мы о Борнео, скажем, что надобно переда­вать их с осторожностью, какая необходима прц всяких предметах, более основанных па предпо­ложении, ожидая того времени, когда землепознание откроет нам о внутренности областей Борней- ских что нибудь вернее догадок и предположе­ний.

МДЛЕЗХЯ. ОСТРОВ ЯВА.
Наш кочевой бриг вскоре оставил далеко за собою устье Бапьермассиигское и самый Борнео. Октября 2-го дня, при свежем Ю. 3. ветре, рас­пустил он свои паруса и пошел по этому ти­хому бассейну моря, который именуют Яванским морем, настоящему проливу, окруженному высоки­ми землями. В течение дву ха, дней продолжался ве­тер, стихая, пока нековчился при заслоне высо­ких берегов совершенным штилем. Несколько дней прикованные к поверхности этого великого морского пространства, мы завидели Каримон-Ява непреждс 10-го числа, и только 12-го, обогнувши мыс Каравана, бросили якорь в обширной гавани Батавийской. Сначала Сива наша остановилась в открытом море, и только переславши к Гене­рал-Губернатору депеши, взятые сю на пути, и получа повеление взять место на рейде, приблизи­лись мы* более к лесу мачт, издали видимому.
62
При взгляде на Батавиа с гавани, вдали пред­ставлялась горная цепь, к которой прислонен город, низкая и сплошь покрытая произрастанием деятельным и прекрасным. Потом несколько ближе видны были увеселительные домы, напра­во и налево, купами от города, прелестные убе­жища, окруженные квикоисами и плодовитыми са­дами. Наконец на первом плане являлся самый го­род, почти утонувший в низком прибрежьи, вы­ставляя только тысячи своих кровель и высокие деревья своих садов. Еще ближе к нашему бри­гу, бросившему якорь, несколько островков выста­влялись из моря, будто букеты зелени, между тем, как на рейде видели мы множество кораб­лей, и тучи лодок и шлюпок скользили по об­ширному полукружию рейды, переходя от одной пристани к другой.
Из числа островков, некоторые ныне вовсе необитаемы, по прежде почти все они были с пользою заняты старинною Индийскою Компаниею. Па них находились всрФИ, магазины, госпитали, мастерские. Главный именуется Онрусип, а по Ма­лайски Пуло-Каппал, и лежишь в 5-х льё па С. 3. ош города. Важность его продолжалась до вре­мени запятия Башавиа Англичанами. Предвидя, что владычество их будет преходящее, Англичане уничтожили все постройки на Опрусте, и совершен­но обнажили это передовое укрепление рейды Ба- шавийской. Великолепные доки, где могли почини­ваться корабли, огромнейшие магазины, житницы, где помещалось до 2,000 койангов запасного са­
63
рачинского пшена, превосходные жилища чиновни­ков, две мелыиицы, церковь — все было тогда раз­рушено и приведено в невозможность поправки. С 1825 года островок начал возникать снова из пепла и развалин, но полное восстановление преж­него состояния его дело трудное, продожителыюе и начетистое.
За Онрустом следует остров Эдам, или Пу- ло-Даммер, одолженный этим Малайским назва­нием своему маяку, ныне потухшему. Потом нахо­дится остров Пурмереиид, или Пуло-Сашип, па котором учреждена больница для прокаженных. Наконец, немного на юг, остров Клипер, или Пуло-Буронг, где видны развалины огромных кла­довых. Другие островки помсиее сушь: Пуло-Кел- лор, Пуло-Рамбут, Пуло-Оишонг-Ява, Пуло-Обие, Пуло-Айср, Пуло-Пиамок, Пуло-Пошридж, или Вадер-Смиш, исчезнувший в волнах — на месте его теперь пещаная мел, покрываемая морем во время прилива. Более многочисленные острова, види­мые вдали, именуются Duizend Kilanden. Многие из них заняты Малайскими семействами, живущими промыслом рыбы, агар-агароб, шрипангов, корал­ловых глыб (из которых пережигают из­вестку). Самый большой в этой купе островок именуется Пуло-Паиганг, и на нем живут трид­цать туземных семейств, под начальством Ма­лайского старшины.
Только па другой день после прибытия пашей Сивы отправился я к берегу. Утром 13-го Октя­бря стали мы с ялом нашим у пристани, и вы­
64
шли на берег в Боме (Boom), рейде, простира­ющейся перед старым городом. Эшо самая не­здоровая, самая опасная часть Батавиа, который так славится своим гибельным для приезжих климатом. Кроме четырех, пяти улиц, посе­щаемых только по утрам, вся эта часть почти безлюдна. Жители все перешли отсюда к Велтс- Фредену и Конингс-Плеину, где начинается новый город. Строения его идут от старого пред­местья, или Buiten-Nieuw-Poort straat, и образуют прекрасные улицы, с обеих сторон обставлен­ные длинными аллеями деревьев и красивыми дома­ми, с принадлежащими к ним прохладными сада­ми. Движение по этим улицам напоминает боль­шие города Европейские. Без числа кареты, щеголь­ские коляски, запряженные парами, молодые наезд­ники верхом, защищаясь от солнца огромными зонтиками — все это живит и украшает очаро­вательные аллеи по улицам. Тут узнаете Бата- виа, щегольскую столицу Малезии, город роскоши и шума, удовольствий и дел. Множество прелест­ных обиталищ, все под тенью дерев, тянут­ся также вдоль каналов МолеииФЛитского и Риз- викского (Moolenvliet, Rijswijk), почти на три чет­верти лье. Потом открывается обширная, квад­ратная долина, луг, с рядами Европейских до­мов: это Велтеи/Иредеи, военная часть города, по которой дано имя новой части Батавиа. Далее, при­нимая вправо, является другая квадратная долина, Копии игс-Плеин, также окружаемая прелестными домами и садами, хорошо содержимыми. За Велтс-
65
Фредепом тянется большая дорога Бушпенцоргская, гладкое шоссе, обставленное увеселительными дома­ми и дачами, продолжающимися почти на две льё, даже за крепость Миисипер-Корнелис. Если присо­вокупите к этому несколько боковых аллей, об­разующих, как будто лучи около двух, означен­ных мною, круглых пунктов, Ииршисен-Лан, до­рогу Гоииюнг-Сагарие, дорогу Танабои, то можете составишь себе понятие о виде Башавиа. Между и сзади всех сих различных частей города нахо­дятся участки разных колонистов Азиятских, утвердившихся в столице Малайской. Китайское поле находится вне городской черты, на запад от старого города, у которого прежде образовы­вало оно обширное предместье; но деятельный и подвижный люд Китайский, собственно говоря, расселился теперь по всему городу, гпак-же как и по всему острову.
Находясь под 6° 12' шир. южной и 104° 55' долг. восточной, Башавиа был основан в 1616 го­ду, на томя, месте, которое занимал Индийский го­род Джаккашра. Он получил 11-го Марша 1619 года имя, которое сохранил с тех пор, когда построена была крепость, им властвующая. В 1699 году был воздвигнут замок для губерна­торов, при входе в город со стороны порта, где генерал-губернаторы жили потом более по­лутораста лет. К этому з;и.мку присоединили строения, необходимые для собрания Совета Индий­ского, канцелярий и магазинов Компанейских. Все сии постройки, еще уцелевпиия, могут дашь по-
Ч. IX. 5
66
нятие о широком и обширном размер, какой принимала тогда колониальная архитектура, осу­ществляя свои построения Европейскими мастеро­выми, из материалов, привозимых из Европы.
В то время город составлял параллелограм, около 600 першей длины и 400 ширины, что рассекала па две, почти равные части огромная река, именуемая Тэисаливонг. Окруженный стенами, ба­стионами, и запираемый пятью большими ворота­ми, Бапиавиа вмещал в себе четыре церкви и мно­жество правильных зданий.
В течение всего ХѴИ!-го столетия чиновники Компании и купцы жили во внутренности города. Тио в начале прошлого века, когда войны с Бан­тамом прекратились, и благоденствие города тре­бовало новых построек, начали строиться за городским рвом и основали то, что называют теперь южным предместьем. Около этого вре­мени достаточные горожане настроили себе уве­селительных домов вдоль внешних каналов и по дороге Джаккатра, между городом и внешними укреплениями, составляющими первую линию. По­том, ободренные миролюбивым расположением туземцов, простерли постройки до подошвы вто­рой линии укреплений, по дороге к Бантаму и Шерибону, а равно и по пуши к Преаижсрсу. Но все шакия распространения были деланы поне­многу, одно за другим. В начале ХѴТ-го века, крепость Мисшер-Корнелис была Геркулесовски­ми Столпами Нидерландских креолов. О поездке в окружности говорили, как о походе в непри-
67
яипельскую землю, и еще тридцати лет нейро- шло с того времени, когда публичные моления в церквах были приносимы каждый раз, если ге­нерал-губернатор отправлялся в свой увесели­тельный дом в Буитснцорг. По три дня упо­требляли в то время на переезд туда; те­перь ездят в Буитснцорг в три часа.
Только в правление генерал-губернатора Дсн- дельса стали помышлять о выходе из старого города и оставлении его. Политическое состояние острова Ява казалось при семь начальнике уже столь хорошо утвержденным, что можно было отказаться от ограды стен, защищавших сто­лицу его от покушений туземных. Виды прави­теля обратились единственно на защиту извне. « Там отныне неприятели паши, » говорил он, «а во внутренности острова нам опасаться не- чего!» В то время Баипавиа являлся превратив­шимся в могилу почти всех вновь приезжавших Европейцев. Заразительные частицы, казалось, в известное время года, наполняют собою всю ат­мосферу, и тогда ужасающая смертность губила даже самых привычных к здешнему климату жителей. Повальные болезни производили опусто­шения более всякой войны. Дендсльс обратил па это свое внимание. Первый план его был — оста­вить совершенно Бапиавиа и перенесть в Сура- баиа столицу Голландских владений, но останов­ленный в сей мысли и принужденный принять меры менее решительные, он построил вне го­рода, недалеко во внутренность земли, казармы и
68
удобные жилища для офицеров гарнизона. Губер­наторский дом был начат шогда-же, но кончили сго только в 1827 году.
Едва только дано было подобное направление, как все Европейцы, сколько ишбудь зажиточные, бежали из старого города и начали жить в до­мах, более удобных, красивых и здоровых, вдоль МоленФлита, канала Ризвикского, в ВелшсФредене, а потом наконец около обширного Конингс-Плеи- на и по дороге к Мисписр-Корнелис. Правиль­ный план был сначала предписан архишскшо- рам, но время смятении, последовавшее за наше­ствием Англичан, произвело такой беспорядок в постройках, что теперь не возможно было-бы со­ставишь какую ишбудь систему защиты для Ба­тавиа, не покрывши развалинами всех окружаю­щих сго долин.
Переселение па новые места сделалось таким общим предразсудком, чгпо вскоре старый Батавиа был оставлен. Падение его было самое быстрое. В двадцать лет лучшие части были разломаны, дом за домом. В 1816 году, когда по тракта­там обратно получила Голландия свою колонию, в старом городе едва оставалось несколько Евро­пейцев, хотевших умереть в привычном ме­сте, несколько Порипугальцов и несколько Ки- тайцов. Места правительственные, конторы и магазины были еще неподвижны, по причине бли­зости к гавани, но с наступлением вечера, все спешили из них в новый город, где все ды­шало отдыхом от дел.
69
Что предвидел генерал Дендельс, шо вполне осуществилось. Батавиа был нездоровым горо­дом только при первобытном своем положении. Па влажном и низком месте построили город совершенно Голландский, с узкими улицами под тропическим небом. Как в Амстердаме и Рот­тердаме, нагородили кучи домов, по каналам с стоячею, тинистою водою. К сим причинам смертности прибавились другие, как-то: терпи­мость к Китайцам и Малайцам, кладбища ко­торых заражали предместия города. Наконец до­зволяли оставаться на мелях реки складке не- чпешош, которые, будучи согреваемы солнцем, испаряли заразительные частицы.
Перенося место города за старинные пределы, Генерал - Губернатор хотел избежать всех этих неудобств и причин гибели, а со време­ни управления Фап-дер-Капеллена осуществились улучшения, которые только предполагал благо­разумный Дендельс.
При Фап-дср-Капсллене новые улицы были назначены в Кошшгс-ИТлсипе, самом здоровом из всех окружных мест. Уступки земель, удоб­ство при постройке, придали сильное развитие этому совсем новому отделению. Принудили стро­ителей и хозяев к правильности улиц, имевшей целью частные удобства при общественном здо­ровье. Китайцам отвели место для кладбища в далеком расстоянии от города. Каналы прежнего города, неприносившие никакой пользы, были но- сшеиешю завалены, по убеждению во вред их,
70
а оставшиеся выиграли через шо большее коли- чесшво воды,менее обремененной гнилыми части­цами. Бойни отбросили к концам города и ого­родили берега реки, так, что сжатая в своей ложбин, она неразливалась на берега и неосшав- ляла никаких вод вредоносным испарениям от лучей солнца. Прекрасная постройка, плошина и пристань в одно время, дополнили такия обшир­ные и полезные устройства. С тех пор, как занялись всем этим, Батавиа перестал быть местом нездоровее других частей Малайского архипелага и Индийского полуострова.
Народонаселение Батавиа, чрезвычайно изменчивое, было предметом множества исчислений, большею частью несправедливых. В 1824 году, перепись, сделанная с величайшею определенностью, дала следующие выводы: 3,025 Европейцов, или Евро- пейских креолов, 23,108 Иванцов, или Малай- цов, 14,708 Кишайцов, 601 Арабов, 12,419 не­вольников, а всего, в городе и предместии, 53,861 человек, нссчишая гарнизона. Население всей обла­сти делится вачетыре окрута, или квартала.
Европейское, или креольское население состоит из чиновников правительства, купцов, отстав­ных офицеров, владельцов недвижимых имений, и наконец Португальцев, которые в Батавиа, как и во всей Индии, составляют мешисское по­коление, цветом более Малайцов медное и гово­рящее наречием почти непонятным.
В настоящем состоянии своем, Батавиа заклю­чает множество замечательных общественныхъ
Tl
зданий. Старый город являет также многие, еще стоящие среди развалин остальнаго—живых сле­дов первобытного великолепия. Таковы сушь, ме­жду прочим, таможня и морские магазины, прекрас­ные, хорошо сохранившиеся строения; потом, за воротами городскими, великолепные ломбоиги (де­ревянные складки), назначенные для хранения сборки кофе.
Ош прежнего замка, сломанного при генерале Дендельсе, остались только ворота, обращенные к городу. Архитектура ратуши, хотя щегольская и благородная, напоминаешь время, когда здание было воздвигнуто. Среднее строение образует два огром­ные отделения, занятые прежде высшим юстиц- ким судом, комитетом сиротским и промен­ною палатою. Теперь все сии части правления перенесены в ВелтвФреден. Два крыла здания, до 182Т года служили местом тюрьмы, во, кажется, что и это последовало за другими переселениями в иное место.
Только одна церковь остается в старом Ба­тавия, находясь между ратушею и воротами ста­рого замка. Этот Лютеранский дом молитвы, обширный и хорошо построенный, нсобезобразил- бы лучшего города Европейского. Единственный храм Реформатский составляешь старинная цер­ковь в предместьи, или Buitenkerk — строение старое, невидное, но внутренность его проста и прекрасна. Напротив, Католическая церковь мала и жалкая.
72
Для Европейцев в Багпавиа находится теперь только одна больница, военная, в ВелшеФредепе, но хорошо устроенная, и больные городские нахо­дят здесь пособие, вместе с больными из числа гарнизона. Для туземных Кнпиайцов и Малайцов заведена другая гошшипаль, находящаяся за Утрехт­скими воротами. Кроме зал для больных обыкно­венных, здесь находятся отделения прокаженных и ума лишенных. Обширное эшо заведение может содержать от 200 до 500 человек. Stand VerbancI есть второстепенная гошпиталь, куда принима­ют на время раненых. Здесь делают им пер­вые перевязки и оказывают пособия, а потом отсылают их к семействам. Такое учреждение, началом которого были обязаны Фан-дер-Каииел- дену, произошло от необходимости оказать немед­ленную помощь в бедственных случаях, еже­дневно бывающих на улицах города, и польза от­дельного места, где находят средства на такия непредвиденпые пссчастия, конечно неоспорима.
Одно из прекрасных зданий города дом, зани­маемый торговым Нидерландским Обществом, и находящийся в старом отделении па речной на­бережной. Недалеко отсюда биржа, маленькое строение, с открытою колоннадою, простое, мало украшенное, хотя новейшей постройки. Гораз­до лучше сего ничтожного здания обширное и вели­колепное построение, воздвигнутое генералом Деп- дельсом на углу каналов Ризвпкского и Молен- Флишского. Гармония имя этого истинно царского здания. Эшо место удовольствий для частных лио-
73
дей. Предназначенное для концертов по подписке и балов, даваемых губернатором, оно служит также ежедневным местом свидания для граждан и достаточных военных, которые сходятся сю­да беседовать, играть па бильярде и читать жур­налы. Туш устроены четыре залы, обширные, так, что в каждой может поместишься до 400 человек. В парадные дни, когда Европейское об­щество Батавия сбирается здесь, при свете тыся­чи огней, залы Гармония являют зрелище истинно волшебное. — Подле храма удовольствий здание, пред­назначенное пауке и знанию. Эпю еще одно из тех заведений, которыми Батавия одолжен гене­ралу Депдельсу. Бяшавиискос Общество паук и зна­ний оказало уже услуги ученому свету. Ободряемое в трудах своих самими губернаторами, бывши­ми в числе его членов, оно пояснило много вопро­сов, принадлежавших к его области, прибавив­ши свой удел на жертвенник просвещения. Би­блиотека Общества богата дорогими книгами.
Есть в Башавиа и театр, где любители, от времени до времени, показывают свои дарования пе­ред знатоками сценического искусства, но здание не­лучше самых спектаклей здешних.
Когда генерал-губернаторы живут в городе, то занимают обширный и прекрасный дом, пар­тикулярный, находящийся в Ризвике, в самой здоро­вой и более всех обитаемой части Башавиа. Впро­чем, сие помещение, слитком тесное и слишком мещанское, будет заменено новым дворцом в ВелтсФредепе. Дворец эпиоип, начатой при гепе-
74
рале Депдельсе, и несколько раз останавливавший­ся в постройке, за недостатком материалов, теперь скоро будет докончен. Уже перенесли в это строение все гражданские и военные места управления Башавиа, уступив частным людям до- мы, занятые прежде различными частями прави­тельства.
Множество базаров, или крытых рынков, учреждено в Батавии и его окрестностях. Мно­гие из этих рынков, бывшие прежде временными, мало по малу сделались ежедневными, благодаря Ки­тайцам, которые, как урожденные торгаши, го­товы торговать день и ночь. Из числа базаров должно упомянуть о Лиш-Тоигганп>, рыбном тор­жище, при входе в город, в Китайском поле; хэурунгсколиб рынке, где правительство хотело учредишь удобство для прогулки, как в Европе, и куда обитатели Бантама привозят свои ткани, глиняные изделия, рогожки и известь из своей об­ласти; базаре Топаабоиском, старом и новом рынке ВелшсФреденском; наконец о тринадцати базарах, или ярмарках, учрежденных на рассто­янии нескольких льё около Башавиа, и нескольких других в резиденции Буитенцоргской.
Торговля Батавийская двояка: одна сосредоточе­на в руках Нидерландского торгового Общества; другая разделена между торговыми домами первой и второй степени, Голландскими, Английскими и Американскими. Нидерландское торговое Общество составилось из складки частных капиталов, ко­торым правительство выдало некоторые привил-
75
лсгии, впрочем совсем неотягошишельные. Первые следствия этого Общества были счастливы, и они могут быть еще важнее, если мысль исключения торговли частных людей побудет руководство­вать компаньонов. Истина верная, что каждая об­щественная складка капиталов полезна тогда толь­ко, когда против лея есть живое соревнование лю­дей посторонних. Тогда Общество будет не мо­нополиею, но полезным собранием сил и средств, экономиею труда, рук, издержек, дружным упо­треблением усилий, которые бесплодно растеря- лись-бы по разнице. При пособии общественной де­ятельности открываются новые пути передачам капиталов, распространяются торжища, усилива­ются сношения. До сих пор, ничего нешерпя от общественных привиллегий, торговые домы Баипа- виа нашли в них более прочные и более опреде­ленные средства сбыта, возвышение биржевых цен и приращение дел. Несмотря на сильное соперни­чество, в 4827 году считали здесь 16-шь Нидер­ландских торговых домов, 6-гпь Английских и 1-н Американский. Впрочем из числа всех, десять занимались только второстепенною торго­влею.
Торговое мореходство здешнее составляют 45 корабля и один пароход. Из числа кораблей семь помещают более 100 тонн груза па каждый. Ввоз объемлет все мануфактурные изделия Европы, тка­ни, нарядные и необходимые, дорогое оружие, сукна, стальные, шелковые изделия, товары из Европы, Китая, Индийских и Малайских Факгпорий, ткани
76
всех родов и всех цеп, и вообще произведения и запасы иноземные, кошорых Багпавиа произво­дишь не может, как-то: вина и водки Французские и Испанские, чай Китайский, сарачинское пшено Ин­дии и Манилла. В замен всего, Ява снабжает Азию и Европу сахаром, кзфс, сарачинским пше­ном, табаком, капгоисаигом, маисом, хлопчатою бумагою, даже индиго и произведениями местной промышленности, довольно усовершенствованными.
Из числа этих произведений надобно упомянуть: выделку арака, кирпичные, кожевенные, красильные, свечные, горшечные, карточные изделия. Араковых заводов считают до восьми, и все они совокупно вырабошывают в год до 1200 боченков этого крепкого нашппка, который Китайцы пьют обы­кновенно, по умеренно. Материалом для перегонки бывают сарачинское пшено, сахарный сыроп, ту- ак и смесь, называемая пека, из корицы, аниса, луку и муки сарачинского пшена. —Кирпичных за­водов восемь, и они особенно успевали, когда новый город строился но планам генерал-губернатора Дсндельса. — Четыре кожевни заведены здесь Ки­тайцами. — Красплыш сушь запятия мелких промы­шленников, которые живут но деревням, сами шкут, сами красят свои ткани. Почти исключи­тельно занимаются этим женщины. Вещества, употребляемые для крашения, сушь обыкновению: индиго, корень мачкуду, руку, зерна хлопчатой бума­ги, корень куркумы, иибирь, катжапговое масло. Красят просто, погружая несколько раз ткань в посудину, где разведена краска. Окраска батика
77
производится при посредстве распущенного воска, которым покрывают части тканей, долженству­ющие остаться одноцветными, или светлыми, ког­да погружают ткань в раствор. Так приго­товляются платки, или саронги (передники), столь отличные тонкостью тканья и прелестными, раз­нообразными цветами.
Другие отрасли промышленности, как-то: пере­топка сала и глиняные изделия, находятся также в положении довольно цветущем. Фабрики играль­ных карт занимают большое число рук; карты приготовляются здесь Китайские, игра которых считается двумя десятками. Другие рукоделия испра­вляются, как в Европе, мастерами, имеющими под своим руководством и надзором подма­стерьев. Так распределены в Батавиа плотники, столяры, каменщики, кузнецы, слесаря, медники, жестяники, маляры домов, тележники, седельщи­ки, канатчики, булочники, и проч. — Почти все это занимает только Китайцев и Малайцов, показы­вающих в деле большую ловкость. Немногие Ев­ропейцы захошели-бы и могли поверстаться с ними. Знойный климат, различие платы, все уда­ляет наших ремесленников из Азиятских коло­ний, где они не в состоянии поддержать соперни­чества с туземными работниками. Потому во всех отдаленных Европейских владениях всегда бу­дет недоставать людей среднего звания, соста­вляющих силу и црочиосшь общественного быта. Несколько Европейцев, брошенных между тысяча­ми Китайцев и Малайцев, никогда несоставяшъ
78
на Ява Европейской национальности, между тем, как в Повой Голландии, где находится класс парода ра­бочего, деятельного, почти богатого, имеющего дела и подручных работников, может легко осущест­вишься задача перенесенного из Европы быта.
Житье в Батавиа привольно и роскошию. Евро­пейцы первые дали этому направление. С самого на­чала своих завоеваний завели они богатую мебель, большие домы, множество слуг, золотую, серебря­ную посуду, карсгпьи, лошадей, охоту. Увлеченные примером, Малайцы и Яванцы захотели в свой черед дорогих платьев, галантереи, богатых тканей, повели жизнь в балах и праздниках, как будто каждый из них имел в своем распоряжении сокровища какого нибудь раджи. Ки­тайцы, хотя и экономнее всех, имеют также свои предметы для проживы—это великолепие, ка­кое оказывают они при своих годовых праздни­ках, свадьбах, погребениях. Скупые во всякое другое время, шут расточают деньги без меры, а особливо в праздник нового года, и при велико­лепном обряде Гап-Болис, его сопровождающем. Что касается до Арабов и Мавров, то всему пред­почитают они роскошь, имеющую прочную н дей­ствительную ценность. Великолепие их состоишь в обладании драгоценными сокровищами, каменьями, золотом, серебром, уборами женскими.
Генерал-губернаторы всегда более поощряли, не­жели воспрещали распространение роскоши между жителями, видя в ней ручательство за мирное образование общества; но при этом вещественном,
T9
так сказать, воспитании народа, они позабывали, что ум также имеет свою потребность образо­вания, чтобы удержаться наравне с улучшаемым Физическим быпиом. Много первоначальных учи­лищ учреждено в Башавиа. Главное, куда Европей­цы посылают своих двшей, заведено было с 481Т года в ВелпиОФредсне, в самой здоровой, са­мой освеженной воздухом части, и его можно по­честь стоящим наряду с нашими лучшими учре­ждениями в сем роде. Подчиненное этому, другое училище основано было потом, куда ходят деши жителей, вообще называемых Португальцами, и к которым присоединяются юные Малайцы и Китайцы. Эшо училище можно назвать рассадни­ком для здешних канцелярий и контор. Туш образуется пишущий народ, исправляющий, так сказать, черную работу по письменной части. К двум упомянутым мною учебным заведениям, при­несшим уже полезные плоды, с 1824 года присо­вокупился было пансион для молодых девушек, управляемый наставницами, вывезенными из Евро­пы на счет правительства, по в 1826 году пан­сион этот был уничтожен — потому-ли, что число воспитанниц оказалось недостаточно для поддержки заведения, или что наставницы, моло­дые и хорошенькия, все предпочли выйдши скорее за-муж за богатых колонистов, нежели учишь детей.
Воспитание туземного юношества большею частью вверено Мугаммеданскому духовенству, находяще­муся при разных мечетях. Далее, мы поговоримъ
80
об этом народе и влиянии, какое имеет он на жителей. Все Мугаммсдаиские духовиыде делятся па многие классы, отличаемые названиями Имаиов, Капшгов и Гтпалов. Глава Имапов именуется Папггулу. Получая жалованье от правительства, он исправляет должность чиновника, как при Лаиид-Ради, так и при других судебных местах, где свидетельствует клятвы последователей исламизма. Мечетей считается здесь около ИТ-ипи, и при каждой есть число духовных, сообразное её важности. Доходы духовных одпакожь незначитель­ны; их составляют произведения земель, прина­длежащих мечетям, приношения во время жатв и при больших праздниках, и наконец плата при свадьбах, похоронах и духовных обрядах..
Таков знаменитый город Батаеиа, где теперь остановился я, и где нашел самое дружеское го­степриимство. В числе писем, давно забытых в моем поршФсйле, я отыскал письмо доброго Вильмогпа Калькушского к одному из знатней­ших торговых домов Яванской столицы. Эти рекомендательные письма, столь ничтожные в Европе, где все следствия их ограничиваются пошлою учтивостью, и много много обедом, име­ют существенное значение в колониях. Едва представил я несколько строк Вильмоша негоци­анту Башавинскому, гну Перку су, как сделался добрым его гостем. Мне тотчас предложили квартиру в доме, и я не мог отговориться. Не бу­ду описывать, сколько ласки, внимания, приветст­вии и предупредительности встретил я в поч-
81
шейном семейств моих хозяев. В течение не­многих, прожитых мною в Батавиа дней, я ро­скошничал, как богатый колонист, переходил с бала па бал, с праздника на праздник, с обеда на обед. Четверо слуг, паланкин, карета с парою лошадей, две верховых лошади—все это было к моим услугам. Меня завалили приглаше­ниями в гости к местным чиновникам и бога­тым купцам. Во всех виденных мною собрани­ях царствовала роскошь, совершенно Азиятская. Благовония, пахучия эссенции, изысканные кушанья, прохлаждения тысячи родовъ—все это было расто­чаемо ханскою рукою. Казалось, что каждый хозя­ин спорил о том, кто явится роскошнее, и ши- кшо не хотел остаться хуже своих знакомых. Можно попять, как сильно поражали меня теперь, после годичного бродяжничества по Океанийским морям, после отвратительного зрелища диких человекоядцов, и эта Азиятская пышность, и эиш Европейские нравы. Целую неделю предавался я на­слаждениям жизни, будто угорелый. Мне казалось, что я па родине, среди знакомого мне, образован­ного, приятного общества, веселого, остроумного, дружеского. Я забывался — понаблюдал ничего....
По после нескольких, усладительно пролетев­ших дней, мне пришло в голову, что я не во Франции, но в Малайской земле, и приехал сюда не за тем только, чтобы пировать с богатыми Башавийцами и любоваться па их молодых и прелестных Креолок. Первым следствием та­кой мысли было, что я начал отставать отъ
Ч. IX. 6
82
Европейского населения Башавиа, и старался сбли­зишься для моих наблюдений с туземным на­родом. Мое намерение тотчас поняли, и усердно помогли мне. Несколько поездок немедленно устро­илось в окрестности города и ближния области.
Первая из них была к одному из самых значительных, ближних владетелей. Он жил в великолепном помеешьи, поставленном на бе- рогу пеболыпого протока; спереди устроена была в жилище его галлерея с колоннами, которую замыкала обширная, прохладная зала. Хозяин дома был еще молодой человек, знатного рода, весьма уважаемый всеми. Одежду его составлял ярит из Индийской ткани, гораздо болъс обыкновенного передника, или саронга. Сверх яршпа надет на нем был шелковый сабук, род куртки. Прогу­ливаясь с нами, он надел бархатный пшкопаи, обшитый кружевами и похожий па Фрисландские жакеты, какие нашивали лет сто гному. Под тикопапом виден был белый жилет, засте­гнутый пуговками до самого горла и заменяющий нашу рубашку. Головной наряд состоял из ши­рокого лоскута сукна, или узорчатого бархата, сложенного па манер жокейского картузика. Имея торговые дела с Перкусом, щеголеватый хозя­ин принял нас со всевозможною ласкою. Госте­приимство его представляло что-то такое важное, почетное, придававшее ему тем более цены. Хо­зяин показал нам во всей подробности свое ве­ликолепное жилище, и прекрасные плантации, его окружавшие, кофсйпые ноля, содержимые, какъ
83
опрятный парник, поля с сахарными тростни­ками и опыты насаждения индиго. Нсмспее 200,000 пиастров оцепяли владения, где жил этот зна­менитый раджа.
При второй нашей поездке мы направились в Брипенцорг. Губернатор объезжал в это время окружные области, и потому помог принять нас сам. По его главные чиновники, в замену того, оказали нам самое ласковое гостеприимство. Путь от Батавиа к Буишенцоргу, прежде ле­жавший через дикую пустыню, теперь соста­вляет одну длинную аллею, с домами по сто­ронам, так, что их можно-бы почесть беспре­рывно продолжающимся предместьем обширного города. Через два часа езды достигли мы замка, Фасад которого самый щегольской. Строение со­стоит из главного корпуса и двух крыльев. Галлерея с колоннадою идет кругом выдавшаго­ся главного здания, а купол с шшщом оканчи­ваешь его верх. Много других строений присоеди­нено к основному Фасаду. Одни сушь казармы, другие помещения для свиты Губернатора, настоящего князя здешней земли. Все сии постройки восходят педалее 1816 года. Тогда перестроили все старин­ные участки здания, с большим порядком и луч­шею правильностью. Старинные скучные сады пре­вратили в Английский сад; употребили в пользу воду, изобилующую в здешней долине; ее подняли в Фонтаны, заставили падать каскадами. К та­ким, просто архитектурным улучшениям, ба­рон Фаи-дер-Капеллен вскоре прибавил по- *
84
вые, более полезные устройства, Учредили в Буи- шенцорге ботанический сад, вверивши его попе­чениям ученого Рсинвардша, которого заменила, по­том доктор Блум. С большими издержками были собраны в этом саду пешолько все про­зябения обильной почвы Яванской, по еще множе­ство растений Молукских островов, Беигала, Бразилии, Китая, Японии и Австралии.
Одну за другою, мы пересмотрели все здешния редкости: дворец и его прекрасные приемные залы, ботанический сад, Фонтаны, парк, боскеты, огород, где всего более померанцев, и окрестные поля, пересекаемые тысячами ручьев. Находясь во внутренних областях Яванских, это всего бо­лее поражало противоположностью ландшафта — Азиятским его колоритом, разнообразием поверх­ности и видом Малайских хижин, находящихся в очерке обширных строений Европейских.
Пока еще резиденция Буитенцоргская, подобно Кравангской, не была присоединена к Батавиа, она образовывала пять округов: Буишенцорг - соб­ственно, Наронг, Яссинга, Тжи-Бшионг и Тжи-Ба- русса. Все сии округи повиновались каждый тузем­ному старшине, наблюдавшему за благочинием и именовавшемуся, в первом Лидшиатти, в четы­рех остальных Деминг. Хотя здешние округи самые богатейшие из всей Явы, по доходов с них едва могло-бы достать па издержки управ­ления, если-бы правительство неимело монополии па кофс, сбор которого приносит большие барыши.
85
Самое резидентство, беспрерывно уменьшаемое от­делениями земель сго в другие, ныне состоит почти только из одного замка и участков не­значительных, находящихся между реками Тжили- вонг и Тжиданис, поболее полульё от одной до другой.
Видевши теперь земли, подвластные Голланд­цам, нетерпеливо желал я видеть области чи­сто Малайские, где пеизглажспы еще старые, ту­земные правы. Счастливый случай представился к этому. Один из прикащиков Голландского тор­гового дома, прекрасный молодой человек, по име­ни Пипер, отправлялся в Бантамскую облаешь, для надзора за большою покупкою сарачинского пшена, которое надобно было отправишь в Ан­жер, один из тамошних портов. Я навязался ему в сопушники.
Из Батавиа отправились мы в прекрасной ко­ляске 19-го Октября, а па другой день, переехав­ши реку Тжиканди и полюбовавшись прелестною окрестностью, прибыли в Церам, нынешнюю столпцу царства Бапшамского. Это царство де­лится на два управления, Северное и Южное, и в нем считается до 985 десса, или селений. Сторо­на самая замечательная па Ява. Долго была опа не­зависима от власти Голландской, но с тех пор, как генерал Дендсльс покорил оружи­ем одного из здешних султанов, бсснокопвша- го окрестные округи, Бантам сделался почти одним из уездов Батавиа. Церам, находящийся во внутренности земель Баншамскпх, красивый,
86
многолюдный, хорошо построенный город. Дом Резидента, где мы остановились, выстроен про­тив Ъалама туземного правителя. Эшо щеголь­ское, удобное помещение, подл которого находит­ся дом секретаря резиденции, еще несколько жи- лищь Европейских, гауптвахта и гарнизонные ка­зармы.
В Цсраме увидел я Малайцов с их одежда­ми, правами, природным бытом. Уже в окрест­ных полях заметил я множество мужчин и женщин из проешолюдешва, разнообразно оде­тых Обыкновенную одежду мужчин составлял большой саронг, род запана, или июня вы, с цве­тами, и коламби, род куртки с рукавами, весьма короткими, а для женщин юбка с квадратами, и при ней верхняя одежда, сжатая в талии и к верху, как будто длинная коФипа. Па головах, мужчины носят платок, связанный в роде чал­мы, и у каждого за поясом находится кри. У жен­щин волосы подняты на верх головы, а в ушах висят преогромные серьги. Оба пола ходят бо­сые.
В высших званиях одежда изменяется, смот­ря по обстоятельствам, времени, месту, должно­сти каждого. Таким образом для чиновников, окружающих Султана, есть наряд дворский и на­ряд военный. В первом следует являться с обнаженными плечами и руками, нагому до пояса, имея при себе один кри с правой стороны и ост­рое оружие с левой стороны; оно называется ве- Ъунг, и имеет Форму ножа. Оружие эшо есть иие-
87
чпю символическое, и означает, чпю носящий сго всегда должен быть готов резаипь траву и ру­бишь деревья по повелению своего властителя. Фор­менный головной наряд при шаком убор состо­ит из кулука, калпака, из белой шелковой тка­ни, или бархата, отороченного золотом — подра­жание Арабской танк, введенное на Ява Султаном Палангским. Вся открытая часть тела натирает­ся беловатым порошком, или блестящим жел­тым. Самый Султан нсосвобождасшся от такой Форменности этикета. — Военное одеяние еще бо­лее сложно. Требуется иметь при нем три кри: первый, купленный офицером, который его носит, второй, переданный ему от сго предков, а тре­тий должен быть подарен ему родственниками его жены. Два из них находятся по обеим сто­ронам пояса, третий сзади. Па портупее висишь еще с левого боку сабля. Остальной наряд со­ставляют шаровары, называемые шелана, полоса­тая куртка, под нею белый, застегнутый до горла жилет, и наконец огромная бархатная шля­па, кажется, вовсе бесполезная па сражении. — Из числа других одеяний упомяну об одежд жениха и невесты, когда идут они в мечешь, где нмань должен благословишь союз их. При шаком слу­чае истощается все, чпю только имеет утончен­ного наряд Малайский. Покрытый от пояса до пят великолепным передником, или юбкою, с руками и верхнею частью тела обнаженными, но унизанными ожерельями и золотыми бляхами, с зубчатою диадемою на голове, из-под которой ви­
88
сит множество ниток жемчугу, жених идет впереди провожатых, медленно спокойно, степенно. Невеста с льду от за ним, одетая похоже на не­го, в лучших своих уборах, с полуоткрытою грудью и голыми руками, в длинной юбке, в коф- гпе, перехваченной около талии, где виден богатый пояс, с диадемою из золотых блях па голове», и с браслетами па руках. Он и она бывают одеты в бабуши.
Все эгпо видел я мимоходом, мельком. Нам мо­жно было пробыть в Цсраме едва несколько ча­сов; по, покрайпей мере, по возвращении в Бапиа- виа я сохранял верное и самовидиое впечатление о внутренних областях острова, и это вывело ме­ня из круга идей, какие пораждаюш сей обшир­ный, более Европейский, чем Малайский город. Мои страннические похождения были еще далеко покон­чены, и мне надобно было предостеречь себя от усладительной неги, царствующей в жизни Баша- вийских креолов. Бурные моря и дикия страны ожидали еще меня, с испытаниями всякого рода. И вот почему, едва только, па другой день по возвращении моем в Башавиа, представился мне случай плыть в Австральные земли, я простился с моим добрым хозяином. Почти со слезами на глазах заклинал он меня невдавашься снова и добровольно в опасности, довольствуясь уже со­вершенным мною, столь разнообразным и продол­жительным странствованием. Я певнимал ни­каким дружеским увещаниям. Немедленно заклю­чен была, мною договор с капитаном Поведем,
89
начальником корабля Капгуру, долженствовавшим отплыть Октября 25 го, зайдти в Сурабаиа, па восточном берегу Ява, дополнишь там свои при­пасы, и потом направиться к Новой Голландии.
Пнчпио неразстроило наших предположений. С рассвыпом 25-го Октября оставили мы большую гавань, и при пособии выпорка от берегов, потя­нулись мимо восточной части Яванского берега. Время было чудесное, ветер добрый, и трех дней было нам достаточно проплыть это прибрежье, где обыкновенно мъшаеш плаванию В. выпер. Мы обошли, чушь петрову вши землю, мысы Вапшамап и Бонангь, образующие два угла у полуострова Япарского, а потом, па высотах мыса Панка, во­шли в пролив, отделяющий остров Мадуре от большой, главной земли. Все разнообразие земель Яванских, покрытое роскошным произрастани­ем, раскрылось пред пами. Мы могли различать, протянувшиеся от подошвы внутренних гор, прелестные кофсйпые плантации Шерибопа и Япа- ра. Па всем этом пространств виднелись сквозь зелень деревьев во множеств селения, с своими бамбуковыми и рашановымп хижинами. За полуост­ровом Япарским насаждения казались изменивши­мися. Туш меньше видно было кофс, по больше сарачинского пшена. Кофсйпые поля появились опять за округом Сурабайским, между шъмь как Ма­дуре представлял болъс засъвов пшена сарачин­ского.
Обогнув мыс Папка, мы вступили в пролив, здесь еще широкий на пять льё. Множество Явап-
90
ских ботов, сжатых в этом пространств, казалось, играли вокруг пас, плавая при пособии пагаев и треугольных парусов своих. Мы обошли мыс Померанцевый, самое пгЬспос место пролива, где на прибрежьи поставлена крепость, подчиняющая себе всю окружность. Оба берега были усеяны красивыми селениями, от которых выплывало миюжесипвоХ лодок. Паш Кангуру, от­личный ходок, проскользнул легко сквозь здеш­ние тинистые переходы. Вскоре заметили мы гавань Гриссе, одну из самых знаменитых на Ява для починки кораблей, и 26-го Октября бросили якорь перед Сурабайским резидентством.
После Батавиа, Сурабаиа такое место, которое всего более одолжено попечениям генерал-губер­натора Дендельса. Тут замечательны морской арсенал, прочная и широкая набережная на реке Кедири, протекающей через город, длинные на­сыпи, для воспрепятствования засорению речного устья, монетный двор, верФИ, литейная для ядер, и наконец дом губернаторский. Находясь вне го­рода, все сии здания, сообщаются с ним длинными и широкими улицами, по которым находятся ка­менные домы, украшенные внешними галлереями. Прибрежные части города, менее красивые и ме­нее здоровые, осипаютоя в воде большую часть года. Также генералу Дсндельсу одолжен Сурабаиа великолепною дорогою, проложенною сквозь болота и горы до Самарапга и соединенною с дорогой из Самаранга в Батавиа,
91
Нашему Кангуру нельзя было надолго оставаться в Сурабаиа, и мие надлежало наскоро набирать сведения, по которым мог я поверять цепу из­учений и замечаний полпейиших. Персгиравясь с ка­питаном на одну из плошин, при входе в га­вань, мы должны были вытерпеть прежде всего осмотр таможни, вполне владеющей эипою при­морскою границею города. Городские жилшца Евро­пейцев начинаются за таможенною чертою. Белые стены, крыши домов террасами, красивые кры­тые галлереи с внешними столбиками—вот что прежде всего бросается здесь в глаза. На противо­положном таможне берегу находится башшарся, владеющая рекою и оканчивающая здесь предме­стие. Далее следуют верфи; пошом ь отделение Ки­тайское, опрятное, шумное, оживленное, как во всех тех городах, где расположились кочевья этих бродящих повсюду торгашей; потом являет­ся креольский город, хорошо выстроенный, хорошо ьаселспный; наконец жилище Резидента, означенное павильоном, здание в два этажа, отражающееся в волнах реки. У этого чиновника место свидания всех лучших людей города. Все общество соста­вляет небольшое количество семейств креоль­ских и Европейских. Немногие из женщин го­ворят на каком пибудь другом языке, кроме Ма­лайского. У некоторых из них прекрасные, вырази­тельные физиогномии, и почти все отличаются ла­сковым и добрым обращением. Едва наступает вечер, все здешнее общество сходится в обшир­ных и прекрасных залах жилища Рсзиденшова,
92
освещенных лампами с стеклянными щарами, и столь открытых для прохлады воздухом, что проходящие почти могута» видишь все собрание, за­бавы его, и даже слушать разговоры.
Население Сурабаиа составляют кром того, как в Башавиа, Малайцы и Китайцы. Сюда часто приезжают обитатели ближнего острова Мадуре, составляющие отдельный тип в семействе Яван­ском. Паша» корабль немог пробыть здесь более суток, и мне невозможно было посетишь этого острова, часть которого могли мы видеть с Су­рабайской пристани. Там мог я увидеть правы, обычаи, политическое образование парода, зависящего от Голландцев только непосредственным образом; подобно Лапласу и офицерам его Люби­мицы, я моп» присутствовать па туземных празд­никах, обедать с маленькими султанами остров­скими, и наблюдать их в странной и роскошной их жизни.
Едва только Любимица остановилась па несколь­ко дней в гавани Сурабайской, от одного из трех Мадурских султанов, Султана Бапкалапг- ского, получено было приглашение, столь убедитель­ное, что капитан Лаплас почел обязанностью принять его для себя и нескольких своих офице­ров. Переправились па приморье Мадурскос, где сын султанский ждал уже посетителей. После легкого завтрака, чаем и Китайскими закусками, сели в две коляски, долженствовавшие доставишь путешественников в Баиикаланг, столицу Султа­на. Сын Султанский, путеводитель гостей, былъ
93
высокого роста молодой человек, медного цвета, начальствующий Мадурским отрядом, находившимся в Голландской службе, а потому, в отличие сво­его звания, он был в мундире высшего ОФищера Голландской конницы. Такой костюм показался-бы слишком странным без тюрбана, красного с белым, который Мадурец почел обязанностию сохранишь под своею офицерскою шляиюю.
Первое впечатление па Мадуре не было благопри­ятно для страны, которую хотели посетишь Французы. Туш невидно было, как в Сурабаиа, живого и сильного произрастения, но являлись поля, опаленные солнцем, чахлые деревья, плохия жатвы. На острове мало воды, а вода под тропиками такое блого, которого ничто заменишь поможет. Потому и доходы Мадурского Султана состоят не столько в произведениях земли, сколько в до- бывке соли, довольно прибыльной, несмотря на мо­нополию Голландцовь, и в неистощимом изобилии салангановых гнезд, которыми унизаны утеси­стые и изрытые заливами скалы северного берега.
Вдоль по дороге являлись попеременно Мадурские селения, где каждый дом, окруженный отдельно палисадом, казался маленьким островком.
В три часа коляски переехали расстояние, разделяющее Баикаланг от места, где при­стали Французы к Мадуре. Прибыли прямо к палашам Султана, который принял чужеземцов благородно и почтительно. Подле него находился Голландский Резидент, служивший вместо перевод­
94
чика начальнику Любимицы. Султанское жилище составляло одну из сторон обширной Банкаланг- ской площади. Оно открывалось обширным двором, который огораживали с двух сторон казармы Мадурской гвардии, и посредине которого были два великолепные дерева, живые свидетельства древно­сти султанского титула, ибо еще предок Султа­на посадил их, с великим обрядом, в тот день, когда наименован он был баиг-горамом. За этим дворома^ следовал дворец, здание пост­ройки легкой и щеголеватой, украшенное столбика­ми, под которыми простиралось главное помеще­ние, обширная,а прямоугольная галлерея, открытая со всех сторон воздуху. Этот огромнейший ки­оск был перерезан на четыре части, прямым углам, двумя рядами столбов. Две залы походили тушь более па магазины, нежели па гостиные — так унизаны они были канделябрами, люстрами, стенными часами и другою дорогою мебелью. Две другие залы составляли столовую. Кругом всего этого, странной постройки здания находилось мно­жество принадлежностей, баня, кухни, помещение для женщин, другое для служителей, и наконец зала музыкальных инструментов. Туш видны были эти однострунные орудия, довольно похожия на нашу скрыпку, и состоящие в кишечной струпе, натянутой на половину скорлупы большего кокосо­вого ореха, покрытого весьма тонкою кожицею со стороны впадины. Играют смычком из конских волос, который всегда остается в струнах. Подле сих орудий гармонии являлись многие дру­
95
гия, производящие звуки еще более ужасные. Таков был род гонга, или джепдера, составленного из восьми машаллических дощечек неравной величи­ны, которые от палочки музыканта издают звуки соответственно их объему; далее огромный барабан из пустого дерева, в котором, один подле другого, находилось шесть медных горшков, повешенных в разном расстояния и величины разной. Ударяя по ним, музыкант извлекаешь зву­ки, похожие на звук медных тазов. Находились также здесь Китайская шапка, огромный барабан, различные гум-гумы, и там-там, вполне подра­жающий гремящим ударам грома.
Едва прибыли Французы, как Султан начал уго­щать их разными увеселениями. Первое состояло в военной пантомиме, исполненной красивыми муж­чинами, богато одетыми и вооруженными копьем и крп. Они приблизились двумя рядами, каждый в предшествии одного начальника, и идя принимали разные воинские положения. Красные повязки с зо­лотым шитьем, белые шарФы, окружающие шею и падающие на голые плеча, кушаки тысячи цве­тов, за которые заткнуто но множеству кинжа­лов, все умножало красоту этого зрелища. Пан­томима изображала воинов, идущих на встречу неприятеля, и движения, и вид выражали эшо столь разительно, что самые лучшие актеры могли- бы взять уроки в сей дикой мимике. — Обед, следовавший за тем, непрсдспиавлял столь рез­кого характера национальности. Услуга, кухня, ви­на— все было Европейское; даже собеседники почти
96
все были в Голландских мундирах, и только сам Султан придерживался одежды на половину Малайской, на половину Голландской. Куртка с генеральскими эполетами покрывала Форменный жи­лет, из-за которого видны были голая грудь и голая шея; вместо папшалопов Султан носил широкую попяву, едва закрывавшую его сухия и го­лые ноги. Человек лет около 50-нш, хотя и темного цвета, хотя и с расплюснутым носом, огромным ртом, губами запачканными бетелем, черными гнилыми зубами, лбом коротким и вы­давшимся, большими скулами, маленькими желтыми глазами, Султан вознаграждал все это откры­тым, веселым, и в шо-же время ласковым, благородным обхождением.
Особливо был этот Мадурский властитель приветлив к Французским своим посетителям. Казалось, что он выдумывает, чем-бы можно было развлечь их, старается пеупусшишь ничего, что только могло дашь им благоприятное поня­тие об его величии и великолепии. После обеда гремела беспрерывная и оглушающая музыка, сопро­вождаемая хором женщин, разноголосным и не­приятным. Певицы, по большой части старые и некрасивые, составляли часть гарема сластолю­бивого Султана. Игра следовала после концерта. Сели вокруг стола и играли в «двадцать одинъ» (vingt-un), при чем Голландские чиновники и Ки­тайцы оказались отличными мастерами. Наконец роскошный ужин заключил первый день праздни­ков.
97
Но второй день быль торжеством веселья не- мепее. При восхождении солнца Французы пошли ос­мотреть небольшой холм, па верху которого было кладбище султанов Бапкалангских. Гут в за­городке находилось множество сараев, в кото­рых заключаются саркофаги. Па сих различных памятниках можно было почти читать время их основания, ибо так велико было различие древних ош новых, как в образе построй­ки, так и в выборе материалов. Самые ста­рые были кирпичные, а другие, более новейшие, из камней, грубо обтесанных, либо из белого мрамора и жилистого гранита. Один из са­раев, с древними гробницами султанов Мадур- ских, содержал еще множество других, кото­рые уступали им вышиною. Султанские почти все состояли из четыреугольных, срезанных сверху пирамид, с куском серого гранита, либо мрамора, па верху. низшие гробницы были могилы жен, или родственников султанских.
После полудня удвоились вчерашние праздники. Подстрекаемый некоторыми, довольно цепными по­дарками, Султан постарался нревзойдпии самого себя. Приказавши заложить шесть лошадей, в сбруе по Европейски, в свое великолепное ландо, он хотел, чтобы офицеры Любимицы прогу­лялись с ним оффищияльпо и торжественно. Эки­пажи выехали из султанского Двора при шуме разноголосицы музыкальной, и все, что встреча­лось им на пуши, мужчины, женщины, дети, па­дало на колени, складывая руки в знак глубо-
Ч. IX. 7
98
чайипого почтения. Далее встретились вновь обра­зованные полки Мадурские, и старый Султан смо­трел на них с особенным удовольствием.
Мадурцы суть благочестивые и изуверные му- зульмапе, и каждый год миссионеры, приезжающие сюда из Аравии, разогревают еще более рев­ность этих жарких последователей Исламизма. От различия-ли рода, или различия веры, они храбрее Иванцов, которые боятся и убегают их. Худощавые и редко высокого роста, с сла­быми членами, они отличаются широким, рас­плюснутым носом, курчавыми и жесткими во­лосами, черными глазами, но тусклыми притом, ртом, который портит употребление бетеля, и зубами, почерневшими от особенной для них краски. Одеваются они почти как Яванцы, в узорчатый передник и куртку с рукавами; тюр­бан носят довольно обширный; крп всегда у каждого; ноги у всех босые. Впрочем, Мадурцы шрезвы, честны, бесстрашны, верны своему слову, любят роскошь, благочестивы, настойчивы и при­держиваются своих преданий.
Вечернее празднество ожидало офицеров Люби­мицы уже не у Султана, по у сына его. Туш был изгнан придворный этикет, и сановники Мадур­ские явились запросто. Жилище Султанского на­следника было устроено по Европейски. В гал­лерее с колоннадою, в прохладных и обшир­ных залах, окруженных двором, где помеща­лись жилища женщин, услышали опять прокля­тую разноголосицу музыки, как у Султана, съ
99
хором певуний, столь-же некрасивых и столь-же крикливых. Ужинали весело, пили тосты, головы разгорячились, и когда встали из-за стола, Фран­цузские ОФицеры и Мадурские чиновники принялись плясать с гаремными баядерками, которым ве­лено было развеселять гостей. Скоро увидели мно­го пляшущих в Европейских мундирах; моло- деж Мадурская смешалась с женщинами, и пры­гала рядами и кругами, держа в руках длинный шарФ. Увлеченный примером и немного разогрев­шись от вина, добрый Султан сам принял участие в плясках. Ничего пемогло быть любо­пытнее, как видеть эгпого малорослого старика, некрасивого, худощавого, сгорбленного, видеть, как оп, с цветным платком на голове, без гал­стуха и без жилета, в своем переднике и жел­том поясе, нежно обвивал руками двух своих одалиск, перегибал тело и наклонял рожу, то к гпой, то к другой, желая правиться и требуя рукоплесканий от присутствующих. Если мало хлопали, оп сердился, и своею Султанскою десни­цею колотил тех, кто оказывал мало восторга. Едва сам Султан вмешался в забавы, веселость сделалась самая шумная. Заставили плясать всех Мадурцев, заставили прыгать Голландцев, а на­конец добрались и до Кипиайцов, самым умо­рительным образом скрывавших свое отвраще­ние от Малайских танцовщиц и плясуний.
Ряд праздников заключился большим сцениче­ским представлением. Оно показывало еще дет­ство искуства драматического, и состояло только *
100
в Китайских тенях, которые являлись за на­тянутою тканью. Па другой день Офицеры Люби­мицы возвратились на свой корабль, и потом им- ли честь принимать у себя и угощать власти- шеля Мадурского.
Любимица останавливалась еще несколько раз на здешнем берегу, прежде нежели начала свое продолжительное дальнейшее плавание. Она бро­сила якорь в Пассаруанге, главном месте рези­денции сего имени, находящемся внутри залива, весь­ма открытого, па берегах небольшой реки Гум- панг, по которой могут ходишь только лодки. Пассаруапг производишь большой торг сарачин­ским пшеном, солью и Европейскими овощами, которые насаждаются с большим успехом на окрестных высотах. —- Потом была остановка в Бсзукие, в 14-ши льё далее, находящемся, по­добно Пассаруангу, при небольшой реке. Бсзукие маленький город с красивыми строениями, между которыми отличаются жилища Голландского Ре­зидента и туземного властителя. Резидентство Бсзукийское, населенное400,000 человек, одно из обширнейших на острове Ява, по обитаемо в нем только прибрежье. Далее гористая земля предоставлена черным медведям, кабанам и тиг­рам. Прибрежье около моря испещрено красивыми селениями , в которых главное занятие жителей составляет возделка кофсйпых плантаций и по­лей сарачинского пшена.
Подле городка Папарукана, в нескольких льё на юг ош Безукие, находятся самые значишель-
401
ные засевы пшена. Это прелестное местечко, с великолепною аллеею из огромных деревьев, об­ставленною красивыми домиками, деревянными и покрытыми соломою. — Другой городок, посещен­ный офицерами Любимицы, был Бадикан, нахо­дящийся во виушреншюсши земли, в 10-ши льё от Бсзукие, в направлении к горам. Здесь уже обильно тигров. Самые дикия земли питают превосходных животных, из коих должно упо­мянуть о волах, которых здесь целые стада. Их приучают к бою, и один из владельцов Бадикана увеселял Французов зрелищем сего рода сражений.
Из Безукие направилась Любимица к Суманапу, второму султанству Мадурскому, находящемуся на восточной оконечности острова. Вход в Сума­напский залив довольно затруднителен, по при­чине мелей, выходящих в море. Прибрежье окру­жается здесь такою полосою грязи, что надле­жало остановишь корабль, на 4-х брассах воды, почти в двух милях от берега.
Султан Суманапский оказал Французскому ка­питану прием, цесшоль веселый, как в Банка- ланге, но нсмепее гостеприимный. Дворец Султана почти нсразличесшвовал опгь дворца сго соседа, и только музыка была здесь Европейская, а не Ма~ дурская. Властитель Суманапский обязан саном своим Голландцам, которым храбрость его была нередко полезна. Он, в последнюю войну, при­вел на Ява самых смелых союзников. Высокого роста, сильный, крепкий, с важными, даже суро­
102
выми чертами лица, с глазами черными и живыми, Султан Суманапскии имел всю наружность Ази­ятского властителя. Суманап город незначитель­ный. Его составляет ряд деревянных и камен­ных домов, одной стороною к берегу, другою к садам. Далее во внутренность земли почва до­вольно неблагодарна, и только при пособии труда производит сарачинское пшено, маис и сахарный тростник. Здешнюю сторону скорее можно на­звать местом защиты, нежели произведения бо­гатств. Голландцы особенно препоручают Сул­тану, начальнику здешнему, наблюдать за безопас­ностью окрестных морей, и упорно и постоянно преследовать лодки пиратов, опустошающие окру­ги Бали и Ломбок. Иногда эти пираты собирают­ся Флотилиями, и недожидаясь нападения, сами пре­дупреждают его и выходят на берега острова. Для спасения от таких бедствий, в Сумапапе есть крепость, жалкой постройки; в её обложен­ных дерном стенах находятся с полдюжины пушек и с сотню человек гарнизона.
Стоянка в Суманапе сопровождалась также празд­никами и увеселениями — парадом Мадурских во­инов, большим пиром, где Султан показал не­вероятную роскошь хрусталя и серебра, и нако­нец балом, где видели любопытные противопо­ложности, Европейские платья креольских дам с Малайскими костюмами, блиставшими от драго­ценных каменьев, и с Мадурскими мундирами, более легкими и почти полудикими. Султан хо­зяйничал на праздниках очень ловко и важно.
103
Любимица оставила Суманап, чтобы направить­ся к проливу Бали, обогнувши мыс Саидана, ме­сто соединения, обычное для плавателей в здеш­них морях. Вскоре открылся перед кораблем этот пролив, столь пагубный для торговли и мореплавания, ибо здесь платят все окрестные островитяне дань смерти и грабежу. Бали есть один из тысячи тех пагубных притонов, где скрываются лодки пиратов, опустошающих моря Малайские. Каждый залив здесь засада и при каждом мысе опасность.
Говорят, что Бали был населен колониею Су- луских островитян, которых заставили бе­жать из отчизны различные притеснения. Они укрылись па здешний остров и основали Бали- Балу, местопребывание одного из трех султа­нов, разделяющих власть над островом. Бали- Балу, находящийся внутри неболыпого залива, со­стоит из немногих хижин, обитаемых полу­диким народом. Кроме морского разбоя, туземцы занимаются несколько возделкою разных произве­дений. Ежегодно несколько лодок отвозят в Синкапур участок хлопчатой бумаги, кокосов, и множество превосходных плодов, растущих в здешних лесах. В замен сих товаров бе­руш некоторые Китайские изделия, простые тка­ни, железные мелочи и Европейский товар. Бали имеет еще великорослую, красивую породу во­лов, отмеченную белыми пятнами па спине и ногах. Эти животные весьма сильны и прево­сходны для работы, по мясо их невкусно. Оби-
104
шашс.ип Бали составляют племя людей ското­подобных, свирепых, по сильных. Как неволь­ники, они употребляются в ручных работах. Страшное суеверие тяготеет над здешнею страною, и самые изуверные безумства Индийского полуострова здесь cute в полной силе. Это стра­на, где первобытное верование Явапцов кажется наиболее сохранившимся. Можно полагать, что оно было некогда Буддизмом, но что Брамппизм пре­возмог его, лет триста, или четыреста тому. Балийские жрецы одинакового характера, одинаково одеты с Индийскими, и пользуются ипакими-жс преимуществами. Ведут они жизнь столь-жс ми­стическую, созерцательную и преданную молитве.
Последняя остановка Любимицы на Яванском берегу была в Бапиу-Ваигуи. Это юго-восточный округ острова. Прежде заброшенный и пустын­ный, теперь он покрыт богатыми кофсйными насаждениями. Главное место Бапиу-Вангуи было прежде кучею бедных хижин, построенных под­ле крепости, защищающей приморье. Тигры опу­стошали окрестности, а ближние волканы зали­вали берега лавою. И среди такого страшного ме­ста, Голландцы решились основать полезную ко­лонию, с небольшими издержками. Надлежало рас­чистить леса, пробить пуши для сообщения, в стране почти непроходимой. Для таких тяж­ких трудов определили преступников тузем­ных, осужденных па смертную казнь за воров­ство и убийство. Сначала эти несчастные при­нимались за работу с отвращением, хотели луч­
105
ше бежать в леса и гибнуть там с голода, нежели влачить бедственное бытие в работе бесконечной. Увидя, что отчаяние, производящее по­беги, делает предприятие колонизации невозмож­ным, нашли средство пособишь. Позволили пре­ступникам брать с собою жен и детей, и обзаводишься хозяйством в месте их изгна­ния. Такая мера оказалась успешною в Баниу- Вангуи, как оказалось она успешною в других местах. Утвердилась разработка, основались жи­лища, у тигров отнял землю человек, и внут­ренния долины покрылись селениями. Жилище Ре­зидента находится туш неподалеку от при­морья. Это красивый домик, с колоннадою, окру­женный хижинами. Длинная, прекрасная кокосовая аллея ведет к местечку и заливу. Налево кре­пость, окруженная глубоким рвом; десять орудий видны в амбразурах её дерновых валов. Камен­ные магазины, казармы и пороховая мелышца до­полняют систему укреплений. Обыкновенный гар­низон состоит здесь из пятидесяти человек, внутренняя область покрыта бесконечными кофсй- пыми насаждениями, среди высоких, девственных лесов, как будто плотными стенами их окру­жающих. Соседи с тиграми, жители, как буд­то заключили с ними договор, чтобы жить вза­имно в добром согласии. Тпгры, величины ужасной, приходят иногда прогуливаться, в известные часы дня, между жилищами людей; ни женщины, ни дети испугаются таких страшных f посе­тителей, дают им что ньбудь съестное, и
106
тигры спокойно бегут в леса, доканчивать там свой обед оленями и козами. Впрочем, не­всегда оказывают не жданные гости столько учти­вости, и лошади, собаки, быки нередко пропадают здесь без вести. Если такия пропажи слишком усиливаются, жители принимаются воевать с дерзкими ворами, и ловят их ямами, прикрыты­ми сверху листьем, где легко убить зверя, попав­шего в такую ловушку.
Однорогий носорог, известный у естествоиспы­тателей под именем Яванского, часто встре­чается в здешних лесах, и особенно в бо­лотистых, лесных захолустьях. Редко это жи­вотное нападает на человека. Одаренное силою необыкновенною, оно употребляет ее только для защиты своей, когда заступят ему дорогу. Дю- восель, лучше других описавший этого пахидерма, говорит, что он принадлежит к самым мало­рослым из всех известных родов. Рог, вы­растающий у пего. со старостью, кажется, ло­щит и округляет носорог нарочно трением. Кожа носорога лежит складками па шее, над ногами и сзади плеч и бедр. Плечные складки занимают все тело, а ножные всю ширину ног. Другие незаметно оканчиваются, достигая края той части тела, к которой направлены. Но главное отличие кожи здешнего носорога составляют шишки, по большей части пятиугольные, кото­рыми вся она покрыта. Можно-бы сказать, что это род чешуи, хотя сии шишки суть накожные возвышенности, разбросанные по всему, покрываю­
107
щему тело объему кожи. Единственная шерсть, на кож замечаемая, находится в тех местах, где сходятся ряды шишек, а наиболее видна эта жесткая, черная щетина только в двух ме­стах, на краях ушей, и ниже и выше хвоста. Яванский носорог, подобно другим своим собра- шиям, питается только травою, кореньями и мо­лодыми отпрысками деревьев. Он любит места влажные и тенистые, и с наслаждением валяет­ся в грязи болот.
После нескольких дней отдыха в Баниу-Вангуи, Любимица оставила здешний залив и пустилась к Гобарт-тоупу. Опа обошла таким образом, от залива до залива и от одного главного места до другого, весь восточный берег острова Ява, наи­менее посещаемый и наименее известный.
Наш Кангуру также обошел мимо этого бере­га. Мы оставили Сурабаиа, и с 30-го Октября во­шли в залив Бали, чтоб перейдти через него в великия моря Австральные. По нетсряя еще из вида земли Яванской, предмета стольких изучений, полезно будет сообразишь здесь все, что пред­ставляет нам любопытнейшего История, Археоло­гия и География сего острова, дополненные в но­вейшее время открытиями новыми, занимательными и достоверными.
ИГЛАИВА ILSSSIX,
ОСТРОВ ЯВА. ВНУТРЕННИЯ ЕГО ОЕ..А.СТИ И МЕСТА.
Резиденция Батавиа, если опа есть одна из важней­ших на остров Ява, шо она также и самая малая по пространству земли. В 1818 году, когда воз­вратили Ява Голландцам, Башавийский округ про­тягивался на 3. до реки Тжикандп, образуя, в 13-ши льё от столицы, предел области Баншамской; на В. до реки Гжн-эруи, отделяя резиденцию Кра- вапг, на расстоянии также 13-пш льё. Наконец, к ИО. простирался он до резиденции Бутпенцорг. Все это составляло пространство земли 186 квадр. льё, с 180,000 народонаселения. После того при­совокупили к Башавиа, в 1826 году, резиденции Буишепцоргскую и Кравангскую, что почти удво­ило её пространство. Бутпенцорг есть один из самых населенных и самых обильных окру­гов острова; он заключает в себе 12-шь кан­тонов, прежде образовывавших многие управления.
109
Округ Кравапгский более обширен; пределы его, па С. море, па 3. округ Шерибоп, па Ю. округ Преанджер. Прекрасные насаждения сахарных тростей и лесопильни довольно свидетельству­ют успехи земледельческой и мануфактурной про­мышленности этой резиденции.
Мы уже описывали Кантам, где считают 983 Ъессы, или селений. Доходы области восходят по­чти до 200,000 Флоринов. Здесь производятся обыкновенные гинганы, ананасные пишки, горшки, рогожки из коры и бамбука, весьма уважаемые, также особый сорт известки, весьма нежной, служащей и для штукатурки Европейских домов, и для приготовления бетелевой жвачки туземцам.
Подле Батпамской резиденции прилежит рези­денция Преанджер, самая обширная, самая богатая, самая важная па всем острове. Для переезда из Батавиа в Преанджер едва достаточно четырех буйволов, чтобы тащить коляску по рытвинам утесов. Па самой возвышенной точке дороги, вправо остается гора Геде, из которой все еще извергаются столпы дыма; потом налево длинная цепь волнующихся увалов, выходящая за пределы зрения. В них вмещается Преанджсрская область, составляющая, по статистическим таб­лицам СшамФорда РаФФлеса, две девятых доли всей поверхности Ява, или 10,000 квадр. Англ, миль.
Преанджсрская резиденция делится па четыре округа, или управления (régences): Сумадангское, Бандонгское, Тжанжорское, Лимбадаигское. Упра-
но
вигпели округов, или туземные начальники, ныне суть те-же потомки владельцов, которые по прямой линии наследовали власть государей, ка­ких застала здесь Голландская Компания в на­чале XYll-ro столетия. Эти государи были в свой черед потомки царственной отрасли Панд- жажарамской, властвовавшей над всею западною частью Ява, до переворота, произведенного рас­пространением исламизма.
Главное место Преаиджерской резиденции Тоисар- жор, большой город, в 6-ти льё от Буишеи- цорга. Это, может быть, самый красивый из всех городов чисшо-Яваииских. Улицы сушь ши­рокия аллеи, прямо протянутые, обставленные грабинником, или бамбуковыми плетнями. Падь этими загородками высятся плодовитые, или с па­хучими цветами деревья, которые, как будто зон­тики, растягиваются над нисенькими, красивыми домиками. Боковые переулки опрятны, правильны и тенисты. Строения, отдельно взятые, нсимеюпгь никакой разительной красоты, по общность их радует порядком, соразмерностью и удобством. Посредине города прекрасный базар, из кото­рого изгнаны Китайцы, в следствие одной из пошлинных мер. До 1825 года Тжанжор был городом посредственной важности, но соседство Буишенцорга и старания Барона Фан-дер-Капсл- лена сделали сго городом прелестным, промыш­ленным, снабжающим мастеровыми людьми всю облаешь. Другие главные места резиденции, Баи- донг и Сумаданг, почти ииеуешупаюш Тжанжору,
ш
ни местоположением, ни числом жителей. Послед­ний правитель Сумадапга, умерший за несколько лет, имел титул паиидоиеерана; его Налам, или дворец, был великолепен, и он угощал в нем Европейцев с истинно царским величием. В южной части округа Бандонгского находится Гунонг-Гунтур, ужасная огнедышущая гора, не­давния извержения которой оставили печальные во­споминания.
Земли Прсанджсрские находятся еще, в следст­вие старинных колониальных уставов, под игом , монополий, тягостных для хозяев плантаций. Ме­жду тем, как все другие резиденции видят объ­явленную для них свободу в обработке и свобод­ный выбор в продаже произведений, частный за­коп ставит Прсапджср вне общего устава, и делает из него род Фермы для генерал-губер­натора и его чиновников. Сборка Прсапджерского кофс. неможеш быть прямо отпускаема в тор­говлю; ее должно передавать чиновникам, по 9-ши Флоринов с 12 грошами (sous) за пикуль, какова- бы ни была цепа кофс, несмотря пи на урожай, ни на недород. Эта положенная цепа непременна между производителями и администрациею, единст­венным покупателем, и о тягости подобной меры можно судишь потому, что Голландская администра­ция острова Ява пользуется от неё всегда 30-ю и 40-ка процентами при перепродаже товара. Все 400,000’пикулей кофс, производимых в Прсапдже- ре, поступают сперва в складочный магазин, и потом уже генерал-губернатор распоряжаетъ
ш
их продажею. Чтобы пи говорили в защиту та­кого сшраного исключения из общих уставов, оно, неспора уже о других отношениях, противно простым рассчетам политики, делаясь раззори- тельным, и для тех, кто терпит его, и для тех, в чыо пользу оно обращается. Если плодоро­дие почвы Преаиджерской даст средства и за тем области процветать, невзирая па стеснительную монополию, тем болъе должно жалъть, что осно­вание столь богатое удерживается от полного раз­вития. Должно принимать в соображение не то что есть, но что могло-бь быть.
Резиденция Шврибон лежит на С. от Преанд- жера, делясь на пять округов, или управлений: ПИсрибон, Маджа, Гало, Бенгаван-Вешшаи и Ку- иийган, к которым прссоединсны еще округи Ипдрам’ЯИо и Капданг-Увьер. 11а плоской земле здешней собираются сарачинское пшено, кофс и аренговый сахар. Находится кроме того множест­во текового дерева. Почти всюду введена теперь здесь поземельная система. Благодаря этому роду управления, Шерибои уклонился от борьбы ту­земной, столь долгое время отягощавшей внут­ренния области Ява. Считают здесь до 658 дес- сов, или селений, в уездах, принадлежащих пра­вительству. Подать с нолей сарачинского пшена, в 1822 году, составила сумму в 302,144 Флорина. Главное место области Шврибон, или по-Малайски Тжи-Рибунъ^ по имени реки, там протекающей, место, бывшее прежде весьма значительным. Туш находится старая, неважная крепость, и в ок-
115
ресшноспиях её показывают гробницу знаменитого шейха Мулана, первого проповедника исламизма на остров Ява. Несколько семейств Европейских и Китайских торговцев составляют часть до­статочных жителей Шерибопа. Остальное все Малайцы. На пределах этой области простирает­ся обширный лес Дайу-Лугурский, в котором полагают неменес 50 Английских миль длины. Он идет несплошь по всему пространству, но распо­лагается рощами, в промежутках которых вид­ны пещаные ланды, без обработки и без вся­кого произрастания. Лесистые места состоят из чащи деревьев, переплетающих свои ветви до такой степени, что составляют он глушь не­проходимую. Поверягп-ли тому, что даже днем принуждены бывают здесь ходить под сводами дерев с Факелами в руках?
Следующая за сим резиденция Тагальская, делит­ся на три управления: Тагил, Бребес и Памаланг. Она обилует сарачинским пшеном, коФе, таба­ком, каджапгом. Народ занимает 1,141 селение. Тагил, небольшой городок, с крепостью, произ­водит с внутренними областями значительную торговлю, которою почти совершенно завладели Китайцы. Климат здесь весьма здоров.
Резиденция Пекалонганг делится на два управле­ния: Пскалонгангскос и Багпапгскос. Резидент жи­вет в Каданг-Кобаре. Вообще считают здесь 1656 селений, хорошо населенных. Обилие сарачин­ского пшена, табаку, кофф, индиго и скота. Глав-
Ч. IX. 8
114
ный город невелик и носит имя области; его населяют купцы Китайские и туземные, произ­водящие прибрежную торговлю по морю с Ба- тавиа.
Резиденция Самаранг, разделяемая на три упра­вления: Самаранг, Кендал и Дамак, гораздо важ­нее. В ней считают 1951 селений. Главное ме­сто области, город Самаранг, построено по Европейски, при реке, устье которой заваливает грязью, с прекрасными отделениями Азиятскими, или Китайскими; считают в городе жителей до 38,000. Жар здесь сильнее, нежели в Бата- виа. Термометр (Фаренгейта) почти никогда не- упадаст, даже и ночью, ниже 80°. Климат во­обще нездоров. Один из новейших геограФов предполагал, но впрочем недостоверно, что от­сюда произошла страшная холера.
Если от Самарапга, находящагося иа север­ном краю острова, обратиться к югу, то всту­пите в земли, следующие за Преапджсромъ—клас­сическую область острова Ява, где хранится тай­на первобытного состояния Яванской страны. Тут находятся эти храмы, остатки которых неуешу- паюш в великолепии пи одному из существую­щих на Индийском полуострове зданий сего рода. Здесь создал свои зодчесшвепные чудеса Буддизм, прежде нежели изуверие Мугаммеданскос явилось почти совершению изгладишь сие исповедание на земле, ему принадлежавшей. Туш находятся хра­мы Боро-Бодоский, Брамбананский, дворец Кулас- санский, тысячи нишей с статуями Будды, угрю­
115
мыми, согбенными — монументальные предания, о которых мы поговорим подробнее. Туш неко­гда, в трех тамошних округах, смелый Ява­нец Диипо Негоро продолжал столь долго пар­тизанскую войну, ужаснувшую владычество Гол­ландцев, и следы которой остаются еицс ви­димы в резиденцияхъ' Каду, Суракарта и Джок- жокарта.
Резиденция Коду разделяется па два управления: Магелан и Минорсг, и в ней считают нсмснее 4205 селений, платящих ежегодной подати около 600,000 Флоринов. Главное место области Маге- лаи, красивый городок, окруженный богатыми обработками земли. Сарачинское пшено, масло и табак обилуют здесь, и на тучных пажитях бродят, рядом с превосходною скотиною, луч­шие из всего острова лошади. Па границах сей резиденции, но во владениях султана Джоджокарт- ского находятся знаменитые развалины храма Боро-Бодо.
Резиденции Джодоисокарта и Суракарта находят­ся под непосредственною властью князей Яван­ских, происходящих от Магпарамских импе­раторов, власть коих была столь велика в конце ХѴ-го столетия. После войны 1755 года, Голландская Компания разделила между сими двумя князьями богатое наследство. По ловкому рассче­ту, кроме весьма значительных владений, придали им титулы панджеранов. Наследники власти­телей, утвержденных Голландцами, леизменили до­веренности Европейской власти на Ява. В послед­
116
нем возмущении Дипо Негоро, они сражались с бунтовщиками туземными. По статистическим вычетам РаФФлеса, соединенное пространство обо­их владений составляет неменее 11,500 Англ, квадр. миль, а народочислие до 1,657,934 человек, из коих 972,727 принадлежат Суракартскому государю, а 685,207 султану Джоджокаргпскому. Видим, что в соображении с другими, эшо самая многолюдная облаешь земель Яванских. Прекрас­ные, обильные долины, обширные, древние города, археологические сокровища, особенный характер жителей этой резиденции стбягп прилежных и важных изысканий. Город Суракарта, столица, довольно хорошо построен по закопам Яванской архитектуры. Дворец, или краттан султанский, обширен и состоит из множества зданий, каж­дое с особенным назначением. В Суракарта есть также Европейская часть, защищаемая кре­постью, где всегда содержится гарнизон Гол­ландский. Вообще город, или лучше сказать, со­брание множества селений па одной равнине, содер­жит в себе, как говорят, более 100,000 жи­телей. Народочислие в Джокжокарта, по выче­там Гамильтона, почти одинаково с Суракаргпа. Этот город лежит в 3-х лье от приморья, на Ю. 3. от Суракарта.
Развалины древних зданий видимы здесь повсю­ду. Развалившиеся храмы встречаются в Брам- банане, Кобондаламе; потом иаииди, или храмы в Джонгранге и Сиву, в округах Маддионе, Каршазаие, Кеширс и Сгенгаше; далее еще раз­
117
валины древнего города Дара, о котором так часто упоминается в ленюписях Яванских ; храм Саптульского леса; залы, иссеченные в утесах Клотока, остатки Гидагские; древности Пенашаранские, и наконец прекрасные и занима­тельные обломки Суку, при подошв горы Лаву. Гора Гуноиг-Диснг, находящаяся на С. 3. от горы Сиидоро, на пределах резиденции Пекалои- гаигской, также замечательное место по разва­линам, которые лежат здесь в окрестностях, на равнине, возвышенной на 1000 Футов от по­верхности моря. Здесь открыли, как говорят, остатки 400 храмов, расположенных так, что они образуют улицы под прямыми углами. Че­тыре ста храмов! Это такое обилие религиоз­ных зданий, которому до сих пор нет при­мера ни в какой истории! Не должно-ли видеть в этом безмерном объеме развалин остатков целого священного города? Следуя древним пре­даниям Яванским, Гунонг - Диеиг бывал всег­дашним местом пребывания богов Арджуна, Би­ма и Гатукача. Это Олимп Яванской мифологии.
Оставляя резиденции природных властителей и входя снова в Голлапдские-собсипвснпо обла­сти, мы найдем резиденцию Джапара и Джоанна, главный город которой носит первое из сих имен. Находясь на краю полуострова, Джапара остается вне дороги, идущей по всему северному берегу Ява, от Батавиа до Сурабаиа. Джапарская резиденция вмещает в себе 94Î селений и де­лится на четыре управления: Джапара, Кудус,
118
Пагптие и Джоанна. Земля покрыта прекрасными токовыми лесами. Поставленная на приморьи, по­чти против острова Манделика, место сборища форбанов Малайских, Джапара город довольно значительный. Здесь превосходные лесопильни.
Сопредельная сюда резиденция Рембаиг состо­ит из четырех управлений: Рембапга, Ту бана, Раджаквессие и Блора. Здесь находятся самые луч­шие тековые леса, и прежде учреждено здесь было главное управление лесами острова. Главное место резиденции Рсмбанг, с одною из лучших Яван­ских гаваней. Прибрежное плавание довольно важ­но. Много верФей учреждено в здешней • области, в Рембапге, Тубане, Баишжаре. Па них выстрое­но уже множество кораблей — бригов, шкуиеров, военных судов, колониальных судов, и между прочим Фрегат находящийся ныне в Ко­ролевском Нидерландском Флоте.
/рцссе, с 1518 селениями, образовывало прежде особенную резиденцию, по теперь она составляет участок Сурабайской. Город Гриссе, красивый и здоровый, служит обыкновенным местом уда­ления Европейцов, оставивших торговлю и не­желающих участвовать в роскошной жизни сто­лицы. Съестные припасы здесь дешевы и домы порядочные.
Мы уже говорили о Сурабаиа, главном городе резиденции Сурабайской, где пять управлений: Су- рабаиа, Джапап, Гриссе, Сидаио и Ламонганг. — Со­седняя сюда резиденция Пассаруанг делится на
119
три управления: Пассаруанг, Бангиль и Маланг, в коих полагают до 1688 селений. В одном из здешних округов, именно Грашше, лежит замечательное озеро Рану-Клиндонган. Если ве­рить рассказам жителей, крокодилы, обитающие в этом озере, живут в добром согласии с окрестными туземцами, но терпеть немогуип и едят всякого чужеземца. Кажется, все дело в том, что здешние Явапцы приучили к себе чу­довищных соседей, давая им корм но мере их потребностей. По словам Гогендорпа, Европей­цев, посещающих озеро, увесел от жители довольно странным зрелищем. Покормку кроко­дилам кладут на плот; двадцать, или трид­цать Иванцов бросаются в озеро и толкают перед собою добычу, назначенную ужасным хо- зяевам его. По сделанному призыву, крокодилы всплывают на поверхность воды, нетрогают людей и довольствуются тем, что уносят жив­ность, или дичь, на плоту находящуюся.
Две последние резиденции этого восточного при­брежья суть Безукие и Баниу-Вангуи, главные ме­ста которых мы уже описывали. В первой счи­тают до 899 селений. Вторая еще только раз" рабошывается и заселяется.
Два большие острова, принадлежащие к Ява, суть: Мадуре, и Бали. — На первом 1100 дсссов, или селений, и народонаселение из 200,000 чело­век, разделенное на султанства Банкалапг и Сумаиап. — На втором власть Голландцов бо­лее условная по имени. Земля делится па восемь
120
маленьких, независимых государств, образование которых малоизвестно. СшамФорд Рзффлсс по­лагал здешнее пародочислис в 800,000, а Торн считал только до 100,000 человек. Остров горист. Протяжение его около 70-ти, ширина около 35 миль. Земля подымается постепенно от прибрежьсв до внутренних пиков. При подошве самого высокого из них находится местечко Каранг-Асссм, почитаемое богатейшим из всех заселений. За тем ставят город Блилинг.
Отличие Бали от Ява, кажется, составляет шо, что здесь нсприняли жители реформации исламизма. Па всем Бали едва-ли найдется сотня Музульманов; все другие жители сушь Буддийского, либо Браминского исповедания. Религия Индийская властвует на Бали со всеми своими кровавыми об­рядами и сложными уставами. Туш находите де­ление на четыре касты: Браминов, Ксаттриев, Ва- искиев и Судров. Балийцы рослее, сильнее, муску­листее народов Ява, и также гордее их, дичее, необщительнее. Многоженство здесь в большой силе. Желающий жениться на девушке платит отцу её калым, и за шо покупает себе жену. Обыкновенная цена невесты до 30-ши пиастров. Если покупателю нечем заплатить, он идет в работу к будущему тестю, и рассчитывается с ним за невесту платою труда. У Балийцов есть Ъигама или гражданское уложение, и агамс^ уголовное. По ним делают изъяснения судьи. Во­ровство наказывается смертью — виноватого ре­жут посредством кри. Убийству и измене поло­
121
жено наказание в роде колесованья; члены прссипуп” ника ломают ударами топора. Имение наказанных поступает начальникам и судьям. Приговор, произнесенный судьею, должен быть подтверж­ден раджею. — Домы Балийцов различны от жилищ в Яванских дессах. Подобно Индийским хижинам, их строят из земли и обкладыва­ют сжсным, или сырым кирпичом. Механиче­ские искусства весьма несовершенны. Балийцы ткут бумажные ткани и выделывают оружие. Их кри славятся по всему архипелагу Малайскому.
гдоа sa
ОСТРОВ ЯВА. ВСЕОБЩИЙ ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК, НРАВЫ, РЕЛИГИЯ, ДРЕВНОСТИ, ИСТОРИЯ.
Если верить этимологам, название острова Ява происходит от Ява-вут (panicum ilalicum), со­ставлявшего главную снедь первобытных жите­лей. Туземцы именуют еще свой остров Тана.
Ява находится между 103° — 112° долготы В. и 5°52' — 8°46' шир. Австральной. Длина его, от мыса Ява до самой восточной оконечности, 192 мор­ские льё; ширина между 10. В. точкою залива Пад- жишана и мысом Япара 66 льё, а между устьем реки Сераиу и Сурабаиа изменяется от 16-ши до 19 льё. Форма острова прямоугольник, и бока сго довольно параллельны, так, что можно разде­лишь его па пять, или па шесть частей, которые образуют ешолько-же параллелограмов. Западное и северное прибрежья, сильно вырезанные, пред­ставляют защищенные порты и надежные гава­ни.
125
При малой ширин, на всем своем пространст­в представляет Ява почти два только течения вод, о которых можно упомянуть, Соло и Кедири; первое пробегает центральную часть земли и впадает в Яванское море; второе сходит с Свлишенных гор и вливается в море при Сура­баиа, в залив сего имени. О других реках едва стоит говорить. Таковы: Чи-Мапок, Чм~Тандоиш (самая большая из текущих на юг), Чи-Кал~ жонгаи, Чьи-Таруиг. В каждом округ есть своя главная река, почти всегда судоходная для прибреж­ных судовщиков ( caboteurs ). На Ява пет и озер значительных. Обширные объемы воды об­разуются в дождливое время, по ипакие наливы, именуемые туземцами раш, иссыхают, когда мус­сон переменяется, и делаются плодоносными по­лями. Самое обширное из таких рава есть Вии- len-Zee (море Внутреннее). В области Багалан, па юг, находится небольшое, весьма рыбное озе­ро.
Поверхность Ява однообразно неровна. Весь север­ный берег как будто заслонен маленькими ост­ровками, которые образует нанос земли течени­ем рек. Он низок, пещан и грязен. [. Напро­тив. южная сторона утесиста и обставлена базаль­товыми утесами. Остров образуешь таким обра­зом амфитеатр, идущий от юга к северу, кроме нескольких округов, которые пересекаются попе­речными цепями гор. Первоначальная основа остро­ва огненного происхождения. Огнедышащие горы, все оканчиваясь острыми пиками, являют бока, изрытые
124
впадинами, с которых, в дождливое время, льют­ся потоки воды. Здесь маленькия цепи холмов воз­вышают к небу свои странные базальтовые вер­хи; там цепи известняковые являются в вид возвышенных плоскостей; наконец, цепи той и другой породы, полу-извеспиковые, полу-волканичс- ские, протягиваются вдоль берегов под всеми Фор­мами и во всех направлениях. Сернистые и мине­ральные источники, колодцы нсфгпи и каменного масла, огненные и грязные извержения, словомъ—все явления, сопровождающие волканическое начало зе­мель, беспрерывно видимы во всех местах Ява.
Геология этого острова совершенно особенного характера, песоединяегпся, по крайней мере, явным образом с системою гор полуострова Малакки и острова Суматра. Горы на Яве необразуют последовательных цепей, но отдельные купы, всю­ду вытянутые по линии наибольшего протяжения земли. Впрочем, не одна эта разница замечается между Суматра и Ява. Дерево шековое растет па последнем в величайшем изобилии, а па первом его нет. Суматра богат драгоценными металла­ми; Ява их непрбизводит. Наконец, почва Явская плодоноснее, но неродится на ней камФары — глав­ного богатства, которое находится в таком оби­лии на Суматра.
Возвышение первостепенных Яванских гор вос­ходит от 4,500 до 10,000 Футов над поверх­ностью моря. Первая цепь начинается в Бантаме; самый замечательный здешний пик есть Гунонг-
125
Карат. Вторая цепь Салак, которую мореплава­тели называют также Синими горами. Третья цепь Джеде, или Пангоранго, у которой многие вер­шины волканические. Далее на восток великая вол­каническая цепь, где находятся огнедышущие верши­ны Упгаранг, Мербабу, Мсрапа, а далее на В. Япа- ра. Все сии цепи образуют 58-мь гор, весьма раз­личных, покрытых богатым произрастанием и повсюду являющих следы потухших кратеров. В разные времена сии кратеры извергали на Ява потоки лавы и дождь пепла. Явление болке странное произошло в 17Т2 году, при кратком, но ужас­ном извержении. К западной стороне Шерибон- ской области существовал тогда один из огром­нейших Яванских волкановь—Пападаянг. В ночь с il-го на 12-е Августа, светлое облако необы­кновенного . вида облекло всю гору, и через не­сколько часов потом, когда жители несобрались еще бежать от диковинного ужаса, после страш­ного взрыва гора провалилась. Можно-бы уподо­бить рев погибавшего волкана залпу из тысячи пушек; его сопровождал разлет волканических камней, отброшенных па множество миль кругом. Гора совершенно исчезла. Вся поверхность земли, па 15-ть Английских миль в длину, на б ипь в ширину, была исковеркана; 295Т человек погибло; все насаждения были уничтожены. Страшная гро­мада, высившаяся на несколько тысяч Футов над окрестностью, с основанием в 15-ть миль попе­речника, была поглощена столь совершенно, что теперь едва отличают на долине, где была опа
126
прежде, возвышение земли пеболес одного мешра от­весной высоты.
Таким образом подземные огни тревожат этот огромный остров, работают и подры­вают его. Поверхность Ява вообще покрыта ба­зальтовыми утесами, па которых высятся извест­ковые громады; их легко распознать по плоской вершине. Обломки базальта влекутся также водами всех рек. Должно заключить, что архипелаг здешний не суть отломки от материка, но напро­тив острова, составившиеся и спаявшиеся потом один к другому постепенно.
Несмотря на славу о вредоносном здешнем кли­мате, Ява наслаждается климатом здоровым по­чти по всему его пространству. Температура пере­меняется здесь только с муссонами, делаясь более влажною при юго-западном, более сухою при северо-восточном; первый продолжается с Октя­бря по Апрель, а второй с Апреля по Сен­тябрь. Дождливое время сопровождается бурями; гром гремит в ужасных раскатах по горам, и воды выходят из берегов па долины. Жар изменяется, смотря по возвышению земель. В Дже- де термометр показывает 14° (100 град.) в 6 часов утра, и редко переходит за 22° в самый зной дневный. В долине Самарапгской, на 1000 Футах возвышения от поверхности моря, термо­метр выходит до 7° и выше. Па одной из вер­шин горы Сундоро заметили поболее—-5°, и лед был там иешоньше пяшифрапковика.
127
Такое-же различие замечают в произрастании. Шесть разных климатов можно положить, на­чиная с морского уровня до вершины гор, и шесть различных порядков произрастания следу­ют им. Эту цепь прозябения найдем здесь с болотистых до горных (alpines) растений. Пи одно место на земле Яванской пелишепо произра­стания, покрываясь злаками и папоротью, и вознося вершины дереве и кустарников на высоты удиви­тельные. В первом разряде надобно поставить растения и дерева полезные: сарачинское пшено, ко­его считается здесь до 400 сортов; маис, бобы (или каоджанг), сахарный тростник, кокосы, арок и множество деревьев из породы пальмовой; хлеб­ное дерево, насаждаемое в некоторых обла­стях; дерево путешественников (Мадагаскарская ravenala), перевезенное сюда Данипркасшо; рарак, или мыльное дерево (sapindus saponaria), хлопчатую бумагу многих сортов; беиЪуЪ, из которого течет эластическая гуммь; высокие папороти, иногда вырастающие до 80-ти Футов в вышину; шоковое дерево (tectona grandis), по-Малайски по- гон-Ъжаттъер, жашьеровое, весьма употребитель­ное для стройки и растущее на Ява целыми леса­ми; бамбук, выбегающий иногда до 35 Футов в вышину, с поперечником от одной линии до полу- Фуша, драгоценность, из которой делают стол­бы для поддержания зданий, полы, перегородки, раз­ные столярные и плотничные изделия. Должно упо­мянуть еще из произрастений: тамаринд (иата- rindus indica), по-Малайски погон-ассам, плоды
128
коего доставляют превосходные коииФекты; ва- рингин (ficus benjamina), дерево уважаемое Яван­цами; множество родов строевого леса, розамала (liquidambar rasamala), ки-бима (pinus dammara), из коего течет ароматическая, благоуханная гуммь; гуру (laurus geminiflora), манглит (laurus mangliet), разные роды palaglar micujak (dicterocar- pus retusus, trinervis Блюмов), достигающий высо­ты 150 Футов; погон канари (canarium commune), с плодами, из которых бьют масло; пинанг (агеса catec.hu), погон аренг (arenga sacchari fera), из коего добывают сахар; лавр различных родов; погон миенгаик (styrax benzoë), из коего идет врачебная гуммь; погои-дассап (erythrina indica); джарак (palma Christi), невырастающая более 12-ти Футов, с плодом, похожим на треугольный орех, из коего достают масло, известное в аптеках под именем рицинового; джарак-маира, или краснолистный джарак, ко­торый служит Яванцам лскарсгпвом от глухо­ты. Но исчисление лекарственпых прозябений бы- ло-бы слитком продолжительно. Плодовые прозя­бения заключают в себе: мангустам, манги, аипты, померанцы, лимоны, жамбозы, гранаты, рамбутан, пампам, гойявьер, билимбипги, напайеры, дурион, ананасы, бананы, арбузы. Европейские плоды почти все нсродятся на Ява, кроме земляники. Цветочные растения редки, за недостатком искусных садов­ников, по за то природа расточительна здесь на цветовые кустарники и дерева. В числе последних упомянем: погон-тжампака (michclia Ljampaka),
129
погон капапга (ovaria odorata), малаишпи косша (gy nopachis acuminata), и проч. — В числе пер­вых: кашжа пиринг (gardénia florida), обык­новенное малатши (jastninym sam bac), кампанг сапашу (hibiscus rosa sinensis), кабанг маншега (tabernaemontana coronaria), шиниес кулиет (myr­tus longifolia), гага миррга (rhododendron). Наконец, из трав замечательны: камбанг малан (роиуап- thes tuberosa), пукель ампат (mirabilis jalappa), патжар тжина (impatiens balsamina), камбанг cope (mirabilis dichotoma), камбанг carapie (vinea rosea). Что касается до овощей, монополия их предостав­лена Китайцам. Огороды, ими обрабошываемые, доставляют все роды, обыкновенные в их оте­честве: морковь, Фасоль (haricot), капусту , горох, огурцы, репу, спаржу, портулак, шпинат, лук, латук, и проч.
В числе прозябений находится на Ява одно, дол­гое время служившее поводом к сказкам, самым странным и нелепым. Это погон-упас, ядови­тое дерево. бесконечны были рассказы путешссни- веппиков XV 11-го и ХѴШ-го столетий о вредных его качествах, и быстрой и необыкновенной силе яда. По рассказам этим, дерево упас расло в страшной пустыне и губило окрест себя всс живущее. Птица, пролетевшая над его верши­ною, издыхала; человек, мимо сго прошедший, падал бездыханный. Добывание яда1 из уииаса предоставлялось преступникам, осужденным на смерть, и сии несчастные почти всегда гибли в таком отчаянном предприятии.
Ч. IX. 9
130
Все сии басни ныне заставляют естествоиспы­тателей смеяться. Погон-упас, ядовитое дерево, кажется, принадлежит к роду strychnos, или anliaris, ядовитые свойства коих описаны и хо­рошо известны. Две породы деревьев особенно кажется принадлежат к сим смертоносным прозябениям. Одно из них arbor loxicaria Рум- ФИуса, именуемое па Ява антиар, и растущее в восточных областях. На Борнео и Целебесе при­надлежит оно к однодомным растениям (то- noécie). У мужеского цветка чешуйчатая, черепо- видная чашечка, венчика нет, множество корот­ких волокн вместо тычинок, покрытых че­шу ямп приемника, коническая продолговатая Форма коего немного округлена на оконечности. У жен­ского цветка венчика пет; зародыш один, яйце­видный, возвышенный; два длинные стилета и од­но дыхательное отверзтие; листья попеременпы и продолговаты. Этот arbor toxicaria одно из самых высоких растений Яванских. Голый пень его, в виде отвесного цилиндра, выбегает до 80 Футов. Кора на нем, к низу, около полутора дюйма толщиною. Если прорезать ее, вытекает желтоватый сок — это яде, опасный для при­касающагося к нему, более нежели rhus radicans Европейский. Лубок растения столь жилистый, чпю мог-бы заменять morus papyrifer а.
Другое ядовитое Яванское дерево, названное от Лешсно tieuté, более лиан, нежели дерево. Ствол его вьется около окрестных деревьев,
131
покрытый темпо-красноватою корою, совершенно цилиндрический, дюйма полтора толщины. Из под коры течет кислый, вонючий сок — это яд. Верхушечные листья противоположны; другие разделены по две, по три пары, овальны, несколь­ко копьевидны, цельны, кончатся остряком, со­вершенно гладки сверху, а с другой стороны ис­пещрены параллельными жилками, с короткими, иногда загнутыми корешками. Тъёипв любит тень, но ашпиар закрывает собою другие деревья. Ядо­витый сок, извлекаемый из обоих деревьев, служит к отравлению кри, и особенно тонких, бамбуковых стрелок, которыми стреляют из сарбаканов (самострелов). Несколько раз при­нимались делать опыты падь действием отрав­ленного оружия. Собака, пораженная им, издохла через час, мышь в десять минут, обезьяна в семь минут, курица в десять минут и огромный буйвол в два часа и десять минут.
Зоология Яванская представляет также обшир­ный и разнообразный рсэсшр. Прежде всех по­лезных животных должно поставишь буйвола (карбоу по-Малайски, мапдинг по наречию горных жителей). Буйвол на Индийском архипелаге то­же, что вол в Европе. Мясо его здоровая и лю­бимая пища; он пашет поле. и свозит жатву; его запрягают но нужде в телегу, и гпаким образом становится он возовым животным в трудных местах. Яванский буйвол большой по­роды, с гладкою шерстью, с длинными, прямыми рогами; цветом бываешь белый и черно-сипева- *
гпый; последние уважаются более, ибо они силь­нее и мясо их вкуснее. Мясо белых буйволов пища нсстоль здоровая. Буйвол любит воду, и готов целый день пролежать в реке. Его купают несколько раз в день, и едва отпря­гут его, оп бежит к ближнему болоту, с наслаждением в него погружается, и часто вы­ставляет из воды только рыло, для дыхания. Животное это столь полезно на Ява, что ешоило- бы поощрять жителей к умножению его. Туземцы мало уважают папиих быков и коров, и толь­ко в некоторых внутренних округах сии жи­вотные входят в облаешь сельского хозяйства. Успешнее разводят их па Мадуре, и в В. рези­денциях. Но в Башавиа и Буишенцорге есть од- накожь стада по 600, по 800 штук рогатого скота, снабжающие бойни в столице острова. Яванские коровы мелки и слабы, и напрасно ста­рались улучшить породу, перевозя быков из Беп- гала, Капских, Ново-Голландских и даже Евро­пейских. Успехи улучшения медленны и почти не­заметны доныне.
Лошади Яванские сильны и скоры на бегу, по также малорослы. Невзирая па постоянные опы­ты улучшения породы, принуждены еще прибегать к лошадям Целебесским и Тиморским, имею­щим превосходные качества. Уважаются также в Башавиа лошади Пегуанские, Бирманские, Макас- сарские. Страсть к лошадям в Башавиа все­общая; каждый содержит лошадей для упряжки и верховой езды. У охотников здешних есть
133
свои Эпсомы и Ныо-Маркеты. Правительство со­держит скачки в Тжапжоре и в Преанджер, где основан конский завод бароном Фан-дср- Капеллепом. С большими издержками вывезены для этого завода лошади Английские, Персидские и Арабские.
Почти все будучи Мугаммсданы, Яванцы подер­жат свиней, употребление которых в пищу им запрещено. За то Китайцы имеют их величай­шее множество. Свинина Яванская нежнее и вкус­нее Европейской; говорят, что есть се гораздо здоровее в здешнем климате, нежели говядину, либо баранину. Камбшиг воллаида (Голландская коза) — таково имя, которое дают туземцы ба­рану, и оно доказывает, что эшо животное ие- самобышно па Ява. Вообще худые, щедушные, по­крытые щетинистою волною, бараны и овцы не­обильны на остров. Напротив, коз множество. Яванцы водят стада их и питаютсякозля­тиною, которая гораздо лучше здесь, нежели в Европе.
Птицы на Ява обилие, и се много потребляют как Яванцы, так и Европейцы. Куриц и уток найдете на кухне богачей и бедняков. Соленые уипичьи яйца составляют предмет вывоза из округа Давие, где содержат для сего больше 10,000 уток. Яйца их, кажется, имеют осо­бенную доброшу и запах.
Дичина, малого и большего рода, водится на Ява в обилии чрезвычайном. Есть здесь кабаны, оле­ни, киЭшиги, маленькия, отменно вкусные козы, зай­
ш
цы, павлины, глухари, перепелки, гораздо более Европейских, и наконец, в некоторые времена года, находят бекасов.
Опасные и дикие звери водятся во всех лесах здешних. Прежде всех должно поставишь Коро­левского пшгра и пестрого тигра, пли леопарда, от которых, кажется, породу составляет чер­ный тигр. Действительно, находили в тигро­вых гнездах вместе обыкновенных пссгпрых и черных ипигренков с рябою шерстью. Сии животные производят в полях жестокия опу­стошения. Обыкновенно пожирают они каждый год от двух до 500 человек жителей. Яван­цы имеют к тигру особенное какое-то суевер­ное благоговение. По селениям делают складки, чтобы умилостивлять кровожадного соседа еже­дневною податью мяса животных, падалиною и нарочно убиваемыми. Туземцы верят, что при по­средстве этой дани, Царь лтъсов помилует их самих и стада их. По подобное условие, как лег­ко догадаться, часто нарушается тигром. Пото­му правление колониальное установило награду за каждую представленную ему голову пшгра. С тех пор каждый год убивают на Ява от 350-ти до 400 тигров. Ловят их обыкновенно так, что оставляют козу па дне глубокого и широ­кого рва, сверх которого прилажена западня. Ко­гда зверь попался, убивают его острыми колья­ми, пли запирают в крепкую деревянную клет­ку, чтобы потешиться потом битвою его с буйволом.
135
Эши бишвы, до которых страстные охотники здешние знатные люди, представляют зрелище довольно любопытное. Благодаря тому, что у буй­вола отшачивают рога, он почти всегда остает­ся победителем. Впрочем, тигр боится непри­ятеля, прямо па него нападающего. Чтобы остать­ся смелым и напасть самому, тигр ищет слу­чая захватишь неприятеля сзади, либо в раеилох; потому, когда выпускают его прошив буйвола, он нередко невыходиипь из своей клетки и жмется, трепещущий, в уголку её. Туш надоб­но выгонять его, употребляя насильственные сред­ства, иглы, зажженные головни, горячую воду. Иногда туземные властители дают зрелище, на­зываемое рамаоии-матжан. При таком роде по­зорищ, невыпуская тигра па буйвола, отпирают клетку его посреди каре, составленного из 2-х, или 3,000 человек, вооруженных никами, что со­ставляет вокруг зверя род стены из желез­ных осшреев. Тигр бегаспи посредине каре, и потом, подстрекаемый криком толпы, старает­ся перепрыгнуть через ряды копьеносцов. Редко при таком прыжке непопадаешся он па подня­тые копья.
Яванский носорог несгполь опасен, как тигр; если человек нсзагородиш ему пуши, он нена- падаеш на него. Чакал, тигровая кошка, соста­вляешь опустошителя лесов. Обезьян и оленей находится здесь множество родов. Слонов вовсе нет.
156
Из птиц найдете здесь почти все породы, живущие в Европе в домашнем быту. Из по­пугаев здесь множество таких, которые совсем мсизвеспшы в других странах жаркого пояса земли. В числе их замечателен красный лори красотою и понятливостью, с крыльями фиолето­вого отлива, и белый капиакуа с желтоватым хохлом. Голубой и черный лори знамениты тем, что доставили содержание не для одной прелест­ной сказки в Тысяча и Одной Ночи. Казуар, этот петух-великан, у которого крыловые перья без пуху, строФокамил по росту, кабан по перьям, козел по черепу, водится па Ява. Но самая лю­бопытная из здешних шпиц, без сомнения, са- лангановая ласточка (hirundo esculenta), о которой говорил я уже много раз. Это род небольшой голубоватого цвета ласточки, тысячами живущей в глубоких и мрачных пещерах южного бере­га. Китайские Лукуллы высоко ценят гнезда этой птички, по виду совершенно похожия на померанце­вую корку. Размоченные и размякнувшие в воде, опи делятся па слизистые волокна, и в этом виде служат приправою рагу, похлебкам, вкус­ным пирожкам. Афродиагпическое свойство, по- крайпей мере, предполагаемое в них, немало возвышает такую приправу в глазах Кишай- цов и делает се дорогою по цепе. Беловатая сущность, из коей составлены салангановые гнез­да, доныне худо исследована. Одни видели в ней морскую пену, а другие, что вероятнее, часть на­секомых, которыми питается птичка. Гогсндорнъ
137
тщательно исследовал одну из самых богатых гнездами пещер в области Клаппа-ИИунгаль, в нескольких льё от Буигпенцорга. Птички, по ви­димому, псудалялись далеко от входа в пещеру, и тысячами влетали и вылетали они, как будто пчелы из улья. Невозможно было предположить, чтобы ласточки отправлялись па берег моря искать материалов, и потом возвращались стро­ить здесь свои гнезда в пещерных утесах, на­ходящихся во внутренности острова. Хорошо пла­тимые и всегда раскупаемые, салангановые гнезда составляют для Явских владетелей средства к приобретению богатств. Земля с Клаппа- Пунгальскою пещерою, о которой мы упомянули, доставляет владельцу ся ежегодно от 70-ти до 80,000 пиастров (350-ти и 400,000 Франков). За сорок лет это сокровище было совершенно неведомо. Мелочной купец Португальский случайно заметил вход в пещеру, около которого ро­ились бессчетные стада ласточек. Он тотчас понял ценность этого необделанного алмаза, и купил у правительства несколько дикой земли, простиравшейся до подошвы горы, включая в свою покупку и драгоценную пещеру. Теперь сын этого торгаша один из самых богатых на- бабов острова, более всех платящий помещик из трех округов, и всем этим одолжен он ласточкам. Для сборки гнезд, туземцы употреб­ляют длинные бамбуковые лестницы, посред­ством которых достигают они самых обры­вистых мест в утесах, перелазя от одной
138
пещеры к другой и опт обрыва к обрыву. Ино­гда в утесах только одно подземелье, иногда много их, находящихся одно над другим. Что­бы сборщики, добывая гпъзды, непокусилнсь делить­ся ими с хозяином, их допускают на сборку только нагих. При начал работы благословляет их Мугаммсданский священник, дающий благосло­вение и по выход из пещеры. Религиозный обряд эгпош просто надзор. Мусульманским священ­никам дорого платят, и за то они надзирают за сборкою. Получив благословение, Яванец идет в подземелье. В рук держит оп Факел из гуммиластика (ficus elastica), над которым нахо­дится гасильник. Едва ощупает он в шемно- нг гнездо, подымает гасильник и Факел зага- рается, ибо так сильна воспламеняемость гум­миластика. Туш легко спять гнъздо, пеиугая бесчисленных пернатых обитателей пещеры. Вся сноровка этой сборки состоит в том, чтобы наблюдать время несения яичек ласточ­ками, и то, когда детеныши оставят свои гнъз- душкп. В оба эти периода сборки побывает. Часть гнезд всегда сбирается, пока птичка пс- положила еще яичек. Эта сборка доставляет гнезда самые чистые и белые, которые называют в торговле первым сортом. Гпъзды второй и третьей доброты сушь иг, которые наскоро устраиваешь птичка в другой раз, и где вы­кармливает опа своих детей. Иеспюль красивые п иеспюль опрятные, они бывают покрыты но­рушками, с трудом отстающими от них, да-
J 39
же и при пособии воды. Цена гнезд салангаповых, обыкновенная, первой доброты по 5000 пиастров за пикуль в 125 Фунтов. Каждый Фуппги» (livre) в 16 унций (onces) может содержать от 50-ипи до 60 гнезд. Вторую доброту дают от 1400 до 1500 пиастров, а пирешыо от 700 до 800 пиастров за пикуль. В резиденциях Джоджокар- та и Суракарта, некоторые из салаигановых пещер принадлежат правительству.
Райская птичка развелась на Ява. Здесь счита­ют ее до 10-ти, или 12 различий.
Пресмыкающихся здесь изобилие; в реках мно­жество кайманов, а в лесах бесчисленное коли­чество змей. Их считают тысячи родов, на­чиная с боа-великана до билудака, маленькой эхид- пы, неболее 8 — 10 дюймов в длину, но ядовитое укушение которой причиняет мгновенную смерть. Лекарством прошив неё считают прижигание горячим железом, или адским камнем, а также прием спирту из оленьего рога и аммониака. Но досиповерность последнего, по крайней мере, сомни­тельна. Между вредными насекомыми должно упо­мянуть о скорпионах и тысяченожках — язве жилищ. Прошив нередко случающихся укушений их, Яванцы употребляют луковые катаплазмы, или известку, служащую для приготовления бе­теля.
Валентин насчитывал па Ява 558 родов рыб. Новейшие ссипсствоиспыпиапислп, Тсммннк, Реип- вардип, Блюм, еще более увеличили длинный спи-
140
сок их. Этим просвещенным, трудолюбивым и добросовестным ученым естественное позна­ние Ява одолжено частными трудами, где они изо­бразили его под всеми видами и во всех подроб­ностях.
Этнология острова неменес любопытна для изу­чения. Племя, населяющее здешнюю землю, есть различие от Малайского поколения, рассыпанного на длинной цепи островов, которые идут от Лхемского угла Суматра до южной конечности Ти­мора. Это род людей с цветною кожею, силь­ных, складных, с широким ртом, коротким и узким носом, редко выдавшимся, маленькими глазами, по живыми и черными, волосами черными, длинными и грубыми. Женщины двумя дюймами малорослес мужчин, с цветом кожи золото- желтым, и этот померанцевый цвет славит­ся в Яванской поэзии, как снежная белизна на­ших красавиц в мадригалах и романсах. Для Яванок придуманы даже притиранья, дающие жел­тизну, как для Европейских дам белилы и ру­мяны.
Эти медноцветные народы деятельны, промыш- ленны, ловки, лукавы и особенно надмвниы. Их почитают, или автохтонами, или происходящими с Бирманского полуострова. Последнее мнение при­надлежит доктору Буханапу, но КравФорд не- раздъляеш его.
По телесному сложению, Яванцы крепки и здо­ровы. Продолжение жизни почти тоже, что в Европе, и столетние старики здесь не редкость.
141
Воспалительные болезни менее известны и менее опасны, нежели в Европе. За то лихорадки губи­тельны для народонаселения. До введения коровьей оспы, оспа производила также на Ява сильные опу­стошения. Чума и водяная болезнь, кажется, здесь неведомы, по уверяют, что одно из мест на Ява, Самаранг, было первоначальным местом про­исхождения холеры-морбус.
В климате столь знойном, и когда закон Мугаммеданский предписывает омовения, бани счи­таются необходимостью, делаются привычкою, обязанностью. беспрерывно моются Яванцы и бро­саются в воды рек и ручьев. Солнце, в не­которые времена года, светит так ярко, что удары лучей его делаются смертельны. Потому мужчины редко ходят незакрыишии головы плат­ком; женщин достаточно защищают их длин­ные, заплетенные волосы. По странному предраз­судку, здесь думают, что свет месяца бывает также опасен. Даже Европейские машрозы убежде­ны, что месячные лучи оказывают вредное влияние на здоровье, и тщательно предохраняют себя от них.
Характер Явапцов тихий, беспечный и ужив­чивый. Начальник повелевает кротко и наказы­вает без жестокости, тяжкой и бесполезной; кро­ме того, Яванец трезв, терпелив, доволен не­многим, покорен, своему природному повелителю, гостеприимен ко всем путешественникам, к ка- кому-бы народу они ни принадлежали, привязан к своим народным преданиям и любит землю, где
142
родился. В противоположность таким добрым качествам надобно присовокупишь, чшо Яванские туземцы завистливы, ссорлнвы, иногда обманчивы и злы, всегда суеверны и легковерны. Последнему по­року подвержены они в невероятной степени. Ис­ключая немногих, которые поставлены выше ре­бяческих поверьев сообщением с Европейцами, все Яванцы верят снам, предвещаниям, колдов­ству и очарованию. Они думают, чшо духи обита­ют в горах и в лесах. Если воры приходят иа свой промысел, то бросают на дом немного земли, взятой из вновь вырытой ямы, полагая, чшо этим наводят они летаргический сон па всех, живущих в доме. Если можно бросишь по немно­гу земли на постели, воображают, чшо такое окол­дование подействует еще сильнее. Такия поверья доходят нередко до того, чшо поражают неле­пым заблуждением целое народонаселение какого пибудь округа или области. Однажды старой кол­дунье померещилось, чшо божественная какая-то сила низойдет с горы Сумбивг, одной из высо­чайших гор святой области Яванской. Тотчас пять, или шесть тысяч человек принялись за ра­боту, и два месяца работали, чтобы долину окре­стную сделать более удобною для спуска небесного гостя.
Вместе с Яванцами, па острове живут другие поколения, уже описанные и известные: Китайцы— кочующие торгаши Азии; Мавры, перешедшие сюда с Декканского полуострова; Малайцы и Буги полу- шоргаши, полу-разбойпики; Арабы, в одно время
145
промышленники и священники; наконец, поколение метисов, называемое Португальцами.
Яванцы почти все Мугаммсданы. Будет около трех веков тому, когда Исламизм проник па здешний архипегах, и успехи сго па Ява оказались таковы, что теперь считают только два селе­ния, оставшиеся верными древней религии Буддизма. Из них одно, принадлежащее поколению Бедуии, на­ходится в отдаленном углу резиденции Баншам- ской, а другое в восточной части острова.
Яванцы довольно своевольные последователи дог­матов исламизма, по строго наблюдают все внеш­ние обряды. Обрезание, омывание, пост во время Рамадана, воздержание от некоторых запрещен­ных мяс встречают мало противников. За то Яванцы совершенные невежды в нравственности и духовных идеях Мугаммедансшва, и невссгда воздерживаются от крепких напитков, как сле- довало-бы истинным правоверным. Такому неве­жеству подвержены и самые священники, не толь­ко миряне. Ие многие из иманов умеют читать Алкоран, и еще менее имеющих титул гаджи, или святого, получаемый странствовавшими в Мек­ку. Все знание духовных ограничивается чтением и письмом кое-как, бормотаньем нескольких Су­рат из священной книги и разными телодвиже­ниями, которые введены при молитвах. Потому, как духовенство, шак» и правоверные, ими нази­даемые, пеошличаюшея строгостью нравов. Религия Мугаммеда на Ява снисходительна и уступчива, н по­средством иманов смягчаются все её строгия пред­
144
писания, а нравственность становится весьма мало наставительною- Часто притом носит она на себе отпечаток первобытного Яванского верования и становится смесью Исламизма с Буддизмом. Та­ким образом, кроме двух великих праздников, предписанных Кораном, Яванцы отправляют тре­тий большой праздник, в честь своих предков. Это здешнее самобытное торжество, которое при­ставлено к мугаммеданскому воспоминанию о дне рождения Мугаммеда. При духовных процессиях но­сят здесь позолоченные Фигуры змеи, или нага животного, похожого па гуся, и еще одного урода в виде оленя. Все сии изображения, явно Брамиискис символы, совершенное разноречие с господствующею ныне религиею.
Как во всех странах, где властвует Мугам- мсдапство, многоженство позволено па Ява, но огра­ничивается почти только богатыми людьми, имею­щими средства покупать себе жен за золото и содержать гаремы. Обыкновенно князья и началь­ники первых степеней имеют по четыре жены законных, кроме множества побочных; начальники низших степеней по две, и иногда по три жены; простолюдины принуждены ограничиваться в сво­их кампонгах, или селениях одною титулярною женою. Правда, закон, весьма снисходительный в этом отношении, позволяешь легко развестись, но чаще всего случается, что жена, имея детей, или завладевши первенством в домашнем быту, до­стигает до свободного уничтожения такого уста­ва, и обращает его, напротив, в свою пользу.
<45
У князей и правителей бывает первая почетная жена, с которою почти никогда перазводяипся, потому что вообще беругп ее из семейства, равного знатностью семейству мужа. В сем слу­чае супружеские условия шак утверждаются, что только важнейшие причины могут довести до развода. Жене при таких преимуществах да­ются большие права. Она идет наравне с сво­им мужем, принимает почести Ъалама, и по­велительно властвует другими женами, установ- ляя все их отношения и права.
По всему этому, женщины на Малайском архи­пелаге иепаходятся в том состоянии унижен­ности, какому подвержены они в других Мугам- меданских землях. Муж покупает жену, пла­тит за нее калым, по через шо яелочишаеш себя в праве обходиться с нею презрительно. Жена обедает с ним и делается участницею его счастия и бедствия. Она может являться в публику без препятствия и без соблазна, уча­ствует в советах и пиршествах, и пеисклю- чаешея из званий общественных. Несколько жен­щин повелевали Малайскими странами.
На Ява женщины работящи, отправляют раз­ные ремесла и ходят по улицам занимаясь ими. Только Яванки высших званий сидят в заперши, но Европейцы часто допускаются во внутренность самых знатных гаремов.
Женщин отдают за-муж весьма молодых. В двадцать лет девушка уже старуха. Если
Ч. IX 10
146
отец молодого Яванца полагает, что сын его нашел себе приличную невесту, он относится с предложением о брак к родителю молодой девушки, а лотом переговоры отдаются па руки женщине и кончатся сговором. Тогда жених по­сылает от себя подарки, состоящие в кольце, или куске ткани, с прибавлением арекового ореха, называемого пиеианг, от чего происходит и са­мый глагол mcmpienàiig (обручаться). После та­кого первого обряда семейство и друзья жениха являются в свой черед, и представляют ла- шарам, подарки, которыми дается общее известие о начатом союзе. За тем усшановлясипся между родителями: какая будет цепа невесте и чем платить за нее, деньгами, украшениями, тканями, сарачинским пшеном, буйволами, и проч.
Когда все сии предварительные обряды учинены, жених идет в мечешь, где паигулу спрашивает у него: заплатил ли договорную цену за невесту? После утвердительного ответа произносит он следующую священную Формулу: « Соединяю вас, такого-то, союзом супружества, с такою-то, и да будет опа шебе жена отныне. Исполни свои обязательства, или останешься должником. Ты отвечаешь за поступки жены своей. Если шы бу­дешь отсутствующим из дома своего более семи месяцев на земле, более года иа море, нсоставив ей средств существования, брак ваш будет расторгнут по требованию жены, без всяких обрядов, и подвергнешься шы взысканию по за­кону Мугаммеда. » После такого религиозного бла­
147
гословения по правилам Исламизма, следует обряд чисто Малайский. Он состоит в том, что возят обвенчанных, в украшениях и дорогих платьях, на лошади, или в паланкине, и показы­вают в самых многолюдных местах города, или селения, где живут они. Если супружество совершается между людьми почетными, процессии предшествует человек в шутовской одежде, кривляясь и коверкаясь. Таким образом дости­гают до жилища отца молодой, где соединяют супругов, заставляя их есть сарачинское пшено с одного блюда и жевать бетель из одной ко­робочки. Это почти кои^арреация Римская. Иногда молодую заставляют мыть ноги своего мужа. В иных областях несут перед новобрачной) заж­женную головню, и потом тушат се в воде. 11а другой день после обряда, молодой ведет жену в свое жилище, где разные праздники дополняют бракосочетание.
Многоженство, по видимому, пеуменьшаегп на­родонаселения па Ява. Статистика доказывает, что остров беспрестанно выигрывает в семь отношении. У некоторых из властителей число детей весьма большое. Правитель Тубапский, па пример, имеет их до 68-ми человек. Умно­жение семейства празднуется с великою пыш­ностью. Если женщина беременна первым ребен­ком, то дают большой праздник; после седь- мого месяца беременности праздник еще; при рож­дении дитяти третий праздник, и тогда-же дает­ся младенцу имя. Оно всегда бывает произвольное,
148
и Фамильных имен никаких нет. Благочести­вые люди избирают имсца Арабские; другие бе­рут Малайские прилагательные — Ъобръш, любез­ный, великодушный, и проч. — Подобию Аравитя­нам, отец прибавляет к собственному своему имени имя первородного сына. Мальчикам совер­шают обрезание между 8-ю и 12-ю годами.
Похороны отправляются благочинно, без кри­ку, без шуму; если кто умер ночью, хоронят его па другой день; если кто умрет днем, по­гребение совершают до захождения солнечного. Де­ревянная загородка, земляная насыпь означают ме­сто каждой могилы; редко присоединяют к это­му надгробный камень, или надпись. Кладбища окру­жаются самбаджами (ришпиегиа obtusa), зелень ко­их внушает почтение. По при кончине человека богатого и знатного, наблюдается однакож обряд великолепнее. Все родственники покойного и род­ственницы сбираются в жилище его и полу­чают там по нескольку серебряных монет. Каждому священнику дают по пиастру, по штуке ткани и по маленькой рогожке. Тело моют, за­вертывают в белую ткань и кладут в гроб, покрытый расписанным полотном и цветочными гирляндами. Чем богаче и великолепнее погребение, тем более видно дорогих копей и красивых зонтиков. Толпа друзей и родных провожает умершего до последнего жилища и удаляется не- прежде, как по произнесении священником про­щальной молитвы. Mo иишвы эипи продолжаются еще неделю в доме умершего. Каждый день има-
149
ны приходят туда просить Бога за упокой души. В третий, седьмой, четырнадцатый, сотый и тысячный дни после смерти отправляются празд­ники, именуемые сидика, и состоящие в род по­хоронной службы и поминовения. Разумеется, что все это делают только после оставивших бога­тое состояние покойников. — Следуя своему на­родному обычаю, Китайцы здешние отправляют обряды погребения столь-же пышные и шумнее Малайских. — У Калангов есть обычай разби­вать кокос, молоко которого выливают на по­койника, а скорлупу кладут ему в головы и в ноги.
При еде, Яванцы нссоблюдают большой чин­ности. Скорчась над рогожкою, руками берут они рыбу, сарачинское пшено, говядину. Перед обедом и потом они умываются. Вода состав­ляет их главное питье, но ее кипятят преж­де, и иногда сдабривают разными пряностями. Чай пьют по два и по три раза в день. Но роскошь умножается в церемониальных обедах, где является множество блюд. Обыкновенно едят дважды в день, немного прежде полудня, и в семь, либо восемь часов вечера. Выходя из дома утром, Яванец пьет чашку кофс, с пирожком из сарачинского пшена.
Употребление cupit, или бетеля с другими при надлежностями, всеобще па Ява, как и в других Индийских и Малайских землях. Ложечкою на листочик сири кладут немного Японской земли
150
(terra japonica), вещества, имеющего приятную го­речь, примешивая туда немного извеешки. Прибав­ляют еще арековый орех, имеющий наркотиче­ское свойство, делают из всего этого колобок и жуют его. Эшо смешение, как я говорил уже, гадит рот, портит зубы, окрашивает губы кровавого цвета слюною. Несмотря па такия от­вратительные неудобства, нельзя убедишь тузем­цев отказаться от употребления бетеля. Все, мужчины и женщины, носят с собою коробочку с сири. Нюхалыиый табак также здесь изве­стен. Его знали здесь уже с 1600 года, под именем табано (tabaco). Сигары здешния превос­ходны.
Крепкие напитки здешние суть двух родов, баЪск и бром. Первый делают варкою особен­ного сарачинского пшена, называемого кстапг, с смешением, именуемых ражи, из луку, черного перцу и capsicum. Вся эта смесь, скатанная в колобки, дает отвар, весьма крепкий; гуща так­же имеет спиршпый вкус и се продают как лакомство. Для выделки брома тоже кипятят кешанг с ража и отделяют отвар, по его зарывают потом в землю на несколько меся­цев, чтобы придать ему более вкуса. Иногда да­же переваривают его. Цвет брома темный, жел­тый, красный, смотря по качеству пшена. Про­стояв несколько лет, этот напиток может опьянять. В Суракарта делают еще род пива, из листьев пари, смешанных с сахаром и
151 пряностями, по его нельзя сохранять более пяти или шести дней.
Страсть к этим спиртным напиткам су­ществует только между немногими Яванцами. Ре­лигиозное запрещение подает ей возможности рас­пространишься. По нетакова наклонность к упот­реблению опиума, которая становится со временем бешенством и неистовством. Хотя по Малайски называют пиивуналш опиума (minoun wadat) шех, кто предастся его употреблению, по опиум на Ява непьюш одиакожь, а курят. Для сего употреб­ляют деревянные, или кореневые трубки, паду­бам, толщины и длины с Флейтраверс (flûte traversicre). Один конец открытый, и его бе­рут в рот; другой закрыт, по па верху его сделан род вороночки, медной, и сюда кладут мелкий табак, перемешанный с опиумом и на­рочно приготовляемый. Курильщик вдыхает в себя дым и выпускает носом — нескольких за­тяжек довольно, чтобы опьянишь и произвесть все упояющие чувства. Говоря о Китайских ку­рильщиках, я сказывал, какого рода исступление следует из употребления этого наркотического снадобья. Однажды привыкнувши к его неизобра­зимым наслаждениям, без них немогуш уже обойтись и скорее откажутся от еды и питья. Надобно тогда всякий день употреблять опиум и каждый день прибавлять приемы его. По уже через несколько месяцов открываются бед­ственные последствия этого несчастного излише­ства. Пропадает аппетит, глаза становятся
152
красны и мупшы, умственные способности слабе­ют, тело морщинится, худеет, и человек впа­дает в род сухотки и чахотки.
Много говаривали во всех описаниях Индии о тех курителях опиума, которые в своем бо­лезненном исступлении бегают по улицам с кри в руках, поражая всякого, кто встретится, бешеных сумасбродах, которых надлежало-бы исключить из закона, дозволив каждому убивать их, как зверей, подверженных бешенству. Гн Гогендорп, долго управлявший Голландскою коло­ниею, привел все сии рассказы в пределы исти­ны; он поставил настоящие Факты вместо вся­ких сказок об Амок, Амок (бей, бей)! вы­мышленных путешественниками, более романи­стами, нежели повествователями истины.
« Путешественники, » говорит сей благоразум­ный наблюдатель, « слишком преувеличенно гово­рили о преступлениях, в какие бывают увле­каемы курители опиума в своем упоении. Много­летнее пребывание на Ява и ежедневные сношения с полициею во все это время, убедили меня, чпю таких примеров вовсе небывает, или бывает весьма мало. Спокойствие, соблюдаемое в амубеоеи- кшптен (местах продажи приготовленного опи­ума, где собираются курители под наблюдением полиции) редко нарушается. Напротив, сии места служат даже особенным средством, ибо не одно важное открытие было здесь произведено, и до­вело до открытия следов преступления, долгое время таимого. Прежния повествования говорятъ
153
много об амокспуверах, в слепом бешенств бегавших по улицам, убивавших, ранивших вся­кого, кто ни попадался, пока их самих иеуби­вали. Такия сумасшествия сделались бесконечно ред­ки со времени прекращения торга невольниками. На­иболее происходили они от Бугийцовь и Балий- цов, проданных в неволю и привезенных на Ява. Между ними находились несчастные, немогшие переносишь разлуки с отечеством, родными, же­ною, любовницею; другие немогли исполнять при­казаний, худо понимая их, и страшась притом на­казания. Все это производило отвращение от жиз­ни, иногда переходившее в безумие, и тогда не­счастные невольники хватали первое, что им по­падалось под руки, и без разбора поражали все, наперед зная, что их поразят в свой черед и прекратят их мучения. Между Яванцами и во внутренности острова иногда слышно об «лио- ках, по ни однажды незамеипил я, чтобы эшо безумие можно было приписать излишнему употреб­лению опиума, и всегда виною его бывали ревность, мщение, часто отчаяние преступника, захваченного на месте вины, или неизбежно долженствующего впасть в руки правосудия. Тогда-то является то, что Малайцы называют слепотою (matta-glab) — сумасшедшее желание сморгни, с мыслью нанести ее всем, кто попадется.
« Эшо выражение: матта-глаб, буквально зна­чащее: « потемненные глаза, » весьма обыкновенно между туземцами Индийских островов. Досгповер- но, что вообще имея умственные способности до­
154
вольно ограниченные, они легко подвергаются опас­ности лишаться их, если находятся в обсто­ятельствах необыкновенных, либо опасных, по с другой стороны они^часто злоупотребляют упомянутое выражение, почитая его законным из­винением для всех дурных дел. Если воры, за­жигатели, убийцы будут приведены перед суд, и судья спросит, что могло довести их до пре­ступления, можно наверное ожидать, что девять из десяти ответят: « Матта-глаб,» желая ска­зать: «Я был ослънлен — я потерял голову.»
Игры и увеселения Явапцов многочисленны и раз­нообразны. Они стараются убить время забавами на тысячу маноров. Самые ребяческие утехи нра­вятся их лености. Женщины ходят в гости, и там жуют сири, рассказывают истории, по­ют, аккомпанируя себе на тамбурине. Мужчин занимает петуший бой, до которого оит страст­ны, как все Малайцы. Сражения перепелок, или буру-гука, составляют также увеселение народ­ное, а в подражание ему дети заставляют бить­ся кузнечиков. Даже и взрослые нспрезирают битвы двух сверчков. Они держат большие за­клады за этих насекомых, и возбуждают ярость их, щекоча их головы былинкою.
Но иногда битвы бывают гораздо важнее. Псс- сорливые по природе. Яванцы бьются в условленное время, установивши правила особенной битвы, ко­торую называют актон. Игра эта состоит в \том, что в меру надобно бить палочкою, пока один из бойцов не признает себя побежденным.
155
Бить позволяется почем попало, по для избежания ран на голове, ее закрывают лоскутом ткани, так, что только глаза остаются открытые. Уда­рить позволяется только один раз, и нанесши удар надобно отступишь и ждать отбоя. Такой род поединка, при звуках музыки, иногда продол­жается целый час, и бойцы выходят из него с кровавыми, жестокими ранами. Зрители, принимая звание судей поля, разлучают драчунов, если бой оказывается не по установленным правилам.
Все сии игры простонародные; у знатных они возвышеннее. Травля буйволов тиграми, убиение ти­гра в каре копейщиков, то и другое зрелище, уже описанные мною, принадлежат к утехам знатных званий. Прежде присовокупляли к этому битву тигра с преступником. Этот обычай, кажется, вышедший из употребления, был одпа- кожь возобновлен для двух осужденных, в 1812 году, по известиям КравФорда. Каждому из них дали притупленный кри, и потом открыли клетку, из которой выпрыгнул тигр и мгновению смял одного из бойцов; по другой, после двух часовой битвы, успел умертвить ти­гра, много раз нанося ему удары по голове, под глазами и под ушами. Победитель петолько был прощен, по даже получил звание моиипри. Сраже­ния с быками обыкновенны на Ява; здесь умели даже устроить битвы баранов с свиньями. Охо­тишься на Яве пет ни столько удовольствия, ни столько пользы, как па Целебесе. Дичи здесь сво­бодный пролет по бесконечным долинам квнуш-
156
ренней области, а если ее слишком живо пресле­дуют, она ищет убежища в горах, где невоз­можно достичь ее.
Между другими увеселениями на Ява должно упо­мянуть о театральных представлениях. Театр состоит в открытом сарае, около которого становятся зрители. В средине его стоит чтец или суФФлер (даланг), вооруженный палкою. Он открывает пьесу родом пролога, и объявляет потом имена лиц, долженствующих явиться на сцену; он подает им и знак к появлению, уда­ряя палкою. Иедумаепие-ли вы, что после появления своего, они примутся читать роли? Совсем нетъ— роли читает даланг; актеры ограничиваются илем, что соединяют с его словами движения, и дело идет таким образом до конца—он чита­ет, а актеры выражают слова его пантомимою. Все актеры богато одеваются по моде туземной. Роли женщин исполняются молодыми людьми, по­крывающими лица свои белыми масками, довольно хо­рошо сделанными. Маски эти, одни правильны и естественны, другие уродливы и обременены раскра­скою. Первые служат для актеров обыкновен­ных, другие для шутов. Странно находишь на Яванской сцене шакия-же хари, какие служили не­когда в сценических играх Греков и Римлян. Впрочем искуспиво младенчествует в Яванской драме. Вот одна из libretti, списанных путеше­ственниками; дочь Явского Царя выходит за Кня­зя Балийского, который разводится с нею, чтобы свободнее жить с одной из своих любимиц.
157 ,
Отец царевны хочет мстить такую обиду доче­ри оружием. Он приходит к оскорбителю , и застает его спящим в объятиях невольницы. Страшная свалка мсжду^Яванцами и Балийцами! Муж и жена предводят войсками и встречаются в би­тв. Царевну хранит от поражений какой-то бог; она щадит неверного супруга. По многолюд­ство одолевает се и берет в плен. Напрасно стараются потом победить ее множеством пред­ложений , когпорые могли бы подействовать на сердце, нестоль упорное в любви. Муж уступа­ет ей все, кром своей любимицы — половину со­кровищ, половину царства. Гордая Яванка все отвер­гает, так решительно, что ее садят в лодку, чтобы отделаться как нибудь от страсти, на­доевшей мужу. Снова спасенная чудесным образом, царевна приходит во владения супруга с свежим войском, побеждает его, овладевает его столи­цею и снова предлагает ему руку и сердце. Но не­постоянный предпочитает милой супруге смерть, закалывается, и по обычаю Яванской пиитики, чорт берет его, чтобы развязать пьесу.
Такия представления называются топанг, и сю­жеты их всегда берутся из Яванских летопи­сей. Завязку составляют война и любовь. Если дра­му даюип перед государем, актеры иенадевают масок и сами читают свои роли. В других слу­чаях, чтец, или Ъаланг, заменяет их. Музыка гамелана сопровождает игру актеров и устано- вляеип её переходы. Топанг обыкновенно играется десятью человеками, не считая даланга.
158
Но если тпопапг есть забава знатных, шо вай- анг, род Китайских нгеней, составляет утеху народа. Эти Китайские шепи, или марионетки, в 16 и 18 дюймов вышиною, делаются из буйволовой кожи, рисуются и украшаются весьма тщательно. Фигура их обыкновенно каррпкаипурпая, с длин­ным носом. Руки, черты лица, длинные ходули с заостренными концами, странная прическа, все Фан­тастическое в этих вайангах, которым, без сомнения, Яванцы придают смысл аллегорический. Части тела этих кукол соединены роговыми гво­здиками, и шевелятся на ниточках, которые при­вязаны к их рукам. Белая ткань, в роде зана­веса, растягивается перед зрителями. Место за пею освещается лампою. Три рода бывает сих представлений: Вайанг-Пура, самое древнейшее из всех, почерпаемое в Яванской мифологии, прежде царствования Паракизити, где туземные боги и по­лубоги выводятся на сцену, следуя поэмам Рама и Мапшараги; действие Вайанг-гедода движется меж­ду Паракизити и царствованием несчастного Паииджи; наконец, Валанг-кли/ицик более кукольная комедия, нежели Китайские тени; опа состоит из дере­вянных марионеток, дюймов по 10-ти вышиною, тщательно раскрашенных и расписанных. При них неупошребляешея прозрачной занавески. Сю­жеты берутся из истории императоров Панджа- жарамских до копца царства Маджипагишского. Да- лапг предводительствует всеми этими зрелища­ми. Должность его, весьма почтенная в здеш­ней стороне, соответствует званию древних Бар­
159
дов. Даланги благословляют каждого новорожден­ного у Яванцов, читая над ним отрывки из старинных легенд.
Кром Вайангов есть еще для простолюдсшва род шутовских зрелищ, нечто похожее на scé­nario, шуточные разговоры между обезьяною, соба­кою и дураком, и наконец папшомина, при кото­рой актеры одеваются дикими зверями. Эпю бд- рунган. Имя тенЪака дается забаве, состоящей в пляске ночью. Заслышав звук музыки, парод оста­вляет домы и идет на площадь, где плясуньи должны давать свои хореграфические представления. Наскоро раскинутый шатер, несколькими лампами освещенный, укрываешь зрителей. Когда публика соберется, являются плясуньи, полупагия, с собран­ными на верхушке головы волосами, с обнаженны­ми руками, плечами и грудью, и в таком платье, что от взоров зрителей нескрыша ни одна часть тела их. они пляшут под музыку, припевая. Передник с красивыми цветами, шарф, концы которого держат в руках, вертя и окружая его вокруг тела с приятным волнованьем, строй­ные п ловкия движения, приятные голоса, роскошные движения — вот средства, какими эши плясуньи, именуемые ронген, стараются пленишь Яванцов; когда зрелище такого танца сильно возбудит страсти зрителей, мужчины начинают сами пля­сать, и их неловкость производит общий хо­хот.
Ронгены суть женщины презрительные и прези­раемые. По у султанов есть другие плясуньи, име­
160
нуемые б едoùо, или срампи, и они могут посопер­ничать с Индийскими баядерками. они образуют правильные балеты, которые могут заслужить внимание Европейцев, более нелепых ломаний рои- ген. Но досих пор такия зрелища остаются принадлежностью султанских даламов. Пажи Яван­ских государей, когда властители сии являются перед народом, совершают особенный марш, ко­торый также можно назвать пляскою. Но за ис­ключением такого марша, у мужчин нет воин­ских плясок, какие находятся у соседей Яванских, жителей Целебеса, Молуков, Тимора.
Обыкновенные жилища Яванских поселян нс- многоценны. За 4 рупии (менее 12 Франков) купле­на будет хижина, с перегородками из бамбука, с крышею из копьевидных листьев ншиа, или рода бамбука, сирапа. Место, служащее в хижине кроватью, немного возвышено над землею. Стар­шие в семействе находятся с одной стороны, дети с другой. Свет проникает в двери; вдоль Фасада делают варанг. Жилища знатных обшир­нее. В них находится по 5-ти, по 6 комнат, и подпорки их из брусьев. Петолько разделением отличаются такие домы от простых жилищ Малайских, но и окошками.
Сельские хижины почти всегда соединяются в селения. Их прикрывают тенистые рощи, и в каждом селении есть свои чиновники и жрецы. Эгпо патриархальное правление во всей его простоте. Го­рода Яванские суть собрания нескольких селений во­едино. В главных местах округов находятся
161
каЪатоиы, или обиталища Князей, внутреннюю часть которых составляет балам. Кадашопы почти всегда укрепляются ; у них есть валы, рвы, пушки.
Прежде управление землями Яванскими нсбыло сложно. Во глав всего был сузунам, или Сул­тан, получая титул свой наследством, по пра­ву первородства. Сузунам имел власть деспо­тическую.
Под ним находился Визирь, или РаЪеи-Ади­пата, которому предоставлялись заботы пра­вления, ибо султаны наиболее думали о насла­ждении жизни.
За Раден-Адипати следовали Бапати, или пра­вители областей, начальствовавшие над паидже- ранами, тумугонгами, аиджибаи, монтрщ прави­телями уездов и округов. У каждого Адипаипи, или Пати, был наместник, заменявший его при случае.
Каждый из сих чиновников, совершению под­властный Сузунаму и его министрам, получал на свой пай участок полной и безотчетной власти над низшими, основою которой была особа сул­танская. Каждый в свою долю был полным деспотом. Петшиджи, или начальники общин, избирались ежегодно между жителями. У них был совет старших, и кроме того, они дол­женствовали спрашиваться с МудиномъУ или жре­цом.
Ч, IX, 11
162
Этих изъяснителей закопа было два рода: Пу- гулу, великие жрецы, и Джасакщ судьи. Первым принадлежал суд преступлений против духов­ного закона, другим наказания по делам граждан­ским. Все сии достоинства предоставлялись из­бранию Султана, назначавшего также и воинских чиновников. Сии последние, если принадлежали к высшему чиноначалию, имели названия Сиинапатии, или военных господ. — Войско почти все состояло из пехоты. Пока Голландцы певвели нового устройства, главное оружие воинов состояло в кры, ведуиги (длинном охотничьем ноже), копье, стрелах, праще, продолговатом щите.
Отличие званий показывается в манере носишь кри и в цвете зонтика. Только властитель име­ет право на пайоииг, или позолочсный зонтик; у жены и любовниц его зонтики желтые; у се­мейства Султанши и дыней Султана белые. Зон­тики банапии, или тумугопгов, зеленые, с краями и верхушкою позолочеиыми; у анджибаев, мон- три, руггов и у низших чиновников голубые.
Мебель просгполюдинских жилищ составляют тонкия рогожки, и подушки, покрытые цветными рогожками. Домашняя утварь ограничивается не­сколькими небольшими горшками, глиняными и Фар­форовыми. Ложки употребляют только для жид­кого кутанья. В богатых домах более мебли­ровки; везде, видите ковры, рогожки, кучи поду­шек и постелей. Где Европейцы находятся в прямых сношениях с владельцами, прсимуще-
165
сшвуеш Западная роскошь — зеркала, крсслы, сипо- лы, канапе, бронза, часы.
Мы уже говорили об одежд Яванской. Многие из наших Европейских тканей употребляются теперь Яванцами; они любят носить бархат, сукна, Гвинеи, Индийские шкапи, и в одеянии во­обще показывают утонченность и изыскание не­вероятные. Вот главные части их костюма: саронг, род иэпявы, или мешка сквозного; ко- ламби, платье с короткими рукавами; жарит, юбка, обширнее саронга; сабук, жилет, из бу­мажной, или шелковой ткани; сикапаиг, то же шел­ковое, или бархатное, с оторочкою кружевами; наконец, самбонг, род шелкового, желтого по­яса, с красными концами.
Издревле, как кажется, Яванцы обоих полов тщательно заботились о своей головной уборке. Вот описание Яванского туалета, взятое из по­эмы, писанной прежде Исламизма. Оно может слу­жишь в одно время характеристикою образования той эпохи и дашь понятие о поэзии Яванской, у которой есть своя пиитика и своп образцы. Здесь говорит поэт, описывая свою возлюбленную:
«Лицо её светится, как месяц. Блеск солнца меркнет в ся присутствии; она похищает лучи его. Так хороша она, что нельзя описать её красоты. Пиан несовершенств в её ро­сте, а ся волосы, когда опп распущены, падают до её ног черными, волнистыми кудрями. Ресницы её подобны двум ли­стам дерева, называемого илибо; блестят глаза её; орлиный у неё нос; зубы её черные, блестящие и стройные; губы её по­добны цветом све.кен коре маиигуешапа; щеки её похожи па дуран,
*
164
Руки её, как лук гибкий; пальцы, длинные и нежные, упо­добляются шипам дерева; ногти у ней перловые, а кожа жел­тая н блестящая. Ножка её приплюснута к земле, н походка величественна, как поступь слонихи.»»
«. Одета моя красавица в пиипдипатолу зеленого цвета; стя­нута туго золотым поясом. На пальце её кольцо, произведение моря. Серьги у неё изумрудные, окруженные алмазами. Золотою булавкою приколоты её волосы, и на конце булавки рубин с золотом и изумрудами. Из семи драгоценных камней оже­релье её. Надушена она так, что в ароматах нельзя разли­чить никакого отдельного благовония. »>
Вы слышите голос любовника, и притом по­эта, со всем Восточным преувеличением. Ие- угодно-ли еще послушать из поэмы Джаиа-Ланг- кара, что составляет отличительные качества настоящего Яванского щеголя?
«Юноша благородного происхождения познается по семи не­обходимым принадлежностям. Ему должно быть хорошего семейства; он должен быть умен; он в состоянии сам на­блюдать за своим поведением; он помнит наставления сасгп- ров; велики должны быть его намерения; он блюдет религию; без остановки употребляет он качества, какими обладает, на дело.»
«Сердце и ум его должны быть тихи и спокойны. Он умеет укрощать страсти свои и молчать, когда надобно. Никогда не скажет он лжи. Не должен он бояться смер­ти, и без гордости он благочестив и благодетелен к не­счастным. Без недостатков должны быть рост егои вид его. Кроток должен быть он, и похож на Багпара-Асмара, бога любви, когда он нисходит на землю. Если кто взглянет на него, то должна пробудишься в зрящем мысль: « Еиак ве­лик эшоип юноша среди битвы!» Формы тела его складны; кожа его подобна самородному золоту, когда оно небыло еще в огне. Голова у него большая, волосы длинные и прямые, гла­за легко наполняются слезами, брови подобягпея листу имбо,
165
нос велик, маленькие усы на верхней губе, а губы похожи на свежую кору мангусгпана, зубы черные, грудь широкая.
«Все, чгпо говорит он, поражает слушателей; звуки голоса его приятны. Он одет в шелана-ипшди с темнозелепым бодотом. Золотой у него пояс. Крн его в ножнах сатриано- вых, а рукоять его из тунг-гаксми. Дорогой сумпинг у него (искуственный цветок, носимый вместо серег) весь золотой, па манер суренг-пети (храбрый до смерти). Золотое кольцо у него на пальце правой руки. »
Такая поэзия может показаться странною, но ся нравственная цель, её важный и цветистый слог неоспоримо доказывают высокую степень образованности у древних обитателей Ява.
Иеменее подтверждает это великолепие разва­лин, какими усеяна земля Яванская. Может быть, ни одна земля столь необильна археологическими сокровищами. Древняя религия Ява, почти изглажен­ная Исламизмом, как будто для того хранит еще некоторые следы старинных капищ сво­их, чтобы счастливая соперница её стыдилась при сравнении сих остатков с своими храмами. Остатки развалин находятся во всей восточной части острова, в округе Брамбапанской, в Боро- Бодо, Кулассапе, Синга-Сари, Брамбаиане и Малан­ге. Тут везде видите купы каменных храмов, с статуею в средине, обломки кирпичных ка­шиц, и наконец храмы мспес совершенные, по­стройки новейшей.
Чаиди, или храмы Брамбапанскис совершенно по­крыты кустарником, сквозь который трудно про­бираться во внутренность зданий. Перед ними находятся огромные реииа, статуи хранители хра-
166
нов, которых туземные зодчие изобразили сидя­щих, с кри, или всдупгом в руке. Реши малого Брамбаианского храма сушь величины колоссальной. Они похожи на Индийских Факиров, с широкими подвесками в ушах, похожими па женские Яван­ские серьги, с браслетами и с ожерельями; по­яс, нисходящий до колен, поддерживает с пра­вой стороны маленькую саблю; в левой руке змея, кольцом, обратившая голову на гр^дь реша. Каж­дая статуя поставлена впереди громады изваян­ных камней, над которыми распростираются густые пуки папорогпей. Этот памятник к низу четыреугольный, а к верху кончится1 чс- ипырссшорониею пирамидою. Внутри камень бело­ватый, в изломе похожий па кремнистый. Внеш­няя архитектура чрезвычайно проста, а внутрен­няя гладкая. Два капища в Брамбанапе, и оба, малый и большой, одного характера, одного сти­ля.— Подле Брамбапана находится Чаида^Саву, или тысяча храмов -— одно из прекраснейших, ка ­кия только можно видеть, соединений древностей, покрывающее пространство на 600 Футов в длину, на 530 в ширину. Все сии храмы расстав­лены но четыре, в крестообразном порядке, все пирамидальной Формы, все покрыты изваяниями и имеют по четыре большие входа с четырех сторон света.
Вся эта линия исполнена одинаких развалин. Их находят в Рапдон-Гошпииге, по дороге к Джокжокарта; далее потом в Калибенииге; на­конец в Кулассапе, селении неподалеку от Брам-
167
банана. Развалины Кулассапские громада каменного строения, у которой Фасада» пробить дверьми и множеством окошек. Изваянные ниши, красивые крыльцы, какое-то согласие в очерках — вот отличия сего здания.
По все красоты его ничто в сравнении с чу­десами храма Боро-Бодоского. Построение этого здания относят к ¥1 и VIII векам нашего лешочисления. Это громада, поставленная па вершин конического холма, обширная, квадратная, с семью ярусами сипъп, каждый ярус изящнее низшего. Кажется, что верх холма был срыт для постройки капища. Оно оканчивается к верху куполом, около 50-ши Фупювь в поперечник, и окружается тройным рядом башен, числом 72, и каждая занята статуями, лица коих обращены к внешности. Все син памятники покрыты бо­гатою и искусною резьбою. Четыреста нишей сделано во внешней оград, и в каждой помещена статуя Будды, сидящего, с потупленными глаза­ми, поднятою головою, с огромными ушами и в шапке, похожей на Фригийский калпак, словом, Будды в том виде, в каком представлен ои во многих храмах Индийских. Внутренний по­мост храма простирается до 600 Футов квад­ратных. Хотя линии ярусов кажутся прямыми, по если смотреть издали, шо они срезаны, ибо, по видимому, их старались согласишь с неправиль­ными Формами вершины холма. Такос-жс направле­ние дано каждой террас. Полная высота здания около 100 Футов. Боро-Бодо находится подл Гу-
468
нонг-Диепга, местопребывания богов.—После сих величественных развалин не стоит уже упоми­нать о менее замечательных памятниках в Кедири, Синга-Сари, Маланге. Во всех этих ме­стах находятся ряды изваяний, напоминающих религиозные предметы, изображенные на стенах пагодов Бенареса, святого города Индийского. Буд­да и все его эмблеммы, Ганеза с слоновьим хобо­том, Фантастические образы, половина человек, половина зверь, чудовища — Фигуры, столь-же не­понятные, как и гиероглиФы Египетские — тако­вы сушь любопытные предметы, собранные в священной Яванской области неутомимыми архе­ологами. По рисунок может дать об них толь­ко самое недостаточное понятие.
Все сии памятники, все сии религиозные здания свидетельствуют, что здесь некогда соверша­лись в древности дивные перевороты. Туземцы Яванские сохраняют три Истории, и в каждой очевидно есть сищя баснословная часть. РаФФлес, подробно соображавший их, думает, что первые обитатели Ява были выходцы из Египта. С большею достоверностыо, Миддлскоп почитает их Индийцами. Первое леипочислие летописей Яван­ских не восходит почти далее Т2-го года до P. X. — Все, что говорится о времени, сему пред­шествовавшем — догадки и предположения. Самая полная из всех таблица хронологическая пред­ставляет порядок 38-ми властителей, от 1-го Яванского года до 1200-го, то есть, до 1100-го нашей эры. Тут упоминается баснословный вла-
169
сгппгпс.иь Панджи, славный в Яванской поэзии сво­ими похождениями с царевною, па конторой женил­ся он в Индии. За тем следуют Купда, Лали- ап, Мупдипг, Ванги и Бапиак. Веди основал столицу великой Империи па том месте, где про­исходила святая война Брагаа-Юдга. « Положим здесь начало столицы моего царства, » говорил оп своим воителям, « и назовем ее Маджапа- гит (иго есть, горечь). « Так учредилась империя Маджапагиипская на Ява, около 1221 года. Царство это исзамедлило распространиться по всему остро­ву. Оно пережило введение Мугаммедапства на Ява, совершившееся около 1500 годов Яванской эры (почти 1400-х нашего счисления). В 1555 году царство Маджапагишское находилось на верху сво­его величия. Все окрестные архипелаги — Бали, Флорес, Сдумбава, Тимор были его данниками; но через пяпидесяш лет потом наступила религиозная война, и древняя династия Маджапа- гигпеких государей пала под ударами Исламит- ских пришлецов. Храмы Будды уступили место мечетям Мугаммеда, а обширная империя Маджапа- гигпекая царству Магпарамскому.
Такое положение дел осталось до прибытия Европейских мореплавателей. Албукерк завоевал Малакка в 1511 и 1521 годах. Антонио де-Бршп- шо, плывя к островам Молукским, открыл ос­тров Мадуре. Первый Голландец, появившийся в здешних морях, был некшо Гутман. Заключен­ный в тюрьму Лиссабонскую, он получил от одного из товарищей своего плена драгоценныя
170
сведения о торговле Поршу га льдов па островах Зондских. В последствии положил он начало первой Голландской Фактории в Бантаме, в 1596 году, по только уже в 1610 году, первый Гол­ландский Геисрал-Губернашор, Петри Бот, осно­вал контору Яванскую, на берегах небольшой реки Джаккашра— ото был нынешний город Ба- тавиа. С того времени Голландцам надлежало по­очередно бороться с Португальцами, Англичанами и туземцами, пока утвердилось владычество их в Индии. Адмирал Спсльман покорил Макассар; Дсвпльд разбил разных псболыпцх раджей Яванских и подчинил их своей власти; мятеж­ный начальник Явапцов, Монг-Кураль-Мас при­нужден был принесть почетный окуп к сто­пам Генерал-Губернатора Фапь-Гова ; барон «ьан-ИмгоФ восторжествовал над возмущени­ем Кигпайцов, угрожавшим всему острову, так, что и последователи Имгофз принуждены сицс бы­ли трудным и продолжительным упорством оканчивать это пагубное предприятие колонистов Китайских. Наконец в 1749 году, Император, или Сузу нам Яванский, на смертном одре, отказался, в пользу Голландской Восточно-Индийской компании, от прав своих за себя и своих наследников, предос­тавляя Голландцам свободу распорядишься его вла­дениями. Несколько войн надлежало вынесши для ис­полнения сего политического завещания, по настойчи­вость Башавская превозмогла мало по малу все пре­пятствия, и остров Ява сделался шо, что он есть теперь — покорный вассал Голландии. Въ
171
1811 году, когда генерала Деидсльса сменил генерал Янсен, Англичане овладели Батавиа и всеми Голландскими колониями, возвратив их по­том в 1815 году.
Надобно отдать справедливость Голландцам, что хотя они строго управляют здешними землями, но они лучше других поняли, как надобно вести дело, чтобы колония давала прибыли своему отда­ленному властителю, и с тем вместе тузем­ные обитатели её терпели сколько можно менее. В сем случае Голландия поступала умнее и рассчетливее Англии. Она порубила дерева, чтобы со­брать с него плоды, псистощала земли, чтобы иметь жатву богатес, нспостунала так, как расточитель, торопливый насладиться жизнью, потому что предвидит скорый конец ся, и хо­чет прожить се как можно роскошнее. Гол­ландия, сколько позволили это её собственные вы­годы, уважила правы, обычаи, законы туземные; оставила Яванцам их повелителей и судей, пре­доставляя только себе суд над этими повели­телями и судьями; она уважила прежнее разделение собственностей, и когда решилась заменишь моно­полиею прежние промепы, ипо исполнила это столь осторожно, что перемена была почти незаметною.
Должно однакож п то прибавить, что Голландии, лучше нежели в Индии Англичанам, помогал ха­рактер парода, над которым опа властвовала. У Явапцов не было Фанатизма, по было пстерпп- моепт, доведенных в Индии до того, что нет уже никаких средств сближения побежденным съ
m
победителями. Это был народ добрый и сговор­чивый; нравы его походили на его язык, прият­ный, звучный, поэтический. Составленный из 20-ти согласных и 6-ши гласных, язык эгпош, ка­жется, происходил от Санскритского. В лиште- ратуре и поэзии Яванцов есть правила и основа­ния положительные. Народная песня здешняя благо­родна, величественна, в широком и смелом объе­ме. Знания также нечужды народам Яванским. Они знают науку числения и первые начала Мате­матики. Календарь Арабский заменил у них Бра- минский календарь. Прежде Саливана, или граждан­ский год, служил для вычета Яванской эры. Та­кое числение продолжалось до 150-го года по вве­дении Мугаммсданства. В правление великого Сул­тана Агупга (в 1635 году) геджра, или эгира, за­менила эру Яванскую. Несколькимими циклами счи­тали кроме того на Ява, и между прочим семиле­тиями, которые находим у Сиамцов и Тибетцов. Имена годов, составляющих семилетие, явию Сан­скритского происхождения: маигкара, рыба лангу­стам; менда, коза; калабаиг, тысяченожка; виишт- ре, червяк; минпгонна, рыба; вас, скорпион; ван­та. буйвол.
Мореплавание и География не были чужды Яван­цам. Небосклон делили они на восемь частей. Зем­ледельцы знали только четыре главные стороны света. Медицина была предоставлена старым людям обоего пола: некоторые из рецептов до­стались им от Аравитян.
ГЛАИВА ZŒ.
Австралия (новая Голландия), гавань короля
ГЕОРГА.
За проливом Бали, патл Каигуру встретил С. В. муссон, уже начавшийся в морях Австраль­ных. Мы распустили было наши паруса, надеясь что найдем погоду столь-же правильною и благо­приятною, какою бывает она в морях Индий­ских. Но надежда наша была обманута. Потому ли, что не настало еще время, или чшо близость огромного Австрального материка делала изменчи­вым и переменчивым муссон, но мы потеряли, по крайней мере, двадцать дней, борясь с волнением от юга и противными перелетами ветра. Только 28-го Ноября показались перед нами берега Авст­ралии, близь мыса Лиувина (Leeuwin); на следующий день обогнули мы угол БалЪ-Гидский (Bald-Head) и бросили якорь при входе в залив Королевской Принцессы, в порте Короля Георгия, затишном и безопасном от ветров и волн.
174
Первый взгляд на землю поразил меня. Ничего подобного произрастанию Повой Голландии не на­ходил я в моихт, воспоминаниях, ничего не мог с ним сравнишь из виденного мною в Малезпи и Океании. Вместо удивительных прозябении, столь зеленых, столь величественных, обреме­ненных плодами столь полезными, я видел толь­ко на голых берегах тощие деревцы бледного, печального цвета и между ними стелющиеся кус­тарники, или травы до половины почерневшие.
В предшествовавшее плавание, с Капгуру оста­лось здесь семь матрозов для ловли тюленей. Ед­ва появился пат корабль при входе в гавань, шестеро из них приплыли к нам в кинюлов- ке; седьмой остался сторожем при складке добы­чи, учрежденной на острове Михаэл-Мас (Michael - Mas), неподалеку от места пашей стоянки. Заня­тие промышленников было весьма удачно, и наш капитан, по видимому, был им очень доволен. Для меня лов их был вовсе неважен, но с радостью услышал я от них, что одно племя туземцев, человек пятнадцать всего, кочует не­подалеку. Но рассказу матрозов, дикари эти были люди самые смирные, и от времени до времени дружески посещали нх. Я изъявлял желание ско­рее увидеть Австралийцев, столь замечательных в антологическом отношении. «Да за чем-же ста­ло?» отвечал мне смеючпсь капитан. «Начинайте ваше знакомство в этими обезьянами сей час; вот один из красавцевъ—видите, там, па носу кигполовки! « Я стал глядеть па указанное место
175
и разглядел чгпо-шо, чего никогда по почел-бы человеком. Но эшо был человтьк, лежавший спи­ною в верх, и в эшом положении можно было подумать, что тут растянул кто нибудь кожу сушишься на солнц. Но крику одного из машрозов, урод оборотился ко мне. Ничего невозможно представишь себе безобразнее! Вообразите голови­щу со всклоченными волосами, с плоским лицом, преширокую, с выдавшимся над глазами костя­ком, с глазами углубленными, бело-желшовашы- ми, ноздрями далеко отделенными одна от дру­гой и растянутыми, с губами довольно толстыми, деснами синеватыми и ртом до ушей. Присоедини­те кожу цвъша сажи, с желтизною, тело худо­щавое, щедушное, и ноги сухопарые, слабые. Несо­размерность рук и ног шакова, что эшо чудище можно было уподобишь некоторым породам птиц из рода ястребов. И на шакое уродство, вместо всякой одежды, наброшен был лоскут изношенной кожи капгуру, едва прикрывавший с одной стороны половину груди, а с другой висев­ший ниже пояса. Представьте себе все эшо, и—вы будете иметь верное изображение Австральных автохтонов. И еще тот, па которого глядел я теперь, был не самый уродливый из чи­сла его земляков. Monsieur Ялепуоль (имя сго) по­лучил даже некоторую образованность, ибо ему было леть 18-ш поболее; он пристал к Евро­пейцам и охотно оказывал им множество раз­ных услуг, счастливый тем, что в награду за то его кормили лучше и сытнее, нежели мог онъ
176
надеяться между своими соотчичами. Живши с Англичанами уже несколько месяцев, Ялепуоль вы­учил несколько Английских слов, мог быть пу­теводителем и даже толмачом. Ему сказали, что я хочу посетить его земляков. Он охотно согла­сился сделаться моим чичероне. Мы переехали вместе на берег, взявши ружья, чтобы поохотишь­ся за птицами и кангурами; того и другого тут множество. На прибрежьи собрал я довольно срази- анеллей, прелестных раковин, которые долгое время были редки в наших коллекциях, но сде­лались весьма обыкновенны с тех пор, когда Европейцы стали посещать порт Георгиевский.
Не много влево от того места, где мы приста­ли, была основана маленькая колония в 1826 году; ее оставили незадолго до нашего прибытия. Дю­жина небольших домиков составляла ее, и толь­ко два, или три были кирпичные, а остальные из глины и земли, и все с тростниковыми крышами. Сначала назвали эпиу колонию город Фридерика (Frederick-Town), по правительство пеушвердило сего названия. Свободные люди с Лебяжьей реки должны были поселиться здесь. Прежде порт Ге­оргиевский видал только солдат и ссыльных, привозимых из Порш-Джаксопа.
При входе в пролив, мой чичероне указал мне площадку, где за несколько времени перед тем останавливались Европейцы ие-Апгличане. Сколько мог я понять из его движений и ло­маных слов, эти не-Англичане долженствовали быть моряки с Астролябии, действительно, би-
177
паковавшие в здешнем мест. Я старался рас­толковать моему красавцу, что принадлежал к бывшим здесь гостям. Ои понял меня, и ка­зался очень доволен, давая мне разуметь, что его земляки, и он лично, могли только хвалишься Французами, с которыми были у них самые дру­жеские сношения, и что часть экипажа Астролябии ночевала даже однажды в хижинах дикарей.
Подл места, где мы пристали, вился между травою и кустарниками ручеек воды, к при­брежью образовывавший довольно удобную агваду. Следуя по нем, мы достигли вершины полуостро­ва, гд рисовалось множество кустов ксанторрен и кшигт, с длинными, узкими листьями, соединен­ными в густые пуки и падающими по бокам в вид древней вазы. Первое из этих растений дает крепкую гуммь, которую дикари употребля­ют для приклейки острых камней к рукоят­кам, после чего эшо орудие заменяет им ножик, пилу и молоток.
Хотя вершина полуострова была не более 50 ипуазов возвышена от воды, по вид с неё открывался превосходный. К С. спокойные за­шитья, которыми ограничивается берег; потом залив гавани Устриц, с его зеленеющим остро­вом Сада, отороченным купами огромнейших эвкалиптов. К Ю. В. красивый залив Королев­ской Принцессы, где с двух сторон простира­ются блестящие прибрежья из песку мелкого и ослепительного. К Ю. дикое прпгорьс полуостро-
Ч. IX. 12
178
ва Балд-Гндского, о которое пенисто разбивают­ся волны большего прилива. К В. два утесистые островка Михаэль-Мас и Брик-Си (Break Sea), на­ходящиеся при входе в залив Георгиевский; далее наконец правильный конус горы Гарднера. Под ногами нашими, подле пролива, был холмик, увен­чанный громадными обломками развалившейся гра­нитной скалы, окруженный при подножии разными прозябениями, но совершенно голый па всем его объеме. Кругом пас летало множество морских иишиць, как-то: чегравок (sternes), чаек-рыба- ловов (mouettes) и гослапдов, почти касавшихся нас в своих разлешах.
При сходе па другую сторону полуострова нача­ли мы встречать эвкалипты, весьма огромные, с баиксиями и другими сродными им прозябениями; но их темные стволы, их бедная тень, их неправильные и безлистные вершины придавали всему этому вид бесплодия и истощалости. Здесь мой товарищ начал пронзительно кричать: ку- ги! н ему отвечали криком: ку-гии почти на пюш- же топ. Вопли эти отдавались из нескольких лачужек, которые вскоре заметили мы при подо­шве холма, в небольшой рощице, заграждавшей iiх от 3. ветра. Лачужек было с полдюжины, все построены па туземный манер, и подле них сидело два дикаря, как будто ожидая нас. Один из ших, лет пятидесяти, подошел ко мне и предложил ножик, с четырьмя зубами в роде пилы, приклеенными к рукоятке смолою ксаншор- рси. Я отдарил также ножиком и обрадовалъ
179
его. Другой дикарь, сильнее и моложе, но пемеигее безобразный, оставался скорчась лад своею кухнею и мало заботясь обо мне. Припасы соста­вляли у него рыбки, ракушки, ящерицы, малень­кия змеи и коренья, луковицы рссшиацийпых трав. Насколько минут наблюдал я любезного гастро­нома, и увидел, что печенье снадобьев составля­ло более его забаву; сырые и печеные ества он пожирал с равною жадностью. Одна ящерица особенно ему понравилась; он взял се, поднес было к огню, но потом нсрешился жаришь и начал чавкать с такою охотою, как Европей­ский какой нибудь объедало кушал-бы превосходно пожаренного дубельшнспа.
Самые лучшие из виденных здесь мною хи­жин можно было уподобишь полукруглому улью, перерезанному вдоль на двое, Фута по три, или но четыре вышиною. Основание их составляли мелкие ветки, а листья ксаншоррей образовывали крышу. Едшисшвеннуио мебель во внутренности этих жи­лищ составлял широкий камень, положенный впе­реди. Туш дикари трут красную охру, конго-» рою расписывают себе щеки при большом ту­алете. Старший из дикарей показал мне кусочик этих румян, называя их бойель; он перетер его ногтем в порошок, собрал в ладонь и провел несколько полос по своему лицу, в ка­кой-то симметрии; шипом вытянулся он, и но виду его можно было заключишь, что он почи­тал себя гораздо величавее после этой размалевки. По мне сделался он еще немножко гаже. Что дь- *
180
лать! Я был вовсе псзпашок в наряде пре­лестного щеголя Австралии.
За эшим бедным кочевьем, мы перешли неболь­шой лужок, по которому протекал струистый ручей. Потом открылся перед нами значитель- лый лес, составленный из эвкалиптов, бапксий, казуарин, и проч. — Некоторые из деревьев бы­ли значительной вышины. Пустынные и лишенные всякой обработки, эти места были одпакожь до­вольно доступны; мы ходили без труда и опасно­сти, благодаря множеству тропинок, которые образовались от обычая Австпралгйцов зажигать траву, едва только она высохнет, чтобы очи­стить землю и сделать удобнее для ловли кап- гуров и других животных, служащих дикарям пищею. Они зажигают травы головнями бапксий, которые всегда носят с собою, сколько для со­греванья, столько и для того, чтобы всегда иметь па-готове огонь, ненрибегая к утомительной вы- терке его из сухого дерева. Головни эши горят долго песгарая. Старик, ознакомившийся со мною близь хижин, кроме своего дротика и палки, имел при себе и головню, забавляясь от времени до времени зажиганьем сухой травы, пока шел под­ле меня.
Идя вдоль застойных озер пресной воды, в одном месте, закрытом тростником и болот­ными растениями, я услышал довольно сильный шум, сопровождаемый глухими и мерными ударами, как будто от какого нибудь тяжелого тела,
181
падающего на землю. Эню привлекло мое внимание. Несколько минут смотрел я во все стороны и ни­чего повидал. Потом выставилась небольшая го­лова зверя, как будто прыгавшего в тростникъ—■ шо был кангуру. Я прицелился и выстрелил, по ловкое животное было уже далеко. Ялепуоль дал мне заметишь, что так убить кангуру трудно. «Мы окружаем их,» говорил мне ди­карь своими выразительными движениями, «сбиваем с обеих сторон и подгоняем под удары дро­тиков. » Англичанам помогают при охоте соба­ки, гоняющие кангуру. Не в силах добыть пи одного из этих зверей, я расплачивался с ушка­ми , населяющими озера. Наблюдая положение и стреляя в уток, мы дошли до берега залива Устриц, где островок, именуемый Садом, окру­глялся среди волн, в самом деле, как будто корзина зелени. Множество шпиц занимали один из его выдавшихся мысов, собравшись сшаямн.
Отсюда снова пустились мы во внутренность земли и вошли в лес, где кангуры прыгали опять вокруг меня, и пи одного из них неудалось мне убить. Ничего поможешь быть страннее прыж­ков этого зверя, перескакивающего через большие пространства, упираясь на свои задния лапы и на хвост, между тем, как обе передния лапы его, будучи гораздо короче задних, помогут слу­жишь ому па бегу и кажутся какими-то бесполез­ными приставками к телу животного. Подошедши к месту, где па земле лежит множество облом­ков гранита, мои спутники начали свои пронзи­
ш
тельные ку-гщ и па них были ответом такие- жс /гу-ги. Через несколько минут окружила пас толпа дикарей всех возрастов; они были одеты в кангуровые шкуры п некоторые держали в руках дротики. Ялепуоль сказал им несколько слов, и туш все наперерыв начали ласкать меня. Только в ило время, когда заслышав голоса жен­щин и детей, обратился я в эту сторону, мож­но было заметить старание туземцев оборотишь меня по направлению прошивному. Вышло, что госте­приимство было неполное и уступало ревности к красавицам Австралийским. Впрочем, эшо во­обще черта характера Мелансзийцов, что они по­любят показывать жен своих посетителям. Заметив неудовольствие моих зиакомцов, я по­упорствовал и пошел, куда им было угодию. Мы отправились к кораблю, а спутники мои отста­вали один после другого, так, что на приморье пришел я с одним Ялспуолсм.
Па другой день сопровождал я моего капитана. Он поплыл в своей кпшоловке, желая осмотреть протяжение прибрежья реки Французов. Плывя мимо острова Сада, мы хотели застрелишь не­скольких баб - шпиц, засевших в кустарник острова, по прежде нежели успели мы прибли­зишься на достаточное расстояние, они побежали по земле и длинною цепью полетели по воздуху. По потом мы достали их в высоких травах, покрывавших прибрежье. Один из наших ма­трозов добыл даже трех, или чегпырехь моло­дых детенышей, у которых, вместо перьев,
{•83
был шолько пушок. Мясо их, приготовленное в рагу, было вкусным кушаньем.
В углублении залива охотились мы также за стадами черных лебедей, ушокь и цереопсов. Чем далее плыли мы, шем неровнъе и миыьче встречала пас глубина залива. Мы вошли наконец в реку Французов, которая в миле от.устья своего спиаиювшнся весьма мелкою. Ширина её у мо­ря около 50—00 шуазов, а глубина от 8ми до 10-шн Футов. Оба берега красуются прелестны- ми ландшафтами, где над красивым кустарни­ком высятся огромные эвкалипты. Миль почти на пять можно плавать но реке в лодки весьма сво­бодно. Но далее цепь огромных утесов совер­шенно загораживает течение и мешаешь пла­ванью. Подле этой гряды каменьев три островка, у которых дикари устроили рыбные заколы весь­ма просто и остроумно. Эшо сушь стенки из каменьев, образующие три кружка, с отверсти­ем к стороне моря. Воллы, втекая сюда, вле­кут рыбу, и опа остается запутавшись в ла­биринте закола, у коинорого внутренний выход гораздо уже внешнего. Подле устья реки и даже по берегу залива находятся рыболовки, устроен­ные на эшот-жс манер, по шолько в размер го­раздо большем. Туш выходы замыкаются ма­ленькими шестиками, столь сближенными один к другому, что рыба поболее неможешь сквозь них пробраться.
Мы вышли на берег реки и шли несколько ча­сов, то под тенью огромных эвкалиптов, ню
184
по прекрасному гладкому лугу, то пробираясь с трудом через переплетенные папороти. Таким образом держались мы течения реки на две, или на три мили за грядою утесов, и там, откуда мы поворотили, ширина её простирается едва на 4 или на 5 гпуазов. Река составляет здесь по утесам водопад, льющийся с высоты Футов пяти, а за ним это просто быстрый ручей, мча­щийся по руслу, усеянному отрывками утесов. Все, кажется, доказывает, что течение реки почти не- восходит далее, и истоки ся находятся у подошвы гор, возвышающихся к С. 3.—Все это простран­ство наполнено кангурами, а при возвращении пашем по реке, черные лебеди, церсопсы и ушки взлетали во все стороны. Мы выстрелили в одного лебедя, по только ранили его, а потому нам было весьма трудно его поймать. Он пырял в воду и вы­плывал на дальних расстояниях, так, что на­добно было три, или четыре раза стрелять в него снова. Птица была красива и благородного ви­да, по все ее нельзя было сравнить ни красотою, пи величием с белыми Европейскими лебедями.
Вблизи острова Сада нас поразил ужасный шум. Это были стада морских ласточек и уешрищеедов, поднявшихся с острова при па­шем приближении. Бабы - птицы, пробужденные из усыпления своего общим волнением, также полетели и пропали из виду. Говорят, чшо эти шпицы, подобно многим родам обезьян, прежде нежели сядут па отдых, ставят сторожей, наблюдающих за безопасностью стада. Потому
185
их весьма трудно подстеречь и бить. Тоже дол­жно сказать об уешрицеедахъ—превосходной ди­чин.
Так, не смотря на испытанные мною доселе труды путешествия, я неутомимо продолжал свои наблюдения на берегах Австралийских.—В одну из прогулок моих с Ялепуолсм, подошли мы к могиле, где, по словам моего проводника, не­давно похоронили дикаря. Могила эта была че­тыре Фута в длину и три в ширину. С каж­дой стороны обрез её был в виде полумесяца. Пуки зеленых ветвей были посажены по всему холмику, а над тем местом, где находился труп, положены оружие, утварь и украшения по­койного. Наконец, па коре ближних деревьев, в высоту шести и семи Футов, начерчены были круги различной величины. Мертвого, по рассказу моего спутника, кладут сложа руки на груди и подогнувши колена к груди. Потом набрасыва­ют на него множество зеленых ветвей и засы­пают яму землею. Присутствующие на похоро­нах мажут себе лица черным и белым, что продолжается несколько времени, как признак печали. Это-же доказывают разрезывая копчик носа. Пока следует время траура, запрещается носить какие-бы то ни было украшения. И так, и у этих получеловеков, по наружности столь скотоподобных, столь чуждых всякого образова­ния, есть установленные обряды в честь покой­ников.
186
Замечательно в этом отношении поверье, по которому, в течение некоторого времени, запре­щается произносишь имя умершего, из опасения, что нарушением такого запрета можно призвать мертвеца, или дух его (гмошшД Если из остав­шихся в живых кто иибудь имеет одинакое с умершим имя, он должен переменишь его на все шо время, пока продолжается запрещение. Такое опасение духов и предосторожность прошив них заставляют подозревать, что дикари имеют какие- шо идеи о жизни за гробом, и это весь­ма вероятно, по для определенного решения по­добного вопроса, следует лучше ознакомишься с их языком. Когда я спрашивал по сему отноше­нию у моего сонуипшка, он отвечал мне: «Вь ме­сяце.» Но что эшо значило? Верование дикарей, или частное замечание? Другой спрошенный мною ди­карь, на слова мои: куда девались его предки? от­вечал указанием к западу.
Доктор Скотт Нинд, имевший время па досуге наблюдать здешних дикарей, говоришь, что у ших есть род жрецов - лскарей, именуемых мулгарадок. Эиш шарлатаны разделены па не­сколько классов, власть п преимущество которых изменяются, смотря но относительному достоин­ству пх. Мулгарадок пользуется между дикарями властью прогонять бурю и дождь. Он можешь но воле накликать на нелюбимого им человека молнию, либо болезнь. Если дело идет о прогнании бури, кол­дун становится на открытом воздух, машеш руками, потрясает свою одежду и катается на-
187
копец по земле в жестоких судорогах. Если ворожбы неслушаешся долго упрямая буря, шо, с псрсмешкой отдыха, комедия продолжается, пока буря не решшпея нсрссшашь и по послушает закли­наний. Для прогнания болезни употребляется шакое- жс средство, ко только шуму бывает менее, и к судорогам прибавляешь колдун трение больпого места, употребляя для того зеленые вешки, нагре­тые па огне; он дуст кроме того на больного, изгоняя болезнь. Дикари верят также, что мул- гарадок может прибавишь силы и храбрости, н прибегают к пособию колдовства для приобрьше- пия таких драгоценных свойств. Мулгарадок водит руками по руке желающего сделаться бо­гатырем, от плеча до кисшей, упираясь сильно и встряхивая пальцы, так, что оии трещат. Трением неограничаегпея лекарешвеппая ворожба. В поносах, которым часто подвержены здешние дикари, колдун дает больному ксаншорсйную гуммь, а иногда молодые листочки туберозного расте­ния, называемого здесь милриес. Главные болезни, свииреисипвующие между дикарями, сушь простуд­ные, как-шо; боль в горле и желудке. Последние нередко становятся смертными, особливо для де­тей. Мулгарадоки весьма искусно залечпваюш ра­пы, нанесенные сагаями. Ловко извлекают оиш обломок оружия, если он остался в теле, и по­том прикладывают к язве порошок из бой- ели, служащий пмь вместо румян, крепко завязы­вают рану покромками из нежной коры, и по­том тщательно предписывают диэшу, назначая
188
для каждого периода болезни известные роды ку­шанья, сперва растения, потом ящериц, и нако­нец рыбу.
Нииид пезаметил между дикарями никакого особенного уродства. Глухота и слепота весьма ред­ки. Увидевши однажды пьяных Англичан, особ­ливо одного, который помог держаться на ногах, опа испуганные побежали к доктору, изъявляя опасение, что эти люди умрут непременно. У пас, говорили они, бывают иногда такие больные, и всегда умирают. Пипд спрашивал их подроб­но, и сколько мог попять, дикари говорили о сол­нечном ударе.
От укушения змей, дикари имеют особенного рода леченьс. Выше раны перевязывают они тело покромыо из коры, увеличивают рапу когтем кангуру, или остреем дротика, и потом высасы­вают из раны яд, беспрестанно полоща между пием рот водою. Если нельзя при высасывании полоскать рта, операция почитается весьма опас­ною. Один дикарь, укушенный в палец, но рассказам ИИипда, чувствовал себя весьма дурно дня с два, и долго потом был худ и болен.
Мы одолжены доктору ИИипду множеством любо­пытных подробностей, касательно нравов и обы­чаев Австралийских дикарей. Так, па пример, он успел открыть, что в здешней стороне Австралии дикари делятся на два какие-то класса: Эрииуигов и Томов, или Тааманов. Два эти клас­са обязаны брать жен взаимно один у другого; Эрниунг непременно женится на Тааманке, et vice-
189
versa. Названием: ИОредаигер отличают престу­пников этого закона, наказывая их кром того весьма строго. Дети считаются принадлежащими к племени их матери, так что у Эрниунга все дети Таамапы, между шъм как дети родной се­стры его Эрпиупгп. Только поколение Мурраи, оби­тающее около залива Георгиевского, кажется, ис­ключено из сего рода общественных условий.
Девушек обручают с детства, и часто даже дают слово за неродивтихся. Все зависишь тут от уговора между отцами, так, что иногда мо­лодые девочки наперед назначаются для стари­ков, уже имеющих многих жен. Для детей му­жеского пола существует особый род усыновле­ния, похожий на крссгппичсство между Европейцами. Обычай этот именуется котертащ и целью его бывает доставление ребенку помощи и покрови­тельства человека, добровольно принимающего на себя обязанности отца.
Кажется, что у дикарей пет никаких соб­ственно-венчальных обрядов. Невесту представ­ляют жениху, по подарки его принадлежат пе­сто лько сй, сколько отцу её. Их составляют обыкновенно дичина и съестное; иногда присово­купляются еще для отца невесты плащ, дроти­ки, или какая нибудь утварь. Одиннадцати и двенадцати лет дикарка поступает в пол­ную волю мужа, которого называют в таком случаю пари-оккер Похищающие себе жен, что бывает весьма нередко, принуждены употреблять более заботы для склонения красавицы. По иногда
<90
употребляется просто насилие, и дикарку тащат к мужу силою, либо назначенная старику, она самовольно отдается дикарю более молодому и кра­сивому. Все поколение дикарки знает о побеге невесты, но нспреследуепи ее. Однакож, в тече­ние некоторого времени, страстные супруги дол­жны переменять место жилтца и прятаться, ибо раздраженный старый жених может жестоко мстить им. Опасность продолжается, пока пре­лестная беглянка не окажется беременною. Туш всл.уиают в посредничество общие друзья; ста­рого рогоносца уснокопваюш какими ишбудь подар­ками, и он соглашается уничтожишь свои нрава па жену счастливого соперника. Бежать и скры­ваться таким образом по лесам с невестою другого, называется у Лвсшралийцовь марр ин по­лата. Если неверную невесту поймают, то ей бывает плохо. Обманутый жених колотит се, и в заключение протыкает ей лядвеи копьем. Впрочем, неверность нередко разрушает здесь спокойствие суииружеспивь. Мужья Австралиек зна­ют слабость своих милых половин, стерегут их, и при малейшем подозрении исправляют их кулаками. Почти все мужчины остаются холостя­ками до 30-ши лет, а иногда еще долее. Только старикам позволяется иметь много жен всякого возраста.
Все эти странные обычаи дополняются еще бо­лее странным, называемым mappa манаккарак, и похожим на Итальянское чичизбейство. Позволяет­ся ласкать жену другого при жизни мужа, с не-
191 променным условием жениться па пей, когда сва­лится её старый муж. Тогда связь почитают позволенною, хотя притом должно наблюдать скромность и приличия, ипак, чтобы пеоскорбить мужа и псподать примера соблазнительного дру­гим счастливым четам.
Когда муж умирает, все жены его, па время траура, переселяются к своим отцам, и должны строго убегать от всякого сообщения с мужчи­нами, даже и с ипеми, которым дали права на сердце и руку. Нарушить в сем случае уважение к памяти покойника значило-бы подвергнуть себя жестокому наказанию. По если потом вдовы убе­гают с своими возлюбленными, об этом пикто уже позаботится.
Дикарки родят легко зи без больших страда­ний. Па другой день идут уже они на добычу ит- ици, как будто ни в чем не бывали. Детство разделяется на несколько периодов, и для каждого есть известные условия. Сначала ребенка но­сят на левой руке, прикрепляя одеждою, а по­том мать таскает его за плечами. Дыни быва­ют совершению нагия, пока не станут ходить. Если родятся двойни, одного младенца убивают, и если один из близнецов мальчик, то ему опре­деляется смерть. В оправдание обычая столь вар­варского, дикари говорят, что у матери недоста­нет молока для двух детей п силы таскать их обоих, когда она пойдет за добычею пищи. Дикарки кормят грудью до 4-х и 5-шии лет, но задолго до отнятия от груди приучают уже
192
детей добывать самим себе пищу. Дикарки девя­ти и десяти лет обыкновенные няньки детей меньшего возраста. они ведут стада их в ок­рестности того места, где кочуют опицы и ма­тери, и заставляют рыть коренья острыми па­лочками. Если стая дикарепков и дикарок за­метит приближение чужого, тотчас прячется в траву, как дичина, и лежит, приникнувши к земле.
Дикари пляшут нагие, но если тунг присут­ствуют Европейцы, то они одеваются, покрывая себе среднюю чаешь тела. Рожи у них обыкно­венно вымазаны красною охрою, с разными кара- кульками белыми па руках и по телу. Белый цвет почитается признаком печали, но при пля­ске его употребляют потому, что его легче раз­личить в темноте. Мулгарадоки никогда пепля- туш.
В торжественные дни зажигают большой огонь на ровном месте, и за ним садится ста­рик, которого можно назвать царем пира. Все плясуны производят однообразные движения, дви­жут руками и ногами в один раз, изменяя позиции и жесты. Иногда вдруг все останавли­ваются, ворчат что-то сквозь зубы, оборачива­ют головы в ту и другую сторону и принима­ют самые смешные положения. Все пляски здеш­ния имеют как будто какос-пио аллегорическое или символическое значение. Часто изображают ими охоту, что можно заключать по крику при той, или другой пляске: и варрк, уайт, тоурт, »
193
(сму, капгуру, собака). Плясуны держат в ру­ках зеленые ветви, машут ими, подходят по­очередно к старику, чпио подле костра, и кла­дут их перед ним, в знак почета. Иногда, вооруженные копьями, плясуны делают вид, буд­то хотят сражаться один с другим, и копья и ветви отдают почетному старику. Во все вре­мя пляски, старик остается на своем месте, со­блюдая важный и угрюмый вид, и только обора­чивая голову, то туда, то сюда, как будто на­правляя и наблюдая движения пляшущих. Кроме того, он должен обдергивать и поправлять свою бороду, то правой, то левой рукой. Доктор Нииид пи разу повидал дикарок, пляшущих с дикарями, и думает, что этого никогда и побыва­ет. Во время пляски дикари ревут, и доказыва­ют своим криком, что у них нет нималей- шего понятия о гармонии музыкальной. При каж­дом прыжке плясун произносит слова: вую, вую! Значение этих слов неизвестно. Знают только, чипо когда дикари выгоняют палками дичь из травы и кустарника, то это называется у них вую э ня тоуръ—что-то смешанное, где слышны однакож звуки вую. Вдруг останавливаясь, пля­суны начинают визжать пронзительно. Все пля­ски производятся только тогда, когда дикарей сберется много, и в мирное время. Во время вой­ны ииепляшут, боясь, чтобы неприятель ненодсте- рсг во время разгулья, узнавши по крику и воплю, чипо пеждут его и предаются веселью.
В первое время колонизации. Англичане считали IX. 13
194
некоторых из дикарей начальниками остальных. По два, но три человека в толпе замечали таких, которые отличались ростом, складностью тела, деятельностью и особливо раскраскою кожи. Име­на трех таких дикарей были: « Найкеннон, Гне- вит, Варти. » Но в последствии сведали, что все преимущество мнимых начальников ограничива­лось некоторым влиянием, происходившим от их телесного и умственного превосходства, и что собственно гражданского, неоспоримого и условлен­ного владычества у Лвстралийцов вовсе пет. Найкепопн расхвастался одпакожь, будто он ка­питан и царь над черными. Долго боялся он обнаружить мнимость своей власти при посещении Европейцев, и вероятно, отважился тогда только, когда уговорил товарищей изъявишь к нему род почета. Они говорили Англичанам об нем про­должительно, с уважением, и отзывались как о старшем между ними.
Этот Пайкешюн был один из самых кра­сивых дикарей. Волосы были у него собраны на­зад в виде пучка, крепко перевязанного снур­ком, а сверху украшены белыми перьями. Па левой руке его был шакой-же пук перьев. Грудь и плеча были испещрены рубцовым татуажем (улибит). Он отличался благоприличием в мане­рах своих, говорил мало и редко требовал че­го пибудь. Долго отказывался он провожать ко­лонистов на охоту и прислуживать им, как делали это обыкновенно другие земляки его. По кончилось тем, что он смирился, как равно и
195
брат его Маукоррай, сделавшись в последствии таким приятелем Англичан, что почти всегда был с ними. Тогда-то легко могли увидеть преж­нее плутовство их, и пио, что они поимели пи- какой власти над дикарями.
В супружсствах и соблюдается никакого различия племен, по дикари охотнее женятся одпакожь па дикарках далее живущих. В та­ком случае дети имеют право па охоту в отчизне их матери. Австралийцы чрезвычайно за­вистливы к праву собственности, и земли разде­лены между ними па участки; каждым владеет одно семейство. В известное время года, молодые дикари, идя па промысел, посещают своих со­седей п родню, иногда заходя для такого визита за 40, 50 миль от дому. Посещение продолжается немного, по празднуется всегда плясками п увесе­лениями. Оно может быть только между дружны­ми племенами, и притом наблюдаются некоторые условия, свидетельствующие о дружеском распо­ложении посетителей. Гости всегда являются в полдень.
«Бывши однажды па охоте,» Говорит Иинд, «с пятью, или шестью дикарями, я услышал крик: куги, куги, каксии» Едва крик этот огла­сил лес, мои товарищи остановились, заговорили, что эипо должен быть неприятель, п просили ме­ня пособить им драться. По вскоре увидели они, что это были друзья, и мы пошли к незнаком­цам. То были пять, шесть человек из поколения Муррап; они шли в гости и плясали дорогою.
♦
<96
Их дротики и мира (mearas), ши палки, кото­рыми бросают они свои дротики, нес один, а все прочие шли без орудия. Дикари были все рас­крашены и размазаны по всему телу; на голов у каждого была повязка с листьями ксашпорреи,ви­севшими кругом в вид венца; каждый дикарь держал кром того в рук зеленую ветвь. Едва завидели посетители моих товарищей, как на­чали ходишь кругами, и тоже делали с нашей стороны; потом вс обнимались несколько раз. Каждый обхватывал своего приятеля кругом те­ла, немного приподнимал его от земли и цело­вал ему потом руки; точно тоже было сделано с другой стороны. Тут началась пляска, и я оставил гостей тешишься с хозяевами.»
Зеленые выяви, видимые при всяких обрядах, кажется, составляют у Австралийцев символ мира, но он играют важную ролю в плясках. Если между двумя дикарями начинается ссора, родные с обеих сторон стараются помирить ссорящихся, и вступают в посредничество. Если убьют ди­каря, тотчас все его поколение начинаешь думать о мщении за кровь кровью, при чем мало заботы о том, будеш-ли убит виновный—требуется только жертва из его поколения. Чувство такого мщения вкоренено в понятия Австралийцов, так, что если кто нибудь умирает нечаянно, упавши с дерева, утонувши в мор, или погибнувши ка- кнм-бы шо ни было образом, несчастье приписы­вают друзья умершего какому нибудь злоумышле­нию мулгарадока из враждебного племени, и обязаи-
197
ноешь, чссипь составляет непременное убийство кого пнбудь из племени злого колдуна. Когда ди­карь чувствует себя весьма больным, теряя вся­кую надежду на выздоровление, он старается убить кого попало, уверенный, что смерть другого спасет его собственную жизнь.
В частных ссорахи. бьются дикари своими пал­ками и дубинами, но редко такой бой оканчивается смертельным ударом. Неимея щитов, ловко умеют бойцы избегать от удара дротиков. Самым обыкновенным предметом ссоры быва­ют отвратительные здешния красавицы. В слу­чаях менее важных, каковы нарушения права по­земельного владения, на смерть псбыоипся, стара­ясь только ранить друг друга, в ноги наиболее. Едва кровь потекла, битва прекращается. Псльзя- ли перед каждым поединком между Европейцами сказывать соперникам, что они следуют обыча­ям получеловеков Ново-Голландских?
В других местах Австралии дикари выхо­дят па открытый, правильный бой, но живущие около Георгиевского залива иезнаюш способа ве­сти шакимь образом войну, стараются напасть в раенлох, часто ночью, и почти всегда ограни­чиваются вероломною засадою. С видимым при­ближением неприятеля раздастся иронзишелыиый вой; все, кто может биться, схватывают дро­тики и бегут на поле битвы, с страшными кри­вляньями, так, что героев Австралийских сочте­те за сумасшедших или беснующихся По редко
198
бьется более двух, трех человек за-раз с каждой стороны. В это время, другие нетолько что побьются, но стараются распяипь драчунов, от чего происходит чертовская сумятица. Ста­новясь в нескольких шагах друг от друга, дикари кидаются дротиками, но, как я уже гово­рил, ловкость их избегать ударов бывает удивительная, так, чгпо самого едва приметного движения бывает им для сего довольно. Потому перебросят с обеих сторон много дротиков, пока ранят какого ишбудь великого Сарпсдона, или Диомида Австралийского.
Во время военное туземцы Георгиевского порта оставляют свои обыкновенные места пребывания и уходят в удаленные леса, для обезопасения своих жен и детей, а не то собираются в большом числе, чтобы составить сильный защи­тительный табор. Редко зажигают тогда дру­гие огни, кроме самых необходимых для пригото­вления пищи, и стараясь обмануть неприятеля, ча­сто переносят свои становья с одного места на другое. Войска составляются обыкновению из хо­лостяков. Они бродят маленькими отрядцами, по три, по четыре человека, стараясь оставить па проходе сколько можно менее следов, и пото­му удаляясь от дорожек и тропинок извест­ных. Чуть заметят где след, то легко угада­ют уже дорогу и направление отряда. Открывши неприятеля, подходят к нему толпами, но толь­ко ночью, ползя на руках и на ногах, пока при­близятся на расстояние, в каком можно достать
199
дротиком. Увидев, что есть уже возможность приняться за оружие, с криком начинают бро­сать дротики. Внезапно захваченный табор дика­рей бежит без обороны, не думая защищаться, пользуясь ночью, чтобы оставить место своего пребывания и сыскать другое убежище. Еслп-бы стали защищаться от канадка, то, по мнению дикарей, может пропзойдгпп страшное смятение, ибо в просонках осажденные не могли-бы ночью отличить своих от чужих, когда враги хорошо могут все разглядывать, бодрые, при свете огней таборных. Иногда при нападении быогпь женщин и детей, хотя часто победители довольствуются одною жертвою. Война для этих дикарей, продол­жаясь почти беспрерывно, должна быпиь причиною малого их умножения. У каждого убитого оста­ются родные и друзья, которые обязаны мстишь за него, и от такой платы головою за голову вражда тянется бесконечно.
Язык дикарей окрест Георгиевского порта не- прсдсипавлясш ничего неприятного, и напротив, в нем есть какая-пю гармония. Обыкновенно дика­ри говорят весьма скоро, и если соберутся боль­шою толпою, то иногда поют импровизациею пе­сни, в память замечательных для них событий. Особливо пение занимает женщин, если они остаются одни. Туш дают они свободный раз­гул своей досаде, и поют песни нередко весьма оскорбительные для мужчин. Становище дикарей вообще всегда шумно; молчание наступает только с приходом чужих людей, и продолжается не-
200 более шего времени, сколько нужно узнать, кто такой явился.
В течение нескольких дней, мне все еще певы- ходило счастья поохотиться за капгурами. Пебыло пи случая, ни благоприятного времени. Наконец по­дул сильный Ю. 3. ветер, и друг мой Ялепуоль уведомил меня, что эгпо самая лучшая пора для охоты, которою надобно пользоваться. Несмотря па бурную погоду, отправился я с четырьмя ди­карями и достиг болота, заросшего тростником, где несколько раз прежде замечал этих млеко­питающих. Дикари разведали, чшо у одного из них было туш гнездо. С приближением сюда прямо прошив ветра, чшо соблюдали самым ста­рательным образом, охотники дали мне знак остановишься в некотором расстоянии. Они сбросили с себя свои лоскутья и поползли по волчьи, двигаясь па руках и па ногах, и останав­ливаясь, если выпер переставал дуть. Чушь только капгуру, бсспокойный и испуганный, обора­чивался к ним и замечал их, они прикидывались неподвижными, будто мертвые. Продолжая все сии хитрости минут десять, охотники приблизились к зверю на расстояние немногих шагов, и вдруг бросили в него свои сагаи. Одним ранили его в заднюю лапу, другим попали в голову. Бедняк упал, прыгнул еще несколько раз, но дикари кинулись па него и тотчас добили его сильными ударами по голове. Едва я успел подойдши, до­быча была уже почти растерзана, ибо каждый старался поскорее захватишь чшо было самаго
201
лучшего и более полезного. Один оторвал ниж­нюю челюсть с двумя её передними зубами, слу­жащими для насадки на дротики. Другой зубами отгрыз хвост и вытягивал из него Фибры нервов; их сушат потом, навивая на палку, и он драгоценны дикарям для шитья их меховых одежд и для привязки осниреев к дротикам. С торжеством отправились мы наконец в дикарский табор, и все поколение встретило нас радостными криками. На мою долю достался кусок от задней части капгуру. Изрубленное и сварен­ное с куском свинины, мясо кангуровое считает­ся довольно лакомым в кушанье, которое Англичане называют steamer (душеным мясом).
Если дикарей соберется много, то охота за каигу- рами производится иначе. Они составляют около зверя плотный круг, мало помалу уменьшая его объ­ем, пока удары могут достичь до встревоженного животного. Для капгуров малого рода упошреб ияется такос-жс средство ловли. Когда откроют гнездо зверя, то рубят около негодна значительную широ­ту, кустарники и траву, неипрогая самой средины; по­том из срезанных и вырванных трав и вет­вей образуют род кругообразной огорожи, могу­щей удержать капгуров в их беге. Когда все это приготовлено, один, либо два дикаря, с соба­ками, пускаются па оставленное в средине место и подымают из него зверей. Кангуры прыгают через очищенную полосу но добежав до огорожи, легко могут быть убиваемы охотниками. Потому добыча, при большом числе ловцов, всегда быва-
202
от обильная и легкая. Дикари делают также ловушки в болотистых местах, куда приходят каигуры пить. Для этого роют глубокий ров, по­крывают его ветвями и засыпают слегка зем­лею. Такой манер ловли особливо употребляется во внутренних землях Австралийских.
Охота за ему, или казуарами, производится жи­телями около Георгиевского залива большею частию зимоюj когда эти птицы кладут свои яицы. От­крывши гнездо, дикари прячутся за кустарником и стараются сперва убить самца, ибо после того почти наверное можно убить самку. Впрочем, эта добыча даспися им редко, хотя они чрезвычайно дорожат ею.
ШМ SOI
АВСТРАЛИЯ. — ОСТРОВ КАПГУГОВ И ЗАПАДНЫЙ
НОРТ.
Декабря 6-го наш капитан кончил вс свои дела, и мы вступили под паруса, направляясь потом к В., при довольно неблагоприятной по­годе, хотя тогда было летнее время в Австра­лийских морях. Через десять дней скучного пла­вания бросили мы якорь в Ногинском заливе (Napean-Bay), на острове Кангуров (Kangaroo Is- land). Имя острову дано было при его открытии. Когда Флиндерс пристал здесь в 1802 году, каи- гуров было здесь такое множество, и они были так ручны, что в один вечер матрозы убили их тридцать одну штуку, из которых самые малые весили по 60 Фунтов, а большие по 120 Фунтов. Они стадами паслись по лугу, около ле­са. Неменее многочисленны были стаи тюленей, которые ползали по берегу до места пребывания кангуров и, казалось, жили с ними в большой
204
дружб. Флиндерса» заметил, чпю пполспи, при приближении людей, показали болъе ловкости, не­жели сотоварищи их кангуры. Эти вовсё поза­ботились о приход Англичан, и как будто по­чли их за тюленей, неразешроивая своей бсснеч- посши для ипъх и для других. Но тюлени оказа­лись нестоль глупы и несочли Англичан роди­чами кангуров. Флиндерс мог-бы дополнишь к своему рассказу, что может быть, пиолепи озна­комились уже с людьми на других берегах Ав­стралии, между шъм как кангуры, отделенные от всего мира на своем остров, помогли иметь подобных этнографических познаний. Как-бы то пи было, но теперь кангуры приобрели новые сведения об людях и совершению ИЗМЕНИЛИ свои доверчивые правы. Едва только пошли мы па мыс Кангуров (Kangaroo-IIead), который Флиндерс на­зывал любимым их местопребыванием, из 12-ши животных, там находившихся, девять бросились бежать во всю мочь, только что заме­тили нас, и едва могли мы убить двух, пригнан­ных собаками к месту пашей засады. Напрасно также стреляли мы несколько раз по казуарам. Их трудно убить с одного раза, и как ни бу­дут они ранены, если только могут бежать, шо бегут и скрываются.
Остров Кангуров сад цветущий подле бесплод­ных и голых берегов Австралийских. Свежий дерн застилаешь его аспидные утесы, расположенные слоями, совершенно горизонтальными. Произрастание на прекрасном ковре зелени, без сомнения, дол-
205
женсшвовало привлекать сюда множество капгу- ров и способствовать их размножению. Лес, довольно густой, покрывает многие части острова.
Когда Флиндерс открыл здешнее место, он заметил, что деревья, здесь росшие, были гораздо хуже множества других, сгпволы и пни которых стояли и валялись по лесам, иссохшие и загоре­лые. Все эпии исполинские прозябения казались погиб­шими в одно время, и как будто от общего пожара. Ничто непоказывало, чтобы люди когда нибудь сходили па этот остров, и потому за­ключили так, что молния, или случайное трение од­ного сухого дерева о другое, зажгли здешние леса. Но вычешу Флиндерса, эипо могло случишься лет за 20-шь до его прибытия.
Остров Кангуров около 50 льё в длину и льё 12-гпь в ширину, при высоте весьма посредствен­ной. Внутренность его неизвестна; жителей здесь еще пооткрыли; известию только, что земли око­ло Джсрвисова мыса (Jervis-Hcad), отделенные от острова Кангуров проливом в две, или три льё, населены таким-же бедным и диким народом, какой обитает ококо залива Короля Георга. За не­сколько месяцев до нашего прибытия в Напип- ский залив, дикость этих варваров погубила отличного Английского оФищера, пожертвовавшего жизнью своего любви к паукам. С места стоян­ки пашей, мы могли видеть вершины Высокой (Lofty) горы, где совершилось бедствие. Вот рассказ, как передали его нам потом в Порт-
206
Джаксоне. Благородное самопожертвование на без­вестных, отдаленных землях стоит того, чтобы отзывы об нем были ведомы свету, и имена страдальцов пауки и познания были чтимы наравне с именами других страдальцов для блага человечества*
Лейтенант Стурт, о котором будем мьи говорить в последствии, узнал течение реки Мур- рая (Murray), и открыл обширное озеро Ллексаи- дринское, сообщающееся с заливом Встртьчи (Еп- counter) подле мыса Джервиса, посредством про­лива, неспособного для плавания даже малых су­дов, хотя оп и довольно широк. В следствие сих открытий Сшурш подозревал, что озеро может также сообщаться с заливом Сеп- Винцешпским, особым, более глубоким течением. Дело было важно для точного исследования. С этим могла соединиться вся система колонизации по южной Австралии, а также и средства сообще­ния с внутренними землями.
Капитан Баркер, возвратясь из посылки в залив Георгиевский, предпринял разрешение сего важного географического вопроса. Апреля 10-го 1851 года прибыл он к мысу Джервису, вблизи обплыл восточным берегом Сен-Винцептского залива, и уверился, что нет никакой видимости полагать проезд на расстоянии земель весьма зна­чительном.
Но чтобы удостовериться гораздо лучше, ИТ-го Апреля Баркер сошел на берег, в сопровожде­нии коммпссариатского чиновника Кента, двухъ
207
солдат и служителя своего. Они вышли подл небольшего залива, устье которого заграждалось мелыо, а протяжение, мили на четыре, доходило до подошвы горной цепи, параллельной с берегом. Окрестность казалась довольно плодоносною. При­брежье залива состояло из натуральных лугов, слегка покрытых лесом и заросших травами всяких родов. Почву составляла тучная земля, цвета шоколадного, которую полагали происшед­шею от разложения известкового, синеватого кам­ня, составлявшего берега залива. В конце долина, огороженная утесами, вела в Горы. 'Гут нашли довольно пресной воды в болотистых местах, куда стекла она во время последних дождей». Не­большой отряд Баркера остановился здесь.
Па другой день, Баркер, с Кентом и служите­лем своим, пустился па Высокую гору, следуя на­правлению гребня её. низшие части казались здесь составленными из глинистого шиста, а ребра и вершины были покрыты деревьями, достигавшими необыкновенных размеров. Па В. зрение ограничи­валось другими горными цепями, параллельными той, по которой шли. По па 3. видны были прелест­ные прибрежья залива.
В течение дня шли по краям глубокой рытвины, уклоны которой покрыты были травами, красивы­ми па вид. В 600 Футах глубины шумел в этой пропасши небольшой поток, разбиваясь по каменистому дну. Там и здесь ужасные камни пола­гали как будто преграды течению, и при таких местах вода дотого истирала и вылащивала ка-
208
мепья, что жилы красного и синего кварца, между ними лежавшие, казались искуственною мозаическою работою. В нескольких милях от рытвины, странники остановились на шпорой ночлег.
На следующий день достигли они вершин Вы­сокой горы, 2250 Футов над поверхностью моря и на одиннадцать миль от берега. Всего более изумила их здесь громадность растущих деревь­ев. В одном из пней древесных оказалось до 40 Футов в окружности, и эти дивные прозя­бения, по видимому, не страдали пи от царствую­щих здесь ветров, пи от возвышения, па кото­ром они находились. Большая чаешь их принад­лежала к роду эвкалиптов, и одно было заме­чательно по особенному благовонию своей коры.
Путешественники сошли по северному покату горы и достигли места, где Цепь горная оканчи­вается па G. С. В.—Тут насладились опи видом обширнейшим, нежели с самой горной вершины. Они видели большую часть залива, могли разли­чить горы, ограничивающие его па С. С. 3., а прямо па В. другую гору, совершенно похожую на Высо­кую, весьма возвышенную и, казалось, составляющую предел в этом месте, закрывая собою Алслсап- дрипское озеро. Баркер заключил, чшо этот пик упоминаем был Стуршом, как стоящий па самом озерном прибрежьи, и, вероятно, смешан­ный пм с Высокою горою, более удаленною к 3—По всей справедливости, пик эшеип был на­именован горою Баркера.
209
Ниже точки, на которой остановились путеше­ственники, продолжалось к С., столь далеко, сколь­ко могло обнять зрение, протяжение земли плоской, слегка волнистой, то открытой, то отчасти ле­систой, но всюду устланной травою. Такое-же про­тяжение тло к В., и казалось, окружало бока Барне- ровой горы. — Путешественники провели ночь на вершин горной цепи, подл огромной впадины, упо­доблявшейся жерлу волкана; ужасные обломки грубого, сероватого гранита сгромождсны были в пей, в величайшем беспорядке. Вершины всего протяжения горной цепи от Высокой горы состоят из по­добного основания, находящагося таким образом ме­жду шистовым, окружающим проход, лежащий на теме горной цепи.
Эта первая экспедиция кончилась весьма счастли­во. Путешественники воротились на морское при­брежье 21-го Апреля. Они снова отправились, че­рез несколько дней потом, к небольшому зали­ву, довольно надежному, находящемуся непосредст­венно па С. от мыса Джервиса, и во внутренно­сти его нашли долину, 9-ть или 10 миль в дли­ну, и 5 или 4 мили в ширину. Сия долина, закры­тая двумя ветвями главной цепи гор, изобиловала пастбищами, по которым бродили многочисленные стада кангуров. Хотя каменистая в некоторых местах, земля казалась вообще плодородною и приятною на вид. Направляясь прямо к В., Бар­кер и его товарищи перешли первую цепь холмов, и потом вступили в долину, бесплодную, камени­стую, покрытую кустарником. Они перешли чс-
Ч. IX. 14
210
рез неё и другую цепь холмистую, откуда был вид на залив Encounter. Простираясь внизу, до­лина оканчивалась здесь песчаными грудами, или холмами, покрытыми кустарником. Баркер взо­шел на самое возвышенное место, и отсюда от­крыл ои наконец озеро Ллсксандринскос и про­ток, которым сообщается оно с заливом Enco­unter. Переходя к этому пункту, Баркер достиг берегов протока, и следовал ими к песчаному обвалу, пока пезамешил Ю. В. точки мыса Джер­виса. Здесь проток был около четверти мили в ширину. Баркер решился переплыть его, что­бы достигнуть песчаного протяжения на другом берегу, где надеялся ои обширнейшего объема для зрения па пространство земель к востоку.
По несчастно, из всего маленького отряда толь­ко ои один умел плавать, и следственно ни­кто не мог его сопровождать. Напрасно старались отговорить его от такого смелого предприятия; хотя ои был тогда нездоров, по упорствовал. Кейт привязал ему компас на голову; он раз­делся и поплыл. Через десять минут был уже ои па другом берегу. Всходя на возвышенность, взял он несколько измерений своими инструмен­тами, а потом сошел на другую сторону их, и— его невидали уже после того.
Здесь прекращается записка Кента, и жребий несчастного капитана Баркера оставался-бы еще загадкою, еслибы одна дикарка, долго жившая у Английских рыболовов, неразсказала подробностей его погибели.
211
По её словам, Баркер, перешедши одну песча­ную возвышенность, направился к другой, на­ходившейся в далеком расстоянии. Тут три дикаря, шедшие тогда от приморья в свое ста­новье, заметили издали белого человека. Они сле­довали за ним, но несмели напасть на него, боясь действия инструмента, который держал он в руке. Увидя дикарей и предчувствуя их неприя­зненные намерения, Баркер старался сначала обла­скать их, а потом, находя более выгоды преду­предишь нападение, бросился на неприятелей. Ио отвага его оказалась неудачна; дикарь от него увернулся, а товарищ его бросил в Баркера дротиком и ранил его. Он кинулся тогда к морю, видя невозможность стоять прошив троих, и побежал по каменьям. Еще дротиком попали ему в плечо, а другим в грудь. Несчастный упал в воду и дикари докололи его дротиками. Он был совсем изуродован ранами; после чего убийцы потащили труп за ноги по каменьям и бросили в волны, откуда с приливом увлекло его в открытое море.
Дикарка, передавшая все сии подробности, уве­ряла, что трое земляков её, при нападении на Баркера хотели только увериться в том, мож- но-ли убить белого человека? Но Стурш полагал, что дикари выполнили этим возмездие за обиды, которые часто причиняли им промышленники тюленей. Племена, окрест обитающие, незадолго перед тем оказали самые неприязненные намере­ния против Стурша и его товарищей, и трое
212
убийц Баркера, вероятно, обрадовались случаю, удовольствовать без большой опасности народ­ную ненависть к Европейцам.
Декабря 18-го, наш Кангуру оставил пристань Папипскую и пошел проливом Бакстера, между мысом Джервис и островом Кангуру, а потом направился к проливу Басса (Bass’s strait). При этом переход неоднократно приближались мы к бере­гам, вообще низким, песчаным, печального, мрач­ного вида. Ош времени до времени густые ту­маны скрывали их от нас. Мы обогнули 21-го мыс Отвай, составленный из гор и высоких утесов, лесистых, зеленеющих и приятных на взгляд более всех других здешних мест. В топгь-же вечер остановились мы в Западном заливе (Western port), в северной части острова Филлипа.
Немедленно хотел я пуститься на прогулку по берегам глубокого залива, прорезывающего земли сего острова. Пока держался я на самом при­брежьи, то мог еще ходишь туш по мелкому и зыбкому песку, но едва захотел проникнуть далее, то произрастание из деревцов и кустовых трав представило мие преграду, до того колючую и плотную, что изорвавши несколько раз мое платье, принужден я был воротиться к морю. При малом приливе, берег окружается слоем мяг­кого ила, препятствующего подходить к нему лод­кам. Далее покрыт он округленными, черноватыми камешками, с первого взгляда как будто волка­нического происхождения, но собственно это земля­
213
ники (géodes), получившие тяжесть и цвет свой от значительной примеси железа.
Удобнее ходить по песку, образующему западную окраину залива. Здесь прекрасное прибрежье, огра­ниченное увалами, покрытыми деревьями разных родов. Во внутренности ландшафт великолепен и прогулка прелестная. Можете идти по пре­красным лугам, усыпанным разными цветами, пересекаемым протоптанными тропинками, или под величественными купами деревьев, где ни­что вас нсостанавливает. Смотря на это чистое, доступное повсюду местоположение, подумаете что его обработали руки человеческие. Ио то до­стоверно, что человек ничего здесь не прибавил, не очистил. Бедные поколения здешних тузем­цев вовсе пепомышляюш об украшении своей стороны. Забота о пище уже достаточное их занятие. Сомнительно даже, чтобы тропинки здесь были произведены ими, и их скорее можно припи­сать животным, копюрые всегда ходят по одно­му направлению и пролагают таким образом дорожки. Так, по крайней мере, говорят рыбаки, привычные жители здешней стороны.
В довольно отдаленном месте прибрежья, мы заметили несколько тюленей, весьма огромных, растянувшихся па песчаном отвале. Едва побежали мы к ним, как боясь нас и предвидя опасность, эти водоземные животные бросились и исчезли в море, с быстротою и ловкостью, невероятными для подобных тяжелых тушь. Тюлени эти при­надлежат к роду, называемому есшествоиспытате-
214
лями otarie cendré. Если оии в совершенном возра­ст, то величиною от Т-ми до 10 Футов в длину. Голова у них преогромная, лоб высокий, рыло короткое и квадратное, верхняя губа длиннее нижней. От головы до средины туловища тол­щина тюленя постепенно увеличивается, а далее уменьшается по немногу, так, что на первый взгляд животное кажется составленным из двух ко­нусов, сложенных вместе широкими концами. Ко­жа сверху сплошь серопепельная. Подбородок, под­мышки и бока рыжие, задния части почти черные, а передния темного цвета, рыжеватые. Волосы на голове и шее длинны, грубы и жестки, на других частях тела короче и гуще. Пепельный цвет животного происходит от смешения его волосов, из коих одни белые, желтоватые, а другие темно­ватые. Разделяя их, находите, кроме того, при основании довольно мягкий, рыжий пух, смятый войлоком. У молодых тюленей волосы черны и весьма шелковисты. Голова у них кругла, и вид вообще пеешоль безобразен, как у старых животных. В несколько дней приучаются они, и делаются такими ручными и ласковыми, будто маленькия собаченки. Крик их походит на бле- яние козленка, и они подходят брать пищу из рук того, кто зовет их. В юности тюлень дви­жется гораздо легче, нежели выросши, потому, что члены его по бывают еще столь уродливы, как при полном возрасте. Кожа тюленья довольно дорого ценится во многих странах северной Европы. Открывши множество этих водоземныхъ
2И5
на южных берегах Австралии, особливо около пролива Басса, Английские, Американские, Русские (? Французские промышленники, лет тридцать зани­мались ловом их здесь с большими выгодами. По беспрерывные и деятельные промыслы почти со­вершенно уничтожили во многих местах и зна­чительно уменьшили во всех стада тюленей. Теперь промышленники принуждены подвергаться большим трудам и опасностям для добычи весьма посредственной. ЧИасто, для битья зверя, они пускаются на голые, бесплодные утесы, на низкие, но неприступные прибрежья. Ремесло Австралий­ских тюленьих промышленников сделалось са­мым неблагодарным, какое только можно себе представить, и между тем множество Англий­ских и Американских шкиперов охотно преда­ются ему, и отдают за него жизнь свою и име­ние.
Мы довольно погуляли по здешнему берегу, и особливо в восточной части залива, где подле прохода к В. можно пристать к прекрасному песчаному прибрежью. Прибытие наше сюда при­ветствовало щебетанье бесчисленного множества Филедоиов, привычных жильцов по деревьям окрестным. Большая часть этих деревьев, раз­бросанных по прелестным лугам с красивою зеленью, принадлежала к родам баииксии, эвкалип­тов. казуарин, подокарпов, лептоспермов, и проч.—Поверхность здесь вся в легких отвалах, и всюду можно идти без труда и препятствий, исключая те места, где ноги путаются в длин­
216
ных и переплетенных ветвях напоротой и одного рода Ъампиерии с желтыми цветами.
Тут видели мы бездну птиц из рода куку­шек, зимородков, Филедоиов, попугаев, и проч.— Два, или три часа охоты дали нам большую до­бычу. Множество кангуров побежало повсюду при пашем приходе, и некоторые из них проскочили даже у пас между ногами, но они так скоры на бе­гу, что ни один выстрел наш непопал в них. Подле берега нашли мы с полсоипни хижин, более или менее разрушенных, окруженных признаками очагов и обломками ракушекъ—очевидным доказа­тельством недавнего здесь пребывания дикарей. Я сожалел, что мне нсудалось видеть их, ибо, по рассказу Туккея, знавшего здешних туземцов при самом основании Порт-Джаксонской колонии, они многочисленнее, благообразнее, образованнее жите­лей всех других частей Австралии, Между ними есть, говорит Туккей, начальники, которые укра­шают голову перьями черных лебедей, раскраши­ваются красным, белым и желтым, и заста­вляют подчиненных носить их на плечах. Впрочем, здешние дикари, гордые своим прево­сходством, оказывали характер свирепый и не­гостеприимный, а неопрятность их превосходила все, что только можно вообразишь себе неопрят­ного.
Несколько лет тому начались жестокия и кро­вавые сшибки между ними и промышленниками тюленей, и кажется, что с того времени дикари удалились во внутренность земель, показываясь на
217
прибрежьях тогда только, когда белые удаляют­ся из Западного порта. Если сообразить с одной стороны дикий характер шуземцов, а с другой беспуптые и развратные нравы промышленников, то легко рассудить, что вина была обоюдная, и дикари благоразумно поступают, удаляясь от гостей своих.
Фазианелл много по здешнему прибрежью, но все раковины их попадаются пустые. Иаши устрич­ные черпаки давали нам много терсбратул, но весьма мало находили мы в них молюсков. Род этот сходствует с теми, какие находят в ископаемых Франции, особливо окрест Парижа.
Английские путешественники, сухим путем пере­шедшие к Западному заливу от Двойного (Two- fold), в начале 1826 года, говорили, что на во­сточной стороне его открыли они великолепную реку, бесконечные, весьма плодоносные степи, и множество чудес такого рода. Убежденные этими рассказами, правители Норт-Джаксона отправили сюда отряды солдат и ссыльных, долженство­вавших основать колонию. Посланные явились здесь в конце 1826 года, через несколько дней после отбытия капитана Дюрвиля, но вместо прекрасной, громко расхваленной реки, едва нашли они широкий проток, совершенно иссохший в его русле. По­сле краткого пребывания, недостаток пресной воды принудил правительство призвать посланных обратно в Порт-Джаксои, и отказаться, по крайней мере, на время от колонизации Западного залива. Вообще трудно предположить, что здесь
518
коды нет вовсе, и впрочем легко-бы вырыть колодцы. Западный порт представляет прево­сходное пристанище для кораблей всякого рода, а положение его посреди пролива Басса поможет не придашь ему со временем особенной важности.
гадвд шии
АВСТРАЛИЯ. НОВЫЙ ЮЖНЫЙ ВАЛЛИС.
Велером 23-го, Кангуру наш оставил Запад­ный порт, и па следующий день прошли мы меж­ду полуостровом Вильсона (Wilsons Promontory) и островом Редондо — первый страшная груда гранитная, оканчивающая Австралию к югу; вто­рой, величественный конус своим видом, высо­тою и отделением от материка, утесистый при подошве, покрыт прекрасным произрастанием. В следующие дни плыли мы мимо, на 12, или 15 льё расстоянием, около песчаного прибрежья, ко­торое простирается опт Бараньей головы (Ват- Head) до полуострова Вильсона. Уже в 20 льё можно видеть цепь гор Варрагонских, главных на здешнем берегу и называемых от Англичан Австралийскими Альпами и Белыми горами (Warra- gong Mountains or Auslralian Alps). Близко прошли мы около мыса Говс (Howe), прибрежья песчаного, без воды и зелени, а потом далее мимо горы
220
Дромадера, более замечательной по своей Форме, не­жели по высоте, ибо она составляет едва 500 туазов опи поверхности моря. Прибрежье тут песчаные холмы, но за ними открываются приятные для взора луга, ошененные прекрасными деревьями. Впрочем, мы редко могли видеть ясным образом землю. Наиболее, густые туманы, или облака дыму, производимые зажигаемою обыкновенно дикарями травою, для очищения земли от напоротой, совер­шенно скрывали от нас берег и его очерки.
Утром 30-го, выйдя на шканцы, я удивился, ви­дя, что наш корабль плыл в устье пролива, довольно узкого, с обеих сторон обставленного утесами и стремнинами, черноватыми, печального вида. Налево виднелся высокий, красивый маяк, который мог-бы уже явишь нам пределы Англий­ских владений, еслибы и невидал я на корабле па­шем лоцмана, управлявшего им и показывавшего собою образование Европейское, перенесенное на бе­рега Австралии. Едва прошли мы проливом, пе­ред нами раскрылся обширнейший бассейн моря, могущий вместить вдруг все флоипы целого све­та — великолепное озеро соленой воды, берега ко­торого красиво разнообразят заливы, бухипы, мы­сы. Направо земля большею частью без обработ­ки, и представляет купы дерев и оболочку папо- рошей высокого роста. Но налево развивается зе­мледельческая колонизация—селения, увеселительные домы, мызы, все с таким видом довольства и богатства. Среди сей подвижной панорамы город и порт, или гавань Сиднейская (Sydney-Cove). Вы
Ш
видите город совершенно Европейский, более Ев­ропейский, нежели все те, какие видел я до сих пор в Индийских морях. Корабли, магазины, ук­репления, улицы, домы, все напоминаёт здесь Ан­глию. Забываетесь, думая, не в маленький-ли какой пибудь порт Ламаншского пролива вы пристали? В сорок лет было придумано и исполнено по­строение этого города в земле антиподов. За сорок лет небыло здесь положено ни одного ка­мня—была пустыня с варварскими жителями.
Едва стали мы на якорь, я отправился на бе­рег с моими пожитками. Капитан рекомендовал мне гостинницу, где меня хорошо угостили и взя­ли за все цену почти против второстепенных гостинниц Лондонских. Служители, коммисионеры мои, все были ссыльные из Англии за воровство и другие преступления. И между тем могу смело уверить, что во все время моего здесь пребывания, преступления случались здесь нечаще против са­мых образованных стран Европы. Разлука с отечеством, продолжительный переезд, новая жизнь на земле неизвестной и полудикой, все дово­дит несчастных к лучшему понятию о собст­венных своих выгодах, доказывая им, чпио доб­рым только поведением они все приобрътут се­бе.
Несколько часов прогулки по Сиднею скоро озна­комили меня с этим городом, в котором самое главное чудо он сам и его существование. Большая часть домов здесь разбросана, разделена дворами и огородами, и потому Сидней занимает обшир-

пое пространство. Строения почти все в один и два этажа. Улицы большею частию прямые, с приличною шириною и довольно’ хорошо содержат­ся. они невымощеиы, и потому иногда надоеда­ет здесь пыль. Грязи редки, благодаря почти по­стоянной сухости климата. Главная городская Ге­оргиевская улица (George-Street) почти иа милю дли­ны; она делится на кварталы под прямыми углами, поперечными улицами, между тем как другие улицы тянутся в параллель с нею. Вода для употребления жителей берется в колодцах, или в водохранилищах, иссеченных в утесах. Только небольшой ручей протекает по городу, начинаясь в ближнем болоте, и в том вода испорчена нечистотами всякого рода.
Часть Сиднея па восточном приморьи гавани заключает наиболее общественных зданий и жи­лищ богатых частных людей. В их числе отличается дом Губернатора, строение удобное и прекрасное, окруженное обширным парком, краси­выми бульварами и прелестными рощицами. Часть здания, наиболее поражающая — конюшни, стран­ность, не кстати к другим частям, ошибочное произведение зодчества, вздумавшего строить готи­ческое здание в городе, который начат со вче­рашнего дня. Легко ошибиться и почесть эти ко­нюшни каким нибудь Католическим монастырем.
На западном погорьи Сиднейского залива распо­ложена часть города, простонародно называемая Rocks, ибо основание её действительно па голом утесе. Это место жилищ простого парода и
225
ремесленников. Патриции Нового Южного Валлиса редко являются здесь, и когда я захотел посе­тить эту часть города, мне советовали беречь карманы. Однакожь со мною неслучилось ничего не­приятного и убыточного.
Почти все домы в Сиднее построены из пеща- ника, добываемого на берегах Порт-Джаксонского пролива. Потому была возможность воздвигнуть здания значительные, как-то: обширные казармы, темницы для ссыльных, морские магазейпы, Като­лическую церковь, которая впрочем начата была в таком обширном размере, что у Католиков здешних недостало средств, и здание осталось недостроенным. Более скромный, храм Протес­тантский отделан, и его пирамидальная колокольня есть самое возвышенное здание в Сиднее.
Не заботясь о будущем, первые колонисты уни­чтожили леса, окружавшие нынешний город, и потому вид его печален и открыт. С несколь­ких уже лет стараются заменить такое не­удобство насаждением Европейских деревьев, но они растут медленно и часто изнемогают на здешней горящей и дикой почве. Самые туземные деревья растут весьма тихо, и это осуждает всю Сиднейскую окрестность на печальную наготу еще много лет.
Нынешнее народочислие Сиднея полагают в 15,000, из числа коих 2000 ссыльных и 400 военного народа. Вообще можно делить жителей города па пять званий: чиновники правительства;
224
купцы и земледельцы; люди разных чинов и со­стояний, непричастные ссылочным; отпущенники из ссыльных; сосланные невольники.
Отпуиценники (émancipistçs) суть те люди, ко­торые прибыли в колонию за вины в ссылку, но получили свободу, или потому, что годы нака­зания их кончились, или за доброе поведение на время, а иногда вполне. Этот класс довольно многочислен, и многие из отпущенников приоб- рели здесь значительные имения. Еслибы мысль Австралийских колоний была понята всеми, ныне их составляющими, пю сии люди, возвращенные из бездны преступления в жизнь общественную и изгладившие пятна жизни своей временем и на­казанием, долженствовали-б быть почитаемы на­равне с другими, и приняты, как будто прошед­шее для них не существует, другими колониста­ми, никогда небывшими под тяжестью наказания. Но этого пет. Колонисты свободного происхож­денья уже составили в Сиднее аристократию, оскорбляющую отпущенников. Бедные сии люди нсдопускаются ни в одно общество здешних па­трициев; они исключены из всех должностей, сколько нибудь значительных, и покушения их восстановить уравнение, следующее им по праву законному, нередко бывает поводом к спору и смятению. Подобное унижение нсограничивается ли­цом преступника, но переходит на его потом­ство, и печать проклятия знаменует сына и вну­ка на сей земле, долженствовавшей по назначению своему быть местом очищения преступниковъ—
не только наказание не очищает их, но передает позор их потомству. Какой поучительный урок для людей, мечтающих теориями решить практи­ку жизни!
Всего страннее то, что отпущенники, в след­ствие ложной и несправедливой укоризны им, установили опять отношения между собою—исклю­чение рождает исключение, несправедливость од­на ведет к другой. Звание отпущенников само собою делится на чистых, не потерпевших вто­ричного наказания в колониях, и нечистых, осуж­денных за вины, здесь учиненные. Те и другие враждуют между собою не менее свободных ко­лонистов против тех и других. Несколько лет тому, какой-то публичный обед дан был чистыми отпущенниками, и один нечистый попал­ся в место собрания. Собеседники узнали бедняка, и тотчас раздалось со всех сторон: «Вон, вон! гоните его!» Нечистый не слушал слов, сидел и молчал. Решились приняться за кулаки, истощив­ши брань и красноречие. Удалец все предвидел и знал, что надобно делать. Он решился пере­терпеть бурю, наградою которой был славный обед: будь что будет, он не хотел от него отказаться. Но как одному против кучи народа! Нечистый завертел руку углом скатерти, так, что еслибы потащили его, ои потащил бы за со­бою скатерть и опрокинул все, что было па столе. Хладнокровно указал он на свою уловку, и про­должал спокойно еегпь суп. Увидевши придуман­ное средство защиты, при совершенном хладно-
Ч. XI. 15
226
кровии богатыря, всс собранье расхохоталось. Не­чистого оставили обедать; он только того и до­бивался.
Нисколько поездок в окрестности Сиднея не могли дать мне надлежащего понятия об этой части Австралии. Я решился распространить мои прогулки, и посетить самые замечательные места Нового Южного Валлиса. Прежде всего отправился я в Параматта. Туда ведут две дороги: морем и сухим путем. Я воспользовался обеими: одною для проезда вперед, другою для обращения назад. Отплывши рано, мы обогнули мыс Давер (Dawer), за которым вполне раскрылись перед нами от­деление утесов (Rocks), гавань Дергипг, превос­ходное заведение покойного Джона Мак-Артура, по­том прелестные прибрежные хижинки (cottages). Когда плыли мы мимо одной из них, лодочник, до того молчавший, сказал со вздохом: « Здесь жил бедный Валлиам Бардлей! » По выраже­нию речи, я догадался, что шут должно быть что нибудь замечательное. « А кто это был Вил­лиам Бардлей? Губернатор, Лорд, чиновник? » — Нет, сир, ни чиновник, ни Лорд, ни Губерна­тор, а просто бедный старик, заработывавший насущный хлеб честными трудами. Тут жил он, в этом домике, который видите вы па берегу, довольный немногим, обрабопиывая свой маленький огород и ловя рыбу для пропитания. Город­ские господа останавливались поговорить с старым Бардлесм, всегда веселым, умным, болтливым. Вот однажды заметили, что Бардлся нет, и что
227
сго домишка заперт, никто не беспокоился. Но нисколько дней прошло — Бардлея все таки пет; начали беспокоиться, пошли к его жилищу, и что же увидели, когда разломали двери? Хижинка сто­ит пустая, все в пей раззорепо; собака старика лежит па полу и гложет кость. Стали вгляды­ваться— человечья кость! Явно, что Бардлей был убит, и собака ела своего бывшего хозяина. По где труп? Сначала не могли доискаться. Полиция ничего не находила. Догадались наконец промо­рить собаку голодом, чтобы опа опять достала себе часть трупа. Так и сделалось. Собака прого­лодалась и побежала туда, где лежал труп. Его открыли уже полуизгнивший. Ссыльный, бывший в работниках у старика, навел на себя подо­зрение и был взят. Он во всем признался, и его повесили в городе, да от этого бедный старик не ожил — славный был старик, и все жалели об нем! »
Далее, по обоим берегам пролива до половины дороги, мало видите обработанных земель. При­брежья состоят из пещаниковых утесов, покрытых кустовыми травами, а во внутренность земель следуют холмики, невысокие и покатые слегка, с поросшими на них кустарниками и зе­леными деревцами. Там и здесь, в заливах и бух­тах пролива, хижины, временные притоны дрово­секов, землепашцов и кочевых винокуров. Житье последних узнаете по беспрерывному дыму.
Милях в семи от Сиднея, на правом берегу, является таверна Сивира, с её пристанями, строе-
228
ниями, огородами, кошорыс окружают зеленые па­лисады. Основатель заведения, недавно умерший, был первым пивоваром колонии, и долгое время пиво его отменно славилось по всей Австралии. Далее, по тому же берегу, идут лестницей жилья и мызы Налево видите обширные соловарни Блакслонда, с его красивым домиком, садами и парками, пре­лестный ландшафт зелени, возвышающийся амфи­театром. После хлебной мельницы направо сле­дует беспрерывная цепь загородок. одни тут пажити, другие поля с хлебом, до самой мызы Ганнибала Мак-Артура, великолепного сельского жилища, сокрытого в изгибе пролива под купа­ми померанцев, покрытых цветами и плодами, где бегают и резвятся по прибрежью ручные кангуры.
Немного далее находится Сиротская Школа, на возвышении, со всех сторон окруженном садами и пастбищами, прямо против жилища Джона Мак- Артура, желтые здания коего отличаются па фонде прекрасной зелени. Тут пролив суживается и по­лучает уже название реки, хотя вода в нем все еще соленая. Пресная вода начинается уже за Па- рамашским мостом, где море удерживает пло­тина, препятствующая ему разливаться далее. Этого достаточно для показания, как мало возвы­шается прибрежье от Сиднея до Парамапппа, на пространстве почти 14 миль.
Останавливаются здесь на левом берегу, перед большим кирпичным строением, коммиссириагпски- ми магазинами. Отсюда, через четверть часа пуши,
вы в Парамашша. Город занимает значительное пространство, но большая часть домов стоят отдельно один от другого, построены в один этаж, и многие состоят только из нижнего этажа, окруженного дворами и садами. Улицы ши­роки, прямо протянуты, хотя большею частию не­обитаемы. Земля не так крепка, как в Сиднее, и недостаток мостовых здесь чувствителен, особливо после дождей. Губернаторупостроен прекрасный дом в Парамашша, и город этот предназначают сделать главным в Новом Южном Валлисе. По доныне Губернаторы про­должают жить в Сиднее, и собрание там мест­ных начальстве удерживает в нем центр областной администрации. Ош того Парамашша нейдет вперед, а народонаселение в нем не пре­восходит 3-х, или 4000 душ.
Замечательные здания в Параматта сушь ка­зармы для солдат, другие для ссыльных, две церкви и гостинница Golden Лессе (Золотого ру­на). Она складена из кирпичей, в два этажа, спе­реди её сквер, вокруг которого дорожки для прогулок в карете и красивая решетка. Здесь принимают почетных путешественников, и они могут найдши Английский комфорт, самый полный и самый утонченный. В четверти льё от горо­да обширное здание, называемое female Factory. В нем заключают женщин, которым почитают неприличным дашь свободу но прибытии их в колонию, а также п тех, которые поведением своим в колонии оказались недостойны свободна­
250
го житья. Хотя эипа тюрьма окружена со всех сторон стенами, Футов 12 вышиною, но ловкия преступницы нередко находят средство переско­чишь такое препятствие.
Параматта расположен по долине, окруженной пригорками; солнечные лучи скопляются тут со всех сторон, и потому температура здесь все­гда выше Сиднейской 5-мя и 6-ю градусами. След­ствием этого бывает продолжительная и же­стокая засуха в летние месяцы. Тогда все здешние зеленые ковры и цветочные баскепиы обнажаются и вянут. Вместо деятельного и блестящего про­израстания видите все в пыли, бесцветным, без­водным и безлистным.
Мой Капитан не хотел пробыть в Сиднее более двух недель, и не смотря на все мое желание, я не мог посетить Башурспювых долин за Си­ними горами. За то времени оставалось у меня до­статочно взглянуть на замечательные места Кум- берланда и Нового Южного Валлиса. Молодой Ан­глийский доктор, по имени Гарри, с которым мы хорошо познакомились, предложил мне руко­водствовать меня по здешней стороне, известной ему во всех направлениях. Мы наняли в Пара­матта красивую жигу, запряженную двумя бодрыми лошадьми, и ранним утром на другой день пу­стились к Виндзору.
От Параматта до Виндзора считают 21 ми­лю, что переезжают в несколько часов. Винд­зор находится на берегах Говкссбури, прекрас­ной реки, которая становится пресною только въ
251
60-ши милях оип её устья, в 50-ши перед Виндзором. Эшо прекрасное меешечко^ поставлен­ное на вершинах Синих гор, которые возвыша­ются здъеь последовательными террасами, одеты­ми на всем протяжении их вечно зелеными леса­ми, до самых отдаленных пределов горизонта к западу.
До сих пор здесь только одна улица, достой­ная сего названия, обставленная домами и садами, хорошо расположенными и хорошо содержимыми. Должно упомянуть о красивом помещении упра­вления здешнего, двух церквах, тюрьме, суде, казармах для военных и ссыльных, двух хоро­ших гостинницах, и наконец об лавках, где продаются все необходимые для жителей товары. Плодородие почвы, беспрестанно подкрепляемое раз- лишиями реки, делает Виндзор весьма значитель­ным. Каждый год вывозят отсюда большое ко­личество хлеба.
Против него, па другом берегу Говкесбури, находится селение ВикберФорс, а за тем Ричмонд, оба весьма значительные и милях в пяти расстоянием от Виндзора.
В 12 милях отсюда находится селение Эму (Emu-Ford), там, где дорога из Башурсша пере­секает реку в брод и входит в обширные и плодоносные долины Эму, образующие с сей сто­роны подолье Сшшх гор. Па протяжении 12-ти миль почва удивительно плодоносна, хотя п под­вержена наводнениям, причиняемымъ* разлитием реки. Перед Эму находится Ферма правительства,
ж
где множество ссыльных употребляется на раз­ные работы и особенно для возрощсиия табаку и хлъба.
Мы остановились в нескольких милях далее у помещика Джамисопа, имеющего прекрасную усадьбу на вершине одного холма, откуда откры­вается прекрасный и обширный ландшафтъ—река, веселые, тучные равнины Эму и великолепный вид на Синия горы. Источник свежей воды—неоцени­мое сокровище в Повой Голландии, течет подле усадьбы. Владения Джамисопа занимают обширней­шее пространство. Около 1000 артопов земли расчищены и дают в обилии все роды произра­станий. Сир-Джон славится в колониях своим неистощимым гостеприимством. Его сельское убе­жище место сборища лучшего Сиднейского обще­ства. В парке его множество ручных капгуров. Когда я прогуливался здесь, одно из этих жи­вотных приблизилось ко мне. По его огромному росту, по его важному и почтенному виду, я по­чел его старшиною всех других. Ои подошел ко мне так кротко, так ласково, лег подле меня, дружески обнюхивал меня, как будто при­глашая поласкать его. « Берегитесь мошенника! » вскричал Гарри; «вот вы увидите.» Действи­тельно, Доктор начал ласкать каигуру; плут играл с ним, положил свои передния лапы на плеча Гарри, и вдруг, укрепясь на своем хвосте, задними лапами так сильно толкнул он Докто­ра, что мой сонутник отлетел шагов па пять и упал на траву, хотя и предвидел проказу. Хиш-
253
рый кангуру давал этим знать людям, чтобы опи и об нем подумали и поискали чего нибудь в карманах для утоления его прожорливости. Кан- гуры весьма жадны, и еда кажется главным за­нятием их. Когда мы сели за ужин, кангуру про­крался в растворенные двери столовой, преважно стал за стулом Гарри на задния лапы, как буд­то слуга, замечая все движения своего соседа, трепля его от времени до времени лапою, как будто прося подачки за своюу чтивость. Не полагая прежде, чтобы кангуры могли сделаться до пиакой степени домашними животными, я занимался с на­шим проказником долго и не мог налюбоваться им.
Неподалеку от жилища Сир-Джона, Говкесбури (туземное имя её Варраганба) течет через дикия ущелья, где утесы перемыкают ей путь и обра­зуют водопады. Приятна прогулка отсюда в Рсгенпи-Глен. Гам берега реки сближены, возвы­шены, утесисты; ветви дерев простираются с них, и как будто образуют свод над рекою, а кустарники, усеянные цветами, покрывают наготу стремнин, выходя из ращелин.
Первый следующий далее город есть Ливерпуль, в округе Бринджеллийском, на запад ограничен­ном цепью Синих гор, а на юг долинами к заливу Cow-Pasture. По обширности своей Ливерпуль следует непосредственно за Виндзором; он на­ходится на Георгиевской реке, впадающей в море в Ботанибейском заливе. До самого устья река
254
эта, по прямой линии, не более 12 миль, по можно положить вдвое, если считать все её извилины. Небольшие суда ходят по пей до самого Ливерпу­ля. Этот город, занимающий обширное простран­ство, отличается прямыми улицами; в пом есть церковь, суд, тюрьма, казармы для солдат и ссыльных, общая госпиталь, много хороших го­стинниц и магазинов. Народонаселение не превы­шает 1000 дуть. За 15 лет, па месте всех этих домов, улиц, зданий, находилась только одна огромная доска, прибитая к дереву, па кото­рой было написано: Tliis is Liverpool (здесь место Ливерпуля). Ни один дом, пи одна казарма не­были застроены. Но Ливерпуль был перекрестком двух дорог: одной в богатые округи Айрда, Аппира, Иллавата, а другой на 10., в области Ашожиль и Камбдеп. Быстрое, постепенное засе­ление этих земель ускорило устройство Ливерпу­ля, и все показывает, что со временем будет он более и более распространяться.
Чрезвычайно любопытно наблюдать в долинах Коу-Наспиурских, что успели Англичане извлечь из здешней земли. Тут Фермы и стада помещика Мак-Арпиура, произведения коих составили тор­говую славу Нового Южного Валлиса. Жилища поставлены тут, с разными заведениями, па воз­вышении, в полумиле от реки, и все поместье занимает более 1000 акров земли. Эию целый уезд, состоящий из безлесных, слегка холми­стых прпбрежьев, по которым расстилаются превосходные пастбища. Самое прибрежье, ушучияе-
235
мое наплавом, даст хлеб и кукурузу лучших сортов.
У меня по доставало времени обозреть все бо­гатства внутренних земель. После суточного пребывания в Ливерпуле, мы поворотили обратно с Гарри в пашей джиге, и одного дня довольно было для пас добраться до Сиднея, по дороге, ровной как аллея, широкой, прямой, вымощенной по системе Макодама, словом, такой дороге, какие пролагают Англичане во всех своих колониях. Это первое дело, которое здесь доведено до со­вершенства.
По возвращении в Сидней, едва подъехали мы к нашей гостиннице, как я увидел двери ся окруженными полудюжиною каких-то странных чудаков. Один из них был в шляпе с галу­нами и длинным черным пером, в синей венгер­ке с брапденбургами, довольно похожей на такую, какие носят высшие Английские чиновники, в сапо­гах, в панталонах, и—все это было запачкано и висело лоскутьями. Па груди чудака блистала большая медная бляха. Товарищи этого шута были в разодранных рубашках и дыроватых кале- сонах. «Что это за нищие,» спрашивал я у Гарри, — « и этот шут как будто командир их?»—Гарри расхохотался. « Как?—сказал он — вы еще не знаете властителя здешних земель, ко­роля Бунгари?—«Вовсе не знаю.»—Это Бунгари, на­чальник Австральных племен, которым прина­длежала некогда земля, где построен Сидней. Ка­жется, визит его относится к вам. Чуть
236
явится в Сиднеи какой нибудь новый человек, он почитает обязанностью явиться и требовать себе подарка. Эшо немного надоедает приезжему, по имеет свою любопытную сторону, и при том его Австралийское величие не делает много убыт­ка, доволен малым, на пример, бутылкой джина, либо водки. Посмотрите, вот подле него в лох­мотьях его знаменитая сожительница, а эти джентельмены главные вельможи и храбрейшие полководцы племен Гуйа-Гальских! Видно, по при­бытии вашем, Бунгари был в отсутствии, и вошь он спешит исполнишьсвою обязанность и взять с вас дань.
И точно. Только чгпо вышли мы из нашей ко­ляски, знаменитый Бунгари подошел ко мне, снял шляпу и раскланялся учтиво несколько раз. Я от­вечал ему шем-же с самою комическою важ­ностью. Непонятным Английским языком Его Величие поздравил меня с приездом в его владе­ния, и прибавил довольно ловко, что оп, как властитель здешних земель, надеется на мое великодушие. По наущению насмешливого Гарри, я казался непонимающим, в чем тут заключает­ся дело. Тогда Его Величие заговорил определен­нее, и просто потребовал от меня бутылку бранди (водки). «Охотно, знаменитый Бунгари,» отве­чал я—«шолько завтра, а не теперь.» Забавно бы­ло, какъ этой дипломатической отговорке
изменилась физиогномия великого Бунгари! Его уклон­чивое болтанье перешло в псотсшуииую навяз­чивость.—No, massa—говорил онъ—no fomara; de-
257
rekle, brondy, derekle! Это значило: No, master, not to morrow; directly, brandy, directly—(нет, го­сподин, не завтра, а тотчас водки, тотчас)! Я не хотел долее споришь против знаменитого любителя бранди, тем более, что он мог быть мне полезен для узнания нравов здешних тузем­цев прежде колонизации Англичан. Рука моя про­тянулась к нему с целым пиастром. Такая не­ожиданная щедрость имела действие громовое. В восторге Бунгари запрыгал, сначала сам и один, а потом, по данному им знаку супруге и вельмо­жам, запрыгали все, и вся эта шайка представи­ла мне своими прыжками самую смешную, какую только можно себе вообразишь, картину. Прыжки перешли в пляску. Это был род марша, со­стоявшего в скачках нелепых и тяжелых, по­хожих на кангуровые. Наконец, подойдя ко мне и сжимая мне руку с величайшею ласковостью, Бунгари объявил, что все они, он и его супруга, готовы к моим услугам. Я спешил воспользо­ваться, и при помощи Гарри, понимавшего очень хорошо его непонятное болтанье, предложил ему род допроса, на чпю Бунгари отвечал весьма охотно. Мы взошли в мою комнату, куда допу­стил я только Бунгари и жену его, а чтобы лучше приобресть их дружбу, велел принести им добрый стакан водки. Бунгари проглотил его, не поморщившись, но прежде раскланялся са­мым учтивым образом, чуть не до земли. Как ни жаден был оп к водке, однакожь оставил па донышке стакана немного драгоценного напитка
238
и отдал стакан жене; знаменитая властитель- вица проглотила свою долю так спокойно, как будто это было молоко.
Со всевозможною учтивостью отвечал потом Бупгари па все наши вопросы. Мы узнали, что те­перь великий властитель обременен чрезвычайно важными делами по управлению своим пародом. Дело шло о конгрессе для решения споров, возник­ших между различными племенами в окрестно­стях Сиднея. Тут же великие керреЭки вздумали исправлять торжественный обряд гна-лунг. Об­ряд этот состоит в том, что выбивают по зубу у каждого дикаря, пришедшего в совер­шенный возраст. Приготовления к столь обшир­ным делам, выбор места, установление бесчи­сленного множества подробностей, соединенных с обрядом, все это заставило уже старшин не­сколько раз собираться для толкований, и сам великий Бунгари принужден был отлучиться из Сиднея, для подтверждения своею властью поло­женного на советах. Водка развязала языки моих гостей, и они наговорили мне столько о гна-лун- ге и обо всем, что возбудили мое желание посмо­тришь, что такое будет у них делаться. Бун­гари вызвался сам провожать меня, и я охотно согласился. Было уже поздно, и мы раскланялись с знаменитыми посетителями, пошедшими от пас твердо, но уже довольно па весел.
«Доктор!» сказал я, обращаясь к Гарри; «вот люди почгпи животные; и как же вы сорок лът живете с пими, и опи остаются сиполь-же
239
скотоподобны, как и прежде вашего здесь поселе­ния? Одному только научились они от вас по­року, который и образованного человека низво­дит на степень скота—пьянству!»—Вы правы—от­вечал Гарри—эти люди более скоты, нежели че­ловеки; по не думайте, чтобы не старались очело- вечить и образовать их. Ничто не помогает: пи Филантропические старания колонистов, пи духовная ревность миссионеров. Всяческие заботы об них пропали по пустому; инстинкт дикости и бродяжничества всегда превозмогает все, что для них делают. Думая “приучить их к жизни оседлой, Губернатор Маккари построил было подле Сиднея опрятный домик, окруженный са­дом. Ои отдал его в распоряжение дикарей, обитающих окрест Порпи-Джаксопа. Подарок явился бесполезным. Сад скоро заглох от не­обработки, и дикари приходили только иногда в домик укрываться от непогоды, по ни один не захотел отказаться от бродяжничества. «Па что вам домы? » спросили однажды у Бупгари. «Mari boudjrri, Massa, poss i ram.» отвечал он (они на­добны, когда дождь идет). Тот-жс Губернатор основал неподалеку от Параматта училище, где даром хотели учишь молодых дикарей. При- манка хорошей еды сначала привлекла было не­сколько дикаренков, но вскоре надоело им сиденье па месте, так, что они лучше согласились тер­петь бедную и тяжкую жизнь своих земляков, нежели оставаться в училище сытыми и спокой­ными. Теперь заведение совсем брошено.
240
« Из множества бесполезных опытов пере­дать образование этим дикарям, вот два при­мера, весьма замечательные. Основатель колонии, Губернатор Филлип, допустил к себе, в 1788 году, Австралийца Бепилонга, оказавшего разные услуги первым колонистам. Он сажал его с собою за стол, и когда отправился в Англию, в 1792 году, то взял его с собою, держал у себя в доме до 1795 года, времени назначения Ка­питана Гунтера на Губернаторское место в Но­вом Южном Валлисе. Бенилонг отправился с Гунтером, продолжал в Сиднее житье у Губер­натора и обедал с ним вместе. Несколько времени после возврата на родину, дикарь вел се­бя весьма хорошо. Думали, что он убедился в выгодах образования, и уже никак не полагали, чтобы ои оставил свое спокойное житье на ко­чевое шатанье по лесам с земляками. Но все ошиблись в надеждах. Сначала он посещал своих родичей, не чувствуя никакой охоты с ни­ми остаться, но мало помалу привычки юности про­будились в нем с такою силою, что кочеванье в лесах показалось ему истинным счастьем. Он не вытерпел, скинул с себя платье и убежал навсегда от Европейцов, так, что его более никогда не видали. Почтенный Мареден встретился с Бепилопгом в лесах и рассказы­вал, что вновь принявши все правы и обычаи ди­карей, Бенилонг нисколько не сожалел о выгодах Европейского просвещения.
Другой пример, рассказанный теми-же свидете­
241
лями. Мареден говорит, чшо он знал. дикаря, принадлежавшего к племенам Параматским. Ан­гличане прозвали его Данилом. Эпю был весьма красивый молодой человек. Ботанист Калей взял его к себе и держал у себя несколько леш. Возвращаясь в Англию, Калей уговорил Данила ехагпь вместе. Здесь прожил опь долго, и как Калей был чиновником при покойном Банксе, то Данило введен был во все лучшие Лондонские об­щества. Наконец воротился он в Новый Южный Виллис, и Мареден с изумлением увидел его в лесу, немедленно после его возвращения, милях в восьми па север от Парамашша. Он был нагой, и ничем не отличался от других земля­ков. « Я изъявил ему мое удивление (говорит Мареден) о том, как мог он оставишь платье и скитаться по лесам, по он отвечал, чшо жишье в лесах для него первое наслаждение в свете.» Вскоре потом Данило встретил молодую Англичанку из свободных колонисток, когда бедная женщина возвращалась к своему отцу, милях в трех от Царамантиа. Данило поз­волил себе неистовство, сродное дикарю, был преследуем за то, повешен, и умер дикарем, бесчувственным и скотоподобным, не смотря на все выгоды, какие мог видеть в общественной нашей жизни.
« Потерявши всякую надежду иа успех, Англий­ское правительство решилось оставишь здешних дикарей на бродяжничество по воле их, и только
7. IX. 16
242
требуют от них уважения к собственности колоний и прикрытия бесстыдной наготы, если они являются в города. Кром частных наруше­ний, то и другое условие равномерно уважаются дикими. Прибрежные туземцы мирно живут меж­ду нами и довольствуются только надоеданьем, выканючивая себе запасов и водки, до которой они страстные охотники. По во внутренних обла­стях часто бывают жестокия схватки между Англичанами и дикарями. Дело доходит до крово­пролития. Иногда нападают дикари; случается тоже и со стороны Европейцов, по в обоих случаях принуждены посылать военные отряды для усмирения беспокойств. Почти за достоверное можно сказать, чгпо прибрежные жители не людо­еды, но множество есть свидетельств, что оби­татели гор и лесов внутренних бьют иногда Англичан для того только, чтобы сожрать по­том их трупы.
« Но эти уроды, по видимому, столь глупые и грубые, не лишены однакож здравого рассудка. рассказывают о Бунгари самом весьма забавную чер­ту необыкновенной памяти. Лет 10-шь, или 12-шь тому, сопровождал он. Капитана Кинга, при его обозрении северных берегов Австралии, и пока­зал при сем случае много опытов деятельно­сти и усердия. Присутствие его не редко бывало по­лезно при сношениях, какие старались заводить с дикарями. Как переводчик, он оставался беспо­лезен, ибо языки Австралийцев различны на весь­ма малых расстояниях. Так, на пример, паре-
245
чия племен па северном берегу не представляют ни малейшего сходства с языками дикарей Нового Южного Валлиса. При остановке на Тиморе, Бун­тари, выйдя на берег, тотчас отправился к торговцу джипом, выпил порядочную порцию и отдал пиастр, требуя сдачи. У купца не случи­лось мелкой монеты; он взяла» пиастр и сказал, что сосчитаются в другой раз. По корабль тот­час пустился в море, и Бунгари принужден был оставить долг за купцом Он не позабыл об нем. Когда на следующий год корабль опять остановился близь Тимора, Бунгари прямо пошел к своему должнику, напомнил ему о долге, и до­пил остальной джин, который следовал ему за пиастр, данный в прошлом году.»
По обещанию своему, Бунгари явился в назна­ченный для праздников день в мою гостинницу. В девять часов утра нестройные, пронзительные крики возвестили мне прибытие сго шайки. Бросив­шись к окошку, я увидел с дюжину дикарей, раскрашенных белым, черным и красным. Впе­реди всех горделиво шествовал Бунгари. Он один вошел ко мне, возобновил свои поклоны, но только был на сей раз развязнее как-то и ловчее, будто чувствуя, что теперь является в сане властителя, готовясь исполнять важные обя­занности свои. Ничего не было в нем теперь нищенского, попрошайки, бродящего за пиастром и стаканом джину. Вымытый, с лицом раскра­шенным неправильными полосами красной охры, он казался молодцом, и как будто помолоделъ
двадцатью годами. Я предложил ему стакан ро­му, но он выпил только половину, давая разу­меть, что ему надобно сберечь евъжую голову для битв, какие надлежит выдержать. Он просил меня поторопиться, потому что его храбрые во­ины нетерпеливо ждали его, боясь придти послед­ние па поприще славы и чести.
Мы отправились, Гарри и я, и следовали в не­скольких шагах от дикарей. Толпу их состав­ляли человек двадцать, шедших мирно, пока бы­ли в городе. По едва вступили мы в поле, нача­лось шествие парадное. Дикари, то бежали поспешно, пробегая кустарниками, то вдруг останавливались и начинали свой воинский танец. Так прыгая и подплясывая, мы добрались па небольшую ровнину, возвышенную над Порт-Джаксоном и Ботанибе- ем Туш место было очищено от кустарников, и казалось превосходно приготовленным для дикар­ских забав. Уже множество племен сидело шут в окружном кустарнике и в лесу. Вступивши на место позорища, Бунгари и его товарищи прошли по нем торжественно, как будто вызывая на би­тву неприятелей и поджигая их мужество. Со­вершив сей обряд, опи удалились ,и дали место другим, которые делали тоже самое.
Вскоре, по данному знаку, все племена пошли из кустарников, двигаясь к сцене битв кучками, человек по 15-ти и по 20-ти. Каждый дикарь был вооружен дротиком, щитом, дубиною и вомерангом. Бунгари приставил к нам род чичероне, дикаря, который за тяжелою раною не
245
мог участвовать в бигпве, и оставался подле нас. Он исчислял нам, одно за другим, все племена, по мере вступления их на площадку: Сид­ней, Парамапппа, Эму, Богпанибей, Виндзор, Илла- вара, Морригопг, Моррумбиджи и множество дру­гих, которых я не припомню. Все дикари были размалеваны красным, бельим и черным. Каждое племя отличалось Формами и цветом своей рас­краски. Из всъх особенно заметил я племя Мор- ригоигское, состоявшее почти сплошь из людей малорослых. Но они были все сильны и ловки; мя­систые и стройные части тела их составляли противоположность с тощими и неловкими Фор­мами прибрежных дикарей. Вероятно, таким пре­имуществом одолжено это племя пище, более изо­бильной и существенной. Раскраска на груди изо­бражала у них род нот, и эгпо не мало споспе­шествовало их воинскому виду.
Дело началось около полудня. Прежде всего стал посредине молодой дикарь зверского вида. Один и нагой, он имел только в руках деревянный, узкий и продолговатый щит. То был знаменитый воитель. В битве один на один, бывшей когда- пю прежде между ним и дикарем соседнего пле­мени, он вероломно убил своего противника, ког­да тот хотел только взяться за дубину. Такое злоумышление могло омыться только кровью убий­цы. Этого не ожидал победитель, бежал, скрылся, но утомленный бродящею и бедною жизнью, явился снова добровольно и предоставлял искупишь вину его мешипиелям публично. Пятеро друзей покойника
246
должны были, поочередно, кидать в него копья в 15 шагах расстоянием. Эшо был первый опыт наказательного дела. Убийца вышел из него весьма счастливо; щитом и малым наклонением тела он избавился от всех дротиков. Второе испытание было не столь удачно: по пяти сагаев над­лежало кидать в злодея в одно время и в не­сколько приемов. Два раза избежал он явной опасности, но в третий одним копьем его рани­ли. Тотчас поднялся ужасный крик. Друзья ра­неного вступили в посредничество, и хотя мсти­тели хотели продолжать метанье копей, но их тотчас убедили, чгпо отмщение уже достаточно. Раненый удалился к своим, и ему принялись пере­вязывать рану.
После этой нелепой сцены явились пять дика­рок и стали полукругом, каждая держа в ру­ках короткую палку. Неподалеку от ишх стали трое дикарей, каждый со щитом. Весь этот на­род обвиняли в убиении дикаря из соседнего племени. Наказание женщин долженствовало со­стоять в известном количестве ударов палкою; но для четырех из них исполнители правосудия удовольствовались только видом, будто быош бедных дикарок. Пятая не рассчиталась так дешево; ее били столь жестоко по груди, что опа падала на землю, подымалась и сама должна была по­давать палку своему палачу. Нам говорили, что эша несчастная была особенно виновна в преступлении.
За тем перешли к мужчинам. Двенадцать человек поместились в 15-ти, или 20 шагахъ
247
от них, и бросали в них сагаи, отбиваемые щитами с величайшею ловкостью, хотя и напа­дающие действовали весьма искусно. Некоторые из сагаев вонзались на дюйм и па два в корковые щиты. Иные вонзались в землю. Шагах в 50-ти далее, один дикарь, поставленный подле вино­ватых, отбрасывал копья обратно мстителям. Иногда перебрасывали их назад сами преступни­ки, подсмеиваясь над неловкостью бросавших. Таким образом перекинуто было копей пятде- сят, после чего отпустили виноватых, как по­терпевших довольное наказание.
Тотчас явился дикарь из племени Иллавара, уличаемый в том, что ночью, изменнически, на­нес несколько ударов кинжалом другому дикарю из племени Морригонг. На сей раз сам обижен­ный должен был наказать виноватого. Преступ­нику дали в руки щит, и при помощи его успел он отбить пятнадцать копей, брошенных в него по одиначке шагах в 15-ти расстоянием. Взяли у него щит, и еще десять коней отбил он легким движением тела и взмахом руки. Туш отдали ему щит, по привязали руку к телу, повыше локтя. На сей раз попало в него копье, вонзясь в связанную руку, и хотя рана была не важна, по кровь потекла обильно. Наказание почтено достаточным.
Тут два отряда, каждый человек из 25-тн. со щитами и копьями, кинулись друг па друга. Оба взаимно наносили сильные и жестокие удары, Хотя смешанная по виду, бишва сия была произво­
248
дима в удивительном порядке и стройно. Сража­ющиеся оказывали хладнокровие и смелость превос­ходно. Бунгари принимал участие в турнир с большим отличием. Оип> был непоследний из мастеров бросать копье и отбивать удары своих противников. Падобно было только зрителям, собравшимся в большом числе, принимать боль­шую предосторожность, ибо сражавшиеся беспре­станно переменяли положения, и по видимому мало заботились о том, вс долсипят-ли их копья до свидетелей их храбрости. Ничего неприятного одпакожь не вышло, хотя несколько копей упало подле ног нашнх. Битва продолжалась нисколько часов одинаково стройно, и никто не был изу­вечен.
Мы с Гарри не дождались её конца, и почли более любопытным посмотреть па окружность турнира, где по лесу расположились кочевьем все различные племена дикарей. Тут заглянули мы в шалаши, где находились тогда женщины и дети. Дикарки казались встревоженными тем, что бу­дет следствием начатой битвы. Он изъявляли желание поскорее воротиться в свои уединенные леса, и страшились, чтобы начальники семейств не пострадали в смятении драки. Все эти дикарки вообще были самой неприятной физиогномии, хотя у шех, которые помоложе, Формы казались довольно складны, и большие черные глаза их имели что-то трогательное, не смотря па дикое их выражение. Обошедши все таборы дикарские, мы увидели, что в собрании здесь долженствовало быть не менее
249
пяти сот Авсшралийцов обоего пола и всяких возрастов. Собрания столь многочисленные здесь весьма редки, и для того, которое было теперь перед нашими глазами, надлежало придти полови­н всего народонаселения туземного с простран­ства на тридцать льё кругомъ
Мне хотелось узнать, чшб сделалось с бедною женщиною, получившею давича жестокое наказание, по в это время раздался сильный и всеобщий вопль дикарей. Гарри обеспокоился. «Надобно остеречься,» сказал он; «у этих скотов не редко шутка кончится убийством!» По дело оказалось совсем не так важно; причиной смятения был дикарь, ко­торого довольно жестоко ранили, и теперь тащи­ли с поля бишвы. Копье попало ему в бок и вонзи­лось довольно глубоко. Обломок вынули, рапу вы­сосали и раненого перевязали тряпками. Хотя ра­па была жестокая, операция довольно мучительная, но страдалец не испустил ни одного стона. Женщины и дыни его семьи рыдали вокруг него и стенали жалобно. Мне сказали, чшо раненый на­зывался Уру-Море, был из племени Виндзорского, и обвинен в убийстве одного из его родствен­ников. В числе доказательств вины его приво­дили соп, виденный одним из старшин племени убитого. Этого достаточно было для жестокого наказания па общем сборище. Но потому ли, чшо поло­жение обвиненного возбуждало общее участие, или по недостатку доказательств положительных, позволено было друзьям и родственникам его явишься с ним вместе и сражаться подле него,
250
хотя он с своей стороны долженствовал не иметь права отбивать удары, ему наносимые. Долго бедняк успевал увертываться от сагаев, но как в него особенно метили, то кончилось тем, что ранили его жестоко. После сего друзья бились еще несколько минут за раненого, но более для Формы, нежели в самом деле, ибо противники их удалялись, и наконец совсем вышли из боя, довольные тем, что мщение было совершено.
Здесь кончились все спорные дела конгресса, ибо за тем следовали только примерные воинские игры, забавные пляски и киданье копей в деревья. Неко­торые из дикарей бросали вомсранги, странное метательное оружие, которое взлетает на значи­тельную высоту, повертываясь беспрестанно, и падает подле ног того, кто его бросил. Это весьма ловко делали все дикари. Вомсранг служит им, кажется, более для потехи, нежели для бит­вы настоящей, потому что он не может быть опасен, и изучивши странный полет его, совсем не трудно от него уклониться.
Первое действие здесь заключилось, и многие из присутствовавших готовились уже к отбытию, когда неожиданное приключение нарушило общее спокойствие. Поднялся ужасный вопль; на средину позорища двое дикарей насильно тащили молодую дикарку. Несчастная противилась отчаянно, цепля­лась за деревья и кусты, крича из всех сил, но дикари не заботились ни о крике её, ни о со­противлении, и волокли се насильно. Голова дикар­
251
ки билась о кусты, деревья, каменья; кровь несчаст­ной мешалась с её слезами — зрелище было не­выносимо! Я хотел даже броситься на помощь бедной страдалице. Гарри остановил меня. «Не вмешивайтесь,» говорил он мне; «ведь это сва­товство, и дикарка, может быть, согласна с по­хитителями; она играет глупую комедию, по так здесь водится.» Па этот раз он был не со­всем прав. Только что оба похитителя привлек­ли свою жертву па средину луга, дикарь, близкий родственник похищаемой, приблизился к ним с грозным видом, как будто думая оспоришь у них добычу. Они готовились ему отвечать, и уже меряли друг друга глазами, когда прибежали с разных сторон дикари других племен, посред­ствовать в деле. Пользуясь начавшимся смятени­ем, какой-то Англичанин, зритель происходившей сцены, бросился к дикарке, схватил ее, утащил, и разогнал палкою дикарей, хотевших ему вос­противиться. Бедная женщина, казалось, с благо­дарностью приняла заступление богатыря, спрята­лась за него, и по видимому, была весьма рада, избег­нувши свирепства своих земляков. Туш дело совсем запуталось. Превосходя силою, дикари тол­пою окружили Англичанина, и ему могло быть пло­хо, еслибы другие Англичане не уговорили его от­ступишься от дикарки. Мужественный сын Албиона оставил бедную женщину; се опять схва­тили похитители и отдали под надзор воинов своего племени, а сами снова стали в грозную по­зицию против защитника дикарки, её родешвен-
252
ника. Дело кончилось несколькими копьями, пере­брошенными с обеих сторон.
Непонятное для нас скоро объяснилось вполне. Из племени Морригонгского похитили двух деву­шек воины одного племени, кочующего в окрест­ностях Сиднея. Чеешь Морригонгов требовала, чтобы взаимно две женщины принадлежали им из племени похитителей. Сцена была подготовле­на для торжественного мщения. Назначили, каких дикарок похитишь, и положили совершишь это при торжественном собрании, чтобы таким бесстраш­ным действием совершенно изгладить бесчестие пле­мени Морригонгов. Мастеровой, Англичанин, жи­тель Сиднея, тот, который заступился за дикар­ку, узнал все, и месяца за два до конгресса увел к себе одну из назначенных к похищению дикарок. Недовольный этим, он хотел завладеть и дру­гою. Но такой поступок был жесточайшим оскорблением обычаев дикарей, и отважному за­ступнику дело не могло пройдти даром, еслибы он стал упорствовать. Упрямый Англичанин усту­пил, и красавица принуждена была идти за тем, кого назначили ей в супруги законы её земляков.
Площадка, где все эгпо происходило, была непода­леку от Южной горы (Jouth-Head), находящейся в расстоянии 5, 6 миль от Сиднея. Сюда идет прекрасная мощеная дорога, кончаясь у красивого ма­яка, поставленного на вершине высокого нещапикового утеса. Этот самый маяк завидели мы с моря. Впро­чем, насаждения в этом месте незначительны. Кое- где разбросаны сельские домики приятной наружности,
253
но почва земли вообще малоплодна и большею ча­стию покрыта еще произрастаниями, какие рассы­пала па ней дикая природа. Некоторые из них образуют купы прелестной зелени, покрытые раз­личными красивыми цветами. Посредине пути, тро­пинка ведёт к отдельной площадке, называемой Belle-Vue (красивый вид), откуда с одной стороны открывается море, а с другой обширное простран­ство земли. Дорога к Joulh-Head есть любимое гу­лянье Сиднейских щеголей. В воскресенье шут все пространство, до самого маяка, покрывается экипажами и всадниками верхом. Шум, движение, веселость, вид богатства и образованности напо­минают здесь самые богатые города Европейские,
Знаменитый Бунгари обещал показать мне об­ряд гна-лупга, и сдержал свое слово. Мы отпра­вились с ним мили за две присутствовать при сей странной церемонии, описанной Губернатором Коллинсом столь верно и точно, что из его описания не льзя ничего ни прибавить, ни убавить. Вот драгоценные подробности, показывающие впол­не нравы Австралийцев.
Па пространстве земли, нарочно приготовлен­ном, дикари начали прежде всего пляски и игры. Это приготовленное пространство земли, 25 Фу­тов длины и 16 ширины, называется ю-ланг. После совершения предварительных веселий, явились керрсдаи, или жрецы, которым предоставлено право совершать гна-лунг. Почти все они принадлежат к племени Ксммираи. Прибывши на место совер­шения обряда, становятся они с оружием в одномъ
254
углу площадки, между тем, как молодые дикари, которым назначено вытерпеть операцию, держат­ся в другой стороне, окруженные родными и друзьями.
Церемония началась входом на позорище толпы дикарей, вооруженных и кричавших особенным образом, ударяя щитами и копьями, и подымая около себя сильную пыль. Один из них при­близился к молодым дикарям, отделился от толпы, схватил одного дикаренка, обернулся к товарищам, и был приветствуем радостными их криками, как будто они принимали похищен­ного под свое покровительство. Все приготовлен­ные таким образом к операции молодые дикари были переданы один за другим на другую сторо­ну ю-ланга. Их было 15 человек, и они сели па земле, сложив под себя ноги, сжав руки и по- веся головы. Так надлежало провести им целую ночь, не принимая никакой пищи.
Устроцвши в порядок свои жертвы, керредаи совершили несколько таинственных обрядов. Один из них растянулся на земле, и катался по пей, как сумасшедший, пока взяли у него какую- то острую косточку. Куча дикарей окружила его, кричала, била его по спине, как будто помогая освободиться от роковой косточки. После множе­ства кривляний и усилий, шарлатан поднялся в поту и усталый, но показывая, что никакой боли не чувствует. Такая проказа начиналась несколько раз, и каждый раз керредай показывал косточ­ки, которыми прежде запасся, и которые, как все
255
были уверены, он из себя выптаскипаеш. Эшо, по изъяснению дикарей, делается для полного убеж­дения молодых дикарей, что при операции им не будет сильной боли, ибо почтенный керредай пре­дварительно уже мучился за них.
Все это составляло предуготовления и дело пер­вого дня. На другой день, при восхождении солнца, молодые дикари оставались все еще во вчерашнем положении, а керредай явились в числе 15, 16 человек, и несколько обползли все пространство ю-лапга на четвереньках, как будто собаки; де­ревянные палки, привязанные сзади у каждого, представляли что-то похожее на хвосты, будучи укреплены у пояса. Каждый раз, когда они ровня­лись с молодыми дикарями, взбивали они на них пыль и несок руками и ногами. Этим передавались молодым дикарям власть и преимущество над животными, и вместе с тем показывалась поль­за, какую животные приносят человеку.
Немного спустя явились два дикаря, из кото­рых один нес подобие кангуру, сделанное из трав и ветвей, а другой пучек веток. Не смо­тря на легкость ношей, тот и другой показывали вид, будто им очень тяжело тащить эти сим­волы; они едва волоклись и останавливались, как будто отдыхать. Наконец оба носильщика поло­жили свои мнимые тяжести подле молодых дика­рей, и удалились, как будто истощенные тру­дом и усталостью. Этим передавалось право бить кангуров; чучело значило самых зверей, а пучек веток леса, где они укрываются.
256
За сим следовала продолжительная перемещ- ка, во время которой молодые дикари остава­лись по прежнему неподвижны. И карредаи также удалились, прицеплять к спинам своим длинные хвосты из древесных ветвей. Потом выступи­ли опи на позорище, подражая походке кангуров, то прыгая па ногах, то останавливаясь и поти­рая рожи свои руками. Двое дикарей следовали за ними в кустарники, и казалось, выжидали только случая ударить их копьями, между тем, как особенный дикарь бил меру дубиною по ициипу. Сею Фигурою изображалась охота за каигурами, и дикари, которым препоручено было представ­лять этих зверей, играли роли свои превосходно.
Прибывши опять на ю-лапг, вся эгпа смешная куча народа прошла мимо молодых дикарей, про­должая свои скачки и прыжки; потом, отбросивши далеко хвосгпы свои, каждый из актеров схва­тил одного молодого дикаря, все подняли их на плеча п унесли на то место, где должно было разы­грывать последнее действие комедии. Неподалеку оттуда поставили молодых дикарей на землю, на­клонив им головы и сложив руки, как будто в знак глубочайшего благоговения. Сзади стали многие керредаи, с копьями в руках. Впереди на­ходились два пня, Футах в 12-ши, или 15-ти один от другого расстоянием. Па обоих село по одному дикарю, а на плеча им взлезло еице но одному, и все четверо протянули руки к верху. Между пнями легло много дикарей еще, ничком, один подле другого.
257
Поставили молодых дикарей около этой сидящей и лежащей толпы, и с приближением их, те и другие начали делать глазами, ртом и всем телом самые безобразные и отвратительные гримасы и кривляканья. Молодых дикарей повели через ле­жачих, и все лежачие представляли умирающих, стеная жалобно и печально. Этим приучали моло­дежь к войне и внушали им бесстрашие среди бишв и опасностей. «Это очень хорошо,» отве­чали дикари на наши вопросы, и уверяли нас, что после того молодые люди дерутся с удивительною храбростью.
Когда кончилась передача храбрости и бесстра­шие, сделавши еще несколько шагов? молодые ди­кари и Ксрредаи остановились и молодых дикарей опять посадили одного подле другого. Схватив свои щиты и копья, Ксрредаи стали перед ними полукругом. В средине, оборотись лицом к товарищам, стоял Ксрредаи, игравший главную ролю во всем обряде. В одной руке держал он щит, в другой дубину, которою бил меру по щиту. При третьем ударе этого урода, бывшего чем-то в роде первосвященника, кажется, все Керрсдаи задвигали копьями, опускали их и в один мах касались ими средины щитов. Это произведено было отменно ловко и ровно, и означа­ло право па употребление копья.
Продолживши свои движения несколько минут, Ксрредаи приступили к выбиванью зубов, глав­ной цели всех виденных нами нелепостей. Тяж­кое это дело начали с молодого дикаренка, кошо-
Ч. IX 17
258
рому было не более десяти или двенадцати лет; его посадили па плеча одного дикаря. Керредай, которому надлежало совершишь операцию, взял косточку, одну из тех, которые вчера вынимал из себя с таким трудом товарищ его. Опа была обделана в виде долотца, так, что легко можно было обрезать ею самый корень зуба подле десны. Вырубили особенную вомору (палочку в ро­де копьеца), в 8 или 10 дюймов, приставили один конец её к зубу, и вышибли зуб, ударив камнем по другому копцу воморы. Бедного мальчи­шка отнесли в сторону и старались унять кровь из десны, а потом надели на него платье, какое должен он был носить после того несколько дней сряду. Платье эшо было тоже, что Римская тога совершеннолетних, и состояло из пояса, па котором болталась с боку деревянная шпага. Голову его окутали повязкою с листьями ксаи- торрси, белизна которых отражалась на дымча­том цвете кожи дикареика. Левую руку должен он был держать на рте своем, не раскрывая его целый день, не употребляя пищи и не говоря ни одного слова. Всем молодым дикарям убавили таким образом по одному зубу, и во все время операции присутствующие кричали во все горло: /г ваг -— ваг, гага, гагаи ѵ с видимым намерением развлечь внимание страдальцев и заглушить их вопли. Предосторожность была бесполезная, ибо все вынесли страдание с особенною твердо­стью. Кровь, текущую из десси, не унимали, и оставляли се свободно течь по лицам ди-
259
каренков и по головам дикарей, кошорыс носили их на плечах. Имя такого носителя присоединя­лось потом к имени носимого им, и тем уста- новлялся между ими союз родства, в роде наше­го Европейского кресшничесшва (parrainage). Кровь, на которой утверждался сей союз, не смывали не­сколько дней потом, как признак заключенного союза.
После совершения всех описанных мною обря­дов, молодой дикарь вступает во все права со­вершеннолетнего, как равно обязывается принять и исполнять все тягости звания. Он может упо­треблять дротик и дубину, являться в битвах и даже похищать дикарок, если вздумает же­нишься. Следовательно гна-лунг есть настоящее посвящение в таинства жизни, церемония перехода от детства к совершеннолетию. Странно, что у самых грубых варваров Океании находим та­кой обряд, который до сих пор замечали шоль­ко у народов, уже успевших в общественном образовании.
Кроме гна-лунга, одного из самых любопыт­ных обычаев дикарей здешних, я видел также в окрестностях Сиднея похороны. Дикарь ранен­ный, как я уже рассказывал это прежде, молодой Уру-Маре, умер от жестокой полученной им ра­ны, и Бунгари уведомил меня, когда будут его погребать. Я отправился на место похорон. Труп лежал в маленьком шалашике из ветвей, по­крытый лоскутом шерстяной ткани, служив­шим вместо плаща покойнику. Кругом сидели W
260
родные и друзья в горестном виде; дети й женщины вопили и ревели продолжительными за­вываниями. От времени до времени мужчины вста­вали попарно и в честь покойника жестоко били друг друга копьями и дубинами. После нескольких часов, проведенных таким образом, двое дика­рей принесли небольшую корковую лодку, сделан­ную по размеру трупа, и положили его туда с оружием и рыболовными снарядами. Во все время сих приготовлений мужчиныхранили глубочайшее молчание, а женщины и дети продолжали завывания. Лодку с трупом подняли потом на головы два дикаря, и пока поднимали се, присутствующие ма­хали над нею пучками травы, стараясь прогнать злого духа. Началось шествие. Бунгари и еще один дикарь шли впереди, ускоряя шаги и от времени до времени размахивая пуками травы, то оборачи­ваясь к трупу, пю показывая вид, будто ищут чего-то в кустарниках. Когда они обращали к трупу лица, несшие гроб отворачивались, стараясь вс глядеть на пих.
Несколько времени шли таким образом по про­битой дорожке. Но когда приближались к месту погребения, где уже собрались печальные женщины и дети, Бунгари и его товарищ бросились в лес, как будто ища там кого пПбудь, и беспре­станно размахивая лучками травы. Поспешно при­соединились они потом к общей церемонии. Один дикарь кинул в толпу два дротика, явно только для обряда, не думая попасть в кого нибудь; в тоже время Бунгари схватил двух ребят, близ­
26 i
ких родственников покойного, и подтащил их ко гробу, не взирая на крик этих бедняков, испугавшихся жестоко.
Наступило время погребения. Неглубокая яма предварительно была вырыта в уединенном ме- спгь, под тенью огромного эвкалипта. Один из дикарей выровнял дно могилы, устлал его травою, потом лег, протянулся во весь рост и всячески поворачивался, как будто желая испытать, ловко- ли будет лежать и ворочаться тут покойнику. За тем осторожно положили в могилу гроб, по­крыли его землею и в головах и в ногах расставили полукружьями веипви, травы и папороти, укрепивши все это большою доскою. Множеством мелких обрядов, которых описать, а еще менее можно изъяснишь причину, сопровождалось каждое действие.
Тем все кончилось. Мужчины обратились потом к женщинам с грозным и угрюмым видом. Наконец все разошлись в самом глубоком мол­чании. Сообразно обычаю, двое дикарей, называвших­ся одинаково с покойником, должны были па не­которое время переменить себе имена.
Таковы были похороны Уру-Маре, но, кажется, по должно здесь относить частного к общему и полагать, что в Австралии всегда так хоронят покойников. Напротив, по всему заметно, что Ав­стралийцы не имеют никаких постоянных и непре­менных правил в этом оптошении. Видали здесь, чпю мертвецов жгли, собирали прах их и хо­
262
ронили его тщательно. Другие заметили, что вои­нов, убитых в битв, раздевали и жгли их товарищи, но неизвестно было, куда опи девали их останки. Вот что рассказывает Лейтенант Бриттон о погребении дикарей, убитых па сра­жении:
« В ссоре, которая началась между двумя племенами на берегах Волломби, четверо муж­чин и две женщины из одного поколения были убиты, и их похоронили в прелестном уединении следующим образом: трупы дикарей положили крестообразно, головами вместе, поло­жив их навзничь и привязавши каждого к шесту покромками по шее, по поясу и по ногам. У женщин пригнули колена и привязали к шее, а руки привязали к коленам и положили ниц лицом. Их могилы составили таким образом два маленькие холмика, по три Фута в вышину, неподалеку от крестообразной могилы, образован­ной над трупами мужчин. Такое расположение показывало низшую степень дикарок, не позволяю­щую им быть похороненными вместе с мужчи­нами. Впрочем, опрятность и тщательность, с какою оба холмика и мужская могила были сделаны, стоили замечания. Земля на них была так выгла­жена, так уровнена, что не возможно было пайдти ни малейшей неправильности в их Форме. На неко­тором расстоянии кругом, деревья, на 15-ть и 20 Футов в вышину, были покрыты нелепыми очерками, как будто кангуров, эму, опоссумов, змей, и все это перемешивалось с Фигурами раз-
265
пых утварей. Вокруг мужской могилы обвели круг Футов 50-пии в поперечнике и тщательно выщипали в нем все кустарники. Вне этого кру­га очеркнут был еще круг, и в узком про­странстве между обоими кругами расположили ку­ски древесной коры в виде черепицы на кровлях. Злой дух, говорили дикари, не перескочит через опии круги, да и не подползет под них.
« Четыре дубины были воткнуты в землю по­средине мужской могилы, и дикари сказали, что ду­бины эти необходимы, ибо когда покойники вста­нут, им не льзя быть без оружия, ибо нечем будет прогнать злого духа, который захочет снова втолкать их в землю. Это могло-бы пока­зать какие-то понятия дикарей о жизни за гробом, но трудно определить, какие именно эти понятия. Некоторые из колонистов уверяют, будто ди- кари верят, что будущее состояние их сделает­ся весьма счастливое; что когда они оживут сно­ва, то будут белыми людьми и возобладают всеми богатствами, которые теперь в руках Ан­гличан; что им можно будет пить и есть, что угодно и сколько угодно; что вечное солнце бу­дет согревать их сладостною теплотою, и проч. «
Две недели протекло со времени прибытия мое­го в Сидней; я употребил их с пользою, осмо­трел колонии, и случай дал средства видеть разные обычаи туземцев Австралии. Совсем был я готов к отъезду, когда мой Капитан известил меня, что его Кангуру назначается к отплытию
264
в Токконию. Дружески простился я с Гарри, и корабль наш пустился в море 15-го Января 4852 года. В несколько часов легкий бриг наш оставил крайний мыс залива к югу, и мы пошли подл берегов материка Австралийского.
ШМ МГУ.
АВСТРАЛИЯ»—ОТКРЫТИЕ И ГЕОГРАФИЯ.
Почти не льзя сомневаться, что задолго до при­бытия Европейцев в моря Индийские, Малайцы и особливо Макассарцы и Бугийцы знали уже Австраль­ный материк. Едва-ли не ежегодно плавали они в своих кораблях на ловлю шрипангов, или голо­турий к северным берегам Австралии. Европейцы встречали в последствии целые Флотилии их, занятые сею ловлею. Но привлекаемые частною корыстью, сии мореходы не думали о географической важности своего открытия. Они знали только, чпю на юг есть земля, обильная трипангами, и этого было для них довольно.
Аббат Прево и Президент де-Брок хотели присвоить Полъмъе Ъе-Гониевилю первое открытие Австральной земли; но оба они утвердились па очевидной ошибке. Описание дикарей той земли, ку­да приставал Польмье в 1504 году, не представ­ляет никакого сходства ни с чем, что извесщ-
266
но нам теперь о щедушных и слабых Австра­лийцах. Сравнивая и соображая все подробности журнала Гонпсвилева, и все, что говорит оп о своих сношениях с туземцами, должно полагать, что он приставал к Мадагаскару, и оттуда привез с собою в Европу Князя тамошнего Эссом ерика.
С первых лет появления своего в Индии и особливо на островах пряностей, Португальцы получили сведения об Австральных землях. Пе только ловцы трипангов могли сказать им об них, но, без сомнения, некоторые из их кора­блей, сбиваясь с пути, приставали к Австралии. Такое предположение становится почти нссомни- шельным, если рассмотрим старую карту, озна­ченную 1542 годом. Тут, на юг от Молук­ских островов, поставлена обширная земля, с названием: «Великая Ява,я и очерка, её довольно по­хож на северный берег Австралии.
Австралия оставалась однакожь географическою за­дачею до самого 1606 года, когда Голландский корабль Дюйтен, отправленный из Бантама для исследо­вания Новой Гвинеи, опознал протяжение её почти на 500 лье, с севера на 3. от пролива Торреса. Все, что известно из этого путешествия, заклю­чается в кратком известии, которое приводим мы здесь буквально:
« Сия обширная земля найдена большею частию « пустынною, но в некоторых местах видели « однакожь дикарей, чернокожих, свирепых и же-
267
« стоких, и они убили несколько человек из « экипажа. От них ничего не могли узнать, не « могли даже достать у них воды и запасов, и « недостатки того и другого были причиною по- « ворота корабля в обратный путь. Место, ошку- « да вернулись Голландцы, названо ими мысом Z7b- « ворота (cap Keep-Weer). »
Точно в том-же году, плавая по тем же мо­рям, около Августа месяца, Испанский мореплава­тель обозрел северную часть Австралии. Это был Луиз& ИУоез Ъе-Торрес, второй начальник экспедиции, находившейся под начальством Фер­нандеза де-Квироса. Мы уже говорили о неудачной колонизации Испанцов на земле Св. Духа. Оставив сей остров, Торрес отстал от своего Адми­рала, и плыл на 3.—В Августе, под 114° широ­ты ИО., наткнулся он на землю, которую почел берегом Новой Гвинеи, но, вероятно, это была ша земля, которую Бугенвиль назвал потом Новою Луи- зиядою. Плывши около 500 льё подле берега, Торрес достигнул пространства моря, усеянного остров­ками и мелями, среди когпорых переход был весьма затруднителен. Около 11° ю. ш. Испанцы увидели много больших островов, жители коих были черны, наги и сильны. Оружие их составляли копья, стрелы и деревянные головоломы. Торрес набрал до 20-ти дикарей разных племен, что­бы получить от них надлежащие сведения. Около двух месяцов употребил оп для прохода про­ливом, и потом отправился к С. Нет сомнения, что пролив, о котором говорит Торрес, есть
268
тот самый, что ныне известен под именем Торресова, а большие острова, им упоминаемые, суть те, которые находятся около мыса Иорка, и, может быть, островом почтен был даже и сей мыс, самый северный угол Австралии. По все­му, Торресу принадлежит честь важного откры­тия, что великая Австральная земля отделяется от Новой Гвинеи, в чем убедились только по­сле исследований Кука.
Голландец Дирк Гатихс, Капитан корабля Eendracht, опознал, в 1616 году, часть западной Австралии, и дал виденному им берегу имя сво­его корабля. Это подтверждается медною доскою, найденною в 169Т и 1801 годах на одном из островов в заливе Морских собак (Chiens-Marins, по Английски залив Аккул, Shark’s В.). На ней на­писано было по Голландски; «1616 года, 25-го Ок- « тября был здесь корабль Eendracht, из Амстер- « дама. Главный прикащик на нем Жцллес Мие- « бахс из Литтиха, а Капитан Дирк Гатихс « из Амстердама, и 2Т-го того-же месяца отпра- « вился он к Бонтаму. Субрекаргом был Жан- « стинс, а первым кормчим Петер Э. Давос « Фои-Биль. Год 1616-й. »
Мавриций, также Галландский корабль, кажется, сделал в свой черед, в 1616 году, несколько открытий в окрестностях Вильгельмовой ргьки (Wiliem’s river), хотя никаких достоверпых по­дробностей об этом путешествии мы не имеем. Долго верили, что Некто Зихем (Zeachem) в ицом же году открыл прибрежья Арнгейма и
269
Фан Диемсна, и в последствии доказано, что ни одного путешественника сего имени не являлось между первоначальными исследователями Повой Гол­ландии.
Ж. Фан Эдел, в 1619 году, назвал своим именем часть берега, простирающагося на юг от прибрежья Эндрахтовского. Обширная мель Hout- mans Abroïgos полагается открытою в это-жс время, если не самим Эдслем, то одним из его современных мореплавателей. Через три года потом корабль Львица (Leeuwin) продолжил с ИО. опознание известного прежде берега. В 1625 году, Ян Карстенс, начальник кораблей Пера и Арпгсйм, был послан с острова Амбоина обо­зревать северную оконечность Австралии, все еще смешиваемую с Новою Гвинеею. Он погиб в сей экспедиции, убитый вместе с восьмью матрозами корабля Лригейма от свирепых туземцов. Но товарищи его продолжали назначение экспедиции, и открыли прибрежье, получившее имена Лригейма и Шпулъта, после чего корабли разлучились. Арнгейм воротился па Лмбоин, а Пера плыл еще около берега до реки Штатов (Staten-River), откуда пустился к островам Молукским. « Во всю эту экспедицию, » говорит рассказ плавателей, « мы находили только мелководье, бесплодные берега, острова, худо населенные различными варварскими, скошообразными и бедными пародами, от кошорых Компании не льзя ожидать больших выгод. »
В 1627 году Петр Нритс, на корабле Guide Zeepaard, проплыл около 1000 миль протяжения
2.70
подле южных берегов Австралийских. Журнал путешествия его остался неизданным, по пола­гали, что земли, им виденные, находясь между 34—56° шир. южной, долженствовали представлять, подобно другим пространствам этого пояса зем­ли, страны обитаемые, богатые и плодородные.—• Через год потом, Витт назвал своим именем прибрежье, продолжающееся между 14—21° широты южной. — Кажется однакожь, что корабль Ѵианеп, за немного месяцов прежде, проплыл здесь около 200 миль, и по бесплодному и опасному берегу опо­знал несколько покрытых зеленью мест, за­нятых варварским народом черного цвета.
В 1629 году корабль Батавия, под начальст­вом Франциска Пелъсарпиа, разбился на скалах Houtman’s Abrolgos. Не найдя тут на островках пресной воды, Капитан помосшил палубу на од­ной из своих шлюпок и старался достигнуть материка с частью своего экипажа. После не­скольких дней, проведенных в усилиях тягост­ных и бесплодных, и после плавания на 400 миль около берегов, решились отправиться в Башавиа, откуда Пельсарип возвратился на яхте Сардам, забрать людей, оставленных на милях. Они ус­пели между тем найдипи пресную воду в пусто­шах утесов, но огпыекав средства существова­ния, обуялись мыслями буйства и неповиновения. Пельсарш принужден был прибегнуть к строгости, казнил несколько зачинщиков и двух высадил па дикий берег Австралии.
271
В 1636 году Герршп Томас Пол был от­правлен от острова Банда на яхтах Klyn Am­sterdam и Wezel для шой-жс цели, с какою преж­де отправлялся Карстеис; но по странной слу­чайности, подобно этому мареплавателю, он был также убит дикарями, и почти в шом-же мес­те, где некогда погиб Карстенс. Экспедиция про­должала пушешссшие под начальством Субрекарга Петра Петерсена, По причине противных ветров, не могли достигнуть западного прибрежья Карпен- тарийского залива, по осмотрели землю Фан-Дие- мспскую в сем заливе, на протяжении почти 120 миль. Голландцы воротились, не встретившись с жителями, хотя много раз видали дым, вы­ходивший из хижин.
С 1645 года Тосман открыл самую южную часть земли, называемой ныне его именем, но он наименовал ее тогда землею Фан Диемена, хотя сим именем называлась уже значительная часть берега в севере Австралии. Тосман не знал, что его открытие составляет отдельный от Австрального материка остров. Почесть, воз­данная имени Фан-Диемена, была следствием ува­жения к тогдашнему Генерал-Губернатору ост­рова Ява. В 1644 году Тосмана опять отправили для обозрения Австралии. На этот раз тщатель­но исследовал он залив Карпентаримский и земли Арпгсйма и Северную Фан-Диемена. По несчастно, дух торгового мелочничесшва, управлявший дейст­виями компании Голландской, скрыл в глубокой тайне все известия Тосмана. Что мы знаем объ
Ж
них, то ограничивается немногими предположе­ниями. Известно, что он имел довольно сношений с дикарями, и вот как говорится в отношении этого у Дальримпля: « Под южною широтою 13° « берег Австалии бесплоден; жители большие пе- « годяи; они нападали на Голлапдцов, хоть им и « не подали к тому причины. Место здесь весьма « заселено. Под 15° ю. пи. живет парод дикий « и ходят нагия; никто не мог попять тутошнего « языка. Под 17° нашли дикарей черных, нагих « и курчавых, злых и жестоких, употребляю- « щих стрелы, луки, сагаи и дубины. Однажды « пришла их целая толпа, человек 50; вооружась « всячески, они разделились надвое и хотели на- « пасть на Голлапдцов, которых вышло на берег « 25 человек, но ружейные выстрелы разогнали « негодяев и обратили в бегство. Дикари дела­сь ют лодки корковые; берег опасен для кора- « блей; произрастание здесь бедно, и у жителей нет « домов. Под 20° ю. ш. дикарей найдено множе- « ство; они бросали каменья в шлюпки, посланные « к берегу, и зажгли по прибрежью большие огни, « вероятно, для извещения своих земляков о при- « бытии чужеземцов. По видимому, все эти люди « живут очень бедно, ходят нагие и едят инья- « мы и другие коренья. »
Впрочем, кажется, что после путешествия То- сманова, великий материк Австральный получил название Повой Голландии,, хотя прежде того обозна­чался он под именами « Великой Южной земли и « Австральных земель. » Название Повой Голландии
273
долго существовало потом в наших Географиях, но приличнее и лучше, кажется, заменить его Авст­ралией), что уже принято и утверждено Англича­нами, и что употребляем мы здесь преимущесш венно перед всем другим.
В 1G88 и 1699 гг. Англичанин Дампиер осмо­трел некоторую часть берегов С. 3., и этому превосходному наблюдателю была одолжена Гео-' графия первыми подробными и верными известиями о землях, до сего времени не совершенно ведомых. Он описал многие из особенных произведений Австралии. Видевши шуземцов в 1688 году, Дам- пиер описывает их черными, нагими, с курча­выми, рупоподобными волосами, присовокупляя, что они носят посредине тела опояску, на которой при­вешено бывает по клочку травы, либо по три, по четыре ветки древесных, служащих для при­крытия наготы. У всех дикарей, молодых и ста­рых, мужчин и женщин, не доставало по два пе­редних зуба в верхней челюсти; все мужчины были безбородые. Когда Англичане вышли на бе­рег, туземцы грозили им копьями и дубинами, но пушечный выстрел разогнал нападчиков. Ни­каких лодок у туземцев не заметили, но виде­ли их вплавь достигающих от одного острова к другому.
Во второе путешествие свое, в 1699 году, Дам- пиер видел опять того-же поколения дикарей, но не имел случая поверить замечаний своих о недо­стающих у каждого двух зубах. Один из ди­карей, казавшийся начальником, имел вокруг глазъ
Ч, IX. 18
vu
обведенные известкою кружечки, и полоска белая сходила у него ото лба до конца носа. Дикари не употребляли пи стрел, пи луков, и Англичане думали, что у них нет даже и хижин, ибо ни одной они не заметили. Прибрежье являлось песча- ио и бесплодно, с весьма немногими растениями. Пресной воды нигде не найдено, и ее не могли до­быть даже и раскапывая землю.
В 1696 году Вильгельм Фламинг был от­правлен осмотреть западные берега Австралии и особенно постараться открыть следы корабля Riddersehap (Рыцарство^), который полагали погиб­шим там в 1684-м, или 1685 году. В конце Декабря Фламинг остановился близ острова Роттенеста (Крысьего). Тут на берегу нашли три оставленные хижины, и 15, или 20 лье проплыли вверх по реке, названной рекою Черных Лебедей (Black Swans River). В первый раз узнали тогда этих птиц Австральных, и пару их вывезли в Батавиа. Продолжая обозрение берегов, 25-го Января 169Т года Голландцы заметили двух дикарей, иду­щих по прибрежью, но ничего не могли об них сказать, кроме того, что они были черны, наги и роста обыкновенного. Февраля 5-го, при входе в залив Морских Собак, увидели надпись, остав­ленную здесь Диркь-Гашихсом. Фламинг снова утвердил се в дерево, прибавивши к этому другую о своем путешествии. За тем простер он исследования до залива, лежащего за мысом С. 3., назвавши сей залив Вильгельмовою Ртькою (Wilhem’s River). Наконец, 21-го отправился онъ
275
в Батавиа, обозревши протяжение берегов почти на 200 лье.
Известия всех мореплавателей, как об этно­логии Ново-Голландской, так и о произведениях тамошней природы были не таковы, чтобы, могли возбудить корыстолюбие, или любопытство Евро­пейцев. Потому надолго забыта была в начале XY1II века Новая Голландия. Пределы её к В. оставались неизвестными. Бугенвиль, в 1769 году, открыл, правда, многие из мелей, сюда прилежа­щих, но опасность плавания отвлекла его от че­сти быть первым из Географов восточной Ав­стралии.
Честь эта была предоставлена славному Куку, стяжавшему уже столько знаменитости другими подвигами. В 1770 году устремился он здесь к Австралийской земле подле мыса Гоу (Howr), и не упускал ее из вида до мыса Иорка, составляющего крайнюю северную точку восточной стороны ма­терика. Одного такого обширного исследования до- сшашочно-б было поставить имя Английского Ка­питана в числе имен отличнейших мореплавате­лей, особливо, если сообразить множество опасно­стей, каким подвергался здесь Кук, имея уже с собой запасы собранных им драгоценных све­дений о других Океанийских виденных им землях. Страшное бедствие постигло Англичан, особенно в ночь с 10-го па 11-е Августа 1770 года, про­тив мыса, получившего название Tribulation, Туш корабль Кука попал внезапно на коралловые утесы, образующие продолжительную цепь подле берегов.
♦
276
Волны били его в этом положении, отдирали у него обшивку, и Кук не полагал уже возможным спасшись в своем отчаянном положении. Однакожь, после 12-ти часов, проведенных между жизнью и смертью, сбросивши в море для облегчения пушки, запасы, груз, Англичане снялись с утесов и до­стигли до ближайшего залива, подл реки, назван­ной именем Кукова корабля, Endeavour. Принявшись здесь за починку, с ужасом усмотрели, какая страшная беда грозила кораблю. Между проломами от утесов, не только в обшивке, но и в самой основе корабля был один столь обширный, что корабль должен был неминуемо потонуть от него в одно мгновение, как-бы ни отливались пла­ватели. Чудным определением Божиим последова­ло спасение. Кусок утеса, сделавший гибельную скважину, переломился, остался в ней, задвинул ее собою, и этому обязаны были избавлением. Без такого неслыханного случая, Кук и все его со­путники непременно погибли-бы без возврата. По оспиавя место своего пристанища, бесстрашный Капитан полагал еще свой подвиг неконченпым, прошел проливом Торреса, и расстался с Новою Голландией) только после очерка протяжения бере­гов её на шесть сот льё. Помогая географиче­ским исследованиям Кука, естествоиспытатели Банкс и Соландер собрали драгоценные и доешо- верные сведения о природе земель Австралийских и их произведениях.
После плавания Кука, весь очерк берегов Австра­лии был уже известен. Увидели, что это обшир-
277
пейший остров, и надлежало решительно отка­заться от столь долго льстившей Географам мечты о материк Австральном, будто-бы не­обходимом для равновесия материку северному. Но все собранные о сем великом острове сведения были еще далеко неполны и неопределенны, даже часто в географическом и мореходном отношении. Новые исследования подробностей являлись необхо­димыми; и они были совершены последовательно Английским и Французским правительствами.
Мы упомянем здесь только о Сент-Аллуаршь, который на корабле gros-ventre, в 1772 году осмотрел некоторые части западного берега, но не оказал значительных успехов; Маклуерп>, в 1791 году исследовавшем часть северного при­брежья, и наконец о Блее, Эдуардсе, Першлоке, прибавивших в 1789, 1791 и 1798 годах полез­ные дополнения к известному прежде о Торресо­вом проливе. Поспешим от сих путешествен­ников перейдти к Ванкуверу, открывшему в 1791 году превосходный залив Короля Георгия и с замечательною точностию обозначившему не­большое пространство прилежащих к нему бе­регов. Жителей в Георгиевском заливе он не видал, но заметил множество следов их пре­бывания.—На следующий год, Данпгркасто осмотрел весьма большое протяжение берегов в этой-же стороне, и определил их положение с большою точностию.
Хирург Басс, на простой шлюпке, поплыл в 1797 году по проливу, отделяющему Австралию
278
ош Тасмании, получившему после сего имя Бассова» В 1800 году Грант обозначилъ’ прибрежье на 120 льё, до шех пор никим не виденное, к С. 3. огп мыса Ошвая. БоЪеи и Флиидер, первый со стороны Франции, другой со стороны Англии, в 1801 и 1802 гг., подробно осмотрели каждый свой участок, один на западном, другой на южном берегу. Описания сих обоих путешествий распро­странили в Европе множество важнейших сведе­ний о великом острове Австралийском, столь мало дотоле ведомом. Естествоиспытатели Пе­ром и Броун пояснили здесь множество задач геогнозии и естествознания.
Позднее их, в течение пяши лет, с 1818-го по 1823 год, Капитан Кинг дополнил подроб­ное опознание северной части Австралии. Находясь на судах небольшего размера, немного захваты­вавших воды, он мог постоянно держаться меж­ду утесами и берегом, проникая таким образом в множество заливов, куда его предшественники не смели и подумать двинуться с своими большими кораблями. Труд Кинга навсегда останется образ­цом точности и терпения, и, конечно, долго прой­дет, пока успеют прибавить еще чшо нибудь к тому, что он исследовал. Естествоиспыта­телю Куннингаму, бывшему при экспедиции Кинго- вой, мы обязаны полнотою и богатством Флоры и Фауны осмотренных в это время прибрежьев.
Наконец надобно еще вспомнить о Капитанах Фрейсине и Дюмон Дюрвиле. Первый, в 1818 году, собрал несколько новых сведений о заливе
279
Морских Собак. Второй, в {827 году, осмотрел залив Короля Георгия, Западный порт и залив Джервиса. Всюду имел оии дружеские сношения с дикарями, и мог заметишь, что Джсрвисскис ту­земцы были сильнее и складнее других Авснгра- лийцов. Разумением казались они превосходнее зем­ляков своих, обитающих при заливе Георгиев­ском, и Французы могли только похвалиться их честностью, кротостью и осторожностью в по­ведении. У них видели лодку. Шалаши их были устроены из длинных полос коры, соединен­ных к верху и покрытых листьями зосшеры; они казались опрятны и так просторны, что в каждом могло поместиться от восьми до десягпи человек. Наконец Французы заметили па при­брежных утесах начертания кораблей и шлю­пок, весьма порядочные.
Если весь периметр Австралии ныне уже хоро­шо осмотрен и известен, за то, касательно исправных и сколько нибудь обширных сведений о внутренности его, можем мы указать только на исследования по южному прибрежью, куда как будто сосредоточились все усилия путешествен­ников. Заведения Англичан по берегам побуждали их к исследованию внутренних областей. Эипо исследование показало, что великий Австральный остров, если и представляется он наиболее ди­ким и бесплодным по прибрежью, за то, когда проникают в него далее, являет земли плодо­творные, способные кф многим родам возделки, и
280
особенно обширные и превосходные пажиши для животных всякого рода.
Свойства земной поверхности не представляли ликакого препятствия колонистам для исследований до подошвы горной цепи, которая названа Синими горами. Не высота гор полагала здесь препят­ствие, ибо самые возвышенные вершины их не более 400 туазов, но каждый раз, когда хо­тели перейдти через верхи гор, следуя более или менее проходимыми ущельями и долинами, встречали всегда, на некотором расстоянии от берегов, бесконечные, отвесные, природою образованные стены, кончащиеся пиками и недо­ступные для всхода на них. Это остановило пред­приятия Басса, Калея, Бавальера, которые принуж­дены были, после неслыханных усилий и жесто­ких трудностей, отказываться от надежды пе­рейдти за Синия горы. Мнение, что они непроходи­мы, мало по малу утвердилось между колонистами, ж еще тем более, что Австралийцы самые не могли указать Англичанам ни одного места, где можно-б было пробраться во внутренния области.
Наконец, в 1813 году, страшная засуха пора­зила колонию. Травы погорели до самой цепи гор по всему прибрежью, воды высохли, источники их иссякли, скот погибал повсюду. Тогда три от­важные колониста Блаксланд, Вентворт и сон решились попытаться на исследование, не и^айдется-ли каких нибудь пособий за Синими гора­ми. По счастливой нечаянной мысли, вместо того, чтобы блуждать в ущельях и проходах гор,
281
они решились постоянно следовать по их верши­нам. После множества изворотов, заставлявших их не однажды приходить па прежния места, отку­да пошли, они увидели наконец себя на западной оконечности горной цепи, милях в 25-ти на 3. от реки Непин. Можно вообразишь себе их ра­дость, когда перед ними открылась великолепная долина, орошенная водою и покрытая травами! Инженер колоний, В. Эвенс, идя по следам стран­ствователей, вскоре открыл долины Батурста и протекающие через них реки Маккари и Лачлан (Lachlan). На следующий год уже проложена была здесь через горы дорога, и ныне быстрые и свобод­ные сообщения существуют между пребрежьем и внутренними странами.
В 1817 году, Окслей и Куннингам, следуя те­чением Лачлана, которую долго считали протоком Маккари, увидели, что сия река протекает значи­тельное протяжение берегов и слсгка-холмиспиых долин, не сливаясь ни с каким другим замечатель­ным течением вод. Земля показывала здесь явные признаки наводнения в дождливое время. Почти в 4U0 милях внутрь земли окончилось продолжительное и драгоценное исследование. Путешественники уви­дели себя наконец остановленными непроходимым болотом.
Па следующий год Окслей решился на обоаре** ние реки Маккари, но едва прощедши на С. 3. за горою Гарриса (стоящею подле берега и возвышен­ною над долинами Фушов на 200) пространство льё 50-ши, он увидел сию реку теряющеюся въ
282
безконечных болотах-, образующих как будто род внутреннего моря. Окслей повернул на В., и достигая берега при гавани Маккари, открыл бо­гатые и живописные долины Ливерпульские.
После сих различных и драгоценных исследо­ваний, внимание колонистов обратилось к югу от Английских заселений. Осмотрели Арджиль и открыли новую реку, текущую во внутреннюю область. Дикари называли эту реку Моррумбиджи. В 1823 году один из морских офицеров до­шел по сей реке почти до её источников, в обширных пажитях, которые назвал он доли­нами Брисбана (Brisbane-Downs). Тогда утвердили, что черта разделения вод, текущих к 3. и к В., должна находиться в цепи Синих гор, во все протяжение Нового Валлиса на юг, а далее от юга в цепи гор Варрагонгских, беспрерывно про­должающихся по видимому до полуострова Виль- сонова.
В конце 1824 года, два смелые пушественпика, Говелль и Гюм, отправились сухим путем от Арджильского Георгиевского озера до прибрежья к гавани Филлипа, что в Бассовом проливе. Это затруднительное странствование много прибавило к познанию южной Австралии. Земли, виденные пу­тешественниками, не редко гористые, представляли им плодоносные пространства и превосходные пажити. При возвращении взято было направление более на 3. и найдена поверхность более ровная и почти нехолмисипая. Открыты разные течения вод, из коих главные названы Гюмовым, Овено-
283
вым, Гоульбурновым; все они направлены уже внутрь Австралии.
Куннингам несколькими походами в окрестно­стях Ливерпуля прибавивший разные подробности к известному прежде, в 1827 году был оффици- ялыю назначен в посылку важнейшую. Надлежало осмотреть всю землю между рекою Гунтера и заливом Морстоиским, проникнув до значитель­ного расстояния во внутреннюю облаешь. Ошправясь 30-го Апреля от берегов Гунтера, Куннингам прошел цепью гор, возвышенных здесь почти на 3000 туазов, и продолжал путь через высокую землю, прилежащую к Ливерпульским долинам с востока. Под 30° широты он следовал около 16 миль зеленеющею, тучною долиною, и потом уви­дел себя на берегах довольно значительной реки, названной им Пилелою (Рееи). её русло было не менее 120 туазов в ширину, и масса воды долженство­вала составлять не менее 12—15 Футов глубины. От засухи эта река являлась тогда небольшим ручьем, и ее легко можно было перейдши в брод. Тут заметили следы кочевья дикарей. Под 29° широты появились обширные долины, где на не­обозримом пространстве не было видно ни одного дыма, который обличал-бы здесь пребывание че­ловека. Русло значительного течения вод реки Думсриига было перейдено, и здесь оказалось не­сколько глубоких водных лагунов, не смотря на стоявшую тогда засуху.
Находясь шут в 50 льё от моря, Куннингам направился к С. В., с намерением достигнуть
284
приморьсв. Дорога вначале шла по стране чрез­вычайно бесплодной, до шего, что лошадям едва могли находить немного травы. Так продолжалось однакожь только до 28°, где открылись долины Дарлинговы и Пилевы, более обильное и более спо­собное к обитанию пространство земель. Июня 16-го Куннингам был почти в 20 льё от Мо- ретоиского залива, но состояние лошадей застави­ло его повернуть обратно. Направляясь более к В., он следовал по дороге гораздо затруднительнее прежней, чрез гористые и утесистые простран­ства, основанием коих был весьма крепкий гра­нит, где много встречалось кварцу. Путешест­венники снова перешли Думеранг, 50-ю милями ближе прежнего к его источникам, и барометри­ческие наблюдения показывали здесь возвышение земли на 900 Футов над поверхностью моря. Да­лее перейдена была еще река значительная, назван­ная Гендер и образуемая соединением Пилевой с другою, наименованною Гортоновою. Потом близко следовали к цепи гор Гарквикских, основу коих составлял красноватый гранит, с рассеянными в нем обломками Фельдшпата. Тут некоторые остроконечные вершины, как будто чсшыресто- ронния башни, долженствуют простираться, по ви­димому, на 500 и 600 туазов вышины. Отсюда, цоеле множества частных наблюдений, которые долго надлежало-бы начислять, Куннингам прибыл к берегам Гунтера, после 13-ти недель отсут­ствия, перейдя в это время около 1800 миль по внутренним землям, дотоле вовсе неизвестнымъ»
285
Па следующий год Куннингам отправился сно­ва. С Моретонского приморья мог он достигнуть, через горную цепь, той самой точки, где остано­вился в прежнем странствовании, и здесь увидел он, что удобное сообщение могло быть установле­но между обильными высотами Дарлингскими и за­селением в Морстонском заливе. Это было важное обстоятельство для преуспеяния тамошней коло­нии. Потом взошел он по реке Брисбановой до того места, где она является уже малым ручьем, образующим в разных местах болота. Почти тогда было уже доказано, что эта река просто берет свое начало на западной стороне примор­ских гор, когда прежде предполагали, напротив, долгое время, что она образует устье реки Мак- кари, и что сия последняя, выходя из поглотивших ее болот, вновь начинает течение уже на С. В. и впадает в залив Моретонский. По все это надле­жало положительнее доказать двумя трудными и обильными на выводы путешествиями отважного Капитана Спгурта.
Он странствовал почти в тоже время, когда Куннингам обозревал окрестности залива Море- шонского. По три года колонии страдали тогда от ужасной засухи, и можно было предполагать, что болота, преградившие путь Окслею, были уни­чтожены сю и сделались проходимы. Декабря 20-го 1827 года, находясь па вершинах горы Гарриса и осматривая отсюда долины, Стурт с радо­стью и изумлением заметил, что действительно обширных стоячих вод, виденных его предше­
286
ственником, уже нет более, и что на их ме­сте простирается зеленая площадь ровной земли, без малейшего возвышения. Стурт перешел сию великую долину, растреснутую в разных ме­стах, и за 50 миль далее, русло Маккари, до тех пор невидимое, появилось снова в небольшой речке, соединяющей воды свои с течением реки Каст- лерига, открытой немного далее па север.
Стурш продолжал свои исследования в С. 3. направлении от бесконечных долин, где неодно­кратно спутники его и сам он страдали от недостатка воды. Едва в иных местах неко­торые возвышенности прерывали однообразие сих неблагодатных стран. Небольшое течение вод, по которому шли странники, довело наконец до русла обширной реки, названной Дарлии еговою, и взгляд на нее возбудил большие надежды. Это было под 30° широты и почти в 150 льё от восточного приморья. Но величайшее разочарование ожидало странников — они увидели, что в Дар­линге вода соленая! Почти на 40 миль следовали они её течением, по направлению к ИО. 3. , и не находили никакой перемены в речных водах. Ширину речного русла в том месте, где вышли к нему, можно было положить в 50 туазов, а возвышение берегов от 50-ти до 40 Футов. Наконец недостаток воды для питья, бесплодие земли и недостаток запасов решили Сшурта и его товарищей поворотить обратно. Место, где они оставили течение Дарлинга, находится под 50° 16' ш. Ю. и 144° 50' д. в.
287
Во все время путешествия, с дикарями были многие и ежедневные сношения. Сглурш полагает до 250-ти число виденных и наблюденных им гну земцов. Поведение их было дружеское, и они оказывали Англичанам услуги. Впрочем, вот общий очерк Сшурпиа о сих отдаленных землях: « Дурные свойства воды, которую употребляют бредящие здесь дикари, причиняет им накожные болезни, от которых они быстро погибают. Птицы, видимые на деревьях, как будто с тру­дом влачат здесь бытие в воздухе густом и знойном. Дикая собака, или динго, влачится здесь медленно, и слабость её мешает ей даже убе­гать от приближения людей. Мелкое произраста­ние сгарает совершенно, и самые деревья тают медлительно, по причине проникновения зноя до са­мой глубины их корней. Многие из нашей экспеди­ции получили глазную болезнь от отражения солн­ца на долинах. Термометр в тени (100-граду­сный) показывал 50° в три часа по полудни и 50 ° при захождении солнца. »
Важные известия Стурта о странах, лежа­щих к С. 3. от колоний, решили правительство отправить его на 10. 3., для исследований по те­чению Моррумбиджи. Все тогда известное о сей реке состояло в том, чпю получив начало в западной части Варрагонгских гор, в области Муррайской, милях в 80-ти от восточного приморья, она принимает в себя сначала много незначительных потоков, и потом следует па 3. более, нежели на 500 миль, образуя множество извилин, но ни с чемъ
288
не сливаясь. Река Лачлан представляла почти та- кой-же характер, находясь льё в 30, или 40 к северу, и легко понять, по чему долины, находящиеся между сими двумя течениями водными, представ­ляют почти вообще зрелище бесплодия.
В Декабре 1829 года Стурт приступил к своим новым исследованиям. Он пошел пра­вым берегом Моррумбиджи, пока миновал все быстрины и перемычки, могущие препятствовать плаванию по ней. Тут, почти на ровном расстоя­нии от морских берегов на восток, запад и юг, он установил род табора, спустил на воду лодку, привезенную сухим путем из Сиднея, и успел построить еще другую лодку. Место табора было около 27 миль от того, где Окслей видел исчезновение реки Лачлан в обширных болотах. Сшурш нашел русло Лачлана, входя­щее в Моррумбиджи, милях в 12-ти от своего становища. Там и здесь по реке были перемычки мвлей, производившие водопады и быстрины, опа­сные для плавания. Наконец, после 90 миль пла­вания через однообразную, ровную землю, Января 7-го 1830 года, Стурт достиг конца течения Моррумбиджи — она вливалась здесь в прекрасную реку. Эта река текла далее по широкому в 400 Футов руслу, с быстротою 2^ миль в час. Ее назвали рекою Муррая, и все заставляло полагать, что ее составляло слияние рек Гюмовой, Гоульбур- новой и Овеновой, открытых Говелем и Гюмом в 1824 году.
После 9-ши дней плавания по течению Муррая, въ
289
продолжение коих миновали около 100 миль па 3., не видя никакой перемены в однообразной и пе­чальной стран по берегам, экспедиция неожидан­но увидела реку, протекавшую от С. В., и не меньшую объемом самого Муррая. Капитан Ин- кольс плыл к верху её на несколько миль, и нашел, что ширина русла простирается до 50-ши ипу азов. Берега, населенные дикарями, казались кра­сивее Муррайских. Глубина реки доходила до 11-ши Футов; вода была в ней мутная, но совершенно пресная. Сшурт не поколебался утвердить, что эта река Дарлинг, открытая им в прошлом году. По шут следует еще изъяснишь, почему- же соленые воды Дарлинга сделались здесь совер­шенно пресными?
Принявши в себя Дарлинг, как полагает Сшурт, в 20, или 25, лье далее па 3., Муррай увеличивается еще довольно значительным впаде­нием с юга, кошорый назвали рекою Линдсея, хотя она кажется ша самая, что Гюм и Говелль на­звали Гоульбурповою. Потом земля вдруг изме­няет вид и делается гористою. Северное при­брежье реки образует высокие стремнины, отча­сти кажущиеся волканическими. За ними другие го­ры, известковые, вытягиваются вдоль по прибре­жью отвесными стенами, в 200 Футов вышины, и в них можно видеть множество кораллов и ископаемых роковин. Наконец, 5- го Февраля, после долгого и трудного плавания, находясь по­чти под 157° 25', путешественники вдруг за­метили изменение в Муррае: река повертываетъ
Ч. IX. * 19
290
здесь от С. к ИО. ; воды её, глубокия, мутные и тихия, текут в извилинах берегов, и льё в 50-ши после оборота па юг, вливаются в об­ширное, соленое озеро, названное ЛлсксанЪринским. Это обширнейший водоем. Сшурш полагает его по менее 50 миль в длину и 50 — 40 миль в ши­рину. Па самой средине своей озеро ото не глубже 4-х Футов, следственно, собственно говоря, со­ставляет оно большое соленое болото, сообщающее­ся излучистым протоком с заливом Encounter.
С вершины некоторых песчаных прибрежьев Стурт мог видеть внизу море и спять поло­жение мыса Джервисова. На берегах озера заме­тили тюленей, а па южным берегу, издали, не­сколько дикарей, вооруженных и расписанных крас­ками, чшо не показывало приязненных намерений с их стороны. Дикари не показали ни малейшего желания приблизишься к Англичанам. Можно-бы сказать, чшо они были па стороже от этих посетителей. Сшурш отправился обратно и при­был прежнею дорогою со всеми товарищами к месту своего табора.—Таким образом он был первый из прошедших Австралию от одного берега до другого, правда, невиюлне, ни в Ширину, ни в длину, по достаточно однакожь для откры­тия пуши другим исследователям и для реше­ния важной проблемны о гидрографической системе обширной страны Австралийской.
В начале 1832 года, Маиор Митчелл также отправился для исследования земель к С. 3. — Хо­тели узнать и поверить, что было доешоверииаго
291
в известии одного беглеца, который пять лет прожил с внутренними дикарями и принял все их обычаи. Этот беглец, по имени Барбер, был захвачен отрядом конной полиции, и вот что собственно узнали опи него:
Два раза, говорил Барбер, проходил я всю Австралию в С. 3. направлении, следуя течением ртькщ выходящей из западной отлогости горной цепи, ограничивающей долины Ливерпульские. Эта река течет сначала по широкому и глубокому руслу, на несколько сот миль, без всякого пре­пятствия, а потом вливается в озеро, весьма обширное, сообщения кошорого с Океаном он Барбер не мог заметишь. Дикари сказывали одиа- кожь, что от времени до времени являются туш какие-то чужеземцы, и рубят по берегам пахучее дерево, увозя его весьма большое количество. Эти чу­жеземцы, которых дикари весьма боятся, вооружены бывают двумя копьями, большим и маленьким, но бросают в неприятеля только маленькое. Без со­мнения, этим хотели дикари изъяснишь, что у чуже- земцов, о которых говорили они, есть копья и стрелы. Они приплывают, продо лжалн дикари, в деревянных лодках, когда лодки всех Австралий­цев, напротив, делаются корковые. Одежду чужс- земцов составляет род рубашки с рукавами до локтей и шаровары до колен. Все эшп подроб­ности походили на описание одежды Малайцов. К рассказам дикарей Барбер присовокупил ош себя, чшо он видел пни дерев, явно срубленных топором, а у одного из дикарей еще свежи были
292
рубцы ош раны, нанесенной маленьким метатель­ным копьем, которое чужеземцы бросают чрезвычайно метко.
Экспедиция Маиора Мишчслля продолжалась около четырех месяцов. Потеря части запасов и по­гибель двух из людей, пзмепвиичсски убитых дикарями, воспрепятствовали Митчсллю продолжить исследования столь далеко, сколько-бы хотелось ему. Новых открытий не сделано, и только снова осмотрены течения вод, которые прежде обозре­вал Куипингам, реки Торк, Гвидер и Думеранг или Караула, при чем найдено, что действительно они суть только протоки, присоединяющиеся к реке Дарлинг.
Дикари на берегах Караулы не покушались от­крыто нападать на караван Мишчслля, но стара­лись подстеречь его внезапно, то преследуя сзади, то идя с ним рядом, толпою, человек по сот­не. Из этого выходило, что Англичане должны были беспрерывно остерегаться и каждый ночлег выбирать в местах естественно укрепленных, чтобы защититься от ночных нападений. Ночью были убиты два Англичанина, когда они вели к становищускотину и снаряды,
Самое дальнее расстояние, какого достигли на западном берегу, было милях в 120-ти, под 32° ш. ю.—Земля здесь в красивых неровностях, плодо­родна по наружности, хорошо орошена и повсю­ду обильна обширными пажитями. В половине до­роги увидели красивую реку, которую назвали она течет от Ю. к С,, и течение ея
293
было осмотрено миль на 30-ть. Па её берегах, под огромным гранитным утесом, Даль от­крыл обширную пещеру; круглый свод её можно было почесть произведением искуства. « На одной из стен пещеры, » говорит Даль, « было грубо изображено что-то в роде солнца: круг, около 18-пш дюймов в поперечнике, с лучами в левую сторону и с Фигурами в средине, линиями, пере­секавшими одна другую под прямыми углами. Под­ле видны были изображения руки и множества ки­сшей руки. » Только трех дикарей встретили по течению Авона, казавшихся ласковыми и готовыми услужить, по кроме того заметили следы еще многих.
Лейтенант Рое шел сухим путем от ко­лонии па Лебяжьей реке к порту Короля Георгия, придерживаясь в 60 или 70 милях от берегов, отделяемый от ших цепью гор Дарлипгских, протянутою на всем зги ом пространстве. Горы сии гранитного основания; средняя вышина их око­ло 1000 Футов, но остроконечная вершина перед гаванью Георгиевскою не более 550 Футов. За го­рами расстилается, почти на 80 лье, страна слег­ка волнистая, с зелеными долинами и превосход­ными пажитями, орошаемая множеством ручьев и потоков. Никакой значительной реки здесь не встретилось; самые большие течения вод не шире 15—20 туазов.
Наконец доктор Вильсон недавно осмотрел внутренния земли около залива Георгиевского, па расстоянии миль около ста. Он мог удостове-
294
ригпься, что река Французов действительно берет свое начало подл высоких разтрсспувшихся гор, находящихся к северу от гавани, и что все её течение можно положить в 30, или 40 миль. В 45 милях от моря, Вильсон видел озеро Ката­рина, обильное черными лебедями и другими водя­ными птицами. Далее открыты реки Слиман, Гай, Денмарк, все три впадающие в лагуны, за горою Гиллъер, пробежав пространство от 30-пии до 40 миль. Можно было заметить, чпю земля тут во­обще плодородна и с большим успехом может быть обработываема.
Этим заключились до ныне все внутренния исследования обширного Австралийского материка. Не переходя еще к общему очерку его, мы почитали необходимым объяснить новейшие изыскания Англий­ских путешественников, тем более, чгпо подроб­ности их мало известны в Европе.
Австралия, или иначе Новая Голландия, имеет пределами 11° и 39° ш. ю. и 111—152° долг. восип., от Парижского меридиана. Следственно составля­ет опа обширнейший остров, около 1000 льё в длину, и средняя ширина которого до 450 льё, так, чпю площадь Австралии равняется почти трем четвертям Европы. рассматривая сию зем­лю на карте, или на глобусе, не льзя не заметить в очерке этого великого материка сходства во многом с Африкою. Тот и другой материки про­тягиваются углами к конечностям; оба выреза­ны в юговосточной стороне, у обоих ширина наиболее к средине. Только пролив Басса, отде­
295
ляя Тасманию, делает несходство южной части Австралии с Африкою.
Бассов пролив разрезываеип Австралию от Тасмании, а Торресов от Новой Гвинеи. На вос­ток, около 500, или 400 миль морского простран­ства, отделяют от Австралии Новую Зеландию и Новую Каледонию, а на запад весь Индийский Океан простирается между пою и Африкою.
Множество островов разной величины рассыпа­но около берегов Австралийских, особливо север - ных, где в цных местах образуют они не­прерывные перемычки, присоединяясь милями к большому материку. Важнейшие из островов сушь: па севере Принца Валлийского, Веллеслей, Большой (Groote) и Мельвилл; на западе Дампиеров, Барро- ва, Дирк-Гатихс и Rottenesl', на юг Изыскания (Archipelago of the Recherche), Нуитцов, Кангуров, Кингов и Великий ( 1. Great ); наконец, на восток Моретон, Козерога, Нортумберланд и Кумберланд.
Обширный залив Карпентарийский, ие менее 150 ;льё углубления, при 110 льё ширины, значительно вырезывает берега Австралии к северу. Другие замечательные впадины моря суть заливы: « Фан- Диеменский, Кембриджский, Эксмоушов, Морских Со­бак, Спенсеров, Сен Впицеитский, Gbss-House и Гсрвеев » Берега Австралийские представляют кроме того множество добрых пристанищ, спо­собных вместить и охранить многочисленные Флоты. -Гаковы: « Порт-Джаксоп, Ботанибей, порт Западный, Филлипов, Короля Георгия, » и
296
наконец великолепный залив Джервис, столь обширный н надежный.
Легко понять, что на земле, столь обширной, климат должен разниться в различных ме­стах, смотря но их географической широте. На всем северном приморье почти беспрерывные и палящие жары. В средней полосе, от 25-го до 50° т. ио., климат становятся умеренным, и на­конец па южных приморьях год делится на обыкновенные две половины, жара и холода, дождя и засухи. Но времена года однакож не разделены здесь так правильно, как у нас в Европе. Тща­тельные наблюдения 1822 и 1825 гг. в Парамашта показали самую большую степень холода-—3° (100 градусных) и 41° летом. Средняя температура зи­мою по наблюдениям оказалась одпакожь от 10° до 11 °, а летом от 22° до 23-х. Перемены тем­пературы, впрочем, бывают часты и внезапны; не однажды видали в один день переходы термо­метра от 12 до 15°.
Ужасные засухи опустошают все простран­ство Нового Южного Валлиса, и не редко шесть, семь месяцев проходит так, чшо не упадет ни одной капли дождя. Тогда пожары, иные нечаянно, другие от зажигания лесов и трав дикарями, губят произрастание и угрожают безопасности жетелей и стад их. Во все время, пока они про­должаются, воздух наполнен бывает облаками удушающего дыма, и долго потом страна являет­ся печальною и обгорелою. Иногда наступают дожди, льются с таким обилием, что, кажется,
29T
угрожают потопом. Течения рек мгновенно рас­ширяются, заливают окрестные долины, образу­ют среди их обширные озера, из коих видны только вершины высоких деревьев. Таким обра­зом, в 1799 году, русло Гавкесбури мгновенно взошло на 40 Футов над своим обыкновенным уровнем, а в 1806 году неслыханное возвышение этой реки дошло до 80 Футов. Правда, наиболее приписывают здешния быстрые и внезапные по­вышения вод соседству Синих .гор и самой при­роде земли, орошаемой водами Гавкесбури; по рассказы путешественников, видевших в ипех-жс местах обширные озера и осушившиеся долины, подтверждают, что переменчивость дождя и за­сухи есть общий характер всего материка Австра­лийского. Другим утвержденным Фактом можно почесть шо, что количество дождевой воды, упад- шей в Парамашша в течение одного года, почти равно тому, сколько падает его в Шотландии, а именно до 80 дюймов.
Доныне не открыто в Австралии ни одной го­ры, которая равнялась-бы вышиною с Европей­скими горами первого разряда. Па восточном при­морье цепь Синих гор, идущая параллельно с берегом, па расстоянии от моря 15—20 льё, ред­ко возвышается до 400 шуазов над уровнем моря. Sea-View-НШ, самая высокая точка в этой системе гор, одна только достигает до 700 шуазов. По и столь небольшой высоты доста­точно для разделения вод, текущих к В. и 3.
Горы Варрагоигские, иначе именуемые от Аигли-
298
чан Австралийскими Альпами и Белыми горами, служат к югу продолжением Синих гор. Их вершины покрыты, как говорят, вечными снега­ми. Между ними и морем находится цепь Черных гор, видимых за 20-шь и 30 льё с моря; следо­вательно, можно положить возвышение их до 1000 туазов, хотя они еще по измерены надлежащим образом. На западном приморье, от реки Лебе­дей до залива Короля Георгия, идут горы Дар линц­ские. Одна только из вершин их, гора Виллиа^ мова, имеет около 450 туазов возвышения, а все остальное гораздо ниже.
На северных берегах до сих пор замечали только земли низкие, неровные, там и сям усеян­ные отдельными, невысокими горами, не составляю­щими никакой горной системы. Правда и то, что до сих пор известны здесь только берега песча­ные и гладкие. Напротив, южный берег усыпан почти сплошь высокими утесами, за которыми во внутренних землях видны горы среднего возвы­шения.
Долго полагали, что в Австралии нет соб­ственно настоящих рек, ибо, следуя по течени­ям вод, при устьях своих походившим на ре­ки, почти всегда находили, что они оканчиваются незначительным сборищем истоков, почти пере­сыхающим во время жаров. Лепин, или Гавкесбу-* pu, подле Порш-Джаксона, составляла единствен­ное исключение из общего правила. Реки Маккари, Аачлаи, Георгиева, Гунтер и Гастингс являли со­всем ничтожную массу вод. Но открытия в по­
299
следние годы значительно изменили общее поверье. Реки: Брисбанова, Дармиигова, Муррай, Леон, конеч­но, не суть такия, какие находим в Европе и Азии, но однакожь он значительны, глубоки и способны к плаванию на большом протяжении, Так Муррай, или Моррумбнджи, значительнейшая из всех, простирается в прямой линии от В, С. В, к 3. Ю. 3., почти на 200 льё.
ГЛО& W.
АВСТРАЛИЯ. ПРИРОДА ЗЕМЛИ.
Во время открытия Австралии, на сей обширной земле только одно животное напоминало собою жи­вотных других частей света—это была собака. Все другие представляли новые роды, и почти все их надлежало причислить к разрядам мышечных или двуутробок.
Австралийская собака походит на лисицу, хотя немного больше её ростом, ибо она около 2-х Футов вышиною на ногах и два с половиною Фута длины. Голова её почти лисья, уши прямые, цвет бывает различный, хотя всего чаще он иисмию-красновашый; собака Австралийская жалоб­но воет, по не лает. Часто нападает опа на овец и птицу, производя величайшие опустошения* Укушение её почитается для животных смертель­ным. Она весьма ловка, и потому убить ее труд­но. Нападая па кангуров среднего роста, опа бро­сается сзади и кусает зверю спину, и если онъ
501 оборотится на бой, собака убегает; по опа ждет случая снова, и едва кангуру побежит, возобновля­ет нападение, так, что зверь изнемогает нако­нец в неравной битв. Колонисты не редко поль­зуются боями собак с кангурами и берут себе добычу.
Капгуров считается много родов, так, что не менее 12-ти их находят в Новом Южном Валлис. Самые большерослые, Футов по пяти длиною, опережают па бегу собак и иногда бьют их хвостом своим. Самка ръдко родит более одного детеныша, и никогда болъе двух. Обыкновенные скачки капгуров простираются от 12-ти до 15 Футов, но па ровном месте они прыгают иногда на сорок слишком Футов. У капгуру много неприятелей, и между ними орел один из самых упорных.
Другие животные сушь: коала, обыкновенно на­зываемый колонистами ленивцем, величиною с обык­новенную собаку, с превосходною шерстью, питаю­щийся листьями и корою дерев, па которые лазит; вомбат или бссман, небольшой зверок, несколь­ко похожий на медведя; мясо его уважается; опос­сумы, или летучия белки, иначе называемые есте­ствоиспытателями (/>алаии2и/исты и петауристы, не­большие зверки, обыкновенно живущие на деревьях, где оиш лишаются насекомыми и прозябениями; пе- рамелы особый род мх, менее ростом, живущий в шиях гнилых деревьев.
Уверяют, что в Синих горах встречаются дазиуры, хищные звери, из коих самые большие
ж
величиною с волка; по эшо не доказано, и вообще полагают, что дазиур есть обитатель Тасмании. Орниторинх есть самый странный здешний зверь, недавно бывший предметом споров и состязании между учеными. Он в одно время тюлень и птица, и живет в реках и болотах. Зоологи долго не решали, жцвородяиций-ли ом, или яйцеродный, и кажется, что вопрос решен наиболее в пользу первого из сих мнений. Впрочем, долго еще будет увлекать внимание физиологов непонятный орнишо- рипх, с его рыбьим телом и его утиными лапами и клювом. Эхидиа' здешняя также Физиоло­гическая, задача походя на ежа и обитая в земле; рыло у неё весьма острое, лапы снабжены когтя­ми, и от того быстро может она врываться в землю, но её укушенье ошибочно почиталось ядови­тым.
Лет за тридцать, или за сорок, южный бе­рег Австралии был усыпан множеством тюле­ней, особливо из рода otarie; но беспрерывные пре— следования промышленников, убивавших их из жиру и для получения кож, значительно уменьши­ли их число. Некоторые породы совершенно исче­зли, потому ли, что их решительно все выбили, пли потому, чпю они удалились на другие берега. Полагают, что дугонги обитали на некоторых местах западного прибрежья; но эшо доныне не подтвердилось.
Крокодилы или аллигаторы, как называют их Англичане, обилуют в протоках на северном берегу, и достигают значительной величины. Зе-
505
леиая черепаха живет на многих местах. Яще­рицы здешния многоразличпы, и некоторые быва­ют до 4 Футов в длину. Одна из них, виден­ная Куннингамом на С. 3. берегу, была около двух Футов и украшена широкими перепонками сзади головы и вокруг шеи, так, чшо эпюшь род оже­релья придавал ей совсем необыкновенный вид. Змтьй находят множество родов, и некоторые из них ядовиты, как на пример черная змгья (black-snake), самая опасная из всех. Другую на­зывают Англичане бриллиантовою (diamond-snakc), и она бывает 15 Футов длины, но такая величи­на редка. Одни утверждают, чшо бриллиантовая змея ядовита, но другие спорят против этого.Еще особый род змей называется смертью, или глухою змтьею (death, deaf-adder). они были-бы пагубны для че­ловека, ссли-бы укушение их действительно имело те ужасные последствия, которые приписывает ему общее мнение. Недавно еще, как сказывают, один из колонистов был ужален и погиб мгновенно. Кровь пошла у него глазами, носом, ртом и ушами; едва умер он, началось гниение трупа, и в самое краткое время достигло до то­го, что с трудом успели донесши мертвого до могилы. Прибавим однакожь, чшо рассказывающий это событие не ручается за достоверносшь его.
Птиц находится в Австралии довольно много пород. По росту всех замечательнее ему, род казоара, весьма высок на ногах и мясом весьма вкусен. Другие птицы суть: пеликаны, черные ле­беди, цсреопсы, менуры с лирообразным хвостом,
504
диапры прелестных оранжевых и серебряных цветов, орлы, соколы, черные какаду, а также белые и серые, попугаи и перрюиши всех цветов и оттенков, цапли, разных родов гуси и утки, вороны, зимородки, рыболовы весьма большего ро­ста; далее голуби, горлицы, куропатки, усшрице- еды, корбн-калао с хохлатою головою, кукалы, кассиканы-говоруны, удивительные лориоты регента, блестящие Королевские эпимаки, и наконец тракеты, птички весьма небольшие, ясписового цвета с бо­гатыми, блестящими оттенками.
Не столь обширное, как в Старом Свете, цар­ство насекомых представляет эптомологисту осо­бенности, свойственные Австралии. Чешуекрылые во­обще немногочисленны и редко отличаются бле­стящими цветами, исключая однакожь северный берег, где находятся также многие роды Ново-Гви­нейских молюсков, но за то в Австралии множе­ство жесткокрылых, с любопытными Формами. Мухи, муравьи, мустики весьма обыкновенны и весь­ма несносны; находили в Австралии муравейники в 30 и 40 Футов окружностью и от 10-ти до 12 Футов вышины. Эти насекомые губят и опу­стошают насаждения, а иногда в прах истачи­вают пни деревьев. Гусеницы составляют в иные годы также истинную язву и совершенную гибель надежде земледельца.
Па берегах Австралийских собрано множество неизвестных прежде раковин, и в первое время после открытия с жадностию искали их люби­тели Конхиологии. Фазианеллы обилуют на бере­
505
гах западных, теребратулы в Западном порте. Перон и Куа нашли там живую тригонию, до тех пор известную только в ископаемом вид. Мор­ской рыбы весьма много и почти все вкусной. Не­смотря на малые течения, реки здешния также ве­сьма рыбны. Китородные всех величин водятся подле берегов Австралийских. Наконец в зоофи - шах сделаны здесь открытия особенных пород.
Флора Австралийская обогатила известное пре­жде растительное царство множеством новых родов, отличных разнообразными и прелестными Формами. Садоводство Европейское взяло уже себе несколько из здешних красивых прозябений и многие из них с успехом разведены в садах любителей, особенно Англичан. Но в замену то­го, природа отказала здешним странам в пита­тельных растениях, редкими и немногими из них одаривши Австралийские обширные пустыни. Тщет­но будете здесь искать которого нибудь из драго­ценных произведений, растущих па всех зем­лях Океании. Самого кокосп, этого всеобщего и пи­тательного прозябения, находимого на всех остро­вах Океанийских и в Малезии, нет на самых знойных прибрежьях Австралии. Ни одним из растений, доставляющих дикарям здешним бед­ное пропитание, немогли воспользоваться Англий­ские колонисты, и потому старались они немедленно ввести Европейские питательные растения, из ко­их многие уже успешно обрабошываюптся на здеш­ней почве.
Самые густые дерева Австралии представляют Ч X. 20
506
мало тени, по причине Формы и расположения их листов. Эвкалипты, казуарииы, или лсптоспермы, издали обещающие свежесть и прохладу, вблизи едва доставляют достаточную сень для спасения путе­шественника от лучей солнца.
Всего более различий находится в Австралий­ских протейных, миртовых, бобковых, слож­ных, эпакридовых и диосмовых породах. Из них является наиболее великорослых произведений при­роды. Самые полезные из деревьев здешних сушь эвкалипты; деревина их служит для вся­ких поделок, если только она здорова, что бы­вает весьма редко. Красный кедр (red cedar, ced­rei» Australis) даст доски красноватого цвета, легкия, но прочные. Тристания и мелия азед арах служат для постройки лодок, а из ксило мелии делают ружейные ложи. Можно упомянуть еще об одном или двух родах араукарии, двух каллитрии, дблиидерсии, разных казуарипах, три- хилии с розовым запахом, анго^орт, дакридии, брисбании, разных банксиях, псисчисляя уже дальнейшего многообразия прозябений, дерева коих употребляются на множество потреб.
Куппипгаму одолжены недавним открытием де­рева из семейства бобковых, плоды коего содер­жат в себе широкия зерна, довольно приятного вкуса, когда их пережгут. Некоторые из мимоз дают превосходную гуммь. Одна из пород эв­калипта снабжает сахарною манною, совершенно похожею па Восточную.
Нашли в Австралии несколько родов пальм,
307
но плоды всех их ни к чему иегодятся. Одно прелестное лилейное растение, doryanthes excelsa, выбегает иногда в вышину на 18 и 20 Футов. Ксаншоррея и кингия оканчиваются к верху широ­кими пуками длинных, узких, расположенных росетами листьев, упадающих к низу в виде воды, переполняющей кувшин; первое из них дает весьма вязкую гуммь.
Из коры hibiscus heterophyllus можно-бы выде­лывать веревки. Caladium macrorhyzum покры­вается шишками, годными в пищу в случае не­дородов. Leptomeria и Billarderia приносят малень­кия ягодки, которые едяшь дикари и дети колони­стов, хотя вкус их невесьма хорош. Не смотря на близость Молукских островов и сходство кли­мата, пряностей здесь нет. Нашли здесь только род мушкаиппика, названный myristica insipida, но вовсе бесполезный, как доказывает самое имя его.
Между морскими растениями, унизывающими при­брежные утесы, одно заметно по своим широким плодам, из коих дикари выделывают грубые чаши для питьи. Отсюда происходит название ра­стению, данное Лабиллардьером, fucus potatorum.
О царстве минеральном, до ныне худо исследо­ванном, много сказать нечего. Только недоста­точные еще замечания имеем мы об Австралий­ской геологии. Горы, в различных местах, явля­ют первозданные и второстепенные скалы. Уте­сы Георгиевской гавани гранитные, так-жс, как и горы между нею и Лебяжьею рекою. Гора Лшид-
508
зай, одна из высоких точек сей цепи, оканчи­вается четыресторонною плоскостью, в 1500 ту- азов вышины, весьма плотною, усеянною обломка­ми кварца, с огромными глыбами гранита по углам. Полагают, что гранит составляет также основу большей части здешних высоких гор.
Слоистый пещаник, или горизонтальные страты, образует основание всех утесов по южному прибрежью, а мадрепоровый известняк преимуще­ствует па берегах северных; он-же обилует и по берегам залива Морских Собак. На Лебяжь­ей реке нередко встречаются известковые и пеща- ные горизонтальные слои; ими закрыты раковины, коренья и даже пни деревьев.
Присутствие железа показывают во многих местах крупинки худородной руды железной, и особливо в некоторых новых землях, состоя­щих из песчанистой глины. Следы меди и свинцу находили в Новом Южном Валлисе и на реке Лебяжьей; свинец в сем последнем месте, по видимому, содержит в себе серебро, или ртуть. Впрочем, ни один металл и никакие драгоцен­ные каменья пооткрыты еще достоверно па про­странстве великой земли Австралийской. За то учинены открытия более драгоценныя—копей земля­ного угля, в окрестностях Ныо-Кестля и по бе­регам реки Гунтера Уголь найден богатыми жи­лами, на великом пространстве, слоями по три Фута толщиною и в глубине шолько от 15-ти
2>O9
до 20 Фунтов. Потом нашли еще уголь и в дру~ гих местах, но нигде неё вился он столь оби­лен.
В слоях пещаника и аспида, находящихся под слоями угля, замечены огппечатки растений, из ко­их многие, как говорят, показывали также сле- ды цветов, и в числе их, как уверяют, от­личили особенно zamia spiralis. Равномерно найдены еще многочисленные отпечатки Фито литов, в стратообразном лигнигпе, который встречается около вершины Иоркской, в Синих горах.
Известкового камня нет в Новом Южном Валлисе, и колонисты заменяют его черепокож­ными, раковины коих лежат на ближних корал­лах плотными грудами. В разных местах Ав­стралии известь является в состоянии серно-кислой и угле-кислой. Самородные квасцы нередко встре­чаются в кристаллизованной глине, весьма чистые. В окрестностях Сиднея отыскали пенку (pierre de pipe) превосходной доброты.
Хотя не на одном месте прибрежьев находи­ли и собирали пемзу, но существование огнедыша­щих гор доныне не только неоткрыто в Австралии, но незамечено даже никаких следов новейших волканических извержений. Более дру­гих обильные пемзою места около Моретонского за­лива заставляли подозревать, что в двух ближ­них вершинах могут таиться кратеры, но тща­тельное исследование непоказало однакож ничего похожого на волканы.
310
В 1818 году открыли горящую гору, которая была названа Вингенй, и в дальнем расстоянии почли се настоящим волканом, но потом оказа­лось это горение совершенно чуждым всякому вол­каническому действию. Явление само по себе так однакожь было любопытно, что мы почитаем нс- излишним представить здесь рассказ об осмот­ре его в 1850 и 1851 гг. почтенным Вильсо­ном, капелланом Ныо-Кесгпльским, в ближай­шем к Вингену селении.
« Гора эта, » говорит он, « находится на во­сточной отлогости горной цепи, разделяющей низ­менности, орошаемые рекою Гунтером, от до­лин Ливерпульских, под 51° 54' ш. ю. и 148° 56' д. в. — Возвышение горевшей горной вершины было неменее 1500, 1400 Футов над поверхностью моря. Во время первого моего посещения, в начале 1850 года, запаление простиралось на две возвы­шенности горы, составленной из плотного пеща- ника. Огонь шел с верху к низу на северной высоте, превосходящей южную, и потом всходил па южную высоту. Казалось, что он занимает углубление между двумя пиками горы, и это обсто­ятельство заставляло первого путешественника, посетившего Випген, думать, что горний верх составляет кратер, но на деле оказалось, что по мере того, как подземный огонь усиливался, камень делился на множество трещин различной величины, и я мог удобно рассмотреть самую ши­рокую из них. Утес, состоящий из твердого пещаника, являл здесь промежуток в два Фута
511
шириною, оставляя наруже верхнюю и южную чаешь запаления; остаток повалился и упал в пустоту, образованную дном горящей части. На­блюдая и осматривая это место, в глубину почти на 15 Футов, видите стены утесов перекален­ные до-бела, как будто от горения известки; серные и квасцовые испарения вылетают из тре­щины, при подземном гром, гремящем с вели- чайшсЕО силою. Ставши на обломке утеса, отде­ленном от верхней части, я бросал каменья в трещину. Звуки, ими производимые в падении, ка­зались затихавшими в глубочайшей бездн, нахо­дившейся под моими ногами. Пространство, заня­тое действием огня, можно было положить около полутора акра. Все оно было изрезано множе­ством трещин различной величины, из коих беспрерывно исторгались столбы сернистого дыма, сопровождаемые блестящим огнем. Края эипих отдушин были покрыты кристаллами вывешрев- шей серы, цвет коих изменялся от красно- оранжевого, производимого примесью железа, до бледного соломенного, что делала примесь квасцов. Черное вещество, блестящее и смолистое, вероятно род битума, находилось во множестве по краям многих трещин. С трудом мог я достать несколько кусочков его, по причине внутреннего жара почвы под моими ногами и удушающего свой­ства паров, из лея вылетавших. Ни лавы, пи шрихиипа какого нибудь рода, здесь ненаходишея; пет даже следов земляного угля, хотя он и обилует в окрестности. Очевидно, что гора Вин-
512
ген горит с давнего времени; множество акров земли, ниже горящего ныне пространства, покры­тых старыми деревьями, носящими следы преж­него здесь запаления, и разбросанные между ними, остеклевшие каменья, служат тому доказатель­ством. Огонь сильно свирепствует и все предве­щает, что он еще более усилится. От времени до времени, действием-ли электричества, или по другой причине, подземные вещества воспаляются, и расширяющая сила жара и испарений ломает в огромные куски самые твердые утесы, беспрерывно образуя таким образом новые трещины. Серни­стые и квасцовые произведения Випгена были удачно употреблены при лечении коросты па овцах. »
По приморью, в 4-х милях от Пыо-Кестля, в 1828 году также заметили горящий утес, извергавший сернистые пары, и по краям трещин на нем собирали минерал, хорошо кристаллизо­ванный, который по исследованию оказался соле- кислым нашатырем, смешанным с серою. Ио огонь потух здесь в 1830 году, различаясь тем от огней Вингенских, виденных снова г-м Вильсоном в 1831 году.
« Я нашел, » говорит сей наблюдатель, « что запаление не только что не уменьшилось со времени моего первого посещения Вингенских вершин, но распространилось на протяжении двух акров. Теперь действовало оно с увеличенною свирепостью на возвышении к ИО. и 10. ИО. 3., и даже на незаня­той им прежде части горы, то есть, холме къ
313
С.—Блестящие серные кристаллы находились по прежнему на, краях главных трещин, а по не­которым были кристаллы квасцовые; отвсюду из расселин беспрерывно выходили , удушающие испарения. Огонь продолжал глухой рев свой под землею; каменья, бросаемые в трещины, отзыва­лись при падении своем в ужасной глубине вну­тренней бездны. Следы ниспровержения, утесы не- щаника громадной величины, разлетевшиеся оскол­ками, бесчисленные трещины на поверхности зем­ли, обвалы слоев, ниспровержепные и полусгорев­шие пни деревьев, другие, ожидавшие только паде­ния стремнин, на которых они удерживались, что­бы повалиться в свою очередь; улетученные, воз­вышавшиеся кругом пары, среди рыкания подзем­ных огней, красный и белый жар горящих расселинъ—-все это вместе и порознь образовывало такое зрелище, на которое нельзя было взирать без изумления, испытывая в тоже время при­скорбие, что невозможно изъяснить с некоторою степенью вероятности первоначальных есте­ственных причин такого странного явления.
« В нескольких туазах от горящей ныне части нашли мы на Випгсне пещаниковый слой, со­стоящий из двуотверстых раковин, которые казались принадлежащими к роду тсребрашул; другие остатки подобных черепокожих встреча­лись на других частях горы. Доныне найдено в Австралии только два рода ископаемых существ, принадлежащих к окаменелым животным ко­стям, по близости горы Агава, неподалеку отъ
314
Вингена. Эпю были крестец (sacrum) какого-то большего зверя, отысканный на пещаниках Гольд- свордских, и второй зашейный позвонок особен­ного звъря, милях в десяти от Моретоиа. Та и другая окаменелость небыли скрыты в слоях ночвы, по лежали на поверхности. По сему, следуя всей очевидности, полагают, что они современны окаменелому дереву, которое рассеяно в величай­шем количестве по всему пространству Австра­лии. Подле протяжения болот Королевства (King- dom), образующих один из источников Гун­тера, и в немногих милях на С 3. от Вингена, находятся стоящие еще пни дерев, перешедшие в окаменелость на том самом месте, где они расли некогда. В иных участках сии пни сильно про­никнуты железом.— Также по берегу от Ныо- Кесшля, в 5-х милях на С- , на линии высокого прилива, в утесе, под слоем каменного уголья, недавно найден был ствол окаменелого дерева, в отвесном положении; разломивши его, нашли сердцевину превосходного черного цвета, являвшую собою переход дерева в гагат. На вершинах горы, где находится Пью-Кссшльский телеграф, отыскан пень дерева, лежавший горизонтально, на Фут глубиною от земной поверхности; кора этого дерева была прекрасного белого цвета. В той и другой находке были замечены тонкия хал­цедоновые. жилки.
Оканчивая географический обзор Австралии, дол­жно прибавишь, чщо никак невозможно теперь принять для неё наименований, какие даны были
515
различным частям Австралийского материка преж­ними его открывателями, как-то: «земля Пюиш- ца, Витта, Лрнгейма, берег Eendracht, берег Leeuwin, и проч.—-Вс сии произвольные и неопре­деленные деления ничего не показывают и во вся­ком случае относятся шолько к прибрежьям. Гораздо важнее и любопытнее было-бы узнать на­звания, придаваемые каждой части земли туземцами, ибо, вероятно, что опи соответствуют местно­му расположению жителей; но никто неуспел еще собрать для такой работы достаточных материалов. Напротив, Англичане дают ныне бсспрсрывпо названия по новым разделениям, при­нимая имена, взятые с областей и городов сво­его первоначального отечества. Вероятно, эти имена останутся навсегда, и для поколений, кото­рые последуют за нашим, Новая Голландия, с большею точностью, может быть наименована— Новою ЛнгливЮ'
MOÀ ШИ
АВСТРАЛИЯ. — ОБИТАТЕЛИ.
Племена, заселяющие Австралию, принадлежат к пород самой ничтожной и выродившейся из по­род Меланезийских. Если надобно по сему отно­шению предположить какую нибудь объяснитель­ную гипотезу, то должно положить так, что обширный материк Австралийский населился с берегов Новой Гвинеи через пролив Торреса. Пере­ходя здесь с утеса на утес и с острова на остров, по всем вероятиям, дикари могли до ­стигнуть неблагодарных берегов Новой Голлан­дии. Тут, лишенные питательных прозябений первобытной отчизны, принужденные к быту бро­дячему, страждущему, несчастному, они могли уни­чижиться, изуродоваться, стать на ту степень, где находятся теперь, последнюю в Лествице челове­ческого бытия. Если предположить такое переселе­ние в Австралию, то можно будет опять спро­сишь, каким образом Гвинейские выходцы ушрати-
517
ли употребление лука и стрел, тканье и разные земледельческие и промышленные занятия, которые известны их прежним родичам? Этот вопрос легко можно разрешить: новое отечество непред- ставило переселенцам ни одного из средств, быв­ших в обладании их в отчизне первобытной. Ие находя ни дерева для своих оружий, ни веществ для выделки тканей, по сим причинам впали они постепенно в униженное и скотоподобное со­стояние. Прибавим, что переселения сюда из Новой Гвинеи не могли быть ни внезапны, ни произ­вольны; дикари, перешедшие па берега Австралийские и основавшиеся здесь, вероятно были прогнаны вой­ною и междоусобием из благословенных эквато­риальных земель.
По так, или иначе, дикарь Австралийский яв­ляется нам сложенным не лучше безобразного Саа­ба южной Африки и уродливого ГИечсрея Огненной Земли. Всякое земледельческое занятие остается ему неведомо, и едва немногие из Австралийцов дости­гли до слабых понятий о мореплавании, но и здесь непростерлись они далее постройки какого-нибудь плота, или небольшой лодки из древесной коры.
Австралиец вообще малоросл и сложения щедуш­ного; оконечности тела его хилы и несоразмерны с основою; брюхо нередко велико, лоб сжат, нос приплюснут, ноздри бывают всегда расши­рены, глаза углублены и малы, рот широк, челю­сти выставлены, борода черпая, густая и щети­нистая. Цвет кожи различен, от желтого, или шемно-бронзового, до весьма черного. Волосы быва-
518
ЮШ, 1110 длинны и прямы, шо черны и кудрявы, но всего чаще всклочены и завиты; никогда нсуви- дите их однакожь руноподобиыми, и это един­ственная черта, резко различающая здешних дика­рей от Африканских Арапов, с которыми во всех других отношениях сближаются они изу­мительным образом. Только некоторые из Австра­лийских племен, по влиянию-ли местного климата, пли от пищи, более, нежели у других обильной, являют признаки сложения более возвышенного. В числе подобных отличных поколении, путеше­ственники упоминают о племен Марригонском, а также о дикарях окрест заливов Моретонска- го, Джервисова и Западного.
С молоду дикарки небываюш безобразны, по­добно мужчинам. Формы тела, гибкия и легкия, яв­ляют даже какую-то дикую прелесть. Но все это продолжается не далее первых родов, и к ста­рости Австралийские женщины становятся самыми отвратительными, каких только можете себе во­образишь, творениями.
Австралийцы ловки на бегу; как будто кошка какая нибудь, скоро и проворно вскарабкиваются они на вершины деревьев; зрение их сильно, слух тонок и нежен, зубы крепки и красивы. Рыбий жир между ними в большом употреблении; они мажут им свое тело, и это постепенно придает им отвратительный запах. Иногда они вздевают на голову рыбьи внутренности, предоставляя сол­нечному зною вытапливать из них жир и влагу. Это отвратительное средство, покрывая жирнымъ
519
веществом все тело дикаря, за шо охраняет его от укушения мустиков.
Прибрежные дикари находят важные средст­ва для пропитания своего в рыб и ракушках. Для внутренних жителей сии средства несуще- сшвуюш, и они ограничиваются кореньями напо­ротой, речными раковинами, птицею, змеями, яще­рицами и гусеницами, каких могут собрать. Все приготовление снедей ограничивается почти всегда поднесением их на минуту к огню, чтобы они не­множко припеклись. Если успевают убить кангу- ру, что не бывает часто, такая удача является большим праздником для дикарей. Но самым ве­ликолепным торжеством считают, когда на берег выкинет мертвого кита. Дикари жрут свою лакомую находку несколько дней сряду, и ос­тавляют ее тогда только, когда тело китовое окажется совершенно загнившим. Замечательную странность составляет предразсудок, в след­ствие коего, столь неразборчивые па всякую пищу, Австралийцы ни за что нестанут есть ската.
Долгое время думали, что Австралийцы не людо­еды, но сделанные исследования неосшавляют уже никаких сомнений, что внутренния племена дика­рей человекоядцы. Куннингам повествует, что на­ходясь в гостях у одного своего приятеля коло­ниста, милях в 40-ка от Сиднея, он видел возвращение дикарей из похода против обитате­лей, живущих около гавани Башурста, нападавших первоначально. На вопрос Английского путешест­венника, один из них показал ему пять своихъ
520
пальцов, давая этим разуметь, что он убил пятерых неприятелей, в числе коих была одна женщина. Грудь сей несчастной хранилась в меш­ке и ее показали Куннингаму. Дикари нескрывались, что они также съедят и этот остаток, как съели все другое. В подтверждение слов ди­карей, один колонист сказывал Куннингаму, что за несколько времени прежде видел он часть те­ла человеческого, положенную в такой точно мешок, и хранимую, как запас съестного для дороги. Когда после неудачной битвы, трупы Ан­гличан попадались дикарям, они пожирали их.
В южной части Австралии, самойгорисгпой ихолод- ной, дикари носят небольшие плащи из кангуро- вых, или опоссумовых кожь, но это одеяние, за­крывая только спину и плеча, оставляет почти все остальное тело их открытым. Для украше­ний дикари носят в волосах перья, пучки щети­ны, рыбьи и птичьи кости, зубы животных, склеенные вместе родом гумми. У большей части дикарей сквозь нос продевается косточка, или деревянная палочка. При большом наряде мажут себе лицо и тело белым, черным и красным, для чего употребляются раковинная известь, зем­ляная охра и уголь. Распределением цветов и рисунка отличаются различные племена.
Рубчатый татуаж здесь в великом почете. Для этого делаются довольно глубокия парезки по коже, образующие разные Фигуры рубцами, когда раны затянет. Обряды дикарей производятся с условною пышностью, как мы видели это выше,
521
при описании празднеств гиа-лунга; самая цель этой церемонии—переход из младенчества в со­вершенный возраст, за что платится потерею одного из передних зубов, обстоятельство за­мечательное для народа, находящагося, во всех других отношениях, в глубочайшем невежест­ве. Зубы выбиваются при сем случае керредаями, имеющими право на такую операцию. Но ксррсдаи во­обще занимают в окрестностях Порт-Джак- сона одну ролю с тою, которую играют мул- гарадоки между дикарями залива Георгиевского. Ве­зде в Австралии находятся эти шарлатаны, жре­цы и лскаря, в одно время употребляющие в свою пользу болезни, невежество и суеверие земляков.
Молодых дикарок в окрестностях Порт- Джаксоп также подвергают мучительной опера­ции: в детстве отрубают им два сустава у ми­зинца левой руки. Помогли узнать настоящей це­ли такого обряда. Может быть, с ним соеди­нен какой нибудь предразсудок суеверный. Другие полагают, что дикари думают этим придать более ловкости женщинам в вязаньи сетей.
Вообще между Австралийцами замечают мало уродливостей. Дикарки родят детей весьма лег­ко. При немногих болезнях, каким подверга­ются дикари, лекаря их, или керрсдаи, упот­ребляют род заклинаний, к чему присоединяет­ся сильное натирание тела. Иногда дают они больным ксаиторрейную гуммь, и другие лекарства, пользующиеся между дикарями особенною доверен­ностью. Мулгарадоки, по признанию самих Апглий-
Ч. IX 21

скйх хирургов, искусны в операциях, особливо при вынятии обломков копья из раны; извлекши их, засыпают они рану особенным порошком, а потом перевязывают мягкою и нежною древе­сною корою, укрепляя ее бинтами.
У самых образованных племен Австралийских жилища состоят в шалашах, сделанных из широких кусков коры, сложенных на подобие уль­ев. Их покрывают землею и оболокают морскими растениями, что совершению защищает их от мокроты. По наиболее образуют хижины дикарей здешних ветвяные плетушки, покрытые трост­ником, корою и листьями ксапторреи. В своих переходах дикари неприпимают на себя труда строить какое ишбудь временное жилье; для за­щиты от дождя и непогоды довольствуется каж­дый из них широким пластом коры, содран­ной с ближайшего эвкалипта, согревая между тем переднюю часть тела огоньком, вокруг которого все ложатся спать. Таков бывает ежеднев­ный ночлег дикарей, и переходя лесами Синих гор повсюду видите следы огнищ, а кругом их лоскутья коры и остатки растений, служивших пищею дикарям. По сим признакам узнают сле­ды кочеванья дикарского. Что касается до построй­ки лодок, то самые образованные племена Австра­лийцев умеют делать их только корковые, сшивая по краям и заливая потом особенным ро­дом резины.
В некоторых местах дикари остаются тро­глодитами, и живут в натуральных горныхъ
323
пещерах. Па плоскости Кларковой, подл мыса Мельвилсва, Куннингам видел и осматривал одну из таких пещер; её стены, покрытые слоем красной охры, были исчерчены изображениями рыб, пресмыкающихся, лодок, калебасс, и таких Фи­гур находилось тут более полутораста; все он были начерчены кусками бълой глины, разведенной па воде, и как ни грубы казались, но показывали уже собою начало идеи изящного искусства—живопи­си.
Обыкновенное орудие Австралийцовъ—копье из твердого дерева, и они умножают силу его при бросании, употребляя небольшую палку, в два, или три Фуша длиною, у которой с одного копца выемка. Принимаясь за копье, держат палку почти отве­сно в правой руке, между тем, как копье схва­тывают посредине пальцами левой руки, а ко­пец его находится на выемке палки. Уравнявши и наметивши копье, бросают сго весьма сильно и удивительно метко иа невероятное расстояние, ча­сто попадая в цель в ТО-ши и 60 Фу шах. Копье дикарское просто заостренная длинная палка, иногда с зазубринами па конце, либо с костью и куском раковины. Головоломы, или вадди, у Сиднейских ди­карей делаются из крепкого дерева, и иногда окан­чиваются на конце огромною шишкою, что дела­ет удары их весьма опасными. Мы упоминали уже о вомерапги и странном средстве его упо­требления.
Для рыбной ловли дикари употребляют род багра, или остроги, либо загоняют рыбу в широ-
524
кие заколы, делаемые из каменьев, или кольев, переплетенных ветвями, что при отливе остает­ся почти незакрыто водою. По рекам ловят ры­бу сетьми, захватывая иногда ими все речное те­чение. Орудия рабочия суть топоры и ножи, весьма грубой отделки. Первые состоят только из об­ломка камня, весьма крепкого, кое-как заостренного с двух сторон, и потом приклеенного к дере­вянной ручке ксаншорреевою гуммыо. Такой топор служит и вместо молотка. Ножи делаются из острых обломков кварца, припаиваясь к деревян­ной ручке ксанторрейною гуммыо; ими можно толь­ко пилить, а ие резать. Дикари чрезвычайно доро­жат обломками стеклянных бутылок, и тща­тельно собирают их для замены кварцовых кусков. Огонь добывают они подобно другим дикарям, сильно и быстро вертя кусок сухого дерева в другом куске. Для избежания от труда, с каким сопряжено это добывание огня, Австра­лийцы, как говорил я, берегут зажженные го­ловни банксии. Общий обычай у них выжигать сухую траву, и он немало способствовал к тому, что леса Австралийские сделались доступны Евро­пейцам.
При всей своей бродячей жизни, племена Австра- лийцов сохраняют весьма определенные понятия о правах поземельной собственннсти. Каждое из них ведает свои пределы и строго защищает их от перехода соседей. Нередко нарушение по­граничных межей бывает причиною кровопролит­ных ссор. Иногда ссоры эти переносят передъ
525
общее собрание дикарских племен, и здесь, под­вергнутые разбирательству и суду, решаются они битвою, более похожею однакожь на турнир, не­жели па настоящее сражение. Женщины присут­ствуют при таких решениях дел, и нередко берут в них деятельное участие.
В Южной Австралии иные племена, почти ни­когда несоставляющие более 50, или 40 человек всего на все, соединяются семействами, под вла­стью, или старших, или более храбрых. Власть этих начальников весьма ограничена, если веришь рассказам некоторых путешественников; по, по словам других, она положительна и действи­тельна, будучи притом облечена разными преиму­ществами, как-то: правом иметь многих жен и взимать лучшие участки из добычи^ на ^охоте и рыбной ловле.
Австралийцы приучают собак для охоты за малыми родами опоссумов и кангуров, а также для открытия следов больших кангуров и ему, без чего добыча была-бы весьма нелегка. Обучен­ная собака считается драгоценностью, и дикарки да­ют даже иногда собаке сосать свою грудь. Лей­тенант Бретон повествует, будто дикарки Австралийские убивают детей своих, чтобы вместо них кормить грудью щенят, по только один этот путешественник передает нам известие о такомстранном обстоятельстве.^
В окрестностях Порт-Джаксона браки дика­рей совершаются самым звероподобным образом. Молодой дикарь, желающий жениться, старается
526
захватишь какую нибудь дикарку из другого пле­мени; он нападает на нее, бьеип ее палкою? взваливает себе на плеча и тащит в свою семью, гд насильно заставляет повиноваться сво­ей вол. И между тем, похищаемые таким обра­зом, женщины привязываются к своим мужьям? и становятся потом добрыми матерями семейств. Впрочем этот зверский и уродливый обычай не­всеобщ в Австралии. Во многих местах супру­жества заключаются с обрядами чуждыми на­силия.
Почести, воздаваемые умершим, различны по местам и племенам. Инд зарывают мертвых в землю с известными церемониями; в других мъстах жгут умерших на кострах; в иных бросают трупы в море. Наконец, и это заме­чено особливо в окрестностях Моретонских, иногда родные и друзья сдирают с мертвеца кожу, сожигая после сего труп. Что они делают с кожею, не известно. Каковы-бы где ни были по­хороны, почти общий обычай запрещает произно­сить имена умерших в течение некоторого вре­мени, из опасения вызвать с того света дух покойника. Дикари сшараиотся также исходить впереди могилы, боясь, что в таком случае мерт­вец явится и удавит неосторожного. Только керредаи имеют право безнаказанно бродить око­ло могил, но чтобы сделаться керрсдасм, на­добно наперед отважиться провести целую ночь подле какой нибудь могилы. Во время сна при сем случае, по словам дикарей, из могил выхо-
52Î дят мертвецы, вскрывают живот смельчака, переворачивают у него кишки, потом кладут все па прежнее место. За то после эшой, впрочем довольно неприятной операции, смело можете встре­чаться хоть с целою дюжиною мертвецов.
Если после смерти матери останется грудное дитя и никто не вызовется принять на себя об нем попечение, то его без всякой жалости хоро­нят с покойницею. Черные и белые полосы по лицу означают траур, и их носят дольше или короче, смотря по степени печали, какую хо­тят изъявить об умершем. Кроме того, дика­ри сдирают еще кожу с носа и запрещают всякое украшение.
Пляски Лвстралийцов имеют характер сим­волический. Обыкновенно мужчины и женщины пля­шут раздельно, как мы уже говорили об этом, описывая увеселения дикарей Георгиевского залива. Бретон рассказывает, что он был очевидцем пляски Волломбиского племени, в Новом Южном Валлисе, и вот как она происходила: мужчины стали в кружок около четырех женщин и пустились плясать. Дикарки легли между тем па землю, подогнув под себя руки и ноги, столкнув­шись головами вместе и по временах брыкая то одною, то другою ногою. Подняв руки по медве­жьему, лукаво глядя на дикарок и потряхивая го­ловами, дикари бегали кругом, соблюдая некото­рую меру в движениях своих. Через несколько минут женщины поднялись, а мужчины продолжа­ли свои движения, и вскоре вся эта, и без того
528
довольно неблагопристойная пантомима кончилась таким отвратительным зрелищем, которого описывать невозможно.
Австралиец верит духам, силе снов, околдо­ванию и чародейству. Злым навождениям припи­сывает он почти все свои болезни, и потому самые употребительные лскарсшва керредаев и мулгарадоков суть заклинания, или новое колдов­ство, для разрушения прежнего. Некоторые из племен Нового Южного Валлиса верят, что есть добрый дух Койан и злой Потокам. Копан за­нят только оказыванием человеку благодетельных углуг, но дикари ужасно боятся Потойапа, беспре­рывно упражненного злыми делами. Появление этого негодяя возвещается особенным, тихим и продол­жительным свистом. Колонисты, знающие сие суе­верие дикарей, избавляются иногда от докучливости их тем, что свищут им на подобие Потойапа. Идя подле утеса, дикарь отнюдь неосмелится сви­снуть, опасаясь, что утес от эгпого развалится и задавит его. Дикари уверены также, что если начать жарить рыбу ночью, то подымется про­тивный ветер, и Коллинс рассказывает по сему случаю довольно забавный анекдот: «Одна из ко­лонистских лодок была задержана в гавани про­тивными ветрами, и, от нечего делать, матрозы собрали несколько ракушек, располагаясь изжарить их за ужином. Туш находился какой-то дикарь; он важно покачал головою и сказал им: « Если станете жарить ночью рыбу, вам небудеш хо­рошей погоды.» Матрозы хохотали, но на завтра
529
оправдалось предсказание дикаря, неблагоприятный выпер усилился, и Англичане напали на бедного нро~ рицаиисля, утверждая, чипо он был причиной пх беды. Право, трудно решишь — прибавляет Кол­линсъ—кто был шут глупее: дикарь Австралийский или мои просвещенные сооипечесшвсшиикий"
Австралийские горцы верят, чшо есть род земноводного животного, в роде крокодила, какос-шо eapeuj что оно живеш ь во внутренних раках и вы­ходит из них иногда, хватает дыней и пожи­рает их. Еще есть особенное чудовище, по рассказам дикарей, кумир, с человеческою головою; оно живет в недоступных пещерах, и иногда пожирает черных; но белых, к счастию, тро­нуть никогда иесмееты
Допьипе невозможно было подвергнуть дикарей Австралийских никакому статистическому учешу. Еслибы решились определишь какую пибудь сумму, восходя от известного к неизвестному, то никак нельзя положишь ее более 100,000, отделяя половину на прибрежье, и считая зшо прибрежье в десять льё кругом по берегу. бесконечные промежутки земель были пройдены внутри Австралии, так, что ничего пепрсдешавлялось па них, кром ред­ко рассеянных племен, и такое малолюдство делается попятно, если сообразишь недостаток средств для пропитания там дикарей. С откры­тием новых водных путей, особливо в Самую епушренноешь Австралии, конечно, встретятся еще неизвестные досоле Австралийские обшпаше.ш, но
сомнительно, чтобы и тогда все народонаселение можно было оценишь более, нежели в 150,000 че­ловек.
Впрочем, повсюду, куда только ни появлялись по* еелепцы высшего образование, непременно уничто­жались перед ними постепенно первобытные, дикие жители. Все колонизации оканчивались ис­треблением первобытных туземцев, и Австралии, как Америке и Африке, псизбежать подобной уча­сти. Около ИИорип-Джаксона дикия племена видимо убывают, и такая убыль неминуемо доведет их до конечного истребления. Что непокоряется обра­зованию, то всегда гибнет от его превышающей силы. Таков закон медленных, но неизбежных успехов человечества. В следствие сего, Австра­лиец, получеловек, полузверь, неимеиощий ни одного качества для соединения С Европейцем, из чего уогли-бьи произойди™, как в других местах, мс-? тисы и креолы, должен уництожитьсц. Через два столетия Австралия будет Европою Южного полушария, и тогда, может бьппь, тщетно бу­дут мекать в пей жителей первобытных; следы их останутся только в наших книгах, отго­лоске описания древних обитателей этой Южной, Европы,
КОНЕЦ 1Х.-Й ЧАСТИ.
0ТЛУЧКА ЙЗДЛТИЗЛЯ ВЫЛА ПРИЧИНОЮ, ЧТО в листы 15—19-й ЭТОГО ТОМА ВКРАЛОСЬ МНОГО ОПЕЧАТОК. Вотъ
ГЛАВНЫЕ.’
çmjau.
сипрок.
llanetammio.
Чпшат.
226
14
утесовъ
Утесовъ
—
—
Дергннгъ
Дербннгъ

19
Валлиамъ
Виллиамъ
227
51
Gninipa
Ск вира
228
5
МЫЗИЛ
мызы.
—
6
блакелоида
БлаксланДа

50
коммнсснриатски-
коммнссарийтскн”
229
20
1 Иессе
fleece
250
11
баскеты
боскеты
—
30
Говкесбури
Гавкесбурн
251
20
- —
I.

21
ВикберФОрсъ
ВнльберФОрсъ
252
12
арипононъ
аркановъ
255
15
Говкесбури
Гавкесбурн
254
16
Йллавапиа
Мяла вара
•—
17
АшО/Кплг»
Ардики.иь
255
9
Макодама
Макадама
256
31
1'отага
Tamara
257
1
brondy
brandy
•— .
24
взошли
Ьопилн
258
1Q
tteppedna
керредаи
240
9 '
времени
времени
—
26
Марсденъ
Марсденъ
241
1


—•
h
Виллисъ
Валлисъ
—•
—
Маредеи'ь
Марсденъ

иб


245
5
Морригонгъ
Маррпгонгъ
—
9
Мор —
Мар —
—•
17
вошь
латъ
247
16
Морригонгъ
Маррпгонгъ
—•
28
Тутъ
Тогда
249
22
Уру-.ѴГоре
Уру-Маре
252
4
Морригонгскаго
Марригонгскаго
—-
13
Морригони’Ойь’
Маррнгонговъ
—
25
Joulh-Head
Sonth-lïead
255
9


255
10
НИСКОЛЬКО
насколько разъ
=•
14
ровня-
равня-
256
3
йарредан
керредан
257
5
Крчвляканья
кривлянья
258
8
волору
волиару

il
воморы
вомары
261
15
когпорыхъ
когпорых иевозмолгцо
262
30
Э,МУ
сну
cmpati.
cmpûK.
Напечатано.
Humatiin

263
3
этаго
этого

264
1
Токконпо
Тасманию

265
15
де-Брокъ
де-Броссъ

267
4
Keep
Кеег

—
11
Воезъ
Ваезъ

268
20
бахсъ
баксъ


22
бонгпаму
Бантаму

Ml—
—
Жап —
Ли —


25
Галландский
Голландский

■ —
62
1616
1618

269
1
и
но

•—~
8
Abrolgos
Abrolhos

270
16
—
.М-О —

271
5
мареплаватслю
мореплавателю

—
8
пуипетесгпие
путешествие


—
Субрекарга
субрекарга

—
IG
Тосмань
Тасманъ

•—
20

. - . I- ...


25
Тосмапа
Тасмана

—
50
компании
Компании

—
31
Тосмапа
Тасмана

272
r>
Авсшалии
Австралии

—
9
ходят нагия
ходишь нагой

—
27
То —
Та -

275
5
чшобы,
чтобы

277
7
часто
чисто

—
12
gros-ventrs
Gros-Ventre

—
30
поплылъ
проплылъ

278
4
Флиндеръ
Флиндерсъ

285
3
Куннинг ами
• Куннингали,

—
17
Пилелою
Палевою

285
9
взошелъ
вошелъ

289
12
эта
это


28
роковннъ
раковинъ

295
6
сгпва,
сшва

—
15
и
и

296

земле,
земле

298
17
берега
берега,

—
30
и
и

500
7
мешечныхъ
мешечных,

302
13
гнческая, задача
гнческая задача.

—
29
Крокодилы
Крокодилы,

505
29
казоара
казуара

—
—
высокъ
высокая

—
30
вкусенъ
вкусная

504
8
регента
Регента


рисунков, принадлежащих к девятой части Всеобщего Путешествия.
Листы, Изображ.
ОСТРОВ ТИМОРЪ
CLXX1X. 552. Вид Купапгского залива ( ч. IX. стр. 7. )
503. Малайское кладбище в Купанге ( стр. 10 ).
CLXXX. 554. Всадник Тиморский ( стр. 12 ).
555. Примерная битва Омбайских островитян ( стр. 15),
ОСТРОВ ЯВА.
CLXXXF. 35G. Улица в Батавиа, в отделении пового города ( стр. 64 ).
357. Яванский раджа в обыкповенномъиаряде(стр.82). СЕХХХТЬ 358. Буитепцорг, загородный дом Батавийского генерал-губернатора ( стр. 83 ).
359. Малаец в придворной одежде, с кри и ее- Ъунгом, и Малаец в военной одежде, с тремя кри, в шела- нах ( стр. 86 ).
CLXXXIII. 560. Церамские Малайцы, мужчина и женщина ( стр. 86 ).
361. Малаец и Малайка в подвенечном платье ( стр. 81 ).
CLXXXIV. 362. Жилище Голландского резидента, в Сурабаиа ( стр. 91 ).
565. Житель Банкадангский на острове Мадуре ( стр. 98 ).
.Анапы. Изобрази:.
CLXXXV. 564. Торжественный выезд Султана Бапкалапгского ( стр. 97 )
CLXXXVL 365. Вид части города Сурабаиа ( стр. 91 ).
366. Жилище Голландского резидента в колонии Баниу-Вапгуи ( сгпр» 105 ).
CLXXXVH. 367. Музыканты Бапкалапгского Султана ( стр. 94 ).
368. Однорогий носорог Яванский ( сипр. 106 ). CLXXXVHI. 369. Развалины дворца и храма в Кулассапе ( стр. 114 и 166 ). ,
370. Ронген, или Яванская плясунья, пляшущая тен~ Ъак (стр. 159).
CLXXX1X. 371. Развалины храма и статуй Будды в Брамба- нане ( стр. 114 и 165 )
572. Театральные маски, кинжалы и мариошиетки Яванские ( стр. 156 и 158 ).
СХС. 373. Развалины Буддийского храма в Боро-Бодо ( стр. 167 ).
374. Одна из 400 нишей, с статуею Будды, в хра­ме Боро-Бодоском ( стр. 167 ).
СХСИ. 375. Браминский жрец на острове Бали ( стр. 104 ).
376. Яванские знамена, оружие и щиты (стр. 162).
СХС1Г. 377. Изваяния в разных Буддийских храмах, в Боро-Бодо, Кедира, Синга-Сари н Маланге (стр. 168).
СХСШ. 378. Жилище Малайское (стр. 160).
579. Жилище Яванского простолюдина (стр. 160).
380. Жилище Яванского начальника ( стр. 160 ).
АВСТРАЛИЯ.
CXCïV. 381, Гавань Короля Георгия (стр. 177).
382. Дикари в окрестностях Георгиевской гавани (стр. 182).
СХСѴ. 383. Утесы на реке Французов и рыбные заколы дикарей (стр. 183).
384. Охота за каигуру в окрестностях Георгиевской гавани ( стр. 181 ).
СХСѴИ. 385. KangarooTleat, на острове Капгуров (стр. 204).
386. Охота за тюленями в Западном, заливе (стр.213).
СХСѴИ. 387, Залив Джервис (стр. 296, 279) и жилища дикарей ( стр. 522 ).
III
388. Вход в Порш-Джаксон и вид города Сид­нея издали ( стр. 220 ).
СХСѴП1. 589. Вид Сиднея вблизи (стр. 220 ).
590. Георгиевская улица ( George-Street ) в Сиднее ( стр. 222 ).
СХСИХ. 591. Маяк на высотах South-head, близ Сиднея ( стр. 252 ).
592. Плотина на реке Параматте ( стр. 228 ).
СС. 595. (Сей рисунок принадлежит к стр. 13, Х-го то­ма Всеобщ. Пут. ).
394. Казармы в Сиднее ( стр. 223 ).
CCI. 595. Слияние рек Муррай и Дарлинг (стр. 288).
396. Могилы дикарей ( стр. 282 ).
ССП. 391. Обряд гна-лунга, или выбивания зуба в знак совершеннолетия (стр. 258).
398. Похищение невесты между дикарями (стр. 250 ).
ССПГ, 399. Погребение дикаря ( сипр. 261).
400. Дикарь Австралийский (стр. 317). Изображение дикарки принадлежит к Х-му тому Всеобщ. Пут.
ССИѴ. 401. Дикари, приготовляющие корковую лодку (стр. 522 ).
402. Казуар, или ему,и лирообразная мепура (стр. 305).
ССѴ. 403. Пляски дикарей (стр. 327 ).
404. Орниторних и дазиур ( вамбат или десмап ), животные Австралийские ( стр. 301, 302 ).
ОГЛАВЛЕНИЕ.
девятой части.
Стр.
ЕСЕОБИЦЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. Океания (_ продолжение Ма- лезин ): острова Тимор, Борнео, Ява', Австралия (.Новая Голландия): Новый Южный Валлис.
ГЛАВА ЕХЕХѴХ. Малезия. Остров Тимор. Прибытие в залив Бабанский. Крепость Конкордия. Город Ку­пятъ—Малайское кладбище; загородные домы богачей; праздник у вдовы Малайского раджи, пляски и тур­нир Малайский. Описание Тимора — положение, обого­творение крокодила, богатство природы; история за­воевания Португальцами н Голландцами; правы, одеж­да, обычаи, правление Тнморцов; племена, искусства. Окрестные острова: Симао, Роттис; название Сумбава- Тиморскими. Острова Сумбава —о гпедышащая гора.
— Острова Ломбок, Солор, Сумбасаву............. 1
Х’ЛАВА ЗЖХХѴХХ. Малезия. Борнео. Переход н остановка
в устье реки Баньсрмасспнг. Величина острова, на­звания, положение, колонии Европейцев. Опыты и не­удачи Англичан и Голландцев. Неизвестность частей Борнео. Наносные прибрежья, реки, горы, произведе­ния природы. Деление областей — Борнео, жители, пра­вление, столица. Другие области: Самбава, Мумпава — Китайская колония в Монтрадоке; Пошпиапак, Лан- дак, Матаи; парод Дайак. Алмазы. Страсть ди­карей к черепам. Другие туземцы. Роды и племе-
yj
Страх-
па. Недостоверность и неточность известий о Бор­нео .
ГЛАВА' &ХХХѴ1ХХ. Малезия. Остров Ява» Море Яванское. Батавиа —• вид с гавани; острова по заливу, перепра­ва на берег. Описание города — части его, положение; прежний Батавиа, улучшения местности и климата, число жителей, здания, рынки, торговля, промышлен­ность, житье, роскошь, училища, общество, забавы.— Поездка к Яванскому радже, в Буитенцорг и в Це- рам. Малайцы. Отбытие из Батавиа. Сураба’а—опи­сание города. Остров Мадуре. рассказ Лапласа —пиры у Султана Банкалангского; Безукие на Ява; Султан Суманапский па Мадуре; Балийские пираты; колония Ба- ниу-Вангуи — тигры и единороги. Отбытие от Ява. 65
ГЛАВА MBŒXX. Остров Ява. Внутренния его области и места, Обзор всех резиденций на Ява—число жи­телей, местоположение, торговля, города. Острова Мадуре и Бали . . 108
ГЛАВА ХС. Остров Ява. Всеобщий географический очерк, нравы, религия, древности, История. Имя, положение, величина, реки, горы — волканы, провал Пападайанг- ский — климат, произрастание — дерево упасъ—звери, битвы буйволов с тиграми, птицы, салангановые гнезда, гады, рыбы. Жители — сложение, характер, мугаммеданство, браки, похороны, пища — бетель, или сири, напитки, опиум — амок, лиатта-глаб, игры и увеселения, театры, пляски, жилища, преж­нее правление и чиноначалие, одежда. Поэзия, образова­ние, остатки прежних храмов. История — покоре­ние Голландцами. Знания и науки. Политика Го.илапдцов. 122
ГЛАВА ХСИ. Австралия {Новая Голландия), гавань короля Георга. Переход к Австралии. Залив короля Георга. Вид земли. Дикарь. Оставленная колония, прогулка, видя, окрестностей, жилища дикарей, капгуры; плава- вание по реке Французов — обилие дичины. Могилы дикарей, похоромные обряды, колдуны, болезни, бра-
V'd
Стран.
ки! воспитание, пляски, начальники, гостеприимство, закон мщения, войны, язык. Охота за капгурами. . ИЗ
ГЛАВА 5ССИИ- Австралия,. Остров Качгуров и Западный порт. Переход в Напннский заливъ—остров Кангу- ров, название, положение, величина, дикари. Погибель капитана Баркера. Переход в Западный порт па острове Филиппа — тюлени и охота за ними; прогул­ка. Опыт колонизации ^05
ГЛАВА ХСПИ. Австралия, Новый Южный Валлис. Пере­ход к Порт-Джаксону. Город Сидней—домы, ули­цы, строения, число жителей. Ссыльные и отпу­щенники. Поездка в Параматта — ручные кангуры; Виндзор и Ливерпуль; возвращение в Сидней. Визит Бунгари, начальника дикарей. Грубость и скотство туземцов; тщетные усилия образовать их; отно­шения их к Англичанам; прогулка в торжествен­ное собрание дикарей — вид их, решение споров и наказания за убийство, примерные битвы, игры, по­хищения невест. Маяк Сиднейский. Обряд гпа-лунга. Похороны и могилы дикарей. Отплытие из Авст­ралии .............. 219
ГЛАВА 3XJIV. Австралия. Открытие и География. Первона­чальные известия: Малайцы, Польмье де-Гоппевилль, Ве­ликая Лва. История открытия берегов Австралии: корабль Duylhen, Торрес, Гатихс, Фан-Эдель, Иу- ипие, Пельсарт, Поль; Тасманъ—имя Повой Голлан­дии; Дамписр, Фламипг; Кук, Ванкувер, Басс, Бо­ден, Флиндерс, Кинг, Фреисике и Дюрвиль. Путе­шествия внутрь земли: преграда Синих гор; Блакс- ланд и его сопушпики, Окслей н Купниигам, Стурт — открытие реки Муррая; рассказы Бербера, Митчель, Рос, Вильсон. Очерк Австралии, острова, заливы, климат, засухи, дожди, горы, реки 265
ГЛАВА ХСѴ. Австралия. Природа земли. Царство живот­ных, земноводные, пресмыкающиеся, птицы, пасекО" мые, раковины, прозябения, минералы, горящие горы и утесы. Замечания о географических названиях. . . 300
ѵш
CmpaU"
ГЛАВА ХСѴИ. Австралия, Обитатели. Порода жителей; мысль о происхождении их из Новой Гвинеи; их сложение и Физические свойства; пища, людоедство, одежда, татуаж, лечение, жилища, оружие, ремесла, общественные установления, браки, похороны, пляс­ки, суеверие, число их и постепенное истребление. . 516
Описание пятидесяти трех рисунков, принадлежащих к девятой части всеобщего Путешествия. ........ I