========== Часть 1 ==========
Поначалу они ненавидели друг друга. Они ненавидели то, что теперь ощущали друг друга так же, как и самих себя, каждое чувство, каждая мысль были словно на ладони у другого. Каждая идея или осознание были сразу на двоих. Отвратительное осознание беспомощности. Понимание того, что тот, другой, знает всё о тебе, слышит тебя, ощущает, как себя, было даже мерзче, чем ощущение неповинующегося тела. Каждому в личное пользование остались доступны лишь руки, глаза и несчастный остаток разума, за который оба цеплялись, желая сохранить собственное «Я». Тело же двигалось исключительно, если они оба хотели одного и того же. Хоугиоку оказался слишком жесток.
После… приняли — неправильное слово. Невозможность разделиться стала их вечным проклятьем, которое снять они не могли. Скорее… привыкли. Если вы обречены на существование в одном теле, то приходится искать компромисс. Делили часы, говорили по очереди, пытались работать вместе… но постепенно разум угасал, словно Хоугиоку считал, что в одном теле не должно быть два работающих сознания, решив стереть оба.
— Как же… тяжело думать…
— Не одному тебе… Не ной.
— Ты носил Хоугиоку в себе несколько лет! Неужели ты не можешь ничего сделать?..
— Я… не помню. Не уверен… Мысли путаются…
Пока от них не остались лишь инстинкты и обрывки мыслей, не несущие большой смысловой нагрузки. Мир стал до безумия простым. Голоден — поешь, устал — приляг, кто-то раздражает — убей. Раздражало их всё, от громких звуков до яркого света, но острые лезвия зампакто бесили больше всего. И они убивали это. Если одна пара рук уставала, была вторая, если все руки не двигались, то можно было вцепиться зубами. Если добыча слишком далеко, то можно взлететь на огромных крыльях, чем-то царапающими их сознания. Больше не нужно было договариваться, с новым видением мира стало легко использовать тело вместе.
То, что когда-то звалось Готеем, не могло справиться с ними. Слишком сильная разница в уровне. Они точно истребили как минимум половину, если не больше. Будь у них их прошлый разум, их бы точно не смогли остановить, но безмозглого монстра всё же есть способы одолеть.
Их поймали. Их сковали. Их привели в место со лживым светом, где ходило много-много раздражающих людей, что смотрели на них с исследовательским восторгом. И самый мерзкий, некто, кто что-то цеплял в сознаниях своей размалёванной под монохромного клоуна физиономией, постоянно говорил раздражающе громким голосом, постоянно что-то вкалывал им, отчего ни одна из четырёх рук не двигалась, крылья не шевелились, а зубы сами разжимались.
— Они… Чужие хотят убить нас.
— Чужие бесят нас.
— Мы… Мы ненавидим чужих.
— Мы хотим убить чужих.
Мир стал слишком маленьким. В их мире были они сами, только они, но, казалось, что это было неправильным. Эти мысли они гнали. Они не могут быть ничем иным, они вместе, они одно целое. Это правильно. Так было и будет.
У них хотели забрать Хоугиоку. Не вышло. Они всеми четырьмя глазами смеялись над чужими, но особенно лукаво смотрела нижняя пара с зелёными зрачками посреди чёрных склер. Это всегда приводило в бешенство раскрашенного чужого и он пытался причинить им боль. Бесполезно. Они не ощущали боли.
Их сковали так, что пошевелиться было невозможно. Грубый намордник, не расчитанный под их лицо, жестоко врезался в нижнюю пару глаз. А может, так оно и было задумано? Они молча наблюдали, как их тело оборачивают чёрными лентами. Холодно. Мысли плыли совсем медленно, хуже, чем обычно.
— Мы не хотим снова… во тьму…
— Мы… должны выбраться…
Раздался шум, на который они не сразу обратили внимание. Поняли, лишь когда знакомый им чужой возмущённо что-то закричал. Нечто разрушило стену, обломками засыпав пол комнаты, отчего они ощутили странный приступ ностальгии. Одно выражение лица раскрашенного чужого стоило неудобств.
Новый чужой вошёл к ним. Они ощутили привычную злость, пускай сейчас и притупленную чем-то извне, когда он приблизился. Он был ярким. Волосы были слишком яркие, а сам он слишком шумным. Если бы не оковы, они сломали ему хрупкую шею. Если бы не намордник — вырвали глотку. Но чужой смотрел на них так странно. Сначала с шоком и неверием, как все чужие. А после…
— Что это?..
— Он… жалеет нас…
— Глупости… Зачем?
— Он жалеет нас…
— Урахара-сан. Айзен. Это ведь вы?
Игнорируя всех чужих, он смотрел только на них, пытаясь найти что-то знакомое в существе. Если бы не намордник, они бы уже рычали со злостью и беспомощностью.
— Нам не нравится… Пусть не смотрит так!
— Почему… почему он продолжает смотреть так?
— Мы его знаем?..
— Мы… мы не хотим… убивать его.
Чужой вынул катаны, такие странные, большие, совсем не похожие на те, что они видели. Они успели напрячься, но яркий, рыжий, вспомнили они, рыжий чужой отразил удар катаны раскрашенного чужого. Они говорили, кричали друг на друга, но их сознания слишком сильно плыли, они даже мысли друг друга с трудом слышали и разбирали, понять суть диалога, спора чужих было невозможно.
Рыжий чужой бросился к ним, отбросив другого. Он вынул что-то, что-то знакомое, цепляющее разум, но прежде, чем они успели задуматься об этом глубже, рыжий чужой коснулся их. И их, и чужого окутал зияющий пустотой зев гарганты, вспомнили они название, и поглотил их, спрятав от других чужих. Последнее, что они успели заметить, перекошенное лицо монохромного клоуна, принёсшее им несказанное удовольствие.
Их выбросило на песок. Они, за счёт размера и набранной скорости, пролетели дальше, оставив глубокую борозду. Крылья заныли. Рыжий чужой поднялся с руганью, а после начал приближаться к ним.
— Мы… думаем, он не станет вредить…
— Мы знаем. Мы… это не привычно. Чужие обычно хотят вредить.
— Почему он нет?
— Может быть… он не чужой?
Рыжий подходил медленно, словно к дикому животному. Он смотрел в их глаза, ожидая вспышки агрессии, но они молчаливо позволяли ему делать то, что он хочет. Наконец, он оказался совсем близко, и сел на колени, чтобы не возвышаться над ними. Его руки потянулись к лицу, и теперь они отшатнулись, тихо зашипев сквозь намордник.
— Урахара-сан, Айзен, вы же знаете, что я не причиню вам вреда. Я хочу вам помочь. Позвольте же.
Ладони всё же достали до их лица, начав ощупывать намордник. Спустя невыносимо долгую минуту, раздался щелчок, и они ощутили, что стало легче дышать. С них сняли эту проклятую маску.
— Он странный.
— Он помогает нам.
— Возможно, он действительно не чужой…
— Так ведь легче, да?
Им улыбнулись. Они впервые видели чужую улыбку, что не несла в себе злобы. Только… светлую радость и какую-то затаённую грусть.
— Теперь ваши руки… Вы меня вообще не понимаете?
Против его слов, они вполне смогли повернуться так, чтобы положить на чужие колени скованную верхнюю пару рук. Они понимали, пускай и с задержкой. Они, впервые, хотели понимать.
Он освободил их руки, а потом и ноги. Снял оковы с крыльев, позволив расправить их. Он не боялся их, словно был полностью уверен, что ему не навредят. Словно не знал о горах трупов, что они оставили.
Они положили свою ладонь на его плечо. Он даже не вздрогнул. На них лишь вопросительно посмотрели, ожидая следующих действий.
— Нельзя так доверять. Он глуп?
— Он верит нам.
— Больше, чем чужим.
— Что будем делать?
Он отвернулся от них и пошёл. Просто направился вперёд, не оглядываясь. Они почти ощутили возмущение и какую-то детскую обиду. Он вытащил их из той комнаты, снял оковы, а теперь просто бросил? Но рыжий обернулся к ним с усталым выражением лица.
— Вы идёте? Или продолжите кошмарить Уэко? Я знаю хорошее место, чтобы отдохнуть.
И они пошли. Крылья ворочились по песку, оставляя борозды, но их тело слишком измучено, чтобы поднять их. Они ощущали усталость, но, скорее, в большей степени моральную. Нижняя пара глаз закрылась, и нижняя пара рук безвольно упала.
— Мы отдохнём.
— Мы продолжим идти.
Ичиго посмотрел через плечо, но встретился взглядом лишь с верхней парой глаз с фиолетовыми зрачками. Они смотрели на него с большим недоверием, чем нижняя, даже верхняя пара рук была напряжена.
— Айзен, это ведь ты? Я уверен, что это ты.
Из глотки существа вырвалось недовольное рычание. Ичиго на мгновение задумался.
— Тебе-вам я не нравлюсь. А ему-вам нет? — существо вопросительно рыкнуло. — Ну, я знаю, что вас двое, но при этом вы одно. Потому… думаю, так правильней обращаться к вам. Или нет?
— Мы… я? Я-мы. Он-мы. Ты-мы…
— Я-мы не против. Это… действительно удобно.
— А он? Он тоже мы?
— Он не с нами… Он не мы.
— Но есть мы, а есть чужие. Он не чужой. Значит, он мы.
— Он не с нами.
— Посмотрим.
Через некоторое время Ичиго наблюдал, как верхняя пара рук упала по швам, как и верхняя пара глаз сонно закрылась. Их сменили нижние пары рук и глаз, что с интересом взглянули вокруг и чуть более дружелюбно посмотрели на него.
— Урахара-сан, с возвращением. Выспались?
Ладонь существа неожиданно легла ему на голову, но не с целью оторвать её. Они растрепали эти мягкие волосы, такие знакомые и привычные, и совсем не раздражающие, стоило только привыкнуть. Ему-им не хотелось причинять боль впервые за всё время их слияния. Ичиго какое-то время смотрел, вскинув брови, а после прыснул.
— Айзен не обидится на то, что вы делаете общим телом? Он, кажется, меня сейчас очень не любит.
— Неправда. Просто… мне-нам нужно больше времени, чтобы привыкнуть…
— Ты-мы не помним его. Это нормально. Я-мы ощущаю что-то знакомое от него.
— Я-мы помним его! Лучше, чем ты-мы. Но… всё равно, мне-нам непривычно.
Верхняя пара глаз резко открылась, и фиолетовые зрачки сосредоточились на нём, но прежде, чем Ичиго успел что-то сказать, правая верхняя рука приземлилась ему на голову, рядом с другой. Куросаки пришлось некоторое время терпеть то, что ему пытались отодрать скальп под маскировкой поглаживаний. Пришла мимолётная мысль, что они могут воспринимать его питомцем, раз до сих пор не нападали, а весьма спокойно шли за ним.
— Ладно, я понял, понял, не надо издеваться над моими волосами. Мы почти на месте.
Это был белый замок, остро царапнувший их сознание. Он был разрушен наполовину и, отчего-то, внутри разлилась горечь. Когда они вошли, эта горечь стала сильнее.
— Мы… Он был нашим.
— В большей степени он принадлежал тебе-нам. У меня-нас смутное чувство. Твоё-наше ярче.
— Безопасно?
— Он говорит, что мы сможем отдохнуть.
Они остановились в одной из комнат, менее разрушенной. В углу были накиданы подушки и одеяла, образовывая нечто, напоминающее гнездо, у другой стены валялись пустые сумки. На этот раз они ощутили печаль, взглянув на рыжего своего-чужого, что подошёл к сумкам. Он присел, что-то ища внутри.
— Он бежал из-за нас?
— Он бросил всё ради нас.
— Почему?
— Почему?
— Почему?
Ичиго вздрогнул от звука двойного голоса. Он взглянул через плечо с видимым изумлением на них.
— Вы говорите?! А… Почему, да… Ну… — он вернулся к поискам. — Потому что я против решения вашего заточения? То есть, Айзен своё уже заплатил, я так считаю, тем более, он помог нам с Яхве. А Урахара-сан вообще был ни в чём не виноват. Его и раньше осудили ни за что, и сейчас вновь хотели просто…
Куросаки вздохнул, останавливаясь. Он молча забросил внутрь видимо уже нерабочий предмет, что открыл гарганту и перенёс их в Уэко.
— Это мерзко. Вы ведь не виноваты в том, что случилось. Да, у вас есть проблемы, но это не повод избавляться от вас! Они даже не захотели помочь вам разделиться, — они ощутили злость от этих слов. — Просто… сразу заточить подальше. Но вы ведь всё понимаете. Вы не животное. Я не хотел бы такого исхода для вас… Поэтому, мы уйдём далеко-далеко в Уэко. Пустыня бесконечная, найдём куда уйти, я думаю…
— Мы… уйдём.
— Мы.
— Верно, мы.
Они присели у стены, облокотившись о неё, и укутавшись в крылья. Немного отдыха. Совсем немного. Но одна пара глаз оставалась открытой, через определённые промежутки времени сменяясь на другую. Ичиго может и хотел, чтобы они оба отдохнули, но лишь покачал головой, понимая, что они ощущают, и сам примостился недалеко, накинув одеяло на плечи.
— Он спит.
— Глупо. Мы можем убить его.
— Нет. Мы ведь… должны уйти вместе.
— Он ещё не мы.
— Пока что.
В Уэко нет времени, но по ощущениям прошло несколько часов, когда Ичиго проснулся, как от толчка. Он сразу встретился взглядом с фиолетовыми зрачками, и махнул рукой.
— Доброе утро, Айзен. Урахара-сан ещё спит?
Существо медленно кивнуло.
— Тогда подождём и пойдём. Вам нужно что-то есть? — неуверенно поинтересовался Ичиго.
На этот раз отрицательное покачивание и левая рука указала на грудь, где за лентами мягко переливался Хоугиоку. Куросаки же обратил внимание на ленты.
— Простите, я не могу их снять…
Рука легла ему на голову, на этот раз аккуратно трепля волосы. То, что эта была верхняя пара, удивляло, но Ичиго неуверенно улыбнулся.
— Айзен, а ты добрее похоже стал?
— В чём дело? Ты-мы злимся.
— Меня-нас раздражает, что он держит нас за монстров.
— Это шутка. Он не хотел…
— Я-мы в курсе. Но всё равно раздражает.
— Доброе утро, Урахара-сан. Идём? — они бросили взгляд на сумки, но Ичиго отрицательно покачал головой. — Нет смысла тащить за собой груз. Я тоже вполне могу обойтись без еды, если что могу снова стать Пустым.
Они пошли. Уставали и останавливались. Уставал в основном лишь Ичиго, они могли и дальше продолжать путь, да смысла в этом всё равно не было. Они привыкли слушать болтовню Куросаки, которая часто не несла смысловой нагрузки и нужна была лишь для того, чтобы сам Ичиго не сходил с ума от тишины. Порой они даже вклинивались в неё негромкими порыкиваниями и ворчаниями. Иногда он рассказывал им события прошлого, и лишь тогда они внимательно слушали, но, даже усердно копаясь в воспоминаниях, не могли сказать, что что-то помнили.
Они привыкли убивать Пустых, что по глупости лезли на них. Первое время Ичиго ещё тянулся к мечу, но они были намного быстрее. Вскоре он уже стал просить их дать ему размяться. Они ощущали веселье. Это напоминало игру, где они всегда побеждали.
Они привыкли, что порой Куросаки замолкал и смотрел пустым взглядом вдаль. Что порой и он морально уставал от тишины, от пустыни и от них. А они не смели в эти моменты лезть к нему. Они были друг у друга, у него же не было никого, только беззвучный монстр, которым когда-то были его учитель и враг, и бесконечная неменяющаяся пустыня с вечной ночью. Он уставал.
Однажды он сказал, что его зампакто больше не говорят с ним. И во внутренний мир попасть он не может. Они и сами знали об этом. Просто… знали.
Они привыкли накрывать его широким крылом, когда Ичиго проваливался в сон без сноведений. Он сам как-то говорил, что ему перестали сниться сны. А в пустыне холодно. Им то не страшно, а вот… могла ли душа заболеть?
Они ушли так далеко от того белого замка… Время можно было измерить лишь по волосам Ичиго, которые продолжали расти. Он чертыхался, но обрезал их, когда они опускались ниже талии, а вот им было приятно трепать их.
Прошло… несколько лет, точно? Он так давно не говорил с ними…
— Скоро конец. Он слишком устал.
— Мне-нам это не нравится. Его реяцу… мы её почти не ощущаем.
— Он умирает. Меня-нас это бесит.
— Мы… мы не должны допустить это. Он ведь…
— Он мы. Мы знаем это. Почему ничего не предпринимаем?
— Мы давали ему время. И нам.
— Довольно ждать.
Ичиго знал, что это будет тяжело. Но даже представить себе не мог, насколько до жестокости правдивы окажутся слова Йоруичи-сан.
Вечность — это безумно долго, мой мальчик. Даже твоё упрямство может быть перемолото в пыль.
Он пытался считать время, но бросил это спустя два или три месяца. Сейчас же наверняка прошли годы. Идти не было смысла, их никто не преследовал, но Куросаки знал, что если они остановятся, то он точно сойдёт с ума. Его сводила с ума и пустыня, и тишина, и то, чем стали Урахара-сан и Айзен. Порой он жалел их, порой — завидовал. Им было так легко, они не ощущали подступающих щупалец безумия.
Он начал желать, чтобы они разошлись. Мелочно, учитывая, что он сам позвал их с собой, но Ичиго действительно устал. Но он молчал. Давно уже прошло время, когда ему и им требовались разговоры. Он откуда-то всегда знал, даже не смотря на выражение их лица, что они ощущают, а они всегда замечали его состояние.
Хотя, неправда. Ему требовались разговоры, даже если смысла в них уже не было. Но им — нет.
Пустые давно не появлялись. Ичиго с трудом мог вспомнить, когда последний раз видел минуса. Похоже, они зашли в действительно далёкие и пустые земли, где не обитали даже низшие. Впрочем, и не удивительно. Еды тут нет, какой смысл бродить здесь?
Он сделал ещё несколько шагов и остановился. Всё. Больше он не мог. Или не хотел. Ичиго устал. Существо настойчиво подтолкнуло его в спину, но он покачал головой. Никак. Ноги уже не идут.
— Всё.
— Нам горько.
— Да… это был долгий путь.
— Всё обернулось ужасно. Он измучен.
— Осталось немного. Всё скоро кончится.
— Идите… вперёд. Я догоню.
Не догонит. Просто хочет наконец остаться один и прикрыть глаза. Внутри зрела подсознательная уверенность, что они уже не откроются.
Так… будет лучше. Хоть они и путешествовали вместе, это выглядело, словно им просто в одну сторону. Ему понадобилось время, чтобы осознать: Айзен и Урахара-сан больше не те, кем они были. И дело не в едином теле и невозможности говорить. Они… стали чем-то иным и внутри. Они больше не нуждались в обществе или чем-то подобном.
И он тут чужой.
— Время.
— Да.
Ладонь легла на голову, развернув к лицу существа. Четыре зрачка сосредоточились на его глазах, не моргая, отчего Ичиго ощутил, как по спине прошёл холодок. Хоугиоку начал сиять ярче.
— В чём дело? Вы…
— Мы…
— Мы.
Было больно. Так, что тишину Уэко разбил крик, полный агонии. Вблизи же можно было услышать треск костей и разбивающейся на осколки души. Он попытался использовать банкай, но меч выпал из дрожащей руки. Боль заполняла каждую клеточку. Его словно рвало на части.
— Нам…
— Больно.
— Хватит!
— Ичиго!
Куросаки ощутил, как его буквально отодрали от чего-то. По ощущениям было схоже с тем, словно кожу заживо сняли, забрав и несколько внутренних органов с собой. За красной пеленой он ничего не видел, а звуки доходили как сквозь толщу воды. Он чётко лишь слышал разгневанный рёв существа, и людские крики. Людские?
— Куросаки… идиот!.. Ты… слышишь?!.
— Потом… приведёте временного шинигами… Уходим!..
— Разве целью… не было?..
— Не было… уходим. Оно… разорвёт нас… Берегитесь!
— Они снова хотят разделить нас!
Ичиго ухватился за чью-то ладонь, пытаясь подняться, но его твёрдо удержали на месте. Он ощущал и улавливал восстанавливающимся слухом, что его пытаются защитить. Но… зачем? От кого?..
— Они забрали его!
— Они обнаглели…
— Забрали… кого?
Его вроде как тащили, и с каждым шагом гул в ушах становился тише, а рёв позади злее. Зрение чуть восстановилось, и Ичиго понял, что они в Готее. На мгновение он ощутил радость, которая быстро сменилась непониманием. Перед ним кто-то сел, и Куросаки с трудом узнал в этом постаревшем мужчине Ренджи. Друг похлопал его по плечу.
— Ты как?..
Ичиго попытался ответить, но из горла не вырвалось слов, лишь негромкое больное рычание. Он ощутил панику. Глаза Абараи изумлённо округлились.
— Твою… Эта тварь!
— Что случилось? — незнакомая шинигами приблизилась к ним, окинув его холодным взглядом.
— Он забрал его голос, или что-то подобное…
— Достойная награда за спасение, — прыснули рядом знакомым мерзким голоском.
— Куротсучи-тайчо, пожалуйста…
— Что «пожалуйста»?! Мы могли ещё сто лет назад заточить этого монстра, если бы не наш герой! А теперь оно ассимилировалось окончательно, приобрело иммунитет, ещё и украло у вашего рыжего друга голос, если ещё что не захватило…
— Там.
— Подожди. Уже близко.
Мысли текли как-то вяло… Ичиго с трудом успевал поспевать за смыслом чужого диалога, ещё и слыша чьи-то посторонние мысли. Он прикрыл глаза. Тело окутывала усталость.
— Эта тварь в Готее!
— Замечательно! — Куротсучи бы сплюнул, но они находились в его лаборатории, а её жалко. — Оно уже тут.
— Зачем?..
— Ясно зачем. За нашим общим знакомым, — они одновременно опустили взгляды к Куросаки, который уже дремал. — Не находишь ничего общего с их состоянием тогда? Вялость, заторможенная реакция, сонливость, неспособность говорить…
— Они… — Ренджи покачал головой, с трудом веря в услышанное.
— Они хотят сделать его частью себя, — заключил Куротсучи. — Вернее, уже сделали. Остались мелочи: поглотить тело там, слиться с душой. А основной процесс завершился ещё несколько лет назад, как я понимаю.
— Как нам это остановить?
— Никак. Мы их то разделить не смогли, максимум, что мы можем сделать: держать Куросаки тут, пока они пытаются вломиться сюда. И рано или поздно они проникнут в мою лабораторию, и заберут его.
— Ну же!
Ичиго проваливался в сон, периодически открывая глаза то в лаборатории, ощущая слабость и усталость, то вне её, ощущая странную неизмеримую силу и гнев. Ему-им не хотелось больше просыпаться внутри лаборатории, но они пока не могли ничего с этим делать. Были ещё «мы», которые просили его потерпеть, хотя все они злились от этого. От того, что их снова пытаются разделить.
— Может… отдать им его? — спросила незнакомая шинигами. — Глядишь… успокоятся…
— Дура. Они станут намного сильнее, намного, и мы лишимся вообще каких-либо шансов уничтожить их.
— Уходим, Ичиго!
Его-их снова потащили, но на этот раз он-они упирались, цепляясь за стены. Чужой с руганью отдирал его-их, с упорством Меноса Гранде двигаясь вперёд. Раздавался шум со всех сторон, здание рушилось на глазах, чужие бегали в панике, пытаясь то ли спасти себя, то ли исследования.
— Почти!
— Чужие слишком обнаглели…
— Устали…
Он-они рванулся назад, вырываясь из чужих рук, но ноги просто не держали его-их. Впрочем, его-их поймали…
— Наконец-то.
— Сейчас.
— Да…
Боли почти не было. Хоугиоку сиял невероятно ярко.
— Куротсучи, сделай же что-нибудь!
— Что я сделаю?! Они почти слились! Беги!
Ренджи ощутил, как его схватили за плечо и отбросили подальше. Позвоночник хрустнул, встретившись со стеной. Дышать стало тяжелее. Он с трудом сфокусировался.
Существо, этот монстр, стало намного больше. Теперь уже три пары рук, с которыми оно быстро осваивалось. Чуть ближе к вискам, между верхними и нижними глазами, прорезалась новая пара с золотыми зрачками. В каштаново-пшеничных прядях появились рыжие локоны. Три пары крыльев раскрылись за спиной. Существо растянуло губы в жестокой ухмылке.
— Мы… снова вместе.
— Ты смотри, — всё же сплюнул Куротсучи. — Говорить научились.
— Теперь мы целые. Мы снова можем говорить и мыслить.
— Вы ошибка. Хотя, я могу оценить, насколько сильная ошибка.
— Как всегда много говоришь.
Давление реяцу вышибло из Абарая дух. Он закашлялся кровью, не в силах пошевелить даже пальцем, прижатый к земле.
— Не надо раздражать нас, если ещё хочешь жить.
— О, а есть… кха… варианты выжить?..
— Всегда есть. Мы же не «монстры».
— А я могу побеседовать с кем-то одним из вашего весёлого трио? В голове звенит, когда вы на три голоса поёте…
— У тебя будет время привыкнуть.
— Так… и должно было быть?
— С самого начала. Ошибкой было то, что мы не целое. Мы исправили ошибку.
— Всё в порядке. Ты-мы привыкнешь. Мы тоже поначалу думали, что что-то неправильно.
Всё верно… да?
