Военная контрразведка и армия [Борис Васильевич Гераскин] (fb2) читать онлайн

Борис Васильевич Гераскин Военная контрразведка и армия Записки ветерана органов военной контрразведки

К читателю

За последние годы, отмеченные заметным возрастанием открытости в нашем обществе, широкий круг читателей получил возможность ближе познакомиться с ранее неизвестными событиями и материалами, раскрывающими тайные стороны истории и профессиональной деятельности специальных служб.

Однако наряду с глубокими, правдивыми и содержащими аргументированную критику деятельности органов безопасности книгами, исследованиями и статьями продолжают выходить в свет публикации с оценками событий прошлого органов без учета конкретной исторической обстановки, носящими однобокий очернительный характер, далекими от правды.

Встречаясь с подобными оценками, испытываешь потребность помочь читателям избежать заблуждений, разобраться в противоречивом прошлом и настоящем органов безопасности. При этом я не считаю нужным оправдывать допущенные органами ошибки в карательной политике, защищать их. Для меня важно сказать по возможности правду о том, что сам видел и как бы пропустил через себя. Поразмыслить о людях и бурном ушедшем времени, глубже заглянуть в судьбу моего поколения, в какой-то мере постичь самого себя.

Практически вся моя жизнь, без малого пятьдесят лет, прошла в органах государственной безопасности и армии, а конкретнее — в военной контрразведке. Размышления о работе и службе, о людях, с которыми свела судьба, и составляют стержень воспоминаний.

Мое повествование не облечено в форму строго систематизированных, академически выстроенных событий. Скорее, это мозаика жизни, где-то опирающаяся на хронологию, а где-то отступающая от нее.

Представляемая читателю книга является третьим изданием моих записок «За семью печатями». Новая книга в значительной мере дополнена переработана, а события, фамилии и даты уточнены.

Чтобы читателю легче было ориентироваться в воспоминаниях, я кратко коснусь основных этапов истории военной контрразведки, направленности ее деятельности и решаемых задач.

В словарях и энциклопедиях термин «контрразведка» трактуется практически одинаково: «специальные государственные органы для противодействия разведкам других государств; деятельность таких органов». Словосочетание «военная контрразведка» является производным от слова «контрразведка» и по своему смыслу несколько уже, так как подразумевает деятельность специальных органов на относительно автономном участке, связанном с защитой безопасности вооруженных сил государства.

Военная контрразведка должна действовать в рамках конституции и закона. Ее основной целью являются вскрытие и нейтрализация тайных операций иностранных спецслужб, направленных против объектов и личного состава вооруженных сил страны.

Хотя под словом «контрразведка» подразумеваются оборона, противодействие, ее стратегия, несомненно, носит наступательный характер. Зная замыслы и намерения противника, контрразведка может уверенно защищаться, своевременно предпринимать решительные действия по предотвращению грозящей опасности.

История любой военной контрразведки теснейшим образом переплетается с историей самого государства, прежде всего со строительством и развитием национальных вооруженных сил. Подобные перемены самым непосредственным образом оказывают влияние на решаемые военной контрразведкой задачи, ее структуру и количественный состав, а нередко и ведомственную принадлежность. В исторической перспективе, пока государству будут необходимы армия и флот, останется и потребность в военной контрразведке для их защиты.

В инфраструктуре специальных государственных органов, стоящих на страже безопасности, военная контрразведка занимает важное место. Мировой опыт показывает, что армии, надежно защищенные контрразведкой от посягательств иностранных спецслужб, как правило, сохраняли высокую боеготовность, одерживали победы на полях сражений. В тех случаях, когда недооценивалось значение военной контрразведки или она действовала неэффективно, армии терпели серьезные неудачи.

Приведем два примера из нашего прошлого.

В русско-японской войне 1904–1905 годов царская армия проиграла все сражения на суше и море. Цусимская морская битва стала трагической кульминацией войны. Историки признают, что среди причин, вызвавших поражение России, можно назвать и неудовлетворительную организацию военной контрразведки. На путях активно действовавшей агентуры японцев надежные барьеры отсутствовали. Позднее, извлекши уроки из поражения, Россия к Первой мировой войне создала в армии структуры военной контрразведки.

В Великую Отечественную войну 1941–1945 годов, так неудачно начавшуюся для Советского Союза, военная контрразведка мужественно выдержала обрушившиеся на нее испытания. Преобразованная в решающий период вооруженной схватки в новый мощный контрразведывательный орган Смерш, она успешно решила поставленные перед ней задачи и, одолев в бескомпромиссной борьбе немецкие военно-разведывательные службы, внесла достойный вклад в дело разгрома Красной армией фашистской Германии.

Обращаясь непосредственно к истокам истории советской военной контрразведки следует отмстить, что побудительными причинами к ее образованию явилось создание в январе 1918 года Красной армии, нуждавшейся в защите от происков иностранных разведок и внутренней контрреволюции. 19 декабря 1918 года Бюро ЦК РКП (б) на своем заседании объединило в специальную службу органы военного контроля Реввоенсовета Республики с Чрезвычайными комиссиями в войсках, до этого параллельно занимавшихся контрразведывательной работой в частях и соединениях молодой Красной армии.

Вновь образованный аппарат получил наименование Особый отдел, а дату состоявшегося по этому поводу решения принято считать днем рождения советской военной контрразведки.

Сам объединительный процесс не назовешь спокойным и гладким. Между военными и чекистами имели место острые споры. Каждое ведомство стремилось сохранить за собой военную контрразведку как мощное средство управления и важнейший инструмент контроля над вооруженными силами. В споре победила Всероссийская ЧК.

Военная контрразведка, будучи меньшей величиной в общей системе контрразведывательной службы государства, а также в силу рамок своих полномочий, никогда статуса самостоятельного ведомства не имела. Всегда входила составной частью главным образом в систему ВЧК-НКГБ-МГБ-КГБ, иногда в НКВД-МВД и реже — в структуру Народного комиссариата обороны. В советские годы органы военной контрразведки шесть раз подвергались различной степени реорганизации. Хотя этим решениям сопутствовали важные перемены в международной, внутренней и военной жизни страны, они не всегда благоприятно сказывались на оперативно-разыскной деятельности военной контрразведки.

Реорганизация и переподчиненность органов военной контрразведки влекли за собой смену их наименований: с 1918 по 1941 год и в послевоенный период контрразведку в армии и на флоте представляли особые отделы ВЧК-НКВД-КГБ, а накануне и в годы Великой Отечественной войны третьи отделы и органы Смерш НКО.

В нынешнее время военная контрразведка, органы безопасности в войсках, входит в состав Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ФСБ), находится в ее прямом подчинении и именуется 3-м управлением. К объектам оперативного обслуживания военной контрразведки в центре и на местах относятся Вооруженные силы Российской Федерации, пограничная охрана, внутренние войска МВД, войска железнодорожные и гражданской обороны, инженерно-технические и дорожно-строительные воинские части, а также другие федеральные органы и воинские формирования.

Задачи органов военной контрразведки корректировались и уточнялись в зависимости от внутриполитической и международной обстановки. В них вносились изменения и дополнения с учетом условий гражданской войны, периода мирного строительства, ожесточенной борьбы с немецко-фашистскими захватчиками в 1941–1945 годах и последующего развала Советского Союза. Однако главными задачами всегда оставались: ограждение вооруженных сил от всех видов разведки иностранных спецслужб; надежная защита сведений, составляющих государственную и военную тайну; выявление и пресечение террористической и диверсионной деятельности в войсках; оказание содействия командованию в обеспечении боевой и мобилизационной готовности частей и соединений армии и флота.

В современной ситуации среди задач обеспечения безопасности Вооруженных сил России и других военных формирований и объектов все большую актуальность обретают предотвращение военной контрразведкой в пределах своих полномочий террора, несанкционированных действий с оружием массового поражения, борьба с организованной преступностью, коррупцией, контрабандой, незаконным оборотом боеприпасов, взрывчатых, отравляющих веществ и наркотических средств, имеющих свой военный аспект.

Вместе с тем опыт подтверждает, что военная контрразведка всегда решала вопросы более широкого плана, чем это предусмотрено ее задачами и функциональными обязанностями. Некоторые из задач, относящихся к прошлому, с позиций сегодняшнего дня могут показаться парадоксальными. Советская внешняя разведка, например, впервые возникла в апреле 1920 года в составе Особого отдела ВЧК в виде Иностранного отдела, а при особых отделах фронтов, армий, флотов и в некоторых губерниях — иностранных отделений. В декабре того же года Иностранный отдел был выведен из состава особых отделов и стал самостоятельным подразделением ВЧК. В 1921 году при Особом отделе ВЧК действовал спецотдел по руководству борьбой с политическим бандитизмом. С 1921 по 1926 год в ведении Особого отдела находилась организация пограничной службы Советского государства.

Несмотря на то что военная контрразведка входит составной частью в систему органов безопасности страны и действует с ними на единой правовой и административной базе, ей все же присуща некоторая специфика.

Если подразделения органов безопасности специализируются главным образом по соответствующим линиям, направлениям оперативной работы — борьба с террором, шпионажем, диверсией, коррупцией, то военная контрразведка строит свою деятельность с учетом армейской и флотской структуры, строго по военным объектам: полк, бригада, дивизия, армия, военный округ, испытательный полигон, научно-исследовательский институт, военная академия и т. п. Оперативный сотрудник, обслуживающий военный объект, практически организует контрразведывательную работу по всем линиям совокупно.

Сам объект контрразведывательной защиты — Вооруженные силы России, будучи постоянной разведывательной целью иностранных спецслужб, по своей организации являются сложным и динамичным организмом, живущим по суровым армейским и флотским порядкам, уставам и наставлениям. Организация армейской службы и быта строго регламентирована, вплоть до мелочей. Вписаться военному контрразведчику со своими служебными обязанностями, особенно негласными, в столь специфическую жизнь — дело нелегкое.

Личный состав военной контрразведки реализует функциональные обязанности, как бы постоянно находясь в воинском строю, в зоне повышенного риска, испытывая на себе в полной мере физические и психологические нагрузки, характерные для армии. Военные контрразведчики участвуют в войсковых учениях, маневрах и штабных тренировках, походах и десантировании, вместе с частями и подразделениями действуют в составе миротворческих сил и в горячих точках. Для офицеров контрразведки очень важно знать военное дело, понимать психологию военнослужащих и уметь говорить с ними на их языке, быть понятым и принятым в армейскую среду.

В целом военная контрразведка представляет собой строго централизованный, отлаженный, мобильный и гибкий механизм в системе безопасности государства, а ее сотрудники компетентны и инициативны в работе.

Свои задачи военная контрразведка решает во взаимодействии с органами государственной власти Российской Федерации, военного управления и прокуратуры, правоохранительными, судебными и другими органами, действующими в сфере обеспечения обороны и безопасности Российской Федерации.

Глава первая: Мое поколение: между революцией и войной

Судьба определила не только черту отсчета жизни моего поколения — начало 20-х годов прошедшего века, но и само время, в котором предстояло прожить между детством и старостью. Как и любое другое новое поколение, вступающее в жизнь, оно не выбирало родителей, национальность, страну. Все пришло само собой, независимо от его воли и желания.

Годы, выпавшие на долю моего поколения, не определишь однозначно, не изобразишь прямой, наезженной колеей, только черным или белым цветом. В них замысловато переплелись добро и зло, героическое и трагическое, отразились великие и незабываемые события.

Чтобы глубже постичь ход этих событий и состоявшиеся перемены, понять, чем новое поколение отличается от предшествующего, я позволю себе начать записки с краткого рассказа о своих прародителях.

Судя по записям и рассказам отца, мой прадед, Иван Федорович Гераскин, был высок ростом, широкоплеч, обладал большой физической силой. Спиртных напитков не употреблял и не курил. Грамоты не знал. Строго соблюдал религиозные обряды. Жил в русской глубинке в деревне Сеитово Беженской волости Рязанской губернии. Деревня находилась в стороне от железной дороги, поэтому добраться до нее, как и сейчас, можно было только пароходом по реке Оке.

Сеитово мало чем отличалось от других типичных русских деревень. Все селение разделял на две части глубокий овраг. В той, где жил прадед, треть населения составляли татары, осевшие здесь, видимо, еще во времена монголо-татарского нашествия на Русь. Да, и название деревни несет в себе татарское начало.

Прадед принадлежал к сословию государственных крестьян, живших на казенных землях, несших феодальную повинность в пользу государства, но остававшихся лично свободными. Владел семью десятинами надельной земли, из которых большую часть занимали пахотные песчаные земли.

Изба прадеда выглядела убого: окна маленькие, дверь низкая. Печь топилась по-черному: дым выходил прямо в жилье, а затем через проделанное отверстие наружу. Копоть оставляла грязные следы на стенах и потолке. На скотном дворе прадед держал лошадь, корову и овец.

Иван Федорович Гераскин служил старшим работником у помещика Балушева, в четырех верстах от Сеитово. Крестьяне, трудившиеся под началом Ивана Федоровича, относились к нему с уважением, ценя его мягкий характер и доброту.

В один из зимних дней, при перевозке из-за окских лугов на барский двор сена, пара лошадей, запряженная в сани, чего-то испугавшись, понесла. Иван Федорович, надеясь на свою силу, бросился останавливать напуганных лошадей, но поскользнулся и угодил под сани. После несчастного случая начал болеть, бросил работу у помещика и спустя год скончался. Вскоре умерла и прабабушка Прасковья. Прадед оставил двух замужних дочерей и единственного сына, в будущем моего деда — Ивана, унаследовавшего все имущество и хозяйство.

Иван Иванович Гераскин родился незадолго до отмены в России крепостного права, в 1858 году. Грамоте учился у церковного дьячка. Обремененность семьей, бедность, постоянная забота о хлебе насущном вынудили его бросить сельское хозяйство и в начале 90-х годов перебраться в Петербург. Здесь он без труда устроился кочегаром на карточную фабрику, а позднее перешел слесарем в паровозные мастерские Николаевской железной дороги.

В те годы процесс исхода крестьян в город в поисках лучшей доли был характерен для многих миллионов. Набиравшее в России силу капиталистическое производство, нуждавшееся в постоянном притоке рабочих, создавало для этого благоприятные условия.

В 1897 году, распродав хозяйство, дед забрал к себе и семью, состоявшую из жены Марии Захарьевны и трех сыновей: Ивана, Александра и Василия. В Петербурге Иван Иванович работал до 1914 года. С началом мировой войны с завода уволился и возвратился в Сеитово, где снова занялся сельским хозяйством.

На этот раз дед поселился в новом просторном доме. Старая изба сгорела при пожаре в деревне в одно жаркое лето. Получив страховку, дед построил новый деревянный дом, обложив его снаружи кирпичом. Здесь он и прожил безвыездно оставшиеся годы.

С началом коллективизации вместе со старшим сыном вступил в колхоз, отдав в обобществленное хозяйство лошадь, сбрую и скромный сельскохозяйственный инвентарь. Дед трудился в колхозе главным образом слесарем при кузнице. В личном хозяйстве содержал корову, овец и птиц. К дому примыкал небольшой сад. За ним находились гумно и банька.

Иван Иванович Гераскин ушел из жизни в конце 1941 года, а его старший сын еще раньше утонул в Оке.

К деду в деревню Сеитово я приезжал в тридцатые годы дважды, последний раз незадолго до Великой Отечественной войны. Несмотря на солидный возраст и полную испытаний жизнь дед болел редко, держался бодро, много трудился. Меня поражало то, что в аккуратно подстриженной бороде и волосах у него не было седины. Дед относился к людям крутого нрава. Домочадцев стремился подавить своей волей и ни с кем власть не делил. Его слово считалось последним и окончательным. В нетрезвом состоянии грубил и скандалил.

Моя бабушка, Мария Захарьевна, в противоположность деду, была небольшого роста. И сыновья пошли в нее. Это давало деду основание говорить, что она испортила породу Гераскиных. Помню бабушку всегда одетой в темное, настороженной и суетящейся, заботливой и тихой. Черный платок плотно облегал ее морщинистое, бледное, с добрыми и испуганными глазами лицо. Боль вызывали ее руки со вздутыми венами, деформированными ладонями и пальцами. Казалось, вся их жизнь, без отдыха, была наполнена непосильным трудом. Бабушка была набожной и совершенно неграмотной. Скончалась она в 1949-м, на 92-м году жизни.

Если деда и его старшего сына Ивана можно отнести к полупролетариям, так как они на какое-то время покидали крестьянское хозяйство, жили в городе и работали на производстве, а затем снова возвращались в деревню, то два младших сына окончательно порвали с землей, пополнив ряды пролетариата.

Мой отец, Василий Иванович Гераскин, был в семье младшим сыном. Родился также в деревне Сеитово в 1890 году. Окончил только сельскую школу. Трудовая деятельность отца началась в тринадцать лет. Беспрерывно работая на предприятиях Петербурга, он освоил сапожное, литейное, слесарное и токарное дело, став со временем высококвалифицированным рабочим.

Начавшийся в России общий демократический подъем, стачечное движение, сама революция 1905 года оказали определенное влияние и на сознание отца. Для него, подростка, все было ново, интересно и заманчиво.

За Невской заставой, в церкви при текстильной фабрике «Максвел», отец слушал проповеди священника Галона и в морозный день 9 января принял участие в шествии к Зимнему Дворцу с петицией петербургских рабочих к царю. Занимался в политическом кружке, помогал революционерам распространять среди рабочих и солдат Новочеркасского полка листовки и нелегальную литературу, участвовал в демонстрациях и октябрьской всеобщей стачке, задерживался полицией. И все же, забегая вперед, отмечу, что революционера из него не получилось. Наверное, к глубокому восприятию социалистических идей он оказался неподготовленным.

Наступил 1912 год. Через несколько месяцев отцу предстоял призыв в царскую армию. Чтобы избежать службы в пехоте, он накопил 125 рублей и на эти деньги окончил частные курсы шоферов. В те времена профессия шофера относилась к довольно уникальным специальностям.

В соответствии с действующим порядком призыва в царскую армию отец в октябре месяце выехал по месту рождения — в деревню Сеитово. Призыв проводился воинским начальником в уездном городке Ерахтур. Как обычно, он сопровождался шумным весельем и гуляньем рекрутов, причитаниями и напутствиями родных и близких.

Пересекши поездом с новобранцами почти всю Россию, отец через месяц пути прибыл в Харбин, тогда еще молодой город в северо-восточном Китае на реке Унгари, где ему предстояло служить в 1-й Заамурской железнодорожной бригаде. Части и подразделения бригады готовили специалистов для обслуживания Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), построенной Россией в 1897–1903 годах.

Для отца началась новая жизнь. Солдатские будни, строгая дисциплина и жесткий воинский порядок отодвинули все личное на второй план. В свои права вступили «так точно» и «никак нет». Солдату выдавалось денежное содержание — один рубль в месяц. Из этой суммы тридцать пять копеек уходило на стирку, а остальное — на мелкие личные расходы.

Первые месяцы отец служил телеграфистом, а затем шофером. На единственном во всем Харбине автомобиле «опель» возил управляющего КВЖД генерала Хорвата.

Истекал второй год службы отца. В августе 1914 года вспыхнула Первая мировая война, отразившаяся и на его судьбе. В составе вновь сформированной 2-й Заамурской железнодорожной бригады отец, оставаясь шофером, в марте 1915-го прибыл во Львов. Здесь, в Галиции, его застала Февральская революция 1917 года. Отец вспоминал, что свержение самодержавия встретили в войсках, особенно солдаты, с восторгом и воодушевлением. Армия приняла присягу Временному правительству. Везде весели лозунги: «Да здравствуют Государственная дума и народ!», «Да здравствует свободная Россия!».

Как представитель солдат отец участвовал в работе фронтового съезда, состоявшегося весной 1917 года в городе Каменец-Подольском. На съезде присутствовали: А. Керенский, выступивший с речью, прапорщик Н. Крыленко — от большевиков и французский министр-социалист Альберт Тома, призывавший солдат продолжать войну до победного конца. О положении на фронте сделал доклад А. Брусилов. Генерал говорил о больших потерях в боях с противником, падении воинской дисциплины и растущем дезертирстве. А в целом — о развале армии. Имея в виду поднять боеспособность войск, съезд в одном из решений счел необходимым создать «ударные батальоны смерти» из добровольцев.

Эти и другие меры ни к чему не привели. Июньское наступление, организованное Временным правительством, провалилось.

Отступая из Галиции в составе русских войск, отец проделал на автомашине путь от Черновцов до Киева, где осенью 1917 года его часть расформировали. Вся дальнейшая жизнь и служба отца связаны главным образом с древним и самобытным Киевом. Город настолько стал ему близок и дорог, что отец всегда считал себя киевлянином. Время, предшествовавшее Отечественной войне, в жизни отца не назовешь безоблачным. Ему пришлось многое пережить.

В 1926 году он вступил в члены коммунистической партии, а спустя год коллектив 2-го дрожзавода, где в тот период отец работал слесарем, выдвинул его на должность директора Бучанского крахмального завода, находящегося под Киевом. Заводом он руководил с трехлетним перерывом, вызванным служебными перемещениями. В 1936 году по доносу его исключили из партии «за связь с врагами народа». Отец критически относился к некоторым мероприятиям партии, однако по принципиальным вопросам всегда занимал ее сторону.

Будучи человеком порядочным, он болезненно воспринял несправедливость. Стремясь реабилитировать себя, неустанно писал в партийные инстанции, доказывая свою правоту. Пока длилось бюрократическое разбирательство, его сняли с поста директора завода. Отец вынужден был вернуться в Киев — к своей основной профессии шофера. Изнурительная борьба отца за правду продолжалась более трех лет. В 1939 году его восстановили в партии с объявлением взыскания и направили директором крахмального завода в Черниговскую область. Через год он снова переехал в Киев, где встретил начало Великой Отечественной войны.

Высокие темпы наступления немецко-фашистских войск на первом, неудачном для нас, этапе войны позволили противнику уже в конце августа 1941 года выйти к Днепру, захватить Правобережную Украину и создать непосредственную угрозу Киеву. Обстоятельства вынудили эвакуировать из города ценности, промышленные предприятия и жителей. В эвакуации участвовал и отец. Он перевозил автомашиной в Харьков стариков, женщин и детей. Возвратиться в Киев уже не смог — город заняли немцы. Остался только с тем, что имел при себе. Куда было податься? Учитывая свой непризывной возраст, решил ехать к себе на родину — в Рязанскую область, где и трудился в сельском хозяйстве.

В 1944 году возвратился в освобожденный Киев. Ужасающее зрелище открылось взору. Гитлеровцы варварски разграбили и разрушили город, превратив в гигантскую груду камней. Старинный дом № 21 на Пушкинской улице, где до войны жила наша семья, чудом уцелел, но комната оказалась уже занятой. Отцу пришлось поселиться буквально в подворотне — холодном, продуваемом ветрами, малоудобном для нормальной жизни помещении. Только спустя много лет его жилищные условия улучшились: дали одну комнату в общей квартире.

В послевоенные годы отец участвовал в восстановлении города, работал в военных и гражданских организациях шофером, вел обычную жизнь пенсионера. Его здоровье пошатнулось. Он стал часто болеть. Я постоянно помогал ему материально.

* * *

С раннего возраста отца приучили трудиться. Он не брезговал никакой работой. Домашние никогда не приглашали электрика, водопроводчика, не сдавали в ремонт обувь. Отец все делал сам. Труд для него был своеобразным жизненным наркотиком. Это помогало ему даже в самые мрачные, голодные времена иметь честно заработанный кусок хлеба.

К людям отец относился мягко, по-доброму. Избегал конфликтов, предпочитая ссоре компромисс. Сожалел об отсутствии у него хорошей общеобразовательной подготовки. Вместе с тем проявлял по-своему философский склад мышления, опиравшийся на житейский опыт. Еще в 30-е годы говорил мне, что с началом войны в армии обязательно будут введены офицерские звания и погоны — так оно позднее и произошло. Имел привычку наиболее интересные мысли и события записывать.

Скончался мой отец, Василий Иванович Гераскин, 15 августа 1973 года в Киеве. Похоронен на Байковом кладбище. В наследство мне досталась самая мудрая книга человечества — Библия, изданная 100 лет назад в Москве по благословению Святейшего Синода. Это уникальное издание я храню как незабвенную память о своем отце.

Осмысливая жизнь отца, охватывающую период более 80 лет, осознаешь, какой сложной, полной забот и тревог она была. Отец всегда отдавал больше, чем получал взамен. На его глазах произошла смена эпох. Он пережил три революции, две мировые и гражданскую войны. Не много ли потрясений для одной человеческой жизни?

После похорон отца и поминок на душе было тяжело, пусто и одиноко. Никого не хотелось видеть. Переодевшись в гостинице в штатское, я пошел бродить по вечернему Киеву, окунувшись в свое детство и юность.

* * *

Родился я 22 мая 1921 года в городе Киеве на Малой Левашвоской улице. Отец мой, как я уже отмечал, Василий Иванович Гераскин, — коренной россиянин с Рязанщины, а мать, Ирина Давыдовна, — украинка с Полтавщины. Таких смешанных семей миллионы. Они — детище многовековой судьбы народов России, которые всегда по-братски делили радость и горе, забывая о своей национальной принадлежности.

Согласно гороскопу я появился на свет под знаком Близнецов. Астрологи утверждают, что именно под этим знаком рождаются художники и поэты.

Возможно это и так. Но, родившись художником, я все же им не стал. В гороскоп внесла серьезные коррективы сама жизнь.

Об отце я уже писал. Скажу коротко и о матери. Выросла она в многодетной, среднего достатка крестьянской семье Степаненко. Обладала сильным характером и волей. Ко мне и сестре проявляла строгость. Как большинство украинок, рачительно вела домашнее хозяйство, замечательно кулинарничала и шила. Никогда не отказывала людям в помощи. Заботливо опекала многочисленную родню. Скоротечная болезнь, вызванная простудой, лишила меня матери еще в раннем детстве.

Говорят, что у каждого поколения есть свои молодость и старость, своя заря и свой закат. Справедливо это и по отношению к моему поколению. Наше детство и юность прошли в напряженные предвоенные годы, закалились и возмужали мы в горниле Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, познали и многое осознали в послевоенный период, а в 80-е годы минувшего столетия перешагнули свой жизненный рубикон. Все это — целая историческая эпоха, наполненная крупнейшими политическими и социальными событиями, крутыми общественными поворотами, победами и кризисами, физическими и моральными испытаниями, тяжелый груз которых вынесло на своих плечах и мое поколение вместе со всеми советскими людьми.

Память не позволяет мне восстановить целостную картину предвоенных лет. Многое забыто. Ряд событий потерял свои очертания, растворился в глубине времени. Однако то, что когда-то поразило, задело и взволновало, встает перед глазами в виде отдельных эпизодов прошлого…

Начало 30-х годов… Мое воображение подростка поражают огромные красочные панно на стенах киевских домов: на них изображены на фоне заводских корпусов, дымящихся труб и домен, строительных кранов, высоковольтных электролиний мускулистые и строгие рабочие, женщины в красных косынках, призывающие: «Даешь пятилетку в четыре года!».

Особенно популярно изображение строящегося Днепрогэса. Он на плакатах и открытках, в газетах и учебниках, на обложках школьных тетрадей — буквально везде. Днепрогэс популяризировался как символ индустриализации Советского государства.

Именно в эти годы пятилетки строились металлургические предприятия на Украине и в Сибири, тракторный гигант на Волге, Турксиб, Кузнецк и Магнитка, новые шахты в Донбассе и многое другое. Упорным трудом страна вырывалась из оков технико-экономической отсталости.

Предполагалось, что процесс индустриализации государства должен базироваться на постепенном подъеме производительности сельского хозяйства, повышении благосостояния деревни. Однако аграрная политика партии, определившая форсированный «курс на коллективизацию», привела к трагическим последствиям.

Уже в 1932 году на Украине появились опасные признаки голода. В самом Киеве значительно ухудшилось снабжение, возникли перебои с продуктами.

На улицах все чаще начали появляться голодные, изможденные, опухшие от постоянного недоедания беглецы из сел, семьями и в одиночку просившие подаяния. Они рассказывали, что от голода вымирают целые деревни.

Туго приходилось и нам с сестрой. Выручал в какой-то мере паек ИТР (инженерно-технических работников), который получал отец, будучи начальником механического цеха на конфетной фабрике имени К. Маркса. В паек входили главным образом пшенная крупа и леденцы в больших металлических банках.

Жили мы почти рядом с фабрикой, в старом неблагоустроенном бараке. Сам район именовался Димиевкой, находился на окраине города, вплотную прилегая к Голосеевскому лесу. Часто возле фабрики приходилось наблюдать, как у ее главных ворот собирались толпы голодных, плохо одетых людей. Они с нетерпением ждали, когда отворятся ворота и со двора выкатят освободившуюся из-под повидла и патоки тару. Толпа бросалась к бочкам и мгновенно их растаскивала. Счастливчики, кому доставалась бочка, откатывали ее в сторону, забравшись внутрь или нагнувшись над ней, щепками и пальцами выковыривали из пазов остатки сладостей, пытаясь хоть так утолить голод.

Голод оставлял многих детей сиротами, пополнявшими ряды беспризорников. Сотни подростков, грязных и голодных, в лохмотьях заполняли улицы, вокзалы, базары и рынки города. Занимались они попрошайничеством, воровством и жульничеством. В холодные дни, озябшие и промокшие, грелись возле котлов, в которых варился асфальт.

На мрачной панораме города игриво выделялись богатые и ярко освещенные витрины специальных магазинов «Торгсин». Порожденные еще нэпом, они выглядели оазисом изобилия на фоне пустыни жесткого дефицита, чем нередко раздражали горожан. На прилавках магазинов покупателю предлагался широкий ассортимент продуктов, одежды и обуви. Однако приобрести все это можно было только за драгоценные металлы и камни — твердую валюту. В начале 1936 года, с упразднением в стране карточной системы, перестала действовать и сеть спецмагазинов «Торгсина».

В З0-е годы умалчивали о голоде и его причинах. Только спустя десятилетия стало ясно, что голод на Украине вызвало принудительное проведение пагубной для землепашцев хлебозаготовительной политики с широким применением репрессии.

Сентябрь 1935 года. Успешно завершились маневры Киевского военного округа, проходившие юго-западнее города, — в них участвовали 65 тысяч военнослужащих, большое количество танков, самолетов, орудий и другой военной техники. Здесь впервые нашел применение крупный авиадесант. Руководил маневрами командующий войсками округа Иона Якир. На маневрах присутствовали нарком обороны Климент Ворошилов и его заместители, руководители коммунистической партии и правительства Украины. За действиями играющих сторон наблюдали представители армий Италии, Франции и Чехословакии.

Маневры стали одними из крупнейших в Красной армии в период ее технического переоснащения и внесли важный вклад в развитие советской военной науки.

По завершении маневров Киевский городской комитет компартии организовал проводы Ворошилова. В группу провожающих, состоявшую из 10–15 человек, включили представителей рабочих заводов «Арсенал» и «Ленинская кузница», интеллигенции и школьников, которых представляли я и девочка моего возраста.

В день отъезда Ворошилова нас, школьников, с огромными букетами цветов доставили к Киевскому вокзалу. Проводы проходили в его левом крыле, где позднее размещался зал для депутатов Верховных Советов. Когда собравшиеся стоя расположились возле небольшого круглого стола, в комнату вошел улыбающийся Ворошилов в сопровождении Косиора, Постышева, Любченко, Затонского и других руководителей коммунистической партии и правительства Украины. С ними же находился и Якир.

Участвовавших в проводах партийных и военных деятелей мне видеть раньше воочию не приходилось. Теперь они стояли рядом, разговаривали и шутили, держались естественно и просто. Внутренне я испытывал определенную напряженность, но верх брало мальчишеское любопытство, хотелось всех рассмотреть и запомнить.

В центре внимания присутствующих, естественно, находился Ворошилов. И не только потому, что он был «гвоздем» проводов. В описываемое время Ворошилов пользовался популярностью в народе. Его величали «героем гражданской войны», «легендарным человеком», «железным наркомом». О нем слагали и пели песни.

Выглядел Ворошилов моложаво, держался бодро. Обращали на себя внимание подтянутость и выправка наркома. Его форма свидетельствовала о принадлежности к кавалерии. Грудь украшали два ордена Красного Знамени.

Войдя в помещение и тепло поздоровавшись с собравшимися, Ворошилов заметил:

— Инициатором нынешней встречи является секретарь горкома партии товарищ Сапов. Ему и карты в руки. Пусть начинает первым.

Открывая встречу, Сапов кратко сказал, что за маневрами с большим интересом следили не только киевляне, но и вся Украина. Успешное завершение учений войск округа — показатель роста обороноспособности государства. Представителям трудящихся и молодежи Киева приятно встретиться с наркомом обороны после маневров. И в завершение Сапов спросил Ворошилова:

— Климент Ефремович, для нас было бы интересно узнать ваше личное мнение о маневрах.

В ответ Ворошилов вытянул правую руку и, подняв большой палец, сказал:

— Вот! На большой!

Далее он рассказал о ходе учений и решенных на них задачах. Остановившись на десантировании войск, подчеркнул, что по своему размаху оно равных себе в зарубежных армиях пока не знает. Присутствовавшие иностранные наблюдатели, как отметил Ворошилов, дали высокую оценку выучке и действиям войск.

Отвечая на вопросы, Ворошилов периодически поглядывал на часы, а затем, сославшись на приближение времени отхода скорого поезда Киев — Москва, попросил провожающих выйти с ним на перрон вокзала. На перроне Ворошилов и провожающие сразу же попали в плотное кольцо многочисленных фотокорреспондентов, на что нарком заметил:

— Их и хлебом кормить не надо. Они уже тут как тут.

Сфотографировавшись со всеми провожающими, коротко переговорив с руководителями партии и правительства Украины, простившись с каждым из нас за руку, Ворошилов прошел в специальный вагон, находившийся в конце состава. Поезд отошел на Москву точно по расписанию. Сразу же в воздухе появилась эскадрилья самолетов — почетный эскорт наркома обороны.

Участники проводов начали прощаться друг с другом и расходиться. К нам подошел Затонский и спросил:

— Вам куда, ребята? Могу подвезти.

Я и девочка сели в открытый «линкольн» Затонского и, доехав с ним до Крещатика, сошли.

На следующий день во всех центральных газетах Украины появились информация о состоявшейся церемонии и большая фотография Ворошилова в окружении провожавших его лиц. Тогда невозможно было предположить, что спустя два года на февральско-мартовском пленуме ЦК партии Ворошилов заявит о подготовке во время маневров террористического акта против него и поддержит политику сталинского террора. В 1937–1938 годах Косиор, Постышев, Любченко, Якир, Сапов и другие участники этой памятной встречи были репрессированы по сфабрикованным делам и казнены, к чему приложил руку и Ворошилов.

У читателя может возникнуть вопрос, а почему, собственно, из тысяч киевских школьников городские власти остановили свой выбор именно на мне? Не знал в то время, не ведаю и теперь.

Середина 30-х годов. В свет выходит роман Николая Островского «Как закалялась сталь». Реализмом, революционным пафосом, верой в человека он, без преувеличения, покоряет сердца молодежи, а Павел Корчагин становится одним из ее героев. Глубокие симпатии вызывают и сам автор, и его трудная жизнь. Пройдя через суровые испытания гражданской войны, потеряв здоровье, будучи слепым и прикованным к постели, он поднимается над своим недугом и упорнейшим трудом создает роман.

Андре Жид, французский писатель, в 1934 году посетил Советский Союз. Встретившись с Николаем Островским, он сказал о нем: «Это ваш коммунистический Иисус Христос».

Героика и правда романа «Как закалялась сталь» вызывали у нас, молодых людей, огромный интерес. Свободно достать книгу было невозможно. В бучанскую школу, где я тогда учился, поступил только один экземпляр, находившийся у комсорга школы Бориса Трофимчука. А каждому хотелось быстрее прочесть новый роман. Как быть? Решили раз в неделю по очереди собираться после занятий у комсомольцев дома, где могли читать и обсуждать книгу по главам. Так и поступили. Жили мы разбросанно, далеко друг от друга, возвращались домой темными зимними вечерами, однако нас это не пугало.

Книгу не только читали. Вокруг ее содержания и героев велись жаркие споры. Нет сомнения, что роман «Как закалялась сталь» помог многим моим сверстникам найти свое место в жизни, подняться до подвигов в Великую Отечественную войну.

Борис Трофимчук пришел к нам в школу комсоргом ЦК комсомола Украины с киевского завода, в полном смысле слова — от станка. Здравомыслие, простота, задор, отзывчивость и близость к людям создали Борису в школьном коллективе огромный авторитет. Мы, подростки, стремились подражать ему во всем — в манере вести разговор, в одежде и даже в походке. Жизнь его оборвалась трагически. Осенью 1941 года Бориса Трофимчука, служившего в армии и вышедшего из окружения, на станции Буча схватили и расстреляли немцы.

Ушедший XX век отмечен выдающимися открытиями человечества. Среди них прорыв в космос, расщепление атомного ядра, создание телевидения и многое другое… На глазах моего поколения произошли и менее значимые, но памятные перемены и в других областях жизни, в частности в кинематографе. Год 1931-й — появляется звуковое кино. Год 1936-й — первая цветная кинокартина «Груня Карнакова».

Вспоминаю затемненный кинозал. Демонстрируется фильм «Путевка в жизни». Вместо титров и сопровождения фильма игрой на фортепьяно импровизирующим музыкантом, называвшимся почти забытым словом «тапер», с экрана звучит человеческая речь. От автора текст читает знаменитый Качалов с его неповторимым тембром голоса. И вдруг начинаешь понимать необычность произошедшего. Заговорил экран! Ты как бы сам вступаешь в общение с героями фильма…

Замечательные кинокартины были созданы в предвоенные годы. Велика их роль в формировании у моего поколения любви к Отечеству и чувства долга. Среди лучших лент выделяется, на мой взгляд, фильм «Чапаев». Это настолько органически целостное произведение, что из него не выбросишь ни одного кадра, ни одной реплики. Не только подростки, но и взрослые шли на «Чапаева» как на праздник. Смотрели фильм многократно и каждый раз с неослабевающим интересом. Знали все сцены и монологи героев фильма. «Чапаев» настолько был заразителен, что мальчишки играли во дворах в чапаевцев, воспроизводя содержание картины на свой лад.

Характерно, что актеры, снимавшиеся в кинокартине «Чапаев», достигли предельного самовыражения, реализовали весь свой творческий потенциал. Ни Борис Бабочкин, ни Леонид Кмит, ни Борис Блинов, ни Варвара Мясникова в последующих съемках в кино даже не приблизились к уровню своей игры в знаменитом «Чапаеве».

Леонид Кмит, например, за свою жизнь снялся более чем в 70 фильмах, в их числе такие известные, как «Поднятая целина», «Тарас Шевченко», «Мичман Панин» и «Чужая родня». Но ни один образ, созданный им в кино, не осел в памяти зрителей подобно Петьке из фильма «Чапаев». Только одна эта роль прославила его и сделала необычно популярным.

Массовые репрессии середины 30-х годов, породившие в обществе атмосферу неуверенности, подозрительности и доносов, давали о себе знать и в Киеве. Происходящее не оставляло безучастной и молодежь. Однако она в своем большинстве разделяла официальную точку зрения на оценку «происков врагов народа».

Репрессии никого из моих близких родственников не коснулись. Нов памяти, кроме исключения из партии отца, остались два события того беспокойного времени, затронувшие меня. Первое произошло, когда я учился в шестом классе.

Как-то раз прямо с урока меня вызвали к директору школы. В кабинете находился мужчина средних лет в штатском костюме. Не представляясь, он поинтересовался, почему я в некоторых лозунгах, сделанных мною для школы, половину буквы пишу желтым цветом, а другую — голубым. Мое объяснение, что желтый и голубой цвета хорошо гармонируют, очевидно, его не удовлетворило. Последовал ряд вопросов, суть которых сводилась к стремлению докопаться, не делаю ли я это по подсказке кого-то из взрослых, возможно учителей.

Получив отрицательный ответ, незнакомец, который наверняка был сотрудником НКВД, строго напомнил, что желто-голубой цвет — символика петлюровцев, украинских буржуазных националистов, и потребовал учесть его замечания на будущее. В наше время, когда желто-голубой стяг стал государственным флагом независимой Украины, этот случай вспоминается с горькой иронией.

Второе событие связано с арестом Ильи Лазарева, мужа моей двоюродной сестры Раисы. Они поженились в 1929 году, когда Илья был студентом Киевского института народного хозяйства. В 1933 году, после завершения учебы, ЦК ВКП (6) направил его на руководящую работу в сельское хозяйство Иркутской области, а затем Красноярского края. В 1936 году Илья был переведен из Сибири в Москву в аппарат Госплана СССР, а в августе 1937 года репрессирован органами НКВД как «враг народа». Новость о его аресте буквально ошеломила киевских родственников. Все, что мы достоверно знали о нем, находилось в полном противоречии с произошедшим, воспринималось как злой рок.

Илья Лазарев, сын вологодского крестьянина, с 1918 года состоял в рядах коммунистической партии. С 1917 по 1923 год служил в Красной гвардии и пришедший ей на смену Красной армии, принимал непосредственное участие в боях под Петроградом и на польском фронте. После демобилизации и до учебы в Киеве находился на партийной работе в Винницкой области. По своим политическим взглядам являлся ортодоксальным марксистом-ленинцем. Не только твердо верил в идеалы партии, но и настойчиво боролся за них. Помню, в его присутствии родственники не осмеливались рта открыть с критикой в адрес советской власти, зная, что получат отпор. И вот такой человек, стойкий и преданный коммунист, защитник власти, оказался у этой самой власти за тюремной решеткой. Мы недоумевали.

Спустя годы Илья мне рассказывал, что после ареста его этапировали в Красноярск, где он 22 месяца содержался в тюрьме № 1 Управления НКВД края. Ему в вину вменялись преступные связи с троцкистами, вредительская и антипартийная деятельность, даже шпионаж в пользу Японии. Все дело с первого до последнего листа было сфальсифицировано.

На одной из очных ставок с абсолютно незнакомым человеком, выдавшим себя за вербовщика Лазарева в троцкистскую организацию, крайне возмущенный и утративший над собой контроль Илья схватил со стола следователя увесистую чернильницу и нанес ею удар по голове лжесвидетеля. Тут же сам потерял сознание и очнулся уже в камере.

Пройдя через тюремные муки, Илья Лазарев выстоял, ни одного протокола допросов не подписал, никого из сослуживцев и знакомых не опорочил. Выиграть неравную схватку со следователями НКВД ему помогли железная воля и мужество, вера в правду и свою невиновность. В июне 1939 года дело на Илью Лазарева вынуждены были прекратить, из заключения его освободили, восстановили в партии и, подлечив в Сочи, вернули на работу в Госплан СССР.

В откровенных беседах он никогда не высказывал обид и жалоб в связи с арестом, не отождествлял партию с репрессиями, считал, что в острейшей классовой борьбе ошибки и издержки неизбежны.

Но тяжелые физические и моральные испытания не прошли для Ильи Лазарева без последствий, подорвали его здоровье. Начало отказывать сердце, он серьезно заболел и был помещен в больницу для старых большевиков в Сокольниках, на улице Стромынка. Я периодически его навещал. Меня поражали в Илье потребность деятельности, неугомонность даже у смертной черты. Тогда часто проводились пленумы ЦК КПСС по сельскому хозяйству, и он носился с идеей послать туда письмо с предложениями по совершенствованию аграрной политики.

22 июля 1957 года, в возрасте 59 лет, Илья Лазарев умер.

К рассказанному добавлю, что семья Ильи — Рая и двое детей — ежегодно выезжала на лето к родственникам на Украину, в Полтавскую область. В 1941 году застигнутая врасплох войной семья осталась на оккупированной немцами территории. Сам Илья с первых дней Великой Отечественной войны и до полной победы служил офицером на фронте в саперных частях. Уволился только в 1946 году в звании инженер-майора. Судьбе угодно было, чтобы дивизия, в которой он служил (2-й Украинский фронт) освобождала село, где находились в оккупации Рая с детьми. Подобное иначе как счастливым и редким событием не назовешь. Чем не волнующий сюжет для повести?..

В детстве и юности большая часть года, естественно, проходила в стенах школы. Из-за переездов отца мне довелось учиться в городской и сельской школах, в украинской и русской. Нельзя отрицать, что средняя советская школа многое дала моему поколению. Широко открыв перед ним двери к образованию, она сделала его грамотным. Школа воспитала моих ровесников патриотами, людьми долга, научила жить не только личными интересами.

Вместе с тем система школьного образования была чрезмерно политизирована. Искусственно революционизировались многие события отечественной и зарубежной истории, жизнь и творчество даже таких выдающихся деятелей русской и украинской культуры, как Пушкин, Толстой, Шевченко и Франко. С другой стороны, из учебной программы были исключены Достоевский, Бунин, Есенин и другие крупнейшие писатели и поэты.

Школа слабо заботилась об утверждении в учениках самосознания. В процессе учебы навязывались стереотипные оценки и рецепты. От учащихся требовали мыслить строго в рамках установленных политических, исторических и эстетических канонов, что обедняло личность.

После уроков школьники редко уходили домой, а оставались для занятий в различных кружках, для выпуска стенной газеты и уборки классов, участия в пионерских и комсомольских собраниях, спортивных соревнованиях. Тесные связи поддерживались с военными шефами. С наступлением лета старшеклассники работали вожатыми в пионерских лагерях. В походах, на спортивных площадках, в военных играх, у костров быстро проходили летние месяцы, и мы, повзрослевшие, загорелые, окрепшие, снова садились за школьные парты.

Неподдельную радость и гордость за нашу советскую страну вызывали у нас, молодых, эпопея «Челюскина», летчики Чкалов, Байдуков и Беляков, совершившие беспосадочный перелет из Москвы в США через Северный полюс, Папанин и его товарищи по дрейфующей станции СП-1. Да разве только это? Молодежь жила интересами и заботами страны.

Органически входил в нашу повседневность спорт. Кроме регулярных школьных соревнований, сдачи норм на значок БГТО, каждый избирал привлекавший его вид спорта. Я играл в теннис, футбол и волейбол, занимался спортивной гимнастикой. Зимой ходил на лыжах и катался на коньках. Спорт среди молодежи действительно был массовым. И это при наличии в Киеве только двух стадионов: хорошего — общества «Динамо» и похуже — «Локомотива». В городе практически не было плавательных бассейнов, крытых кортов, искусственных катков, благоустроенных спортплощадок.

К концу 30-х годов жизнь заметно улучшилась, поднялось настроение людей. Но наша семья жила скромно, располагала только самым необходимым. Даже на пороге окончания средней школы я не имел обыкновенного костюма — покупали отдельно то брюки, то пиджак. Однажды в поисках брюк мы с отцом зашли в небольшой комиссионный магазин на Крещатике, и он предложил купить уцененные военные брюки, сказав, что красный кант можно выпороть, а штаны укоротить. Наверное, потому что я очень хотел иметь костюм, ждал этой покупки, предложение отца меня очень больно задело и я, глуша в себе обиду, наотрез отказался. У меня была только одна пара ботинок на все сезоны, а когда они требовали ремонта, отец доставал свой немудреный сапожный инструмент и сам чинил их.

Мое поколение отличалось полным бескорыстием. Ему были чужды накопительство, стремление к наживе и обогащению. Мы хорошо понимали, что одними деньгами человек не может быть счастлив.

Мои сверстники находились под большим воздействием революционных событий Октября, одержанных советской властью побед в годы гражданской войны и иностранной интервенции. Наше молодое сознание не воспринимало политических полутонов и всех строго делило на «красных» и «белых», друзей и врагов. Нам были близки революционная романтика и ее герои, но мы не понимали переживаний белогвардейцев, царских сановников или буржуа.

Еще в середине XIX века Александр Герцен в романе «Былое и думы» написал: «В молодости убеждения слишком юны, слишком страстны и горячи. Большая вера и надежда во все новое, революционное. Многому верим, берем на слово, не анализируя сами себя».

Сказать так о себе есть полное основание и у моего поколения.

* * *

С раннего детства меня неудержимо влекло к карандашам и краскам. Уединившись, я мог увлеченно рисовать человечков, замысловатые сражения, сказочных героев и многое другое, создаваемое детским воображением.

С большим удовольствием рассматривал репродукции картин, рисунки в детских книгах и журналах. Помню, как, удобно усевшись на диване в гостях у старшей сестры матери — Дарьи Давыдовны, я осторожно перелистывал страницы богато иллюстрированного журнала «Нива», издававшегося в России до 1918 года, подшивку которого хранила моя тетушка.

В школе само собой сложилось так, что оформление стенной газеты, классов в праздничные дни, написание плакатов и объявлений всегда являлось моей обязанностью. К счастью, родители вовремя заметили мое призвание и всячески его поощряли. На семейном совете решили, что быть мне художником.

Появилась необходимость придать моему специальному образованию хотя бы начальную систему. Первое время я брал частные уроки у художника дома, а затем перешел в студию изобразительного искусства киевского Дворца пионеров. Хорошо поставленный там учебный процесс принес свои первые плоды. В 1935 году мои работы даже были отправлены на выставку детского рисунка в Англии.

В свободное от занятий время я любил посещать картинную галерею, выставки художников. Однажды мое внимание привлекла открывшаяся на Владимирской горке панорама «Голгофа». На большом полотне кругового обзора изображалась трагедия распятия Иисуса Христа. Кто ее автор или авторы — не помню, но панорама, по моему мнению, крупнейшее произведение живописи. Странно, что в последующем я никогда и нигде не встречал даже упоминания об этом полотне.

В 1937 году открылась Киевская художественная средняя школа. Для нас, тянувшихся к живописи, открытие специальной школы вылилось в настоящий праздник. Мы знали о строительстве школы, следили за ним — и вот она приняла нас в свои аудитории. Здесь осталась основа храма Богородицы Десятинной, разрушенного в 1240 году ордами хана Батыя при штурме Киева. С площадки школы открывался прекрасный вид на устремленное ввысь строение Андреевской церкви, созданной талантом Растрелли. Школу и церковь разделял крутой, весь изогнутый знаменитый Андреевский спуск.

Трехэтажное здание школы, с порталом, украшенным шестью колоннами, удобно расположенными светлыми классами и специальными аудиториями, хорошо учитывало ее предназначение. На верхнем этаже размещался актовый зал со стеклянным потолком. В нем проходили выставки работ учащихся, самодеятельные спектакли и концерты, торжественные заседания. Война пощадила красивое здание школы, оно и сейчас возвышается на прежнем месте, но в нем, насколько я осведомлен, разместился краеведческий музей.

Учебная программа и план хорошо соотносили общеобразовательную и специальную подготовку учащихся, но отличались плотностью. Необходимо было, не урезая время на общее образование, дать знания и навыки по специальному профилю школы. Этому во многом способствовал преподавательский коллектив, отличавшийся высоким профессионализмом. Состав учащихся общеобразовательных классов не всегда совпадал с составом специальных, которые комплектовались с учетом одаренности учащихся. Основательно овладев рисунком, переходили к акварельным и масляным краскам. На завершающем этапе обучения писали натуру.

Живопись, рисунок и композицию учащимся старшего класса преподавали педагоги Петр Носко и Александр Фомин. Насколько мне известно, оба выпускники Петербургской академии художеств. Они умели методически грамотно, интересно донести до учащихся саму суть живописного мастерства. Фомин своим ростом, бородкой, да и всем внешним обликом напоминал Репина. Носко выглядел человеком с аристократическими манерами и всегда носил бабочку. Их авторитет среди учащихся был непоколебим.

В нашем классе занимались не только способные, но и талантливые ученики, подававшие большие надежды в живописи и скульптуре. Это Михаил Чепик, Борис Рапопорт, Ольга Крылова, Гарик Гликман — по призванию анималист, умело изображавший животный мир, и Анатолий Белоцерковский — сын известного не только на Украине, но и в стране скульптура. К сожалению, никто из них громко о себе не заявил, до вершин мастерства в живописи и скульптуре не поднялся. Наверное, помешала начавшаяся летом 1941 года затяжная война.

По общеобразовательным предметам я успевал средне, хотя душа моя больше лежала к истории, географии и литературе. По рисунку, живописи и композиции успехи были хорошие. Надо заметить, что среди учащихся имела хождение теория, утверждавшая, что для художника главное — это постижение мастерства рисунка и живописи, а общеобразовательные знания — дело второстепенное. Подобные рассуждения, очевидно, не отнесешь к зрелым, но было именно так.

Школа поддерживала связи с Киевским художественным институтом. Учащиеся приглашались в институт на встречи с интересными людьми. Одна из таких встреч с художником Исааком Бродским, состоявшаяся в 1938 году, запомнилась больше других.

Бродский был широко известным советским живописцем, профессором и руководителем Всероссийской академии художества в Ленинграде. Многим знакомы его картины «Ленин в Смольном», «Торжественное открытие II конгресса Коминтерна» и другие.

На встрече Бродский интересно рассказал об учебе в мастерской Ильи Репина, о своей практике в Испании, сборе исторических материалов в связи с работой над полотном «Расстрел 26-ти бакинских комиссаров». По заданию советского правительства он вел переписку с Репиным и ездил к нему в Куоккалу, убеждая возвратиться в Россию. Под влиянием дочери, по утверждению Бродского, Репин это предложение отверг и остался жить в Финляндии.

Бродский рекомендовал нам, будущим художникам, учиться мастерству рисунка у немецкого живописца и графика эпохи Возрождения Ханса Гольбейна. Его рисунки бюргеров и гуманистов, послов и купцов, королевской знати отличаются скупыми и точными линиями, подчеркивающими не только индивидуальные черты модели, но и внутреннее содержание человека.

На этой киевской встрече Бродский запомнился крупными чертами лица, низко сидящими бровями и длинными, до плеч, волосами, расчесанными на пробор.

Сейчас Бродский незаслуженно забыт. А ведь он, лучший ученик Репина, многое сделал для развития отечественной живописи; его картины имеют не только художественное, но и документальное значение. Забвению предаются и другие художники, которых современные критики относят к «придворным» только потому, что в их творчестве отображены события, лидеры и люди советского времени. Но таким же образом поступали художники в любую другую историческую эпоху. Они отображали в живописи, скульптуре и во всех других творениях окружающую реальность. Можно их творчеству поклоняться, а можно не принимать. Однако произвольно выбросить из истории искусства невозможно.

Киевскую художественную среднюю школу я закончил в 1940 году. Это был ее первый выпуск. Летом посетил Ленинград, разведал условия приема в Академию художеств. Еще раз все взвесил и твердо решил осенью сдавать экзамены в Академию.

* * *

Правильно говорят, что наши судьбы и наши намерения почти всегда играют невпопад. Предстоящий призыв осенью 1940 года в армию лишал меня возможности поступить в Академию художеств. Был ли я огорчен? В какой-то мере да. Откладывалась на неопределенное время реализация моих планов. Вместе с тем я понимал, что время наступает грозное и поэтому с личными замыслами следует повременить.

Уже год полыхало пламя Второй мировой войны. Германия одну за другой оккупировала страны Европы. Немецкие войска стояли лицом к лицу с частями Красной армии на наших западных границах. Генералы вермахта интенсивно разрабатывали план вторжения в Советский Союз, условно именуемый «Барбаросса».

В 1912 году отец шел служить в царскую армию, теперь, спустя 28 лет, наступил и мой черед служить, но уже в рядах Красной армии.

Подготовка допризывников велась военкоматами солидно. Она охватывала ознакомление с оружием и средствами индивидуальной защиты, физическую закалку. Каждый допризывник умел работать на спортивных снарядах. Потом в армии в полной мере ощутили важность всего, что нам дали военкоматы.

Вместе с тем в подготовке к возможной войне имелись и серьезные огрехи. Молодежь ориентировали не на жестокую, бескомпромиссную схватку с врагом, а на сравнительно легкую победу над ним малой кровью.

Постоянная пропаганда военной мощи, нашей несокрушимости, утверждение в песнях, что «и в воде мы не утонем, и в огне мы не горим», дезориентировали молодежь, порождали в ней шапкозакидательство, настраивали только на успех. За эти издержки, как известно, страна и люди дорого заплатили в Великой Отечественной войне. Из каждых десяти моих сверстников, ушедших на фронт, восемь не вернулись с полей сражений.

Призывом в армию мое поколение гордилось. Даже при отказе в призыве по состоянию здоровья или другим причинам мои товарищи буквально обивали пороги военкоматов с просьбой о службе в армии.

В каких войсках и где будет проходить срочная служба, от призывников почему-то скрывали. Несколько прояснилась обстановка только накануне отъезда в армию, на вечере в клубе Осоавиахима (Общество содействия обороне, авиации и химическому строительству). Прочитав над сценой лозунг «Да здравствуют славные советские пограничники» и увидев, что для нашего сопровождения прибыли военные в зеленных фуражках, я понял, что служить предстоит в пограничных войсках.

Настал день прощания с родными, друзьями и славным Киевом. Стоял конец сентября, но погода держалась теплая. Эшелон для призывников, состоявший из товарных вагонов, находился на запасном пути у платформы, где обычно производились воинские погрузки. В каждом вагоне — слева и справа двухъярусные полки, на которых нам предстояло спать. Вдоль эшелона стояли группами призывники, оживленно беседуя с родными и близкими. Во всем ощущались и боль расставания, и неизвестность, и торжественность происходящего.

На проводы приехали две мои тетушки. Они дали мне массу добрых напутствий, харчей на дорогу и вместо букета цветов — довольно большой фикус в глиняном горшке. Уверен, что фикус тетушки подарили со всей искренностью, но, держа его в руках, я чувствовал себя нелепо, замечая насмешливые взгляды окружающих. Забегая вперед, сознаюсь, что, как только эшелон тронулся и появилась возможность избавиться от фикуса, я швырнул его под откос, мысленно прося прощения у моих добрых тетушек.

Отец в день отъезда работал и к эшелону подъехал буквально на несколько минут. Разговор состоялся короткий, мужской, без сентиментальностей. Несколько волнуясь, но стараясь не показывать этого, он сказал:

— Вот ты, Борис, и начинаешь самостоятельную жизнь. Теперь у тебя своя дорога. Я дал тебе все, что было в моих силах. Будь счастлив. Не забывай отца.

Порывисто обнял меня, резко повернулся и, не оглядываясь, пошел к автомашине.

Раздалась команда: «По вагонам!». Эшелон медленно тронулся. Сгрудившись у широко открытой двери товарного вагона, с волнением прощались мы с родным Киевом. Позади остались окраины города, Днепр, Дарница… Поезд увозил нас на восток…

Призыв в армию подвел черту под моей юностью, а позже война круто развернула жизнь, разрушив навсегда планы молодости.

Глава вторая: Военные люди в зеленых фуражках

Эшелон, то замедляя, то ускоряя бег, двигался на восток. Оставив позади Харьков и другие менее крупные города, приближался к Волге. На станции эшелон с призывниками не пускали, держали на железнодорожных «задворках» — запасных и подъездных путях.

Жизнь на колесах незаметно всех сблизила. Разговаривали и размышляли буквально обо всем на свете. Делились сомнениями и замыслами, гадали о будущем. Одни радовались призыву в пограничные войска, другие сожалели, что не попали в авиацию или на флот.

Проследовав Куйбышев, эшелон изменил направление движения — повернул на юг. Завеса секретности с нашего маршрута окончательно спала. Мы поняли, что служить будем не на восточной, а на южной границе. Подобное открытие многих огорчило, кое-кто начал сетовать на превратности жизни, забросившей нас в столь отдаленные и спокойные по сравнению с западной границей места.

В Ташкент — пункт назначения — эшелон с киевскими призывниками прибыл в середине октября. У меня само название города почему-то ассоциировалось с названием популярной в те годы повести А. Неверова «Ташкент — город хлебный». И я все время про себя повторял эту фразу.

Построенные вдоль вагонов новобранцы представляли зрелище, способное устрашить любого, но не своей воинственностью, а затрапезным видом. Одежда, составлявшая далеко не лучшую часть домашнего гардероба, за время долгого пути сильно поистрепалась. Обувь также находилась в плачевном состоянии, оторвавшиеся подметки некоторые закрепили веревками. И вообще своим обликом мы напоминали беспризорников из кинофильма «Путевка в жизнь». В таком виде, стыдясь самих себя, под любопытными взглядами горожан мы строем добрались до бани.

Баня и интенданты сотворили с нами чудо. Словно пройдя сквозь сказочный очистительный огонь, каждый призывник, тщательно отмытый и подстриженный, в новенькой, хорошо подогнанной пограничной форме, в яловых сапогах и кожаных ремнях, весь сияющий и хрустящий, выходил из бани. Мы не узнавали друг друга — такая разительная произошла перемена.

Опять строем, но уже с поднятой головой и развернутыми плечами, твердо ставя ногу и придерживаясь равнения, новобранцы гордо шагали через город в казармы — место нашего нового обитания.

В огромной светлой казарме с вымытыми до блеска полами нас построили в главном проходе, по сторонам которого стояли аккуратно застеленные солдатские кровати и тумбочки. Все внимательно слушали крепко сбитого мужчину с крупной головой и маленькими глазами. Перемежая речь украинскими словами, он говорил о распорядке дня и правилах поведения в казарме. Показывал, как следует заправлять постель и куда ставить сапоги, класть ремень и портянки. Курсанты прыснули, когда он на украинский манер назвал салфетку на тумбочке «салафеткой».

Таково было первое знакомство со старшиной роты, носившим довольно редкую фамилию Бедило. Впоследствии он оказался взыскательным, но справедливым командиром, хорошим службистом.

С 14 октября 1940 года я стал курсантом окружной школы младших командиров Среднеазиатского пограничного округа войск НКВД.

* * *

Нас, европейских жителей, поразил восточный колорит Ташкента. Он броско заявил о себе арыками вдоль улиц, пышной южной зеленью, шумными базарами и дешевыми фруктами, арбами с впряженными в них осликами, яркой одеждой горожан и незнакомым говором. В остальном Ташкент был похож на другие известные нам города.

Окружная школа размещалась почти на окраине Ташкента. Помнится, ближайшая к ней остановка трамвая называлась Дархан-арык. Служебные здания и постройки вместе составляли компактный военный городок, сооруженный в 30-е годы. Здесь были созданы все условия для подготовки кадров младшего командного состава — начиная с казарм, учебных классов и столовой и заканчивая спортивным городком, тиром, манежем и кинотеатром.

Начало военной службы моего поколения совпало с неординарными реформами в армии. Нарастание угрозы военного нападения, уроки зимней войны с Финляндией заставили принять ряд законодательных актов и постановлений, разработать новые воинские уставы, издать приказы и ведомственные инструкции, направленные на повышение боеготовности и боеспособности войск, укрепление дисциплины и порядка, подготовку армии к возможной войне.

В сентябре 1939 года Верховный Совет СССР принял Закон о всеобщей воинской обязанности. Законом срок службы в погранвойсках увеличивался с двух до трех лет. В августе 1940 года Президиум Верховного Совета СССР издал Указ «Об укреплении единоначалия в Красной армии и Военно-морском флоте». В том же году ГУПВ разработало новые инструкции и для пограничных войск. Весной 1940 года народным комиссаром обороны был назначен С. Тимошенко. По изданным им приказам мы, солдаты, на себе почувствовали твердую руку нового наркома, возросшую требовательность к войскам.

Школа готовила младших командиров, специалистов радио и проводной связи для частей Среднеазиатского пограничного округа. Проявляя терпение и упорство, преодолевая трудности, курсанты обретали зрелость и набирали опыт в ратном деле. Нередко говорят: «Солдат спит, а служба идет». С этой поговоркой нельзя согласиться. В ней звучит ирония и заметен негативный оттенок. В действительности воинская служба — тяжелый труд, сопряженный с внутренней ломкой, выработкой новых качеств, составляющих солдатский характер.

Молодые курсанты постепенно втягивались в распорядок дня, режим учебы, несение внутренней и караульной службы, в систему отношений «подчиненный — начальник». Правда, первое время я настолько уставал, что перед отбоем, знакомясь с газетами в ленинской комнате, буквально засыпал. После долгожданной команды «Отбой» в считаные секунды раздевался и сразу же засыпал мертвым сном. Изредка снилось, будто я все еще нахожусь в эшелоне, словно подрагивает вагон и слышится стук колес на стыках рельсов.

В соответствии с учебной программой курсанты изучили телеграфную и проводную связь, воинские уставы, оружие, пограничную службу, занимались огневой, физической и строевой подготовкой, обучались умению действовать индивидуально и в составе отделения и роты в сложной обстановке и в любую погоду. В процессе тренировок и учений исходили и проползли на брюхе все пригороды Ташкента, изрыли многие кубометры земли, превращавшейся летом почти в гранит, а в дождливые осенние и зимние дни — в крутую грязь, из которой с трудом можно вытянуть сапоги.

В физической закалке курсантов важное место отводилось марш-броскам, достигавшим дальности 25 километров. Эти марш-броски с полной солдатской выкладкой настолько изматывали и изнуряли, что сознание как бы отключалось, а ноги двигались автономно, сами по себе. На привалах наваливалась усталость, прижимая к земле, возникало желание бросить винтовку, ранец, противогаз, лечь и послать всех к черту. Но какие-то внутренние силы противились минутой слабости, поднимали и заставляли бежать дальше. На окраине Ташкента участников марш-броска обычно встречал военный оркестр. Музыка действовала отрезвляюще. Курсанты подтягивались, настроение улучшалось. Отставших насчитывались единицы.

Поскольку южная граница охранялась пограничниками на лошадях, программой предусматривалось обучение курсантов верховой езде. Когда смотришь на опытного всадника со стороны, все кажется красиво, просто и элегантно. Но попробуйте впервые взобраться на лошадь. Вас сразу же охватит неуверенность, чувство неизбежного падения, и вы обязательно схватитесь за гриву или шею лошади. Первое время, пока мы не постигли всех хитростей верховой езды, нечто подобное происходило и с нами, горожанами, не имевшими до армии никакого понятия об обращении с лошадьми. Обычно старшина стоял посредине манежа с длинным кнутом, а курсанты двигались на лошадях по замкнутому кругу, меняя по команде скорость и направление движения. Особенно неприятной была команда: «Бр-р-рось стремя!». Потеряв упор для ног, изо всех сил зажимая коленками бока лошади, чтобы не свалиться, начинаешь мелко подпрыгивать, чувствуя, как дребезжат все внутренности. Не сразу давалась вольтижировка. Позднее, когда в седле слились с лошадью, увидели в ней доброго боевого друга, курсанты стали гордиться своей принадлежностью к кавалерии и даже таким кавалерийским атрибутом, как шпоры.

У окружной школы имелись лагеря, где курсанты жили в палатках летом, а иногда и зимой, занимаясь боевой подготовкой. Находились лагеря в селении Полторацкое, в 30–35 километрах от Ташкента. В летние дни здесь, как и в городе, изнуряли жара и духота. Солнце жгло беспощадно. От обильного пота гимнастерка постоянно была мокрой, а просохнув, ткань твердела, на ней проступали белые узоры — следы соли. Зимой, особенно ночью, мучил холод. Чтобы согреться, мы ложились, тесно прижавшись друг к другу, набросив на себя все имеющиеся шинели. Если ночью кого-то из нас вызывали, выдергивая из общего тепла, спящие сразу же инстинктивно сдвигались. Не всегда хватало питьевой воды, а попытки компенсировать недостачу из арыков заканчивались массовым расстройством желудков у курсантов.

Командование, зная о том, что я окончил художественную школу, загружало меня многочисленными поручениями по изготовлению схем и диаграмм, наглядных пособий и многого другого.

Постепенно я начал замечать в себе некоторые метаморфозы. На первых порах тоска по дому и тяготы службы вызывали потребность активной переписки с отцом и друзьями, но по мере адаптации к армейской среде почтовый поток превратился в обычный ручеек. Произошел психологический перелом и в отношении к учебе. Потянуло к знаниям. И в дальнейшем я всегда учился с высокой мерой ответственности, окончил вуз с красным дипломом.

Курсанты окружной школы получали месячный оклад 14 рублей. Деньги уходили главным образом на зубной порошок, одеколон и другие бытовые мелочи. Отец никакой денежной помощи мне не оказывал, и я к этому относился с пониманием. Кормили сытно, но несколько однообразно. Курсанты иногда покупали в столовой командного состава пирожки, конфеты и лимонад, чтобы разнообразить свой рацион.

Наши младшие командиры хорошо знали свое дело, обладали опытом службы на границе, ответственно выполняли свои обязанности, стремились передать нам военные знания. Но у большинства из них отсутствовало даже среднее образование.

Учебным взводом командовал лейтенант Петров, выпускник Харьковского пограничного училища. Не имея достаточного опыта управления подчиненными и навыков воспитателя, он позволял себе покрикивать на курсантов, без нужды шуметь. Это не прибавляло ему командирского авторитета в наших глазах. К тому же на нем, человеке низкорослом и щуплом, военная форма всегда сидела торчком, казалась больше нужного размера, что создавало какую-то незавершенность в его облике.

Ротой командовал старший лейтенант Филатов. Довольно интеллигентный человек, по-военному подтянутый и аккуратный, строгий в отношении курсантов, но справедливый. Он всегда очень четко излагал свои мысли и давал указания. В подразделении поддерживал высокую дисциплину. Курсанты его побаивались и одновременно уважали.

Начальником школы являлся майор Топорашев. Испытанный в боях пограничник, заядлый кавалерист. Внешне всегда суров и сдержан. Внимание курсантов привлекал орден Красного Знамени на груди Топорашева. В довоенное время у нас, молодых людей, такая награда вызывала благоговение. По ходившим среди личного состава школы слухам, Топорашев был удостоен ордена за ликвидацию в З0-е годы в Средней Азии крупной банды басмачей и ее главаря. Насколько мне известно, уже после войны Топорашев в звании генерала руководил войсками Белорусского погранокруга.

Здесь, в окружной школе, я впервые воочию увидел военного контрразведчика. Заметного впечатления он на меня не произвел и интереса не вызвал. Это был мужчина средних лет, высокого роста, строгого вида. Военную форму носил не пограничную, а сотрудника НКВД. По отношению к курсантам и командирам держал себя строго обособленно, на общешкольных мероприятиях не появлялся. Выглядел в коллективе чужим человеком.

Пограничные войска имеют славные боевые традиции. Зеленая фуражка — это нечто больше, чем головной убор, это символ принадлежности к братству часовых нашей Родины. Мы, в то время молодые воины, знакомясь с историей погранвойск, подвигами Андрея Коробицына, Петра Котельникова, легендарного Никиты Карацупы и других известных пограничников, буквально впитывали в себя героику советской границы, гордились принадлежностью к погранвойскам.

От времен солдатской службы меня отделяют десятилетия, но и сейчас я тепло вспоминаю те далекие и трудные годы. Они научили меня глубже понимать жизнь, сделали взрослым, приучили к труду и личной дисциплине. Ошибаются те, кто утверждает, что служба в армии калечит людей духовно и унижает. Наоборот, она слабых делает сильными, разболтанных — дисциплинированными, колеблющихся — стойкими бойцами. Ратный труд всегда возвышает человека.

* * *

В предвоенные годы о возможности войны говорилось и писалось немало, ее неизбежность предугадывалась во многих событиях. И все же пришла война на нашу землю и опалила советских людей неожиданно.

День 22 июня 1941 года я помню и сегодня во всех деталях. Такой день оставляет в памяти глубокую зарубку на всю жизнь.

Наша рота находилась в лагерях. Пользуясь воскресным днем, курсанты стирали обмундирование в арыке. Неожиданно наше занятие было прервано командой срочно возвратиться в расположение лагеря. Нам был отдан приказ никуда не отлучаться, так как ожидается важное правительственное заявление по радио.

Кто будет выступать и о чем говорить, никто толком не знал. Командиры выглядели озабоченными, перешептывались, иногда произносили слово «война».

Около 12 часов по московскому времени личный состав собрали возле громкоговорителя, установленного у палаток. От имени советского правительства выступил В. Молотов, сообщивший о внезапном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Началась война, втянувшая в свою пучину и мое поколение.

И сразу как бы рухнуло обычное представление о жизни, она повернулась к нам своей трагической стороной, обрела новый смысл и измерение. В сознании все перемешалось: гнев, возмущение, тревога и решительность. Глубокое беспокойство вызвало сообщение о бомбардировке фашистской авиацией Киева. Каждый из нашего призыва тревожился за судьбу родных и близких, возможные разрушения в городе.

Война заставила внутренне собраться, подтянуться, изменить ритм жизни. Серьезные коррективы претерпела программа обучения курсантов школы. В нее включили изучение немецкого стрелкового оружия, борьбу с танками и парашютным десантом — все то, чего требовали интересы фронта.

Постепенно менялся облик Ташкента, находящегося за тысячи километров от линии фронта. К концу года в город начали прибывать многочисленные беженцы, главным образом старики, женщины и дети. Впервые тревожно зазвучали слова «эвакуированные» и «оккупированная территория».

На вокзале я наблюдал, как из вагонов выносили тела умерших и заболевших в дороге людей. На привокзальной площади сотни беженцев с чемоданами, мешками, узлами и домашним скарбом располагались прямо на асфальте. Шел дождь со снегом, дул пронизывающий ветер. Люди, прижавшись друг к другу, прячась под зонтиками, брезентами и одеялами, проводили здесь дни и ночи, мучаясь от недоедания и зимней стужи, в ожидании получения приюта и работы. Ташкент не был подготовлен к такому массовому переселению — не хватало ни домов, ни гостиниц, хотя все делалось для размещения людей. В пригородах переброшенные с запада заводы и предприятия начинали производить военную продукцию прямо под открытым небом.

Война принесла тяготы, горе и смерть и в глубокий тыл страны.

Известно, что для Советского Союза начальный этап Великой Отечественной войны сложился крайне неблагоприятно. Летом 1941 года немецкая армия далеко углубилась на нашу территорию и нанесла огромный урон Красной армии. Фронт непрерывно требовал все новых и новых пополнений. Важным резервом для комплектования сражающихся частей служили пограничники. Только в 1941–1942 годах, по официальным данным, из погранвойск было направлено на формирование частей и соединений действующей Красной армии свыше 82 тысяч человек, что составляло более 52 процентов общей численности пограничных войск на первый день войны. В их число вошли и тысячи солдат и командиров Среднеазиатского погранокруга.

Все курсанты были готовы отбыть в действующую армию. По этому вопросу инициативно обращались к командованию устно и с рапортами. Однако в военное время никто собой не распоряжался, служили там, куда направляли.

Осенью 1942 года на базе окружной школы высшее командование сформировало 43-й кавалерийский пограничный полк. Имея целью приблизить полк к государственной границе, его перебазировали из Ташкента в район города Сталинабада, ныне Душанбе. Я был назначен секретарем комитета комсомола полка, поскольку во время войны выборная система в армии была отменена.

В результате отправки в действующую армию значительной части личного состава погранокруга охрана государственной границы с Афганистаном велась малыми силами. Поэтому вновь сформированный кавалерийский полк предназначался для прикрытия границы на более уязвимых участках и для обороны в случае ее прорыва. Правда, в 1943 году в связи с проведением Тегеранской конференции трех союзных держав полк вводился в Иран…

В Таджикистан полк прибыл в конце 1942 года. Разместили его в семи — восьми километрах от Сталинабада, по соседству с поселком Кокташ. Территория части непосредственно примыкала к речке Душанбинка. Ранней весной она становилась полноводной и бурной, а жарким летом почти полностью пересыхала, чуть струилась, оголяя свои берега, усыпанные галькой.

Сталинабад не впечатлял как город. И это естественно. До середины 20-х годов по административному делению он относился к числу обычных кишлаков, налет провинциальности сохранялся на нем и в начале 40-х. В городе, отсутствовали крупные предприятия, не получил развития транспорт, слабо освещались улицы. Небольшой, малоэтажный и зеленый городок мирно лежал в Гиссарской долине, окруженной горами.

Война загнала беженцев и в этот далекий, относительно спокойный и тихий уголок страны. Эвакуированных доводилось встречать везде. Местные жители принимали их тепло, делились всем, чем сами располагали.

На новом месте личный состав полка продолжал активно заниматься боевой подготовкой. Она велась в двух направлениях: совершенствовались навыки и способы охраны государственной границы в условиях войны и шла подготовка к возможному участию в боевых действиях на фронте.

Располагавшийся здесь ранее рисосовхоз оставил в наследство не только неухоженные улицы, ветхое одноэтажное жилье и склады, приспособленные нами под конюшни, но и тьму-тьмущую грызунов. Обнаглев, они демонстративно разгуливали по городку, хозяйничали в жилых помещениях и столовой. В полку началась повальная эпидемия инфекционной желтухи. Лица солдат и командиров осунулись, окрасились в серо-зеленоватый цвет, белки глаз пожелтели. Никто нас серьезно не лечил. Обильно пили чай и ели галеты с тмином. На удивление, все прошло само собой и без последствий.

Моя служба в кавалерийском пограничном полку оказалась кратковременной. В феврале 1943 года меня вызвал начальник штаба части и приказал сдать дела, оформить проездные документы и, не задерживаясь, отбыть в Москву, к новому месту службы. При этом разъяснил, что я направляюсь работать в органы государственной безопасности. В предварительном порядке никто со мной не беседовал, желанием и согласием не интересовался. Приказ для меня явился полной неожиданностью. Задавать уточняющие вопросы я счел неуместным. Ответил по военному «Есть!». Собрал вещички, поместившиеся в маленький чемодан, попрощался с товарищами и на следующий день уехал.

В Ташкенте ко мне присоединились еще три командира-пограничника, также получившие назначение в органы безопасности. Прямые поезда Ташкент — Москва не ходили, поэтому наша группа отбыла поездом в Куйбышев.

Глава третья: Военная контрразведка в великой Отечественной войне, крах спецслужб фашистской Германии

Служба в органах безопасности, как и принято в освоении новой профессии, началась с познания азов в контрразведывательной школе, находившейся на шоссе Энтузиастов в 3-м Кабельном переулке. Очевидно, и раньше здание школы использовалось в учебных целях. Здесь имелось все необходимое для подготовки чекистов.

Сколько училось в школе будущих контрразведчиков, не помню, но коллектив воспринимался довольно большим и разноликим по возрасту, образованию и жизненному опыту. В числе обучающихся встречались военнослужащие, уже обстрелянные на фронте, и из тыла, различных возрастов и воинских званий, из пограничных и внутренних войск, семейные и холостые. Такой разнобой, наверное, объяснялся кадровыми трудностями военного времени.

Органы безопасности, как и войска, постоянно несли потери в войне и требовали срочных кадровых пополнений. Поэтому учебный процесс выглядел максимально спрессованным по времени и содержанию, слушателям давалось все самое значимое, наиболее важное. Стержнем учебного плана являлись практические занятия по основным направлениям и формат организации контрразведывательной работы в частях и соединениях армии с учетом требований войны.

Лекции и практические занятия, кроме штатных преподавателей, часто проводили руководители и оперработники центрального аппарата, школой управлял опытный чекист полковник М.К. Кочегаров — человек собранный, строгий и взыскательный. Учились мы с полной отдачей, усердно и ответственно, с увлечением и настойчивостью, стремясь постигнуть вдеталях тайны чекистского мастерства.

Помню, как два — три раза занятия прерывались сиреной воздушной тревоги и приходилось спускаться в бомбоубежище, находившееся в подвале здания школы. Это были последние потуги гитлеровской авиации прорваться к Москве, которые заканчивались безрезультатно. А ведь сравнительно недавно, вплоть до осени 1942 года, немецкие самолеты подвергали Москву бомбардировкам, сбросив на столицу свыше полутора тысяч только фугасных бомб. Неспособность и дальше проводить налеты на Москву подтверждала ослабление вермахта, наступивший перелом в войне.

Москву я не видел с лета 1940 года. Поэтому пристально вглядывался в величественный лик столицы, хотел определить, какие шрамы оставила война. Я не заметил каких-либо серьезных развалин, подтверждающих эффективность ударов гитлеровской авиации. Да, имели место разрушения, но они не меняли панорамы Москвы, ее лица, не бросались в глаза. Столица выглядела по-военному подтянутой, строгой и деловой. Были зачехлены в брезент рубиновые звезды на башнях Кремля, некоторые здания завешаны маскировочными сетями, витрины магазинов завалены мешками с песком, а окна жилых домов заклеены полосками бумаги. На многих клумбах и газонах вместо цветов росли картошка и другие овощи. С наступлением темноты и до рассвета строго соблюдалась светомаскировка. В Москве работали все виды транспорта, магазины и кинотеатры. Город жил полной, размеренной жизнью, конечно, со скидкой на тяготы и особенности.

В контрразведывательной школе я окончательно осознал, что в моей жизни произошел коренной поворот. Юношеские мечты окончить Ленинградскую академию художеств, посвятить себя живописи разрушились. Война, как обычно бывает, сломала не только мою судьбу, но и многих других людей.

В начале июня 1943 года меня в числе группы слушателей школы, еще до завершения официального срока обучения, направили работать в аппарат вновь созданного Главного управления контрразведки НКО Смерш.

* * *

Естественно, встают вопросы: почему возникла необходимость в образовании Главного управления Смерш в системе Народного комиссариата обороны именно на переломном этапе войны? Каковы были структура, кадры, задачи и механизм действия нового органа? Какой вклад в победу над фашистской Германией в Великой Отечественной войне внесли военные контрразведчики?

Прежде чем ответить на поставленные вопросы, следует подчеркнуть, что органы Смерша — пожалуй, одна из самых малоизвестных для широкого читателя страниц истории советских специальных служб. За годы, истекшие после Великой Отечественной войны, в средствах массовой информации никаких значимых материалов или документов об их деятельности не публиковалось. Такой плотный покров таинственности породил не только заблуждения, но и домыслы об органах Смерша.

Некоторые отечественные авторы именуют их «истребительной конторой», «черной кухней Абакумова», ничего, кроме жестокости и насилия, в работе Смерша не видят. Еще больше несуразицы содержится в иностранных публикациях, очевидно, берущих для себя за первооснову различного рода «мемуары» и «воспоминания» изменников и предателей, бежавших из Советского Союза.

В подобных «трудах» обычно искажены обстоятельства и причины возникновения органов Смерша, их задачи, допущены неточности в рассмотрении структуры и направленности деятельности, утрируются отношения с военным командованием, допускаются и другие ошибки. Такого рода искажения можно найти, например, в «Энциклопедии шпионажа» авторов Норманна Полмара и Томаса Б. Аллена, в книге английского историка Алона Буллока «Гитлер и Сталин» и других.

Необходимо напомнить и о том, что образование органов Смерша в истории военной контрразведки являлось уже второй попыткой «вмонтировать» ее в систему Наркомата обороны, подчинить военным. Первая, неудачная, имела место накануне Великой Отечественной войны. Тогда ЦК ВКП (б) и СНК СССР своим решением от 8 февраля 1941 года преобразовали Особый отдел НКВД в Третье управление НКО. Такое же управление создавалось при Наркомате военно-морского флота. Особые отделы военных корпусов, войсковых и флотских соединений реорганизовывались в третьи отделы (отделения) НКО и НКВМФ.

По оперативно-разыскной работе третьи отделы (отделения) подчинялись только вышестоящим органам военной контрразведки, а по остальным вопросам служебной деятельности замыкались на командующих военными округами, флотами, корпусами и командирах соответствующих соединений. В результате такого двойного подчинения в управление военной контрразведкой вносилась децентрализация.

Уже 17 июля 1941 года пришлось отменить это ошибочное решение. Государственный комитет обороны вновь преобразовал третьи отделы НКО в особые отделы и передал их вместе с органами Народного комиссариата госбезопасности в структуру НКВД СССР. Для руководства контрразведывательной работой в советских вооруженных силах ГКО образовал в НКВД Управление особых отделов.

Конечно, подобные ведомственные реконструкции не могли не сказаться отрицательно на работе военной контрразведки. На советской земле уже полыхало во всю силу пожирающее пламя сражений, наступили самые неудачные для нас недели начала войны, а контрразведка пребывала в стадии реорганизации, что тормозило быстрый переход ее в режим работы военного времени.

Теперь, после необходимых, на мой взгляд, пояснений, ответим на вопрос об обстоятельствах и причинах образования органов Смерша.

Шла весна 1943 года… Война, развязанная фашистской Германией и ее сателлитами против Советского Союза, продолжалась уже двадцать тяжелых месяцев с небывалым ожесточением. К этому времени остался позади самый трагический для нас период войны. Отступая под напором врага и самоотверженно сражаясь, Красная армия оставила Молдавию, Прибалтику, Белоруссию и Украину. Фашистские полчища вплотную подошли к Москве, блокировали Ленинград.

Однако нацистские вожди и спецслужбы Германии проявили неспособность правильно оценить сложившуюся обстановку на фронте, а самое главное — состояние советского военно-промышленного потенциала и поторопились уже в октябре 1941 года протрубить на весь мир об одержанной победе. Они заявили, что военные задачи на Востоке решены, с Россией покончено навсегда.

Однако смертельная угроза, нависшая над страной, сплотила народы Советского Союза, а организаторская деятельность партии и правительства превратила государство в монолитный военный лагерь. Жизнь и война для народа слились в единое целое. Армия мужала в ожесточенных боях, набиралась опыта и сил. Это позволило не сломаться, выстоять и переломить смертельно опасный ход военных событий.

Красная армия, перейдя от жесткой обороны к наступательным действиям, нанесла сокрушительные удары по немецким войскам под Москвой и Сталинградом, буквально вырвала инициативу боевых действий у врага.

Поражение фашистских захватчиков впервые с начала Второй мировой войны развеяло миф о непобедимости немецкой армии, привело к срыву основных целей плана «Барбаросса», в том числе молниеносной войны против Советского Союза. И все же путь к окончательной победе над врагом предстоял еще долгий и трудный.

Немецко-фашистская армия оставалась сильной, боеспособной, рассчитывавшей восстановить свои силы и взять реванш за понесенные поражения. Продолжали активно и изобретательно действовать и военно-разведывательные службы немцев. Нельзя забывать и о том, что военное производство в Германии к 1943 году достигало своего наивысшего уровня.

В рассматриваемый период значительная часть советской территории продолжала оставаться оккупированной. Хотя союзники по войне — США и Великобритания оказывали нам военную и другую помощь, открытие второго фронта в Европе затягивалось. Основную тяжесть кровавого противостояния Советскому Союзу приходилось нести на своих плечах.

Новая военно-политическая обстановка, сложившаяся после перелома в ходе Великой Отечественной войны, поставила перед советскими вооруженными силами задачи большего значения: не упуская стратегической инициативы, наращивая мощь ударов по группировкам врага, окончательно изгнать захватчиков с нашей земли, оказать помощь в освобождении народам Европы, совместно с союзниками сокрушить гитлеровскую Германию и принудить ее к безоговорочной капитуляции.

Задачи подобного масштаба требовали качественно нового уровня организации и контрразведывательной защиты советских вооруженных сил. Оптимальный путь для достижения этой цели шел через объединение усилий по руководству обороной государства и обеспечению безопасности армии и флота в единое целое, к созданию мощного и динамичного контрразведывательного органа, призванного аккумулировать в себе накопленный опыт агентурно-оперативной работы начального и переломного периодов войны, органа, способного решительными действиями сковать и окончательно похоронить подрывные замысли военно-разведывательных служб фашистской Германии против Красной армии. Сталин как Верховный главнокомандующий, наверное, раньше других понял назревшую необходимость реорганизации Управления особых отделов, действовавшего в системе НКВД. Уже с конца 1942 года он вынашивал планы создания нового контрразведывательного органа. Когда у него вырисовались контуры замысла, он собрал начальников отделов фронтов. На совещании обсуждались проекты положения, структуры и штатов задуманного органа. Встал вопрос и о его названии. Высказывались различные мнения, но остановились на предложении Сталина — именовать вновь создаваемую контрразведывательную службу «Смерть шпионам», сокращенно Смерш.

Подготовительная работа по реорганизации военной контрразведки завершилась постановлением Совнаркома СССР № 415-138сс от 19 апреля 1943 года. Постановление предусматривало изъятие из системы НКВД СССР Управления особых отделов и подчиненных ему органов, образование на их базе Главного управления контрразведки Смерш и передачу его в подчинение Наркомата обороны СССР. Таким образом родилась новая контрразведывательная служба — Смерш. Его крестной матерью явилась священная война с фашистской Германией.

Были ли субъективно, внутренне готовы к таким крутым преобразованиям сами особые отделы? Несомненно. В жестких схватках с немецким абвером они закалились и окрепли, накопили большой опыт контрразведывательной работы в специфической обстановке фронта, оборонительных и наступательных операциях.

В трагических условиях начального периода войны особые отделы в борьбе со спецслужбами Германии вынуждены были ограничиваться преимущественно оборонной, защитной тактикой. Они ловили заброшенных противником шпионов и диверсантов, подвергали проверке выходцев из плена и окружения, занимались поиском паникеров, провокаторов и трусов в войсках, оказывали помощь командованию в наведении строгого порядка в воинских частях и прифронтовой зоне. Обстановка отступления армии, утраты управления войсками, непредсказуемости развития событий, повторяющихся окружений, больших потерь в людях, в том числе и среди сотрудников особых отделов, а нередко и неразбериха не позволяли органам контрразведки сосредоточиться на главных задачах, сделать большее.

С переходом инициативы в боевых действиях к Красной армии, перелома в ходе войны все более наступательный характер стала принимать и борьба органов военной контрразведки с немецко-фашистскими спецслужбами.

Ведомственное переподчинение военной контрразведки и ломка ее структуры в самый разгар Великой Отечественной войны явились смелым и, как показало время, дальновидным шагом, полностью себя оправдавшим. Это именно тот случай, когда известную пословицу «на переправе коней не меняют» жизнь опровергла. Совнарком также учел ошибку первой попытки ввести военную контрразведку в систему НКО в 1941 году. Двойственность подчинения исключалась, так как начальник Главного управления контрразведки Смерш одновременно являлся и заместителем наркома обороны СССР.

Переподчинение военной контрразведки Наркомату обороны максимально приблизило армейских чекистов к командованию и политорганам, укрепило связь и взаимодействие между ними, обеспечило оперативность и гибкость в решении задач защиты безопасности войск на фронте и в тылу. Значительно ускорилось решение служебных вопросов, прохождение документов и оперативной информации в результате прямого выхода начальника главка на Верховного главнокомандующего. Трудно переоценить, насколько важны были эти изменения и для военной контрразведки, и для командования в решающий период войны.

Структура Главного управления контрразведки Смерш (ГУКР НКО Смерш) предусматривала четкое распределение служебных полномочий и обязанностей, максимально учитывала потребности военного времени, была удобной для управления. Аппарат Смерша состоял из одиннадцати отделов и дополнительно к ним отдела кадров, административно-хозяйственной службы и секретариата, в свою очередь, при необходимости делившихся на отделения. Каждый из отделов отвечал за работу на конкретном направлении: контрразведывательная защита Генштаба и центральных органов Наркомата обороны, розыск агентуры противника и ведение радиоигр, организация зафронтовой работы, руководство подчиненными органами, следствие, работа среди военнопленных, учет и статистика, а также проведение оперативно-технических мероприятий, наружного наблюдения, обысков и арестов.

Одной из особенностей структуры главка, учитывавшей состояние войны, являлось наличие при его руководителе института помощников, состоявшего из сотрудников, как правило, в звании генералов. Они выполняли кураторские функции в отношении деятельности управлений контрразведки Смерш фронтов. Напомню, что в июле 1943 года с учетом стратегической обстановки имелось двенадцать фронтов, а на завершающем этапе войны их осталось восемь.

Как вытекает из рассмотренной структуры, аппарат Смерша имел в своем арсенале все необходимые оперативные и технические средства, позволявшие автономно и быстро, без бюрократических проволочек решать весь сложный комплекс контрразведывательных и разведывательных задач, ни у кого и ничего не прося.

С учетом подчинения военной контрразведки Народному комиссариату обороны в аппарате Смерша вместо партийного комитета был образован политотдел. Он состоял всего из двух человек: начальника — полковника Сиденькова, пришедшего в контрразведку из бронетанковой академии, и секретаря-машинистки.

Штат аппарата главка Смерша с учетом масштабов Великой Отечественной войны, противостояния военной контрразведке значительных сил германских спецслужб являлся сравнительно небольшим, компактным и мобильным — насчитывал 646 человек. В аппарате хорошо сочетались кадры зрелых профессионалов, офицеров, прошедших испытания в сражениях начального периода войны, и рвущейся в бой молодежи.

На должностях оперативного и технического состава довольно успешно служило немало женщин. Многие из них имели офицерские звания. Заместителем начальника отдела кадров, например, работала полковник Егорова.

Сотрудники Смерша имели общевойсковые звания и носили форму армейского образца.

Начальником ГУКР НКО Смерш Совнарком назначил В.С. Абакумова, тридцатипятилетнего контрразведчика-профессионала. Заместителями Абакумова были утверждены П.Я. Мешик, Н.Н. Селивановский и И.Я. Бабич, а несколько позже И.И. Врадий. До прихода в аппарат Смерша Селивановский и Бабич, соответственно, руководили особыми отделами Южного и Северо-Западного фронтов.

Размещался личный состав аппарата Смерша главным образом в доме два на площади Дзержинского, ныне Лубянской, занимая четвертый и седьмой этажи.

Совнарком СССР поставил Смершу ответственные задачи: вести борьбу со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельностью иностранных разведок в частях и учреждениях Красной армии; принимать необходимые агентурно-оперативные и другие (через командование) меры, обеспечивающие непроницаемость линии фронта для шпионских и антисоветских элементов; бороться с предательством и изменой Родине, дезертирством и членовредительством на фронте и в частях; осуществлять проверку военнослужащих и других лиц, бывших в плену и окружении противника; выполнять специальные задания народного комиссара обороны.

Свои задачи военная контрразведка решала в тесном взаимодействии с подразделениями органов государственной безопасности, Наркоматом внутренних дел, пограничниками и партизанским движением.

Руководители и сотрудники органов Смерша в центре и на местах представляли единое целое со всей системой Наркомата обороны, строго руководствовались воинскими уставами, наставлениями и ведомственными приказами, постоянно поддерживали дисциплину, порядок и субординацию. Сотрудники, сражавшиеся на фронтах, несли на себе все тяготы и лишения войны, нередко непосредственно участвуя в боевых действиях. Органы военной контрразведки и армию объединяла, сплачивала единая цель — быстрее одолеть гитлеровских захватчиков, добиться окончательной победы. В целом, реформа военной контрразведки прошла организованно, быстро и безболезненно.

* * *

Нацистское руководство Германии в реализации своих захватнических планов в войне против Советского Союза особое значение придавало спецслужбам, где одно из центральных мест занимал абвер — Управление разведки и контрразведки верховного командования вооруженных сил фашистской Германии. С абвером советские чекисты вели борьбу еще с довоенного времени.

Именно абвер к началу Второй мировой войны сумел создать во многих странах разведывательно-диверсионную сеть и, опираясь на ее подрывную деятельность, помог Гитлеру покорить чуть ли не всю Западную Европу.

Штаб-квартира абвера размещалась в Берлине по адресу Тирпицуфер, 76/78 и имела свои филиалы в группах армий и войсковых объединениях, абвергруппы в армиях и равным им соединениях. Дивизиям и воинским частям придавались офицеры абвера.

Во главе абвера с 1935 года стоял адмирал Вильгельм Канарис, представитель немецкой военной элиты, разведчик-профессионал, умный и умелый политический интриган, которого в ближайшем окружении фюрера именовали «старой лисой». Путем совершенствования и реорганизаций Канарис к 1939 году превратил абвер в крупное, многоцелевое и универсальное ведомство, эффективно решающее стоящие перед ним задачи.

Абвер активно участвовал в подготовке нападения на Советский Союз, а с началом войны развернул тотальную шпионско-диверсионную деятельность против Красной армии.

Всеми подрывными операциями на советско-германском фронте руководил созданный в мае 1941 года специальный центр абвера с условным наименованием штаб «Валли», размещавшийся под Варшавой, а затем передислоцированный в Восточную Пруссию. Возглавлял штаб опытный гитлеровский разведчик Шмальшлегер.

При штабе «Валли» абверовцы организовали русскую контрразведку, именуемую «Зондерштаб Россия». Руководил зондерштабом кадровый разведчик абвера русский белоэмигрант Смысловский, он же полковник фон Регенау. Резидентуры зондерштаба, действуя на оккупированной территории, вели борьбу с советским активом, партизанским движением.

Во фронтовых условиях абвер взаимодействовал с отделами войсковой разведки (1Ц), имевшимися при крупных штабах немецкой армии, тайной полицией типа военного гестапо (ГФП) и особыми командами СД.

Следует иметь в виду, что абвер в борьбе против Красной армии использовал не только свой разведывательный потенциал, но также силы и средства спецслужб стран-сателлитов фашистской Германии — Италии, Венгрии, Румынии, Финляндии и Словакии.

С первых дней и месяцев войны абвер прибегал к массовым заброскам в прифронтовую зону и наш тыл агентов для добывания сведений о резервах и планах командования Красной армии, дислокации штабов и частей, баз и военных складов, с задачей сеять панику среди советских людей и склонять их к переходу на сторону противника. На коммуникациях Красной армии и в местах нахождения важных оборонных объектов активно действовали группами и в одиночку диверсанты. Забрасываемые в войска и тылы террористы совершали убийства командиров и политработников, сотрудников милиции, представителей советского и партийного актива.

Обычно вражеская агентура обеспечивалась маскировочными легендами, документами — фальшивыми или изъятыми у военнопленных и погибших в концлагерях. Практиковалась экипировка агентов в форму военнослужащих Красной армии, пограничников и милиции.

Разведывательно-диверсионная борьба в самых острых формах шла беспрерывно на всех участках огромного советско-германского фронта.

После первых поражений в боях, поняв, что блицкриг провалился, и война приобретает затяжной характер, гитлеровцы предприняли ряд важных мер к совершенствованию и усилению своих спецслужб, дальнейшему расширению масштабов подготовки и заброски шпионов и диверсантов, изменению некоторых тактических приемов ведения разведки.

В октябре 1942 года подчиненный абверу для выполнения диверсионно-десантных операций полк специального назначения «Бранденбург-800» был укреплен и развернут в дивизию с тем же названием.

С абвером начал постоянно взаимодействовать и созданный в марте 1942 года в системе имперского управления безопасности (РСХА) специальный разведывательно-диверсионный орган, предназначенный для разложения тыла Советского Союза и получивший условное наименование «Предприятие Цеппелин». Вновь созданный орган подчинялся 4-му управлению РСХА, которое возглавлял бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг.

«Цеппелин» забрасывал шпионско-подрывные группы парашютистов далеко за линию фронта, достигая Урала, Казахстана и Закавказья. На группы возлагались задачи проведения диверсий на железнодорожном транспорте и оборонных объектах, создания антисоветского подполья и разжигания национальной розни.

Дополнительно гитлеровцы создали несколько десятков школ и курсов для подготовки шпионов и диверсантов. Только в 1942 году в них обучалось свыше десяти с половиной тысяч агентов военнофашистской разведки. При этом заметный акцент противник сделал на подбор агентуры из числа военнопленных, беженцев и лиц, проживавших на оккупированной территории. В 1942 году количество заброшенных: в советский тыл агентов абвера, «Цеппелина» и других немецко-фашистских спецслужб увеличилось вдвое по сравнению с 1941-м.

Таким образом, к весне 1943 года гитлеровские спецслужбы продолжали оставаться серьезным и коварным противником, настроенным на бескомпромиссную борьбу.

По своему размаху подрывная деятельность секретных служб фашистской Германии в годы минувшей войны не имеет себе равных в мировой истории. Главные силы гитлеровских спецслужб были нацелены против Советского Союза и его армии. Эта стратегическая линия сохранялась главарями рейха вплоть до капитуляции. Специалисты подсчитали, что против нашей страны в военные годы действовало свыше 130 разведывательных, диверсионных и контрразведывательных органов и более 60 спецшкол.

* * *

В многостороннюю чекистскую жизнь Главного управления контрразведки НКО Смерш новобранцы, и я в их числе, входили основательно, заинтересованно. Более опытные коллеги и начальники постоянно оказывали нам всестороннюю помощь, причем без нудной опеки и назойливых поучений.

С первых дней начали приобщаться к тонкостям работы с негласным аппаратом и по делам оперативного учета, попутно изучали ведомственные приказы и инструкции. Нас приучали к тому, что мы должны знать по работе не больше того, чем этого требуют непосредственные обязанности. Со временем конспирация для нас стала привычной.

В результате привлечения к практической оперативно-разыскной работе, анализу и оценке информации, а также разработке чекистских мероприятий круг нашего профессионального обзора постоянно расширялся, возрастала степень самостоятельности и ответственности в решении контрразведывательных задач.

31 августа 1943 года мне присвоили офицерское звание — лейтенант.

В пределах своих служебных обязанностей и я вносил лепту в общее дело победы, участвуя в розыске и обезвреживании агентуры противника, лиц, вынашивающих изменнические и другие враждебные намерения, привлекаясь к реализации иных контрразведывательных мероприятий…

Весной 1944 года мне поручили уточнить обстановку по одному из адресов на Арбате. Судя по характеру вопросов, лицо, интересовавшее контрразведку, подозревалось в подготовке террористического акта. Выполнив задание, я возвратился в отдел, где получил указание немедленно доложить о результатах лично Абакумову.

Для рядовых сотрудников Абакумов казался недосягаемой величиной, строгим и требовательным начальником с огромной властью. «Как он воспримет мой доклад?» — не без волнения спрашивал я себя.

В большом, обшитом деревом кабинете возле письменного стола стоял Абакумов. Запомнились его крепкое телосложение, правильные черты лица, высокий лоб и темные волосы, гладко зачесанные назад. На нем ладно смотрелись серая гимнастерка и синие бриджи с лампасами, заправленные в сапоги. Пальцы обеих рук он держал за широким военным ремнем, по-толстовски. Справа от Абакумова находился полковник с объемистой папкой бумаг в руках. Очевидно, он вел дело, в связи с которым я посетил Арбат, и перед моим приходом закончил доклад.

Когда я представился, Абакумов, оставаясь стоять у стола, спросил;

— Ты ездил на Арбат? Доложи подробно все, что выяснил.

Волнуясь, стараясь ничего не упустить, я рассказал о результатах выполнения задания. Абакумов внимательно, не перебивая, выслушал меня, задал несколько уточняющих вопросов, а затем обратился с упреками к полковнику. Резко, даже грубо отчитал его. Полковник покраснел и, виновато вытянувшись, молчал. Насколько я понял, моя информация разошлась с его докладом.

Во время «проработки» полковника я чувствовал себя скверно, готов был провалиться сквозь землю.

Наконец, дав дополнительные указания, Абакумов разрешил мне уйти…

Уже несколько дней, дело было в июле 1944 года, велось наружное наблюдение за немецким агентом, переброшенным через линию фронта и прибывшим на конспиративную квартиру в Москве, контролируемую военной контрразведкой.

Агент являлся советским военнопленным, завербованным нацистской разведкой и прошедшим специальную подготовку в разведывательной школе. Возраст агента не превышал 30 лет, а экипировка в штатское ничем не выделяла его в массе пешеходов-москвичей. Было известно, что он спортсмен-боксер.

Руководство главка приняло решение о захвате немецкого агента. Рассчитывая на то, что в многолюдной толпе он будет чувствовать себя более безопасно, раскованно, посчитали целесообразным задержание осуществить днем в центре города. После тщательного инструктажа и подготовки операция была проведена опергруппой в Столешниковом переулке.

При выходе из магазина агента в считаные секунды сбили с ног, повалили на землю и, заломив руки за спину, обыскали. Ошеломленный внезапностью нападения, он полностью утратил способность к сопротивлению. Когда пришел в себя, то противодействие было уже бесполезным — он сидел, тесно зажатый офицерами военной контрразведки, в трофейной немецкой автомашине «хорьх».

В сопровождении второй автомашины мы быстро доставили задержанного по Кузнецкому Мосту в дом № 2 по улице Дзержинского…

История свидетельствует, что войны рождают не только героев и отважных людей, но и предателей, дезертиров и мародеров. Так было и в Великую Отечественную.

Вспоминаю одно любопытное дело.

Органы военной контрразведки оперативным путем вышли на жителя Москвы, продававшего за большие деньги фальшивые медицинские документы, освобождавшие призывников от службы в армии.

Разыскные мероприятия (события происходили в конце 1944 года) привели чекистов в Лефортово, где преступник скрывался у подружки. Предварительная негласная проверка подтвердила, что здесь он находится постоянно.

С напарником мы выехали в Лефортово ночью. Представившись военным патрулем, попросили хозяйку открыть дверь. Предъявив ордер на обыск, мы спросили у расстроенной и взволнованной женщины, кто еще проживает вместе с ней. Она ответила, что живет одна.

Начали осмотр квартиры. В небольшой спальне мы нашли спрятавшегося под кроватью мужчину. На наше требование вылезти из-под кровати он не отреагировал. Попытка вытащить его силой тоже оказалось безрезультатной. Пришлось снять матрас и перевернуть кровать вверх ножками. Оказалось, что мужчина просунул пальцы ног и рук в кольца металлической сетки кровати и, пребывая в шоке, буквально прирос к ней, потеряв дар речи. Понадобилось еще некоторое время, чтобы привести его в чувство, высвободить из сетки и возвратить способность отвечать на наши вопросы.

По документам прятавшийся оказался именно тем лицом, которое мы разыскивали. Следователям удивительно повезло. Арестованный имел феноменальную память и назвал всех до единого, более десяти человек, купивших у него поддельные документы для уклонения от службы в армии. При наличии фамилий, адресов проживания и других данных на дезертиров их розыск и арест оставались делом времени…

Практическая агентурно-оперативная работа была главным звеном в обучении молодых чекистов. То, что мы постигали за год войны, требовало десятилетий в мирной обстановке.

Режим труда в Отечественную войну был везде суровым, а в органах госбезопасности особенно. Никто себя не жалел. Все личное отошло в сторону, напряженная работа заполнила жизнь до краев. Выходных и праздников не было, официально рабочий день заканчивался в час ночи. Бели позволяла обстановка, сотрудники бегом преодолевали площадь Дзержинского и пулей влетали в метро, чтобы успеть на последний поезд. Опоздав на городской транспорт, оставались спать в кабинетах или же добирались домой пешком по настороженной и затемненной Москве. А в случае участия в многодневных чекистских операциях мы вообще не появлялись дома.

Переносить постоянные перегрузки, нервное напряжение, недосыпание помогали молодость, солдатская закалка, сама мобилизующая обстановка режима войны.

Иногда приходится слышать рассуждения о том, что сотрудники Смерша находились на особом положении, пользовались значительными льготами. Такие толкования не отвечают действительности. Как и все офицеры армии, сотрудники аппарата Смерша получали продовольственные и промтоварные карточки, которые отоваривали в магазинах на улицах Кузнецкий Мост и Горького. Питались по талонам на Малой Лубянке в столовой, действующей и поныне. Оклады оперсостава нельзя назвать высокими. Помощник оперуполномоченного получал 900 рублей, оперуполномоченный — 1400, а старший оперуполномоченный — 1500 рублей. За звание в то время не платили.

Наверное, те, кто пришел на работу в органы военной контрразведки в период Великой Отечественной войны, представляют третье поколение чекистов. Первое сформировалось еще в послереволюционные годы, а второе — в тяжелые репрессивные 30-е. Встретить среди коллег чекистов первопроходцев мне не довелось, основу коллектива составляли сотрудники, влившиеся в органы безопасности в 1935–1939 годах. Как правило, все они — выходцы из трудовой среды, с немалым жизненным и служебным опытом, но только небольшая их часть имела среднее, а единицы — высшее образование.

* * *

После проведенной реформы центральной задачей военной контрразведки, как и прежде, оставалась борьба с агентурным проникновением противника в советские вооруженные силы. Само наименование Смерш предопределяло приоритет данной линии работы.

Немецкие секретные службы продолжали руководствоваться в войне концепцией тотального шпионажа.

Во второй половине июня 1943 года адмирал Канарис с небольшой свитой посетил Восточной фронт. В Риге он провел совещание с абверовцами при группе германских армий «Норд» и начальниками разведывательно-диверсионных школ. В совещании также участвовали руководители отдела 1Ц. В своем выступлении Канарис подчеркнул, что немецкая разведка и диверсионная служба утратили наступательный характер и вопреки его требованиям не имеют агентуры в советских штабах. И далее Канарис жестко потребовал от подчиненных массовой засылки агентуры, пообещав создать для ее подготовки столько разведывательных школ, сколько потребует обстановка.

К периоду образования Смерша в военной контрразведке уже сложилась система накопления информации о противнике, содержащая сведения о его структуре, дислокации, методах и формах подрывной работы, применяемых ухищрениях, сильных и слабых сторонах. Информация поступала из различных источников: показаний взятых в плен официальных сотрудников абвера и других карательных органов немцев, допросов разоблаченных и явившихся с повинной вражеских агентов, сообщений зафронтовых советских разведчиков и донесений партизан, захваченных трофейных документов.

Совершенствовались и сам порядок информирования подчиненных органов военной контрразведки об объявленных в розыск немецких шпионах и диверсантах, а также система оповещения о переброске агентов-парашютистов. Органы Смерша на фронте и в тылу регулярно получали специальные ориентировки о разыскиваемых с указанием их установочных данных, примет, в каких разведшколах обучались и других имеющихся сведений. При наличии прилагалась фотокарточка разыскиваемого.

Сталкиваясь с массовым применением агентуры и самыми острыми формами тайного противоборства, скоротечной военно-оперативной обстановкой, органы Смерша наряду с традиционными методами розыска, характерными для мирного времени, вынуждены были постоянно совершенствовать каждое звено применяемой системы розыска вражеских агентов.

Эффективным новшеством в этой системе явилось создание и широкое использование небольших оперативно-разыскных групп из сотрудников Смерша с включением в них в качестве опознавателей немецких агентов, явившихся с повинной. Действуя на вокзалах, контрольно-пропускных и продовольственных пунктах, базарах и в других местах постоянного скопления людей, агенты вели поиск и опознание предателей, известных им по совместной учебе в разведшколах и пребыванию в специальных лагерях.

Централизованное руководство розыском, начиная от скрупулезного сбора и накопления информации и заканчивая проведением широкомасштабных разыскных мероприятий, подключение к ним буквально всего руководящего и оперативного состава, негласного аппарата, военных и гражданских лиц, особенно в местах, где они могли столкнуться с действиями вражеских агентов, позволили органам военной контрразведки обезвредить многие сотни шпионов, диверсантов и террористов, работавших на гитлеровские спецслужбы. За годы войны органы Смерша захватили около 3,5 тысяч диверсантов и свыше 6 тысяч агентов-парашютистов.

Вражеские агенты, забрасываемые в наш тыл, нередко приходили одиночками и группами в военную контрразведку с повинной. Разные причины и обстоятельства привели «заблудших» в стан врага, но одно было ясно — многие из них согласились сотрудничать с немецкой разведкой, имея в виду таким нелегким путем вырваться из плена и концлагерей на свободу и вместе с Красной армией продолжать борьбу с гитлеровскими захватчиками.

В числе являвшихся с повинной находились и специально подготовленные немцами агенты-радисты. Они имели при себе радиоаппаратуру и шифродокументы, знали график сеансов радиосвязи, а также «сигнал тревоги» — кодовый знак, которым абверовцы снабжали радистов на случай работы под диктовку советской контрразведки. Естественно, главной задачей агентов-радистов являлось поддержание связи с разведывательным центром.

Необходимо отметить, что вся работа по координации радиоигр сосредотачивалась в центральном аппарате НКВД СССР, а с 1943 года — в Главном управлении контрразведки Смерш.

Захват и явка с повинной вражеских радистов открывали перед органами Смерша возможность организации с гитлеровскими спецслужбами радиоигр. После проверки и обстоятельного инструктажа радисты выходили в эфир, по паролю связывались с разведцентром и в соответствии с нашими планами передавали дезинформационные сообщения. Конечно, все это делалось под контролем советской военной контрразведки.

Дезинформацией достигались различные цели. Если говорить кратко, то с одной стороны, у противника создавалось ложное представление о замыслах советского командования и обстановке на различных участках фронта, а с другой — радиоигры давали возможность органам Смерша навязывать свою волю вражеским спецслужбам, вынуждать их работать на холостом ходу.

Особо следует подчеркнуть, что дезориентирование вермахта осуществлялось органами Смерша в тесном контакте с Генеральным штабом, командованием фронтов и армий, в строгих рамках военных планов и правил. Отработкой дезинформации в Оперативном управлении Генштаба занималась специально выделенная группа офицеров.

По опубликованным данным, только с конца 1941 по сентябрь 1943 года для передачи противнику ложных сведений использовалось 80 радиостанций, что составляло примерно треть всех радиосредств, захваченных у немецкой агентуры. В отдельные периоды войны Смерш вместе с территориальными органами осуществлял до 70 радиоигр.

По мере перехода военной контрразведки от обороны к активным наступательным действиям качество и значение радиоигр в борьбе с немецкими спецслужбами возрастали.

* * *

Органы Смерша продолжали последовательно улучшать зафронтовую работу. Получил свое дальнейшее развитие и окреп процесс внедрения сотрудников и агентов в военноразведывательные и карательные органы противника, его многочисленные специальные школы.

Основательное знание к этому времени разведывательного почерка гитлеровских спецслужб позволило военным чекистам действовать решительно, уверенно, точно прогнозируя развитие зафронтовых операций.

Все нити зафронтовых мероприятий держало в своих руках Главное управление контрразведки НКО Смерш. Планы по проникновению в спецслужбы врага готовились и проводились в жизнь с особой старательностью, по единому замыслу. В этом тонком деле нельзя было допускать отсебятины и накладок.

С начала войны против Ленинградского и Волховского фронтов активно действовал крупный орган гитлеровской военной разведки абверкоманда-104, приданный группе армий «Север», и две подчиненные ему абвергруппы. Военным контрразведчикам совместно с ленинградскими чекистами удалось внедриться в абверкоманду-104 и абвергруппу-112 в городе Пскове, а также в абвергруппу в Тарту, зондерлагерь в Вилянди, разведывательно-диверсионные школы в деревнях Печки, Вихули, Волга, Ванио-Нурси, Стренчи и даже в центральную разведшколу абвера под Кенигсбергом.

Действовавший в центральной школе разведчик Николай Степанович Андреев не только собрал сведения на более чем 80 официальных сотрудников школы и агентов, подготовленных к заброске в тыл советских войск, но и сумел склонить к явке с повинной четырех выпускников разведшколы.

Отважная разведчица Надежда Ивановна Александрова, действуя в течение двух лет в стане противника, передала в армейскую контрразведку важные сведения об абверкоманде-326, зондерлагере в Вилянди, отделе 1Ц штаба 18-й немецкой армии, курсах пропагандистов РОА и много ценных фотодокументов.

Об изложенных и других успешных действиях наших разведчиков убедительно рассказано в сборнике воспоминаний военных контрразведчиков Ленинградского, Волховского и Карельского фронтов «Армейские чекисты», изданном в 1985 году.

В целом агентура Смерша успешно внедрялась в военноразведывательные структуры немцев. Только с октября 1943 по май 1944 года военной контрразведкой было заброшено в тыл противника 345 агентов. Из них 57 проникли во вражеские разведывательные органы и школы, где добыли ценную информацию.

Работа по проникновению в гитлеровские спецслужбы активно проводилась органами Смерша на протяжении всей войны, в ней участвовали сотни советских разведчиков, внесших своим трудом значительный вклад в разгром фашистской Германии.

Весомость зафронтовой работы органов Смерша многократно возрастет, если учесть, что за годы войны гитлеровские спецслужбы практически ничего не сделали по проникновению в структуры советских органов военной контрразведки. Они, наверное, осознавали бесперспективность подобных усилий.

* * *

Террор как средство борьбы с противником вытекал из самой идеологии фашизма. Проводя политику шовинизма, расизма и человеконенавистничества, гитлеровская Германия постоянно прибегала к физическому насилию. Особый размах массовый террор приобрел с развязыванием нацистами Второй мировой войны и нападением Германии на СССР.

Следуя ранее выработанной политике истребления народов Советского Союза, фашистские захватчики уничтожили за годы войны около 11 миллионов советских граждан и в их числе примерно 4 миллиона военнопленных.

Важной составной массового террора фашистов являлись тщательно планируемые террористические акты в отношении видных советских военачальников, Верховного командования советскими вооруженными силами во главе со Сталиным.

В конце 1943 года, накануне конференции руководителей трех союзных держав в Тегеране, у Гитлера появился соблазн воспользоваться редкой ситуацией — встречей Ф. Рузвельта, И. Сталина и У Черчилля и одним ударом обезглавить антигитлеровскую коалицию, переломив таким образом обстановку в пользу Германии.

Для совершения террористических актов против участников конференции немецкие спецслужбы забросили в Иран несколько групп агентов-боевиков. Советские органы безопасности вовремя получили сигнал о преступных замыслах гитлеровцев и приняли необходимые меры предосторожности. Президент США Ф. Рузвельт и его ближайшие помощники все дни встречи глав союзных государств проживали на территории советского посольства в Тегеране под надежной охраной. Таким образом, задуманный гитлеровцами террористический акт в Тегеране был сорван еще на стадии подготовки.

Говоря о террористической акции против руководителей трех союзных государств в Иране, следует отметить, что уже после войны некоторые зарубежные политики и разведчики, в их числе и бывшиенацисты, брали под сомнение правдивость утверждения о террористических намерениях фашистской разведки или вообще отрицали возможность подобной акции в Тегеране.

Знаковая фигура в терроре и диверсиях фашистской Германии, известный похититель Муссолини и организатор неудавшегося захвата Иосифа Броз Тито штурмбанфюрер СС Отто Скорцени в своей книге «Мои войсковые операции», изданной в конце 1976 года, с одной стороны, как бы подтверждает сам факт обсуждения им в 1943 году с Гитлером и Шелленбергом возможности теракта в отношении «большой тройки», а с другой — утверждает, что от посылки боевиков в Тегеран отказались в виду отсутствия перспективы успеха.

Сомневающиеся в подготовке немцами террористического акта в Тегеране видят в этом факте интригу Сталина и советских спецслужб с целью изолировать Рузвельта от Черчилля.

Говорят, что дыма без огня не бывает. А из утверждения Скорцени ясно видно не только наличие террористических умыслов в отношении лидеров союзнических государств, но и обсуждение этих планов в самых верхах руководства рейха с участием самого Гитлера. Кроме того, Рузвельт, являясь выдающимся политиком, президентом крупнейшего государства, человеком архиопытным, не мог рисковать своим престижем и престижем страны, не имея веских и убедительных доказательств грозящей ему опасности. И он их, очевидно, получил. В противном случае был бы маловероятен его переезд на время конференции в советское посольство.

Как видно из публикаций прессы, проведение антитеррористической операции в 1943 году в Тегеране также подтверждает ее непосредственный участник, известный советский разведчик И.И. Агаянц.

Наверное, было бы полезным с привлечением историков и бывших разведчиков шире осветить в печати острые события, имевшие место вокруг Тегеранской конференции. Ведь это важная часть истории Второй мировой войны.

Среди сотрудников советских органов госбезопасности упорно ходила молва, что Сталин во время пребывания в Тегеране дал указание представить ему контрразведчика, сыгравшего важную роль в локализации действий немецких боевиков. Когда явившийся офицер доложил: «Подполковник Кравченко по вашему приказанию прибыл!», то Сталин поправил его: «Не подполковник, а генерал-майор Кравченко» и поблагодарил за службу.

Не знаю, насколько этот случай отвечает действительности, но генерал Николай Григорьевич Кравченко после окончания войны продолжал работать в военной контрразведке, в частности занимал должность заместителя начальника Управления особых отделов Группы советских войск в Германии, а затем начальника особого отдела Прикарпатского военного округа. С уходом в отставку осел на жительство в Калининграде. Мне довелось лично встречаться с ним на служебных совещаниях.

Очевидно, самой значительной по масштабам замысла, дерзости и своей дороговизне можно назвать террористическую акцию фашистских спецслужб, нацеленную на физическое уничтожение И. Сталина и других руководителей партии и правительства. Об этой широко задуманной и по своей сути авантюристической операции довольно подробно сообщалось в печати. Поэтому я скажу только о самом главном.

Рано утром 5 сентября 1944 года вблизи поселка Карманово Смоленской области поисковая группа задержала мотоцикл, в котором ехали мужчина в звании майора и женщина, одетая в шинель. При разбирательстве в райотделе НКВД майор предъявил удостоверение личности на имя Петра Ивановича Таврина, заместителя начальника ОКР Смерша 39-й армии 1-го Прибалтийского фронта, и предписание о его командировке в город Москву в Главное управление контрразведки Смерш НКО. На груди Таврина были звезда Героя Советского Союза и четыре ордена. Женщина числилась по документам Лидией Яковлевной Шиловой, младшим лейтенантом административной службы, секретарем-машинисткой отдела контрразведки Смерш той же армии, сопровождающей Таврина в командировке.

Во время обыска в мотоцикле обнаружили три чемодана, в которых находились более 400 тысяч рублей, оружие и боеприпасы, в том числе стальная трубка с девятью снарядами, большое количество мастичных печатей и ведомственных бланков.

Срочно проведенная проверка показала, что Таврин в Главное управление контрразведки Смерш НКО не вызывался и работающим в ОКР 39-й армии не значится. Видя бессмысленность запирательства Таврин сознался, что переброшен вместе с Шиловой на самолете немецкой разведки для выполнения террористических и диверсионных заданий. Задержанных немецких агентов доставили в Москву.

Что установило следствие по делу Таврина и Шиловой?

Подготовку к террористическому акту в Москве Главное управление имперской безопасности Германии начало еще в 1943 году. Перебрав многих кандидатов на роль исполнителей, остановило выбор на проживавших в оккупированном немцами Пскове Таврине (до войны носившем фамилию Шило) и его жене Шиловой (в действительности Адамчик). «Высокое доверие» оба они заслужили как надежные и активные агенты немецких спецслужб. Таврин еще в мае 1942 года, находясь на Калининском фронте, добровольно перешел на сторону фашистских захватчиков.

Специальная и военная подготовка террористов велась фундаментально и интенсивно в течение года в Берлине, Пскове и Риге при гитлеровском разведцентре «Цеппелин-Норд». К подготовке террористов привлекались самые маститые разведчики и боевики и в их числе уже упоминавшийся штурмбанфюрер СС Отто Скорцени.

Стремясь обеспечить неуязвимость и расширить возможности Таврина при выполнении террористических заданий, немецкая разведка обеспечила его фиктивными документами офицера Смерша, орденами, золотой звездой Героя Советского Союза и сфабрикованными к ней вырезками из центральных газет с портретом героя и указом о его награждении.

Были продуманы и все детали вооружения террористов. Их главное оружие составлял бесшумно стреляющий аппарат, так называемый «панцер-кнакке». Он представлял собой короткую стальную трубку, закрепленную на правой руке под рукавом при помощи кожаного манжета. В ствол помещался реактивный снаряд, приводимый в действие путем нажатия специальной кнопки, соединенной проводом с электрической батареей, спрятанной в левом кармане одежды. Стрельба производилась 30-мм бронебойно-зажигательными снарядами, пробивающими 40-мм броню с расстояния до 300 метров.

Гитлеровцы также изготовили для Таврина мощную радиовзрываемую мину, вмонтированную в небольшой портфель. Предполагалось, что Таврин проникнет на торжественное заседание или собрание с участием руководителей советского государства, оставит там портфель, а Шилова, находясь в другом месте, подаст радиосигнал для взрыва мины.

Какое же конкретное задание гитлеровские спецслужбы дали террористам?

На этот вопрос ответил Таврин на следствии: «Я имею задание германской разведки пробраться в Москву и организовать террористический акт против руководителя советского государства И.В. Сталина… Проникнув на торжественное заседание, я должен был, в зависимости от обстановки, приблизиться к И. В. Сталину и стрелять в него отравленными и разрывными пулями».

Для переброски террористов в наш тыл на одном из авиационных заводов Германии, по заданию РСХА, был построен специальной конструкции четырехмоторный транспортный самолет типа «Арадо-332». Он имел по тем временам новейшее навигационное оборудование, сильное вооружение, обладал высокой скоростью и способностью, благодаря каучуковым гусеницам, садиться на любой, даже слабооборудованной площадке. В фюзеляже самолета крепились мотоцикл советской марки М-72 с коляской и выдвижной трап. По трапу через особый люк Таврин и Шилова могли сразу же после приземления выехать из самолета.

К концу августа 1944 года «Цеппелин» закончил подготовку террористов для переброски в район Москвы. Обошлась она немецким спецслужбам в кругленькую сумму — около 5 миллионов марок.

Каким же образом завершилась посадка самолета, доставившего террористов из Риги в наш тыл?

Коротко говоря — неудачно. При посадке ударом крыла о дерево оторвало один из моторов. Авария не позволила самолету подняться в воздух. Прибывшая на место приземления оперативная группа успела задержать пятерых немецких летчиков, а шестой, оказавший сопротивление, погиб. Пассажиры самолета, Таврин и Шилова, успели быстро спуститься по трапу на мотоцикле и скрыться в лесу. Что произошло с ними дальше, уже известно.

Задержание Таврина и Шиловой не было случайностью, как может показаться на первый взгляд. Еще в июне 1944 года фашистская разведка сбросила севернее Смоленска трех агентов-парашютистов. Они пришли в советские органы безопасности с повинной и сообщили, что переброшены с целью подбора в лесном массиве возле Смоленска и Ярцево площадки для приземления большого транспортного самолета и об исполнении обязаны доложить в рижский филиал «Цеппелина».

С целью выяснения планов немцев с «Цеппелином» началась радиоигра. Площадку для посадки самолета подобрали и стали ждать «гостей». Но в ночь с 4 на 5 сентября самолет, вылетев из Риги, попал за линией фронта в зону заградогня советских зениток, получил повреждение, и пилот вынужден был посадить его не в условленном месте, а между деревнями Завражье и Яковлево Кармановского района, примерно в 150 километрах северо-восточнее той точки, где ждали самолет контрразведчики. К этому следует добавить, что полет и посадку самолета зафиксировали посты ВНОС. Поэтому район его приземления блокировали разыскные группы.

Таким образом, подготавливаемая немецкой разведкой террористическая акция находилась под прицелом советских контрразведчиков и практически была обречена на провал.

От имени арестованных Таврина и Шиловой советские органы безопасности организовали радиоигру с «Цеппелином» под символическим кодовым названием «Туман». Удалось не только создать у противника твердую уверенность, что Таврин и Шилова продолжают выполнять террористическое задание, но и обезвредить некоторых вражеских агентов, выходивших с ними на связь.

Последнее сообщение Шилова отправила в немецкий разведцентр 9 апреля 1945 года, но ответа на него не поступило. Война шла к концу, спецслужбы, как и сама Германия, находились в предсмертной агонии, им было уже не до игр…

1 февраля 1952 года уголовное дело по обвинению Петра Ивановича Шило-Таврина и его жены в измене Родине было рассмотрено в закрытом заседании Военной коллегией Верховного суда СССР. Обвиняемых приговорили к исключительной мере наказания — расстрелу. Приговор привели в исполнение.

Читатель, наверное, обратит внимание на наличие разрыва почти в семь лет между окончанием войны и судом над Тавриным и Шиловой. В чем здесь дело? Контрразведчики не исключали возможности выхода на террористов оставшихся в живых бывших сотрудников немецкой разведки или появления у них новых хозяев. Но никто таких попыток не предпринял.

Анализ информации по линии борьбы с террором дает основания предполагать и о других, зревших в период войны в недрах гитлеровских тайных служб, крупных террористических акциях. К примеру, по показаниям того же Таврина, в январе 1944 года Скорцени, принимая его в Берлине в своей резиденции на Потсдаменштрассе, 28, и расспрашивая о Москве и ее пригородах, прямо поставил перед ним вопрос о возможности осуществления в Советском Союзе операции, подобной той, какую он провел в Италии по похищению Муссолини. В ходе разговора у Таврина сложилось впечатление, что Скорцени разрабатывал план похищения кого-то из руководителей советского государства.

Крах фашистской Германии похоронил не только этот, но и другие злонамеренные планы немецкой разведки.

* * *

На протяжении всей Великой Отечественной войны армейские чекисты выполняли специальные задания командования. Расскажу об одном из них, довольно уникальном, реализованном органами Смерша в Берлине буквально в последние дни войны.

Перед группой военных контрразведчиков, возглавляемых начальником отдела Смерша 3-й ударной армии В.И. Горбушиным, командование поставило задачу найти и захватить Гитлера и других главарей фашистского рейха.

Военные контрразведчики активно взялись за нелегкое дело и 3 мая им удалось задержать врача госпиталя рейхсканцелярии Гельмута Кунца. На вопрос о местонахождении Гитлера он ответил, что труп фюрера сожжен в саду рейхсканцелярии. Об этом ему якобы стало известно от Раттенхубера, начальника личной охраны Гитлера.

Возникли новые вопросы: насколько достоверны эти сведения? В самом ли деле Гитлер мертв? Не улизнул ли преступник из своего убежища?

Во дворе и в саду рейхсканцелярии офицеры Смерша продолжали энергичный розыск трупа фюрера, прощупывая каждый квадратный метр взрытой взрывами земли, не оставляя без внимания ни одной воронки, ни одного бугорка, ни одного, казалось бы, незначительного предмета.

4 мая неподалеку от запасного выхода из фюрер-бункера участники поисковой группы обратили внимание на торчащий из земли кусок серого одеяла. Воронку раскопали и в ней обнаружили два сильно обгоревших трупа — мужской и женский. В той же воронке нашли и два собачьих трупа — крупной овчарки и щенка.

Собака была опознана сразу. Сука темно-серой шерсти с ошейником из мелкокольцевой цепи оказалась овчаркой Гитлера по кличке Блонда. Небольшой черношерстый самец был ее щенком. Как стало позднее известно, Адольф Гитлер, прежде чем отравиться, пробовал яд на собаках. Мужской и женский трупы сильно обгорели. Опознавать их путем обычного осмотра было бы бесполезно. Все трупы, включая и собачьи, перевезли в местечко Берлин-Бух, где они подверглись судебно-медицинской экспертизе.

Эксперты установили, что и у людей, и у собак смерть наступила в результате отравления цианистыми соединениями. Во рту трупов остались кусочки тонкого стекла. Анатомируя трупы, врачи изъяли у них челюсти со множеством искусственных зубов, мостиков, коронок и пломб. Эти «анатомические находки» эксперты считали решающим средством для опознания трупов.

Военная контрразведка организовала розыск дантистов Гитлера. Нашли и допросили лиц, имевших отношение к лечению и протезированию зубов Адольфа Гитлера и Евы Браун, а также ассистентку Кете Хойзерман и протезиста Фрица Эхтмана. Разыскали историю болезни, рентгеновские снимки зубов фюрера и несколько готовых золотых коронок, которые дантисты не успели ему поставить.

Когда контрразведчики предъявили Хойзерман и Эхтману для опознания челюсти, взятые у мужского трупа, и золотой мостик, снятый при анатомировании с зубов женского трупа, они опознали их и назвали владельцев — Адольфа Гитлера и Еву Браун.

Наши эксперты, ознакомившись с показаниями Хойзерман и Эхтмана, исследовав историю болезни, рентгеновские снимки и челюсти мужского трупа, пришли к окончательному выводу, что зубы эти принадлежат Адольфу Гитлеру.

12 мая арестованный эсесовец из охраны фюрера — некий Гарри Менгесгаузен показал, что 30 апреля между 15 и 17 часами он нес охрану фюрер-бункера и сам видел, как из запасного выхода личный адъютант Гитлера штурмбанфюрер Гюнше и личный его слуга штурмбанфюрер Линге вытащили труп своего хозяина. Положив его около воронки от бомбы, они вернулись в бункер и через несколько минут принесли труп Евы Браун. Затем оба трупа облили бензином из автомобильных канистр и подожгли. Трупы плохо горели. В саду рейхсканцелярии беспрерывно рвались снаряды и мины. Не закончив своей работы до конца, Гюнше и Линге столкнули трупы в воронку и наспех засыпали землей.

Показания Менгесгаузена позднее подтвердил начальник личной охраны фюрера обергруппенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Ганс Раттенхубер.

Так закончили свою жизнь бесноватый фюрер и его подруга. Изложенное дает основания утверждать, что сотрудники Смерша поставленную перед ними задачу выполнили. Эксперты однозначно подтвердили смерть Адольфа Гитлера и Евы Браун, наступившую в результате самоубийства.

Казалось бы, с кончиной Гитлера все ясно. За прошедшие долгие годы можно и успокоиться. Однако в средствах массовой информации периодически появляются заметки и сообщения, берущие под сомнение сам факт смерти Гитлера весной 1945 года. Очевидно, человек так устроен — всегда и все брать под сомнение.

* * *

Система контрразведывательных мер, применяемая органами Смерша в период войны, предусматривала борьбу со всеми видами подрывной деятельности германских спецслужб и в конечном счете имела главной целью сохранение высокой боеготовности и боеспособности армии и флота. Ведь признано, что именно боевая готовность являлась и является венцом воинского мастерства личного состава в мирное время и ключом к победе в войне.

За всю Великую Отечественную войну советские вооруженные силы, по подсчетам историков, провели свыше 50 стратегических, 250 фронтовых и около 1000 армейских операций. Более 75 процентов из них — наступательные. Таких масштабов и напряженности военных действий история не знала. Как правило, каждая наступательная и оборонительная операция имела свое контрразведывательное обеспечение.

После выдающихся побед над немецко-фашистскими армиями под Москвой и Сталинградом, на Курской дуге, на Украине и в Крыму советское командование разработало план проведения летом 1944 года белорусской наступательной операции под кодовым названием «Багратион». Операция охватывала огромную территорию от Западной Двины до Припяти, от Днепра до Вислы и Нарева. В ней участвовали войска Прибалтийского, 1, 2 и 3-го Белорусских фронтов, авиация дальнего действия, Днепровская военная флотилия и советские партизаны.

Планом операции «Багратион» предусматривалось рядом последовательных ударов разгромить гитлеровскую группу армий «Центр», освободить белорусский народ от фашистского ига, выйти на государственную границу и открыть нашим войскам путь на Польшу и Восточную Пруссию. Подготовка операции велась с весны 1944 года в строгой секретности, чтобы противник не обнаружил мощной группировки советских войск в зоне «белорусского балкона».

В контрразведывательной защите операции «Багратион» важное место отводилось охране оперативных документов в штабах, соблюдению секретности при использовании фронтовых средств связи, повышенной бдительности личного состава, поддержанию режима, исключающего проникновение через линию фронта вражеских лазутчиков.

Одно из центральных мест в мерах контрразведывательной защиты операции занимала дезинформация противника. Суть ее, по согласованию с командованием, состояла в том, чтобы отвлечь внимание немцев от направления главного удара. Убедить их в том, что на границах Белоруссии мы лишь укрепляем свою оборону, а основное наступление состоится гораздо южнее.

Дезинформация передавалась в германскую разведку путем радиоигр, через агентуру и оперативночекистские группы в немецком тылу. Одновременно на фронтах южнее Белорусских имитировалась активная подготовка к наступлению. Здесь велся усиленный фронтовой радиообмен, демонстрировалось интенсивное передвижение личного состава и боевой техники в прифронтовой полосе.

В итоге противник поверил в дезинформацию, и начавшееся 23 июня 1944 года наступление в Белоруссии оказалось для него неожиданностью. Германский фронт в Белоруссии рухнул. Советское командование задачи, поставленные планом «Багратион», выполнило.

Мероприятия, связанные с контрразведывательной защитой фронтовых операций, проводились и в последующем. Можно напомнить Львовско-Сандомирскую и Ясско-Кишеневскую операции летом 1944 года, наступление советских войск в Прибалтике, на Висле и Одере в начале 1945 года и, наконец, Берлинскую операцию, завершившую войну.

Практически за все годы Великой Отечественной германские специальные службы так и не смогли добыть через свою агентуру точных сведений ни об одной из крупных фронтовых операций Красной армии.

* * *

В яркие солнечные дни мая 1945 года, в пору буйного пробуждения и цветения природы, советские люди радостно встретили завершение величайшей из войн человечества. Настал долгожданный день Победы над фашистской Германией.

За всю свою жизнь я не видел такого всенародного ликования. Лица людей сияли безграничным восторгом и счастьем, переливались морем улыбок. Позади остались почти четыре года беспрерывных кровавых битв на полях сражений, дни и ночи изнурительного труда в тылу.

В эти незабываемые дни мое чувство радости усиливалось и личными обстоятельствами. Незадолго до окончания войны в большой группе сотрудников Смерша я был награжден первым орденом Красной Звезды за участие в контрразведывательных операциях, а накануне праздника Победы, 19 апреля 1945 года, оформил брак с Зинаидой Дмитриевной Гридневой, замечательным, большой души человеком. По образованию врач, она с 1943 года являлась офицером военной контрразведки. Жизнь подтвердила, что мы не ошиблись друг в друге. В загсе расписались без свидетелей, золотых колец, фаты и марша Мендельсона, скромно отпраздновали с друзьями свадьбу. Но в какой день — 9 мая, святой день нашей Великой Победы!

Радуясь завершению войны, люди скорбили о тех, кто не вернулся с ее кровавых полей. Среди них находился и брат моей супруги.

Майские торжества как бы подытожил Парад Победы, состоявшийся 24 июня на Красной площади в Москве. Мне посчастливилось присутствовать на нем. Правда, погода с утра выдалась хмурой, небо затянули низкие облака, моросил мелкий, нудный дождик. У военнослужащих, участвовавших в Параде, намокли новые мундиры, окрашенные орденами и медалями. Однако настроение у всех было столь высоким, что никто не обращал внимания на подобные мелочи.

Величественно смотрелись восседавшие верхом на лошадях выдающиеся полководцы: принимавший Парад Победы маршал Г.К. Жуков и командовавший Парадом маршал К.К. Рокоссовский. Торжественно за Знаменем Победы прошли сводные полки фронтов. Для каждого из них огромный оркестр военных музыкантов исполнял особый марш. Но вдруг над площадью раздалась громкая барабанная дробь. Все притихли и насторожились. Под этот своеобразный аккомпанемент шеренга за шеренгой фронтовики, всего двести воинов, бросали к подножию Мавзолея В.И. Ленина захваченные в боях фашистские штандарты, с которыми нацисты покоряли многие столицы Европы. Несомненно, это волнующее зрелище явилось кульминацией всего Парада Победы, его исторической особенностью…

Победоносное завершение войны вызвало перестройку работы партийных и государственных органов на мирный лад. Перестраивались и службы безопасности. В самом начале мая 1946 года Политбюро и Президиум Верховного Совета СССР сочли целесообразным упразднить органы Смерша, вывести контрразведку из военного ведомства и включить в состав Министерства госбезопасности Союза ССР (МГБ). Военная контрразведка влилась в МГБ на правах самостоятельного 3-го Главного управления. Таким образом, органы Смерша юридически просуществовали в течение трех лет — с апреля 1943 по май 1946 года.

В связи с этим постановлением в один из майских дней личный состав Главного управления контрразведки Смерш был собран в актовом зале дома № 2 на площади Дзержинского. Зал оказался тесноватым, но это не портило приподнятого настроения сотрудников. Перед собравшимися выступил генерал-лейтенант Исай Яковлевич Бабич. Говорил он спокойно, взвешенно, аудитория внимательно вслушивалась в каждое его слово. Генерал подчеркнул, что военная контрразведка нанесла решающее поражение немецко-фашистским спецслужбам. Ею обезврежены тысячи агентов, террористов и диверсантов противника. За время войны ни одно сколько-нибудь значительное разведывательное мероприятие немцам не удалось. Тем самым армейские чекисты оказали большую помощь Красной армии в разгроме гитлеровских войск. Центральный комитет партии и правительство, сообщил Бабич, высоко оценивают деятельность военных чекистов в годы Великой Отечественной войны. В связи с переходом к мирному периоду необходимость в органах Смерша отпала, и партия приняла решение об их реорганизации. Учитывая заслуги Абакумова в руководстве военной контрразведкой, он, по личному предложению Сталина, был назначен министром государственной безопасности.

Сообщение о назначении Абакумова министром зал встретил громкими аплодисментами. Конечно, никто из нас не мог даже предположить, что всего через пять лет Абакумов так трагически закончит свою службу.

Прошло более шестидесяти лет с образования органов Смерша. Давно их деятельность ушла в историю. Не стало Советского Союза. Изменились Россия и ее специальные службы. И все же иногда задают вопрос: «Был ли оправдан риск реорганизации военной контрразведки в самый разгар войны с фашистской Германией? Не было ли ошибкой переподчинение контрразведки Наркомату обороны?». Думается, что на этот вопрос уже дала ответ сама история — итоги Великой Отечественной войны. Они подтвердили разумность и своевременность реформы военной контрразведки. Органы Смерша действовали против абвера и других гитлеровских спецслужб высокоэффективно. Поэтому нельзя исключать, что при возникновении острых ситуаций подчинение контрразведки военному ведомству может оказаться целесообразным.

Эффективность работы советской контрразведки вынуждены признать и потерпевшие поражение генералы фашистского вермахта и абвера. Бывший начальник Генерального штаба вооруженных сил Германии Вильгельм Кейтель на поставленный вопрос: «Какими разведывательными данными о Советском Союзе вы располагали до войны и в ходе ее и из каких источников эти данные поступали?» ответил: «До войны мы имели очень скудные сведения о Советском Союзе и Красной армии, получаемые от нашего военного атташе. В ходе войны данные от нашей агентуры касались только тактической зоны, мы ни разу не получили данных, которые оказали бы серьезное воздействие на развитие военных действий».

Один из бывших руководителей абвера, правая рука адмирала Канариса генерал-лейтенант Пиккенбрук, оказавшийся в советском плену, в своих показаниях писал: «…Необходимо заметить, что за все время моей разведывательной работы против СССР военная разведка не выполнила поставленных перед нею задач. Это зависело не от плохой работы германской разведки, а от хорошей советской контрразведывательной работы, высокой бдительности не только военнослужащих Красной армии, но и гражданского населения».

Эти и другие показания бывших высокопоставленных нацистов еще раз подтверждают, что в годы Великой Отечественной войны армейские чекисты сумели создать эффективно действующую систему контрразведывательных мер, надежно защитившую Красную армию от подрывных действий секретных служб фашистской Германии.

* * *

Победа в Великой Отечественной войне досталась Советскому Союзу ценой огромных потерь. Общий ущерб от фашистского нашествия определен в 2,6 триллиона рублей в довоенных ценах. Комиссия Генерального штаба вывела цифру безвозвратных потерь нашей армии в 8 миллионов 668 тысяч 400 человек. Общие людские потери за все годы войны суммарно оцениваются почти в 27 миллионов.

Большие потери понесли и органы государственной безопасности. В изданную в 1995 году Федеральной службой контрразведки Российской Федерации книгу-мартиролог внесено более 12 тысяч фамилий и имен сотрудников, погибших в боях за Родину на фронтах Великой Отечественной войны.

Главный фактор Победы состоял в том, что война приобрела для страны поистине всенародный характер. Все слои общества впряглись в общую упряжку и не жалея себя, проявляя высочайший патриотизм и самоотверженность, могучими усилиями приближали желанный час великой Победы.

В войне огромную роль сыграла коммунистическая партия. Именно она организовала отпор немецким захватчикам, провела беспримерную по масштабам эвакуацию промышленности и людей на восток, развернула партизанское движение на оккупированной врагом территории, многое сделала для образования антигитлеровской коалиции и окончательного разгрома фашистской Германии.

Вооруженные силы Советского Союза в открытых битвах на полях сражений разгромили гитлеровскую армию, вынудили ее к капитуляции, говоря словами У. Черчилля «выпустили кишки из германской военной машины». А ведь масштабы противостояния поражают воображение. В 1941–1945 годах военные действия охватили территорию размером около 3 млн. кв. км. На различных этапах войны с обеих сторон на советско-германском фронте одновременно находились от 8 до 12,8 млн. человек, от 5,7 до 20 тысяч танков и от 6,5 до 18,8 тысяч самолетов.

Большую помощь советским войскам в разгроме гитлеровских полчищ оказали органы военной контрразведки. Они в упорной борьбе одолели многоопытные и сильные специальные службы Германии. Глубоко символично, что именно органы Смерша окончательно сокрушили некогда грозный немецкий абвер. Он оказался неспособным специальными средствами обеспечить решение военно-политических задач верхушки рейха на Востоке, и Гитлер директивой от 12 февраля 1944 года абвер упразднил.

Попавшего в немилость Канариса Гитлер отстранил от работы в разведке и назначил на второстепенный пост, а весной 1945 года за участие в заговоре против фюрера Канарис был расстрелян…

Великая Отечественная война — несомненно, одна из самых ярких страниц истории советской военной контрразведки. За годы боевых действий в рядах армейской контрразведки сформировалось новое поколение сотрудников, которое со временем много сделало для обеспечения безопасности нашей Родины и ее вооруженных сил.

Глава четвертая: Послевоенные годы. «Отрыжки» прошлого, шаги по демократизации органов безопасности

Советский народ, победоносно окончивший Великую Отечественную войну, испытавший в ней страдания и горечь невосполнимых потерь, но гордый и окрыленный свершившимся, честно заслужил покой и прочный мир. Однако реальные послевоенные условия внутренней и международной обстановки ничего этого ему не предвещали.

С одной стороны, предстояло без передышки приступить к залечиванию ран фашистского нашествия, заново отстроить экономику и обеспечить безопасность страны. С другой — бывшие наши союзники, боясь дальнейшего укрепления военного могущества Советского Союза, видя в нем силу, способную противостоять США в притязаниях на руководящую роль в мире, повернулись от сотрудничества к конфронтации, объявив СССР и странам, ставшим на путь социалистических преобразований, холодную войну. Нашему народу предстояло пережить новые испытания и тяготы лишений.

Противостояние в холодной войне двух систем постепенно приобрело острейший характер, втянув в свою орбиту специальные и идеологические службы. Напряженно трудились советская разведка и контрразведка. И хотя после беспримерно тяжелых четырех военных лет сотрудники впервые получили возможность отдыхать в выходные, рабочий день по-прежнему заканчивался ночью.

В послевоенные годы политическая и нравственная обстановка в стране оздоровилась. Отошли в прошлое массовые репрессии, возрос спрос с органов за соблюдение советской законности. Органами безопасности продолжал безраздельно управлять Сталин. В результате военных побед его культ неизмеримо возвысился в стране и за рубежом.

Ни в партий, ни в самих органах попыток осуждения массовых репрессий 30-х годов не предпринималось. Они оценивались как правомерные и оправдывались исторической необходимостью классовой борьбы с «врагами народа», «военными заговорами», различного рода «оппозициями» и «фракциями» в стране и партии. Содержание архивных материалов на репрессированных под сомнение не бралось и часто служило основанием для отказа в разрешении на выезд за рубеж или в допуске к секретным работам и документам родственникам и знакомым арестованных. Отсутствие потребности объективно разобраться в трагических событиях 30-х годов, наверное, объяснялось тем, что у власти оставались сами организаторы и виновники массовых репрессий, а общество еще не созрело до понимания опасности столь масштабной патологии насилия. Негативно сказывалось на работе органов и широкое толкование понятия «антисоветская агитация и пропаганда». В него нередко включалась любая критика в адрес руководителей партии и правительства, а иногда и просто анекдоты.

В производстве военной контрразведки продолжали находиться отдельные дела, возникшие еще до 1941 года, на генералов, прославившихся в войну. Прекращение этих дел упиралось в показания военнослужащих, репрессированных в 30-е годы. Им продолжали верить, хотя логика жизни опровергала сомнения в людях, выдержавших экзамен на верность Родине жесточайшей войной. По указанию Сталина, органы МГБ осуществляли наблюдение за К. Ворошиловым, С. Буденным, Г. Жуковым, И. Исаковым, О. Городовиковым и другими известными военачальниками.

«Отрыжки» прошлого госбезопасности заявляли о своей деятельности и такими нашумевшими делами как «ленинградское», «мингрельское», «авиационное» и «дело врачей». Не назовешь устойчивой обстановку и в самом МГБ. Возобновились чистки кадров министерства. Самые крупные и громкие состоялись в 1951 и 1953 годах — после арестов Абакумова и Берии.

В послевоенные годы, вплоть до конца 50-х, я продолжал трудиться в аппарате военной контрразведки в Москве. Поочередно прошел все ступеньки служебной лестницы до заместителя начальника отдела включительно и звания подполковника. Кроме агентурных подразделений — для меня базовых, пришлось работать в оперативно-технической службе и заместителем секретаря парткома главка.

В этот период я участвовал в чекистских операциях, работе по сложным оперативным делам, разработке и осуществлении предупредительно-профилактических мероприятий, периодически выезжал в составе оперативных групп для проверки периферийных органов.

В целом служба складывалась благоприятно, многопрофильно и интересно. Скажу откровенно, что честолюбивые мысли меня не посещали, я полностью был поглощен работой, и все приходило как бы само собой: и звания, и должности.

* * *

Сразу же после окончания войны, в 1946 году, началась опала Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова. Еще были свежи в памяти народной его выдающиеся полководческие подвиги на фронтах Великой Отечественной, подписание в поверженном Берлине Акта о капитуляции вооруженных сил фашистской Германии, исторический Парад Победы, который он принимал на Красной площади, когда Сталин, не считаясь с заслугами Жукова, без всяких к тому веских оснований снял его с должности заместителя министра Вооруженных сил СССР и направил командовать войсками второстепенных военных округов — Одесского, а затем Уральского.

Судьба не предоставила мне возможности наблюдать Жукова в деле, как это имело место в отношении других крупных военачальников. Его жизнь довелось видеть как бы со стороны, формировать о ней представление через призму служебных обязанностей и на основе оценок людей, трудившихся рядом с маршалом.

Велик объем опубликованных исследований, воспоминаний, книг и статей, посвященных жизни и полководческому мастерству Жукова. Иногда оценки его личности, вклада в строительство советских вооруженных сил и достигнутую победу в Великой Отечественной войне выглядят противоречиво. Много недосказано и требует уточнения. Попытаюсь, опираясь на известные мне материалы и факты, в какой-то мере возместить недостающее.

Возможно, если бы гармонично развивалось наше общество, не состоялись Октябрьская революция и гражданская война, не было бы и объективных условий для раскрытия военного дарования Жукова. Он, крестьянский сын, так и остался бы скорняком, пусть даже преуспевающим.

В годы становления молодой Красной армии, в схватках с японскими захватчиками на реке Халхин-Гол, в кровавых сражениях Великой Отечественной войны оттачивались и закалялись грани полководческого таланта Георгия Константиновича, росли его известность и слава не только в нашей стране, но и далеко за рубежом. Ни среди родовитых генералов вермахта, ни среди военачальников союзных армий по прошедшей войне не было равного ему военного деятеля. Вся жизнь Жукова свидетельствует о том, что он не родился политиком. Его природным даром являлись крупные баталии, великие сражения. Здесь он всегда чувствовал себя «на коне».

Послевоенный период для Жукова был не менее тяжелым в морально-психологическом плане, чем годы военных испытаний. С началом первой опалы по прямому указанию Сталина за Жуковым постоянно велось плотное оперативное наблюдение органами госбезопасности. Сталин смещением Жукова рассчитывал унизить и сломить его, скомпрометировать в глазах армии и народа. Такой силы удар мог выдержать, наверное, только Жуков — личность сильная и непреклонная.

Что же предопределило опалу маршала Жукова? Несомненно, подозрительность Сталина, усмотревшего в Жукове человека, покушающегося на его неограниченную власть. Популярность Жукова в народе была огромной, и ее последствия казались Сталину непредсказуемыми. Ведь аналогичная популярность американского генерала Дуайта Эйзенхауэра, соратника Жукова по войне, позволила ему позднее стать президентом Соединенных Штатов Америки. В такой ситуации Сталину казалось более безопасным держать Жукова подальше от государственных дел и столицы, на периферийных военных округах. Наверное, Сталина беспокоило и то, что Жуков, прошедший рядом с ним все тяжелые годы войны, как никто другой знал его военные ошибки и просчеты, слабости и недостатки.

Нельзя исключать и то обстоятельство, что Сталина к опале Жукова могла подтолкнуть информация о восприятии маршала некоторыми обиженными генералами как человека, способного возглавить военную силу против власти и Сталина, хотя сам Жуков от подобных планов был весьма далек.

Говоря о первой опале, не следует принимать всерьез утверждения отдельных авторов, что в ее основе лежало сведение личных счетов Абакумова с Жуковым. Абакумов, не имея санкции Сталина, никогда бы не посмел заниматься оперативным изучением Жукова.

Константин Симонов в книге «Глазами человека моего поколения» приводит такую запись своего разговора с Жуковым: «Когда я был уже снят с должности заместителя министра и командовал округом в Свердловске, Абакумов под руководством Берии подготовил целое дело о военном заговоре. Был арестован целый ряд офицеров, встал вопрос о моем аресте. Берия и Абакумов дошли до такой наглости и подлости, что пытались изобразить меня человеком, который во главе этих арестованных офицеров готовил военный заговор против Сталина. Но, как мне потом говорили присутствовавшие при этом разговоре люди, Сталин, выслушав предложения Берии о моем аресте, сказал:

— Нет, Жукова арестовать не дам. Не верю во все это. Я его хорошо знаю. Я его за четыре года войны узнал лучше, чем самого себя.

Так мне передали этот разговор, после которого попытка Берии покончить со мной провалилась».

Возможно, такое заявление Сталина имело место. Но оно, на мой взгляд, не лишено притворства. Иначе почему Сталин не отменил слежку за Жуковым, имевшую место и после ареста Абакумовав 1951 году? В этой связи не следует переоценивать и избрание Жукова в 1952 году кандидатом в члены ЦК КПСС на XIX съезде партии. Думаю, что угроза репрессии была реальной для Жукова все годы сталинской немилости.

«Подбирать ключи» к Жукову органы начали с арестов среди генералов и офицеров, служивших вместе с маршалом и знавших его. Арестовывая близких к маршалу людей, Сталин рассчитывал руками органов МГБ добыть показания, позволяющие со временем предъявить обвинение и самому Жукову.

Вспоминаю 31 декабря 1947 года. У сотрудников предновогоднее настроение. Начальство пообещало завершить работу с таким расчетом, чтобы дать нам возможность поспеть к домашнему новогоднему столу.

Среди дня меня неожиданно вызывают к руководителю отдела. На инструктаже узнаю, что включен в оперативную группу, которой предстоит провести обыск в квартире бывшего водителя маршала Жукова. Еще две оперативные группы с этой же целью направляются по местам жительства близких к Жукову генералов — А.Ф. Менюка и И.С. Варенникова. Замечу, что самого водителя маршала Жукова наша оперативная группа не видела. Как сообщили, его арестовали раньше, в гараже военного ведомства.

Нас, сотрудников, в автомашине трое. Подъезжаем к старенькому, обшарпанному бараку в Хамовниках. Входим. Длинный коридор, слева и справа комнаты. Ощущается предпраздничная суета. Судя по движению жильцов, где-то в конце коридора коммунальная кухня. Тускло горит электрическая лампочка. В помещении полумрак. Воздух пропитан сыростью и затхлостью. Водитель Жукова занимает с семьей две маленькие смежные комнаты. Жена печет к Новому году пироги. На полу играют двое детей.

Наш нежданный приход вызвал у хозяйки растерянность. Предъявляем ордер на обыск. На буфете находим принадлежащий задержанному пистолет, о котором нас предупредили еще на инструктаже. Обыск, кроме оружия, ничего не дает. Описывать нечего. Трофейные ложки, вилки и другая утварь ценности не представляют. Завершив обыск, мы уезжаем…

О службе Жукова в Одессе мне рассказывал генерал Федор Петрович Степченко, являвшийся в те годы членом военного совета — начальником политуправления Одесского военного округа. Со слов Степченко, жители города проявляли к личности маршала заметный интерес. Почти ежедневно у штаба округа собирались одесситы, встречая Жукова приветствиями.

В то время, как вспоминал Степченко, Жукова, по указанию Москвы, не избрали делегатом на проводившееся на Украине какое-то крупное партийно-политическое мероприятие, на которое направлялись и представители армии. Это вызвало со стороны Жукова бурную реакцию. Степченко застал маршала сильно возбужденным, буквально мечущимся по своему служебному кабинету. Еле сдерживая себя, он спросил Степченко:

— Кто вам позволил таким оскорбительным образом поступать со мной? Я могу держать ответ только перед Сталиным и ни перед кем другим!

Ситуация вокруг Жукова крайне обострилась. Попытки разрядить ее с помощью руководства Украины и Главпура результатов не дали. Все боялись брать на себя ответственность. Степченко вынужден был обратиться по телефону непосредственно к Н. Булганину. На следующий день Жукова отозвали в Москву. Степченко стало известно, что после отъезда маршала на его даче произвели обыск.

Естественно, возникает вопрос: почему Сталин все же не пошел на арест Жукова?Возможно, боялся отрицательной реакции общественного мнения внутри страны и за рубежом. В таком объяснении есть свой резон. Но, мне думается, не только в нем суть. Главное в том, что маршал Жуков был кристально чист перед партией, народом и государством. Даже в годы унизительной опалы он интересы страны ставил выше личных, проявил железную выдержку и не дал Сталину серьезного повода прибегнуть к репрессиям. Также очень важно, что сослуживцы Жукова, подвергавшиеся арестам, в целом оказались порядочными и принципиальными людьми, не позволили втянуть себя в интриги против маршала.

В 1953 году опала с Георгия Константиновича Жукову была снята, но всего на четыре года. После смерти Сталина его возвратили из Свердловска в Москву, назначив первым заместителем министра обороны, а с 1955 года — и министром обороны Советского Союза. Он был избран в члены ЦК КПСС, а в период 1956–1957 годов — кандидатом в члены и членом Президиума ЦК КПСС. Жуков поднялся до самых высоких постов в армии и партии.

Несомненно, в снятии опалы с Жукова решающую роль сыграл первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев. Без его твердого согласия столь высокие государственные и партийные назначения состояться не могли. В тех обстоятельствах Хрущев поступил мудро и благородно, реабилитировав маршала Жукова, исправив допущенную в отношении него несправедливость.

Вместе с тем в действиях Хрущева где-то просматриваются и личные интересы. С одной стороны, поднимая из опалы Жукова, он сам набирал в народе, партии и армии необходимые ему очки, а с другой — надеялся в лице Жукова обрести опору и союзника в проведении начатого им нового политического курса. Однако осуществить в полном объеме свои планы Хрущеву не удалось. Маршал, став у власти, как и в опале, оставался самим собой — Георгием Жуковым. Имея твердые принципы, продолжал действовать решительно и самостоятельно. «Приручить» его оказалось невозможным. Все это беспокоило и раздражало Хрущева.

К сказанному следует добавить, что у Жукова, несомненно, имелось свое мнение о Хрущеве как политическом и военном деятеле. Маршал хорошо знал не только его плюсы, но и минусы. В связи с этим обращает на себя внимание сдержанность Жукова в оценке Хрущева в «Воспоминаниях и размышлениях».

Упоминавшемуся выше генералу Степченко в бытность Жукова министром обороны СССР довелось работать заместителем начальника Главного политического управления Вооруженных сил СССР. Со слов Степченко, у начальника Главпура генерала А.С. Желтова не сложились с Жуковым служебные и личные отношения. Желтов считал Жукова человеком, недооценивающим значение политорганов, амбициозным, не сделавшим для себя выводов из пребывания в «ссылке». Поэтому тяготился ходить к нему на доклады, избегал встреч с ним, что задерживало решение многих служебных дел.

Однажды Желтов вместо себя направил с докладом к Жукову Степченко. Жуков принял Степченко по-деловому, заинтересованно обсудил и решил все поставленные вопросы. Этот случай явился прецедентом для последующих направлений Желтовым Степченко на доклады к Жукову. Сам Желтов считал виновником натянутых отношений Жукова, жаловался на него в Президиум ЦК КПСС, непосредственно Хрущеву.

Над Жуковым второй раз после войны стали собираться темные тучи, назревала новая гроза. За его спиной скрытно собирали компрометирующие материалы, готовили очередную расправу. Боясь авторитета и широкого признания в народе Жукова, сочли более безопасным вершить над ним суд, предварительно отправив его в октябре 1957 года с визитом в Югославию и Албанию, подальше от родины.

Состоявшийся в октябре пленум ЦК КПСС, опираясь на второстепенные доводы, делая широкие обобщения из малозначительных фактов, обвинил Жукова в пренебрежении к политорганам, нарушении партийных принципов руководства Министерством обороны, «бонапартизме», стремлении чуть ли не захватить силой власть. В связи с этим пленум сместил Жукова с поста министра обороны и вывел его из состава членов Президиума ЦК КПСС.

22-23 октября прошло собрание партийного актива Московского гарнизона и центрального аппарата Министерства обороны. С тем чтобы подчеркнуть его неординарность, партактив проводился в Кремле, участие в его работе принимал первый секретарь ЦК КПСС Хрущев, а доклад сделал генерал Желтов.

На собрании партактива выступили многие крупные военачальники. Мне, как его участнику, больше других запомнилось выступление маршала Р.Я. Малиновского. Осуждение Жукова у него прозвучало резче, чем у других ораторов. Он утверждал, что неоднократно предупреждал ЦК партии о властолюбии и непредсказуемости Жукова. Не знаю, сыграло ли какую-то роль это выступление в назначении Малиновского министром обороны, но после смещения Жукова именно он занял его кресло.

В моей памяти отложилась и выставка картин, организованная в фойе. В прямом смысле слова ее выставкой не назовешь. Просто несколько полотен с изображением Жукова стояли на полу, прислоненные к стене. На одном из них, кажется, принадлежавшем кисти известного художника Яковлева, Жуков изображен в парадном маршальском мундире верхом на вздыбленном коне с обнаженным клинком. В нижней части картины пылал в огне поверженный Берлин. Организаторы выставки отводили ей роль наглядной агитации к происходящему на партактиве.

На мой взгляд, в том, что выдающийся полководец привлекал к себе внимание многих художников, скульпторов, писателей и исследователей, ничего зазорного нет. Это естественный и понятный интерес к личности.

Отправляясь в Югославию и Албанию, Жуков взял в свою свиту и генерала Степченко. За этот «криминал» Степченко сместили с должности заместителя начальника Главпура и откомандировали служить в войска на периферию.

Так в конце 1957 года началась вторая опала маршала Георгия Константиновича Жукова.

Сергей Хрущев в книге «Пенсионер союзного значения», изданной в 1991 году, рассказал: «В свое время «неистовые ревнители» от госбезопасности докладывали ему (Н.С. Хрущеву. — Б. Г.), что маршал Жуков начал писать воспоминания. Они предлагали выкрасть их, помешать дальнейшей работе.

Отец отреагировал иначе:

— Ну и что? Пусть пишет. Сейчас ему делать нечего. Ничего не предпринимайте, пусть делает то, что считает нужным. Все это очень важно для истории нашего государства. Жукова освободили за его проступки, но это никак не связано ни с его предыдущей деятельностью, ни сегодняшней работой над мемуарами».

Любой неосведомленный человек, прочтя отрывок из книги С. Хрущева, подумает: «Вот ведь «неистовые ревнители» из КГБ никак не могут оставить маршала в покое, даже в написании мемуаров козни строят. Только справедливый Никита Сергеевич стоит за Жукова горой и в обиду не дает».

А как в действительности все обстояло? После октябрьского пленума ЦК КПСС Хрущев дал личное указание органам МГБ возобновить оперативное наблюдение за Жуковым и сам постоянно следил за ходом дела. Поэтому эпизод с мемуарами Жукова, если он даже имел место, еще ни о чем не говорит. И напрасно Сергей Хрущев стремится обелить отца, взвалив всю вину на «ревнителей» из госбезопасности. Хрущев, сняв опалу с Жукова, через некоторое время сам стал организатором нового гонения на маршала.

Припоминаю, что в связи с назначением Жукова министром обороны и избранием в высокие партийные органы материалы в МГБ на него были уничтожены. После распоряжения Хрущева о возобновлении наблюдения за Жуковым началось восстановление утраченной информации.

В отдельных публикациях делаются попытки противопоставить Жукова руководству страны и партии, проводимой в те годы политике, изобразить неким оппозиционером. Такая оценка Жукова далека от правды. Да, он мог иметь свои взгляды и суждения о строительстве и развитии вооруженных сил государства, о формах политической работы в армии и других важных проблемах. Однако Жуков по своим убеждениям всегда оставался преданным сыном Родины и партии. Конечно, у него, как и у всякого человека, имелись свои недостатки, отрицательные черты характера, нравственные слабости. Но это не тема моих записок. Главное состоит в том, что он сумел сделать для своей Родины, особенно в годину смертельной опасности для нее.

Давно ушел из жизни Георгий Константинович Жуков. Ему поставили памятник в Москве. Со многих документов, связанных с его жизнью и военной деятельностью, снят гриф секретности. Наверное, пришло время воссоздать полный и правдивый облик Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова, не превращая его в святую икону, но и очистив от всякого рода оскорблений и наветов.

* * *

В изданиях, повествующих об арестах в первые годы после войны, упоминается дело бывшего командующего кавалерийским корпусом генерал-лейтенанта В.В. Крюкова и его жены — известной певицы А.А. Руслановой. Оба были осуждены по статье 58, п. 10, ч. 1 (антисоветская пропаганда и агитация) и закону от 7 августа 1932 года (хищение государственной собственности).

В органах безопасности издавна действовал порядок, при котором оперативный работник выезжал на аресты и обыски главным образом при двух обстоятельствах: реализации оперативного дела, находившегося в его производстве, и в случаях, когда в подразделении, проводящем аресты, не хватает людей.

В сентябре 1948 года начальство меня задействовало по второму варианту. Проводилось несколько арестов одновременно, и были нужны дополнительные силы.

Нашу оперативную группу, состоящую из трех человек, направили для обыска по адресу: Лаврушинский переулок, дом 17, квартира 39, где проживала Русланова. Вторая группа, более многочисленная, выехала на загородную дачу певицы в Полушкино. Сама Русланова и ее супруг Крюков были арестованы органами безопасности еще до обыска.

В Лаврушинский переулок, к элитному дому творческой интеллигенции, опергруппа прибыла днем. Нас встретила пожилая, аккуратно одетая женщина — экономка Руслановой. Позднее она нам рассказала, что до перехода к Руслановой длительное время служила у широко известной певицы, солистки Большого театра Валерии Борисовой. У нее и прошла сложную школу домоводства. Кроме экономки у Руслановой имелся приватный шофер.

Через порог квартиры Руслановой я ступил с каким-то двойным чувством. Все еще не верилось, что мне предстоит участвовать в обыске жилья широко известной артистки, замечательной исполнительницы русских народных песен, так полюбившихся людям. Я знал исполнительское мастерство Руслановой не только по радиопередачам и патефонным пластинкам, но и по концертам, в том числе в нашем ведомственном клубе имени Дзержинского, где ее всегда принимали очень тепло.

Большая, состоящая из трех комнат квартира певицы, обставленная со вкусом красивой, главным образом, старинной мебелью, выглядела подобно светскому салону. По всему чувствовалось, что хозяйка понимает толк в антиквариате.

В гостиной, самой значительной по размерам комнате, стены украшали полотна выдающихся художников. Золоченые рамы картин контрастировали с ярко-синим цветом стен, как бы приближая полотна к зрителю. В спальне над кроватью висела картина Карла Брюллова, кажется, «Купальщицы». Знавшие Русланову люди считали ее страстным коллекционером картин, особенно русской школы живописи.

Между гостиной и спальней находился кабинет. В нем привлекал внимание массивный письменный стол красного дерева с ящиками и полками старинной работы, принадлежавший когда-то российской императрице Екатерине II. В столе имелось несколько хитроумных тайников. В них хранились деньги, золотые изделия и дорогие украшения Руслановой.

На трельяже в спальне стояли замысловатой формы флаконы и различных размеров баночки с зарубежной парфюмерией, как бы подчеркивая принадлежность хозяйки дома к артистическому миру.

В ходе обыска оперативная группа просмотрела многие сотни писем, фотографий и записей. Все они носили бытовой характер. На снимках были бывший муж Руслановой, знаменитый московский конферансье Михаил Гаркави, друзья и знакомые, сама Русланова вместе с Крюковым во фронтовой обстановке. Позже я узнал, что еще до Гаркави Русланова была замужем за сотрудником ЧК Наумкиным, с которым развелась в 1929 году.

В результате обыска никаких вещественных доказательств антисоветской деятельности Руслановой и Крюкова добыто не было.

В прихожей за большим шкафом для одежды находились покрытые пылью десятки замечательных полотен, срезанных с подрамников и грубо скрученных в трубочки. Меня как человека, любящего живопись, оскорбило такое варварское отношение к искусству со стороны людей, которые, казалось бы, призваны ему свято служить.

Спустя некоторые время коллеги мне рассказали, что эти и другие художественные полотна принадлежали киевской картинной галерее и были вывезены немцами во время войны в Прибалтику. Здесь награбленное настигли и отняли у немцев конники Крюкова. Часть картин из коллекции генерал якобы присвоил.

Сейчас я уже точно не помню, каким числом выражалось количество описанных у Руслановой живописных полотен. В открытых публикациях встречал цифру 132 — с учетом обысков в квартире и на даче выглядит она вполне правдоподобной.

В квартире Руслановой хранилось много чемоданов, содержащих сверх всякой разумной потребности одежду, обувь, белье, головные уборы и другие трофейные немецкие вещи. Создавалось впечатление, что все это где-то схвачено с ходу, второпях… Пусть читатель сам определит, как следует назвать подобные действия: мародерством, грабежом, барахольством или присвоением трофейного имущества?

Большой объем работы, выполненный в процессе обыска, заставил оперативную группу задержаться на квартире Руслановой около трех суток. В конце обыска имел место нестандартный для такой ситуации случай. Экономка нам письменно подтвердила, что Лидия Русланова и ее супруг несколько месяцев не платят ей положенную зарплату. Пришлось вычесть из описанных денег нужную сумму и вручить экономке, взяв с нее расписку.

Завершив обыск, мы вышли на лестничную площадку. Старший оперативной группы старательно опечатал квартиру. Отвернул винты и снял с двери медную табличку с надписью «Л.А. Русланова»…

Спустя пять лет, в 1953 году, Крюков и Русланова были реабилитированы. В этом важную роль сыграли усилия маршала Жукова. Зная Крюкова с начала 30-х годов, Жуков не только дал высокую оценку боевым и деловым качествам генерала, но, что самое главное, протолкнул его просьбу о пересмотре дела в верхах.

На мой взгляд, некоторые авторы излишне тесно увязывают арест Руслановой и Крюкова с опалой Жукова и его судьбой.

* * *

Ранее я упомянул о довольно громком послевоенном «ленинградском деле». Возникло оно в 1944 году и по ходу следствия втянуло в свою орбиту около ста человек. Все арестованные — работники партийных органов Ленинграда и связанные с ними москвичи, занимавшие видное положение в ЦК партии и правительстве, выходцы из ленинградских партийных структур. Среди подследственных оказались член Политбюро ЦК ВКП (б) Н. Вознесенский, секретарь ЦК А. Кузнецов, кстати, курировавший кадры органов госбезопасности, председатель Совмина РСФСР М. Родионов и другие.

О «ленинградском деле» немало написано и рассказано. Поэтому только отмечу, что проходившие по делу обвинялись в государственной измене и заговорщической деятельности. Им вменялось в вину стремление расколоть компартию изнутри с помощью организации оппозиционного центра в Ленинграде, подобно тому, как Зиновьев в прошлом пытался превратить ленинградскую организацию в опору своей антиленинской фракции.

Последующие исследования и пересмотр «ленинградского дела» показали, что оно было сфабриковано в результате борьбы за власть. Старые соратники Сталина боялись прихода к власти молодой ленинградской группы после его ухода. Опережая события, они решили убрать ленинградских конкурентов, расправившись с ними.

К «ленинградскому делу» органы военной контрразведки отношения не имели, среди арестованных военных не было. Правда, Сталин дал указание в связи с делом снять командование Ленинградского военного округа. Можно, наверное, говорить только о привлечении военных контрразведчиков к эпизодическому выполнению оперативных заданий по «ленинградскому делу». В одном из них довелось принять участие и мне.

Родионова ЦК партии снял с должности руководителя правительства РСФСР в феврале 1949 года, а арестован он был позже, если не ошибаюсь, в августе. В составе оперативной группы я принял участие в обыске на его квартире.

Дом, в котором жил с семьей Родионов, относился к новостройкам и находился на Садовом кольце, в глубине двора, недалеко от высотного здания, сооруженного почти на углу поворота с Садового кольца на Красную Пресню. Большая квартира состояла из двух объединенных между собой квартир, выходивших на одну лестничную площадку.

Квартира выглядела чистой и ухоженной. Обращало на себя внимание скромное убранство комнат, отсутствие каких-либо излишеств. Мебель, скорее всего, была казенной. В целом жилье на квартиру премьер-министра не тянуло. Очевидно, хозяева являлись поклонниками грамзаписей. Большой шкаф полностью заполняли патефонные пластинки с записью, главным образом, русских народных песен. Наверное, после увольнения с работы Родионов учился в Высшей партшколе ЦК. На его письменном столе лежала зачетная книжка слушателя. Содержавшиеся в ней экзаменационные оценки все были отличными.

Жена Родионова наш приход, предъявление ордера на обыск и сам обыск восприняла довольно спокойно. Мы застали у Родионовых гостей — полковника МВД с женой, пивших чай. Конечно, неожиданный приход сотрудников МГБ их явно смутил и расстроил. Они вынуждены были находиться у Родионовых всю ночь до завершения обыска. Прошел обыск без всяких осложнений. Никаких материалов, документов или каких-либо других улик, подтверждающих выдвинутые против Родионова обвинения, оперативная группа в квартире не обнаружила.

Как известно, Вознесенского, Кузнецова, Попкова, Капустина, Лазутина и в их числе Родионова Военная коллегия Верховного суда СССР, заседавшая 29–30 сентября 1950 года в Ленинграде, приговорила к расстрелу. Но еще раньше, до суда, смертный приговор всем указанным лицам вынесло на своем заседании Политбюро в полном составе, включая Сталина, Маленкова, Берию и Хрущева.

* * *

4 июля 1951 года ЦК ВКП(б) принял решение об отстранении В. С. Абакумова от обязанностей министра государственной безопасности, а спустя восемь дней его арестовали. Москвичи, проходившие в эти дни возле дома № 11 по Колпачному переулку, где жил Абакумов, могли видеть, что большие окна второго этажа особняка плотно зашторены. Снятие с должности и арест Абакумова явились для личного состава министерства полной неожиданностью.

Виктор Семенович Абакумов родился в 1908 году в Москве в довольно бедной рабочей семье. Учился в городском училище. В 1921 году подростком ушел добровольцем в армию, откуда демобилизовался спустя два года. До избрания в 1931 году секретарем ячейки комсомола завода «Пресс» трудился рабочим. В начале 1932 года был направлен в ОПТУ Уже в декабре 1938 года получил назначение на пост начальника УНКВД Ростовской области, а с февраля 1941 года занял должность заместителя наркома внутренних дел СССР. С началом Отечественной войны возглавил военную контрразведку. Первое время руководил Управлением особых отделов НКВД и позднее, как я уже писал, органами Смерша.

Возглавляя Смерш и позже — пять лет Министерство государственной безопасности, Абакумов все годы оставался в звании генерал-полковника. Сталин весьма строго и скупо относился к присвоению высоких воинских званий сотрудникам органов госбезопасности и армейским политработникам.

Какие же обстоятельства предшествовали аресту Абакумова?

2 июля 1951 года старший следователь следственной части по особо важным делам МГБ СССР подполковник М.Д. Рюмин обратился в ЦК ВКП (б) с доносом на своего начальника — министра госбезопасности Абакумова, обвинив его в саботаже следствия по делам крупных государственных преступников, в частности на лиц, подозреваемых в принадлежности к террористической группе среди медиков.

На донос Сталин отреагировал сурово: немедленно создал комиссию Политбюро в составе Маленкова, Берии, Шкирятова, Игнатьева и поручил ей проверить обвинения, выдвинутые в адрес Абакумова.

Комиссия ограничила свою деятельность допросом восьми руководящих работников МГБ СССР и рассмотрением некоторых документов, фактическое же положение дел в министерстве не изучила и уже на третий день работы подтвердила правильность доноса Рюмина, внеся предложение об отстранении Абакумова от обязанностей министра.

ЦК ВКП (б) своим постановлением от 11 июля 1951 года снял Абакумова с должности министра государственной безопасности, исключил из рядов партии и отдал под суд за совершение преступлений перед партией и Советским государством. Преступления выражались в сокрытии от партии положения дел в МГБ, нарушении установленного порядка следствия и в том, что «Абакумов помешал ЦК выявить безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполняющих задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства».

Абакумова вызвали сначала в Политбюро, а затем в комиссию ЦКВКП (б), но он все предъявленные ему обвинения отверг.

Принимая Абакумова, Сталин его упрекнул:

— Какой же вы министр государственной безопасности, если не заботитесь об ограждении советских руководителей от угроз террористов?

— Товарищ Сталин, вас ввели в заблуждение… — попытался объясниться Абакумов, но Сталин его слушать не захотел.

Все усилия Абакумова изложить свои доказательства, объясниться Сталин проигнорировал и практически говорить ему не позволил. Это было плохим знаком. Заканчивая встречу, Сталин раздраженно сказал:

— Выходит, виноват товарищ Сталин? Мне все ясно. Можете идти.

Покидая кабинет Сталина, Абакумов понял, что его судьба предрешена.

На первый взгляд, действия Сталина в отношении Абакумова могут показаться парадоксом. По заявлению неизвестного подполковника берется под стражу министр госбезопасности страны — человек, прошедший со Сталиным войну, назначенный на этот высокий пост по его личному повелению, верно служивший вождю и выполнявший любые его указания.

Разгадка состоит в том, что Сталин воспользовался доносом Рюмина как удобным предлогом для смещения и ареста Абакумова. Видно, решение в отношении удаления Абакумова у него созрело давно, и нужен был только подходящий повод. В этом плане заслуживают внимания суждения Павла Судоплатова в книге «Разведка и Кремль» о том, что с конца 1950 года Сталин заметно изменил свое отношение к Абакумову и его с докладами не принимал. Сталина не могла не беспокоить осведомленность Абакумова о закулисной борьбе за власть противоборствующих сторон в верхах и о неблаговидных делах самого Сталина. Сталин поступил с Абакумовым так же, как до него расправился с Г. Ягодой и Н. Ежовым, а возможно, если бы прожил дольше, свел счеты и с А. Берией. Это подтверждает инспирированное Сталиным дело «мингрельских националистов».

Убирая и истребляя руководителей службы безопасности, Сталин преследовал две цели: перекладывал вину за незаконные репрессии целиком на руководство госбезопасности и в итоге в глазах народа выглядел строгим поборником закона и справедливости.

У меня нет сомнения, что комиссия, проверявшая донос Рюмина, знала, какие выводы ждет от нее Сталин, и она верноподданнически их ему преподнесла. За донос на Абакумова Сталин щедро отблагодарил Рюмина. Приказом за своей личной подписью он вознес Рюмина со старшего следователя сразу на должность заместителя министра государственной безопасности СССР и поручил ему руководство следственной частью по особо важным делам. Конечно, Рюмин, человек с повадками авантюриста, хорошо чувствовал конъюнктуру и уловил удобный момент для доноса на Абакумова с целью собственного возвышения.

Первотолчком к недовольству Рюмина министром госбезопасности могло послужить и выступление Абакумова незадолго до описываемых событий на партийном собрании следственного отдела, где Абакумов резко критиковал Рюмина за затягивание дел и недостаточно качественное следствие, пригрозив откомандировать его работать на периферию.

Рюмина мне приходилось видеть на общеминистерских служебных и партийных мероприятиях. Запомнились его небольшой рост, короткая шея и болезненная полнота. Товарищи, знавшие Рюмина, отзывались о нем как о неуживчивом, скандальном и честолюбивом человеке, склонном к пьянству. На людях Рюмин держался напыщенно, чувствовал себя «героем», раскрывшим «заговор» в стенах МГБ и упекшим самого министра на нары. Иногда дело доходило до абсурда. На одном из партийных активов его забыли избрать в президиум. Когда обнаружили оплошность, председательствующий прервал выступления и, как бы извиняясь перед Рюминым, внес предложение ввести его в состав президиума дополнительно. После голосования Рюмин важно проследовал на сцену.

Абакумов содержался в одиночной камере в тюрьмах Москвы и Ленинграда с 12 июля 1951 по 19 декабря 1954 года — всего три года и пять месяцев. Как важный государственный преступник, он был лишен фамилии и имени и для всех, кроме начальников тюрем, значился «заключенным № 15». Абакумову вменялись в вину измена Родине, создание контрреволюционной организации в МГБ, вредительство и соучастие в терроре.

Почти одновременно с Абакумовым, 13 июля 1951 года, подверглась аресту и его жена — Антонина Николаевна, бывший сотрудник МГБ. Вместе с двухмесячным сыном она была заключена в Сретенскую тюрьму МВД. Освободили ее только в марте 1954 года за отсутствием состава преступления, когда сыну исполнилось два года и восемь месяцев. Вот так невинное дитя выросло и провело свои первые годы жизни в условиях тюремного режима, подобно преступнику.

В уголовном деле Абакумова можно отметить два ведомственных этапа следствия. Первый — с момента ареста и по февраль 1952 года, когда дело вела Прокуратура Союза, и второй — до суда, когда дело перешло в руки следственной части по особо важным делам МГБ.

На первом этапе не удалось доказать причастность Абакумова к саботажу по делу врачей-террористов. Обвинение расползалось по всем швам. Рюмин, видя нависшую угрозу его разоблачения, принял все возможные меры, чтобы добиться передачи следствия по Абакумову из Прокуратуры в МГБ, в курируемый им следственный аппарат.

В феврале 1952 года по просьбе руководства МГБ Сталин как заинтересованное лицо такое согласие дал. При этом назидательно подчеркнул, что с чекистами церемониться не надо, мол, уговорами признательных показаний от них не добьешься, надо применять силу.

Абакумова и арестованных с ним сотрудников сразу же перевели из «Матросской тишины» в Лефортово, в тюрьму МГБ. И здесь инквизиция заработала во всю мощь. В процессе второго этапа следствия Абакумову пришлось испытать на себе истязания и пытки, карцер и кандалы, камеру с холодильной установкой. Но он держался стойко, свою вину в измене Родине и заговоре не признал, в показаниях никого не оклеветал. Наверное, в этот трагический период жизни Абакумову, активно участвовавшему в массовых репрессиях 30-х годов, внесшему свой вклад в отлаживание карательного механизма властей и самому ставшему его жертвой, следовало покаяться. Хочется верить, что внутренне он это сделал.

Все попытки следствия вслед за «делом врачей» возложить вину за фальсификацию «авиационного» и «ленинградского» дел на Абакумова, сделать его «человеком Берии» практически остались безрезультатными. По показаниям Абакумова, его отношения с Берией были сугубо служебными, на квартире и даче у него он никогда не был. Проходящие по «авиационному делу» Новиков, Шахурин и другие лица были арестованы по прямому указанию Сталина, без предварительного предложения со стороны Смерша и НКГБ. Участники так называемой «ленинградской группы» были репрессированы органами безопасности по постановлению Политбюро ЦК партии в результате проведенного расследования директивными органами. Бесспорно, в работе МГБ имели место недостатки, ошибки и неудачи, показывал Абакумов на следствии, но квалифицировать их как государственные преступления нельзя. «Я был весь на глазах ЦК ВКП (б)», — заявил Абакумов.

Судили Абакумова в Ленинграде, в Доме офицеров, где в 1950 году состоялся процесс по делу Вознесенского, Кузнецова, Родионова, Попкова и других, приговоренных к высшей мере наказания. Таким образом власти подчеркивали связь этих двух событий, прямую ответственность Абакумова за фальсификацию «ленинградского дела». На скамье подсудимых вместе с Абакумовым находились начальник следственной части по особо важным делам А. Леонов, его заместители В. Комаров и М. Лихачев, начальник секретариата И. Чернов и его заместитель В. Броверман.

За измену Родине и другие государственные преступления суд 19 декабря 1954 года приговорил Абакумова, Леонова, Комарова и Лихачева к высшей мере наказания — расстрелу, а Чернова и Бровермана — к длительным срокам заключения.

Читатель не может не обратить внимания на то, что за три с половиной года следствия по делу Абакумова в стране произошли события чрезвычайной важности: весной 1953 года скончался Сталин, первым секретарем ЦК КПСС избрали Хрущева, а в декабре казнили Берию и его подручных.

Почему же период острейшей борьбы за власть, смена руководства в партии, стране и органах МГБ-МВД-КГБ не повлияли на судьбу сидевшего в заточении Абакумова?

Расстановка всевластных сил сложилась неблагоприятно для него. Никто из лиц, пришедших к руководству, не был заинтересован в пересмотре дела Абакумова. Хрущев понимал, что Абакумов опасен для него своей осведомленностью о его участии в массовых репрессиях и грехах военного времени. Берия активно способствовал аресту Абакумова, в чем помогал сменивший Абакумова Игнатьев. Пришедший к руководству органами безопасности после смещения Игнатьева Серов считал Абакумова личным врагом, раньше сам, как и Рюмин, писал Сталину на него доносы. Для всех них Абакумов был неугоден, его судьбу предрешили сложившиеся обстоятельства.

Вспоминая дело Абакумова и его подчиненных, следует сказать, что советское высшее правосудие, как и в других делах того времени, допустило ошибку, отнеся деяния осужденных к измене Родине, вредительству и терроризму. На самом деле в их действиях признаков государственных преступлений не содержалось. Нельзя не согласиться с теми юристами, которые считают, что Абакумова и других проходящих по делу лиц надо было судить за систематические злоупотребления властью и превышение ее, повлекшие за собой тяжкие последствия.

Постановлением Военной коллегии Верховного суда Российской Федерации от 28 июня 1994 года приговор в отношении Абакумова от 19 декабря 1954 года переквалифицирован со статьи «за измену Родине» на статью «за злоупотребление властью». Мере наказания оставлена прежней, сам Абакумов не реабилитирован.

Знакомясь с зарубежными изданиями, в числе авторов которых находятся руководители иностранных спецслужб и известные разведчики, невольно замечаешь убогость и искаженность информации, касающейся жизни и деятельности Абакумова, связанных с ними событий. Даже такой матерый американский разведчик, как Ален Даллес, возглавлявший ЦРУ с 1953 по 1961 год, касаясь в своей книге «ЦРУ против КГБ» личности Абакумова, излагает какие-то несуразицы или факты анекдотического толка. А ведь речь идет о руководителе органов госбезопасности Советского Союза — в то время главного противника США. Такое поверхностное знание своего противника, думается, не делает чести ни ЦРУ, ни бывшему его руководителю Даллесу.

Рюмин от занимаемых в МГБ СССР должностей был освобожден в ноябре 1952 года, а в марте 1953-го арестован. На следствии признал фальсификацию дела на репрессированных сотрудников МГБ СССР. Суд определил для Рюмина высшую меру наказания, исходя из особой опасности содеянного им, тяжести совершенных преступлений. Рюмин стал жертвой собственной подлости, пожав горькие плоды посеянного им зла.

* * *

После ареста Абакумова Министерство государственной безопасности возглавил Семен Денисович Игнатьев, пришедший с должности заведующего отделом партийных и комсомольских органов ЦК ВКП (б). Как следовало из его биографии, в 20-е годы он работал в ВЧК, окончил Промакадемию и с 1935-го беспрерывно находился на партийной работе.

Приход Игнатьева в МГБ положил начало очередной чистке и широким кадровым перестановкам в министерстве, прежде всего среди руководящего состава. Своим приказом Сталин освободил от занимаемых должностей сразу пятерых заместителей министра госбезопасности.

В числе новых назначенцев на должность первого заместителя министра, а несколько позднее и начальника 3-го Главного управления МГБ, пришел генерал-полковник С.А. Гоглидзе — человек, близкий к Берии.

Заместителем Игнатьева по кадрам стал первый секретарь Одесского обкома партии А.А. Епишев. Он проработал в МГБ менее двух лет. С объединением в марте 1953 года МГБ и МВД в одно министерство возвратился в Одессу на свое прежнее место. Позднее работал послом СССР в Румынии и Югославии, а затем длительное время начальником Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота, имел воинское звание генерала армии. За время службы в органах госбезопасности Епишев конструктивного следа в их деятельности не оставил.

Игнатьев, Рюмин и другие всячески раскручивали ими же состряпанный «заговор Абакумова», нагнетая вокруг него обстановку резкими заявлениями, увольнениями, исключениями из партии и новыми арестами сотрудников. Главный удар наносился по военным контрразведчикам, в лице которых усматривали основную опору и кадры Абакумова. За участие в «заговоре» аресту подверглась группа преданных партии генералов-руководителей, среди них Ф.Г. Шубняков, Н.Н. Селивановский, Н.А. Королев, Е.П. Питавранов и другие. Пропустив генералов через тюрьмы, издевательства и унижения, власти вынуждены были их освободить за отсутствием вины.

ЦК тщательно профильтровал и руководителей партийных организаций МГБ. Секретаря парткома министерства, бывшего военного контрразведчика генерала В. П. Рогова, о котором Игнатьев говорил, что он «находился в кармане у Абакумова», сияли и отправили служить в Сибирь. Освободили от обязанностей и секретаря парткома 3-го Главного управления МГБ А.В. Миусова, затем отослав на периферию.

Разгром чекистских кадров творился под завесой разговоров об укреплении социалистической законности, ликвидации искривлений в карательной политике, повышении бдительности личного состава органов.

Игнатьев со своими помощниками оказался неспособным разобраться с мнимыми террористами-врачами и другими сфальсифицированными делами. Сотрудники органов, не зная всех деталей событий, верили в официальную линию и необходимость мер, принимаемых ЦК ВКП (б) по укреплению органов МГБ. Обсуждая в парторганизациях закрытое письмо ЦК «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности» от 13 июля 1951 года, они выступали с острой принципиальной критикой недостатков в работе» строго спрашивали за ошибки с руководителей.

Напряженность и сложность обстановки того времени проявились и на отчетно-выборном партийном собрании военной контрразведки, состоявшемся 6 мая 1952 года в клубе имени Дзержинского. Протекало собрание бурно, с высокой активностью коммунистов. Все шло нормально, пока не началось избрание парткома. В числе кандидатов в состав нового парткома выдвинули товарища, недавно пришедшего в органы с партработы. Не составляло труда предположить, что именно он будет рекомендован освобожденным секретарем. Его рассказ о себе не отличался скромностью и вызвал у части коммунистов раздражение. Один из участников собрания, подполковник Морозов, попросил слова и от имени, как он сказал, «группы коммунистов» заявил, что «нам не нужны «варяги», у нас есть свои достойные кандидаты в секретари парткома». Заявление обострило ход собрания, но выборы прошли нормально и бывший партработник, хотя и с трудом, все же в состав парткома прошел. На собрании в члены парткома главка избрали и меня.

На следующий день вновь избранный партком собрался на первое заседание. В нем неожиданно приняли участие Игнатьев, Гоглидзе и один из секретарей парткома МГБ Бетин. Игнатьев выглядел старше своих лет, несколько сутулый, с угрюмым и сердитым лицом. Сев во главе стола, Игнатьев обратился к присутствующим:

— Прежде чем вы приступите к решению организационных вопросов, обстоятельства заставляют меня высказать свое негативное отношение к состоявшемуся вчера в главке отчетно-выборному партийному собранию. Как мне доложили, прошло собрание безобразно. Со времени разгрома в партии троцкистско-зиновьевской оппозиции ничего подобного еще не было. Группа коммунистов осмелилась восстать против линии партии…

Игнатьев продолжал развивать свою абсурдную мысль и, войдя в роль политического обличителя, неистово укорял военных контрразведчиков в «антипартийной групповщине», «абакумовщине» и других нелепицах. Его бичующие слова падали на головы членов парткома подобно ударам хлыста…

Вскоре Морозова исключили из партии и уволили из органов безопасности.

Игнатьев как руководитель МГБ не состоялся и был вынужден возвратиться на партработу. Его деятельность подверглась в 1953 году острой критике в передовой газеты «Правда».

* * *

В первых числах марта 1953 года советский народ потрясло сообщение об опасной болезни Сталина. В опубликованных медицинских бюллетенях говорилось о кровоизлиянии в мозг, параличе, потере сознания и речи. Страну и партию охватила тревога. Органы госбезопасности перешли на усиленный режим работы.

5 марта ближе к полуночи заместитель начальника 3-го Главного управления МГБ Николай Романович Миронов, направленный в органы безопасности с ответственной партийной работы (о нем я еще скажу более подробно), срочно собрал в своем небольшом, просто обставленном кабинете начальников отделов и секретарей парткома главка.

Миронов не садился и заметно нервничал. Стояли и приглашенные. В кабинете возникла атмосфера напряженного ожидания. Как бы очнувшись и собравшись с силами, Николай Романович негромко сказал: «Иосиф Виссарионович Сталин скончался…» и горько заплакал. По его щекам скатились крупные мужские слезы…

Официальное сообщение о смерти Сталина советское радио передало на следующий день в шесть утра. Вся страна оделась в траур. Народ скорбел. Людской поток, казавшийся бесконечным, плавно вливался в Колонный зал Дома Союзов и обтекал гроб с телом вождя. С группой сотрудников, пройдя через кордоны оцепления по служебным удостоверениям, я в Доме Союзов в составе молчаливого потока прощающихся прошел возле гроба Сталина, обрамленного многочисленными траурными венками. Моей супруге, попытавшейся в эти горестные дни самостоятельно пробиться в Дом Союзов, сделать этого не удалось. В районе Трубной площади она, попав в людской водоворот, плохо управляемый милицейским нарядом,' вынуждена была возвратиться домой. Похороны, состоявшиеся на Красной площади 9 марта, подвели черту под годами сталинского правления.

Личность и деяния Сталина неоднозначны. Его нельзя отнести, как это делают многие нынешние исследователи, исключительно к лику Бога или только к образу Дьявола. Глубоко противоречивая натура Сталина выражала суровые противоположности самой эпохи, включающей в себя трагические и великие события. Сталин неотделим от тяжелых жертв социалистических экспериментов и массовых репрессий, но он неотделим и от Великой Победы 1945 года, от того пути, который прошла наша страна от сохи до могучей атомной энергетики.

Руководя Советским государством, Сталин выступал на равных с такими выдающимися политиками, своими современниками, как Рузвельт и Черчилль. Они не только считались с ним, но и видели в его лице крупнейшего стратега и государственного деятеля. Во внешней политике Сталин добился возвращения всех исторических земель России и поднял Советский Союз до ранга сверхдержавы.

Забота о силе и величии государства были для Сталина превыше всего. Он постоянно укреплял центральную власть, совершенствовал армию, строго берег народную копейку, сам вел аскетический образ жизни. С каждым, в ком он видел или подозревал разрушителя государства, поступал беспощадно, часто переступая границу зла.

Годы сталинской власти ушли в историю. Нелегко разобраться в их противоречивых хитросплетениях. Праведный суд над Иосифом Сталиным, наверное, еще впереди…

* * *

Смерть Сталина привела к очередной перегруппировке сил в руководстве партии. Сократился более чем вдвое Президиум ЦК, прекратило деятельность его бюро. В результате дележа ключевых позиций Берия сумел укрепить свое положение в партии и государстве. Сохранив пост первого заместителя председателя Совмина СССР, он одновременно возглавил новое Министерство внутренних дел, включившее в себя прежние МВД и МГБ. В руках Берии оказался один из центральных и важнейших участков государственного управления — специальные службы. Военная контрразведка в четвертый раз вошла в систему МВД.

Нельзя не заметить, что никто из состава Президиума ЦК не развил после смерти Сталина такую кипучую деятельность, как Берия. Он выступал с предложениями изменений в области национальной политики, нормализации отношений с Югославией, объединения двух Германий. По его инициативе прошла амнистия заключенных, было прекращено следствие в отношении группы врачей, по «мингрельскому», «авиационному» и другим делам. И все это в самые сжатые сроки.

С позиции нынешнего времени действия Берии могут выглядеть правильными, а он сам — трезвомыслящим политиком. Однако что в действительности стимулировало активность Берии, какие цели он преследовал? Определенным ответом на поставленные вопросы может служить его отношение к делам «врачей», «авиационному», «мингрельских националистов» и другим.

Ранее я уже отмечал, что Берия полностью поддержал обвинение Рюмина в отношении Абакумова. Находясь ближе других к органам безопасности, он, конечно, знал, что названные выше дела сфабрикованы. Знал, но до смерти Сталина помалкивал, боясь войти в конфликт с вождем, вызвать его гнев. Стоило Сталину умереть, как Берия немедленно переориентировалсяи выступил за реабилитацию лиц, проходящих по материалам следственных дел. Значит, Берию заботили не столько правда и интересы безвинно пострадавших людей, сколько корыстные цели, личная власть и популярность. Очевидно, с таких позиций следует оценивать и другие политические новации Берии.

В средствах массовой информации и в обществе, на мой взгляд, преувеличиваются роль и место Берии в деятельности органов государственной безопасности. Полная власть над ними принадлежала только одному человеку — Иосифу Сталину. В годы, когда Берия не стоял у руля НКВД-МВД, Сталин вообще стремился держать его на расстоянии от органов госбезопасности. Вместе с тем Сталин никогда не демонстрировал свое единовластие над карательным аппаратом. Не помню, чтобы он в годы войны и послевоенный период приезжал на Лубянку, выступал перед сотрудниками, участвовал в крупных партийно-политических мероприятиях, проводимых в органах. Наверное, его тактически устраивала распространенная в народе молва о Берии как об одиозной фигуре, руководящей специальными службами.

Мне не довелось когда-либо общаться с Берией, и, пожалуй, это к лучшему. Видел его на фотографиях и реже на Красной площади, во время революционных праздников. Но это не означает, что у меня не сложилось определенное мнение о нем как о человеке и политике.

В послевоенные годы было модно устраивать на Красной площади пышные и красочные физкультурные парады. Брусчатка площади накрывалась огромным зеленым ковром, на котором не только выступали спортсмены, но даже играли футбольные команды. За происходящим наблюдали с трибуны Мавзолея Сталин и его соратники. После окончания физкультурного парада участники приглашались на правительственный прием в Кремль.

Как-то в те годы я получил оперативную информацию, что на одну из студенток физкультурного института, красивую и статную девушку, во время приема в Кремле положил глаз Берия. С тех пор за ней к институту стали периодически приезжать в шикарной автомашине двое мужчин, по внешнему виду грузины, и увозить студентку на дачу или в особняк Берии. Источник информации назвал номер автомашины и сказал, что о связи студентки с Берией ходят осторожные разговоры по институту.

В силу тогдашней своей наивности я считал партийных вождей непорочными, почти святыми. Поэтому оценил информацию как клевету на руководителей партии и правительства. Прибыв в отдел, я попытался выяснить принадлежность номера автомашины, но в справке мне отказали. Все становилось похожим на правду. Полученную информацию доложил начальнику отдела. Подумав, он, почему-то понизив голос, сказал:

— Немедленно сожги бумаги. Никому об этом ни слова. И сам забудь…

Вспоминая этот давний эпизод, думаю: а ведь дело по тем временам могло принять для меня дурной оборот. То был первый случай, когда Берия повернулся ко мне своей грязной стороной. Второе, более запомнившееся событие произошло в мою бытность начальником Особого отдела по военным научно-исследовательским институтам.

В первые дни июня 1953 года меня срочно вызвал заместитель начальника управления контрразведки генерал Фролов. От Фролова я получил указание ознакомиться с архивными материалами на академика Берга и организовать его оперативное изучение. Такое указание вызвало у меня удивление. И вот почему.

В то время Аксель Иванович Берг являлся широко известным ученым в области радиотехники и кибернетики, академиком, имел воинское звание инженера-вице-адмирала, возглавлял головной военный радиолокационный институт.

Мне было известно, что его предки, обрусевшие шведы, служили русским царям еще с петровских времен. Отец Берга занимал пост оренбургского генерал-губернатора. Аксель Иванович окончил Морской корпус. Участвовал в Первой мировой войне в качестве штурмана подводной лодки, а в период гражданской войны командовал подводной лодкой красного Балтийского флота. Завершив в 1925 году учебу в Военно-морской академии, активно включился в научную и исследовательскую деятельность. Много сделал для радио-электронного оснащения Военно-морского флота. В 1938 году подвергался аресту, но в 1940-м был освобожден и полностью реабилитирован. В Великую Отечественную войну вступил в члены КПСС.

Как с руководителем военного института я встречался с Акселем Ивановичем регулярно. Это был интересный, высокоинтеллигентный человек. Мыслитель, организатор и практик. Большой патриот. В беседах выражал глубокую обеспокоенность нашим отставанием в области радиоэлектроники и прилагал много сил, чтобы исправить положение дел. Коллектив научно-исследовательского института относился к нему с глубоким уважением.

Продолжая разговор с Фроловым о Берге, я доложил, что считаю Берга преданным государству и партии человеком, крупным советским ученым, много сделавшим для укрепления обороноспособности страны, и в его лице никакой угрозы безопасности не вижу. Генерал Фролов подчеркнул, что указание об изучении Берга поступило лично от Берии и касается еще двух академиков. В их числе назвал Капицу. К сказанному жестко добавил: «Наверху дальше видят и лучше знают, что следует делать. Надо выполнять указание Берии, а не рассуждать». Вот, собственно, и вся аргументация начальства.

Я и оперработник, обслуживающий военный институт, изучали архивные дела на Берга, уточняли и взвешивали факты и практически подсознательно затягивали реализацию указаний. «Помогал» нам помимо своей воли генерал Фролов. Прибыв в центральный аппарат по протекции Гоглидзе, с которым работал на Дальнем Востоке, чувствуя себя неуверенно, он многократно согласовывал, докладывал и передокладывал старшим начальникам материалы. Дни шли, дело оставалось в подвешенном состоянии, а тем временем последовал арест Берии. Мы облегченно вздохнули, материалы сожгли и на унизительной возне вокруг Берга поставили крест.

Затем Аксель Иванович Берг работал заместителем министра обороны СССР, получил воинское звание адмирала-инженера, был удостоен звания Героя Социалистического Труда, многое сделал для развития и применения электроники и вычислительной техники в народном хозяйстве, в армии и на флоте. Ушел из жизни в 1979 году.

Позднее мне стало известно, что Берия относился с неприязнью также и к Капице в силу независимости его суждений и действий. Указания Берии в отношении Берга и других академиков изобличают его низость и двуличие. С одной стороны, он громко и открыто трубил о прекращении сфальсифицированных следственных дел, а с другой — тайно готовил тюремные застенки для честных и преданных государству людей.

И еще один штрих к портрету Берии, раскрывающий беспредел его коварства и лакейства. Как-то, вспоминая свои встречи со Сталиным в годы войны, бывший начальник тыла Красной армии генерал А.В. Хрулев привел два характерных эпизода, связанных с Берией.

Однажды Хрулев явился свидетелем доклада Сталину в присутствии Берии авиаконструктора Яковлева о ходе работ по созданию реактивного самолета. Сталин, опасаясь, что нас могут обойти немцы, выразил неудовольствие медлительностью работ и потребовал от Яковлева назвать причины. Яковлев, несколько поколебавшись, доложил, что все упирается в разработку нового авиационного двигателя, которым занимается конструктор Костиков. Сталин, расхаживая в обычной своей манере по кабинету и как бы размышляя вслух, сказал: «Интересно, на кого же работает Костиков? На немцев или на англичан?» Спустя некоторое время, в 1944 году, при очередном докладе Хрулева в кабинет Сталина вошел довольный Берия и сообщил: «Товарищ Сталин, какой вы дальновидный человек. Арестованный Костиков признался, что является английским шпионом». Так брошенные Сталиным невзначай слова обрели у прислужника Берии зловещий смысл и повлекли за собой еще одно преступление. Позднее А. Г. Костиков, известный как создатель «катюши», был освобожден.

Приход Берии летом 1953 года к руководству вновь образованным Министерством внутренних дел внес в жизнь чекистского коллектива беспокойство и напряженность. У подавляющего большинства сотрудников Берия популярностью не пользовался. Более того, его не уважали и воспринимали с опаской. Офицеры и генералы знали о грубости, бестактности и мстительности Берии, его нравственной нечистоплотности.

Первые шаги Берии в роли министра вызывали недоумение. Коллегия министерства бездействовала. Секретарей парткома он не принимал. Все служебные и кадровые вопросы решал самолично. В кабинетах и коридорах министерства воцарилось зловещее затишье, поползли слухи о возможных арестах сотрудников.

Без согласия ЦК КПСС Берия назначил на важнейшие посты в центральном аппарате министерства и республиканских МВД людей, ему лично преданных: Б.З. Кабулова, П.Я. Мешика, С.Р. Мильштейна, С.А. Гоглидзе, Л.Е. Владзимерского и других. Одновременно разогнал кадры, направленные ЦК в 1951 году на укрепление органов госбезопасности после ареста Абакумова. Часть из них отослал с понижением на периферию, некоторых возвратил на партработу или уволил.

Серафим Николаевич Лялин, пришедший в МГБ на должность заместителя начальника 2-го главка с партработы в Туле, вспоминая эти тревожные месяцы, рассказывал мне:

— Заняв пост министра во вновь образованном МВД, Берия долго меня, как и других руководителей, не принимал, хотя ряд вопросов назрел для решения. И вот глубокой ночью меня вызвал Берия. Не скрою, шел к нему в волнении, все могло случиться… Переступив порог приемной, несколько успокоился. В ней находились три — четыре человека, как и я, направленных в органы с партработы. Берия вел себя довольно бесцеремонно. Усадив за стол, грубо сказал: «Ну что, засранцы, вы чекистского дела не знаете. Надо вам подобрать что-то попроще». И сразу же объявил, кто и куда убывает. Мне было предложено ехать заместителем начальника управления МГБ по Горьковской области.

Назначенного заместителем начальника 3-го Главного управления МГБ с должности секретаря Кировоградского обкома партии Николая Романовича Миронова без объяснения причин отправили с понижением заместителем начальника Особого отдела Киевского военного округа.

Раболепствуя и выслуживаясь перед Сталиным, прикидываясь слугой, чтобы со временем стать господином, Берия после смерти «хозяина» всячески его поносил. На инструктаже сотрудников, выезжавших летом 1953 года с проверкой в Группу советских войск в Германии, назвал Сталина «старым дураком», тормозившим объединение ГДР и ФРГ.

Берию арестовали 26 июня 1953 года. В его служебном сейфе ничего, кроме французских духов и презервативов, как рассказывал мне присутствовавший при обыске генерал, обнаружено не было. Подобные атрибуты жизни министра во многом характеризуют его уровень и запросы.

Кабулова и Гоглидзе задержали военные в Группе советских войск в Германии, где они находились в командировке, и отправили самолетом в Москву. Берию и арестованных вместе с ним еще шестерых человек судили как врагов коммунистической партии и советского народа.

Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР приговорило Л. П. Берию и его опричников к высшей мере уголовного наказания — расстрелу, с лишением воинских званий и наград. 23 декабря 1953 года приговор был приведен в исполнение.

Кроме Сергея Арсеньевича Гоглидзе, никого из расстрелянных сообщников Берии я не знал. Мне пришлось с ним общаться по службе в бытность его руководителем главка военной контрразведки в 1952–1953 годах.

Гоглидзе пришел в ВЧК в 1921 году и в течение семнадцати лет беспрерывно работал в Закавказье, возвысившись до положения наркома внутренних дел Грузинской ССР. В 1937 году, с переходом Берии в Москву, получил назначение начальником УНКВД по Ленинградской области. В период с 1941 по 1951 год являлся уполномоченным НКВД-НКГБ-МГБ СССР по Дальнему Востоку и одновременно начальником Управления госбезопасности по Хабаровскому краю. С 1951 года работал в Москве заместителем министра МГБ.

Имея звание генерал-полковника, Гоглидзе в бытность руководителем главка военную форму не носил. Ходил в штатском. Выглядел всегда аккуратно одетым, подтянутым. Внешне воспринимался довольно приятным человеком. Его лицо украшали традиционные грузинские усики; говорил спокойно, без эмоций. За короткий срок управления военной контрразведкой ничего значимого, заметного для нее не сделал. С высоты руководителя до общения с личным составом не спускался.

Нет сомнения, что Гоглидзе был близким к Берии человеком, входил в его команду. Однако между ними, очевидно, имели место какие-то трения, шероховатости, а возможно, и разногласия. Иначе чем объяснить такие действия Берии, с приходом его весной 1953 года к руководству новым МВД, объединенным с МГБ, как освобождение Гоглидзе от обязанностей заместителя министра госбезопасности и оставление его только на должности руководителя военной контрразведки, причем сделав 3-й главк просто управлением. Таким образом понизив Гоглидзе на несколько должностных ступеней.

И еще характерный штрих. Находясь как-то на докладе у Гоглидзе, я оказался случайным свидетелем его объяснения с Мироновым, пришедшим проститься с ним перед отъездом в Киев. Разговор был коротким, длился всего несколько минут. Оба беседующих стояли. Гоглидзе сказал Миронову, что к его откомандированию никакого отношения он не имеет, готов работать вместе и дальше, но изменить состоявшееся решение не в его силах. Миронов сухо простился и ушел. Если Гоглидзе не кривил душой, значит, он не разделял линию Берии на удаление из центрального аппарата лиц, направленных ЦК партии на работу в органы в 1951 году.

Я не ставлю задачей оценивать, насколько правильно правосудие квалифицировало преступления, совершенные Берией и его сообщниками. Зная об участии Берии в решении проблем ядерного и ракетного вооружения, не берусь рассматривать и его вклад в обороноспособность Советского Союза. Хотя он, безусловно, есть. Но у меня нет никакого сомнения в том, что Берия, являясь аморальной личностью, интриганом и властолюбцем, угодником и палачом, представлял угрозу нашему государству и обществу. Эта угроза многократно возросла, когда Берия вторично получил доступ к руководству мощными секретными службами страны, будучи полностью раскрепощенным в своих зловещих помыслах и делах смертью Сталина.

История, к нашему счастью, распорядилась таким образом, что Берия стоял во главе Министерства внутренних дел чуть больше трех месяцев. Если бы и дальше власть оставалась в руках этого авантюриста, порожденного атмосферой культа личности, а расклад сил в руководстве парии не сложился бы против него, государству вряд ли удалось бы избежать новых потрясений.

Наполеон Бонапарт как-то назвал своего главного полицейского Фуше самым совершенным и законченным типом негодяя, когда-либо существовавшим на земле. Эти слова без всяких поправок можно адресовать Лаврентию Берии.

* * *

Уход с политической сцены Сталина не повлек за собой ослабления партийного контроля за деятельностью органов государственной безопасности. Как и при Сталине, органы безопасности в состав Совета министров Союза ССР входили лишь номинально, а фактически были непосредственно подчинены первому липу в партии. Подобный порядок подчиненности органов носил повсеместный характер. Он действовал на всех уровнях: в республиках, краях, областях и районах.

Извлекая уроки из дела Берии, руководство партии посчитало, что МВД приобрело в стране непомерно большое влияние. Оценивая подобную ситуацию как опасную, ЦК КПСС принял решение о выводе оперативных подразделений, обеспечивающих безопасность страны, из состава МВД и создании на их базе самостоятельного государственного органа, но не в статусе министерства, подобно бывшему МГБ, а с понижением до уровня комитета при Совете министров СССР со всеми вытекающими из этого правовыми и финансовыми последствиями. Так родилось 13 марта 1954 года новое ведомство — Комитет государственной безопасности при СМ СССР (КГБ).

Избранная система построения и подчиненности органов КГБ вписывала их в конституционное поле государства, усиливала контроль и обеспечивала коллегиальность управления ими. Образованная в КГБ коллегия наделялась не совещательным, а решающим правом. Коллегиальность руководства действовала и во всех звеньях структуры КГБ через созданные коллегии в республиках и советы в краевых и областных управлениях. В состав коллегии (не всегда) и советов на местах входили представители военной контрразведки.

В результате реорганизации органов военную контрразведку в центре стало представлять 3-е управление КГБ при СМ СССР. Ее периферийным органам снова возвратили наименование особых отделов. В это понятие включались все подразделения армейской контрразведки сверху донизу, от особого отдела военного округа до особого отдела бригады и гарнизона. В действующей системе военной контрразведки того времени имелось только два управления особых отделов КГБ — в Группе советских войск в Германии и Дальневосточном округе.

Первым председателем Комитета госбезопасности по рекомендации Хрущева правительство назначило И.А. Серова, и это неслучайно: Хрущев близко знал Серова по совместной работе до войны на Украине, где тот руководил Наркоматом внутренних дел. Хрущев считал Серова послушным ему человеком, на которого можно опереться. После образования КГБ, весной 1954 года, Хрущев лично принял участие в собрании руководящего состава Комитета. Я хорошо помню представление им собранию Серова и выступление Хрущева с большой, как обычно, импровизированной и грубо скроенной речью, в которой он, подбадривая личный состав КГБ, заявил, что Центральный комитет партии, несмотря на события, вызванные арестом Берии и его приспешников, по-прежнему доверяет сотрудникам госбезопасности и они могут продолжать уверенно трудиться.

Заверения Хрущева опровергли последующие события. С марта 1954 по февраль 1956 года из органов КГБ было уволено 16 тысяч сотрудников «как не внушающих политического доверия, злостных нарушителей социалистической законности, карьеристов, морально неустойчивых, а также малограмотных и отсталых работников». Так докладывал Серов в ЦК КПСС. Сам Серов не оставлял впечатления солидного руководителя с широким политическим кругозором.

В декабре 1958 года Серов был освобожден от обязанностей председателя КГБ и назначен начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР (ГРУ). Работая в военной разведке, он в начале 1963 года пережил серьезные неприятности, потерпев фиаско в связи с делом разоблаченного органами безопасности англо-американского шпиона Пеньковского. Серов после увольнения Пеньковского из ГРУ не только вторично взял его на работу, но и приблизил к себе, давая ему отдельные личные поручения, в том числе и за границей. «За потерю политической бдительности и недостойные поступки» Серова сняли с должности руководителя ГРУ, разжаловали в генерал-майора и лишили звания Героя Советского Союза.

После ухода в 1958 году Серова управление Комитетом госбезопасности около десяти лет оставалось в руках бывших лидеров комсомола А.Н. Шелепина и В.Е. Семичастного. Они привели с собой руководящих комсомольских работников, поставив их во главе крупных периферийных органов, в частности Ленинградского, Ростовского и других управлений КГБ.

Следуя путем хрущевских реформ, Шелепин провел крупные мероприятия, направленные на упрощение структуры центрального аппарата, сокращение численности органов и войск КГБ, освобождение органов безопасности от несвойственных им функций. Мероприятия, в частности, включали в себя ликвидацию тюремного отдела и сокращение тюрем КГБ. В 1960 году отдельные подразделения КГБ, в их числе и 3-й главк (военная контрразведка), были понижены в статусе и стали именоваться просто управлениями. Шелепин ввел в практику включение в состав коллегии Комитета руководителей крупных периферийных органов — Украины и Ленинграда.

Как бы подводя итоги проделанного. Шелепин в своем выступлении на XXII съезде КПСС сказал: «…Органы государственной безопасности — это уже не пугало, каким их пытались, сделать в недалеком прошлом враги — Берия и его подручные, а подлинно народные политические органы нашей партии в прямом смысле этого слова… Теперь чекисты могут с чистой совестью смотреть в глаза партии, в глаза советского народа».

После съезда партии в 1961 году Шелепина сменил его друг и соратник по комсомолу Семичастный. В октябре 1964 года он принял участие в отстранении Хрущева от власти, поддержав Брежнева и его сторонников. Верная служба не гарантировала Семичастному спокойную жизнь. В мае 1967 года Политбюро посчитало нужным освободить его от обязанностей председателя КГБ и направить работать на периферию. Если Шелепин категорически отказался от присвоения ему воинского звания, то Семичастный звание генерал-полковника получил в ноябре 1964 года, хотя ни одного дня в армии не служил.

В жизни КГБ важным событием явилось утверждение Президиумом ЦК 9 января 1959 года совершенно секретного документа — «Положения о КГБ при СМ СССР». Комитет более 30 лет строил свою работу, опираясь на принципы и задачи, изложенные в Положениях. В мае 1991 года Положения сменил Закон СССР об органах государственной безопасности.

В Положениях говорилось, что КГБ является политическим органом и работает «под непосредственным руководством и контролем Центрального Комитета КПСС». Он призван «бдительно следить за тайными происками врагов советской страны, разоблачать их замыслы, пресекать преступную деятельность империалистических разведок против Советского государства». О конкретных функциях военной контрразведки в пункте «г» Положений было записано, что «контрразведывательная работа в Советской Армии, Военно-Морском Флоте, ГВФ (гражданской авиации), в пограничных войсках МВД ведется с целью предупреждения проникновения в их ряды агентуры иностранных разведок и иных враждебных элементов».

В последние годы, если рассматривать положение дел в делом, применение органами государственной безопасности мер принуждения постепенно сужалось. С середины 50-х годов в деятельности органов начали утверждаться, а затем получили приоритет предупредительно-профилактические меры. Вопрос стоял так: важно не только уметь разыскать преступника, совершившего свое грязное дело, но главное — предотвратить преступление, выявить и устранить причины, его породившие. Такой подход позволял уберечь советских граждан от ошибочных поступков или действий, могущих привести к совершению государственных преступлений. Став на путь предупредительно-профилактической работы, улучшая формы и методы, чекисты сделали, на мой взгляд, важный шаг на пути либерализации деятельности органов.

Требования к профилактике нашли свое закрепление в решениях коллегии КГБ, приказах председателя, инструкциях и других ведомственных документах. Опыт предупредительно-профилактической работы постоянно совершенствовался, обобщался и делался достоянием всего оперативного состава. В профилактической работе органы безопасности, соблюдая законность, шли тремя взаимосвязанными направлениями: воздействовали на отдельных лиц, которые могли в силу тех или других обстоятельств стать на враждебный путь, устраняли причины, порождающие определенные виды преступлений, а также явления и тенденции, опасные для безопасности государства в целом.

В деятельности органов военной контрразведки предупредительно-профилактическая работа занимала одно из центральных мест. В индивидуальном плане профилактика проводилась главным образом в отношении лиц, вынашивавших изменнические и дезертирские намерения, допускавших антисоветские высказывания, распространявших политически вредные издания, нарушавших режим и правила секретности.

Чаще профилактике подвергались военнослужащие срочной службы, не имевшие достаточного жизненного опыта и сложившихся взглядов. Воспитательное воздействие осуществлялось непосредственно сучастием оперативного и руководящего состава особых отделов, через командование, политические и комсомольские органы, армейскую общественность, иногда с помощью родственников.

В тех случаях, когда отрицательные явления носили общий характер и затрагивали основы боеготовности и боеспособности войск (сохранение государственной и военной тайн, охрана оружия и боевой техники, грубейшие факты искривления дисциплинарной практики и неуставных отношений, очковтирательство и т. д.), о них докладывали командованию частей дивизий, армий, округов и групп войск для принятия соответствующих мер. По вопросам, касающимся обороноспособности государства, военная контрразведка докладывала в ЦК КПСС и руководству Министерства обороны.

Для воспитания у военнослужащих и членов их семей высокого патриотизма и бдительности сотрудники особых отделов использовали такие формы воздействия, как беседы и доклады, специально подготовленные теоретические конференции и круглые столы, фотовыставки, окружную и центральную армейскую печать.

Мне пришлось участвовать во многих общих и частных профилактических мероприятиях, связанных с обеспечением безопасности армии. В этой связи я вспоминаю один, на мой взгляд, довольно показательный пример.

В 1956 году Комитет госбезопасности объявил розыск автора злых анонимных писем, содержавших угрозы в адрес ЦК КПСС. Письма, отпечатанные на пишущей машинке, периодически направлялись в адрес ЦК от имени неизвестной политической партии. Эксперты предположили, что автором анонимных отправлений может быть уволенный из армии офицер, имевший ранее отношение к научной работе. Из этого вытекала необходимость подключения к розыску анонима сотрудников Особого отдела по военным научно-исследовательским институтам, которым я руководил.

В ходе розыска привлек внимание полковник в отставке Испуганов, проживавший в Москве в одном из домов военного ведомства и ранее работавший в НИИ-5. Из поступившей информации вытекало, что он озлоблен в связи с увольнением из армии. Дома имеет собственную пишущую машинку. Иногда уединяется и что-то на ней печатает.

Добытые оперативным путем образцы шрифта пишущей машинки, принадлежавшей Испуганову, были сличены с текстами анонимных писем. Эксперты пришли к твердому заключению, что все анонимки отпечатаны на этой машинке. Наблюдение за ним зафиксировало очередной заброс анонимных писем в почтовый ящик. Таким образом, подозрения в отношении Испуганова получили свое подтверждение. Встал вопрос: как поступить с анонимщиком?

Случись это до 1953 года, вряд ли он смог бы избежать ареста. Но времена уже наступили другие. Учитывая, что Испуганов участвовал в Великой Отечественной войне, хорошо характеризовался за период службы в армии, а в основе его ошибочных действий лежала обида на увольнение из армии, в чем небезгрешно было и командование, руководство Управления военной контрразведки приняло решение о его профилактике.

Беседа с полковником Испугановым состоялась в доме № 2 на площади Дзержинского. Проводил ее начальник управления генерал Д.С. Леонов. При беседе присутствовал я. Началась профилактика с ознакомления Испуганова с его письмами и заключением экспертизы. Он без запирательства сознался в содеянном. Как мы и предполагали, подтвердил отсутствие партии, от имени которой писал анонимки. Искренне осудил свои действия, поблагодарил за данный ему строгий урок и пообещал впредь ничего подобного не делать. В дальнейшем рецидивов со стороны Испуганова отмечено не было.

Читатель имеет возможность сам сделать вывод из приведенного примера о целесообразности предупредительно-профилактической работы и о том новом подходе, который она внесла в карательную политику органов безопасности.

Сотрудники ГУКР НКО «СМЕРШ» после вручения Правительственных наград, г. Москва, Кремль, 22 августа 1945 г.

С женой Зинаидой Дмитриевной, сыном Евгением и дочерью Ириной. г. Москва, 1954 г.

Б. В. Гераскин (слева) с генералом А. И. Беднягиным. ГДР. Форст-Цинна, 1961 г.

Председатель КГБ В.Е. Семичастный и руководящий состав военной контрразведки, г. Москва, 1965 г.

Курсы переподготовки руководящего состава КГБ. У памятника чекистам. г. Киев, 1969 г.

Встреча с первым заместителем министра ГБ ГДР Бруно Биатером. г. Берлин, 1972 г.

Спортивные соревнования с немецкими друзьями, г. Потсдам, 1974 г.

Посещение Высшей школы МТБ ГДР. г. Потсдам, 1975 г.

Руководство и начальники Особых отделов по ГСВГ. г. Потсдам, 1976 г.

На приеме у начальника Управления МГБ ГДР по Потсдамскому округу. 1975 г.

60 лет Органам госбезопасности. ГСВГ. Вечер сотрудников Особых отделов, г. Потсдам, 1977 г

Встреча с генералом С. К. Куркоткиным.

ГСВГ  г. Крампниц, 1978 г.

Б. В. Гераскин (справа) с генералом Д. П. Носыревым. г. Потсдам, 1979 г.

Коллектив Высшей школы КГБ СССР им Ф Э. Дзержинского, г. Москва, 1983 г.

Ректорат и руководители факультетов Высшей школы КГБ.

г. Москва, Красная площадь. 1984 г.

Генерал Д.А. Драгунский при посещении Высшей школы КГБ. г. Москва, 1985 г

Руководители факультетов и подразделений Высшей школы КГБ в «Звездном городке». 1986 г.

Высшая школа КГБ СССР им. Ф. Э . Дзержинского. Проводы в отставку. 1987 г

Здание Киевской художественной средней  школы, которую автор окончил в 1940 г.г. Киев, 1986 г.

В отставке. г. Москва, 1990 г.

С выпускниками Высшей школы КГБ.

г. Москва, 2005 г.

С правнуком Сережей. г. Москва, 2007 г.

В рассматриваемый период началась реабилитация лиц, пострадавших в годы прошедших репрессий. С многих тысяч невинных людей сняли тяжелые обвинения, восстановили их права и доброе имя. Параллельно с этим сотрудники органов, скомпрометировавшие себя фальсификацией дел, участием в издевательствах над арестованными и попранием других норм следствия, были преданы суду, уволены или понесли другие наказания. Все это способствовало укреплению законности в органах государственной безопасности.

* * *

В ноябре 1958 года из Группы советских войск в Германии был откомандирован в СССР и спустя три месяца арестован подполковник Петр Семенович Попов, 1923 года рождения, офицер Главного разведывательного управления Советской армии.

Его личный обыск при задержании в Москве и в квартире в городе Калинине, ныне Тверь, где он проживал у родственников, подтвердили имевшиеся в КГБ материалы о связи Попова с американской разведкой. Во время обыска сотрудники обнаружили инструкцию по способам связи с разведцентром, план радиопередач, а в специально оборудованных тайниках в катушке для спиннинга, помазке для бритья и рукоятке охотничьего ножа — шпионские записи и средства тайнописи. Следствие установило, что американская разведка привлекла Попова к сотрудничеству в 1953 году в период его службы в Австрии.

Как же произошло грехопадение Попова?

Получив наводку на Попова через его сожительницу, австрийскую гражданку, американцы заинтересовались им как офицером советской военной разведки и организовали изучение. Спустя некоторое время американская разведка секретно задержала Попова в Вене и доставила в участок американской военной полиции. Проводивший с Поповым вербовочную беседу офицер всячески шантажировал его принадлежностью к спецслужбам, запугивал разоблачением перед командованием непристойного поведения Попова. Растерявшись и струсив, боясь неприятностей по службе, Попов согласился дать подписку о сотрудничестве с ЦРУ.

В связи с выводом советских войск из Австрии командование направило в 1955 году Попова для дальнейшей службы в ГСВГ. Первое время он находился в Шверине, а затем в Берлине. Перевод в ГСВГ прошел довольно быстро и нарушил контакты Попова с американской разведкой. В январе 1956 года он инициативно восстановил утраченную связь. С этого времени взаимодействие Попова с разведкой осуществлялось через связника-немца и путем его тайных выездов для встреч с американцами в Западный Берлин.

В период службы в Группе советских войск в Германии Попов передал ЦРУ ценную информацию о Вооруженных силах СССР, выдал некоторых нелегалов и идентифицировал ряд сотрудников военной разведки, а также передал ЦРУ содержание секретного доклада маршала Жукова перед командным составом ГСВГ в начале 1957 года.

Учитывая возможный отъезд Попова в Советский Союз, в апреле 1958 года на очередной явке в Западном Берлине он был представлен американскому разведчику Р. Аэнжелли, специально прибывшему для этого из Москвы, где он работал в посольстве США под прикрытием атташе административно-хозяйственного отдела. Аэнжелли вручил Попову деньги, средства тайной переписки и несколько заграничных адресов для пересылки шпионских донесений. Попов передал американскому разведчику сведения военного характера и сообщил, на случай перевода в Советский Союз, адрес родственников в городе Калинине.

О получении американской разведкой информации о выступлении Жукова в ГСВГ стало известно советским органам безопасности. Во время розыска источника утечки информации в какой-то мере попал в поле зрения контрразведки и Попов.

О прибытии в конце 1958 года в Советский Союз Попов доложил тайнописью своим американским хозяевам и подтвердил готовность продолжать сотрудничество. Он, в частности, писал: «Сейчас я имею возможность встречаться с многочисленными знакомыми с целью получения информации».

Первую встречу Попова в Москве с американским разведчиком зафиксировало наружное наблюдение 21 января 1959 года, вечером, в районе станции метро «Проспект Мира». С Поповым встретился его знакомый по Западному Берлину Аэнжелли, за которым и велась слежка. Подойдя близко друг к другу, Попов и Аэнжелли быстро обменялись какими-то предметами и разошлись. Спустя несколько дней было перехвачено письмо Попову из Москвы, содержащее тайнопись с заданием ЦРУ.

Для поддержания конспиративной связи с разведкой американцы рекомендовали Попову по приезде из Калинина в Москву позвонить по данному ему телефону и спросить: «Борис дома?». Это означало, что он ожидает Лэнжелли в очередную среду в 20 часов в ресторане «Астория». Если же Попов по телефону спросит: «Федор дома?», встреча должна состояться в то же время, но в ресторане «Арагви».

Поведение Попова, его встречи в Москве и переписка контролировались контрразведкой с учетом знания им методов конспиративной работы. Полученные материалы не оставляли никакого сомнения в сотрудничестве Попова с американской разведкой. Учитывая, что дальнейшее оставление его на свободе представляло угрозу интересам государства, 18 февраля 1959 года Попова арестовали без огласки. Но арестом дело не завершилось. Было принято решение организовать оперативную игру с американцами, заставив их поверить в то, что Попов не разоблачен, а получил новое назначение и служит в инженерно-саперном батальоне в городе Алапаевске на Урале. Для этого, пребывая в следственном изоляторе, Попов вел обусловленную с американцами переписку и иногда выходил под нашим контролем на встречи с Лэнжелли, укрепляя у них веру в легенду о своей службе в далеком уральском городке.

Смысл организованной с американцами оперативной игры состоял в том, чтобы дополнительно выявить возможные устремления США к советским военным объектам, выиграть время для вывода из-за границы поставленных под удар Поповым наших нелегалов и офицеров ГРУ, скомпрометировать американских разведчиков, действующих в Москве под прикрытием посольства.

Расположенный на среднем Урале, в 180 километрах от Свердловска, ныне Екатеринбурга, один из старейших центров черной металлургии город Алапаевск был для контрразведки удобен тем, что находился в районе, закрытом для посещения иностранцами. Это затрудняло американцам возможность раскрыть наши планы.

Для легендирования воинской службы Попова в Алапаевске необходим был ряд отправных материалов и данных. В целях их сбора на Урал командировали меня и офицера 2-го главка Валентина Звезденкова. Мы были с ним знакомы по совместной работе в аппарате Смерша во время войны. Позднее Звезденков получил звание генерал-майора и работал заместителем председателя КГБ Литвы. В Алапаевске мы тщательно изучили сам город и дислоцированный в нем инженерно-саперный батальон, командование и офицерский состав воинской части, местные условия и особенности. Запаслись используемыми в Алапаевске почтовыми конвертами и бумагой, литературой и материалами о прошлом и настоящем города. Сделали ряд фотоснимков. Собранной информацией органы безопасности основательно вооружили Попова. Конечно, в Свердловске и Алапаевске необходимую помощь оказывали местные органы КГБ.

После решения поставленных перед оперативной игрой задач в октябре 1959 года была проведена успешная операция по задержанию с поличным и выдворению из СССР сотрудника ЦРУ Р. Лэнжелли».

Когда рассматриваешь оценку дела Попова американской стороной и сравниваешь с нашей, то сразу же замечаешь, что ЦРУ и КГБ по ряду позиций существенно расходятся. И это, наверное, естественно. Ведь в работе по делу у нас были совершенно противоположные цели, а все действия по вербовке и разоблачению Попова имели место в разгар холодной войны, в условиях острейшей вражды.

По версии КГБ, Попов был сломлен и завербован американцами путем грубого шантажа на основе компрометирующих его материалов. ЦРУ утверждает, что Попов по личной инициативе пошел на сотрудничество с американцами, подбросив в 1953 году в Вене письмо в машину американского дипломата с предложением продать секретную информацию.

По мнению американцев, Попов сотрудничал с ними честно, во всем проявлял откровенность, задания выполнял с желанием и инициативой. На встрече 18 сентября 1959 года в ресторане «Арагви», изловчившись, он якобы передал Лэнжелли заранее подготовленную им записку, в которой сообщил о своем аресте и работе под контролем КГБ. Однако встреча фиксировалась с документальной точностью скрытыми фото- и киносъемкой и ничего подобного выявлено не было. К тому же, если американская разведка знала, что Попов арестован и контролируется КГБ, зачем было Лэнжелли встречаться с ним в октябре и угодить в подготовленную для него ловушку? В целом создается впечатление, что ЦРУ завышает ценность Попова, как своего источника информации.

Вербовка американской разведкой Попова, офицера Генерального штаба, имевшего доступ к государственным и военным секретам, естественно, вызвала беспокойство у руководства Министерства обороны и Комитета госбезопасности.

Весной 1959 года в один из рабочих дней, когда я уже служил в аппарате главка и оставался за начальника отдела, раздался звонок «кремлевки». Сняв трубку и представившись, в ответ услышал:

— Говорит Шелепин. Вы могли бы доложить оперативную обстановку в Генштабе?

— Конечно, — ответил я.

— Сколько вам понадобится времени, чтобы собраться с мыслями?

— Достаточно 30 минут.

— Через 30 минут жду вас с докладом, — Шелепин положил трубку.

Ровно в назначенное время мы с начальником главка Анатолием Михайловичем Гуськовым были в приемной председателя КГБ. Шелепин принял нас без задержки. Разговор состоялся доброжелательный, спокойный и полезный, в обстановке откровенности. Своего мнения Шелепин не навязывал, слушал наши соображения внимательно. В центре обсуждения находились выводы, вытекающие из дела Попова, меры противодействия агентурным подходам иностранных разведок к офицерам Генштаба. Пришли к общему мнению, что следует разработать специальные мероприятия по защите личного состава Генштаба с привлечением сил и возможностей других разведывательных и контрразведывательных подразделений КГБ. В недельный срок такие меры были разработаны и утверждены. Рабочая встреча с Шелепиным мне запомнилась своей деловитостью и простотой.

Так закладывались первые камешки в систему контрразведывательных мер по защите офицеров Генерального штаба и его важнейшего подразделения — ГРУ. Совершенствуемая многие годы военными чекистами система специальных мер позволила со временем выявить и разоблачить среди работников ГРУ агентов иностранных разведок Пеньковского, Филатова, Сметанина, Полякова и других.

* * *

Эффективное функционирование государственного аппарата обеспечивает, наряду с другими факторами, высокий уровень профессионализма кадров. Без солидной подготовки сотрудников немыслима успешная деятельность органов госбезопасности, имеющая свою специфику.

Как правило, высокое чекистское мастерство приходит не сразу, а с годами упорного труда. Оно опирается на специальную теоретическую подготовку, постижение всех тонкостей разведывательного и контрразведывательного дела, искусство применения оперативных сил и средств. Тот, кто минует хотя бы одну из составных чекистского становления, обычно вершин компетентности не достигает, даже проработав в органах длительное время. Настоящим мастером может быть только человек, побывавший подмастерьем.

В партии сложилась и действовала система, предусматривавшая периодическое направление в органы безопасности лиц с партийной, советской и комсомольской работы. Назначаемые сразу на высокие руководящие должности секретари обкомов и горкомов партии, ответственные сотрудники аппарата ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ, крупные политработники армии и флота, как правило, теоретической и практической специальной подготовки не имели, поэтомучасто выглядели дилетантами в оперативно-разыскном деле.

В таком подходе к подбору руководящих кадров для органов госбезопасности проявлялась явная недооценка профессионализма со стороны высших партийных структур. Подобную кадровую практику оправдывали необходимостью строгого проведения в жизнь политической линии партии. Однако при этом забывали, что самая взвешенная политическая линия не может быть реализована, если не будет претворяться практически специалистами высокого класса.

Самое значительное пополнение органов госбезопасности, как я уже писал, состоялось по решению ЦК КПСС после арестов Абакумова и Берии. В 1951–1955 годах в центральный аппарат военной контрразведки, в особые отделы округов, флотов и армий пришла большая группа генералов и офицеров из армии и флота.

Управление военной контрразведки тогда возглавил генерал-лейтенант Дмитрий Сергеевич Леонов, занимавший до этого важный пост члена военного совета Ленинградского военного округа. Леонов — выходец из крестьян. Рабочую закалку получил на Тульском оружейном заводе. В армию пошел служить в 1922 году и к началу Великой Отечественной войны вырос в крупного политического работника. Если не считать его краткой работы с конца 1944 по весну 1945 года в Генеральном штабе, то он всю войну находился в действующей армии — членом военных советов Калининского и 1-го Прибалтийского фронтов, а затем Дальневосточного и 2-го Дальневосточного.

Леонов, несомненно, относился к людям мужественным и решительным, прошедшим испытания не только жизнью, но и войной. Долгая армейская служба сделала Дмитрия Сергеевича человеком суровым, сдержанным и даже суховатым, требовательным к себе и окружающим. Он всегда выглядел подтянутым и собранным, как говорят, «застегивал мундир на все пуговицы». Стригся на солдатский манер, под нулевку. Черту, разделявшую его и подчиненных, сам никогда не переступал и не разрешал этого делать другим. Выглядел старше своего возраста. Сотрудники аппарата между собой величали его «дедом», вкладывая в это понятие чувство уважения.

Генерал Леонов при общении с подчиненными почти никогда не делился воспоминаниями о своей жизни, службе в армии, фронтовых событиях. Очевидно, подобное считал нарушением военной субординации, размыванием граней между начальником и подчиненным. За годы службы под его началом приходит на память только один случай, когда он инициативно и с желанием говорил о своем пребывании на фронте.

Как-то Леонов попросил меня приобрести для него в «Воениздате» новую книгу о Великой Отечественной войне. Название ее я уже забыл. Книга относилась к первым советским изданиям, обобщавшим и систематизировавшим опыт и итоги недавно завершившейся войны.

Предварительно просмотрев книгу, я обратил внимание, что на одной из страниц содержалась информация об образовании в середине октября 1941 года Ставкой В ГК Калининского фронта и назначении командующим фронтом И. Конева, а членом военного совета — Д. Леонова.

Доложив Леонову о выполнении задания, я вручил ему книгу. Он проявил к ней интерес и прямо при мне стал внимательно листать. Когда нашел строки, касающиеся образования Калининского фронта, и упоминание о себе, заметно оживился и вспомнил осень 1941 года. По его рассказу, вновь образованный штаб фронта, вернее его ядро, состоящее из двух-трех десятков военных, разместился в лесу Калининской области, в деревне, состоящей из четырех-пяти домов. Спустя некоторое время раздался звонок аппарата ВЧ, Леонов снял трубку. Говорил Сталин. Он поинтересовался, почему штаб фронта забрался в такие дебри, что его место дислокации нельзя разыскать даже на военной карте. Сталин предложил переместить штаб в другое селение, название которого зафиксировано на карте…

Я почувствовал, вспоминая войну и этот эпизод, что Леонову было приятно осознавать: и он вошел в историю Великой Отечественной войны.

Дмитрий Сергеевич, конечно, знал, чем занимается военная контрразведка. В силу своего служебного положения поддерживал связь с особыми отделами, получал от них информацию, бывал у военных чекистов на служебных совещаниях и партсобраниях. Все вместе взятое позволяло ему иметь общее представление о задачах и деятельности военной контрразведки, но знаний о конкретных методах и формах работы, ее тонкостях не давало.

Отсутствие у Леонова специальных знаний и опыта ставили его и нас при решении конкретных оперативных вопросов в сложное положение. Докладывая, мы избегали затрагивать те стороны дела, которые могли бы обнаружить некомпетентность генерала. Он же, как правило, в силу неглубокого знания чекистской работы делал упор на военную, техническую и другие, более близкие ему стороны рассматриваемой проблемы. Как ни странно, но, занимая в вооруженных силах государства высокие посты, Леонов высшего образования не имел. И это давало себя знать даже при наличии у него житейского опыта и мудрости.

Резолюции на документах подчиненным Леонов имел привычку писать синим карандашом. На его большом рабочем столе в кабинете всегда аккуратно лежало до десятка остро заточенных синих карандашей со светлыми боковыми гранями. Накладывая резолюцию, Дмитрий Сергеевич не придерживался принятого в органах безопасности порядка писать на документе фамилию и инициалы исполнителя. В зависимости от номера отдела он вместо фамилии ставил соответствующую цифру, подчеркивал ее и ниже излагал свои указания. Обычно пробелы в чекистской профессии Леонов пытался компенсировать насаждением в аппарате управления уставной воинской дисциплины, попытками реорганизовать работу аппарата на армейский манер, не считаясь при этом с особенностями агентурно-оперативной работы. Даже появление на службе сотрудника в штатском костюме, вызванное интересами дела, им воспринималось болезненно, рассматривалось как нарушение воинской дисциплины.

Ради справедливости надо отметить, что пребывание Леонова во главе военной контрразведки имело и свою положительную сторону. Он значительно приблизил руководящий и оперативный состав к армии и ее командованию. Зная по фронту И.С. Конева, И.Х. Баграмяна, М.В. Захарова, В.В. Курасова и многих других видных военачальников, будучи с ними, как говорят, на «ты», Дмитрий Сергеевич расширил рамки взаимодействия особистов с армией и наполнил его новым содержанием.

Характерен в этом контексте такой пример. Между руководствами военной контрразведки и Министерства обороны существовала договоренность, в соответствии с которой военное ведомство ежегодно выделяло из своего лимита жилплощади в Москве квартиры офицерам-контрразведчикам. Военные министры сменяли друг друга, а договоренность продолжала безотказно действовать.

В конце 1957 года к руководству Министерством обороны пришел маршал Р.Я. Малиновский. Он, в силу неизвестных мне причин, довольно неприязненно относился к органам безопасности. При рассмотрении плана распределения жилплощади, предоставляемой военному ведомству, Малиновский приказал прекратить выделение жилья военной контрразведке.

О принятом министром решении начальник секретариата 3-го управления П.В. Градосельский доложил генералу Леонову. Он сразу же набрал по «кремлевке» номер телефона Малиновского и спросил его:

— Родион Яковлевич, разве ты не понимаешь значения и места военной контрразведки в обеспечении безопасности вооруженных сил страны? Как же ты умудрился отменить выделение жилья для контрразведчиков? Ведь какой узурпатор был твой предшественник Жуков и тот подобного себе не позволил.

Разговор с Малиновским по телефону Леонов вел на равных, в полушутливом тоне, но довольно твердо. В результате Малиновский свое решение отменил. Военная контрразведка продолжала получать квартиры из лимита Министерства обороны.

В апреле 1959 года пришел день проводов Дмитрия Сергеевича Леонова на пенсию. В его служебном кабинете собрались руководители отделов и партийного комитета. Пожалуй, впервые за годы совместной работы он предстал перед нами не в генеральской форме, а в штатском темном костюме и при галстуке.

Свое обращение он начал, волнуясь и стремясь четко выговаривать каждое слово:

— Я собрал вас, чтобы сообщить о состоявшемся решении ЦК нашей партии о моей отставке по состоянию здоровья…

В этот момент голос Дмитрия Сергеевича осекся, губы задрожали, и он как-то сразу еще больше состарился. Из глаз полились слезы.

Никто из нас от Леонова подобной слабости не ожидал. Несколько секунд царили удивление и полное молчание. Раньше других опомнился секретарь парткома Александр Поспелов. Быстро пройдя к столику с графином, налил воды и подал стакан Дмитрию Сергеевичу. Рука генерала дрожала, в тишине было слышно, как зубы дробно стучат по стеклу стакана. Выпив воды и несколько успокоившись, генерал продолжил:

— Настало время уступить дорогу более молодым. Работая в управлении, я никому не верил. Но вы честно вели себя и помогали мне. За такое отношение благодарю. Если я по-стариковски «пылил» и кого-то обидел, то прошу прощения…

Заместитель Леонова генерал-майор Анатолий Михайлович Гуськов предложил:

Послевоенные годы. «Отрыжка» прошлого…

— Дмитрий Сергеевич, сегодня такой необычный и памятный день. Давайте вечером соберемся в ресторане и вас тепло проводим.

На какое-то время Леонов задумался, его лицо обрело обычный суровый, отрешенный вид, и он ответил:

— Что еще придумали! Толкаете меня на организацию коллективной пьянки. Нет, увольте.

Ответ прозвучал вполне серьезно. В нем был настоящий, а не всплакнувший только что Леонов.

Спустя некоторое время после проводов Леонова в отставку, меня пригласили для беседы в отдел административных органов ЦК КПСС в связи с предстоящим направлением за границу. В беседе инструктор отдела между прочим сказал: «Ну как, в управлении довольны уходом Леонова? Наверное, намучились с ним?» Мне по-человечески стало жалко Дмитрия Сергеевича, о чем я и поведал инструктору. Одновременно подумалось, зачем было генералу, сросшемуся с армией и отдавшему ей всего себя, под занавес службы, в почтенном возрасте ломать жизнь? Уверен, будучи глубоко порядочным человеком, Леонов не мог не переживать своего положения в военной контрразведке.

Часть партийных и армейских работников, пришедших сразу на высокие руководящие должности, нормально вписалась в чекистские коллективы. Другая часть так и не нашла себя в органах безопасности. Одни из них возвратились на прежнюю работу, другие, мучаясь, дотянули до пенсии и уволились. Оперативный состав военной контрразведки, понимая трудности руководителей, не прошедших начал агентурно-оперативной работы, никогда на этом не спекулировал. Всегда проявлял высочайший такт и деликатность, искренне делясь чекистским опытом.

И все же были ли среди партийных посланцев лица, познавшие специфику работы органов безопасности и заявившие о себе? Да, были. Из тех, кого я знал, следует назвать Н.Р. Миронова и С.Н. Лялина. Оба они пришли в МГБ в 1951 году по решению ЦК партии.

Николай Романович Миронов родом из Днепродзержинска. Рос и воспитывался в семье рабочего. Имел высшее образование. В августе 1941 года ушел добровольцем в действующую армию и до конца Отечественной войны находился в ней на партийно-политической работе. Принимал участие в боях с немецко-фашистскими захватчиками в составе частей Южного и 3-го Украинского фронтов. В 1942 году получил тяжелое ранение, но после выздоровления снова вернулся на фронт.

После войны Миронов трудился на партийном поприще. В МГБ его призвали с должности секретаря Кировоградского обкома КП Украины. В МГБ Миронов начал службу в аппарате военной контрразведки в Москве заместителем начальника главка. Мне довелось впервые встретиться с ним в середине 1951 года. Тогда в нашем главке, как и во всех подразделениях МГБ, шло бурное обсуждение на партсобраниях закрытого письма ЦК ВКП(б) «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР». Состоялось партсобрание с этим вопросом и в оперативно-техническом отделе, где я в то время работал начальником отделения и являлся секретарем парторганизации. На собрании у нас присутствовал Миронов.

После сделанного мною доклада и выступления нескольких коммунистов был объявлен перерыв. Миронов подошел ко мне, взял под руку и предложил с ним пройтись. Пока мы прогуливались по длинному коридору, он довольно резко отчитал меня за недостаточно острый доклад, слабую, на его взгляд, увязку критики органов безопасности ЦК партии со служебной деятельностью коммунистов. Чувствовал я себя неловко. Мне казалось, что в докладе я учел все положения и требования закрытого письма и сказал о необходимом довольно обстоятельно. Такая уверенность подкреплялась и положительной оценкой текста доклада секретарем парткома главка, который ознакомился с ним накануне собрания.

Высказанная Мироновым критика в мой адрес была крайне неприятной, но меня не обидела и не обескуражила. Я понимал, что в целом он прав и преподал мне урок из добрых побуждений и для пользы дела. Так, почти при «драматических» обстоятельствах состоялось мое первое знакомство с Николаем Романовичем Мироновым.

Опираясь на свой жизненный опыт и глубокое знание партийной работы, Миронов в коллектив военных контрразведчиков вписался довольно быстро и уверенно заявил о себе как руководителе. Его гибкий ум, умение контактировать с людьми, доступность и общительность, прямота и правдивость вызывали у сотрудников уважение.

Спустя два года, несмотря на нормально протекающую службу, Миронов в числе других руководящих партработников, посланных ЦК ВКП (б) на укрепление МГБ, как я уже упоминал, был изгнан Берией из центрального аппарата и направлен в Киев с понижением. Но вскоре справедливость восторжествовала. После ареста Берии Миронова возвратили в Москву на прежнее место работы. Позднее Николай Романович руководил Управлением госбезопасности в Ленинграде. С 1959 года он возглавил Отдел административных органов ЦК КПСС.

Находясь на этой должности, он провел реформу адмотдела. До прихода Миронова отдел курировал руководящие кадры не только силовых структур, но и медицины и спортивных учреждений. Направления деятельности весьма разномастные. Миронов добился оставления за адмотделом только вооруженных сил, органов безопасности, внутренних дел и юстиции.

Касаясь дореформенного периода, Миронов, смеясь, как-то рассказывал мне, что часто приходилось заниматься мелкими, второстепенными вопросами, не имевшими никакого отношения к ЦК. Однажды на его имя поступила жалоба с просьбой разобраться в правильности назначенного пенальти в футбольном матче ЦСКА — «Шахтер».

19 октября 1964 года, направляясь в составе военной делегации в Югославию на празднование 20-летия освобождения от фашистских оккупантов Белграда, в котором он участвовал во время войны, Миронов погиб в авиакатастрофе: самолет на подлете к городу врезался в гору.

Как руководитель и организатор Николай Романович Миронов обладал значительным потенциалом. Не завершись так трагически его жизнь, мы, возможно, увидели бы его на более высоких партийных и государственных постах…

Становление Серафима Николаевича Лялина прошло в семье потомственных рабочих тульского оружейного завода. Здесь он поднялся с самых низов до руководителя предприятия. Во время Великой Отечественной войны эвакуировался вместе с заводом на восток страны. За быстрое освоение производства нового бронебойного снаряда был удостоен ордена Ленина. После войны возвратился в родную Тулу, где с должности секретаря обкома партии получил путевку ЦК на работу в органы госбезопасности. Его служба в органах складывалась по-разному. Начав с должности заместителя 2-го главка, он поднялся до заместителя председателя КГБ. Затем трудился начальником Оперативно-технического управления, 8-го главного и Управления КГБ по городу Москве и Московской области. Крупно поссорившись, по его рассказам, с первым секретарем МГК Гришиным, вынужден был в 1971 году перейти работать начальником Управления контрразведки Группы советских войск в Германии, где и завершил службу. Лялин был человеком добрым, с глубоким внутренним обаянием, что не мешало ему, когда требовала ситуация, проявлять волю и принципиальность.

Наверное, Николая Романовича и Серафима Николаевича объединяло умение опираться в работе на чекистов-профессионалов, не стесняясь учиться у подчиненных, вдумчиво вникать во все стороны деятельности органов. Поэтому они быстрее других обрели необходимые агентурно-оперативные познания и навыки, уверенность в работе. С подполковников поднявшись до генералов, Миронов и Лялин многое сделали для устранения извращений и укрепления социалистической законности в деятельности органов, повышения их авторитета в обществе.

С Мироновым и Лялиным мы еще встретимся на страницах этих записок.

Уместно поставить и такой вопрос: может ли возглавлять органы безопасности человек, не имеющий на первых порах профессиональных знаний? Наша практика и практика зарубежных государств в целом отвечают на этот вопрос положительно. Однако здесь следует соблюдать некоторые важные условия. Лицо, возглавляющее органы, должно иметь большой опыт государственной или политической деятельности, а его заместители обязательно должны быть в высшей степени компетентными разведчиками и контрразведчиками.

В годы перестройки печать резко и, на мой взгляд, правильно критиковала руководство партии за порочную практику назначения некомпетентных партийных работников в аппарат МИДа, систему правоохранительных органов и на другие специфические участки государственного управления. Вместе с тем после августовских событий 1991 года последовали назначения в органы безопасности и внутренних дел лиц, абсолютно некомпетентных в вопросах обеспечения безопасности государства. Как и раньше, это были «лично преданные» люди, представители определенных политических течений. Таким образом вновь создавались условия для соблазна использовать специальные службы в узкопартийных или личных политических целях. Неужели нас ничему не научил горький опыт прошлого?

* * *

Естественно, руководящий состав центрального аппарата органов безопасности, в том числе и военной контрразведки, комплектовался не только из людей, пришедших с ответственной партийной и советской работы, командного и политического состава армии и флота. Обычно такие значимые кадровые вливания имели место на переломных этапах государственного строительства, были связанны с крупными политическими событиями в стране и чисткой самих органов безопасности. Укрепление, совершенствование аппарата шло практически постоянно за счет отбора на периферии лучших, хорошо зарекомендовавших себя, наиболее перспективных сотрудников.

В 1951 году, после смещения с должности министра и ареста Абакумова, повлекших за собой глубокие изменения и перестановки в кадрах центрального аппарата государственной безопасности, 3-е Главное управление пополнилось рядом опытных и способных сотрудников из подчиненных органов военной контрразведки. Я позволю себе выделить среди них Александра Ивановича Матвеева, Леонида Георгиевича Иванова, Даниила Павловича Носырева и Ивана Николаевича Найдовича. Меня связывали с ними многолетняя совместная работа и личные отношения. Каждый из них какое-то время был моим непосредственным начальником.

Пришли они в аппарат главка уже зрелыми чекистами, с управленческим опытом, пройдя до этого суровые и опасные дороги войны, постигая оперативное мастерство в боевых условиях фронта. Это были представители нового поколения чекистов, судьбу которых определила Великая Отечественная война.

Матвеев, Иванов, Носырев и Найдович уверенно вошли в коллектив военных контрразведчиков, заявили о себе трудолюбием, способностью профессионально решать вопросы оперативно-разыскной работы, умением руководить людьми. За годы длительной службы они завоевали уважение коллег, поднялись до званий генералов, занимали важные руководящие посты в военной контрразведке, внесли достойный вклад в обеспечение безопасности страны и ее вооруженных сил.

В 1957 году, в бытность Ивана Николаевича Найдовича начальником 1-го отдела, я работал его заместителем, в 1964-м сменил на Закавказском военном округе, а в 1972-м мы встретились в Группе советских войск в Германии. Оба были заместителями начальника Управления контрразведки ГСВГ. Здесь Иван Николаевич по состоянию здоровья ушел в отставку, возвратился в Одессу, где через некоторое время умер.

Леонид Георгиевич Иванов работал в 3-м главке начальником отдела, и я как руководитель контрразведывательного органа по военным научно-исследовательским институтам замыкался на него. Затем он последовательно являлся начальником особого отдела Южной группы советских войск в Венгрии, Киевского и Московского военных округов. Все это время связь между нами не прерывалась. С Московского округа Леонид Георгиевич уволился в отставку и ныне проживает в Москве, активно занимаясь делами ветеранской организации.

С Даниилом Павловичем Носыревым мы трудились вместе в аппарате 3-го главка. Позднее встретились в Группе советских войск в Германии, где он служил заместителем начальника Управления военной контрразведки, а я начальником Особого отдела армии. В начале шестидесятых его из ГСВГ направили начальником Особого отдела Ленинградского военного округа. Здесь же он через некоторое время стал начальником Управления КГБ по Ленинградской области, получил звание генерал-полковника, вошел в состав коллегии КГБ СССР.

В Ленинград Даниил Павлович поехал без особого желания, однако спустя годы полюбил город. С Даниилом Павловичем меня связывала не только служба, но и добрые человеческие отношения. Приезжая в Москву, он заходил ко мне. Последний раз, во время его пребывания на отдыхе в Подмосковье в ведомственном санатории «Семеновское», мы договорились встретиться по завершении им лечения. Перед отъездом в Ленинград Даниил Павлович позвонил и сказал, что чувствует себя плохо, держится высокое кровяное давление. Обещал через пару недель снова быть в Москве и встретиться. Нашей встрече не суждено было состояться. В Ленинграде Даниил Павлович Насыров скончался.

Об Александре Ивановиче Матвееве я расскажу более подробно в последней главе воспоминаний.

* * *

В период службы с 1943 по 1959 год в Москве, в аппарате Управления военной контрразведки, руководство периодически включало меня, как и других сотрудников, в оперативные группы, выезжавшие на периферию для проверки состояния чекистской работы в подчиненных органах. Участие в подобном инспектировании всегда вызывало интерес, обогащало новым опытом и знаниями.

Я участвовал в нескольких подобных проверках. Из них хорошо запомнилась поездка на Дальний Восток.

Самолет Ту-104, вздрагивая всем корпусом, натужно оторвался от взлетно-посадочной полосы Внуковского аэропорта и стал набирать высоту, взяв курс на восток. С заложенными ушами и в напряжении прижатый к креслу, я сидел, опоясанный ремнем. На Дальний Восток и в реактивном самолете мне довелось лететь впервые.

Наша группа, состоящая из сотрудников оперативного и следственного отделов, кадрового аппарата и секретариата 3-го главка, летела в Хабаровск с целью, как тогда говорили, комплексной проверки Управления военной контрразведки Дальневосточного военного округа. Такие проверки подчиненных органов тщательно готовились и носили плановый характер.

Примерно за неделю до нашей командировки, в ноябре 1957 года, на этой же воздушной трассе в районе Читы потерпел катастрофу, получившую громкий резонанс в стране, самолет Ту-104. Аэрофлот принял ряд предосторожностей. Нам пришлось заночевать в Иркутске и лишь утром следующего дня продолжить полет.

В Хабаровске нашу группу разместили в гарнизонной гостинице. Согласно плану, я проверял организацию контр-разведывательной работы в штабе округа и замыкающихся на него воинских частях обеспечения. Времени отпускалось на проверку немного, всего 20 дней. Чтобы успеть познакомиться с аналитическими материалами и делами оперучета, провести контрольные встречи с негласным аппаратом, оценить надежность защиты секретов в таком важнейшем месте их сосредоточения, как штаб округа, определить характерные недочеты и выработать рекомендации, приходилось трудиться с полной отдачей, не считаясь со временем.

Я не только проверял людей и делился с ними опытом, но и постоянно учился у них, какое бы служебное положение они ни занимали. Такой подход к людям я сделал правилом всей своей жизни.

Периодически ход проверки докладывался руководителю группы, заместителю начальника главка генералу Гуськову. По специальности инженер-металлург, чекисте 1938 года, участник войны и в последующем руководитель таких крупных подразделений госбезопасности, как Управление по Горьковской области и КГБ Азербайджана, он умело направлял деятельность нашей группы.

Мы ходили на работу и возвращались в гостиницу обычно все вместе. Наверное, наше шествие по центральной улице Карла Маркса смотрелось со стороны весьма живописно. Впереди шел в генеральской форме Анатолий Михайлович Гуськов — строгий, подтянутый, привлекательный. Отставая на шаг, за ним двигался по-гвардейски статный майор Михаил Миронов, выполнявший одновременно роль адъютанта и правой руки Гуськова. Дальше, в пяти — шести шагах, следовали остальные офицеры свиты.

Город Хабаровск смотрелся хорошо даже зимой. Растянувшись на многие километры, он прижимался к правому берегу Амура. Сам Амур поражал своей силой: казалось, река не течет, а мощно катит вперед темные, всесокрушающие воды.

По традиции, итоги работы подвели на разборе руководящего состава округа. Разговор состоялся деловой, принципиальный и полезный. Доклад сделал генерал Гуськов.

На разборе имел место курьезный случай. Еще в ходе проверки одному начальнику особого отдела дивизии было рекомендовано прекратить заниматься своим личным подсобным хозяйством в ущерб работе, в частности ликвидировать разросшийся курятник. Гуськов, приводя данный пример в докладе, поднял начальника отдела дивизии и спросил: «Вы выполнили данное вам указание?» Он бодро доложил: «Так точно, товарищ генерал! Всех кур и петухов продал прокурору!» — такое заявление развеселило серьезных участников разбора.

Отлет в Москву был намечен на утро 5 декабря. Из-за сильного ветра самолет задержался. Так время подошло к обеду.

Решили обедать в ресторане «Уссури». За столом находились, точно помню, 13 человек. Всеобщее внимание привлекал огромный зажаренный таймень, пойманный в Амуре офицером нашей команды подполковником Титовым, заядлым рыболовом. Во время обеда Анатолий Михайлович милостиво разрешил принять по чарке в связи с праздником — Днем Конституции.

Вылетели в Москву уже затемно. Самолет шел на большой скорости, почти «в ногу» с течением времени. В просвете облаков иногда проглядывали причудливые россыпи мерцающих на земле огоньков — городов и селений. В столицу прибыли ночью…

Командировки в подчиненные органы зародили во мне мысль обязательно поработать на периферии, непосредственно в войсках.

Глава пятая: Берлинская стена

В мае 1959 года руководство военной контрразведки предложило мне работу на периферии. Предложение совпало с давно созревшим у меня желанием, и я его охотно принял, спросив: «Куда надо ехать: на восток или на запад?». «Только на запад», — последовал ответ.

Хотя и нелегко было покидать Москву — за 16 лет я уже к ней привык, оброс семьей и домом, — все же победило понимание необходимости такого шага в интересах дела и моего профессионального роста. Если центральный аппарат приобщил меня к участию в выработке стратегии обеспечения безопасности, дал навыки управления, научил широкому взгляду на положение дел на местах и процессу анализа, то от работы на периферии я ожидал дальнейшего постижения тонкостей контрразведывательной тактики, более тесного соединения теории и практики, большей самостоятельности, наконец, возможности как бы снизу критически посмотреть на деятельность центра.

Новое назначение я получил в Группу советских войск в Германии (ГСВГ). Сразу же оговорюсь, что мне пришлось работать в Группе войск дважды: с 1959 по 1964 год — в должности начальника Особого отдела 18-й гвардейской армии и повторно, с 1972 по 1979 год, — заместителем начальника Управления особых отделов Группы войск. Конечно, каждый из этих двух периодов имел свои особенности, но я все же хочу рассказать о них вместе.

Годы между первым и вторым периодами пребывания в ГСВГ я служил в Закавказском военном округе, но об этом разговор пойдет впереди.

Первый раз в Германскую Демократическую Республику я прибыл спустя 14 лет после окончания Великой Отечественной войны. К этому времени у советских людей чувство враждебности к Германии, порожденное вероломным нападением и злодеяниями немцев в войне, притупилось, верх взяло великодушие победителей. Аналогичные настроения испытывал и я, впервые ступив на немецкую землю в июле 1959 года…

Здесь позволю себе возвратиться на несколько лет назад. После завершения Великой Отечественной войны, в мае — июне 1945 года, советские воинские части и соединения, находившиеся в Европе, были объединены в четыре группы войск. Северная группа войск (СГВ) размещалась в Польше, Южная (ЮГВ) — на территориях Румынии и Болгарии, Центральная (ЦГВ) — в Австрии и Венгрии, а на восточных немецких землях дислоцировалась Группа советских оккупационных войск в Германии.

Временное пребывание советских войск на территории указанных государств определялось военно-политическими интересами СССР, необходимостью обороны социалистических стран и выполнением оккупационных функций. Отношения сторон регулировались соответствующими соглашениями и договорами.

Ударным кулаком всей европейской группировки, безусловно, являлась Группа советских оккупационных войск в Германии. В 1949 году, в связи с образованием ГДР, из ее названия убрали слово «оккупационных» и она стала именоваться короче — Группа советских войск в Германии (ГСВГ).

Советские войска в Германии представляли собой мощную военную группировку на одном из решающих оперативно-стратегических направлений. Они являлись ключевым звеном в системе оборонительной организации Варшавского договора. В состав ГСВГ входили многие прославленные в годы Великой Отечественной войны соединения и части, полностью укомплектованные личным составом и оснащенные современной боевой техникой. Именно здесь, в центре Европы, Группа войск стояла лицом к лицу с отборными войсками стран НАТО.

Кроме отдельных соединений и частей в 1959 году в состав ГСВГ входило семь полнокровных армий. Из них четыре армии общевойсковые, две танковые и одна воздушная. Я прибыл служить в 18-ю гвардейскую общевойсковую армию на должность начальника Особого отдела.

Полевое управление 18-й армии размещалось в военном городке Форст-Цинна, находившемся на юге Потсдамского округа, примерно на полпути между районными центрами Луккенвальде и Ютер-бог. В военном городке, построенном вермахтом в середине 30-х годов, все говорило о немецкой предусмотрительности. Кроме удобно размещенных в лесном массиве административных зданий, казарм, теплых боксов для военной техники, стадиона и бассейна, подъездных железнодорожных путей в городке имелись уютный и благоустроенный клуб, магазины и офицерское казино. Совсем рядом находился Хай-дехофский военный полигон. Форст-Цинна — еще один штрих к тому, насколько заботливо нацисты относились к армии и скрупулезно готовились к войне.

Штабы соединений, входивших в состав 18-й армии, дислоцировались в городах Ютербог, Рослау, Грима и Кохштедт, составляя второй эшелон войск ГСВГ.

18-я гвардейская общевойсковая армия не имела родственных корней с 18-й армией, известной участием в сражениях Великой Отечественной войны на Малой земле, в Венгрии, Польше, Чехословакии и службой в ней Л.И. Брежнева. 18-ю гвардейскую армию сформировали сразу после войны на базе прославленной 3-й гвардейской танковой армии, прошедшей славный боевой путь от Курска до Берлина и Праги под командованием П.С. Рыбалко.

Во время второго приезда в ГДР изменилось мое служебное положение и соответственно место пребывания — им стал город Потсдам.

История Потсдама насчитывает более шести столетий. Развивался он как резиденция бранденбургских курфюрстов, а позднее — прусских королей и военщины. Дух прусского милитаризма оставил на городе свой уродливый след в виде многочисленных казарм. Потсдам расположен в котловине, окруженной невысокими холмами и цепью озер по берегу реки Хафель. В городе пышные особняки старого времени чередуются с новостройками. Несмотря на то что в апреле 1945 года английская авиация разрушила исторические кварталы города и имели место ожесточенные бои за овладение Потсдамом советскими войсками, военных ран на его облике почти не осталось, они старательно залечены временем и трудом. Красивым, особенно весной, делают город парки и сады, многочисленные аллеи.

Наиболее значительные достопримечательности Потсдама — парк Сан-Суси, известный своими дворцами, храмами, террасами, скульптурами, картинной галереей и оранжереями, а также дворец Це-цилиенхоф, построенный в стиле английской усадьбы в 1913–1916 годах по приказу Вильгельма II. Дворец являлся резиденцией тогдашнего кронпринца Вильгельма Гогенцоллерна и назван именем принцессы Цецилии. Увековечили Цецилиенхоф не столько дворец и окружающий его парк, сколько состоявшаяся здесь с 17 июля по 2 августа 1945 года Конференция глав правительств СССР, США и Великобритании и принятая на ней историческая Потсдамская декларация.

Военный городок Управления особых отделов КГБ по ГСВГ, размещавшийся здесь со времени образования Группы советских войск в Германии, включал в себя административное здание, казарму, полевой следственный изолятор, бытовые службы и жилые постройки, представляя собой выгороженный в черте города квартал на северо-восточной окраине Потсдама, отделенный от парка Цецилиенхоф только каменной стеной. Руководство и основные подразделения управления удобно размещались в здании красивой архитектуры, где в прошлом, как утверждали местные жители, находилось женское привилегированное учебное заведение, типа нашего Смольного института, для дочерей немецкой титулованной знати. Ходили слухи, что здание соединено подземным ходом с дворцом Цецилии, но ни подтверждения, ни опровержения эти слухи не нашли.

На уютной, зеленой территории военного городка среди старых особняков заметно выделялся особенностью строения двухэтажный дом, в прошлом принадлежавший графу Вильгельму фон Мирбаху, члену прусской палаты господ, мальтийскому рыцарю, послу Германии, убитому в 1918 году в Москве. Ни сам граф, ни его потомки, наверное, никогда бы не могли предположить, что в их фамильном особняке советские чекисты будут проводить служебные встречи, принимать гостей и отмечать праздники. Поистине зигзаги истории непредсказуемы!

После капитуляции фашистской Германии командование советскими войсками размещалось в Потсдаме, а затем передислоцировалось в Бюнсдорф, что примерно в пятидесяти километрах южнее Берлина. Такой территориальный отрыв контрразведывательной службы, оставшейся в Потсдаме, от штаба Группы войск, естественно, создавал определенные рабочие трудности. Периодически возникал вопрос о перемещении в Бюнсдорф и военных контрразведчиков, но необходимость значительных денежных затрат, отсутствие служебных и жилых помещений в Бюнсдорфе и другие проблемы не позволили реализовать этот проект.

Советским войскам в Германии особое внимание уделяли ЦК партии и руководство государства. ГСВГ всегда опекалась лично министрами обороны. Без их ведома сюда сунуться никто не смел. Некоторое послабление наступило с приходом в Министерство обороны Д. Ф. Устинова.

Группа советских войск в Германии всегда отличалась высокой боевой готовностью. Как-то бывший министр обороны СССР маршал Р.Я. Малиновский, выступая на партийной конференции ГСВГ, образно сравнил группу войск со стрелой туго натянутого лука. «Если возникновение угрозы войны заставит метнуть стрелу, то остановить ее сможет только пролив Ла-Манш, и то на время». Все послевоенные годы Группа войск играла значительную роль в стабилизации военной и политической обстановки в Европе. Даже в самых критических ситуациях ее сила отрезвляюще действовала на руководителей НАТО.

Временное пребывание советских войск на территории ГДР предусматривалось соглашением, подписанным в 1957 году. Соглашение определяло правовой статус советских воинов, членов их семей, рабочих и служащих Советской армии. В нем содержались положения о невмешательстве советских войск во внутренние дела ГДР, о согласовании с государственными органами республики численности наших войск, их дислокации, районов учений и других жизненно важных вопросов.

За военными органами ГСВГ, и это следует подчеркнуть, соглашением сохранялось право контроля проезда в Западный Берлин военнослужащих США, Великобритании и Франции, а также другие контрольные функции, вытекающие из Потсдамской декларации 1945 года.

Если говорить в целом с позиций контрразведывательной защиты, то Группа советских войск в Германии по своему военному потенциалу и стратегическому положению представляла приоритетную, постоянную цель для разведывательно-подрывных действий западных спецслужб.

* * *

Важнейшей составной частью военнополитической и оперативной обстановки в ГДР являлось наличие Западного Берлина. Это единственное в своем роде территориально-административное образование, созданное после войны волей государств — участников антигитлеровской коалиции, постепенно превратилось в форпост борьбы против стран социалистического лагеря, основной центр разведывательно-подрывной деятельности в Европе, стало одним из очагов напряженности на европейском континенте.

Соглашения между правительствами СССР, США и Англии, а позднее к ним присоединилась и Франция, предусматривали разделение Германии на четыре зоны и выделение Берлина в рамках советской зоны в особый район, оккупируемый четырьмя державами для совместного управления.

Если посмотреть на карту Берлина, то он административно был поделен на советский сектор управления, занимавший восточную половину города, и западную часть, включавшую в себя с севера на юг французский, английский и американский сектора.

Протяженность границы Западного Берлина с ГДР составляла 164 километра, в том числе 24 километра по водным рубежам. Из них 46 километров границы проходило непосредственно по столице ГДР Берлину и 118 километров по территории округа Потсдам. Западный Берлин находился от границы ГДР с ФРГ примерно в 200 километрах.

В 1945–1955 годах контроль на границе Западного Берлина с ГДР осуществляли советские войска. По Договору об отношениях между СССР и ГДР от 20 сентября 1955 года эти обязанности на всей границе с Западным Берлином перешли в ведение ГДР. Контроль за перемещением персонала и грузов американского, английского и французского гарнизонов между Западным Берлином и ФРГ остался функцией ГСВГ.

Западный Берлин имел свои конституцию, герб и флаг. Законодательная власть принадлежала городскому собранию депутатов (парламенту), избиравшемуся раз в четыре года. Исполнительную власть представлял сенат (правительство), состоявший из правящего бургомистра, его заместителя и не более 16 сенаторов (министров). Высшей властью в Западном Берлине обладали коменданты трех секторов города — американского, английского и французского. Они имели право отменить любое решение властей города.

В Западном Берлине функционировали представительства 49 государств в виде генеральных консульств, консульств, военных миссий, в том числе и генерального консульства Советского Союза.

Население города в 1972 году составляло 2 миллиона 72 тысячи человек. Следует отметить, что число жителей постоянно сокращалось в связи с переселением в ФРГ. Подавляющее большинство горожан были немцами. Среди них около 160 тысяч человек переселенцев из земель, отошедших после Второй мировой войны к СССР, ПНР и ЧССР. В городе проживало 165 тысяч иностранцев, главным образом турок, югославов и итальянцев.

По официальным данным, среди населения Западного Берлина имелось свыше 1,8 миллиона верующих и в их числе свыше 1 % евангелистов и 260 тысяч католиков. В городе также действовала Русская православная церковь и еврейская религиозная община.

Западный Берлин являлся крупным экономическим, научным и культурным центром. В городе действовало более 3,5 тысяч промышленных предприятий с общим числом занятых около 240 тысяч человек. К крупнейшим промышленным концернам относились «Сименс А.Г.», «АЭГ-Телефункен», «ОС РАМ», «Шеринг А.Г. Хеми» и «Даймлер-Бенц». Наибольшее развитие получили электротехника, металлообработка и строительство. В нарушение существовавших четырехсторонних соглашений многие предприятия Западного Берлина производили военную продукцию. Город поддерживал активные внешнеэкономические связи, его предприятия вывозили свои изделия и товары почти в 140 стран мира.

В Западном Берлине действовала развитая сеть транспорта. Городская железная дорога имела в черте города протяженность 140 километров, метро — 90 километров. Автомобильный парк насчитывал около 140 тысяч различных автомашин. Сообщение между Западным Берлином и ФРГ осуществлялось по трем автострадам, одному шоссе, четырем железнодорожным линиям и двум водным путям.

В городе принимали самолеты три аэродрома: «Темпельхоф» — в американском секторе, «Гатов» — в английском и «Тегель» — во французском. Воздушное сообщение между городом и Западной Германией велось по трем воздушным коридором.

В Западном Берлине действовало более 550 общеобразовательных школ, свыше 80 профессиональных училищ и шесть высших учебных заведений. В них обучалось более 240 тысяч человек. В городе работало восемь театров, 105 кинотеатров, несколько киностудий и ряд концертных залов, в частности «Дойчланд-халле» на 12 тысяч мест. В Западном Берлине издавалось девять крупных ежедневных и около 200 еженедельных газет и журналов разовым тиражом в 1,7 миллиона экземпляров. Западный Берлин относился к крупнейшим центрам туризма в Западной Европе. Ежегодно город посещало более 500 тысяччеловек, в первую очередь граждане ФРГ.

На основании Соглашения четырех держав о контрольном механизме в Германии общая численность американского, английского и французского гарнизонов в Западном Берлине достигала 13 тысяч человек.

В каждом секторе войска были сведены в отдельную пехотную бригаду. Командование всех трех бригад имело Объединенный штаб, находившийся в английском секторе Западного Берлина на Олимпийском стадионе.

Учения в черте города воинские части и подразделения бригад проводили в лесу Груневальд, а для маневров и стрельб регулярно выезжали в ФРГ и Францию. Особенностью боевой подготовки этих войск являлась отработка вопросов ведения уличных боев в городе, обороны наиболее важных военных и промышленных объектов. Личный состав обучался методам «подавления беспорядков», «борьбы с партизанами и коммунистическим проникновением».

По сравнению с другими крупнейшими городами мира Западный Берлин располагал самым многочисленным полицейским аппаратом — один полицейский приходился в среднем на 88 жителей города. Важнейшим видом была полиция готовности. По своему вооружению и характеру боевой подготовки она практически не отличалась от регулярных воинских частей. Западноберлинская полиция активно обучалась взаимодействию с американскими, английскими и французскими войсками, дислоцированными в городе.

По четырехсторонним соглашениям Западный Берлин считался отдельным политическим и административным образованием, городом с особым статусом. Вопреки этому западногерманские власти постоянно подчеркивали его территориальную принадлежность к ФРГ, рассматривали как двенадцатую федеральную землю. Всячески стремились привязать к себе экономику и социальную политику города. Подобная тенденция прослеживается по многим жизненным направлениям. Западный Берлин, не входя в состав ФРГ, был представлен в обеих палатах западногерманского парламента — бундестаге и бундесрате, соответственно, 22 и 4 голосами, правда, совещательными. Западногерманский капитал занимал в экономике города господствующие позиции, а денежной единицей Западного Берлина являлась марка ФРГ. Телевидение города входило в единую систему Западной Германии.

Посещая Западный Берлин, нельзя было не видеть, что эта часть города более обустроена, ухожена и расцвечена всевозможной рекламой и украшательством, чем восточная, а уровень жизни выше, чем в ГДР. Такое положение не назовешь случайным. Руководители города и стран НАТО не жалели сил и денег, чтобы сделать Западный Берлин «витриной капиталистического образа жизни». Например, из средств бюджета ФРГ ежегодно выделялась так называемая «помощь Берлину». В 1973 году она составила около 4,6 млрд, марок.

В Западном Берлине действовало большое количество центров и организаций специальных служб западных государств, развернувших с его территории широкую программу активных тайных операций против социалистических стран, ГДР и Группы советских войск в Германии. Всего, в городе находилось свыше 90 филиалов и отделений иностранных разведок. Под прикрытием американских войск в За-ладном Берлине действовал самый большой орган ЦРУ — Берлинская оперативная база США (БОБ), подчиненная непосредственно Вашингтону, а также филиалы службы контрразведки, армейской, военно-морской и военно-воздушной разведок. В секторе англичан дислоцировались английские спецслужбы «Сикрет интеллидженс сервис», западноберлинский центр агентурной разведки, известный под названием 12БИС, расквартированный в здании Олимпийского стадиона. Боннские разведорганы представляли в городе филиалы и представительства «ведомства по охране конституции», разведки Министерства обороны и ряд других организаций.

В подрывной деятельности против Советского Союза, ГДР и других социалистических стран широко использовались различные реваншистские и милитаристические организации, которых в Западном Берлине насчитывалось около 150. К наиболее крупным относились «Стальной шлем» и «Кифхойзер-бунд» (организации бывших военнослужащих гитлеровского вермахта), «Центральное объединение беженцев из советской зоны», «Исследовательский совет по вопросам воссоединения Германии» и другие.

Если бы имелись сказочной силы лучи, способный на какое-то мгновение высветить в то, ушедшее, время реальную оперативную обстановку в Западном Берлине, наверное, увиденное потрясло бы и поразило бы наше воображение. Перед нами раскрылись бы самые тайные стороны напряженной работы разведчиков и контрразведчиков, их провалы и успехи, изощренные методы и формы шпионажа, дезинформации, подкупа и многое другое. То, что происходило вокруг Западного Берлина и в самом городе в те годы составляло неотъемлемую часть холодной войны, способствовало нагнетанию истерии, нередко приводило к острейшим военно-политическим кризисам. В этом плане не были преувеличением распространенные названия Западного Берлина — «фронтовой город», «горячая точка», «шпионское болото».

Рассматривая положение Западного Берлина, нельзя хотя бы кратко не затронуть вопроса о так называемой западноберлинской стене, хотя о ней много сказано и написано, ставшей символом немецкого и европейского раскола.

Правительство ГДР при поддержке социалистических стран 13 августа 1961 года на границе с Западным Берлином установило строгий пограничный режим, что вправе делать каждое суверенное государство. По периметру границы Западного Берлина было установлено ограждение из высоких железобетонных плит, построены наблюдательные вышки и другие заградительные сооружения.

Сама акция по возведению Берлинской стены проводилась в условиях полной секретности. В рассматриваемый период я служил в Группе советских войск в Германии и хорошо помню, что военная контрразведка и командование о предстоящем ужесточении пограничного режима вокруг Западного Берлина в известность не ставились. Мы узнали о происшедшем только 13 августа, как об уже свершившемся факте.

Западные специальные службы не сумели своевременно добыть информацию о готовящемся изменении пограничного режима и предупредить о надвигавшихся событиях свои правительства. Власти США, Англии и Франции происшедшее на границе ГДР с Западным Берлином восприняли довольно пассивно. Установление пограничного режима и возведение стены не было чей-то прихотью или капризом. Такого решения требовала конкретно сложившаяся к тому времени военнополитическая обстановка в Европе, и прежде всего вокруг Западного Берлина.

Возможно, при сохранении взаимопонимания и доверия, установившихся во время войны между державами-победительницами, подобных акции проводить и не потребовалось бы. Бывшие союзники продолжали бы совместно управлять четырьмя зонами оккупированной Германии и секторами в поделенном Берлине. Однако антигитлеровская коалиция оказалась временным союзом и после победы над общим врагом распалась. Начались годы тяжелой холодной войны.

На базе оккупированных зон образовалось два независимых друг от друга немецких государства — ФРГ и ГДР. В ответ на создание военного альянса НАТО был образован союз стран Варшавского договора, куда вступили соответственно ФРГ и ГДР. Таким образом образовались две антагонистические общественные и военные системы, расколовшие Европу, граница между которыми прошла через Германию и Берлин.

В условиях конфронтации неконтролируемая граница с Западным Берлином создавала благоприятную обстановку для проведения шпионажа, саботажа и идеологических диверсий, подрыва экономики ГДР различного рода спекулянтами и дельцами, нарастающего потока уходящих на Запад специалистов, ученых, врачей, квалифицированных рабочих, в том числе и под влиянием обещаний лучшей жизни. Все это принимало угрожающие масштабы для ГДР. Обострившаяся борьба вокруг Западного Берлина усиливала и военную конфронтацию между СССР и США, между военными блоками Варшавского договора и НАТО.

Изложенные и другие обстоятельства явились причиной принятых в 1961 году мер по укреплению пограничного режима и возведения западноберлинской стены как их составной части. ГДР, Советский Союз и социалистические страны не могли спокойно взирать на угрозы, исходившие из Западного Берлина.

Возведение стены сыграло свою положительную роль в стабилизации обстановки в ГДР. Позволило перекрыть каналы тайной и диверсионной деятельности западных спецслужб против социалистических стран и Группы советских войск в Германии. Выбило разведки из обычной колеи работы, заставило перегруппировать силы, искать новые возможности и обходные пути в подрывной деятельности. Резко сократило поток беженцев и свело почти на нет неконтролируемые передвижения граждан между Восточным и Западным Берлином.

И все же спустя 28 лет Берлинская стена пала. Смели стену состоявшиеся политические перемены, назревшее объединение двух Германий и начавшийся развал Советского Союза. Немецкие граждане разрушали западноберлинскую стену с ненавистью и ожесточением, подобно тому, как это, наверное, делал восставший народ Парижа в июле 1789 года, разнося по камню крепость-тюрьму Бастилию. В стене немцы видели символ разрушенных надежд, преграду к объединению своего государства, попрание прав человека.

Если покопаться в мировой истории, то можно найти примеры возведения государствами в разные эпохи оборонительных стен и сооружений, связанных главным образом с обеспечением собственной безопасности, защитой от нападения врагов извне. Так что Берлинская стена в историческом плане далеко не уникальное явление.

Конечно, больше всего впечатляет Великая Китайская стена, построенная в III веке н. э. для обороны северо-западных границ империи от набегов кочевников. Это грандиозное сооружение по одним данным достигало около 4 тысяч километров, а по другим — свыше 5 тысяч. На всем протяжении стена имела сторожевые башни, а у главных проходов — крепости. Неизвестно, какую положительную роль она сыграла в защите Китая от набегов врагов, однако некоторые историки утверждают, что этой огромной стеной китайцы изолировали себя от остального мира и нанесли ущерб своему государственному развитию.

Не только люди, но и время, исчисляемое многими веками, оказались неспособными разрушить Великую Китайскую стену. И поныне экскурсанты имеют возможность осмотреть ее сохранившиеся части, отнесенные к Всемирному наследию.

Уже в наше время, отмеченное горькими уроками Берлинской стены, снова возводят подобные ей сооружения. Новая «стена» строится между Израилем и Палестиной. Она включает в себя проволочные заграждения, бетонные блоки, рвы, суперсовременные датчики, мины, контрольные полосы. Предполагаемая протяженность заграждений составит 360 километров, что в два раза больше Берлинской стены. С помощью этих оборонительных строений израильтяне пытаются оградиться от палестинских террористов.

Политики, историки, публицисты к сооружению подобных стен относятся по-разному. Одни признают их целесообразность и полезность, а другие отвергают, уверяя, что никакие стены, хоть до самых небес их возведи, проблем не решат.

* * *

Обеспечение безопасности Группы советских войск в Германии возлагалось на Управление особых отделов КГБ по ГСВГ и подчиненные ему особые отделы армий, дивизий, бригад и гарнизонов. Структура управления, его оперативно-техническая оснащенность, квалифицированные кадры позволяли собственными силами решать весь комплекс сложных контрразведывательных и разведывательных задач.

В составе советской военной контрразведки не было более мощного органа, чем Управление особых отделов КГБ по ГСВГ.

Отличалась своей уникальностью и его структура. Наряду с традиционными подразделениями она включала в себя специальные оперативно-технические службы. При управлении состояли полевой следственный изолятор и батальон охраны. У руководителя управления было три заместителя, обычно в звании генералов. Основной костяк кадров составляли опытные профессионалы-контрразведчики.

На первый план выдвигалась контрразведывательная защита государственных и военных секретов в тесной увязке с борьбой с агентурной, технической и визуальной разведками. В центре внимания особых отделов находилось и ограждение личного состава Группы войск от чуждого влияния зарубежных антисоветских организаций и центров. Актуальными являлись задачи борьбы с такими преступлениями, как террор, диверсия и контрабанда. Военные чекисты постоянно оказывали помощь командованию в поддержании высокой боеготовности и боеспособности войск. Перечисленные задачи решались Управлением особых отделов КГБ по ГСВГ и его подразделениями в армиях и дивизиях в сложной и весьма специфической оперативной обстановке.

Для осуществления разведывательных и иных подрывных акций против ГСВГ западные спецслужбы использовали ряд благоприятных обстоятельств. Среди них посещение миллионами иностранных граждан ГДР, аккредитации при главнокомандующем Группой советских войск в Германии военных миссий свя-зи США, Великобритании и Франции, постоянные контакты военнослужащих этих стран с советскими офицерами и солдатами на контрольно-пропускных пунктах, при несении службы в тюрьме Шпандау, в Берлинском центре воздушной безопасности, и, наконец, как я уже отмечал, наличие в сердце ГДР такого уникального и удобного для разведывательно-подрывных действий плацдарма, как Западный Берлин. Разведку военных объектов ГСВГ значительно облегчали большая концентрация войск (400 тысяч) на сравнительно небольшой и густо населенной территории ГДР, расквартирование советских частей и соединений в хорошо известных местным жителям городках и казармах, а также на аэродромах бывшего вермахта, аренда линий связи, принадлежащих ГДР, традиционное использование для войсковых учений и занятий одних и тех же полигонов (Магдебургского, Аиберозовского и других), постоянный поток в войска Группы и обратно боевой техники, личного состава и военных грузов через главные «ворота» — станцию Франкфурт-на-Одере и порт Росток.

Страны блока НАТО с учетом изменяющихся условий постоянно совершенствовали структуру и организацию национальных специальных служб, тактику их подрывной деятельности. Например, ФРГ в 1978 году дополнительно к федеральной разведке (БНД) и контрразведывательным службам образовала «Ведомство информации» (АФН). Новый разведцентр предназначался для «выяснения положения в стане врага с помощью методов слежки и шпионажа» и был направлен против ГСВГ и стран Восточной Европы.

Среди специальных служб НАТО, действовавших против Группы войск, заметной активностью выделялись ЦРУ и военная разведка США, а также западногерманская федеральная разведка БНД. В те годы противостояния, отмеченные холодной войной и вспышками международной напряженности, стороны рассматривали друг друга как противники.

В наиболее выгодных условиях находились разведслужбы ФРГ. В отличие от американцев, англичан и французов, они действовали как у себя дома. Проводимые ими подрывные акции опирались на немцев, настроенных антисоциалистически и недовольных пребыванием советских войск в ГДР, выступавших за единую Германию. Если говорить кратко, то именно манипуляция национальными чувствами немцев помогала западногерманской разведке решать свои задачи.

Приоритетной целью противник считал агентурное проникновение непосредственно в войска путем приобретения источников информации из числа советских военнослужащих. Подобный замысел имел далеко идущие цели. Возвращение со временем такого агента для прохождения дальнейшей службы во внутренние военные округа, а возможно, и в аппарат Министерства обороны или Генштаб, да еще с повышением, делало его для противника потенциальным источником ценнейшей информации. Об этом, в частности, свидетельствует уже упоминавшееся дело разоблаченного американского агента Попова.

Контрразведывательные операции Управления особых отделов КГБ по ГСВГ, добытые оперативным путем материалы позволили в ряде случаев разгадать «хитрости» западных разведок по проникновению в войска, нейтрализовать попытки выхода на агентурные отношения с отдельными военнослужащими или же использовать их в интересах нашей разведки.

На пути агентурного проникновения в войска у западных разведок имелись свои трудности. Отыскать среди советских военнослужащих людей, способных пойти на подкуп и предательство, было делом сложным и чреватым опасностями. Поэтому противник большую часть задач по разведке военных объектов стремился решить силами агентуры, приобретаемой из граждан ГДР, занятых в сфере обслуживания советских войск или проживающих в их окружении, и жителей ФРГ, имеющих возможность посещать ГДР и Берлин. Использование спецслужбами подобной категории агентуры носило массовый и перманентный характер. Такой вывод отвечает реальностям того времени и не является преувеличением.

Состав агентуры не определялся какими-либо твердыми принципами. Он включал в себя представителей чуть ли не всех слоев немецкого населения, независимо от профессии, образования и возраста. Обучение, инструктаж и использование агентов, связь с ними строились на основе глубоко продуманной и законспирированной системы. Для повышения профессиональных навыков агентов разведками специально разрабатывались памятки, инструкции по использованию тайных способов связи, персональные задания, сравнительные таблицы, позволяющие различать рода войск и виды боевой техники, признаки приведения частей и соединений в повышенную боевую готовность. Практиковалось предварительное проигрывание на картах маршрутов движения агентов в районах разведки советских военных объектов и т. д. Материальную заинтересованность противник рассматривал как важнейший стимул в работе с агентурой.

Агенты из немецких граждан добывали разведывательную информацию методами личного общения с советскими военнослужащими и членами их семей, бесед с родственниками и знакомыми из местного населения, визуального наблюдения буквально за всеми сторонами жизни и деятельности войск.

В 1972 году, в период моего повторного приезда в ГСВГ, вступили в силу четырехстороннее соглашение по Западному Берлину и ряд дополнявших его соглашений, заключенных правительством ГДР и ФРГ и сенатом Западного Берлина. Достигнутые договоренности имели положительное значение, являлись новым шагом в разрядке международной напряженности. Они предусматривали, в частности, значительное облегчение и упрощение поездок и посещений жителями ФРГ и Западного Берлина Германской Демократической Республики. С начала действия соглашений по 1977 год ГДР посетили 41,4 миллиона человек из капиталистических стран и Западного Берлина и 73,4 миллиона граждан проследовали по ее территории транзитом. В дальнейшем в среднем за год в ГДР приезжали 7,5 миллиона человек, что составляло без малого половину населения самого государства.

Прикрываясь огромным потоком людей, хлынувшим в ГДР, стремясь раствориться в нем, западные разведслужбы, прежде всего ФРГ, усилили засылку агентуры в окружение советских войск. Возникшая новая ситуация заметно осложнила действия военной контрразведки по розыску и разоблачению агентуры противника. Слабым звеном в наших мерах оказалось отсутствие возможности контролировать сам факт выхода агента на связь с разведцентром, момент передачи собранной информации, так как этот уязвимый для разведки акт имел место уже за пределами ГДР. К примеру, западногерманский гражданин, агент БНД, после выполнения задания на территории ГДР возвращался в ФРГ, где и докладывал о результатах разведки, оставаясь, как правило, вне нашей досягаемости.

Жизнь потребовала серьезно скорректировать контрразведывательную тактику. За сравнительно короткий период вместе с органами безопасности ГДР удалось отработать такую систему контрразведывательных мер, которая позволила не только выявлять в потоке приезжающих в ГДР лиц, подозреваемых в шпионаже, но и надежно документировать их практические действия по разведке военных объектов Группы войск. В результате были выявлены и обезврежены десятки агентов западных спецслужб.

Наверное, было бы заблуждением утверждать, что Управлению особых отделов КГБ по ГСВГ удалось нейтрализовать раз и навсегда агентурную разведку против Группы советских войск в Германии, но разрушающие удары по искусно сплетаемой западными спецслужбами вокруг советских войск в ГСВГ агентурной сети наносились постоянно.

Порождением Потсдамских соглашений 1945 года явились военные миссии связи, образованные на паритетных началах американской, английской и французской сторонами при главнокомандующем в советской зоне оккупации Германии и советской стороной при главкомах в зонах оккупации Германии США, Великобритании и Франции.

Соглашениями на военные миссии связи возлагалось представительство интересов бывших союзных армий при штабах соответствующих главнокомандующих. Но это официальная, как говорится, протокольная сторона. На самом же деле миссии связи выполняли разведывательные функции, пристально следя за положением в войсках потенциального противника. Со временем военные миссии связи США, Великобритании и Франции стали важной составной частью разведывательных структур НАТО.

Эти миссии связи решали широкий круг вопросов. Их офицеры содействовали проведению агентурных операций против Группы советских войск в Германии, активно вели визуальную и техническую разведку. При этом американцы, англичане и французы тесно взаимодействовали между собой. Практически в любое время суток, днем и ночью, офицеры трех миссий связи совершали тщательно продуманные разведывательные поездки по территории ГДР. В процессе разведки вели наблюдение и фотографирование передвижения личного состава и боевой техники ГСВГ. Уточняли по картам изменения в расположении советских военных объектов. Замаскировавшись в местах дислокации аэродромов, фиксировали взлеты и посадки военных самолетов, их тактико-технические данные. Пытались скрытно проникнуть в закрытые для военных миссий районы. Занимались сбором другой военной информации. Пользуясь дипломатической неприкосновенностью, нередко держали себя нахраписто, провокационно.

Укомплектовывались миссии связи опытными военными разведчиками, обычно владеющими русским и немецким языками. На вооружении имели быстроходный, с хорошей проходимостью автотранспорт, оптику с высокими разрешающими возможностями, электронные и ночного видения приборы, другую разведывательную технику.

Постоянным местом пребывания военных миссий связи считался Потсдам, здесь находились их официальные резиденции. Размещались миссии в уютных особняках в живописных районах города. Однако значительную часть времени личный состав миссий проводил в Западном Берлине, очевидно, считая этот вариант для себя более удобным с позиций личной безопасности.

Между командованием ГСВГ и офицерами миссий связи имели место постоянные служебные контакты. Кроме того, начальник штаба Группы войск ежегодно 23 февраля, в День Советской армии, давал прием в Потсдамском доме офицеров для сотрудников миссий и их жен. В свою очередь, генералы и офицеры Группы бывали гостями в миссиях в дни американских, английских и французских национальных праздников, а также по поводу других значимых событий. Мне довелось гостить в военных миссиях связи США и Англии.

Американцы каждую весну устраивали приемы по случаю встречи американских и советских войск в 1945 году на реке Эльбе. Прием, на котором присутствовал я, запомнился гостеприимством хозяев, довольно непринужденной обстановкой. После прослушивания песен в исполнении небольшого хора американских военнослужащих, генералов пригласили подняться на второй этаж особняка, предварительно зайдя на кухню и взяв прямо с огромной плиты на тарелку приготовленное кушанье. Поднявшись наверх, мы вели мирную беседу и закусывали, сидя в креслах. Улыбающиеся чернокожие девушки прислуживали гостям, разнося вкусное техасское вино.

Посещение военной миссии Великобритании было связано с днем рождения королевы. Весь церемониал прошел чинно и торжественно, с подъемом флага и исполнением гимна. Английские военные, одетые в яркие мундиры и надраенные шлемы, чем-то напоминали артистов оперетты.

Знакомства, встречи и общение с офицерами иностранных военных миссий связи тоже служили делу, помогали нам решать вопросы безопасности войск.

Особые отделы ГСВГ планомерно противостояли западным военным миссиям связи. Их акции сковывались организацией совместно с нашим командованием постоянно и временно закрытых районов для посещения миссиями, дезинформацией противоправных действий, а при необходимости — изъятием разведаппаратуры и выдворением разведчиков из Группы войск.

Для Группы советских войск в Германии представляли опасность и технические виды военного шпионажа. С территории Западного Берлина, ФРГ и других капиталистических стран постоянно действовали многие радиотехнические станции и посты прослушивания и перехвата. С их помощью круглосуточно контролировался эфир над территорией ГДР, фиксировалась работа войсковых радиостанций, параметры действующих радарных установок, полеты военных самолетов и многое другое.

Западные спецслужбы изыскивали возможности подключения специальной аппаратуры к телеграфно-телефонным кабелям и проводным линиям связи для подслушивания переговоров. Громкий резонанс в 1956 году получил факт обнаружения почти 300-ме-трового туннеля, прорытого из американского сектора в район Альтглиннике в восточной части Берлина. В туннеле размещалась усилительная, магнитофонная и другая аппаратура для беспрерывного подслушивания и записи переговоров по линиям связи Группы советских войск в Германии и правительственных учреждений ГДР.

В сентябре 1997 года, празднуя свое 50-летие, ЦРУ организовало выставку трофеев периода холодной войны. Среди экспонатов необычной выставки демонстрировался и макет упомянутого секретного туннеля, прорытого из Западного в Восточный Берлин. Это подтверждает, насколько важное разведывательное значение американские спецслужбы придавали подземному техническому объекту, сооруженному ими 50-е годы в Берлине.

Противодействие техническим видам разведки в Группе войск осуществлялось командованием при помощи военных контрразведчиков. Здесь использовались технические средства, режимные и административные меры, оперативные возможности особых отделов. При этом учитывалось возрастание реальной опасности различных видов технической разведки по мере дальнейшего прогресса науки и техники.

Обращаясь к прошлому, оценивая эффективность защиты войск Группы от разведывательных устремлений западных спецслужб, приходишь к выводу, что они могли бы быть результативнее. Резервы скрывались в совершенствовании тактической гибкости военной контрразведки, более четком выделении приоритетов в охране секретов и повышении уровня взаимодействия особых отделов бывших групп войск в ГДР, Польше, Чехословакии и Венгрии.

Личный состав Группы советских войск в Германии постоянно испытывал на себе идеологический прессинг западных подрывных центров. Для идеологического воздействия на военнослужащих и членов их семей широко использовались передачи радио и телевидения, буквально «простреливающие» всю территорию Германской Демократической Республики, засылка с ухищрениями в военные городки и их окружение чуждой литературы и листовок, обработка советских граждан негативно настроенными местными жителями и лицами, посещающими ГДР. Нетрудно заметить, что средства идеологической борьбы являлись в целом традиционными, но диапазон и позиции их применения в условиях пребывания советских войск за границей для противника значительно расширялись.

Свою главную задачу западные спецслужбы и идеологические центры видели в подрыве боеготовности и снижении мощи Группы войск, ее «разрыхлении». Различного рода «советологи» и знатоки «души русского человека» подталкивали военнослужащих к дезертирству, неповиновению, побегам на Запад, стремились ослабить у офицеров и солдат верность воинскому долгу и моральные устои, уважение к закону и дисциплине. Идеологическая пропаганда на личный состав велась целенаправленно и избирательно, с учетом военно-политического назначения ГСВГ.

Задачу ограждения личного состава от идеологического воздействия западных спецслужб особые отделы решали совместно с командованием, политическими и партийными органами Группы войск, уделяя главное внимание предупредительно-профилактическим мерам, постоянно участвуя в патриотическом и правовом воспитании военнослужащих и членов их семей.

Насколько же были действенными столь емкие и дорогостоящие подрывные идеологические усилия? По большому счету, эффективными их не назовешь. Думаю, что финансовые затраты западных спецслужб и идеологических штабов не окупились. Серьезно поколебать верность присяге, патриотизм, сплоченность воинов, внести деструктивные элементы в воинскую жизнь и боеготовность противнику не удавалось.

* * *

Если в оценке результатов борьбы «за умы» военнослужащих Группы войск ограничиться только ранее сказанным, реальная картина идеологического противостояния окажется неполной. Естественно, в таком большом и разноликом организме, каким являлась Группа советских войск в Германии, имели место случаи государственных и уголовных преступлений, дезертирств, бесчинств по отношению к немецкому населению, выходящие за рамки воинских уставов и норм морали.

Как правило, в их основе лежали тяготение воинской службой, неуставные отношения, боязнь ответственности за содеянное, корыстные мотивы, служебные и семейные неурядицы, расстройство психики. И только единицы совершались в силу политических причин, оказываемого негативного идеологического влияния. При этом надо учитывать, что, совершив измену и оказавшись за рубежом, беглец в силу обстоятельств вынужден был просить политического убежища, иначе его могли выдать.

В январе 1969 года на всю нашу страну прогремели выстрелы в Кремле террориста — младшего лейтенанта Ильина. Настоящий переполох вызвал в сентябре 1976 года угон старшим лейтенантом Беленко сверхсекретного истребителя МиГ-25 в Японию.

Были и в Группе войск случаи предательства, пусть меньших масштабов, но они оставались событиями местного значения, скрытые и поныне завесой тайны.

Вскоре после моего вторичного приезда в ГДР совершил перелет в ФРГ старший лейтенант Вронский. Будучи молодым офицером, авиационным техником, Вронский проходил службу на аэродроме в Гросенхайне. Выражая недовольство складывающейся службой и отношениями с командованием, находясь, очевидно, в стрессовом состоянии, он решился на безумный поступок. Во время регламентных работ вырулил самолет-истребитель на взлетно-посадочную полосу и поднял его в воздух. Поразительно то, что все это он совершил, не имея достаточных летных навыков. Специалисты посчитали подобный случай единственным в своем роде в авиации. С командного пункта видели, как самолет, словно пьяный, шел на низкой высоте, шарахаясь из стороны в сторону. Перелетев границу ГДР и ФРГ, Вронский не смог совершить посадку, поэтому катапультировался в английской зоне, где самолет упал и разбился. Позднее он пытался вернуться и даже обращался в советскую военную миссию связи в ФРГ, но что-то ему помешало. Очевидно, на его пути к возвращению встали спецслужбы.

Весной 1976 года в составе молодого пополнения в Группу советских войск в Германии прибыл новобранец Алексейчук, 1957 года рождения, член ВЛКСМ, житель Ивано-Франковской области. Командование определило его рядовым в ремонтновосстановительный батальон 47-й танковой дивизии гарнизона Хиллерслебен, находившегося в относительной близости от границы с ФРГ.

После прохождения курса обучения молодого бойца и принятия присяги Алексейчука определили в батальон в качестве токаря. Службой в армии он тяготился, избегал физических нагрузок, нарушал воинскую дисциплину. В августе с кожным заболеванием лег в госпиталь, успешно прошел курс лечения, но от выписки из госпиталя всячески отлынивал. 3 сентября его все же выписали, но он, пользуясь бесконтрольностью со стороны командования, в течение четырех дней скрывался на территории гарнизона, а затем дезертировал из части и в районе деревни Дерен 9 сентября перешел границу ФРГ. Алексейчук попросил политического убежища в ФРГ и на встрече с советским представителем отказался от возвращения в СССР.

Причиной побега Алексейчука на Запад явилось стремление уклониться от несения воинской службы. Как личность и источник информации он интереса для разведок противника не представлял.

Много забот командованию и военным контрразведчикам доставляли самовольные оставления частей и дезертирства. На организацию розыска военнослужащих в ущерб боевой подготовке и несению службы отвлекались заметные силы личного состава и транспорта. Нередко к розыску подключались полиция, органы безопасности и пограничники ГДР. Только они имели право досматривать транспорт, проверять жилые и служебные постройки местных жителей. Наша компетенция в этом вопросе ограничивалась рамками территории, занимаемой и используемой советскими войсками. При наличии у бежавших оружия возникали крайне острые ситуации, иногда приводившие к человеческим жертвам. Побеги и розыски подрывали престиж советских войск в глазах населения ГДР. Стыдно было смотреть, как немецкие полицейские с собаками участвуют в поиске наших бежавших солдат.

Центр придавал исключительно важное значение самовольному оставлению военнослужащими частей. О каждом побеге следовало докладывать в Москву, которая ход розыска держала на контроле.

Мне приходят память некоторые остросюжетные розыски военнослужащих Группы войск.

Однажды солдат, бежавший из воинской части 3-й армии и вооруженный автоматом, на автобане Берлин — Ганновер в районе города Магдебурга забрался в яму, вырытую посредине, между полосами движения, в связи с ремонтными работами, и открыл огонь по своим преследователям. В результате парализовал на время все движение транспорта на этом активном участке автобана. Расстреляв патроны, солдат привязал к стволу автомата белый носовой платок, поднял его над «окопом» и сдался.

Во время розыска беглеца близ Франкфурта-на-Одере следы привели во двор дома местного жителя. Было ясно, что солдат прячется в сарае на чердаке. Как только немецкий полицейский, взявшийся проверить возникшие подозрения, поднялся по лестнице на чердак, разыскиваемый расстрелял его автоматной очередью. У полицейского, как потом выяснилось, остались сиротами пятеро детей.

И еще один случай. Бежавший из части южнее Лейпцига военнослужащий зашел в гаштет и, угрожая оружием, потребовал у его владельца спиртное. Выпив и опьянев, солдат вошел в соседний зал, где шло какое-то собрание местных жителей, что для немцев весьма характерно, открыл стрельбу и закричал: «А ну, фашисты, ложитесь на пол!» К счастью, в это время в гаштете появился советский офицер и, увидев жуткую картину, бросился на пьяного солдата, обезоружил его и задержал.

Эти и подобные безобразия не могли не вызывать у местных и западных немцев возмущения. Требовались большие усилия, чтобы вместе с немецкими друзьями локализовать последствия инцидентов, исключить возможность публикации материалов в средствах массовой информации.

На таком негативном фоне вспоминается полушутка-полуправда, имевшая хождение среди военнослужащих Группы войск. В поиске солдата участвовал немецкий полицейский с разыскной собакой. Чтобы собака взяла след, полицейский попросил дать ей понюхать какую-нибудь вещь беглеца. Принесли солдатские портянки. Понюхав, собака вдруг начала оседать на живот, глаза у нее помутнели.

— Что случилось? — спросили у полицейского.

— Очень сильный и острый запах. Ищейка потеряла нюх, — ответил полицейский и повел собаку на воздух.

Воистину неистребим дух солдатский!..

В те годы мне иногда думалось, что немцы тщательно ведут учет понесенных государством убытков от пребывания советских войск на их земле и со временем предъявят нам счет к оплате за утраченное. Жизнь частично подтвердила мои опасения. Претензии о нарушении экологии уже имели место. Станет Россия еще слабее — появятся, возможно, и новые компенсационные требования.

* * *

Измена Родине — страшное сочетание двух слов, подобное слепящему выстрелу в упор. Клятвоотступ-ничество относится к тем тягчайшим преступлениям, которые не искупаются.

Все началось довольно прозаично. 2 февраля 1974 года в середине дня в моем кабинете в Потсдаме раздался телефонный звонок. Я снял трубку. Докладывал начальник особого отдела армии полковник Бойчук:

— Сегодня на рекогносцировку в Западный Берлин ездила группа офицеров. Все возвратились, кроме оперативного работника Мягкова. По заявлению офицеров, его видели последний раз во время остановки автобуса у дворца Шарлоттенбург. Попытки разыскать Мягкова оказались безрезультатными.

— Не совершил ли Мягков предательства? Как вы сами оцениваете возникшую обстановку? — спросил я у Бойчука.

— Не хотелось бы думать о плохом… Мягков как работник производит положительное впечатление.

Поступившие к концу дня дополнительные данные усилили тревогу. Появились серьезные основания подозревать Мягкова в предательстве, побеге на Запад. В тот же день вечером по указанию начальника управления я с группой оперативных работников и следователей выехал в город Фрейенвальде, где дислоцировался мотострелковый полк, оперативно обслуживаемый Мягковым.

Встречаться с Мягковым мне никогда не приходилось. Пока мы ехали, я пытался, опираясь на полученную информацию, представить себя Мягкова. Искал причины, толкнувшие его на столь бесславный путь. Измена со стороны офицера военной контрразведки казалась противоестественной. Не покидала надежда, что подозрения ошибочны, все образуется и станет на свое место. В общем, тяжелые и противоречивые мысли теснили друг друга.

В Фрейенвальде оперативная группа осмотрела кабинет и вскрыла сейф Мягкова. Отсутствовали личное оружие, некоторые служебные документы и записи. Не составляло труда предположить, что Мягков захватил их с собой.

Поздно вечером состоялась встреча с женой Мягкова, миловидной молодой женщиной. Обстановка квартиры, коллекция пустых иностранных бутылок из-под вина, телефонный аппарат на полу и другие житейские мелочи отдавали духом богемы. Из рассказа и ответов на вопросы супруги Мягкова напрашивался вывод, что о замышляемом им побеге она ничего не знала. Удивляло другое — отсутствие всяких переживаний и полное безразличие к судьбе мужа. Создалось впечатление, затем подтвержденное следствием, об отсутствии у супругов Мягковых добрых человеческих отношений, взаимных симпатий и привязанностей.

С этого дня вместе с прибывшей из Москвы комиссией КГБ велось кропотливое разматывание нити причин и обстоятельств измены Мягкова. Параллельно шла работа по локализации возможных последствий предательства для обеспечения безопасности войск.

Алексей Мягков родился летом 1945 года в многодетной крестьянской семье. В 17 лет поступил в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище и окончил его в 1966 году в звании лейтенанта. В течение двух лет служил в десантных войсках в Литве, затем его взяли в органы государственной безопасности. В самом начале 1969 года, после завершения учебы в школе военной контрразведки, он получил назначение в Управление особых отделов КГБ по Группе советских войск в Германии. Служба в армии и органах безопасности складывалась для Мягкова благоприятно, давала возможность достаточно полно реализовать себя.

В чем же тогда побудительные мотивы предательства Мягкова? Внимательное исследование его личной жизни, поведения в военном училище, за границей, среди сослуживцев и знакомых, до и после побега в ФРГ позволяло выделить два основных обстоятельства. Первое: в заявлениях Мягкова, рассказах о своих курсантских и чекистских «подвигах» просматривались завышенная самооценка, бахвальство и явное предрасположение к авантюризму. И второе обстоятельство: Мягков оказался человеком низких нравственных качеств. Вопреки запрету поддерживал интимные связи с немецкими женщинами легкого поведения. Очевидно, его пугала возможность возвращения в Советский Союз.

Находясь на Западе, сам Мягков утверждал, что на побег его толкнули политические причины. Однако газеты ФРГ, ссылаясь на оценки БНД, усматривали эти причины, скорее всего, в страхе Мягкова быть наказанным за свои «любовные похождения в ГДР».

Непосредственное начальство Мягкова не заметило его подготовки к переходу на сторону ФРГ, поскольку плохо знало Мягкова как человека и работника, слабо контролировало его оперативную деятельность и поведение.

Что же выяснилось о самом побеге Мягкова? Выехав 2 февраля 1974 года в Западный Берлин, Мягков использовал остановку у дворца Шарлоттенбург для того, чтобы оторваться от группы. Пока офицеры фотографировались, он проник в музей и по-немецки обратился к сторожу: «Я капитан Советской армии, хочу остаться на Западе, позовите полицию». Мягкова проводили через заднюю дверь к полицейскому автобусу и, уложив на пол, вывезли незамеченным с территории дворца. Беглеца сразу же доставили в отделение британской военной полиции и той же ночью отправили самолетом в ФРГ.

В дальнейшем западногерманская разведка работала с Мягковым на одной из конспиративных квартир около года. За это время его с предосторожностями вывозили в отделение ЦРУ во Франкфурт и в Лондон для встречи с представителями МИ-5. В декабре 1974 года допросы Мягкова закончились. Ему вручили западногерманский паспорт со штампом «человек без гражданства» на имя Алекса Вагнера.

Чтобы заслужить доверие и укрепить свое положение в глазах западных спецслужб, получить материальную поддержку, Мягков действовал так, как обычно и действуют изменники: выдал противнику секреты об известных ему формах и методах работы органов безопасности, структуре и системе подготовки кадров военной контрразведки, сообщил данные на сотрудников КГБ и другую информацию.

При активном участии разведчиков западных спецслужб Мягков подготовил и издал свои «воспоминания» под названием «КГБ изнутри». Книга полна вымыслов,сплетен и рассуждений авантюристического пошиба. Стремясь набить себе цену, он затрагивает в книге вопросы, в которых абсолютно не компетентен. Рассказывает о «коммунистическом влиянии на парламент Великобритании», утверждает, что «8000 немцев работают в пользу восточных разведок», а «выход Франции из НАТО — это дело рук КГБ» и тому подобное.

Предательство Мягкова широко использовала западная пропаганда для компрометации советской политики, органов КГБ и наших взаимоотношений с ГДР. Измена Мягкова не имела прецедентов в послевоенной истории органов армейской контрразведки. Из этого сурового урока последовали конкретные организационно-воспитательные выводы. Ряд руководителей, в их числе и я, понес строгие наказания от председателя Комитета государственной безопасности Ю.В. Андропова. Мягков как изменник был осужден заочно.

В 1976 году с Мягковым встретились сотрудники популярного немецкого журнала «Штерн». Журналисты писали, что даже спустя два года после побега Мягкова не покидает страх за содеянное. Он всего боится. С наступлением вечера плотно закрывает окна и двери в доме, говоря: «Я никогда не успокоюсь… Месть будет преследовать меня всю жизнь». Наверное, в этом тоже есть своя логика жизни — боязнь кары Господней вполне логична. Предатель сам обрекает себя на изнурительный страх, мучительное ожидание грядущей расплаты за преступление.

Прошло много лет с тех тревожных и тяжелых февральских дней. Восстанавливая в памяти события, переосмысливая предательство с учетом нынешних изменений в нашей жизни, я и сегодня не нахожу оправданий, смягчающих вину Мягкова.

Предательство — порождение не только XX века. И не Иуда Искариот, предавший из корыстолюбия за 30 сребреников Иисуса Христа, является родоначальником предателей. Предатели были до Иуды, были в любом государстве, особенно в периоды общественных потрясений и смуты. Некоторые психологи даже утверждают, что есть люди, которые рождены для измены.

Перебежчики крайне опасны в обществе, а в органах контрразведки и разведки особенно. Их предательство наносит урон безопасности государства, раскрывает перед иностранными спецслужбами конспиративные методы и формы работы, тайные планы и намерения, что сводит на нет труд больших коллективов сотрудников, ослабляет сами органы безопасности и снижает эффективность их работы.

Когда анализируешь истоки, саму природу предательства, нетрудно заметить, что, несмотря на различие побудительных мотивов (обогащение, боязнь ответственности за совершенные проступки, поиск лучшей жизни, личная выгода и т. д.), отступников объединяет, как правило, падение внутренней духовности и утрата святого чувства Родины. Они относятся к той породе людей, у которых нет своей границы зла.

Во всем мире с давних пор изменников клеймят позором, отрекаются от них. Это стало моральной нормой отношения к предателям. Поэтому невозможно понять те публикации и передачи, авторы которых, используя нынешнюю сложную обстановку в обществе, пытаются рядить изменников в одежды «идейных борцов за правду», всячески очищают их от грязи бесчестия. В их распоряжение предоставляют эфирное время и полосы газет, страницы журналов. Подобный путь аморален, он ведет к размыванию границ между добром и злом, верностью долгу и предательством.

* * *

В системе управления централизм играет важную роль. Тем более неизбежен централизм в деятельности органов безопасности, руководимых из единого центра и, по сути дела, являющих собой военную организацию. Вместе с тем полная зависимость периферии от центра, действие только по его указанию, чрезмерное опекунство связывают руки исполнителям, губят инициативу, насаждают приспособленчество, волокиту и дух казенщины, наносят прямой ущерб интересам дела. Негативную сторону «зацентрализованности» я особенно ощутил, работая далеко от Москвы, за границей.

В августе 1974 года советские военнослужащие на контрольно-пропускном пункте задержали американского сержанта, пытавшегося в багажнике собственной автомашины вывезти за крупное денежное вознаграждение из Восточного в Западный Берлин гражданина ГДР.

Считая, что содействие в совершении преступления местному жителю затрагивает государственные интересы, власти ГДР поставили перед командованием ГСВГ вопрос о передаче им задержанного американского сержанта для проведения расследования.

С самого начала была видна юридическая неправомерность постановки вопроса. Просьба властей ГДР вступала в противоречие с действовавшими Потсдамскими соглашениями, наделявшими правом разбирательства с американскими, английскими и французскими военнослужащими в подобных ситуациях только советское командование. Передача задержанного сержанта властям ГДР создавала прецедент, оправдывающий аналогичные действия властей ФРГ в отношении советских военнослужащих.

Казалось бы, вопрос ясен. Главнокомандующий Группой советских войск в Германии, облеченный высокими полномочиями и правами, опираясь на положения Потсдамского соглашения, мог без промедления лично принять единственно правильное решение и в просьбе властям ГДР отказать. Однако в инцидент вмешалась Москва, подняв решение вопроса на самый высокий правительственный и партийный уровень.

Шли дни и недели. Власти ГДР, руководство МГБ республики, проявляя нетерпение, почти ежедневно оказывали давление на командование и органы военной контрразведки, настаивая на принятии окончательного решения. Мы отбивались, как могли, стараясь не обострять отношения.

Наконец, в сентябре пришла из Москвы долгожданная телеграмма за подписью А. Громыко. В ней сообщалось, что Политбюро ЦК КПСС, рассмотрев просьбу властей ГДР, приняло решение воздержаться от передачи американского военнослужащего. Мотивы отказа излагались те же, что я уже упоминал. Телеграмму, помнится, доставили на Магдебургский полигон, так как там в это время проходили показательные учения для партийно-правительственного руководства ГДР. Прямо на полигоне были лично ознакомлены с телеграммой Э. Хонеккер, В. Штоф и Э. Мильке. Спустя некоторое время советская сторона передала сержанта американскому командованию с официальным протестом на его противоправные действия.

Линия на строгое администрирование, проводимая высшими партийными и государственными органами страны, давала себя знать и в управленческой деятельности руководства и аппарата КГБ. От Управления особых отделов КГБ по ГСВГ Москва требовала докладов и отчетов по мелким, второстепенным вопросам, направляла представителей центра для оказания помощи и разбирательства с происшествиями и в тех случаях, когда достаточно было своих сил и опыта на месте.

Приведу в этом плане характерный пример. Как-то начальник штаба ГСВГ на встрече с офицерами американской военной миссии связи вручил им в качестве сувениров значки Советской армии «Гвардия». Возможно, этого и не следовало делать, но сам случай, как говорят, имел местное значение, и мы решили ограничиться информированием главкома. Однако не тут-то было. Узнав о факте вручения значков американцам, заместитель председателя КГБ обвинил руководство управления в утаивании важной информации от центра и приказал о данном факте немедленно доложить ему шифротелеграммой.

Телеграмму отправили. И что же произошло дальше? Зампред информировал начальника Генштаба, последний позвонил начальнику штаба ГСВГ, который, в свою очередь, справедливо выразил свое недоумение и обиду мне. Таким образом круг замкнулся. А каков итог? Никакого. Если не считать, что впустую оторвали людей от дела и осложнили наши отношения с начальником штаба Группы войск.

За многолетнюю службу в органах безопасности приходилось не единожды встречаться с подобными примерами, раскрывающими всю уродливость «зацентрализованности» и грубого администрирования. Наверное, в работе органов централизация нужна в разумных границах, она не должна сковывать творчество и инициативу на местах, необходимые в оперативно-разыскной работе.

* * *

В годы горбачевской перестройки, да и в нынешние времена громко и остро осуждалось и осуждается чуждое для армии явление, именуемое в народе дедовщиной, а в официальных документах — неуставными отношениями. Правда о застарелой и долго скрываемой от общества казарменной болезни как-то сразу выплеснулась потоком информации на страницы газет и журналов, в передачах радио и телевидения, и эта волна практически не спадает поныне.

Дедовщина — не изначальный порок Советской армии. Ее появление по времени, скорее всего, относится к концу 60-х — 70-х годов. Я хорошо помню армию накануне войны, в период военных испытаний и наступившего мира. Ничего похожего на дедовщину в ней не было. С аномалией дедовщины мне пришлось столкнуться вплотную после второго прибытия в Группу советских войск в Германии.

Сейчас можно утверждать, что первые проявления дедовщины в воинских коллективах командование и политорганы недооценили. Хорошо продуманных предупредительнопрофилактических и административных мер им не противопоставили. Момент был упущен. Дедовщина вызрела в хроническую язву и расползлась по армии. Позднее даже объединенные усилия командования, политорганов, прокуратуры, армейских партийных и комсомольских организаций оказались малоэффективными в борьбе с этим злом.

Дедовщина — не только результат издержек армейских порядков и воспитания личного состава. В ней своеобразно проявилось ухудшение нравственного здоровья нашего общества и его неотъемлемой части — молодежи. К этому добавлю, что в воинский организм были привнесены извне элементы нравов и взаимоотношений, характерных для уголовного мира.

В чем же суть дедовщины? Молодой человек, призванный на действительную службу в армию, нередко встречал в подразделении две категории солдат. Одни — всегда веселые, сытые, довольные, мало делающие, командующие такими же солдатами, как и они. Другие — тихие, забитые, туго затянутые ремнями, постоянно работающие, трепещущие при одном только слове старослужащего. Первые языком казармы именовались «дедами», а вторые — «сынами».

Молодому солдату казармой постоянно внушался культ «деда». Его убеждали, что «дед» — это солдат, прошедший сквозь огонь, воду и медные трубы. Раньше он был точно таким же «сыном» и с честью вынес все истязания. Теперь, обеспечив себе положение «деда», приобрел право больше и лучше кушать, не вставать по подъему, не ходить на физзарядку, получал и другие привилегии.

«Сыну» навязывалась мысль, что он со временем тоже станет «дедом», у него, молодого, вся служба еще впереди. Только надо дождаться своего дня, и тебе «сыны» будут делать всё, что ты захочешь. Главное — не противиться своей участи, не продавать «дедов», дорожить честью. И многие «сыны», сжав зубы, терпели и унижались, лишь бы скорее отслужить год и, став «дедом», взять свое сполна. Подобная «эстафета» повторялась из призыва в призыв, из года в год, становилась в ряде частей и подразделении страшной нормой жизни.

«Деды» отбирали у молодых солдат деньги, личные вещи, заставляли стирать и гладить свое обмундирование, подшивать воротнички, убирать и работать за них. Ночью, поднимая молодых солдат, требовали громко объявлять, сколько дней осталось до «дембеля», читать стихи, прославляющие «дедов». Допускали и другие издевательства, унижающие человеческое достоинство.

Со стороны «дедов» имели место избиения новобранцев, иногда с трагическими последствиями. На моей памяти есть дикий случай, происшедший в танковом полку в городе Бернау. Молодого солдата, посланного командиром подразделения в баню предупредить об окончания помывки, встретили «деды» и решили, что он покушается на их привилегии, а поэтому зверски избили парня. Солдат потерял сознание, его выволокли из бани на улицу и стали обливать холодной водой. Не приходя в себя, он скончался. Командование части и военврач, пытаясь скрыть уголовное преступление, составили фиктивное заключение о смерти в результате сердечного приступа.

Военная контрразведка, получив информацию о случившемся в Бернау, добилась возвращения из Франкфурта гроба с телом скончавшегося, отправленного для захоронения в Советский Союз, и проведения медицинской экспертизы.

Эксперты подтвердили, что солдат стал жертвой избиения. Виновные в его смерти были привлечены к уголовной ответственности.

Моральный и физический гнет «дедов» доводил солдат послабее до самоубийств и побегов из частей. Подобным образом они выражали свой протест против произвола.

Со временем у дедовщины проявилась еще одна настораживающая сторона. Все больше и больше «деды» стали противостоять молодым солдатам, группируясь на земляческой и, что особенно опасно, национальной основе.

Самооправдание дедовщине ее казарменные сторонники искали в «философии», утверждающей, что «деды» — стержень воинской дисциплины, вынь его — и порядок в армии рухнет, подобно карточному домику.

Естественно, возникает вопрос: а где же были командиры всех рангов, неужели они не видели вопиющих безобразий дедовщины? Во-первых, надо иметь в виду, что многие части и соединения Советской армии зараза дедовщины не затронула. Во-вторых, в результате плохо поставленной воспитательной работы, слабого контроля за подчиненными многие офицеры не знали действительного положения в своих подразделениях. В-третьих, некоторые командиры не только не вели борьбы с дедовщиной, но и, как ни парадоксально, пытались опираться на нее в дисциплинарной практике.

Неуставные отношения, дедовщина — явление крайне чуждое для армии. Своей аморальностью оно подрывает ее устои и единство, насаждает в воинских коллективах групповщину, круговую поруку и национальную вражду, убивает в военнослужащих веру в силу закона, уставов и порядка, в целом разрушительно действует на боеготовность.

Дедовщина не может быть терпима в армии. Путь к ее искоренению лежит в поднятии авторитета солдата как личности. Солдат должен быть уверен, что в борьбе с дедовщиной его всегда поддержат и защитят. За любые оскорбления, тем более физические, виновные обязаны нести строгую ответственность по закону. Снять проблему дедовщины в армии, несомненно, помогут количественное сокращение и реорганизация войск, совершенствование воспитательной работы, пересмотр воинских уставов и другие реформы.

* * *

Летом 1959 года, когда я впервые прибыл в Группу войск, 18-й гвардейской армией командовал генерал-лейтенант Сергей Леонидович Соколов, а членом военного совета являлся генерал-майор Анатолий Иванович Беднягин.

К этому времени генерал Соколов уже имел большой жизненный и военный опыт. Он прошел крещение в боях у озера Хасан и испытание огнем Великой Отечественной войны. Многогранные командные и штабные навыки закрепил и обогатил учебой в бронетанковой академии Генерального штаба. Мне приходилось наблюдать его высокий профессионализм, детальное знание военного дела в ходе войсковых учений и штабных тренировок, в выступлениях на военном совете, во время заслушивания докладов подчиненных, при управлении всей жизнедеятельностью сложнейшего организма армии.

Ко мне генерал Соколов отнесся доброжелательно. Познакомил с обстановкой, состоянием войск, особенностями службы за границей. Помог влиться в коллектив, найти взаимопонимание с офицерами и генералами полевого управления. Я, в свою очередь, стремился показать, что у меня сугубо ведомственных интересов нет, они едины с интересами командования и направлены на обеспечение высокой боевой готовности частей и соединений армии. Таким образом, с первых недель мои отношения с Сергеем Леонидовичем обрели характер открытости, доверия и взаимного уважения. Для меня это было крайне важно, так как в войсках издавна повелось, что взаимоотношения командира и начальника контрразведки служат своеобразным ориентиром подчиненных.

Работоспособность, компетентность и энергия, жесткая требовательность и в то же время справедливое отношение к людям, забота о них вызывали глубокое уважение личного состава к генералу Соколову. Авторитет командарма способствовал созданию деловой и бесконфликтной обстановки в полевом управлении. Ветераны армии и поныне вспоминают добрым словом Форст-Цинну, службу тех лет и командарма 18-й гвардейской.

Осенью 1959 года во время пребывания на Маг-дебургском полигоне из мотострелкового полка 7-й танковой дивизии дезертировал солдат Сарнит. Принятые к его розыску меры результатов не дали. Ставшие известными обстоятельства побега и близость границы ФРГ вызывали серьезные опасения.

Я счел необходимым выехать на место розыска. Генерал Соколов мои действия одобрил.

На третьи сутки розыска неожиданно, без предупреждения, генерал Соколов прибыл на полигон. В штабном автобусе он заслушал доклад комдива Вощинского. Уточнив по карте районы действий разыскных групп и расположение заградительных постов, он выехал на место — лично проверить точность доклада. Выяснилось, что часть постов, нанесенных на карту, отсутствует. Фактически вышло, что командующего армией обманули.

У генерала Соколова с посрамленным Вощинским состоялся жесткий и взыскательный разговор, завершившийся такими словами:

— Товарищ Вощинский, вы плохо выполняете обязанности комдива и ставите нашу дальнейшую совместную работу под вопрос.

Дав дополнительные указания, генерал Соколов уехал. Увиденное послужило хорошим уроком и для меня. На следующий день беглеца задержали в лесу, у самой границы с ФРГ.

Возвратившись в Форст-Цинну и встретившись с генералом Соколовым, я спросил:

— Сергей Леонидович, скажите откровенно, зачем вы приехали на Магдебургский полигон?

— Я знал, что ты человек новый, с обстановкой в ГДР еще не освоился, и счел необходимым тебе помочь, — ответил генерал.

Мне оставалось только поблагодарить командарма. Приведенный пример лишь частность, но он во многом характеризует высокую порядочность Сергея Леонидовича. Будучи человеком общительным и жизнелюбивым, генерал Соколов много сделал для того, чтобы офицеры гарнизона Форет-Цинна жили дружной семьей. Из всех видов отдыха генерал отдавал предпочтение охоте. Она являлась его любимым занятием на досуге. У него, как у заправского охотника, имелось все: от хорошего ружья до породистой собаки. Стрелял он метко, но рассказывать о своих охотничьих трофеях склонности не имел.

Вызывала восхищение охотничья собака Сергея Леонидовича по кличке Пират. Рослый, сильный, с широкой и развитой грудью пес, весь белый, в крупных коричневых пятнах, кажется из породы пойнтеров, подкупал своей собачьей воспитанностью. Нередко приходил к нашему дому, поднимался на крыльцо и, сидя с брикетом в зубах, которым топились печи, ожидал выхода жильцов. Когда кто-либо появлялся, Пират выпускал брикет на пол и в награду получал кусочки сахара. Собака как бы понимала, что жить на дармовщину нельзя, вознаграждение можно заслужить только трудом, и приносила к дому брикеты для топки. Сергей Леонидович бережно относился к Пирату. Зимой во время охоты, когда подбитая дичь падала в ледяную воду Эльбы, Пират бесстрашно бросался в речку, доставал ее и нес хозяину. Дрожащего, замерзшего пса Сергей Леонидович заботливо закутывал в шинель и отогревал.

В 1960 года генерала Соколова назначили начальником штаба Московского военного округа. Мы радовались столь высокой оценке ратного труда Сергея Леонидовича, но и грустили в связи с предстоящим расставанием с хорошим человеком и командармом. Вечер проводов запомнился своей задушевностью, глубокой искренностью. В самом его конце, прежде чем сесть в машину, чтобы ехать на военный аэродром, Сергей Леонидович вышел со мной на кухню, откуда-то достал трофейный немецкий пистолет и, вручив мне, попросил сдать в службу боепитания. В суете я сунул пистолет в карман, не проверив, заряжен ли он.

Меня с супругой Сергей Леонидович пригласил к себе в автомашину. Подъехав к КПП военного городка, он вышел из машины, подошел к солдату у шлагбаума, пожал ему руку и попросил: «Скажи, сынок, сослуживцам, что генерал Соколов сегодня из армии отбыл».

На аэродроме самолет был готов к вылету. Посошок на дорогу. Теплое прощание. Сергей Леонидович и его супруга Мария Самойловна сели в самолет. Взлет. Курс на Москву.

По дороге на аэродром и обратно мои мысли не раз возвращались к злополучному пистолету в кармане. Оказалось, что пистолет был без патронов. Я сдал его офицерам боепитания.

В последующем Сергей Леонидович Соколов командовал войсками Ленинградского военного округа, долгие годы работал первым заместителем министра обороны, а в декабре 1984 года получил назначение на должность министра обороны СССР. В звании поднялся от генерал-лейтенанта до Маршала Советского Союза. В этом была высокая оценка его ратных дел.

Между нами пролегли не только пространственные расстояния, но и увеличилась многократно дистанция в служебном положении. Встречались мы очень редко. Однако встречи оставались теплыми. Сергей Леонидович проявлял ко мне внимание, не отказывал в помощи, никогда не давал почувствовать дистанцию.

Осенью 1965 года мы встретились в Карловых Варах, где отдыхали вместе с супругами. Сергей Леонидович брал карту города и его окрестностей, по-военному прокладывал на ней красным карандашом очередной маршрут, и наши семьи вышагивали многие километры по красивым, покрытым лесом горам в окрестностях Карловых Вар.

Позднее, будучи в Москве, я иногда звонил Сергею Леонидовичу на службу. Несмотря на большую занятость, он обязательно принимал меня в своем большом кабинете на улице Фрунзе. Мы располагались в глубоких креслах друг против друга и вели добрую беседу. Сергей Леонидович не торопил время. Слушал внимательно. Сам проявлял интерес ко многому, вспоминал сослуживцев по Форст-Цинне. Его откровенность в служебных делах льстила мне и вызывала определенное смущение. Я боялся стать пленником избыточной информации.

Весной 1987 года беспрепятственный полет и приземление немца Матиаса Руста на Красной площади в Москве имели для С. А. Соколова роковые последствия. Он стал жертвой обстоятельств и вынужден был уйти с поста министра обороны Советского Союза. Я не знаю степени вины Сергея Леонидовича, но случившееся, на мой взгляд, не умаляет ни его человеческих достоинств, ни прошлых заслуг перед государством.

Отдав всего себя защите Родины, строительству ее вооруженных сил, укреплению обороноспособности страны, Сергей Леонидович уступил место в боевом строю своим двум сыновьям…

Членом военного совета 18-й гвардейской армии, как уже отмечалось, в те годы был генерал-майор Анатолий Иванович Беднягин. Несмотря на определенное различие в характерах и темпераментах, они с Сергеем Леонидовичем Соколовым всегда находили общий язык, поддерживали друг друга. Их совместные усилия, дружная работа благотворно влияли на положение дел в войсках армии.

На людей, встречавшихся с Анатолием Ивановичем, он мог произвести впечатление человека сурового и даже отталкивающего. Таким воспринял его и я на первых порах. Со временем все оказалось иначе. За внешней строгостью и неприветливостью скрывалась душа честная, правдивая, высоко ценящая добрые человеческие отношения. Мне известны многие факты проявления Анатолием Ивановичем исключительной чуткости, заботы и внимания к подчиненным, сослуживцам и своим товарищам.

Большой жизненный и военный опыт, фронтовая закалка, фундаментальное образование, сильный характер и ясный ум позволяли генералу Беднягину действовать уверенно, держать себя принципиально, ни под кого не подстраиваться. Помню, как на военных советах он отстаивал свое мнение, даже в тех случаях, когда далеко не все члены совета разделяли его позицию. Анатолию Ивановичу были чужды заигрывание с людьми, слащавость в обращении, боязнь острых оценок. Он имел мужество говорить правду в глаза, пусть и нелицеприятную. Из-за прямоты характера нажил себе немало врагов, жаловавшихся на него в партийные и военные инстанции.

Мне вспоминаются обстоятельства одной своеобразной беседы и оценки Анатолием Ивановичем человеческих слабостей.

Осенью 1962 года в особый отдел 14-й мотострелковой дивизии армии прибыл из Харькова новый оперработник. В то время существовала практика стажировки в подразделениях военной контрразведки ГСВГ сотрудников территориальных органов с целью постижения ими опыта и навыков оперативной работы в войсках. Такой порядок диктовали интересы мобилизационной готовности органов госбезопасности.

За прошедшие годы я забыл фамилию прибывшего сотрудника, поэтому буду именовать его харьковчанином. На удивление всем нам, харьковчанин с первого дня своего приезда проявил крайнюю недисциплинированность: отказался принимать дела, выразил нежелание служить в Группе войск и потребовал возвратить его в Харьков. Свое поведение объяснил неприязнью к немцам в связи с гибелью отца в минувшей войне и трудностями сочетания службы за границей с заочной учебой в Харьковском университете.

Доводы для отказа служить в ГСВГ звучали неубедительно. Во-первых, многие офицеры Группы войск учились заочно в вузах Советского Союза и тоже потеряли близких и родных в годы Великой Отечественной войны. И во-вторых, почему эти вопросы не ставились до командировки за границу?

Проведенное разбирательство подтвердило надуманность аргументов харьковчанина. В действительности он испугался новой для себя обстановки и проявил трусость. Дело в том, что его прибытие в ГСВГ совпало с известным Карибским кризисом, поставившим мир на грань атомной войны, поэтому войска Группы находились в состоянии повышенной боевой готовности, жили напряженной жизнью, были готовы к любым поворотам. Участившиеся боевые тревоги, выходы воинских частей в запасные районы и другие неординарные меры произвели на харьковчанина удручающее впечатление, вселили в него растерянность и страх. Конечно, такое поведение не вписывалось в требования, предъявляемые к сотрудникам органов безопасности.

О случившемся я доложил руководству Управления особых отделов ГСВГ и члену военного совета армии генералу Беднягину, который изъявил желание лично встретиться с харьковчанином. Разговор состоялся обстоятельный, без всякого снисхождения. Он еще раз подтвердил, что харьковчанин человек слабой воли, пугливый и просто трус. Сотрудники особого отдела дивизии рассмотрели персональное дело харьковчанина на партсобрании и за проявленную трусость исключили из партии. В срочном порядке он был отправлен военным самолетом в Советский Союз.

Откомандированный харьковчанин до службы в органах госбезопасности был секретарем районной комсомольской организации. Не попади он в специфическую ситуацию, никто бы о его низких волевых и моральных качествах не узнал. Глядишь, со временем дослужился бы и до больших постов. Наверное, сложная, острая обстановка всегда проверяла и будет проверять, на что способен человек, какова его цена.

Генерал Беднягин относился к людям действия, реально смотрел на жизнь. Никаким иллюзиям не поддавался. Друзей определял не по словам, а по конкретным делам и поступкам. Ценил и берег дружбу. Когда служба разбросала нас по разным регионам страны, Анатолий Иванович не позволял порваться нити наших добрых отношений: звонил, писал, по возможности навещал. Так он вел себя всегда: и работая в аппарате Главпура, и в бытность членом военных советов Одесского и Киевского военных округов.

Незадолго до смерти, поздравляя меня с годовщиной Советской армии, Анатолий Иванович своим каллиграфическим почерком написал: «… хотя формально, по штатному расписанию, Вы всю службу числились как работник КГБ, мы, военные, с которыми Вы работали бок о бок, всегда Вас считали своим и по форме, и по существу. И, как Вы помните, в частности в Форст-Цинне, дарили Вам не только уважение как начальнику военной контрразведки, но и личные симпатии и дружбу…

Было это двадцать с лишним лет тому назад. Были мы, а особенно Вы, молодыми, работали с интересом, в глаза начальству не заглядывали, под него не подстраивались, и все шло как надо… И вот прошло сравнительно много лет. Но воспоминания о прошлом остались. А самое главное — осталась дружба».

Да, Анатолий Иванович умел крепить и цементировать дружбу. Когда у него была возможность, он всегда помогал друзьям советом, а главное — делом. Все это я имел возможность почувствовать на себе.

В начале воспоминаний я уже писал о моем отце Василии Ивановиче, возвратившимся в 1944 году в Киев и вынужденном поселиться на Пушкинской улице в помещении, малопригодном для человеческого жилья. Как-то между делом я рассказал Анатолию Ивановичу о плохих жилищных условиях отца, но ни с какими просьбами к нему на этот счет не обращался. Прошло много времени, и наш разговор забылся.

И вот в середине 60-х годов отца вызывают в Ленинский райсовет города Киева и предлагают приличную комнату в коммунальной квартире дома, расположенного на той же Пушкинской улице. Конечно, отец согласился. Такое неожиданное внимание его удивило, и он в письме ко мне происшедшее расценил расхожим выражением: «не пойму, откуда ветер подул».

А ветер подул, как позднее выяснилось, из Одессы, где Анатолий Иванович проходил службу членом военного совета Одесского округа. Оказалось, что на празднование какого-то юбилея в Одессу прибыла делегация, в состав которой входил и председатель райсовета Ленинского района города Киева. Анатолий Иванович рассказал ему о моем отце, что и послужило толчком к благополучному разрешению болезненной жилищной проблемы моего родителя.

В 1975 году в связи с ухудшением здоровья, перенесенным инфарктом генерал Беднягин ушел с должности члена военного совета КВО. Работая консультантом Военной академии войск ПВО в Киеве, он хотя и не имел четко очерченных обязанностей, тем не менее не только сам без дела не сидел, но, как мне рассказывали, и командованию академии спокойно жить не давал.

Находясь на отдыхе, стремясь тренировать и укреплять сердце, Анатолий Иванович много ходил. В письмах ко мне всегда считал нужным упомянуть, сколько прошагал километров. В октябре 1983 года в Кисловодске, отдыхая днем в палате после прогулки, Анатолий Иванович скоропостижно скончался. Ему тогда шел 70-й год.

Вспоминая Анатолия Ивановича Беднягина, я думаю, не ошибусь, если отнесу его к когорте крупных политических работников советских вооруженных сил. Он родился в семье вологодского крестьянина, в 1934 году вступил в ряды Советской армии и отдал ей всю свою сознательную жизнь, начав службу красноармейцем и закончив генерал-полковником…

В годы работы в 18-й гвардейской армии я имел приятную возможность познакомиться с замечательным человеком и военачальником, позднее ставшим Маршалом Советского Союза, начальником Генерального штаба, первым заместителем министра обороны СССР Николаем Васильевичем Огарковым.

Знакомство произошло при следующих обстоятельствах. В конце лета 1959 года я находился на докладе у генерала Беднягина. Решив все вопросы, собрался уходить, но Анатолий Иванович обратился ко мне:

— Если располагаешь временем, останься. Сейчас будет представляться вновь назначенный командиром 20-й дивизии генерал-майор Николай Васильевич Огарков. Заодно и ты познакомишься с ним.

Предложение я принял с удовольствием. В кабинет вошел моложавый, подтянутый, стройный, приятный генерал. Беседа велась в обычном при представлении русле. Огарков доложило пребывании на фронте, службе в войсках в штабе ДВО, учебе в академии Генерального штаба. Беднягин информировал Огаркова о состоянии боевой готовности и дисциплины в дивизии.

Первая беседа с Огарковым произвела на нас благоприятное впечатление. Нам понравились взвешенность и точность его суждений, спокойное поведение. После ухода Огаркова Анатолий Иванович доверительно сообщил мне, что министр обороны Р.Я. Малиновский очень высоко оценивает организаторские и военные способности генерала Огаркова. Министр рассматривает его пребывание в Группе войск как стажировку, рассчитанную на два — три года, с последующим выдвижением на ответственный участок работы.

Так все в дальнейшем и сложилось. В 1961 году Николай Васильевич получил назначение начальником штаба Белорусского военного округа. Такое перемещение по службе с комдива сразу на округ, минуя армейское звено, бывает очень редко. Однако командование армии считало повышение справедливым, оправданным и его активно поддержало.

Николай Васильевич в армии оставил о себе хорошую память. Умело управлял дивизией, многое изменил в ней к лучшему. 20-я гвардейская мотострелковая дивизия по итогам инспектирования была признана одной из лучших в вооруженных силах. В службе, обращении с людьми он всегда проявлял высокую военную и личную культуру, такт. Нельзя было не заметить его аналитический ум, глубину взглядов и феноменальную память. Однажды я слушал доклад Николая Васильевича на собрании в дивизии. Не имея текста доклада, он говорил как по написанному, ни разу не сбился и не повторился. Назначение на высокую должность в Белорусский военный округ, безусловно, открывало перед генералом Старковым простор для реализации личного делового потенциала.

В последующие годы, во время его работы в Генеральном штабе, мне доводилось встречаться со Старковым изредка — при посещение им войск, во время крупных учений. Иногда я обращался к нему с просьбами о служебном транспорте и по другим вопросам и всегда находил положительное и быстрое решение.

Помню, в Группе войск использовался для доставки арестованных в Брест тюремный вагон, изготовленный, наверное, еще при царе Горохе. Своими габаритами, музейным и обветшалым видом вагон постоянно привлекал внимание и вызывал иронию со стороны железнодорожников ГДР. Все наши попытки заменить старый вагон результатов не давали. Я обратился за помощью непосредственно к Николаю Васильевичу Огаркову. В месячный срок в Ленинграде был построен новый, отвечающий современным требованиям вагон и передан для эксплуатации железной дороге.

Руководя Генеральным штабом, Огарков постоянно искал новые пути повышения обороноспособности государства, выступил инициатором реформирования Вооруженных сил СССР, работал над проблемой военной доктрины, улучшением управления войсками на ТВД, фактически создал в Генштабе центр оперативно-стратегических исследований, многое сделал для разработки новых видов оружия и способов их боевого применения. К сожалению, не всегда находил поддержку в деле реформ со стороны некоторых военных коллег-консерваторов.

В силу обострения отношений с министром обороны Д.Ф. Устиновым, вызванного, как утверждают, интригами лиц из близкого окружения министра, Николай Васильевич был вынужден в 1984 году уйти на должность главнокомандующего войсками Западного стратегического направления. Последние годы маршал Огарков руководил Всесоюзным комитетом ветеранов войны, труда и вооруженных сил. Резкое выступление против разрушения Советского Союза, поддержка им ГКЧП вызвали недовольство властей.

Николай Васильевич Огарков умер в январе 1994 года. Средства массовой информации дали весьма скупые сообщения о его смерти. Панихида в Центральном доме Советской армии и похороны на Новодевичьем кладбище прошли скромно. Гроб с телом Николая Васильевича пронесли на своих плечах не генералы, а майоры и полковники…

В годы моей повторной службы в ГСВГ войсками Группы последовательно командовали два главкома, оба генералы армии. Первое время — Семен Константинович Куркоткин, с которым я был близко знаком по Закавказью, а затем — Евгений Филиппович Ивановский.

С Семеном Константиновичем мы встретились в ГДР в мае 1972 года уже как старые и добрые знакомые. Принял он меня тепло и приветливо в Бюнсдорфе, в большом и светлом кабинете главнокомандующего, где обращали на себя внимание большая хрустальная люстра и напольные часы. В беседе вспоминали Закавказье, но больше говорили о делах насущных. Как всегда, Семен Константинович вел разговор негромко и откровенно, делился своими планами, анализировал политическую обстановку в ГДР и ФРГ. Годичного перерыва в нашей совместной работе мы не чувствовали.

Куркоткин не был в Группе войск новичком. Несколько лет назад он командовал здесь армией и находился на должности первого заместителя главкома. Опираясь на хорошее знание обстановки и возможностей Группы, войсками управлял уверенно и твердо. Вместе с тем Семен Константинович не раз давал понять, что в работе вынужден проявлять осмотрительность. В штабе остались люди из «команды» бывшего главкома, ставшего начальником Генштаба, которые пристально и ревниво следили за его действиями.

К сожалению, поработать с Куркоткиным мне не довелось и двух месяцев. Он получил очередное повышение и стал заместителем министра обороны, начальником тыла Вооруженных сил СССР.

28 июля 1972 года в охотничий домик под Барутом Куркоткин пригласил генералов на прощальный ужин. Среди гостей присутствовал и один штатский — Чрезвычайный и Полномочный посол Советского Союза в ГДР Ефремов. На длинном, красиво сервированном столе яств и напитков не было — их предлагали присутствовавшим официанты. Посредине стола на белоснежной скатерти лежали зигзагообразно разложенные красные розы. Стол выглядел строго и вместе с тем нарядно.

Вечер прошел интересно, в атмосфере братства. Много добрых и благодарственных слов гости сказали в адрес Семена Константиновича. Ему вручили оригинальный памятный подарок, сделанный армейскими умельцами — на верхней плоскости небольшого деревянного столика был изображен боевой путь Куркоткина во время Великой Отечественной войны, внутри стола вмонтировали магнитофон с записями мелодий фронтовых лет.

16 лет Куркоткин руководил сложнейшим военным участком. Внес большой личный вклад в совершенствование управления тылом, повышение эффективности решаемых им многообразных задач. В одном из интервью он назвал тыл «великим тружеником», работа которого не прекращается никогда, ни на мгновение.

В 1983 году Семену Константиновичу Куркотки-ну было присвоено звание Маршала Советского Союза. В 1988 году он ушел с поста начальника тыла в группу генеральных инспекторов Министерства обороны СССР, а в сентябре 1990-го после тяжелой болезни скончался.

В бытность Куркоткина начальником тыла мы встречались изредка, но связь не прерывали. Зная огромный объем работы Семена Константиновича, я позволял себе беспокоить его только в крайних случаях…

Эстафету командования Группой советских войск в Германии у Куркоткина принял генерал Евгений Филиппович Ивановский, прибывший с должности командующего Московским военным округом.

Группе советских войск в Германии трудно было найти аналог в системе Вооруженных сил Советского Союза. Успешное управление войсками требовало от главнокомандующих наряду с полководческим дарованием высоких качеств политика и дипломата. Подобными достоинствами как С.К. Куркоткин, так и Е.Ф. Ивановский обделены не были.

Бесспорно, Ивановский относился к числу видных советских военачальников. Он хорошо владел теорией и практикой военного дела, которые сочетал с большим опытом командной и штабной работы, приобретенным прежде всего в годы советско-финляндской и Великой Отечественной войн. Знал и особенности службы в ГСВГ, так как с 1961 по 1965 год командовал 1-й танковой армией в Дрездене. Все вместе взятое образовывало тот прочный жизненный и военный базис, опираясь на который, Евгений Филиппович успешно руководил многосторонней деятельностью войск Группы.

Доклады, выступления и указания Ивановского на заседаниях военного совета, разборах учений, совещаниях, заслушивании подчиненных генералов и офицеров отличались профессионализмом, собранностью и продуманностью, интересными мыслями.

По долгу службы Ивановский решал с государственным и партийным руководством ГДР широкий круг вопросов, затрагивающих жизненные интересы ГСВГ. Через военные миссии связи он непосредственно поддерживал деловые отношения с главнокомандующими американскими, английскими и французскими войсками, размещенными в ФРГ. В самых сложных ситуациях Евгений Филиппович выступал как зрелый политик и дипломат, спокойно и уверенно отстаивал позицию Советского государства и войск Группы, достойно представляя за рубежом Советский Союз и его вооруженные силы.

В годы перестройки некоторые газеты и телевидение сенсационно подавали факты посещения американскими, английскими и другими иностранными военнослужащими частей Западной группы войск (бывшей ГСВГ), взахлеб восклицая: «Разве могло бы быть что-либо подобное пять — шесть лет тому назад?!» А ведь уже было. И следовало бы об этом знать. Главнокомандующие советскими войсками в Германии постоянно поддерживали контакты с американским, английским и французским главкомами. Шел обмен визитами, разрыв между которыми то сокращался, то увеличивался в зависимости от политического климата, прежде всего в Европе.

Мне известно, что Ивановский наносил дружеские визиты французскому, английскому и американскому главкомам. Они, в свою очередь, приезжали к нему.

Летом 1974 года по приглашению Ивановского советское командование в Бюнсдорфе посетил главком американских войск Дэвидсон с группой генералов и офицеров. Однодневная, довольно насыщенная программа пребывания американцев в ГСВГ включала беседы у главнокомандующего и начальника штаба, показ учений войск, посещение казарм и солдатской столовой, концерт силами военного ансамбля, товарищеский ужин в Доме офицеров. Встреча длилась примерно десять часов. Буквально на глазах изменялся уровень отношений между гостями и хозяевами — от прохладных к теплым, вместе с тем росла раскованность. Весь прием прошел на высоком уровне, американцев покорили четкая организация и русское гостеприимство.

В свите Дэвидсона находился чернокожий генерал, командир дивизии, тоже по фамилии Дэвидсон. Американский главком подчеркнуто вежливо относился к однофамильцу, при каждом удобном случае рассказывал о его достоинствах и высоком положении. Очевидно, Дэвидсон считал, что у нас искажено представление о положении негров в США, и хотел таким образом его развеять.

В ходе приема американцев Ивановский держался безукоризненно. Его высказывания, реплики и официальная речь, произнесенная за ужином, были откровенны, доброжелательны и проникнуты духом достоинства. Со стороны Евгений Филиппович воспринимался радушным хозяином, гибким и опытнымполитиком.

Нередко Евгений Филиппович поражал умением видеть за крупными проблемами и вопросами какие-то детали, мелочи, не заслуживающие, на первый взгляд, внимания, но, как оказывалось позднее, весьма важные.

В сентябре 1974 года мне довелось помогать Ивановскому в подготовке встречи военнослужащих Магдебургского гарнизона с партийно-правительственной делегацией ГДР. Накануне встречи Евгений Филиппович лично осмотрел объекты показа, проверил степень их готовности. На полигоне, просмотрев репетицию показательных учений, обратил внимание на медленный темп наступления, оторванность пехоты от танков, растянутость войск по фронту. Прошел маршруты передвижения гостей по полигону, осмотрел точки, предназначенные для наблюдения за динамикой войск. Он счел необходимым также съездить в магдебургский Дом офицеров, чтобы посмотреть, насколько готова к приему немецкой делегации столовая.

В беседе с поваром Ивановский в деталях прокомментировал меню. Несколько раз подчеркнул, что следует приготовить не борщ, а именно «борщок», смачно делая ударение на букву «о». Попросил представить ему официанток и, придирчиво осмотрев их внешний вид, порекомендовал одной не носить парик, другой — удлинить юбку, а третьей — не злоупотреблять косметикой.

Когда завершилась встреча военнослужащих Маг-дебургского гарнизона с партийно-правительственной делегацией ГДР, прошедшая интересно, подумалось, что действительно большие дела состоят из множества мелких.

7 марта 1978 года Ивановскому исполнилось 60 лет. Вместе с начальником управления генералом Иваном Лаврентьевичем Устиновым мы приехали в Бюнсдорф поздравить юбиляра. Принял нас Евгений Филиппович в служебном кабинете, показавшемся от обилия цветов оранжерей. В стороне стоял круглый столик, где за чашкой кофе и состоялась сердечная беседа о делах минувших и нынешних. Выглядел юбиляр молодцом. Правильные черты лица, добрая улыбка, седина делали Евгения Филипповича особенно привлекательным.

Взаимоотношения Ивановского с военными контрразведчиками были рабочие, добрые. Они не исключали и принципиальные разговоры, когда этого требовали интересы дела. Нас сближала, заставляла держаться друг друга сложная оперативная обстановка в ГДР. На вопросы, поднимаемые контрразведкой, Евгений Филиппович реагировал оперативно. Он периодически приезжал в Потсдам, где принимал участие не только в совещаниях, встречах с сотрудниками, но и в праздничных вечерах.

В ноябре 1979 года, попрощавшись с Ивановским, я отбыл из Группы советских войск в Германии к новому месту службы — в Москву. В те дни трудно было предположить, что спустя десять лет в силу известных обстоятельств состоится решение о ликвидации ГСВГ и ее временно переименуют в Западную группу войск.

Генерал армии Ивановский завершил службу в Группе войск в 1980 году В течение пяти лет командовал войсками Белорусского военного округа, а затем являлся главнокомандующим Сухопутными войсками. В ноябре 1991 года Евгений Филиппович ушел из жизни…

В Группе советских войск в Германии я работал с генералами Иваном Семеновичем Медниковым и Алексеем Дмитриевичем Аизичевым, возглавлявшими политические органы Группы войск. Медников находился на должности члена военного совета — начальника политуправления ГСВГ, а Лизичев являлся его первым заместителем.

Взаимодействие военных контрразведчиков с руководством и аппаратом политуправления носило многогранный характер. Оно охватывало прежде всего направление идеологической борьбы с противником. Кроме того, политуправление непосредственно руководило работой партийных организаций особых отделов Группы войск. Эти и другие обстоятельства делали наши служебные встречи, обмен информацией, проведение совместных политико-воспитательных мероприятий постоянными.

Генерал-полковника Медникова отличали доступность, трезвый взгляд на людей и жизнь, рассудительность, глубокое знание политической работы. У армейских контрразведчиков, как и у всего личного состава войск, он пользовался глубоким уважением. Из Группы войск Медников был переведен членом военного совета Прибалтийского военного округа, а затем ушел в отставку.

За высокие личные и деловые качества сравнительно молодому Лизичеву еще в то время прочили большое будущее. Жизнь подтвердила прогнозы. После службы в ГСВГ Алексей Дмитриевич продолжал уверенно подниматься по служебной лестнице и в 1985 году занял пост начальника Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота. Ему было присвоено воинское звание генерала армии. Много интересных людей повстречалось мне в Группе советских войск в Германии: генералов и офицеров штаба, командующих армиями и командиров дивизий и бригад. Всех не перечесть. Но память прочно хранит хорошие воспоминания о них.

В послевоенные годы ГСВГ превратилась в своеобразную кузницу контрразведывательных и военных кадров, в полигон оттачивания чекистского и боевого мастерства в условиях холодной войны. Из войск Группы вышли крупные военачальники, командующие округами и видами вооруженных сил, министры обороны и их заместители. К тому же Группа войск выдвинула ряд руководителей военной контрразведки, многих начальников особых отделов армий и округов.

* * *

В Германской Демократической Республике роль старшего оперативного начальника по отношению ко всем подразделениям органов советской государственной безопасности, временно функционировавших на территории республики, возлагалась на руководителя аппарата Представительства КГБ СССР при МГБ ГДР. Из всех сотрудников советских органов безопасности, пребывающих в ГДР, только руководитель Представительства входил в номенклатуру Президиума ЦК КПСС. Этим подчеркивалось его особое положение.

Во время моей повторной работы в ГСВГ Представительство возглавлял генерал-лейтенант Иван Анисимович Фадейкин. Мы, военные чекисты, хорошо его знали, так как он в 60-е годы возглавлял военную контрразведку, откуда и пришел руководителем Представительства.

Сам Иван Анисимович был выходцем из военной среды, участвовал в Отечественной войне и после окончания академии получил направление во внешнюю разведку. Таким образом, в нем хорошо сочетался опыт службы в армии, разведке и контрразведке.

Иван Анисимович относился к числу взыскательных руководителей. Сам активно занимался делом и строго спрашивал за работу с подчиненных. Будучи человеком умным, он обладал наблюдательностью и хорошей памятью, четко мыслил. Знал немецкий язык. Ему были чужды заискивания и угодничество. Свои оценки и мнение высказывал прямо и открыто, без лавирования. За это его недолюбливали некоторые руководители КГБ.

Аппарат Представительства Иван Анисимович держал в руках. Постоянно заботился об авторитете нашей страны и органов КГБ в ГДР. С министром МГБ Мильке был на «ты», уважительно называл его «Эрих», однако без всякой фамильярности. Мильке считался с Иваном Анисимовичем, внимательно прислушивался к его рекомендациям и советам.

Когда в середине 70-х годов встал вопрос о замене Фадейкина, его перевели в Москву на второстепенный и менее активный участок работы. Для всех было ясно, что это необоснованное понижение, в ущерб делу и интересам государства. Однако официальная процедура перевода была необычайно торжественной и пышной. По этому поводу прибыли в Берлин генералы Г.К. Цинев и В.А. Крючков. В адрес Ивана Анисимовича на проводах звучали хвалебные и заздравные речи, лилось шампанское. Когда я спросил одного из офицеров Представительства, как понимать эту фальшь славословия, он, улыбнувшись, ответил:

— Борис Васильевич, разве вы не знаете, что когда хоронят человека, о нем говорят только хорошее.

Иван Анисимович не уехал сразу в Москву, а лег подлечиться в госпиталь Группы войск. Я навестил его там. Стояли первые весенние дни, и мы долго бродили по пробуждающемуся от зимы госпитальному парку. Говорил он сдержанно, глуша в себе возмущение. Я по-человечески понимал, что творится у него в душе.

Мне было известно о неудовлетворенности Ивана Анисимовича новым местом работы, его стремлении возвратиться на активный участок внешней разведки. С трудом ему удалось вырваться резидентом за границу. Но к этому времени его уже поразил смертельный недуг, и он вскоре скончался.

* * *

Германскую Демократическую Республику и Группу советских войск в Германии постоянно посещали лидеры Советского Союза, партийно-правительственные делегации, крупные военные и другие руководители. Отдельные встречи, отмеченные неординарностью, запомнились мне. О них и попытаюсь рассказать.

Летом 1961 года, во время визита в ГДР, Н.С. Хрущев посетил и Группу войск. Встреча с ним состоялась в Бюнсдорфе, на стадионе. В ней участвовали делегации всех семи армий. Люди, собранные заблаговременно, стояли в тесноте на футбольном поле под жарким солнцем и несколько приустали.

На трибуне в торце футбольного поля наконец появились Никита Сергеевич в светлом свободном костюме, соломенной шляпе, оживленный и улыбающийся, его супруга Нина Петровна, главком Иван Игнатьевич Якубовский и сопровождающие их лица.

Встречу открыл Якубовский зычным приветствием Хрущева как Верховного главнокомандующего Вооруженными силами Советского Союза. К микрофону подошел Никита Сергеевич. Присутствующие встретили его тепло, аплодисментами. Говорил он эмоционально, откровенно, в своей типичной манере. Записей не имел. Мысли излагал непоследовательно, они буквально натыкались друг на друга. Оратор часто обращался к аудитории с вопросами и сам же отвечал на них.

В выступлении Хрущев утверждал, что в промышленности и сельском хозяйстве дела идут хорошо, благоприятно складывается и международная обстановка. Правительство уделяет много внимания развитию химической промышленности, строительству предприятий синтетического волокна. В связи с этим, подчеркнул Никита Сергеевич, в ближайшие годы все женщины страны будут одеты в нейлон и перлон. Широко ведется жилищное строительство, дома возводятся добротные, с удобствами. При этом Хрущев для контраста напомнил, что еще не так давно сама матушка императрица Екатерина II пользовалась ночным горшком. Коснувшись международного положения и попутно ругнув американцев, он доверительно сообщил аудитории, что в бомбардировке столицы Йеменского государства Саны участвовала не египетская авиация, как о том писала пресса, а наши военные летчики — ребята из Рязани, Смоленска, Вологды и других русских городов. В таком вольном изложении продолжалось все выступление Хрущева в течение 35–40 минут.

Пока выступали Якубовский и Хрущев, возле трибуны суетился генерал-майор авиации Алексей Микоян, снимая на кинокамеру происходящее. Заметив его, Хрущев в микрофон громко сказал: «Привет, Алеша!». А когда генерал вытянулся и отдал честь, пояснил для собравшихся: «Это Алексей, сын моего лучшего друга Анастаса Микояна. Служит в Группе войск командиром авиационной дивизии».

Возвращаясь из Бюнсдорфа в часть, я испытывал ощущение внутреннего дискомфорта. Казалось, что руководители столь высокого ранга обязаны чтить народ и не позволять себе такие сумбурные выступления перед ним. Одновременно у меня почему-то появилось чувство жалости к газетным работникам, которые вынуждены «причесывать» и «приглаживать» речи Хрущева, чтобы сделать их приемлемыми для публикации…

В июле 1963 года заведующий адмотделом ЦК КПСС Н.Р. Миронов вместе с министром обороны Р.Я. Малиновским посетили Группу советских войск в Германии. Во время приезда в ГДР Николай Романович Миронов один день провел в 18-й гвардейской армии, познакомившись в Форет-Цинне с полевыми укреплениями, а также штабом и воинской частью 14-й гвардейской мотострелковой дивизии в городе Ютербоге. Командование армии встречало гостя с радушием и волнением. Как принято в войсках, «навело марафет» в военном городке.

Беседа Миронова с членами военного совета состоялась за чашкой чая. Шел откровенный разговор о положении в Группе войск, упущениях в боевой подготовке, назревших проблемах. Непринужденная обстановка, созданная гостем, позволила присутствующим говорить откровенно, без оглядки.

Завершая разговор, Николай Романович неожиданно для всех сказал:

— Мы намерены забрать от вас Гераскина и назначить начальником особого отдела округа. Как смотрят на это члены военного совета армии? Не допустим ли мы ошибки?

Неподготовленность к такому повороту событий, нестандартная форма обсуждения вопроса о моем выдвижении заставили меня смутиться, почувствовать себя, подобно девице на выданье. Поддержка военного совета оказалась полной. Это меня успокоило и обнадежило.

Несколько позже Николай Романович мне доверительно сказал, что дело идет о службе в Закавказском военном округе и вопрос о новом назначении, скорее всего, решится в конце года.

После посещения 14-й дивизии в столовой военного совета состоялся обед, где присутствовал и я. Из тем, обсуждавшихся за столом, в моей памяти сохранились две, имеющих определенный интерес.

Миронов обратил внимание военных на обилие в казармах и городках наряду с портретами членов Политбюро ЦК КПСС портретов руководителей Министерства обороны. При этом заметил:

— Нельзя раздваивать веру офицеров и солдат между партией, с одной стороны, и военными руководителями — с другой. Необходимо воспитывать преданность только Родине, присяге и партии. Зачем, например, вывешен портрет начальника Главпура Епишева? Он по своему положению такой же начальник отдела ЦК, как и я.

Зашел разговор и о по-прежнему бытующем в армии подхалимаже и угодничестве.

— Это вредная для армии болезнь, — подчеркнул Николай Романович, — главный удар надо наносить не по подхалимам, а по начальникам и руководителям, поощряющим и плодящих их. Как правило, подхалимы — люди умные. Стоит раз или два их серьезно одернуть, приструнить, и они сделают для себя необходимые выводы.

Пребывание Николая Романовича Миронова в армии стало событием. Оно запомнилось самому гостю, генералам и офицерам, принимавшим его…

В 70-е годы А.И. Брежнев с официальными дружественными визитами посещал ГДР в мае 1973 года и в последний раз — с 4 по 8 октября 1979 года по случаю 30-й годовщины со дня образования Германской Демократической Республики. Партийно-правительственная делегация выглядела внушительно. Кроме А.И. Брежнева в нее входили А.А. Громыко, К.У Черненко, Н.А. Тихонов, К.В. Русаков, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в ГДР П.А. Абрасимов.

Программа визита включала участие делегации в торжественном заседании, приеме и концерте, возложении венков в Трептов-парке, на кладбище социалистов в Берлин-Фридрихсфельде и у памятника жертвам фашизма и милитаризма, присутствие на параде Национальной народной армии ГДР и факельном шествии немецкой молодежи. Предусматривалось подписание Программы специализации и кооперации между СССР и ГДР, награждение Брежнева орденом и обед в его честь.

Ни в мае 1973-го, ни в октябре 1979 года Брежнев Группу советских войск в Германии не посещал.

Между двумя пребываниями Брежнева в ГДР прошло чуть больше шести лет. За эти годы он разительно изменился. В ГДР приехал человек осунувшийся, безразличный, с подорванным здоровьем. Из аэропорта Шенефельд в резиденцию в замке Нидершен-хаузен Брежнев следовал в автомашине с Хоннеке-ром, на приветствующее население смотрел холодно, отсутствующим взглядом, изредка, как автомат, помахивая рукой.

Тяжелая болезнь Брежнева осложнила пребывание советской партийно-правительственной делегации в ГДР, создала дополнительные заботы немецким властям, портила праздничное настроение окружающим. Везде, куда бы он ни ехал, за ним следовали реанимобиль и врачи с носилками. На приеме в Государственном совете ГДР 7 октября, где я присутствовал с женой, Брежнев почувствовал себя плохо и покинул обед.

Проводив на следующий день Брежнева в Москву, немцы вздохнули с облегчением.

Состояние здоровья Брежнева было настолько плохим, что в дни пребывания его в Берлине и спустя несколько дней после отъезда в западной прессе появились сообщения о его кончине.

Мы все чувствовали себя перед немецкими друзьями весьма глупо. Правда, они делали вид, что ничего не случилось. Трудно было понять, а тем более объяснить, зачем разбитого болезнью, немощного старца, пусть даже лидера, посылают во главе делегации за границу. Такими действиями руководство партии и страны компрометировало в глазах народа ГДР и всего мира не только самого Брежнева и себя, но и государство…

В последние дни уходящего 1976 года командование Группой войск проводило на местности плановую штабную тренировку. Начальник Генштаба генерал армии В.Г. Куликов принял решение лично участвовать в штабной тренировке с группой офицеров-генштабистов.

С Куликовым я никогда не встречался, но был немало наслышан о нем. Отзывы военных о личности Куликова являлись противоречивыми. Поэтому указание начальника управления принять участие в его встрече я воспринял с интересом.

Выполняя поручение, утром 30 декабря выехал на военный аэродром в Шперенберг. Самолет Ту-134 прибыл из Москвы точно в намеченное время. Встречающие, всего пять человек, выстроились перед трапом самолета.

Куликов, одетый в зимнюю полевую форму, быстро спустился по трапу и, приняв рапорт 1-го заместителя главкома Бориса Васильевича Снеткова, подошел к строю. За руку поздоровался с членом военного совета Медниковым, командующим и членом военного совета воздушной армии, а затем со мной. Когда я представился Куликову, он взял меня, как старого знакомого, под руку, отвел в сторонку и, обращаясь на «ты», кратко сообщил о цели своего прилета, пригласил на разбор штабной тренировки и попросил принять, по возможности, меры, чтобы о его посещении ГДР не стало известно немецким друзьям, так как он накрепко связан лимитом времени и возможностью встретиться с ними не располагает.

Ранним утром 31 декабря состоялся разбор штабной тренировки. Завершился он четким, глубоким и интересным выступлением Куликова. В моем представлении именно такой уровень анализа, выводов и постановки задач должен быть у начальника Генерального штаба.

Позднее, за завтраком, Куликов держал себя просто, демократично и умно. Вспоминал интересные эпизоды из службы. Рассказал о встрече с Г.К. Жуковым в бытность командиром дивизии. Делился замыслами и планами. Мысли свои никому не навязывал, стремился всех присутствующих втянуть в живую беседу.

Процедура проводов Куликова в Шперенбер-ге была аналогична его встрече. Следуя к самолету, Виктор Георгиевич шутливо спросил у командующего воздушной армией: «Какой основной закон действует в авиации?» Видя, что командир замешкался, сам же и ответил: «Сколько самолетов взлетело, столько же должно возвратиться на землю».

Прощаясь с Куликовым, я пожелал ему от имени чекистов Группы войск счастья и успехов в наступающем Новом году. На его вопрос о моем впечатлении от разбора искренне ответил, что разбор мне понравился. На это Куликов заметил: «О результатах обязательно доложи кому следует».

Люди говорят, что первое впечатление о человеке оказывается самым верным. Мне В.Г. Куликов сразу понравился. И все же я с удивлением спрашивал себя: «Почему Виктор Георгиевич многозначительно просил кому-то доложить о разборе?», ведь встречал я его в силу служебных обязанностей, на штабной тренировке занимался вопросами безопасности и никаких фискальных, надзорных функций за ним не выполнял. Возможно, думалось, я неправильно его понял. Весьма трудно было представить, чтобы начальник Генерального штаба, человек, постоянно решающий глобальные вопросы безопасности государства, не понимал предназначение правоохранительных органов и, в частности, военной контрразведки.

Вспомнил я этот эпизод неслучайно. Знаю отдельные факты, когда командующие округами и армиями, не говоря уже о более низком звене командиров, неверно представляя деятельность органов безопасности, считают, что военная контрразведка постоянно следит за ними, перлюстрирует корреспонденцию и подслушивает телефонные переговоры. Подобное понимание задач военной контрразведки крайне упрощено и действительности не отвечает…

В 1977 году состоялись оперативно-стратегические учения под руководством министра обороны Д.Ф. Устинова. В них участвовало и командование Группой советских войск в Германии.

Учение шло по жесткому графику. Устинов находился в ГСВГ менее суток. Прибыл на самолете поздним вечером с начальником Генштаба, главкомами видов вооруженных сил и большой группой генералов и офицеров. За кратким отдыхом последовал переезд на подземный командный пункт Генштаба, где состоялось заслушивание играющих сторон, потом обед, перемещение вертолетами в Шперенберг и отлет на родину. Все в быстром и напряженном темпе, как на войне.

На подземном командном пункте участника разместились довольно плотно в тесном помещении. За небольшим столом сидел Устинов, руководивший заслушиванием, и справа от него — начальник Генштаба Н.В. Огарков.

Ранее об Устинове в военных кругах приходилось слышать разное. Толковали, что он «технарь», недостаточно компетентен в военных делах и на пост министра обороны нужен другой человек.

Та уверенность, с которой Устинов комментировал доклады генералов, выступавших в роли командующих фронтами, — а это был цвет наших вооруженных сил, — его меткие реплики и, главное, широкий государственный взгляд на проблемы обороны страны начисто опровергали ходившие о нем домыслы и кривотолки. Устинов воспринимался министром обороны не только юридически, но и фактически, полным хозяином положения дел.

Интересен сам подход Устинова к целесообразности проведения военных преобразований. На учениях впервые проигрывались предполагаемые нововведения, направленные на повышение надежности системы обороны государства и ее составной части — ПВО. Участвовавшие в учениях не были единодушны в принятии новшеств, небольшая группа военных относилась к ним сдержанно. Тогда Устинов поставил вопрос примерно так: если предлагаемые изменения в армии повысят ее мощь на 30–40 процентов, тогда игра стоит свеч, если же меньше — затевать реорганизацию не нужно, она себя не окупит.

Чем больше проходило времени, тем душнее становилось в помещении командного пункта, ощущался недостаток кислорода. Отдельные генералы, которые постарше, приустав, начали дремать. Устинов, а ему в то время уже было без малого 70, выглядел бодро и свежо. Поражала его высокая работоспособность. Сведущие товарищи мне говорили, что он спит пять-шесть часов в сутки. Наверное, в этом проявлялась крепкая закалка, полученная им в Великую Отечественную войну и в годы управления оборонной промышленностью страны.

Еще перед началом заслушивания Устинов разрешил присутствующим курить, но никто его любезностью не воспользовался. Сам же Дмитрий Федорович курил беспрерывно, одну сигарету за другой. Видно, это была старая привычка.

С момента прибытия Устинова в ГСВГ я искал возможность доложить ему оперативную обстановку, сложившуюся вокруг учений. Его помощник в звании вице-адмирала обещал мне организовать такую встречу. В ходе заслушивания играющих сторон я получил от помощника записку с просьбой сесть в вертолет министра обороны при перелете на аэродром и в пути сделать доклад. Однако обстановка изменилась таким образом, что при дальнейшей отсрочке мой доклад терял всякий смысл. Во время перерыва я подошел к Устинову и представился. Он увел меня в соседнюю комнату и в течение 10–15 минут внимательно выслушивал доклад о том, какие были проведены мероприятия по закрытию каналов утечки информации, что стало известно о проявленном интересе западных спецслужб к этим учениям и т. д. Приятно было видеть заинтересованность Устинова. Держал он себя непринужденно и спокойно, чем поощрял мою уверенность. Я чувствовал себя так, как будто бы мы были давно знакомы.

* * *

Надежно обеспечить безопасность Группы советских войск в Германии военная контрразведка могла, только тесно взаимодействуя с Министерством государственной безопасности ГДР и его подразделениями на местах. Основой взаимодействия служили договоры и соглашения, заключенные между Советским Союзом и ГДР, узы добрых отношений и многостороннего сотрудничества, связывавшие народы и государства.

Обычно вопросы, представляющие взаимный интерес, рассматривались и решались не напрямую, а при посредничестве аппарата Представительства КГБ СССР при МГБ ГДР и его офицеров связи в округах.

Юрисдикция Управления особых отделов КГБ по ГСВГ распространялась лишь на советские военные объекты. За пределами их границ особые отделы осуществляли оперативно-разыскные мероприятия, согласуя их с органами госбезопасности ГДР.

Управление ОО КГБ по ГСВГ свою деятельность координировало прежде всего со 2-м и 1-м главными отделами МГБ, организующими контрразведывательную работу среди местного немецкого населения и в Национальной народной армии ГДР, и по мере необходимости — со следственными и другими подразделениями министерства.

Становление и развитие немецких органов безопасности шло при активном участии представителей советских специальных служб. Находясь на аванпостах противоборства двух систем, сотрудники МГБ ГДР довольно быстро наработали опыт, обрели хорошую профессиональную форму, и необходимость в институте наших советников отпала. Ему на смену пришел упоминавшийся выше аппарат Представительства КГБ СССР при МГБ ГДР с обновленными функциями и задачами.

Набрав силу, ощутив уверенность, МГБ ГДР, в противоположность органами безопасности Болгарии, Польши, Кубы, Монголии и других социалистических стран, отказалось от практики подготовки кадров в специальных учебных заведениях КГБ СССР. С начала 60-х годов оно само начало выполнять со-ветнические функции в национальных спецслужбах Занзибара, а позднее — Судана, Анголы, Эфиопии и других стран «третьего мира».

Сотрудникам МГБ ГДР довелось защищать молодое немецкое государство в сложнейших условиях холодной войны, вести борьбу на равных с опытнейшими, по-современному технически оснащенными, согласующими между собой подрывные операции спецслужбами США, Англии, Франции и особенно ФРГ. Уверен, что ни одна из бывших социалистических стран Европы не подвергалась такому яростному и массивному натиску шпионских и идеологических центров, как ГДР.

После объединения Германии нельзя без удивления читать публикации в прессе, изображающие органы безопасности ГДР порождением тоталитаризма, чудовищем, чуть ли не преемником методов работы гестапо, а специальные службы ФРГ «цивилизованными», «гуманными» и «добренькими». Нет, дело обстояло далеко не так. Всю свою мощь спецслужб ФРГ обрушили на ГДР, ведя против нее тотальную разведку и «психологическую войну». Именно поэтому решающий фронт борьбы МГБ ГДР развернуло против специальных служб ФРГ.

Органы безопасности ГДР не только умело отбивали атаки врагов, добиваясь впечатляющих успехов и побед. Они сумели создать в государственных и политических структурах ФРГ, в командовании бундесвера и руководстве западногерманских спецслужб прочные разведывательные позиции, обеспечивающие им доступ к ценной политической, экономической и военной информации.

Для подтверждения сделанного вывода позволю себе сослаться на некоторые косвенные, но важные, как мне кажется, примеры.

Бывший первый секретарь ЦК СЕПГ Вальтер Ульбрихт 22 мая 1964 года пригласил в Берлин в качестве личных гостей представителей командования Группы войск и армии. Выступая перед генералами и офицерами, он, в частности, подчеркнул, что копии важнейших документов, рассматриваемых правительством ФРГ, через день находятся у него на рабочем столе. Подобные утверждения Ульбрихта не звучали как преувеличение или кичливость.

В начале ноября 1977 года советские чекисты традиционно собрались в особняке Представительства КГБ в Берлине отметить годовщину Октябрьской революции. На вечер, как обычно, прибыл с заместителями, секретарем парткома и руководителями ведущих отделов министр госбезопасности ГДР генерал Эрих Мильке. Вручая букет из 60 красных гвоздик руководителю Представительства, он сказал примерно следующее: «Коллектив министерства подготовил вам ценный праздничный подарок. Я, к сожалению, не мог взять его с собой, так как это большая по объему секретная разведывательная информация. Надеюсь, вы не будете возражать, если мы направим подарок прямо в Москву, в адрес Юрия Владимировича Андропова».

Прямым подтверждением разведывательных успехов МГБ ГДР является переполох, возникший в правительстве, парламенте и партиях ФРГ после объединения Германии, связанный с поисками и изобличением лиц, сотрудничавших с органами безопасности ГДР. Выводя на чистую воду таких агентов, морально осуждая их, лишая государственных и партийных постов, в ФРГ умалчивают о многочисленных пособниках, которые шпионили и вели другую подрывную работу в ГДР по заданию западногерманских спецслужб.

Однако не следует представлять «тайную войну» как игру в одни ворота. Подобного никогда не бывает. Обычно удачи чередуются с неудачами, бывают и периоды равновесия. Терпели поражения и органы безопасности ГДР.

Самое тяжелое из них разведка ГДР пережила в 1974 году. Контрразведка ФРГ разоблачила агента МГБ ГДР Гюнтера Гийома, личного референта канцлера Федеративной Республики Германии Вилли Брандта. Потеря такого уникального источника информации, имевшего доступ в святая святых, не только пришлась тяжелым ударом по разведке ГДР, но и имела нежелательные политические последствия. В отставку подал Вилли Брандт, проводивший «новую восточную политику», включавшую курс на ослабление напряженности между ФРГ и ГДР, а также с Советским Союзом. Мне воочию довелось наблюдать озабоченность Эриха Мильке случившимся, его переживания, неловкость перед советскими товарищами.

Лихорадили органы безопасности ГДР и случаи предательства. В 1978 году, например, перебежал в ФРГ старший лейтенант Штиллерман. Он выдал западногерманским спецслужбам данные на 13 агентов.

Я уже подчеркивал, что взаимодействие военной контрразведки с МГБ ГДР не выходило за рамки обеспечения безопасности советских войск. К другим направлениям деятельности органов госбезопасности ГДР особые отделы отношения не имели. Поэтому мне трудно представить в полном объеме всю сферу борьбы с государственными преступлениями. Та информация, которой я располагал, позволяет думать, что МГБ ГДР не удалось избежать повторения некоторых ошибок, имевших место в прошлой карательной политике НКВД-МГБ. К сожалению, немецкие товарищи копировали не только сильные стороны советских органов безопасности, но иногда и их оплошности.

Сведения, публиковавшиеся в западногерманских газетах, позволяют частично раскрыть размеры осужденных по политическим статьям. В них сообщалось, что ФРГ «выкупила» у ГДР в 1977 году 1128 политических заключенных, а в 1978 году — 1346. Согласно публикации в газете «Тагесшпигель» (январь 1979), с 1963 года правительство ФРГ «выкупило» у ГДР более 15 тысяч политических заключенных, выплатив за них около миллиарда западногерманских марок. Стоимость выкупа составила от 40 до 80 тысяч марок за одного человека.

Для сравнительно небольшой ГДР цифры заметные, они проливают определенный свет на размеры борьбы с инакомыслием. Вместе с тем не может не вызвать удивления практика «торговли» политическими заключенными. Она не украшает ни правительство ГДР, ни правительство ФРГ.

Из истории специальных служб известны случаи межгосударственного взаимообмена провалившимися разведчиками и агентами, а также неугодными политиками. Но «выкуп» и «продажа» политических заключенных в таких масштабах, наверное, является спецификой сугубо немецкого прагматизма, когда обе стороны считали возможным извлекать практическую пользу и выгоду из «торговли» политзаключенными…

Мне довелось взаимодействовать с органами безопасности ГДР на всех уровнях: районном, окружном, аппарата и руководства министерства. Могу утверждать, что взаимодействие военной контрраз-ведки и органов МГБ ГДР носило деловой характер, отличалось доверием и взаимопониманием, а также невмешательством в дела друг друга.

Не скрою, среди нас были люди, свысока поглядывавшие на немецких коллег, жаловавшиеся на недостаточную открытость немцев и задержку выполнения всякого рода рабочих просьб. Такое поведение и подобные суждения не являлись типичными. Их носители — отдельные сотрудники, плохо понимавшие свое место и задачи в условиях ГДР. За все годы службы в Группе советских войск в Германии я не могу припомнить ни одного случая, когда бы сотрудники МГБ ГДР отказали нам в помощи, утаили информацию, имевшую выход на советские военные объекты, не пошли навстречу высказанным просьбам.

Мои рабочие контакты с руководителями Министерства госбезопасности ГДР приходятся, главным образом, на второй период пребывания в ГСВГ. К этому обязывало мое новое положение — заместителя начальника Управления военной контрразведки Группы войск.

По делам службы и на различного рода мероприятиях я встречался с министром Мильке, его заместителями Биатером и Шольцем, руководителем разведки Вольфом, начальниками главных отделов Кляйнюнгом, Крачем и другими. Из руководителей МГБ ГДР наиболее сильной и запоминающейся личностью был сам министр Эрих Мильке.

Первое знакомство с ним состоялось в июле 1972 года в его служебном кабинете в здании министерства в Берлине. Мильке меня представлял начальник Управления особых отделов КГБ по ГСВГ генерал С.Н. Лялин. Беседа прошла в теплой, откровенной и лишенной всякой официальности атмосфере. К концу разговора Лялин заметил, что, мол, возраст берет свое и нам, представителям старшего поколения, надо посторониться, дать путь более молодым. При этом указал на меня. Мильке ответил: «Надо судить о возрасте человека не по паспортным данным, а по его работоспособности. В этом главный возрастной критерий. Есть люди, которые в 40 лет уже выглядят стариками, а есть такие, кто и после 60 полны жизни и энергии».

Наблюдая за Мильке и зная, что его возраст приближается к 70 годам, я мысленно возвращался к нашей первой беседе. Казалось, что время над ним не властно. Однажды на приеме в Представительстве КГБ провозгласили тост за его здоровье. Мильке отшутился: «Благодарю. Лучше поднимите бокалы за здоровье моих заместителей. Они все время болеют…»

При небольшом росте и ничем не выделяющейся внешности Мильке трудно было предположить, что этот человек обладает железной волей, твердым характером и высоким мужеством. Но все обстояло именно так. Подобные качества появились у него не случайно, их формировала жизнь, долгие годы борьбы без перемирий и затишья.

Родился и вырос Эрих Мильке в берлинской рабочей семье. Был членом коммунистического союза молодежи, затем вступил в компартию Германии. Далее — участие в боевых отрядах самообороны КПГ, нелегальная работа, аресты и побеги, тайная эмиграция в СССР, а затем — Испания, Бельгия и Франция. Это — жизнь борца с фашизмом, коммуниста и интернационалиста, полная испытаний и самопожертвования.

С 1957 года Мильке был министром государственной безопасности ГДР. Всегда обращали на себя внимание его близость к рядовым сотрудникам, забота о ветеранах, простота, доступность и открытость. Чувствовалась высокая степень уважения к нему со стороны коллектива министерства.

Периодически Мильке бывал гостем военных контрразведчиков в Потсдаме. Выступал, отвечал на вопросы, слабо владея русским, он обычно общался с аудиторией на немецком языке. Но когда считал, что переводчик допускает неточности, останавливал его и сам переводил фразу. Воспринимался Мильке в целом как человек твердых политических взглядов, верный избранному в жизни пути, ценящий достоинство и независимость, искренне заботящийся о добрых отношениях ГДР с Советским Союзам.

Фактически поглощение ГДР ФРГ и последовавшие затем испытания тюрьмой и судебным преследованием не сломили волю и дух Эриха Мильке, он не отрекся от своего прошлого и политических убеждений. В последние годы, будучи тяжелобольным, жил в Берлине в скромной двухкомнатной квартире, а затем в доме престарелых. Скончался Эрих Мильке в мае 2000 года, на 93-м году жизни.

Находясь на переднем крае противоборства двух систем, острейшем участке борьбы специальных служб, Мильке еще при жизни нередко подвергался нападкам недругов и всякого рода злопыхателей.

Среди хулителей Мильке был и Райнхард Гелен, до 1968 года занимавший пост президента Федеральной разведывательной службы Западной Германии. В данном случае его позиция объяснима, так как он больше других испытал на руководимом им ведомстве силу ударов разведки и контрразведки ГДР. В книге «Война разведок» Гелен довольно пренебрежительно отзывается о Мильке и его предшественниках, именуя их «одиозными фигурами».

А что за личность сам Гелен? Являясь кадровым военным с 1920 года, он продолжал служить в немецкой армии и с приходом к власти фашистов. И, как видно, служил Гитлеру исправно. Весной 1942 года получил назначение начальником 12-го отдела Генштаба, именуемого «Иностранные армии Востока», проводившего операции военной разведки на германо-советском фронте. В декабре 1944 года был произведен в генерал-майоры.

Видя приближающееся военное поражение Германии, конец Третьего рейха, Гелен начал тайно готовить переход на сторону американцев. С тем чтобы спастись и подороже продаться, он еще до капитуляции Германии сколотил из подчиненных единомышленников группу перебежчиков, которая активно занималась созданием тайников для надежного укрытия важнейших секретных документов германской разведки. Затем Гелен и его группа перешли на нелегальное положение, жили в горах и 22 мая 1945 года добровольно сдались в плен американской администрации. Со временем Гелен передал американским спецслужбам секретные архивы и агентуру. В марте 1946 года под контролем и на деньги американцев создал разведывательную службу под названием «Организация Гелена» для ведения шпионажа в советской оккупационной зоне, странах Восточной Европы и СССР. Основу «Организация Гелена» составили недобитые фашисты, бывшие офицеры отдела «Иностранные армии Востока», абвера и Главного управления имперской безопасности. За такие богатые «дары» американцы, естественно, простили Гелену грехи, связанные с многолетней верной службой нацистам.

Уже нет ни ГДР, ни самого Эриха Мильке. Однако в прессе можно все еще встретить в отношении него такие необъективные и пугающие оценки, как «одна из самых зловещих фигур послевоенной германской истории», «мастер страха, наводивший ужас на всю Европу», и тому подобные.

Понятно, мои воспоминания об Эрихе Мильке контрастируют с приведенными выше мрачными оценками. Я мог многого не знать о нем, но не хочу подгонять свои оценки под нынешние изменившиеся обстоятельства. Пусть он останется в моей памяти таким, каким я его знал в те годы. Несомненно, Эрих Мильке войдет в историю как видный политический и государственный деятель Германии, последовательный и непримиримый борец с фашизмом…

Осенью 1991 года во многих газетах ведущее место заняли сообщения о бывшем шефе разведывательной службе госбезопасности ГДР генерале Маркусе Вольфе. Многочисленные интервью, очерки и заметки публиковались под сенсационными и интригующими названиями: «Супершпион Миша рассказывает», «Последний подвиг разведчика», «Обер-шпион просит политического убежища», «Маркус Вольф грозит разоблачением», «Подсудимый или… опасный свидетель» и другими. В публикациях Вольфа величали «берлинским Джеймсом Бондом», «руководителем некогда одной из сильнейших разведок мира», «человеком без лица». Позднее Вольф сдался германским властям, над ним состоялся суд в Дюссельдорфе. В 1998 году, а затем в 2003-м он появился в Москве на презентации своих книг «Игра на чужом поле» и «Друзья не умирают», вышедших в издательстве «Международные отношения».

Маркус Вольф в 1934 году, спасаясь от преследования нацистов, подростком прибыл в Советский Союз к отцу Фридриху Вольфу, ранее бежавшему из Германии. В нашей стране Маркус Вольф вырос, получил образование, сформировались его политические взгляды, он в совершенстве изучил русский язык. Наверное, еще с того времени за ним устойчиво закрепилось русское имя Миша. В 1945 году, после окончания войны, Вольф возвратился в Берлин.

Более 30 лет Маркус Вольф возглавлял разведку МГБ ГДР. Совместно с коллегами сделал ее сильной, заставил противника не только считаться с ней, но и побаиваться ее. В нем самом раскрылся талант разведчика. Но было бы заблуждением все успехи разведывательной службы приписывать Вольфу. Над ним стоял министр госбезопасности МГБ ГДР Эрих Мильке, человек умный, опытный и прозорливый. Последнее решение всегда оставалось за ним. Убежден, что многие ходы в «тайной войне» были сделаны его твердой рукой.

Из встреч и бесед Маркус Вольф запомнился мне человеком разумным, интеллигентным, спокойным, взвешенным в суждениях, не безгрешным в личной жизни. Нередко проводил отпуск в Советском Союзе, забираясь в самые отдаленные и глухие уголки нашей страны.

По моим впечатлениям, Вольф всегда проявлял симпатию и уважение к Мильке, считался с его авторитетом. Мильке, в свою очередь, оказывал Вольфу доверие и расположение. После распада ГДР Маркус Вольф в некоторых интервью, пытаясь отмежеваться от Мильке, подчеркивал, что с 1986 года он «окончательно стал неудобным для руководства». Более того, в книге «Игра на чужом поле» Вольф характеризует Мильке исключительно негативно, относя его к тщеславным и мстительным людям, интриганам сродни Тартюфу. Трудно сказать, какая «кошка» пробежала между Вольфом и Мильке, но, вспоминая их многолетнюю и дружную работу, полное взаимопонимание, такое категорическое размежевание выглядит по меньшей мере странно. Очевидно, в условиях сложных политических событий в Германии последних лет, гонения на сотрудников МГБ ГДР Миша Вольф посчитал для себя лучшим дистанцироваться от бывшего министра-сталиниста Эриха Мильке.

9 ноября 2006 года каналы московского телевидения передали скорбное сообщение о кончине в Берлине на 83-м году жизни Маркуса Вольфа. У людей, знавших этого замечательного человека и разведчика, останется о нем добрая память…

Поражает развернувшаяся в Германии после объединения двух суверенных государств кампания преследованиясотрудников Министерства госбезопасности ГДР, аресты и суды над ними. При этом власти забывают, что бывшая Германская Демократическая Республика являлась суверенным государством, членом ООН, а сотрудники ее правоохранительных органов выполняли свои обязанности — обеспечивали безопасность государства. Правы те юристы, которые считают преследование властями Германии бывших работников МГБ ГДР противоправными, ведущими к нарушению международноправовых норм. Расправы над сотрудниками МГБ ГДР выглядят аморально, от них отдает духом мести тем людям, которые проводили политику, не угодную ФРГ.

Иногда приходится слышать утверждения, даже на государственном уровне, что не следует сожалеть о развале содружества социалистических стран в Европе. Дескать, в этих странах у нас никогда не было искренних, верных друзей. С такими заявлениями никак нельзя согласиться.

По работе в ГДР я знал многих людей, приверженных дружбе с Советским Союзом, не только среди сотрудников госбезопасности, но и среди офицеров и генералов ННА, народной полиции, партийных функционеров, наконец, из числа простых немецких граждан, особенно старшего поколения, пережившего ужасы нацизма и войны.

Можно было бы назвать ряд имен и фамилий немецких друзей. Из их числа позволю себе выделить Карла Кляйнюнга. В нем, на мой взгляд, наиболее емко нашло выражение все то, что цементировало дружбу немецких и советских людей, проверяло ее на прочность огнем и мечом.

Если о жизни Кляйнюнга сказать коротко, одним словом, то это слово — подвиг. Свои лучшие годы он отдал борьбе с величайшим злом человечества — фашизмом. Природа не наделила его ни ростом, ни мощным телосложением, ни физической силой, но, стремясь компенсировать «упущения», дала ему твердую волю, жизнестойкость, прочный запас внутренних сил, бесстрашие и высокую порядочность.

Карл Кляйнюнг родился на Рейне 11 марта 1912 года. Его жизненный выбор определили интересы рабочей среды, в которой он рос и воспитывался, и отец, состоявший членом коммунистической партии Германии. Окончив начальную школу, Карл вступил в рабочую спортивную организацию, а в 18 лет стал членом компартии Германии. С приходом к власти фашистов Кляйнюнг, по решению ЦК партии, эмигрировал в Бельгию, а затем в Голландию, откуда нелегально доставлял политическую литературу в Германию. С 1936 по 1939 год сражался вместе с советскими добровольцами на стороне республиканцев в Испании. Осенью 1939 года, после победы Франко, перебрался во Францию, и через некоторое время его переправили в Советский Союз. Работал слесарем на автомобильном заводе в Горьком.

С нападением фашистской Германии на Советский Союз Карл Кляйнюнг активно участвовал в специальных операциях против вермахта. В 1943 году вместе с партизанами Белоруссии готовил успешно завершившееся покушение на палача белорусского народа рейхскомиссара фон Кубе. Войну закончил в рядах прибалтийских партизан. В феврале 1946 года возвратился в поверженную Германию, где включился в работу по созданию местной полиции и позднее органов госбезопасности ГДР. До ухода в отставку руководил военной контрразведкой в звании генерал-лейтенанта.

Кляйнюнга и его жену Юлию Арнольдовну я знал близко. Оба симпатичные и добрые люди. Прожив тревожную, полную опасностей жизнь, они не ожесточились, не ушли в себя. Всегда тянулись к общению с людьми, умели от души веселиться, ценили дружбу. Карл Кляйнюнг знал и пел многие советские песни, больше других ему нравилась «Катюша».

В силу обстоятельств живя многие годы вдали от родины, будучи верным принципам интернационализма, Карл Кляйнюнг не переставал быть немцем. По моим наблюдениям, в нем всегда брали верх национальные привычки и характер. Он осуждал годы нацизма, но с любовью говорил о немецком народе, его достоинствах.

Таких преданных советским людям друзей, как Карл Кляйнюнг, которые в самые кризисные времена современной истории всегда находились по нашу сторону баррикад, боролись с фашизмом, вносили вклад в дело мира и обеспечение безопасности Советского Союза, в социалистических странах было немало.

В условиях развала содружества социалистических стран, объединения Германии мы не позаботились о наших друзьях, не взяли их под защиту. Повели себя как эгоисты и отступники. Нарушили старую заповедь: друзей в беде не бросают. Трудно, очень трудно будет теперь приобрести новых друзей. Доверие к нам утрачено. Если не навсегда, то на многие десятилетия.

* * *

Живя в ГДР, я пристально всматривался в прошлое и настоящее немцев, пытался постигнуть их сильные и слабые стороны, найти ответы на интересовавшие меня вопросы. Почему, например, в истории Германии постоянно соседствовали, с одной стороны, великое созидание и прогресс, а с другой — милитаризм, разрушительные и кровопролитные войны? В силу чего нация, давшая миру таких выдающихся философов и мыслителей, как Гегель, Фейербах, Кант и Маркс, сама стала заложницей преступной фашистской клики? Почему оказалось возможным создание близ Веймара — исторического центра германской культуры, города, связанного с жизнью и творчеством свободолюбцев Гете и Шиллера, — ужасного концлагеря Бухенвальд, унесшего жизни более 50 тысяч заключенных? Таких противоречивых вопросов возникало множество.

Ответы на них приходили в процессе осмысления истории Германии, личных наблюдений и бытового общения с немцами во время посещения заводов и предприятий, сельскохозяйственных кооперативов, многочисленных поездок по ГДР, знакомства с историческими местами, памятниками национальной культуры и искусства.

Главный вывод состоял в том, что ГДР, как и другая часть Германии, напоминала огромные сказочные часы, собранные и хорошо отлаженные чудесными мастерами глубокого прошлого. Механизм часов работал четко и без перебоев.

Как государство, так и каждый его гражданин делают свое дело своевременно и добротно. Мне никогда не приходилось видеть штурмовщину, субботники и воскресники, выезды на уборку урожая школьников, студентов или армии, вообще какого-либо подобия авралов. Добросовестный труд — закон существования для каждого немца, он и двигает нацию вперед.

Именно этим прежде всего объясняется высокий уровень производства и жизни немцев. Материальное обеспечение населения Советского Союза было ниже, чем граждан ГДР. Сравнительно маленькая ГДР входила в первую десятку наиболее развитых в индустриальном отношении государств мира. По урожайности сельскохозяйственных культур, продуктивности скота, применению минеральных удобрений и уровню механизации она занимала одно из первых мест в Европе.

На мой взгляд, для немцев не характерно как самоцель высшее образование. Главное — овладеть специальностью, даже самой рядовой, широко распространенной, и обязательно познать ее профессиональные тайны. Восхождение к вершине мастерства требует побывать в роли ученика, подмастерья и только потом дает право сдать экзамен на мастера. Эта хорошая традиция уходит в эпоху феодализма, системы цеховых сословных организаций ремесленников. Мне приходилось наблюдать, с каким достоинством и профессионализмом выполняют свои обязанности продавец в магазине, парикмахер, официант в баре, лифтер, водитель такси, лесник, конторский работник и даже трубочист. Для каждого из них и всех немцев в целом присущи высокое представление о трудовой чести и гордость за хорошо выполненную работу.

Бывший канцлер ФРГ Гельмут Шмидт, давая интервью журналу «Тайм» (1976), высказал такую мысль: «В нашем национальном характере есть некоторая слабость — это стремление доводить все до совершенства. Мы стремимся к совершенству даже в своих ошибках. Это крупные ошибки, даже преступления… Это одна из тех характерных особенностей, которые отмечаются в течение длительного времени в развитии страны».

Приведенные рассуждения именитого немца о своей нации, безусловно, интересны. Они объясняют в определенной мере психологические мотивы расовой теории немцев, их изуверство и геноцид как в самой предвоенной Германии, так и в Польше, Югославии, Советском Союзе и других государствах в годы Второй мировой войны.

Мне довелось посещать бывшие концлагеря фашистской Германии и среди них Бухенвальд. Всегда поражался, с какой скрупулезностью была отработана немцами индустриализация массового уничтожения людей — от убийства до сожжения в печах крематориев. Да, действительно, эти преступления доведены до совершенства.

Иммануил Кант отмечал в немцах готовность ужиться с любым деспотическим режимом. Естественно, с XVIII века в немцах многое изменилось. Но далеко не все. Разве не служат подтверждением слов Канта годы тоталитарного правления в Германии нацистов? Возможно, все осталось бы так и поныне, не сокруши мы с союзниками фашистский режим в годы Второй мировой войны.

Немцы приучены подчиняться властям. Соблюдать законы, директивы и инструкции. Строго чтить субординацию и табель о рангах. Они во всем проявляют свойственную им дисциплину. Дисциплинированность и исполнительность народа множат силы государства. Их значение особенно велико в годы невзгод и испытаний. Но когда дисциплина становится рабской, слепой и казенной, она таит в себе большие опасности для нации. И первое, и второе хорошо прослеживается на истории Германии, складе мышления немцев.

На территории бывшей ГДР много захоронений погибших во время войны советских солдат и офицеров. Кладбища содержались в идеальном порядке. Ухоженные могилы каждую весну и к Октябрьским праздникам украшались цветами. Мне думалось: «Кто же истинный немец? Тот, который занимался грабежами и убийствами на оккупированной территории, прославился жестокостью, или тот, который старательно ухаживает за могилами своих вчерашних врагов?» Видимо, все дело в строгой дисциплине, в беспрекословном выполнении приказов начальников и властей. Приказывали убивать — убивали, приказывают ухаживать за могилами — ухаживают, завтра прикажут сравнять могилы с землей, а заодно снести и памятники советским воинам — сравняют и снесут. У меня сомнений нет.

Кто-то из советских полководцев Великой Отечественной войны отметил любопытное обстоятельство. Строгая приверженность узаконенным способам и формам ведения войны, к тому же скрепленная дисциплиной немецкого толка, не позволила командованию вермахта сделать своевременно выводы и внести коррективы в боевые действия фашистских войск после сокрушительного разгрома под Сталинградом. В дальнейшем последовали новые окружения и уничтожения группировок немецких сил под Корсунь-Шевченковским, восточнее Минска, под Кишиневом, и так повторялось до полного завершения войны.

Идеология милитаризма и культа силы в Германии имеет свои истоки в пруссачестве прошлого. На практике милитаризм заявил о себе постоянным наличием у Германии большой армии, планами насильственного захвата других государств, развязыванием трех войн, когда каждая последующая была страшнее предыдущей.

Вглядываясь в лик Германии, нельзя не заметить, что он изуродован следами милитаризма. Даже в бывшей ГДР, только части Германии, казармы как символ силы военщины встречаются буквально везде. Строились они во все времена, но особенно активно перед Второй мировой войной нацистами. Все сооружения добротные, удобные, рассчитанные не только на нужды сегодняшнего дня, но и на перспективу. Например, к Олимпийским играм 1936 года, проводившимся в Германии, под Берлином была построена для спортсменов Олимпийская деревня. Как только игры завершились, в деревне сразу же разместили части вермахта.

Жизнь подтверждает, что пруссачество не изжито и в сегодняшней ФРГ. Оно находит проявление в рецидивах реваншизма, шовинизма и неонацизма.

Чем, как не стремлением к возрождению «прусского духа», объяснить церемонию перезахоронения с участием политических деятелей Германии при массовом стечении народа и почетном офицерском карауле останков прусских королей Фридриха Вильгельма I и Фридриха II. Их останки перевезены в августе 1991 года из фамильного склепа Гогенцоллер-нов в Хехингене (Западная Германия) в парк дворца Сан-Суси в Потсдаме.

Напомню, что Фридрих Вильгельм I внес значительный вклад в становление прусского государства и укрепление армии.

Его сын Фридрих Великий почти беспрерывно вел войны с соседями и удвоил территорию Пруссии.

Любовь к порядку и прилежание считаются немецкими добродетелями. Да, действительно, порядок, аккуратность и методичность присущи если не всем немцам, то подавляющему большинству. Эти качества нашли свое выражение в образе жизни, отношении к труду, поведении, быту, одежде и даже в любви.

Бывшая ГДР, как и вся объединенная теперь Германия, имеет большую плотность населения. Нет даже клочка необжитой и невозделанной земли. Кажется, в такой человеческой тесноте негде разгуляться диким животным и птицам. Однако здесь, в центре Европы, — обилие оленей и ланей, диких коз, кабанов, лис, зайцев, фазанов, куропаток и другой дичи. Причина такого изобилия в том, что животный мир надежно охраняется законами, регулирующими охоту. В них определены сроки охоты, виды животных и птиц, подлежащих отстрелу, дни и места охоты, и так все до деталей. За нарушение правил охоты законодательством предусмотрены суровые наказания. Определенными нормами регулируется и спортивная рыбная ловля. Немецкие граждане приучены к строгому соблюдению установленного порядка охоты и рыбалки.

Для немцев лес — по-настоящему бесценное национальное богатство, а профессия лесника — одна из самых престижных. Лес напоминает заботливо убранную, огромную зеленую квартиру. Лесные массивы прочерчены ровными просеками, очищены от сухостоя и бурелома, тщательно ухожены. Вырубка леса ведется планово. На вырубленных участках сразу же производятся посадки молодняка. Воспроизводство леса носит постоянный и научно обоснованный характер. Немцы твердо усвоили, что лес — не только составная часть экономики государства, но прежде всего окружающая среда, их здоровье. Не случайно, наверное, и первое рождение партии «зеленых» имело место именно в Германии.

Известны выдающиеся успехи спортсменов бывшей ГДР. Секреты их рекордов и достижений таятся в хорошо продуманной системе подготовки и пунктуальном выполнении самими спортсменами установленного для них порядка тренировок и режима поддержания спортивной формы. После объединения двух Германий в одно государство, несомненно, немцы станут одними из сильнейших в мировом спорте.

За годы службы в ГДР мне довелось участвовать во многих деловых встречах и совещаниях, быть на разного уровня приемах, посещать многолюдные собрания, факельные шествия и спортивные мероприятия. Везде наблюдался образцовый порядок. Каждый знал, в какую дверь ему следует войти и выйти, на какое место сесть, вслед за кем выступить и т. д. Никогда не приходилось видеть людей, которые что-то ищут, толпятся, опаздывают или ротозейничают.

Находясь однажды в курортном местечке Бад-Эльстер, на самом юге ГДР, я обратил внимание на телефонный справочник, лежавший в переговорной будке. В справочнике не только не было вырванных страниц, но на его листах отсутствовали какие-либо посторонние записи и пометки. Телефонная будка размещалась возле небольшого, окруженного лесом железнодорожного вокзала с редкими пассажирами. Немцу в голову не придет унести или испортить справочник, не говоря о том, чтобы оторвать телефонную трубку или изломать сам аппарат.

Как-то понадобилось срочно доставить из Потсдама в Берлин служебный документ. Я поручил это сделать своему водителю Косте Карпову Костя, попутно замечу, не только мастерски водил автомашину, но мог разобрать и собрать ее, как говорят, по винтику Самозабвенно любил Одессу, где родился и вырос, считал ее лучшим городом в мире.

Возвратившись в Потсдам, Костя доложил мне о выполнении задания и одновременно рассказал, что на подъезде к Берлину его остановил немецкий полицейский. Слабо владея русским языком, полицейский указал на неисправность стоп-сигнала, о чем, наверное, ему сообщили по рации коллеги. Быстро найдя и устранив дефект, Костя хотел уехать, но полицейский предложил зайти в постовой домик, где, к удивлению Кости, дал ему мыло, полотенце и рекомендовал помыть испачканные при ремонте руки. Такого жеста внимания со стороны дорожной милиции Косте встречать прежде не приходилось. Да, действительно, случай уникальный. Он еще раз иллюстрирует немецкую аккуратность и культуру…

Штаб 18-й гвардейской армии ГСВГ, о чем яуже писал, дислоцировался в трех километрах от районного центра Луккен-вальде. Этот небольшой, чистый, типично немецкий городок ничем не отличался от своих собратьев. Разве только тем, что один из героев известного романа Ремарка «Три товарища» был оттуда родом.

В центре Луккенвальде находился скромный и уютный цветочный магазин. Для меня полной неожиданностью явилась возможность покупать в нем зимой, к тому же за умеренную цену, белую сирень. С 1959 по 1964 год я обязательно дарил жене 24 февраля, в день ее рождения, пышные букеты любимой ею белой сирени. Позднее ни в Москве, ни в теплом Закавказье повторить подобное я не мог. Просто сирень зимой нигде не выращивали.

Подобные иллюстрации можно приводить многократно. Они еще и еще раз подтверждают мысль о том, что для немцев характерен во всем порядок, он стал частью уклада их общественной жизни и быта.

Говорят, что после воинской доблести бережливость является второй особенностью немецкой нации. Против такого у тверждения трудно возразить. У немцев во всем просматриваются экономия, взвешенность, трезвый расчет. Они рачительны в расходовании семейного бюджета, рациональны в одежде и питании, сдержанны в приеме гостей.

Вместе с тем немецкая бережливость нередко теряет в нашем восприятии свою здоровую суть, обретает черты скупости, жадности, переходит границы этики поведения. Для немцев в порядке вещей, когда отец и сын, перекусив в кафе, расплачиваются каждый сам за себя. Не считается зазорным часть еды, поданной на приеме, сложить в пакет и забрать домой или же набить карманы конфетами со стола. Так бесцеремонно и во многих других случаях поступают не только простые немцы, но и лица, занимающие довольно высокое положение.

В моей памяти запечатлелась встреча, кажется в 1960 году, с бывшим председателем Народной палаты ГДР Дикманом. Насколько мне помнится, Дикман происходил из знатной немецкой семьи. В годы Второй мировой войны воевал на восточном фронте в офицерском чине. Военный совет армии пригласил его выступить перед офицерами штаба, а затем в узком кругу был организован ужин. Встречали высокого гостя радушно, полным столом. Когда застолье завершилось, и Дикман стал прощаться с присутствующими, он без всякой щепетильности попросил дать ему с собой «для фрау Дикман» фрукты и сладости. Конечно, просьбу удовлетворили, но чувствовали мы себя неловко. По нашим меркам, неприлично, отужинав в гостях, уносить еду домой…

Сказанное мною о немцах не претендует на исчерпывающую характеристику их уклада жизни, нравов и привычек, национальных особенностей. Это — отдельные наблюдения, возможно, не лишенные налета субъективизма. Одно очевидно: те качества, которые определяют личностный характер немцев, определяют и характер немецкой нации в целом.

* * *

Грани и особенности национального характера немцев нашли свое выражение и в их традициях, памятниках старины, архитектуре и изобразительном искусстве.

Россиянам, например, хорошо известна Дрезденская картинная галерея — один из крупнейших в мире художественных музеев. Вместе с тем в России мало кто знает о нахождении в долине реки Эльбы, южнее Дрездена, единственной в своем роде в Европе наскальной крепости Кенигштайн (королевский камень).

При взгляде на Кенигштайн со стороны кажется, что на ровной местности вздыбился кусок земли более чем на двухсотметровую высоту и образовал массивную скалу, превращенную умом и опытными руками человека в неприступную крепость.

Первые упоминания о Кенигштайне в документах относятся еще к XIII веку За прошедшие столетия средневековые укрепления неоднократно перестраивались с учетом развития военного дела, постепенно превращая Кенигштайн в мощную крепость.

С учетом рельефа местности крепость обнесли защитной стеной, сторожевыми башнями, построили бастионы и казематы, окружили рвом. Три подъемных моста и несколько оборонительных сооружений перед входными воротами служили с 1589 года для охраны единственного въезда на крепостное плато. В XVI века барщинные рабочие прорубили в узкой расщелине скалы входной тоннель, называемый Темным проездом. Тоннель весьма круто поднимался вверх, чем создавал серьезные трудности транспорту. В связи с этим командование крепости в 1779 году в конце Темного проезда установило ручной ворот, с помощью которого до 1912 года втаскивали в крепость орудия, повозки и кареты. В конце Темного проезда в них опять впрягали лошадей.

Само крепостное плато находится на высоте 240 метров над уровнем Эльбы. Общая протяженность крепостного парапета 1700 метров. На плато расположились дом коменданта, старый и новый арсеналы, казармы, жилые дома, пивоварня и гарнизонная церковь — всего 20 построек.

В новом арсенале имеется сорокаметровый зал героев. Здесь Август Сильный, являвшийся с 1694 года саксонским курфюрстом, а с 1697 года под именем Августа II — королем Польши, устраивал свои пышные празднества. На построенных специально для этой цели весах взвешивал каждого гостя до и после праздника и по разнице в весе судил, хорошо ли пировали приглашенные.

Август II — интересная историческая личность, но малоизвестная в нынешней России. Он жил и правил в одно время с Петром I, являлся почти его ровесником и союзником по Северной войне против шведского короля Карла XII. Петр I встречался и вел переговоры с Августом, но Август союзнической верности придерживался не всегда, за спиной Петра заигрывал с королем Швеции. Разбитый Карлом XII в 1706 году, Август II вынужден был отречься от польской короны. И только после разгрома шведов войсками Петра I под Полтавой он получил возможность возвратиться на польский престол.

Август II имел хорошее образование и светское воспитание. Был человеком рослым, красивым и физически крепким. Любил роскошь, развлечения и женщин. В Дрездене и теперь стоит ему памятник — на мощном коне восседает сильный человек.

Но возвратимся к разговору о крепости Кенигштайн. В вырубленных в скале глубоких подвалах в XVII и XVIII веках были установлены три огромные винные бочки. Самую большую, вмещавшую 25000 литров, сделали в 1725 году. Ее стягивали 30 железных обручей, каждый весом в 350 килограммов. На верхнем днище бочки была устроена танцевальная площадка, на которой могли танцевать одновременно 30 пар.

Для гарнизона каждой крепости жизненно необходима вода. В Кенигштайне колодец построен в 1563–1569 годах горняками из Фрайберга и Ма-риенбурга. Его глубина 152,2 метра, а диаметр ствола 3,5 метра.

За свою долгую история крепость Кенигштайн ни разу не подвергалась штурму, однако ее оборонительные сооружения служили самым разнообразным целям. В военное время здесь находили убежище саксонские короли и князья со своими семьями, при возникновении угрозы Саксонскому дворцу сюда вывозили из Дрездена казну, архивы и сокровища искусства, в отдельные периоды здесь творили взаперти алхимики, нередко казематы крепости превращали в тюрьму для государственных преступников и революционеров, размещали в крепости лагеря военнопленных.

В 1706–1707 годах в крепости жил и работал Иоганн Фридрих Беттгер. Судьба этого человека необычна. В то далекое время о нем шла слава как о мастере, способном превращать неблагородные металлы химическим путем в золото. Опыты Бет-тгера привлекли к себе внимание короля Пруссии Фридриха I. Он заставил экспериментатора работать на себя фактически в условиях заточения. Стремясь избавиться от опеки короля, Беттер бежал в город Виттенберг, где неожиданно оказался в руках саксонского курфюрста Августа Сильного. Как говорят — попал из огня да в полымя.

Курфюрст Саксонии, нуждавшийся, как и все монархи, в золоте, взял Беттгера под стражу и тайно поместил в замок Альбрехтебург, но боясь, что Карл XII в ходе Северной войны может захватить Беттгера, спрятал его еще с тремя мастерами помощниками в неприступной крепости Кенигштайн. Своим трудом и экспериментами Беттгер не добыл так необходимого курфюрсту золота, но в январе 1708 года изобрел впервые в Европе и поныне знаменитый майсенский фарфор, нередко именуемый «белым золотом».

Кроме заключенных офицеров и аристократов в числе узников крепости Кенигштайн находились и революционеры. Здесь содержались члены Временного правительства Саксонии, брошенные в подземелье крепости после майского восстания 1849 года в Дрездене, а в 1874-м — вождь немецких рабочих Август Бебель. Среди узников крепости в 1849 году оказался и россиянин — один из идеологов анархизма Михаил Бакунин. Царские власти выкупили Бакунина у немцев, обменяв его на полотна известных живописцев. Во время Первой мировой войны в крепости размещались пленные русские офицеры, а в период Второй — группа высших офицеров французской армии.

В 1955 году, впервые за всю историю крепости Кенигштайн, был открыт свободный доступ для осмотра этой исторической достопримечательности…

Я никогда не испытывал интереса, а тем более влечения к охоте. Впервые пришлось приобщиться к ней в период службы в Группе советских войск в Германии. По своей сути участие в охоте для меня имело не спортивный интерес, а являлось средством укрепления взаимопонимания с немецкими товарищами.

Вскоре после повторного моего приезда в ГДР, глубокой осенью, группу советских военных, в том числе и меня, пригласило партийное и административное руководство Потсдамского округа на охоту в лесном массиве, расположенном недалеко от Потсдама. Я был наслышан об особенности немецкой национальной охоты, ее высокой организованности и зрелищности, поэтому приглашение принял не без доли любопытства.

Охотники встретились ранним, прохладным утром, еще затемно, в гаштете небольшого селения. Собравшихся (около двадцати человек) гостеприимные хозяева напоили кофе. Всем раздали охотничьи ружья и патроны к ним. Разбили участников охоты на две группы — красных и синих, прикрепив на грудь к одежде соответствующего цвета ленточки.

Перед присутствующими выступил приятный мужчина среднего возраста, одетый в униформу егеря. Все поняли, что он является главным распорядителем охоты. Тепло поприветствовав нас, выступающий разъяснил порядок и правила поведения на охоте. Особенно подчеркнул, что, находясь в лесу на номере, можно стрелять диких животных, выходящих только прямо на тебя. Ни в коем случае нельзя стрелять в стороны и назад. Пока выступал главный лесничий, с улицы постоянно раздавался громкий лай возбужденных собак, собранных для участия в охоте.

Когда рассвело и мы все вышли во двор, три музыканта, облаченные в егерские национальные костюмы, торжественно протрубили в медные трубы, похожие на волторны, начало охоты. Предохотничья церемония порождала приятное волнение, ощущение важности предстоящего события и его загадочности. Настраивала на хороший лад.

По лесной дороге, густо осыпанной осенней листвой, охотников развезли на джипах по номерам, расставив друг от друга примерно на 50–70 метров. Я стоял в довольно густой чащобе не испытывая охотничьего азарта. Чувствовал себя больше зрителем, чем участником охоты. Впереди сквозь ветки проглядывалась небольшая поляна. Часть деревьев еще не сбросила листья. Лес выглядел хмурым и неприветливым.

Через некоторые время стали слышны лай собак и постукивание загонщиков палками по стволам деревьев. Лай и стук все время приближались и нарастали, но дикие животные на меня не вышли, чему я, собственно, не огорчился.

Спустя примерно часа три автомашина нас всех забрала и привезла на большую лесную поляну. Посредине поляны пылал огромный костер, излучая тепло и разбрасывая многочисленные искры. На некотором удалении от костра жарился на вертеле убитый дикий кабан, а на столиках лежали бутерброды и стояли большие самовары. Все выглядело оригинально и красиво, даже как-то сказочно.

Охотники перекусывали на пластмассовой посуде. Их угощали мясом, отрезая куски прямо от зажаренной кабаньей туши. Никаких спиртных напитков не было. Желающие для согрева могли в чай добавить ложечку рома. После лесного импровизированного обеда охотников повторно развезли по номерам в лесу.

С приближением ранней темноты снова всех собрали и отвезли в селение, где находилась школа подготовки резервистов для армии. Перед зданием школы, прямо на земле, посыпанной песком, в большом прямоугольнике лежали для осмотра убитые на охоте дикие животные. Здесь находились зайцы, кабаны, лани и олени. Значит, среди охотников были удачливые и опытные стрелки.

В наступившей темноте три стороны прямоугольника, посыпанные опилками, пропитанными горючей смесью, подожгли. Яркое пламя осветило добычу охотников. Здесь же стояли на пьедестале музыканты и играли на трубах мелодии, воспевающие каждую из жертв охоты. Завершилось торжество в большом зале школы, украшенном десятками срубленных елок. Все участники охоты, приведя себя в порядок, расселись в хорошем настроении за столики и подняли бокалы за дружбу и успехи на охоте.

День, проведенный на охоте, навсегда остался в моей памяти волнующим и красивым спектаклем, поставленным замечательным немецким режиссером, имя которому национальная традиция.

* * *

В историческом плане более столетия проблема Европы сводилась главным образом к проблеме Германии. Ее экономическая и военная мощь, милитаристская экспансия нарушали равновесие на Европейском континенте, приводили к войнам, за которые народам приходилось расплачиваться очень дорого. Вторая мировая война потребовала объединения усилий многих стран, чтобы обуздать Германию. В 1945 году Германия как государство-агрессор была строго наказана мировым сообществом. Среди санкций предусматривались ее оккупация и разделение на зоны, передача Померании и Пруссии Польше и Советскому Союзу.

Известно, что после победы в войне СССР последовательно выступал против расчленения Германии, предложенного в различных вариантах США и Англией. Однако образование в 1949 году в зонах оккупации союзников Федеративной Республики Германии, а затем вхождение ее в НАТО привели к созданию ГДР и принятию ее в организацию стран Варшавского пакта. Создавшаяся ситуация разделила Германию на два самостоятельных государства и крайне затруднила их объединение.

Такое решение германской проблемы практически устраивало государства Европы и Америку. Достаточно вспомнить, что с окончания войны по 1990 год — а это период в сорок пять лет — ни США, ни Франция, ни Великобритания и никто из видных политиков в ООН на международных переговорах и встречах вопрос о воссоединении Германии не ставил.

Хотя в тот конкретный послевоенный период раздел Германии был, очевидно, оправдан, но в плане долговременной перспективы, как говорят — на века, он основы под собой не имел. Длительное пребывание рядом, бок о бок, двух разобщенных германских государств — ФРГ и ГДР, связанных единой историей и языком, общей судьбой, национальной однородностью, являлось противоестественным. Поэтому самих немцев оно не устраивало. Мне приходилось слышать от них: «Если бы Россию разделили рекой Волгой на две части, как бы вы к подобному отнеслись? Не задевало бы это ваше национальное самолюбие?».

Здравомыслящие люди понимали, что рано или поздно объединение двух Германий обязательно состоится. А раз так, то к этому чрезвычайно важному событию необходимо было заблаговременно готовиться. Однако, считая, что в ближайшем будущем практически нет возможностей для изменений, никто нечего не предпринимал. И сами немцы в основном смирились со своим статус-кво.

В связи с возможностью перемен взвесить и оценить обстановку прежде всего было необходимо советским политикам, дипломатам и военным. К этому обязывали два главных обстоятельства. Первое: в Советском Союзе шла перестройка, и следовало предвидеть, что она могла сыграть роль катализатора в реформировании жизни в странах Восточной Европы, в том числе ускорить объединительный процесс двух Германий. И второе: возвращение к единой Германии ревизовало Ялтинские и Потсдамские соглашения, вело пересмотру итогов Второй мировой войны, а значит, глубоко затрагивало государственные интересы Советского Союза, его безопасность. Советские руководители обязаны были заранее выработать подход к решению финансовых и имущественных вопросов, позаботиться о достойном выводе Группы войск и юридически-правовой защите наших бывших друзей в ГДР, сохранении с ней выгодных экономических связей и какой-то части первоначальных прав Советского Союза как державы-победительницы.

Но все сложилось по-другому. К лавинообразным событиям в ГДР, как и в Восточной Европе, мы оказались неподготовленными. Заняли выжидательную позицию, проявили растерянность. В результате понесли огромные материальные и моральные потери, рухнула наша военная инфраструктура в Восточной Европе. Проявляя уважение к объединению немцев, понимая его историческую неизбежность, советские политики и дипломаты не имели права забывать и о наших национальных интересах, жертвах, понесенных народами Советского Союза в минувшей войне.

Если во времена Бисмарка единство Германии рождалось сверху, насаждалось железом и кровью, протекало мучительно, то последнее объединение, в 1990 году, больше напоминало стихийный порыв народных масс, носило скоротечный характер.

Все же назвать слияние ФРГ и ГДР объединением вряд ли будет правильным. Скорее, произошло то, что всегда считали нежелательным: ФРГ поглотила ГДР. Здесь был нарушен принцип равенства сторон. Оправдывать происшедшее различием в экономических потенциалах и количестве населения нельзя.

В ГДР тоже имелись свои социальные, культурные и другие ценности, которые могут быть полезными объединенной Германии. Следует также помнить, что ГДР все 40 лет своей истории была антифашистским государством.

Объединение двух германских государств в одно создало новую ситуацию в Европе. Правда, она не является полным возвратом к прошлому, не тождественна обстановке кануна Второй мировой войны. За послевоенное время Европа добилась многого и изменилась к лучшему. Она прошла сложный путь от конфронтации к консолидации, единению государств региона, созданию системы коллективной безопасности.

Но положительные сдвиги в Европе не должны мешать трезвому взгляду на реальное положение дел. Сложившийся после Второй мировой войны баланс сил снова оказался нарушенным. До объединения численность населения, темпы рождаемости и валовой национальный продукт в Западной Германии совпадал с аналогичными показателями ее главных соседей. После присоединения ГДР к ФРГ картина существенно изменилась. Численность населения превысила почти 80 миллионов человек, а валовой национальный продукт примерно в 1,5 раза превзошел валовой национальный продукт Франции, экономика которой стоит на втором месте после Германии, и вдвое — Англии. Объединенная экономика Германии, считают специалисты, составила бы около 75 процентов советской экономики. Такой вывод делался еще до развала Советского Союза. С военной точки зрения, бундесфер остается сильнейшей армией НАТО после американских вооруженных сил.

С учетом развала СССР, ослабления входивших в него республик ФРГ по своему экономическому и военному потенциалу выходит на одно из ведущих мест на Европейском континенте. Рывок Германии вперед не может не вызвать определенного беспокойства и «чувства неудовольствия» у ее соседей.

Пассивное поведение советских руководителей в переломный период вхождения ГДР в состав ФРГ, пренебрежение государственными интересами и нашим будущим, очевидно, не только удивило правительство ФРГ, но и было воспринято им как редкий по уникальности «подарок», за который следует отблагодарить. Отсюда финансовая, экономическая и гуманитарная помощь России, бывшим республикам Советского Союза. И не следует думать, что немцы щедро делятся с нами последним куском хлеба. Будучи людьми бережливыми и расчетливыми, они быстро компенсируют свои расходы хотя бы продажей в другие страны советской военной техники, ранее поставлявшейся ННА ГДР.

Здесь, наверное, уместно напомнить и о том, что нынешняя Германия, являясь правопреемницей Третьего рейха, все еще окончательно не расплатилась с его многочисленными жертвами, не компенсировала понесенные им колоссальные потери и ущерб…

Истории России и Германии взаимно переплетены. Корни сближения народов двух государств глубоки. Дом Романовых и династию германских императоров Гогенцоллернов связывали тесные узы дружбы и родства. Периодами немцы, занимая важнейшие посты при дворе, в правительстве и армии, оказывали на внутреннюю и внешнюю политику России значительное влияние. Крупнейший отечественный историк Василий Ключевский, говоря о времени правления Анны Иоанновны, отмечал, что «немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепив двор, обсели престол, забрались во все доходные места в управлении». К слову сказать, многие немцы служили русскому трону вполне достойно.

Однако отношения России и Германии никогда не были ровными, постоянно дружественными. Дружба сменялась ненавистью, союзнические отношения — враждебностью, а годы мира — противостоянием и войнами. Кровавое начало двух мировых войн лежит на совести Германии. Русские и советские войска не сами приходили в Берлин, их приводили немцы, затевая разрушительные войны.

После воссоединения двух Германий мой добрый товарищ, прошедший огненными дорогами Великой Отечественной войны от Сталинграда до Берлина, спросил полушутя-полусерьезно: «А не придется ли нашему поколению еще раз брать Берлин?» Вопрос не из простых. Твердо уверен, что моему поколению уже не придется. Не будут, наверное, участвовать в таком походе и наши дети. Теперь совсем не та Европа. Претерпела серьезные антифашистские, демократические преобразования и Германия. А вот в отношении внуков и тем более правнуков сказать затрудняюсь. Нет твердых гарантий в том, что в Германии со временем не возьмут верх правые, милитаристские, неонацистские группировки, не возобладают, как бывало раньше, культ силы, политика агрессии и реваншизма, не появятся новые территориальные и другие претензии к России.

Очень хочется, чтобы в Европе дело никогда не доходило до военных конфликтов. И вместе с тем нам нет смысла пренебрегать историческим опытом.

* * *

В бытность мою в ГСВГ Управление особых отделов возглавляли генералы Михаил Артемьевич Белоусов, Александр Иванович Матвеев, Серафим Николаевич Лялин, к которому я прибыл заместителем, и Иван Лаврентиевич Устинов.

Каждый из них, безусловно, являлся опытным руководителем и имел индивидуальные особенности стиля управления. Здесь я позволю себе рассказать более подробно о Михаиле Артемьевиче Белоусове.

Впервые мое знакомство с Михаилом Артемьевичем состоялось в 1958 году в Киеве, куда я прибыл в составе группы сотрудников 3-го управления КГБ с целью проверки состояния работы возглавляемого им особого отдела Киевского военного округа. Проверка носила плановый характер и завершилась вполне нормально. Каких-либо существенных претензий ни в адрес коллектива, ни его руководителя не было. Мы знали о предстоящем после проверки отъезде Михаила Артемьевича в Группу советских войск в Германии, куда он получил назначение начальником Управления особых отделов.

Более близко, как человека и руководителя, я узнал генерала Белоусова уже в ГСВГ, где работал с 1959 года в его подчинении.

Несомненно, Михаил Артемьевич относился к числу руководителей-профессионалов, хорошо знавших чекистское дело. И это естественно. Сразу же после окончания Военно-политической академии его направили на работу в органы военной контрразведки. Как вспоминал Михаил Артемьевич, массивные, тяжелые двери четвертого подъезда дома № 2 на площади Дзержинского он впервые открыл 27 июня 1941 года, на пятый день начала Великой Отечественной войны. Боевое крещение и опыт оперативно-разыскной работы получил в сложнейшей обстановке на Юго-Западном фронте и других сражениях войны. После ее окончания руководил особым отделом армии в Порт-Артуре, а затем военной контрразведкой Киевского военного округа, где ему присвоили звание генерал-майора.

Большим коллективом чекистов ГСВГ генерал Белоусов управлял уверенно, жестко, требовал высокой исполнительности и отдачи в работе. Являясь человеком общительным, к подчиненным стоял близко. Правда, излишняя эмоциональность иногда приводила его к скороспелым решениям, о чем спустя некоторое время он сожалел.

Однажды, после проверки особых отделов дивизий, входивших в состав 18-й армии, он позвонил мне и предложил дать ему письменное обязательство о готовности аппарата особого отдела армии своевременно устранить выявленные недостатки в деятельности этих органов. Дело шло не о каких-то провалах, грубых срывах, а обычных, как говорят, рутинных упущениях. Меня такое указание крайне удивило, и я сказал:

— Михаил Артемьевич, вы что, не доверяете мне? Ведь у вас есть право наказать меня, в крайнем случае поставить вопрос об освобождении от должности. Зачем разводить подобную бюрократическую писанину?

— Для повышения ответственности особого отдела армии. Выполняй мое распоряжение, — раздраженно сказал он и повесил трубку.

Прошло несколько месяцев. Управление особых отделов приехала проверять московская комиссия. Кто-то из проверяющих нашел в бумагах управления мое «письменное обязательство». Руководитель комиссии генерал П.И. Ивашутин, выступивший с докладом на разборе по результатам проверки, раскритиковал этот случай как порочный, бюрократический метод руководства со стороны аппарата управления подчиненными органами. Скажу откровенно, внутренне я был доволен подтверждением своей правоты.

Михаил Артемьевич всегда, даже в состоянии «кипения», все же заставлял себя выслушать оппонента. А самое главное — никогда не таил обиды, не искал удобного случая прижать, свести счеты или отомстить. Стремился быть справедливым, а при возможности и исправить свою ошибку.

Ко мне в армию как-то заехал находившийся в ГСВГ заместитель начальника 3-гоуправления КГБ генерал С.З. Остряков (о нем я еще расскажу). Как я понял из состоявшейся между нами беседы, хорошо зная меня по Москве, Сергей Захарович решил пообщаться со мной и апробировать свои мысли в отношении работы военных контрразведчиков Группы войск. Провели мы вместе около трех часов, пообедали, и он возвратился в Потсдам.

Спустя некоторое время я узнал, что Михаил Артемьевич на меня рассерчал. Почему-то воспринял приезд Острякова ко мне как стремление получить на него компрометирующие материалы. Хотя в нашей беседе с Сергеем Захаровичем фамилия Белоусова вообще не упоминалась. Для Сергея Захаровича, человека высоко воспитанного, сбор негативной информации на своих коллег был просто чужд.

Будучи в Потсдаме с очередным докладом, я напрямую высказал Михаилу Артемьевичу свое недоумение его необоснованными подозрениями о цели нашей встречи с Остряковым. Он ответил:

— Все вы, москвичи, постоянно жалуетесь и доносите на меня руководству военной контрразведки.

Безусловно, это был абсурд. Я постарался Михаила Артемьевича разубедить. Как подтвердило время, к моим словам он прислушался. В один из дней позвонил мне и пригласил приехать в Потсдам, чтобы присутствовать на проводимой им с сотрудниками теоретической конференции и высказать свое мнение о ней. Приглашение на роль «эксперта» мне показалось странным, но я поехал. Конференция прошла интересно. И руководитель, и участники подготовились к ней достаточно обстоятельно. Из начальников особых отделов армий, кроме меня, на конференции присутствовал Юрий Орлов, близкий Михаилу Артемьевичу человек еще по Киеву.

После завершения научной конференции Михаил Артемьевич пригласил нас с Орловым к себе на ужин. Хозяйка дома Нина Николаевна организовала замечательный стол, и мы за интересными разговорами, закуской и выпивкой просидели допоздна. Я понял, что Михаил Артемьевич все сомнения в отношении меня снял и сделал твердый шаг навстречу нашим нормальным отношениям.

Меня направили в Закавказье весной 1964 года, а он возвратился к прежнему месту службы в Киев несколько раньше. В последующие годы между нами всегда присутствовало взаимное уважение.

Михаил Артемьевич любил людей, общество, был компанейским человеком. Умел интересно рассказывать о событиях и своих наблюдениях. Хорошо владел пером, писал и издавал воспоминания. В 1978 годувсборнике «Военные контрразведчики» опубликовал очерк «В те трудные дни…». В нем описал трагические события начала войны: окружение немцами под Киевом и героическую гибель командования и руководителей особого отдела Юго-Западного фронта, свидетелем которых он являлся. Для высших начальников Михаил Артемьевич был нелегким подчиненным. Он никогда и ни к кому не приспосабливался, всегда говорил то, что думает, свое мнение умел отстаивать.

Генерал Михаил Артемьевич Белоусов прожил большую, насыщенную трудом, полезную для страны и общества жизнь. В моей памяти остался сложным, но честным и многогранным человеком, с которым интересно было работать. Проживая после развала Советского Союза в Киеве и находясь в отставке, серьезно болел, мне говорил, что «разваливается буквально на части». Почти совсем ослеп. Приезжал в Москву, надеясь на помощь врачей, но ему в операции глаз отказали — опоздал.

Ушел из жизни Михаил Артемьевич Белоусов осенью 2000 года в Киеве. Проститься с ним пришли многие бывшие сослуживцы и чтившие его друзья…

До сих пор я тепло вспоминаю службу в органах военной контрразведки Группы советских войск в Германии, сплоченный и трудолюбивый коллектив сотрудников. Находясь в тесном соприкосновении с иностранными спецслужбами, как бы чувствуя на себе их дыхание, мы всегда вели бескомпромиссное единоборство, хотя и не все наши ходы в «тайной войне» достигали желаемой цели. Работа в войсках за границей стала для многих военных контрразведчиков университетом чекистского мастерства и мудрости.

Коллектив контрразведчиков, проживая в одном военном городке, являл собой единую, дружную семью. Свободное от работы время проводили на спортивных площадках, на прогулках в самом городке и чудесных парках Потсдама, выезжали на озера. Встречать Новый год сотрудники традиционно собирались все вместе в клубе. Из зала выносили сиденья, устанавливали столики, ставили красавицу елку, украшали новогодней атрибутикой само помещение.

Сотрудники и члены их семей готовили веселую самодеятельность. Новый год встречали дважды — по московскому и берлинскому времени с интервалом в два часа…

В феврале 1980 года, когда я уже работал в Москве, в посольстве Германской Демократической Республики состоялось вручение орденов и медалей группе генералов и офицеров КГБ. Министр Эрих Мильке вручил и мне орден «За службу народу и Отечеству» в бронзе. Ранее, во время пребывания в ГДР, я был награжден тремя медалями. Так немецкие друзья оценили мой скромный вклад в дело совместного обеспечения безопасности наших союзных армий и государств.

Глава шестая: Метаморфозы седого Кавказа

Между первым и вторым пребыванием в Группе советских войск в Германии пролег восьмилетний временной период моей службы в Закавказье. 22 мая 1964 года председатель КГБ подписал приказ о моем назначении начальником Особого отдела КГБ по Закавказскому военному округу, очевидно, сам не зная того, что сделал подарок к дате моего рождения. В этот день мне исполнилось 43 года. Впереди ожидал новый виток неизведанной жизненной спирали.

К назначению в Закавказье я отнесся взвешенно, понимая, что поднялся на более высокий уровень управления с возросшим объемом ответственности и работы. Чтобы не оглядываться на Москву, сжег последний мост, связывавший со столицей, сдал занимаемую семьей квартиру. Жена и дети во всем были со мной единодушны, что придавало мне дополнительные силы.

В Тбилиси прибыл в жаркий июньский день. Иван Николаевич Найдович, которого я хорошо знал по совместной работе в Москве и сменял в Тбилиси, то-решился на войсковые учения к новому месту службы — в Одесский военный округ, поэтому провели мы вместе меньше суток. В курс обстановки и дел он ввел меня в общих чертах и закавказским властям не представил. Пришлось во всем разбираться и устанавливать рабочие контакты самостоятельно.

Природа как бы сама очертила границы Закавказского военного округа (ЗакВО). С востока и запада их определили воды Каспийского и Черного морей, с севера — мощные горные цепи Большого Кавказа, а с юга — государственная граница по сухопутью, а также рекам Ахурян и Арактек.

Закавказский военный округ был образован в мае 1935-го на базе отдельной Кавказкой армии, сформированной еще в 1921 году. В период Великой Отечественной войны преобразовался во фронт, а в 1946 году ему возвратили статус военного округа.

Войска размещались по Закавказским республикам относительно равномерно. В Баку находились командование и штаб 4-й армии, в Ереване — 7-й армии и в Кутаиси — 31-го армейского корпуса с подчиненными им частями и соединениями. Штаб воздушной армии, части которого были разбросаны по всем трем республикам (Азербайджану, Армении и Грузии), дислоцировался в Тбилиси. Естественно, основные ударные силы округа концентрировались на границе с Турцией и Ираном.

Непосредственно примыкая к странам, входящим в состав НАТО и СЕАТО, ЗакВО обеспечивал безопасность Советского государства на южном стратегическом направлении. При обострении военно-политической обстановки на Ближнем Востоке войска округа обычно приводились в состояние повышенной боевой готовности.

Закавказский военный округ имел ярко выраженную специфику в географическом, климатическом и этническом планах, что оказывало влияние на боевую подготовку, организацию, комплектование и дислокацию войск. Наверное, округ относился к числу наиболее сложных военных округов страны.

Штаб ЗакВО располагался в Тбилиси, в старом и неудобном двухэтажном здании на углу площади Ленина и проспекта Шота Руставели, в самом центре города. Только в середине 70-х годов штаб переместился в специально построенное для него здание.

Если обратиться к истории округа, то среди его командующих можно увидеть хорошо известных полководцев А.И. Егорова, В.И. Толбухина, А.И. Антонова, И.И. Федюнинского и К.К. Рокоссовского. Летом 1964 года, когда я прибыл в Тбилиси, войсками округа командовал генерал армии Андрей Трофимович Стученко.

Воскрешая в памяти службу в Закавказском военном округе, трудно привыкнуть к мысли, что округа больше нет. История отвела ему 57 лет жизни. В августе 1992 года вместо ЗакВО была образована Группа российских войск в Закавказье. Еще раньше, в результате разрушения Советского Союза, суверенизации Азербайджана, Армении и Грузии, округ оказался разорванным на части, растащенным по враждующим бывшим республикам, попал в заложники к тем, кого вчера еще защищал…

* * *

Материалы, добываемые органами военной контрразведки округа, комитетами госбезопасности республик Закавказья, и ориентировки, поступавшие из Москвы, подтверждали постоянный разведывательный интерес иностранных спецслужб к состоянию боевой готовности частей и соединений ЗакВО.

Сбор разведывательной информации проводился главным образом силами разведчиков США, Англии и других западных государств, действовавших под дипломатическим прикрытием. Эти «дипломаты» регулярно совершали поездки по территории Закавказья. Для ведения разведки военных объектов иностранные спецслужбы использовали также каналы туризма и приезда к местным жителям родственников и знакомых из-за рубежа.

Со стороны южных соседей активно проявляла себя турецкая разведка. В целях добывания военных секретов она, кроме консульства в Батуми, стремилась извлечь пользу из каждой новой возможности. Например, во время редемаркационных работ на советско-турецкой границе турки включили в состав комиссии кадровых разведчиков.

Американцы постоянно вели радиотехническую разведку советских войск с территории Турции. В нашей печати, в частности, сообщалось о неоднократных посылках разведгрупп на гору Арарат якобы для поисков остатков Ноева ковчега. С горы Арарат хорошо просматривается и прослушивается часть Закавказья.

Противодействуя вместе с комитетами госбезопасности Азербайджана, Армении и Грузии, а также командованием ЗакВО всем видам разведки, особые отделы округа надежно закрыли каналы утечки государственных и военных секретов, не позволили иностранным спецслужбам добыть какую-либо значимую информацию.

Близость государственной границы с Турцией и Ираном обязывала военную контрразведку самым тесным образом взаимодействовать с пограничниками. Граница на наших южных рубежах отличалась хорошей обустроенностью и технической оснащенностью. За все годы моего пребывания в ЗакВО ни одного случая переброски агентуры из Ирана и Турции не было. Отсутствовали и факты перехода на сопредельную сторону военнослужащих округа. В целом обстановка на государственной границе отличалась стабильностью.

Командовал войсками Закавказского погранокру-га Вадим Александрович Матросов, политотдел возглавлял Николай Денисович Песков, начальником штаба являлся Иван Григорьевич Борец. Все три руководителя пограничного округа были высокообразованными генералами, знающими особенности организации охраны государственной границы, людьми, преданными делу и традициям пограничников. Трудились дружно, ради общих интересов и задач.

В дальнейшем Матросов уверенно поднимался по служебной лестнице. Вырос до начальника пограничных войск страны, стал генералом армии, Героем Советского Союза. К сожалению В. Матросов, Н. Песков и И. Борец из жизни уже давно ушли.

Несмотря на многонациональный состав войск, никаких эксцессов на почве межнациональных трений внутри воинских частей и с местным населением не отмечалось.

В целом 60-70-е годы ознаменовались дальнейшим укреплением законности в работе органов госбезопасности и, естественно, военной контрразведки, избавлением от перегибов в карательной политике. Многое изменилось к лучшему с приходом к руководству КГБ Ю.В. Андропова.

С учетом перехода армии и флота на ракетно-ядерное оружие и на базе накопленного опыта контрразведывательной защиты советских вооруженных сил в послевоенные годы были тщательно проработаны и рассмотрены коллегией КГБ новое положение о военной контрразведке, а также приказы, определяющие узловые задачи и важнейшие направления работы особых отделов в военных округах, ракетных войсках стратегического назначения и погранвойсках, в военно-морском флоте и группах советских войск за границей. Издание этих важных документов способствовало повышению уровня контрразведывательной работы в армии и на флоте.

В деятельности военных контрразведчиков Закавказья одно из важных мест занимала организация взаимодействия с комитетами госбезопасности Грузии, Армении и Азербайджана. Учитывая национальную специфику каждой из республик при решении вопросов взаимодействия требовались гибкость, взвешенность и разумное соблюдение баланса интересов контрразведывательной защиты войск округа.

Формы и методы взаимодействия между военной контрразведкой и местными органами безопасности складывались, развивались и апробировались в течение многих лет. Срабатывали они в целом довольно результативно. За годы моего пребывания в Закавказье в вопросах взаимной помощи, оценки и выработки единого подхода к решению поднимаемых жизнью проблем, выделении оперативных сил и средств каких-либо разночтений не возникало. В этом, бесспорно, была заслуга и руководителей комитетов госбезопасности Грузии, Армении и Азербайджана.

Чаще и теснее приходилось контактировать с руководством и службами Комитета госбезопасности Грузии, так как особый отдел ЗакВО размещался непосредственно в Тбилиси, а я входил в состав коллегии КГБ Грузии.

Все годы моей службы в Закавказском военном округе Комитетом госбезопасности Грузии бессменно руководил генерал Алексей Николаевич Инаури. Отношения наши можно назвать деловыми, откровенными и принципиальными, но не выходившими за рамки чисто служебных.

Алексей Николаевич и по форме, и по содержание был сугубо военным человеком. С молодых лет служил в армии.

В годы Великой Отечественной войны отважно сражался на фронтах. Как мне помнится, в органы безопасности был взят с должности командира корпуса после мартовских 1956 года волнений в Тбилиси.

Армейская закваска глубоко сидела в Алексее Николаевиче, она не потеснилась, не уступила сколько-нибудь заметного места профессии чекиста. Мне всегда казалось, что комитетом он не управляет, а командует подобно воинскому соединению. В Алексее Николаевиче осязаемо проявлялись качества военного человека: требовательность, строгость, дисциплинированность, сильная воля, жесткость по отношению к подчиненным. Он не был близок к сотрудникам, они скорее его побаивались, чем уважали.

Зная приверженность Алексея Николаевича армии и ее традициям, о его приятельских отношениях со многими военачальниками, я при встречах с ним по возможности уходил от бесед на армейскую тематику, так как он сразу же переключался на воспоминания о службе в армии, теряя интерес к обсуждению служебных, контрразведывательных вопросов.

Важнейшую часть управления деятельностью КГБ Грузии, главным образом решение конкретных оперативно-следственных дел, несли на себе заместители Алексея Николаевича — Иван Иосифович Гапонцев, а после его ухода — Федор Сергеевич Пилюгин. Оба высокие профессионалы, досконально знавшие «хитрости» агентурно-оперативной работы.

Алексей Николаевич являлся членом бюро ЦК компартии Грузии, депутатом Верховного Совета СССР. Пользовался расположением и поддержкой со стороны первых секретарей компартии Грузии В.П. Мжаванадзе, а затем Э.А. Шеварднадзе. В народе ходила молва, что Алексей Николаевич располагал на них, как ныне говорят, «компрометирующими материалами», в связи с чем «держал» в своих руках. Наверное, это преувеличение, но оно все же имело место.

Москва в лице А.Н. Инаури видела надежного человека, на которого можно полностью положиться. По отношению к местным властям он держал себя довольно независимо, проводил в республике линию, строго определенную центром. Это было главным. Значение профессионализма в управлении Комитетом госбезопасности с его стороны как бы уходило на второй план. Преданность и усердие Алексея Николаевича постоянно вознаграждались. Несмотря на солидный возраст и проблемы со здоровьем, он многие годы стоял у руля Комитета госбезопасности Грузии. Ему присвоили высокое звание генерал-полковника, столь необычное в органах безопасности для руководителей такой категории. Ко всему прочему Алексея Николаевича удостоили чести быть Героем Советского Союза.

В целом с генералом Инаури можно было нормально и продуктивно работать, полезно взаимодействовать. Будучи по духу и опыту глубоко военным человеком, он к вопросам обеспечения безопасности войск ЗакВО относился с пониманием.

Противоположным Инаури характером и стилем управления отличался генерал-лейтенант Георгий Арташесович Бадамянц, руководивший в то время Комитетом госбезопасности Армении. Подтянутый, с седой шевелюрой, без наличия воинских пристрастий, спокойный и уравновешенный, корректный с людьми он уверенно направлял деятельность коллектива сотрудников комитета. Основная жизнь Георгия Арташесовича прошла вне Армении. В органы безопасности его призвали с партийной работы — секретаря парткома крупного промышленного комбината в Москве, а потом направили в Ереван.

Взаимодействовали военные контрразведчики с председателем и аппаратам КГБ Армении в полном взаимопонимании. Георгий Арташесович внимательно относился к сотрудникам особых отделов 7-й армии, дислоцированных на территории Армянской республики. Оказывал им необходимую помощь. Когда я приезжал работать в особые отделы армии, он всегда информировал меня об оперативной обстановке в республике, выделял вопросы и проблемы, требующие совместного решения.

И все же коренные армяне не считали его своим, настоящим армянином, рассматривали, как человека со стороны, варяга. Уже после моего отъезда в ГДР Георгия Арташесовича освободили от обязанностей председателя КГБ Армении и назначили в Москву заместителем начальника Инспекционного управления КГБ. Причиной этому послужило, как мне рассказывали, данное им добро на выезд за границу жителю Армении, оказавшемуся невозвращенцем. Георгия Арташесовича якобы сознательно подставили под удар подчиненные, доложив ему недостаточно проверенные материалы.

Прошло много лет с того времени, Георгий Арташесович давно ушел из жизни, а мне в деталях помнится день 31 мая 1972 года. Я приехал в Ереван проститься с армянскими коллегами в связи с предстоящим отъездом к новому месту службы в Группу советских войск в Германии. В первой половине дня мы с Георгием Арташесовичем посетили второго секретаря ЦК компартии Армении Тер-Газарянца, курировавшего органы безопасности. С этим умным, интересным и интеллигентным человеком я периодически встречался, бывая в Ереване.

Во время нашей беседы раздался телефонный звонок, и, как я понял, секретарю ЦК доложили о подготовке к футбольному матчу между командами «Ара-рат» и тбилисским «Динамо», предстоящему в этот день. Тер-Газарянц напомнил звонившему о необходимости проявления гостеприимства и уважения к «динамовцам», создания обстановки, исключающей какие-либо нарушения общественного порядка.

Футбольные фанаты почти всегда несут в себе потенциал малоприятных сюрпризов. В те годы встречи армянских и грузинских футболистов нередко выходили за рамки спортивных состязаний и обретали окраску национальных антагонизмов. Поэтому забота и волнения Тер-Газарянца выглядели вполне объяснимыми.

Положив трубку, Тер-Газарянц обратился ко мне:

— Борис Васильевич, мы приглашаем вас на футбол. Вы за кого будете болеть, наверное, за тбилисское «Динамо»?

— За хороший, красивый футбол. Кстати говоря, уверен в сегодняшней победе «Арарата», — ответил я.

Футбольное состязание на стадионе «Раздан» прошло по-боевому, но страсти болельщиков выше критической нормы не накалились. «Арарат» выиграл со счетом 2:0, чему мои армянские друзья были безмерно рады.

Вечером в гостинице «Армения» за рюмкой ароматного армянского коньяка Бадамянц и Тер-Газарянц тепло меня проводили, подарив на память замечательную чеканку с выбитым на металле изображением величественной женщины, олицетворяющей собой Армению…

О руководителях Комитета госбезопасности Азербайджана Семене Кузьмиче Цвигуне и сменившем его на этой должности Гейдаре Алиевиче Алиеве расскажу на следующих страницах воспоминаний.

В 1970 и 1971 годах республики Закавказья пышно и шумно отметили 50-летие установления советской власти. По утвердившейся партийной традиции, в столицах республик состоялись торжественные заседания и приемы, в Тбилиси прошел военный парад. В праздновании участвовали многочисленные гости: все первые лица союзных республик, представители Москвы, комсомола, профсоюзов и армии. Конечно, самым важным гостем на торжествах в Баку, Ереване и Тбилиси стал Леонид Ильич Брежнев.

50-летие советской власти в Армении отмечалось осенью 1970 года. Зная об отсутствии у Брежнева намерения посетить войска 7-й армии, я в Ереван не собирался. Планы пришлось изменить после звонка из Москвы зампреда КГБ, давшего указание выехать в Ереван и принять участие в обеспечении безопасности генсека в части, касающейся войск.

В Ереван я прибыл поздно вечером, уже в разгар торжеств. Заслушал доклад начальника особого отдела армии и встретился с руководством КГБ Армении. У меня сложилось мнение, что план обеспечения безопасности Брежнева и самих торжеств реализуется без срывов.

Воспользовавшись приглашением коллег из КГБ, посетил юбилейное собрание, проходившее в театре оперы и балета. Во время праздничных поздравлений в театре один из выступавших, местный армянин, служивший в Отечественную войну в политотделе 18-й армии, подарил генсеку листовку, написанную Брежневым еще в ту боевую пору. Леонид Ильич, растроганный до глубины души, долго обнимал и целовал бывшего товарища-фронтовика и в конце концов разрыдался. Сентиментальная сцена глубоко растрогала всех, сидящих в зале, среагировавших на нее продолжительными аплодисментами.

На следующий день утром меня разбудил в гостинице телефонный звонок. Начальник особого отдела армии сообщил, что с самолетом генсека произошла неприятность, и просил срочно прибыть в аэропорт.

Что же выяснилось на месте? Личный самолет Брежнева военные взяли под охрану. Выставили пост. В 50–60 метрах от самолета, за ограждением аэродрома, организовали в штабном автобусе караульное помещение. Начальник караула, младший офицер, перезаряжая в автобусе пистолет, произвел случайный выстрел. Пуля пробила стекло окна и ушла в сторону самолета. Стоявший на посту солдат заявил, что он слышал слабый щелчок и считает его ударом пули об обшивку самолета.

Закрутилось разбирательство. Надо отдать должное командиру экипажа самолета и сотрудникам охраны Брежнева. Они оказались разумными и спокойными людьми, не склонными делать из мухи слона. Договорились до завершения расследования шума не поднимать и о случившемся никому не докладывать.

Приглашенные специалисты по баллистике сделали заключение, что пуля, пробив двойное стекло окна автобуса, потеряла убойную силу и до самолета не долетела. Однако поиски пули на земле положительных результатов не дали.

В это время командир самолета вместе с экипажем буквально сантиметр за сантиметром обследовал обшивку огромного Ил-62. Возможную пробоину не нашли. И все же решили подстраховаться. Поднять самолет в воздух и проверить герметизацию. Ил-62 взлетел, пошел на Ставрополь, затем развернулся на Баку и возвратился в Ереван, вылив по трассе полета запасы горючего. Наши опасения отпали. Герметизация самолета нарушена не была.

Офицера, руководившего караулом у самолета, убрали и дисциплинарно наказали. Охрана Брежнева посчитала выстрел глупой случайностью. Уверен, что о случившемся ни генсеку, никому другому не докладывалось.

* * *

Главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота практиковало периодическое направление на «стажировку» в армию и на флот известных писателей и поэтов, желая приобщить их к армейской тематике.

В 1965 году такую творческую командировку в Закавказский военный округ Главпур организовал Евгению Евтушенко. Естественно, поэт военной формы не носил, в строю не находился, жил в тбилисской гостинице и ездил по воинским частям, знакомясь с жизнью и бытом военнослужащих, выбирая тематику для будущих произведений.

Зарубежные корреспонденты, «пронюхав» о поездке Евтушенко на Кавказ, подняли в прессе антисоветскую шумиху, утверждая о ссылке непокорного поэта, подобно Лермонтову, в кавказскую армию.

Москва порекомендовала мне предупредить политорганы и редактора окружной газеты о нецелесообразности предоставления поэту широкой аудитории и полос газет. Мое руководство не исключало и возможности местных провокаций в отношении Евтушенко в связи с его резкостями в адрес Сталина, допущенными в стихах.

Содержание разговора с Москвой я передал члену военного совета округа генералу Степченко и посетил с этой же целью редактора военной окружной газеты «Ленинское знамя». В кабинете редактора столкнулся, как говорят, лицом к лицу с Евгением Евтушенко. Я увидел перед собой высокого, худого и несколько сутулого человека, знакомого по фотографиям в газетах.

В один из дней в тбилисском Доме офицеров состоялся творческий вечер Евтушенко. Присутствовал на нем и я. Поэт рассказал о себе и своих замыслах, о впечатлениях от пребывания в войсках, прочел стихи и ответил на вопросы. Никаких идеологических «завихрений» со стороны Евтушенко я не уловил. Вечер прошел интересно, во многом приобщил слушателей к тайнам поэзии. Разумеется, Евгений Евтушенко воспринимался человеком и поэтом, имеющим свою индивидуальность.

Пребывание Евтушенко в Закавказском военном округе завершилось вполне благополучно. Местная интеллигенция, считая Евтушенко видным русским поэтом, встречала его с традиционным грузинским гостеприимством.

Перед отъездом Евтушенко написал поэму «Пушкинский перевал». Ее опубликовала 30 декабря 1965 года газета «Ленинское знамя». Редактору, наверное, льстил сам факт первой публикации нового творения известного поэта. Но такой поступок, как говорят в народе, вылез ему боком. Редактор получил партийный выговор от Главпура.

В поэме «Пушкинский перевал» автор раскрывает свое отношении к армии, воспевает красоты Кавказа, говорит о судьбах великих русских поэтов, болевших «болезнями всех маленьких людей». Приведу отрывок из поэмы:

Если верить стихам, то приобщение поэта Евтушенко к армейской жизни состоялось.

* * *

Самовольное оставление солдатами частей, особенно с оружием, периодически лихорадило войска Закавказского военного округа. Пожалуй, самый трагический случай имел место весной 1972 года. Ныне уже стерлись в памяти детали потрясшего округ события, но самые острые моменты остались.

Ракетный дивизион из Кировокана занимался боевой подготовкой в Октемберянском учебном центре, расположенном западнее Еревана и непосредственно примыкающем к государственной границе с Турцией. Солдат дивизиона Хлебенский, призванный в армию на Урале, 23 марта, будучи в карауле, расстрелял из автомата четырех караульных и ранил еще несколько человек, открыв беспорядочную стрельбу в палатке, где военнослужащие смотрели кинофильм. Пользуясь замешательством, бежал в сторону государственной границы.

Для задержания беглеца командование задействовало все имеющиеся силы. Наиболее опасным участком являлась граница. Поднятые по тревоге пограничники перешли на усиленный режим ее охраны. Уже в потемках вблизи одной из застав сработала сигнализация. Выяснилось, что беглец, преодолев контрольно-следовую полосу, разрезал штык-ножом проволоку заградсистемы и сразу оказался на краю глубокого каньона, круто спускавшегося к пограничной реке Араксе. Здесь его след пограничники потеряли.

Утром следующего дня скрупулезно обследовали берег не широкого, но бурного в весенние дни Арак-са. Следов переправы на турецкий берег не нашли. Контроль за турецкими радиопереговорами подтверждал отсутствие беглеца на сопредельной стороне. Турок обеспокоило, как следовало из радиоперехвата, увеличение и активность наших войск на границе, участившиеся полеты вертолетов. Чем все это вызвано, они не догадывались.

Учитывая крутой, почти вертикальный склон каньона, наличие на нем пещер, расщелин и других удобных для укрытия мест, специально вызванное подразделение военных скалолазов начало поступательно обследовать весь высокий склон. В одной из расщелин прятался Хлебенский. Увидев, что его обнаружили, он высунулся из укрытия и открыл автоматный огонь.

В это время на верхнем краю каньона стояла группа генералов и офицеров. Начальник погранвойск дал команду офицеру-пограничнику стрелять по ногам беглеца. Но пуля угодила в спину. Прятавшийся солдат неестественно вытянулся. Автомат из его рук выпал и полетел на дно каньона. За автоматом рухнул в пропасть и сам беглец.

Что же прояснили результаты расследования? Хле-бенский командирами характеризовался дисциплинированным солдатом, исправно несшим воинскую службу. К побегу из части, а тем более уходу за границу, не готовился. Он не знал маршрута движения к границе, испытывая стрессовое состояние, двигался напролом. Медицинское вскрытие не обнаружило в его желудке даже крошки пищи. Значит, запасов еды он не имел.

Главной причиной чрезвычайного происшествия явилось нарушение психики солдата. По рассказам его отца, прибывшего в Октемберян, учась в десятом классе, беглец встретился со своим старшим товарищем, служившим в воздушно-десантных войсках. Десантник, показывая приемы рукопашного боя, неудачно бросил на пол будущего перебежчика. От удара головой о кованый сундук тот потерял сознание. С этого времени близкие начали замечать в его поведении странности, выражавшиеся в стремлении уединиться и побегах из дома.

Отец Хлебенского, являясь Героем Социалистического Труда, руководителем крупного совхоза на Урале и имея единственного сына, постеснялся сообщить в военкомат об отклонениях в его психике, считая, что окружающие истолкуют такой шаг как стремление оградить сына от призыва в армию. Эта ошибка привела к трагическим последствиям.

* * *

За многие годы службы в военной контрразведке мне никогда не довелось сталкиваться с многодетными сотрудниками. Обычно родители имели двух детей, реже трех и очень редко больше. Такой подход к формированию семьи общепринят. Однако, работая в Закавказье, я столкнулся с уникальным, поразившим меня в этом плане случаем.

Однажды заместитель председателя КГБ генерал Г. Цинев в телефонном разговоре поинтересовался у меня возможностью перевода в Закавказье подполковника, по национальности грузина, проходившего службу начальником Особого отдела ракетной бригады на Украине в Днепропетровской области. Желательность такого перемещения объяснил испытываемыми подполковником материальными трудностями, связанными с содержанием большой семьи. Наличие у него родни в Грузии и помощь с ее стороны должны облегчить, как считал Цинев, затруднения подполковника.

Было принято решение перевести подполковника в Грузию, назначив начальником Особого отдела ракетной бригады, дислоцированной в поселке Шау-мяни, а его предшественника направить в Днепропетровскую область.

Спустя некоторое время подполковник прибыл в Тбилиси и представился мне. Выглядел он моложаво, полным энергии и крепко сбитым человеком, с румянцем на щеках. По материалам личного дела, характеризовался трудолюбивым, настойчивым, знающим чекистское дело руководителем.

Прошло несколько месяцев. Я посчитал необходимым выехать в Шаумяни и на месте посмотреть, как подполковник врастает в новую для него обстановку, круг служебных обязанностей, и заодно познакомиться с его семьей.

С работой все обстояло нормально.

Квартира, занимаемая семьей подполковника, которую я посетил, выглядела бедно, в ней имелись только самая необходимая мебель и утварь. В прихожей бросались в глаза большая вешалка, занятая главным образом детской одеждой, и многочисленная обувь, стоявшая на полу.

В семье подполковника было одиннадцать детей. Из них десять девочек и только один мальчик. Как выяснилось, глава семьи очень хотел иметь сына, ибо по кавказским обычаям семья без сына вроде бы и не семья. В ней обязательно должен быть мужчина-наследник. Но жена раз за разом продолжала рожать девочек. Когда все надежды рухнули, огорченный подполковник взял из детского дома мальчика и усыновил его. Так появился в семье одиннадцатый ребенок.

В противоположность подполковнику, его жена выглядела старше своего возраста, осунувшейся и измотанной женщиной. Видно, десять родов и постоянная ноша тяжелых забот отняла у нее много физических и моральных сил.

Покидая Шаумяни, я испытывал внутренний дискомфорт. Очевидно, человеку не нужно придерживаться обычаев, когда они идут вразрез с разумом и самой жизнью.

Помогли ли семье подполковника родственники-грузины, не знаю. Но очень надеюсь, что помогли.

* * *

В жизни каждого военнослужащего присвоение воинского звания — приятное событие, семейный праздник. Оно означает взятие очередного рубежа в службе, положительную оценку ратного труда и одновременно аванс на будущее. В табели званий особое место занимает генеральский чин, знаменующий собой переход военнослужащего в категорию высшего командного состава.

Генеральское звание мне присвоил Совет министров СССР Постановлением № 985 от 27 октября 1967 года. В связи с этим на следующий день я получил от председателя Комитета государственной безопасности при СМ СССР Ю. В. Андропова телеграмму: «Комитет государственной безопасности поздравляет Вас с 50-летием Великой Октябрьской социалистической революции и присвоением Вам звания «генерал-майор». Желает Вам дальнейших успехов в работе, доброго здоровья и счастья».

Путь от лейтенантских до генеральских погон составил в моей жизни 24 года, полных напряжения, самоотдачи и чекистских хлопот.

Среди моих предков не было лиц, принадлежавших к знати и военному сословию. Прадед, дед и отец, накрепко связанные с крестьянством и рабочей средой, были далеки от армии и ее нужд. Жили полуграмотными людьми. Я первым из рода Гераскиных не только получил среднее и высшее образование, но и стал генералом. Все это оказалось возможным благодаря советской власти, как бы ее ни хулили недоброжелатели. И подобная судьба у многих людей моего поколения. Несведущие люди считают, что генералы чуть ли не с рождения в лампасах и погонах ходят, как сыр в масле катаются. В действительности дорога к званию генерала долгая, ухабистая и трудная. Большинство военных начинали ее солдатами или курсантами, упорным трудом познавая нелегкую военную профессию. Их служба проходила в казармах, гарнизонах, самых различных регионах страны. И каждый раз на новом месте приходилось все начинать сызнова. Служебный рост, получение через десятки лет звания генерала для подавляющего большинства военнослужащих достигались, как говорят, собственным горбом.

В годы лихолетья, когда над страной нависает смертельная опасность, первыми принимают на себя удар врага военные. Таков святой долг защитников Родины, и среди тех, кто не возвращается с полей сражений, всегда есть генералы. По данным Главного управления кадров бывшего Министерства обороны СССР, только в Великую Отечественную войну погиб или пропал без вести 421 генерал и адмирал. 52 из них присвоено звание Героя Советского Союза (в том числе четверым дважды) за совершенные героические подвиги в боях с немецко-фашистскими захватчиками.

Многие генералы моего и старших поколений из жизни уже ушли. Долгожителями они не стали. Главная причина — физические и моральные раны минувших сражений и войн, труд на износ.

Когда я был подростком, у меня вызывало удивление изображение в литературе некоторых русских генералов глупыми и ограниченными людьми. Мое представление о генералах вступало в противоречие с подобной оценкой, казавшейся абсурдной. Генерал для меня — личность, всегда стремящаяся к победе, сочетающая в себе ум, честь, храбрость, верность долгу и способность умело управлять войсками. Шло время, я становился старше и набирался житейского опыта, сам оказался в военной среде, где вплотную встретился с генералитетом. В результате мой юношеский оптимизм несколько порассеялся. К великому сожалению, я встретил в числе генералов отдельных людей, весьма посредственных, зазнавшихся и кичливых, выскочек и очковтирателей. Ну а если возвратиться к периоду Великой Отечественной войны, то и предателей.

К сожалению, работа и жизнь сталкивали меня с фактами служебных злоупотреблений и превышения власти, аморальных поступков, сокрытия чрезвычайных происшествий, приукрашивания положения дел в войсках, и все это с участием лиц генеральского звания.

Спустя некоторое время после повторного приезда в ГСВГ я посетил Форет-Цинну, где жил и трудился с 1959 по 1964 год. Встретил меня и сопровождал по военному городку полковник, начальник гарнизона. Он рассказал поразительный случай. В связи с введением в 1972 году в Советской армии института прапорщиков в Форет-Цинне открыли школу подготовки этой категории военнослужащих для Группы войск. Командование очень хотело показать школу лично министру обороны и поэтому начало подготовку к его приезду. Один из заместителей главкома, генерал, посетивший Форст-Цинну, приказал вырубить многолетние липы и на их месте устроить плац для построения почетного караула по поводу прибытия министра. Деревья вырубили, плац из бетонных плит выложили, а министр так и не приехал. Трудно сыскать подобный пример самодурства и угодничества.

Плохо, если в генеральский корпус попадают лица, предрасположенные к человеческим слабостям и порокам. Обретая большую власть над людьми, они только углубляют свои недостатки и изъяны. Невежество, спесь, самодурство и надменность — это, как говорят, «издержки производства». В целом они не были типичны для генеральского корпуса советских вооруженных сил, а тем более не характеризовали его.

В чекистских органах издавна повелось, стало традицией проявление разумной сдержанности в присвоении высоких воинских званий. Штатами предусматривались генеральские должности только там, где они действительно необходимы. Подобный подход к присвоению званий как бы подчеркивал, что положение и авторитет чекиста определяются не звездами на погонах, а тем доверием, которое ему оказывается при направлении работать в органах безопасности.

В брежневские времена, когда в верхах партии и государства утвердился протекционизм, имели место случаи присвоения генеральских званий фаворитам, родственникам и различного рода «дружкам». Эта болезнь перекинулась в определенной мере и на органы безопасности. В штатах силовых ведомств заметно выросло количество генеральских должностей.

В военной контрразведке, например, почти все должности начальников отделов главка преобразовали в генеральские, чего не было даже в Великую Отечественную войну. Предельно высокие звания стали присваиваться и самому руководству КГБ. У Андропова, имевшего звание генерала армии, что вполне объяснимо, среди заместителей четыре человека также были в звании генералов армии. Подобного в истории советских и зарубежных спецслужб, наверное, не сыскать. Все это вело к девальвации генеральских званий, их обесцениванию.

Тем не менее пока есть армия и специальные службы, останутся в них и генералы. Костяк генеральского корпуса всегда состоял и будет состоять из людей долга и подвига, беззаветно служащих Отечеству.

* * *

В год моего приезда в Закавказье командующему войсками округа генералу Андрею Трофимовичу Стученко исполнилось 60 лет. Заслуживала внимания его боевая биография: выходец из 1-й конной армии, с первых до последних дней Великой Отечественной войны на фронте, командовал полком, дивизией и корпусом, участвовал в историческом Параде Победы на Красной площади в Москве, до Закавказского округа являлся командующим войсками Северного и Приволжского военных округов. В 1964 году «Воениздат» выпустил книгу воспоминаний Андрея Трофимовича под названием «Завидная наша судьба». В ней не только автобиографическая информация, но и рассказ о судьбах ветеранов армии, взгляды автора на истоки силы советского солдата. Организаторский и политический опыт, умение управлять войсками властно проявлялись в действиях генерала Стученко как командующего. В условиях сложного переплетения межнациональных отношений в Закавказье он действовал разумно, сочетал твердость и гибкость, всегда находил взаимопонимание с местными властями и первыми секретарями ЦК компартий Азербайджана, Армении и Грузии, традиционно входившими в состав военного совета округа. Все вместе взятое благоприятствовало решению задач, стоявших перед войсками, укреплению добрых отношений и связей армии с народами Закавказья.

Характер Андрея Трофимовича отличался сложностью. Личная гордость, помноженная на большую власть, постепенно отдалила его от людей. Даже членов военного совета округа и своих заместителей, не говоря уже о других, он удерживал на дистанции. Не признавал и некоторых старших начальников из Министерства обороны. Мне онжаловался на некомпетентность тогдашнего главкома Сухопутных войск и отдал распоряжение штабу документы за его подписью ему не докладывать.

Доверие ко мне со стороны Стученко пришло не сразу. Оно напоминало медленную оттепель. На первых порах Андрей Трофимович держал себя строго официально и даже холодно. Диссонанс в наших отношениях вызывал внутреннюю неудовлетворенность, беспокойство, особенно когда я вспоминал дружную совместную работу с командованием армии в ГСВГ.

Причины разлада виделись в различии наших возрастов и званий, в своеобразии характера Андрея Трофимовича, возможно, в том, что кто-то из моих предшественников ему «насолил». Мне ничего не оставалось, кроме как делом и искренностью заставить командующего поверить в меня, убедить его, что я заинтересован в слаженной работе.

Наконец-то тропка доверия к душе Андрея Трофимовича оказалась проложенной. Перелом наступил в тот день, когда он пригласил меня к себе для совета по поводу неприятностей у его сына. Впервые беседа носила откровенную окраску, он ждал от меня совета не только как руководителя военной контрразведки округа, но и как человека, которому доверяет.

Наши рабочие отношения обрели нормальный характер. Зная, что Андрей Трофимович в общении с людьми крайне сдержан, я к большему и не стремился. Командующий стал шире опираться на возможности военной контрразведки. Участились его обращения с просьбами по различным служебным вопросам. Вылетая в воинские части округа для разбирательства крупных чрезвычайных происшествий, он не забывал приглашать и меня.

Справедливость требует отметить, что генерал Стученко даже в самый холодный период наших отношений был лоялен ко мне. Больше того, в его лице я всегда имел поддержку у руководства военной контрразведки. Он дважды ставил перед КГБ вопрос о присвоение мне звания генерал-майора.

В 1968 году Стученко получил назначение начальником Военной академии имени М.В. Фрунзе. Припоминаю нашу последнюю беседу без свидетелей в его кабинете. Я поинтересовался отношением Андрея Трофимовича к новому назначению.

Несколько помедлив, он откровенно ответил:

— Сейчас сложилась обстановка, когда мною командуют не только мои ученики, но и лица, которых бы я не потерпел среди учеников. Думаю, что в такой ситуации принять военную академию и подчиняться прямо министру меня вполне устраивает.

И все же в по-своему правильных размышлениях Андрея Трофимовича улавливались честолюбивые нотки, еле заметная тень обиды. Больше мы с ним не встречалась. В 1972 году генерал армии А.Т. Стученко ушел из жизни.

На Закавказском военном округе его сменил генерал-полковник Семен Константинович Куркоткин. Он вошел в командование войсками округа спокойно. Здраво оценил обстановку. Все хорошее и полезное, созданное трудом предшественников, сохранил и приумножил. Коррективы в жизнь войск вносил без шума и упреков в адрес бывшего командующего. Предпринял новые шаги к повышению авторитета армии в Закавказье, к пониманию и удовлетворению ее нужд со стороны партийно-государственных органов, местного населения.

Генерал Куркоткин обладал талантом руководителя. Привлекал к себе людей боевым опытом, здравым смыслом, человечностью и оптимизмом. В отношениях с подчиненными проявлял такт. Никогда, даже если офицер серьезно проштрафился, не допускал грубости и оскорблений. Ценил юмор. Умел объединять людей. За годы командования округом создал в штабе дружный, заботящийся о деле и войсках коллектив.

Мне работалось с Семеном Константиновичем хорошо. Рядом с ним я никогда не чувствовал себя стесненным, скованным. Он понимал место и значение органов военной контрразведки, видел в их лице помощника, чутко откликался на наши просьбы.

Как-то весной для обмена опытом в Тбилиси прибыла группа сотрудников военной контрразведки Войска Польского во главе с ее руководителем генералом Теодором Куфелем. Как водится, протокол пребывания делегации в особом отделе КГБ ЗакВО был рассмотрен и утвержден заблаговременно. Однако вечером, накануне прилета польских товарищей, мне позвонили из Москвы и порекомендовали начать прием гостей с беседы с командующим округа. Я бросился разыскивать Семена Константиновича. Оказалось, он встречается с избирателями в далеком сельском районе. С трудом дозвонился. Рассказал Семену Константиновичу о ситуации, в которую попал, попросил помощи. В телефонной трубке услышал спокойный, как всегда, голос:

— Ты не нервничай. Я тебя не подведу. Все сделаем солидно. Только прошу прием перенести с 9 часов на 10.

И действительно, не подвел. Интересный рассказ Семена Константиновича об истории Закавказского округа, ратном труде воинов дополнил убранство стола — с фруктами и знаменитыми тбилисскими водами Аогидзе. Встреча с командующим дала хороший импульс всему пребыванию польских товарищей в Тбилиси.

Куркоткин проработал в Закавказье три года. В 1971 году получил достойное назначение главнокомандующим Группой советских войск в Германии. В 1972 году мы с ним повторно встретились в ГСВГ, о чем я уже писал.

В годы командования ЗакВО Стученко и Куркоткиным членом военного совета, начальником политуправления округа являлся генерал-полковник Федор Петрович Степченко. О нем я уже упоминал, когда писал о маршале Г. К. Жукове. Теперь расскажу более подробно.

Степченко — видный политический работник, активный участник Великой Отечественной войны, известный в Советской армии генерал. В сложных боевых условиях находился на должностях начальника политотдела бригады, дивизии и армии. После войны работал членом военного совета с Маршалами Советского Союза Г.К. Жуковым и И.С. Коневым в Одесском и Прикарпатском военных округах. Одно время был заместителем начальника Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота.

Жизнь не была милостивой к Федору Петровичу. Не раз проверяла его стойкость, пытаясь загнать в угол. В 1938 году, в бытность комиссаром Кремлевского полка, он чудом избежал репрессий. Четыре тяжелых года провел на фронте. Завершилась война, казалось, беды остались позади. Однако после октябрьского 1957 года пленума ЦК КПСС Степченко сняли с должности заместителя начальника Главпура, заподозрив в близости к маршалу Жукову.

Жизненные потрясения Степченко выдержал, но на его характере, образе жизни и здоровье остались шрамы. Он всегда казался мне старше своих лет. Употреблял спиртное в одиночку. Был человеком добрым, чувствительным и порядочным. На себе познав несправедливость, Федор Петрович никогда не причинял боли другим, глубоко понимал горе и обиды людей, проявлял мягкость. Вместе с тем в нем чувствовался какой-то внутренний надлом, потеря силы сопротивляемости. Постоянно срезал «острые углы», всячески избегал обострения отношений. Мне иногда думалось, что с таким командующим, как Стученко, члену военного совета следует быть более жестким и принципиальным.

Сама жизнь вооружила Федора Петровича мудростью, наделила интуицией и логикой мышления. Это позволяло ему глубоко видеть людей. Спокойно и доброжелательно, как бы размышляя вслух, высказывать интересные мысли и соображения. Офицеры и генералы округа, местные власти относились к Степченко с высоким уважением.

Давало себя знать подорванное здоровье Федора Петровича. Беспокоили сердце и легкие. Он боялся сквозняков. Летом, в жару, буквально истекая потом, плотно закрывал окна автомашины. Жаловался мне, что на учениях не поспевает в гору за более молодым Куркоткиным: мешает одышка. В 1970 году, перенеся обширный инфаркт, Степченко ушел в отставку.

С Федором Петровичем мы поддерживали не только служебные, но и дружеские отношения. В нем я видел старшего, внимательного и искреннего товарища. Наезжая в 70-е годы в Тбилиси, с радостью навещал Федора Петровича, приходилось бывать у него в госпитале. В апреле 1978 года он скончался.

Не могу не рассказать еще об одном интересном человеке, с которым свела меня служба в Закавказье. Генерал-лейтенант танковых войск Давид Абрамович Драгунский, дважды Герой Советского Союза, в 1964 году командовал 7-й армией в Армении. Спустя год получил назначение первым заместителем командующего войсками Закавказского военного округа. В 1969 году выбыл из округа в Москву на должность начальника высших офицерских курсов «Выстрел». Боевыми подвигами в Великую Отечественную войну, активным участием в работе еврейского антифашистского комитета в напряженные послевоенные годы, публикацией мемуаров, выступлением в средствах массовой информации Драгунский был известен не только в армии, но и в стране. Широкая известность Давида Абрамовича позволяет мне ограничиться краткими воспоминаниями о личных встречах с ним на протяжении пяти лет совместной работы.

Кто бывал в Ереване, не может не помнить воздвигнутый на привокзальной площади монумент герою армянского эпоса Давиду Сасунскому. Всадник с мечом на могучем коне символизирует собой многовековую борьбу армянского народа против поработителей. Местные товарищи говорили, что у армян есть два национальных героя — Давид Сасунский и Давид Драгунский. В этом полушутливом сопоставлении сходно звучащих фамилий проявлялся и знак человеческого уважения к самому Драгунскому.

Генерал Драгунский пользовался большой популярностью в Армении. Ему не отказывали в поддержке ЦК компартии и Совет министров республики. С их помощью он построил в северной, более высокой части Еревана штаб армии — современный комплекс зданий. С плато штаба открывается незабываемая панорама города, вид на долину и двуглавый Арарат. В те годы штаб 7-й армии по размещению и благоустройству наверняка был лучшим во всем Закавказском военном округе. Отстроив штаб, Давид Абрамович оставил о себе в Армении добрую память.

Несомненно, Драгунский — человек храбрый, сильной воли, не единожды побеждавший саму смерть. Какие необходимы мужество, сверхчеловеческие силы, чтобы всю Великую Отечественную войну пройти в танке? Ведь командуя танковым батальоном, а в конце войны — бригадой, он постоянно находился в самом пекле боя. Его фронтовые дороги пролегли через сражения под Смоленском, Москвой, Курском, на Правобережной Украине и Сандомирском плацдарме, бои за Берлин и освобождение Праги.

Как-то Давид Абрамович мне рассказывал, что в самый канун войны, когда он заканчивал Военную академию имени М.В. Фрунзе, ему, как и другим слушателям, пришлось упорно изучать немецкий язык. Преподавала немецкий очаровательная женщина, которой симпатизировал весь курс. В очередном диктанте Давид Абрамович наделал массу ошибок, из них несколько только в слове «Вильгель-мштрассе», за что строгая учительница поставила двойку. Казалось бы, рядовой случай, с кем подобного в жизни не бывает, и он, естественно, забудется. Однако весной 1945 года, участвуя в боях в самом Берлине, Давид Абрамович на одной из улиц открыл люк танка и был поражен, прочтя ее название — Вильгельмштрассе. Мгновенно воскрес в памяти академический диктант, и он громко рассмеялся, несказанно удивив тем самым экипаж танка. Уже после войны, отдыхая в Кисловодске, Давид Абрамович случайно встретил в парке ту самую учительницу немецкого языка. Подойдя к ней, он бойко, по-военному доложил: «Ваш бывший слушатель полковник Драгунский Давид Абрамович, дважды Герой Советского Союза, наделавший ошибок в слове «Вильгельмштрассе», не только был на этой улице, но и участвовал во взятии Берлина!». Преподавательница одобрительно посмотрела на него и сказала: «Теперь я вам ставлю пятерку».

В то время, когда грудь Давида Абрамовича украшали две золотые звезды героя и многие боевые ордена, он говорил, что самым памятным для него в жизни осталось получение первого ордена за участие в боях на озере Хасан в 1938 году. Он, лейтенант, ехал поездом с Дальнего Востока, в мягком вагоне, через всю страну в Москву для получения награды в Кремле.

С Драгунским, человеком умным, радушным и контактным, много повидавшим в жизни, всегда было интересно. Его воспоминания, рассказы были полны метких наблюдений, запоминающихся сравнений, тонкого юмора. О себе часто повествовал тоже в самокритичном и шутливом тоне. Особенно тепло говорил о тяжелом труде воинов, боевых товарищах, тех, с кем пришлось делить фронтовые невзгоды.

В декабре 1968 года отмечалось 50-летие органов военной контрразведки. Коллектив сотрудников особого отдела округа организовал в ресторане гостиницы «Тбилиси» товарищеский семейный ужин. Командующий войсками отсутствовал, и мы пригласили Драгунского. Обремененный служебными заботами, Давид Абрамович находился в Нахичевани, но приглашение приняли к ужину успел военным самолетом. Своей простотой, непосредственностью, весельем и пляской доставил много удовольствия присутствующим.

После отъезда Драгунского из Закавказья, если не считать двух-трех встреч, мы не виделись. Я знал, что в 1970 году ему присвоили звание генерал-полковника. С 1985 года он находился в Группе генеральных инспекторов МО СССР. 12 октября 1992 года Давид Абрамович скончался в Москве на 83-м году жизни.

* * *

Если проследить историю становления и развития советских вооруженных сил, то нетрудно заметить постоянный процесс их качественного изменения, роста боевой мощи и готовности. Из года в год в мирное и военное время армия и флот обеспечивались новейшими образцами вооружения и военной техники. В итоге Вооруженные силы СССР были оснащены ракетно-ядерным оружием, эффективными средствами воздушной и противоракетной обороны, атомным флотом и другой современной техникой, являлись надежным гарантом безопасности государства.

От столь бурного развития вооружения и военной техники в армии и на флоте постоянно отставала организация бытового обустройства военнослужащих и прежде всего офицеров. За многие годы эта проблема обрела форму застарелой и хронической болезни в военном организме страны, отрицательно влияющей на боеготовность вооруженных сил. С началом перестройки власти вообще утратили к ней интерес.

Шире взглянуть на образовавшийся разрыв между высоким техническим оснащением армии и отстающим бытом военнослужащих мне позволило положение руководителя военной контрразведки ЗакВО. История военного округа, его стратегическое положение и специфика, значительное количество войск, разбросанных по многочисленным гарнизонам, в том числе и в самых глухих местах Закавказья, давали объемную информацию для анализа и размышлений.

В начале 70-х годов штаб ЗакВО, штабы 4-й армии и 31-го армейского корпуса размещались в старых, дореволюционных постройках, малопригодных для военных организаций. Командование большинства дивизий, бригад, отдельных частей занимало старые строения, некоторые из них чуть ли не времен русско-турецкой войны. Почти везде плохо обстояло дело с жилищным фондом для офицеров. Многие офицерские семьи жили в бараках, квартирах без удобств, в общежитиях, снимали жилплощадь у местных жителей, терпели другие подобные неурядицы.

Например, в городе Миха-Цхакая, на западе Грузии, дислоцировалась авиационная дивизия. Летный состав проживал в финских домиках, возведенных еще в период Великой Отечественной войны. За истекшие годы строения поизносились, обветшали. В них отсутствовала горячая вода, использовалось печное отопление, туалеты находились во дворе.

Офицер-летчик после полетов на сверхзвуковом самолете, испытав перегрузки, усталый возвращался домой. Воду надо греть, дрова рубить и т. д. Практически нормальных условий для отдыха, восстановления потерянных физических и моральных сил не было. Настроение портилось. Офицер доставал бутылку спиртного, выпивал. Подобное происходило и с другими офицерами, лишенными нормальных бытовых условий. А их многие тысячи. В результате падали боевой дух и воинская дисциплина, люди деградировали, а в конечном счете снижалась боевая готовность войск.

Конечно, было бы неправильно думать, что командование ЗакВО вообще ничего не делало для улучшения быта офицеров. В Закавказском военном округе, как и в других округах, строились новые военные городки, жилые дома для семей офицеров, культурные центры. Но все это с большим отставанием от реальных потребностей.

На юге Грузии в районе Джавахетского нагорья, рядом с горой Абул, расположен древний грузинский город Ахалкалаки, что в переводе на русский означает Новая крепость. Джавахетское нагорье находится на высоте 1700–2000 метров над уровнем моря. Это один из самых сейсмически активных районов Кавказа. Для него характерен суровый климат, и поэтому в народе он именуется «Грузинской Сибирью». В прошлом Ахалкалаки являл собой захудалой уездный городок, славившийся непролазной грязью. Царское правительство ссылало сюда сектантов-духоборов, предки которых живут здесь и поныне.

В Ахалцихе был размещен штаб мотострелковой дивизии. В силу высокогорья, сурового климата, плохих бытовых условий и отчужденности многие офицеры без желания ехали сюда служить. Помню по рукам военнослужащих ходила поэма о злоключениях службы в ЗакВО, сочиненная неизвестным стихотворцем, где об Ахалкалаки, в частности, говорилось:

Начальник кадров обманул Служить направил под Абул. Вокруг подохли все собаки, А я служу в Ахалкалаки.

Спустя несколько лет после Отечественной войны командование округа построило в Ахалкалаки для офицеров несколько добротных, со всеми бытовыми удобствами домов, по-современному обустроило военный городок и Дом офицеров. Отношение к службе в этом гарнизоне резко изменилось. Офицеры сами начали просить о направлении в Ахалкалаки, тем более что за службу в высокогорной местности им полагались дополнительные льготы…

Ушел в историю Закавказский военный округ. Его просто нет. Более десяти лет пробуксовывают военные реформы Вооруженных сил России. Проблема поднятия уровня быта офицеров, социальные вопросы в армии по-прежнему остаются нерешенными. По официальным данным Министерства обороны Российской Федерации, на начало 2004 года более 160 тысяч семей военнослужащих остаются без жилья.

Правда, в конце 2005 года правительство России выделило проблему обеспечения военнослужащих жильем в приоритетный социальный проект. На строительство квартир военным сделаны значительные ассигнования, решена организационная сторона дела, за ходом реализации проекта установлен строгий контроль. Хочется верить, что в ближайшие годы все военнослужащие будут обеспечены нормальным жильем.

Задача полного обустройства офицеров и их семей, несомненно, сложная и требует больших финансовых затрат, но она постоянно и обязательно должна решаться руководством страны и Министерства обороны. В этом скрывается важный резерв повышения боеготовности и боеспособности Вооруженных сил России.

В годы службы в Закавказье я познакомился с ныне широко известными политиками, бывшими президентами Грузии и Азербайджана Эдуардом Амвросиевичем Шеварднадзе и Гейдаром Алиевичем Алиевым.

В ту пору их рейтинг, как это сейчас модно говорить, не поднимался выше республиканского. Шеварднадзе руководил Министерством внутренних дел Грузии, а Алиев являлся заместителем председателя Комитета госбезопасности Азербайджана.

Мои отношения с Эдуардом Амвросиевичем и Гейдаром Алиевичем носили деловой, доброжелательный характер, иногда выходили за рабочие рамки, но в основном определялись общей заинтересованностью обеспечения безопасности Закавказья и размещенных здесь войск. Оба они производили впечатление людей разумных и деятельных, прозорливых и энергичных, всегда готовых помочь разобраться в местных условиях и специфике, им так хорошо знакомым. К Гейдару Алиевичу, с которым встречался при посещении Баку, я был несколько ближе, что объяснялось нашей принадлежностью к системе КГБ. Мне импонировало хорошее знание им русского языка, отсутствие в его речи малейшего акцента.

В конце 60-х — начале 70-х годов я стал свидетелем их быстрого взлета к вершинам власти в республиках. С одной стороны, приятно было видеть возвышение представителей родственных силовых структур, а с другой — я понимал, что в те годы ни Шеварднадзе, ни Алиев к ярким авторитетным личностям партийной элиты Грузии и Азербайджана не принадлежали.

Что же с ними произошло? В 1967 году Алиев сменил на посту председателя КГБ Азербайджана Цвигуна и через два года стал первым секретарем ЦК компартии республики. Не менее стремительно продвигался на первую роль в Грузии и Шеварднадзе. В 1972 году, после опубликования постановления ЦК КПСС «Об организаторской и политической работе Тбилисского горкома компартии Грузии по выполнению решений XXIV съезда КПСС», раскритиковавшего деятельность горкома, к руководству городской парторганизацией пришел из МВД Шеварднадзе и спустя короткое время был избран первым секретарем ЦК компартии Грузии вместо отправленного на пенсию В.П. Мжаванадзе.

В начале лета 1972 года, покидая Закавказье, я по-доброму простился в Баку с Гейдаром Алиевичем, а Эдуард Амбросиевич участвовал в моих проводах в Тбилиси.

Жизнь накрепко связала меня с Закавказьем, его людьми. Находясь в Германской Демократической Республике, а затем в Москве, я с заинтересованностью следил за событиями в этом ставшем мне близким регионе.

Наступили 80-е годы… В карьере Алиева и Шеварднадзе, прочно закрепившихся в партийной номенклатуре, начался новый важный подъем, теперь уже к высшим руководящим постам в Советском государстве.

В 1982 году Гейдар Алиев, ставший дважды Героем Социалистического Труда, был назначен первым заместителем председателя Совмина СССР. Эдуард Шеварднадзе, также удостоенный звания Героя Социалистического Труда, с 1985 года занимал пост министра иностранных дел СССР. Оба стали членами Политбюро ЦК КПСС и таким образом оказались на гребне советского партийного руководства.

В наше сложное время, всматриваясь в прошлое, в столь впечатляющее восхождение Алиева и Шеварднадзе к власти, задаешься вопросом: этот многолетний путь успеха — только результат их труда и счастливых случайностей или здесь есть нечто другое, какие-то скрытые от окружающих движущие пружины?

Первое и главное, наверное, состояло в том, что оба политика, Шеварднадзе и Алиев, явились порождением брежневского протекционизма. Лишив Хрущева власти, Брежнев подбирал и расставлял в центре и на местах, в том числе и в Закавказье, удобных для себя людей. Среди них оказались Шеварднадзе и Алиев, протежируемые в Москве бывшим министром внутренних дел СССР Н. А. Щелоковым и первым заместителем председателя КГБ С.К. Цвигуном. Именно они, входя в ближайшее окружение Брежнева, рекомендовали ему Шеварднадзе и Алиева, настойчиво проталкивая их во властные структуры.

И второе: неслучайно говорят, что власть меняет людей. С ними часто происходят необыкновенные метаморфозы. Случилось подобное с Алиевым и Шеварднадзе. Став в республиках первыми лицами, они усердно отрабатывали полученную часть «пирога власти», угодничая перед благодетелем Брежневым и правящими верхами, что, в частности, и обеспечило их дальнейшую карьеру в Москве. В этой связи напомню только отдельные, широко известные в прошлом, экстравагантные действия и заявления Алиева и Шеварднадзе.

Трудно, например, забыть шумные кампании о мифических рекордах по сбору хлопка в Азербайджане и чая в Грузии, подававшиеся в обществе как стремительный экономический взлет этих республик на этапе развитого социализма. До сих пор вызывает иронию и поражает воображение украшенный лозунгами и транспарантами, устланный коврами, гремящий музыкой и пляшущий миллионный Баку в честь приезда дорогого гостя Брежнева в 1982 году. Парадоксом выглядит созданный по указанию Алиева в Баку музей 18-й армии, связанный со службой в ней в военные годы генсека, но никакого отношения не имеющий к этому городу. А чего стоит «афоризм» Шеварднадзе о том, что «солнце для Грузии восходит не на Востоке, а на Севере» — понимай, со стороны России…

В целом деятельность Алиева и Шеварднадзе на высших партийных и государственных постах Советского Союза не оставила в памяти общественности запоминающихся созидательных дел. Более того, и поныне за ними тянется хвост недоброй молвы, нареканий и упреков, в том числе связанных с развалом СССР.

К началу процесса «суверенизации» республик Закавказья Шеварднадзе и Алиев запоздали. Народ избрал первыми президентами в Грузии — Гамсахурдия и в Азербайджане — Эльчибея. Эдуарду Амвросиевичу и Гейдару Алиевичу ничего не оставалось, как начать новый круг борьбы за власть. Убрав со своего пути новоявленных президентов, они снова, как в 70-80-е годы, стали у кормила правления республиками. Но теперь, при отсутствии партийного контроля и надзора со стороны Москвы, Шеварднадзе и Алиев оказались единовластными правителями в Грузии и Азербайджане.

В последние годы, вглядываясь в знакомые черты Алиева и Шеварднадзе на телевизионных экранах и газетных фотографиях, убеждаешься в том, что бремя прошедших лет не пощадило и их. Правда, они изменились не только внешне, но и внутренне — в своих взглядов и убеждениях. Наверное, не мое дело углубляться в столь сложную проблему. Ведь в годы горбачевской перестройки политическая мимикрия затронула не их одних. Каждый волен сам определять, какой идеологии служить и каким богам поклоняться.

Мне, знающему Закавказье, его историю и людей не понаслышке, хотелось бы сказать о другом. В средствах массовой информации периодически появляются публикации, утверждающие, что во внешней политике Азербайджана и Грузии все отчетливее просматривается антирусская линия. Аргументируя свои выводы, авторы ссылаются на наличие плана создания «Кавказского дома» без участия России. Отмечают стремление Грузии ликвидировать российские военные базы на своей территории и вывести наш миротворческий контингент. Указывают на подписанное Азербайджаном, Грузией и Турцией соглашение о строительстве нефтепровода Баку — Джейхан, что сильно бьет по экономическим интересам России и усиливает присутствие Турции в Закавказье. Печать сообщает о доставках через Азербайджан и Грузию оружия для чеченских террористов, сближении с блоком НАТО и спецслужбами США и Турции и о многом другом.

Естественно, возникает вопрос: неужели такие многоопытные политики, как Шеварднадзе и Алиев, хорошо знавшие нелегкую историю становления дружеских отношений Грузии и Азербайджана с Россией, сами в свое время входившие в элиту руководителей Советского Союза, не понимают значения взаимовыгодных, добрососедских отношений с Россией? По логике вещей и здравому смыслу, безусловно, должны понимать.

Однако время убедительно показало политическую близорукость Алиева и особенно Шеварднадзе. Они оказались неспособными выдержать взаимовыгодный курс добрососедства с Россией. Алиев развернул Азербайджан на Запад и Турцию и буквально перед своей кончиной передал власть «по наследству» сыну. Шеварднадзе постоянными интригами, сталкиванием интересов России с США завел грузино-российские отношения в тупик, а Грузию поставил на грань экономического коллапса. Как руководитель и политик Шеварднадзе надоел грузинскому народу, изжил себя и в ноябре 2003 года оказался свергнутым оппозицией.

В Грузии и Азербайджане к власти пришло молодое поколение руководителей. Это закономерный, неизбежный ход жизни. Хочется надеяться на прозорливость новых руководителей, понимание ими важности дружбы между Азербайджаном, Грузией и Россией. Пока же новые власти Грузии ничего положительного для урегулирования отношений с Россией не сделали. Более того, обстановка еще более обострилась. Свои экономические и другие неудачи и тяготы руководители Грузии пытаются свалить на Россию, безосновательно изображая ее врагом грузинского народа. Грузия жестко следует курсом, провозглашенным ее нынешним президентом: «В Грузии не должно остаться ни одного грамма России».

* * *

Тбилиси, раскинувшийся в широкой котловине по обе стороны реки Куры, древний, украшенный памятниками седой старины, полный национального колорита город, любовно называемый грузинами «маленьким Парижем».

Проживая в Тбилиси, я знакомился не только с историей и достопримечательностями Грузии и ее столицы, но прежде всего с самим народом. Постепенно круг моих знакомых среди грузин ширился, обретал прочные связи, перерастал в симпатии и дружбу. Мне посчастливилось встретить многих замечательных людей, вобравших в себя лучшие качества грузин. Гордость горцев, высокие личные достоинства у них сочетались с глубоким уважением к другим народам.

В доме № 33 по улице Мерквиладзе, где я жил с семьей, все знали друг друга и общались. Замкнутость, обособленность, всегда были чужды тбилисцам. Моими ближайшими соседями по дому являлись супруги Шадури. Глава семейства Варлаам Иванович, исконный грузин из горного Казбеги, длительное время служил в органах безопасности в Средней Азии, а затем в порядке укрепления МВД получил назначение первым заместителем министра внутренних дел Грузии.

Как рассказывали сослуживцы Варлаама Ивановича, в борьбе с преступниками он проявлял профессионализм и личную отвагу. Его побаивались в коррумпированной, уголовной среде. Строгость и взыскательность на службе не мешали ему оставаться человеком обаятельным, веселым, с юмором смотреть на некоторые житейские события, изобретательно руководить застольем.

Варлаам Иванович глубоко воспринял традиции интернационализма. Это рельефно прослеживалось в его жизни и поведении. Он был женат на русской. Просматривалась русскость и в некоторых сторонах семейного уклада, воспитании детей. Мы с Варлаамом Ивановичем дружили семьями, постоянно встречались, помогали друг другу, при возможности вместе выезжали на отдых в красивые и уютные пригороды Тбилиси, отмечали праздники…

В быту у меня сложились добрые отношения с Тите Самсоновичем Чиковани, полковником, председателем КГБ Аджарии. Мы общались с ним в Тбилиси, куда он периодически приезжал, и в Батуми, где Тите Самсонович находился постоянно, а я бывал по делам службы.

В Тите Самсоновиче меня привлекали доброжелательность, открытость, гостеприимство. Во время моих приездов в Батуми он всегда с большим тактом заботился о моем устройстве, знакомил с историческими местами. Легко работалось с Тите Самсоновичем и военным, контрразведчикам, служившим в особом отделе дивизии, расквартированной в автономной республике.

Небольшой особняк КГБ Аджарии стоял у самого моря. Из окна кабинета Тите Самсоновича на втором этаже открывался чудесный вид на морскую панораму. Он любил море и восхищался им. Круглый год купался. Выглядел человеком закаленным, стойким, любящим жизнь, казалось, умеющим управлять своими эмоциями. Но уже после моего отъезда из Закавказья случилось непоправимое. Тите Самсонович покончил жизнь самоубийством. Забрался в ванну и застрелился. Мотивы и причины самоубийства для меня остались и поныне тайной.

Однажды, во время пребывания в Батуми, Тите Самсанович познакомил меня с интересным, подтянутым, красивым грузином Анатолием Качаровой, работавшим в те годы начальником Черноморского пароходства Грузии.

Многое в жизни повидав и пережив, он умел интересно рассказывать о затронувших его событиях. Полной трагизма, как и для многих других советских людей, в его судьбу вошла Великая Отечественная война. В начале войны Качарова служил на Арктическом флоте капитаном известного ледокола «Сибиряков», совершившего в 1932 году первое сквозное плавание по Северному морскому пути из Белого в Берингово море.

«Сибиряков» даже среди своих собратьев ледоколов «Литке» и «Красин» выглядел стариком (построен в 1909 году) и имел небольшое водоизмещение. В августе 1942 года, в тяжелое время Отечественной войны, «Сибиряков» встретился в Карском море с германским тяжелым крейсером «Адмирал Шеер». Крейсер многократно превосходил наш ледокол по всем параметрам, особенно в вооружении. Экипаж и капитан «Сибирякова» не струсили и вступили в неравный бой с крейсером, оказали героическое сопротивление, но были потоплены. Раненый Качарова оказался в немецком плену. Искореженные пальцы его левой руки остались на всю жизнь горьким напоминанием о тех событиях.

Завершение войны, разгром фашистской Германии освободили Анатолия Качарову из плена. Известны перекосы в оценке людей, находившихся в плену, в те годы. Сталин лично встретился с Кача-ровой и подробно расспросил об обстоятельствах гибели «Сибирякова». Он посчитал действия экипажа ледокола правильными и таким образом все подозрения и сомнения в отношении бывшего капитана «Сибирякова» снял. Это позволило Анатолию Ка-чарове спокойно жить и уверенно трудиться в послевоенные годы…

Очень интересным человеком оказался и мой тбилисский знакомый Сохадзе. Хорошо известный в Грузии, он какое-то время возглавлял Министерство сельского хозяйства республики, а затем руководил крупным винодельческим совхозом под Тбилиси.

Я его воспринимал как собирательный образ лучших качеств грузин. Сохадзе относился к людям разумным и тонким, обаятельным и чадолюбивым. Воспитал двух сыновей. Его внучка Ирма в 60-е годы пользовалась широкой популярностью на телевидении и радио, особенно исполнением детской песенки «Оранжевые папы, оранжевые мамы, оранжевый верблюд…».

Власти Грузии, когда в республику приезжали высокие гости, приглашали Сохадзе руководить застольем. Он умел в национальном духе показать гостеприимство и традиции грузинского стола.

В одно из посещений Советского Союза Фиделем Кастро Хрущев пригласил его в Грузию. На прощальном обеде с небольшим кругом гостей тамадой был Сохадзе. Все шло своим чередом, но Кастро торопился с отлетом. Застолье проходило в помещении винодельческого совхоза, поэтому в комнате на полках стояли коллекционные вина в бутылках. Под занавес обеда Кастро попросил дать ему в дорогу вина. Он встал из-за стола, подошел к полкам и, сложив вместе руки, вытянул их. Сохадзе брал бутылки и клал на руки Кастро, которые показались ему необычно длинными. Таким образом на руках Кастро оказалось двенадцать бутылок. Когда Сохадзе положил тринадцатую, она соскользнула, упала и разбилась. Не зная возраста вина и боясь, как бы оно не испортилось, Сохадзе сразу же начал принюхиваться к запаху вина, вылившемуся из разбитой бутылки. Опасения оказались напрасными — букет вина подтверждал его высокие качества. Завершив обед, Кастро и Хрущев уехали…

Сохадзе беспокоили возрастные болячки. Уже в ГДР мне стало известно о сделанной ему в Ленинграде операции. Сама операция по медицинским канонам прошла нормально, но через два-три дня образовавшийся тромб привел к смерти этого замечательного грузина…

В период службы в ЗакВО мне неоднократно приходилось слышать притчу, объясняющую, как возникала и образовалась сама земля грузин, их государство Сакартвело.

Когда Бог делил земли между народами, грузины где-то замешкались и, опоздав к разделу, остались без земли. Случившееся их не обескуражило. Они собрались у жилища Бога, стали пировать, петь песни и веселиться. Когда Бог вышел на балкон своего дома, они любезно пригласили его к пиршеству. Побыв вместе с ними, Бог сказал: «Я понял, что вы замечательный, добрый и веселый народ. Оставить вас без земли не могу. Берите мою землю и владейте ею, а я поднимусь на небеса».

С тех пор грузины поселились и живут на подаренной самим Богом земле, щедро одаренной природой и солнцем, плодородными долинами, реками и горными хребтами.

* * *

Из Закавказья я увез яркие впечатления. Удивительная и разнообразная здесь природа. С влажными субтропиками соседствуют высокогорья, увенчанные вечными снегами, неповторимые ущелья прорезают потоки бурных рек. Искрометная и скоротечная весна, напоминающая бело-розовую пургу, и медленная, отступающая осень с многообразной гаммой красок. Во всем сочетание суровости и нежности. Ранней весной в Коджори, расположенном рядом с Тбилиси, на склонах гор, повернутых к солнцу, радовали взор россыпи фиалок в первых проталинах снега. Лиловый цвет и маленькие зеленые листики резко контрастировали с белым, слепящим от солнца снегом.

Нет возможности назвать, перечислить незабываемо красивые уголки Закавказья, в полном смысле слова захватывающие дух. В Грузии — храм Джвари в месте слияния Арагвы и Куры, Телави с панорамой на Алазанскую долину и Большой Кавказский хребет, полуразрушенный пещерный город Вардзия в долине Куры. Величественно смотрится в Армении озеро Севан, окольцованное горами, плодородная Араратская долина и Эчмиадзинский собор. По-своему хорош горд Ленкоран и голубое озеро Гек-Гель в Азербайджане, да и сам Баку с замечательным видом на морскую бухту.

Народы Закавказья прошли сложный путь исторического развития. Этот путь запечатлен и поныне в сохранившихся памятниках древней старины, разбросанных по горам и долинам. На протяжении многих веков закавказские народы упорно трудились и постоянно отбивались от захватчиков. По возделанным нивам и виноградникам, горным скалам и ущельям огнем и мечом проходили арабы и монголы, хорезмийцы, персы и османы. Они несли смерть и несчастья, жгли посевы и виноградники, разрушали оросительные системы, уводили в рабства людей. С лица земли были стерты многие города и селения, храмы и крепости, памятники древней культуры.

Выстояв и возродив земли, народы Закавказья пронесли сквозь века и войны национальную самобытность, древнюю культуру, язык и письменность, религию и народные сказания. Не стоит труда убедиться в глубокой привязанности азербайджанцев, грузин и армян к земле дедов и прадедов, к своему языку, своим обычаям и традициям. Закавказским народам присущи мужество и отвага, самоотверженность и гордость, патриотизм, щедрость и гостеприимство, мягкий юмор и трудолюбие. Говорят, что там, где растет виноград, народ всегда добр и радушен.

Иногда о жителях Закавказья ошибочно судят по далеко не лучшим их представителям, встречающимся за прилавками базаров и рынков России, или лицам, фланирующим по центральным улицам Баку, Тбилиси и Еревана. Настоящего труженика дано увидеть среди рабочих нефтяных вышек Азербайджана, крестьян Армении, отвоевывающих в поте лица вершок за вершком землю у твердых горных пород, в числе искусных виноградарей Кахетии, обожженных солнцем и пропитанных запахом земли.

В отзывчивости, дружелюбии бескорыстии местных жителей я имел возможность убедиться лично и неоднократно. Особенно заметны эти черты души народной в периоды человеческих испытаний и бед.

Помню, как во время похорон матери моей жены Марии Федотовны Гридневой, в октябре 1970 года, сотни людей, никогда не знавшие ее, выражали соболезнования и предлагали помощь, пришли на гражданскую панихиду. И это не был исключительный случай. Так в Грузии поступают традиционно. Находиться рядом с теми, у кого горе и скорбь, — национальный обычай грузин.

И хотя у народов Закавказья есть общее в истории и судьбах, они во многом различны по своей национальной самобытности. И у азербайджанцев, и у грузин, и у армян — у каждого из них есть свое, сугубо национальное.

Приехав впервые в Закавказье, я не только заметил, но и почувствовал, что здесь к армии относятся гораздо лучше, чем в других регионах страны. На мой взгляд, к почитанию армии имелись две причины. Во-первых, народы Закавказья с глубин веков высоко чтут рыцарскую доблесть, храбрость самого воителя. Во-вторых, первые русские пришли в Закавказье в военной форме как спасители и защитники от внешних поработителей. Не следует забывать и о том, что советские войска, военный округ объективно служили делу сближения и консолидации народов Закавказья. Вносили вклад в стабилизацию межнациональных отношений и обстановки в целом.

Между воинами-закавказцами и народами Азербайджана, Грузии и Армении имелось полное взаимопонимание. Никаких проблем с призывом в армию и прохождением военной службы не возникало. Не могу вспомнить ни одного, хотя бы даже мелкого инцидента между военнослужащими и местными жителями. Население активно оказывало помощь пограничникам в охране государственной границы с Турцией и Ираном.

В 60-70-е годы даже прозорливые политики, государственные и военные деятели, прорицатели и астрологи оказались бы неспособными предсказать современные события, втянувшие народы Закавказья в бушующие национальные и политические страсти, в кровавую вооруженную борьбу.

Где же причины этих катастрофических процессов? Могли ли возникшие противоречия решаться более мирным и разумным путем? Вопросы сложные, трудно на них ответить однозначно, но я попытаюсь это сделать с учетом моих представлений о Закавказье.

Французский писатель Баррес говорил, что «национализм правит Вселенной». Не берусь рассуждать за Вселенную, но одну из главных причин событий в Закавказье вижу во вспышке крайних националистических настроений. Сразу же подчеркну, что народы Закавказья, как и других бывших республик Советского Союза, имеют право на полный национальный суверенитет. Только в их воле решать вопросы своего государственного и политического устройства.

Вместе с тем провозглашение в годы перестройки широких свобод открыло шлюзы не только демократическим группировкам, сумевшим под популярными лозунгами независимости и национального возрождения прийти к власти или взять ее под контроль. В угоду узким сепаратистским интересам националисты полностью дестабилизировали обстановку в Закавказье и вовлекли народы региона в кровавые конфликты. Наиболее зримо опасные действия националистов проявились в противостоянии расколовшегося народа Грузии и в войне вокруг Нагорного Карабаха.

Переход Азербайджана, Грузии и Армении к суверенитету и демократическим реформам мог бы быть более цивилизованным и без жертв, если бы межнациональные и другие проблемы, возникшие в годы перестройки, решались президентом и центральными органами власти своевременно, продуманно и принципиально. Появившиеся в Закавказье проблемы обсуждались, о них сообщала пресса, к ним подступали, но ни одну практически не решили, тем самым дав в руки националистическим лидерам дополнительные козыри.

Придя к власти, националисты ничем не брезгуют. Они искажают историю вхождения Азербайджана, Грузии и Армении в состав России и советский период Закавказья, идеализируют буржуазно-националистические партии, навязывают мысль об ассимиляции и русификации «окраинных» народов. Убедиться в надуманности этой проблемы можно, просмотрев материалы послевоенных переписей населения Советского Союза. Статистика переписиподтверждает непрерывный рост в Азербайджане, Грузии и Армении численности коренного населения и постепенного уменьшения (до отметки ниже 10 процентов) лиц русской национальности. Такая же тенденция характерна и для издававшихся газет, журналов и литературы на азербайджанском, грузинском и армянском языках.

Официальная статистика подтверждается и личными наблюдениями. В 60-е годы пришла пора моим детям поступать в вуз. Оказалось, в высших учебных заведениях Тбилиси количество факультетов с преподаванием на русском языке стало постепенно сокращаться. Мне также известно, что с каждым годом среди призываемых в армию количество азербайджанцев, грузин и армян, владеющих русским языком, уменьшалось. Следует твердо сказать, что русская культура и язык не навязывались народам Закавказья, а национальное не только не подавлялось, но и имело тенденцию своего развития.

Характерна и такая информация. По официальным данным, на 1 января 1989 года удельный вес лиц коренной национальности в числе руководителей промышленности, сельского хозяйства, транспорта, связи и строительства составлял: в Грузии — 89,3 процента, Азербайджане — 99,8 и Армении — 99,4. В органах военной контрразведки широко были представлены армяне, грузины, азербайджанцы и другие национальности Закавказья.

Резонно поставить и такой вопрос: а были ли проявления национализма в Закавказье до перестройки? Да, были. Они затрагивали главным образом кадровую политику республик, некоторые мелкие территориальные споры, в частности отношения между армянами и азербайджанцами в том же Нагорном Карабахе, сферу быта. Силы разума, реальные условия не позволили подобным проявлениям выйти из-под контроля, перерасти в крупные конфликты и силовое решение споров. Во всем Закавказье отношение к русским, украинцам, татарам, курдам и другим национальностям носило в целом доброжелательный характер.

Конечно, и в Закавказье давали себя знать негативные явления, оказывавшие отрицательное влияние на политическое, экономическое и социальное развитие Советского Союза. Далеко не все делалось грамотно и в национальной политике. Не знаю, что давала раньше практика назначения в некоторые республики вторых секретарей ЦК компартий, председателей комитетов госбезопасности и их первых заместителей из русских, но к 60-м годам она себя изжила. «Варяги» воспринимались как недоверие и задевали национальное самолюбие. В республиках имелись свои достаточно хорошо подготовленные кадры.

В наше смутное время можно услышать высмеивание и злую иронию в отношении понятия «дружба народов». Я мысленно возвращаюсь в Закавказье и спрашиваю себя: ты-то сам уверен в дружбе? Когда-либо испытал ее силу и сладость? Отвечаю утвердительно.

Сколько братской крови пролилось в борьбе с общими врагами и захватчиками, в частности в Закавказье! Строгим инспектором нашей дружбы явилась Великая Отечественная война. Более 600 тысяч воинов дала фронту только Грузия, и каждый третий пал на поле боя. 137 храбрейших сынов грузинского народа удостоены звания Героя Советского Союза. Столь высокое звание присвоено за славные подвиги в войну 114 азербайджанцам. Маленький армянский народ прославили его сыновья, талантливые военачальники: Маршал Советского Союза И. X. Баграмян, маршал бронетанковых войск А. X. Бабаджян, адмирал Флота Советского Союза И. С. Исаков. Сердечной заботой окружали азербайджанцы, грузины и армяне эвакуированных и раненых, поддерживая их в то трудное время. Именно дружба народов работала на победу в Великой Отечественной войне.

Живя в Закавказье, я воочию наблюдал все многообразие дружеских поступков и добрых дел. И верю, что те грузины, армяне и азербайджанцы, которые говорили о высоком смысле дружбы, воспевали ее, делали это искренне, не лукавя и не хитря. Дух дружбы и братства всегда был близок народам Закавказья, и я верю, что он снова восторжествует.

Жизнь показала, что, став суверенными государствами, Азербайджан, Грузия и Армения пока не могут реализовать свои возможности, находятся в трудном положении. Это еще раз подтверждает, что Советский Союз не был случайным конгломератом народов, насильно загнанных в единые границы. Народы Союза объединяли общие политические, экономические и другие интересы. Стоило их разрушить, как незамедлительно наступил хаос. Какой бы самостоятельный путь развития государства Закавказья ни избрали, выбраться из кризисной ситуации они смогут, лишь сотрудничая с другими республиками бывшего Советского Союза.

Закавказье с его естественными богатствами и важным геополитическим положением представляет лакомый кусок для многих. Сюда стремились не только персы и турки, но и англичане, французы, американцы. Стоило обозначиться в Закавказье внутренним распрям, появиться трудностям, как сразу активизировали против него политическую, экономическую и дипломатическую деятельность ближайшие соседи — Иран и Турция.

Прошлое и настоящее Азербайджана, Грузии и Армении убедительно свидетельствует о том, что их историческое будущее и безопасность тесно связаны с обновленным союзом и дружбой с Россией.

Глава седьмая: Время собирать камни

Глубокой осенью 1979 года я навсегда расстался с Группой советских войск в Германии. Отдохнув в подмосковном санатории «Архангельское», в декабре приступил к работе в Высшей школе КГБ, ныне Академии Федеральной службы безопасности.

Такой вариант я не считал для себя лучшим, но выбирать было не из чего. За плечами уже накопилось около 40 календарных лет службы, следовало думать о ее завершении, выбирать гавань и бросать якорь.

К моей новой работе сослуживцы отнеслись по-разному. Прощаясь со мной в Берлине, начальник 2-го главного отдела МГБ ГДР генерал Крач сказал:

— Товарищ Гераскин, если не секрет, на каком участке вы будете продолжать службу?

Я ответил:

— Никакого секрета нет. Пойду работать в нашу Высшую школу.

Он изумился и воскликнул:

— Так это же дезертирство!

Совсем по-другому воспринял мое новое назначение член военного совета ГСВГ генерал-полковник И.С. Медников, он сказал:

— Борис Васильевич, все правильно. Кому же, как не тебе, человеку с таким богатым опытом и знаниями, учить и воспитывать молодых чекистов?

Мнения полярно противоположные. Кто из них прав? Каждый по-своему.

Высшая школа КГБ являлась вузом по подготовке кадров для контрразведывательных подразделений Комитета госбезопасности. В школе сложились твердые чекистские традиции и свой уклад жизни, хорошо был поставлен учебный процесс, занятия проводил опытный профессорско-преподавательский состав. Слушатели за пять лет обучения получали добротное специальное, юридическое, военное и языковое образование. Высшая школа КГБ постоянно росла и развивалась. В начале 80-х годов она перебазировалась с Ленинградского проспекта на юго-запад Москвы в специально построенный комплекс зданий, включающий в себя современные учебные аудитории и спецклассы, общежитие и спортивные сооружения.

В школе я руководил факультетом, готовившим кадры для органов военной контрразведки, и одновременно возглавлял спецкафедру, занимавшуюся вопросами организации агентурно-оперативной работы в вооруженных силах. Таким образом, Высшая школа мою связь с военной контрразведкой не нарушила. Деятельность контрразведки как бы повернулась ко мне новой стороной, связанной с ее кадровым обеспечением.

Среди профессорско-преподавательского состава и слушателей Высшей школы факультет военной контрразведки полушутя именовали рабоче-крестьянским. И это неслучайно. На факультет в основном поступала молодежь из простых трудовых семей, не боявшаяся в будущем работой в военной контрразведке взвалить на свои плечи, кроме профессиональных задач, все тяготы и опасности армейской службы.

Работая в школе и оглядываясь на историю органов безопасности, мой личный путь в них, я четко представлял, насколько важно дать будущим сотрудникам фундаментальные знания и широкое образование. От этого непосредственно зависели уровень культуры работы органов безопасности, их будущее.

В связи с этим есть смысл заглянуть в прошлое органов. В довоенные годы общеобразовательный уровень большей части руководителей военной контрразведки, не говоря уже об оперсоставе, был низок. По официальным данным на январь 1935 года, в особых отделах имелось сотрудников с высшим образованием только 2,8 процента, средним — 31,9 и низшим — 65,3. Прямо скажем, статистика неприглядная. Решить задачу общеобразовательной подготовки сотрудников помешала война, хотя положение несколько и улучшилось. Примерно с начала 50-х годов жизнь заставила военных контрразведчиков с удвоенной энергией взяться за пополнение своих знаний и грамотности. Многие сотрудники за счет личного времени начали заочно обучаться в Высшей школе КГБ и других вузах страны, параллельно пополнение особых отделов осуществлялось только лицами с высшим образованием. В результате к началу 70-х годов обстановка с образовательным цензом кардинально изменилась. Практически весь руководящий и оперативный состав военной контрразведки имел высшее образование, среди сотрудников стало больше людей с учеными степенями, а КГБ превратился в целом в одно из самых образованных ведомств в стране.

Подобное, наверное, не будет преувеличением назвать прорывом в сфере образования личного состава органов безопасности. Произошло изменение самих кадров к лучшему. Значительно вырос их интеллект, уровень мышления, грамотности и культуры. Все это возымело положительное воздействие на стиль работы органов безопасности в целом.

Идя к высшему образованию, я и сам прошел сложный путь. На заочное отделение Высшей партийной школы при ЦК КПСС поступил в 1951 году. Режим работы, двое детей, семейные заботы свободного времени на подготовку к занятиям не оставляли. Приходилось урезать сон и беречь время во всем. Куда бы я ни направлялся, со мной всегда были учебники. Несмотря на служебные и бытовые трудности, вуз я закончил с красным дипломом.

Понимая всю важность подготовки для военной контрразведки высокообразованных сотрудников, я делал все от меня зависящее, чтобы эту задачу решить. Работал с полной отдачей, передавая слушателям, начальникам курсов и преподавателям не только чекистский, но и жизненный опыт. За период работы в Высшей школе провел восемь выпусков, дав военной контрразведке хорошие молодые кадры. И все же где-то в самых глубинах моего сознания оставалась неудовлетворенность, таилась уверенность, что на оперативной работе я был бы более полезным. Цикличность учебного процесса: набор — выпуск, выпуск — набор давила своим однообразием.

Руководство школы, преподаватели и слушатели ценили мой труд, считались со мной, были постоянно внимательны. В годы моей службы в Высшей школе КГБ ее возглавляли Аркадий Павлович Рагозин, а затем Леонид Андреевич Постников. Оба они люди трезвого ума, хорошо образованные и воспитанные. Профессионально, грамотно руководили большим, многопрофильным и сложным коллективом школы. С ними было легко и интересно трудиться.

Аркадий Павлович Рагозин окончил Новосибирский институт военных инженеров железнодорожного транспорта. В 1950 году был взят на работу в органы безопасности. География мест его службы охватывает бывший Советский Союз с восточных до западных рубежей, от начальника управления КГБ по Сахалинской области до председателя КГБ Молдавской ССР. Кроме того, он возглавлял комитеты госбезопасности Башкирии и Армении, а в 1969–1972 годах являлся заместителем начальника, начальником Управления кадров КГБ СССР. Такая масштабная и высокого уровня работа позволила ему приобрести богатый опыт руководителя. С 1979 по 1987 год, будучи в звании генерал-лейтенанта, Аркадий Павлович стоял у руля Высшей школы КГБ.

Леонид Андреевич Постников по своему складу мышления, характеру, а самое главное — призванию был педагогом в самом высоком значении этого слова. Данный природой дар педагога, очевидно, перешел к нему от родителей, тоже педагогов. Главные годы своей жизни Леонид Андреевич отдал развитию и обновлению Высшей школы КГБ. Здесь он окончил аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию, преподавал, руководил учебным отделом, вырос до заместителя начальника школы, а в январе 1987 года — начальника, заменив на этом посту Аркадия Павловича Рагозина. Леонид Андреевич досконально знал учебный процесс, методику преподавания, все стороны воспитательной работы с людьми, так необходимые руководителю крупного учебного заведения. В отставку ушел в годы перестройки в звании генерал-лейтенанта.

Я всегда помнил, что служба в органах безопасности, как и в армии, строго регламентирована. Для каждого военнослужащего она имеет свои начало и завершение. Поэтому, не дожидаясь подсказок и напоминаний начальников, инициативно подал рапорт об уходе в отставку.

Предстоящее увольнение я не драматизировал и психологически к нему был подготовлен. Хотя знал, что часть офицеров и генералов болезненно переживает уход в запас или отставку. Их пугает неизбежный спад личной деловой активности и переход на более низкое материальное положение. К подобным проблемам я относился спокойно.

Кадровый аппарат подсчитал мою выслугу — она составила 47 лет и 27 дней. Почти полвека каждодневного и кропотливого труда без каких-либо передышек. Если бы в далекой юности даже прославленный прорицатель предсказал столь длительное пребывание в строю, я бы в этом усомнился. Но кадровики в расчетах не ошиблись. Я мог сам себе доложить, что за минувшие годы порученное дело выполнял честно, против совести не грешил и перед людьми чист.

10 ноября 1987 года в доброжелательной, дружеской и сердечной обстановке представители 3-го главка, руководство школы, коллеги и товарищи проводили меня на отдых. Как обычно, с цветами, памятными сувенирами и фотографированием. В процессе торжественной церемонии я больше всего боялся потерять контроль над своими чувствами, но выстоял. Этими проводами в моей жизни был ознаменован важный рубеж.

Взамен удостоверения личности сотрудника Комитета государственной безопасности при СМ СССР я получил пенсионное удостоверение…

* * *

Бросая взгляд с позиций времени и прожитого на деятельность органов безопасности, я позволю себе высказать некоторые мысли и соображения.

Труд сотрудника спецслужб все больше и больше обретает коллективный характер. Время королей сыска, комиссаров полиции типа Мегрэ уходит в прошлое. Разоблачить шпиона, террориста и других преступников, вскрыть их противоправную, законспирированную деятельность можно только коллективными усилиями десятков высококвалифицированных контрразведчиков, комплексно и изобретательно применяя весь арсенал агентурно-оперативных, технических и аналитических средств органов безопасности. Здесь напрашивается параллель с организацией общевойскового боя, когда военачальник добивается победы над противником, умело подключая в процессе сражения различные виды войск и военной техники, акой вывод подкрепляют разоблачения шпионов Попова, Пеньковского, Сметанина, Филатова и других преступников.

Контрразведчики и разведчики всю свою жизнь несут тяжелую психологическую нагрузку. Затрачивая в тайной борьбе огромные интеллектуальные и физические силы, вкладывая труд и опыт в обеспечение безопасности государства и общества, они лишены возможности «разрядиться», открыто и широко рассказать о результатах своего сложного труда. Преградой к этому служит секретность, строгое соблюдение тайны проводимых органами операций и оперативных мероприятий. Часто сотрудники остаются один на один с результатами выполненной работы. Многое вынуждены прятать в себе, а иногда и уходить с этим из жизни. В этом суровая специфика профессии контрразведчика и разведчика.

Если конструктор и инженер, ученый и исследователь, писатель и драматург, представители других профессий могут сказать: «Смотрите, люди, вот чего я достиг своим усердием и талантом!», то сотрудникам органов безопасности подобного не дано. Умение отдавать всего себя незримой борьбе и при этом в жестких рамках конспирации, лишающей права на гласность, можно определить словами легендарного чекиста Артура Артузова как «тихий героизм».

Вся жизнь человека, с детства и до глубокой старости представляет беспрерывную учебу. Учился и я. И не только по учебникам и книгам, но главным образом у своих руководителей и коллег, людей умных и знающих. Не стеснялся брать полезное как начальник и у подчиненных. И все же к числу своих учителей, давших мне больше других, я отношу Сергея Захаровича Острякова и Александра Ивановича Матвеева.

Сергея Захаровича Острякова, человека высокой культуры, порядочности, скромности и трудолюбия в органы безопасности взяли еще до Великой Отечественной войны, в самый разгар массовых репрессий. Общая обстановка в органах безопасности произвела на него удручающее впечатление, и он подал рапорт с просьбой об увольнении. Со стороны начальства последовали «проработка» и отказ в удовлетворении просьбы. В дальнейшем, как рассказывал Сергей Захарович, при каждом новом назначении кадровики извлекали из его личного дела «злополучный» рапорт и укоряли в незрелости.

Будучи по профессии журналистом, Сергей Захарович владел великой тайной слова. Материалы и документы, выходившие из-под его руки, поражали четкостью мысли и уровнем литературной обработки. Бывало, самую обыкновенную канцелярскую бумагу он внимательно прочтет, вставит всего лишь одно слово — и текст зазвучит. На письменном столе Сергея Захаровича всегда находились кипы рукописей, обзоров, проектов приказов, указаний и других бумаг. Он усердно корректировал и правил их своим любимым пером «рондо». Уже находясь в отставке, отредактировал учебник по работе особых отделов КГБ, написал и издал в 1979 году книгу «Военные чекисты».

В связи с реорганизациями в органах Сергея Захаровича то повышали, то понижали, длительное время не присваивали генеральского звания, положенного по занимаемой должности. Подобные недоразумения он переносил без ропота, спокойно, весь отдаваясь труду. Он был первым руководителем, который предупредил меня, что к следственным и оперативным архивным материалам 30-х годов надо относиться крайне осторожно, ибо они таят в себе следы беззакония и фальсификации…

Александра Ивановича Матвеева Великая Отечественная война застала в Запорожье, где он работал первым секретарем городского комитета комсомола. В день объявления войны его сразу же мобилизовали в армию и направили в распоряжение особого отдела Одесского военного округа. Сначала в должности старшего оперуполномоченного полка, а затем начальника отдела контрразведки Смерш 47-й гвардейской мотострелковой дивизии он прошел долгий путь по крутым и опасным дорогам войны, испытав на себе горечь поражений и радость побед. Впечатляет фронтовая биография Александра Ивановича. Она отмечена участием в Сталинградской битве, форсировании Днепра, освобождении Украины, Польши и штурме Берлина. В послевоенные годы Александр Иванович руководил коллективами контрразведчиков ряда отделов КГБ округов и управлений по Дальневосточному военному округу и Группе советских войск в Германии. В отставку ушел в 1986 году с должности 1-го заместителя начальника 3-го Главного управления КГБ в звании генерал-лейтенанта.

Как ранее уже отмечалось, с Александром Ивановичем я впервые встретился в 1951 году, когда он пришел с периферии на работу в аппарат главка. Мне довелось с ним решать многие служебные и житейские вопросы. Я всегда отмечал с его стороны высокий профессионализм, предельную конкретность и мудрость. Ему чужды пустые рассуждения и словесная шелуха. Как руководитель был строг, не терпел бездельников и болтунов. Для подчиненных служил примером подтянутости, высокой работоспособности и нравственной чистоты. Твердо и последовательно отстаивал свое мнение, к старшим начальникам никогда не приспосабливался, что кое-кого раздражало.

Находясь в отставке, Александр Иванович написал и в 2002 году издал книгу «1418 дней и ночей Великой Отечественной войны». В книге описаны подлинные события, участником и свидетелем которых был сам автор. Правдиво показаны сложность и характер оперативной работы во фронтовых условиях самого большого пласта сотрудников военной контрразведки — оперуполномоченных и старших оперуполномоченных, несущих на себе всю тяжесть, как говорят, черновой работы.

Несмотря на возраст и издержки со здоровьем, Александр Иванович вложил много сил в создание и укрепление ветеранской организации военных контрразведчиков. За прошедшие годы организация стала центром сплочения ветеранов и укрепления связей с действующими органами военной контрразведки, важным звеном в преемственности поколений.

В феврале 2006 года Александру Ивановичу Матвееву исполнилось 90 лет. Редко, очень редко чекисты достигают столь высокой жизненной даты. Помехой долгожительству обычно является сам характер служебной деятельности сотрудников безопасности, связанный с постоянным перенапряжением, стрессом, пребыванием в зоне риска, непосредственным участием в боевых действиях.

Организацию юбилея Александра Ивановича взяло на себя руководство Департамента военной контрразведки. Дружеская встреча по этому поводу состоялась в Культурном центре ФСБ России. На нее собрались соратники и сослуживцы юбиляра, ветераны службы безопасности. Чествование Александра Ивановича, являющегося частью самой истории органов военной контрразведки, прошло в исключительно теплой и сердечной обстановке. Несомненно, такие почет и уважение он заслужил.

Вместе с тем сложная и напряженная работа, фронтовые годы исчерпали жизненные ресурсы Александра Ивановича Матвеева и 15 мая 2007 года, на 92 году жизни, он скончался в госпитале. Похоронен на Троекуровском кладбище в Москве…

Подчиненного и руководителя нередко связывают не только служебные интересы, но и человеческие симпатии, крепкая дружба. В этом проявляется сама жизнь. Но следует четко отделять такого рода здоровые отношения от фаворитизма, лакейства и приспособленчества.

В органах безопасности, на мой взгляд, не должна поощряться слепая личная преданность, иметь место атмосфера угодничества, боязнь возразить и доложить свое мнение. Такие отношения чреваты негативными последствиями не только для дела, но и для самих людей. Стоит только «хозяину» попасть в немилость, как сразу же убирают всех его фаворитов.

Вспомним, что Берия дважды приводил свою «команду опричников» к руководству спецслужбами государства — в 1938 и 1953 годах. Известно, чем все это закончилось. Сам ушел на тот свет и увел с собой фаворитов.

Управляя органами госбезопасности, Шелепин и Семичастный окружили себя группой близких им по комсомолу людей. Какой конец? Попал в опалу Семичастный, а за ним убрали его и Шелепина комсомольских приверженцев. На более низких уровнях управления подобных примеров еще больше.

К сожалению, в обществе распространено мнение, что органы безопасности представляют собой наиболее консервативную часть государственного аппарата, не восприимчивы к прогрессивным переменам, создают всевозможные завалы на пути демократических преобразований. С такого рода обобщениями согласиться нельзя.

Знаю, что сотрудники бывшего Комитета госбезопасности СССР, располагая широкой информацией, с тревогой и осуждением воспринимали спад в экономике страны, коррупцию, протекционизм и бюрократизм в верхах, обстановку дряхления партийных и государственных кадров. Раньше других они поняли необходимость решительных перемен. Тревожившие их вопросы остро ставили на служебных совещаниях, партийных конференциях и активах.

В «застойные годы» коррупция, тяжело поразившая государственный аппарат, проникшая в систему МВД и прокуратуры, не нашла питательной среды в органах безопасности. Личный состав органов проявил высокий иммунитет к подобной заразе. Объяснение этому следует искать в зрелости чекистских кадров и их нравственной стойкости.

Один из генералов-философов (не хочу называть фамилии) утверждал, что «новые поколения работников органов безопасности смотрели, в сущности, на каждого советского гражданина как на потенциального противника строя». Так можно рассуждать, только искаженно представляя себе внутренний, духовный мир сотрудников.

За все годы работы в органах никто и никогда не разжигал во мне подозрительность и враждебность к людям. Таким образом поступал и я по отношению к своим подчиненным, став руководителем. Скажу больше. Сотрудник, потерявший уважение к людям и веру в них, сбившийся с общечеловеческих ориентиров, очерствевший, работать в органах безопасности не может. Эту мысль высказывал еще Ф.Э. Дзержинский.

Обратитесь к истории органов безопасности, и вы найдете примеры героических подвигов и поступков, совершенных чекистами именно во имя людей.

* * *

На волне перестройки в полночь 22 августа 1991 года разгоряченная толпа явочным порядком демонтировала в Москве памятник Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. В этом недобром деянии разрушителям содействовали власти города. Происшедшее иначе как варварством не назовешь.

Демонтаж памятника был встречен в обществе далеко не однозначно. Именно такой вывод подтверждается неоднократно проведенными за последние годы социологическими опросами и инициативами восстановить монумент, породившими острые споры не только в средствах массовой информации, но и в Думе. Наверное, столкновений общественного мнения за памятник Ф.Э. Дзержинскому и против него не избежать и в будущем.

Памятник Феликсу Эдмундовичу простоял без малого тридцать три года. Само изваяние являлось замечательным творением выдающегося советского скульптора, академика Евгения Вучетича. Он широко известен своими талантливыми работами: памятниками-ансамблями воинам Советской армии, павшим в боях с фашистами, в Трептов-парке в Берлине и героям Сталинградской битвы на Мамаевом кургане в Волгограде, а также аллегорической статуей «Перекуем мечи на орала», установленной у здания ООН в Нью-Йорке. Монумент Ф.Э. Дзержинскому гармонично вписывался в панораму зданий на Лубянской площади и украшал ее.

По-разному можно относиться к Дзержинскому: отвергать или принимать его, чернить или защищать, брать в пример или ниспровергать. У меня, как и у многих людей, личность Ф.Э. Дзержинского вызывает чувство глубокого уважения. Феликс Эдмундович привлекает целостностью натуры, революционной страстностью, верностью жизненным принципам, суровостью и гневом по отношению к недругам, самопожертвованием и честностью.

Нельзя не отметить, что, с молодых лет уверовав в идеи коммунизма, Дзержинский остался верен им до конца своей короткой жизни. Его дух, волю и убежденность не сломали ни многократные аресты царской охранки, ни 11 лет, проведенные в тюрьмах, на каторге, в ссылке.

С победой Октябрьской революции он активно включился в строительство молодого Советского государства. В бурном и тяжелом 1917 году по поручению партии создал и возглавил Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюций и саботажем. ВЧК явилась той базой, основой, на которой со временем выросли и окрепли мощные специальные службы Советского Союза, обеспечившие безопасность государства.

Дзержинский — сама история ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ. Его жизненные и чекистские принципы — преданность делу, внутренняя честность, страстность в работе — давно стали законом жизни сотрудников разведки и контрразведки.

Предавая Дзержинского анафеме, зло именуя «террористом» и «палачом», упрекая в жестокости, его посмертные хулители умалчивают, что в самые грозные годы он выступал против «разрастания» чрезвычайных комиссий. Проявлял беспокойство по поводу возможного перерождения ВЧК в охранку, а когда обозначилась стабилизация советской власти, по его предложению Совнарком принял декрет, который отменял право ВЧК своим решением приговаривать виновных к казни. «Самым строгим критиком своего детища» — ВЧК назвал Дзержинского его соратник Р. Менжинский.

Мало кому известно, что в письме к В. Куйбышеву в 1926 году Ф. Дзержинский пророчески предупреждал о возможном появлении в Советском Союзе «диктатора-похоронщика революции». В архивных документах Г. И. Петровского содержится следующая интересная запись: «Если бы Дзержинский был жив, возможно, культа личности у нас не было бы».

Многие, особенно молодежь, не знают, кем же на самом деле был Феликс Эдмундович. Его жизнь связывают только с деятельностью ВЧК, придавая ей негативную окраску. Огромен вклад Дзержинского в восстановление транспорта и реконструкцию всего народного хозяйства Республики Советов на постах наркома путей сообщения и председателя ВСНХ — здесь он также проявил себя крупным организатором и хозяйственником. И все это в труднейшие годы послевоенной экономической разрухи, голода, топливного и транспортного кризиса. А сколько сделал Дзержинский для спасения и воспитания беспризорных и голодных детей. Он успешно справился и с этой сложнейшей проблемой для государства. Находясь в трудовых коммунах-колониях, вчерашние беспризорники и правонарушители обрели кров, получили образование и специальность, стали достойными гражданами страны, просто честными людьми.

В суровой, до пределов напряженной жизни Дзержинского много волнующих, поражающих воображение поступков, раскрывающих его человеческую суть, высокий гуманизм, любовь к людям. Приведу один, наиболее впечатляющий пример.

Еще до революции 1905 года, в Седлецкой тюрьме Королевства Польского, Дзержинский находился в камере с обессиленным, прикованным к нарам чахоткой Антоном Россолом. Умирающий Россол жаждал выйти на прогулку и снова увидеть небо. Дзержинский не мог остаться равнодушным к желаниям своего товарища. Все лето ежедневно, взвалив себе на спину ослабевшего Россола, он выносил его на прогулку. Сорок минут беспрерывно носил Феликс Эдмундович Россола, так как останавливаться стража запрещала. Утверждают, что кто-то тогда сказал: «Если бы Дзержинский за всю свою сознательную жизнь не сделал ничего другого, кроме того, что он сделал для Россола, то и тогда люди должны были бы поставить ему памятник…»

В изданных письмах и дневниках Ф. Дзержинского можно найти много созвучного дням нынешним: «Я хотел бы объять своей любовью все человечество, согреть его и очистить от грязи…» (из дневника). «Я обладаю одним, что поддерживает меня и заставляет быть спокойным даже тогда, когда бывает так страшно грустно. Это не просто черта моего характера, это непреклонная вера в людей… условия жизни изменятся, и зло перестанет господствовать, и человек станет человеком самым близким другом и братом, а не как сегодня — волком…» (из тюремного письма к сестре. Декабрь, 1913). «Я нахожусь в самом огне борьбы. Жизнь солдата, у которого нет отдыха, ибо надо спасать наш дом. Некогда думать о своих и себе. Работа и борьба адская. Но сердце мое в этой борьбе осталось живым, тем же самым, каким было и раньше» (из письма к жене. Май, 1918).

О Дзержинском как человеке, революционере и чекисте, организаторе народного хозяйства издана большая литература. Уже в годы перестройки (1987) опубликована книга о «Ф. Дзержинском», содержащая редкие и интересные воспоминания, очерки и статьи его современников. Жизнь Дзержинского настолько яркая и поучительная, что интерес к ней и его личности, на мой взгляд, не иссякнет.

Конечно, было бы правильным исправить ошибку и вернуть памятник Ф.Э. Дзержинскому на его историческое место на Лубянской площади в Москве. Но верно говорят — легко разрушать и трудно строить.

Обращаясь к истории нельзя не заметить, что в жизни нашей страны проблема разрушений памятников и святынь, переименования городов и улиц, пересмотра символики и календаря праздников приобрела дурную и вредную привычку, опасную тенденцию.

Сразу после Октябрьской революции советская власть запретила праздник встречи Нового года, посчитав его религиозным, старорежимным. Хотя праздник, будучи введенным в России еще Петром I, по своей сути обрел народный характер и прочно вошел в жизнь и сознание россиян. Несмотря на все строгости, многие люди продолжали праздновать Новый год, ставить и наряжать дома елки. В детстве я всегда ходил на елку к старшей сестре матери.

И все же вековая традиция празднования Нового года победила. Как не изворачивалось руководство страны в 1936 году, оно вынуждено было возродить новогодние праздники. Снова появились день отдыха 1 января, многочисленные нарядные елки, веселые новогодние вечера. И поныне встреча Нового года остается одним из самых почитаемых праздников в нашей стране.

Помню, еще до Великой Отечественной войны в Киеве центральная улица Крещатик была переименована в улицу Воровского. У жителей города и Украины это вызвало не только удивление, но и глубокое возмущение. Ведь название Крещатик теснейшим образом связано с введением на Руси новой государственной религии — христианства. Именно на месте Крещатика проходил путь, по которому по воле великого князя Владимира Святославовича гнали киевлян к Днепру для свершения таинства крещения. Спустя некоторое время киевские власти поняли содеянную глупость и центральной улице возвратили по праву принадлежащее ей название Крещатик.

Подобная «лихорадка революционного обновленчества» поражала порой не только властные структуры, но и определенные слои общества, обретая курьезный характер. Весной 1919 года, например, именовавшие себя имажинистами и отражавшие крайности поэтики раннего футуризма, действуя самовольно и хулигански, переименовали в Москве ряд улиц. В течение суток Большая Дмитровка называлась улицей имажиниста Кусикова, Петровка — улицей Мариенгофа. Тверскую улицу трое суток украшала табличка с именем имажиниста Есенина.

Серией аналогичных и схожих перемен и курьезов отмечены в России перестройка и последовавшие за ней годы.

Буквально одна «новация» сменяет другую, ничего, кроме нагнетания страстей и раскола, в общество не принося.

Государственная дума в начале 2005 года, перешерстив календарь праздников, убрала из него 7 ноября — День Октябрьской революции, преобразовав его в памятную дату и обычный рабочий день. Таким бесцеремонным образом Дума отнеслась к событиям всемирного значения. А ведь Октябрьская революция буквально потрясла и преобразила не только саму Россию, но и страны всего земного шара. Именно она привела к крушению всей колониальной системы, не говоря уже о многом другом.

Произвольная политика всякого рода переименований и разрушений есть прямое неуважение к нашему прошлому, к истории России, по своей сути аморальна и безнравственна. В ее основе находится стремление все ставить в зависимость от политической конъюнктуры.

Хорошая или плохая, но это наша история, и бессмысленно ее поправлять или переделывать столь варварскими методами. Державные власти, левые, центристски правые и любые другие партии в сохранении исторического культурного наследия России обязаны строго придерживаться политики здравого консерватизма в прямом понимании этого слова.

* * *

Власть и органы безопасности никогда не живут друг без друга. Без всякого сомнения, в этой государственной связке власть занимает доминирующее положение. Такой порядок взаимоотношений с властью, а конкретнее — с партией, фактически управлявшей Советским государством, был присущ и ВЧК-НКВД-КГБ.

В последние годы читатель получил возможность познакомиться с изданными воспоминаниями бывших чекистов, попытавшихся раскрыть содержание сложных отношений органов безопасности с властью. Наверное, дальше других по этому пути прошли в своих мемуарах П. Судоплатов («Разведка и Кремль»), Ф. Бобков («КГБ и власть») и В. Крючков («Личное дело»). Люди разных поколений и судеб, они в свое время занимали высокое служебное положение в НКВД-МГБ-КГБ, были вхожи в верхние эшелоны власти, непосредственно участвовали в выработке и реализации политики обеспечения безопасности Советского Союза. Не занимаясь рецензированием и пересказом мемуаров, отмечу, что авторы по-крупному обозначили важность темы и рассказали много интересного. Однако в полной мере саму тему еще не раскрыли. И это объяснимо. Необходимы время и глубокие исследования совместными силами политологов, историков, социологов и чекистов-профессионалов.

На мой взгляд, в средствах массовой информации принято преувеличивать всесилие служб безопасности, изображать их монстром, стоящим над властью, навязывающим ей свои решения, верховодящим в государстве. Такое утверждение не отвечает действительному положению дел. Оно часто используется некоторыми внутренними и внешними силами для компрометации органов безопасности.

В истории, да и в наше трудное время, есть немало примеров, когда партии и политики в борьбе за власть пытаются переложить собственную вину за преступления и просчеты на службы безопасности, обвиняя их в чинимых провокациях и кознях. Нацеливают гнев толпы на органы, зная, что обывателю их деятельность всегда кажется подозрительной.

Советские органы государственной безопасности постоянно были верны партии. Какой-то своей независимой политики не проводили, партии себя не противопоставляли, на власть в государстве не претендовали. Все руководители органов госбезопасности, начиная с Ф. Дзержинского и заканчивая В. Крючковым, являлись преданными партийцами, персонально подобранными и назначенными ЦК. Если бы кто-то и попытался спровоцировать бунт ради личной власти, будь то даже сам Берия, основная масса сотрудников ему поддержки не оказала бы.

И все же зная, насколько острый и сильный государственный инструмент представляет собой служба безопасности, руководство партии постоянно подстраховывалось. Наряду с жестким контролем, периодическими чистками и кадровыми инъекциями КГБ было строжайше запрещено вести контрразведывательную работу в партийных структурах сверху донизу. Аналогичное табу действовало и в отношении политических органов Вооруженных сил Советского Союза. Попутно замечу, что в переломный период нашей истории именно элита партии выделила из своей среды перерожденцев, сепаратистов и буржуазных лоббистов.

Партия и ее руководители постоянно держали руку на пульсе органов госбезопасности, внимательно следили за частотой ритма их работы. Стало правилом присутствие и участие первых лиц партии в совещаниях, собраниях, партийных активах и других политических и организационных мероприятиях, проводимых в центральном аппарате МГБ-КГБ. Правда, не могу утверждать, как обстояло раньше, но с 1943 по 1953 год в широком плане И. Сталин с чекистами не встречался и перед ними не выступал. Очевидно, такой стиль руководства органами безопасности его устраивал. Возможно, к этому имелись и какие-то другие личные соображения Сталина.

В постсталинское время с руководящим составом КГБ встречались Н. Хрущев, о чем я уже упоминал, Л. Брежнев, К. Черненко и М. Горбачев. Главный перестройщик выслушал только доклад и сразу же совещание покинул. Конечно, систематический характер носило участие в оргпартмероприятиях КГБ секретарей ЦК КПСС, руководителей и инструкторов отдела административных органов. Такая форма общения аппарата ЦК с чекистами позволяла доводить до личного состава органов установки и требования партии, контролировать их деятельность, изучать кадры.

В органах довольно регулярно проводились всесоюзные совещания руководителей центральных и местных подразделений госбезопасности. Особенно значение и качественный уровень совещаний возросли в бытность председателем КГБ Ю. Андропова. Обычно с основным докладом всегда выступал сам Юрий Владимирович. Он обстоятельно анализировал внутреннюю и международную обстановку и ставил перед органами безопасности четкие задачи. Каждый его доклад отличался глубоким содержанием, неординарными мыслями, слушался с интересом.

Всесоюзные совещания руководящих работников органов и войск КГБ СССР, как правило, проходили в ведомственном клубе на Большой Лубянке. За все годы имело место только одно исключение. 25 мая 1981 года такое совещание, а вернее часть его, вопреки установившейся традиции, состоялось в Колонном зале Дома Союзов. Никто причин этого участникам совещания не объяснил. Но по ходу дела все само собой прояснилось.

На всесоюзном совещании выступил с краткой речью, состоявшей из самых общих фраз, Л. Брежнев. Говорил он довольно тяжело, как бы спотыкаясь на словах. Затем руководители органов выслушали доклад Ю. Андропова, хотя чувствовалась какая-то его незавершенность. Сразу же после доклада объявили перерыв и сообщили, что совещание продолжит работу в клубе на Большой Лубянке. В дальнейшем Л. Брежнев на совещании больше не появлялся, а недосказанное в докладе Ю. Андропов изложил в заключительном слове.

Почему был принят такой необычный регламент работы совещания? Все упиралось в состояние здоровья Леонида Ильича. Ему составляли трудность само участие в совещании и необходимость добраться до ведомственного клуба КГБ, хотя клуб находился не намного дальше от Кремля, чем Дом Советов.

Таким образом, интересы дела фактически были подчинены прихоти одного больного человека, присутствие которого никакого влияния на само совещание не оказало. Это тоже имеет прямое отношение к пониманию разности таких величин, как партия и органы безопасности, уяснению степени их взаимной связи и подчиненности.

Ведя борьбу за власть, верхи партии создавали внесудебные структуры с широкими карательными полномочиями и сохраняли их до тех пор, пока они не угрожали им лично. Как известно, 5 ноября 1934 года постановлением СНК СССР при наркоме внутренних дел было организовано Особое совещание (ОСО). Почти 19 лет оно действовало вопреки Конституции СССР, применяя уголовные репрессии против многих неповинных людей. За это время неоднократно менялась внутриполитическая обстановка в стране, но ЦК даже пальцем не пошевелил, чтобы покончить с этим беззаконием. Только после того, как Хрущев, перепуганный делом Берии, предположил возможность применения карательных санкций Особым совещанием против него и его соратников, Верховный Совет СССР своим указом от 1 сентября 1953 года ОСО упразднил.

Можно твердо утверждать, что органы ВЧК-НКВД-МГБ-КГБ на ведущую роль партии в государстве никогда не посягали. Власть и службы безопасности всегда были разновеликими величинами со своимобъемом полномочий, задач и методов их решения.

* * *

Вокруг института негласных помощников, занимающего важное место в деятельности органов безопасности, длительное время ведутся споры, высказываются противоречивые мнения. Опираясь на многолетний опыт работы с негласным аппаратом, хотелось бы и мне высказать некоторые соображения по столь специфическому и деликатному вопросу.

Следы использования негласных методов работы уходят в глубь веков. Даже Библия утверждает, что Иисус Навин, осаждая Иерихон, послал в город двух соглядатаев, чтобы подготовить его захват и разрушение. По мере становления государств, особой системы органов власти в них, развития функций обороны и безопасности, постоянно совершенствовались методы и средства разведки и контрразведки, способы применения агентуры.

Не все знают, что с образованием ВЧК шли жаркие споры о том, нравственно ли в рабоче-крестьянском государстве использовать для его защиты негласный аппарат, подобно тому, как он использовался господствующими классами царской России. Спор в пользу негласного аппарата решила нараставшая борьба контрреволюции с молодой советской властью, развернувшаяся после победы Октября. Для достижения своих целей контрреволюция прибегала к заговорам и мятежам, шпионажу и террору, диверсии и саботажу. При этом широко опиралась на разветвленную, хорошо законспирированную агентурную сеть. Органы ВЧК силой обстоятельств вынуждены были ответить на тайные приемы контрреволюции противопоставлением своих негласных методов работы в сочетании с опорой на помощь трудящихся.

Как раньше, так и теперь иностранные государства даже с развитой демократией не отказываются от использования агентурного аппарата в интересах защиты своей безопасности. Если внимательно перечитать опубликованные в печати за последние годы высказывания руководителей американских специальных служб, то легко заметить, что и сейчас из всех средств разведки, они отдают приоритет агентурным средствам. Американцы считают, что даже при наличии мощной электронной разведки, использовании спутников и других технических средств нельзя решить главные разведывательные задачи. Сама техника способна ответить лишь на вопрос о возможностях противника, но его намерения можно выявить только агентурными методами.

На этот счет характерна публикация в газете «Нью-Йорк таймс». В ней, в частности, говорилось: «Спутники, которые когда-то считали чудом разведки, как оказалось, были неспособны выявить военные намерения Саддама Хусейна или сфотографировать экономический крах советской системы… На деньги, которые стоит один не слишком дорогой разведывательный спутник, ЦРУ может нанять буквально тысячи агентов».

Таким образом, и международная практика, если позволительно так обобщенно выразиться, не осуждает использование негласных средств в системе обеспечения безопасности государства. Фактически спецслужбы всех стран мира опираются в своей деятельности на возможности агентуры.

Подразделения контрразведки решают задачи вскрытия и нейтрализации операций иностранных разведок, направленных против стратегических объектов России, террористических и диверсионных актов, преступных действий, имеющих целью насильственное свержение государственного и общественного строя, проявлений организованной преступности. Чтобы борьба с этими преступлениями велась успешно, органы безопасности должны обеспечить своевременное поступление информации, дающей возможность предупредить или раскрыть готовящиеся преступления. Одним из важнейших средств добывания такой информации и является институт негласных помощников.

Первостепенное значение агентурного аппарата убедительно просматривается на примере борьбы специальных служб с международным терроризмом, обретшим в наше время глобальный характер. Только продвинув агентуру непосредственно в террористические звенья и ячейки, зная о намерениях и замыслах организаторов террора, можно успешно бороться с их преступными акциями. На примере Чечни наглядно видно, с каким трудом органы безопасности решали эту сложную проблему, набирались опыта. Но и поныне повторяющиеся террористические акты с серьезными разрушениями и человеческими жертвами свидетельствуют о слабости или отсутствии агентурных позиций служб безопасности в террористических гнездах.

Проникновение в среду террористов-фанатиков, работа с агентурой, используемой в борьбе с террором, ее обучение и проверка требуют высочайшего профессионализма и мастерства от оперативных сотрудников. Здесь малейшая ошибка, упущение или оплошность могут иметь роковые последствия.

Поучительным историческим примером в этом плане может служить покушение на П. Столыпина 1 сентября 1911 года во время театрального спектакля в Киеве. Для обеспечения безопасности Николая II и его свиты в театре находились 15 офицеров охраны и с ними 92 агента, а всеми мероприятиями по безопасности руководил заместитель министра внутренних дел, командир отдельного корпуса жандармов генерал П. Курлов. Несмотря на столь внушительные силы и меры, провокатору Мордко Бо-грову, члену партии эсеров и агенту охранки, удалось обмануть, ввести в заблуждение руководителей киевского охранного отделения, получить входной билет в театр по указанию Курлова и во время антракта дважды выстрелить в Столыпина, в результате чего 5 сентября он скончался. Покушение на Столыпина в Киеве, по счету одиннадцатое, стало возможным в связи с безответственностью, отсутствием должной перепроверки агентуры и бдительности, элементарного профессионализма со стороны руководителей и сотрудников жандармерии.

Сам институт негласных помощников представляет динамичный организм. На его качество и количество влияют внешняя и внутренняя обстановка, изменяющиеся задачи органов безопасности, происходящие в стране процессы демократизации общества. В работе с агентурным аппаратом постоянно учитываются уроки прошлых ошибок. Органы безопасности осуществляют сотрудничество с негласными помощниками на добровольной, доверительной и конспиративной основе. Никаких клятв и присяг от них не принимают. Работа с негласными помощниками строится в соответствии с действующим законодательством России — законами «Об оперативно-разыскной деятельности» и «Об органах федеральной безопасности». Постоянно проявляется забота о гражданских правах негласных помощников, защите их интересов.

В прессе стало модой, признаком «демократизма» шельмовать, обливать грязью негласных помощников органов, оскорбительно, на уголовно-базарном жаргоне называть их «стукачами», «сексотами» и клеймить другими прозвищами. Призывать негласных помощников к открытому покаянию, заранее отводя для кающихся полосы газет и журналов. Невольно возникает вопрос: что это — наивность, лицемерие или просто глупость? Наверное, и то, и другое.

Отметая подобные оскорбления, необходимо подчеркнуть, что большинство негласных помощников — это люди честные и достойные, настоящие патриоты. Оказывая помощь в обеспечении безопасности государства, они нередко ставят на грань риска не только свою репутацию, но и жизнь. Поэтому обвинять гражданина, вносящего личный вклад в обеспечение безопасности страны, в каких-то грехах, оскорблять его, по меньшей мере, неразумно.

В средствах массовой информации зачастую ставится знак равенства между понятиями «негласный помощник» и «провокатор». Это дезинформация, имеющая целью утвердить читателей во мнении, что работа органов безопасности строится на лжи и подстрекательстве. В действительности все обстоит не так. Появление среди негласных помощников провокатора является для органов чрезвычайным происшествием. С таким лицом сотрудничество немедленно прекращается, а оперативный работник несет служебную и дисциплинарную ответственность.

Встречаются утверждения, что работа негласного помощника безнравственна, не совместима с демократией и гласностью, является доносительством. Тот, кто так думает, опускается до уровня обывателя, до примитивного понимания действия негласного помощника. Поведение негласного помощника воспринимается как подглядывание в замочную скважину, подслушивание, сочинение доносов на друзей. На самом деле ничего подобного нет. Негласный помощник, вскрывая признаки тщательно маскируемых преступных действий, помогает органам безопасности выходить на лиц, занимающихся сбором шпионской информации, готовящих террористические акты, причастных к коррупции и другим преступлениям, несущим серьезную угрозу обществу А теперь уместно задать вопрос: кто же поступает безнравственно? Тот, кто участвует в защите безопасности нашего государства, или тот, кто эту защиту разрушает? Ответ очевиден.

В нынешнее время можно услышать призывы вообще ликвидировать негласную работу в органах. В таких призывах фактически содержится прямой умысел ослабить сами органы безопасности, обезоружить их перед зарубежными спецслужбами и преступными элементами в стране. Свернуть в органах госбезопасности России негласную работу — это все равно что сделать подарок шпионам, диверсантам, наркобизнесу, мафиози и другим преступникам. Еще раз напомню: во всем мире нет прецедента, когда бы работа по обеспечению безопасности осуществлялась только гласными методами.

На фоне споров об институте негласных помощников небывалого размаха достигла в ряде государств кампания по выявлению и разоблачению агентов бывшего КГБ. В Прибалтике, Молдове, Литве, Польше и других странах эта кампания возведена на уровень государственной политики. Ее острота и масштабы созвучны самым мрачным годам инквизиции и маккартизма. В поиске и изобличении агентов КГБ, публикации на них материалов в газетах участвуют государственные деятели, крупные политики, парламентарии и парламентские комиссии, многочисленные журналисты. Нередко к кампании подключаются люди с нечистой совестью.

Иногда сыскные усилия разоблачителей обретают анекдотический характер. По сообщению прессы, бывшее Федеральное собрание Чехословакии 5 марта 1992 года потребовало запросить у правительства России списки и материалы на чехословацких граждан, сотрудничавших с КГБ. Почему такая бесцеремонность только по отношению к России? Возможно, парламентариям следовало бы глобально запросить все спецслужбы мира о наличии в их агентурной сети чехословацких граждан.

Не может не вызвать удивления многомесячное разбирательство в Верховном суде Литвы дела «о сознательном» сотрудничестве экспремьера Литвы К. Прунскене с КГБ. Если даже так, то ведь она сотрудничала не с иностранной разведкой, а с органами безопасности Советского Союза, государства, в гражданстве которого состояла. Что же здесь преступного?

В марте 2006 года премьер-министр Латвии Ай-гар Калвитс высказал огорчение по поводу затянувшегося в республике поиска агентов КГБ. По данным печати, он в связи с этим отметил, что «мы уже 15 лет охотимся за призраками», дискуссии вокруг публикуемых списков бывших агентов КГБ мешают нормальному проведению избирательных компаний в сейм, и призвал наконец покончить с подобной охотой.

Иначе как абсурдной громкую кампанию по поиску лиц, причастных к агентурной деятельности КГБ, не назовешь. Но ее организаторы, на мой взгляд, стремятся решить две корыстные задачи. Первую: свести счеты, шантажировать и скомпрометировать своих бывших и нынешних политических противников, еще больше накалить обстановку в обществе. И вторую, более широкую: поиск конструктивной политики по преодолению кризисных явлений в экономике и жизни людей подменить поиском новых врагов и «охотой на ведьм».

Характерно, что «охотники на ведьм» не отрекаются вообще от использования негласных помощников. Громя агентов КГБ, они в то же время создают в государственных структурах национальных спецслужб новый, «удобный» для себя агентурный аппарат.

Крайне опасно, когда в роли «разоблачителей» агентов выступают бывшие сотрудники КГБ. Предавать человека, с которым ты работал, совместно решал вопросы обеспечения безопасности страны, обещал ему хранить тайну сотрудничества, — значит, разгласить государственные секреты, потерять офицерскую честь и человеческую порядочность.

Обеспечение безопасности государства отвечает прежде всего интересам самого народа. Поэтому долг граждан — оказывать помощь органам безопасности в решении стоящих перед ними задач.

* * *

За годы моей работы в МГБ-НКВД-КГБ сменились десять руководителей ведомства. Начиная с В.С. Абакумова, за ним в хронологическом порядке следовали: С.Д. Игнатьев, А.П. Берия, С.Н. Круглов, И.А. Серов, А.Н. Шелепин, В.Е. Семичастный, Ю.В. Андропов, В.И. Федорчук и В.М. Чебриков. Все они — люди разных знаний и профессий, способностей и одаренностей, опыта государственной, партийной и чекистской работы. Отсюда и неоднозначность их вклада в обеспечение безопасности государства. Из названных руководителей половина пришла на работу в органы из высших эшелонов партийного аппарата.

В послевоенный период дольше всех у руководства органами стоял Ю. Андропов. В пределах года и меньше — Л. Берия и В. Федорчук. В составе Политбюро ЦК КПСС входили Л. Берия, Ю. Андропов и В. Чебриков.

Спокойно, без «травм» и оргвыводов возвратились на партработу секретарями ЦК КПСС Ю. Андропов, В. Чебриков и А. Шелепин. Два бывших руководителя ведомства, В. Абакумов и Л. Берия, за совершенные преступления исключены из партии, лишены званий и наград, приговорены к высшей мере наказания. Остальные пять человек по различным причинам практически от руководства органами КГБ были отстранены.

Не всех упомянутых руководителей службы безопасности я знал в достаточной мере. Одних наблюдал издали, с другими имел контакты и общение по работе. Необходимо также учитывать слишком неравнозначное мое с ними служебное положение. Поэтому все, о чем я скажу, не претендует на исчерпывающую характеристику или оценку, скорее, это отдельные штрихи к их портретам.

Из руководителей органов безопасности страны, несомненно, наиболее яркой личностью, заметно возвышающейся над всеми остальными, является Юрий Владимирович Андропов. Инициатива назначения Андропова председателем Комитета государственной безопасности СССР принадлежала Брежневу, хотя позднее и шутившему, что КГБ «украло» у него секретаря ЦК КПСС.

Андропов возглавил КГБ в 1967 году, перешагнув свой 50-летний возраст. Обладая богатым опытом государственной и партийной работы, будучи осмотрительным политиком, человеком умным и масштабно мыслящим, умело опираясь на коллегию КГБ и хорошо подобранных помощников — чекистов-профессионалов, он довольно быстро разобрался в специфике деятельности органов госбезопасности и как руководитель повел себя уверенно.

За 15-летний период управления органами КГБ Андропов многое сделал для поднятия их престижа в глазах общественности, повышения эффективности работы разведки и контрразведки, нравственного воспитания сотрудников, дальнейшего развития лучших чекистских традиций.

Юрий Владимирович отвергал методы подавления, имевшие место в прошлом. Важное значение он придавал предупредительно-профилактической работе. Неустанно напоминал личному составу КГБ о суровых уроках, вытекающих из минувших лет беззакония и репрессий. Требовал точного соблюдения Конституции и социалистического правопорядка, строжайшего законопослушания. Эти положения проходят красной нитью через приказы и указания, доклады и выступления Андропова, которые мне довелось неоднократно слышать на всесоюзных совещаниях руководящего состава органов, партийных активах и заседаниях коллегии КГБ.

Брежнев, назначая Андропова на руководство Комитетом госбезопасности, выдвигая в Политбюро ЦК КПСС, несомненно, видел в нем своего человека. Сам же Андропов, как нетрудно было заметить, никогда не подчеркивал свою близость к генсеку, стремился остаться в тени.

Возглавляя Комитет госбезопасности, Андропов твердо проводил в жизнь директивы партийного руководства, что, однако, не мешало ему, человеку проницательному и располагающему обширной информацией, лучше других видеть опасность застойных явлений, охватывающих страну. Вместе с тем зависимость от партийных и государственных верхов, его окружение не позволяли ему что-либо предпринять. Как только ситуация изменилась, он стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, сразу же последовали шаги в направлении либерализации жизни, обновления экономики, укрепления порядка в стране, усиления борьбы с коррупцией, получившие поддержку народа, увидевшего в лице Андропова нового политического лидера.

Говоря о добрых делах и заслугах Андропова, нельзя вместе с тем делать из него «чекистскую икону», как когда-то поступили с Дзержинским. Подобно большинству партийных и советских деятелей, Юрий Владимирович вырос и сформировался непосредственно в системе партийно-комсомольской номенклатуры, что не могло не отразиться на его стиле работы. Он оставался во многом кабинетным руководителем. За многолетнее управление Комитетом госбезопасности только несколько раз выезжал в периферийные подразделения, не видел своими глазами положения дел на местах. Как высший руководитель сдержанно относился к общению с оперативным составом, был разделен с ним многими бюрократическими перегородками.

В числе заместителей Андропова состояли Семен Кузьмич Цвигун и Георгий Карпович Цинев. Среди сотрудников их полушутя называли 2Ц. Оба они являлись генералами армии и первыми заместителями председателя КГБ, оба избирались депутатами Верховного Совета СССР и членами ЦК КПСС, обоим присвоено звание Героя Социалистического Труда, биографии обоих вошли в Военный энциклопедический словарь (издание 1986 года) на букву «Ц».

Цинев и Цвигун относились к людям, преданным Брежневу, составлявшим его ближайшее окружение. Истоки сближения Брежнева и Цинева уходят в предвоенные годы совместной партийной работы в Днепропетровске. Знакомство Цвигуна с Брежневым состоялось позднее, в начале 50-х годов, в бытность Леонида Ильича первым секретарем ЦК компартии Молдавии. Высоким положением в Комитете госбезопасности, званиями и многочисленными наградами, избранием в ЦК КПСС Цвигун и Цинев целиком и полностью обязаны щедрости и постоянной поддержке Брежнева. Они не оставались перед ним в долгу, усердно отрабатывали снизошедшие на них милости и блага.

Не вызывает сомнения, что выдвижением Цвигу-на и Цинева заместителями Андропова Брежнев обеспечивал личный контроль деятельности не только Комитета госбезопасности, но и его председателя, стремясь оградить себя от всякого рода неожиданностей. В памяти Леонида Ильича еще были свежи обстоятельства удаления от власти Н. Хрущева.

Вот, пожалуй, и все, что роднило Цвигуна с Ци-невым. Во всем остальном они были антиподы. Различие было в их внешним облике, чертах характера, внутреннем содержании и многом другом.

Цвигун был на десять лет моложе Цинева. Окончил Одесский пединститут. Работая в органах госбезопасности с 1939 года, приобрел оперативный опыт. Участвовал в партизанском движении. Кроме Молдавии служил в Таджикистане и Азербайджане. В 1967 году стоял вопрос о его увольнении в отставку, но планы кадровиков поломал Брежнев. Он взял Цвигуна из Азербайджана заместителем, а затем первым заместителем председателя КГБ СССР. Цинев все годы Великой Отечественной провел на фронте. В органы КГБ был направлен ЦК партии в возрасте 47 лет, чекистских азов не прошел. Назначение получил сразу на должность начальника Управления особых отделов КГБ по ГСВГ.

Цвигун — рослый, несколько полноватый, с приятными чертами лица мужчина. В действиях медлительный, сдержанный, говорил с заметным украинским акцентом. Зная степень его «литературной одаренности», не могу себе представить, как он смог написать повесть «Мы вернемся», изданную в 1971 году. В отношениях с подчиненными нередко лукавил: в глаза говорил одно, а делал совсем другое.

Цинев, в противоположность Цвигуну, — невысокого роста, обыденной внешности, всегда с наголо бритой головой. Человек живого ума, не лишенный проницательности, весьма энергичный и подвижный. В суждениях резок и категоричен. В нем уживались простота, доступность и обманчивая открытость с капризностью, непредсказуемостью, восприимчивостью к сплетням, властолюбием и болезненным стремлением постоянно быть на виду. В этом смысле характерна газетная фотография августа 1975 года. На ней снят в окружении членов и кандидатов в члены Политбюро Брежнев, возвратившийся из Хельсинки после завершения работы Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. На фотографии среди высшего государственного и партийного руководства оказался и Цинев, буквально вынырнув из-за спины Андропова.

Наверное, самый значительный недостаток Цинева состоял в его благосклонности к подхалимам и угодникам. Упоминавшийся Н. Миронов, знавший Цинева еще по Днепропетровску, говорил: «Там, где появляется Цинев, обязательно возникает рой подхалимов». Всячески поддерживая и продвигая по службе людей угодных и покорных, Цинев опускал административный шлагбаум на пути руководителей и сотрудников принципиальных, имевших свое мнение, допускавших критику в его адрес.

В народе говорят: хочешь владеть душами людей — учись не только все помнить, но и многое навсегда забывать. Цинев никогда ничего не забывал, глубоко таил в себе недоброжелательство и всегда находил возможность свести личные счеты. Небезгрешным в протекционизме был и Цвигун.

Цинев и Цвигун относились друг к другу ревниво, недоброжелательно, почти враждебно. Междоусобица не разгоралась в пожар лишь потому, что их сдерживала узда служения и поклонения единому хозяину — Брежневу.

Естественно, возникают вопросы: неужели Андропов не видел изъянов в деятельности своих заместителей Цвигуна и Цинева? Почему снисходительно взирал на серьезные нарушения кадровой политики? Не знать о них он не мог, так как, кроме всего прочего, в Комитет поступали и жалобы. Объяснение, очевидно, состоит в том, что Андропов не желал портить личные отношения, входить в конфликт с Брежневым.

Цвигун покончил жизнь самоубийством в январе 1982 года. Среди 26 лиц, подписавших некролог, нет подписи его покровителя — Брежнева. Похороны состоялись на Новодевичьем кладбище. В пышной похоронной процессии мне довелось нести бархатную подушечку с воинским знаком отличия генерала армии — «Маршальская Звезда». Похоронили Семена Кузьмича недалеко от могилы Н. Хрущева.

В некрологе, отражающем официальную точку зрения, кончина Цвигуна объяснялась последствием тяжелой продолжительной болезни. Уже тогда подобное объяснение вызывало у многих людей серьезные сомнения. Среди сотрудников КГБ, а потом и в печати высказывалось мнение, что Цвигун покончил с собой. Истекшие годы подтвердили такое предположение. Евгений Чазов в «Воспоминаниях кремлевского врача», изданных в 1992 году, без всяких недомолвок заявляет о самоубийстве Цвигуна, последовавшем 19 января 1982-го днем на даче.

Утверждают, что причиной самоубийства Цвигуна явился недружелюбный, полный упреков и угроз разговор с ним Суслова, обвинившего зампреда КГБ в плохой работе органов безопасности по защите престижа Брежнева и его семьи. Зная Цвигуна с 1964 года, со времени работы в Закавказье, не единожды наблюдая его уравновешенный и сдержанный характер, с трудом представляю, какой взрывной силы должен был быть психологический детонатор сусловского разговора, приведший Семена Кузьмича к стрессовому состоянию и трагическому концу.

Есть и другая заслуживающая внимания версия причины самоубийства Семена Кузьмича Цвигуна. Он болел раком легких, перенес операцию, но изменений к лучшему не произошло, состояние здоровья продолжало ухудшаться. Чувствуя безнадежность своего положения, Семен Кузьмич выехал 19 января 1982 года на дачу, взял у водителя-охранника оружие и застрелился.

Я нередко спрашиваю себя: зачем руководству партии и КГБ понадобилось скрывать действительные причины смерти Цвигуна? Казалось бы, канули в прошлое случаи утаивания верхушкой партии от народа самоубийств Надежды Аллилуевой в ночь с 8 на 9 ноября 1932 года, Серго Орджоникидзе в 1937-м и других, выдачи этих самоубийств за неожиданную и естественную смерть. Оказывается, история повторяется даже и на более низком уровне. Можно предполагать, что подобные самоубийства компрометировали кого-то из высшей власти, и поэтому считалось необходимым прятать их под саваном тайны и обмана.

Вспоминая прошлое, приходишь к мысли, что органы безопасности не всегда возглавляли достойные руководители. У кормила нередко оказывались весьма разноликие и случайные люди, вознесенные на этот высокий и влиятельный пост в силу стечения обстоятельств и субъективных решений, что не могло не сказаться на деятельности органов НКВД-МГБ-КГБ.

* * *

После расформирования весной 1946 года органов Смерша и до 1991-го военную контрразведку Советского государства возглавляли Н.Н. Селивановский, Н.А. Королев, Я.А. Едунов, С.А. Гоглидзе, Д.С. Леонов, А.М. Гуськов, И.А. Фадейкин, Г.К. Цинев, В.В. Федорчук, И.Л. Устинов, Н.А. Душин, В.С. Сергеев и В.А. Жардецкий.

Кроме В. Жардецкого, состоявшего в звании вице-адмирала, все перечисленные руководители имели генеральские чины. Каждый из шефов военной контрразведки являл собой индивидуальность с особенностями характера и стиля управления. Объединяли их, делали схожими военные годы, многолетняя служба в вооруженных силах и чекистских органах. Своими организаторскими и практическими делами они оставили разномерную «борозду» на трудном контрразведывательном поле.

Для большинства названных генералов высокое положение руководителя военной контрразведки стало вершиной восхождения по служебной лестнице. Но были и исключения. В. Федорчук вырос до руководителя Комитета госбезопасности, а затем МВД СССР, удостоился звания генерала армии.

Сломалась служба у генералов Н. Селивановского и Н. Королева, поднявшись с должности начальника главка до положения заместителя министра госбезопасности, они в октябре 1951 года были сняты с занимаемых постов и арестованы в связи с «делом Абакумова», а позднее освобождены.

Катастрофой завершилась карьера С. Гоглидзе. Арестованный по делу Берии, он был приговорен судом в 1953 году к расстрелу с лишением воинского звания и наград.

О Леонове, Фадейкине и Цнневе в записках рассказано раньше.

В рассматриваемый период протяженностью в 45 лет сменились 13 руководителей военной контрразведки. В среднем несколько больше, чем три года на руководителя. Наверное, для пользы дела следовало бы менять их реже. В целом военной контрразведке везло. Ею руководили в основном профессионалы, люди, знающие чекистское дело.

* * *

В условиях реформирования органов безопасности применительно к новому общественно-политическому строю жизнь выдвигает и такой непростой вопрос: нужно ли российским специальным службам взять на вооружение опыт и традиции чекистов или категорически отвергнуть их?

На этот счет имеются два мнения. Согласно первому, радикальному, с идеологией «чекизма», «чекистским духом» следует покончить раз и навсегда. Новые российские органы безопасности следует возводить на пустом месте с первого до последнего кирпича. Согласно второму, умеренному, рекомендуется взвешенно и критически подойти к оценке прошлого советских органов госбезопасности и по-умному использовать все лучшее из опыта и традиций чекистов. Вторая точка зрения более рациональная и ближе мне, ибо она исходит из преемственности, отвергает безоглядное разрушение и прокладывает мост из прошлого в будущее.

Органы безопасности России уже унаследовали от КГБ квалифицированные кадры, агентурный аппарат, следственные и оперативного учета дела, архивы, технические средства, связь и транспорт, здания административного фонда. Такая солидная база позволяет решать весь комплекс контрразведывательных задач.

В истории советских органов безопасности, конечно, имеются страницы, о которых и сегодня нельзя вспоминать без стыда и боли, но было немало добрых дел и достойных традиций.

Их надо сохранить и приумножить, решительно отказавшись от всего скомпрометированного и неприемлемого.

Большим достоянием является более чем 70-летний опыт оперативно-разыскной деятельности. Он уникален сам по себе, раскрывает систему тайной борьбы со шпионажем, террором и диверсией не только в мирное, но и в военное время. Ряд крупных контрразведывательных операций, радиоигр и дел, проведенных на высоком профессиональном уровне, вошел в золотой фонд мероприятий органов безопасности. Они свидетельствуют о том, что советская контрразведка, и в ее составе военная, на равных сражались с самыми сильными, опытными и богатыми разведками мира, одерживая над ними победы.

Мне думается, что развитие здоровых чекистских традиций даже в самые трудные для органов годы несло в себе позитивный воспитательный заряд. Оно формировало у сотрудников честность, бескорыстие, порядочность, трудолюбие, решительность и стойкость, скромность и верность Отчизне. Стоит ли отказываться от такого наследства? Естественно нет. Все эти качества необходимы личному составу сил безопасности и сегодня, особенно в условиях, когда общество разъедают коррупция, мздоимство, продажность, безнравственность и другие пороки.

Пожалуй, наиболее емко суть сотрудника безопасности раскрыта в широко известных, крылатых словах Ф. Дзержинского: «Чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками». В этих словах выражена общая мера человеческой порядочности, их можно отнести к любой другой профессии, заменив слово «чекист» словами «политик», «предприниматель», «судья», «военнослужащий», «журналист» и т. д. Замечательные слова Ф. Дзержинского и ныне могут служить критерием оценки сотрудников специальных служб.

Важную роль в сохранении преемственности поколений играет работа, проводимая ФСБ с ветеранскими организациями, созданными во всех структурах службы безопасности. С ветеранами-контрразведчиками периодически встречаются руководители ФСБ и ее подразделений. Офицеры, находящиеся в отставке и запасе выступают в коллективах сотрудников и слушателей академии, средствах массовой информации, участвуют в различного рода праздничных и других мероприятиях.

Как дань памяти контрразведчикам к 50-летию окончания Великой Отечественной войны ФСК подготовила и издала книгу-мартиролог, в которую внесено более 12 тысяч фамилий сотрудников, погибших в боях за Родину на фронтах Великой Отечественной, скончавшихся от ран, пропавших без вести. Эта важная работа по поиску материалов о чекистах, отдавших свою жизнь за свободу Отечества и его граждан, продолжается, она также важна для преемственности традиций.

В ветеранском движении активно участвуют и военные контрразведчики, передавая свой профессиональный опыт и знания молодым сотрудникам. В 1995 году Управление военной контрразведки ФСБ вместе с Советом ветеранов выпустило специальный информационный бюллетень, в котором выступили с воспоминаниями участники Великой Отечественной войны.

19 апреля 2003 года исполнилось 60 лет со дня образования органов военной контрразведки Смерш. О них в моих воспоминаниях сказано довольно обстоятельно. Вклад сотрудников Смерша в дело победы над фашистской Германией в Великой Отечественной войне весьма значителен. Однако за прошедшие годы, ни в советское время, ни в нынешнее, никто не считал нужным отмечать какие-либо даты, в том числе и юбилейные, связанные с деятельностью органов Смерша. Этот период истории военной контрразведки остался как бы в тени. И вот спустя шестьдесят лет нашлись умные люди, посчитавшие нужным отметить юбилейную дату Смерша. Так могли поступить только те, кому не безразлична безопасность России, кто по-настоящему заботится об эффективности работы специальных служб, в частности военной контрразведки, кто понимает животворное значение преемственности поколений.

В дни юбилея Смерша в газетах «Красная звезда», «Московский комсомолец» и других были помещены материалы о борьбе Смерша с фашистскими разведывательно-подрывными органами во время войны, опубликованы воспоминания ветеранов-контрразведчиков, а телевидение организовало ряд специальных тематических передач. В целом средства массовой информации много сообщили нового и интересного, а самое главное — в границах исторической правды, без перекосов.

По поводу юбилея 18 апреля в Культурном центре ФСБ на Большой Лубянке состоялась встреча ветеранов Смерша с действующими руководителями и сотрудниками военной контрразведки, обеспечивающими безопасность Вооруженных сил России. Встреча прошла без формальностей, в обстановке теплоты и искренности, безусловно, с пользой для дела и навсегда запомнилась ее участникам.

В конце 2003 года вышла из печати книга под названием «Смерш», содержащая исторические очерки и архивные документы о деятельности военной контрразведки в годы Великой Отечественной войны. Книга безукоризненно издана с позиций требований полиграфии, содержащиеся в ней материалы интересны, их дополняют многочисленные иллюстрации и фотографии.

Для сохранения связи прошлого органов безопасности с настоящим важное значение имеет установление указом Президента Дня работника органов безопасности 20 декабря. Праздник, согласно указу, получил новое наименование, но его дата является днем образования Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК).

Нет сомнения, что созданные специальные службы России будут сильными только в том случае, если вберут в себя все лучшее и ценное из опыта и традиций советской разведки и контрразведки.

* * *

Оценивая прошлое и вглядываясь в будущее органов безопасности, уместно спросить: а где гарантии того, что деформации, имевшие место в их деятельности, больше не повторятся? Да, такая эффективно действующая система гарантий действительно необходима на будущее. В первую очередь она должна предусмотреть дальнейшую демократизацию самих органов с учетом их специфики и военной организации.

Углубление демократии будет способствовать более активному участию в решении задач, стоящих перед службой безопасности, самих сотрудников, созданию широких возможностей для проявления творчества и инициативы. Совершенствование демократии включает в себя и защиту прав, предоставленных сотрудникам, и проявление заботы о них. Приказы и распоряжения подчиненным руководители всех уровней обязаны отдавать в строгом соответствии с правовыми нормами и воинскими уставами.

Бесспорно, важным этапом на пути демократизации деятельности военной контрразведки является принятое решение об образовании в 3-м управлении ФСБ коллегии. В ее состав войдут начальник управления (председатель), его заместители, руководящие сотрудники аппарата и подчиненных органов. Ничего подобного в прошлом в системе военной контрразведки не было. Коллегия, несомненно, станет демократической формой коллективного обсуждения задач и принимаемых решений в атмосфере принципиальности и доверия, так необходимых в работе органов безопасности.

Важное место в системе гарантий от ошибок минувших лет занимает департизация органов безопасности. В своеобразной обстановке нашего прошлого органы госбезопасности срослись со структурами правящей партии. С потерей КПСС власти, осуществлением департизации традиционные отношения между партией и органами безопасности оказались разрушенными.

В новых условиях федеральные службы безопасности не должны подвергаться диктату и влиянию какой-либо партии, быть использованными в качестве инструмента политического противоборства. Сотрудники органов в период службы не могут быть членами партии и независимо от собственных убеждений обязаны руководствоваться в своей деятельности исключительно требованиями Конституции и закона, нести персонально ответственность за их нарушения.

Исторический опыт свидетельствует, что для личного состава органов нет ничего опаснее, чем попасть в «жернова» межпартийных и групповых разборок. Департизация содержит в себе залог и того, что со стороны органов безопасности не должно быть повторения преследования инакомыслящих, нарушения прав человека. Вместе с тем порождает тревогу возвращение в политической борьбе к поиску в обществе врагов, навешивание оскорбительных ярлыков: «краснокоричневые», «русские фашисты», «консерваторы», деление на «наших — ваших», «демократов — антидемократов». Крайне опасно, когда с разделением по политическим окраскам выступают лица, призванные по долгу своего высокого служебного положения руководить, направлять и контролировать деятельность российских специальных служб. В этом для органов таится опасность быть втянутыми в новую полосу гонения на инакомыслящих, в карательные действия в отношении политических противников.

В рассматриваемую систему гарантий необходимо включить правовые основы работы органов безопасности. Многие годы деятельность КГБ в основном регламентировалась ведомственными секретными нормативными актами. В мае 1991 года их заменил Закон «Об органах государственной безопасности СССР», действие которого в силу известных в стране политических событий было приостановлено.

В ходе реформирования органов принят новый закон «Об оперативно-разыскной деятельности» и «Положение о Федеральной службе безопасности Российской Федерации». Военная контрразведка дополнительно базирует свою работу на утвержденном в начале 2000 года «Положении об управлениях (отделах) Федеральной службы безопасности Российской Федерации в Вооруженных силах Российской Федерации, других войсках, воинских формированиях и органах (органах безопасности и войсках)». Эти правовые акты регламентируют деятельность спецслужб России и ориентированы на защиту прав и законных интересов российских граждан. Поименованные законодательные акты положили начало созданию юридической базы деятельности ФСБ. Они вселяют профессиональную уверенность в сотрудников и способствуют дальнейшему демократическому обновлению органов безопасности России.

Узловым звеном в системе гарантий от возможного повторения трагических ошибок прошлого должен стать постоянный и действенный контроль деятельности спецслужб. Опыт ушедших лет показывает, что сосредоточение контроля работы органов в руках одного человека, как это имело место при Сталине, или правящей партии сопряжено с рецидивами беззакония, соблазном использовать органы в интересах удовлетворения личных политических амбиций.

В силу этого контроль деятельности органов безопасности России не может носить монопольный, единоличный, узкий и случайный характер. В контрольном механизме должны участвовать президент, Федеральное собрание, правительство и судебные власти Российской Федерации. Каждый из субъектов контроля действует с учетом возложенного на него объема полномочий, установленных Конституцией и другими законодательными актами.

Главная задача контроля со стороны высших структур власти состоит в том, чтобы обеспечить точное и неуклонное исполнение законов в деятельности органов безопасности, не допустить нарушения прав отдельных граждан в процессе выполнения спецслужбами своих обязанностей. Парламентарии, причастные к контролю, обязаны нести свою долю ответственности за деятельность органов безопасности и секретность в их работе, а не быть в них сторонними наблюдателями, добытчиками сенсаций. Следует повышать роль и значение прокурорского надзора как за следствием и дознанием, так и за оперативно-разыскной работой.

Исключительно важно, чтобы не стоял в стороне от контроля деятельности органов безопасности народ, само общество. Секретные акции всегда вызывают у людей сомнение, не сочетаются с понятием демократии. Однако чтобы гарантировать безопасность страны, защитить демократию, контрразведке приходится вторгаться в область свободы отдельных лиц.

Поэтому работа органов безопасности должна быть понятна гражданам России и поддержана ими. В частности, необходимы гласность, открытость в освещении стратегических направлений и задач контрразведывательной работы, достигнутых результатов и строгая конспирация в вопросах, относящихся к формам, методам и средствам этой деятельности. Такой подход к гласности, необходимость соблюдения ее границ должны быть всем понятны. Ведь многие профессии имеют свои секреты, и никто не считает нужным требовать их раскрытия, обнародования.

Снятие органами безопасности избыточной засекреченности позволяет гражданам Российской Федерации лучше знать задачи органов и создает возможность иметь более широкое представление о законности их действий. В этом тоже свой залог от беззакония.

В плане гласности заслуживает одобрения опубликование в центральных газетах в феврале 2000 года текста Положения об органах безопасности в войсках. В нем изложены задачи, обязанности, права и действующая система военной контрразведки, вопросы ее взаимодействия с другими органами и организациями, а также порядок финансирования и материально-технического обеспечения. Необходимо особенно подчеркнуть, что за всю историю военной контрразведки с такого важнейшего документа, как Положение, впервые снята секретность, и он открыто опубликован для всеобщего ознакомления.

Если все составные части системы гарантий за деятельностью органов будут постоянно и активно действовать, дополнять друг друга, наше общество станет застрахованным от рецидивов деформаций прошлого.

И самый важный и принципиальный вопрос: кому должны служить органы государственной безопасности России? На поставленный вопрос, на мой взгляд, может быть только один правильный ответ: служить народу, соблюдать Конституцию, надежно обеспечивать безопасность Отечества. Специальные службы — часть народа, атрибут государственности, и этим сказано самое главное. В органах безопасности России трудятся честные, гуманные, достаточно воспитанные люди, ничего не имеющие с прошлыми деформациями. Им чужды мстительность, озлобленность и жестокость.

Государственной власти необходимо стабилизировать функционирование органов безопасности, дать им возможность уверенно трудиться. Пройдет время, и они окончательно обретут необходимую им силу для обеспечения безопасности России.

Эпилог

Взаписках центральное место заняла моя служба в военной контрразведке и то, что с ней связано. Считаю нужным коснуться и бытовой стороны жизни, тем более что распространено мнение о каком-то особом положении и высоких привилегиях сотрудников безопасности.

С окончанием войны свою жизнь я начинал в полном смысле с нуля, не имея ни ложки, ни плошки. Весь мой гардероб состоял из шинели, гимнастерки и сапог. Не намного богаче был гардероб и моей жены.

После свадьбы в победную весну мы поселились у родителей жены. В прошлом крестьяне, они переехали из деревни в Москву. Ее отец, Дмитрий Петрович Гриднев, с молодых лет до пенсии, с небольшими перерывами, трудился на заводе «Серп и молот», где начал работать еще до революции при хозяине Гужоне. Родители супруги занимали комнату размером 18 квадратных метров в доме у Абельмановской заставы, в общей, плотно населенной и почти без коммунальных удобств квартире. В комнате кроме нас, а затем родившегося сына размещались родители и брат жены. Всего шесть человек. Как говорится, не разгуляешься. Однако перенаселенность не являлась помехой для нашего взаимопонимания.

Когда в конце 1946 года нам выделили на Балчуге, в гостинице «Новомосковская» девятиметровый номер с окном в темный переулок, мы были искренне рады. Даже в такой тесноте умудрялись принимать гостей. Одно из неудобств состояло в том, что гости, прижатые столом к стене, вынуждены были до полного завершения трапезы находиться на месте. Обычно наши друзья на подобное неудобство не обращали внимания.

Запомнился переезд в 1951 году в общую, но более благоустроенную квартиру на улице Чкалова, дом № 46/48. Весь скарб семьи, состоявший из трех чемоданов, этажерки и четырех десятков книг, поместился в легковой автомашине ЗИЛ, предоставленной мне начальством для переезда в новое жилье. В квартире разместилось четыре семьи сотрудников органов — всего 16 человек, но жили мы дружно. Полы в двух больших холлах натирали коллективно. Мужчины выстраивались друг за другом, как косари, и терли паркет до блеска. Каждый Новый год встречали все вместе, накрывая в украшенном еловыми ветками и игрушками холле праздничный стол.

Первую отдельную двухкомнатную квартиру в Измайлово мы с женой получили после 14 лет моей службы, когда у нас было двое детей.

Каждая вещь, покупаемая для дома, являлась целым событием. Дело не только в том, что заблаговременно определялся приоритет покупок, копились или брались взаймы деньги, но трудно было достать саму желаемую вещь. Поэтому, как на семейный праздник, приходили к нам соседи, а мы к ним — осматривать новые приобретения. Обычно денег хватало от зарплаты до зарплаты. На дополнительные расходы приходилось периодически брать ссуды в кассе взаимопомощи. Материально обеспеченным почувствовал себя после пребывания за границей, где получал фактически два оклада — в советских рублях и немецких марках.

За все годы службы на государственных дачах не жил. В 1950 году отец жены получил в районе Домодедова восемь соток земли под садовой участок. С тех пор им пользуется пятое поколение Гераскиных, обживая участок с учетом материальных возможностей.

В Закавказье и ГДР мне выделялась служебная автомашина. Личную я купил только в 1979 году, возвратившись из-за границы. Льготами на жилье, лечение и отдых, поездки железнодорожным транспортом пользовался в тех пределах, которые были предоставлены всем военнослужащим.

Основные силы и время уходили на выполнение служебных обязанностей. В период войны кроме сна, и то не всегда регулярного, отдыха фактически не было. С весны 1945 года восстановили в правах выходной — воскресенье и месячный отдых раз в год. Однако официальный рабочий день, как я уже упоминал, длился до часу ночи для оперативного состава и до утра для руководителей. Так продолжалось до кончины Сталина в 1953 году. Затем в органах установили обычный для государственных учреждений распорядок работы, узаконили укороченные предвыходные и предпраздничные дни, а позднее и два выходных — в субботу и воскресенье. Но в органах безопасности не было принято строго придерживаться рабочего регламента — не позволяли характер и особенности самой службы.

Кому и в какое время года идти в отпуск, обычно определяли старшие начальники, исходя из интересов дела и пожеланий сотрудников. Став руководителем я, как правило, отдыхал в зимние месяца, завершив подведение годовых итогов работы и отчитавшись перед высшим начальством.

Министерство госбезопасности и его преемник КГБ располагали довольно благоустроенными санаториями и домами отдыха в Подмосковье, Прибалтике, на Черноморском побережье и в других регионах. Поэтому получение путевки, в том числе и на жену, не составляло трудности. Военные контрразведчики имели дополнительную возможность проводить отпуск в санаториях Министерства обороны.

Мне по душе было отдыхать в Подмосковье, главным образом в военном санатории «Архангельское» и ведомственном «Семеновское». Оба этих замечательных, с красивой природой места на западе и юге от Москвы тесно связаны с историей России, и я позволю себе хотя бы кратко сказать о них читателю.

Усадьба Архангельское в 1703–1810 годах принадлежала Голицыным, а в 1810–1917 годах — Юсуповым. Эти родовитые княжеские фамилии прочно вошли в российскую историю, в хронологию ее выдающихся и трагических событий. Окончательно завершил многолетние строительные работы по сооружению дворца и разбивки парка в Архангельском Николай Борисович Юсупов, член Государственного совета, министр, директор императорских театров и Эрмитажа, известный меценат.

Будучи образованным и богатым вельможей Юсупов собрал богатейшую коллекцию произведений искусств. Только картинная галерея насчитывала более 500 полотен. Его уникальная библиотека, одна из самых крупных частных библиотек России, состояла из 18 тысяч томов. Здесь, в Архангельском были сконцентрированы все лучшие достижения русской усадебной культуры XVIII — начала XX века.

После революции усадьба Юсупова являлась дачей Льва Троцкого, который, уезжая в ссылку, не посчитал зазорным, по сообщению экскурсовода, увести несколько полотен видных художников.

В 1931–1937 годах в парковой зоне усадьбы, на возвышенном берегу старицы Москвы-реки, военное ведомство построило два санаторных корпуса, хорошо вписавшихся в общий ансамбль. Здесь же во время войны размещался госпиталь. Закрепившись в Архангельском, военные с годами расширили территорию санатория, возвели новые лечебные корпуса, бассейн и клуб.

Бытовые удобства, красивый парк, лес, чудесный воздух — все в Архангельском располагало к здоровому отдыху. Зимой, через замерзшее русло старицы, заснеженные луга и перелески прокладывалась лыжня. Пройдя, почти ежедневно, в высоком темпе всю трассу лыжни, я мокрый, приятно возбужденный заходил в домик для отдыха, садился за большой стол с огромным русским самоваром и пил горячий чай с сухариками из черного хлеба, слегка посыпанными солью. Все это доставляло незабываемое удовольствие.

А как приятно было ходить по бывшему дворцу Юсупова, где расположен музей. Буквально притягивали к себе картины зарубежных мастеров Ван Дейка, Клода Лоррена, Г. Робера, Ф. Буше, П. Ро-тари и других. Я долго простаивал в Венецианском зале, специально оборудованном для двух полотен-шедевров «Встреча Антония и Клеопатры» и «Пир Клеопатры», написанных итальянским живописцем XVIII века Джованни Батиста Тьеполо. Картины огромного размера, пожалуй, самые большие в экспозиции музея, поражали своим размахом, чувством пространства, световыми эффектами, сияющим колоритом и композицией.

Уезжая из Архангельского, всегда испытывал потребность вернуться вновь…

Теперь сжато о «Семеновском». Строго на юг от Москвы, примерно в восьмидесяти километрах, между городом Чеховым и станцией Михнево, расположилась сравнительно небольшая, окруженная лесами деревня Семеновское. В этом красивом месте, на берегу реки Лопасня в период с 1775 по 1778 год построил дворец, разбил парк и сады граф Владимир Григорьевич Орлов. Свою новую усадьбу он назвал Отрада. По утверждению историков, вплоть до революции 1917 года Отрада являлась одной из самых больших (600 десятин) и богатых усадеб России. В ней Орлов собрал лучшие образцы живописи, скульптуры, возвел парковые сооружения.

Владимир был младшим братом из пяти Орловых, которых жизнь не один раз ставила в эпицентр исторических событий. Каждый из них, правда, в разной мере оставил след в истории России, внес свой вклад в укрепление ее державности и прославление. К наиболее видным из братьев следует отнести Алексея и Григория.

Отношения братьев Орловых характеризовались взаимопониманием и дружбой. Характерно, что после смерти отца его роль и обязанности взял на себя, по русскому обычаю, старший из братьев — Иван, который ушел в отставку в звании капитана гвардии Преображенского полка и от других чинов и отличий отказался. Он управлял всеми хозяйственными делами братьев, пользуясь у них непререкаемым авторитетом.

Братья Орловы в 1763 году направили Владимира учиться в Лейпцигский университет, где он пробыл три года. Возвратившись в Россию, с 1766 по 1774 год являлся директором Академии наук. Уйдя в отставку, жил в Москве и Отраде. Умер в 1831 году в возрасте 88 лет.

На самом высоком месте в Семеновском Владимир Орлов возвел церковь, назвав ее во имя своего небесного покровителя благородного князя Владимира. Церковь стоит в Семеновском и поныне. Примерно на полпути спуска от церкви к дворцу в 1810 году была построена фамильная усыпальница Орловых в виде ротонды с куполообразным верхом и склепом в нижнем этаже. Здесь покоились все пять братьев Орловых. Прах Григория, Алексея и Федора в свое время подвергался перезахоронению.

В 1924 году представители советской власти с участием местных жителей учинили самосуд над прахом Орловых. Гробы этих видных политических и военных деятелей России были варварски разрушены, а останки сожжены.

Как рассказывают, в советское время в Отраде располагалась детская колония, а в Великую Отечественную войну — разведывательно-диверсионная школа. На противоположной от дворца стороне Ло-пасни в огороженном лесу находилась дальняя дача Сталина, где он практически не жил. Наверное, в силу этих обстоятельств земли бывшей усадьбы Отрада закрепились за ведомством безопасности, и в 1977 году здесь, на месте графских подсобных строений, Комитет госбезопасности соорудил корпус ведомственного санатория, получившего название «Семеновское». Архитекторы и строители умело скомпоновали четырехэтажное здание с рельефом гористой местности, развернув его в сторону реки и живописного ландшафта. Санаторий очень удобный и уютный. Лечебная часть, столовая, бассейн и кинозал размещены компактно, составляют единое целое и не мешают друг другу.

Неоднократно отдыхая в санатории «Семеновское», я с интересом бродил по развалинам дворца, рассматривал его уцелевшие фрагменты, все еще сохранившиеся столбы въездных ворот с украшающими их сторожевыми львами, спускался в фамильную усыпальницу Орловых. Мысленно пытался представить себе жизнь усадьбы Отрада в XVIII–XIX веках, ее убранство, встречи здесь братьев Орловых и жалел, что такой замечательный памятник русской культурой не удалось сохранить.

Кто-то из писателей назвал дворянские усадьбы «культурными гнездами» России. Не знаю, разумно ли распространять это понятие на все усадьбы дворян, но Архангельское и Отрада имеют все основания быть к ним отнесены…

Мы с женой никогда не вели обособленный, замкнутый образ жизни, не лишали себя удовольствия постоянно общаться с друзьями и знакомыми, среди которых были не только мои сослуживцы, но и гражданские лица.

Моя жена Зинаида Дмитриевна являлась для меня не только умным, надежным и преданным другом, но и опорой в жизни. Я без оглядки мог работать, отдаваться делу и, если говорить военным языком, постоянно испытывал уверенность в прочности тыла. Наши добрые отношения характеризировались постоянством и взаимными обязательствами. Радости и огорчения, приобретения и утраты, подъемы и спады всегда были общими. Нос никогда не вешали. Гордились тем, что в жизни всего добивались своим трудом и в личном плане никому и ничем не обязаны.

Когда дети выросли и создали свои семьи, мы с Зинаидой Дмитриевной, заглядывая в недалекое будущее, мечтали о тех днях, когда я уйду в отставку, сброшу груз служебных забот и у нас появится возможность распоряжаться временем по своему усмотрению. Твердо надеялись отпраздновать золотую свадьбу. Не получилось… в начале апреля 1986 года у жены случился второй инфаркт. Ее поместили в госпиталь.

Медленно потянулись минуты и часы ожидания. Беспокойство не покидало меня, я снова и снова мысленно возвращался в палату реанимации. Периодически связывался с врачами по телефону. Вести поступали тревожные. И все же не хотелось верить, что это конец. Где-то глубоко во мне теплился слабый огонек надежды. Наивно думалось, что, одолев первый инфаркт, у нее хватит сил справиться и со вторым. Пошли третьи сутки мучительных ожиданий. Подходить к телефону, казавшемуся мне вестником горя, я боялся. Роковой телефонный звонок раздался в квартире ранним утром 7 апреля. Врач сообщил, что ночью жена скончалась.

Такой силы удар обрушился на меня впервые. Ушел из жизни самый близкий и дорогой мне человек. Я хорошо понимал, что смерть неотделима от жизни, она ее мера, ее предел. И все же упрямо себя спрашивал: «Почему так рано? Ведь могла бы еще жить и жить?», мучаясь, задавал себе все новые и новые вопросы. Знал, что в плотно обступавшей скорби надо выстоять, найти силы и пережить постигшее горе.

Спустя два дня состоялись похороны. Собрались родственники, друзья и близкие. Как всегда в таких случаях, венки, много цветов, десятки телеграмм с выражением глубокого соболезнования. Состояние скорби обострялось холодной погодой, порывами ветра с зарядами дождя и снега. Последние минуты прощания. Снежинки мягко падают на остывшее лицо и не тают. Даже в гробу ее лицо красиво. Скоротечная смерть не успела оставить свои зловещие следы.

Церемония похорон завершена. Здесь, на Ново-Кунцевском кладбище, Зинаида Дмитриевна обрела вечный покой. Мне приходят на память слова великого итальянца Петрарки: «Только тот свободен, кто умер; могила — скала, неприступная для каких бы то ни было прихотей судьбы…»

Второй удар постиг меня в 1993 году. 20 мая от инсульта скончался сын Евгений. В предшествующие смерти годы у него постоянно держалось высокое кровяное давление. Предупреждения врачей и мои он всерьез не принимал. Надеялся, что его молодой организм одолеет недуг. Фактически ходил по краю пропасти и сорвался в нее. Очевидно, такова судьба…

Летом 1990 года в связи с развалом СССР и суверенизацией союзных республик вынуждены были переселиться из Тбилиси в Москву моя дочь Ира с семьей и родители ее мужа — Соболевы. Сразу решить квартирную проблему дочери оказалось делом невозможным. Она вместе с мужем и детьми поселилась у меня.

Атмосфера согласия, уважительности и поддержки позволили нам не заметить, с какой быстротой прошли десять лет совместной жизни. За прошедшие годы выросли внучки, стали прочно на ноги дети и, обретя крышу над головой, переехали в Сокольники. Мне особенно приятно осознавать, что мои дети и внуки рядом со мной, в Москве. Это добавляет мне сил и уверенности в жизни.

В мою семью влилась и Валентина Николаевна Макарова, школьная подруга Зинаиды Дмитриевны. В 1992 году мы оформили с ней брак. Вместе нам легче организовать жизнь, находить решение повседневных забот.

Уйдя в отставку, я стал полным хозяином своего времени и своих занятий. У меня появилась возможность наверстать упущенное, взяться за то, до чего раньше не доходили руки. Чаще прежнего погружаюсь в чтение книг. Читаю, читаю и размышляю…

Сколько помню себя, меня всегда влекло к чтению, в совершенно особенный мир книг, доставляющий радость. Где бы ни находился, обязательно посещал книжные магазины, букинистов и искал нужные издания. Даже в периоды денежных затруднений я мог отказать себе в чем угодно, но только не в покупке книг. За десятки лет удалось собрать библиотеку, содержащую лучшие произведения отечественной и мировой литературы. Сознаюсь, что недолюбливаю детективный жанр, так как убежден: в реальной деятельности специальных служб все обстоит гораздо будничнее и в то же время намного тоньше и сложнее, чем в романах.

Книги по своей сущности бессмертны. Время ничего не может сделать великим мыслям, они ценны сегодня, как и многие века до этого. Наверное, лучшие книги те, которые похожи на добрых людей. Я вижу, как верность книге объединяет нашу семью. И приятно осознавать, что книги, заполнившие полки моей библиотеки, будут и дальше нести радость тем, кто придет на смену моим внукам.

Французский писатель Жозеф Жубер верно сказал: «Вечер жизни приносит с собой свою лампу». Сравнивая этапы мною прожитого, не могу не отметить, что пожилой возраст, а особенно старость, наверное, наименее интересное время в жизни человека. Часто именуют старость «расцветом рассудительности», «золотой жатвой», даже употребляют понятие «счастливая старость». С позиций молодости и мне старость казалась более привлекательной и почетной. Теперь же, когда сам перешагнул рубеж старости, глядя на людей своего поколения, понял, что заблуждался.

У меня есть практически все необходимое для нормальной, без претензий жизни: устроен быт, материально обеспечен, добрые и заботливые дети и внуки, верные друзья, внутренняя удовлетворенность прожитым и сделанным. Однако все портит наступление старости. Она разрушает самого человека, когда тебе уже за восемьдесят, как правило, организм изнашивается и нарушается работа его органов, ослабевает иммунитет, а это ведет к обострению болезней и появлению новых заболеваний.

Хронические, изнурительные болезни вносят в жизнь строгие ограничения, лишают человека обычной маневренности, накрепко привязывают к дому, не позволяют активно трудиться и заниматься общественными делами. Практически болезни делают тебя заложником, своим рабом, приходится учиться жить заново, по-стариковски.

Вместе с тем из сказанного не вытекает, что старость меня угнетает, дестабилизирует, напрочь выбивает из жизненной колеи. Во мне далеко еще не исчерпан заряд оптимизма, не утрачена восприимчивость к внешнему миру, я всячески остерегаюсь лени и безделья, сообразуюсь с возрастом, стремлюсь быть самим собой, учусь искусству старости.

Мне думается, что в наше бурное, грозное время, когда мир беспрерывно лихорадит, в связи с чем человек постоянно испытывает колоссальные физические и моральные перегрузки, опасности для своей жизни, сам факт достижения им в таких условиях семидесяти и более лет является по своей сути жизненным подвигом. Поэтому государственной власти, наряду с совершенствованием социального и медицинского обслуживания стариков, следовало бы в частности учредить красивый, броский, привлекательный орден или медаль и награждать всех граждан в возрасте 70, 80, 90 и 100 лет. Это поднимает почет и уважение к старикам-ветеранам, сделает долголетие важной частью нашей национальной культуры.

В народе принято считать, что если человек вырастил и воспитал детей, построил дом и посадил деревья — значит, он не напрасно прожил жизнь. Оглядываясь в прошлое, я с удовлетворением отмечаю выполнение мною этого жизненного минимума. Более того, видя рядом своих детей, внуков и правнука Сергея, осознаю, что нет оснований сомневаться в полезности и целесообразности прожитых лет.

Вместе с тем на исходе жизни задаю себе вопрос: «Положа руку на сердце, ответь: не сожалеешь ли ты, что судьба так круто обошлась с тобой? Мечты юности не сбылись, художником не стал, а лучшие годы вынужден был отдать работе в органах безопасности?» Допрос прямой, и отвечать на него надо без притворства. В народе говорят, что от своей судьбы не уйдешь. Нет на судьбу обиды и у меня. Война резко развернула мое поколение, отлучила от любимого занятия и приставила к делу по своему усмотрению. Заставила поступиться личным ради общего. Мне иногда думается, что в тревожные и ощетинившиеся годы нашей юности государству в большей мере нужны были люди в военных мундирах с оружием, чем в блузах с палитрами.

Безусловно, для людей моего поколения Великая Отечественная война и победа в ней Советского Союза явились ключевыми событиями всей жизни. В войну мы вступили вчерашними школьниками, мальчишками, а завершили ее возмужавшими, закаленными и зрелыми людьми. События войны оказали решающее влияние на наше понимание окружающего мира.

И все же годы неудержимо бегут. Никто не скажет, сколько осталось людей нашего поколения. Одно можно с уверенностью утверждать: мало, и с каждым днем становится все меньше. Мы — «уходящее поколение».

Кто-то подсчитал, что каждое поколение занимает в истории человечества приблизительно одну сотую ее долю. Пусть будет так. Но это мгновение человеческой вечности наше поколение честно служило своему народу и родной земле, трудилось и сражалось ради детей и внуков, заботилось о потомках и их будущем.

Оглавление

Борис Васильевич Гераскин Военная контрразведка и армия Записки ветерана органов военной контрразведки

К читателю

Глава первая: Мое поколение: между революцией и войной

Глава вторая: Военные люди в зеленых фуражках

Глава третья: Военная контрразведка в великой Отечественной войне, крах спецслужб фашистской Германии

Глава четвертая: Послевоенные годы. «Отрыжки» прошлого, шаги по демократизации органов безопасности

Глава пятая: Берлинская стена

Глава шестая: Метаморфозы седого Кавказа

Глава седьмая: Время собирать камни

Эпилог