Комар [Виталий Руан] (fb2) читать онлайн

Комар — Виталий Руан

Глава 1

Так уж сложилось, что жизнь у меня не сложилась. Но всё же хочу дать один совет, что бы вы не повторяли мои ошибки…

Никогда не плавайте во время грозы. К этой проклятой, мокрой субстанции, даже близко не вздумайте подходить!

***

Яркий удар молнии и оглушающий звук тут же заложил мне уши. Я понял, что тону. Я на дне. Ну и ладно. Ну и правильно… Сколько можно мучится-то…

***

Снова свет. И явно мой, детский крик. А дальше… Снова бултых в холодную воду… И не дышу… А нет, снова дышу! Да ещё как!..

Лежу. С переменным успехом пытаюсь шевелить конечностями. Не всегда получается. Но я не сдаюсь. Никогда не сдавался…

Меня явно, хорошо кормят. И это большой, жирный плюс.

Особо ничего не поменялось, но обвиваюсь понемногу… Вот кстати и моё родовое гнёздышко. Странное, плетённое лукошко, подвешенное под потолком. Точнее сказать затрудняюсь, ибо толком ещё ничегошеньки не вижу. Хотя мне уже почти три дня от роду. И я, новорождённый в странной, явно не богатой избе, живущих на отшибе цивилизации язычников. Почему я так решил? Очень просто, они постоянно повторяют, ярило то, ярило это. А ярило это что? Правильно. Солнце. В общем, кроме этого самого ярила, было ещё с десяток разных божеств, которым нужно было принести жертву, что бы я вырос красивым и здоровым. И всё бы ничего, и я был бы безмерно счастлив, но есть одно но…

Не стёрли мне при переселении моей драгоценной души, память, ироды. Вот такая засада. И я всё помню, до последней грустной подробности в моей жизни…

Ну что опять-то! Вот нет в этой жизни покоя! Снова мужик странный пришёл. А моя новая мать ему показывает. Ну и зачем, спрашивается? Я же почти уснул! А это сделать, ой как не просто. От этих огромных комаров, спасу нет!

— Эй! Мужик, ты что такое делаешь! Не нужно мне по голове лупить! — это явно, не мой отец. Тот постарше был и пряники мне в рот совал. А этот тумаками угощает. Или всё-же, это и есть, мой настоящий отец?

— Ай! — опять этот мутный тип, мне на лбу комара убил. Ты бы поаккуратней, со своей лапой. Так и пришибить мальца не долго…

Блин! Да сколько комаров то здесь! Ужас просто! Я за свои две недели отроду, сколько их видел, как за всю мою, очень не короткую жизнь…

Сегодня у меня праздник! Мне месяц стукнуло, как ни как. И я, всё ещё на удивление живой. Потому как научился во время очередного удара здоровенного бородача, шею напрягать. Который, кроме как к матери цепляться, стал ещё и свои огромные лапы распускать. Ну это, уже никуда не годится! При ребёнке-то…

При любой возможности качаю шею. А куда деваться-то. Комаров меньше не становится. А мужик стал заходить чаще и лупить бедное дитё сильнее. Наверное думает, что таким образом я сразу отрубаюсь, и на их весёлые забавы смотреть не буду. А вот не дождётесь! Нечего при малом ребёнке такое вытворять! Пока помогает…

На втором месяце, начинаю немного понимать их необычный говор. Вроде в очень дальней деревне, все поголовно перепились и еле языками ворочают, неся всякую ахинею. Но всё равно, далеко не всё понятно. Ладно, будем смотреть дальше. Тем более, что меня начали понемногу выносить на улицу. Погреться на солнышке. Но один раз, так увлеклись своими играми, что я пол ночи уличных комаров кормил. С пол литру крови, наверное высосали гады! Но и я в долгу не остался! Высосал из матери, тоже всё до капли! И даже кровушки у неё выпить умудрился. Чем я хуже комаров-то этих! Что бы знала, как ребёнка без присмотра оставлять…

Вот, всё же зря я с нее кровь пил… Решила она меня Комаром назвать. Мамуля! Да пошутил я, с кровью-то этой. Вы что, детских шуток не понимаете?

А это что ещё за вонючая гадость?! Фу! От комаров говоришь. Ну ладно, потерплю… Раз от комаров…

Эх, снова сиська… Я то, в принципе не против. А то от этих переживаний, даже проголодался как-то…

В общем. Вернулся её второй мужик. Или первый. Кто их разберёт. Короче тот, что постарше. Снова мне пряник в рот всунул. А чем его жевать-то, пряник этот. Ну да ладно, посмокчу для разнообразия… А то от молочка, уже немного подташнивать начинает, и отрыжка странная пошла. Так вот, я не договорил. Вернулся тот мужик, что с пряниками, и с порога заявил, что мать ему рога наставляет, пока мол, его дома нет. Та упала в колени, говорит что не правда всё это! Брехня и наговоры завистливых уродов. А она, только его и ждала. Потом обняла мужа своего и так к нему присосалась, что он к моему, в прямом смысле слова, облегчению, забыл чего и орал-то. А сзади у мужика, ножичек в руке был припрятан. Я до того переживал что бы он этим ножиком, да не лишил меня мамки, а заодно и источника пропитания, что аж обгадился. Но я вам об этом уже сообщил. Вы не подумайте что я по слабости. Просто возраст у меня такой, нежный. Вот и приходиться под себя ходить.

Но любовникам этим, всё же не дошло. И вот когда я уже неплохо так шею накачал, и даже умудрялся от её второго мужика, ударов уворачиваться. Эти идиоты, снова встретилась. Хоть бы подождали, пока мужик с пряниками подальше отъедет. А тот возьми, да и вернись. Шапку забыл, или что. Но когда двери открылись, то те даже и не заметили его и сверкнувшей стали…

А дурень этот рогатый, убил жену, и себя заодно тем же ножичком жизни лишил. Вот такая оказия…

Бородач же её молодой, полежал под родителями минут с пяток. Убедился, что ничего плохого с ним не происходит и убежал из избы. Оставив меня одного в этой жуткой обстановке.

Единственный кто был живым в этой комнате, так это комары и я. Пока что…

— Эй, идиот! Вернись! Я всё прощу! — проорал я в тишину. И похоже, что он меня услыхал. Эх, знал бы что будет дальше, лежал бы себе тихо и ждал, пока меня комары догрызут. Так нет, я всё же заорал своё очередное, детское.

— Придурок! Ты где?!

Глава 2

Эта идиот вбежал в избу, подрезал у бывшего папаши увесистый кошель, и бросив бедное дитя словно берёзовое полено в плетёное лукошко, потащил в страшный, дремучий, тёмный лес…

Я серьёзно. Было очень страшно. А я ведь с войны ничего не боялся. Отучили там боятся. А тут…

Придурку этому, остановится бы, да пелёнки поменять. Но видно не знает он, для чего они нужны. Пелёнки эти…

***

Третий день живу на каком-то болоте. Этот дурень два дня не приходит. Единственное, что хоть как-то меня радует, вы не поверите! Комары меня радуют. Причём несказанно… Нет. С ума я ещё пока не сошёл. Хотя считай, уже на самом краю… И не только на краю грязного, разделочного стола для местной живности, во всеми забытой, охотничьей сторожке… Ежесекундно думаю о аппетитной, налитой ароматным молочком, вкусной титьке. Мечтательно выставляю язык и жду… Не то, чтобы я раньше её не ценил. Ценил конечно! Но сейчас, прям проникся…

— Ням… — прошу прощения. Это я выжить пытаюсь. Из-за того что меня постоянно мазали какой-то вонючей гадостью, лицо комары облетают стороной. Приходится ловить на язык. А мужик этот подорванный, сила есть — ума не надо, ещё и очень туго пелёнки связал. А заодно, руки и ноги. Видимо, чтобы я со стола не упал. Заботливый гад попался. Правда, сам здесь третий день не показывается. Может в болоте этом вонючем утонул? Вот и приходится словно лягушка, комарами питаться. Всё! Идите, не мешайте выживанию…

***

А у меня снова новости! Не сказать что хорошие, но всё же… Вернулось мое мохнатое чудо! И не само! С бурдюком вонючим вернулось. И очень удивлялось, — что это такое у него в сторожке, да ещё и на самом краю стола лежит! Может подбросил кто?.. А потом ударил себя по лбу и сказал, что он оказывается, полный дурень! Ну, это мог и не говорить. Это и так, всем понятно. Так вот, что-то я отвлекся на констатацию вполне очевидного факта. Стукнул по лбу, и очень удивился, что это я за эти три дня, копыта не откинул. Пока он свое горе, хрен знает сколько времени, брагой заливал. И обо мне, гад такой, совсем позабыл! И только меня здесь увидав, сразу вспомнил. Ну, о сразу, это враки конечно. Но вспомнил, — и то хорошо. Даже с бурдюка своего вонючего, дал мне отхлебнуть. Ну и противное пойло, скажу я вам! У меня в пелёнках этих, и то наверное, получше будет…

— Мужик, слушай! Я всё прощу! Ты только пелёнки мне поменяй и мамку новую найди! А то у меня сил никаких нет так лежать! Я то зарядку делаю… Чтобы пролежней не было. Но разве это панацея? Да и голодный я как волк! Вон, как исхудал весь на комариной диете… Ау, па-па-ша-а-а! — нет. Не слышит… Допил свой вонючий бурдюк, и тут же за столом и уснул… Ох-хо-хой. Эх! Видно, всё же не того я фрица я на войне кокнул, раз мне такое наказание… Вот, как чувствовал! Да и сил моих больше нет, эти муки терпеть. Живот к позвоночнику прилип, а задница к пелёнкам. А зудит всё, — словами не передать! Одним словом, — страшно! Правда, от глотка выпитой браги, попустило немножко… Лежу, жду… Когда же наступит оно, избавление… По скорей бы. А там и семья новая, любящая. Молочко, опять же… А вот к стати, и избавление…

Эта пьяная скотина, забыла дверь в сторожке закрыть. Чья то тень промелькнула в открытых настежь, залитых лунным светом дверях. Засопели, всасывая воздух и принюхиваясь, чьи-то ноздри. Защекотали меня по щекам редкими волосками. Ну и ладно. А то я на этих комаров, уже и смотреть-то не мог! Не то, что их есть… Эх! Побыстрее бы новая, любящая семья…

***

— Какая всё же красивая, лунная ночь сегодня выдалась! — я любовался на последние в этом мире картинки. Несущий за крепко связанные на двойной узел, папашей тряпки, волк непроизвольно их расслабил, и я наконец-то смог хоть немного вынуть руку.

— Хорошая собачка, хорошая… — гладил я бегущего волка по клыкастой морде. — Ты меня только, не сильно больно скушай. Хорошо? А то я и так, настрадался в моей новой жизни, выше крыши! А ты серый, считай моё единственное спасение…

Крепко держась своей маленькой ручкой за слюнявый, волчий клык, от постоянного покачивания в намертво сомкнутых зубах бегущего зверя, я громко зевнул и уснул беспробудным, богатырским сном…

***

Снился мне всё тот же, убитый мной фриц. Я его не специально кокнул. Несчастный случай. Пожалуй, его одного за всю войну и убил. Служба у меня была такая, живыми их брать. А что там дальше с ними будет, не моё, как говориться, дело…

Проснулся я в поту. На удивление ещё живой. И неимоверными усилиями, всё же выбрался из этой вонючей, ненавистной мне тряпки.

Как следует втянув ноздрями воздух, я учуял её! Такую желанную, молочную ферму… Перебирая руками и ногами, я прополз словно по минному полю, мимо рядом спящих волчат. И почти не дышал, стараясь не разбудить ни одного зубастого монстра. Но вот я наконец подползаю к нему. К моему желанному лакомству… Какое наслаждение!

Полусонная волчица, вылизав странно пахнущего волчонка, снова завалилась спать. Я же спать, даже не собирался. А переползая от одного спасительного источника к другому, опустошил все запасы в и так, худющем теле… Ну хоть наемся напоследок. Раз организм требует…

***

Как же невероятно хорошо! Ничего не зудит, не ноет. И я снова хочу есть. Ну и приснится же такое! Волки, сторожки, убийства… И когда уже мужик с пряниками вернётся-то. Он мне перед тем как уехать, медовою конфету прикупить обещал…

«Эх… Видно уже не вернётся этот мужик…» — открыв глаза, вижу перед собой с два десятка блестящих глаз. Волки в полных непонятках, смотрят на дивное, безволосое существо. Никто не двигается. И только старый, облезлый волк на всех грозно рычит, пытаясь остановить неизбежное. Я же, изо всех сил стараюсь быть максимально дружелюбным и мило улыбаюсь…

И тут, пару волчат не сговариваясь, прыгают на меня и начинают со мной игриво кувыркаться, покусывая за уши. Я от них не отстаю. Мне эти игры, почему-то безумно нравятся! И вот уже куча мала с четырёх волчат и меня, во всю веселится в этой достаточно просторной, каменной пещере. И лишь невероятно ласковый, немного шершавый язык, отвлекает нас от этого веселья. Ну всё. Покувыркались и буде. Пора дети, жрать…

Ни одна мать на моей долгой памяти, пожалуй так не заботилась о своём чаде, как эта волчья семья. Отец вместе с ещё одной волчицей ожидающей потомства, всё время пропадали на охоте. А мать не спуская глаз, старалась следить за нами, и особенно, почему-то за мной. Постоянно меня вылизывая. Я был, в принципе не против. Может думала, что у меня таким образом шерсть отрастёт? Кто знает…

Ещё в пещере, почти постоянно находился тот самый, заступившийся за меня, видно очень старый волк. Дедуля помогал мне влезть назад, аккуратно толкая носом, когда я всё-же вываливался из пещеры.

Постоянные активные игры с волчатами, несомненно способствовали очень быстрому физическому развитию. А благодаря невероятно питательному молочку, рос я буквально на глазах. Всё чаще выбираясь из берлоги под присмотром деда-волка, я старался как можно сильнее разнообразить своё меню различными ягодами, которые легко разжёвывал, уже вылезшими зубами. Вторая волчица тоже привела потомство, и я по наследству перешёл под её крыло. Кормили меня отлично! Пока что. Но что будет дальше, я не представлял совершенно. Ведь рано или поздно, и у неё закончится, так нужное мне молоко. И что мне тогда делать? Да и холода не за горами… А мясо, я точно не разжую. Пробовал. Придётся пить кровь. Раз уж я Комар. А она, — ну совершенно не вкусная и не питательная. Да и нет её почти…

Похолодало. С принесённого новым отцом мяса, научился делать отбивные. Стучу камнем по волокнам, превращая их в кашицу. Плюс последние капли молока со второй волчицы поддерживают моё естество. Холодно. Очень. Считай живу, в тёплой дедовой шкуре. Он не против. Понимает, что мне без шерсти непросто, хоть я и обернулся двумя бывшими пелёнками. Какие они всё-таки молодцы! Отогревают меня по очереди. Низкий им за это, поклон. Ещё и названые братья, помогают не окочурится. Вы не представляете, как я им благодарен. Но всё равно, стало очень тяжко…

Мать-волчица, где-то нашла и специально для меня принесла, высушенную шубу небольшого медвежонка. От бедного зверька, мех только и остался. Странно что его не съели. Здесь всё съедают…

Но я всё же, не просто так с пещеры выползал. Орехи собирал, жёлуди. Да и ягод умудрился насушить. А ведь мне и года-то нет! Удивительно всё это! Волчьи забавы, видно помогли. Да и шею я накачал от плюх уворачиваясь, — мама не горюй! И как там интересно, чудо это бородатое, поживает? Не спился хоть, окончательно? Переживаю я за него. Какой ни какой, а родитель всё-таки…

А к нам сейчас, ещё и волки-подростки, заглядывать стали. Очень они удивлялись странному существу. Но меня не трогали. Видно чуяли запах своей матери. А она здесь альфа, как ни как. Все её слушались. Я её тоже, хоть и на подсознательном уровне, но хорошо понимал. Да и папаша мой новый, что целыми днями на охоте пропадал, тоже с большим уважением к ней относился.

Кое-как, но холод этот, я всё же терпел. Спасибо деду-волку и шубке медвежонка. С ней стало, совсем хорошо. Ещё я умудрился валеночки, со всё тех же пелёнок смастерить, да травой высушенной набить. И вот, когда морозы стали сильнее, а дни длиннее, случился в моей, в принципе не плохой по сравнению со сторожкой жизни, внезапный поворот…

***

Всё вокруг задрожало, заскрипело. И в нашу скромную обитель, ворвалось что-то очень огромное и чёрное. И одним мощным ударом пришибло, ставшего на мою защиту старого волка. Очень жаль беднягу. За последнее время я к нему неимоверно привязался… Остальные волки, — просто разбежались. Меня же, откинуло вместе с прибитым дедом в дальний угол пещеры. С трудом выбравшись из под исхудавшего старика, я оценил масштабы бедствия. Нашу пещеру заняла огромная медведица. Почему медведица? Да я чуть слюной не захлебнулся, до того от неё молоком пёрло! Подождав пока она не успокоиться и не уснёт. Я совершил свой дерзкий, бесцеремонный набег на такой желанный мною, источник пропитания. Устроившись рядом с двумя небольшими и почти голыми медвежатами, я разделил их трапезу. И снова шершавый язык, но на этот раз уже намного проворней и настойчивей, слизал с меня все остатки волчьей семьи…

Я старался лишний раз не испытывать судьбу. И вел себя в этой невероятно уютной шерстяной хижине, тише воды и ниже травы. Медведица, хоть и находилась в спячке, но в гневе к ней лучше не попадаться… В общем, жил я друзья мои, как у мишки за пазухой. Намертво присосавшись к вкуснейшему молочку. Пока ее мальцы подрастали, я тоже старался не отставать от стремительно набиравших вес, молочных братьев. И занимался единственным чем мог. Напрягая до предела все свои мышцы, я постепенно вгонял в них всё съеденное. Это не позволяло окончательно сойти с ума от страха и одиночества. Да и не известно ещё, как поведёт себя эта зверюга после спячки. Но одно я знал точно. Из леса нужно было выбираться. А я хоть и был в шкуре медведя, но ни острых когтей как у них, ни огромных клыков, не имел. Да и прожить здесь всю оставшеюся жизнь, я точно не собирался…

Периодически выбираясь с тёплых объятий новой мамаши, я и не заметил как зашагал на своих двоих. Пока ещё не очень уверенно, но уже и не ползал на четвереньках как раньше. Что несомненный, плюс! Словами не передать, как я обрадовался…

Очередная вылазка. Отжимаюсь на пальцах от каменного пола. Прыгаю через замерзшего до окоченения деда. А на улице-то, солнышко! И я решился спуститься с уступа этой каменной глыбы. Поскользнувшись на оставшейся от растаявшего снега слизи, я тут же скатился в мокрую проталину. А на улице-то, явно плюс! И солнце, неплохо так, припекало. А кое-где, даже были видны целые островки серой, пожухлой травы. И тут, я увидел его! Огромный мишка, находившийся в ста метрах от меня, стал на задние лапы и принюхался, противно зарычал. Мол, постой малыш, никуда не уходи, а то я тут после спячки этой гадкой, одуреть, какой голодный! Попасть в утреннее меню косолапого зверюги, у меня никакого желания не было. И я что есть сил, полез обратно в берлогу. Обернувшись на мишку, я обомлел и ещё сильнее заработал короткими ручонками. Это рычащее создание, со всех своих быстрых лап, летело в мою сторону! И когда мне оставался всего один камень, чтобы наконец взобраться обратно в пещеру, я услышал буквально над ухом, такой страшных рык, что кровь тут же застыла в моих жилах…

В который раз попрощавшись с жизнью, я снова обомлел, увидав прямо над моей головой, летящую в диком, яростном прыжке, уже проснувшуюся медведицу. Наконец-то вскарабкавшись обратно, я вместе с плотно прижавшимися друг к другу, уже довольно мохнатыми медвежатами, наблюдал за жестокой схваткой двух огромных туш. Победила материнская любовь. В принципе, я даже и не сомневался. Хоть и держал кулачки за то, чтобы они сожрали друг друга. Но чего уж теперь, будь что будет…

Убедившись что нарушитель спокойствия убрался восвояси, медведица вернулась в берлогу и легким, но увесистым шлепком когтистой, окровавленной лапы, с недовольным ворчанием отправила меня к моим молочным братьям. И тут же принялась поедать, разрывая в клочья, моего любимого деда-волка. Я на это смотреть, никак не мог. И пока моя новая мать, довольно пожирала останки старика, я забившись в дальний уголок, тихо заплакал. Вспоминая такие добрые и счастливые деньки в волчьей стаи…

***

Пол года пролетело как один день. Угадайте, где я сейчас? Не знаете?

На верхушке, чтоб его, высоченного дерева! Собираю вместе с подросшими медвежатами, шишки и орехи для строгой мамаши, и двух, не менее требовательных братьев-двухлеток. Не переживайте. Это поначалу было страшно. А сейчас, под грозные рыки наших пестунов, явно занимавшихся ни чем иным как дедовщиной, потому как весь принесённый нами урожай они тут же сжирали, не так уж и страшно. Хотя поджилки иногда, всё же трясутся. Особенно когда сильный ветер.

Лазаю я по этим проклятым деревьям, уже получше моих братьев-медвежат. Но каждодневные занятия акробатикой, утомляют неимоверно. И взобравшись за очередной порцией медвежьего десерта, я всё же не выдержал и заорал на весь простирающийся до горизонта лес.

— Батя! Гад ты этакий! Ты где-е-е!

— …д-е-е! — Раздалось эхом, на верхушке высокого, раскачиваемого порывами ветра, дереве. — Ну, это мог и не говорить. Это я и так знал…

***

Сегодня у нас с медвежатами рыбалка. Мамаша медведица, встав видимо не с той лапы, погнала нас всех к реке и тут же сбросила в глубокий омут. А затем и сама нырнула. Я камнем пошёл на дно. Одно радует. Плавать я умел в прошлой жизни, очень даже неплохо. Причём, это я ещё и поскромничал. А то бы на этом, моя судьба оборвалась. А так, набрав побольше воздуха в грудь, я смотрел со дна реки, как мои братцы с перепугу усиленно гребут к берегу, а ошарашенная потерей сына мамаша, ищет глазами под водой, своего третьего медвежонка. А третий, только и рад что понырять. Кстати, рыбы здесь действительно, видимо-невидимо! Но не руками же её голыми ловить. Рядом со мной проносится озабоченная морда медведицы. Я невероятным кульбитом ухожу от её заботливых зубов, пытающихся вытащить меня на берег, и тут же плыву к нему сам. Убедившись что все на берегу. И первый урок усвоен. Зверь ныряет, пытаясь схватить юркую, распуганную мной рыбёшку. Но не тут-то было. В общем, несмотря на все усилия огромного зверя, сегодня мы остались без рыбы. И нас с братьями, снова гонят за орехами…

А там, такой ветер поднялся! И без орехов этих, удержатся бы. Но нельзя без орехов. Братишки, на самый вершок лезть не рискнули. Приходится мене за всех отдуваться. Потому как, провинился я сегодня с этим нырянием. Так что карабкаюсь вверх. А вот и они, орехи! Но как ты до них дотянешься?! Ручонки-то, совсем маленькие. И дует так, что жуть! Но страшный рык голодного зверя, всё же заставляет мня забыть о безопасности, и еле держась только одной рукой, второй пытаюсь дотянуться к этим проклятым орехам! И тут меня словно одуванчик, всё-же сдувает сильным порывом ветра. А с низу проносится над лесом, рёв испуганной мамаши…

— А раньше, ты о чём думала?! — ору я ей в ответ, планируя с двадцати метровой высоты, обречённо глядя как она пытается меня поймать в свои когтистые лапы. И вот, уже буквально в метре от этих двух мохнатых вил, проткнувших бы бедное дитя словно сено, я закрываю глаза…

— Ну, хоть на рыбалку сходил… — успокаиваю я себя, бесспорным фактом.

Но на моё удивление, больше не падаю. А по какой-то непонятной мне причине, наоборот, подымаюсь вверх! Да у меня, вы не поверите, — крылья выросли!..

Глава 3

Верхушки высоченных, ставших уже родными деревьев, тёмно-зелёным ковром проносились под моими босыми ногами. Каждое из них я не раз излазил вдоль и поперёк в поисках лесных лакомств. Но вот лес внезапно закончился, и я с замиранием сердца смотрел на открывшийся мне великолепный пейзаж. Переливающаяся тысячами блестящих, солнечных зайчиков, внизу проплывала знакомая мне по недавнему купанию река. А за извилистой, живой лентой в перемешку с топким болотом, снова замаячили высоченные деревья.

Но не успев как следует набрать высоту перед очередной преградой, птица вдруг перестала махать своими исполинскими крыльями и сжав покрепче когтистые лапы, начала планировать в сторону видневшихся за лесом, многочисленных шатров. Оставив далеко позади яростно вопящую на всю округу, явно расстроенную мамашу-медведицу.

— Неужто люди?! — искренне обрадовался я открывшейся предо мной картине. — Может хоть там отыщется моя новая, любящая семья! А то эти бесконечные походы за лесными орехами, меня уже окончательно доконали!

Вы не подумайте, что я неблагодарная скотина. Как бы то ни было, но медведица меня от голодной смерти спасла, и от холода со злым мишкой защитила. Но лучше бы она этого не делала. Столько страха от неё натерпелся, что просто жуть… Чуть что не так, и от не рассчитавшей силы удара грозной мамаши, тут же прилетит неминуемая смерть. А ещё и двугодки эти, права свои постоянно качали. То орехов им дай, то малины принеси. А малина, между прочим, в крапиве и посреди огромных, страшных колючек растёт. А ты туда, босыми ногами лезть должен. Не говоря уже о добыче меда, и идущих в комплекте с этим лакомством насекомых. Так что, несмотря на впившиеся в меня когти, я был несказанно рад, оказаться как можно дальше от невыносимого, медвежьего рабства.

Сделав круг почёта над почти сотней шатров, птица зачем-то снова вернулась к началу пути, и начала быстро снижаться прямиком к дымящемуся костру, падая камнем вниз. От вида быстро приближающейся поверхности, я весь напрягся словно пружина, приготовившись к сильному удару об землю. Но уже у самой поверхности, быстро замахав своими могучими крыльями, птица замедлила падение и довольно мягко приземлился в густую траву…

***

Не успел я обрадоваться, что еще каким-то чудом жив, как снова ощутил вонзившееся чуть ли не в самые рёбра, железные когти пернатого исполина.

— Кыш, кыш! — через плотно прижатые к голове руки, в попытке защититься от мощнейших ударов клювом по детскому темечку, услыхал я грозные, явно человеческие окрики. — Что ты мне принёс, а, петух недоделанный?! — с выраженным акцентом, но вполне вразумительно, заорал огромный, тучный, полуголый мужик. — Я тебя что просил, крыса ты крылатая? Оленя! Или барана. Ну, или на худой конец, — зайца… А ты баран, медвежонка притащил! Вах-вах… Ладно. Будем есть, что есть…

И этот здоровый пельмень, одним мощным движением, вырвал из крепких лап хищной птицы, бедного меня. Подняв за шкирку совсем уже сникшего медвежонка, мужик посмотрел в мои перепуганные, детские глаза. И тут же сам, не на шутку испугался.

— Вай! — выкрикнул он, выронив от неожиданности странное создание.

— Шайтан?! — дрожащим голосом пролепетал великан.

— Сам ты… Наркоман. — больно приземлившись на задницу, ответил я ему.

— Шайтан говорить?! — ещё больше перепугавшись маленького, говорящего медвежонка с лицом замурзанного пацана, тучный мужик вытащил из рядом стоящего на треноге огромного котла, деревянное, вовсю парующее весло, и принялся со всех сил дубасить им, в моём направлении. При этом приговаривая:

— Получи шайтан! Вот тебе! На! Нечистый…

— Эй, мужик! Ты что, с перепою? Или нанюхался чего? Перестань по малому дитяти, лупить-то! А то я ведь могу и сдачи дать, если что… — я легко уходил от ударов неповоротливого толстяка небольшими перекатами, или отпрыгивая в сторону. Не забывая при этом возмущаться действиями, явно поехавшего крышей, огромного бугая. Всё же это было не так сложно, как нырки от острых лап, разъярённой чем-то медведицы. В такие моменты, мы с братьями-медвежатами мордами не щёлкали. И тут же исчезали с траектории полёта тяжелейших конечностей, сердитой мамаши. А этот мордоворот, хоть и не сильно уступал в габаритах лесному зверю, но до её скорости, ему было, ой как далеко… Однако дури в нём, похоже, тоже хватало. И в одном из ударов по юркой мишени, он умудрился сломать своё, немалых размеров весло. При этом заметно расстроившись и сильно запыхавшись, он остановился и метнул отломанную рукоять прямиком в меня. Я же в ответ, ничего другого не придумал, как ловко увернувшись от летящего копья, исполнить ранее обещанное. Тут же подбежал и со всей дури вцепился своими зубами, великану в ногу…

Даже не спрашивайте, что это такое было. Знать не знаю, зачем я это сделал. Видимо жизнь с лесными обитателями не прошла даром. А там, только с помощью острых зубов и устрашающих, рычащих поз, все конфликты и решались. В том числе и мной. Чем я хуже-то, моих названных братьев и не менее зубастых, молочных сестер?

Заорав на непонятном мне языке, самые отборные ругательства, мужик очень быстро, как для его габаритов, попрыгал на одной ноге, в рядом стоящую юрту. И через мгновение уже вылез от туда, со странной кривой палкой и колчаном стрел. Быстро натянув тетиву, вывернув при этом палку в другую сторону, в результате получив уже более знакомый мне, не менее кривой лук, он достал из колчана стрелу. Осознав что запахло жареным, я решил делать ноги. Но далеко убежать от этого придурка, у меня не получилось…

Первая стрела промелькнула буквально в миллиметре от моего уха. Причём, он точно бы в меня попал, если бы я не петлял словно заяц, существенно усложняя ему задачу. Вторая же свистящая смерть, несмотря на все мои старания, намертво пришпилила удирающего со всех четырёх ног меня, к земле. Но к счастью, попала не в мое невинное, многострадальное детское тельце, а в медвежью шкуру. И я всё же выбравшись из ставшего уже родным, уютного домика, с ужасом посмотрел на целившегося прямо в мою чумазую голову, огромного мужика.

— Вах-вах… — глядя на абсолютно голого, застывшего от страха худощавого и грязного пацанёнка, он опустил лук и ослабил тетиву с уже вложенной, третьей стрелой. Я вдруг понял, что меня пока что пронесло… И убегать не стал. Да и смысл? Стрелял мужик на удивление метко. Но я всё же был на чеку и приготовился в любой момент вонзится своими детскими, острыми зубами, прямиком в глотку этому жирному куску мяса. Ведь несмотря на мой нежный возраст, это у меня получалось, даже получше моих братцев-волчат. А с тех пор, я неплохо так, подрос. Так что тут ещё не известно, чья бы в результате взяла…

Немного рыча, скорее для самоуспокоения чем устрашения, я встретил эту громадину лёгким, волчьим оскалом. Подойдя поближе к уже приготовившемуся к смерти, но явно отважному мальцу, мужик стал на колено и снова натянул тетиву в мою сторону. Пристально глядя в глаза, ещё раз, вполне серьёзно, задал свой идиотский вопрос:

— Пацан, ты шайтан?

— Комар-р! — немного рыча, решил я представится данным мне, какой-никакой, но всё-же матерью, именем.

— Комар маленький! А ты… Ну, ты тоже маленький… — вдруг согласился со мной лучник.

— Меня зовут так, Комар! — ещё раз отрекомендовался, я. — А тебя как?

— А зачем тебе мое имя? — не понял дядька.

— Что значит, зачем? У людей так заведено, представляться друг другу. Знаешь такое слово, — вежливость? Хотя, откуда тебе… — махнул я рукой.

— Я знаю такое слово. Но шайтану, своё имя не скажу! — гордо заявил великан.

— Ты, Идиот? — решил я всё же угадать. — Какой ещё на хрен, шайтан?

— Ну почему сразу, Идиот… — обиделся мужик. — Мбек я. Повар.

— Лук опусти. Повар. — приказал я строго, своим детским, немного писклявым голоском.

— Э, нет! Мбек не дурак! Шайтан его не обманет! Не может такой маленький мальчик, так кусаться и от стрел уворачиваться. — и он ещё сильнее натянул тетиву.

— Я не ребёнок! Я, — Комар. Что тут не понятного-то? Или тебя ещё раз за ногу укусить? — мужик с ужасом посмотрел на сочащуюся по штанине кровь. — Меня волки в три месяца похитили и растили, а потом медведи воспитывали, пока твоя птица меня от них не забрала. Так что мне, не тяжело. Могу хоть всю ногу отгрызть, чтобы до тебя дошло. Теперь, всё понятно?

— Ничего не понятно! — выкрикнул Мбек, целясь мне в левый глаз. — Если люди не воспитывали, откуда говорить научился? — мужик довольный, как у меня переменилось выражение на лице, вдруг самоуверенно закричал.

— Попался шайтан! Мбек не идиот! Мбек, очень даже умный! — радовался мужик.

— Умный… — тяжело вздохнув, не стал я возражать. Совсем не понимая, что же тут можно возразить или сказать. И неимоверно устав за этот безумный день, сел, и искренне, по детски заплакал.

— Ей, шайтана! Чего плачешь? Шайтана не уметь плакать! — великан опустил лук, подошёл ко мне и присел рядом. — Не надо плакать… Мбека в детстве, тоже все обижать. Мбек плакать… — он взял подол своего завязанного на поясе халата и вытер им мои слёзы. Задумавшись о чём-то своём, он продолжил. — Ну-ну! Не переживай, Комар! Мбек всё понимает. И тебя в обиду не даст! Ты же точно, не шайтан? — быстро взяв мою руку, он трижды в неё плюнул и нарисовал какую-то странную фигуру.

— Вот видишь, — ты не шайтана. Не загорелась рука… Да и шайтан, не бывает таким грязным и вонючим… — он непроизвольно поморщился и закашлялся. — Умер бы он, лишь от одного твоего запаха! У нас только шаман так воняет! И то, чтобы злых духов отгонять. Так что я тебе верю… — я на него посмотрел и улыбнулся. Видно, что человек неплохой. И уж больно глаза у него грустные были.

— Комар! Слушай! А хочешь быть моим приёмным сыном? У меня вот, нету сына… — он тяжело вздохнул. Ещё месяц назад был, — но теперь нет… А я так хотел его из лука научить стрелять… Я ведь потомственный охотник. Был… А у меня и лук есть, как раз для тебя, маленький. И одёжка. Пусть и великовата немного, но когда подрастёшь, — в самый раз будет. Ты же подрастёшь, порадуешь Мбека? — Я снова посмотрел в его умоляющее согласится, сильно сузившиеся от нахлынувших воспоминаний, глаза. — Послушай, Комар, Мбек добрый. И у меня тут хорошо, кушать всегда есть! А ты потом расскажешь, если захочешь, где говорить научился. То что не у медведей, это и так понятно. А пока, — молчок! Я тебя нашему языку быстро научу, или ты его тоже знаешь?

И местный повар начал нести какую-то, совершенно не знакомую мне белиберду. От непонятных слов у меня чуть не взорвался детский мозг. И я быстро закачал головой.

— Так что, по рукам? Или тебя обратно в лес отвести, к медведям? — он пристально посмотрел в мои глаза. — Ты пойми. Я о медведях не шучу. У нас тут брат, народ суровый. Узнают что ты местный, рабом уйдёшь, или на корм боевым псам отправят. Такие мелкие здесь не нужны. Но могут и в калчуки забрать. Но лучше уж, на корм… Так что думай…

И он протянул мне, свою огромную лапищу.

— Только уговор. Слушаться меня во всём. Свой родной язык, — пока забудь. Иначе и мне перепадёт. А если вдруг уйти захочешь, то скажи. Чтобы я не переживал. Мы теперь Комар, — не чужие… — идти назад в берлогу, мне ясен пень, совсем не хотелось. Да я каждую секунду, только и мечтал, как бы от туда выбраться. И это я Вам, про диких пчёл ещё не рассказывал… А мужик этот, видимо и вправду, дядька нормальный. И условия его, меня более чем устраивали. Во всяком случае, получше моего горе-отца будет. Да и смыться можно в любой момент. Как только до цивилизации хоть какой доберёмся, сразу будем делать ноги. Или раньше…

Не долго думая, я кладу свою детскую ладонь в его огромную, сильную руку.

Обрадовавшись такому неожиданному повороту, мой новый папаша метнулся в шатёр и вынес мне одёжку. Причём, почти моего размера! Да там, даже сапожки, как на меня были сшиты!

— Вах-вах! Комар! — Что-то заговорился я с тобой! А ужин-то, — не готов! Ахмет из меня, сам ужин сделает… — Эй, петух недорезанный! Давай быстро лети и принеси мне хоть зайца, что ли! — махнул он своей клешнёй на огромного орла.

— Мбек, — подергал я его за халат. — А рыба на ужин, пойдёт?

— Рыба? — удивился мужик. — Пойдёт, то она пойдёт… Но где же её взять-то сколько!

— Не переживай, я сейчас принесу. Вот только суму дай побольше и птицу твою я с собой прихвачу. Можно? Отец… — шокированный повар, снова порылся в шатре и вытащил мешок.

— Такой подойдёт? — взяв данное, киваю. И вытащив стрелу Мбека из шкуры медвежонка, подхожу к орлу и пристально смотрю тому в глаза. Таким тягучим, всепоглощающим взглядом, смотрела моя мать-волчица на всех нас. И мы сразу понимали, что нужно слушаться. Причём, беспрекословно. Орел взлетев и сделав небольшой круг, подхватывает своими когтистыми лапами древко стрелы, крепко сжатое в моих детских руках. И на глазах окончательно потрясённого повара, мы снова подымаемся ввысь…

***

Вот вы скажите, сказки. Не может такого быть! Но я и сам в это почти не верю. И лишь с высоты птичьего полёта, обалдеваю от своей детской самоуверенности. Ну и ладно. Это точно не страшнее, чем за проклятыми орехами лазить! Интересно… А где же эта охотничья сторожка, с моим родным отцом. Что-то не видно её нигде…

А вот и речка. Я рывком на себя даю пернатому понять, что пора снижаться. Наклонами стрелы влево-вправо, кое как вырулюю на берег. Приземлившись, снимаю мою новую одёжку и прихватив стрелу, тут же ныряю под водную гладь. А рыбы здесь, всё так же, видимо-невидимо! И она меня совершенно не боится. В отличии от огромного, косолапого зверя, часто любившего полакомиться в здешних водах. Выбираю рыбу покрупнее. Тычок. Есть! Кое как вытаскиваю ещё дёргающуюся тушу, размером с меня на берег. Кладу в мешок и снова в воду. Рыбёшка поменьше, заинтересованно подплывает почти вплотную. Резкий выпад. И свежая добыча снова отправляется в бездонную суму…

***

— Давай птиц, ты справишься! Только меня не забудь потом забрать, договорились? — птица ничего не ответив, взмахнула своими широченными крыльями и с трудом оторвав мой улов от земли, всё же летит в сторону стойбища. Я же, нарвав травы и полностью натерев себя илом с песком, пытаюсь кое-как соскоблить въевшеюся за эти два года грязь, смывая получившуюся гремучую смесь в реке. Повторив процедуру пару раз и просохнув на теплом ветру, я снова одел на удивление ладно скроенную льняную одёжку с кожаным ремешком, и отлично сделанными сапожками с острыми носками. Всё натуральное, явно сшитое вручную, без этикеток с размерами и машинного шва. И впервые за столько времени, я вдруг почувствовал себя человеком…

«Что же мне делать дальше? У меня была стрела с металлическим, на удивление острым наконечником. Неплохая одёжка, и почти ручной орёл. Который, как я надеялся, всё же вернётся за мелким человечком. Может, всё же полетать по округе, да поискать ту охотничью сторожку? В надежде что это чучело, всё ещё туда заглядывает. Или найти ту деревню, где я появился на свет. А там, может кто и приютит мальца? Или не приютит. Всё-же странные все здесь какие-то. Вроде живут не в двадцать первом веке, а не пойми где и когда. Хотя… Если уж совсем честно. Та дальняя деревня где я доживал последние годы своей жизни, не сильно-то от этих староверов и отличалась. Да там, даже брагу такую же жрали, ироды. Не могли дождаться, пока продукт созреет для перегонки. А слова интернет или шахматы, то и вовсе считались матерными.

Или, всё же вернутся в то странное поселение, больше похожее на военный лагерь, и там уже как-то пытаться устраивать свою судьбу? Хотя, довольно стрёмное местечко, скажу я вам… Рабы, собаки-людоеды, луки со стрелами… Один только котелок, литров на двести, чего стоит… Что-то с этими людьми, явно не так…»

Мои пространственные размышления, прервал медвежий рёв. Огромный, уже знакомый мне мишка, видимо тоже решил порыбачить. И как на зло, именно на этом месте! У них сегодня, не иначе как день рыбака, раз все на реку прутся. Встав на задние лапы и принюхавшись, косолапый явно меня узнал. И решил наверстать упущенное. Разнообразив своё рыбное меню, ещё и небольшим гарниром. И на всех парах, тут же рванул в мою сторону. Убежать, а тем более завалить эту тушу имеющейся у меня в распоряжении стрелой, было просто нереально. Эта машина для убийства, могла в рывке легко обогнать, ту же самую, машину. И единственное что мне оставалось, это снова прыгнуть в реку…

Глава 4

Не став дожидаться незваного гостя, я тут же нырнул в реку и замер от внезапно накатившего на меня чувства страха. Сквозь удивительно прозрачную воду я смотрел как этот свирепый хищник в явной нерешительности, прохаживается по скользкому берегу. Озадаченный моим невероятно глупым поступком, мишка совершенно не понимал, зачем же всё так усложнять?! И почему, скажите на милость, нельзя было просто подождать, пока он с большим удовольствием мной не пообедает, а не сломя голову бросаться в эту мокрую, и во всех отношениях противную воду! В которую он и за рыбой-то, не горел желанием лезть…

Без труда прочитав мысли хозяина леса, я воспользовался возникшей заминкой и занялся довольно обычным для себя в последнее время занятием. А именно, добыванием для вечно голодной косолапой братии, продуктов питания. А так как под водой не имелось даже захудалого сельского гастронома, с вечно пьяной продавщицей, то приходилось выкручиваться своими силами. Насадив не шибко большую рыбёшку на прихваченную с собой стрелу, я вынырнул, и тут же метнул свой улов, прямо под ноги косолапому. Медведь, ошарашенно глядя то на мою аппетитную голову, но в воде, в которую лезть особого желания у него явно не было, то на рыбёшку, весело прыгающую возле его озадаченной морды, к моей большой радости, выбрал всё же последнюю. Мгновенно сожрав мой небольшой улов. Убедившись, что мишку вполне устраивает предложенная мной альтернатива, я снова исчез в поисках очередной поживы. План был простой, — закормить эту грозную зверюгу досыта. Может гад и отстанет… Но поскольку рыбу я ловил не очень большую, что бы хоть как-то добрасывать до берега, это чучело сжирало её быстрее, чем я успевал подкидывать её на обеденный стол. Что только сильнее раззадоривало и так немалый, медвежий аппетит. И когда очередная рыбёшка, но уже покрупнее, шлёпнулась не возле открывшейся в ожидании очередной порции пасти, а немного не долетев, упала на самый край берега. Да ещё и пару раз подпрыгнув, ловко увернулась от клацнувших в пустоту зубов и благополучно ушла под воду. Эта голодная машина для убийств не выдержала и сиганула за ней в реку…

— О-о… — только и сумел я из себя выдавить, как тут же скрылся под накатившей от плюхнувшейся туши волной. Мишка погнался за удиравшей от него, и непонятно как ещё живой рыбёшкой. Но не сумев схватить её своей огромной пастью, тут же переключился на добычу полегче… Осознав всю остроту сложившийся ситуации, я попытался скрыться в растущих на дне, достаточно густых водорослях. Но этот гад, дружно загребая всеми четырьмя лампами, всё ясно видел и никак не хотел от меня отставать. Ещё миг и он сомкнёт свои мощные челюсти на моём несчастном тельце. Но этого мига мне всё же хватило, чтобы развернутся к настигающей меня опасности лицом, и грозно оскалив зубы, ткнуть моей острой стрелой прямо в глаз, уже мысленно пожиравшего меня зверя. Оттолкнувшись ногами от ошалевшей от невыносимой боли, звериной морды, я быстро выгреб на берег. Изо всех сил бросившись бежать в сторону виднеющегося, редкого леса. За которым как раз и был тот странный лагерь…

Оно понятно, что даже в самых смелых мечтах, я не надеялся добежать до меткого мужика с кривым луком, быстрее за шустрого медведя. Вовсе нет. Я всего лишь рассчитывал первым добраться до ближайшего, высокого дерева. А там как-нибудь, переждать эту страшную угрозу. Увесистая туша на дерево, точно не полезет. Но мишка с моим планом побега, был в корне не согласен. И выбравшись из воды, тут же рванул за мной, ориентируясь в основном на запах. Да изредка поглядывая оставшимся глазом, более точное направление. Я же, чувствуя приближавшуюся опасность, бежал со всех, пока ещё имеющихся у меня ног. Но высокая трава, опутывая своими длинными стеблями, не давала мне и малейшего шанса добраться к лесу первым. В отличи от хорошо приспособленного для таких прогулок медведя. Я уже затылком чувствовал дыхание гигантского зверя. Ещё секунда и еготяжёлая лапа с одного удара выбьет из меня всю дурь, вместе с ни в чём не повинной, детской душой. Оценив все шансы, я внезапно остановился, подняв над собой стрелу и одновременно грозно зарычав, снова оскалив свои зубы. Один в один повторяя звуки издаваемые мамашей-волчицей. Если честно, я уже ни на что не надеялся. Просто у меня сейчас не было выбора. Только драка! Пускай и последняя в моей недолгой жизни. Но просто так, родимую, я её отдавать точно не собирался…

И что вы думаете? На моё удивление, это подействовало! Мишка тут же затормозил, остановившись буквально в шаге от меня, и в замешательстве уставившись единственным глазом, на совсем уж невиданное зрелище. Но как только оторопь прошла и острая боль в глазу молнией ударила в медвежий мозг, разъярённый хищник снова бросился на меня, ничего не замечая на своём пути. И каково же было его изумление, когда вместо лёгкой добычи, он снова хватанул зубами воздух…

Огромная птица, подхватив за вытянутую на прямых руках стрелу, тут же унесла его сегодняшний завтрак, обед, и видимо уже и ужин, в противоположную от реки сторону.

«Ну, это уже никуда не годится! Мало того что без глаза остался, так ещё и голодным!» — Промелькнуло в голове у косолапого. И он изредка поглядывая вверх, рванул между редких деревьев по направлению к лагерю…

***

— Комар! Ты вернулся! — обрадовался моему возвращению Мбек. — А я уже думал, ты с медведями решил остаться. Орёл второй раз без тебя вернулся. Я еле-еле его, ещё раз за тобой выпроводил!

— Вернулся Мбек. Отчего-же не вернутся… Ты же меня вроде, кормить обещал? — немного отойдя от пережитого, я проголодался похлеще за одноглазого медведя.

— Так, готово уже! Уха знатная получилась. Садись сынок, отведай что Тенгри послал! — Мбек тут же дал мне деревянную тарелку с вкусно пахнущей юшкой. — И зови меня отец, если несложно, договорились? — я косо на него взглянул. Этот мужик, мне в сыны годился, если не во внуки. Но исходя из сложившейся ситуации, я всё же решил не испытывать судьбу, и просто приступил к трапезе.

— А где ложка? — спросил я у повара.

— Что такое, ложка? — не понял меня, названный родитель.

— Понятно… — протянул я, и взяв кусок выданной по такому случаю лепёхи, я чуть ли не залпом вдул вкуснейший за последнее время ужин…

***

— Вот Комар, это тебе! — Мбек передал мне, очевидно заранее подготовленные подарки. — Это лук. Ты не смотри что маленький, убить им тоже вполне можно. Не медведя, понятное дело, но зайца, или птицу подстрелить, очень даже подойдёт. — я вытер жирные от сытного ужина руки об траву и с нескрываемым любопытством взял размером с меня, такой же кривой лук как и у названного отца. Только намного меньше. К нему так же шёл колчан хоть и с небольшими, но очень острыми стрелами.

— Я сам его пол года делал! Жилы коня, кость быка, самое упругое дерево, — всё, чтобы быть достойным моего сына! — он с тоской похлопал меня по плечу. — А ну, сынок! Натяни тетиву, порадуй старика. Только смотри, не отпускай! Медленно возвращай назад, нельзя пустой тетивой просто так щёлкать! Иначе, упустишь свою удачу!

Я возражать не стал и попробовал натянуть лук. И надо же! У меня это вполне получилось! Медленно вернув тетиву на место, я взглянул на Мбека. Он стоял, открыв рот.

— Я вообще-то, пошутил… — признался он. — Не думал, что сумеешь хоть немного оттянуть, в таком-то возрасте… Но раз такие дела… Вот, держи! — Мбек протянул мне широкий, расшитый узорами пояс с кинжалом в кожаных ножнах на нём. — Хотел тебе в восемь лет подарить. У одного пацана из местной знати снял. Не переживай, не пригодится он ему уже…

Я достал из ножен, казавшийся довольно большим в моих маленьких руках, но на самом деле довольно тонкий и невероятно острый ножик. Ничего лишнего на нём не было. Кроме выбитых, странных рун на лезвии и небольшом навершии. Идеальное орудие для убийства. А с ножами, я был знаком не понаслышке. И умел с ними довольно неплохо обращаться. А для моего малыша, эта довольно тонкая, для обычного мужика рукоять, — была самое, то!

Покрепче сжав кисть, я протестировал его резкими взмахами и тычками, с блоками и переходами по разным этажам. И даже немного увлёкся дуэлью с воображаемым противником, основательно того покромсав. Вот я, с кажущейся небрежностью, махнув острым лезвием, подрезаю сухожилье на ноге, и тут же на возвратном движении, загоняю сталь в ребро, затем с уходом от его мощного удара, захожу назад и тут же вонзаю в шею по самую рукоять… Весьма довольный полученным результатом, я прекращаю свои странные танцы и на глазах в очередной раз ошарашенного увиденным, Мбека, возвращаю ножичек на свое законное место.

— Спасибо Мбек! — искренне благодарю я за шикарнейший подарок.

— Так это, может ещё и с лука постреляем? — вдруг спросил меня, запинаясь великан.

— Я не умею… — честно признался я. В детстве вроде, стрелял пару раз. Но когда это было… Сто лет назад? Вот если бы с ружья, или винтовки, да ещё и со снайперским прицелом…

— Так, я научу! — обрадовался Мбек. — Это не сложно!

***

— Молодец, Комар! А ну, ещё раз! — я беру уже четвёртую по счёту стрелу, точно следуя наставлениям Мбека, и тут же посылаю её в стоящее в десяти шагах, довольно широкое дерево. Стрела хоть и втыкается в самый край, да ещё и на метр выше от того места куда я целился, — но всё равно несказанно радует, как оказалось, очень радушного повара.

— У нас тетиву оттягивают вот так, он показывает, отличающийся от того, которым я сейчас держу стрелу, и немного странный для меня хват. — А я, и дед мой, и отец, — все в моём роду, так не делать! Очень долго перезаряжать. Смотри Комар, ещё три стрелы между пальцы, — и он пытается вставить ещё три стрелы, между моих небольших фалангов. Но в итоге, больше двух я удержать никак не могу. Не помещается там больше. И с этим неудобным грузом, я пытаюсь максимально оттянуть тетиву. Целюсь и отпускаю. Стрела летит выше метра на два, да ещё и куда-то в сторону леса.

— Ничего сынок… Здесь главное, — скорость! — успокаивает меня Мбек, — давай! Сразу следующую клади. Вот так. Оттягивай, и самое главное, старайся не выцеливать. Просто знай, куда стрела должна попасть. И она туда, непременно попадёт! Понял? — понял не понял, но киваю. И снова отпускаю тетиву, стараясь видеть перед собой, только размытый, чёрный ствол дерева. Вспоминая при этом, как я учился стрелять из огнестрела. И что вы думаете, работает! У меня снова получается попасть! И даже сократить расстояние до того места куда целился, почти до полуметра!

— Давай Комар! Давай! — подгоняет меня Мбек. — Не жди! Следующую!

Я пытаюсь тут же вставить в боевое положение, мой следующий снаряд. Но стрела, застряв в детских пальцах, тут же выпрыгивает из моих рук. Я пытаясь её поймать, выпускаю лук, и маша руками, словно отгоняя от себя назойливых мух, роняю оба предмета на землю и виновато смотрю на Мбека.

— Фигня какая-то! — жалуюсь я ему. — Этот детский лук, ни на что не способен! Разве только ворон, да заблудившихся наркоманов с огорода, по ночам гонять… — Мбек широко улыбнувшись, берёт мой, совсем уж игрушечный в его руках лук, три оставшихся небольших стрелы. И играючи, одна за другой, строча ими как пулемёт, посылает их практически в одну точку, на истыканном словно булавками, моими стрелами, дереве.

— Хороший лук! Ничем не хуже моего. — подводит итог, названный отец. — Только нечем уже стрелять. Пойду стрелы пособираю. А ты молодец, сын! Всё на лету схватываешь! Тренируйся и будет Мбек тобой гордится! Может даже и ханом станешь! Хотя нет, — вдруг вздохнул он обречённо. — У хана свои сыновья есть… А вот в сотники, при должном везении, можно и выбиться!

— Так, Мбек. Каким ещё к оленям, ханом? — совершенно опешив от полученной информации, переспросил я.

— Понятно каким, великим! Как Чингиз! С явным благоговением, даже не проговорил, пролепетал глядя на небо, огромный повар.

— Чингисхан? — не веря в услышанное, — так он давно умер! Вроде…

— Кто умер? Наместник неба на земле? — вылупился на меня мужик. — Ты так не шути Комар! И никому это не говори. А то сразу, в калчуки заберут! А лучше вообще ничего не говори! Я здесь, немного жить! И жена моя, тоже здесь родиться! И сын… Но сейчас война. Мой народ пришёл твой народ убивать, и ты точно быть рабом! — разнервничался до запинаний и непереводимых междометий, Мбек.

— Калчуки, калчуки… Задолбал уже своими калчуками… — Пробурчал я про себя. — Вроде, что-то может быть хуже того, что я уже здесь пережил. Да и в прошлой жизни, судьба меня не сильно-то и баловала. Насмотрелся всякого. Куда там, твоим калчукам…

— Давай Комар, не дуйся. Ведёшь себя как дитя малое. Собери все улетевшие стрелы в колчан, завтра ещё потренируемся. А на сегодня всё. Спрячься в юрте и сиди там тихо! Сейчас Ахмет со своей сотней должен вернуться. Пока язык наш, хоть немного понимать не будешь, что бы и носа мне не показывал! Это понятно? — строго сказал Мбек и заодно пригрозил мне своим огромным пальцем. Я сначала, даже хотел его за этот самый палец, укусить. Что будь я в волчьей стае, уже непременно бы и сделал. А то, как то уж сильно переменился мой новый добрый папаша, на довольно строгого отчима. Того смотри, ещё и по заднице меня отшлёпает. Однако я сдержался. И палец грызть не стал. Хотя если честно, очень даже хотелось. Прекрасно понимая, что он как-никак, но обо мне печётся. Но я так и не смог ничего с собой поделать. И всё же затаив на Мбека небольшую обиду за его грозные нравоучения, шепча себе под нос отборные ругательства, побрёл в лес, по три мои, неизвестно куда улетевшие стрелы…

***

Два торчащих из деревьев древка, я обнаружил довольно быстро. А вот третью стрелу, где я только не искал… Излазил всё. Нету её, и хоть ты тресни. Оно, как бы нет, да и хрен с ней. Но это не просто стрела, а спецзаказ! И без неё у меня на десять процентов меньше шансов выжить, чем с ней. А это довольно таки немало, в этом и так, совершенно не понятном для меня мире. Так что я решил её, обязательно найти. Как вдруг, когда я уже потерял всякую надежду, заметил как за высокими кустами, пробежала моя третья стрела и остановившись, тут же исчезла. Ошарашенный увиденным, я медленно подкрался, стараясь не издавать ни звука. Раздвинув руками ветки, всунул голову в заросли и от увиденного просто обалдел…

Присев на задницу, мой одноглазый мишка бодро разрывал своей пастью, видимо убитую, или возможно раненную мной по нелепой случайности, довольно крупную лису. У которой из шеи торчала, моя игрушечная стрела. От неожиданности, я тут же попятился назад и случайно, очень громко хрустнул сухой веткой.

Потапыч, тут же перестал исследовать содержимое лиса, высунул свою окровавленную морду и принюхался. Единственный глаз зверя, вдруг сильно расширился от знакомого ему запаха. Я всё тут же понял. И уже не таясь, со всех ног рванул обратно в лагерь. Поглядывая на бегу, как разъярённый медведь с распотрошённой в зубах лисой, выпрыгнул из кустов и споткнувшись об тянущееся за ней скользкие внутренности, кувыркнулся, всё же предоставив мне небольшую фору.

— Так тебе и надо, лисоед хренов! — улыбнулся я на бегу, — Будешь знать, как за малыми детьми охотится…

Основательно перекусив, я побежал с новой силой, петляя словно заяц между редких деревьев. Благо трава здесь, хоть и не уступала в длине, растительности возле реки, но росла не вверх, а просто стелилась, старательно изображая из себя мягкое одеяло. Я снова оглянулся. Пролетев после кувырка, метров пять, мишка тут же рванул назад, за потерянной во время падения добычей. Но остановившись возле распотрошённого зверя, затряс отрицательно головой. Как бы прогоняя неправильные мысли. И окончательно плюнув на уже пойманную еду, развернулся в мою сторону и стал наращивать темп.

— Мбек! — орал я на бегу мужику, — там медведь! Большой! Бери лук! — как вдруг и сам, на чём-то поскользнувшись, распластался всем телом, в десяти метрах от огромного казана. А за мной на всех парах, летел разъярённый, одноглазый монстр.

Повар рванул было в юрту за луком, но увидав как на испугано подымавшегося мальца, набегает огромный зверь, и буквально через пару мгновений просто раздавит того своим весом. Подхватил на бегу останки поломанного весла и помчался наперерез опасному хищнику. Закрыв тучным телом своего названного сына, Мбек со всей дури заехал древком по с рёвом открывшейся, слюнявой пасти. Остановив того буквально в метре от меня, разлетевшимся от удара об голову, веслом. Я же безуспешно пытался подняться на скользких внутренностях, пойманной мной рыбы.

— Беги сынок! Беги! — и мой названный отец, тут же схватился голыми руками за огромную, зубастую пасть, немного оглушённого, свирепого зверя…

Глава 5

Перекатившись в сторону, я всё же сумел подняться и добежать к шатру. Подобрав свой детский лук и колчан со стрелами, я обернулся и в ужасе замер от увиденного. Вцепившись обеими руками в пасть оглушённого зверя, Мбек всеми силами пытался её разорвать. Напрягая до предела мышцы и рыча словно раненый лев, он всё больше и больше, раздирал мишке его зубастые челюсти. Вот уже затрещали сухожилия, натянутые его сильными руками. И казалось, что ещё чуть, и он окончательно свернёт тому голову. Я даже немного напрягся, ожидая услышать хруст ломающихся медвежьих костей… Но вместо этого, мелькнувшая медвежья лапа разодрала повару горло, а вторая когтистая сталь, вспорола живот… Быстро теряющий жизненные силы великан, всё ещё держал в пухлых ладонях пасть, пришедшего в себя хозяина леса. Но тот, небрежно смахнув хват осмелившегося противостоять ему человечишки, тут же впился Мбеку в окровавленное горло…

Глядя сквозь выступившие слёзы я не мог поверить, что еще недавно излучавший уверенность в завтрашнем дне, добродушный и вовсю благоволивший ко мне человек, превратился в безжизненную тряпичную куклу, увлечённо швыряемую из стороны в сторону, косолапым монстром. Я был до того шокирован, что не заметил как меня вместе медведем, обступило около сотни всадников на лошадях…

Впереди всех, сидя на небольшой кобыле, в стальном, остроконечном шлеме и явно старинной кожаной броне, одетой поверх расшитого повторяющимися восточными узорами халата, восседал высокий, статный мужик. С чёрными, словно сажа, свисающими усами, и редкой, пробивающейся под нижней губой бородкой, на точёном, скулистом лице. Сверкнув небольшими, глубоко посаженными глазами и быстро оценив ситуацию, он тут же поднял руку. Проорав остальным, намного скромнее одетым воинам, что-то успокаивающее. Затем вынул из привязанного к седлу налуча свой кривой лук и направил его в сторону, всё ещё играючи подбрасывающего полтораста килограммовую жертву, огромного зверя.

— Не стреляй! Я сам за отца отомщу! — подняв над головой игрушечный лук и колчан со стрелами, выкрикнул я удивленно крутившему головой мужику. И никак не понимавшему, кто же это посмел его остановить.

— Я здесь! — двинул я странно одетую дылду, луком по ноге. — Мбек, мой отец! И это наши с медведем разборки. Так что, не лезь! Понятно?! — мужик наконец-то меня заметил. И опустив лук, протёр глаза. Может, показалось? Да нет. Максимум, четырёхлетний пацан с небольшим луком, грозно смотрел на него и что-то требовал на местном языке. Из всего он понял только три слова. Не стрелять, отомстить, и отец. Жестом поманив кого-то из толпы и выслушав, видимо полный перевод, ещё раз удивлённо уставился на меня.

— Ты, — его сын? — спросил он.

— Да. Мбек, — мой отец! Он ценой своей жизни, спас мою. — максимально доходчиво объяснил я.

— И ты, хочешь отмстить?

— Хочу! — уверенно выкрикнул я.

— Но как?! — ошарашенно уставился на меня усач. А затем перевёл взгляд на огромного зверя. — Ты ему, на один зуб!

— Увидишь! Но я тебя прошу, что бы не случилось, — не вмешивайся! Это наши с медведем, старые разборки.

— Как тебя зовут, сын Мбека?

— Комар. Меня зовут, Комар! — гордо выпятив грудь, как и положено настоящему волку, я немного оскалил зубы и представился.

— Ты очень смелый, Комар, сын Мбека. Мы за тебя будем молиться. Ахмет, будет за тебя молится! Пусть небо нас услышит и ты всё же одолеешь своего грозного врага! — он поднял свой лук. И что то выкрикнув на своём языке, тут же был громогласно поддержан остальными мужиками с луками и длинными копьями.

***

От настоящей драки, я никогда не бегал. Будь то в детстве, безусым юнцом удравшим на фронт. Или в преклонном возрасте, пройдя через всё, что только можно было пройти. Я так и не покорился злой судьбе, в забытой богом деревне. Не спился, не сошёл с ума, а боролся до последнего. Радуясь каждому мгновению, отпущенному мне всевышним. Хоть и наполненных болью и полной безнадёгой последних лет жизни, загубленных взорвавшейся подомной миной..

Чудом не потеряв нижние конечности в очередном, никому не нужном военном конфликте. Я, всеми забытый и брошенный, передвигался лишь благодаря неимоверному усилию воли, с большим трудом переставляя свои, почти безжизненные ноги. А просыпаясь от хватающих моё бедное тело судорог, я каждое утро снова и снова, разминал изувеченные взрывом мышцы, что бы продлить ещё на один день, мои невыносимые страдания. И только каждодневные, изнурительные тренировки и плаванье в любую погоду в быстрой, никогда не замерзавшей реке, да ещё рыбалка с игрой в шахматы, — не позволяли мне окончательно сойти с ума. И находить в моём существовании, хоть какой-то, маломальский смысл…

А сейчас, когда у меня ничего не болело, не тянуло, и даже не скрючивало через раз. Кроме, пожалуй, измученной болью и горем потерь, души. Я чувствовал себя более чем уверенно. Даже в таком, не шибко большом теле. Тем более, что у меня теперь наконец-то был он. Мой медвежий коготь. Такой же острый и эффективный, как и тяжёлая медвежья лапа… Но коготь, пожалуй, оставим на потом. А сейчас, пройдёмся по нашему одноглазому людоеду, небольшой артподготовкой. Выдохнув остатки животного страха, я взял из колчана ещё одну, вдобавок к моим двоим зажатым в руке, мелкую стрелу…

***

Первая стрела вонзается великану в шею. Почти в метре от того места, куда я только что целился. Сильно не расстроившись, на возвратном движении перехватываю пальцами древко, и тут же выпускаю следующую, по вдруг увеличившемуся черному пятну. По пятну стрелять не страшно. Не обращая внимания на оглушительный рёв, всё так же прищуриваясь, размываю цель, и на бегу загоняю третью стрелу в ставшее во весь рост, огромное тело.

Уверенным движением, достаю с колчана следующие три стрелы. Две прочно зажаты между пальцами, третью мгновенно вкладываю в лук. Пробегая сзади мишки, снова щёлкаю три раза, загоняя одну за другой эти булавки, под толстую кожу. Ни о какой меткости не может быть и речи, поэтому целюсь куда-то в средину. Хорошо хоть, кое-как попадаю в ревущую, снова развернувшеюся в моём направлении тушу. Отбежав на очередной десяток шагов, снова обстреливаю друга детства, весело свистящими деревянными дротиками, хоть и не причинявшими мишке видимого урона, но зато знатно выводившего из себя, и так разъярённого зверя. При очередной попытке взять стрелу, рука нащупывает в колчане пустоту.

— А где же десятая? — быстро перевожу взгляд на колчан. — Вот дурень! Она же в лисице осталась! — да и зачем она тебе, если эти торчащие с горы мяса зубочистки, уже сделали своё дело. И выступившая из ревущей пасти пена, ясно об этом говорила.

Откинув лук в сторону от ничего не соображающего, набегавшего на меня зверя, резко ухожу с его пути в сторону выбитого глаза. Мгновенно исчезая с поля зрения грозно уставившейся на меня мохнатой головы. И тут же с разгона плюхаюсь на задницу, скользя под медведем, всё ещё склизким от рыбы телом. Но делаю это, не забавы ради. А крепко сжав свой невероятно острый ножик, легко проникаю под толстую шубу и глубоко прорезаю лезвием, обе передние лапы. Да так, что мишка тут же падает мордой в траву. Что я ему там перерезал, — я не знаю. Но при попытке подняться, он снова плюхается всем своим немалым телом в траву. Но уже через секунду, проревев отборные медвежьи ругательства и собрав всю волю в задних лапах, он с помощью головы, всё же поднимается во весь рост, и в перевалку шагает в мою сторону. Кто-то из конной братии не выдержал страшной картины, где еле дотягивавшийся до колен медведя, пацан, стоял и заворожённо смотрел как огромный лесной зверь шёл на него, размахивая висящими словно плети лапами, и тут же выстрелил в огромного медведя.

Но Ахмет, всё ещё державший наготове лук, тут же сбил своей быстрой стрелой, летящую в голову медведя мгновенную смерть, заодно, грозно прикрикнув на непослушного торопыгу. А я, если честно, очень даже был не против, парочки острых железок в голове огромного зверя.

Отступать было некуда. Эта громадина, в один шаг меня тут же нагонит. И я, оскалив зубы и подняв мой страшный ножик над головой, с грозным рычанием сам бросился на могучего исполина. Но в самый последний момент, уходя от удара тяжёлой лапой, снова проехался между расставленных ног топтыгина, резанув в конце, по до предела напряжённому сухожилию. Заревевшая от очередной порции боли туша, тут же завалилась на бок, и ломая торчащие древка, рухнула на землю. Оказавшись позади лежащего медведя, я сразу же влез на эту мохнатую гору. Хватаясь за его шерстяную шубу, я со всех сил старался побыстрей добраться до мохнатого горла, убийцы названного отца. Ухватившись одной рукой за вонзившуюся в шею, мою первую стрелу, а другой вытащив из ножен медвежий коготь, я тут же вонзил его рядом. Мишка как подорванный снова встал на ноги. И пританцовывая на единственной здоровой лапе, со всех сил задёргал своей мордой со стороны в сторону, при этом громко клацая зубастой пастью, в надежде откусить мне, как минимум, мою детскую голову. Чтобы удержатся на взбесившемся от боли звере, я отпустил ножик и схватился двумя руками за поломанную стрелу, чем вызвал просто неимоверный по своей амплитуде, взмах головой. Тут же подбросивший меня на пару метров вверх. Перевернувшись в воздухе, я увидел под собой уже раскрытую и готовую меня с радостью сожрать, зубастую пасть.

— Что бы ты мной подавился! — выкрикнул я, и зажмурившись, выставил впереди себя крепко сжатую в руках, вырванную с медвежьим мясом, мою обломанную стрелу…

Острый наконечник вместе с не менее острым древком, вошёл в пасть медведя, а я перевернувшись, тут же почувствовал удар, об его слюнявую морду…

Открыв глаза я понял, что повис на стреле, как на турнике, не давая закрыть челюсти, в который раз ошалевшему от боли мишке. Уходя от удара лапой, я наконец-то отпустил стрелу и отскочил в сторону, при этом не совсем удачно упав на землю. Сильно забив спину, я лежал и не мог пошевелится. В отличии от огромного зверя. Всё ещё не в силах закрыть пасть, он тут же свалился набок и с помощью уцелевшей ноги, упёрся в засевшую между челюстей стрелу. Быстро её сломав, он с торчащим из пасти обломанным древком и ревя от боли, неумолимо подползает ко мне. А мне, что бы оклематься, нужно хотя бы пару минут полежать. И всё снова заработает! Но у меня нету этих пары минут…

Через пару секунд, окровавленная медвежья морда, приблизилась ко мне вплотную и нехотя проглотив кровавую пену, уже во всю капавшую мне на лицо, тут же, с диким рёвом набросилась на меня…

А я, в этот страшный момент, почему-то снова вспомнил моего настоящего отца. Того бухого бородача с охотничьей сторожки. Интересно, вступился бы он за меня, как этот, совсем чужой мне человек. Отдал бы свою жизнь, ради своей кровинушки? Не знаю… Да видно теперь, и не узнаю…

Я уже мог спокойно разглядеть страшные раны, сделанные моей небольшой стрелой, в пасти, возможно даже у моего отчима по медвежьей линии. Может он меня так невзлюбил, потому что приревновал к этой ненормальной медведице? Мол, что за дела, дорогая? От кого это у тебя, такой странный субъект? И какого лешего, он у тебя в выводке делает? Он явно, не от меня появился!..

— Что, приревновал небось? Да, побитая твоя морда? — улыбаюсь я страшному зверюге. — Может и правильно… Мой отец, он явно по замужним спец. Может и к твоей медведице, клинья подбивал. Кто их, здешних охотников знает… А то ведь, как удобно-то! Настругал детёнышей, а другие пусть заботятся, растят, пряниками медовыми угощают…

Мишка, на мой немой вопрос почему-то не ответил… А продолжил путь к моему горлу, всё больше заливая меня своими кровавыми слюнями… Но вдруг, передумал…

Не мишка, конечно. Ахмет передумал. И медвежью, почти сомкнувшуюся пасть, тут же унесло градом очень точных стрел. Почти полсотни впившихся в плоть древок, торчала сейчас из туши мохнатого монстра. Ахмет слез с лошади, подошёл ко мне и наклонившись, спросил:

— Ты как, Комар? Помощь не нужна?

— Всё хорошо, — я уже почувствовал как возвращается сила в мои конечности. — Не впервой. Сейчас попустит…

— Ты извини нас, конечно… Месть, — чисто твоя была. Зря наверное, вмешались в ваши с мишкой счёты? — развёл руками Ахмет. — И если хочешь, можешь мне предъявить, вызвать на поединок. Или позволишь мою вину, приглашением на ужин к нашему с десятниками и сотником Такту, костру, загладить? Возможно даже и новый наместник улуса, на огонёк заглянет…

— Приглашения достаточно… — приподнявшись, я спёрся на руку Ахмету, который помог мне встать. Покачиваясь, я подошёл к Мбеку, тяжело вздохнул и протянув руку к растерзанному телу, закрыл ладонью широко открытые, безжизненные глаза. Затем вернулся к мишке и протискиваясь сквозь лес стрел, вытащил мой острый коготь, вернув его в ножны на широком поясе.

— Комар! Сын Мбека! Такой же великий охотник, как и его дед! — прокричал Ахмет, подняв меня над собой, а затем, тут же перевёл что он сказал, уже мне. — Ты только молчи. Ладно, Комар. Уж больно ты храбрый малый. Не хочу что бы тебя в колчаки забрали. Моей сотне такой храбрый воин, — точно пригодится. Это понятно? — я кивнул. — Игды, возьми пацана. И что-бы к нашему возвращению, по нашему, не хуже тебя говорил. Хочу его Сармату показать. — скромно одетый Игды вежливо поклонился, и усадив меня рядом с собой на лошадь, поскакал к самому большому шатру…

***

Ахмета и других его воинов, я в тот день больше не видел. Со мной же возился немного горбатый мужичок с двумя, довольно пожилыми женщинами. С утра до вечера впихивая мне в голову, совсем не знакомые мне слова, кроме некоторых, широко известных названий. Таких например, как кумыс. Эту кислятину, немного похожую на сильно забродивший, разбавленный водой кефир, они пили вместо воды. Употребление же этого напитка, хоть и придавало мне и Игды весёлости, но выучить побыстрее их язык, вовсе не помогало. Поэтому я, вместе с изо всех сил сопротивлявшимся этому, вечно бухим преподавателем, перешёл на простую воду. Которую я будучи волком, мог пить даже с луж. И ничего плохого со мной не случалось, в отличии от моего нового знакомого. И дело наконец, сдвинулось с мёртвой точки. Я на удивление быстро схватывал все незнакомые слова и обороты, а озадаченный моими успехами Игды, всё сыпал и сыпал новыми словечками, которых вместе с отборными ругательствами, становилось всё меньше и меньше…

А ещё, параллельно занятиям по словесности, эти бабки привели мне небольшую лошадку. И заставили на ней, чуть ли не круглосуточно ездить. Даже спать заставляли верхом на бедной пони. А Игды, вручил мне мой небольшой лук, при этом увеличив количество моих мелких стрел до двадцати.

— Учись Комар, ездить верхом! Теперь это твоя жизнь. Мбек, ездить на лошади не любил! Ни одна лошадь его не могла выдержать! Вот он и катался на телеге. Ах да. Юрта теперь твоя. И всё что в юрте, — тоже твоё. Правда, там уже побывали братья Элдак и Келджик. И надо бы тебе своё добро у них забрать. Иначе не быть тебе грозным воином. Что это за воин, что не может за своим добром уследить? Кизяк он, а не воин. Хоть у нас воровать у своих нельзя, и за это полагается смерть. Но ты же пока не свой. Тебя считай, и нет вовсе… — учил меня правды жизни Игды.

— И что же они у меня забрали? — не понял я, впервые услыхав что у меня имеется хоть какое-то наследство.

— Две лошади, повозку, лук и меч Мбека. Шубу соболиную, доспехи там были хорошие, а также шкатулку. Ценная она для него была. Может золото там хранил, не знаю. Никому не рассказывал и не показывал. И вообще, он очень странный был. Почти ни с кем не общался. Только с орлом своим и говорил. Вроде тот, что ответить мог.

— Хорошо Игды. Я разберусь. Спасибо за стрелы. — и я с удвоенной энергией, принялся стрелять по всё тому же, знакомому мне дубу. Стараясь попасть в причудливый наростень посреди дерева. Сидя хотя и на спокойной, но всё же постоянно двигавшейся за свежей сочной травой, лошадке.

***

Братья Элдак и Келджик, были десятилетними, местными хулиганами. Так как им еще не было двенадцати, и в серьезные вылазки их не брали. То они, чтобы выплеснуть лишнюю энергию, устраивали настоящий террор обслуживающему персоналу данного лагеря. Нелёгкая судьба оказаться под пристальным вниманием данной двоицы, не обошла стороной и меня. Вы только не подумайте, что десятилетние пацаны, были легкой мишенью по сравнению с назойливым медведем. Их не просто так сюда привели. Они были сынками главы какого-то ихнего племени. И показали себя на одной из охот, устраиваемой местными правителем, как одни из лучших. Вот их и взяли с собой поднабраться опыта. Хотя опыта им, и так вполне хватало. Стреляли они, даже получше здешней ватаги, а на мечах сражались наравне со взрослыми. Хорошее питание, воинское воспитание чуть ли не с пелёнок, — сделали своё дело. И даже оставшиеся охранять лагерь, два десятка здоровых, широкоплечих мужика, не хотели с этими обалдуями связываться. И те творили, что хотели…

И вот мне, двухлетнему пацану, что бы не прослыть кизяком, предстояло с ними как-то разобраться…

Глава 6

Проснувшись, я тут же потянул свои детские ручки к первым лучам солнца. И как следует зевнув, занялся растиранием затёкшей от постоянного сидения в этом проклятом седле, моей бедной задницы. Первым делом Игды вручил мне настоящую зубную щётку. Не из магазина конечно. Но чистила она вполне нормально, хоть и была изготовлена из небольшой кости и вставленной в мелкие, неровные отверстия, жёсткой щетины. К щётке прилагалась также и смесь каких-то растений, перетёртых с белым порошком, вероятно мелом. И очень удивился, когда я ни слова не говоря, тут же начал чистить ей зубы.

— Комар, ты очень странный малый! Тебе два года отроду, но ты знаешь и умеешь, побольше иных старцев! Выучил наш язык, считай за неделю. Да ты, уже получше меня на нём болтаешь! — и он, в который раз начал повторять за мной, все мои движения костяной, зубной щёткой.

— Нет Игды, ничего я тут пока толком не знаю. Мне ещё учиться и учиться! — сплюнув терпкий порошок, я прополоскал рот водой. — Ездить на лошади, — не умею, саблю в руках держать, — не получается, — она больше меня будет! Половину местных ругательств, никак правильно не выговорю. Даже из лука этого проклятого, и то, толком попасть не могу… Все время, его куда-то не туда уводит. Как заколдованный, право слово.

Закончив с утренним туалетом, я тут же принял упор лёжа и поставив ноги на довольно крупный камень, начал отжиматься на своих детских кулачках. На двадцатый счёт, меняя положение рук, для проработки всех мышц. А то из-за постоянной верховой езды, скоро забуду как и на своих ногах ходить! Не зря они почти у всех здесь, короткие и кривые. В отличии от могучих плеч.

— Вот ты Комар, кипятишь воду и даёшь мне пить вместо кумыса. И говоришь, что так убиваешь, как ты сказал?

— Бактерии, Игды. Очень маленькие, вредные животные. Которых хоть и не видно, — но они точно есть.

— Вот-вот. Они самые! Вот я тебе не верил, но когда за всё время, ни разу не слёг с животом, всё же начинаю верить! — он помог мне стать на руки, и я продолжил отжимания, уже стоя на руках.

— Но я всё равно, никак не могу взять в толк. Как ты можешь пить из лужи и не бояться? Там же твои, эти, как их…

— Бактерии, Игды. — ощутив наконец приятную боль в мышцах, снова встаю на ноги.

— Во-во! Они самые, маленькие засранцы. Почему они тебя боятся и не съедают изнутри, как остальных?

— Не знаю… Детство у меня было очень и очень непростое. Да и до этого, жизнь не баловала… — тяжело вздохнул я, стараясь перепрыгнуть выставленную передо мной, на высоте в мой полный рост, палку.

— Ты думаешь Комар, у человека много жизней? Ну вот я, например. Мог быть не горбатым слугой, а гордым, красавцем верблюдом. Очень выносливым верблюдом…

— Почему верблюдом? — не понял я, всё же каким-то чудом перелетев в кувырке через маячивший перед глазами дрючок.

— Как почему? А эта штука, откуда у меня взялась? — он повернулся и указал на горб на спине. — Понятно, что с прошлой жизни притащил… А ты что притащил? А Комар? — он пристально посмотрел в невинные, детские глаза. — Можешь не говорить. Я и так знаю… Знания ты с прошлой жизни принёс… Не видел я ни кого в твоём возрасте, с такими невероятными способностями! — Игды со всей дури начал махать по мне всё той же, дубовой палкой. Я легко и непринуждённо уходил от его размашистых ударов. А в конце и вовсе поставил блок. Крутанувшись, я крепко схватился за древко и вырвал из рук здорового дядьки, увесистую палицу. Озадаченный, но уже не сильно удивляющийся очередному боевому приёму, за две недели схожих тренировок и постоянных пространственных разговоров, мужик снова взял палицу.

— Ведь правда? Помнишь ты свою прошлую жизнь. И жизнь, видно что не простую, а настоящего воина! Как ты ловко и бесстрашно своим маленьким ножичком, медведя под орех разделал! Все до сих пор удивляются…

— Ну, это ни я разделал, а Ахмет. И если бы не его быстрые стрелы, то мишка меня точно бы на небеса отправил. — вздохнул я. Снова приняв упор лёжа и поочерёдно отжимаясь то на левой, то на правой руке, с каждым днём стараясь увеличивать число повторений и нагрузку.

— Камень положи на меня, будь добр. — Попросил я мужика, чувствуя в себе ещё немалый запас прочности.

— Поменьше или побольше? — глядя на два, почти одинаковых булыжника, переспросил горбун.

— Клади оба. — подождав пока меня придавит к земле, я с приличным напрягом, ещё несколько раз отжался.

— Ахмет, воин конечно хороший… — сняв с меня груз и тяжело вздохнув, продолжил Игды. — Бесстрашный, храбрый, ловкий. Но… — вдруг запнулся он.

— Что, но? — прохаживаясь по лежащей одним концом на камне, палке, я старался удержать равновесие. — Чего умолк?

— Плохой из него хозяин. Вот что! — выпалил горбун. — Платит мало, бьет много. Я недавно кумыс немного пролил. Не заметил под ногами камень в траве, вот и споткнулся об него. Так он мне весь горб, так кнутом исполосовал! Я три дня, подняться не мог… И главное, — за что? Чего-чего, а кумыса у него хватает! Восемнадцать, Комар! Кобыл с приплодом. Не голодает же? Неправильно это…

— Да… Неправильно… — поддержал я приунывшего мужичка. Кроме побоев и унижения в своей нелёгкой жизни, ничего видимо и не знавшего. — Держи Игды, покрепче палку. Я тут попробую на руки прыгнуть. Уж больно мне это сделать хочется! — и я тут же прыгнул назад, ища взглядом упору. Но вовсю упиравшийся двумя руками в палку помощник, из-за вдруг исчезнувшей нагрузки и моего толчка ногами, немного сдвинул палицу. И я промахнувшись, тут же плюхнулся в высокую траву.

— Прости, Комар! Я не знаю, как так получилось… — чуть не плача и виновато опустив глаза, пролепетал слуга Ахмета.

— Да, нормально всё! Не переживай… — успокоил я совсем уж сникшего старика. — Это моя вина. Мы сейчас, ещё разочек попробуем, но ты её покрепче держи, договорились?

— Хорошо Комар… Держу! — расставив пошире ноги, горбун вцепился в палку словно лев. Я взобрался на палицу, похлопал по плечу мужика, развернулся и отошёл. Предварительно все же переспросив:

— Держишь?

— Да! — раздалось за моей спиной. И я тут же сделал прыжок назад… И надо же! У меня получилось. Просто невероятно! Очень обрадовался я стоя на руках и улыбаясь, больше меня, довольному горбуну.

— Комар… — вдруг снова опустив глаза, спросил все еще стоящего на руках мальца, чем-то смущённый мужик. — А можно, я твоим слугой буду? Я очень исполнительный, ты же знаешь…

Опешив от очень странного предложения, я снова свалился в помятую траву.

— Не понял?.. Зачем тебе это? — еле выглядывая из-за зелёных стеблей, уставился я на совсем уж сникшего горбуна.

— Ты хороший человек, много знаешь. Даром, что дитя… Есть чему у тебя поучится. И с тобой, как ни странно, я себя в безопасности чувствую. Да и просто, — человеком! А не бесправной скотиной…

— А как же, Ахмет? — не понял я. — Он не будет против?

— Какая разница… — небрежно махнул рукой Игды. — Я ведь слуга ему, а не раб. Могу уйти к другому хозяину. А он мне, ещё и за полгода задолжал. И не то, что бы у него не было. Просто хочет, чтобы его умоляли. А я хоть и бедный, — но гордый! Не буду перед ним унижаться. Так что теперь, видно уже и не заплатит…

— А я тебе, что заплачу-то? У меня кроме юрты, в которой я к тому же, ни разу ещё и не был. Нечего и нет… Ну, разве что две лошади с повозкой. Так их у этих оболтусов, что на скаку стрелой воробья сбивают, ещё и забрать как-то нужно. А как это сделать, — я не представляю…

— Ты, — сын Мбека. Наследника одного из ноёнов, пусть совсем небольшого и бедного, но самого древнего и уважаемого племени. Твоего деда, сам Чингисхан боится трогать. И правильно делает… Так что служить тебе, — это большая честь для меня. Да и что-то мне подсказывает, что без доброй добычи, — ты долго не останешься. С такими-то способностями… А я, — тоже быстро учусь. И я очень хитрый. Не смотри, что батогами битый. И Ахмету, в долгу не остался… К тебе вон, перебежал! То-то, его вспучит! — захихикал противно горбун.

— Ну… Я даже не знаю… — честно признался я. — У меня раньше слуг не было. Только подчиненные… Да и зачем они мне?

— Как зачем!? — не понял Игды. — А палку эту, кто держать будет? — он непонимающе на меня уставился.

— Ну да… — согласился я, тяжело вздохнув. — Действительно, кто? Больше некому…

— Это всё мелочи, Комар. Хороший слуга, за хозяина и его семью, — умереть готов! — гордо поднял он голову. — А я, очень хороший слуга! Грамоте обученный, четыре языка знаю и писать на них умею! А ты думал, зачем я Ахмету нужен? Мой отец, родом из поднебесной, много знать! Почти как ты, Комар! И мне рассказывать. Я тебя очень прошу. Уважь старика. Не откажи в чести, тебе служить. А там гляди, и десяток свой соберёшь. Уже не стыдно будет в род возвращаться… А из родни, уже сотню нукеров сколотишь. А если повезёт, то и тысяча такому багатуру как ты, вполне по силам. А мне, пока не разбогатеешь, много не надо. Я просто хочу быть с тобой рядом. Кормить меня, тоже много не надо. Я экономный и запасливый. Броц и хурут у меня в избытке имеется. Что-нибудь, да придумаем… Единственное, ты меня в обиду другим не давай, и всё у нас сложиться.

— Значит, плетьми за нечаянно пролитый кумыс, вместо честно заработанного наградил, говоришь? — ещё раз, уточнил я.

— Наградил… Но ты не подумай, что я жалуюсь… Имел полное право! И ты можешь, плетьми. Если что… — совсем повесил голову Игды.

— Могу и плетьми. — строго сказал я. — Если предашь меня, то и до смерти могу обидеться! Так тебя, устраивает? Не люблю я Игды, предателей!

— Да, хозяин! Игды верный друг! Никогда не предаст! Спасибо, ты не пожалеешь! — не понятно чему, обрадовался горбун, встав предо мной на колени.

— Ну всё, всё! Встань Игды! Друг, так друг! Не нужно этого, договорились? — похлопал я его по плечу. — А то передумаю.

— Как пожелаешь, господин! И что я, в качестве благодарности могу для тебя сделать? — расплылся в широкой улыбке, уже мой слуга.

— Слушай, Игды… Достань для меня немного соли. Я с рождения мечтаю о чем-то солёном. Такое, ты можешь для меня сделать? Как друга прошу! И да, верёвку покрепче, тоже найди. И лопату…

***

Соль была лишь у одного человека в лагере. Вернее, даже не человека… Внутри зловонного сооружения, обвешанного высушенными на солнце трупами различных животных, из постоянно исходящим от них невыносимым смрадом, отпугивающим, если не убивающим наповал всех комаров в округе, обитал местный шаман. И вот, к постоянно дымящемуся шатру, который все старались обходить десятой дорогой, чтобы невзначай не побеспокоить страшных духов, наверняка обитавших за кожаными стенами этой хижины, и направился мой сердобольный слуга. Игды, хоть и больше всего на свете боялся туда входить, всё же попёрся в ту страшную юрту, чтобы порадовать нового хозяина щепоткой, зачем-то понадобившегося ему, солёного песка…

Вернувшись от вонючки с дрожащими от страха коленями, он плюхнулся на задницу под тем самым наростом на дереве, в который я безуспешно уже почти две недели, пытался попасть.

Но ни одна стерла, даже близко не вонзилась в эту странную, бугристую штуковину. Хотя по теории вероятности, я её давно уже должен был истыкать вдоль и поперёк, не одним десятком тысяч, выпущенных в одном направлении стрел. Что я только не делал, как ни выцеливал, ничегошеньки у меня не получалось. А тут ещё и взлохмаченная голова Игды, именно в том месте, куда эти стрелы обычно попадали, нарисовалась. Вы не подумайте, что я уж совсем идиот. И не пробовал стрелять выше или ниже. Всё перепробовал… И в прыжке, и стоя на одной ноге, на бедном пони. Даже с закрытыми глазами стрелял. Но никак. Заколдовано это место, что-ли? Ведь именно туда, Мбек легко вонзил три своих, быстрых стрелы. И если по скорости, я с ним уже почти сравнялся, то по точности, — ну никак! Возможно, нужно было поискать другую мишень, и у меня бы всё получилось. Но я почему-то, не хотел другую. И как привязанный, долбил и долбил, именно в ту, бугристую, злосчастную точку.

— Хозяин! Пристрели дурака! — сразу же перешёл к делу Игды. — Не достоин я быть, твоим верным слугой!

— Что случилось? — опустил я, так и не начав очередные истязание бедной тетивы, лук.

— Не дал мне соль шаман… — вдруг заплакал Игды.

— Ну и хрен с ней! — не понимая этой греческий трагедии, ответил я на его слёзы. — Потом, где-то найдём. Верёвку хоть нашёл?

— Верёвку, то я нашёл! Но если ты меня не пристрелишь, то я на ней повешусь! — встал он решительно.

— Да, что случилось-то?! — совершенно не понимая в чём дело, я слез с коня и подошёл к совсем уж растерянному мужику.

— Я зашёл, спросил соль. Не для себя, понятное дело, для моего хозяина. — Отчаянно жестикулируя трясущимися руками, начал свой рассказ Игды.

— Зачем это, Ахмету соль? — не понял меня шаман.

— Не Ахмету, а Комару. Он теперь, мой хозяин… — дрожащим от страха голосом, проговорил я.

— Комару?! — выкрикнулшаман. — У него уже есть свои слуги? — и в мгновение ока приставил к моему горлу своей кривой, ржавый нож. У него всё там, очень ржавое и страшно вонючее. — Я забираю твою душу! — шепнул он мне на ухо. — И если твой новый хозяин, хочет её тебе вернуть, пусть сам придёт ко мне и заберёт! Ну и соль заодно… — и слегка порезав горло, тут же слизал кровь с ржавого лезвия, вместе с моей душой…

Закончив рассказ, горбун упал предо мной на колени.

— Как же я теперь, без души… — бесконечно умоляющим взглядом, сверлил меня Игды.

— Блин… Вот как чувствовал! И на кой, мне ещё и слуга? Я и сам-то за себя постоять, толком не мог! Куда там, ещё и здорового детину защитить! Кто меня бы, защитил…

Не то, чтобы я боялся этого вонючку, любителя ржавчины и дохлых животных. Всего этого я и раньше насмотрелся выше крыши. Но шаманами здесь, просто так тоже не становились. Кроме владения воинским ремеслом, требовалось доказать и неразрывную связь с небом, через какие-никакие, но чудеса. И они, как-то доказывали. Ну, или передавали свои знания по наследству. Этот, по наследству ничего не получал. После неудачного набега на соседнее племя, пролежал месяц в горячке и начал предсказывать будущее. И надо сказать, неплохо на этом деле поднялся. Во всяком случае, имел приличных размеров надел и восемь жён. Подаренный одним из ханов, за спасение его ханской жизни от какого-то чёрного убийцы. Да и денежных заказов на сильные амулеты, у него тоже хватало.

— Ладно, разберёмся… Давай верёвку! — Игды вытянул из-за пазухи приличный моток бечёвки. — Крепкая? — поинтересовался я. — Не у шамана хоть, с перепугу спёр? А то у него всё если не ржавое, так обязательно гнилое. Как и он сам!

— Не говори так, Комар! Он всё слышит! А то обидеться и душу мне не вернёт…

— Вернёт… Куда он с подводной лодки денется…

— А что, и такие бывают? — удивился горбун. — Бывают Игды, ещё как бывают…

Я быстро залез на дерево и завязав там конец верёвки, спустил ее вниз.

— Ты только это, не вздумай на ней вешаться! Она для другого нужна. Верну я твою душу. А ты пока, вон там, в шести шагах от дуба, яму поглубже вырой. В полный, наш с тобой рост. Да такую, что бы и сам, без посторонней помощи, вылезти не смог. И ветками её с травой прикрой. Это понятно? Так, что ты говоришь, для возвращения души нужно?..

***

Ну вот и закончилась моя спокойная, размеренная жизнь… Семеня на небольшой лошадке в сторону страшного, невероятно вонючего шатра, я достал небольшой бурдюк с местным пойлом. Но вдохнув аромат немногим лучшие, чем от рядом стоящей юрты, всё же передумал пить эту гадость. Хоть и хотел немного пригубить, исключительно для храбрости. Но окружающей меня невыносимой вони, было и так, более, чем достаточно.

Спрыгнув с лошади, я вытащил из ножен и покрепче сжал в детской ладони, медвежий коготь. Затем принюхавшись, я попытался распознать хоть какой-то запах, из этой мешанины зловонных ароматов. Но кроме гниющей плоти, вперемешку из всё забивающим дымом, мне ничего выделить, так и не удалось. Поэтому немного послушав доносившееся странное бормотание, я со всей осторожностью вошёл внутрь, наводившего на всех ужас, шатра…

***

Оказалось, что для спасения Игды от петли, достаточно было всего лишь чикнуть по горлу похитившего душу шамана, всё тем же, ржавым ножиком. И дать слизать кровь моему драгоценному, горбатому слуге. И на этом статус-кво, как бы считался восстановленным. С одним маленьким уточнением. По ихнему главному закону, я должен был не просто одолжить пару капель крови, а окончательно прикончить этого урода, покусившегося на моё добро, да и ещё к тому же, посмевшего колдовать. Что у них строжайше запрещалось. И наказывалось за это, всё той же смертью.

Потому как, шаман он, или не шаман. А воровать душу чужого слуги, даже им не позволялось. И приравнивалось к обычной краже с отягощающими колдовством, обстоятельствами. А за кражу, как и за другие более мелкие проступки, такие как, например, перешагивание через стол, или даже, вы не поверите, — чашку! У них было опять же, одно единственное наказание, — смерть… Но не всё было так мрачно. За кражу коня вот, почему-то не убивали. А нужно было вернуть уже десяток лошадок, обиженному владельцу. Или, на худой конец, отдать своих детей ему в рабство. Убивать этого непонятного типа, я конечно же не планировал. Хотя, как внук какой-то там, местной шишки, вполне имел на это полное право. Но вот вернуть душу, вернее кровь на ржавом ножике, нужно было обязательно. Ну и соли пускай даст. Не зря же я в этот вонючий свинарник, попёрся…

Вот честно. Лучше бы этот горбун, повесился. Меньше, было бы мороки. А так, пробираясь в полутьме через ползающих по полу ядовитых гадов, я смог разглядеть с дюжину засушенных этим нелюдем, человеческих голов. И сидящего в позе лотоса возле небольшого костра, периодически пыхтящего дымом изо рта на довольно свежую, по сравнении с остальными мумиями, и оттого невероятно вонючую голову, местного шамана. Мужик услыхав как зашипели на меня ползучие твари, открыл глаза и обдал мальчугана, огромным облаком едкого, противного дыма, из своего гнилого рта…

Я хоть и закашлялся, но бдительность не потерял. И мгновенно среагировал на бросившуюся на меня змею. Тут же, в одно резкое касание, отделив её голову от туловища. Второго гада, буквально в сантиметре от лица, поймал левой рукой. И ударом острой стали снизу, насквозь проткнул широко раскрывшуюся, зубастую пасть. Не дожидаясь пока остальное змеиное кодло, вонзится в мое нежное тело, я быстро перекувыркнулся, и оказался сзади неподвижно сидящего мужичка. И не теряя времени, тут же приставил нож к его горлу.

— Слушай, шаман, ну кто так делает? Ты сам меня в гости пригласил, ещё и соли обещал отсыпать. А сам, вместо обещанных специй, ядом змеиным угощаешь… Разве так, у нас дорогих гостей принято встречать? Нехорошо это, ой как не хорошо… — а вот здесь, я уже имел полное, стопроцентное право этого урода, ещё разочек зарезать. Что-что, а законы гостеприимства нарушать, ну никак нельзя. И за это, предусмотрено лишь одно наказание, угадайте какое? Правильно, смерть… Единственное что меня останавливало, это восемь, вдруг овдовевших жён. Которые мне придётся содержать и ублажать по полной программе. Шмотки там всякие, пища, ну и остальное по мелочи… А оно мне надо?

— Кто здесь? — решил видимо съехать за дурачка, чтобы не отвечать за содеянное, наш вонючка. — Я только вернулся из мира духов! Пощади незнакомец, небесного жреца! И будет тебе удача!

— Да что ты говоришь?! Вернулся он… — я покрепче надавил медвежьим когтем на шею. — Ты как сидел, так и сидишь. Ну, может ещё разок под себя сходил, что бы два раза не вставать. А так, ничего здесь вроде не изменилось… Ну да ладно. Видимо не получится у нас с тобой разговора. Так что, сиди как сидел, смирно. Можешь даже, ещё разочек под себя сходить, я не обижусь. Но если дёрнешься, я с удовольствием помогу тебе отправиться в мир духов, — но уже навсегда… — и я пустил гаду кровь. Но не сильно. И тут же её, по своей волчьей привычке, слизал…

От моего невинного, еле заметного движения мягким, детским язычком, шамана затрясло, изо рта пошла пена и он тут же плюхнулся на почти заговорённую, полуразложившуюся голову.

«Вот блин… И как это называется? Я же совсем небольшой надрез сделал… Не мог он от этого комариного укуса, копыта отбросить! — я оглянулся. Змей не было. Убитых мной гадов, тоже не наблюдалось. — Ну и хрен с ним! Надо делать ноги, пока не застукали. А то потом доказывай, что ты не верблюд.»

Я пошарил глазами, ища ржавый, кривой кинжал. И тут же его обнаружил. Он лежал возле той самой головы. С отвращением проведя по горлу невероятно вонючего мужика кривым ножом, предназначенным для возвращения души Игды законному владельцу, я заодно порылся и в вещах, явно помешанного на всю голову, полоумного мужика, ища такую вожделенную мною соль.

Кости, какое-то гнилое мясо с перьями, вперемешку с противно ползающими червями. Странные, ржавые иглы, дохлые мыши, жуки и хрен знает что засушенное и пересушенное. И вдруг… Я обнаружил её! Мою маленькую, медвежью кожу. От неожиданности я шлёпнулся на детскую задницу. И тут же услышал под собой какой-то звон. Убрав лежащую тушу, а затем и шкуру, я увидел небольшой, деревянный сундук. Рука сами потянулась к металлической ручке ящика. Заскрипели петли и я в который раз шлёпнулся на бедную задницу, отпустив со скрипом, очень ржавую ручку…

Глава 7

Разорвав на части долгожданную, наконец-то пойманную медвежатами небольшую рыбёшку, медведица недовольно уставилась на дрожащих на ветру, пол дня безуспешно пытавшихся поймать хоть что-то, в уже довольно прохладной реке, перепуганных малышей. Явно давая понять, что она не задумываясь сделает с ними тоже самое, что и с их пойманной, не шибко большой добычей, если ей снова придётся сколько времени ждать, очередную порцию еды. Виновато повесив носы, медвежата умоляюще смотрели на вконец раздосадованную небогатым уловом мамашу, пока та, всё же немного успокоившись, приступила к долгожданной трапезе.

Мгновенно проглотив пойманную рыбёшку и ощутив сильнейший приступ голода, она подошла к перепуганным медвежатам поближе и что есть мочи заревела на них, приготовившись столкнуть жавшихся друг к другу бедняг, обратно в реку. Как вдруг замерла на месте, ошарашенно втягивая ноздрями воздух. Наклонившись, она испугано провела носом по земле, дотошно исследуя каждую примятую травинку, всё ещё не веря своему медвежьему чутью, и в на мгновенье мелькнувший, очень знакомый ей запах. Передумав отправлять обратно в воду, несказанно обрадовавшихся такому повороту дел медвежат, мамаша-медведица тщательно принюхивалась, выхватывая из небытия малейшие детали разыгравшейся на этом месте трагедии…

Вот здесь, её любимый малыш, совсем недавно унесённый страшной птицей, максимально наследил, оставив после себя просто невероятное количество грязи и ила, а затем следы снова повели к реке. И тут у медведицы, случился настоящий приступ ярости. От её неистового крика, в страхе улетели с верхушек деревьев птицы, а медвежата всем телом прижавшись к земле, тут же пожалели что не послушались мать и сразу не нырнули в сравнительно спокойную, хоть и холодную воду. Они молча лежали, прикрыв лапами уши и боялись даже пошевелится, чтобы не попасть под раздачу мелькавших над их головами, тяжёлых, медвежьих лап, почему-то вдруг взбесившейся медведицы.

«Этот кровожадный урод, снова посмел охотится на её милое дитя!» — крутилось в её затуманенной от праведного гнева, голове. Причём, она сразу поняла, что её сообразительный малыш, попытался выкупить свою жизнь, немалым количеством пойманной в реке рыбы. Но этому мохнатому убийце, этого показалось явно мало, если он несмотря на откупное, бросился ещё и за её любимцем!

Пройдясь по берегу в поисках новых следов, она вдруг остановилась, учуяв в траве что-то новое. Её сердце в предчувствии нехорошего, забилось намного сильнее и чаще. Но как следует принюхавшись, медведица тут же открыла от удивления пасть и ошарашено плюхнулась на задницу. Затем всё же поднялась, ещё раз втянув ноздрями воздух и лизнув засохшую на траве кровь. Только её невероятно смелый сын, что не боялся взбираться на самые высокие деревья, в поисках вкусных орехов и шишек, мог вступить в схватку с огромным, жестоким самцом-переростком, следи крови которого, указывали на недавно разыгравшуюся трагедию. А отсутствие крови любимого медвежонка, вселяло в мамашу-медведицу, хоть и совсем крохотную, но всё-же надежду. Которой с лихвой хватило, чтобы отправится по отлично сохранившемуся следу косолапого разбойника. Позвав за собой ничего не понимающих малышей, она тут же рванула в сторону редкого леса, в надежде всё же отыскать своего пропавшего и очень удачливого, в отличии от его братьев, в вопросах добычи пропитания, любимого отпрыска…

***

Игды уже заканчивал с ямой, укрывая её поверх редких веток, ещё и свежей травой для лучшей маскировки.

— Что-то уж больно быстро он управился. Меня от силы, полчаса не было. — подумал я, подъезжая к старавшемуся скрыть следы ловушки, горбуну.

— О, хозяин! Наконец-то ты вернулся! А то я уже испереживался весь, где это ты пропал… — горбун низко поклонившись, одновременно стряхнул с себя остатки растительности.

— А яма что, уже готова? — удивился я. — Как-то ты её, очень быстро вырыл… Она хоть глубокая?

— Обижаешь, Комар. Если бы не верёвка, я бы из неё и не выбрался наверное. Да и не так уж и быстро… Целый день с ней проклятой промучился. Корни дубовые пришлось топором прорубать… Ну, а у Вас как всё прошло? Вернул шаман, мою душу-то?

— Целый день? — не понял я. — Ты ни чего не путаешь?

— Не путаю Комар. Вон, и луну уже заметно. — я посмотрел вверх.

«Ничего себе! — чуть не свалился я с лошади. — А ведь действительно, полумесяц начал понемногу отвоевывать себе небо. А мне показалось, что я в шатре минут пять, от силы, находился. А оно — во как…»

— Так что там с моей несчастной душой? Смиловался шаман, вернул родимую? Или всё же, вешаться? — уже ни на что не надеясь, глядя на моё озабоченное недавней новостью лицо, переспросил горбун.

— Смиловался Игды, не переживай… Куда он денется-то… — вздохнул я. Глядя в сторону всё сильней разгоравшегося, страшного шатра.

— Из подводной лодки? — улыбнулся горбун.

— Из нее самой. Но соли гад, так и не дал… Держи свою душу! — я протянул Игды ржавый ножик с уже немного подсохшей кровью. Куда я на всякий случай, соскрёб и кровь из моего острого ножичка. Мой слуга, трясущимися руками взял ржавую железяку, понюхал, улыбнулся, и невероятно обрадовавшись даденному, взглянул на меня.

— Да, хозяин! Это тот самый ножик! — и тут же слизал подсохшую гадость.

— Ну что? Чувствуешь чего? Вернулась к тебе душа? — искренне поинтересовался я у мужика.

— Не знаю… — сдвинул плечами Игды.

— А когда он у тебя душу забирал, то чувствовал?

— Конечно чувствовал! Когда тебе ржавым, щербатым ножом горло режут, как тут не почувствовать…

— Это да… — согласился я с ним. — Ну тогда будем считать, что моя миссия выполнена. И душа снова вернулась к своему законному владельцу.

— Будем… — выдохнул с облегчением Игды. — Спасибо хозяин! Я знал, что ты меня в беде не оставишь. Ахмет бы оставил… — вздохнул он.

— Ну, раз почти всё довольны, тогда давай Игды, ужинать. А то я действительно, что-то за сегодня, порядком проголодался… Но к Ахмету, больше не пойдём. Нечего нам там делать, раз мы теперь сами по себе. Погостили и будет. Пора и свою жизнь, как-то налаживать. Так что ты давай, возьми он тушку и сообрази что-нибудь нам на ужин. А я ещё немного потренируюсь, хочу проверить тут кое-что…

Кто бы мог подумать, что в этой вонючей юрте, время так быстро летит… Я пока там был, вроде как немного подрос… Мне даже пояс ослабить пришлось, до того он жал. И на лошадь без проблем запрыгнул. А раньше, мне ещё и подтягивается приходилось. Или мне это всё это кажется…

***

Скрипучая крышка сундука с грохотом вернулась на на своё законнее место, подняв за собой приличный столб пыли. Моим первым, искренним желанием было удрать от туда куда подальше. Что я без промедления и сделал, нарушив очередной смертельный местный запрет, перепрыгнув через небольшой костерок посреди шатра, тут же выбежав наружу. Впрочем, в тот момент, мне было не до этих дурацких законов…

Пребывая в полной растерянности и шокированный от увиденного в том страшном сундуке, я абсолютно не понимал, что же мне делать дальше…

Подойдя к своей небольшой лошадке, я трясущимися руками взял небольшой бурдюк и тут же с жадностью отхлебнул чуток противного, вонючего пойла. Которое Игды по своей старой привычке, ещё и немного разбавлял местной, довольно крепкой водкой. Или в простонародье, — потницей. Немного успокоившись, я снова взглянул на вход в эту треклятую юрту. Возвращается туда, совсем не хотелось. Но начатое, нужно было непременно довести до конца. Иначе, — никак! И я, отодвинув грязное покрывало, снова вошёл в этот, до дрожи в коленках, страшный шатёр…

Переступив через развалившегося на полу шамана и искоса поглядывая на презрительно вылупившиеся на меня головы, я с опаской подошёл к зарытому в земле сундуку. Вдохнув полной грудью окружающее меня зловонья, я потянул за неприятно холодящую ладонь, ржавую ручку. Услыхав противный скрип открывающегося сундука, я тут же закрыл глаза…

Постояв так с минуту, я снова их открыл. Ничего не поменялось…

Предо мной лежала голова убитого кровожадным медведем, Мбека. Он был как живой. И даже глаза снова были открыты и очень грустно смотрели куда-то вверх. Как бы умоляя поскорее отпустить его туда, к родному сыну… На этот раз, я убегать не стал. И снова попробовал закрыть ему глаза. У меня это почему-то не получилось. Я присмотрелся. Веки были пришиты конским волосом к его густым бровям. Но когда я взял голову и поднял её из сундука, то снова чуть не упал на задницу…

На дне, среди россыпи монет из золота и серебра, переливаясь едким светом, лежал странный, чёрный шар. Своим размером очень напоминавший мою небольшую, беспутную, детскую голову. Это тогда он показался мне шаром. Но как следует присмотревшись, я увидел, что на самом деле, это была тёмная сфера, плотно усеянная небольшими шестиугольниками. Около сотни пчелиных сот, с непонятными, светящимися на них символами. Я их даже попытался их пересчитать. Девяносто девять символов, и один чёрный, абсолютно пустой шестиугольник. Вдоволь наигравшись странным артефактом, я всё же оставил его в покое и вернулся к многострадальному Мбеку. Положив голову на небольшой столик, рядом с ещё одной, полусгнившей головой, я достал медвежий коготь и поднёс к наполненным слезами глазам. Как только я разрезал ножиком держащие веки нити, и всё же закрыл глаза названному отцу, по шатру пронёсся невероятно сильный, порывистый ветер. Он словно пойманный в ловушку зверь, метался по ограниченному выцветшими шкурами, пространству, переворачивая полуразложившиеся головы и окончательно потушив еле тлеющие угли небольшого костра. Вернув коготь на место, я тут же схватил голову Мбека в руки и крепко прижал к себе, что бы не гонятся за ней по всему шатру. И мне послышалось, что она мне еле слышно прошептала прямо в ухо, своими белыми губами:

— Прости сынок… Не увидать мне, как ты вырастишь могучим багатуром… Прощай… Береги себя! Помни чему я тебя учил и ты никогда больше не промахнёшься… И самое главное, не верь деду…

— Прощай отец! Спасибо за всё… — ответил я ему, с выступившими на глазах слезами.

И как только я это произнёс, голова в моих руках тут же рассыпалась, превратившись в мелкий пепел. Просочившись сквозь детские пальцы, но так и не успев упасть на пол, блестящая пыль вихрем устремился ввысь, и быстро пущенной стрелой, через дыру в крыше шатра растворился в небе. А странный, угольно-чёрный шар, перестав светится сотнями неизвестных мне символов, ярко вспыхнув тёмным шестиугольником, уменьшился до размеров мелкой виноградины, а затем и вовсе пропал из виду, затерявшись среди блестящих, старинных монет…

***

Стрелу за стрелой, третий колчан подряд и почти не целясь, но зато отлично представляя куда хочу попасть, посылал я все мои стрелы, точно в этот проклятый, явно заговорённый, дубовый нарост…

Наконец-то как следует настрелявшись и неимоверно довольный результатом, я вытащил из дерева мою последнюю стрелу, и уже во всю пускал слюни на исходящий от кипящего возле моей юрты котелка, дивный аромат. Игды заканчивал колдовать над наваристым супчиком из добытой мной по пути домой, довольно крупной белки. Причём, я умудрился попасть ей точно в глаз, не попортив пушистую шубку. Но не успел я вернуть стрелу в колчан, как вдруг услыхал до боли знакомый рык…

Обернувшись, я увидел очередную, страшную картину. С десяток торчащих из медведицы стрел, не мешали ей со всей дури бежать за скачущими впереди грозного зверя и раз за разом постреливающих в неё из своих небольших луков, двух братьев-бузотёров. Элдак и Келджик не сговариваясь, вдруг одновременно натянули поводья, став на своих небольших лошадках на дыбы. Остановившись, они тут же развернулись и в полном недоумении переглянулись друг с другом, пытаясь сообразить, куда же это исчез огромный, разъярённой зверь? Ведь он, только что был здесь! Разве что решил оббежать разлогое дерево, пытаясь хоть на немного спрятаться от назойливых, свистящих стрел. Но их удивление, тут же сменилось азартом и очередным спором, кто первый своим точным выстрелом убьет, уже подбегавших к ним, двух небольших медвежат.

Тут же зловеще щелкнула тетива, а за ней и вторая страшная стрела, полетела точно в голову ничего не подозревающим, примчавшимся на крики матери, небольшим малышам…

Глава 8

Пока свалившаяся в подготовленную для этих лоботрясов ловушку медведица лежала без сознания, я с ужасом наблюдал как мои молочные братья, бежали прямиком под смертельные стрелы хоть и совсем юных, но от этого не менее опасных и безжалостных охотников. Стоя возле разлогого дуба-мишени, я лихорадочно соображал, — что же мне делать дальше?

Если я сейчас выстрелю по этим неугомонным шалопаям, де ещё и каким-то чудом по ним попаду, всё равно не спасу моих мохнатых братьев от неминуемой смерти. Просто не успею. Да и убийство человека, и тем более ребёнка, явно не входило в мои планы. Всё что я хотел с этими мелкими бузотёрами сотворить, это с помощью верёвки скинуть их с лошади, а когда они за мной погонятся, устроить так, что бы они попались в вырытую для этого Игды, а сейчас занятую огромным зверем, яму-ловушку. А там уже, что-бы они из неё не выбрались, накрыть их сверху чем-то тяжёлым. Посидят денёк-другой на водной диете, поразмыслят о своём нехорошем поведении, и возможно вернут мне моё законное имущество. Согласен. План, — так себе… И всё могло пойти наперекосяк. Как в данном случае. Но ничего иного в мою детскую башку, больше не пришло. И как по другому справится с этими обормотами, я совершенно не представлял. Ну не убивать же их за это! Тем более, спасая жизни лесным зверюшкам. Да и местные аборигены, в случаи их преждевременной кончины от моих небольших стрел, вряд ли меня поймут…

— За что ты Комар, убил двух отличных, молодых охотников? Да ещё к тому же, отпрысков уважаемого в великой империи, далеко не последнего хана? Которые несомненно, принесли бы огромную пользу, нашему милому обществу отважных головорезов?

— Ну, как вам сказать…

— Говори как есть. Мы постараемся тебя понять и простить.

— Они охотились на маленьких медвежат. Вот я их и пристрелил…

— Ты убил юных охотников за то, что они как и положено охотникам, охотились?.. Очень странная отмазка, не правда ли? Быть тебе за это, лакомым куском мяса, для наших боевых псов! Бросьте его к кровожадным бавгарам…

— Тихо Комар, успокойся! Соберись уже наконец! А то, панику развёл… — Заорал я мысленно на себя. — За такое в военное время, — расстрел на месте!

А тем временем, Элдак и Келджик, затаив дыхание и до звона натянув тетиву, как следует прицелились острым металлом, прямиком в испуганные морды, набегающих на них медвежат.

«Эх! Был бы здесь Ахмет, он легко бы остановил этих безбашенных сорванцов, которых я чего греха таить, немного таки побаивался. Ведь подумать только! Сбить на лету своей невероятно быстрой и точной стрелой, другую свистящую смерть, выпущенную точно в ревущую башку разъярённого мишки-великана… Эти два, хоть и невероятно прытких сопляка, ему точно не ровня.»

Но Ахмета здесь не было… А был перепуганный до дрожи в коленках маленький мальчик, еле выглядывавший из-за высокой травы, и отрешённо смотревший как убивают его, ни в чём не повинных молочных братьев. И даже ничего не пытавшийся с этим поделать. Не потому что не хотел. А даже отдалённо не представлял, что он в данной ситуации сделать-то мог… А его взрослый, верный слуга Игды, и вовсе где-то растворился от греха подальше, оставив томится на ещё тлеющем костре их ароматный ужин…

Мелких медвежат, было безумно жаль… Ведь сколько счастливых мгновений они провели вместе в озорных, порой очень даже опасных медвежьих забавах! Сколько деревьев излазили, сколько жутких, не стеснявшихся пускать в ход свои острые когти и зубы, белок прогнали, пока чистили их гнёзда в поисках поживы. Сколько шишек и синяков набили… Да и они не раз его выручали, спасая висящую на волоске жизнь, из последних сил вонзаясь когтями и зубами в толстую кору, и подставляя под беспомощно свисающие босые ноги, свою мохнатую голову. Не давая ему окончательно свалится с высокого дерева… И вот теперь, когда им нужна была моя помощь, всё что я мог для них сделать, это стоять и смотреть на эту бессмысленную и страшную бойню.

«Прощайте мои лесные братья! Вы были мне, настоящими товарищами…»

Я до того расстроился, глубоко уверенный в своей полной никчемности и ничтожности, что ниже падать было просто некуда. И больно ударившись об дно моей детской неуверенности, я вдруг воспрял духом. И во мне проснулся даже не зверь, а какой-то не ведомый мне ранее, жуткий монстр. Быстро смахнув рукавом выступившие детские слёзы, я сглотнул подступивший к горлу ком и тихо процедил сквозь сцепленные зубы:

— Хрен вам с редькой, оболтусы, а не братьев-медвежат! Г-р-р! — зарычал я по волчьи, в бессильной злобе. Чем привёл в чувство, не совсем удачно приземлившуюся на свою мохнатую голову, свернувшуюся в три погибели и очень удивлённую своим странным местоположением, медведицу.

Тут же взяв с колчана сразу две стрелы, я в самом высоком прыжке в своей недолгой жизни, максимально, до нестерпимой, режущей боли в маленьких пальцах натянув тетиву, выпустил их наперерез уже летящим, смертельным древкам…

Упав в мягкую траву я тут же поднялся, ища глазами убитых наповал зверят.

Никого. Тишина. Даже Элдак и Келджик притихли, всматриваясь в заросли и пытаясь выяснить, где же делись их свежие охотничьи трофеи. При этом, что довольно удивительно, эти задиры даже не перебраниваясь друг с другом по своему обыкновению. Постоянно выясняя кто в этот раз попал первый, а кто слепой и безрукий калека, недостойный гордого звания охотника. А вставив лук в сайдак, Келджик, а за ним и Элдак, перекинув тетиву через плечо и натянув слегка поводья, не спеша, двинулись в направлении исчезнувших из виду медвежат. Ни на секунду не сомневаясь в своей охотничьей удаче. Как вдруг из травы показалась такая знакомая, перепуганная морда первого медвежонка, а за ним и вторая, озабоченная пасть. Они в унисон, жалобно заревели, призывая к себе свою пропавшую мать. Но не услыхав ответа, тут же подорвались и что есть сил побежали в сторону леса. Живые и невредимые. Ошарашенные братья тут же переглянулись, отрешённо глядя в след убегавшим животным, совершенно не понимая, как это они могли промахнутся в такую большую, и почти неподвижную, особенно по сравнении с юркими воробьями, косолапую мишень.

Но тут Келджик, явно что-то заметив в паре метров от того места где лежали их почти добытые охотничьи трофеи, пришпорил коня и подскакал поближе. Не слезая с лошади он нагнулся и поднял заинтересовавший его предмет. Элдак, последовав его примеру, тоже обнаружил схожий артефакт. И взяв его в руки, поднял высоко над головой, привлекая внимание брата. Подростки удивлённо рассматривали странное переплетение вонзившихся друг в друга древок, потом о чём-то тихо пошептались и дружно повернули в мою сторону. Я же времени не терял, и закинув лук за спину, быстро вскарабкался на моё любимое дерево, подальше от этих прытких охламонов.

— Комар! Слазь давай! — орал Келджик, шаря взглядом по густой кроне разлогого дуба. — Мы видели как ты тут сегодня ошивался. Вон и твой игрушечный конь, размером с барана, возле юрты стоит.

— Да малой. Ты нам по медвежьей шкуре задолжал! — поддержал его Элдак.

— Чего это я вам, и что-то задолжал?! — проорал я обиженно у них над головой. — Это вы у меня лошадок умыкнули, и моё законное имущество присвоили!

— Откуда ты знаешь, что оно было твоё? — переспросил Келджик, максимально задрав голову вверх и пытаясь уже по детскому голосу, выудить меня своим опытным взглядом, среди достаточно густой листвы. — Может Мбек, нам их раньше чем тебе, подарить собирался. Вот мы и взяли своё! Ну, а медвежата, — это точно была наша добыча. А ты её своими зубочистками, добыть её нам не дал. И не отпирайся! Такие огрызки только у тебя в колчане и водятся. Так что с тебя сопляк, два мелких медвежонка!

— Или один, — но о-очень большой медведь! — как возможную альтернативу, предложил Элдак. — Тем более, что ты любитель с ними повоевать… Но ты смотри! Главное, что бы как в прошлый раз не получилось. И он не жирного Мбека, а уже тебя, дурака, на ужин не слопал… — братья весело заржали.

— Ладно придурки… Хотите вместо маленьких медвежат, огромного, свирепого медведя? — переспросил я у них.

— Ну да, хотим! — чуть ли не хором ответили Элдак и Келджик. — Очень хотим!

— Тогда получите и распишитесь. Сзади вас идиотов, как раз такой и стоит.

— Ты ещё и издеваешься, да малой? — спросил Элдак, что почти на голову возвышался, над более округлым Келджиком. — А по шее, за такие шуточки, не хо-хо? И мы не посмотрим что ты, под Ахметом ходишь! Получишь по полной!

— Да нет! Правда! Сзади вас медведь! — выкрикнул я, взобравшись повыше и прихватив на всякий случай верёвку. — Надеюсь, это достаточно габаритный для вас экземпляр. И мы в расчёте?

Оба лоботряса улыбаясь, нехотя, ожидая увидеть там ровно ничего, почти одновременно развернули своих небольших лошадок. И не успели они это сделать, как их тут же снесло с сёдел, от невероятно сильного удара, ставшего на задние лапы зверя. Уже успевшего выбраться из ямы и совершенно бесшумно подкрасться к ничего не подозревающим, глазевшим в мою сторону охотникам. Упавшие замертво друг на друга от мощнейшего удара лапой по голове, сразу две небольшие лошадки, придавили более тучного Келджика. А уже поднявшийся на ноги, довольно высокий, как для его возраста Элдак, шарил в высокой траве, ища свой любимый кривой лук. Но так его и не обнаружив, попробовал вытащить из под туши, судорожно дёргающегося брата.

Мишка, правильно оценив ситуацию, спокойно обошёл лежащих лошадок, и подошёл к Элдаку. Парнишка не стушевался и вытянул приличных размеров кривой меч. Закрывая собой барахтающегося брата, он начал орать на зверя и что есть силы тыкать своим острым оружием, пытаясь не подпустить к себе, довольно спокойного медведя. Истыканная стрелами медведица, выждав нужный момент, всё так же легко как и уронила две лошадки, выбила из рук пацана его оружие, которое улетев метров за десять, упало возле её недавней ловушки.

— Комар! — проорал что есть сил Элдак. — Брат! Давай! Попади медведю точно в глаз! Я знаю, ты сможешь! Я никогда в жизни не видел, чтобы на излёте сбивали сразу две быстрые стрелы! Это, просто невозможно!

— Пожалуйста, малой! Помоги! Мы всё тебе вернём! — завторил ему изнывающий от боли, лежащий под своей небольшой кобылой, Келджик.

Медведица тем временем, нападать не спешила, а просто прохаживалась, видя как без своих странных, кривых палок и острой стали, беззащитны её обидчики. Нет, прощать свои обиды, она ясное дело не собиралась. А просто пыталась довести себя до нужной кондиции, что бы разом покончить со странными, двуногими существами, очень похоже пахнущими, как и её потерянное дитя. И именно это поразительное сходство, не давало ей как следует сосредоточится и тут же разорвать прямоходящих, очень похожих на сусликов, субъектов. Но вот, лежащий под лошадью двуногий всё же вытянул из под туши свою кривую палку, так больно плюющуюся острыми ветками, и вся её нерешительность тут же улетучилась, вместе с очередной, больно врезавшейся ей в спину стрелой.

— Комар!!! Да помоги же ты нам наконец! — почти в унисон заорали два брата. И закрыв лицо руками от набегающей на них горы, плотно прижались друг к другу…

Почти вонзившееся в горло зубы, сверкнули в сантиметре от глаз закрывшего своим телом брата, Элдака. Решившего встретить смерть, как и подобает настоящему воину, с широко раскрытыми глазами. Он отлично видел каждый клык в пасти зверя и уже готов был к встрече со своими предками. Но не в коем случаи не хотел посрамить их, рассказами о своей трусости. Как вдруг, его обдало чем то мокрым и слизким.

— Неужели это его кровь? Тогда почему нет боли? Может он уже на небесах? — и он открыл, всё же в последний момент закрывшиеся веки. Всё его лицо было в слюне медведя, а сам косолапый, с кем-то боролся, кувыркаясь в пяти шагах от них. Элдак встал и поднял выроненный братом лук, а заодно порыскал глазами в поисках стрел.

— Не стреляй! — заорал на него Келджик. — Там Комар!

— Комар?! — удивился подросток.

— Ну да! Он на верёвке с дерева сиганул, когда медведь тебе в горло клыки почти вонзил. Ногами прямо в морду ему заехал. Помоги лучше вылезти. Я вроде, землю втрамбовал уже как следует.

Два брата стояли и ошарашенно смотрели, как сдавившая мальца медведица, зачем-то весело кувыркалась с ним в обнимку, подминая под себя высокую траву и торчащие из неё древка…

***

Я отлично понимал что этих дуралеев нужно как-то спасать. Но убивать растившую меня медведицу, я уж точно не собирался. Какая-никакая, но мать с неё была, всё же получше той молодой дуры, что меня родила. И она здесь оказалась не просто так. Вряд ли бы она решилась забрести так далеко от своей берлоги. Да ещё и с маленькими медвежатами. Возможно, чему я бы совершенно не удивился, здесь она искала, именно меня! И я увидав что медлить больше ни секунды нельзя, кое как рассчитав траекторию полёта, вдохнул побольше воздуха, оттолкнулся что есть сил от дерева и набрав довольно приличную скорость, отпустил верёвку…

Влетев в оскалившуюся морду с двух ног, я тут же сгруппировался и покатился по мягкой траве кубарём. Закончив кувыркаться я поднялся, и как ни в чём не бывало улыбнулся ошарашенному зверю. При этом нежно и тихо замурлыкав, словно домашний кот. Медведица мгновенно учуяла знакомый запах. И хоть её малыш выглядел сейчас по другому, но это точно был он! Забыв обо всём на свете, она рванула ко мне, обняв всеми своими когтистыми лапами. Прижав к груди, мать начала меня облизывать и кувыркаться в не себя от счастья, словно маленький медвежонок после вкуснейшей порции меда, не обращая внимания на почти десяток торчащих из неё острых стрел.

И Вы не поверите! Как я не мечтал избавится от медвежьего рабства, этой властной, невероятно строгой мамаши, но именно сейчас, был почему-то очень рад, снова её увидеть. Да у меня даже слёзы навернулись, до того пробрало. Как бы там ни было, но она меня не бросила и отыскала, даже на дальнем краю чужого леса…

Вдоволь накувыркавшись, она наконец вспомнила где находится, и отпустив вновь найденного отпрыска, снова направилась в сторону, всё ещё ничего не понимающих пацанов. Элдак снова натянул тетиву с единственной найденной стрелой, а Келджик, прихрамывая, достал небольшой охотничий нож и стал плечом к плечу рядом с братом. Пытаться убежать от огромного зверя, да ещё и с хромым родственничком, затея была явно безнадёжная. Но и просто так отдавать свои жизни, они точно не собирались.

— Ме-е! — позвал я медведицу. Она остановилась, встряхнула головой и снова продолжила путь к потенциально опасным для её ребёнка созданиям, хоть уже и не так уверенно.

— Ме-е! — не сдавался я. — И она снова, буквально на секунду, но замерла на месте.

— Эй, балбесы! — проорал я перепуганным пацанам. — Бросьте оружие! Она вас не тронет!

— Ну да, не тронет! Скажешь тоже! — ответил дрожащим голосом Элдак.

— Это она тебя, почему-то не тронула! Может подумала, что ты её третий медвежонок… А что? Очень даже может быть. Ты же точно такой как и они, — мелкий! Вон как она обрадовалась! — предположил Келджик, ещё крепче сжимая нож. — А мы, явно покрупнее будем… Нас то она, наверняка сожрёт.

— Но мы просто так не сдадимся! Правда брат? — устав держать тетиву постоянно натянутой, Элдак совсем немного отпустил натяг.

— Да, брат! Отрежем ей уши! — предложил план дальнейших действий, Келджик.

— И нос! — горячо поддержал его Элдак, глядя на свой острый ножик на поясе.

— А уши то вам, зачем? — не понял я их извращённой логики.

— Как зачем?! — почти в унисон удивились братья, быстро переглянувшись. — На том свете, перед дедом покойным будет чем похвастаться! Он охотник знатный был, точно оценит. А без ушей и носа, из медведя и охотник не охотник, а так, ходячее недоразумение! — и они вдруг заржали, представив видимо того самого, безухого и безносого медведя. Медведица, уже точно ничего не понимая, что это случилось с этими странными, двуногими существами, может приступ бешенства? Оглянувшись, вопросительно посмотрела на меня. Я же, ещё раз очень жалобно замычал, умоляя оставить этих двух придурков в покое, и вернутся уже наконец в лес. И она даже развернулась, вняв видимо, моим настойчивым просьбам. Но тут ей в спину, прилетела очередная порция боли. Которая своим наконечником лишь слегка задев шкуру, отскочила в густую траву. Но и этой небольшой искры хватило, чтобы в корне поменять дальнейшие планы огромного зверя…

Глава 9

Снова стрелять в грозного зверя, Элдак в общем-то и не планировал. Тем более что косолапый по какой-то неведомой ему причине, привлечённый видимо, постоянно издаваемыми Комаром странными звуками, решил его и раненого брата, оставить в покое. А погибать в таком юном возрасте, хоть и вполне достойной охотника смертью, не сильно то и хотелось. Но как на зло, его почти потерявший сознание от невыносимой боли брат, не устояв на одной ноге, подбил и так уже уставшую держать натянутой тетиву, дрожащую руку. Которая предательски вздрогнув, тут же выпустила с затёкших детских пальцев, злосчастную стрелу…

— Вот же идиоты! — вырвалось у меня, глядя как ещё секунду назад, очень мило кувыркающаяся со мной мамаша-медведица, превратилась в обезумевшего от ярости зверя. И разрывая тишину своим диким рёвом, направилась к уже не гогочущим, и на полном серьёзе решившим сражаться с этим жестоким монстром, схватившихся за ножи, подросткам.

Если честно, я даже не знаю зачем я это сделал… Выстрелил в спасшую меня от холода и голодной смерти, мать-медведицу… Ну, сожрала бы она этих придурков, если им так очень хочется, — мне же проще. Нет малолетних идиотов портящих мне жизнь, — нет проблемы. В конце-то концов, ни я же их на куски разорву, а хищный, лесной зверь. Ко мне то, какие претензии? Но нет, рука сама потянулась к колчану за спиной… Понятно, что задел лишь слегка. И что скользнувшее по уху древко, это вовсе не смертельно, и даже не особенно-то и больно. Особенно по сравнению с тем лесом стрел, что торчали сейчас из её широкой спины. Слепни бывает и побольней кусают. Но неприятно, — это факт. И почти набросившаяся на безбашенных шалопаев медведица, тут же развернулась в сторону новой опасности, наверняка угрожавшей и её блудному сыну. Но любая, даже самая страшная угроза, которую только мог представить изощрённый разум жестокого животного, оказалась совсем ничтожной, по сравнению с явившейся её взору, мрачной действительности…

Увидав в моих руках такую же кривую, плюющуюся болью палицу, как и у её недавних противников, она на мгновение застыла, вылупившись на меня в полном недоумении, своими широко раскрытыми глазами. Но затем всё поняла. Взглянула на меня с нескрываемой горечью, обречённо опустила голову, и тихо, не обращая ни малейшего внимания на что-то орущих ей вслед подростков, побрела в сторону редкого леса…

Я же неотрывно смотрел ей вслед, раз за разом содрогаясь от подбежавших и одобрительно хлопающих мне по спине пацанов, не в силе отвести взгляд от исчезающей среди листвы, уже ставшей родной, огромной, тёмной фигуры….

***

Буквально через секунду после того как медведица окончательно скрылась в лесу, подоспевший ко мне на выручку с десятком вооружённых воинов Игды, со всех сторон внимательно осмотрел юного господина на предмет полученных во время очередного визита хозяина леса, всевозможных травм. Окончательно убедившись в целостности моего быстро растущего организма, строго посмотрел на неимоверно счастливых братьев, пытавшихся привести в чувство упавших друг на друга, двух небольших лошадок, дёрганьем бедных животных за уздечки. Но ничего кроме содрогания туши не добившись, они грозно проорали на подбежавших взрослых мужиков, что бы те немедля разделали туши и наделали из них колбас, а остальное приказали завялить. И те, учтиво поклонившись, тут же бросились выполнять отданные недорослями указания.

— Мне жаль, ваших несчастных лошадей… — наконец выдавил я из себя, глядя как эти расстроенные потерей мальчишки, гладили на прощанье взлохмаченные гривы.

— Спасибо Комар, нам тоже их очень жаль… — почти в унисон вздохнули братья.

— Они были нам, верными товарищами. Но ты не переживай! У нас ещё десяток лошадей в стойбище имеется! — успокоил меня Элдак, глядя как у меня на глазах выступили редкие, детские слёзы. И не только из-за безвинно погибших животных. В этом нежном возрасте, контролировать свои эмоции было почти невозможно. Да и если честно, именно сейчас это делать, почему-то совсем не хотелось.

— Восемь. — поправил его Келджик.

— Почему это, восемь? — не понял Элдак удивлённо сдвинув брови, изображая бурную мыслительную деятельность и пересчитывая в уме имеющихся у них в распоряжении лошадей. — Если было двенадцать? — Келджик что-то шепнул на ухо озабоченному брату. — Ну да… Вдруг согласился тот. Восемь! Так что не пропадём!

— Хозяин! Ужин давно готов. — проинформировал меня Игды. — Наваристый однако, супец получился. А вкусный… Пальчики оближешь! Ты молодец, очень жирную белку подстрелил, и даже шкуру не попортил. Хороший из нее воротник получится, я уж постараюсь!

— Да, что-то я и не особо есть хочу… — глубоко вздохнул я. Всё ещё переживая, за обидевшуюся на меня мамашу-медведицу.

— Хозяин?! — хором выкрикнули ошарашенные братья.

— Ты что это Игды, бросил Ахмета и пошёл в услужение к Комару? — снисходительно хмыкнув, удивился Элдак.

— А что не так? — развёл руки горбун. — Я свободный человек! Кому хочу, тому и служу.

— Да нет, дело твоё! Но он же совсем ещё сопляк! — не сдавался Элдак. — Ему максимум, лет пять от роду!

— Не сопляк, а внук всеми уважаемого хана из старинного племени! И ему не пять, а два года от роду! И он, несмотря на свой нежный возраст, посмелее и поумнее вас, двух придурков, вместе взятых будет! — разозлился Игды, наезду на его юного господина.

— Да, я тебя! —вдруг достал нож Элдак.

— Тихо, брат! Тихо… — успокоил его Келджик, морщась от невыносимой боли в ноге. — Ты же уже знаешь, что он слуга Комара. Вот к Комару, все претензии и предъявляй. Да и ты первый, его сопляком назвал. — Явно не поддержал вскипевшего переростка, брат.

— Ну… — вдруг смутился этот, никогда и не за что не извиняющийся задира. — Прости меня Комар. Назвал… Не обижайся, но ты действительно, ещё очень маленький… Но! — вдруг продолжил он после небольшой паузы. — Надо признать, очень смелый и невероятно изворотливый малый! Но и ты нам признайся. Яму эту, куда медведь провалился, ты для нас с братом приготовил? И верёвку, тоже по наши души припас? Я ведь прав?!

Я тяжело выдохнул и виновато наклонив голову, сквозь свои густые, свисающие на глаза, чёрные волосы, тоже, очень строго посмотрел на вдруг посерьёзневшие, и ничего хорошего не предвещающие лица, просто огромных по сравнению со мной пацанов. Выдержав их грозный, тяжёлый взгляд опытных охотников на уже пойманную в смертельный капкан мелкую дичь, и способных хорошенько намять детские бока за столь дерзкий проступок, вдруг резко выпрямился, убрал с глаз волосы и мило улыбнулся.

— Игды, у нас посуды для дорогих гостей, часом не найдётся? — и жестом пригласил ошарашенных мальчишек, разделить с нами трапезу.

***

— Самое страшное в нашем мире Комар, — это гроза! — поучал меня правды жизни, изрядно наклюкавшийся потницы, Элдак. Пошатываясь, он поднял руки вверх, и изображая какого-то, явно летающего, да ещё и с огромными крыльями зверя, начал устрашающе рычать и подпрыгивать, раздувая при этом свои детские щёки, заодно издавая странные звуки, отдалённо напоминающие непроизвольное выпускание газов из задницы, этого самого животного. Чем вызвал на моём лице непроизвольную, милую улыбку, немного подвыпившей Мона Лизы. Но Элдак не сдавался, всеми силами стараясь порядком напугать посоловевшего от безобидного кумыса, странно улыбающегося мальца. В грустных глазах которого, отблёскивал кровавыми языками пламени, догоравший, и всё ещё потрескивающий костёр.

— Это Тенгри верхом на своём огромном драконе, в гневе посылает страшные молнии из огнедышащей пасти, прямо в своих провинившихся подданных. — сжалившись надомной, комментировал потуги всё ещё летающего среди облаков брата, Келджик. Попутно разминая прилично опухшую ногу.

— Так это, гром и молнии… А я думал, что просто у дракона сильное несварение… — деланно разочаровался я, глядя как Келджик натужно улыбнулся моей милой шутке, сквозь терзающую его сильную боль. — давай-ка я посмотрю на твою ногу, может чем и помогу. — предложил я парню, не обращая внимания на странные кривлянья Элдака.

— Да, не надо… Я к шаману схожу. Может и вылечит, если духам так будет угодно.

— Это вряд ли… — проворчал Игды, глядя в догорающий костёр. — Сгорел наш шаман. Со всем своим вонючим барахлом, сегодня и сгорел…

— А кто же мне теперь, колено вылечит? — не на шутку перепугался Келджик.

— Так пусть Комар и вылечит, раз предложил. — ответил ему Игды. — Ты не смотри, что мой господин мал ростом. Слов своих на ветер, он точно не бросает. Я это уже проверил. Раз сказал вылечит, — значит вылечит! Да и что бы ты знал, он мудрее всех нас вместе взятых будет! И под словом всех, я имел ввиду, — всех!

— Да успокойся Игды. Может он и сообразительный малый, никто с этим не спорит. Но что бы мудрее всех! Это ты явно загнул! Всяк кулик своё болото хвалит, а ты своего нового хозяина…

— Ты мне не веришь? А я тебе докажу! — чуть ли не стуча себя в грудь, сильно пошатываясь от немалого количества выпитой, не разбавленной кумысом потницы, он поднялся и протянув руки к небу, проорал делая акцент на последнем слове:

— Тенгри! Дай знак, что мой новый господин, самый мудрый человек на всём белом свете. Скажи этим двум малолетним придуркам, что это чистая правда!

— … Правда, правда… — пронеслось эхом над лагерем, и ему радостно за вторили лесные обитатели.

— Вот! Слышали?! — плюхнувшись на тощую задницу, с гордостью выдал Игды. — Сам Тенгри подтвердил!

— Да ну тебя! — махнули на него мальчишки! — Мы что, эха не слышали? — но переглянувшись и о чём-то пошептавшись, обратились ко мне. — Комар, а ты точно, сможешь её вылечить?

Согнув посиневшую ногу и постепенно её распрямляя, я одновременно со щелчком, поставил коленную чашечку на её законное место.

— А-а! — проорал Келжик, закрыв от страха глаза.

— Что брат? Сильно больно? Потерпи пару недель, пока домой вернёмся! — успокаивал родственника, Элдак. — А то этот ненормальный Комар, только и умеет, что всё ломать и резать! Наверное и медведю этому, чего сломал или отрезал, пока с ним обнимался… То-то он так на него, обижено смотрел…

— Да нет, брат! Всё хорошо! Я просто хруста этого испугался! И откуда у этого заморыша, сколько силы-то, в его маленьких руках?! — Келджик тут же попробовал стать на ногу. — Офигеть! — попрыгал он на ней. — Ты представляешь! Не болит почти!

— Эй, кузнечик! Ты ногу-то, не нагружай пока, — успокоил я его боевой пыл. — поплотнее обвяжи чем, да и походи так, пока не заживёт!

— Комар! — вдруг встал предо мной на колени Элдак. — Ты мне брата, считай, от неминуемой гибели спас! Она же у него онемела совсем! Не всякий шаман, после такого душу удержать в теле сможет. Прошу тебя! Не откажи в чести и будь моим братом!

— И моим! — присоединился к нему Келджк. — Ты не думай! У нас род знатный, может и не такой древний как твой, но точно, намного богаче и многочисленней будет. Наш старший брат, целую тьму собрал! И мы тоже, когда-то тысячниками станем! А может, мечтательно протянул он, — и темниками будем… Но если откажешь, мы себе кровь пустим, и души наши тебе, в благодарность подарим! — и братья для наглядности вытащили свои острые ножики и поднесли к горлу.

— Ладно-ладно, — успокоил я, явно перебравших с алкоголем мальчишек. — Не нужны мне ваши, неугомонные души. Хватит с меня и ворчуна Игды. Буду я вам братом. Но только старшим. Так вас, устроит? И что бы вы меня, как старшего брата, во всём слушались!

— Да брат! Нас устроит! — закивали они, переглянувшись между собой. — Давай теперь брат, за это выпьем!..

***

Мы лежали в густой траве, возле еле тлеющего костра и дружно смотрели на ночное, звёздное небо.

— Скажи Комар. — вдруг спросил Келджик. — А что имел ввиду Игды, когда назвал тебя, самым мудрым человеком на всём белом свете?

— Откуда мне знать, что творится в его кудрявой, бестолковой башке… — ответил я, пристально глядя на большую медведицу, видимо уже добравшуюся до бывшего волчьего логова и усиленно зализывавшую свои раны, в том числе и от моей небольшой стрелы. — Перебрал немного с потницей, вот и несёт всякую ахинею. — Да Игды? — Игды ничего не ответил, потому как уже уснул сидя у костра, опершись руками на палицу, которой время от времени шевелил тлеющее угли.

— Э, нет брат! Не скажи. Игды зря говорить не будет! — возразил на это Келджик. — Он вообще, зря ничего не говорит!

— И даже то, что вы оба придурки? — напомнил я им, недавний разговор.

— Ну… Это он конечно зря… Но всё же! Его, все здесь уважают! И любой такому слуге, был бы только рад.

— И Ахмет уважает?

— Ахмет? — переспросили парни, переглянувшись.

— Ну да, Ахмет! А что ни так? — не понял я. — Разве он не избил Игды, за то что тот кумыс пролил?

— Так… Ахмет ни кого не уважает. Разве только себя… А своего предыдущего слугу, за тот же кумыс, он палками до смерти забил. А Игды, так, прошёлся слегка по старой хребтине… Так что он его, тоже считай, очень уважает. И то что он к тебе в слуги, по своей воле пошёл, — мы этого, совсем не понимаем. Но его выбор уважаем! Потому как Игды, очень ценный слуга! И умный! Да и просто так, что-то делать, а тем боле говорить, точно не будет! Вот и нам с братом, очень интересно стало, что же он в тебе такого необычного разглядел, что самого Ахмета бросил? Не побоявшись что тот, наверняка мстить ему будет! — они оба приподнялись на локтях и уставились в мою сторону. — Нет, ты конечно малый смелый и сообразительный. И даже лекарь, как оказалось вполне неплохой, но Ахмету, явно не конкурент… Хотя, с такими-то умениями, и в два года… А тебе точно, два? А Комар? Уж больно это всё, странно… Ты не подумай, что мы сомневаемся в твоей честности. Но ты бы себя на наше место поставил, тут кто угодно засомневается…

— Ладно братья, давайте-ка лучше я вам сказку расскажу. Вы же любите сказки? — спросил я озадаченных лоботрясов.

— Конечно любим! Кто же их не любит! — Ответили они хором.

— Ну, тогда слушайте…

— В одном далёком поселении, жил-был себе один старик. Жил считай, полным отшельником. И не от того, что он так хотел. А просто никто не хотел иметь с ним никакого дела.

— Почему это? — не понял Элдак.

— Да не перебивай ты! — двинул брата в плечо Келджик. — Извини Комар. Продолжай.

— Ещё безусым пацаном, ушёл он на одну большую, страшную войну, длившуюся целых четыре года. И очень неплохо, надо сказать, там себя проявил. До того неплохо, что каждый раз, как только начиналась очередная заварушка, его тут же призывали на каждую новую битву, пока одна из них не сделала его почти безногим калекой. А кому калека нужен? Правильно, — никому! Жена его бросила, повозившись пару месяцев, но не выдержала криков и стонов от невыносимой боли, сутки напролёт. Дети, тоже не захотели ухаживать за немощным. Вот он и остался совсем один. Но наш, ещё не старый, израненный воин, не сдался на милость судьбе, не спился и не умер в ближайшей канаве. А нашёл в себе силы существовать дальше, день за днём превозмогая боль и очередные вызовы проказницы судьбы.

— Но брат! Почему никто не хотел иметь с ним дело? — снова переспросил Элдак. — У нас сильных уважают! А ноги… И без ног, вполне жить можно! Верхом на лошади и ноги не нужны!

— Почему, почему… Понятно почему… Никто с ним возится не хотел… Если даже жена бросила! — проснувшийся Игды, вдруг вклинился в наш разговор. — Ведь если больную, бродячую собаку приласкать, то она от тебя уже не отстанет. Камнем отгонять придётся, что бы убралась…

Я немного оторопел от полёта мысли горбуна, сравнившего меня с никому не нужной шавкой, но возражать не стал и продолжил свой рассказ.

— И вот, дожив до глубокой старости в полном одиночестве, он наконец умер. Утонув в реке, во время очередного своего купания. Но не из за слабости своей утонул. Умер, от сверкнувшей над головой смерти, в его и так почти, не живое тело. Осознав что умирает, старик умолял всевышнего лишь об одном. Забыть свою невыносимую жизнь, и подарить хоть немного счастья, и по настоящему любящих его, близких людей.

— Я так и знал! — вдруг вскочил как ошпаренный, Элдак. — его молния ударила! Вот! Вот, почему он был одинок! Это Тенгри его наказал!

— За что, наказал? — спросил я, очень даже заинтересованно.

— Ну, мало ли за что? — развёл он руками. — Может убил кого, кого убивать не надо было. Шамана там, или очень могущественного хана. А может, настроение у него тогда было плохое.

— Убил?.. — переспросил я Келджика.

— Ну да. Убил, а прощенья не выпросил.

— Это как? — уточнил я.

— Известно как. Принеся жертву! Можно зверушку какую, но что бы наверняка, лучше человека. Раба там. Сжечь его и пусть отправится, в качестве подношения прямиком к владыке неба.

— Или же, если что-то серьёзное натворил, то можно и деревню всю до тла сжечь, вместе со всеми жителями, или целый город. Город, — даже лучше! — добавил Келджик.

— Да ну, что ты такое говоришь! Дикость какая-то! — скривился я.

— Какая ещё, дикость?! — не понял Элдак. — Тэмуджин, так не один город сжёг! Всё, во славу наместника Неба. И Тенгри в долгу не остался! Всегда ему и во всём помогал!

— Ладно братья! — выдохнул я, с трудом переваривая полученную информацию, о жестоких местных нравах. — Спасибо за компанию. Но я, что-то очень за сегодня устал…

— Ты что, нас выгоняешь? — сдвинул брови Элдак.

— Нет конечно! Я же маленький ещё. И очень хочу спать! Да так, что сил моих больше нет. Вы уж меня, не обессудьте…

— Да нет Комар, всё нормально! Мы же всё понимаем, да Элдак?

— А как же сказка… — расстроился парень.

— В следующий раз, обязательно дорасскажу! — улыбнулся я пацанам. — Доброй ночи!..

— Так кого ты такого в прошлой жизни убил, что Тенгри, так на тебя осерчал, а Комар? — глядя вслед уходящим, обнявшимся что бы не упасть, подросткам, прошептал еле слышно Игды, и пристально взглянул в голубые, бездонные, детские глаза…

***

Мне снова приснился всё тот же, случайно убитый мной пленный. Взял я его как языка, отправившись за линию фронта и притащив с собой под страхом выстрела в одно известное место. Оказавшись уже в родном мне окопе, он мне всё о детках своих ныл. Мол, очень ждут они его дома. Кто же без него о них позаботится? Ведь деньги за свои кровавые подвиги, он все, до последнего гроша, домой отсылает. И если я его сейчас же не отпущу, то его тёща, старая, мерзкая ведьма, мне это как пить дать, припомнит. Так достал своим нытьём и запугиванием этим, что я ему снова кляп в рот вставил. Начальству виднее, какие у кого родственники. Пускай и решает. Но кляп, из его же торчащего из кармана носового платка сделал. Потому как старый, потерялся где-то. А в платке том, как назло пару мелких монет были спрятаны. Вот они-то кровавые, детишкам как обещано, всё же не отправленные, и стали гаду поперёк горла…

***

Открыв глаза и как следует проморгавшись, стараясь прогнать дурной сон, я обалдел от открывшейся предо мной картины. Усыпанное звёздами небо было невероятно близко. Подняв руку вверх, я спокойно мог дотронуться до светившей перед глазами, неимоверно яркой точки. Что я не теряя времени, тут же и сделал. Коснулся манившего меня созвездия большой медведицы.

И вдруг, светящиеся контуры большого зверя зашевелились, ожили, превратившись в знакомую мне мать-медведицу. Но не бодро разгуливающую хозяйку леса, а лежащую в беспамятстве от полученных ран, беспомощную, истекающую кровью мохнатую тушу. Вокруг которой совершенно не понимая что им делать, тихо мычали маленькие медвежата, призывая мать поскорей проснутся. Но она беззвучно лежала и почти не дышала. Лишь изредка, выдувая своими могучими ноздрями, очередные кровавые капли.

— Брат! Братик! Помоги! Не бросай нас! — повернувшись в мою сторону, два небольших комка шерсти, умоляюще смотрели в мои, снова наполнившееся слезами, глаза…

Глава 10

— Брат! Проснись!

Я с трудом открыл глаза и сквозь мутную пелену увидел перепуганную рожу Элдака. Склонившись надомной он со всех сил трусил меня за грудки, словно мешок с картошкой.

— Слава Небу! Ты живой! — выдохнул он облегчённо, встав с колен во весь свой немалый, как для его возраста рост. — А то стонал и ногами дрыгал, вроде уже всё… На тот свет отправился. У нас тут такое часто бывает. Не умеют вовремя остановится, потницы переберут маленько и уходят к Тенгри раньше времени. А тебе-то уж точно, много не надо…

— Всё со мной хорошо. — успокоил я двух лоботрясов. — А вы чего припёрлись, в такую-то рань?

— Какая там, рань! — слез с лошадки Келджик и немного прихрамывая подошёл ко мне. — Солнце уже задницу припекает. — и подав мне руку, помог встать. А ноги меня и вправду, плохо слушались. Вроде я всю ночь без устали бежал куда-то, стараясь себя же и обогнать.

— Игды! — увидав своего колдующего над вкусно пахнущим котелком слугу, поманил я его рукой. — Чья это за телега тут стоит, что чуть на меня не наехала? — стукнул я ногой по деревянному колесу, кое-как оббитому ржавым железом.

— Доброе утро хозяин! — низко поклонившись, подошёл он ко мне. — Завтрак уже готов. А это братья Ваши, ещё с рассветом, свежего зайца принесли и лошадок вместе с повозкой вернули. — отчитался предо мной горбун.

— И шкатулку с остальным барахлом! — поправил его Элдак.

— И шкатулку. — согласился Игды.

— Так может уже и позавтракаем, раз готово? — проглотив слюну, предложил Келджик. — А то мне после вчерашней попойки, жрать ещё больше хочется! Да и слуга твой, Комар, очень вкусно готовит.

— Можно конечно. — согласился я. — Только у меня есть одно непреложное правило.

— Какое ещё правило? — не понял Элдак.

— Перед едой, обязательно нужно руки помыть! И никакого кумыса или потницы с самого утра… — скорее недовольно проворчал, когда речь зашла о спиртном, ответил за меня уже насыпая горячий, ароматный супчик, Игды.

— А руки зачем мыть? — не понял Келджик.

— Да и как, без кумыса-то! — опешил от совсем уж странных правил, Элдак. — Не воду же из луж пить, в самом-то деле!

— Отвечаю. — строго проговорил Игды. — Руки мыть, — от бактерий. А вместо кумыса, чай пить будем, с мёдом и мятой. Очень вкусно!

— Каких ещё, бактерий? — чуть ли не хором спросили мальчишки.

— Очень, очень маленьких и страшных! Почти как вчерашний мишка. Только ростом, меньше пылинки. Вы есть-то, хотите? — спросил я ошарашенных полученной информацией, охотников. Совершенно не понимавших, как на такого медведя, охотится-то можно. — Тогда бегом, мойте руки и берите ложки!

— Что ещё за ложки? — снова вылупились на меня пацаны.

— Ах да… — сспомнил я, где нахожусь. Надо бы их всё же сделать. Хотя бы себе. А то все поголовно с ножа едят. Мясо вначале выжрут, юшкой слегка всё это дело разбавят, а затем уже кумысом или потницей, как следует полируют. — тогда тем более, мойте руки! — Прикрикнул я на них. — И не перечьте старшему брату! Пока нагоняй не получили…

— Да ладно… — вдруг поникли два обормота, чего сразу, нагоняй-то? Полей нам Игды на ладони, да побольше! Пока злые, словно наш старший брат Комар, бактерии, руки нам по самый локоть не отгрызли…

После сытного завтрака, вылизав языком тарелку и поблагодарив Игды за великолепную похлёбку, пока названные братья доедали уже вторую добавку, я всё же решил осмотреть содержимое возвращённой мне шкатулки. В резном ящичке размером с кирпич, было почти пусто и достаточно грязно. С десяток серебряных монет, пару облепленных той же грязью вперемешку с глиной, наконечников стрел, пучок аккуратно перевязанных нитью, окровавленных волос и странный амулет на кожаном ремешке с непонятным рисунком в виде дерева и небольшим углублением посредине. Что бы не рыться в грязи, я вывернул содержимое шкатулки на землю. Высыпав при этом немалое количество, тут же унесённой ветром и очень похожей на пепел, серой субстанции. Пару раз чихнув от попавшей в нос пыли, я наконец занялся её содержимым.

Постучав грязными наконечниками по деревянной шкатулке, чтобы избавится от налипшей на них гадости, я также плотно прошёлся ими друг по другу, сцарапывая въевшуюся в метал грязную глину. И каково же было моё удивление, когда из под желто-серых наростов, стали появляться абсолютно чёрные, безупречно выполненные формы наконечников. Их пугающая чернота, очень напомнила мне ту горошину, из сундука полоумного шамана. А качество изготовления удивляло. Положив их к серебряным монетам и пряди волос, в уже сравнительно чистую шкатулку, я ещё больше открыл глаза от удивления, взяв в руки кожаный шнурок с небольшим, но довольно увесистым медальоном. Присмотревшись к кустарно сделанному знаку в виде расходящегося в разные стороны дерева, но не обычного, а как бы с видом сверху на раскидистую крону, по контуру дополненную ещё и его переплетающимися его же корнями, я почему-то больше всего заинтересовался маленьким углублением по центру, размером с маленькую, перечную горошину. Мало того что оно невероятно блестело на солнце, так ещё и один в один, повторяло соты того шара из страшного шатра. Да я там, непонятно каким образом, рассмотрел даже небольшие, микроскопические символы! Но они были до такой степени маленькие, что я не совсем уверен, что они там действительно были. А не привиделись в отблесках яркого, осеннего солнышка. Протерев ослеплённые солнечными лучами глаза, я подозвал Игды.

— Слушай, а что это за амулет? — спросил я учтиво склонившегося ко мне слугу.

— В смысле? — не понял мня Игды. — Это символ Вашего рода. Вашего покойного отца, амулет! Он же внук хана Талалая. Первого, и самого почитаемого багатура из всех кочевых племён. Разве отец Вам не рассказывал?

— Игды! Ты издеваешься надо мной, что-ли? Мне два года от роду! — я пристально посмотрел в его услужливые глаза.

— Простите хозяин! Я всё время забываю, что Вы такой маленький! — стал он предо мной на колени.

— Да успокойся ты! Я вовсе на тебя не злюсь. Ты лучше мне скажи, что это за наконечники-то такие странные, здесь лежат… — Игды внимательно осмотрел идеально сделанный и необычайно острый предмет.

— Явно, Кхили работа. — покрутив в руках, он смотрел на них заворожённым взглядом. — Я раньше такого не видел. — Признался он. — Но много слышал…

— Где, Кхили?! — присоединились к нам и два закончивших утреннюю трапезу пацана. — Что, серьёзно? Не может быть!

— Вот. В шкатулке лежали. Вы что их, не видели? — передал им наконечники, Игды.

— Да там, так грязно было. И мы больше на серебро смотрели… — признались ребята, внимательно осматривая вещицу. — Если бы знали что там Кхили… То ни в жизнь бы не вернули!

— Почему это? — не понял я.

— Почему? — они вдруг, дружно заржали. — Мы теперь верим, что тебе Комар, два года отроду! Потому как не знать такое, — просто смешно! Один такой наконечник, сотню отборных кобылиц стоит! Если не больше. Это если смесь с Кхили. А их тут, аж целых два! Да ещё и не прочернь.

— И чем же они такие ценные? — заинтересовался я.

— Чем?! Я тебе сейчас покажу! Смотри! — сказал Келджик. И взяв наконечник, ловко накрутил его на свою обезглавленную стрелу.

Попросив брата поставить перед моим многострадальным деревом, щит с металлическим умбоном, взятый из повозки с возвращёнными пожитками покойного Мбека, Элдак с Игды также выкатили и приставили спереди щита, ещё и лежащую там же, массивную деревянную крышку от большого котла. Келджик отошёл подальше от этой, явно непреодолимой преграды, и лишь слегка натянув тетиву, выстрелил…

Стрела, пролетев сквозь крышку, щит и даже дерево, — вышла с другой стороны. Лишь на треть длины древка, оставшись в стволе дуба.

— Вот это да! — обалдел я от увиденного.

— Ну да! Вещь! — вздёрнул нос к верху, Келджик. — И это я, тетиву почти не натянул! А ты представь, если бы я её натянул как следует! И древко потоньше взял, что бы в дереве не застряло! С одного выстрела и сотню воинов, как нечего делать, проткнуть можно!

— Или, хорошо охраняемого нукерами, какого-нибудь, неугодного хана убить! — продолжил Элдак, свинчивая с торчащего древка, чёрную смерть. — Не Чингисхана, конечно, о таком даже думать грешно, да и у него самого, доспехи Кхили имеются. И у его ближайших нукеров, хоть пару чёрных пластин на сердце, но тоже есть. А вот главы других родов, вполне обоснованно этих самых стрел, опасаются. Потому как, хоть они и редкость большая, но всё же всплывают время от времени. То тут, то там. Вот как в твоём случаи. Да и продать их, просто так не получится. Необходимо нужного менялу искать, и ему десяток кобыл за содействие отстегивать. Потому что все найденные Кхили, необходимо сразу, сановникам верховного правителя сдавать. Под страхом смерти!

— В смысле, сдать. Бесплатно? — уточнил я на всякий случай.

— Ну да. Ещё и плетей вполне можно получить, если сам, публично принесёшь. Мол, откуда это у тебя, немытая твоя рожа, оружие небесных воинов? А ну, признавайся! Где остальное имущество нашего великого императора припрятал? Или может ты наёмным убийце подрабатываешь? Кто-кто, а они такие штучки любят.

— Так что же с ними делать-то? — не понял я. — Может выбросить?

— Выбросить? — засмеялись братья. — Двести отборных лошадок выбросить? Лучше нам отдай! Никто такое не выбрасывает. Может повесят, а может и нет. Это на кого нарвёшься. Но такую ценную вещь, никто сановникам за десять ударов батогом, открыто, точно не понесёт. Проще, с ними же втихаря договорится. Ведь остальные ханы, тоже не прочь свою власть основательно укрепить. Да и сами сановники Верховного, во всю налево, этими Кхили приторговывают. И никто, никого, давно не вешает, даже если и поймают с запретным вещичками. И даже батогов никаких не будет. А договорятся с тобой по тихому, что бы помалкивал за небольшое вознаграждение, а у них самих, уже и связи нужные налажены. Потому как другие роды, кроме императорского, тоже понемножку укрепляются. В том числе и этими кхили. Да и кхили этих, кроме стрел и пластин для доспехов, ещё много всяких есть… А то, куда это годится, Чингисхану уже больше ста лет от роду! А он никак к Тенгри не отправится. Да и раньше, его все уважали, потому как почти всё своим воинам оставлял, а сейчас, — всё ему отдай! Себе же, — крохи. Вот и ходят в походы своими силами, джагуны и менганы собирают. Не тумены имперские конечно, но всё что навоевали, всё твое, кроме законной половины, Великому императору. Он кстати и не против. Главное, что бы глотки друг другу не грызли. А ему и так считай, со всего мира дань идёт не малая. Весь народ еле выживает, а весь род Тимуджина и его приближённые, всё сильнее и богаче…

— Это точно… — вздохнул Игды. — Никому жизни не даёт…

— Но и ослушаться его, тоже никто не смеет. Наместник неба на земле, как ни как! — продолжил Элдак. — Вот и приходится выкручиваться, кто как может.

Заслушавшись рассказами о странных артефактах и сказками о бессмертных тиранах, я чуть не свалился в вырытую Игды яму. И лишь неплохая реакция длиннорукого Элдака, не дала мне в неё окончательно провалится, и возможно даже умереть. Ведь со дна ямы грозно торчало три сломанных, окровавленных стрелы. Оставшихся после грохнувшейся в неё медведицы. Уже падая вниз, я в последний момент хоть и ухватился за росший возле ямы, колючий сорняк, но всё же чуть не соскользнул с очень склизкого стебля, ещё не просохшего от утренней росы. Искренне поблагодарив названного брата, я с ужасом посмотрел на свою окровавленную после скользкого растения ладонь, ища на ней свежую рану. Но не найдя никаких следов пореза и как следует принюхавшись, я понял, — кровь была не моей. А попавшего в это яму, сильно израненного зверя…

— Ладно братья, всё это очень интересно и познавательно, но мне пора… — тяжело вздохнув, я направился к шатру.

— Куда это? — не понял Келджик. — Что, снова спать? — они дружно заржали.

— Игды, возьми шкатулку, там деньги, вещи. Сбереги. Если не вернусь, возьмёшь себе. А Вам братья, я оставляю по одному чёрному наконечнику. Может пригодятся. И да, за мной ходить не нужно. Я через пару дней, возможно и сам вернусь.

— Но хозяин! — выкрикнул Игды. — Что же мне без Вас делать!

— Стрелы Игды. Сделай много стрел к моему меткому луку! Вот тебе золотая монета на нужный для этого материал.

Провожаемый удивлёнными взглядами, я повесил на шею наш с Мбеком родовой медальон, и сняв всё ещё привязанную к дереву верёвку, закинул её в мешок. Туда же добавил и бурдюк потницы, всегда имевшийся в запасе у Игды, пару старых тряпок, мой мини-лук и все детские стрелы. Проверив наличие на поясе ножа и кресала, я ещё раз тяжело вздохнул, и не говоря ни слова, двинул в сторону леса.

— Игды, я ничего не понимаю! — Келджик растеряно посмотрел на зажавшего в руках шкатулку, горбатого мужика. — Куда это он? Кхили нам оставил, а сам ушёл…

— Да, старик! Колись давай, куда это Комар умотал? — строго спросил Элдак.

— Надо ему видно, вот и ушёл. Мой хозяин, ничего просто так не делает. — ответил им строго Игды.

— А нам то, что делать? — вылупились на него мальчишки.

— Как что? — удивился горбун. — Стрелы! Много стрел!

***

Еле заметный для обычного человека кровавый след, широченной асфальтовой трассой, безошибочно вёл меня по пути раненного зверя. Пройдя этот редкий лес я довольно скоро выбрался к уже знакомой мне речке. Сняв с себя одежду и сложив всё имеющееся у меня имущество в мешок, а также стараясь его не замочить и держа над головой, переплыл на другую сторону. И уже там, решил немного порыбачить. Не с пустыми же руками отправляется в берлогу к обиженному зверю.

Хоть я всеми силами старался вырваться из того страшного места, принёсшего мне сколько мучений, что и не передать словами. Но оставить своих младших братьев без матери, а заодно и без шансов на выживание, я уж точно никак не мог. Да и судьба медведицы меня тоже, почему-то волновала. И хоть своим выстрелом по ней я сделал выбор в пользу человека, но я ей был должен, как минимум, одну жизнь. Увидав во сне ту страшную картину, я не на шутку перепугался, и всю ночь что есть сил мчался на помощь израненному зверю. А липкая кровь на ладони, лишь подтолкнула меня вновь окунутся в те страшные сны. И вот уже наяву, с кучей прыгающих в мешке гостинцев, я подходил к берлоге, где я провёл самое тяжёлое, но по какому-то странному стечению обстоятельств, и самое счастливое время во всей своей достаточно непростой и долгой жизни…

Уже на подходе к пещере, я принюхался и учуял ноздрями хоть и чужой, но удивительно знакомый запах. Оставив мешок с луком возле одного из деревьев и вытянув из ножен медвежий коготь, я очень медленно, перекатываясь с носка на пятку и ноги на ногу, начал подходить к торчащим из-под земли наружу, окаменелостям. До боли знакомая тропа, была укрыта кровью, еле тянущей за собой лапы, израненной медведицы. Но не её огромные следы, вызвали сейчас у меня немалое беспокойство, а едва различимые вмятины от десятков ног помельче, совсем недавно пробежавших здесь, не менее опасных созданий. Причём, натоптано было так, что я совсем запутался, пытаясь разгадать, кто и куда побежал. Или затаив дыхание, предусмотрительно сошёл с тропы, пропуская кого-то, явно поматёрей себя.

Покрепче сжав нож и как следует продышавшись, я взял себя в руки и ещё раз взглянул на виднеющееся в тридцати метрах от меня, нагромождение поросших мхом и редкими кустарниками, огромных валунов. Втянув ноздрями воздух, просто насквозь пропитанный волчьим духом, я медленно двинулся дальше. Не забывая поглядывать по сторонам и как следует прислушиваться к малейшим колебаниям воздуха. Не затаился ли кто в засаде, усердно ожидая лёгкой добычи в виде беззащитного, двухлетнего малыша. Не устроил ли смертельную, волчью ловушку. Как вдруг, словно молния мелькнувшие тени, тут же сбили меня с ног, выбив при этом из рук и мой невероятно острый нож…

Глава 11

Мир вокруг закружился и так же внезапно остановился. Я почувствовал как чьи-то острые клыки, довольно жёстко зафиксировав на шеи хват, подняли меня с земли и потащили обратно на медвежью тропу…

Я попробовал вырваться. Но лучше бы я этого не делал. Грозный, прямо в ухо, рык, и до боли в мышцах сжавшиеся зубы, тут же дали понять, что так делать, точно не нужно. Ещё раз взглянув на абсолютно пустые ладони, я всё же отдался на милость страшному зверю, который по какой-то не ведомой мне причине, до сих пор не перекусил моё детское горло.

Но не успели мы вернутся на плотно утоптанную лесную дорожку, как нас тут же обступило три довольно молодых, но от этого не менее клыкастых хищника. И хоть хватка на моей шее значительно ослабла, а затем и вовсе пропала, в безопасности я себя всё равно не ощущал, и искоса поглядывал на оскаленные острые клыки, окруживших меня волков. Каждый из которых мог легко справится с ребёнком, не прилагая при этом особых усилий. Но несмотря на это грозное, рычащее окружение, больше всего меня беспокоили не эти злые собачки, а мирно стоящий в стороне и нетерпеливо пожиравший меня голодным взглядом, приличных размеров молодой волк. Который несмотря на свой юный возраст, лишь слегка не дотягивал до уже матёрого волчары. Я бросил быстрый взгляд в сторону небольшого деревца, где лежал лук со стрелами и мешок с только что пойманной рыбой.

— Вот тебе и сходил в гости… — выдохнул я с досады. И от вдруг накатившего страха, снова почувствовал себя маленьким, беззащитным младенцем, оказавшимся один на один с целой стаей опаснейших, голодных хищников. Ситуация и вправду, вырисовывалась довольно таки скверная. Даже если я и смогу прошмыгнуть через притащившего меня, а сейчас преграждающего дорогу, грозно рычащего серого разбойника, то добежать, а тем более схватить нужное мне оружие, — едва ли успею. Но даже если и успею, то выстрелить из него, мне уже точно не дадут.

Есть правда, ещё один вариант… Отпрыгнуть в сторону примятых кустов, да поискать там свой потерявшийся ножик. С которым я наверняка, хоть одну зубастую зверюгу, но смогу прихватить с собой, на тот свет. Но где я его там, в траве, искать-то буду?! Я не представлял совершенно… Ещё в идеале, можно было бы залезть на большое дерево. И периодически поплёвывая на этих скалившихся оболтусов, подождать пока им не надоест выслушивать отборные медвежьи ругательства в их сторону. Но как на зло, на этих камнях не росло ни одного, хоть мало-мальски приличного деревца.

А тем временем, молодым волкам и особенно этому бугаю-переростку, явно надоело ждать. И они потихоньку начали сужать кольцо, все больше скаля зубы и подначивая друг друга к более активным действиям. Но несмотря на их дружный боевой рык, было хорошо заметно, что эти юные охотники, почему-то не были на сто процентов уверенны в своих силах. И даже на такую сравнительно не большую добычу как я, старались нападать всем скопом, не оставляя и шанса в поединке один на один с загнанным ими зверем. Разве что, кроме этого, молодого здоровяка. Для жаждущих крови зубов которого, меня по всей видимости и притащили.

Заметив явную неуверенность в их действиях, я тут же воспрял духом. Эти волки хоть и не те милые зверушки с которыми я рос, но до матёрых хищников, им было ещё очень, и очень далеко.

— Ладно, шантрапа залётная! — прошептал я про себя. — Мы ещё посмотрим, кто кого…

Ведь даже в ту, невероятно счастливую пору совместных с молочными братьями жестоких игр, я от них в развитии, уж точно не отставал. И очень хорошо знал, куда надо бить и за что хватать, что бы было максимально больно. А за прошедшее время, я хорошенько подрос и набрался сил. А заодно прошёл курс по выживанию в тяжелейших, нечеловеческих условиях, под чутким руководством хозяйки этого леса, мамаши-медведицы. Который и не всякий медведь, выдержать сможет. И легко вам со мной, точно не будет. Вы уж мне поверьте! А свой единственный шанс быстро расправится с беспомощным мальцом, вы по всей видимости, уже упустили…

Стараясь не поддаваться на всё сильнее сковывающий моё, и так напряжённое тело, страх, мысленно подбадривал я себя в ответ на всё громче и чаще слышавшийся со всех сторон, грозный рык. Но вот главарь серой банды подростков, вдоволь наслушавшись упрёков от своих нетерпеливых сородичей и окончательно набравшись волчьей смелости, наконец-то решился. Прижав уши к голове, он максимально вжался всем телом в землю, грозно рыкнул подельникам что бы те разошлись, и резко пригнул в мою сторону. Я же в ответ, заметив кое-что на тропе, и сам рванул на него. Но вместо того, что бы изо всех сил вцепится зубами и перегрызть друг другу глотки, решив заодно и извечный спор, чья же плоть на вкус сочнее, а кровь краснее, проскользнул под его зависшим в прыжке телом и со всех сил заехал ногами в живот. Да так, что эта громадина перелетев через меня, тут же шмякнулась мордой об землю, а затем и вовсе перевернулась, грохнувшись на изогнувшуюся от боли, серую спину.

Быстро вскочив на ноги, я тут же увернулся от очередной зубастой пасти и крепко зажав только-что поднятый с земли острый камень, так заехал им очередному прыгнувшему на меня бедняге по носу, что на волка было страшно смотреть, до того ему было больно. Скуля и пятясь, волчок раз за разом пытался убрать лапой невыносимую боль с разодранной камнем, окровавленной морды. Ещё двое волков в нерешительности смотрели то на меня, то друг на друга, то на своего, уже поднявшегося после падения вожака. Но больше всего их пугал скулящий от сильной боли, раненый товарищ. Бычку-переростку мой тычок, тоже явно не понравился. Но восстановив сбитое дыхание, и тут же ободряюще зарычав на своих трусливо поджавших хвосты товарищей, он всё же нашёл нужные случаю аргументы, и они уже втроём начали наступать на внезапно оказавшую достойное сопротивление, двуногую добычу.

— Что детишки?! Хотите добавки? Ну что же, рискните здоровьем! — прошептал я и сжав посильнее, так удачно попавшийся мне на глаза камень, оказавшийся выпавшим из-за пояса моим же кресалом, я грозно зарычал и недобро улыбнулся. Совсем как тогда, в уже далёком и казавшемся лишь призрачными сном, невероятно счастливом детстве. Когда волчата всем скопом, пытались угомонить чересчур бойкого и проворного братишку.

— У-гр-р… — выдал я свой фирменный, победный клич, голодного до опасных игр, молодого волчонка. И тут же бросился в атаку, на почему-то застывших в недоумении волков, которые вместо того чтобы дружно вцепится мне в горло, резко отпрянули с моего пути. Прилично разогнавшись и пытаясь со всей дури заехать по их рычащим мордам, я неожиданно для себя промахнулся и провожая взглядом внезапно отскочивших волков, тут же споткнулся об оказавшийся на моём пути, длинный корень. Смачно плюхнувшись мордой в землю и распластавшись на ней всем своим телом, я заодно выпустил из рук и свое единственное оружие…

«Ну вот и всё… — промелькнуло в голове. — Сейчас все дружно рванут и разорвут как тузик грелку…» — и я, уже ни на что не надеясь, тут же свернулся калачиком, что бы максимально защитить все свои важные, жизненные органы. А в суматохе, может кого и утащу с собой, что бы не скучно было…

Но прошла секунда, вторая. А за ней и третья, невероятно тягучая единица измерения времени. А меня почему-то, всё ещё никто не кусал и не рвал на мелкие кусочки. Я же потихоньку, стараясь ни в коем случае, не нарушить воцарившуюся вокруг тишину, встал на корточки, упершись руками в землю, готовый в любую секунду прыгнуть и что есть сил вонзится зубами в мохнатую тушу, а затем поднял голову. Предо мной почти впритык, маячили три удивлённые морды. А самая здоровая рожа, потянулась ко мне и внимательно принюхалась, а затем открыла свою зубастую пасть и… Лизнула мне мой, грязный от падения нос… Снова и снова шершавый язык настойчиво елозил по мне, пока полностью не обслюнявил, не меньше их, удивлённое лицо.

Я поднялся на ноги и не веря глазам, схватил этого грозного зверюгу за ухо, и нагнув абсолютно не сопротивляющуюся моим действиям голову, посмотрел на еле заметный рисунок бабочки на мохнатом загривке. Понюхав его в ответ, я лизнул ему нос и что есть сил обнял, за его могучую шею…

***

Это был мой лучший, волчий друг. Именно он, с ещё одним волчонком, которого здесь не было видно, первым признал меня своим братом, чем несомненно помог попасть в их волчью стаю. Ну, может ещё и дедуля-волк, приложил к этому немало усилий, всячески уговаривая своих сородичей в это голодное время, не отгрызать мне мою аппетитную голову. Обняв остальных, радостно урчащих зубастиков, я подошёл к истекающему кровью волчонку и присев рядышком, погладил того за ухом. А затем слизав выступившую у него на носу кровь, попросил таким образом прощения за причинённый ущерб. Тот, положив свою голову мне на колени, довольно закрыл глаза. Приняв мои искренние извинения. И что бы окончательно загладить конфликт и наладить контакт. И самое главное, увести эту голодную ораву подальше от берлоги, окружённый радостно прыгающими на меня волками, я вернулся к своему мешку. Отогнав особенно настырных от вкусно пахнущей рыбой тряпки, взял лук со стрелами и двинул в лес. Собираясь продемонстрировать не отстающим, и очень заинтересовавшимся моим странным оружием лесным братьям, какой я стал, великий охотник…

Жил в лесу один обитатель, которого мы все очень боялись, но и одновременно мечтали сожрать, лишь издалека наблюдая как прогуливался по нашей территории этот жестокий убийца. Его даже медведь опасался. И старался на его пути не попадаться. Это был огромный вепрь. Имея в своём распоряжении страшную зубастую пасть и не менее опасные, торчащие наружу клыки, на пару с огромной массой, он в один момент мог распороть любому сопернику брюхо, или откусить явно лишнюю по его субъективному, кабаньему мнению, конечность. Но не найдя почти триста килограмм живого мяса на коротких ножках на его обычном месте, я вдруг заметил оленя. Это грациозное, прекрасное животное, тоже не относилось к разряду лёгкой добычи. Удар копытом, мог легко решить проблему с одиноким, серым хищником, а от настырного мишки, он мог легко убежать. Или в крайнем случае, так боднуть того своими острыми рогами, что куда там, тому вепрю.

Мы же, дружно засев за вывернутым вместе с корнем, засохшим деревом, и встав на носочки и задние лапы в сравнительной безопасности, могли вместе наблюдать спокойно пасущееся животное. Увидав оленя, мои серые братья тут же хотели бросится на этого красавца. Просто-напросто, того спугнув. Или же, уже испугаться самим, если олень окажется не из робкого десятка. Мне даже пришлось схватить моего лучшего друга за хвоста и еле слышно прорычать, что бы тот вёл себя потише. Ведь ничего хорошего из этой затеи, точно не получится. А то знаю я эти охотничьи игры. Зубастую молодёжь мясом не корми, дай только кого-нибудь погонять, а толку от этого, обычно совершенно никакого!

— Вор-рчун! — так я раньше называл эту вымахавшую почти до размеров того же кабана, мохнатую громадину, — сиди тихо! — я жестом указал на свой лук. — Сейчас увидишь, какой Комар стал великий охотник! Куда вам всем до меня! — Ворчун лишь слегка огрызнулся, но от первоначальной затеи, всё же отказался. И тут же приструнил остальных, лишь строго на тех взглянув:

— Мол, давайте всё же посмотрим, что этот облезлый, беззубый волк может противопоставить нашим могучим клыкам и невероятно быстрым ногам. Ведь ни острых клыков или прытких лап, у него отродясь не было! Да и как видно, уже и не появится. И когда олень от него сбежит, или что более вероятно, наш вновь нашедшийся брат, даст дёру от сохатого, вот тогда и поиздеваемся над Комаром всласть!

Как следует продышавшись и взяв с колчана три стрелы, я максимально тихо обошёл дерево со стороны торчащих во все стороны корней. Все волки, неотступно следуя за мной, тут же выстроились позади меня, заняв таким образом лучшие места в партере, в предвкушении моего грандиозного фиаско. С нетерпением топчась на месте, они были готовы тут же рвануть за мной, ожидая что я с этой странной палкой в зубах, со всех своих лап побегу на стройного красавца. Я же, натянув тетиву и прицелившись ничего не подозревающему оленю прямо в глаз, затаил дыхание и во всех деталях представил как стрела влетает дикому зверю в голову, тут жеотпустил натянутую до жалостного завывания, поющую жилу.

До цели было метров пятьдесят, не меньше. И от резкого щелчка тетивы, испугался не столько олень, сколько мои молочные, напряжённо таращившееся на эту гору мяса, братья-волки. Жалобно заскулив, они дружно отскочили от неожиданности. Я же, в полном замешательстве, тут же перевёл взгляд на молодых волков, но убедившись что ничего страшного не произошло, снова взглянул на оленя. Увиденная картина, меня неприятно удивила. С моей мелкой стрелой в могучей шее и ревя на весь лес похлеще разъярённого медведя, раненный олень бежал почему-то не от нас, а прямиком на мою мелкую фигуру. Я тут же выстрелил ещё раз, на этот раз целясь в его широкую грудь. Шокированные молодые волки, завидя мчащегося прямо на них, огромного зверя, тут же отпрянули в сторону, дружно спрятавшись за поваленным деревом. Готовые в случаи чего, дать такого стрекача, что ни один сумасшедший олень в мире, их точно не догонит. Я же наоборот, несмотря на происходившую вокруг полную неразбериху, сохранял максимальное спокойствие и снова до боли в пальцах натянул тетиву. И когда до летящей на меня цели оставалось метров десять, тут же выстрелил, закрыв при этом глаза…

Волки с опаской вылезли из под дерева, и потихоньку, украдкой, направились в мою сторону. Я же, если честно, только сейчас как следует испугался. Вновь открыв глаза и глядя на почти воткнувшиеся в меня, острые как пика рога, рухнувшего буквально возле моих ног, огромного оленя. Но как ни странно это осознавать, во время стрельбы у меня почему-то не было ни капли сомнения в своих силах. Я просто знал, что сейчас я этого великана, точно завалю. И никто на всём белом свете, мне не сможет помешать. Все три стрелы попали точно в цель. Кроме первой. Я то, целился в глаз, а попал в шею, вдруг поднявшему голову зверю. Но вот вторая и третья стрелы, вошли именно туда, куда и задумывалось. Я наклонился к громадной туше, пытаясь вытащить свою мини стрелу из головы, просто огромного по сравнению со мной, великолепного животного. Оторопелые волки смотрели то на меня, то на истекающую кровью тушу, всё ещё не веря своим глазам. Я же, кое как вытащив свои стрелы, кроме одной, плотно засевшей в голове, отошёл от туши оленя и призывно зарычал, приглашая волков присоединится к трапезе. Но ни один из них и с места не сдвинулся. И лишь когда я каждого, по братски обняв, ещё раз пригласил отведать вкусного мясца, они всё ещё с опаской поглядывая то на меня, то на мою кривую палку, все же начали рвать тушу на куски. Грустно взглянув на пирующих братьев, я оставил их наедине с долгожданной добычей, а сам двинул в сторону пещеры…

***

— Нет, ну ты посмотри! — выкрикнул я в сердцах, излазив всё вдоль и в поперёк, в поисках своего медвежьего когтя. — Где же он, делся-то! Вот же, наши с волком следы борьбы, а ножа как не было, так и нет… Ладно. Потом поищу… — вылез я из-за кустов и хорошенько отряхнувшись, спрятал за одним из небольших деревьев, свой драгоценный, кривой лук. Не хватало ещё, что бы медведица меня с этой странной палкой увидала. Вновь осерчает, вот тогда уж точно, не будешь знать куда и деваться… И я тяжело вздохнув, сломал драгоценную стрелу и спрятал её острый наконечник в ножны, вместо утерянного ножа. Так, на всякий случай. Всё же получше чем камень. Пускай и острый. Да и посеял я его где-то, в этой суматохе.

Закинув за спину увесистый мешок с рыбой, я бодро зашагал по до боли знакомой тропе, к моей бывшей берлоге. Но уже у самой пещеры, у меня почему-то бешено заколотилось сердце. Да так, что мне пришлось остановится. Как следует продышавшись, я всё же попытался взять себя в руки.

— Ну, зацепил её слегка, а что мне оставалось делать? — как мог, успокаивал я сам себя. — Лучше бы она этих оболтусов в клочья разорвала, что-ли? Они же ещё совсем мальчишки! А так, считай, все довольны… А я тебе пол мешка рыбы наловил! И ещё принесу, если надо будет. Ты только не обижайся, хорошо? — отрепетировав как следует свою покаянную речь, я всё же наконец решился, и обойдя поросшую мхом каменную гору, вышел на родное плато…

***

Открывшаяся предо мной картина, шокировала похлеще недавно разыгравшейся драмы с медведицей. Около пяти огромных, прожжённых, совершенно не знакомых мне волка, пытались прорваться через лежащую в лужи собственной крови, и из последних сил защищающую усталыми взмахами когтистой лапы и рычащей пасти, прижавшихся к ней в поисках спасения, маленьких медвежат.

И когда одному волку всё же удалось преодолеть этот последний защитный редут, и схватив бедного медвежонка за лапу, оттащить его от почти потерявшей сознание матери. Я не долго думая, рванул между этих стокилограммовых монстров и пропустив над собой устало мелькнувшую медвежью лапу, тут же оказался на спине клыкастого разбойника, увлечённо оттягивающего в дальний угол пещеры, из всех своих сил цепляющегося когтями и зубами в каменный пол, жалобно орущего медвежонка. Обхватив страшного хищника ногами и ухватившись за его взъерошенный загривок, я вынул из ножен сломанную стрелу и по самую руку вонзил серому разбойнику в его напрягшееся от беспрерывных терзания медвежонка, могучее тело.

Вырвавшийся из раскрытой от боли пасти малыш, тут же рванул к брату, и всем своим дрожащим от страха телом, прижался к через раз дышащей матери. Я же, мгновенно отпрянул вбок. Потому как на том месте, где ещё недавно была моя голова, с рыком сомкнулись челюсти этого страшного зверя. И это было последнее, что кровожадный хищник, сделал в своей жизни. Свалившись с резко дёрнувшегося зверя на задницу, я со всей дури двинул пяткой сапога по торчащему из туши обломку стрелы, полностью загнав его исходящему пеной хищнику, в окровавленный бок. И тут же проткнул его огромное, звериное сердце…

Не обращая внимания на дёргающееся в конвульсиях, огромное тело, я поднялся и грозно зарычал, оскалив в ответ свои молочные зубы, на невероятно разозлённых увиденным волков. Услыхав знакомый голос и почувствовав что со вторым медвежонком всё в порядке, кое-как собрав все оставшиеся у неё силы, медведица подняла почему-то невероятно тяжёлую голову и взглянула на ставшего на защиту своих братьев, любимого отпрыска. Несказанно обрадовавшись тому, что он её не забыл и всё же вернулся в семью, облегчённо выдохнула, забрызгав при этом своего блудного сына кровью, и со спокойной душой, абсолютно счастливая, провалилась в уже давно манившую её темноту…

***

Увидав как бессильно опустилась медвежья пасть, а когтистая лапа перестав раз за разом рассекать воздух, неподвижно замерла, переложив всю ответственность за прижавшихся к неподвижной туше медвежат на меня. Я поднял голову и огласил всю округу таким диким воем, что сидящие на деревьях птицы тут же взлетели, разнося весть о боевом кличе готового сражаться до последнего вздоха, одинокого, загнанного в смертельную ловушку волка, по всему огромному лесу…

Глава 12

Закипавшая от ярости пена, крупными каплями стекала по белым, шестисантиметровым клыкам на каменный настил пещеры. Рыча и огрызаясь на каждый грозный выпад, я ещё больше скалил зубы и сверлил волков своим самоуверенным взглядом матери-волчицы. Из всех сил стараясь не отставать от зубастых монстров в этой смертельной игре в гляделки, выиграть в которой у меня не было бы никаких шансов, если бы не бездыханная волчья туша за моей спиной.

Четвёрка серых разбойников, несмотря на первоначальный план тут же разорвать наглого человечишку, всё ещё не сдвинулась с места. И лишь искоса поглядывала на застывшее в луже собственной крови, тело их могучего альфы. Который не одну голодную зиму, в самых жестоких волчьих зарубах доказывал свое полное превосходство перед остальными претендентами на свой высокий титул. И как бы не хотелось разозлённым волкам тут же отомстить за их бессменного лидера, но лечь рядом с бывшим начальством, пока что явно, никто не спешил…

Воспользовавшись этой небольшой заминкой, я перешёл к пока что единственному, пришедшему на ум, совершенно безумному плану. Не имея возможности хоть что-то противопоставить зубастым тварям, я решил компенсировать отставание от своих грозных соперников в боевой мощи и немедленно обзавестись когтями и зубами. Перестав грозно рычать, я замычал, подзывая к себе перепуганных медвежат. Те же, по понятным причинам, не сильно то и стремились прийти на мой настойчивый зов. Но я не сдавался. И раз за разом повторял свой боевой клич, придуманный нами во время одной из многочисленных стычек, как наш сигнал о взаимопомощи. И неважно, будь то наглая, зубастая белка или вконец обнаглевшая лиса, заслышав его, медвежата всегда мчались мне на подмогу. И не раз меня выручали, дружно набрасываясь на моего очередного обидчика. Да что там, лиса! Эти два перепуганных до дрожи в коленках медоеда, небольшую рысь от меня однажды прогнали! За что им конечно, огромное, Комариное спасибо. А эти волки, хоть и покрупнее того котёнка будут, но какая уже разница, когда другого выхода как драться, ни у меня, ни у них, — похоже, больше не было…

— Ме-е! — я ещё раз позвал на помощь своих перепуганных родственников. — Эй, братья! Вы чего это за мамку спрятались, сотню диких пчёл вам в мохнатые задницы! Вы что, не видите, — не поможет она нам сейчас! Мы ей, помочь должны… Ну же, братишки! Мы банда храбрых медоедов, а не выводок трусливых, болотных крыс! Про отбивную из барсука, надеюсь не забыли? А мне тогда, даже страшнее чем сейчас было! Но мы же, — справились! Может хватит уже ныть! Давайте наконец надерём этим клыкастым упырям, их тощие задницы! — и те, перестав дрожать словно листья на ветру, наконец-то меня услышали…

Волки тем временем, совсем видимо о нас позабыв, занялись выяснением своих личных отношений. По очереди бросаясь друг на друга с широко открытыми пастями и тут же с грозным рыком отскакивая, определили наконец, самого достойного, зубастого монстра. И под предводительством, кто бы сомневался, невероятно огромного, хоть и довольно молодого волчары, снова обратили свой взор на нашу троицу. Но тут же, перестали даже рычать, остолбенев от увиденного, невероятного зрелища…

Странное существо, представшее их волчьему взору, имело до хрена лап, три головы, и не имело хвоста. Пару куцых отростков, явно были не в счёт.

Привязав поясным ремнём левую лапу медвежонка к своей, я заставил стать его в боевую позу и грозно рыча и маша когтистыми передними лапами на непрошеных гостей, страшно оскалить зубы. Второй же медвежонок, был явно посмелее. А прокушенная до крови задняя лапа, лишь только придала уверенности в его силах. Прислонившись ко мне спиной, он уже и сам был готов идти в яростную атаку. Свято веря в мои сказки о том, что это именно он, небрежно дрыгнув своей окровавленной лапой, с одного тычка уделал грозного главаря серой стаи.

Держа в своих руках, по когтистой медвежьей лапе, я стоял посредине этой жуткой машины для убийств и тоже грозно рычал, не забывая оглядывается по сторонам, в поисках хоть какого-то, мало-мальски подходящего оружия. Прекрасно понимая что вся эта, с таким трудом созданная конструкция, несмотря на мои титанические усилия, при перовой же волчьей атаке, наверняка развалится и разбежится в разные стороны. Утащив за собой и моё детское тело. Но именно сейчас, всё шло на удивление хорошо! Почувствовав свою безнаказанность, мы до того обнаглели, что продолжая махать лапами и рычать, даже начали наступать на явно шокированных нашей дерзостью хищников. И те, оставшись без опытного вожака и дав на секунду слабину, тут же дрогнули, и даже отступили на самый край каменного плато.

Но несмотря на все усилия, наш успех был недолгим. Волки быстро опомнились и вслед за новым лидером, грозно рыча и скаля зубы, снова пошли в атаку. И не успели мы с братьями как следует испугаться, как у уже готовых сожрать нас волков, начались новые неприятности…

Бродивший невдалеке, тот самый вепрь, на которого я по своей глупости, решил поохотится, почуяв на своей территории чужаков. Выставив вперёд длинные, двадцатисантиметровые клыки, с диким визгом бросился на непрошеных гостей. Три сотни килограмм, не на шутку разозлившегося, живого веса, со скоростью поезда промчалась перед нашими с медвежатами глазами, сметая со своего пути зазевавшихся хищников, а те, кто всё же успел среагировать, в панике, сами соскочили вслед за сброшенными товарищами, вниз. Стараясь тут же убраться с пути прыгнувшего за ними, словно сошедший с рейс железнодорожный состав, разъярённого кабана…

Что творилось с обрадованными медвежатами, — словами не передать! Они мне от счастья, чуть руку не оторвали. Я еле успел вынуть её, из затянутого на лапе ремня. Кувыркаясь и радостно мыча, наша страшная шайтан-машина, тут же рассыпалась на кучу мелких зверушек. Но их радость к сожалению, длилась не долго. И неожиданно появившийся кабан, оглашая всю округу своим победным визгом, так же внезапно исчез, довольно похрюкивая где-то далеко в лесу.

Волки, подгоняемые новоизбранным вожаком, хоть и прихрамывая, тут же двинули в новую атаку. Так и не дав мне достаточно времени, всё же сгонять за своим луком со стрелами.

— Ме-е! — снова заорал я, ожидая подмоги. Но куда там! Безудержное веселье не успев толком начаться, тут же и закончилось. Услыхав мои призывы и увидав быстро поднимающихся по их души хищников, ещё минуту назад невероятно смелые медвежата, повинуясь инстинкту самосохранения, снова спрятались за грязной от крови медведицей.

Я же, оставшись один на один с быстро приближавшейся угрозой, тяжело вздохнув, снова взглянул на единственное, запримеченное мной средство защиты. И на этот раз, сам взял инициативу в свои руки. Решив сыграть с серыми бандитами в новую, очень увлекательную игру. Хозяина этой горы!

Схватив лежавшую у каменной стены, оставшуюся от моего любимого деда-волка, берцовую кость, я тут же пустил её в дело. И хоть взобраться на это плато, для таких поджарых спортсменов как мои противники, не составляло особого труда, но они по какой-то неведомой мне причине, следуя за новоиспечённым вожаком след в след, один за другим попёрлись по самому лёгкому пути. По которому и я когда-то драпал от сильно озабоченного своим голодным желудком, огромного мишки. И первым, перед моим горящим взором, предстал молодой вожак.

— Э-эх! — вложив всю энергию моего небольшого тела, точным ударом в нос, срубал я очередную, показавшуюся вслед за главарём, рычащую, волчью морду. Которая тут же заскулив, соскользнула вниз, утащив за собой и остальных.

— Мэ-э! Не забывал я между ударами призывно мэкать, всё же надеясь и на их помощь. Но ничего не помогало. Медвежата решили из засады больше не выходить. Ну да я их за это и не виню… Это тебе чай, не барсук…

Вот и всё… Все волки уже на плато. Два спереди. Два сзади. Мои взмахи костью хоть и отпугивают серых, но всё меньше и меньше… Да и я, порядком подустал… Даже одышка появилась. А волки всё ближе и ближе… Я напоследок взглянул, как там у медвежат дела. Только уши и видно.

— Ме-е! — раздаю я предсмертные инструкции. — Как только эти уроды на меня набросятся, бегите со всех лап вниз! А там деревьев хватает, может и пронесёт… Это понятно? Не слышу?

— Ме… — совсем уж как-то невесело, и я бы сказал виновато, ответили мишки. — Мол, прости брат! Подвели мы тебя… Но ничего с собой поделать не можем! Страшно…

— Да ладно… Я всё понимаю. Не переживайте вы так! — ответил я им, из последних сил маша тем, что осталось от своего любимого деда-волка. — Мне не впервой! Разве что молнии для полного счастья не хватает, как в прошлый раз. А так, всё просто замечательно!..

Взмахнув последний раз, я без сил рухнул на колени и отбросив окровавленную кость, расставил руки, последний раз посмотрев в чистое небо. И что есть сил проорал, перекрикивая рычащие у моего лица морды.

— Бегом! Вашу мать! Что бы вас пчёлы, в одно место покусали, если убежать не сумеете!…

Глава 13

Что мог сделать маленький, двухлетний, хоть и не по годам развитый мальчик, против своры огромных волков? Он и так, всё что было в его силах, уже сделал. И глядя как два, до полусмерти перепуганных медвежонка, рванули со своих насиженных мест, я с абсолютно спокойной душой закрыл глаза, чтобы не отвлекать порядком проголодавшихся волков, от их долгожданного, и надеюсь вкусного обеда…

Я чувствовал как быстро забилось сердце у обрадованного вожака. Его тело нетерпеливо напряглось для решающего рывка, и распахнутая зубастая пасть на всех парах понеслась к моему горлу…

***

— Ме! — вместе с плотным ударом и волчьим визгом, раздалось возле моего уха. Открыв плотно зажмуренные веки, я не поверил своим глазам. Подумать только! Эти два наглых медоеда, вместо того что бы драпануть подальше от голодных волчар, решили пробежать прямо через всю свору. Резким ударом крепкой медвежьей башки о свирепую морду, дружно сшибли бросившегося на меня вожака, и быстро кувыркаясь, слетели вместе с ним с каменного плато вниз. Прокатившись метра три по редким кустарникам, медвежата подорвались на ноги и что есть мочи, помчались к маячившим невдалеке, высоким деревьям. Разъярённый вожак напрочь позабыв обо мне, тут же рванул за убегающими медвежатами. Но остальные, порядком проголодавшиеся волки, решили не отступать от ранее намеченного плана, и наконец-то сожрать, хоть и оказавшее достойное сопротивление, но сейчас абсолютно обессиленное, нахальное существо. Бросившаяся на меня троица, промахнувшись, хватанула зубами друг друга, а не ушедшего в перекате мальца. Но быстро разобравшись в ситуации, тут же окружила свою сбежавшую добычу, не оставив ей и малейшего шанса, выбраться из их плотного, смертельного кольца. Как вдруг, до боли знакомые звуки, вселили в меня немалую толику надежды, выбраться живым из очередной передряги.

— Ш-п. Ш-п. — вонзались в волков, острые стрелы. Теперь серым, точно было не до меня…

Показавшиеся из-за края каменной горы, два моих названных, брата-оболтуса, обильно поливали метавшихся в агонии волков, из своих мощных луков. И лишь как следует нашпиговав ничего не понимающих хищников стрелами, с очень довольными рожами подбежали ко мне.

— Ты как? Всё хорошо? Голова, ноги, уши на месте? — спросил меня Келджик.

— Да, что ему станется! — успокоил брата, Элдак. — Он огромного медведя лишь с одним ножиком, на мелкие куски покрошил! Можно было и не лезть, наверняка бы и сам справился. Взял бы кость побольше, раз луком не сподручно серых гонять, и вышиб бы этим зверюгам все их огромные клыки!

Убедившись что со мной всё в порядке, они с криками, — а этот, мой! Весело толкая друг друга, кинулись отрезать у ещё живых волков уши, а затем и вовсе завыли в унисон, во всех деталях повторяя мой недавний, волчий зов.

— А вы, какого лешего сюда припёрлись? — вылупившись на вытирающих о пушистую шерстку волков ножи, спросил я у во всю радовавшихся доброй добыче, мальчишек. — Я же вам внятно сказал, — за мной не ходить!

— Да ладно тебе, Комар! — успокоил меня Элдак, взяв уже отрезанное волчье ухо в зубы, что бы освободить руку, и как следует оттянув, тут же срезал очередной желанный трофей, под самый корешок. — Не одному же тебе развлекаться! Вот мы и решили немного помочь!

— Да, братишка! — горячо поддержал его Келджик. — Пока ты и сам справлялся, мы до последнего не лезли. Хотя и очень хотелось. Даже в твои разборки с подростками-волками и огромным оленем. Но эти-то тебе, точно не друзья! Ты бы для приличия, хоть поблагодарил нас, что ли…

Я же искал взглядом исчезнувших медвежат. Но ни волка, ни мишек, видно не было. Надо бы сгонять за своим оружием, и поискать того, как минимум стокилограммового монстра, пока он бед не натворил. Но от моих тревожных мыслей меня отвлеки, очень вовремя, надо признать, появившееся горе-родственнички.

— Брат, ты уши от медведя, себе оставишь, или мы их можем себе забрать, перед Ахметом похвастаться? — спросил меня Келджик, подойдя к огромной, медвежьей туше.

— Я тебе, сейчас уши отрежу! — прикрикнул я на него. — Ни медвежат, не их мать, трогать не сметь! Это понятно?

— А волков, можно? — спросил Элдак, предусмотрительно взяв в руки лук.

— Каких ещё, волков? — не понял я, глядя на поголовно безухих хищников.

— Вон тех! Что сзади тебя, с твоим же луком и стрелами стоят…

Я обернулся. Картина, была ещё та…

Все мои братья-волчата, изрядно измазавшись в крови оленя, стояли в трёх метрах от меня с моим же оставленным в лесу барахлом в их зубастой пасти. И даже с утерянным в лесу, любимым ножичком. А Ворчун, тот и вовсе притащил мешок с рыбёшкой. В котором кроме гостинцев для медведицы, лежала верёвка и бурдюк потницы, выроненный мной невдалеке, когда я увидел творившейся здесь ужас. Но больше всего меня обрадовали, трое до боли знакомых морд.

Я тут же подбежал и виновато склонив голову, присел, посмотрев в ошарашенные появлением с того света, максимально расширившееся глаза. Подождав пару секунд, пока она придёт в себя, я тут же лизнул мать-волчицу в наклонившуюся ко мне морду. Опомнившись и как следует меня обнюхав, она подошла поближе, и положив голову мне на плечо, обняла своей лапой и нежно прижалась к детской спине, бесконечно счастливой, волчьей мордой. Обняв волчицу за её мохнатую шею, я почему-то вспомнил родившую меня, и так по дурацки потерявшую свою жизнь, человеческую мать. Совсем же ещё молодая была… И мне впервые за всё это время, стало её по настоящему не хватать…

***

Поздоровавшись, с чуть ли не целиком облизавшими меня, отцом-волком и второй молочной матерью, я обернулся к порядком напрягшимся мальчишкам.

— Элдак! Келджик! — позвал я ошарашенных братьев. — Вы же хотели знать, что там в той сказке, дальше было? Не бойтесь! Идите сюда! Познакомитесь, это моя волчья семья…

— Э-э, нет брат! — прокричали дружно подростки. — Мы к этим зубастым тварям, ни за какие коврижки, ни на шаг ближе не подойдём! — и они предусмотрительно натянули свои луки. — Пускай лучше они, с нашими острыми стрелами познакомятся…

Я встал и подошёл вплотную к новоиспечённым братьям. Потянув за древко, в любую секунду готовых выстрелить стрел, опустил их острые наконечники вниз.

— Братья, вы зачем нарушаете наш договор? Я же вам вроде, за старшего брата буду? И зла вам точно не желаю. А вы меня почему-то слушаться не хотите… Или мне вас, шалопаев этаких, наказать ка следует, раз вы против старшего брата пойти решили?

— Наказать? — не поняли мальчишки. — Комар! Ты хоть сам понял, что сказал? Нас! Великих охотников! И наказать… Да нас дома, даже отец не мог наказать! Боялся, что мстить будем. А старшего брата, мы отродясь не слушались! Ну, разве что только тебя. Руки он, перед едой помыли… Но там же злые бактерии, сам понимаешь… Да и что ты нам сделаешь? Волков разве что своих тощих натравишь… Ну так мы им быстро шкурку попортим. Давай команду, пускай нападают! Посмотрим, кто кого…

— Зачем волков… — взглянул я на них, добродушно улыбаясь. — Я сам вас сейчас обезоружу, и на колени перед волками поставлю, что бы вы в них своими опасными палочками не тыкали, и мою безобидную просьбу, наконец-то исполнили! Да и после небольшой взбучки, может слушаться всё же меня будете, как и обещали.

— Ты! Нас?! Обезоружишь? — заржали братья. — Мы больше тебя, мальца сопливого, раза в три! Да и как ты нас обезоружишь, с голыми-то руками? — и они с силой оттолкнув обнаглевшего мальца, тут же дружно заулыбались, тому как легко это у них получилось. — Молокосос, он молокосос и есть! — и снова натянув луки, нацелили мне их в голову.

— Запомни Комар! Наш род, ни перед кем на колени не ставал! А перед волками и подавно не станет! — гордо заявил Элдак. — А ты Комар, хоть нам и старший брат, но знай свое место, сопляк! И тогда возможно, мы сильно тебя обижать не будем… Так, пару хороших плюх выдадим, для лучшего взаимопонимания. Да, Келджик? Объясним мальцу небольшой взбучкой, кто есть кто, в нашей дружной семье, чтобы не зазнавался? — спросил Элдак, у своего замявшегося братишки.

— Вот вы значит как заговорили… — я пристально посмотрел в их грозные лица. — Не уважаете, выходит, меня…

— Мы тебя Комар, как брата уважаем. Сами же им стать и просили. Пусть и не старшего. Не дорос ты пока, до старшего… — продолжил Элдак. — И за тебя в огонь и воду пойдём, и в обиду другим не дадим. Но помыкать собой, тоже никому не позволим. И делать будем, — что захотим… Захотим, — уши медведю отрежем. Или всех волков твоих перестреляем, что бы им кланяться не пришлось. По одной простой причине. Мы с Келджиком, — намного тебя сильнее… Так что, отойди малец, и не мешай нам охотится! У меня тут до сотни, парочку волчьих ушей как раз не хватает…

Тяжело вздохнув, я не долго думая, тут же скользнул по гладкому камню, и сделав подсечку выстрелившему от неожиданности куда то вниз, Келджику, сразу же ударил под колено высокому Элдаку, отчего тот, тоже отпустил тетиву с улетевшей в небо стрелой. Оказавшись сзади этой, вдруг сильно обнаглевшей и нарушившей данное слово двоицы, я в одно быстрое движение выхватил их острые ножики, и тут же приставил точёную сталь к горлу, свалившихся друг на друга смутьянов, посмевших перечить их старшему брату. И максимально убедительно попросил:

— Тихо, братья. Тихо… Вы же не хотите отправится на тот свет, вслед за безухими собачками. Я Вас оболтусов, без году неделю знаю, а с этой волчьей семьёй, почти целый год, душа в душу прожил. И они мне, за всё это время, ни разу нотаций не читали, и тумаков дать, не угрожали. Так что угадайте с двух раз, кого я выберу? — братья перестав дышать, замерли, выронили луки и показали пустые ладони. Совершенно не представляя, что же будет дальше. Свои кривые мечи, они с собой почему-то не прихватили. Видимо, что-бы не мешали в слежке за блудным братом…

Я призывно кивнул вновь найденным родственничкам, и те, пропустив волчицу вперёд, всей толпой двинулись к закрывшим глаза пацанам. Де ещё и не сами! К нам присоединились непонятно откуда взявшихся, пятеро небольших волчат…

Хорошенько обнюхав зажмурившихся от страха шалопаев, волчица ещё раз взглянула на меня. Мол, зачем они нам в семье, сдались-то? Явно сорванцы, каких мало! Даже уши с убитых волков сгрызли и за пояс заткнули. Мы таких наоборот, из стаи выгоняем. Пускай себе буянят в другом месте…

— Ну пускай будут! — я очень жалобно на неё посмотрел. — В хозяйстве, всякое может пригодятся! А волки эти, меня сожрать хотели, вот и получили по заслугам. Может, всё же возьмём к себе? Ну пожалуйста…

Тяжело вздохнув, волчица подошла к перепуганным мальчишкам и каждого лизнула в лицо. Таким образом, приняв в нашу семью. А за ней, уже и все остальные, включая маленьких волчат, прошлись по их перепуганным, и так уже хорошенько обслюнявленным рожам.

***

Подпоясавшись поясом с любимым ножиком, я взглянул на весело прыгавших молодых волков вокруг пытавшихся заставить принести заброшенную куда-то вдаль, многострадальную дедову, берцовую кость, окончательно смирившихся со своей судьбой, и даже начавших получать от общения с грозными хищниками немалое удовольствие, младших братьев. Налюбовавшись возникшей идиллией, я с опаской посмотрел в сторону леса, как там мои медвежата? А то я с этими семейными делами, совсем счёт времени потерял! Надо бы поскорее отправляться им на помощь!

Но переведя взгляд с того места где я последний раз видел петляющего, раненного волком медвежонка, на их, всё ещё неподвижную мать. Я чуть не похолодел. Волчица, схватив за ногу медведицу, намеревалась откусить от неё лакомый кусок!

Нет, я конечно всё понимаю! Животный мир, все дела. Да и медведица эта, волкам порядком жизнь подпортила. Но она могла быть, ещё жива! И я тут же, сломя голову бросился на альфу. Вообразив, что я хочу отобрать у неё лакомый кусок. Она из любящей матери, вдруг превратилась в разъярённого зверя. И я только сейчас заметил, как она исхудала… Видимо те волки что здесь хозяйничали, и моей семье проходу не давали.

— Мама, — зарычал я очень и очень ласково. — Эта медведица, мне тоже была, мамой! — и подойдя к медвежьей морде, я нежно её лизнул.

Ошарашенные Элдак и Келджик, смотрели то на меня, то на взъерошившуюся самку. И не говоря ни слова, нагнулись, и тоже лизнули неподвижно лежащему медведю нос. А затем, поднявшись, стали возле меня и прорычали слово, — мама!

Я был неимоверно удивлён! Даже не тем, что у них во всех тонкостях получилось передать это несложное рычание, столько их поступком. Пять минут назад, эти парни были готовы расстрелять меня вместе с волками. Но пообщавшись с ними в тёплом семейном кругу, начали понимать всё с полуслова! Хотя, всю жизнь охотясь на этих самых, волков, может они и раньше научились воспроизводить эти не сложные звуки. Чем им балбесам, ещё здесь заниматься-то?

Остальные волки, осознав что я выжил только благодаря этой жестокой твари, ставшей для меня такой же матерью как и волчица, последовав примеру новых членов семьи, подошли к медведице и лизнули ей нос, чем снова меня сильно удивили! Ведь их альфа, была в корне с этим не согласна. И уже не рычавшая на меня волчица, просто смотрела на эту гору мяса, очумелым от голода взглядом. Я тут же подбежал к мешку и высыпал перед ней всю рыбу.

— Мама! — смотрел я в её безумные от голода глаза. — Ну пожалуйста, ешь! Я ещё принесу. А возле поваленного дерева, жирный олень лежит. Его точно, надолго хватит! Не трогай только, медведя! — ещё раз взглянув совершенно растерянным взглядом, то на меня, то на рыбу, она всё же присела и начала поглощать пищу. Все остальные волки, молча ждали пока она насытится. За исключением, совсем уж мелких волчат. Те же, без единого зазрения совести, принялись отнимать у волчицы самую крупную и жирную рыбёшку, предварительно уже располовиненную её острыми зубами, она же в ответ, только ласково поглаживала их языком.

— Комар! — вдруг крикнул мне Элдак. — Смотри! — указал он вдаль. Я взглянул в заданном направлении и снова похолодел… Вожак-чужак, схватив медвежонка за многострадальную ногу, быстро приближался в нашем направлении…

***

За метров пятьдесят от пещеры, он бросил свою неподвижную добычу, и быстро взобрался на каменное плато. Вызверившись на мою волчью семью, он тут же бросился на волчицу, что бы отогнать её от еды. Та в ответ, сразу же легла на спину. Подставив чужаку живот. Отец и вторая волчица, поджали хвосты. А мои братья-волчата, то и вовсе, жалобно заскулили, прося у огромного волчары прощения…

Элдак и Келджик, начали искать глазами свои лук и стрелы, но в суматохе, заигравшись с волками, они оставили колчаны с другой стороны пещеры. И уже были готовы рвануть через этого могучего хищника. Я жестом показал, чтобы они пока не дёргались. Эти волки, явно захватили здесь власть. А мою семью, даже не приняли в ставшую хозяйничать на их же земле, многочисленную стаю. И судя по дружно поджатым хвостам, с собой на охоту, они их тоже не брали. Оставляя бывшим хозяевам, лишь жалкие крохи. Отведя им при этом, место самых бесправных и бесполезных волков-бродяг, вынужденных кое-как выживать, в этом и так, невероятно жестоком мире.

Увидав убитых сородичей, новый вожак поднял голову вверх и призывно завыл. С два десятка сильных глоток, тут же завторили ему в ответ. В общем, положение моей вновь обретённой волчьей семьи, было крайне незавидное. И я, крепко сжав свой медвежий коготь, решил подождать всю стаю, и одним точным ударом, решить возникшую проблему…

Глава 14

Около сорока матёрых хищников окружили нашу многострадальную, каменную пещеру. Новый вожак поднял хвост трубой и ещё раз призывно завыл, вызывая на поединок несогласных с его кандидатурой, зубастых смельчаков. Не подбирая самых унизительных выражений в отношении его будущих соперников, он явно был настроен преподать хороший урок всякому, кто всё же рискнёт здоровьем и бросит вызов новоиспечённому, могучему альфе…

Я дал ему время насладится этим, без преувеличения великим в жизни каждого волка моментом. О котором с грудного возраста мечтает каждый волчонок. Стать таким же удачливым охотником, как и его родители. А быть вожаком в таком довольно многочисленном волчьем клане как этот, и вовсе было пределом желаний для любого волка. Но время для самолюбования закончилось. Так и не увидав длинной вереницы выстроившихся в очередь конкурентов, громадный, абсолютно чёрный хищник, оскалив ослепительно белые зубы, не спеша повернулся в мою сторону. С единственным, хорошо читаемым намерением. Закрепить свою власть перед удивлённо таращившимися на меня волчьими мордами огромной стаи, а заодно и жестоко отомстить за своих убитых сородичей.

Но с этим была не согласна, вся моя вновь обретённая, волчья семья. И даже толком ничего не понимающие малыши, и те, подражая своим родителям и прячась под брюхом тут же подорвавшейся на ноги мамаши, грозно зарычали на нового главу их клана. А Элдак с Келджиком подбежали к брошенным колчанам и до звона натянув тетиву, нацелили на вызверившегося вожака, свои острые стрелы.

— Я Хо! — брызгая слюной, рычал на нас огромный, черный волк. — Я великий и могучий охотник! И с большим удовольствием перегрызу этому жалкому крысёнышу, его тонкую шею! — в подтверждение своих слов, Хо ещё больше зарычал, оскалив свои великолепные клыки. И я ещё раз убедился, что это действительно был самый огромный волк из всех, что я видел в своей недолгой жизни…

— Это мой сын! — исходила в ответ белой пеной, не на шутку разозлившаяся мать-волчица. — Попробуй только прикоснутся к нему своими гнилыми зубами, мерзкий, чёрный урод! И ты тут же ощутишь дыхание смерти на своём холёном горле!

— Тихо все! — прорычал я на ощетинившихся волков. И поднятой вверх рукой, остановил братьев от не нужных пока что, выпущенных стрел. После которых вся стая, как пить дать, оставит от нас одни обглоданные кости. А может, даже и их не оставит. Покрепче сжав в руке свой волчий коготь, я, как и следует настоящему волку, вызвал нового вожака на последний в его жизни, а возможно и моей, кровавый поединок…

— Я, — Комар! — стукнул я себя в грудь. — Самый великий из всех великих охотников! Истинный хозяин этих мест, вызываю тебя, противную отрыжку склизкой, зелёной лягушки, на смертельный поединок! — ходя кругами вокруг здоровенного зверюги, под подлые смешки собравшейся стаи, поливал я отборными волчьими ругательствами, ошарашенного соперника. Чего-чего, а услышать волчью речь от странного, двуногого субъекта, он никак не ожидал. Я же, продолжал во всех красках описывать, что сделаю с его вырванным, трусливым сердцем, не переставая подливать в костёр закипавшей волчьей крови, самых крепких, волчьих словечек, которых я нахватался у своего любимого дедули. Единственного, кто меня всегда с полуслова понимал и хоть как-то пытался учить различать эти странные, гортанные звуки. Правда, для связки волчьих слов, дедуля не стесняясь через раз вставлял не очень-то приличные выражения, которых у него в запасе имелся вагон и маленькая тележка. Вот эту небольшую тележку, я сейчас и вывалил на ошарашенного, молодого волка, не забывая при этом скалить зубы и грозно рычать, подчеркивая свое презрительное отношение к своему клыкастому сопернику.

— Ты испражнение дохлой крысы, плод любви грязного червяка и трусливого зайца, не достоин великой чести, быть вожаком этой великой стаи! — глядя, как смутилась моя мать, закончил я на более или менее приличной ноте.

— Комар-р! — на удивление чётко произнеся моё имя, ответил волк, мало что понимавший из моего человеческого, детского рычания. Но суть, он видимо уловил правильно. Его сейчас всячески поносило и унижало, довольно изворотливое и опасное создание. И самое главное, что его смущало во всей этой ситуации, оно его, сильного, лютого зверя, совершенно не боялось! А ведь любой, даже едва заметный страх, он легко улавливал на раз… — Ты, — великий охотник! — вдруг признал огромный зверь. — Ты убил, не одну зиму водившего нас на охоту, хоть и могучего, но уже совсем старого, и потерявшего бдительность вожака! И трое его грозных, младших братьев! Но тем приятней будет для Хо, перегрызть мелкому крысёнышу глотку и насладится его смелой кровью! Готовься к смерти, Комар-р… — ну, или что-то в этом роде… Я тоже, не очень-то и понимал, что он там рычит себе под нос. Ведь сколько времени прошло! Но глядя на его опущенный к горизонту хвост, я наверняка знал одно. Он меня, двухлетнего малыша, как минимум, уважает! Что мне, ещё вчера волчонку-молокососу, доставляло немало поводов для гордости. И конечно же зависти, внимательно следивших за нами, поджавших хвосты в присутствии нового альфы, моих молочных братьев-волчат.

Но тут, несмотря на всю мою невероятно раздувшуюся от завышенной самооценки грудь колесом, быстрый прыжок огромной чёрной тени, сбил меня с ног, а моего могучего противника с толку. Совершенно не ожидая что ему так легко удастся повалить столь грозного соперника, Хо провалился всем телом, и без малейшего участия с моей стороны, перевалился через свою удивлённую голову. Но не успел он стать на ноги и что есть мочи рвануть в очередную, мощную атаку, как тут же рухнул словно подкошенный, на свою костлявую, волчью задницу…

Я хоть и прозевал этот неожиданный бросок, но всё же успел махнуть своим, невероятно острым ножичком, зацепив видимо его заднюю ногу. Мне же, кроме несильного удара затылком об каменный пол, ничего считай и не было. И я, улыбаясь его жалким потугам встать, победно завыл…

Хотя о не было, это я пожалуй, всё же погорячился. Почувствовав сзади что-то мокрое, я потрогал свою голову. И тут-же резкая боль ударила мне в мозг. Волк же наконец-то поймав баланс, перебросил вес тела на целую заднюю лапу, и почуяв мою кровь, влил в себя порядочную порцию адреналина, и скорее грозно смеясь чем рыча, подпрыгивая, снова попёр на меня.

— Комар! — проорал Элдак. — Ты как? Может ну его к лешему, эти ваши волчьи забавы?

— Да брат! — искренне поддержал его Келджик. — Давай мы всё же тебе поможем! Уж больно огромная зверюга попалась! Мы таких раньше, никогда и не видывали, правда брат?!

— Не лезть! — только и успел я проорать двум нетерпеливым обормотам. — Готовым в любой момент истратить весь запас стрел на эту, во всех отношениях милую, чёрную собачку. — Я и сам сейчас, легко справлюсь! Наверное…

Насчёт легко, это я конечно, немножко загнул… После резкой боли, у меня началась кружится ещё и голова. Да и мутило знатно. Быстро дыша, я кружил вокруг прыгающего на задней лапе соперника, периодически сотрясая головой, пытаясь убрать появившуюся перед глазами пелену и навести резкость на время от времени приближавшегося ка мне волке.

— Йошкин кот! Да что же такое-то! — почувствовав как теряю сознание и собрав все свои силы, я прикусив до крови нижнюю губу, сам бросился на застывшего от неожиданности вожака, явно обрадовавшегося, что больше не нужно гонятся по всему плато на одной ноге, за своей юркой добычей. И Хо, чуть не захлебнувшись от счастья, своей же, в избытке выделявшейся слюной, с благодарностью меня встретил, резко дернувшейся в моём направлении зубастой пастью. Но и я не зря каждый день уворачивался от смертельных медвежьих плюх. Свирепый оскал остался где-то позади, я же схватившись за переливающуюся на солнце, удивительно чёрную шерсть, подпрыгнул и тут же взобрался на огромного зверя, словно на небольшую лошадку. Сжав мускулистое тело ногами, я со всей дури загнал острый ножик в его взъерошенный загривок. А дальше, всё снова закружилось и задёргалось… Из последних сил хватаясь за мокрую от хлещущей кровищи шерсть, и не выпуская из ладоней свой острый коготь, я ещё пару раз вонзаю его куда-то в волчью тушу, но не в силах удержатся на скользкой волчьей шубе, всё же соскальзываю вниз…

Периодически открывая глаза, мельком вижу как вдруг оживший, храбрый медвежонок, схватив зубами волка за хвост и упираясь всем телом о каменный пол, пытается оттащить его клацающую морду, от моего носа.

При очередном взмахе ресниц, картина немного меняется…

Уже вся моя волчья семья вместе с медвежонком, тягает еле огрызающегося вожака по всему плато. И перед тем как окончательно вырубится, я вижу совсем уж непонятные мультики. Вся стая бросается на помощь черному волку, свистят стрелы, а ревущая от негодования, наконец-то очнувшаяся медведица, могучим ураганом проносится по волчьих, зубастых мордах…

— Ох и не завидуя я этим грязным, земляным червякам…

***

— Всё-всё, брат! Успокойся! — услышал я перепуганный голос Келджика. — Ты мне так, чего доброго, ещё и нос отрежешь… А он у меня один целый, считай и остался… — быстро вскочив на ноги, я всё ещё продолжая сражаться с лезущими волками, махал перед лицом испуганного пацана, своим медвежьим когтем.

— Что? Где мы? И почему так темно? — посмотрел я в непроглядную тьму. — А это ещё что? — сзади меня была кое как привязана, пропитанная потницей, очень вонючая тряпка. Я снял её с головы и ещё раз понюхав окровавленную ветошь, выбросил, а затем взглянул на еле различимую фигуру, отскочившего подальше от меня Келджика.

— Как голова? — заботливо спросил он. — Волки случайно, её полностью не отгрызли?

— Хорошо. Совсем немного кружится, а так, вроде всё в порядке. — честно признался я.

— Ну, понятно что кружится… Сколько крови потерять. Возьми он, потницы выпей. Она тебя быстро на ноги поставит.

Я оглянулся. Странный, очень тусклый, зеленовато-голубой свет, исходивший от стен пещеры, еле выделял меня вместе с моим названным братом, из окружавшей нас тьмы. Я взял протянутый бурдюк и как следует хлебнул. Но вкуса почему-то не почувствовал. Только отвратный, смрадный запах гниющей плоти. И до того воняло, что я тут же закашлялся, и вся алкогольная дрянь, обжигая детское горло, потекла по моей груди.

— Хороша потница! — подбодрил меня Келджик. — Игды плохой выпивки, точно не сделает! Он очень хороший слуга. И зачем он Ахмета на тебя променял? Ума не приложу…

Но тут резкий сполох, а затем и разряд молнии, влепил в ближайшее небольшое дерево, буквально в полусотни метрах от нас.

— Не бойся Комар! — похлопал по плечу, пригнувшегося от вспышки молнии ребёнка, Келджик. — Мы в царстве Тенгри… — и в подтверждение его слов, ещё один разряд ударил практически в десяти метрах от пещеры. И я вдруг похолодел. От этой вспышки, лицо Келджика осветилось, и я не увидел на нём, большей половины головы. Лишь зияющая, разорванная острыми зубами, дыра! Я тут же от страха, сел на задницу. И сразу же подорвался на ноги.

— Аккуратней брат! — Элдак, или вернее то, что от него осталось, лежал практически без обеих ног и подползя к каменной стене, опёрся на неё рукой в тщетной попытке встать. Но тут же соскользнул, оставив на еле светящейся скале, темный,кровавый след…

И тут, бабахнуло уже практически рядом со мной. Запах озона и вонь горящей шерсти, поверг меня в ужас. Огромная, почти обглоданная медведица с жалобно ревущим медвежонком, размахивая своими горящими лапами, шли прямиком на меня. Попятившись от страшных ходячих факелов, я зацепился за отгрызенные волками ноги и упал на спину. Тут же почувствовав, как мне в горло попало что-то неприятное. Потянув за нащупанный вместо плоти, кожаный ремешок, я достал от туда, окровавленный, фамильный медальон…

Освещаемый быстро сменяющими друг друга молниями и дюжиной горящих факелами до боли знакомых фигур, я поднял голову к верху, и что есть сил проорал:

— Прошу тебя, только не так! Позволь, я всё исправлю! А ты потом выставишь мне, свой немалый счёт…

И Тенгри меня услышал. У меня над головой полыхнуло, и невероятной силы молния полетела прямиком в меня…

***

Загнанный по самую рукоять медвежий коготь, насквозь проткнул тянущуюся к пока ещё целому горлу, волчью пасть. А последовавший за ним, второй удар в висок, тут же прикончил бросившуюся на меня, жестокую тварь. Выбравшись из-под придавившего меня, очень худого волка, я бегло оценил сложившуюся обстановку. Шесть матёрых хищников плотным строем обложили мою волчью семью и израсходовавших все стрелы, младших братьев. Прижавшись спина к спине, они устало отмахивались от теснивших их зверей. Ещё одна многочисленная группа, словно голодные пираньи, облепила медведицу и всем скопом пытались повалить её на землю. Спасшего мою жизнь медвежонка, нигде видно не было…

Я поискал глазами свой лук. Он вместе с полным колчаном лежал возле каменной стены. Но там, как назло, отдыхало двое, серьёзно раненных волков. Хоть и истыканных стрелами, но всё ещё достаточно опасных. Подняв сползшую на глаза, повязанную кем-то из братьев и пропитанную потницей повязку снова на лоб, я тут же метнул свой ножик полуживому, охраняющему мой драгоценный арсенал, громадному волку, прямиком в шею. По дороге к порядком заждавшемуся меня оружию, вырываю из неподвижной туши большую стрелу, и на бегу, словно копьё, вонзаю ему же, в уже безжизненный от потери крови, стеклянный глаз. Запрыгнув на почти испустившего дух волка, быстро вытягиваю свой ножик и всаживаю точно в темечко, дёрнувшегося на меня второго, полуживого хищника. Когда-то грозный волчара, лишь пару сантиметров не достав до моего лица, на пару секунд замерев в одном положении, пристально смотрит мне в детские глаза, а затем падает на всё ещё булькающего кровью, товарища…

Лук у меня. Почти полный колчан, тоже приятно тянет плечо. Ехидно улыбаясь, выбираю себе первую жертву… Но проклятая повязка, снова сползает на глаза. Сдуру, яростно срываю её с себя, чтобы не мешала. И тут же чувствую как ещё недавно запёкшаяся в волосах кровь, снова мелкой струйкой бежит по шее.

— Да что же это за день-то сегодня! Куда не плюнь, всё наперекосяк… — пытаюсь успокоится и прогоняя недавние, по прежнему стоявшие перед глазами, страшные картинки с детской головы, всё ещё не стреляю, а подобрав окровавленную, грязную тряпку, возвращаю её на прежнее место. Прекрасно понимая, что кровь во что бы-то ни стало нужно остановить. А то, сколько её у меня, крови-то этой? Её беречь нужно… Но к моему сожалению, дело уже сделано. И к небольшой тошноте, прибавляется ещё и головокружение…

— И куда он делся-то?! — ищу глазами очень нужный сейчас предмет. Меня снова сильно качает, и чтобы окончательно не свалится в обморок, я тут же падаю на колени и в очередной раз вспоминаю свой страшный сон. Или это не сон? Не важно! Главное, что эта невероятно противная, вонючая жидкость, изготовленная моим драгоценным слугой и по совместительству профессиональным пьяницей Игды, каким-то странным образом, должна спасти мне жизнь… — Да вот же она! — я с последних сил вытаскиваю из-под дохлого волка бурдюк, ложусь на спину и делаю три быстрых глотка…

— Птьфу-тьфу-пфу! — да она ещё противней, чем в том страшном сне о царстве мерцающих молний, небесного владыки Тенгри! Но к моему удивлению, эта дрянь всё же работает, и мне тут же становится значительно лучше. Поднявшись наконец на ноги и взяв в руки лук, я почти не целясь, выпускаю бросившемуся на Келджика волку, свою быструю стрелу прямо в глаз…

Клацнувшие возле лица подростка зубы, всё же оставляют у облегчённо выдохнувшего мальчишки, две красные борозды на его пухлой щеке. Вторая, а за ней и третья стрелы, летят во вцепившихся мёртвой хваткой в ноги Элдака, двух матёрых хищников. На которых удары кривым луком, не производят никакого впечатления. И две торчащие с шеи небольшие стрелы, для них тоже, видимо маловато. Но вторая партия свистящие смерти, тут же довершает дело с одним из вкусивших кровь, серых охотников. Элдак, превозмогая боль и выбросив бесполезный лук, хватает огромного волчару за уши, пытаясь оттащить того, от своей окровавленной ноги. Пришедший на выручку с трудом держащемуся на ногах брату, Келджик, несколько раз загоняет свой клинок в волчью шею.

Я же, продолжаю поливать захватчиков своими небольшими стрелами. Чужаки в жестокой зарубе с моими приёмными родителями, всё же загрызли одного из моих молочных братьев-волков. Да и второй матери-волчице, тоже изрядно досталось. Но увидав в моей руке волшебную палку-убивалку, волчата, во главе с Ворчуном, тут же набросились на оставшуюся троицу, пытавшуюся справится с их роднёй, с удвоенной силой. Да так разошлись, что даже Келджик с Элдаком, предусмотрительно отошли, чтобы не попасть под зубастую раздачу. Стрелять в эту кучу-малу, не было никакого смысла, и я поспешил на помощь еле ворочавшей туловищем медведице.

Стоя на самом краю каменного плато и слегка отрыгнув пары довольно крепкого алкогольного напитка, я парочку раз икнул и с большим трудом переборов непреодолимое желание вернуть эту дрянь наружу, начал нашпиговывать вцепившихся в огромную медвежью тушу волков, своими небольшими, острыми палочками. Увлечённые схваткой с грозным и лютым зверем, волки не сразу обратили на меня своё внимания. Пока самые удачливые из них, по какой-то причине не начали падать замертво, а освободившаяся от зубов и идущих к ним в комплекте тяжёлых тел, неустанно тянувших её вниз, медведица, не начала расшвыривать их словно маленьких щенят. Вот тогда-то группа из десятка активно не участвовавших в укрощении ревущего зверя, волков, увидав новую угрозу, дружно двинула в мою сторону.

Не успел я толком испугаться, как ловкие хищники начали взбираться на плато. Играть с ними в нового хозяина горы было нечем, да и незачем. Дедова кость, валялась где-то внизу, да и ничем хорошим эта жестокая игра, тоже бы не закончилась. И я, всё же выпустив очередную смертельную тройку в помощь, всё ещё таскавшему на себе с десяток хищников, медведю, начал судорожно ловить приближавшихся волков своим, и так плавающем от вновь накатившей слабости, прицелом.

Прилетевшая точно в зубастую морду стрела, упала вместе с кувыркающимся, исхудавшим телом, по каменному склон вниз. Проводив дохлого волка довольным взглядом, я тут же выцеливаю очередную, приближающуюся ко мне, поджарую фигуру. Ясно представив как острый наконечник вонзается в крепкую черепушку, отправляю в тёмное царство Тенгри уже третьего, сражённого моим точным выстрелом, ловкого зверя. Не найдя в колчане, больше ни одной волшебной палочки, я тут же отбрасываю лук в сторону, и присев на корточки, снова выхватываю из ножен свой любимый, острый ножичек. Дышу очень часто, пытаясь максимально насытить всё ещё имеющуюся во мне кровь, спасительным кислородом. Но это к сожалению, не сильно-то и помогает. И мир вокруг меня, начинает потихоньку меркнуть…

— Только не сейчас… — шепчу я себе. Держись! Ты сможешь… — но не успел я в прыжке уйти от летящей на меня зубастой пасти, попутно распоров волку брюхо, как его рычащую голову откидывает промелькнувшей рядом с моим носом, быстрой стрелой. Это Келджик, перевязав сидящему возле каменной стены брату, его искусанные ноги, сшибает метким выстрелом бросившегося на меня волка. Остальные, завидев как очередной соплеменник упал замертво, в панике спускаются вниз, что есть сил убегая от летящей на них шестёрки разъярённых волков и грозно рычащих, совсем ещё маленьких волчат…

Почувствовавшее былую силу, родственнички, под предводительством матери-волчицы, не останавливаются на достигнутом, а гонятся за волками дальше, до всё ещё пытающейся вылезти из крепких объятий кучи порядком потрёпанных хищников, медведицы. Келджик, успевший набрать с дюжину стрел, посылает их одна за одной в убегающих волков. Волчица, вместе с остальными членами семьи, вгрызается в плоть терзающих медведицу противников, и стащив таким образов парочку самых опасных, вновь развязывает мишке её мощные лапы.

Медведица же, несмотря на все мои опасения, четко разграничивает волков на тех что пытаются ей помочь, и кровожадных монстров. Точные удары и взмахи когтистыми лапами, ломают жизнь ещё парочке серых убийц. И те, увидав что дела совсем плохи, сопровождаемые своими неугомонными соперниками и летящими в них точными стрелами, тут же дают дёру.

Я же, из последних сил пытаюсь не потерять сознание. И дождавшись пока медведь встанет на задние лапы и призывно закричит, подзывая к себе своих медвежат, тихо мекаю в ответ, и падаю в бездонный, черный колодец…

Глава 15

— Игды, — молодец! Игды, — знает своё дело… — сквозь полуоткрытые веки я смотрел как мой драгоценный слуга, пританцовывая и маша дымящимся кадилом, наполнял полутёмную юрту ароматом неизвестного мне, явно не местного, и невероятно вонючего растения. При этом сам себя же и нахваливая. Его едкий, приторный запах, проникая в мой детский мозг, заставлял волосы на голове вставать дыбом, а глаза слезится и вылазить из орбит. Не в силах выносить очередное издевательство ядрёным ароматом, я закашлялся и приложив все имеющееся у меня усилия, всё же вылез из провонялой забористой травой, юрты. Но не успел я вдохнуть свежего воздуха, как у меня тут же закружилась голова. И перед тем как окончательно плюхнуться в мокрую траву и снова погрузится в пугающую темноту, прошептал озадаченным моей бессвязной речью, младшим братьям:

— Медвежонок… Дерево… Верёвка… Спасите…

***

— Вставай внучок! Ну же, просыпайся шалунишка. Как ты вырос-то… — шершавый, тёплый язык снова лизнул моё лицо. Я открыл глаза. Предо мной маячила до боли знакомая, волчья морда.

— Не может быть! — выкрикнул я и тут же обнял наклонившуюся ко мне мохнатую шею. — Но как! Как ты можешь быть живым? Ты же…

— Умер?.. — с хорошо читаемыми нотками горести, и как то уж очень чётко и внятно, спросил меня мой, давно почивший в неравной схватке с разъярённой медведицей, дедуля-волк. Берцовой костью которого, я ещё совсем недавно отбивался от стаи злых чужаков. И не то, что бы я уж совсем не понимал их рычание, но до полноценного общения, было ещё очень и очень далеко.

— Да… — отвёл я глаза и огляделся вокруг. В принципе, ничего необычного… Та же пещера, те же до боли знакомые камни с поросшим на них мхом. Только вместо леса, вокруг берлоги был непроглядный туман. Такое впечатление, что кто-то разлил молоко, а затем ещё и вскипятил его зачем-то… Я тут же подошёл к краю каменного плато и потрогал руками эту густую, словно шерсть медведицы, мару. И только я уже хотел шагнуть в почему-то так манящую меня, бесконечную, белую дымку, как меня, тут же окликнули.

— Погоди Комар! — проскрипел дед-волк. — Не уходи! Побудь ещё немного со мной. Позволь старому, облезлому волку, облегчить свою душу. Я ведь так о тебе соскучился… — опомнившись я обернулся и увидал у обречённо смотрящего сквозь меня дедули, выступившие на глаза слёзы.

— Деда! Ты чего? — вернулся я к старику и тут же слизал солёные капли. — Я ведь никуда и не ухожу. Ты же столько для меня сделал! Словами не передать. Просто, очень странное место… Может и не настолько странное, как то, с горящими медведями, но всё же…

— Я совершенно никудышный волк! — положив голову на мое плечо, продолжал лить слёзы дед. — Не смог уберечь тебя от зубов этой жестокой медведицы!

— Деда! Не плач! — успокаивал я как мог старика. — Только благодаря тебе, я тогда жив и остался…

— Правда? — на секунду обрадовался волк. Но затем снова загрустил. — Но ведь если я умер, то и ты получается, тоже… Это ведь так?

— Я не знаю… — честно признался я.

— Я знаю… И теперь понимаю, почему здесь застрял. Я ждал тебя. Но тебе здесь всё равно не место. Во всяком случае, пока… — и старик поведал мне историю своей непростой жизни…

***

— Когда-то, очень, очень давно, когда деревья были невероятно большими, а я ещё совсем маленьким волчонком, мою мать убили такие же как и ты, двуногие создания. И меня вместе с братьями и сёстрами, забрали к себе в берлогу.

Поначалу нас кормили, а их дети игрались с нами. Но потом, стали по одному куда то забирать. Пока я и вовсе не остался совсем один. Больше я своих братьев и сестёр, никогда не видел… И с горя и одиночества, перестал есть. Но мальчишка, который со мной по прежнему игрался, не сдавался. Он всё время подбадривал меня и пытался хоть чем-то накормить. И я, почувствовав что не одинок, принял его в свое сердце, как родного брата. Его доброта помогла мне выжить и даже получать от жизни удовольствие, особенно, когда мы были вместе. После того как я окончательно поправился, мальчик продолжил кормить меня едой. Но делал это, не просто так. Показывая разные предметы и совершая определённые действия, он по несколько раз издавал соответствующие им звуки, пытаясь таким образом научить меня своему языку. И я, понимая что здесь он мой единственный друг, прилежно учился. Да и как не учится, ведь в случаи правильного ответа, он непременно одаривал меня очередной порцией вкусной еды…

И всё в моей новой жизни, вроде бы меня устраивало. А добродушный мальчишка и вовсе, заменил мне всю мою семью. Мы очень много времени проводили вместе. Я с полуслова понимал его, он же в ответ, ещё больше ко мне привязывался. И даже называл своим единственным, настоящим другом… Но время шло. Я подрос, а соседские собаки всё больше нервничали. Да и отец мальчишки наконец-то заметил, что непонятно куда исчезает еда, а ещё недавно, самый худющий, ни на что не годный волчонок, который со дня на день должен был непременно испустить дух, хорошенько так, подрос. А в одной из драк с местными псами, и вовсе, неожиданно вышел победителем. И не смотря на свой небольшой размер, показал характер настоящего хищника. Быстро прогнав мелкую свору со своего двора и не дав в обиду хозяйскую кошку…

— И что дальше? — спросил я у вдруг замолчавшего волка, с нетерпением ожидая продолжения истории.

— В одно страшное, туманное утро, не успел я открыть глаза, как оказался в тёмном, душном мешке. — продолжил уныло старик. — Наверное, не стоит рассказывать как я испугался… И как оказалось, совсем не зря… Меня принесли на какое-то болото. Где было очень много молодых, постоянно лающих псов. И все они были страшно голодны. Из разговоров двуногих я понял, что их будут тренировать охотится на волка. И мне ни за что не позволят выжить. Потому что собаки, обязательно должны почувствовать мою кровь… Первым моим желанием было сразу дать дёру, но из дальнейших речей я понял, что лучшим вариантом для меня, будет притворится напуганным, беззащитным волчонком. И тогда они меня отнесут подальше, что бы собакам было тяжелее меня поймать. Моя небольшая хитрость сработала. Увидав перепуганного, ни на что ни способного зверя, они очень расстроились и отнесли меня подальше от жаждущей крови своры… При этом не забыв хорошенько порезать мне заднюю лапу, что бы я далеко не убежал…

— Дед. — погладил я волка. — Мене очень жаль…

— А резал лапу, отец того самого мальчика. — продолжил волк. — На глазах сына. Но тот, молча глядя на происходящее, всё же попросил отца на прощанье погладить свою любимую собаку. Отец хоть и пошатал осуждающе головой, но глядя на выступившие у мальца слёзы, всё же махнул безразлично рукой и пошёл к еле сдерживаемым псам. Мальчик наклонился ко мне и сказал, — успокойся, и дай мне порезанную лапу. Я дал. Он очень быстро завязал на ней кусок своей одежды. Которая хоть и немного, но остановила кровь. И погладив меня, он тут же убежал, уворачиваясь от бросившейся на меня своры…

— Мне очень жаль… — снова повторил я.

— Я сразу рванул за упавшее дерево. Несмотря на порез, бежать мне это не мешало. Порезали так, что бы я истёк кровью и не смог далеко уйти в этих топях. Обежав дерево, я увидел небольшую расщелину. Хоть и достаточно глубокую, но не широкую. Как раз такую, что бы там можно было протиснутся по одному. Попятившись, я приготовился встречать моих врагов своими острыми клыками…

После небольшой паузы, где старый волк немного оскалив зубы грозно зарычал, — видимо заново проживая те страшные мгновения, он продолжил…

— Закончив с очередным псом, я опустил его безжизненное тело на туши неподвижно лежащих собак. Брызнувшая с разорванного собачьего горла кровь, мгновенна окрасила меня в ярко алый цвет. И не было ничего в мире слаще, чем вкус поверженных тобой врагов. Я приготовился к встрече с ещё тремя псами. Но они не захотели умирать в это мрачное утро, а поджав хвосты, убежали к своим хозяевам. И сколько бы те их не были и не угрожали, псы напрочь отказались вернутся и присоединится к своим дохлым товарищам. По трупам собак, я с трудом выбрался наверх, запрыгнул на дерево и посмотрев в глаза мальчишке, прорычал на его мерзком языке. — Ты, тр-рус! — и он меня услышал… И даже крикнул, — прости! — но мне уже было всё равно… И не дожидаясь набегавших на меня двуногих охотников и свистящих стрел, я убежал в лес с твёрдым намерением непременно отомстить…

Волк вдруг отвернулся от меня.

— Когда я увидел что принёс мой внук… — рн запнулся и глотнул слюну. — Я чуть не захлебнулся от злости! До того хотелось тебя тут же разорвать в клочья!

— И почему не разорвал? — спросил я шёпотом. Но дед меня услышал и тут же прошипел.

— Нет смысла мстить несмышлёнышу… Это всё равно что съесть яйцо, а потом убеждать себя в том, что слопал целую курицу… Я с большим трудом уговорил волков оставить тебя в живых… Выдумав что ты дар наших ушедших предков, и что ты станешь нашим лучшим охотником, а однажды, даже спасёшь всю волчью семью… Волчица сначала мне возражала, но увидав как ты весело играешь с её волчатами, смерилась, и просто души в тебе не чаяла всё это время…

— Ты знаешь что такое душа? — удивился я.

— Знаю. Мальчик мне рассказал… Но у вас, двуногих. Её точно нет! Вы убиваете просто так, ради забавы, а не ради еды. И даже себе подобных! Я это видел, и не раз…

— Но ты же спас меня от медведя! Жизнь свою за меня отдал! — не выдержав, выкрикнул я. — Ты, мой любимый дед-волк! Ты учил меня говорить! Отогревал от холода. Ты не мог меня ненавидеть! — чуть не заплакал я. — Прости, но я тебе не верю! — и слёзы сами навернулись на мои глаза.

— Да. — согласился волк. — Я тебя учил говорить. Но только лишь для того, что бы ты узнал, насколько я был зол! И как мне, перед тем как насладится его сладкой кровью, хотелось всё это высказывать этому трусливому мальчишке прямо в лицо! И в тебе Комар, я видел именно его. Предателя, бросившего на верную погибель единственного верного друга, и даже не попытавшегося его спасти. И больше никого…

Седой старик снова посмотрел в мою сторону.

— Но чем дольше я с тобой общался, чем больше узнавал, ко мне приходило понимание того, как же я ошибался, сравнивая тебя с тем трусливым, двуногим ничтожеством. Ты не человек. Да, пусть и в теле двуногого мальчугана, да ещё и в шкуре медведя. — наконец-то улыбнулся волк. — Но у тебя, — душа настоящего волка! Ты то, чем никогда не станет тот мерзкий мальчишка, даже если бы он родился в волчьей стае! Моим лучшим другом. Который никогда меня не предаст… Поэтому я просто позабыл о своей мести и полюбил тебя всем своим разбитым сердцем. Наконец-то, обретя покой… Прости меня если сможешь, Комар…

— Да какое там, прости! Дедушка! — я тут же смахнул слёзы, повернулся к нему лицом, и снова, что есть сил обнял старика. — Что ты такое говоришь! Это ты нас, прости… — было очень приятно, волнующе, вот так взять и вернутся в прошлое. К самым беззаботным и счастливым дням в моей жизни…

— Но я так и не успел научить тебя нашему языку! А это никуда не годится… — вдруг вспомнил волк. — Так что, это мой тебе, прощальный подарок…

Волк, наконец почувствовав облегчение, тут же тяжело вздохнул и вместо приятного лохматого зверя в моих руках оказался лишь вездесущий, сизый туман. Я обернулся, нигде волка не было. А лишь небольшая тень где то вдалеке, отдалённо напоминала его размытый силуэт. Я тут же побежал за ним. Всем телом провалившись в это белое, пушистое молоко из моего далёкого детства…

Глава 16

— Попался щенок! — не успел я войти в молочную реку и отдаться её неторопливому течению, как противная рожа вонючки-шамана тут же нависла надомной, и расплывшись в широкой улыбке процедила сквозь гнилые зубы. — Не долго же я тебя ждал, Комар! Сети свои, только-только, наладить успел… И тут такой знатный улов! Так что дорогой, будет у меня сегодня праздник… — покрутил он своим щербатым ножиком перед моими удивлёнными лицом.

Я попытался встать. Но куда там! Всё моё тело было опутано удивительно крепкой паутиной.

— Что случилась, малыш? Ты теперь уже не такой смелый? — любуясь на все мои тщетные попытки вылезти из под сплетённой им мелкой паутины, чуть не плакал от умиления очень странный мужик.

— Отпусти дитё, урод! — убедившись, что мне ни как не выбраться, надавил я на явно отсутствующую у вонючки жалость. — Ты же знаешь закон! Покуда я выше колеса от телеги не вырос, — трогать меня не смей! Иначе…

— Что, иначе? Смерть?! — лишь снова улыбнулся на мои страшные угрозы шаман. И отойдя к тускло отсвечивавшей голубым светом каменной стене, расставил вопросительно руки. — А как ты думаешь, сопляк, где мы с тобой сейчас находимся? В лагере у Ахмета? Или может быть у тебя в деревне? — он вдруг резко переменился в лице и проорал. — По дороге в царство Тенгри, мы находимся! Сосунок… И это ты меня туда гадёныш отправил, так нагло забрав мою драгоценную душу! А без души, Комар, ни туда попасть нельзя, ни от туда! А можно лишь в бездушную тварь превратится, коих здесь тоже предостаточно… Так что, немедленно верни мою душу малец, и будем с тобой квиты…

Не говоря больше ни слова, шаман подошёл ко мне и опустившись на колени, поднял над головой руки и что есть сил, вонзил свой кривой ножик мне прямо в сердце…

***

— Что происходит?! Не может этого быть! — сквозь прикрытые от страха веки, я смотрел как вонзаемый раз за разом в меня нож, встречая неопределимое препятствие, приводил шамана в неистовую ярость. — Ну же, режь! — орал он обращаясь к своей ржавой железке. — Прошу тебя! Ты же мой единственный, жертвенный нож! Ты не можешь меня сейчас подвести! Сделай в этом мелком теле, хоть одну малюсенькую дырочку, для изъятия моей драгоценной души!

Но как не ползал он вокруг моей небольшой фигуры со своим ножом, как не резал моё неподвижное тело, так ничего у него и не получилось. Не поддавалась эта странная защита…

— Стоп! — скомандовал сам себе шаман. — Вот я безмозглый дурень! Наверняка это кто-то из этих тварей его защищает… — и он пристально посмотрел на стену позади меня, где я с трудом повернув голову, увидел плотно замотанных в паутине, пойманных этим негодяем, несчастных зверушек.

— Какой, всё же, огромный волк! — ещё раз изумился шаман. — Такого красавца и убивать-то жалко! Хороший бы из него охранник получился… — И не долго думая, загнал жертвенный нож прямо в сердце огромного зверя…

«Прощай Хо, наглая твоя морда, ты был храбрым волком и достойным противником…» — попрощался я с чёрным монстром, который, кроме как грозно зарычать, а затем и испустить дух, выпустив при этом вспыхивающий молниями небольшой комок, ничего так поделать и не смог. Но когда он подошёл ко второму мохнатому телу. Сердце у меня забилось значительно сильнее, руки что есть мочи напряглись, и с трудом разрывая надрезанные шаманом крепкие нити, я всё же выбрался на свободу.

— Эй, вонючка! — окликнул я уже было занёсшего на медвежонка руку, шамана. — А ну! Отошёл от моего брата! А то я быстро твой мерзкий язык отрежу и тебе же в глотку засуну! — пригрозил я ошарашенному мужику, выставив вперёд свой медвежий коготь. Но шаман, вместо того что бы отказаться от своего мерзкого плана и явно обрадовавшись моей реакции на пойманного им зверя, три раза ткнул в маленького медвежонка своей ржавой, но от этого не менее острой железякой…

Убедившись что искрящаяся душа покинула милого зверька и присоединилась к парящей под сводами пещеры, душе Хо, он с ехидной ухмылкой набросился на меня в полной уверенности, что теперь-то он уж точно, вернёт свою подлую, давно протухшую душонку…

В отскоке назад, ухожу от его быстрой атаки ржавым ножом по детскому горлу. Шамана моё отступление нисколько не смутило, и перекинув ножик в другую руку и лишь немного сместившись в моём направлении, резким тычком он снова пытается меня достать. Я тут же отклоняюсь и сам атакую промелькнувшую перед глазами руку с кривым ножом. Но и тут вонючка меня удивил. Ловко перебирая пальцами, он мгновенно развернул клинок лезвием к себе, от чего мой коварный удар по сжимающих нож сухожилиях, наткнулся на ржавый, противно лязгнувший металл. А свободная ладонь, огромного по сравнению со мной мужика, тут же догнала моё удивлённое лицо. Усевшись от увесистой плюхи на задницу, я с тихим рычанием погладил свою горящую щеку.

— Вонючка-вонючкой, а драться-то неплохо умеет! И с ножичком своим кривым, управляется будь здоров. А что ты на это скажешь? — закончив разговаривать сам с собой на чистом, волчьем языке, подрываюсь на ноги и имитируя нападение взбесившегося енота, бодро размахиваю медвежьим когтем, но в последний момент ухожу вниз, пытаясь повторить трюк с медведем и лишить шамана одной из двух точек опоры. Но опытный мужик и тут не сплоховал, а крутанувшись словно юла, ушёл от моего неожиданного прохода в ноги, при этом хорошенько двинув той самой ногой мне вдогонку. Но к счастью не попал, а лишь слегка подпортил взъерошенную причёску.

«Танцор значит… Ну давай танцор, потанцуем.» — ещё раз взглянув на безжизненно висящее медвежье тельце, зарычал я и словно лев, бросился в свою лютую, на этот раз настоящую, и по звериному беспощадную атаку. Но не успел я в диком прыжке вцепится зубами в заветное горло, а острым ножиком наделать очень много лишних дыр в его крысином теле, как тут же шлёпнулся на каменный пол. Шаман, вернув на место свою мерзкую ухмылку, сразу бросился на меня, стараясь загнать свой страшный нож мне в спину. С трудом выпутавшись из довольно крепких, приклеившихся ко мне нитей, быстро ухожу от удара ножом откатом в сторону, и тут же пытаюсь вонзить волчий коготь в маячившую передо мной, противную рожу. Но на моё искренне удивление, снова натыкаюсь на быстрый блок сталью. От последовавшего за ним, довольно предсказуемого удара ладонью я ухожу, наградив промелькнувшую перед глазами руку, довольно глубоким порезом.

Шаман, почувствовав боль, ещё больше ускоряется. Тыкая в меня своим ножиком с удвоенной скоростью, заодно пытаясь схватить шустрого мальчугана за густые волосы. Я же, только и успеваю что уклоняться, отпрыгивать и приседать, всё время отмахиваясь от его длинных лап, практически не огрызаясь в ответ. Но всё же пропускаю едва заметный удар. И не просто удар, а смертельный тычок прямо в глаз…

И каково же было моё изумление, когда его полусгнивший ножик, так и не смог проткнуть мой детский, широко открытый глаз! Опомнившись и осознав свою неуязвимость перед его холодным оружием, я тут же попёр вперёд, не обращая внимания на удары гнилой сталью и безрезультатные попытки меня схватить, ещё больше усугубляющее его, и так незавидное положение…

У шамана проткнут живот, три раны в левой ноге и одна на правой. Полностью порезана ладонь, и самое главное, я прошёлся по его противной роже. Как я умудрился туда достать, не спрашивайте, не помню совершенно. Но глубокий, косой шрам, даёт возможность прекрасно рассмотреть его гнилые, верхние зубы.

— Стой! Погоди! — упав на одно колено, взмолился мужик.

— Чего, ждать-то? — не понял я. — Ты, тварь, убил моего младшего брата!

— Ты не понимаешь! Или не помнишь… Но послушай меня! Я никого не убил. Они и так все были мертвы. В этой реке, живых не бывает…

— Что значит, не бывает? — не понял я. Как это? Я же, живой! И ты вроде, пока тоже. Но это не надолго… И как ты с юрты-то этой горящей, выбраться умудрился, ума не приложу… — и я снова замахнулся на него своим ножом.

— Я тебе покажу! — умоляюще поднял руки к верху, истекающий кровью мужик. — У тебя должен быть медальон с ветвистой кроной. Ведь правда?

— И что? — не понял я. — Причём тут это?

— Возьми! — протянул он маленькую горошину. — Вставь это в него!

— Это ещё зачем? — вонючке я совершенно не доверял.

— Увидишь! — загадочно произнёс, он. Но заметив мою нерешительность, тут же нашёл нужные слова. — Комар, ты выбраться отсюда хочешь? Живым! — окончательно заинтересовал меня шаман. — Тогда, делай что говорю!

— Не нужна мне твоя мулька… Есть у меня, своя… — проворчал я, опустив ножик.

— Как своя? Откуда? — чуть ли не орал на меня мужик, ничего не понимая.

— От верблюда! — я достал из кармана завёрнутую в несколько слоёв грязной ветоши, маленькую, еле заметную горошину. И тут же поместил её в медальон. Четыре расходящиеся в разные стороны ветки, тут же наполнились жаждущим душ, огнём. В меня полетели парившие под потолком, искрящееся сущности. Две ветки насытившись, сменили цвет с красного на голубой, а на самой жемчужине, зажегся еле заметный символ.

— Вот видишь! Я тебя не обманул! — он улыбнулся, страшно сияя распоротой щекой. — А теперь, сними его и дай мне! А сам возьми мой жертвенный клинок и лиши себя жизни! Я почему-то, не могу пробить твою защиту…

— Это ещё зачем?! — не понял я, совсем уж странных требований.

— У меня нет души! И я смогу незаметно пробраться по тайному проходу и вернуть ваши с братом души, в ваши же тела! А за своей бессмертной душой, я потом вернусь. Тело-то моё, сгорело! И у меня один путь, в царство Тенгри… — он обречённо опустил голову. Но затем пристально посмотрел в мои глаза. — Давай Комар, режь уже! Вот увидишь! Не успеешь и глазом моргнуть, как окажешься в том же самом месте где и был! В своём мелком, сопливом теле.

— А ты не обманешь? — выдержал я его пронзительный взгляд сквозь меня.

— Клянусь всеми своими жёнами! — поднял руки вверх, шаман.

— Ладно. Но что бы всё по честному. Иначе… — всё ещё колебался я, прекрасно понимая, кто предо мной.

— Да, знаю я! Засунешь мой вонючий язык мне в глотку! Давай уже! А то я окочурюсь, и ты навсегда застрянешь в царстве Тенгри! — и он, как-то переменившись в лице, посмотрел своим завораживающим взглядом мне прямо в душу…

Я подошёл к еле живому мужику и сняв свой мерцающий красно-голубым светом медальон, сунул в протянутую, трясущуюся от нетерпения, окровавленную ладонь. А моя рука сама потянулась за его кривым ножиком…

***

Но не успел я лишить себя жизни, как дико пищащая у стены белка, тут же поставила детские мозги на место. И вместо того что бы перерезать себе горло, я махнул по сжавшей амулет и дрожащей от предвкушения руке, коварного шамана. Выроненный из окровавленной ладони амулет упал на каменный пол, а вылетевшая от удара об твёрдую поверхность чёрная жемчужина, ярко вспыхнувшей молнией и последовавшей за ней, мощной ударной волной, сбила меня с ног, а бросившегося было на меня шамана, отбросила в бездонную пропасть.

Опомнившись, я поискал глазами амулет. Он лежал возле самой кромки каменного берега, чудом не свалившись в эту голубую бездну. Маленькую, чёрную горошину, мне найти так и не удалось… Но не успел я нацепить на себя фамильный медальон, как услыхал сзади себя до боли знакомое, жалобное мычание.

Обернувшись, я не мог поверить своим глазам! Медвежонок был живее всех живых! Подхватив лежащий возле стены жертвенный нож, я стал безжалостно его тупить об твёрдый камень, разрезая им крепкие путы, пока мой младший братец окончательно не выпал с приклеенного к стене кокона. Но не успел я как следует его обнять, как тут же, жалобно заскулил кокон слева.

Мы с медвежонком переглянулись. Тот замотал головой. — Мол, пусть весит… На кой он нам, сдался-то!

— Да ладно, тебе! — успокаивал я перепуганного братишку, не забывая резать крепкую паутину. — Вполне себе, нормальный волк! Возможно, чутка невоспитанный, но зато, погляди какой он здоровый! Наверняка здесь пригодится…

Почти закончив с волком, я вдруг услыхал страшный шум. Весь туннель гудел словно пчелиный улей. Быстро заработав ножиком, я в два счёта освободил спасшую меня белку, а затем вернулся, и с горем пополам высвободил задницу Хо, как нашу троицу тут же накрыло мощной волной…

***

Вынырнув из крепких объятий голубого мрака бесконечно-длинного туннеля, я увидел под собой очередную, не хотевшую отпускать меня, быструю реку. Падая и кувыркаясь, я пролетел наверное целую вечность, прежде чем громко плюхнуться в чернильно-чёрную воду. В полном смятении от происходившего вокруг, я крутил головой, не представляя что же мне делать дальше…

Кроме десятка худющих волков, что буквально сыпались с тёмного неба, рядом со мной свалился и шаман. Увидав меня, он хотел было ко мне подплыть, и возможно даже, придушить наглого мальца. Но заметив в моей ладони свой жертвенный ножик и сияя порезанной щекой, поднял руки к верху и тут же исчез под чёрной рябью.

— Да ты, совсем больной! — крикнул я вдогонку, вынырнувшему за два десятка метров, ненормальному идиоту. Покрутив пальцем у детского виска, я плюнул ему вслед и сунув ржавый нож за пояс, попутно уворачиваясь от несущихся по течению и постоянно падающих сверху, дико орущих, разнообразных тварей, погрёб к видневшемуся берегу…

Глава 17

Большинство волков тут же ушли под воду и их унесло быстрым потоком. Кроме одного. Моего хорошо знакомого, всё же выбравшегося из крепкой паутины, чёрного красавца Хо. Перебирая своими могучими лапами, волк пытался доплыть к спасительному берегу. Но проклятая стремнина очередным водоворотом отбрасывала его на средину этой бурной реки. То же самое она проделывала и со мной.

— Хо! — позвал я еле барахтавшегося в тёмной воде, такого же чёрного волка. Хо не ответил. А только быстрее заработал мощными лапами.

— Хо! — подплыв поближе, я снова попытался привлечь его волчье внимание. Молчок. И только свалившийся рядом с нами, явно не умевший плавать мужик, хватаясь за всё подряд, заставил матёрого волчару отвлечься от его основной цели.

«Вот же здоровенная зверюга!» — подождав пока изрядно покусанный бедняга скроется в непроглядной пучине, я тут же поплыл волку наперерез.

— Послушай, дружище! Давай забудем былое, и вместе будем как-то выбираться. Вместе-то оно, наверняка сподручней будет! Я тебе помогаю, а ты мне? Как тебе такая идея?

— Нет, Комар-р! Не подплывай ко мне! — зарычала зло, огромная собачка. — Я с тобой по дурости своей волчьей, однажды уже связался! Больше ты меня своими мелкими размерами не проведёшь!

— Но почему, нет-то? — не понял я.

— Почему-у-у-у?! — завыл на огромную, висящую над нами луну, раздосадованный волк. — Прекрасная Ри обещала создать со мной крепкую семью, если я стану вожаком. И надо же! Я стал вожаком! И мог обзавестись милым, пушистым потомством… Но нет! Тут появился ты, Комар-р, и всё мне испортил! А теперь Ри с одноглазым Дро волчат заведут… — чуть не заплакал с досады, в конец расстроенный волк…

— Хо! Да чего-ты в самом-то деле! — подплыв совсем уж близко, попытался я приободрить его кислую морду. — Таких Ри, знаешь сколько в лесу! Давай выберемся, и я тебе ещё лучше найду!

— Хо, не хочет лучше! Хо, хочет Ри… — я тяжело вздохнул.

— Ладно… Будет тебе Ри! — теряя терпение, проорал я на него, глядя как неумолимо приближается искрящаяся молниями дорога в небо, явно не предвещая ничего хорошего…

— Что, правда?! — обернулся ко мне обрадованно, волк. — Но как?! Стая Ри, даже побольше нашей будет! И чужаков они не жалуют. А от нашей огромной семьи и половины не осталось. Да и те кто выжил, после того как противный, мелкий медоед мне чуть хвост не откусил, никогда меня вожаком не признают! Засмеют…

— Да, не скули ты! — брызнул я на него чёрной, совершенно не прозрачной жидкостью. — Решим как-нибудь вопрос! Нам главное, на берег вырулить. Я пятой точкой чую, что дальше по течению нам с тобой, будет полная задница. И это вовсе не пушистая попка твоей драгоценной Ри. Так что, давай женишок, поплыли к берегу пока одноглазый Дро, к ней приставать не начал. Сам знаешь для чего. Вернёмся домой и отгрызёш его похотливое хозяйство, что бы на чужих волчиц больше не заглядывался…

Волк с наслаждением представив процесс лишения Дро наследства, довольно улыбнулся и позволив схватить себя за уши, на всех парах помчался к берегу…

— Ну же! Давай Хо, ещё чутка поднажмём! — я вместе с волком со всех сил грёб к манящему нас берегу. И надо сказать, у нас почти получилось к нему пристать. Но тут уже я, после того как в воздухе что-то очень знакомо мэкнуло и громко шлёпнулось в воду, потерял всякий интерес к нашей спасательной операции. Я оглянулся назад. Мой смелый братец со всех своих лап пытался не пойти на дно вместе с вцепившейся ему в голову, очумевшей от окружающей её страшной обстановки, мокрой белкой.

— Братишка, а немножко раньше, ты не мог с неба свалится… — пробурчал я, и держа за одно ухо запыхавшегося волка, погрёб обратно в бурлящую реку.

— Что случилось?! — не понял волк. — Нам же в другую сторону!

— Надо ещё одного пассажира с собой прихватить. — спокойно ответил я, дожидаясь пока очередной вихрь не вернёт нас к барахтающемуся медвежонку, с ярко-алым комком на голове.

— Какого ещё, пассажира? — возмутился Хо. — Комар! Нам с Дро нужно срочно разобраться! Пока он к моей Ри подкатывать не начал. Ты же сам говорил! А не-пойми-кого, спасать…

— Ну почему же, не-пойми-кого… — поправил я. — Ты его, очень даже хорошо знаешь…

И тут Хо, увидел моего молочного братца.

— Так это же тот самый, противный, мелкий медоед! — возмутился волк. — Это он гад, мне мой хвост чуть не перекусил! Нет уж! Лучше я утону, чем вместе с ним что делать буду!

— Успокойся! — заорал я ему в ухо. — Не он это… Другой.

— Точно? — замялся волк. — Уж больно он, на того жуткого монстра похож!

— Точнее не бывает! Братец это мой. Самый младший. Я то уж своих братьев, различу как-нибудь!

— Ладно… — согласился Хо. Пускай хватается, но только… — Не успел он договорить, как завыл от страшной боли, — не за хвост!!!

Дружно гребя к берегу, наша отважная четвёрка почти что доплыла до шумного, наполненного очень страшными криками водопада…

— Брат! — орал я на медвежонка, — ну же! Давай! Всеми лапами греби! А ты чего отлыниваешь?! — перепало на орехи и белке. — Тоже помогай! Вертихвостка… А то быстро в воду полетишь!.. — но та, вместо того что бы меня послушаться и исполнить свой беличий долг, не долго думая прыгнула мне на голову и больно укусив за детское ухо, вернулась на относительно безопасную медвежью голову, гордо задрав при этом свой нос. Больше я к ней претензий не предъявлял. Но твёрдо решил по возвещению, непременно сварить из неё наваристый, беличий суп.

Не смотря на все наши усилия, у нас ничего не получалось. Проклятое течение вместо того что бы успокоится и отпустить нас с миром, всё сильнее разгонялось, закручивая и снова унося от берега.

— Меняем тактику! — проорал я заглушаемый криками и стонами разбивавшихся о камни существ.

— Какую ещё, тактику?! — не понял меня Хо. — Ты можешь на нормальном, волчьем изъясняться! А то я тебя через слово понимаю. И то, не всегда.

— Порычи мне ещё тут! — пригрозил я детским кулачком, вконец растерянному волку. — По моей команде плывём не к берегу, а от него!

— Это ещё зачем? — не понял Хо.

— Увидишь! — не стал я объяснять. Уже кожей чувствуя как вместе с моей смелой троицей, лечу на острые камни. — Всё! Погнали!

— Кого погнали? — снова не понял Хо.

— Тупица! — стукнул я его по второму, не занятому моим детским кулачком, уху. — Назад! Погнали! — и мы, попав в очередной, ходивший кругами водоворот, в нужный момент сделали небольшой рывок к следующей за ним круговерти, и все дружно причалили к берегу. Но сколько Хо не хватался зубами за растущую там, маслянисто-скользкую траву, ничего у него не получалось.

— Хо, друг. Ты только не нервничай… — успокаивал я выбившуюся из сил, чёрную собачку. — Но мы с медвежонком и белкой, сейчас прямо по тебе на берег выберемся, а потом и тебя вытащим. Хорошо? — и не дожидаясь согласия вконец измученного волка, я дал команду медвежонку.

— Давай брат! Не жалей этого земляного червяка! — и не смотря на страх и усталость, он дал… Вонзаясь острыми медвежьими когтями в уже ничего не чувствующую тушу, всё сделал как надо. И так рванул по широкой волчьей спине, что наглая белка не удержавшись, шлёпнулась в воду, а несчастный волк полностью исчез в бурлящей чёрной мути. Я тоже медлить не стал, и взяв в руки ржавый ножик, вонзил его в берег, предварительно ткнув свой кожаный поясок, вынырнувшему волку в зубы. И вслед за умчавшимся медоедом, с помощью гнилой стали и волчьей головы, выбрался на сушу.

Упираясь и падая, мы вместе с медвежонком держали эту неимоверно уставшую, пытающуюся залезть на отвесный берег, огромную тушу. И если бы не похожая на облезлую, мокрую крысу, вынырнувшая белка, которая умудрилась схватится острыми зубами за всё ещё торчащий из воды многострадальный хвост, — у нас точно бы ничего не получилось. Заскулив сквозь зубы от невыносимой боли, Хо вместе с рыжим, промокшим зверьком, словно ошпаренный выпрыгнул из никак не хотевшей нас отпускать, быстрой реки.

Наконец-то мы все на берегу. Дружно радуемся нашему успеху и можем перевести дух. Если бы не одно, но… Такие мы, оказались не одни… Проплывающие рядом с нами, две страшные, бородатые рожи, неотрывно следуя за нами, тоже удачно выбрались на берег. И достав из ножен за спиной, сразу четыре огромных, кривых меча, пошли в нашем направлении с одной, ясно читавшейся целью…

— Бежим, Хо. — пропустив медвежонка вперёд, я с вцепившейся в меня белкой на плече, тут же дал дёру к водопаду, до которого было метров двести, не меньше.Полуголые, одетые в бычью кожу, огромные воины, от нас не отставали. Но через полсотни метров, всё ещё звеня своими, свисающими до самых коленей, ремнями-юбками с металлическими накладками, почему-то вдруг замедлились. А затем и вовсе остановились, услыхав сзади какой-то странный, до боли знакомый звук…

Мы тоже остановились. Не из-за звука, конечно. А просто бежать было некуда. Мы и так, считай, уже прибежали. Перед нами была огромная пропасть, буквально опоясывающая этот небольшой участок суши со всех сторон, и обернувшись на приближавшийся писк, ещё больше обалдели от увиденной нами картины… На двух великанов с кривыми мечами, напали комары. Ну, или то, что отдалённо напоминало этих милых и безобидных насекомых. Мужики стоя спина к спине, довольно профессионально, что есть сил махали своими мечами, стараясь не подпустить странные создания слишком близко. Но имевшие длинный, словно змея хвост, парящие шары, ловко от них уворачивались и тут же всаживали в несчастных своё длинное жало, всасывая в себя всё, вплоть до последней, медной пуговицы.

Перепуганный Хо, вместе с медвежонком и жующей от страха мои густые волосы, белкой, не зная что делать, снова посмотрели вниз… Там было не многим лучше, если не хуже. С душераздирающими криками и противными звуками, все плывшие в реке существа, разбивались об лежащие на дне камни. А вылетавшие из них небольшие шаровые молнии, тут же подымались вверх, по направлению к зловеще светящемуся лунному диску. Их кровавые останки, постоянно дерясь друг с другом за самые лакомые куски, пожирали копошащиеся в несметном количестве, разнообразные твари. По сравнению с которыми, наши кровопийцы, уже не казались, такими уж и ужасным…

Насмотревшись на страшные картинки, мои товарищи попятился назад от водопада.

— Вы куда это? — спросил я их. — Нам, вниз надо.

— Зачем? — чуть ли не хором спросила троица.

— Затем! — ответил я им немного нервничая, глядя как непонятно как выживший вонючка-шаман, очень бодро двигая ногами, уклонялся от падающих на него существ. — Вон, с мужиками этими уже почти закончили. И за нас скоро примутся…

— Тебе надо Комар, ты и иди… — предложил мне прижавший уши волк. — А нам и здесь, очень даже неплохо! Правда, медоед? И вообще, мужики здоровые были. А тварей немного. Может они уже насытились и нас трогать не будут…

— Да, брат! — вдруг поддержал его мишка. — Страшно там… Почти как на том дереве, где я на острый сук напоролся, когда от Хо убегал…

— Ничего, не страшно! — подошёл я к краю обрыва. — Вон, посмотрите! В стороне от того места куда все падают, есть очень узкий, едва заметный каменный мостик. Нам нужно по нему лишь пройти!

— Зачем? — теперь даже белка, предусмотрительно перепрыгнув на голову озадаченного волка, очень подозрительно на меня взглянула. Всё ли со мной в порядке? — Да и как мы туда, спустимся-то? — Хо, подошёл чуть поближе и посмотрел вниз. — Здесь же просто пропасть!

Мы бы наверное, долго и безрезультатно пререкались друг с другом, но один из жужжащих монстров, не зная куда пристроится для общей трапезы, обратил внимание на нашу небольшую, но довольно аппетитную компанию… Тварь мгновенно рванула к нам и застав всех врасплох, вонзила свой длинный хвост мне прямо в шею…

***

Сквозь опустившуюся на глаза пелену я видел как волк с медвежонком, храбро бросились на одноглазого монстра. Но больше всех меня удивила наглая белка. Запрыгнув на переливающийся от удовольствия разными символами шар, она тут же нашла зубами тонкое, размером со стебель одуванчика, место соединения жала к шару, и тут же перегрызла его, спрыгнув затем на землю. Хо, увидев как с меня продолжают утекать силы, схватил зубами за откушенный конец и резко дёрнув, вырвал это проклятое жало вместе с раздувшимся тельцем. Упав на землю, оно тут же растворилось, оставив после себя лишь огромную, тёмную кляксу.

Постепенно приходя в себя я с удивлением заметил, что после укуса этой жуткой твари, со мной стали происходить странные вещи… Всё вокруг выглядело, теперь явно по другому. И даже огромный, чёрный глаз, продолжая парить в воздухе, озарился хоть и странными, но вполне понятными мне, переливающимися символами. И я смог чётко разобрать его предсмертное послание…

Блеснув на прощанье ослепительным светом одного из знаков и окончательно пробудив во мне давно забытое воспоминания, он упал в густую траву и стал стремительно уменьшатся в размерах. Белка быстро подобрала едва видневшуюся чёрную горошину и запрыгнув мне на плечо, одним точным движением вставила её в болтавшийся на шее родовой медальон. Глаз этой твари, идеально встал в имевшееся в нём углубление. Четыре расходящиеся в разные стороны ветки, тут же зажглись жаждущим душ, красным огнём.

— Наполни его! — прошептала рыжая, мне прямо в ухо.

Первой под раздачу жертвенного ножа, попала всё та же, говорливая белка. Ловко схватив её за горло, я тут же снёс ей башку, а вылетевшее искры, мгновенно слились с пульсирующим от удовольствия медальоном. Немного присев, я в одно движение вспорол застывшему в исступлении волку брюхо, а бросившегося было бежать медвежонка, догнала быстро летящая, ржавая сталь…

Закончив поглощать души бывших напарников и позволив дерущимся за их остатки тварям, забить бурдюки до отвала, я вернул жертвенный нож за пояс и взглянул вниз. По отвесным стенам, прыгая друг на друга и срываясь в пропасть, тысячи жутких монстров быстро карабкалось в моём направлении.

Равнодушно взглянув на закончивших трапезу и прилично раздувшихся в размерах милых насекомых, я одним лишь взглядом заставил их сбиться в кучу и запрыгнув на получившуюся платформу, тут же рванул вверх, лишь на мгновение опередив вылезших по мою душу невероятно быстрых тварей. Уродливые, безглазые создания, выгибая свои суставы в разные стороны и вёдрами пуская смолисто-чёрную слюну, с остервенением бросались на парящего над пропастью беглеца, раз за разом сваливаясь на головы свих же, омерзительных соплеменников.

Ловко уворачиваясь от прыгающих на меня монстров и маневрируя между падающими существами, я наконец-то пробрался по тайному проходу. И сразу оказался в удивительно похожей на моё медвежье логово, пещере. Промокшие под водопадом существа, не чувствуя над собой прежней власти, тут же расползлись по всей пещере и свесив свои острые жала вниз, начали их усиленно сушить, при этом вибрируя и наполняя всё пространство удивительно знакомой мелодией. Эти звуки пробудили во мне уже давно забытые воспоминания. Или возможно наоборот. Это мои воспоминания, заставили странные, одноглазых создания, играть почти забытую мелодию.

Я вспомнил как её пела, ритмично покачивая подвешенное к потолку плетённое лукошко, одна милая женщина. А ведь вполне возможно, что она тоже где-то здесь недалеко. Как и дед-волк, ждёт меня в полном одиночестве. Вот бы снова её хоть на миг увидеть… И я запел в унисон с окружающей меня мелодией, колыбельную песню мой мамы…

Резкая боль в плече и неистовый писк, вывели меня из полусна. И я тут же, каким-то чудом уклоняюсь от летящей мне прямо в голову, острой, паучьей лапы…

Вонючка-шаман был мало похож на себя. Но то, что это кошмарное создание на тонких и длинных ногах, был именно он, я не сомневался ни разу. Зияющая рана на уродливой роже, тоже никуда не делась. Четверо моих глазастых комаров, всеми силами пытались проткнуть его волосатое тело своими жалами. Но толстая паучья кожа, не позволяла им этого сделать. Оставив тщетные попытки её пробить, они дружно обвили своими хвостами задние лапы, и со всех сил тащили его в строну водопада. Их общие усилия на пропали даром, и монстру пришлось на время забыть обо мне, и даже вынуть из плеча свою жуткую конечность. Но почти исчезнувший за водопадом паук, сделал рывок, и довольно перебирая своими желваками, снова вполз в пещеру. Затем резко развернулся и сбросил с себя пищащие оковы. Тяжело раненный, я не мог оказать ему достойное сопротивление. Но это вполне мог бы сделать один зубастый и достаточно большой зверюга, будь он рядом со мной… Ударная волна снова отбросила шамана-паука за водопад, заодно разорвав на части моих глазастых помощников…

— Что за дела?! Комар! — слышу я знакомое, недовольное рычание. — Мы же вроде обо всём договорились! Или ты, жалкая пародия на суслика, совсем берега попутал?!

— Да, братец… Как-то, всё это, нехорошо… — поддержал его и мой молочный братишка. — Ты зачем в меня свою острую деревяшку засадил. И Хо, зачем убил. Я то, в принципе не против, если ты всех волков перебьёшь. Но с эти то мы вроде, как подружились. Дохлой, рыжей вертихвостки, что бы перекусить, вполне бы хватило… Ой! — выкрикнул укушенный за ухо, прыгнувшей ему на голову белкой, медвежонок.

— И я вас всех, очень рад снова видеть, — сквозь невыносимую боль в плече, пытаюсь мило улыбаться, словно ничего и не было. — Но у нас тут как бы, небольшая проблемка образовалась. Вон она, сзади вас как раз и стоит. Помогите мне, братцы… Очень вас прошу. И мы все дружно, отправимся домой… — звери обернулись.

— Комар! Это ты называешь, небольшая?! — испуганно прорычал волк. — Этот паук намного больше медведицы!

— Хо, не преувеличивай, друг! — с трудом произнося слова и прислонившись спиной к каменной стене, я старался вести себя непринуждённо и уверенно, чтобы ещё больше не пугать мою, и так напуганную армию. — Да он тебе на один зуб! Давай, покажи ему где раки зимуют! — махнул я небрежно в сторону огромного насекомого.

— Но я не знаю, где они зимуют, Комар… — возразил мне поджав хвост и попятившись назад, огромный волк.

— Ну же, братцы, вы моя последняя надежда! Наваляйте вы ему уже! — искал я глазами хоть одну из исчезнувших, черных горошин. — Я в вас верю… — но никто так и не сдвинулся с места.

И тут, словно рыжая молния, первой бросилась на паука эта подорванная белка. Быстро запрыгнув на одну из паучьих лап, она ловко увернулась от его острых, тут же брызнувших в неё ядом челюстей, и забравшись на верх, с яростью начала раздирать вылупившийся на неё глаз. Пока паук был занят белкой, а Хо набирался смелости и рычал что-то нечленораздельное себе под нос, мой братец лизнул моё побелевшее от потери крови лицо и тяжело вздохнув, оббежал сзади эту сладкую парочку, и взобравшись по паучьей заднице, со всех ног рванул на помощь рыжей бестии. Всадив свои острые когти в мохнатое тело что бы не свалится, мишка безуспешно старался прокусить паучью шкуру. Нужен был явно кто-то, посильнее небольшого медвежонка.

— Хо! — выкрикнул я из последних сил, так и не найдя взглядом ни одной черной горошины. — Ты почему застыл! Давай, надери этому уроду зад! Представь, что перед тобой одноглазый Дро! — но волк всё так же стоял и словно заворожённый смотрел как страшная тварь, всем силами пытается сбросить досаждавших ему зверей. — Трус! Ты недостоин завести потомство с прекрасной Ри. Вот выберет она одноглазого Дро, и правильно сделает… — волк резко развернулся в мою строну и прыгнув, прижал одной ногой окровавленную грудь, при этом резко клацнув своей огромной пастью возле моего носа, а заодно и обильно забрызгал разлетавшейся во все стороны, закипавшей от злости слюной. — Ну вот, молодец… — спокойно похвалил я его. — Хоть какие-то, активные действия. А теперь, будь добр, перестань на меня рычать и оторви уже этому паучку-переростку, все его, уж слишком длинные ноги. А затем, можно и к Ри отправляться. Ты же знаешь, если я что-то обещал, — обязательно сделаю, брат… — приложив немалые усилия, я поднял руку и погладил немного успокоившегося зверя за ухом. Хо, ничего не говоря, развернулся и наконец-то побрёл в направлении паука. Прижавшись к земле и выбрав удачный момент, волк прыгнул и вцепился в мохнатый бок. Зелёная жидкость тут же выступила с толстой кожи бывшего заклинателя отрубленных голов, и шаман позабыв на время о терзающих его мелких зверюшках, стал носится по пещере стараясь избавится от всё больше разрывающего его брюхо, огромного волка. Но не только я смотрел на это эпическое сражение. В другом конце пещеры, притаились две знакомые фигуры. Это были те двое мужиков с длинными, кривыми мечами…

***

От бешеных плясок с паука сорвался медвежонок. Весь забрызганный паучьей кровью, он снова храбро бросился на этого монстра. Уже почти добежав до паучьей задницы и пятой точкой почувствовав что ему сейчас прилетит, резко ушёл от пролетевшей рядом с ним смертельной конечности, тут же прыгнув на страшное насекомое. Но вместо паука, попал на вцепившегося зубами волка, при этом снова вонзив в него все свои острые когти, и не обращая внимания на Хо, попытался вернутся на относительно безопасную, паучью спину. От неожиданной, резкой боли, волк отпустил уже порядком разорванное брюхо, и они вдвоём кубарем покатились по пещере, но затем резко остановились прямо возле моих ног, насквозь проткнутые длинной, паучьей лапой…

Раз за разом, безжалостно опускалась нога паука на уже неподвижные тела моих товарищей. И лишь вылетевшие из них сверкающие, храбрые души, остановили эту страшную экзекуцию… Замерший на секунду паук, подполз поближе и довольно перебирая челюстями, опустил свою изувеченную голову, взглянув оставшимися глазом, на мою, почти безжизненную улыбку.

— Чего вылупился, урод? В глаз хочешь получить… — и я, собрав последние силы в кулак, тут же ткнул в одну из самодовольных зенек, его же ржавым ножиком…

Что с ним начало творится! Словами не передать… Белка тут же соскочила с шамана, быстро превращающегося с паука в непонятную, бесформенную субстанцию. Ошарашенные воины, что до этого тихо прятались в дальнем углу пещеры, привстали со своих насиженных мест. Но им снова не повезло. И паук в предсмертной агонии, попёр прямо на них, тут же проткнув одну из удивлённых голов. Второй плечистый бородач оказался немного проворней, и выхватив свои кривые мечи ловко укоротил пауку пару его длинных конечностей, но как оказалось, недостаточно коротко. Загнав один с обрубков в незащищённую шею мужика, паук поднял его над землёй и приблизив к себе, вонзил в него источающее ядом челюсти. Но не успел он толком насладится плотью, как раздувшись в размерах, тут же лопнул словно мыльный пузырь. Оставив после себя ужасно вонючую, зелёную жижу. Я с облегчением выдохнул. Но как оказалось, преждевременно…

Со стороны водопада послышались уже знакомые щёлкающие звуки, издаваемые безобразными уродами со дна пропасти. Белка спрыгнула с моей головы и снова проворчала на понятном мне языке.

— Ищи знак, найдёшь выход… — а сама спрыгнула на пол и словно подорванная носясь по пещере, начала что-то активно искать.

— Знак… — прошептал я про себя., почти теряя сознание. — Знать бы ещё, что это за знак… Я приподнялся и обшарив взглядом до боли знакомую пещеру, так и не смог ни за что зацепится. Всё было как обычно. Большие валуны с поросшим на них мхом, каменные стены, даже потолок, ничем особенным не выделялся… — Могла бы и подсказать, а не только по пещере прыгать. Наверняка свои орехи ищет, а ты тут по стенам ползай в полуживом состоянии. Стоп. А это что? — я уставился на кровавый отпечаток на стене. Это точно, не была моя детская ладошка. И не взрослая лапа… Кто же её оставил-то? И тут я вспомнил…

Неунывающий Келджик с разорванным лицом, безногий Элдак, горящие медведи и страшные молнии… Я положил свою ладонь точно на отпечаток руки моего названного брата. Стена засветилась тусклым, голубым светом.

— Вау! — убрал я руку и свечение пропало. — Ну и кто тут молодец! — похвалил я себя. — Белка! Кончай уже прыгать! Я нашёл твой тайный знак! — но рыжая, не обращая на меня внимания, перепачкавшись зелёной жижей, самозабвенно продолжала разгребать остатки шамана, освещаемая парящими над головой, искрящиеся душами…

Страшное щёлканье эхом прокатилось по пещере, белка, найдя наконец искомый предмет, рванула от слепых монстров, что живой волной вкатились по наши души. На лету вставив горошину в медальон, прокричала мне, — уходи! А сама развернулась и прыгая по щёлкающим головам, ловко уворачиваясь от кривых когтей и таких же зубов, уже почти выбралась из пещеры, но у самого водопада, поскользнувшись на останках паука, попала в пасть одной из мерзких тварей…

Пульсирующий медальон одну за другой вбирал в себя несчастные души, парившие под потолком. А зачарованные его светом неземные создания, окружили с трудом держащегося не ногах мальчишку. Ещё секунда и его грешная душа выйдет из потерявшего очень много крови, измученного тела. Ещё мгновение, и вся эта кровожадная свора набросится на меня…

— Что, уроды… Думаете поймали? Хрен вам, а не Комара… — покрутив медальон в руке и улыбнувшись рванувшим на меня тварям, я вонзил ржавый нож себе точно в сердце. Убедившись что дерево окончательно насытилось и позеленело, я с десятками острых как бритва зубов в своём бедном теле, из последних сил дотягиваюсь до стены медальоном в детской ладони. И тут же проваливаюсь сквозь неё, словно её и не было. Падая в бесконечную пропасть вместе с облепившими меня монстрами, бросаю эту странную вещицу с такой неистовой силой, что она проделывает в тёмной бездне, голубую дыру. А я тут же растворяюсь словно дым…

***

— Игды, — молодец! Игды, — знает своё дело… — снова танцующий старик и его невыносимые зловония в туманной полутьме…

— Игды, — идиот! — только и смог я тихо выговорить, и тут же бессильно опустить голову, глядя как дым из кадила бодренько подымается вверх, к зияющему в шатре голубому отверстию. С подвешенным там свежим, почти завяленным волчьим мясом…

Глава 18

Дрожащими от слабости руками в который раз натягиваю тетиву, целюсь в нарост, и… Промахиваюсь…

Прошло три дня после того как я очнулся в прокуренной до одури юрте, с обдолбанным в хлам слугой-наркоманом. Чуть не уморившим бедное дитё до смерти. Нашаманив заодно и самые странные видения в моей и так, насыщенной разными событиями жизни…

Сегодня я наконец-то почувствовал себя намного лучше, и смог самостоятельно передвигаться. Крови из меня вылилось, явно больше чем нужно. Но я то, ладно… А вот Игды всё же пришлось от общества на пару дней изолировать. Временно поселив в им же вырытой, глубокой яме. Предварительно вынув от туда все острые предметы. Потому как, перестарался он немного со своей ядрёной травой. Да и в недавнем перевоплощении в очередного вонючку-шамана, тоже видимо, переборщил. Выцедив перед очищающими душу процедурами, почти целый бурдюк неразбавленной кумысом, крепкой потницы. И все ради изгнания своим горячим дыханием, невероятно злых духов. А заодно и дезинфекции старых шкур, данного помещения. Что в принципе, не такая уж и плохая затея. Особенно учитывая наличие в них разнообразной кровососущей, невероятно кусачей, мелкой живности. Но в своём благородном порыве всё сделать как полагается для истинного служителя культа, так с этим делом перестарался, что с огромным ножичком за несуществующими, говорящими белками, пол дня гад по всему лагерю как подорванный бегал. И так здесь всех перепугал, что я аж испереживался весь. Что в моём, и так незавидном положении, уж точно противопоказано. А то, порешит ещё кого-нибудь, воображая что бедолага и есть та самая, жирная, говорящая белка для супа, а я потом отвечай, за явно поехавшего крышей идиота.

После очередной, неудачно выпущенной стрелы я немного присел, потому как у меня снова закружилась голова. Но глубоко вдохнув полной грудью осеннюю прохладу и взяв себя в руки, я принял боевую стойку и снова погрозил железным наконечником злосчастному наросту…

— Да что, такое-то! — выкрикнул я с досады, глядя как только что выпущенное мной древко, снова упорхнуло куда-то в лес. Теперь, ищи-свищи его! А искать надо. Стрел-то моих, миниатюрных, всего-то с десяток штук осталось. Хорошо хоть братья лук мой с собой прихватили, да про колчан с пятком уцелевших стрел не забыли…

— Хозяин! — послышалось жалобно из глубокой ямы. — Выпусти ты меня, пожалуйста! Игды, уже выздоровел совсем!

— Сейчас… — пробурчал я про себя. — Разбежался и падаю… — пол дня гада всем лагерем ловили, пока он за белочками бегал…

— Хозяин! Честно-честно! Не вижу я больше говорящих белок! — клялся мне, для его же блага изолированный от общества, алкаш-наркоман.

— А волков говорящих, тоже не видишь? — подойдя к яме поближе, взглянул я в глаза исхудавшего на водной диете старика.

— Волков? — переспросил Игды.

— Ну д. Черных, здоровенных, говорящих волков? — не понял я вопроса.

— Чёрных волков я отродясь не видал… Да ещё и говорящих… Белки были, это да… — тяжело вздохнув, с сожалением признал горбун. — Но что бы волки разговаривали… До такого состояния, я ещё не напивался… Ну, разве что на свадьбе брата… Я тогда с верблюдом разговаривал. Но с верблюдом, это же не страшно, правда? Я ведь и сам, немного верблюд…

— Не видел, значит… — смутно вспомнил я свои странные видения в прокуренной до одури юрте, где почти сутки провалялся без сознания. Странно, что только говорящими волками и больными на всю голову шаманами, всё и ограничилось… — Ладно, Игды! Проехали… Но ты точно, в порядке?

— Точно-точно, хозяин! Точнее не бывает! Жуть, как жрать хочу…

Жрать, я тоже хотел. А то от кумыса этого проклятого, мутило только сильнее… А ничего другого мне не давали. Разве только, потницу внутрь залить пытались, для отпугивания всё тех же, невероятно злых духов. Но я же не самоубийца какой, эту дрянь в малое дитя пихать!

— Вот спасибо, Комар! — искренне обрадовавшись вновь обретённой свободе, обнял меня вылезший из ямы мужик. — А то я уже на дождевых червей с лягушками, стал заглядываться. Подожди чутка, Господин, я быстро чего жрать приготовлю! Мяса-то у нас, просто завались! Ваши братья кроме конины, ещё и волчатину из лесу привезли! Люблю я их мясо. Оно и силу мужскую придает, и немощную старость отдаляет…

Ну да, привезли. Только все мясо, высоко над юртой, вялить повесили. А сами к медведице этой очухавшейся свалили. Видите ли, понравилось там у неё. Весело им с медвежатами и волчатами живётся. Всяко получше, чем возится с полудохлым братцем. Хотя… Они у меня молодцы! И медвежонка с дерева на верёвке спустили, и с волками на охоту ходят, а меня какой-то ворчливой бабке доверили, что кроме как вонючей кислятиной отпаивать, да самогонку местную на губы намазывать, не хрена и не умеет… Еле-еле, от неё избавился! Ещё и уходить не хотела. Хозяева мол, приказали, как я ослушаться-то могу. Пришлось наорать на дуру, да ещё и ножичком пригрозить. Чтобы убиралась вместе со своим вонючим кумысом из моего шатра! Пока я ей, её кривой, горбатый нос, для пущей красоты не подравнял как следует…

Пока я искал в лесу свои стрелы, Игды успел развести огонь и вскипятить воду для супа. Бросив в булькающую жидкость свои тайные ингредиенты, главным из которых был огромный кусок волчьего мяса. Но не успел он закончить колдовать над котелком, как вдруг заорал, словно его резали…

— Ты куда! А ну, отдай! Ах ты ж, вертихвостка! Вот, я тебе! — и схватив свой огромный нож, начал быстро бегать вокруг костра, проклиная зубастое, рыжее племя.

Я же, хоть уже и натянул лук для очередного выстрела, всё же обернулся в сторону бегавшего вокруг костра, видно, ещё не совсем выздоровевшего слуги.

— Да, твою же мать! — выругался я, снова наблюдая эту странную картину. — Выздоровел он! Ага, как же…

— Хозяин! Лови рыжую бестию! Она у меня мешочек с пряностями стащила! — махал на меня руками, снова поехавший крышей, взъерошенный мужик. — А они, очень дорогие!

— Мозги она у тебя стащила, а не пряности! — пробурчал я, и сплюнув, снова натянул свой, всё ещё не поддающийся мне лук. Но не успел я как следует прицелиться, как по мне пробежало что-то очень когтистое и запрыгнуло на детскую голову. Отчего, всё же выпущенная мною стрела улетела не куда-то в лес, а в дубовую крону, и там же застряла. — Ну хоть в дерево попал. И то, прогресс… — похвалил я сам себя, глядя на маячившую возле моих глаз, беличью морду. Вертихвостка быстро моргнув два раза, тут же больно укусила меня за нос, и спрыгнув в высокую траву, со всех ног помчалась к разлогому дереву.

Я конечно, не большой специалист по белкам. Но эта невероятно наглая, самодовольная морда, показались мне удивительно знакомой…

— Да ладно… — прошептал я, всё же вспомнив этот задранный к верху нос. — Это точно, та самая, кусачая тварь из моего сна!

— Хозяин?! — подбежал ко мне Игды. — С Вами, всё в порядке? Она Вас не покусала? А то они, чего доброго, бешёнными бывают!

— Всё нормально… — потёр я свой, к удивлению целый нос. — Ты за супом присмотри, а с белкой этой, я сам разберусь…

***

Не успел я с большим трудом взобраться на дерево и вытащить свою мелкую стрелу, как от сотен лошадиных копыт задрожала земля и всё видимое пространство возле юрты, тут же заполнилось вооружёнными всадниками. Позабыв о наглой белке с мешочком специй, я внимательно следил за происходящим внизу.

— Игды! Пьяная твоя рожа! — проорал высокий, статный воин в кольчужной броне и остроконечном шлеме. — Ты какого хрена здесь ошиваешься, а не как положено, своего господина с кумысом и доброй закуской с похода встречаешь?! Я что, должен тебя по всему лагерю искать? — мужик тут же слез с коня и с ноги заехал низко поклонившегося ему Игды. Тот, от доброго пинка и под дружный хохот вооружённых до зубов всадников, аж перевернулся. Но к всеобщему изумлению, тут же встал на ноги и перехватив руку с занесённой было над ним плетью, сам проорал на вояку скрипучим, старческим голосом. Да так, что вся орава враз затихла в ожидании большой беды.

— А ты мне больше, не господин! Понял! — и тут же, видимо подсмотренным у меня приёмом, ловко вывернул плеть в сторону большого пальца и откинул её в сторону. Чем привёл грозного Ахмета, в полный ступор. Все воины неодобрительно загудели.

— Не понял?!!! — вызверился на него Ахмет. — Ты чего это, баран безмозглый, перебрал с утра? Или совсем берега попутал? Забыл, старый дурак, кто перед тобой стоит? Бегом! В припрыжку! Ко мне в шатёр, и накрыл праздничный стол! Пока мы с моей сотней, лошадок у реки будем поить. Дорогой гость у нас сегодня будет… Так что постарайся, чтобы всё было самое лучшее! Как ты умеешь… А то, не сносить тебе головы!

— Не буду я больше, ничего для тебя делать! Сам себе, свой стол накроешь! — гордо выставил вперёд тощую грудь Игды. — А у меня теперь, новый хозяин имеется. Понял?! И он, в сто раз лучше тебя, жадного, жестокого душегуба!

— Вот же, старый хрен… — прошипел я, опешив от наглости своего, явно ещё не отошедшего от ядрёной травы и крепкого самогона, внезапно осмелевшего слуги. — А повежливей, нельзя было как-то сообщить…

— И кто же это посмел, моего слугу к себе переманить? — улыбаясь словно кот при виде только что пойманной мыши, ходил вокруг гордо задравшего нос Игды, явно уязвлённый бывшим подданным, Ахмет. — Я ему быстро, кишки на саблю намотаю! И где же это ничтожество? Почему не защищает своего верного слугу? — у Ахмета в руке, снова появилась брошенная ему прямо в протянутую ладонь одним из воинов, кожаная плётка. — Ну же! Выходи смертник! Порадуй своей поганой душонкой, могучего Тенгри!

«Твою же, верблюдицу! Вот попал, так попал… — я чуть не свалился от внезапно накатившего страха. — И дёрнуло же меня этого пьяницу послушаться. А я ведь задницей своей детской чувствовал, что ничем хорошим, это точно не закончится… Я, — свободный человек! Какой ты на хрен, свободный… Ладно. Ну, поколотит этого идиота слегка, в первый раз, что ли? И правильно сделает. Хотел бы убить, давно бы убил… А я и здесь, в принципе, пересидеть могу. А потом по тихому, когда все разъедутся, смоюсь куда, от греха подальше…»

— Ну! И! Где?! Твой! Новый! Хозяин! А, горбун? — вколачивал с каждым ударом батога, в гордо согнувшегося от боли старика, свои удары, Ахмет… У меня даже слёзы выступили. До того этого пьяницу, жалко было. Ведь он и вправду, старался изо всех сил мне угодить… Угодил… Но я также понимал, что лезть в их дела, наверное, всё же не стоит…

Но этого почему-то не понимала противная белка, которая сидя у меня над головой, всё же решила посмотреть, что же она там такое, спёрла у Игды, раз он так сильно возмущался. Наверняка, что-то неимоверно вкусное!

— А-пчхи! — раздалось над притихшей поляной. Ахмет тут же остановился. И взглянул в мою сторону. — А-пчхи!

— Хозяин… — рромычал жалобно Игды. — Беги!

— А ну, замолчи! — погрозил я кулаком вылупившейся на меня чихающей белке. Ахмет же, подошёл к лошади и взяв из сайдака свой великолепный лук, ни слова не говоря, резко развернулся и стрельнул в мою строну. Белка, чудом успела сместится от летящей прямо в неё стрелы. Но тут, не удержался уже я.

— А-пчхи! — ну и едрёный у Игды, перец! Чтоб его! — Ахмет немного удивившись, взял ещё одну стрелу, и практически не целясь, выпустил её уже прямо мне в лицо…

***

Каково же было его удивление, когда его быстрая стрела, встретившись с ещё одним металлическим наконечником, тут же сменила траекторию полёта и ушла куда-то в небо, а возле его ног вонзилась в землю, небольшая, детская игрушка… И только он поднял прилетевший к нему подарочек, как ещё один наконечник вонзился точно в рассматриваемое с большим интересом древко, и расщепив его пополам, остановился аккурат перед его носом. Покрутив в руках получившийся крест, он ехидно улыбнулся.

— Это кто же у нас меткий-то такой, покажись мил человек, сделай милость… — отбросив в сторону мои стрелы, Ахмет развёл руками, выронив и свой грозный лук. Всем своим видом показывая своё искреннее радушие.

— А-пчхи! — снова чихнул я, и не удержавшись, свалился с проклятого дерева. Но не успел я подняться, как чихнув, мне на голову свалилась и рыжая белка. Ухватившись лапами за мои волосы, ещё раз чхнула, обдав меня новой порцией рассыпанных по всему беличьему телу, ядрёных специй.

— А-пчхи! — это чхнул уже я. А огромный Ахмет, оторопело глядя на эту феерическую картину, поддерживаемый сотнями глоток, неожиданно заржал…

Подойдя ко мне, он присел и пристально взглянув в детские глаза, похлопал меня по плечу.

— Комар! Я вижу ты времени зря не терял. Молодец… Похвалил он меня. Так с луком подружится, — не каждый опытный воин может. Но слугу моего, ты всё же зря от меня умыкнул… Ты меня, понимаешь? — выдержав его испепеляющий взгляд, я немного сместился в сторону, одновременно убрав с плеча его тяжеленую, прижимающую меня к земле руку.

— Да, Ахмет. Я тебя прекрасно понимаю. — максимально серьёзно ответил я. — Но Игды, — свободный человек. И он имеет полное право, сам выбирать себе хозяина. Он, выбрал меня. Потомка древнего рода, правнука хана Талалая. Не потому что он хотел обидеть тебя, а потому что он хотел быть со мной. И ты, Ахмет, должен уважать его выбор. Выбор свободного человека. Ты меня, понимаешь? — и я на всякий случай положив руку на медвежий коготь, вместе со спрятавшейся под рубаху белкой, посмотрел в глаза этого жестокого человека. Он же в ответ, как и тот огромный, черный волк, пытался отыскать в моих глазах, хоть толику животного страха.

— А ты что, Комар, меня не боишься? — прошептал он, еле слышно. — А то ведь я могу тебе голову скрутить в два счёта, не смотря на закон, и никто меня не осудит… — и он снова взглянул в мои детские глаза.

— Ещё сидя на дереве, — очень боялся. А теперь, — нет. — признался я, мило улыбнувшись.

— Почему это?! — удивился Ахмет. — Почему, перестал?

— А мы с тобой, очень похожи. Я такой же как и ты. Только я, — лучше! Во всём, лучше! Я даже лучше тебя стреляю! Не веришь? Можем ещё раз друг в друга пальнуть, и ты увидишь как я выбью твой острый глаз. Можем сразится на ножах. И ты узнаешь, что у тебя в животе. Да я даже без ножа, могу сейчас же перегрызть тебе горло! И ты меня не остановишь. Просто не успеешь. И самое главное… Мне не нужно избивать своих слуг до полусмерти, что бы они меня слушались…

Ахмет очень внимательно меня слушал. Я чётко видел, как меняется выражение его лица. А в конце от снисходительной ухмылки не осталось и следа. Затем он поднялся и натужно улыбнулся.

— Ты же помнишь Комар, что ты мне должен! — произнёс максимально громко, сотник.

— Что я должен? — ге понял я.

— Отужинать, ты со мной должен! — подняв к верху руки, заорал Ахмет. — Приходи. И белку свою захвати. Уж больно она, смешная… — И под громкие окрики, подгоняя лошадей, сотня воинов, содрогая землю подкованными копытами, помчалась сквозь редкий лес к реке. Я же, тоже помчался, но к полуживому Игды.

Взяв на руки лицо бедного старика, смочил его пересохшие губы кумысом, а кровавые раны потницей.

— Извини, хозяин! — прошептал Игды. — Не будет у нас завтрака, перевернули котелок с мясом, негодники!

— Не переживай, Игды! Прорвёмся… — погладил я его взъерошенные, седые волосы. — Ты же надеюсь, запомнил, кто это посмел через наш горящий очаг переступить?

Глава 19

— Брат! И кто тебя за язык-то тянул! — разорялся Келджик. — Зачем было с Ахметом так разговаривать! Вот скажи, кто Ахмет, а кто ты…

— Сказал и сказал… Чего уж теперь… — ответил я только что вернувшимся из леса и узнавшим что приключилось, младшим братьям. — Ахмет как Ахмет. Мало ли я в своей жизни, таких Ахметов встречал… — пробурчал я про себя. — Да и потом. Если бы он хотел меня убить, давно бы уже это сделал, не смотря мои неосмотрительные речи. А так, видно есть у него на меня, свои планы.

— У Ахмета боевая сотня в подчинении. А у тебя, — один старый, побитый, ни на что не годный, слуга-горбун! Не в обиду тебе Игды, будет сказано… — всё не мог успокоится, не на шутку разволновавшийся за меня Келджик.

— Да ничего… Всё правильно… — простонал Игды. — Подставил я тебя хозяин, знатно…

— Не иди брат, на ужин ты этот. Не нужно! — немного успокоившись, присел на корточки и посмотрел в мои измученные глаза Келджик. — Ахмет Игды, тебе точно не простит!

— Да, Комар… На попойках этих, порой всякое случается… — тяжело вздохнул поглаживая покусанные ноги, присевший за импровизированным столом из пары шкур, Элдак. — Найдут тебя утром уже окоченевшего. И поверь, никто лишних вопросов задавать точно не будет…

Подоспевшие аккурат к обеду младшие братья, принесли с собой и двух, достаточно жирных зайцев. А заодно и с десяток моих детских стрел с верёвкой. Потому как, нечего добру пропадать. Игды же, немного отлежавшись, всё же пришёл в себя и сварганил нам поесть. А готовил он и вправду, очень вкусно. К тому же, кроме купленных у заезжего менялы, пол сотни наконечников к мои будущим стрелам, умудрился раздобыть ещё и немного соли. Причём, совершенно бесплатно. В подарок, так сказать. И я, не обращая внимания на продолжавшееся за обедом ворчание моих названных братьев, жадно уминал выстроганной во время моего вынужденного возлежания деревянной ложкой, такой долгожданный и невероятно вкусный, солёненький супчик.

— А как там, мои милые зверушки поживают? — облизывая пустую тарелку и воспользовавшись наконец-то наступившей паузой, задал я очень интересующий меня вопрос. — Не соскучились по мне?

— Хорошо поживают… — Ответил за двоих, Келджик. — медведица после того как мы наши с братом стрелы из неё вытащили, на поправку пошла. И сегодня вместе с медвежатами, до реки нас даже проводила. Что-то промычав на прощанье. Видно, привет тебе передавала.

— А волки, как? — не отставал я. — Мать-волчица с медведицей, не воюют за каменную пещеру?

— Какое там, воюют! — Отложил пустую тарелку Элдак. — Они медведице два дня раны зализывали, да мясо ей пережёвывали, что бы та сильно не напряглась. Так она теперь с ними, даже спит вместе! Представляешь? Медведь и семеро волков! И ещё куча волчат на такую гору без всякой опаски залезают, да за уши её дёргают. Мы с братом пол дня с этой картины угорали… — заулыбался Элдак. — Особенно, когда она на другой бок поворачивалась, от потеха-то была! Ты бы Комар, эту умору видел…

— А она часом, не против? — немного напрягся я. Вспомнив её, довольно скверный характер. — Не огрызается в ответ?

— Огрызается?! Ты о чём?.. Добрейшее на свете существо! Эта твоя, мохнатая мамаша… Мы когда с неё стрелы вырезали, она и глазом не повела. Слёзы от боли бегут, а сама язык прикусила и сопит в две дырки. Смиренно ждёт, пока закончим.

— Вы это точно, о той самой медведице говорите? — я удивлённо на них вылупился. — Или может, вы так шутите? — братья заулыбались.

— Точно, Комар! Не переживай за это… Всё хорошо! Тебе и так есть за что переживать…

— А как же, волки залётные? Не появлялись? — спросил я, искренне поблагодарив прилёгшего с моего разрешения отдохнуть Игды, за вкусную похлёбку.

— Ну почему же, не появлялись… Появлялись. — ответил Келджик. — Был один. Твой хороший знакомый, кстати… Пока он дохлый, как мы думали, возле медведицы валялся, мы его сразу потрошить не стали. Хотели целую тушу сюда притащить, что бы перед другими таким красавцем похвастаться. Ну и что бы ты ему лично уши отрезал. Он же чисто, твоя добыча. Но пока мы за мишкой лазили, за лошадками сбегали, да от брода добрались, то его уже и след простыл! Ожил гад…

— Кто ожил? — не понял я.

— Ну тот, невероятно здоровый, чёрный волчара. Что ты с ним в ваши волчьи игры на выживание, решил поиграть!

— Этого не может быть! — выкрикнул я. — Я нож ему прямо в шею засунул! Да и волки с медвежонком, погрызли знатно…

— Ну, может и не может, но такую огромную зверюгу, ни с кем не перепутаешь… Да и медвежонок, о котором ты нам рассказал, мы тоже думали, что ни жилец. Нас к тому дереву его смышлёный братец привел, а он как на сук острый напоролся, так на том суку и повис… Мало кто после такого выживет. Но ничего, после того как мы его аккуратно верёвкой спустили, полежал маленько в мамкиных объятиях, оклемался…. А волк этот, уж точно покрепче мелкого медоеда будет. Ты лучше скажи, где ты такую зверушку откопал? Первый раз вижу, что бы белка, да так к человеку приклеилась. Небось, долго рыжую орехами прикармливал?

— Не белка это! — простонал Игды. — А исчадие ада! Пряностей, на целую серебрённую монету перевела, зараза…

Каким-то десятым чувством осознав, что говорят именно о ней, рыжая вылезла мне на голову и показав бедному Игды язык, залезла обратно за шиворот. Было очень щекотно. Но мне почему-то нравилось, что кто-то постоянно со мной находится. Хоть это и была, явно какая-то ненормальная белка. Нормальные, к местным пацанам под рубаху, уж точно не лазают…

***

Я неслышно подошёл к сборищу сидящих на улице и бурно о чём то спорящих, уже достаточно бухих воинов. И немного послушав пьяный трёп здоровых мужиков, попробовал подвинуть одного из них, чтобы присесть за общий стол из огромного, разноцветный ковра и набросанных под задницы местной знати, кипы волчьих шкур. Вокруг которых не успевая подливать в небольшие, белые чаши, сновали четверо услужливо прогнувшихся в поклоне слуг с кувшинами. Три десятка хорошо экипированных воинов, с помощью ножа и сальных пальцев, всеми силами пытались набить свои бездонные желудки, отвлекаясь лишь на кумыс и постоянно подливаемую слугами потницу. А красиво потрескивавший в пару метрах от гулкого застолья костерок с очередной, скворчащей на огне, ещё недавно бегавшей живностью, дополнял эту незабываемую картину.

— Чего тебе, сопляк? А ну, бегом отсель к мамке под юбку! Пока бока не намяли… — гаркнул на меня довольно крепкий детина, с мудрёным узором на кожаной броне.

— Ну и ладно, — выдохнул я с облегчением, — отсель, так отсель. Запрыгнувшая мне на плечо белка, щекоча ухо своими смешными усиками, меня всячески поддержала.

— Сармат! — вдруг встал Ахмет, заметив мою озадаченную рожу, — прошу тебя, не прогоняй моего дорого гостя! Я его ещё месяц назад пригласил. Это, если ты не в курсе, мой будущий, лучший в империи, разведчик!

— Разведчик? — заржал мужик. — Да он сиську мамкину не найдёт, не то что вражеское войско!

— Ты мой друг, в корне не прав! — перекрикивая издевательский, пьяный хохот, проорал Ахмет. — этот пацан, мою стрелу с лёта сумел сбить. А летела она, не абы-куды, а прямо в его наглую рожу! Ты такое, хоть раз видел?

— Твою стрелу?! — искренне удивился гость. — Нет, не видел. Да и не поверю я в это никогда! Чтобы твою быструю стрелу, хоть кто-то сбить сумел!

— Так, что мне делать? — спросил я у Ахмета. — присаживаться или мотать?

— Садись ко мне, Комар, — поманил меня Ахмет.

— Нет уж! — остановил меня рукой, Сармат. — Пусть со мной сядет! Хочу с таким багатуром, поближе познакомится! — И все рядом сидящее, тут же, не сговариваясь и без всякой команды, быстро подвинулись, уступив мне явно козырное место.

— Сармат. — представился мужик, протянув свою огромную лапу. — Сын хана Алтына.

— Комар. — положил и я свою, теряющуюся в его ладони руку. — Сын Мбека.

— Мбека? — немного удивился мужик. — Хм… Не того ли огромного увальня, что потчевал нас пару лун назад? Как он там, что-то его не видно. Наверное, ещё больше разжирел на общественных харчах?

— Того-того! — ответил за меня Ахмет. — Только, нету его больше. Медведь горло, в раз располосил. Заодно отправив жирдяя к праотцам.

— Соболезную, Комар! — похлопал меня по плечу Сармат. — Но так, может даже и лучше… Из дома его выгнали, двадцать пятый сын хана не пойми от какой, наложницы. И не просто, наложницы. А говорят, — настоящей ведьмы! Да и готовил он, если честно, достаточно скверно. А мишке и такая добыча в радость! Чего добру пропадать… — все тут же заржали.

— Ну, от наложницы или нет, — неожиданно поправил его Ахмет, — но хан его при рождении признал, и его потомство, считай тоже. А то что тот, не понятно в кого пошёл, это уже вопрос десятый. Так что рядом с тобой Сармат, сидит истинный воин, настоящий потомок древнейшего рода в империи, и надеюсь, мой будущий, лучший разведчик…

— Ну, а с медведем-то что? Разведчик… — вдруг улыбнулся мне Сармат. — Великий воин надеюсь, отомстил за отца? Укокошил топтыгина? Или как и положено сопляку его возраста, спрятался за мамкиной юбкой? — и он снова засмеялся, а с ним и два десятка его воинов. Но на удивление гостя, остальные присутствующие, его не поддержали.

— Что?! — не понял он. — Неужели, отомстил? Своей быстрой стрелой попал медведю в глаз? В два глаза? — начал гадать воин.

— Ножом убил! — вдруг обломал всё веселье, Ахмет. — Именно той самой рукой, за которою ты с ним здоровался!

— Кто убил?… — посмотрел насовсем уж поникшего меня, мужик. — Да хватит издеваться, Ахмет! Я знаю, ты любишь пошутить. Но мы уже не дети, и я тьму собрал, если ты не заметил!

— Заметил я, заметил… Не переживай ты так! — успокоил его Ахмет. — Не веришь мне, спроси своих братцев-сорванцов.

— А вот и спрошу! — стоявший рядом с Сарматом воин, заметив небольшой кивок гостя в его сторону, тут же рванул в неизвестном направлении.

— Ладно друг… Давай выпьем, что ли. А то ты меня совсем с толку сбил, своими дивными сказками…

— Давай Сармат! — согласился Ахмет. — За встречу мы уже три раза пили, так что давай за здоровье Чингисхана!

— За Императора! — поднял чашу, Сармат. — За Наместника Неба на земле! Ух, и хороша у тебя потница! Игды, как всегда делал? Вот мне бы такого слугу! Читать умеет, четыре языка знает, а готовит как! Пальчики оближешь… Но сегодня, явно не он мясо делал. Заболел, что ли?

— Какое там, заболел! — занюхав хурутом и подождав пока нальют ещё одну чашу, снова вдул за здоровье правителя, Ахмет. — Ушёл от меня гадёныш, к другому господину…

— И кто же это посмел у тебя переманить лучшего слугу, которого я только знаю?! — удивился Сармат. — Надеюсь, он уже на пути в царство Тенгри?

— Кто-кто… — посмотрел на меня презрительным, посоловевшим взглядом, Ахмет. — Вот он, и переманил!

Сармат от услышанного, аж поперхнулся. Да так, что услужливый мужик с кувшином, со всей дури двинул ему по спине, за что тот уже, двинул локтем мужика в живот. И согнувшийся в три погибели слуга, с выступившими от боли слезами, пустыми, грустными глазами побитой собаки, уставился уже на меня. Но тут, не выдержал уже я… Поднявшись и стукнув детской ручкой себя в грудь, прорычал высоким голоском, сверля присутствующих злым, волчьим взглядом.

— Я, Комар-р! Сын Мбека! Могучего воина! И я, никого не переманивал! Это сугубо его, собственное решение! И он, как свободный человек, имеет на это полное, законное пр-раво! А ты Ахмет, с утра через мой горящий очаг перешагнул и котелок с едой перевернул. А это, уже совсем неправильно!

— Что за наезды? — вскочил вдруг Ахмет, возвышаясь над моей мелкой фигурой, словно слон над моськой. — Нет, Сармат! Ты слышал?! А ты говоришь, медведь… Он уже и на меня хурут крошит! А через пару лет и тебя, того гляди, подвинет!

— Да… Борзый малый… А что, действительно сотник через твой очаг переступил? — вдруг, сочувственно посмотрел мне в глаза, грозный мужик. — Или снова враки, как про стрелу и медведя?

— Ну, не совсем он… — замялся я. — Его десятник, Мерзы… Но, какая разница!

— Да я, случайно! — вскочил на ноги довольно молодой, порядком подвыпивший юноша. — Лошадь испугалась чего-то, попятилась, вот и перевернул! — я не хотел, Сармат! Прости! — и он тут же плюхнулся перед гостем на колени.

— Хотел, не хотел… — кряхтя, встал Сармат. — А за это преступление, смерть полагается…

— Ты что это, серьёзно сейчас? — вскипел Ахмет. — Арабана моих разведчиков, за миску вонючей юшки, на тот свет хочешь отправить?

— Ни я, Ахмет. Закон! — вполне серьёзно, заявил Сармат.

— Ты что это о себе возомнил?! — не на шутку, разошёлся Ахмет, — Если хан Бату, тебе этот улус на краю империи доверил, то ты тут что, пуп земли? Да я тебе, сопляку, в детстве люлей смачных отвешивал! Забыл, что ли?! Ну так ты их сейчас, ещё раз отведаешь! — подорвался Ахмет.

— Тихо, друзья! Тихо… — встал между ними ещё один крепко скроенный воин. — Если у Комара есть претензии к Мерзы, он имеет полное право их ему предъявить. Но и Мерзы, как арабан и сын одного из темников, в своём праве ему ответить. Если его непосредственный начальник не решит по другому, и позволит в честном поединке решить возникший спор, а наместник возражать не будет. Так, будет по честному.

— Малец против, пусть и не сильно опытного, но воина? Это по вашему, честно? — возразил Сармат. — Комар, ты согласен на честный поединок? — Я безразлично сдвинул плечами. Вид подвыпившего юноши, явно по блату устроенного десятником, меня не шибко впечатлил. Это ведь, не Ахмет…

— Мне всё равно… — гордо заявил я. — Могу, хоть со всей сотней сразу сразится! Хоть с голыми руками! Потому как правда, — на моей стороне! — Сармат улыбнулся.

— Ну, так тому и быть. Раз ты такой смелый! Мне даже интересно стало на это посмотреть.

— Ладно, — махнул рукой Ахмет. И опустившись на волчью шкуру, тут же запил свою недавнюю ярость, чашей потницы. — Но только не на луках! — заявил он. — А то знаю я, как он стреляет… Утром видел…

— Спасибо Такту. Ты всегда был самым рассудительным из нас. — искренне поблагодарил вмешавшегося мужика, Сармат, снова присев на своё место. — Но я, всё равно не понимаю, как такой пацан, мог убить огромного медведя и сбить твою быструю стрелу, Ахмет?! Даже будь у него рогатина и ещё сотня таких же мелких помощников как и он сам… — но наклонившийся к дорогому гостью и что-то шепнувший на ухо воин, тут же заставил его обернуться.

— А вот и мои драгоценные братья! — Элдак и Келджик подошли и низко поклонились сидящим. Видно было, что эти, никого не боявшееся бузотёры, сейчас почему-то, очень сильно нервничали.

— Звал, брат? — спросил Элдак.

— Подойдите братья, не бойтесь! — подозвал их поближе, Сармат.

— Да мы и не боимся… Правда брат? — спросил неуверенно Элдак.

— Угу… — ответил Келждик.

— Понятно, что не боитесь! Вы же мои единственные братья, чего вам, младшим братьям наместника этого улуса, боятся-то! — не понял Сармат. — Разве что этого недомерка, Комара! — заулыбался он. — Что одним лишь взглядом, на лету стрелы сбивает, да валит с ног огромных, злых медведей. А ну, признавайтесь! — подошёл он к ним и по отечески теребя их шевелюры, хоть и грозно, но явно шутя спросил. — На кого бы поставили десяток отборных лошадок в честном поединке, на вашего старшего брата, или этого мелкого сорванца! — за столом захихикали. — Или может, дядя Ахмет, вызывает у вас оболтусов, больше уважения? — скосил он взгляд, на порядком поддатого сотника.

— Брат, ты только не гневайся… — начал было Келжик. — Но мы не знаем…

— Как это, не знаете? — вылупился на них Сармат. — Вы что, оболтусы, не знаете какой ваш старший брат, великий воин? Или вы не верите в наш род?

— Мы верим в наш род. Но ты нам, хоть и брат, но уже не единственный, старший брат… — Они дружно повесели носы.

— Что значит, не единственный?! — искренне удивился Сармат, покрепче сжав волосы высокого Элдака.

— Мы приняли в нашу семью, нового брата… Он такой же великий воин как и ты! И он нам, жизнь спас… Ай… — вторая лапа, потянулась и схватила за загривок уже и Келджика.

— Что вы сделали?! — переспросил Сармат.

— Жизни наши спас, вот мы его и попросили стать стар…

— Спас?! Вот как… И кто же этот мой, новый родственник? А ну, отвечайте придурки!

Взглянув на перекошенные от боли рожи братьев, я тяжело вздохнул, подошёл к громиле и подёргал Сармата за рукав.

— Чего тебе, Комар? Видишь, я немного занят… Или ты хочешь, что бы я поступил по закону и тотчас повесил десятника, как и полагается? Так я сейчас, как раз об этом и думаю… Заодно с моим новым братцем! Чтобы не лез, куда не просят! — отпустив волосы, он взялся за уши бедных мальчишек. Я ещё пару раз его безрезультатно одёрнул, глядя как с непрошибаемых обычно лоботрясов, ручьём катились слёзы.

— Сармат! — вдруг встал Ахмет. — Отблагодарить за спасение жизни родством, это очень благородное дело! Понятно, что совершенно необязательное, хоть за сто спасённых жизней. Но если такому суждено случится, не нам об этом судить! На всё, воля небес…

— Да… — загалдели собравшиеся… — Благородное…

— Возможно. — согласился Сармат. — Но кто это, добровольно, признаёт нового брата, старшим? Это всё равно, что в рабство себя заключить! Вы об этом, олухи, подумали! Он вам скажет через огонь прыгнуть, и вы прыгните? Или с медведем поцеловаться, — поцелуетесь! А то и того хуже, в грозу, в воду полезете! Лишь бы, от вас олухов избавится…

— Да ладно, Сармат! — снова попытался успокоить друга, Ахмет. — Справные же воины! Все в тебя! И на сколько я знаю, просто так, они и дружбу-то никому не предложат, не то что братом стать! Отпустил бы их, пока уши целые…

— Брат, больно! Он четыре раза, нам жизнь спасал! — заливаясь слезами, проскрипели мальчишки.

— Четыре раза?! — ещё больше удивился сказанному Сармат. — Ахмет, а не ты ли это? Может ты моих бестолковых братьев, без моего ведома, ещё и с собой, в боевой поход брал? Иначе я не понимаю, как можно четыре раза от смерти спасти? А потом ещё и в братья напросится?

— Никого я не брал! — выкрикнул Ахмет. — Я что по твоему, совсем баран!

— Видимо, баран! — выхватил саблю мужик, отпустив при этом ухо Элдака, — раз обманом в мой род, пробраться решил! А потом и от меня, видимо избавится… Ну не Комара же они в старшие братья записали-то в самом деле! Вот и остаёшься только ты…

— Слушай, Сармат… — начал я смущаясь, глядя с какой скоростью развиваются здесь события, — тут, такое дело… — но не успел я договорить, как у Ахмета в руках, тоже сверкнул металл. Ещё немного, и мы бы наверняка узнали, кто из нас троих, победит в честном поединке. Себя я, ясное дело в расчёт не брал. Куда мне до этих, матёрых вояк. Но не успел Ахмет выйти к своему сопернику, как ужасная правда, вместе со слезами, всё же вырвалась наружу…

— Комар это! — проорал корчась от невыносимой боли, Келджик. — Комар, наш новый, старший брат! Но ты не подумай, ты самый, самый старший! Да, да! — закивали братья. — Старшее не бывает!

— Не понял… — присел на землю от неожиданности Сармат, выронив свой клинок и наконец-то отпустив бедное ухо младшего брата. И под дикий хохот Ахмета и смешки его друга, сотника Такту, посмотрел в маячившее перед собой, невинные, детские глаза. Снова обведя меня внимательным, колким взглядом. — Но как! Как эти два лоботряса, моги тебя, пятилетнего сопляка! Признать старшим братом! Да они и меня-то, в грош никогда не ставили! Сколько я их проклятых, не мутузил… Ты что, связал их и раскалёнными углями пытал?

— Вот видишь, друг, — обхохатывался с поникшего тысячника, спрятавший саблю, Ахмет. — А ты с меня ржал! Но теперь-то, точно, моя очередь! — он встал, обошёл вокруг стола и обратился к потупленным братьям. — Вы лук и стрелы Комара с собой прихватили?

— Да, Ахмет! Вот они. И даже тетиву уже натянули! — обрадовались перемене темы, братья.

— Возьми Комар. — отдал мне оружие Ахмет. — И вы, други мои, все возьмите по одной стреле!

— Но зачем? — не понял вконец растерянный Сармат.

— Бери друг, увидишь, какой у тебя братишка бойкий появился! — похлопал гостя по плечу, Ахмет. — Кому не достался лук, не обижайтесь. У Комара, всего-то, около двух десятков стрел. А нас по более будет, так что без обид.

— Мы что, по наглому мальцу стрелять будем? — предположил Сармат. — Я в принципе, не против. Но с другой стороны, брат, как ни как… Или ты Ахмет, до того боишься своего десятника потерять, что решил мальца пришить?

— Ну что ты, Сармат! — развёл руками Ахмет. Я что, детоубийца какой? По белке мы стрелять будем. А с десятником, Комар завтра разберётся. Когда тот протрезвеет. Всяко, по более шансов у него будет.

— По белке? — не понял Сармат, — по какой ещё белке?

— По этой! — и Ахмет дав понюхать поджаренные, ароматно пахнущие орехи, почуявшему еду и прыгнувшему мне на голову зверьку, тут же выпустил стрелу в ближайшую к нам юрту…

***

Кто попадёт белке в глаз, тому отдам своего любимого коня! — проорал Ахмет. — Только не все сразу стреляйте. А то не поймём кто и выиграл!

— Ты это серьёзно? — повернулся Сармат. — Отдашь подарок Чингисхана?

— А разве, в таких делах шутят? — развёл руками Ахмет. — Самый меткий, сразу же уедет на этом редком, могучем, жеребце! Но кто промахнётся, с того десяток кобылиц! Так что трижды подумайте, перед тем как натягивать тетиву, что бы потом без обид…

Услыхав подобные речи, я тут же побежал за своей неугомонной белкой. И попытался согнать её с шатра. Но она как приклеенная, безуспешно дергала за крепко привязанный мешочек с орехами.

— Брось ты их, дура! — умолял я вертихвостку. — В лесу этих орехов, видимо не видимо! Уж я то, знаю! — но невероятно манящий её запах, сделал с и так неуправляемой белки, просто рыжее зомби, и она вцепившись в стрелу зубами, пыталась перегрызть державшую кожаный мешок, крепкую нить.

— Комар! — крикнул мне Ахмет. — Покажи на что ты способен! Продемонстрируй собравшимся своё умение, которым ты ещё утром предо мной хвастался! Спаси свою юркую подружку! И тогда возможно, я возьму тебя в свою сотню, как и обещал при нашей первой встрече!

— Иди ты, знаешь куда, вместе со своей сотней… — процедил я сквозь зубы. — Ну же! Дура пустоголовая, спускайся! А то из тебя скоро решето сделают! И словно в подтверждении моих слов, просвистела первая, выпущенная стрела. Но полетела она не в рыжую бестию, а в маленького, чернявого мальчугана. Невероятно уставшего за этот вечер и совершенно не готового к такому повороту дел. И малец, защищаясь от летящего в него смертельного металла, сумел лишь прикрыть лицо своей детской рукой…

Глава 20

Будучи одним из многочисленных, внебрачных отпрысков известного своей чрезмерной жестокостью темника, Мерзы лишь однажды видел своего знаменитого отца. Хоть таких как он, непризнанных сыновей у командира тумена, был не один воз и маленькая тележка, ему всё же повезло со своей настырной матерью, и отец несколько раз за ночь приласкав, а напоследок и поколотив всё ещё достаточно привлекательную женщину, умолявшую признать своего сына, всё же снизошёл до черни и выделил отпрыску десяток никому не нужных, неопытных воинов, а заодно и замолвил перед Ахметом слово, что бы тот принял под своё крыло данного юношу. В качестве благодарности, пообещав в присланном вместе с десятком, письме, совместный боевой поход и справедливое разделение добычи. Заодно увеличив и так порядком разросшуюся сотню, ещё на десяток, не ахти каких воинов. Ахмет, ясное дело, отказать просьбе темника не смог. И с большим трудом усмирив новоприбывших юнцов, послал их куда подальше в лес, искать хорошо спрятанные здесь, крупные поселения язычников, беглых холопов и крестьян. Но не смотря на все их усилия, неопытные воины на этих страшных топях и болотах, кроме скользких лягушек и водяных крыс, так ничего и не нашли. Что впрочем, сотника, не сильно-то и смутило. Главное, что бы под ногами не путались. А нянчится с очередными обалдуями, ему не очень-то и хотелось. Хватит с него и братьев-сорванцов нового наместника этого улуса…

Можно долго гадать, что творилось в затуманенной потницей голове юного десятника, но находясь в первых рядах вернувшейся в лагерь сотни, Мерзы воочию наблюдал как этот мелкий сопляк, с одним лишь небольшим ножиком дрался с огромным, разъярённым зверем. Детский лук с такими же игрушечными стрелами, в расчёт можно было не брать. Он внимательно следил с какой невероятной скоростью уходил от мощных, когтистых лап грозного зверя, этот ловкий карапуз. И очарованный его дивным танцем, даже хотел помочь смелому мальцу… Но он хоть и старался во всём наследовать своего грозного папашу, и любил поиздеваться над своими же подчинёнными, отвешивая увесистые плюхи и сильные удары в живот, но рисковать своим животом в честном поединке на ножах, да ещё и с этим, невероятно ловким и быстрым пацанёнком, юному десятнику совсем не хотелось… А то что он будет, именно на ножах, Мерзы ни капли не сомневался. На мечах биться, Сармат ему уж точно не позволит. Не говоря уже, о драке на кулаках, где он просто размажет мальца по траве…

***

Не успел я поднять руку с полным колчаном стрел, чтобы хоть как-то защитится от летящей в меня смерти, как меня тут же сшибло с ног. А застрявшая в колчане стрела, проломив десяток древок, вылезла своим широким, тяжёлым наконечником с другой стороны деревянной сумы, расцарапав при этом детское плечо. Застонав от боли, я мгновенно вскочил и резким, отработанным до автоматизма движением, выхватил три целые стрелы, и тут же выстрелил в очередную, летящую в меня огромную болванку…

Мерзы, увидав что его срезень, отбитый непонятно куда улетевшей, мелкой стрелой, ушёл в землю, тут же подбежал к лошади и взяв очередную, тяжёлую стрелу, на глазах ошарашенных, пьяных товарищей снова натянул тетиву, целясь в уже выстрелившего в него пацанёнка. Но не успел он отвести руку назад, как лук десятника вместе с громко лопнувшей от точно выпущенной быстрой стрелы, бечевой, тут же выгнулся в обратную сторону. А от неожиданного удара по пальцам, и вовсе выпрыгнул из лап удивлённого, молодого человека. Но его удивление длилось не долго. Выхватив свой кривой меч, он со страшным криком побежал на устало вылупившегося на него пацана…

Убивать очередного сопляка, да ещё и сынка командира десятитысячного войска, в мои планы детские планы, уж точно не входило. Хватило с меня крови и в прошлой жизни. Но и смотреть как меня срубают словно сорняк, я тоже не стал. И практически не целясь, пришпилил всё ещё бегущего на меня верзилу к грешной земле, выпустив стрелу по длинным носкам на сапогах Мерзы. Юноша тут же шлёпнулся мордой в траву, выронив при этом и свой кривой меч. Откинув лук, я с максимально возможным в моём состоянии ускорением, вскочил на этого, достаточно упитанного юнца, и приставив нож к горлу, прорычал:

— Сдавайся, пр-ридурок… — в максимально грубой форме, приказал я скаля зубы. И хотевший уже было подняться Мерзы, ощутив на своей шеи леденящую кровь, холодную сталь, снова распластался на влажной траве.

Ошарашенный Сармат, всё ещё зачем-то целившейся в Мерзы, медленно отпустив тетиву, подошёл ко мне и присев на корточки, спросил:

— Слушай, братишка… А тебе, сколько лет-то?

— Какая разница? — искренне не понял я.

— Просто хочу знать, когда для такого багатура, калым для выкупа невесты готовить! — искренне улыбнулся он. Всё воинство тут же засмеялось.

— Ну, а что ты с десятником делать собираешься? — задал ещё один вопрос, уже перестав улыбаться, Сармат.

— А что, есть варианты? — не понял я.

— Ну, пока он жив, то есть… Ахмет! — вдруг встал Сармат. — А как ты смотришь на то, что бы мой братец вместо жизни десятника, его арабан себе забрал?

— Сопляка на десятника? — недоуменно уставился на него Ахмет. — Да меня, другие джагуны засмеют!

— А когда узнают что шестилетний ребёнок, командира твоих разведчиков в честном бою одолел, не засмеют?

— Мне, — два года! — гордо вскинув голову, выкрикнул я. — Что по волчьим меркам, был уже достаточно зрелый возраст. На что снова, все громко заржали.

— Даже лучше! — роднял руки вверх, Сармат. — Мой двухлетний братец, и командира твоих разведчиков, в честном поединке победил. Точно засмеют!

— Да… — рочесал репу Ахмет. — Засмеют… Но ему, явно не два! Пять, минимум! Но это ничего не меняет… Да и как же Мерзы? Что он хочет? Может, умереть для него будет более достойным, чем под началом у сопливого мальца служить?

Все тут же взглянули на почти уснувшего, десятника.

— Не-ет… — простонал юнец. — Видно боясь ещё больше подпортить, и так уже порядком порезанное горло. До чего, всё же невероятно острым, был мой медвежий коготь! А ведь я и не прижимал-то его почти. Да и не точил ни разу…

— Ну, он сказал, — нет… — продублировал я ответ.

— Что, нет-то? — не понял Ахмет. Я с его папашей, разбираться потом не хочу! Пускай чётко ответит, куда он хочет. Под начало Комара или в царство Тенгри!

— Не хочу к Тенгри… — пролепетал Мерзы.

— Он не хочет к Тенгри… — повторил за ним Сармат. — Так что, Ахмет, принимаешь к себе нового десятника, с соответствующей его статусу командира, долей в добычи?

— Угу… — прорычал Ахмет. Сверля меня своим озабоченным взглядом.

— Что, угу? — переспросил Сармат.

— Принимаю! Так луче?! — проскрипел сотник… — Хватит уже глазеть на этого, беспомощного идиота! Идёмте за стол, да хорошенько выпьем!

— Смотрите! — вдруг воскликнул, подошедший к нам, Такту! Белке в глаз попали! Поднял он бездыханное тело. — Стрела-то, совсем детская! А у нас тут, только у одного такие игрушки имеются!

— Это как?! — не понял Ахмет. — Он же в неё не стрелял!

— Видно, отскочила… Когда срезень на лету сбивал… — пронеслось среди гостей.

— Отскочила или нет. Но ты Ахмет, моему братишке ещё и лошадку подаренную самим Тэмуджином, обещал! — все посмотрели на унылого сотника. Видно, абсолютно уверенного, что защищая свою белку, я собью все стрелы, и лошадь останется у него. А заодно и как минимум, сотня лошадок. И уж никак не ожидавшего такого поворота дел. Сармат же, снова опустился ко мне на одно колено. — Всё Комар, отпусти идиота. Только, аккуратно. А то ни коня, ни арабана, тебе не видать…

— Все видели, какой у меня брат! — поднял меня над головой словно белку, довольный собой Сармат. — Одним выстрелом и стрелу смертельную сбил, и коня от самого Чингисхана заполучил! — народ весело загудел. — За это, нужно хорошенько выпить! Садись брат. Расскажи нам, как это у тебя получается. И медведей грозных валить, и слуг у сотников переманивать. Раскрой секрет! Я может, тоже так хочу…

***

Еле передвигая налитыми свинцом ногами, я с трудом слез с огромного коня и пошатываясь, направился в сторону своего шатра. Игды, едва увидав хозяина, тут же подбежал и подхватил рухнувшего ему в руки, полуживого от бесконечных тостов в его честь, мальца.

— Принимай Игды, пополнение… — кивнул я в сторону недовольно фыркающей лошади. Узнавшей видимо, постоянно пьяного горбуна.

— Хозяин! Ты что это, ещё и коня у Ахмета забрал? — не понял Игды. — Ты его хоть, не убил?

— Ик… — икнул я. — Не убил… Хотя, признаюсь… Очень и очень хотелось… — заглянул я под рубаху, где неподвижно лежал мой рыжий зверёк. — На спор выиграл…

Глава 21

На следующий день я проспал почти до самого вечера. Увидав у себя на груди, хоть и страшно изуродованную, но всё ещё живую беличью рожу, я от счастья что моя рыжая бестия не испустила дух, крутясь и танцуя с ошарашенной белкой в руках, выбежал на улицу.

— Твою медведицу! — вырвалось у меня. — Игды! Что здесь, к такой-то матери, происходит?! — спросил я у помешивающего в довольно крупном чане булькающую жижу и всецело поглощённого готовкой, горбуна.

— Вы проснулись?! — обрадовался Игды. — Добрый вечер, Господин! Это Ваши люди поближе к новому господину решили перебраться.

— Какие ещё, люди? — не понял я, и посадив полуживую, одноглазую белку себе на плечо, посмотрел на десяток небольших палаток, окруживших мою, ещё недавно стоявшую в полном одиночестве юрту. Что меня, если честно, очень даже устраивало.

— Арабан Ваш, господин! — развёл руками Игды. — Я вот как раз, на всех и готовлю! Так что мойте руки и садитесь жрать, пожалуйста!

— Ах, да… Я же теперь десятник… — всплыло в замутнённом кумысом, детском сознании. — Ну и где же этот арабан, делся? Люди где? — спросил я у Игды.

— Я их руки мыть послал! — гордо заявил слуга. — Они правда, поначалу меня тоже послали… Так что пришлось сказать, что мол, кто руки не помоет, тот получит плетей от брата наместника улуса. Плетей, никто получать не захотел…

— Ну, это правильно… — похвалил я Игды. — Руки перед едой, нужно мыть. Не из-за плетей конечно, а из за…

— Бактерий? — перебил меня Игды.

— Ну да… Из-за них, проклятых.

— Из-за бактерий руки мыть, никто почему-то не желал… — возразил мне слуга. — А вот из-за батога, желание сразу и появилось!

— Ну, хоть так… — согласился я с Игды. — Главное, — результат.

— Это точно! — улыбнулся горбун. — А вот и Ваш арабан… А ну! Руки мне покажите, перед тем как ужинать садиться, скомандовал слуга спешившимся конным воинам.

— А не пошёл бы ты Игды, лесом! — чуть ли не хором ответили, совершенно не обращавшие на меня внимания, рассаживавшиеся у котелка юнцы. — Давай лучше, пожрать нам насыпь! И побыстрее! А то пахнет так, что язык проглотить можно! — вся молодёжь перекидываясь крепкими словечками и ловко орудуя огромными ножами в своих натруженных руках, тут же уставилась на слугу. Кроме одного, явно опытного воина с глубоким, косым шрамом на всё лицо, который так и остался стоять возле своей кобылки, поправляя подпруги.

— Шрам! Ты чего застыл? — проорал ему Мерзы. — Приглашения от сопляка ждёшь, что ли? Садись давай, а то без ужина останешься! — И бывший десятник первый полез в котелок. Нанизав на свой длинный нож увесистый кусок мяса, мордатый юноша потянул к нему свои зубы.

— А ну, положил! — стукнул по ножику деревянным половником, Игды. — Вас что, хозяин за стол приглашал?

— Эй, ты чего?! — вскочил Мерзы, смахнув с себя брызнувшую от падения мяса, юшку. — Совсем сдурел? Кипяток же!

— А нечего без приглашения господина, лапы в еду запускать! — вызверился на вооружённого острым ножом, нахмурившийся Игды. — А вы чего смотрите? — обвёл он присутствующих своим строгим взглядом. — Вы что, не поняли ещё? Мерзы вам, — больше никто! Комар, — теперь ваш господин! Встаньте и подождите приглашения. Ну же! Вставайте, вставайте! — народ нехотя посмотрел на меня. И тяжело вздохнув, всё же поднялся, язвительно улыбаясь малолетнему сопляку, перед которым они вынуждены были вести себя так, словно он их десятник. Искоса поглядывая то на меня с одноглазой белкой, то на бывшего, так и не поднявшегося командира, с нетерпением ожидавшего что же будет дальше.

— Хозяин… — подошёл ко мне Игды, и нагнулся шепча на ухо. — Пригласи своих людей откушать, что послало небо. Но будь помягче. Целый день народ не жравши. И сам с ними присаживайся. Первое впечатление, оно самое верное! Но будь одновременно и пожёстче. Они по другому не понимают. Если дашь слабину, на шею сядут. Уважать, совсем перестанут…

— Так, пожёстче, или помягче? — Не понял я.

— Будь как вода! Где надо, обойди острые камни, а где не доходит, смой со своего пути волной праведного гнева…

— Ладно, философ… — процедил я в ответ. — Разберёмся как-нибудь…

— Комар! Ну рожай уже! Разрешение-то своё! С утра не ели! — не выдержал привыкший здесь командовать Мерзы. — А то мы с голоду и белку твою недобитую сожрём. Несмотря на явное уродство!

— Вместе с тобой! — пошутил кто-то из воинов, и все дружно поддержали его задорным хохотом.

Я понял что втолковывать хоть что-то, этим, вдруг не на шутку разошедшимся и наперебой рассказывающим друг другу подросткам, каким образом они меня сейчас есть будут, а уродливой белкой кумыс закусывать, было совершенно бесполезное занятие. И глядя как Игды понапрасну тратя силы, пытался окриками и деревянным половником утихомирить буйных бузотёров, я подошёл к единственному здесь, адекватному человеку. Закончивший со своей лошадью воин, осуждающе шатал головой, глядя в сторону во всю веселящихся юнцов, совсем видимо позабывших, зачем они здесь, вообще собрались. Увидав меня, немного поклонился, а затем присел и посмотрел в детские глаза.

— Господин, прошу. Не гневайтесь на этих обормотов. Они парни не плохие. Просто не было у них пока что, настоящего командира…

— А у тебя, был? — спросил я, пытаясь прочитать в тяжёлом взгляде, явно бывалого воина, хоть какие-то мысли. — Командир, за которого и жизни не жалко?

— Я, — простой воин. — на мгновение удивившись вопросу, развёл руки мужик. — К нему он, его отцом в десяток приставленный… — Кивнул он в направлении Мерзы.

— В наказание, наверное? — пошутил я. Но попал видимо, в точку. — Неужели тебе лютая смерть грозила, раз ты на это согласился? — еще больше удивился я тому, как удивился мужик, оторопело на меня вылупившись. — Как тебя звать?

— Все зовут меня, Шрам. Настоящее имя под страхом смерти, приказано забыть. И за что забыть, тоже не вспоминать.

— Ладно, Шрам. Давай, присаживайся уже за стол. И обормотов этих, усаживай. А то они от голода, кроме меня с белкой, ещё и Игды вместе с казаном слопают. А Игды, и вправду хороший слуга, жалко такого терять…

— Благодарствую господин. — поклонился мне Шрам. — Я слыхал, что Вы не по годам, мудрый человек… Надеюсь, и меня дурака, хоть чему-нибудь путному, да научите… А то жизнь ничему хорошему, так и не научила… — тяжело вздохнул он. — А ну! — рявкнул на присутствующих, уже чуть ли не дерущихся между собой юнцов, грозно мужик. — Быстро поклонились господину, милостиво пригласившему нас отобедать за своим столом!

— Шрам, а ты что это, к Комару как и Игды, переметнутся удумал? — перестав дурачится, Мерзы грозно уставился на старого воина. — Я тебя за стол приглашал, а ты не захотел. Так что теперь будешь спать голодным! С сухим хурутом за щекой… — улыбнулся Мерзы. — Или ты забыл, кто твой господин? И как ты перед отцом обещал до самой смерти, служить его сыну-арабану?

— Не забыл я… — взглянув в наглые глаза Мерзы, ответил Шрам. — Но я также не забыл, что клялся служить моему арабану. А ты, — уже не мой арабан! А приглядывать за тобой, я и так могу. Даже сейчас. Смотрю на тебя и думаю. Сколько ты над этими пацанами издевался… Сколько им кровушки попил… А ведь он, уже не ваш господин! — обратился он к юношам. — И даже не мой… Может, заклеймим позором этого недостойного звания воина, мерзкого слизняка? И выгоним из десятка, пока он и нам в спину стрелу не пустил или нож не всунул. Как давеча в нашего нового господина, испугавшись честного поединка? — юнцы перестав дурачится, тут же переглянулись.

— А ведь и правда! — пронеслось среди воинов. — Чего это мы его боимся-то! Он над нами издевался как только мог, прикрываясь своей должностью и могучим папашей. А давайте-ка все дружно, отомстим за наши беды!

— Э-э! Вы чего это удумали! — попятился Мерзы. И вытащив нож, начал отмахиваться от обступивших его пацанов с не меньшими ножами. — Да я вас всех, в яме сгною! Плетьми до смерти запытаю! Каждого придурка, на кол посажу! — и тут же сверкнул вынутой из ножен, кривой сталью. И только он поднял руку что бы махнуть по ближайшему юноше. Как его занесённый меч выскочил из руки. А у ткнувшего было, в него пацана, вылетел выбитый мной нож. Все тут же посмотрели на натянувшего очередную стрелу, мальца.

— Друзья! — максимально спокойно ответил я. — Вы своими острыми ножичками, мне белку пугаете. Вон, даже единственный глаз от страха начал дёргаться. Садитесь уже за стол, а то Игды обидится, что его вкуснейший супчик остыл и больше нам готовить не будет. Да, Игды?

— Да, да! — поторопился подтвердить страшное, запыхавшийся горбун. — Обижусь и не буду!

— Да и потница, пока вы тут, вместо того что бы поблагодарить хозяина Неба за подаренную еду, ножиками машите, выветрится на ветру. А у Игды она, сами знаете какая знатная! Ведь правда, Мерзы? — посмотрел я на ошарашенного, бывшего арабана, через прицел моего кривого лука, кивком приглашая того за стол.

— Да… — выдавил из себя побледневший перед моей мелкой стрелой, Мерзы. — Знатная… — и подняв свой ножик и саблю, сопровождаемый ненавидящими его взглядами, снова сел за стол.

— А вам что, особое приглашение нужно?! — гаркнул на застывших воинов, Шрам. — Быстро поблагодарили господина за честь разделить с ним трапезу, сели и молча едим!..

***

После третьей выпитой чаши, молчание наконец закончилось…

— Комар! — не выдержал один из юношей.

— Не Комар! А господин! — двинул наглеца половником по голове, Игды.

— Игды. Всё нормально. — успокоил я слугу. — Мы за столом, — все равны. Говори, как тебя зовут?

— Я Лоскут. — представился один из юношей.

— Говори Лоскут. — Рразрешил я.

— Мы с ребятами целый день думали как себя с тобой вести.

— Да ладно… — махнули рукой остальные. — Нормально всё…

— Ничего, не нормально! — продолжил Лоскут. — Ты нас, конечно извини. Но ты же, — совсем сопляк! Да с нас, всё ржать будут и пальцем тыкать! Мол, вон, десяток мелкого засранца пошёл! Ну куда это годится?! Стыдно же…

Я посмотрел на остальных. Все, как-то сразу приуныли. Кроме Мерзы. Он поначалу, даже обрадовался. Но потом, о чём то видимо вспомнив, вдруг резко встал.

— Ребята! Друзья! Вы справные воины… Я хочу у вас, попросить прощенья! — и тут же упал на колени. — Простите дурака! Меня в детстве обижали, обзывали по всякому… Я ведь был пухлый как, как… Отец у Комара! И вел себя так с вами, только бы понравится отцу! А я его, только раз в жизни и видел! — Мерзы вдруг заплакал. Но потом, быстро вытер слёзы. — И ещё я видел! Как Комар, за своего отца, которого все обзывали жирдяем, как и меня в детстве, схлестнулся с огромным медведем! И я невольно поставил себя на его место. На место покойного Мбека. Я был бы очень и очень горд, если бы у меня был такой сын, как Комар. Прости меня, это была моя стрела! Не смог я тогда выдержать, представив что моего сына и разодрал медведь. Не хотел я помешать твоей мести!.. — и отвернувшись от всех, Мерзы снова заревел…

Мда… Все сидели молча. И даже я, снова взглянув на этого пухленького юношу и вспомнив ту стрелу, так ловко сбитую Ахметом, увидел совсем другого, запутавшегося в себе человечка. А говорят, что первое впечатление самое правильное…

— Грозные воины! — пошатываясь, встал вдруг, уже порядком поддатый Игды и окинул взглядом, безусых подростков. — Давайте, всё же выпьем за здоровье моего хозяина и вашего нового командира, Комара. Вы не смотрите что он такой мелкий. Я например, — этого совершенно не замечаю. Смотрю на него и вижу перед собой могучего багатура! Более того, я совершенно уверен что он даже в таком нежном возрасте, любому из вас хорошенько наваляет, причём, голыми руками. Не говоря уже о луке или ноже. Но и это не самое главное, что я хочу сказать. Послушайте старого, горбатого слугу, повидавшего немало на своём веку. Ничто так не говорит о человеке, независимо от того, маленький он, толстый или худой, как его слава. И только от вас зависит, завидовать вам будут или же насмехаться, ваши боевые товарищи. Но со своей стороны, могу вас заверить, что я ни разу не пожалел, что пошёл в услужение к такому замечательному господину, как Комар. И поверьте! Он вас ещё немало удивит! И надеюсь, озолотит… Просто дайте ему время. И вы не пожалеете ни о мгновении, проведённом с этим необычным, невероятно умным, и очень хорошим человеком. За нашего юного арабана, Комара!

— За господина! — первым поднял налитую потницу, Шрам.

***

— Ну всё Мерзы, не плач! — похлопал я всё ещё рыдающего от чрезмерно выпитого, хоть и довольно крупного, но максимум, шестнадцатилетнего юношу. — Я тебе кстати, очень благодарен.

— За что это? — не понял меня Мерзы.

— За ту стрелу. — он непонимающе посмотрел на меня и на грозно светящую одним глазом белку.

— За ту, что белку чуть не убил? — предположил Мерзы.

— Да нет. — улыбнулся я. — Эту белку, хрен убьешь! Я уже пытался, поверь. За то, что ослушался приказа и под страхом смерти, пытался спасти меня от медведя. Я этого не забуду. Но я так же не забуду, что ты конкретный засранец! Надеюсь, это в прошлом. И гонять я тебя буду вдвойне, пока из тебя не выветриться всё то дерьмо, что ты нахватался у своего папаши. И возможно, когда я стану сотником, то верну тебе твой арабан. Но это, только если ты проявишь себя с положительной стороны. Договорились?

— Да хоть втройне меня гоняй, Комар! Хоть в десять раз больше! Увидишь! Я воин не плохой! — обрадовался вновь открывающейся перспективе, Мерзы.

— Ладно, ладно! — ещё раз похлопал я по плечу юношу. — Давай, кушай. Набирайся сил. Они скоро тебе понадобятся… — я встал, и пошатываясь после очередной попойки, пошёл в шатёр. Но уже у входа, всё же дал ценные указания.

— Игды! — крикнул я. — Завтра начинай обучать их грамоте! Чтобы до обеда все умели читать и писать! Это понятно?

— Но хозяин! Как это возможно! До обеда-то?! — опустил руки, Игды. — Как я их оболтусов, за пол дня, грамоте-то обучу!

— Твои проблемы! — сдвинул я плечами. — И самое главное. Меня с белкой, до обеда не будить! Услышу малейший шум, всем бошки поодстреливаю… — еле добравшись до кипы шкур, я в очередной раз дал себе зарок больше так не напиваться, погладил на прощанье вертихвостку, и уснул беспробудным, детским сном…

— Не переживай, Игды. — похлопал по плечу озадаченного слугу, Шрам. Господин же не сказал, до которого обеда. До завтрашнего, или через неделю? Или целый год оболтусам знания в голову вбивать…

— А и правда! — повеселел Горбун. — Не сказал…

— Так что пойдём, выпьем за его здоровье! Он же надеюсь, не против, если мы за его здоровье, немного бухнем?

— За здоровье, — это можно… — согласился Игды. — Без здоровья, — оно никак…

— Это точно! — одобрительно похлопал его Шрам. — А нашему хозяину, ещё и удача, причём немалая, непременно понадобится! А за нее тоже, не грех выпить… А потом, когда у нас тосты и твоя великолепная потница закончатся, можно и грамоте…

— Шрам, ты очень, очень хороший человек. — еле стоя на ногах, похлопал по плечу не менее бухого вояку, Игды. — и за это, нужно срочно выпить!

— Что, выпить-то? — не понял мужик. — Мы всё подчистую вылокали! Вон, возле дрыхнущих сопляков пустой бурдюк валяется…

— Всю, да не всю… — Игды по-заговорщически приставив палец к губам, вынул из-за рубахи небольшую, кожаную тару. Обрадованный Шрам с большим уважением посмотрел на невероятно гордого собой, горбуна.

— А за что, выпьем-то? — немного помявшись, причмокивая и поглаживая усы с небольшой бородкой, в предвкушении спросил мужик. — За всё вроде, уже пили…

— Так, за тебя же! — не понял Игды. — Или забыл?

— Не забыл я… Просто не хочу я за себя пить. Вот и всё…

— Ну ладно… — с пониманием посмотрел на него Игды. — А давай, за Мерзы! — после небольшой паузы, предложил неожиданно горбун.

— За Мерзы? — не понял Шрам. — А за него-то, за что?

— Ну как-же! — уставившись залитыми потницей глазами на коренастого вояку, выкрикнул Игды.

— Тс-с… Тихо! — шикнул на него Шрам. Не буди лихо, — пока тихо… А то ещё и с сопляками делится придётся…

— Ну, как-же… — уже прошептал горбун. — Не побоялся Ахмета и по медведю выстрелил!

— Кто, выстрелил? — не понял Шрам.

— Как кто? Мерзы выстрелил! Хороший человек, однако оказался… Смелый!

— Не смеши меня, друг! — похлопал горбуна по плечу, расплывшийся в улыбке, Шрам. — Я не знаю зачем он всё это выдумал. Может к новому десятнику подмазывается, или ещё чего… Но его отец просил меня за ним приглядывать и в его дела без надобности не лезть. И я не лезу. Ну, почти не лезу… Но и в никакого медведя, он тогда тоже не стрелял. Я рядом с ним был и всё видел…

— А кто же тогда стрелял?.. — ошарашенный новостью, вылупился на Шрама, Игды.

— Кто-кто… Ясно кто. Сотник Такту, кто же ещё! Ахмет то ему, точно не указ… Вот за него, — я бы выпил! Справный воин. Не то что это злобное, жестокое и лживое существо. Весь в своего отца, гадёныш… Тьфу! — сплюнул с явным презрением к грозному темнику и несомненно достойного его отпрыску, мужик. И взяв у Игды уже налитую, полную великолепной потницы тару, тут же мигом влил её содержимое себе в рот. Закряхтев от удовольствия и устало махнув на прощанье застывшему горбуну рукой, пошатываясь побрёл в свой шатёр. Оставив уже совершенно ничего не понимающего пьяницу, наедине со своими путающимися мыслями и десятком мирно посапывающих возле догорающего костра, юнцов…

Глава 22

— Что значит, будить не велел! Обещал, головы ваши дурные прострелить? Так я сам их сейчас откручу и бавгарам скормлю! Скажи, брат его пришёл. Старший. Видеть желает!

— Хозяин! — протерев хорошенько глаза, всё же вижу перед собой перепуганную рожу горбуна.

— Просил же, не будить до обеда… — проворчав, кое как подымаюсь с постели.

— Так, уже обед почти… — оправдывается Игды и подсовывает мне медную миску что бы попить и умыться. — Утренняя роса, хозяин. Как ты любишь.

— Ладно… — ощутив внутри приятную прохладу, я вытер лицо остатками влаги и взглянул на услужливо подавшего полотенце слугу. — Кого там нелёгкая принесла?

— Так, наместника нашего нового. Говорит, что он ваш старший брат. Неужели сам решил породнится? А я вам Господин, всегда говорил, что вы очень мудрый человек. За один вечер и арабан с лошадью себе подмутили, и родственников важных заимели. Ну да ладно. Негоже такого дорогого гостя и заставлять ждать…

Сармат пытался погладить подаренную мне Ахметом лошадку. Но явно не привыкшая к подобным нежностям зверюга, на все его старания лишь раздражённо фыркала в ответ. Интересно, как это я на ней до дому добрался, с таким-то характером? Ничего не помню…

— Ого! Какой багатур ко мне выйти соизволил! — улыбнулся Сармат. Я же в ответ низко поклонился местному князьку. — Иди сюда! Обними брата! — и не дожидаясь пока я после очередной, дурной попойки наконец-то соображу, что же он от меня хочет, сам подошёл и довольно крепко сжал меня в своих медвежьих объятьях.

— Игды, ты говорил что почти обед. — процедил я, выдохнув остатки воздуха. — Есть у нас чем дорого гостя угостить?

— Прости хозяин! — упал на колени горбун. — Но я твоих новых подчинённых, как ты и приказал, целое утро грамоте учил. Не успел ещё приготовить!

— Ничего Комар, потницы его замечательной, будет достаточно. — наконец-то меня отпустив, облизал губы Сармат в предвкушении долгожданного угощения. — Тащи бурдюк Игды, уж больно мне твоя потница по вкусу! Нигде такой нет. И у Ахмета, как на зло, закончилась… А с тобой братец, я хочу по душам пообщаться. Ты же надеюсь, не против?

Бурдюк Игды притащил. Но там, после вчерашней попойки, практически ничего и не было. И я с облегчением вздохнув, попросил разрешения у дорого гостя, просто выпить воды. На что он с радостью согласился. Мол ему, больше достанется. А мне пора бы с кумысом и тем более потницей, завязывать, а то на меня и смотреть-то больно. Брат, как ни как…

— Сармат, — после третей выпитой гостем за моё здоровье чаши, я наконец-то решился заговорить, — ты меня извини, если сможешь…

— За что это? — не понял гость.

— Я не знал, что соглашаюсь породнится с наместником этого улуса. Эти два оболтуса, в такие подробности не вдавались. А на побегушках у них, я тоже быть не хотел. Ты же меня, как старший брат, понимаешь?

— Это да… — согласился Сармат. — Им палец в рот не клади! Я хоть и старший брат, но иногда и сам в этом сомневаюсь… — тяжело вздохнул он. — Но ты лучше расскажи, как это ты им жизни спас? Да ещё и четыре раза! А то они молчат как рыба…

— А что рассказывать… Один раз медведя прогнал. Второй, — стаю волков. Третий, — ногу Келджику вылечил. А четвёртый… Я уже и сам не помню. Видимо, это уже они меня от верной гибели спасли, а я им так спасибо и не сказал… Всё же они парни хорошие. Видно, что в старшего братапошли… — решил я немного сгладить углы.

— Да… Вижу, весело у вас тут… — допив остаток потницы, тяжело вздохнул Сармат, выдавив последнюю каплю из пустого бурдюка. — Но погуляли и будет. Я их с собой пока забираю. Будут помогать мне к празднику готовится. В честь нового наместника улуса, — то есть, меня. В общем, Комар, я чего пришёл. Хочу лично, тебя пригласить. И не только как брата, но и десятника. Будешь вместе с моими оболтусами в соревновании на лучшего богатура, в синем волке участвовать. Знаешь, что это такое? — я отрицательно покачал головой. — Ничего, Игды тебе всё расскажет. Приз должен быть очень хороший. Да и выйти победителем в таком многочисленном соревновании, — почётно. Ну и честь нашей семьи поддержать надо. Я то участвовать не могу, сам понимаешь. А ты меня, вместе с белкой своей, удивил так удивил. Кстати, где это она, надеюсь не сдохла? А то у меня в детстве, тоже одна зверушка была… — я сдвинул плечами, пушистого клубка почему-то нигде видно не было. — И да, самое главное. К нам на праздник приедет сам хан Бату! Так что ты уж постарайся… Всё таки, наш род будешь представлять…

— Но Сармат! — попробовал возразить я на впутывание меня в очередную, совершенно не нужную мне авантюру. — Какой из меня, богатур… Мне всего-то, два года отроду!

— Это кто тебе сказал, Мбек небось? Так он у нас тут, вроде местного дурачка был. Не в обиду тебе, будет сказано. Обманул он тебя видимо зачем-то. Запомни Комар, тебе минимум, — четыре. Но всем говори что шесть. И не спорь со старшим братом. Иначе до соревнований не допустят… Приз сам Бату вручать будет. Я честно говоря, даже не знаю какой… Но внук Чингисхана, побрякушку не подарит! Вещь нужная и для воина полезная. Всё, не опаздывай. Поедешь вместе с Ахметом. И Мерзы с собой прихвати. Отец его там будет, пускай завидует, что мой младший братец, два вершка от горшка, и его отпрыска так знатно нагнул. На подарке Чингисхана приезжай, что бы и в мыслях ни у кого не было, тебе в участии отказать. И я тебя как брата прошу, до праздника моего, не пей больше… А потом мы с тобой, уж точно наверстаем!

Я смотрел вслед уезжающему всаднику и с тоской думал:

— Ну вот зачем я полез на то проклятое дерево! Ведь хорошо же с медведями жили, дружно, беззаботно. А теперь… Эх…

***

— А… А-а-а… — Игды стукнул половником, пытавшегося прочитать нацарапанные на земле каракули, озадаченного Мерзы.

— За что?! — не понял бывший сотник.

— За то, что четыре буквы никак запомнить не можете, олухи! — проорал на них горбун.

— Да как их тут запомнить? — вырвал половник у учителя бывший десятник и бросил его на землю. — Какие-то кружки да каракули, причём, каждый раз разные! Даже эта проклятая буква, — а! Что бы её волки съели! В начале по одному пишется, посерединке уже по другому, а в конце то и вовсе, по третьему! Кто это вообще, запомнить сможет! Да и кому эта грамота нужна! Тем более, воину…

— Арабан, — произнёс я отчётливо, прочитав первое, нацарапанное слово. Юноши увидав меня, подгоняемые стоящим рядом Шрамом, нехотя встали и поклонились.

— Комар! — загалдели мои подчиненные. — Да, зачем нам эти закорючки? Мы и без них, — воины хоть куда! Правда, друзья?

— Доброе утро! — поприветствовал я собравшихся.

— Как бы, уже обед! — поправил меня Лоскут. — Пора бы и перекусить.

— Да, Комар! — поддержали его все. — Жрать охота! А то на голодный желудок, никакие буквы в голову не лезут…

— Игды, будь добр, приготовь что-нибудь на всю ораву. Дальше, я сам.

Слуга взял поднятый мной половник и пробурчав на всех что они тупицы безмозглые, направился к булькающему на костре казану. Я же прошёлся перед смотревшими на меня свысока юношами.

— Здесь, — указал я на надпись, — не просто мазня Игды сухой веткой по земле. Это и есть вся суть человека. Только он в отличии от зверя, может сохранить и донести своим потомкам, через десять, сто, или даже тысячу лет, свои мысли, чаяния, и сделанные им открытия. И всё, лишь с помощью этих вот, нарисованных на земле символов.

— Эти каракули и до завтра не достоят! — прокомментировал кто-то из ребят. — Какие там, тысячи лет…

— Возможно. Но это и не важно. Они здесь, вовсе не для этого.

— А для чего же тогда? — не понял Мерзы.

— Что бы Игды мог Мерзы, ещё пару раз по его огромной, бестолковой башке съездить! — предположил Лоскут.

— Для этого тоже. — поддержал я гогочущих ребят. — Но также и для того, что бы вручить каждому из вас ключ к сундуку, с самыми ценными сокровищами на свете.

— Какими такими, сокровищами, заинтересовались мои молодые воины, внимая каждому моему слову.

— А вы не знаете? — состроил я удивлённую рожу.

— Нет… Комар, расскажи!

— Знаниям… — совсем тихо сказал я.

— Какие ещё, знания? Зачем они нам нужны-то! Мы думали, к золоту…

— Вам не нужны знания? — удивился я. — Странно. Ну тогда вы наверное знаете, почему небо синее? Или какой будет эта зима? Или возможно, как победить маленького мальчика, пытающегося вас хоть чему-то обучить, кроме как пить, жрать или справлять естественные надобности?

— Это мы умеем! А ещё в отличии от тебя, мы знаем что с девушкам делать. — заржал Лоскут.

— Ну, раз ты такой знаток девушек, то и со мной голыми руками справишься. Выходи Лоскут, покажи мне, что ты уже всё знаешь и мне нечему тебя учить. Или боишься получить по роже от шестилетнего мальчишки? — накинул я себе пару годков, как и советовал мне Сармат.

— А ты не обидишься? Плетьми по хребту потом не пройдёшься, если я нечаянно тебе что-нибудь сломаю? Я ведь был первый драчун в нашей семье. А у меня восемь братьев, причём старших. И я их всех побил!

— Хватит языком чесать! — улыбнулся я. — Если сломаешь, дам золотой! Но если мои знания окажутся сильнее за твою силу, то тогда и я тебе могу что-то сломать. Или нет. Это уже, как захочу. Знания то, — мои!

— Ого! Целый золотой… — пронеслось среди молодёжи. А стоявший в стороне Шрам, с нескрываемым удивлением взглянул на своего нынешнего командира.

— Ну чего ждёшь?! — выкрикнул он на немного растерявшегося парнишку, — или тебе золотой не нужен? Так пускай, кто другой его заработает…

— Я могу ему ребро сломать! А я руку в двух местах! Комар, за это два золотых будет, или только один? Нет, я… — чуть ли не драились мои воины за возможность поколотить наглого сопляка, за довольно щедрое вознаграждение.

— Нет уж! — успокоил готовых намять бока мальцу за немалые деньги, воинов, Лоскут. — Я и сам справлюсь. Я ведь самый сильный из вас, недоумков. Или кто-то в этом сомневается?! — обвёл он собравшихся строгим взглядом. — Что тут, справляться-то… — и тут же, неожиданно пошёл в атаку…

Увернувшись от резкого тычка ногой в грудь, я не долго думая делаю подсечку его упорной ноги. Подождав пока юноша поравняется со мной взглядом, захватываю руку и обвив её двумя ногами, провожу болевой на локтевой сустав, не забывая при этом и про кисть с пальцами. Мой медвежий хват, тут же вызывает у парнишки просто кошмарные приступы боли. Но видимо не достаточные, раз он встаёт вместе со мной на одно колено, пытаясь второй рукой разжать мои ноги. К его большому облегчению я отпускаю локоть, но не отпускаю кисть. И коснувшись ногами земли, тут же проворачиваюсь вокруг оси, выворачивая руку на болевой. Лоскут следуя за болью, снова ложится на землю. Я же, усилив давление на кисть, наваливаюсь всем телом на его предплечье, ещё больше выкручивая руку на болевой.

— Всё, Комар! Отпусти! Больно! — чуть ли не сквозь слёзы, умоляет меня юнец. — Ты победил!

— Ни я, Лоскут, а мои знания… Разве мог бы такой сопляк как я, без знаний одолеть такого багатура как ты. Нет конечно. Я ведь прав?

— Да, да, только отпусти! — корчась от боли умолял меня плечистый заводила.

— Отпусти меня, кто? — придавил я ещё сильнее.

— Господин. Отпусти меня, господин! — проорал он теряя сознание от боли. Не то, что бы мне нравилось что меня называют господин. Просто здесь так принято. Поэтому, пусть привыкают кланяться мальцу. Раз я теперь десятник.

— Мерзы! — встал я с обмякшего парня.

— Да, Комар. — я пристально на него взглянул. — Да, господин…

— Что здесь было написано? — ткнул я в уже затоптанною недавней борьбой надпись.

— А… Арабан! — выкрикнул он. — Господин.

— Вот видите. Надписи нет. Но она осталась в вашей памяти, в виде знания. И вы теперь знаете, что за слово написал Игды. А если бы он написал, что спрятал сундук с золотом под этим дубом. То эти знания помогли бы вам разбогатеть?

— Да, помогли… — загалдел народ.

— Нет. Не помогли… — обломал я их довольный гул.

— Это ещё почему? — не понял Мерзы.

— Так вы же читать не умеете! Будь там рецепт вечной жизни Чингисхана, или приглашение на свидание от самой прекрасной девушки в мире, вы бы просто прошли мимо, не обратив на это своё внимание. Дошло наконец?

— Хозяин, еда готова! Садитесь жрать пожалуйста. — неслышно подошедший Игды нарушил гробовую тишину.

— Комар, может и правда, перекусим уже, а то ничегошеньки с того что ты говоришь, не понятно… — загудели воины.

— Ладно… — махнул я обречённо рукой. — Но сначала руки помойте. Мерзы, помоги Лоскуту, а то он похоже и вправду отключился. Перестарался я немного, со своими знаниями. Да и не нужны они вам пожалуй, пока…

После обеда я отпустил всех на охоту. Развеяться после такой, невероятно утомительной учёбы. А сам отправился в лес, искать свою пропавшую белку. Что-то подсказывало мне, что пропала она не просто так…

***

Крепкая нить из конского волоса, привязанная за шею многострадального создания, неподвижно свисала с дубовой ветки. Шокированный увиденным, я тут же подбежал к рыжей и высоко подпрыгнув, резанул медвежьим когтём по натянутой струне. Взяв в руки несчастное животное, я тут же вытянул из под удавки маленькую, когтистую лапу и аккуратно срезал с горла петлю.

— Что за сволочь с тобой такое сделала?! — выкрикнул я, глядя на неподвижный комок шерсти. — Ни души, ни сердца…

Устав бороться за свою жизнь, белка до того обессилила, что почти не моргала. Но всё же успела каким-то чудом подцепить когтём затянувшую горло верёвку, выгадав себе время до того как её найдут. Я пристально посмотрел в глаза обезображенного зверька, так остервенело боровшегося за свою жизнь. Она же в ответ, наконец-то нормально задышав, с трудом вскарабкалась по моей руке, и нырнув под рубаху свернулась там пушистым клубком.

— Ладно, — вздохнул я облегчённо, — разберёмся как-нибудь… А ты от меня, что бы ни на шаг! Поняла?

***

— Задницы опустили и ползём. А то истыкают ваши пятые точки стрелами, что тогда делать будете? Разведчику, пятую точку беречь нужно. — учил я олухов правде жизни.

— Комар! — взмолился Мерзы. Пятый круг пошёл, может хватит уже?

— Шрам! — выкрикнул я, обращаясь к помогающему разделывать Игды тушу оленя, воину.

— Да, господин! — тут же подошёл с поклоном старый воин, держа в руках разделочный нож.

— У наших богатуров, видимо сил лишних много осталось, раз они их на пустую болтовню переводят, а не на выполнение поставленной им, боевой задачи. Проследи, чтобы они ещё три круга вокруг лагеря сделали, а затем марш-бросок до реки и обратно, но уже с полными вёдрами. Если кто на два пальца, воды меньше принесёт, повторяй пока все не справятся, это понятно?

— Да, господин. — поклонился Шрам.

— Вот и замечательно… — улыбнулся я могучему дядьке. — И побыстрее, лентяи! А то без обеда останетесь, если вовремя всё не сделаете! Грамоте они учится, видите ли не желают, — прошептал я, — ну тогда будете ползать, пока желание не появится…

Уже неделю мой небольшой отряд встаёт с петухами, а ложится с заходом солнца. Разбираться, кто так поступил с белкой, я не стал. Да и смысла в этом не было, — всё равно никто не признается. Ясно, что не белку обидеть хотели, а меня унизить. А так, я хоть немного, но душу за эту неделю отвёл. Да и ребятам польза, а то от постоянного сидения в седле, они и ходить-то скоро разучатся.

Грамоте я их больше не учил, и от нагрузок умственных, перешёл к физическим, а заодно и на усиленное питание. Благо живности здесь хватало. И пока эти лоботрясы под руководством Шрама наматывали круги, я тоже учился. Верховой езде. И не просто езде, а подготовке к игре в местные салочки. Где лучшие воины этого и соседних улусов, верхом на лошадях как подорванные гонялись друг за другом, стараясь отобрать у соперников обезглавленную тушу козла и забросить её в единственный казан. Не гнушаясь при этом разбить чью-то рожу, или исполосовать оппонента кожаным батогом.

Но всё это кровавое действо меня не так пугало, кок этот огромной, самовлюблённый зверь. Который в отличии от моей небольшой лошадки, на которой у меня уже неплохо получалась держатся в седле, никак не хотел признавать во мне его нового хозяина…

Дождавшись пока специально под меня изготовят седло и хитрые, придуманные мной стремена, я взял за уздечку эту норовистую лошадку, подаренную Ахмету самим императором, и отвёл её подальше от посторонних глаз, что бы не позорится перед своими подчинёнными, всю свою жизнь проводивших в седле.

— Спокойно, лошадка, спокойно… — залез я на пенёк и пристально посмотрел в глаза этому огромному монстру, способному ударом копыта вырубить не только волка, но и медведя. — Ты главное, мне полностью доверяй, и я тебя не подведу. Тоже свою жизнь доверять буду. Без доверия брат, — никак! — лошадка, удивлённо на меня вылупившись, тут же укусила себя за ногу. А затем снова на меня уставилась ошарашенным взглядом. Я сначала не понял её странных действий. А потом до меня дошло!

— А ну, братишка, столкни-ка меня с пенька! — и эта зараза с удовольствием выполнила приказ, стукнув по мне своей лошадиной головой, от чего я тут же свалился на задницу, удивившись не меньше чем этот огромный Пегас без крыльев.

— Вот дедуля! Удружил, так удружил… — прошептал я про себя. — Это что, ты меня теперь во всём слушаться будешь? — поднявшись, спросил я у закатавшей верхнюю губу после моего нелепого падения, беззвучно заржавшей лошади.

Видимо нет… Пегас, громко фыркнув, тут же развернулся ко мне своей огромной, лошадиной задницей, обозначив таким образом своё отношение к моей, невероятно мелкой в его глазах, детской фигуре.

— А если за сухарик? — помахал я перед лошадиной задницей, засохшей лепёшкой. Конь тут же повернул ко мне голову и втянув ноздрями воздух, развернулся в мою сторону. Подошёл и в один присест сожрал весь хлеб. А затем обнюхал меня с ног до головы, ища видимо, где я спрятал остальное лакомство. Найдя наконец искомое, несмотря на все мои протесты, нахально вытащил языком из кармана на поясе остатки лепёшки, и тут же потеряв ко мне всякий интерес, гордо пошёл пощупывать себе, немного пожухшую траву…

— Игды! — вернулся я в лагерь. — У нас хлеба не осталось?

— Только совсем сухой, хозяин. — ответил слуга, попутно добавляя специи в бурлящий котёл.

— Отлично! Давай весь… А где десяток-то мой делся, они давно уже с реки прийти должны были.

— Так, зацепился Мерзы за ветку и пролил больше чем на два пальца. Вот Шрам их обратно к реке и погнал… Вы бы это, хозяин… — смутился горбун.

— Что, Игды? Договаривай.

— Полегче со своими подчинёнными, а то возненавидят Вас ребята, как и Мерзы. И тогда на поле боя и нож в спину всунуть могут. Или стрелу вражескую пустить… Нет, дело Ваше. Сильно добреньким, тоже быть нельзя, подчинённые должны чувствовать хозяйскую руку. Если провинились, то и батога незазорно дать отведать. Главное, что бы они понимали, за что…

— Всё сказал? — посмотрел я на него строгим взглядом.

— Да. Извините господин. — поник предо мной старик. — Но вы сами просили говорить, если что не так…

— А что, не так-то? — не понял я его. — Чем, они не довольны? Учится грамоте для них тяжело, вот пускай тренируются. Тяжело в учении, — легко в бою. И как там, с орехами дела. Нарвали эти охламоны их для моей белки?

— Уж чего-чего, а орехов у нас теперь на всех белок в лесу хватит! Ещё и останется. — указал Игды на два здоровых мешка возле юрты. — И что вы в ней нашли-то, господин, — Игды с презрением посмотрел на греющейся возле костра, на специально для него постеленной шкуре, алый клубок. — Не белка, а исчадие ада! Вон как откормилась на хозяйских харчах!

— Но-но. Не обижай мне животинку. Или ты против неё что имеешь? — я снова, строго на него взглянул.

— Да нет… Мне то что? — испуганно развёл руками горбун. — Нравится вам с этим лестным отродьем возится, играйтесь себе на здоровье… Лишь бы Вы были довольны и эта зараза, мои специи не трогала…

— Вот и хорошо. Твоя главная задача, Игды, за ней приглядывать, ну и за специями заодно. — улыбнулся я старику. — Пока я к празднику готовится буду.

— Рановато вам ещё козла гонять. — вздохнул горбун. — Опасная забава. Отказались бы Вы от горя подальше… А то бывает и насмерть затопчут. Или ударом батога без глаза оставят.

— А то, я не пробовал! Но это же хозяин улуса, — как ему откажешь…

— Это да… — снова вздохнул Игды. — А может, скажем Ахмету, что Вы мол, заболели, пускай сам на том празднике развлекается. Ему ведь, не впервой…

— Нет Игды. Назвался медведем, полезай за мёдом. Несмотря на укусы диких пчёл. Так что будь добр, дай перекусить и неси сюда весь сухой хлеб что только найдёшь…

***

— Бей его Мерзы! Со всей дури лупи! Дай так, что бы глаза у него на лоб повылазили! Как и у нас, когда мы пять раз за водой бегали! — орали бывшему десятнику его товарищи. — Пускай почувствует хоть малость того, что он нам тут устроил!

Огромный конь с нетерпением стукнув копытом, рванул с места и со скоростью молнии пронёсся мимо щёлкнувшего батогом пухлого всадника с козлиной тушей возле его ног.

— Да! — орала толпа не увидав на седле мелкого наездника. — Молодец, так его! — пищали от радости мальчишки, отомстив наконец своему ненавистному командиру. Десять дней издевавшемуся всякими, совершенно не нужными упражнениями и заданиями. Начиная от лазания по деревьям за дурацкими орехами для его страшно уродливой белки, и заканчивая маскировкой под рядом стоящий кущ ежевики. Но только, зря плясали и обнимали друг друга мои нерадивые воины. Прилетевшая прямо в ликующую толпу туша козла, и моя наглая, улыбающаяся рожа, тут же сменила их неистовую радость на праведный гнев…

— Мерзы! Слепой ты, безголовый баран! Что бы тебе пусто было! Снова промахнулся! Да ещё и козла потерял… — и в неуклюже отмахивающегося, нерадивого всадника, полетели ветки, камни и сосновые шишки. Я же, неимоверно довольный собой, нагнулся к своему, невероятно быстрому жеребцу и прошептал:

— Спасибо, друг. Ты лучший конь на всём белом свете! — Пегас в ответ лишь пренебрежительно фыркнул. — Мол, это ещё что! Вот приедем на место, вот тогда и увидишь, какой я быстрый и проворный! Так что готовь хозяин, побольше вкусных сухариков, а то ведь можно и не доехать на праздник к названому братцу…

Глава 23

Дорога к резиденции моего названного брата, а заодно и хозяина этого улуса, заняла целых три дня. Три дня нытья Мерзы по поводу встречи с его отцом. Что же он ему скажет, как в глаза посмотрит… Я же старался держатся поближе к Шраму и подальше от Ахмета. А то кто его знает, что у него там на уме… Он и так, окружённый своими подчинёнными, искоса поглядывал на свою бывшую лошадку, которая теперь почти во всем меня слушалась. Сотник Такту со своими десятниками тоже был приглашён на это празднество. Так что вереница из всадников растянулась на метров двести, не меньше. Каждый вечер мы разводили костёр и усаживались за огромным столом из шкур, где бывалые воины травили свои байки. Наиболее говорливым оказался Ахмет. После очередной порции выпитой им потницы, сотника несло в такие дебри, что даже мне, повидавшего всякое, становилось страшно. Его истории приводили меня в дикий ужас. Я ещё не раз вспоминал слова моего названного отца, добряка Мбека, что мне возможно, лучше было остаться в лесу с медведями, а не с этим беспощадным и невероятно жестоким народом. Ахмет во всех красках описывал свои похождения, и то как он бесчеловечно расправлялся со своими врагами и беззащитными пленниками. Неокрепший детский организм периодически выворачивало наизнанку, в прямом смысле слова. Поэтому, дальше слушать эти рассказы, где они буквально упивались своей неоправданный жестокостью, я не мог больше ни под каким соусом. Чего не скажешь о Мерзы, которому они явно пришлись по душе.

Последующие два дня я разводил свой небольшой костёр подальше от всех. И лишь для себя и своей белки, которую я не рискнул оставить с Игды. Лоскут стал главным в арабане. И в моё отсутствие должен был продолжить тяжелейшие тренировки под неусыпным контролем Игды. Но перед отъездом, я верхом на Пегасе и гружённый лесными лакомствами, всё же наведался в мою родную берлогу.

Мне все неимоверно обрадовались. Особенно были счастливы медвежата, когда я высыпал перед ними два мешка вкуснейших лесных орехов, с таким трудом собранных моими подчинёнными. Мать медведица, сменив гнев на милость, прошлась своим шершавым языком по моему счастливому лицу. Я же угостил её сухариком, припрятанным подальше от Пегаса. Который в свою очередь, глядя как относятся ко мне эти кровожадные зверушки, на удивление ни капли не испугался. А увидав как медведица сожрала его любимое лакомство, лишь недовольно фыркнул и гордо задрав морду, демонстративно отвернулся.

Мать-волчица вместе со всей стаей отправилась на охоту, и я решил её дождаться, а заодно весело провести время с игривыми малышами-волчатами и окончательно очумевшими от такого количества вкусных орехов, медвежатами. Мы вместе взбирались на медведицу и словно с горки спускались с её лоснящегося на ярком, осеннем солнце, блестящего меха. Удивительные рассказы Элдака с Келджиком оказались правдой. И когда-то невыносимая, грозная зверюга, явно умерив свой нетерпеливый характер, за всё время лишь раз огрызнулась, зарычав на нас когда мы окончательно заигравшись, наступили на ещё не зажившую от волчьих зубов, израненную лапу.

Волки опасаясь чужаков, охотились всей стаей, оставив мелких волчат на медведицу. Которые в свою очередь, считали её второй мамашей, если не первой. Вдоволь наигравшись, мне всё же пришлось уехать, так и не повидав мою волчью семью. Что меня, если честно, очень расстроило. И сейчас, сидя у костра, я с теплотой вспоминал лучшие моменты моей волчьей жизни.

На вопросы Шрама, почему я в одиночестве провожу время, я отвечал что очень устал во время пути, и хочу хорошенько выспаться перед празднеством. Что было недалеко от истины. На что он по отечески похлопав меня по плечу, накрыл своим шерстяным пледом, с улыбкой отвечая на мои возражения, что ему, старому медведю, возле костра и так тепло. Лишь сильнее закутывая меня в своё шерстяное покрывало.

Завернувшись в уютный плед, я вместе с накрывшей меня своим пушистым хвостом белкой, очень быстро уснул. Всё ещё продолжая смотреть сквозь закрытые веки на звёздное небо, и то, как оно превращается в мою родную пещеру. Где мы вместе с волчатами и медвежатами, взобравшись на шерстяную гору, в очередной раз весело съезжаем с тяжело вздохнувшей мамаши-медведицы…

***

И вот наконец к обеду, мы прибыли к месту назначения. Количество собравшегося на празднество в широко раскинувшейся долине народу, поражало воображение. Всё видимое пространство было занято всадниками, шатрами и телегами. Кроме отгороженной небольшим забором, площадки для будущей игры в синего волка. А перед возвышающимся над всеми, устеленным разноцветными коврами двухметровым пьедесталом для местной знати, стоял огромный, чёрный котёл.

— Брат! — увидав меня, два всадника тут же двинули своих небольших лошадок ногами и те послушно побрели к моей, хоть и мелкой, но благодаря огромному Пегасу, возвышающейся над всеми фигуры. — Ты приехал! — явно обрадовался мне Келджик.

— Приехал… — тяжело вздохнул я. Глядя как на поле для игры, уже разминается с три десятка конных участников. И одному из них уже хорошенько прилетело от только что присоединившегося к ним Ахмета. Да так, что он тут же поцеловал своим расквашенным лицом землю.

— Да, не переживай ты так! — заметив моё не шибко весёлое настроение, успокоил меня Келждик. — Держись за нами, и всё будет хорошо! Мы тебя в обиду не дадим! Правда, брат? — Элдак, ничего не ответив, объехал меня с Мерзы и Шрамом, и тяжело вздохнув, пришпорил лошадь, ускакав куда-то за вереницу шатров.

— Что случилось? Я что-то не то сделал? — не понял я поведения названного брата.

— Боится что затопчут тебя в этой неразберихе… — пояснил Келджик. — Он с Сарматом, вчера целый вечер ругался. Мол, мы с ним и так у всех козла уведём, зачем ты нужен-то. Только под ногами путаться будешь. Но тот, ни в какую! Мол семья, — есть семья. И раз ты в нашей семье, то будь добр, борись вместе со всеми за честь семьи…

— Это и есть твой новый, старший брат? — вдруг отвлёк наше внимание проезжавший мимо нас, довольно крепкий и богато одетый юноша. Ехидно улыбнувшись, он презрительно сплюнул прямо под ноги лошади Келджика. Но попал тому на загнутый к верху носок сапога. — Тогда тебе под мамкиной юбкой в куклы играть нужно, а не в синего волка.

Но Келджик, не оценив видимо юмора, подъехал поближе и не раздумывая заехал своим пухлым кулаком прямо лицо гостя. Тот, пропустив сильнейший удар, лишь немного повернул голову и слизав кровь с разбитой губы, тут же двинул брата в грудь. А затем и вовсе, взял кнут и закинув за горло невысокому юноше, стащил того с коня.

Вернувшийся Элдак, увидав что бьют брата, не долго думая тоже набросился на юмориста. Но безусый воин, и тут не сплоховал, а перехватил за руку промахнувшегося Элдака и резко потянув на себя, развернул коня и уронил второго брата прямо на голову первого.

— Я же говорил, что вам только в куклы играть, а не в синего волка! — ухмыльнулся он. И размахнувшись батогом, хотел как следует угостить им, схвативших его за ногу и пытавшихся сбросить наглеца с коня, разозлённых братьев. Но тут уже я, словно лев прыгнув прямо на плечи этому, явно не дружественному нашей семье типу, свалив всё же его наземь. Прямо в объятия моих, очень злых на него родственничков. И мы уже втроём принялись мутузить зазнавшегося урода.

— А ну! Прекратите! — заорал наместник этого улуса. — Что здесь происходит?! — и взяв за уши, оттащил своих младших братьев от закрывшейся руками жертвы.

Я же, воспользовавшись моментом, со всех сил засадил с ноги подымающемуся широкоплечему детине прямо в нос. Залитое кровью лицо, под смешки окруживших нас всадников, тут же вернулось в горизонтальное положение.

Немного отдохнув, юноша поднялся на локти, в надежде увидеть, кто же это его так сильно приложил. Но увидав перед собой мою улыбающуюся, мелкую, взлохмаченную рожу, всё понял, и глядя на маячившего за моей спиной Сармата, ополз от меня подальше. Поднявшись на ноги, запрыгнул на лошадку и грозно провожая мелкого пацана взглядом, поскакал к одному из шатров.

— Ну вот, Элдак, — наконец отпустил уши братьев, Сармат. — А ты говорил, что его там затопчут. Хоть бы он никого не затоптал. На таком-то, жеребце… — хозяин празднества с гордостью посмотрел на соглашающихся с ним, окруживших нас, и как-то странно поглядывавших на меня и мою огромную лошадку, грозных воинов…

***

Боевые барабаны, своим грозным боем сообщили о начале празднества. А махнувший рукой хан Бату, дал старт для начала этой безумной игры.

— Вот Комар, — перекрикивая ликующую тысячную толпу, ткнул мне вытянутую из под рукава, небольшую стрелу, Элдак. — Возьми, это Кхили стрела. Пускай будет. У тебя одного лук не отобрали, подумали что детская игрушка… — я незаметным движением положил её в сайдак к луку, отдельно от остальных коротышей.

— Так, какая у нас тактика? — спросил я не решающихся бросится в кучу малу, братьев. Внимательно следивших за дерущимися за тушу козла и хлещущих друг друга батогами конных воинов.

— Подождём немного… — успокоил меня Келджик. — Пускай кто-то козла заберёт, а мы его у казана перехватим.

— Умно. — согласился я с братьями. — Слышишь Мерзы, первый пойдёшь. Покажешь отцу, какой ты славный воин! — Мерзы ничего не ответил и лишь закачал отрицательно головой. — Ладно, тогда ты Элдак, а я с Келджиком на подхвате, это если у тебя ничего не получится.

С переменным успехом бойня за козла продолжалась минут десять. И вот наконец первый счастливчик. И конечно же, это был Ахмет! Весь в крови от его соперников и парочкой ссадин на лице, он в паре со своим другом, сотником Такту, преследуемый пол сотней участников, сделал круг почёта и со всех лошадиных ног помчался к казану. Такту прикрывая друга, направо и налево махал своим кнутом что есть силы.

— Всё! Я пошёл! — хотел рвануть в бой Элдак.

— Погоди немного! — остановил я брата. И как оказалось, правильно сделал.

Кто-то не менее проворный, умудрился выхватить переходящий шерстяной мешок, и по какой-то неведомой мне причине, поскакал не к казану, а от него. Что его тут же и погубило. В прямом смысле слова. Страшный удар в челюсть, снёс бедолагу с седла, прямо под копыта его товарищей. И снова понеслось… Крики боли, взмахи плетью, снова крики, но уже радости публики от очередного мощного удара по голове, с кровавыми брызгами вокруг. Что ещё можно было желать рядовому жителю этого улуса…

— Пора! — двинул я по крупу, заскучавшего было брата. Наш хороший знакомый с расквашенным носом, преследуемый Ахметом и остальной компанией, летел словно на крыльях к такому желанному, призывно чернеющему на жухлой траве, казану. Но мой братишка, не зря считался сорвиголовой, и поравнявшись с парнем ловко выхватил у него козла, за что тут же получил кнутом по спине. Но не своей, а его быстрой лошади. Которая, явно не привыкшая к такому жестокому обращению, тут же встав на дыбы, совсем сбесилась и развернувшись, помчалась на догонявших её Ахмета и компанию.

Врезавшись в них, она повалила и с десяток преследуемых её лошадок, подмяв под себя и козла. Элдак слетев с седла удачно перекувыркнулся и тут же встал на ноги. Всем своим видом показывая что с ним всё в порядке, а козёл снова оказался у нашего утреннего обидчика.

— Давай Келджик! — мой братишка кивнув, помчался наперерез уверенно набиравшему скорость, широкоплечему юноше. Казалось ещё мгновение и они столкнутся не на жизнь, а на смерть. Но его соперник, лишь на мгновение притормозив, тут же поломал все наши планы. И пропустив мимо мчащегося Келджика, уверенно поскакал на встречу к славе. Но на его пути, непонятно откуда снова взялся этот мелкий сопляк! Но теперь то он уж точно, за всё отыграется! И покрепче сжав кнут, со всех сил махнул им по всё ещё нахально улыбающейся детской роже…

Я же, мгновенно ухожу всем телом вправо на моих чудо стременах и отточенным движением выхватываю у него козла. Парнишка так ничего и не понял. Не понял, как свистящий словно пуля удар батогом по наглому мальцу пришёлся мимо, и как с таким трудом отвоёванная туша исчезла с его седла. И где вообще делся этот странный сопляк, что сломал ему его красивый нос? Ведь до этого его никто, не то что не ломал, но и не попадал по нему ни разу…

Я же, забрав козла оказываюсь возле казана и вижу невероятно довольную рожу моего старшего брата. Подымаюсь на стременах для решающего броска, размахиваюсь что есть сил и… Всё вдруг начинает как то странно кружится. И я вместе с седлом и козлом падаю на землю. Улыбающийся Мерзы, сверкает своими жёлтыми зубами и рванув со всей дури, вырывает козла с моих рук, оставив в них лишь грязные лоскуты шерсти. И под всеобщий свист и неистовые крики легко забрасывает тушу прямо в казан…

***

Осмотрев седло вижу перерезанные подпруги. А в двадцати метрах от меня, окровавленного Пегаса.

— Вот же гадёныш! — вскипаю я. И достаю с седла мой лук и лежащую вместе с ним стрелу. И только я натянул тетиву, целясь Мерзы прямо в его пухлую морду, как у меня перед глазами мелькает рыжий хвост, а когтистые лапы схватившись за моё плечо, мгновенно разворачивают направление моего выстрела, с перепуганной рожи Мерзы, на летящую в сторону высокопоставленных гостей стрелу. И не просто стрелу, а чёрную, неминуемую смерть…

— Не стрелять! — заорал Сармат на нацеливших на меня свои тугие луки, охранников внука Чингисхана. — Это мой брат! И он только что спас хана Бату, сбив стрелу наёмного убийцы! — быстро спустившись вниз он поднял с земли вошедшую в стальной, чёрный наконечник, мою мелкую стрелу. — Это сплав чёрного металла с Кхили! — поднял он над головой, домик с двух стрел. — Такой используют чёрные вестники смерти! — все недовольно загудели. А охрана хана, тут же окружила его двойной стеной.

— Извини брат, не хотел тебя раньше времени пугать. Мне доложили, что может быть покушение на хана Бату или его сына. Вот я и позвал тебя на всякий случай. — сказал мне Сармат. — И стрелу Кхили попросил братьев, тебе дать. Так, на всякий случай. Ты же у нас стрелок, каких мало. — и он, вынув мою стрелу, снова мне её вручил. И какого же было его удивление, когда я тут же, не медля ни секунды, выстрелил её куда-то в небо.

— Что ты делаешь, брат?! — удивился Сармат. Она же две сотни отборных кобылиц стоит! И она у меня одна… Её теперь, днём с огнём не сыщешь… — явно расстроился мой родственник.

— Сармат, не гневайся брат… — стал я на одно колено, но мне пришлось это сделать…

— Но зачем, — не понял меня наместник, — зачем потратил стрелу?

— Где-то там, — махнул я рукой в строну с интересом слушавших нас сотни всадников, лежит мужик с простреленной шеей, если вы поторопитесь, вы возможно узнаете кто заказчик убийства. Но только если поторопитесь!

— Что уставились? — это поднялся со своего места, весь закованный в чёрные латы седой воин. — Все слышали мальца! — народ тут же ломанулся в указанном мной направлении…

Минуты тянулись, просто невыносимо долго, пока я продолжая стоять на одном колене, вместе с моей белкой на плече, и терпеливо ждал… Рядом, упав ниц и боясь пошевелится, лежал Мерзы. И тут, как гром среди ясного неба.

— Нашли! Поймали чёрного вестника! — Шрам, бросил к ногам хана Бату, еле живого, ничем не примечательного человека. С виду простой крестьянин, схватившись за горло, откашливал кровавые пузыри.

— Поздравляю наместник, ваш брат подстрелил нищеброда! — встал с места третий гость. — Я таких вестников смерти, могу сотнями каждый день отстреливать. Не тратя на это драгоценные стрелы Кхили. Кстати, откуда они у него? — Шрам, спрыгнув с лошади, ничего не говоря трём уставившимся на него вельможам, взял нож и одним движением, разрезал замызганное одеяние селянина, тут же перевернув почти потерявшего сознание мужика, на спину. Перечерченный накрест круг внутри шестиугольника, со странным символом в каждой из четырёх поделённых частей, а ближе к шее была набита корона, которая явно должна была о чём-то говорить.

— Да это же мастер! — пронеслось по всему поселению. — Малец уложил мастера…

— Генерал, а мастеров смерти, вы тоже каждый день тысячами убиваете. На моей памяти, это второй… — съехидничал внук императора, а затем нагнувшись, прошептал умирающему, — что гнида, тяжко умирать, когда знаешь что тебя прикончил шестилетний пацан? Чего вылупился, не веришь? Так вот он, твой убийца… — улыбнулся хан Бату, и повернул голову в мою сторону. На лице мужика, читался невыносимый ужас. Удар кулака хана в висок, а за ним ещё, и ещё один, оставил от когда-то человеческого лица кровавое пятно…

— У нас есть победитель! — ликующие возгласы толпы вдруг привели меня в чувство. — Это сын нашего многоуважаемого темника, богатур Мерзы. И его приз, сотня отборных кобылиц, отправляются его отцу в знак уважения! А для всех остальных участников и гостей, уже накрывают богатый стол! — новый наместник улуса, ещё раз поблагодарив высоких гостей за оказанную ему честь, дал сигнал и два десятка музыкантов, тут же наполнили пространство своим противным бренчанием.

***

— Комар, иди к нам! — позвал меня Сармат за свой богатый стол. Я взглянул на сидящего рядом, накинувшего на меня свой тёплый плед, уже подвыпившего Шрама.

— Идите господин, всё будет хорошо… — похлопал меня по плечу бывалый воин. Чувствуя, что я никак не могу прийти в себя после недавних событий. И надо же, мне сразу стало легче…

— Комар, значит… — расплылся в улыбке хан Бату, вот, познакомься Комар, мой сын, такого же возраста как и ты. Сартак, пожми руку этому славному воину. Он только что спас твоего отца от верной гибели.

— Спасибо, Комар. — искренне поблагодарил меня малец лет семи. — Но отец, у тебя же доспехи Кхили, ни одна стрела не пробьёт эти чёрные плиты!

— Кхили? — засмеялся хан. — Это просто крашенный метал… Твой дед, дай небо ему бесконечных лет жизни, перед отъездом забрал все плиты себе. И кто-то об этом проведал. Нет, у меня конечно есть на сердце одна, которую он мне оставил. Но кто его знает, куда попадёт стрела…

— Значит, ты действительно спас жизнь моему отцу. Кхм. Ну тогда проси что хочешь! Я твой должник! — гордо заявил будущий император.

— Вот! Настоящий наследник! — похвалил его хан Бату. — Но, что же скажет на это мой спаситель? Что он хочет? Любимый конь моего отца, как я погляжу, у него уже есть. А Комар? Твоё желание, — закон!

— Вообще-то, это не я, а моя белка… — опустив глаза, признался я. Но глядя как все на меня непонимающе уставились, тут же искренне выкрикнул, обращаясь к пацану: — Давай дружить! — протянул я ему руку. — Я, — Комар!

— Я знаю, — сказал Сартак. И тут же протянул мне свою ладонь. — Сартак! Ты будешь моим первым, настоящим другом! — гордо заявил он.

— Вот видишь, Комар, я же говорил, что приз будет очень хорошим. Стать другом будущего императора, дороже всего золота мира…

Глава 24

Остаток дня я провёл вместе с Сартаком и его многочисленной охраной. Куда же без них. Он показал мне свои любимые игрушки. Набор ножей, мечей, копий и других колюще-режущих предметов любой формы и остроты. А так же попросил меня продемонстрировать, как я мастерски управляюсь с луком. На что его охрана, дружно ответила, — нет! Причём никакие уговоры и угрозы, не помогли изменить их мнение.

От него я также узнал, что мой Пегас, довольно необычный конь. Добытый его всесильным дедом в одном из дальних походов, в качестве откупного за не разрушение столицы, когда-то великого государства. Чингисхан целый год использовал его в качестве основного, но затем проиграл одному из ханов в кости. Этот хан поставил на кон, очень приглянувшуюся императору, свою красавицу-дочь. И ни на что другое кроме этого коня, играть не соглашался. А просто обменять коня на любимую ханскую дочь, не пожелал уже сам Чингисхан. Но так как дочь, всё равно пришлось отдать императору, конь тоже вернулся в конюшню к наместнику неба на земле. Ведь в царстве Тенгри, бывшему хану он явно был ни к чему…

После этого проигрыша, посчитав коня приносящим неудачу, он выставил его как приз на ежегодном соревновании в голубого волка, где победу одержал Ахмет. И в добавок к славе победителя, заполучил ещё и коня Чингисхана. Прозванным в народе, бедовым. Что судя по сегодняшним соревнованиям, не так уж и далеко от истины. Но конь он не просто породистый, а единственный во всей империи из породы бунсерков. На которых по старинной легенде, рассекали небесные воины, они же Кхили. Правда там у лошадок имелись ещё и крылья. Коих у моего Пегаса, несмотря на название, явно не наблюдалось. Но несмотря на свою плохую славу, и нелицеприятное прозвище, этот конь был невероятно дорогим. И даже в таком плачевном состоянии стоил не меньше пары тысяч кобылиц.

Так вот оказывается почему, когда Ахмет объявил что входной билет на шоу попади в белку, стоит всего лишь десяток кобылиц, воины чуть ли не дрались за возможность в нём поучаствовать… Узнав насколько ценная эта зверюга, я немного приуныл. И понял, почему все на меня таращились, словно я бесхозный мешок с золотом. Это же за него и грохнуть могут почём зря! А оно мне надо?

— Слушай, Сартак. — зашёл я издалека. А ты не хочешь этого зверя у меня купить? Или возьми просто так. Мне на нём точно далеко не уехать… Я же не Ахмет…

— Просто так, не могу… Дед заругает… — явно расстроился пацан. — Но могу его у тебя выиграть, если ты не против?

— Я не против. Но, во что мы сыграем? И главное, на что? — поинтересовался я.

— А давай в кости! — вдруг предложил Сартак. — На мою коллекцию ножей! Они по стоимости, приблизительно сравнимы с твоим конём.

— Ну ладно… — согласился я. И мы принялись кидать кости…

Уходя из шатра, гружённый всяким разным барахлом, выигранным у будущего императора, я с трудом дотащил великолепные образцы, сделанные лучшими мастерами-оружейниками этого времени. Любой музей за такую коллекцию, не раздумывая отправил бы мне чек с восьми нулями. Но больше всего мне приглянулась одна удивительная вещица, которую я не раздумывая, тут же одел под свою одёжку.

Я думал Сартак расстроится. Но нет. Он с явно довольным видом проводил меня до дверей, аргументируя мой выигрыш, никак не меньше, как волей небес. И что мне он точно принесёт больше пользы, чем в его запертом сундуке. Не знаю почему, но с этим малым, мне было очень приятно проводить время. Видимо, все дело в его возрасте. И мне катастрофические не хватало нормального общения с моими сверстниками…

— Вот… — вывалил я перед своими младшими братьями ножи и мечи инкрустированные золотом и драгоценными камнями. — Еле дотащил…

— Ты что, Комар, ограбил хана Бату? — Элдак и Келджик с опаской на меня посмотрели. — Он хоть жив остался? А то с тебя станется…

— Да нет, его сына… — улыбнулся я. Но глядя как напряглись все присутствующие, тут же уточнил. — Ну, как бы не совсем ограбил… В кости выиграл!

— В кости? — с облегчением вздохнули братья. — Тогда другое дело! — и они тут же принялись разглядывать невероятные по красоте вещи. Мне же приглянулся невероятно тонкий, ничем не примечательный нож. Что резким взмахом руки выезжал с рукояти, тут же превращаясь в небольшой и очень острый меч.

— Выбирайте что хотите. Что на вас налезет, — то и ваше. Кроме вот этого. — прикарманил я себе это чудо средневековой техники с креплением на руку. — Остальное пусть полежит у вас до лучших времён.

— Брат, ты уверен? — переглянулись между собой Элдак с Келджиком. — Здесь же просто куча золота! Очень большая куча золота! Нет. Мы не можем это просто так взять!

— Ну, почему же просто так… — не понял я. — Верните мне, на всякий случай, один чёрный наконечник. И мне нужна от вас, одна маленькая услуга…

***

— Возьмиконя, брат, — уговаривал я Сармата. — Ну, хотя бы на время! Пока я хоть немного подросту! Мне же что-бы на него взобраться, пенёк нужно подходящий искать, или слугу с собой постоянно возить… Да и не ест эта скотина ничего кроме хлеба, а где я его сколько наберу! И рану ему залечить нужно. Вон, пол пуза разрезали гады…

— Хороший конь, — гладил фыркающую лошадку Сармат. — Только я его, если честно, немного побаиваюсь… — прошептал мне старший брат. — Да и кто за ним ухаживать будет? Его же, попробуй прокорми! Этот, голубых кровей красавец, овса отборного просит, а не как наши лошадки, ест что под копыта попало…

— Мы присмотрим! — заявили в унисон младшие братья, плотно увешенные новыми, острыми игрушками.

— Вы? — удивился Сармат. — Ничего не понимаю… Ну, а если он меня не примет? Чингисхан вон, пол года говорят потратил, что бы его объездить. А Ахмет, так и не проехал на нём ни разу!

— Всё будет хорошо! — заверил я старшего брата. — Ты только сухим хлебом корми его иногда, и он во всём тебя будет слушаться. А я уж ему скажу, кто его новый хозяин…

Наконец-то избавившись он этого огромного монстра, на котором мне явно рановато было рассекать, несмотря на все мои ухищрения с детским седлом и регулируемыми стременами, я со спокойной душой, вслед за Шрамом отправился домой. Хотя меня никто и не гнал, а наоборот, упрашивали остаться на пару дней. Но мне почему-то было не спокойно на душе, да и белка вела себя просто отвратительно, всё время хватая мне за пальцы и таща в сторону дома.

Мерзы, ничего не говоря, ехал впереди нашей троицы, явно недовольный, что его забрали с пира, где все пили в его честь. И даже его строгий отец, немного приблизил отпрыска, простив потерю десятка в обмен на сотню отборных кобылиц. Что на фоне старика со странным прошлым и нескольких неопытных юнцов, выглядело, более чем достойным приобретением.

И вот, только-только жизнь стала налаживаться, и впереди его ждало ещё два дня чествований и почёта, как заявился этот недомерок, и при всех, в том числе и отце, унизив ниже уже некуда, приказал ему собираться и ехать назад в лагерь. Причём быстро! И ему, ещё пару минут назад великому багатуру, за здоровье которого пили все собравшиеся, под подлые смешки и шушуканье, а также снисходительном взгляде отца, всё же прошептавшему пару слов ему на прощание, ничего не оставалось как подчинится. И с поникшей головой последовать за этим молокососом…

Я выставил озябшие на осеннем ветру руки к танцующим свой завораживающий, вечный танец, языкам пламени. Белка, пригревшись у меня на коленях, тут же уснула.

— Господин, — подкинув ещё немного собранных Мерзы у костёр веток, улыбнулся Шрам. — Ну и быстрая у Вас бестия. Не успел я открыть суму и посмотреть чего это она там бесится, как и её и след простыл…

— Да, она такая… — согласился я со старым воином.

— Вы уж меня простите, недосмотрел я тогда… — вздохнул Шрам.

— Всё что не случается, всё к лучшему… — успокоил я его. — А то, пристрелил бы этого придурка, за то что мне подпруги подрезал и коню чуть кишки не пустил. А ведь он мне когда-то, жизнь хотел спасти…

— Извините господин, но о ком вы говорите? — не совсем понял Шрам.

— Ясно о ком! О Мерзы! — удивился я вопросу. — Это же он меня от медведя спасти пытался, где его нелёгкая носит, скоро и костёр угаснет. Вот так, посылай идиота за хворостом…

— А разве Вам слуга не рассказал… — смутился Шрам.

— Что, не рассказал? — не понял я.

— Что не он это, в медведя стрелял. А сотник Так… — не успел договорил Шрам, как у него из груди показался красный от крови меч. Я ошарашенно наблюдал как исчезнувший кончик меча, мелькнув языками пламени тут же оказался у моего горла…

— Представляешь Комар, а ведь это и правда, не я стрелял… — расплывшись в улыбке, мерзкая рожа бывшего десятника появилась из-за широкой спины, упавшего прямо в костёр, старого воина. Подойдя ко мне поближе и всё также держа меч у моего горла, Мерзы присел на корточки и громко хмыкнул. — Да и зачем мне это? Я же не самоубийца какой, Ахмета ослушаться… — затем он скривился и плюнул на бездыханное, начавшее дымится, тело Шрама. — Предатель… — прошипел он. И уже обращаясь ко мне: — Что сопляк, хороший из меня ученик? Я же говорил, что буду за десятерых стараться, и как видишь, не солгал. Всё сделал как ты учил. Никто даже ухом не повёл, как я беззвучно к вам подполз. Даже ты! Да что там! Он белка твоя, тоже спит как убитая, совсем как тогда, когда ты на местном языке во сне разговаривал, пока я на неё удавку накидывал. А она вишь, какая живучая…

— Ах ты жирный кусок дерьма! — прорычал я. — Гореть тебе в аду!

— Ну, это вряд-ли… — улыбнулся Мерзы. — Мне отец перед отъездом сказал, что бы я от тебя и Шрама избавился, а соответственно от позора. А он меня к себе приблизит и сотником сделает. А сотник, как-нибудь, да найдёт способ задобрить хозяина неба… Надо будет, и всю деревню под нож пущу, что бы Тенгри на меня не гневался. Или город какой. Например тот, откуда ты родом… Или пещеру твою тайную, с бойкими медвежатами. Как думаешь, понравятся Тенгри души маленьких медвежат?

У меня просто не было слов. Ученик с Мерзы, и вправду оказался прилежный. Это же надо было так ловко притворятся! Кто-кто, а разведчик с него бы получился достойный. Но как человек, он не имел права ходить по этой земле… Поэтому, я сказал Мерзы чистую правду…

— Молодец! — заявил я немного ошарашенному юноше. — Ты действительно далеко пойдёшь! Жаль только, что идти-то, будет нечем…

— Это ещё почему? — не понял Мерзы. — Поясок то твой, вон он где лежит. И ножик на нём остался. А что ты без него и лука своего мелкого, против острой стали сделаешь? Ничего…

— Возможно. Но ты, Мерзы забываешь ещё про одного, моего верного товарища. Который тебе хорошенько так, задолжал…

— Это ты про эту полудохлую белку, что-ли? — и он, одним ловким движением схватил за шиворот всё ещё дремавшую, рыжую соню. Всё так же продолжая контролировать моё горло своим мечом. — Да она похоже, наконец-то действительно сдохла!

— Не дождёшься… — прошипел я. И рыжая бестия перестав притворятся, укусила Мерзы за палец и тут же прыгнула ему на голову, в дикой злобе возвращая недавний должок. Но несмотря на то, что его лицо тут же покрылось десятком кровавых, глубоких борозд, меч свой он от моего горла так не убрал. А сумев схватить рыжую рукой, со всей дури бросил её об землю, да ещё и наступил на неё.

Но не успел он надавить на белку своим сапогом, как мой тонкий, незаметный за рубахой клинок, вонзился в ногу Мерзы. И лишь затем я отбил его кривой меч от своего горла. Но я немного опоздал, и этот гад всё же успел порезать мою детскую шею. Юноша как ненормальный махал своим кривым мечом, в попытках добить кувыркающегося и раз за разом тыкающего в его ноги свою острую сталь, мальца. У меня же от потери крови и постоянных кувырков, начала кружится и туманится голова. И я, собрав все силы, ловко ускользнул от его очередного взмаха и резким движением руки назад, разложил на всю длину свой чудо-клинок, и на возвратном движении воткнул уже довольно длинный ножик, ему прямо в пухлое тело. Вонзив его аккурат, под кожаную броню. Причём сделал это с такой силой, что тут же сломал загнанный по самую рукоять, небольшой меч. Оставив в теле Мерзы всё его раздвижное лезвие. А дальше, лишь пустота и нежный голос моей матери:

— Держись сынок! Не сдавайся! Ты мой смелый волчонок… Ты мой крепкий медвежонок…

***

Яркие лучи солнца, щекотали мой нос. Я поморщившись, потёр его рукой. Не помогло. Пришлось повернутся и открыть глаза. Оказалось, что это были не солнечные лучи, а яркий беличий хвост…

Что есть сил прижавшись к моей шее, еле живая, рыжая бестия, в который раз спасла мне жизнь, остановив собой кровь. Я хоть с трудом, но поднялся. Отлепив от шеи пропитанный моей кровью, уже не такой пушистый комок. Обильно смочив потнницей, обмотал шею чистым куском ткани, который на всякий случай всегда носил с собой. Помыв заодно крепким напитком и еле живого зверька, от удушливого запаха которого, тут же попытавшегося вырваться с моих рук. Успокоив белку, я посадил её возле потухшего костра, и залпом выпил весь оставшийся у меня кумыс.

Предо мной лежало два тела. Ткнув с пренебрежением бывшего десятника, я положил руку на шею Шраму. Тяжело вздохнув, я закрыл глаза славному воину, так глупо погибшему от руки этого сопляка. Нацепив свой пояс, я положил уже немного проветрившуюся от потницы белку, себе за пазуху. И забрав на память не нужный теперь Шраму плед, последний раз взглянул на бывшего ко мне добрым воина. С трудом взобравшись на небольшую лошадку и полностью ей доверившись, я закрыл глаза и слегка натянул поводья…

***

— Хозяин! Что с вами? — выкрикнул Игды, провожая взглядом вереницу из трёх, еле плетущихся лошадей. — А где Шрам? Мерзы?

— Нету больше Шрама… — с трудом спустившись с лошади, ошарашил я его новостью. — И Мерзы, тоже больше нет… И давай Игды, без лишних вопросов. Принеси что поесть. За три дня устал как собака…

— Как, нет Шрама, — невероятно расстроился горбун потере единственного друга.

— Я же просил, без вопросов! — чуть ли не наорал я на бедного Игды. — Я потом всё обьясню… — ответил я немного успокоившись. — И это, орехи белке перетолки и молока свежего для неё достань. Ну и для меня, заодно…

Весь мой поредевший десяток, с изумлением смотрел как их, и так не шибко большое начальство, пошатываясь, отправилось в шатёр. — Игды! Чего застыл! Бегом, твою же медведицу! Я долго ждать буду! — как гром среди ясного неба прогремело с юрты. И не успевший прийти в себя горбун, тут же метнулся исполнять мои распоряжения…

***

— Вот зря ты Комар, не дал мне тогда его прирезать! — выкрикнул Лоскут. После того, как сидя вечером у костра, я поведал моим подчинённым о недавних приключениях в лесу.

— Это я виноват… — заплакал порядком подвыпивший старик. — Не рассказал тебе Хозяин, что мне говорил Шрам. Просто забыл… Старый дурак!

— Никто, ни в чём не виноват… — подытожил я кутаясь в тёплый плед, и глядя на всепоглощающие языки пламени. — Всегда будут добрые люди, и негодяи притворяющиеся людьми. Никуда от этого не денешься… Главное, самим оставаться людьми…

— Это да… — вздохнул Лоскут. — Но Шрам мне, как отец был! — вдруг выкрикнул он, и закусив руку зубами, заплакал.

— И мне! И мне тоже! — поддержали его ребята.

— Никогда этого урода, Мерзы, не прощу! В царстве Тенгри найду и отомщу! — всхлипывал Лоскут.

— Прости меня, о лесное чудо! — вдруг, упал на колени перед белкой Игды. — Ведь если бы не ты, не видать мне больше моего хозяина! А я за тобой пол дня с ножом гонялся! — белка увидав упавшего перед ней горбуна, не на шутку перепугалась, тут же запрыгнув мне на голову. Картина была до того смешная, что я не выдержал, и с трудом сдерживая улыбку, всё же засмеялся. — Чего вы ржёте, ироды! — не понял Игды, присоединившихся ко мне, во всю обхохатывавшихся ребят. И от невозможности их остановить, махнул на всё рукой и тоже улыбнулся…

Это был не злой смех. И все это понимали, даже убитый горем Игды…

— Смотрите! — вдруг проорал Лоскут. — Волки! Прямо к нам идут! — все тут же бросились к лошадям. И выхватив луки, стали одевать на них тетиву.

— Никому не стрелять! — проорал я своим детским голоском, словно меня резали. — Если хоть одна стрела вылетит, всех на ремни пущу!

Из тёмного леса, поблёскивая чёрной шерстью и горящими от нашего костра красными глазами, вышел огромный, чёрный волк. Скаля белые зубы на ошарашенно смотрящих на него, перепуганных людишек, он своим уверенным, пружинистым шагом направился к идущему ему на встречу мальцу. Когда огромная, рычащая пасть остановилась возле улыбающегося лица, волк вдруг жалобно застонал и немного присев, положил огромную голову, пацанёнку на грудь. Тот, промурлыкав словно кот, нежно его обнял, и несколько раз успокаивающе погладил, прорычав что-то в ответ.

— Вы все теперь свободные люди! — обратился я к озадаченным ребятам, чувствуя что больше не вернусь. — Зачем вам это неблагодарное занятие? Выучитесь ремеслу. Будьте людьми. Запомните! Знания не носить за спиной. Но они вас всегда прокормят! — Игды! Друг! — крикнул я ошарашенному горбуну. — Завтра, попробуй снова научить их грамоте! Кто захочет конечно… Шкатулка, и всё что внутри, включая пятерых лошадок и шатёр, — всё теперь твоё! Честно заработанное! Прощайте! Не поминайте лихом… — И я, схватив Хо за ухо, запрыгнул на присевшую тушу, обхватил огромное тело ногами и словно ветер, умчался в тёмный лес…

Глава 25

Сидя на перескакивающем с кочки на кочку, мчащемся во весь опор волке, и невольно залюбовавшись такой прекрасной, полной луной, я смотрел как мимо меня проносились уже знакомые с рождения картинки… И тут, в своих крепко сжатых ладонях я почувствовал не шерсть неутомимого великана Хо, а огромный волчий клык, за который я когда-то держался своими крохотными, детскими ручками. И почему-то вновь вспомнил родившую меня, и так по-глупому погибшую мать.

«Как бы у меня сложилась жизнь, будь она всё же жива? Был бы ли я с ней счастлив, — или нет? — Я этого уже никогда не узнаю… У меня непроизвольно выступили слёзы. Были ли они от сильного, довольно прохладного встречного ветра, или же от чего-то другого, — я не знаю… Но то, что так и не успев упасть с детских ресниц, блестящие холодным, лунным светом солёные капли тут же разлетались на сотни мелких осколков, мгновенно исчезнув во тьме, — это был бесспорный факт.»

Хо вдруг резко остановился, ища взглядом знакомую кочку. Которая не позволит нам тут же уйти на дно, в этом вязком, чёрном болоте. Но буквально через миг решение принято, и мы снова летим в пугающую неизвестность…

***

— Дружище, ты точно ничего не путаешь? Здесь же никого нет… — я с сочувствием смотрел как растерянный волк, при холодном белом свете периодически скрывавшейся за тучами луны, наматывал круги, пытался отыскать свою любимую Ри. — Может свернули не туда? Или с местом ошибся? В таком состоянии, — это немудрено! — Хо, по недоброму на меня взглянув, поднял свою морду и в который раз принюхался. Сильный попутный ветер мешал ему найти нужный след. Но как только он немного поутих, сменив своё направление, волк мгновенно учуяв нужный запах, рванул к стоящему невдалеке дереву…

Теперь даже я, слышал этот запах. Запах попавшей в расставленную охотниками ловушку, и безуспешно пытавшейся выбраться, молодой волчицы. Но волчицы на месте не было. Ошарашенный Хо, испугано смотрел то на меня, то на снова, кем-то заботливо поставленную ловушку. В которую он снова чуть не угодил. И лишь мои предостерегающие окрики не позволили ему взлететь на пару метров вверх, над порядком утоптанной десятками человеческих ног, влажной землёй. С такой оравой совсем недавно побывавших здесь охотников, взять след даже для новорождённого волчонка, было-бы плёвой задачей. А для нашей небольшой компании, эти невидимые ночью вмятины, светились словно широченная, хорошо освещённая дорога.

Следы вели нас навстречу снова сменившего направление, порывистому ветру, где кроме нескольких капель свежей крови, было очень много и других, знакомых мне с рождения запахов… Не теряя времени, мы бросились в погоню за как минимум десятком, явно уже порядком поддатых мужиков. Непонятно какого лешего делавших ночью, среди этого редкого, болотистого леса…

***

— Тихо друг… Не рычи… — успокаивал я приготовившегося к атаке, не на шутку разозлённого волка. — Ты же не хочешь потерять свою драгоценную подругу? — Хо, ясное дело, не хотел. И немного успокоившись, всё же прижался к земле и тихо заскулил… — Вот и молодец. — похвалил я волка за сообразительность. — Их там слишком много. И у половины, огромные рогатины имеются… Жди пока здесь. Ты меня понял? — волк не ответил. — Хо!? — стукнул я его по уху. — Не вздумай напасть! Погибнем все! Включая и твою любимую Ри. Ты же надеюсь, мелких волчат с ней заводить не передумал?

— Понял я… Комар-р. — прорычал недовольно волк. — Что тут, не понятного…

— Вот и хорошо… — погладил я зверюгу по непослушном загривку. — Чтобы не случилось, — не лезь! Я сам всё сделаю. Ты же мне, надеюсь, доверяешь? — посмотрел я в его грустные глаза. Волк не ответил. И лишь тихо лежал и слушал жалобное поскуливание крепко связанной избранницы. Которая несмотря на невыполненное чёрным красавцем условие, всё же сбежала с ним из своей могучей стаи…

***

— Похолодало однако! Дело видно к зиме…

— Да, рано ещё! Может, Ярило на нас обиделся чего… Вот и послал своего младшего брата, маленько о себе напомнить… А то молодёжь, только о гулянках своих и думает, да родителю в рот заглядывает, вдруг чего от туда вывалится…

— Это да… Мало мы их окаянных, лупим… Поболее надобно, до кровавых соплей… Что бы не забывали солнышку кланяться, а родителей слушаться…

Двенадцать огромных мужиков, грея у костра продрогшие на холодном ветру пальцы и передавая друг другу, противно пахнущий бурдюк из недавно забродившей медовухой, причмокивая, слизывали с жирных лап остатки жаренного зайца. Неспешно ведя при этом беседу, на почти позабытом мной, но всё ещё родном и знакомом с рождения языке.

— Балун! — скривившись от только что выпитой, противной бурды, по простому одетый бородатый мужик, посмотрел на лежащего возле их ног, хорошо связанного зверя. — Ты так и не сказал, на кой тебе этот волк, сдался-то?!

— Не волк, а волчица… — поправил мужика, такой же бородатый увалень, как и спросивший. — Был бы волк, я бы с него давно, сам шкуру спустил. А не вас домоседов о помощи просил. А так, будет у меня от неё денежный приплод! Князья местные, за таких полукровок, — золотом платить готовы!

— Оно то понятно, что золотом… — не сдавался бородач. — Но от кого, приплод-то будет? Не от тебя ли? — все дружно заржали. — Ты то у нас, — ходок известный! От такого красавца и волчица не откажется! — смех усилился.

— Дурень ты Хват! — гаркнул на мужика, Балун. — От моего пса, приплод будет. От кого же ещё!

— От Зевуна? — переспросил удивлённо Хват. — Так он же только спать на солнышке, да жрать в три горла и умеет! Разъелся так, что и ходит с трудом! Зачем так собаку перекармливать… На этом телёнке, разве что детишек малых, вместо лошади катать можно. Он и волчицу эту сожрёт и не подавится! Да и не даст она ему…

— Даст… — уверенно сказал Балун. — Ему, — все дают!

— Как и тебе! — вновь заржал Хват.

Я лежал и слушал всю эту ахинею… Но тут, слово за слово, и Балун всё же поделился ценной информацией…

— А чего она, скулит-то так? — поинтересовался Хват.

— Задние ноги ей удавкой переломало. Перестарался я немного, с натяжкой-то. Поживёт пока на привязи, освоится. А там гляди, и пёсик мой ей приглянется…

— С чего, такая уверенность?

— Есть у меня одно зелье… Приворотное… Буду понемногу в мясо добавлять…

— Где взял? Неужели, Ведунья старая дала? А на людей оно действует?

— Не знаю. Не спрашивал. Но думаю, — что да. Иначе, кто бы за нашего Хвата, по своей воле пошёл? — все взглянули на ошарашенного мужика. — Да, шучу я! — вдруг заржал Балун. Молодая она ещё совсем! И женишка пока, видно нету. А то мы бы давно его уже на рогатину посадили! А раз молодая и пары себе пока не подыскала, то за пол года до первой течки, шанс понравится для моего зверюги, вполне имеется!

— Ты что это, пол года эту волчицу в поселении держать собираешься?

— А что такого? Я охотник справный. И мяса у нас хватает.

— Знаем, что хватает… Зевуна так раскормил, что в случае чего, вместо того же телёнка, сожрать можно. Но, что Старик на это скажет? Зачем мол, дикого зверя притащил? Да и Любава твоя, волков тоже не жалует…

— А какая разница, что он скажет? Мы люди вольные! И если честно, давно пора его с нашего горба сковырнуть! А то, куда это годится? От одних хозяев сбежали, так свои же на шею лезут! Сколько годков, одного и того же деда на старейшину выбираем? А он, уже вместо десятины, чуть ли не пятую часть на общие нужды забирать начал! Знаем мы, про эти новые нужды! Всё семейство в парче, да шёлке с золотом ходит! Домину себе такую отгрохал, что и заблудится не мудрено! А казачки эти наёмные, зачем нужны? Своих воинов, мало, что-ли?!

— Так-то, оно так… — согласились мужички. — Но кто же супротив Старика, по своей воли пойдёт-то! Боятся его все… А выборы у нас, не тайные! На следующий день в ближайшей топи найдут, кто супротив шапку поднять посмеет. Это, если найдут… — все тут же притихли.

— Ладно, други мои! Разберёмся со старым скрягой как-нибудь. — вздохнул тяжело Балун. — Есть у меня одна задумка… Отдыхайте пока! А то путь не близкий, а ночью здесь с непривычки, можно и ноги переломать. А я пока посторожу. А то вдруг женишок у волчицы объявится. Или вся стая на выручку придёт. Девка-то, — явно холёная! Такие в одиночку не ходят…

Все мужики дружно захрапели. А поставивший жестокую ловушку охотник, смачно потянувшись, укрылся шерстяной накидкой и взяв в руки пригоревшую с одной стороны ветку, пошевелил еле тлевшие угли, а затем посмотрел куда-то в небо, на затянутую облаками луну.

— Как ты там сынок, не скучаешь? Прости пьяного дурака. Не углядел я за тобой слегка… Надеюсь тех волков, что забрали тебя у меня, медведи съели… Лучше бы они меня загрызли, а не тебя, кроху такую… Комар…

Уже приставленный возле шеи бородача ножик, готовый в мгновение ока перерезать горло бодрствующему охотнику, а затем и вонзится в каждое с двенадцати сердец, — успокоив их навсегда, медленно вернулся в ножны. И я напоследок взглянув в грустные глаза крепко связанной волчицы, вернулся к с нетерпением ожидавшему меня волку…

***

— У твоей Ри, — ноги сломаны. — выдал я страшную правду смотревшему в пустоту волку. — Даже если я их всех убью. Я не знаю, смогу ли я её вылечить. Или она умрёт…

— Нет, Комар-р… — прорычал волк. — Я, всех убью… Я буду их рвать, одного за другим… Мои сильные лапы и острые зубы, не будут знать покоя, пока будет биться моё смелое сердце. И не перестанут стучать их жестокие сердца. А ты Комар-р, возвращайся назад… Это не твоя битва! — и он твёрдой поступью, двинулся к костру.

— Хо, послушай! Я знаю как можно спасти Ри! — выкрикнул я вслед огромной чёрной тени.

— Ты снова нас всех убьёшь? Да, Комар… — не оглядываясь, прорычал Хо.

— Что? Ты о чём? Нет! Остановись, Хо! Я спасу её! Но нужно, немного подождать! Пускай они её вылечат! — но волк продолжил свою уверенную ходу, наметив себе первую цель. Сидящего и смотрящего в небо охотника. Его запах, он не спутает ни с каким иным. Ведь именно он, поставил ту злосчастную ловушку.

— А ну, остановись! — я выбежал впереди огромного зверя, одержимого только одним. Жестокой местью. И выставил перед носом волка, свой медвежий коготь. — Ты её так не спасёшь! И сам погибнешь! Подумай о ваших будущих, милых волчатах! — но волк меня не слушал. И обойдя мальца, двинулся дальше.

Я тяжело вздохнул и покрепче сжав медвежий коготь, разогнался и прыгнул на огромного зверя. Готовый в любой момент вонзить свой ножик в уже знакомое ему место. Под правое ухо. Но Хо, каким-то десятым чувством угадав траекторию моего прыжка, резко развернулся и сбив мальца своей огромной лапой, прижал к земле, наступив на руку с медвежьим когтём. Огромная волчья пасть оскалив зубы, тут же оказалась перед моим лицом.

— Сажи мне, Комар-р… — прорычал зверюга.

— Что сказать?! — простонал я под весом, больше чем стокилограммового волка. — Я же сказал, что справлюсь. Только погоди немного… И всё у вас с волчицей, будет хорошо!

— Правду. Комар-р. Правду… — и волк наступил на мою вторую детскую руку, вогнав ту, в удивительно мягкую почву. — Ты же мог легко их всех, один за другим перебить. Я видел как ты блеснул свойм острым клыком возле горла двуногого охотника. Почему ты этого не сделал? Ты мне обещал!

— Но мне нечего тебе сказать! — даже не пытаясь вырваться, прорычал я. Волк, зло зарычав, откинул голову назад и взглянув на одинокую, скрывшуюся за тучами луну, с огромным усилием воли не завыв на неё, с разгона опустил свою огромную пасть, клацнув зубами возле моего лица. Я в ужасе отвернулся и закрыл глаза. Но волк, порядком обслюнявив моё лицо, перешагнул через меня, и просто пошёл себе дальше, в направлении догорающего костра…

— Этот охотник, — мой отец… — простонал я вдогонку чёрной тени и заплакал…

***

— Ну всё, всё… — слизывая мои детские слёзы, Хо, попытался меня поднять. — Вот теперь Комар, я тебе верю. И доверяю. Но если ты не спасёшь мою Ри. По любым причинам. Мы с тобой больше не товарищи… Так, какой у тебя план? — уставился на меня волк.

— План? — переспросил я.

— Ну да. Раз ты не можешь убить отца, может грохнем остальных? Или они тоже твои отцы? А то кто вас людишек, разберёт…

— Я волк! — прорычал я. — И я тебя, вообще-то, почти победил! Забыл, что ли?

— Это спорный вопрос… Если бы не мелкий медоед, то ещё не известно, чья бы взяла… Ну да ладно, что же нам делать дальше? — задумался Хо.

— Я знаю, что делать… Так что, готовь пока логово. И побольше. А то я слышал, у тебя там новый конкурент намечается, и не меньше тебя, между прочим.

***

Первые лучи яркого, утреннего солнца, слизывали с деревьев выступивший за ночь белый иней. Вышедший из туманной дымки маленький мальчик, ни слова не говоря, прошёл мимо удивлённо таращившихся на него мужиков, тыкающих пальцами и сопровождающих его появление глупыми комментариями. Подошёл к самому огромному бородачу и подёргал того, за шерстяной плащ. Мужик обернулся и сонно взглянул на мальца. Мальчуган манящим движением, попросил громадину к нему нагнутся. Мужик, под тяжёлым взором своих товарищей, сдвинув плечами, всё же выполнил просьбу ребёнка.

— Здравствуй, отец. Ты меня звал. И я пришёл. — уверено и чётко произнёс недоросток.

— Ты кто?! — не понял бородач.

— Разве ты меня не узнаёшь? Это я, Комар. — мужик ошарашено моргая глазами, словно увидал привидение, попятился назад. И зацепившись за бревно упал как подкошенный на задницу. — Ну, чего молчишь, придурок?! — подошёл я поближе. — Думаешь волкам сбагрил, — и всё. А хрен тебе! Родитель хренов… — и я со всей дури врезал мужику по бородатой челюсти. Просто так захотелось. Того аж мотнуло. А присутствующие дружно охнули.

— Балун, ты как? — заржали мужики. — Помощь не нужна? А то чего доброго, прибьёт малец, что мы тогда твоей бабе скажем? — услыхав, что у него уже есть другая. Я снова ударил.

— А это за что? — не понял, уже с готовностью принявший детский удар, огромный бугай.

— За мать… — оскалив зубы, прорычал я.

— Ну, это правильно… — согласился мужик. — Это, я точно заслужил…

Глава 26

— Эту фигню, цепляю за выпирающую здесь лабуду. И накручиваю, пока острая хрень не спрячется за спрятанную в земле дребедень. И всю эту байду, притрушиваю травой… Вроде всё? — Я вопросительно посмотрел на родителя, слово в слово повторив его содержательную инструкцию по установке очередной, мудрёной ловушки.

— Все правильно, сын. — огромный детина потеребил мои ниспадающие на плечи, чёрные волосы. — Молодец! Всё на лету схватываешь! — подняв с земли насквозь проткнутого острой «хренью» лесного обитателя, отец закинул лиса на плечо и поспешил за вырвавшимися вперёд мужиками.

Взойдя на небольшой пригорок, я порядком удивился. Перед моим взором открылся небольшой городок. Ну, как городок… Скорее поселение. Как и прежде, никаких высоток и асфальтовых дорог здесь не было и в помине. И даже захудалого деревенского ларька с вечно пьяной бабой Нюрой, тоже не наблюдалось… Хотя дорога к этому ощетинившемуся заострёнными, обожжёнными кольями, пятиметровому забору, всё же имелась…

***

— Вижу! Вижу охотники, как вы наохотились! — выкрикнул выглядывавший из-за забора, безбородый юноша. — Снова всю ночь, бухали небось?

— Открывай, давай! Видит он… — заорали недовольно мужики на молодого стражника. — Что у жёнки под юбкой творится, он не видит. А на нас, заглядывается… Придурок… — почти у каждого бородача за поясом был если не заяц, то лис, или же пара белок, пойманных моим отцом в благодарность за помощь в доставке молодой волчицы.

Моя бедная белка, успешно продрыхнув всю ночь беспробудным сном, с трудом вылезла мне на плечо и обалдевшим от смены окружающей её обстановки, единственным глазом, поглядывала на своих дохлых родственников. Заодно шарахаясь от вида помятых, с самого утра приложившихся к очередному вонючему бурдюку, огромных мужиков. Особенно её почему-то напрягал, мой внезапно объявившийся папаша.

— А это, ещё что?! — проорал охранник, увидав накрытую отцовским плащом волчицу. — Что вы там, такое прячете? Оленя небось… Если крупный зверь, велено половину туши, в общую кладовую изымать!

— Половину?! — охренели мужики. — Это кем, таким, велено? Десятина всегда была! Ну, может, пятая часть…

— Старейшиной! Кем же ещё? Не нравится, — валите отсель! И олениху вашу дохлую забирайте! Князья из вас самих, колбас наделают! — совсем раздухарился наш молодой воин.

— Ах ты ж, гадёныш! — заорали мужики. — Ты нам, ещё и угрожать удумал?! Да мы здесь жили, когда тебя и в помине-то не было! Спускайся давай! Мы половину твоего вонючего дерьма, быстро из тебя выбьем! И его же сожрать заставим!

Но не успели мужики как следует накричаться и забросать стражника кусками грязи и конского навоза из под ног, как ворота отворились и все тут же расступились, пропуская воина на огромном коне, по размерам не уступающим моему Пегасу.

Одетый в расшитый замысловатыми восточными узорами, длинный, шерстяной кафтан с широким ремнём и висящим на нём мечом, воин сверкал идеально бритым подбородком и головой, венчавшейся собранным на макушке в пучок, с помощью железной проволоки, хвостом волос.

— Что тут происходит? — спрыгнув с коня, спросил у вернувшихся, статный, грозный мужик и обвёл присутствующих строгим взглядом. — Чего гвалт с самого утра подняли? — длинные усы странного воина смешно дёргались при каждом слове, но мужики почему-то не смеялись, а потупившись смотрели на его кожаные сапожки с острыми металлическими носками и небольшими шпорами.

— Так, не пускает нас, мудак мелкий! Говорит, что бы мы половину добычи отдавали! А где это видано? Целую половину! — наперебой начали жаловаться мужички.

— С сегодняшнего дня, старейшина половину от крупной добычи, приказал забирать. А кто не согласен, может возвращаться в рабство к бывшим хозяевам. Они с вас, и жён ваших, ещё и всю шкуру сдерут. А не половину. Так что думайте… А что там у вас? Неужто, действительно оленя вполевали? И мужик в одно движение снял отцовскую накидку со связанной волчицы. — Ого! — удивлённо выкрикнул он. — Какая холёная волчица! Шкуру хоть не попортили? Хорошая шкура, — дорогого стоит!

— Не для этого я её живьём ловил, Чуб. — вклинился отец.

— Полукровок наплодить хочешь? — догадался воин. — Хорошая идея, и волчица для этого дела справная… Но течка, в конце зимы будет. А до того времени все псы здесь, на пену изойдут. Ты об этом не подумал? Да и что, с ногами-то? Почему в другую сторону смотрят?

— Сломаны ноги… — вздохнул отец. — Но может и выживет…

— Сомневаюсь я. Да и как половину отдавать будешь? Подумай. Не проще ли, сейчас поделить?

— Как, поделить-то? — не понял отец. — Приплода то, нету ещё пока…

— Да, вот так! — кривой меч с характерным шарканьем вышел из ножен. — Всё равно, она не жилец! — констатировал Чуб и тут же блеснувшая сталь со всей дури полетела в направлении и так еле живой волчицы…

***

Утешать Хо рассказами о том, как быстро и безболезненно убили её любимую Ри, у меня желания почему-то не было. Поэтому, схватив за конец рогатины стоявшего возле меня Хвата, я со всей дури ткнул её наперерез летящему в голову волчцы мечу. Лязгнувший о широкое лезвие рогатины метал, тут же выбил толстое древко из лап подавшегося вперёд, и чуть не свалившегося под смертельный удар мощного мужика, растерявшегося Хвата. Но и этого оказалось достаточно, чтобы остановить смертельную, острую сталь.

Ошарашенный Чуб, еще больше обалдел, когда у него перед глазами появилась карабкающаяся по его длинным усам, одноглазая белка. И не став долго церемонится, цапнула за его горбатый нос. Я же, воспользовавшись моментом, усилил его недоумение, тут же укусив рубаку за его опустившую меч, сильную руку. И навалившись всем своим небольшим весом, вывернул рукоять на болевой, прихватив с собой, на удивление лёгкий и хорошо сделанный меч, тут же отбежав вместе с вернувшейся ко мне рыжей бестией, от греха подальше.

— Ах ты ж, мерзкий крысёныш! — орал огромный мужик, с залитыми кровью длинными усами. Непонятно кого имея ввиду, меня или белку. И тут же принялся гоняться за юрким пацаном. — А ну! Верни мне меч!

***

— Да я тебе сейчас все ноги повыдёргиваю! Голову откручу и на изгородь навешу! — не обращая внимания на сыпавшиеся на меня проклятия, я быстро уходил от попыток меня схватить, при этом легко уклоняясь от его огромных прыжков с хватающими воздух, расставленными в стороны руками. Волоча за собой его длинный меч, я бегал вокруг ржущих с запыхавшегося Чуба, бородатых мужиков. Горячо поддерживаемых ещё как минимум, двумя сотнями местного люда, собравшихся поглазеть на это невиданное зрелище.

Устав за мной безрезультатно гонятся и сплюнув всё ещё сочащуюся из горбатого носа кровь, Чуб подошёл к своему огромному коню и достав с сагайдака лук, до звона натянул тетиву и прицелился в наглого пацанёнка.

— А ну, разошлись! — проорал Чуб мешавшим обзору мужикам. — А то я и вас пристрелю, как эту скачущую белку! — мужики нехотя разошлись. И даже мой найденный отец, тяжело вздохнув и ни слова не сказав, сделал шаг в сторону, оставив сына вместе с белкой, наедине с явно не шутившим, обозлённым мужиком…

Я хорошо слышал как заскрипел его кривой лук от могучего натяга. Как запела тетива от невыносимой нагрузки. А у мужика, даже скула от напряжения не дёрнулась. Этот разозлённый гигант, точно прошьёт мальца насквозь и не задумается. Я демонстративно, неспеша положил меч на землю. И вставая поднял руки, при этом улыбаясь и всем своим видом показывая, что я просто дурачился… Неразумное дитя, что с него взять-то!

— Ты чей, такой дерзкий? — спросил перед тем как выстрелить, Чуб. — и поводив луком со стороны в сторону, ткнул в растерявшегося Хвата. — твоя сопля? Что-то я раньше его здесь не видел?

— Нет! Чуб! Что ты! Я не знаю этого мальца! — растеряно прокричал, перепуганный мужик.

— Тогда зачем, рогатиной своей тыкал? — Не понял воин.

— Я? — испугано ткнул себя в грудь, Хват.

— Ну, не я же! Придурок! — Чуб ещё больше натянул и так бедную тетиву, целясь ошарашенному мужику прямо в глаз. — На тот свет захотел? Так я быстро тебе твои хотелки, помогу исполнить…

— Эй! Дылда усатая! — выкрикнул я, подойдя поближе. — Он тут ни причём! Это я помешал тебе убить волчицу! Со мной и разбирайся! Или кишка тонка?! — все присутствующие селяне, глядя на эту удивительную картину, где совсем мелкий сопляк, почти вплотную подойдя к нацеленной в него стреле, угрожал самому страшному человеку в их поселении, тут же притихли. Ни на грамм не сомневаясь, что малец больше не жилец. — Так что? Будешь стрелять, или мы своей дорогой пойдём? А то я устал как собака. Есть хочу… Спать… — выдал я всю правду о своём достаточно бедственном положении.

Прожжённый вояка, явно растерялся, не представляя что ему с этим всем делать… С одной стороны, застрели он сейчас этого мелкого паршивца, никто ему и слова не скажет. И все тут же разойдутся и пойдут заниматься своими делами. Но он почему-то, делать этого совсем не хотел. Было в этом мелком молокососе, что то, что он давно уже не встречал в своей нелёгкой жизни… Или он, всё же ошибся…

— Ладно пацан… — отпустив тетиву и став на одно колено, Чуб пристально посмотрел мне в глаза. — Давай белке твоей противной, голову открутим за мой прокушенный нос. И забирай свою волчицу, да и иди с миром… Как тебе, такое условие? Или может, ты всё же драться со мной хочешь? — тут же улыбнувшись сказанному, сам не поверил, что предложил желторотому мальцу такое, мужик. — Может ещё и честный поединок, при всём народе устроим, раз ты такой смелый? — все поселяне тут же засмеялись. Кроме пришедших со мной мужиков.

— Белке?.. — я с непониманием посмотрел на спрятавшуюся у мне за спиной, одноглазую крысу. Затем неспеша вернулся назад, поднял меч и аккуратно держа за острое лезвие, протянул его хозяину. — Извини за нос… Но я друзей не предаю… Держи свой ножик. А я и со своим медвежьем когтём, как-то справлюсь… — тяжело вздохнул я.

Подождав пока Чуб возьмёт меч я отошёл на пяток шагов назад и сверкнув детским клинком, поманил воина к себе. Приглашая того, попытать счастья против карапуза с ножом в честном поединке. Чуб встал, улыбнулся моему грозному оружию и тоже отошёл на более безопасное расстояние. Тут же прочертив в воздухе мечом, красивую восьмёрку. А затем, резко крутанувшись и непрерывно играя мельтешащей сталью, не отводя взгляд, смотрел за моей реакцией. Не изменились ли у наглого щенка планы?

А я, если честно, такого ещё отродясь не видел! Это точно не было, какое-то цирковое представление. В каждом выверенном движении этого бывалого воина, чувствовалась реальная угроза и не дюжая опасность. Да что там говорить! Лезвие меча в его ловких руках сливалось в одну непрерывную линию, а затем и вовсе исчезало из виду! — «Вот бы мне так научится!» — Мелькнуло у меня в голове…

— Ух-ты! — непроизвольно выкрикнул я, не скрывая свой детский восторг. Открыв от изумления рот и опустив свой ножичек. Чем видимо, смутил своего опытного оппонента. Дождавшись конца невероятного танца, и на этот раз видимо, уж точно в последний раз посмотрев на яркое солнышко, я снова тяжело вздохнул и покрепче сжав свой мелкий ножик, искренне улыбнулся, явно самому опасному моему противнику, приготовившись к его смертельной атаке…

Раскрутившись словно юла, ещё недавно неуклюже бегавший за мной огромный мужик, получив в свои руки новую точку опоры, в мгновение ока оказался предо мой и невероятно быстрым движением рубанул по моей грешной фигуре…

Уж не знаю как, но я умудрился уйти от его свистящей стали. Крепко сцепив зубы, я до потери кровообращения напряг все свои мышцы, для своего решающего прыжка, выцеливая брешь в защите моего быстрого противника. И как только я увидел шанс на спасение и прыгнул, рыча словно волк и крепко сжимая медвежий коготь. Целясь в бедро моему сопернику. Как увернувшийся от ножа мужик, приложили меня по голове, плашмя своим мечом…

— Эй, пацан! Ты там хоть живой? — я открыл глаза и меня усадили на задницу.

— Да, вроде… — отвёл я рукой маячивший возле моего лица меч и попытался встать на ноги. — Не спал всю ночь. Вот видно и сморило… — не понял я что произошло. — Погоди… — что есть сил похлопал я себя, по белым как луна щекам. — Сейчас немного в себя приду и продолжим…

— Ты это, пацан… — запнулся Чуб. И пряча свой меч, присел поближе. — Давай, не будем продолжать, добро? Ты лучше оклемайся немного, и приходи к нам в курень. Поговорим, что ли… Чуб меня зовут. А тебя как?

— Комар-р! — выдохнув с облегчением, прорычал я своё имя. Не знаю почему, но нормально произносить его, у меня так и не получалось.

— Комар? — улыбнулся Чуб. — Ну, это ты себя сильно недооцениваешь. Грузнул то ты меня, аки волк! — засмеявшись, похлопал меня по плечу мужик. Чем вызвал у собравшихся зевак, одобрительный смех. — Я бы даже сказал, медведь! — смех усилился. — А как ты тут-то, оказался? Я вроде, всех мальцов знаю? — только я хотел открыть рот, как батя, заметив что всё вроде уладилось, тут же встал сзади меня и положив руки на плечи, пролил свет всей деревне на моё внезапное появление.

— Это моей Любавы племянник из Нижних Топей! Погостить пришёл! — проорал Балун. — За тёткой своей соскучился…

— Племянник значит… — посмотрел искоса на Балуна Чуб.

— Он самый. Совершенно безобидный ребёнок… — поспешил заверить воина, мой отец. — Просто животных очень любит, зайчиков там, белок… — вдруг осёкся мой папаша, глядя на залитый кровью нос, — вот за волчицу и заступился… Прости его Чуб. Так он, и мухи не обидит А я его дома, как следует отшлёпаю, научу старших уважать…

— Не обидит, говоришь? — хмыкнул Чуб. — Отшлёпает он… Смотри, что бы он тебя не отшлёпал…

— Этот может! — выкрикнул кто-то из собравшейся толпы поселян. Все засмеялись.

— За то что друга не предал, я со своего кармана за волчцу, так и быть, заплачу. И со Стариком, как-нибудь договорюсь. Но вот приплодом поделится, всё же придётся. По рукам? — я кивнул. — Пропустите мужиков, гаркнул Чуб, на вновь закрывших ворота охранников. — Рассчитались уже…

***

Пройдя ворота мы попали на дольно просторный внутренний двор с разбитыми возами и лошадьми, дорогами. Поселение состоящее в основном из деревянных домов, обложенных на стыках брёвен мхом, и крыш с камыша, выделялось довольно большим, маячившим в двухстах шагах от входа, двухэтажным зданием. Над которым возвышалась небольшой колокольня, с дежурившим на ней мужиком. Перед этой громадиной кроме одиноко стоящего дерева, была ещё одна свободная от застройки площадь, служившая видимо для общих собраний, проживающих здесь поселенцев. Мы же с мужиками свернули налево. И по небольшой, явно пешеходной улочке, пошли вдоль забора мимо похожих, неказистых домиков, в самый конец этого городка.

Не успели мы с отцом подойти к небольшой постройке, больше похожей на старый, полуразвалившийся сарай, чем на дом, как с него вышла до боли знакомая мне женщина. Я смотрел на неё и не мог поверить… Это была моя мать!

— Мама! — выкрикнул я, и со всех ног подбежав к этой белокурой девушке, что есть сил её обнял. Одновременно вдохнув и аромат знакомого с детства молока, чуть не захлебнувшись от нахлынувших на меня слёз и детских воспоминаний. Женщина поглядывала то на меня, то на отца, то на вылезшую на её голову белку. Расставив руки в стороны и не понимая, что же ей делать дальше. Но затем, всё же опустила ладонь мне на взлохмаченные волосы и очень нежно их погладила. От её мягких, тёплых пальцев, я чуть не растворился в и так влажном, утреннем воздухе…

«Это было невероятно! Моя мать, — она жива! Всё что меня мучало и терзало в последнее время, тут же отошло на задний план. И я, что есть сил вцепившись в её до боли знакомую фигуру, больше всего на свете боялся её отпустить. Опасаясь, что как только я разожму руки, она тут же исчезнет, и в этот раз, уже навсегда…

— Ну всё, всё, сынок… — похлопал меня по плечу отец, забирая заодно и рыжую бестию. Которая егопочему-то не боялась. — Мне очень жаль. Но это не твоя мать… — я на него непонимающе посмотрел, своим затуманенным от счастья и слёз взглядом. — Она просто, очень на неё похожа. Это её сестра…

Я ещё раз взглянул в до боли знакомые глаза.

«Что он такое несёт! — пронеслось у меня в голове. — Какая ещё сестра! Вот же они, родные, мамины глаза. Мамины нежные руки! И запах! Точно такой же запах! Ну, или почти такой же… Неважно! Ведь это была она!» — я снова взглянул на мать налившимися слезами глазами.

Женщина присела на корточки и стерев мои слёзы со щеки, словно гром с ясного неба произнесла…

— Извини малыш. Я не твоя мать… — с явно читающейся горечью в голосе, прошептала она. — Вновь погладив меня. Но уже как-то по другому, неприятно…

— Ты врёшь! — оттолкнул я её. — Я, я просто тебе не нужен, — так и скажи! — проорал я на женщину. — Я тебе никогда не был нужен! Никогда… — я что есть силы закусил себе губу, что бы хоть немного унять душевную боль, физической. Не помогло. Растолкав озадаченных мужиков, всё ещё стоявших с волчицей на руках, побежал куда глаза глядят…

— Сын! Комар! — орал отец. — Погоди!

— Пускай бежит… — окликнул его Хват. Остынет, вернётся. Куда он денется, кругом лес и сплошные болота… Не к медведям же в берлогу, сбежит жить, в самом то деле… Балун, а куда, зверюгу-то девать?..

***

Всхлипывая и раз за разом шмыгая носом, я еле успевал протирать глаза от слёз, что бы хоть немного понимать, куда я вообще иду-то! Но я не понимал… Всё таки я был маленьким мальчиком, невероятным образом обрётшим, и снова потерявшим свою мать…

— Ум-м! — простонал я, поняв что споткнувшись об чью-то ногу, только-что грохнулся на землю.

— Вы только посмотрите, кто тут к нам в гости пожаловал! — мальчишка лет восьми, довольно упитанный, ходя вокруг распластавшегося меня, слегка пнул по рёбрам ногой. У него в руках была довольно массивная деревянная палица. Я попробовал встать. — Лежи чучело! — промычал с насмешкой толстый, тут же больно приложив меня своей дубинкой по загривку.

— Ух-ты, какой ножичек! — ещё один сопляк его же возраста, но уже худой, длинный шкет, заметив как моя рука потянулась к поясу, наступил на неё рукой и тут же вытащил медвежий коготь.

— И сапожки какие крутые! Никак княжеские… — где же ты сопля, такие достал-то? — белобрысый пацан лет десяти, тут же стащил с меня обувку и передал её семилетней, черноволосой девчонке с косичками. Одетой в расшитый золотыми узорами, голубой сарафан. Туда же перекочевал и мой медвежий коготь.

И вот я, абсолютно босой, с заплаканным лицом и вновь сочащимся шармом на шее, разбитый физически и морально, лежу лицом в грязи, придавленный в затылок довольно увесистой дубиной с неприятно острыми сучками. Которые больно вонзаются в мою кожу, и я не могу толком пошевелится. Рука на извороте зафиксирована тощей лапой. А тучный пацан навалился на мою бедную шею, почти всем своим телом. А я лишь исподлобья смотрю на эту картину, под названием, местная, голопузая шпана, наехала на бывшего десятника золотой орды. И не просто наехала, а втоптала его в грязь.

— Толстый, смотри не сломай волчонку шею, а то ты можешь… — звенящим словно колокольчики, детским, властным голоском, остановила от необдуманных действий тучного парнишку, явно заправлявшая здесь девчонка.

— Могу! — заржал пацан. — И шею могу, и руку, и ногу…

— Я знаю, что ты можешь! Тупица! — она подошла поближе и заехала смачный подзатыльник. — Вот по этому и говорю, что бы ничего волчонку не сломал.

— Чего бьёшься! — обиделся толстяк. — Я не тупица… Или может, ты в этого зверёныша влюбилась? Не каждый с Чубом закуситься посмеет! А этот, даже на поединок его вызвал. — явно съехидничал толстый. — Ай! — это прилетел подзатыльник, уже от самого старшего из троицы.

— Думай, что языком своим мелешь! — дал понюхать свой кулак подросток. — И кому! Это понятно?

— Белый! Да пошутил я… — оправдывался толстый. — И пошутить уже нельзя, что-ли…

— В следующий раз, за такие шутки выбью тебе все зубы. — спокойно сказал Белый. — А у тебя их и так, не очень много осталось… Сладкоежка… — я хоть и не мог толком крутить головой, но краем глаза видел что происходит. И как только худой пацан немного ослабил давление на руку, тоже двинув за компанию Толстому по шее, а жирный тут же убрал свою дубинку, в попытке хоть кому-то дать сдачи, выбрав видно самого слабого, я перекувыркнувшись, высвободил свою руку.

Оказавшись возле девчонки, быстрым движением выхватил у неё ножик и тут же двинул ошарашенному блондину головой в живот. А затем со всей дури заехал по ноге. Запрыгнув на опустившуюся на колено, согнувшуюся от боли в три погибели фигуру, приставил свой волчий коготь к его горлу.

— Эй! Пацан. Успокойся… — прошептал блондин. — Мы же просто пошутили… — и парень, почувствовав что я немного ослабил хват, тут же попробовал перехватить мой ножик и встать на ноги. Я же в ответ вонзился зубами в его ухо. — Всё, всё! — заорал Белый. — Отпусти! Больно то как!

— А вы драться больше не будете? — очень вежливо процедил я сквозь зубы, всё ещё не отпуская его покусанное ухо. — Или мне его полностью откусить? — пускать в ход нож, я ясное дело не планировал.

— Не будем, не будем! — искренне заверил меня блондин. Я посмотрел на девчонку.

— Хм! — хмыкнула она и бросив мне мои сапожки, развернулась и пошла дальше по улице. Я немного оторопев, отпустил блондина и тупо смотрел как вся шайка, включая и державшегося за ухо Белого, тут же двинулась вслед за ней. Пройдя метров двадцать, девчонка обернулась в мою сторону и крикнула:

— Чего стоишь? Чай, не на сватанье. Догоняй давай! — и снова направилась к центральной площади. А за ней в припрыжку, и вся её свита.

Догнавшая меня и запрыгнувшая на плечо одноглазая белка, вывела меня из ступора. Тяжело вздохнув, я пустил её себе под рубаху и пытаясь на ходу одеть свои сапожки, отправился вслед за исчезающими за поворотом ребятами…

Глава 27

— Комар! — вовсю орали ребята у меня под двором.

— Я кататься, тётя Любава! — выкрикнул я выбежав из дома. И прихватив с крыльца деревянные санки, что есть сил заперебирал ногами по вновь выпавшему снегу.

— Шапку забыл! — вышла в след за мной, моя приёмная мать.

— Не нужно! Сегодня солнышко! Тепло! — ответил я, смеясь и толкаясь с бросившим в меня заранее приготовленными снежками, раздухарившимся Толстым. И мы всей нашей дружной компанией, побежали к крутой, исполосованной сотнями линий, заснеженной горе.

Полгода пролетело как один день. И у меня, с рождения лишь тем и занимавшимся, что боровшегося за свою жизнь, наконец то было настоящее детство! С весёлыми друзьями, играми и настоящими родителями. Которого я и в прошлой-то жизни, был лишён напрочь. И чтобы хоть как-то прокормить своих многочисленных братьев и сестёр, с ранних лет вынужден был зарабатывать, целыми днями горбатясь за гроши на разных, на тяжёлых роботах…

Приёмная мать, так удивительно похожая на мать родную, оказалась очень милым и заботливым человеком. И даже мою уродливую белку, сразу приняла как родную. Чего нельзя было сказать о волчице. И лишь эмоциональный рассказ отца о том, как я рискуя своей жизнью вступился за еле живое животное, заставил её смирится с присутствием хищного зверя в их доме. Где уже имелось, хоть и небольшое, но всеми любимое, милое создание. Постоянно требовавшая к себе повышенного внимания. И я, в первые месяцы хоть и был безвылазно занят налаживанием своей новой жизни, то сейчас у меня вполне хватало времени присматривать за новорождённой сестрой и поддержанием уюта в доме. Чем заслужил немалое уважение вновь обретённых родителей. Как впрочем, и доброй половины этого поселения. Которые почтительно кланялось, лишь завидев мою небольшую фигуру.

А всё из-за моей ненависти к доставшему меня ещё в юрте Мбека, вонючего дыма. Переночевав пару ночей в еле вмещающей нас каменной, очень сырой коморке с разведённым посредине очагом. Я с утра-пораньше заявил вновь обретённой семейке, что так дальше жить нельзя! И на встречный вопрос, что меня мол, паршивца этакого, здесь не устраивает? Я ответил, — что всё! Ведь даже за водой к речке, полчаса идти нужно было. Не говоря уже о ночёвке, практически на сырой земле! Кипы шкур с трудом хватало что бы кое-как согреться. И это осенью. А что будет зимой? Я даже боялся представить! Мне хоть и не привыкать жить на открытом воздухе, но даже в пещере, я умудрялся соорудить себе более или менее приличную подстилку из жухлой травы. А защищавшие меня от сквозняков тела моих молочных братьев и сестёр, то и вовсе создавали неповторимую атмосферу уюта. А у нас тут, кроме меня, ещё и маленькая сестрёнка имелась. Вдруг расхворается, — что тогда делать? И я махнув на глупо уставившихся на меня родителей рукой, в тот же день побрёл к занимавшемуся здесь лесом, невысокому крепышу Хвату. Хват, выслушав все мои претензии и хотелки, сказал что построить что-то более или менее нормальное, вполне можно. Но стоит это, очень и очень дорого.

Для начала новой постройки на сравнительно сухой, солнечное стороне городишка, нужно отстегнуть старосте невиданную суму, — аж целый золотой! А где ты его, возьмёшь-то? Плюс ещё один, что бы срубить лес, отесать, да положить сруб. И мой отец, волчатами от этой волчицы, как раз эти вопросы, возможно и хотел решить. Но простое увеличение жилплощади, от дырке в стене и очага посреди дома, а соответственно и едкого дыма, всё равно не избавит… А колодец у них хоть и имелся, но почему-то постоянно пересыхал. Несмотря на то, что кругом одни топи да болота. Вот и приходится к реке ходить.

Тут же достав два золотых, я дал их ошарашенному Хвату. Заявив, что пускай бросает все дела и уже прямо сейчас едет в лес за стройматериалом. И неплохо было бы, чтобы на этой неделе всё было готово, но только без дыры в стене. Лучше её в крыше потом сделать, для новой печи. А в стене оставить лишь небольшое окошко. Но как оказалось, никто из местных печи, не то что не делал, но и что это такое, тоже толком не знал. Однако, не всё было так плохо. И в поселении всё же имелся хороший гончар, и глины у него было, — целая гора. Вот туда я и отправился. А после, заглянул ещё и к кузнецу. В общем, мои припрятанные на чёрный день монеты из шаманского сундучка, исчезали с завидной скоростью. Но сложнее всего было договорится со старостой…

Услыхав о всех моих скромных планах по улучшению, нашей с сестричкой жилплощади, местные органы самоуправления, состоящие из главы стражи Чуба, писаря, кладовщика, четверых местных, явно зажиточных бородачей, а также старосты и его внучки, долго ржали над мелким просителем.

— Печь, колодец, и даже отхожее место в доме? — заливался Старик. — Ты малый, наверное мухоморов объелся? Кто же это всё тебе построит-то? — и только его внучка, что-то шепнув деду на ухо, внимательно меня слушала, лишь слегка улыбнувшись. — Ладно! Но где это Балун, денег сколько раздобыл? И почему с нами не поделился?

— Это мои деньги! — гордо заявил я, кладя последний золотой на стол этому крохобору. — Я сам всё построю! — и с высокоподнятой головой, тут же вышел с этого осиного гнезда. На прощанье лишь подмигнув внучке старосты.

И я построил. Не просто дом, а довольно-таки уютное гнёздышко…

Балун ничего не понимая, зачем это столько леса в его двор привезли, сначала даже пошёл ругаться с соседом. Мол, чего это он весь его двор деревом завалил, но когда Хват объяснил в чём дело, так пол дня и стоял, глядя как складывают брёвна, ни слова не проронив…

Чем я в прошлой жизни только не занимался, что бы не опухнуть от голода… И вот мои, не ахти какие знания, наконец пригодились. Изготовленный кузнецом бур, без особых проблем пробрался сквозь мягкую почву до воды. А обожжённая местным гончаром обсадная труба, идеально вошла в скважину, где фильтруясь крупным песком и мелкими камнями, давала нам очень чистую воду. Опускаемое в небольшую дыру длинное ведро с клапаном, поднимало наверх около пяти литров воды. Чем очень удивляло всех селян, хотевших непременно заиметь себе такой же чудо-колодец. И всё это прямо в моей новой избе с деревянным полом и постоянно тёплой печкой! Которую я вместе с местными мужиками, построил чуть больше чем за две недели, одновременно с крышей нашего дома. Над которой теперь возвышался небольшой дымоход…

После постройки дома, я помог Хвату и восьми мужикам-строителям с соорудить полдесятка печей и почти дюжину схожих колодцев. В том числе и нашему старосте. Где главным моим надзирателем была его драгоценная внучка. Как мы только с ней не дурачились! И вместо одной недели, постройка печи заняла больше трёх с половиной… Тем более, что кормили меня за общим столом, вместе со всей местной знатью и сидевшей возле меня шустрой девчонкой.

После наконец-то закончившейся, весёлой эпопеи с постройкой печи для старосты, поговорив с моей вновь образовавшийся артелью, мы договорилась, что они и дальше будут работать используя мои инструменты, но уже без меня. За что я буду получать треть от общей прибыли. Это после уплаты подати нашей общине. А сам я наконец-то, начал наслаждаться своей новой, на удивление хорошей жизнью…

В доме было тепло и уютно. Тех небольших денег что периодически приносил Хват, и еды добываемой отцом, хватало на всех с головой. Включая волчицу и косо смотревшего на неё огромного волкодава. Да и охотник с отца был, довольно неплохой. Я периодически ходил с ним в лес, изучая все премудрости его ремесла, которыми он со мной щедро делился. Однако, и об обещании вернуть волчицу великану Хо, я тоже не забывал. И с помощью моих новых друзей, прознал что в одном месте под частоколом, есть небольшой, тайный проход. Как раз для нас с волчицей. И лишь ждал момента, когда она окончательно поправится. Что бы наконец вернуть её постоянно маячившему перед нашим поселением, и наводившему страх и ужас на всех жителей этого городка своим зловещим завыванием, чёрному великану.

Было даже организовано несколько крупных охот, чтобы его наконец изловить. Но постоянно напрашиваясь принять в них участие, я всё время запутывал следы, тем самым пуская всех по ложному пути. Однако всё эти мелкие неприятности, непременно меркли перед внучкой старейшины этого, почти полу тысячного поселения. В которую, несмотря на все мои клятвенные уверения самому себе в обратном, я умудрился по уши втрескаться…

Наш небольшой городишко, по местным меркам считавшийся чуть ли не столицей всех здешних вольных поселений, в которых совокупно проживало несколько тысяч беглых от хозяев крестьян, и вправду вызывал уважение. И даже местные феодалы, не рисковали связываться с их жителями. Все как один готовыми стать на защиту своей, относительной свободы.

Правда местный староста, был готов с этой, и так небольшой свободой, окончательно покончить. Наняв за общественные деньги два десятка настоящих головорезов под началом, ставшего моим закадычным товарищем, невероятно искусного фехтовальщика Чуба, он одновременно вёл переговоры о повышении, их с внучкой, законного статуса, до местного князька. Что сразу же открывало ему широкие возможности для увеличения, и так, по местным меркам конечно, немалого богатства.

Мне же эта, вся в деда властная, одним лишь взглядом командовавшая нашим небольшим, разношёрстным отрядом девчонка, почему-то неимоверно нравилась. И пока ребята, создав весёлый паровозик дружно спускались с горы, я подошёл к готовившейся последовать за ними Милке, и проглотив от волнения язык, лишь скромно молчал.

— Волчонок, ты что-то хотел? — весело улыбаясь, скорее пропела, чем спросила юная красавица. Почему-то вместо имени, всё время называвшая меня волчонком. Наверное потому что время от времени, я сам того не осознавая, всё ещё немного рычал.

— Я Комар-р, — снова прорычал я. И тут же запнувшись, вынул из-за пазухи маленький, недавно распустившийся голубой цветок. Один из десятков, что выращивала моя тётка у нас дома. — Вот, — это тебе… — еле слышно прошептал я. И передал маленький горшочек с растением, в тонкие пальчики расплывшейся в улыбке девчонке.

— Какая прелесть! — взяв подарок, поднесла она его к лицу и вдохнула излучаемый им, неслабый аромат. От которого у меня с моим тонким нюхом, уже начинала кружится голова. — Ой! Как вкусно пахнет! Так бы и съела! — выразила она своё странное отношение к мему подарку.

— Это для красоты… — проворчал я. — Но если хочешь, можешь и съесть. Он твой.

— Да шучу я, дурашка! — весело прощебетала она. — И как ты его умудрился не помять-то? Такую красоту! Спасибо, Комар… — и у меня перед глазами вдруг запрыгали солнечные зайчики. Потому что эта зараза кроме того что впервые назвала меня по имени, так ещё и поцеловала в раскрасневшуюся от смущения, детскую щёку!

— Жених и невеста, тили-тили теста! — Толстый, поднявшись на гору, завёл своим низким, звонким голоском, песню на пол леса. Милка смутившись, ни слова не говоря, села на сани и спустилась вниз.

— Дурак ты, Толстый! — дал ему затрещину Белый. — Давай, спускайся уже! — толкнул он его.

— А я что… — растерялся Толстый. — Я ничего… — и поспешил съехать с горы от греха подальше.

— Хорошая попытка… — посмотрел почти на голову выше меня, плечистый пацан. — Молодец. Но она тебе не по зубам, Комар. — улыбнулся мне Белый.

— А тебе, — спросил я у него, — по зубам?

«Или может, по этим самым зубам, заехать, что бы не выпендривался…» — прорычал я про себя.

— И мне тоже, не по зубам… — вздохнул Белый, — есть у неё уже жених… — и сев на сани, вслед за Длинным, тут же съехал с крутой горы, крича на всю округу. — Ого-го! Разойдись!

Я смотрел как Белый, сбив с ног Длинного, тут же бросился ещё и на Толстого, вываляв того в снегу до состояния снежного кома. Как вдруг, в рядом стоящую сосну со свистом воткнулась чёрная стрела. Я сразу присел. Но больше ничего не происходило. Я осмотрел прилетевший подарок. К стреле была привязана записка. Развернув, я ошарашенно перечитал её вслух.

— Комар, это Лоскут. Иди за этой стрелой вглубь леса. Есть срочный разговор. — послание из прошлого о котором я практически позабыл в своей теперешней, невероятно счастливой жизни… Не теряя ни секунды, я ещё раз взглянул как дурачатся внизу мои друзья, тяжело вздохнул что не могу к ним присоединится, и вынув свой медвежий коготь, побрёл туда, откуда прилетела эта чёрная посланница.

***

— Комар… — прокричал кто-то из снежных зарослей. Я пошёл на звук, не забывая оглядываться по сторонам.

«Если бы хотели меня убить, то уже давно бы убили. — крутилось у меня в голове. — А так, зачем-то хотят поговорить… А зачем? Я ведь совершенно не хочу с ними разговаривать… Меня здесь и так, всё устраивает!»

— Комар… — уже тихий шёпот, меня снова направил в нужном направлении.

Из-за кустов вышел высокий парнишка, с небольшими, но уже хорошо читающимися усиками, в полном боевом одеянии и меховой шапке. Он подошёл поближе, стал на одно колено и очень сильно меня обнял. А затем взял за руки и как следует осмотрел. — Как ты вырос! Уже не худющий, измученный карапуз! — нахваливал он меня. — Богатур!

— Да ты тоже, не вниз пошёл… — улыбнулся я воину. — И усы уже есть!

— Это, да! — привстал он, гордо поправляя редкую растительность под носом. — Ах, да! Я теперь ещё и десятник! Представляешь Комар! Я, — и десятник разведчиков! — ещё выше задрал нос Лоскут.

— Поздравляю… — улыбнулся я юноше. — И что же здесь делает десятник разведчиков? — не понял я. Хотя с другой стороны, что тут не понятного… За городишком нашим видимо приглядывают.

— Мы за городом приглядываем! — гордо ответил он. — Но это, не самое главное задание. Ты не поверишь!

— Ну, удиви меня, арабан. Сделай милость. — ещё больше расплылся я в улыбке, стараясь не пропустить ничего мимо ушей.

— Наше главное задание, это следить за тобой… — прошептал Лоскут. — Что бы ты никуда отсюда не ушёл. Только я тебе об этом ничего не говорил, и ничего тебе не передавал, лады? А то Мерзы узнает, семь шкур с меня спустит!

— Мерзы? — уставился я на него. — Тот самый, Мерзы? — не понял я его.

— Тот, Комар! Он теперь сотник у своего отца, вот такая вот, смородина!

— Малина… — поправил я его, взобравшись на поваленное дерево.

— Пускай будет, малина… — согласился Лоскут. — Он оказывается выжил, и всем теперь рассказывает, что это ты Шрама убить пытался, и его заодно. А затем сбежал…

— Так Шрам, жив? — не понял я.

— Вроде того… — вздохнул Лоскут. — Только, странный он какой-то… Ни с кем не разговаривает, за Мерзы словно собачка везде ходит. Да и Мерзы тоже изменился, сам на себя не похож. Вот такие брат, дела… Мы то ему, ясное дело не поверили… Но он с целой сотней отборных вояк к нам заявился. Что ты ему сделаешь…

— А ты что, сам следишь? — не понял я. — А где остальные?

— Готовятся…

— К чему готовятся? — переспросил я.

— Понятно к чему. К штурму. А я вот решил тебя по старой дружбе предупредить. Вот держи. — вынул он из зарослей мешок. — Мы с твоим бывшим десятком подумали, что тебе это пригодится. — передал он мне вывернутый в походном положении лук, и полный колчан моих коротких стрел. — Игды, перед тем как из лагеря уехать, мне дал. Мол, если тебя встречу…

— Зачем это? — совсем уж, не понял я.

— Я бы конечно тебе сказал, что бы ты валил от сюда пока не поздно… Но Комар, я за тобой уже почти неделю наблюдаю. И вижу как ты счастлив среди этих людей. Борись за них, и за себя конечно, тогда возможно Мерзы и отстанет. Ведать не ведаю, зачем оно ему понадобилось. Может перед отцом хочет выслужится. Мы то видим, что люд здесь вовсе не богатый, и будущая добыча, — тоже никакая. Только зря народ положим. А тебе здесь нравится. И ты нам нравился… — чуть не заплакал Лоскут. — Меня, дурака этакого, грамоте обучил. А ведь меня теперь, очень даже ценят! Десятником сделали. И всё потому что я лучше всех, в этих закорючках разбираюсь. Остальные, так ничего и не поняли, вернее, даже не захотели понимать. Как ты исчез, так все и обленились. Кроме меня. Я у Игды, целый месяц учился! Пока Мерзы со своей сотней не объявился. И выучил, как видишь. Потому что запомнил я твой урок, когда ты мне навалял как следует. Вот мне и стало интересно, как это ты, такой мелкий, и сумел это сделать, когда в десять раз больше тебя воины, не могли со мной справится. Неужели это закорючки эти, тебе такую силу дают…

Лоскут всё говорил, говорил, а у меня от этой страшной новости, голова шла кругом.

«Что же мне делать? Как быть! Как спасти свою новую, счастливую жизнь! Как спасти отца, приёмную мать, не успевшую как следует пожить сестру. И конечно же Милку…»

— Так когда, говоришь, будет штурм? — перебил я десятника.

— Не знаю… Мне об этом не сообщили… — развёл руками юноша. — Возможно, уже и сегодня. Не зря же все к нему готовятся… Но мы бы точно это поселение не нашли, если бы один из ваших не навёл. И не обещал ворота открыть. Вот Мерзы и решил, что одной его, внезапно напавшей сотни, вполне хватит…

— Это точно? Одна сотня и всё? — переспросил я.

— Точнее не бывает. Уж чего-чего, а до ста я считать умею. Ну и наш неполный десяток разведчиков, тоже возможно там будет. Так что ты поаккуратней там, не попади по своим бывшим подчинённым. — улыбнулся юноша. — А то мы знаем, как ты стреляешь…

Я спрыгнул с дерева и поманив к себе рукой Лоскута, крепко обнял.

— Спасибо, друг! Возможно ещё свидимся. Береги себя. — и подхватив мешок с амуницией, быстро зашагал в сторону города.

— Ты тоже, береги себя, Комар… — прошептал Лоскут, и дождавшись пока я исчезну из виду, вытер скупую слезу и еле слышно добавил: — Прости дурака, если сможешь… — а затем и сам исчез в белом покрывале леса…

***

Пока я беседовал с Лоскутом, все мои друзья куда-то испарились. Я же, что бы не светить своим кривым луком, пробрался сквозь тайный лаз, заодно расчистив его от снега, и припрятал там своё оружие в надёжном месте. Закончив с приготовлениями, я отправился к дому старейшины, где находились и нанятые им воины.

У обычно немноголюдного, двухэтажного поместья, сейчас кроме трёх сотен местных поселян, толпилось ещё и с полсотни, совершенно не похожего на наших голодранцев, богато одетого люду. На таких же огромных, как и у Чуба лошадях, хорошо вооружённые, в основном алебардами, явно не бедствующие воины, ожидали какого-то дорого гостя. Потому как, даже обычно грязная прислуга местного старосты, была одета во всё чистое. И даже Чуб, сменил свою походную, шерстяную накидку, на парадную. Которую он одевал лишь на большие праздники.

— Чуб! — задёргал я за рукав, увлечённо выглядывавшего кого-то в доме, усатого великана. — Идём! Есть срочное дело!

— А, Комар! — улыбнулся мне богатырь, — ты малость опоздал!

— На что опоздал? — не понял я.

— Как на что? — удивился он. — Разве Милка тебе не говорила? Ах, да… — вдруг вспомнил он что-то, тут же замолчав.

— О чём? — ещё больше запутал меня воин. — О чём не говорила?

— Вот же, бабское племя! Все беды от них! — стараясь не привлекать внимание, по тихому выругался Чуб. А затем присел и потеребив мне шевелюру, тяжело вздохнул. — Слушай друг, ты только не волнуйся. Тут такое дело… Засватал её старый лис, за сына местного князька…

— Как засватал… — обалдел я от этого известия, ещё больше чем о новости о готовившемся нападении.

— Понятно как, замуж… Не сейчас, понятное дело, а когда подрастёт. Но вопрос считай, уже решённый. Она-то девка видная, хоть и соплячка ещё. Но кто здесь на это смотрит-то! Главное, что с хорошим приданным, да и холопов будущих полтысячи имеется… А если с окрестными поселениями, то и все две наберётся. Они правда, об этом пока не знают… Но приедут от юного князя привратники, быстро объяснят, что-почём…

— И она согласилась? — спросил я совсем тихо.

— Эх… — вздохнул Чуб. — Глупый ты ещё, хотя и воин хоть куда! Кто же её об этом, спрашивать-то будет! Знаю я, что ты на её запал. Об этом, каждая собака здесь знает. Да и она о тебе, тоже не последнего мнения. Но послушай меня, малой, — смирись! Не допрыгнуть нам до этой ягоды, не сорвать её сладкую. А то ведь можно и с высокого дерева упасть. А у нас с тобой, крыльев лишних, чай, не припасено… А что за дело-то, срочное? Потерпеть, никак не может?

— Дело? — не сразу понял я после всех этих слов, напрочь позабыв зачем пришёл. — Ах да… Отойди в сторонку, что бы никто не услыхал, а то ещё кипишь подымится…

Чуб с интересом проследовал от ожидающих, в более или мене тихое место, где я вкратце изложил суть дела. Внимательно слушавший меня воин, тут же переменился в лице. И лишь когда я закончил, переспросил:

— Это точно Комар? Не твоя придумка, что бы сватание сорвать?

— Точнее не бывает… — вздохнул я обречённо.

— Тогда веди себя тихо… Что бы никто ничего не заподозрил. Наверняка здесь, тоже их шпионы имеются… — и подойдя к парочке своих людей, дал, видимо заранее заготовленные на такой случай, команды. Те, кивнув, неспеша отправились по своим делам. А сам он, как ни в чём не бывало, вернулся выглядывать будущую, семейную пару…

Прошло минут десять, а вокруг ничего так и не поменялось. Лишь кое-где, был слышен лай собак, да скрип телег.

«А вдруг, он заодно с Мерзы? — мелькнула шальная мысль. — Да нет! Не может этого быть!»

В свободное от детских игр и домашних забот время, я проводил вместе со ставшим здесь моим лучшим товарищем, великаном Чубом. Который одновременно с чтением своих стихов, посвящал меня в искусство владения мечом. Причём, это была именно его инициатива. И пусть в наших редких занятиях, этим самым мечом мне служила тяжёлая, дубовая палка, специально сделанная под мою детскую руку. Но она явно была потяжелее меча. Из-за чего мне приходилось невероятно нагружать свою кисть, что бы справится с её немалым весом. Однако я не спорил с опытным воином. И отрабатывая удары и блоки, стоя на приподнятом над землёй бревне надеялся, что когда у меня всё же появится настоящий меч, это пойдёт мне только на пользу.

И вот наконец, я дождался… И не только выхода держащихся за руки, Милки и крепко сбитого девятилетнего парня в расшитой золотом, красной, шерстяной накидке. А и моего первого поединка с боевым мечом…

Глава 28

Чтобы получше рассмотреть Милку в её новом наряде, я по своей медвежьей привычке залез не только на рядом стоящее дерево, но ещё и на длинную ветку, так удачно выступающую над головами местных зевак. Но сухая ветка не выдержав моей, изрядно потяжелевшей за пол года фигуры, предательски надломилась и я с треском свалился прямиком на головы только что обручившейся паре. Подбежавшая охрана схватив меня за шиворот, хотела оттащить подальше от упавшего на задницу феодала, и там уже переломать наглецу все рёбра. Но Милка окриком отогнав от меня мордоворотов заезжего жениха, тут же подала мне руку, помогая встать.

— Комар! — испугалась за меня девчонка. — Ты цел? — скривившись от боли, я взглянул в её невероятно красивые глаза. А затем и на прижатый к сердцу, подаренный этим утром, голубой цветок в её руке.

— Всё хорошо, — попробовал я стать на ногу. — Извини, не хотел испортить тебе праздник…

— Я сам ему помогу! — вдруг вызвался уже поднявшийся на ноги, новоиспечённый жених. Тут же грубо схватив меня под руку. — Вот ты значит какой, Комар? — прошептал мне юнец. — Я то думал, ты побольше будешь. Ну, или красавец какой местный, вроде этого крепыша, — ткнул он кончиком блеснувшего в руке меча, в замотавшего головой Белого, — но что бы какая-то недоросль в облезлом тулупе, мне поперёк дороги стала, — это уже перебор! — и со всей силы толкнул меня на землю. А затем занёс надомной хоть и небольшой, но вполне себе острый меч. — Значит решил на моё позарится, да недоносок? — и тут же рубанул с плеча по моей удивлённой фигуре…

Возможно на этом, все мои приключения и закончились. Что вполне бы устроило добрую половину собравшегося здесь люда, тихо завидовавшему успешному мальчугану. Но сверкнувшая, кривая сабля Чуба, буквально за миг до моей бесповоротной кончины, перехватила клинок юного душегуба. Из-за чего вся охрана княжича, тут же ощетинилась острыми предметами.

— Чуб! — прикрикнул на казака наш староста. — Что за дела? Пускай княжич смахнёт с волчонка его кочан, да пойдём все обручение праздновать! А то и в соседних поселениях уже наверное знают, что он к моей внучке неровно дышит! А ты же прекрасно знаешь, ежели Комар что в голову взял, то и обухом не выбьешь! Вон, даже княжича чуть не зашиб. А что дальше будет? Девку украдёт и в лес уведёт?

— Я же не против… — спокойно ответил Чуб. — Только вот, есть одна маленькая закавыка…

— Какая ещё, закавыка? — не понял староста.

— Княжич здесь, пока что никто, и звать его — никак. А Комар, несмотря на свой нежный возраст, — уважаемый житель нашего поселения, приносящий ему немалую пользу. Кто больше всех зайцев и оленей изловил? Комар! Кто придумал как воду к дому провести, что бы к реке не гонять каждый раз? Опять же, — Комар! А печь с трубой, что теперь чуть ли не в каждой хижине имеется и дров почти не просит? Комар! Этот малый, за те полгода что здесь живёт, столько прибыли в общую казну принёс, что вполне заслужил на честный поединок за свою любовь. Ведь так, вольный народ?

— Так то, оно так… — с опаской поглядывая на пожиравшего их злыми глазами старосту, загудели, потупив глаза в снег все собравшиеся.

— Ила ты княжич, струхнул? — не сдавался Чуб, видя что не к тем он обращается. — Испугался в два раза меньше себя соплю? Что же твои гридни скажут? Трус наш князь… Кому такой нужен!

— Ты говори, да не заговаривайся, Чуб! — прикрикнул на него Старик. — А то быстро тебе твой конский хвост подровняю! Да, Комар малый удалой и пользу нам приносит немалую, — никто не спорит. — развёл он руками. — Но не имел он никакого права, без просу, глаз на мою внучку положить! Да ещё и на княжича свалится как снег на голову. Чего он вообще сюда припёрся! Я же всем запретил ему об этом говорить! Что бы с дуру, дров не наломал. И вот, на тебе… Так что все вы теперь в его смерти виноваты! — староста подошёл ко мне, всё ещё лежащему на снегу. — Слушай, внучок, мы же с тобой неплохо ладили, — сказал он спокойным голосом. — И ты мне как родной был. Печь твоя, — это вообще, чудо какое-то. Но лучше бы ты сегодня, сюда не приходил. Может, уйдёшь с нашего поселения от греха подальше. Ведь не успокоится княжич, пока тебя жизни не лишит. Это дело чести теперь для него…

— Ну, уж нет! — выкрикнул малолетний феодал. — Никуда он не уйдёт! Поединок, — так поединок! Я просто смысла в этом избиении не видел. Но раз меня уже в трусости обвиняют, то придётся тебя ещё и проучить напоследок. Вот тебе мой клинок! — бросил он мне, явно детский меч. У меня ещё один есть! Как раз вчера, специально для меня изготовили. Я даже испытать его толком не успел. Вот и посмотрим, из чего ты сделан. Из трусости или храбрости. Хотя если честно, мне всё равно что из тебя выбивать! Всё равно, одно дерьмо вылезет… — его охранники тут же одобрительно зашумели.

Чуб поднял почти невесомый, особенно по сравнению с моей тренировочной палкой клинок, и вручил его мне. Помог подняться, а сам став на одно колено прошептал на ухо:

— Кроши рукой метал, мечты не забывай. Живи, гори, летай, но только не сгорай. Когда придёт пора, выпей жизнь до дна…

— Я выпью жизнь до дна… — тяжело вздохнул я.

— Вот и хорошо. Что с ногой? — участливо спросил Чуб.

— Какой ногой? — сделав удивлённое лицо, ответил я. Всем своим видом показывая что всё в порядке.

— Другого я и не ожидал от тебя услышать… Послушай, Комар. Что бы не произошло, не нужно убивать княжича. — вдруг прошептал он. — Нам этого не простят… Ты сейчас борешься лишь за свою жизнь. Поединок за любовь, — ты уже проиграл… Смирись с этим.

— Я понимаю. — ответил я ему. И сбросив с себя тяжёлую, зимнюю одёжку, заметно хромая и опираясь на клинок, побрёл к с нетерпением ожидавшему меня сопернику.

***

— Ты готов к смерти? — улыбнулся мне паренёк, сбросив свою меховую накидку, оставшись в удивительно похожей на мою, одёжке. Только заметно новее. Меня это даже немного смутило. Мы как два брата, в одинаковых рубахах, сапожках, ремнях и поясах. Да, что там пояса! Даже мой медвежий коготь, был точь в точь как и у княжича. И это заметил не один я. Люди стали как-то странно перешёптываться. А княжич, махнув быструю восьмёрку, тут же рванул на меня…

Сильные удары сыпались один за другим. Чудом спасшись от мелькающей стали в очередном быстром перекате, я потрогал себя, был ли я ещё жив, или уже нет… Два месяца редких тренировок, — это очень малый строк, что бы на равных сражаться с всю жизнь бьющимся на этих самых мечах, юным воином. Именно столько учил меня Чуб. И слова княжича, что он меня ещё и пожалел, видимо были недалёки от истины.

— Комар! — смеялись окружающие, глядя как я всеми силами пытаюсь выжить, улепётывая от тут и там мелькающей смерти. — Да ты драпаешь похлеще, чем твоя уродливая белка от наших собак! — и это было правдой. Я уже и забыл что такое страх, живя в комфорте и сравнительной безопасности. И сейчас, очень даже боялся потерять свою хорошую жизнь. Но зря они вспомнили про белку. Непонятно как тут оказавшись, она спрыгнула с надломленной ветки прямо мне на голову, тут же вызвав новый приступ смеха у окружающих. И особенно, у моего юного соперника, уже порядком подуставшего за мной постоянно гонятся, и сейчас просто заливавшегося от хохота.

— Куда бежим? — вдруг совершенно ясно, произнесла она. — И кто из нас белка? — взяв её в руки, я удивлённо таращился в её единственный глаз. Совершенно позабыв о поединке и моём гогочущем вместе со всеми сопернике. — Будешь сильный как медведь, всех ты сможешь одолеть. Быстрый, словно серый волк, милый мой, смешной сынок… — протараторила она, и тут же добавила. — Давай, не позорь мать! Надери задницу этому уроду! Что о тебе подумает твоя зазноба! — и соскочив с меня, она тут же запрыгнула на плечо, не менее обалдевшей Милке.

«Это как… Что это вообще такое было… — крутилось у меня в голове. — Неужели эта белка, так упорно не хотевшая умирать и сколько раз меня выручавшая, — была моей мамой?» — я смотрел как эти две самые любимые на свете создания посмотрев друг на друга, вдруг словно сговорившись, закричали:

— Комар, ты самый лучший на всём белом свете! — пропела своим детским голоском девчонка на всю площадь. — Я не представляю этот мир без тебя! — улыбнулась она. — А у меня от её слов, вроде крылья выросли. Честное слово, я забыл и о ноге, и о сопернике, а лишь смотрел на эту двоицу и улыбался от счастья. Ведь я наконец-то обрёл мать, пускай и в таком странном облике…

— Мама, мне столько нужно тебе сказать… — шептал я себе. — мне было так плохо без тебя… Я так рад, что ты со мной… — у меня даже слёзы выступили…

Но не успел я смахнуть их рукой, как мелькнувшая сталь снесла голову одноглазой белке, забрызгав испуганную девчонку красной росой…

— Наговорились уже? — княжич довольно смотрел как с плеча Милки упал обезглавленный комок шерсти. — Пора уже нам и отобедать. А то, что-то заигрался я тут с этим сопляком. — Я ошарашенно смотрел на всё ещё гогочущих поселенцев, окровавленную девчонку, на приближающегося ко мне самодовольного княжича.

— Ну ладно… Пришла моя пора, теперь я выпью жизнь до дна… Прости мама… — прошептал я сам себе. И со словами, — хрен тебе, а не Милку… — сам пошёл в атаку.

Горе застилало глаза, а моя ярость была бесконечной. Я изо всех сил пытался пробить наглого княжича очень быстрыми и невероятно резкими боковыми ударами. Но этот гадёныш был явно проворней и мастеровитей меня. До Чуба ему конечно было ещё очень далеко. Но и без фантастических умений бывалого воина, парень без особых проблем выдержав мой натиск, тут же перехватил инициативу в свои руки, легко читая меня, словно открытую книгу… Уверенно держа нужную ему дистанцию, он добавлял более мудрёные комбинации, от которых мне тут же пришлось пятится назад. И все мои с таким трудом разученные, но не до конца отработанные с Чубом небольшие связки, прерывал на полпути. Взамен навязывая свои комбинации и заставляя меня снова и снова пятится, или даже убегать от его вновь возросшего напора.

— Куда же ты Комар? — орал с насмешкой княжич. — Я уже подумал что в кои веки обрёл достойного соперника, и тут на тебе, снова драпаешь…

— Сынок! — перекрикивая смех толпы, проорал вдруг непонятно откуда взявшийся отец, который ещё вчера ушёл на охоту, — вспомни нашу последнюю ловушку на зайца.

— Какого ещё, зайца? — совершенно запутался я. — Я сам сейчас, как заяц… — прошептал я сам себе… А тот заяц, тот ещё проныра оказался. Притворившись дохлым, вырвался прямо из моих рук… И тут, я в очередной раз попятившись от резкого выпада, споткнулся и упал прямо на спину, выронив практически бесполезный меч, и корчась от боли так и лежал, периодически постанывая и держась за больную, согнутую в колене ногу.

— Ну все, заяц, допрыгался… — заявил княжич, приставив к горлу свой меч. — Пора тебе уже за своей уродливой белкой отправляться. Да Милка? — взглянул он на перепуганную до дрожи в коленках девчонку.

— Сам ты, заяц… — контролируя меч медвежьим когтём, я тут же разогнул колено, со всей дури заехав по причиндалам стоявшего надомной княжича. Воспользовавшись небольшой заминкой, я укусил держащую руку меч, и крутанув в сторону большого пальца, вырвал железку, отбросив её в сторону. Оказавшись сзади этого придурка, и что есть сил загнав свой ножик в бедро, я тут же провернул его, поставив соперника на колени, второй удар ножа пришёлся в плечо. Страшные крики боли озарили округу. Но княжич, на удивление не растерялся и схватив меня обеими руками за мои волосы, что есть сил помогая туловищем, перебросил меня через себя снова на спину, да так быстро и неожиданно, что я лишь махнул в воздухе своими сапожками.

Он уселся верхом на меня. Прижав своим коленом мою руку с ножом, он тут же нанёс удар мне в нос. А за ним другой, третий. Пока у меня лицо не покрылось кровавой массой. Вынув свой нож и напоследок улыбнувшись, тут же с разгона загнал его в моё сердце…

Я в очередной раз с улыбкой наблюдал как этот ошарашенный гад, снова и снова пытался пробить моё неподдающееся ему сердце. После пятой или десятой попытки, его же люди сняли его с меня и разорвав на мне рубаху, ошарашенно смотрели на практически невесомую, сделанную из тысяч мельчайших, толщиной в конский волос, колец, чёрную майку-накидку, выигранную мной в кости у сына хана Бату. Опрометчиво поставленную им на кон, что бы отыграться за ножи… И которую я после сегодняшней встречи с Лоскутом, решил надеть…

Но больше чем моя непробиваемая защита, приехавшего с княжичем бородатого мужика, интересовало откуда я взял этот нож, и одёжку, принадлежавшую убитому наёмными убийцами, младшему брату княжича? Я же избитый его подопечным сопляком до полуобморочного состояния, никак не мог понять, что он от меня хочет, все время тыкая в меня моим же ремнём и ножом. Но как только израненный княжич, несмотря на уговоры его родного дяди, так ничего внятного от меня и не добившегося, решил меня всё же добить, как на смотровой башне зазвенел набатный звон. И крики о том, что к нам пожаловали гости в очень большом количестве. Меня наконец оставили в покое. Правда перед этим полностью раздев и бросив в тёмный погреб. Пообещав немного погодя, отомстить и за брата, и за самого княжича, разорвав лошадьми на две абсолютно ровные половинки…

Но не успел я и без этой страшной казни, отбросить копыта от холода, как меня кто-то позвал…

Милка открыла двери и дала почти окоченевшему мальцу, горячего, малинового чая и явно большую на меня одёжку Белого. Я с дрожащими руками выпил даденое, косясь на обезоруженного, лежащего рядом охранника с огромной алебардой. Толстый держа в руке свою увесистую дубинку, гордо задрал голову. Мол, смотри Комар, как я его приложил, пока Белый с Тощим его отвлекали своими дурацкими расспросами, о том сколько гридню за службу платят. И возьмут ли их, таких красивых, на службу к княжичу.

— Вот… — отдала мне кошель с монетами смущаясь, девчонка. — Беги пока есть возможность… Они тебя в живых, точно не оставят…

— А как же ты… — я с грустью посмотрел на неё. — Там ордынцы.

— Не переживай за меня… Я сильная, справлюсь. Чай не впервой… А ордынцев тех, мы побьём. Их всего-то, — сотня-две. Чуб уже давно за подмогой послал и подготовился к встрече. Справимся как-нибудь…

— Да Комар, беги… Пока не кинулись тебя искать. — посоветовал мне Белый. — Ты славный малый. Я буду за тобой скучать. — похлопал он меня по плечу. А Толстый вдруг заплакал и со всей дури меняобнял. К нему присоединился и Тощий.

— Задушите, изверги… — еле процедил я, чудом вырвавшись с их крепких объятий. Но не успел я от них отцепится, как меня снова обняли. Это была Милка. Её тёплое, прерывистое дыхание мне прямо в ухо, я не забуду никогда.

— Береги себя… — прошептала она, нежно поцеловав в мою измазанную кровью щеку. — Я тебя всегда буду помнить. Всё… Нету времени… — я напоследок взглянул в её бездонные, умоляющее побыстрее смотаться от сюда глаза, тяжело вздохнул и побежал к моему тайному проходу.

Глава 29

Забрав с тайного места свой лук, я по практически пустым улочкам добрался до своего дома. Ни мачехи ни младшей сестры на месте не было. Подойдя к рычащей на меня, привязанной возле крыльца волчице, я став на колени, первый раз с ней заговорил на волчьем языке. Ошарашенное животное тут же перестав рычать, внимало каждому моему слову.

— Тихо, Ри. Я твой друг. И друг Хо. Я здесь что бы тебя освободить. — максимально доходчиво объяснил я волчице. — Ты только не волнуйся… — и не дожидаясь согласия зверя, потянул верёвку на себя. Но увидав в моих руках взятый из избы нож, волчица тут же пришла в себя и попятившись в дальний угол, попыталась меня укусить.

— Спокойно, Ри! — отдёрнул я руку. — Я ведь твоему жениху недавно наподдал, и с тобой справлюсь… — и я взглянул в её глаза взглядом моей матери-волчицы, в надежде заставить себя слушаться. — Он что, об этом не рассказывал?

— Моего Хо, никто не сможет победить! Тем более, такой мелкий, двуногий крысёныш, как ты! — прорычала она.

— Да, что ты говоришь? А шрам у него за ухом откуда? И на хвосте отметины? — ещё больше сверля грозного зверя взглядом альфы, я пытался склонить рычащую волчицу к сотрудничеству. — Я ведь не просто его отделал, а убил в честном поединке. А затем оживил. Не веришь? Давай я тебя к нему отведу, и ты сама его об этом спросишь. Только дай перерезать верёвку. И от меня ни на шаг. А то местные псы только и мечтают о том, как бы тебя разорвать. А я знаю тропу прямо к Хо. Он тебя давно уже ждёт. Каждый вечер просит меня тебя привести. Да ты и сама его слышала. Как тут, не услышать… Кома-ар! Я жду-у! — волчица вспомнив завывания любимого, и сопоставив другую информацию, вдруг посмотрела на меня, ещё более удивлённым взглядом.

— Ты, — Комар? Он мне о тебе рассказывал… — заявила она тихим голосом. — Не о том, конечно, что его победил жалкий, двуногий крысёныш. А о великом и могучем охотнике по имени Комар, его лучшем товарище, с которым он одолев много препятствий и врагов, вернулся с того света, и всё ради меня… Я думала, это красивые сказки… Ну, и чего ты ждёшь? — вдруг вскочила она. — Режь давай!

Промучившись с этим тупым ножом несколько мучительных минут, я наконец вылез из-под огороженного крепкими ветками крыльца, где мы с отцом закрывали на ночь волчицу. Но не успел я подняться, как меня встретил очередной рычащий зверь. По размерам сопоставимый, разве что с подросшим телёнком.

— Зевун! — гаркнул я на обычно спокойного, словно бабушкин ковёр, мохнатого пса. — Отойди! — но пёсик, явно был против этого. Волчица увидав её нового кавалера, снова зарычала пуще прежнего. Я криками попытался утихомирить огромного зверюгу, что одним лишь своим весом, мог подмять под себя нас обоих, и даже не заметить этого. А мой тупой клинок, явно ни на что не годился. Что же мне делать с этой противной псиной? Ведь вместо того что бы отступить, он ещё больше оскалил свои немалые клыки и попёр на нас с волчицей.

— Зевун, да отпусти ты нас! — пытался уговорить я пса. — На кой тебе эта злобная, облезлая шапка нужна? Ты же у нас, вон какой красавец! Найдёшь получше! — но псина ни в какую. Я уже начал понемногу посматривать на свой лук, который я оставил у входных дверей в избу. Но туда ещё добраться нужно. А этот бугай, несмотря на всю несуразность и повышенную лохматость, бегать умел очень быстро. Один раз даже раненного оленя догнал. И не просто догнал, а прыгнув на того, тут же сбил его с ног. Даже отец удивился что он так умеет.

— Ну ладно, голубки. Вы тут разбирайтесь, а я пошёл… — но не успел я шагнуть в сторону лестницы, как пёс, тут же подпрыгнул ко мне и зарычал в самое ухо. Заставляя меня вместе с волчицей залезть обратно под крыльцо.

— Послушай, Ри. — присев на корточки и показывая всем видом что я его прекрасно понял, обратился я к волчице. — Ты как, к Хо сильно вернутся хочешь. Или уже охладела к своему суженому, с таким-то новым ухажёром? — волчица тут же на меня вызверилась.

— Я вижу Комар, ты не знаешь, что волки создают семьи раз и навсегда? Раз такое спрашиваешь? — я улыбнулся.

— Ну, почему же, не знаю… — вздохнул я. — Прекрасно знаю. А спрашиваю, потому что возможно, нам тут с тобой обоим, умереть придётся… Или по крайней мере, тебе. Если я к своей волшебной палке, вовремя не поспею, пока ты своего нового ухажёра до смерти не зацелуешь. То ты Хо больше не увидишь… — волчице второй раз говорить ничего не пришлось, она тут же рванула на Зевуна, пытаясь нащупать среди свисающего, зимнего меха его могучую шею. И пока они пытались прикончить друг друга, я словно белка в мгновение ока прыгнул на крыльцо и схватив лук и три стрелы, выстрелил Зевуну в заднюю ногу. Тут же подобрав ещё одну летящую смерть.

— А ну! Отвалил от неё! — пёс заскулив от боли, выискивал еле виднеющимися за растительностью глазами, нового врага. Осознав, что это я причинил ему боль, тут же рванул на своего обидчика. — Фу! — поначалу крикнул я, но затем выпустил по нему почти в упор, сразу две стрелы, но этому бегемоту, явно всё было нипочём. И буквально за мгновение до того как он сломает мне всё, что можно сломать, я убирался с его пути. Не глядя спрыгнув с крыльца спиной в глубокий снег и на лету загоняя стрелу куда-то за ухо огромной псине. Зевун с такой силой прыгнул на меня, что даже дубовые двери не выдержав его веса, просто сорвало с петель и они с грохотом упали внутрь избы.

Я вовсе не хотел его убивать. Более безобидной псины и представить себе было тяжело. И поэтому вытягивая свои драгоценные стрелы с мохнатого тела, я с трудом сдерживал слёзы, отлично понимая как огорчится отец когда узнает об этом. Но делать нечего, и я взяв свои санки и набив мешок вяленным мясом и хлебом, надев сшитые мне мачехой на подмену кожаные валенки, а также сохнувшую на печи после вчерашнего весёлого катания на санях, сменную одёжку. Нацепив забытую мной с утра шапку, кожаный поясок с шерстяной накидкой доставшийся мне от Шрама, а также небольшой котелок, я поманил за собой волчицу и отправился к тайному проходу за одной из хозяйственных построек нашего старосты…

***

Но не успели мы с волчицей отойти подальше в лес, как я услыхал доносящуюся из низины, уже почти позабытую мной речь. Проползя под густыми зарослями, и стараясь не шуметь, я обалдел от открывшейся мне картины. Вся расщелина была под завязку забита конными всадниками. Да их там было видимо-невидимо, не меньше тысячи! Все сидели молча, стараясь не шуметь, лишь изредка перебрасываясь тихими фразами. Во главе этого войска, на крупном жеребце, восседал уже знакомый мне по празднику у Сармата, довольно крупный воин. Это был очень неприятный тип. Отец Мерзы.

— Ну, что там? — вдруг спросил меня кто-то.

— Засада… Надо бы Милку предупредить… — тяжело вздохнул я. И тут же обернулся. Черная морда явно мне улыбалась. — Я уже думал, ты обо мне забыл. — прорычал тихо Хо, тут же лизнув меня в щёку своим шершавым языком.

— Как-же, забудешь тебя… — я тут же его обнял.

— Но-но… — зарычал волк. — тише ты, Комар, а то что подумает о нас с тобой Ри… — я ему улыбнулся, и отползая он кустов направился к ожидавшей нас волчице.

— Я так понял, что ты туда больше не вернёшься, да Комар? — отойдя как можно дальше, прорычал мой чёрный товарищ. — И запасы на первое время собрал немалые. И Ри мне рассказала, как ты её от пса спасал… И слово своё сдержал. Я этого не забуду, брат. Можешь пока с нами пожить. Я логово нам устроил знатное, на всех места хватит.

— Я бы с удовольствием Хо. Честное слово! Но не могу я. Нужно мне мою Ри, предупредить, что на них самих, ловушку устроили! А вы идите, здесь скоро очень опасно будет. — махнул я рукой в глубь леса. — Вот здесь как раз, — указал я на мешок с едой, — встречу отметить хватит. Да в логове опасность пересидеть.

— Ты что Комар, обидеть меня хочешь? — зло взглянул на меня волк. — Опасность, это моё второе имя! Давай, садись на меня, вспомним былое, я тебя быстро к твоей новой стаи отвезу, а то пока ты на своих двоих доковыляешь, уже и спасать будет некого! — я посмотрел в его полные решимости глаза и возражать не стал. Прихватив с собой только колчан со стрелами, запрыгнул на огромного волка, и мы словно ветер, понеслись втроём обратно к городку…

***

Чуб и его почти трёх сотенное разношёрстное войско, состоящее в основном из ополченцев и десятка заезжих гридней княжича, открыв ворота в решительности направились к маячившей возле реки сотне ордынцев.

— Порубим вражину в куски! — орали мужики, размахивая различными колюще-режущими предметами, в том числе и просто вилами. Но не успели они выехать за ворота, как им наперерез выбежала странная троица. И остановившись прямиком перед конными, зло на них зарычала. С одного из волков слез малец, в котором все поселяне сразу же узнали их неугомонного Комара. Которого за его манеру говорить и довольно резкий нрав, все про себя называли волчонком. И как оказалось, совсем не зря.

— Комар? — сказать что Чуб удивился, это ничего не сказать. — Ты как здесь оказался? Да ещё и верхом на волке, которого мы уже пол года поймать пытаемся?

— Чуб! Народ! — выкрикнул я. — Там у расщелины, больше тысячи всадников, которые только и ждут, что бы вы выехали с крепости. Это ловушка!

— Да, что ты его слушаешь! — прикрикнул с изгороди Старик. — Наверняка там никого нет! Задайте жару этой нечисти, да пойдём уже помолвку праздновать! Сколько можно здесь сидеть-то! — мои волки явно напряглись, чувствуя неладное. Но с места так и не сдвинулись. Народ загалдел, не понимая что же ему делать.

— Тихо! — гаркнул на всех Чуб. — Ежели там засада, нас всех перебьют. А если нет, то мы упустим этих нелюдей, и они ещё больше сюда приведут ордынской нечисти.

— Что ты его слушаешь! — проорал княжич, с перевязанным плечом. Он точно засланный! Одёжка, что на нём была, моему младшему брату принадлежала! Его и всю его охрану ограбили и перебили. А кольчугу его чёрную, все видели? Такую, только верхние мастера тёмных вестников смерти носят. И ещё, слышал я, что внук Чингисхана в ней расхаживает. Не мог же он у внука самого Чингисхана, её в кости выиграть, в самом то деле! Значит, ваш Комар, засланный, тёмный убийца! Пристрелить мальца и его волков! — скомандовал княжич, махнув рукой в мою сторону. Трое воинов с луками, что прятались за частоколом возле их хозяина, тут же, почти одновременно выстрелили по рычащим волкам и мне…

«И откуда Ахмет знал, что я собью все летящие в белку стрелы? А я бы наверное сбил!» — подумал я, глядя как сразу три мои стрелы попали точно в цель. Сбив летящие на меня стрелы. Более того, следующее три стрелы, выпущенные мной по очереди, разорвав тетиву ошарашенных стрелков, оставили тех без боевого оружия. Перепуганный княжич, услыхав свист, тут же присел за острыми брёвнами. А обалдевший от невиданной меткости своего мелкого друга казак, аж привстал на стременах.

— Чуб! Поверь мне! — проорал я, глядя как ещё двое заезжих лучников, приготовилась выпустить по мне залп. — Это ловушка! Я вместе с вами буду их отстреливать! Ты же видишь, я один, целого десятка стою!

— Не стрелять! — проорал Чуб. — Кто ещё раз выстрелит, самолично голову срублю! Тысяча конных? — переспросил он меня.

— Может и больше… Я не знаю. Но командует ими один из темников императора. Так что, может и десять тысяч быть. Хотя вряд ли он такое войско на небольшой городок привёл. А сынок его, со своей сотней, тебя вон там как раз дожидается…

— Но ты же мне говорил, что их не больше сотни, — а теперь десять тысяч… — всё ещё не мог поверить Чуб. — Я и подмоги-то, по полсотни с каждого поселения попросил… А теперь что получается, мы здесь все смертники?

— Но я же не знал… — опустил я глаза, прекрасно понимая что меня обвели вокруг пальца, свои же люди.

— Все назад! — скомандовал Чуб. — За стены! — А ты Комар, забирал бы своих волков, да уезжал куда подальше, пока все не одумались. Не оставит тебя в покое княжич. Не успокоится, пока в гости к матери тебя не отправит, вслед за страшной белкой…

Я обернулся к своей волчьей команде, крепко обняв их за мохнатые шеи.

— Спасибо друзья, что подержали меня. Но сейчас вам пора…

— Э, брат! Я может чего не понимаю? Но эти двуногие еноты, только что хотели тебя на корм червям отправить. Плюнул бы ты на это дело, и бежал с нами. А они пускай сами с собой разбираются. — выдал вполне справедливое решение всех моих проблем, чёрный великан.

— Не могу я, Хо. Ты же знаешь… И отец там у меня, и сестричка где-то там… А вам, в добрый путь… Я тебя правда, ещё об одной маленькой услуге попрошу… Предупреди мою волчью семью и медоеда, что бы ушли с каменной пещеры пока снег не растает…

— Нет! — не сдавался волк. — Что за дела! То я его полгода дозваться не мог, а теперь он меня прогоняет? Вот возьму тебя за шкирку, словно волчонка. И нечего ты мне не сделаешь, а после ещё и спасибо скажешь! А со своим родственниками сам разберёшься.

— Оставь его Хо. — вмешалась волчица. — Он уже всё для себя решил. Идём! У нас своя жизнь, у него своя. — и Хо, осознав что это так, тяжело вздохнув, лизнул меня на прощанье, прошептав мне на ухо:

— Я самого непослушного волчонка, в твою честь назову, — Мухой. — я улыбнулся.

— Почему Муха? — не понял я.

— Потому что это наверняка будет маленькая, злобная волчица… Вся в тебя и твою мать. — и ещё раз грозно рыкнув на выглянувшего из-за острых кольев, княжича, словно тень, тут же скрылся за поворотом.

***

Я стоял возле Чуба, с трудом выглядывая из-за частокола. К нам подошёл староста вместе с дядькой княжича.

— Чуб! Зачем ты волчонка привёл! — заревел на огромного воина старик, — а вдруг он и есть их шпион! Взялся непонятно от куда, как снег на голову, в шмотках ворованных! И не просто ворованных, а с убиенного княжича снятых! Вот, где он их взял? Пока не расскажет, будет снова в чём мать родила в подвале сидеть!

— И про кольчужку тоже, пускай поведает! — вклинился в разговор бородатый гость. Все дружно посмотрели на меня. И что же мне им рассказать? Что я будучи десятником орды, породнился с наместником этого улуса, а затем ещё и подружился с внуком императора? Тогда уже проще поведать, что я мол, из будущего, и у меня как минимум три матери, одну из которых этот придурок, снова лишил только-что жизни? И я выдавил лишь:

— Я это всё, в кости выиграл… — процедил я, сквозь зубы.

— Нет! Ну он ещё и издевается! — выкрикнул старик. — Да я тебя! — пригрозил он кулаком.

— Тише сватушка, тише, — вдруг заинтересовался дядя княжича. — У кого ты выиграл, можешь сказать? Как его звали?

— Говори, Комар! — приняв моё молчание за неповиновение, снова принялся грозить мне подвалом старый козёл. А я просто быстро сочинял себе новую легенду.

— Мы с бабкой пошли в соседний город, там возле трактира, сидел паренёк и развлекался ножичком, тем что вы у меня отобрали. Я подошёл и сказал что три раза подряд попаду им в дерево и он застрянет. Он сказал, что если я это сделаю, то он мне этот ножик отдаст. Я попал. Но затем он захотел отыграть его назад, предложив сыграть в кости. — повесив нос и в несвойственной мне манере, строя из себя сопливого, обиженного ребёнка, у которого отобрали игрушку, я продолжал вешать лапшу на уши. Но на удивление, меня все внимательно слушали, и даже княжич, растолкав народ на стене, подошёл поближе. — Я обыграл его и в кости, сняв с него всю одёжку. В том числе сапожки и этот небольшой лук со стрелами. И он предложил сыграть на эту чёрную накидку. Я согласился, хотя понятия не имел, что это такое. Мне просто всё время везло, и я не хотел упускать удачу. Когда пацан остался почти голый, он сказал чтобы я не уходил и дождался его что бы отыграться. Мол у Сартака, то есть у него, ещё много чего есть, и убежал в трактир. Но пришла бабушка, и забрала меня домой. А через неделю, когда я пришёл из лесу в дом, то там все лежали с перерезанным горлом… Я очень испугался и сбежал к тётке… — закончил я.

— Что за чушь! — закричал старик.

— Нет, сват, погоди! Как ты говоришь, звали того мальца? — перебил его бородач.

— Сартак, вроде… — сдвинул я плечами.

— Ага… — вздохнул гость. — Значит, обчистил ты род императора, вот они твою семью и порешили… — княжич, вдруг шепнул что-то на ухо своему пестуну, передав тому свой ножик. — А ну, милок, покажи ка нам, как ты у наследника престола, сумел ножик этот выиграть. Стрелять то ты мастак. Вопросов нет. Но сейчас, очень бы хотелось бы увидать, как ты ножик бросаешь…

Я на них посмотрел исподлобья и взяв такой приятный и знакомый клинок, спросил, куда нужно попасть.

— Куда душеньке твоей угодно. Главное, что бы он встрял в дерево. — Моей душеньке было угодно, вонзить этот ножик, прямо в глаз княжичу. И взяв его за рукоять я подбросил его вверх, тут же перехватив за лезвие и метнув в сторону ненавистного мне мальчишки. Просвистев возле самого уха вельможи, он со скрипом вошёл в древесину, почти наполовину.

— Ах ты мелкая, скользкая рыбёшка! — хорошенько струхнув, попытался вытащить ножик, пацан. Но подёргав его пару раз левой рукой, так и не сумев этого сделать, набросился на меня с кулаками.

— Тихо, княжич, тихо. — оттащил его пестун. — Если и правда их больше тысячи, то ты скоро сможешь хорошенько отвести свою душу. А такой меткий стрелок, нам точно не помешает. А пока идём на ту половину изгороди. Будем там оборону держать. — увёл за собой пыхтящего от злости юнца бородач.

— Ну и горазд же ты сочинять, Комар! — вдруг улыбнулся мне Чуб. — Про тысячу всадников, хоть не выдумал? — как следует раскачав, всё же вытянул он медвежий коготь и передал его мне.

— А ты как думаешь? — спросил я его, вернув клинок на его законное место.

— Похоже, что нет… — тяжело вздохнул он, глядя как вся долина перед частоколом покрылась кричащими и вопящими победные речёвки, всадниками…

Глава 30

Темник, всё своё войско сюда всё же не позвал. Две тысячи отборных головорезов резво рассекали на небольших лошадках, улюлюкая и выкрикивая всякие обидные выражения, адресованные жителям этого поселения. Особенно доставалось местному старосте. Которому со всех сторон звучали угрозы не просто убить, а сотворить нечто такое, про что я с вашего позволения, умолчу. То же касалось и женской части населения. Непристойности сыпались как из рога изобилия. В общем, шум стоял такой, что хотелось закрыть уши, и больше их никогда не открывать. Довольно таки скромные и обходительные в обычной жизни люди, на глазах превращались в оголтелое стадо убийц и насильников. Но главная задача всего этого балагана, была вселить страх и ужас в жителей этого городка. И судя по реакции окружающих, она была с успехом выполнена. Но к активным действиям, пока что никто не приступал.

Я пересчитал свои мелкие стрелы. Восемь штук. Не густо. Посмотрев на засевшего по соседству княжича, я увидел у него тоже сравнительно небольшой лук, и целый лес похожих на мои, отлично сделанных стрел.

— Чуб, слушай, попроси у княжича немного стрел. — решил я напрячь, направо и налево раздававшего приказы, командира местного ополчения.

— Немного, это сколько? — вдоволь наоравшись, наконец снизошёл до меня опытный воин.

— Ну… — начал я мечтательно. — Все? Зачем они ему с раненной рукой?

— Да он, не даст! — сходу заявил мужик.

— Попроси все, а если даст хоть половину, будет просто замечательно! — предложил я как вариант.

— А сам почему не попросишь? — улыбнулся Чуб.

— Смеёшься, да? — закивал я головой, скривив кислую рожу в ответ. — Он из-за меня еле ходит, и в ближайшее время, вряд-ли стрелять сможет. Сидит как собака на сене, и сам не гам, и другому не дам…

— Ладно, Комар. Сейчас каждая стрела на счету, даже такая. Негоже их в никуда расходовать. Я лучше с его дядей поговорю…

После вмешательства Чуба, и его разговора с бородатым, богато одетым мужиком, ситуация кардинально изменилась. У княжича остался один, плотно набитый стрелами колчан. У меня же, вся его немалая, военная мощь. Двести пятьдесят три стрелы! Неимоверно довольный собой, я стоял на принесённой отцом из дома лавке. И мило улыбался во все мои молочные зубы, окончательно скисшему княжичу.

— Сынок, а Зевуна, обязательно было убивать?.. — вдруг заявил отец, отвлекая меня от корчи рожиц малолетнему феодалу. Я взглянул на убитого горем папашу, столько лет растившего этого огромного псину. — Никак, нельзя было с ним по душам поговорить, попросить с дороги отойти… Он же всё с полуслова понимал! Можно даже сказать, чувствовал. Я его, вот с такого маленького клубочка вырастил…

— Никак… — коротко ответил я. — Не слушал он. Словно взбесился. Извини…

— Не слушал?.. — удивился отец. — Странно… Вроде не водилось за ним такого греха. Ах, да… — вдруг о чём-то вспомнив, вынул он из-за пазухи небольшой свёрток. — Вот, подобрал всё что от твоей зверюшки осталось. Не успел чуток. У собак прямо из пасти вырвал. Ты же с ней не разлей вода был. Да и не мог не забрать, манило меня к ней что-то… — отдал мне окровавленную тряпку отец. Мою беззаботность, как рукой сняло. Трясущимися руками я развернул маленький свёрток и… Снова свернул. Прижал к сердцу совершенно не понимая, что же мне теперь с ним делать…

Но тут, буквально возле моего уха просвистела первая, выпущенная ордой стрела. А за ней, уже сотни свистящих древок заполонили всё небо. Я тут же спрятал свёрток с остатками белки себе за пазуху.

— Отец, не стой под стрелами! Пригнись! И вообще, шёл бы ты пока вниз. А то стрелок из тебя, прямо скажем, неважный. Последний раз в оленя с десяти шагов не смог попасть. Если бы не Зевун, ушла бы добыча.

— Да здесь и слепой не промахнётся! — ответил, всё же присев со своим огромным охотничьим луком, мужик. — Вон их сколько!

Кроме всадников, из лесу вышло две сотни пеших воинов с лестницами. И под прикрытием всё тех же стрел, побежали к стене. Я сразу же понял куда нужно стрелять. По тех, кто впереди всех нёс лестницу. И первой же стрелой, умудрился остановить весь десяток, что сломя голову мчался впереди всех. Они так спешили, подняв над собой лестницу, что не заметили своего же упавшего товарища, и тут же все дружно грохнулись вместе с тяжёлой осадной лестницей. Которая к тому же ещё и развалилась на несколько стремянок поменьше. А на них наскочил следовавший за ними, бегущий десяток. Тут же затормозив всё наступление.

Увидав как мальчишка с одного выстрела остановил чуть ли не сотню нападающих, защитники победно заорав, тут же принялись нашпиговывать упавших стрелами. Я же попытался исполнить подобный трюк, с другими отрядами, несущими на вытянутых над собой руках, своё осадное снаряжение. Но так как первый раз, мне уже не везло. И мне пришлось методично вколачивать свои мелкие колышки, в казавшихся бесконечными, атакующих нас воинов. Единственное, что нас действительно спасало, это то что с низины к поселению, была только одна дорога. И весь этот муравейник, шагая прямо по телах убитых и раненых, выстраивался, считай в очередь за своей смертью. Пока наконец, весь проход не был завален ранеными и мёртвыми воинами. В добрую половину которых, попал именно я.

К тому времени у меня уже порядком устала рука, раз за разом максимально оттягивать тетиву, чтобы оказавшиеся намного крупнее моих детских стрел, стрелы княжича, долетали именно до этого узкого места. Да и детские пальцы, отвыкшие от поющей тетивы, стёрлись чуть ли не до костей. И самое главное, у меня почти закончился мой боезапас. А противник наоборот, спешившись, лишь утроил свои усилия. Да ещё и притащил огромный таран. И в отличии от первой волны наступавших, что считай с голой задницей пёрлись на стену, уже прикрываясь высокими щитами, прямо по головам своих лежащих товарищей, направился к нашим воротам.

— Комар! — проорал весело Чуб, да ты не десятка лучников стоишь, а пожалуй, — всей сотни! Давай, пока мы смолу разогреем, прикончи тех, кто таран тащит. А то из-за щитов этих, мы никак попасть в них не можем. А ты сможешь! Я знаю!

— Не смогу! — всунул я окровавленные пальцы в снег, что бы хоть немного снять боль. — У меня стрел больше нет! И пальцев считай, — тоже… — прошептал я.

— Стрел? — переспросил староста, с другой стороны от ворот. — Сват, мальцу ещё стрелы нужны. А княжич и носа высунуть боится, отдал бы ему его колчан.

— Ничего я не боюсь! — обиделся пацан. — Нога болит. Встать не могу. Ежели бы сопляк её ножичком не пырнул, то я бы их всех положил.

— Мы верим княжич, верим… — отозвался Чуб. — Но если они ворота выбьют, то тогда нас всех тут положат… Вон, даже переговоров с нами никаких вести не стали… Не уважают совсем. Пускай Комар, всех кто таран несёт перещёлкает, а то наши стрелы, в лучшем случае в щиты втыкаются. А он и между ними выцелить сможет.

— Ладно, — согласился княжич. — Но тогда пускай он лук свой кривой, после всего мне подарит.

— Подарит, подарит… — решил за меня староста. — Зачем он ему, без головы нужен будет. Надеюсь, никто в сказки про внука императора не поверил? Это же надо до такого додуматься! — я ничего не ответил. Мне главное было спасти свою семью и Милку.

Перекочевавший ко мне колчан с отличнейшими, хотя и большими чем у меня стрелами, удивительно быстро пустел. А его содержимое вонзалось в уже вовсю ломавших дубовые ворота, воинов. Я прекрасно понимал, что как только они выбьют ворота, их будет уже не остановить. И поэтому, замечая малейшую брешь в их обороне, я не жалел драгоценных стрел, не стесняясь тут же бить по ногам и рукам атакующих. А подбегавшие им на помощь воины, падали уже под стрелами казачков Чуба и отлично вооружённых и обученных, гридней княжича. Но не успел я опустошить последний колчан, как подымать тяжёлый таран было уже некому. Жители городка ликовали и праздновали, чуть ли не окончательную победу.

В очередной раз опустив окровавленные пальцы в снег, и ясно ощущая обнажёнными нервами каждую снежинку, я не разделял их неоправданного веселья. Хоть темник и положил здесь кучу народу, но это явно были неопытные пастухи, лишь недавно пришедшие к нему на службу, и ещё вчера пасшие отары овец и табуны лошадей. У которых и брони-то никакой не было. А все его опытные, закалённые в тяжёлых боях войска, так и продолжали рассекать на лошадях, периодически поливая нас дождём из стрел. А у меня теперь уже точно не осталось ни одной мелкой стрелы. Хотя… Одна стрела у меня всё же оставалась. Изначально забракованная мной кривая палка, непонятно как оказавшаяся в колчане у княжича, всё же одиноко выглядывала из деревянной сумы…

Сделав выводы, темник наконец-то пустил в бой треть спешившейся боевой конницы. Остальные, всё так же прикрывали их редкими стрелами. Поставив несколько лестниц на крутые склоны перед городом, они наконец-то перестали все переться по одной и той же, заваленной трупами дороге, а под прикрытием воинов с высокими щитами, идущих впереди несущих лестницы, начали наступать со всех сторон. Чуб, только что сбросив горящую смолу на всё ещё представлявший собой опасность, огромный таран, замахал дымящимся обрубком. И тут же, почти всё поселение, включая женщин и подростков, полезло на стены, держа в руках рогатины, деревянные вилы, или просто заострённые палки.

Не успели ордынцы поставить лестницы, и огромной толпой пойти на штурм, как сотни камней, палок и других, довольно неприятных предметов, включая и расплавленную смолу, полетели на их головы. Мне же в этой ситуации, очень пригодился мой медвежий коготь, который я привязал на конец длинной палицы, и раз за разом втыкал в лезущие тела. Отец и Чуб тоже не отставали. Отец отлично работал топором, мастерски коля вражьи головы, а Чуб своей невероятно быстрой саблей.

Вот, всё же зря я забивал на тренировки, отдавая предпочтение играм с ребятами. Которые тоже были на этой стене. Благо, что построена она была очень даже хорошо и со знанием дела. Да здесь, ещё столько-же людей спокойно бы уместились, настолько широкой она была. Я время от времени поглядывал на княжича, в надежде что его кто-нибудь ненароком зашибёт, что ли. Но этот шустрый малый, хоть и заметно хромая, но со своим новым мечом управлялся и вправду очень здорово. И как минимум одного нападающего, самолично заколол. Причём левой рукой. В общем, нашему противнику сегодня явно не везло. На одного взобравшегося на стену воина, набрасывалось сразу с десяток разъярённых жителей, мгновенно превращая того в дырявое сито.

Была среди них и внучка старосты. И не просто наблюдала, а одев поверх платья чёрную кольчугу Сартака, вооружённая коротким копьём, старалась не отставать от своего деда и повсюду следующего за ней Белого, со всех сил тыча вместе со всеми, острой сталью.

Чуб практически всех поставил на стену. И как ни странно это осознавать, в этой залитой кровью и тесной от толкающих друг друга людей обстановке, яростно борясь за свою жизнь, они побеждали напавшую на них профессиональную армию. Пускай и не всю армию, а лишь совсем небольшую, наименее опытную её часть, но когда в долине забарабанили отход, народ чуть с ума не сошёл от радости. Я же их ликующего оптимизма, снова не разделил, прекрасно понимая кто там всем заправляет. А эти две попытки с ходу взять, как оказалось неплохо укреплённое поселение, было ничем иным, как разведка боем и заодно боевое крещение для молодняка. Ведь несмотря на все наши усилия, их почему-то меньше не становилось. А наоборот, основные силы только-только начали подтягиваться. Об этом говорило и то, что я заметил там очень знакомую мне, стройную фигуру Ахмета с двумя сотнями всадников, и красавца Такту, с его отлично экипированной сотней. Да и вокруг началась какая-то подозрительная деятельность. Развели костры и подвезли странное нагромождения связанных между собой брёвен на огромных телегах. И привязав к задней стороне телеги ещё одну четвёрку лошадей, начали растягивать эту кучу дров в разные стороны. И невзрачная куча, прямо на глазах превращалась в довольно сложную конструкцию, очень напоминающую стенобитную машину, с корзиной для метания камней.

Наблюдающее за тем, как в их сторону развернули две такие машины, защитники крепости заметно приутихли, а темник, обговорив что-то с другими командирами, развернул белый флаг и вместе с десятком высших чинов, поскакал к поселению…

***

— Я буду говорить со старостой этой общины! — на ломаном местном, вдруг проорал отец Мерзы. Был здесь и сам, чудом выживший сотник. Я его с трудом узнал. До того тот изменился. Сильно похудел и выглядел на десяток лет старше. Но всё так же предусмотрительно прятался за широкой фигурой своего отца.

— Я, — староста! — выглянул между брёвен старик. — Чего вам, иродам надо?

— Послушай, старик! — продолжил чеканить слова темник. — Я скажу как есть. И хочу что бы ты меня понял. Самое главное что ты должен услышать, это то, что я не хочу здесь всё разрушить до основания, или сжечь. Мне этого не нужно. В своей долгой жизни во славу Императора, я стёр с лица земли сотни таких городков и поселений. Но мой славный подвиг так и не был оценён Чингисханом. И на старости лет, мне самому приходится добывать земли для своего улуса. Я хочу передать эти земли свои детям. Передать их богатыми и процветающими. И как отец, ты должен меня понять. Ведь в царство Тенгри, я их с собой не заберу, не так ли? Вот тут, мне и нужен ты.

— А я тут при чём? — прокряхтел староста. — Мы здесь живём, никого не трогаем. Ну и нас, как видишь, лучше не трогать…

— Я знаю, ты ищешь признания для своего рода. Чтобы твоя внучка стала равной с другими вельможами. И я могу это тебе дать. Выдав ей ярлык на княжество. Просто будешь платить дань моему роду, а я в свою очередь, — императору. Подумай. А то ведь я могу и силой взять. Но тогда мне придётся отдать этот город на разграбление моих воинов. Ты и так должен быть благодарен, что я снизошёл до этого разговора с тобой. И что бы мои слова, не казались тебе пустым звуком, вот тебе небольшой подарок. — темник поднял руку, и два горящих огромных валуна полетели над нашими головами. Врезавшись в башенку с колокольней над домом старосты и чей-то дом, мигом разнесли их в щепки. Оставив после себя загоревшееся двухэтажное здание и полностью разрушенный дом.

— Пожар! — с криками бросилась тут же тушить, сновавшие внизу люди.

— Ну, ладно… — прокашлялся перепуганный дед. — Это что получается, мало того что ты три шкуры с нас всю жизнь сдирать будешь, — и тебе плати, и тому кто над тобой, — но ты же сейчас не уйдёшь отсюда просто так? Всё до нитки разграбишь!

— Не уйду… — признал темник. Но если ты по своей воле, выдашь мне моего бывшего десятника, который сбежал от нас и решил здесь поселится. То почти никого убивать и насиловать не будем. А так, заберём только-то, что старшинам нашим приглянется.

— Какого ещё, десятника? — не понял староста. — Нету у меня никого, твоего рода-племени!

— Ну как же, нету? Это ведь он, своими детскими стрелами, половину своих же товарищей, в царство Тенгри отправил. Ты не бойся старик, я его убивать не буду. Мне самому такой воин нужен. Будет жить ещё лучше чем прежде. Или, — вдруг посерьёзнел мужик, — мы для начала, всех кто меньше колеса, включая и юного княжича и твою внучку, на колья этой изгороди насадим, а если копий не хватит, бовгарам скормим. Потому как, всё равно они путешествия к будущим своим хозяевам не переживут… А зачем мне лишние траты. А затем, в назидание другим городам и поселениям, и пепла здесь не оставим. Чтобы они сами в данники великой империи, в очередь выстраивались…

— Не отдавай им Комара! — выдал вдруг княжич. — Отобьёмся как-нибудь! Моя дружина, уже наверняка послание получила, и вот-вот, на подмогу подъедет. Да и другие князья подсобить обязательно захотят!

— Это, послание? — бросил под ноги лошади, голубя со стрелой Ахмет. — Или это? — вторая птица, упала аккурат рядом с первой.

— Смотри старик. Захочешь княжича своей внучке в женихи оставить, я не против, если он золотой орде присягнёт и моим данником станет. Или же, как вариант, может за моего сына Мерзы, выйти. Он парень хоть куда! После схватки с Комаром, два раза живим ушёл. А этот десятник, мастера тёмных с одного выстрела убил и самого хана Бату от смерти спас.

— А если он и тебя с одного выстрела, как того чёрного убийцу, к червям гнить отправит? — проскрипел дед. — Не боишься?

— Нет старик, не боюсь… — улыбнулся темник и снова поднял руку. Два горящих снаряда снова рассекли воздух упав где-то посредине площади, снеся вместе с корнем то самое дерево, с которого я недавно свалился, заодно попав и в конюшню. Шум и ржание раненных и напуганных лошадей стояло просто невероятное. Наводя ещё больший страх, на окружающих. — Похоже, что стрелы его мелкие закончились. Да и кроме меня, здесь никто не заинтересован оставить вам жизнь, особенно после того как вы убили их людей…

— Чуб! — подёргал я ошарашенно смотревшего на тот ужас, что творился сейчас посреди поселения воина. — Мне нужно что бы ты как то отвлёк Ахмета!

— Так ты, арабан золотой орды? — посмотрел он на меня странным взглядом, до белков сжав свою саблю. — Значит, княжич был прав…

— А ты, до того как в казаки податься, кем был в прошлой жизни? Уж точно не коровам хвосты крутил! Так что зачем ворошить прошлое? Я сейчас вот этим, — показал я свою кривую стрелу с чёрным наконечником, доставшимся мне в наследство от Мбека, — попробую их шайтан-машину раздолбать. И единственный кто мне может помешать, это вон тот воин с быстрым луком, что два голубя княжича сбил.

— Погоди-ка… Это же, Кхили стрела! Комар, да кто ты такой? — присел рядом Чуб.

— Вот, его сын. — ткнул я в ошарашенно смотревшего как заряжают очередной огненный залп, отца. — А вон там, — указал я на огромный, крепкий амбар с камня в конце улицы. — Моя сестра с матерью и больше сотни малых деток. И твой, надеюсь, товарищ. Что сегодня, не дал повода усомниться в себе. Так что давай друг, придумай что-нибудь… — Чуб, тяжело вздохнув, разжал свой меч. И выпрямившись во весь свой богатырский рост, проорал, перекрикивая лошадей.

— А третьего голубя, ты тоже сбил?! — улыбнулся он в свои длинные усы, явно обращаясь к Ахмету. — Или может, промазал? — все, включая темника, тут же уставились на сотника.

Жужжащая словно стая диких пчёл, стрела, пролетела над головами удивлённой делегации. До страшных, кидающихся огненными шарами машин, было достаточно далеко. И я совершенно не был уверен, что до них достану, даже со всей дури оттянув и так бедную тетиву. Которая, не выдержав приложенного на неё усилия, и всё же выплюнув последнюю выпущенную из неё стрелу, лопнула, вывернув загнутый лук на другую сторону, заодно и выпрыгнув из моих детских пальцев. Ахмет, хоть и отвлёкся на непонятные обвинения в его профпригодности, но тут же выпустил вдогонку, свою невероятно быструю и мощную стрелу. Которая вместо того что бы сбить, и так падающий куда-то в снег, вращающийся с бешённой скоростью вокруг оси чёрный наконечник, лишь добавила ему приличного ускорения.

Уже готовые к залпу стенобитное орудия с горящими шарами, встретились со всё разрушающей на своём пути, не замечающей преград, чёрной сталью. Тут же наклонившиеся, а затем и вовсе рухнувшие на бок огромные конструкции, перед тем как окончательно разрушится, всё же выпустили свой последний залп, прямо по готовящимся к атаке войскам…

Ошарашенный темник вместе с компанией смотрел как его мощнейшее оружие, перебив и покалечив чуть ли не половину его войска, превратилось в груду бесполезных обломков. А с другой стороны от низины, вдруг затрубили трубы и очень много конных, явно хорошо экипированных воинов, ощетинившись копьями вдруг начали набирать скорость в попытке смести со своего пути оторопевших воинов золотой орды.

— Я же им говорил, что послал третьего голубя… — улыбнулся мне Чуб. И прокричав, — По коням! — похлопал меня дружески по плечу и тут же спустился вниз.

Я смотрел как народ ликует и радуется подоспевшей подмоге, как княжич, обнял Милку, а та его, а затем отбросив своё небольшое копьё в сторону, она улыбаясь своей неповторимой улыбкой, направился ко мне…

— Вот зачем ты сынок всё разрушил… — услыхал я сзади еле слышимый при общем шуме, голос отца. — Я так долго с ними договаривался… Всё ждал когда княжич здесь объявится. Зачем Зевуна убил… Мы теперь снова под князьями проклятыми будем… А они с нас три шкуры сдерут и тебя в живых, точно не оставят… Ловите вашего десятника! — проорал уже было отъезжающим конным, отец.

Я же стоял и мило улыбался приближающейся ко мне невероятно счастливой девчонке. Мысленно представляя как Милка меня снова крепко обнимет. Но вместо тесных объятий, мир вокруг закружился, и я словно полено перелетев через забор, оказался в крепких лапах темника. Но не успел я понять что же произошло, как вместе с огромным кулаком командира десятитысячного войска, на меня обрушилась темнота…

Глава 31

Три месяца сижу в яме. Как я здесь оказался, — не помню совершенно. Недалеко от меня, ещё как минимум две сотни таких же несчастных как и я. Но я сижу намного дольше всех. Откуда я знаю? Сами надзиратели не понимают, почему я до сих пор не умер. Да я и сам не понимаю…

По ночам ко мне приходит одноглазая белка. И просит откусить ещё кусочек, её бесконечной любви. Приходится подчинится. Мать всё таки… Но я неделю уже ничего не ел. Просто ничего не осталось. Лишь пушистая, беличья шкурка. Тех кто сумеет выжить через две недели очищающего голодания, забирают в канчуки. Но говорят, лучше бы они здесь сдохли, меньше бы мучались, чем идти на корм одному нестареющему диктатору. Меня эта незавидная участь почему-то постоянно обходит. И не потому что обо мне все позабыли. Наоборот. Возле меня постоянно дежурит десяток воинов. Ещё сотня, охраняет это жуткое место. Это не считая металлической решётки над моей ямой. К чему такие предосторожности, мне совершенно непонятно. Ведь в этой яме, я-то и помещаюсь с трудом. Однако не забываю поджиматься на металлических прутьях и приседать… Но не последнюю неделю. Или две… Я точно не знаю. Мать перестала посещать меня и кормить. И даже исхудавший до состояния мумии Мерзы, и тот не заходит. Хоть бы рассказал напоследок, как это он выжил тогда в лесу…

Все обо мне снова позабыли… И я снова почти не чувствую своих ног. Все, кроме моих молчаливых охранников. Которые с нетерпением ожидают моей смерти, что бы отнести мой последний выдох, на стол великому императору… Я не шучу… У них и специальный мешок на этот случай припасён…

Я чувствую что скоро встречусь со своей мамой. Ведь она обо мне сколько заботилась. Даже после смерти. Пора бы и мне о ней позаботится…

Сегодня, я видимо в последний раз смотрю на невероятно красивую луну. Одновременно вспоминая прекрасную, и в то же время ужасную луну в царстве Тенгри. Я даже слышу предсмертный, приглушённый стон. За ним другой, третий… Но почему-то не вижу подымающихся к светлому диску молний. Лишь тихий скрип вырванной с корнем решётки и чьи-то сильные руки, подымают моё обессиленное тело из опостылой мне ямы.

— Ну здравствуй, внучок… — тихо шепчет мне старый, бородатый мужик с огромной птицей на плече, и одновременно вешает мне на шею переливающийся зелёным светом, родовой медальон.

— Привет… — собрав последние силы, отвечаю я ему. — Ты, Тенгри?

— Нет Комар, сын Мбека! — улыбается старик. — Я твой прадедушка, хан Талалай. Глава чёрных вестников смерти и старейшина древнейшего рода среди всех кочевых племён. Добро пожаловать в семью!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31