Письма, телеграммы, надписи 1907-1926 [Максим Горький] (fb2) читать онлайн

Максим Горький Собрание сочинений в тридцати томах Том 29. Письма, телеграммы, надписи 1907-1926

1907

397 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

11 или 12 [24 или 25] января 1907, Капри.

Дорогой друг —

сердечное спасибо за Ваш, ценный для меня, отзыв о повести. Не премину воспользоваться Вашими указаниями, переделывая вторую часть.

Посылаю письмо Звездича, — оно мне кажется очень глупым и нахальным. Ответил ему тем, что указал Ваш адрес как представителя «Знания». О Шницлере — что тот или другой ответ можем дать, только прочитав рукопись по-русски.

Получил все альбомы из Мюнхена, спасибо! Выпишите мне Брикнера «Император Павел» и Геккеля «Мировые загадки»!

Жму руку. Все кланяемся всем.

А. Пе[шков]

(обратно)

398 Д. Я. АЙЗМАНУ

17 [30] января 1907, Капри.

Дорогой Давид Яковлевич,

«Кровавый разлив» кажется мне вещью положительно неудачной.

Почему? Прежде всего потому, что о таких вещах, какие являются сюжетом рассказа, нельзя, грешно писать в том истерическом тоне, который Вы взяли. Подумайте — уместны ли Ваши авторские крики, лирические отступления, жалобы и вопли на фоне этого разгула звериных чувств?

О событиях такого рода надо писать холодно и просто, справедливым, точным языком свидетеля и судьи. Вы ничего не можете добавить к ужасам, о которых говорите; если Вы расскажете их просто, скромно, точно — Вы напишете как раз ту правду, которая и нужна, а если Вы начнете примешивать Ваши жалобы, Ваши взгляды — этим Вы введете нечто лишнее, неуместное.

Ваш герой Пасхалов — просто сукин сын, которого надо двинуть по башке — глупой башке — камнем. Дорогой Вы мой — бросьте Вы этих прохвостов без души, не стоит с ними возиться, никому они не нужны, ничему не учат, это — лишние люди, и, кажется, они издыхают сами по себе. Не стоит возбуждать жалость к ним, они достойны только презрения.

Мне жаль Кочеткова, его превращение в черносотенца и животное — не обосновано Вами. Алтер — слишком знаком. Все остальные — эскизны.

Повесть длинна, утомляет и злит постоянными отступлениями, отец и мать Пасхалова — в одно лицо и оба лишние. Масса ненужных деталей загромождает внимание, и все они на фоне крови и зверства оскорбительно лишни. Много крика, и нет гнева. Обращения к богу производят впечатления не выгодные для Вас.

И — главное — тон! Простите меня — но это напоминает речь молодого адвоката, который еще не понял глубины того преступления, которое делает суд, когда судит его клиента.

Положительно не нравится мне повесть! Так же как и «Утро Анчла». О таких вещах надо писать просто, поверьте!

Ваша манера становится ясной с первой строчки и — она производит на меня впечатление чего-то чужого Вам.

Не сердитесь на меня. Литература—дело великое своей правдой, и о ней надо говорить правдиво. Если я сказал что-либо резкое — извиняюсь. Но Пасхаловы и в жизни и в литературе вызывают у меня всегда одно желание — раздавить их.

Получили Вы деньги? В этом сезоне ни в Рос[сии], ни в Герман[ии] Ваша драма не пойдет, поздно. Мы напечатаем ее в XV или XVI сборнике. Если нужны деньги — назначьте гонорар, вышлем.

Жму руку.

А. Пешков

Вы крупнее Вашей повести, Вы проще ее, я уверен, что это так. В этой вещи — как и в «Утре Анчла» — Вы взвинчиваете себя и, влагая в работу много болезненной нервности, не даете сильного, здорового чувства. О крови пишут красно, с ненавистью, с мужественным призывом к мести. Подумайте о читателе, — какое впечатление даете Вы ему? Всегда надо думать немного о читателе.

Мне неловко и грустно писать Вам так, — я думаю, что Вы очень талантливый человек, и мне хочется, чтоб Вы относились к себе более серьезно. А тут Вы говорите странным, чужим голосом. Как это не похоже на «Терновый куст»!

Я — не учу, не думайте. Но я люблю литературу, ценю Вас, ненавижу животных и хочу видеть Вас сильным, крепким, наносящим хорошие удары. Ведь этого можно хотеть? Повторю — не обижайтесь на возможные резкости, без этого я не живу. Все дело в том, что меня обеспокоила Ваша повесть и я боюсь, что Вы напечатаете ее так, как она есть, со всей ее истерикой и интеллигентными излишествами.

Я прошу Вас — почитайте ее, подумайте, раньше чем печатать. Вот и все.

Привет!

А. П.

(обратно)

399 М. А. ПЕШКОВУ

26 января [8 февраля] 1907, Капри.

Ты уехал, а цветы, посаженные тобою, остались и растут. Я смотрю на них, и мне приятно думать, что мой сынишка оставил после себя на Капри нечто хорошее — Цветы.

Вот если бы ты всегда и везде, всю свою жизнь оставлял для людей только хорошее — цветы, мысли, славные воспоминания о тебе, — легка и приятна была бы твоя жизнь.

Тогда ты чувствовал бы себя всем людям нужным и это чувство сделало бы тебя богатым душой. Знай, что всегда приятнее отдать, чем взять.

…Ну, всего хорошего, Максим!

Алексей

(обратно)

400 Д. Я. АЙЗМАНУ

Начало [середина] февраля 1907, Капри.

Дорогой Давид Яковлевич!

Гонорар за пьесу — 400 р. лист, выше этого сборник не выдержит. К[онстантин] П[етрович] написал, чтобы Вам послали денег из «Знания».

По справкам, наведенным мною, в текущем сезоне пьесу Вашу нельзя поставить ни в России, ни в Германии.

Ладыжников — человек более осведомленный, чем Звездич, поверьте мне.

Не сердитесь, не огорчайтесь отзывом о «Потоке»; отзыв этот вызван моей уверенностью, что Вы можете и должны писать лучше — спокойнее, проще = сильнее, красивее. Страшно некогда!

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

401 Д. Я. АЙЗМАНУ

7 [20] февраля 1907, Капри.

Дорогой мой!

Дело в том, что они противны, эти кислосладкие, пассивно-доброжелательные российские интеллигенты, противны до омерзения. Ты — или умирай, защищая то, что любишь, — если любишь, — или молчи и вянь, идиотский кактус, если не умеешь любить. Любить — значит — бороться и побеждать.

Мне кажется, Вашу повесть более всего портит этот Пасхалов, затем — автор, — он пишет длинно, расплывчато, он слишком много отводит места внешнему ужасу.

Изнасиловать девочку-ребенка и, отрезав ей грудь, сунуть в рот матери ее — это гораздо более противно и болезненно, чем страшно, а вот самый факт существования людей, способных на такую безумную мерзость, — это — ужас, воистину!

Ужас — в существовании человека, способного на такой гнусный акт, — я думаю? Когда Крупп насилует подростков — это скверное баловство, это извращенность бессильного физически, это — барская забава, пресыщенность, где подросток ставится на одну доску с пикулями и трюфелями. А в Вашем случае — не так просто, — в Вашем случае есть элемент мести, у Вас действует животное, которому позволили на время быть зверем, животное, способное и еще на многое, чего Вы даже представить не можете. Вы должны вскрыть это, ибо это именно лежит в основе факта. Не огорчайтесь, — я не беру на себя роль учителя, я не способен к ней, но я Вас люблю, хочу видеть большим, знаю, что Вы можете быть таким.

Вы слишком удивили меня «Терновым кустом», для того чтоб я спокойно мог отнестись к «Потоку», не удавшемуся Вам, как и сами Вы говорите.

Проще! Короче! И будет сильно, будет красиво.

Выкиньте вон попа с его семьей, проклятого проклятием внутреннего бессилия, — Вы увидите — повесть будет ярче. Такие вещи надо изображать эпически спокойно, чего бы это Вам ни стоило.

Жму руку крепко. Жду рукопись, кою Вы перестроите, я верю. Она должна быть хороша. И будет.

Всего доброго!

А. Пешков

Повидаться бы с Вами!

(обратно)

402 А. С. ЧЕРЕМНОВУ

7 [20] февраля 1907, Капри.

Дорогой Александр Сергеевич!

«Красный корабль», — думается мне, — должен дать сильное впечатление читателю-демократу — лучшему читателю наших дней. Мне Ваша поэма нравится, я искренно рад, что Вы написали ее так сильно, ярко, благородным стихом.

Горячо, всей душой желаю роста Вашему таланту, желаю Вам веры в призвание Ваше.

Знайте, что быть писателем в наши дни — великое счастье, ибо— Вас будет читать народ! Я хотел бы, чтоб Вы почувствовали лучшую радость на земле для поэта — радость быть близким народу своему. Эта радость кажется мне достижимой для Вас, Вы — талант, и Вы — на прямой, хорошей дороге.

Старик уже в сравнении с Вами, я позволю себе дать Вам добрый совет: всегда, неутомимо точите Ваше оружие, изучайте неисчерпаемо богатый, мягкий, прекрасный язык народа! Он может дать Вам силы для выражения чувств и мыслей, доступных гению. И никогда не закрывайте глаз ни пред чем, ничего не бойтесь, ищите всюду себя самого — так Вы всегда, я уверен, найдете хорошее, ценное для всех.

Переходя к поэме, скажу — не лучше ли закончить ее там:

«И отвечал учитель мне — «Аминь!»…»

Дальнейшее — несколько расхолаживает, — Вы не находите?

С нетерпением жду Ваших работ, уверенный в росте Вашего духа.

О деловой стороне писать не буду, это Вам скажет К[онстантин] П[етрович]. Если нужны деньги — телеграфируйте, пишите.

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

403 Д. Я. АЙЗМАНУ

8 или 9 [21 или 22] февраля 1907, Капри.

Дорогой Давид Яковлевич!

По поводу «Тернового куста» написал в Париж некой Вере Старковой, сотруднице «La Revue». Она там написала о «Врагах», я ей рекомендую «Терновый куст».

А насчет постановки Вашей пьесы в Германии и писал я Ладыж[никову] и говорил с ним и сам кое-что знаю об условиях немецких, — думаю на основании всего этого, что толка не выйдет у Вас. Свиньи они, немцы. А впрочем — увидим.

Жду рассказа, очень. Я вообще много жду от Вас. Вы — литератор волею природы, думается мне, Вы вот умеете и можете относиться к себе самому серьезно, требовательно.

Знаете — право, это хорошо, что Вы согласились со мной в отношении к «Потоку» и будете переделывать его.

В скобках скажу, что вообще соглашаться со мной — не надо, меня можно и — пожалуй — следует слушать, когда я говорю о литературе, ибо я ее люблю, как мать родную, мать-красавицу, мать-героиню. А соглашаться ни с кем не надо, кроме как Айзману — с Айзманом, а Горькому — с Горьким. Серьезно. Если Давид может так написать, что, читая сам себя, весь дрожит от радости, слез и гнева, — это самый лучший критерий для оценки себя — собою.

Дорогой мой — хочется мне, чтобы Вы поняли мое отношение к ужасам кровавого потока, в котором мы живем, — мне, видите ли, все кажется, что Вы не совсем точно понимаете это, извините меня.

Ужас — двуличен, вернее — двойствен. Ужасно, когда Духовно слепой бьет зрячего, озлобляясь на него за то, что зрячий беспокоит слепого своим тревожным отношением ко всему в жизни, своим исканием свободы, правды, красоты. Ужасно, когда возмущенное или разнузданное животное насилует, уничтожает человека.

Но — рядом с этим ужасом не чувствуется ли Вами Другой — ужас людей старого, отжившего мира, людей, которые смутно чувствуют — а иногда и ясно видят, — что все колеблется, все распадается, все, к чему они привыкли, на чем строили свою власть над людьми, — все это сгнивает и логически неизбежно разваливается в гнусный прах.

Охваченные этим животным страхом — это они в отчаянии пред несомненной гибелью своей выпускают на все боевое и светлое хитрых змей своей лживой мысли, злых псов развращенного властью чувства. Их ужас — радует меня, хотя они и заливают кровью невинных дорогу мою.

То, что творится в этот день жизни — более значительно и важно, чем мы думаем. Стоя на плоскости общего, мы не замечаем, что стоим в начале нового исторического процесса, что живем во дни рождения нового психологического типа.

Из кровавой пены всемирных исторических преступлений поднимается некий синтез — или намек на синтез будущего — свобода = красота = свобода.

Быстрый — сравнительно с прошлым — рост сознания человеческого достоинства в массах следует объяснять — отчасти — тем, что руководители — духовные и физические — масс принуждены нарушать все законы, измышленные ими, все правила, которые массы считали незыблемыми.

Да, скажете Вы, но — сколько крови, трупов, мук! Как это дорого стоит!

Разве? Ватерлоо, Седан, Мукден — каждая бойня отдельно дала больше трупов, чем — пока — все движение народов к свободе. Но — не станем мерить этой мерой — мерою крови и смерти. Есть другая — рост свободы духа.

Он еще только начался, он выражается грубо, но — он есть и он должен развиваться все быстрее. И вот ужас пред этим ростом я вижу в бесплодных попытках залить его кровью, в бессильном стремлении спрятаться от жизни в темные углы религии, скрыть свое отчаяние пред грядущей справедливостью жизни в спокойных, но красиво-жутких думах о неизбежности смерти всего сущего.

Меня это веселит!

я — веселый сумасшедший. И вот почему, увидав в Вашей повести нечто внешнее, я восстал, находя, что это—ниже Вас, что Вы за фактом убийства человека человеком должны видеть не только руку, направляющую убийцу, но и смертельный ужас пред близкой гибелью своей, направляющий эту подлую, эту трусливую руку. Все это есть у Вас в «Терновом кусте». Там кровь — смеется победно, там все мученики — герои, и потому все погибшие — победители.

Жизнь — прекрасна даже и в окровавленных одеждах.

Ну, извините за длинное письмо.

Когда подвинусь к северу — не знаю, а видеть Вас хотел бы, очень!

Здесь Пятницкий, Жеромский — вот если б у Вас нашлось время и деньги да махнули бы Вы сюда жить! Дешево и сердито!

Поклон супруге Вашей.

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

404 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Не ранее 11 [24] февраля 1907, Капри.

Драма Аша — вещь сильная по фабуле, но ее русский перевод сделан отвратительно, а потому вопрос о печатании ее в сборниках «Знания» — я не решаю.

Пожалуйста, посоветуйте автору вот что: пусть он пошлет русский перевод Айзману или кому-нибудь другому из литераторов-евреев, хорошо знающих русский язык, — Пусть пошлет и просит их исправить возможно лучше русский перевод.

Посоветуйте ему также дать эту пьесу Коммиссаржевской или Мос[ковскому] Худ[ожественному] театру, но — укажите, что и для сцены перевод должен быть исправлен, а в этом виде — пьеса проигрывает.

Он, должно быть, талантливый человек, этот Аш, его «На пути в Сион» — тоже интересная вещь.

Высылаю вторую часть «Матери». В России она появляется, начиная с 16-го сборника: первая часть в трех: 16, 17, 18-м, вторая — в 19–20.

Получаете ли Вы корректуры из России?

В Америке первая часть будет закончена печатанием в мартовской книге — имейте в виду, что книга журнала выйдет в конце февраля. Стало быть, Вы можете выпустить всю первую часть сразу в марте? Не печатайте на обложке о моих «Интервью» и об «Америке», — я отвлекся сильно в сторону от этих задач и — не знаю теперь, когда выполню их? Начато — многое, кончить ничего не могу.

Ибо пишу рассказ «Шпион», затем буду писать другой — в противовес первому.

Составил план романа «Павел Власов» — в трех частях: Ссылка, В работе, Революция.

Это буду писать с удовольствием! И, кажется, напишу приличную вещь. Готовлюсь, понемногу, к пьесе «Император». Мало материалов! А то бы я уже много сделал.

Буду писать пьесу «Безумцы». Герои — все рабочие, время — московское восстание. Драк — не будет, но — будет пафос. Впрочем — это журавль в небе.

Вообще — я хочу и могу работать, — жаль, спина болит!

И раздражают проклятые товарищи-писатели, мещане, помешавшиеся на деньгах, мелочные, жадные, чорт бы их побрал с женами и детьми! Это — наказание мое! Источник огорчений и острого стыда за людей. Порой так тяжело — кожа ноет. В такой момент они вдруг отдали себя во власть жадности и смешного, мелкого честолюбия!

Иван Павлович — хотите пари?

Я ставлю 100 р. против Вашего гривенника и говорю: кадеты в Думе будут вотировать с правыми. Хотите? Или Вам это тоже ясно? Какая сволочь этот Милюков, а? Унизиться до названия «красной тряпкой» того знамени, которое — он знает это, мерзавец! — окрашено кровью сотен лучших людей.

От Арзамаса прошел отец Федор Владимирский — христианин-социалист. От Саратова — Михаил Егоров Березин, мой учитель по Казани, с.-д.

Газеты — волнуют, но в Россию — не хочется. Ибо — там не будешь работать, а мне кажется — сейчас для меня эго самое главное.

Ну, всего доброго!

Сердечное спасибо за газеты, журналы, табак — еще не полученный, — за все Ваши заботы. Крепко жму руку. Кланяюсь.

А. Пешков

Вы скажите Ашу — если перевод будет сделан хорошо — мы напечатаем пьесу. Это я говорю после разговора с К[онстантином] П[етровичем], прочитавшим ее. Рукопись — при сем посылаю.

(обратно)

405 Д. Я. АЙЗМАНУ

12 [25] февраля 1907, Капри.

Рассказ, по-моему, хороший и даже — очень, хотя речь «Мосея» о «сердце бытия» теряет свой истинно трагический характер там, где говорится о русском генерале.

Имейте в виду, что слова «полтинничная» и «байструк» по приложению ко Христу и Марии являются с точки зрения «Уложения о наказаниях» богохульством, цензура к ним привяжется, и может возникнуть «дело». Лучше выкинуть эти слова.

Вы не замечаете, что у Вас в этом рассказе слишком обильно посеян союз «и»? Читая вслух — получается некий некрасивый визг — и-и-и-и.

Злоупотребление этим звуком даже Андрееву не всегда благополучно сходит с рук.

Истории с деньгами — не понимаю. Вам давно уже Должны их выслать. Сегодня же напишу, чтобы выслали больше.

Почему Вы не прислали «Чету Краоковских»? Присылайте. У нас выходят пять сборников, в них есть крупные вещи, и они должны пойти хорошо — значит, Ваши вещи будут иметь много читателей.

Печатается моя «Мать», новый рассказ Андреева, очень интересный, вересаевские «Записки военного врача» и еще много славных вещей. «Терновый куст» идет — кажется— в 16-м, «Сердце» поместим в 17-й.

Присылайте-ка и «Чету». Вам следует писать и печатать больше. И не следует увлекаться пессимизмом.

Крепко жму руку.

А. Пешков

(обратно)

406 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

22 или 23 февраля [7 или 8 марта] 1907, Капри.

Дорогой Иван Павлович!

Посылаю «Патруль», несколько исправленный мною. Он, вероятно, будет напечатан в одном из ближайших сборников.

«Мира божия», т. е. «Современ[ного] мира», не получаю, хотя уже вышла вторая книга. Простите, что надоедаю Вам этим!

Во всю силу пишу «Шпиона» — очень занимает меня сей рассказ.

Как живется? Ко мне скоро приедет В. А. Десницкий и С. И. Гусев, также Айзман. Ух!

Но я до той поры кончу рассказ. А интересный человек Жеромский.

Кстати: прилагаю ответ «Французскому Меркурию» по вопросу о религии и венграм о Николае I.

Это просто для того, чтоб Вы знали о поступках моих.

Обе вещи еще не печатались.

Крепко жму руку, кланяюсь.

А. Пешков

Вдруг получил 1000 папирос! Был рад и счастлив и благодарил Вас.

(обратно)

407 Е. Н. ЧИРИКОВУ

Ты спрашиваешь, Евгений Николаевич, нравится ли мне твоя «Легенда»? Не нравится, очень. Даже больше чем не нравится — огорчает. Мне было грустно читать «Огни» и так же грустно «Легенду», а потом грусть сменяется чувством досады на тебя — не за свое дело берешься ты, кажется мне, и ставишь себя пред лицом читателя в смешную позу. Речь идет, разумеется, о моем впечатлении, я не учу, не критикую, а просто отвечаю на вопрос твой.

«Почему?» — А потому, что писать на такие темы не следует, не чувствуя духа времени, которое изображаешь, не видя лиц, о которых говоришь. Пишешь ты небрежно: твои придворные говорят языком российских провинциалов — «почему вами игнорировано небо?», «аккуратно», «окажите протекцию» и т. д. Но — что сделано, — сделано. Ругать тебя будут свирепо.

Не обижайся на меня. У меня странное впечатление вызывает современная литература, — только Бунин верен себе, все же остальные пришли в какой-то дикий раж и, видимо, не отдают себе отчета в делах своих. Чувствуется чье-то чужое — злое, вредное, искажающее людей влияние, и порою кажется, что оно сознательно враждебно всем вам — тебе, Серафимовичу, Юшкевичу и т. д.

А с другой стороны на литературу наступают различные параноики, садисты, педерасты и разного рода психопатологические личности, вроде Каменского, Арцыбашева и Кº. Чувствуется хаос духовный, смятение мысли, болезненная, нервозная торопливость. Исчезает простота языка и с нею — сила его. Красивое в лучшем случае подменяют хорошеньким, вместо серебра — фольга, — это все понятно и — обидно.

Жизнь становится крупнее, люди — мельче, литература слепнет и глохнет, отрываясь от героической действительности в область выдумок, порою возбуждающих мысль о Желании авторов попачкать своей темной, больной слюною великие проявления творческого духа, мужественные

усилия людей с крепким сердцем и свободной душой победить, одолеть темные силы жизни.

И когда видишь эту хитрую, трусливую работу больного животного, которому ничего, кроме покоя, не надо, — становится непонятна роль той группы писателей, которая в трудное время дружно будила мысль демократической массы, а ныне спокойно смотрит, как эту мысль отравляют, да и сама не ясно видит задачи момента, как мне кажется.

Ну, прости, не обижайся и прими искреннее пожелание всего доброго.

А. Пешков

(обратно)

408 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Март—апрель 1907, Капри.

Дорогой Иван Павлович!

Вот четыре письма к иностранцам, — а почему мы так долго возились с этой затеей, объяснить не могу, ибо — сам не понимаю.

У одного из двух лиц, подписавших письма, в душе скверная погода, другой — всегда спорит, горячится, ругается и все забывает.

Здесь много русских писателей — Вересаев, Айзман, Леонид — это мрачные люди, они сидят нахмурив лбы и молча думают о тщете всего земного и ничтожестве человека, говорят же они о покойниках, кладбищах, о зубной боли, насморке, о бестактности социалистов и прочих вещах, понижающих температуру воздуха, тела, души. Вянут цветы, мухи дохнут, рыбы мрут, камни гримасничают так, будто их сейчас вырвет. Увы мне!

К первому мая еду с В[асилием] А[лексеевичем] в Рим, будет демонстрация.

Дорогой Вы мой — неужто альбомы, посланные Вами, так и пропадут? Как это понять? Кто известил Вас о ненахождении адресата? Похлопочите о спасении!

Не получаю журнала «Образование», чем весьма огорчен. Российские журналы так поучительны в сей момент возрождения пошлости.

Ренессанс этот особенно заметен в изящно эротоманской литературе гг. Арцыбашевых, Каменских, Кузминых, а также в программной беллетристике «Русского богатства».

Кланяются Вам все дружно.

Жму руку. Спасите альбомы. Жду папирос, ибо В. А. курит, как шах персидский.

А. Пешков

Письма надо послать с переводами на писательские языки? — и в конвертах «Знания», что объяснит сухой тон их. В мягком — не могу писать. Не люблю я писателей.

(обратно)

409 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

21 или 22 мая [3 или 4 июня] 1907, Капри.

Дорогой Иван Павлович!

Посылаю письмо по поводу займа, плохое, торопят меня, пришлось повториться в характеристике царей, и вообще — швах!

К тому же ставят условием помещения в газете «широкую, культурную точку зрения, ибо освещение вопроса с социалистической позиции не будет понято нашим обществом». Вот и извольте повертываться!

Однако — хорошо бы, чтоб они заплатили нам за это письмо, а то — что же даром портить бумагу?

Я написал Райту, предлагая ему выступить инициатором сбора денег хотя бы для ссыльных наших, предложил ему собранное выслать Вам.

Письмо о Лондоне пришлю послезавтра, вероятно.

Андреев напился и наскандалил здесь на всю Италию, чорт его дери! Оттого он и сбежал столь скоропалительно. Кого-то столкнул в воду и вообще — поддержал честь культурного человека и русского писателя. Ах, дьяволы…

Василий Федоров, — должно быть, «от нервов», — вел себя здесь тоже в высшей степени нахально, скот. Они тут, пьяные, ходили и орали — «пей за здоровье Горького, мы платим!»

В доме у нас В. Ф. возмутил против себя всю прислугу, на своей квартире — хозяина-попа и всех сродников его, уехал тайно, не заплатив денег, задержали его жену… вообще чорт знает что за каша! И за всю эту канитель нам приходится отдуваться.

Теперь меня Айзман ест. Ух… Я, кажется, способен устроить еврейский погром!

Вот что: не можете ли Вы достать мне возможно новый и полный каталог детских книг? Нужны преимущественно рассказы о диких людях и странах, путешествия и т. д.

Пожалуйста! Буду очень благодарен.

На-днях вышлю Вам 135 долл., полученные из Америки.

Всего доброго и Вам с Е[катериной] И[вановной], и Р[оману] П[етровичу] с супругой.

Съезд меня ужасно хорошо начинил! Многое темное стало ясным, психология меньшевизма понятна и удивительно поучительна. Но — как до сей поры никто не займется очерком развития меньшевизма в русской с[оциал]-д[емократ]ии? Ведь он имеет историю и будет иметь ее, будет еще! И — ах, какой материал дает он анархистам для издевательств над современным социализмом!

Доллары я Вам не вышлю, а оставлю себе, Вы же, когда получите с Василия 700 марок, оставьте их у себя. 700 марок, кажется, равны 135 долларам.

Прилагаемое письмо, пожалуйста, пошлите по адресу Ек[атерины] Пав[ловны] сегодня же.

(обратно)

410 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

25 или 26 мая [7 или 8 июня] 1907, Капри.

Посылаю вам, дорогие друзья, порцию гороха, предназначенного поколебать стену английских предрассудков. Второй экземпляр не исправлен за недосугом, будьте добры, сделайте это сами. Письмо к Уэллсу не могу еще написать за отсутствием Пятницкого, сделаю это, как только он появится на горизонте.

Вчера каприйцы устроили какой-то праздник, — собственно говоря, праздника никакого не полагалось по святцам, но была хорошая погода, и люди сочли это достаточно серьезной причиной для безделья и радости. Какой они устроили фейерверк изумительный! Ничего подобного я никогда не видал. На горе, темной ночью, огонь играл целые симфонии… Целый день гремела музыка, народишко шлялся по острову и орал, как пьяный.

После Англии — это удивительно. Чувствуешь себя в опере, честное слово!

Итальянцы будут хорошими социалистами, мне кажется.

Жму руки.

А. Пешков

(обратно)

411 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Конец мая [середина июня] 1907, Капри.

Дорогой Иван Павлович!

Не напечатают ли англичане прилагаемое письмо? Мне кажется, оно имеет некую цену для них, до известной степени освещая политику царя.

М. б., Вы предложите и немцам или французам? Тогда уничтожьте обращение к редактору «Нации».

Пожалуйста, пришлите мне записки Урусова! И — если вышло — немецкое издание «Матери».

Записки Лопухина не Вы ли издаете?

Заканчиваю мою повесть «Шпионы».

Здесь Гусев-Оренбургский.

Получил из России декадентские книги.

Озера глупости и пошлости!

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

412 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

7 или 8 [20 или 21] июня 1907, Капри.

Дорогой Друг!

Новое предательство кадетов прекрасно завершает социальную позицию и дочерчивает психическую физиономию этих бывших людей — каждый истинный революционер теперь, я думаю, должен ясно видеть, что это люди, совершенно лишенные разумного социального чувства солидарности с духовными интересами родины, это — бывшие люди — лишние люди

Меня никогда не тревожила возможность их морального влияния на массы — это влияние, разумел я, не может исходить от партии, не вооруженной широким идейным планом коренной перестройки общественных отношений.

Но я порою думал, что эти люди способны затруднить, запутать логический и нормальный ход нашей революции своей проповедью примирения, я полагал, что, являясь, хотя и слабыми — в смысле энергии интеллектуальной — защитниками известных экономических интересов, эти жалкие люди своей двойственностью могут вредить росту революционного, то есть социалистического сознания в народе.

Сейчас я очень рад — кадеты политически издохли, они обнаружили свое ничтожество и тем оттолкнули от себя демократию. Мне думается, кадеты теперь уже не в состоянии как-либо помешать необходимой изоляции пролетариата, они слишком рано обнажились, и всякий разумный человек должен ясно видеть, что с их стороны никогда нельзя ждать чего-либо жизненного, какой-либо активной помощи делу революции.

Я уверен, что избирательный закон, совершенно уничтожающий даже призрак конституции, будет изменен под давлением жизни, то есть в силу протеста демократии, руководимой пролетариатом, и, вероятно, кадеты снова попытаются выйти на сцену. Это их выступление будет их публичною казнью, гражданскою смертью, им не дадут голосов, и эта сволочь, оторвавшаяся от жизни, бесследно распылится в ней, бесследно — ибо она не оставит по смерти своей ни зерна какой-либо живой идеи. Не надо быть пророком, чтобы предвидеть подобное.

Я рад. Наша революция изумительно глубока, разно стороння, она должна быстро создать в передовых слоях революционной массы людей стойких, мудрых, и она должна кончиться крупным социальным завоеванием.

Устали люди? Слишком много судорог, много боли?

Дорогой мой друг, не забывайте — мать впервые родит свободу, она физически не очень крепка, а ребенок должен быть крупен — вот почему родовые муки так длительны.

Нам не надо терять веру в то, что мы одолеем, нам не следует забывать, что мы живем в эпоху революционную и что наша революция — начало общеевропейской, как об этом говорят события во Франции, здесь, в Австрии и как скоро, я думаю, закричат о том же Ваши тяжелые немцы.

Всюду массы народные — источники всех возможностей, единственные силы, способные создать действительное возрождение жизни, — всюду они приходят в брожение с быстротою, которую едва ли наблюдала история прошлого. И обратите внимание на способ, которым защищает свою позицию старый мир, — это один способ — физическое воздействие, и нигде старинных, в свое время успешных попыток бороться на почве идей с ростом сознания непримиримости жизненных противоречий. Не выдвигается ничего, что можно было бы считать серьезным возражением социализму как учению о новой культуре, как философии, обнимающей все явления жизни, — ничего, несмотря на то, что это учение не завершено, находится в текучем состоянии, имеет в себе много недоговоренного и может вызвать у энергичного ума ряд вопросов весьма сложных, трудных.

Но энергичного ума — нет, старый мир одряхлел и духовно бессилен, он может отстаивать себя лишь чужой, грубой силой, собранной в его нервных руках Есть много крупного и мелкого, что ясно говорит об упадке политического творчества буржуазии, и все кричит против ее неспособности к творчеству социальному. Она издыхает, и позорная гражданская смерть наших кадет — один из признаков общего умирания европейской буржуазии.

«Вы представляете врага слабее, чем он есть», — предвижу возражение. Нет, я знаю всю силу цинизма, заменяющего энергию, учитываю всю тяжесть жестокости, которою хотят заменить разум, но — я уже не вижу в борьбе наших дней лицемерия, тонкого умения лгать, не вижу у буржуа самого страшного оружия, которым он когда-то великолепно владел.

Дело идет начистоту: против капитала, наглого и оголенного в своих желаниях, встает масса, все более резко сознающая необходимость открытой борьбы. Очень характерен в этом плане французский синдикализм с его программой «прямого действия». Программа, разумеется, варварская, но психология здоровая, в ней я прежде всего вижу способность и готовность к борьбе. Результатом такой борьбы будет поражение, да, но вместе с ним будет убита юная и вредная иллюзия синдикализма, и мы увидим тогда, как энергично пролетариат двинется в чисто социалистические организации, как быстро он создаст истинно социалистическую и пролетарскую партию, могучую, необоримую, ту, которая и победит.

Вы извините меня, что я так пространно — и едва ли толково — ответил на Ваше письмо, но я в нем почуял горе, обиду Вашу, дорогой друг, мне захотелось поделиться с Вами моим настроением, вот мотив письма.

Затем — всего доброго и бодрого настроения!

Если русское издание «Матери» вышло — пришлите. Торжественный вид сего послания объясняется тем, что у меня дрожит рука и я пишу страшно скверно.

М[ария] Ф[едоровна] кланяется, я тоже.

А.

(обратно)

413 Д. Я. АЙЗМАНУ

14 [27] августа 1907, Капри.

Дорогой Давид Яковлевич!

Рассказик — недурен, очень теплый, красивый, хотя тема старая, использованная много раз. Могло бы выйти значительнее, если б Вы раздвинули Каменец-Подольскую губернию до символа, поставили ее, как мечту о жизни, — мечту, свойственную всем вообще людям, всем родную.

Если Вы рассчитываете поместить рассказ в сборниках — имейте в виду, что это возможно очень не скоро, — XVI и XVIII — конфискованы, выпуск остальных — задержан до поздней осени. Вам удобнее напечатать этот рассказ где-либо в журнале, для чего я и возвращаю его.

Возвращаю и присланную Вами пьесу Леру, — я не понял, зачем Вы ее прислали. Вещь — скучная и не талантливая, на мой взгляд, как все писания французов-обличителей, кроме Мирбо. Об этой вещи, в свое время, писалось в русских газетах с похвалой, — считаю нужным указать.

Ехать — никуда не собираюсь, очень занят. Приедете — буду рад. Поклон наш Вам и супруге. Всего доброго!

А. Пешков

(обратно)

414 В. Л. ЛЬВОВУ-РОГАЧЕВСКОМУ

После 15 [28] августа 1907, Капри.

Посылаю «Врагов», — «Товарища» — не имею.

«Товарищ» — нечто вроде речи, однажды сказанной мною в Финляндии, печатана эта плохая лирика помимо моего желания. Если б я был критиком — то сказал бы автору такой штуки:

«Друг, о таком новом понятии, как «товарищ», так писать — недопустимо».

Сказал бы — резко.

А. Пешков

Если надумаете ехать сюда, — где так хорошо работать и дешево жить, — известите заранее — ладно? А то я собираюсь походить пешком по деревням, так не разойтись бы нам.

Да, — «Шпион» — появится сначала на английском языке, а когда на русском — не знаю. Эта вещь по содержанию не имеет ничего общего с тем, что рассказывает о ней «Русь», смешавшая меня с Ф. Сологубом.

Тема моя — психология шпиона, обычная психология запуганного, живущего страхом русского человека. Написана — по рассказу героя, служившего в одном охранном отделении, и автобиографической записке его товарища. Пока — я еще не могу дать Вам рукопись, после — пожалуйста, если хотите.

(обратно)

415 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

2 или 3 [15 или 16] сентября 1907, Капри.

Дорогой мой Иван Павлович!

Вот Вам пьеса, не знаю, удалась ли она мне? Личное мое впечатление — неопределенно.

Зная условия немецкой сцены, Вы, я думаю, сразу можете определить, поставят ли ее в Берлине. В России она, конечно, не пойдет, а потому и печатать ее там — нет смысла, значит — пожалуй, ее не стоит и Вам издавать, если ее не примут в театр?

Мне хотелось бы все-таки, чтобы Вы представили ее Рейнгардту или другому директору уже в переводе, как рукопись, ничего не говоря заранее о содержании и теме ее, — можно так?

Живем — как всегда, ловим рыбу и прочее. Леонид написал Моргано, что он на зиму едет сюда. От редактуры сборников — он отказался.

Книги я получил, спасибо!

Пятницкий — исчез, и я страдаю — денег нет! Нет ли у Вас для меня сотен двух, трех марок?

Кланяюсь всем, желаю всего доброго!

А.

Видели Хилквита?

Как стоят дела со «Шпионом»?

(обратно)

416 И. А. БЕЛОУСОВУ

Сентябрь — начало октября 1907, Капри.

Николай Алексеевич, дорогой мой!

Переводы — из рук вон плохи, и, если мы издадим Шевченко в таком виде, нас будут бить за искажение поэта.

Ругать будут и бить.

Примите добрый совет, поработайте над этой книгой, м. б., Вам удастся сделать дело лучше.

А так издавать — ни у Вас, ни — тем более — у нас права нет.

Не сердитесь.

А. Пешков

(обратно)

417 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Не позднее 6 [19] октября 1907, Капри.

Папирос!

Вот искренний крик моей души!

И я прошу Вас послать несколько коробок — две, три — по почте, необычным порядком.

Неудача с «Отцом» меня не огорчает, ибо — сам знаю — попытка неважная. Оставьте эту вещь под спудом, но едва ли я когда-либо возвращусь к ней. Исправлять ошибки — занятие вредное, как это видно на примере весьма ученого профессора Павла Милюкова, который, исправляя оные, довел себя до подобия скоту и болвану.

Видите Вы москвитянcкую газетину, «Утром России» именуемую? Вот гнусная окрошка! Сотрудники: Озеров-зубатовец, Чириков, Тан, Н. Иорданский, мек и б[ывший] член ЦК! Сологуб-садист, А. Белый, Блок и в этом вредном винегрете Леонид Андреев, ред[актор] литератур[ного] отдела! Лоло! Любошиц!

Шучу и ругаюсь, но — если б Вы знали, как мне обидно за Леонида — до боли! Вот уж дернул его чорт! И с первых же №№ вся эта пестрая компания ввалилась в лужу издевок над Л. Толстым за его письмо. Письмо — плохое, увы, но — не так на него отзываться надо, не так! И лучше уж — молчать. Вообще — бумага глупая и пошлая.

Жду папирос! На-днях уезжает В[асилий] А[лексеевич] и Пятниц[кий], последний — к Вам. У меня с ним были хорошие разговоры и приняты хорошие решения.

Жду дядю Мишу и Андриканиса. А также писем от Хилквита, очень!

Ибо — забит безденежьем!

Жму Вашу руку и Р[омана] П[етровича].

Кланяюсь женщинам. Пишу рассказ. Хороший. Спасибо за книги.

Папирос!

А.

(обратно)

418 С. А. ВЕНГЕРОВУ

9 [22] октября 1907, Капри.

Многоуважаемый Семен Афанасьевич!

Я пришлю Вам небольшую заметку о В[ладимире] В[асильевиче], через неделю — две, — так будет хорошо?

Вы не указали срока, когда нужно послать рукопись.

За предложение Ваше — сердечное спасибо, — мне радостно будет вспоминать о встречах с Владимиром Васильевичем, который и в старости своей любил жизнь, людей, искусство горячей любовью юноши, той редкой любовью, которую так жадно ищешь в людях, и — нет ее!

Примите мое искреннее и глубокое почтение к Вам.

А. Пешков

(обратно)

419 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

23 или 24 октября [5 или 6 ноября] 1907, Флоренция.

Вы прочитали новые рассказы Леонида? Что чувствуете?

На меня они оба произвели отвратительное впечатление, и я рад, что эти грязные вещи появятся не у нас.

Резко говорю? Нет! «Тьма» — отвратительная и грязная вещь. Ее истинным автором является ее герой — известный Вам Василий Федорович, болван, которому я дал бы пощечину, будь он около меня. Я предупреждал, я просил этого скота не говорить Леониду о революции и своем участии в ней, я прямо указывал ему, что Л[еонид] немедленно постарается испачкать все, чего не поймет.

Этот жалкий, больной малый носит в себе животное, он весь — во власти животного и вот почему тоскует о звере. Зверь — не по силам ему, аживотного он боится, когда трезв. Животное в нем всегда, и всегда оно понуждает его отрицать, бороться с человеческим, — чистую, поэтически настроенную девушку велит изнасиловать, революционера — свалить в грязь, человека вообще — нарисовать пошлым, мелким, бессильным. И все это — гнусно, все это — пакость.

Очень талантлив Л[еонид] вообще — не в данных рассказах, — очень велик он, как нарыв во всю спину, но он нам — чужой.

Поймите это, он — чужой. Его дорога — круто направо. Его задача — показать во всяком человеке прежде всего скота, — социальная ценность такого намерения и вредна и погана.

Идиот В[асилий] Ф[едорович] получил должное за свой рассказ, — изумительно гадок он в изображении Леонида!

«Заклятие зверя» — вещь избитая, написана плохо, о ней не стоит говорить.

Мне хотелось бы, чтоб Вы подумали о Леониде и его тяготении, прежде чем встретитесь с ним.

Из Питера пишут: «Гржебин рассказывает, что «Знание» не платит по векселям и скоро обанкротится». Действует он энергично, еще одним доказательством этого является прилагаемое письмо Ковальского.

Я понемногу расхварываюсь, — кашель, головные боли и прочее. Сегодня весь день сидел дома.

Во вчерашнее письмо забыл вложить вырезку из местной газеты о демонстрации местного муниципалитета.

Прошу С[емена] Павл[овича] высылать мне все издания «Шиповника» по мере выхода их в свет.

А также:

Ибсена «Император и Галилеянин», изд. Скирму[нта], Захер-Мазох, «Исповедь моей жизни».

До свидания, друг мой! Огорчил меня Леонид — ужасно! Точно палкой ударил.

Жму руку.

А.

Буде явится возможность послать р. 300 в Дерпт, Десницкому, — не забудьте сделать это!

(обратно)

420 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Около 24 октября [6 ноября] 1907, Флоренция.

Дорогой Иван Павлович!

Если книжный магазин «Зерно» пришлет Вам счет за весь список книг, который Вы послали ему, — не верьте и не платите.

Я получил:

3 книги Шахова,

«Живое слово» — Острогорского,

Елачича — один рассказ,

Беме — «Дневник падшей»,

«Дида Ибенс» и

Ведекинда — «Музыка».

Остальные книги Ведекинда и Пфаундлера не присланы.

Затем: это «Зерно» присылает лишь самые плохие и дешевые издания, а потому я не буду более приставать к Вам с книгами, — теперь, когда К[онстантин] П[етрович] в России, мне легко будет получать книги непосредственно оттуда, а не через Берлин.

Я — во Флоренции, нездоров, сижу в комнате и страдаю — простудился.

Если Вы еще не послали отрывок из повести сюда — «Новым идеалам» — не посылайте пока. Видел Ферри, он ничего не знает об этом журнале. А «Радуге» пошлите. Всего доброго.

Жму руку.

А.

По словам очень компетентного критика Уго Ойэтти, д’Аннунцио написал пьесу «Корабль» — в стихах, из жизни Венеции в 3—4-м столетии до Р. Хр. Пьесе этой предсказывают громкий успех. Я направляю Аннунцио к Вам, м. б., пьесу возьмет Рейнгардт или кто другой?

Посмотрите.

А рассказы Леонида — оба плохи. «Тьма» же — отвратительна, хотя Василий Федоров — ее герой — заслуживает такого изображения.

(обратно)

421 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

6 или 7 [19 или 20] ноября 1907, Флоренция.

Дорогой друг —

прилагаемое письмо Измайлова — сохраните, — кажется, это тот самый Изм[айлов], который пишет в «Бир[жевых] вед[омостях]»? Рассказ он написал огромный по объему, но — неудачный.

Из этой великолепной Флоренции — не вырвешься, удивительный город! В Уффици был трижды и завтра пойду в четвертый раз. Иду с художниками и буду доказывать им, что картина Боттичелли «Поклонение волхвов» написана Филиппино Липпи и что портрет Боттичелли на этой картине изображает не Боттичелли, а именно автора картины — Липпи. Доказательства моего дерзкого мнения находятся тут же в Уффици — это портрет Филиппино, неотразимо похожий на человека в желтом, стоящего в правом углу картины «Покл[онение] волхвов», и весь тон картины, совершенно не похожий на Боттичелли. Бот[тичелли] не имел такого лица, как на картине, чему опять же — есть доказательства.

Познакомился с великолепным скульптором Трентакоста, — пришлю Вам снимки его работ, Вы увидите, какая это прелесть и — сила.

Кажется, я не отверчусь и буду позировать одному из местных художников, — чего мне не хочется. Но — увы! Очень уж они любезны все, и страшно трудно отказывать им.

Были бы у меня деньги, купил бы я себе один старый нож, цена его 100 фр. — какой нож! Возлюбленную зарезать не жалко эдакой приятной штукой, поверьте слову! Хотя, разумеется, возлюбленную всего лучше распиливать пилой. Не очень острой.

Если Вы получили рукопись Золотарева, двигайте ее в тот сборник, где будет вещь Леонида — если она будет.

Судьба «Шпиона» в Америке мне неизвестна, и сие начинает надоедать. Сегодня же я напишу Хилквиту, что ждать — не могу.

Как Ваши дела, и получили ли Вы мои письма?

В них — ничего особенного, но я не хотел бы, чтоб они затерялись.

Полагаю, что проторчим здесь неделю, а затем — в Рим. На Капри кончат с домом не ранее конца декабря, это очень досадно, ибо мне нужно писать!

«Отца» я исправлю и пришлю, вероятно, из Рима.

Вижу много интересных людей, особенно же интересен для меня Луначарский. Это человек духовно богатый, и, несомненно, он способен сильно толкнуть вперед русскую революционную мысль.

Прочитал «Леонардо» Мережк[овского] — глупый парень Дмитрий Сергеевич! И жалкий. Напоминает он этой работой бойкого маляра, который взялся бы реставрировать «Тайную вечерю» Винчи. Сеаиль — плох.

Видели Вы в галерее, соединяющей Питти и Уффици, рисунок Рафаэля «Шабаш ведьм»? Любопытно? И сего слащавого юношу посещали видения уродливые, — вероятно, так, — и однажды только отразила его неглубокая душа темную действительность. Нужно было что-то сказать Вам — забыл, что.

До свидания!

А.

(обратно)

422 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

9 или 10 [22 или 23] ноября 1907, Флоренция.

Нет, «Поклонение волхвов» написано Леонардо, — это мне доказали с неопровержимой ясностью, но портрет Филиппино Липпи суть портрет Боттичелли в юности, против этого не спорят. Раньше этот портрет считали портретом Мазаччио. Все художники — старые и молодые — не считают «Благовещение» Леонардо] да Винчи его картиной и даже не находят, что это картина его школы.

Вам смешны мои «изыскания» и все это мое метание? Мне самому смешно, но, видите ли, этот город сводит меня понемногу с ума — такая масса красоты здесь, так много трогающего за сердце. Сегодня, например, был на вилле Данта — т. е. Фолько Портинари, отца Беатриче, где в башне жил и работал Дант. Вилла теперь принадлежит некиим Бонди, они сохранили комнату поэта, не реставрируя ее, но в ней только стол, кресло, сундук и аналой. Все это — древнее, удивительно простое и какое-то особенное, все заставляет дрожать сердце.

Целыми днями я мечусь из стороны в сторону и глотаю, глотаю! Как жаль, что у меня нет книги Бурхгардта! Она была бы мне прекрасным гидом.

Но — Вы высылайте книги на Капри, мне неудобно возить их с собою.

Сегодня пришли деньги, это — в пору! Спасибо! Но как Вы справитесь? Как живете, видели Леонида, что делается в литературе, кто печатает «Голод»?

600 вопросов! Конечно, я не жду, что Вы ответите сейчас же, зная, как много у Вас дела.

Пока — до свидания!

Жму руку.

А.

Сообщите, видели Вы фрески Луки Синьорелли «Пришествие Антихриста»? Они в Орвиетто?

Это — изумительно хорошо, судя по снимкам. Прислать?

Пришлю.

Наши — кланяются.

Каждый день вижу Луначарского — и все более убеждаюсь, какой это умник и живой человек.

Мне, право, жалко, что он не знаком с Вами, ибо это было бы — уверен — приятно Вам, полезно ему.

Ну, всего хорошего!

А.

(обратно)

423 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Не позднее 19 ноября [2 декабря] 1907, Флоренция.

Дорогой друг —

завтра едем в Рим, остановимся, как телеграфировали, Via Sistina, 72, отель Лавиги, проживем там, вероятно, недели две, затем — на Капри, о котором я уже скучаю. Здесь — чудесно, но я слишком часто хожу в гости, много говорю, а это — надоедает. И — надо работать, ибо — хочется. Уверен, что за эту зиму я сумею написать кое-что.

Деньги я промотал, увы! Невозможно здесь не купить снимков с некоторых вещей, ну я и купил, знаете! Пуда полтора, думаю.

А затем ma famma^[1] покупала разные шпильки и прочие штуки, а потом — «представительство».

И ив всего этого следует вывод: многоуважаемый Константин] Петрович! Вам известно мое легкомыслие — остальное Вы сами понимаете!

Я уже писал Вам, что познакомился со скульптором Трентакоста, — это — еще раз — великолепный артист, что Вы увидите даже по снимкам с его скульптур. Заранее уверен, что Вам понравится «Сфинкс», — вещь почти так же неотразимо гипнотизирующая, как «Джоконда». Это — как все говорят — лучший скульптор Италии, некоторые утверждают — Европы. Несомненно, что его «Каин» выше роденовского «Мыслителя» и как работа и как идея. При всем том — скромный, умный, милый человек, и мне жаль, что Вы его не знаете.

Сильно захватывает меня блестящая мысль Луначарского — это парень с будущим. Слишком, пожалуй, книжник, он, кажется, несколько небрежен в отношениях к людям, но — это ничего! То ли мы видали!

Флоренция, несмотря на отвратительную погоду за все время, пока я здесь, произвела на меня удивительно глубокое, бодрящее впечатление, — дивный город! Было много моментов, когда я весьма жалел, что Вас нет здесь, — какие вещи показывали мне!

Кончаю — просьбами, о, чорт бы их побрал!

Очень прошу послать в Дерпт Десницкому р. 200–300, — его обворовали дорогой, и он теперь без гроша.

Затем — книги для меня! Посылайте их на Капри, [на] имя Э. Моргано, а то почта перешлет в Рим.

И — если Вам попадутся у букинистов или у знакомых книги по фольклору — напр., сборники Барсова, Сахарова, Афанасьева, Кирши Данилова — давайте их мне! Купите! Ибо летом я и Луначар[ский], вероятно, примемся за историю литературы для народа, и все эти вещи — нужны.

Здоров и бодр. Хотел бы получить от Вас письмо. Как Ваши встречи с литераторами, как процессы и вообще дела?

Крепко жму руку.

А.

(обратно)

424 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Не позднее 22 ноября [5 декабря] 1907, Рим.

Получил письмо № 4-й.

Это будет № 1-й.

Я представляю себе Ваше положение среди господ литераторов, ясно вижу их, воображаю, о чем Вы беседуете с ними, и думаю, что Вам должно быть трудно порою сдерживать желание вздуть эту публику.

Здесь так хорошо, и, когда вспомнишь безграничность человеческой пошлости, — здесь она представляется еще более гнусной, лишней для жизни, оскорбительной для человека. И неописуемо обидно, что Вам приходится ежедневно брать ванны из грязненьких мелочей. Хочется еще раз повторить: заканчивайте издание сборников, они слишком много съедают у Вас души, слишком стали тяжелы для Вас.

Ha-днях вышлю Вам гравюру «Джоконды», исполненную королевской картографией, — прекрасная вещь! А стоит столько же, как и фотография.

Познакомился с Джиованни Чена и Сибиллой Але-рамо, его женой, роман которой «Una donna» печатался в «Мире божием» т./г. Славные, простые, добрые люди, она напоминает лучших мадонн Рафаэля, — очень милое лицо. И, кажется, глубже своего мужа. Видел «Аврору» Гвидо Рени — красиво, но не понравилось.

И — совершенно не понравилась «Pieta» Мик[ель] Анжело. Никакого впечатления! Даже показалась уродливой, — увы! Не понимаю, почему левая нога Христа висит в воздухе, некрасива и непонятно велика рука матери у него под мышкой, его фигура странно мала, она — мать — молода и — холодна.

Здесь вообще есть много вещей, слава которых кажется мне непонятной, и есть вещи, достойные внимания, но, кажется, мало знакомые, как, например, портик одного частного дома на Корсо, сделанный, как говорят местные художники, — Мик[елем] Анж[ело]. Это — превосходная вещь. Пришлю Вам снимок, а также снимок одного курьезного окна и двери на Пинчию. Это нечто необъяснимое в Риме, по своему намеренному уродству, какая-то дикая выходка. Работа, видимо, старинная.

Вы получаете мои письма? Из Флоренции я писал Вам раза четыре или пять. […]

Живем мы в пансионе, рекомендованном Боткиными, которые еще не перебрались сюда; живут на Капри и хвастаются великолепной осенью. Пишут — все цветет, дождя и ветра — нет, всячески дразнят и возбуждают желание ехать на остров.

Как насчет книг? И как вообще дела? Жду длиннейшего письма, написать которое, знаю, Вам некогда. Все-таки жду.

[…]

Всего доброго Вам!

А.

(обратно)

425 А. В. ЛУНАЧАРСКОМУ

Конец ноября [начало декабря] 1907, Рим.

Дорогой Анатолий Васильевич!

Посылаю «Русь» — речи Столыпина, Родичева и других, — великолепнейшие образчики российского языкоблудия. Статья Плеханова в «М[ире] б[ожьем]» направлена не столько против Лабриола, сколько против Вас, — хотя о Лабриоле говорится больше.

На-днях я пришлю Вам книгу.

Как дела? Здоровье Анны Александровны?

Ходим по галереям, восхищаемся, устаем, — все в порядке!

А русскую революцию только ленивый не лягает.

Очень хочется бить по мордам некоторых людей. Газетные листы подобны маленьким помойным ямам. Жму руку, кланяемся.

А. П.

(обратно)

426 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Не позднее 6 [19] декабря 1907, Рим.

Спасибо за письмо, дорогой Иван Павлович!

Явились ко мне финны и упросили написать о них заметку для европейских газет, — написал и прилагаю ее. Здесь она пойдет в «Corriere della Sera» — Вы ничего не имеете против?

А Вас прошу — пошлите в Англию, Райту, м. б., он пристроит куда-нибудь?

Не люблю я и не умею писать такие вещи — всегда чувствуешь, что это самая бесполезная и глупая литература. Написал лишь потому, чтобы иметь предлог написать другое письмо — к финнам — и в нем хорошенько обругать их за отношение к русской революции, к ее людям и делам.

Жду денег. Газеты и журналы уже выписал через «Знание», а Вы мне пришлите рисунки Рагхама, в красках.

Луначарский все более и более нравится мне — удивительная умница!

Вчера обедал у Ферри — бог мой! За столом — аргентинский президент со своей супругой, на столе блеск и роскошь, и вообще и всюду — блеск! И равнодушие ко всему на свете, кроме своей великолепной персоны, равнодушие истого европейца, человека, которому все известно, все несколько надоело и — неинтересно, если не приятно его стомаху.

Скучно с этими людьми, и хочется удрать на Капри.

О Кастелли и здесь говорят, что это хороший делец, я, собственно говоря, ничего не имею против его и даже буду в гостях. Я сказал ему, чтоб он выпускал отдельное издание «Матери» скорее, ввиду ряда статей об этой книге в здешних газетах, — а то здесь сильно покупают французское издание.

Некие газетные и журнальные люди спрашивали, нет ли у меня чего-либо написанного, — направил к Вам.

Вести из России — одна другой хуже, но есть и хорошие, как, например, о распространении социализма в Поволжье и о религиозном отношении к нему, — т. е. об отношении как к религиозной доктрине.

Много интересного пишут из Иваново-Вознесенска и Москвы о рабочих кружках самообразования, — кружки разрастаются, чтения ставятся очень широко и серьезно. Кое-где в такие кружки залезают студенты-кадеты, но — ненадолго.

В Куоккале арестованы супруги Сосновские — Вы не думаете, что это Ильич? Очень боюсь, что он!

Жму руку и желаю всего доброго!

Для английской печати начало статьи — об Италии — надо выкинуть.

Знаете, что старик Чайковский — арестован?

Всего доброго.

А. Пеш[ков]

(обратно)

427 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

6 или 7 [19 или 20] декабря 1907, Рим.

№ 3-й.

Вчера получил здесь два пакета книг, изданных «Шиповником», — жаль, нет Гойя и Октава Марбо.

«Хорошенькая» — очень плохая вещь, слабее всего, что написал Найденов.

А Леонид издал «Жизнь человека» в «Шиповнике»? Так. А что, у Вас еще не атрофировалась способность возмущаться людьми?

Ив[ан] Пав[лович] сообщил мне, что Леонид все время пьет, — неужели? Видите Вы его? Не посоветуете ли специальную лечебницу для алкоголиков? Право же — это ужасно; меня не так пугает сама болезнь его, как возможность какой-либо ужасной истории на этой почве. Я читал, что его однажды били, и не могу не думать, что это может быть трижды и десять раз и что когда-нибудь его изувечат. Неужели, в минуты трезвые, его нельзя заразить этим страхом?

А Вы мне все еще — ни строки!

Буду надоедать Вам просьбами:

Во-первых: пошлите к празднику Максиму изданную Девриеном книгу художника Борисова «Среди самоедов».

Во-вторых — мне брюсовские переводы Метерлинка и Верлена.

Как хотелось бы получить от Вас письмо. Я тут хожу в гости. Вчера обедал у Ферри с президентом Аргентины — знай наших!

Президент — мужик умный и, должно быть, невыносимо богат, а Ферри — парень зажиточный. И — всё.

Здешние люди не весьма любезны, — из одного концерта я ушел, гонимый их вниманием.

Облазил все музеи, был в частных галереях, видел кучу интересного, — голова моя подобна лавке антиквария.

Знаю, что на Капри лежат четыре пакета книг, благодарю Вас!

Здесь чувствуешь себя ужасным невеждой.

Живем мы с Боткиными, они Вам кланяются, хороший народ! Вечера проводим вместе, гуляем тоже.

Вы получили «Голод» Леонида? Иван Павл[ович] уже получил, и на-днях я буду читать эту вещь. Ладыж[ников] пишет: «Хуже «Жизни человека» и нецензурно».

Крепко жму руку.

Собираюсь в сочельник на папскую службу — интересно!

В церкви св. Терезы оная святая изображена в мраморе Бернини и изображена в момент ее вознесения ко Христу — жениху. Нужно видеть, что это такое! С изумительной реальностью передан истеро-эротический припадок — некрасиво, но — сильно и неприлично! Прекрасно поставленная статуя на глазах всех верующих корчится в вожделении, кое церковь считает греховным…

Вообще — интересно здесь изумительно!

А Вы — там, в городе без солнца и воздуха. Хотя здесь солнце тоже, очевидно, бывает раз в месяц.

Жму руку.

А.

(обратно)

428 В. В. ВЕРЕСАЕВУ

13 [26] декабря 1907, Рим.

Дорогой Викентий Викентьевич!

Елена известила меня, что Вы согласились редактировать литературную часть сборника — искренно рад! — спешу сообщить Вам о полной моей готовности помочь делу всем, чем могу.

Мой рассказ Вы получите к сроку, который будет указан Вами.

Вероятно, я пришлю еще маленький рассказ Даниловского «Поезд», еще не переведенный на русский язык, и рассказ Жеромского. Эти вещи переведет польский публицист с.-д. Бржозовский, живущий здесь, во Флоренции, редактировать переводы будет Луначарский.

Не следует ли просить Лунач[арского] об участии в сборнике? И не предложить ли того же Бржозовскому — это очень талантливый, очень знающий человек, он мог бы дать статью о новой польской литературе, которую мы знаем так плохо. Сообщите Ваше мнение по сему поводу.

Затем: я уверен, что в смысле материального успеха будет всего лучше, если сборник издаст «Знание», — если Вы с этим согласны—сообщите Ваш ответ, дабы я мог вступить в переговоры с Кон[стантином] Петровичем]. Впрочем — м. б., Вы возьмете это на себя? Так будет удобнее — сохранится время.

Для меня лично было бы очень важно не выходить даже и в этом случае из «Знания», но повторяю, что, на мой взгляд, это издательство может дать наибольшую прибыль, так что мой интерес сливается с общим, — я думаю.

Считаю нужным прибавить еще следующее: если будет решено издаваться у «Шиповника» — я отказываюсь от участия в сборнике, — после романа Сологуба «Творимая легенда» не считаю это издательство приличным.

Было бы хорошо пригласить из поэтов С. Городецкого— он, надеюсь, не с.-р.? — Тарасова и Рославлева — если Вы ничего не имеете против,

Из беллетристов — Ковальского, — этот, вероятно, согласится. А вообще я не знаю, кого можно приглашать, кого нельзя, — мне все люди кажутся сбитыми с толка, раздраженными и — сознательно или бессознательно — отпевающими революцию на разные голоса, но — с одинаковым усердием.

Пишу Вам об этом лишь потому, что Елена известила меня, будто Вас затрудняет выбор литераторов, — если она ввела меня в заблуждение — извините. И поверьте — охоты вторгаться со своими советами в Вашу работу — нет.

Может быть, мне удастся достать перевод одноактной пьесы одного молодого итальянца — здесь ею восторгаются, тема ее очень жива, а как она сделана — не знаю.

Я пришлю Вам, в свое время, все эти переводы, а если они не понравятся Вам или покажутся неуместными в сборнике — Вы их возвратите мне, — только и всего.

Елена не сообщила мне своего адреса — будьте добры послать ей прилагаемую записку, очень обяжете.

Мой же адрес — всегда Капри.

Жду ответа Вашего. Крепко жму руку и кланяюсь знакомым.

Да, Вы просите — говорит Елена — указать кого-либо из иностранных авторов.

В Италии сейчас на первом месте недавно умерший Кардуччи, — посылаю Вам книгу его лучших стихов. Затем: Джиованни Чена, редактор Новой антологии, — посылаю его книги «Человек» и «Мать». И Моничелли — молодой автор, только что выпустивший книгу «Бродяга» — маленькие новеллы, говорят — великолепные. Марио Раписарди — тоже вышлю.

Итальянцы жалуются, что по части прозы — у них вообще плохо, но — есть очень талантливые поэты. Кажется — везде так?

Вот что еще: я знаком с Уго Ойэтти, — это художественный критик, он считает себя социалистом, а его считают здесь первым — по таланту и эрудиции — критиком.

Хотите, я попрошу его написать статью о современной итальянской литературе?

Судя по всему, что говорят о нем — а также и по тому, каков он сам, — это не должно быть плохо написано.

На мой взгляд, в его пользу говорит уже одно то, что, например, «Мать» мою он изругал несравнимо талантливее наших критиков и более всесторонне.

Отвечайте, если можно, скорее, чтоб я тотчас же мог все это наладить.

Еще раз — до свидания! Всего, всего доброго. Не зная Вашего адреса точно — посылаю письмо на «Знание».

А. Пешков

(обратно)

429 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

13 [26] декабря 1907, Рим.

Дорогой друг —

вероятно, в близком будущем к Вам обратится Вересаев с предложением издать благотворительный сборник.

Считаю нужным заранее предупредить Вас об этом и о своей роли в сборнике.

Сборник — литературно-публицистический.

Редактор по литературе — Вересаев, по публицистике — И. И. Скворцов-Степанов.

Сотрудники: Ленин, Богданов, Луначарский, Рожков, Покровский, Вересаев, я.

Кого пригласят еще — не знаю. Сам же я предложил пока Ковальского, Городецкого, Тарасова и Рославлева.

А также предлагаю в этот сборник статью лучшего итальянского критика Уго Ойэтти и польского публициста Бржозовского, — обе статьи — о современной литературе Италии и Польши.

Даю свой рассказ.

Весь доход со сборника должен идти, как я уже сказал, на благотворительные цели.

Ввиду моего участия в нем, а также и потому, что я решительно не хотел бы издаваться где-нибудь, кроме «Знания», я очень просил бы Вас принять издание этого сборника в «Знание», возложив хлопоты по изданию на Семена Павловича, — за вознаграждение, конечно, — ведь так, кажется, издавался «Нижегородский сборник»?

Участвовать в этом деле мне необходимо, но затруднять Вас им я бы не хотел.

В то же время думаю, что для «Знания» такой сборник был бы полезен: он будет иметь успех, о чем я позабочусь, он должен привлечь внимание к нам.

Вообще нам, «Знанию», необходимо занять боевую позицию, необходимо определенно встать против всей этой сволочи, которая с таким шумом ныне поднимается на первые позиции.

Отвратительное впечатление произвел на меня роман Сологуба в 3-м «Шиповнике». И — рядом с ним Андреев, — странно и позорно совпадающий в своем парадоксе с блевотиной гнусного старичишки.

Вчера, по объявлению в «Товарище», я увидал, сколько сделано Вами за это время, и — удивился.

Знаю, что на Капри пришло еще два пакета книг, — спасибо.

Очень прошу С[емена] П[авловича] выслать мне сборник «Земля» с новой пьесой Леонида «Любовь студента», а также подписаться на журнал «Зритель».

Уезжаю на Капри 2-го января, — сегодня — 26-е.

Был я здесь на вечере у некоей т-те Гельбик, урожденной княгини Шаховской, — это удивительно интересная старуха и великолепная музыкантша.

Была разная публика, между прочим, на несколько минут явился Хомяков, брат председателя Думы. И, говорят, именно в результате его визита посол нашей мудрой империи созвал всех служащих посольства и строго опросил их, были ли они на вечере, где присутствовал политический преступник Горький, место жительства которого до сей поры российскому правительству было неизвестно?

Каков идиот?

А у Хомякова лицо сыщика по уголовным делам.

Дорогой К[онстантин] П[етрович] — старший Моргано требует долг, а и в Америки — ни цента! И даже писем не пишут оттуда, — совсем как из Питера!

Но — я не теряю надежды получить от Вас письмо!

Иду завтракать, кончаю письмо, жму руку. Вам кланяются все Боткины и Энрико. Очень.

А. Пешков

(обратно)

430 А. В. ЛУНАЧАРСКОМУ

Не ранее 13 [26] декабря 1907, Рим.

Дорогой Анатолий Васильевич!

Как дела? Что говорит наследник, нравится ли ему бытие? И как чувствует себя Анна Александровна? Обо всем этом Вы — по совести говоря — должны бы черкнуть нам несколько слов — как Вы думаете?

Посылаю статью Кусковой о «Тьме», — м. б., Вам интересно.

Знаете — эта гнилая, лысая сволочь, Сологубом именуемая, печатает в альманахе «Шиповника» роман — «Творимая легенда». В романе есть — герой его — несомненный садист, — а некая женщина, с.-д., пропагандистка, приходит к нему, раздевается донага и — предложив сначала фотографировать ее — затем отдается этой скотине, — отдается, как кусок холодного мяса.

Анатолий Васильевич — за это же надо по роже бить!

Возьмите книгу, прочитайте, ей-богу, — Вы должны!

Не пишу, ибо бегу на форум, и потому еще, что страшно хочется говорить грубости.

Жму руку. Кланяюсь.

Ваш А. Пеш[ков]

(обратно)

431 А. В. ЛУНАЧАРСКОМУ

Не ранее 13 [26] декабря 1907, Рим.

Утром послал письмо Вам, а сейчас получил Ваше, и — оба мы немножко взволновались, хотя думаем, что Вы — тоже немножко — преувеличиваете.

Анна Александровна — здоровый человек; мне кажется — у нее прекрасная воля и она не даст себя в обиду болезни. А все-таки Вы — время от времени и почаще присылайте пару строчек — хорошо?

Разумеется, с огромным, искренним удовольствием буду Вашим кумом — ибо душевно ценю все, что сближает меня и Вас, коего и уважаю, и люблю.

Ужасно хочется послать что-нибудь роженице «на зубок», — хотя боюсь, что она рассердится и, по праву кумы, отколотит меня при встрече.

Анатолию II-му посылаю мой привет, пожелания здоровья и поцелуи, — а когда он явится на Капри, я ж его тискать буду! Вот буду тискать! Кстати — Вы извините меня за вопрос — но, вероятно, у Вас денег нет или мало? У нас тоже — не жирно, но мы скоро разбогатеем — есть надежда — и могли бы прислать две, три сотни. Извините еще раз — говорить об этом мне неловко и я не умею.

Посылаю Вам нечто от Изгоева.

Вот они — в парадной форме их духовной нищеты! И — как не стыдятся писать такие жалкие вещи?

Российские газеты последних дней производят впечатление, поражающее скверностью своей — развернешь лист, и с него на тебя брызжет дикий хаос звуков, которые напоминают мне ярмарочный «зверинец» — полотняный балаган, грязный, дрожащий от ударов ветра — а в нем жалкое зверье, от страха и голода перерожденное в животных. Гавкают ободранные лисицы, ревут ослы, лают злые, но бессильные собаки, воют старые волки и тяжело рычит поглупевший в неволе медведь — медведь, похожий на свинью.

Что делается в журналистике! Всюду текут быстрые ручьи пошлости, угрожая наводнением, потопом. В благородном деле ликвидации революции все состязаются с усердием изумляющим!

«Вест[ник] Евр[опы]» в одной книжке помещает три удара по социализму — роман Лугового, в котором удивительно ново и остроумно автор заставляет своих героев — революционеры из «хорошего дома» — сознаться, что русского социализма — нет, а есть немецкий, для русских негодный; роман Бласко Ибаньеса, в коем социализм проповедуется дня того, чтобы оправдать прозелитам его ограбление Толедского собора, и, наконец, некий экстракт польского романа — ужасная гадость! И все — бесталанно! А в заключение — знаменитый авантюрист Тверской пытается реабилитировать К. П. Победоносцева — это факт!

В «Рус[ском] бог[атстве]» некто Деренталь заставил своего героя — с.-р-а, конечно — идти убивать генерала, а — в последний момент — содрогнуться и — не убить. Это, конечно, возможно, но — как это откровенно глупо и очевидно пошло!

Короленко грустно вздыхает по поводу пассивности русского народа. Рассказы, видимо, написаны до 905 г.

А собирается новая буря, и эти же милые люди пугают ею начальство, уже пугают.

О Сологубе можно оказать все скверное, и этого будет все-таки мало для его подлой, скользкой, жабообразной души.

Затем — но пришли уже! Пришли народы любопытные и будут спрашивать, что я думаю о Данте, о 3-й Думе, о браке, о техническом прогрессе и обо всем остальном.

Надоело!

Ах, с какой молодежью познакомился я!

Какие все милые, умные, ищущие ребята!

Анна Александровна — не хворайте, пожалуйста! Жизнь так великолепна и так быстро идет — вставайте на ноги, милая женщина, и — на Капри!

И будет всем нам хорошо — Вы увидите!

Обнимаю А. В., целую Ваши руки, кума!

А. Пеш[ков]

(обратно)

432 Н. Д. КРАСОВУ (НЕКРАСОВУ)

Конец 1907, Рим.

Н. Д. Красову.

Уважаемый —

а имени и отчества Вашего не могу вспомнить, Вы извините меня за это!

Берите «Варваров», ставьте и прочее, но — сомневаюсь я, чтоб эта пьеса помогла Вам! Стара она и тяжела. Почему бы Вам не поставить «Врагов»? Вещь веселая и простая, она, вероятно, была бы интереснее для той публики, на которую рассчитываете Вы. А если решите ставить «Варваров» — имейте в виду Монахову.

Она искренно верит в возможность какой-то великой, пламенной и чистой любви, верит в человека-героя, достойного этой любви.

Она любит Черкуна с первого взгляда — за его смелые глаза, резкие движения, она думает, что вот — герой! Все время она покорно, но уверенно смотрит на него, ждет его. Она не может не думать, что он—для нее, она — для него.

В последнем акте она не может сразу поверить в свою ошибку, но, когда она убеждается, что ошиблась, — в этот миг ее сердце умирает.

Надо хорошо сыграть старуху Богаевокую, Цыганова, Черкуна…

И — всех.

Но сие есть мечта сумасшедшего автора.

Играйте, делайте, живите, желаю Вам всего доброго и всяких успехов!

Кланяюсь.

А. Пешков

(обратно)

433 К. ЛИБКНЕХТУ

1907, Капри.

Карлу Либкнехту с любовью и горячим уважением.

М. Горький

Капри, 1907 г.

(обратно) (обратно)

1908

434 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

14 или 15 [27 или 28] января 1908, Капри.

Дорогой друг —

вчера получил Ваше письмо и деньги, сердечное спасибо за то и за другое, но — вынужден просить Вас — при первой же возможности пошлите денег в уплату долга Моргано, коему и Вы должны остались 200 л[ир], кажется.

Столь долгое молчание Ваше сильно волновало меня; хотя я знаю, как Вы заняты, но вести от Вас — необходимы, ибо я очень боюсь за Ваше здоровье, иногда мне кажется, что Вас уже засадили в каталажку и прочее в этом духе. Письмо Ваше не вызывает содержанием своим никакой радости в душе, а все-таки лучше знать, чем находиться в неведении.

Сообщив разговор свой с «товарищем», Вы ничего не сказали о товарищах-писателях, думаю, что сии последние не лучше первых. Жду от Вас по сему поводу разных […] анекдотов, хотя и знаю, что Вы до этой литературы не охотник.

Перехожу к делам.

В одном ив моих писем я сообщал Вам, что, м. б., Вересаев обратится с просьбой издать сборник благотворительный и что я хотел бы этого; ныне извещаю, что сей проект лопнул. От Вер[есаева] я получил письмо, в котором он отказывается иметь дело со «Знанием» и пишет, что подал на сию фирму к мировому судье. Сурприз не сладкий. Тон письма — «товарищеский».

Айзман очень бедствует, просит денег. Тоже Десницкий, пошлите ему 300!

А 2700 р., полученные г. секретарем комиссии по изданию и т. д., — будьте добры списать на мой счет и об этом известите Гольденберга.

Затем — главное.

Сообщите мне Ваши дальнейшие планы относительно сборников — сколько думаете издать их, в какое время, какой материал? Мне очень нужно знать это. Вы помните, я говорил Вам о том, что нам нужно изменить характер сборников, включив в них [статьи по] литературной критике и по социальной философии. Сделать это я считаю необходимым именно теперь, в разгар мещанского буесловия, когда многие договариваются до ужасающих глупостей, обнажая свою грязную душу до пят.

Сделать это мне легко — я могу сорганизовать группу вполне ценных сотрудников, — назову пока Луначарского, Войтоловского, Бржозовского, Богданова, Базарова и еще некоторых.

Луначарский — человек очень талантливый, и, на мой взгляд, у него, как у публициста-философа, блестящее будущее.

Войтоловский написал очень ценный этюд по социальной психологии — «В защиту толпы»: работа оригинальная, направлена против Тарда и изобилует интереснейшими фактами из психологии толпы, которую автор наблюдал во время последней войны и вообще за последние годы в России и в Европе. Этюд — листов до 8 наших.

Все другие будут работать серьезно, ибо значение предприятия им понятно. Редакция — Ленин, Луначар[ский], Богданов. Я рассчитываю еще на переводы с итальянского — некоторые авторы здесь предлагают свои рукописи на условиях очень выгодных — по 50 р. лист — и согласны ждать выхода книг на русском языке, не печатая на других.

Вообще — это можно поставить и — необходимо. Сам я тоже собираюсь написать ряд статей о так называемой «современной психологии», одну уже написал, она появится в сборнике, который издает компания во главе с П. Юшкевичем; сборник направлен против современных течений в литературе.

Я не послал ее для наших сборников потому, что там она была бы неуместна рядом с некоторыми вещами, и потому еще, что один я выступать в роли публициста — не хочу, хотя моя публицистика больше — лирика. Статьи этого характера я буду печатать лишь в компании с названными лицами, я с ними связан общностью взглядов, настроения и намерений.

Все они — и я — понимают, что данный момент очень опасен и очень выгоден для демократической мысли и литературы, его необходимо использовать в смысле укрепления демократических течений. И нужно дать заслуженный отпор нахалам, мерзавцам и всякой сологубовщине. Моя статья даст Вам больше письма, я очень прошу Вас прочитать ее, когда сборник выйдет.

Андреев ушел совсем? Если так, я был бы рад. Его «Тьма» и «Царь-Голод» — вещи, которые возмущают меня. Многописание ему вредно, не менее, чем слава, видимо, отравившая слабый желудок молодого человека.

Итак, — сообщите мне, как Вы смотрите на проект изменения сборников, и сообщите возможно скорее, мне не хотелось бы выпускать материал из рук. Рукописи статей я буду присылать Вам отсюда. Окажите также, какой гонорар могли бы мы предложить авторам.

Я предполагаю, что у Вас возникнут некоторые вопросы, а также думаю, что в названных мною лицах Вы увидите — может быть — «товарищей». Едва ли это так будет, но, если даже и снова обнаружится пред нами нечто мало человеческое или слишком человеческое, все равно для меня, — мне нужно идти с ними рядом, и я пойду. Беллетристика моя остается на старом месте, а если с публицистикой я не устроюсь в наших сборниках, то придется печатать ее там же, где другие, чего не хотел бы.

На мой взгляд, рисуемая мною задача — задача «Знания», и никакое другое издательство не может выполнить ее в той мере, как мы.

Далее: прилагаю письмо Келтуялы, автора книги «Курс истории русской литературы». Первую часть курса я читал, это очёнь ценная работа, на мой взгляд, и если бы мы могли помочь автору в его труде, — это было бы очень хорошо для публики нашей, ибо она получила бы первый полный, популярный и с любовью написанный труд по истории литературы. Я понимаю, что средств теперь нет, но все же нахожу нужным указать Вам Келтуялу. Его адрес: Сергиевская, д. 60, квар. 23.

Из газет я получаю «Речь» и «Наш век», очень неаккуратно, чорт возьми почту! «Русское знамя» получил два № — 5-й и 7-й. Глупо.

«Наш век» — закрыли? Выпишите мне еще газетку.

Не могу понять, все ли получил книги, высланные Вами, кажется, некоторые, — напр., Дройзен, — пропали. Убедительно прошу Вас выслать мне из шкафа моего книги по прилагаемому списку и купить все поименованные в списке печатном.

Может быть, Вы найдете некоего человека, который, за вознаграждение, конечно, собрал бы мне все эти книги, некоторые нужно искать у букинистов. Я очень прошу Вас, дорогой друг, если Вы знаете ценные книги по эпосу и фольклору, не вошедшие в список мой, добавьте их к нему!

У Я. Грота есть труды по литературе скандинавских саг, я не знаю, кем и где они изданы, не знаете ли Вы?

Нет ли на русском языке перевода или изложения «Эдды»?

Помогите мне в этом, очень буду благодарен и пришлю Вам рожу мою из бронзы.

Лепят меня сразу двое — немец и итальянец.

Крепко жму руку, очень желаю бодрости душевной, столь необходимой при частых сношениях с умными людями.

Кланяюсь и желаю всех благ!

Рассказ мой идет хорошо, будет листов пять.

Я просил Семена Павловича, чтобы он написал «Весам» о высылке мне обещанной ими премии, выбрал я две книги, кажется:

Андрей Белый — «Золото в лазури»,

Лернер — «Труды и дни Пушкина».

Дают — бери.

(обратно)

435 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

6 или 7 [19 или 20] февраля 1908, Капри.

Дорогой друг!

При сем возвращаю «Обручение» — сия детская пачкотня для тиснения неудобна.

Заканчиваю повесть о хождении некоего человека по святым местам, о бытии его во обителех и о искании всюду господа бога, коего он благополучно и находит.

Для святейшего правительствующего синода это будет тоже находка.

Жду ответа Вашего на мое предложение ввести в сборники литературно-критические и философские статьи. Необходимо дать отпор гг. идеалистам, мистикам и всякой всячине, ютящейся в «Русской] мысли», «Живой жизни», «Факелах» и других щелях литературных. Что сии статьи безвредны в цензурном отношении — тому примеры: сборник «Очерки философии марксизма» не конфискуется и все другие — тож. А материал в них — превосходный.

Почему не получаю благочестивого журнала «Живая жизнь»? Не вышел? Или забыли подписаться? Умоляю о внимании.

Мережковский написал драму «Павел I» — и прескверно вышло! Никакого Павла нет, а есть немного «Федора» Толстого и множество Дмитрия Мережковского. Буду писать я. Назову «Нос». Ибо драма Павла — его нос.

Как видите — становлюсь символистом. Мистиком. Работаю — как тысяча чертей. Спина болит, волосы лезут, ослеп.

Денег — довольно. Боткиной уплатил 1400, осталось 5. Пять.

Имело ли мое письмо влияние на «Труд»?

И не можете ли Вы послать денег Десницкому? 300 р.? Юрьев, университет.

О, препроклятая собственность!

Жму руку.

А.

Все меня ругают.

Будьте добры, подпишитесь в бюро вырезок на все отзывы:

1. о М. Горьком.

2. о Л. Андрееве.

3. о сборнике «Очерки философии марксизма».

4. о сборнике «Литературный распад».

Надоел ли я Вам?

А.

(обратно)

436 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Не позднее 10 [23] февраля 1908, Капри.

Дорогой мой Иван Павлович!

Я тоже не знаю, что делать с г-й Гангардт, знаю лишь, что она близкая родственница, кажется — дочь жандармского генерала, который однажды сажал меня во узилище и о котором студенты Казани сочинили песню:

Не послать ли эту госпожу ко всем чертям для упрощения дела?

Пьеса Мереж[ковского]— обрадовала меня. Это — плохо, очень плохо. Это и не Павел, а Федор А. Толстого, — Федор там, где он похож на человека, а вообще это—не человек, но — некая туманная схема. Драмы я не вижу.

А посему считаю себя вправе — и даже обязанным — написать Павла, как я его вижу. Думается, что я вижу его хорошо, ясно. Для меня его драма — сомнение в праве на престол. Мережковский забыл о носе, о предательском носе Салтыкова на лице Романова. Летом я, наверное, напишу эту вещь.

А сейчас — кончаю повесть, кажется, интересную. Она будет названа «Житие» или как-то в этом духе. Герой — странник по святым местам.

Сегодня получил еще письмо от Вас[илия] Алекс[еевича]. Не можете ли Вы послать ему денег? Невыразимо мучает меня это дело, обещал и — не исполняю. Деньгами Пятниц[кого] — плачу свои долги.

Очень рад, что Вы написали в Америку, может быть, оттуда дадут.

Жму руку, желаю всего доброго.

А.

В «Пролетарии» будут печататься мои заметки «Разрушение личности» — о современной литературе. Предложите немцам — не хотят ли они поместить эти заметки в своих партийных изданиях?

Начало завтра вышлю Вам.

А.

Съезд литераторов-партийцев налаживается.

Из книг мне нужно еще

«Факелы», кн. 3-я;

рассказы о смерти Павла 1-го,

изд[анные] Сувориным.

Выпишите:

«Легенды европейских народов»,

«История сношений человека с дьяволом», издание Пантелеевых.

(обратно)

437 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

17 или 18 февраля [1 или 2 марта] 1908, Капри.

Дорогой друг!

Телеграмму Скирмунту послал. Почему Вы не предъявите иск к нему, раз он не хочет платить?

Вам не стоило писать о Юшкевиче так подробно, — вещь его не заслуживает ни малейшего внимания.

Мне же необходимо знать Ваш ответ на мое предложение издать в «Знании» несколько литературно-критических сборников, т. е. книг, в коих вместе с беллетристикой печатались бы статьи по критике и философии Базарова, Богданова, Войтоловского, Луначарского и мои. Если Вы не находите это совмещение удобным почему-либо — сообщите. Очень прошу о скором ответе.

«Шпиона» — оставьте пока в стороне, — .дней через десять я вышлю Вам новую повесть, размером она, я думаю, будет не меньше «Шпиона», а печатать ее необходимо сейчас же. Если это не очень нарушает Ваши планы, очень прошу сделать так.

Леонид прислал мне длинное и печальное письмо, оно наполнено разными ламентациями о его страданиях, о его действиях — ни слова. Ответил ему — зову сюда, чтобы окончательно «выяснить себе некоторые туманности в нем.

На два его письма я не отвечал, он пишет несмотря на это. Значит, туго ему теперь, когда его тащат с пьедестала и ставят на его место Куприна. Сей последний — просто болван! Что он пишет! Читали Вы «Суламифь»? Изумительно.

Рукописей я получаю много, но всё — шваль. Рассказ Катаева — прочитан, но автор прислал его без письма и без адреса, если он будет приставать к Вам — укажите ему это.

И еще раз — прошу ответа о сборниках. Выпустить их необходимо осенью, направлены они будут против «модернистов», «победителей» и всей этой шушеры во главе с основоположником их — Мережковским.

В «Mercure de France» Гиппиус излаяла Леонида, в № 1 «Весов» он назван — невеждой и дураком.

Что у Вас делается? Отсюда все это имеет вид битвы сумасшедших из-за розовой бумажки.

Всего доброго! Как Ваши процессы? И — здоровье?

Работаю 14 часов в сутки, слепну.

А.

(обратно)

438 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

Начало [середина] марта 1908, Капри.

Уважаемый Александр Валентинович!

Оберучеву — отвечено. Работа его — очень интересна по фактам, но полковник — не литератор. Сборники же «Знания» перегружены скучными вещами — вроде Дейча, к примеру.

Я рекомендовал Оберучеву поместить, его работу в «Образовании», а потом издать ее отдельной брошюрой.

Бурцеву — тоже отвечено. Поскольку могу быть полезен осуществлению этого дела — в той или иной форме — буду стараться.

Чествование «Льва Великого» — мною тоже плохо понимается. Вижу в этом начало какой-то игры, но — смутно все. Кажется мне, что всероссийское мещанство хочет устроить генеральную мобилизацию своих сил и что предполагаемое торжество должно играть роль как бы самосмотра. Если это так — жалко Толстого, и делу этому следует дать настоящее освещение. Каким образом? Подумаем.

Вы представьте-ка себе все это современное наше «культурное» общество: половиков, эстетов, кадетов и прочих не помнящих родства своего людей, — видите Вы их серый и душный вихрь вокруг колосса? Пусть он, Толстой, чужой мне человек духовно, но он краса и гордость моя, — разве он для того, чтобы за ноги его хваталась вся эта полуумная, разбитая, искаженная масса «неустойчивой психики»?

Проект воззвания — тускл и минорен. И вся эта затея — Вы правы — непонятна, если это не есть желание мещан объявить Толстого — всего! — своим. Преподлая экспроприация — не правда ли?

Написал я некую повесть и буду ждать о ней Вашего мнения, уверенный, что Вы по поводу этой вещи можете сказать мне много ценного, — больше, чем кто-либо другой.

Печататься она будет в «Знании».

Надо мне Вас видеть, очень надо! А поехать к Вам — не могу, ибо — работы на десять каторжан. Не найдете ли Вы время и охоты передвинуться сюда? Очень обрадуете, и думаю, что мы поговорим не без пользы друг для друга. Посему — отвечайте скорее, — можете ли?

Здесь милейший Луначарский, который кланяется Вам. Сей талантливый и любимый мной человече, слыша имя Ваше, всегда радостно улыбается. Здесь же — Фроленко. Поскорости явится Гусев, и жду Леонида.

Видите, какой цветник людей!

Так вот — приезжайте.

Книгу Вашу еще не получил, — спасибо Вам! А что своих не посылаю — не обращайте на это внимания; надо — пришлю хоть сто штук. Сим — богат.

Крепко жму руку, поклон супруге Вашей.

И — всего доброго!

А. Пешков

(обратно)

439 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

4 или 5 [17 или 18] марта 1908, Капри.

Дорогой друг — получил письмо № 9 с деньгами для Шрейтера, очень благодарю. Я тоже прошу Вас извинить меня, если в письмах моих иной раз заметно раздражение, — я понимаю, что оно не должно касаться Вас, но порой нет сил сдержать себя и невольно начинаешь со всеми говорить свирепым тоном.

Каждый день приносит какой-либо сюрприз — «Суламифь» Куприна, стихи «модернистов», интервью Леонида, в котором он путает и врет на меня, как на мертвого, статьи Изгоева и других ренегатов — каждый день кто-нибудь встает пред тобой голый и весь в гнилых язвах. Нет терпения! Хочется орать, драться с этой сволочью, хочется топтать ногами эти «неустойчивые психики». Каково читать письмо Куприна и Кº против статьи в газете Старцева? И последовательные отказы Кº от подписей? Кажется, что все пьяны, сошли с ума.

Я прошу Вас ответить мне телеграммой на вопрос о сборниках. Если Вы ответите — да, я немедля начну составлять сборник статей о Толстом.

Сие необходимо. Видимо, мещанство хочет уцепиться за Толстого и создать вокруг его грандиозно пошлый кавардак Я получил целый ряд приглашений написать заметки о моих впечатлениях о Л[ьве] Н[иколаевиче]. Все приглашатели — разновидные Сергеенки.

В нашем сборнике были бы статьи:

С. Попов — общая характеристика Л. Н. как художника,

Базаров — Анархизм Толстого,

Луначарский — Религиозные воззрения,

Войтоловокий — Психология масс у Тол[стого],

[…]

Я — небольшая заметка о личности.

И еще несколько статей.

Время требует, чтобы наша группа определенно и резко выступила против этого хаоса и анархизма в литературе и в жизни. С этим необходимо торопиться. Очень прошу — дайте Ваш принципиальный ответ на мой вопрос, телеграфируйте!

Кипену я возвратил рукопись, плохо.

Вопрос Кондурушкина — не понимаю. Написав ему длинное письмо, я указал на необходимость поправок в стиле рассказа, — он обиделся, что ли? Напишу ему сейчас же письмо. Рассказ его считайте принятым.

Ан-ского не получил еще. Писатель—неинтересный.

Переводчице Стендаля надо сказать, что ее желание получить «принципиальный ответ» — странно. Не зная рукописи, никто не даст, мне думается, принципиального ответа — да или нет. Чепуха какая-то бабья.

Завтра высылаю конец повести. Пожалуйста, затискайте ее в один сборник.

Пока — всего доброго! Жму руку,

А. П.

(обратно)

440 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Не позднее середины [конца] марта 1908, Капри.

Дорогой Иван Павлович!

Ha-днях я пришлю Вам повесть, только что конченную мной, — ее сейчас же — раньше «Шпиона» — будут печатать по-русски, что прошу иметь в виду.

Получил коробку хороших папирос, — за сие спасибо Вам! Если будут от Вас сюда оказии, то присылайте с ними табачишко, а иначе очень дорого таможня берет.

Весьма прошу Вас высылать в Женеву Екатерине] Павловне, за мой счет, все выходящие у Вас книги на русском языке.

Адрес: Genève, Chemin Vert, 59.

А сейчас, пожалуйста, пошлите ей

Андреева: «Проклятие зверя»,

«Тьма»,

«Царь-Голод».

Чирикова: последний рассказ,

Горького: «Солдаты»,

«Шпион», — если оный напечатан.

Мережковского: «Павел».

И все новое. Очень обяжете. Здесь — весна. Хочется, чтоб Вы приехали. Роман Петрович прислал открытки, но адреса своего не сообщил.

Да, «Разрушение личности» — не печатайте, если можно, я эту статью расширю и помещу в одном из наших сборников, мы с Луначарским думаем запустить их целый ряд.

Жму руку, очень желаю всего доброго!

Кланяюсь.

А. Пеш[ков]

(обратно)

441 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Не позднее 4 [17] апреля 1908, Капри.

Дорогой друг —

получено мною: рассказ Ольминского и часть повести Гамсуна. Первый уже отправлен назад для передачи автору, Гамсун — прочитан, прислать или дождаться конца перевода и выслать вместе все?

Перевод мне кажется несколько вульгарным, Ганзены слишком русифицируют автора — это несомненно. В одном месте у них речь идет даже о «сапогах с бураками», и таким образом из Норвегии они уводят читателя в Вятку. Обратите их внимание на следующее: они в состоянии сохранить основной тон рассказа автора, строй его речи — пусть они делают это, не впадая в русицизмы, не заставляя Бенони и других говорить языком подгородних мужиков Петербургской губернии.

За предыдущее письмо я готов просить у Вас извинения, если оно задело Вас, но — согласитесь, что у меня есть повод жаловаться Вам на Вас. Молчание Ваше — угнетает. А состояние моего духа — не блестяще. И тому — серьезные есть причины, говоря стилем сукина сына Сологуба.

Вчера получил №№ «Рус[ской] мыс[ли]» и «Образования», прочитал несколько статей и — всю ночь не мог уснуть с тоски и со зла. Что такое?

Это — русская литература? Какая гадость, какое нищенство мысли, нахальство невежества и цинизм! Людей, кои идут на святое поле битвы, чтобы наблевать на нем, — таких людей надо бить.

И я мог бы организовать отпор им по всей линии, для этого есть силы, есть желание, а главное — это необходимо. И мне кажется, что «Знание», у которого уже есть традиция, должно бы выступить на бой со всей этой шайкой дряни — вроде Ивановых-Разумников, Мережковских, Струве, Сологубов, Кузминых и т. д. Именно — «Знание».

А Ваше отношение, как я чувствую, отрицательно к этой задаче, столь важной и крупной, столь своевременной.

И вот я принужден работать где-то не рядом с Вами, как привык и что ценил, а в стороне.

Это, — Вы поймете, — очень грустно для меня.

Кстати: мною заказано Амфитеатрову несколько литературных памфлетов, и я уверен, что он их сделает хорошо. Темы — мои. Скоро я пришлю их Вам. Если Вы найдете их неудобными для сборников, оплатите работу за мой счет — по цене? — а вот этого не знаю. Спрошу автора.

Амфит[еатров] — очень популярен, как Вы знаете, главное же, он искренно любит литературу и искренно возмущен ее порчей. Я жду от него интересных вещей.

Всего доброго!

Как книги по литературе? Получил далеко не всё.

Жму руку.

А. Пеш[ков]

(обратно)

442 Д. Я. АЙЗМАНУ

8 [21] апреля 1908, Капри.

Дорогой Давид Яковлевич!

Мое отношение к пессимизму и ко всем иным выражениям психического распада личности в русской литературе — становится все более враждебным.

Мне кажется, что в стране столь юной, какова Русь, в народе, который только что начинает жить, пессимизм— явление вредное, он для меня продукт разрушения индивидуума, который лишен чувства своей органической связи с миром и оттого—погибает. Драма, конечно. Я знаю, что она естественна, обусловлена.

Но — мне она надоела. Надоел субъективизм, чужд человек, который все стонет, плачет, отрицает, подчеркивает страшное, жестокое и не видит за единичными проявлениями борьбы за жизнь ее великий процесс, ее могучий рост, не видит, как постепенно слагается коллективная психика, как организуется мировой опыт, — сила, кая победит все препятствия на пути к великому делу строительства новой жизни.

Я — поскольку это зависит от меня — не буду печатать в сборниках «Знания» пессимистических вещей. Разумеется, от этого не пострадает ни пессимием, ни его поэты и проповедники. Я только думаю, что не имею права предлагать своему читателю то, что мне кажется вредным для него, понижающим жизнедеятельность.

Не сердитесь на меня, но я не могу скрыть от себя, что наши дороги резко расходятся. Ваши рассказы в сборнике «Жизнь» — произвели на меня тяжкое впечатление, хотя я их знал раньше. Но в этой грязной книге, где все авторы насилуют женщину, Ваши вещи еще более проиграли в моих глазах. Противна мне эта «Жизнь» — противно знать, что в русской литературе, где женщина, по праву, занимала столь высокое место, ныне люди больного воображения тащат ее в грязь и всячески плюют на нее.

Вас, конечно, не касается мое возмущение, [так] как Ваши произведения не трогают русскую женщину, я говорю о других. Но поскольку и Вы сливаетесь с Арцыбашевыми и Кº — мне искренно грустно за Вас и жаль Вашего таланта. Он был такой задушевный, лирический, славный.

Извините за правду, если она сказана грубо.

Всего доброго Вам и супруге.

Привет А[лександру] В[алентиновичу] и его семейству.

А. Пешков

(обратно)

443 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

9 [22] апреля 1908, Капри.

Дорогой друг —

получена Ваша телеграмма — спасибо! Мне жалко, что Вы против опубликования моего письма по адресу уважаемых товарищей. Но — спорить не буду. Ничего не понимаю в отношениях Ваших к ним и в их отношении к «Знанию».

Приехал Базаров и сообщил, что все мною выписанные книги уже посланы мне. Это погрузило меня в тревогу, ибо до сего дня я получил далеко не все. Из прилагаемого списка Вы увидите, какие именно книги не получены мною.

Возвращаю рассказ Серафимовича. Очень плохо, небрежно и — шипит: все время слышишь «щихся», «щийся», «ший», «щий». Это — модернизм или размягчение мозга? Так как рукопись получена мною без письма от автора — прилагаю записку, коя поможет Вам, если захотите, отказаться от помещения рассказа в сборнике.

Здесь Базаров, Богданов, Луначарский, завтра при едет Ленин. Выработана программа небольшой энциклопедии для изучения России; в течение двух, трех лет будут написаны такие книги:

История России — политическая,

------ экономического развития,

------ внешних сношений — т. е. ист[ория] внешней политики,

------ развития политической мысли,

------ ------  правовых идей,

------ церкви,

------ словесности.

Богданов напишет книгу «Организация опыта и типы классовой психики».

Вся эта работа займет томов 12–15, по 20 листов том.

Вырабатывается программа публицистических сборников типа такого же, как «Литературный распад».

О сих планах, на кои я весьма оптимистически смотрю, Вы не рассказывайте товарищам литераторам, ибо они все сплетничают, как старые бабы. Усердно стараются поссорить Вас со> мною, как я чувствую. Скучно и погано.

На-днях вышлю рассказ Гусева и перевод Гамсуна, — чего же ему у меня зря лежать? Ив[ан] Павлов[ич] говорит, что Гамсун ожидает от Вас ответа.

Говорят также — и будто бы с Ваших слов, — что я много должен «Знанию». Хорошо, если б я имел в руках данные, коими мог бы в любой час дня сунуть в нос разговорщикам. А в данном положении принужден, как осел, молча слушать и хлопать глазами.

Вы послали денег в Дерпт? Очень прошу об этом!

Как только разъедутся гости, сажусь писать повесть «Герой». А пока — желаю Вам всего доброго и всяческих благ.

Погода скверная, у меня бронхит.

Жму руку.

А.

Не забудьте о книгах!

22-го апреля.

До сего дня денег по телеграмме еще не получал.

Есть книжка профессора Ле-Дантека «Философия биологии», удивительно интересная вещь! На французском языке она имеет величину 7 листов.

Сообщаю на случай, не издадите ли? Это — сливки!

(обратно)

444 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

17 [30] апреля 1908, Капри.

Дорогой мой Константин Петрович!

Нехорошо я чувствую себя.

Третьего дня из газетного объявления узнаю, что в 21-м сборнике напечатан рассказ Куприна. Куприн — это человек, который всем открыто говорил, что «Знание» его обжулило, обворовало и т. д., мне известно, что он говорил это в формах грубых, резких; я помню также, что и сами Вы, говоря о его клевете, сильно злились. Затем Куприн написал рассказ «Морская болезнь», — для меня это произведение — пакость, объяснить его я могу лишь тем, что автор был пьян, когда «создавал» эту дрянь, но оправдать — никак не могу.

Сегодня получаю сборник, читаю Куприна. Недоумеваю. «Ученик» написан слабо, небрежно и по теме своей — анекдотичен. Можно подумать, что автор написал его специально для «Знания», кое, в его глазах, видимо, является издательством, готовым печатать всякую дрянь, лишь бы она была подписана «именем».

Говоря короче — я такого рассказа в «Знании» не напечатал бы. И я вообще полагаю, что Куприну — нет места в «Знании». И — не должно быть. […]

Все это я принужден сказать потому, что, как Вам известно, меня считают чем-то вроде редактора сборников «Знания» и на меня возлагают ответственность за подбор материала. К сожалению, это так — Вы не будете спорить. И так как фактически я от редактирования сборников оказываюсь в стороне, то мне придется снять с себя ответственность за их содержание.

Не согласитесь ли Вы поместить в газетах прилагаемое заявление мое об этом?

Вам, вероятно, кажется, что я, как всегда, горячусь. Нет, я спокоен. Мне очень грустно писать Вам об этих вещах, ибо я был уверен, что мы всегда будем идти в ногу. Но ныне, как видно, мы разно смотрим на дело и различно понимаем требования времени.

Я решительно против литературного шарлатанства и цинизма, против торговли чувством и мыслью, против литературы, «услужающей» обывателю-мещанину, который желает и требует, чтобы Куприны, Андреевы и прочие талантливые люди закидали и засыпали вчерашний день всяким хламом, чтобы они избавили обывателя от страха пред завтрашним днем.

Ваше отношение к делу ныне мне неясно. Зачем Вы пустили Куприна в сборник — я не знаю. Он талантлив, но — подлец, что я и скажу ему в глаза при встрече. Таких людей, как он […], нельзя считать даже просто приличными людями.

А особенно — теперь.

У «Знания» есть свои задачи — они недоступны пониманию литераторов, вроде Куприных, который, при всем его таланте, есть и всегда будет хулиганом.

Я имею основание думать, что новой повестью Гусева и моей «Исповедью» реализм, которому служило «Знание», становится на новый путь, оживляется и приобретает новые силы, новое освещение. В линии, кою проводим мы, литераторы, как Чириков, Куприн и т. д., не находят места.

А засим мне приходится сказать Вам, что, заставляя клянчить деньги, Вы ставите меня, которого зовете другом, в положение унизительное. Я уже несколько раз писал Вам, что у меня есть долг Боткиной. Мне очень тяжело теперь, когда я должен из своих средств поддерживать предприятие, культурная ценность которого стоит выше всей современной литературы с Андреевым во главе.

Повторяю, я не понимаю Ваших задач, и Вашего отношения ко мне — тоже не могу понять. Молчание Ваше в ответ на мои вопросы не могу объяснить только недостатком времени. Сознаете Вы это или нет, но фактически Вы относитесь ко мне небрежно, как к мальчишке.

А. Пеш[ков]

(обратно)

445 Е М. МИЛИЦЫНОЙ

Не позднее 26 апреля [9 мая] 1908, Капри.

Уважаемая Елизавета Митрофановна!

Ваши рассказы я своевременно читал уже; ныне, перечтя их все вместе, я, мне кажется, имею право видеть в лице Вашем серьезного сотрудника и ценную силу — умного и стойкого борца за возрождение нашей страны. Сообразно с таким к Вам отношением я считаю возможным для себя и не обидным для Вас указать Вам на следующее:

«Разгром» — несомненно, крупная вещь, но — он написан Вами слабее «Веревки», «Диспута» и т. д. Есть легко устранимые длинноты, заметна небрежность в языке — рассказ не дает того впечатления цельности, которое так легко выносишь из Ваших первых работ. С «Разгромом» нужно что-то сделать еще — что? Это подскажет Вам Ваш художественный вкус. Обратите внимание на описательную часть, — в «Веревке» она у Вас сильна, спокойна, и это придает ей особую красоту.

Переделав рассказ, будьте добры послать его в «Знание», я уже предупредил К. П. Пятницкого, что «Разгром» принят и что он послан Вам для поправок.

А относительно издания книги скажу так: подождите до поры, пока не напечатаете «Разгром». Присланного Вами материала — не хватит на книгу нашего формата — не менее 20-и листов, но — главное — включив в книгу «Разгром», Вы создадите этим больший успех ей, ибо добьетесь законченности. Все Ваши рассказы прекрасно сливаются один с другим и—если Вы ничего не имеете против — я предложил бы Вам распределить их в книжке так:

1. «Веревка»,

2. «Не по закону»,

3. «Диспут»,

4. «На войну» — эта вещь, как Вы, вероятно, чувствуете, нуждается в серьезных поправках. Она подводит читателя к «Разгрому», которым Вы и заключите книгу.

А рассказ «На путях» — в этой книге является лишним, его не включайте. Он, как видно, Ваша первая работа. В нем заметно влияние Чехова и есть чеховское настроение. Ничего, разумеется, не имею против этого, но — это прошлое уже. Рыжовы и Преснухины тоже пережили свой разгром, и, когда Вы его изобразите, рассказ «На путях» встанет на свое место.

Очень прошу Вас не смотреть на все это, как на мое стремление учить и редактировать — в сем грехе не повинен. Просто — я хотел бы видеть дорогое и близкое мне еще более стройным, сильным, красивым.

Возвращаю все рассказы, м. б., Вы просмотрите не один лишь «Диспут», но и все сделанное Вами. Имейте в виду, что книжка Ваша будет встречена враждебно известной частью критики, и постарайтесь, по возможности, выдержать общий тон всей книги, исправив все погрешности, кои заметите.

Желаю всего доброго, а главное — бодрости духа.

А. Пешков

P. S. Не посылайте сюда рукописей посылками — медленно идут. Ваши письма я получил на несколько дней ранее посылки, что и задержало мой ответ.

(обратно)

446 РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «АВАНТИ»

Май, до 5 [18], 1908, Капри.

Милостивый государь.

Несколько дней тому назад итальянская полиция в Генуе наложила секвестр на две посылки, содержащие русскую социал-демократическую газету «Пролетарий», изданную в Швейцарии, в Женеве.

Газета была адресована господину йонассону, площадь Комменда, 13, аптека.

«Пролетарий» издается не в России, а в Швейцарии, это — издание совершенно легальное, соблюдающее все требования швейцарского закона. От лица моих русских товарищей — издателей газеты «Пролетарий» — и по их просьбе, я обращаюсь к Вам, как к социалисту и депутату, и прошу Вас — будьте добры информировать меня, чем вызван указанный секвестр, и сообщить всем нам, русским эмигрантам, имеет ли итальянская полиция законное право действовать так, как она действовала в настоящем случае.

До происшествия, о котором я Вам сообщил, отношение итальянского народа и его властей к русским эмигрантам отличалось самой высокой вежливостью; поэтому, желая воздержаться от всяких комментариев, я в то же время позволяю себе обратиться к Вам с живейшей просьбой соблаговолить разъяснить это странное недоразумение.

Примите благосклонно уверение в моем глубочайшем уважении.

Максим Горький

(обратно)

447 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

14 или 15 [27 или 28] мая 1908, Капри.

Сегодня получил Ваше письмо и перевод на 2 т[ысячи] — спасибо, К[онстантин] П[етрович]! Это как раз в пору: М. С. Боткина сегодня же уезжает в Рим и захватит с собою деньги. Затем Боткины отправляются в Питер на открытие памятника отцу, Вы, наверное, увидите их.

А третьи лица созданы дьяволом специально для порчи человеческих отношений.

Я знаю, что пишу Вам глупо и, м. б., грубо, но, к сожалению, я узнаю это уже после того, как пошлю Вам письмо. Не оправдываюсь. Укажу только на то, что последнее время я нахожусь в состоянии хронического бешенства, постоянного и неукротимого раздражения.

Причины этой болезни — многообразны, в их числе и Ваше странное молчание и характер последних сборников. Я осыпан упреками за «Мать», — за то, что она так растянута, — за то, что сборники скучны, за то, что «Знание» не дает отпора клике бесноватых, совершающих свои пляски в литературе.

Когда приедете, я покажу Вам десятка два писем, где «Знание» ругают за все.

Получил 10 т[омов] сборников академии. Зачем? Ведь изыскания Ал. Веселовского изданы отдельно? А кроме Весел[овского] — ничего нет.

Неужели и книга Корша «История всеобщей литер[атуры]» исчезла из моего шкафа? Это — беда!

Если исчезла, я попрошу Вас купить; полное заглавие таково:

Корш и Кирпичников: «Всеобщая история литературы».

Достать можно у букиниста, дешевле.

К осенним сборникам я дам повесть:

«История Кузнечихи».

Это — деревня, с ее охотниками, артистами, изобретателями, историками, лавочниками, святыми и кликушами, мечтателями и дельцами. В рамки этой истории я вложу все, что знаю о деревне, все, о чем догадываюсь и что могу выдумать, не нарушая внутренней правды. Беру все это с внутренней стороны как процесс культуры и освещаю на протяжении лет 50-и. Такая книга — необходима, мне кажется, но, чтобы написать ее, мне нужно страшно много читать и, главным образом, по фольклору. Мне хочется сделать эту вещь эпически простой, немногословной, стройной. И Вы должны помочь мне.

Как нравится Вам «Исповедь»? Впрочем — бесполезно спрашивать человека, который не отвечает.

Накопилась масса работы, а работать—не с кем. Чорт знает, что за люди кругом! Все пишут, умеют писать, но — удивительно легковесны и — ничего, кажется, не чувствуют. Очень надеюсь на Гусева, но он впадает в модернизм.

Ну, до свидания! А Л. Андреев ведет себя свинья свиньей. От имени его Копельман написал Ладыж[никову] грубое письмо с отказом присылать Лад[ыжникову] рукописи Леониду не следовало бы забывать, как относился к нему И[ван] Пав[лович], когда он жил в Берлине. Такие скоты все эти литераторы!

А. П.

Получил от Б[онч]-Бруевича письмо, в коем он предлагает на склад «Знанию» свои книги по сектантству. Книги эти кажутся мне своевременными, и, м. б, они ценны, но вопрос о приеме их на склад — вне моего понимания и решить его можете только Вы

В числе книг по истории литературы Вами прислан

Лансон. Французская литература, ХVII-й век. В том же издании «Образования» есть еще две книги этого автора — XVIII и XIX века, я очень просил бы прислать их.

В издании Суворина вышла книга «Русский двор 100 лет назад» — пришлите. И 5-й альманах «Шиповника» с рассказом Андреева

Вообще все эти альманахи — «Шиповник», «Земля», «Жизнь», «Зарницы», «Знание—польза» — мне необходимо иметь, дабы знать, что делается в литературе.

«Образование» прекращается с июня, — Вы, вероятно, знаете это?

Бунин приглашает меня сотрудничать в «Жизнь».

Андреев прислал сердитое письмо по поводу статьи о нем Луначарского в «Литературном распаде».

Передайте прилагаемую записочку Кондурушкину.

Привет.

А.

(обратно)

448 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

15 или 16 [28 или 29] мая 1908, Капри.

Дорогой друг —

Муйжель с каждым рассказом становится все многословней и скучней. Его художественная сила — не велика, идейное содержание — реакционно. Он романтик, пессимист; он объят «мистическим» ужасом пред мужиком и деревней — если это искренно, то глупо, но иногда мне кажется, что это не искренность, а удовлетворение запроса со стороны общества, напуганного «мужичком» и желающего, чтобы литература представила ему мужичка черненьким и грязненьким скотом, который не заслуживает доброго внимания умытой публики.

«Грех» Муйжеля — вещь плохо выдуманная и к тому же еще испорчена «философией» Мережковского. «Нищий» — антидемократичен, как и «Дача» — как всё.

Пусть мещанский романтизм, возникающий для ради того, чтобы ликвидировать страхи вчерашнего дня, — пусть он развивается, если это суждено, — вне «Знания». По сим соображениям я ответил Муйжелю отказом.

А по поводу Бонча — не знаю, что сказать. Книги его и специальны и дороги, да, но — он пишет мне, что со стороны «Зн[ания]» не требуется ни малейших затрат. Одна книга его, как-никак, принята. Не вижу предлога для отказа принять другие. Решайте Вы, в таком смысле я ему и отвечу. Дело касается не оценки книг как таковых, — в этом случае я еще могу сказать да или нет, но в вопросе — принять или не принять на склад издания — что я скажу? Книги — полезные, должно быть.

Книгу Волынского я читал в изд. Маркса, и она, помню, не понравилась мне. Множество размышлений, ценность коих не помню, но — фактов мало, это помню. Какова книга теперь, когда он ее переработал, — не знаю.

Не люблю я эту лису. Его книга о «Русских критиках» — все-таки плохая книга, говоря мягко. А «Книга великого гнева» — просто подлая. В ней он, якобы устами Достоевского, поносит людей, коих можно уличать в ошибках, но — нельзя не уважать. Антиреволюционная книга, как хотите. И я высказываюсь против Волынского в «Знании». Заметьте еще: ведь, в сущности, это он является первой ласточкой возродившегося идеализма и романтизма, и он основоположник того направления, коему столь усердно служат ныне Минские, Мережковские и т. д. Это — его ученики, что б они ни говорили и как бы он ни отрекался от них.

Мне кажется, что на «Знании» лежит задача неуклонного служения тем принципам, коим оно служило до сей поры. Эти принципы я понимаю как демократизм, позитивизм. Чем более живу и думаю, читаю и вижу, тем более укрепляюсь в мысли, что победит мерзость жизни, облагородит человека не греза, не мечта, а — опыт, накопление опыта, его стройная организация.

Меня одолевают, может быть, наивные и смешные мысли, но — я все более увлекаюсь ими. Мне кажется, например, что мысль — вид материи или, вернее, один из видов эманации материи. Что мысль и воля — едино суть.

Я делаю отсюда выводы — удивительные, не забывая о том, что они опять-таки могут показаться смешными.

Но я не совсем мечтатель и фантазер: д-р Котик в своей книжке «Эманация психо-физической энергии» — позволяет мне опереться на его опыты. Он — не один, на-днях я прочитал удивительную книжку Содди о радиоактивности.

Ужасно хотелось бы иметь на русском языке книжку Ле-Дантека «Философия биологии» — она всего 7 листов. Говорят — удивительно интересно.

Скажите: «Школа химии» Оствальда, которую Вы хотите издать, и его же «Путеводные нити в химии» — одно и то же?

Образовалось некое книгоиздательство «Пантеон» — им изданы уже несколько книг, у меня есть «Саломея» — кто-то прислал. Хотел бы иметь «Зовы древности» и Вилье де Лиль Адана.

Понимаю, что надоел Вам просьбами о книгах хуже редьки горькой. Но, дорогой мой друг! — как много хочется знать, как много нужно знать! Поймите это! Ведь книги — единственное мое наслаждение, а жизнь уж не так сладка, Вам, кажется, это ведомо.

Сейчас глотаю историю литературы. Эх, если б кто-нибудь написал сравнительный очерк по литературным направлениям в первые годы XIX столетия и в наше время! Что за убийственная параллель! И что за удар по твердыням мещанского индивидуализма, который вырождается не век от века, но — десятилетиями.

Страшно жду Вашего приезда. Говорить нужно о множестве вопросов.

Не забывайте меня!

Привет.

А. Пеш[ков]

Прилагаю письмо для Бонча. В июне поеду в Аляссио, повидаться с Максимом. О дне отъезда — сообщу.

Сейчас получена Ваша телеграмма о переводе Мирбо.

Я совершенно не знаю эту вещь — м. б., она — из старых? Есть ли смысл печатать ее — Вы решите сами.

(обратно)

449 П. А. ТРАВИНУ

До 15 [28] июня 1908, Капри.

Господину П. А. Травину.

Извиняюсь, что задержал Вашу рукопись, но ранее не мог прочитать, не было времени.

Ваши стихи нравятся мне более, чем проза, — прозой Вы владеете не так свободно, как стихом, да и сюжеты в прозе у Вас менее значительны. А стихи тем, главное, хороши, что видно, кто их пишет и почему пишет. Хотя должен оказать, что в стихах у Вас много неправильностей, неверных ударений, бедных, т. е. незвучных, рифм и неловкостей в выражении мысли.

Если б я знал Вас раньше, я бы посоветовал Вам — не издавать стихов; теперь, наверное, Вы моего совета не послушаете. А посоветовал бы я Вам это потому, что Вы можете писать лучше, чем теперь пишете, и я думаю, что со временем все, что Вы издали и написали, очень Вам не понравится. Вы должны будете понять, что все, написанное Вами, гораздо раньше и лучше Вас написано другими и что в теперешних Ваших стихах нет ни красоты, ни оригинальности, ни силы. Я уверен, что Вам станет ясно и то, что жаловаться на жизнь людям — бесполезно, а гораздо полезнее осуждать людей за порчу жизни, за их черствое и грубое отношение друг ко другу, за то, что они так любят сидеть на шее ближнего своего. Все это будет ясно для Вас, если Вы займетесь самообразованием и будете больше читать образцовых писателей.

Вы не один и не первый самоучка-писатель, это надо помнить для того, чтобы постараться выдвинуть себя из ряда других, для того, чтобы научиться как можно сильнее и ярче изображать жизнь и мысли рабочего люда. Не останавливайте все Ваше внимание только на себе самом и не описывайте только Вашу жизнь и Ваши мысли, — помните, что сотни тысяч людей живут в положении, подобном Вашему и даже много более тяжелом. Старайтесь находить общие всем рабочим мысли, чувства и стремления и вот их излагайте кратко, сильно и просто.

И — не жалуйтесь на тяжесть жизни, — жалуются бессильные, а люди, уважающие себя, должны — требовать признания за ними человеческого права на свободный труд и свободную жизнь. Требовать, а не просить, не жаловаться, не стонать, ибо — это дело нищих, которые не должное им требуют, а милостину просят.

Человек должен уважать себя, должен гордо говорить всем и каждому: я таков же, как и ты, я во всем равен тебе, я имею право жить так же хорошо, такой же полной жизнью, как и ты.

Повторяю: Вы рано начали печатать свои произведения, и это очень плохо для Вас. Первая Ваша книжка — лучше второй, а это признак того, что со второй Вы поторопились еще более, чем с первой.

Ну, все же желаю Вам всего хорошего! Будьте здоровы и относитесь к себе строже.

Ваш А. Пешков

(обратно)

450 С. А. ВЕНГЕРОВУ

Конец июля [начало августа] 1908, Капри.

Искренно уважаемый Семен Афанасьевич!

Как я уже известил Вас телеграммой — отказываюсь от участия в комитете по устройству чествования Льва Николаевича.

О причинах отказа Вы позволите мне не говорить — я не хотел бы ненужных споров по этому поводу.

Лично же Вам скажу, что для меня революция столь же строго законное и благостное явление жизни, как судороги младенца во чреве матери, а русский революционер — со всеми его недостатками — феномен, равного которому по красоте духовной, по силе любви к миру — я не знаю.

Граф Лев Толстой — гениальный художник, наш Шекспир, может быть. Это самый удивительный человек, коего я имел наслаждение видеть. Я много слушал его, и вот теперь, когда пишу это, он стоит передо мною — чудесный, вне сравнений.

Но — удивляясь ему — не люблю его. Это неискренний человек, безмерно влюбленный в себя, он ничего, кроме себя, не видит, не знает. Смирение его — лицемерно, и отвратительно желание пострадать. Вообще такое желание есть желание духа больного, искаженного, в данном же случае великий самолюб хочет посидеть в тюрьме лишь для укрепления своего авторитета. Он унижает себя в моих глазах страхом смерти и жалостным заигрыванием с нею, утверждение авторитета для него, индивидуалиста, является некоей иллюзией бессмертия. Оно уже есть у него, но ему — мало. И это — смешная жадность. Именно — комическая.

Наконец — с лишком двадцать лет с этой колокольни раздается звон, всячески враждебный моей вере; двадцать лет старик говорит все о том, как превратить юную, славную Русь в китайскую провинцию, молодого, даровитого русского человека — в раба.

Нет, он мне чужой человек, несмотря на великую его красоту.

М. б., Вам покажется резким мое суждение, даже, наверное, так. Но иначе не могу думать. Я хорошо заплатил за право мое думать именно так, как думаю.

А за угловатость — извиняюсь, — не в слове дело, а в духе.

Искренно чту Вас.

А. Пешков

(обратно)

451 В. Я. БРЮСОВУ

18 [31] августа 1908, Капри.

Грустно, что Вы не зашли ко мне, уважаемый Валерий Александрович. Вы встретили бы у меня людей, которые и знают и ценят Вас.

За отзыв об «Исповеди» — спасибо. Сам я очень недоволен ею — дидактично написал.

Завтра иду на юг Италии пешком, возьму с собою вторую книгу Ваших «Путей» и «Нечаянную радость» Блока. Люблю читать стихи в дороге.

Не сообщите Вы мне адрес Бальтрушайтиса? Очень обяжете.

Я ворочусь на Капри недели через две и был бы рад иметь к тому времени адрес этот.

Сердечный привет, искренние пожелания все большего роста и расцвета духа Вашего.

Крепко жму руку.

А. Пешков

(обратно)

452 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

28 или 29 сентября [11 или 12 октября] 1908, Капри.

Дорогой мой друг —

я знаю, что часто мое отношение к Вам принимает непростительно грубые формы, что я порчу Вам часы, м. б., — дни. Прекрасно понимаю, как Вы заняты. Представляю себе то ужасающее своей глубиной болото пошлости, которое разводят, вокруг Вас гг. писатели. Чувствую, что Вам трудно и даже порою, наверное, отвратительно живется.

И — за всем этим мне иногда нестерпимо хочется ругаться с Вами. Почему? Да прежде всего потому, что очень нужно видеть Вас. Вы извините: чем более узнаешь людей, тем выше ценишь Вас, — Вы не охотник до таких излияний, и я тоже не весьма склонен к ним, но в это проклятое время иногда необходимо сказать для самого себя: несмотря на все — есть один человек, которого я уважаю всей душой. Ибо, видите ли, нет терпения больше. У меня, видимо, развивается хроническая нервозность, кожа моя становится болезненно чуткой, — когда дотрагиваешься до русской почты,пальцы невольно сжимаются в кулак и внутри груди все дрожит — от злости, презрения, от предвкушения неизбежной пакости. Я не преувеличиваю.

В чем дело? Дело в том, что я люблю русскую литературу, люблю страну и верю в ее духовные силы. Это — большая любовь.

И вот я вижу что-то безумное, непонятное, дикое, отчего мне делается больно и меня охватывает облако горячей, мучительной злобы. Вижу то, что не казалось мне возможным в России. Народ наш воистину проснулся, но пророки — ушли по кабакам, по бардакам. Вижу, что Куприн, Андреев — талантливые люди — идут рядом с хулиганами, которые, прикрываясь именами журналистов, рекламируют какой-то банкирский дом «Захарий Жданов и Кº». Вижу Чуковских, Пильских, Мережковских, Разумников, Изгоевых, Милюковых — все это для меня фантастические зеленые рожи, какие-то расплывчатые пятна, — точно кровоподтеки на трупе убитого. Все это сплошь — искаженное, растерянное, больное. И — все лжет. И бороться с этой жидкой, липкой грязью — нельзя, нечем.

Какой-то немец, бактериолог, сказал однажды: холера— экзамен желудка. Русская революция, видимо, была экзаменом мозга и нервов для русской интеллигенции. Эта «внеклассовая группа» становится все более органически враждебной мне, она вызывает у меня презрение, насыщает меня злобой. Это какая-то неизлечимая истеричка, трусиха, лгунья. Ее духовный облик совершенно неуловим для меня теперь, ибо ее психическая неустойчивость— вне всяких сравнений. Грязные ручьи, а не люди.

Я чувствую себя не в силах связно изложить мои мысли и ощущения по этому поводу. Поймите одно — каждый день приносит мне, русскому писателю, любящему свою страну и свое дело, — десяток незаслуженных оскорблений. Недавно, напр., Грузенберг прислал мне письмо, в коем мотивирует свой отказ от защиты Арцыбашева. Это, знаете, подействовало на меня, как пощечина. Но—Грузенберг прав, сто раз прав! Защищать автора «Санина» — значит защищать пошлость. А эта пошлость оценивалась как крупное литературное событие, как выдающаяся по таланту вещь. И — опять-таки верно! В «Санине» есть талантливые страницы.

В «Утре» пишут что-то невероятное. Хулиганы и ренегаты, ренегаты и хулиганы. Изредка среди них попадаются т. н. «порядочные люди» — но они сплошь истерики. Пример — Вересаев.

А страна, как это ясно для меня, нуждается в сильных, здоровых, рабочих людях, в простой, яркой, здоровой литературе. Я получаю отовсюду сведения о кружках самообразования, о жадном интересе к естествознанию и философии. Кто удовлетворит эту жажду?

Мои бывшие товарищи: Андреевы, Куприны, Чириковы — это люди, за которых до отчаяния стыдно мне. «Семь повешенных»! «Суламифь»! Кошки! И отвратительная, унижающая жадность к деньгам у всех.

Все это мучает меня, разрывает на части. Я начал писать ряд резких статей в форме открытых писем к литераторам — мне хотелось указать им на требования момента, на их обязанности. Но — куда писать? Кому? Это камень, брошенный в болотную трясину, — ни звука, ни кругов. Эти несчастные, больные, пьяные, оторванные от жизни люди — ничего не поймут, ничего не услышат — будь они прокляты.

Я — дьявольски один. Никогда не тяготило меня одиночество и ныне не тяготит как А. Пешкова, но как писателю, поймите, трудно мне! Очень. Хочется драться, ругаться, кричать.

И вот иногда брызги этого настроения падают на Вас. Поверьте, тяжело мне знать, что так бывает, но — трудно сдержаться. И, говорю я, становится все хуже в смысле нервов. Хуже всего, что порою начинаешь думать о всей родной стране как о существе, к жизни не способном, как о будущей китайской провинции. Отчасти — немецкой, поправлюсь.

Видеть Вас — нравственная необходимость, помимо разных деловых причин.

Кстати о делах. Милицына прислала письмо, просит аванса. Но — видите ли, в чем дело: ее рассказ, помимо его неудобства в цензурном отношении, является для нас излишним и как материал, ибо на эту тему у меня есть вещь более яркая. По сей причине я напишу ей, что рассказ ее не пойдет. Она обидится, конечно.

Петрищев предлагает второе издание своей книги? Позвольте мне отказаться от этой чести. Вы, конечно, помните, как он печатал в «Р[усском] б[огатстве]» оплаченные нами статьи? А после этого он вообще печатал свои статьи, и они вызвали полемику с ренегатом Изгоевым, а в полемике этой правда, на мой взгляд, была на стороне ничтожного Изгоева. По сим соображениям — не считаю Петрищева автором, достойным «Знания».

Ах, многих бы я выгнал в шею из этого книгоиздательства! И между ними — Милюкова! Не за политику его, а за бездарность и явную ложь писем из Турции.

Телеграфировал о предложении Скворцова. Излагаю его со слов А. Богданова на отдельном листке.

1. Пришлите мне или лучше Богданову денег для Степанова, переводчика Ферворна. По 30 р. за лист.

2. Пошлите Богданову:

За предисловие к Ферворну гонорар — 100 р. за лист.

15 экземпляров брошюры Ферворна.

50 — «Приключения одной фил[ософской] школы».

Заплатите за редакцию брошюры Ферворна. Сколько? Я не знаю.

Адрес Богданова: Женева. Rue de la Halle, 1. Genève. A. Malinóvsky.

Поскорее, прошу!

3. Мне хочется — и считаю это очень нужным — издать переводы популярных брошюр:

Ле-Дантек. «Философия биологии». Редактирует и пишет предисловие В. Базаров.

Ле-Бон. «Рождение и смерть материи». Еще не переводится.

Ле-Дантек. «Смех». Не переводится пока,

Кантон. «Начало жизни». Тоже.

Все это небольшие — от 3 до 7 листов — книжки, очень ценного содержания.

Вообще нам следовало бы обратить внимание в эту сторону. Смотрите, как действуют французы: все серьезные научные труды у них немедленно почти выходят в форме популярных брошюр и—читаются, да еще как!

Довольно этой беллетристики писателей, дорогих и опасных для издателей!

Мне очень жалко Андреева. Но я не могу более продолжать с ним какие-либо отношения и на его письма не ответил. Теперь он перестал мне писать.

К весне мы составим интересный сборник — Вы увидите! М. б., даже два.

Засим — крепко жму руку.

Приезжайте скорее!

Очень я боюсь, что расхвораетесь Вы. Ваше письмо с изображением холерных прививок и рассмешило меня и разозлило. О, господи! И холеру прививать себе для примера людям нужно! Оспу!

А сколько еще прививок осталось сделать?

Приезжайте.

Обнимаю.

А.

1. Богданов и Степанов предлагают:

«Курс политической экономии». Сорок печатных листов. Работа будет исполнена к 1-му октября 1909 г. Гонорар 80—100 р. лист — смотря по цене книги и количеству экземпляр[ов]. Плата: по 250 р. в м[еся]ц, с заключения] договора. Рукопись будет доставляться с января. Печатать после пасхи. Говорить со Степановым.

Адрес: Ив. Ив. Скворцов. Москва Большая Пресня, д. Здоровой, кв. 8.

Работа эта представляет расширение книги Богданова, известной Вам. Как я понял, это политическая экономия, иллюстрированная историей культуры. Вещь, на мой взгляд, ценная, и нам издать ее надо бы.

Вообще я очень высоко ставлю Богданова и его группу. Это чрезвычайно ценные люди.

2. Богданов предлагает свою книгу:

«Из психологии об-ва», 3-е издание. Условия его с «Палладой» были таковы: 4250 экз. по 80 к., гонорар 800 р. Книга листов 15. Дополнена статьей «К характеристике философии пролетариата», новым предисловием, примечаниями. «Паллада» ставит условием выпуск не раньше 1-го февраля, чтобы разошлись оставшиеся у нее экземпляры, и цену не менее 80 к.

Это — хорошая книга, очень ходкая, как видите. Я бы издал и три книги «Эмпириомонизма», ибо, как уже сказал, очень ценю труды Богданова.

3. Луначарский готовит книгу «История русского народного творчества». Это — моя идея, и я понемногу плачу ему за работу. Уплатил тысячи две лир. Книга будет готова не скоро.

На первые два. вопроса Вы мне ответьте поскорее, а если решаете их утвердительно, то

— в первом случае:

телеграфируйте Степанову, чтобы он выехал к Вам для переговоров, ибо он, кажется, очень торопится и может отдать книгу в другие руки,

— во втором:

напишите Богд[анову], чтобы прислал материал.

Засим: попросите милого Семена Павловича прислать книг, передав ему прилагаемую записку. […]

А.

(обратно)

453 В. А. СМИРНОВУ

8 [21] ноября 1908, Капри.

Уважаемый Василий Алексеевич!

Все Ваши стихи — кроме «Траурного марша» — могут быть напечатаны, если не встретится цензурных препятствий. «Траурный марш» — вещь наименее удавшаяся Вам — тяжело написана. Мне кажется, что это ниже Ваших способностей, сколько я могу судить о них по другим стихам и по рассказам о Вас одного из Ваших московских знакомых.

В стихах у Вас заметна подражательность — говорю о форме. «Метель» напоминает Верхарна в переводах Брюсова, «Привет» — Блока, местами чувствуется Бальмонт. Всей душой желаю Вам найти самого себя.

Рекомендовал бы Вам не печатать вторую часть стихотворения «Капитал» — она очень холодно и рассудочно написана. В ней есть что-то из прокламации. Это — не поэзия, не искусство.

Вы умеете писать картинно и верно: об этом особенно хорошо говорит четвертая строфа стихотворения «Метель». В поэзии, в стихе должен главенствовать образ, — мысль, данная в нем, сильнее мысли, одетой в слова, да еще в слова слишком заношенные.

Посылаю Вам все стихи, дабы Вы посмотрели их еще раз. Может быть, Вам удастся устранить некоторые неловкости и излишнее. Исправив — пришлите мне. И если есть еще стихи — посылайте их, мне очень хотелось бы прочитать.

За советы, не прошенные Вами, — извините меня. Я по отношению к Вам не учитель, а читатель. Читатель, который верит, что русский пролетариат должен выдвинуть из своей среды новых поэтов — бодрых, сильных, ярких — новых людей.

Поэтов этих не один я жду, конечно.

Всего доброго!

А. Пешков

Мой адрес:

Италия.

Itali. Capri, presso Napoli.

M. Gorky.

(обратно)

454 С. Г. СКИТАЛЬЦУ

До 24 декабря 1908 [6 января 1909], Капри.

Дорогой мой Степан Гаврилович!

Повесть Вашу — «Этапы» — прочитал, искренно советую Вам: не печатайте ее! Ибо — зачем Вам столь жестоко выставлять себя на осмеяние и глумление? По-моему — незачем. А смеяться и глумиться будут все: и критики и читатели, — герой повести Вашей заслужил это в высокой мере.

Он — прежде всего — слеп духовно: весь мир, все люди, города, лошади, камни, звезды — все закрыто для него его же нелепой и не очень гениальной фигурой; он ничего не видит, не ощущает, кроме себя, и он невероятно надоедлив своим «унижением, кое паче гордости», самолюбованием, самохвальством. Хуже всего то, что Вам он — явно нравится.

Степан Гаврилович! Три года тому назад наша страна пережила великое сотрясение своих основ, три года тому назад она вступила на путь, с коего никогда уже теперь не свернет, если б даже и хотела этого. Неужели этот поворот, историческое значение которого так огромно и глубоко, прошел для Вашего героя незамеченным, не оживил, не расширил, не взволновал Вашей души радостным волнением, не зажег огонь Вашей любви к родине новыми, яркими цветами? Повесть говорит—нет. Скиталец остается тем же, чем он был до 905 г.

Но — если так — бросьте перо. Бросьте, это я говорю Вам дружески, а не учительски.

Вам, видимо, не о чем писать, кроме себя самого, и Вы ничего не любите, кроме себя.

А любите Вы себя изломанной, больной и — простите! — неумной любовью, любовью — без гордости. И Вы совершенно не умеете отличить Ваше личное, субъективное, только для Вас одного значительное, — от общезначимого, интересного и ценного для всех людей.

В повести Вашей Вы являетесь декадентом в самом печальном смысле этого слова, а быть декадентом — стыдно, так же стыдно, как болеть сифилисом. Тем более должно быть стыдно рассказывать о этой своей болезни людям.

Вспоминаю, что я, бывало, часто убеждал Вас: отклонитесь от себя, Вам надо учиться, думать, надо обработать тот опыт, который Вы накопили за время Вашей интересной жизни, опыт этот ценен, нужен людям. Жаль, что Вы не обратили внимания на эти советы мои, — в них ничего худого не было для Вас.

(обратно)

455 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

24 декабря 1908 [6 января 1909], Капри.

Поместив повесть Скитальца без моего ведома, заставляете меня публично протестовать против нарушения моих прав редактора. Прошу немедленно приехать или посылаю заявление о моем выходе из «Знания».

Пешков

(обратно)

456 А. Н. ТИХОНОВУ

1907–1908, Капри.

Дорогой мой друг —

по поводу этого рассказа я не решусь высказаться так или иначе 0 Вашей способности к беллетристике, — рассказ не дает мне материала для суждения, не дает права сделать тот или иной вывод.

Я — извините меня! — считаю этот рассказ Вашей ошибкой, он для меня является Вашей — невольной, вероятно, — данью тому течению в русской литературе, которое я поистине не могу назвать иначе, как словотечением.

Вы знаете, полагаю, что у людей с дурной наследственностью — у т. н. дегенератов — наблюдается такая болезнь: в моменты сильных переживаний, под давлением необычных впечатлений, у них разрываются кровеносные сосуды, вдруг где-нибудь на шее, на ноге открывается ранка, и из нее тонкой струйкой брызжет кровь. Иногда от этого умирают, как, напр., сестра Л. Андреева, или мальчик в романе Золя «Д[окто]р Паскаль».

Так вот, видите ли, мне кажется, что в современной русской литературе — имею в виду литературу после 1905 г. — наблюдается такое же словотечение, объясняемое, с одной стороны, дряблостью души, с другой — волнениями, кои ее коснулись. Реагировать на них здоровым анализом, мощным синтезом, реагировать нормально — нет сил, но есть много страха, много непонимания, есть определенное ощущение опасности, жажда избежать ее, и отсюда — разрывается нищая силой, дряблая душа, изношенная, изжитая, неверующая и слепая, разрывается и «истекает словами.

Иногда это красивые слова, они хорошо звучат, но и капли крови — разве некрасивы? — разве они не красивы, капли крови худосочного, если их не рассматривать в микроскоп, не анализировать химически?

Еще раз — извините меня! — но Вы почему-то встали не на свою тропу, кажется мне. Я Вас знаю настолько, чтобы иметь право судить о Вас. Вы для меня — человек с повышенной впечатлительностью, чуткий, — т. е. с хорошей интуицией, — очень ценное, вполне необходимое для писателя качество!

Вы — умник, Вы умеете усомниться, у Вас я не замечал склонности к подчинению и всегда видел тонкое уменье ценить красивое даже в мелочах и дурном, видеть пошлое и безобразное даже в крупном и хорошем.

Видя Вас пред собою таким, я говорю Вам — Ваш рассказ значительно ниже Ваших способностей. В нем нет силы, нет юности, в нем слова закрывают чувства, он не целомудрен, он кричит, и в этом крике я слышу скорбь и сожаление, едва ли необходимые по силе и по ходу жизни, — я считаю этот крик преждевременным, чужим Вашей душе, я вижу в нем не Ваше искреннее чувство, а только — литературный гипноз. Думаю — это понятно, уверен — Вы не обижаетесь.

Затем беру рассказ как таковой, отказываюсь на время от личного знакомства с автором, спрашиваю себя: имею ли я право составить на основании данного рассказа мое мнение о таланте автора?

Рассуждаю: рассказ написан хорошим языком, хотя порою автор не точен в определениях, порою — неуклюж. Видно, что у него богатый лексикон, но в построении фразы он не самостоятелен еще, своего лица у его фразы нет, читаешь, и кажется, что это уже было читано. Но — во всяком случае, писатель уже владеет оружием своим — словом, — жаль, что он недостаточно сдержан, не так прост, как мог бы, и этим лишает себя силы. Таково мнение о форме.

Содержание? О нем трудно говорить, ибо его почти нет, ибо оно является попыткой организовать личные впечатления автора, попыткой слишком поспешной и неудачной, если принять во внимание количество опыта, его историческое значение, его разнообразие. Рассказ — лиричен, лирика всегда—личное, личное — редко объективно и даже — редко интересно.

Чтобы судить о таланте автора, я должен видеть, как он оперирует над живым, — над природой, над человеком, — я должен видеть, как он изображает человека, как его люди говорят, что они думают, что делают и почему они поступают вот так, а не иначе.

Я должен — также — видеть глаза его людей, их губы, кулаки и жесты, мне нужно пожалеть их, если им тяжко, и я хочу испытать — могу ли смеяться с ними, если весело им.

Автор не дает мне такого материала, — без этого я лишен возможности оценить его способности.

Вот, дорогой А. Н„мое мнение. Я хотел бы видеть Ваш рассказ о живом, о жизни, только тогда я мог бы что-то сказать Вам о Вас.

Вам, кажется, знаком Б. Зайцев, и Вы немного поддались его манере выражать свою истерическую радость жизни? Это — бросьте, советую. Есть такое состояние психики, кое медицина именует «надеждой фтизиков», — у Зайцева источник вдохновения — именно эта надежда.

Держитесь дальше от больных людей, — право же, это добрый совет! Наблюдайте, но не отдавайтесь в плен Вашим наблюдениям. Когда почувствуете, что «впечатленья бытия» давят Вашу душу — возьмите ее за волосы, встряхните и поставьте немного выше, над Вашим опытом.

Это называется «побороть враги своя под нози своя». А вообще — будьте тверды духом и напишите рассказ с лицами. Я помню, напр., Ваши рассказы о Шишиге, из гимназических времен, — прекрасная тема!

А революция и иже с нею… Голубчик! Если Вашу возлюбленную хулиган по щеке ударил — разве Вы поведете ее на улицу для того, чтоб синяки ее показать равнодушной публике? Вы, конечно, пойдете с нею под руку — ну, да! — но для того ли, чтобы избитое лицо ее видела всякая сволочь?

Вообще я плохо понимаю настроение соотечественников! Я понимаю их, когда они усердно тщатся прекратить революцию, замазать ее, показать ее внешнее бессилие, скрыть внутреннюю, все растущую и необходимо должную расти силищу — это славное мещанское занятие, и мещанство по всей длине истории всегда искусно делало свое провиденциальное дело.

Но то — мещанство! А лозунг литератора:

Стихи я, разумеется, переврал, но смысл их не исказил, думаю.

И знаете — должность честного, смелого барабанщика, возвещающего приближение новых людей, — рождение нового психологического типа, — идущего создать новую жизнь, — славная должность!

Желаю Вам от всей души занять ее и убежден, что Вы ее займете.

А пока что дружески жму руку и прошу: не сердитесь на меня за многословие, в коем я же сам Вас упрекнул.

Повидаться с Вами — всегда рад, а если бы это здесь совершилось — еще лучше! Уж очень хорошо здесь.

Ну, до свидания!

А. П.

Забыл прибавить: вне сомнения — Ваш рассказ напечатают в любом журнале. Мой совет — печатайте, но мое убеждение — потом Вам будет стыдно за себя. Однако этот стыд — чрезвычайно педагогическая вещь, и потому — для самообразования — печатайте. Самообразование понимаю как организацию опыта, т. е. образование «души».

А. Пешков

(обратно) (обратно)

1909

457 Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

23 марта [5 апреля] 1909, Капри.

Дорогой Николай Дмитриевич!

Сообщите мне имена предполагаемых сотрудников по сборнику — не зная, кто эти люди, — не могу ответить на предложение Ваше — ни да, ни нет.

Цель-то сборника — хорошая, вне спора, — но идти к этой цели купно с людями, которых не уважаю, которые кажутся мне авантюристами, — не мог бы.

Скверное время для совместных выступлений — можно сесть в грязную лужу, а этого не хочется.

Вам желаю успеха в хорошем деле, бодрости духа, доброго здоровья.

А. Пешков

(обратно)

458 Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

10 [23] апреля 1909, Капри.

Николай Дмитриевич, дорогой!

И. А. Бунин прочитал мне Ваше к нему письмо, и оно, вместе с рассказами о Вас, о Вашей тоске по хорошей литературе, успокоило меня относительно состава сотрудников сборника. Значит — могу быть уверен, что не будет в нем ни спекулянтов на популярность, ни авантюристов, ни тех, кои смотрят на писательство как [на] легкий отхожий промысел.

Сообщите срок выхода сборника, состав редакции, — в нем хотел бы видеть обязательно Вас и Ив[ана] А[лексее]ва, — и все Ваши намерения.

Рад я, что Вы взялись за это дело, и — да оживит, укрепит оно Вашу душу. Это много лучше, чем бросать деньги на такую макулатуру, каковы издания «Пантеона», — Вы меня извините за правду, ладно? Не «Пантеон», а — погост, на коем литературные стражники от мещанства, вновь поднявшего голову свою, закапывают изнасилованные, искаженные ими имена, не Пантеон, говорю, а общая могила.

Мне было приятно узнать, как Вы относитесь к современной литературной разрухе, и — горестно, что Вы низко оцениваете себя. Почто малодушествовать, сударь мой? Хотелось бы мне поговорить с Вами о русской литературе в прошлом ее, где великих писателей было больше, чем мы насчитываем, и где так называемые историками литературы «второ- и третьестепенные писатели» были велики своим честным и сердечным отношением к судьбам родины, к жизни народа, к литературе — святому делу их жизни.

Эх, Н. Д., — надобно работать, надо любить! И для того, и для другого есть у Вас средства в душе, есть силы — что же Вы?

Повидаться бы нам — хорошо!

Вероятно, Ив[ан] А[лексеевич] будет говорить о некоем деле, затеваемом мною с компанией людей, имена коих он Вам назовет, — я прошу Вас подумать об этом деле всесторонне и серьезно. Буде оно Вам улыбнется, буде Вы почувствуете в нем его важность и глубину — надобно будет Вам прибыть сюда, ибо перепиской столковаться трудно.

А и не заденет Вас мой проект — все же — коли будет время и охота — приехали бы повидаться, поговорить.

Приходится мне — сколь это ни трудно для меня и ни неловко — обратиться к Вам с просьбой: затеяно мною нечто, требующее больших средств, и, если б Вы хотели мне помочь, — помогите денежно. Говорю — неприятно мне к Вам подходить с такой просьбой, но я настолько высоко ставлю эту затею, что, не щадя своего самолюбия, к заматорелым купцам обращаюсь, вроде Бугрова, Пермякова и т. д.

Тем более, пожалуй, естественно просить Вас, товарища. Подробности, коли хотите их знать, Вам может частью сообщить Ив. Ал. Кстати — попрошу Вас передать ему или В[ере] Н[иколаевне] письмо прилагаемое, по тому же поводу. Ф-фу, даже пот прошиб меня — тяжка ноша!

Засим — жду ответа, крепко жму руку, всей душою хочу видеть Вас бодрым, верующим в себя и — работайте!

Все это Вам доступно, все это в Вашей воле — да здравствует жизнь!

Привет.

 А. Пешков

(обратно)

459 «ШКОЛЕ ШАЛУНОВ»

Апрель, до 20 [май, до 3], 1909, Капри.

Школе шалунов в Баку, на Баиловом мысе.

Дорогие дети!

Я получил собранные вами деньги для мессинцев и сердечно благодарю вас за всех, кому вы помогли.

От души желаю для вас, хорошие маленькие люди, — будьте всю жизнь так же чутки и отзывчивы к чужому горю, как были вы в этом случае.

Лучшее наслаждение, самая высокая радость жизни — чувствовать себя нужным и близким людям!

Это — правда, не забывайте ее, и она даст вам неизмеримое счастье.

Вас 12, — на память об Италии, прекрасной стране, которую я желаю вам увидеть когда-либо, — посылаю вам дюжину открыток.

Будьте здоровы, любите друг друга и — побольше делайте шалостей, — когда будете старичками и старушками — станете с веселым смехом вспоминать о шалостях.

Крепко жму ваши лапки, да будут они честны и сильны по вся дни жизни вашей!

М. Горький

Могу ли напечатать ваш снимок в итальянских газетах? Сообщите мне это.

А. П.

(обратно)

460 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Не ранее 21 апреля [4 мая] 1909, Капри.

Дорогой Иван Павлович!

В проспекте энциклопедии забыта еще одна книга: «История народностей, входящих в состав Империи русской» (Национальный вопрос в России). Авторы Покровский или Херасков, редакция коллективная.

Говоря с Кусевицким, ставьте ему на вид, что наша энциклопедия будет иметь характер строго научный и широко демократический.

Подчеркивайте демократичность, не упоминая о партии, о пролетариате, — это преждевременно. Действуйте на артиста: укажите, что будет дано много книг по истории искусства, по эстетике, отдельные сочинения о музыке и о театре. Все это — не слова, а нечто имеющее быть выполненным.

Укажите также, что издание этой энциклопедии создаст издателю историческое имя, м. б., более почтенное, чем имя Бейля и издателей французской энциклопедии. И, между прочим, мне кажется, можно упомянуть, что издатели французской] энциклопедии], затратив на нее 1700 ливров, — получили дохода 2600 — факт!

Более же всего хлопочите о его свидании со мной, — я же уж постарался бы убедить его!

Не пришлете ли Вы мне монографию о Максе Клингере, издание Кнакфуса? Стоит она марки 3–5. Пожалуйста.

Жду Пятницкого. Не найдете ли покупателя на мою часть в «Знании» и на все мои книги?

Думаю также предложить их «Ниве» в качестве приложения.

Видимо, российские издатели пронюхали что-то о моих трениях со «Знанием» — получил уже несколько предложений издать «Исповедь», запросы о «Лете» и т. д.

Пятн[ицкий] известил телеграммой, что в первых числах мая следователь, м. б., отпустит его за границу.

Всех благ!

А. Пешков

(обратно)

461 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

Март — апрель 1909, Капри.

Г-же Л. Никифоровой. Сударыня!

Внимательно прочитав Вашу рукопись «Две лестницы» — нашел ее содержание значительным, важным и — во многом испорченным исполнением.

Оговорюсь: Вам, вероятно, мнение мое о труде Вашем — неинтересно, ненужно — так! — но — я говорю с Вами отнюдь не по желанию учить Вас, а из убеждения, что Вы можете сделать Вашу повесть более сильной и гармоничной, чем она есть. Это — в интересах читателя и — в Ваших интересах, автора, если не ошибаюсь, молодого, пишущего недавно.

Мне кажется, сударыня, что Ваша повесть значительно выиграла бы в красоте, силе, убедительности, если б Вы постарались изменить ее тон — слишком дидактический, слишком поучительный. Читатель — скептик, он знает все моральные сентенции, — они на него действуют отрицательно. Вы пишете крепкой рукой мужчины и — ослабляете впечатление силы, морализируя — извините! — довольно избито, заношенно.

Обратите Вашу повесть в ряд сцен, совершенно изгнав из нее саму себя, автора, с Вашими симпатиями, антипатиями, с Вашим «я»; не смешивайте важное, общезначимое с узко Вашим — субъективным.

Вы, несомненно, владеете образом, и Вы — умный человек, — стало быть: Вы должны действовать на воображение читателя образами и должны понять, что дидактика — ослабляет Вас.

Затем: «черная лестница», повторенная восемь раз на одной странице, — это, согласитесь, скучно, утомительно.

И вообще — повесть должна быть внимательно просмотрена и исправлена Вами со стороны ее стиля, языка. Избегайте повторения одних и тех же звуковых сочетаний в периоде — этим Вы устраняете монотонность. Избегайте шипящих и свистящих слогов — щихся, щий, ший и т. д.

Зачем все это нужно? Сударыня — литература, как Вы это чувствуете, — боевое дело, и, чтоб нанести врагу хороший удар, Вы должны отточить Ваше оружие, да будет оно гибким, острым, ранящим глубоко.

Еще раз: не учу я, а советую, как читатель и как человек, м. б., несколько более опытный, чем Вы, в той борьбе, коя нас влечет.

Жду ответа.

М. Горький

Адрес: Isola Capri, presso Napoli.

M. Gorky.

(обратно)

462 С. Я. ЕЛПАТЬЕВСКОМУ

Август 1909, Капри.

Нет, не могу написать Вам, Сергей Яковлевич, того, что думаю по поводу объединения «Шиповника» и «Общественной] пользы», каким представляю себе этот «беспартийный» будущий журнал, насколько вредным кажется мне затея выводить в люди дрянного старичка Тетерникова и других чижиков, нигилистов, циников, кокетов и т. д. Раза четыре принимался изображать Вам чувства, вызванные у меня письмом Петра Ефимовича, — не удается мне высказаться спокойно.

Тяжело очень. И грустно.

Щедрина надо бы нам в эти шалые дни.

До свидания!

А. Пешков

(обратно)

463 С. Я. ЕЛПАТЬЕВСКОМУ

Август 1909, Капри.

Великолепнейший и любимый старый романтик Сергей Яковлевич!

Прислал мне зять Ваш П[етр] Е[фимович] любезное приглашение сотрудничать в затеваемом «Общественной] пользой» купно с «Шиповником» журнальце, прочитал я лестное его письмо, и — стало мне грустно и очень нехорошо.

— как сказано в стихотворении, на-днях полученном мною из сего города. Верно это не только для Вятки, но и для обеих столиц, как видно.

В самом деле: переживает страна наша духовный кризис, какого еще не переживала никогда, наступили дни серьезные: внутри — опасно, снаружи — еще страшнее! Самое бы время собраться остаткам старой русской интеллигенции и во всю силу начать организацию новорожденных людей — они есть, их много, я это хорошо знаю, но — они рассеяны повсюду и лишены объективной идеи.

Вообще — нужна упорная работа, нужны верующие люди, фанатики, пророки, а Вы — иллюстрированный журнальчик затеваете с Морозовым, Бенуа, «Шиповником», Сологубом — где же Рочестер-Крыжановская?

По части земли Ойле она осведомлена гораздо более, чем старичок Тетерников — гнусный старичок, между нами говоря.

И что же будет говорить «городу и миру» иллюстрированный журнал этот?

Мне кажется, что программу его я могу начертать сими стихами Хераскова:

И т. д.

Милый Сергей Яковлевич — пора оставить пессимизм худосочным гимназистам, и пусть они перестреляются, или же отдадим его сотрудникам «Сатирикона», и пусть они смешат покойников.

В молодой нашей стране — столько намечается радостных возможностей, столько зреет новых сил, а вы, «организаторы культурных предприятий», все еще возитесь с тем поколением, которое поражено социальным индифферентизмом, импотентно, испугано на вся дни живота и поколением может быть названо лишь от глагола «околевать». Бросьте их в пасть судьбы, оставьте их, ибо ничего они не споют, ничего не скажут от души — околела зелененькая душонка.

Нет, каково сказано?

И вот ныне «спесивых риторов безграмотный собор», приютившийся в «Шиповнике», Вы, старый русский писатель, как бы берете под свое покровительство, становясь в ряды с Тетерниковыми, Блоками и прочими нигилистами. С. Я.! Вы меня старше — я это помню, но, дорогой мой, не могу, — отвратительно мне! — не могу не сказать, что думаю: не вместно Вам с ними! Извините мне дерзость мою!

Не люблю я этих людей и развеселого узника Морозова — тоже не люблю. «Дадим ли нефть и мы?» Какой вопросище! И главное — он все знает: Апокалипсис, химию, демонологию — совершенно, как старикашка Те-терников!

Ненавижу тех, кои все уже знают! Невежда — он еще может чему-нибудь научиться, а эти — решенный народ! — они уж ничему не научатся, никогда!

Был у меня недавно Крачковский — о, господи! Увидал «Тарантас» Соллогуба — очень удивился. «Не читал, говорит, этого!» А посмотрев год издания — [18]45-й, ушами начал двигать от изумления — как? Автор «Навьих чар»?

Амфитеатров пресерьезно спрашивал его: читал ли он Пушкина? Говорит — читал. Я — не знаю. А вот Гейне — читал он и даже переписал его «Идеи», назвав их «Необыкновенный человек».

Жалостный народ! И с ними П. Е. хочет работать? Не понимаю.

И огорчен я, и смешно мне.

Разваливается храмина наша, увы!

Но — верю, что этот быстрый процесс разрушения есть в те ж минуты — творческий процесс, и — повторяю — вижу новых людей — хороши!

Хороши, Сергей Яковлевич, дорогой мой!

Крепко жму руку.

Не обижайтесь на меня! Напишите мне немножко.

А. Пеш[ков]

(обратно)

464 Ф. И. ШАЛЯПИНУ

Не ранее 1 [14] сентября 1909, Капри.

Милый мой Федор —

Константин Петрович — он здесь—сообщил мне, что ты хочешь написать и издать свою автобиографию, — меня это сообщение очень взволновало и встревожило! Спешу наскоро сказать тебе, дружище, следующее:

ты затеваешь дело серьезное, дело важное и общезначимое, т. е. интересное не только для нас, русских, но и вообще для всего культурного — особенно же артистического — мира! Понятно это тебе?

Дело это требует отношения глубокого, его нельзя строить «через пень — колода».

Я тебя убедительно прошу — и ты должен верить мне! — не говорить о твоей затее никому, пока не поговоришь со мной.

Будет очень печально, если твой материал попадет в руки и зубы какого-нибудь человечка, не способного понять всю огромную — национальную — важность твоей жизни, жизни символической, жизни, коя неоспоримо свидетельствует о великой силе и мощи родины нашей, о тех живых ключах крови чистой, которая бьется в сердце страны под гнетом ее татарского барства. Гляди, Федор, не брось своей души в руки торгашей словом!

Ты можешь поверить мне — я не свои выгоды преследую, остерегая тебя от возможной — по доброте твоей и по безалаберности — ошибки.

Я предлагаю тебе вот что: или приезжай сюда на месяц — полтора, и я сам напишу твою жизнь, под твою диктовку, или — зови меня куда-нибудь за границу — я приеду к тебе, и мы вместе будем работать над твоей автобиографией часа по 3–4 в день.

Разумеется — я ничем не стесню тебя, а только укажу, что надо выдвинуть вперед, что оставить в тени. Хочешь — дам язык, не хочешь — изменяй его по-своему.

Я считаю так: важно, конечно, чтобы то, что необходимо написать, было написано превосходно! Поверь, что я отнюдь не намерен выдвигать себя в этом деле вперед, отнюдь нет! Нужно, чтобы ты говорил о себе, ты сам!

О письме этом — никому не говори, никому его не показывай! Очень прошу!

Ах, чорт тебя возьми, ужасно я боюсь, что не поймешь ты национального-то, русского-то значения автобиографии твоей! Дорогой мой, закрой на час глаза, подумай! Погляди пристально — да увидишь в равнине серой и пустой богатырскую некую фигуру гениального мужика!

Как сказать тебе, что я чувствую, что меня горячо схватило за сердце?

Спроси Кон. Петр. — лучшего, честнейшего из людей, которых знаю! — спроси его, как важна и дорога мне твоя прекрасная мысль, он тебе скажет.

По праву дружбы — прошу тебя — не торопись, не начинай ничего раньше, чем переговоришь со мной!

Не испорчу ничего — поверь! — а во многом помогу — будь спокоен!

Ответь хотя телеграммой.

И еще раз — молчи об этом письме, убедительно прошу тебя!

Алексей

Милый К. П. кланяется тебе и М[арии] В[алентиновне]. Я ей — тоже.

(обратно)

465 С. А. ВЕНГЕРОВУ

Сентябрь, до 7 [20], 1909, Капри.

Многоуважаемый

Семен Афанасьевич!

Не посетуйте за беспокойство, причиняемое Вам, — позвольте обратиться с просьбою:

Мне очень нужна книга Ваша «Русская поэзия», — а нет ее нигде, даже и у букинистов.

Быть может, в личной Вашей библиотеке есть дубликат — не пошлете ли его мне? Премного обяжете искренно уважающего Вас человека.

Если не можете продать Ваш экземпляр — пришлите на время, я возвращу его, как только минует нужда в нем.

Не могу также найти и Ваш этюд об А. Ф. Писемском.

Свидетельствуя глубокое почтение — жду ответа.

А. Пешков

Адрес:

Capri, presso Napoli.

М. Gorky.

(обратно)

466 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

15 [28] сентября 1909, Капри.

Дорогой Михаил Михайлович!

Великодушно извините мне невежливость мою — до сего дня не собрался ответить на Ваши письма, посылку книг, открыток и на все лестное внимание Ваше, кое искренно ценю и за которое сердечно благодарен.

Отчасти — меня, быть может, оправдывает каторжная моя жизнь — работы несть конца! Школа, где я читаю две лекции в неделю по литературе, — а к ним надобно готовиться; осень — идут рукописи, написанные за лето, — идут десятками! Авторы же народище нетерпеливый, ответов требуют немедленных. К. П. Пятницкий приехал, и я с ним принужден просмотреть всю работу «Знания» за девять лет — не шутка!

Не думайте, что преувеличиваю заботы мои — право, нет!

Приехавшая сюда рабочая публика — чудесные ребята, и я с ними душевно отдыхаю от щипков и уколов «культуры». В то же время, по мере возможности, они знакомятся с культурою истинной — были в Неаполитанском музее, в старых церквах, в Помпее, будем и в Риме. Хорошо они смотрят, хорошо судят, и — вообще — хорошо с ними демократической моей душе!

А между делом — музыкой занимаемся; живет здесь добрый парень, директор моск[овско]го им[ператорско]го музык[аль]н[о]го о[бщест]ва Сахновский, композитор, пишет оперу и симфонию, устраивает, в праздники, по вечерам концерты — рабочая публика моя и тут на месте.

Конечно, все это — вне крепостных стен с. — дечной программы, но — что ж? — я всегда высоко ценил удовольствие быть еретиком. Все посылки Ваши — за исключением книги о происхождении мифа, обещанной Вами — помните? — получил, очень благодарен, очень тронут любезностью Вашей, — вообще я не избалован оной! В самом деле, дорогой М. М. — сердечнейше благодарю Вас! Часто вспоминаем о Вашем здесь житье.

Коли увидите Влад[имира] Галак[тионовича] — почтительно поклонитесь ему от ученика и почитателя. Недавно пришлось мне перечитать все его книги — в целях лекторских — и с каким удовольствием сделал я это!

Мало его знают, и надо бы ему — в интересах большего распространения среди читающей массы — издать все книги свои в «Знании» — серьезно!

Разумеется, устал я за это время и не очень здоров — но сие не мешает мне чувствовать, что жизнь — превосходнейшее занятие для человека моего характера!

Засим — кланяюсь Вам, крепко жму руку и еще раз — спасибо!

А попросту скажу — очень я доволен, что встретил Вас, и большую симпатию вызвали Вы в душе моей! Уж извините, коли это «объяснение в любви» покажется Вам грубоватым или неуместным.

Поклон Вашему семейству, ребятам тож — конечно.

А. Пешков

Capri,

presso Napoli.

(обратно)

467 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

Октябрь — ноябрь 1909, Капри.

Г-же Л. Никифоровой.

Ваше письмо, сударыня, получено мною спустя несколько дней после того, как я известил Вас, что рукопись принята и послана.

Вместе с этим письмом посылаю подлинник Вашей рукописи — Вам, а копию ее — в «Знание» для печати.

Вам посылаю рукопись на тот предмет, чтоб Вы просмотрели ее и, буде не согласны с моими мелкими поправками, — устранили их в корректуре.

Обращаю Ваше внимание на следующее: необходимо — как с точки зрения цензурной, так и в интересах красоты — выбросить французскую фразу в сцене гувернантки с мальчиком. Лишняя фраза, уверяю Вас!

Затем: у генерала — медный лоб. Несомненно, что так оно и есть в действительности. Но и цензура — действительность, а к этому она — привяжется. Как? Человек спасает отечество, а Вы говорите, что у него медный лоб? Цензора прескверно знают историю нашей родины и убеждены, что лбы спасителей отечества из другого металла.

И еще: я позволил себе затушевать некрофилию гробовщика, находя, что он и без этого хорошо сделан Вами.

Вы вообще склонны к подчеркиваниям — извините за это замечание! — но мне кажется, что это у Вас является результатом недоверия к себе, к своим силам.

И позвольте Вам дать добрый совет: обычно Вы изображаете движение, активность одними и теми же глагольными формами, напр.: «Она встала — пошла — взяла — села», «Он взглянул — кашлянул — согнул» и т. д. Это — очень сухо и протокольно, аособенно когда глаголы стоят в предложении все в настоящем времени или все в прошедшем. Однообразно. Я, читатель, не чувствую движения. Я хочу знать, как она встала, как пошла — тихо, шатаясь, весело? как он согнул — быстро, с усмешкой, нехотя?

Поверьте — я отнюдь не хочу стоять пред Вами в позе учителя. Но, любя литературу, чувствуя в лице Вашем человека серьезного, я хотел бы видеть Вас вооруженной более тщательно и искусно.

Очень прошу Вас о внимательном чтении корректуры.

Получив мое письмо, дайте — открыткой — Ваш адрес «Знанию», чтобы корректуру прислали Вам.

По делам же гонорарным обращайтесь к Семену Павловичу Боголюбову — заместителю К- П. Пятницкого.

Пишете ли Вы еще что-нибудь?

Не попробуете ли своих сил на маленьких рассказиках?

Как вообще думаете распорядиться собою?

Всего хорошего!

А. Пешков

(обратно)

468 Л. А. СУЛЕРЖИЦКОМУ

26 ноября [9 декабря] 1909, Капри.

Дорогой мой Леопольд —

читал я твое «интервью» в «Утре» и — удивился: зачем ты путаешься в эти дела? Суть в том, что из партии меня, разумеется, не исключали, и весь этот шум — чепуха. А возможно, что и провокация, что пущен пробный шар, за коим имеют последовать уже более боевые против меня шаги.

На-днях все это выяснится.

Кстати: Ан[тон] Павлович] ничего не мог знать о моем вступлении в партию, это случилось год спустя после его смерти.

Вот что, дружище: не пришлешь ли мне немножко денег? Бедую. Написал не мало, а печатать — невозможно. Скоро выйдет мой «Городок Окуров», — прочитав, скажи мне, какое получишь впечатление.

Живу в долг.

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

469 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

Не позднее первой половины [второй половины] декабря 1909, Капри.

Позвольте рассказать Вам те думы, кои вызвало у меня чтение рукописей Ваших.

Вот уже лет 50, как русская литература с русской жизнью — шерочка с машерочкой — неуклонно танцуют свой печальный вальс в два па: раз — па романтическое, два — реалистическое, и — знаете ли, это очень скучно и очень вредно. «Жизнь наша весьма печальна», — ноет обыватель русский. «Ах, как печальна наша жизнь!» — вторит ему литература. «Стало быть, я — прав!» — торжествуя, объявляет обыватель, опуская руки. Начинает жизнь творить легенды «Ах, давайте сотворим легенду!» — подвывает литература и занимается поощрением обывателя к творчеству поступков мелкоуголовного характера. Очень скучно все это.

Мне думается — потому, что очень уж все мы — и литераторы и обыватели — привыкли подчиняться впечатлениям сего дня, и потому, что будущее наше измеряется нами краткою, низкой и узкой мерой завтрашнего дня, и потому еще, что, живя лбами в землю, мы теряем связь с прошлым, а ведь в XIX в. большущая работа нами сделана, не глядя на слабосилие наше и лень нашу.

И пора бы оглянуться да уж начать уважать себя, право!

Сей день — тяжкий день: люди голодают, стреляются, непомерно много пьют уксусной эссенции — все это истинно! Вероятно, и завтра они эссенции этой попьют, но — неужто лет десять продлится это самоугощение кислотой и в жизни и в литературе? Погибнем мы тогда, так-таки и погибнем все, целая нация.

И будет написано про нас, хуже чем про обров: «были, дескать, русские, способнейший народ! при условиях, совершенно невозможных для дыхания, развили в стране своей изумительной красоты, силы и разнообразия литературу, но в первой четверти ХХ-го столетия все померли, напившись уксусной эссенции, некоторые, впрочем, утопились в петербургской реке Помойке» и т. д.

Бросим шутки, коли они не остроумны, и будем говорить серьезно.

Я человек субъективный и смотрю на дело так: обязанность — а то, если хотите, — задача литературы не вся в том, чтоб отражать действительность, столь быстро преходящую, — задача литературы найти в жизни общезначимое, типичное не только для сего дня. Сей день, его же сотвори болярин Столыпин со октябристы и черносотенцы, — особого значения в истории человечества иметь не может. «Э, куда он, — скажете Вы, — к человечеству!» А куда же, сударыня? Что есть более живое, великое и творческое? Именно с этой высоты взглянув на себя и окружающее, Вы найдете в жизни законное, прочное место и славянству, и России, и всякой единице, и себе самой. Необходимо же, наконец, нам определить себя и цели наши! Надо же знать, чего хотим! Пора прекратить панихидки распевать по усопшим рабам и — главнейшее! — пора понять, что в стране, которая еще так недавно столь величественно всколыхнулась, — в этой стране должны быть и есть свободные, новорожденные люди, а этим людям рассказов о излишнем употреблении уксусной эссенции — не нужно, зачем им это?

Они, люди эти, самое ценное земли, они наша посылка в будущее. Кто они? Не знаю. Рабочие? Вероятно, и среди рабочих есть новый русский человек, и среди крестьян и т. д. Вот они сочиняют преуморительные частушки и вот смеются на[д] каторгой, над своими ранами и физическими терзаниями жизни. Знаете — это превосходнейшая штука — осмеять физическое! Уж очень мы его высоко ставим иной раз.

«Так говорит человек, живущий на роскошном острове, мне, обитательнице бедной улицы», — можете Вы подумать. Обо мне не надобно думать так, ибо две добрых трети жизни моей я испытывал такую нужду, такой голод физический и духовный и столько видел унижений человека, что — прекратим это.

Мне хочется сказать Вам, что задача времени в том, чтоб раздувать искры нового в яркие огни, а старое, рабье, от крепостного права живущее в душе русской, — оно достаточно подчеркнуто. «Право на смерть» Вы пересолили. Очень уж густоват пессимизм. Все это правда. И чухонцы — правда. Но правда же — их мужественное сопротивление напору физической силы, правда — Галлен, Сибелиус, Сааринен, Ейно Лейно и целый ряд изумительно талантливых людей, созданных народцем в 2½ миллиона числом. Правда и то, что они создали свою, финскую культуру.

Поднимитесь немножко над бедной улицей и Питером и над «сегодня» — посмотрите, как великолепно, в конце-то концов, кристаллизуется физическое неудобство жизни в гордые человечьи мысли, в дерзкие дела, в прекрасную мировую жизнь.

«Но — человек, но личность, ее личные муки?» — Пред ним два конца: сгореть в ярком огне или потонуть в помойной яме. Вы — с теми, кто предпочитает огонь, Вы с ними идите, это они — истинные строители нового в жизни, всегда — они.

Простите, что одолеваю Вас длинными письмами, дело в том, что уж очень хочется мне видеть Вас свободной от условно литературного и ветхого. Ибо верю, что Вы человек с умом, с душою и — с ненавистью к слабости, которая именно ненависти и презрения заслуживает, а отнюдь не сочувственных ей ламентаций.

Всего доброго и всяких успехов! Для ясности: «Право на смерть» кажется написанным до «Лестниц», а «Чухонские рассказы» — не дурны, но — как-то не нужны, мне кажется. И, пожалуй, не верны. Уж куда нам чухонца обличать, самим-то бы умыться изнутри пора.

Не сердитесь.

А. Пешков

(обратно)

470 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

Не позднее второй половины декабря 1909 [первой половины января 1910], Капри.

Людмила Алексеевна —

К. П. Пятницкий написал Боголюбову, чтоб Вам выдали из конторы столько денег, сколько возможно в данный трудноватый момент. Весь гонорар Вы получите немедленно по выходе сборника, с печатанием книг торопимся.

За «роскошный остров» — прошу простить: меня так часто стукают по голове островом этим, что, очевидно, несколько ушибли мозги мои, и вот я начинаю легонько рычать и зубы оскаливаю.

А пишу я Вам столь длинно все потому, что человек Вы серьезный, как мне чувствуется, рука у Вас — твердая, наблюдательность хорошая, — с такими данными в пессимизме — мироощущении тесном и всегда искусственно ограниченном — Вам, на мой взгляд, — не место.

Пишите эпически спокойно и хорошо о худом, зная и памятуя, что на сей земле все скоропреходяще и что, хотя личное бытие — не вечно, человечество вместе с нами не исчезнет и Русь тоже не пропадет! Факт.

50—60 лет жизни человека — даже если он гений — слишком короткая, узкая и неверная мера смысла исторического бытия. Жизнь-то, глядите-ка, — все быстрее идет, все ярче горит.

Мы же с Вами пребываем в стране, где сотня миллионов черепов, полных доброго мозга, еще не научились пользоваться силой оного, еще чуть тлеет этот хороший мозг. И — Вы представьте — вспыхнет, загорится, воссияет? Ведь это же необходимо! Очень я люблю российский народ — в будущем его. Люблю и любуюсь. Вот и сейчас, около меня есть разная публика — хороши, талантливы наши люди!

Жду обещанного письма.

Крепко жму руку, М[ария] Ф[едоровна] кланяется.

А. Пешков

(обратно)

471 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

Декабрь, после 25, 1909 [январь, после 7, 1910], Капри.

За «Окуров» преждевременно хвалите; в доказательство — посылаю корректуру конца первой части. […]

Чего Вы меня все «большевизмом» шпыняете? Вы же внимательный читатель! Большевизм мне дорог, поскольку его делают монисты, как социализм дорог и важен именно потому, что он единственный путь, коим человек всего скорее придет к наиболее полному и глубокому сознанию своего личного человечьего достоинства.

Иного пути — не вижу. Все иные пути — от мира, один этот — в мир. Требуется, чтоб человек однажды сказал сам себе: «Аз есмь создатель мира». Именно отсюда— и только отсюда! — может родиться новый человек и новая история.

Не трогайте мой социализм.

Что Вы знаете о Степане Разине, кроме Костомарова, Соловьева и т. д.? Нет ли специальных исследований? У раскольников нет ли чего? Помогите, ибо этот человек, названный Пушкиным «единственным поэтическим лицом русской истории», спать мне не дает. Напишу я его, видимо. Может, не напечатаю, а уж напишу!

Чеховских писем не читал еще.

Привет и рукопожатия. Хочется чертей.

Это скоро?

А. Пешков

(обратно)

472 «ШКОЛЕ ШАЛУНОВ»

Конец декабря 1909 [начало января 1910], Капри.

Джефри, Лизе, Вите, Эльзе, Феде, Диме, Лене, Мери, Меме, Шуре, Ирене, Павлу, Норе, Жене, Боре, Гюнту — привет!

Поздравляю с хорошим праздником, желаю вам веселиться до упада!

Мне захотелось напомнить вам, хорошие человечки, о себе, и вот я придумал послать девочкам — рамки, а мальчикам — коробки из дерева, работы здешних крестьян.

Если эти штуки понравятся вам — я буду рад, а если вы мне еще раз напишете письмишко — так это уж будет праздник для меня.

На рамках и коробках я сделал надписи — кому какую. Но, вероятно, я сделал это плохо, и вы не обращайте внимания на эти надписи — хорошо?

Боюсь также, что я перепутал: очень трудно разобрать по фотографии, которые из вас господины, а которые — госпожи, вы все такие курносые!

Мне хочется прислать вам здешних раковин для музея, о котором писал мне Витя, и я, наверное, сделаю это спустя некоторое время.

Получив ваши письма, я хохотал с радости так, что все рыбы высунули носы из воды — в чем дело? Я объяснил им, что на берегу другого моря живут славные люди, они еще маленькие, но я уверен, что и большими они будут хороши, — вот почему мне радостно.

Чтобы вы не говорили, что я плохо пишу и меня нельзя читать, — вот я напечатал это письмо на машинке.

Сами-то вы хорошо пишете! Подождите-ка, я приберегу ваши письма и лет эдак через двадцать покажу вам их — хорошенькие словечки прочитаете вы там!

Например, позвольте спросить — что такое «перепаха»? «линтяй»? «дюжена»? «спилталк»?

Уж я-то не коверкаю так умело русский язык, как вы это делаете!

В чем я слаб — так это в употреблении буквы «ѣ», только вы никому не говорите об этом.

Эта буква всегда меня смущает, и, когда дело доходит до нее, я чувствую себя так, как будто мне не сорок, а всего четыре года.

Даже в словах «пять», «поднять», «понять» — мне чудится это «ѣ», отчего бывает, что я пишу вместо «пять» — «пѣ».

С какой большой радостью повидался бы я с вами, милые дети, как бы славно мы поиграли и сколько мог бы Я рассказать вам забавнейших вещей. Я хотя и не очень молод, но не скучный парень и умею недурно показывать, что делается с самоваром, в который положили горячих углей и забыли налить воду. Могу также показать, как ленивая и глупая рыба «перкия» берет наживу с удочки, и много других смешных вещей. Я очень люблю играть с детьми, это старая моя привычка; маленький, лет десяти, я нянчил своего братишку — он умер маленьким, — потом нянчил еще двух ребят, и, наконец, когда мне было лет двадцать, — я собирал по праздникам ребятишек со всей улицы, на которой жил, и уходил с ними в лес на целый день, с утра до вечера.

Это было славно, знаете ли! Детей собиралось до шестидесяти, они были маленькие, лет от четырех и не старше десяти; бегая по лесу, они часто, бывало, не могли уже идти домой пешком. Ну, у меня для этого было сделано такое кресло, я привязывал его на спину и на плечи себе, в него садились уставшие, и я их превосходно тащил полем домой. Чудесно!

Хорошее было время, мне приятно вспоминать о нем.

А потом я сделался писателем — это очень трудное дело, хоть я и люблю его.

Трудно оно больше всего потому, что эти взрослые люди, которые читают книжки, должно быть, забывают, что писатель — тоже человек, и разглядывают его так, как будто он четвероногая рыба или крылатый козел.

Это очень мешает жить, обязывает любезно улыбаться, когда совсем не хочешь улыбок, и все время необходимо вежливо говорить взрослым:

— Благодарю вас за внимание, я весьма польщен.

И думать про себя: «Желаю вам от всей души, чтобы у вас заболел зуб!»

Так-то, дорогие друзья мои!

Ирена просила, чтобы я написал пьесу для детей — я попробовал и оказалось, что не умею.

Издаете вы свой журнал?

Если кроме 1-го №-а были еще — пришлите, пожалуйста, мне.

Я попытаюсь написать для вас сказку — идет?

Пишите мне, если захочется, прямо так:

Al S-r Pechkoff, villa Spinola, Capri, presso Napoli.

Будьте здоровы и не ссорьтесь часто, эти ссоры, я вам скажу, ужасно мешают жить весело.

М. Горький

(обратно)

473 И. С. ШМЕЛЕВУ

Между 7 и 27 января [20 января и 9 февраля] 1910, Капри.

Г[осподину] Ивану Шмелеву.

Извините за официальность — отчества Вашего не знаю.

Из Ваших рассказов я читал «Уклейкина», «В норе», «Распад», — эти вещи внушили мне представление о Вас как о человеке даровитом и серьезном. Во всех трех рассказах чувствовалась здоровая, приятно волнующая читателя нервозность, в языке были «свои слова», простые и красивые, и всюду звучало драгоценное, наше русское, юное недовольство жизнью. Все это очень заметно и славно выделило Вас в памяти моего сердца — сердца читателя, влюбленного в литературу, — из десятков современных беллетристов, людей без лица.

«Под горами» мне показалось значительно слабее Ваших прежних рассказов. Как будто Вам лень было писать эту вещь и тема ее не трогала Вас. В повести заметны претензии на так называемый модернизм; они выразились в неприятных длиннотах, повторениях, в слащавости и — в испорченном языке.

«Черное шумело и накатывалось море» — это уже не Ваш язык, как мне кажется, — это холодная вычурность Сологуба. Таких описок много в новой Вашей повести, все они производят неприятное впечатление кокетства с читателем. Прошу Вас верить, что я говорю все это именно как читатель, ибо литератор для литератора всегда только внимательный и беспристрастный читатель. Если же Вы заподозрите меня в попытке учить и наставлять Вас — этим Вы незаслуженно обидите меня.

Меня несколько смутило Ваше замечание о том, что критика не занимается Вами. Зачем Вам это, и о какой критике говорите Вы? Люди, которые пишут в современных журналах рецензии и статьи о текущей литературе, — решительно не могут чему-либо научить меня и Вас и всякого другого беллетриста. Им самим следовало бы поучиться русскому языку, во-первых, и хорошенько проштудировать русскую литературу XIX века, во-вторых.

Писать учили Белинский и Григорьев, два критика, которые сами были художниками слова. Вы оставьте критику в покое, памятуя превосходнейший девиз: «Дорогою свободной иди, куда влечет тебя свободный ум». Если Вы любите свою страну и знаете ее, если Вы уважаете свое человечье достоинство и Вам дорога Ваша мысль — с Вас. достаточно будет самокритики, коя суть свирепейшая из всех «критик». Серьезно.

А выпустив Ваши рассказы отдельной книгой, Вы встанете лицом к лицу с критикой страны, она оценит Ваши достоинства и недостатки более зрело, дельно и тонко, чем все «литераторы с именами» и без оных. Вы подумайте — нигде писатель не поставлен так высоко, заметно и строго, как у нас, в России, в стране, коя, поскорости, даст десятки миллионов читателя, столь юного исторически и столь нуждающегося в простом, ярком, честном слове.

Желаю Вам доброго успеха, бодрости, здоровья, крепкой веры в себя.

Ваша повесть отдана мною К. П. Пятницкому, товарищу моему по «Знанию». Мне кажется, что Вам необходимо прочитать ее, сократить и вообще — перестроить несколько.

Всего доброго.

А. Пешков

(обратно) (обратно)

1910

474 И. К. ВОРОНОВУ

Январь 1910, Капри.

И. Воронову.

Часть вновь присланных стихов пойдет вместе со старыми в XXIX–XXX сборниках, оба они выйдут в январе.

Вслед за XXX будут печататься еще два, — Вы хорошо сделали бы, прислав ко времени их набора — в январе же — те стихи, которые самому Вам «кажутся более удачными».

Если угодно знать мое мнение о Ваших стихах — мне они очень нравятся и бодрым тоном и хорошей, умной улыбкой, которая сопровождает почти каждое из них.

Желаю Вам вдохновения, твердости духа, хорошего смеха, горячих слез.

И — главнейше — мучительной любви к несчастной родине нашей! Да исторгнет она из сердца Вашего слова кровавые, речи огненные и — добрый, любовный смех вместе с тем. Ведь и смешная же она, Русь-то, не глядя на весь трагизм ее жизни.

Крепко жму руку Вашу.

Успехов — во всем!

А. Пешков

(обратно)

475 А. П. ЧАПЫГИНУ

Начало [середина] февраля 1910, Капри.

Все эти рассказы Ваши в свое время я читал, теперь перечитывал снова и нахожу, что еще мало гибкости в словах Ваших героев, да слов Вам как будто недостает.

Не мешает Вам почитать народные сказки, например, Афанасьева, и вообще фольклор.

Два из Ваших рассказов мне определенно не нравятся — это «Образ» и «Прозрение»: потребовали от Вас издатели ходкий товар — Вы его и дали.

Насчет изданий книжки обратитесь к Пятницкому, покажите ему мое письмо — издать Вас надо!

А. Пешков

(обратно)

476 И. С. ШМЕЛЕВУ

22 февраля [7 марта] 1910, Капри.

Ивану Шмелеву — извините, — отчество Ваше забыл!

Рассказ Ваш К. П. Пятницким прочитан и — условно — принят; может быть напечатан в одном из ближайших сборников, в 31-м, думаю.

Условия: просмотрите, пожалуйста, рукопись повнимательнее и, если найдете возможным, замените некоторые не вполне удачные слова и выражения. Они — подчеркнуты в рукописи.

Искреннейше советую: избегайте сологубовской слащавости и андреевских устрашений! В этом рассказе у Вас и то и другое пущено, к невыгоде Вашей.

Раньше — не было.

Мне кажется, что у Вас есть свои глаза, свой язык и что — при желании — все это должно у Вас обостриться, расцвесть.

Исправив рукопись — пошлите ее прямо в контору «Знания»: Невский 22, на имя Семена Павловича Боголюбова.

За советы же — извините меня, если они неприятны Вам. Поверьте, что у меня нет желания выступать пред Вами в роли унтер-офицера от беллетристики. Я просто — человек, влюбленный в литературу от юности моея, и всегда хочу видеть ее сильной, простой, ласковой, честной, красивой и еще красивой!

Жму руку. Желаю большого успеха и верю — будет он у Вас!

Будьте только попроще!

А. Пешков

Извиняюсь, — задержал ответ! Но — сегодня 7-е марта, а Ваша рукопись, считая с января, 69-я! В истекшем году я прочитал 417 рукописей. Факт.

Некоторые — небольшие — сокращения, напр., в диалогах — не помешают красоте и силе рассказа.

(обратно)

477 И. С. ШМЕЛЕВУ

Начало [середина] марта 1910, Капри.

Сегодня отправил Вам письмо, получил Ваше, — очень оно обрадовало меня, дорогой Иван Сергеевич! И не тем обрадовало, что столь лестно для меня лично, а тем, что Вы так хорошо — горячо, нежно и верно — говорите о России, — редко приходится слышать такие песни в честь ее, и волнуют они меня — до слез! Ну да, до слез — их из меня камнем не вышибешь, но — я весьма охоч плакать от радости.

Оговорка Ваша насчет национализма — излишня, не беспокойтесь, это отношение к стране я понимаю и в этом смысле я тоже — националист, если хотите. Националист — ибо верю в некоторые прирожденные особенности народа, еще не стертые в нем новой его историей, верю в его исключительную талантливость, — ей же имею многочисленные и все растущие доказательства, — и всего более надеюсь на историческую молодость нашу, обеспечившую нам недурную психику. Мне кажется, что все эти данные должны быть развиты в интересах человечества, что мы должны будем влить в общую сумму общечеловечьей работы много свежих сил, много объективно, общезначимо полезного, — ведь мы еще не работали, не жили!

Мне кажется, что Ваш национализм — в грубой схеме, конечно, — приблизительно таков?

Но — оставим национализм, будем говорить просто о любви к березам, осинам, волкам, снегам и вьюгам и — о любви к русским людям, подросточкам мировой истории. Это у Вас есть, а — в моих глазах — это залог тому, что Вы способны спеть прекрасные, тихие, но бодрые песни, — в них, в бодрых песнях, нуждается Русь. Так ли? Есть любовь — все есть! И я желаю Вам дружески-горячо — не давайте угаснуть этому чувству, необходимому для жизни, как солнце! Пишите так, как будто Вы рассказываете любимейшему человеку, пред которым нельзя сказать ни слова неправды, но который нуждается, чтобы в нем отметили его хорошее, его человеческое! Скотское же в нем — оплевано и будет оплевано без нас с Вами. Сейчас — с особенной яростью плюются, ибо тот, в кого плюют, не хочет защищаться. Не может? Ну, и не может. Но — прежде всего — не хочет, ибо мочь — это значит хотеть. Всего доброго и — бодрости прежде всего!

А. Пешков

(обратно)

478 А. Г. КОЛПАКОВУ

Между 8 и 15 [21 и 28] марта 1910, Капри.

Аркадию Гавриловичу Колпакову, редактору — издателю журнала «Гном».

Многоуважаемый Аркадий Гаврилович!

К величайшему огорчению моему — не могу я вступить сотрудником в почтенное Ваше издание, не могу, оберегая Ваши интересы и спокойствие Вашего духа.

Потому что, как только я начну писать в журнале Вашем, — сейчас же узнают об этом газеты и начнут тоже непременно писать. Узнает директор гимназии, сделает неприятную сцену Вам, потом — Вашим папе и маме, а папа с мамой — обидятся и тоже сделают Вам сцену, да и мне, пожалуй, перепадет на орехи.

Я, Аркадий Гаврилович, сам в гимназии не учился, но — весьма боюсь директоров, хотя мне уже сорок лет, а директора, наверное, не все страшные.

А что о сотрудничестве моем у Вас узнают — это уж наверное! Обо мне — все известно: сколько волос у меня на голове, и как велика лысина, и что я думаю, когда молчу, и какие вижу сны — всё!

И если я напишу детям письмо, так оно уж непременно попадет в газеты, — куда ни прыгни, а уж на земле будешь, таков закон природы, дорогой Аркадий Гаврилович. Об этом даже в учебниках физики сказано.

Мне очень нравится, что Вы издаете журнал, и я был бы рад, если бы Вы прислали мне вышедшие номера его. Пришлите, а? А я Вам открыток пришлю и, если хотите, иностранных марок?

Знакомство наше не скрывайте от папы с мамой — с ними надо быть откровенным во всем, если Вы желаете, чтобы они были для Вас хорошими друзьями. Это я говорю не потому, что сам — папа, а потому, что дружба сына с отцом и матерью — превосходнейшее чувство и я желаю Вам испытать его.

Желаю Вам также успеха в Вашем деле, это славное дело, и я хотел бы, чтобы Вы не бросали его всю жизнь, писали бы рассказы, издавали журналы и т. д.

Конечно, для этого необходимо учиться, это — как я немножко знаю — трудновато, но — необходимо, милый Аркадий Гаврилович!

А если привыкнешь учиться, так это даже приятно, уверяю Вас! Приятно и дает очень много радости.

Крепко жму Вашу огромную лапу, да будет она всегда сильной, доброй, рыцарски честной — Вам ведь хочется этого?

Всего хорошего, Аркадий Гаврилович.

Журнал-то пришлите.

(обратно)

479 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

Май, не позднее 8 [21], 1910, Капри.

Работая — ставьте мысленно пред собою любимых Вами людей прошлого — тех, кто трогал Вашу душу величием своей жизни, ласковой песней — Христа, Пушкина, русский народ, ставьте тех, кто дорог в настоящем, — Толстого, мужа, дочь или Вашу мать, или русский народ — и вообразите, что это им, лучшим людям жизни, самым близким для Вас, Вы рассказываете интимно, искренно и просто Ваши наблюдения над современностью, Ваши мысли и недоумения, всю Вашу жизнь, которая есть необходимейшее звено в цепи жизней. Никогда не бойтесь честно сказать себе и другим — «не знаю», «не понимаю», — поверьте, это честнейшие слова человечьи.

Заботьтесь об языке: всегда читайте Пушкина, Аксакова, Чехова; старые рассказы Короленко тоже много дают чудесных, мягких слов. Читайте еще былины, сказки — лучшие издания их — академические, — в них Вы найдете множество красоты и услышите коренной, мощный народный язык.

Так как наш герой — народ, что бы там ни кричали модники, то для знакомства с его духом, с его творчеством хорошо знать книгу Афанасьева: «Поэтические воззрения славян на природу» — старая, но добрая книга и сделана с любовью.

Почему-то мне кажется, что Вы должны написать книгу о «бабе» — все равно в каких юбках: в шелковых или холщовых. Говорю «баба» нарочно, ибо — пока еще русская женщина не вся целиком превратилась в «даму» на европейский лад и в «женщину» на городской. «Баба», по преимуществу, — мать и не только тогда, когда у нее дети, но когда она жена, любовница; так вот, это материнское в русской бабе, эта ее весь мир обнимающая жалость требует простого, правдивого изображения. Подумайте-ка над великой тоской бабьей жизни, над жизнью человека, у которого ничего нет, кроме большого, страшно емкого сердца.

И не читайте тех современных и гадких выдумок о женщине, которые сочиняются импотентными мужчинами города, — в газетных объявлениях этих господ именуют «меланхоликами», надо бы говорить — мерзавцы, но это не принято.

О женщине современной хорошо пишут только скандинавы: Гейберг — «Северные сборники» «Шиповника». Петр Нансен — там же, и повесть «Мария», отд[ельное] издание. Бойер. Следует читать и Гамсуна — «Викторию», «Розу», «Бенони», «Под осенними звездами». Вообще скандинавы — интереснее и серьезнее всех в наши дни.

Еще рекомендовал бы Жеромского «Историю греха» — отд[ельное] изд[ание] в переводе Троповского — книга пессимистическая, но — искренняя.

Но — за всем тем — мужчина, рассуждающий о женщине, всегда формалист и хозяин, это мешает ему понимать даже тогда, когда он чувствует в женщине нечто новое. А так как хозяева вообще и всюду трусливейший народишко — то «современный исследователь женской души», боясь нового в ней, спешит возможно скорее объяснить его и — врет. Я глубочайше убежден, что врет и что в психике современной женщины назревает нечто новое и важное.

Все я поучаю Вас — извините Вы меня. Дело в том, что я — заядлый литератор, влюблен в русскую литературу страстно, как юноша, и чуть только увижу трепет нового таланта — так мне и захочется ковром лечь под ноги ему, дабы легко и без лишней траты сил шел он к своей высоте.

Привет!

Мужу Вашему поклон, дочери — поцелуйте лапку.

А. П.

(обратно)

480 Н. А. ТОПАЗОВУ-ЧЕРДЫНЦЕВУ

16 [29] мая 1910, Капри.

Милостивый государь

Николай Алексеевич!

Мне приходится прочитывать в среднем по 20 рукописей в месяц — представьте, как трудно было бы входить в переговоры с автором каждой из них.

На тему «Вел[икого] кануна» пишется очень много, вот и сейчас предо мною лежат три рукописи рассказов из быта современной тюрьмы: их общий тон, как и тон Вашего очерка, — плач и жалоба. Я ничего не могу сказать о деталях Вашей работы, но общее впечатление помню: вещь написана тяжело и не очень умело. Главное же, что характерно для литературы этого типа, — ее плачевный, жалобный тон. Я этого не понимаю, не могу понять. «Взявшись за гуж — не бай, что не дюж», а российская интеллигенция потянет некоторое время воз своих обязанностей и потом стонет на весь мир — ой, тяжело! Ой, больно!

Ныне она встала в положение достаточно трагикомическое, и едва ли следует подчеркивать жалкую позицию ее стонами и жалобами. Сказанное — прошу верить — относится не прямо к Вашей работе, а — ко всему ряду «тюремной» литературы.

Вот все, что я могу Вам ответить.

А. Пешков

Если пришлете рукописи — прочитаю. Я лично не занимаюсь изданием книг за границей на иностранных языках, по этому поводу Вам следует обратиться к Дицу в Штутгарте или Ладыжникову в Берлине.

Всего доброго.

А. П.

(обратно)

481 Н. А. МОРОЗОВУ

20 мая [2 июня] 1910, Капри.

Многоуважаемый

Николай Александрович!

Мне очень редко приходилось встречать Петра Францевича, и я не имею сообщить об этих встречах ничего такого, что было бы интересно для русского общества.

Желая сборнику Вашему доброго успеха, искренно сожалею, что не могу быть полезным для него. Примите мой сердечный привет.

А. Пешков

Capri.

2/VI — 910.

(обратно)

482 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

20 мая [2 июня] 1910, Капри.

Повесть — не удалась Вам, дорогая Людмила Алексеевна, я внимательно прочитал ее дважды, и впечатление мое таково: вся работа схематична, особенно начало ее. Чувствуется, что у автора не хватает материала, нет достаточного запаса наблюдений, поэтому он, вместо фактов и картин, — дает риторику и ламентации. Там же, где даны факты, — они случайны, не типичны, невольно заставляют думать об автобиографии. Мать, такая, как у Вас, — явление не рёдкое, может быть, но — это не типичная мать. Искусство — есть искусство типизировать, то есть отбирать наиболее общезначимое, наиболее человеческое и из него строить нечто убедительное, непоколебимое. Вы назвали повесть «Человеческие узы» — но Вам не удалось показать всю сложность, все обилие и всю спутанность этих уз. Ваша мать не столь страшно виновата в жизни, как в повести Вашей. Ведь она тоже сдавлена узами, не так ли?

И девица — не типичная, с начала до конца: обратите внимание на все внешние события ее жизни, разве так слагаются они у большинства девиц? Справедливости ради, — ведь мы, писатели, тщимся служить ей, справедливости, да? — Вы должны были показать девицу эту матерью, налагающей узы на своих детей. Эти узы могут быть новы как мнения, как идеи, но это — узы, ибо это стремление зрелой, организованной воли подчинить себе волю незрелую и неорганизованную, — организовать опыт ребенка по образу и подобию своего опыта.

И роман девицы — не типичен. Разве таковы романы в их большинстве? Героиня — анемична, но — ведь инстинкт пола заложен в нервах, он и в мозге, он вызывает у девиц за двадцать множество представлений о той тайне, познать которую они назначены природой. Вся эта полоса внутренней жизни обойдена Вами. Роман с Яковом — случайность, случайностям не должно быть места в произведении, которое претендует на широкое, объективное освещение человечьей жизни. Нет случайностей. И знаменитый пример с кирпичом, который, выпадая из карниза, убивает неповинного прохожего, глупый пример. Падение кирпича может быть обосновано плохой работой каменщика, скверным качеством извести, обилием дождей, размывших карниз, — сотней причин и — скверной архитектурой городских зданий, в конце концов. Скверные здания — результат ничтожной культуры и т. д.

Повторю — для такой большой задачи у Вас, очевидно, не хватило материала. В языке — множество небрежностей, торопливости, неуверенности. Слово «существо» на первых страницах пестрит. Оно, кстати, совершенно излишнее.

Общий тон — педагогичен. Вы — учите читателя, а не рассказываете ему о том, что Вам известно, что мучает и радует Вас. Но все, чему Вы учите, читатель уже знает из статей по педагогике, он все знает! Человек — не логичен и не любит логики. Вы, художница, спокойно и просто поставьте его в круг, в центр наиболее типичных явлений жизни, нарисуйте ему их в образах и картинах — это он кое-как примет, может быть, немножко подумает над этим. Немножко, ибо он лентяй и фаталист, русский читатель, его любимый глагол «ждать». «Подождем», «погоди», «ожидаю» — это чаще всего встречается в разговорной речи. Глаголы выражают действия, как Вы знаете.

Итак, повесть не удалась; мне кажется, я не ошибаюсь.

Но, отнюдь не из любезности, не из желания добавить в бочку дегтя ложку меда, говорю Вам искренно — надо работать. Вы человек достаточно дерзкий, у Вас есть в сердце хороший, крепкий, злой кусочек, кристалл горечи, порою он превосходно сверкает, и Вы его цените. Это славный кусок души, и он, конечно, дорого Вам стоит.

Позвольте указать Вам на двух писательниц, которым я не вижу равных ни в прошлом, ни в современности: Сельма Лагерлеф и Грация Деледда. Смотрите, какие сильные перья, сильные голоса! У них можно кое-чему поучиться и нашему брату, мужику.

Если бы я считал Вас слабее — написал бы Вам все это в более прикрытой форме. За всем тем скажу, что некоторые журналы напечатали бы Вашу повесть, попросив Вас лишь сократить ее в начале.

Не огорчайтесь. Неудачи — это ангелы-хранители писателя, они поднимают его выше над мелочами, оберегая от пыли самомнения, грязи самообожания и от всякой скверны.

Всего доброго, всего хорошего!

А. Пешков

Capri.

2/VI.910.

(обратно)

483 Д. И. СЕМЕНОВУ

28 мая [10 июня] 1910, Капри.

Дорогой Демьян Иванович!

В стихах Ваших самое ценное — их содержание, искренность, с которой Вы их пишете, но по форме они плохи.

Вам надо учиться, надо читать, необходимо иметь свободное время.

Я знаю, что говорить рабочему человеку — учись! — так же бесполезно и глупо, как умирающему с голода сказать — лечись!

А все-таки скажу — учитесь! Важно, бесконечно важно, чтобы люди слышали простой голос рабочего человека.

Мне очень хочется Вам помочь, но, к сожалению, это не так просто для меня. На первый раз сообщите мне, какие Вам нужны книги, и я вышлю их Вам, а впоследствии пришлю Вам немного деньжонок, если хотите. Список книг присылайте скорее.

Будьте здоровы, не падайте духом! Когда-то и я стоял в Вашем положении, но — выбрался же! Помогали мне мало, вернее, не помогали совсем.

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

484 Л. А. СУЛЕРЖИЦКОМУ

Конец мая [середина июня] 1910, Капри.

Милый мой Сулер —

спасибо за хорошее письмо, за добрую память. Иногда приятно услышать, как живой человек ворчит или бормочет разные нелепости.

Читаю, как гремит ваш театр, как «пущает» философию Владимир] Иванович] и расточает эстетику К[о]н[с]т[а]н[тин] Сергеевич]. Очень интересно. Живет Русь!

Но — и скучно же вам должно быть! Чего только вы не делаете? О чем вы, милые соотечественники, не рассуждаете? И всё — серьезно. И всё — на все медные! Сколь приятное зрелище представляет собою эта куча ценнейших людей, ныне издыхающих в судорогах неизбывной, неразрушимой тоски.

А я — пишу фарсы. Написал один в четырех актах, а другой — кончаю — в двух будет. В одном — самоистребляются разные недобитые судьбою люди, в другом — купцы города Гнилищ хлопочут о желез[ной] дороге.

А третий — в одном акте: некто написал пьесу, она поставлена, ее играют, и — вдруг — актеры на сцене начинают говорить, — представь себе ужас автора и гнев его! — они говорят простым человеческим языком! Автор бросается на сцену, грозит актерам мировым судьей, обращается к публике с жалобами, но актеры, наконец, тоже вышли из терпения и — вышвырнули автора со сцены. Как видишь, это уж трагический фарс.

Мне живется недурно. Я все больше и горячей люблю Италию, особенно — Неаполь и — неаполитанский театр. Дружище, какой это великолепный театр! Здесь есть актер-комик Эдоардо Скарпетта, он же — директор театра «Меркаданте» и автор всех пьес, которые ставятся в этом театре. Он и его товарищ Делла-Росса изумительные артисты! Скарпетта идет от Полишинеля — от Петрушки нашего — но как!

Великолепен трагик Каравальо, особенно в ролях чисто неаполитанского репертуара, в мелодрамах из жизни порта. Когда он играет какого-нибудь хулигана — страшно смотреть. В классическом репертуаре им тоже восхищаются — но я, лично, несколько утратил вкус ко классикам на сцене, они дают мне больше наслаждения в чтении.

Хороши здесь театры, и театральная жизнь — изумительно бойка. Я имею в виду, главным образом, театры диалектов. Знаешь ли ты, что Италия впереди всех стран по количеству театров? В ней — 3557!

Недавно видел Режан — не в восторге. Видел Эрмете Новелли, его некоторые театралы — ив том числе Модест Ильич Чайковский — именуют «величайшим актером современности». Не понравился, хотя очень умен и ловок.

А смотрел я у Скарлетта, как голодные неаполитанцы мечтают — чего бы и как бы поесть? — смотрел и — плакал! И вся наша варварская, русская ложа — плакала. Это — в фарсе? В фарсе, милый, да!

Не от жалости ревели, — не думай! — а от наслаждения. От радости, что человек может и над горем своим, и над муками, над унижением своим — великолепно смеяться.

Летом поеду смотреть Грассо, — это чудесный парень, кроме того что артист хороший.

Страшно люблю неаполитанские песни. И в случае, если я приму католичество, а также подданство итальянское, — не удивляйся, не ругайся, не плачь!

От любви! От нее — на все пойдешь! Между прочим, — только ты не говори никому! — у меня превосходнейшие отношения со здешними попами. И даже — ох, не скажу что!

Но, в случае, ежели…

Приглашу тебя режиссером в театр Ватикана. Мы устроим его во храме Петра, который я очень не люблю за его пустоту.

Жди. Молчи. Всего доброго! Поклон О[льге] И[вановне].

Ал[ексей]

(обратно)

485 Э. ФИЛЬВАРОВОЙ

Май—июнь 1910, Капри.

Э. Фильваровой.

Итак — Вы хотите кончить самоубийством.

Из Вашего письма я не понял причин, внушивших Вам такое решение. «Не люблю людей, — пишете Вы, — а м. б., люблю, не знаю». Вот именно — не знаете. Я не хочу обидеть Вас, говоря это. мне 42, Вам 21, я вдвое больше Вас прожил количественно и во сто раз больше качественно, но — знаю ли я людей? Могу ли сказать — они плохи, отвратительны, как говорите Вы, жительница маленького городка, человек с опытом очень ничтожным? Нет, я никаких решительных и решающих выводов не имею. Знаю — и, вероятно, не хуже Вас, — что жизнь — очень трудна, люди порой удивительно глупы и пошлы, так!

Но жизнь, во всем ее объеме, во всей широте и разнообразии, — прекрасна, увлекательна, как процесс вольного и невольного совершенствования людей — она подобна волшебной сказке, — попробуйте-ка посмотреть на нее внимательнее и — простите! — честнее. Именно — честнее. Вы переоценили Ваши страдания, Ваше личное, Вы измеряете жизнь мерою Вашего маленького горя. Вам не нравится жизнь, она тяжела для Вас. Очень хорошо, Вы имеете право прекратить ее. Но — при чем тут люди и зачем обвинять их, проклинать, презирать? Они едва ли хуже Вас, едва ли более счастливы.

Да, я тоже покушался на самоубийство, мне оченьстыдно вспоминать об этом, и оправданий этой глупости я не нахожу до сей поры, хотя это случилось со мной 23 года тому назад. Стрелялся я потому, что признал себя неспособным к жизни, но людей — ни в чем не обвинял, хотя они обращались со мной весьма неласково. Когда я лежал, раненый, в больнице, ко мне пришли товарищи мои, рабочие, и укоризненно сказали мне:

— Дурак.

Стало мучительно стыдно, и я, с той поры, не думаю о самоубийстве, а когда читаю о самоубийцах — не испытываю к ним ни жалости, ни сострадания.

Но — и не осуждаю их.

Умирают. Их воля. Стало быть — не могут жить.

Делайте с собою все, что Вам угодно, но — имейте уважение к людям, поверьте — Вы не лучше их, как об этом громко говорит Ваше письмо.

(обратно)

486 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

Июль 1910, Капри.

Дорогой Михаил Михайлович!

Пожалуйте сегодня обедать к нам и скажите — если знаете — имя, отчество профессора Сумцова.

Очень нужно знать!

А. Пешков

(обратно)

487 С. Я. ЕЛПАТЬЕВСКОМУ

Вторая половина июля [первая половина августа] 1910, Капри.

А все-таки Вы — старый романтик! Да, да, да!

Это не мешает мне — строгому натуралисту и материалисту — любить Вас большой, почтительной, искренней любовью.

В сказанном — ни буквы преувеличения, — действительно люблю Вас и воистину — уважаю. Весь Ваш образ люблю, милый Сергей Яковлевич, и Вы для меня — не на словах только — образ. Вы — русский литератор, с головы до ног, как король Лир — король. Таких людей, как Вы, Русь не рождает больше, — авантюрист пошел и, должно быть, — все двойни да тройни. Точно некая огромная кошка плодит их, паршивая кошка, — извините мне мой натурализм.

Милый Сергей Яковлевич — ошибку сделаете, миновав Капри. Большую-с.

Живет здесь удивительный человек из Персии — полтора года дрался там жестоко, бывал многажды ранен и — столько знает, так рассказывает! Диво-дивное!

Засим — превосходное лицо имеет душа Михайлы Коцюбинского, чудесное лицо!

Пристрастие Ваше к женскому полу зная — барышню полурусскую-полунеаполитанку показал бы! Оригинально!

Я — тоже интересен, хотя — кубический социал-демократ, что бы Вы ни кричали.

Приезжайте! Будем стрелять друг в друга из старых пистолетов, ибо я намерен вызвать Вас на дуэль за оскорбление наименованием меня Франциль Венецианом, Гуаком и прочими неприличными терминами. °

Хорошо здесь и помимо людей. Приезжайте, просим!

Амфитеатров будет, Г. Л. Лопатин, Шаляпин.

И — Вильям Шекспир.

Где Вы это встретите!

Во Фрейбурге на-днях будет землетрясение. И ожидается чума. А также приезд Василия Федорова, прусского короля.

Кланяемся всем кагалом!

Очень крепко обнимаю.

А. Пешков

(обратно)

488 Б. А. ВЕРХОУСТИНСКОМУ

9 [22] августа 1910, Капри.

Б. Верхоустинскому.

Вы разрешили мне указать дефекты Ваших работ, — пользуясь этим разрешением, обращаю внимание Ваше на следующее:

Рассказ «На жел[езном] мосту» произвел на меня странное впечатление пародии, талантливо написано, да, но — не серьезно. Тема простая, трогательная, мне кажется, ее следовало бы рассказать задушевно, тихонько, вполголоса, как сказку, а Вы, извините, накокетничали безмерно и — все испортили и окурили все запахом Аверченки. Зачем?

«В молчании есть мудрость» — к чему столь убийственное глубокомыслие? Эти пестренькие галстучки давно уже брошены, вышли из моды, смешны.

«Хвост, как знамя» — неверно! И некрасиво. «Чемодан, наполненный дьяволами» — нечто от В. Гюго, и — плохо, смешно. Будьте романтиком — это своевременно и почтенно, но — останьтесь реалистом, — это необходимо, ибо только это убедительно, это мощно касается души, и — только это — бессмертно. Первая часть «Фауста», как Вы знаете, реалистическое произведение, а вторую — не читают. И — не надо: в любом сборнике по фольклору трижды больше глубины и смысла, чем в этой премудрой путанице.

«Лука». Превосходная тема. Очень опасная, требует напряженного внимания, эпической простоты и правдивости. Богоборчество — отнюдь не клоунада, как изображает его Митрий Мережковский и иже с ним. Искания «Опоньского царства» — исконное русское дело, на нем тысячи и тысячи наших дон-Кихотов свихнули свои мозги, разбили сердца; из-за этого-то искания мы и безжизненны с европейской точки зрения, оно-то и объясняет наш пагубный пассивизм. Это — национальная болезнь, нечто историческое и неотъемлемо присущее нам.

А Вы, взявшись за столь серьезную тему, обращаетесь с нею, как мальчик с резиновым мячом. Пересолено все, огрублено. Хождение под землею — предприятие рискованное, его надо было изобразить гораздо тише, без излишних разговоров, да еще таких, как речи Луки о «беспорочном зачатии ребеночков». Страх семинара — преувеличен, боевое настроение Луки — тоже. И — вплоть до конца, все это надо сделать серьезнее, мягче, правдивее.

«Воюю!» — возглашает Лука. Я, читатель, не верю ему, не верю Вам, мне досадно и немножко стыдно за Вас. Не говорил ведь он этого! Он — гораздо проще в словах, внутренне же несравнимо сложнее. У него — ощущения, а не мысли, настроения, а не болтовня. Семинар может и должен говорить много, ибо ему нужно спрятать от самого себя путаницу своей души, — путаницу, одолеть кою он — бессилен. А Луке надобно выяснить себя, но не скрыть, и он выясняет свое «я», его боль, простодушно, как ребенок, грубовато, как дикарь.

Все в этом рассказе — неожиданно, все подпрыгивает и гримасничает. Вы вообще любите гримасы, думая, что это — юмор. А юмор-то у Вас есть и — хороший, теплый, пользоваться же им Вы еще не научились.

Язык: «объедаясь разлагающимися трупами» — избегайте Вы этих протяженно-сложенных слов и свистящих, шипящих слогов!

«Колокольные проклятия» — удачно ли? Не проще ли медные? И нет человеку надобности «разбивать кулаком фонарное стекло»: попробуйте-ка разбить фонарь кулаком, держа его в руке, на весу?

Вы, несомненно, идете вперед, но — медленнее, чем Вам следовало бы. Думаю, что причина — внешние помехи. И будь у меня деньги — я предложил бы Вам их, чтобы Вы уехали куда-нибудь в тихий угол и там пожили бы один на один с самим собою столько времени, сколько надо, чтоб уложить свои впечатления в простые, красивые формы.

Тогда этот дьявольский Лука не говорил бы таких Мережковских слов и перестали бы Вы преувеличивать так нескладно.

«Дурак, не молись попусту», — говорит Лука у Вас. В действительности — он этого не говорил, поверьте!

«В какой действительности? — спросите Вы. — Это же я выдумал». Ваша выдумка — действительность, а роспись ее, сделанная Вами, — сплошь почти выдумка, и — плохая.

Мне очень грустно и неловко писать Вам все это, терпеть не могу становиться в позу поучающего. Но — меня, м. б., извиняет то, что, мне кажется, Вы — человек даровитый, с будущим, а — главное — человек хорошего сердца.

Если Вас что-либо заденет в этом письме — не обижайтесь! Я тоже несколько неуклюж в деле выражения моих мыслей и настроений.

Сердечно желаю всего доброго!

А. Пешков

(обратно)

489 Д И. СЕМЕНОВУ

12 [25] августа 1910, Капри.

Демьян Иванович!

Книги Вам будут высланы из Петербурга. Очень рекомендую Вам внимательно прочитать историю Ключевского и книгу Бельше «Любовь в природе».

Вы хорошо сделали, решив, что Вам нужно погодить писать, а сначала поучиться. Поучитесь-ка, это — необходимейшее дело.

В стихах, присланных Вами, много неправильностей, неверных ударений, язык русский Вы знаете неважно, красоту и силу его чувствуете слабо, а это надо знать, надо чувствовать, иначе ничего путного не напишете.

Ваши чувства, Ваши впечатления могут быть очень ценны, интересны, но надо уметь их обработать. Представьте, что Вам дан кусок хорошей стали и сказано: «Семенов, опили и отшлифуй кус». А инструментов у Вас нет, — что сделаете Вы голыми руками?

Язык — инструмент, необходимо хорошо знать его, хорошо им владеть. Понятно это?

Если Вы позволите, я оставил бы Ваши стихи у себя на время Собираюсь написать статью о самоучках-писателях, — им нет числа у нас, — и стихи Ваши мне были бы нужны для ссылок, для цитат.

Читайте, думайте, относитесь к людям внимательней, мягче, не думайте о себе, что Вы исключительный человек, — и все пойдет хорошо

Желаю Вам успеха, бодрости душевной, здоровья.

А. Пешков

(обратно)

490 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

26 августа [8 сентября] 1910, Капри.

Дорогой Михаил Михайлович!

На прилагаемое письмо я ответил, что право выбора переводчика осталось за автором, и дал г. Васину Ваш адрес.

Я его — не знаю. Думаете ли Вы, что «критический» очерк нужен?

Если — да, то, на мой взгляд, было бы лучше, если б очерк этот написал малоросс

Как доехали? Видели Стриндберга?

Каково здоровье?

Все наши кланяются Вам. Мой привет супруге Вашей И ребятам.

О карточке — не забыл, но еще не имею ее.

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

491 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

16 [29] сентября 1910, Капри.

Дорогой Михаил Михайлович!

Не отвечал на письмо Ваше потому, что карточку для Оксаны не мог достать, — придворные мои фотографы мучители! Снимут, и потом шестнадцать дней просишь их — дайте снимочек! А они — кочевряжатся.

Послал Вам письмо некоего Васина — получили?

Живем — как всегда, заезжает разный народ российский, сейчас вот ждем артиста Самойлова. Погода была с неделю — противная, шел дождь, и весь остров плакал, а ныне установились удивительно ласковые и ясные дни. Виноград собирать начали поздно в этом году.

Испугались итальянцы холеры и — молодцы — энергично принялись за нее! Зина на-днях съездил в Неаполь и по приезде назад обязан бумагою строгой посетить пять раз доктора под угрозою штрафа за неисполнение сего обязательства.

Я немножко расклеился — не спится, и нервы очень шалят. Очень ушиблен румыно-турецким союзом — скверно это для нас! Ясно, что немцы собираются нас колотить серьезно. А мы все еще дремлем.

Желаю Вам всего лучшего, кланяюсь семье.

А. Пешков

(обратно)

492 И. И. БРОДСКОМУ

17 [30] сентября 1910 Капри.

Милый Исаак Израилевич!

Все Ваши открытки получены, спасибо!

Я был уверен, что Флоренция — и вообще север Италии даст Вам много радости. Завтра туда отправляюсь я с Зиной и Юрий с сестрой, они едут в Россию, а мы — останемся во Флоренции, посмотрим Сиену, Лукку, Пизу и т. д. Завидуете?

Вот что: если Вы будете посылать мне монеты — сделайте так, чтоб их не раскрали дорогою! Нельзя ли послать через канцелярию Академии как посылку казенную? Устроите это, а?

Илья Ефимович прислал милое письмо; кланяйтесь ему, когда увидите, и — кстати — скажите, что я помню его обещание дать мне этюд, помню! Как бы хорошо было мне, отшельнику, иметь перед глазами кусок репинского полотна! Скажите ему это!

Часто вспоминаем Вас, и все уверены, что Вы весною приедете сюда. Хорошо здесь сейчас — стоят такие ласковые, теплые дни, и все так мягко — ярко. Славно.

Жене Вашей писал. Не ответила, гордая!

Желаю Вам от всей души здоровья, бодрости, веселья!

А. Пешков

(обратно)

493 В. Г. КОРОЛЕНКО

Между 26 августа и 18 сентября [8 сентября и 1 октября] 1910, Капри.

Дорогой Владимир Галактионович!

Принять участие в протесте — не могу.

Вы пишете: «вопрос о смертной казни выходит за пределы наших споров» — да, сегодня — выходит, а — завтра? Споры наши не однажды еще превратятся в смертные драки, и думаю, что организаторы сегодняшнего протеста — дайте-ка им власть! — преусердно будут избивать побежденных. Уж если в наши дни гг. Гершензоны вопиют о пользе штыков — представляю я будущее! А гг. Гершензонов и иже с ними красноречием не одолеешь.

В частности же, поведение «Речи» в деле с «Современным] миром» — внушило мне к этой газете нехорошее чувство. Слишком много политики в этой газете, и слишком торопится она наплевать на демократию.

Никаких «шагов» к возвращению домой я, конечно, не делал и не намерен сделать: письмо, явившееся в газетах, такой же апокриф, как и моя беседа с итальянским королем. На Волгу я, в свое время, насмотрелся, помню ее — хорошо. А тому, что вижу здесь, нарадоваться не могу. Хорошо, дорогой В. Г., до жгучих слез зависти хорошо! Красив и трогателен процесс внутреннего объединения Италии, как он наблюдается у простонародья, в беседах эмигрантов у дверей пароходных контор, в разговорах крестьян в кантинах. У нас Ниж[ний] о Полтаве только то и знает, что она где-то «в хохлах», а здесь, где история каждого города — сказка, людям легко друг друга познавать.

Не пришлете ли Ваши книги в библиотеку русской колонии Неаполя? Здесь свыше сотни студентов учится, да еще разного народа — куча. Книги читаются нарасхват, кое-что переводится и охотно принимается газетами.

Пользуясь случаем, посылаю Вам «Шпиона»; в России он не допечатан. А Вас просил бы прислать «Записки современника» — очень хочется иметь эту книгу из Ваших рук, нравится она мне.

Искреннейше желаю Вам, В. Г., всего лучшего. Авдотье Семеновне — почтительно кланяюсь.

Не сетуйте на меня за отказ мой — болею мучительной жалостью к родине, но жалость эта перекипает у меня в злость.

Еще раз — всего доброго!

А. Пешков

(обратно)

494 И. И. БРОДСКОМУ

Середина [конец] октября 1910, Капри.

Милый мой Исаак Израилевич!

Вы хотите, чтоб я прислал Вам рукопись «Буревестника», — могу и, конечно, сделаю это для Вас с удовольствием искренним.

Но — это вещь старая, тысячи ртов жевали ее, слова ее, когда-то налитые живым соком сердца, ныне омертвели, поблекли, и, скажу по совести, — «Буревестник» уже не нравится мне. Как бы чужая вещь. Повторяю: хотите — пришлю.

Однако — предпочел бы написать что-либо новое, и — для Вас. Постараюсь сделать это, пришлю, понравится — оставьте у себя, не давая в печать, не понравится — возвратите, и тогда я пришлю желаемого Вами «Буревестника». Ладно?

А я недавно возвратился из поездки: был во Флоренции, Пизе, Сиене, Лукке и еще кое в каких маленьких городках. Смотрел Содома, Пинтуриккио, Перуджино, — я их очень люблю. Видел и еще много ценного, самое же удивительное, сказочное и чарующее — Сиена. Вот куда я поеду с Вами, и это — необходимо для Вас, поверьте! Это, кажется, наиболее уцелевший средневековый город, необыкновенной, благородной красоты. Мы видели там на улицах людей в костюмах XV века, — смотрите открытки! — вот эти пажи, красавицы, яркие и милые, ходят там. Город разделен на 17 участков, и в каждом участке по сей день существуют знаменосцы, обязанные представительствовать от своего участка во всех торжественных случаях жизни: на праздниках, похоронах и т. п. Мы […] попали на похороны рабочего, и нам показалось, что вдруг мы […] заехали за 500 лет назад. Точно сон!

В городе по сию пору сохранились конные ристалища — остатки древних турниров, — ристалища эти бывают ежегодно дважды на площади перед Palazzo Communale. Но — всего не перескажешь, надо видеть. Посылаю несколько открыток, чтоб дать Вам хотя приблизительное представление о странном и прекрасном лице города.

Тащите Горелова, тащите еще талантливых ребят с собою сюда, и — это будет превосходно, это будет плодотворно для русского искусства.[…]

Чтоб не думали, что у меня плоха память, — посылаю Вам восемь строк стихов из «Детей солнца» — уж если Вам так нужен мой автограф!

Монеты еще не получил: Вы избрали длинный и опасный путь для посылки их; боюсь — растеряют их в «Знании»!

Будете у Ильи Ефимовича — кланяйтесь ему! Очень люблю его!

А теперь — слово к Вашей супруге, которая может и должна писать стихи.

Любовь Марковна, дорогая моя!

Я не буду убеждать Вас в необходимости этой письмами, ибо уверен, что мне удастся сделать это лично и устно здесь, на Капри. Уверен, что благоразумие и все силы небесные, земные — включительно с петербургской его императорского величества слякотью и грязью — заставят Вас выехать сюда, к весне. Здесь Вы будете купаться, кормить дитя превосходным козьим молоком, будете читать, — у меня все современные поэты собраны. Исаак, Вы, я, Горелов — все будут писать — красками, чернилами, на холсте, на бумаге, — на земле! Мы ее, несчастную красавицу, замученную и захватанную всякими пошлыми и грязными лапами, так распишем — не земля, сказка будет!

Согласны Вы? Превосходно!

О времени, когда решите ехать сюда, надобно известить нас заранее, дабы мы Вас тут могли устроить, елико возможно, удобнее.

А пока — жму Вашу руку, будьте здоровы, будьте счастливы!

Вся наша каза приветствует Вас и Вас, Исаак.

Были у Гржебина? Получу я Серова?

Ну, еще раз — всего лучшего и — доброго здоровья, что лучше всего!

А. Пешков

(обратно)

495 С. М. ПРОХОРОВУ

Конец октября [начало ноября] 1910, Капри.

Милый мой Прохорыч!

Вы очень тронули меня за сердце славным Вашим письмом и снимками с картин Ваших, — спасибо, голубчик! Сердечно желаю Вам на новом месте хорошо устроиться и много работать, а что люди томские любить Вас будут — в этом уверен.

Горелову — спасибо за поклон, привет ему![…]

А я рад, что Вы попали в Томск, это расширит Ваши горизонты, понудит работать.

Кстати: недавно в городе этом была, — а может, и теперь еще не закрыта? — выставка работ местных художников. Дорогой Маркин! — хотите сделать мне великое удовольствие? Нет ли иллюстрированного каталога или снимков с картин; если есть — пошлите мне! Интересно же, как она живет, эта великая Сибирь.

Вообще я буду просить Вас время от времени сообщать мне о местной томской жизни, о Ваших работах, о том, что делает О-во любителей художеств и, наконец, обо всем, что заденет Вас за душу.

А затем — напишите этюд зимний, со снегом сибирским и — пришлите мне — обязательно! Назначьте цену — я вышлю деньги тотчас же. Непременно хочу иметь Вашу работу со снегом! Вы его так любите, так хорошо рассказываете о нем—должны хорошо и написать.

Посылаю Вам книги свои, все, что нашлось. Жалею, что нет «Матвея Кожемякина», пришлю после, вместе со второй частью.

Был здесь недавно киевский художник Маневич, очень интересный человек, видимо. Этою зимой в Париже будет выставка его работ. Восторгается Левитаном, любит Архипова и немножко напоминает их то тем, то иным штрихом своих картин. Но — есть и свое, этакое задумчивое, лирическое.

Когда мы — все тут — рассмотрели Ваши фотографии—захотелось видеть картины.

Мне более всего понравилась «Мать», затем «Воспоминания». Должно быть, это очень колоритные полотна, не говоря о настроении, видимо, строго выдержанном. Забавно-серьезно написано «Без господ», но — на снимке неясно лицо горничной и не понимаешь, в каких тонах написан задний план.

На выставку в Лондон следовало послать «Мать», — жаль, что Вы не сделали этого!

Итак, Маркин, Вы будете писать мне письма и напишете этюд со снегом, который привезете сюда сами, летом, — так?

Я уверен, что летом Вы приедете: здесь опять будет Бродский, вероятно — Горелов, Маневич и, м. б., еще кое-кто.

До лета Вы женитесь на сибирячке, хорошей девушке, с характером, которая будет любить искусство и заставит Вас много работать.

Потом — привезите ее сюда с собою, хорошо?

Ах, милый Вы мой! Был я недавно в Сиене и Пизе — что за волшебные города! Видел изумительной красоты вещи Перуджино, Пинтуриккио и Содома, видел много прекрасного и — еще раз пожалел, что со мною не было ни Вас, ни Якова Павлова, ни Исаака.

Где Павлов? Почему не пишет?

Если Вы знаете его адрес — сообщите мне.

И — до свидания!

Все наши кланяются Вам. М[ария] Ф[едоровна] просит сказать, что Вы — славная душа.

Крепко обнимаю.

Будьте здоровы, бодры духом!

Жить — работать — радоваться!

А. Пешков

(обратно)

496 И. И. БРОДСКОМУ

1 [14] ноября 1910, Капри.

Дорогой Исаак Израилевич!

Ваше письмо от 7-го октября оказалось очень своенравным: по дороге на Капри оно заехало на остров Крит, потом — Кипр, и, когда ему, наконец, надоело гулять, — явилось куда следовало сего, 14-го ноября.

Но и за пять недель бродяжничества оно не утратило милого аромата Вашей ясной души, не беспокойтесь об этом!

К делу: едва ли я могу помочь Вашему желанию писать Шаляпина, я давно уже не видал его и не знаю его намерений, не знаю, где он будет летом и весною. Я напишу ему все-таки, чтоб он ехал сюда, — так? Но — необходимо точно знать, когда Вы будете здесь, дабы ни Вам, ни ему не терять времени напрасно.

Он — натура капризная и еще более непоседливая, чем я.

Засим: Вы пишете: «отобрал десяток лучших монет», но — государь мой! — худшие-то, может быть, интереснее лучших! Вы пришлите мне все их, я Вам определю их ценность по каталогу и сохраню, не путая со своими, дабы Вы могли взять нужные Вам обратно, когда будете здесь.

Рад, что Ваш сезон начался так удачно, рад медали, а более всего — тому, что Вы работаете!

Желаю успеха, верю в него и — жду снимков с «Павлинов», с новой картины и с моего портрета.

Кстати: издается галерея портретов русских писателей, и, может быть, к Вам обратятся с просьбою дать для этой галереи снимок с Вашего портрета.

Я не знаю, захотите ли Вы это сделать, я ничего не рекомендую Вам, мне безразлично, будет моя рожа в этой галерее или нет, — я просто сообщаю Вам о возможной просьбе, а поступите Вы так, как найдете нужным. Вот и все.

Засим — будьте здоровы, будьте счастливы!

Кланяюсь Любови Марковне, и все наши приветствуют Вас и ее.

Вот что еще: издаются какие-то монографии о художниках— вышли книжки «Гольбейн», «Карло Дольчи» — это издание я видел, очень неважно! — я говорю о другом: если Вы знаете, — сообщите — хорошее издание или нет? Стоит выписывать, нет?

Всего доброго!

А. Пешков

Репину, Серову, Прохорычу — поклоны и душевное пожелание всех благ!

(обратно)

497 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

4 [17] ноября 1910, Капри.

Бесстыдно и неукротимо реву, как только представлю себе его лежащим лицом в небо, с руками, сложенными на груди, и эти монгольские скулы, по которым уже не побежит его большая, умная улыбка. Вот она — монашенка! Пришла и увела — навсегда. Почему, ну почему мне, когда я прочитал о его уходе из дома, представилось, что идет он по Киевскому шоссе и монашенка рядом, черная монашенка, выше его ростом?

Чувствую себя сиротой. С утра сижу и пишу о нем, чтоб хоть так немного погасить тоску. Написал Короленке, вот Вам пишу теперь и, с поражающей ясностью, вижу эту милую маленькую, угловатую фигуру с большущей головой.

Вы правы, конечно, теперь начнут «творить легенду», и это будет противно, будет вредно для страны.

Не святой он, а человек, который даже и нам, несогласным с ним, был и ближе и дороже бога, был милее и понятней всех святых. Дивная гордость наша, колокол правды, на весь мир гремевший, — замолк! И — когда? Уже и без этого горя мы согнуты даже до земли.

Национальный гений ушел из жизни нашей.

А тут еще представляешь неизбежное это звериное рыкание и хрюканье скотское, кое поднимется у гроба его, и лицемерный плач тех, кто считает себя наследниками его души — его необъятной души!

Вот когда захотелось мне в Россию, чтобы там, на месте, на ярмарке лицемерия, тщеславия и всякой скверны, сказать: «Цыц!»

Невыносимо тоскливо, и не глаза — сердце плачет. Какой конец! Как это многозначительно и глубоко вышло у него. Осиротела Русь. Эх, А[лександр] В[алентинович], прокляты мы, брат, каким-то злым проклятием.

Жди третьей смерти — это всегда так бывает: трое уходят, один за другим. Вот и теперь Муромцев, Толстой и — еще кто-нибудь, поскорости, за ними отыдет.

А мы — останемся, и дело наше — с нами. Нам — бороться против религиозной легенды.

Вижу соотечественников: ходят друг к другу и рассуждают: как — служить панихиды али нельзя? С одной стороны — следует: демонстрация, с другой — не следует: не церковник. Очень мучаются, наверное, болваны.

Ко мне уже заявились корреспонденты, интервьюеры, падают телеграммы. Я ничего не буду писать о нем ни здесь, ни в России. Не могу. И венка — не возложу: все это не идет к нему, все может оскорбить его великую память.

А. Пешков

Сейчас получено известие, что слух о смерти ложен. Не знаю, чему верить. Перевернуло меня кверху ногами, и в голове — сумбур.

У нас здесь творится необычное: хронический какой-то ураган. Все ломает и бьет людей. Даже наш остров сотрясся, чего с ним никогда не бывало. В порту Неаполя множество несчастий. А в океане, на расстоянии трех дней пути от Нью-йорка, что-то взорвалось, — читали?

Возмущены стихии или радуются? Стихийный человек кончается.

(обратно)

498 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

7 [20] ноября 1910, Капри.

Сердечному человеку

Михаилу Михайловичу

Коцюбинскому

на память

А. Пешков

Capri. 910.

Ноябрь.

(обратно)

499 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

7 [20] ноября 1910, Капри.

Дорогой Михаил Михайлович!

Я так и знал, что у Вас творится неладное: все время думалось про Вас с беспокойным чувством, и не однажды мы с М[арией] Ф[едоровной] говорили друг другу — должно быть, что-то нехорошо там! Хотелось написать, спросить — но в этих случаях всегда стесняешься нарушить нечто, — прийти в дом не во-время. Что за болезни? Что было с Оксаной? Вы не написали.

Сегодня вместе с письмом Вашим получены четыре листа Вашей книги, — перевод показался мне удачным, — Бы корректируете его? Хорошо бы Вам к весне выпустить тома два, три, чтоб поехать сюда и спокойно жить здесь лето.

В. Г. Короленко прислал мне «Записки» — взял я превосходную эту книжку в руки и — перечитал ее еще раз.

И буду читать часто, — нравится она мне все больше и серьезным своим тоном и этой, мало знакомой современной нашей литературе, солидной какой-то скромностью. Ничего кричащего, а все касается сердца. Голос — тихий, но ласковый и густой, настоящий человечий голос. И на каждой странице чувствуешь умную, человечью улыбку, много думавшей, много пережившей большой души. Хорошо!

Был взорван «бегством» Льва Николаевича, поняв прыжок этот как исполнение заветного его желания превратить «жизнь графа Льва Толстого» в «житие иже во святых отца нашего болярина Льва», — написал В[ладимиру] Г[алактионовичу] по этому поводу злейшее письмо, но не успел послать. Вдруг: бом! — телеграмма: Лев Толстой — умер!

Заревел я отчаяннейше и целый день плакал — первый раз в жизни так мучительно, неутешно и много. Плакал и все что-то писал о Толстом не для печати, конечно, а так вообще, надо было горе излить. Хотел все это писание В. Г. отправить — а- вечером опустилась на остров стая корреспондентов с известием, что — жив Толстой!

Корреспондентов прогнал, а сам — слег, так переволновался, что опять кровохарканье возобновилось. Конечно, в этом и дьявольский ветер виноват, — дует, как бешеный, свистит день и ночь, нервы натянуты.

Теперь живу в напряженном ожидании вестей из России о нем, душе нации, гении народа. В душе этой много чуждого и прямо враждебного мне, но — не думал я, что так глубоко и жадно люблю я человека Толстого! Возмущают меня начавшиеся попытки сделать из него «легенду», чтоб положить ее в основание «религии» — религии фатализма, столь пагубного для нас, людей и без того пассивных.

Читаю газеты и — убийственно ясно вижу, до чего мы дики, до чего бесстыдны и — сколько холопьего, идололюбческого живет в темных, запутанных душах наших. Мучительно стыдно.

«Кожемякина» осторожненько пишу. Тема — строгая и становится все строже, требует все более обдуманного и осторожного отношения. Как по канату ходишь.

Посылаю Вам на память «Встречу» — может, читая, улыбнетесь разок.

Рекомендую вниманию Вашему книжку Алексея Толстого, — собранные в кучу его рассказы еще выигрывают. Обещает стать большим, первостатейным писателем, право же!

Вероятно, «Знание» прислало Вам Сургучева и Шмелева? Первый — тоже обещает не мало, но пока — несколько небрежен и зря кокетничает, подобно телеграфисту на захудалой, степной станции. Любит слишком пестрые галстучки, будем думать, что это пройдет у него.

А второй — хороший жанрист. Впрочем — сами увидите.

Не дурны в последней книге «Вест[ника] Евр[опы]» миниатюры Чирикова. Смешно и грустно, как и следует быть. Попрежнему увлекаюсь «Деревней» Бунина.

У нас — событие: Зина женился. Произошло это весьма быстро и, кажется, для него самого неожиданно. Теперь — киснет в патоке счастья; очень комично смотреть на него и большую его супругу.

Но — видели бы Вы, что делали каприйцы на этой свадьбе! Прямо — до слез доводили всех нас милой своей радостью.

Кончаю длинное послание сие, желая, чтоб оно не утомило Вас своей пестротою.

Будьте здоровеньки, будьте бодры!

Сердечно приветствую супругу Вашу, детям пишу отдельно. Экое славное письмо Оксана прислала! Милая душа, видно. Поцелуйте ее.

И других трех — тоже, конечно!

А. Пешков

В Белоруссии есть два поэта: Якуб Колас и Янко Купала — очень интересные ребята! Так примитивно-просто пишут, так ласково, грустно, искренно. Нашим бы немножко сих качеств!

О, господи! Вот бы хорошо-то было!

В книжку мою вложен листок — песня и ноты, нечто вроде белорусского гимна, должно быть.

Меня эта вещь взволновала. Угрюмо.

Славяне!

Помните — великорусскую песню:

Это эпиграф к нашей истории, истории пассивных людей. Это крик древней крови, отравленной фатализмом. Именно под это несчастие Л[ев] Н[иколаевич] и подводил философское основание, от него исходя, ему подчиниться и звал.

(обратно)

500 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

8 [21] ноября 1910. Капри.

«Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть», — красу этих слов всегда чувствовал, но — никогда они не доводили меня до слез и рыданий, и не представлял я, что эта смерть, столь естественная и неоднократно извещавшая о близости своей, придя, так яростно ударит по сердцу. Как будто выкусили большой кусок души моей, и овладело мною горестное чувство сиротства, и кажется, что в сердце России тоже открылась черная дыра, копошатся в ней буйно черви разные, — когда теперь зарастет она, закроется?

Отошла в область былого душа великая, душа, объявшая собою всю Русь, все русское, — о ком, кроме Толстого Льва, можно это сказать?

Конечно, я не принимал корреспондентов и не принимаю, и не буду, и не хочу, не могу писать для публики, — черти и газеты с нею, а я ополоумел, кажется. Очень тяжело мне, невыразимо.

Уговариваю себя: да ведь ты едва ли и любил его? Ведь не согласен ты с ним и враждебен даже тебе он, проповедник пассивного отношения к жизни, человек, воплотивший в огромной душе своей все недостатки нации; он последняя, быть может, вспышка древней русской крову, — крови, отживающей свой век?

А что в том? Доводы разума — не влияют, и душа болит все мучительней, бегаю, как волк по клетке, и бешенствую на кого-то, и на всех и на саму смерть, — пошлейшая и глупейшая вещь смерть, когда она отводит от нас Толстых. Какая-то старая дева, бесплодная, завистливая и мстительная по зависти своей, и мне кажется, что я вот вижу плоскую рожу ее и отвратительное, ехидное торжество на ней.

Думать ни о чем не могу, все о нем только, и все вспоминаю, как он был, что говорил, — вот человечище, который поистине — был! В былинном эдаком колоссальном смысле слова — был! Но — господи! — если б газеты догадались хоть на этот раз вести себя человечески, если б они писали меньше и не так — мимо!

Что-то начинается там: не то «легенду творят», не то скандал у гроба величайшего из русских людей. Запах — противный и гнилой. «Младая жизнь» играет, видимо.

Удивительное равнодушие — поистине мертвое! — обнаруживают соотечественники, живущие здесь.

А каприйцы, — не ясно понимая, но что-то чувствуя, — удручают сожалениями и сочувствиями. Смотришь им в красноречивые уста и думаешь: «Братцы, хороший вы народ, деликатный, а все-таки это не раскусить вам, нет!»

(обратно)

501 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

9 или 10 [22 или 23] ноября 1910, Капри.

Умер вождь.

Скольких рабов, сколько поганых можно бы — по древнему хорошему обычаю — зарезать над могилою его.

Вчера ночью взял книжку «Р[усской] М[ысли]» и на полчаса забылся в глубоком восхищении, — то же, думаю, будет и с Вами, когда Вы прочтете превосходную вещь Пришвина «Черный араб».

Вот как надо писать путевое, мимо идущее. Этот Пришвин вообще — талант.

А прочитав — подумал: «Нет, вот Лев Толстой был», — и опять душа сжалась вокруг этого имени.

Как у литератора — у меня есть радость, кою и скрывать не хочу: скоро буду читать «Хаджи Мурата», «Отца Сергия», «Дневник» и множество других вещей — Вы эту радость понимаете! И — подумайте-ка — воскреснет ведь! Воистину воскреснет! Это — небывалое. И это, право, не детское утешение, нет же!

Будете читать и поймете меня, дружище.

А к рабам и поганым — можно бы прибавить штучки две и три так называемых «последователей покойника».

Их теперь так и будут называть — «последователи покойника».

И нам надо будет драться с ними.

Будьте здоровы, дорогой.

А. П.

(обратно)

502 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

Ноябрь, не ранее 12 [25], 1910, Капри.

Дорогой Александр Валентинович!

В объявлении о «Современнике» сказано: «Издается при ближайшем и исключительном участии А. Амфитеатрова» — это едва ли грамотно,

а далее, жирным шрифтом: «при постоянном сотрудничестве Максима Горького».

Это — не годится.

Я очень прошу Вас, скажите, чтобы непременно убрали жирный шрифт и — «постоянное сотрудничество» — это необходимо. Я прошу печатать имя мое в строку с именами всех других сотрудников, настаиваю на этом.

И я никогда не подписывал своих вещей именем Максима — а всегда — М. Горький. Очень может быть, что это «М» — скрывает Мардохея, Мафусаила или Мракобеса.

Простите меня — но я очень прошу исполнить мое желание.

(обратно)

503 СЛУШАТЕЛЯМ ШКОЛЫ В БОЛОНЬЕ

Первая [вторая] половина ноября 1910, Капри.

Дорогие товарищи!

Сердечно тронут Вашим письмом и горжусь отношением Вашим ко мне.

Поверьте — мне очень хочется быть с Вами, но если бы я приехал — мне пришлось бы молчать, ибо сильный кашель почти не позволяет говорить и все время мучают головные боли. Вместе с нездоровьем мне мешает приехать и обилие работы.

Хотелось бы побеседовать с Вами о Толстом и о целом ряде литературных явлений последнего времени, — меня утешает лишь то, что товарищ Луначарский может рассказать Вам об этом блестяще и шире, чем мог бы я. Обратите его внимание на нового Толстого, Алексея — писателя, несомненно, крупного, сильного и с жестокой правдивостью изображающего психическое и экономическое разложение современного дворянства. К сожалению, я не могу послать Вам книжку Толстого, у меня ее утащили, — Вам было бы приятно и полезно познакомиться с этой новой силой русской литературы.

Будьте здоровы, дорогие товарищи, искренно желаю Вам успехов в работах Ваших. Уверен, что труд, совершаемый Вами, много послужит росту активного отношения к жизни, а это главное, ибо основной наш русский недуг — пассивность, и Вам, представителям новой России, необходимо вести с этой болезнью неустанную, непримиримую борьбу.

Здоровья, сил, веры в себя!

М. Горький

(обратно)

504 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

Не ранее 14 [27] ноября 1910, Капри.

Что Вы его не любили — не удивляюсь, ибо сам часто питал к нему чувство, ненависти близкое, а все же смерть его принимаю как мое, личное горе. И — не могу иначе, ибо — хорошо очень помню — глубоко сидит он в душе.

Ехать мне в Специю — нет возможности, а вот почему бы вам всем сюда не прокатиться?

Работы у меня — леса. Одних «жалоб», должно быть, три будет, да еще о «мимо идущих» людях рассказывать намерен. Да «Кожемякин» все еще. Да Соловьева читать надобно внимательно и разные книжки об уграх, немцах, финнах и литве разной и обо всем, чем нас били и чем добили до пассивизма, проповеди «неделания», анархизма и прочих недугов. Так-то.

И очень я хотел бы говорить с Вами обо всем этом, ехать не под силу, ибо при всем перечисленном еще и кашляю.

Адреса Зангвиля не знаю, спросите у Алейхема. Толстого — тоже, пишите на «Шиповник». Кличут Алексей Николаевич, кажись.

Поэты — если нравятся: Александр Сергеев Черемнов, Крым, Алупка, дача Борисовой.

Смотрите его стихи: «Крым» — в 33-м сборнике, «Белоруссия» — в 34-м.

Иван Воронов —

Лондон, 6, Upper Woburn place, W. С.

Вы напрасно беспокоитесь о них, они прибегут, их множество. Но надобно их учить.

А еще вот что надобно: выдвигать из тени В. Г. Короленко, как единственного писателя, способного занять место во челе литературы нашей. Человек внепартийный, строгий в оценках, тактичный и мягкий, он способен многих попридержать, и, несомненно, роль совестного судии — по плечу ему.

В то же время он и по таланту, не говоря о его общественных заслугах гражданского характера, — ныне первый. В нем — все права на первенство, и заслуги его велики; перечитайте книжки, если не верится Вам, пересмотрите путь его. Превосходная фигура.

Было бы очень уместно провести параллель между «Детством — отрочеством» и «Записками современника», и вообще сейчас хорошая статья о Короленке — и общественно и литературно необходима.

Но — писать мне трудновато: голова болит, а также нервы. Весьма хотелось бы поговорить лично, вопросов — куча.

Не надумаете ли приехать сюда, а?

Вот бы славно было!

Кланяюсь всем.

А. Пешков

Сын Ваш прислал письмо, что нашел книги для меня, — послал я ему, милому, денег, скорее бы получить, а то — не верю, что нашел.

(обратно)

505 А. С. ЧЕРЕМНОВУ

не позднее 21 ноября [4 декабря] 1910, Капри.

Хорошие стихи, Александр Сергеевич!

Растете Вы, а я — радуюсь. Не рассердитесь, если скажу: бросьте сатиру, Ваше дело — лирика и жанр!

Не сердитесь!

«Крым» отправлен в набор. «Белоруссия» пойдет в 34 сб[орнике].

Кстати спрошу Вас: знаете Вы белорусских поэтов Якуба Коласа и Янко Купала? Я недавно познакомился с ними — нравятся! Просто, задушевно и, видимо, поистине — народно.

У Купала есть небольшая поэмка «Адвечная песня» — вот бы перевести ее на великорусский язык!

Обещание Ваше приехать сюда — буду помнить!

Очень рад был бы увидать Вас!

Будьте здоровы!

А. Пешков

(обратно)

506 О. П. СНО (СНЕГИНОЙ)

После 23 ноября [6 декабря] 1910, Капри.

Ольга Павловна,

книгу Вашу прочитал, общее впечатление таково: Вы, пожалуй, поспешили издать ее. Так заставляет думать лучший, самый серьезный рассказ книги — «Морошкино» и все другие рассказы, подписанные 910 годом.

Но и в «Морошкине» — как мне показалось — есть серьезный недостаток — спутанность темы. По началу ждешь, что центром рассказа будет Гущин, далее — внимание привлекает Лиза, — очень хорошо написанная, кстати сказать, — еще дальше — становится ясно, что Вы больше всегодумали о «Морошкине» — о большом, сложном комплексе различных условий, которые создают с роковой неизбежностью ряд личных драм. Рассказ кажется построенным неровно, негармонично, — Гущину отведено слишком много места, «Морошкину» — мало.

Рассказы до 910 г. иногда очень интересны по темам, но — взяты вскользь, поверхностно и написаны спешно, что чувствуется в языке. «У обители» могло бы выйти очень интересно, отнесись Вы серьезнее к этой теме. «Юзька» — тоже.

М. б., я — ошибаюсь, но — мне кажется, что способности Ваши интереснее и выше этой книжки. Я сделал в ней несколько отметок и — возвращаю ее Вам, а Вы, — если это не трудно для Вас, — пришлите мне другой экземпляр, поставив на нем автограф, хорошо?

На замечания мои — не сетуйте и не принимайте их как нечто учительское, нет, это просто впечатления читателя, который любит литературу, а к писателю относится доброжелательно. И не догматизирует, а говорит: «мне кажется», «я думаю».

Еще раз посоветую: обратите внимание на язык, добивайтесь от него точности, это даст ему силу и красоту. И думайте о наиболее гармоничном, наиболее логическом расположении материала — об архитектуре рассказа.

Желаю здоровья, бодрости духа.

А. Пешков

(обратно)

507 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

2 [15] декабря 1910, Капри.

Дорогой мой А[лександр] В[алентинович] — что скажешь Вам по поводу писем строгого человека Богданова? Формальная точка зрения: обещал? Подай! Мне было стыдно читать его письмо к Вам. Может быть, Вы позволите мне расплатиться за Вас, — да не обидит Вас это предложение! Я просто не знаю, что мне делать: писать ему — я не могу, ибо давно уже отказался от всяких сношений и отношений с ним. И вообще с ними, но — с рабочими у меня есть отношения, хотя в школу я не поеду, о чем и заявил рабочим, указав причину: не хочу встречаться с людьми, неприятными мне.

Посылаю Вам новый рассказ Андреева: игра на цимбалах нутряного, исконно-русского анархизма, пропади он пропадом! Жидко, старо, скучно. И — вредно для нас, сыты мы этим.

Ауслендер — земляк мне, зовут его Сергей Абрамович, в Нижнем его числили евреем. Есть у меня и еще земляк в поэтах — Борис Садовской, он же Лев Пущин, а — вернее — Поросенок выпущен.

Сегодня отъехал от меня Цейтлин Натан; наездник храбрый, но — в боевом деле — не весьма хитер. Главная его сила вся в убеждении, что — коли русский — стало быть, мямля, ленив думать и цены себе не ведает. Думаю, что сему герою великие победы одержать суждено, и даней хазарам мы еще поплатим обильно.

Ни о Короленке, ни — тем паче! — о Толстом писать не стану — ни времени, ни сил не имею для этого.

Сообщенное Вами о диком племени «манычаров» знал из другого источника; боюсь, что это правда, и — не верится. Маныч — это из тех, что кошек драли.

Будьте здоровеньки, желаю всего доброго и всем кланяюсь

Сообщите, когда выйдет 1-й №.

А. Пешков

На обложке 21-го выпуска журнала «Пробуждение» изображен Персей с головою медузы в руке и подписано: «Персиянин».

Там же, под картиною Клауса, подписано Диффенбах, но это — пустяки, а вот «персиянин» — очень веселая штучка!

Достаньте «Записки литературного Макара» Сивачева, очень любопытно: некий знакомый мой рабочий разносит Чирикова, Григория Петрова, Горького, говорит о Потапенке, будет говорить о Дорошевиче, Сумбатове и многих. Весьма негодующе, местами — верно и талантливо. Документ — ценный для характеристики человека, вылезающего с глубокого низа.

Выходят — выпусками в Москве, — лучше пошлю Вам первый; есть уже второй.

(обратно)

508 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

Декабрь, после 5 [18], 1910, Капри.

Александр Валентинович, дорогой мой!

В «Речи» от 1/14 дек[абря] снова явилось это погребальное объявление и — снова протестую против жирного шрифта и «постоянного сотрудничества».

Напоминаю объявителям скандал «Речь» — «Совр[еменный] мир», вызванный справедливой — по существу — статьей Чуковского. Повторять его не следовало бы, а ведь повторение скандала — возможно, ибо — сами Вы судите — ну, какой же я «постоянный»? И не обещал я постоянства, и невозможно оно для меня.

Жму руку. А. Пешков

Очень мешает мне это похоронное объявление!

(обратно)

509 П. X. МАКСИМОВУ

10 [23] декабря 1910, Капри.

Милый юноша — в письме Вашем много лишнего, задорного и несправедливого, но — мне кажется — это хорошее письмо честного человека. Я Вам отвечу, движимый искренним желанием добра Вам, с верою, чтобы та божия искра святого недовольства жизнью и собою самим, которая горит в душе Вашей, разгорелась бы полным и ярким огнем.

Все, о чем Вы пишете, было когда-то пережито мною и памятно мне, сиживал и я, раздавленный, в уголку, когда вокруг меня говорились громкие речи, спрашивал и я себя — кто я и зачем? Но — сквозь все это необходимо пройти, а вопросы — кто я, зачем я — разрешить можете лишь Вы сами. Я советую Вам — учитесь! Учитесь настойчиво, упорно, всегда. Читайте серьезные книги — я очень рекомендовал бы Вам Ключевского — Историю, Милюкова — «Очерки по истории русской культуры» — эти книжки скажут Вам, кто Вы исторически, чем Вы были в прошлом, в Ваших предках, может быть, укажут и на то, чем Вы должны быть теперь.

«Работать над собой» — необходимо, огранить себя надобно, и, может быть, Вы заблещете, как самородок, драгоценный камень. Я — работал много и долго, по сю пору работаю и до смерти буду. Хождение мое по Руси было вызвано не стремлением ко бродяжеству, а желанием видеть — где я живу, что за народ вокруг меня? Я, разумеется, никогда и никого не звал: «идите в босяки», а любил и люблю людей действующих, активных, кои ценят и украшают жизнь хоть мало, хоть чем-нибудь, хоть мечтою о хорошей жизни. Вообще русский босяк — явление более страшное, чем мне удалось сказать, страшен человек этот прежде всего и главнейше — невозмутимым отчаянием своим, тем, что сам себя отрицает, извергает из жизни. Среду эту я хорошо знал, жил в ней, а недавно помер брат мой — двадцать лет с лишком босячил он, хороший парень, но — полная утрата воли. Есть среди босяков люди, которым тесно в жизни, но они редки. Их — жалко, это как раз те люди, которые могли бы работать и оставить по себе в бедной нашей жизни яркие, добрые следы. Страна наша очень несчастна, люди в ней — пассивны, работают плохо, дело не любят, а — надо любить свое дело. Я осуждал и осуждаю интеллигенцию за то всегда, что она живет чужими мыслями, мало знает свою страну и тоже — пассивна, больше мечтает и спорит, чем работает, — это пагубно, с этим надо бороться. Но — знайте, что русская интеллигенция, исторически взятая как сила, а не как те или другие лица, — явление исключительное, чудесное почти, и нашу интеллигенцию есть за что любить, есть за что уважать. Она часто впадает в неверие, в отчаяние, но — это наша национальная черта — нигилизм, он и народу свойствен не менее, чем культурным людям, а каков приход, таков и поп, да, да!

К русскому же писателю — я не про себя говорю, поверьте! — надо относиться вдвойне уважительно, ибо это лицо почти героическое, изумительной искренности и великой любви сосуд живой. Почитайте о Глебе Успенском, Гаршине, Салтыкове, о Герцене, посмотрите на ныне живущего Короленко — первого и талантливейшего писателя теперь у нас. И вообще — учитесь, читайте — научитесь уважать людей за их работу, за все то, что они в прошлом сделали для Вас и чем Вы живете ныне, не зная о том великом труде, который лежит в каждой вещи, коею Вы пользуетесь, не зная — как она сделана, сколько крови стоит.

А о виллах и прочих пустяках — не думайте, это дрянь. Кстати — у меня виллы нет, да едва ли и будет.

Ну, повторю еще раз: не гасите в себе одолевающего Вас беспокойства и недовольства, пусть оно — мучает Вас, но пусть горит, оно-то и поможет Вам быть человеком, какие нужны нашей стране. Мы, русские, все слишком спокойны, и это нам вредно, это губит нас.

Будьте здоровы, учитесь, работайте, читайте.

А за Ваш привет девочке — спасибо Вам. Это очень хорошо Вы сделали. Только ее зовут не Корена, такого имени нет, есть — Кармела, зовут её — Жозефина, а сама себя она зовет Шушуфина. Учится говорить по-русски.

Думаю, что ничего худого не посоветовал Вам.

А. Пешков

(обратно)

510 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

Декабрь, до 12 [25], 1910, Капри.

Дорогой Михаил Михайлович!

Книжку Вашу прочитал с большим наслаждением, с душевной радостью.

Посылаю Вам экземпляр с замеченными во время чтения ошибками переводчика: не «изба», конечно, а — сакля и не «воз», а — возок; воз по-великорусски будет телега груженая. На 25-й стр. «одинокая, как палец» — перифраза поговорки «один, как перст» — очевидно? Не очень ловко.

И, бомбу руками не разорвешь, а конечно — «взрывом», но говорить об этом излишне. Ко второму изданию, коего, надеюсь, нам не долго ждать, это надобно устранить, — верно?

Писать больше — некогда. Очень занят.

Кланяюсь всему семейству. Как насчет второго тома? Когда думаете ехать сюда?

Будьте здоровы, крепко жму руку.

А. Пешков

(обратно)

511 И. И. БРОДСКОМУ

Конец декабря 1910 [начало января 1911], Капри.

Дорогой мой —

Вы меня ужасно обрадовали Вашим сообщением о картине Серова! Я попрошу Вас: оставьте ее пока у себя, а когда поедете сюда, захватите — хорошо? И с нею вместе — этюд Ильи Ефимовича, ежели таковой будет.

А Валентину Александровичу — передайте сердечный мой привет: считаю, что он мне подарил эту вещь дважды. И скажите ему: известно мне, что собирается он за границу, а городовой — не пускает его, так когда его, академика, будочник отпустит и за границу он попадет, — по всем божеским законам следует, чтоб он заглянул на остров Капри! Необходимо это! А то я огорчусь, сойду с ума, ослепну, оглохну и заболею чумой. Очень я его люблю, — крепкий он человечище и художник божий.

Монеты я не получил, увы! И надежд не имею получить их, ибо — где они? Не знаю.

Так все небрежно на сей земле!

Сильно работаю, желаю быть свободен этим летом.

Будьте здоровы, дорогой!

Поздравляю с Новым годом Вас, Л[юбовь] М[арковну], дочку и всех добрых людей, кои около Вас.

Еще — спасибо!

А. Пешков

Но если б Вы захотели выслать картину Серова — выньте стекло и посылайте обязательно почтой, хорошо \ паковав. Мне, конечно, чем скорей — тем приятнее видеть ее у себя, — Вы это понимаете!

Очень ждем Вас.

Все кланяются.

А. Пешков

Аничкин — пишет плохо.

Трудно сказать что-либо более ясное по поводу этих рассказиков, — просто — плохо, натужно и — с претензиями, что всего хуже.

Рукописи — высылаю.

(обратно)

512 В. И. АНУЧИНУ

Декабрь 1910, Капри.

Уважаемый Василий Иванович!

Приятно получать Ваши жизнерадостные письма. И откуда у Вас бодрость берется в такое проклятое время? Веры много — это хорошо! Или это специальное сибирское? Фотографии туруханской ссылки так до меня и не дошли. Очень жаль. Книги Рукавишникова у меня есть. Изломался парень. Толку не будет. Дурно манерничает, как проститутка.

Когда в ближайшее время соберетесь в Пенатах, скажите спич и заверьте Илью Ефимовича, что мы, каприйцы, любим и чтим его и ждем многих славных работ!

Что он теперь пишет, кроме портретов? Я хотел бы иметь снимок с портрета Морозова.

Как Вы думаете — надолго ли успокоились японцы и что они предпримут в дальнейшем? Не будут ли обижать Вашу прекрасную Сибирь? Черкните пару слов и о Китае.

Будьте здоровы и попрежнему бодры. Жму руку.

А. Пешков

Декабрь 1910 г.

(обратно)

513 И. Л. ФРЕНКЕЛЮ

Конец 1910, Капри.

Дорогой мой Илюша!

Да, Толстой — человек — умер, но великий писатель — жив, он — навсегда с нами.

Через несколько лет, когда ты будешь постарше и сам начнешь читать прекрасные книги Толстого, ты, милый мальчик, с глубокой радостью почувствуешь, что Толстой — бессмертен, он — с тобой и вот — дарит тебе часы наслаждения его искусством.

А еще, Илюша, есть превосходнейший писатель Владимир Короленко, и я советую тебе: попроси папу, пусть он прочитает вслух для тебя маленький рассказ Короленко «Старый звонарь».

Благодарю тебя за письмо, посылаю тебе сказку, как ты просил, и несколько открыток с видами Капри.

(обратно)

514 К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

Конец 1910, Капри.

Уважаемый Константин Сергеевич!

М[ария] Ф[едоровна] уже приглашала Вас сюда, на Капри, отдохнуть, — позвольте и мне просить о том же!

Хочется видеть Вас, великий мятежник, говорить с Вами, хочется передать Вам кое-какие мысли — подложить горючего материальна в пылающее Ваше сердце, огнем коего всегда радостно любовался и впредь буду.

И впредь, до конца дней, любоваться буду, что б Вы там ни делали, сударь мой!

А пока — до свидания?

Крепко жму руку Вашу, сердечный привет Марии Петровне.

А. Пешков

(обратно)

515 В. И. АНУЧИНУ

1910, Капри.

Уважаемый Василий Иванович!

За присланные книжки сердечно благодарю. Очень рад сказать Вам, что в новых вещах Вы являетесь серьезнее и проще, — пожалуйста, не обижайтесь за эти замечания!

В наше тяжкое время серьезность отношения к теме и к себе со стороны авторов, простота и ясность языка — не часто встречаются. Все учат, а никто не учится.

Рассказ Ваш пошлите сюда на имя В. С. Миролюбова. Это, как Вы, м. б., знаете, бывший издатель и редактор «Журнала для всех», а теперь он редактирует сборники «Знания».

Сердечно желаю Вам успеха и бодрости.

А. Пешков

(обратно) (обратно)

1911

516 АРИСТИДУ ПРАТЕЛЬ

До 2 [15] января 1911.

Ответ Аристиду Пратель.

Я — русский, в моей стране убиты без суда сотни и тысячи, там ежедневно убивают честных людей, и — не видно конца убийствам.

Я, конечно, присоединяюсь к Вашему протесту против казни японских товарищей, но — если кто-нибудь из судей или палачей Японии скажет мне: «Милостивый государь — мы сначала судим, а потом убиваем, в вашей стране убивают просто, без суда, — почему же высоко культурная Европа не протестует против варварской расправы русского правительства с его врагами — которые Вам — друзья?»

Я не знал бы, что мне ответить на этот возможный вопрос!

(обратно)

517 Н. И. ИОРДАНСКОМУ

Между 14 и 16 [27 и 29] января 1911, Капри.

Дорогой Николай Иванович!

Посылаю рукописи для «Современного мира» и для «Звезды»; нужным считаю сообщить, что «Сказки» посланы мною также «Киевской мысли» в ответ на любезность издателя, высылающего мне газету бесплатно.

Гонорарий за статью о самоучках определите по нормам, принятым у Вас, и, пожалуйста, не задерживая, внесите его Чечулиной в фонд «Детского дома».

Позвольте мне предложить Вам следующее: поднимите у себя в журнале агитацию за необходимость организовать Общество для помощи писателям-самоучкам, — помощи не только материальной, но, главным образом, — моральной.

Мне кажется — это хорошая идея, осуществить ее — давно пора, писатель-самоучка — явление распространенное у нас, как нигде, и очень вероятно, что при умной помощи таким писателям со стороны они выдвигали бы из своей среды людей более крупных, чем Дрожжины, Семеновы и другие в настоящем, Кольцов, Суриков — в прошлом.

Если бы «Современный мир» взялся за организацию такого нового демократического «литературного фонда» — это создало бы ему хорошую позицию в демократии и, несомненно, увеличило бы его популярность.

Подумайте над этим. Буде понадобится, я мог бы сообщить некоторые детали плана организации такого общества.

Относительно «Звезды» — скажу, — Вы не обидитесь, — тускловата она у Вас. Что-то холодное, нудное и как бы по обязанности творимое усталой рукой, неверующим сердцем.

В частности, меня лично удивила статья Орловского, он пишет по поводу «Матери»: «Ниловна… представляет тип надуманный, маловероятный». Столь категорическое суждение является бестактным, если оно не обосновано. Зачем подрывать признанное пропагандистское значение образа Ниловны. А потом—суждение это неверно: Ниловна — портрет матери Петра Заломова, осужденного в 901 г. за демонстрацию 1-го Мая в Сормове. Она работала в организации, развозила литературу, переодетая странницей, в Иван[ово]-Вознесенск[ом] районе и т. д. Она — не исключение. Вспомните мать Кадомцевых, судившуюся в Уфе за то, что она пронесла в тюрьму сыну бомбы, коими была взорвана стена во время побега. Я мог бы назвать с десяток имен матерей, судившихся вместе с детьми и частью лично мне известных.

Ах, господа, господа! Как хочется иногда крикнуть вам — не мешайте работать! — и — прибавить какое-нибудь русское словцо.

Спешу пояснить, что меня понуждает сказать это отнюдь не мое самолюбие автора, а — интересы дела, ибо, если газета имеет в виду цели партии, — суждения ее сотрудников должны быть солидарны, это трюизм, несогласия же лучше всего выяснять не публично, а, до времени, перепиской или беседами. Если же сотрудник А. будет говорить читателю, что сотрудник Б. — «выдумщик», то читатель поступит вполне естественно, если не станет верить ни А., ни Б.

Вы меня извините, я как будто привязываюсь к мелочам, но — для меня это не мелочи: чуткое ухо сразу услышит в хоре неверные ноты, а уши народа всегда чутки.

(обратно)

518 П. X. МАКСИМОВУ

18 [31] января 1911, Капри.

Павлу Максимову.

Читайте больше, дружище, это познакомит Вас с грандиозной работой мировой человечьей мысли и приведет Вашу душу в порядок. Говорю так уверенно потому, что, повторяю, хаос душевный, переживаемый Вами, в свое время — был и мной пережит. Позвольте посоветовать Вам несколько солидных книг по истории литературы — все эти книжки можно выписать от питерских букинистов очень дешево — смотрите за объявлениями в «Русском богатстве» и «Современном мире».

Корш и Кирпичников — «Всеобщая история литературы», 4 тома стоят 30 руб., но я, например, купил у букиниста в Самаре за 2 р. 50 к. Это — солиднейшее сочинение, оно Вам даст очень много, в нем Вы найдете, как в хрестоматии, хорошие образчики древнейших литератур, начиная с китайской и до XIX века Хорошо прочитайте эту книгу — дело доброе.

По новейшей литературе:

Пти де Жюльвиль — История французской литературы

Куно Франке — --------- немецкой ---------

Обе книги тоже у букинистов, и очень дешево.

По новейшей английской, скандинавской, итальянской литературе — хороших книг нет, но—мне известно, что таковые переводятся и в текущем году, вероятно, выйдет хорошая история английской литературы.

По истории русской — Пыпин, наверное, покажется Вам очень скучным, но все же постарайтесь прочитать. Скабичевского читать бесполезно, он Вам ничего не даст, кроме своих мнений, грубых и, большею частью, неверных. Не бесполезно прочитать Когана «Очерки по истории новой русской литературы», и пришлю Вам Андреевича-Соловьева — эта книжка несколько легкомысленная, но интересная.

Как видите — всё с оговорками, причина та, что, у нас в России нет хорошей истории нашей литературы. Литература — огромная, изобилует зеликими талантами и требует историка с гениальными способностями, таковой пока еще не родился.

А современную беллетристику я бы советовал Вам не читать пока, читайте классиков русских. И западных— обязательно: Байрона, Шелли, Вальтер-Скотта и Диккенса, последнего читайте в переводах Введенского, их можно приобрести у букинистов по 50–75 коп.

Читайте Бальзака, Флобера, Мопассана, — это обязательно, как евангелие. Шиллера почитайте.

Из старых русских писателей очень советую прочитать внимательно — Лескова, Слепцова и Помяловского, Лескова — особенно.

И было бы хорошо, если бы Вы, прочитав Диккенсовы «Записки Пиквикского клуба», сейчас же вслед за этим перечитали «Мертвые души» Гоголя

Ну, будьте здоровы. Нервничать не надо. Людей строго судить — тоже вредно для Вас, а им это — бесполезно.

А. Пешков

(обратно)

519 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

Около 21 января [3 февраля] 1911, Капри.

Посылаю книгу Родионова

Обратите внимание Ваше благосклонное на разноголосицу предисловия и текста.

Сие можно объяснить так: написал земский начальник Родионов книгу и показал рукопись кому-то, кто умнее его, и этот, умный, сказал: «Здорово пущено, но — старо, слишком явны преувеличения, и сразу видно, что клевета. В таком виде — не будет иметь успеха. Давай сочиним предисловие, в коем скажем, что, мол, все это «наше преступление» и что надо нести в народ «мир, свет, знание». Читатель поверит и не заметит, что в тексте мы рекомендуем водворять мир посредством виселиц».

Так и сделали, сволочи. А читатель — и даже писатель Чуковский — не заметили и похвалили—хорошо, правдиво!

А оно — не правдиво, ибо: во-первых, действие происходит в Боровичах, Новгор[одской] губер[нии], — город дан — Боровичи, предместье — Спас, а в одном месте своим именем названа деревня Потерпеловка — таковая в пяти верстах от Боровичей, по течению Меты, претив Потерпелицкого порога.

Почему сие важно? А потому, что население в тех местах не чисто земледельческое, а фабрично-заводское, вокруг Боровичей — залежи белой глины и стоят немецкие фабрики посуды и 24 гончарных завода, а также — кирпичные — знаменитый «боровской» кирпич. Земля Ев. Аничкова, многословного профессора, сдана в аренду Вехтеру; кажется, на ней тоже огромная фабрика изделий ив белой глины. Хлебопашество же в уезде совершенно не развито, о чем даже в географии сказано.

Стало быть: действующие у Род[ионова] мужики прежде всего — не мужики, а ф[абрично]-з[аводские] рабочие, — разница, сами понимаете, существенная в смысле психики.

Но и приняв во внимание буйственный характер ф[абрично]-з[аводокого] рабочего, все же, я уверен, врет Родионов, а уличить его — просто: стоит только навести справочку в Бор. уездн. земской больнице: сколько битых поступает в амбулаторию по праздникам? В среднем? И — окажется, что 12-ти зарезанных в один спасов день — не было. Сволочь он, Родионов-то!

«Речь» устами Чуков[ского] признала книгу сию верным отражением правды житейской, но — спустя несколько м[еся]цев, — сконфузилась и поместила на 3-й странице своей заметку о том, что зем[ский] нач[альник] Род[ионов], автор «Преступления», слишком уж усердно дует мужиков по зубам.

Сейчас пойду искать этот № «Речи» — авось Вам годится для порки земского начальника.

А «Речь» не могу найти, жаль!

А. Пешков

(обратно)

520 И. И. БРОДСКОМУ

Январь, до 29 [февраль, до 11], 1911, Капри.

Дорогой Исаак Израилевич!

Почему «вечная» сказка? Сказки — они все вечные. Назовите просто «Сказка», и это будет вполне понятно. А «вечная» — как бы указывает на некую философию картины, внушает мысль о тенденции.

Получил «Казаков» и Вашего «Старика», — глубоко благодарен, тронут, — милый Вы человек. Нравится мне старик, очень хороши глаза, особенно хороши. Спасибо!

Жалко мне, что «Фонтан» куплен частным лицом, а не музеем. Такая это ясная вещь, и так хорошо бы постоять пред нею полчаса где-нибудь в хорошей галерее, — постоять, подумать о детях, весне, о радостях жизни.

В творчестве Вашем для меня самая ценная и близкая мне черта — Ваша ясность, пестрые, как жизнь, краски и тихая эта любовь к жизни, понятой или чувствуемой Вами как «вечная сказка».

Рад я, что Вы работаете много и охотно, еще более рад, что скоро увидимся.

Получаю письма от Прохорова и Павлова, — работают ребята и, видимо, жизнью своей довольны. Хорошие они оба.

Живу, как всегда, — пишу, читаю, много вижу разного народа.

Переберусь скоро на новую квартиру, очень ладно там, все тихо, уютно, и все мои книжки будут сжаты, как в кулаке, вокруг меня.

Приедете — новоселье справим, напою Вас пьяным, сам напьюсь — тут Вы меня сразу и напишете, по совету Серова.

Крепко обнимаю, Любови Марковне большой поклон.

Какие символы Горелов-то пишет!

Видел снимок с его Л. Толстого.

А Илья Ефимович, скупец, не дал обещанный этюд.

Ну, ну!

До свиданья!

А. Пешков

М[ария] Ф[едоровна] и все наши очень кланяются.

(обратно)

521 А. А. ЯБЛОНОВСКОМУ

Январь 1911, Капри.

Уважаемый Александр Александрович!

Мне выслана «Киевская мысль», чем весьма тронут. Посылаю очерк, написанный для «Звезды», будьте любезны предложить его редактору как мою благодарность и попросите его не стесняться, если очерк окажется почему-либо неудобным для газеты.

Получил новогодний номер «К[иевской] м[ысли]» и подумал: «А ведь десять лет тому назад и в столице такой номер не дали бы».

Очень меня интересует и весьма утешает провинциальная пресса — она значительно ярче и объективнее столичной отражает духовный рост страны.

А затем позвольте обратиться к Вам с просьбой о помощи в деле, кое считаю добрым.

Суть такова: в февральской книге «Современного мира» пойдет моя заметка «О писателях-самоучках», я прошу—нельзя ли, опираясь на факты, указанные в этой заметке, и многое аналогичное, что известно и Вам, — например — Ф. Поступаев и прочие фигуры, подобные ему, — нельзя ли, говорю, поднять вопрос о необходимости организации в России «Общества для помощи писателям-самоучкам» Имею в виду помощь, главным образом, моральную.

Так вот, не напишете ли Вы, Ho[mun]c[ulus] или Войтоловский пару заметочек по сему поводу, когда статья будет напечатана? А то так: Вы — в «Современ[ном] мире», а кто-нибудь из товарищей Ваших — в «Киевской мысли».

Дорогой Александр Александрович! Я корплю над этим делом более десяти лет, и — поверьте — на моих глазах погасло много светлых душ, которые обещали разгореться очень ярко и красиво. И погасли они лишь потому, что во-время никто не помог, не поддержал. В бедной нашей стране надо беречь людей — не правда ли? Побережемте. Да и хороши люди, стоят больших забот.

Я верю также, что, попади Дрожжин в юности в хорошие любовные руки, из него вышло бы не то, что видим ныне. И все эти московские самоучки кружка Травина и других кружков тоже могли бы быть воспитаны и научены многому доброму, раньше чем превратиться в зазнаек и самохвалов.

И — маленькая просьба личного характера — если будете что-либо писать, не упоминайте обо мне как о лице, пропагандирующем учреждение Общества. Высовываться в этом деле мне неловко, да и боюсь, что имя мое только помехой будет.

(обратно)

522 В. И. АНУЧИНУ

3 [16] марта 1911, Капри.

Уважаемый Василий Иванович!

Получил обе книги. И Ваши «Сказания» и пьесу Измайлова. Благодарю за неослабное внимание. Два-три рассказа и очерки Измайлова я читал — кошмарное впечатление. Правда, — жизнь наших несчастных рабочих сплошной кошмар, но у Измайлова получается так тоскливо, так нудно, ни малейшего просвета, нет даже вспышек гнева. Так нельзя! Несомненно, он хорошо знает быт рабочих, но его рассказы будут интересны в будущем, когда рабочие займут иное положение, — что-то вроде мемуаров, назидательных для потомства. Его несчастие в том, что он бытовик и, судя по пьесе, — неисправимый.

Ваши сказания нужно было снабдить многими иллюстрациями и вообще превратить в нарядную книгу для юношества. Все-таки какие изумрудины в восточном фольклоре! И как жаль (в тысячный раз!), что наши писатели не хотят учиться у народа.

В дни реакции спрос не на фольклор, а на порнографию, — это правильно, но чей спрос? И кому служат писатели-огарки? Вы в одном из писем очень зло, но верно определили «испражнения писательского мозга». Для чьего же услаждения они испражняются? Конечно, не для творцов жизни.

Что следует прочитать о шинтоизме у японцев? И еще, если не трудно, парочку слов о социально-мессианских ожиданиях у народов Азии. У Потанина очень скупо сказано. Вы указывали мне на статью Полевого в «Московском телеграфе» о языке писателей и об излишнем изобилии у нас гениев, но Ваше письмо затерялось, и я не знаю, где это найти, а очень нужно. Извините, что затрудняю еще раз.

О какой сибирской поэме Ершова говорит Потанин?

Ну, довольно. Жму руку.

А. Пешков

Р. S. Уайльда о лжи и о критиках я тоже прочитал. По-моему, парень просто бузит, чтоб растрясти своих сонных энглишменов.

16/III-1911

(обратно)

523 К. А. ТРЕНЕВУ

Март, не ранее 4 [17], 1911, Капри.

Константин Андреевич,

пьеса Ваша кажется мне вещью талантливой и умной, но разрешите указать Вам на один ее недостаток, весьма существенный, как полагаю.

Герои Ваши иногда разговаривают сами с собою, — прием старый, неправдивый, от него уже отказались драматурги, что и было необходимо. После Ибсена и Чехова — неловко прибегать к этому приему.

На стр. 27 Вы, думается мне, ненужно огрубили сцену Алеши — Олимпиады излишними повторениями слов «скот», «скотство», — не надо бы этого! В театре это прозвучит тяжело и вульгарно.

Пьеса на всем протяжении нуждается в ремарках, — обратите внимание на это, иначе режиссеры исказят Вас.

Мне хотелось бы послать пьесу К. С. Станиславскому, — будучи недавно у меня, он очень тосковал по живой пьесе, — и я просил бы Вас прислать два экземпляра рукописи.

Вам просит передать привет В. С. Миролюбов, живущий здесь. Если захотите писать ему — адрес на меня.

Извините за советы, не прошенные Вами.

Искреннейше желаю всего доброго.

А рассказы не пишете больше?

А. Пешков

(обратно)

524 К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

Март, до 14 [27], 1911, Капри.

Вот, дорогой Константин Сергеевич, посылаю Вам обещанный рисунок — сцены пьяного; мне хотелось только сообщить Вам мою мысль, и, само собою разумеется, — за Вами право изменять эту сценку, как Вам будет угодно.

Кажется — вышло скучно, но — я не понимаю пьянство иначе, как болезнь или как результат некоего душевного надрыва. В данном случае — взял последнее.

Боялся впасть в шарж и, видимо, наклонился в сторону скучного. Но, повторяю, посмотрите на это как на схему.

Очень я рад, что видел Вас, и очень благодарен за то, что Вы познакомили меня с работой Вашей неугомонной, красивой мысли. Всей душой желаю Вам здоровья и бодрости, глубоко веря в плодотворность превосходных Ваших начинаний.

Уехали Вы — а погода, как на зло, установилась чудеснейшая; цветами пахнет, морем, и — по ночам — ласковая луна. Удивительно тихая и милая весна в этом году!

Будьте здоровы и кланяйтесь близким от нас, островитян.

А. Пешков

(обратно)

525 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

18 [31] марта 1911, Капри.

Михаил Михайлович, дорогой мой, Вы — не правы!

Первый том вызвал ряд рецензий, и, на мой взгляд, довольно интересных. Даже «Речь», вообще относясь к «Знанию» немилостиво, почтила Вашу книгу и добрым и не глупым отзывом. Был отзыв в «Совр[еменном] мире» и в «Современнике» Амфитеатрова, а также и в ряде провинциальных газет.

Вам бы послать Амфитеатрову перевод рассказа, написанного Вами в эту зиму?

Выход второго тома еще поднимет интерес к первому, и — я уверен, что скоро Вы будете здесь.

Очень огорчен состоянием Вашего здоровья и настроением Вашим; если б мог — всячески постарался бы ускорить Ваш отъезд сюда.

М. б., мне это и удастся.

Кланяюсь Вашей семье, а Оксане — особо.

Будьте здоровы и — до свидания!

Очень устал, занят, сердит.

А у Вас до 87-й статьи дошли? Bene, bene!^[2] Так, конечно, скорее полевеет Русь.

Да если еще с Китаем затеять драку — о!

В ожидании приятных событий — желаю Вам бодрости духа.

А. Пешков

(обратно)

526 К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

Апрель, после 15 [28], 1911, Капри.

У меня в душе, дорогой Константин Сергеевич, встреча с Вами оставила впечатление четкое, радостное и — успокаивающее: видя таких людей, как Вы, и веришь крепче в будущее родины и любишь ее горячей. Не примите слова сии за комплименты, — зачем мне комплименты Вам говорить? Да и знаю, что надоели они Вам в должной мере уже.

А красивую, живую душу Вашу — люблю нежно, и по отъезде Вашем мы с Марусей долго и много говорили про Вас, да и ныне все еще вспоминаем про Вас так, будто вчера видели Ваше лицо и слышали голос. Будьте здоровы, дорогой человек, будьте счастливы и делайте неустанно хорошее Ваше, всем нужное дело.

Вы — на Руси, мы — здесь, разными путями и приемами, но — все для родины будем жить и работать с радостью, с любовью. Ошибемся в чем — осудим друг друга, но — осудим, не теряя уважения друг ко другу, — так ведь?

Огорчен был уходом М. Г. Савицкой, которую хорошо помнил и всегда любовался скромностью и чистотой ее души; хотел было телеграфировать Вам, но — не нашел слов. Да и не умею, смущаюсь принимать участие в торжествах, смерть же есть акт торжественный, не меньше, чем рождение.

Хотите ставить «Встречу»? Пожалуйста, если находите, что стоит. Напишу еще одну штучку: в уездном городе Дремове жена податного инспектора с доктором на свидание пришла, а обыватели из этого спектакль устроили. Наблюдают, изучают и обмениваются ценными мыслями. А забрасываемая мелким хламом человечья любовь, может быть, единственная в жизни и единственно чистая — погибает в смехе и издевках.

Видите — старею, и становится мне дорого и близко маленькое: дети, этюды, весенняя трава и маленькие, лишние, всему как бы чужие мысли — и все другое, чему надобно расти и что вырастет хорошо!

Не отвечал столь долго, потому что ездил по Европам лишь на-днях вернулся на остров и тоже, как Вы, сижу пред Монбланом корреспонденции, не зная, за что взяться.

Поклонитесь хорошим людям и, конечно, прежде всех супруге и семье Вашей.

Будьте же здоровы! Обычно пишу: будьте бодры, верьте в жизнь и творческие силы человека, а Вам этого писать не надобно, и — это так хорошо, так радует!

Крепко жму руку Вашу, весело улыбаясь аж до ушей!

А. Пешков

(обратно)

527 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

23 апреля [6 мая] 1911, Капри.

Спасибо, Михаил Михайлович, за доброе письмо, за хорошее Ваше отношение ко мне.

Книги — получил, они мне по недугу, благодарю! За третью часть «Кожемякина» — опасаюсь, языка не нахожу для нее пока. Рад, что Вы заметили Маркушу, это для меня почти символическое лицо. В третьей части тоже будет Маркуша, но уже на религиозной почве стоящий.

М[ария] Ф[едоровна] очень кланяется, тронута Вашим поздравлением и благодарит. Но — она сама напишет.

Только что воротился из поездки, оглушившей меня рядом тяжких впечатлений, очень устал, накопилась гора почты, спешу отозваться на Ваше милое письмо, но отзываюсь кратко.

«Совр[еменник]» скоро выправится, в него входят новые лица, а редактором беллетристического отдела будет в нем В. С. Миролюбов, бывший издатель «Журнала для всех», человек почтенный и в журнальном деле опытный.

Поддержите! Нет ли небольшого рассказа из старых, не переведенного еще на великорусское наречие?

Кланяюсь Вашей семье. Жму крепко руку Вашу.

А. Пешков

(обратно)

528 В. М. ГРИГОРЬЕВОЙ и М. ЧЕРНЫШЕВОЙ

До 1 или 2 [14 или 15] мая 1911, Капри.

Милые девочки Валя и Маруся!

Очень благодарен вам за присланные песни, мне они и нужны — знакомят с тем, что от меня далеко, и поучительны для меня, [потому] что в них звучит душа народа, любимого мною.

Послать вам портреты сейчас — не могу, не имею, а ваших жду.

Песен — присылайте, чем больше, тем лучше, а я вам пришлю итальянские виды, открытки и т. д., что вам нужно.

Будьте здоровы обе, учитесь любить Русь. Старайтесь сделать себя хорошими женщинами.

Тон мой, м. б., слишком фамильярный, вы мне извините, мне ведь 43 года, а вы — еще милые девушки, не более.

До свидания!

М. Горький

А что переписываетесь со мною — об этом не говорите другим, а то возможны неприятности для вас, ибо я считаюсь человеком страшным, и вредным, и уж не знаю, чем еще!

M. Г.

(обратно)

529 Ф. И. ШАЛЯПИНУ

Начало [середина] июля 1911, Капри.

Получил я твое письмо, Федор Иванович, и — задумался, сильно удивленный его простотой и краткостью.

Мне казалось, что в силу тех отношений, которые существовали между нами, ты давно бы должен написать мне, как сам ты относишься к тем диким глупостям, которые содеяны тобою, к великому стыду твоему и великой печали всех честных людей России.

И вот ты пишешь мне, но — ни слова о том, что не может, как ты знаешь, не может не мучить меня, что никогда не будет забыто тебе на Руси, будь ты хоть гений. Сволочь, которая обычно окружает тебя, конечно, отнесется иначе, она тебя будет оправдывать, чтобы приблизить к себе, но — твое ли это место в ее рядах?

Мне жалко тебя, Федор, но так как ты, видимо, не сознаешь дрянности совершенного тобою, не чувствуешь стыдя за себя — нам лучше не видаться, и ты не приезжай ко мне.

Письмо это между нами, конечно. Я не хочу вставать в ряду с теми, кто считает тебя холопом, я знаю — это неверно, — и знаю, что твои судьи не лучше тебя.

Но если бы ты мог понять, как страшно становится за ту страну, в которой лучшие люди ее лишены простого, даже скотам доступного чувства брезгливости, если бы ты мог понять, как горько и позорно представить тебя, гения — на коленях пред мерзавцем, гнуснейшим всех мерзавцев Европы.

А. Пешков

(обратно)

530 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Июль, до 5 [18], 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Здесь один из администраторов Художественного театра, — было бы очень хорошо, если б Вы немедля прислали пьесу Тренева, чтоб я мог прочитать ее этому лицу. Пошлите рукопись экспрессом, прошу Вас!

Всего лучшего!

Кланяюсь.

А. Пешков

(обратно)

531 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Июль, после 5 [18], 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Возвращаю рукопись Тренева. Читал, слушателям не понравилась, не увидали — кроме Пистоненки и Багрецова ни одного живого лица, нашли всю пьесу подражательной. О постановке в театре нечего и думать, говорят.

Очень огорчен, но — со многими указаниями критиков был вынужден согласиться.

Всего доброго.

А. Пешков

(обратно)

532 П. X. МАКСИМОВУ

8 [21] июля 1911, Капри.

Павлу Максимову, —

сообщили бы отчество,

неловко писать — Павлу.

Получил сейчас Ваше милое, простое письмо,внимательно прочитал, думаю, что понял Ваше настроение, и — очень, очень рад за Вас: Вы хорошо, крепко растете, дай Вам бог ярко расцвести на радость людям, на гордость себе самому.

Письма мои до Вас, сударь, не доходят, это факт: одно из них возвращено мне «за неотысканием адресата» — очевидно, как раз в эту пору Вы странствовали на Святые горы. Два письма — пропали. Сие посылаю с обратной распиской, для верности.

Хочется сказать Вам много хорошего, а сумею ли — не знаю. Юношеская Ваша грусть — дело прекрасное, дорожите ею, она плодотворна. И любовь Ваша да будет чиста, пусть будет немножко грустной, даже—неудачной, но — чистой.

В половом отношении — берегите себя, не расходуйтесь очень-то, а то и себя самого ограбите, да и женщину, кою Вам суждено полюбить, — тоже обворуете.

Главное — себя берегите, ибо любовь Вас ждет крепким, чистым, удивленным пред нею до слез, до безумия, до бурной радости. Если говорить о богослужении — так это любовь к женщине и ничто другое. Болванам, которые кричат о рабстве человека, интересах рода, роковой силе инстинкта и прочее, — не верьте, это импотенты и трусы. Наиболее талантливые из них немец Шопенгауэр и еврей Веннингер — это, конечно, не болваны, да, но — один из них желал все объяснить и, как все люди, желающие этого, запутался в своих мыслях, завел себя в темный угол; а другой — ненормален и чем-то насмерть обижен был. Ненормален, ибо еврей, отрицающий продолжение рода, еврей-мизантроп — нелепица, искажение, шестой палец на руке.

Живите с природой, что Вам доступно, и думайте об одной удивительной девушке, что Вам даст множество счастливых мыслей, творческих чувств и что спасет Вас от многих опасностей, а также от грязи, столь обильной на человечьем пути и зло подстерегающей каждого из нас.

Читайте, учитесь и — пробуйте писать, пора, как раз время. А будете писать — думайте о ней, хотя бы ее и не было, и о превосходных людях, которым Вы — тоже превосходнейший человек — искренно и просто-просто, и очень задушевно рассказываете о том, что известно только Вам, что необходимо узнать и ей и всем им — понимаете? Необходимо, когда думаете писать, представить себя самого очень хорошим человеком, а тех, для кого пишете, — тоже чудеснейшими людьми, коих Вы уважаете и которые с полуслова поймут Вас.

Главное же — просто, как Чехов в языке, как Гамсун, — без кокетства, без вывертов, вот так, как последнее Ваше письмо ко мне, например.

Вышлю Вам книг: Гамсуна и свои: «Город[ок] Окуров», «Кожемякина», — последнюю повесть, прошу, почитайте внимательно, может быть, она кое-что интересное скажет Вам.

Открытку со Святых гор получил и узнал на ней место, где купался лет двадцать тому назад, деревья, под которыми сидел. В ту пору я был Ваших лет, разве немного старше, и был очень смешон, как вспоминаю.

И Вы не бойтесь быть смешным, а на людей, коли станут улыбаться и зубы скалить над Вами, — не обижайтесь, не надо. Вы — парень богатый и можете заплатить за все худое — добром. Терпению — не поучаю, сопротивление советую, но — по возможности — мягкое, непоколебимое, хотя и гибкое.

Будьте здоровы, будьте бодры.

Вот попробуйте-ка, напишите, как Вы шли в Св[ятые] горы, кого встретили дорогой, что больше всего задело при встречах, какие пятна наиболее сохранились в памяти и т. д. — всё, весь поход.

И пришлите мне посмотреть.

Всего хорошего, всего доброго!

А. Пешков

(обратно)

533 Ф. И. ШАЛЯПИНУ

Между 20 июля и 1 августа.

[2 и 14 августа] 1911, Капри

И люблю и уважаю я тебя не меньше, чем всегда любил и уважал; знаю я, что в душе — ты честный человек, к холопству — не способен, но ты нелепый русский человек и — много раз я говорил тебе это! — не знаешь своей настоящей цены, великой цены.

Нестерпимо, до слез больно мне за тебя, много думаю — как бы помочь, чем? И не вижу, чувствую себя бессильным.

Не умно ты сделал, что сразу же после этой истории не поехал ко мне или не объяснил условий, при коих она разыгралась, — знай я все с твоих слов, — веря тебе, я бы что-нибудь сделал, чтоб заткнуть пасти твоих суден.

А теперь — придется выжидать время. Твоего приезда сюда я бы желал и очень, но—здесь масса русских. Я с ними в недобрых отношениях, и они не преминут устроить скандал тебе, чтоб — кстати уж! — и меня уколоть. Кроме здешних, еще каждую неделю бывают экскурсанты из России, караванами человек по 50, — народ дикий и нахальный.

А видеться нам — нужно. Погоди несколько, я напишу тебе, когда и как мы можем встретиться без шума и скандала, теперь же — скандал вновь поднялся бы. Ведь так приятно ударить меня — тобою, тебя — мною. Все живут напоказ, и каждому ужасно хочется показать себя честным человеком, — это верный признак внутренней бесчестности.

До свиданья, Федор Иванович, будь здоров и не особенно сокрушайся — пройдет!

А. Пешков

(обратно)

534 И. Н. ЗАХАРОВУ

23 июля [5 августа] 1911, Капри.

И. Н. Захарову.

Милостивый государь мой!

Боюсь, что не сумею ответить на вопросы Ваши вполне удовлетворительно, ибо — извините великодушно! — вопросы Ваши имеют характер несколько готтентотский.

Например: вопрос 2-й:

«Какова техника чтения? (следует ли, напр., выбирать мысль и лучшие места по форме или же читать кряду…)».

Не представляю себе, как Вы, применяя эту «технику», будете читать «Войну и мир» или Флобера, «Дон-Кихота» или «Робинзона Крузо»? И как Вы найдете лучшие места в книге, взятой Вами в руки в первый раз? А также—какой толк может получиться от столь странного чтения, напоминающего питание обжоры, у которого уже испорчен желудок?

«Какое количество чтения необходимо вообще?» По способностям, по любви. «Могий вместити да вместит» возможно больше.

«Требует ли это занятие соответствующей жизни или же можно пока мириться с занимаемой мною должностью учителя?»

Чтение требует времени и одиночества. Я, например, будучи мальчиком, читал на печи по ночам, занавешивая огонь одеялом, чтобы не видно было, что я читаю, и чтобы наутро меня за это занятие не вздули. Хорошо также читать сидя под столом и оградясь непроницаемыми для огня предметами. В пустой бане. Вам, вероятно, нет надобности прибегать к таким ухищрениям, а потому — читайте просто сидя за столом

«Указать способ пользоваться вычитанным» — не могу, не понимаю, о чем идет речь. Однако — советую: не хвастайтесь прочитанным пред знакомыми, не выдавайте чужих мыслей за свои.

«Чем будет литература в будущем?»

Не знаю. Склонность к пророчеству у меня слабо развита.

«Как относиться к мнению, что литература «последнее убежище гонимых, не рабочих нового типа»?» Относитесь отрицательно. Отношение к литературе как к отхожему промыслу — цинично и подло. Богослужение — не ремесло, оно требует веры и любви, а литература — служение человечеству, кое создало даже и богов.

Если же эти «не рабочие» начнут вторгаться в литературу пятака ради — можно, не ошибаясь, сказать, что в будущем [она] станет продажной, пошлой и лишенной чести.

«Что читать?»

Рекомендую — начните с истории: с древних писателей, «отцов истории»: Геродота, Фукидида, Ливия, Тацита и так далее до Моммзена, Гиббона, они Вас научат, что надо читать попутно с ними, и приведут Вас — к самому себе.

Это — самое главное: найдите в хаосе событий самого себя и поставьте свою волю в ряд воль, творящих общечеловечье, доброе, против воль, препятствующих этому великому творчеству, в коем и заключен смысл жизни.

Искренно желаю Вам успеха.

А. Пешков

(обратно)

535 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Между 16 и 23 июля [29 июля и 5 августа] 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Посылаю рукопись; прошу — чужим не давайте читать. Если можно — прочтите скорее.

«Кожемякин» пойдет со Шмелевым — «Записками человека» — Вы эту вещь знаете. В ней — по Пятницкому — 12 листов, и — таким образом — более ничего не нужно в книгу.

Что значит: «если я понадоблюсь на Capri»? Вам нужно ехать в Давос — ну и — валяйте! Но — огорчен я тем, что дурные мои пророчества сбылись и расстроили Вы себе здоровье в этом милом уголке. Досадно и обидно.

Сургучев сообщил, что послал Вам свои рассказ, дайте мне, пожалуйста, его адрес, не могу ему ответить.

Рассказ Язвицкого, посланный мною, на мой взгляд — плох: одна литература, а жизни — ни на семишник.

Удивительную штуку прислал костромской поп Леонид, о коем я Вам говорил, но — это начало большой работы и — не к спеху, а потому пока не посылаю Вам.

Будьте здоровы и бодры!

А. Пешков

(обратно)

536 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Около 30 июля [12 августа] 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Посылаю Вам рукопись на сентябрь, и — освободите меня до января, в крайнем же случае — до декабря — ладно? Очень уж много работы.

Крашенинникова — не присылайте, я его литературу знаю.

Народ — бывает, очень. Недавно была О. Рунова, женщина умная, много знающая, наблюдательная. Ее бы — приласкать. Жаль — провинциальна она, очень.

Сытин в Карлсбаде был, писал оттуда, а где теперь — не знаю, наверное, в России — на ярмарке в Нижнем.

Странная какая публика завелась: Криницкий послал свою повесть нам и — в то же время — печатает ее в «Новой жизни»; Лев Шестов прислал мне рукопись Романова «Отец Федор», а она — уже напечатана в последней книге «Русской мысли».

Доброго здоровья!

А. Пешков

(обратно)

537 П. X. МАКСИМОВУ

5 [18] августа 1911, Капри.

Милый Павел Хрисанфович!

Получил три Ваши письма и карточку — спасибо за нее! По ней — Вы похожи на Башкина.

Давайте, поспорим немного:

Вы пишете: «меня тошнило от всех этих слов, выворачивало мне душу. Ой, господи, какая грязь, какая боль!» И спрашиваете: «неужели все это есть?»

Очевидно — есть. И Вы же сами говорите: «конторщики — это такая дрянь, что трудно себе представить. Потаскуны, б……ы. Говорят мерзости. Мой начальник —

старая развратная сволочь».

Ведь это Ваши слова и печальные наблюдения — не от Горького, а непосредственно от Максимова?

Но — имейте в виду: не следует искать в людях одно лишь дурное, ищите в них хорошее, и как бы ни ничтожно было оно — его показывайте себе самому и другим. Великий Шекспир вырос из невидимой глазу семенной нити, и все удивительное и бессмертное, все воистину человечье, чем мы гордимся, началось от ничтожного, незаметного. Не поддавайтесь ясно видимому, скверному, открывайте в «сволочах» с трудом различимое, хорошее, человечье.

Вы говорите: «Не видал Окурова. У нас, на юге, таких городов нет». Знаю, что ваши Окуровы поживее наших, но больше таких, как наши, их свыше 800. Да к ним же отнесите и города, подобные Симбирску, Пензе, Рязани, Калуге, — много их. И заключены в них великие миллионы русских людей.

Вам кажется, что герои мои не в меру «философствуют» — это тоже кажется и многим моим критикам, за это меня многократно и сурово осуждали. А я судей моих справедливыми не считаю и говорю: «Да, к сожалению, русский человек действительно «не в меру философствует», что доказывает вся наша жизнь: наши секты, наши партии, наша литература и — критики, осуждающие меня за излишек «философии».

Повторяю: мы все любим философствовать и мечтать, лучшую энергию свою мы тратим на мечты о добре, а делать добро — не умеем и не учимся. У нас наиболее пассивные в борьбе со злом люди те, которые всего чаще и громче говорят о торжестве добра. Возьмите толстовцев, для примера. Спасенья мы ждем не изнутри, не от своей воли, а — извне, от бога, от японцев, немцев, кадет, от «белой кобылы», упавшей с небес, как у Глеба Успенского. В нас много тяжелой восточной крови, мы предрасположены к созерцанию, ленивы и бездеятельны. Со всем этим в русской душе надо бороться упорно, постоянно, не покладая рук.

Очень хорошо, что Вы не принимаете на веру чужих слов и показаний, с этим и живите. Слушайте внимательно, с уважением к человеку, но — не спешите верить, что ему известна истина. И не забывайте, что нет людей чисто беленьких и совершенно черненьких, люди все пестрые, запутанные, очень сложные.,

Брюсова, Блока, Бальмонта и вообще новых поэтов не спешите читать, сначала хорошенько ознакомьтесь со старыми — Пушкиным, Лермонтовым, Тютчевым, Фетом, Фофановым.

Вербицкую — тоже можно не читать, Вы уж и теперь зрелее и серьезнее ее.

Ремизов Вам не понравится, Кузмин, вероятно, тоже — все это Вы лучше потом прочтите, заложив сначала прочный фундамент старой литературой.

«Всемирной истории» хорошей — нет у нас; я бы рекомендовал Вам вот что: возьмите в библиотеке Вебера и читайте его том за томом, а вместе с ним — древних писателей — Геродота, Тацита, Фукидида и новых: Моммзена — «Историю Рима», Белоха — «Историю Греции», Ренана — «Историю израильского народа».

А по всемирной географии — возьмите Элизе Реклю, это с картинками.

Если попадется Вам в руки книга Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» — хватайте и читайте внимательно.

Необходимо — до истории — взять Тэйлора «Первобытная культура», не найдете Тэйлора, возьмите Липперта, тоже «История культуры».

Всегда предпочитайте толстую книгу — тонкой, а в истории — немцев и англичан — французам.

Ключевского «Русскую историю» надобно прочитать.

Много? Мало, сударь мой! То ли еще будет! Хорошо бы язык какой-нибудь изучить Вам, лучше — немецкий, на нем больше написано хороших книг, но хорошо и французский, того лучше оба два.

Найдете XIV–XV альманахи «Шиповника», прочитайте там роман Алексея Толстого, и Сергеева-Ценского «Пристав Дерябин».

Что Вы «забиты, загнаны, придавлены ногами в пыль» — этому не верю. Этого с Вами не будет, так и скажите себе самому. Только — не пейте водки, а то всякая дрянь может быть от этого.

Будьте здоровы, бодры и крепки в намерениях своих.

За письмо — спасибо; очень тронут хорошим отношением Вашим ко мне.

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

538 В. С. МИРОЛЮБОВУ

18 или 19 августа [31 августа или 1 сентября] 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Что можно ответить на письмо Криницкого? Этот нахал явно издевается над Вами. Его фраза: «браковать Вы можете по художественным соображениям, а отнюдь не по идейным» — просто наглость. Избави, боже, от таких нигилистов.

Кто послал ему из «Знания» категорический отказ — я не знаю, да и не важно знать это, раз рукопись была отправлена им одновременно и в «Знание» и в «Новую жизнь».

Муйжель напрасно просит 300 р., ибо ведь неизвестно, когда он пришлет рукопись и будет ли принята она.

Винниченко еще не получил, — очевидно, вечером пришлют или завтра утром.

Что же написать о 7-й книжке? Нечего о ней писать. «Манифест» — конечно — излишен. Это становится смешно: на протяжении полугода дважды громогласно объявили — «мы вам зададим!» Никто не откликнулся ни в первый, ни во второй раз. Будем манифестировать в третий? Но — на этот раз нельзя ли не словами, а — делом бы? Амфитеатров ничего не пишет мне. Я тоже просил его поместить рассказ мой в сентябрь. В предыдущем Вашем письме Вы, без всяких оговорок, заявили о тождестве Марка Васильева с Г. А. Лопатиным, чем повергли меня в грусть. Я — портретов с живых людей не пишу, и, само собою разумеется, Марк с Лопатиным не имеет — не может иметь — чего-либо общего, ибо я Лопатина с внутренней стороны не знаю. Уверен однако, что мысли Марка ему чужды.

Очень жаль, что Вы усмотрели сходство там, где его не может и не должно быть.

Письмо Криницкого возвращаю. Пятницкому показывал его: К[онстантин] П[етрович] отнесся отрицательно к этому господину, но — конечно — мягче меня. Мягче потому, я думаю, что он тоже человек все более безразлично, т. е. «художественно», относящийся к жизни.

До свидания! А как здоровье?

А. Пешков

(обратно)

539 В. С. МИРОЛЮБОВУ

После 20 августа [2 сентября] 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Сочинение Винниченка почти талантливо — если принять за талант трудолюбие, с коим он собрал всю грязь и мерзость жизни, дабы бросить ими в лица вчерашних «святых и героев», ныне, как оказалось, повинных в самых гнуснейших грехах мира. О русской интеллигенции так обвинительно не говорили ни Маркевич, ни Клюшников, ни Крестовский, и даже сам Дьяков-Незлобин — милосерднее Винниченка.

В сущности, старые реакционные писатели, говоря о революционерах, всегда говорили одно и то же:

«Царь! Помни про афинян».

Они отмечали в революционере — динамику, они его боялись и пугали им.

«Так вот за кем мы шли?» — скажет русская демократия о революционерах накануне новой революции в которой они снова хотят работать. Хороша будет революция эта, если во главе ее встанут садисты и мазохисты Винниченка!

«Так вот кого мы боялись, вот они каковы, эти строители новой жизни?» — торжествуя, скажет всероссийская сволочь, прочитав Винниченково сочинение.

Мери — несомненная садистка: распутничает, чтобы мучить мужа; он — мазохист: кротко наслаждается унижением своего человечьего достоинства, явно невежествен и глуп; ему следовало бы, как этого требует естественное чувство жалости к больной, утопающей в грязи женщине, связать и отправить ее в психиатрическую лечебницу. Вообще — Александр самая скверная литературная выдумка из всех известных мне, включая Платона Каратаева, Ивана Ланде и других уродов.

Фома — это уже не выдумка, а нечто кошмарное, особенно там, где он понуждает свою жену ночевать за 10 тысяч руб. с лакеем-полячком. (Кстати: в романе два поляка и оба — мерзавцы, это характерно для нации или для автора?) Жена — конечно — бывшая революционерка и — конечно — живет на содержании у жандарма («чистое искусство» всегда объективно). Хорош он также, когда уговаривает Гломбинского за пятьсот франков развратить Таню и — тоже за 500 — разрывает картину карикатурного дурака Аркадия.

Не менее этих монстров отвратительна Таня, особенно на стр. 180, 261, 469—72; впрочем, в этом неумном сочинении нет ни одного здорового человека, причем автор, по невежеству своему, постоянно соединяет садизм с мазохизмом — получается нечто невероятное, как Фома, Таня, Мери, Стамескнн…

Общее впечатление [от] повести таково: нет на свете людей извращеннее, распутнее, бессовестнее и глупее, чем русские революционеры.

Их любимые занятия: проживание на краденые деньги, ложь, сплетня, насилие над девицами, игра в карты (проигрывают даже «Капитал», а «Исторические письма» — давно проиграны!), проституция, провокатура, публичные драки и скандалы. Совершая все это, они утомленно говорят друг другу: «Ах, как тяжела жизнь!» Уж если так рисует их свой же революционер, очевидно, черносотенцы свирепо правы, притом — они гуманнее г. Винниченко, и, пожалуй, я, читатель, поверю им скорее, чем ему.

Технически — сочинение слабо: мелодраматично, изобилует повторениями и скучно — все герои говорят одним и тем же языком, книжно и скверно. Много пущено публицистики, карикатуры и самомоднейших мнений, не прожеванных автором.

Первая глава — не нужна, ввиду эпизодичности Аркадия и Адольфа. Речь Кистякова, концерт-бал с дракой — лишние. Умирающий поэт — ни с чем и ни с кем не связан, похороны написаны холодно, внешне и плохо.

На 362-й стр. написана статья, неоднократно печатавшаяся в лучшем стиле. Еще Тургенев учил, что стыдно писать: «Правда? — присел он». «Да, — опустилась Феня». «Улыбка носа» — явление мне неизвестное. «Маленький» в желудке голодного мужчины — очень смешно, особенно там, где «маленький сосет свои холодные лапы». Это — вранье, автору незнакомы ощущения голода.

Автор слишком любит «низ живота», где у него квартируют наисильнейшие и наиболее роковые чувства.

«Жесткость без костей» — очень тонкая вещь, должно быть, но обнаруживает путаницу в голове автора и незнакомство его с духом и музыкой языка. Этого — всюду излишек.

«Как-то», «каким-то», «какой-то» — слова пустые. Или ты знаешь, как и какой, или не какай, молчи.

«Усталость была какая-то печальная» — Вы представляете себе какую-то веселую усталость?

«Сволочи мы, — печально почему-то подумал он». Странный парень — почему бы ему печалиться?

Эти перлы — на каждой странице.

Вообще со всех точек зрения — сочиненьице дрянное.

Вы, может быть, сделали бы доброе дело, посоветовав автору прочитать «Марево», «Панургово стадо», «Чад жизни», «Кружковщину (Наши лучшие люди — гордость нации)» Незлобима-Дьякова, «Что делали в романе «Что делать?» Цитовича, «Нигилистов» Циона; пусть он, невежда, посмотрит, куда попал со своим злопыхательством. Он увидит в этих книгах, что вся грязь, какую можно собрать и бросить в лицо и в сердце замученной русской интеллигенции, — уже собрана и брошена, не хуже, чем он делает это.

А мне, пожалуйста, отныне не присылайте писаний Винниченка, я знаю литературу этого направления, и она меня не интересует.

Я, конечно, понимаю, что он пишет из желания «послужить правде», но я знаю также и о том, что некоторые услужающие опаснее врагов.

И не могу не думать, что в его стремлении услужить слишком много злопыхательства сознательного. Он не свидетель, а — судья! Неправедный при этом и, должно быть, больной, что ли?

Рукопись еще у меня, ибо Пятницкого на Капри нет.

Будьте здоровы.

Само собою разумеется, что я не сообщу Пятницкому моего отношения к Винниченке до прочтения К[онстантином] П[етровичем] рукописи.

Всего лучшего.

А. Пешков

(обратно)

540 П. X. МАКСИМОВУ

28 августа [10 сентября] 1911, Капри.

Теперь, сударь мой, отложите шутки в сторону, — уж если что-то написалось — присылайте сюда, сейчас же, заказной бандеролью, что стоит двугривенник.

Очень взволнован Вашим сообщением и жду рукопись нетерпеливо: в этаких случаях я всегда чувствую себя девицей, у которой любимая подруга впервые родила, а мне, девице, это и страшно, и любопытно, и святозавидно.

Что сказать Вам по поводу запроса об университете? Затрудняюсь. За гимназией и университетом знаю одно достоинство: они тренируют мозги, приучая их работать стройно, систематически. Но — полагаю, что Вы можете и без помощи университета вычерпать из книг те научные знания, кои Вам потребны. Главное же — знание жизни, людей — почерпается не в школах, конечно. И если Вас серьезно, неодолимо влечет к литературе, к писательству_ ставьте Ваш духовный аппарат на эти рельсы. Будь предо мной Ваша рукопись — я, вероятно, говорил бы определенней.

Литературные вкусы Ваши — одобряю, очень; весьма рад что Вам нравится Герцен, но сокрушаюсь почто Вы Пушкина засадили в «легкомысленные люди». Он у нас — начало всех начал, в том числе и Герцена. Нет, Вы погодите судить столь решительно, успеете еще и — устанете от сих суждении.

Ренана и Штрауса — погодить бы Вам читать, лучше займитесь историей, при ее помощи все будет понятнее для Вас, проще.

А пока — до свидания. Некогда писать много, работаю по 12 часов в день и кровохаркаю при этом.

Жду рукопись, очень жду!

А. Пешков

(обратно)

541 В. С. МИРОЛЮБОВУ

До 30 августа [12 сентября] 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Возвращаю рукописи.

Окулов. «Огга» — все чужое, частью от Ремизова, частью от Пришвина. Слащавые фразы, выдуманные, с причмокиваниями.

«Алексей Обухов» — уже давно читан мною и Пятницким, был возвращен автору.

Тараканову надо возвратить очерки. Как жаль, что он манерничает. Очень интересен.

Стихи — дешевые. Все это было 600 раз написано.

Хорош Саур, но — требует сокращений, и есть легко устранимые шероховатости в языке. Вот как пишут о революционерах-то духовно здоровые люди!

Шмелев — загромоздил содержание рассказа излишними и однообразными диалогами. Необходимо попросить его, чтоб он устранил это, иначе же весь рассказ принимает какой-то анекдотический характер, многие места кажутся написанными нарочито для смеха. Следовало бы ему отказаться от этой «импрессионистской» манеры, не идет она ему.

Пятницкого еще нет, — гуляет все, — Винниченко лежит не читан им, конечно.

Будьте здоровы. Очень занят я и несколько устал.

А. Пешков

Прилагаю стихи какого-то анонима. Не годятся.

(обратно)

542 И. А. БЕЛОУСОВУ

1 [14] сентября 1911, Капри.

Многоуважаемый Иван Алексеевич!

Мне кажется, что для создания «чистого» журнала нужны не только беллетристы, а и люди, которые могли бы написать грамотным языком, в солидном тоне, рецензию о книге, статью о современном положении деревни, о внешней политике и т. д. Ведь не беллетристика, а именно только эти статьи могут сделать лицо журналу, современные беллетристы, которым — как, например, Скитальцу — все равно, где писать — в «Пути» или в беспутных «Биржевых ведомостях», очень мало могут дать той публике, коя, предположим, действительно жаждет путного слова и уважительного отношения к ней.

Для «чистого» журнала прежде всего необходим хороший редактор, Вы не указали, кто будет редактором «Пути», а также — о чем именно хотите Вы рассказать публике в журнале Вашем?

Мне кажется, что, не выяснив этого самому себе, Вы сделаете «Путь» таким же ненужным и бесцветным, каков был «Наш журнал», и снова бесполезно затратите Ваши нервы и деньги, Ваше время.

А вот если бы Вы предложили редактуру В. Г. Короленко или — если он не возьмет на себя это — посоветовались бы с ним о редакторе, а также выяснили бы самому себе, о чем и как будет говорить журнал, для кого он издается, это было бы чудесно, и, может быть, мы имели бы действительно хороший журнал.

Затем я посоветовал бы Вам не очень полагаться на «имена», а искать новых людей среди начинающих писателей есть много талантливого, бодро настроенного народа, с ними бы и начинать журнал, дабы он был воистину интересным и «новым». Извините за непрошенный совет.

Желаю всего доброго.

А. Пешков

(обратно)

543 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

Между 28 августа и 3 сентября

[10 и 16 сентября] 1911, Капри.

Дорогой Александр Валентинович!

У меня живет Федор, и было бы очень хорошо, если б Вы повидались с ним. Пробудет он здесь до 12-го числа, а 19-го у него в Питере спектакль — «Борис».

Мне кажется, что этого человека нельзя отталкивать в ту сторону, куда идти он не хочет, и что за него и можно, и следует подраться, ибо человек он символически русский и в дурном и в хорошем, а хорошего в нем всегда больше, чем дурного.

Я лично очень просил бы Вас подумать о нем так хорошо, как Вы можете, и повидаться, поговорить с ним, со мною.

Забот — он стоит, не правда ли?

Письмо Ваше очень огорчило его, конечно, но «виноватости» своей он не отрицает, и письмо это — не помеха свиданию.

Очень плохо ему, трудно. И похож он на льва, связанного и отданного на растерзание свиниям.

В стране, где Павлу Милюкову, объявившему себя и присных «оппозицией его величества», сие сошло без свиста и суда, — не подобает судить безапелляционно Шаляпина, который стоит дороже шестисот Милюковых.

Жду скорого ответа.

А. Пешков

(обратно)

544 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Между 2 и 6 [15 и 19] сентября 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Пришвину скажите, что «Знание» ничего не имеет против издания его книги и чтобы он присылал оттиски.

Как стоит дело с рассказами сибиряка Гребенщикова? Послали Вы ему рукописи? И что сказано Вами — хотелось бы знать.

Пятницкий все еще жует Винниченка.

А с Давосом Вы от меня отвяжитесь, не хочу, некогда и скучно слушать о Давосе.

Испортили Столыпина, а! Такой крепкий министр. Да еще и стреляют в него под носом у царя.

Невоспитанный народ — русский народ, и, если дела пойдут таким ходом, — никаких празднеств не удастся устроить ни в 12-м, ни в 13-м годах.

Будьте здоровы. А Давос — это просто почтово-телеграфный термин, места же такого на земле вовсе нет, обманывают немцы, Вы им не верьте.

А. Пешков

(обратно)

545 В. С. МИРОЛЮБОВУ

После 8 [21] сентября 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Возвращаю — посылкой — рукопись Винниченка. К[онстантину] П[етрови]чу она — в общем — нравится, но он согласился с тем, что печатать ее в «Знании» — не следует, достаточно ошибки с «Парижем» Каржанского. Теперь, ввиду неожиданных происшествий и возможности подъема настроения в России, она была бы особенно несвоевременна и совсем уж неуместна в «Знании». Пусть уж напечатают ее люди, еще более, чем мы, индифферентные к делам общественным.

Относительно Пришвина я уже писал Вам. Его условия К. П. считает приемлемыми, но — было бы хорошо, если б автор требовал 1500 р. не сразу. Не указано — за какое количество экземпляров он желает получить эту сумму. Спросите, и пусть высылает оттиски.

У Вас есть книга Анучина и еще что-то из моих книг, да? Пришлите, прошу.

Всего доброго.

А. Пешков

(обратно)

546 H. Е. БУРЕНИНУ

Между 2 и 11 [15 и 24] сентября 1911, Капри.

Вот тебе, Евгеньич, письмо по поводу Федорова преступления; если малого начнут травить — защищай, как сумеешь.

Запасись еще №-ом газеты «Le Gaulois» от 15-го июня 1911 г. (12297-й №), в нем на первой странице статья «Chaliapine», написанная Fourcaud — Фурко.

Эта статья интересна и помимо отношения к Шаляпину, а сама по себе, как взгляд европейца на русское искусство. Хорошо бы ее перевести и напечатать, где возможно.

Сидим по вечерам вчетвером и вспоминаем о тебе нередко. Иногда Ф[едору] хочется петь: «а Евгеньича-то нет!» — говорит он, тыкая пальцами во все клавиши сразу.

Сирокко дует, несколько понижая настроение. Береги себя, будь здоров.

А в России опять начали министров портить. Охо-хо!

Кланяюсь твоим, Нине — в особицу. И еще раз — всего доброго тебе!

А. Пешков

(обратно)

547 H. Е. БУРЕНИНУ

Между 2 и 11 [15 и 24] сентября 1911, Капри.

Дорогой друг!

Шума, поднятого вокруг Шаляпина, — не понимаю, а вслушиваясь — чувствую, что в этом шуме звучит много фарисейских нот: мы-де не столь грешны, как сей мытарь. Что случилось? Федор Иванов Шаляпин, артист-самородок, человек гениальный, оказавший русскому искусству незабываемые услуги, наметив в нем новые пути, тот Шаляпин, который заставил Европу думать, что русский народ, русский мужик совсем не тот дикарь, о котором европейцам рассказывали холопы русского правительства, — этот Шаляпин опустился на колени перед царем Николаем. Обрадовался всероссийский грешник и заорал при сем удобном для самооправдания случае: бей Шаляпина, топчи его в грязь.

А как это случилось, почему, насколько Шаляпин действовал сознательно и обдуманно, был ли он в этот момент холопом или просто растерявшимся человеком — над этим не думали, в этом не разбирались, торопясь осудить его. Ибо осудить Шаляпина — выгодно. Мелкий, трусливый грешник всегда старался и старается истолковать глупый поступок крупного человека как поступок подлый. Ведь приятно крупного-то человека сопричислить к себе, ввалить в тот хлам, где шевыряется, прячется маленькая, пестрая душа, приятно сказать: «Ага, и он таков же, как мы».

Российские моралисты очень нуждаются в крупных грешниках, в крупных преступниках, ибо в глубине души все они чувствуют себя самих преступниками против русского народа и против вчерашних верований своих, коим изменили. Они сами, видишь ли, слишком часто преклоняли колена пред мерзостями, сами обнаружили множество всяческого холопства. Вспомни громогласное, на всю Европу, заявление Павла Милюкова: «мы — оппозиция его величества», уверенный голос Гершензона, рекомендовавшего штыки для воспитания чувства государственности в русском народе, и целый ряд подобных поступков. Эти люди не были осуждены так строго, как заслужили, хотя их поступочки — с точки зрения социально-педагогической — не чета поступку Шаляпина. Они — не осуждены, как и множество подобных им, слишком испуганных или слишком развращенных политиканством людей.

И не осуждены они только потому, что в ту пору судьи тоже чувствовали себя не лучше их, ничуть не праведнее, — все общество по уши сидело в грязной литературе «вопросов пола»; брызгали этой пряной грязцой в святое лицо русской женщины, именовали русский народ «фефелой» — вообще были увлечены свистопляской над могилами. Рыли ямы всему, во что веровали вчера, и втаптывали ногами в ямы эти фетиши свои.„

Теперь — несколько очнулись от увлечений, сознают многие свои прегрешения и — думают оправдаться, осудив ближнего своего. Не оправдаются, нет. Не суд и не самосуд оправдает нас друг пред другом, а лишь упорная работа самовоспитания в духе разума и чести, работа социального взаимовоспитания. А оттого, что бросят грязью в Шаляпина или другого кого — сами чище не будут, но еще более будут жалки и несчастны.

Ф. Шаляпин — лицо символическое; это удивительно целостный образ демократической России, это человечище, воплотивший в себе все хорошее и талантливое нашего народа, а также многое дурное его. Такие люди, каков он, являются для того, чтобы напомнить всем нам: вот как силен, красив, талантлив русский народ! Вот плоть от плоти его, человек, своими силами прошедший сквозь терния и теснины жизни, чтобы гордо встать в ряд с лучшими людьми мира, чтобы петь всем людям о России, показать всем, как она — внутри, в глубине своей — талантлива и крупна, обаятельна. Любить Россию надо, она этого стоит, она богата великими силами и чарующей красотой.

Вот о чем поет Шаляпин всегда, для этого он и живет, за это мы бы и должны поклониться ему благодарно, дружелюбно, а ошибки его в фальшь не ставить и подлостью не считать.

Любить надо таких людей и ценить их высокою ценою, эти люди стоят дороже тех, кто вчера играл роль фанатика, а ныне стал нигилистом.

Федор Иванов Шаляпин всегда будет тем, что он есть: ослепительно ярким и радостным криком на весь мир: вот она — Русь, вот каков ее народ — дорогу ему, свободу ему|

А. Пешков

(обратно)

548 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Между 7 и 11 [20 и 24] сентября 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Сочинение Чапыгина — обидно плохо. Думаю, что он написал эту вещь давно, во времена моды на смертенские рассказы. А если это написано теперь — жаль парня. Очень жаль.

Посылаю хороший рассказ Ивана Егоровича — возьмете в «Современник»?

Живет здесь Федор Шаляпин, мне приходится целыми днями беседовать с ним, и дела мои я несколько запустил.

Желаю всего доброго.

А. Пешков

(обратно)

549 В. С. МИРОЛЮБОВУ

После 12 [25] сентября 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

К[онстантин] П[етрович] со стихами Городецкого не согласен, и — правильно.

В Казани мыла варят значительно меньше, чем, напр., в Борисоглебске Тамбовском. Смешные стишки и довольно лубочные.

«Медведица тележкой гремя» — как это плохо и вычурно и неверно.

Надо бы торопиться со сборником «новых». Бунин в «Од[есских] нов[остях]» заявил, что им написана для «Знания» повесть, — присылал бы скорее!

В книге Пришвина, говорит К. П., не 9 листов, а 16 по 28 т[ысяч] букв, — впрочем, он сам напишет об этом.

Будьте здоровы!

А. Пешков

(обратно)

550 ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМУ (РАБИНОВИЧУ С. Н.)

Между 15 и 17 [28 и 30] сентября 1911, Капри.

Сердечно благодарю Вас, дорогой собрат, за милый Ваш подарок.

Писать агатовым карандашом едва ли буду, а — сохраню его бережно, как подарок писателя, чьи книги я всегда читаю и с радостным волнением и с печалью.

Будьте здоровы и — еще раз — спасибо!

А. Пешков

(обратно)

551 Н. Е. БУРЕНИНУ

Середина [конец] сентября 1911, Капри.

Дорогой мой Евгеньич!

Ha-днях Федор приедет в Питер, я очень прошу тебя тотчас повидаться с ним: возможно, что ему надобно будет выступать перед публикою с письмом, в коем он:

во-первых — признает себя повинным в том, что, растерявшись, сделал глупость;

во-вторых — признает возмущение порядочных людей естественным и законным;

в-третьих — расскажет, как и откуда явились пошлые интервью и дрянные телеграммы, кои ставятся в вину ему.

Письмо это должно быть написано просто, ясно и в достаточной мере убедительно. Я весьма просил бы тебя познакомить Федора с Д. В. Стасовым, а Дмитрия Васильевича очень прошу: не примет ли он участия в деле этом, не поможет ли Федору написать письмо?

Надо же распутать всю эту дикую путаницу, надо отделить правду ото лжи, клеветы и всяческого злопыхательства, а, наконец, — мы все должны, по мере сил, беречь человека столь исключительно талантливого.

Действуй, прошу!

Будь здоров, будь счастлив!

А. Пешков

(обратно)

552 КАТОРЖАНАМ АЛЕКСАНДРОВСКОЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ТЮРЬМЫ

Конец сентября [начало октября] 1911, Капри.

Уважаемые товарищи!

Мне передан ваш подарок — наручники, вещица в малом виде — изящная, а в натуральном — подлая и глупая, должно быть.

Получил эту штуку и тронут до глубины души. Спасибо, товарищи, большое спасибо!

Лежат предо мною эти маленькие, вами сработанные кусочки железа, смотрю я на них и думаю: «Вот нечто, поистине символическое!»

Швыряет наше государство лучших своих людей, как пьяный и полуслепой нищий золото, случайно данное ему в милостину, швыряет, несчастное, не понимая ценности дара, дотоле не виданного им, но — куда бы оно ни швырнуло дар этот — он возвращается русскому народу, нашему будущему, — с лихвой, всегда — с лихвой!

Товарищи! Далек от желания утешать вас, — это не мое ремесло — утешать людей.

Мне только хочется напомнить вам, что вот — бросают в Сибирь и каторгу просто людей, а из Сибири, из каторги, — выходят Достоевские, Короленко, Мель-шины — десятки и сотни красиво выкованных душ!

В этих маленьких наручниках, подарке вашем, ясен для меня большой, хороший смысл — умной такой улыбкой блестит железо и будто говорит мне и всем:

«Из подлой и глупой цепи, назначенной, чтобы связать честные руки, эти руки делают изящную игрушку. Так это было и будет: люди честные, люди, верующие в свои силы, переделывают и победно переделают все, отягощающее жизнь человеческую, — в красивое, яркое, простое; так это было и будет всегда, ныне и присно и во веки веков».

Привет, товарищи!

Желаю вам бодрости духа!

М. Горький

(обратно)

553 РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «ЖИВОЕ СЛОВО»

7 или 8 [20 или 21] октября 1911, Капри.

Г[осподину] редактору газеты «Живое слово».

Милостивый государь!

В 31-м № редактируемого Вами издания помещены две заметки, авторы коих предлагают русскому обществу «подать свой голос за разрешение Горькому вернуться на родину», а газетам «агитировать за всеобщую подписку петиций императору, с просьбой» и т. д.

Милостивый государь! Прежде чем печатать такого рода измышления, Вы должны были осведомиться, как я отнесусь к Вашей затее; Вы тем более должны были сделать это, что незадолго до появления заметок этих трижды обращались ко мне с предложением сотрудничества в газете Вашей.

Затем, в одной заметке сказано про меня: «ему грозила смертная казнь», «заменена изгнанием» — позвольте заявить Вам, что ни о смертной казни, ни о замене ее изгнанием — мне лично ничего неизвестно ичто слухи эти я считаю вздорной выдумкой.

(обратно)

554 Л. Н. АНДРЕЕВУ

Между 16 августа и 8 октября [29 августа и 21 октября] 1911, Капри.

И мое отношение к тебе, Леонид, в существе и глубине — не изменилось: все так же, как и раньше, дорог ты мне, так же интересен, и отнюдь не устал я ждать от тебя больших вещей, в талант твой — верю, цену ему знаю и люблю его! Говорю все это не из желания замазать трещину в наших отношениях, что случилось — случилось, а сотрется ли, зарастет ли — не наше дело, — врать друг Другу и искусничать оба мы не станем, уверен.

А почему случилось — сейчас скажу: первое — «Тьма». Обиделся я на тебя за нее, ибо этой вещью ты украл у нищей русской публики милостину, поданную ей судьбою.

Дело происходило в действительности-то не так, как ты рассказал, а — лучше, человечнее и значительнее. Девица оказалась выше человека, который перестал быть революционером и боится сказать об этом себе и людям. Был — праздник, была победа человека над скотом, а ты сыграл в анархизм и заставил скотское, темное торжествовать победу над человеческим. Затем — «Мои записки» — вещь тоже обидная, во-первых, потому, что совпадает с «философией» бездарного Чулкова, во-вторых, потому, что является проповедью пассивного отношения к жизни, — проповедью неожиданной для меня и тебе не свойственной.

Несчастье нашей страны, несомненно, в том, что мы отравлены густой, тяжкой кровью Востока, это она возбуждает у нас позывы к пассивному созерцанию собственной гнусности и бессилия, к болтовне о вечности, пространстве и всяких высших материях, к самоусовершенствованию и прочим длинным пустякам. Кроме этого, мы, как нация, примучены нашей нелепой историей, не способны к продолжительному и устойчивому напряжению, оттого, что устали в разочарованиях, потеряли надежды, не умеем верить и мечемся от фанатизма к нигилизму. Это — в каждом из нас и во всех, с этим бы и надо прежде всего бороться как с таким увечьем, кое искажает душу, препятствует свободному росту и цвету личности, понижает дееспособность. Русь надо любить, надо будить в ней энергию, сознание ее красоты, силы, чувство собственного достоинства, надо прививать ей ощущения радости бытия, — согласен. Ну, а «Мои записки» с этим не согласны. И «Тьма» тоже.

Далее: несомненно, что тебе надо было понюхать, сколь скверно пахнет слава, ну, хорошо, нюхай. А понюхав — отринь, пихни ее ногой в зад, выгони из дома и — найми хорошую горничную, которая просто понимала бы то, что ты — человек, думающий о делах всех людей, всего мира, и нужен тебе покой, уют, и будет тебе горничная полезнее, приятнее славы. А ты — увлекся. Мережковский, эта дрессированная блоха, ныне возводимая в «мыслители», был прав, когда писал о тебе, что ты втискался в «обезьяньи лапы». Конечно, это подсказал ему какой-нибудь умный человек, злорадно подсказал, но — каково мне было читать его статью о тебе, — статью,

написанную тоном старой салопницы, которой позволили говорить откровенно и слушают со вниманием.

Я — могу и ругаться с тобой, потому что люблю литературу а любя — не обидишь, но эти Мережковские твои судьи, NN — твои лакеи и вся эта полоротая шваль, кричавшая о тебе на разные голоса, это обижало меня, и, слушая их разноголосый вой, я знал — с великой болью знал — предадут, затолкают, замордуют. _

Это почти случилось, а ты — этому помог, сам, своей волей.

Русский писатель должен быть личностью священной, в России нечему удивиться, некому поклониться, кроме как писателю, — русский писатель каждый раз, когда его хотят обнять корыстные или грязные руки, должен крикнуть: «Прочь, я сам знаю, кто я есть в моей земле!» «В моей земле», Леонид, так и говори, ибо наш брат прикрывает раны и язвы ее сердцем своим, и наше сердце, распластанное по ней, топчут копыта скотов — ты это знаешь уже. Ты сократил расстояние между тобой и «обозной сволочью» и тем понизил значение литературы — я знаю, не один ты, конечно, а и Куприн и многие-многие. Но — многие, может быть, по твоему примеру: если сам Андреев, то и мы можем.

А потом ты послал телеграмму Ясинскому — ох! Я не сомневаюсь, что ты не читал ни строки его писаний, таких, как «Иринарх Плутархов», «1-е марта» и т. д., и ты, конечно, не знал, кто в русской литературе этот грязный, злой старикашка и чего он заслуживает. Но Леонид Андреев, ласкающий Иеронима Ясинского, — это, брат, картина мрачная. Хоть реви!

Таким образом, как ты видишь, я с Луначарским согласен, обругал он тебя правильно, что хочешь говори: факт остается фактом — в общей пляске над могилами и ты принял некое участие, в общей «путанице» и ты запутался до признания Ясинского человеком, достойным твоего внимания. Все это, право же, не похвально, все — цепь ошибок, — заторопился и понизил себе цену, понизил внимание к тебе.

А по поводу «Знания» мне нечего сказать, с отзывом твоим о К. П. Пятницком согласен: да, он болен, этот кряж загнил изнутри. Ни на минуту не огорчило меня, что ты ушел из «Знания», но жалко, что попал в руки Цеитлина. Был у меня этот человек: сила его в деньгах, а ума ему бог не дал.

<Вот каково мое отношение к тебе, вот каков рисунок тех царапин, которыми я награжден от твоей руки.>

Не перестать ли говорить об этом? Будешь объясняться. Не советовал бы, слова меня не убеждают и не убеждали никогда, но — попробуем опять вместе варить новую кашу. Новую.

Я живу больше в России, чем ты, и в «подъем настроения» не очень верю, подъем этот надо создавать, а надеяться на него — не следует. Пока что «подъем» выражается в более напряженном, чем два-три года тому назад, ожидании — а не побьет ли нас кто-нибудь? Это желание получить толчок извне, со стороны, явно свидетельствует о том, что в самих себе, внутри мы еще не имеем свободной энергии для драки. И вот наша очередная задача и работа: собрать рассеянную энергию, освободить ее из сети и цепей различных недоумений, испугов, неверии и т. п. китайской чепухи.

Эта работа — только примись за нее! — снова возвратила бы литературе русской ее значение, снова поставила бы ее в позицию, с коей разные «услужающие» сдвигали и сдвинули ее.

<Уже и бывшие сторонники «чистого искусства» — вроде Брюсова — начинают жаловаться на разрыв поэзии с жизнью, — поворотишко естественный, его надо было ожидать, конечно. Само собою разумеется, что я в данном случае говорю не о «тенденциях» и «программах», а о духе, о настроении: люди, кажется, почувствовали — а некоторые даже и прочувствовали — свое одиночество в стране родной, в жизни, и трагизм этого одиночества кое-кем понят, значит — надо ждать, что от вечности, беспредельного пространства, рокового противоречия полов и из всех прочих темных чуланов публика начнет вылезать на свет, на свободу для спора за себя, за свое право жить хорошо, как достойно человека.

Человек — все еще пункт моего помешательства, даже и ругаясь с ним, я все-таки любуюсь — славная бестия! Если бы он не был так ленив, и более понятна была бы ему красота движения.

Но — всех этих премудростях надо говорить нос к носу.>

Съезд? Что ж, можно и съезд. Но предварительно хорошо бы нам соткнуться вдвоем или хоть подробно списаться. Напиши мне, как ты представляешь себе съезд, кто, когда, где и все прочее.

Удача кажется мне возможной. Впрочем, мне всегда и все казалось возможным, отчего за последние пять лет жизнь моя и сложилась в цепь отвратительных и смешных неудач. Конечно, это меня не укрощает, и, как всегда, я обременен чертежами воздушных замков, которые, ей-богу, интересны и своевременны.

К «Современнику» имею весьма отдаленное касательство, в составлении «манифестов» его участия не принимал, заметь себе это!

(обратно)

555 В. Л. ЛЬВОВУ-РОГАЧЕВСКОМУ

Около 10 [23] октября 1911, Капри.

Дорогой Василий Львович!

Я послал Вам по питерскому адресу письмо, в котором высказано мое отношение к «Живому слову». Так как я согласился сотрудничать в газете этой не вследствие приглашений г. Мурашева, а по силе Вашего и Бонча-Бруевича желания, я, мне кажется, имел право надеяться и. ждать, что как Вы, так и В. Д. Бонч-Бруевич, после статей в 32 №-е, не преминете выразить протест против них публично.

Но вышло так, что Вы продолжаете сотрудничать в газете, осрамившей меня, — в 33 №-е помещена статья Ваша о «Живом трупе».

Василий Львович! Продумайте Ваше отношение ко мне, а также к себе самому и позвольте сказать Вам, что, на мой взгляд, Вы незаслуженно небрежны как к себе, так и ко мне.

По поводу желания Вашего иметь в руках четвертую часть «Кожемякина» могу сказать следующее: конец моей хроники — 13 листов — печатается и, вероятно, скоро выйдет.

Если Вы находите, что «в настоящее время снова надо писать» обо мне — это Ваше личное дело, способствовать ему так или иначе я не считаю для себя удобным.

Я всегда, поскольку это возможно, прислушивался к мнению читателя, всегда буду прислушиваться к нему, но никогда и ничему «критика» меня не научила и никогда не была интересна для меня…

Для того, чтобы критик имел право на внимание писателя, необходимо, чтобы он был талантливее его, знал историю и быт с. оси страны лучше, чем знает писатель, и вообще — был интеллектуально выше писателя.

Я говорю это с целью вполне определенной: каждый раз, когда Вы собираетесь что-либо писать обо мне, Вы заранее извещаете меня о намерении Вашем и просите прислать «последние вещи». Мне неприятно это, Василий Львович, и вот причина, почему я нашел нужным выяснить мой взгляд на «критику» в ее отношении ко мне и мое отношение к Вам как человеку, пишущему критические статьи. Они у Вас всегда многословны, неясны и лишены самого ценного, что я, читатель, вправе требовать от критика, — лишены знания истории русской литературы, знания ее традиций и умения показать, в силу каких социальных влияний изменились и изменяются эти традиции, насколько эти изменения законны, где они искусственны и наконец — что в современной литературе социально и национально — вредно, что — полезно.

Не обижайтесь на меня, Василий Львович, я далек от мысли сделать Вам неприятное, я хочу сказать и говорю только одно: больше учитесь, осторожнее учите!

А «Живое слово» Ваше надолго отравило меня. Какая пошлость, какой жалкий, варварский взгляд на писателя и человека и какое убийственное отсутствие уважения к самим себе у этих людей’

Будьте здоровы и, повторяю, не сердитесь: если отношения между людьми должны быть правдивы — тем более они должны быть правдивы между литераторами, людьми, посвятившими свои силы на защиту и поиски правды.

Желаю Вам всегда только хорошего!

А. Пешков

(обратно)

556 И. И. ЯСИНСКОМУ

Первая [вторая] половина октября 1911, Капри.

Милостивый государь,

Иероним Иеронимович!

Лично я — не имею ничего против опубликования письма, посланного мною редакции журнала «Новая жизнь».

А против выражения Вашего: «Вы запретили печатать мою повесть» — протестую. Запрещать я не имею права и не имел желания, я просто заявил редакции, что не считаю для себя удобным печататься в одном издании с Вами.

М. Горький

(обратно)

557 П. А. БЕРЛИНУ

Середина [конец] октября 1911, Капри.

Милостивый государь,

Павел Абрамович!

Вы пишете:

«Так как никакой повести Ясинского у нас не помещали и, насколько я знаю, помещать не собираются…»

Крайне удивлен плохой осведомленностью Вашей о действиях и намерениях редакции «Новой жизни», членом которой Вы состоите, как Вы же сообщали мне.

Прошу Вас сопоставить приведенные мною строки Вашего письма с письмом г. Ясинского, копию его письма вместе с моим ответом ему прилагаю

Затем позвольте сказать Вам следующее: и Вы и г. Архипов, приглашая меня сотрудничать в «Новой жизни», должны были предвидеть возможность приглашения г. Ясинского в сотрудники Вашего журнала

М. Горький

(обратно)

558 П. А. БЕРЛИНУ

16 [29] октября 1911, Капри.

Павел Абрамович!

Если Иероним Ясинский налгал, как утверждаете Вы, — об этом Вам следует прежде всего сказать г. Ясинскому.

Но Ваше письмо не опровергает, как мне кажется, главных утверждений г. Ясинского: повесть его была принята, говорит он, — да, подтверждаете Вы; повесть отказались печатать после получения письма от меня, — да, юворите Вы; г. Архипов ходил к нему с моим письмом — совершенно верно, соглашаетесь Вы.

Где же та ложь, в которой Вы обвиняете г. Ясинского? Затем, если г. Архипов, редактор журнала, был не знаком с литературной деятельностью автора «1 марта 81 г.», «Иринарха Плутархова», романов в «Биржевых ведомостях», издателя «Ежемесячных сочинений», то Вы-то ведь, наверное, знали нравственный и политический облик этого писателя.

Нет, Павел Абрамович, вычеркните имя мое из числа сотрудников «Новой жизни» и «Нового журнала для всех».

29 окт. 1911.

М. Горький

(обратно)

559 В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «КИЕВСКАЯ МЫСЛЬ»

20 октября [2 ноября] 1911, Капри.

М[илостивый] г[осударь], г[осподин] редактор!

В № 286-м Вашей газеты, в телеграммах из С.-Петербурга, напечатано:

«Шаляпин собирает под петицией Макарову о разрешении М. Горькому возвратиться в Россию подписи литераторов, артистов и художников».

Позвольте заявить через посредство газеты Вашей, что слух этот оскорбляет меня, ибо ни Ф. И. Шаляпину, ни кому-либо иному я не давал полномочий ходатайствовать о позволении мне вернуться на родину.

М. Горький

Р. S. Газеты, которые перепечатали телеграмму, я просил бы поместить и это мое опровержение.

М. Г.

2 ноября 1911 г.

(обратно)

560 П. X. МАКСИМОВУ

20 октября [2 ноября] 1911, Капри.

Вы, Павел Хрисанфович, не беспокойтесь обо мне, я еще долго проживу!

И, если услышите, что я снедаем «тоской по родине» — не верьте в это. А кто при Вас начнет говорить о «защите изгнанника» — как это сделала одна московская и глупая газета — не слушайте.

Я Вам за это время писал дважды. Все собираюсь поговорить с Вами о рукописи Вашей, но — жду конца ее. То, что есть у меня, написано длинновато, с излишними подробностями, с большими зияниями. Посмотрим, как будет дальше.

Вы только не робейте. Искренность, вдумчивость и везде, где понято, — смелость — вот что надобно для писателя прежде всего другого.

Спасибо за доброе и лестное мне письмо Ваше.

Будьте здоровы!

А. Пешков

(обратно)

561 Л. Н. АНДРЕЕВУ

21 октября [3 ноября] 1911, Капри.

3/XI.

911.

«Каждое слово твоего письма дышит глубоким отчуждением и непониманием», — пишешь ты, Леонид. Дорогой мой друг, «отчуждение» — это то, чего я не чувствую и во что ты не веришь, извини меня.

Будь иначе — т. е. верь ты, чувствуй я это отчуждение — всякие мечты «о совместной дружеской работе» явятся ложью. Это ясно.

«Непонимание», пожалуй, ближе к правде, и ты напрасно не послал мне письмо с упреками, может, они и дошли бы до сердца, ведь я тебя сердцем люблю, а не головой.

Очень, с большим нетерпением жду твою повесть.

Ах, господи, как противна эта возня мертвых душ с Живым трупом и как бесстыдно сказалось в ней полное отсутствие уважения к Л[ьву] Н[иколаевичу] и в об[щест]ве и — особенно! — в прессе.

Очень я устал от приступов бешенства, все чаще одолевающих меня.

Будь здоров. Жму руку.

А. П.

(обратно)

562 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

22 октября [4 ноября] 1911, Капри.

Дорогой Михаил Михайлович!

Газеты, конечно, врут, я здоров, как только могу, и в Каир не собираюсь, а Вас жду — уже с первых чисел октября. Ждали Вас и еще какие-то люди с Карпат, но уехали не дождавшись.

Конец «Кожемякина» печатается, — все в порядке, как видите!

Читаю российские газеты и сохну со злости, со стыда, с тоски. И еще находятся среди русских журналистов храбрые люди, которые называют Италию «сумасшедшим домом»!

Все и всех учим, а сами не учимся ничему, всюду выступая судьями да еще такими «компетентными», что, право же, становится стыдно жить здесь и смотреть итальянцам в глаза.

А Вы все-таки приезжайте. Очень жду!

Кланяюсь семейству, жму Вашу руку.

А. Пешков

(обратно)

563 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

25 или 26 октября [7 или 8 ноября] 1911, Капри.

Дорогой Александр Валентинович!

Очень я огорчен неожиданным Вашим письмом.

Нисколько не умаляя моего к Вам уважения, я, по совести, должен оказать, что единоличное руководительство литературно-политическим журналом не считаю работой посильной для Вас и уверен, что Вы с нею не справитесь. Мое убеждение подтверждают первые книжки «Современника», а особенно его неуместные манифесты.

Лично я в журнале с единоличным руководителем — кто б он ни был — не стану сотрудничать. И я принужден просить Вас: снимите мое имя из объявлений о подписке и сообщите издателю, чтоб он — уплатив мне за «Каронина», если эта статья пойдет в октябре, — аванса не посылал.

И позвольте мне, А[лександр] В[алентинович], посетовать Вам: пренебрежно относитесь Вы ко мне, «ближайшее участие» в журнале принимающему сотруднику.

До свидания и желаю всего хорошего!

А. Пешков

(обратно)

564 В. С. МИРОЛЮБОВУ

После 25 или 26 октября [7 или 8 ноября] 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

«К чему» и «зачем» пишете Вы, а двумя строчками ниже говорите: «Я не считаю время потерянным» — ну, и превосходно, и, стало быть, было «к чему» и было «зачем».

Я уже известил Александра] Валентиновича], что «не считаю его способным быть редактором журнала», заявил, что при единоличном его редакторстве сотрудничать в «Современнике]» не стану и прошу имя мое из анонсов снять.

Вик[тор] Михайлович] — третий день здесь, надеюсь, что поживет и еще. Много разговариваем.

Рукописи передал К[онстантину] П[етровичу], самому мне теперь читать некогда.

Будьте здоровы!

А. Пешков

(обратно)

565 П. В. МУРАШЕВУ

Конец октября [начало ноября] 1911, Капри.

Уважаемый Петр Васильевич!

Поверьте, что я далек от желания «осуждать» Вас. Право — я всей душою желаю Вам успеха в Ваших попытках создать хорошую демократическую газету и очень огорчен тем, что не могу работать с Вами. Если бы Вы знали, какой дождь писем ко мне вызвали статьи «Жив[ого] слова» и как меня язвят черносотенцы — ага, милости запросил! Некоторые же — хвалят, — что, конечно, хуже еще, — и зовут в Россию. Заметка «Утра России» мне неизвестна и потому не могла иметь какое-либо влияние на отношение мое к «Живому слову». С Рогачевским я во многом не солидарен; в частности, нахожу, что его указание, будто Арцыбашев пародировал Куприна во второй части своего романа — совершенно неверно, о чем я и известил Рогачевского.

Выступать с публичным заявлением о моем отказе от сотрудничества у Вас я не имел права, ибо не сотрудничал. Кроме того, не любя шума, я вообще заявляю о моем уходе из того или иного издания только редакциям. Так поступлено в последнее время по отношению к «Новой жизни», «Новому журналу для всех» и «Современнику».

Ваша статья о Сивачеве значительно ниже темы, а конец статьи несколько резок, но — такова, видно, судьба Сивачева: к его книге все отнеслись недостаточно внимательно, и никто не оценил социальной важности ее. Я лично не считаю книгу Сивачева искренней и правдивой в той мере, как он мог бы ее сделать, нахожу также, что она очень испорчена демагогией, но, тем не менее, это одно из значительнейших явлений современности, подтверждающих тот самый раскол демократии с интеллигенцией, о котором говорит и Завражный. В частности, эта книга любопытна как показатель требований демократа к интеллигенту: вспомните биографии Кольцова, Никитина, Сурикова, Дрожжина, — помогали им так, как Сивачеву, требовали они столько, сколько он?

Статья Завражното — на мой взгляд, плохо редактирована и потому плохо понята, а по существу — это верная и своевременная статья.

Что масса звереет, это подтверждается ростом преступлений против женской чести, ростом количества насилий над малолетними и явно болезненным характером современных убийств, которые в большинстве случаев сопровождаются мучительством.

Но — разве в этом повинна интеллигенция, литература? Вот где Завражный ошибся, и это печальная ошибка, ибо она снимает вину с главного преступника, возлагая ее целиком на вторых и третьих лиц. Разве только «под влиянием развращающего чтения» просыпается зверь в русском человеке?

Кто наиболее сильно и упорно будит зоологическое начало, душит социальное? Полицейский участок, тюрьма, виселица, черносотенная пресса. Сравните возможное влияние уголовного или порнографического романа с простым газетным сообщением о порке в Псковской тюрьме, пытках в Риге, убийствах в Орловском остроге. Что здесь более глубоко действует на чувство? Роман — все-таки выдумка, а ведь пытки, виселица, провокация — это действительность. Это та действительность, в страшный круг которой может завтра же попасть каждый Иван Ефимов, и, живя под гнетом этой возможности, сегодня Иван — сам хочет бить и мучить людей. Это — можно понять как месть авансом. Примите во внимание, что россиянин немножко азиат и склонен к мучительству всячески, во всех отношениях.

Обвинять интеллигенцию сейчас во смертных грехах — это значит углублять трещину между ею и народом. Завражному, Сивачеву и всем иным прокурорам надо помнить, что недостатки русской интеллигенции — это национальные недостатки, они так же свойственны Сивачеву, как и Плеханову, но — Сивачев не имеет достоинств Плеханова, — вот в чем дело.

Теперь следовало бы взглянуть беспристрастно на всю работу русской интеллигенции за сто лет, — мы увидим, что это труд колоссальный и что люди совершили его в условиях, почти невозможных не только для продуктивной социальной работы, но и для просто приличной жизни. Естественно, что многие надорвались и устали; не будем добивать их, но — если мы хотим жить, поможем пошатнувшимся, привьем им наш бодрый взгляд на жизнь, расскажем о наших надеждах и чаяниях, дадим понять тем людям, которые нас учили, что мы — способные ученики, преподанное нам — понято нами и доброе — мы помним.

Ведь все Завражные и Сивачевы выступают против интеллигента с тем самым оружием, которое он же, интеллигент, выковал, отточил и дал им в руки, — этого не следует забывать. Немножко побольше историзма, поменьше истеричности — и все пойдет хорошо.

Вот, мне кажется, каково должно быть отношение к факту разрыва интеллигенции с народом — бороться против него, но не углублять это несчастие.

Демократ должен бороться за интеллигента как за орудие духа против буржуа, который хочет отнять это орудие у демократии и эксплуатировать в своих целях, т. е. опять-таки в целях порабощения демократии.

Будьте здоровы. Желаю бодрости духа, успехов в работе.

А. Пешков

А «инцидент» сочтем оконченным и не станем больше возвращаться к нему, памятуя, что дело заключено не в личных обидах, а в общественном значении фактов.

(обратно)

566 Н. Е. БУРЕНИНУ

Октябрь 1911, Капри.

Друг мой,

люди, говорящие, что ты затеял «дело праздное», не вполне ясно понимают, что такое культура и как необходимо для нас, чтоб она просачивалась — хоть понемногу — в нижние слои и помогала там росту новых сил. Поможет ли? В этом нет сомнения, ибо — искусство действует, как солнце, оно возбуждает энергию. Говоря реальнее: подумай, представь себе одного парня, который лет так через десять скажет: я начал жить, полюбил жить с той поры, как услыхал каких-то музыкантов, приезжавших к нам. Может быть, этого никто не скажет, но не может быть, чтоб нечто доброе пропало бесследно, не вызвав в некоторых людях позыва к иной жизни. А ведь все дело — твое, мое = наше — именно в том, чтоб вызвать, разбудить охоту к жизни, желание высунуть нос из своего угла на широкий свет божий. Шуми, играй и — никого не слушай. Прежде всего — верь самому себе.

И — не хворай! Это ужасно досадно, что ты хвораешь. М. б. — вернуться сюда надобно? Здесь стоят удивительные дни, какое-то ласковое таяние лета.

Верно ли вы сделали, отговорив Федора от объяснения с публикою? Пожалуй — нет; ведь публика злопамятна и долго носит камень за пазухой, особенно долго в том случае, когда она имеет право кинуть камнем в грешного Я все пишу и пишу.

Нет ли у тебя, среди знакомой молодежи, человека, которому хотелось бы быть литературным критиком? Если есть — познакомь его со мною.

Пришли мне обещанную книгу! А я тебе — обещал что-нибудь? Забыл.

Ну, будь здоров, играй, а если что нехорошо тебе будет — беги сюда!

Поклонись от меня маме, сестре, племяннице. И прочитай книжку Содди «Радий», издание «Матезис» — удивительная вещь, и это необходимо знать.

Всего лучшего.

А. Пешков

(обратно)

567 С. А. ВЕНГЕРОВУ

4 [17] ноября 1911, Капри.

Уважаемый Семен Афанасьевич!

Получил первый том собрания сочинений Ваших — весьма признателен за внимание и лестное отношение Ваше ко мне. Представить не можете, сколь горячо желал бы я книге Вашей широкой читаемости в это мутное время, многие недоразумения коего Ваша работа вполне способна осветить и рассеять!

Говорю так отнюдь не потому, конечно, что Вы меня лично почтили в ней весьма лестными отзывами, но потому, что в ней чрезвычайно своевременно и очень ярко подчеркнуто Вами значение волевого начала в русской жизни, его важность, его необходимость для нас, слишком склонных к пассивизму, унаследованному нами от востока, влитому в нас вместе с монгольской кровью.

Еще раз — спасибо за подарок! Желаю Вам всего доброго.

А. Пешков

(обратно)

568 К. А. ТРЕНЕВУ

Ноябрь, до 11 [24], 1911, Капри.

Вы не обидитесь, если я скажу Вам, что Ваш хороший очерк написан небрежно и прескучно?

Первые же два десятка слов вызывают у меня это вполне определенное впечатление скуки и не могут не вызвать, ибо посмотрите, сколько насыпано Вами свистящих и шипящих слогов: св, с, сл, со, ще, щя, че, че, затем четыре раза сядет в уши один и тот же звук — ог, ог, ог, од.

Трижды в одном предложении Вы употребляете слово «сторона», в нем же даете три числительных — «одной», «двух», «четвертой», и все это нагромождено в двадцати двух словах.

Нет музыки языка, и нет точности, хотя сказано: «одной стороной», «с двух сторон», «четвертой стороной», — может быть, это хорошая геометрия, но — плохая пластика, и я площадь эту не вижу, не вижу потому, что ее границы показаны очень небрежно.

Две линии мещанских домов — это будет улица, а затем — один ее конец уйдет в поле, другой упрется в торговые ряды — и для площади нет места.

Вот это, если Вы позволите, я бы и назвал небрежность, и очерк Ваш преизобилует этим: всё русский язык и вдруг «перпендикулярно», а дядя Терешко у Вас идет, не встав на ноги. Как сидел, так и пошел.

А за словосочетаниями Вы совершенно не следите: «вшихся», «вшимися» — очень часты у Вас. Все эти «вши», «щи» и прочие свистящие и шипящие слоги надобно понемножку вытравлять из языка, но, во всяком случае, надобно избегать их, по возможности. «Слезящийся и трясущийся протоиерей» — разве это хорошо, метко?

И вдруг — канцелярия: «В сношениях имений телефон нашел применение!»

А если земство или верблюд понадобились Вам, так Вы раз по пяти скажете в одном и том же месте: «верблюд!» — точно Вам его продать хочется, — «земство!» — словно Вы оного противник и все зло истекающим от него видите.

(обратно)

569 И. И. БРОДСКОМУ

Ноябрь, после 19 [декабрь, после 2], 1911, Капри.

Дорогой Исаак Израилевич!

Заработался до того, что никак не мог ответить на Ваше милое письмо. И не ездил никуда, сижу за столом, точно прикованный. Писал Вам в Рим, — письмо не застало Вас и воротилось.

Живу на всех парах, дни идут сумасшедше быстро, ветер воет, дождь хлещет, море чем-то разгневано — ревет! Количество живых существ в доме увеличилось: откуда-то явилась серая кошка — существо весьма угрюмое и самолюбивое. Она влезает на стул и шипит, а собаке это не нравится, она лает, а попугаям вся эта история кажется уморительной, и они истерически хохочут. Ничего, Довольно шумно.

Кончил «Кожемякина», очень хочу, чтоб Вы прочитали конец и сказали мне — как понравится?

Как Лидочка и Любовь Марковна? Что поделываете Вы?

Если увидите Шаляпина, — скажите, что я страшно обрадован успехом «Хованщины» и его планы кажутся мне блестящими и как нельзя более своевременными. Наконец, он взялся за свое дело! И я уверен, что он сделает много. Представляю, как будут поставлены «Мейстерзингеры» и как он будет петь Сакса!

Живет здесь Бунин, приехал Ганейзер, еще кое-кто, и все говорят о России очень печально. А я не верю.

Как работается? Подвигается ли большая картина? Напишите обо всем, елико возможно, подробно.

Если увидите Добужинского, скажите, что обещание помню и на-днях вышлю книги.

Будьте здоровы со всею семьей!

М[ария] Ф[едоровна] кланяется, Cataldo, Carmela — тоже.

Желаю Вам всего, всего доброго!

А. Пешков

(обратно)

570 В С. МИРОЛЮБОВУ

23 или 24 ноября [6 или 7 декабря] 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Посылаю стихи Лазариса; мне и Пятницкому нравятся «Op-Дав», «Возвращение»; «В лесу» — последние четыре строки лишние.

Вчера Андреев телеграфировал: умер Серов, что меня прямо опрокинуло.

Здесь живут Коцюбинский, Леонтович, Черемнов. Рассказ Окунева, на мой взгляд, неудачен.

Всего доброго.

А. Пешков

Зачиная новый журнал, поимели бы Вы в виду Тренева: его следует извлечь из педагогики, — человек умный и может быть прекрасным работником.

(обратно)

571 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Ноябрь 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Посылаю рукопись Коцюбинского. Автор просит переводчика: пусть он выпишет все гуцульские слова, которые ему незнакомы, и автор переведет их сам.

Пришлите мне альманах «Шиповника», Вы совершенно напрасно увезли его, он здесь нужен, и очень. Вышлите сегодня же.

Всего доброго.

А. Пешков

(обратно)

572 И. И. ЯСИНСКОМУ

Ноябрь 1911, Капри.

Милостивый государь

Иероним Иеронимович!

Вы пишете:

«Так как Вы меня обидели и так как, как рассказывает сама Марья Карловна, Вы написали письмо против меня в «Новую жизнь» по ее просьбе…»

Позвольте возразить Вам:

Моим письмом в редакцию «Новой жизни» я отнюдь не имел намерения обидеть Вас, но — как уже писал Вам — заявил только, что не нахожу возможным для себя сотрудничать в одном издании с Вами. Такое заявление — право каждого литератора, основанием этого права в Данном случае служит для меня мое сознание совершенной непримиримости моих и Ваших отношений к людям, к литературе.

Марья Карловна не просила меня написать письмо Против Вас — этого не могло быть. В моих отношениях к людям я не подчиняюсь влияниям со стороны.

«Под плащом сатаны» я читал, когда эта вещь печаталась в «Бир[жевых] вед[омостях]», перечитал еще раз: мне кажется, что Вы писали эту повесть, не имея точного представления о среде, в коей происходит действие, а также о людях, Вами изображаемых. Г[осподин] Бенштейн напутал, если он сказал, что именно эта повесть определила мое отношение к Вам.

Я внимательно читал все, написанное Вами, читал также журнал «Ежемесячные сочинения», — у меня есть определенное представление о Вашей литературной деятельности, и я убежден, что Вы сами прекрасно знаете, как многостороння непримиримость наших натур.

Повторю еще раз, что ощущение этой непримиримости не внушает мне желания как-либо и чем-либо оскорблять Вас и что я не чувствую себя нанесшим Вам обиду.

Позвольте благодарить Вас за книгу, присланную Вами.

А. Пешков

(обратно)

573 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Начало [середина] декабря 1911, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

«Сиенский собор» — очень запутанная вещь, а два другие стихотворения — можно напечатать, хотя они не увеличивают лавров Блока.

К[онстантин] П[етрович] говорит, что хорошо бы выпустить к рождеству еще сборник, — есть у Вас материал?

Получили рукопись Гусева? Поторопитесь с нею. Пишу В[иктору] М[ихайловичу].

Здесь — куча народа, с утра до вечера говорим о «делах». Настроение хорошее.

Всего доброго.

А. Пешков

(обратно)

574 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Декабрь, до 19, 1911 [до 1 января 1912], Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Рукописей анонимных авторов я не стану читать. Конспирации Вашей — не понимаю и, простите, нахожу ее неуместной.

Рукопись возвращаю.

А. Пешков

Пришлите, пожалуйста, рассказ Иткина с Вашим мнением: можно ли его печатать в сборнике?

(обратно)

575 Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

20 декабря 1911 [2 января 1912], Капри.

Уважаемый Дмитрий Николаевич!

Спасибо Вам за письмо, слишком лестное для меня и возбудившее во мне с еще большею силой желание видеть Вас, познакомиться и поговорить «по душе».

Вы не упрекнете меня в наянливости, если я попрошу Вас прислать мне Ваши книги по истории русской интеллигенции? Будьте добры, сделайте это!

И еще — М. М. Коцюбинский говорит, что у Вас есть работы по фольклору, — пришлите мне их, очень прошу! И извините бесцеремонность мою — очень уж трудно доставать отсюда книги. Мой адрес просто — Италия, Капри, Горькому.

Ваше любезное предложение сотрудничать в «В[естнике] Е[вропы]» я с удовольствием принимаю и, если редакция желает, могу поcкорости прислать небольшой рассказ о долголетнем споре одного россиянина с богом.

Мне очень хотелось бы знать, как Вы смотрите на пропаганду общеимперской организации литературных и научных сил?

Доброго здоровья, бодрости духа!

А. Пешков

2 января 1912 г.

Капри.

(обратно)

576 К. А. ТРЕНЕВУ

Между 22 ноября и серединой декабря

[декабрь, после 5] 1911, Капри.

Дело, Константин Андреевич, именно в языке и прежде всего — в нем. Скучно — потому что материал, из коего Вы лепите фигуры, — сероват, а это влияет на пластику, делает лица тусклыми.

Но ведь вот Пистоненко и Багрецов и Минуточка сделаны живо, ясно, выпукло, — стало быть, язык Ваш не всегда одинаков, вернее — Ваше отношение к языку не одинаково. Поверьте, что сие говорится отнюдь не ради утешений, я достаточно осторожен вообще и особенно в отношении к Вам, и я не позволил бы себе говорить Вам — Вы литератор, даровитый человек, — если б не был уверен в этом, если б крепко не чувствовал этого. Так-то.

Вы — писатель, да; но — Вам надобно взять себя в руки, Вам необходимо заняться расширением лексикона. Позвольте посоветовать следующее: проштудируйте богатейших лексикаторов наших — Лескова, Печерского, Левитова купно с такими изящными формовщиками слова и знатоками пластики, каковы Тургенев, Чехов, Короленко.

Совет сей, м. б., покажется Вам эксцентричным — ничего! Все ж таки попробуйте. Многим этот совет был дан, и многими оправдан. Возьмите язык Куприна до «Поединка» и после, — Вы увидите, в чем дело и как вышеназванные писатели хорошо учат нас.

Вам надо бы похерить педагогику и определенно встать на «оный путь» — войти в литературу, в журналистику. Потерпите несколько, и я думаю, что это устроится, ибо мы, Русь, накануне широкого развития литературных предприятий и поскорости серьезные, честные люди будут в сильном спросе.

«Не опускай крылий, птица божия, в непогожий день легче летать и выше взлетишь» — хорошо написал мне недавно старичок-сектант из Сибири; добрый и верный этот совет посылаю Вам — оцените его, — сказан устами, кои долго были немы, сказан человеком настоящим, исходит от народа, а нам снова надобно приближаться к нему сквозь все заколдованные леса и вражьи препоны.

Будьте здоровы и — верьте в себя, это единая вера, коя спасает и вооружает неодолимой силой.

Жму руку.

А. Пешков

Тотчас вслед за письмом старичка прочитал у Келлермана такие веские слова:

«Благословен закон бренности, обновляющий дни жизни!» Эко, как хорошо иногда говорят люди, а?

(обратно)

577 И. Д. СУРГУЧЕВУ

28 декабря 1911 [10 января 1912], Капри.

Милый Илья Дмитриевич — боюсь я Ваших подвигов.

Чего боюсь? А того, чтобы Ваша история с действительным губернатором не отразилась на губернаторе Вашей повести, чтобы нищая и уродливая правда нашего момента жизни не нарушила высокой правды искусства, жизнь которого длительнее нашей личной жизни, правда важнее жалкой правды нашего сегодня.

С унынием читал Ваше письмо и удручен тоном его. Было бы лучше, если бы Вы отнеслись ко всей этой истории и к своему в ней участию немножко юмористически, не теряя — отнюдь не теряя! — жара, но все-таки со смешком в душе.

Каждый из нас, пишущих, Янус, Вы это знаете. Илья Сургучев, тот, который ходит в гости по знакомым ставропольцам и который часто, быть может, чувствует себя скучным и неуклюжим человеком среди веселых или озабоченных решениями глубоких проблем пошляков, — это ведь не тот Илья, который, сидя у себя дома, ночью, один, слушает вой степного ветра и чувствует одинокое движение земли в пространстве. Берегите Сургучева второго, которому столь трудно жить и без людей и с ними. Кадеты — зло нехорошее, вонючее, чисто русское зло, золотушные люди, убийственно бездарные, с плохой кровью в жилах! Но — ведь это накожная болезнь от худосочия нашего и от грязи, в которой мы живем, мы же — вылечимся от этого, будьте покойны.

Вы меня простите, что я так пристал к Вам с этими рацеями. А Вашей маме — поклон почтительный за ее улыбку.

Вам же — всего доброго.

10-го янв.

912.

(обратно) (обратно)

1912

578 Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

7 [20] января 1912, Капри.

Уважаемый Дмитрий Николаевич!

Рассказ — пришлю, но не «богоборца», а другой. Есть тема, которую давно хочу и обязан разработать.

Три Ваши книги получил, сердечно благодарен. Очень просил бы прислать и Ваши работы по мифологии; если это Вас не затруднит — пришлите пожалуйста!

Как попытка объединения литераторов всех народностей зачинается журнал в России; что будет — не знаю, многого — не жду. Прошу Вас: обратите внимание на повесть Ивана Вольного, она начнется печатанием с первой книги журнала, автор — орловский крестьянин. Мне эта вещь кажется очень интересной и даровито сделанной.

Буде в этом журнале не удастся соединить публику, — другой надобно начинать.

Собственно говоря — за эту задачу надо бывзяться вам, «Вестнику Европы», старейшему журналу великорусскому, наиболее глубоко понимающему значение культуры, наименее партийному.

Весьма басовито и внушительно прозвучало бы на страницах «В[естника] Е[вропы]» указание на то, что нам, России, весьма грозит участь Австрии, — страны, где огромное количество духовной энергии поглощается борьбою племенной, а общекультурный рост — застыл почти.

Простите, что открываю Америку! Мне кажется, что «национализм» хотя и не сильно, а все-таки просачивается в массу российского народа, я его — знаю и, естественно, побаиваюсь эффектов нежелательных, а в то же время мне думается, что встать поперек этого течения и можно и должно.

Да помимо массы народной, ведь и «культурное» наше общество весьма нуждается в том, чтоб ему изъяснили, какою рукой от чертей отмахиваться надо.

А впрочем — будьте здоровы и еще раз — спасибо за книги! Всего доброго желаю.

А. Пешков

20/I.

912. Capri.

(обратно)

579 В. С. МИРОЛЮБОВУ

После 7 [20] января 1912, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Повесть Лазаревского — бесталанна, как все, что он пишет, а его преклонение пред Чеховым нисходит до пошлости. Даже и настоящей искренней любви к Ан[тону] Пав[ловичу] еще мало для того, чтоб стать хорошим писателем.

Сургучев написал вещь, на мой взгляд, весьма значительную, но несколько растянуто и хаотично. Большой он поэт.

Всего хорошего.

А. Пешков

(обратно)

580 К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

9 [22] января 1912, Капри.

Приезжайте, будем писать комедию коллективно.

А. Пешков

(обратно)

581 В. С. МИРОЛЮБОВУ

11 или 12 [24 или 25] января 1912, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич — посылаю рукопись на две книжки: в первой — 3 главы, во второй — 3.

Вам бы, вместо того, чтоб посылать много телеграмм на разных языках и одинаково неясных, — написать подробное письмо о том, что сделано и что делается, а то — ни я, ни Бунин, ни Коцюбинский ничего не понимаем.

Журнал или сборники? Как назван журнал? Как составилась редакция? Где?

Ивана Егорова надобно печатать в журнале, конечно, и с первой же книжки, — это даст ей определенный вкус и запах.

М. М. Коцюбинский спрашивает: посланы ли Вами письма тем лицам, которые указаны им в списке, взятом Вами?

Он же просит прислать ему перевод Волховского, дабы посмотреть, как справился переводчик с гуцульскими словами. Это — необходимо. Я прошу подробных сведений о журнале.

Рассказ Арцыб[ашева] передан Пятницкому; я против участия Арц. в сборниках «Знания», — берите его в журнал. Но — и этого не советовал бы: рассказ плох. «Тонкое дуло ружья, в высоких сапогах и полинялой розовой рубахе» — это стыдно. Где происходит действие? В Сибири? Кто эти язычники — буряты? Монгольские племена — не идолопоклонствуют, Кереметь — бог мордовский.

Сургучев отдан Пятницкому.

На мой взгляд, его следовало бы сейчас же печатать одного или с Гусевым.

Было бы хорошо, если б мне прислали денег.

Будьте здоровы.

А. Пешков

(обратно)

582 Р. В. ИВАНОВУ-РАЗУМНИКУ

12 или 13 [25 или 26] января 1912, Капри.

Разумник Васильевич,

весьма смущен письмом Вашим, ибо не понимаю, о каком журнале говорите Вы?

Дело в том, что тотчас после выхода нашего из «Совр[еменника]», Чернов, Миролюбов и я решили организовать новый журнал, а недели две тому назад Чернов и Миролюбов, приехав на Капри, сообщили мне, что издание — налажено; прошло уже несколько дней, как я отправил свою и других авторов рукописи для первых книжек журнала, и я извещен, что одна из рукописей отправлена в типографию.

На-днях В[иктор] М[ихайлович] писал мне: «Надеюсь, что, несмотря на спешку, в первом же №-е удастся составить и сносный обзор явлений текущей жизни».

Таким образом очевидно, что журнал уже образовался, и Ваш вопрос: «не хочу ли я образовать новый журнал?» — естественно повергает меня в недоумение.

Оно тем более велико, что в бытность у меня последний раз Чернов и Миролюбов говорили — предположительно — о возможности Вашего участия в этом организованном ими журнале, но о том, что они еще с лета вели переговоры с Вами и что организатором журнала в России являетесь Вы, — я не был ими извещен. Я лично смотрел на этот журнал как на попытку объединения всех культурных сил нашей разноплеменной страны, а не как на издание партийное, но если литературно-критическая часть его «будет продолжением и развитием Ваших взглядов» — он будет партиен, и мое сотрудничество в нем является неуместным, с чем и Вы, я думаю, легко согласитесь.

Вопрос «зачем жить» — мною решен, он, очевидно, решен и всеми живущими, ибо, не решив, зачем делать то или другое, — нельзя ничего делать, в этом случае всякое деяние было бы бессмысленно, а жизнь человечества, как это известно, полна глубочайшего смысла.

Вопроса — «зачем смерть?» — для меня не существует: «благословен закон бренности, вечно обновляющий дни жизни».

Ваш «имманентный субъективизм» мне кажется типичным русским индивидуализмом, а он, на мой взгляд, тем у нас на Руси отвратителен, что лишен внутренней свободы, он никогда не есть результат высокой самооценки своих сил, ясного сознания социальных задач и уважения к себе как личности, — он всегда вынужденное, воспитанное в нас тяжкой историей нашей пассивное желание убежать из общества, в недрах которого русский человек чувствует себя бессильным Иногда это бессилие заменяется аффектацией, и тогда она восходит до проповеди социального фанатизма, совершенно устраняющего личность и столь же противного, так же пагубного для личности, как наш индивидуализм, восходящий всегда до нигилизма и отрицания общества. Что интеллигенция суть «группа внеклассовая и вcесословная» — в это я никогда не верил, особенно трудно принять это теперь, после того как интеллигенция, в ряде поколений воспитывавшаяся социалистами, ныне столь легко отбрасывает не только идею социализма, но и обнаруживает крайнюю неустойчивость своих демократических чувств.

Вы скажете — марксист! Да, но марксист не по Марксу, а потому, что так выдублена кожа. Меня марксизму обучали лучше и больше книг казанский булочник Семенов и русская интеллигенция, которая наиболее поучительна со стороны своей духовной шаткости. Видите, как мы с Вами расходимся. В литературных вкусах и оценках тоже непримиримо разойдемся.

Копию этого письма я посылаю Чернову и Миролюбову вместе с просьбой возвратить мне мою рукопись и сотрудником журнала не считать меня. Надеюсь, мой отказ работать вместе с Вами понятен Вам и не обидит Вас.

А. Пешков

(обратно)

583 В. М. ЧЕРНОВУ и В. С. МИРОЛЮБОВУ

12 или 13 [25 или 26] января 1912, Капри.

Виктор Михайлович, Виктор Сергеевич!

Посылаю вам копию письма Иванова и копию моего ответа ему.

Об участии Иванова в журнале вы оказали мне в последний приезд ваш на Капри, — вы должны были сделать это раньше, если уже летом списывались с ним по этому поводу.

Его роль в организации журнала для меня неожиданна; с его проповедью я решительно не согласен, его слишком густое подчеркивание мысли о «потенциальном мещанстве социализма» мне кажется подозрительным, во всяком случае — оно несвоевременно и поэтому — бестактно с точки зрения социально-педагогической. Указание на то, что мысль о «потенциальном мещанстве социализма уразумело только поколение русск[ой] интеллигенции XX века», — не вызывает у меня уважения к мудрости г. Иванова как историка общественных течений От сотрудничества с ним отказываюсь, рукопись мою прошу возвратить.

А. Пешков

(обратно)

584 И. Д. СУРГУЧЕВУ

13 [26] января 1912, Капри.

Вы поставили предо мною весьма трудную задачу, Илья Дмитриевич. Я — смущен. Очень сомневаюсь в моем праве советовать Вам тот или иной выбор пути, ибо для меня здесь дело идет именно о выборе, вернее, об изменении пути. Положим — Вы даете мне это право, но — все-таки.

Я знаю Вас литератором, человеком несомненного и, мне кажется, крупного дарования, — это мне дорого, близко, понятно; я хочу видеть Вас растущим и цветущим в этой области; каждое Ваше литературное начинание возбуждает у меня тот же острый органический интерес, какой, вероятно, чувствует девица к своей беременной подруге. Не смейтесь сравнению: истинный литератор пред каждой новой темой — девственник.

Я не знаю Вашего темперамента, но — он мне не кажется активным и  гибким в той степени, в какой это необходимо для политического деятеля, мне думается, что преобладающим Вашим свойством является созерцание, а не деяние. Я не знаю также объема Ваших политико-экономических сведений и не могу поэтому судить о степени подготовленности Вашей к политической работе. Главное же, чего я не знаю, — нравится ли Вам политика, любите ли Вы борьбу.

Говоря безотносительно, я скажу более определенно: литератор, если он себя чувствует таковым, — должен оставаться литератором: у нас на Руси это самый ответственный и трудный пост.

Не знаю, удовлетворит ли Вас этот ответ, меня он не удовлетворяет, я привык говорить более решительно, по в данном случае что-то мешает мне сказать прямо: не уходите в политику, оставайтесь литератором. Что мешает? Не могу определить.

Засим — отвечаю на предшествующее письмо.

Как назвать повесть? «Губерния» — широко. «Губернский город» — тоже, кажется, не идет, а «Губернатор» — слишком фиксирует внимание на одном лице и может повредить рассказу. «Перед концом» — шаблонно. Не знаю.

Я отнюдь не сравнивал Вашего героя с моим полицейским: мой — «богоборец», он, будучи обвинен в «неосторожном обращении с оружием, последствием чего была смерть» одного человека, судим и приговорен к церковному покаянию; сидя в монастыре, из жалости к самому себе, обвинил во всех пакостях своих бога, который якобы всегда мешал ему жить. Он подобен Вашему только вот этой жалостью к себе — в высшей степени свойственной всем россиянам на закате их дней.

А с Вашей мыслью «ужас в том, что мы не верим в смерть», — в корне не согласен и даже возмущен ею. Как!

Нет, мы не верим в возможность хорошей жизни на земле и отсюда — «самосожжения», секта «Красной смерти», Терновская трагедия, бегство от жизни в леса и пустыни — у мужика, нигилизм, анархизм и периодические эпидемии самоубийств — у интеллигентов.

Имейте в виду, что разница между интеллигенцией и народом, так сказать, формальная, внешняя, а не по существу психики, — мужик выдумал нигилизм и анархизм раньше Писарева и Бакунина, — возьмите бегунов.

Мы — пассивисты, вот в чем дело, у нас пониженное ощущение жизни и отсюда социальная анестезия, осуждающая нас — как нацию — на великие муки и, может быть, гибель, как личностей — на одиночество, на жизнь вразброд.

Буддийский катехизис — читал, читал «Сутту-Нипату», «Буддийские сутты» в переводах Герасимова, читал Арнольда и «Душу одного народа» — Фильдинга, что ли, не помню автора. Читал также архиепископа Хрисанфа, и все это купно с Шопенгауэром, который значительно красивее и проще, — не нравится мне. Очевидно— необходимо быть индусом и жить в жарком, влажном климате, где тело должно ощущать таяние, тогда, может быть, эта желтая скука будет понятна.

Бегите от Востока — пора. Кстати — он исчезает, погружаясь в арийскую культуру, с ее активной верою в будущее, чем она и ценна и дорога мне.

Бессмертие? Не надо. Не хочу.

Повторяю — «благословен закон бренности, обновляющий дни жизни!» Аллилуйя!

Басаргин — умная голова. Он меня весьма не любит, но — я думаю, это в нем сословное и предрассудок. А вообще он — значительно умнее всех газетных критиков типа Измайлова и старую литературу знает прекрасно, не им чета! И — любит ее, за это ему простятся многие его грехи!

Дорогой мой — останьтесь литератором! Что может быть лучше этого?..

Особенно — в наши дни, когда так много можно и должно рассказать миру.

Будьте здоровы.

Крепко жму руку.

26 января 1912 г.

Капри.

(обратно)

585 ДЕЛЕГАТАМ ПРАЖСКОЙ ПАРТИЙНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ

Январь, не позднее 17 [30], 1912, Капри.

Дорогие товарищи!

Спасибо вам за доброе ваше письмо.

Мне очень хотелось бы повидаться с вами, я знаю, как ценно было бы для меня это свидание, понимаю, как много оно могло бы дать мне, и я очень огорчен тем, что не могу приехать. Причины таковы: жду людей из России по разным делам, они приедут на-днях, и я не могу отлучиться.

Нездоров и боюсь ехать на север зимой, чтобы не свалиться, — это было бы очень не во-время.

Мои приезды считаю опасными в конспиративном отношении: узнают меня, привяжутся репортеры, начнется газетная болтовня.

Для меня важнее всего первая причина, для вас, я думаю, доказательна третья.

Попрошу сообщить мне, будут ли изданы полные протоколы заседаний конференции, или же только одни резолюции. Не будут ли отпечатаны хотя некоторые доклады делегатов из России.

Что касается до копеечной с.-д. газеты — это давняя моя мечта, но едва ли я сумею быть полезным в этом деле иначе, как только моей работой писателя. Я не знаю таких людей, которые могли бы дать денег на газету с.-д., не поставив своих условий, ограничивающих вашу свободу. Мне уже приходилось беседовать на эту тему с людьми, имеющими капитал, и мое впечатление таково: они не могут [не] смотреть на такого рода издание как на средство укрощения рабочих-социалистов и перевоспитания их в рабочих-либералов.

Однако — я не бросил и не брошу попытки найти денег для этой цели, хотя — откровенно скажу — надежды мои слабы.

Мне кажется, что, помимо копеечной газеты, мы должны иметь хороший большой журнал, который поставил бы себе задачей, с одной стороны, всестороннее изучение современной русской действительности, с другой — пропаганду теории социализма, пропаганду необходимую и совершенно забытую нашими теоретиками в их фракционном мордобое.

Сие азиатское занятие пора прекратить, и мне кажется, что прекратить его могут лишь практики, указав на весь тот моральный и материальный вред, которым мы обязаны непрерывной и бесплодной драке.

Найти денег для журнала проще, чем для газеты, и этими поисками я очень занят в данное время.

От всей души желаю вам полного успеха в творческой вашей работе, необходимой и как нельзя более своевременной.

Вы — люди дела, ваша воля устремлена к строительству, к синтезу, и я уверен, что ваше влияние будет крайне плодотворно для людей слова, аналитиков, которые слишком увлеклись анализом.

Еще раз желаю вам победы надо всем, что затрудняет правильный рост ума и воли нашей партии.

(обратно)

586 А. Н. ЛАПТЕВУ

17 [30] января 1912, Капри.

Александру Лаптеву.

Не помню — известил ли я Вас, что мною посланы Вам книги и выписан для самообразования Вашего журнал «Запросы жизни».

Читали Вы — мало, необходимо прочитать, для ознакомления с русским языком, всего Тургенева, Чехова, Короленко — последний послан Вам, а Тургенева и Чехова Вы можете приобрести и в Нижнем, у букиниста; они были даны в приложении к журналу «Нива» и стоят очень дешево.

Из критиков надобно прочитать Белинского и Добролюбова, это необходимо, а Измайлов — болтун, с ним считаться не надо.

Книжка «Муки слова» Горнфельда в издании фирмы «Светоч» стоит 20 к., это хорошая вещь, и знать ее надо.

Сделайте так: достаньте две книжки Золотарева «Очерки по истории русской литературы», т. I, «Древняя письменность», т. II, «От Тютчева до Толстого» и прочитайте сначала их, потом Горнфельда. Книжки Золотарева по полтиннику. Следовало бы достать Ключевского «Очерки русской истории».

Рассказ Ваш я пока еще не пристроил, стараюсь. Пишите больше, а печатать не торопитесь.

Желаю всего хорошего.

А. Пешков

30 янв. н. с. 1912 г.

Капри.

(обратно)

587 П. X. МАКСИМОВУ

6 [19] февраля 1912, Капри.

Мне кажется, что я — в свое время — переживал то воспаление души, которое ныне переживаете Вы, и что я знаю средство, способное ввести эту детскую болезнь в нормальные условия. Очень советую: бросьте, на время, читать беллетристику и возьмитесь за серьезные книги, на первый раз я бы посоветовал Вам взять Овсянико-Куликовского «Историю русской интеллигенции», — эту книгу необходимо знать, и она Вам много даст. Возьмите также Горнфельда «Муки слова», это брошюра издания «Светоча», стоит 20 к., вещь умная. Читайте сборники русских народных сказок, былин, поверий, песен. Достаньте «Историю русской] литературы» Келтуяла. Все это даст Вам гораздо больше, чем может дать красивая болтовня Уайльда, Аннунцио, Пшибышевского и прочее, пока еще мало полезное Вам.

О символизме, реализме и прочем — думать рано: сначала научитесь просто шить, а потом уж сама натура Ваша подскажет Вам, что и как надо шить.

Если же Вы перед тем, как начать писать, скажете себе: буду писать, как реалист или как символист — это будет плохо.

А посоветовать Вам, «куда обращаться, к кому посылать рукописи», — это мне трудно. Я — одиночка, связей с журналистами у меня нет. Попробуйте послать в «Современный мир» Владимиру Павловичу Кранихфельду, в «Русское богатство» В. Г. Короленко.

Не отвечал я Вам потому, что завален работой, часто просиживаю за столом по четырнадцать часов в сутки. Мне приходится прочитывать не менее 40 рукописей в месяц и каждый день писать три, пять, семь писем. Мой расход на почту не меньше 200 лир в месяц. Вхожу в подробности того ради, чтоб Вы знали, что на меня нельзя обижаться, если иной раз я не отвечу в срок на письмо.

Снова о беллетристике: имейте в виду, что это все же ядовитая вещь. Как цветы, когда их слишком много, она одуряет, кружит голову. Современная же, с ее внешней красочностью и внутренним темным хаосом, может быть особенно вредна для Вас, человека, видимо, очень впечатлительного. А О[всянико]-Куликовского обязательно прочитайте все три тома — 7-й, 8-й и 9-й. Есть еще книжка Энгельмейера «Теория творчества», ее тоже недурно знать, а до нее хорошо бы прочитать Вам две книжки: Мак-Кендрика и Снодграсса — «Физиология органов чувств» и Грассе — «Физиологическое введение в изучение философии».

Порядок такой:

1. М.-Кендрик и Снодграсс.

2. Гессе — первую и вторую часть.

3. Энгельмейер.

Другой порядок:

1. Келтуяла.

2. Овс.-Куликовский.

Если не найдете Келтуяла, читайте Пыпина «История рус[ской] литер[атуры]», но Келтуяла — лучше.

Будьте здоровы, не торопитесь.

А. Пешков

(обратно)

588 В. И. ХАРЦИЕВУ

15 [28] февраля 1912, Капри.

Многоуважаемый Василий Иванович!

Примите искреннюю мою благодарность за драгоценную книгу Потебни, — Вы и представить себе не можете, как я обрадован, как тронут Вашей любезностью! Я искал эту книгу четыре года, — не правда ли, «и грустно и смешно»? Статью Потебни «О доле и сродных и т. д» искал два года, а нашел лишь у Н. Ф. Сумцова!

Чудесная сторонка наша Русь!

Позвольте спросить Вас: издана ли «Историческая грамматика», когда, кем и где? Нет ли у Потебни статей, аналогичных статье «О доле», не знаете ли Вы других авторов, писавших о доле, судьбе, подсудьбинках? Очень прошу Вас ответить.

Я знаком с Вами по двум статьям Вашим в издании Лезина «Вопр[осы] теор[ии] и псих[ологии] творчества», книге чрезвычайно интересной, я ее постоянно рекомендую «начинающим» писателям.

Сообщите, сколько времени я могу держать у себя Вашу книгу и не могу ли — в свою очередь — быть чем-либо полезным для Вас?

Еще спасибо Вам и — будьте здоровы!

А. Пешков

Capri, 29/II. 912.

(обратно)

589 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Февраль, около 16 [29], 1912, Капри.

Я думаю, Виктор Сергеевич, что повесть печатать надо и что я могу выйти из журнала после; конечно — без шума, без объявлений об этом.

Прилагаю рассказ Лаптева, — обратите внимание, это первый рассказ его. Адрес автора:

Лысково, почт[овая] стан[ция], Нижегородской г[убернии] в г. Макарьев.

А. Н. Лаптеву.

В происшедшем инциденте косвенно виноваты и Вы, сударь; Вашей конспирацией, — вроде скрывания Ропшина, — Вы заставляете меня настраиваться недоверчиво.

В журнале следовало бы со второй же книжки открыть отдел «Деревня», — его можно составлять на основании данных провинциальной прессы.

Пожалуйста, пошлите журнал по адресу:

Тетюши, Казанской губер[нии],

село Большое Фролово,

крестьянину Ивану Егорову

Лаврентьеву.

Непременно пошлите.

Грушевскому-то не писали еще? Сочиняю статью о самоубийцах, скоро кончу.

Извиняюсь пред Вами в подозрениях моих, Вами же вызванных, и желаю всего хорошего.

Посылаю еще отзыв Токаревского о Достоевском.

А. Пешков

(обратно)

590 В. И. КАЧАЛОВУ

15 февраля [1 марта] 1912, Капри.

Спасибо Вам, дорогой Василий Иванович, за Ваше милое письмо, очень оно тронуло меня, напомнив хорошие дни.

Все это время я внимательно следил за ростом Вашего прекрасного таланта, искренно радовался успехам Вашим, — хоть и издали, а все ж приятно смотреть на хорошего человека, который всегда как-то особенно, сердечно нравился мне. Почему-то я все думаю, что Вы, Москвин, Леонидов, Румянцевы весною приедете сюда: будем купаться в голубом море, ловить акул, пить белое и красное Capri, и вообще — жить.

А между делом — сочиним пьесу! Драму из быта рыбьего? Хорошо было бы, если б явился и сам чародей Константин Сергеевич, — с ним можно бы таких делов наделать — Европа ахнет! Кроме шуток: приезжайте-ка сюда’ Превосходно отдохнете, запасетесь здоровьем, бодростью, многому посмеетесь, многое удивит.

Поживем — славно! И Бунина Ивана тоже заставим пьесу писать, я уже говорил с ним: у него есть превосходная тема, и с вашими указаниями он бы в месяц славную вещь сделал. Сейчас он отправился отсюда в Японию.

Знаете — он так стал писать прозу, что если скажут о нем: это лучший стилист современности — здесь не будет преувеличения.

Итак?

Приезжайте, просим душевно!

Кланяюсь Москвину — с тоской ждут его тиррентские рыбы, все, на подбор, красавицы. Леонидову кланяюсь, Румянцевым и всем, кто меня помнит.

И всех зовем сюда: хорошо здесь.

А Вам еще раз спасибо и крепко жму руку.

А. Пешков

1/III 912.

Capri.

(обратно)

591 Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

Конец февраля [начало марта] 1912, Капри.

Глубокоуважаемый Дмитрий Николаевич!

Не сочтите, пожалуйста, нижесказанное дерзостью с моей стороны и позвольте напомнить Вам писателей, которых — как мне казалось бы — невозможно оставить в стороне, говоря о духовных недугах русской интеллигенции. Уж если Вы думаете дополнить Вашу поучительную и важную книгу характеристиками Писемского и Гаршина — не следует ли также внести в нее характеристики Слепцова, Помяловского и Осиповича?

Последний, мне кажется, очень много сказал своим «Эпизодом из жизни ни павы, ни вороны», у Помяловского любопытен Череванин, а у Слепцова — Рязанов. Позвольте обратить внимание Ваше на стр. 248—54 и 305—12 в повести «Трудное время» (Соч. Слепцова, 3-е изд., 903 г.). Однажды А. П. Чехов сказал мне, что Слепцов лучше многих научил его понимать русского интеллигента, да и самого себя.

Еще раз — прошу, извините, что вмешиваюсь в Ваше дело и столь бесцеремонно; может быть, Вам более понятно будет это вмешательство, если я скажу, что второй раз читаю книгу Вашу и все с тем же волнением, как впервые читал, хотя во многом и не согласен с Вами.

Очень Вы обрадовали меня сообщением Вашим, что будете на Капри.

«Три дня» посланы мною потому, что вещь, которую я начал писать для «В[естника] Ев[ропы]», мне не удалось бы кончить к сроку, указанному мною, и я отложил ее на осень, когда — с удовольствием — представлю Вам.

Не пожелаете ли Вы иметь перевод весьма нашумевшего в Сирии и Египте романа, написанного арабом Георгием Зиданом? Роман именуется «Переворот», изображает интимную сторону младо-турецкого заговора, переводчик— араб Шукри Свидан Гассанит, его адрес:

Америка С. Ш., Ворчестер, Массачусетс, Wall str. 96.

Знакомые арабы очень хвалят автора и книгу.

Могу ли я просить, чтоб контора «В[естника] Е[вропы]> послала в счет гонорара за рассказ 500 р. по прилагаемому адресу?

Если Вы похлопочете об этом — буду весьма благодарен!

Душевно желаю всего хорошего, будьте здоровы.

А. Пешков

(обратно)

592 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

1 [14] марта 1912, Капри.

Михаил Михайлович —

очень рад я, что встретил Вас и очень полюбил славную Вашу душу.

Алексей Пешков

14

март, 912.

Capri.

(обратно)

593 В. С. МИРОЛЮБОВУ

После 7 [20] марта 1912, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич —

адрес Михаила Павловича:

Paris, 2, square Delambre.

Циперовичу пишите на «Сов[ременный] мир». Базаров — кажется — еще сидит в Крестах; ему можно писать на Циперовича же, и это лучше, ибо по всякому другому адресу письмо попадет в охранку.

К[онстантин] П[етрович] еще не уехал.

В самоиздательском сборнике превосходен Ценский. Шмелев — портится, Толстой — торопится. Сборник вывезут, м. б., Ценский с Буниным. Вересаев — смешон с своим переводом из Гомера, а Брюсова напечатали зря, ни к селу ни к городу.

Пришлите же мне книги, взятые В[иктором] М[ихайловичем]! Надо же мне!

Обратил бы В. М. внимание на «Народную семью» — что становится все интересней и бойчей. Чорт знает что пишут в копеечной прессе, вроде «Утренней звезды», «Доли бедняка» и т. д.!

Всего доброго!

А. Пешков

(обратно)

594 Л. Н. АНДРЕЕВУ

Январь — март, до 15, 1912, Капри.

«Ты никогда не позволял и не позволяешь быть с тобою откровенным», — пишешь ты; я думаю, что это неверно: лет с шестнадцати и по сей день я живу приемником чужих тайн и мыслей, словно бы некий перст незримый начертал на лбу моем: «Здесь свалка мусора». Ох, сколько я знаю, и как это трудно забыть.

Касаться же моей личной жизни я никогда никому не позволял и не намерен позволить. Я — это я, никому нет дела до того, что у меня болит, если болит. Показывать миру свои царапины, чесать их публично и обливаться гноем, брызгать в глаза людям желчью своей, как это делают многие, и отвратительнее всех делал злой гений наш Федор Достоевский, — это гнусное занятие и вредное, конечно.

Мы все — умрем, мир — останется жить; он показывал и навязывал мне много злого и грязного, но — я не хочу и не принимаю мерзости его, я взял и беру от мира хорошее, мне не за что мстить ему, незачем отравлять людей позорным видом моих ран и язв, оглушать их моим визгом.

«Братство» — отнюдь не в том, чтобы — как это понимается у нас — показывать брату внутреннюю скверну свою и грязь, но в том, чтобы хоть стыдливо молчать об этом, если уж не можешь уничтожить этого.

Пишущие люди современности нашей тем особенно противны стали за последнее время, что ходят при людях без штанов и задом наперед, скорбно показывая миру болящее свое место, а место это потому болит, что не знает, куда можно спокойно сесть.

«Зачем ты взялся судить о моей жизни», — пишешь ты. Я не судил о твоей жизни, я говорил о твоей литературе, говорил, а не судил. Я вообще не сужу, а говорю о том, что мне нравится, и о том, что не нравится.

Книга для меня вреднее или полезнее человека, глядя по тому, какая книга дольше человека живет в мире, и мне, человеку мирскому, книга интереснее головы, создавшей ее, — я говорю о голове потому, что от сердца ныне не умеют писать. Мир держится деяниями и — чем далее, тем более становится актуален, человек же, утверждающий пассивное отношение к миру, — кто бы он ни был, — мне враждебен, ибо я всю жизнь утверждал необходимость отношения активного к жизни, к людям. Здесь я фанатик. Многие, прельстясь развратной болтовней азиата и нигилиста Ивана Карамазова, трактуют пошлейше о «неприятии» мира, ввиду его «жестокости» и «бессмыслия», — будь я генерал-губернатором, я бы не революционеров вешал, а вот этих самых «неприемщиков», зане сии языкоблудцы для страны нашей вреднее чумных крыс.

«Сашку» — читал. Это написано плохо — скучно и пестро. Удалась, на мой взгляд, только сестра Сашки, одну ее ты написал не мудрствуя лукаво, и вышло славно. А сам Сашка — деревянная болванка, знакомая издавна, это все тот же изжеванный русской литературою «агнец», т. е. баран, приносящий себя в жертву за «грехи мира», возлагающий на себя бремя неудобь носимое и охающий разноголосо, но — всегда одинаково и в 80-х и в 10-х годах под игом своим, якобы добровольно взятым на рамена.

А — совсем не добровольно и всегда — не по силам; никогда не для себя, но — обязательно во имя чье-то.

В общем ты стал слишком литературен — в том смысле, что вдохновения твои холодны и надуманны. Ты ведь обманываешь себя, говоря: «все, что я пишу, думаю и чувствую, — есть результат моего личного опыта». Оставим думы и чувства, им не место в этой фразе, но ты же не станешь утверждать, что «Сашка» — результат «личного опыта», ибо хотя эта повесть и насыщена фактами русской действительности — освещение и толкование фактов совершенно литературное, т. е. искусственное, не живое. Вот если бы ты взял у адвокатов, выступавших по делам об экспроприациях, ну, хоть уральских, обвинительные акты, а еще лучше — следственное производство, да прочитал их, ну, тогда еще можно говорить о «личном опыте». Из этих документов ты увидел бы, как неестественна у тебя вся обстановка Сашкиной жизни и как излишни Гнедые. Сейчас со мною живет лицо, знавшее Савицкого гимназистом и следившее за его деятельностью, — конечно, единоличные показания недорого стоят, ввиду их субъективности, но все же с действительностью надо бы обращаться более серьезно, чем это допускаешь ты.

Хоть бы тебя в Вятку сослали, дабы ты выплыл из «океана» холодных мудрствований твоих и, ударившись о камни действительности, взвыл бы, заорал по-человечески.

Разошлись же и расходимся все далее мы с тобою не потому, что у нас не возникли личные отношения, а потому, что они не могли возникнуть. Нам казалось, что они возможны, но мы ошибались. Слишком различны мы. Я человек со стороны и живу в стороне, и я не интеллигент — избави мя, боже. Да, это ужасно печально, что нет Дамы Шуры — какое чудесное существо, люблю я ее, по сей день ясно вижу глаза, улыбку и за ней — неправильные зубы — ужасно хорошо, что неправильные.

А у тебя вот — все строго правильно, все разлиновано и оттого — скучно все.

Ты не подумай, что я считаю себя хирургом от морали и полагаю, что у человека можно отрезать то, с чем он родился, — нет, конечно: уж если курнос — так и умрешь.

Каждый из нас остается с тем самым носом, коим наградила его природа, только не надо бы утверждать столь настойчиво: мой орган обоняния — самый чуткий и красивый на земле, ибо он всюду слышит запах гниения.

(обратно)

595 Б. Н. РУБИНШТЕЙНУ

1 [14] апреля 1912, Капри.

Уважаемый Борис Николаевич!

Против выпуска в продажу «Сказок» на немецком языке — я, конечно, ничего не имею, но — весьма прошу: подождите выпускать на русском.

Считая эти «сказки» недурным материалом для чтения русских рабочих, я хотел бы сделать русское издание особенно тщательным, что и сделаю в течение лета.

Вам послано письмо какой-то фирмы, предлагающей издать «русские» сказки, — надеюсь, Вы получили это письмо?

К осени я дам еще 10 «русских» сказок.

Будьте здоровы!

А. Пешков

14/IV.

912.

Capri.

Настоящий адрес г-жи Екатерины Пешковой:

7, avenue de la Demi-Lune Fontenay aux Rose près Paris.

(обратно)

596 И. Д. СУРГУЧЕВУ

Не позднее 5 [18] апреля 1912, Париж.

Дорогой Илья Дмитриевич!

Вы сообщаете о намерении Вашем посетить город Парижск, а я вот сижу в нем и — наслаждаюсь: снег идет рязанский, густой и тяжелый, деревья — в цвету, трубят автомобили, нет-нет — пролетит дирижабль или еще какая-то чудасия в этом роде и всюду и везде — россияне.

К летающим машинам здесь стали уже относиться почти без интереса: вскинут головы на секунду вверх, посмотрят и — к делу! — добывать франки.

Французы — очень скучная нация, но — бойкие, вроде ярославцев.

Музеи, музеи — вот что изумительно!

А впрочем — Вы сами увидите все это. Я же — в большом удовольствии, что скоро увижу Вас.

Будьте здоровы, будьте веселы!

А. Пеш[ков]

(обратно)

597 Л. Н. АНДРЕЕВУ

Первая [вторая] половина апреля 1912, Капри.

Это неправда, Леонид, что мои письма к тебе злы, циничны и т. д. — ничего подобного в них нет и не могло быть.

Все, что сказано во втором письме об «откровенности», имеет общий характер и не против тебя направлено, а против скверной бытовой особенности нашей, — слова: «показывать миру свои царапины» и т. д. — не для тебя написаны, еще Варвара в «Дачниках» их говорила, и с той поры я повторял их раз десять, повторил и в заметке «О современности».

Пойми, пожалуйста, что «откровенность», которую я имею в виду, есть хвастовство своими личными муками, — хвастовство, коим насыщена вся русская литература, оно имеет аскетический характер, омрачающий жизнь, исходит из нашего христианства и имеет у нас таких апологетов, как Толстой, Достоевский, Соловьев и — ныне — Розанов. Оно отравляет нас.

Говоря о культе Иуды, я не мог иметь в виду тебя — очень сожалею, что не сделал соответствующего пояснения и цитировал Рославлева, забыв о Павле Попове, Голованове и других, касавшихся этой темы. Там, где я говорю об этом, речь идет о писателях улицы, о том, как они опошляют большие идеи. Мне еще придется говорить на эту тему, и я не премину отставить твоего Иуду в сторону, хотя, на мой взгляд, он в этом, конечно, не нуждается.

Блок в «Знании», как пример моей непоследовательности, — плохой пример: Блока печатают Пятницкий и Миролюбов, а я, как и раньше, не вижу в этом нужды, но и мешать этому не хочу, ибо мое отношение к «Знанию» изменилось. Ты бы мог привести примером непоследовательности моей мою переписку с Розановым — вот это «нечто»! Или — мое отношение к Шаляпину, за что меня ругают на многих языках.

Вообще же твое письмо странное, бешеное какое-то и вот уж действительно — грубое. Когда я пишу грубо, это просто — моя манера, а тебе вообще это не свойственно. Мне кажется, что ты рассердился не на мои письма, а на статью «О современности», прочитанную тобою очень плохо и с предубеждением.

Если даже допустить, что мои письма чем-то задели тебя — твое последнее письмо с избытком покрывает все «обиды», якобы нанесенные мною тебе, — удивительно нелепое письмо.

Очень досадно, что ты написал в таком странном тоне, — это мне связывает руки и путает мое отношение к тебе. Если переписка наша не прервется — я должен буду «подыскивать выражения» в письмах к тебе, чего терпеть не могу. Мне показалось, что твое отношение ко мне искреннее, проще и такие крупные недоразумения, как данное, невозможны.

Напомню тебе сказанное в одном из писем: «Я не судил о твоей жизни, я говорил о твоей литературе, говорил, а не судил». О Ясинском я говорил лишь потому, что близость с ним может быть истолкована враждебно для тебя, уже возбудившего к себе слишком острое и несправедливое отношение.

(обратно)

598 Е. А. ЛЯЦКОМУ

9 [22] апреля 1912, Капри.

Глубокоуважаемый Евгений Александрович!

Буду чрезвычайно рад, если Вы заглянете летом ко мне, Вы славно бы отдохнули здесь, я — получил бы удовольствие личного знакомства с Вами.

Книги Ваши пришли, сердечно благодарю Вас за этот подарок, очень дорогой мне. Позволите ли Вы сказать, что — на мой взгляд — тексты взяты Вами весьма удачно, что они дают ясное представление о творчестве народном и что «Старинки богатырские» явились как нельзя более своевременно?

В наши дни, когда к народу, к его творчеству замечается какое-то странное — скептическое, капризное и несерьезное отношение, — тексты, данные Вами — даже и без комментарий — очень солидно возражают тем, кто — как, напр., Келтуяла — ныне выводит все творчество народное из аристократии, от командующих классов. Я очень удивлен предисловием ко второй части книги Келтуяла и некоторыми суждениями по этому вопросу Д. Н. Овсянико-Куликовского, тоже отрицающего творчество народа.

Еще раз — весьма благодарен за книги. «Стихи духовные» еще не читал.

Беседу о «Современнике» позвольте мне отложить до личного свидания.

Желаю Вам доброго здоровья, бодрого настроения.

А. Пешков

IV/22. 912.

Capri.

(обратно)

599 П. X. МАКСИМОВУ

9 [22] апреля 1912, Капри.

Я очень рад, Петр Хрисанфович, тому, что Вам пришлось пережить глубокое душевное волнение, и очень хотел бы, чтоб в памяти сердца Вашего на всю жизнь осталось то, что пережили Вы, защищая человека, — та радость, которая испытана Вами в час, когда Вы были полны святою готовностью положить душу свою за друга своего.

Только это и важно во всем, что сделано Вами, что же касается обмолвки Вашей по моему адресу — этим не беспокойтесь: мне безразлично, как и что про меня скажут или напишут, но я от всей души хочу, чтоб Вам жилось хорошо, чтоб Ваше сердце на всю жизнь было чисто и крепко.

Остальное — приложится.

Вы, должно быть, славный человек, но — не гордитесь этим.

Крепко жму Вашу руку.

А. Пешков

Capri,

912.

IV/22.

(обратно)

600 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Около 18 апреля [1 мая] 1912, Капри.

Дорогой Виктор Сергеевич!

Посылаю рукопись Вранова, обратите внимание на рассказы «Джанета», «Артист» и «Ремесло нищих». Мне кажется, в журнал их можно бы пустить мелким шрифтом, как «Очерки русско-парижской жизни» — два последних.

Вместе с Сургучевым идет мой «Случай из жизни Макара», — Вы уже, вероятно, получили корректуру этого

рассказа из Питера или получите. Сказано, чтоб Вам выслали, ибо рассказ я послал туда в черновике, ввиду спешности.

Дайте возможно скорее ответ о стихах Яшнова.

Будьте здоровы.

А. Пешков

(обратно)

601 В. С. МИРОЛЮБОВУ

После 25 апреля [8 мая] 1912, Капри.

Дорогой В[иктор] С[ергеевич]!

Посылаю адрес для «Сибир[ской] жизни», пошлите им скорей.

Стихи Блока переданы Пятницкому, он их и вернет Вам. Мне они показались пустыми. У Яшнова, несмотря на «плечи Ра», были стихи интересней. «Детский — немецкий» тоже не ахти как остроумно, умалчивая о том, что «немецкий» — неверно, а «сахарные ножки» — совсем уж ерунда.

Рукопись Туркина у Пят[ницкого]; я согласен с Вами и прошу его послать рукопись Вам.

Несмотря на неоднократные мои просьбы, Чернов не возвратил мне книги, взятые у меня. Это — странно. Мне особенно нужна книга Разумника «О смысле жизни». Похлопочите. Столь курьезное отношение отбивает охоту давать книги.

Всего доброго.

А. Пешков

(обратно)

602 С. А. ВЕНГЕРОВУ

30 апреля [13 мая] 1912, Капри.

Многоуважаемый Семен Афанасьевич!

Мне очень неловкоперед Вами, но — я не могу исполнить желание Ваше, ибо задача, которую Вы ставите мне, отняла бы у меня слишком много времени.

Мне было бы трудно составить перечень книг и рассказов, переведенных на иностранные языки, ибо я не следил и не слежу за этим. Еще труднее перечислить рецензии и статьи обо мне — я не собирал и не собираю их.

Могу указать, что в Сызрани в 911 году издан «Библиографический листок», частью посвященный перечню книг и статей обо мне.

Недавно С. Я. Елпатьевский привез мне из Алжира перевод «Исповеди» на арабском языке; я очень сомневаюсь, что это «Исповедь», хотя С. Я. говорит, что книгу ему дал сам переводчик и указал, что это именно «Исповедь».

В прошлом году английская пресса посвятила несколько статей пьесе «На дне», впервые поставленной в Лондоне, Джордж Кальдерон читал публичную лекцию о моей «драматургии», потом напечатал статью о «Вассе Железновой» в «Quarterly Review».

Кое-какие сведения обо мне имеются у В. Е Чешихина-Ветринского. Очень сомневаюсь, чтобы эти указания имели значение для Вас, и боюсь, что Вас раздражит недостаток точности в них.

Вы меня извините, дорогой Семен Афанасьевич, — Вы всегда были так любезны в отношении ко мне!

Желание Ваше, чтобы я написал о моих «литературных и общественных переживаниях, которые имели особенное значение в моей жизни», — тоже не могу исполнить. Не думаю, чтобы это было интересно, да и неловко говорить о себе в то время, когда и так уж современное писательское «я» раздулось в литературе нашей серою тучей и совершенно закрывает и социальные горизонты и бытовой пейзаж.

Сердечно желаю Вам всего доброго.

А. Пешков

13-V.

912. Capri.

(обратно)

603 И.А. БЕЛОУСОВУ

4 [17] мая 1912, Капри.

Дорогой Иван Алексеевич!

Так как газеты платят мне по 100 р. за «сказку», я считаю, что Вы должны мне сто рублей.

Очень прошу Вас послать эти деньги Евдокии Яковлевне Шабашевой, в слободу Карпенково, Острогорского уез[да], Воронежской губ. Эти деньги пойдут одной каторжанке, почти умирающей от истощения, и я весьма просил бы Вас — будьте добры, поторопитесь послать их!

Желаю всего доброго.

А. Пешков

(обратно)

604 А. И. КУПРИНУ

20 мая [2 июня] 1912, Капри.

Встретите здесь хороших ребят, Александр Иванович. Рыбину поймаем!

Боябез здесь лучше — как бомба!

Жму руку.

А. П.

(обратно)

605 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

23 мая [5 июня] 1912, Капри.

Получил чудесное письмо Ваше, Михаил Михаилович, — немножко грустно стало, ведь я тоже и привык к Вам и полюбил Вас очень. Не соберетесь ли опять сюда? Здесь так хорошо стало.

Рыба — не помогает, она и манит, да я не иду. Сижу и сочиняю разное. Теперь вот занят «Интернациональной лигою» — попыткой всемирной организации всех людей духа, устройством чего-то вроде планетарного парламента. Основная идея Лиги — дана Вильгельмом Оствальдом в его статье «Всемирный ум», он же, Оствальд, и Демель с ним составили «воззвание», — вероятно, оно будет напечатано в «Запр[осах] жизни».

Около месяца прожил здесь у меня, в Вашей комнате — Сургучев. Читали Вы «Губернатора»? Скажите, как понравилось. Хорошие задатки у автора, мне думается.

«Заветы» — весьма огорчили меня, и я с ними больше не танцую. Так что — ограничимся одним па.

Эх, «русичи, солнцевы дети», неуклюжий народ.

В «Укр[аинскую] жизнь» напишу что-то, подхожу тихонько к одной теме, но не знаю, одолею ли ее.

Что Вы все к гуцулам ездите, али мы их хуже?

Обидно. Двигайтесь сюда, будете жариться на солнце.

Должен прервать письмо — хочется отправить сегодня, а уже скоро — час.

Кланяюсь Вашим всем. М[ария] Ф[едоровна] тоже.

Крепко жму Вашу руку, будьте здоровы.

А. Пешков

Адрес Бунина: Москва, Столовый переулок, д. Муромцева.

(обратно)

606 В. И. ХАРЦИЕВУ

23 мая [5 июня] 1912, Капри.

Сердечно благодарен за хлопоты и заботы о нуждишках моих книжных, крепко жму Вашу руку, будучи весьма тронут любезным Вашим отношением ко мне.

Буслаева я имею всего, статья его о «Горе-злочастье» мне известна, — это не то, что нужно для моих целей.

Странное дело: века народ русский поет и плачет о Доле, века тщится одолеть Судьбу и подчиняется ей, побежденный, а наши фольклористы по сей день не дали сборника «Песен о Доле», и нет книги «Национальное представление славян о Доле и Судьбе» или — какой-то иной заголовок.

Надобно бы нам заняться изучением корней психики и мироощущения народа-то нашего!

Еще раз — спасибо Вам!

А. Пешков

(обратно)

607 В. С. МИРОЛЮБОВУ

26 мая [8 июня] 1912, Капри.

Да, Виктор Сергеевич, мне очень неприятно было видеть роман Ропшина в первой же книжке, я считаю, что сделав это, Вы нарушили данное мне обещание.

Мне кажется, что нарушено также и еще одно «обещание» — не привлечены к сотрудничеству иноплеменные литераторы, о чем говорилось и с необходимостью чего Вы были согласны. Эти нарушения дают мне право считать и себя свободным от обещания сотрудничать в «Заветах».

Адрес Артемьева — на первой странице рукописи его.

Всего доброго.

А. Пешков

8/VI, 12.

(обратно)

608 Л. Н. АНДРЕЕВУ

Май 1912, Капри.

Нет, Леонид, я уверен, что переписка только еще более запутает наши отношения: мы слишком различно смотрим на все в мире; каждое твое письмо вызывает у меня целый ряд возражений, уложить их в краткие фразы — они примут характер догматов.

Отложим споры до личной встречи, что лучше.

Посылаю письмо, полученное мною, с просьбой доставить тебе.

Жалко Стриндберга, чудесный был бунтарь.

(обратно)

609 И. И. БРОДСКОМУ

Весна 1912, Капри.

Дорогой Исаак Израилевич!

Затрудняюсь ответить на Ваш вопрос определенно, — мне очень хотелось бы этим летом пошляться по Италии, но я не знаю, будет ли у меня для этого свободное время. Так что ни да, ни нет не решаюсь сказать.

Конечно, очень рад буду видеть Вас, потому что люблю; полагаю, что и Вам здесь было бы лучше, чем в ином месте. Спокойней, чем на святой Руси, теплее и красивей, не так ли? А у Вас там целое лето будут лить дожди, каждый день будете Вы читать газету, а в ней ежедневно шестнадцать самоубийств. Катайте сюда, ведь и кроме меня на свете есть «натура», — здесь, вероятно, будут жить некоторые из артистов Художественного] театра, м. б., Станиславский, уже сняли виллу Каменские и т. д.

За подарок Ваш — восторженно благодарю. Вы знаете, как я люблю Вас и как велика для меня радость иметь еще Вашу вещь. Спасибо, милый, большое спасибо! В свою очередь я тоже что-то сделаю Вам своею рукой.

Сейчас здесь удивительно хорошо: цветут маки, дрок, герань, оливы, весь остров точно яркими шелками расшит. Чудесно! Конечно, много художников, есть и русские; живут весело. Чепцов приехал, рассказывал про Вас.

Нет, право, приезжайте сюда! Если я и сбегу, так ведь ненадолго, наверное, а Вам тут хорошо будет вдали от неприятных впечатлений.

Очень кланяюсь Любови Марковне, поцелуйте Лидочку.

Да, Федор, наверное, будет здесь.

Будьте здоровы.

А. Пешков

(обратно)

610 И. И. БРОДСКОМУ

До 10 [23] июня 1912, Капри.

Как жалко, что Вас нет здесь, дорогой мой Исаак! Каждый день мы вспоминаем о Вас, и все чудится, что вот-вот Вы приедете.

Часто говорит о Вас Горбатов, — очень славный человек, умный, честный и, должно быть, весьма талантливый. Начал он писать Piccola-marina — превосходно, как мне кажется. Он Вас очень любит и часто рассказывает про Вас.

Вчера приехали Фалилеевы на три месяца.

Я, конечно, рад. Горелов приедет завтра или послезавтра. Потом — еще кто-то.

В субботу устроим большую ловлю рыбы, а завтра идем на Monte-Solaro.

Видите, как хорошо живется? А Вас — нет! И, право, это очень заметно.

Карикатуры я посылаю Вам в подлинниках — думаю, что так удобнее для Вас, да мне и хлопотно было бы делать снимки с них. Вы мне возвратите их по миновании надобности?

Скопируйте красную, прошу Вас! А то она какая-то грязная, ободранная, нехорошо!

Ну — пока до свидания! Может быть, Вы еще и приедете?

Привет Любови Марковне, поцелуйте дочку.

Всего доброго!

А. Пешков

Поедете — гармонию захватите!

(обратно)

611 П. X. МАКСИМОВУ

20 июня [3 июля] 1912, Капри.

Это не рассказ, Павел Хрисанфович, а — философия, мораль, проповедь — что хотите, только не рассказ. Вам еще рановато писать такие вещи, ибо сложности и глубины вопросов, задетых Вами, Вы не понимаете, отчего Ваш анархически настроенный герой все время говорит глупости и пошлости, извлеченные им из плохо прочитанных книжек.

Если Вы хотите добиться от себя толка — воздерживайтесь от непродуманной болтовни, эта болтовня может со временем задавить Вас стыдом.

Написана Ваша философия очень плохо, язык — небрежный. В письме Вы пишете: «Не могу жить и радоваться, потому что не знаю, зачем мы живем и что будет с землей и вселенною».

Это — «гениальничанье» очень дурного тона и невысокого остроумия.

Для того, чтоб знать, «зачем мы живем», необходимо учиться, необходимо приобщать себя к работе мировой, вселенской мысли. А что «станется с землей и вселенной», об этом Вы не догадаетесь и — лучше бы Вам не баловаться.

«Перед смертью от ужаса мы» не «замираем» — замирают от этого ужаса люди пустые, больные, ненужные. Вот Стриндберг, Прусс, Пасси — не «замирали», как Вы видите, а просто и хорошо умерли, так же, как хорошо и просто жили.

Не сердитесь и бросьте пустяки Надо учиться.

А. Пешков

(обратно)

612 В. И. АНУЧИНУ

Июнь, до 21 [иючь, до 4], 1912, Капри.

Дорогой Василий Иванович!

Мысль издать «Сибирский сборник» — добрая мысль, и, будучи на Вашем месте, я бы тотчас же начал претворять ее в дело, так чтобы осенью сборник появился в продаже.

Редакция должна быть ваша, сибирская, и, конечно, было бы хорошо сделать ее коллективной, а не единоличной.

Переговорив со товарищи, изложите ваши условия, желания и весь план сборника; пришлите все это мне, а я сообщу Пятницкому.

Будет ли дана вводная статья, коя очертила бы легонько сибирские чаяния, рассказала бы публике, почему именно является «Сибирский сборник» и т. д. Мне думается, что ныне всяк окраинный россиянин, выходя разговаривать с земляками, должен определить свое отношение к «Московско-русской мысли» — «Вехам» и сопряженному с ним учению о построении «Великой России». Московское мышление становится воистину ценным для нас — 502 миллиона брошены ворам не без его влияния!

Ожидаю от Вас дальнейших сообщений по этому делу. А Кашинцев интересен. Ему бы надо хорошенько поучиться русскому языку и технике стиха да, кстати, голос понизить, а то на высоких нотах визжит. Очень интригуют меня часто повторяемые и, видимо, любимые им слова: «пред-бог», «пред-основа», «пред-жизнь» и всякие другие «преды» — это характерно не только для него и возбуждает у меня хорошие предчувствия.

Вообще-то он — «неопределившийся», как сам себя называет и как это свойственно человеку нашего времени, но мне нравится в нем дух бунтарства. «Зачем молчать» — очень недурно и вполне правильно; молчать незачем. И, еще раз, приятно, что вы, Сибирь, хотите говорить. Кричи, ребята! — Русь услышит, а Москве с Питером — оглохнуть бы!

Вот Вяткин у вас поэт! Читаю его стихи, и так хорошо на душе. Очень родные стихи.

Много хорошего народа у вас, как чувствуется. Весьма любопытен у вас Тачалов. Жаль, что Гребенщиков отклонился от своей работы, жаль!

А я иду куда следует, туда же все, куда и все время, двадцать лет, шел. Статья Изгоева — дрянцо, как и он сам; я считаю ее нарочито запутанной и нечестной. Скоро приспеет конец вехистам и фарисейскому юродству их.

Г. Н. Потанину почтительнейший поклон. Недавно прочитал его «Восточные мотивы» — с наслаждением! Не найдется ли у кого книжки «Легенды минусинских татар»? Автора не помню. В России эту книгу два года ищу — не могу найти, а очень нужна.

Будьте здоровы, и пожелаем добрым начинаниям доброго успеха, а злые да будут поражены проклятием внутреннего бессилия и — сгинут!

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

613 В. И. АНУЧИНУ

27 июня [10 июля] 1912, Капри.

Дорогой Василий Иванович!

Не обессудьте за предыдущее кислое письмо. Надеюсь, Вы не заразились от него хотя бы насморком — ядреный сибирянин!

Ох, и большущее Вам спасибо за потанинскую сагу — прочитал залпом, а потом набело стал с карандашом читать. И до чего вы, сибиряки, материалами заряжены густо, — особенно Вы с Потаниным. Ведь Вы можете азиатскую эпопею написать в широченнейших масштабах! Пишете ли Вы роман? Смотрите, скоро ругаться буду!

А я и не знал, что бунтарь-протопоп в Сибири проповедовал. Где мне об этом прочитать? Какие у вас, сибиряков, бунтовские корневища длинные!

Очень прошу — не забудьте, пожалуйста, и напишите мне: в какой именно книге Крижанич излагает мысль о необходимости вмешательства государства в экономическую жизнь страны? Ведь это же чертовски интересно! И в какие именно годы он жил в Сибири? А может быть, еще какие-нибудь знаменитости в вашей бесподобной Сибири писали работы по философии истории? А? Может быть, Данте или Мильтон?

Я вполне согласен, что Шишков может развернуться в крупного писателя, но до сих пор он пишет неуверенно, оглядываясь по сторонам, и чуточку под Ремизова, словно боится быть оригинальным, самим собою. Кроме того, ему нужно остерегаться: как бы не сбиться на дорогу сибирского Лейкина. Вы не обижайтесь за приятеля — я добра ему желаю, как и всем вам.

Гребенщиков тоже, безусловно, талантливый человек, но его талант отделки и шлифовки требует. Мало у него знаний, учиться ему, ой, много надо! Работать над собой неустанно, пополнять образование и прорехи знаний. Широта у него большая, а глубины нет. Возьмите-ка его в обработку и начините, как следует. Но что у всех у вас, сибиряков, приятно, так это скромность! Так противна наглость, с которою всякая бездарь в писатели лезет.

За то я и полюбил вас крепко.

Спасибо за книги и указания.

Желаю успеха всему содружеству.

Жму руку.

А. Пешков

10/VII—1912 г.

(обратно)

614 В. А. ПОССЕ

16 [29] июля 1912, Аляссио.

Дорогой Владимир Александрович!

Назовите рассказы, которые Вы хотели бы издать.

Денег Вы даете мало, я стал очень беден. Те, кто находит, что «Горького хоронят рано» — на мой взгляд — не ошибаются, — я тоже полагаю, что рано. И — что за длинный труп? Семь лет зарывают его в землю и все не могут зарыть.

Любят на Руси похоронить человека, — не оттого ли так мало у нас живых-то людей?

Если Айхенвальд — женского пола, он — наверное — старая дева.

Будьте здоровы. Желаю успеха в поездке.

А. Пешков

Alassio, presso di Genova,

29/7. 912.

(обратно)

615 А. И. КУПРИНУ

Июль 1912, Аляссио.

Дорогой Александр Иванович!

Я — недалеко от Вас, в Alassio, — два часа езды от Ниццы. Поехал бы к Вам, но завтра жду Амфитеатрова и потом еще кое-кого, так что — не могу сдвинуться с места. Да и не очень здоров.

Не соберетесь ли сюда? Здесь превосходный пляж, хорошее купанье, тихо и недорого. Очень много ребятишек, и нет иностранца: Alassio — летний итальянский курорт, и люди ходят по улицам в купальных халатах.

Жду ответа, крепко жму руку.

А. Пеш[ков]

(обратно)

616 В. В. ВЕРЕСАЕВУ

9 [22] августа 1912, Капри.

22—9 авг. 1912, Капри.

Дорогой Викентий Викентьевич!

В пайщики я не пойду, издайте меня как «постороннего» автора. Рукописи на-днях вышлю Вам.

Очень прошу: назначить цену книге не дороже рубля, а также известить меня, когда — приблизительно — книга будет напечатана.

Буду весьма благодарен, если Вы познакомите меня с характером предполагаемых Вами сборников. Хотел бы знать, как отнесетесь Вы и Ваши товарищи к изданию сборников иноплеменной и областной литературы?

Можно очень быстро сорганизовать сборники произведений сибирских, белорусских и украинских писателей, латышский и татарский — казанских татар. Затем не трудно составить сборники грузинский, армянский, польский, финский и т. д.

Думаю, что это вполне своевременно в наши националистические дни, и было бы крайне важно, если бы за это дело ознакомления России с самою собой взялась не издательская фирма, из соображений коммерческих, а — товарищество великорусских писателей.

Это доброе и необходимое дело снова и быстро укрепило бы пошатнувшийся моральный и политический престиж русской литературы.

Сборники должны редактироваться коллективно, на местах, и каждому должен быть предпослан небольшой очерк по истории культуры данного племени.

Буде Вас интересует этот проект, я могу развить его более подробно, а также сообщу Вам имена и адреса заинтересованных этой идеей иноплеменных литераторов, дабы Вы списались с ними непосредственно.

Будьте здоровы, желаю доброго успеха! М[ария] Ф[едоровна] кланяется.

Немножко нездоров, извиняюсь за краткость письма.

А. Пешков

(обратно)

617 К. А. ТРЕНЕВУ

Август, не ранее 10 [23], 1912, Капри.

Дорогой Константин Андреевич!

Повесть Вашу я получил на три дня ранее Вашего письма, прочитал ее и отправил В. С. Миролюбову, как все рукописи, доставляемые для «Знания» и «Заветов».

Повесть — понравилась мне и по теме и по исполнению, хотя — местами — она могла бы быть несколько сокращена. Владыка — удался, но он слишком много думает текстами и — почти всегда — при этом сам себе напоминает, чей текст. О. ректор — довольно обычен, эпизодические фигуры — оригинальней.

Вообще же говоря — писать Вы стали лучше. Вам необходимо больше работать, и будет очень полезно, если Вы каждый день станете писать хоть по страничке, хоть по нескольку строк, добиваясь сжатости, выразительности и музыки в словах.

Сердечно желаю всего доброго!

А. Пешков

(обратно)

618 Р. М. БЛАНКУ

19 августа [1 сентября] 1912, Капри.

Уважаемый Рувим Маркович!

О воспоминаниях Шаляпина мне ничего не известно, не думаю, чтобы они были написаны, вероятно, это утка «Бир[жевых] вед[омостей]».

От дальнейшего сотрудничества в «Запросах жизни» я отказываюсь.

Мне трудно говорить о мотивах, побудивших меня к этому, но я не хотел бы, чтобы Вы смотрели на мой отказ как на каприз, и вот — кратко — то, что вызвало у меня впечатления, отталкивающие от журнала.

«Беспартийность» «З[апросов] ж[изни»] становится постепенно своеобразной партийностью без программы — худшим видом партийности: он дает широкий простор различным настроениям, но едва ли способен воспитать и организовать политическую мысль. Мне кажется, что большинство пишущих русских людей за последнее время забыло простые вещи: истина всегда там, где чорт, — налево; единственно творческая оппозиция есть оппозиция угнетаемых угнетателям, вся история человечества строилась на крови и костях демократии.

Засим — скажу откровенно, что был огорчен очень Вашим указанием на причины, помешавшие Вам поместить рецензию об изданиях Брокгауза — Эфрона, под редакцией Бикермана. Если помните, Вы не поместили рецензию эту «вследствие деловых и личных связей с редактором и издателем». Мотив для меня неубедительный: книги плохо изданы, небрежно редактированы и нелепо дороги, в то же время это очень нужные книги для русского читателя. Значит — необходимо сказать, что книги дороги и плохи.

Разные хорошие люди — ныне умершие — лет сто учили нас, что «деловые и личные связи» не должны стоять выше интересов общества.

Не обижайтесь на меня, Рувим Маркович, — уважая Вас, не могу промолчать о том, что мне кажется ошибочным. Поверьте, что, когда «Невская звезда», перечисляя разнородных сотрудников «Запросов жизни», намеренно молчит обо мне — мне это неприятно и даже более того — противно. Надо быть правдивым, это не трудно и совершенно необходимо.

Из «Заветов» я тоже ушел после первой книжки.

А затем — сердечно желаю Вам всего доброго.

А. Пешков

Капри.

1 сентября 1912 г.

(обратно)

619 Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

10 или 11 [23 или 24] сентября 1912, Капри.

Уважаемый Дмитрий Николаевич!

Не знаю, как озаглавить мне очерки, посланные Вам. Я имел дерзкое намерение дать общий заголовок «Русь. Впечатления проходящего», — но это будет, пожалуй, слишком громко.

Я намеренно говорю «проходящий», а не «прохожий»: мне кажется, что прохожий не оставляет по себе следов, тогда как проходящий — до некоторой степени лицо деятельное и не только почерпающее впечатления бытия, но и сознательно творящее нечто определенное.

Может быть, Вы согласитесь дать заголовок «Впечатления проходящего», — откинув слишком широкое и требовательное слово «Русь»?

Я затеял ряд очерков, подобных посланным, — мне хотелось бы очертить ими некоторые свойства русской психики и наиболее типичные настроения русских людей, как я понял их.

Мне хотелось бы точно знать: считаете ли Вы эти очерки удобными и ценными для Вашего журнала?

Будьте здоровы!

Весьма сожалею, что не знал о том, как близко и в какое время были Вы около Генуи, — в июне я тоже был — с месяц времени — между Генуею и Ниццей, в Аляссио.

Желаю всего доброго!

А. Пешков

Почтительно кланяюсь Константину Константиновичу.

(обратно)

620 В. И. АНУЧИНУ

19 сентября [2 октября] 1912, Капри.

Многоуважаемый Василий Иванович!

Реорганизуемый группой литераторов журнал «Современник» ставит себе главною целью разработку и освещение культурных запросов племен, входящих в состав империи, а также и запросов областей империи нашей.

Усердно прошу Вас сорганизовать товарищей-сибиряков, дабы они выработали статью на тему о культурных запросах, желаниях и чаяниях Сибири.

Думаю, что мне пояснять Вам ничего не надобно; прошу Вас вспомнить мое письмо, вызвавшее лестное для меня Ваше одобрение, и, если найдете нужным, прочитайте мой ответ на анкету «Украинской жизни» в сентябрьской книжке оного журнала.

Вы, конечно, сами прекрасно понимаете новизну и серьезность для русского общества тех вопросов, которые хотелось бы поднять, Вы поймете также и цензурные опасности, грозящие «Современнику» на избранном им пути.

Как идет дело «Сибирского сборника»?

Где Гребенщиков? Не можете ли переслать ему прилагаемую записку? Пожалуйста.

Если Вы знакомы с Иосифом Ивановым — спросите, нет ли у него каких-либо «сибирских» стихов? Если есть, пусть пришлет мне.

Желаю Вам всего доброго.

А. Пешков

1212—X—2. Капри.

А шуметь о задачах «Современника» не надо — дело себя покажет, и оно всегда важнее слов. Так что я буду просить Вас — держите задачу журнала среди своих близких и, по возможности, в секрете.

А. П.

19 сент. 2 окт. н. с. 1912 г.

Капри.

(обратно)

621 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

24 сентября 17 октября] 1912, Капри.

Дорогой Михаил Михайлович!

С января 913 года реформируется журнал «Современник».

Мне хотелось бы дать в этом журнале возможную свободу идеям федерализма и широкой областной самостоятельности. Вы знаете мои взгляды по этому поводу.

Обращаюсь к Вам с просьбою: нельзя ли к январской или февральской книжкам «Соврем.» дать статью на тему «Культурные запросы Украины»? Затем был бы очень нужен очерк по истории украинской литературы. Статьи должны быть педагогического характера и рассчитаны на внимание широких слоев публики. Помогайте, Михаил Михайлович!

Как провели Вы лето и каково Ваше здоровье? Здесь летом было очень интересно: съехалось множество публики русской, одних художников 17 человек! Среди них были весьма талантливые люди, написавшие прекрасные полотна.

Были и литераторы — Саша Черный, оказавшийся очень скромным, милым и умным человеком. Евгений Александрович Ляцкий, автор книги о Гончарове, издатель трагических писем Чернышевского, очень славный человек. И еще много разных людей, разно интересных.

Но лето было плохое: мутное какое-то, неясное и знойное.

Это не помешало нам жить, но все-таки мешало гулять.

Часто вспоминали Вас, а Вы за все лето ни одного письма!

Очень кланяюсь Вашей семье.

Будьте здоровы и помогите «Современнику». Рукописи посылайте на редакцию. Нет ли у Вас рассказа? Не укажете ли, что бы перевести с украинского?

Крепко жму руку.

А. Пешков

912,

X. 7,

Capri.

(обратно)

622 В. В. ВЕРЕСАЕВУ

25 сентября [8 октября] 1912, Капри.

Спасибо Вам, Викентий Викентьевич, за добрый отзыв о моих «сказках»; я очень рад, что книга нравится Вам и Вы находите ее своевременной. Мне бы очень хотелось внести в трудную, быстро утомляющую людей русскую жизнь немножко бодрости, я буду очень счастлив, если мне это удастся.

Пусть корректор рассыпает запятые, как того требуют законы грамматики, — я ничего не имею против, сам же очень плохо знаком с этими законами и знаки препинания ставлю по «интуиции».

Относительно цензуры: все сказки были напечатаны, сказка о Тамерлане одновременно в трех изданиях: в «Сибирской жизни», «Киев[ской] мысли» и еще где-то. Мне кажется, что фраза о царях, кои считают себя всегда мудрыми, — невинна.

А обо всем остальном я просил бы Вас переговорить с Н. К. Муравьевым — что он скажет? Заранее согласен с его мнением юриста.

Относительно изъятия из книги сказки XVII-й я скажу: Вы сами знаете, как неприятно автору нарушать свой план. Нельзя ли сказки о рабочем движении не ставить рядом, а разбить по всей книге? М. б., это сделает их менее острыми?

Горько мне! За последнее время меня все урезывают понемножку, и все более. А сердце — кипит.

Дорогой Викентий Викентьевич! Если у Вас или у знакомых Ваших имеются какие-либо документы по истории общественного движения в России за XIX-й век — документы, издания, письма, вещи, — которые почему-либо неудобно держать у себя и которые рискуют однажды пропасть навсегда, — соблаговолите посылать все сие ко мне! Здесь устраивается надежный склад таких вещей, со временем он будет превращен в музей по истории освободительного движения со времен Екатерины по наши дни. Документы — особенно конфиденциальные — правых желательно иметь также в возможной полноте.

Буду весьма благодарен Вам за всякую помощь в этом деле.

Если увидите Н. К. Муравьева — между Вами, вероятно, возникнет разговор о возможности реорганизовать один из существующих журналов. Был бы глубоко рад, если б Вы согласились принять посильное участие

в этом деле.

Относительно объявления о других моих книгах — не знаю, что сказать. Я писал С. Махалову, что хорошо бы издать «Мать», но — она под процессом. «Кожемякина»? Подумайте Вы с товарищами, как удобнее.

Крепко жму руку, желая всего доброго.

А. Пешков

912. X. 8.

(обратно)

623 В. И. АНУЧИНУ

29 сентября [12 октября] 1912, Капри.

Дорогой Василий Иванович!

Весьма смущен первыми строчками Вашего письма, где Вы ведете речь о том, что предшествовавшее Ваше письмо «противно», «неудачно» и наполнено «телячьим восторгом».

Я — ничего подобного не почувствовал, не заметил. Радость Ваша показалась мне естественной радостью человека, который принимается за большое, всем нужное дело.

Но — оставим это. Отвечаю по пунктам.

Мне кажется, что издание сборника должно быть отложено до осени, — это даст Вам возможность поставить дело наиболее солидно.

Размер — определится материалом. Формат и вообще вся внешность — это не столь важно, и мы подождем обсуждать это.

Условия, намеченные Вами, совершенно приемлемы. Но — мне. хотелось бы поставить дело так, чтоб весь доход со сборника поступил в пользу авторов. Не уверен, однако, что это удастся в наше коммерческое время. Кто явится издателем сборника, я еще не знаю. «Знание» стало лениво и нерадиво, я его побаиваюсь в данном случае. Сборник должен быть пущен на рынок энергичной рукою. Возможно, что в близком будущем организуется и другое книгоиздательство, которое поставит целью своей разработку областных вопросов.

Канцелярские расходы будут возмещены Вам.

Вы пишете: «сборник будет исключительно литературный» — а вводная статья, очерк культурной жизни и запросов Сибири? Это необходимо.

Вы можете поместить в качестве вводной статьи ту, которую я прошу Вас написать для «Современника», но — напишите ее хорошо, голосом всей Сибири, т. е. коллективно, дабы она не вызвала споров и возражений со стороны сибиряков же.

Просмотреть материал с литературной стороны, как читатель, а не как редактор, я, конечно, согласен. Но редакционных тягостей и указаний не беру на себя — молод для этого и недостаточно знающ.

Материал доставляйте мне для этой цели — для прочтения — частями, — это мне было бы удобней. Может иная рукопись съездить из Сибири в Италию и обратно раза два. Сие не суть угроза, но предупреждение. Необходимо, чтоб дело было сделано по возможности чисто, — «без сучка, без задоринки». Читатель ныне стал избалован и даже Толстого уличает в неправильной расстановке знаков препинания. А затем он стал эстет, — я думаю, это для того все, чтоб прикрыть свою азиатскую лень.

Занимается ли Сибирь вопросами внешней политики? Если — да, было бы поучительно и необходимо знать, что именно думают сибиряки о деяниях российской дипломатии и администрации в Монголии, Китае и вообще на Дальнем Востоке? Здорово ли это вам? Не создают ли вокруг вас кольца врагов?

Интересно также ваше отношение к делам в Средней Азии, в частности — персидским. Не затронет ли ваших интересов Багдадская дорога — как немецкое предприятие?

Если по этим вопросам у вас думают, то пусть и пишут.

Далеко все это? Ничего, надо учиться смотреть и вдаль. Жизнь дана надолго и не только для нас, а и для потомков наших. Жизнь развивается все быстрей, и то, что вчера было далеко, завтра может подкатиться под бок нам. Правители же нашей жизни не очень важно понимают наши интересы, и мы должны обо всем думать сами, ежели не желаем, чтоб нас слопал европейский капитал.

Было бы, говорю, очень интересно знать отношение окраины, столь мощной, какова Сибирь, к политике центра. В какой мере центр считается с вашей жизнью, вашими намерениями и т. д.

Вы люди здоровые, — будите же самих себя, да и всю Русь, к здоровой, деятельной жизни!

Извиняюсь за сии напоминания, может быть, посланные не по адресу и неуместные.

И вот что еще: читая статьи Вяткина в «Сибир[ской] жизни», вижу, что он излишне часто повторяет имя Горького. Всуе!

Не надо этого делать, ибо это может повредить сборнику. Полезнее молчать о Горьком и его участии в деле, тем более, что пока это участие только словесное. Комплименты друг другу мы скажем, сделав дело, когда заслужим их.

Я уверен, что заслужим. Не бывал я в Сибири, но много видел сибиряков — это особый народ, — и несокрушимо верю, что он может сделать большую работу.

Всем сердцем желаю вам, уважаемые люди, бодрости духа и духа дружбы, согласия сердечного в добром, нужном деле!

Все остальное — неизбежно приложится.

А. Пешков

1912/Х. 12.

А Вы мне пришлете Вашу книгу о шаманизме? Пожалуйста! Интереснейший вопрос. Им весьма усердно занимался Джемс, прагматист; он очень выспрашивал, какие материалы есть в России по вопросу о шаманизме? Кажется, смерть не дала ему кончить работу, начатую им на основании английских источников, но он говорил, что работа начата им.

Удивительно хорошее впечатление вызывал этот человек.

Будьте здоровы!

А. П.

(обратно)

624 Н. А. РУМЯНЦЕВУ

До 29 сентября [12 октября] 1912, Капри.

Дорогой Николай Александрович!

В данное время я лишен возможности быть полезным делу, затеваемому Константином Сергеевичем. Утопаю в работе, очень спешной, очень нужной. Если б он затеял это летнею порой, когда я сравнительно свободен!

Само собою — пусть он делает «опыты», но я боюсь, что он не вполне меня понял и что актеры, участники опытов, начнут действовать не от самих себя, а от литературы: вспомнят наиболее выигрышные роли старых пьес и выдвинут их, а не свои представления о любящем, ненавидящем, скупом, злом, ленивом, добром и т. д.

Тем — не может быть, и, конечно, я не могу дать их. Тема пьесы — действие ее — развивается из противоречий тех образов, которые создадут лица, участвующие в опытах.

Эх, кабы К[онстантин] С[ергеевич] дал мне время изложить мои соображения по этому поводу, — право же, дело интересное, и начать его следует осторожно, чтоб сразу же не встать на ложную почву и не испортить идеи!

Если же он не хочет подождать с месяц времени, скажите ему, чтоб не брался за серьезные характеры, а начинал бы в тоне легкой комедии.

Я постараюсь все-таки послать на Ваше имя кое-что для начала.

Конечно, я и здоров, и бодр, и зол, и все прочее.

Скоро в Москве выйдут мои «Сказки» — пошлю Вам, Качалову, Москвину, которым кланяюсь весьма. А К. С. — в особицу.

Спасибо Вам за книги! И за все Ваше милое отношение ко мне.

Т[атьяне] В[асильевне] — поклонище.

Крепко жму руку!

А. Пешков

А хорошо прошло лето этого года — очень плодотворно. Живописцы написали здесь много интересного. Славные они люди. Сейчас разъехались почти все уже.

Не найдет ли Ваш книголюб где-либо у букиниста сочинений Блаватской, теософки? Особенно нужна книга «Загадочные племена Голубых гор», а также и прочие ее писания. Порадейте!

(обратно)

625 К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

29 сентября [12 октября] 1912, Капри.

Дорогой Константин Сергеевич!

Художник — это человек, который умеет разработать свои личные — субъективные — впечатления, найти в них общезначимое — объективное — и который умеет дать своим представлениям свои формы.

Большинство людей не разрабатывает свои субъективные представления; когда человек хочет придать пережитому им возможно ясную и точную форму — он пользуется для этого готовыми формами — чужими словами, образами, картинами — он подчиняется преобладающим, общепринятым мнениям и формирует свое личное, как чужое.

Я уверен, что каждый человек носит в себе задатки художника и что при условии более внимательного отношения к своим ощущениям и мыслям эти задатки могут быть развиты.

Человеку ставится задача: найти себя, свое субъективное отношение к жизни, к людям, к данному факту и воплотить это отношение в свои формы, в свои слова.

Пред Вами — пять мужчин, пять женщин; это значит, что Вы имеете пред собою в неразработанном виде десять различных представлений о том, как люди хотели бы жить, десять неясных очерков желанного — десять разных отношений лично к Вам

У каждого из пяти мужчин есть свое представление о желанной женщине, у каждой женщины своя мечта о желанном мужчине.

Одному из пяти мужчин скупой кажется только бережливым, другому он органически противен, третий считает его жалким и несчастным, для четвертого скупой во всем смешон, пятый уподобит его Плюшкину и успокоится на этом, — пятый будет наиболее бездарный человек.

Одна женщина видит себя влюбленной в аскета и побеждающей его аскетизм, другая любит развратника и своей любовью облагораживает его, третья думает, что природа, создав ее женщиной, посмеялась над нею, и не любит мужчин, завидуя их свободе, четвертая просто хочет быть матерью, женой, понимает это назначение своеобразно, глубоко, но — почему-либо не может служить ему, пятая берет жизнь просто, не задумываясь ни над чем, и, причиняя ближним боль, искренно удивляется: как это случилось?

Каждый из десяти видел много извозчиков, лавочников, матерей, актеров, у каждого есть в душе незаметно для него сложившееся, может быть, неясное ему представление о характерных особенностях извозчика, актера, лавочника, матери, — это представление о типе человека той или иной группы, его надобно выяснить, вызвать, оформить по-своему.

Пред Вами десять человек так, как Вы их видите, так, как они видят каждый сам себя и друг друга, и, наконец, так, как всякий из них хотел бы видеть сам себя.

Наконец — пред Вами десять честолюбий, — каждый из этих людей желает быть возможно более заметным в жизни.

Вы предлагаете одному из этих людей такое задание:

«Дайте мне ваше представление о человеке, которому земная жизнь кажется непоправимо испорченной, грязной, она его оскорбляет и ужасает, он верит в бога и загробную жизнь».

Другому Вы предлагаете:

«Выясните себе Ваше представление о хорошей женщине, для которой каждый человек — как бы сын ее».

Пред Вами встанут два образа- человек, отрицающий жизнь, и другой — женщина, которая чувствует себя хозяйкой мира, творцом всех ее новых сил. Столкнется живое, активное, и мертвое, пассивное.

Пусть Вам дадут еще образ женщины дон-Жуана, которая, подчиняясь чисто половому любопытству или в поисках идеального мужчины, стремится привлечь к себе каждого, кто встанет на ее пути.

Имея эти характеры, Вы уже имеете не только материал, но и неизбежность драмы; поставьте эти характеры друг против друга, они тотчас же начнут действовать, т. е. жить.

Вторая дама не преминет подвергнуть аскета искушениям плотским. Первая не в состоянии будет допустить игру с живым человеком. Сам аскет может быть увлечен первой и удивлен второю: он может некоторое время качаться, как маятник, его можно поставить в положение побежденного первой силой и спасенного второю. Во всяком случае, жизнь должна будет отомстить ему за то, что он отрицал ее, — это всегда так бывает, всегда и везде, кроме житий святых отшельников.

Введите к этим трем фигурам еще несколько.

Вы говорите четвертому актеру:

«Дайте мне характер человека легкомысленного и циника».

Поставьте его в позицию брата второй женщины или любовника первой — он очень осложнит и оживит драму.

Пятому Вы скажете:

«В противовес — для контраста первому лицу — необходим веселый малый, влюбленный в жизнь».

Шестому:

«Дайте человека, который помят судьбою, потерял надежды, но относится к себе и в прошлом и в настоящем — юмористически, никого не обвиняя за свои несчастья».

Седьмому:

«Дайте девушку, которая мечтает о материнстве, о мирной семейной жизни где-то в пустынном уголке земли. Ей кажется, что она может построить жизнь как-то просто очень и мило, по-новому, совсем по-новому».

Восьмой, девятый, десятый и т. д. введут в пьесу ряд столкновений, ряд эпизодических лиц.

Если только имеются твердо очерченные характеры — их столкновения неизбежны.

Ибо — если аскет, отрицающий жизнь, однажды в возбуждении воскликнет:

«Все зло жизни — от женщины, которая вечно умножает ее ради только сладкойсудороги!» — это восклицание не может не вызвать у одной — желания разрушить заблуждению человека, у другой — желание отомстить ему. Эти два желания столкнутся — вот уже драма! Но она может трактоваться и как комедия — это уж зависит от того, какое освещение примут факты в процессе их развития.

Не надо забывать, что в этом случае актер не только создает роль, но является и создателем самой пьесы. Каждый создает характер и отстаивает цельность этого характера, нарушаемую влияниями других характеров, стоящих против него, преследующих иные цели, может быть, враждебные ему.

Вы направляете ход пьесы, как в свое время делал это Мольер, часто во время репетиций пьесы, созданной им, изменявший ее сообразно пониманию того или другого актера характеров, данных автором. Вы сокращаете диалог там, где он длинен, ускоряете развитие действия там, где оно медленно.

Вам, со стороны, яснее действующих лиц видно, достаточно ли обоснован тот или иной поступок лица, уместно ли то, что это лицо сказало?

Необходимо, чтобы актер, актриса, совершенно свободно выясняли сами себе образ, творимый ими. Все лишнее должно отпадать в процессе столкновений характеров, желаний, намерений.

Нужно предвидеть уклонения актеров в сторону профессии: каждый будет стремиться создать для себя наивыгоднейшую роль и тем самым может помешать законченности и ясности других ролей, т. е. характеров.

Необходимо также внимательно следить, чтобы в эго живое дело не вторглась литература, т. е. чтобы актеры не вводили в создаваемую ими пьесу различных словечек, черточек и поз из того, что ими читано или что они видели на сцене. Это воровство может быть совершенно бессознательным, — тем оно опаснее.

По мере того, как вырабатывается диалог пьесы, — его записывают, и таким образом, сцена за сценой, создается остов драмы. Ее литературная обработка может быть поручена профессионалу-литератору, но — нужно стремиться избегать этого, добиваясь и в диалоге и в стиле пьесы возможного совершенства.

Я предложил бы на первое время разработать несколько легких тем.

Например:

Какие-то люди, сидя в комнате, вечером, зимою, дожидаются какого-то человека. Это может быть отец или родственник, которого судят в окружном суде и который необходим семье. Оправдывают его преступление, но все знают, что оно было совершено. Диалог может быть очень интересен: люди пытаются убедить себя в том, во что они все не верят. Они могут — так же искренно — считать судимого невинным, — это, конечно, другая трактовка. В этом случае люди будут пугать друг друга возможностью обвинения. Можно показать различные степени чувства ожидания, нетерпения. Человек — оправдан, он является веселый, пьяный.

Это может быть и не преступник, а богатый родственник, которого все ждут с подарками, милостями, — он является не таким, каким его воображали. Разочарование, огорчение.

Можно ставить еще более примитивные задачи: изобразите людей перед экзаменами в школу Худож. театра. Здесь могут быть даны искренно драматические и — рядом — высоко комические моменты. Люди сидят, разговаривают, пытаются скрыть свое волнение, некоторые комически самонадеянны, — это, конечно, бездарные, — для иных экзамены — вопрос жизни. Уходят в экзаменационную, возвращаются. Злорадство, сострадание, зависть — все чувства могут быть показаны в маленькой сцене.

Наконец, я бы поставил на разработку бытовую комедию, очень несложную.

Возьмем […] характер человека, который «не привык торопиться» и все любит делать «обдуманно». На самом деле, по существу своему, он — лентяй, живет «как-нибудь», в глубоком убеждении, что «все равно, все едино».

Предположим, что в первом действии он собирается жениться, — это уже в третий раз, — и сватовство продолжается давно. Он знает, что жениться — надо, — «все женятся», — но не убежден, что ему, женатому, будет лучше жить, чем холостому. Отца у него нет, только мать, она любит сына за мягкость характера, за добрую улыбку, всегда сияющую на его сытом лице. Он — пьет, потому что «все пьют», да и делать, кроме этого, ничего не хочется. Играет в карты, это делается сидя и поэтому не обременяет.

Жениться ему мешает ряд причин: в спальной печь дымит — давно уже! — портного, который должен сшить венчальный сюртук, запой одолел; нет в городе товарища, который должен быть шафером, наконец квартирант во флигеле — пьяница, бьет жену и играет на какой-то отчаянной медной трубе. Прогнать его нельзя: и человек хороший и денег за квартиру полгода не платил, а оставить — опасно: невеста из хорошего дома, музыкант ее может испугать; он иногда даже в полночь дудит. Нужно ходить к нему отнимать трубу и даже бить его трубою по голове. Вообще бесчисленное количество всякого дела, забот, хлопот, разговоров!

В конце первого акта обнаруживается, что невесту просватали за другого. Жених обижен и кричит:

— Ну, и чорт с ней! А я все-таки женюсь… на зло всем, возьму и женюсь!

В первом акте: мать, старушка, влюбленная и любующаяся сыном. Разговор с нею:

— Я, мамаша, молодой, мне торопиться некуда.

— Не торопись, Коленька, только одни жулики торопятся.

Музыкант — человек, которому в трезвом виде жизнь кажется бессмысленной и страшной и который поэтому всегда пьян. Пришел и просит:

— Позвольте трубу…

— А ты опять в полночь задудишь?

— Позвольте трубу. Это мое орудие производства. Даже следователь не может отнять ее у меня.

— Дал бы ты, Черман, покой жизни!

— Я ее не трогаю. Это она меня.

Подмастерье портного — человек, который на все смотрит как бы сквозь сон и уже устал на всю жизнь.

Разжалованный инженер — строить ему запрещено, потому что все его здания рассыпаются и давят людей. Приехал с сестрою уговаривать Николая строить спичечную фабрику. Человек вида безнадежного, спекулирует на глупости ближних, да, и то неуверенно. С ним сестра, вдова, дама веселая, разбитная.

Сосед, мещанин, занимается внешней политикой и всем угрожает нашествием китайцев.

— Обратите внимание на Китай. Особенно усердно прошу — на китайца обратите внимание!

Во втором действии Николай или Яков женат на сестре инженера. Она любит жить весело, в доме «нетолченая труба»: тут капельмейстер оркестра с вывихнутой правой рукою, человек, который говорит по нотам о своем знании музыки и великом таланте; трубач; скупщик кошачьих шкурок, всегда ругающий мужиков.

— Разве это народ? Одно мечтание и пьянство… Ему говоришь: милый, а он тебя норовит вилой… Это же полоумный народ!

Тут же мещанин с китайцем и какой-то запрещенный дьякон, изобретатель «духового» ружья.

— Оно у меня вроде колеса: колесо и дуло! Ежели вертеть — так оно катает куда угодно…

Хозяин в доме — инженер, но он плохо верит в это и все производит опыты, чтобы понять, насколько прочна его позиция. То выгонит трубача, то вдруг разломает печку, чтобы узнать — отчего она дымит?

Хозяин очень удивлен своей женитьбой, влюблен в жену, боится ее и чувствует, что женился — неудобно.

— Вот, мамаша, торопили вы меня…

— Да я не торопила…

— Ну… разговаривали…

К шуму и суете он не привык, но подчиняется веселью. Старается «обдумать» происходящее, но все опаздывает.

— В конце концов — все равно, мамаша, проживем как-нибудь…

— Народу навалилось много на тебя…

— Все хотят есть, главное…

В нем живет черта большой душевной мягкости; […] расплывчатость, ротозейство тоже свойственны ему. Жена вводит в дом каких-то веселых дам, — одна из них, бывшая монашка, очень славная, все собирается идти странствовать.

— Вот буду постарше и — пойду. Живешь, пока идешь.

Инженер неравнодушен к ней, но как человек, битый жизнью, — робок.

В третьем действии явился товарищ Николая, купец, деловой, находящий удовольствие в работе, в строительстве. Он разъясняет Николаю, что инженер зорит и грабит его. Николай увлечен веселой монашенкой и плохо понимает его.

— Все равно… ну его… Я не жадный… я человек мягкий… и люблю, чтоб жить дружно… без шуму…

Жена Николая слышит эту речь и принимает свои меры: кружит голову товарищу. Сначала- тот не поддается.

— Я, сударыня, все насквозь вижу…

— Насквозь?

— Совершенно!

— Никола! Все равно?

— Все равно. А что?

— Как-нибудь проживем?

— Ну, конечно…

— Вам это нравится?

Товарищ говорит ей:

— А ведь с вами пропадешь!

— Со мной?

— Вообще. Со всеми тут…

— Что значит — «пропадешь»? Человек живет однажды, и — надо жить просто… Верно, Никола?

— Что?

— Надо жить просто?

— Конечно… Ты погоди — вон тут она рассказывает такое, что… как сказка.

У монашки с инженером — роман; она вступила в связь только потому, что надобно скорее пройти сквозь это и — кончить, освободиться.

В доме — пожар, все суетятся, но пожар ничтожный и быстро погашен. Жена Николая ведет себя во время суеты насмешливо, спокойно, это нравится его товарищу.

— А вы — храбрая однако…

И — отсюда завязывается веселый, никого ни к чему не обязывающий роман. Инженер строит фабрику, он имеет вид человека, который давно не пил водки, дорвался и опьянел. Криклив, смешон и глуп, что даже сам порою чувствует, и когда чувствует это, то — конфузится, сердится на себя. В доме идет непрерывная чепуха, все мечутся, точно неприкаянные; весело, шумно, и сквозь шум то и дело доносятся слова бывшей монашки, которая зовет куда-то «на богомолье». В жизни каждого нет своего стержня, все вертятся друг вокруг друга, каждый чего-то ждет от другого, и никто ничего не может дать людям. Все совершается быстро и непрочно, ненадолго, как бы ради самообмана.

Назревает утомление весельем и развал жизни, которая всеми владеет, всех кружит и никому не мила. Не мила!

В четвертом действии мать говорит сыну о том, что его жена изменяет ему с товарищем.

— Гляди, как они по саду гуляют. Разве так чужой мужчина с чужой женщиной ходят?

Николай — смотрит, сначала обижается:

— Эх, пакостница… И он… такой делец… солидный будто…

— Это все она вертит…

— Нельзя понять, мамаша, кто нами вертит…

Николай ищет монашенку и находит около инженера в позе, которая смущает его, опрокидывает и оскорбляет.

— Что вы за люди? — кричит он.

— Все — как вы, такие же, — поясняет монашенка. — Совсем — такие: нам тоже некуда себя девать…

Она объясняет Николаю на его вопрос — «кто нами вертит?» — что все люди сами вертятся, оттого что ничего не любят, ничем к жизни не привязаны и легки.

— А вы-то сами к чему привязаны?

— Я землю люблю. Я, если б была мужчиной, всю бы землю кругом обошла, везде бы до нее дотронулась, везде бы ее обласкала…

У инженера сгорела его постройка, за которой наблюдал трубач. Он — убит, кается пред сестрой и Николаем; трубач, пьяный, кричит:

— Я во всем виноват! Вот и улика — у меня картуз сгорел. Я! Судите!

Мать плачет.

— Разорились мы, Николушка, нищие мы…

— Вы всегда были нищие, — говорит ей невестка, — раньше — с деньгами, теперь — без денег…

Ее любовник, уже опьяненный этой бессмысленной жизнью и выпивший, как и она, тоже посмеивается над товарищем:

_ Бездельник ты, Никола! И хорошо, что теперь нужда прижмет тебя.

Николай испуган, растерян, обижен монашкой, ему стыдно перед матерью, жалко ее, он визжит и плачет. Все потерялись пред несчастьем, все — бессильны и смешны, и все тотчас же начинают строить планы какой-то новой жизни, мечтать о чем-то, явно невозможном.

Николай — молчит, тычется из угла в угол, думая о чем-то, отвечает невпопад и вдруг — в углу говорит матери:

— Уйдемте, мамаша, на богомолье! Все равно — тут жить нельзя уж…

— Разграбят все без нас…

— Ах, что там! Все едино… Это — может — и лучше даже…

Он торопит мать, внушая ей страх, что он сошел с ума, она подчиняется его желанию и тайно собирает его в путь. В доме уже все примирились, все веселы, мечтают о завтрашнем веселье, а монашенка рассказывает инженеру о том, как хороша дорога из Рязани в Курск.

Незаметно Николай с матерью уходят; последние их слова:

— Эх, часы забыл я взять…

— Зачем, Николя? Можно и по солнышку.

— Ну, будем жить по солнышку… все едино!

Здесь многое подсказано и даны слова, но — на это не нужно обращать внимания, это не должно Вас обязывать к чему-либо. И сама тема и характеры могут быть изменены неузнаваемо, в процессе развития их актерами. Все это я даю как площадь, на которой коллективными усилиями может быть построено любое здание.

Важно одно — оживить, привести в движение нетронутый слой тех личных впечатлений бытия, который лежит в душе каждого и обычно изгнивает бесплодно или формируется чужими словами в чужие формы, подсказанные книжкой, красноречием товарища, влиянием любимой женщины.

М. Горький

912/Х. 12.

Мне очень жаль, Константин Сергеевич, что я лишен возможности развить все сказанное выше подробно и ясно, — я страшно занят другими делами, и нет времени у меня для более толкового изложения дела.

Очень жаль также, что первые опыты пройдут без личного моего участия; мне кажется, что живой речью, примерами можно бы сразу дать понять и почувствовать людям, в чем именно дело, с чего следует начинать.

Как хорошо было бы, если бы на будущее лето Вы приехали сюда и привезли с десяток молодежи, мы бы тут за два месяца попробовали и бытовую комедию, и драму, и мелодраму нового типа.

Я всей душой желаю Вам успеха и радостей художника — самых чистых и великих радостей мира, — как Вы знаете это.

Если что-либо покажется очень неясным — пусть Н. А. Румянцев напишет мне, а я тотчас же отвечу.

Как хотелось бы, чтобы молодежь отнеслась к этой идее серьезно, — в Вашем отношении я, конечно, не сомневаюсь и уверен, что Вы почувствуете в моем предложении его смысл, его возможное значение.

Всей душою желаю Вам всего хорошего. И — уверенно — за дело! Лишь бы люди хорошо захотели — тогда все будет хорошо!

А. Пешков

(обратно)

626 И. И. БРОДСКОМУ

Конец сентября [начало октября] 1912, Капри.

Милый мой Исаак Израилевич!

Сколько раз на протяжении лета я сожалел о том, что Вас нет на Капри, и как порою это было грустно! Лето было интересное и, мне думается, плодотворное: К. И. Горбатов написал чудесные полотна, мне они страшно нравятся. Превосходную вещь дал Бобровский, и чудеснейшие рисунки сделаны им. Много и хорошо работал Вадим Фалилеев, большие успехи сделала его жена. Вообще—я много испытал глубоких радостей, глядя на работы этих людей, и очень полюбил их самих: хороший народ! Так верится, что они внесут в жизнь хмурой России много солнца, света, много высокой красоты искусства. Славные люди! И, кажется, они хорошо сжились тут друг с другом, крепко подружились, — хочется, чтоб эта дружба окрепла навсегда у них, чтоб они составили на родине крепкое, светлое ядро людей, влюбленных в свое дело и способных заставить каждого полюбить живопись, понять ее великое культурное значение для России.

Все часто вспоминали про Вас, и все говорили об Исааке Бродском с искренней любовью к нему, — это меня всегда трогало за сердце, и я еще больше сожалел о том, что Вас нет здесь.

Теперь все уже разъехались, остался один Чепцов с большой картиной, которую скоро кончит. Это тоже очень милый человечина.

Фалилеев написал превосходнейшие карикатуры на меня, Алексеича и Сашу Черного, — как жаль, что к этому роду искусства у нас относятся несерьезно! Кстати: милостивый государь! Вы просили прислать Вам карикатуры, обещая возвратить их мне. Не забудьте! Особенно мою красную, которой необходимо починить бок.

А Сергей Марков Прохоров лето прожил в Алтайских горах, на Уймоне, привез оттуда в Томск 16 этюдов, и старейший сибировед, знаменитый этнограф Потанин, написал по поводу прохоровской живописи большущую статью в «Сибирской жизни». Знай наших!

О Павлове не имею никаких вестей.

Почему-то я уверен, что Вы, сударь мой, весною поедете на Капри и будете жить на острове все лето до глубокой осени. Надобно Вам отдохнуть от севера. Это говорилось всеми товарищами, а Горбатовым особенно часто. Он очень любит и ценит Вас, и вообще он — очень хороший человек, интересный художник, способный, как я думаю, дать большие вещи.

Ну, дорогой мой, будьте здоровы!

Любови Марковне — поклон и привет.

Крепко жму руку. Отвечайте.

А. Пешков

(обратно)

627 Н. ИВАНОВУ

Октябрь, до 6 [19], 1912, Капри.

Г[осподину] Ник. Иванову.

Я получил Ваши две вещицы, прочитал их и отправил Евгению Александровичу Ляцкому, на его суд.

Вы позволите говорить откровенно?

Мне оба очерка Ваши показались неудачными: первый слишком напоминает Горбунова, а во втором, хотя и есть нечто оригинальное, но он только рассказан, а не написан. Вам нужно дать себе свободу — может быть, эти октябристы, губернаторы и вообще обычные фигуры сего дня уже надоели и опротивели Вам, а у Вас есть что-то другое, более свое, более глубоко и живо волнующее Вас?

Коснитесь этих тем и тогда, я уверен, Вы легко найдете свои для них формы, свой язык. Говорю это вполне убежденно: я очень внимательно читаю Ваши вещи и знаю, что Вы способны писать лучше, глубже, острей, чем пишете.

Не торопитесь, подумайте, Вам и необходимо и пора уже попробовать себя на темах более серьезных и более свободно.

Желаю Вам успеха и веры в него.

Р. S. Житель, которого с кашей сожрали, — это очень хорошая тема.

А вот не улыбнется ли Вам положение инородцев на Руси? Состряпать бы эдакую дружескую беседу еврея, татарина, финна, армянина и т. д. Сидят где-нибудь, куда заботливо посажены, и состязаются друг с другом, исчисляя, кто сколько обид понес на своем веку. А русский слушает и молчит. Долго молчал, все выслушал, молвил некое слово — да завязнет оно в памяти на все годы, пока длится эта наша безурядица и бестолочь.

Я не подсказываю Вам, разумеется, а просто обращаю Ваше внимание на то, что, может быть, вдохновит Вас.

(обратно)

628 П. Ю. ТОДОРОВУ

10 [23] октября 1912, Капри.

Уважаемый Тодоров,

ввиду событий, развернувшихся на Балканах, было бы очень полезно поместить статью Кристева в русской прессе возможно скорее, — она может повысить внимание русского общества к судьбе Болгарии.

Исходя из этого соображения, я дал рукопись Кристева напечатать на машине, а теперь посылаю автору, дабы он прокорректировал ее, — таким образом мы сэкономим время: работа написана столь небрежно и по внешности и по языку, что одной корректуры было бы недостаточно.

Я позволил себе устранить замеченные мною неудобные слова; как, например: «кульминирующий», «пластика в ситуациях», «револьтировались», «ревеляция», «визионерный стиль», «актизивный», «эвокация», «модерный», «фасцинировал» и т. д., — надеюсь, что автор не будет обижен этим.

Весьма прошу его обратить внимание на неясности, встреченные мною на стр. 21-й, 25-й, а также 36-й, где Кристев говорит: «к сожалению, у Влайкова все более брала верх его склонность к просветительной деятельности» — это сожаление непонятно для русского читателя и может показаться ему неуместным.

Не следует ли — в начале статьи — кратко упомянуть о том, что борьба против греков за свободу церкви и школы не однажды принимала бурный характер: волговатское — 1836 г., браиловское — 46 г. и виддинское — 50 г. восстания.

Нельзя ли перевести на русский язык хотя одно стихотворение Ботева и вставить в статью? Кажется, именно у него есть превосходное обращение к матери — я смутно помню, но смысл, приблизительно, таков:

Все цитаты и титулы книг следовало бы перевести на русский язык.

На странице 16-й о Страшимирове сказано: «он в достаточном отдалении от этой жизни — свободно созерцает и воспроизводит ее», а на стр. 17 — «Страшимиров сам вращается среди изображаемых им событий, что, несомненно, суживает кругозор писателя».

Это не только противоречиво, но и очень спорно: едва ли можно доказать, что активное участие в жизни народа суживает кругозор писателя. Вся первая статья Кристева утверждает как раз противоположное: «Важный душевный» переворот Константинова стал возможен лишь после того, как писатель «вышел из общественного безразличия».

На стр. 24 писатели «видели цель своей жизни не в литературе, а в общественной деятельности» — можно ли так резко отъединить литературную деятельность [от общественной?] Ведь деятельность поэта тоже протекает в недрах общества, его запросами вызвана, ему служит.

И разве только «художественная отделка» дает «созданию искусства право на существование»? С этой точки зрения автор лишает права на существование «Войну и мир», «Хроники» Шекспира, романы Достоевского и целый ряд величайших произведений искусства, по форме очень несовершенных.

По словам самого же автора, многие из литературных произведений болгарских писателей, «несовершенные по форме», не только существуют, но и определенно влияют на молодое общество Болгарии. Стремление литературы оторваться от жизни и действительности привело — как это, вероятно, знает проф[ессор] Кристев — русских модернистов к полному банкротству, заставив их ныне проповедовать «возвращение к жизни».

На 53-й стр. необходимо смягчить выражение «демагоги, пролетарии по духу и крови, проходимцы нашей политики», — статья посвящена характеристике литературных идей, а в этих резких мнениях слишком ре§ко звучит голос человека определенной политической партии.

На стр. 4-й сказано, что «русские поэты и критики 60-х годов влияли благотворно не только на нашу литературу» и т. д., а в конце статьи это влияние является одной из причин, задерживающих духовный рост Болгарии, — эту шероховатость необходимо сгладить.

Я очень извиняюсь перед профессором Кристевым за все эти замечания и прошу его верить, что они вызваны моим искренним желанием хорошего успеха его работе, как нельзя более своевременной и нужной русскому обществу.

Мне очень хотелось бы поместить первую статью в октябрьской книге журнала «Современник», и я прошу возвратить мне исправленную рукопись возможно скорее.

Вторая статья — в ноябре, а в декабре или январе — Ваша пьеса «Строители».

Было бы прекрасно, если бы Вы — как мы об этом условились — от времени до времени давали для русской печати перевод Ваших произведений, а также и произведений других авторов. Хорошо бы, например, перевести «Денщика» и некоторые вещи Славейкова.

Понимаю, что теперь, в роковые дни героических битв, все умы и сердца Болгарии охвачены иным пламенем, живут другими желаниями, но не будем забывать, что борьба и вражда людей друг с другом — не на века даны, а искусство — вечно, и все, совершаемое сегодня, — завтра будет темой для поэта.

М. Горький.

8—23 октября 1912 г.

Капри.

(обратно)

629 СУНЬ ЯТ-СЕНУ

12 [25] октября 1912, Капри.

Уважаемый Сунь Ят-сен!

Я, русский, борюсь за торжество тех же идей, что и Вы; где бы эти идеи ни победили, — я, как и Вы, счастлив их победой. Поздравляю Вас с прекрасным успехом Вашей работы, за которой все честные люди мира следят со вниманием, радостью и удивлением пред Вами, Геркулес Китая.

Мы, русские, хотим того же, чего вы уже достигли, мы — братья по духу, товарищи по намерениям, а русское правительство и его рабы ставят русский народ в позицию, враждебную народу Китая.

Должны ли мы, социалисты, люди искренно верующие, что весь мир может и будет жить братской, мирной жизнью, — должны ли мы допускать, чтобы жадные и глупые люди способствовали развитию расовой вражды, которая может встать на пути социализма мрачной и крепкой стеною?

Напротив, мы употребим все усилия для того, чтобы разбить злые намерения наших врагов, врагов всего лучшего в мире, — врагов, которые готовы погасить солнце, чтобы успешнее делать свое темное, корыстное дело — сеять в мире вражду, угнетать людей.

Нам, социалистам, необходимо как можно чаще говорить о том, что в мире существует вражда правительств и не должно быть вражды народов, вызываемой жадностью командующих классов.

Я обращаюсь к Вам, уважаемый Сунь Ят-сен, с просьбой написать статью на тему о том, как относится китайский народ к завоевательным стремлениям европейского капитала вообще и, в частности, — как относится он к действиям русских капиталистов, русской администрации? Каковы эти действия и какой отпор они встречают со стороны Вашего народа?

Если время не позволит написать эту статью Вам лично, поручите сделать это кому-либо из Ваших друзей, а сами проредактируйте эту работу. Напишите ее на одном из европейских языков и пошлите по моему адресу.

Очень прошу Вас об этом, ибо необходимо, чтоб русские знакомились с возрождением Китая по рассказам честных китайцев, а не европейских журналистов, служащих интересам капитала.

Я знаю Вашу статью в «Le mouvement Socialiste», читал Ваши записки, глубоко уважаю Вас и уверен, что Вы охотно откликнетесь на мой призыв.

М. Горький

(обратно)

630 Ф. И. КАЛИНИНУ (АРКАДИЮ)

Между 7 и 15 [20 и 28] октября 1912, Капри.

Дорогой товарищ Аркадий!

Статью Вашу читал и, вспомнив наш разговор, понял сразу, что это Ваша статья.

Ничего, не дурно, но — могло быть лучше, если бы под рукою у Вас было больше материала. Кроме Арцыбашева, Горького, рабочих пытались изображать еще многие. Ну, да оставим это, я думаю, что Вы, со временем, вернетесь к этой теме, расширите ее и сделаете хорошую работу.

Мне приятно сказать Вам, что, судя по этой статье, — Вы можете писать, и Вам, пожалуй, надобно обратить серьезное внимание на себя в этом отношении.

Необходимо, чтобы в русской литературе все чаще и чаще звучал голос самого рабочего, — Вы, конечно, понимаете эту необходимость.

Я просил бы Вас: когда Вы напишете «Записки рабочего», — послать рукопись мне, дабы я мог ознакомиться с нею — может быть, я окажусь в чем-либо полезен для Вас. От души поздравляю с дебютом и крепко жму Вашу руку, товарищ.

А двойные кандидатуры — позорище для всех нас. Увы, это так.

Когда, наконец, у нас явятся политиками сами рабочие!

Работайте, товарищ, нам не столяры нужны, а организаторы ума и воли пролетариата.

Подумайте, не можете ли Вы бросить физический труд и посвятить себя тому, что Вами ныне начато?

(обратно)

631 Д. Н. МАМИНУ-СИБИРЯКУ

18 [31] октября 1912, Капри.

Уважаемый Дмитрий Наркисович!

В день сорокалетия великого труда Вашего, люди, которым Ваши книги помогли понять и полюбить русский народ, русский язык, — почтительно и благодарно кланяются. Вам, писателю воистину русскому.

Когда писатель глубоко чувствует свою кровную связь с народом — это дает красоту и силу ему.

Вы всю жизнь чувствовали творческую связь эту и прекрасно показали Вашими книгами, открыв нам целую область русской жизни, до Вас не знакомую нам.

Земле родной есть за что благодарить Вас, друг и учитель наш.

31—18 окт. 1912 г.,

Капри.

(обратно)

632 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

20 октября [2 ноября] 1912, Капри.

Дорогой Михаил Михайлович!

Рассказ во Львов на-днях пошлю, он уже готов, да все нет времени отделать окончательно.

Точно Адрианополь болгарами, окружен я разными делами, и они все растут, а я умаляюсь под натиском их. Затеяли мы организацию библиотеки и музея по истории борьбы за освобождение в России — давно пора было начать это дело, и вот теперь оно начато.

А затем — журналы. Российский житель почувствовал «подъем духа» и желает «направлять задачи к их естественному разрешению», как пишет мне один мудрый затейник. Все и везде хотят издавать журналы: в обеих столицах, в провинции, на окраинах, и все жалуются, что денег для журналов нет у них. Так что «дела» — куча! Всем надо писать письма, доказывая, что без денег и капусты не заквасишь

Мне очень жаль, что Вас не было здесь летом, — очень! Хотя само лето было неважное — люди хороши приезжали. А теперь установилась славная погода: как-то особенно ясно, тихо и ласково. День — идет дождь, дует ветер; три, четыре дня совершенно летние, даже странно!

Очень слежу за балканскими событиями, ожидая от разрешения их добра всем славянам. И вместе с этим тревожно как-то за Русь, — все более тревожно. Наряду с признаками несомненного оживления идет в ней какой-то болезненный процесс распада, чувствуется неизлечимая усталость. Работаю. Написал пять маленьких рассказов из прошлого — Вы знаете сюжеты почти всех их.

В Москве печатается книжка «Сказок», когда выйдет — пришлю, Вам они нравились. Скоро выйдет повесть Алексеича, — как-то ее встретит читатель?

А в общем — живу я, как всегда, да и не живу, а или сижу за столом, или стою у конторки. Когда-нибудь до того устану, что упаду на пол и пролежу месяца два неподвижно.

Статью для «Укр[аинской] жизни» я написал плохо, и это мне стыдно. Но как меня ругают за нее патриоты великорусские! Завидую им — имеют много свободного времени, могут писать длинно и подробно.

Будьте здоровы, дорогой Михаил Михайлович! Поклонитесь семье Вашей.

А. Пешков

2/ХI

912.

(обратно)

633 В. И. АНУЧИНУ

22 октября [4 ноября] 1912, Капри.

Дорогой Василий Иванович!

Около десяти лет тянется наша с Вами переписка, и все-таки у Вас находится чем ушибить меня. Ну и Сибирь! Ну и сибиряки! Ведь я совершенно искренне пошутил, говоря о Мильтоне, имеющем отношение к Сибири, а оказывается, как говорят, в точку попал. Всему культурному миру известно, что Мильтон больше всего райскими делами занят, а на деле оказалось, что он специалист по сибирским вопросам!! А относительно сибирской интервенции совсем сногсшибательно, — почему в истории Сибири ничего об этом не говорится? Вон когда еще английская рука к нашему пирогу тянулась! И как необходимо знать прошлое, чтоб понимать настоящее! Молодцы сибиряки! А толстый журнал нам абсолютно необходим — сборником не обойтись.

Очень важен и второй вопрос, может быть, важнее первого. Новая социалистическая этика должна быть — это я давно чувствую. Из этой этики родится эстетика — само собою понятно. Раз мы ясно представляем сущность социализма, то должны у нас наметиться и основные контуры социалистической этики — тоже как будто верно, а все-таки социал-этики у нас нет. В чем дело?

С величайшим нетерпением буду ждать Вашего «опыта» разрешения великого вопроса, только не откладывайте в слишком долгий ящик и скоренько пришлите мне, если даже и не совсем удачно получится.

Относительно социалистического искусства — литературы в частности — я напишу Вам особо. Мысль о том, что это будет и не реализм, и не романтизм, а какой-то синтез из обоих, — мне кажется приемлемой. Да, возможно, что так и будет.

Скоро ли получу материалы для сборника? Послали ли статью в «Современник»?

Был рад узнать, что Шишков пишет большую вещь. Давно пора.

Всем привет и рукопожатие.

А. Пешков

4 ноября 1912 г.

(обратно)

634 М. С. САЯПИНУ

Между 6 и 28 октября [19 октября и 10 ноября], Капри.

Уважаемый Михаил Спиридонович!

Ваша рукопись чрезвычайно интересна с фактической стороны, но как повесть — как беллетристика — работа совершенно не удалась Вам.

Вы бросили на бумагу ценный Ваш материал крайне небрежно — получился хаос, разобраться в котором возможно лишь при очень сильном напряжении внимания.

Как на пример неправильного расположения материала, укажу на то, что первая глава стоит у Вас на месте третьей, — согласитесь, что повесть была бы построена более рационально и планомерно — начни Вы ее изложением истории «общих». Шестая глава снова отводит глубоко назад, и всюду Вы допускаете нарушение плана, разрушая этим интерес читателя, вызывая у него досаду.

Беллетристика едва ли вправе требовать столь напряженного внимания, как требует этого Ваша «хроника».

Мне кажется, что всю обедню портит Вам Алтаев, лицо совершенно лишнее в хронике и совершенно неудавшееся Вам. Все эти его гримасы, скрипение зубами, неожиданные приливы злобы — совершенно не объясняют его сущности, его «я». Более или менее ясно, откуда он идет, но — куда? И — чего ищет? Его формула двойной мистики — сырой и сухой — невразумительна. Чем привлек он Елену — нельзя понять.

И Елена тоже очень слабо очерчена Вами: ее тяготение к хлыстам — не объяснено, ее психическое состояние во время «верчения» и после — Вы не изобразили. Смерть — явилась неожиданностью. Жена Матвея — туманность; чем привлек ее Матвей, о котором Алтаев говорит: «актер». Но я не стану перечислять все недостатки повести, повторю лишь, что — как таковая — она мне кажется неудавшейся. Кроме этого — у Вас много погрешностей в языке, очень небрежном и, местами, бессильном, слишком сухом, вялом.

Если позволите советовать Вам — я советовал бы следующее: разбейте повесть на ряд отдельных очерков. Это Вам легко будет сделать, а материал значительно выиграет, ибо, если его сжать, он сверкнет ярче, убедительнее и станет читателю более понятен.

Для первого очерка была бы вполне пригодна вторая глава — «Общие» в прошлом» — возникновение секты, рост и изменение ее учений.

Второй очерк — «Общие» в настоящем» — обрядовая, бытовая и экономическая стороны, как они сложились в наши дни.

Третий — «Отношение «общих» к другим сектам».

Четвертый — «Положение личности в секте «общих», — вот тут можно рассказать историю Матвея, Михайлова, Алтаева, Анания, вообще — дать характер старых и новых людей в секте.

Пятый — «Женщина у «общих», — здесь Вы могли бы рассказать историю Марьи Денисовны, Марфуши как воспитанных сектою, историю жены Матвея и Елены как чужих.

И, наконец, — в шестом очерке Вам следовало бы рассказать о том, как относятся сектанты к миру — к таким, например, реальным его усилиям изменить формы жизни, каковыми являются социализм, революционная борьба, культурная работа и т. д. Как отзываются сектанты на вторжение в их жизнь науки под видом техники — автомобиль, машина — и «курьезов», каковыми являются граммофон, синематограф и т. д.

Расположив весь материал, изложенный Вами в хронике, Вы тем самым и себе облегчите труд, да и самый материал сильно выиграет, будучи освобожден от излишнего — путающих похождений и настроений Алтаева — фигуры неинтересной и тусклой.

Если Вам улыбается это предложение — переработайте вторую главу сообразно с новым планом и пошлите очерк на имя Евгения Александровича Ляцкого, по адресу: СПб., Каменноостровский, № 65, кв. 31.

Тогда с января месяца Ваши очерки будут печататься в журнале «Современник», который реформируется и редактором которого является Ляцкий.

О согласии или несогласии Вашем уведомьте меня письмом.

Очень хотелось бы, чтобы Вы отнеслись к «общим» не как беллетрист, а как бытописатель-историк и, поскольку это доступно Вам, как социальный психолог.

Пишите проще, объективнее и — позвольте сказать — этим Вы достигнете той мягкости, отсутствие которой очень заметно в Вашей работе.

Русские люди — люди мучительно тяжелой истории, и судить их надобно, не забывая пережитого ими в веках.

(обратно)

635 Ф. В. ГЛАДКОВУ

После 3 [16] ноября 1912, Капри.

…Вот в чем дело: в рукописи есть хорошо написанные страницы, чувствуется «искра божия», и, м. б., я не понял какого-то, видимо, недоступного мне, смысла. Поэтому я советовал бы Вам: сократив длинноты, исправив небрежности языка и вообще хорошенько прочитав работу Вашу, послать ее в редакцию журнала «Заветы». А я бы попросил Вас: напишите небольшой рассказ на какую-нибудь самую простенькую тему, без мудрствований лукавых, без «надрыва» и прочих приправ, порядком уже надоевших читателю. Жду рукопись. На заметки на полях не сердитесь. Столько читаешь, что — устаешь и немножко сердишься порою.

(обратно)

636 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Между 10 октября и 7 ноября [23 октября и 20 ноября] 1912, Капри.

Виктор Сергеевич,

письмо Туркина я переслал Пятницкому, он и возвратит Вам это письмо.

Вы просите у меня рассказ, — Вы, очевидно, забыли, что я известил Вас о том, что сотрудничать в «Заветах» не стану.

Чернов тоже спрашивал меня — в Аляссио — когда я пришлю рукопись, — значит, Вы не сообщали ему о моем отказе? Это напрасно.

Желаю всего хорошего.

А. Пешков

Дня два тому назад выслал Вам рукопись Тренева, — получили?

Посылаю рукопись Шейх-Гассана, это бывший сотрудник «Нашей жизни», издатель журнала «Друг народа», человек, много работавший в русской журналистике. Может быть, он Вам будет полезен как корреспондент из Турции, из Персии.

(обратно)

637 Е. А. ЛЯЦКОМУ

25 ноября [8 декабря] 1912, Капри.

Дорогой Евгений Александрович!

Посылаю повесть Тимофеева «Сухие сучки». Мне кажется, что ее следует напечатать, — написана она — недурно и должна вызвать в «уездной России» сочувственный отзвук. Надо, чтоб телеграфисты, дьякона, доктора знали, что они не забыты, о них думают, пишут, и не одиноки они на обширной русской земле.

«Задача — служебная» — да, но — журнал не должен уклоняться от выполнения этой задачи. А впрочем, я предоставляю решение печатать — не печатать усмотрению редакции.

Читаю письма Ваши не без уныния, как говорил уже. Так известны мне эти многословные «переговоры» о модусах, о конституциях, которые, будучи установлены, — через месяц превращаются чудесно в аристократии и деспотии. Скажу по совести — жалко мне Вашего времени, хотя я и верю, что Вы затрачиваете его с несомненной пользой: журнал мы наладим и затем — отойдем от него к новым делам и задачам.

Гг. меньшевики и меня одолевают. Это племя «дипломатическое» и безмерно скучное.

Если они захватят журнал целиком в свои руки, И его будет температурой трупа. Но — этого не случится, я уверен.

Вы очень обрадовали меня обещанием приехать в январе, это хорошо!

На-днях, отвечая Л. Андрееву на его письмо, я предложил ему поделиться сокровищами своими с нашим музеем и указал Ваш адрес. Так что, если б Вы получили от него некий взнос, — не удивляйтесь.

Я думаю, что о таких книгах, какова «Красная» Беликовича, «Поздно» Драгейм и т. п., — не следует давать рецензии: да погибают без шума! Изумительно пошл этот Беликович; имена его фигур: Иануарий Иувенальевич Вевея, Фива, Фавета — мужское имя, кажется? Сюжеты рассказов: человек пьет кровь живых гусе?! и даже детей! Автор колотит его по затылку и этим излечивает от болезни. Другой герой — «фетишист», тоже психиатрия и — все безграмотно.

Меня немного пугает обилие бездарных книг, и я, м. б., слишком внимательно относясь к ним, переоцениваю это явление. Тут есть одна черта: все бездарное всегда злобно, у нас, на Руси, — особенно злобно!

Узнайте мне адрес Ценского, я попрошу его дать рассказ для «Совр[еменника]», а, м. б., Вы сами сделаете это? И — хорошо бы привлечь к журналу В. Арефина, он теперь секретарем у Тихонова в «Кругозоре», но, очевидно, не очень занят, ибо пишет в скучнейшей газете «День».

На-днях вышлю рецензии о Будищеве, Вагнере, поэтах, вышлю хронику. Мне кажется, — более того — я считаю необходимым, — чтоб этот отдел составлялся на месте в России, чтоб заметки были менее громоздки и — я согласен с Вами: необходимо помещать их параллельно данным текущей культурной жизни России.

Таким образом: не «Заграничная», а «Хроника культурной жизни».

Ни Муравьев, ни Потресов до сегодня не написали мне ни слова о ходе переговоров; я не претендую на них за это, но все же — надо бы! В интересах дела, а не личности.

Дописываю повесть. Денежные дела мои очень плохи, и я думаю продать какие-нибудь книги.

Погода здесь стоит — удивительная!

Приехал Бунин. Просить у него стихов? Есть прекрасные! Он, вероятно, проживет здесь всю зиму, будет работать. Хорошо бы взять у него рассказ в «Совр[еменник]», но — это дорогой автор!

Крепко жму руку и очень жду Вас!

А. Пеш[ков]

«Огни» издали стихи Садовского? Пришлите! Чудесная вещь «Книга о св. Франциске»!

8/12-12.

(обратно)

638 П. X. МАКСИМОВУ

26 ноября [9 декабря] 1912, Капри.

Нарочитая наивность рассказа отнюдь не послужила к его украшению.

Андрей Белый — литератор Бугаев, а не мужик.

Через канаву с ведрами не прыгают, это выдумано.

Да и все вообще выдумано довольно плохо.

А. Пешков

Писать мне нужно так:

Italia, L’isola Capri, Al. M, Gorky.

(href=#r>обратно)

639 Н. В. КАНДЕЛАКИ

Середина [конец] декабря 1912, Капри.

Уважаемый Николай Васильевич!

Я думаю, что могу быть полезен делу, затеянному Вами. Я считаю его очень важным и как нельзя более своевременным, ибо мы живем в момент, когда духовное «собирание Руси» должно быть немедля начато в противовес злым силам, разрушающим его и грозящим совершенно разрушить. Говоря о «собирании Руси», я, конечно, не подразумеваю под этим необходимость упрочить гегемонию культуры того или иного племени, но имею в виду лишь необходимость тесного союза племен, входящих в состав разнородной нашей «империи», — необходимость союза, основанного на взаимном понимании духа племен, исторической работы, совершенной и совершаемой ими, союза, основанного на уважении к их законным требованиям свободы самоопределения. Силен только союз свободных, как Вы знаете. Я — не публицист, и необходимость борьбы с зоологическим национализмом захватила меня — как, вероятно, и многих — совершенно врасплох.

Мои взгляды по данному вопросу изложены мною — неудачно и недостаточно ясно — в ответе на анкету журнала «Украинская жизнь» и в статье «О современности». Я позволю себе указать Вам на эти статьи, дабы не затруднить Вас чтением слишком длинного письма.

Перехожу к делу: если у Вас уже имеются произведения грузинских авторов в переводах на русский язык, я прошу Вас немедля прислать мне рукописи. Часть их, вероятно, можно будет напечатать в журнале «Современник», который с 1913 года ставит себе целью посильную разработку вопросов племенных и областных. Засим: я просил бы Вас дать для «Современника» очерк по истории грузинской литературы, а также статью на тему: «Современное положение Грузии, ее потребности и нужды». Вы, конечно, понимаете эту тему шире и глубже, чем я. Взять на себя редактуру переводов я стесняюсь, но, если Вы находите нужным, возьму. Мне был бы нужен помощник, знающий достаточно хорошо свой, грузинский, язык и свою литературу. Могу ли я надеяться иметь такового? В этом случае я прошу указать мне все известные книги и статьи на русском языке по истории Грузии и по истории грузинской литературы. Если же какие-либо материалы в этом роде имеются у Вас под рукой, — пришлите, прошу.

Рукописи переводов присылайте немедля заказными бандеролями, а не посылкой, — посылки идут слишком долго. Я хорошо помню дни нашего знакомства, помню и Вас лично. Очень часто и сердечно вспоминаю я о вас, добрые товарищи. Все ли живы, здоровы, все ли целы? Погибшим за великое дело — мой земной, молчаливый поклон, уцелевших обнимаю крепко, и — да здравствуют! Рад заочно пожать знакомые мне крепкие, честные руки и сегодня за обедом выпью за ваше здоровье стакан каприйского вина.

Будьте здоровы, будьте бодры духом.

Ваш М. Горький

Капри, декабрь 1912 г.

(обратно)

640 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

21 декабря 1912 [3 января 1913], Капри.

Дорогой Александр Валентинович!

Спасибо Вам сердечное за письмо и — не обессудьте меня, что не догадался первый поздравить Вас с Новым годом, — не чувствую еще Нового года, хотя и встречал оный. Все это время у меня внутри — будни, да еще уездно-русские будни, и — ноль хороших впечатлений.

Слагается на Руси какая-то очень свежая, бодрая сила — так! — а поддержать ее, организовать — некому, своего же уменья — нет еще, и силишка эта — нервничает, раздражается, тратится зря.

Нужны три рабочие газеты: в Московском районе, на юге, на Урале, — некому поставить. Хочу просить Вас: не дадите ли для с.-д. «Правды» питерской какой-нибудь фельетон небольшой? Газета расходится в 40 т., а веселой литературы — нет у нее.

Был у меня на-днях харьковский бактериолог Недригайлов, довольно широко известный ученый за границею и, должно быть, превосходный человек. Рассказывал действительные анекдоты из современной русской жизни — матушки мои! Нехорошо.

Видный человек в Харькове, он берет своих [детей] из гимназии, — нельзя учиться.

Вообще — чувствую я себя неважно, чему помогает овечий кашель, от коего у меня разламывается череп.

Пишу, конечно, но — пишу не то, что нужно и хотел бы. Материальные дела мои — Содом и Гоморра. «День» денег, разумеется, не прислал, и это он зря делает. Писать им я не буду, — неловко как-то, может сами вспомнят.

Ну, будьте здоровы, будьте бодры духом и приезжайте на остров Капри, где сегодня ночью был потопный дождь изумительной силы! Ей-богу, я думал, что остров разобьет в кашу и мы съедем в море.

Поздравляю всех Ваших с Новым годом, да будет он всем радостен и легок!

А Вам, дорогой, любимый и уважаемый человек — особенно хочется пожелать всего, всего доброго! И — отдыха!

Крепко обнимаю.

А. Пешков

3/I. 913.

Герману Александровичу —

привет и почтительно кланяюсь,

поздравляя!

(обратно)

641 Ф. СОЛОГУБУ

23 декабря 1912 [5 января 1913], Капри.

Г[осподи]ну Федору Тетерникову. Милостивый государь!

Я очень удивлен письмом Вашим: какие основания имеете Вы полагать, что фельетон мой о Смертяшкине «метил» именно в Вас?

Считая меня «искренним человеком», Вы должны верить, что, если б я хотел сказать Вам: «Да, Смертяшкин — это Вы, Ф. Сологуб», — я бы это сказал.

Я отношусь отрицательно к идеям, которые Вы проповедуете, но у меня есть известное чувство почтения к Вам как поэту; я считаю Вашу книгу «Пламенный круг» образцовой по форме и часто рекомендую ее начинающим писать как глубоко поучительную с этой стороны. Уже одно это делает невозможным знак равенства Смертяшкин = Сологуб.

Разницу в моем отношении к Вам и, напр[имер], Арцыбашеву Вы могли бы усмотреть в моей заметке о самоубийствах, — «Запр[осы] жизни», № 27-й.

Прочитав мой фельетон более спокойно, Вы, вероятно, поняли бы, что Смертяшкин — это тот безымянный, но страшный человек, который всё, — в том числе и Ваши идеи, даже Ваши слова, — опрощает, тащит на улицу, пачкает и которому, в сущности, все, кроме сытости, одинаково чуждо.

Вышесказанное, надеюсь, позволяет мне обойти молчанием Ваши, совершенно нелепые, обвинения в том, что я «оклеветал женщину» и питаю какую-то злобу к Вашей супруге.

Добавлю, что статей, посвященных ею Вашим книгам, я не читал и не знал, что таковые написаны.

Совершенно не могу понять, как Вы, человек грамотный и, вероятно, уважающий себя, могли столь странно и неловко истолковать мой фельетон.

Ну, подумайте спокойно, какой смысл могла бы иметь для меня личная выходка против Вас?

Я могу объяснить Ваше письмо только так: вероятно, нашлись «догадливые толкователи» и немножко побрызгали в Вашу сторону грязной слюною.

Если именно это заставило Вас написать столь дикое письмо, — Вам следует опубликовать данный мой ответ Вам.

Мне трудно представить, чтоб Вы сами, изнутри, без толчков извне, отожествили себя со Смертяшкиным.

А. Пешков

5/I,

913.

Capri.

Тон Вашего письма ко мне я считаю не достойным Вас и объясняю его себе только тем, что Вам, должно быть, действительно трудно живется и Вы — порою — беситесь.

(обратно)

642 Е. О. СТАВИЦКОМУ

1910–1912, Капри.

Уважаемый Ерофей Онисимович!

Я прочитал Ваши стихотворения и могу только повторить совет г. Войтоловского: учитесь!

Вы очень плохо знаете русский язык, пишете неправильно, у Вас в стихах много слов с украинскими ударениями, а форма стиха Вам мало известна.

Читайте Пушкина, Лермонтова, — особенно нужно Вам знать стихи Некрасова. А из прозаиков я рекомендую Вам Лескова: великолепный знаток языка, он Вас многому научит. _

Прочитайте его рассказы «Гора», «Аскалонскии злодей», а лучше — если прочтете целиком 29-ю и 30-ю книги Лескова, — приложение к журналу «Нива». Эти книжки можно купить у букиниста за 20 к.

А писать — подождите. Не умея держать в руке топор — дерева не отешешь, а не зная языка — хорошо — красиво, просто и всем понятно — не напишешь.

(обратно)

643 Г. А. ВЯТКИНУ

1912, Капри.

Вы еще не самостоятельны, Вы как будто еще не решаетесь пойти своим собственным путем, на Ваших стихах чувствуется влияние Бальмонта, и порою Вы все внимание устремляете на музыкальность и звучность, но. ведь что такое Бальмонт? Это колокольня высокая и узорчатая, а колокола-то на ней все маленькие… Не пора ли зазвонить в большие? С другой стороны, на Вас заметно влияние мрачной философии Достоевского, и Вы воспеваете страдание как нечто положительное, Вы даже называете его «святым таинством». Против этого я горячо бы протестовал, ибо, по-моему, страдание вредно, оно не углубляет человека, а только унижает его, и это особенно надо помнить нам, русским, чья многовековая история была сплошным страданием — сплошным унижением. Каторга убила в Достоевском его живую душу и привела его к оправданию страдания, к проповеди роковой обреченности человечества на муки, к совету — смириться, покориться, простить; нет, мы слишком много покорялись и прощали, и не слушать, а преодолеть должны мы Достоевского, он — наш национальный враг. Меня радует, что из-под влияния Достоевского Вы уже начинаете освобождаться: целый ряд Ваших стихотворений проникнут совершенно другим чувством: бодрости, любви к жизни, к человеку…

…До сих пор мы только жаловались и стонали, не замечая, как щедра и богата жизнь и какою прекрасной мы можем ее сделать, если только захотим. Надо звать к жизни, надо ясно почувствовать и осознать свою связь с природой, а главное, с великим человеческим коллективом, и тогда мы станем бодрыми, сильными и будем хозяевами жизни, а не рабами ее.

(обратно)

644 К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

1912, Капри.

Дорогой и уважаемый Константин Сергеевич!

Теперь я обращаюсь к Вам с большою просьбой.

Податели сего письма являются представителями группы рабочих, желающих создать в Москве свой, рабочий театр.

Серьезность их намерения и понимание ими задачи своей — всего лучше характеризуются следующими словами их письма ко мне:

«Не нужно говорить Вам, как становится радостно при мысли, что идея рабочего театра может осуществиться и тысячи рабочих найдут отдых в художественных наслаждениях, уходя от кабака и пошлости современных дешевых развлечений. И не одно это, а что-то большее за этим скрывается — стремление масс к искусству».

Я знаю, дорогой Константин Сергеевич, что Вас, хорошего русского человека, не может не обрадовать это стремление масс к искусству и что Вы мечтали пробудить это стремление.

Вот оно — пробудилось, принимает самостоятельные формы; мне думается, что Вы не откажетесь помочь ему осуществиться.

Я уверен, что никто более Вас не может принести этому делу пользы и никто не способен поставить его так твердо, как это можете Вы, и я очень прошу Вас уделить этому прекрасному делу долю Вашего внимания, сердца и ума.

Сердечно желаю Вам доброго здоровья, крепко жму руку.

А. Пешков

(обратно) (обратно)

1913

645 В. И. ЛЕНИНУ

12 [25] января 1913, Капри.

Дорогой Ильич,

на-днях я сообщил выдержку из Вашего письма касательно «впередовцев» Тихонову и Кº, а чтоб Вы знали, в каком именно виде переданы мною Ваши слова, посылаю эту выдержку — в копии — Вам.

Сделать это сообщение меня побудили фельетоны Луначарского в газете «День» и фельетон его в «Киев[ской] мысли» — «Между страхом и надеждой», — рукописания полумистические и оправдывающие Ваше осторожное отношение к одному из членов группы. Т[ихонову] необходимо знать это отношение, как корректору грамматику. Вы ничего не имеете против сего моего поступка?

На-днях собрали несколько сотен рублей на московскую газету, в февр[але] еще найдем немного. Очень вероятно, что один из питерских книгоиздателей возьмется издавать сборники новейшей литературы, листов в 10–15 по 25–35 коп., а мы предложим их «Правде» в качестве приложения — премии при подписке. Подписка — нужна. Сборники увеличат тираж. Материал дадим хороший. Это — в проекте и потому пока помолчим об этом. Помолчать надо потому, что возникнет, вероятно, спор о редакторе сборников: сия должность, хотя и без гонорарна, но — почетна, особенно — для лиц сомнительной репутации в политическом смысле и прегрешивших против демократии.

Из всех планов и предположений российской интеллигенции явствует с полной несомненностью, что социалистическая мысль прослоена разнообразными течениями, в корне враждебными ей: тут и мистика, и метафизика, и оппортунизм, и реформизм, и отрыжки изжитого народничества. Все эти течения тем более враждебны, что крайне неопределенны и, не имея своих кафедр, не могут определиться с достаточной ясностью.

Необходимо, по мере возможности, помочь им выйти на площадь и затем вывести их на свежую воду. «Заветы» — определяются, они на улицу вышли и очень удивляют пестротой своего костюма. За ними, вероятно, определятся трудовики в «Кругозоре», потом — «Север[ные] записки».

Нам пора иметь свой журнал, но мы не имеем для этого достаточного количества хорошо спевшихся людей.

Сообщите, как думаете Вы о И. И. Степанове? И кого — в России — могли бы Вы указать на роль организатора политико-экономического отдела в журнале?

(обратно)

646 П. Н. СУРОЖСКОМУ

14 [27] января 1913, Капри.

Милостивый государь

Павел Николаевич!

Рассказ Ваш хорош; мне кажется, что он написан лучше — проще «Змiя»; конечно, «Соврем[енник]» с удовольствием напечатает его.

Но не позволите ли Вы сказать Вам несколько слов о том, что сделало бы рассказ Ваш лучше по форме и более значительным по содержанию?

У Вас хороший тон, очень задушевный; хороший, простой, без модных вычурностей язык, — это уже много, и этим нужно дорожить, эти свойства — простоту и задушевность — нужно развивать далее. Будучи развиты, они создадут Вам в литературе славное лицо — вдумчиво-ласковое, серьезное лицо, которое читателю всегда приятно будет встретить и от которого он будет выслушивать рассказы о жизни с полным дружеским доверием.

Однако эти качества Вы можете испортить многословием, склонность к этому тоже есть у Вас. Быть может, это потому, что Вам все кажется, будто Вы говорите читателю недостаточно понятно, — эта неуверенность должна быть убита. Говорите кратко, просто, как Чехов или Бунин в его последних вещах, и Вы добьетесь желаемого впечатления. История Саши — проста, как «Простое сердце» Флобера, — необходимо написать ее очень просто, очень кратко. И я весьма рекомендую Вам: последите за собою в этом отношении, дарованию Вашему — в наличности его не сомневаюсь нимало — это будет чрезвычайно полезно. Сказанное относится к форме, к технике; позволю себе коснуться существа рассказа.

«У жизни хищные зубы и звериный лик» — кроткий, пассивный Саша не может так охарактеризовать жизнь, это — слова от автора и даже, кажется, от литературы, слишком часто повторяющей за последние годы это уже истасканное определение. Что жизнь неласкова — Дарвин показал нам пречудесно, искусство же, самым фактом бытия своего, идет как бы против Дарвина, все более страстно стремясь облагородить борьбу за жизнь. Но — не в этом дело, а в том, что Саша не может именно так определить жизнь, это не его психика. Он, конечно, чувствует жестокость, но — думает о ней иначе. Не навязывайте Вашим героям себя самого и не поучайте меня, читателя, дайте мне хорошие, точные, ясные образы, а до выводов я сам додумаюсь. В психике есть логика: что Саша мог ударить стражника — верю, а что он так определил жизнь сам, без Вашего ему внушения, — не верю.

Засим: человек кроткий, он, попав к «братчикам», должен был сильнее почувствовать их влияние, — влияние толпы единочувствующих. И, когда он в это время думал о Наталье, пред ним вставал, смутно, но должен был встать, вопрос: что лучше — бог или женщина? Мне кажется, что натуре пассивной бог всегда ближе, чем жизнь, но когда жизнь приходит, — бог исчезает, ибо жизнь сильней.

Я думаю также, что не однажды Наталья напоминала Саше мать: когда мужчина любит хорошо, женщина всегда напоминает ему забытые ласки матери.

Вы упустили из виду — были у Н[атальи] дети?

Отнюдь не желая навязывать Вам своих мнений, я говорю все это лишь потому, что маленькие эти указания несколько углубили бы рассказ, сделали бы Сашу более интересным.

И позвольте сказать еще, что в интересах наборщиков, корректора желательно, чтоб рукопись была более четкой.

А засим желаю Вам успеха, с полной уверенностью, что Вы его достигнете.

(обратно)

647 В. И. АНУЧИНУ

6 [19] февраля 1913, Капри.

Дорогой Василий Иванович!

Ура! Получил первые материалы для сборника и немедленно прочитал. Сразу два новых автора! Рассказ Гл. Байкалова очень хорош. Несомненно, автор с большим будущим, несомненно! Пожалуйста, напишите возможно подробно — кто такой ваш Байкалов — и передайте ему мой привет.

Свежи и сочны алтайские этюды Бахметьева, хороши. Сообщите подробности и о Бахметьеве, он тоже далеко пойдет — далеко!

Итак, первый том сборника сформирован. Участвуют: Анучин, Байкалов, Бахметьев, Вяткин, Гольдберг, Гребенщиков, Драверт, Новоселов, Тачалов и Шишков. Да ведь это целая золотая россыпь! Сборник будет хорош.

Ваш организаторский талант, поверьте, будет достойно оценен в летописях нашей литературы, а я получил больше, чем ожидал. Молодцы, Сибирь! Итак — вперед!

Всем привет, Вам крепко жму руку.

А. Пешков

1913-II-19.

(обратно)

648 И. Д. СУРГУЧЕВУ

12 [25] февраля 1913, Капри.

Уважаемый Илья Дмитриевич!

Только сейчас собрался ответить Вам на огорченное письмо Ваше по поводу рассказа.

Прочитав внимательно рассказ, мне думается, что редакторских поправок в нем нет, а есть ошибки корректора в конце рассказа.

Но если б даже это были и поправки редактора, — право же, они не столь важны, чтоб из-за них можно было возбуждаться до такой степени, как пишете Вы.

А вот Вы меня огорчили очень сильно, — если позволите говорить об этом. Думаю, что позволите: дружеское отношение Ваше ко мне и мое к Вам дает мне право говорить откровенно.

Убит я Вашим письмом к Тихонову, напечатанным в «Кругозоре».

Во-первых — в наши дни, когда литератор русский своим пьянством и пошлостями совершенно уронил себя в глазах общества, лишился у читателя всякого престижа, — читателю этому дано право ответить на Ваше письмо в самом амикошонском и юмористическом духе:

«За границу захотели? Дома-то тесно стало скандалить и паясничать?»

Во-вторых — тон письма Вашего убийственно нелитературен, точно Вы, сидя в халате после бани и выпивки, рассуждаете. Подумайте сами: хороша ли эта «простота» тона для литератора молодого, вчера только обратившего на себя некоторое внимание, — для литератора, который весь еще в будущем? Вы странно смешали журнал с предбанником, чего не надо было делать.

Вы, вероятно, рассердитесь и, может быть, закричите мне, какое право имею я учить Вас?

Право сказать молодому литератору, что он не понимает, куда пришел и как надобно себя вести в этом месте, — мне дано двадцатью с лишком годами работы моей в русской литературе. Это — неоспоримое право. У Вас его пока нет еще. И Вы, пожалуй, вовсе и никогда не приобретете его, если будете вращаться среди Ясинских, Сологубов и прочих артистов для кинематографа и уличных забавников, не достойных стоять рядом с Вами, человеком талантливым и, как показалось мне, относящимся к литературе с тем священным трепетом, которого она — святое и чистое дело — необходимо требует.

Поверьте, что все это написано отнюдь не в целях только поучать, но с чувством искренней дружбы к Вам и с большим уважением к Вашему дарованию.

И смысл письма очень прост, вовсе не обиден. Все, что я хотел сказать Вам, складывается так.

Дорогой друг Илья Дмитриевич! Ведите себя поскромнее, потише, стойте подальше от авантюристов и пьяниц; это для Вас — для Вашего таланта — гораздо лучше.

Вот и все.

А. Пешков

25/13.II

913.

(обратно)

649 Ф. И. ШАЛЯПИНУ

16 февраля [1 марта] 1913, Капри.

1/III.913.

Милый друг мой,

получил твое письмо- из Берлина — спасибо тебе! Хотел ответить в тот же день, а отвечаю — через восемь! Лишь недавно проводил Ляцкого, Тихонова и, по обыкновению, закопался в бумагу.

Напиши, пожалуйста, или попроси написать М[арию] Валентиновну, как твои дела. Ты знаешь, о чем я спрашиваю, что меня тревожит.

И позволь еще раз сказать тебе то, что я говорил не однажды, да и скажу еще не раз: помни, кто ты в России, не ставь себя на одну доску с пошляками, не давай мелочам раздражать и порабощать тебя. Ты больше аристократ, чем любой Рюрикович, — хамы и холопы должны понять это. Ты в русском искусстве музыки первый, как в искусстве слова первый — Толстой.

Это говорит тебе не льстец, а искренно любящий тебя русский человек, — человек, для которого ты символ русской мощи и таланта. Когда я смотрю на тебя, я молюсь благодарно какому-то русскому богу: спасибо, боже, хорошо ты показал в лице Федора, на что способна битая, мученая, горестная наша земля! Спасибо, — знаю, есть в ней сила! И какая красавица-сила!

Так думаю и чувствую не я один, поверь. Может быть, ты скажешь: а все-таки — трудно мне! Всем крупным людям трудно на Руси. Это чувствовал и Пушкин, это переживали десятки наших лучших людей, в ряду которых и твое место — законно, потому что в русском искусстве Шаляпин — эпоха, как Пушкин.

Не умеем мы ценить себя, плохо знаем нашу скудную и тяжкую историю, не понимаем ясно своих заслуг пред подиной, бедной добром, содеянным ей людями ее. И так хотелось бы, чтоб ты понял твою роль, твое значение в русской жизни!

Все это — те слова от сердца, которые сами собою идут на язык каждый раз, когда я думаю о тебе, дорогой мой друг. И часто орать хочется на всех, кто не понимает твоего значения в жизни нашей.

До свидания, Федор, будь здоров и напиши — как идут дела.

М[арии] Валентиновне почтительно кланяюсь… Нравится мне этот человек, простой и крепкий и такой верный тебе. Приветствую ее.

Еще раз будь здоров!

Алексей

(обратно)

650 В. Г. КОРОЛЕНКО

21 февраля [6 марта] 1913, Капри.

Дорогой и уважаемый

Владимир Галактионович!

Позвольте представить Вам доброго моего товарища Александра Николаевича Тихонова.

Он обратится к Вам с делом, в сочувствии и помощи которому Вы, я уверен, не откажете.

Может быть, нам удастся положить это маленькое дело первым камнем в основу широкого культурного предприятия, но и в том виде, как оно ныне задумано, я считаю его очень важным, очень нужным.

Мне кажется, что, выслушав Тихонова, Вы согласитесь со мною. Это страшно обрадовало бы меня и сразу придало бы предприятию нашему желаемый характер.

Как здоровье Ваше? И — уж позвольте спросить, — правда ли, что Вы решили возвратиться к художественной литературе? Простите за смелость, но — как это было бы хорошо для современного читателя, задерганного, запуганного базарным и лубочным «модернизмом»!

Это был бы праздник для всех, кому дороги прекрасные традиции настоящей русской литературы, в которой Ваше имя горит таким благородным огнем.

Вы извините меня, Владимир Галактионович, я говорю от души, очень она стосковалась по простому слову такого художника, как Вы.

Кланяюсь Вам, сердечно желая всего доброго.

А. Пешков

6/III.913,

Капри.

(обратно)

651 В. И. КОЦЮБИНСКОЙ

12 или 13 [25 или 26] апреля 1913, Капри.

Знаю, что излишни слова сочувствия горю Вашему. Почтительно кланяюсь Вам… Крепко обнимаю детей… Большого человека потеряла Украина, — долго и хорошо будет она помнить его добрую работу.

(обратно)

652 И. Л. ШРАГУ

12 или 13 [25 или 26] апреля 1913, Капри.

Смертен человек, народ бессмертен. Глубокий мой поклон народу Украины.

(обратно)

653 Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

19 апреля [2 мая] 1913, Капри.

Многоуважаемый Дмитрий Николаевич!

Молодой стихотворец Леонид Николаев Старк просит меня послать два его стихотворения Вам, — для «Вест[ника] Европы», — не напечатаете ли?

Старку — 22 года, он — довольно интеллигентный парень, любит учиться; мне кажется, что в нем есть что-то свое, оригинальное и здоровое, — очень хочется, чтоб это разгорелось в нем. Если б его стихи появились в «Вест[нике] Европы» — это подействовало бы хорошо на юношу.

Послал Вам очерк «На пароходе» — получили? Могу дать еще рассказ о том, как убили человека.

Весьма прошу Вас, Дмитрий Николаевич, во всех тех случаях, когда очерки мои покажутся Вам многословными или неудачными в каком-либо ином отношении, — сказать мне это. Я не перестаю учиться, Ваши указания будут приняты мною благодарно.

Очень ушибла меня смерть М. М. Коцюбинского, знал я, что он болен тяжко, знал и видел это, а все-таки — обидно, что так рано ушел от жизни этот славный человек, этот лирик, любивший землю какой-то особенной, как бы женской любовью. Хорошо мы жили с ним.

Почтительно кланяюсь Вам, Дмитрий Николаевич! Великое это дело — проработать на Руси четверть столетия да еще так прекрасно и значительно, как Вы работали!

Мне хотелось написать Вам длинное письмо «от души», да — постеснился; вероятно, и без меня достаточно утомил Вас шум разных слов и речей.

Позвольте сердечно пожать руку Вашу, пожелать Вам доброго здоровья на многие лета!

А. Пешков

2. V.913,

Capri.

(обратно)

654 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

1 [14] мая 1913, Капри.

14/1.V.913.

Дорогой Иван Павлович!

Посылаю Вам письмо А. Н. Первухиной и копию моего ответа ей; из ответа этого Вы увидите, что я прошу ее повидаться с Вами, мне кажется, что это нужно. Надеюсь — Вы тоже не откажетесь поговорить с нею. Ее письмо очень неприятно взволновало меня, — если б Вы знали, как мешают мне работать эти странные «дела»!

Бо[голюбо]в напрасно привезет сюда отчеты, — я не приму его и не возьму от него никаких бумаг.

Если увидитесь с П[ервухин]ой, скажите ей еще раз спасибо от меня; право же, письмо ее очень тронуло меня.

Сегодня получил книги, — благодарю Вас, очень!

Не понимаю, что делается в Питере. Думается о провокации и тому подобном. Уж не хотят ли создать «героя» «по случаю» трехсотлетия? Очень темно все и очень тревожно. Война-то, видимо, неустранима?

Будьте здоровы, кланяйтесь Е[катерине] И[вановне].

Крепко жму руку.

Телегр[амму] Вашу получил, письма еще нет, вероятно, завтра получу.

А. Пешк[ов]

Для характеристики отношения П[ятницкого] к делу посылаю копию письма Туркина.

Пожалуйста, присылайте мне юбилейные марки — торговать буду ими.

(обратно)

655 В. И. АНУЧИНУ

6 [19] мая 1913, Капри.

Дорогой Василий Иванович!

Бесконечно благодарен Вам за сообщение о социальных проектах Конфуция, но я жажду знать во всех подробностях — где мне прочитать? Если этого нет на европейских языках, то буду весьма Вас просить, окажите дружескую услугу и сообщите: как по Конфуцию будет организовано «Всемирное Государство»? Как он представляет «Всемирный Совет»? И когда именно делались попытки национализации земель и промышленности в Китае? Кем?

Вы неразборчиво написали имя индийского атеиста — это по поводу атомистической теории индусов, — пожалуйста, повторите его. А с абиссинским философом 3. Якобом я знаком. Читали ли Вы доклад Б. Кроче на последнем философском конгрессе? Непременно надо по этому поводу дать большую статью с основательным разбором, а до сих пор ничего нет.

Наконец-то Вы заговорили о романе. Мое мнение? Оно давно Вам известно. Написать же роман, взяв фоном социально-мессианские ожидания Азии, — это превосходная мысль!

Способности у Вас большие, материалами богаты, как никто, — должна получиться прекрасная вещь. Одобряю, благословляю! Немедленно положите на стол. десять стоп бумаги, добрую бутылку чернил — и начинайте.

Как бы это сделать, чтоб Гольдберг, да и другие сибиряки с бытовизмом покончили? Быт нужно в фундамент укладывать, а не на фасад налеплять. Местный колорит— не в употреблении словечек: тайга, заимка, шаньга — он должен из нутра выпирать. Шире, братики, берите — глубже заглядывайте, ведь Сибирь — страна с большими горизонтами. Передвижники сыграли большую роль в истории русской культуры, но их роль давно закончилась, теперь иные методы нужны.

Привет писателям земли сибирской!

А. Пешков

19 мая 1913 г.

(обратно)

656 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

13 [26] мая 1913, Капри.

Дмитрию Семеновскому.

Стихи Ваши показались мне недурными, я послал их «Просвещению», где они, наверное, будут напечатаны. Присылайте еще.

Можно советовать Вам? Читайте почаще Пушкина — это основоположник поэзии нашей и всем нам навсегда учитель. Тем, кто кричит, что Пушкин-де устарел — не верьте, — стареет форма, дух же поэзии Пушкина нетленен. И в поэзии надо быть хоть немного историком, т. е. человеком, честно и сознательно относящимся к своему историческому вчера.

Еще рекомендую Ив[ана] Бунина, он суховат, но прекрасно знает русский язык и не словоточив развратно, как, напр., Бальмонт, вообще — большой, конечно, поэт, но раб слов, опьяняющих его.

Вы, видимо, немало читали Б[альмон]та и современников, это сказалось излишней цветистостью Ваших стихов, в чем гораздо больше молодого форса и задора, чем вкуса и музыки. Красота в простоте, это — аксиома. Как бы мы все ни метались, а во едину от суббот все-таки — и постоянно — молим: «Попроще, пояснее!» Детские болезни, разумеется, обязательны в наших условиях, но можно попытаться избежать скарлатины подражания — хотя бы и невольного — модернизму, не столь ценному у нас, как об этом принято думать.

А впрочем — желаю всей душою — ищите себя самого! Искра божья у Вас, чуется, есть. Раздувайте ее в хороший огонь. Русь нуждается в большом поэте. Талантливых — немало, вон даже Игорь Северянин даровит! А нужен поэт большой, как Пушкин, как Мицкевич, как Шиллер, нужен поэт-демократ и романтик, ибо мы, Русь, — страна демократическая и молодая.

Ищите себя. Всех слушайте, всех читайте, — никому не верьте и везде учитесь. Сим и можете победить. Куда Вам поступить учиться? Ну, в этом я Вам не советчик, не знаю куда. Но — пишите мне почаще, что-нибудь надумаем.

До 15-го мая не успел ответить, извиняюсь.

Будьте здоровы, берегите себя, не увлекайтесь пустяками серьезно.

Вот как я, целую проповедь написал Вам, а Вам, поди-ка, этот род литературы и в семинарии надоел?

Желаю успехов. Не забывайте, что литература у нас, на Руси, дело священное, дело величайшее.

А. Пешков

26/V 913.

«Поле ли» — «пролили», «ветерком оне» — «гомоне» — это напрасно считается «изысканностью». Это более удобно для юмористической поэзии, это то же самое, что:

и приличествует старикам Минаеву, Курочкину.

Рядом с такой «виртуозностью» Вы рифмуете: «дымные — переливные». Не годится, сударь! Конечно, 19 лет многое объясняют, но — взявшись за серьезное дело, растите скорей.

Стихи посланы в копиях, напечатанных на машинке.

А. П.

(обратно)

657 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

Середина [конец] мая 1913, Капри.

Дорогой Александр Валентинович!

Отвечаю Вам аккуратно через десять дней после получения письма Вашего, а собирался ответить в тот же день. Причины замедления: бронхит двенадцатидюймовый, кашляю так, что муниципальные часы на площади останавливаются в ужасе, потолки падают, и ножки у стульев — у двух — сломались. Земляки, при этом. Из Великое Скифи едет многое множество всякого народа, и все говорят, и всех надобно слушать. Хочется чего-нибудь понять, но — трудно! Очень путаная химия «текущий момент». Вот уж момент! Закон о печати тоже Склеп, гроб и смерть!

Затем — покойники. Коцюбинский помер, Чарушников — это все меня очень касается. Карл Габерман помер, и это тоже касается. Кстати: чудесно помер, очень просто, красиво.

А Вы пишете о Германии, которая «во всех отношениях шагнула вперед невероятно», но у которой нет литературы, скульптуры, архитектуры, живописи; музыка — сомнительна, о Кантах и Шопенгауэрах — не слыхать, а Геккели и Вейсманы — древние старики. И которая, — что там ни говорите, — продолжая развивать милитаризм, давит всю культуру Европы. Нет, не согласен с Вашим суждением о Германии. И роста культуры ее не чувствую что-то. Кстати — этого не один я не чувствую, а вот Оствальд тоже и Фрейд.

Что Вы думаете о свидании 3-х монархов? Жуткая штука, право! И — почему устранена Франция? Если даже, — как пишут из Питера, — свидание имеет задачей обсудить вопрос о Японо-Китайско-Сиамском союзе, — Франция должна бы иметь в этом место и голос.

Пишут из России, что к частичным мобилизациям нужно относиться серьезно, ибо они-де являются отдельными актами моб[илизац]ии общей. Жить становится все тревожней, а?

Ехать? Я? Никакой поезд и пароход и аэроплан не возьмут меня пассажиром, ибо разрушу все машины и винты кашлем. У меня сапоги лопнули от кашля, серьезно говорю. И у меня нет костюма для выезда из дома, ибо все одежки Максим сносил. Он изнашивает в неделю два пиджака, четверо брюк и 14 пар сапог. Необходимо строить фабрику готового платья.

Вообще дела — по уши! Бывало, я летом рыбей ловил, а ныне и блоху поймать некогда. А как я всесторонне обобран, — знали бы Вы! Ни с кем этого не было, и я очень горжусь. В общем же — жить очень забавно, если не дует ветер и двери не хлопают.

А в Германию я не верю, нет! У немцев даже пиво плохо придумано. И вскорости они будут нас толкать вон из Европы. «Ступайте, скажут, за Урал, чего вы тут путаетесь? Пшли!» Мы, конечно, сперва заартачимся, не пойдем, тут они нас пушками, пушками! Беда будет!

Говорят о книге «И черти, и цветы» — никогда не читал. Нет такой книги, и это враги мои дразнят алчность мою книжную.

Как хорошо, что Вы не выучились кашлять! Это так же надоедно и неопрятно, как курение турецкого табака фабрики Рыморенка. До свидания, А. В., будьте здоровеньки! Отрицаю Германию!

А. Пешков

(обратно)

658 В. Г. КОРОЛЕНКО

23 мая [5 июня] 1913, Капри.

Дорогой и уважаемый Владимир Галактионович!

В. Гнатюк, украинский этнограф, один из редакторов юбилейного сборника в честь Ив. Франко и друг М. М. Коцюбинского, просит известить Вас о следующем: редакция сборника в честь Франко, членом которой был и М. М. Коцюбинский, поручила ему просить Вас об участии в сборнике. М. М. не известил редакцию, сделал ли он это, но, мне помнится, что, в бытность свою на Капри последний раз, М. М. говорил, что он писал Вам об этом. Ныне Гнатюк желает, чтоб я напомнил Вам обо всем этом, что и делаю.

В его письме ко мне есть такое место:

«Покойный М. М. передавал мне, что В. Г. Короленко имеет какие-то работы по-украински; как было бы всем нам радостно, если б он прислал одну из них».

Далее Г. сообщает, что из русских сотрудников сборника прислали рукописи для него академики Шахматов и Ф. Корш. Просят об участии в деле этом, кроме Вас, — Ив. Бунина, которому я написал уже и обещание которого дать стихи — имеется. Я тоже послал рассказ.

Вчера ночью, В. Г., прочитал я «Турчин и мы» — вещь многозначительную и очень грустную. Не примите за комплимент и любезность: как зорко видите Вы темные пятна славянской психики, как верно Вы пишете о ней! И как, должно быть, тяжко чувствовать столь остро душевную болезнь своего народа!

Почтительно кланяюсь Вам, В. Г., крепко жму руку Вашу.

Будьте здоровы!

А. Пешков

5/VI. 913.

Адр. Володимера Гнатюка:

Львов—Лемберг, ул. Ступинского, 31.

(обратно)

659 Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

Конец мая [начало июня] 1913, Капри.

Уважаемый Дмитрий Николаевич!

Посылаю несколько страниц моих воспоминаний о М. М. Коцюбинском, человеке, любимом мною.

Воспоминания эти предназначены для «Л[iтературно]-н[аукового] вicника» и будут напечатаны по-украински. Но, может быть, это не помешает Вам поместить их и в «Вестнике Европы», ибо наша публика знает рассказы Коцюбинского и, вероятно, ей не безинтересно будет узнать кое-что о личности автора.

Гонорара, как это само собою разумеется, мне в этом случае не нужно платить.

Когда появится моя заметка в «Вicнике» — не осведомлен, если Вам это нужно знать — удобней справиться в редакции «Вiсника» из С.-Петербурга.

Искреннейше желаю Вам всего лучшего, а главное — доброго здоровья.

А. Пешков

(обратно)

660 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

10 [23] июня 1913, Капри.

Дмитрий Николаевич,

за исключением — по силе соображений цензурных — стихотворения «Пролетарий», — все стихи Ваши будут напечатаны в июньской книге «Просвещения».

Обратитесь за гонораром по адресу: С.-ПБург, Коломенская, 30, 11, контора журнала «Просвещение».

Два стихотворения второго присыла пошлю завтра Овсянико-Куликовскому для «Вестн[ика] Европы», третье — «Просвещению».

«Родина» — очень понравилась мне, хотя немножко вычурно, приукрашено излишне.

Очень верится, что Вы должны — и будете — писать хорошо; Вы, видимо, серьезная душа, способная любить.

Примите добрый совет человека, горячо желающего свободного развития дарованию Вашему: всех слушайте, все читайте, всему учитесь, но — берегите, но — ищите себя самого, — никому не подчиняйтесь, все проверяйте и не давайте души Вашей в плен влияниям, чуждым ей.

Очень хорошо, что Вы — семинарист, это — народ упрямый; все семинаристы, каких я знал, умели и любили думать.

Жаль, что Вы не попали за границу, она многому и хорошо учит.

Велика ли стипендия нужна Вам и на какой срок?

Сообщите.

Шахов — капризен, ибо — стар.

Будьте здоровы, берегите себя.

А. Пешков

А прозой писать не пробовали? Напишите-ка прозой праздник в деревне, как Вы его видите, и будни? Попробуйте!

Коротко, просто и так, как будто Вы все это сердечно любимой Вами девице пишете или рассказываете матери, которую тоже любите глубоко, страстно и бережно.

А. П.

(обратно)

661 Г. В. ПЛЕХАНОВУ

24 июня [7 июля] 1913, Капри.

Сердечно благодарю Вас, Георгий Валентинович, за доброе письмо Ваше; я очень тронут и ободрен Вашим отношением ко мне, и — Вы представить себе не можете, как дорого и важно мне именно теперь хорошее, человечье слово. Спасибо.

Позвольте послать Вам еще рассказ мой, — человек, более талантливый, чем я, сделал бы из этой темы вещь очень нужную, очень своевременную.

В. Г. Короленко пишет, что его здоровье сильно пошатнулось, доктора запрещают работать. Очень грустное письмо.

А из Питера сообщают, что юбилейные торжества сильно подняли дух людей, правящих Русью, и что «возможны события весьма фантастические» как в области внутренней политики, так и в области внешней.

Есть слух, что в министерстве финансов разработан проект устройства сельских банков и что — будто бы — предполагается открывать оные прежде всего в губерниях со сплошным великорусскимнаселением. Характерно столь же, как и пагубно.

Обращают внимание на то, как фетируетея личность Дмитрия Павловича, и говорят, что-де осенью он будет объявлен наследником престола.

Вообще — пишут много интересного и тревожного, а что — правда, трудно понять. Одно ясно: идет какая-то большая игра, и думается, что реакция будет еще круче.

Будьте здоровы, дорогой Георгий Валентинович, прошу Вас передать мой почтительный привет Розалии Марковне.

«Записки» Желябужского отправлены Вам вчера.

А. Пешков

7 /VII. 13.

(обратно)

662 В. Г. КОРОЛЕНКО

11 [24] июля 1913, Капри.

24/VII. 13.

Весьма грустно знать, что Вам нездоровится, дорогой Владимир Галактионович, — и грустно и досадно. Я — тоже заболел и, кажется, основательно на сей раз: кашель, изнуряющий пот по ночам и все прочее, что полагается при этом. А тут еще — отчаянная погода: пятый день — сирокко, нервы натянуты до того, что руки дрожат.

«Ты — на гору, а бес — за ногу», — я действительно думал в августе ехать в Россию, но, кажется, это не удастся мне, — помешает нездоровье. Хотя — еще посмотрим!

«Турчин и мы» — очень волнующая вещь, здесь, на Капри, она возбудила большие, весьма поучительные беседы; здесь публика живая, хорошо чувствующая и до некоторой степени подготовленная к вопросу, столь ясно поставленному Вами. Люди всё молодые, есть даровитые парни, как, например, Иван Егоров Вольнов, орловский мужик, автор «Повести», которую он Вам, кажется, послал.

И если послал, а Вы ее прочитали — то позвольте мне просить Вас, Владимир Галактионович: напишите Ивану Егорову в нескольких словах Ваше мнение о недостатках повести! Вольнов — парень упрямый, работающий, к нему можно предъявлять требования высокие, это будет полезно ему. Посылаю Вам три мои книжки. «Проходящий» — Ваше слово из рассказа «Река играет», — это любимый мой рассказ; я думаю, что он очень помог мне в понимании «русской души» — души тех людей, которые, год поработав, — десять лет отдыхают в грязи и всяческом хаосе. Говорят, я довольно удачно читал рабочим реферат, темой которого была роль Тюлина в русской истории, — у меня вышло так, что и Минин, и Болотников, и Пугачев — все Тюлины! Что поделаешь? «Не факты из законов, а законы из фактов».

На-днях получил очень постыдную книгу: «Десятилетие ресторана «Вена». Литературно-художественный сборник». Это — нечто вроде «Календаря писателей», но, пожалуй, еще пошлее. Сколько бесстыдников развелось на Руси — жуть берет!

И когда думаешь — надо ехать домой, то первым вопросом является: «А как ты встретишься с этими?» Отчаянно неловко будет.

Посмотрел я литературу «эгофутуристов», и, на мой взгляд, это прежде всего — неискренно, это — холодный расчет нигилистов, желающих во что бы то ни стало обратить на себя внимание и пожевать кусочек — хоть маленький! — сладкого пирога славы.

В то время как у нас балуются и скандалят, здесь непрерывно идет большая культурная работа. Крайне интересно следить, как быстро растет внимание юга Италии к России, — внимание умное и всестороннее. В его основе лежит, конечно, экономический интерес — нужда в дереве, хлебе, угле, в развитии транспортного судоходства, но вместе с этим растет и общий интерес к России.

Затеяли мы на Капри русско-италийскую библиотеку» видели бы Вы, как любезно снабжают ее книгами различные официальные учреждения — министерства, парламент, ученые общества и т. д., — даже неловко: присылают многотомные дорогие издания, а мы пока не можем соответствовать, и библиотека очень мало — русская. Затеваем два сборника: на итальянском языке «Русские об Италии», на русском — «Итальянцы о России».

Здесь — вообще — хочется работать, и, если бы были более привычны к этому прекрасному занятию, можно бы сделать много. Но привычка к работе у нас слабо развита, и гораздо охотнее мы ссоримся, спорим и вздорим.

Сейчас здесь — русские экскурсанты, каждую неделю бывают две экскурсии, по 50 человек с лишком. Люди — со всех концов России, преобладает народ среднего достатка, народные учителя — в меньшинстве, иногда на всю группу их 5–6 человек. Всю эту публику я вижу и — вижу: сильно изменился русский человек! И нехорош главный признак изменения, ибо это — общее всем понижение социального интереса, социального чувства. В Риме экскурсантов водит по музеям некто Грифцов, автор бездарной книжки «Три мыслителя: Мережковский, Розанов, Шестов». Он говорит сырым русским людям, что Рафаэль — бездарен, Венера Капитолийская — урод и прочее, что ныне принято. Слушают и восхищаются: как смело, как ново! А одна дама в лиловых чулках, строго поглядев на меня в какой-то очень большой и уродливый лорнет, спросила кислым тоном:

— Вы все еще не вылечились от этих социализмов?

Петербургская учительница любезно осведомилась:

— Вы еще пишете или уже — перестали?

Есть, разумеется, очень живые фигуры, очень интересные люди, но — они скромны и мало заметны. Конечно — в каждой группе свой шпион, все это знают, все его боятся, благоразумные люди шопотом предупреждают, что нужно быть осторожнее в речах, иначе — «узнают, и — дело погибнет». Дело же поставлено дорого, плохо и утомительно. Отмена общего паспорта совершенно лишила народ[ных] учителей возможности принимать участие в экскурсиях. И все это очень злит, возмущает.

Вот как расписался, — Вы извините меня! Сердечно желаю доброго здоровья. Кланяюсь Евдокии Семеновне.

Всего, всего хорошего!

А. Пешков

(обратно)

663 ЦК РСДРП

Между 31 июля и 4 августа [13 и 17 августа] 1913, Верона [?].

Глубоко потрясен смертью старого орла, пророка истины. Пусть горе велико — утрата напоминает нам о великой деятельности Бебеля, а его героический дух воплотится в сердцах тех, кто борется за победу разума.

М. Горький

(обратно)

664 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

7 [20] августа 1913, Капри.

Не мог ответить Вам, Д[митрий] Н[иколаевич], раньше, ибо уезжал с острова и Ваши письма более м[еся]ца лежали непрочитанными.

Учиться — необходимо, избежать солдатчины — надо. Стипендию Вам — р. по 300 в год — я найду, недохватку доработаете сами. Изнурять себя непосильным трудом и голодовками в юности — вреднейшая вещь, от этого большая часть нашей интеллигенции и худосочна и нетрудоспособна. Я написал знакомой моей — Елене Константиновне Малиновской, чтоб она выслала Вам — пока — р. 50 на тот случай, если б Вам понадобилось съездить в Москву хлопотать о поступлении в университет или институт. Вероятно, вскорости Вы получите деньги эти. Затем мы с Вами точно договоримся о самой стипендии — как, в какие сроки, откуда Вы будете получать ее.

Об участии моем в делах Ваших никому не байте, это может дурно отозваться на полицейской благонадежности Вашей.

Прозу еще не успел прочитать, за месяц мне прислали 47 рукописей. Стихи в «В[естник] Е[вропы]» посланы, ответа еще не имею.

Будьте здоровы и бодры духом!

Жму руку. А. Пешков

20/7,VIII.

Адрес мой: Италия, Капри, М. Горькому.

Italia, isola Capri, М. Gorki.

«Богатырь» — хорошо. Немножко длинно, ну, да это ничего.

Желаю вдохновений!

Русь нуждается в бодрых песнях, довольно минорничали!

(обратно)

665 Г. В. ПЛЕХАНОВУ

23 августа [5 сентября] 1913, Капри.

Дорогой Георгий Валентинович!

«Вестник знания» — суть предприятие некоего г. Битнера, основанное им 10 лет тому назад, в годы популярности «Знания», на Невском, 92. Для ознакомления с журналом этим посылаю Вам одну из его книжек, сожалея, что не могу послать нескольких.

На мой взгляд, журнал представляет собою окрошку для духовно голодных, а затеян не столь того ради, чтобы питать их, сколько ради уловления пятаков. Я слежу за ним в течение нескольких лет, и мне кажется, что редакция его очень небрежна, не весьма грамотна и лозунг ее: «вали все в кучу, читальщик разберет».

Но—нахожу необходимым указать, что журнал все-таки нашел читателя и, кажется, даже более: существуют «кружки подписчиков «Вес[тника] знания»; в прошлом году Битнер праздновал десятилетний юбилей дела, съехались подписчики и очень лестно хвалили Битнера. Говорят, — кое-что было подстроено для рекламы, но — сие не очень важно, я думаю.

Важно же то, что около этого «Вестника» группируется несколько тысяч человеков из глухой провинции русской и «Вестник» чем-то и как-то объединяет их.

Рабочие, сколько я знаю, не любят сей журнал. Вот и все, что могу сказать по поводу «Вестника».

В «Знании» я давно уже не участвую, хотя там завязли все мои деньги, да и книги. Кажется — все пропало или скоро пропадет.

Ответить Вам на вопрос об издании книги Вашей сейчас — не могу. Другое дело, когда буду в России. А когда буду — не ведаю.

Заболел сын, возможно—что опасно, сейчас еду к нему, в Неаполь. Грозит операция. Вот почему письмо мое, м. б., покажется Вам не очень толковым. Вы извините, очень волнуюсь. А тут еще — безденежье давит!

Будьте здоровы, всего хорошего! Кланяюсь сердечно супруге Вашей.

А. Пешков

5/IX.913.

Capri.

(обратно)

666 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

Между 7 августа и 28 сентября [20 августа и 11 октября] 1913, Капри.

Дмитрий Николаевич, неопределенность Вашего положения вскорости выяснится, — потерпите ее еще немножко! Все устроится, верьте мне!

А вот что Вам нравятся стихи Клычкова, Клюева и подобных им, — людей весьма даровитых, но мало серьезных и еще не поэтов, — это плохо, простите меня! Очень плохо. Вы еще молоды, но у Вас есть кое-что свое, что Вы и должны беречь, развивать, говорить же, что «я решил быть поэтом прекрасной дали, грядущего эдема, града невидимого и влюблен сейчас в слово «рай» — все это Вам не нужно. Все это — дрянь, модная ветошь, утрированный лубок и даже языкоблудие. Каким Вы будете поэтом, это неизвестно ни Вам, никому, но если Вы пойдете за Клычковыми, — Вы не будете поэтом.

Чтоб понять, что такое Клычковы, какие они еще мальчики, сравните их стихи со стихами хотя бы Бунина, взяв его последнюю книгу «Иоанн Рыдалец»; посмотрите, какая строгость, серьезность, какая экономия слова и любовь к нему. Вообще же учиться нужно по Пушкину, а от того, кто скажет Вам, что Пушкин устарел, — идите прочь!

Писать «крылышки — мокры лужки» — стыдно! Это не поэзия, а фокусничество, и ему нет места в поэзии. Дм. Минаев все равно останется непревзойденным современными словотерами, все фокусы сделаны им.

— это искуснее «крылышки — мокры лужки»

Вы пишете: «исключительно гражданским поэтом быть нельзя», — а разве Вас кто-то приглашает именно на эту роль? Я не знаю, что такое гражданский поэт и военный, я знаю только хороших поэтов и плохих. Нужно стремиться быть именно хорошим, серьезным поэтом, а для сего необходимо выкинуть вон из головы всю современную бутафорию и театральщину, все эта «дали», «эдемы», «фиалы», дохлых «Прекрасных дам» и прочую дребедень И чем скорее это будет сделано, тем лучше для того, кто это сделает. «Гражданственность» же доступна только таким великим поэтам, как Гюго, Верхарн, — о ней Вы подождите думать. Пишите просто, искренно о своей душе и от своей души, никому не поддаваясь, никого не слушая — ни меня, ни Клычковых, никого! У всех учиться, никого не слушать — вот что хорошо для Вас, как и для всякого начинающего говорить с миром.

На сердитое письмо — не обижайтесь. Это слова сердитые, а не мысли.

Будьте здоровы, учитесь, умейте смотреть в лицо всем и всему!

А. Пешков

Стихи посланы в «Просвещен[ие]».

Сообщите Ваш адрес.

(обратно)

667 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

28 октября [10 ноября] 1913, Капри.

Дорогой Иван Павлович!

Посылаю восьмую главу, скоро пришлю IX-ю, X-ю.

Нет ли чего новенького? О «Знании» и — вообще? Мучительно переживаю процесс Бейлиса, — начал пить этот Valerional или как там его? Но в костре гнева и тоски, стыда и обиды есть уголек надежды: а что, как эти 12 мужичков окажут: нет, не виновен!?

Вы представляете, какой это будет праздник на нашей _ демократической — улице? Я знаю, конечно, что чудес не бывает, а особенно бедна ими область социальной психологии, но все-таки — в этом случае — хочется чуда!

Ведь лишь оно спасет нас от мирового позора!

Миклашевский прислал сумбурное письмо, — копия его послана М[арии] Ф[едоровне], — надеется приобрести «Совр[еменный] мир» при помощи Сытина и организовать «объединительно-марксистский» журнал под редакцией Потресова и Мартова! Письмо, мягко говоря, странное. Я отказался участвовать в этой комбинации, где несколько беков приглашены или будут приглашены куда-то на задворки.

Странные люди эти Миклашевские и Муравьевы, — как они крепко убеждены в гениальности своей! Даже неловко за них.

Ну, до свидания!

Отправьте рукопись возможно скорее, дабы не делать особенно длинных перерывов.

Кланяюсь.

А. Пешк[ов]

10/XI.13.

Capri.

Когда меня будут ругать за 2-е письмо о «Карамазовщине» — пожалуйста — присылайте мне вырезки!

(обратно)

668 С. М. ЧЕВКИНУ

1913, Капри.

С. М. Чевкину.

Вы назвали Вашу работу «История одной уездной глуши» заголовок тяжело звучит, неудобочитаем. «История» предполагает движение, развитие каких-то событии, деяний, — этого нет в работе Вашей; она встает перед читателем как сборник небрежно написанных биографий и очень длинных бесед на различные темы. Эти беседы крайне многословны, почти всегда наивны, они) вызывают чувство скуки. Материал повести Вашей — скуден психологически, неоригинален в бытовом отношении, ничтожен количественно и совершенно исчезает ив памяти читателя в потоках всяческих рассуждений автора, героев.

«Глушь» представлена Вами очень сжато, узко; ведь, кроме педагогов, в городе, наверное, живут еще купцы, мещане и т. д. У Вас эти люди забыты или являются мельком. Вообще работа Ваша как со стороны содержания, так и архитектонически, совершенно не удалась Вам.

Невольно обращаешь внимание на то, что Ваши педагоги почти все — слишком умны и порядочны, что крайне редко встречается в природе вообще, а в условиях русской жизни—в особенности.

Люди в футлярах, Передоновы и педагоги-садисты более характерны для России, чем Троицкие. Кстати сказать — биография этого человека написана Вами смешно.

Но все-таки, если бы педагоги русской действительности были похожи на описанных Вами, они, наверное, явились бы «фабрикантами нации» великих болтунов, но — более порядочных людей, чем те, которых фабрикует школа современной действительности.

Нет, Ваши «фабриканты» не способны выработать нацию, они фабрикуют только слова, слова.

Ваша манера писать невольно внушает подозрение, что Вы слишком много читали книг Амфитеатрова.

Язык у Вас невозможен. Во-первых, Вы совершенно не чувствуете ритма фразы, не обращаете внимания на звук ее. Вы слишком злоупотребляете вводными предложениями.

Поражает обилие иностранных слов, соединяемых Вами удивительно смешно и провинциально, например: «шедевр классического аристократизма», «психологический микроскоп», «пунктуальность в исполнении формальностей этикета» и т. д.

Но вместе с этим Вы пишете: «хвостик тайной гордости», «подворачивавшегося», «набалтрушался». Это очень плохо, и, если Вы хотите работать, от этого Вам необходимо вылечить себя Это не русский язык. Напрасно Вы сочиняете такие слова, как «чистолюбие».

Несмотря на многословие, язык у Вас беден и лишен образности.

В одном случае Вы употребили глагол «быть» восемь раз на одной странице. Это непростительно.

Анекдот с ночной вазой на благотворительной лотерее — анекдот очень дурного тона. Писатель, уважающий литературу, не должен выдумывать столь «смешных» штучек.

Игра гимназистов в «носы» невероятно преувеличена!. Попросите кого-нибудь ударить Вас по носу книгой в переплете, и Вы признаете, что плохо выдумали эту сцену.

К характеристике Ваших героев:

Батюшка на стр. 193—4 невероятен.

Многоглаголивый Троицкий на стр. 252 «с усмешкой человека, проникшего в далекую тайну», спрашивает: «Думаете ли вы, что и давнишний наш Царьград, и вечный Рим, и загадочный Дели будут нашими городами?»

Этот вопрос вызывает чувство отвращения к Вашему герою.

Невероятно поведение пристава вообще, и — в частности— совершенно невероятна провокационная передача прокламаций на обыске у «огарков».

Кстати, по поводу «огарков», — я знаю эту историю непосредственно по рассказам ее героев. Вы освещаете ее неправильно, она гораздо хуже.

Совершенно не освещен у Вас преподаватель Риз.

В заключение:

Несмотря на несомненное знание жизни, умение наблюдать и рассказывать, Вы портите Вашу работу небрежным отношением к ней, торопливостью, невниманием к архитектонике и слабо развитым ощущением языка.

Затем, у Вас есть стремление выложить все Ваши догадки, знания, мнения сразу перед читателем. Но — догадки и мнения автора в голом виде вообще мало ценны. Требуется, чтобы писатель изображал, а не рассказывал что в голову ему придет. Облеките Ваше мнение, Ваше представление в плоть и кровь, дайте ему образ — тогда читатель, может быть, отнесется к Вам серьезно.

(обратно) (обратно)

1914

669 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

23 марта [5 апреля] 1914, Петербург.

Дорогой мой

Александр Валентинович!

Не сердитесь на меня за то, что уехал, не повидав Вас, а также и за то, что до сего дня не собрался написать Вам, — не сердитесь!

Суть в том, что уехал я, можно сказать, неожиданно дня самого себя и скоропостижно; думал, что из немецкого Берлина сделаю «цурюк», а оказалось, что Россия — ближе. Ну, я — в Россию! И приехал, и живу, и, конечно, «ни сна, ни отдыха». Молодчина Иван Манухин! Не будь его — писали бы Вы теперь воспоминания о преждевременно скончавшемся Горьком, который ныне даже питерской погодою — неуязвим! Вот Вам и воспоминания! Подождать придется с этим!

Впечатления? Александр Валентинович — ничего не понимаю! Так все запутано, до того все измяты и лишены образа божия, что, право, смотришь на некакое пред тобою и соображаешь, какому существу подражает сия тварь?

Крепко? Ах, ну что же делать. Мне вовсе не хочется ругаться, но «обстоятельства заставляют».

Шутки в сторону: я все еще не привык к родине и — нет-нет — да вдруг и удивлюсь, все говорят по-русски! Неважно говорят, скучно говорят, но по-русски! И даже некоторые литераторы язвят друг друга словесно и на бумаге тоже русскими словами, хотя строят их на иноверный и иноплеменный лад. Серьезно!

Ох, не могу я понять, сладок ли мне дым отечества и насколько? Не могу еще!

Встречен демократией ласково и трогательно, одна Москва поздравила свыше 70 раз, — тут и булочники, и чулочницы, водопроводчики и даже «мужики-крестьяне Новоторжского уезда». Очень тронут. А интеллигенция — не очень меня любит, знаете ли! Нет-нет, да и уловишь эдакий взгляд стрелоподобный, испепеляющий и вопрошающий: «Ты чего хочешь делать, чорт?»

А я — молчу. И ежели в упор спрашивают — тоже молчу, т. е. говорю: «Чего же мне делать? Лечиться мне надобно!» — «Да ведь вас вылечили?» — «А мне понравилось, я еще хочу лечиться!» — «Но вот вы пьете вино и курите?» — «А это мне тоже всегда нравилось».

Дорогой Александр Валентинович — все-таки скажу Вам, что Россия — хорошая сторона и Вам бы тоже сюда? Серьезно?

Напишите, если захочется: СПБ., Кронверкский, 23, кв. 10.

Кланяюсь всему дому Вашему и обнимаю Вас.

А. Пешков

(обратно)

670 Е. Е. НЕЧАЕВУ

29 марта [11 апреля] 1914, Сестрорецк.

Уважаемый г. Нечаев!

Стихи Ваши получены на Капри и скоро будут в моих руках, здесь. Очень благодарен Вам за книгу; прочитав ее — напишу Вам о своих впечатлениях.

Будьте здоровы!

А. Пешков

(обратно)

671 В. И. АНУЧИНУ

11 или 12 [24 или 25] мая 1914, Петербург.

Дорогой Василий Иванович!

Прежде всего — примите горячую мою благодарность за книжку о шаманстве, — чрезвычайно интересная вещь, прочитал — не отрываясь, нашел в ней много ценного для себя. Поверьте, что говорю это отнюдь не ради комплиментов, — зачем бы комплименты?

«Сибирский сборник»? Господин редакционный комитет! Конечно, будет так, как Вы решите, но — на мой взгляд — Вы напрасно отказываетесь осуществить эту добрую затею! Напрасно! Если Вы находите, что подбор материалов не удался Вам — поработайте еще.

Мою роль в этом деле я считаю пассивной до поры, пока не получу статью о культурных задачах и потребностях Сибири. Только с точки зрения этой статьи я мог бы более или менее верно оценить материал сборщика, — его пригодность, его соответствие общему тону и смыслу статьи. Ведь известное психологическое соответствие должно быть, оно — неизбежно, не так ли? Ну, вот: имей я в руках эту статью, я бы знал, что делать, выступать же пред Вами в роли чисто литературного критика и оценщика присланного материала — это не моя роль, как я думаю, это Вы сами сделаете не хуже меня. Да и сделали, в сущности.

Между «сибирским» и «русским» человеком есть какая-то разница, я очень ее чувствую, но — не могу уловить, уложить в слова достаточно ясные. Статья помогла бы мне в этом, я бы попробовал написать маленькое предисловие, выясняющее внутренний, социально-психологический смысл сборника, послал бы это предисловие на усмотрение Ваше и на Вашу критику, и, таким образом, дело у нас наладилось бы.

Что Вы на это скажете, комитет?

А Гребенщиков начинает писать все лучше и лучше! Добрый путь!

Кланяюсь, жму руку, еще раз — спасибо за книгу!

Не отвечал столь долго потому, что угнетен делами и до последних дней оседлости не имел, а вел жизнь кочевую и терял адреса.

Если будете близко гнилых мест питерских, — надеюсь — увидимся?

А. Пешков

(обратно)

672 Г. В. ПЛЕХАНОВУ

7 [20] июня 1914, Мустамяки.

Глубокоуважаемый Георгий Валентинович!

По предложению А. И. Чхенкели мною посланы Вам рукописи Власа Триадзе, посылка идет через Stokholm. Рукописи получены мною с Капри в том порядке, как они были оставлены мне автором, и, таким образом, слухи о приключении, якобы испытанном этими рукописями, — безусловно выдуманы.

Вот я живу в России, а чувствую себя на чужой стороне — как это ни странно! Вы и представить себе не можете’, до чего здесь все изменилось к худу и добру, а куда больше — не знаю, не понимаю!

Шестеро штукатуров, которые мажут дом, где я живу, по вечерам беседуют со мною, превосходно и ядовито критикуя Думу, Малиновского, суд над адвокатами, закон 9-го ноября, а один из них — безносый, милостию Венеры — говорит: «Ожидалось, что Дума будет для земли нашей прожектором, освещать грязь и темноту будет, а в нее наложили гнилушек, подобно как в старый сарай».

А банковский служащий, бывший с. — д, очень положительно заявляет: «Интеллигентный человек не может, — мало того — не должен жить иначе, как на 500 р. в месяц».

Друюй — внушает окружающим: «Мудрейший человек современности— Максим Ковалевский, это он пророчески предсказал, что наша революция совпадет с религиозной реформацией». Тоже — с.-д.!

Все это страшно интересно, но порою — жутко немножко. Резко и очень к лучшему изменился тип рабочего, — с каким напряжением учатся люди, как стойко выносят «неудобства русской жизни». Даже судебный следователь, и тот сказал мне: «Огромнейшую работу совершает на Руси пролетариат, и духовный рост его просто — сказочен».

Вообще — в этой области — все радует и удивляет. А вот — в литературе, в журналистике—творится нечто отчаянное, идет процесс духовного разложения, растет цинизм, и все какие-то полумертвые. Рабочие очень ждут Вашу книгу. Жалуются — нечего читать! Брошюра — не в чести. Сильно развился критицизм и скептическое отношение к «интеллигенту», — это последнее обещает не мало плохого в будущем, как мне кажется.

Процесс адвокатов весьма возбуждает общество. Сегодня вынесут им обвинительный вердикт, это вызовет некоторые события, кажется, весьма интересные.

До свидания, Георгий Валентинович, желаю Вам доброго здоровья!

Сердечный поклон супруге Вашей.

А. Пешков

Мустамяки,

Финляндской ж. д.,

Via Stokholm.

7/VI. 14.

(обратно)

673 Д Н. СЕМЕНОВСКОМУ

26 июля [8 августа] 1914, Мустамяки.

На-днях читал Ваши стихи разным людям, почти всем они очень понравились, это меня крайне обрадовало. 5 стих[отворений] под общим заголовком «Лето» будут напечатаны в «Современном] мире», июль. Ваш адрес я сообщил редакции. Вот Вы, дорогой мой, выходите на широкую дорогу, теперь Вас будут читать десятки тысяч людей — берегите себя, любите свою душу свободной, учитесь у всех — не подражайте никому. Слушайте всякие советы — делайте по-своему.

Приятно знать, что Вам более не нравится Клычков и что Вы читаете Пушкина, — этот испортить Вас не может, но может обогатить. Посмотрите, как широк диапазон его интереса к жизни, как много он охватил на земле, ему равно доступны и русская сказка и «Скупой рыцарь», Борис Годунов и работник Балда, — вот как нужно брать жизнь!

Ваш «Георгий» — прекрасная вещь, это очень русское, очень народное, как и «Богородица». Но — будьте строже к себе, не многословьте, нужно, чтоб в стихах не было бородавок. Не всякий цветок краше от лишнего лепестка. Скажите себе: у меня есть все! И берегите это свое.

Прочитали бы Вы, после Пушкина-то, Шелли и Гейне, почитайте Мицкевича, Сырокомлю — последний не велик поэт, но — оригинален.

А всего больше читайте русский эпос, былины, сказки, изучайте русский язык по народным песням.

Вам, сударь, нужно приехать ко мне, у меня недурная библиотека по фольклору, вот бы Вы и почитали хорошенько, да и по истории я не беден книгами.

Приезжайте? Буде нужно денег — вышлю. Но приезжайте в сентябре, не раньше, а то я до августа буду занят очень и не в себе.

Будьте здоровы, будьте веселы! О сенокосе писали?

О лесных пожарах хорошо можно написать.

До свидания!

А. Пешков

(обратно)

674 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

14 августа [6 сентября] 1914, Мустамяки.

Дорогой Семен Павлович —

я очень огорчен тем, что Вы не застали меня дома, я был бы очень рад познакомиться с Вами. Это — не пустая любезность; я знаю Вас с того времени, как Вы напечатали Ваши этюды о «Работном доме»; большинство Ваших рассказов я читал с величайшим удовлетворением, удивляясь и завидуя Вашему знанию жизни, любя правдивость Вашего пера.

Когда Вы были в Мустамяках, — я в Питере провожал на войну близких знакомых. А вообще я — домосед, никуда не хожу, выезжаю отсюда редко. Если будете в Петрограде — известите по телефону о приезде Вашем квартиру фон-Крит, Кронверкский, 23, 9; № телефона — я забыл, взгляните по книжке.

С этой квартиры меня известят о приезде Вашем, и мы увидимся.

А пока—до свидания, крепко жму руку.

А. Пешков

24/VIII, 14.

Мустамяки.

(обратно)

675 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

Конец августа [начало сентября] 1914, Петроград.

Дорогой мой Семен Павлович, позвольте мне попытаться помочь Вам — прислать немного денег? Я тоже — как все ныне — живу в условиях весьма неважных материально, работать — негде, да и — какая теперь работа, когда день начинается мыслью о том, где и сколько перебито людей, до ночи эта мысль сосет и сушит душу, с нею, как с ведьмой, ложишься спать? Не до «беллетристики».

Я думаю, что найду для Вас денег, а Вы — очень советую! — не мучайте себя. Всем тяжко, голубчик, всем, кроме ослов, торжествующий рев коих, несомненно, кончится сконфуженным мычанием. Это, разумеется, не утешает. Гораздо более утешительно соображение, что все мы — дети истории, созданной нашими же предками, отсюда — все плохое, отсюда же и все то хорошее, которому назначено расти да цвести. Мы с Вами — люди хорошего дела, это надо помнить, нам следует беречь себя для своего хорошего дела.

А мелочи жизни, конечно, заедают, подобно клопам. Ну, если нельзя их извести сразу, каким-то одним усилием, — надо одолевать понемногу. Человек живет затем, чтоб сопротивляться всей массе условий, угнетающих его. Если привыкнуть к этому занятию — оно становится очень интересным и веселым.

Будьте здоровы, сердечно желаю бодрости духа.

А. Пешков

Пришлите мне Ваши книжки, а я Вам свои пришлю.

Завидую Вам — в интересной среде живете! При Вашей наблюдательности, при Вашем знании жизни — текущие дни должны дать Вам великолепный материал!

Всего доброго!

А. П.

(обратно)

676 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

Сентябрь-октябрь 1914, Петроград.

Дорогой Семен Павлович!

Налаживается издание сборника, желательно получить для него небольшой Ваш рассказ. Не напишете ли к половине января?

Хорошо бы — о мужике, который потерял веру, и в таком роде написать, как написано «Преступление».

А впрочем, пишите о чем хочется, только — покороче, посильнее. Компания в сборнике хорошая собирается.

Всего доброго!

А. Пешков

Отвечайте:

Петроград,

Александру Николаевичу Тихонову.

Кронверкская улица, д. 20, кв. 8.

(обратно)

677 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

20 ноября [3 декабря] 1914, Москва.

Дорогой Семен Павлович!

Приехал только вчера, Сытина еще не видал, когда увижу — сообщу Вам результаты свидания. А может быть — телеграфирую.

На всякий случай посылаю 25 р.

Я остановился на Ильинке, гостиница «Боярский двор».

Будьте здоровы!

А. Пешков

(обратно)

678 И. Д. СЫТИНУ

30 ноября [13 декабря] 1914, Петроград.

Дорогой Иван Дмитриевич, согласно Вашему желанию, я говорил с художником Бродским по вопросу об иллюстрациях к новому изданию Бродский отнесся к делу с большой симпатией и полной готовностью; он рекомендует пригласить в сотрудники Юрия Репина, сына Ильи Ефимовича, и еще художника Авилова, который только что вернулся с передовых позиций и привез с собою много рисунков.

Вы могли бы теперь же использовать эти рисунки для «Искры» и «Зари», а впоследствии перепечатать их в большом издании.

Бродский взял на себя редактуру художественной части нового журнала — еженедельника — «Вершины», по этому журналу Вы можете ознакомиться со вкусом и умением Бродского Это очень хороший художник, ученик Ильи Репина, Илья Ефимович очень хвалит его, и ему сильно покровительствует великая княгиня Марья Павловна, президент Академии художеств

Если желаете знать мое мнение, я очень рекомендую Вам остановиться на Бродском как на редакторе художественной части нового издания.

Его телефон 2-42-41

Когда приедете в Петроград разговаривать по этому делу с художниками — известите меня, если хотите

Было бы хорошо, если бы Вы съездили в мастерскую Бродского, посмотрели его работы.

Желаю всего лучшего.

А. Пешков

30/ХI. 14.

(обратно)

679 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

19 декабря 1914 [1 января 1915], Петроград.

Дмитрий Николаевич —

нет ли готовых стихов? Простых, не о войне, а просто — о жизни, о деревне? Давайте побольше, нужно для сборника, в котором намерена сотрудничать недурная компания.

Посылайте скорее по адресу:

Петроград, Кронверкская улица, д. № 20, кв. 8.

Инженеру Александру Николаевичу Тихонову,

для А М Пешкова.

Как живете?

Жму руку.

А. Пешков

Ваши стихи в «Современном мире» всем нравятся, — поздравляю, сердечно рад за Вас!

(обратно) (обратно)

1915

680 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

21 января [3 февоаля] 1915.

Дорогой Семен Павлович!

Ваш рассказ для сборника не годится, я очень огорчен этим!

Вы написали длинно, поспешно, и вышло нехорошо, дорогой мой. Очень тяжело, вероятно — очень верно, но это скорее корреспонденция, чем рассказ.

Вы перегружаете Ваши рассказы частностями, а нужно, чтоб в них было возможно больше общезначимого, для всех одинаково знакомого, все, м понятного и неоспоримого.

Вот какие дела, друг мой!

Как живете?

Пишите мне по адресу: Петроград,

Кронверкская улица, 20, 8, А. Н. Тихонову.

Будьте здоровы!

А. Пешков

21/I. 915.

(обратно)

681 С. В МАЛЫШЕВУ

26 января [8 февраля] 1915, Мустамяки.

А далеко же занесло Вас, добрый мой дружище Сергей Васильев! Поглядел я на карту, и даже холодно стало, но прочитал еще раз письмо Ваше — оттаял, вижу — духа бодрого Вы не теряете, а это — главное. «Они — свое, а мы — свое», — вот хороший лозунг для упрямых людей.

Не забыть бы: усердно прошу Вас — медведей не ловите, шкур с них не сдирайте, М[арии] Ф[едсровне] шкуру не надо, проживет и в своей, а ежели 15 целковых беспокоят Вас, — их можно истратить с большей пользой товарищам. Не обидьтесь, не примите этих слов за поучение — ничего подобного не имею в уме и на сердце! Но мы здесь осведомлены, что в Ваших краях люди живут трудно — холодно и голодно.

Как живут в наших краях? Не легко ответить, хотя и знаю, что это интересно Вам. Многого — не скажешь, многого — не понимаешь, а общее впечатление — и не мое только — таково, что люди потихоньку разбираются в хаосе эмоций, возбужденных войною, начиная кое-что критиковать, желая в чем-то разобраться. Особенного — ничего, однако — веет некий новый дух, становится свежее, умнее. Намечаются кое-какие начинания, а что будет — неведомо. Уж очень строго везде, и очень пристально смотрят за всем, что выходит из рамок идиотизма. Затевается интересная газета «Северный голос», кричать сей голос намерен правду. В кавычках и без оных. Чувствуется необходимость в большой газете демократического блока, каковая и налаживается, не торопясь. Вам известно, что на Руси спят много и охотно, просыпаются же медленно и лениво.

Кадеты очень прогрессируют; недавно признали партию Дмовского «национальным представительством Польши». Отсюда — очень близко до признания и за нашими националистами! всех прав на звание полных представителей интересов нации во всем ее объеме, ибо «идея государственности — внеклассовая идея». Очень много говорят о государственности, по всем закоулкам говорят, и пахнет ст этих разговоров выгребной ямой.

Слушаешь и думаешь старыми стихами:

Препротивные букашки, главная их квартира в той щели, которая зовется «Русской мыслью», а также в религиозно-философских о[бщест]вах. Не скажу, чтоб жилось весело, однако — становится интересно. Много растет дурного, например — антисемитизм. Он принимает столь яростные формы, что необходимо тотчас же вступать в драку с ним, каковая и начинается.

Работы для честного человека — без конца на святой Руси!

В областях, Вам наиболее знакомых, настроение преобладает задумчивое, спокойно-серьезное, публика очень много читает хороших книг, которые потолще. Хотя и в этих областях есть немалые недоразумения по вопросу об оценке войны. Она все-таки действует на головы и весьма кружит их. Это— во всех слоях. Ваши соображения о фактах, предшествовавших войне, я считаю мало вероятными, ибо они слишком умны, а сказано: «Умом России не понять». Ублюдок «Нового времени» — «Вечернее вр[емя]» — объяснял публике, что рабочих «Треугольника» травили немцы, дабы вызвать волнения. Этот путь объяснения фактов — опасен тем, что подсказывает врагу то, о чем он своим умом не догадался бы. Нам, реалистам, необходимо стоять тверже на точном исследовании явлений, а в догадки не пускаться бы.

Я недавно воротился из Киева, Москвы, много видел хорошего, больше — дурного. Неустроенно все, бессвязно, бродит во тьме, и «всяк молодец на свой образец» живет, как всегда. А связать молодцов — трудно в наши дни. Темные дни, сударь мой!

Приветствую сожителей Ваших, сердечно приветствую! Также и Вас. Спасибо Вам за письмо, оно пролежало недели две нечитанным, я только что вчера вернулся из поездки.

Не пишите мне на Финляндию, здесь военная цензура вскрывает все письма. Посылайте по адресу: Петроград, Александру Николаевичу Тихонову, Кронверкская улица, д. 20, кв. 8. И будьте здоровы!

Не надо ли книг прислать? Скажите каких. Вот теперь Вам надо писать, сударь! Купите бумаги, чернил и — валяйте! Вам есть о чем говорить, — научитесь говорить!

Ну, всего доброго, друг мой хороший! Еще раз—сердечно приветствую всех!

А. Пешков

26/I. 915.

Мустамяки.

(обратно)

682 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

26 января [8 февраля] 1915, Мустамяки.

Как живете, Семен Павлович?

Вы, надеюсь, не сердитесь на меня за то, что я не принял рассказ для сборника? Да теперь мы уже и опоздали со сборником, — книжный сезон проходит.

Как здоровье жены?

Пишите мне по адресу Тихонова.

Что «Детство»? Пишется ли?

Напишите мне длинное послание о всех делах Ваших!

До свидания пока! Вчера только вернулся домой, гора писем, сижу и отвечаю, даже спина трещит.

Жму руку.

А. Пешков

Сейчас получил Ваше письмо по поводу рассказа. Что это Вы, батюшка мой, в каком нелепом настроении? Разве можно писать: «пришибли Вы меня»? Вовсе я Вас не пришиб, это преувеличено, да и разве впервые Вы испытываете неудачу? Рассказ Вы напечатаете, сократив его Ровно ничего ужасного не случилось, что Вы!

Пишите «Детство» и будьте бодры!

А. П.

(обратно)

683 Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

3 [16] февраля 1915, Мустамяки.

Дорогой Николай Дмитриевич!

На другой день после закрытия Вольного Экономического О[бщест]ва я послал Вам письмо, в котором сообщил, что беру назад мое обещание участия в сборнике «Клич» и в «Дне печати»; вероятно, теперь Вы уже получили это письмо.

Если Вас смутит в нем горячность тона и резкие слова — не сердитесь на меня, прошу Вас!

Вы — вдумчивый человек, и Вы поймете, как трудно мне.

Крепко жму Вашу руку.

А. Пешков

3/II. 915.

Мустамяки.

(обратно)

684 В. Е. ГАККЕЛЬ-АРЕНС

17 [30] марта 1915, Петроград.

Вере Евгеньевне

Гаккель-Аренс.

Сударыня!

Т. И. Манухина, передав мне пакет Ваших стихов, просила меня дать Вам отзыв о литературном достоинстве Вашего труда, а также высказаться о своевременности издания стихотворений Ваших отдельным сборником.

Отнюдь не отрицая несомненного дарования Вашего, я нахожу, что оно еще не нашло для себя ни форм, ни направления; иными словами — Вы не нашли себя, свою личность. Лицо Вашей души неясно, лишь порою в некоторых стихотворениях светится нечто, выгодно отличающее Вас от других, слишком умных и начитанных стихотворцев.

Но в большинстве своем Ваши стихи, как большинство современных стихов, от ума, отлитературы и — простите! — от моды.

Истинная поэзия — всегда поэзия сердца, всегда песня души, она редко философствует и стыдится рассуждать.

У Вас в таких стихотворениях, как, например, «Осень», избыток литературного «дендизма», которым гг. эстеты отравляют русскую поэзию и портят русский язык. Этот «дендизм» выражается на Руси не подчеркнутым вкусом к слову, не грацией неожиданных созвучий, но расшатанностью ритма и провинциальной манерностью. Поэзия гг. эстетов — титулярная советница из Калуги в парижском платье, она еще не умеет носить его незаметно для себя самой.

Поверьте мне, сударыня, что этот дендизм — платье с чужого плеча, он заимствован от изящной души француза, но — французом нужно родиться, им не сделаешься, как это доказывают бесплодные усилия русских стихотворцев быть похожими на Клоделя, Фора и других законодателей стиля. Стиль для Вас — как мне думается — то, чего Вы еще не чувствуете.

Когда в одном и том же стихотворении встречаются два столь далекие друг от друга слова, как — нерусское — «блик» и — очень русское! — «клоп», — я говорю, что здесь нет стиля, нет единства. На мой взгляд, только ирония позволяет сближать столь далекое, — ирония Бодлера, например.

Затем — пессимизм таких стихов, как «Разлука», — вообще говоря — дешевый пессимизм, и он уже достаточно надоел. Он использован — выболтан — у нас, русских; очень наивно, грубо, но — уже использован. У нас, на Руси, очень уместен пессимизм социальный, но до чувствования философского пессимизма мы еще не доросли, по культурной юности нашей. И потому философский пессимизм у нас насквозь литературен, поэзия же должна иметь как можно меньше общения с литературой, дидактикой и прочим — от ума.

Не очень приятно мне писать все это Вам — я не люблю огорчать людей.

Но ничего иного сказать не могу.

Вы беретесь за серьезное дело, это требует серьезного отношения к Вам и всей Вашей серьезности по отношению к себе самой. Это требуется тем более, что у Вас есть свое, его-то Вы и должны найти, вскрыть, выразить.

Свидетельствую мое почтение к Вам.

А. Пешков

17/III.915.

(обратно)

685 Ю. М. ЗУБОВСКОМУ

Конец марта [начало апреля] 1915, Петроград.

Г-ну Юрию Зубовскому.

Вы сделали большие успехи: стих Ваш стал звучнее, разнообразнее и во всех отношениях лучше прежнего, рифмы — разнообразнее, богаче, с этим Вас можно поздравить. Но все-таки у Вас остались кое-какие нелады с языком, шероховатости, неясности — все это необходимо победить, устранить.

Дождь у Вас «смеется звоном кованых подков» — это и вычурно и неверно.

но, говорите Вы тут же:

Ясно, что ночь была бурная, ветреная, а не застывала. «Ветровый» — едва ли удачно.

Но в общем, по-моему, Вы сильно двинулись вперед.

Стихотворение «Ходят в поле грозные бураны» — я предложу журналу «Отечество», если хотите.

А затем — вот что: содержание Ваших стихотворений очень скудно, однообразно. Вы слишком маринуете себя в пейзаже — это может повредить Вам. Поэт — эхо, он должен откликаться на все звуки, на все зовы жизни. Расширяйте Ваш интерес к ней. Не следует забывать, что, кроме пейзажа, есть еще и жанр.

У Вас много ветра, осени, неба, но мало человека, мало песен души его. А эти песни — самое интересное, именно они-то и являются вечными темами истинной поэзии.

Берегитесь искусственно останавливать себя на чем-либо одном, — это будет самоограбление, самоизувечение.

(обратно)

686 С. В МАЛЫШЕВУ

Май, после 10 [23], — июнь 1915, Мустамяки.

Дорогой товарищ, — сердечно благодарю за Ваше письмо, за дружеское отношение ко мне, а главное — благодарю Вас и Вам подобных за то, что вы есть, за то, что живете. Великая это радость для меня, что вы — есть! и разумеется, что, когда я говорю публике: «Вам нет никакого дела до меня, человека», — я думаю не о вас, не о пролетариате, а о тех, кому я — навсегда чужой и кто мне всегда чужд. Всех людей порою жалко, до бешенства жалко п чужих, но живешь — не жалостью, а любовью к близким, к своим. И постольку с чужими хороводы водишь, поскольку от этих хороводов ждешь пользы для своих. Частенько хороводишься вовсе зря, — да ведь что же делать? До своих — не добьешься, по пути к ним расставлены капканы, западни. В капкан попасть — не боязно, да время — дорого, не много его осталось, а работы — на века. Сидеть — некогда. Ну, и довольно об этом. Вы меня понимаете.

Сообщаю новости, начиная с приятных. 19-го апр[еля] Федор Шаляпин дал бесплатный спектакль для рабочих в Народном доме на Каменном острове. Народу собралось до 4 т. человек, шел «Борис Годунов». Билеты распространялись через больнич[ные] кассы. Шаляпину был триумф и в театре и на улице. Но не думайте, что ему не напомнили о том, о чем следовало напомнить. 8 заводов написали ему очень хорошее письмо, такое хорошее, что он, читая, плакал, а в письме было сказано, что ему, Федору, никогда, ни пред кем на коленки вставать не подобает. Осенью он даст другой спектакль для рабочих, пойдет «Фауст».

Летом по рабочим районам будут организованы концерты Зилоти, — один уже состоялся на Путиловском 3-го мая. Построилась труппа, будут играть в разных театрах рабочих кварталов. На все это есть спрос, и спрос этот должен быть удовлетворен.

Есть спрос на журнал, на газету. Это — не может быть удовлетворено. Военная] цензура свирепствует бесчинно, ничего нельзя писать. Скоро, кажется, закроют «Современник», единственный журнал, который пытается говорить языком человечьим. Я Вам послал его.

Вы не можете представить, что теперь делают с еврейским населением Польши! Уже выслано до полумиллиона, высылали по 15–20 тысяч, — все еврейское население города — в 24 часа! Больных детей грузили в вагоны, как мороженый скот, как поросят. Тысячами люди шли по снегу целиной, беременные женщины дорогой родили, простужались, умирали старики, старухи. Ужас! Говорят, что массовое обвинение евреев в измене, предательстве вызвано желанием объяснить наши военные неудачи и затушевать действительное предательство Мясоедовых и Кº.

Я думаю — иначе: антисемитизм пропагандируется, как я уже писал Вам, — в целях разбить оппозицию на еврейском вопросе. Пропаганда ведется успешно. Жить — стыдно, стыдно встречаться с евреями на улице.

Атмосфера вообще — душная. Никогда я не чувствовал себя таким нужным русской жизни и давно не ощущал в себе такой бодрости, но, милый товарищ, сознаюсь, порою руки опускаются и в глазах темнеет. Очень трудно. Особенно обидно за свою интеллигенцию, так все вялы, так ленивы, неаккуратны, недеятельны — отчаяние!

Но все же кое-что удается. Удается, главным образом, потому, что очень хороших людей воспитал питерский пролетариат.

Перед русским пролетариатом стоят задачи, не знакомые западному в том объеме, каковы они у нас. Мы живем в отчаянных противоречиях. Напр. — множество социалистически мыслящей публики работает в кооперативах, а кооперативы, в той форме, как они развиваются ныне, — способствуют росту инстинкта частной собственности, росту индивидуализма. Не так ли? Засим: после войны очень возможен подъем духа. Но — требуется, чтоб этот подъем был сознателен, а не стихиен. Если мужички снова начнут жечь усадьбы — толку это даст мало. И вот пролетарий принужден свое социальное сознание внедрять в массы крестьянства.

Затем: обострение национальных вопросов, порождающее националистический шовинизм, грозящий отравить социализм—империализмом. Трудное время, товарищ! Дорого стоят теперь те люди, которые не теряют головы в путанице событий. А события всё осложняются: вон Италия ввязалась в войну, за нею скоро втянется Румыния.

По улицам у нас ходят десятки одноногих людей. Жить — дорого.

Получил Ваш подарок, но — увы! — дорогой его искрошило в куски. Будьте здоровы, милый товарищ, и передайте сердечный мой привет другим, кто душою с Вами! Будьте бодры духом!

А. Пешков

Книги посланы

(обратно)

687 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

30 июня [13 июля] 1915, Мустамяки.

Дмитрий Николаевич,

не хотите ли приехать ко мне в Финляндию? Поживете другими впечатлениями, я предложу Вам подстрочные переводы армянских, латышских и других поэтов, а Вы попробуете придать им форму?

Поговорим.

Если согласны — отвечайте по адресу: Петроград, Лиговская, дом Перцева, квар. 110, «Парус», мне.

Вышлю денег на проезд, а пока — будьте здоровы!

А. Пешков

(обратно)

688 В. В. МАЯКОВСКОМУ

3 [16] июля 1915, Мустамяки.

Буду рад видеть Вас.

Если можно — приезжайте к часу, к завтраку.

Всего доброго!

А. Пешков

(обратно)

689 В. В. МАЯКОВСКОМУ

Июль, после 3 [16], 1915, Мустамяки.

Без слов, от души. Владимиру Владимировичу Маяковскому.

М. Горький

(обратно)

690 С. В. МАЛЫШЕВУ

22 сентября [5 октября] 1915, Петроград.

Дорогой Друг,

Ваше письмо получил, и давно уже, а ответить — все не мог собраться. И времени нет, и мешает одно обстоятельство, которое Вы, пожалуй, назовете сентиментальностью, а другие товарищи — обругают меня за это. Видите ли, в чем дело: хочется мне написать вам, временно устраненным из жизни, что-нибудь бодрящее, хорошее, рассказать о чем-то, от чего вам, хоть день, жилось бы лучше, легче. А — нет хорошего-то, т. е. оно — живет, да очень уж мало его и немощно оно в силе своей.

Люди все более звереют и безумеют от страха пред войной, затеянной ими. Звереют, глупеют и дышат пошлостью и создают атмосферу, которая отравляет даже тех, кому глупеть не надлежало бы. Силен старый мир даже и в агонии своей — силен! Много в нем яда.

Живут люди в страхе, но и страх не мешает жуликам жульничать. Буржуазия организуется, крепнет и, конечно, грабит страну, грабит, — как никогда еще не грабила! Москва стремится к власти на всех парах, — Вы знаете это по газетам. Прогрессивный блок становится магнитом, который все с большей силою притягивает к себе все способное жрать и воровать «ради спасения родины от врага». Правительство не уступает напору буржуазии, сопротивляясь по инерции, механически.

Между этими двумя силами — демократия, пролетариат. Они обе боятся его, не меньше, чем немца, — боятся и грозят друг другу: а вот начнутся волнения в народе! Убеждают друг друга: одни говорят — оставьте нам власть, а то..! А другие— отдайте нам власть, а то..! Московские волнения вызвали торжествующий крик — ага, что мы говорили?

В какую бы сторону ни пошевелился рабочий народ, — всякое его движение учитывается борющимися за власть в своих целях. Народ ведет войну, самую страшную из всех когда-либо бывших. Народ работает, а есть нечего, в Петербурге не хватает хлеба, нет дров, сахара и т. д. Конечно, в стране есть и хлеб, и сахар, и все, что нужно, но всего больше — мошенников. А отсюда — дороговизна.

Эх, С[ергей] В[асильевич]! Очень тоскливо бывает порою на душе, оттого, говорю, и не пишется. Так-то.

Кланяюсь всем! Получили Вы книгу Покровского? Хорошая вещь!

Будьте здоровы.

А. Пешков

Книги послал:

«Окуров», «Кожемякина», «Детство» и «По Руси».

(обратно)

691 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

10 [23] октября 1915, Петроград.

Милый Дмитрий Николаевич!

Посылаю Вам для перевода 5 финских стихотворений, будьте добры отнестись к этой работе со всем вниманием, очень прошу Вас об этом!

Ваши переводы французских стихов всем нравятся.

Так хотелось бы, чтоб Вы нашли удовольствие в переводах. Скоро пришлю еще латышские стихи.

Будьте здоровы!

Если нужно денег — напишите.

А. Пешков

(обратно)

692 К. А. ТРЕНЕВУ

11 [24] октября 1915, Петроград.

Дорогой

Константин Дмитриевич!

Помните — Вы обещали мне дать рассказ для сборника? Позвольте напомнить Вам Ваше любезное обещание. Налажено издание ежемесячного литературного журнала «Летопись». Я принимаю в этом журнале ближайшее участие, печатаю в нем вторую часть «Детства» и усердно прошу Вас о деятельном сотрудничестве.

Пробная книга журнала выйдет в первых числах декабря, — могу ли поместить Ваше доброе имя в список сотрудников? Будьте любезны ответить немедля и дайте хотя небольшой рассказ. Укажите Ваши условия.

Дорогой К. Д. — сердечно благодарю Вас за книгу Вашу, на-днях пошлю Вам свои. Шаляпину еще не передал его экземпляр, — летом я его не видал, а сейчас он в Москве.

Как только вернется в Питер, — я передам ему книгу. Благодарю Вас и за внимание к нему, он очень оценит это, я знаю.

Как здоровье Вашего брата?

Сердечно желая Вам всего доброго, жду ответа.

А. Пешков

11/Х. 915.

Петроград, Кронверкский проспект, д. 23, кв. 9.

А. М. Пешкову.

(обратно)

693 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

16 [29] октября 1915, Петроград.

Глубокоуважаемый

Клементий Аркадьевич!

К Вам обращается человек, очень многим обязанный в своем духовном развитии Вашим мыслям, Вашим трудам. Вероятно, Вы слышали мое имя, я — М. Горький, литератор.

Я прошу Вашей помощи делу, которое мне удалось организовать, и я позволяю себе надеяться, что Вы не откажете доброму делу.

Суть его такова: с января, 16-го года, в Петербурге будет издаваться журнал науки, литературы и политики — «Летопись». Цель журнала — может быть, несколько утопическая — попытаться внести в хаос эмоций отрезвляющие начала интеллектуализма. Кровавые события наших дней возбудили и возбуждают слишком много темных чувств, и мне кажется, что уже пора попытаться внести в эту мрачную бурю умеряющее начало разумного и критического отношения к действительности. Люди живут страхом, от страха — ненависть друг ко другу, растет одичание, все ниже падает уважение к человеку, внимание [к] идеям западноевропейской культуры, на Руси все чаще раздаются возгласы, призывающие людей на Восток, в Азию, от деяния — к созерцанию, от изучения — к фантазии, от науки — к религии и мистике.

Лицам, которые становятся во главе журнала, хотелось бы восстановить в памяти запуганных событиями людей планетарное значение основ западноевропейской культуры и особенно — главной основы ее — науки. Полагаю, что Вам, европейцу по духу, вполне ясны эти намерения и значение их.

Не желая утруждать Вас дальнейшим изложением целей журнала, перехожу к моей покорной просьбе.

Не соблаговолите ли Вы дать для нашего издания статью на тему о планетарном, общечеловеческом значении экспериментальной науки? Для нас наука естествознания — тот рычаг Архимеда, который единственно способен повернуть весь мир лицом к солнцу разума.

Если Вам, уважаемый Клементий Аркадьевич, не улыбается эта тема, Вы, может быть, возьмете другую, более приятную и близкую?

За все, что Вы соблаговолите сделать для журнала, я и товарищи мои будем глубоко благодарны Вам.

Далее: не найдете ли Вы возможным рекомендовать журналу научного обозревателя, человека Вашей линии мысли, Вашего ученика?

Не укажете ли Вы нам темы, развитие которых Вы считаете своевременным и необходимым?

За все и всякие Ваши указания заранее сердечно благодарю Вас.

Позвольте надеяться на Вашу помощь и ценным трудом Вашим и не менее ценными советами.

Вам, исключительно прекрасному популяризатору научных истин, вероятно, хорошо знакома популярно-научная литература Запада по вопросам естествознания, —

может быть, Вы укажете книги, которые следовало бы перевести на русский язык?

Нам хотелось бы иметь книгу на тему «Научные истины в будничной жизни».

Извиняюсь за это длинное письмо. Почтительно кланяюсь Вам, Клементий Аркадьевич!

А. Пешков

Адрес: Алексей Максимович Пешков.

Петербург, Кронверкский проспект, д. 23, кв. 9.

(обратно)

694 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Октябрь, после 19 [ноябрь, до 13], 1915, Петроград.

Уважаемый

Клементий Аркадьевич!

Всей душой благодарю Вас за Ваше чудесное письмо и за подарок Ваш. Хороший день сделали Вы мне Не премину воспользоваться разрешением посетить Вас, буду горд и счастлив пожать Вашу руку, привезу Вам мои новые книги. Я так благодарен Вам за письмо, слишком лестное для меня, — я знаю это.

Теперь позвольте просить Вас о следующем: не дадите ли Вы для «Летописи» статью, назначенную Вами «Словарю»? Именно такая статья общего характера была бы как нельзя более уместна в первой книге нашего журнала, — она сразу и точно определит его взгляд на значение науки в мире, на ее роль в России. Я не стану изъяснять Вам, как огромно для журнала значение этой Вашей статьи, Вы сами почувствуете это.

А тот факт, что статья появится в журнале — не повредит «Словарю», но, вероятно, послужит к пользе его как реклама. И, может — быть, Вы найдете допустимым несколько изменить тон статьи в сторону большей ее популярности, применительно к уровню читателей журнала, рассчитывающего на внимание широких масс? Сделайте это, Клементий Аркадьевич, прошу Вас!

Далее: не соблаговолите ли Вы взять на себя роль редактора научного отдела в журнале нашем? Разумеется, мы будем всячески оберегать Ваше время и Вашу энергию от излишних трат. Вашему вниманию будет предлагаться лишь то, что заслуживает Вашего внимания. Вам придется прочитать в течение года не более 12-ти листов, я думаю.

Если Вы согласитесь на это, — журнал в его научной части будет образцовым, а все мы — с праздником!

Наконец: не найдете ли Вы возможным рекомендовать журналу лицо, способное вести в нем ежемесячно научную хронику? Само собою разумеется, что желателен человек Вашей линии мысли, Ваш ученик.

Вот мои просьбы. Я очень извиняюсь в том, что обременяю Вас. Но я уверен, что Вы, человек науки и труда, не посетуете на меня за назойливость, вызываемую желанием потрудиться для людей, для торжества разума.

Усердно прошу помощи Вашей!

Жду скорого ответа и еще раз — спасибо Вам, Клементий Аркадьевич!

А. Пешков

(обратно)

695 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

12 [25] ноября 1915, Петроград.

Глубокоуважаемый

Клементий Аркадьевич!

Я убедительно прошу Вас дать статью для январской книги, — если только это возможно для Вас.

Крайний срок для сдачи рукописи в печать — 5-е декабря, — этот месяц имеет шесть праздничных дней, и потому типографии будут работать еще меньше, чем обычно.

С глубочайшей благодарностью принимаю Ваше великодушное предложение — организовать для «Летописи» сотрудников из числа ученых, работающих в «Истории нашего времени», — спасибо Вам!

И уж просто не знаю, как благодарить Вас за Ваше обещание лично последить за тем, чтоб «ни одно крупное явление в науке не было упущено в журнале».

Ваше отношение к журналу ставит его превосходно, и у меня еще более — благодаря Вам — крепнет убеждение, что при Вашей помощи журнал сделает доброе дело для русской читающей массы.

Нам кажется, что умственная реакция доживает последние дни и что настал снова момент, когда необходимо обратить внимание общества от подчинения догматам религии и метафизики в сторону естествознания, эмпирических наук. Как 60-е годы, с их увлечением естествознанием, явились на смену идеализму и мистике, так — думается нам — завтрашний день должен восстановить серьезный и глубокий интерес к опыту науки, — деянию, единственно способному вывести мысль из тупика, в котором она бессильно бьется ныне.

Дорогой учитель, Вы представить себе не можете, какую радость вызывает у нас Ваше отношение к журналу и как оно поднимает меня. Спасибо Вам!

Не стану отнимать у Вас времени на чтение моих излияний.

Почтительно кланяюсь.

А. Пешков

12. XI. 15.

Журнал «Летопись»,

Большая Монетная, 18.

(обратно)

696 Б. ШОУ

1915, до декабря, Петроград.

Г[осподи]ну Бернарду Шоу.

Уважаемый Бернард Шоу!

До меня дошел радостный слух о том, что Вы стоите вне хаоса страстей, возбужденных безумной войной, которая истребляет миллионы наиболее активного, наиболее способного к творчеству населения нашей планеты.

Если Вы позволите мне сказать откровенно, я окажу, что и не ожидал видеть Вас, одного из самых смелых людей Европы, ослепленным и оглушенным впечатлениями мировой катастрофы. Скептицизм англосакса — это, может быть, лучшее, до чего додумался мир, и Вам, Шоу, это лучшее свойственно в высокой степени, как о том говорит все, что посеяно Вами в мире.

Я надеюсь, что Вы не найдете эти слова неуместными, — мне продиктовало их чувство моего уважения к Вам, восхищения пред Вами. Я обращаюсь к Вам с большой просьбою: дайте статью для журнала, который организуется мною и моими товарищами-интернационалистами. Хотелось бы иметь Ваше мнение о современном состоянии Англии и Ваши мысли, предвидения о ее будущем.

Вы, социалист, конечно, понимаете, в чем более всего нуждается та часть человечества, духовные силы которой освещены социальным идеализмом и которая даже при настоящих условиях не только не теряет надежды перестроить жизнь, но именно эти ужасные условия еще более возбуждают ее уверенность в том, что дальше нельзя жить так.

Очень прошу Вас, дорогой Шоу, помочь нам, русским, освежить мозги наших соотечественников, — работа, которую Вы так великолепно делаете в мире.

Вы пошлете статью по адресу:

Стокгольм и т. д.

Сообщите Ваши условия.

Приветствую Вас.

(обратно)

697 В. Я. БРЮСОВУ

8 [21] декабря 1915, Петроград.

Многоуважаемый

Валерий Яковлевич!

«Русское о-во изучения жизни евреев», предполагая издать сборник исторических и литературных произведений под общим титулом «Евреи на Руси», почтительно предлагает Вам: не соблаговолите ли Вы принять участие Вашим трудом в беллетристическом отделе сборника?

Желательно, чтобы Вы поделились с русским читателем результатами Ваших наблюдений над жизнью евреев в России.

Срок представления рукописи — к 1-му февраля.

Гонорар — Вы назначите сами.

В Вашей воле, уважаемый Валерий Яковлевич, выразить отношение Ваше к данному явлению в стихах или прозе; это разумеется само собою. Лучше всего, если Вы дадите и стихи и прозу.

Сердечно желаю всего доброго.

А. Пешков

Кронверкский просп., 23.

(обратно)

698 В. Г. КОРОЛЕНКО

24 декабря 1915 [6 января 1916], Петроград.

24/ХII. 15.

Дорогой Владимир Галактионович!

Прошу Вас — великодушно извините мне мою назойливость, но Ваше участие в сборнике «Евреи на Руси» сознается всеми как положительно необходимое, и редакционная комиссия при «О[бщест]ве изучения еврейской жизни» — поручила мне вновь беспокоить Вас просьбой об участии в сборнике.

Само собою разумеется, что Ваше участие в этом деле морально необходимо и лично для меня, а потому и от своего лица я горячо прошу Вас:

если Вы не можете написать для сборника новую вещь — позвольте нам перепечатать то, что Вы пишете для «Русских записок».

Нам кажется, что книга будет значительной и довольно интересной, и мы очень просим Вас, Владимир Галактионович, украсить ее Вашим именем.

Устав о[бщест]ва послан Вам, а также посланы и списки лиц, вошедших в его комиссии.

Я посылаю при сем программу сборника, а на тот случай, если б Вас смутило участие Ф. Сологуба, считаю нужным сообщить, что он уже заявил о своем выходе из членов общества.

Сердечно желаю Вам всего доброго, Владимир Галактионович!

А. Пешков

Кронверкский, 23.

(обратно)

699 Л. Н. АНДРЕЕВУ

1915, Петроград или Мустамяки.

Л. Андрееву.

На мой взгляд — критика может сделать тебе такие указания:

«Книга Судей» не называет Самсона пророком, он только — назарей, человек, который посвятил себя богу — дал обет ье вкушать вина, не стричь волос, не касаться мертвого. Нарушив этот обет — так или иначе, — назарей обязан остричь себе волосы. «Сила в волосах» имеет значение переносное, ее можно — и следует — истолковать как силу воли в исполнении обета богу.

Далее, библия и история — сколько помню — не говорят о пророках в эпоху Судей, относя их к эпохе Царей. Полагаю, что нельзя называть Самсона ни пророком, ни князем или царем Израиля.

Непонятна ненависть Самсона к Иудее: во времена Судей — Иудея не существовала как государство, было только колено Иудино, жившее на юге Палестины, между берегами Мертвого моря и страною филистимлян.

Колено Даново — племя Самсона — жило где-то в долине Верхнего Иордана, на линии города Сидона, далеко от колена Иудина. За что Самсону ненавидеть колено Иуды, которого он, вероятно, не знал, с которым не сносился? Он мог ненавидеть людей своего племени. К этому привяжутся, чего не следует допускать. Замени Иудею — Израилем везде, где следует. Мне это кажется важным.

Менее значительно:

Борода Самсона, причесанная по-ассирийски, — это едва ли верно и возможно. Филистимляне — народ арийской ветви — переселились в Палестину с берегов Эгейского моря, как полагают. Едва ли они, в эпоху Судей, могли уже воспринять навыки и обычаи Ассирии.

Кольчуг в ту пору не было, — возможны лишь латы.

Сомнительно существование стекла.

Мечи у евреев — тоже едва ли возможны; пастушеское племя, они вооружались пращами и копьями. Вспомни единоборство Давида, факт позднейший.

Странно, что Самсон не упоминает о своем племени — колене Дановом, — а также о том, что у него была жена.

Первые два акта очень хорошо сделаны, на мой взгляд. С третьего — чувствуются длинноты, особенно на стр. 5–8. В IV — растянута сцена с матерью, а во 2-ой картине — утомляют монологи Самсона. И — кстати — здесь Самсон напоминает, как мне показалось, Василия Фивейского.

За исключением I и III действия, Далиле отведено слишком мало места, о ней забываешь. И даже в III действии она у тебя поставлена небрежно.

Ахимелек дважды спрашивает ее:

— Это правда, Далила?

— Тебе тоже, Далила?

Она не отвечает. И — никаких ремарок.

Она осталась для меня неясной. Что в ней — только любовь? И это неясно. Хочется, чтобы ей придано было еще что-то, — раскаяние? Конечно—нет. Но — страх пред Дагоном или человеком за преступление? Или честолюбивая мечта: если пророк был моим любовником и я победила его — почему же бог пророка не может быть любовником моим?

И почему бы Далилу не поставить против слепой, против матери? Эта фигура кажется мне недостаточно драматичной.

Хорошо бы сделать более выпуклой любовь Фара к Далиле.

Галиан излишне болтлив, но не думаю, что зритель и читатель поймут его планы.

(обратно) (обратно)

1916

700 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

30 января [12 февраля] 1916, Петроград.

30. I. 16.

Уважаемый

Клементий Аркадьевич!

Извините, что беспокою Вас, — позвольте напомнить Вам Ваше обещание дать для «Летописи» рецензии, а также будьте любезны известить — даст ли на мартовскую книгу свою статью г. Вульф?

Я очень завертелся в Москве и не мог быть у Вас, как обещал, — а видеть Вас мне было необходимо. Я буду в Москве 10-го — 15-го февр[аля], а до той поры, Клементий Аркадьевич, — если это Вас не затруднит, — может быть, Вы припомните и запишете несколько популярных сочинений по естественным наукам — физике, химии и т. д.?

Разумеются книги, которые Вы считали бы необходимым видеть в переводах на русский язык и которые знакомили бы нашу публику с современным состоянием научных дисциплин.

Подробности по этому вопросу я изложу Вам лично.

Желаю доброго здоровья и почтительно кланяюсь Вашей супруге.

А. Пешков

(обратно)

701 А. ШИРВАНЗАДЕ

1 [14] февраля 1916.

1. II.16.

Уважаемый собрат!

Ваша похвала глубоко тронула меня своею искренностью, — сердечно благодарю Вас! Знаю, что слова Ваши слишком лестны для меня, не сомневаюсь, что не заслужил такого отношения с Вашей стороны.

Но Вы, писатель, человек, живущий всеми скорбями и радостями мира, Вы сами знаете, как ценно, как радостно знать, что Ваше слово понято на Кавказе и в Англии, на Скандинавском полуострове и в Италии. Спасибо, что откликнулись, сердечное спасибо!

Мне приятно сказать Вам, что я немножко знаю Вас, — читал Ваши вещи. А имя Ваше я услыхал впервые в 92 г. в Тифлисе и затем — в 97 г. — сидя в Метехском замке. Видите — мы старые знакомцы.

Желаю Вам всего доброго!

Сообщите мне имя и отчество Ваше, чтоб я мог сделать надписи на книгах, которые пошлю Вам.

Доброго здоровья!

М. Горький

(обратно)

702 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

15 [28] февраля 1916, Петроград.

Грустно, что Вы, уважаемый Сергей Николаевич, не можете сотрудничать в сборнике, но — я очень обрадован тоном Вашего письма, и мне приятно узнать, что Вы осведомлены о глубоком интересе, который возбуждал и возбуждает в моей душе Ваш талант.

Я начал читать Ваши вещи еще тогда, когда они печатались в «Вопросах жизни» или «Новом пути», — забыл, как назывался этот журнал.

И меня всегда восхищало то упрямство, то бесстрашие, с которым Вы так хорошо — и, вероятно, очень одиноко — идете избранной дорогой. Я очень уважаю Вас.

Будьте здоровы. Сердечно желаю Вам всего хорошего.

А. Пешков

15. II.16.

Кронверкский, 23.

Письмо написано наскоро и потому — нелепо, но Вы извините мне это.

(обратно)

703 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

20 февраля [4 марта] 1916, Петроград.

Глубокоуважаемый

Клементий Аркадьевич!

Редакция с удовольствием будет давать рисунки к научным статьям.

Не будете ли Вы любезны попросить профессора Вульфа, чтоб он дал рукопись возможно скорее?

Засим: не разрешите ли Вы указать на обложке журнала — «Научный отдел редактируется К. А. Тимирязевым»?

Нам было бы приятно и полезно указать на это читателям.

Профессор И. П. Павлов сказал нам, что он пишет с великим трудом и хотя не отказывается, при случае, дать статью, но и не обещает положительно дать оную.

И. И. Мечников написал, что «с удовольствием» пришлет что-нибудь, как только оправится. Мне сообщили, что состояние его здоровья — значительно лучше, хотя сердце — слабо.

Если возможно, дорогой Клементий Аркадьевич, то хорошо бы давать в течение года не 6 научных статей, а — 10.

Вы пишете: «ужас одолевает», — вот и я тоже живу в жутком настроении ожидания какой-то катастрофы. Хаос эмоций принимает все более бурный характер, а разум — как будто убежал из жизни. И — бесконечное количество скверных анекдотов, которые уже никого не удивляют, не смешат.

Жалко молодежь, ей приходится труднее, чем нам, она такая безоружная, слабовольная.

Трудно, всем трудно.

Я буду в Москве после 5-го марта и на этот раз позволю себе придти к Вам вечером, как Вы предлагали. Позвольте сказать, что свиданиями с Вами я очень дорожу.

Почтительно кланяюсь.

А. Пешков

20. II. 16.

Кронверкский, 23.

(обратно)

704 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

22 февраля [6 марта] 1916, Петроград.

Глубокоуважаемый

Клементий Аркадьевич!

Очень извиняюсь пред Вами, — да, Вы просили прислать Вам именно 100 оттисков статьи, но — к сожалению — мы не могли сделать этого, и не по нашей вине, а потому, что не хватило бумаги.

В декабре на фабрике Печаткина был пожар, и это — косвенно — отразилось на делах наших. Нам нужно бы печатать 12 т. книг журнала, но мы не могли сделать этого.

Будьте уверены, что в следующий раз ничего подобного не случится, даже и при наличии пожаров, небрежностей типографии и прочих явлений, видимо, неизбежных в эти запутанные дни.

Еще раз извиняюсь и желаю всего доброго.

А. Пешков

22. II. 16.

Кронверкский, 23.

(обратно)

705 К. А. ТРЕНЕВУ

22 февраля [6 марта] 1916, Петроград.

Дорогой Константин Андреевич!

Нет ли у Вас небольшого рассказика для апрельской книги? Если найдется — дайте, очень просим!

Пьесу послал в Москву, Незлобину, но ответа еще не имею.

Будьте здоровы, всего доброго.

А. Пешков

22. II. 16.

Кронверкский, 23.

(обратно)

706 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

5 [18] марта 1916, Петроград.

Дорогой Клементий Аркадьевич!

Статья проф. Вульфа запоздала для мартовской книги и пойдет в апреле; мартовская же книжка уже вся набрана, сверстана и печатается.

Надеюсь, г. Вульф не будет иметь каких-либо претензий по этому поводу?

Я загроможден разными делами и все не могу вырваться в Москву.

Позвольте сердечно благодарить Вас, уважаемый учитель, за Ваше доброе отношение к журналу, — в нем есть лишнее, ему не хватает многого, но мы сознаем недостатки его и, конечно, употребим все усилия для того, чтоб в будущем устранить недостатки.

И Вы, конечно, почувствуете сами, как ценна для нас Ваша моральная поддержка в начале дела.

Желаю всего доброго, кланяюсь.

А. Пешков

5. III. 16.

(обратно)

707 В. Я. БРЮСОВУ

9 [22] марта 1916, Петроград.

9. III. 16.

Дорогой Валерий Яковлевич, весьма обрадован сообщением Вашим о том, что рассказ для сборника «Евреи» написан.

Вы, конечно, не опоздали, опоздали почти все другие сотрудники, и, благодаря этому, издание сборника отложено до осени. Но я просил бы Вас теперь же назвать сумму гонорара, которая немедля и будет выслана Вам. Что же касается до рукописи, — Вы пришлете ее, когда Вам будет удобно и угодно.

Радует меня и то, что Вас интересует вопрос, задетый мною в статье «Две души», — я считаю вопрос этот глубоко важным, и не считаю, а — вернее — чувствую. Я знаю, что статья написана неумело и что вообще публицистика — не моя работа. Я чувствую лучше, чем говорю и делаю, — несчастие многих.

Само собою разумеется, что для меня очень важно, чтоб Вы откликнулись на мой крик, хотя бы совершенно не согласно с ним.

Боюсь, что это окажется не очень умно, но — все-таки — сердечно хочется благодарить Вас за добрую Вашу помощь «Парусу».

Крепко жму руку.

А. Пешков

(обратно)

708 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

23 марта [5 апреля] 1916, Петроград.

Многоуважаемый Клементий Аркадьевич!

С. И. Метальников, считая себя задетым Вашей статьей, прислал нам изложение своих взглядов по вопросу о природе рефлекса. Изложение написано вполне спокойным тоном и представляет почти дословное повторение его работы «Рефлекс как творческий акт».

Редакция просила у проф. Метальникова разрешения послать статью Вам как редактору научного отдела, — он не согласился на это. Тогда ему предложили поместить статью как «письмо в редакцию». Он возражает: «Я — сотрудник и, как таковой, имею право на помещение статьи». Как сотрудник, он должен бы подчиниться редактору своего отдела, но…

Посоветуйте, дорогой Клементий Аркадьевич, как поступить? Можно ли печатать статью, не посылая ее Вам, и можно ли быть уверенным, что Вы возразите на нее? Если печатать можно — соблаговолите ответить телеграммой: печатайте. Тогда мы сдадим статью типографии и напечатаем ее с примечанием, что Ваше возражение — последует.

Поскольку я разбираюсь в данном вопросе, — он кажется мне глубоко важным.

Не говоря о том, что «внутренний фактор» рефлекса — метафизичен, мне думается, что «неповторяемость явлений» нуждается в каких-то очень существенных оговорках и пояснениях. Законы науки строятся на повторяемости явлений.

Дорогой Клементий Аркадьевич, меня очень волнует все это, и я прошу Вас — будьте любезны, отвечайте скорее!

Ha-днях я немножко заболел, — было воспаление легкого, теперь прошло уже.

Мартовская книга «Летописи» сегодня выслана Вам. Почтительно кланяюсь.

А. Пешков

23. III. 16.

(обратно)

709 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

30 марта [12 апреля] 1916, Петроград.

Дорогой и уважаемый

Клементий Аркадьевич!

Сердечно благодарю Вас за Ваше письмо, — оно завершает инцидент и успокаивает редакцию.

Дело в том, что еще вчера, 28-го марта, С. И. Метальников, позвонив в редакцию, спросил: идет ли его статья? Мой товарищ по редакции, А. Н. Тихонов, ответил ему, что, вследствие принципиального расхождения во взгляде на вопрос, «Летопись» не может поместить статью, и г. Метальников взял рукопись.

Меня несколько смутила торопливость Тихонова, — следовало подождать Вашего решения. Теперь мы его имеем, и, значит, все в порядке. Я очень рад, очень благодарю Вас. Прочитал я статейку Метальникова «О причинах старости» — это тоже не понравилось мне. Сейчас буду читать «Об иммунитете при туберкулезных заболеваниях».

Корректура профессору Вульфу будет своевременно послана, не беспокойтесь.

Меня просил передать Вам почтительный привет д-р Ив. Ив. Манухин, лечивший меня от туберкулеза. Это очень милый человек и очень интересный.

Сейчас он живет в Москве, гостиница «Боярский двор», на Старой площади. Ему хотелось бы посетить Вас, но он боится стеснить.

Будьте здоровы, дорогой учитель. Желаю всего доброго.

А. Пешков

30. III. 16.

(обратно)

710 В. Я. ШИШКОВУ

3 [16] апреля 1916, Петроград.

Дорогой Вячеслав Яковлевич!

«Тайга» очень понравилась мне, и я поздравляю Вас, — эго крупная вещь. Несомненно, она будет иметь успех, поставит Вас на ноги, внушит Вам убеждение в необходимости работать, веру в свои силы.

Не скрою, — над ней следует еще поработать. Местами Вы увлекаетесь словом, а многословие делает рассказ жидким. Местами Ваша лирика—излишня, тем более излишня, что Вы прекрасно чувствуете лирику фактов, кая всегда несравнимо красивее, а потому и ценнее лирики слов.

Несколько замечаний по поводу фабулы: не ясно, почему Бородулин, встретив Прова, все-таки поехал в Кедровку? Болен и не отдает себе отчета в том, что делает? Поясните.

Намерение парней изнасиловать Варьку — повисло в воздухе, т. е. опять-таки не ясно — избили ее и — только или же привели угрозу в исполнение?

Мало показано, как Устин, усердный богу, читает псалтирь, — что именно бормочет он? Не лишнее ли — пожар тайги? Не лучше ли кончить на том месте, где Устин возвращается в деревню?

Во всяком случае, надобно несколько смягчить те сцены, где Анна бежит в огонь. Пусть лучше она просто смотрит на пожар и тихонько смеется. Тихонько. И безумие ее как будто исчезает. А то — очень уж мрачно, кошмарно.

Но, за всем этим, я еще раз от всей души поздравляю Вас.

Я передал рукопись А. Н. Тихонову в редакцию, он должен прочитать ее. Я хотел бы видеть Вас, но до вторника едва лиуспею, а во вторник еду в Финляндию. Значит— увидимся на пасхе или на Фоминой, вернусь я в понедельник или вторник пасхи.

Будьте здоровы, желаю всего доброго!

А. Пешков

3. IV. 16.

(обратно)

711 Г. В. ВУЛЬФУ

4 [17] апреля 1916, Петроград.

Уважаемый Юрий Викторович!

Клементий Аркадьевич Тимирязев предложил мне непременно послать Вам корректуру статьи, любезно присланной Вами для «Летописи». Разумеется, я обещал сделать это, и мною было отдано соответствующее распоряжение, но, вследствие неожиданного перехода «Летописи» в другую типографию, мое распоряжение не успели исполнить. Апрельская же книга, в которой идет Ваша статья, уже печатается, и теперь посылать корректуру — бесполезно.

Мне крайне неловко пред Вами, уважаемый профессор. Принося мои искренние извинения, убедительно прошу Вас верить, что все это произошло не по вине редакции и отнюдь не вследствие небрежного отношения к Вашей почтенной работе, а исключительно в силу того хаоса, который ныне царит во всех предприятиях и учреждениях.

Нужным считаю осведомить Вас, что корректуру статьи Вашей правил человек, знакомый с вопросом, один из учеников проф. Федорова.

Еще раз — примите, почтенный Юрий Викторович, мои извинения.

Желаю всего доброго.

А. Пешков — М. Горький

4. IV. 16.

Кронверкский, 23.

(обратно)

712 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

4 [17] апреля 1916, Петроград.

Уважаемый Клементин Аркадьевич!

На обороте сего — копия письма, которое я сегодня послал Ю. В. Вульфу. Эта копия ознакомит Вас с невольной виною моей пред проф. Вульфом и пред Вами.

Но прошу Вас верить, что вина моя поистине — невольна! Вы представить не можете, что делается здесь в типографиях, какой анархизм и грабительство процветают. В отчаяние можно придти!

Я убедительно прошу Вас извинить меня и извиниться за меня пред Ю. В., — пожалуйста, сделайте это! Мне тяжело быть некорректным по отношению к Вам и к нему.

Затем я прошу Вас — нельзя ли дать к июньской книге статью о физике? Или Вашу по ботанике?

Это было бы очень хорошо!

Еще раз — извиняюсь и желаю Вам доброго здоровья.

Искренно уважающий Вас

А. Пешков

Благодарю Вас очень за то, что позволили Манухину посетить Вас!

А. П.

4. IV. 16.

(обратно)

713 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

30 июня [13 июля] 1916, Байдары.

Дорогой друг,

моих столкновений с подводными лодками — не бойтесь, не плаваю. Те, кто плавает, говорят, что в воде 14°, это — странно, ибо в воздухе, вероятно, — 97°.

Я веду себя превосходно, ем яйца и все, что дают, а дают — ужасно много! День начинается в 7 ч., встаю, иду гулять; в это время горничная убирает мою комнату. В 8 — пью кофе, ем масло, 4 яйца. В 9 является Федор и Ев[докия] Петр[овна], занимаемся до 12, приблизительно. Могли бы и больше, но Е. П. не успевает расшифровывать стенограмму. Дело идет довольно гладко, но — не так быстро, как я ожидал. Есть моменты, о которых неудобно говорить при барышне, и тут уж должен брать перо в руки сам я. Править приходится много.

В час — завтрак, очень обильный. До 4-х все по своим комнатам, а Федор — всюду и везде. Он ходит в купальном костюме, уже обгорел на солнце, кричит, смеется, настроен хорошо. В 4 — чай, ем яйца и до семи занимаюсь Федоровым материалом, а в 7 — обед, тоже чрезвычайно обильный. Спать ложимся в 10. Вот и весь день.

Общество крайне интернационально: хозяйка-венгерка, затем Роджерс и артисты Михайловского театра; прислуга — латыши, эсты; рабочие — татары и украинцы.

Стоит сухая, жаркая погода; огромный парк нечем поливать, хотя в нем и устроен бак на 200 000 ведер. Дождей — нет. Газет — тоже. Никто ничем не интересуется, а я слишком занят, чтоб интересоваться чем-либо, кроме непосредственной задачи.

Пока — я еще не представляю, когда мы кончим, — материала много, он очень любопытен. В день мы делаем листа два, даже — три, после моих поправок остается 2/3.

Вот так и живу. Здоров, скоро перестану курить, ибо папирос не будет.

Валентиновна относится ко мне очень внимательно, строго памятуя внушения Ив[ана] Ив[ановича]. Уговаривают меня брать солнечные ванны, я спросил Манух[ина] — можно ли? Ногу я все-таки прожариваю, и это ей нравится.

Будьте здоровы, дорогой друг, желаю всего доброго! Как Наташа? Пишет?

Поклоны.

А. Пеш[ков]

(обратно)

714 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

16 [29] июля 1916, Байдары.

Дорогой друг мой,

если старик в Ессентуках, мне сообщат его адрес и я тотчас же напишу ему о деньгах — строго и внушительно. Мне надоела эта канитель. Если же его в Е[ссентуках] — нет, — необходимо узнать, где он, и телеграфировать мне его адрес. Не успеем до 2-го августа с этим, — попрошу Гордона отложить платеж.

Писать отсюда о работе над биографией — как будто некому. Здесь живут иностранцы всех наций, павлины, удавы, антилопы, борзые собаки, русские же люди — сплошь малограмотны, к печатному слову относятся, как черти к ладану, а кроме всего этого — с утра до вечера пьяны и поют песни. Ни Ф[едор], ни М[ария] В[алентиновна] — никому ничего не писали. Думаю, что сии чудеса творит в Питере чудотворец Исай.

Работа — расползается и вширь и вглубь, очень боюсь, что мы ее не кончим. Напечатано 500 стр., а дошли только еще до первой поездки в Италию! Я очень тороплюсь, но — существует непобедимое техническое затруднение: барышня может стенографировать не более двух часов, а все остальное время дня, до вечера, у нее уходит на расшифровку. Править я, конечно, не успеваю. Федор иногда рассказывает отчаянно вяло, и тускло, и многословно. Но иногда — удивительно! Главная работа над рукописью будет в Питере, это для ме[н]я ясно. Когда кончим? Все-таки, надеюсь, — к 20, 22-му.

Я чувствую себя хорошо, нога не болит. Не купаюсь, не жарюсь на солнце. Вожу Ф[едора] в море, версты за две, за три, там он прыгает в воду и моржом плывет к берегу. Гуляю — мало, некогда.

Неужели арест Стембо не внушит Леониду благую мысль уйти из «новой» газеты? Это будет ужасно, если он не порвет условия.

«Маленькую газету» Сувор[ина] я читал, все №№ со статьями по этому делу.

Спрячьте до меня все заметки о биографии.

Новостей здесь не полагается.

Встревожен Вашим лечением, — в чем дело?

Говоря по правде — не во-время затеялась вся эта история с биографией! Но, коли начато, нужно кончать. Очень боюсь, что Вы измотаетесь за лето, и по приезде буду настаивать, чтоб осенью Вы ехали на юг, — обязательно!

На-днях приехал хозяин Фороса, это неинтересный человек, вполне безнадежный как лицо, способное на работу культурную. Форос превращается в курорт с водолечебницей и т. д. Здесь — все бредят курортами, даже Чириков, живущий верстах в двадцати. Недавно я видел его, он шел на раскопки, начатые здесь проф. Ростовцевым, — открыта греческая могила, саркофаг и разные штучки в нем, кроме костей. Чириков поздоровался со мной весело и свободно, как ни в чем не бывало. Это ружье стреляет всегда и только холостыми патронами.

В Ялте живут разные литераторы — Найденов, Арцыбашев и др. Есть слух, что они собираются посетить Форос. Население оного — в тревоге.

Мною овладел писательский зуд, а писать — некогда!

Ну, будьте здоровы, кланяйтесь Манухиным, Тихонову, редакции.

Всего доброго!

А. Пешков

(обратно)

715 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Июнь — июль 1916, Петроград или Байдары.

Дорогой Клементий Аркадьевич!

Спасибо сердечное за Ваше письмо. Убедительно прошу Вас дать статейку о М. М. Ковалевском и, если это Вас не затруднит, — возможно скорее. Очень прошу!

А также прошу Вас позволить издать сборник Ваших статей книгоиздательству «Парус», — это маленькое дело, которое хочет быть большим и чистым. На-днях Вы получите первую книгу, изданную «Парусом», — «Сборник армянской литературы», засим выйдут сборники литератур латышской, финской, грузинской, татарской и т. д. В книгоиздательстве работаю я с моими друзьями — Тихоновым и Ладыжниковым. Дайте нам Вашу книгу.

Статьи пойдут в сентябре и августе, если Вам угодно.

Пишу лежа в постели, у меня воспаление вены на ноге, глупая и надоедливая штука! Очень извиняюсь за неразборчивый почерк.

Желаю всего доброго и будьте здоровы!

А. Пешков

(обратно)

716 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

2 [15] августа 1916, Петроград.

Коробов — интересен. Предложите ему написать несколько маленьких рассказиков, и пускай пошлет мне, может быть, годятся для «Летописи».

Обратите его внимание: пишет он небрежно и порою неправильно: «гнездов» вместо «гнезд». Не нужно злоупотреблять местными речениями. Наиболее меткие — это хорошо, но — надобно пользоваться ими умело.

Есенин написал плохую вещь, это верно.

Как Ваши стихи?

Вчера только приехал из Крыма.

Как здоровье Ваше? Поправились ли за лето?

Всего доброго!

А. Пешков

(обратно)

717 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

2 [15] августа 1916, Петроград.

Дорогой Клементий Аркадьевич!

Только вчера возвратился из Крыма, где жил в Форосе у Федора Шаляпина, помогая ему в работе над его автобиографией.

За семь недель очень отдохнул от Петербурга, накопил здоровья и успел затосковать о работе, о журнале. Наглотался весьма печальных впечатлений, очень хотел бы рассказать Вам о многом; если Вы будете в сентябре в Москве — увижу Вас, а то приеду в Клин.

Убедительно прошу Вас написать о Мечникове! Очень прошу! Именно Вы, и только Вы, можете с долженствующей простотою и силой рассказать русской публике о том, как много потеряла она в лице этого человека, о ценности его оптимизма, о глубоком понимании им ценности жизни и борьбе его за жизнь. Пожалуйста, сделайте это, Клементий Аркадьевич! Извините, что надоедаю Вам, но — так хочется, чтоб Ваше слово как можно чаще раздавалось в современном хаосе понятий!

Если позволите сказать — Ваша статья о М. Ковалевском — великолепна! И вообще я не знаю, как выразить Вам чувство моей радости и благодарности за Ваше отношение к журналу. За это время мне пришлось выслушать немало похвал «Летописи» за то, что она не поддается всеобщему опьянению кровью, и так хорошо знать, что Наши тревоги за культуру находят отклик у читателя, понятны ему.

А тревоги все растут и сгущаются, Вы, конечно, чувствуете это.

Позвольте же еще раз сказать Вам сердечное спасибо за Вашу работу, столь ценную и воистину человеческую.

Я плохо выражаю мои чувства к Вам, но, думаю, Вы поймете их.

Будьте здоровы и всего доброго.

А. Пешков

Кронверкский, 23.

2. VIII. 16.

(обратно)

718 К. А. ТРЕНЕВУ

Между 6 и 28 августа [19 августа и 10 сентября] 1916, Петроград.

С завистью читаю в «Р[усском] с[лове]» «По Украйне», дорогой Конст[антин] Андреевич, с завистью, — хорошо написано! Легко, плавно, с такой острой улыбкой и такой славной грустью, кажется — понятной мне. Поверьте, что это не комплимент, нет! Я очень внимательно читаю Вас и уверенно жду много великолепного из-под Вашего пера.

А также ожидаю, что Вы пришлете что-нибудь «Летописи», — можно ожидать? И — скажите: разрешаете Вы поставить Ваше имя в числе сотрудников на 17-й год?

Буду очень благодарен, если ответите скоро.

Воротились Вы из Коктебеля? Я очень отдохнул в Форосе и теперь весьма охотно везу свой воз.

Будьте здоровы!

Всего доброго.

А. Пешков

(обратно)

719 Ф. В. ГЛАДКОВУ

Лето 1916, Байдары или Петроград.

Федор Васильевич,

Вы сделали большие успехи: «Единородный» написан вполне литературно, местами очень интересно и трогательно; жаль только, что Вами взята столь обычная и слишком уж использованная тема! К тому же Вы невозможно растянули ее, и это сделало скучным и тяжелым рассказ, в сущности, недурной.

Я возвращаю Вам рукопись с предложением сократить ее насколько найдете возможным Кое-где я отметил повторения недопустимые и убивающие интерес читателя. Не бойтесь сокращать, пусть от рассказа останется половина, но — хорошая! Вы — упрямый человек, Вы можете работать, ну и работайте, не щадя себя.

Сокращения не должны огорчать Вас. Исправив рассказ, пошлите его мне.

Желаю успеха и верю в него.

А. Пешков

А еще что написано Вами за это время? Если написано, — покажите!

Крепко жму руку.

А. П.

(обратно)

720 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

1 [14] сентября 1916, Петроград.

1. IX. 16.

Многоуважаемый

Клементин Аркадьевич!

Очень прошу Вас — сообщите, будет ли Ваша статья о И. И. Мечникове и когда можно ждать ее. Нам хотелось бы напечатать эту статью в сентябрьской книге, но мы были бы благодарны Вам, если б она поспела хотя и к октябрю.

Затем я почтительно прошу Вас — скажите, можем ли мы объявить, что в числе статей, имеющих появиться в «Летописи», будут статьи

Ваша «Солнце, жизнь и хлорофилл»,

Вашего сына «Старое и новое в физике»,

а затем статьи Самойлова, Мензбира?

Как обстоит дело с изданием собрания Ваших статей и не позволите ли Вы издать эту книгу нам?

Будьте здоровы и всего доброго!

А. Пешков

Не могу вырваться из Питера! И, видимо, раньше октября не буду в Москве!

(обратно)

721 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

1 [14] сентября 1916, Петроград.

Многоуважаемый

Клементий Аркадьевич!

Боюсь, что одно мое письмо затерялось по пути к Вам, и решаюсь написать еще раз по поводу статьи об И. И. Мечникове, — можно ли ожидать, что Вы дадите эту статью к сентябрьской книге?

Очень прошу Вас ответить и, если можно, телеграммой.

Послал — вместе с этим — ив Москву письмо Вам.

Если Вас не затруднит, — будьте добры сообщить, когда можно ждать статью Вашего сына «Старое и новое в физике» и Вашу «Солнце, жизнь и хлорофилл»? А также — дадут ли статьи Самойлов и Мензбир или Шимкевич?

Простите, что надоедаю Вам! Но — так хочется сделать журнал хорошим, а без Вашей помощи — не сделаешь!

Вы, конечно, знаете, что это — не лесть, а мое глубокое убеждение!

Желаю всего доброго.

А. Пешков

1. IX. 16.

(обратно)

722 В. Г. КОРОЛЕНКО

5 [18] сентября 1916, Петроград.

5. IX. 16.

Искренно уважаемый

Владимир Галактионович!

«Русское о[бщест]во изучения жизни евреев» очень просит Вас разрешить ему издать отдельной брошюрой Вашу статью из «Рус[ских] ведомостей» о Кужах и Мариамполе.

Мы предполагаем издать эту статью в нескольких десятках тысяч экземпляров, что должно иметь весьма важное значение в деле борьбы с новым наветом на евреев, — должно иметь, и, мы уверены, будет иметь.

Разрешите также перепечатать эту статью и в 4-м издании сборника «Щит», которое подготовляется к печати.

Нужным считаю сообщить, что «О-во» вполне может оплатить право издания гонораром, который Вы укажете.

Пожалуйста, Владимир Галактионович, разрешите! Статья написана так просто и человечески убедительно, она принесет много пользы умам раздраженных и запуганных людей.

Будьте здоровы, желаю всего доброго! Очень трудно стало жить, Владимир Галактионович, отчаянно трудно!

Низко кланяюсь.

А. Пешков

Кронверкский проспект, 23.

Петроград.

(обратно)

723 К. А. ТРЕНЕВУ

Сентябрь, не ранее 6 [19], 1916, Петроград.

За обещание дать рассказ — спасибо, дорогой К[онстантин] А[ндреевич]! А еще большее — за доброе Ваше отношение ко мне.

Могу повторить: «На Украине» написано хорошо: тонко, умно, без «лишнего». Я очень рад за Вас, рад видеть рост Ваш, — извините мне эти неуклюжие слова!

Газета — будет наверняка. Но—покамест это все-таки между нами, ибо условия питерской жизни повелевают конспирировать.

«Кожемякина» посылаю, а портрета все еще нет, — не я виною этого, не я! Моего фотографа нарядили солдатом, и это нарушило все его профессиональные фокусы.

Здесь все желают реформироваться, даже «Петербургский листок». Некоторые министры у себя за чаем и в ресторане «Медведь» тоже поговаривают, что, пожалуй, необходимы послабления. Вероятно, скоро разрешат свободную продажу красного вина, и мы будем пить, напевая:

Это — Карамзин сочинял, а при нашей любви к старенькому Карамзин как раз — в нашем стиле.

Хорош у Вас «Миргород»!

Будьте здоровеньки!

А. Пешков

(обратно)

724 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

10 [23] сентября 1916, Петроград.

Дорогой Клементий Аркадьевич!

Получил хорошую статью Ар[кадия] Кл[ементьевича] и сдал ее в набор на октябрь, — сердечно благодарю Вас! А вслед за статьею — приехал сам автор ее, — не могу не прибавить: такой простой, ясный человек, с превосходными идеями, сразу вызвавший у меня все лучшие чувства к нему. Вы извините меня за то, что я говорю так несдержанно, но, Клементий Аркадьевич, Вы не можете не понять, какая это радость — познакомиться с хорошим человеком в наше проклятое время, когда — так часто! — чувствуешь себя окруженным дикарями и разбойниками, одиноким и бессильным. Я говорил с А. К. о трех книгах, которые следует издать: это перевод книги Лоуэля, затем — книга «Ученые о науке», план которой уже составлен А. ПК., и наконец «Научные идеи в будничной жизни» — книга, темой которой должно служить освещение всего, что дает и дала наука в ее применении к жизни, т. е. — так сказать — диффузия научных идей и работ в среду обыденного. А. К. обещал дать на эту тему статью для «Летописи», а затем — сделать книгу.

Я усердно прошу Вас, дорогой К. А., поддержать Ар. Кл. в этих превосходных намерениях, — их социальная ценность чрезвычайно высока, я уверен в этом!

Не стану говорить, как я обрадован Вашим желанием встать ближе к «Летописи». Я приеду в Москву в первых числах октября и немедленно явлюсь к Вам, чтобы выработать широкий план действий по Вашим указаниям. Сейчас я — один здесь, мой ближайший товарищ и помощник в работе по журналу уехал на Урал, — вот почему я не в состоянии приехать к Вам немедленно, как это следовало бы.

Прошу Вас — не забудьте статью о Мечникове, — русская пресса отнеслась к потере его азиатски равнодушно! Просто — стыд!

Итак — до свидания! Сердечно желаю Вам всего доброго и прошу передать мой поклон Аркадию Клементьевичу, а также супруге Вашей.

А. Пешков

10. IX. 16.

(обратно)

725 П. X. МАКСИМОВУ

18 сентября [1 октября] 1916, Петроград.

Вот именно теперь, когда Вы переживаете, как это чувствуется по В[ашему] письму, дни критического отношения к себе самому и когда В[аша] прежняя самонадеянность рассеяна ударами неудач, — теперь-то Вы и должны взяться за себя серьезно. Вы были сырым поленом, которое не могло хорошо разгореться, потому что в нем много влаги, теперь это вытопилось из Вас, и вот — попробуйте-ка поработать!

Вы — не графоман, это — неверно, это чепуха; Вы просто очень молоды и слишком поверхностно относились К жизни, к литературе. Арц[ыбашев] был груб с Вами — это нужно забыть. Я уверен, что Вы человек одаренный, но Вам необходимо найти в себе силу для работы над собой.

Я советовал бы Вам сейчас же взяться за рассказ на самую простую тему, напр[имер]: «Будний день», — напишите свои будни — как Вы проснулись, куда ходили, что видели, как легли спать и какую связь имеет все это — мелкое, смешное и грустное, пошлое и радостное — все! — к жизни мира, о котором Вы мечтаете, к тому, чего Вы хотите.

Пишите, памятуя, что простое — самое трудное и мудрое. Попробуйте!

Я считал излишним отвечать на Ваши письма, будучи уверен, что мои ответы ничего не дадут Вам в том размашистом настроении, которое одолело Вас. Но я был уверен, что это настроение Вы переживете не без пользы для Вас. Кажется, — так и случилось. Если я не ошибаюсь — я рад.

Относитесь к себе бережливее. Экспансивность — хороша, но сдержанность тоже имеет свою цену.

Будьте здоровы, желаю всего доброго.

А. Пешков

18. IX.16.

Кронверкский проспект, 23.

(обратно)

726 В. В. ИВАНОВУ

17 [30] октября 1916, Петроград.

Всеволод Вячеславович!

«На Иртыше» — славная вещица, она будет напечатана во 2-м сборнике произведений писателей-пролетариев. Сборник выйдет в декабре.

Вам необходимо серьезно взяться за свое самообразование, необходимо учиться. Мне кажется — литературное дарование у Вас есть, значит — его нужно развивать. Всякая способность развивается работой, Вы это знаете.

Пишите больше и присылайте рукописи мне, я буду читать их, критиковать и, если окажется возможным, — печатать. Но — Вы обязательно должны заняться чтением, работой над языком и вообще — собою.

Берегите себя! Сейчас я очень занят и потому пишу кратко, в следующий раз напишу более подробно.

До свидания, будьте здоровы!

А. Пешков

Адрес:

Кронверкский проспект, 23.

М. Горькому.

(обратно)

727 Т. С. АХУМЯМУ

25 октября [7 ноября] 1916, Петроград.

Разумеется — Вам нужно писать, и — много, но столь же необходимо для Вас — встать ближе к жизни, пользоваться непосредственно ее внушениями, образами, картинами, ее трепетом, плотью и кровью. Не сосредоточивайтесь на себе, но сосредоточьте весь мир в себе. В жизни много яда, но есть и мед — найдите его. Не будьте только лириком, не запирайте душу свою в клетку, Вами же построенную, — смейте быть и юмористом, и эпиком, и сатириком, и просто веселым человеком. Надо все брать и все отдавать жизни, людям.

Большинство современных поэтов живет точно на необитаемых островах, вне жизни, вне ее хаоса. Это, конечно, более легко и удобно, чем жить в хаосе действительности, но это значит — ограбить себя. Не надо быть Робинзоном, не надо! Надо — жить, кричать, смеяться, ругаться, любить!

Надо искать то, что еще не найдено: новое слово, рифму, образ, картину. Поэт — эхо мира, а не только — няня своей души.

Вот так. Желаю всего доброго!

А. Пешков

25. X. 16.

(обратно)

728 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

1 [14] декабря 1916, Петроград.

Рассказик вышел у Вас весьма недурно, будет напечатан. Попробуйте написать еще.

Спасибо за частушки, это интересно.

Вот что: не напишете ли Вы два-три стихотворения для детей? Книгоиздательство «Парус», в котором я участвую, издает «альманах для детей» — небольшой сборничек рассказов и стихотворений. Попробуйте!

А также давайте стихов для литературного сборника «Парус», который мы составляем.

Работайте больше, читайте, учитесь! Толк будет!

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

729 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

1 [14] декабря 1916, Петроград.

Уважаемый Сергей Николаевич!

Не пожелаете ли Вы сотрудничать в журнале «Летопись»? Если это приемлемо для Вас, — может быть, Вы найдете возможным прислать рассказ для январской книги? Редакция и я, Ваш почитатель, были бы очень благодарны Вам.

Извещаю Вас также, что книгоиздательство «Парус» предполагает издание литературных сборников и что, если б Вы согласились участвовать в них, это было б очень хорошо.

«Парус» ставит целью поднять интерес читателя к серьезной литературе.

От себя лично окажу, что был бы очень счастлив работать рядом с Вами.

Будьте здоровы и желаю всего доброго!

А. Пешков

Кронверкский проспект, 23.

(обратно)

730 М. А. МАЛЫХ

23 декабря 1916 [5 января 1917], Петроград.

Спасибо за доброе письмо Ваше, за хорошую память обо мне! Спасибо, — это хороший подарок, особенно трогающий за душу в такие трудные дни, когда все люди одичали и у большинства умерло человеческое.

Я Вас помню и — очень! Вы, полагаю, тоже не забыли, как я повел Вас гулять в поле и потом мы сидели в овраге, под кустами, на жухлой августовской траве. Тогда уже листья желтели. Да, это было давно, а все-таки — как Вы видите и из «Детства» — я крепко помню все хорошие минуты жизни.

Не так уж много было их, и — тем ценнее они. Верно?

Я тоже дружески целую Ваши руки и еще раз — сердечно благодарю за память.

Будьте здоровы, будьте бодры!

А. Пешков

23.XII.16.

(обратно)

731 ГЕРБЕРТУ УЭЛЛСУ

Конец декабря 1916 [начало января 1917], Петроград.

Книгоиздательство «Парус».

Петроград, Б. Монетная, 18.

Г. Уэллсу.

Дорогой друг!

Я только что закончил корректуру русского перевода Вашей последней книги «М-р Бритлинг» и хочу выразить Вам мое восхищение, так как Вы написали прекрасную книгу! Несомненно, это лучшая, наиболее смелая, правдивая и гуманная книга, написанная в Европе во время этой проклятой войны! Я уверен, что впоследствии, когда мы станем снова более человечными, Англия будет гордиться тем, что первый голос протеста, да еще такого энергичного протеста против жестокостей войны раздался в Англии, и все честные и интеллигентные люди будут с благодарностью произносить Ваше имя. Книга Ваша принадлежит к тем, которые проживут долгие годы. Вы — большой и прекрасный человек, Уэллс, и я так счастлив, что видел Вас, что могу вспоминать Ваше лицо, Ваши великолепные глаза. Может быть, я выражаю все это несколько примитивно, но я хочу просто сказать Вам: в дни всемирной жестокости и варварства Ваша книга — это большое и поистине гуманное произведение.

Конечно, я не согласен с концом Вашей книги, я не знаю другого бога, кроме того бога, который вдохновил Вас написать, как м-р Бритлинг испил до дна чашу мировой скорби, смешанной с кровью. Но этот бог живет только в Вашей душе, в человеческой душе, и не существует нигде, кроме этой души. Мы, человечество, создали нашего бога для нашей скорби и радости, и во внешнем мире мы не находим бога, а только других людей, таких же несчастных, как и мы, создателей собственного бога — добра.

Вы написали прекрасную книгу, Уэллс, и я сердечно жму Вашу руку и очень люблю Вас.

А теперь я хочу сказать Вам следующее. Два моих друга, Александр Тихонов и Иван Ладыжников, организовали издательство для детей. Сейчас, может быть, более чем когда-либо, дети являются лучшим и наиболее нужным, что есть на земле. Русские дети нуждаются более, чем все другие, в знакомстве с миром, его великими людьми и их трудами на счастье человечества. Надо очистить детские сердца от кровавой ржавчины этой безумной и ужасной войны, надо восстановить в сердцах детей веру в человечество, уважение к нему; мы должны снова пробудить социальный романтизм, о котором так прекрасно говорил м-р Бритлинг Лэтти и о котором он писал родителям Генриха в Померанию.

Я прошу Вас, Уэллс, написать книгу для детей об Эдисоне, об его жизни и трудах. Вы понимаете, как необходима книга, которая учит любить науку и труд. Я попрошу также Ромэна Роллана написать книгу о Бетховене, Фритьофа Нансена — о Колумбе, а сам напишу о Гарибальди. Таким образом, дети получат галерею портретов ряда великих людей. Я прошу Вас указать мне, кто из английских писателей мог бы написать о Чарльзе Диккенсе, Байроне и Шелли? Не будете ли Вы добры указать мне также несколько хороших детских книг, чтобы я мог организовать их перевод на русский язык?

Я надеюсь, что Вы не откажетесь помочь мне, и я еще раз должен сказать Вам: Вы написали превосходную книгу, и я благодарю Вас от всего моего сердца.

Искренно Ваш

М. Горький

Мой адрес — Петроград, Большая Монетная, 18, «Парус», для Максима Горького.

(обратно)

732 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

Конец декабря 1916 [начало января 1917], Петроград.

Дорогой и глубокоуважаемый товарищ

Ромэн Роллан!

Очень прошу Вас написать биографию Бетховена для детей. Одновременно я обращаюсь к Г. Уэллсу с просьбой написать «Жизнь Эдисона», Фритиоф Нансен даст «Жизнь Христофора Колумба», я — «Жизнь Гарибальди», еврейский поэт Бялик — «Жизнь Моисея» и т. д.

Мне хотелось бы при участии лучших современных писателей создать целую серию книг для детей, содержащую биографии великих умов человечества. Все эти книги будут изданы мною.

Я уверен, что Вы, автор «Жана Кристофа» и «Бетховена», великий гуманист, Вы, так прекрасно понимающий значение высоких социальных идей, — не откажете

в Вашем ценном содействии делу, которое мне представляется хорошим и важным.

Вы сами прекрасно знаете, что никто так не нуждается в нашем внимании в эти дни, как дети.

Мы, взрослые люди, которым в скором времени предстоит покинуть этот мир, — мы оставим нашим детям жалкое наследство, мы им завещаем очень грустную жизнь. Эта нелепая война — блестящее доказательство нашей моральной слабости, упадка культуры. Напомним же детям, что люди не всегда были так слабы и дурны, как — увы! — мы теперь; напомним им. что у всех народов были — и есть сейчас — великие люди, благородные сердца Это необходимо сделать именно в эти дни победоносной жестокости и зверства.

Я горячо прошу Вас, дорогой Ромэн Роллан, написать эту биографию Бетховена, так как я уверен, что никто не напишет ее лучше Вас!

И еще, будьте добры, укажите мне, к кому из французских писателей я мог бы обратиться с просьбой написать историю Жанны д’Арк для детей. Само собой разумеется, что это лицо должно обладать талантом и не быть католиком. Надеюсь, Вы меня понимаете.

Я внимательно прочел, дорогой мэтр, все Ваши статьи, появившиеся во время войны, и хочу сказать, что они возбудили во мне глубокое уважение и любовь к Вам. Вы один из тех редких людей, чья душа осталась не омраченной безумием этой войны, и это большая радость — знать, что Вы сохранили в своем благородном сердце лучшие принципы человечества

Очень прошу Вас как можно скорее ответить мне и указать также Ваши условия и предполагаемый объем книги.

Позвольте мне издалека пожать Вашу руку, дорогой товарищ, и примите еще раз уверения в моем глубоком уважении и искреннем восхищении.

Желаю Вам долгой и плодотворной деятельности.

Максим Горький

Петроград

Большая Монетная, 18,

«Парус»,

Максиму Горькому.

(обратно) (обратно)

1917

733 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

Середина [конец] января 1917, Петроград.

Огорчен Вашим письмом, Сергей Николаевич, очень огорчен!

Так горячо хотелось привлечь Вас к работе в «Летописи», но — что ж делать? Может быть, я понимаю Ваше настроение и, конечно, не решусь спорить с ним. Скажу только, что никогда еще живое слово талантливого человека не было так нужно, как теперь, в эти тяжелые дни всеобщего одичания.

Будьте здоровы, желаю всего доброго!

Журнал выслан Вам.

«Парус» — дело не очень коммерческое, это попытка моя и двух моих товарищей учредить широкое демократическое книгоиздательство.

Позволите высылать Вам наши издания?

Сердечный привет!

А. Пешков

(обратно)

734 В. Я. БРЮСОВУ

16 [29] января 1917, Петроград.

Дорогой Валерий Яковлевич!

В январе — в конце — выходит газета «Луч», ее направление — радикально-демократическое, главный редактор — проф. Л. В. Бернацкий, литературный отдел буду вести я, критика и библиография — А. Г. Горнфельд, иностранная политика — П. Г. Виноградов.

Я прошу Вас о сотрудничестве. Условия — какие Вам угодно. Если Вы дадите к 25-му января стихи, статью или рассказ — очень обрадуете.

Мне кажется, что нам — судьба работать вместе; по крайней мере, я очень хотел бы Вашей помощи, Вашего доброго совета во всех моих затеях. Не ошибаюсь в расположении Вашем?

Будьте добры ответить о согласии или несогласии телеграммой.

Крепко жму руку.

Ваш А. Пешков

Кронверкский пр., 23.

16. I. 17.

(обратно)

735 В. Г. КОРОЛЕНКО

25 января [7 февраля] 1917, Петроград.

Дорогой Владимир Галактионович!

Ваша брошюра давно уже сверстана, и типография — Мамонтова, в Москве — скоро приступит к печатанию. Причиной замедления послужили какие-то технические неурядицы, столь обычные в наши дни. Печатаем, как я извещал Вас, 150 000.

В каком положении находится дело издания брошюры у Мазе — не знаю, наши сношения с ним редки и случайны. Но, если Вы желаете, я напишу в Москву и узнаю, в чем дело.

Насмешил я Вас с «телеграммой» — но что поделаешь? Так хочется поскорее выяснить глубоко важный для всех нас — а для меня особенно — вопрос о возможности Вашего участия в «Луче». Дело в том, что, вступая в эту газету, я мечтаю об органе, который соединил бы все наличные лучшие силы замученной и печальной земли нашей. Было бы глупо, если б я начал распространяться о Вашем значении в этой земле, но не могу не сказать, что нет человека, которого я любил бы и уважал так, как Вас. Вы мне извините это заявление, конечно — излишнее.

Будьте здоровы, дорогой Владимир Галактионович! Поклон Евдокии Семеновне.

Очень ждем Вашего ответа.

А. Пешков

25. I. 17.

(обратно)

736 В. В. ИВАНОВУ

Около 3 [16] февраля 1917, Петроград.

Всеволоду Иванову.

Два Ваших рассказа будут напечатаны в «Сборнике произведений писателей-пролетариев» и уже сданы в типографию.

«На буксире» — не годится.

Вот что, сударь мой: Вы, несомненно, человек талантливый, Ваша способность к литературе — вне спора. Но, если Вы желаете не потерять себя, не растратиться по мелочам, без пользы, — Вы должны серьезно заняться самообразованием.

Вы плохо знаете грамоту, у Вас много орфографических ошибок Язык у Вас яркий, но слов — мало, и Вы часто употребляете слова нелитературные, местные. Они хороши в диалогах, но не годятся в описаниях. Мыслей, образов у Вас тоже не хватает Все это — «дело наживное». Займитесь собой, советую Вам! Читайте, изучайте приемы писателей-стилистов: Чехова, Тургенева, Лескова. Особенно богат словами последний. Займитесь изучением грамматики, прочитайте «Теорию словесности», — вообще обратите на себя серьезное внимание.

Когда выйдет «Луч», я Вам вышлю его.

Могу выслать книг, если нужно Вам.

И вот еще что: в Ваших рассказах много удальства, но — это дешевое удальство, пустое. Молодыми и телята удалы, — понимаете? А Вы ищите за всем скотским — человечье, доброе Не все люди — «стервы», далеко не все, хотя они и одичали за последнее время.

Знайте, что всем нам, знающим жизнь, кроме человека, верить не во что. Значит — надо верить в себя, надо знать, что Вы не только судья людям, но и кровный их друг. Не грубите очень-то.

Сердиться — можно, следует, но и миловать надобно уметь!

Так-то. Не пишите много.

Поменьше, да — получше.

А. Пешков

Желаю всего доброго.

За карточку — спасибо!

(обратно)

737 В. М. ВЛАДИСЛАВЛЕВУ

18 февраля [3 марта] 1917, Петроград.

18. II. 17.

Уважаемый

Владимир Михайлович!

Извещаю Вас о готовности моей оказать посильную помощь делу организации Народного дома в Канавине.

Не премину приехать для того, чтоб принять участие в одном или двух литературных вечерах; я полагаю, что следовало бы устроить два: один — в городе, другой — в Канавине.

Но в данное время я не могу точно сказать Вам, когда именно найду время для этого; думаю, однако, что не раньше конца апреля

Искренно благодарю Вас и сотоварищей Ваших за приглашение к помощи хорошему делу.

Желаю Вам успеха и крепко верю в него.

А. Пешков

(обратно)

738 В. Я. БРЮСОВУ

23 февраля [8 марта] 1917, Петроград.

Дорогой Валерий Яковлевич!

С «Лучом» — «заминка», издание газеты откладывается на неопределенное время Не стану излагать Вам причин события, они — не интересны, обыкновенное русское грубое жульничество со стороны лиц, которым газета не желательна. Пропало полгода напряженной работы, это — досадно; времени у меня мало, — ведь уж мне недалеко до Волкова кладбища. А работы — непочат угол!

Обращаюсь к Вам от себя лично и по поручению комитета «Рус[ского] о-ва изучения еврейской жизни», задачи коего, как Вам известно, борьба с антисемитизмом.

О-во желало бы выпустить в свет ряд книжек на темы библейских романов и легенд. Точнее: нужно выпустить Эсфирь, Товия, — Руфь уже издана, в неудачном изложении, — жизнеописание Моисея, пророчества Исайи, Иеремии и прочее. Все это необходимо переработать настолько, чтоб синод, собственник перевода библии, не привязался к нам и не запретил издание.

Так вот, Валерий Яковлевич, не возьмете ли Вы на себя организацию этого дела? У Вас широкое знакомство с литературной молодежью, — раздайте им, по Вашему выбору, темы, проредактируйте их труды и давайте нам. Вознаграждение себе определите в угодном Вам размере, им — 100 р. за лист в 35 т[ысяч] знаков — не мало?

Я Вас очень прошу взяться за это дело! З. И. Гржебин рассказал мне о прекрасном и трогательном отношении Вашем к «Парусу», и хотя я и прежде не сомневался в этом, знал и чувствовал это, — а все же еще раз обрадовали Вы меня!

Очень хочется работать с Вами много и долго. И — это не комплимент, поверьте! — я не знаю в русской литературе человека более деятельного, чем Вы. Превосходный Вы работник!

Прочитал «Египетские ночи». Если Вам интересно мнение профана в поэзии — эта вещь мне страшно понравилась! Читал и радостно улыбался. Вы — смелый, и Вы — поэт божией милостию, что бы ни говорили и ни писали люди «умственные».

Ваша статейка «О книгах» показалась мне несколько односторонней, — очень много о технике и мало о содержании, о темах, о недостатке жизни в современной поэзии. Вы не рассердитесь на этот отзыв? Всего доброго и поклон Вашей супруге.

А. Пешков

23. II. 17.

(обратно)

739 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

23 февраля [8 марта] 1917, Петроград.

Дорогой и уважаемый Клементий Аркадьевич!

Очень извиняюсь, что так долго не писал Вам, и, по обыкновению, обращаюсь к Вам с горячей просьбой.

Организованное мною книгоиздательство «Парус» предполагает издатьряд биографий замечательных людей для ребят среднего возраста.

Мы просим Фритиофа Нансена составить биографию Колумба, Ромэна Роллана — Бетховена, Сократа, Адольфа Шатобриана — Жанны д’Арк, Уэллса — Эдисона и т. д. Нансен, Роллан, Уэллс уже дали свое согласие, к августу пришлют рукописи. Я прошу Вас — не возьмете ли Вы на себя труд составить биографию Дарвина? Это было бы превосходно! И я очень прошу Вас взяться за этот труд!

Дело с газетой «Луч» временно замерло. Не по моей вине. В последний момент, в день подписания условия с типографией, нам поставили условия совершенно неприемлемые. Но — я упрям, и газета будет.

Желаю Вам доброго здоровья и жду ответа о Дарвине.

А. Пешков

23. II. 17.

(обратно)

740 РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «РУССКОЕ СЛОВО»

Март, до 18 [31], 1917, Петроград.

Гражданину редактору газеты

«Русское слово».

Гражданин редактор!

В печать проник слух о том, что будто бы я организую радикал-демократическую партию. Позвольте через посредство Вашей газеты заявить, что я остаюсь тем, чем был, — социал-демократом.

Приветствую,

М. Горький

(обратно)

741 В. Я. ШИШКОВУ

Март 1917, Петроград.

Вячеслав Яковлевич,

Ваша сказка у А. Н. Тихонова, который говорит, что Вы желали переделать сказку. Сказка — хорошая, и она принята «Парусом».

Очерк для «Н[овой] ж[изни]», пожалуй, велик, в нем два фельетона, строк по 400–500. Но — очерк интересный, и я сдал его в редакцию, чтоб Тихон[ов] определил, пойдет ли он в «Н. ж.» или в «Летописи», в отделе «По России».

Уезжаете? Я тоже скоро уеду. Устал все-таки!

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

742 А. М. ИГНАТЬЕВУ

1 [14] июня 1917, Петроград.

Дорогой А[лександр] М[ихайлович]!

Очень прошу Вас помочь мне сбором денег на организацию «Научного института».

Если хотите — пришлю Вам воззваний штук 100–500, — сколько угодно!

Работайте, прошу Вас! Дело — огромного значения, и очень важно привлечь демократию к строительству его.

Крепко жму руку.

А. Пешков

1. VI. 17.

(обратно)

743 В. Я. БРЮСОВУ

25 июля [7 августа] 1917, Петроград.

Вы очень тронули меня за сердце, Валерий Яковлевич, — редко случалось, чтоб я был так глубоко взволнован, как взволновало меня Ваше дружеское письмо и милый Ваш сонет.

Спасибо Вам. Вы — первый литератор, почтивший меня выражением сочувствия, и совершенно искренно говорю Вам — я хотел бы, чтоб Вы остались и единственным. Не сумею объяснить Вам, почему мне хочется, чтоб было так, но — Вы можете верить — я горжусь, что именно Вы прислали мне славное письмо. Мы с Вами редко встречались. Вы мало знаете меня, и мы, вероятно, далеки друг другу по духу нашему, по разнообразию и противоречию интересов, стремлений.

Тем лучше, — Вы поймете это, — тем ценнее для меня Ваше письмо. Спасибо.

Давно и пристально слежу я за Вашей подвижнической жизнью, за Вашей культурной работой, и я всегда говорю о Вас: это самый культурный писатель на Руси! Лучшей похвалы — не знаю; эта — искренна.

Будьте здоровы, Валерий Яковлевич, и — всего доброго!

А. Пешков

Меня не очень огорчает травля, поднятая против меня людьми, одичавшими со страха. В 5–6 годах меня обвиняли, что я «работаю на японские деньги» и обокрал Савву Морозова на три миллиона, кажется.

Но — вот что обидно: что это за страна, где все бесчестны, все продаются и где это никого не удивляет, а только злит? Ведь суть-то в том, что это именно не удивляет никого, и это скверная суть, обиднейшая суть для всех нас!

Крепко жму руку.

А. П.

(обратно)

744 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

1 [14] августа 1917, Петроград.

Дорогой Клементий Аркадьевич!

Очень обрадован Вашим письмом и согласием написать для юношества биографию Дарвина, — спасибо Вам!

С радостью принимаю и предложение Аркадия Клементьевича написать биографию Фарадея, — нельзя ли сделать ее так, чтоб она была интересна и для рабочих?

«Летопись», очевидно, выслали по московскому адресу.

С нетерпением жду статью для «Новой жизни», — если «Красное знамя» слишком велико, напишите что-нибудь другое для газеты! Очень прошу! Крысы шовинизма грызут нас неутомимо, и порою бывает трудненько отбиваться от них. Они — какая-то аморфная масса, нечто газообразное, они отравляют незаметно, вызывая порой постыдное раздражение, которое принимает формы, недостойные приличного человека, — каков, например, мой ответ Бурцеву. Мне не следовало отвечать так — не правда ли? Я лучше сделал бы, если б промолчал. Удивительная дрянь этот Бурцев, такой холодный и бездушный. Охранник Белецкий называет его «сыщиком по натуре»

Предложите за перевод Грегори столько, сколько найдете нужным Очень нужны хорошие книги, их совершенно нет, все распродано. А издавать новые — трудно: нет типографии, бумаги, наборщиков и печатников. Цены на типографский труд — баснословны до курьеза!

Ваша «Наука и жизнь» все еще не сдана в набор, — Вы извините это, — невозможно сдать, некуда! Заканчиваем организацию своей типографии, скоро закончим!

Будьте здоровы, всего доброго!

Сердечно приветствую Вашу семью.

А. Пешков

1. VIII 17.

(обратно) (обратно)

1918

745 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

Июнь, после 20, 1918, Петроград.

Очень рад получить весточку о Вас, Д[митрий] Н[иколаевич]! Подолгу Вы молчите!

«Летопись» давно закрыта, «Новой жизни» печатать стихов — негде, места нет. Стихи Ваши частью пойдут в журнале «Вестник свободы и культуры», а часть — возвращаю.

Третья строфа «Марсельезы» — слаба, рушник и брага — не уместны после зарева, знамен и т. п. Степана Разина пора оставить в покое, — в бурные дни его всегда выносят на улицу, как икону во время деревенского пожара, а ведь икона-то еретическая!

Сегодня еду в Москву на неделю, очень занят!

Будьте здоровы, дорогой!

Пришлите книжку.

А. Пешков

(обратно)

746 В. И. ЛЕНИНУ

31 августа 1918, Петроград.

Ужасно огорчены, беспокоимся, сердечно желаем скорейшего выздоровления, будьте бодры духом.

М. Горький.

Мария Андреева.

(обратно)

747 П. М. САДОВСКОМУ

Октябрь, до 10, 1918, Петроград.

Почтенный Пров Михайлович!

Примите сердечную мою благодарность за то лестное для меня отношение, которым Вы и Александр Иванович Сумбатов почтили мою пьесу, — кстати скажу, написанную наспех и изобилующую недостатками.

Поговорить о ней с Вами я весьма желал бы, надеясь и даже будучи уверен, что добрая беседа помогла бы мне исправить некоторые неясности пьесы и тем облегчить Ваш и Ваших товарищей труд.

Я буду в Москве между 10-м и 15-м числами и тогда попрошу Вас устроить беседу о пьесе.

Желаю Вам всего доброго и прошу передать привет мой А. И. Сумбатову.

А. Пешков

(обратно)

748 А. В. ЛУНАЧАРСКОМУ

Дорогой

Анатолий Васильевич!

По расчету И. П. Ладыжникова издание сочинений Герцена в 20 томах при тираже в 25 000 экз. будет стоить 2 600 000 р., продажная цена тома — 10 р., а экземпляра — 200.

Но, несмотря на такую дороговизну, я лично все-таки высказался бы за издание. Это было бы первое действительно полное собрание сочинений Герцена, которого мы все-таки мало знаем, — как об этом свидетельствуют 8 томов, изданных М. Лемке.

Это был бы достойный Герцена памятник и хорошее культурное дело.

Прилагаю письмо Ф. Сологуба, — не дадите ли Вы ему «охранную грамоту»?

Засим: мой добрый знакомый, Б. О. Гавронский, купил знаменитую коллекцию китайских вещей князя Эспера Ухтомского, временно эта коллекция помещена в Академии наук, а затем Гавронский думает перевести ее в Москву, когда там организуется музей Восточного искусства.

У Гавронского много своих вещей — восточных — в Москве. Его уже дважды выселили с квартиры. Вещи — хрупкие, требуют заботливого отношения к ним.

Дайте, пожалуйста, охранную грамоту

Борису Осиповичу Гавронскому,

дабы его не гоняли из дома в дом!

Очень прошу! Это — охрана фундамента будущего музея.

Сердечный привет!

А. Пешков

(обратно) (обратно)

1919

749 В. И. ЛЕНИНУ

Конец 1918 или начало 1919, Петроград.

Дорогой Владимир

Ильич!

Очень прошу Вас принять и выслушать Александра Ивановича Куприна по литературному делу.

Привет!

А. Пешков

(обратно)

750 В. И. ЛЕНИНУ

Январь 1919, Петроград.

Дорогой Владимир

Ильич!

Возвращаясь с фронта, рабочие-коммунисты жалуются, что их агитация в пестрой массе Красной армии не имеет того успеха, которого они ожидали.

Эти жалобы агитаторов имеют весьма серьезное значение, и я прошу Вас остановить на них Ваше внимание. Лично я полагаю, что агитация коммунистов имела бы гораздо более солидный успех, если б сами агитаторы отправлялись на работу вооруженные не только одной голой теорией, но и фактами из области государственного творчества Советской власти, фактами, которые делают теорию жизненно убедительной.

Я давно уже настаиваю на необходимости издания информационного журнала, который занимался бы подсчетом и разъяснением всего, что Советская власть сделала — за год — положительного в разных областях социальной жизни. Голос мой остается гласом вопиющего в пустыне — увы! — не безлюдной, — и все-таки я упорно продолжаю убеждать Вас и всех: необходимо дать агитаторам-коммунистам или информационный журнал, или хотя бы брошюру-очерк деятельности Сов[етской] власти за год; в этом очерке должно быть изложено кратко и вразумительно все, чего достиг в 18 году Ком[иссариат] народ[ного] просвещ[ения] и другие комиссариаты, Комитет государственных сооружений и т. д.

Есть немало фактов, коими Совет[ская] власть может даже похвастаться, особенно по ведомству Луначарского. Эти факты должны быть известны агитаторам, и Вы сделали бы доброе дело, внушив, кому следует, чтоб немедленно было приступлено к составлению указанного очерка.

Наконец — если и очерк окажется неосуществимым— дайте агитаторам лист, с кратким перечнем всего, что достигнуто за год работой различных комиссариатов. Надеюсь, Вы понимаете, как это необходимо.

Далее: не находите ли Вы теперь удобным возобновление «Новой жизни»? Если — да, то хорошо бы, чтоб эта газета вышла одновременно с газетой меньшевиков, — настаивать на одновременности меня побуждают соображения отнюдь не материального характера.

На-днях закончим печатание перечня книг, предположенных к изданию «Всемирной литературой». Я думаю, что не худо будет перевести эти списки на все европейские языки и разослать их в Германию, Англию, Францию, скандинавские страны и т. д., дабы пролетарии Запада, а также Уэллсы и разные Шейдеманы видели воочию, что российский пролетариат не токмо не варвар, а понимает интернационализм гораздо шире, чем они, культурные люди, и что он в самых гнусных условиях, какие только можно представить себе, сумел сделать в год то, до чего им давно бы пора додуматься.

Будьте здоровы!

А. Пешков

(обратно)

751 ИСПОЛКОМУ ПОЛЮСТРОВСКОГО ВОЛОСТНОГО СОВЕТА

29 марта 1919, Петроград.

Исполкому

Полюстровского Волостного Совета

Дорогие товарищи!

Вы распорядились выдать поэтессе Грушко и мне три пуда квашеной капусты.

Товарищи! Это очень любезно, но слишком много, и я прошу вас распоряжение о квашеной капусте немедленно отменить, а в противном случае — берегитесь! — я начну спекулировать этой капустой. Ну, я, может быть, и не стану спекулировать, Н. В. Грушко тоже не станет, а за гражданку Прасковью Николаеву мы оба не можем поручиться.

Серьезно говоря, товарищи, я очень прошу вас распоряжение о выдаче Прасковье Николаевой трех пудов капусты — отменить и впредь не давать ей продуктов в таком огромном количестве.

А за распоряжение ваше относительно молока для Н. В. Грушко и ее ребенка — сердечно вас благодарю!

Будьте бодры и здоровы!

М. Горький

29. III. 19.

(обратно) (обратно)

1920

752 В. И. ЛЕНИНУ

29 или 30 января 1920, Петроград.

Очень извиняюсь, дорогой Владимир Ильич, что принужден обратиться к Вам с жалобой и просьбой, — здесь… ни от кого не добьешься толка.

Около года назад телеграммой Высшего совета народного хозяйства… я был назначен комиссаром типографии «Копейка», которая целиком была предоставлена в распоряжение «Всемирной литературы». В целях технического надзора и учета наряду со мною был оставлен также и прежний комиссар от полиграфической секции местного СНХ.

«Всемирной литературе» стоило огромных усилий сохранить производительность типографии в течение тяжелого года и предохранить ее от того развала, в котором ныне находится большинство крупных национализированных типографий.

Желая поднять производительность этих типографий, местная полиграфическая секция не нашла других способов, кроме того, чтобы принудительно, через своего комиссара, изъять из «Копейки» ее рабочий персонал и перевести его в советские типографии.

27 января, таким образом, были взяты у меня 10 рабочих машинного отделения; 28-го затребовано такое же количество наборщиков и брошюровщиков. Эти изъятия были произведены, несмотря на мой протест как комиссара.

Такое поведение полиграфической секции, совершенно разрушая работу «Копейки», лишает «Всемирную литературу» возможности печатать свои книги. Кроме «Всемирной литературы», в «Копейке» с моего согласия печатаются работы для Балтфлота, Мурманской ж. д. и исполняются заказы из Смольного. Само собою разумеется, что никаких частных заказов типография не берет.

Таким образом, разрушая работу «Копейки», полиграфическая секция наносит ущерб самой же Советской власти.

Я прошу Вас:

1. Оградить «Копейку» от дальнейших покушений со стороны полиграфической секции.

2. Принять меры к тому, чтобы «Копейке» возвратили взятых из нее рабочих.

3. Подтвердить достаточно авторитетно мои права комиссара, указав, что типография отдана в исключительное распоряжение «Всемирной литературы» и, кроме меня, в другом комиссаре не нуждается.

Уверен, что-только таким путем возможно обеспечить дальнейшую работу «Всемирной литературы» и сохранить от разрушения единственную в Петрограде правильно функционирующую крупную типографию. Просьбу мою прошу рассмотреть немедля и дать мне ответ по телеграфу, ибо разрушение типографии уже начато и ведется весьма энергично.

М. Горький

(обратно)

753 В. И. ЛЕНИНУ

2 апреля 1920, Петроград.

Дорогой Владимир Ильич!

… Прилагаю копию заявления Совета Эрмитажа о необходимости реэвакуации его ценностей из Москвы в Петроград, — и тоже прошу Вашей помощи как член Совета.

А засим обращаю Ваше внимание на необходимость принять решительные меры по борьбе с детской преступностью. Теперь, будучи ознакомлен с положением этого вопроса, я знаю, как ужасно быстро развивается зараза преступности…

Изоляция не достигает цели. Необходимы иные меры, и я предлагаю организовать «Лигу борьбы с детской преступностью», куда мною будут приглашены все наиболее авторитетные деятели по вопросам воспитания дефективных детей и по вопросу о борьбе с преступностью детской.

С этим необходимо спешить.

Простите, что пристаю с «пустяками». Вы говорите очень хорошие речи о необходимости труда. Было бы хорошо, если бы Вы в одной из речей Ваших указали на такие факты: со времени наступления Юденича на улицах Петрограда валяются и гниют десятки тысяч холщовых мешков с песком, из которых были состряпаны пулеметные гнезда и площадки. Мешки — испорчены, загнили, а на бумажных фабриках не хватает тряпки.

На местах разрушенных деревянных домов валяется и ржавеет не один миллион пудов железа.

При ломке домов стекла окон и дверей не вынимают, а бьют, — ныне оконное стекло стоит 1000, 1200 руб., — здесь погибают десятки миллионов денег.

Но дело, конечно, не в деньгах, а в том, что надо же приучать людей бережно относиться к своему благосостоянию! Работы по сбору мешков, тряпки, стекла, железа можно вести силами заключенных в тюрьмах.

На эти темы беседую всюду, но необходимо, чтоб и Вы сказали свое слово. Право же, это не «пустяки» в конечном-то счете!

Крепко жму руку и будьте здоровы!

А. Пешков

2 апреля 1920.

(обратно)

754 В. И. ЛЕНИНУ

3 апреля 1920, Петроград.

Петроград, апреля 3 дня, 1920 г.

Дорогой Владимир Ильич!

Неизбежно должен снова тревожить Вас, ибо иным путем толка добиться нельзя.

Как я уже говорил Вам, мною и Гржебиным организовано сокращенное издание лучших русских авторов XIX века. Читать 10 томов Тургенева, 20 Герцена или 15 Чехова — времени нет, но можно хорошо знать автора, прочитав 2–3 тома его лучших произведений.

Мы уже сделали много и на-днях сдаем книги в печать.

Мы просили Воровского разрешить нам пользоваться текстами Государственного издательства, и, как видите из прилагаемой бумаги, он нам это не только разрешил, но и поставил в обязанность.

Вполне естественно: глупо делать работу проверки текстов в двух местах и дважды, ведь, Гржебин и я, мы же не конкуренты Государственному издательству.

Но товарищ Ионов держится иного мнения, и вот, съездив в Москву, добился отмены разрешения Воровского.

Владимир Ильич! При таких условиях работать невозможно.

Я прошу Вас позвонить Воровскому и указать ему, что сокращенные издания русских классиков обязательно должны быть идентичными по тексту с полными изданиями, выпущенными Государственным издательством.

Вы, конечно, понимаете, что это необходимо.

Будьте здоровы!

М. Горький

(обратно)

755 В СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ РСФСР

28 или 29 апреля 1920, Москва.

В Совет Народных Комиссаров

До настоящего времени в распоряжении комиссии по улучшению быта ученых имеется 1800 пайков, которые и распределены среди ученых, но, так как указанное количество пайков далеко не удовлетворяет всех ученых и большое количество высококвалифицированных ученых остаются без пайков, комиссия убедительно просит Совнарком об увеличении числа пайков до 2000.

Председатель комиссии М. Горький

(обратно)

756 ГЕРБЕРТУ УЭЛЛСУ

Конец апреля или май 1920, Москва.

Дорогой Уэллс!

Я получил Ваше письмо и начало книги, очень тронут Вашей любезностью и тем, что Вы не забыли меня.

Я показал Ваше письмо специалистам, они отозвались о труде Вашем в самых лестных выражениях. Это очень обрадовало меня, и я предполагаю заказать перевод книги, как только получу следующие выпуски. Надеюсь, что мне удастся устроить печатание русских книг за границей, в Швеции, и, таким образом, внешность книг будет вполне удовлетворительной. Прошу Вас сообщить Ваши условия.

Как я живу — спрашиваете Вы. Очень много работаю в области просвещения народа, но ничего не пишу. Организовал издание всей европейской литературы XIX в., конечно, только образцовых ее произведений. Это — около трех тысяч томов. Затем организовал издательство по естественным наукам — очень широкое, начиная от самых популярных книг и до университетских курсов и классических сочинений по естествознанию. Состою председателем комиссии по улучшению быта ученых, еще несколько раз председатель в различных организациях культурно-просветительного характера.

Жить трудно. Не потому, что голодно, холодно и много работы, а главным образом потому, что мешают работать. Поражение Колчака и Деникина возбудило надежды на возможность мирного труда реставрации России, страны, которая нуждается прежде всего именно в упорном, мужественном труде.

Но — вот выступила Польша, и надежды эти поколеблены. Снова тысячи людей погибнут в боях, и, как всегда бывает, среди ник исчезнут десятки очень ценных работников культуры. Новое напряжение утомленных сил еще более ослабит измученную страну. Вы не можете представить, как грустно и больно все это.

Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что капиталистические слои Европы совершенно озверели в чувствах жадности и мести. Иногда силы падают, и жалеешь, что дожил до таких отвратительных картин человеческой глупости и жестокости, но ясно видишь и чувствуешь, что русская рабочая масса носит в себе зародыши весьма ценных свойств, видишь проснувшуюся жажду знания, и это утешает, даже будит энтузиазм. Начинаешь снова работать с увлечением и верой. Так идут дни. Кажется, Для меня их осталось уже немного.

Вы знаете, как я люблю Вас. Примите же мой искренний привет и сердечное пожелание Вам всего доброго.

(обратно)

757 В СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ РСФСР

20 или 21 октября 1920, Москва.

В Совнарком

Ввиду того, что отпускаемые с разрешения Наркомпрода Губпродкомами продукты для Петроградской «Комиссии по улучшению быта ученых» Петрокоммуна предполагает реквизировать, — председатель Петроградской КУБУ просит Совнарком постановить:

Все продукты, отпускаемые с разрешения Наркомпрода Губпродкомами для Петроградской КУБУ, не подлежат со стороны Петрокоммуны ни реквизициям, ни зачетам в счет нормы утвержденного Совнаркомом пайка для ученых Петрограда.

Основания ходатайства:

Из пайка Петрокоммуны ученый должен выделить до 6 % в пользу служащих Дома ученых и часто служащих таких учреждений, как лаборатории, кабинеты, библиотеки и т. д. Если он не будет подкармливать ближайших помощников, они разбегутся на пайковые места. Затем — ученый делит свой паек с семьей.

Поэтому Дом ученых необходимо должен прикупать и продукты, чтобы поддерживать своих клиентов, среди которых не мало стариков и больных, требующих усиленного питания.

М. Горький

(обратно)

758 В. И. ЛЕНИНУ

31 октября или 1 ноября 1920, Москва.

Позвольте напомнить Вам, что, переведя некоторые учреждения из Москвы в Петроград, Вы освободите здесь множество квартир; квартирный кризис Москвы принимает с наступлением холода трагический характер.

(обратно)

759 ГЕРБЕРТУ УЭЛЛСУ

3 декабря 1920, Петроград.

3. XII. 20.

Дорогой Уэллс!

До сего дня я получил от Вас тринадцать томов различных книг научного характера, за этот подарок Дом ученых сердечно благодарит Вас, я — тоже. Все книги уже рецензированы различными профессорами, рецензии были публично прочитаны на одном из субботних собраний ученых, некоторые книги переводятся на русский язык, прежде всего — статьи и речи Содди. Вы сделали еще одно хорошее дело, что меня не удивляет, — это, очевидно, Ваш обычай.

Читаем Ваши статьи; приятно — вот как я зол! — что мне удалось немножко заразить Вас востокобоязнью. Я продолжаю относиться крайне подозрительно к Талаат-беям и Энверам, которые, видимо, мечтают создать мусульманское государство из Закаспийской области, Закавказья с Дагестаном, Анатолии, Киликии и, кажется, Египта. Чувствуется, что это так, и само собою разумеется, что от этой затеи сильно и неизбежно пострадает прежде всего Армения, а затем и Грузия — маленькая страна, которую я знаю и сердечно люблю. Не думаю, чтоб и Россия выиграла что-либо от этой пантюркской игры. Впрочем, я плохой политик, но иногда мне кажется, что я человек здорового чутья, и мое органическое отвращение к несчастиям человечества, к страданиям человека делает меня хорошим или — вернее — дурным пророком.

Живу я, как всегда, в тревогах и волнениях, почти в¿e время провожу в Москве, приобрел себе цынгу, от которой успешно лечусь.

Торопясь отправить письмо, кончаю его, передайте мой привет Джипу, а Вам — мое сердечное чувство крепкой дружбы.

Все, кого Вы знаете, кланяются Вам, храня о Вас самые лучшие воспоминания.

Посылаю статуэтку Льва Толстого.

Привет!

(обратно)

760 В. В. ИВАНОВУ

20 декабря 1920, Петроград.

Всеволоду Иванову.

Очень рад!

Все эти годы я думал о Вас и почти каждого, приезжавшего из Сибири, спрашивал: не встречал ли он Вас, не слышал ли чего-либо о Вс[еволоде] Иванове, не читал ли рассказов, подписанных этим именем? Никто и ничего не знал, не слышал, не читал. И порою я думал: «Должно быть, погиб Иванов. Жаль». А вот Вы живы, да еще хотите ехать в Питер. Это — превосходно. Здесь Вам будет лучше, и Вы будете лучше.

Но — что я должен сделать для того, чтоб Вы перебрались сюда? Сообщите об этом, и я начну действовать. Спешите.

Провинциальная тоска хорошо знакома мне, — я очень понимаю Вас.

Итак — перебирайтесь сюда скорей!

Жму руку.

20.XII.20.

А. Пешков

Ваше письмо получил только сегодня с четырьмя на нем наклейками. Прилагаю их. Мой адрес:

Кронверкский проспект, 23.

(обратно)

761 8-му ВСЕРОССИЙСКОМУ СЪЕЗДУ СОВЕТОВ

22 декабря 1920, Петроград.

Восьмому Съезду Советов необходимо обратить самое серьезное внимание на положение книжного дела в Республике. Положение это должно быть названо книжным голодом. Новых книг почти нет, старые книги все быстрее изнашиваются, истребляются, исчезают. Провинция совершенно обескнижена, — члены съезда знают это. Агитационную литературу и ту трудно достать, не говоря о книгах общекультурного характера. Нет учебников для школ и университетов. Старые истрепанные учебники для средних школ продаются из-под полы по 3 и по 5 тысяч экземпляр. Университетские курсы ценятся в десятки тысяч; так, наприм., курс анатомии Тонкова стоит 30 000, патология Штрюмпеля — 150 000, физика Хвольсона — 300 000. Для того, чтобы приобрести эти необходимые книги, студенты организуются в группы по 15–20 человек и покупают одну книгу. Само собой разумеется, что при таком порядке очень трудно учиться, и, если этот порядок не будет изменен, Республика получит очень плохих врачей, инженеров, химиков и вообще ученых специалистов. Много кричали и писали о ликвидации безграмотности, и мне хорошо известно, что эта работа во множестве случаев дает прекрасные результаты: в краткое время людей научили читать. Но читать им нечего, агитационная литература еще непонятна, да и печатается она так, что даже хорошо грамотному человеку трудно читать ее — типографская краска бледна, шрифт сбит, корректура отчаянно плоха. И потому все чаще наблюдаются факты рецидива, повторения безграмотности: весной человека научили читать, а к осени он уже забыл, как это делается, ибо ему не на чем было упражнять способность чтения. «Знания — народу» — это прекрасный лозунг, но как мы передадим знания народу, не имея орудий знания — книг? Государственное издательство существует три года, но, если внимательно посмотреть, что издано и издается им, — мы увидим, что учреждение это работает очень плохо и без плана. Даже литературу агитационную оно часто печатает небрежно в старых переводах царского цензурного времени; были случаи, когда напечатанные им книги приходилось уничтожать ввиду их полного несоответствия задачам времени.

Все же книги не политико-агитационного характера Государственное издательство выпускает, совершенно не сообразуясь с потребностями широких масс. Кому сейчас интересен, например, роман Гамсуна «Бенони», один из неудачных романов этого писателя? А таких книг можно назвать десятки, в то время как великолепные, глубоко поучительные книги, например, Гончарова «Обломов», Чехова «Мужики» и целый ряд произведений, рисующих с беспощадной правдой быт русской деревни, мало изменившейся за годы революции, быт города, революционное движение на Западе, — книги этого типа не печатаются.

Главное же — нет учебников, нет популярных книг по естественным наукам, по технике, нет университетских курсов. Вся работа Госиздата лишена системы, плана, обнаруживает неподготовленность руководителей Госиздата к делу, которое они взялись делать. Если Съезду Советов кажется, что все сказанное мною голословно, пусть он изберет комиссию, которая исследовала бы работу Госиздата, и я ручаюсь, что комиссия эта подтвердит все сказанное мною, установит, что Госиздат теряет ценные рукописи и что вообще в этом учреждении порядка и работы еще меньше, чем во всех других.

Во всяком случае, положение так плохо, что Съезд Советов должен принять самые решительные меры для того, чтобы Республика была обогащена книгами — орудиями знания, не обладая которым массы останутся мертвой силой.

А пока Госиздат все еще является неработоспособным, Съезду Советов следовало бы не приостанавливать кооперативных и частных издательств, а привлечь всех их к делу снабжения Республики книгами. Разрушить дело всегда легко и просто, гораздо труднее создать его, что мы и видим на печальном примере Госиздата. Частные издательства можно поставить под самый строгий контроль, но в данный момент нет никаких оснований уничтожать их, а напротив, следует широко использовать всю энергию, все знания делателей книг. А когда Госиздат превратится в живое, толковое и деятельное учреждение, оно покроет собою и вовлечет в себя все отдельные предприятия, как свои органы.

М. Горький

Петербург. 22 — XII —20.

(обратно)

762 К. И. ЧУКОВСКОМУ

1918–1920, Петроград.

К. И. Чуковскому.

Корней Иванович!

«Фарисеи» Голсуорси — вещь очень схематичная и художественно слабая, как мне кажется. Процесс развития социальной совести у героя слишком напоминает плохие русские книги 70-х годов. Не думаю, чтоб англичанин мог достичь в столь краткий срок гипертрофии совести, как это случилось с героем Голсуорси.

Я всецело предпочитаю «Братство»; эта книга написана более убедительно и мастерски.

Мне кажется, что к ней нужно дать небольшое предисловие на тему о развитии самокритики в английском обществе конца XIX века.

А. Пешков

(обратно)

763 К. И. ЧУКОВСКОМУ

1918–1920, Петроград.

Дорогой Корней Иванович,

как все у Вас, — статейка об Уайльде написана ярко, убедительно и — как всегда у Вас — очень субъективно. Я отнюдь не решаюсь навязывать Вам моего отношения к делу, но — убедительно прошу Вас помыслить вот о чем.

Вы неоспоримо правы, когда говорите, что парадоксы Уайльда — «общие места навыворот», но — не допускаете ли Вы за этим стремлением вывернуть наизнанку все «общие места» более или менее сознательного желания насолить мистрисс Грэнди, пошатнуть английский пуританизм?

Мне думается, что такие явления, каковы Уайльд и Б. Шоу, слишком неожиданны для Англии конца XIX века, и в то же время они — вполне естественны, — английское лицемерие — наилучше организованное лицемерие, и полагаю, что парадокс в области морали — очень законное оружие борьбы против пуританизма.

Полагаю также, что Уайльд не чужд влиянию Ницше.

Моя просьба: прибавьте к статье одну-две главы об английском пуританизме и попытках борьбы с ним! Весьма прошу Вас об этом, считая сие необходимым. Свяжите Уайльда с Шоу и предшествовавшими им, вроде Дженкинса и др.

Извиняюсь за то, что позволил себе исправить некоторые описки в тексте статьи.

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

764 РЕПЕРТУАРНОЙ СЕКЦИИ БОЛЬШОГО ДРАМАТИЧЕСКОГО ТЕАТРА [?]

1919–1920, Петроград.

Драматическая форма — самая трудная форма литературы. Начинающим писателям драма кажется легкой и удобной, потому что ее можно писать с первой до последней строки диалогом, т. е. разговором, не изображая бытовой обстановки, не описывая пейзажа, не поясняя описаниями душевной жизни героев.

Но — драма требует движения, активности героев, сильных чувств, быстроты переживаний, краткости и ясности слова. Если этого нет в ней — нет и драмы. А выразить все это чистым разговором — диалогом — чрезвычайно трудно и редко удается даже опытным писателям.

Можно сказать, что для драмы требуется, кроме таланта литературного, еще великое умение создавать столкновения желаний, намерений, умение разрешать их быстро, с неотразимой логикой, причем этой логикой руководит не произвол автора, а сила самих фактов, характеров, чувств.

Автор пьесы «Помешанный» не имеет представления о драме — это сразу видно по его характеристикам действующих лиц: характеры героев должны выясняться в действии, автору не нужно подсказывать их.

Если литература ставит себе целью поучение — она должна учить образами, фактами, вскрывать смысл жизни и противоречия ее путем сопоставления событий, столкновения основных чувств и характеров. Необходимо, чтобы неизбежное, обоснованное — для всех читателей и зрителей было ясно именно как неизбежное и обоснованное, а необоснованное, устранимое — как таковое. Нужно уметь показать и заставить поверить, что этот человек — не мог поступить иначе, а этот — мог, но не поступил по мотивам корысти, жалости, по неразумию. Автор не рассуждает, а изображает.

Нашему автору все это незнакомо. Его герои слишком много рассуждают, причем материал рассуждений взят ими не прямо от жизни, а из брошюрок.

Вообще — драмы нет.

Но из этого материала можно бы сделать недурной рассказ. Интересен Семен с его философией «чем проще, тем лучше», это — азиатская философия, [которая] может привести к выводам и поступкам самым неожиданным.

Философия Григория «забыть на время всякое попечение о себе» — весьма опасна. Едва ли можно забыть о себе «на время». Или человек навсегда забудет о своем личном человеческом и, быстро измотав себя до опустошения, — погибнет; если же он ухитрится забыть о себе «на время», как это удалось некоторым интеллигентам, то через несколько времени он начнет горько проклинать дни своего подчинения социальным инстинктам, как делают многие интеллигенты. Григорий мог бы дать материал для отдельного рассказа.

«Помешанный» — фигура ходульная, напоминающая характеры, любимые старой народнической литературой И выдуманные ею.

Автору, если он одержим страстью к писательству, необходимо учиться, изучать русский народный и литературный язык. Он пишет «эронически» и вообще не очень тверд в грамматике.

Но у него есть хорошее чувство, смелость, ум и много интересных наблюдений над людьми.

Если он может, он должен отнестись к себе серьезно И попробовать писать маленькие рассказы из быта рабочих.

А писать нужно просто, как будто беседуя по душе с милейшим другом, с лучшим человеком, от которого ничего не хочется скрыть, который все поймет, все оценит с полуслова.

В простоте слова — самая великая мудрость, пословицы и песни всегда кратки, а ума и чувства вложено в них на целые книги.

(обратно) (обратно)

1921

765 В. В. ИВАНОВУ

Между 20 и 23 марта 1921, Петроград.

Как же это у Вас хлеба нет, друг мой? Вы должны аккуратно получать в Доме ученых. Там же Вам надо починить сапоги.

Как это сделать все?

И где Вы?

Рад, что пишете!

А. Пешков

(обратно)

766 В. В. ИВАНОВУ

24 марта 1921, Петроград.

Всеволод Александрович!

Рассказ — удался, хотя — местами — чуть-чуть длинноват.

Беру его с собою в Москву, откуда привезу Вам денег.

Работайте, дружище! Вы можете сделать очень хорошие вещи.

Не забывайте, что в Доме уч[еных] Вы всегда можете получить все, что Вам нужно.

Поговорите с Родэ насчет сапог.

Жму руку.

24. III.21.

А. Пешков

(обратно)

767 Ф. Э. ДЗЕРЖИНСКОМУ

19 апреля 1921, Петроград.

Товарищу Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому с искренним уважением.

М. Горький

19.IV.21.

(обратно)

768 А. И. ОКУЛОВУ

3 августа 1921, Петроград.

А. И. Окулову.

Мне трудно говорить о «Водовороте», я не понимаю значения таких вещей, их литературная ценность только тогда налицо, когда они написаны великолепно. Описание какой-нибудь очень грязной и грубой хирургической операции может быть интересно научно, а какой интерес могут иметь картины садизма, описания убийств?

Вам не удалось одушевить эту сцену, в ней нет пафоса, энтузиазма, а только — механика.

На сцене такая вещь будет вызывать эмоции как раз именно те, против коих следует бороться.

А. П.

3.VIII.21.

(обратно)

769 А. БАРБЮСУ

11 ноября 1921, Берлин.

16, rue Jacques Callot, Paris, 6^a.

Am-r Henri Barbusse.

Уважаемый собрат!

Я вынужден — на время — отказаться от любезного предложения Вашего, потому что совершенно не способен работать: у меня рецидив туберкулеза, нездорово сердце и сильное переутомление нервной системы.

Мне рекомендовано немедля ехать на юг или в Шварцвальд, — избираю последнее и на-днях еду туда.

Как только почувствую себя достаточно работоспособным — немедля пришлю статью для Вашего журнала.

Не сомневаюсь в его своевременности и полезности.

Сердечно желаю Вам бодрости духа и доброго успеха в деле.

М. Горький

Берлин.

11.XI.21.

(обратно) (обратно)

1922

770 В. В. ИВАНОВУ

25 августа 1922, Герингсдорф.

Слежу за Вашей работой с восхищением, — талантливый Вы человек. Но — не следует ли Вам отнестись к себе более серьезно? Писательство — очень ответственное дело, а не только приятная или любимая работа. Вы пишете несколько торопливо и порою небрежно. Это может обратиться в привычку, и тогда Вы станете делать литературу Василия Немировича-Данченко.

Простите за это указание. Не мое дело учить, я знаю. Но — очень уж много обещаете Вы, и хочется, чтоб хорошо дали. Рассуждаю как читатель, как человек, который любит литературу.

(обратно) (обратно)

1923

771 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

13 января 1923, Сааров.

Ромэну Роллану.

Сейчас кончил читать «Кола Брюньон» в петербургском издан[ии] «Всемирной литературы».

Какую прекрасную книгу сделали Вы, дорогой друг! Вот, поистине, создание галльского гения, воскрешающее лучшие традиции Вашей литературы! Я читал ее, смеялся, почти плакал от радости и думал: как своевременна эта яркая, веселая книга во дни общего смятения духа, в эти дни темного безумия и злобы.

Книга — поет. Гибкой и сильной рукою мастера Вы так вылепили Вашего бургундца, что я физически ощущаю его бытие. И на каждой странице чувствуешь, как дорого Вам искусство, как любима Вами Франция. Мне очень нравится фламандец Уленшпигель де Костера, но Вы, на мой взгляд, дали более универсальный характер. Кола — романец. Я его наблюдал в Италии, я знаю, что он должен жить и живет во всех департаментах Франции, его веселое лицо я вижу даже в пьесах Лопе де Вега, в рассказах Аларкона и Гальдоса, в комедиях Хозе Бенавенте. Вы — мастер. И у Вас великолепное сердце. На-днях я прочитал еще одну прекрасную вещь, это роман Кнута Гамсуна «Соки земли» — эпическая идиллия, апология жизни и труда — чудесная вещь! Там, как и у Вас, главный герой — «ангел простых человеческих дел», гений труда и борьбы с природой. Хорошая, волнующая книга, такая же светлая и милая, как Ваша, но, разумеется, без Вашего французского блеска, без этой чарующей игры словом, которую прекрасно чувствуешь даже и в переводе на русский.

Прочитать хорошую книгу — это огромная радость для меня, и я от всей души. благодарю Вас, мастер, француз, за эту радость. Я думаю, что имею право благодарить Вас и от лица всей той русской молодежи, которая читает и будет читать Вашу книгу с таким же волнением, с тою же радостью, как читал ее я.

Мой привет!

Р. S. На-днях пошлю Вам рассказ для «Европы». Организую здесь литературно-научный журнал — без политики — с небольшою группой молодых литераторов. Не хотите ли дать нам две, три странички на любую тему, приятную Вам? Рецензию о какой-либо книге, очерк, характеристику кого-либо из современных молодых? О Вильдраке, Аполлинэре, Аркосе? Очень обрадовали бы!

(обратно)

772 В. В. ИВАНОВУ

Январь — февраль 1923, Сааров.

В. Иванову.

Получил Ваше письмо, дорогой Иванов; даты на письме — нет, по штемпелям не разобрал, когда оно послано; в нем — Ваша карточка, а кроме ее — еще более приятное мне — выражено Вами сознание, что писать Вам следует лучше. Вы даже ругаете себя: «Все, что я раньше написал, — ерунда». Это, разумеется, сказано чересчур сильно, Вы уже ухитрились написать кое-что очень серьезное, имеющее все признаки Вашей близости к подлинному искусству, Вы дали несомненные доказательства Вашей силы как художника. Это я говорю не в утешение Вам, Вы человечище крепкий и утешать Вас не надо. Но Вы встали бы рядом с правдой, сказав: «Пишу я, В. Иванов, очень много лишнего и фактами и словами, последними — особенно много. Это у меня оттого, что я много видел, богат впечатлениями, и они лезут на бумагу помимо моей воли». Вот так — будет вернее. Этот Ваш недостаток особенно выражен в «Голубых песках», книге хаотической и многословной, написанной «беглым шагом». Так писать не надо, хотя бы только потому, что писать так — легко.

Позвольте дать Вам хороший практический совет: не пишите года два-три больших вещей, вышкольте себя на маленьких рассказах, влагая в них сложные и крупные темы. Верьте: это не совет писателя или учителя, — я никого никогда не учил писать как литератор, а всегда говорил и говорю с писателями только как внимательный читатель, любящий литературу всего больше. Вам надо себя сжать, укротить словоточивость. Вам легко сделать это, ибо Вы, как настоящий художник, мыслите образами, а образ тем более ярок и ощутим, чем меньше затрачено на него слов Почти все величайшие мастера живописи писали цельными красками.

Засим: нередко Вы заканчиваете страницы описательного и даже диалогического характера лирическими возгласами. Лирика Ваша — волчий вой или медвежье рычание, однако это хорошая лирика. Я ее не хаю, но — она неуместна там, куда Вы ее суете. Дайте ей исток в нарочито лирическом рассказе, и Вы получите — не сомневаюсь — нечто очень оригинальное. Но — не надобно вливать мед в деготь быта, ныне лишенного лирики. Не верно, окажете Вы? Верно. Та лирика, которую мы иногда слышим, насквозь фальшива. Ни чистой лирики, ни — даже — пафоса, которому, казалось бы, и время и место, еще нет, все еще нет. Посмотрите на Пильняка, — он пытался, но начал писать скучно, болтливо и — безграмотно. Базарно.

Далее: Вы злоупотребляете местными речениями, в этом сказывается неправильно понятое увлечение Ремизова и его школы колдовством слова. Этот недостаток есть и у Никитина, он делает вас непереводимыми на языки Запада Европы. А переводить вас — необходимо по целому ряду причин; одна из них: напряженный — как никогда! — интерес к русской литературе в Европе. Интерес этот — важен, он возвращает Русь на ее место, туда, где она многому научилась и где ей надобно учиться еще и еще. Но она возвращается уже такой, что и у нее можно Европе научиться кое-чему.

Каждый писатель есть звено, которое связует разноязычных и разнородных людей во единое, человеческое, — это — не фантазия.

Вот сейчас я крикнул европейским литераторам клич: расскажите, что вы сделали, как жили за время войны и до сего дня? И отовсюду, с охотой, которой раньше не вызвать бы, мне шлют статьи о жизни Европы, Америки, и все требуют: расскажите, что делается у Вас, в России?

Я затеял здесь журнал литературы и науки — «Беседа» […] мне нужна Ваша «Жаровня арх[ангела] Гавриила». Пожалуйста, пришлите!

Посылать книги мне надобно заказной бандеролью.

Fürstenwalde, Saarow, М. Gorki […]

Пожалуйста, пошлите мне вторично Вашу книгу и все вообще, что у Вас вышло. Очень нужно. Всем мой привет.

Федина — поздравляю. Страшно рад буду видеть Вас! И его, разумеется, — вообще — вас! Никитин тоже собирается сюда? Это — дело! Это очень хорошо! Крепко жму руку. Будьте здоровы.

А. Пешков

(обратно)

773 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

13 февраля 1923, Сааров.

Ромэну Роллану.

Дорогой друг,

не сомневаюсь: Ваши соотечественники, пережив кошмар текущих дней, с удивлением вспомнят, что «Кола Брюньон» был написан именно в эти мрачные дни, вспомнят и еще раз с гордостью почувствуют свое право восхищаться национальным гением Франции. Ваша книга написана вопреки обычному, а все, что делается вопреки обычному, — прекрасно до поры, пока не станет обычным; думаете ли Вы, что когда-то между прекрасным и обычным будет поставлен знак равенства? Читается ли «Кола Брюньон» юношеством? Я слышу, что молодежь Франции становится все более духовно здоровой, — Ваша книга для людей, здоровых духом.

Очень благодарю Вас за Ваше обещание писать для «Беседы»; журнал, кажется, будет интересным, особенно в его научной части, где, вероятно, мы напечатаем статьи Лео Фробениуса об «Атлантиде» и фольклоре племен Африки, статью Штейнаха о его опытах омолаживания людей и проф. Брюкке о влиянии гормонов внутренней секреции на духовную деятельность человека.

Не дадите ли Вы, кроме обещанных очерков, и Вашу статью о Ганди? Я бы очень просил Вас дать и ее. У нас знают о нем только по газетам, а русским не мешает познакомиться с первоисточником некоторых воззрений, принятых ими в плоть и кровь. Влияние религиозно-философской мысли индусов сказывается не только у Льва Толстого, это влияние знакомо и народу: у нас давно уже существует секта «нетовцев» или — иначе — «не наших», люди этой секты отрицают государство, собственность, семью и всякое насилие над волей. Но это очень кроткие люди, злоба совершенно чужда им, и они никому не навязывают своих воззрений. Связь их мировоззрения с Индией — бесспорна. А в духовных песнях русских хлыстов встречаются санскритские слова: «пурана», «Майя», «дива», «сарасван», «Агни» и т. д., хотя смысл этих слов непонятен хлыстам. Занесены они в Россию, вероятно, сектой кавказских «прыгунов», а эти были в связи с «вертящимися дервишами» и, по некоторым признакам, видимо, с факирами. Но — все это не на тему, извините!

Итак — если возможно для Вас — дайте и статью о Ганди. Буду очень благодарен. Сообщите Ваши условия, я передам их издателю.

Румыну в Мюнхен — пишу.

Будьте здоровы!

М. Горький

13.II.23. Saarow.

(обратно)

774 В. М. АЛЕКСЕЕВУ

22 февраля 1923, Сааров.

Проф. В. М. Алексееву.

Уважаемый Василий Михайлович!

H. Оцуп передал мне Вашу рукопись перевода с китайского.

Если Вы ничего не имеете против, рукопись эта будет напечатана в первой книжке журнала «Беседа»; журнал выйдет в конце марта. Руководители журнала: Ф. А. Браун, Бруно Адлер, географ, В. Ходасевич, поэт, и я. Р. Роллан дает статью о Ганди, индусе, А. Лютер — о немецкой литературе, Ф. Элленс — о бельгийской; во второй книге будет статья Уэллса и Содди. Журнал чисто литературный и научный, политических статей не печатает. Сотрудники — главным образом иностранцы.

Оцуп передал мне также список статей, написанных Вами. Если Вам угодно — все они — а равно и переводы с китайского — могут быть изданы здесь книгой, все вместе. Но предварительно — и это будет выгоднее для Вас — некоторые статьи можно бы напечатать в журнале. Наиболее желательны:

I. Новые деятели нового Китая.

2. Голос старого Китая.

3. Китайская наука.

Все три эти статьи можно бы — мне кажется — поместить сразу, в одной книге.

А в следующей книге можно бы дать Ваши переводы: Новый Китай и литература.

Новая поэзия.

Анекдоты.

Условия вознаграждения, предлагаемые издателем журнала — не менее 75 тысяч марок за лист в 40 т[ысяч] букв. Возможно — более.

Итак: если Вы, В. М., не против этого предложения, присылайте все рукописи, подготовив их для издания сборником в одном томе, составив оглавление, и выделите из них отмеченные мною рукописи для журнала так, чтоб я знал, на какое место книги они должны войти после напечатания в журнале.

Засим желаю Вам всего доброго и жду скорого ответа.

А. Пешков

Адрес:

Saarow.

Fürstenwalde.

М. Горькому.

22.II.23.

(обратно)

775 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

Июнь, до 20, 1923, Фрейбург.

Думаю, Сергей Николаевич, что Шмелев и Уманский зря пугают Вас.

Вам бы приехать сюда хоть на краткое время для того, чтоб издать здесь свои книги и тем самым закрепить за собою право собственности на них для Европы. Ибо: изданные в России книги русских авторов здесь становятся достоянием переводчиков, ведь литературной конвенции между Россией — Германией нет; немцы только что подняли вопрос о ней, и ныне издатели стараются на-переводить русских книг возможно больше, дабы не платить авторам гонораров.

Платят немцы действительно дешево, но доллар стоит ныне около 100 тысяч марок, а книги издаются здесь в расчете на продажу в Англию, в Америку.

Прочитал Ваше «Чудо», очень хорошая вещь! Буду уговаривать американцев перевести ее, тогда Вы получите кое-что.

Марсианское сочинение написано Толстым не «по нужде», а по силе увлечения «фабульным» романом, сенсационностью; сейчас в Европах очень увлекаются этим делом. Быт, психология — надоели. IK русскому быту — другое отношение, он — занимает. Чудно живет большой народ этот, русские!

А у меня туберкулез разыгрался, и я теперь живу в Шварцвальде, около Фрейбурга, в горной щели. Под окном немцы сено косят и английский мопс мечется в отчаянии — хочет полевых мышей ловить, а — не может, морда тупа. Чтобы мышь поймать, нужно собаке острый щипец.

Проживу здесь месяца полтора, потом снова в Берлин. Очень хочется увидать Вас. Кстати: Вы бы прислали рассказ листа в два-три для «Беседы»? Вышел 1-й № этого журнала, хвалят. Посылайте по адресу: Берлин. Kurfürstenstrasse, 79. «Kniga» […] для меня.

Вашу книгу еще не получил; спасибо Вам за то, что послали. Да, — «Беседа» политикой не промышляет, никаких политических статей не печатает. Только положительные науки, история литературы, поэзия и беллетристика. 25 листов в два месяца, с осени сделаем журнал ежемесячником. Работать здесь хорошо. Бросьте-ка Вы коров Ваших, приезжайте и печатайтесь. Никогда еще русская литература не была столь нужной, как ныне, поверьте!

Всего доброго!

А. Пешков

До августа мой адрес: Freiburg, Pansion «Kyburg».

(обратно)

776 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

Июнь, до 24, 1923, Фрейбург.

Прочитал «Преображение», обрадован, взволнован, — очень хорошую книгу написали Вы, С. Н., очень! Властно берет за душу и возмущает разум, как все хорошее, на-стояще русское. На меня оно всегда так действует: сердце до слез радо, ликует: ой, как это хорошо, и до чего наше, русское, мое! А разум сердится, свирепо кричит: да ведь это же бесформенная путаница слепых чувств, нелепейшее убожество, с этим жить — нельзя, не создашь никакого «прогресса»! И — начинается бесплодное борение двух непримиримых отношений к России: не то она несчастная жертва истории, данная миру для жестоких опытов, как собака мудрейшему ученому Ивану Павлову, не то Русь сама себя научает тому, как надо жить, чтоб каждая минута бытия казалась великим событием, чтоб каждое мгновение было насыщено — каким-то русским смыслом, неуловимым для слова, таинственным.

У Вас в книге каждая страница и даже фраза именно таковы: насыщены как будто даже и чрезмерно, через край, и содержимое их переплескивается в душу читателя влагой едкой, жестоко волнующей. Читаешь, как будто музыку слушая, восхищаешься лирической многокрасочной живописью Вашей, и поднимается в душе, в памяти ее, нечто очень большое высокой горячей волной.

В прошлом я очень внимательно читал Ваши книги, кажется, хорошо чувствовал честную и смелую напряженность Ваших исканий формы, но — не могу сказать, чтоб В[аше] слово целиком доходило до меня, многого не понимал, и кое-что сердило, казалось нарочитым эпатажем. А в этой книге, неконченной, требующей пяти книг продолжения, но как будто на дудочке сыгранной, Вы встали предо мною, читателем, большущим русским художником, властелином словесных тайн, проницательным духовидцем и живописцем пейзажа, — живописцем, каких ныне нет у нас. Пейзаж Ваш — великолепнейшая новость в русской литературе. Я могу сказать это, ибо места, Вами рисуемые, хорошо видел. Вероятно, умники и «краснощекие» скажут Вам: «Это — панпсихизм». Не верьте, это просто настоящее, подлиннейшее искусство.

Сцена объяснения Алексея с Ильей — исключительная сцена, ничего подобного не знаю в литературе русской по глубине и простоте правды. «Краснощекий» Илья написан физически ощутимо. И Павлик незабвенно хорош, настоящий русский мальчик подвига, и Наташа — прекрасна, йот церкви до балагана — характернейшая траектория полета русской души. Все хорошо. А павлин, которого Ал[ексей] видит по дороге в Симферополь, это, знаете, такая удивительная птица, что я даже смеялся от радости, когда читал о ней, — один сидел и смеялся. Чудесно. И вообще — много чудесного в славной этой и глубоко русской книге.

Хвалить Вас я могу долго, но боюсь надоесть. В искренность же моих похвал — верьте, ведь мне от Вас ничего не надо, надо мне одно: поделиться с Вами радостью, Вами же и данной мне. «Твоим же добром да тебе же челом» или «твоя от твоих тебе приносяще».

Вы, пожалуй, не можете представить себе, до чего это хорошо, что вдруг из российской сумятицы высунулась Ваша голова и внимательно, с любовной тревогой смотрит на окаянную нашу жизнь хорошо зрячими глазами. Вы не знаете, как это счастливо и своевременно во дни Пильняков и прочих мелких лавочников.

Еще: отсюда, издали, Русь лучше видишь и больше понимаешь, вот почему я, наверное, оценю Вашу книгу правильнее, чем другие. Отсюда видишь, что Русь, при всей душевной спутанности своей, чувствует жизнь острее, шире, а к издевкам ее относится более человечески обидчиво, чем, напр., немец. Может быть, и бестолковые, но мы более бесстрашно пытаемся развязать тугие узлы и петли загадок бытия.

Будете Вы писать книгу дальше? Это совершенно необходимо. Начало обязывает Вас продолжать эпопею эту до размеров «Войны и мира». Желаю Вам бодрости, крепко жму руку. Вы очень большой писатель, очень, не знаю, надо ли говорить Вам это, но хочется, чтоб Вы о том твердо знали.

А. Пешков

Freiburg. Gunterstal. Hotel «Kyburg» — до августа.

(обратно)

777 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

27 июля 1923, Фрейбург.

27. VII.

Мой дорогой Ромэн Роллан, только что прочел чудесную книгу Стефана Цвейга, посвященную Вашей героической жизни, завтра принимаюсь за «Аннету и Сильвию», и мне снова захотелось написать Вам несколько строк, напомнить о себе и пожать Вашу руку, руку упорного и непоколебимого борца за человечество.

Не решаюсь писать Вам много, ибо смущен Вашим долгим молчанием. Оно наводит меня на мрачные мысли. Мне кажется, что Ваше дружеское чувство ко мне изменилось. У меня столько врагов, готовых на все, лишь бы оттолкнуть от меня друзей. Хотя я глубоко равнодушен к этому, но огорчаюсь, когда дело касается таких людей, как Вы.

Жизнь сделала меня излишне чувствительным, как видите.

Буду Вам очень признателен, если Вы ответите на это письмо.

Дружески жму руку.

М. Горький

Р. S. Адрес мой: Отель Кибург, Гюнтерсталь, Фрейбург, в Брейсгау, где я пробуду еще некоторое время.

(обратно)

778 С. ЦВЕЙГУ

18 сентября 1923, Фрейбург.

Стефану Цвейгу.

[Мой дорогой Цвейг!]

Вы извините мне, что я так запоздал ответить на Ваше дружеское и очень лестное для меня письмо, — это опоздание объясняется тем, что я не знаю иностранных языков, пишу и говорю только по-русски, а человека, которому открыта моя интимная, духовная жизнь и который перевел бы мое к Вам письмо, — не было около меня целый месяц. Теперь человек этот приехал, и вот я с великой радостью пишу Вам.

Я почти ничего — кроме имени Вашего—не знал о Вас, Цвейг, до поры, пока не прочитал два рассказа Ваши — «Амок» и «Письмо незнакомки». Первый рассказ не очень понравился мне, второй же взволновал меня до глубин души его потрясающе искренним тоном, его нечеловеческой нежностью отношения к женщине, оригинальностью темы и той магической силой изображения, которая свойственна только истинному художнику. Читая этот рассказ, я смеялся от радости — так хорошо Вы сделали это! И бесстыднейше плакал от сострадания к Вашей героине, от нестерпимого волнения, которое вызывает ее образ и печальная песнь ее сердца. Впрочем — плакал не один я, а и тот, близкий мне человек, уму и сердцу которого я верю, пожалуй, больше, чем себе самому.

Знаете, Цвейг, художник — сочинитель выдумок — делает людей значительно лучшими, несравнимо более интересными, чем их создают бог — или Природа — история и сами они себя.

Затем я прочитал Вашу книгу о Р. Роллане, прекрасную книгу о человеке действительно исключительного значения, исключительного морального обаяния. Не буду говорить о том, как много значит в наше дикое время тот факт, что такая книга о французе написана немцем. С этой точки зрения Ваша работа является для меня одною из тех побед человека над действительностью, которыми все разумные и честные люди имеют право гордиться как неопровержимым доказательством их моральной, их интеллектуальной силы.

Эта книга сделала Роллана более конкретным, ощутимым и близким для меня; я очень люблю этого удивительного человека, а теперь полюбил его еще больше, ибо яснее вижу — благодаря Вам — его духовный образ.

«Письмо незнакомки» будет издано маленькой книжкой в серии книг, куда входят «История Манон Леско», «Наше сердце» Мопассана, «Фиаметта» Бокаччио, «Ромео и Джульетта» и еще ряд произведений, посвященных любви. Уже издана «Первая любовь» Тургенева; на-днях Вы получите ее.

Все эти книжки будут иллюстрированы, и я просил бы Вас указать, кого из немецких художников Вы считаете достойным иллюстрировать «Письмо незнакомки»?

Затем я прошу Вашего разрешения перевести и напечатать в редактируемом мною, издающемся в Берлине журнале «Беседа» Ваш рассказ [«Переулок лунного света»].

И еще просил бы написать для «Беседы» статью о современных немецких художниках слова или же на любую тему, которая улыбается Вам.

Журнал посвящен исключительно вопросам искусства, науки и совершенно чужд политики. В нем печатается Р. Роллан, Франц Элленс, [Дж. Голсуорси], Грегорио М. Сиерра и еще многие иностранцы.

С удовольствием посылаю Вам рукопись: это пока все, что есть у меня под рукою, но если это не удовлетворит Вас, — пришлю другую.

Спасибо Вам за книги; когда у К. Вольфа выйдут мои на нем[ецком] языке, я Вам пришлю их.

На земле нашей есть хорошие радости, такой радостью для меня является встреча с Вами.

Сердечно желаю Вам всего доброго, Стефан Цвейг!

М. Горький

[Мой адрес: Фрейбург (Брейсгау),

Гюнтерсталь, Дорфштр[ассе], 5.

18 сентября.]

(обратно)

779 С. ЦВЕЙГУ

6 ноября 1923, Фрейбург.

6/ХI. 23. Гюнтерсталь

Мой дорогой Стефан Цвейг!

От всего сердца благодарю Вас за Ваше письмо, полное такой искренней заботы, — оно бесконечно тронуло меня.

Да, жизнь здесь становится очень суровой. Быть зрителем драмы гораздо труднее, чем участвовать в ней. Видеть, как люди, которые лишь недавно обладали способностью жить культурными интересами, были в полном расцвете умственных сил, — поглощены сейчас исключительно борьбой за хлеб насущный, — это зрелище очень печальное!

И большинство лихорадочно ждет «твердой власти», чем отчасти объясняются сепаратистские тенденции и проявления местного эгоизма, который показывает, с какой быстротой люди утрачивают сознание общности умственных интересов.

По ту сторону Рейна упиваются гнусной и безумной радостью, а по ту сторону Ламанша ждут и спокойно наблюдают за агонией соседей. Все это называется гуманной и христианской культурой…

Чтобы не слишком много размышлять об этом — я бешено работаю. И рассчитываю вскоре уехать в Карлсбад.

Посылаю Вам корректуру перевода Вашего прелестного «Переулка лунного света» и вскоре пришлю журнал, в котором он появится. Любопытно, что Ваша тема похожа на мой рассказ о любви, который тоже будет напечатан в этом журнале. Еще раз — спасибо за письмо! И не забудьте статью!

Сердечно Ваш

М. Горький

(обратно)

780 М. М. ПРИШВИНУ

20 ноября 1923, Берлин.

Дорогой Михаил Михайлович —

я очень тронут Вашей похвалою писаниям моим, очень обрадован ею, мне приятно слышать, что я стал писать лучше, но — читали Вы «Преображение» Сергеева-Ценского? Я оцениваю этот роман как крупнейшее литературное событие за последние двадцать лет. Роман — растянут, да! — и есть в нем еще иные недостатки, а все же это вещь удивительная и по настроению и по языку. На дудочке сыграно и — всею душой. Прекрасно.

«Кащеева цепь» тоже — превосходно! Не потому, что я хочу ответить комплиментом на Ваш мне комплимент, а — по совести художника говорю. Особенно понравилась мне глава «Кум». «Курымушка» — удивительная личность. И прекрасный Ваш язык говорит через разум читателя прямо душе его. Я — страшно рад за Вас, Ценского, за нашу литературу. В Европах литературы почти нет, только Кнут Гамсун изумляет сосредоточенной силою своего творчества.

Я был бы очень благодарен Вам, если б Вы прислали «Беседе» небольшой — листа два — рассказ или «Очерки» — «От земли», но — нигде не напечатанные; перепечатывать мы не будем. Гонорар «Беседа» платит — пока — очень маленький: два английских фунта за лист. Но если журнал будет пропущен в Россию, чего ожидаем вскорости, гонорар увеличится вдвое, в 2½ раза. Вот и все условия. В сущности, прося Вас прислать рассказ, я прошу о подарке как бы, ибо хорошо понимаю— платим мало Ввиду происходящих здесь событий — русские бегут во все стороны, количество читателя сокращается, а печатание книг становится все дороже И всех больше от этого страдает интеллигенция, особенно же — литераторы, ученые И здесь и всюду в Европе наблюдается прогрессирующее понижение интереса и внимания к культуре. сокращаются штаты и бюджеты научных и ученых учреждений, падает потребление книги, ибо она становится все дороже В чести только авантюрные романы, вроде «Атлантиды», «Тарзана» и т. д., — это читают. И все больше привлекает публику немой, глупый кино, — уже вместо двух сеансов в вечер дают три, четыре.

Запах разложения, гниения очень густ, особенно — здесь, в Германии. Душно и — было бы скучно — если б не работать, а только наблюдать. Человек становится и ценится все дешевле. Возможны такие факты: жена, дочь и сын не кормят отца, потому что «он стар и ему пора умирать». Он — бывший крупный чиновник, очень культурный человек, кроткий, милый. И, видимо, он согласен, что ему «пора умирать», — худеет, ходит пошатываясь, молча улыбается, голодный, тихонький. На улицах очень много таких, они стоят под воротами, в уголках, все еще прилично одетые, и молча просят помочь им. У них особенный, подавляющий Вас взгляд.

Довольно. Так вот, М. М., если Вы хотите и можете — присылайте рукописи скорее, к 4-му № «Беседы», по адресу: Kurfürstenstrasse, 79, Verlag «Kniga» — мне, — буду страшно рад, очень благодарен. Крепко жму руку.

Всего доброго!

А. Пешков

20.XI.22.

(обратно) (обратно)

1924

781 ИОСИФУ ГУРНИКУ

20 января 1924, Мариенбад.

Иосифу Турнику,

учителю в Порубе.

Искренно тронут милым приветом детей Порубской школы.

Посылаю школе мой портрет и книги мои на русском и немецком языках.

Скажите детям: в их годы я жил очень тяжело, очень трудно, но уже тогда смутно почувствовал, что все — дурное и хорошее — от человека и для человека.

Чем дальше—тем более ясным становилось для меня решающее значение воли и разума человека, — этик двух источников всех благ, всех радостей и великих деяний мира.

Эта вера спасла меня от гибели, с этой верой я прожил всю жизнь, посильно служа человеку.

Этой крепкой веры я всею душой желаю детям Порубы, детям всей страны Чехословацкой, и да будет она счастлива!

М. Горький

20.I.24.

Marienbad.

(обратно)

782 НАДПИСЬ НА ВЕНКЕ, ВОЗЛОЖЕННОМ НА ГРОБ В. И. ЛЕНИНА

23 января 1924.

Прощай, друг!

М. Горький

(обратно)

783 М. Ф. АНДРЕЕВОЙ

4 февраля 1924, Мариенбад.

Получил твое — очень хорошее — письмо о Ленине. Я написал воспоминания о нем, говорят — не плохо. На-днях пошлю для печатания на машинке, что прошу сделать скорее, ибо их надобно печатать в Америке, Франции и России.

Писал и — обливался слезами. Так я не горевал даже о Толстом. И сейчас вот — пишу, а рука дрожит. Всех потрясла эта преждевременная смерть, всех. Екат[ерина] Павловна прислала два письма с изображением волнения Москвы, — это нечто небывалое, как видно. Рожков, Десницкий выпускают сборник воспоминаний об Ильиче, получил от них телеграмму. И отовсюду пишут письма, полные горя глубочайшего, искреннего.

Только эта гнилая эмиграция изливает на Человека трупный свой яд, впрочем — яд, не способный заразить здоровую кровь. Не люблю я, презираю этих политиканствующих эмигрантов, но — все-таки жутко становится, когда видишь, как русские люди одичали, озверели, поглупели, будучи оторваны от своей земли. Особенно противны дегенераты Алданов и Айхенвальд. Жалко, что оба — евреи.

На душе — тяжело. Рулевой ушел с корабля. Я знаю, что остальная команда — храбрые люди и хорошо воспитаны Ильичем. Знаю, что они не потеряются в сильную бурю. Но — не засосала бы их тина, не утомил бы штиль, — вот что опасно.

Все-таки Русь талантлива. Так же чудовищно талантлива, как несчастна.

Уход Ильича — крупнейшее несчастие ее за сто лет. Да, крупнейшее.

[…] Тебе — всего доброго, Мария, старый друг. […]

А. П.

4. II. 24.

(обратно)

784 И. Ф. КАЛИННИКОВУ

1 марта 1924, Мариенбад.

Ваш подбор и перевод сказок чешских — интересен; я предложу издать их Гржебину, который уже издал перевод индийских сказок С. Ф. Ольденбурга и приготовил к печати еще ряд сборников.

Боюсь только, что издаваться эти книги будут нескоро, ввиду издательского кризиса в Германии.

Ответ Гржебина я буду иметь не позже двух недель.

Буду очень благодарен, если Вы пришлете Ваш перевод пьесы Чапека, был бы рад ознакомиться и [с] романом Вашим.

Всего доброго!

А. Пешков

1. III. 24.

(обратно)

785 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

31 марта 1924, Мариенбад.

31 марта, Мариенбад.

Мой дорогой друг,

пишу на ходу, чтобы в нескольких словах поблагодарить Вас за Ваше чудесное письмо и обратить Ваше внимание на книгу Булгакова о последних днях жизни Толстого, проливающую свет на печальную роль, которую сыграл Чертков.

Я тоже крайне огорчен тем, что Вас здесь нет. Но чувствую я себя очень плохо, подхватил бронхит, от которого никак не могу отделаться; одно меня радует — наконец, получил визу и через два-три дня уезжаю в Неаполь. Может быть, Вы заглянете в Италию проездом из Праги? Написали бы мне в Неаполь, отель Руаяль?

Бесконечно благодарен Вам и за второй том «Очарованной души», который я только что получил, мне его сразу же начнут читать. Жду Вашего отзыва на мою статью о С. А. Толстой.

До свидания, близкий мой друг.

Искренне преданный Вам

М. Горький

(обратно)

786 Е. С. КОРОЛЕНКО

5 июня 1924, Сорренто.

5. VI. 24.

Sorrento.

Искренно уважаемая Евдокия Семеновна!

В письмах Владимира Галактионовича ко мне никаких купюр не надо делать. Но, если Вы найдете нужным, поместите два прилагаемых примечания, однако я не считаю их необходимыми.

Эти письма В. Г. еще раз великолепно обнаруживают, как справедлив и непреклонен был Ваш родной человек в его отношениях к людям и как, в то же время, внимателен был он к ним, — редкий человек по красоте и стойкости духа.

Мои о нем воспоминания написаны торопливо и плохо. Я мог бы сказать о В. Г. вдвое больше и лучше. Я это еще сделаю, переработав «Воспоминания», — посылаю Вам их вместе с этим письмом.

Как неутомимый возбудитель этических чувств и правосознания В. Г. был и активнее и ближе к жизни, чем Л. Н. Толстой. Как о художнике о нем никто, кроме Говорухи-Отрока, не написал ничего, достойного его таланта.

Будьте здоровы, Евдокия Семеновна; желаю Вам всего доброго.

А. Пешков

Адрес:

Италия, Сорренто.

Не вернуть ли Вам копии писем В. Г.? Могу прислать и подлинники, сохранившиеся у меня.

А. П.

К письму от 4 апр[еля] 95 г.

Речь шла о «Самарском вестнике»; эту газету издавал и—время от времени—лично редактировал земокий начальник Реутовский; секретарем и постоянным редактором газеты был некто Валле де-Бар, человек темный, клубный шулер, битый за бесчестную игру. Он пользовался в Самаре славой взяточника. Сотрудничал в «С[амарском] в[естнике]» и Рыжов, корреспондент «Московских ведомостей», родственник Саблера. В «С. в» вошла группа марксистов: М. Е. Григорьев, Клафтон, Керчикер, Циммерман-Гвоздев и др. Циммерман — автор нашумевшей книги «Кулачество-ростовщичество»; в книге «кулачество» рассматривалось как прогрессивное явление, концентрирующее капитал.

К письму от 7 авг[уста] 95 г.

Н. П. Ашешов уехал из Самары вдруг, неожиданно, вследствие семейного несчастия, которое, нервно измучив его, мешало ему работать. Газета осталась на ответственности моей, к чему я не считал себя подготовленным и что мне было очень тяжело. Корреспонденция Матова, по недосмотру моему, была напечатана в газете без конца, вычеркнутого цензором, без заключительных, мною приписанных строк, которые освещали событие в Орске иронически. Скукин воспевал в стихах своих губернатора, архиерея; печатался изредка, в «Епархиальных ведомостях». Стихи его были определенно плохи не только по содержанию. Письмо Скукина ко мне заканчивалось полуугрожающим предложением напечатать его. Зная А. А. Дробыш-Дробышевского как неудачного редактора «Волгаря», я был против его приглашения в «Самар[скую] газету» и предлагал пригласить А. И. Куприна из киевской газеты «Искусство и жизнь».

М. Горький

(обратно)

787 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

10 декабря 1924, Сорренто.

Дорогой мой друг Иван Павлович,

обрадован вестью о Вас и рассказами о Вашей жизни, о Наташе; очень она милая и смешная на портретике, приложенном Вами к письму. Е[катерина] П[авловна] превосходно рассказывает о ней. Как быстро и хорошо растет молодежь, и какая интереснейшая жизнь у нее впереди!

Не знаю, как и благодарить Вас за «Сартов»! Знаю, что у Вас нет времени на поиски книг, тем более высоко ценю Вашу заботу обо мне. И все-таки обращаюсь с просьбой: если, случайно, Вам попадет под руки:

Блекстед. «История Египта», 2 тома, — купите для меня!

И, может быть, Михаил Константинович не откажется [прислать] какое-либо хорошее, в красках, издание по восточной миниатюре или орнаменту Востока? Это очень нужно для Максима, который склонен все более серьезно заниматься искусством. Такое издание есть, но я забыл автора.

Живу, усердно работая. Написал большую повесть, но — плохо, переделываю.

Недавно перенес отвратительнейший колит и еще по сей день принимаю пепсин. А на-днях — невралгия шейных мускулов терзала меня. Старею. Ноги болят. Здесь — нечто капризное, вроде осени, дождь, ветер и холодновато. Мокро, гулять нельзя. Вечерами играю в карты, в бридж.

Наблюдаю, как распадается фашизм. Читаю эмигрантские газеты, — какая тупая, бездарная злоба, какое иезуитство!

Если б эта публика вернулась на родину, — ну, знаете, много крови пролила бы она!

И Мельгунов был бы начальником охраны несравненным по холодной, садической жестокости.

Заломова видите? Поклонитесь. Тоже и Войткевичу.

Примите сердечный мой привет и спасибо.

А. Пешков

10.XII. 24.

Sorrento.

Villa il Sorito.

Пришлите книжку:

X. Бергер. «Парижская богема» («Дневник одинокого»), перевод Б. В. Гимельфарба. Изд. «Пучина», 1925 г., стр. 200, ц. 1 р.

Не вышел ли у Брокгауза — Эфрона 2-й том «Записок Бернуля Диада»?

(обратно)

788 Л. М. ЛЕОНОВУ

12 декабря 1924, Сорренто.

Позвольте, Леонид Максимович, потревожить Вас просьбой сообщить мне: не вышел ли второй том романа Сергеева-Ценского «Преображение»?

Засим: судя по некоторым догадкам моим, Вы должны бы знать казанского поэта Радимова, автора интереснейшей «Попиады» и книги стихов «Земные ризы». Слышал, что Радимов выпустил новую книгу стихов, а — где? Не знаю, и потому выписать не могу. Не скажете ли автору, встретясь с ним, чтоб он послал мне книжку?

«Русь» Романова не получил. Выписал от Сабашникова, — не пришла еще. Очень трудно доставать русские книги!

Пришвина не видите? Не вышел ли «Курымушка» отдельным изданием?

Читал очень умную, а потому, видимо, и верную похвалу «Барсукам». Поздравляю!

Крепко жму руку.

А. Пешков

12. XII. 24.

Villa il Sorito,

Capo di Sorrento.

(обратно) (обратно)

1925

789 M. M. ПРИШВИНУ

1 февраля 1925, Сорренто.

1 — II — 25.

Хорошее письмо, Михаил Михайлович! Очень хорошо о «рабочей ценности прошлого», — немногие чувствуют эту ценность, и все менее глубоко чувствуют ее люди. Это — так. Верно и то, что Вы значительно моложе «молодых», — не думайте, что комплименты говорю: нет, я — внимательный читатель и сам ощущаю мудрость В[ашей] молодости, и сам знаю, что она — значительней, нужнее людям, чем «мудрость старости» — хвалимая, но далеко не всегда достойная хвалы. Я знаю двух «старых» писателей — Сергеева-Ценского и Вас, оба Вы «молодо стары» и для меня лично — оба милые друзья души моей.

«Тоска по родине» — недомогание, мне незнакомое, а «закат Европы» — на мой взгляд — факт неустранимый, хотя, конечно, закатывается она не по Шпенглеру и не по Ольденбургу. Устали здесь люди, живут — несерьезно, а так как-то — без главного. Особенно ясна эта усталость и отсутствие «главного» в литературе, в живописи, вообще — в искусстве. Даже и развлечения — поблекли, не интересны, только кинемо собирает тысячи людей, которые молча смотрят жизнь немых теней, — всегда плохо выдуманную жизнь. Разумеется, у Вас на Руси — «житие», да и вообще Русь «моложе», от молодости и дурит во многом.

Замечательно у Вас: «Но — до чего хочется поучить!» Это и мне знакомо, Вы знаете. Да, хочется! Так бы и закричал: «Черти лиловые! Что делаете? Ведь можно проще, милее жить, только поглядите друг на друга более внимательно внутренним глазом! А — многим и все более многим хочется жить попроще, некоторые даже до того доходят в этом желании, что—как, напр., Павел Муратов — кричат, ревут: «Долой науку, долой «борьбу с природой»!

Эмиграция являет собою зрелище сугубо панихидное, вдребезги раскалывается и брызжет злым, зеленым гноем. Многих — искренно жаль, но гораздо больше людей, которые положительно изумляют не силою, а последовательностью своего озлобления. И — какой тон взят! Кускова пишет о Коллонтай — «идиотка». Мельгунов казнит Чернова, да — как! Читать все эти штучки «и больно и смешно».

«Чудака» я Вам — не «брошу», — зачем же? А если Вы захотите дать что-либо для «Беседы», присылайте мне, в Сорренто. Но должен сказать, платит «Беседа» мало: два фунта, а если ее пропустят в Россию, что, кажется, будет, она начнет платить пять фунтов. Издание — любительское, коммерческих целей не преследует, и для чего оно существует — это трудно понять. «Современные записки» делают политику и печатают философический роман Степуна, роману этому — несть конца! Мережковский написал роман о Тутанкамене, действие — на Крите, критяне говорят московско-арбатским языком. Есть слушок, что И. А. Бунин написал тоже роман «Любовь Мити» и — очень хорошо написал, говорят. Его книга «Роза Иерихона» — плоха, рассказики слабые, написаны «статически», устало. Куприн недавно отпраздновал— очень скромно — 30-летний юбилей.

Будете ли Вы продолжать «Курымушку»? Это удивительно хорошо сделано, Михаил Михайлович! Книгу я еще не получил. Крепко жму Вашу руку. Рад, что написали, очень рад! Всего доброго!

А. Пешков

(обратно)

790 С. ЦВЕЙГУ

15 марта 1925, Сорренто.

15/III.

Я был очень сконфужен, мой дорогой Цвейг, не поняв хорошо Вашего предыдущего письма, и — очень тронут тем, которое получил только что. Мне нечего говорить, до какой степени я ценю Ваши похвалы, похвалы художника, который может создать произведения такие живые, такие трогательные, как «Письмо незнакомки», например, — и как Ваша нежность дорога мне. Мое личное мнение о самом себе таково: я еще не совершил того, что мог бы совершить, и возможно, что я больше этого не совершу. В общем — я не пристрастен к Горькому, совсем нет! — и не ослеплен в моем отношении к нему. Не думайте, что это поза, — уверяю Вас, что нет! Если я говорю Вам это, то потому, что меня побуждает к этому «разочарование в оконченной работе», сомнение в собственных силах, которое Вам тоже, конечно, известно и мучает Вас так же, как и меня.

Я написал книгу — большую повесть — и хотел бы посвятить ее Роллану. Но я не знаю, доставит ли это ему удовольствие. Что Вы об этом думаете?

В настоящее время я пишу о тех русских людях, которые, какникто иной, умеют выдумать свою жизнь, выдумать самих себя. Если эта книга мне удастся лучше, чем другая, то тогда ее я посвящу Роллану.

У меня еще не было времени ознакомиться с Вашей книгой, — от всего сердца спасибо, что Вы послали ее мне! Как только меня ознакомят с ней — я напишу Вам, если хотите, что я о ней думаю — как читатель, конечно, а не в качестве критика.

Еще раз спасибо за Ваши добрые чувства. Я шлю Вам тысячу пожеланий здоровья и счастья.

М. Горький

(обратно)

791 С. ЦВЕЙГУ

14 мая 1925, Сорренто.

Сорренто, 14 мая.

Я глубоко тронут Вашим письмом, мой дорогой Цвейг!

Я не ответил Вам тотчас же, так как был немного болен, немного угнетен письмами русских писателей, проживающих в России, очень поглощен работой над романом, который пишу и в котором хочу изобразить тридцать лет жизни русской интеллигенции. Это будет, как мне кажется, нечто чрезвычайно азиатское по разнообразию оттенков, пропитанное европейскими влияниями, отраженными в психологии, умонастроении совершенно русском, богатое как страданиями реальными, так, в равной мере, и страданиями воображаемыми. Эта кропотливая и трудная работа страстно увлекает меня.

Книга, которую я посвятил Роллану, будет скоро напечатана на русском языке в Германии. Уже давно я не имел новостей о Роллане — мне кажется, что моя статья об Анатоле Франсе произвела на него неблагоприятное впечатление. Но я не мог рассматривать Франса — художника — иными глазами, — тогда как Франса — человека — я не знаю и не могу судить. Я люблю игру его ума, изящную, легкую и острую — хотя его эпикурейство чуждо мне. Я нахожу, что для нашего брата, русских, скептическая улыбка французов была бы очень полезна, так как мы всегда слишком торопимся верить и верим всегда слепо. Вот почему я завидую нации, которая числит за собой Монтеня, Ренана, Франса. Признайте, что несколько трудно жить с Толстым и Достоевским. Наш величайший гений А. Пушкин был убит 90 лет тому назад, и только теперь начинают его читать, понимать всю его широту, глубину его таланта и восхищаться его духовной мощью.

Еще раз спасибо за Ваше милое письмо, и знайте, что для меня будет огромной радостью познакомиться с Вами. Я, по всей вероятности, буду здесь осенью, — приезжайте, я буду очень рад Вашему приезду. Горячо жму Вашу руку.

М. Горький

(обратно)

792 К. А. ФЕДИНУ

3 июня 1925, Сорренто.

К. Федину.

Я обрадован бодрым тоном Вашего письма, очень обрадован. Признаюсь, что ждал реакции, переживаемой Вами, Вы должны были оказать: «Право же, я пишу хорошо!» — и это не рано для Вас — сказать так. Несомненно: «будет полезно, если эдакое умиление продержится год-другой». Так же несомненно, что Вы напишете в сей срок хорошие вещи. А я желаю Вам сделать за этот срок одну хорошую ошибку, которая, уничтожив умиление, возвратит Вас к новому недовольству собою, к новым сомнениям в себе, в своей силе. От этих качаний сила Ваша снова возрастет до умиления ею, до радости. Это почти закон, во всяком случае — это нечто неизбежное для всякого честного и даровитого писателя, для каждого человека, который живет с открытыми глазами и на средства своей души.

А Вы именно честный писатель и чистый писатель, у Вас есть сознание духовного аристократизма Вашей работы. Никогда еще это сознание не было столь ценно, как ныне ценно и нужно оно российскому искусству.

ХVII-й том вышлют Вам из Москвы, куда мною написано об этом. Отсюда посылать на частное лицо — бесполезно, посылал, — ни одна книга не дошла. Если в Москве еще нет книги, меня известят, и тогда дайте мне адрес оф[ициального] учреждения, Госиздат — можно? Портрета — не имею, попрошу сына снять, пришлю.

Романа я не написал, а — пишу. Долго буду писать, год и больше, это будет вещь громоздкая и, кажется, не роман, а хроника, 80-е — 918 г[оды]. Не уверен, что справлюсь. Тема — интересная: люди, которые выдумали себя.

Написал большую повесть «Дело Артамоновых», история трех поколений одной семьи. Говорят — не плохо, но я не знаю. Все, что я пишу, мне определенно не нравится. Повесть посвятил Ромэн Роллану, с которым оживленно переписываюсь и кого уважаю. Превосходная фигура. Недавно в Праге Далмат Лутохин, высланный Соввластью, делал доклад о современной русской литературе и неосторожно похвалил всех вас за мужество, за все, что вами сделано. Доклад превратился в злейший диспут, на Далмата зверски бросились все правоверные эмигранты, все иезуиты, и его до костей изгрызли. Грызут и поднесь во всех газетах. А чешские жандармы уже справляются о его документах, связях и, кажется, вышлют Лутохина за «склонность к большевизму». Склоняться в эту сторону строжайше запрещено. Похвалить что-либо в России — преступление непростительное. С изумлением, почти с ужасом слежу, как отвратительно разлагаются люди, еще вчера «культурные». Б. Зайцев бездарно пишет жития святых. Шмелев — нечто невыносимо истерическое. Куприн не пишет, — пьет. Бунин переписывает «Крейцерову сонату» под титулом «Митина любовь». Алданов — тоже списывает Л. Толстого. О Мереж[ковском] и Гиппиус — не говорю. Вы представить не можете, как тяжко видеть все это. Ну, ладно. Всё прейдет. Всё. Многое сослужит службу хорошего материала для романиста. И за то — спасибо!

Будьте здоровы, милый друг. Берегите себя. Жаль и очень жаль, что Вам не удалось приехать сюда. Но осенью увидимся? Жму руку.

А. Пешков

3.VI.25.

(обратно)

793 А. П. ЧАПЫГИНУ

9 июля 1925, Сорренто.

Дорогой Алексей Павлович,

получил я 1–2 книги «Былого», 25-й год; вероятно, за подарок этот нужно благодарить Вас. Сердечно благодарю. «Разина» читал с наслаждением, от всей души поздравляю Вас — хорошо пишете, сударь! Очень хорошо. И, как всегда, во всем, — Вы оригинальны, всегда Вы особенный, очень густо и ярко подчеркнутый человек Алексей Чапыгин. Вы и представить не можете, с какой радостью я, влюбленный в литературу всею душой и до конца дней моих, читал «Разина» и восхищался такими словами, картинами истинного художника, как, напр., бритье ядреной головы, да еще с треском, «словно счищая с крупной рыбы чешую». Это — так правильно, четко, ощутимо — хорошо! Сердечно поздравляю.

А где Ваша драма о князе-изгое? Что Вы намерены делать с нею?

Здесь Зоя Лодий и Адрианов; много рассказывали про Вас.

Как Вы живете все-таки? Рассказы из чужих уст не удовлетворяют.

Не собираетесь сюда? Вот бы славно!

Будьте здоровы, дорогой друг, и — напишите! Крепко жму руку.

А. Пешков

9.VII.25.

Sorrento.

(обратно)

794 М. Ф. АНДРЕЕВОЙ

13 июля 1925, Сорренто.

Пишу я тебе редко не по небрежности, не по недостатку интереса к твоей жизни, а по загруженности работой и вследствие все более расширяющейся переписки с Россией, — с молодыми писателями главным образом. Так много пишешь писем, что не хватает времени читать книги, а читать надобно много. Русь наша быстро умнеет и талантливо растет. На-днях в «Правде» опубликована — вполне своевременно — резолюция ЦК «О политике партии в области художественной литературы», — резолюция эта, несомненно, будет иметь огромнейшее воспитательное значение для литераторов и сильно толкнет вперед русское художественное творчество.

Твоя повесть о том, как Выставкина починила испорченную девицу, конечно, интересна и в бытовом «аспекте», но еще более интересна аллегорически. Это — подвиг для подвига, добро для добра, как, говорят, существует «искусство для искусства». (Лично я не совсем уверен, что таковое искусство существует и возможно.) Говоря откровенно — скажу, что в России имелись и есть люди, склонные делать добро бесполезное. Это, конечно, не относится к случаю Выставкиной, ибо для девицы полезно иметь приличное лицо, а для Выставкиной полезно упражняться в самопожертвовании. Но в наши дни подвиги этого размера как-то не волнуют, потому что ныне все лучшие люди наши жертвуют силы свои делу важности неизмеримой, как ты знаешь.

[…]В сентябре я буду дедушкой, — обогнал тебя! Тимоша переносит беременность мужественно. У Кати не было ребенка? Она осталась все такой же добрягой, как была? Не понял — где она? В Лондоне? Как бы оттуда не прогнали нас, — уж очень сердится Чемберлен, к великому удовольствию гг. эмигрантов.

О сих последних не могу ни думать, ни говорить без чувства презрения к ним. Какие жалкие идиоты! Особенно этот Струве, издавна противный мне, еще со времени его «Критических заметок» и «Освобождения». Нужно быть совершенно слепыми для того, чтоб воображать, что мужик пустит их в Россию. Да и что бы они могли делать в ней? Они ничего не умеют, бездарны до ужаса.

Мой «друг» Ходасевич тоже оказался в милюковской газете, пишет там очень плохо, малограмотно и натужно. Упрекает коммунистов за то, что они не создали в России Бельфаста. Ох, как это все надоело!

Вот тебе письмо. А ты говоришь — не пишу! Я, друг мой, романище пишу, и он у меня разъезжается листов на сорок. Беда! Напишу — поеду в Россию. Обязательно!

Ну, до свидания. Будь очень здорова, и всего тебе доброго.

А.

13.VII.25.

(обратно)

795 В. Д. РЯХОВСКОМУ

17 июля 1925, Сорренто.

В. Д. Ряховскому.

Перо у Вас мягкое, сердце — должно быть — тоже хорошее, доброе. Очень приятно отметить, что Вы, видимо, не любите останавливаться на темных сторонах жизни, — чем теперь многие ошеломлены и злоупотребляют, забывая, что «все течет», все видоизменяется не токмо по формам, но и по существу. Да, и по существу, ибо на Руси сейчас и добро и зло — другие, чем, например, здесь. Потому что — люди уже другие.

Заметьте, что одним из наиболее умных приемов борьбы со злом жизни является презрение к нему. Лично я уверен, что если б мы, судьи и свидетели процесса жизни, смотрели на недостатки людей как на болезнь накожную, — люди были бы лучше. Зоологические, звериные инстинкты живут в каждом из нас, но я отрицаю за людями второй четверти ХХ-го столетия право утверждать, что звериное дано нам в плоть и кровь навсегда. Если б это было так, то революции и невозможны были бы, да и не нужны. А ведь в основе революций лежит стремление человека к свободе и красоте жизни, только этим революции и могут быть оправданы.

Мне кажется, что эти мысли Вам ближе, чем другим молодым писателям, потому-то я и подчеркнул их.

Теперь — о форме и о языке рассказов. Темы у Вас однообразны и мелки. Это, кажется, из робости? Надо быть смелее, надо верить, что Вы призваны делать большое, важное дело. Ошибок — не бойтесь, без них — не проживешь. Люди у Вас говорят много лишнего, незначительного. Конечно, они и в действительности говорят много пустяков, но роль искусства в том и состоит, чтоб, откинув прочь, по возможности, все и всякие пустяки, обнажить корни настоящего, существенно важного. Не злоупотребляйте диалогом.

Язык — неровен, неточен, недостаточно выработан. Фраза — рваная, местами — неясная. Что значит, например: «тупое излучение глаз»? Излучение не может быть тупым. «Солнце, низкое, как посуда перед праздником» — непонятно. «Удары вязнут» — плохо. Это — на стр. 85. 81-я: «Возы три раза застревали. Тащили на руках» — нет, воз на руках не потащишь.

Затем Вы слишком часто берете местные речения, понятные в Рязани, но чужие Пскову. Например: «лупает глазами». «Лупать» — это от вылупить глаза?

И смотрите, как запутана фраза на 50–51 стр.:

«Бродили вокруг поводившей за ними стальной взгляд окон церкви». Так — нельзя писать, это не по-русски. А 13-я главка начата стихом:

«В голове бессонной у Петрушки звон» — тоже не годится. На язык обратите серьезное внимание — это Ваше оружие. Всегда учитесь языку и у старых писателей — Тургенева, Лескова, Бунина и т. д. — и у жизни, ныне создающей новую и обновляющей старую речь.

От жизни Вами хорошо взято словечко «доделиста». Умейте различать, что звучит крепко и дано надолго, от словесной пыли, которую завтра бесследно разнесет холодный ветерок разума, любителя точности и ясности.

Сердечно желаю Вам бодрости духа, смелости в мыслях. Будьте здоровы.

А. Пешков

17.VII.25.

(обратно)

796 А. С. МАКАРЕНКО

19 июля 1925, Сорренто.

Гр. А. С. Макаренко.

Примите сердечную мою благодарность за Ваше письмо, очень обрадовавшее меня, а также и за обещание прислать снимки с колонии и колонистов. Может быть, пришлете и отчет о работе, если отчет имеется?

Мой адрес:

Italia. Sorrento. М. Gorki.

Италия. Сорренто. М. Горькому.

Есть ли в колонии библиотека? Если есть — не могу ли я пополнить ее? Буде Вы нуждаетесь в этом — пошлите список необходимых Вам книг в Москву, Кузнецкий мост, 12.

«Международная книга»,

Ивану Павловичу Ладыжникову.

Мне очень хотелось бы быть полезным колонии.

Передайте мой сердечный привет всем колонистам. Скажите им, что они живут во дни великого исторического значения, когда особенно требуется от человека любовь к труду, необходимому для того, чтоб построить на земле новую, свободную, счастливую жизнь.

Привет работникам, это всегда — самые великие герои в истории человечества, в деле, цель которого — свобода и счастье!

М. Горький

19.VII. 25.

(обратно)

797 А. Е. БОГДАНОВИЧУ

4 августа 1925, Сорренто.

Получил интересное и, как всегда, содержательное письмо Ваше, старый друг А[дам] Е[горович]. Спасибо. Вы сказали много лестного для меня, а — признаюсь — я этого не ожидал. Я очень верю в такт и художественный вкус Ваш, к себе же отношусь все более недоверчиво, скептически. Ибо хотя пишу много, с жаром, но — вижу: все не то, не так.

По поводу указаний Ваших на некоторые неточности имею сказать: в датах всегда не точен по моему отвращению к цифрам. И никогда не помню чисел. О закрытых глазах В. Г. Короленко не написал потому, что это лестно для меня и «Челкаша», слишком лестно. «Челкаш» рассказ топорный. О Соловьеве и чертях — помню хорошо, но — тут кого-то жалко, не пойму кого: Соловьева или Короленко? Кажется — обоих.

Написать о этих годах я мог бы и еще много, но сознательно придушил себя, ибо питаю намерение написать нечто вроде хроники от 80-х годов до 918-го. Уже пишу. Не уверен, удастся ли.

Написал повесть «Дело Артамоновых», скоро пришлю Вам. Большая.

Об А. М. Калюжном, Афанасьеве, Ланине у меня написано много, но — плохо, печатать не стану. М. б., удастся переделать.

А о В. И. Брееве читали? В «Заметках»? Впрочем — довольно!

Как живу? Интересно, но несколько шумно и суетно. Народа много. Приятно и полезно, когда приезжает Зоя Лодий, гармонист Рамша, пианист Добровейн, но если на Вас обрушатся четыре американских профессора и станут ставить Вам такие вопросы: «Что думаете вы о будущем американской литературы?», «Какая литература лучше: Англии или Америки?», «Право ли правительство Панамы в его отношении к СШСА?» — это тяжело! Или бывший благородный русский человек расскажет Вам, что он зарабатывал в Париже деньги тем, что публично совокуплялся с бараном? Ох, если б Вы знали, какая гниль и пакость русские эмигранты, включительно до Струве! И — до чего они злы!

Ну, чорт с ними, скоро вымрут. А на Русь я «взираю» с великими надеждами. Много переписываюсь с литературной молодежью. Еще более часто с Ромэном Ролланом. Превосходный человек.

Ну, всего доброго Вам, А. Е.! Еще раз спасибо за письмо. Скоро приедет сюда Ек[атерина] Пав[ловна]. Максим кланяется Вам.

Крепко жму руку.

А. Пешков

4.VIII.25.

Sorrento.

Максим не писал мне и книги своей не присылал.

Золотареву — привет. Письма и стихов от него еще не получил.

(обратно)

798 А. С. МАКАРЕНКО

17 августа 1925, Сорренто.

Дорогой А[нтон] С[еменович],

я очень тронут письмами колонистов и вот отвечаю им, как умею. В самом деле, жалко будет, если эти парни, выйдя за пределы колонии, одиноко разбредутся, кто куда, и каждый снова начнет бороться за жизнь один на один с нею.

Ваше письмо привело меня в восхищение и тоном его и содержанием. То, что Вы сказали о «деликатности» в отношении к колонистам, и безусловно правильно и превосходно. Это — действительно система перевоспитания, и лишь такой она может и должна быть всегда, а в наши дни — особенно. Прочь вечорошний день с его грязью и духовной нищетой. Пусть его помнят историки, но он не нужен детям, им он вреден.

Сейчас я не могу писать больше, у меня сидит куча иностранцев, неловко заставлять их ждать. А Вам хочется ответить хоть и немного, но сейчас же, чтоб выразить Вам искреннейшее мое уважение за Ваш умный, прекрасный труд.

Крепко жму руку.

М. Горький

17.VIII 25.

Sorrento.

(обратно)

799 Ф. В. ГЛАДКОВУ

23 августа 1925, Сорренто.

Уважаемый Федор Васильевич,

И. И. Скворцов ничего не писал мне о «Н[овом] мире». И. М. Касаткин — тоже не писал.

Исполнить желание Ваше — не могу, готовых к печати рукописей у меня нет, все уже розданы. Писать рассказы — перестал, пишу большую книгу, буду работать над нею не меньше года.

Разрешите сказать несколько слов о «Цементе». На мой взгляд, это — очень значительная, очень хорошая книга В ней впервые за время революции крепко взята и ярко освещена наиболее значительная тема современности — труд. До Вас этой темы никто еще не коснулся с такою силой. И так умно. Вам — на мой взгляд, опять-таки — весьма удались и характеры. Глеб вырезан четко и хотя он романтизирован, но это так и надо. Современность вполне законно требует, чтоб автор, художник, не закрывая глаз на явления отрицательные, подчеркивал — и тем самым — «романтизировал» положительные явления. Вы умеете делать это, с чем искренно поздравляю Вас. Однако — поймите меня: я говорю не о том романтизме устрашенных действительностью и бегущих от нее в область фантазий, а о романтизме верующих, о романтизме людей, которые умеют встать выше действительности, смеют смотреть на нее как на сырой материал и создавать из плохого данного хорошее желаемое. Это — позиция истинного революционера, и это его право.

Даша — тоже удалась. Ею Вы затушевали «Виринею», что весьма полезно. Вообще все характеры у Вас светятся, играют. Лишь Бадьин несколько затяжелей, и чуть-чуть сентиментален Чибис. Да Сергей написан по шаблону — «интеллигент, значит — слаб и жалок». Вы все забываете, что большевизм и творец его Вл. Ленин — это пришло из интеллигенции.

Засим разрешите указать некоторые недостатки книги. К ним, в первую голову, я ставлю язык, слишком форсистый, недостаточно скромный и серьезный. Местами Вы пишете с красивостью росчерков военного писаря. И почти везде — неэкономно, а порою и неясно. Примеры: «грузной, дубовой мебелью разных стилей». Это — описка. Большинство стилей последнего времени не выносят ни грузности, ни дуба. Говоря о Громаде, Вы несколько раз [упомянули] о «последних каплях крови на его скулах». То же о грудях Даши. И еще о многом, — повторения, повторения.

«Даша в бровях твердо подошла к столу», — нехорошо. Однорукого человека Вы называете безруким. «Поля сорвалась на смех» — и не ясно и двоемысленно. Такими штучками у Вас испещрена вся книга. Они особенно неприятно режут глаз и слух читателя, когда Вы говорите их от себя, в описаниях.

Язык диалогов весьма жив, оригинален и даже правдив. Я знаю этот язык. Но, видите ли, дело происходит в Новороссийске, как я понимаю. За Нов[ороссийском] стоит огромная, разноречивая, разноязычная Россия. Ваш язык трудно будет понять псковичу, вятичу, жителям верхней и средней Волги. И здесь Вы, купно со многими современными авторами, искусственно сокращаете сферу влияния Вашей книги, Вашего творчества. Щегольство местными жаргонами, речениями — особенно неприятно и вредно именно теперь, когда вся поднятая на дыбы Русь должна хорошо слышать и понимать самое себя.

По Льву Толстому, Г. Успенский писал на «тульском» языке. Это — неверно. Глеб Иванович обладал хорошим слухом и, если допускал шуточки, то лишь «для разгулки времени». Его словечки стали пословицами, напр: «в числе драки» — любимое словцо Ильича. Но «крой на ять» — пословицей не будет. Нет.

Мой дружеский совет: для отдельного издания просмотрите книгу, это ее только украсит. Никогда не бойтесь и не жалейте сокращать.

Вы извините мне эти непрошенные советы — так хочется видеть хорошую книгу Вашу еще более хорошей. Вы ведь знаете: литературу и литераторов я люблю.

О литературных нравах мне много пишут плохого. Отношусь к этому спокойно, как к явлению временному. Огорчаюсь, конечно, но не могу не понимать, что это естественно — плохие нравы. Туго жить. И — все еще не свободно. Это пройдет.

Фатовы пребудут до конца дней земли нашей, как глупые осенние мухи. Фатов — действительно бездарный и неумный парень. […]

Ну, будьте здоровы, Федор Васильевич. Вы на хорошем пути, поздравляю Вас от всего сердца. Крепко жму руку.

А. Пешков

Где выйдет «Цемент» — в «Круге», в «Земле и фабрике»?

23.VIII.25.

«Новый мир» я имею лишь № 1-й. Теперь 7—8-й. Не пришлете ли 2—6-й номера?

(обратно)

800 С. Ф. ОЛЬДЕНБУРГУ

22 августа 1925, Сорренто.

Дорогой и уважаемый Сергей Федорович!

Ваше письмо от 23-VII получил лишь сегодня—22-VIII. Это случилось потому, что письмо адресовано в Чехословакию, Мариенбад, а я уже второй год живу в Италии, Сорренто.

Я очень польщен приглашением на чествование Российской Академии наук, но приехать не могу, ибо увлечен большой работой, прервать которую даже и на несколько дней — не решусь. Да и человек я — не для парадов. Не место мне на этом великом празднике русской культуры, русской науки.

И — не мне говорить о величии заслуг науки русской пред миром. Это будет сказано лучше и громче, чем мог бы сказать я.

Но вот что хотел бы я оказать людям науки: я имел высокую честь вращаться около них в труднейшие годы 19—20-й. Я наблюдал, с каким скромным героизмом, с каким стоическим мужеством творцы русской науки переживали мучительные дни голода и холода, видел, как они работали, и видел, как умирали. Мои впечатления за это время сложились в чувство глубокого и почтительного восторга пред вами, герои свободной, бесстрашно исследующей мысли. Я думаю, что русскими учеными, их жизнью и работой в годы интервенции и блокады дан миру великолепный урок стоицизма и что история расскажет миру об этом страдном времени с тою же гордостью русским человеком, с какой я пишу Вам эти простые слова. В них нет никакого преувеличения, так я чувствую.

От всей души поздравляю творцов русской науки с их праздником, который есть в то же время праздник всех разумных людей нашей страны.

Почтительно кланяюсь.

Вам, Сергей Федорович, в особицу, так же как С. П. Костычеву, А. Е. Ферсману, Ю. А. Филиппченкои многим, с кем я имею честь быть лично знаком.

Сердечно желаю всем здоровья и бодрости духа.

А. Пешков

23.VIII.25.

Sorrento.

(обратно)

801 Л. М. ЛЕОНОВУ

8 сентября 1925, Сорренто.

Леониду Леонову.

Сердечно благодарю Вас за «Барсуков». Это очень хорошая книга. Она глубоко волнует. Ни на одной из 300 ее страниц я не заметил, не почувствовал той жалостной, красивенькой и лживой «выдумки», с которой у нас издавна принято писать о деревне, о мужиках. И в то же время Вы сумели насытить жуткую, горестную повесть Вашу тою подлинной выдумкой художника, которая позволяет читателю вникнуть в самую суть стихии, Вами изображенной. Эта книга — надолго. От души поздравляю Вас.

Жалею об одном: написана повесть недостаточно просто. Ее трудно будет перевести на иностранные языки. Стиль сказа крайне плохо удается даже искусным переводчикам. А современная русская литература должна бы особенно рассчитывать на внимание и понимание Европы, той ее части, которая искренно хочет «познать Россию». Честные люди Европы начинают чувствовать, что мы живем в трагический канун Возрождения нашего и что у нас следует многому учиться. У них же для ренессанса пока еще нет своих средств. Интерес к нашему искусству все растет, углубляется. Мы должны бы писать в расчете и на читателя иноземца. Простите за сию воркотню.

Крепко жму Вашу руку. Всего доброго и еще раз — спасибо!

А. Пешков

8.IX.25.

Sorrento.

(обратно)

802 А. С. МАКАРЕНКО

19 сентября 1925, Сорренто.

А. Макаренко.

Получил письма колонистов и Ваше, очень радуюсь тому, что отношения между мною и колонией принимают правильный характер. Я прошу и Вас и колонистов писать мне всякий раз, когда это окажется желаемым, а тем более — нужным.

Я послал колонии снимки Неаполя и Сорренто, получили Вы их? И написал в Москву, чтоб колонии выслали все мои книги.

Мне хотелось бы, чтоб осенними вечерами колонисты прочитали мое «Детство», из него они увидят, что я совсем такой же человечек, каковы они, только с юности умел быть настойчивым в моем желании учиться и не боялся никакого труда. Веровал, что действительно — «учение и труд все перетрут».

Очень обрадован тем, что мой совет устроить общество взаимопомощи понравился Вам и колонистам. Надо бы обратить особенное внимание на помощь тем из них, которые пошли в рабфаки, — рабфаковцам живется особенно трудно, не так ли?

Скажите колонистам, приславшим мне письма, что я сердечно благодарю их, но ответить им сейчас же не имею возможности, очень занят. Желаю им всего доброго и бодрости духа. Вам — тоже.

Будьте здоровы.

М. Горький

19.IX.25.

(обратно)

803 Е. С. КОРОЛЕНКО

3 октября 1925, Сорренто.

З.Х.25.

Sorrento.

Искренно уважаемая Евдокия Семеновна — примите мою сердечную благодарность за присланный Вами подарок — первый том «Дневника» В[ладимира] Г[алактионовича]. Прочитал всю книгу сразу, в один день, и так она взволновала меня, так много напомнила, что — хоть плакать! Какая огромная жизнь прожита нами, Евдокия Семеновна, и как хорош в этой трагической жизни образ Владимира Галактионовича.

Дневник воскресил его образ предо мною, освежил память, вернул меня в Россию, в Нижний. Это — волнует. Очень.

Скоро ли выйдет 2-й том? Будьте добрая — пришлите и его.

Позвольте крепко обнять Вас, пожелать Вам бодрости Духа, необходимой, чтоб кончить труд, взятый Вами на себя.

Почтительно кланяюсь.

А. Пешков

(обратно)

804 Е. С. КОРОЛЕНКО

7 октября 1925, Сорренто

7 X 25.

Дорогая Евдокия Семеновна — очень сожалею, но не могу выслать Вам немедленно письма Владимира Галактионовича, ибо сии лежат в Берлине, в сейфе банка. Конечно, я сейчас же напишу туда.

О том, что я получил «Дневник», я уже писал Вам, кратко и наскоро. И подарком Вашим и «Дневником» был очень взволнован. Я ведь «весь в прошлом», мне 57 лет Есть такая картина «Всё в прошлом»: полуразрушенный дом, на крыльце его — старая барыня в кресле, а на ступенях — старуха-служанка вяжет чулок. Барыня — это моя проклятая память, а служанка ее — сам я. Мне слишком много тяжелого и даже ужасного приходится вспоминать.

А Вы и «Дневник» разбудили в памяти моей хорошие дни. Я вижу Вас и его, В[ладимира] Г[алактиюновича], такими, как видел в 93 году, в доме Лемке. Вижу у вас Н. Ф. Анненского, Савельева, помню столовую, где Вы угощали меня чаем, кабинет В. Г. и его у конторки. Он ведь для меня был и остается самым законченным человеком из сотен, мною встреченных, и он для меня идеальный образ русского писателя. Таких, как он, долго не будет. Да и — будут ли?

Мне горестно знать, что я мало встречался с ним, меньше, чем мог бы. У меня к нему было чувство непоколебимого доверия. Я был дружен со многими литераторами, но ни один из них не мог внушить мне того чувства уважения, которое внушил В. Г. с первой моей встречи с ним. Он был моим учителем недолго, но он был им, и это моя гордость по сей день. Говоря так, я ничего не преувеличиваю.

Мне хотелось бы и Вам, Евдокия Семеновна, сказать какие-то, очень сильные слова любви и уважения. Но я не умею сделать этого. Однако поверьте, я знаю, что значит быть женою русского писателя и верным другом на всем пути его. Я знаю это потому, что такие жены-друзья почти те наблюдались мною. Нигде и ни с кем.

Простите, если это искреннее желание сердечно поклониться женщине покажется Вам грубым, излишним, бестактным.

Будьте здоровы. Крепко жму руку.

А. Пешков

Не пришлете ли Вы мне один из последних портретов Владимира Галактионовича, наиболее похожий на него? Был бы очень благодарен.

Всего доброго.

А. П.

(обратно)

805 В. Д. РЯХОВСКОМУ

13 октября 1925, Сорренто.

В. Ряховскому.

Повесть прочитал. «Так себе». Даже очень «так себе».

На эту тему — о положении учительницы в современной деревне — писал Яковлев «Болото». У него — проще. И нет такого обилия «местных речений», как у Вас. У Вас — «намыка», «будылки», «смыгала» и т. д.

Большая ошибка — писать словами, которые понятны лишь населению одной губернии. Так вот написан «Цемент» Гладкова, и это очень испортило его хорошую книгу.

Вы, молодые, все истязуете себя в поисках «формы». Бесплоднейшее занятие для того, кого не прельщают лавры А. Белого или Ремизова, людей, бесспорно, талантливых, но неудобочитаемых вследствие нарочитости их манеры писать.

Писать надобно просто, и чем проще — тем лучше. Да и — страшнее. Время и новый читатель требуют простоты, ясности. Не думайте, что хорошо звучит такая, например, фраза у Вас: «Муть, рвань облаков и ветер». Да — и так ли это? Муть — туман? Да? Ну, какой же туман при ветре! И затем — нужна последовательность: в Вашей фразе ветер должен стоять на первом месте, «рвань облаков» его дело. «Десяток картошек в мундирах давным-давно протряслись», — здесь читателю надобно подумать, чтоб понять: «протряслись» — значит, переварились. Ага!

Все великолепные вещи — просты и побеждают именно своею мудрой простотой. Луврская Венера — идеальна именно простотою своей. Такой женщины — живой, вероятно, никогда не было в мире. Вот где чудо искусства.

Форма — необходима. Чтоб найти ее, нужно отбрасывать лишнее. Вы, молодые писатели, не считаетесь с этим и тратите сотни лишних слов для того, чтоб ими изобразить, вылепить что-то. Но вы не изображаете, а все только рассказываете. Надо понять различие изображения и рассказа.

Я говорю не о «картинности», не об «образности», нет. Это — не худо, но еще лучше, когда то, что Вы написали, делается почти физически ощутимым для читателя.

А в этом вся цель искусства слова.

Будьте здоровы.

А. Пешков

13—X—25.

(обратно)

806 А. М. КАЛЮЖНОМУ

25 октября 1925, Сорренто.

Дорогой друг и учитель мой

Александр Мефодиевич!

С той поры, как я, счастливо для себя, встретился с Вами, прошло тридцать четыре года; с того дня, как мы виделись второй и последний раз, — истекло двадцать два года.

За это время я встретил сотни людей, среди них были люди крупные и яркие. Но — поверьте! — никто из них не затемнил в памяти сердца моего Ваш образ.

Это потому, дорогой друг, что Вы были первым человеком, который отнесся ко мне воистину по-человечески.

Вы первый, памятным мне, хорошим взглядом мягких Ваших глаз, взглянули на меня не только как на парня странной биографии, бесцельного бродягу, как на что-то забавное, но — сомнительное.

Помню Ваши глаза, когда Вы слушали мои рассказы о том, что я видел, и о самом себе. Я тогда же понял, что пред Вами нельзя хвастаться ничем; и мне кажется, что благодаря Вам я всю жизнь не хвастался собою, не преувеличивал моей самооценки, не преувеличивал и горя, которым щедро напоила меня жизнь.

Вы первый, говорю я, заставили меня взглянуть на себя серьезно.

Вашему толчку я обязан тем, что вот уже с лишком тридцать лет честно служу русскому искусству.

Я рад случаю сказать Вам все это на людях, — пусть знают, как хорошо отнестись к человеку человечески сердечно.

Старый друг, милый учитель мой, — крепко жму Вашу РУКУ-

Алексей Пешков — М. Горький

25—X—25.

Sorrento.

Сорренто.

(обратно)

807 В. В. ВЕРЕСАЕВУ

22 ноября 1925, Неаполь.

Дорогой Викентий Викентьевич,

письмом от 4-го ноября В. Т. Кириллов известил меня, что 6-го ноября исполняется сорокалетие литературной деятельности Вашей. Письмо это пришло в Сорренто Н-го. Затем получена телеграмма, из которой я узнал, что чествовать Вас будут 6-го декабря.

Старый, уважаемый друг и соратник, — я очень «не в себе», нервы расшатаны до того, что трясутся руки, с трудом пишу. Измаяла бессонница и капризнейшая температура. Переехал в Неаполь, чтобы серьезно лечиться.

Боюсь, что в состоянии такой растрепанности, с тяжелым туманом в голове я не сумею сказать Вам что-либо путное и толковое, не смогу уложить мои чувствования в ясную форму. Недавно я писал Вам, что всегда ощущал Вас человеком более близким мне, чем другие писатели нашего поколения. Это — правда. Это — хорошая правда; думаю, что я могу гордиться ею.

Затем — я знаю, чего стоит проработать сорок лет в России. И — каких лет! Проработать, непоколебимо идя своим путем, не уклоняясь ни на секунду от излюбленной правды.

Дорогой В. В.! Позвольте крепко обнять Вас.

Будьте здоровы. Писать мне трудно.

Крепко жму руку Вашу.

А. Пешков

22.XI—25.

Napoli, Posilippo. Villa Galotti.

(обратно)

808 В. С. ЦЫЦАРИНУ

13 декабря 1925, Неаполь.

В. С. Цыцарину.

Я уже — старик, люблю вспоминать прошлое, и Ваше письмо, дорогой Цыцарин, очень обрадовало меня. Живо вспомнил Куоккалу и представил себе Вас, в синей рубахе, несколько смущенного обилием и разнообразием жителей дачи.

За эти двадцать лет я ничего не слышал о Вас, лишь однажды сильно взгрустнулось по такому поводу: один товарищ написал мне из Томска: «среди расстрелянных двое рабочих, мои знакомые и Ваши; они оба жили или бывали у Вас в Куоккале, один — Василий Морозов, настоящую фамилию другого не знаю, кажется, на С или на Ц, кличка — Егор». Я подумал, что на Ц — это Вы, но оказалось — Яков Николаевич Царев, коломенский слесарь. Было это в 907, когда я уже проживал в Италии.

Да, письмо Ваше обрадовало. Но — как странно, что Вы не побывали у меня в Москве. И — отчего Вам грустно? Много требуете от жизни, от людей? Пора бы Вам знать, что жизнь дьявольски окупа и мало дает нашему брату, люди же всё еще не могут научиться ценить самих себя и друг друга по достоинству их.

Да, жизнь — очень скупа. Однакож российский рабочий вырвал из ее жадных рук много. Не так ли? Сумеет вырвать и еще больше, ибо враг становится все бессильней. Реакция в Европе — ненадолго. Для русского рабочего скоро настанут труднейшие дни, ему придется взять на себя роль вождя пролетариата Европы. Мне кажется, что к этой роли у нас плохо готовятся. Мужик мешает? Да?

В чем это Вы извиняетесь, за что Вам надобно благодарить меня? Над этим — простите! — я посмеялся.

Если напишете о «проклятых вопросах», буду очень рад и, может быть, полезен Вам. Вопросы эти и мне знакомы, и меня грызут. Законно!

Крепко жму руку. Будьте здоровы.

А. Пешков

13—XII—25.

Адрес: Napoli. Posilippo. Villa Galotti.

Неаполь. Позилиппо. Вилла Галоти.

(обратно)

809 Е. С. КОРОЛЕНКО

13 декабря 1925, Неаполь.

Дорогая Евдокия Семеновна, — спасибо!

Получил два тома писем В[ладимира] Г[алактионовича], прочитал, — сколько знакомого, знакомых, какая буря полузабытых впечатлений возникла в памяти сердца и ума. И хотя я в те годы — с 85-го по конец 89-го — в Нижнем не жил, а лишь два или три раза был в нем, но писателя Короленко уже читал, человека — знал по рассказам Ромася, Н. Е. Каронина, Старостина и — особенно! — по прекрасным рассказам одного «нелегального», приятеля М. А. Ромася.

Глубоко в прошлое ушло все это, но помнится так живо, что порою сам изумляешься четкости этих записей в душе

Кажется, в 89 г. я принес В. Г. свою поэму «Песнь старого дуба». В ту пору я был уже лично знаком с Карониным, встречал Мачтета и Н. Н. Златовратского, но почему-то у меня не возникло желания показать «труд» мой ни одному из них.

Позднее я показывал ему «Сказку о фее и рыбаке», написанную стихами и прозой, — он сказал: «Пессимистическое отношение к любви? Это частенько бывает в Вашем возрасте, но — с этим не следует торопиться, такое отношение гораздо естественнее лет в 50».

Прекрасно улыбался он в курчавую свою бороду. И хорошо смотрели на людей его умные, строгие, милые глаза.

Читая «Письма», я очень вспомнил его улыбку. Почему издано только два тома? Письма имеют глубокое историческое и историко-литературное значение.

Вы не обидитесь, если я скажу, что издаются они не очень «научно», мало примечаний, а те, какие есть, часто слишком кратки.

Но — сколько знакомых! Варя Протасова — я ее знал в Самаре: печальной судьбы человек. И как тронули меня слова В. Г.: «захотелось быть попиком».

Знал я и Истомину, ее убило взрывом бомбы на даче Столыпина.

Но — довольно. Боюсь утомить Вас. Будьте здоровы. Почтительно кланяюсь Софии Владимировне.

Перебрался в Неаполь — лечиться. Через два года мне стукнет 60 лет. От этого — не вылечишься, но все же надо соблюдать конвенансы. Усердно глотаю лекарства.

У меня — внучка, Марфа, четырех месяцев от рода.

Всего доброго!

А. Пешков

13.XII. 25.

Napoli. Posilippo. Villa Galotti.

(обратно)

810 В. Я. ШИШКОВУ

20 декабря 1925, Неаполь.

20—XII—25.

Получил Ваше письмо, дорогой Шишков, — простите, что называю Вас по фамилии, — отчества не могу вспомнить.

За эти годы я читал в разных журналах Ваши очерки российской жизни и всегда, с благодарностью Вам, думал: как это бодро, надежно и как — поэтому — хорошо, нужно.

И вот в письме Вашем тот же бодрый, умный тон:

«Тянет на смешное, чтоб весело было читать», — говорите Вы. Меня этот лозунг Ваш радует очень, на мой взгляд — это как раз то самое, что уже давно необходимо нам. Умный смех — превосходный возбудитель энергии.

Следя весьма внимательно за текущей литературой на Руси, искренно восхищаясь обилием даровитой молодежи, я крепко надеюсь, что у нас растут и вырастут в этой области большие таланты. Однакож не скрою, что меня смущает и однообразие тем и общий серовато-унылый тон рассказов.

Не забываю, конечно, что тут значительную роль играют внешние причины, те «независящие» — от авторов — «обстоятельства», которые всегда тяготели и ныне тяготеют над литературой нашей. Но ведь под гнетом таких же «обстоятельств» жили и работали Г. Успенский, Короленко, даже и Л. Толстой. Однако — они превосходно делали свое дело.

Не хочу оказать, что ныне дело это делается намного менее превосходно. Нет — это было бы неправда. Говорю лишь об однообразии тем и пониженном тоне.

Далеко я от России, но мне кажется, что в ней есть чему порадоваться. Вы — утверждаете это. И — не один Вы, конечно. Но Вы очень хорошо формулировали то, что надо.

Посмеяться — дело доброе, оздоровляющее. Вот гг. эмигранты разучились смеяться, а как бы следовало им немножко осмеять самих себя! Но они на это уже совершенно не способны. Они — агонизируют.

Разучились смеяться и здесь, в Италии. Это очень плохо. Здесь совершается процесс концентрации ненависти, обещающей в будущем очень мрачные дни.

Когда я вернусь в Россию? Когда кончу начатый мною огромнейший роман. Просижу я над ним не менее года, вероятно. В России же я работать не стану, а буду бегать по ней, как это делаете Вы.Вам — завидую. Вообще такие, как Ваши, очерки современной деревни замечательно своевременно и хорошо рисуют текущую жизнь.

М. М. Пришвин очень угодил мне «Башмаками». Хитрая вещь. Интересен Акульшин. А Клычков с его «Сахарным немцем» напоминает Н. Н. Златовратского.

Ну, будьте же здоровы! Спасибо Вам за добрую память обо мне. Душевно помню и я Вас.

Крепко жму руку. Поклон.

А. Пешков

Napoli. Posilippo.

Villa Galotti.

Приехал сюда на зиму и лечиться.

(обратно)

811 М. ПАВЛОВИЧУ

29 декабря 1925, Неаполь.

Уважаемый товарищ Павлович!

Очень тронут неожиданным и едва ли заслуженным мною приветом Института востоковедения.

Разумеется, я не думаю, чтобы моя роль в деле создания института была так «крупна», как Вы говорите. Вы совершенно правы в догадке Вашей о том, что я забыл сей факт и не помню, что именно писал Вл[адимиру] Ильичу о Востоке.

Я слишком часто обременял его в те трудные годы различными «делами» — гидроторф, дефективные дети, аппарат для регулирования стрельбы по аэропланам и т. д., — великолепнейший Ильич неукоснительно называл все мои проекты «беллетристикой и романтикой». Прищурит милый, острый и хитренький глаз и посмеивается, выспрашивает: «Гм-гм, — опять беллетристика».

Но иногда, высмеивая, он уже знал, что это не «беллетристика». Изумительна была его способность конкретизировать, способность его «духовного зрения» видеть идеи воплощенными в жизнь. Много еще будет сказано, написано об этом человеке.

Я написал о Вл[адимире] Ильиче плохо. Был слишком подавлен его смертью и слишком поторопился выкричать мою личную боль об утрате человека, которого я любил очень. Да.

Дорогой тов. Павлович, передайте, — если это можно, — студентам института мой привет и мое пожелание им бодрости духа, успешной работы.

Грандиознейшее дело творится на Востоке, и хоть я не очень «патриот», а, — надо сознаться, — горжусь тем, что будит Восток «отсталая» Русь.

Слабости человеческие — горжусь.

Крепко жму Вашу руку.

С Новым годом! Поздравьте и студентов, если это принято.

А. Пешков

29 декабря 1925 г.

(обратно)

812 Д. А. ЛУТОХИНУ

30 декабря 1925, Неаполь.

30. XII—25.

С Новым годом, дорогой Далмат Александрович! Разрешите пожелать Вам скорейшего возвращения в Русь; затем, разумеется, желаю доброго здоровья.

Знаете, что бы ни писали бывшие русские люди в Праге, Берлине, Париже и других столицах, а все ж таки интереснейшие люди растут на Руси. Видел я недавно современных мужиков тройку: двух курян и одного орловца. Отличнейший народ. Научились жить с открытыми глазами и прекрасно знают, чего хотят. Видел матросов — тоже хороши. А Иван Вольный пишет мне: «особенно радостно глядеть на деревню, которую болезненно люблю со всей ее дикостью и хамством. Старое — кончилось, старое злобно умирает. Туда ему и дорога».

Вот эти заявления о конце старого идут от самых разнообразных наблюдателей жизни: от Вяч. Шишкова, М. М. Пришвина, Акулинина, Клычкова и т. д. Не очень верю, но — невольно радуюсь.

Получил 1-й том «Мощей». В декабр[ьской] «Кр[асной] нови» Акулинин уже дал очень лестную рецензию о «Мощах», сообщите Калинникову. И внушите Вы ему, чтоб он попытался быть экономнее в словах и отбросил бы лирические — они же и комические — приемы Н. Н. Златовратского.

Скоро пришлю Вам мою новую книгу, а пока — несколько чужих, м. б., рецензируете?

Сильно «увлечен» бронхитом, кашляю, как старый медведь.

Читаю эмигрантскую прессу, — ошарашивает! Сколько злобы, какое напряжение злобы.

И — какая поэзия! Марина Цветаева поет:

Это напечатано в газете Милюкова. Зачем бы? А другой поэт из Парижа внушает мне:

«Я — поэт, настоящий поэт, воскресивший лучшие традиции русской литературы». Из дальнейшего оказывается, что он еще нигде не печатался, потому что «не имеет протекции».

«Написал в пролетарско-классическом духе до 100 стихотворен[ий]».

Да. Вот как.

Спасибо Вам, Д. А., за Ваши всегда интересные письма. Простите, что Вам пишу редко, уж очень много работы у меня.

Будьте здоровы.

А. Пешков

Napoli, Posilippo.

Villa Galotti.

(обратно) (обратно)

1926

813 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

9 января 1926, Неаполь.

9—1—26.

Милый друг мой Семен Павлович —

сейчас получил Ваше письмо от 28-ХII и очень удивлен, даже— огорчен, ибо, очевидно, до Вас не дошло мое письмо, в котором я поздравлял Вас с юбилеем и вместе с которым послал Вам смешную фотографию. Пакет этот Вам должен был передать Вас[илий] Назар[ович] Мокеев, седовласое чучело сибирской выдумки, человек, который читал Ваши книжки. Из Златоуста он писал мне, что «пакет Подъячеву отправил», но не сообщил: почтой или с оказией. Сейчас он должен быть в Екатеринбурге, и я ему туда напишу, мне бы очень хотелось, чтоб то мое письмо дошло до Вас. Ну, об этом — довольно.

Обрадован я Вашим письмом, С. П.! Очень. Не всякий может сказать — с таким правом, как Вы: «недаром прожил свою жизнь», — далеко не всякий может сказать так, дружище мой. Я ведь хорошо помню Ваши рассказы о том, как мучительно жилось Вам, как тосковала Ваша умная душа в атмосфере мужицкого скептицизма, недоверия к «писателю». И — сознаюсь — когда убили Семенова, я с великим страхом подумал о Подъячеве.

А теперь вот Вы пишете: «отношение со стороны граждан хорошее». Значит — окупилась работа всей жизни, значит, можно твердо верить в ее великое значение, — так? Ну, что же может быть лучше, дороже этого для человека? Очень полезно было бы деревенской молодежи, если б Вы написали Вашу автобиографию. Вы должны понять, как это воодушевило бы комсомольцев, порою, как я знаю, унывающих пред великой трудностью преодолеть деревенскую старинку. Напишите-ка, Семен Павлович.

Сердце слабеет? Ничего, не тревожьтесь. Это очень выносливый орган. У меня тоже бывали такие припадочки, что казалось: ну, вот дожил, наконец, до последнего вздоха! А — прошло почти, хотя, недавно, тоже свалился. Старость подбегает, мне 59. А житьишко было беспокойным, да и осталось таковым же. Но — еще поживу, попишу. Чего и Вам сердечно желаю.

Будьте здоровы, С. П., всего доброго, крепко жму руку. Напишете — обрадуете. Кое-что из последних Ваших вещей я читал. Не плохо.

Еще раз — будьте здоровы!

А. Пешков

Napoli, Posilippo. Villa Galotti.

(обратно)

814 УЧЕНИКАМ 52-й СОВШКОЛЫ г. ЛЕНИНГРАДА

До 13 января 1926, Неаполь.

Ученикам II класса 52 Совшколы.

Дорогие мои товарищи, —

в Муроме повесился не тот Коновалов, о котором я писал, а, как оказалось, однофамилец его; меня ввела в заблуждение газетная заметка и тот факт, что мой друг, А. В. Коновалов, был уроженец Мурома.

Друг же мой умер в 1902 г. — спустя шесть лет после того, как я напечатал рассказ. Умер он в Одессе, в больнице. Врач, лечивший его, сказал ему однажды, что есть рассказ о пекаре Коновалове, и кратко передал содержание рассказа. Коновалова это очень взволновало, он тотчас решил, что рассказ написан мною—Лешей Грохало; это было мое прозвище в ту пору. Он попросил д-ра Лундберга написать мне о том, что он, Коновалов, еще жив, но — умирает.

Доктор и написал мне о нем.

Таким образом, ваш вопрос о самоубийстве Коновалова отпадает.

Лично я думаю, что А. В. был бы неспособен к партийной работе, потому что этому мешал бы его алкоголизм, — болезнь, неизлечимая в его возрасте.

Желаю вам, товарищи, всего доброго и хороших успехов в новом году.

М. Горький

Хочется мне, чтоб вы прочитали мой рассказ «Хозяин» и сказали мне, как он вам понравится.

Привет!

Адрес до апреля:

Неаполь. Позилиппо. Дом Галоти.

(обратно)

815 К. А. ФЕДИНУ

3 марта 1926, Неаполь.

3.III 26.

Дорогой мой Федин, —

нашу беседу об искусстве мы — истинно по-русски — свели к вопросам морали. Ваше тяготение к «ничтожным клячам» и «досада на рысака» — это уже из области морали, и боюсь, что это путь к утверждению необходимости тенденции в искусстве, уступка требованиям времени. Акакий Акакиевич, «станционный смотритель», Муму и все другие «униженные и оскорбленные» — застарелая болезнь русской литературы, о которой можно сказать, что в огромном большинстве она обучала людей прежде всего искусству быть несчастными. Обучились мы этому ловко и добросовестно. Нигде не страдают с таким удовольствием, как на святой Руси. От физических страданий нас, все более успешно, лечат доктора, а от моральных — Толстые, Достоевские и прочие, коих, в сем случае, я бы назвал деревенскими «знахарями», они тоже бывают и мудры и талантливы, однакож чаще усугубляют болезнь, а не излечивают ее.

Аз есмь старый ненавистник страданий и физических и моральных. И те и другие, субъективно и объективно взятые, возбуждают у меня негодование, брезгливость и даже злость. Страдание необходимо ненавидеть, лишь этим уничтожишь его. Оно унижает Человека, существо великое и трагическое. «Клячи» нередко рисуются им, как нищие — своими язвами, «клячи» очень часто путают и ломают жизнь таких «рысаков», как Ломоносов, Пушкин, Толстой и т. д. Милосердие — прекрасно, да! Но — укажите мне примеры милосердия «кляч»! А милосердием, любовью «рысаков» к людям творилось и творится в нашем мире все, что радует нас, все, чем гордимся мы.

Гуманизм в той форме, как он усвоен нами от евангелия и священного писания художников наших о русском народе, о жизни, этот гуманизм — плохая вещь, и А. А. Блок, кажется, единственный, кто чуть-чуть не понял это.

Нет, дорогой друг, мне с Вами трудно согласиться. На мой взгляд, с людей страдающих надобно срывать словесные лохмотья, часто под ними объявится здоровое тело лентяя и актера, игрока на сострадание и даже — хуже того.

Мне думается, что Вас, «художника», не «клячи трогают до слез», а Вы волнуетесь от недостаточно понятого Вами отсутствия смысла в бытии «кляч». Поймите меня — я смотрю на сию путаницу не с точки зрения социальной неразберихи, а глазами инстинкта, биологической силы, которая внушает мне вражду ко всякому страданию

Крепко жму руку. Будьте здоровы.

А. Пешков

(обратно)

816 И. А. ГРУЗДЕВУ

13 марта 1926, Неаполь.

Илье Груздеву.

Посылая Вам вместе с этим письмом книжку «Europe» № 38, посвященную Ромэну Роллану, предлагаю для «Ковша» 4-го «Антологию глупости». Эта «антология» очень хорошо характеризует отношение французов к одному из честнейших людей Франции и Европы.

Всего доброго.

А. Пешков

13 III. 26

(обратно)

817 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

24 марта 1926, Неаполь.

Дорогой друг,

драма Сергея Есенина в высокой степени характерна. Это драма деревенского парня, романтика и лирика, влюбленного в поля и леса, в свое деревенское небо, в животных и цветы. Он явился в город, чтоб рассказать о своей восторженной любви к примитивной жизни, рассказать о простой ее красоте. Я видел Есенина в самом начале его знакомства с городом: маленького роста, изящно сложенный, со светлыми кудрями, одетый как Ваня из «Жизни за царя», голубоглазый и чистенький, как Лоэнгрин, — вот он какой был. Город встретил его с тем восхищением, как обжора встречает землянику в январе. Его стихи начали хвалить, чрезмерно и неискренно, как умеют хвалить лицемеры и завистники. Ему тогда было 18 лет, а в 20 он уже носил на кудрях своих модный котелок и стал похож на приказчика из кондитерской. Друзья поили его вином, женщины пили кровь его. Он очень рано почувствовал, что город должен погубить его, и писал об этом прекрасными стихами. Оставаясь оригинальнейшим лириком, он стал хулиганом в полном смысле этого слова, — мне кажется, хулиганил он из отчаяния, из предчувствия гибели, а также из мести городу. Я думаю, что для него роковым был роман со старухой Айседорой Дункан. В трагических и совершенно неприличных стихах он говорит о ней:

Убил он себя не как безвольный человек, а с явным и твердым созданием необходимости кончить жизнь. Он не повесился, а удавил себя веревкой; перекинув ее за трубу отопления, надел петлю на шею и, стоя на полу, затянул ее. Перед этим он, разрезав руку, написал кровью восемь строк стихов, две из них говорят

Вот что я, кратко, могу сказать Вам о Есенине

Жизнь русских литераторов богата драмами, драма Есенина одна из самых тяжелых.

Сегодня утром я получил его стихи А. Дункан и весь день чувствую себя ошеломленным

[Простите мне, дорогой мой друг, это письмо, такое мрачное.

Благодарю за фотографию!

Сердечно жму Вам руку.

М. Горький

Неаполь,

24 марта, 1926]

(обратно)

818 Ф. В. ГЛАДКОВУ

3 апреля 1926, Неаполь.

3. IV 26.

Все Ваши книги я получил, дорогой Федор Васильевич, а прочитать еще не успел. Прочитаю в конце апреля. У меня — очередь, приходится читать «в порядке поступления». Книги сыплются на меня дождем и градом. Сибиздат прислал все свое!

Успеху «Цемента» я — рад. Уверенно думаю, что служебное, социальное значение этой книги будет очень значительно. Она должна многих воспитать. Я уже писал, кажется: честь Вам, Вы первый взяли тему «труд» и сумели разработать ее с пафосом. Это Вам зачтется.

Прочитал я книгу эту и второй раз. Недостатков в ней — много. Себя, художника, Вы кое-где сильно изуродовали. Но — прочитал я Горького «Дело Артамоновых», так там, знаете, то же самое — всё недостаточки, обмолвочки, ошибочки. Да. Судьба наша такая, друг мой, всегда будем недовольны собою, с тем и кончимся.

Мне очень радостно знать, что успех не оглушил Вас и чувства самокритики — не понизил. Самокритика и есть самая строгая критика, да и самая полезная. Смотрите на свою книгу, как на чужую, враждебно смотрите на нее, как на неудачную карикатуру того, чего Вы хотели, что желали сделать. Это несколько трудно, но это — необходимо. Никакой иной критики, которая могла бы чему-то научить Вас, — не ждите, бесполезное ожидание. Да, Фурманова жалко. Хороший, должно быть, парень, судя по его письму ко мне. Да и по книгам, за которые я его не очень похвалил.

Пошлости и фиглярства — множество, Вы правы. Сюда относится вся «Библиотека сатиры и юмора», издаваемая ЗиФ’ом. Все в ней — дрянцо, за исключением 3—4-х книжек.

Но — не унывайте! Это — пена, это осядет на дно. Ничего! Выздоровеем.

Фотографию не могу послать, толстого картона для упаковки нет, а — праздники, магазины уже заперты.

Пошлю на пасхе.

Будьте здоровы. Слышал, — писали мне, — что у Вас нервы в беспорядке? Вы бы дали им отдохнуть. Весна. Поехали бы в тихое место. Или в мае, во второй его половине, по Волге. Очень успокаивает.

Жму руку.

А. Пешков

(обратно)

819 ЛИТЕРАТУРНОМУ КРУЖКУ ШКОЛЫ ФСУ ПРИ НИКОЛЬСКО-УССУРИЙСКИХ Ж.-Д. МАСТЕРСКИХ

4 апреля 1926, Неаполь.

Литературному кружку школы Ф. С. У.

Спасибо, товарищи, за письмо ваше.

Очень рад, что мои книги нравятся вам. Сейчас я пишу еще одну, очень большую; в ней хочется мне показать, как жили, как думали, что делали русские люди с 80-х годов по 1919-й. И каковы изнутри были эти люди. Вы прочитаете эту книгу года через два, и, может быть, она вам будет полезна.

Здоровье мое не так плохо, как пишут в газетах, хотя зимою я и был сильно нездоров. Теперь — поправился, могу работать по десяти часов в день, а на ногах провожу пятнадцать.

Будьте здоровы, товарищи! Желаю вам хороших успехов в науках и хорошей дружбы. Берегите друг друга.

М. Горький

4.IV.26.

Неаполь.

(обратно)

820 В. СМИРЕНСКОМУ

Между 23 января и 16 апреля 1926, Неаполь.

Лично Фофанова я не знал. Видел часто на улицах Старой Руссы в 904 или 905 годах. Он был невыносимо, до страшного жалок, всегда пьяный, оборванный и осмеиваемый, но, как бы ни был он сильно пьян, его небесноголубые глаза сияли именно так, как это изобразил Илья Репин.

Вероятно, так смотрел на мир Франциск Ассизский.

Несколько раз он присылал ко мне за деньгами человека с таким больным сердцем, что тот, восходя по лестнице шаг за шагом, вставал предо мною с лицом совершенно синим и минуты 3–5 не мог выговорить ни слова от одышки. Сам Конст[антин] Мих[айлович] был у меня лишь однажды и… совершенно пьяный. Я был болен, лежал; говорил он что-то бессвязное, непонятное, махал рукою в сторону курорта. Наконец, я понял, что он ругает кого-то, бормочет нечто похожее на: «они лечатся, а мы умираем…»

Потом спросил вина, и Савва Т. Морозов увел его в столовую, где он, выпив, уснул на диване, а через час или два незаметно ушел.

В Старой Руссе с ним были дети. Старшей девочке — если не ошибаюсь — было 11–12 лет, она вела хозяйство. Кажется, его семье никто не помогал…

(обратно)

821 К. А. ФЕДИНУ

23 апреля 1926, Сорренто.

23.IV.26.

Дорогой Федин,

спасибо за Ваш отзыв об «Артамоновых». Я считаю, что Ваши указания на недостатки конструкции — совершенно правильны. На это же — почти вполне согласно с Вами — указал мне и М. М. Пришвин, художник, которого я весьма высоко ставлю, и человек насквозь русский. Даже — слишком, пожалуй. Он по поводу «Безответной любви» пишет мне: «Это и французы написали бы». Чувствуете высоту тона? Знай наших! А для меня его «и французы» — лучший комплимент, какой я когда-либо слышал.

Кое с чем в письме Вашем я не согласен, но это для Вас не интересно. А вот хороший, серьезный и открытый голос Вашего письма очень дорог мне. Я, видите ли, не токмо мастеровой-литератор, но прежде всего человек, верующий в литературу и — простите слово! — даже обожающий ее. Книга для меня — чудо. И мне потому было приятно читать письмо В[аше], что в нем физически ощутим человек, тоже влюбленный в свое дело.

«Молодым» писателям следует читать «стариков» придирчиво. Достоинства — как и все в мире — нашем — подлежат исследованию наравне с недостатками. Живет немало достоинств, слишком изношенных и подлежащих искоренению.

Что же четвертый «Ковш»?

Правда ли, что в Петербурге группа литераторов — имена не названы — затевает чисто литературный журнал, типа «Современника»?

Какие вообще у Вас новости?

Будьте здоровы. Спасибо.

А. Пешков

В. М. Ходасевич встречаете? Передайте ей прилагаемую записку. Хорошо?

(обратно)

822 А. Н. ФУРМАНОВОЙ

23 апреля 1926, Сорренто.

Анне Фурмановой.

Сердечно благодарю Вас за присланную книжку.

Она заметно отличается от первых книг Вашего друга и мужа; отличается и простотою фразы, и экономией слов, и точным знанием границ того, что автор хочет рассказать читателю. В «Чапаеве» мысли преобладали над фактами и образами.

Для меня нет сомнения, что в лице Фурманова потерян человек, который быстро завоевал бы себе почетное место в нашей литературе. Он много видел, он хорошо чувствовал и у него был живой ум.

Огорчила меня эта смерть. Я с такой радостью слежу за молодыми, так много и уверенно жду от них. И — боюсь за них, очень боюсь.

Вы, конечно, поймете источники этой боязни. Слишком легко и рано гибнут у нас люди ценные.

Крепко жму Вашу руку.

Всего доброго!

А. Пешков

23.IV.26.

Sorrento.

(обратно)

823 И. В. ЕВДОКИМОВУ

13 мая 1926, Сорренто.

Ивану Евдокимову.

«Колокола» — как будто—хороший шаг вперед от «Сиверко», но — надо бы прочитать весь роман, чтоб судить о нем более определенно.

Бросаются в глаза длинноты, — общий недостаток всех вас, начинающих. Это многословие — от неуверенности, автор боится, что читатель не поймет его, и щедро сыплет ненужные слова, чем весьма затрудняет чтение.

Надо делать как раз наоборот — экономя слова, находя самые точные и яркие, стремясь к большей краткости, слитности.

«Чтобы словам было тесно, мыслям — просторно». И — образам. Надобно не рассказывать, а изображать. Сцена Анна — Егор под лодкой — очень хорошая, была бы в пять раз лучше, если б Вы ее не загрузили сугробом слов.

И — затем: не употребляйте местных речений — «шаяла» и т. д. В Орле не все говорят вятскими словами, а в Новгороде астраханец не будет понят. Надобно писать русским, а не мордовским языком. Слово «шаять» — мордовское. У нас в каждой губернии говорят по-своему, но — писать надобно русским литературным языком.

И — нельзя писать: «Пожар дул жаркими воротами красных губ» — это чепуха. Что значит дуть воротами? Крышей? Печью? Это — непонятно. Ищите образов простых и четких.

И ничего Вы не выиграете, повторяя «крики, выкрики», «свиньи, свинушки». Вы определите крик каким-нибудь эпитетом: дымный крик, железный, садкий, острый и т. д., — язык наш неисчерпаемо богат. Боритесь с собственным недоверием к Вашей силе, будьте скупее, не многословьте! Читатель — не дурак, он Вас почувствует, когда Вы ему покажете себя таким, каков Вы есть, — человеком, который одержим желанием показать людям горькую, страшную, смешную, жалкую, радостную и всяческую иную правду, как Вы ее видите, чувствуете. Ничего не бойтесь. Учитесь писать у всех стилистов, но — ищите свою ноту, свою песню. Смотрите на себя как на писателя, до которого никто ничего не писал, и в то же время как на человека, чужого Вам. Ваш лучший критик — Вы сами. Это должен быть самый злой и беспощадный критик.

Жму руку.

А. Пешков

13 V 26

Sorrento.

(обратно)

824 В В. КАМЕНСКОМУ

15 мая 1926, Сорренто.

15.V.26

Sorrento.

Дорогой Василий Васильевич,

очень обрадован Вашим письмом, столь же приятным мне, как и неожиданным.

«Приключен[ия] Харта-Джойс» — не получил; жалею, мне писали, что книга — интересная. Вообще Ваших работ за последние года я не видел и был бы весьма благодарен, если б Вы прислали «Пугачева», «Козий загон» и — стихи. Стихи Ваши кое-где я встречал, некоторые— отличны. Вообще Вы — своеобразнейший писатель.

Пишете роман? Это — хорошо Очень характерно, что теперь на Руси многих тянет делать большие книги, — добрый признак!

Я знаю человек десять литераторов, работающих над романами, и сам тоже увлечен построением огромнейшего.

Попрошу Вас передать мой сердечный поклон Вашему тестю, музыку которого я слышал, люблю и считаю изумительной по глубине ее проникновения в темы.

Я вот живу в стране, которая славится «музыкальной», но в которой никогда не было церковкой музыки, подобной нашей; не было и — нет. Впрочем, здесь и светской музыки — нет. Мнения о достоинствах «Нерона» Бойто очень разноречивы, сам я этой оперы — не слышал. А русская музыка, — как и вообще все русское искусство, — здесь «в моде» и все крепче входит в жизнь. Городские оркестры на площадях играют Чайковского «12-й год», «Бориса» Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова. В симфонических концертах обязателен Скрябин, часты — Стравинский, Прокофьев.

Последний был в апреле в Неаполе и дал отличный вечер с большим успехом

А вообще здесь жизнь идет на «умаление», ничего крупного не создается ни в литературе, ни в живописи и — нигде. Все — политика и только, но и в политике крупных людей — не заметно.

Жду Ваших книг — можно ждать?

Крепко жму руку

Всего доброго.

А. Пешков

(обратно)

825 А. Н. ФУРМАНОВОЙ

23 мая 1926, Сорренто.

Фурмановой.

Потрясен тоном Вашего письма. Утешать — я не умею, да и чем утешишь человека, который навсегда потерял лучшего друга своего? Размышления — не помогают в этих случаях. Помочь может только та биологическая сила, которая иногда залечивает даже и смертельные раны. А еще может помочь гнев против этой же силы, так часто не способной противостоять преждевременной и невольной гибели человека. Но я думаю, что всего лучше Вам помог бы гнев против тех условий, в которые так трагически, так безжалостно все мы, люди, поставлены историей. Ведь именно этими условиями объясняется гибель множества таких людей, как Пушкин, Лермонтов, которые — живи они — дожили бы почти до наших дней, почти до Есенина, тоже печальной жертвы времени.

Этот гнев — сила, способная не только укрепить человека на земле, но и вдохновить его на работу против всего, мешающего жить. Вы это знаете. Ваш муж был хорошо заряжен именно этой силой. Несомненно, что и в Вашей душе есть она.

Послушайте-ко, милая женщина-товарищ, не рано ли Вы собрались заживо хоронить себя? «Не хочу жить», — говорите Вы. А Вы не пробовали преодолеть горе Ваше? Попробуйте. Хороших людей у нас немного, а я думаю, что Вы человек хороший и, тем самым, нужный людям. Разрешите мне сослаться на мой, личный пример. Жил я очень тяжело, так, что однажды даже не стерпел, хотел убить себя. Сорок лет прошло с той поры, но и сейчас стыжусь вспомнить об этом малодушии. А живу я — не радостно, очень трудно мне. Однакож живу все-таки с удовольствием, — вот какое противоречие! Оно объясняется мною так. мне-то — нехорошо, но мир становится лучше. Вот — в нем все больше рождается таких орлят, как Ваш муж и десятки подобных ему, как Жаров, Александровский, Уткин и другие.

Женщина — мать миру. Не потому только мать, что родит детей ему, а потому — главное — что воспитывает человека, давая ему лучшие радости жизни. Вспомните, сколько дано Вами Фурманову. Ведь едва ли может быть, что иссякла в Вас та сила, которой Вы с ним делились. Не верю, что вся иссякла.

Вы подумайте о коллективном Человеке, для которого Ваша жизнь необходима, как огонь и свет, как радость. Поймите меня, — я говорю не о поцелуях — отнюдь не отрицая их значения, — говорю о женщине как возбудителе культуры, как ее матери.

Простите, что не могу больше писать, у меня отчаянно болит плечо.

Крепко жму руку.

А. Пешков

Sorrento.

23.V.26.

(обратно)

826 А. С. МАКАРЕНКО

3 июня 1926, Сорренто.

А. Макаренко.

Сердечно поздравляю Вас и прошу поздравить колонию с переездом на новое место.

Новых сил, душевной бодрости, веры в свое дело желаю всем вам!

Прекрасное дело делаете Вы, превосходные плоды должно дать оно.

Земля эта — поистине наша земля. Это мы сделали ее плодородной, мы украсили ее городами, избороздили дорогами, создали на ней всевозможные чудеса, мы, люди, в прошлом — ничтожные кусочки бесформенной и немой материи, затем — полузвери, а ныне — смелые зачинатели новой жизни.

Будьте здоровы и уважайте друг друга, не забывая, что в каждом человеке скрыта мудрая сила строителя и что нужно ей дать волю развиться и расцвести, чтоб она обогатила землю еще большими чудесами.

Привет.

М. Горький

Sorrento.

3.VI.26.

(обратно)

827 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

8 июня 1926, Сорренто.

Дорогой, старый друг мой, — утешать я не умею, да — разве можно утешить Вас в таком горе? Я ведь знал Екатерину Ивановну, прекрасную душу, редкого человека. Тут — нет и не может быть утешения, я понимаю.

А все-таки хочется сказать Вам что-то, милый мой И. П. Должны мы жить, обязаны работать, обязывает нас к этому чувство самоуважения. Начато, — надо продолжать. Огромный труд, совершаемый в России, требует таких людей, непоколебимо честных, как Вы. Не в этом ли забвение несчастия, постигшего Вас?

И не забывайте, что у Вас осталась Наташа, человек, которому Вы еще надолго нужны. Не падайте духом, не показывайте ей, как Вам тяжело. Вы — мужественный человек, и Вы поймете, как тяжка была бы ей Ваша тоска и мука. А у нее — свои муки будут.

Я очень рад, что она будет жить у Е[катерины] П[авловны], это, мне кажется, не плохо для нее. Вы передайте ей привет мой.

Не следует ли Вам немножко отдохнуть? Не приедете ли с нею сюда? Вот бы хорошо было. Подумайте. Денег можно достать.

Я был бы очень рад видеть Вас и ее.

Крепко обнимаю. Будьте бодры, дорогой мой.

А. Пешков

8. VI. 26.

Sorrento.

(обратно)

828 А. П. ЧАПЫГИНУ

17 июня 1926, Сорренто.

Сейчас, в очередной книжке «Кр[асной] н[ови]», прочитал «Разина», — какое наслаждение читать столь изумительно сделанную вещь, дорогой Вы мой художник, А[лександр] П[авлович]! Знаю я, что похвалы мои Вам не нужны, да — удержать их не могу, очарован и всех заставляю читать, и все восторгаются. Какой Вы мастер и как много знаете. И — этот медный, литой, вкусно корявенький, из прошлого, чаруя говорящий язык. Фигуры — как святые рублевского письма, всё — на месте, всё — живет. Персия! Кто-то из предков Ваших был там, что ли? Замечательно Вы пишете эту книгу. И будет она первым, образцовым, воистину историческим романом. Такого — не было! Исполать Вам. Чувствую, что пишу нелепо, не теми словами, но уж очень я взволнован. Да и все мы.

Соболь застрелился. Мне его как-то не жалко. Был он бездарен, самолюбив и невыносимо истеричен. Был невежествен. Стреляться он собирался и здесь, в Сорренто. Пил — напоказ. Нет, не жалко.

А вот прочитал я первый том стихов Есенина и чуть не взвыл от горя, от злости. Какой чистый и какой русский поэт. Мне кажется, что его стихи очень многих отрезвят и приведут «в себя», на некоторых — как Наседкин — это уже заметно.

Прочитал скандальный рассказ Пильняка «Повесть непогашенной луны» — каково заглавьице? Этот господин мне противен, хотя, в начале его писательства, я его весьма похваливал. Но теперь он пишет так, как будто мелкий сыщик: хочет донести, а — кому? — не решает. И доносит одновременно направо, налево. Очень скверно. И — каким уродливым языком все это доносится!

Внимательно и много читаю молодых. Живет Русь. Хорошие у нас будут писатели годков через пять, десять.

Спасибо за письмо, Алексей Павлович!

Крепко обнимаю Вас, превосходнейший художник. Будьте здоровы, берегите себя.

А. Пешков

Sorrento.

17.VI.26.

(обратно)

829 Б. А. ЛАВРЕНЕВУ

12 июля 1926, Сорренто.

Получил Ваше письмо, Борис Андреевич, очень рад познакомиться с Вами, но — зачем же Вы, сударь, пишете: «Не сердитесь, что до сей поры не представился Вам»? Ведь я — не квартальный надзиратель и вообще не «начальство», а такой же русский литератор, как Вы. Затем я — читатель, сорок четыре года с неиссякаемой жадностью читаю русскую литературу, влюблен в нее, напряженно слежу за ее чудеснейшим ростом и уверен, что за 100 лет ни одна страна Европы не дала такого обилия и разнообразия талантов, как это удалось сделать фантастической нашей стране. Познакомился с Вашей книгой «Крушение респ[ублики] Итль», книга показала мне Вас человеком одаренным, остроумным и своеобразным, — последнее качество для меня особенно ценно. Обрадовался, захотелось узнать: кто Вы? Вы это. почувствовали и написали мне хорошее, дружеское письмо; хорошее, за исключением цитированной выше фразы, кая — извините — совершенно неуместна.

Рекомендуетесь «болезненно самолюбивым». Так ли? По письму — этого не чувствуется. Но, если так — смотрите, это может весьма помешать Вам как художнику. Самолюбие — худший вид зависимости, а всякая зависимость для художника — цепь, Вы, наверное, знаете это.

На отсутствие критики жалуются все мои друзья-литераторы, но я к этим жалобам пребываю жестоко равнодушен, ибо за 34 года моей работы ни малой помощи от критики не имел. И хвалили, и ругали меня одинаково бестолково. Уверен, что самую обидную и поучительную статью о Горьком написал бы я сам, это подсказывает мне мой опыт читателя.

Верно, что критики у нас — нет. Но — не менее верно и то, что никогда и не было у нас критики, полезной художнику. Лично я думаю, что таковой может явиться лишь самокритика. И не думаю, чтоб Белинский, Добролюбов и другие помогли росту словесного искусства. Они были существенно полезны тем, что учили русского читателя понимать смысл читаемого, но — скажите-ко, чем обязаны критике Пушкин, Гоголь, Тургенев, Толстой, Лесков и т. д.? Ведь роль критика сводится к тому, что он или негодует на Вас за то, что Вы пишете не по его катехизису, или снисходительно похваливает за то, что Вы канон его признаете. Вот и всё. Всем «молодым» я упрямо советую: критикуйте сами себя, лучших критиков вам не найти. Учитесь у мастеров, у Толстых, Флоберов и т. д., и безжалостно терзайте себя.

Спросите-ко себя, Б. А., зачем Вам нужно знать мнения о Вас Лежнева, Фатова, Лелевича и прочих? Знать Вам надобно Ваше отношение к Вашей работе. Воспитайте в себе самом беспощадного критика, и он не даст Вам утратить Ваше своеобразие, только он поможет Вам развить Ваше дарование до возможного предела.

Советы эти — извините мне. Поверьте: советует не «учитель» и даже не «старый литератор», а — «читатель-друг». Именно — друг-читатель и — только.

Книг Ваших — не получил еще. Жду.

О Баршеве писал какой-то «вельможе», просил, чтоб не задерживали его — Баршева — книгу.

Будьте здоровы. Если напишете мне — в свободный час — о литераторах, о их тревогах, надеждах, работах — буду очень благодарен.

Жму руку.

А. Пешков

12.VII.26.

Sorrento.

(обратно)

830 А. С. МАКАРЕНКО

12 июля. 1926, Сорренто.

Балуете Вы меня, Антон Семенович, похвалами Вашими. Ведь я знаю, что для колонии я не делаю ничего, что хоть немного облегчило бы жизнь и работу колонистов. Не делаю, да и не могу ничего делать. Вот разве посылать Вам для библиотеки колонии книги, переводы с иностранных языков, прочитанные мною? Книг таких набралось бы не мало. Хотите? Буду посылать.

Очень волнуют меня милые письма колонистов, с такой радостью читаю я эти каракули, написанные трудовыми руками. Пожалуйста — прочитайте им мой ответ.

Вас я крепко обнимаю, удивительный Вы человечище и как раз из таких, в каких Русь нуждается. Хоть Вы похвал и не любите, но — это от всей души и — между нами.

Будьте здоровы, дорогой дружище.

А. Пешков

12.VII.26.

Sorrento.

P. S. А что, как живет та диконькая девица, о которой Вы мне писали? Помните — недоверчивая, все молчала? Напишите о ней.

А. П.

(обратно)

831 Я. С. ГАНЕЦКОМУ

Июль, после 20, 1926, Сорренто.

Совершенно ошеломлен кончиной Феликса Эдмундовича. Впервые я его видел в 9—10 годах, и уже тогда сразу же он вызвал у меня незабываемое впечатление душевной чистоты и твердости. В 18–21 годах я узнал его довольно близко, несколько раз беседовал с ним на очень щекотливую тему, часто обременял различными хлопотами; благодаря его душевной чуткости и справедливости было сделано много хорошего. Он заставил меня и любить и уважать его. И мне так понятно трагическое письмо Екат[ерины] Павловны, которая пишет мне о нем: «Нет больше прекрасного человека, бесконечно дорогого каждому, кто знал его».

Очень тревожно мне за всех вас, дорогие товарищи. Живя здесь, лучше понимаешь то, что вы делаете, и глубже ценишь каждого из вас. На душе — беспокойно и тяжело…

Нет, как неожиданна и несвоевременна и бессмысленна смерть Феликса Эдмундовича! Чорт знает что!

(обратно)

832 В. В. ИВАНОВУ

Начало сентября. 1926, Сорренто.

Дорогой В. В. — книжки Ваши я своевременно получил и отправил Вам благодарственное послание. Читаю Ваши рассказы в «Кра[сной] н[ови]» и нахожу, что […] Вы стали писать лучше. Крепче, экономнее в словах, пластичнее. Местами — бунинское мастерство, но без его сухости и кокетства отточенностью фразы, часто — обездушенной ради красивости. Вы должны написать какую-то очень большую вещь, — всесторонне большую.

Во Францию хотите ехать? А — к нам? Поглядеть бы на Вас. Визу мы Вам достанем. Осень здесь — отличная, только немножко жарковато.

Что делает Леонов? Слышу, что все собираются писать огромнейшие романы, это — знаменательно, значит, люди чувствуют себя в силе.

Восхищаюсь «Разиным» Чапыгина, — замечательную книгу делает Алексей Павлович! Знакомы ли Вы с ним? Интересная фигура.

А — что такое Василий Андреев? […]

Много любопытного на Руси, и очень хочется пощупать все это. Но — увяз я в романе и раньше, чем кончу его, не увижу Русь.

А здешняя, европейская жизнь не очень радует, да, вернее, и совсем не радует. Некого нет, писатель — бесцветен и бессилен. Характерно, что наибольший успех в Англии имел за последние годы Джозеф Конрад, поляк родом, во Франции нашумел Панайот Истрати, полугрек, полурумын, в Америке славен Берковичи — румынский еврей. А то есть еще Иосиповичи, автор очень интересного роман «Гоха-дурак».

В итальянских театрах с треском идет «Ревность» Арцыбашева. Интерес к русскому искусству все возрастает, хотя западные профессионалы уже начинают говорить о засилии и даже преглупо ругаются, как разрешил себе это некий «Сэр Голаад».

В прошлом году американский издатель спрашивал у меня адрес мистера Николая Лескова, а недавно я получил запрос оттуда же: что пишет теперь Леонид Андреев. Храню письма эти.

Спасибо за портрет. Когда Вы облысеете, то станете похожим на Гиббона, историка. И за письмо — спасибо!

А. Пешков

Р. S. «Захочется же людям быть спокойнее» — надеетесь Вы. Я на это не надеюсь. Т. е. им-то уже хочется спокойно жить, но — история сего не дозволит. Разворотив, растормошив действительность так, как это удалось сделать в России, не скоро приведешь ее в равновесие. Да оно и не требуется, равновесие-то, оно ведь вредная вещь для людей.

А. П.

(обратно)

833 М. Э. КОЗАКОВУ

20 сентября 1926, Сорренто.

М. Э. Козакову.

На мой взгляд, у Вас, М[ихаил] Э[ммануилович], есть немалые достоинства: темы — не шаблонные, наблюдательность, смелость взгляда, есть и какие-то свои мысли, чувства, пока еще не совсем ясные читателю Но Вы очень мешаете самому себе — пластически писать, а читателю — понимать Вас, мешаете необработанным и трепаным языком. Вы — форсите словечками, выдуманными очень неудачно, вроде «свинцовой псарни» пуль и тому подобных фокусов. Вы пишете- «ухо утихающей», что звучит очень нелепо; у Вас «лампа коптит из-за стекла», «страх сдушил» и, через строчку, «страх стягивал до удушья тело, мысли». Все это очень плохо.

В языке слышится то Гоголь «Миргорода», то А. Белый, а чаще всего — Пильняк, плохая карикатура на Белого, писатель так же плохо владеющий словом, как он бессилен овладеть сюжетом.

«Повесть о карлике» запылена различными кокетливыми ужимками, в нее совершенно напрасно всунуто «я» автора, и вся она скомкана, смята словами.

Часто встречаешь такие небрежности: «головы коней вденет в бубенцы» и т. д. Вам следует писать проще, яснее, крепче. А так — от Ваших рассказов веет чем-то несерьезным.

Я почти уверен, что Вы способны написать очень значительные вещи, если возьмете себя в руки, отнесетесь кталанту Вашему с большим уважением.

Простите за советы и не сердитесь на короткое письмо, — рука болит, трудно писать.

Будьте здоровы!

Всего доброго. А. Пешков

20.IX.26.

Sorrento.

(обратно)

834 М. М. ПРИШВИНУ

22 сентября 1926, Сорренто.

Я думаю, что такого природолюба, такого проницательного знатока природы и чистейшего поэта ее, как Вы, М. М., в нашей литературе — не было. Догадывался я об этом еще во времена «Черного араба», «Колобка», «Края непуганных птиц», окончательно убедился, читая совершенно изумительные «Родники». Превосходно написал Аксаков «Зап[иски] руж[ейного] охот[ника]» и «Об уженьи рыбы», чудесные страницы удались Мензбиру в книге о птицах, и у Кайгородова и у других многих природа русская порою вызывала сердечные слова, но все это «люди частностей», ни у кого ив них не находил я такой всеохватывающей, пронзительной и ликующей любви к земле нашей, ко всему ее живому и — якобы — мертвому, ни у кого, как у Вас, — поистине «отца и хозяина всех своих видений». В чувстве и слове Вашем слышу я нечто древнее, вещее и язычески прекрасное, сиречь — подлинно человеческое, идущее от сердца Сына Земли — Великой Матери, богочтимой Вами. И когда я читаю «фенологические» домыслы и рассуждения Ваши — улыбаюсь, смеюсь от радости, — до чего изумительно прелестно все у Вас! Не преувеличиваю, это мое истинное ощущение совершенно исключительной красоты, силою которой светлейшая душа Ваша освещает всю жизнь, придавая птицам, травам, зайцам, «богомерзким» бабам, смешному «стеклодую» и Палкину какую-то необыкновенную значительность и оправданность. Все у Вас сливается во единый поток «живого», все осмыслено умным Вашим сердцем, исполнено волнующей, трогательной дружбы с человеком, с Вами, поэтом и мудрецом. Ибо Вы — мудрец. Кто не побоится сказать: «так, убивая, они становятся правдивее…» и «каким-то образом даже лучше учатся уважать человека». Таких больших и необыкновенных мыслей у Вас не мало. Но еще больше чудеснейших тонкостей: «Откуда канальчик?» «Мышь пробежала!» (стр. 15). Ах, Вы, чорт великолепнейший! «И когда я стал — мир пошел» — это так хорошо, что хочется кричать: ура, вот оно русское искусство! И — верно это, верно!

Когда-нибудь некий философствующий критик будет писать о Вашем «пантеизме» или «панпсихизме» или «гилозоизме» и замажет человеческое лицо Ваше патокой похвал или горчицей поучений. А для меня вот Вы теперь, в этот день утверждаете совершенно оправданный, крепко Вами обоснованный геооптимизм, тот самый, который— рано или поздно—человечество должно будет принять как свою религию. Ведь если человеку суждено жить в любви и дружбе с самим собою, со своей природой, если ему положено быть «отцом и хозяином всех своих видений», а не рабом их — каков он есть ныне — к этому счастью он может дойти только Вашей тропою. Вы делаете огромнейшее дело, которое не скоро будет понято и почувствовано; я вовсе не так самонадеян, чтоб сказать, что вполне понимаю Вас, но я уверен, что безошибочно чувствую огромнейшее значение той мудрости, которой Вы обладаете, которую так изумительно просто проповедуете. Вот что хотел я сказать Вам еще тогда, когда читал почти все, вошедшее в «Родники» на страницах «Краденой] нови». Желаю Вам сил и неутомимости и бодрости духа, дорогой человек.

И буду сейчас писать письмо 17-тилетней девице, которая нарисовала мне «друга» своего такими словами: «вор, пьяница, разбойник, но славный парень». Я спросил ее письмом: как же это так, милая? Сегодня она ответила: «Иногда у скверных бывает что-нибудь одно большое — хорошее, которое покрывает все скверное, и невольно прощаешь ему все». Вот—мудрость 17-ти лет от роду. Не новая однако. Но — не плохая?

Скоро «Юность Алпатова» выйдет отдельным изданием?

Обрадован выходом в Госиздате первого тома романа Сергеева-Ценского «Валя», очень люблю эту книгу.

И восхищаюсь «Разиным» А. П. Чапыгина, — мощная вещь!

В Сергиеве живет Сергей Григорьев-Патрашкин — интересный человек.

Крепко жму Вашу руку, дорогой М. М.

Будьте здоровы.

А. Пешков

Детям и жене Вашей — привет!

Какая у Вас милая семья, должно быть.

22. IX. 26.

Сейчас на Руси три больших художника, и все трое по-новому необыкновенны. Это — Вы, создающий совершенно новое мироощущение, С.-Ценский, который изумительно ласково, любовно поет заупокойную литургию старой, милой и нелепой русской интеллигенции, и Чапыгин, творящий первый русский действительно исторический роман, обнаруживая изумительное проникновение в дух и плоть эпохи, изображаемой им.

Допустимо, что из чувства дружбы или из любезности Вы скажете: есть еще Горький. О нем у меня свое мнение, и я его в ряд с вами троими не поставлю не из ложной скромности, а потому, что знаю: он значительно меньше художник, чем любой из вас троих. Уж это — так. I

Всего доброго, дорогой М. М.

А. Пешков

22.IX.26.

Sorrento.

(обратно)

835 В. В. ИВАНОВУ

15 октября 1926, Сорренто.

Получил Ваше интереснейшее письмо, — очень благодарен. Хочется немножко поспорить.

Русь «чудится» Вам «провинцией, писатели — провинциалами»? Не велик я «патриот», а все-таки мне кажется, что в словах Ваших звучит усталость, слышен недостаток правильной самооценки. Разумеется, я не склонен отрицать оснований усталости и права на нее, но думаю, что русский «провинциализм» можно, не искажая правды, заменить понятием своеобразия. Очень оригинальный народ мы, Русь, и очень требовательный сравнительно с нашими соседями на Западе. За истекшую четверть века мы заработали — вернее, получили — право на усталость более обоснованное, чем люди Европы, но устали — меньше. Это — факт. Культурный «провинциализм» и угнетающее мещанство духа цветет и зреет здесь более быстро и пышно, чем у нас. Как одно из доказательств этого прилагаю газетную вырезку. Не думайте, что «vade mecum» это написано иронически, нет, это совершенно точное и серьезное изложение канонов «нового» верования. Так же серьезно, как скандал, устроенный Воронову. «Обезьяний процесс», устроенный Брайаном, характерен не только для СШ Америки, не только как одна из частностей борьбы «низколобых» с «высоколобыми», это в равной мере характерно и для современной Европы. «Сэр Голаад», автор гнусной и безграмотной книги о России, о русской литературе, — тоже Брайан. Книга его направлена против духовного засилия России и имеет шумный успех. Такие выпады становятся все более часты, а мотив их один: «Оставьте нас в покое! Мы хотим жить спокойно». Конечно, понимаешь это желание покоя, когда тебе говорят, что в Нью-Йорке за год убито грабителями 12 тысяч человек, и когда ежедневно читаешь сообщения о росте преступности в столицах Европы. Да, но ведь не этим вызываются такие факты, как «Пощечина мертвецу» — Ан. Франсу, как ненависть к Р. Роллану, скандал, устроенный Полю Маргерит. Нет, культурного провинциализма здесь больше, и характер его более ожесточенный и животный, чем у нас, со всем нашим пьянством, хулиганством, чего здесь тоже не меньше, чем у нас.

«Писатели мы провинциальные»? Это и верно и неверно. Я тоже долго думал, что как мастера дела мы, конечно, хуже европейцев. Но теперь начинаю сомневаться в этом. Французы дошли до Пруста, который писал о пустяках фразами по 30 строк без точек, а теперь уже трудно отличить Дюамеля от Дю-Гара и Ж. Ромена от Мак Орлана. Все однотонно одинаковы, все одинаково скучны. Новых тем — нет, крупных талантов — тоже нет. В Италии! литература вообще отсутствует. Если Вы почитаете англичан — Лоуренса, Кортрема, — Вас поразит их наивность и зависимость от Достоевского, Ницше, наконец— от Франса. Не чувствуются и немцы.

У нас я вижу целый ряд очень талантливых людей, хотя, пока еще, неумелых. Но у нас есть и удивительные мастера: Пришвин, С.-Ценский, Чапыгин. Нельзя требовать, чтоб каждое поколение давало Толстого или Пушкина. Но вот, например, у Вас есть все данные для того, чтоб стать крупнейшим писателем, и Вы, кажется, начинаете это понимать. Далеко должен пойти Леонов. Недостаточно ценится Федин. Затем: пишутся очень значительные книги, совершенно неожиданные, как, напр[имер], «Кюхля» Тынянова, «Современники» Форш. Расширяются темы, становясь разнообразнее. В поэзии то же самое: стихи последней книги «Кр[асной] нови» очень показательны. Три года тому назад стихи о медведице не были бы напечатаны, да едва ли и могли быть написаны.

Когда сообразишь, в каких условиях творится современная русская литература, как трудно всем вам живется, проникаешься чувством искреннего и глубокого почтения к вам. Я не закрываю глаз на ошибки, небрежности, торопливость и всякие иные грехи писательские, но, зная, как легко осудить человека!, не занимаюсь этим делом. Иногда, впрочем, осуждаю, однако «про себя» и с великой горечью. Трудно все-таки не осудить Толстого и Щеголева.

Настроен я не оптимистически, это настроение вообще не свойственно мне. Но я думаю, что воем нам следует быть немножко стоиками, относиться к жизни более мужественно и фактам не покорствовать. А о людях судить не по дурному в них, а — по хорошему. Не тем человек значителен, что он дурен, а тем, что, вопреки всему, может и умеет быть хорошим.

Крепко жму Вашу руку, всего доброго.

Еще раз — спасибо за письмо.

А. Пешков

15.Х.26.

Sorrento.

(обратно)

836 Ф. В. ГЛАДКОВУ

30 октября 1926, Сорренто.

Ф. Гладкову.

Если Вы обиделись на меня, — это мне очень неприятно, друг мой, тем более неприятно, что ведь обижаться-то не на что. Мое отношение к «Цементу» не изменилось, книгу эту я ценю высоко. Вор-у писал о ней не раз, писал и за границей, т. е. здесь. Вам же я писал, что Вы «сокращаете сферу влияния книги» ее «провинциализмом», что ли, обилием местных речений, именно этот упрек и повторяют мои слова Вор. — «книга достаточно корявая, неубедительная в диалогах». Так что — с моей точки зрения, противоречия тут нет. 40 т. экз. книги в наши дни — это, конечно, успех, но все-таки я скажу, что во многих местах России язык ее останется непонятным и это — Ваш дефект. Посмотрите диалог у Лескова, Чехова, Бунина, — не говорю о Тургеневе, Толстом Льве, — это чистейший, всюду на Руси понятный язык, великорусский, литературный. Надобно помнить, что у нас «что город, то норов, что деревня, то обычай», и нельзя покорствовать внушениям местных словарей, особенно нельзя в наши дни, когда в русский язык вторгается бесчисленное количество хлама, вроде «пары дней», «как-то такое», «хужее» и т. д. Крайне печально, что начинающие писатели, стремясь к «правде», думают, что она будет понятней, если написать ее таврическими, вятскими, сибирскими словами, а не русскими. «Словотворчество» — дело трудное, А. Белый — художник большого роста, но — свихнул себе мозг на пристрастии к «филологии», а от А. М. Ремизова — ничего уже не осталось. Но в случае Вашем дело идет и не о «словотворчестве», а о засорении художественной прозы провинциальными словечками, без которых Вы могли бы обойтись. Тогда книга была бы крепче, яснее и не так многословна, а у Вас в ней целые страницы — лишние.

«Художественным» произведением принято называть произведение, написанное без лишних слов, без ненужных деталей, экономно и целомудренно. Я вот пишу 35 лет, но не мог написать ни одного рассказа, который удовлетворял бы этим требованиям. Это я Вам говорю как писатель писателю, и в этих словах нет «ложной скромности», а — горестная правда. Не я буду отрицать глубокое социально-педагогическое значение Вашей книги, я с чистым сердцем повторю Вам: это — сильная, это нужная книга, она впервые в литературе нашей отнеслась к теме труда с должным пафосом, это страшно важно! И все-таки скажу, что книга могла бы быть лучше, ведь Вы писатель опытный.

Как образец «местного» языка язык диалогов у Васи хорош и правдив, но ведь Вы не этнограф, а — романист, художник. Из того, что Вы «любите поэзию народного говора», еще не следует, что Вы любовь Вашу можете втискивать в язык литературный. «Говоров» у нас десятка два, но классики наши не пользовались ими, хотя и восхищались. Нет, тут Вы не правы.

А на злой шум, поднятый книгою, не обращайте внимания, это—пустяки. Это—нижегородский банщик Ив. Ив. Гнеушев шумит. Присутствуя как зритель на параде местных войск, он сказал одобрительно: «Какое удовольствие на солдат смотреть, стоят, как свечи пред иконой! А вот мы, штатские, все башки вперед суем. Итак всегда мне хочется кулаком треснуть по высунутой башке!»

Вот-с. Уж если Вы — извините! — башку Вашу высунули за черту, установленную Ив. Иванычем, — это Ваша вина. Но Вы все-таки высовывайте ее, высовывайте, ничего! Устанут И. И-чи.

Клычков написал книгу хорошую, но художественная ее значимость несколько преувеличена Воровским, а «философская» — недостаточно освещена. Клычков от «миллионных масс крестьянства», а мои симпатии навсегда с «ничтожной кучкой» городского пролетариата и с интеллигенцией. Клычковская поэзия тоже «провинциализм», но, разумеется, более оправданный именно тем, что это поэзия отмирающей многомиллионной России. Нескоро — во времени — и не быстро — в движении, а все-таки деревня должна будет идти по путям, пролагаемым «ничтожной кучкой». Вы, конечно, безусловно правы, говоря о необходимости «поэтизации созидающего труда», и Вы начали это очень удачно. Но — не переоценивайте себя, учитесь, относитесь к себе как можно строже, не жалейте себя, не бойтесь сказать себе — «не умею». Человек Вы крепкий, и не могу я поверить, что злой шум задевает Вас.

А в моем отношении к Вам — противоречий нет. Я Вас очень ценю, это — правда. И если иногда, торопясь, опишусь, обмолвлюсь не тем словом — не обессудьте! Это — потому, что живешь «волнуясь и спеша». Я вот сегодня седьмое письмо пишу. И все — длинные.

Крепко жму руку.

А. Пешков

30.Х.26.

(обратно)

837 Ф. В. ГЛАДКОВУ

30 ноября 1926, Сорренто.

В последнем письме Вашем, Ф[едор] В[асильевич], Вы написали о себе нечто очень важное: «я, — написали Вы, — кажется, слишком ослабляю себя неверием в свою способность к художественному творчеству». Совершенно верно: ослабляете; именно это неверие и является — на мой взгляд — крупным, а м. б., и основным Вашим недостатком. Из недоверия к своей изобразительной силе, к плотности — в смысле плоти — Вашего слова и к жизненному опыту Вашему, Вы многословно и — порою — жидко рассказываете, описываете там, где нужно изображать — и где Вы, при Ваших данных, могли бы четко и пластично изобразить. Читая Вас, нередко чувствуешь, как упрямо Вы убеждаете себя: «Вот какими словами надо сказать, так будет «правдоподобнее». Но получается нечто противоположное, Вы «записываете» образ или характер лишними словами, как живописцы «записывают» портреты или пейзажи, достигая фотографического сходства, но лишая изображаемое «духа». А ведь всякое Ваше представление «духовно», т. е. оно является кристаллизацией Вашего чувства, Вашей мысли — Вашей духовной энергии, и это — главное в нем. Вы спрашиваете: «Не является ли одним из главных признаков художественности правдоподобность, которую не может отрицать даже заядлый формалист». Формалисты здесь — «ни при чем», они не с этой стороны плохи, и это не их тема, а «правдоподобность» для художника — дело опасное. Золя, Гонкуры, наш Писемский — правдоподобны, это — так, но Дефо — «Робинзон Крузо» и Сервантес — «Дон Кихот» ближе к истине о человеке, чем «натуралисты», фотографы. Гоголь — не очень правдоподобен по отношению к эпохе, изображенной им в «Мертвых душах», ибо рядом с Собакевичами и Коробочками в его время существовали культурнейшие помещики Аксаковы, Хомяковы, Киреевские, Бакунины и т. д. Образ, создаваемый словом художника, правдоподобен тогда, когда он является пред Вами почти физически ощутимым и как бы в трех измерениях, каковы, напр., «дядя Брошка» и «Поликушка» Льва Толстого, какова «м-м Бовари» Флобера. А для того, чтоб достичь этой ощутимости, надобно писать скупо, густо и смело, надо верить: то, что Вы знаете, никому, кроме Вас, не известно. Не бойтесь быть наивным, это многие советовали, и это очень хороший совет.

Вы спрашиваете: «вполне ли» я с вами? Я не могу быть «вполне» с людьми, которые обращают классовую психику в кастовую, я никогда не буду «вполне» с людями, которые говорят: «мы, пролетарии» с тем же чувством, как, бывало, другие люди говорили: «мы, дворянство». Я уже не вижу в России «пролетариев», а вижу — в лице рабочих — настоящих хозяев русской земли и учителей всех других жителей ее. Первое пора уже понять и пора этим гордиться, а второе требует осторожного обращения со всяким человеком, дабы «всякий человек» не имел права сказать, что рабочий не организатор и руководитель новой жизни, а такой же тиран, как всякий иной диктатор, да и глуп так же. В частности, позиция, занятая рабочим, вовсе не требует, чтоб он воровал, хулиганил, насиловал девиц и бил докторов.

Но я «вполне» с теми, кто, невзирая на адову трудность жизни, на свои личные муки, делает великое дело организации России как страны, из которой на всю нашу человеком созданную землю должна излиться и уже изливается энергия творчества, Я — с теми, кто уже научился ставить в пять лет времени предприятия, которые при старом режиме не осуществились бы и в 20 лет. С теми, кто чувствует поэзию и понимает значение свободного труда. Когда я получаю «Рабочую» и «Крестьянскую» газеты с их бесчисленными и умными приложениями, я — горжусь: нет страны, где такое явление было бы возможно, где умели бы так всесторонне заботиться об интересах народа. То, что делается сейчас на Руси, отсюда, издали, виднее, и это изумительная работа. Тяжело, конечно, видеть, как быстро, один за другим, угасают наши лучшие люди, тяжело терять Красиных. Я его знал 23 Года, это большой человек. Но — что же делать? Придут другие такие же, должны придти.

В Италии я живу потому, что, живя в России, не работал бы, а ездил из города в город, ходил из дома в дом и — разговаривал. И — обязательно, неизбежно, крепко ссорился бы со множеством разных людей, а особенно с литературными критиками, которые по умственной слепоте и духовной малограмотности своей не могут все еще понять, какое удивительное явление современная наша литература и как надобно любить и беречь нашего литератора, молодого человека с опытом полувекового старика.

Вот Вам, милый Ф. В., мой ответ на Ваше славное, дружеское письмо.

Крепко жму руку.

А. Пешков

31—XI—26.

(обратно)

838 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

3 декабря 1926, Сорренто.

Нет, Сергей Николаевич, предисловие к Вашей книге я писал, разумеется, не «из любезности», а по чувству искреннейшего восхищения пред Вами, художником; и по убеждению моему: сейчас на Руси трое «первоклассных» литераторов: Вы, Михаил Пришвин и Алексей Чапыгин, чей роман изумляет и радует меня не потому, конечно, что герой его — Разин. Кроме этих троих, есть еще Горький, но этот будет послабее, и — значительно. Так думать о себе понуждает меня отнюдь не «ложная скромность», а — самосознание и сознание, что быть четвертым в конце этого ряда вполне достойное место.

«Жестокость», «Коняева» и еще отрывок из «Преображения» «Бабы» — я уже читал. «Жестокость» не очень понравилась мне, «Коняев» — очень хорошо, а «Бабы» — сверкающая вещь. Удивительно солнечно можете Вы писать! И, несмотря на мягкость, на лиричность тонов, удивительно пластично.

Рецензию «Известий» тоже знаю. Ну, на такие штучки нельзя обращать внимания, всегда они были и, вероятно, всегда будут. Здесь наши эмигранты пишут друг о друге еще хуже, а ведь они — грамотные. Возможно, что именно поэтому они более злы, нетерпимы и сознательно несправедливы друг к другу.

Вы не предлагали «Преобр[ажения]» «Кругу»? В нем редактором Ал[ексан]др Ни[колаевич] Тихонов, человек грамотный литературно и со вкусом. Это старый мой приятель, мы вместе работали в «Летописи», во «Всемирной литературе» и т. д.

Вот что: не пожелаете ли Вы прислать рукописи «Преобр[ажения]» для перевода на европейские языки? Это дало бы Вам кое-какой заработок, думаю — немалый. Если согласитесь, пошлите рукописи по адресу: Москва, Екатерине Павловне Пешковой, Чистые пруды, Машков переулок, 1, 16.

Она перешлет мне их без риска утраты на почте. Кроме заработка, Вы получили бы и моральное удовлетворение, не так ли? Слышал, что «Преобр[ажение]» переводится на французский некиим Влад[имиром] Познером, поэтом; не уверен еще, что это так. И будет грустно, если так: де-Граммон перевел бы лучше.

В Америке книга идет не плохо, рецензии скоро получите. Денег американец еще не прислал на том основании, что, дескать, пока не окупилась еще плата переводчику. Получив деньги, вышлю Вам через Пешкову.

Будьте здоровы, дорогой С. Н. Крепко жму руку и всего, всего доброго. А на людей не очень сердитесь — все несчастны и все нуждаются в милосердии искусства, как еще никогда не нуждались.

А. Пешков

3—XII—26.

Sorrento.

(обратно)

839 Н. П. РОЖДЕСТВЕНСКОЙ

16 декабря 1926, Сорренто.

Вы отлично сделали, что написали мне, Татьяна Петровна! Разумеется — я очень тронут Вашей похвалой книге моей, слово читателя всегда дороже слова критика А еще более тронут я напоминанием о прошлом, прошлое мое я люблю.

Очень живо встали предо мною лица и фигуры Петра и Владимира Александровичей и Павлы, тоже, кажется, Александровны? Я ее помню удивительно славной, была она такая мягкая, бодрая и очень хорошо умела шутить. Как будто видел я в Грузинском проулке двух девочек— не Вы ли одна из них? Пышненькая, круглая и очень веселая. Брата Вашего помню смутно. Давненько это было. Мне уже 58 лет, и я дедушка, «большая, усатая дедушка», как пугаю я капризную внуку мою Марфу.

Если Вы напишете мне о себе, о Ваших думах, конечно, я буду рад, но я думаю, что не могу похвастаться «знанием женской души». А вот кто удивляет меня этим знанием, так это австрийский писатель Стефан Цвейг, книги которого скоро выйдут, а частью уже вышли, — в Петербурге, в издательстве «Время».

Цвейг — замечательный художник и очень талантливый мыслитель. Мне кажется, что до него никто еще не писал о женщине с таким рыцарским уважением и с такою сердечной нежностью к ней. И — ни тени сентиментальности, все — так просто, мудро.

Вы почитайте его книги, особенно рассказы: «Письмо незнакомки» и «24 часа из жизни женщины». Думаю, что эти рассказы «по душе» каждой женщине.

В Германии — т. е., точнее говоря, среди женщин германской расы — начинается интереснейшее движение: война женщин против власти мужчин. Это уже не суфражистское стремление к равноправию, нет, это стремление женщин к власти над миром, к восстановлению «маттриархата», точнее — к «гинекократии». Мужчина всесторонне обанкротился, полагают женщины, и одна из них, доктор Леонора Кюн, очень убедительно доказывает, что таланты правителей, законодателей у мужчин иссякли.

Ну, будьте здоровы! Спасибо за письмо.

А. Пешков

16.XII.26.

Sorrento.

Матушка Ваша жива? Если — да, привет мой ей!

(обратно)

840 Е. С. КОРОЛЕНКО

24 декабря 1926, Сорренто.

Дорогая Евдокия Семеновна —

о Николае Федоровиче я напишу и пришлю Вам дней через 10 — хорошо? Раньше — не смогу.

Замечательно верно написали Вы: «Если знали, то и любили его». Знал я его — мало, но — видел, и этого достаточно было мне для того, чтоб и уважать и любить Н. Ф

«Дневник» В[ладимира] Г[алактионовича] я получил и очень тронут Вашей любезностью. Спасибо. Ценная книга, очень красноречиво говорит об эпохе, и — сколько в ней большой художник посеял таланта, сколько умного сердца в ней.

Подлинники писем В. Г. ко мне лежат в Берлине — Дрезденский банк, а получить их я все еще не могу по силе каких-то неумных — я нахожу — формальностей. Там, в банке, весь мой архив за 905–913 годы.

Здоровее мое? Мне 58 лет, в марте будет 59, и это сказывается. Жизнь прожита не очень легко и просто. Но работаю я много Живу вдали от людей, очень спокойно, нигде не бываю.

Вы, Е. С., получите это письмо в первые дни нового года. От всей души желаю Вам и Вашим доброго здоровья, бодрости духа и — так хотелось бы, чтоб Вам удалось выпустить в этом году побольше книг В. Г.

Будьте здоровы.

А. Пешков

24. XII.26.

Sorrento.

(обратно)

841 Н. Ф. ПОГОДИНУ

26 декабря 1926, Сорренто.

Ник. Погодину.

Вы, дорогой мой товарищ, пишете мне о своих рассказах: «Газетность, конечно, большая».

Нет, не только в этом недостаток Ваших очерков, а в том еще, что Вы хотите щегольнуть ловким словечком перед читателем, как, бывало, военные писаря царского времени щеголяли перед горничными.

Возьмем начальные строки «Кумачового утра»: «Рань стоит розовая». Вы хотели сказать красиво, а вышло неверно: время — не стоит ни единой секунды. Нельзя сказать: рассвет стоял, хотя можно «погода стояла». Вот сообразите, почему одно — нельзя, другое — можно.

Дальше: «А сани скрипят в утро морозное, раннее». А попозже, в морозное утро — не скрипят? Морозным вечером — не скрипят? Лишняя фраза, и ничего хорошего в ней — нет.

Сани у Вас «пошли». Тоже нехорошо и неверно. И — Вы сами понимаете, что это — нехорошо. Чем дальше читаешь В[аши] очерки, тем проще они по языку, серьезнее по содержанию. Это говорит очень в В[ашу] пользу.

То, о чем Вы пишете, не просто внешние изменения старого русского быта, не мелочи, а глубочайшее перерождение старинного русского человека, отравленного множеством предрассудков, суеверий и враждебным недоверием ко всему, что исходит от города. Перерождение это совершается с быстротою почти чудесной. Весьма возможно, что со временем будет сказано: «За десятилетие с Октября 17 г. до 27 года русская деревня шагнула вперед на полсотни лет, едва ли когда-либо и где-либо в нашем мире было нечто равное этому событию». Этими словами будет сказана сущая правда.

Так вот о чем, вот о каком огромном, по его внутреннему значению, процессе пишете Вы, Погодин. Красивенькими словечками об этом писать — нельзя. Найдите слова точные, крепкие — в них будет настоящая красота и с нею вместе — правда. Надобно учиться, товарищ! Надобно упрямо, всю жизнь учиться видеть, понимать, изображать Вы, видимо, человек способный к писательству, с хорошим, зорким глазом и с хорошим сердцем. Позаботьтесь, чтоб сердце Ваше жило в ладах с разумом.

Вот Вам мой дружеский совет. Спасибо за присланную книжку.

Будьте здоровы.

А. Пешков

26.XII 26.

Sorrento.

Сколько лет Вам? Что читаете? Читайте побольше! А верьте — поменьше.

А. П.

(обратно) (обратно)

ПРИМЕЧАНИЯ

В двадцать девятый том собрания сочинений вошли письма, телеграммы, надписи, написанные М. Горьким в 1907–1926 годах.

(обратно)

397

Датируется по помете адресата: «Получ 27 янв 07».

Ваш… отзыв о повести — о повести «Мать».

Звездич — переводчик.

Шницлер Артур (1862–1931) — австрийский писатель. О какой рукописи идет речь — не установлено.

…альбомы из Мюнхена… — альбомы художников немецкого юмористического журнала «Simplicissimus».

Брикнер — Имеется в виду книга А. Г. Брикнера и Т. Шимана «Время Павла и его смерть», М. (б. г.).

Геккель Эрнст — «Мировые загадки. — Общедоступные этюды по монистической философии», издание Ефимова, М. (б. г.).

(обратно)

398

Датируется по почтовому штемпелю.

«Кровавый разлив» — повесть Д. Я. Айзмана, напечатана в XX сборнике «Знания», 1908.

Алтер — персонаж первоначальной редакции повести «Кровавый разлив». В печатном тексте Алтер исключен.

«Утро Анчла» — рассказ Д. Я. Айзмана, опубликованный в журнале «Красное знамя» (Париж), 1906, № 1.

…Ваша драма не пойдет… — «Терновый куст».

(обратно)

399

Датировано Е. П. Пешковой на основании ее архивных материалов.

Печатается по тексту «Литературной газеты», 1948, № 25, 27 марта

Пешков Максим Алексеевич (1897–1934) — сын А. М. Горького.

(обратно)

400

Датируется по письму Д. Я. Айзмана к М. Горькому от 21 января [3 февраля] 1907 года, на которое отвечает М. Горький.

Константин] П[етрович] — Пятницкий.

…пьесу Вашу… — «Терновый куст».

…о «Потоке»… — повесть Д. Я. Айзмана «Кровавый разлив».

(обратно)

401

Датируется по почтовому штемпелю.

В письме речь идет о повести Д. Я. Айзмана «Кровавый разлив».

(обратно)

402

Датируется по почтовому штемпелю.

Черемнов Александр Сергеевич (1881–1919) — поэт и переводчик, печатавшийся в сборниках «Знания». Его поэма «Красный корабль» и две книги стихов не были изданы «Знанием» из-за цензурных препятствий.

(обратно)

403

Датируется на основании указания в письме М. Горького И. П. Ладыжникову от 7 [20] февраля 1907 года, что пьеса Д. Я. Айзмана «Терновый куст» рекомендована М. Горьким Вере Старковой, которой и нужно послать эту пьесу.

Жду рассказа… — Имеется в виду рассказ Д. Я. Айзмана «Сердце бытия». Был опубликован позднее в XVI сборнике «Знания», 1907.

Ватерлоо, Седан, Мукден — каждая бойня… — Ватерлоо — селенье в Бельгии, место сражения 18 июня 1815 года, в котором войска Наполеона I потерпели поражение от английских и немецких войск. Седан — крепость в северо-восточной Франции; во время франко-прусской войны здесь 1 сентября 1870 года стотысячная французская армия была окружена немецкими войсками и после боя капитулировала вместе с Наполеоном III. Мукден — город в китайской провинции Маньчжурии; во время русско-японской войны здесь произошло 6—25 февраля 1905 года кровопролитное сражение.

Жеромский Стефан (1864–1925) — польский писатель.

(обратно)

404

Датируется по записи в дневнике К. П. Пятницкого от 10 [23] февраля 1907 года о намерении М. Горького начать на следующий день, то есть 11 [24] февраля, работу над повестью «Шпион».

Драма Аша… — «Бог мести», напечатана в XIX сборнике «Знания», 1907.

…дать эту пьесу Коммиссаржевской— то есть в Драматический театр В. Ф. Коммиссаржевской в Петербурге.

Высылаю вторую часть «Матери» — для берлинского издания.

…книга журнала… — «Appleton magazine»; в февральском номере этого журнала было напечатано окончание первой части повести «Мать».

…об «Америке»… — очерки «В Америке».

«Шпион» — повесть в печати появилась по цензурным условиям под названием «Жизнь ненужного человека».

…затем буду писать другой… — невидимому, речь идет о замысле повести «Исповедь».

«Павел Власов» (другое название — «Сын») — неосуществленный замысел повести, которая должна была служить продолжением повести «Мать» (см. том 7 настоящего издания, стр. 529).

«Император» (Павел I), «Безумцы» — неосуществленные замыслы Горького.

…кадеты в Думе будут вотировать с правыми — Во 2-й Государственной думе кадеты голосовали по важнейшим вопросам вместе С октябристами.

Березин М. Е. (род. 1864) — один из руководителей народнических кружков в Казани, затем трудовик, товарищ (заместитель) председателя 2-й Государственной думы.

(обратно)

405

Датируется по почтовому штемпелю

Рассказ, по-моему, хороший… — Рассказ Д. Я. Айзмана «Сердце бытия».

«Чету Красковских» — рассказ Д. Я. Айзмана «Чета Красовиц-ких», помещен во втором томе рассказов Д. Я. Айзмана, изданных товариществом «Знание».

Печатается моя «Мать»… — Повесть М. Горького «Мать» печаталась в сборниках «Знания»: XVI–XIX, 1907, и XX–XXI, 1908.

…новый рассказ Андреева… — «Иуда из Кариота».

…вересаевские «Записки военного врача»… — В. В. Вересаев, На войне.

(обратно)

406

Датируется по помете адресата: «Получ. 10.III 07».

«Патруль» — очерк, вошедший в книгу М. Горького «Солдаты», издание И. П. Ладыжникова, 1908; в сборниках «Знания» по цензурным условиям не печатался

«Современный мир» — литературно-художественный, научный и политический журнал меньшевистско-кадетского направления. Выходил с 1906 года вместо закрытого «Мира божьего».

…ответ «Французскому Меркурию»… — ответ на анкету о судьбах религии, напечатанный в журнале «Mercure de France», 15 апреля 1907 года, № 236, стр. 592, под заглавием «La question religieuse. Enquête internationale» («Религиозный вопрос. Международная анкета»). Ответ М. Горького отражает влияние идей богостроительства (см. примечание к повести М. Горького «Исповедь» в томе 8 настоящего издания, стр. 503–509).

…прилагаю ответ… венграм о Николае I. — Статья не разыскана. Как видно из письма М. Горького Е. П. Пешковой от 2 июня 1907 г., статья была написана «по поводу 48-го года». В статье шла речь о сходстве Вильгельма II с Николаем I.

(обратно)

407

Датируется по времени выхода в свет XV сборника «Знания».

«Легенда» — «Легенда старого замка», пьеса, впервые напечатана в XV сборнике «Знания», 1907.

«Огни» — «Красные огни», пьеса (Е. Чириков, Соч., т. VII, пьесы, «Знание», 1907).

У меня странное впечатление вызывает современная литература. — М. Горький имеет в виду ренегатство и упадочничество буржуазной литературы после революции 1905 года. В «Кратком курсе истории ВКП(б)» говорится: «Наступление контрреволюции шло и на идеологическом фронте. Появилась целая орава модных писателей, которые «критиковали» и «разносили» марксизм, оплевывали революцию, издевались над ней, воспевали предательство, воспевали половой разврат под видом «культа личности» («Краткий курс истории ВКП(б)», стр. 96–97).

Каменский А. П. (род. 1877) — буржуазный писатель-декадент, после Октябрьской революции — эмигрант.

Арцыбашев М. П. (1878–1927) — буржуазный писатель реакционного направления, после Октябрьской революции — эмигрант.

(обратно)

408

Датируется по содержанию.

…четыре письма к иностранцам… — не разысканы.

Леонид — Л. Н. Андреев.

В[асилий] Алексеевич] — Десницкий.

«Образование» — ежемесячный литературный, популярно-научный и общественно-политический журнал, издававшийся в Петербурге с 1892 по 1909 год. В 1906–1908 годах в «Образовании» печатались статьи большевиков. В 1908 году, после того как в состав участников «Образования» вошли реакционные писатели (Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Д. Философов, Ф. Сологуб и др.), литераторы-марксисты написали письмо в редакцию «Современного мира» с заявлением о своем отказе принимать участие в журнале «Образование». Среди подписавших это письмо был В. И. Ленин («Современный мир», 1908, сентябрь).

Кузмин М. А. (1875–1936) — поэт-акмеист.

Письма надо послать с переводами на писательские языки? — Речь идет о письмах к иностранцам, упоминаемым в начале настоящего письма.

(обратно)

409

Датируется по помете адресата: «Получ. 6 июня 07».

…письмо по поводу займа… — Речь идет о письме М. Горького в журнал «The Nation», адресованном редактору журнала Невинсону и содержащем протест против предоставления займа царскому правительству.

…«широкую, культурную точку зрения… — » — видимо, цитата из письма Райта или Невинсона.

Райт Чарльз — директор «Свободной библиотеки» в Лондоне. М. Горький познакомился с ним в Англии в дни V съезда РСДРП (май 1907 года). В письме к Райту от июня 1907 года М. Горький просит адресата оказать помощь в сборе денег для русских политических ссыльных, упоминая письмо к редактору журнала «The Nation» Невиисону, которое здесь называется «письмом по поводу займа».

Письмо о Лондоне… — очерк «Лондон», напечатанный в переводе на английский язык в 1907 году в журнале «The Nation». В переводе с английского языка на русский напечатан тогда же в газетах «Киевская мысль» (1907, № 151, 22 июня) и «Новости дня и вечера» (1907, № 79, 26 июня).

Василий Федоров. — Имеется в виду П. М. Рутенберг, эсер, организатор убийства Гапона, живший на Капри. С конспиративной целью его именовали «братом М. Ф. Андреевой».

Р[оман] Щетрович]— Абрамов.

Съезд меня ужасно хорошо начинил! — Речь идет о V съезде РСДРП, состоявшемся в Лондоне 30 апреля [13 мая]—19 мая [1 июня] 1907 года. На этом съезде с докладом об отношении к буржуазным партиям, а также с речами по ряду других вопросов выступил В. И. Ленин, «…съезд окончился победой «большевизма», победой революционной социал-демократии над оппортунистическим крылом нашей партии, над «меньшевизмом», — писал И. В. Сталин в статье «Лондонский съезд Российской Социал-Демократической Рабочей Партии (Записки делегата)», — …отныне партия будет проводить строго классовую политику социалистического пролетариата. Красное знамя пролетариата не будет больше склоняться перед краснобаями либерализма» (И. В. Сталин, Сочинения, т. 2, стр. 46–47). Горький присутствовал на V съезде в качестве делегата с правом совещательного голоса. О своем участии в работах съезда он вспоминает в очерке «В И. Ленин» (см. том 17 настоящего издания).

Василий — П. М. Рутенберг (см. выше).

(обратно)

410

Датируется по помете адресата: «Получ. 10.6.07».

Посылаю вам… порцию гороха… — видимо, очерк «Лондон» (опубликован в книге «Рукописи М. Горького», Изд. АН СССР, 1936, стр. 119–123).

Письмо к Уэллсу… — Это письмо М. Горького к английскому писателю Герберту Уэллсу не разыскано.

(обратно)

411

Датируется по сопоставлению с письмом М. Горького к И. П. Ладыжникову (см. п. № 409 в настоящем томе) и с неопубликованным письмом М. Горького к И. П. Ладыжникову от конца мая 1907 года.

…прилагаемое письмо? — См. примечание к п. № 409 настоящего тома.

«Нация» — английский журнал «The Nation» (см. примечание к п. № 409 настоящего тома).

…записки Урусова — С. Д. Урусов, Записки губернатора, издание В. И. Саблина, М. 1907; в издании И. П. Ладыжникова вышли в 1908 году.

…немецкое издание «Матери» — издание И. П. Ладыжникова, Берлин, 1907.

Записки Лопухина… — Речь идет, вероятно, о предполагавшемся издании «Записок» директора департамента полиции А. А. Лопухина.

«Шпионы» — «Жизнь ненужного человека».

(обратно)

412

Датируется по помете адресата: «Получ. 23.6.07».

…предательство кадетов… — контрреволюционная позиция кадетов при разгоне 2-й Государственной думы. Кадеты согласились с требованием Столыпина об устранении пятидесяти пяти членов

с. — д. фракции и аресте шестнадцати из них. Арест с.-д. депутатов произошел в ночь на 3 июня 1907 года. 3 июня последовал указ о роспуске Думы и опубликование нового реакционного избирательного закона («Положение 3 июня»). См. об этом статью И. В. Сталина «Разгон Думы и задачи пролетариата» (Сочинения,

т. 2, стр. 41–45).

Торжественный вид сего послания… — В отличие от большинства других писем М. Горького И. П. Ладыжникову настоящее письмо написано на машинке.

(обратно)

413

Датируется по почтовому штемпелю.

Рассказик — недурен… — рассказ Д. Я. Айзмана «Тоска».

…пьесу Леру… — О какой пьесе идет речь — не установлено.

…кроме Мирбо. — Мирбо Октав (1848–1917) — французский романист и драматург. Пьеса О. Мирбо «Очаг» была помещена (в русском переводе) в XXV сборнике «Знания», 1908.

(обратно)

414

Датируется по упоминанию в письме заметки в газете «Русь» от 10 [23] августа 1907 года.

Львов-Рогачевский Василий Львович (1879–1930) — литературный критик меньшевистского направления, сотрудник журнала «Современный мир».

Посылаю «Врагов»… — пьесу «Враги».

«Товарища» —не имею. — «Товарищ!» (сказка).

«Шпион» — «Жизнь ненужного человека».

…что рассказывает о ней «Русь»… — Имеется в виду заметка «Книги и писатели» в газете «Русь», 1907, № 209, 10 [23] августа, дающая совершенно превратное представление о повести М. Горького «Шпион» («Жизнь ненужного человека»).

(обратно)

415

Датируется по помете адресата: «Пол. 18 сент. 07».

Вот Вам пьеса… — первая редакция пьесы «Последние» (первоначальное название: «Отец»).

Леонид — Л. Н. Андреев.

Моргано Энрико — знакомый М. Горького на о. Капри.

От редактуры сборников — он отказался. — Л. Андреев отказался от редактирования сборников «Знания» во время пребывания Пятницкого за границей, мотивируя свой отказ несогласием с отрицательным отношением М. Горького к А. Блоку, Ф. Сологубу и др.

Как стоят дела со «Шпионом»? — Речь идет об издании повести «Жизнь ненужного человека» в издательстве И. П. Ладыжникова.

(обратно)

416

Датируется по письму И. А. Белоусова от 27 сентября 1907 года.

Николай Алексеевич — описка А. М. Горького, вместо Иван Алексеевич.

Переводы… — Речь идет об издании товариществом «Знание» второго, дополнительного, тома «Кобзаря» Т. Шевченко в переводе

И. А. Белоусова. В этот том должны были войти стихи, находившиеся до 1905 года под цензурным запретом. Издание в то время не было осуществлено.

(обратно)

417

Датируется по помете адресата: «21.Х.07» (дата отправления или получения — не установлено).

Неудача с «Отцом»… — с попыткой поставить пьесу «Отец» (первоначальное наименование пьесы «Последние») на немецкой сцене.

…едва ли я когда-либо возвращусь к ней.—М. Горький вскоре изменил свое намерение и в конце 1907 года переработал пьесу.

«Утро России» — газета, издававшаяся в Москве в 1907 и в 1909–1917 годах, орган либеральной буржуазии, субсидировавшийся капиталистами— братьями Рябушинскими.

Озеров И. X. — экономист, один из лекторов московской зубатов-ской организации 1902–1903 годов.

Тан — псевдоним писателя В. Г. Богораза (1865–1936), этнографа, с 1918 года — профессора Ленинградского государственного университета.

Лоло — псевдоним буржуазного журналиста и переводчика Л. Г. Мунштейна.

Любошиц С. Б. — буржуазный журналист.

…эта пестрая компания ввалилась в лужу издевок над Л. Толстым… — Речь идет о статье без подписи «К письму гр. Л. Н. Толстого» («Утро России», 1907, № 5, 21 сентября), статье И. Тенеромо «Л. Н. Толстой и деньги» (там же, 1907, № 10, 27 сентября) и др. по поводу выступления Л. Н. Толстого в печати 20 сентября с письмом, в котором он заявлял, что в будущем не сможет оказывать кому-либо материальную помощь, так как сам отказался от собственности.

В[асилий] Алексеевич] — Десницкий.

Дядя Миша — подпольная кличка большевика Михаила Александровича Михайлова. В 1907 году Михайлов ездил к М. Горькому на Капри в связи с вопросом о наследстве убитого в тюрьме Н. П. Шмита, завещавшего свои средства партии большевиков (см. том 23 настоящего издания, стр. 400–405).

Андриканис Н. А. — муж сестры Н. П. Шмита.

Р[оман] Петрович] — Абрамов.

Пишу рассказ — «Из повести», впервые напечатан в журнале «Радуга», Женева, 1908, № 4; вошел в книгу М, Горького «Солдаты», издание И. П. Ладыжникова, 1908.

(обратно)

418

Датируется по почтовому штемпелю.

Венгеров Семен Афанасьевич (1855–1920) — литературовед

историко-культурной школы.

…небольшую заметку о Владимире] Васильевиче]…— очерк «О Стасове» (см. том 10 настоящего издания).

(обратно)

419

Датируется по помете адресата: «Пол. 29 окт. 1907».

Леонид — Л. Н. Андреев.

Василий Федорович… — См. примечание к п. № 409 в настоящем томе. Эпизод, послуживший поводом для написания рассказа «Тьма», описан М. Горьким в воспоминаниях о Л. Андрееве.

…Гржебин рассказывает, что «Знание» не платит по векселям… — Слухи, распространявшиеся организатором издательства «Шиповник» 3. И. Гржебиным, объяснялись его недоброжелательным отношением к «Знанию», усилившимся после того, как М. Горький ответил отказом на предложение Гржебина участвовать во вновь организуемом издательстве «Шиповник».

Декадентские альманахи «Шиповника», выходившие с 1907 года под редакцией Л. Н. Андреева, были созданы в противовес сборникам «Знание».

…письмо Ковальского — ответ на несохранившееся письмо М. Горького. Писатель К. А. Ковальский (род. 1878) сообщил М. Горькому, что вследствие задержки ответа от издательства «Знание» он отдал свою книгу «Терновый венец» в издательство «Шиповник».

…вырезку из местной газеты… — приложенная к настоящему письму вырезка из флорентийской газеты, в которой сообщается о приветствии Горькому от имени городского совета Флоренции.

С[емен] Пав[лович]—Боголюбов, заведующий конторой издательства «Знание».

(обратно)

420

Датируется по связи с письмами М. Горького К. П. Пятницкому, имеющими пометы адресата: «Пол. 28 окт. 1907» и «Пол. 29 окт. 1907».

Шахов А. А. (1850–1877) — историк западноевропейской литературы.

Елачич Е. А. — писатель, автор книги для юношества «Жизнь в тропическом лесу Африки», СПб. 1908, и др.

«Дида Ибенс» — М. Беме, История жизни Диды Ибенс. Роман, М. 1907.

Константин] Щетрович] — Пятницкий.

«Новые идеалы» — итальянский журнал.

Ферри Энрико (1856–1929) — итальянский юрист, в то время входил в итальянскую социалистическую партию.

А «Радуге» пошлите — «Из повести».

Ойэтти Уго (род. 1871) — итальянский писатель и критик, националист, впоследствии один из идеологов итальянской империалистической буржуазии.

…рассказы Леонида… — произведения Л, Н. Андреева «Тьма», «Проклятие зверя».

…Василий Федоров… заслуживает такого изображения. — См. п. № 419 в настоящем томе.

(обратно)

421

Датируется по помете адресата: «Пол. 12 ноября 1907».

Измайлов А. А. (1873–1921) — буржуазный фельетонист, сотрудник газет «Биржевые ведомости» и «Русское слово», неоднократно выступавший с отрицательными отзывами о произведениях Горького.

Боттичелли Сандро (1444–1510) — итальянский художник.

Липпи Филиппино (1457–1504) — итальянский художник.

Трентакосте Доминико (1859–1933) — итальянский скульптор.

…рукопись Золотарева… — Золотарев А. А., В старой Лавре (напечатано в XXIII сборнике «Знания», 1908).

…вещь Леонида… — пьеса «Дни нашей жизни» Л. Н. Андреева (напечатана в XXVI сборнике «Знания», 1908).

«Шпион» — «Жизнь ненужного человека».

Хилквит Морис — основатель американской социалистической партии, реформист, был посредником между М. Горьким и американскими издателями.

«Отец» — первоначальное название пьесы «Последние».

Луначарский А. В. (1875–1933) — член РСДРП, впоследствии видный деятель Коммунистической партии и Советского государства. В годы реакции проповедовал идеи «богостроительства», был участником антипартийной группы «Вперед». Его ошибки этого периода подвергнуты резкой критике в книге В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм».

Сеаиль Г. — «Леонардо да Винчи как художник и ученый», СПб. 1898.

(обратно)

422

Датируется по помете: «Пол. 15 ноября 1907».

Мазаччио (или Мазаччо) Томазо ди Джованни (1401–1428) — итальянский художник.

…книги Бурхгардта. — Буркгардт Я., Культура в Италии в эпоху Возрождения, т. 1, СПб. 1905, и т. II, 1906.

Леонид — Л. Н. Андреев.

…кто печатает «Голод»? — Пьеса Л. Н. Андреева «Царь-Голод» вышла в издании «Шиповник», СПб. 1908.

Синьорелли Лука (ок. 1450–1523) — итальянский художник.

(обратно)

423

Датируется по помете адресата: «Из Флоренции 2 дек. 1907 н. ст.» (дата отправления или получения — не установлено).

…сборники Барсова, Сахарова… — Барсов Е. В., Причитания Северного края, тт. 1—II, М. 1872–1882; Сахаров И. П., Сказания русского народа, СПб. 1841–1849; Песни русского народа, П. 1838–1839, и др.

…Афанасьева, Кирши Данилова… — См. примечание к п. № 187 в 28 томе настоящего издания.

…я и Луначар[ский]……примемся за историю литературы для на

рода… — Этот замысел осуществлен М. Горьким не был, но собранные материалы были им использованы в статье «Разрушение личности», в каприйских лекциях (1909) и других выступлениях по вопросам литературы.

…как процессы… — судебные процессы «Знания», связанные с изданием марксистской литературы.

(обратно)

424

Датируется по помете адресата: «Из Рима 5 дек. 1907 н. ст» (дата отправления или получения — не установлено).

Чена Джованни (1870–1917) — итальянский поэт-демократ.

Алерамо Сибилла (род. 1876) — итальянская писательница, с 1946 года — член Коммунистической партии Италии. В ее книге <11 mondo è adolescenta» («Мир юн»), вышедшей в Милане в 1949 году, имеются воспоминания о встрече с М. Горьким. Роман Алерамо «Una donna» (ит.) («История женщины») был написан в 1905 году; в журнале «Мир божий» не печатался.

Рени Гвидо (1575–1642) — итальянский живописец, скульптор и гравер.

«Pietà» — картина, изображающая снятие Иисуса с креста.

Боткины — семья русского ученого-медика С. П. Боткина (1832–1889).

(обратно)

425

Датируется по содержанию.

Посылаю «Русь» — речи Столыпина, Родичева и других… — В газете «Русь», №№ 308 и 309 от 17 и 18 ноября 1907 года, были опубликованы две речи Столыпина, а также речи Родичева, Маклакова, Милюкова, Пуришкевича и др. на седьмом и восьмом заседаниях 3-й Государственной думы 16 и 17 ноября 1907 года.

Статья Плеханова в М[ире] б/ожьем] направлена не столько против Лабриола, сколько против Вас… — В работе «Критика теории и практики синдикализма. Статья первая» («Современный мир», 1907, ноябрь и декабрь) Г. В. Плеханов выступил против книги итальянского синдикалиста А. Лабриола «Реформизм и синдикализм» (пер. А. Кирдецова, СПб. 1907) и послесловия к ней, написанного А. В. Луначарским.

Ha-днях я пришлю Вам книгу. — О какой книге идет речь — не установлено.

Анна Александровна — жена А. В. Луначарского.

(обратно)

426

Датируется по помете адресата: «21.XII07» (дата отправления или получения—не установлено).

…заметку для европейских газет… — Статья «О Финляндии» (см. в томе 24 настоящего издания, стр. 520–521).

…другое письмо — к финнам… — Возможно, М. Горький имеет в виду свое письмо к финскому художнику А. Галлену (см. том 24 настоящего издания).

Рагхам Артур (род. 1867) — английский художник.

Кастелли Чезаре — итальянский издатель, состоявший в договорных отношениях с издательством И. П. Ладыжникова в Берлине по изданию произведений современных русских писателей в Италии (Архив А. М. Горького).

Вести из России… — О каких вестях говорит М. Горький — не установлено. Взгляд на социализм как на «религиозную доктрину» высказывали в этот период А. В. Луначарский и другие проповедники «богостроительства». В годы реакции М. Горький испытал влияние Богданова, Базарова, Луначарского и других сторонников отзовизма в политике и махизма в философии, организовавших в 1909 году антипартийную группу «Вперед». Влияние идей «богостроительства» нашло отражение в повести М. Горького «Исповедь» (см. примечание к «Исповеди» в томе 8 настоящего издания), а также в некоторых его статьях и письмах годов реакции. В. И. Ленин, раскрыв в своих письмах к М. Горькому реакционную сущность взглядов указанной группы, помог писателю освободиться от ее влияния. Уже в марте 1910 года В. И. Ленин писал Н. Е. Ви-лонову о получении известия, что М. Горький «…разочаровался в Богданове и понял фальшь его поведения» (В. И. Лени н, Сочинения, т. 34, стр. 363). О своем разрыве с Богдановым и его группой М. Горький писал в декабре 1910 года А. В. Амфитеатрову (см. п. № 507 в настоящем томе).

…Вы не думаете, что это Ильич? — Опасение Горького относительно ареста В. И. Ленина не подтвердилось.

…начало статьи… — Имеется в виду статья «О Финляндии».

(обратно)

427

Датируется по помете адресата: «Пол. 12 дек. 1907, ст. ст.».

…жаль, нет Гойя и Октава Мирбо. — Речь идет о книгах А. Бенуа «Франциско Гойя», издание «Шиповник», СПб. 1908, и О. Мирбо «Дневник горничной», М. 1907.

«Хорошенькая» — пьеса С. Найденова, вошла во второй том сочинений С. Найденова в издании «Знание», СПб. 1911.

«Жизнь человека» — пьеса Л. Андреева, напечатанная в альманахе «Шиповник», 1907 книга I.

Ив[ан] Пав[лович] — Ладыжников.

Максим — М. А. Пешков.

Борисов А. А. — «У самоедов. От Пинеги до Карского моря», СПб. [1907].

…брюсовские переводы Метерлинка и Верлена. — М. Метерлинк, Пелеас и Мелизанда, изд. «Скорпион», М. 1907; П. Верлен, Романсы без слов, М. 1894, и др.

«Голод» Леонида — пьеса «Царь-Голод» Л. Н. Андреева.

(обратно)

428

Датируется по записной книжке М. Горького.

Елена — Е. К. Малиновская (1870–1942), в то время член московской организации большевиков. Речь идет о проекте сборника, упоминаемого в письме к К. П- Пятницкому (см. «Архив А. М. Горького», том IV, 1954, стр. 367).

Даниловский Густав (1872–1927) — польский писатель.

Бржозовский Станислав (1876–1911) — польский беллетрист и критик.

Константин] Петр[ович] — Пятницкий.

Сологуб Ф. — псевдоним Ф. К. Тетерникова (1863–1927), писателя-декадента.

Городецкий С. М. (род. 1884) — советский писатель. В 1907 году вышла его первая книга стихов «Ярь». В то время, о котором идет речь в письме, примыкал к декадентам.

Тарасов Е. М. (род. 1882) — поэт, участник студенческого революционного движения; впоследствии литературную деятельность не продолжал.

Рославлев А. С. (1883–1919) — поэт и беллетрист, участник либеральных изданий.

Кардуччи Д. (1835–1907) — итальянский поэт.

Раписарди М. (1844–1912) — итальянский писатель.

(обратно)

429

Датируется по помете адресата: «Поел. 13/26 дек. 1907 г.».

Покровский М. Н. (1868–1932) — член РСДРП, большевик, историк, впоследствии возглавил вульгарно-социологическое направление в исторической науке.

Семен Павлович—Боголюбов.

…роман Сологуба… — В третьей книге альманаха «Шиповник» напечатана первая часть реакционного романа Ф. Сологуба «Творимая легенда» («Навьи чары»).

…рядом с ним Андреев… — рассказ Л. Н. Андреева «Тьма».

«Земля» — альманах, выходивший с 1908 по 1917 год при участии реакционных писателей—М. Арцыбашева, В. Винниченко и др. Л. Н. Андреев поместил в нем рассказ «Проклятие зверя».

«Любовь студента» — пьеса Л. Н. Андреева, в окончательной редакции названная «Дни нашей жизни». Напечатана в XXVI сборнике «Знания», 1908.

«Зритель» — сатирический журнал, выходивший в Петербурге с 1905 по 1908 год под ред. Ю. К. Арцыбушева.

…из Америки — ни цента! — Речь идет о гонораре за повесть «Шпион» («Жизнь ненужного человека»).

(обратно)

430

Датируется по содержанию.

…наследник… — новорожденный сын А. В. Луначарского.

Посылаю статью Кусковой о «Тьме»… — Статья Е. К. [Е. Кусковой] «Драма российского максимализма» («Товарищ», СПб. 1907, 6 декабря, № 442) о рассказе Л. Андреева «Тьма».

(обратно)

431

Датируется по содержанию.

Анатолию П-му… — сыну А. В. Луначарского.

Посылаю Вам нечто от Изгоева. — Вероятно, имеется в виду статья А. Изгоева «Составители религий» («Речь», 1907, 6 декабря, № 288), направленная против А. В. Луначарского.

…роман Лугового… — Ал. Луговой, Наши дни. Семейная история («Вестник Европы», 1907, кн. 11 и 12).

…роман Бласко Ибаньеса… — Бласко Ибаньес, Толедский собор. Повесть («Вестник Европы», 1907, кн. 10, 11 и 12).

…некий экстракт польского романа… — Л. A-в, Роман Немирич. Литературный эскиз по польскому роману Марии Родзевич «Рагнарек» («Вестник Европы», 1907, кн. 12).

…авантюрист Тверской пытается реабилитировать К. П. Победоносцева… — П. А.Тверской, Из деловой переписки с К- П. Победоносцевым (1900–1904) («Вестник Европы», 1907, кн. 12).

В «Рус[ском] бог[атстве]» некто Деренталь заставил своего героя… — А. Деренталь, В темную ночь («Русское богатство», 1907, №№ 9, 10, 11).

Короленко грустно вздыхает по поводу пассивности русского народа. Рассказы, видимо, написаны до 905 г. — Вл. Короленко, Из рассказов о встречных людях. I. Емельян, II. Рыбалка Нечипор («Русское богатство», 1907, № 11). Из писем В. Г. Короленко к жене видно, что эти рассказы написаны по впечатлениям от поездки в Крым в 1889 году.

(обратно)

432

Датируется по содержанию.

Письмо написано в связи с готовившейся постановкой «Варваров» М. Горького в «Петербургском театре» (бывш. Неметти). Премьера состоялась 22 января [4 февраля] 1908 года.

Красов (Некрасов) Николай Дмитриевич (1867–1940) — актер и режиссер.

(обратно)

433

Книга «Мать» с дарственной надписью М. Горького Карлу Либкнехту была найдена группой офицеров Советской Армии в Германии в 1945 году и передана в Архив А. М. Горького.

Карл Либкнехт (1871–1919) — выдающийся деятель международного рабочего движения, один из основателей Коммунистической партии Германии.

(обратно)

434

Датируется по помете адресата: «Пол. 20 янв. 1908».

Сообщив разговор свой с «товарищем»… — Это место разъяснить не удалось, так как письмо К. П. Пятницкого, на которое отвечает М. Горький, не сохранилось.

От Вересаева] я получил письмо… — Часть этого письма Горький приводит в своем письме к Е. К. Малиновской (см. «Архив А. М. Горького», т. IV, 1954, стр. 367).

…нужно изменить характер сборников… — См. п. № 429 в настоящем томе.

Войтоловский написал очень ценный этюд… — «Очерки коллективной психологии», ч. I, «Психология масс».

…против Тарда… — против французского реакционного социолога Габриэля Тарда (1843–1904), представителя «психологической школы» в общественных науках.

…одну уже написал… — «О цинизме».

…она появится в сборнике… — в первом сборнике «Литературный распад» (изд. «Зерно», 1908). Положительное значение сборника М. Горький видел в том, что он «направлен против современных течений в литературе» — то есть против декадентов. Однако в некоторых статьях этого издания проявились влияния меньшевизма, вульгарного социологизма, махизма, что особенно сказалось во втором выпуске (1909), в котором М. Горький уже не участвовал.

…в названных мною лицах Вы увидите — может быть — «товарищей». — «Товарищами» в издательстве «Знание» назывались лица, имевшие в нем свои вклады. М. Горький в письмах к К. П. Пятницкому употреблял это слово в ироническом смысле, имея в виду некоторых участников «Знания», отошедших позднее от этого издательства.

Делту яла — «Курс истории русской литературы. Пособие для самообразования. Часть 1-я. История древней русской литературы. Книга первая», СПб. 1906. Ознакомившись с предисловием В Я Келтуялы к книге второй, М. Горький изменил свое отношение к нему (см. п. № 598 в настояшем томе).

Дройзен — «История эллинизма», тт. I–II, М. 1890–1893.

Лепят меня сразу двое… — Упоминаемая Горьким работа немецкого скульптора неизвестна.

…итальянец — Итало Кампаньоли, лепивший бюст Горького в начале 1908 года; фотография этой скульптуры с дарственной надписью автора хранится в Музее А. М. Горького.

Рассказ мой… — «Исповедь».

Семен Павлович — Боголюбов.

…премии… — полагалась подписчикам «Весов», внесшим подписную сумму до выхода № 1 журнала.

(обратно)

435

Датируется по помете адресата: «Пол. 12 фев. 1908 г.», «Обручение». — Автор этой рукописи не установлен. Заканчиваю повесть… — «Исповедь».

«Живая жизнь» — двухнедельный церковный журнал, выходивший в Москве с 1907 года.

«Факелы» — сборника символистов, выходившие с 1906 по 1908 год в Петербурге под ред. Г. И. Чулкова.

«Очерки [по] философии марксизма» — философский сборник, изд. «Зерно», 1908. «Очерки» были подвергнуты резкой критике в книге В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»; В. И. Ленин определил направление «Очерков» как «типичный философский ревизионизм» (Сочинения, т. 14, стр. 8). Оценку этого сборника В. И. Ленин дал также в письме к М. Горькому от 25 февраля 1908 года (Сочинения, т. 13, стр. 412, 415).

…«Федора» Толстого… — трагедия А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович».

Буду писать я. — Замысел пьесы о Павле I осуществлен не был.

Имело ли мое письмо влияние на «Труд»? — Речь идет о не сохранившемся письме М. Горького к С. А. Скирмунту, книгоиздателю, владельцу магазина «Труд». Об этом письме М Горький уведомлял К. П. Пятницкого около 26 января 1908 года («Архив А. М. Горького», т. IV, 1954, стр. 229).

(обратно)

436

Датируется на основании пометы адресата: «23. II 08» (дата отправления или получения — не установлено).

…жандармского генерала… — Гангардт, начальник казанского губернского жандармского управления в 1889 году (см. «Революционный путь Горького», М. — Л. 1933, стр. 19–21)

Пьеса Мереж[ковского]… — «Павел I».

Салтыков С. В — дипломат, фаворит Екатерины II.

…кончаю повесть… — «Исповедь».

Вас[илий] Алексеевич] — Десницкий.

…в Америку… — Вероятно, в «Центральное бюро прессы и новостей».

В «Пролетарии» будут печататься мои заметки… — См. примечание к статье «Разрушение личности» в томе 24 настоящего издания.

«Пролетарий» — нелегальная большевистская газета, выходившая под ред. В. И. Ленина с 21 августа (3 сентября] 1906 года по 28 ноября [11 декабря] 1909 года сначала в Финляндии, затем в Женеве и, наконец, в Париже.

Предложите немцам… — К. Каутскому для журнала германской социал-демократии «Die Neue Zeit».

Съезд литераторов-партийцев… — был организован М. Горьким совместно с Богдановым и Луначарским, состоялся на Капри в апреле 1908 года. В. И. Ленин по просьбе М. Горького посетил его в дни этого съезда и заявил Богданову и Луначарскому о своем расхождении с ними по вопросам философии.

Выпишите… — Речь идет о книгах: А. В. Швыров, Легенды европейских народов, СПб. 1904; М. А. Орлов, История сношений человека с дьяволом. Приложение к «Вестнику иностранной литературы», СПб. 1904.

(обратно)

437

Датируется по помете адресата: «Пол. 23 февр. 1908».

Почему Вы не предъявите иск к нему? — Речь идет о денежных расчетах С. А. Скирмунта со «Знанием».

…вещь его… — «Леон Дрей».

«Шпион» — «Жизнь ненужного человека».

…новую повесть… — «Исповедь».

Леонид — Л. Н. Андреев.

Катаев — вероятно, H. М. Катаев, сотрудник «Журнала для всех» и «Современника».

В «Mercure de France» Гиппиус излаяла Леонида… — в статье, помещенной в № 253 названного журнала от 1 января 1908 года.

…в № 1 «Весов» он назван — невеждой и дураком. — В № 1 за 1908 год статей о Л. Андрееве не было. В № 2 «Весов» за 1908 год напечатана статья Антона Крайнего (3. Гиппиус) с критическими замечаниями о рассказе Л. Андреева «Тьма».

…Ваши процессы? — См. примечание к п. № 423 в настоящем томе.

(обратно)

438

Датируется по встречному письму А. В. Амфитеатрова от 1 [14] марта 1908 года.

Оберучеву — отвечено. — Речь идет о рукописи участника русско-японской войны полковника К. М. Оберучева «Очерки русско-японской войны».

Сборники же «Знания» перегружены скучными вещами — вроде Дейча, к примеру — Речь идет о воспоминаниях Л. Дейча «Четыре побега», напечатанных в XXI сборнике «Знания», 1908.

Бурцеву — тоже отвечено. — В. Л. Бурцев через посредство А. В. Амфитеатрова просил М. Горького содействовать переносу издания журнала «Былое» за границу в связи с цензурными затруднениями, которые испытывал журнал.

Чествование «Льва Великого». — Речь идет о чествовании Л. Н. Толстого в связи с его восьмидесятилетием.

Проект воззвания — тускл и минорен. — Речь идет о проекте воззвания, которое предполагал выпустить комитет чествования Л. Н. Толстого. Так как Л. Н. Толстой настаивал на том, чтобы юбилей не отмечался, комитет прекратил свою деятельность, и воззвание не было опубликовано.

Написал я некую повесть… — «Исповедь».

Фроленко М. Ф. (1848–1938) — революционер-народоволец, один из организаторов убийства Александра II.

Гусев С. И. — Гусев-Оренбургский.

…жду Леонида — Леонида Андреева.

Книгу Вашу еще не получил… — книгу А. В. Амфитеатрова «Женское нестроение».

(обратно)

439

Датируется по помете адресата: «Пол. 10 марта 1908».

Шрейтер Н. — автор стихов, напечатанных в XX сборнике «Знания», 1908.

…интервью Леонида… — Л. Н. Андреева о современной литературе («Русь», 1908, № 57, 27 февраля).

Изгоев (псевдоним А. С. Ланде, род. в 1872 г.) — кадет, веховец, впоследствии белоэмигрант.

…против статьи в газете Старцева? — Имеется в виду статья Гр. Старцева в № 5 «Свободной молвы» от 18 февраля 1908 года «Наша литературная богема» о разложении буржуазной интеллигенции. В следующем номере газеты (25 февраля, № 6) Старцев приводит ответное письмо ряда литераторов в редакцию газеты «Русь» (21 февраля, № 51), называющих статью Старцева литературным доносом. Письмо подписано А Каменским, П. Пильским, А. Куприным, И. Рукавишниковым, А. Рославлевым и др. Рукавишников и Куприн заявили вскоре о своей непричастности к этому «Письму в редакцию» («Свободная молва», 1908, №№ 6, 7).

…сборник статей о Толстом… — осуществлен не был.

…разновидные Сергеенки. — Имеется в виду П. А. Сергеенко, автор книги «Как живет и работает граф Л. Н. Толстой», М. 1898

…наша группа… — Речь идет о лицах, входивших в группу А. Богданова (см. примечание к п. № 426 в настоящем томе).

Кипену я возвратил рукопись… — О чем идет речь — не установлено.

Рассказ его считайте принятым… — рассказ С. С. Кондурушкина «Моисей», напечатанный в XXV сборнике «Знания», 1908.

Ан-ский (С. А. Рапопорт) — в «Знании» не издавался.

…конец повести — «Исповедь» (напечатана в XXIII сборнике «Знания», 1908).

(обратно)

440

Датируется по содержанию (окончание работы над повестью «Исповедь»).

…повесть… — «Исповедь».

«Шпион» — «Жизнь ненужного человека».

Екат[ерина] Павловна — Пешкова.

Роман Петрович — Абрамов.

…в одном из наших сборников… — Статья появилась в «Очерках философии коллективизма», сборник I, изд. «Знание», 1909.

(обратно)

441

Датируется по поймете адресата: «4 апр. 1908» (дата отправления или получения — не установлено).

…повести Гамсуна — «Бенони», напечатана в XXII сборнике «Знания», 1908.

Ганзены А. и П. — переводчики произведений скандинавских писателей на русский язык.

…предыдущее письмо… — Судя по пометам К. П. Пятницкого, речь идет о несохранившемся письме М. Горького, отправленном между 10 и 18 марта 1908 года.

Вчера получил №№ «Рус[ской] мыс [ли]» и «Образования»… — Повидимому, имеются в виду «Русская мысль», 1908, январь, и «Образование», 1908, февраль. В этих номерах журналов были опубликованы статьи Струве, Мережковского, Розанова, Бердяева и др.

(обратно)

442

Датируется по почтовому штемпелю.

Ваши рассказы в сборнике «Жизнь»… — Речь идет о рассказах Д. Я. Айзмана «Белый роман» и «Черный роман» (под общим заголовком «Любовь»), напечатанных в альманахе «Жизнь», 1908, № 1. Альманах «Жизнь» издавался М. Арцыбашевым.

А[лександр] В[алентинович] — Амфитеатров.

(обратно)

443

…Вы против опубликования моего письма… — См. «Архив А. М. Горького», т. IV, 1954, стр. 375.

…рассказ Серафимовича. — Как видно из письма А. Серафимовича к М. Горькому от 17 марта 1908 года, речь идет о драматическом наброске «На мельнице» (Архив А. М. Горького).

…завтра приедет Ленин. — Встреча М. Горького с В. И. Лениным на Капри состоялась, судя по этому письму, 10 [23] апреля 1908 года. О своей поездке на Капри В. И. Ленин писал в «Письме ученикам каприйской партийной школы» от 17 [30] августа 1909 года (Сочинения, т. 15, стр. 437). См. также очерк М. Горького «В. И. Ленин» в томе 17 настоящего издания.

…энциклопедии для изучения России… — Издание осуществлено не было.

…рассказ Гусева… — повесть С. Гусева-Оренбургского «Сказки земли» (XXIII сборник «Знания», 1908).

…перевод Гамсуна… — романа «Бенони» (XXII сборник «Знания», 1908).

Ив[ан] Павлов[ич] — Ладыжников.

…повесть «Герой». — Повесть М. Горького под таким заглавием неизвестна. Рассказ «Герой» вошел в цикл «По Руси» (см. в томе 11 настоящего издания).

Ле-Дантек «Философия биологии» — Ф. Ле-Данте к, Основные начала биологии, перевод с французского, изд. «Знание», СПб. 1910.

(обратно)

444

Датируется на основании приложенного к письму заявления М. Горького в газету «Современное слово», датированного автором.

…рассказ Куприна — «Ученик».

«Морская болезнь» — напечатана в альманахе «Жизнь», 1908, № 1.

…прилагаемое заявление… — См. «Архив А. М. Горького», т. IV, 1954, стр. 377 (напечатано в газетах не было).

…новой повестью Гусева… — «Сказки земли».

…предприятие, культурная ценность которого стоит выше всей современной литературы… — Возможно, речь идет о предполагавшемся издании «Энциклопедии для изучения России» (см. п. № 443 в настоящем томе).

(обратно)

445

Датируется на основании письма М. Горького К. П. Пятницкому, имеющего помету адресата: «Получено 2 мая 1908», из которого видно, что настоящее письмо к Е. М. Милицыной уже послано.

Милицына Елизавета Митрофановна (1869–1930) — писательница демократического направления, напечатавшая в «Знании» два тома своих рассказов, впоследствии — член Коммунистической партии.

«Разгром» — рассказ Е. М. Милицыной, в изданиях «Знания» не печатался. См. этот рассказ под заглавием «Ожидания» в книге: Е. Милицына, Избранные рассказы, Воронеж, 1949.

…я предложил бы Вам распределить их в книжке так… — Перечисленные М. Горьким рассказы вошли во второй том рассказов Е. Милицыной в издании «Знания», 1910.

(обратно)

446

Датируется по времени публикации в газете «Аванти», органе итальянской социалистической партии (5[18] мая 1908 года).

Печатается в переводе с итальянского языка по тексту, воспроизведенному в редактируемом Пальмиро Тольятти журнале «Rinascita» («Возрождение»), Рим, 1951, № 6, июнь, стр. 321—322

15 января 1908 года В. И. Ленин писал М. Горькому и М. Ф. Андреевой: «Ну, а насчет перевозки «Пролетария» это Вы на свою голову написали. Теперь уже от нас легко не отвертитесь!» (Сочинения, т. 34, стр. 324). В. И. Ленин дал ряд практических указаний по организации пересылки газеты в Россию.

Ионассон — Сигизмунд Ионассон был, повидимому, посредником по пересылке в Россию газеты «Пролетарий».

От лица моих русских товарищей — издателей газеты «Пролетарий»… — то есть В. И. Ленина и других членов редакции.

…я обращаюсь к Вам как к социалисту и депутату… — Редактор газеты «Аванти» Мормари был депутатом парламента.

25 мая 1908 года в газете «Аванти» было помещено письмо С. Ионассона от 22 мая того же года, сообщавшее, что секвестр, о котором писал М. Горький, с русской газеты снят.

(обратно)

447

Датируется по помете адресата: «Пол. 20 мая 1908».

«История Кузнечихи». — Повесть не была написана М. Горьким. Замысел повести о деревне, раскрытый в настоящем письме, частично осуществлен в повести «Лето».

От имени его Копельман написал Ладыж[никову]… — Копельман был одним из учредителей издательства «Шиповник», в котором печатался в то время Л. Андреев.

Б[онч]-Бруевич В. Д. (род. 1873) — член РСДРП, большевик, советский общественный деятель, историк и этнограф.

…книги по сектантству… — «Материалы к истории и изучению русского сектантства и раскола», под ред. Владимира Бонч-Бруевича, вып. I, СПб. 1908; вып. II, 1909.

«Зарницы» — кадетский литературный сборник, 1908.

«Образование» — в 1908 году не было прекращено, а резко изменило свое направление (см. примечание к п. № 408 в настоящем томе).

…по поводу статьи… Луначарского в «Литературном распаде». — Речь идет о статье «Тьма» в первом сборнике «Литературный распад» (1908), содержащей резкую критику одноименного произведения Л. Андреева.

(обратно)

448

Датируется по помете адресата: «Пол. 21 мая 1908 г.».

Муйжель В. В. (1880–1924) — писатель либерально-народнического направления.

…по поводу Бонна… — См. примечание к п. № 447 в настоящем томе.

Книгу Волынского А. Л. — «Леонардо да Винчи», тт. I и II, СПб. [1900].

Минский Н. (псевдоним Виленкина Николая Максимовича, род. в 1855 г.) — поэт-декадент, живший за границей и оставшийся эмигрантом после 1917 года.

…д-р Котик Н. Г. — «Эманация психофизической энергии», М. 1907.

Содди Ф. — «Радиоактивность. Элементарное изложение с точки зрения теории распада атомов», СПб. 1905.

Оствальд Вильгельм (1853–1932) — немецкий физик махист-ского направления. Речь идет о двух книгах В. Оствальда: «Школа химии. Общедоступное введение в изучение химии», ч. I, Одесса, 1907 (ч. II вышла в 1909 г.), и «Путеводные нити в химии», М. 1908.

«Саломея» — Оскар Уайльд, Саломея, драма, издание «Пантеон» [1908].

«Зовы древности» — К. Бальмонт, Зовы древности. Гимны, песни и замыслы древних, СПб. 1908.

Вилье де Лиль Адан — «Жестокие рассказы», издание «Пантеон», СПб. [1908].

Максим — М. А. Пешков.

…перевод Мирбо… — пьесы Октава Мирбо «Очаг», в переводе 3. Венгеровой и В. Бинштока (XXV сборник «Знания», 1908).

(обратно)

449

Датируется по времени опубликования письма.

Травин Петр Александрович — по профессии столяр, начал печатать стихи и фельетоны с конца 1890-х годов, издавал газеты и журналы, в которых помещались произведения поэтов-самоучек. За свою издательскую деятельность неоднократно арестовывался царским правительством.

Письмо было опубликовано в качестве передовой журнала «Ясный сокол» (Москва), 1908, № 1, 15 июня. Журнал издавался группой писателей из народа, объединенных суриковским кружком. Публикация была сопровождена примечанием редакции, в котором указывалось на большое значение этого письма М. Горького.

…Вашу рукопись… — О какой рукописи идет речь, установить не удалось.

Первая Ваша книжка лучше второй… — «Думы», М. 1901, и «Думы и жизнь», М. 1902.

(обратно)

450

Датируется по письму С. А. Венгерова от 23 июля [5 августа], на которое отвечает М. Горький.

…отказываюсь от участия в комитете по устройству чествования Льва Николаевича. — С. А. Венгеров приглашал М. Горького участвовать в организованном тогда юбилейном комитете по случаю предстоящего 28 августа [9 сентября] 80-летия со дня рождения Л. Н. Толстого.

(обратно)

451

Датируется по почтовому штемпелю.

Грустно, что Вы не зашли ко мне, уважаемый Валерий Александрович. — В. Я. Брюсов сообщил в письме к М Горькому, что во время своего путешествия летом 1908 года он побывал на Капри (см. Валерий Брюсов, Дневники. 1891–1910, М 1927, стр. 140), Александрович (вместо Яковлевич) — описка М. Горького.

…вторую книгу Ваших «Путей» и «Нечаянную радость» Блока. — Валерий Брюсов, Пути и перепутья, собрание стихов, т. II, М. 1908; Ал. Блок, Нечаянная радость, второй сборник стихов, М. 1907.

…адрес Бальтрушайтиса? — Имеется в виду Юргис Балтрушайтис, поэт-символист.

(обратно)

452

Датируется по помете адресата: «Пол. 4 окт. 1908».

Пильский П. Н. — буржуазный литератор, после Октябрьской революции — эмигрант.

…отказ от защиты Арцыбашева. — В 1908 году судебными органами был возбужден против М. П. Арцыбашева «литературный процесс», мотивированный порнографическим характером романа «Санин». В своем письме к адвокату О. О. Грузенбергу М. Горький разграничивал два вопроса: вопрос о защите Арцыбашева на судебном процессе и вопрос об оценке его творчества. Резко критикуя Арцыбашева, М. Горький призывал Грузенберга к борьбе с политикой царского правительства, организовывавшего «литературные процессы» (Архив А. М. Горького).

«Утро» — «Раннее утро», московская либеральная газета, выходившая с 1887 года.

«Семь повешенных» — «Рассказ о семи повешенных» Л. Андреева.

«Суламифь» — рассказ А. Куприна.

Милицына… просит аванса. — Речь идет о ее рассказе «Разгром».

Петрищев предлагает второе издание своей книги — «Заметки учителя» (первое издание вышло в 1905 году).

…писем из Турции… — «Письма с дороги» П. Милюкова, ряд корреспонденций из Константинополя, печатавшихся в кадетской газете «Речь» с 16 [29] июля 1908 года в связи с переворотом в Турции, происшедшим в июле 1908 года под руководством младотурецкой партии.

Ферворн Макс — «Вопрос о границах познания», перевод В. Степанова, изд. «Знание», СПб. 1909.

«Приключения одной фил[ософской] школы» — книга А. Богданова, изд. «Знание», СПб. 1908.

К весне мы составим… сборник… — «Очерки философии коллективизма», сборник первый, изд. «Знание», 1909.

…я очень высоко ставлю Богданова и его группу. — См. примечание к п. № 426 в настоящем томе.

«Из психологии об-ва» — книга А. Богданова, издание «Паллада», 1904 и 1906.

«Эмпириомонизм» — книга А. Богданова, М. 1908.

«История русского народного творчества» — А. В. Луначарского, в печати не появлялась.

Семен Павлович — Боголюбов.

(обратно)

453

Датируется по почтовому штемпелю.

Смирнов Василий Алексеевич — поэт демократического направления, печатавший свои стихи в 1905–1918 годах. Впоследствии литературную деятельность не продолжал.

(обратно)

454

Датируется в соответствии с телеграммой М. Горького К. П. Пятницкому (см. п. № 455 в настоящем томе).

«Этапы» — повесть Скитальца; была напечатана без ведома М. Горького в XXV сборнике «Знания», 1908.

(обратно)

455

Телеграмма

…повесть Скитальца… — «Этапы». См. примечание к п. № 454 в настоящем томе.

(обратно)

456

Датировано адресатом.

…по поводу этого рассказа… — Рассказ А. Н. Тихонова «Лебедь» напечатан не был.

Зайцев Б. К. (род. 1881) — писатель-декадент. После Октябрьской революции — эмигрант.

…Ваши рассказы о Шишиге, из гимназических времен… — Имеются в виду устные рассказы А. Н. Тихонова.

«Бери барабан и не бойся…» — из стихотворения Генриха Гейне «Доктрина».

(обратно)

457

Датируется по почтовому штемпелю.

Сообщите мне имена предполагаемых сотрудников посборнику… — Н. Д. Телешов в письме от 16 марта 1909 года просил М. Горького дать рассказ в сборник, доход с которого пойдет на постройку инвалидного дома для работников печати.

(обратно)

458

Датируется по почтовому штемпелю.

Сообщите срок выхода сборника… — См. предыдущее примечание.

…Ив[ан] А[лексее]в — Бунин.

…о некоем деле, затеваемом мною… — Возможно, речь идет о создании «Энциклопедии для изучения России» (см. п. № 443 в настоящем томе).

Бугров Н. А. — нижегородский купец. См. очерк М. Горького «Н. А. Бугров» в томе 15 настоящего издания.

Пермяков — нижегородский купец.

…В[ера] Н[иколаевна]— жена И. А. Бунина.

(обратно)

459

Датировано руководительницей «Школы шалунов» А. Радченко, сообщившей, что письмо М. Горького было получено 25 апреля 1909 года (Архив А. М. Горького)

«Школа шалунов» — группа детей из демократических семей, организованная бакинскими революционерами.

Письмо является ответом на пожертвование, присланное двенадцатью участниками «Школы шалунов» жителям итальянского города Мессина, пострадавшим от землетрясения в декабре 1908 года. Дети устроили платный спектакль и собранные деньги отправили М. Горькому, выступившему в печати с призывом помочь Италии (см. в томе 24 настоящего издания, стр. 25 и 522).

(обратно)

460

Датируется по упоминанию о телеграмме К. П. Пятницкого М Горькому, отправленной 21 апреля 1909 года

В проспекте энциклопедии… — См. п. № 443 в настоящем томе.

Кусевицкий С. А. (род. 1874) — русский музыкант, дирижер, после Октябрьской революции — эмигрант.

Бейль Пьер (1647–1706) — французский прогрессивный философ. М. Горький имеет в виду «Исторический и критический словарь» Бейля, сыгравший большую роль в формировании европейского философского свободомыслия XVIII века.

«Нива» — иллюстрированный еженедельный журнал, выходивший в Петербурге с 1870 по 1918 год. Собрание сочинений М. Горького издавалось в качестве приложения к «Ниве» в 1917–1918 гг. На шестом томе издание прекратилось. До 1917 года произведения М. Горького в «Ниве» не печатались.

…трениях со «Знанием»… — Трения возникли в годы реакции и были вызваны главным образом тем, что К- П. Пятницкий перестал считаться с принципиальными идейными требованиями М. Горького (см. пп. №№ 441, 444, 447, 452, 455 в настоящем томе). Окончательный разрыв М. Горького со «Знанием» произошел в конце 1912 года.

…следователь, м. б., отпустит его за границу. — М. Горький имеет в виду судебные процессы «Знания», из-за которых Пятницкий не имел права выезда из Петербурга.

(обратно)

461

Датируется по встречным письмам Л. А. Никифоровой.

Никифорова Людмила Алексеевна — автор повестей «Две лестницы» и «Артель», напечатанных в сборниках «Знания» (XXX и XXXIII, 1910). Остальные рассказы Никифоровой, упоминаемые в письмах М. Горького к ней, в «Знании» не печатались.

(обратно)

462

Датируется по упоминанию о письме П. Е. Кулакова М. Горькому от 31 июля 1909 года.

Нет, не могу написать Вам… того, что думаю по поводу объединения «Шиповника» и «Общест[венной] пользы»… — Речь идет о проекте совместного издания «Общественной пользой» и «Шиповником» литературно-художественного журнала. П. Е. Кулаков — директор-распорядитель товарищества «Общественная польза», выпускавшего классическую и современную художественную литературу, — предлагал 1Л. Горькому в письме от 31 июля 1909 года принять участие в этом журнале, причем заявлял, что не пустит в журнал политику. Издание этого журнала осуществлено не было.

Тетерников— Ф. Сологуб.

Петр Ефимович — Кулаков.

(обратно)

463

Датируется по упоминанию о письме П. Е. Кулакова М. Горькому от 31 июля 1909 года.

Прислал мне зять Ваш П[етр] Е[фимович]…— См. предыдущее примечание.

Бенуа А. Н. (род. 1870) — художник и искусствовед, идеолог декадентского художественного объединения «Мир искусства».

Рочестер-Крыжановская В. И. — буржуазная романистка мистического направления.

…земли Ойле… — образ, встречающийся в произведениях Ф. Сологуба.

…стихами Хераскова… — М. Горький цитирует начало седьмой песни поэмы М. М. Хераскова «Россиада».

О родина! Жена моя! — измененная строка из стихотворения А. Блока «На поле Куликовом». У Блока: «О Русь моя! Жена моя!»

«…спесивых риторов безграмотный собор…» — из стихотворения А. С. Пушкина «К Жуковскому» («Благослови, поэт!..»).

Крачковский Д. Н. (род. 1882) — буржуазный литератор, после Октябрьской революции — эмигрант.

Соллогуб В. А. (1813–1882) — писатель, автор повести «Тарантас».

«Навьи чары» — роман Ф. Сологуба.

(обратно)

464

Датируется по дневнику К. П. Пятницкого.

Константин Петрович — Пятницкий.

М[ария] В[алентиновна] — Петцольд, вторая жена Шаляпина.

(обратно)

465

Датируется по сопоставлению с письмом М. Горького С. А. Венгерову от 7 [20] сентября 1909 года.

…книга Ваша «Русская поэзия»… — «Русская поэзия», под ред. С. А. Венгерова, т. I, вып. 1–6, СПб. 1893–1897; вып. 7, СПб. 1901.

…Ваш этюд об А. Ф. Писемском… — книга С. А. Венгерова «Алексей Феофилактович Писемский. Критико-биографичеокий очерк», СПб. 1884.

(обратно)

466

Датируется по почтовому штемпелю.

Коцюбинский Михаил Михайлович (1864–1913) — украинский писатель-демократ. См. о нем очерк М. Горького в томе 14 настоящего издания.

Школа, где я читаю две лекции в неделю по литературе… — См. об этой школе в томе 17 настоящего издания очерк М. Горького «Михаил Вилонов» и примечания к нему. Часть чернового конспекта каприйских лекций М. Горького см. в томе 24 настоящего издания, стр 80–98 Полностью конспект опубликован в книге: М. Горький, История русской литературы («Архив А. М. Горького», т. I), 1939.

Сахновский Ю. С. (1866–1930) — композитор.

Влад[имир] Г алак[тионович] — Короленко.

(обратно)

467

Датируется по неопубликованному предшествующему письму М. Горького Л. А. Никифоровой.

рукопись принята и послана. — Рукопись повести Л. А. Никифоровой «Две лестницы» была напечатана в XXX сборнике «Знания», 1910.

(обратно)

468

Датируется по почтовому штемпелю.

…читал я твое «интервью» в «Утре»… — Имеется в виду статья-интервью Л. А. Сулержицкого «К отлучению М. Горького», опубликованная в газете «Утро России», 1909, № 38, 20 ноября.

А возможно, что и провокация… — В. И. Ленин в статье «Басня буржуазной печати об исключении Горького» писал:

«Буржуазным партиям хочется, чтобы Горький вышел из социал-демократической партии. Буржуазные газеты из кожи лезут, чтобы разжечь разногласия внутри социал-демократической партии и представить их в уродливом виде.

Напрасно стараются буржуазные газеты. Товарищ Горький слишком крепко связал себя своими великими художественными произведениями с рабочим движением России и всего мира, чтобы ответить им иначе, как презрением» (В. И. Лени н, Сочинения, т. 16, стр. 89).

…Ан[тон] Пав[лович] ничего не мог знать… — Из сказанного М. Горьким в этом письме можно сделать вывод, что он вступил в партию не ранее 1905 года. Однако имеются данные, позволяющие предположить, чго вступление М. Горького в партию произошло не позднее 1904 года. Возможно, что в письме к Л. Сулержицкому М. Горький допустил неточность.

Скоро выйдет мой «Городок Окуров»… — Повесть М. Горького «Городок Окуров» впервые была напечатана в сборниках «Знания»: XXVIII, 1909, и XXIX, 1910.

(обратно)

469

Датируется по ответному письму Л. А. Никифоровой, в котором высказано предположение, что сборники «Знания», включающие ее рассказы, выйдут в декабре 1909 года.

Сибелиус Ян (род. 1865) — финский композитор.

Сааринен Элиэль (род. 1873) — финский архитектор.

Ейно (точно — Эйно) Лейно — финский поэт.

(обратно)

470

Датируется по встречному письму Л. А. Никифоровой, написанному не позднее первой половины декабря 1909 года.

М[ария] Ф[едоровна] — Андреева.

(обратно)

471

Датируется по встречному письму А. В. Амфитеатрова.

Чего Вы меня все «большевизмом» шпыняете? — В ряде писем А. В. Амфитеатров упрекает М. Горького в приверженности к революционной социал-демократии.

Костомаров Н. И. (1817–1885) — русский историк, автор книги «Бунт Стеньки Разина»

Соловьев С. М. (1820–1879) — русский историк, автор многотомной «Истории России с древнейших времен».

…человек, названный Пушкиным «единственным поэтическим лицом русской истории»… — слова из письма А. С. Пушкина к брату Л. С. Пушкину от первой половины ноября 1824 года.

Напишу я его, видимо — М. Горький написал сценарий «Степан Разин» в 1921 году (см. в томе 18 настоящего издания).

Чеховских писем, не читал еще. — Речь идет о книге: «Письма А. П. Чехова, собранные Б. Н. Бочкаревым», изд. В. Брендера, М. 1909

Хочется чертей. — А. В. Амфитеатров писал М. Горькому: «Я нечаянно книгу о чертях написал». Речь идет о книге Амфитеатрова «Жар-цвет» (1910).

(обратно)

472

Датируется по содержанию.

Я попытаюсь написать для вас сказку… — Один из школьников просил М. Горького написать сказку «про воробьишку» и «выдуманный рассказ про мальчика, который удит рыбу». Сказки М. Горького на эти темы — «Воробьишко» и «Случай с Евсейкой» — были опубликованы в 1912 году (см. в томе 10 настоящего издания).

(обратно)

473

Датируется по встречный*письмам И. С. Шмелева.

Шмелев Иван Сергеевич (1875–1950) — писатель, после Октябрьской революции — эмигрант.

«Уклейкин» — рассказ И. С. Шмелева «Гражданин Уклейкин».

Григорьев А. А. (1822–1864) — критик и поэт славянофильского направления.

«Дорогою свободной иди, куда влечет тебя свободный ум»… — из стихотворения А. С. Пушкина «Поэту».

(обратно)

474

Датируется по ответному письму И. К. Воронова от 19 января 1910 года.

Часть вновь присланных стихов… — Стихи И. К. Воронова были опубликованы в XXIX и XXX сборниках «Знания», 1910.

(обратно)

475

Датируется по ответному письму А. П. Чапыгина от 23 февраля 1910 года.

Печатается по тексту, опубликованному в брошюре: М. Горький, Письма к рабкорам и писателям. Журнально-газетное объединение, М. 1936 (Библиотека «Огонек», №№ 55–56, стр. 10).

Чапыгин Алексей Павлович (1870–1937) — советский писатель. О своих отношениях с М. Горьким А. П. Чапыгин писал в статьях: «Беседы с М. Горьким» (в сборнике «О Горьком — современники», изд. «Моск, т-ва писателей» [1928]), «Памяти великого учителя» («Литературный современник», 1936, № 8), «Из воспоминаний об А. М. Горьком» («Год двадцать первый», альманах тринадцатый, ГИХЛ, М. 1938) и др.

«Образ» и «Прозрение» — вошли в сборник рассказов А. П. Чапыгина «Нелюдимые», выпущенный изд. «Моск, т-во писателей» в 1912 году, и в четвертый том собрания сочинений писателя, Госиздат, М, — Л. 1928.

(обратно)

476

Рассказ Ваш… — Речь идет о рассказе И. С. Шмелева «Под горами». Напечатан в XXXI сборнике «Знания», 1910.

(обратно)

477

Датируется по встречному письму И. С. Шмелева.

Оговорка Ваша насчет национализма… — В письме к Горькому от 1 [14] марта 1910 года Шмелев, оговариваясь, что он не националист, писал, что русский народ — «огромный и важный рычаг мировой истории».

(обратно)

478

Датируется по встречным письмам А. Г. Колпакова.

Печатается по авторизованной машинописи, без подписи.

Колпаков А. Г. — ученик 2-го класса архангельской гимназии, выпускавший рукописный журнал «Гном», обратился к М. Горькому с просьбой написать для этого журнала сказку или рассказ.

(обратно)

479

Датируется по встречным письмам Л. А. Никифоровой.

Аксаков — имеется в виду писатель С. Т. Аксаков (1791–1859).

(обратно)

480

Датируется по почтовому штемпелю.

Топазов-Чердынцев Николай Алексеевич (ум. 1940) — журналист. Начал революционную деятельность в 1880 году. С 1904 года — большевик. В 1912 году работал в редакции газеты «Правда», на страницах которой печатались его статьи, очерки и рассказы. Топазов принял участие в первом сборнике пролетарских писателей, изданном в 1914 году.

На тему «Вел[икого] кануна» пишется очень много… — Речь идет об очерке адресата «Великий канун» из быта осужденных военным судом (по материалам екатеринбургской тюрьмы). В сборниках «Знания» очерк не появлялся.

…к Дицу в Штутгарте… — немецкое издательство «Dietz Nachfolger», выпускавшее социал-демократическую литературу.

(обратно)

481

Морозов Н. А. (1854–1946) — народоволец, ученый. В 1881 году был арестован и в 1882 году приговорен к бессрочной каторге за свою революционную деятельность. Пробыл более 20 лет в заточении в Шлиссельбургской крепости; был освобожден из заключения в 1905 году. Преподавал на Высших курсах Лесгафта; в 1918 году стал директором биологической лаборатории Лесгафта, преобразованной позднее в Научный институт им. Лесгафта.

Петр Францевич — Лесгафт (1837–1909), педагог, анатом и общественный деятель.

Желая сборнику Вашему доброго успеха… — Речь идет о сборнике, который был издан в 1912 году под названием «Памяти Петра Францевича Лесгафта».

(обратно)

482

Деледда Грация (род. 1872) — итальянская писательница, представительница областной литературы Сардинии.

(обратно)

483

Датируется по машинописной копии письма, хранящейся в Архиве А. М. Горького.

Печатается по тексту, опубликованному в газете «Радянськпй степ» (Мелитополь), 1936, № 138, 21 июня, сверенному с машинописной копией.

Семенов Демьян Иванович — в период переписки с М, Горьким был рабочим мелитопольского железнодорожного депо.

(обратно)

484

Датируется по встречным письмам Л. А. Сулержицкого.

Вл[адимир] Иванович] — Немирович-Данченко.

К[о]н[с]т[а]н[тин] Сергеевич] — Станиславский.

…театра «Меркаданте»… — неаполитанский театр типа Comedia dell’arte, руководителем которого был Эдуардо Скарлетта. Записи в дневнике К. П. Пятницкого свидетельствуют о том, что М. Горький неоднократно посещал этот театр.

Режан Габриэль-Шарлотта (1856–1920) — французская актриса, возглавлявшая один из парижских театров.

Новелли Эрмете (1851–1924) — итальянский артист.

Чайковский М. И. (1850–1918) — брат и биограф композитора П. И. Чайковского, автор либретто ряда его опер.

Грассо Джованни (1874–1930) — итальянский драматический артист.

О[льга] И [вановна] — Сулержицкая.

(обратно)

485

Датируется по содержанию («мне — 42») и ответному письму Э. Фильваровой от 24 июня — без указания года.

Печатается по тексту машинописной копии (Архив А. М. Горького).

Да, я тоже покушался на самоубийство… — См. в томе 10 настоящего издания рассказ «Случай из жизни Макара» и примечания к нему.

(обратно)

486

Датируется по связи с письмом М. Горького Н. Ф. Сумцову (июль 1910 года) о книге А. А. Потебни «О доле и сродных с нею существах».

…скажите — если знаете — имя, отчество профессора Сумцова. — Сумцов Николай Федорович (1854–1922) — профессор Харьковского университета, литературовед и этнограф историко-культурной школы.

(обратно)

487

Датируется на основании записей в дневнике К. П. Пятницкого о пребывании у М. Горького на Капри лиц, упоминаемых в настоящем письме.

…человек из Персии… — В, Мгеладзе, грузинский меньшевик, участник революционного движения в Персии 1907–1908 годов; позднее — член меньшевистского правительства Грузии.

…оскорбление наименованием меня Франциль Венецианом, Гуа-ком… — Горький отвечает на шутку С. Я. Елпатьевского, сравнившего писателя с героями старинных повестей — Личардой, Ерусланом Лазаревичем, Гуаком — Непреоборимая Верность и др.

Лопатин Г. А. (1845–1918) — деятель народнического революционного движения 60—80-х годов, член Генерального совета I Интернационала.

Василий Федоров — шуточное наименование Вильгельма II.

(обратно)

488

Датируется по почтовому штемпелю.

Верхоустинский Борис Алексеевич (1889–1919) — писатель. В 1906 году был арестован за связь с подпольной типографией и присужден к двум годам крепости. Из тюрьмы послал свои стихи и рассказы М. Горькому. Печатал свои произведения в ряде журналов того времени: «Современном мире», «Новом журнале для всех» и др.

Рассказ «На жел[езном] мосту»… — был напечатан в «Новом журнале для всех», 1910, № 21, июль.

…окурили… запахом Аверченки. — Аверченко А. Т. (1881–1925) — буржуазный писатель-юморист. После Октябрьской революции — эмигрант.

«Лука». Превосходная тема. — Речь идет о рукописи рассказа адресата «Лука-победитель».

Искания «Опоньского царства»… — В среде сектантов-бегунов существовало предание об Опоньском царстве, в котором будто бы нерушимо сохранилась старая вера.

…неотъемлемо присущее нам. — В отдельных высказываниях о русском национальном характере, содержащихся в этом письме и в некоторых других помещаемых в настоящем издании письмах М. Горького, отразились идейные ошибки, допущенные им в годы реакции. В 1931 году в статье «Следуйте примеру рабочего класса Союза Советов», осуждая ложные оценки русского народа, М. Горький подверг критике и свои ошибочные суждения по этому вопросу.

«Автор вот этих строк, возмущенный терпением крестьянства и его забитостью, временами теряя понимание смысла истории, тоже думал о своем народе не очень ласково.

Но «ударил час», история скомандовала «вперед», и люди, возмущавшие своим позорно пассивным отношением к жизни, превратились в самую активную силу мира трудящихся» (см. том 26 настоящего издания, стр. 154).

(обратно)

489

Датируется по машинописной копии письма, хранящейся в Архиве А. М. Горького.

Печатается по тексту, опубликованному в газете «Радянський степ» (Мелитополь), 1936, № 138, 21 июня, сверенному с машинописной копией (Архив А. М. Горького).

…историю Ключевского… — Горький имеет в виду «Курс русской истории» В. О. Ключевского, части I–IV, М. 1904–1910.

…книгу Бельше «Любовь в природе». — Вильгельм Бельше, Любовь в природе, ч. I–III, 1908–1909.

В стихах, присланных Вами… — Какие стихотворения были посланы Семеновым М. Горькому, установить не удалось.

Собираюсь написать статью о самоучках-писателях… — Статья М. Горького «О писателях-самоучках» была опубликована в журнале «Современный мир», 1911, № 2, февраль.

(обратно)

490

Датируется по почтовому штемпелю.

Видели Стриндберга? — Стриндберг Август (1849–1912), шведский писатель.

(обратно)

491

Датируется по почтовому штемпелю.

Оксана — дочь М. М. Коцюбинского.

…артиста Самойлова — Павла Васильевича (1866–1931).

Очень ушиблен румыно-турецким союзом… — В начале сентября 1910 года в ряде иностранных и русских газет появились сообщения о предстоящем подписании румыно-турецкой конвенции. Слух этот оказался ложным.

(обратно)

492

Датируется согласно данным о поездке М. Горького во Флоренцию (материалы Архива А. М. Горького).

Бродский Исаак Израилевич (1884–1939) — советский художник. В 1910 и 1911 годах получал заграничные командировки от Академии художеств и дважды жил на Капри. В 1910 году Бродским был написан портрет М. Горького.

Все Ваши открытки получены… — И. И. Бродский послал Горькому четыре иллюстрированных открытки-репродукции с произведений итальянских мастеров живописи и скульптуры.

…Юрий с сестрой… — Юрий и Екатерина Желябужские — дети М. Ф. Андреевой.

…если Вы будете посылать мне монеты… — Горький коллекционировал старинные монеты.

Илья Ефимович — Репин.

(обратно)

493

Датируется по письму В. Г. Короленко с предложением принять участие в коллективном протесте против применения смертной казни в России. Протест должен был быть опубликован в газете «Речь».

…гг. Гершензоны вопиют о пользе штыков… — Имеется в виду статья М. О. Гершензона «Творческое самосознание» в контрреволюционном сборнике «Вехи», где он благодарил царское правительство за то, что оно «своими штыками и тюрьмами» спасло буржуазную интеллигенцию «от ярости народной». Ленин писал, что сборник «Вехи» — «энциклопедия либерального ренегатства», «сплошной поток реакционных помоев, вылитых на демократию» (Сочинения, т. 16, стр. 107, 112).

…поведение «Речи» в деле с «Современным] миром»… — Имеется в виду статья К. Чуковского «Литературные стружки» — «Речь», 1910, 7 [20] марта, № 64, содержащая выпады против «Современного мира».

…письмо, явившееся в газетах… — М. Горький отвечает на следующее замечание в письме В. Г. Короленко: «Читал в газетах, будто Вы делаете некоторые шаги, чтобы вернуться на Волгу. Правда это?»

…в кантинах — винных погребках.

«Шпион» — «Жизнь ненужного человека».

Авдотья Семеновна—жена В. Г. Короленко.

(обратно)

494

Датируется по содержанию: М. Горький вернулся из поездки по Италии 9 [22] октября 1910 года.

Содома (псевдоним Джиованни Антонио Бацци, 1477–1549) — итальянский художник. В Сиене имеется ряд его картин и фресок.

Пинтуриккио (псевдоним Бернардино ди Бието Бьяджи, 1454–1513) — итальянский живописец. Самое крупное произведение его — роспись библиотеки при Сиенском соборе.

Перуджино (псевдоним Пьетро Ваннуци, 1445–1523) —

итальянский художник, учитель Рафаэля.

Palazzo Communale — дом городского управления.

Горелов Г. Н. (род. 1880) — советский художник, ученик И. Е. Репина.

Были у Гржебина? Получу я Серова? — Речь идет о картине

B. А. Серова «Солдатушки, бравы ребятушки! Где же ваша слава?», подаренной художником М. Горькому в 1905 году. Когда М. Горький уехал в Америку, картина оставалась в России. И. И. Бродский должен был ее получить через 3. И. Гржебина от Боткиных, у которых она хранилась.

(обратно)

495

Датируется по содержанию.

Прохоров Семен Маркович (1873–1948) — советский художник. Познакомился с Горьким летом 1910 года на Капри, где жил вместе с группой художников — И. И. Бродским, Я. М. Павловым, Н. П. Шлейным. Тогда же им был написан портрет М. Горького (хранится в Харьковском музее революции).

Маневич А. А. (род. 1882) — художник. Встречался с Горьким на Капри в конце октября 1910 года и писал его портрет.

Архипов А. Е. (1862–1930) — советский художник.

На выставку в Лондон… — Осенью 1910 года в Лондоне была открыта первая Русская художественная выставка; из произведений

C. М. Прохорова на выставке были представлены одна жанровая картина и три портрета, в том числе и портрет М. Горького.

Был я недавно в Сиене и Пизе… — М. Горький путешествовал по Италии с 18 сентября [1 октября] по 9 [22] октября 1910 года.

Исаак —И. И. Бродский.

(обратно)

496

…снимков с «Павлинов»… — с рисунка И. И. Бродского к ого картине «Сказка» (1910–1911).

…с новой картины и с моего портрета. — Возможно, речь идет о картине «Сказка» и о портрете, написанном И. И. Бродским летом 1910 года на Капри: Горький в плетеном кресле. Портрет находится в Музее Горького в Москве.

…галерея портретов русских писателей… — Возможно, имеется в виду издание: «Альбом. Галерея современных писателей». Бесплатное приложение к «Новому журналу для всех», СПб.

Любовь Марковна — жена И. И. Бродского.

…вышли книжки «Гольбейн», «Карло Дольчи»… — монографии С. Бенсюзанна «Гольбейн» и Дж. Гей «Карло Дольчи», изданы в серии «Художественная библиотека», 1910.

…я говорю о другом… — Повидимому, имеется в виду серия иллюстрированных монографий «Современное искусство», издававшаяся Н. И. Бутковской. В 1910 году в этой серии вышли: монография Н. Н. Врангеля, посвященная В. Э. Борисову-Мусатову, и Н. Н. Евреинова, посвященная бельгийскому художнику Ф. Poney.

…Прохорычу… — художнику С. М. Прохорову.

(обратно)

497

Датируется по содержанию

Бесстыдно и неукротимо реву, как только представлю себе его лежащим лицом в небо… — В ночь на 4 [17] ноября за границей распространилось ложное известие о смерти Л. Н Толстого. Газеты Парижа, Лондона, Рима и других городов вышли 4 [17] ноября с сообщениями о его смерти.

Написал Короленке… — Это неотправленное письмо, написанное под впечатлением известия об уходе Л. Н. Толстого и его смерти, Горький включил впоследствии в очерк «Лев Толстой» (см. в томе 14 настоящего издания, стр. 278–300).

Муромцев С. А. (1850–1910) — один из основателей кадетской партии, юрист, председатель 1-й Государственной думы. Умер 4 октября. В. И. Ленин в статье «Начало демонстраций» писал: «Смерть умеренно-либерального, чуждого демократии, председателя I Думы, Муромцева, вызывает первое робкое начало манифестаций» (В. И. Ленин, Сочинения, т 16, стр. 327).

Сейчас получено известие, что слух о смерти ложен. — Вечером 4 [17] ноября пришло опровержение ложного слуха о смерти Л. Н. Толстого, который в эти дни был тяжело болен. Л. Н. Толстой умер 7 [20] ноября 1910 года.

(обратно)

498

Датируется по сообщению в письме М. Горького М. М. Коцюбинскому 7 [20] ноября 1910 года: «Посылаю Вам на память «Встречу».

Надпись сделана на экземпляре пьесы, вышедшей отдельной книгой в издании И. П. Ладыжникова, Берлин (в этом издании пьеса вышла под заглавием «Дети»).

(обратно)

499

Датировано по почтовому штемпелю.

М[ария] Ф[едоровна] — Андреева.

Оксана — дочь М. М. Коцюбинского.

Получены четыре листа Вашей книги… — первого тома рассказов М. Коцюбинского в переводе на русский язык, печатавшегося в издании «Знание»; I и II тт. рассказов М. Коцюбинского вышли в 1911 году.

В. Г. Короленко прислал мне «Записки»… — Первая часть «Истории моего современника» вышла отдельным изданием в 1909 году в изд. журнала «Русское богатство».

Был взорван «бегством» Льва Николаевича… — то есть «уходом» Л. Н. Толстого из Ясной Поляны 28 октября 1910 года (см. очерк М. Горького «Лев Толстой» в томе 14 настоящего издания).

«Кожемякина» осторожненько пишу. — Повесть «Жизнь Матвея Кожемякина».

Посылаю Вам на память «Встречу»… — «Встреча» — первоначальное название пьесы М. Горького «Дети».

Рекомендую вниманию Вашему книжку Алексея Толстого… — А. Н. Толстой, Сочинения, книга I, издание «Шиповник», СПб. 1910.

…«Знание» прислало Вам Сургучева и Шмелева? — Имеются в виду изданные в 1910 году товариществом «Знание» книги: Илья Сургучев, Рассказы, т. I, 1910, и Ив. Шмелев, Рассказы, т. I, 1910.

…миниатюры Чирикова — в журнале «Вестник Европы», 1910, № 11, ноябрь, «Маленькие рассказы» Е. Чирикова: «Сирень», «Тяга», «Клад» — под общим заголовком «Цветы воспоминаний».

…нечто вроде белорусского гимна… — «Адвечная песня» Янки Купалы, переведенная в 1911 году М. Горьким (см. его статью «О писателях-самоучках» в томе 24 настоящего издания, стр. 135).

(обратно)

500

Датируется по содержанию и по ответному письму А. В. Амфитеатрова от 10 [23] ноября 1910 года.

(обратно)

501

Датируется по содержанию.

Умер вождь. — Л. Н. Толстой.

…взял книжку Р[усской] м[ысли]… — Рассказ М. М. Пришвина «Черный араб» опубликован в журнале «Русская мысль», 1910, № 11.

…скоро буду читать «Хаджи Мурата», «Отца Сергия», «Дневник» и множество других вещей… — произведения Л. Н. Толстого, изданные после его смерти.

(обратно)

502

Датируется по содержанию.

Печатается по тексту, опубликованному в сборнике «М. Горький. Материалы и исследования», т. I, изд. АН СССР, Л. 1934.

…скажите, чтобы непременно убрали жирный шрифт и — «постоянное сотрудничество»… — Это требование М. Горький выдвинул под влиянием В. И. Ленина. В письме от 9 [22] ноября 1910 года В. И. Ленин писал М. Горькому: «Сегодня читаю в «Речи» объявление о «Современнике», издаваемом «при ближайшем и исключительном (так и напечатано! неграмотно, но тем более претенциозно и многозначительно) участии Амфитеатрова» и при Вашем постоянном сотрудничестве… Журнал без направления — вещь нелепая, несуразная, скандальная ц вредная. А какое же направление может быть при «исключительном участии» Амфитеатрова?» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 34, стр. 380–381). Позднее, в августе 1911 года, М. Горький порывает с «Современником». В 1912 году, когда А. В. Амфитеатров отказался от редактирования «Современника» и редактором его сделался Е. А. Ляцкий, М. Горький снова стал участвовать в этом журнале. С осени 1912 по май 1913 года М. Горький входил в состав редакции «Современника», пытаясь изменить направление журнала.

(обратно)

503

Датируется на основании письма Ф. И. Калинина (партийная кличка — Аркадий) от 7 [20] октября 1910 года с приглашением читать лекции в школе.

Печатается по машинописной копии (Архив А. М. Горького), сверенной с текстом письма, опубликованным в отчете школы.

…тронут Вашим письмом… — В письме Ф. И. Калинина была высказана просьба от имени слушателей школы в Болонье, организованной группой «Вперед», прочесть ряд лекций по истории русской литературы.

В письме к А. В. Амфитеатрову (см. п. № 508 в настоящем томе) М. Горький объясняет свой отказ читать лекции слушателям школы в Болонье нежеланием иметь дело с «впередовцами».

B. И. Ленин писал М. Горькому из Парижа 21 декабря 1910 [3 января 1911] года: «Получил из Болоньи приглашение ехать в школу (20 рабочих). Ответил отказом. Со впередовцами дел иметь не хочу. Перетаскиваем опять рабочих сюда» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 34, стр. 385). Свой отказ В. И. Ленин мотивировал в письме к слушателям школы от 20 ноября [3 декабря] 1910 года: «И направление, и приемы деятельности той группы, которая устроила школу на Капри и в Болонье, я считаю вредными для партии и несоциал-демократическими» (В. И. Лени н, Сочинения, т. 16, стр. 298).

(обратно)

504

Датируется по встречному письму А. В. Амфитеатрова от 10 [23] ноября 1910 года.

Что Вы его не любили — не удивляюсь… — Речь идет о Л. Н. Толстом. В письме к М. Горькому А. В. Амфитеатров писал о своем отношении к Л. Н. Толстому.

Ехать мне в Специю — нет возможности… — Амфитеатров приглашал М. Горького в Специю, куда должны были приехать другие члены редакции журнала «Современник».

Одних «жалоб», должно быть, три будет… — В цикл «Жалобы» входят четыре рассказа (см. в томе 10 настоящего издания).

…еще о «мимо идущих» людях рассказывать намерен… — Вероятно, речь идет о замысле цикла «По Руси» (1912–1917), который Горький предполагал первоначально озаглавить «Впечатления проходящего». В издании И. П. Ладыжникова рассказы этого цикла вышли под общим названием «Записки проходящего».

Да «Кожемякин» все еще. — В это время М. Горький работал над второй частью повести «Жизнь Матвея Кожемякина».

Да Соловьева читать надобно… — Вероятно, речь идет о труде

C. М. Соловьева «История России с древнейших времен».

Зангвиль Израэль (1864–1924) — еврейский писатель, родившийся и живший в Англии.

…провести параллель между «Детством-отрочеством» и «Записками современника»… — имеются в виду автобиографические повести «Детство» и «Отрочество» Л. Н. Толстого и «История моего современника» В. Г, Короленко (1-я часть вышла в 1909 году)

(обратно)

505

Датируется по ответному письму А. С. Черемнова от 26 ноября 1910 года.

«Крым» — цикл стихотворений А. С. Черемнова, напечатанный в XXXIII сборнике «Знания», 1910; «Белоруссия» — в XXXIV сборнике, 1911.

(обратно)

506

Датируется по встречному письму Сно (Снегиной).

Сно (Снегина) О. П. — писательница. В сборнике «М. Горький. Материалы и исследования», т. III, изд АН СССР, Л. 1941, стр. 60–61, данное письмо ошибочно адресовалось О. П. Руновой.

…книгу Вашу прочитал… — Речь идет о рассказах Сно (Снегиной) «Морошкино», «У обители» и др., которые вошли в книгу: О. П. Снегина, Рассказы, т. 1, СПб. 1911.

(обратно)

507

Датируется по дневнику К. П. Пятницкого.

…что скажешь Вам по поводу писем строгого человека Богданова? — К. В. Амфитеатров писал М. Горькому 21 ноября [4 декабря] 1910 года: «Получил вчера от А. А. Богданова письмо о школе в Болонье. Сия последняя для меня совершенный сюрприз, и, конечно, ничего ровно ни уму, ни сердцу не говорящий. Конечно, просят денег. Я отказал. Что такое «впередовцы» и почему я должен радоваться, что Ленин в чем-то и как-то там провалился с первою школою? Я всего этого не знаю. Когда Вы у меня были, то о школе мы говорили довольно много, но сих глубокомыслий как-то не коснулись, а Ленина, помнится, Вы мне очень хвалили» (Архив А. М. Горького).

…писать ему — я не могу… — Речь идет об А. А. Богданове.

И вообще с ними… — Имеются в виду «впередовцы».

…в школу я не поеду, о чем и заявил рабочим… — Речь идет о школе в Болонье и о письме М. Горького слушателям этой школы (см. п. № 503 и примечания к нему в настоящем томе).

Посылаю Вам новый рассказ Андреева… — Вероятно, имеется в виду рассказ Л. Андреева «День гнева».

Ауслендер С. А. (род. 1888) — писатель-декадент.

Садовской Б. А. (1881–1952) — писатель-декадент.

Цейтлин Н. С. — владелец издательства «Просвещение».

Ни о Короленке, ни — тем паче! — о Толстом писать не стану… — А. В. Амфитеатров просил М. Горького написать статью о В. Г. Короленко и А. Н. Толстом для журнала «Современник».

…о диком племени «манычаров»… — А. В. Амфитеатров писал М. Горькому о недостойном поведении третьестепенного литератора П. Д. Маныча и других литераторов, окружавших А. И. Куприна и пользовавшихся его именем для сбыта в редакции своих произведений.

…изображен Персей с головою медузы в руке и подписано: «Персиянин». — На обложке журнала воспроизведен снимок с картины Кунца Мейера «Персей».

Кнаус Людвиг (1829–1910) — немецкий художник В журнале «Пробуждение», 1910, № 21, на стр. 691 помещен снимок с его картины «Прощенные».

Дифенбах Карл-Вильгельм — немецкий художник, с 1900 года жил на Капри.

Сивачев М. — «На суд читателя. Записки литературного Макара». Выпуск I, М. 1910.

Потапенко И. Н. (1856–1929) — писатель.

Дорошевич В. М. (1864–1922) — журналист и театральный критик.

Сумбатов-Южин А. И. (1857–1927) — артист и драматург.

(обратно)

508

Датируется по содержанию.

…снова протестую… — См. п. № 502 и примечания к нему в настоящем томе.

…статьей Чуковского. — См. примечание к п. № 493 в настоящем томе.

(обратно)

509

Датируется по помете адресата.

Максимов Павел Хрисанфович (род. 1892) — советский писатель. В 1910 году юноша-конторщик Максимов послал М. Горькому на остров Капри свое первое письмо. С тех пор и до 1935 года продолжалась их переписка. Об отношениях М. Горького с Максимовым см. книгу последнего «О Горьком. Письма А. М. Горького и встречи с ним», Ростиздат, 1939; 2-е изд., 1946.

…Ключевского… — См. примечание к п. № 489 в настоящем томе.

Милюков П. Н. — Очерки по истории русской культуры, части 1–3, СПб. 1896–1903.

…недавно помер брат мой… — Двоюродный брат М. Горького Александр Михайлович Каширин умер 21 ноября 1909 года от тифа.

…о виллах и прочих пустяках… — В одной из реакционных газет того времени Максимов прочитал клеветническую статейку о «вилле Горького» и написал об этом М. Горькому в письме от 30 октября — 1 ноября 1910 года.

…за Ваш привет девочке — спасибо Вам. — В одном из журналов Максимов увидел фотографию М. Горького и его маленькой приятельницы — девочки-итальянки.

(обратно)

510

Датируется по ответному письму М. М. Коцюбинского от 19 декабря 1910 года [1 января 1911].

Книжку Вашу прочитал… — М. М. Коцюбинский, Рассказы, т. I, перевод Мих. Могилянского, издание товарищества «Знание», СПб. 1911.

(обратно)

511

Датируется по содержанию.

…сообщением о картине Серова! — Бродский сообщал, что им получена картина В. А. Серова, принадлежащая М. Горькому (см. примечания к п. № 494 в настоящем томе).

Илья Ефимович — Репин.

Валентин Александрович — Серов.

Аничкин — пишет плохо. — Начинающий писатель Дм. Аничкин посылал М. Горькому через посредство Бродского рукописи своих рассказов.

(обратно)

512

Печатается по тексту книги «Труды Самаркандского педагогического института», т. II, вып. 3, Самарканд, 1941.

Книги Рукавишникова у меня есть. — И. С. Рукавишников (1877–1930) — писатель-символист, автор романа «Проклятый род»

Пенаты — дача Репина в Финляндии.

Илья Ефимович — Репин.

Я хотел бы иметь снимок с портрета Морозова. — Речь идет о портрете Н. А. Морозова, написанном И. Репиным в 1910 году.

(обратно)

513

Датировано по содержанию.

Френкель Илья Львович (род. 1903) — советский поэт.

…посылаю тебе сказку… — В ноябре 1910 года семилетний И. Френкель написал М. Горькому: «Дорогой Максим Горький, все писатели русские умерли, только ты остался. Напиши мне сказку и. пришли мне. Твой Илюша». Горький ответил И Френкелю публикуемым письмом и послал ему сказку «Утро» (см. в томе 10 настоящего издания).

(обратно)

514

Датируется по содержанию.

М[ария] Ф[едоровна] — Андреева.

Хочется видеть Вас… — К. С. Станиславский приехал к Горькому на Капри 17 февраля [2 марта] и пробыл до 20 февраля [5 марта] 1911 года.

Мария Петровна — Лилина.

(обратно)

515

Датируется по почтовому штемпелю.

Печатается по тексту, опубликованному в книге «Труды Самаркандского педагогического института», т. II, вып. 3, Самарканд, 1941.

(обратно)

516

Датируется на основании указания, сделанного при первой публикации.

Печатается по машинописному тексту (Архив А. М. Горького). Опубликовано 25 января 1911 года на французском языке в газете «Юманите».

Пратель Аристид — французский журналист, сотрудник социалистической прессы.

…присоединяюсь к Вашему протесту против казни японских товарищей… — Речь идет о казни группы социалистов в Японии в конце 1910 года.

(обратно)

517

Датируется по письму Н. И. Иорданского от 10 января 1911 года, на которое М. Горький отвечает, и по содержанию.

Печатается по машинописной копии (Архив А. М. Горького). Иорданский Николай Иванович (литературный псевдоним Него-рев, 1876–1928) — редактор журнала «Современный мир» и член редакции «Звезды», меньшевик-партиец, с 1922 года — член Коммунистической партии.

Посылаю рукописи для «Современного мира» и для «Звезды»… — М. Горький послал: «Сказки», I и II (напечатано в газетах «Звезда», 1911, № 7, 29 января, и «Киевская мысль», 1911, № 29, 29 января), и статью «О писателях-самоучках» (напечатано в журнале «Современный мир», 1911, № 2, февраль).

«Звезда» — большевистская легальная газета, выходившая с 16 [29] декабря 1910 года по 22 апреля [5 мая] 1912 года — предшественница большевистской «Правды». До июня 1911 года в «Звезде» принимали участие меньшевики-партийцы, с которыми большевики находились тогда во временном блоке против ликвидаторов. 14 [27] мая 1911 года В. И. Ленин писал М. Горькому: «…со «Звездой» у нас порядочно неладов было и есть: у них нет линии, они боятся идти с нами, боятся идти с ликвидаторами, жмутся, пыжатся, колеблются… Я очень боюсь, что Иорданский непригоден для таких планов (ибо у него «свой» журнал и он будет либо тормозить, либо тянуть в «свой» журнал, оставляя его своим = полулиберальным)» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 34, стр. 390–391). С июня 1911 года «Звезда» повела под руководством В. И. Ленина последовательно большевистскую линию. В. И. Ленин приветствовал сотрудничество М. Горького в «Звезде». В феврале 1912 года он писал М. Горькому: «Очень и очень рад, что Вы помогаете «Звезде». Трудно нам с ней чертовски — и внутренние и внешние и финансовые трудности необъятны — а все же пока тянем» (Сочинения, т. 35, стр. 1). Ему же В. И. Ленин писал в феврале — марте 1912 года: «Великолепными «Сказками» Вы очень и очень помогали «Звезде» и это меня радовало чрезвычайно, так что радость — ежели говорить прямо — перевешивала грусть от Вашего «романа» с Черновыми и Амфитеатровыми… Брр! Рад, каюсь, что у них «лопается» (Сочинения, т. 35, стр. 2).

…статья Орловского… — Речь идет о статье П. Орловского (псевдоним В. В. Воровского) «Две матери», напечатанной в газете «Звезда», 1911, № 4, 6 января.

Петра Заломова, осужденного в 901 г… — Описка; надо: в 1902 году.

(обратно)

518

Датируется по помете адресата.

Корш и Кирпичников. — Имеется в виду «Всеобщая история литературы», под ред. В. Ф. Корша и А. И. Кирпичникова, т. 1–3, СПб. 1880–1888.

Пти де Жюльвиль… — Пти де Жюльвиль Луи, Иллюстрированная история французской литературы в XIX в., М. 1908.

Куно Франке… — «История немецкой литературы в связи с развитием общественных сил», СПб. 1904.

Скабичевского читать бесполезно… — К. М. Скабичевский (1838–1910) — литературный критик. М. Горький еще в 1900 году в статье «По поводу нового рассказа А. П. Чехова «В овраге» дал резко отрицательную оценку критическим статьям Скабичевского (см. том 23 настоящего издания, стр. 314, 444).

…Когана «Очерки по истории новой русской литературы»… — М. Горький имеет в виду книгу П. С. Когана «Очерки по истории новейшей русской литературы», тт. I–III, М. 1908, 1910.

…пришлю Вам Андреевича-Соловьева… — книгу Е. А. Андреевича «Опыт философии русской литературы», изд. «Знания», 1-е издание — 1905, 2-е издание — 1909 года.

(обратно)

519

Датируется по помете под статьей А. В. Амфитеатрова «Литературные впечатления («Современник», 1911, февраль), в которой опубликовано данное письмо: «3 февраля» (21 января по старому стилю) и по указанию автора статьи, что письмо М. Горького получено им «на-днях».

…книгу Родионова. — И. А. Родионов, автор черносотенной повести, клеветнически изображающей русский народ: «Наше преступление. Не бред, а быль. Из современной народной жизни» (с 1909 по 1911 год вышла в нескольких изданиях). В февральском номере «Современного мира» за 1911 год была помещена статья Е. Смирнова «Чье преступление», разоблачающая клеветнический характер этой книги, ее контрреволюционную сущность. Инициатива разоблачения повести Родионова принадлежала М. Горькому. В письме к М. К. Иорданской — издательнице журнала «Современный мир» — М. Горький писал в январе 1911 года, что считает долгом журнала поместить статью о реакционной книге Родионова. В своем письме Горький дал ряд конкретных указаний будущему рецензенту и просил, чтобы рецензия была помещена в одном номере с его статьей «О писателях-самоучках». М. К. Иорданская сообщила М. Горькому 16 февраля 1911 года, что рецензия на книгу Родионова ему выслана.

(обратно)

520

Датируется по предыдущему письму к И. И. Бродскому и по времени отъезда М. Горького с Капри в Париж — 29 января [11 февраля] 1911 года.

Печатается по книге: И И. Бродский, Мой творческий путь, изд. «Искусство», Л. — М. 1940, стр. 119.

Почему «вечная» сказка? — Бродский предполагал так назвать свою картину и просил совета в выборе названия.

Получил «Казаков»… — картина В. А. Серова «Солдатушки, бравы ребятушки! Где же ваша слава?» (см. примечание к п. № 491 в настоящем томе). Впоследствии эта картина была подарена М. Горьким Русскому музею в Ленинграде, где и хранится в настоящее время.

…и Вашего «Старика»… — картина И. И. Бродского.

«Фонтан» — картина И. И. Бродского «Фонтан в Риме» (1910). Переберусь скоро на новую квартиру… — М. Горький переехал с виллы «Spinola» на виллу «Serafina» в феврале 1911 года.

Какие символы Горелов-то пишет! — Речь идет о картинах И. И. Горелова, которые М. Горький ошибочно приписывал Г. Н. Горелову.

Илья Ефимович — Репин.

М[ария] Ф[едоровна] — Андреева.

(обратно)

521

Датируется по помете адресата.

Печатается по машинописной копии (Архив А. М. Горького).

Яблоновский А. А. (род. 1870) — либерально-буржуазный критик и публицист, фельетонист «Русского слова» и других буржуаз-

ных газет. Член редакции газеты «Киевская мысль». После Октябрьской революции — эмигрант.

«Киевская мысль» — газета, выходившая в Киеве с 1906 по 1918 год.

Посылаю очерк, написанный для «Звезды»… — Сказки I и II из цикла «Сказки об Италии», напечатанные в «Звезде», 1911, № 7, 29 января, стр. 1, и в газете «Киевская мысль», 1911, № 29, 29 января, стр. 2.

«О писателях-самоучках» — напечатано в журнале «Современный мир», 1911, № 2, февраль (см. в томе 24 настоящего издания).

Поступаев Ф. Е. (1879–1931) — пролетарский писатель, печатался преимущественно в 1900–1905 годах в газетах «Киевская мысль» и «Нижегородский листок».

«Общество для помощи писателям-самоучкам» — организовано не было.

«Ho[mun]c[ulus]» — псевдоним Д. И. Заславского (род. 1879), в то время — постоянного сотрудника «Киевской мысли», позднее — советского журналиста. «Homunculus» — воспроизводится предположительно. В машинописной копии имеются только три буквы: оставлены места для латинских букв.

Дрожжин С. П. (1848–1930) — крестьянский поэт-самоучка.

…кружка Травина… — См. примечание к п. № 449 в настоящем томе.

(обратно)

522

Печатается по тексту сборника «Труды Самаркандского педагогического института», т. II, вып. 3, Самарканд, 1941.

…Ваши «Сказания»… — В. И. Анучин, Сказания, СПб. [1905]. В 1911 году вышло 3-е издание этой книги.

…пьесу Измайлова. — Речь идет о пьесе В. К. Измайлова «Духа не угашайте». Произведения Измайлова изображают жизнь рабочих. См. сборник рассказов «Цветы жизни», СПб. 1908.

…шинтоизме у японцев? — Религиозные верования древней Японии, предшествовавшие буддизму и конфуцианству, представляли собой разновидность шаманизма и носили название «синто» или «шинто» (путь богов).

…статью Полевого в «Московском телеграфе»… — Речь идет о статье И А. Полевого «Новый живописец общества и литературы», о втором ее разделе: «Удивление» («Московский телеграф», 1829, № 24). Н. А. Полевой — родом сибиряк.

О какой сибирской поэме Ершова говорит Потанин? — П. П. Ершов — писатель-сибиряк, автор «Конька-Горбунка», речь идет о поэме «Сузге».

Уайльда о лжи и о критиках я тоже прочитал. — Речь идет о «Диалогах» Оскара Уайльда: «Упадок лжи» и «Критик как художник».

(обратно)

523

Датируется по времени приезда В. С. Миролюбова на Капри.

Тренев Константин Андреевич (1877–1945) — советский писатель О своих отношениях с М. Горьким К. А. Тренев писал в статьях «Великий учитель» («Молодая гвардия», 1936, № 8, август), «Из прошлого» («Литературная газета», 1946, № 22, 25 мая) и др.

…пьеса Ваша… — Речь идет о первой пьесе К. А. Тренева «Дорогины» (первоначальное название «Отчего порвались струны»). Пьеса была напечатана в журнале «Заветы», 1912, № 3 (июнь).

(обратно)

524

Датируется по ответному письму К. С. Станиславского.

…посылаю Вам обещанный рисунок — сцены пьяного… — Речь идет о сценарии М. Горького, предназначенном для театральной импровизации. Идея импровизации как коллективного создания пьес силами самих актеров была развита М. Горьким в беседах и в переписке с К. С. Станиславским и получила применение в работе Студии Художественного театра. Сценарий — «Сцена пьяного» — опубликован в сборнике «Русские классики и театр», «Искусство», 1947, стр. 372–374.

…познакомили меня с работой Вашей неугомонной, красивой мысли. — К. С. Станиславский ознакомил М. Горького на Капри с первоначальными набросками своей «системы» (см. письмо К. С. Станиславского М. Горькому от 10 февраля 1933 года — «Ежегодник МХАТ за 1943 год», 1945, стр. 222–223).

(обратно)

525

Датировано по почтовому штемпелю.

Оксана — дочь М. М. Коцюбинского.

А у Вас до 87-й статьи дошли? — Имеется в виду 87-я статья 1-го отдела Собрания узаконений Российской империи, издание 1906 года, предоставляющая широкие возможности для произвола властей в местностях, объявленных на военном положении или на «положении исключительном».

(обратно)

526

Датируется по содержанию.

…встреча с Вами… — Речь идет о приезде К. С. Станиславского на Капри в феврале 1911 года.

Маруся — М. Ф. Андреева.

Огорчен был уходом М. Г. Савицкой… — Речь идет о смерти артистки Художественного театра М. Г. Савицкой, скончавшейся 27 марта 1911 года.

Напишу еще одну штучку… — нереализованный замысел пьесы М. Горького; сохранился лишь набросок (начало пьесы без заглавия—Архив А. М. Горького).

(обратно)

527

Датируется по почтовому штемпелю.

Рад, что Вы заметили Маркушу… — Маркуша — персонаж повести «Жизнь Матвея Кожемякина».

М[ария] Ф[едоровна]— Андреева.

(обратно)

528

Датируется на основании данных, сообщенных в публикации Печатается по тексту газеты «Челябинский рабочий», 1936, № 143, 22 июня. Письмо опубликовано в статье под названием «Двадцать пять лет назад» за подписью: «Валентина Матвеевна Григорьева — инспектор Челябинского областного управления сберкасс». В. М. Григорьева сообщает, что учитель русско-киргизской женской гимназии гор. Кустаная Тургайской области, посетивший с группой других учителей в 1910 году М. Горького на Капри, рассказал по возвращении своим ученицам о просьбе писателя собирать русские народные песни. Девочки записали много песен и частушек и послали их М. Горькому.

(обратно)

529

Датируется по встречным письмам Ф. И. Шаляпина.

…ты давно бы должен написать мне, как сам ты относишься к тем диким глупостям, которые содеяны тобою… — Речь идет об инциденте, происшедшем во время представления оперы «Борис Годунов» на сцене Мариинского театра в Петербурге 6 января 1911 года, когда хористы встали на колени перед присутствовавшим на спектакле царем. Находившийся в это время на сцене Ф. И. Шаляпин тоже опустился на колени. Ф. И. Шаляпин ответил М, Горькому большим письмом, в котором объяснил происшедшее тем, что он растерялся, не поняв смысла происходящего. Бывший в то время директором императорских театров В. А. Теляковский описал этот инцидент в своей книге «Мой сослуживец Шаляпин» («Academia», 1927, стр. 113–138).

(обратно)

530

Датируется по письму К. А. Тренева М. Горькому от 12 [25] июля 1911 года.

Здесь один из администраторов Художественного театра… — Н. А. Румянцев, гостивший у М. Горького на Капри

…пьесу Тренева… — «Дорогины».

(обратно)

531

Датируется по предыдущему письму М. Горького к В. С. Миро-любову.

Возвращаю рукопись Тренева — пьесу «Дорогины».

(обратно)

532

Датируется по помете адресата.

…узнал на ней место, где купался лет двадцать тому назад… — В 1891 году, во время своих странствий, М. Горький побывал в Святогорском монастыре, на Северном Донце.

(обратно)

533

Датируется по встречным письмам Ф. И. Шаляпина.

А видеться нам — нужно. — Свидание Ф. И. Шаляпина с М. Горьким состоялось во второй половине августа 1911 года на Капри. Шаляпин позднее писал об этой встрече: «Против своего обыкновения ждать своих гостей дома или на пристани, Горький на этот раз выехал на лодке к пароходу мне- навстречу. Этот чуткий друг понял и почувствовал, какую муку я в то время переживал.

Я был так растроган этим благородным его жестом, что от радостного волнения заплакал. Алексей Максимович меня успокоил, лишний раз дав мне понять, что он знает цену мелкой пакости людской».

(обратно)

534

Датируется по почтовому штемпелю.

Захаров И. Н. — в период переписки с М. Горьким был учителем.

Геродот — древнегреческий историк, прозванный «отцом истории» (ок. 484–425 гг. до н. э.).

Фукидид — древнегреческий историк (род. между 460 и 455 гг., ум. ок. 396 г. до н. э.).

Ливий — Тит Ливий, римский историк (59 г. до н. э. — 17 г. н. э.).

Тацит Корнелий — римский историк (ок. 55—117 гг. н. э.).

Моммзен Теодор (1818–1903) — немецкий историк древнего Рима.

Гиббон Эдуард (1737–1794) — английский историк, автор многотомного сочинения «История упадка и разрушения Римской империи».

(обратно)

535

Датируется по времени окончания М. Горьким третьей части «Жизни Матвея Кожемякина» и отправки ее В. С. Миролюбову.

Посылаю рукопись… — Речь идет о третьей части «Жизни Матвея Кожемякина».

«Кожемякин» пойдет со Шмелевым… — Третья часть повести М. Горького «Жизнь Матвея Кожемякина» и повесть И. С. Шмелева «Человек из ресторана» (М. Горький называет ее «Записками человека») были напечатаны в XXXVI сборнике «Знания», 1911.

Рассказ Язвицкого… — рассказ В. Я. Язвицкого «Белые вишни»

Удивительную штуку прислал костромской поп Леонид… — Священник Л А. Парийский, автор ряда очерков и рассказов, любитель-этнограф, присылал М. Горькому частями в течение лета и осени 1911 года свою рукопись «Тихое пристанище».

(обратно)

536

Датируется по упоминанию в письме В. С. Миролюбова к М. Горькому от 12 августа о получении четвертого рассказа из цикла «Жалобы».

Посылаю Вам рукопись на сентябрь… — В сентябрьском номере «Современника» за 1911 год был напечатан четвертый рассказ М. Горького из цикла «Жалобы».

Крашенинников Н. А. (1878–1941) — писатель.

…была О. Рунова… — писательница О. П. Рунова неоднократно обращалась к М. Горькому за литературными советами.

Сытин в Карлсбаде был… — Издатель И. Д. Сытин в марте 1911 года по приглашению М. Горького приезжал на Капри для переговоров по поводу издания журнала; М. Горький предполагал, что И. Д. Сытин согласится финансировать издание.

Криницкий послал свою повесть… — Имеется в виду повесть Марка Криницкого (псевдоним М. В. Самыгина) «Молодые годы Далецкого». Повесть печаталась в журнале «Новая жизнь», 1911, №№ 7–9.

Лев Шестов — псевдоним Л. И. Шварцмана, философа и литературного критика реакционно-идеалистического направления, впоследствии — белоэмигранта.

…рукопись Романова… — Рассказ П. С. Романова «Отец Федор» был напечатан в июльском номере «Русской мысли» за 1911 год.

(обратно)

537

Датируется по помете адресата.

…Вы похожи на Башкина. — Башкин В. В. (1880–1909) — писатель.

Вы говорите: «Не видал Окурова…» — Речь идет о городах такого типа, который изображен в повести М. Горького «Городок Окуров», 1909.

…от «белой кобылы», упавшей с небес, как у Глеба Успенского. — М. Горький имеет в виду эпизод из очерка Г. Успенского «Иван Ермолаевич», входящего в цикл «Крестьянин и крестьянский труд» (см. Г. Успенский, Поли. собр. соч., Изд. АН СССР, т. VII, 1950, стр. 17–18).

Фофанов К. М. (1862–1911) — поэт, один из предшественников символизма.

Вербицкую — тоже можно не читать… — А. А. Вербицкая (1861–1928) — буржуазная писательница.

Вебера… — —Вебер Георг. М. Горький имеет в виду одно из изданий его многотомной «Всеобщей истории».

Моммзена — «Историю Рима»… — Моммзен, Римскач история, тт. I–II, 1858–1861.

…Белоха… — Ю. Белох, История Греции, М. 1905.

…Ренана… — Э. Ренан, История израильского народа, чч. I–IV, СПб. 1907.

Элизе Реклю — Реклю Жан-Жак-Элизе, Земля. Описание чудес жизни земного шара (с картами и гравюрами), перевод на русский язык т. I, СПб. 1867, т. II, 1882, издание с дополнениями под ред. Рубакина, СПб 1895.

…Тейлора… — Э. Тейлор, Первобытная культура, т. I, СПб. 1872, т. II, 1873.

…Липперта, тоже «История культуры». — Юлиус Липперт, История культуры, СПб. 1903.

…роман Алексея Толстого… — «Две жизни», альманах «Шиповник», кн. XIV–XV, СПб. 1911.

(обратно)

538

Датируется по упоминаемым письмам М. Криницкого и В. В. Муйжеля.

«Новая жизнь» — ежемесячный журнал, выходивший в Петербурге с декабря 1910 года (редактор-издатель В. И. Кругликов). В апрельском номере журнала за 1911 год была опубликована третья сказка из «Сказок об Италии» Горького.

Винниченко еще не получил… — В. С. Миролюбов сообщал М. Горькому о посылке ему рукописи романа В. К. Винниченко «На весах жизни».

Что же написать о 7-й книжке?.. «Манифест» — конечно — излишен. — В июльском номере «Современника» была напечатана редакционная статья, характеризующая направление и программу журнала.

…поместить рассказ мой в сентябрь. — Речь идет о четвертом рассказе из цикла «Жалобы», опубликованном в сентябрьской книжке «Современника» за 1911 год.

…о тождестве Марка Васильева с Г. А. Лопатиным… — В. С. Миролюбов написал в своем письме от 3(16] августа о сходстве персонажа третьей части повести «Жизнь Матвея Кожемякина» Марка Васильевича с революционером-народником Г. А. Лопатиным.

(обратно)

539

Датируется по предыдущему письму.

Сочинение Винниченко… — Письмо посвящено разбору реакционного романа украинского писателя, буржуазного националиста В. К. Винниченко «На весах жизни». Имея в виду другое произведение В. К. Винниченко — его роман «Заветы отцов», В. И. Ленин писал в 1914 году: «В «Речи» про роман сказано, что подражание Достоевскому и что есть хорошее. Подражание есть, по-моему, и архискверное подражание архискверному Достоевскому. По одиночке бывает, конечно, в жизни все то из «ужасов», что описывает Винниченко. Но соединить их все вместе и таким образом — значит, малевать ужасы, пужать и свое воображение и читателя, «забивать» себя и его» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 35, стр. 107).

…ни Маркевич, ни Клюшников, ни Крестовский, и даже сам Дьяков-Незлобин… — Имеются в виду произведения реакционных писателей, клеветнически изображавших русских революционеров: «Чад жизни» (1889) Б. М. Маркевича, «Марево» (1878) В. П. Клюшникова, «Панургово стадо» (1869) В. В. Крестовского, «Кружковщина» (1879) А. Незлобина (А. А. Дьякова).

«Царь! Помни про афинян». — Эта фраза приписывается персидскому царю Дарию I Гистаспу, потерпевшему в 490–492 гг. до н. э. поражения в боях с Афинами. Он приказал своим слугам ежедневно напоминать ему этой фразой о разгроме персов афинянами.

Платон Каратаев — персонаж романа Л. Н. Толстого «Война и мир».

Иван Ланде — персонаж рассказа М. Арцыбашева «Смерть Ланде».

«Капитал» — К. Маркса.

«Исторические письма» — теоретика народничества П. Л. Лаврова (Миртова).

«Что делали в романе «Что делать?» — Речь идет о пасквиле на И. Г. Чернышевского, написанном М. П. Цптовичем (1879).

…«Нигилистов» Циона… — Речь идет о романе реакционного публициста И. Ф. Циона «Нигилисты и нигилизм» (1866).

(обратно)

540

Датируется по помете адресата.

…жду рукопись… — Речь идет о первых главах повести П. X. Максимова «Юность», которую он собирался послать М. Горькому на отзыв.

Штраус Давид-Фридрих (1808–1874) — немецкий философ, автор книги «Жизнь Иисуса», в которой он подверг критике христианскую религию с позиций буржуазного радикализма.

(обратно)

541

Датируется по содержанию и по сопоставлению с дневником К. П. Пятницкого.

Окулов. «Огга»… — очерк А. Окулова, напечатанный в «Современнике», 1912, № 2.

«Алексей Обухов». — Повидимому, речь идет о рассказе А. И. Окулова «Костя Обухов», который был послан М. Горькому автором в мае 1910 года.

Тараканову надо возвратить очерки. — Очерки И. Тараканова были напечатаны в июльском номере «Современника» за 1911 год («Один в природе») и августовском за 1912 год («Айне-Булак»),

Хорош Саур… — Н. Саур, Мать, «Современник», 1911, № 12.

Шмелев — загромоздил содержание рассказа… — Возможно, речь идет о рассказе «Стена».

(обратно)

542

Датируется по почтовому штемпелю.

…для создания «чистого» журнала нужны не только беллетристы… — В письме И. А. Белоусова шла речь о проекте создать «среди литературной разрухи, свистопляски… чистый журнал, главным образом для провинции». И. А. Белоусов начал издавать журнал под названием «Путь» с ноября 1911 года.

«Наш журнал» — журнал, выходивший в Москве под редакцией И. А. Белоусова в 1910–1911 годах.

(обратно)

543

Датируется по времени пребывания Ф. И. Шаляпина на Капри и по ответному письму А. В. Амфитеатрова от 5 [18] сентября 1911 года из Феццано.

У меня живет Федор… — Ф. И. Шаляпин жил на Капри с 28 августа [10 сентября] по 11 [24] сентября 1911 года.

«Борис» — опера Мусоргского «Борис Годунов».

Мне кажется, что этого человека нельзя отталкивать… — См. примечание к п. № 529 в настоящем томе.

Письмо Ваше очень огорчило его… — В письме к Шаляпину от 13 [26] января 1911 года Амфитеатров обвинял Шаляпина в верно-подданничестве и заявлял о прекращении знакомства с ним.

(обратно)

544

Датируется по содержанию и по ответному письму В. С. Миролюбова от 8 [21] сентября.

Пришвину скажите, что «Знание» ничего не имеет против издания его книги… — М. М. Пришвин прислал рукописи своих рассказов с предложением издать их в одном томе с недавно вышедшей книгой «Колобок». В 1912–1913 годах «Знание» выпустило два тома «Рассказов» М. М. Пришвина.

Как стоит дело с рассказами сибиряка Гребенщикова? — Речь идет о рассказах «В полях» и «Настасья», посланных М. Горьким В. С. Миролюбову для «Современника».

А с Давосом Вы от меня отвяжитесь… — В. С. Миролюбов приглашал М. Горького приехать в Давос (курорт в Швейцарии).

Испортили Столыпина… — Речь идет об убийстве П. А. Столыпина 1 [14] сентября 1911 года.

…никаких празднеств не удастся устроить… — Речь идет о готовившемся правительством ознаменовании 300-летия династии Романовых

(обратно)

545

Датируется по записи в дневнике К. П. Пятницкого о возвращении им рукописи В. К. Винниченко М. Горькому 8 [21] сентября 1911 года.

…рукопись Ванниченка. — См. примечание к п. № 539 в настоящем томе.

К[онстантин] П[етрович] — Пятницкий.

…с «Парижем» Каржанского. — Очерки Н. Каржанского «Париж», клеветнически освещавшие быт русских эмигрантов, были напечатаны в XXXIV сборнике «Знания», 1911.

…ввиду неожиданных происшествий… — Повидимому, речь идет об убийстве Столыпина.

В. И. Ленин в статье «Столыпин и революция» писал в октябре 1911 года: «Столыпин сошел со сцены как раз тогда, когда черносотенная монархия взяла все, что можно было в ее пользу взять от контрреволюционных настроений всей русской буржуазии. Теперь эта буржуазия, отвергнутая, оплеванная, загадившая сама себя отречением от демократии, от борьбы масс, от революции, стоит в растерянности и недоумении, видя симптомы нарастания новой революции» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 17, стр. 225).

Относительно Пришвина я уже писал Вам. — О предложении М. М. Пришвина издать книгу его рассказов (см. п. № 547 в настоящем томе).

У Вас есть книга Анучина. — Возможно, речь идет о книге В. И. Анучина «Сказания» (см. п. № 522 и примечание к нему в настоящем томе).

(обратно)

546

Датируется по времени пребывания Ф. И Шаляпина на Капри и по содержанию.

Буренин Николай Евгеньевич (род. 1874) — в период первой русской революции входил в боевую группу большевиков. В 1906 году по поручению большевистской партии сопровождал М Горького в Америку.

…по поводу Федорова преступления… — См. п. № 529 и примечания к нему в настоящем томе.

…начали министров портить. — Речь идет об убийстве Столыпина.

…Нине… — родственнице Н. Е. Буренина.

(обратно)

547

Датируется по сопроводительному письму (см. п. № 546 в настоящем томе).

Шума, поднятого вокруг Шаляпина… — См. п. № 529 и примечания к нему в настоящем томе.

М. Горький опасался, что газетная шумиха, вызванная инцидентом с Ф. И. Шаляпиным, возобновится по возвращении артиста в Россию. Этими опасениями и было продиктовано желание опубликовать настоящее письмо под названием «Письмо к другу» в русских газетах. В то же время М. Горький считал необходимым, чтобы с письмом-объяснением выступил сам Ф. И. Шаляпин. Ф. И. Шаляпин с письмом в печати не выступил, не было опубликовано и «Письмо к другу» М. Горького (см. п. № 551 и примечания к нему, а также п. № 566 в настоящем томе).

(обратно)

548

Датируется по содержанию и по встречному письму В. С Ми-ролюбова.

Сочинение Чапыгина — обидно плохо. — Рассказ «Смертный зов».

Посылаю хороший рассказ Ивана Егоровича… — Возможно, речь идет о рассказе И. Е. Вольнова «Как это было», напечатанном в «Современнике», 1912, № 7.

(обратно)

549

Датируется по дневнику К. П. Пятницкого.

К[онстантин] П[етрович] — Пятницкий.

…со стихами Городецкого не согласен… — Поэт С. Городецкий прислал в редакцию «Современника» несколько стихотворений. М. Горький приводит в письме цитату из его стихотворения «Поэт».

…со сборником «новых». — Возможно, речь идет о XXXV сборнике «Знания», куда вошли стихи Г. Лазариса, А. Черемнова, повесть А. Золотарева «На чужой стороне».

Бунин… заявил, что им написана для «Знания» повесть… — В XXXVIII сборнике «Знания», 1912, был напечатан рассказ И. А. Бунина «Захар Воробьев».

В книге Пришвина… — См. п. № 544 и примечание к нему в настоящем томе.

(обратно)

550

Датируется по помете адресата «30.IX.il» (н. ст.); дата отправления или получения — не установлено.

(обратно)

551

Датируется по времени отъезда Ф. И. Шаляпина с Капри 11 [24] сентября 1911 года.

В ноябре 1911 года Ф. И. Шаляпин писал М. Горькому о своем пребывании в Петербурге: «Сначала я поехал к Д. В. Стасову. Сообщил ему о том, что, может быть, в случае какого-нибудь скандала мне придется писать письма в газетах, на что он ответил совершенно отрицательно, говоря, что при современном шантаже этот шаг ничего хорошего не принесет, и в случае чего-нибудь хотел писать тебе об этом сам. Но, к счастью, ничего не произошло, и я пел первый спектакль Бориса Годунова, как обыкновенно, при переполненном театре и с огромным успехом…» Н. Е. Буренин, со своей стороны, писал М. Горькому 23 сентября 1911 года: «Был я у Дмитрия Васильевича [Стасова], говорил с ним, и порешили пока ничего не предпринимать и даже уговорить Федора Ивановича никаких писем в газеты не писать». У М. Горького это решение вызвало сомнения (см. п. № 566 в настоящем томе).

Д. В. Стасов (1828–1918) — брат В. В. Стасова, петербургский адвокат, был близок к музыкально-артистическим кругам.

(обратно)

552

Датируется предположительно, по времени публикации письма.

Печатается по оригиналу, посланному в редакцию журнала «Будущее» («L’avenir»).

Письмо написано в ответ на присылку политкаторжанами Александровской центральной тюрьмы М. Горькому миниатюрной модели наручников. Посылая письмо в редакцию газеты «Будущее» (опубликовано в № 1, 22 октября 1911 года), М. Горький указывал, что наименование тюрьмы, разумеется, не следует печатать. При опубликовании в «Будущем» и при последующих перепечатках письмо М. Горького было названо письмом «Каторжанам N-ской тюрьмы».

Из материалов, хранящихся в Архиве А. М. Горького, выясняется, что писатель послал это письмо на адрес одного иркутского ссыльного, который переслал копию письма в Александровскую тюрьму. Первая копия письма была перехвачена жандармами, и только вторая копия дошла до каторжан. Однако жандармы проследили, по какому адресу было послано письмо в Иркутск, и адресату, чтобы избежать ареста, пришлось бежать за границу. Из Парижа он написал М. Горькому 25 октября 1911 года о том большом впечатлении, которое произвело письмо писателя на каторжан.

(обратно)

553

Датируется по времени опубликования статей о М. Горьком в газете «Живое слово», № 31 (3[16] октября 1911 года), откликом на которые явилось данное письмо М. Горького, и по дате письма П. В. Мурашева, где подтверждается получение письма М. Горького: 13 [26] октября 1911 года.

В 31-ом № редактируемого Вами издания помещены, две заметки… — Речь идет о заметках П. Ордынского «В защиту изгнанника» и П. В. [Мурашева] «Заметки на полях», в которых предлагалось обратиться с петицией к царскому правительству о разрешении М. Горькому вернуться на родину.

Письмо М. Горького было опубликовано в газете «Живое слово», 1911, 24 октября [6 ноября], со следующим примечанием от редакции: «Редакция выражает сожаление по поводу помещенных заметок, но считает нужным сделать оговорки: заметки эти написаны под впечатлением телеграфных известий о тяжелой болезни М. Горького, и приводимые Горьким слова в кавычках взяты из письма читателя и не могут выражать мнения автора статьи или же тем более мнения редакции».

(обратно)

554

Датируется по встречным письмам Л. Н. Андреева.

Печатается по черновой машинописи, правленной М. Горьким (Архив А. М. Горького), послужившей источником для первой публикации в сборнике «М. Горький. Материалы и исследования», т. I, Изд. АН СССР, Л. 1934.

Зачеркнутые М. Горьким (?) красным карандашом места даны в угловых скобках. Письмо, очевидно, отправлено Л. Н. Андрееву с пропуском зачеркнутых мест.

«Тьма» — повесть Л. Андреева (альманах «Шиповник», кн. 2, СПб. [1907]).

«Мои записки» — повесть Л. Андреева (альманах «Шиповник», кн. 6, СПб. [1908]).

Несчастье нашей страны… — В настоящем письме, как и в некоторых других высказываниях М. Горького, содержатся ошибочные суждения о русском народе (см. примечание к п. № 488 в настоящем томе).

А потом ты послал телеграмму Ясинскому… — Телеграмма была послана Л. Н. Андреевым реакционному писателю И. И. Ясинскому в связи с его 40-летним юбилеем.

…с Луначарским согласен… — со статьей А. В. Луначарского «Тьма», опубликованной в сборнике «Литературный распад», 1908.

…жалко, что попал в руки Цейтлина. — Цейтлин Н. С. — владелец издательства «Просвещение», издававшего собрание сочинений Л. Н. Андреева.

Съезд… — В письме от 12 августа 1911 года Л. Н. Андреев писал М. Горькому о том, что только Горький может «…привести молодую литературу к революционному единству…». Для налаживания постоянной связи между М. Горьким, живущим за границей, и русскими писателями Л. Н. Андреев предлагает устроить писательский съезд.

К «Современнику» имею весьма отдаленное касательство… — В письме от 12 августа 1911 года М. Горькому Л. Н. Андреев писал, что дело объединения молодой русской литературы М. Горький пытается осуществить при посредстве журнала «Современник».

…в составлении «манифестов»… — Речь идет о статьях «От редакции» в журнале «Современник», 1911, №№ 1 и 7.

(обратно)

555

Датируется по ответному письму В. Л. Львова-Рогачевского от 18 октября 1911 года, в котором он пишет, что вчера получил письмо М. Горького, пересланное из Петербурга.

…после статей в 32 №-е… — См. примечание к п. № 553 в настоящем томе.

…«Кожемякина»… — «Жизнь Матвея Кожемякина».

(обратно)

556

Датируется по письму И. И. Ясинского от 27 сентября 1911 года, на которое отвечает М. Горький.

Ясинский Иероним Иеронимович (псевдоним — Максим Белинский, 1850–1931) — писатель реакционного направления.

…опубликования письма, посланного мною редакции журнала… — В сентябре 1911 года М. Горький заявил о своем отказе сотрудничать в журнале «Новая жизнь» ввиду того, что в этом журнале должна была печататься новая повесть Ясинского. В связи с этим Ясинский прислал М. Горькому письмо, обвиняя его в том, что он якобы «запретил» журналу печатать его повесть.

(обратно)

557

Датируется на основании переписки М. Горького с И. И. Ясинским (см. примечания к п. № 556 в настоящем томе).

Печатается по тексту журнала «30 дней», 1937, № 9.

Берлин Павел Абрамович (род. 1877) — публицист, был сотрудником журнала легальных марксистов «Жизнь», одним из редакторов журнала «Новая жизнь». После Октябрьской революции — эмигрант.

(обратно)

558

Печатается по тексту, опубликованному в журнале «30 дней», 1937, № 9.

(обратно)

559

Печатается по тексту газеты «Киевская мысль», 1911, № 299, 29 октября.

Макаров А. А. — В 1911–1912 годах министр внутренних дел, шеф жандармов.

(обратно)

560

Датируется по помете адресата.

…не беспокойтесь обо мне… — В ряде газет того времени появились телеграммы, в которых сообщалось об ухудшении здоровья М. Горького. Под их впечатлением П. X. Максимов написал М. Горькому тревожное письмо.

…как это сделала одна московская… газета… — Речь идет о статьях, напечатанных в газете «Живое слово» (см. примечания к п. № 553 в настоящем томе).

…о рукописи Вашей… — См. примечание к п. № 540 в настоящем томе.

(обратно)

561

Датируется по встречным письмам Л. Н. Андреева.

…жду твою повесть. — Речь идет о повести Л. Н. Андреева «Сашка Жегулев».

…как противна эта возня мертвых душ с Живым трупом… — Годовщина со дня смерти Л. Н. Толстого вызвала в буржуазной печати многочисленные толки о Л. Н. Толстом; среди откликов на его посмертные художественные произведения большое место занимали отзывы о пьесе «Живой труп».

(обратно)

562

Датируется по почтовому штемпелю.

(обратно)

563

Датируется по ответному письму А. В. Амфитеатрова от 27 октября [9 ноября] 1911 года.

…Вашим письмом. — А. В. Амфитеатров перечислял неудобства коллегиального руководства журналом и сообщал о своем решении взять журнал «всецело в свои руки».

…за «Каронина»… — Имеется в виду очерк «Писатель» («Современник, 1911, № 10, октябрь); позже в более полном виде опубликован под названием «H. Е. Каронин-Петропавловский» в книге М. Горького «Воспоминания», Берлин, издание «Книга», 1923 (см. в томе 10 настоящего издания).

(обратно)

564

Датируется по письму В. С. Миролюбова от 25 октября [7 ноября] 1911 года.

«К чему» и «зачем» пишете Вы… — В. С. Миролюбов писал М. Горькому: «К чему было затевать эту историю с Вод[овозо]вым? Зачем заставлять перебираться Чернова, чтоб перед подпиской заявить, что полновластным распорядителем желает быть один он — Амфитеатров?»

Я уже известил Александра] Валентиновича]… — См. предыдущее письмо.

Вик [тор] Михайлович]— Чернов, эсер, в то время сотрудник «Современника».

К[онстантин] П[етрович] — Пятницкий.

(обратно)

565

Датируется по содержанию и по встречным письмам П. В Мурашева.

Мурашев Петр Васильевич — критик и публицист, член редакции газеты «Живое слово», выходившей в Москве в 1911 году.

…я далек от желания «осуждать» Вас. — В данном письме М. Горький обращается к П. В. Мурашеву как к одному из членов редакции газеты «Живое слово». М. Горький протестует против заметок, напечатанных в № 31 (3 октября) «Живого слова» за 1911 год (см. примечание к п. № 553 в настоящем томе).

Заметка «Утра России» мне неизвестна… — Речь идет о заметке «Петиция о Горьком», напечатанной в газете «Утро России», 1911, № 227, 4 октября, и являющейся откликом на статью П. Ордынского в «Живом слове».

…Арцыбашев пародировал Куприна… — В письме к М. Горькому В. Л. Львов-Рогачевский указывал, что М. Арцыбашев во второй части своего романа«У последней черты» пародирует рассказ А. Куприна «Гранатовый браслет».

С Рогачевским я во многом не солидарен… — М. Горький имеет в виду критические обзоры современной литературы, которые помещал В. Л. Львов-Рогачевский в газете «Живое слово».

Ваша статья о Сивачеве… — Статья П. В. Мурашева «Жестокая книга» («Живое слово», 1911, № 22, 1 августа) была написана по поводу книги М. Г. Сивачева «Прокрустово ложе (Записки литературного Макара)», изд. «Современные проблемы», М. 1911.

Статья Завражного… — «Толпа и интеллигенция» (газета «Живое слово», 1911, № 10, 11 июля).

(обратно)

566

Датируется по письму Н. Е. Буренина от 23 сентября [6 октября] 1911 года, на которое отвечает М. Горький.

…что ты затеял «дело праздное»… — Н. Е. Буренин писал, что договорился с вокальным квартетом о поездке по заводам и сельским школам. В письме сообщалось, что некоторые считают это мероприятие «праздным делом».

…отговорив Федора от объяснения с публикою… — См. п. № 551 в настоящем томе.

(обратно)

567

Датируется по почтовому штемпелю-

Получил первый том собрания сочинений Ваших… — С. А. Венгеров, Собр. соч., т. I, Героический характер русской литературы, СПб. 1911.

(обратно)

568

Датируется по ответному письму К. А. Тренева от 17 [30] ноября 1911.

Печатается по тексту журнала «Молодая гвардия», 1936, № 8.

…Ваш хороший очерк… — рассказ К. А. Тренева «На ярмарке».

(обратно)

569

Датируется по содержанию: Ф. И. Шаляпин извещал М. Горького о своем успехе в «Хованщине» 15 ноября 1911 года.

Кончил «Кожемякина»… — Речь идет о IV части повести «Жизнь Матвея Кожемякина».

…Лидочка и Любовь Марковна… — дочь и жена И. И. Бродского.

«Мейстерзингеры» — опера Р. Вагнера «Нюренбергские мейстерзингеры».

Ганейзер — литератор Е. А. Ганейзер.

Если увидите Добужинского… — Художник М. В. Добужинский был на Капри в августе 1911 года.

М[ария] Ф[едоровна] — Андреева.

Cataldo, Carmela — повар и горничная.

(обратно)

570

Датируется по содержанию: художник В. А. Серов умер 22 ноября [5 декабря] 1911 года.

Посылаю стихи Лазариса… — Упомянутые в письме стихи Г. Ла-зариса в сборниках «Знания» не появились.

Леонтович В. М. — украинский литератор, знакомый М. Коцюбинского.

Рассказ Окунева, на мой взгляд, неудачен. — Речь идет о рассказе Я- М. Окунева «Степь», который был напечатан в журнале «Заветы», 1912, № 4.

Зачиная новый журнал… — Речь идет о журнале «Заветы».

(обратно)

571

Датируется по упоминанию о пребывании М. М. Коцюбинского на Капри (гостил у М. Горького в ноябре 1911 года).

Посылаю рукопись Коцюбинского. — В январской книге «Современника» за 1912 год был напечатан очерк М. М. Коцюбинского «Что записано в книгу жизни»; в №№ 1–3 (апрель — июнь) «Заветов» — его очерк «Тени забытых предков».

(обратно)

572

Датируется по письмам И. И. Ясинского к М. Горькому.

Марья Карловна — Куприна-Иорданская, издательница журнала «Современный мир».

«Под плащом сатаны» — роман И. И. Ясинского.

…не имея точного представления о среде… — о революционном подполье.

Бенштейн Н. А (псевдоним— Архипов, род. в 1880 г.) — издатель журнала «Новая жизнь» и один из его редакторов.

«Ежемесячные сочинения» — литературный журнал, издававшийся И. И. Ясинским в 1900–1902 годах в Петербурге.

Позвольте благодарить Вас за книгу, присланную Вами. — «Под плащом сатаны».

(обратно)

573

Датируется по содержанию.

«Сиенский собор» — стихи А. Блока.

…а два другие стихотворения — можно напечатать… — В XXXVIII сборнике «Знания» (1912) были напечатаны стихи А. Блока «Осень» и «Усталость».

К[онстантин] П[етрович]— Пятницкий.

Получили рукопись Гусева? — Речь идет о повести С. Гусева-Оренбургского «В глухом уезде», которая была напечатана в XXXVIII сборнике «Знания», 1912.

В[иктор] М[ихайлович] — Чернов.

(обратно)

574

Датируется на основании пометы К. П. Пятницкого о получении письма М. Горького о возвращении Миролюбову анонимной рукописи (19 декабря 1911 года).

Рукописей анонимных авторов я не стану читать. — В. С. Миро-любов послал М. Горькому, не указывая автора, рукопись контрреволюционного романа Ропшина (Б. Савинкова) «То, чего не было».

(обратно)

575

Овсянико-Куликовский Дмитрий Николаевич (1853–1920) — филолог, сторонник «психологического метода» в литературоведении и критике. В годы переписки с М. Горьким состоял членом редакции либерального журнала «Вестник Европы».

…могу поскорости прислать небольшой рассказ о долголетнем споре одного россиянина с богом. — Рассказ М. Горького с таким сюжетом неизвестен.

(обратно)

576

Датируется по встречным письмам К. А. Тренева.

Скучно — потому что материал, из коего Вы лепите фигуры, — сероват… — Речь идет о рассказе К. А. Тренева «На ярмарке».

…Пистоненко и Багрецов и Минуточка сделаны живо… — персонажи пьесы К. Тренева «Дорогины».

Печерский — Мельников П. И. (псевдоним Андрей Печерский, 1819–1883), писатель.

Левитов А. И. (1835–1877) — писатель.

«Благословен закон бренности…» — фраза из романа Б. Келлермана «Море».

(обратно)

577

Сургучев Илья Дмитриевич (род. 1881) — писатель, сотрудник либеральных журналов, после Октябрьской революции — эмигрант. В период участия в «Знании» был близок к демократическим литературным кругам. «Знание» издало два тома его рассказов.

…чтобы Ваша история с действительным губернатором… — И Д. Сургучев сообщал М. Горькому о своем выступлении защитником на суде в Ставрополе по делу, в котором был замешан ставропольский губернатор.

…не отразилась на губернаторе Вашей повести… — Имеется в виду повесть И Д. Сургучева «Губернатор», над которой он в то время работал Опубликована в XXXIX сборнике «Знания».

А Вашей маме — поклон почтительный за ее улыбку. — Ответ на сообщение И Д. Сургучева: «Приехала мать, и читал я ей Вашу сказку. Она ничего не сказала — и только гордо и молчаливо улыбнулась Хорошая, должен сказать, сказка, а стихи в конце просятся в музыку.» Речь идет о IX сказке из «Сказок об Италии», напечатанной в газете «Киевская мысль», 1911, № 301, 31 октября.

(обратно)

578

Рассказ — пришлю… — повидимому, «Хозяин».

Три Ваши книги получил… — «История русской интеллигенции», чч. 1–3 (Д. Н. Овсянико-Куликовский, Собр. соч., тт. VII–IX, СПб. 1910–1911).

…Ваши работы по мифологии… — «Основы мифов и ведаизма» (Д. Н. Овсянико-Куликовский, Собр. соч., т. VI, СПб. 1909).

…зачинается журнал в России… — журнал «Заветы».

…повесть Ивана Вольного… — «Повесть о днях моей жизни.» (см. очерк Горького «Иван Вольнов» в томе 17 настоящего издания).

(обратно)

579

Датируется по письму В. С. Мпролюбова от 5 [18] января 1912 года.

Повесть Лазаревского… — Рукопись Б. Лазаревского «Шура» была прислана М. Горькому в декабре 1911 года и отклонена им.

Сургучев написал вещь… — повесть «Губернатор».

(обратно)

580

Датируется по почтовому штемпелю.

Приписка к письму М. Ф. Андреевой и А. А. Стаховича, приглашавших К. С. Станиславского приехать на Капри.

(обратно)

581

Датируется по дневнику К. П. Пятницкого.

…посылаю рукопись — рассказ «Три дня». Рукопись была послана для «Заветов». Напечатана в журнале «Вестник Европы», 1912, №№ 4 и 5, апрель и май.

Как назван журнал? — Речь идет о журнале «Заветы».

Ивана Егорова надобно печатать… — Повесть И. Е. Вольнова «Повесть о днях моей жизни, радостях моих и злоключениях» была напечатана в «Заветах», 1912, №№ 1–4, 6, 8, 9.

…перевод Волховского… — Ф. Волховский переводил с украинского очерк М. М. Коцюбинского «Тени забытых предков». В этом переводе очерк был напечатан в «Заветах», 1912, №№ 1–3.

Рассказ Арцыб[ашева]…— «Деревянный чурбан», напечатан в X сборнике «Земля» за 1912 год.

Сургучев отдан Пятницкому. — Повесть И. Сургучева «Губернатор».

…одного или с Гусевым. — Имеется в виду повесть С. И. Гусева-Оренбургского «В глухом уезде».

(обратно)

582

Датируется по встречным письмам Р. В. Иванова-Разумника.

Печатается по тексту, опубликованному в сборнике «М. Горький. Материалы и исследования», т. III, Изд. АН СССР, Л. 1941, сверенному с черновым автографом.

Иванов Разумник Васильевич (род. 1878) (псевдоним Иванов-Разумник) — литературовед и публицист эсеровского направления.

В основной своей работе «История русской общественной мысли» (1906) он рассматривал историю русской общественной мысли как борьбу «внеклассовой», «внесословной» группы — интеллигенции — за «общественное и личное освобождение личности».

Настоящим письмом М. Горький ответил на просьбу Р. В. Иванова-Разумника принять участие в организуемом им журнале. В своем письме Иванов-Разумник указывал, что литературно-критическая часть журнала явится развитием его взглядов, изложенных в книгах «Литература и общественность», «Творчество и критика». Оценку М. Горьким мещанской, индивидуалистической, реакционной идеологии Иванова-Разумника см. также в письме к В. Чернову и В. С. Миролюбову (п. № 583 в настоящем томе).

…новый журнал — журнал «Заветы».

…свою и других авторов рукописи… — М. Горький послал для «Заветов» рукопись рассказа «Три дня», которую потом взял обратно, заменив ее рассказом «Рождение человека». Какие рукописи других авторов были посланы одновременно — не установлено.

В[иктор] М[ихайлович]— Чернов.

…в первом же №-е — журнала «Заветы».

…«благословен закон бренности» — фраза из романа Б. Келлермана «Море».

(обратно)

583

Датируется по сопоставлению с предыдущим письмом.

Печатается по тексту, опубликованному в сборнике «М. Горький. Материалы и исследования», т. III, Изд. АН СССР, Л. 1941, стр. 85.

Об участии Иванова… — об участии в журнале «Заветы» Р. В. Иванова-Разумника (см. примечания к п. № 582 в настоящем томе).

…рукопись мою прошу возвратить. — Рассказ «Три дня».

(обратно)

584

Печатается по тексту, опубликованному в сборнике «М. Горький. Материалы и исследования», т. I, Изд. АН СССР, Л. 1934.

…сомневаюсь в моем праве советовать Вам… — И. Д. Сургучев сообщал, что «представители левых групп» Ставрополя предложили ему баллотироваться в 4-ю Государственную думу, и спрашивал совета, как ему поступить.

Как назвать повесть? — Повесть И. Д. Сургучева была напечатана в XXXIX сборнике «Знания» под названием «Губернатор».

…секта «Красной смерти»… — раскольническая секта самосожжения.

…Терновская трагедия… — В 1897 году в тайном старообрядческом скиту близ села Терновское (район нижнего течения Днестра) добровольно умертвили себя, дав заживо похоронить, 25 фанатиков сектантов.

…читал «Сутту — Нипату», «Буддийские сутты»… — книги вышли в серии «Восточная библиотека». «Сутта — Нипата. Сборник бесед и поучений», М. 1899; «Буддийские сутты», М. 1900.

…читал Арнольда… — Э. Арнольд — автор книги «Свет Азии», 1893.

…Фильдинг — автор книги «Душа одного народа. Рассказ английского офицера Фильдинга о жизни его в Бирме», изд. «Посредник», М. 1902; издание 2-е, 1904.

…архиепископа Хрисанфа… — В. Н. Ретивцев (1832–1883), епископ нижегородский, автор книг по богословию, о котором М. Горький вспоминает в повести «Детство».

Басаргин — псевдоним критика А. И. Введенского. И. Д. Сургучев писал, что критики не поняли его рассказа «Жизнь», за исключением Басаргина из реакционной газеты «Московские ведомости».

Измайлов — А. А. Измайлов (1873–1921), реакционный критик, сотрудник «Биржевых ведомостей» и «Русского слова», неоднократно выступавший в печати против М. Горького.

(обратно)

585

Датируется по содержанию (Пражская партийная конференция проходила с 5[18] по 17[30] января 1912 года).

Печатается по хранящейся в Архиве неавторизованной машинописи письма с пометами рукой И. П. Ладыжникова.

Спасибо вам за доброе ваше письмо. — Группа участников Пражской конференции просила Горького приехать на конференцию.

Что касается до копеечной с.-д. газеты — это давняя моя мечта… — В. И. Ленин в письме к А. М. Горькому от 2 [15] сентября 1911 года из Парижа одобрил идею организации «газеты-копейки» и считал особенно своевременным ее издание в противовес попытке ликвидаторов издавать свою «газету-копейку» в Петербурге.

…желаю вам победы надо всем, что затрудняет правильный рост ума и воли нашей партии. — Пражская конференция имела величайшее значение в истории Коммунистической партии. Изгнав из партии меньшевиков, она «положила начало партии нового типа, партии ленинизма, большевистской партии» («Краткий курс истории ВКП(б)», 1946, стр. 139).

(обратно)

586

Лаптев Александр Николаевич (1890–1942) — учитель. В период переписки с М. Горьким (1909–1912) был начинающим писателем.

Рассказ Ваш я пока еще не пристроил… — Речь идет о рукописи рассказа «Васенька Боронин», который был послан М. Горьким В. С. Миролюбову (см. сборник «М. Горький. Материалы и исследования», т. III, Изд. АН СССР, Л. 1941, стр. 93).

(обратно)

587

Датируется по помете адресата.

Уайльд Оскар (1856–1900) — английский писатель-декадент.

Пшибышевский Станислав (1868–1927) — польский писатель-декадент.

Кранихфельд В. П. (1865–1918) — литературный критик и публицист, один из редакторов журнала «Современный мир».

…книжка Энгельмейера… — «Теория творчества», СПб. 1910.

…Мак-Кендрика и Снодграсса «Физиология органов чувств»… — вышла в издательстве Сытина, 1900.

Гессе… — Грассе Ж. Физиологическое введение в изучение философии, СПб. 1909. Гессе — описка Горького.

(обратно)

588

Датируется по почтовому штемпелю. Авторская дата «29/II — 912 г.» — ошибочна.

Харциев В. И. — преподаватель Елисаветградского общественного коммерческого училища, филолог и этнограф. Автор ряда статей в сборниках «Вопросы теории и психологии творчества».

Потебня А. А. (1835–1891) — литературовед и лингвист субъективно-психологического направления. М. Горький благодарит адресата за присылку книги Потебни «Мысль и язык» (1-е издание вышло в 1862 году).

«Историческая грамматика….» — Речь идет о книге Ф. И. Буслаева «Опыт исторической грамматики русского языка», М. 1858.

…в издании Лезина «Вапр[осы] теор[ии] и псих[ологии] творчества»… — непериодическое издание, выходившее в Харькове в 1907–1923 гг. (вышло восемь томов), кроме второго тома, изданного в Петербурге. Участники сборников (Б. Лезин, Д. Н. Овсянико-Куликовский, Е. В. Аничков, В. Харциев и др.) пропагандировали взгляды по вопросам психологии и языкознания, характерные для потебнианской школы.

(обратно)

589

Датируется по письму М. Горького к А. Н. Лаптеву от 16(29] февраля 1912 года.

…повесть печатать надо… — О какой повести идет речь, установить не удалось. В журнале «Заветы» № 1 (апрель) за 1912 год был напечатан рассказ М. Горького «Рождение человека».

…рассказ Лаптева. — См. п № 586 в настоящем томе.

…вроде скрывания Ропишна… — См. п. № 574 в настоящем томе. Лаврентьев И. Е. — сельский учитель, писатель-очеркист.

Грушевский М. С. (1866–1934) — украинский историк буржуазно-националистического направления.

…статью о самоубийцах… — «О современности» («Русское слово», 1912, № 51, 2 марта, и № 52, 3 марта).

…отзыв Токаревского… — воспоминания польского революционера Ш. Токаржевского о Ф. М. Достоевском, отбывавшем одновременно с ним каторгу.

(обратно)

590

Качалов Василий Иванович (1875–1948) — артист Московского Художественного театра.

Москвин И. М. (1874–1946) — артист Московского Художественного театра

Леонидов Л. М. (1873–1941) — артист Московского Художественного театра.

…между делом — сочиним пьесу! — См. примечания к пп. №№ 525 и 580 в настоящем томе.

Хорошо было бы, если б явился и сам чародей Константин Сергеевич… — Станиславский.

(обратно)

591

Датируется по ответному письму Д. Н. Овсянико-Куликовского от 4 марта 1912 года.

…второй раз читаю книгу Вашу… — «История русской интеллигенции».

«Три дня» — повесть М. Горького, впервые напечатана в журнале «Вестник Европы», 1912, №№ 4–5 (см. в томе 10 настоящего издания).

…романа, написанного арабом Георгием Зиданом? — Георгий Зейдан (1861–1914) — арабский писатель, автор ряда исторических романов. Его роман «Османский переворот», переведенный на русский язык Свиданом, не был опубликован.

(обратно)

592

Надпись на книге — повести М. Горького «Три дня», издание И. П. Ладыжникова, Берлин, 1912.

(обратно)

593

Датируется по письму В. С. Миролюбова от 7 [20] марта, в котором он просит сообщить адрес Г. В. Циперовича, М П. Павловича и др.

…Михаила Павловича… — Павлович М. П. — псевдоним экономиста М. Л. Вельтмана (1871–1929) В 1911–1912 годах — сотрудник «Современника»; после 1917 года — член Коммунистической партии.

Циперович Г. В. (1871–1932) — экономист. В 1912 году печатался в «Современнике».

К[онстантин] П[етрович] — Пятницкий.

В самоиздательском сборнике… — «Издательское т-во писателей. Сборник первый», СПб. 1912. Содержание сборника: И. Бунин, «Ночной разговор»; С. Сергеев-Ценский, «Медвежонок»; А. Н. Толстой, «Хромой барин»; И. Шмелев, «Пугливая тишина»; В. Брюсов, «Призраки»; В. Вересаев. «Из Гомеровых гимнов», «К пану», «Из Алкея и Сапфо»; А. Федоров, «Бетховен».

В[иктор] Михайлович] — Чернов,

«Народная семья» — двухнедельный иллюстративно-литературный народный журнал, издававшийся в Москве с 1911 года. В журнале принимали участие писатели из народа; В. Зарубин, Г. Завражный, М. Сивачев и др. В февральском номере журнала за 1912 год была напечатана статья Н. Афанасьева «По поводу очерка М. Горького «Писатель (Н. Е. Каронин-Петропавловский)».

«Утренняя звезда» — «Звезда утренняя» — еженедельная общественная, литературная и политическая газета, издававшаяся в Москве с 1910 года. В газете принимали участие писатели из народа: П. Травин, С. Дрожжин, М. Тихоплесец и др.

«Доля бедняка» — «народная литературная, политическая и сатирическая газета», издававшаяся в Москве в 1909–1914 годах. Редактором-издателем газеты был П. Травин.

(обратно)

594

Датируется по встречным письмам Л. Н. Андреева.

Печатается по тексту черновой машинописи (Архив А. М. Горького), послужившей источником для первой публикации в сборнике «М. Горький. Материалы и исследования», т. I, Изд. АН СССР, Л. 1934.

«Сашку» — читал. — Речь идет о романе Л. Н. Андреева «Сашка Жегулев».

Савицкий. — Руководил группой экспроприаторов в Черниговской губернии в 1906–1909 годах. Некоторые черты его биографии воспроизведены Л. Н. Андреевым в биографии героя романа «Сашка Жегулев».

Да, это ужасно печально, что нет Дамы Шуры… — Речь идет о жене Л Н. Андреева — А. М. Велигорской, умершей от родов 27 ноября 1906 года. «Дама Шура» — шутливое прозвище, данное ей М. Горьким.

(обратно)

595

Рубинштейн Борис Николаевич — работник издательства И. П. Ладыжникова в Берлине.

Против выпуска в продажу «Сказок» на немецком языке… — Имеются в виду «Сказки об Италии», вышедшие в издании И. П. Ладыжникова, повидимому, в апреле 1912 года.

…я хотел бы сделать русское издание особенно тщательным… — В течение лета 1912 года М. Горький редактировал «Сказки об Италии» для отдельного издания в России. Книга, подвергшаяся значительным цензурным сокращениям, вышла в России в конце 1912 года («Сказки», «Книгоиздательство писателей», М. 1913). В ноябре 1912 года «Сказки» вышли на русском языке и в издательстве И. Ладыжникова.

К осени я дам еще 10 «русских» сказок. — Первые десять «Русских сказок» (I, II, IV–XI по нумерации настоящего издания — см. в 10 томе) были написаны М. Горьким в январе — феврале 1912 года. Из предполагавшихся новых десяти сказок в 1912 году была написана одна.

(обратно)

596

Датируется по содержанию: М. Горький был в Париже весною (до 5 [18] апреля) 1912 года.

(обратно)

597

Датируется по встречным письмам Л Н. Андреева.

Печатается по тексту черновой машинописи (Архив А. М. Горького), послужившей оригиналом набора для первой публикации в сборнике «М. Горький. Материалы и исследования», т. I, Изд. АН СССР, Л. 1934.

Соловьев… — Речь идет о Владимире Соловьеве (1853–1900), реакционном философе и поэте.

Розанов В. В. (1856–1919) — писатель реакционного направления.

Говоря о культе Иуды, я не мог иметь в виду тебя… — Речь идет о статье М. Горького «О современности» («Русское слово», 1912, № 51, 2 марта, и № 52, 3 марта).

…я не премину отставить твоего Иуду в сторону… — Имеется в виду произведение Л. Н. Андреева «Иуда из Кариота».

Блок в «Знании»… — В XXXVIII сборнике «Знания», СПб. 1912, были напечатаны стихи А. Блока «Осень» и «Усталость». В апреле 1912 года В. С. Миролюбов прислал М. Горькому четыре стихотворения А. Блока — «Сусальный ангел», «Я коротаю жизнь мою», «Повеселись на буйном пире», «Ветр налетит, завоет снег», — предлагая выбрать два или три из них для сборника «Знания». Эти стихотворения были возвращены автору, за исключением двух — «Повеселись на буйном пире» и «Сусальный ангел», которые были напечатаны В. С. Миролюбовым в журнале «Заветы», 1912, № 2.

(обратно)

598

Книги Ваши пришли… — Речь идет о сборниках, составленных Е. А. Ляцким и снабженных его вступительными статьями: «Былины (Старинки богатырские)», изд. «Огни», СПб. 1911, и «Стихи духовные», изд. «Огни», СПб. 1912.

…предисловием ко второй части книги Келтуяла… — предисловие В. Я. Келтуялы к его «Курсу истории русской литературы. Пособие для самообразования», часть 1-я, книга 2-я, 1911. В этом предисловии утверждалось, что творцом былин был не народ, а «высший, правящий класс». М. Горький положительно оценивал 1-ю книгу 1-й части за представленный в ней фактический материал; идеи же Келтуялы, развитые им в предисловии ко 2-й книге, были определены М. Горьким как «вехистские», то есть соответствующие реакционным идеям ренегатского сборника «Вехи» (см. статью М. Горького «О русской интеллигенции и национальных вопросах» — перепечатана в сборнике «М. Горький, Материалы и исследования», т. I, Изд. АН СССР, Л. 1934).

…некоторыми суждениями по этому вопросу Д. Н. Овсянико-Куликовского… — М. Горький имел в виду книгу Д. Н. Овсянико-Куликовского «История русской интеллигенции», ч. II (Собр. соч., т. VIII, 1911), где был развит взгляд на народное творчество, сходный со взглядом Келтуялы.

(обратно)

599

Петр — описка М. Горького, надо: Павел.

…Вам пришлось пережить… — Речь идет о выступлении П. X. Максимова в окружном суде в качестве свидетеля. «Судьи спросили меня, откуда я набрался «таких» идей; я сказал, что моим учителем является А. М. Горький» (П. X. Максимов. О Горьком. Письма А. М. Горького и встречи с ним, Ростиздат, изд. 2-е, 1946, стр. 28).

(обратно)

600

Датируется по ответному письму В. С. Миролюбова от 20 апреля [3 мая] 1912 года.

Посылаю рукопись Вранова… — Перечисленные М. Горьким рассказы были отклонены В. С. Миролюбовым.

…«Случай из жизни Макара». — Рассказ был напечатан в XXXIX сборнике «Знания».

…о стихах Яшнова. — Стихи Е. Яшнова, присланные М. Горькому из Самары А. А. Смирновым (Треплевым), были возвращены В. С. Миролюбовым.

(обратно)

601

Датируется по письму В. С. Миролюбова от 23 апреля [6 мая] 1912 года, в котором он сообщает о посылке стихов А. Блока и просит выслать рукопись А. Г. Туркина.

Посылаю адрес для «Сибирской] жизни»… — адрес лица, на чье имя М. Горький просил переслать гонорар за перепечатку его «Сказки» в газете «Сибирская жизнь».

Стихи Блока переданы Пятницкому… — Стихи были отклонены «Знанием». Стихотворение «Сусальный ангел», критикуемое М. Горьким в этом письме, было опубликовано в журнале «Заветы», 1912, № 2.

У Яшнова… — См. п. № 600 в настоящем томе.

Рукопись Туркина у Пят[ницкого]. — Уральский писатель А. Г. Туркин (1870–1918) предложил издательству «Знание» свой рассказ «Разбудила земля». Рассказ был возвращен автору.

(обратно)

602

…в Сызрани в 911 году издан «Библиографический листок». — В издававшемся в Саратове журнале «Библиографический листок» помещена была статья С. Д. Соколова «Материалы для библиографического указателя литературы о Максиме Горьком», 1911, №№ 1–6, январь — июнь; продолжение — 1914, №№ 1–2, 1915, №№ 1–2.

Кальдерон Джордж (1868–1915) — английский критик и драматург. Его статья «Русская сцена», в которой дан анализ пьесы «Васса Железнова», напечатана в журнале «The Quarterly Review», 1912, № 432, стр. 21–42.

Кое-какие сведения обо мне имеются у В. Е. Чешихина-Ветринского. — Чешихин-Ветринский В. Е. (1866–1923) — литературовед, примыкавший к историко-культурной школе. До 1912 года Ветринский касался в одной из своих статей рассказа М. Горького «Коновалов» («Образование», 1897, №№ 7–8, стр. 320–322).

(обратно)

603

Датируется по почтовому штемпелю.

…«сказку»… — И. А. Белоусов был редактором-издателем журнала «Путь», где были напечатаны X и XI «Сказки об Италии» (в № 2 за 1911 год и в № 4 за 1912 год).

(обратно)

604

Приписка М. Горького к письму М. Ф. Андреевой А. И. Куприну от 20 мая [2 июня] 1912 года.

Боябез — «бульябес» — рыбное блюдо. Горький отвечает на письмо А. И. Куприна, рассказывающего о том, что он ест с рыбаками «бульябес».

(обратно)

605

Датируется по почтовому штемпелю.

…занят «Интернациональной лигою»… — Речь идет об объединении интеллигенции, организатором которого был немецкий физик В. Оствальд.

Демель Рихард (1863–1920) — немецкий поэт.

Читали Вы «Губернатора»? — повесть И. Сургучева.

«Заветы» — весьма огорчили меня… — Журнал «Заветы» напечатал контрреволюционный роман Ропшина (Б. Савинкова) «То, чего не было», после чего М. Горький порвал с этим журналом.

М[ария] Ф [едоровна] — Андреева,

(обратно)

606

Датируется по почтовому штемпелю.

(обратно)

607

…Вы нарушили данное мне обещание. — В. С. Миролюбов обещал М. Горькому не помещать контрреволюционного романа Ропшина «То, чего не было» в первой книжке «Заветов», где печатался рассказ М. Горького «Рождение человека». Уход М. Горького из «Заветов» был связан и с общим направлением журнала, которое все более определялось как эсеровское. Говоря в 1913 году о скатывании некоторых «народников» к ренегатству, В. И. Ленин привел пример: «г. В. Чернов в «Заветах» (Сочинения, т. 20, стр. 43).

Адрес Артемьева… — писателя В. К. Артемьева-Лисенко (род. 1873), автора книг «Стены и другие рассказы», Киев, 1910, и «Архаровцы и другие рассказы», Харьков, 1911.

(обратно)

608

Датируется по содержанию и по встречным письмам Л. Н. Андреева.

Печатается по тексту черновой машинописи, послужившей источником для первой публикации в сборнике «М. Горький, Материалы и исследования», т. I, Изд. АН СССР, Л. 1934.

…переписка только еще более запутает наши отношения… — Л. Андреев находил что переписка его с М. Горьким имеет общественное значение и должна продолжаться.

Жалко Стриндберга… — Шведский писатель Август Стриндберг умер 1 [14 мая] 1912 года.

(обратно)

609

Датируется по содержанию.

Печатается по тексту, опубликованному в журнале «Литературный современник», 1937, № 6, стр. 21.

Затрудняюсь ответить на Ваш вопрос… — И. И. Бродский спрашивал, будет ли М. Горький все лето на Капри и согласен ли он позировать ему.

…м. б., Станиславский… — В письме от 9 [22] января 1912 года М. Горький приглашал К. С. Станиславского приехать на Капри (см. п. № 580 в настоящем томе).

Каменские — пермский пароходчик В. М. Каменский и его жена О. А. Каменская.

За подарок Ваш — восторженно благодарю. — Речь идет об одном из итальянских этюдов И. И. Бродского.

Чепцов Е. М. (1874–1950) — художник.

…Федор, наверное, будет здесь. — И. И. Бродский сообщал о своем намерении написать групповой портрет М. Горького и Ф. И. Шаляпина.

(обратно)

610

Датируется по содержанию.

Горбатов К. И. — художник, бывший на Капри летом 1911 и летом 1912 года. В Музее А. М. Горького в Москве имеется его картина «Италия. Капри».

Piccola marina — название набережной на острове Капри.

Фалилеев В. Д. (1879–1943) — художник.

Monte Solaro — гора (в переводе «Солнечная гора»).

Карикатуры я посылаю Вам… — Речь идет о карикатурах художника В. Д. Фалилеева.

Поедете — гармонию захватите! — И. И. Бродский играл на гармонии.

(обратно)

611

Датируется по помете адресата.

Это не рассказ… — рассказ адресата «Женитьба».

«Перед смертью от ужаса мы»… — В письме к М. Горькому Максимов привел эту строку из стихотворения Шелли «О смерти».

Прусс Болеслав (1847–1912) — польский писатель.

Пасси Фредерик (1822–1912) — французский общественный деятель пацифист.

(обратно)

612

Письмо печатается по тексту книги «Труды Самаркандского педагогического института», т. II, вып. 3, Самарканд, 1941, сверенному с черновой машинописью (Архив А. М. Горького).

Мысль издать «Сибирский сборник»… — Ввиду того, что организация толстого журнала не могла быть скоро осуществлена, В. И. Анучин предложил один-два сборника «Знания» превратить в «Сибирский сборник».

…502 миллиона брошены ворам… — —6[19] июня 1912 года Государственная дума утвердила ассигнование 502 миллионов рублей на строительство флота.

…Кашинцев интересен — Ф. Н. Кашпнцев — сибирский поэт; речь, невидимому, идет о сборнике его стихов «Боли сердца» СПб. 1911.

Весьма любопытен… Тачалов. — И. Н. Тачалов — сибирский поэт, автор «Мрачной повести», опубликованной с предисловием М. Горького, изд. «Федерация», М. 1929.

Жаль, что Гребенщиков отклонился от своей работы… — М. Горький имеет в виду редакторскую деятельность Гребенщикова, отвлекавшую его от литературной работы.

Статья Изгоева — дрянцо… — Речь идет о статье кадетского публициста А С. Изгоева «На перевале. Смута в литературе и жизни» — «Русская мысль», 1912 кн. 4.

Недавно прочитал его «Восточные мотивы»… — Г. Н. Потанин, Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе, М. 1899.

«Легенды минусинских татар». — «Богатырские поэмы минусинских татар» — «Этнографический сборник», изд. Русским географическим обществом, вып. IV, СПб. 1858.

(обратно)

613

Печатается по тексту книги «Труды Самаркандского педагогического института», т. II, вып. 3, Самарканд, 1941.

…спасибо за потанинскую сагу… — См. Г. Н. Потанин, Сага о Соломоне (Восточные материалы по вопросу о происхождении саги), Томск, 1912.

…бунтарь-протопоп в Сибири проповедовал. — Речь идет о протопопе Аввакуме.

…в какой именно книге Крижанич… — Юрий Крижанич, Политичны думы (Русское государство в половине XVII века, Рукопись времен царя Алексея Михайловича.) М., 1859.

…как бы не сбиться на дорогу сибирского Лейкина. — Лейкин Н. А. (1841–1906) — мещанский писатель-юморист.

(обратно)

614

Назовите рассказы, которые Вы хотели бы издать. — В. А. Поссе просил в письме от 8 [21] июля 1912 года согласия М. Горького на издание книги его рассказов в виде приложения к «Жизни для всех».

…Горького хоронят рано… — В том же письме В. А. Поссе сообщал об отрицательной оценке критиками, в том числе Ю. Айхен-вальдом в статье «Литературные наброски» («Речь», 1912, № 171, 25 июня), рассказа «Случай из жизни Макара» и о том, что Короленко сказал по этому поводу: «Рано собрались хоронить Горького».

Семь лет зарывают его в землю… — Имеются в виду статьи реакционного публициста Д. В. Философова, появившиеся в 1904–1907 гг. и доказывавшие «конец Горького».

(обратно)

615

Датируется по времени пребывания М. Горького в Аляссио.

(обратно)

616

В пайщики я не пойду… — М. Горький отвечает на письмо В. В. Вересаева от 1 августа (ст. ст.) 1912 года, в котором В. В. Вересаев сообщает о проекте нового «Книгоиздательства писателей» и предлагает М. Горькому вступить в него пайщиком.

Рукописи на-днях вышлю Вам. — Речь идет о рукописях «Сказок» М. Горького, выпущенных отдельной книгой «Книгоиздательством писателей» в 1913 году.

…как отнесетесь Вы… к изданию сборников иноплеменной и областной литературы? — Такие сборники «Книгоиздательством писателей» изданы не были. В. В. Вересаев отвечал М. Горькому 2 сентября 1912 года: «Идея Ваша относительно инородческих сборников мне нравится, но теперь к сожалению, осуществить ее мы не в силах».

М[ария] Ф[едоровна] — Андреева.

(обратно)

617

Датируется по письму К. А. Тренева от 5 [181 августа 1912 года, на которое отвечает М. Горький.

Повесть Вашу я получил… прочитал ее и отправил В. С. Миролюбову. — В. С. Миролюбов в то время редактировал художественный отдел журнала «Заветы». Речь идет о повести К. Тренева «Владыка», напечатанной в «Заветах», 1912, № 7.

(обратно)

618

Печатается по машинописной копии, хранящейся в Архиве А. М. Горького.

Бланк Рувим Маркович — кадет, редактор журнала «Запросы жизни», выходившего в Петербурге с 1909 по 1912 год; в журнале сотрудничали кадеты, меньшевики-ликвидаторы «народные социалисты».

«Беспартийность» «3[апросов] ж[изни]»… — Характеристика М. Горьким политического направления журнала близка к той оценке, которую дали «Запросам жизни» В. И. Ленин и И. В. Сталин.

В. И. Ленин писал М. Горькому в августе 1912 года о «Запросах жизни»: «Странный, между прочим, журнал, — ликвидаторски-трудовическо-вехистский Впрочем, именно «бессословная реформистская» партия…» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 35, стр. 30).

И. В. Сталин в статье «Беспартийные чудаки», опубликованной 15 апреля 1912 года в большевистской газете «Звезда», разоблачил истинный характер политической платформы «Запросов жизни»: «Замазывание классовых противоречий, замалчивание борьбы классов, отсутствие физиономии, борьба с программностью, стремление к хаосу и смешению интересов — такова беспартийность… Именно такую позицию занимает «прогрессивный» журнал «Запросы жизни» (И. Сталин, Сочинения, т. 2, стр. 230).

…был огорчен очень Вашим указанием… — М. Горький отправил в редакцию «Запросов жизни» рецензию А. А. Золотарева на издания Брокгауза — Ефрона (повидимому, на «Библиотеку обществознания» — «Современное человечество», под ред. И. М. Бикермана). Редакция «Запросов жизни» воздержалась от публикации отрицательной рецензии А. А. Золотарева, причем Р. М. Бланк мотивировал это нежеланием портить отношения с издательством Брокгауза — Ефрона, являвшимся одним из главных пайщиков журнала. Рецензия была напечатана в журнале «Заветы», 1912, № 6.

«Невская звезда» — легальная большевистская газета, выходившая в Петербурге с 26 февраля [10 марта] по 5 [18] октября 1912 года.

(обратно)

619

Датируется по ответному письму Д. Н. Овсянико-Куликовского от 19 сентября [2 октября] 1912 года

Не знаю, как озаглавить мне очерки… — Речь идет о рассказах М. Горького, впоследствии включенных им в цикл «По Руси» (см. в томе 11 настоящего издания). В журнале «Вестник Европы» были опубликованы четыре рассказа: «Ледоход» под названием «Из впечатлений проходящего» (1912, № 12); «Женщина» и «Покойник» под заглавием «По Руси» с подзаголовком «Из впечатлений проходящего» (1913, №№ 1–2); «На пароходе» с подзаголовком «Из воспоминаний проходящего» (1913, № 5)

Константин Константинович — Арсеньев, редактор журнала «Вестник Европы».

(обратно)

620

Печатается по тексту книги «Труды Самаркандского педагогического института», т. II, вып. 3, Самарканд, 1941.

…прочитайте мой ответ на анкету «Украинской жизни»… — М. Горький, О русской интеллигенции и национальных вопросах— «Украинская жизнь», 1912, № 9.

Иосиф Иванов — Иванов И. А., секретарь редакции газеты «Сибирская жизнь».

(обратно)

621

Саша Черный (род. 1880) — поэт-сатириконовец, после Октябрьской революции — эмигрант.

(обратно)

622

В машинописной копии письма, полученной из архива В. В. Вересаева, есть примечание, сделанное, невидимому, адресатом: «Речь о великолепных горьковских «Сказках» из итальянской жизни, изданных «Книгоиздательством писателей» в Москве. Возникло много цензурных затруднений, и самые острые сказки пришлось выбросить».

…все сказки были напечатаны… — См. примечания к «Сказкам об Италии» в томе 10 настоящего издания.

…сказка о Тамерлане… — IX сказка.

Муравьев Н. К. — адвокат, выступавший в качестве защитника по политическим делам.

…музей по истории освободительного движения… — задуманный М. Горьким в 1912 году, осуществлен не был.

Махалов С. Д. — один из организаторов «Книгоиздательства писателей» в Москве.

(обратно)

href="#sect623" rel="nofollow noopener noreferrer">623

Не затронет ли ваших интересов Багдадская дорога… — Железнодорожная линия, соединяющая Босфор с Персидским заливом, являлась объектом упорной борьбы империалистических держав, орудием экспансии в странах Ближнего и Среднего Востока, Строительство Багдадской ж. д. началось в конце 80-х годов XIX века и закончилось в 1941 году.

…Вашу книгу о шаманизме — В. И. Анучин, Очерк шаманства у енисейских остяков, Изд. Академии наук, СПб. 1914.

Джемс Уильям (1842–1910) — американский психолог и философ, один из основоположников прагматизма, субъективно-идеалистического философского направления.

(обратно)

624

Датируется по письму М. Горького К. С. Станиславскому от 29 сентября [12 октября] 1912 года.

Румянцев Николай Александрович (1874–1948) — в то время артист и администратор Московского Художественного театра.

…делу, затеваемому Константином Сергеевичем. — Речь идет об опытах создания театра импровизации (см. примечание к п. № 524 в настоящем томе).

Т[атьяна] В[асильевна] Красковская — артистка Московского Художественного театра, жена Н. А. Румянцева.

(обратно)

625

(обратно)

626

Датируется по содержанию.

Бобровский Г. М. (род. 1873) — художник.

Чепцов Е. М. — В письме идет речь о его картине «Капри».

…Алексеича… — писателя А. А. Золотарева.

…Сергей Марков Прохоров… — описка, речь идет о Семене Марковиче Прохорове.

…этнограф Потанин, написал по поводу прохоровской живописи… — Речь идет о статье Г. Н. Потанина «Уймон на полотне» — газета «Сибирская жизнь», 1912, № 205, 14 сентября.

(обратно)

627

Датируется по письму Н. Иванова М. Горькому от 30 сентября [13 октября] 1912 года и письму М. Горького к Е. А. Ляцкому от 6 [19] октября 1912 года.

Иванов Николай — начинающий киевский писатель-фельетонист.

Я получил Ваши две вещицы… — В первом письме к Н. Иванову 19 сентября [2 октября] 1912 года М. Горький писал: «Позвольте предложить Вам попробовать Ваши силы на серьезной общественной и политической сатире. Желательно иметь небольшие очерки, которые могли бы печататься в отделе юмора и сатиры журнала «Современник», который ныне реформируется. Если Вы согласны — рукопись пошлите мне на Капри» («М. Горький, Материалы и исследования», т. I, Изд. АН СССР, Л. 1934 стр. 278).

…отправил… Ляцкому… — М. Горький писал Е. А. Ляцкому 6 октября 1912 года: «Посылаю две вещицы Ник. Иванова, мне они

не кажутся удачными: одна — под Горбунова, другая скучновата. От него можно требовать большего. Я известил его, что мне обе вещи не понравились и что я отправил их на Ваш суд» («М. Горький. Материалы и исследования», т. I, стр. 278).

…напоминает Горбунова… — Горбунов И. Ф. (1831–1895) — автор рассказов из быта крестьян и городского мещанства.

(обратно)

628

Печатается по тексту, опубликованному в книге С. Каракостова «Горький и болгарская литература», София, 1947. В Архиве А. М. Горького хранится неподписанная машинописная копия письма. Слова, взятые в квадратные скобки, восстановлены по этой машинописной копии.

В авторской дате допущена описка в указании старого стиля: «8—23 октября 1912 г.».

Тодоров Петко (1879–1916) — болгарский писатель.

…ввиду событий, развернувшихся на Балканах… — Речь идет о войне стран Балканского союза против Турции.

…полезно поместить статью Кристева в русской прессе. — Речь идет о статье «Новая болгарская литера1ура», напечатанной несколько позднее в журнале «Современник» (1912, №К° 11 и 12).

К. Кристев-Миролюбов (1866–1919) — буржуазный болгарский писатель, критик и литературовед. По определению М. Горького — «эстет, индивидуалист и основоположник «модернизма» в болгарской литературе» (М. Горький, Издалека. Статьи 1905–1916 гг., изд. 2-е, 1918, стр. 112).

Влайков — Тодор Влайков-Веселин (1865–1943) — болгарский писатель-реалист, представитель народнического направления в болгарской литературе. Замечание М. Горького по поводу характеристики творчества Влайкова в статье К. Кристева было частично учтено автором статьи.

волговатское восстание —1836 г., браиловское восстание — 1846 г. и виддинское восстание — 1850 г. — крестьянские восстания, направленные против турецкого владычества и греческого духовенства. Браиловским восстанием руководил известный болгарский революционер-демократ писатель Г. С. Раковский. Дата Браиловского восстания указана Горьким неточно. Оно происходило не в 1846, а в 1844 году. Все эти восстания были жестоко подавлены.

Ботев — Христо Ботев (1848–1876), болгарский революционный поэт. Речь идет о стихотворении X. Ботева «Прощание», которое начинается следующими строками:

(Перевод Л. Мартынова в сборнике X. Ботев, Избранное, Гослитиздат, М. 1948, стр. 31).

Страшимиров Антон (1872–1937) — болгарский писатель-демократ. Замечание М. Горького было учтено автором статьи.

…«демагоги… проходимцы нашей политики»… — Согласно совету М. Горького, эта фраза была исключена из текста статьи.

…Ваша пьеса «Строители». — Пьеса П. Тодорова «Строители» в журнале «Современник» не была напечатана.

«Денщик» — повесть Т. Влайкова-Веселина.

Славейков Петко (1827–1895) — болгарский поэт-демократ. Пенчо Славейков (1866–1912) — его сын, болгарский поэт-мистик и эстет. В статье «Издалека» М. Горький писал: «Славейков-отец, Ботев, Вазов создавали свои вещи просто «как бог на душу положит», как Дамаскин творил свои гимны жизни, Златоуст — свои обличения; для Пенчо Славейкова «художественная отделка его произведений становится важнейшей задачей». Разумеется, это почтенная задача, но едва ли именно она была «важнейшей» для таких художников, каковы Лопе де Вега и Кальдерон, Байрон и Шиллер, Гейне и Бальзак, не говоря о Толстом и Достоевском… Славейков мог создать только «Симфонию безнадежности», заставив «Дух человеческий» проклясть Прометея за его «роковой» дар людям» (М. Горький. Издалека. Статьи 1905–1916 гг., изд. 2-е, 1918, стр. 115).

Одновременно со статьей К. Кристева в журнале «Современник», 1912, № 11, была напечатана статья Горького «Издалека», в которой М. Горький подвергает резкой критике эстетско-формалистские взгляды К. Кристева на развитие болгарской литературы.

(обратно)

629

Датируется по помете на переводе письма на английский язык: «25. X. Capri. Italia» (Архив А. М. Горького).

Печатается по хранящемуся в Архиве А. М. Горького машинописному экземпляру с правкой М. Горького.

Сунь Ят-сен (1866–1925) — великий китайский революционер-демократ.

Мы, русские, хотим того же, чего вы уже достигли… — Китайская революция 1911–1913 годов свергла деспотическую маньчжурскую династию Цинов и установила республику.

Я обращаюсь к Вам, уважаемый Сунь Ят-сен, с просьбой написать статью… — для журнала «Современник», в редактировании которого М. Горький принимал тогда участие.

Я знаю Вашу статью в «Le mouvement Socialiste»… — Во французском журнале «Le mouvement Socialiste» (№ 243 за июль — август 1912 года) была напечатана статья Сунь Ят-сена «La revolution chinoise et les questions sociales», до этого опубликованная 11 [24] июля 1912 года в бельгийской социалистической газете «Le peuple». Статья эта появилась также в переводе на русский язык под названием «Социальное значение китайской революции» в большевистской газете «Невская звезда» (15 [28] июля 1912 года). В этом же номере «Невской звезды» В. И. Ленин опубликовал свою статью «Демократия и народничество в Китае» (см. В. И. Ленин, Сочинения, т. 18, стр. 143–149). М. Горький перепечатал статью Сунь Ят-сена в журнале «Современник» в отделе «Хроника заграничной жизни» («Современник», 1912, № 10).

(обратно)

630

Датируется по встречным письмам Ф. И. Калинина.

Печатается по машинописной копии, хранящейся в Архиве А. М. Горького.

Калинин Федор Иванович (1883–1920), партийная кличка — Аркадий, литературный критик и публицист. В период переписки с М. Горьким (1912–1913) был профессиональным революционером и жил в эмиграции (в Париже). В 1917 году возвратился в Россию, был членом коллегии Наркомпроса РСФСР и одним из руководителей «Пролеткульта».

Статью Вашу читал… — первая статья Ф. И. Калинина «Тип рабочего в литературе (Мысли рабочего)» — «Новый журнал для всех», 1912, № 9, сентябрь.

…вспомнив наш разговор… — Встреча М. Горького с Ф. И. Калининым произошла в Париже в феврале или апреле 1911 года или весною 1912 года.

Кроме Арцыбашева… — В статье «Тип рабочего в литературе» Ф. И. Калинин разбирает рассказ Арцыбашева «Рабочий Шевырев», указывая, что для Арцыбашева рабочий — «книга за семью печатями». В этой статье Ф. И. Калинин подчеркивает, что только М. Горький создал впервые в литературе правдивый образ рабочего-революционера.

…когда Вы напишете «Записки рабочего»… — По предложению редакции «Нового журнала для всех» Ф. И. Калинин начал писать статью «Записки рабочего», о чем сообщал М. Горькому в письмах 1912–1913 годов.

А двойные кандидатуры — позорище… — При выборах в 4-ю Государственную думу ликвидаторы с провокационной целью угрожали выдвинуть «двойные кандидатуры», то есть выдвинуть свои кандидатуры отдельно от большевиков. В статье «Накануне выборов в IV думу» В. И. Ленин писал: «И мы можем теперь дать полный ответ на шумливые выступления ликвидаторов, грозящих «двойными кандидатурами». Пустые угрозы, никого не трогающие! Ликвидаторы настолько разбиты и бессильны, что никакая помощь не оживит их. Они и думать не могут о том, чтобы выступить с «двойными кандидатурами»: если бы ликвидаторы сделали это, они получили бы жалкое, ничтожное до смешного количество голосов. Они знают и не сделают опыта» (Сочинения, т. 18, стр. 214).

…нам не столяры нужны… — В Париже Ф. И. Калинин работал в столярной мастерской.

(обратно)

631

Печатается по машинописной копии, хранящейся в Архиве А. М. Горького.

Приветствие послано в связи с 40-летием литературной деятельности Д. Н. Мамина-Сибиряка, отмечавшимся 26 октября [8 ноября] 1912 года.

(обратно)

632

Рассказ во Львов на-днях пошлю… — Рассказ для сборника, посвященного Ивану Франко в связи с 40-летием его литературной деятельности «Привiт Iванови Франкови в сороклiте його письменськой працi (1874–1914)». В этом сборнике, задержанном печатанием по условиям военного времени и вышедшем в 1916 году на украинском языке во Львове, был помещен рассказ М. Горького «Лука Чекин». Рассказ «Лука Чекин» под заглавием «Кража» появился ранее в большевистском журнале «Просвещение», 1913, № 6, июнь (см. в томе 14 настоящего издания).

Точно Адрианополь болгарами… — Имеется в виду осада болгарами города Адрианополь, начавшаяся 10 [23] октября 1912 года, в период Балканской войны.

Очень слежу за балканскими событиями… — Первая Балканская война началась 9 октября 1912 года между Турцией и странами Балканского союза (Болгарией, Сербией, Черногорией, Грецией).

Написал пять маленьких рассказов из прошлого… — Рассказы: «Ледоход», «Губин», «Женщина», «Калинин», «Покойник». Все они вошли в цикл рассказов «По Руси» (см. в томе 11 настоящего издания).

В Москве печатается книжка «Сказок»… — «Сказки об Италии» печатались тогда «Товариществом писателей» под заглавием «Сказки» и вышли в свет в конце 1912 года.

…повесть Алексеича… — повесть А. А. Золотарева «Во едину от суббот».

Статью для «Укр[аинской] жизни»… — «О русской интеллигенции и национальных вопросах» — «Украинская жизнь», 1912, № 9.

(обратно)

633

Печатается по тексту книги «Труды Самаркандского педагогического института», т. II, вып. 3, Самарканд, 1941.

Всему культурному миру известно, что Мильтон… — Мильтон Джон — автор «Потерянного рая», составил компилятивную записку «Краткая история Московии и других менее известных стран, лежащих на Восток от России даже до Китая». Отдельно она была напечатана по смерти Мильтона в 1682 году в Лондоне, затем в 1689 году в Амстердаме.

А относительно сибирской интервенции совсем сногсшибательно… — Проект интервенции (через Архангельск) и оккупации восточной России («все, что от р. Волги на восток») был составлен торговым резидентом, долго жившим в России, Джоном Мериком в 1612 году. Король Яков Первый в мае 1613 года «тронулся нежным состраданием к бедствиям московитов» (Смутное время) и одобрил этот проект, назначив комиссарами в Россию Джона Мерика и Вильяма Росселя.

…Шишков пишет большую вещь. — Повидимому, речь идет о повести В. Я. Шишкова «Тайга».

(обратно)

634

Датируется по письму М. С. Саяпина к М. Горькому от 6 [19] октября 1912 года и письму М. Горького к Е. А. Ляцкому от 28 октября [10 ноября] 1912 года.

Печатается по машинописной копии, хранящейся в Архиве А. М. Горького.

Саяпин Михаил Спиридонович — внук одного из основателей секты молокан. В письме от 28 октября [10 ноября] 1912 года к редактору журнала «Современник» Е. А. Ляцкому М. Горький писал: «Очерки Саяпина «Взыскующие града» — тоже весьма интересная работа» (Архив А. М. Горького).

Ваша рукопись чрезвычайно интересна… — Речь идет о рукописи очерков М. С. Саяпина «Взыскующие града», которую он послал М. Горькому для опубликования в сборниках «Знания».

(обратно)

635

Датируется по письму Ф. В. Гладкова М. Горькому от 3[16] ноября 1912 года.

Отрывок из письма печатается по тексту журнала «Прожектор», 1928, № 13, 25 марта.

Гладков Федор Васильевич (род. 1883) — советский писатель.

О своих отношениях с М. Горьким Ф. В. Гладков писал в статьях: «Максим Горький — мой учитель» («Прожектор», 1928, № 13, 25 марта), «Мой учитель и самый лучший друг» («Правда», 1932, № 266, 25 сентября) и др.

…в рукописи есть… — рукопись повести Ф. И. Гладкова «В изгнанья». Благодаря М. Горькому рукопись была принята в журнал «Заветы», но из-за цензурных препятствий напечатана не была. В переработанном виде под названием «Изгои» напечатана в альманахе «Наши дни», 1922, № 2.

(обратно)

636

Датируется по встречным письмам В. С. Миролюбова.

…письмо Туркина… — по поводу его рукописи «Разбудила земля» (см. примечание к п. № 601 в настоящем томе).

…рукопись Тренева… — повесть «Владыка».

(обратно)

637

Посылаю повесть Тимофеева «Сухие сучки». — Была напечатана несколько позднее в сборнике «Энергия», I, СПб. 1913.

…журнал не должен уклоняться… — «Современник».

…с нашим музеем. — Речь идет о собирании материалов для музея истории революционной борьбы, организация которого была задумана М. Горьким.

…«Красная» Беликовича… — Имеется в виду книга В. В. Беликовича «Красная книга», новеллы, СПб. 1913.

«Поздно» Драгейм… — И. Ф. Драгейм-Сретенская, Поздно. Повести и рассказы. Собрание сочинений, т. 2, СПб. 1912.

Узнайте мне адрес Ценского… — Речь идет о писателе С. Н. Сергееве-Ценском. С. Н. Сергеев-Ценский в журнале «Современник» не печатался.

Арефин — имеется в виду журналист С. Я. Арефин.

Тихонов В. А. — редактор журнала «Кругозор».

«День» — ежедневная либеральная газета (1912–1918).

…вышлю рецензии о Будищеве, Вагнере, поэтах. — Речь идет о рецензиях, написанных литератором А. А. Золотаревым.

…вышлю хронику. — Речь идет о «Хронике заграничной жизни», написанной М. Горьким и напечатанной в журнале «Современник», 1913, № 3.

Потресов А. Н. (1869–1934), псевдоним Старовер — один из лидеров меньшевиков, после Октябрьской революции — эмигрант.

…о ходе переговоров… — В середине октября Е. А. Ляцкий по поручению М. Горького начал переговоры об участии в журнале «Современник» Н. К. Муравьева и А. Н. Потресова. Однако Муравьев потребовал для себя руководящей роли в редакции. В письме к Ляцкому от 2 [15] ноября 1912 года (Архив А. М. Горького) М. Горький заявил, что он не желает, чтобы за его спиной в журнале пропагандировался меньшевизм.

Дописываю повесть. — Повидимому, повесть «Хозяин», над которой М. Горький работал с начала 1912 года (закончена весной 1913 года).

«Огни» издали стихи Садовского? — Речь идет о книге поэта-декадента Б. Садовского «Пятьдесят лебедей. Стихотворения 1909 1911 гг.», изд. «Огни», СПб. 1913.

«Книга о св. Франциске» — «Celano. Specylum. Fioretto», изд. «Огни», СПб. 1912.

(обратно)

638

Датируется по помете адресата.

Нарочитая наивность рассказа… — Имеется в виду рассказ адресата «Нечистая сила» («Деревенское»), Одного из персонажей этого рассказа звали Андреем Белым.

(обратно)

639

Датируется по встречным письмам Н. В. Канделаки.

Печатается по тексту, опубликованному в газете «Заря Востока», 1929, № 150, 4 июля, сверенному с машинописной копией (Архив А. М. Горького).

Канделаки Николай Васильевич — грузинский писатель и переводчик.

Я думаю, что могу быть полезен делу, затеянному Вами. — В 1912 году кружок грузинских писателей-переводчиков приступил к организации издания грузинской художественной литературы на русском языке. Руководитель кружка Н. В. Канделаки обратился к М. Горькому с просьбой принять на себя руководство первым изданием грузинской литературы на русском языке. Публикуемое письмо М. Горького является ответом на письмо Канделаки.

По предложению М. Горького издание должно было принять форму альманаха, который предполагалось выпустить в 1914 году. Империалистическая воина помешала осуществлению этого замысла.

…в ответе на анкету журнала «Украинская жизнь»… — Речь идет о статье М. Горького «О русской интеллигенции и национальных вопросах».

«О современности» — статья М. Горького, опубликованная в газете «Русское слово», 1912, № 51, 2 марта; № 52, 3 марта.

Я хорошо помню дни нашего знакомства… — В октябре — декабре 1905 года Н. В. Канделаки был членом кавказской боевой дружины, которая поддерживала связь между районами и взяла на себя личную охрану М. Горького. Дружинники прожили больше месяца на квартире М. Горького.

(обратно)

640

Недригайлов В. И. (1865–1923) — бактериолог, ученик И. И Мечникова.

«День» денег, разумеется, не прислал… — гонорар за сказку «Случай с Евсейкой», которую М. Горький по просьбе А. В. Амфитеатрова послал ему в начале декабря 1912 года для рождественского номера газеты «День» (напечатана в приложении к № 84 газеты «День» 25 декабря 1912 года).

Герману Александровичу… — Лопатину.

(обратно)

641

Сологуб (Тетерников) Федор Кузьмич (1863–1927) — писатель-декадент.

…фельетон мой о Смертяшкине… — Сказка III из серии «Русских сказок» (см. в томе 10 настоящего издания).

…в моей заметке о самоубийствах… — «Издалека». Напечатано в журнале «Запросы жизни», 1912, № 27, 6 июля.

…статей, посвященных ею Вашим книгам… — Жена Ф. Сологуба, А. Чеботаревская, публиковала в журналах статьи о Ф. Сологубе; под ее редакцией вышел сборник «О Сологубе. Критика. Статьи и заметки», СПб. 1911.

(обратно)

642

Датируется по содержанию.

Печатается по черновому автографу.

Ставицкий Ерофей Онисимович — в период переписки с М. Горьким был поваром.

(обратно)

643

Датируется по воспоминаниям адресата.

Печатается в отрывке по тексту, опубликованному в журнале «Сибирские огни», 1928, № 2. Полностью письмо не сохранилось.

(обратно)

644

Датируется по письму группы рабочих к М. Горькому.

Податели сего письма являются представителями группы рабочих… — В 1912 году рабочие мебельной фабрики Шмита обратились к М. Горькому с письмом, отрывок из которого цитирует М. Горький.

(обратно)

645

Датируется по помете неизвестного лица и по содержанию.

…Вашего письма касательно «впередовцев»… — Имеется в виду письмо В. И. Ленина М. Горькому от начала января 1913 года (В. И. Ленин, Сочинения, т. 35, стр. 42–44). М. Горький послал выдержку из этого письма А. Н. Тихонову, который работал в это время в беллетристическом отделе большевистской газеты «Правда».

…фельетоны Луначарского в газете «День» и фельетон его в «Киев[ской] мысли» — «Между страхом и надеждой»… — Фельетоны А. В. Луначарского появились в следующих номерах газеты «День»: «За границей» — 1912, № 1, 2 октября; «Кризис во французской школе» — 1912, № 3, 4 октября; «Дом Мольера» — 1912, № 23, 24 октября; «Парижские письма» — 1912, № 35, 6 ноября; 1912, № 51, 22 ноября; 1912, № 77, 18 декабря; 1913, № 4, 5 января; «Ромэн Роллан» — 1912, № 84, 25 декабря. Фельетон А. В. Луначарского «Страх и надежда» был напечатан в газете «Киевская мысль», 1912, № 357, 25 декабря.

В ответном письме В. И. Ленин писал М. Горькому: «Фельетон Луначарского «Между страхом и надеждой» меня, после Вашего рассказа, заинтересовал. Не могли ли бы Вы послать мне его, ежели у Вас свободен?..» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 35, стр. 46). В следующем письме В. И. Ленин благодарил М. Горького за присылку этого фельетона (В. И. Ленин, Сочинения, т. 35, стр. 58).

…собрали… на московскую газету… — Речь идет об издании легальной большевистской газеты в Москве; первый номер газеты под названием «Наш путь» вышел 25 августа [7 сентября] 1913 года.

Из всех планов и предположений… — В ответном письме В. И. Ленин писал Горькому: «Особенно порадовали меня в Вашем письме слова: «Из всех планов и предположений российской интеллигенции явствует с полной несомненностью, что социалистическая мысль прослоена разнообразными течениями, в корне враждебными ей: тут и мистика, и метафизика, и оппортунизм, и реформизм, и отрыжки народничества. Все эти течения тем более враждебны, что крайне неопределенны и, не имея своих кафедр, не могут определиться с достаточной ясностью».

Подчеркиваю слова, особо меня восхитившие. Вот именно: «в корне враждебны» и тем более, что неопределенны». (В. И. Ленин, Сочинения, т. 35, стр. 46).

«Кругозор» — ежемесячный литературно-политический журнал буржуазно-либерального направления, издававшийся в Петербурге в 1913 году. М. Горький был указан среди сотрудников журнала, но участия в нем не принимал.

«Север[ные] записки» — ежемесячный литературно-политический журнал, издававшийся в 1913–1917 годах в Петербурге.

Нам пора иметь свой журнал, но мы не имеем для этого достаточного количества хорошо спевшихся людей. — В ответном письме М. Горькому В. И. Ленин писал: «Второй части этой фразы я не принимаю. Журнал заставил бы спеться достаточное количество людей, будь журнал, будь ядро» (В. И. Лени н, Сочинения, т. 35, стр. 47).

…как думаете Вы о И. И. Степанове? — В ответном письме В. И. Ленин писал М. Горькому: «Вот Вы спрашиваете о Степанове (И. И.). Чем он оказался (а парень хороший, работяга, знающий и т. д.) в эпоху развала и шатаний? (1908–1911). Хотел мирить с впередовцами. Но ведь это значит, что шатался сам» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 35, стр. 46).

(обратно)

646

Датируется по помете на машинописном экземпляре письма, содержащем правку М. Горького, и по письму П. Н. Сурожского от 10 января 1913 года, на которое отвечает М. Горький.

Печатается по хранящемуся в Архиве А. М. Горького машинописному экземпляру с правкой автора.

Сурожский (Шатилов) П. Н. — писатель, печатался до революции в журналах «Нива», «Современник», «Заветы», «Летопись». После Октябрьской революции написал несколько книг очерков и рассказов, вышедших в издательстве «Молодая гвардия».

Рассказ Ваш хорош… — рассказ «Саша Таганков», который П. Н. Сурожский послал 10 января 1913 года на Капри М. Горькому; после исправлений, сделанных автором по совету М. Горького, рассказ был напечатан в журнале «Современник», 1913, № 3.

…он написан лучше — проще «Зм1я».„— Рассказ П. Н. Сурожского «Змий» был напечатан в журнале «Современник», 1912, Я» 9.

…попав к «братчикая»… — Имеются в виду сектанты.

(обратно)

647

Печатается по тексту книги «Труды Самаркандского педагогического института», т. II, вып. 3, Самарканд, 1941.

Рассказ Гл. Байкалова очень хорош. — Гл. Байкалов — псевдоним Ф. В. Гладкова, в то время начинающего писателя. Он дал для «Сибирского сборника» рассказ из быта каторжан «Трое в одной землянке».

Бахметьев В. М. (род. 1885) — советский писатель, в то время начинавший свою литературную деятельность; дал для «Сборника» ряд очерков «В горах Алтайских».

Гольдберг И. Г. — сибирский писатель.

Драверт П. Л. — поэт. Отдельно изданы: «Под небом Якутского края», Томск, 1911; «Стихотворения», 1913; «Сибирь», 1923.

Новоселов А. Е. — сибирский писатель, убит колчаковцами в сентябре 1918 года. Печатался в журнале «Летопись». Вышел ряд его посмертных сборников: «Беловодье», Барнаул, 1919, и др.

(обратно)

648

…на огорченное письмо Ваше… — письмо И. Д. Сургучева с протестом против редакторской правки его рассказа «Следы вчерашнего», опубликованного в январской книжке «Современника» за 1913 год.

Убит я Вашим письмом к Тихонову… — В журнале «Кругозор» (1913, № 1), издаваемом В. А. Тихоновым, было опубликовано письмо И. Д. Сургучева, в котором он писал о необходимости отправлять в заграничные командировки талантливых молодых писателей — подобно тому, как отправляют пенсионеров Академии художеств и лиц, оставленных при университетах.

(обратно)

649

Датируется по содержанию и по письму Ф. И. Шаляпина от первой половины февраля 1913 года, на которое отвечает М. Горький.

Печатается по черновому автографу.

М[ария] Валентиновна — Шаляпина.

Ты знаешь… что меня тревожит. — М. Горький выражает беспокойство относительно того, что будет предпринято Шаляпиным в связи с официальными торжествами по случаю трехсотлетия царствующего дома Романовых. В ответном письме от 19 апреля 1913 года Шаляпин сообщал, что он по болезни оставался в Берлине и спектакль «Жизнь за царя» шел без его участия.

(обратно)

650

Он обратится к Вам с делом… — А. Н. Тихонов должен был привлечь В. Г, Короленко к изданию задуманных М. Горьким «сословных» сборников, целью которых была характеристика социальной психологии отдельных классов и сословий на материале русской художественной литературы. Издание не состоялось.

(обратно)

651

Датируется по содержанию (М. М. Коцюбинский умер 12[25] апреля 1913 года).

Печатается по тексту, опубликованному в газете «Киевская мысль», 1913, № 106, 18 апреля.

Коцюбинская Вера Иустиновна — жена М. М. Коцюбинского.

(обратно)

652

Датируется по содержанию.

Печатается по тексту, опубликованному в газете «Киевская мысль», 1913, № 106, 18 апреля.

Шраг И. Л. — присяжный поверенный, член Черниговской земской управы.

Текст телеграммы М. Горького был написан на ленте, которую несли вместе с венками за гробом М. М. Коцюбинского.

(обратно)

653

Послал Вам очерк «На пароходе». — Напечатан с подзаголовком «Из воспоминаний проходящего» в журнале «Вестник Европы», 1913, № 5.

…рассказ о том, как убили человека… — повидимому, рассказ «В ущелье», напечатанный в газете «Русское слово», 1913, №№ 156, 157 и 158, 7, 9 и 10 июля.

…вероятно, и без меня достаточно утомил Вас шум разных слов и речей. — М. Горький имеет в виду юбилей Д. Н. Овсянико-Куликовского— 60-летие со дня рождения и 35-летие научной и литературной деятельности.

(обратно)

654

Первухина А.. Н. — сотрудница издательства «Знание». В письме к М. Горькому сообщала о своем намерении уйти из издательства. Отвечая А. Н. Первухиной, М. Горький советовал ей не отказываться от работы в «Знании», мотивируя свой совет желанием спасти дело, которое может быть общественно полезным (Архив

А. М. Горького),

Бо[голюбов] напрасно привезет сюда отчеты… — С П. Боголюбов, замещавший К. П. Пятницкого в «Знании», намеревался приехать к М. Горькому на Капри с отчетами по делам издательства. М. Горький отказался принять его, так как с конца 1912 года участия в делах «Знания» не принимал.

Трехсотлетие — царствования Романовых.

Е[катерина] И[вановна] — Ладыжникова.

…копию письма Туркина. — Письмо А. Г. Туркина М. Горькому от 23 марта [5 апреля] 1913 года содержало жалобу на К. П. Пятницкого, не отвечавшего на запрос Туркина по поводу его рукописи.

(обратно)

655

Печатается по тексту книги «Труды Самаркандского педагогического института» т. II, вып. 3, Самарканд, 1941.

Вы неразборчиво написали имя индийского атеиста… — Речь идет о Нагарджуне — авторе «Опровержения того мнения, что Вишну есть единственный творец всего мира». Санскритский текст и русский перевод Ф. Щербатского даны в «Записках Восточного отделения Русского археологического общества», т. 16, вып. I, СПб. 1904.

А с абиссинским философом 3. Якобом я знаком. — Зара Якоб (1592–1685), см. о нем Б. Тураев, «Абиссинские свободные мыслители XVII в.». «Журнал министерства народного просвещения», 1903, № 12.

Читали ли Вы доклад Б. Кроче на последнем философском конгрессе? — На последнем — 4-м — международном философском конгрессе, состоявшемся в 1911 году в Болонье, реакционный итальянский философ Бенедетто Кроче открыл работу секции эстетики кратким вступительным словом Повидимому, в письме Горького речь идет не об этом выступлении Кроче, а об его докладе «Чистая интуиция и лирический характер искусства», прочитанном на 3-м международном философском конгрессе, состоявшемся в 1908 году в Гейдельберге.

Наконец-то Вы заговорили о романе. — В. И. Анучин сообщал М. Горькому о своем намерении писать роман.

Передвижники — группа русских художников-реалистов второй половины XIX века, получивших название от «Товарищества передвижных художественных выставок».

(обратно)

656

Семеновский Дмитрий Николаевич (род. 1894) — советский писатель. Переписка М. Горького с Д. Н. Семеновским охватывает период с 1913 по 1935 год. Об отношениях М. Горького с Д. Н. Семеновским см. книгу последнего «А. М. Горький. Письма и встречи», изд. «Советский писатель», 1938, изд. 2-е, 1940.

Стихи Ваши. — Речь идет о стихотворениях Семеновского, напечатанных в журнале «Просвещение»: «На ярмарке», «Поэту», (1913, № 6), «Весенний перезвон» (1913, № 7–8), «Безумцы» (1913, № 11) и др.

«Просвещение» — большевистский легальный журнал, издавался в Петербурге с декабря 1911 до июня 1914 года. Работой журнала руководил В. И. Ленин В период своего пребывания в Петербурге в работе журнала принимал ближайшее участие И. В. Сталин. Накануне первой мировой войны правительство закрыло журнал: осенью 1917 года был выпущен один двойной номер. М. Горький по предложению В. И. Ленина редактировал с февраля 1913 года и до закрытия журнала художественно-литературный отдел «Просвещения». «Чрезвычайно меня и всех нас здесь обрадовало, что Вы беретесь за «Просвещение», — писал В. И Ленин М. Горькому во второй половине февраля 1913 года, — … беллетристику станете Вы пускать только демократическую без нытья, без ренегатства» (В. И. Ленин, Сочинения, т 35, стр. 57).

Северянин Игорь (1887–1941) — поэт-декадент, эго-футурист.

Минаев Д. Д. (1835–1889) — поэт-сатирик. Курочкин В. С. (1831–1875) — поэт-сатирик.

(обратно)

657

Датируется по содержанию.

Закон о печати… — кадетский законопроект о печати министра внутренних дел В. А Маклакова. Реакционная суть законопроекта, имевшего целью задушить демократическую печать, была разоблачена большевистской «Правдой» в ряде статей, напечатанных в марте — мае 1913 года, в частности, в передовице «Закон или намордник» (в № 109 от 14 мая 1913 г.).

Коцюбинский помер… — М. М. Коцюбинский умер 12 [25] апреля 1913 года в г. Чернигове.

Чарушников — А. П. Чарушников, издатель первых сборников рассказов М. Горького («Очерки и рассказы», тт. I–II, 1898), умер 6 [19] мая 1913 года.

Карл Габерман— немецкий писатель, умерший в апреле 1913 года на Капри.

Что Вы думаете о свидании 3-х монархов? — Речь идет о встрече Вильгельма II, Николая II и Георга V в Берлине 9—11 [22–24] мая 1913 года.

…и черти, и цветы… — Возможно, речь идет о книге Амфитеатрова «Жар-цвет» (1910).

(обратно)

658

Гнатюк В. Я. (1871–1926) — украинский фольклорист.

…юбилейного сборника в честь Ив. Франко. — См. примечание к п. № 632 в настоящем томе.

…просить Вас об участии в сборнике. — В. Г. Короленко дал в сборник, посвященный И. Франко, рассказ «Нирвана».

…В. Г. Короленко имеет какие-то работы по-украински… — В письме от 10 июня 1913 года В. Г. Короленко отвечал, что он недостаточно хорошо знает украинский язык, чтобы писать на нем.

Я тоже послал рассказ — рассказ «Лука Чекин». См. примечание к п. № 632 в настоящем томе.

…прочитал я «Турчин и мы»… — Очерк В. Г. Короленко, впервые напечатанный в «Русском богатстве», 1913, № 5.

(обратно)

659

Датируется по ответному письму Д. Н. Овсянико-Куликовского от 4 [17] июня 1913 года.

…моих воспоминаний о М. М. Коцюбинском… — См. в томе 14 настоящего издания.

(обратно)

660

Датируется по почтовому штемпелю.

Жаль, что Вы не попали за границу… — В конце 1912 года Д Н. Семеновский был исключен из Владимирской духовной семинарии за участие в ученической забастовке. Московский богач и меценат Шахов отправил одного из исключенных семинаристов учиться в Швейцарию. Другие исключенные, в том числе адресат, обращавшиеся к Шахову, успеха не имели.

Велика ли стипендия нужна Вам… — Не имея возможности попасть в казенное учебное заведение, Д. Н. Семеновский поступил в народный университет Шанявского. Стипендию он получал от М. Горького.

(обратно)

661

…доброе письмо Ваше… — Письмо Г. В. Плеханова от 19 июня [2 июля] 1913 года, в котором он горячо благодарил Л!. Горького за радушный прием, оказанный ему во время посещения Капри. «Будьте здоровы, — писал он, — это все, чего можно пожелать Вам, — все остальное у Вас есть: талант, образование, энергия, светлая вера в будущее и прочие, этим подобные, неоцененные блага» (Г. В. Плеханов, Сочинения, т. XXIV, 1927, стр. 342).

…рассказ мой… — О каком рассказе идет речь, не установлено.

…юбилейные торжества… — по случаю трехсотлетия царствования Романовых.

Дмитрий Павлович — великий князь.

Розалия Марковна — жена Г. В. Плеханова.

«Записки» Желябужского… — Желябужский И. А. (1638–1709) — русский дипломат, оставил воспоминания о петровском времени.

(обратно)

662

Иван Егоров Вольнов… автор «Повести…» — См. примечания к п. № 581 в настоящем томе.

Посылаю Вам три мол книжки. — «Записки проходящего», части 1 и 2, и, возможно, «Сказки» или «Хозяин», также вышедшие в 1913 году в Берлине, в издании Ладыжникова.

…читал рабочим реферат, темой которого была роль Тюлина… — М. Горький имеет в виду свою лекцию о герое рассказа В. Г. Короленко «Река играет», читанную им в 1909 году слушателям каприй-ской школы.

…«Десятилетие ресторана «Вена». — Сборник был издан в Петербурге в 1913 году.

«Календарь писателей» — вероятно, М. Горький имеет в виду «Литературный календарь-альманах», изданный в 1908 году в Петербурге; составитель — Оскар Норвежский.

Евдокия Семеновна — Короленко.

(обратно)

663

Датируется по содержанию (Август Бебель умер 31 июля [13 августа] 1913 года) и по времени публикации.

В. И. Ленин в письме М. Горькому от 17 [30] сентября 1913 года писал: «Вы в Вероне (телеграмма по поводу Бебеля от Вас была из Вероны) — или какое-то Ром…??» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 35, стр. 78).

Печатается по тексту телеграммы М. Горького ЦК РСДРП, опубликованной в газете «Северная правда», 1913, № 4, 4 августа.

Бебель Август (1840–1913) — один из основателей и виднейших деятелей германской социал-демократии.

(обратно)

664

Стипендию Вам… — См. примечание к п. № 660 в настоящем томе.

(обратно)

665

…об издании книги Вашей… — 3 сентября 1913 года Г. В. Плеханов запрашивал М. Горького, не является ли «Вестник знания» тем издательством, в котором участвует М. Горький (то есть «Знанием»), и какое издательство могло бы напечатать том его статей.

(обратно)

666

Датируется по письму М. Горького Д. Н. Семеновскому от 7 [20] августа 1913 года и письму Д. Н. Семеновского М. Горькому от 28 сентября [11 октября] 1913 года.

…неопределенность Вашего положения. — См. примечание к п. № 660 в настоящем томе.

Клычков С. А., Клюев Н. А. — поэты, выразители кулацкой идеологии.

(обратно)

667

Посылаю восьмую главу… — главу повести «Детство», печатавшуюся 25 августа 1913 года в газете «Русское слово».

…процесс Бейлиса… — См. в томе 25 настоящего издания, стр. 500.

М[ария] Ф[едоровна] — Андреева.

Мартов Л. (1873–1923) — один из лидеров меньшевиков, враг Советской власти, был выслан из СССР.

…2-е письмо о «Карамазовщине»… — «Еще о «карамазовщине» (открытое письмо), напечатано в «Русском слове», 1913, № 248, 27 октября (см. в томе 24 настоящего издания).

(обратно)

668

Датируется по времени написания книги С. М. Чевкина «Фабриканты нации. История уездной глуши», СПб. 1915, прочитанной Горьким в рукописи (в книге Чевкина, на стр. 53, указано, что она написана в 1913 году).

Печатается по тексту, опубликованному в сборнике «М. Горький. Материалы и исследования», т. I, Изд. АН СССР, Л. 1934. В Архиве А. М. Горького хранится машинописная копия письма с авторской пометкой: «С. М. Чевкину».

Передонов — персонаж романа Ф. Сологуба «Мелкий бес».

Троицкий — персонаж повести С. М. Чевкина «Фабриканты нации».

(обратно)

669

Датируется по почтовому штемпелю.

…уехал, не повидав Вас… — Речь идет об отъезде М. Горького из Италии в декабре 1913 года.

Молодчина Иван Манухин! — врач, лечивший М. Горького в это время.

…одна Москва поздравила свыше 70 раз… — В связи с возвращением на родину М. Горький получил большое количество приветствий. Многие из них были опубликованы в революционной печати. Так, правление профессионального общества рабочих булочнокондитерскихпроизводств в своей резолюции, напечатанной в газете «Пролетарская правда» 21 января 1914 года, приветствует «рабочего литератора Максима Горького» и пишет: «Пусть родная земля станет ему матерью, а русский рабочий класс попрежнему протянет ему братскую руку. Привет тебе, товарищ, вернувшийся из изгнания».

(обратно)

670

Датируется по почтовому штемпелю.

Нечаев Егор Ефимович (1859–1925) — рабочий, один из первых русских пролетарских поэтов. В 1911 году выпустил книгу стихов «Трудовые песни», в 1914 — «Вечерние песни».

Стихи Ваши получены на Капри… — 31 декабря 1913 года [13 января 1914 года] М. Горький приехал в Петербург, поэтому посланный Нечаевым сборник стихотворений «Вечерние песни» не застал его на Капри.

(обратно)

671

Датируется по помете адресата: «Пол. 17. V. 14».

…Вы напрасно отказываетесь осуществить эту добрую затею — «Сибирский сборник» выпущен не был из-за разногласий, возникших между членами редакции.

(обратно)

672

Чхенкели А. И. (род. 1874) — адвокат, меньшевик. После Октябрьской революции — эмигрант.

Триадзе — шуточное сочетание фамилии и партийной клички Власа Мгеладзе (Триа). См. примечание к п. № 487 в настоящем томе

Малиновский Р. В. — член Государственной думы, провокатор. В 1918 году расстрелян по приговору революционного суда.

…суд над адвокатами… — Процесс петербургских адвокатов, привлеченных к ответственности за резолюцию протеста от 23 октября [5 ноября] 1913 года по поводу антисемитского дела Бейлиса и приговоренных к тюремному заключению. Процесс происходил 3–6[16–19] июня 1914 года.

…закон 9-го ноября. — Указ о «выходе крестьян из общины и закреплении в собственность надельных участков». 9 [22] ноября 1906 года — столыпинская земельная реформа.

Ковалевский М. М. (1851–1916) — юрист и историк.

…эго вызовет некоторые события… — Забастовка протеста была проведена на ряде предприятий Петербурга 6—12 [19–25] июня 1914 года в связи со смертным приговором рабочему Синицыну и судом над адвокатами.

(обратно)

673

Датируется ио почтовому штемпелю.

5 стихотворений] под общим заголовком «Лето»… — В журнале «Современный мир» (1914, № 10, октябрь) были напечатаны стихотворения Д. Н. Семеновского «Подружки, какая теплынь!», «Лето дремлет», «Болотами, лесами, топями», «Статная, ликом пригожая», «Краше месяца витязь Егорий».

Сырокомля Владислав — псевдоним польского поэта Людовика-Владислава Кондратовича (1823–1862).

(обратно)

674

Подъячев Семен Павлович (1866–1934) — советский писатель.

…Ваши этюды о «Работном доме»… — Речь идет о повести С. П. Подъячева «Мытарства. Очерки московского работного дома» (журнал «Русское богатство», 1902, №№ 8–9).

(обратно)

675

Датируется по содержанию.

(обратно)

676

Датируется по содержанию.

Налаживается издание сборника… — Речь, повидимому, идет о втором сборнике пролетарских писателей, составление которого было начато во второй половине 1914 года (вышел в 1917 году).

«Преступление» — рассказ С. П. Подъячева.

(обратно)

677

Датируется на основании жандармского донесения от 19 ноября [2 декабря] 1914 года о приезде М. Горького в Москву.

…Сытина еще не видал… — Как явствует из писем С. П. Подъячева, М. Горький должен был говорить с И. Д. Сытиным об издании произведений Подъячева и устройстве его сына на работу (Архив А. М. Горького).

(обратно)

678

Сытин Иван Дмитриевич (1854–1934) — издатель.

…иллюстрациях к новому изданию. — О каком издании идет речь, установить не удалось.

Авилов М. И. (1882–1954) — художник-баталист.

«Искра» и «Заря» — еженедельные иллюстрированные журналы.

«Вершины» — еженедельный иллюстрированный художественно-литературный журнал.

(обратно)

679

Датируется по почтовому штемпелю.

…нужно для сборника… — Речь, повидимому, идет о втором сборнике пролетарских писателей (см. примечание к п. № 676 в настоящем томе).

(обратно)

680

Ваш рассказ для сборника не годится… — См. п. № 676 в настоящем томе.

(обратно)

681

Малышев Сергей Васильевич (1874–1938) — большевик, сотрудник газеты «Правда».

А далеко же занесло Вас… — Перед началом первой империалистической войны Малышев, как и ряд других сотрудников «Правды», был сослан в Восточную Сибирь.

«Они — свое, а мы — свое»… — слова из рассказа Горького «Покойник» (цикл «По Руси»).

М[ария] Ф[едоровна] — Андреева.

«Северный голос» — меньшевистская газета «Северный голос», выходившая в Петрограде с января по март 1915 года.

…кричать сей голос намерен правду. В кавычках и без оных. — М. Горький предполагал, что газета будет придерживаться одного направления с большевистской газетой «Правда».

…партию Дмовского… — националистическая партия польской буржуазии.

«Минул век богатырей»… — измененная строфа из стихотворения Д. В. Давыдова «Современная песня». У Давыдова.

«Умом России не понять» — первая строка из стихотворения без заглавия Ф. И. Тютчева.

«Вечернее вр[емя]» — газета реакционного направления, издававшаяся в Петербурге с 1911 по 1917 год. Основана А. С. Сувориным, издателем газеты «Новое время».

«Треугольник» — завод резиновых изделий в Петрограде.

(обратно)

682

Датируется по сопоставлению с предыдущим письмом.

Сейчас получил Ваше письмо… — письмо С. П. Подъячева к М. Горькому от 24 января 1915 года (Архив А. М. Горького).

…по поводу рассказа. — См. п. № 680 в настоящем томе.

Пишите «Детство»… — Совет М. Горького С. П. Подъячев осуществил, написав книгу «Моя жизнь», кн. I, изд. «ЗиФ», М.—Л. 1930; книга II, Гихл, 1931.

(обратно)

683

…после закрытия Вольного Экономического Общества… — Было закрыто царским правительством после того, как обнаружилось, что в книжные посылки, отправляемые Обществом в Германию и Австрию для русских военнопленных, студенты-упаковщики вкладывали революционные листовки.

…участия в сборнике «Клич»… — сборник в помощь жертвам войны, под редакцией И. А. Бунина, В. В. Вересаева, Н. Д. Телешова, М. 1915.

…и в «Дне печати»… — В письме от 31 января Н. Д. Телешов сообщил М. Горькому, что организаторы выпуска газеты «День печати» просят его дать небольшую статью. Однодневная газета «День печати» вышла 9 февраля 1915 года.

(обратно)

684

Гаккель-Аренс В. Е. — поэтесса и переводчица, печаталась в журналах «Современник», «Вестник Европы», «Летопись» и др. В Архиве А. М. Горького имеется ее ответное письмо М. Горькому с благодарностью за литературные советы.

Манухина Т. И. — жена врача И. И. Манухина, лечившее М. Горького.

…на Клоделя, Фора… — Клодель Поль — французский реакционный писатель; Фор Поль — французский поэт-символист.

(обратно)

685

Датируется по письму Ю. М. Зубовского к М. Горькому от 4 апреля 1915 года.

Печатается по машинописной копиии, хранящейся в Архиве А. М. Горького.

Зубовский Ю. Н. — журналист и поэт, в 1911 году выпустил книгу стихов «Из городского окна».

Стихотворение «Ходят в поле грозные бураны»… — в журнале «Отечество» напечатано не было.

(обратно)

686

Датируется по содержанию.

На письме надпись: «Это письмо получено мною на Ангаре в ссылке в 1915 году. С. Малышев».

…благодарю вас и вам подобных… — М. Горький обращается к группе сотрудников большевистской газеты «Правда», сосланных в Восточную Сибирь.

…в Народном доме на Каменном острове… — в Петрограде.

…напомнили о том, о чем следовало напомнить. — См. п. № 529 и примечания к нему в настоящем томе.

Зилоти А. И. (1863–1945) — пианист и дирижер, после Октябрьской революции — эмигрант.

…предательство Мясоедовых и Кº. — Полковник Мясоедов, один из приближенных военного министра, генерала Сухомлинова, был уличен в 1915 году в шпионаже в пользу Германии, предан суду и казнен. После этого правительство было вынуждено уволить и отдать под суд Сухомлинова.

…Италия ввязалась в войну, за нею скоро втянется Румыния. — Италия объявила войну Австро — Венгрии и Германии 10 (23) мая 1915 года, Румыния—14 [27] августа 1916 года.

(обратно)

687

Датируется по почтовому штемпелю.

…не хотите ли приехать ко мне… — Осенью 1915 года Д. Н. Семеновский гостил у М. Горького в Финляндии в Мустамяках.

…я предложу Вам подстрочные переводы… — Речь идет о переводах для сборников национальных литератур (армянской, финской, латышской), выпуск которых был организован М. Горьким в 1915–1917 годах. В сборнике финской литературы, который вышел под редакцией М. Горького и В. Брюсова (изд. «Парус», Петроград, 1917) Семеновскому принадлежат переводы стихотворений Киви «Качели» и «Тоска».

(обратно)

688

Датируется по почтовому штемпелю.

Знакомство М. Горького с В. В. Маяковским состоялось в феврале 1915 года. Вскоре после этого М. Горький писал о нем в статье «О футуризме», напечатанной в апреле 1915 года: «Вот возьмите для примера Маяковского — он молод, ему всего 20 лет, он криклив, необуздан, но у него, несомненно, где-то под спудом есть дарование. Ему надо работать, надо учиться, и он будет писать хорошие, настоящие стихи. Я читал его книжку стихов. Какое-то меня остановило. Оно написано настоящими словами» («Журнал журналов», 1915, № 1). Летом 1915 года В. В. Маяковский заканчивал поэму «Облако в штанах». Повидимому, он обратился к М. Горькому с просьбой разрешить приехать к нему в Мустамяки. Ответом на эту просьбу и могла явиться публикуемая открытка М. Горького. В. В. Маяковский писал об этой встрече с М. Горьким в своей автобиографии: «Поехал в Мустамяки. М. Горький. Читал ему части «Облака»… Расстроил стихами. Я чуть загордился» (В. Маяковский, Поли. собр. соч., дополнительный выпуск, 1938, стр. 24).

Впоследствии М. Горький вспоминал о своих встречах с Маяковским в 1915 году, соединяя две встречи, состоявшиеся в июле и декабре, в одну: «он читал «Облако в штанах», «Флейта позвоночник» — отрывки и много различных лирических стихов. Стихи очень понравились мне, и читал он отлично… Было ясно: человек своеобразно чувствующий, очень талантливый и — несчастный» (письмо И. А. Груздеву от второй половины апреля 1930. Архив А. М. Горького). О высокой оценке М. Горьким таланта В. В Маяковского свидетельствует и запись в дневнике родственника М. Ф. Андреевой Б. Н. Юрковского, относящаяся к 1916 году: «Алексей Максимович за последнее время носится с Вл. Маяковским. Он считает его талантливым, крупным поэтом. Восхищается стихотворением «Флейта позвоночник». Говорит о чудовищном размахе Маяковского, о том, что у последнего свое лицо. «Собственно говоря, никакого футуризма нет, а есть только Вл. Маяковский. Поэт, большой поэт…» (Архив А. М. Горького).

(обратно)

689

Датируется предположительно. Надпись сделана на титульном листе книги М. Горького «Детство», издание «Жизнь и знание», 1915, которая, возможно, была подарена автором В. В. Маяковскому во время их встречи в начале июля 1915 года в Мустамяках (см. примечание к п. № 688 в настоящем томе). Книга хранится в библиотеке-музее В. В. Маяковского в Москве.

Свидетельством любви и уважения В. В. Маяковского к М. Горькому являются пять книг поэта с дарственными автографами, хранящихся в личной библиотеке М. Горького. Тотчас же после выхода из печати поэмы «Облако в штанах» (октябрь 1915 года) Маяковский подарил эту книгу Горькому с надписью: «Алексею Максимовичу с любовью. Вл. Маяковский». В феврале 1916 года была напечатана поэма «Флейта позвоночник». Маяковский подарил Горькому эту книгу со следующим автографом: «Алексею Максимовичу с нежною любовью. Маяковский». Вслед за этим им были подарены еще три книги: «Простое, как мычание», изд. «Парус» (1916), с автографом: «Дорогому Алексею Максимовичу Маяковский»; «Человек. Вещь» (1918), с надписью: «Алексею Максимовичу Маяковский со всей нежностью»; «Облако в штанах», тетраптих, 2-е изд. (1918), с автографом: «Дорогому Алексею Максимовичу. Маяковский».

(обратно)

690

Датируется по помете адресата.

…вам, временно устраненным из жизни… — См. примечание к пп. №№ 681 и 686 в настоящем томе.

Москва стремится к власти… — М. Горький имеет в виду состоявшиеся в июле 1915 года на совещании представителей военно-промышленных комитетов выступления Рябушинского и других московских промышленников с требованием включить их представителей в правительство.

Прогрессивный блок… — Во время летней сессии Государственной думы в августе 1915 года между различными буржуазно-помещичьими фракциями происходили переговоры, которые привели к образованию «прогрессивного блока» — объединению буржуазнопомещичьих партий.

Московские волнения… — Речь идет о забастовочном движении в московском промышленном районе, возникшем в августе 1915 года и вызванном дороговизной.

…книгу Покровского? — Речь, повидимому, идет о книге М. Н. Покровского «Очерк истории русской культуры», часть 1-я, М. 1915.

«Окуров» — «Городок Окуров».

«Кожемякин» — «Жизнь Матвея Кожемякина».

(обратно)

691

Датируется по почтовому штемпелю.

Посылаю Вам для перевода… — См. примечание к п. № 687 в настоящем томе.

Ваши переводы французских стихов… — По предложению М. Горького Д. Н. Семеновский сделал несколько стихотворных переводов для книги Жюльена Тьерсо «Празднества и песни французской революции», изд. «Парус», П. 1918.

(обратно)

692

Дорогой Константин Дмитриевич! — В автографе ошибка, надо: Константин Андреевич.

Налажено издание… журнала «Летопись». — Основанный М. Горьким ежемесячный литературный, научный и политический журнал «Летопись» выходил в Петрограде с декабря 1915 по декабрь 1917 года.

…книгу Вашу… — Речь идет, повидимому, о вышедшей в 1915 году вторым изданием книге К. Тренева «Владыка. Рассказы».

Как здоровье Вашего брата? — Речь идет о Н. А Треневе, студенте Московского университета, туберкулезном больном, о лечении которого заботился М. Горький.

(обратно)

693

Датируется по письму к Е. П. Пешковой от 16 [29] октября 1915 года.

Это письмо положило начало переписки М. Горького с великим русским физиологом и ботаником Климентом Аркадьевичем Тимирязевым (1843–1920).

(обратно)

694

Датируется по письму К. А. Тимирязева от 19 октября [1 ноября] 1915 года.

…подарок Ваш. — В письме от 19 октября 1915 года К. А. Тимирязев писал Горькому: «Посылаю Вам новое издание моей «Жизни растения», где в предисловии позволил себе ссылаться на Вас» (К. А. Тимирязев, Сочинения, т. IX, 1939, стр. 453). Речь шла о вышедшем в 1914 году 8-м издании книги К. А. Тимирязева, где в предисловии автор писал: «…совсем недавно, в статье М. Горького «О писателях-самоучках», так горячо выступающего в защиту молодого поколения от всяких нездоровых течений современной мысли, я мог прочесть следующие строки:

Поражаешься, откуда в посаде Снеговом, Херсонской губернии, или в Осе, Пермской, знают имена… Тимирязева. Часто спрашивается его «Жизнь растения».

Неужели, думалось, моя книга появилась уже в руках его Нила, этого представителя здорового молодого поколения, так просто, бесхитростно определяющего нравственную задачу жизни — тому помочь, другому помешать? Неужели простое, здоровое слово науки уже приходит на помощь нарождающейся здоровой русской демократии?» (К. А. Тимирязев, Сочинения, т. IV, 1938, стр. 28).

…не дадите ли Вы для «Летописи» статью, назначенную Вами «Словарю»? — Имеется в виду статья К. А, Тимирязева «Наука. Очерк развития естествознания за три века (1620–1920)», помещенная в энциклопедическом словаре «Гранат» (7-е изд., т. 30, стр. 1—53), а затем вышедшая отдельной книгой (Госиздат, М. 1920). Считая, что названную статью для «Летописи» пришлось бы совершенно переделать, К. А. Тимирязев написал для журнала новую статью под заглавием «Наука в современной жизни» (см. журнал «Летопись», 1916, № 1, стр. 173–188).

(обратно)

695

Я убедительно прошу Вас дать статью для январской книги… — Статья («Наука в современной жизни») была представлена К- А. Тимирязевым.

«История нашего времени» — многотомное издание, имевшее своей задачей освещение вопросов современной культуры и выходившее под редакцией М. М. Ковалевского и К. А, Тимирязева. С 1910 по 1917 год вышли: томы 1–3 («Современная Европа»); том 4 («Дальний Запад и Дальний Восток»); томы 5–7 («Современная наука и литература»). Издание не было закончено; оно оборвалось на восьмом томе («Мировая война»).

(обратно)

696

Датируется по содержанию.

Публикуется по черновому автографу.

Шоу Джордж Бернард (1856–1950) — английский писатель.

(обратно)

697

Датируется по содержанию.

«Русское о-во изучения жизни евреев»… — Общество это (более точное название его — «Русское общество для изучения еврейской жизни»), одним из инициаторов создания которого был М. Горький, ставило своей задачей изучить жизнь евреев, их быт, экономическое и правовое положение, литературу, искусство и т. п. в прошлом и настоящем.

(обратно)

698

…в сборнике «Евреи на Руси»… — Сборник не вышел.

…то, что Вы пишете для «Русских записок». — В. Г. Короленко работал в то время над повестью «Братья Мендель» для журнала «Русские записки», выходившего в 1914–1917 годах вместо закрытого царским правительством «Русского богатства».

(обратно)

699

Датируется по времени написания пьесы Л. Н. Андреева «Самсон в оковах», оценка которой дана в настоящем письме М. Горького.

Как об этом свидетельствует переписка Л. Н. Андреева, пьеса «Самсон в оковах» была закончена в январе 1915 года, но переделки ее продолжались до декабря 1915 года (см. «Русский современник», 1924, кн. 4, стр. 143, 145). Пьеса была опубликована в альманахе «Эпоха», М., (б. г.).

(обратно)

700

…даст ли на мартовскую книгу свою статью г. Вульф? — Вульф Георгий (Юрий) Викторович (1863–1925) — кристаллограф. Его статья «Рентгеновские лучи и строение кристаллов» напечатана в «Летописи», 1916, № 4.

(обратно)

701

Ширванзаде Александр, псевдоним Александра Минасовича Мовсесяна (1858–1935) — армянский романист и драматург.

Ваша похвала… — Речь идет об отзыве, который дал Ширванзаде о повести М. Горького «Детство» в письме к писателю от 26 января 1916 года: «Разрешите мне выразить Вам глубочайшую благодарность за то редкое духовное удовлетворение, которое доставила мне Ваша чудная книга «Детство», чтение которой я только что закончил… На мой взгляд, вся книга есть символ русской народной жизни, она рассказывает об угнетенности не только одного русского народа, но и всех народов вообще. Посмотрите, ведь я не русский, а армянин, родившийся и живший вдали от русской жизни, а между тем все описанное Вами так же родственно мне, как и жизнь того народа, от которого я происхожу» (Архив А. М. Горького).

…сидя в Метехском замке. — См. примечание на стр. 567 в томе 24 настоящего издания.

(обратно)

702

Сергеев-Ценский Сергей Николаевич (род. 1875) — советский писатель. О своих отношениях с М. Горьким С. Н. Сергеев-Ценский писал в статье «Моя переписка с А. М. Горьким» («Избранное», изд. «Советский писатель», М. 1941).

Грустно, что Вы… не можете сотрудничать в сборнике… — Из письма С. Н. Сергеева-Ценского от 10 февраля 1916 года явствует, что речь шла о сборнике «Евреи на Руси».

…Вы осведомлены о глубоком интересе, который возбуждал… в моей душе Ваш талант. — О Сергееве-Ценском М. Горький писал литератору Недолину (С. А. Попереку). Этот отзыв Недолин приводит в своем письме к Сергееву-Ценскому от 28 сентября 1912 года: «О Ценском судите правильно: это очень большой писатель; самое крупное, интересное и надежное лицо во всей современной литературе. Эскизы, которые он ныне пишет, — к большой картине, и дай бог, чтобы он взялся за нее! Я читаю его с огромным наслаждением, следя за всем, что он пишет. Передайте ему, пожалуйста, мой сердечный глубокий поклон» (С. Н. Сергеев-Ценский, Избранное, М. 1941, стр. 527).

…еще тогда, когда они печатались в «Вопросах жизни» или «Новом пути»… — Первые свои произведения С. Н. Сергеев-Ценский печатал в журналах: «Русская мысль», «Новый путь», «Вопросы жизни», «Образование» и др. В «Вопросах жизни» были опубликованы «Молчальники» (1905, № 5) и «Сад» (1905, № 10–11); в «Новом пути» — «Дифтерит» (1904, № 3) и «Маска» (1904, № 11).

(обратно)

703

…попросить профессора Вульфа, чтоб он дал рукопись… — См. примечание к п. № 700 в настоящем томе.

(обратно)

704

(обратно)

705

…апрельской книги? — Речь идет об апрельской книге журнала «Летопись».

Пьесу послал в Москву, Незлобину… — Речь идет, повидимому, о пьесе К Тренева «Папа», опубликованной в «Московском драматическом альманахе на 1917–1918 гг.», М. 1917.

(обратно)

706

Статья проф. Вульфа… — Имеется в виду статья Г. В. Вульфа «Рентгеновские лучи и строение кристаллов».

(обратно)

707

…в статье «Две души»… — Эта статья М Горького, напечатанная в декабре 1915 года в «Летописи», содержала ошибочное противопоставление «активного» Запада «пассивному» Востоку и связанную с этим неверную оценку русского национального характера.

…сердечно хочется благодарить Вас за добрую Вашу помощь «Парусу». — В петроградском книгоиздательстве «Парус», основанном в 1915 году, М. Горький принимал деятельное участие. В издании «Паруса» вышли книги М. Горького: «В людях», «Русские сказки», «Ералаш и другие рассказы», «Статьи 1905–1916 гг.». В. Брюсов совместно с М. Горьким работал над подготовкой выпущенных «Парусом» в 1916–1917 годах сборников армянской, латышской и финской литературы, уделив много внимания редактированию стихотворных отделов этих сборников и дав для них большое число собственных переводов.

(обратно)

708

С. И. Метальников, считая себя задетым Вашей статьей… — Имеется в виду статья К. А. Тимирязева «Наука в современной жизни» (журнал «Летопись», 1916, № 1, стр. 173–188). Заключительная часть этой статьи (см. К. А. Тимирязев, Сочинения, т. IX, 1939, стр. 232–236) содержит суровую критику работы С. И. Метальникова «Рефлекс как творческий акт», напечатанной в «Известиях Императорской Академии Наук», Петроград, 15 ноября 1915 года, и направленной против учения И. М. Сеченова и И. П. Павлова о рефлексах как явлениях, основная особенность которых заключается в их закономерности, повторяемости.

(обратно)

709

Сердечно благодарю Вас за Ваше письмо, — оно завершает инцидент… — Об инциденте с С. И. Метальниковым см. п. № 708 и примечания к нему в настоящем томе.

(обратно)

710

Шишков Вячеслав Яковлевич (1873–1945) — советский писатель.

…над ней следует еще поработать. — После исправлений, сделанных по указанию М. Горького В. Я. Шишковым, повесть «Тайга» была напечатана в 1916 году в журнале «Летопись» (№№ 7—11).

(обратно)

711

Копия этого письма была приложена к письму К. А. Тимирязеву (№ 712), датированному тем же числом.

Профессор Федоров Е. С. (1853–1919) — минералог и кристаллограф.

(обратно)

712

…с невольной виною моей пред проф. Вульфом и пред Вами. — См. п. № 711 в настоящем томе.

(обратно)

713

Датируется по почтовому штемпелю.

Федор — Ф. И. Шаляпин. Речь идет о работе над биографией Шаляпина, которую М. Горький писал при участии самого артиста.

Ев[докия] Петр[овна]— Сильверсван, стенографистка.

Валентиновна — Мария Валентиновна, жена Ф. И. Шаляпина. Ив[ан] Ив[анович] — Манухин, врач, лечивший М. Горького. Наташа — дочь И. П. Ладыжникова.

(обратно)

714

Датируется по почтовому штемпелю.

…старик… — И. Д. Сытин, издатель.

…о работе над биографией… — Ф. И. Шаляпина,

Ф[едор], М[ария] В[алентиновна] — Шаляпины.

…чудотворец Исай — Дворищин Исай Григорьевич, импрессарио Ф. И. Шаляпина.

Стембо— журналист, арестованный в июле 1916 года по делу спекулянтов-финансистов и сахарозаводчиков.

Леонид — Л. Н. Андреев.

…из «новой» газеты… — Имеется в виду «Русская воля», ежедневная буржуазная газета, выходившая с декабря 1916 по октябрь 1917 года. Вела погромную агитацию против большевиков. В. И. Ленин называл ее «одной из наиболее гнусных буржуазных газет» (Сочинения, т. 25, стр. 276).

«Маленькая газета» — петроградская бульварная газета, издававшаяся с 1914 года. В ней были напечатаны сообщения о деле Стембо.

…кланяйтесь редакции… — журнала «Летопись».

(обратно)

715

Датируется по связи с последующим письмом М. Горького К. А. Тимирязеву от 2 [15] августа 1916 года.

Убедительно прошу Вас дать статейку о М. М. Ковалевском. — Написанная К. А. Тимирязевым статья «Памяти друга (Из воспоминаний о М. М. Ковалевском)» была напечатана в № 8 «Летописи» за 1916 год, стр. 211–225, причем текст статьи подвергся ряду цензурных изъятий (К. А. Тимирязев, Сочинения, т. VIII, 1939, стр. 323–340).

…«Сборник армянской литературы»… — вышел под редакцией М. Горького (П. 1916).

…засим выйдут сборники литератур… — Сборник латышской литературы, под ред. В. Брюсова, М. Горького (П. 1916); сборник финской литературы, под ред. В. Брюсова, М. Горького (П. 1917). Намечавшееся «Парусом» издание сборников грузинской и татарской литературы не было осуществлено.

(обратно)

716

Датируется по почтовому штемпелю.

Коробов — интересен. — Коробов Я. Е. (1874–1928) — писатель. Летом 1916 года Д. Н. Семеновский послал М. Горькому газетную вырезку с рассказом Коробова.

Есенин написал плохую вещь… — Речь идет о повести С. Есенина «Яр», напечатанной в журнале «Северные записки», 1916, №№ 2–5, февраль — май.

(обратно)

717

…у Федора Шаляпина, помогая ему в работе над его автобиографией. — Автобиография Ф. И. Шаляпина была опубликована в журнале «Летопись» за 1917 год, в №№ 1—12.

…Ваша статья о М. Ковалевском — великолепна! — См. примечание к п. 715 в настоящем томе.

(обратно)

718

Датируется по содержанию.

С завистью читаю в «Р[усском] с[лове]» «По Украине»… — Речь идет об очерках К. А. Тренева «На Украине», которые были напечатаны в газете «Русское слово», 1916, № 182, 6 августа; № 188, 14 августа, и № 199, 28 августа.

(обратно)

719

Письмо датировано адресатом.

…«Единородный» написан вполне литературно… — Речь идет о рассказе Ф. Гладкова «Единородный сын». Рассказ был напечатан М. Горьким в журнале «Летопись», 1917, № 5–6. Под заглавием «Пучина», рассказ вошел в одноименный сборник произведений Ф. Гладкова, изд. «Кузница», М. 1923.

(обратно)

720

…будет ли Ваша статья о И. И. Мечникове… — В марте 1917 года К. А. Тимирязев сообщал: «Следующая статья будет о Мечникове…». Это намерение, повидимому, не было осуществлено.

…объявить, что в числе статей, имеющих появиться в «Летописи»… — Из намечавшихся М. Горьким статей в журнале была напечатана только статья А. К. Тимирязева «Старое и новое в физике».

Самойлов А. Ф. (1867–1930) — советский физиолог.

Мензбир М. А. (1855–1935) — советский зоолог.

Как обстоит дело с изданием собрания Ваших статей, и не позволите ли Вы издать эту книгу нам? — Имеется в виду намечавшаяся к изданию книга К. А. Тимирязева «Наука и жизнь». Рукопись была представлена в марте 1917 года, но книгу в это время издать не удалось. В виде отдельной брошюры издательством «Парус» была напечатана только одна статья К- А. Тимирязева — «Красное знамя. Притча ученого» (П. 1918). Вся книга под заглавием «Наука и демократия» вышла в 1920 году в Госиздате.

(обратно)

721

Боюсь, что одно мое письмо затерялось… — См. п. № 720 и примечания к нему в настоящем томе.

Шимкевич В. М. (1858–1923) — зоолог.

(обратно)

722

… Вашу статью… — «О Мариампольской измене» — «Русские ведомости», 1916, № 200, 30 августа.

…новым наветом на евреев… — М. Горький пишет об этом в заметке «О войне и революции» (см. в томе 15 настоящего издания, стр. 286–293).

…в 4-м издании сборника «Щит»… — литературный сборник, вышедший в течение 1915–1916 годов тремя изданиями. Четвертое издание не было осуществлено.

(обратно)

723

Датируется по письму К. А. Тренева от 3 сентября 1916 года.

…«На Украине» написано хорошо… — См. примечание к п. № 718 в настоящем томе.

Газета — будет наверняка. — В 1916 году М. Горький предполагал издавать газету «Луч» радикально-демократического направления.

«Кожемякина» посылаю… — «Жизнь Матвея Кожемякина».

Эх, не все нам слезы горькие… — измененная строфа из «Ильи Муромца» Н. Карамзина. У Карамзина:

Хорош у Вас «Миргород»! — Повидимому, речь идет о втором очерке («У знаменитой лужи») из цикла очерков К. А. Тренева «На Украине».

(обратно)

724

Получил хорошую статью Ар[кадия] Кл[ементьевича] и сдал ее в набор на октябрь… — Речь идет о статье «Старое и новое в физике», напечатанной не в октябрьском, а в ноябрьском номере журнала (см. «Летопись», 1916, № 11, стр. 147–170).

…не забудьте статью о Мечникове… — См. примечания к п. № 720 в настоящем томе.

(обратно)

725

Арц[ыбашев] был груб с Вами… — В книге «О Горьком» П. X. Максимов рассказывает о своем посещении Арцыбашева: «…Арцыбашев и его жена, артистка Княжевич, стали рассказывать мне о тогдашних писателях удивительные росказни. Тут же Арцыбашев прочитал рукопись моего рассказа.

— Писателей так много, что писать больше не о чем… — сказала мне Княжевич.

Арцыбашев не возражал против этого.

Я вышел от них подавленный, совершенно расстроенный всем слышанным от них» (П. X. Максимов О Горьком, Ростиздат, 1946, стр. 35).

(обратно)

726

Датировано адресатом.

Иванов Всеволод Вячеславович (род. 1895) — советский писатель. О своих отношениях с М. Горьким В. Иванов писал в книге «Встречи с Максимом Горьким», изд. «Молодая гвардия», 1947; изд. «Правда» (биб-ка «Огонек»), 1950.

«На Иртыше» — рассказ В Иванова, напечатан во втором сборнике пролетарских писателей в 1917 году под названием «По Иртышу».

(обратно)

727

Ахумян Тигран Семенович (род. 1894) — армянский писатель, критик. Письмо М. Горького написано по поводу первых поэтических опытов Ахумяна, которые были посланы им в журнал «Летопись».

(обратно)

728

Рассказик вышел у Вас весьма недурно… — Речь идет о рассказе Д. Н. Семеновского «Арбан», напечатанном в журнале «Летопись», 1917, №№ 5–6, май — июнь.

Спасибо за частушки… — Речь идет о собранных Семеновским частушках об империалистической войне, которые он послал М. Горькому.

…«альманах для детей.»… — альманах «Радуга», осуществленный позднее под заглавием «Елка. Книжка для маленьких детей», изд. «Парус», П. 1918.

…для литературного сборника «Парус»… — Повидимому, речь идет о втором сборнике пролетарских писателей.

(обратно)

729

Датируется по почтовому штемпелю.

(обратно)

730

Малых М. А — издательница легальной социал-демократической литературы в 1905 году.

(обратно)

731

Датируется по содержанию.

Письмо было послано Г. Уэллсу в переводе на английский язык (написано рукою переводчика и подписано М. Горьким). Печатается по этому тексту в переводе на русский язык.

Я только что закончил корректуру русского перевода Вашей последней. книги «М-р Бритлинг»… — Антивоенная повесть Г. Уэллса «Мистер Бритлинг пьет чашу до дна» была напечатана со значительными цензурными изъятиями в переводе М. Ликиардопуло в журнале «Летопись», 1916, №№ 7—12.

Конечно, я не согласен с концом Вашей книги… — Герой повести Уэллса, буржуазный писатель-гуманист Бритлинг стал под впечатлением бедствий войны противником империалистических войн, но его протест носил религиозный характер.

…издательство для детей. — В издательстве «Парус», организованном летом 1915 года в Петрограде, предполагалось выпустить наряду с другими изданиями серию книг для юношества.

…мы должны снова пробудить социальный романтизм, о котором так прекрасно говорил м-р Бритлинг Лэтти и о котором он писал родителям Генриха в Померанию. — Горький имеет в виду те страницы повести Уэллса, где мистер Бритлинг, обращаясь к англичанке, потерявшей на войне мужа, и к родителям убитого немца, развивал идеи сплочения сил простых людей мира против империализма и войны и призывал к «усовершенствованию и развитию методов демократии и уничтожению навсегда шаек авантюристов, торговцев, купцов, хозяев, владельцев и предсказателей, предавших человечество болоту ненависти и крови…» («Летопись», 1916, книга 12, стр. 162).

…а сам напишу о Гарибальди. — Замысел книги о Гарибальди осуществлен М. Горьким не был.

(обратно)

732

Датируется по почтовому штемпелю.

Письмо было послано Ромэну Роллану в переводе на французский язык; написано рукою переводчика и подписано М. Горьким.

Печатается в переводе на русский язык, сделанном редакцией настоящего собрания сочинений по фотокопии французского текста письма (Архив А. М. Горького).

Письмо было опубликовано с сокращениями в журнале «Demain» («Завтра»), Женева, 1917, июнь, и перепечатано Р. Ролланом в сборнике его статей «Les Précurseurs» («Предтечи»), 1919.

(обратно)

733

Датируется по письму С. Н. Сергеева-Ценского от 9 января 1917 года, на которое отвечает М. Горький.

Огорчен Вашим письмом… — Речь идет об отказе С. Н. Сергеева-Ценского прислать рассказ для журнала «Летопись». Свой отказ С. Н. Сергеев-Ценский мотивировал тем, что «когда говорят пушки, должны молчать музы».

«Парус» — дело не очень коммерческое… — Об издательстве «Парус» см. примечание к п. № 707 в настоящем томе.

(обратно)

734

Виноградов П. Г. (1854–1925) — историк.

(обратно)

735

Ваша брошюра… — «О Мариампольской измене», см. примечание к п. № 722 в настоящем томе.

…Вашего участия в «Луче». — М. Горький просил В. Г. Короленко принять участие в создаваемой им газете «Луч». Издание не состоялось.

Евдокия Семеновна — жена В. Г. Короленко.

(обратно)

736

Датируется по помете адресата о времени получения: «7 февраля 1917 г.».

Два Ваших рассказа… — Речь идет о рассказах «Дед Антон» и «По Иртышу», напечатанных во втором сборнике пролетарских писателей, П. 1917.

(обратно)

737

Владиславлев Владимир Михайлович — был председателем Нижегородского общества распространения народного образования.

Не премину приехать… — Развернувшиеся политические события, повидимому, помешали поездке М. Горького в Н.-Новгород.

(обратно)

738

Прочитал «Египетские ночи». — Поэма В. Брюсова — обработка и окончание поэмы Пушкина «Египетские ночи» — была напечатана в альманахе «Стремнины», I, М. 1917.

Ваша статейка «О книгах»… — Повидимому, имеется в виду обзор сборников стихов, предназначавшийся Брюсовым для журнала «Летопись».

(обратно)

739

Дело с газетой «Луч» временно замерло. — См. п. К» 735 в настоящем томе.

(обратно)

740

Датируется по времени публикации

Оставаясь в 1917 году в социал-демократической партии, М. Горький занимал однако неправильную политическую позицию, которая была подвергнута критике В. И. Лениным и И. В. Сталиным (В. И. Лени н,Сочинения, т. 23, стр. 324–325; И. В. Сталин, Сочинения, т. 3, стр. 383–386; см. также очерк М. Горького «В. И. Ленин» в томе 17 настоящего издания).

(обратно)

741

Дата на письме проставлена, повидимому, рукой адресата.

Сказка — хорошая, и она принята «Парусом». — Речь идет о сказке В. Я. Шишкова «Лесной житель», напечатанной в «Летописи», 1917, №№ 9—12.

«Н[овая] ж[изнь]» — меньшевистская газета, выходившая в Петрограде с апреля 1917 по июль 1918 года.

(обратно)

742

Игнатьев Александр Михайлович (1879–1936) — советский изобретатель, участник революционного движения с 1905 года

В письме речь идет о воззвании Свободной Ассоциации для развития и распространения положительных наук за подписью М. Горького о проекте создания «Научного института в память 27 февраля». Задачи этого Института определялись так: «Цель Института — расширение и углубление работы ученых по всем линиям интересов человека, общества — народа, человечества.

Первейший из этих интересов — борьба за жизнь против тех болезнетворных начал, которые разрушают наше здоровье» (Воззвание опубликовано в брошюре «Свободной Ассоциации для развития и распространения положительных наук», П. 1917).

(обратно)

743

Датируется по почтовому штемпелю.

…как взволновало меня Ваше дружеское письмо и милый Ваш сонет. — 17 июля 1917 года В. Я. Брюсов написал сонет «Максиму Горькому в июле 1917 года», в котором выразил свое возмущение травлей М. Горького, организованной буржуазной прессой (сонет вошел в книгу В. Брюсова «Последние мечты», М. 1920). Тексту сонета автор предпослал следующий эпиграф:

«В *** громили памятник Пушкина; в *** артисты отказались играть «На дне» (газетное сообщение 1917 г)».

(обратно)

744

«Красное знамя». — См. примечание к п. № 720.

мой ответ Бурцеву. — Речь идет об ответе М. Горького («Новая жизнь», 1917, № 72, 12 июля) на клеветнические выпады реакционного литератора, позднее — белоэмигранта В. Л. Бурцева.

Ваша «Наука и жизнь» все еще не сдана в набор… — Речь идет о сборнике статей К. А. Тимирязева, который был передан автором издательству «Парус». Намеченное издание не состоялось, и оригинал книги с дополнениями был передан осенью 1919 года в Государственное издательство. Сборник вышел под названием «Наука и демократия» в апреле 1920 года, в последний месяц жизни ученого.

(обратно)

745

Датируется по содержанию.

«Летопись» давно закрыта… — Журнал «Летопись» выходил по декабрь 1917 года.

…пойдут в журнале «Вестник свободы и культуры»… — журнал «Вестник культуры и свободы»; первый номер вышел 20 июля 1918 года при участии М. Горького. Стихотворения Д. Н. Семеновского в нем напечатаны не были. Они вошли в книгу «Перед рассветом. Сборник для народа», под ред. М. Горького и В. Н. Розанова, изд-во «Культура и свобода», П. 1918.

Третья строфа «Марсельезы»… — стихотворение Д. Н. Семеновского «Трудовая Марсельеза», напечатанное в сборнике «Перед рассветом».

(обратно)

746

Печатается по тексту газеты «Известия», 1918, № 189, 3 сентября.

Телеграмма М. Горького и М. Ф. Андреевой была отправлена из Петрограда в Москву на другой день после ранения В. И. Ленина террористкой Каплан. Сообщение о злодейском покушении на В. И. Ленина потрясло М. Горького. Этот факт показал ему всю остроту и злобность того сопротивления, которое приходилось преодолевать Коммунистической партии в борьбе за укрепление Советской власти, а негодование рабочих, вызванное этим гнусным актом, помогло лучше понять, как глубоко проникли идеи Ленина, идеи большевизма в толщу народных масс. Во второй половине 1918 года Горький серьезно пересмотрел свои политические взгляды. В одной Из автобиографических заметок Горький говорит: «…с 18 года, со дня гнусного покушения на жизнь Владимира] И[льича] я снова почувствовал себя большевиком» (Архив А. М. Горького).

(обратно)

747

Датируется по содержанию и по времени чтения М. Горьким пьесы «Старик» в Малом театре (24 октября 1918 г.).

Садовский Пров Михайлович (1874–1947) — артист Московского Малого театра.

…Вы и Александр Иванович Сумбатов почтили мою пьесу… — Малый театр готовил постановку пьесы М. Горького «Старик», премьера которой состоялась 1 января 1919 года. В это время руководителем Малого театра был артист А. И. Южин-Сумбатов. На одном из спектаклей пьесы «Старик» присутствовал В. И. Ленин.

(обратно)

748

Датируется по содержанию.

М. Горький обращался в данном письме к А. В. Луначарскому, как к народному комиссару просвещения.

…издание сочинений Герцена… — Первые 8 томов Полного собрания сочинений и писем А. И. Герцена, под ред. М. К. Лемке, вышли в издании наследников А. И. Герцена в 1915–1917 гг. Выпуск дальнейших томов (по 22-й том включительно) был осуществлен по решению Советского правительства в 1919–1925 гг.

…«охранную грамоту»… — удостоверение, выдававшееся в первые годы революции деятелям науки и искусства на дополнительную жилищную площадь.

(обратно)

749

Датируется по сопоставлению с фактами биографии А. И. Куприна.

…по литературному делу. — А. И. Куприн был на приеме у В. И. Ленина с проектом издания газеты для крестьянства «Земля».

(обратно)

750

Датируется по содержанию.

Я давно уже настаиваю на необходимости издания информационного журнала… — В начале сентября 1918 года Горький выдвинул план издания двухнедельного информационного журнала для освещения достижений Советской власти.

…Комитет государственных сооружений… — Главный комитет государственных сооружений (Главкомгосоор) был учрежден в мае 1918 года при Высшем совете народного хозяйства для объединения всей строительной деятельности государства.

…по ведомству Луначарского. — А. В. Луначарский был в то время комиссаром народного просвещения.

…возобновление «Новой жизни»… — Закрытая в июле 1918 года газета «Новая жизнь» не была возобновлена.

…газетой меньшевиков… — Имеется в виду газета «Всегда вперед», возобновленная в январе 1919 года. Через месяц газета по предложению В. И. Ленина была закрыта (см. «О закрытии меньшевистской газеты, подрывающей оборону страны» — В. И. Ленин, Сочинения, т. 28, стр. 425–426).

…печатание перечня книг… — В 1919 году был издан «Каталог издательства «Всемирная литература» с вступительной статьей М. Горького.

…разные шейдеманы… — Шейдеман Филипп — германский правый социал-демократ.

(обратно)

751

Грушко Н. В. (род. 1892) — поэтесса.

(обратно)

752

Датируется в соответствии с имеющейся на письме резолюцией В. И. Ленина: «Воровскому для срочного отзыва. Ленин», где указана дата: 31 января 1920 года.

Печатается по тексту, опубликованному в «Ленинском сборнике», XXXV, 1945, стр. 105–106.

«Всемирная литература» — издательство, организованное М. Горьким при Народном комиссариате просвещения во второй половине 1918 года.

(обратно)

753

Печатается по тексту «Ленинского сборника», XXXV, 1945, стр. 115–116.

В. И. Ленин подчеркнул ряд мест в письме М. Горького и на полях указал, кому направить каждое из предложений, сделанных М. Горьким.

…заявления Совета Эрмитажа… — Осенью 1917 года сокровища Эрмитажа были эвакуированы в Москву и в течение трех лет хранились в Большом Кремлевском дворце, Оружейной палате и в Историческом музее. М. Горький был членом Совета Эрмитажа и его почетным председателем.

…меры по борьбе с детской преступностью. — Летом 1920 года в Петрограде была создана под председательством М. Горького комиссия по борьбе с детской преступностью.

(обратно)

754

…мною и Гржебиным организовано сокращенное издание лучших русских авторов XIX. века… — Задуманное М. Горьким сокращенное издание русских классиков было только частично осуществлено издательством 3. И. Гржебина; были выпущены избранные сочинения М. Ю. Лермонтова и А. П. Чехова, а также 1-й том избранных сочинений Н. С. Лескова со вступительной статьей М. Горького.

…отмены разрешения Воровского — В. В. Воровский был в то время заведующим Государственным издательством.

(обратно)

755

Датируется по резолюции В. И. Ленина от 29 апреля 1920 года: «На заключение Луначарского и Компрода. Ленин».

Печатается по «Ленинскому сборнику», XXXV, 1945, стр. 112.

Председатель комиссии. — В 1920–1921 годах до отъезда за границу М. Горький был председателем Петроградской комиссии по улучшению быта ученых (КУБУ). Руководя работой КУБУ, М. Горький постоянно находил поддержку у В. И. Ленина.

На одном из документов, касающихся помощи ученым, В. И. Ленин написал 22 апреля 1920 года следующую резолюцию: «Товарищи! Очень прошу Вас во всех тех случаях, когда т. Горький будет обращаться к Вам по подобным вопросам, оказывать ему всяческое содействие, если же будут препятствия, помехи или возражения того или иного рода, не отказать сообщить мне, в чем они состоят» («Известия АН СССР. Отделение общественных наук», 1938, 5, стр. 25).

(обратно)

756

Датируется по содержанию.

Письмо было послано Г. Уэллсу в переводе на английский язык (машинопись за подписью М. Горького). Печатается по сохранившейся в Архиве А. М. Горького машинописной копии русского текста письма.

Я получил Ваше письмо и начало книги… — В письме от 11 февраля 1920 года Г. Д. Уэллс сообщил, что выслал М. Горькому начальные номера печатных выпусков своей книги «История культуры» и запрашивал о возможности ее печатания в России (впоследствии книга вышла на русском языке под названием: Г. Д. Уэллс, Краткая история человечества, М. — Л. 1924).

Организовал издание всей европейской литературы XIX в…. — Речь идет об издательстве «Всемирная литература», организованном М. Горьким во второй половине 1918 года в Петрограде.

…организовал издательство по естественным наукам… — Пови-димому, речь идет об организованном в 1919 году издательстве 3. Гржебина, в программу которого входил выпуск книг по естественным наукам

Состою председателем комиссии по улучшению быта ученых, еще несколько раз председатель в различных организациях культурно-просветительного характера. — С января 1920 года М. Горький был председателем Петроградской комиссии по улучшению быта ученых, комиссии Петросовета по борьбе с детской преступностью, комиссии по посылке ученых для культурно-просветительной работы в армию и флот, экспертной комиссии Наркомвнешторга и др.

Но — вот выступила Польша… — в апреле 1920 года.

(обратно)

757

Датируется по резолюции В. И. Ленина от 21 октября 1920 года:

«В Малый Совнарком.

Прошу рассмотреть это дело поскорее. Из прилагаемого видно, что распоряжение Компрода (центра) дает эти продукты в распоряжение Кубу (Комиссии об улучшении быта ученых). Значит, без согласия центра Питер не вправе реквизировать и зачитывать! Ленин».

Печатается по «Ленинскому сборнику», XXXV, 1945, стр. 144

(обратно)

758

Датируется по записке В. И. Ленина в Малый Совнарком от 1 ноября 1920 года:

«Весьма срочно. Товарищ Горький сообщает мне следующее… (Дальше следует публикуемый текст. — Ред.). Прошу срочно рассмотреть этот вопрос…»

Печатается по «Ленинскому сборнику», XXXV, 1945, стр. 163.

(обратно)

759

Печатается по черновому автографу.

До сего дня я получил от Вас тринадцать томов различных книг научного характера… — В письме к Г. Уэллсу от 22 мая 1920 года М. Горький просил прислать несколько наиболее интересных книг по естественным наукам, изданных в период 1915–1920 годов. К письму от 24 октября 1920 года Г. Уэллс приложил список посланных М. Горькому книг.

Талаат-бей, Энвер. — В 1908–1918 гг. Талаат и Энвер были руководителями буржуазно-националистического младотурецкого правительства.

Джип — сын Г. Уэллса, Джон Филипп.

(обратно)

760

(обратно)

761

Печатается по тексту, опубликованному в журнале «Вестник литературы», 1921, № 1.

(обратно)

762

Датируется по содержанию. В письме речь идет о переводах для издательства «Всемирная литература».

Чуковский Корней Иванович (род. 1882) — советский писатель и лшературовед.

Голсуорси Джон (1867–1933) — английский писатель. В письме упоминаются его романы «Остров фарисеев» (1904) и «Братство» (1909).

(обратно)

763

Датируется по содержанию.

…статейка об Уайльде… — Речь идет о вступительной статье к сказкам О. Уайльда. Сказки были выпущены издательством «Всемирная литература» под редакцией К. И. Чуковского, но без предисловия.

…мистрис Грэнди… — распространенное в Англии нарицательное имя буржуазных лицемеров.

Дженкинс Эдвард (1838–1910) — английский сатирик.

(обратно)

764

Датируется предположительно, по времени участия М. Горького в организации и деятельности Большого драматического театра в Петрограде.

Не исключено, что этот отзыв о пьесе неизвестного автора был послан М. Горьким в 1919–1920 гг. в Литературно-театральную комиссию петроградских государственных театров.

Печатается по машинописной копии, хранящейся в Архиве A. М. Горького.

(обратно)

765

Датировано адресатом.

(обратно)

766

Всеволод Александрович! — В автографе ошибка, надо: Всеволод Вячеславович.

В своих воспоминаниях «Встречи с Максимом Горьким»

B. В. Иванов сообщает, что в голодную весну 1921 года он в течение трех суток писал рассказ «Партизаны»; окончив рассказ, В. В. Иванов отослал его М. Горькому и попросил немного хлеба. М. Горький тотчас откликнулся.

Рассказ — удался… — Речь идет о рассказе В. В. Иванова «Партизаны», положившем основание книге В. В. Иванова «Партизанские повести»; был опубликован в журнале «Красная новь», 1921, № 1.

(обратно)

767

Надпись на книге «В людях», изд. 3. Гржебина, Берлин, 1921; воспроизведена в альбоме «Ф. Э. Дзержинский (1877–1926)», изд. «Искусство», М. 1951.

(обратно)

768

Окулов А. И. (род. 1880) — писатель, печатавший свои очерки и рассказы в «Современном мире», «Современнике», «Русской мысли», «Ниве» и других журналах. В советские годы его очерки выходили отдельными изданиями.

«Водоворот» — пьеса.

(обратно)

769

Я вынужден — на время — отказаться от любезного предложения Вашего… — А. Барбюс приглашал Горького принять участие в двухнедельном журнале «Кларте» («Clarté»), органе международного объединения писателей, одним из организаторов которого был А. Барбюс. Первый номер журнала должен был выйти осенью 1921 года.

Мне рекомендовано немедля ехать на юг или в Шварцвальд… — В начале декабря 1921 года М. Горький выехал из Берлина в Шварцвальд (курорт в Германии). За границу М Горький выехал лечиться в октябре 1921 года по настоянию В. И Ленина В очерке «В. И. Ленин» Горький приводит письмо Ленина к нему ог 9 августа 1921 года:

«А у Вас кровохарканье и Вы не едете!! Это ей-же-ей и бессовестно и не расчетливо. В Европе, в хорошей санатории будете и лечиться и втрое больше дело делать. Ей-ей. А у нас — ни леченья, ни дела, одна суетня, зряшняя суетня. Уезжайте, вылечитесь. Не упрямьтесь, прошу Вас!

Ваш Ленин».

(См. в томе 17 настоящего издания, стр. 40). О необходимости скорейшего отъезда М. Горького для лечения за границу В. И. Ленин писал В. Р. Менжинскому 25 июня и Н А. Семашко не ранее 16 марта 1921 года («Ленинский сборник», XX, 1932, стр. 324 и 353).

(обратно)

770

Печатается в отрывке по тексту книги В. В. Иванова «Встречи с Максимом Горьким», М. 1947.

Вы станете делать литературу Василия Немировича-Данченко. — Речь идет о писателе Вас. Ив. Немировиче-Данченко (1848–1936).

(обратно)

771

Письмо было послано Ромэну Роллану в переводе на французский язык; написано рукою переводчика и подписано М. Горьким (фотокопия хранится в Архиве А. М. Горького).

Письмо печатается по русскому тексту — автографу, сохранившемуся в Архиве А. М. Горького. Дата обозначена автором во французском тексте письма.

Уленшпигель — герой «Легенды об Уленшпигеле и Ламме Гуд-заке» бельгийского писателя Шарля де-Костера (1827–1879).

Аларкон Педро Антонио (1833–1891) — испанский писатель.

Гальдос Перес Бенито (1843–1920) — испанский писатель.

Хозе Бенавенте (род. 1866) — испанский драматург.

Ha-днях пошлю Вам рассказ для «Европы»… — В № 2 (15 марта 1923 г.) журнала «Europe» под общим заголовком «Maxime Gorki. Images de Russie» («Максим Горький. Образы России») было напечатано: «О Льве Толстом»; «Смешное»; «Об Александре Блоке»; «Паук»; «Палач» (см. темы 14 и 15 настоящего издания).

Организую здесь литературно-научный журнал… — «Беседа», журнал издавался в Берлине с 1923 по 1925 год.

Вильдрак Шарль (род. 1882) — французский поэт.

Аполлинер Гильом (1881–1918) — французский поэт.

Аркос Рене (род. 1881) — французский писатель, был редактором журнала «Европа».

(обратно)

772

Датируется по письму В. В. Иванова к Горькому.

«Голубые пески» — роман В. В. Иванова, печатался в «Красной нови» за 1922 год, №№ 3–6; 1923, №№ 1, 3.

Никитин H. Н. (род. 1897) — советский писатель.

(обратно)

773

Письмо было послано Ромэну Роллану на русском языке (автограф М. Горького) и одновременно в переводе на французский язык (написано рукою переводчика и подписано М. Горьким). Фотокопии хранятся в Архиве А. М. Горького.

Печатается по фотокопии русского текста.

Во французском тексте в конце добавлен вопрос: «Когда появится первый номер «Европы»?»

Лео Фробениус (1873–1938) — немецкий этнограф, путешественник, исследователь Африки.

Штейнах Е. (род. 1862) — австрийский физиолог.

Брюкке Эрнст Вильгельм (1819–1892) — австрийский физиолог.

Не дадите ли Вы, кроме обещанных очерков, и Вашу статью о Ганди? — В журнале «Беседа» были напечатаны: Ромэн Роллан, Махатма Ганди (1923, № 1, май — июнь, и № 2, июль — ав-гует); Р. Роллан, Беседа Ренана с юношей (1924, № 4, март).

Ганди Мохандас Кармчанд (1869–1948) — индийский политический деятель и философ.

Румыну в Мюнхен — пишу. — В письме от 13 февраля 1923 года к Г. Саниелевичу, румынскому писателю, проживавшему в Мюнхене, М. Горький просил его дать для журнала «Беседа» статью о современной румынской литературе. Он указывал при этом, что обращается к адресату по рекомендации Р. Роллана (Архив А. М. Горького).

(обратно)

774

Алексеев Василий Михайлович (1881–1951) — советский ученый-китаист, с 1929 года — академик.

Оцуп Н. А. (род. 1895) — поэт, после Октябрьской революции в эмиграции.

…рукопись перевода с китайского… — В первой книге «Беседы» напечатан сделанный В. М. Алексеевым перевод китайской повести Пу Сун-лина (1630–1715), «Царевна заоблачных плющей».

…журнал выйдет в конце марта… — Первый номер журнала «Беседа» вышел сдвоенным — за май — июнь 1923 года.

Браун Ф. А. (род. 1862) — литературовед, после Октябрьской революции — эмигрант.

Ходасевич В. Ф. (род 1886) — поэт-декадент, после Октябрьской революции — эмигрант.

Р. Роллан дает статью о Ганди… — См. примечание к п. № 773.

…А. Лютер — о немецкой литературе… — Лютер Артур (род. 1876) — специалист по германской филологии. Его статья «Немецкая литература последних лет» напечатана во втором номере «Беседы»

…Ф. Элленс — о бельгийской… — Элленс Франц (род. 1881), бельгийский писатель.

(обратно)

775

Датируется по почтовому штемпелю.

Марсианское сочинение написано Толстым… — Речь идет о фантастическом романе А. Н. Толстого «Аэлита», печатавшемся в 1922 году в журнале «Красная новь».

(обратно)

776

Датируется по почтовому штемпелю.

Письмо написано по поводу книги С. Н. Сергеева-Ценского «Валя» (первой части эпопеи «Преображение»), Крымиздат, 1923, присланной автором М. Горькому.

(обратно)

777

Год установлен по почтовому штемпелю.

Письмо было послано Ромэну Роллану в переводе на французский язык; написано рукою переводчика и подписано М. Горьким.

Печатается в переводе на русский язык, сделанном по фотокопии французского текста (Архив А. М. Горького).

…книгу Стефана Цвейга, посвященную Вашей героической жизни… — Стефан Цвейг, Ромэн Роллан. Его жизнь и творчество. Госиздат, М. 1923.

…завтра принимаюсь за «Аннету и Сильвию»… — первый том эпопеи Р. Роллана «Очарованная душа».

Мне кажется, что Ваше дружеское чувство ко мне изменилось… — В ответном письме от 3 августа 1923 года Р. Роллан писал, что он гордится дружбой с М. Горьким и что врагам не удастся изменить этого чувства.

(обратно)

778

Письмо было послано Стефану Цвейгу в переводе на французский язык; написано рукою переводчика и подписано М. Горьким. (Фотокопия хранится в Архиве А. М. Горького).

Печатается по русскому тексту — автографу, сохранившемуся в Архиве А. М. Горького.

В автографе зачеркнута фраза, начиная со слов: «Знаете, Цвейг…» и кончая словами: «…сами они себя». Во французском тексте, отправленном адресату, эта фраза осталась.

Слова, отсутствующие в автографе, но имеющиеся во французском тексте, воспроизводятся в прямых скобках в переводе на русский язык.

Цвейг Стефан (1881–1942) — австрийский писатель.

«Амок»… «Письмо незнакомки». — В книге: С. Цвейг, Амок. Новеллы. Перевод, изд. «Атеней», П. 1923.

…книгу о Р. Роллане… — С. Цвейг, Ромэн Роллан. Его жизнь и творчество

Уже издана «Первая любовь» Тургенева… — берлинским издательством «Пропилеи» в 1923 году.

Сиерра Марганец Грегорио (род. 1881) — испанский писатель.

…посылаю Вам рукопись… — С. Цвейг просил в письме от 29 августа прислать ему автограф М. Горького: «…хоть две Ваши рукописные страницы». Какая рукопись была послана М. Горьким — не установлено.

Спасибо Вам за книги… — В письме от 29 августа С. Цвейг сообщал, что посылает М. Горькому свои книги: сборник новелл «Амок» и книгу «Три мастера» (S. Zweig, Drei Maister. Balzac, Dickens, Dostojewski. Leipzig, Insel Verlag, 1923).

(обратно)

779

Письмо было послано Стефану Цвейгу в переводе на французский язык; написано рукою переводчика и подписано М. Горьким. (Фотокопия хранится в Архиве А. М. Горького.)

Печатается по этому тексту в переводе на русский язык.

…благодарю Вас за Ваше письмо… — В письме от 3 ноября С. Цвейг писал: «Меня очень беспокоит Ваше пребывание во Фрейбурге. Положение в Германии настолько трагично, что я ощущаю его с тоскою в сердце… Мысль, что Вы живете среди страшного урагана, ужасает меня» (Архив А. М. Горького).

Посылаю Вам корректуру… — С. Цвейг, Переулок лунного света, «Беседа», Берлин, 1924, № 3.

…мой рассказ… — М. Горький, Рассказ о безответной любви (в том же номере журнала «Беседа»).

…не забудьте статью! — См. п. № 778 в настоящем томе.

(обратно)

780

Год уточнен по содержанию. Авторская дата «20. XI —22» ошибочна.

«Преображение» — роман С. Н. Сергеева-Ценского в 8 частях. Часть I. Валя. Симферополь, 1923

«Кащеева цепь» — автобиографический роман М. Пришвина.

«Курымушка» — герой одноименной повести М. Пришвина

«Атлантида» — авантюрный роман французского писателя Пьера Бенуа.

«Тарзан» — авантюрный роман американского писателя Э. Берроуза.

(обратно)

781

Печатается по тексту факсимиле, воспроизведенному в книге J. Kadlec «Maxim Gorkij v Ceskoslovensku», Praha, 1951 (вкладной лист № 7).

Искренно тронут милым приветом… — И. Гурник от своего имени и от имени своих учеников прислал М. Горькому письмо, в котором приветствовал великого русского писателя в связи с его приездом в Чехословакию.

(обратно)

782

Датируется по телеграмме, посланной М. Горьким Е. П. Пешковой из Мариенбада 23 января 1924 года: «На венке напиши: «Прощай, друг!» Алексей» (Архив Е. П. Пешковой).

Печатается по книге: «Венки, знамена и стяги, возложенные на гроб Ленина», М. 1924, стр. 439, вкладка.

(обратно)

783

Я написал воспоминания… — Речь идет о ранней редакции очерка «В. И. Ленин» (см. очерк «В. И. Ленин» и примечания к нему в томе 17 настоящего издания).

Екат[ерина] Павловна — Пешкова.

Алданов — псевдоним писателя-белоэмигранта М. Ландау.

(обратно)

784

Печатается по тексту факсимиле, воспроизведенному в литературном приложении газеты «Prager Presse» 25 марта 1928 года, посвященном 60-летию М. Горького.

Калинников Иосиф — русский писатель, эмигрант.

…перевод сказок чешских… — издание не было осуществлено.

…перевод пьесы Чапека… — Повидимому, речь идет о пьесе чешского писателя Карела Чапека «Вур».

…был бы рад ознакомиться и [с] романом Вашим. — Речь идет о романе И. Калинникова «Мощи».

(обратно)

785

Год установлен по содержанию письма.

Письмо было послано Ромэну Роллану в переводе на французский язык; написано рукою переводчика и подписано М. Горьким. Печатается в переводе на русский язык, сделанном по фотокопии французского текста (Архив А. М. Горького).

…книгу Булгакова… — В. Булгаков, Трагедия Льва Толстого.

Булгаков В. Ф. (род. 1886) — в 1910 году был секретарем Л. Н. Толстого.

Чертков В. Г. (1854–1936) — последователь религиозно-этического учения Л. Н. Толстого. Очерк М. Горького «О С. А. Толстой» направлен против брошюры В. Г. Черткова «Уход Толстого» (см. в томе 14 настоящего издания).

(обратно)

786

Короленко Евдокия Семеновна (1855–1940) — жена писателя В. Г. Короленко.

В письмах Владимира Галактионовича… — Е. С. Короленко обратилась к М. Горькому с просьбой разрешить включение в собрание сочинений В. Г. Короленко его писем к М. Горькому.

Мои о нем воспоминания… — Очерки: «В. Г. Короленко», «Время Короленко» и «Из воспоминаний о В. Г. Короленко» (см. тома 14 и 15 настоящего издания).

…кроме Говорухи-Отрока… — Книга Н. Ю. Говорухи-Отрока вышла под псевдонимом Ю. Николаева: «Очерки современной беллетристики. В. Г. Короленко. Критический этюд», М. 1893.

К письму приложены два примечания, разъясняющие письма В. Г. Короленко к М. Горькому от 4 апреля и 7 августа 1895 года.

(обратно)

787

…за «Сортов». — Повидимому, имеется в виду книга Н. П. Остроумова «Сарты», вып. 1–3, 3-е изд., Харьков, 1908.

Блекстед — Брэстед  Д. Г., История Египта с древнейших времен до персидского завоевания, пер. с англ., т. I–II, М. 1915.

Михаил Константинович — Николаев, организатор акционерного общества «Международная книга».

Максим — М. А. Пешков.

…повесть… — «Дело Артамоновых».

Мельгунов С. П. — историк, кадет, белоэмигрант.

…2-й том «Записок Бернуля Диаца» — Д. Н. Егоров, Записки солдата Берналя Диаза, изд. Брокгауз — Ефрон, Л. 1924–1925.

(обратно)

788

Письма М. Горького к Л. М. Леонову печатаются по машинописным копиям, сверенным с подлинниками, хранящимися у адресата.

Леонов Леонид Максимович (род. 1899) — советский писатель.

…не вышел ли второй том романа Сергеева-Ценского «Преображение»? — Под заглавием «Обреченные на гибель» впервые печатался в журнале «Красная новь», 1927, №№ 9—12. Отдельной книгой вышел в издании Московского т-ва писателей в 1929 году.

Радимов П. А. (род. 1887) — поэт и художник. В письме идет речь о поэме П: А. Радимова «Попиада», Казань, 1922, и о сборниках его стихотворений: «Земная риза», Казань, 1914, и «Деревня», Казань [1922]; 2-е изд., М. [1924].

«Русь» — роман П. Романова, издание М. и С. Сабашниковых, книга I, 1923; книга II, 1924.

«Курымушка» — повесть Ai. Пришвина, издание «Новая Москва», 1924.

«Барсуки» — роман Л. Леонова, первоначально печатался в журнале «Красная новь», 1924, №№ 6–8; отдельное издание — Госиздат, Л. 1925.

(обратно)

789

…«закат Европы»… — факт неустранимый, хотя, конечно, закатывается она не по Шпенглеру… — Имеется в виду книга немецкого реакционного философа, одного из идеологических предшественников фашизма О. Шпенглера «Закат Европы».

…и не по Ольденбургу… — О чем идет речь, установить не удалось.

Муратов П. П. — автор работ по вопросам искусства («Образы Италии» и др.), книги новелл «Герои и героини» и др. После Октябрьской революции — эмигрант.

Кускова Е. Д. — представительница «экономизма», после Октябрьской революции — в эмиграции.

«Современные записки» — белоэмигрантский журнал.

(обратно)

790

Год установлен по содержанию.

Печатается в переводе с авторизованного французского текста.

Я написал книгу — большую повесть — и хотел бы посвятить ее Роллану. — Речь идет о повести «Дело Артамоновых», которая и была посвящена Р. Роллану.

В настоящее время я пишу… — Речь идет о романе «Жизнь Клима Самгина».

…Вашей книгой… — Возможно, что речь идет о книге С. Цвейга «Die Augen des ewigen Bruders. Eine Legende». Lpz. [1925].

(обратно)

791

Год установлен по содержанию.

Печатается в переводе с авторизованного французского текста.

…очень поглощен работой над романом… — «Жизнь Клима Самгина».

Книга, которую я посвятил Роллану… — «Дело Артамоновых».

…моя статья об Анатоле Франсе… — «Об Анатоле Франсе» (см. в томе 24 настоящего издания).

Монтень Мишель (1533–1592) — французский писатель и философ.

Ренан Эрнест (1823–1892) — французский философ и историк религии.

(обратно)

792

Печатается по фотокопии. Оригинал хранится у адресата.

Федин Константин Александрович (род. 1892) — советский писатель. О своих отношениях с М. Горьким К. А. Федин писал в книге «Горький среди нас», М. 1943; 2-я часть — М. 1944.

XVII-й том вышлют Вам из Москвы… — Имеется в виду собрание сочинений М. Горького, издания «Книга». В том XVII (Берлин, 1925) вошли: «Заметки из дневника. Воспоминания. Рассказы 1922–1924 гг.».

Романа я не написал, а — пишу. — «Жизнь Клима Самгина».

…получил я 1–2 книги «Былого»… — В №№ 1 и 2 журнала в 1925 году были напечатаны 1-я часть и начало 2-й части романа А. П. Чапыгина «Разин Степан».

(обратно)

793

…где Ваша драма о князе-изгое? — В 1918–1919 годах А. П. Чапыгин работал над исторической драмой «Гориславич», главным действующим лицом которой был князь Олег Святославович. Драма не была напечатана.

Зоя Лодий… — Лодий 3. П. (род. 1885), советская певица, профессор Ленинградской консерватории.

Адрианов С. А. (1871–1941) — литературовед.

(обратно)

794

…резолюция ЦК «О политике партии в области художественной литературы»… — Резолюция ЦК РКП(б) от 18 июня 1925 года была опубликована в «Правде», 1925, № 147, 1 июля.

Твоя повесть… — О чем идет речь — не установлено.

Тимоша — шутливое прозвище Н. А. Пешковой, жены М. А. Пешкова.

Катя — Е. А. Желябужская, дочь М. Ф. Андреевой.

…со времени его «Критических заметок». — Эта книга получила оценку В. И. Ленина в его работе «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве (отражение марксизма в буржуазной литературе). (По поводу книги П. Струве «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России». СПб. 1894)» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 1, стр. 315–484).

…и «Освобождения» — журнал, издававшийся за границей в 1902–1905 годах под редакцией П. Б. Струве; орган либеральномонархической буржуазии.

…в милюковской газете… — «Последние новости», белоэмигрантская газета, издававшаяся в Париже бывшим лидером кадетов П. Н. Милюковым.

Бельфаст — крупный промышленный центр в северо-восточной Ирландии.

…романище пишу… — «Жизнь Клима Самгина».

(обратно)

795

Ряховский Василий Дмитриевич (1897–1951) — советский писатель.

Перо у Вас мягкое… — В письме М. Горький дает отзыв о книге рассказов В. Д. Ряховского «Липовый дух», «ЗиФ», 1925.

(обратно)

796

Макаренко Антон Семенович (1888–1939) — советский писатель и педагог. Переписка М. Горького с А. С. Макаренко, продолжавшаяся 10 лет (1925–1935), свидетельствует о том, что М. Горький первый высоко оценил педагогическую систему А. С. Макаренко и горячо поддержал его педагогические искания и литературную деятельность. О своих отношениях с М. Горьким А. С. Макаренко писал в статьях: «Максим Горький в моей жизни», «Незабываемая встреча» и др. (См. А. С. Макаренко, Сочинения, т. 7, изд. Академии педагогических наук РСФСР, М. 1952).

Первое письмо от М. Горького А. С. Макаренко получил в 1914 году; письмо это не сохранилось. В статье «Максим Горький в моей жизни» Макаренко вспоминал: «В 1914 году я написал рассказ под названием «Глупый день» и послал Горькому. В рассказе я изобразил действительное событие: поп ревнует жену к учителю, и жена и учитель боятся попа; но попа заставляют служить молебен по случаю открытия «Союза русского народа», и после этого поп чувствует, что он потерял власть над женой, потерял право на ревность и молодая жена приобрела право относиться к нему с презрением» (А. С. Макаренко, Сочинения, т. 7, М. 1952, стр. 340). М. Горький вскоре ответил письмом, которое Макаренко воспроизвел по памяти: «Рассказ интересен по теме, но написан слабо, драматизм переживаний попа неясен, не написан фон, а диалог неинтересен. Попробуйте написать что-нибудь другое» (там же, стр. 340).

Примите сердечную мою благодарность за Ваше письмо… — Речь идет о письме А. С. Макаренко к М. Горькому от 8 июля 1925 года, в котором Макаренко знакомил М. Горького с жизнью полтавской колонии для несовершеннолетних правонарушителей и сообщал, что по просьбе воспитанников и воспитателей колонии присвоено имя М. Горького (А. С. Макаренко, Сочинения, т. 7, М. 1952, стр. 335–360).

(обратно)

797

Богданович Адам Егорович (1862–1940) — историк и этнограф, близкий знакомый М. Горького, автор воспоминаний о нем, напечатанных в сборниках «М. Горький в Н.-Новгороде», 1928; «М. Горький на родине», 1937, и др.

Получил интересное и, как всегда, содержательное письмо Ваше… — письмо А. Е. Богдановича от 12 июля 1925 года с отзывом о книге М. Горького «Мои университеты», изд. «Книга», Берлин, 1923.

О закрытых глазах В. Г. Короленко… — А. Е. Богданович писал М. Горькому: «Мне жаль, что Вы не так передали впечатление Короленки от Чепкаша, как передавали когда-то (в 96 г.) по свежей памяти. Вы передавали так. По прочтении Короленко присылает Вам записку (такого именно содержания, как та, что приведена по поводу Изергиль). Когда Вы пришли, он, взяв со стола рукопись, только и сказал, закрыв глаза: «Хорошо» (Архив А. М. Горького).

О Соловьеве и чертях… — А. Е. Богданович напомнил М. Горькому тему одного из разговоров М. Горького с В. Г. Короленко о «морских чертях» Вл. Соловьева. Имеется в виду стихотворение Вл. Соловьева «Слово увещательное к морским чертям» — «Книжки Недели», 1898, июль.

…о этих годах… — Имеются в виду 90-е годы.

…нечто вроде хроники от 80-х годов до 918-го. Уже пишу. — Роман «Жизнь Клима Самгина».

Бреев В. И. — нижегородский купец-черносотенец. О В. И. Брееве М. Горький писал в очерке «Монархист», вошедшем в книгу «Заметки из дневника. Воспоминания» (см. в томе 15 настоящего издания).

Добровейн И. А. (род. 1894) — пианист.

Ек[атерина] Пав[ловна] — Пешкова.

Максим кланяется Вам — М. А. Пешков.

Максим не писал мне и книги своей не присылал. — Имеется в виду сын адресата Максим Богданович (1891–1917), белорусский поэт. В 1913 году вышел сборник его стихотворений на белорусском языке «Вянок». Предполагая, что Максим Богданович посылал в 1913 или 1914 году М. Горькому стихи, адресат просил дать отзыв о них.

…стихов от него еще не получил. — Имеются в виду стихи ярославского поэта А. Н. Лбовского, посланные М. Горькому А. А. Золотаревым.

(обратно)

798

…я очень тронут письмами колонистов… — воспитанников колонии им. Горького. А. С. Макаренко, получив письмо М. Горького (см. п. № 796 в настоящем томе), прочел его на общем собрании колонистов. Колонисты написали ответные письма М. Горькому. «Сегодня с утра задождило, — писал М. Горькому Макаренко, — бросили молотьбу, и все пишут Вам письма. Кому-то вчера на собрании после чтения Вашего письма пришла в голову мысль: общее письмо никуда не годится, пускай каждый напишет Вам записку. Насилу убедил хлопцев, что Вам будет очень трудно читать столько писем. Тогда решили писать по отрядам — сейчас вся колония представляет нечто вроде «Запорожцев» Репина, умноженных на 15 — число наших отрядов…» (А. С. Макаренко, Сочинения, т. 7, М. 1952, стр. 361). В дальнейшем каждый отряд колонии регулярно отправлял письма М. Горькому.

То, что Вы сказали о «деликатности» в отношении к колонистам… — М. Горький имеет в виду педагогические идеи А. С. Макаренко, развитые им в письме к М. Горькому от начала августа 1925 года (см. А. С. Макаренко, Сочинения, т. 7, М. 1952, стр. 361–364).

(обратно)

799

И. И. Скворцов ничего не писал мне о «Н[овом] мире». — В письме к М. Горькому от 8 августа 1925 года (Архив А. М. Горького) Ф. В. Гладков, бывший тогда заместителем редактора «Нового мира», сообщал, что он просил И. И.Скворцова-Степанова передать М. Горькому приглашение сотрудничать в журнале «Новый мир».

…пишу большую книгу… — «Жизнь Клима Самгина».

Разрешите сказать несколько слов о «Цементе». — Роман Ф. Гладкова «Цемент»; впервые напечатан в журнале «Красная новь», 1925, №№ 1–6, первое отдельное издание — «ЗиФ», 1926.

…Вы затушевали «Виринею»… — «Виринея», повесть Л. Сейфул-линой, впервые печаталась в журнале «Красная новь», 1924, № 4.

…«в числе драки»… — выражение Глеба Успенского, см. рассказ «Будка» (Избранные сочинения, М. 1952, стр. 97).

(обратно)

800

Ольденбург Сергей Федорович (1863–1934) — советский востоковед, в 1904–1929 годах — непременный секретарь Академии наук СССР.

…польщен приглашением на чествование Российской Академии Наук… — Речь идет о праздновании двухсотлетия Академии наук СССР, отмечавшемся в сентябре 1925 года.

…увлечен большой работой… — романом «Жизнь Клима Самгина».

(обратно)

801

(обратно)

802

(обратно)

803

…первый том «Дневника»… — Владимир Короленко, Дневник (1881–1893), т. I (Поли. собр. соч., посмертное издание, Гос. изд. Украины, 1925).

(обратно)

804

…я получил «Дневник»… — См. примечание к п. № 803 в настоящем томе.

«Все в прошлом» — картина художника В. М. Максимова.

(обратно)

805

Повесть прочитал. — Речь идет о повести В. Д. Ряховского «Девич-камень», Гиз, М. — Л. 1925.

…Яковлев — «Болото». — Яковлев А. С. (1883–1952) — советский писатель; «Болото» — рассказ Яковлева, опубликованный в альманахе «Недра», 1925, № 6.

(обратно)

806

Вашему толчку я обязан… — Бывший политкаторжанин-народник А. М. Калюжный, слушая в 1892 году устные рассказы Алексея Максимовича о пережитом, дал ему совет заняться литературным творчеством. При содействии Калюжного в тифлисской газете «Кавказ», 1892, № 242, 12 [24] сентября, был опубликован первый рассказ Горького «Макар Чудра». Сам А. М. Калюжный возражал против преувеличения его роли в творческой судьбе М. Горького. Он писал: «Я думаю, что его благодарность ко мне выражена в таких теплых словах, идущих от широкой души, именно потому, что я первый сказал ему: «Пишите, ведь вас будут читать тысячи, а Вы все рассказываете на людях». А то смешно было бы, конечно, ни с того, ни с сего назвать меня учителем. Какой же я учитель такого большого художника!.. Я встретил этого юношу и братски полюбил, угадывая в нем огромные душевные силы и призвание к художественно-литературной деятельности: в этом он помог мне сам. Не в этом ли только была моя учительская сила?» (А. М. К ал ю ж н ы й, Моя первая встреча с Максимом Горьким. Из воспоминаний— «Заря Востока», Тифлис, 1936, 14 июля).

(обратно)

807

(обратно)

808

Цыцарин Василий Сергеевич (род. 1882) — токарь, работавший на Невском судостроительном заводе (ныне завод имени В. И. Ленина), один из организаторов первого союза металлистов, делегат Таммерфорсской конференции большевиков, состоявшейся в декабре 1905 года. После Октябрьской революции — работник ВСНХ, а затем министерства торговли.

Живо вспомнил Куоккалу… — В пометке на йисьме В. С. Цыца-рина от 30 ноября 1925 года М. Горький назвал Цыцарцна рабочим-петербуржцем и указал, что не встречался с ним с 1905 года, когда Цыцарин прятался у него от полиции в Куоккале (Архив А. М. Горького).

(обратно)

809

Получил два тома писем… — 50-й и 51-й томы посмертного полного собрания сочинений В. Г. Короленко, в которые вошли его письма за 1879–1887 и 1888–1889 годы (Гос. изд. Украины, 1933).

Каронин Н. Е. — псевдоним писателя-народника Н. Е. Петропавловского (1857–1892). Воспоминаниям о нем посвящен очерк М. Горького «Н. Е. Каронин-Петропавловский» (см. в томе 10 настоящего издания).

Старостин—Старостин-Маненков В. Я., литератор народнического направления. М. Горький пишет о встречах с ним в очерке «Н. Е. Каронин-Петропавловский».

«Песнь старого дуба» — поэма не была напечатана, и рукопись ее не сохранилась. В статье «О том, как я учился писать» М. Горький пишет, что помнит только одну фразу своей поэмы: «Я в мир пришел, чтобы не соглашаться» (см. в томе 24 настоящего издания, стр. 489).

«Сказка о фее и рыбаке» — «О маленькой фее и молодом чабане (валашская сказка)» (см. в томе 1 настоящего издания). В очерке «В. Г. Короленко» М. Горький вспоминает, как была встречена эта сказка В. Г. Короленко (см. в томе 15 настоящего издания, стр. 36–37).

Истомина. — В биографическом очерке «В. Г. Короленко» М. Горький вспоминает свою беседу с Короленко о «некой девице Истоминой», которая «запуталась» в деле Ромася и других, «болтала» на допросе. Потом она поступила гувернанткой к Столыпину и была убита при взрыве столыпинской дачи (см. в томе 15 настоя-шего издания, стр. 40–41). Судьба Истоминой послужила М. Горькому материалом для образа провокатора Никоновой (по отцу — Истоминой) в «Жизни Клима Самгина».

София Владимировна — дочь В. Г. Короленко.

(обратно)

810

…огромнейший роман. — «Жизнь Клима Самгина».

В России же я работать не стану, а буду бегать по ней, как это делаете Вы. — В. Шишков, следуя примеру молодого М. Горького, обошел пешком в 1921–1925 годах Тверскую и Ленинградскую губернии, был в Смоленщине и Приволжье, о чем писал в очерках «С котомкой», «Приволжский край» и др.

«Башмаки» — книга очерков М. М. Пришвина, изданная в 1925 году.

(обратно)

811

… приветом Института востоковедения. — В день празднования пятилетия своего существования Институт востоковедения послал М. Горькому приветствие, в котором отметил его роль в деле организации Института. М. Павлович (см. примечание к п. № 599) был в это время ректором Института востоковедения.

…Я написал о Владимире] Ильиче… — Речь идет о воспоминаниях М. Горького, написанных тотчас после смерти В. И. Ленина и опубликованных (с некоторыми сокращениями) в 1924 году в журнале «Русский современник», № 1, под названием «Владимир Ленин». В 1930 году писатель переработал текст воспоминаний: полнее осветил V съезд партии, рассказал о выступлениях В. И. Ленина на съезде, о своих встречах с ним на Капри, в Париже, объяснил свои ошибки 1917–1918 годов.

Грандиознейшее дело творится на Востоке… — Имеется в виду Первая гражданская революционная война в Китае (1924–1927 гг.).

(обратно)

812

Лутохин Далмат Александрович (1885–1942) — экономист и литературный критик. В 20-е годы жил в Чехословакии, в эмиграции. В 1927 году возвратился в СССР. В 1923–1935 годах встречался и переписывался с М. Горьким, написал о нем воспоминания, напечатанные в журнале «Ленинград», 1940, № 11–12.

Видел матросов… — 30 сентября 1925 года М. Горького посетила группа моряков — представителей команд советских пароходов, находившихся в Неаполе (см. «Правда», 1925, № 227, 4 октября).

«Мощи» — роман И. Калинникова.

Цветаева М. И. (1892–1941) — поэтесса-декадентка. В 1922 году эмигрировала за границу, в 1939 году вернулась в СССР.

…в газете Милюкова… — «Последние новости».

(обратно)

813

…поздравлял Вас с юбилеем… — Речь идет о шестидесятилетии С. П. Подъячева.

…когда убили Семенова… — Крестьянский писатель и публицист С. Т. Семенов был в 1922 году убит в деревне кулаками.

…если бы Вы написали Вашу автобиографию. — С. П. Подъячев, следуя совету М. Горького, написал книгу «Моя жизнь», книга 1, «ЗиФ», М. — Л. 1930, книга 2, Гихл, М. — Л. 1931.

(обратно)

814

Датируется на основании воспоминаний учительницы О. Крапивиной.

Печатается по тексту, опубликованному в газете «Ленинградская правда», 1938, № 71, 28 марта.

Об обстоятельствах получения этого письма учительница 34-й школы Фрунзенского района г. Ленинграда О. Крапивина рассказывает: «Среди произведений А. М. Горького особенный интерес у учеников вызвал образ Коновалова. Им требовалось среди заданных тем для письменных работ ответить на мои вопросы: «Что было бы с Коноваловым, если бы он попал на фабрику или на завод, в более организованную среду, уже революционно настроенную в то время?» Спор был горячий. Мнения разделились. Одному ученику пришла смелая мысль послать автору, жившему тогда на острове Капри в Италии, письмо, чтобы он сам сказал свое мнение по существу спора. Ребята написали письмо Горькому. 13 января 1926 года на мое имя пришло письмо из Италии» («Ленинградская правда», 1938, № 71, 28 марта).

(обратно)

815

Ваше тяготение к «ничтожным клячам»… — Публикуя это письмо М. Горького, К. А. Федин дал следующее объяснение: «…Мне казалось, что мое чувство тяготеет к человеку простому. к человеку бедной повседневности, незаметного труда — к безвинной кляче, перевозящей грубый воз истории из эпохи в эпоху. Раньше говорилось, к единому от малых сих! И, возможно, сострадание к такому человеку, жалость и благодарность к нему, соединенные с неловкостью, вытекающей из превосходства над ним, — нечто родственное отжившему состоянию кающегося дворянина — были приняты мною за любовь. А — по противоположности — самодовольство человека, ставящего себя образцом мироздания, избалованного благосклонностью судьбы, как рысак, привыкший брать беговые призы и взирающий на клячу, которая убирает гипподром, как на особь низшего вида, — самодовольство такого человека вызывало во мне неприязнь» (Конст. Федин, Горький среди нас, 2-я часть, 1944, стр. 126).

…этот гуманизм — плохая вещь, и А. А. Блок, кажется, единственный, кто чуть-чуть не понял это. — Имеется в виду доклад А. А. Блока «Крушение гуманизма», 1919 (А. А. Блок, Собрание сочинений, т. 8, изд. «Советский писатель», 1936).

(обратно)

816

Груздев Илья Александрович (род. 1892) — советский литературовед.

«Ковш» — литературно-художественный альманах, издававшийся Государственным издательством в 1925–1926 годах.

«Антология глупости». — Под таким названием во французском журнале «Европа», 1926, № 38, была дана подборка отрицательных высказываний французских писателей о Р. Роллане.

(обратно)

817

Дата указана во французском тексте письма.

Письмо было послано Ромэну Роллану в переводе на французский язык; написано рукою переводчика и подписано М. Горьким (фотокопия письма имеется в Архиве А. М. Горького).

Письмо печатается по автографу, сохранившемуся в Архиве А. М. Горького. Фразы, отсутствующие в автографе, но имеющиеся во французском тексте, приводятся в переводе на русский язык и заключены в прямые скобки.

В конце автографа, после слов «чувствую себя ошеломленным…», следует фраза, не вошедшая во французский текст письма:

«Сегодня же в русских газетах телеграмма, умер Фурманов, один из талантливейших литераторов, молодой еще».

Дункан Айседора (1876–1927) — танцовщица.

(обратно)

818

Все Ваши книги я получил… — Как явствует из письма Ф. В. Гладкова М. Горькому от 24 марта 1926 года (Архив А. М. Горького), М. Горький получил следующие книги Ф. В. Гладкова: «Изгои». Повесть, альманах «Наши дни», 1922, № 2; «Огненный конь». Повесть, альманах «Наши дни», 1923, № 3; «Пучина». Сборник рассказов, изд. «Кузница», М. 1923; «Цемент». Роман, «ЗиФ», 1926.

…Фурманова жалко. — Д. А. Фурманов умер 15 марта 1926 года.

«Библиотека сатиры и юмора» — издаваемая «ЗиФ», выходила с 1925 по 1929 год.

(обратно)

819

ФСУ — фабричное семилетнее училище.

Сейчас я пишу еще одну… — роман «Жизнь Клима Самгина».

(обратно)

820

Датируется по встречным письмам адресата.

Смиренский Владимир Викторович — литератор, писавший под псевдонимом Андрей Скорбный. Намеревался писать монографию о жизни и творчестве К. М. Фофанова.

Фофанов К. М. (1862–1911) — поэт, предшественник символистов.

…904 или 905 годах… — М. Горький был в Старой Руссе летом 1904 года.

…как это изобразил Илья Репин. — Имеется в виду портрет К. М. Фофанова, написанный И. Е. Репиным в 1886 году.

Франциск Ассизский (1182–1226) — основатель монашеского ордена францисканцев; католической церковью канонизирован как святой.

(обратно)

821

Печатается по фотокопии с оригинала, хранящегося у адресата.

…Ваш отзыв об «Артамоновых»… указания на недостатки конструкции совершенно правильны. — В письме к М. Горькому от 27 марта 1926 года, давая восторженный отзыв о повести «Дело Артамоновых», К. А. Федин указывал на недостатки ее композиции: «…Основание «дела» Артамоновыми, его первые шаги заняли примерно лет 7, т. е. к 70-му году «дело» уже вертелось. На изображение этого ушло полкниги, а в другую половину книги умещено 47 лет (приблизительно, конечно), причем в эти 47 лет происходит тематически самое важное: «дело» становится действующим лицом, «дело» сминает породивших его. Мне думается, этот композиционный недочет заметно повлиял на эффект конца: книга под конец схематичнее и суше» (Архив А. М. Горького).

…указал мне и М. М. Пришвин… — В письме от 10 апреля 1926 года М. М. Пришвин писал М. Горькому о «Деле Артамоновых»: «Хорошо начало, свадьба — прекрасно! и до середины отлично нарастает волнение — ярмарка превосходно! потом как будто Вам надоело, все пошло прыжками и кончаешь неудовлетворенный… Я думаю, что Вы по своей широте задумали во время писания этого романа какой-нибудь другой, самый большой, а это стало Вам неинтересно» (Архив А. М. Горького).

…по поводу «Безответной любви»… — «Рассказ о безответной любви» см. в томе 16 настоящего издания.

«Это и французы написали бы…» — М. М. Пришвин в письме к М. Горькому от 10 апреля 1926 года, говоря о горьковском искусстве «гравировать произведение» диалогами народной мудрости, писал: «…в этом никто из предшествующих писателей не может с Вами сравниться. Но этот глубокий колодезь, из которого Вы черпаете свои соки, обязывает Вас оставаться всегда при своем роднике. Даже прекрасный рассказ «О любви», имевший у нас большой успех, — все-таки думаешь о нем: это могли бы написать и французы» (Архив А. М. Горького).

Что же четвертый «Ковш»? — 4-я книга литературно-художественного альманаха «Ковш» вышла в мае 1926 года. В этой книге напечатан рассказ М. Горького «О тараканах».

…группа литераторов… затевает чисто литературный журнал, типа «Современника»… — Замысел такого журнала осуществлен не был.

Ходасевич Валентина Михайловна (род. 1894) — художница.

(обратно)

822

Фурманова Анна Никитична (1896–1941) — жена писателя Д. А. Фурманова.

…благодарю вас за присланную книжку — Д. Фурманов, Морские берега. Художественные очерки, изд. «Молодая гвардия», М. 1926, стр. 79.

А. Н. Фурманова писала М. Горькому 8 апреля 1926 года, что посылает ему последнюю книгу Д. А. Фурманова, осуществляя желание, выраженное Д. А. Фурмановым незадолго до смерти. А. Н. Фурманова просила написать ей: «…вырос ли он? Какая разница между «Чапаевым» и «Морскими берегами»? (Архив А. М. Горького).

(обратно)

823

Евдокимов Иван Васильевич (1887–1941) — советский писатель.

«Колокола» — роман И. В. Евдокимова «Колокола», М. — Л. 1926.

…шаг вперед от «Сиверко»… — Повесть И. В. Евдокимова «Сиверко». М. — Л. 1925.

(обратно)

824

Каменский Василий Васильевич (род. 1884) — советский писатель; в прошлом один из зачинателей русского футуризма.

«Приключения] Харта-Джойс»… — роман В. В. Каменского «27 приключений Харта-Джойс».

«Пугачев»… «Козий загон» — пьесы В. В. Каменского «Емельян Пугачев» и «Козий загон».

…сам тоже увлечен построением огромнейшего. — «Жизнь Клима Самгина».

…мой сердечный поклон Вашему тестю… — Касторский А. В. (1869–1944), композитор-хормейстер.

«Нерон» — опера итальянского композитора А. Бойто (1842–1918).

«12-й год» — «Торжественная увертюра 1812 г.» П. И. Чайковского.

«Борис» — опера М. П. Мусоргского «Борис Годунов».

Стравинский И. Ф. (род. 1882) — русский композитор, с 1910 года постоянно жил в Париже.

Прокофьев С. С. (1891–1953) — советский композитор.

(обратно)

825

…да и чем утешишь человека, который навсегда потерял лучшего друга своего? — Речь идет о писателе Д. А. Фурманове, скончавшемся 15 марта 1926 года от менингита.

Жаров А. А. (род 1904).. Александровский В. Д. (1897–1934)… Уткин И. П. (1903–1944) — советские поэты.

(обратно)

826

…с переездом на новое место. — В конце мая 1926 года колония им. Горького переехала в имение бывшего Куряжского монастыря в семи верстах от Харькова (см. письмо А. С. Макаренко к Горькому от 23 мая 1926 года — А. С. Макаренко, Сочинения, т. 7, М. 1952, стр. 377–379).

(обратно)

827

Екатерина Ивановна — жена И. П. Ладыжникова, умерла в 1926 году.

Наташа — дочь И. П. Ладыжникова.

Е[катерина] П[авловна] — Пешкова.

(обратно)

828

…в очередной книжке «Кр[асной] н[ови]»… — В 1926 году в №№ 1—12 журнала «Красная новь» печатался исторический роман А. П. Чапыгина «Разин Степан».

…рублевского письма… — Андрей Рублев, иконописец конца XIV — начала XV века.

Соболь А. М (1888–1926) — писатель-декадент.

Наседкин. — Стихи поэта В Наседкина печатались в 1926 году в журнале «Красная новь», №№ 3, 6 и 11.

(обратно)

829

Лавренев Борис Андреевич (род. 1891) — советский писатель.

…С Вашей книгой… — Б. Лавренев, Крушение республики Итль. Роман, Госиздат, М.—Л. 1926.

…Баршева — книгу. — Н. Баршев, Прогулка к людям. Книга рассказов, издание автора, Л. 1926.

(обратно)

830

…как живет та диконькая девица… — Речь идет об одной из воспитанниц колонии, о которой А. С. Макаренко писал М. Горькому в письме от 8 сентября 1925 года (А. С. Макаренко, Сочинения, т. 7, М. 1952, стр. 365–367).

(обратно)

831

Датируется по содержанию.

Печатается по тексту, опубликованному в газете «Известия», 1926, № 182, 11 августа.

Совершенно ошеломлен кончиной Феликса Эдмундовича. — Феликс Эдмундович Дзержинский скончался 20 июля 1926 года.

Впервые я его видел в 9—10 годах… — Бежавший из ссылки Ф. Э. Дзержинский в январе 1910 года был у М. Горького на Капри и писал оттуда 11 февраля 1910 года в Главное правление социал-демократической партии Польши и Литвы о своих встречах с М. Горьким: «…он произвел на меня огромное впечатление — своею простотой, своей жизненной силой и жизнерадостностью. Он интересуется всем, все хочет объять и все по-своему воспринимает — душевно и правдиво. Его, повидимому, мучит то, что он в изгнании, — и он ловит всякое проявление жизни, которое доходит до него оттуда, и создает целые картины сел и городов и живет этим — живет так, как будто бы сам был там и как будто бы сам был душою народа — его поэтом, его голосом и его надеждой. Он является поэтом пролетариата — выразителем его коллективной души» («Феликс Эдмундович Дзержинский», изд. «Искусство, 1951).

Екат[ерина] Павловна — Пешкова.

(обратно)

832

Датируется по письму В. В. Иванова (с его фотографической карточкой) от 25 августа 1926 года.

Читаю Ваши рассказы в «Кр[асной] н[ови]»… — В «Красной нови» за 1926 год печатались рассказы В. В. Иванова «Плодородие», «Жизнь Тимофея Смакотина», «Полынья», «Ночь» и др.

Андреев В. М. (род. 1889) — советский писатель-очеркист.

Но — увяз я в романе… — Речь идет о работе над романом «Жизнь Клима Самгина».

Конрад Джозеф (1857–1924) — английский писатель.

Истрати Панаито (род. 1884) — румынский писатель, позднее выступал в печати с клеветническими нападками на СССР.

Берковичи Конрад (род. 1882) — американский писатель.

Иосиповичи… — А. Адес и А. Иозиповичи, Гоха-дурак, Л. 1926.

(обратно)

833

Козаков Михаил Эммануилович (1897–1954) — советский писатель.

«Повесть о карлике» — «Повесть о карлике Максе, балаганном актере», рассказы, издание автора, 1926. В письме М. Горького приводятся цитаты и из другой книги М. Козакова — «Человечья закута», Госиздат, 1926.

(обратно)

834

Письмо написано по поводу книги М. М. Пришвина «Родники Берендея», Гиз, М.—Л. 1926, присланной автором М. Горькому.

«Черный араб», «Колобок», «Край непуганных птиц» (правильно: «В краю непуганных птиц») — книги М. М. Пришвина.

…Мензбиру в книге о птицах… — «Птицы России» (1893–1895).

… у Кайгородова… — Д. Н. Кайгородов, профессор Лесного института в Петербурге, написал ряд популярных книг по естествознанию («Краснолесье», «Чернолесье», «Из жизни пернатых», «Собиратель грибов» и др.) и многие годы печатал бюллетени о жизни лесной природы.

«Юность Алпатова» — автобиографический роман М. М. Пришвина.

«Валя» — 1-я часть романа С. Н. Сергеева-Ценского «Преображение».

(обратно)

835

Как одно из доказательств этого прилагаю газетную вырезку. — По свидетельству В. В. Иванова, к письму была приложена газетная вырезка с заметкой «Руководство для настоящего фашиста».

Vade mecum — путеводитель.

Так же серьезно, как скандал, устроенный Воронову. — Воронов С. А. — русский хирург, работавший во Франции.

«Обезьяний процесс», устроенный Брайаном… — См. примечание на стр. 501 в томе 25 настоящего издания.

«Пощечина мертвецу» — сборник статей французских литераторов, выпущенный к годовщине смерти Анатоля Франса в 1925 году и направленный против Франса.

…ненависть к Р. Роллану… — Во время первой империалистической войны Р. Роллан выступил против милитаризма, за что был подвергнут травле на страницах реакционных буржуазных газет.

…Полю Маргерит — надо: Виктору Маргерит.

…дошли до Пруста… — Пруст Марсель (1873–1922), французский писатель.

Дюамель Жорж (род. 1884) — французский писатель.

Дю-Гар Роже-Мартен (род. 1896) — французский писатель.

Ромен Жюль (род. 1885) — французский писатель.

Мак-Орлан Пьер (род. 1883) — французский писатель.

Лауренс Д. Г. (1885–1930) — английский писатель.

Тынянов Ю. — «Кюхля», Л. 1925.

Форш О. — «Современники», Госиздат, М.—Л. 1926.

…стихи о медведице… — стихотворение Якова Дубнова «Надежда Петровна», журнал «Красная новь», 1926, № 10, стр. 138.

Трудно все-таки не осудить Толстого и Щеголева. — Речь идет о пьесе «Заговор императрицы», написанной А. Н. Толстым и П. Е. Щеголевым.

(обратно)

836

Клычков написал книгу… — Имеется в виду роман С. Клычкова «Чертухинский балакирь».

«…волнуясь и спеша». — Из стихотворения Н. А. Некрасова «Памяти приятеля».

(обратно)

837

Дата уточнена по почтовому штемпелю; в авторской дате допущена описка.

…дядя Ерошка — персонаж повести Л. Н. Толстого «Казаки».

…тяжело терять Красиных. — Л. Б. Красин умер 24 ноября 1926 года в Лондоне, находясь на посту полпреда Советского государства в Англии.

(обратно)

838

…предисловие к Вашей книге я писал… — Речь идет о предисловии М. Горького к 1-й части романа С. Н. Сергеева-Ценского «Преображение», переведенной на английский язык для одного из нью-йоркских издательств. Предисловие написано М. Горьким в конце 1924 года.

Де-Граммон Д. — французский писатель и переводчик.

(обратно)

839

Рождественская Наталья Петровна (род. 1900) — советская певица (М. Горький ошибочно называет ее в письме Татьяной Петровной).

…Я очень тронут Вашей похвалой книге моей… — Речь идет, повидимому, о «Деле Артамоновых».

Петр Александрович — Рождественский П. А., адвокат, отец адресата, знакомый М. Горького по Н.-Новгороду.

Владимир Александрович — Рождественский В. А., брат П. А. Рождественского, ровесник М. Горького.

…Павлы, тоже, кажется, Александровны? — Павлы Никано-ровны — матери адресата.

…видел я в Грузинском проулке… — в Н.-Новгороде.

(обратно)

840

…о Николае Федоровиче я напишу и пришлю Вам… — Е. С. Короленко просила М. Горького дать свои воспоминания о Н. Ф. Анненском в сборник, который предполагалось выпустить к 15-летию со дня смерти Анненского. Очерк М. Горького «Н. Ф. Анненский» см. в томе 17 настоящего издания.

Там, в банке, весь мой архив за 906–913 годы. — Уезжая с Капри в Россию в 1913 году, М. Горький сдал свой архив на хранение в Дрезденский банк в Берлине. Впоследствии архив был им получен.

(обратно)

841

Погодин Николай Федорович (род. 1900) — советский драматург, начинал литературную деятельность как очеркист.

…начальные строки «Кумачового утра»… — Речь идет о первой книге Н. Ф. Погодина «Кумачовое утро». Очерки современной деревни», изд. «Новая Москва», М. 1926.

(обратно) (обратно)

Примечания

1

Моя жена (итал.) — Ред.

(обратно)

2

Хорошо, хорошо! (лат.) — Ред.

(обратно)

Оглавление

1907

  397 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  398 Д. Я. АЙЗМАНУ

  399 М. А. ПЕШКОВУ

  400 Д. Я. АЙЗМАНУ

  401 Д. Я. АЙЗМАНУ

  402 А. С. ЧЕРЕМНОВУ

  403 Д. Я. АЙЗМАНУ

  404 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  405 Д. Я. АЙЗМАНУ

  406 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  407 Е. Н. ЧИРИКОВУ

  408 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  409 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  410 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  411 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  412 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  413 Д. Я. АЙЗМАНУ

  414 В. Л. ЛЬВОВУ-РОГАЧЕВСКОМУ

  415 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  416 И. А. БЕЛОУСОВУ

  417 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  418 С. А. ВЕНГЕРОВУ

  419 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  420 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  421 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  422 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  423 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  424 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  425 А. В. ЛУНАЧАРСКОМУ

  426 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  427 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  428 В. В. ВЕРЕСАЕВУ

  429 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  430 А. В. ЛУНАЧАРСКОМУ

  431 А. В. ЛУНАЧАРСКОМУ

  432 Н. Д. КРАСОВУ (НЕКРАСОВУ)

  433 К. ЛИБКНЕХТУ

1908

  434 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  435 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  436 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  437 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  438 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  439 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  440 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  441 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  442 Д. Я. АЙЗМАНУ

  443 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  444 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  445 Е М. МИЛИЦЫНОЙ

  446 РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «АВАНТИ»

  447 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  448 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  449 П. А. ТРАВИНУ

  450 С. А. ВЕНГЕРОВУ

  451 В. Я. БРЮСОВУ

  452 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  453 В. А. СМИРНОВУ

  454 С. Г. СКИТАЛЬЦУ

  455 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

  456 А. Н. ТИХОНОВУ

1909

  457 Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

  458 Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

  459 «ШКОЛЕ ШАЛУНОВ»

  460 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  461 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

  462 С. Я. ЕЛПАТЬЕВСКОМУ

  463 С. Я. ЕЛПАТЬЕВСКОМУ

  464 Ф. И. ШАЛЯПИНУ

  465 С. А. ВЕНГЕРОВУ

  466 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  467 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

  468 Л. А. СУЛЕРЖИЦКОМУ

  469 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

  470 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

  471 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  472 «ШКОЛЕ ШАЛУНОВ»

  473 И. С. ШМЕЛЕВУ

1910

  474 И. К. ВОРОНОВУ

  475 А. П. ЧАПЫГИНУ

  476 И. С. ШМЕЛЕВУ

  477 И. С. ШМЕЛЕВУ

  478 А. Г. КОЛПАКОВУ

  479 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

  480 Н. А. ТОПАЗОВУ-ЧЕРДЫНЦЕВУ

  481 Н. А. МОРОЗОВУ

  482 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

  483 Д. И. СЕМЕНОВУ

  484 Л. А. СУЛЕРЖИЦКОМУ

  485 Э. ФИЛЬВАРОВОЙ

  486 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  487 С. Я. ЕЛПАТЬЕВСКОМУ

  488 Б. А. ВЕРХОУСТИНСКОМУ

  489 Д И. СЕМЕНОВУ

  490 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  491 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  492 И. И. БРОДСКОМУ

  493 В. Г. КОРОЛЕНКО

  494 И. И. БРОДСКОМУ

  495 С. М. ПРОХОРОВУ

  496 И. И. БРОДСКОМУ

  497 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  498 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  499 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  500 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  501 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  502 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  503 СЛУШАТЕЛЯМ ШКОЛЫ В БОЛОНЬЕ

  504 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  505 А. С. ЧЕРЕМНОВУ

  506 О. П. СНО (СНЕГИНОЙ)

  507 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  508 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  509 П. X. МАКСИМОВУ

  510 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  511 И. И. БРОДСКОМУ

  512 В. И. АНУЧИНУ

  513 И. Л. ФРЕНКЕЛЮ

  514 К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

  515 В. И. АНУЧИНУ

1911

  516 АРИСТИДУ ПРАТЕЛЬ

  517 Н. И. ИОРДАНСКОМУ

  518 П. X. МАКСИМОВУ

  519 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  520 И. И. БРОДСКОМУ

  521 А. А. ЯБЛОНОВСКОМУ

  522 В. И. АНУЧИНУ

  523 К. А. ТРЕНЕВУ

  524 К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

  525 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  526 К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

  527 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  528 В. М. ГРИГОРЬЕВОЙ и М. ЧЕРНЫШЕВОЙ

  529 Ф. И. ШАЛЯПИНУ

  530 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  531 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  532 П. X. МАКСИМОВУ

  533 Ф. И. ШАЛЯПИНУ

  534 И. Н. ЗАХАРОВУ

  535 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  536 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  537 П. X. МАКСИМОВУ

  538 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  539 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  540 П. X. МАКСИМОВУ

  541 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  542 И. А. БЕЛОУСОВУ

  543 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  544 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  545 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  546 H. Е. БУРЕНИНУ

  547 H. Е. БУРЕНИНУ

  548 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  549 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  550 ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМУ (РАБИНОВИЧУ С. Н.)

  551 Н. Е. БУРЕНИНУ

  552 КАТОРЖАНАМ АЛЕКСАНДРОВСКОЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ТЮРЬМЫ

  553 РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «ЖИВОЕ СЛОВО»

  554 Л. Н. АНДРЕЕВУ

  555 В. Л. ЛЬВОВУ-РОГАЧЕВСКОМУ

  556 И. И. ЯСИНСКОМУ

  557 П. А. БЕРЛИНУ

  558 П. А. БЕРЛИНУ

  559 В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «КИЕВСКАЯ МЫСЛЬ»

  560 П. X. МАКСИМОВУ

  561 Л. Н. АНДРЕЕВУ

  562 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  563 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  564 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  565 П. В. МУРАШЕВУ

  566 Н. Е. БУРЕНИНУ

  567 С. А. ВЕНГЕРОВУ

  568 К. А. ТРЕНЕВУ

  569 И. И. БРОДСКОМУ

  570 В С. МИРОЛЮБОВУ

  571 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  572 И. И. ЯСИНСКОМУ

  573 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  574 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  575 Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

  576 К. А. ТРЕНЕВУ

  577 И. Д. СУРГУЧЕВУ

1912

  578 Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

  579 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  580 К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

  581 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  582 Р. В. ИВАНОВУ-РАЗУМНИКУ

  583 В. М. ЧЕРНОВУ и В. С. МИРОЛЮБОВУ

  584 И. Д. СУРГУЧЕВУ

  585 ДЕЛЕГАТАМ ПРАЖСКОЙ ПАРТИЙНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ

  586 А. Н. ЛАПТЕВУ

  587 П. X. МАКСИМОВУ

  588 В. И. ХАРЦИЕВУ

  589 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  590 В. И. КАЧАЛОВУ

  591 Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

  592 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  593 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  594 Л. Н. АНДРЕЕВУ

  595 Б. Н. РУБИНШТЕЙНУ

  596 И. Д. СУРГУЧЕВУ

  597 Л. Н. АНДРЕЕВУ

  598 Е. А. ЛЯЦКОМУ

  599 П. X. МАКСИМОВУ

  600 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  601 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  602 С. А. ВЕНГЕРОВУ

  603 И.А. БЕЛОУСОВУ

  604 А. И. КУПРИНУ

  605 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  606 В. И. ХАРЦИЕВУ

  607 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  608 Л. Н. АНДРЕЕВУ

  609 И. И. БРОДСКОМУ

  610 И. И. БРОДСКОМУ

  611 П. X. МАКСИМОВУ

  612 В. И. АНУЧИНУ

  613 В. И. АНУЧИНУ

  614 В. А. ПОССЕ

  615 А. И. КУПРИНУ

  616 В. В. ВЕРЕСАЕВУ

  617 К. А. ТРЕНЕВУ

  618 Р. М. БЛАНКУ

  619 Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

  620 В. И. АНУЧИНУ

  621 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  622 В. В. ВЕРЕСАЕВУ

  623 В. И. АНУЧИНУ

  624 Н. А. РУМЯНЦЕВУ

  625 К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

  626 И. И. БРОДСКОМУ

  627 Н. ИВАНОВУ

  628 П. Ю. ТОДОРОВУ

  629 СУНЬ ЯТ-СЕНУ

  630 Ф. И. КАЛИНИНУ (АРКАДИЮ)

  631 Д. Н. МАМИНУ-СИБИРЯКУ

  632 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

  633 В. И. АНУЧИНУ

  634 М. С. САЯПИНУ

  635 Ф. В. ГЛАДКОВУ

  636 В. С. МИРОЛЮБОВУ

  637 Е. А. ЛЯЦКОМУ

  638 П. X. МАКСИМОВУ

  639 Н. В. КАНДЕЛАКИ

  640 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  641 Ф. СОЛОГУБУ

  642 Е. О. СТАВИЦКОМУ

  643 Г. А. ВЯТКИНУ

  644 К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

1913

  645 В. И. ЛЕНИНУ

  646 П. Н. СУРОЖСКОМУ

  647 В. И. АНУЧИНУ

  648 И. Д. СУРГУЧЕВУ

  649 Ф. И. ШАЛЯПИНУ

  650 В. Г. КОРОЛЕНКО

  651 В. И. КОЦЮБИНСКОЙ

  652 И. Л. ШРАГУ

  653 Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

  654 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  655 В. И. АНУЧИНУ

  656 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

  657 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  658 В. Г. КОРОЛЕНКО

  659 Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

  660 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

  661 Г. В. ПЛЕХАНОВУ

  662 В. Г. КОРОЛЕНКО

  663 ЦК РСДРП

  664 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

  665 Г. В. ПЛЕХАНОВУ

  666 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

  667 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  668 С. М. ЧЕВКИНУ

1914

  669 А. В. АМФИТЕАТРОВУ

  670 Е. Е. НЕЧАЕВУ

  671 В. И. АНУЧИНУ

  672 Г. В. ПЛЕХАНОВУ

  673 Д Н. СЕМЕНОВСКОМУ

  674 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

  675 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

  676 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

  677 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

  678 И. Д. СЫТИНУ

  679 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

1915

  680 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

  681 С. В МАЛЫШЕВУ

  682 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

  683 Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

  684 В. Е. ГАККЕЛЬ-АРЕНС

  685 Ю. М. ЗУБОВСКОМУ

  686 С. В МАЛЫШЕВУ

  687 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

  688 В. В. МАЯКОВСКОМУ

  689 В. В. МАЯКОВСКОМУ

  690 С. В. МАЛЫШЕВУ

  691 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

  692 К. А. ТРЕНЕВУ

  693 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  694 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  695 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  696 Б. ШОУ

  697 В. Я. БРЮСОВУ

  698 В. Г. КОРОЛЕНКО

  699 Л. Н. АНДРЕЕВУ

1916

  700 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  701 А. ШИРВАНЗАДЕ

  702 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

  703 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  704 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  705 К. А. ТРЕНЕВУ

  706 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  707 В. Я. БРЮСОВУ

  708 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  709 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  710 В. Я. ШИШКОВУ

  711 Г. В. ВУЛЬФУ

  712 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  713 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  714 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  715 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  716 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

  717 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  718 К. А. ТРЕНЕВУ

  719 Ф. В. ГЛАДКОВУ

  720 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  721 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  722 В. Г. КОРОЛЕНКО

  723 К. А. ТРЕНЕВУ

  724 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  725 П. X. МАКСИМОВУ

  726 В. В. ИВАНОВУ

  727 Т. С. АХУМЯМУ

  728 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

  729 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

  730 М. А. МАЛЫХ

  731 ГЕРБЕРТУ УЭЛЛСУ

  732 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

1917

  733 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

  734 В. Я. БРЮСОВУ

  735 В. Г. КОРОЛЕНКО

  736 В. В. ИВАНОВУ

  737 В. М. ВЛАДИСЛАВЛЕВУ

  738 В. Я. БРЮСОВУ

  739 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

  740 РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «РУССКОЕ СЛОВО»

  741 В. Я. ШИШКОВУ

  742 А. М. ИГНАТЬЕВУ

  743 В. Я. БРЮСОВУ

  744 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

1918

  745 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

  746 В. И. ЛЕНИНУ

  747 П. М. САДОВСКОМУ

  748 А. В. ЛУНАЧАРСКОМУ

1919

  749 В. И. ЛЕНИНУ

  750 В. И. ЛЕНИНУ

  751 ИСПОЛКОМУ ПОЛЮСТРОВСКОГО ВОЛОСТНОГО СОВЕТА

1920

  752 В. И. ЛЕНИНУ

  753 В. И. ЛЕНИНУ

  754 В. И. ЛЕНИНУ

  755 В СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ РСФСР

  756 ГЕРБЕРТУ УЭЛЛСУ

  757 В СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ РСФСР

  758 В. И. ЛЕНИНУ

  759 ГЕРБЕРТУ УЭЛЛСУ

  760 В. В. ИВАНОВУ

  761 8-му ВСЕРОССИЙСКОМУ СЪЕЗДУ СОВЕТОВ

  762 К. И. ЧУКОВСКОМУ

  763 К. И. ЧУКОВСКОМУ

  764 РЕПЕРТУАРНОЙ СЕКЦИИ БОЛЬШОГО ДРАМАТИЧЕСКОГО ТЕАТРА [?]

1921

  765 В. В. ИВАНОВУ

  766 В. В. ИВАНОВУ

  767 Ф. Э. ДЗЕРЖИНСКОМУ

  768 А. И. ОКУЛОВУ

  769 А. БАРБЮСУ

1922

  770 В. В. ИВАНОВУ

1923

  771 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

  772 В. В. ИВАНОВУ

  773 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

  774 В. М. АЛЕКСЕЕВУ

  775 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

  776 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

  777 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

  778 С. ЦВЕЙГУ

  779 С. ЦВЕЙГУ

  780 М. М. ПРИШВИНУ

1924

  781 ИОСИФУ ГУРНИКУ

  782 НАДПИСЬ НА ВЕНКЕ, ВОЗЛОЖЕННОМ НА ГРОБ В. И. ЛЕНИНА

  783 М. Ф. АНДРЕЕВОЙ

  784 И. Ф. КАЛИННИКОВУ

  785 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

  786 Е. С. КОРОЛЕНКО

  787 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  788 Л. М. ЛЕОНОВУ

1925

  789 M. M. ПРИШВИНУ

  790 С. ЦВЕЙГУ

  791 С. ЦВЕЙГУ

  792 К. А. ФЕДИНУ

  793 А. П. ЧАПЫГИНУ

  794 М. Ф. АНДРЕЕВОЙ

  795 В. Д. РЯХОВСКОМУ

  796 А. С. МАКАРЕНКО

  797 А. Е. БОГДАНОВИЧУ

  798 А. С. МАКАРЕНКО

  799 Ф. В. ГЛАДКОВУ

  800 С. Ф. ОЛЬДЕНБУРГУ

  801 Л. М. ЛЕОНОВУ

  802 А. С. МАКАРЕНКО

  803 Е. С. КОРОЛЕНКО

  804 Е. С. КОРОЛЕНКО

  805 В. Д. РЯХОВСКОМУ

  806 А. М. КАЛЮЖНОМУ

  807 В. В. ВЕРЕСАЕВУ

  808 В. С. ЦЫЦАРИНУ

  809 Е. С. КОРОЛЕНКО

  810 В. Я. ШИШКОВУ

  811 М. ПАВЛОВИЧУ

  812 Д. А. ЛУТОХИНУ

1926

  813 С. П. ПОДЪЯЧЕВУ

  814 УЧЕНИКАМ 52-й СОВШКОЛЫ г. ЛЕНИНГРАДА

  815 К. А. ФЕДИНУ

  816 И. А. ГРУЗДЕВУ

  817 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

  818 Ф. В. ГЛАДКОВУ

  819 ЛИТЕРАТУРНОМУ КРУЖКУ ШКОЛЫ ФСУ ПРИ НИКОЛЬСКО-УССУРИЙСКИХ Ж.-Д. МАСТЕРСКИХ

  820 В. СМИРЕНСКОМУ

  821 К. А. ФЕДИНУ

  822 А. Н. ФУРМАНОВОЙ

  823 И. В. ЕВДОКИМОВУ

  824 В В. КАМЕНСКОМУ

  825 А. Н. ФУРМАНОВОЙ

  826 А. С. МАКАРЕНКО

  827 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

  828 А. П. ЧАПЫГИНУ

  829 Б. А. ЛАВРЕНЕВУ

  830 А. С. МАКАРЕНКО

  831 Я. С. ГАНЕЦКОМУ

  832 В. В. ИВАНОВУ

  833 М. Э. КОЗАКОВУ

  834 М. М. ПРИШВИНУ

  835 В. В. ИВАНОВУ

  836 Ф. В. ГЛАДКОВУ

  837 Ф. В. ГЛАДКОВУ

  838 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

  839 Н. П. РОЖДЕСТВЕНСКОЙ

  840 Е. С. КОРОЛЕНКО

  841 Н. Ф. ПОГОДИНУ

ПРИМЕЧАНИЯ

  397

  398

  399

  400

  401

  402

  403

  404

  405

  406

  407

  408

  409

  410

  411

  412

  413

  414

  415

  416

  417

  418

  419

  420

  421

  422

  423

  424

  425

  426

  427

  428

  429

  430

  431

  432

  433

  434

  435

  436

  437

  438

  439

  440

  441

  442

  443

  444

  445

  446

  447

  448

  449

  450

  451

  452

  453

  454

  455

  456

  457

  458

  459

  460

  461

  462

  463

  464

  465

  466

  467

  468

  469

  470

  471

  472

  473

  474

  475

  476

  477

  478

  479

  480

  481

  482

  483

  484

  485

  486

  487

  488

  489

  490

  491

  492

  493

  494

  495

  496

  497

  498

  499

  500

  501

  502

  503

  504

  505

  506

  507

  508

  509

  510

  511

  512

  513

  514

  515

  516

  517

  518

  519

  520

  521

  522

  523

  524

  525

  526

  527

  528

  529

  530

  531

  532

  533

  534

  535

  536

  537

  538

  539

  540

  541

  542

  543

  544

  545

  546

  547

  548

  549

  550

  551

  552

  553

  554

  555

  556

  557

  558

  559

  560

  561

  562

  563

  564

  565

  566

  567

  568

  569

  570

  571

  572

  573

  574

  575

  576

  577

  578

  579

  580

  581

  582

  583

  584

  585

  586

  587

  588

  589

  590

  591

  592

  593

  594

  595

  596

  597

  598

  599

  600

  601

  602

  603

  604

  605

  606

  607

  608

  609

  610

  611

  612

  613

  614

  615

  616

  617

  618

  619

  620

  621

  622

  623

  624

  625

  626

  627

  628

  629

  630

  631

  632

  633

  634

  635

  636

  637

  638

  639

  640

  641

  642

  643

  644

  645

  646

  647

  648

  649

  650

  651

  652

  653

  654

  655

  656

  657

  658

  659

  660

  661

  662

  663

  664

  665

  666

  667

  668

  669

  670

  671

  672

  673

  674

  675

  676

  677

  678

  679

  680

  681

  682

  683

  684

  685

  686

  687

  688

  689

  690

  691

  692

  693

  694

  695

  696

  697

  698

  699

  700

  701

  702

  703

  704

  705

  706

  707

  708

  709

  710

  711

  712

  713

  714

  715

  716

  717

  718

  719

  720

  721

  722

  723

  724

  725

  726

  727

  728

  729

  730

  731

  732

  733

  734

  735

  736

  737

  738

  739

  740

  741

  742

  743

  744

  745

  746

  747

  748

  749

  750

  751

  752

  753

  754

  755

  756

  757

  758

  759

  760

  761

  762

  763

  764

  765

  766

  767

  768

  769

  770

  771

  772

  773

  774

  775

  776

  777

  778

  779

  780

  781

  782

  783

  784

  785

  786

  787

  788

  789

  790

  791

  792

  793

  794

  795

  796

  797

  798

  799

  800

  801

  802

  803

  804

  805

  806

  807

  808

  809

  810

  811

  812

  813

  814

  815

  816

  817

  818

  819

  820

  821

  822

  823

  824

  825

  826

  827

  828

  829

  830

  831

  832

  833

  834

  835

  836

  837

  838

  839

  840

  841

*** Примечания ***