Подвиг. 1996 №02 [Подвиг. Приложение к журналу «Сельская молодежь»] (pdf) читать онлайн

Ipr
БИБЛИОТЕКА

© "СЕЛЬСКАЯ МОЛОДЕЖЬ'

MBCKIICHl

ДУ1ЕПГБ
Анатолий
АФАНАСЬЕВ
Роман

4________________

ПЕЙЗАЖ

с

БУШ

БУАЛО-НАРСЕЖАК
Рассказ

ОБ АВТОРАХ
327

1.1984 год

Ж

А н а то л и й
АФАНАСЬЕВ

МОСКОВСКИЙ
ДУШЕГУБ
Роман

4

евушке по виду было око­
ло шестнадцати. Она сошла
нек Курского вокзала и уви­
дела Москву. После двух бессонных
ночей в поезде город показался ей
прелестным. Широкая, нарядная
площадь словно застыла в таракань­
ем мельтешении машин, людей и
птиц.
Девушка была в джинсах и в
светлом плаще, в руках чемоданчик
из кожзаменителя и спортивная
сумка-рюкзачок. Она привлекла
внимание угрюмого горожанина лет
тридцати. Он подошел сбоку и не­
громко спросил:
- Куда надо? Могу подбросить.
Девушка посмотрела на него с
радостной гримаской - ее первый
собеседник в Москве.
- Вы именно меня хотите под­
бросить? Или вам все равно кого?
- Как это? Я же калымщик.
Нет, подумала она, этот недоте­
па ей без надобности, но на вся­
кий случай поинтересовалась.
- И сколько вы заплатите?
- За что?
- Ну за то, что подбросите?
Молодой человек под ее сияю­
щим взглядом простодушно засо­
пел носом.
- Ты что - ненормальная?
- Не понимаю, - огорчилась де­
вушка. - У вас что же в Москве
подбрасывают на халяву?
Калымщик красноречиво покру­
тил пальцем у виска, и побрел к
своему задрипанному «жигуленку».
Через час она сидела в рестора­
не «Минск» у самого окна. Блед-

ные щечки ее раскраснелись, сине-зеленые, изумрудные глаза
излучали небесный свет. Пожилой официант в куцем формен­
ном сюртучке поневоле улыбался, разговаривая с ней. Они уже
почти подружились.
- Еще вам рекомендую, Наденька, - говорил официант, под­
ливая в ее бокал шипучего, красного вина, - обязательно посети­
те Воробьевы горы. Оттуда самый лучший вид на Москву.
- Но как же я все успею, - возбужденно захныкала Наденька.
- Музеи, театры, выставки - и все это за два дня. И просто поб­
родить по Москве. Ах, как я хочу просто побродить по Москве.
Это же с ума сойти! Николай Максимович, миленький, вы ска­
зали, у вас есть племянник, студент?..
- Это чего есть, то есть, - с сомнением пробасил официант. Но тут, понимаете ли, возможно не лучший вариант.
Племянник официанта действительно был студентом, и дей­
ствительно знал город, как свои пять пальцев, но в последнее
время малость сошел с круга: редкий день являлся домой не под
утро, да и то пьяненький. Не хотелось добронравному Николаю
Максимовичу даже думать, как он может обойтись с наивной
провинциалкой, глядящей на мир с таким восторгом, что даже
заскорузлое, бронированное сердце официанта чуток оттаяло, а
этого не случалось с ним, пожалуй, уже целые годы. Достаточно
грязи навидался старый ресторанный волк, чтобы понапрасну не
ожидать от людей добра. Жизнь была к нему люта, и он сам
редко поворачивался к ней незащищенным боком. И вот на тебе
- какая оказия: сошла в чадный зал будто Красная Шапочка из
детской книжки.
- Что ж, я понимаю, - по лицу девушки скользнула гримаска
печали. - Ваш племянник столичный юноша, ему будет скучно
со мной. Но знаете ли, дорогой Николай Максимович, я не такая
уж совсем простушка. В школе за мной многие мальчики ухажива­
ли. Я и спеть могу в компании. И станцую. И стихов много знаю
наизусть. Я же все-таки круглая отличница. Вот так-то!
- Ты кушай, кушай, мясо остынет, - совсем по-домашнему
пробурчал Николай Максимович. Было в этой деревенской дев­
чушке, в этом неоперившемся птенце что-то завораживающее.
Он никак не мог понять -что. На стол ей много наносил, и все из
лучшего: осетринка с лимончиком, грибная запеканка, утиные
колобки, сметанка полежская, солянка киевская огненная, со
специями, и как венец обеденный, для укрепления бедер и талии
- ароматный кусок парного филе, поджаренного с луком. Маляв­
ка даром что на гибкую лозинку похожа, уминала за двух мужи­
ков - любо-дорого глядеть. Немного смутило, что потребовала
вина на запивку, но отнес это к вальяжному, деревенскому задо­
ру: гулять, то есть, так до упора. Но главное, как она разговари­

5

вала, выкатывала слова из нежного ротика, как быстрые, смею­
щиеся поцелуи. И глядела на него так, будто не сейчас только
села за стол, а водил он ее по миру с рождения. Отставила вазоч­
ку с салатом, протянула капризно:
- А где же мороженое, Николай Максимович? Вы же обещали
ананасовое!
И полетел на кухню, старый дурак, похрустывая подагричес­
кими суставчиками. Когда вернулся через пять минут с десерт­
ным блюдом, девицы и след простыл. На салфетке накарябана
записка: «Н.М., дорогой, заплачу в другой раз, сейчас денежек
нету. Спасибо за вашу доброту. Наденька».
Самое интересное, старик хотя и огорчился, но не осудил озор­
ную пигалицу...
Вечером она была уже не Наденькой, а Виолеттой, Викой, и
прогуливалась по улице Горького с представительным мужчиной
лет тридцати пяти. Было около семи вечера - время московской
сиесты. Вещи она оставила в камере хранения на вокзале и была
налегке - только изящная, темно-вишневая, дамская сумочка
болталась на плече. С мужчиной она познакомилась полтора часа
назад, у театральной кассы на Пушкинской, и сейчас их разговор
уже приобрел доверительный оттенок.
- Пожилые мужчины мне нравятся, - безмятежно цедила Вика.
- С ними хоть есть о чем поговорить. Все нынешние молодые
люди - пустышки. Думают только об одном.
- О чем же?
- Да все о том же, Андрюша, все о том же. Как бы скорее
залезть девушке под юбку, а там - хоть трава не расти.
- Однако, - чуть смутясь заметил кавалер, - немного странно
слышать такие рассуждения от молоденькой девушки.
Кавалер, которого звали Андрей Платонович Лошаков, уже
поведал, что работает в закрытом институте, «ящике», недавно
получил какую-то престижную премию и готовится к защите
докторской диссертации. Живет неподалеку от центра в отдель­
ной квартире, которую высудил у жены, когда разводился. Он и
у Вики пытался узнать, кто она такая, и зачем так одиноко бро­
дит по городу, но девушка отделывалась многозначительными
намеками, еще не сообразив, как покрепче скрутить пожилого
несмышленыша. По всему выходило, что у этого ученого телка
вполне можно будет перекантоваться недельку-другую, чтобы
спокойно оглядеться вокруг.
- Я устала, - сказала она. - Хотелось бы где-нибудь посидеть
или даже полежать.
- Проводить вас домой?
- Дом у меня далеко, аж за тысячу километров, - улыбнулась
Вика, и от блеска ее улыбки, от мгновенной вспышки зеленова­

6

тых глаз у Андрея Платоновича точно легкая судорога скользну­
ла по позвоночнику. Если бы еще днем, несколько часов назад
кто-то сказал ему, что он вот так, прямо на улице познакомится
с очаровательной девушкой, и почувствует к ней чудовищное,
греховное влечение, он бы не поверил. Андрей Платонович был
книжным интеллигентом, и к женщинам относился двояко. С
одной стороны, он их побаивался и слегка презирал (долгий,
нудный брак только укрепил его в этом направлении), с другой,
полагал себя неотразимым сердцеедом и великим знатоком жен­
ской натуры, особенно после того, как бывшая жена Людмила
лет восемь назад научила его двум затейливым любовным позам.
- Может быть, поужинаем вместе? - игриво предложил он.
- Лучше посоветуйте, как снять номер в гостинице. Я слыша­
ла, это непросто.
- Вы что же, в самом деле не москвичка?
- А разве незаметно?
Лошаков почувствовал, что подоспела минута для изящного
комплимента.
- Вы так хороши собой, Вика, что как-то не думаешь о том,
москвичка вы или провинциалка. У вас редкостная, магнетичес­
кая аура. Поверьте, я знаю, что говорю.
- Хорошо, если моя аура подействует на администратора гос­
тиницы. А если нет?
Она смотрела на него с откровенным, дерзким вызовом: ну
же, решайся, мужик! Ее глаза манили так далеко, в такие истом­
ные миры, где Лошаков и в помыслах не бывал. От внезапного
сердечного стука у него перехватило дыхание.
- Мы могли бы пойти ко мне... Нет, нет, не подумайте ничего
плохого! Я вам совершенно безопасен. Но это самое разумное. В
гостинице такую девушку... И потом, разве мы не подружились
немножко?
- Я слышала, - холддно заметила Вика, - что некоторые муж­
чины прикидываются овечками, заманивают неразумных дево­
чек в гости, а после насилуют и растворяют труп в ванне с сер­
ной кислотой.
- О боже! - Лошаков увлек Вику на скамейку напротив кафе
«Марс», нервно закурил. - Да кто вам нагородил такой чепухи?
По-вашему, я похож на злодея?
- Это и настораживает. Злодеи похожи на злодеев только в
кино. В жизни это симпатичные мужчины. Иначе какая дура на
них клюнет.
- Если на то пошло, - свирепо возразил Лошаков, - то ведь я
тоже совсем вас не знаю. Вдруг вы какая-нибудь воровка?
- После этого, - сказала Вика, - нам вообще лучше расстаться.

7

Андрей Платонович докурил сигарету до фильтра и аккуратно
опустил окурок в урну.
- Хочу быть с вами откровенным, Вика. Я был женат однаж­
ды, но неудачно. Жена моя была не то что прохиндейка, но както не любила меня. Да и я тоже... в общем, жили по инерции...
Вы представить себе не можете, что это значит: десять лет под­
ряд ложиться в постель с чужим, даже как бы враждебным тебе
человеком. Наелся этого дерьма досыта, на всю жизнь хватит...
И вот сегодня, с вами, уже два часа, как мы гуляем... я вдруг
снова почувствовал себя молодым, ощутил какой-то, знаете ли,
подъем в душе. Хочется шутить, озорничать... Мне тяжело от
мысли, что мы вот так просто возьмем и расстанемся... Навер­
ное, звучит по-дурацки?
- Нет, не по-дурацки. Очень убедительно. Вы так красиво
объясняетесь в любви. Мальчишки так не умеют. Им бы только
удовольствие справить, а там - хоть трава не расти.
- Вы это уже говорили, Вика. Но я, увы, далеко не мальчиш­
ка.
- И вы не думаете ни о чем таком? Если только честно?
- Давайте переменим тему. Что бы я не думал, опасаться вам,
повторяю, нечего. Я же не маньяк какой-нибудь в конце концов.
- Тогда чего мы ждем? - спросила Вика. - А ванна у вас есть?
Я все-таки в поезде ночевала...
Лошаков гордился своим просторным жильем с высокими
сталинскими потолками. Содержал квартиру в воинском аккурате: ничего лишнего, и каждая вещь, каждая книга на своем опре­
деленном месте. Этот порядок он завел как бы в пику бывшей
жене, которая чувствовала себя уютно только в полном бедламе.
Вике квартира понравилась.
- Вот теперь вижу, Андрюша, какой ты действительно солид­
ный человек, - обронила она, произведя беглый осмотр двух ком­
нат и кухни.
Потом, заглянув в холодильник, добавила:
- Давай так, Андрюша. Пока я приму ванну, сбегай в магазин,
купи шампанского и чего-нибудь вкусненького. Все-таки у нас
сегодня праздник. Мы с тобой как бы вроде молодожены.
Лошакова немного обеспокоило ее вольное поведение в его
доме и то, как она вдруг начала командовать. Он был очень чув­
ствителен к женским интонациям. Сразу возникла в памяти
Людмила с ее вечным брюзжанием. Но он отогнал дурные мыс­
ли. Сейчас не время было спорить. Его скрутила черная похоть.
То ли сказалось долгое воздержание, то ли судьба его искушала,
но когда он натыкался взглядом на круглые Викины коленки, на

8

ее энергичные бедра, на туго прыгающие под рубашкой грудки,
в башке разбухали какие-то подозрительные сосуды, как перед
инсультом.
По долгому размышлению он добавил к шампанскому бутыл­
ку армянского коньяка и пару бутылок пива, хотя одно никак не
шло к другому. В кондитерском отделе купил большой, кремо­
вый торт и коробку шоколадных конфет. Нервный клинч, ско­
вавший его естество, настраивал его на решительные, мужские
действия, чему он сам отчасти удивлялся. «Напою, - думал он, и точка!»
В прихожей оглядел себя в зеркале: волевое, умное лицо ин­
теллигента в третьем поколении. Взгляд как у лунатика.
Вика плескалась в ванной, что-то там напевала, кажется, из
«битлов». Он накрыл стол, откупорил коньяк. Нарезал ветчины,
сыра. Закурил и терпеливо ждал.
Из ванной Вика выпорхнула в его пижамной куртке, дохо­
дившей ей до колен. Плюхнулась на стул, стыдливо запахнув­
шись до горла. Лицо, облепленное темными локонами, сияло
чистой негой. У Лошакова в низу живота образовался жгучий,
тяжелый, кровяной тромб. Когда запахивалась, успел заметить:
под курткой ничего нет.
- Выпьем понемножку для начала? - глухо спросил он.
- Для какого начала, Андрюша? - Ее взгляд сверкнул такой
счастливой наивностью, какую по крупицам, тщательно собира­
ет природа и вкладывает иногда в глаза молоденькой девушки,
чтобы дать людям, погрязшим в грехах, представление о том, как
выглядит ангел небесный.
- Да это так просто говорится, без всякого смысла, - смутился
Лошаков. - Как вот говорят же: твое здоровье?
- Надеюсь, ты не алкоголик?
- Если честно, последний раз я пил ровно два года назад.
- Зашивался, что ли?
- Нет, не зашивался. Я же тебе говорил, я - человек науки.
Наука и алкоголь - две вещи несовместимые.
- Ну да, несовместимые! У меня был один мальчик, работал в
НИИ. Они там спиртягу лакали, как пиявки.
- Кто лакает, это уже не ученый.
- Тогда наливай!
После второй рюмки Лошаков расквасился. Его потянуло на
жалобные слова.
- Неудачливый я, в сущности, человек, если разобраться. До­
стиг, конечно, многого по житейским меркам, квартира, доктор­
ская, а словно и не жил. И все из-за Людмилы. Она мне десять
лет клин в ухо вбивала. Ты простофиля, ты шут гороховый, ты
никому не нужен, и так далее. Я чуть импотентом из-за нее не

9

стал. Сказано же в писании: самое страшное наказание мужчине
- злая жена.
Вика уплетала за обе щеки и хитро на него поглядывала. Иногда
от резкого движения ворот ее куртки расходился и в изумленные
очи Лошакова плескались ее белопенные, с дерзко торчащими
коричневыми сосками груди. На мгновение он терял дар речи и
покрывался липкой испариной. Дальше Вика уже сама наливала
ему и себе. На нее коньяк никак не действовал. Она только стала
немногб печальной.
- Какая бы ни была твоя жена, Андрюша, разве можно ее
хаять. Это не по-рыцарски.
- А по-рыцарски было, - зловеще спросил он, - когда я фар­
форовую чашку разбил, облить меня борщом? Прямо из кастрю­
ли?
- Горячим?
- Нет, слава Богу... Или еще. Привела как-то любовника сво­
его, огромный такой детина, и я их застукал. Прямо в кровати.
Ну, вежливо ему сказал: одевайся, дорогой, и пошел вон. Так она
же его и подначила: ты, говорит, моего пустобреха не бойся, он
же теленок. Он обрадовался и начал меня бить. Я же драться не
умею. Так она только хохотала. Не бей, кричит, по почкам, а то
он в магазин не пойдет. Это по-рыцарски?
- Надо было их обоих убить.
- Чтобы потом срок мотать? Нет уж,извини. Но это была пос­
ледняя капля. Через два года я с ней развелся.
Вика закурила и сквозь дым, прихлебывая шампанское, смот­
рела на него с каким-то странным, холодным участием. Лошаков
понимал, что наболтал лишнего, но на душе у него потеплело.
Как славно выговориться... Ее груди уже не уныривали под пи­
жаму, таинственно светились двумя белыми, ослепительными
шарами.
- Ты могла бы, - спросил он, - полюбить такого, как я?
- Нет, - сказала она. - Это невозможно. Да тебе и не нужна
любовь. Тебе нужна только жалость...
- А пожалеть можешь?
- Нет. Я же не монашка.
- Что же мне делать?
Он хотел заплакать, но Вика протянула руку и почесала его за
ухом. Он жадно прижал ее ладонь к губам.
Позже, после небольшого провала в памяти, он ощутил себя
подкрадывающимся к собственной кровати, на которой в воль­
ной позе, в золотистом свете ночника раскинулась прекрасная
одалиска.
- Да ладно тебе, - снисходительно улыбнулась одалиска. Хватит собачку изображать. Иди сюда.

ю

Посапывая, он взгромоздился на нее, и она ловко обхватила
его поясницу длинными ногами. Все его горести и беды остались
позади.
- Быстрее, милый, быстрее! - командовала Вика.
Ее ногти впились ему в спину. Она извивалась, принимая его
в себя все глубже. Такого острого наслаждения он еще не ведал в
своей путаной тридцатипятилетней жизни. Обезумел, вцепился
в ее набухшие груди и мял их, давил с такой силой, точно наме­
рился расплющить свою неутомимую возлюбленную.
- Не останавливайся, милый, еще, еще! - стонала Вика.
Он испугался, что не сумеет насытить ее утробу. Он был те­
перь целиком в ее владении, от мощных, судорожных толчков ее
бедер мотался в воздухе, как тряпичная кукла. На последнем пред­
еле отчаяния лютый взрыв оргазма потряс его, выхолостил до
дна, и одновременно он испытывал колющую, свирепую боль,
точно сверху его пронзили штыком. С воплем открыв глаза, он
увидел ее окровавленный рот и запрокинутое, скованное мукой,
изумительное лицо. Кровь капнула ей на грудь. В миг торжества
Вика прокусила ему жилу возле ключицы. В ужасе он спросил:
- Зачем ты это сделала?
- Ничего, - сказала она, - потерпи. Так мне нужно.
Она развела ноги, Лошаков сполз с кровати и пошкандыбал в
ванную. Оторопело разглядывал две полукруглые кровяные пол­
оски на шее, запечатленные молодыми девичьими зубками. Пока
обрабатывал ранки перекисью, Вика принесла шампанского в
чайной чашке.
- Выпей, миленький, больно не будет.
В глазах зеленоватая темень и холодное любопытство, больше
ничего. Лошаков догадался, что привел в дом ведьму и даже пе­
респал с ней. Не оборачиваясь, снял с вешалки купальный халат
и зябко закутался.
- Мне было хорошо, - сказала Вика. - Ты прекрасный любо­
вник. Она обняла его сзади и поднесла чашку к губам. Заворо­
женный, он тянул вино из ее рук, причмокивая и давясь, пока не
осушил чашку.
- Ну и умница, - похвалила Вика, взяла его под руку. И отвела
в спальню. Там он повалился на кровать, как куль с рогожей.
- Ты хоть не бешеная? Уколы не надо делать?
Она примостилась у его ног.
- Я, наверное, немного садистка. Когда завожусь, не могу ос­
тановиться. Но ты не горюй, привыкнешь.
- Не принимай меня за идиота. Я к тебе теперь на пушечный
выстрел не подойду. Я же нормальный человек. Занимайся лю­
бовью со своими вампирами.
Засмеялась сочувственно.

и

- Дурачок, куда ты денешься?! После меня все женщины пре­
сные.
Лошаков подумал, что разговор у них хотя и откровенный, но
какой-то потусторонний. Вика незаметно переместилась к нему
между ног, чуть касаясь, поглаживая его бедра, отчего он с изум­
лением почувствовал блудливый жар в паху.
- Вот видишь, - заметила наставительно, - ты уже и сейчас
непрочь повторить. Подумаешь, больно! Всего потерпеть-то ми­
нутку, зато сколько удовольствия. Ты же любишь меня, правда?
Вытри слезки, дурачок. Я постараюсь не сильно кусаться.
- Не хочу! - взмолился он. - Боюсь. Уходи прочь!
Мольба его запоздала. Вика уже сидела на нем и, упершись
руками в его плечи, мерно, отрешенно вращала задом. Она наси­
ловала его, как бандит насилует обеспамятовавшую, утратившую
дар сопротивления жертву. Ее теплое, отдающее молоком дыха­
ние, перемешалось с его горькими стонами. Он подумал, что те­
перь ему точно капут. По капельке, по глотку она высасывала его
бездарную жизнь. Но перед смертью, если она уже подступила,
все-таки осуществились его тайные, смутные желания. На свете
не было женщин, кроме этой. Ему сказочно повезло напоследок.
Неумолимыми пальцами она врезала восемь длинных борозд на
его груди и с хриплым клекотом распласталась на нем всей своей
мягкой, жадной, упругой плотью. В пароксизме диковинной страс­
ти ему показалось, что проткнул ее насквозь.
- Вот видишь, - шепнула Вика. - А ты боялся, дурачок.- В
следующий раз откушу ухо. Сам об этом попросишь.
Но следующего раза не случилось. Когда он, гонимый чудной
маятой, примчался вечером с работы, Вики не было. Утром, про­
вожая его, она обещала приготовить на ужин настоящий узбекс­
кий плов. Но никто его не встретил. В квартире было чисто при­
брано. На кухонном столе белела записка. «Андрюшенька! Сроч­
но понадобилось уехать. Не грусти. Ты был великолепен. Деньги
взяла в долг. Отдам при встрече. Готовь ушко. Вика».
Какие деньги, подумал он. Потом пошел к письменному сто­
лу, выдвинул нижний ящик, где в кожаной папке лежала тысяча
рублей в четвертных купюрах, приготовленная для покупки цвет­
ного телевизора. Папка была пуста. Он не огорчился. За ночь с
ведьмой и за благополучное спасение - невелика плата. Долго
разглядывал себя в настольном зеркале. За минувшие сутки с
ним произошла какая-то роковая перемена, которую он пока не
мог осмыслить. Сквозь модные очки на него пялился чужой, не­
знакомый человек с осунувшимся дряблым лицом. Этот человек
был ему отвратителен.

12

2.1991 год
В новом мире ее знали под именем Тани Француженки, хотя
по паспорту она по-прежнему числилась Надеждой Примако­
вой, девицей двадцати трех лет отроду. Часто меняя имена, она к
каждому привязывалась, как мать прилипает сердцем к больно­
му, недолговечному ребенку. В подпольных кругах Таня была
уже достаточно известна, но такой крупный заказ получила впер­
вые. Из ресторана «Балчуг» на восьмицилиндровой «тойоте» ее
доставили на квартиру крутого барина, дяди Жоры из Свиблова.
В апартаментах заставили ждать сорок минут, а потом дядя Жора
вышел к ней, грузный, низкорослый, благоухающий, как про­
ститутка, «шанелью N5». Вид у него был спесивый, но доброже­
лательный. Не мешкая, выложил перед ней две цветные фото­
графии, но она на них даже не взглянула. Не мигая, уставилась в
тяжелую переносицу дяди Жоры.
- Ты чего, Француженка? В ступоре?
- Положено даме предложить выпить, - сказала она.
Дядя Жора, озадаченно крякнув, хлопнул в ладоши, и тут же
шустрый мальчонка в спортивном костюме, получив распоряже­
ние, установил перед ними поднос - коньяк, пепси, тарелка с
нарезанным лимоном.
- Прости, Танечка! Как-то все за делами иногда забываешь о
хороших манерах. Может, сразу и в постельку? А уж утром все
обсудим?
- Постельки не будет, дядя Жора, - любезно отозвалась Таня.
- Просто в горле пересохло. На улице-то вон какая духота.
- Да уж, лето не приведи Господь. Пожары кругом. Озлился
кто-то сверху на Россию-матушку.
Вместе с ней, за компанию дядя Жора отхлебнул стопку конь­
яка. Потом Таня внимательно разглядела фотографии. На них
был изображен средних лет мужчина весьма выразительной внеш­
ности. Все в нем было как бы слегка выпячено, подчеркнуто: и
смуглота, и озорная улыбка, на том снимке, где он ласкал собач­
ку, и богатая черная шевелюра, обрамляющая лицо точно шле­
мом.
- Не русский? - спросила Таня. - Нацмен?
- Это имеет какое-нибудь значение?
- Для меня - нет. И что я должна с ним сделать?
Дяде Жоре не понравился вопрос. Он даже огорчился.
- Солидные люди тебя рекомендовали. А ты вроде целку стро­
ишь. Нехорошо. Некультурно.
- Гонорар наличными? В баксах?
- Пять тысяч аванс, остальное по исполнении. Как обычно.
Таня согласно кивнула, отпила «пепси».

13

- Как я с ним встречусь?
- Завтра вечером он ужинает в «Национале». С нашим чело­
веком. Но в деле только ты и я. Усекла?
- Где он живет?
- В «России», восьмой этаж, номер «люкс». Что еще?
Дядя Жора демонстративно взглянул на часы. Таня закурила,
и дым пустила ему в нос.
- Он не пидер?
- Пока не замечали. На молоденьких блондинок клюет со
вскидки. Тут трудностей не будет.
- Давайте аванс.
Дядя Жора поднялся, подошел к книжному шкафу и, сдвинув
собрание сочинений Ф.М.Достоевского, достал плотный, пере­
вязанный ленточкой пакет. Глядя в его грузную спину, Таня про­
щебетала:
- Чем же уж так вам насолил этот «хачик»?
Дядя Жора вернулся к столику, передал ей пакет, сел, поднял
рюмку с коньяком, но пить не стал. Обмакнул в рюмку палец и
зачем-то понюхал. Потом протянул мокрый палец Тане к губам.
- Ну-ка, полижи, Француженка!
Таня откинулась на спинку стула, глаза ее смеялись.
- Со мной дешевка не проходит, вы же знаете. Я работаю
чисто, но без накладных расходов.
- Зачем же такая любопытная?
- Набираюсь ума возле больших людей. Да ты не напрягайся,
дядя Жора, у меня без промахов.
Тут случилась несуразица: он первый отвел взгляд. И мгно­
венный гнев его как бы приостыл.
- Хочешь совет, Француженка?
- Конечно.
- Какой черт в тебе сидит, я вижу. Но ты ему воли без нужды
не давай. В Москве всяких чертей в избытке. Быстренько игруну-то твоему рожки отпилят. Жалко будет хоронить такую кра­
сивую девочку.
- Это весь совет?
- Чем же он плох?
Дяде Жоре было далеко за сорок, капиталец он начал скола­
чивать еще при «бровастом меченосце», по молодости, да по дури
успел пару небольших «ходок» совершить в места отдаленные,
всего навидался и нахлебался, был нетороплив в решениях и скор
на руку; но перед этой чудной девицей испытывал некую зага­
дочную слабину, которая, возможно, охватывает нормального
человека при явлениях инореального мира. Это чувство было ему
внове, он даже чуток растерялся.

и

- Я пойду, - сказала Таня, - а то ноги замерзли. Где-то у вас
тут сквозит. Готовьте расчет к послезавтра.
В «Националь» она снарядилась, как в театр. Черное, глухое
платье в обтяжку с золотой застежкой у горла - и ничего лишне­
го. Только крохотные бирюзовые сережки в ушах, с натуральны­
ми камушками. Миниатюрная, кожаная сумочка на тонком ре­
мешке. Трехчасовые, страстные усилия знакомого мастера из
Салона на Петровке привели к потрясающему эффекту: мастер
сам на несколько минут впал в творческую кому и отказался брать
с нее деньги. Она ему сказала:
- Никакая прическа, Данилыч, не стоит того, чтобы сходить с
ума. Но все равно - спасибо!
Ее пышные, с рыжим блеском, податливые волосы замерли в
тугом, своенравном полете, придав ее облику изысканную, дре­
мотную пикантность. Когда Француженка приблизилась к мет­
рдотелю, тот поднялся навстречу в почти десантном броске. Эту
даму он видел впервые, но опытным взглядом определил ее цену.
Это был штучный товар.
- Чего изволите, мадам?
Таня поощрительно улыбнулась.
- Посадите вон за тот столик у окна, и хорошенько покорми­
те. Только и всего.
Метрдотель проводил ее до указанного места и ловко убрал
табличку со словом «Занято».
- Наилучшего аппетита, мадам!
- Спасибо, дорогой.
- Если что понадобится, прошу ко мне. Буду рад услужить.
- Это уж как водится.
Со своего места ей отлично открывался стол в противополож­
ном конце зала, где пировали двое мужчин, и один из них Каханов Вениамин Шалвович - человек с дяди Жориной фото­
графии. Она его засекла, когда вошла в ресторан, да это было и
несложно: зал заполнен едва ли на треть. Одет в элегантный се­
рый костюм явно иноземного пошива и, насколько можно было
угадать издали, уже слегка на бодуне. Для него она прошла через
зал маняще-развратной походкой, крутя бедрами, точно в замед­
ленном танго, и заметила, как он ошарашенно откинулся на сту­
ле и потянулся к сигаретам. Если не заглотнул крючок, то губойто уж точно к нему прикоснулся, и это ей польстило. Пока дела­
ла заказ, ни разу в ту сторону не взглянула, но чтобы клиент не
задремал, нервно, громко окликнула уходившего со своим блок­
нотиком официанта:
- Шампанского полусладкого, дружок!

б

Официант оглянулся, весело кивнул. Минут через пятнадцать,
выкуря в глубокой задумчивости сигарету, и словно выходя из
мистического транса, позволила себе рассеянным взглядом об­
вести зал, и будто случайно столкнулась глазами с устремленны­
ми на нее черными, пылающими, пронизывающими гляделками
чурека. Клиент переставил стул таким образом, чтобы видеть ее
в фас, а может быть, и стол ухитрился передвинуть, потому что
оказался значительно ближе, чем она предполагала. Столкнув­
шись с ним взглядом, Таня Француженка изобразила на лице
сложную гамму чувств, будто бежала куда-то, но споткнулась, и
теперь падает, но еще надеется зацепиться слабеющей ручонкой
за какую-нибудь опору. Туманные очи ее прояснились при виде
прекрасного мужчины и, как бы смутясь, она отвернулась к окну.
«Самец, - подумала она, - никаких проблем». От наплыва охот­
ничьего нетерпения пальцы ее чуть дрогнули.
Официант принес шампанское в серебряном ведерке со льдом
и поднос с холодными закусками.
- Можно открыть?
- Пожалуйста.
Слабо пикнула пробка, пенистая, праздничная струйка на­
полнила хрустальный бокал. На столе появилась вазочка с чер­
ной икрой, фаянсовая тарелочка с нарезанными, политыми си­
ропом ананасными дольками, блюдечко с розочками сливочного
масла. Официант крутился рядом уже без всякой надобности,
ожидая какого-то знака, но у нее не было желания заводить с
ним трали-вали, хотя он был симпатичным юношей в строгой
униформе, с мускулистым телом, с услужливой повадкой, и обык­
новенно Таня не упускала случая завести новое, полезное зна­
комство.
- Ступайте с Богом, молодой человек, - сказала она покрови­
тельственно, - и распорядитесь, чтобы отбивная была немножко
с кровью.
- Непременно распоряжусь, - со значением откликнулся офи­
циант.
Пригубив шампанское и положив в рот ананасную дольку,
она вторично взглянула на Каханова, на сей раз с откровенным
любопытством. Чурек мгновенно вскочил, отвесил церемонный
поклон, поднял фужер и махом опрокинул его в зубастую пасть.
Таня дружески улыбнулась и поднесла свой бокал к губам.Теперь оставалось только ждать. И ждать пришлось недолго. Не
успела дожевать бутерброд с икрой и допить бокал, как подвалил
кавказский сотрапезник, по уведомлению дяди Жоры «наш че­
ловек», - лысоватый ханыга неопределенного возраста, судя по
льстивой, подловатой ухмылке, упорно пьющий на «халяву» с
младых ногтей. Самый тот тип, который Таня Француженка на

18

дух не принимала. Хотя бы потому, что с дамами подобные типы
тоже норовили спроворить всегда «полюбовно».
- Ничего, если присяду на минуточку? - спросил халявщик,
добротно устраиваясь на стуле.
- Ну ты, гнилушка, - участливо сказала Француженка. - Ка­
тись отсюда, а то череп проломлю.
Прилипала плотоядно хихикнул и игриво потер свои малень­
кие ручонки.
- Вы не так меня поняли, дорогая! Я не сам по себе, а по
поручению известного гражданина.
Таня головы не повернула.
- Чем же известен гражданин?
- Он известен тем, дорогая, что у него денежек куры не клю­
ют, и он любит дарить их женщинам, которые соответствуют его
представлениям об изящном. По призванию он художник, а по
духу - гедонист.
- Это вон та черная, бандитская морда?
- Обижаете, девушка.
- А ты, значит, у него на посылках, золотая рыбка?
Халявщик хихикнул еще более отвратительно, пожирая гла­
зами ее тонкую шею.
- Можно и так сказать. Мы люди негордые.
- Чего ему надо?
- Вениамин Шалвович имеет честь пригласить вас за наш сто­
лик для взаимного приятного времяпровождения.
Таня потянулась рукой к бутылке с шампанским. Халявщик
резко отодвинулся, вдруг догадавшись, что сейчас с ним может
произойти какое-то несчастье.
- Почему же твой хозяин сам не подошел?
- Он застенчивый. В случае отказа с ним бывает припадок.
- Слушай, гнилушка! - Таня улыбалась своей самой светлой,
беспорочной улыбкой. - Клянусь дьяволом, сейчас ты чудом уце­
лел. Передай своему припадочному, что я не проститутка. По­
шел вон!
Как порывом ветра, прилипалу сдуло со стула. И тут же при­
близился официант, неся в отставленной руке поднос. Любовно
уместил перед Таней тарелку с большим, лоснящимся куском
мяса, томящимся под грудой золотистой, жареной картошки с
луком.
- Помощь не требуется? - спросил озабоченно, скосив глазом
на уходящего горемыку.
- Готовься, скоро позову.
Таня разгребла картофельную горку, отпилила ножом кусо­
чек отбивной и положила в рот. Мясо было приготовлено так,
как она любила: подперченное, чуть-чуть недожаренное, с терп2 “Подвиг" №2

ким привкусом чеснока. Каханов подсел к ней, когда она уже
приканчивала порцию и наполовину осушила шампанское. У него
было жесткое, волевое лицо торговца дынями на Центральном
рынке. Француженка не стала с ним хитрить.
- Если хотите познакомиться, уважаемый господин, - сказала
она, - зачем подсылать шпану?
- Он вас оскорбил?
- Еще чего не хватало! Но он принял меня за проститутку и
сразу начал торговаться.
- Желаете, чтобы он извинился?
- Избави Бог!
- Вы позволите угостить вас бокалом шампанского?
Чурек начал ей нравиться: в его глубокомысленной, учтивой
настырности было что-то мальчишеское. Она вообще относилась
к среднеазиатским, а также кавказским кавалерам без всякого
предубеждения. При умелом подходе из них легко вить веревки,
но разумеется, только до той минуты, пока ты одета. При виде
обнаженного тела джигит, как правило, превращался в свирепое
животное. Отнять у джигита раздетую, приготовленную для пол­
овой
радости женщину, было так же трудно, как вырвать у
собаки кость. После того, как он прикасался к женской коже,
всякое промедление смертельно задевало его человеческое до­
стоинство.
В безмятежной улыбке она продемонстрировала Каханову свои
белопенные, ровненькие зубки.
- Забавное предложение. Шампанское - вот же оно. Наливай­
те, пейте, если угодно.
Каханов наполнил бокалы и замогильным голосом произнес
тост.
- Мне не надо ваше имя, я его знаю. Ваше имя - Красота! Я
вас увидел, и болит мое сердце в груди. Говорил Вильям Шек­
спир, Бог создал женщину, чтобы мужчине было кому поклонять­
ся. Пью за ваших дорогих родителей, да хранит их аллах, и за
вас. Пусть наша случайная встреча перейдет в добрую, хорошую,
человеческую дружбу. За вас, госпожа моей души!
Он опрокинул бокал целиком, а Таня только пригубила. Ей
предстоял трудный вечер и следовало быть аккуратной со спирт­
ным. Через десять минут они уже оживленно болтали, обсуждая
превратности быстротекущей жизни.
- Вы учились в Кэмбридже? - спросила Француженка.
- Почему это? - удивился Каханов.
- У вас такие галантные манеры. В России это большая ред­
кость. Если не секрет, кто вы по национальности?
- Русский, - сказал Каханов, - чистокровный.

- Но почему же у вас отчество Шалвович, а фамилия Каха­
нов? Для конспирации, что ли?
- Нет, не для конспирации. Папа был грузин-Кахиани, а маман, кажется, узбечка.
Они оба удивились его странному признанию, и Таня даже
выпила глоток коньяка, который успел заказать джигит.
- По-всякому бывает, - сказала Таня. - Я своих родителей не
помню, воспитывалась в детском доме, но наверное, во мне тоже
есть капелька восточной крови, потому что я очень влюбчивая.
Каханов приободрился:
- Давайте поедем прямо к вам, если вы живете одна?
- Нагловато, - сказала Таня, напустив в глаза горестного ту­
мана. - Даже не ожидала от вас. Такой деликатный, образован­
ный человек, так славно разговаривали, -и вдруг!.. Вениамин
Шалвович, вы за кого же меня принимаете?
Каханов окинул ее взглядом, в котором светилась привычка к
спокойным оценкам.
- Честно говоря, не знаю. Но уж конечно, вы не из грязнуль с
куриными мозгами, с ценником на лбу. Но кто вы? Что у вас на
уме? Расскажите, я поверю. Поверю, если скажете правду. Чего
вы ищете? Денег? Приключений?
- Не слишком ли торопишься, дорогой?
- Что-то мне чудится, ты не случайно здесь.
- Да, пришла познакомиться. По заданию КГБ. Познакомить­
ся, соблазнить и выведать все твои тайны.
- КГБ не самый страшный зверь по нынешним дням.
Танины щечки порозовели от внутреннего ликования. Перед
ней была не овечка, покорно бредущая на заклание, а матерый
зверюга, чующий опасность позвоночником. Тем приятнее будет
смотреть, как он пускает кровавые пузыри у ее ног.
- Послушай, любезный! А не пошел бы ты... к своей шестер­
ке. Вон он зыркает, как сова из дупла. Убирайся! Ты мне надоел.
Каханов рассмеялся с облегчением.
- Грубость тебе не идет, красавица. Давай выпьем за нас с
тобой. От всей души говорю.
Таня еще немного подулась, потом сочувственно спросила:
Чего боишься, джигит? За тобой охотятся?
Каханов разгрыз лимон, как яблоко, и не поморщился.
- Может быть, да, а может быть, нет. Но всегда лучше поосте­
речься.
- Ты богатый?
- Не очень бедный. Нам с тобой хватит, чтобы пировать и
веселиться.
Вскоре между ними установилось полное, глубокое взаимо­
понимание, какое бывает между попутчиками в поезде, идущем
2*

на Дальний Восток. Таня доверительно рассказала, что гонит ее
по свету горькое одиночество. У нее недавно был любимый муж,
известный кинорежиссер, фамилии лучше не называть, и она
жила за ним, как за каменной стеной; но между ними случилась
страшная размолвка. Ее муж оказался педиком, и когда она бы~вала в отлучке, приводил в дом юных мальчиков и ласкал их на
той же кровати, где они были счастливы вместе. Он с ней был
прекрасным любовником, уговаривал родить ему сына, и этого
она не смогла простить. Ее муж, на которого она три года моли­
лась, как на икону, оказался фальшивой монетой. И все его филь­
мы, такие эффектные, психологические, получавшие призы за
границей, были обманом, как золотые браслеты, сделанные из
дутого стекла. Таня сказала, сдерживая слезы, что не знает, как
дальше жить, и теперь ей все равно - умереть ли сегодня, или
завтра, или немедленно лечь в постель с Кахановым, чтобы за­
быться в угаре страсти хоть на часок, если только он поклянется,
что он не педик.
Каханов, малость озадаченный, поцеловал ее ухоженные, тон­
кие пальчики, и Таня на мгновение, словно в инстинктивном
порыве, прижала его голову к груди. Пульс ее гибкого тела ото­
звался маленьким динамитным взрывом в его печени.
- Горю поможем, - твердо пообещал он. - Поедем в гостини­
цу, я тебя утешу. - Забудешь своего поганца, который прикиды­
вался кинорежиссером.
- Правда? - с надеждой спросила Француженка.
- Я умею делать женщине красивую любовь.
Зал ресторана уже заполнился почти целиком, и некоторые
пары танцевали меж столиков под звуки негромкого, невидимо­
го оркестра. Какой-то несмышленыш лет тридцати, налившись
коньяком до бровей, осмелился пригласить Таню на тур медлен­
ного фокстрота. Не поднимая головы, Каханов распорядился:
- Иди отсюда, фраер, и запрись в сортире. Чтобы я тебя боль­
ше никогда не видел.
Несмышленыш встретился с ним взглядом, что-то буркнул
нечленораздельное и послушно исчез.
Таня поджала губки.
- Мой милый рыцарь, но я ведь хочу танцевать.
Каханов немедленно поднялся и вывел ее в круг, бережно
поддерживая за кончики пальцев. Француженка закинула руки
за его мускулистую шею, тесно приникла к нему и закрыла гла­
за, отдавшись баюкающему ритму. Она так искусно, как бы в
забытьи, так безгрешно терлась об него бедрами и грудью, что
через минуту он почувствовал, что ему невмоготу. Давным- дав­
но ни одна женщина не вызывала в нем столь свирепого жела­
ния.

20

- Давай уйдем поскорее, - шепнул он в розовое, теплое ушко.
_ Здесь слишком многолюдно.
- Подожди, милый, мне так хорошо!
Когда вернулись за столик, он был вынужден сгьщливо при­
крывать ширинку ладонью.
- Хочу мороженого! - сказала Таня. Она видела, джигит спек­
ся. У него было такое выражение лица, как при запоре. Ох уж
этот южный темперамент. Теперь оставалось лишь вдеть ему коль­
цо в ноздрю и не спеша вести на убой.
- Милый, пожалуйста, не торопись. Я так не люблю делать
это наспех. Ты ведь тоже, надеюсь, не животное, чтобы спари­
ваться на бегу?
- Нет, не животное, - ответил Каханов, утерев слюну с губ.
По дороге в такси он все же сделал диковинную попытку ов­
ладеть ею. Как-то так ее перегнул на заднем сидении, что одну
ногу у нее заклинило между передними креслами, а вторую он
попытался задрать себе на плечо. Таня успела нащупать впадин­
ку у него под ухом и резко вдавила туда указательный палец. От
боли они заверещали одновременно: джигит хриплым басом, а
Таня жалобной, птичьей трелью. Не оборачиваясь, таксист ска­
зал:
- Будете безобразничать, высажу.
До «России» было рукой подать, они еле отдышались. Каха­
нов сунул водителю сотенную.
- Не сердись, браток!
В фойе гостиницы, где было оживленно как на вокзале, Таня
уселась в кресло неподалеку от окошка администратора, попра­
вила сбившуюся набок шикарную прическу, закурила и уныло
уставилась в пол. Потоптавшись, Каханов опустился рядом.
- Ну чего ты, Танечка? Напугалась?
- Мне как-то расхотелось идти к тебе.
- А если я поклянусь?
- Насчет чего?
- Не трону, пока сама не захочешь.
- Я тебе не верю, ты дикарь. Чуть не разорвал напополам. Я
слышала, вы там в горах лошадей трахаете, но я не лошадь.
Каханов проглотил оскорбление, хотя это было не в его при­
вычках. Красивая московская стерва его заворожила, и все счеты
с ней он оставил на потом.
- Клянусь мамой! - сказал он.
Француженка взглянула на него с деланным ужасом.
- А мама у тебя кто? Не степная кобылица?
Это было чересчур, но чудовищным усилием воли Каханов
опять сдержался. У него возникло ощущение, что он летит в про­
пасть, где внизу натыканы копья. Ему хотелось положить лапу

я

на ее пухлый, яркий, смеющийся рот и сжать так, чтобы выва­
лился наружу дерзкий язык. Передохнув, он сказал:
- Еще никто не смел так со мной разговаривать.
- Подумаешь, - усмехнулась Таня. - Я тоже не привыкла, что­
бы меня ломали, как матрешку. Испортил любимое платье. Зна­
ешь, сколько оно стоит?
Молча, не обращая внимания на окружающих, Каханов до­
стал из внутреннего кармана портмоне, покопался в нем и про­
тянул ей внушительную пачку долларов.
- На, возьми! Купишь три таких.
Таня отстранила его руку.
- Чтобы меня купить, у тебя все равно денег не хватит. Все
очень печально, дорогой! Ты понравился мне, ты первый мужчи­
на, к которому меня потянуло после мужа, а что ты натворил? Я
думала, у нас будет добрый вечер, полный любви, покоя, а тебе и
надо-то всего навсего... Уходи! На эти поганые деньги возьми
себе десяток шлюх, они с радостью выполнят все твои пещерные
прихоти.
- Я хочу тебя, - честно ответил Каханов.
Таня открыла сумочку, вынула пудреницу и подкрасила губы
с таким видом, словно была одна в лесу. Она готовилась поки­
нуть его. Более того, она уже его покинула, хотя была пока ря­
дом. Копья на дне пропасти приблизились. Он почувствовал та­
кую боль, как в давней ночной заварухе, когда пьяный ростовс­
кий ублюдок подло, сбоку вогнал ему под лопатку каленое перо.
- Понимаю, - сказал смиренно, - такую девушку, как ты, можно
встретить только раз. Если уйдешь, буду плакать всю ночь. Не
уходи.
- На каком этаже твой номер?
- На восьмом. Восемь ноль двенадцать. Люкс.
- Ступай к себе, я приду позже.
-Обманешь?
- Подумаю. Но сейчас тебе лучше слушаться. Закажи шам­
панского.
В ее глазах он ничего не сумел прочитать. Поднялся и не
оглядываясь, чуть сутулясь, пошел к лифтам. Он был человеком
судьбы и верил в свою удачу.
Подождав, пока он скрылся в лифте, Фрунцуженка подошла
к навесным телефонам-автоматам и позвонила Витеньке Строгову, своему телохранителю. Трубку Витенька снял после перво­
го гудка.
- Подъедешь к «России», к кинотеатру. Выход прямо около
магазина. Дверь без всякой вывески. Представляешь, где это?
- Найду.
- Жди хоть всю ночь.

22

- Будет сделано.
На лифте она поднялась на десятый этаж и вниз спустилась
по черной лестнице. Длинный коридор, устланный зеленым ков­
ром, был пуст, никто не видел, как она подошла к номеру. Дверь
не заперта. Она нажала ручку и вошла. Каханов сидел на диване
в гостиной под голубоватым торшером. Вид у него был сиротли­
вый. Таня сбросила туфли, пересекла по упругому паласу комна­
ту, склонилась над ним и поцеловала в губы. Каханов даже рук
не поднял. Его усы пахли табаком.
- Не грусти, рыцарь! Начнем праздник заново. Шампанское
заказал?
Ответом ей был негромкий стук в дверь. Девушка в белос­
нежном переднике вкатила в номер тележку - бутылку советско­
го полусладкого, бутылку «Саперави», бутылку армянского конь­
яка, и огромное фаянсовое блюдо с фруктами. Не вставая, Каха­
нов бросил на тележку комок банкнот. Девушка пролепетала: Благодарю вас, - и удалилась.
Из серванта Таня достала бокалы, рюмки, уселась напротив
Каханова, сама открыла коньяк, разлила по рюмкам.
- Очнись, герой! Рога трубят!
- А-а, - Каханов вяло почесал грудь через рубашку. - Чего-то
душа ноет.
- Не рад, что пришла?
- Как не рад, очень рад. Если бы не пришла, я бы сдох. Такая
тоска. Все беру с боя, или покупаю, а хочется по-другому. Мне
ведь уже за сорок. Хочется тишины, уюта, как у всех добрых
людей. Кто-то проклял мою жизнь, с детства проклял, а кто - не
знаю.
- Будет тебе уют, - пообещала Француженка. - Встряхнись,
расслабься. Иди умойся. Настройся на честную, мужскую рабо­
ту. Прекрасная дама больше не капризничает. Милый мой, я
выпью тебя до донышка. Никогда не забудешь эту ночь.
Ее чуть осевший голос, потемневший взгляд подействовали
на него, как удар тока. Тяжкий зной сковал виски. В пах вонзи­
лась тысяча ласковых иголок. Господи, подумал он, ради таких
минут стоит жить. Что значат деньги, власть в сравнении с эк­
стазом любви? Мужчина бывает самим собой только дважды: в
смертельной схватке с врагом и в обладании женщиной. Когда
враг повержен, а женщина корчится и вопит в изнеможении страс­
ти, смысл жизни становится очевидным, как таблица умноже­
ния. В ванной, торопясь, он сбрасывал с себя одежды, стоял,
смежив веки, под горячим душевым ливнем, втирал в шею, под­
мышки, живот изумрудный французский лосьон. Колокольчик
тревоги заглох в ушах.

23

Француженка опустила в рюмку большую белую таблетку и,
склоня голову, наблюдала, как оранжевый напиток на мгнове­
ние помутнел, покрылся плесенью, выпустил на поверхность
несколько веселых пузырьков - и снова стал прозрачным, вы­
стрелив в воздух солнечным бликом. Ей самой захотелось его
выпить. Это чувство было ей не внове. Ее всегда тянуло, как
истинного естествоиспытателя, изведать всю гамму ощущений,
которую переживает подопытный кролик.
Из ванной Каханов появился в просторных шелковых шта­
нах и в яркой футболке с короткими рукавами, плотно охватыва­
ющей его мощный торс. На миг она пожалела, что не успеет
узнать, каков он в постели. Впрочем, лекарство подействует че­
рез десять, пятнадцать минут, можно попытаться...
Зайдя со спины, он обхватил ее и с такой силой сжал груди,
что она утробно пискнула. Молча, пыхтя, он мял и тискал ее так,
словно для начала решил изуродовать, сплющить.
- Сядь, - прохрипела она. - Выпьем. Все остальное потом. Я
тоже схожу в ванную.
Порцию отравы он бросил в рот моментальным движением
фокусника, у которого вот-вот из ушей должны посыпаться зо­
лотые монеты. Таня обернулась к нему спиной.
- Пожалуйста, расстегни молнию!
Через голову она стянула платье. Осталась в крохотных беже­
вых трусиках и черном, ажурном поясе, поддерживающим чер­
ные чулки. Этого соблазна Каханов не выдержал. Глаза его заво­
локло кровавой мутью. Ничего больше не соображая, он подхва­
тил ее на руки, уволок в спальню и шмякнул на розовое покры­
вало, на неразобранную широкую постель. С внезапным трепе­
том Француженка разглядела, какая мощь на нее надвигается, но
не струсила, передвинулась к краю кровати, развела ноги и при­
подняла колени, чтобы ему удобнее было войти. Никаких пре­
людий, никакого любовного колыхания - дикий вепрь догнал
истекающую соком самку на стыке времени...
Бедолага задремал, не успев закончить свою последнюю ро­
ковую работу. Разочарованная, Таня попыталась помочь ему,
крепко сжав бедра, но он был слишком тяжел, лежал на ней, как
колода, уткнувшись носом в плечо. С трудом спихнула его на
бок.
Загоревав, вернулась в гостиную к пиршественному столу.
Откупорила шампанское, налила себе полную чашку и выпила
маленькими глоточками. Сходила в ванную и намочила под кра­
ном вафельное полотенце. Аккуратно, тщательно протерла рюм­
ки, чашку,бутылки, столешницу и все места, куда могли прикос­
нуться ее пальцы. Делала это по привычке, на всякий случай.
Уже наступали времена, когда убийства никто не расследовал, и

24

иногда по необходимости в органах сооружали на них «висяки». Тем более вряд ли кого-то заинтересует смерть одинокого
бандита, который пьяный околел в гостинице от сердечного уда­
ра.
Каханов добродушно посапывал во сне, и что-то нежное бор­
мотал сквозь зубы. Может быть, продолжал любовную игру, и
надеялся на благополучное завершение. Ваткой с одеколоном
француженка заботливо протерла ему кожу на внутренней сто­
роне бедра и легким толчком вогнала иглу. Часа через три на
этом месте не останется даже точки. Присела на краешек крова­
ти рядом с Кахановым. Это было великое мгновение. Внезапно
он содрогнулся всем телом, из угла рта выдулся белый пупыры­
шек и ясные глаза отворились.
- Прощай, милый, - сказала Таня. - Видишь, я сделала, как
обещала. Вот тебе и твой вечный уют.
Остекленелая, благодарная улыбка растянула его поблекшие
губы. Он был мертв.
л иш ь

3.1993 год. ш ь
После взрыва на дороге, когда его чуть не вышвырнуло в пре­
исподнюю, и где погибла незабвенная Ираидка, наперсница его
души, Елизар Суренович толком так и не оправился, но жить
ему стало веселее. Утешная мысль баюкала по ночам: раз уж пе­
ремог, пересилил саму криворукую, то почему бы теперь на по­
кое не дождаться окончательного и близкого заката человечьего
рода. Примет к тому было много, но главная была та, что боль­
шинство людишек в их удивительном отечестве буквально на
глазах, за последние год-два из обыкновенного скотского состо­
яния переместились в какое-то уж вовсе непостижимое измере­
ние, как-то так видоизменились и испохабились, что нынче и
скотами их назвать язык не поворачивался. Он глядел на них
иногда в окно, а иногда в телевизор, и усмехался отрешенно.
Огромными, безумными стаями, как при переселении крыс,, они
вместо прежних митингов носились теперь бесцельно по городу,
вдруг сбиваясь в гомонящие муравейники возле всевозможных
контор, откуда на последние гроши им совали пустые, лицрвые
бумажки, которые для смеху кто-то придумал назвать многозна­
чительным иноземным словом - «акции». С помощью этих са­
мых «акций», одураченный, ошалевший люд, похоже, надеялся
как можно дольше не околеть с голоду.
Еще большее презрение вызывали у Елизара Суреновича уп­
равители, пастухи, так сказать, этого одичавшего стада, розово­
щекие, упитанные, каждый Божий день вылезающие на экран и

25

с плотоядными ухмылочками, с глубокомысленно-тупым видом
несущие несусветную чушь о каких-то реформах, стабилизации,
инфляции - да о чем угодно. Эти тоже были не скотами, а еще
хуже, потому что даже волк не охотится вблизи своего логова, и
режет на пропитание только самую немощную жертву, понимая,
что наступит завтрашний день, когда опять захочется жрать. Эти,
осатаневшие от легкости грабежа, уже нюхнувшие кровцы, кру­
шили все подряд, своих и чужих, куда доставала рука, оставляя
после себя, как саранча, только выжженную пустыню. Поражен­
ный Благовестов догадывался, что свершается Суд Божий, и в
отчаянной схватке с судьбой и сам потерпел сокрушительное
поражение. Нельзя построить счастливое царство на опустошен­
ной земле.
О собственных капиталах Елизар Суренович не беспокоился,
они давно «прокручивались» в иных государствах, опекаемые
надежными, преданными людьми, большей частью не россий­
ского происхождения. Да и вообще никогда не был он так пора­
бощен и одурманен деньгами, как нынешние, так называемые
бизнесмены, у которых при слове «доллар» рожи вытягивались,
как у бурлаков с картины Репина. Их родная мама редко узнава­
ла.
После взрыва организм Елизара Суреновича приобрел ориги­
нальные особенности, которым он отчасти умилялся. Печень
опустилась куда-то в область желудка, который ему наполовину
урезали, череп немного сплющился, отчего он теперь напоминал
юродивого, который постоянно чему-то загадочно улыбается;
шейные позвонки поскрипывали, как дверные петли, требую­
щие смазки, правая нога не сгибалась и при движении то и дело
игриво подворачивалась под костыль. Но духом он был по-пре­
жнему бодр, на аппетит не жаловался, и сердце мощно отмери­
вало все те же семьдесят толчков в минуту.
С утра до обеда, до двух часов, он путешествовал по своей
огромной квартире, располагаясь на отдых в самых неожидан­
ных местах: то на кухне, то в туалете, то прямо на полу, на ковре,
куда валила неожиданно подвернувшаяся нога. Повсюду у него
были разбросаны любимые книги, стояли склянки с лекарства­
ми, бутылки с вином. К красному вину он пристрастился, как
мальчик к леденцам, и за день успевал опорожнить две-три бу­
тылки грузинской «Хванчкары» или итальянской «Кьянти». На
телефонные звонки больше не отвечал, изредка, в случае край­
ней необходимости, отзванивал кое-кому, отдавал ядовитые, не
всегда внятные распоряжения. После нескольких стаканов душа
его умиротворялась, и он уже не удивлялся, наталкиваясь в ка­
ком-нибудь углу на Машу Копейщикову, единственную свою
нынешнюю прислугу, санитарку, сиделку и подружку.

26

Машу Копейщикову привел в дом Иннокентий Львович, про­
сто так, для обозрения, неизвестно какими соображениями ру­
ководствуясь, и первым желанием Благовестова было спустить
чумовую девицу с лестницы. Уж больно она была страхолюдна.
Лет тридцати отроду, укутанная в какие-то пестрые тряпки, с
вытаращенными коровьими глазами, с кривым ртом и нечесанными космами волос, закрывающими пол-лица, как у проститу­
ток из Сомали. Но дело было даже не во внешности. Привы­
кший доверять Груму во всем, что касается житейского обихода,
Елизар Суренович по возможности ласково обратился к девуш­
ке:
- Ну что же, дитя, хочешь немного поработать у дедушки Ели­
зара? Поухаживаешь за больным старичком.
На что странная девица ответила басом:
- Нам-то что. Мужик да боров - все едино. Постелить да оби­
ходить - дело привычное.
И заржала идиотским смехом. Благовестов велел ей побыть
на кухне, и спросил у Иннокентия Львовича:
- Ты кого это привел, старый насмешник?
Верный соратник усмехнулся.
- Сиротка она. Существо безответное. Погоди злиться, мо­
жет, после спасибо скажешь.
Оставил ее Елизар Суренович единственно потому, что была
во всем этом маленьком происшествии какая-то загадка, задев­
шая его любопытство. Да и ситуация сложилась так, что после
больницы все прежние пассии как-то враз ему опостылели, и
никакой из них он видеть не хотел.
- Ладно, Кеша, пусть пошустрит денек, после заберешь. Но
не дольше.
Стоило Груму захлопнуть за собой дверь, как Маша явилась к
нему в спальню, но совершенно в ином обличье. Она была абсо­
лютно голая, зато на голову напялила его собственную старую,
фетровую шляпенку с широкими полями. Первой мыслью Бла­
говестова было, что поганец Грум, воспользовавшись его не­
мощью, устроил диверсию, и оставил его наедине с полоумной.
Однако поразило и другое. В разобранном виде она уже не каза­
лась уродиной, отнюдь, скорее напоминала кустодиевскую «Рус­
скую красавицу», только с еще более плотными, упитанными,
ухоженными телесами.
- Ножонки будем на ночь мыть? - пробасила, сверкнув ис­
подлобья свирепым взглядом.
Сразу не опомнясь от ошеломляющего впечатления ее побе­
дительной, розовой телесной мощи, Благовестов осведомился:
- Ты по какому же это случаю вдруг растелешилась?

27

- Чего, не нравится, что ли? Обыкновенно мужчины это при­
ветствуют.
- Чего - это?
- Ну чтобы бабенка, значит, наизготовку была, навскидку,
значит, - и опять призывно загудела неудержимым, клокочущим
смехом.
На ночь она не то что все же помыла ему ноги, добыв где-то
внушительных размеров фаянсовый таз, но и протерла влажным
полотенцем каждую его ложбинку и впадинку, заодно ловко про­
щупав, промассировав все косточки. Он как бы заново народил­
ся в ее сноровистых, сильных руках, и невольно пустил слезинку
по безвременно ушедшей Ираиде Петровне,с которой ему иног­
да бывало так же хорошо. Потом чудная девица накормила его
необыкновенно вкусным, ароматным диетическим варевом, ко­
торое она назвала «гурьевской кашей», и напоила отваром ка­
ких-то неведомых ему трав. Первую ночь после больницы он
спал, как убитый, без кошмаров и сожалений о нелепо скомкан­
ной жизни.
Когда через два дня Грум приехал для обычного доклада и,
лукаво усмехнувшись, поинтересовался, не забрать ли Машу,
Благовестов попросту отмолчался, а еще через месяц так привык
к ее неназойливому присутствию в квартире, как привыкают к
стрекочущему за печкой сверчку. У нее обнаружилось бесценное
свойство: Маша возникала перед глазами, только когда в ней
случалась надобность, когда требовалось что-то сделать, подать,
услужить. Стряпала она превосходно, точно чутьем угадывала
любимые Благовестовым блюда, и при этом подавала все во вре­
мя и в меру разогретое или остуженное. За весь месяц каприз­
ный БлаговестоЙ^голько раз на нее накричал, да и то по пустяку:
в утреннем омлете обнаружил зеленые прожилки укропа, кото­
рые на дух не переносил.
- Ты что же, крыса безмозглая, отравить хозяина вздумала, только начал он распаляться, но не успел даже вмазать по ее
толстому заду, как она уже вернулась с кухни с новой тарелкой и
с новым омлетом.
Однажды его озадачило, откуда Маша берет деньги на про­
дукты. Он позвонил в колокольчик, и она мгновенно возникла в
дверях, по обыкновению голая и в фетровой шляпенке. У него
было впечатление, что за все это время она так ни разу и не
оделась.
- Скажи, пожалуйста, чумовое дитя, - спросил Елизар Суре­
нович благосклонно. - На какие шиши ты все покупаешь? Вот
вчерашнюю телятину, например? На свои, что ли?
Маша присела на свой узаконенный пуфик, расставя ноги
так, чтобы хозяин мог полюбоваться ее пышным лобком.

а

- Деньги покамест есть, - сказала она равнодушно. - От пре­
жней работы сохранились.
- А где ты прежде работала?
Маша захохотала, отчего у Благовестова привычно зачесалось
в левом ухе.
- Да где работала, там уж нет ничего. Один пепел.
- Понятно, - кивнул Благовестов, ничего не поняв. - Ну а вот
жалование тебе какое-нибудь от меня должно причитаться, как
ты полагаешь?
- Дак мне же Иннокентий плотит. Я не в обиде. Мне много
не надо.
- Сколько же он тебе плотит?
- У вас что, хозяин, денежки кончились? Могу дать взаймы.
Но немного. Тысячи четыре.
Благовестов ненадолго задумался. Он думал об Иннокентии
Львовиче. Этот матерый, финансовый жучила и, возможно, его
единственный, оставшийся в живых друг, которого он искренне
уважал и ставил мысленно почти с собой вровень, ничего не де­
лал без дальнего прицела. Значит, и в том, что он внедрил к нему
в дом розовое, пышнотелое чудовище, тоже был какой-то умы­
сел. Но какой? И почему он был так уверен, что сия марьяжная
дамочка, у которой мозги явно набекрень, придется ему по душе?
Не подметил ли прозорливый соратник своим хищным оком, что
у самого Елизара Суреновича умишко поехал вкочь? А если это
так, и если Грум лелеет тайную мыслишку подтянуть его поти­
хоньку поближе к желтому дому, то следовало вскорости при­
нять тяжелое, но мудрое решение,касающееся дальнейшего пре­
бывания самого Иннокентия Львовича на грешной земле. Имен­
но в этом случае ему очень не хотелось поторопиться, но законы
крутого бизнеса, увы, непреложны: не опередил с ударом, спо­
койно заказывай саван в коммерческой фирме «Тихая пристань».
Тем более, совсем недавно ему был знак, Ангел-Хранитель пос­
ветил лампадкой на крутом изгибе дачного шоссе.
- Платить тебе буду сам, - сказал Благовестов. - Двести долла­
ров в месяц и на всем готовом. За особые услуги отдельное воз­
награждение. Согласна?
- Еще бы не согласна, - Маша истово почесала свое могучее
бедро. - Только нам зелень ни к чему. Желаете облагодетельство­
вать, дак купите сапоги. Мои-то старые совсем сносились.
- Хорошо, - согласился Благовестов. - Тогда ответь еще на
один вопрос и можешь идти. Почему ты все время голая? Тебе
жарко?
Как и ожидал Благовестов, проняло ее лошадиным гоготом,
отчего груди запрыгали, как два баскетбольных мяча.

29

- Смешно вы спрашиваете, добрый хозяин. А вдруг вам при­
спичит? У больных старичков позывы короткие. Промедлишь
лишь мгновение, а уж он усоп. Я к вам приставлена, чтобы в
неприкосновенности содержать. А как же! Мы денежки берем не
за красивые глазки.
- Кто ЭТО т мы?
- Ну которые для Божьей милости предназначены.
- Все, - сказал Елизар Суренович. - Свободна. Чего на обед
приготовишь?
- Чего заказано. Супец с куриными потрошками, плов бара­
ний. Желаете, польской водочки подам?
- Когда это я пил польскую?
- Вы, барин, честное слово, как дитя малое, неразумное. Жрете
сутками краску поганую, французскую, а на ноги подымает только
беленькая. Уж я то знаю, чего говорю.
Помнилось Благовестову, из-под полей шляпенки полыхнул
на него желтый огонь, в недоумении он даже ладошкой прикрыл
лицо.
- Все, ступай! Долго с тобой говорить нету мочи.
Всякий раз, когда натыкался на нее в путешествиях по квар­
тире, первобытная красавица намекала ему на необходимость
облегчения по мужицкой части. Делала она это так. Испуганно
вскрикнув, изгибалась вдруг в какой-нибудь сверхъестественной
порочной позе и так замирала, будто под гипнозом.
- Ну чего ты, чего ты из себя корчишь, дурища неумытая? сердился Благовестов.
- Как же, барин, боязно. Вдруг снасилуешь!
- Тьфу ты пропасть! Гляди, будешь зубы скалить, выгоню!
Вдоволь наржавшись, Маша сочувственно басила:
- Напрасно, барин, избегаете наслаждений. Остерегаться грех.
Коли уж сюда доковыляли, со мной вполне управитесь. Надо
только примоститься поудобнее. Я уж подсоблю, не сомневай­
тесь... Иначе застой бывает. Скоко таких трагедий известно. Из­
бегает мужик ласки,бережет силенки неизвестно для чего, а там
- брык и навзничь. Это уж проверено на опыте многих жмури­
ков.
- Ты эти шутки, говорю тебе, брось. А то устрою такую ласку,
башка в пузо провалится.
Грозил понарошку, всерьез на нее как-то не мог психануть.
Да и здоровьем укреплялся день ото дня на ее харчах и заботах.
И вот настал час, когда трое врачей, светила медицинской науки,
приведенные Грумом на консилиум, в один голос ему объявили,
что все самое страшное позади, и пора выбираться на природу
для воздушных процедур.

я

Именно в этот день, в тихий вечерний промежуток засиде­
лись они допоздна с Иннокентием Львовичем за дружеской бес­
едой. Грум пил чай с медом и кокосовым печеньем, Елизар Су­
ренович сосал неизменную «Хванчкару», а голышка Маша при­
корнула на коврике у окна, готовая в любой момент очнуться и
оказать самую невероятную услугу. Беседовали вполголоса, что­
бы не потревожить невзначай чуткий девичий сон. Иннокентий
Львович, измотанный дневными хлопотами до прозрачной сине­
вы под глазами, излучал какую-то особенную, почти ангельскую
приязнь. На каждую фразу владыки так готовно и радостно ки­
вал, что постепенно голова у него сникла почти до колен.
- Прикидывал я так и эдак, - заметил задумчиво Благовестов,
- но понять не могу. Убивать-то меня, старичка, никому не вы­
годно. Даже тебе, Грумчик. Верно? Зачем тебе кровавые эксцес­
сы, ты же не «новый русский»? Потом живи - и оглядывайся.
Какой резон? Ты и так бархатным, как говорится, путем годика
через два переймешь капиталы, взойдешь на престол, коли силе­
нок хватит. Кровь-то больше по молодости, да по дури льют.
- Все правильно, - подтвердил Иннокентий Львович. - Я все
же больше склоняюсь к Алешиной кандидатуре. Хотя почерк
определенно не его.
- Именно что не его. Чересчур профессиональная работа, кегебешная. Но оттуда клянутся, что ни сном, ни духом. И я им
верю. Им сейчас не до нас. Самим бы головы уберечь. Им Борис
Николаевич перекличку сделал - вот их главный враг. Или он их
додавит, или они его. Но кому же тогда приспичило? Всякие
Серго да Гогенцоллерны - жила слабовата. Ты говоришь, Алеш­
ка? А ему на кой хрен? Наши пути не пересекаются, у него свой
бизнес. Ну и моральный фактор имеет значение. Он меня четы­
ре года назад вполне мог завалить, был у него фарт, да сплыл. А
уж я со своей стороны сто раз его цыплячью шейку щупал, дунь
- и нету. Но гляди-ка, оба живы- здоровы. Зачем же ему ни с
того,ни с сего заново баламутить? Он человек рисковый, но не
безалаберный, нет. Знает, поганец, как его люблю. Он мне как
сын почти.
Иннокентий Львович, распрямившись, сглотнул чайную ложку
липового меда, поморщился от избыточной сладости.
- Алешку придется убрать, - заметил он горестно.
- Придется, - вздохнул Благовестов, - а жалко. Такой светлый
паренек. Бесстрашный, чистый - и голова на плечах. Жена у него
хорошая. Наивная такая девочка, я ей целку ломал.
- Хотя бы для профилактики, - добавил Грум.
На коврике шевельнулась Маша Копейщикова и гулко хохот­
нула во сне.

31

- Все-таки недобрый ты человек, Грумчик, - сокрушенно об­
ронил Благовестов. - Почему бы тебе до кучи и ее не убрать? Все
равно ведь сорная трава.
- Она под контролем. Алешку мы больше контролировать не
можем. За флажки вымахнул.
Возразить было нечего. Елизар Суренович с удовольствием
просмаковал глоток густого, багряного вина. Почмокал губами
совсем по-стариковски.
- Ты про такую Француженку ничего не слыхал, Грум?
Иннокентий Львович вскинул брови.
- А что?
- Да вот любопытствую, что за чудо произросло на гнилой
российской почве. Стелется по трупам, как по болотным кочкам,
и ни царапинки на ней.
- Дьявол тебя побери, Елизар, эк тебя бросает. Она же чокну­
тая. Мало нам своих честных, добросовестных исполнителей?
Распорядись только, за остальным я уж сам прослежу. Не впер­
вой, слава Богу.
Благовестов огорчился.
- Стареешь, Грумчик. - По одной тропе зверье на водопой
ходит. Там его и стерегут охотники. Да и Алешку низко ставишь.
Все твои исполнители у него в семейном альбоме на фотокар­
точках. А многие, полагаю, у его другана Мишки Губина на под­
кормке.
- Есть залетные, - обиделся Иннокентий Львович. - Вполне
солидные господа. Оба камикадзе, прямо из Абхазии доставлю в
почтовом вагоне. По документам оба давно расстреляны.
Благовестов еще глотнул вина.
- Чепуху ведь мелешь, стыдно слушать. Абхазы, армяне, ма­
гометане. Негра еще прихвати из Гарлема. Тоже там по слухам
отчаянный народец и совершенно безмозглый. Давай, действуй.
Посмеши Алешку. Только потом не обижайся, когда тебя Губин
враскоряку поставит. Отстал ты от жизни, коллега. Привык на­
шим овечкам из банков сопли в глотку вбивать. Алешка не бан­
кир и не брокер. Он в городе себя чувствует, как рысь на лесной
поляне.
Иннокентий Львович, внимая владыке, теперь уж вовсе уро­
нил башку к коленям, и не подымал глаз, чтобы не заметил Бла­
говестов усмешки. Но тот и по затылку угадал: о чем он думает.
- Нет, Грумчик, я не в маразме, и Алешку не боюсь. Скоро
сам поймешь, что я прав, а не ты. Еще одно скажу по секрету. Не
хочу спешить. Оторванную тыкву на другой стебель не приса­
дишь. Таких как ты, Кеша, больше на свете нету, но и Алешка в
единственном числе уродился. Поверь старику, не надувай щеки.

32

Предоставь-ка лучше к завтраму Таню Француженку. Погляжу,
кто такая.
Грум выгнулся снизу бледный, как после плача.
- К завтраму не сумею. Послезавтра приведу.
- Чаек-то остыл? Пни-ка животину, пусть кипяточку прине­
сет...
Утром Француженка чувствовала себя скверно, и все пыта­
лась вспомнить, кто же мог ее сглазить. Пришла к выводу, что не
иначе это был старенький инвалид в метро, которому она сдуру
подала милостыню. Непонятно, что на нее накатило. Нищих в
Москве с каждым днем становилось все больше, они торчали
повсюду,как ромашки в поле;привычный фон новой, завидной
жизни горожан, и никто, кажется, а уж Таня тем более, не обра­
щал на них внимания. Разве что какой-нибудь особенный кале­
ка,похожий на выходца с того света, заставлял прохожих брез­
гливо поджимать губы и сторониться, потому что многие ин­
стинктивно чувствовали, что нищета такая заразная болезнь, как
холера. Бывали попрошайки совершенно экзотические, как бы
сошедшие с театральной сцены, вроде того молодого, темново­
лосого трубача в подземном переходе у Октябрьской, который, в
блаженном экстазе закатив глаза, часами выдувал из своего хи­
лого инструмента пронзительную пародию на былой государствен­
ный гимн. Или недавно влетела в вагон расхристанная цыганка с
черным, кривоногим, пузатеньким то ли карапузом, то ли воро­
ненком; и этот самый вороненок с масляными, озорными гла­
зенками начал теребить пассажиров за коленки, требуя подачки.
И ручонки у него были цепкие, крохотные, как птичьи лапки.
Одного солидного гражданина с министерским портфелем в ру­
ках он-таки вывел из себя, и тот отвесил ему подзатыльник, от­
чего вороненок, хохоча и ухая, прокатился по всему проходу,
пока не ухватился коготками за поручень. Мама-цыганка тут же
добавила ему науки, и на остановке вышвырнула дитятку вон из
вагона.
Старичок, которому Таня подала милостыню, был без одной
ноги, на костылях и с ужасным двусторонним горбом впереди и
сзади. Она бросила ему в шапку пятисотенную и - не убереглась!
- встретилась глазами с липким взглядом, словно прикоснулась
к издыхающему насекомому. Тут-то он ее и достал. Из потухаю­
щего костерка чужой жизни пахнуло на нее горьким и паленым.
- «Чтоб ты сдох поскорее!» - от души пожелала ему Таня, но
было уже поздно.
Чтобы перебороть сглаз, надо было помолиться, и она это
сделала. «Милостивый Боже, - попросила смиренно, - отпусти
3 “Подвиг" №2

вины, вольные и невольные, пощади и пожалей рабу твою Над­
еньку, защити от страшного мира, который гнет и ломает твою
зеленую, цветущую веточку!»
Пока прибиралась в квартире и чистила перышки, горбатый
злодей, напустивший на нее морок, постепенно отодвинулся в
экзотическую даль. Вскоре приехала массажистка Груня, дебелая
бабища из Центра здоровья на Варшавке. После сеанса Францу­
женка угостила гостью куриным супом из пакета и котлетами
собственного приготовления. Подала ей белого вина, а сама ог­
раничилась чашечкой крепкого бразильского кофе да двумя печенинками.
Массажистка Груня, даром что кудесница, была придуркова­
той и всегда рассказывала одну и ту же историю про мужика,
который собирался на ней жениться, а когда добился своего удо­
вольствия, то надругался над ней и бросил на произвол судьбы
чуть ли не беременную. Правда, от рассказа к рассказу мужик
каким-то чудесным образом видоизменялся. В первый раз это
был «вонючий хорек», который даже удовлетворить ее толком не
сумел, и лишь насажал синялков на все тело; а уже сегодня, пос­
ле серии волшебный превращений, открылся воображению стра­
дающей женщины этаким одиноким странствующим рыцарем, с
которым ее разлучили злые люди.
- Я уж не сразу, только потом догадалась, - призналась масса­
жистка, раскрасневшись от горячего супа и белого вина. - Со­
седка его сманила со второго этажа, дворничиха наша, рожа не­
умытая. Это такая прощелыга1 Какой мужик покрасивше забре­
дет в подъезд, она его к себе и тащит. Выскочит из дверей, цап за
руку - и волокет на кухню. А там у ней склянка с приворотом.
Мужчина-то подумает водка, обрадуется, глотнет стакашку - и
без всякого кумира. А уж мой-то тем более. Доверчивый, как
телок. Ему токо поднеси, на стенку полезет трахаться. Как дума­
ешь, Танечка, он ко мне вернется?
- Куда ему деться? Кто ты и кто она. Подумаешь - дворничи­
ха.
- Не скажи... Эти стервы всякие приемчики знают. Нам с
тобой такое в голову не придет, чего они с мужчинами вытворя­
ют.
Заперев дверь за перевозбудившейся от любовных наущений
массажисткой, Таня снова легла в постель. Взяла в руки книжку,
но не читалось и не думалось ни о чем. Она не любила такое
настроение, когда кажется, что отпущенный для земных дура­
честв срок вот-вот оборвется. Потянулась за зеркалом и стала
себя разглядывать. Никто не дал бы ей двадцати шести лет, но...
От грустных размышлений ее оторвал телефонный звонок. В труб­

34

ке загудел вкрадчивый голос, принадлежавший пожилому чело­
веку.
- Вы меня не знаете, Таня, но нам необходимо повидаться по
очень интересному для вас делу.
- Кто вы?
- Мое имя вам ничего не скажет.
- Кто вам дал телефон?
- Разве это так важно?
- Если вы просто пожилой шалунишка, - сказала Таня, - то
советую поскорее забыть этот номер.
- Извини, Танюша, - добродушно отозвался незнакомец. - С
тобой хочет поговорить Елизар Суренович. Про такого, надеюсь,
слышала?
- Вы сами кто?
- Моя фамилия Грум. Я его сотрудник.
- Вас зовут Иннокентий Львович?
- Польщен, дорогая Француженка, очень польщен.
- Куда я должна приехать?
- Завтра, в шестнадцать ноль-ноль... - и Иннокентий Львович
продиктовал адрес, который она запомнила.
Елизар Суренович приказал Маше одеться и сидеть в чулане,
пока сам ее не позовет.
- Если появишься раньше времени, тут тебе и крышка, - пред­
упредил он. Маша хмуро поинтересовалась, почему она не мо­
жет сидеть в чулане голая, но он так на нее глянул, что, паче
обыкновения, она молчком улизнула и затаилась.
Ровно в четыре часа ординарец Петруша, свирепый и немно­
гословный осетин, ввел в гостиную высокую, красивую девушку,
наряженную в строгий,английского покроя, светлый шерстяной
костюм. Лицо, одежда и приветливая улыбка в ней были на­
столько соразмерны, что Благовестов ощутил давно забытое во­
лнение в чреслах.
- Вон ты значит какая! - молвил он, сделав Петруше знак
удалиться. - Про тебя легенды складывают, детишек тобой пуга­
ют, а ты совсем еще девочка. Что ж, садись вон в то креслице,
там тебе будет удобно. Давно хотел с тобой познакомиться. Как
прикажешь себя величать?
Таня послушно уселась, скромно сдвинула колени, на лице
сохраняла удивленно радостное выражение сиротки, узревшей
живого Деда Мороза.
- Как хотите называйте, Елизар Суренович. Всегда ваша по­
корная рабыня.
з*

35

- Ишь ты! Чем угощать тебя, рабыня? Винца моего откуша­
ешь? Оно слабенькое, но сладкое.
- Как угодно, Елизар Суренович.
Кряхтя, Благовестов дотянулся и наполнил два бокала шипу­
чей «Хванчкарой».
- Ну, как говорится, за доброе знакомство!
Таня вино пригубила, Благовестов осушил бокал целиком.
Гостья очень ему приглянулась. Он такой ее и представлял: не­
винная, очаровательная, стерильная смерть в упаковке сексбомбы. Ему захотелось дотронуться до нее, проверить, не тряханет
ли током.
- Не поведаешь ли немного о себе, милое дитя? Кто родите­
ли? Откуда родом? Как дошла до жизни такой? Не стоишь ли на
учете у психиатра? Нам ведь с тобой, возможно, интересное дельце
предстоит сварганить.
- Елизар Суренович, кажется, вас неправильно информиро­
вали. Никакими такими дельцами я больше не занимаюсь. На­
против, третий год грехи замаливаю. Новую жизнь начала. Хочу
замуж выйти, да детей рожать. Извините, если разочаровала.
С той минуты, как Петруша ее привел, Благовестов испыты­
вал приятное возбуждение, и теперь ему было крайне любопыт­
но, сколько времени она сумеет изображать наивную идиотку.
Игра, которая между ними сразу затеялась, одинаково развлека­
ла обоих.
- Раньше бы нам перевидеться, - искренне заметил он. - До
этой злополучной аварии.
- И что тогда?
- Сама знаешь - что... Вот давай прикинем. Ты в Москве при­
мерно лет десять, так? За последние два года на тебе четыре тру­
пика. Это только те, которые в нашей картотеке. Да какие трупи­
ки! Один Ваня Сидорук чего стоит. Ему же укороту не было, все
Подмосковье курировал. Нет, размах у тебя нешуточный, и при
этом ни одного прокола. Как тебе это удается? В одиночку ведь
промышляешь, если честно говорить.
- Не понимаю, о чем вы? - ее глаза восхитительно округли­
лись. - О каком Ване Сидоруке? Который в фильме «Неулови­
мые мстители» играет?
- Талант, вижу, незаурядный талант, но ведь этого мало. Как
же так, без прикрытия, без связей... Просто уму непостижимо.
Ты мне знаешь кого напоминаешь? Покойного Гришу-снайпера. Уж как я его любил, никого, наверное, так не полюблю. Его
тоже ангелы небесные долго охраняли. Беззаветный, радостный
был стрелок. Как бы рожденный для вечных попаданий. Но где
он теперь? Давай-ка, детка, выпьем за его святую, неприкаян­
ную душу.

s

Расчувствовавшись, Елизар Суренович сделал два крупных
глотка прямо из горлышка темной, нарядной бутылки. Таня ска­
зала:
- Вы чего от меня хотите, Елизар Суренович?
- Боже мой, вот она старость. Уже тебе и скучно просто так
посидеть со мной, посудачить. Прежде-то, бывало, женщины так
и льнули, так и ловили каждое словцо. Но не такие, как ты, нет,
не такие. Помельче, конечно. Хотя были две-три.;. Эх, да что
теперь... Но поработать хоть на меня поработаешь? Не побрезгу­
ешь?
Неожиданно метнул на нее темный, яростный, обволакиваю­
щий взгляд, тот самый, от которого самые строптивые подельщики мгновенно приходили в себя и остро задумывались о ми­
молетности текущей жизни. Таня даже не поморщилась. Улыб­
нулась преданной улыбкой дочери, у которой отец заблажил с
похмелья.
- Елизар Суренович, вы великий человек, я это знаю, и хочу
сказать вам правду. У меня нет ни отца, ни матери, я от них
отреклась. У меня нет прошлого и нет будущего. И настоящее
призрачно, как мечты гимназистки. Может быть, я исчадие ада,
а может быть, и нет. Но как бы то ни было, со мной вам придет­
ся забыть о своем величии. Вам меня ни напугать, ни подчинить
не удастся в том смысле, как вы привыкли с другими. Забудьте
об этом. Вы можете меня только убить. Мы оба знаем, как это
несложно. Так и убейте сразу, не обижусь. Или говорите по су­
ществу. Чего зря языком трепать. Я же не девочка по вызову.
Ее неожиданную отповедь, при которой она все же ухитри­
лась сохранить любезную Доверчивую мину, Елизар Суренович
принял со вниманием и беззлобно. Ему не было жалко потерян­
ного времени. Он уж и не помнил, чтобы кто-то разговаривал с
ним в таком тоне. Да и случалось ли это вообще? Она была пра­
ва, прихлопнуть ее нетрудно. Все равно что мухе оторвать жуж­
жащую головку. Но ему вдруг захотелось, чтобы она жила вечно,
такая, какая есть, какая сидит перед ним: в строгом английском
костюмчике, с пухлыми губками, с тайным ядом во взоре. Чтобы
охладить запылавшее нутро, он запрокинул голову и допил вино
до донышка.
- Когда-нибудь, - сказал он мечтательно, - милое дитя, в этой
же комнате, на этом ковре ты станешь на колени и со слезами
счастья на глазах, с моего позволения займешься французской
любовью. Это будет переломный момент в наших отношениях.
Потом мы подружимся и, возможно, я тебя удочерю.
- Если хотите, - насмешливо отозвалась Таня, - могу сделать
это прямо сейчас. Удовольствие недорогое.

37

Елизар Суренович хлопнул в ладоши и в мгновение ока на
пороге возникла Маша Копейщикова, больше, чем обычно взлох­
маченная, в своей законной фетровой шляпенке, но туго оберну­
тая вокруг бедер вафельным полотенцем.
- Водки, - распорядился Благовестов, - и чего-нибудь зажрать.
Живо!
Таня Француженка завистливо поглядела ей вслед.
- Какая симпатичная обезьянка.
- Хочешь - подарю?
- Нет уж, спасибо.
Водки выпила не чинясь, полную стопку. Расстегнула верх­
ние пуговки у костюма. Теперь лицо у нее было сосредоточен­
ным.
- Итак, слушаю вас, дорогой Елизар Суренович.
- Алешку Михайлова знаешь?
- Креста? Нет, лично не встречалась, но, конечно, наслыша­
на.
- Справишься с ним?
Таня непроницаемо молчала.
- Ты что - оглохла?
- Это трудное дело.
- Я спрашиваю - да или нет?
- Все зависит от цены. И времени понадобится не меньше
месяца.
- Но справишься?
- Почему бы и нет? У него одна голова.
Благовестов понюхал рюмку, скривился.
- Когда будешь в моих годах, переходи на сухое.
- Хорошо, я запомню.
«Век бы ее не отпускал отсюда», - подумал Елизар Сурено­
вич. Вслух сказал:
- Какие могут быть проблемы?
- Возможно, кто-то из его людей знает меня в лицо. У него
большая кодла.
- Да, большая, - согласился Благовестов. - Вот мы ее немного
и подсократим.
- Пятьдесят тысяч зеленых и, если понадобится, документы.
- Где надеешься отсидеться?
- В Европе, где же еще? Но паспорт нужен чистый.
- Хорошо, детали обсудишь с Грумом. Когда будешь готова,
дашь знать. Но без особого сигнала - ни-ни! Поняла?
- У меня правило, половина бабок вперед.
- Бедная, отчаянная девочка, - жалостливо усмехнулся Благо­
вестов. - Да я тебе хоть всю сумму выдам авансом, мне-то что.
Это твои трудности.

38

Она прекрасно поняла намек. Что-то в ней дрогнуло, нерв­
ным движением она открыла сумочку. Благовестов невольно глуб­
же угнездился в кресле. Если бы ему был ведом страх, то сейчас
как раз он бы испугался. Он даже подумал, не промахнулся ли
Петруша, хорошо ли ее обшмонал? Но достала она всего-навсего
пачку ментоловых сигарет.
- Вот и Гриша точно такой был, - сказал Благовестов, - то
ничего-ничего, а то вдруг как тявкнет. Иной раз приходилось
строгие меры принимать.
- Я не тявкаю, - улыбнулась Таня прежней детской улыбкой.
- Я молчаливая.
- Да это я так, к слову... - Благовестов нажал какую-то кнопку
и в комнату заглянул бритоголовый Петруша. У него была осо­
бенность, которая сразу бросалась в глаза: головной мозг у него
помещался в гениталиях. Когда он взглянул на Таню, то забавно,
по-бычьи шмыгнул ноздрей.
- Что скажешь, Танечка, а? - почмокал губами Благовестов. Хорош жеребец? Чистопородный, прямо из стойла. Хочется все
же тебя одарить для знакомства. Не взяла Машу, бери этого.
Пригодится в хозяйстве.
Таня на безответного Петрушу не оглянулась.
- Спасибо, Елизар Суренович! Ваша щедрость поражает вооб­
ражение. Но у меня свой такой уже есть. Зачем мне два?
- Наше дело предложить. Деньги получишь у Грума... Петру­
ша, проводи гостью. Да гляди у меня, рукам воли не давай.
Петруша недовольно засопел. Благовестов прикрыл глаза, как
бы в изнеможении. Озорно на прощание сверкнул его черный
зрак. Таня сигаретку не успела запечь, как уже оказалась на ули­
це; Петруша поймал «такси». Из машины, уже на ходу, она пос­
лала ему воздушный поцелуй.

4
Все нынешние заботы сводились к одной: куда направить ка­
питалы, чтобы они не окостенели. После мощной банковской
аферы, где Вдовкин выказал себя гением, мешок набился под
завязку, в нем миллиарды лежали пластом, бездвижно, и по кра­
ям потекли пролежнями.
Алеша Михайлов вторую неделю безвылазно сидел на даче,
куда к нему приезжали господа из разных ведомств, яйцеголо­
вые, гоношистые, говорливые, самоуверенные всезнайки. Прав­
да, кое-где траченные молью; но из противоречивых сведений,
из мозаики мнений никак не складывалась цельная картина. А
то, что было очевидно, не вызывало оптимизма. Промышлен­

ность в коллапсе, земля на государевом замке, сырьевые реки
вытекали из России большей частью под пристальным надзором
иноземных компаний, и на них по-прежнему грели руки переделыцики первого призыва под водительством бессмертного Ели­
зара. Недвижимость, особенно в регионах, была пока бесхозна,
но гневная схватка за нее шла не на финансовом, а на полити­
ческом уровне, на дебатах парламента и в кабинетах Кремля.
Страна была схвачена за горло, но не им.Против каждого пере­
купленного чиновника в министерствах или в Верховном Совете
у Елизара и там оказывался целый десяток.
‘Как луч света в темном царстве, посветил Алеше приезд двух
ближайших соратников Елизара, двух его старых побратимов саратовского отшельника Петра Петровича Сидорова, и некоро­
нованного кавказского владыки Кутуй-бека. Как он их замани­
вал, чаровал, охмурял, - это целая эпопея, но именно в тяжелые,
предгрозовые, летние дни они, как по заказу, заглянули к нему
один за другим, Сидоров в среду, а Кутуй-бек в пятницу.
Сидоров, человек-легенда, прикатил к обеду в стареньком
«жигуленке», без всякой охраны, если не считать за такового его
водителя, которому, как и самому Сидорову, по общему виду
давно бы греть косточки в уютном крематории на улице Орджо­
никидзе.
Уведомленный шифрованным телефонным звонком за час до
приезда, Алеша поджидал старика на пороге своего двухэтажно­
го бревенчатого дома и, подбежав к машине, раскрыл ему почти­
тельные, сыновьи объятия.
Устроились на тенистой веранде, куда послеполуденное со­
лнце проникало хрупким лазоревым силуэтом. Больше всего бес­
покоило Петра Петровича, чтобы не забыли накормить его води­
теля, которого он для пущей конспирации называл не по имени,
фамилии, а по-домашнему - «говнюком».
- Коли этот говнюк, - объяснил он Алеше, - два часа попос­
тится, у него будет кишечный срыв. Кто же меня тогда вернет в
столицу-матушку?
Первое Алешино впечатление, будто видный саратовский
могиканин спятил, быстро развеялось. Ум Сидорова был всеяден
и быстр, надо было только приноровиться к его обтекаемой, ку­
ражливой речи. К Елизару Суреновичу у него былаединственная
претензия, впрочем, та же самая, что и у Алеши: старый чурбан
зажился на свете и не дает ходу молодым, зеленым, рыночным
побегам, к коим по странной прихоти провинциального ума Петр
Петрович, видимо, причислял и себя.
После недолгих хождений вокруг да около перешли к делу.

40

- У вас есть некоторые документы, уважаемый Петр Петро­
вич, - сказал Алеша, - а у меня есть желание их купить. Мне
кажется, мы сможем договориться.
- Ты имеешь в виду мое досье, сынок?
- Это же мина, о которой знает весь мир. Я даже иногда бес­
покоюсь за ваше благополучие.
Петр Петрович расплылся в лучезарной гримасе, еще более
округлившей его благодушный лик. С первой минуты он почув­
ствовал к Алеше симпатию, подобную той, которую испытывал,
вероятно, вымирающий ящер к молодому, резвому крокодильчику.
- Много слышал о тебе, - признался Сидоров, - но на мой
взгляд, слишком ты, паренек, хорош собой для наших утоми­
тельных занятий. Прямо Алеша Делон из французских кинокар­
тин.
- Не видели вы меня лет десять назад. Один художник хотел
писать с меня портрет младенца на руках Марии Магдалины.
Большие бабки сулил, но я отказался. Не люблю позировать.
Потом, правда, передумал, но было поздно. Художника замели
за подделку сторублевок.
- Не кощунствуй, сынок, - чуть нахмурился Петр Петрович. Кстати, про говнюка моего не забыли, как ты думаешь?
- Не беспокойтесь, Петр Петрович, с ним все в порядке; Да­
вайте лучше вернемся к досье. Ведь сколько на него охотников,
страшно подумать.
- Картотека в надежном месте, - уверил Сидоров. - Но меня,
как понимаешь, меньше всего интересуют деньги.
- Это естественно... Но не могли бы вы, к примеру, приот­
крыть завесу, какого рода этот компромат? Ну допустим,
возьмем какую-нибудь определенную персону, скажем, Кутуйбека, хорошо вам известного.
Сидоров не стал ломаться.
- Вышка с конфискацией, - сказал он просто. - Даже если
бумаги попадут в руки студенту с первого курса юрфака.
- Солидно. И много в картотеке персон?
Сидоров вдруг опечалился. Жизнерадостные щеки его поник­
ли.
- Увы, сынок, ничто не вечно под луной. Многих фигурантов
уже ни с какими документами не догонишь.
- Понимаю, - взаимно огорчился Алеша и придвинул побли­
же к старику блюдо с фруктами. От всяких возлияний Петр Пет­
рович с самого начала наотрез отказался: тщательно берег остат­
ки своей печени.
- Ну а что там с Елизаром? - поинтересовался Алеша.

41

- О, это случай, конечно, особенный. Теперь ему уже ника­
кие утки не опасны. Но у меня есть кое-что получше.
- Что же это может быть?
- Наживка, которую он проглотит, и которой подавится.
- Почему же до сих пор не подавился?
- Мне важно знать, кто придет на смену?
- Я и приду, - так же просто, как Сидоров, ответил Алеша. Какая может быть альтернатива? Никакой.
Тут Сидоров спешно собрался в туалет по малой нужде, и
Алеша проводил его в сад к уютной зеленой кабинке. Выйдя от­
туда, Сидоров извинился:
- Аденома проклятая, житья не дает. Но оперировать не дам­
ся. Не верю нашим жизнерадостным мясникам в белых халатах.
- Очень разумно. Для врача больной человек никакой цен­
ности не представляет. У меня как-то в носу болячка вскочила,
такой маленький прыщик, сдуру попер в больницу. Направили к
хирургу. Сидит детина здоровенный и сразу видно, то ли не в
себе, то ли пьяный. Покопался трубкой в носу: о, говорит, при­
дется госпитализировать. Необходима срочная операция. А мож­
но, говорит, амбулаторно сделать, прямо здесь. За свой нос, го­
ворит, не волнуйтесь. Сейчас придумали пластиковые насадки,
будет ничуть не хуже натурального.
- И что дальше? - живо заинтересовался Сидоров.
- Ничего. Супруга помазала какой-то мазью, посморкался - и
никаких следов. Мы и вашу аденому вылечим. В крайнем случае,
слетаете на Филиппины. Там вообще без ножа режут.
Алеша поводил гостя по саду, где росли четыре яблони, две
вишни и одна слива. А также было несколько смородиновых кус­
тов, малина и с десяток клубничных грядок.
- Все своими руками, - гордо поведал Алеша. - Я же по натуре
крестьянин. Люблю в земле поковыряться. И родители были
крестьянами. Бизнесменом-то я стал по необходимости. Жить
на что-то надо, правильно?
Присели на скамеечку под нарядным, пестрым тентом.
- Откуда у тебя такая уверенность, сынок, что именно ты Елизарово хозяйство переймешь? - осторожно спросил Сидоров.
Алеша блаженно щурился, подставя лицо закатным лучам.
- Не только у меня, - ответил он. - Иначе зачем бы вы сюда
приехали.
- Что можешь предложить взамен за информацию?
- Спокойную, обеспеченную старость. Плюс к этому все, что
пожелаете.
- Ты хороший, честный мальчик, но все-таки пока это пустой
разговор. То, что ты предлагаешь, у меня есть и без тебя.

42

Алеша посмотрел ему в глаза, но ничего там не увидел, кроме
безгрешной загадки бытия. Загадка была вечной, а заключалась в
том, что человек, живя на земле скопом, остается все же одино­
ким, как луна на небесах, и никого не пускает к себе в душу.
- Конечно, у тебя все есть, Петрович, - согласился он. - Ты
немало потрудился. Но где гарантия, что не потеряешь все это в
одночасье? При одряхлевшем-то вожачке?
Сидоров задумчиво понюхал пожелтевший яблоневый листо­
чек.
- Дам тебе ответ через месяц.
- Через неделю. Сроки подпирают. Помни, Сидоров, я без
твоего досье обойдусь, ты без меня - нет.
Старик поморщился. На него никто давно не давил так нагло.
Он не остался ужинать, и в дом больше не зашел. Попросил при­
слать оттуда «говнюка». Ему было грустно оттого, что так мало
осталось живых людей, которые могли бы разделить его печаль.
О прошлом не жалел, понимал, жизнь чересчур коротка, чтобы
успеть надежно в ней обустроиться. Ясноглазый победитель, скло­
нявший его к братоубийству, того не ведал, что и к нему не се­
годня, завтра придет его собственный палач. Люди редко дают
спокойно помереть своим ближним. На краю могилы обязатель­
но найдется ухарь, который пнет напоследок ногой в дыхалку.
- Не горюй, Петр Петрович, - обласкал его Алеша. - Я тебя
как-то сразу полюбил. Ничего с тобой не случится дурного. Но
документы отдай.
- Может, ты справишься с Елизаром, - Сидоров отрешенно
усмехнулся, - а может, и нет. Но не забывай, удавка на всех заго­
товлена. И на тебя тоже. Она в руках того, на кого не бывает
компромата.
- Это я знаю, - заверил Алеша.
... Через день обрушился с визитом Кутуй-бек. Его пришест­
вие было подобно нападению инопланетян. Четыре «форда» на
лютой скорости рассекли фарами сонную тьму дачного поселка,
а жужжащие полицейские сирены и грохот трех мотоциклов со­
провождения, похоже, с оторванными глушителями, вдребезги
расколошматили уютную лесную тишину, и, надо полагать, мно­
гие мирные дачники в ужасе вывалились из своих постелей, не
сомневаясь, что настал, наконец, долгожданный час Страшного
суда. Алеша выглянул в окно и подумал, что Кутуй-бек, дитя
вечного триумфа, конечно, не помрет своей смертью.
Он вышел на крыльцо и с любопытством наблюдал, как из
всех машин посыпались полусогнутые фигурки и мгновенно,
профессиональным кругом заблокировали подходы к дому. Из
одного из «фордов» выступил низкорослый (издали) человек, ог­

43

ляделся, запалил сигарету и, не спеша, зашагал к дому. В некото­
ром отдалении следовали трое боевиков, в длинных плащах, с
опущенными в карманы руками.
- Салям алейкум, дорогой абрек, - радушно приветствовал
гостя Алеша. - Узнаю по походке героя!
Кутуй-бек протянул руку и они обменялись рукопожатием.
Ладонь у горца была, как наждак.
- Извини, Алексей, за шум, иначе не умеем. Тут война, там
война. Привыкли.
- Куда же я твою рать размещу? Видишь, домишко-то у меня
небольшой.
- Мы ненадолго. Побудут там, где есть. Не сахарные.
В гостиной расторопный Ваня-ключник уже успел накрыть
на стол. Сели. Алеша разлил «Наполеон» по широкоствольным
фужерам.
- За встречу, абрек! Спасибо, что почтил мой дом. Хвала тебе,
бесстрашный друг!
Кутуй-бек благосклонно кивнул. Не моргнув, осушил фужер.
Бросил в пасть лимонную дольку. Теперь Алеша хорошо его раз­
глядел. Сколько лет не скажешь: сухое, точеное лицо, яркие чер­
ные глаза. Не такой, какие на рынке. Другой. Горный орел. Хищ­
ник экстра класса. Много раз кровавыми лентами проложил тро­
пинки от Кавказа до холодных морей. Никому никогда не кла­
нялся. Чем так долго удерживал его Елизар в своей упряжке одному дьяволу известно.
- Меня зачем ищешь? - спросил Кутуй. Алеша не ожидал та­
кого быстрого перехода, приготовился к долгому, обиходному
толкованию. Угадав его заминку, Кутуй резко добавил:
- Нефть хочешь?
В тон Алеша ответил:
- Нефть мне не нужна. Дружить хочу.
Презрительный, сумрачный, настороженный взгляд Кутуя
просветлел, смягчился. Алеша смешливо подумал, что неукроти­
мый горец похож сейчас на железного Феликса, который на до­
просе белогвардейской сволочи вдруг смекнул, что наткнулся на
родича, а придется все равно вешать.
- Ты опасный, - сказал Кутуй. - Мне говорили. Но у тебя
хорошие манеры. Это приятно. Дружить можно, почему нет. А
еще чего хочешь?
- Хочу подарок сделать.
Алеша кликнул Ваню-ключника. Велел ему: - Приведи!
Ваня привел белокурую девчушку, закутанную в цветной са­
рафан. Ее звали Катя Самохина. Она была как искорка в костре.
С двенадцати лет, сиротка, подбирала пожилых клиентов на Ка­

44

занском вокзале. Жила впроголодь и чуть не села на «перо» в
вокзальной пьяной разборке. Оттуда ее и выудил, спас кто-то из
Алешиных ребят. Потом она воспитывалась в Алешином окру­
жении, как дочь полка. Ее передавали из рук в руки, определили
в дорогой, платный лицей, и постепенно она расцвела. Умишко
у нее был, как у кобры, а сердечко преданное, тихое. Алешу она
почитала, как Господа Бога. Ее готовили для деликатных поруче­
ний, и вот настал час приступать к работе. Два последних дня
Алеша подолгу ее инструктировал. От роду ей было пятнадцать
лет, но по жизни она давно была старухой. Кутуй-бек обомлел,
когда ее увидел.
- Это мне? - спросил недоверчиво.
- Тебе, кунак, - подтвердил Алеша. - Отрываю от сердца. Че­
рез нее породнимся. Береги ее. Она хорошая. В старости нальет
тебе стакан вина.
Кутуй-бек был очарован. Он презирал неверных тяжелым,
нутряным чувством воина Ислама, и уж никак не ожидал от рус­
ской собаки такого шикарного жеста.
- Спасибо, - выдавил как бы через силу. - Она мне по душе.
При этих словах Катины глаза вспыхнули двумя лучистыми
синими звездами.
- Собирайся, дочка, - мягко распорядился Алеша. - Теперь ты
принадлежишь этому справедливому, великому человеку, наше­
му брату. Служи верно, и он тебя не обидит.
Ваня-ключник увел девушку, а мужчины выпили еще конь­
яку. Кутуй-бек окончательно расслабился и впервые улыбнулся
белозубой, юной улыбкой. Алеша подумал, что так, наверное,
улыбался железный Феликс после приведения приговора в ис­
полнение.
- Они воюют, - нараспев произнес бек. - Делят границы, но
нас это не касается, верно?
- Наши правители обезумели, сосут из народа кровь, как вам­
пиры, а мы заново отстроим мир.
- У тебя светлый ум, мальчик. Я помогу свалить вонючку Ели­
зара. Ты этого ждешь от меня?
- Кстати, о нефти. Россия ближе, чем Америка. Разве не так,
абрек?
Кутуй-бек не ответил, и Алеша поспешил наполнить рюмки.
На две части располосовал зелено-коричневый спелый плод грей­
пфрута, половинку протянул Кутую. Тот принял дар дружбы с
легким поклоном. Симпатия между ними крепла на любезном
замесе. Кутуй был царем на Кавказе, его именем там клялись, но
у него в заднице, как гвоздь в подошве, торчала воинственная,
многомудрая, алчная Грузия, где он был безвластен. Грузинские
эмиссары уже много лет внедрялись и в Москву, раскинули над

45

ней темную сеть с очень узкими ячейками. В сущности, у Алеши
с Кутуем был общий враг, а может быть, впоследствии бесцен­
ный поделыцик, это уж как получится. Но разборка, конечно,
предстояла грандиозная. Однако Алеша решил, что для первой
встречи они обсудили достаточно.
- За тебя, Кутуй-бек, за всех твоих близких, за твое славное
воинство! Аллах акбар!
- За удачу, брат! Одна к тебе просьба, не бери к себе Сидоро­
ва. Кого хочешь бери, со всяким сговоримся, этого не надо. Он
очень коварный. Его надо душить.
- Который из Саратова?
- Старый, смердящий, беззубый пес!
- Верю тебе, абрек. Спасибо за предупреждение. Когда пой­
маю, приведу его на аркане прямо к твоей сакле.
- Зачем сакля, - добродушно хохотнул Кутуй. - У меня много
красивых, больших дворцов. Приедешь, сам увидишь. Гулять
будем.
Отбывали гости с помпой, как и нагрянули. С грохотом мото­
ров, с мигалками, с гортанными кличами. Алеша собственноруч­
но подсадил в машину Кутуя зареванную, огрузневшую Катю
Самохину, укутал ее круглые колени норковой шубейкой. Услы­
шал легкое, как шелестение травы:
- Страшно, Алешенька!
Шепнул в ответ:
- Крепись, ненадолго...
Проводив, позвонил среди ночи Настеньке. Трубку она сняла
сразу, будто не спала.
- Тринадцать дней, - сказала она. - Я забыла, как пахнут твои
волосы. Ты бросил меня?
- Давай докладывай, как дела?
У Настеньки все было в порядке, она занималась благотвори­
тельностью. В одной из районных столовых некий мифический
«Совет милосердия», который она возглавляла, наладил бесплат­
ное питание для стариков. Но помещение маленькое. Со второго
дня там началось столпотворение. Десять ее помощниц и также
два профессиональных повара не успевают готовить и мыть по­
суду. Желающих пожрать на «халяву» оказалось чересчур много,
и далеко не все из них голодающие. Приходят целыми компани­
ями какие-то темные личности и приносят спиртное. Пришлось
попросить у Губина еще трех парней для охраны. Но это все не
беда. Главное...
Алеша долго слушал ее, не перебивая, смоля крепкую «При­
му». Потом спросил:
- Ты все-таки собираешься в аспирантуру или нет?
- Может быть и собираюсь. Тебе-то какое дело?

41

- Как это какое? Я же твоему отцу обещал, что помогу тебе
стать культурной, образованной женщиной.
- Приезжай, Алеша! Я соскучилась.
- Завтра приеду.
Он вышел в ночной сад, задрал голову и разыскал свою дав­
нюю, со всех зон подружку - Большую медведицу. Небо было
ухоженное, родное, - звездочки точно подрисованы острой На­
стиной кисточкой. Она любила ночные пейзажи.
Кроме Насти, у него никого не было на свете.

5
Как исполнилось Ванечке Полищуку восемнадцать лет, так
он сник, заметался. Уже год как школа позади, а впереди ничего
- трясина, пустота. Рвался в армию, да мать не пустила, умолила
косануть, благо, возможностей для этого было полно. Да и рвался-то больше напоказуху, как в драку рвутся куражливые, пьяные
дураки, надеясь в последний миг споткнуться и упасть. Ни во
что он больше не верил и не понимал, как дальше жить. Боль­
шинство сотоварищей, с кем учился, с кем дружил в школе, рас­
сосались в одном направлении: кто в коммерческие ларьки, кто
на побегушки в разные фирмы, кто (из богатеньких семей) в
университеты да платные колледжи. Но что такое по нынешним
временам ларьки, фирмы, вузы? Не что иное, как, словами Шек­
спира, яркие заплаты на ветхом рубище попрошайки.
Сын Федора Кузьмича, богатыря и странника, разочаровался
и в людях, которых прежде любил. Первым среди них был Фи­
липп Филиппович Воронежский, приемный отец, а попросту
материн незадачливый сожитель. Кем был раньше Филипп Фи­
липпович? Он был мудрым созерцателем, зрячим поводырем в
царстве слепых, спокойным и насмешливым прорицателем. Кто
он теперь? Бухгалтер в Алешиной банде, Мефистофель при компь­
ютере, крупный барыга и вор. На попытки мальчика завести
интеллектуальную беседу, одну из тех, которые так скрашивали
им жизнь в прежние годы, отвечал невразумительным мычани­
ем; создавалось впечатление, что голова его занята лишь одной
мыслью: как уберечься от внезапного обыска.
Маманя шизанулась на религиозной почве. К сорока годам
стала законченной идиоткой. Обложась гороскопами, с утра до
ночи висела на телефоне и обсуждала с подругами астрологичес­
кие откровения. Мистические бредни странным образом ужива­
лись в ней с верой в Спасителя. Молельные книги вперемешку с
поучениями буддистских монахов и новейших апостолов типа
Лазарева и Кашпировского захламили всю квартиру. Она почти

47

не выходила из дома, перестала готовить нормальную пищу, да и
на себя махнула рукой. Иван не помнил, когда она последний
раз красилась или посещала парикмахерскую. Когда слышал, как
шизанутая мать всерьез обсуждает с какой-нибудь шизанутой
подругой совпадение аур «Стрельца» и «Весов», готов был подо­
йти сзади и шарахнуть по растрепанному затылку самым толс­
тым молитвенником. Удерживала его лишь жалость. Слава Богу,
в деньгах они не нуждались. Филипп Филиппович отстегивал
столько, что уровень их сумеречного бытования был ничуть не
ниже, чем у ларечников.
Ивану некуда было податься. Он чувствовал, как его собствен­
ная душа подгнивает на корню. Жирный чесночный запах гнили
долетал отовсюду. Мир вокруг был призрачен и неустойчив еще
больше, чем тогда, когда он приноравливался к нему в материн­
ском пузе. Он когда-то прочитал у Толстого: если хотите понять,
что такое смерть, попытайтесь представить, что было с вами до
рождения. Если бы графу подфартило родиться в наше время,
он, наверное, написал бы иначе. Хотите понять смерть, огляди­
тесь внимательно вокруг, только и всего.
Будничная жизнь Москвы не оставляла сомнений в том, что
человек исчерпал запасы духовной силы и, давясь отравленной
жратвой, а в промежутках жадно совокупляясь и воруя, почти
безболезненно воссоединился с растительным царством приро­
ды. Опыт Творца с созданием разумной материи завершился пол­
ным крахом.
Девочка, за которой он ухаживал с восьмого класса, Лена Са­
вицкая, победила на конкурсе будущих фотомоделей во дворце
«Меридиан». Вскоре ее пригласили на работу в солидную фирму
«Ночные грезы», которая обслуживала исключительно иностран­
цев. Это было то, о чем большинство ее сверстниц могли только
мечтать. Но Лена была практичным, здравомыслящим челове­
ком, и к своему счастью отнеслась скептически. Она поделилась
с Ванечкой своими опасениями.
- Конечно, перспективы отменные. Сам посуди, двести бак­
сов за сеанс, плюс премиальные, плюс бесплатное медицинское
обслуживание, ну и... За неделю уже двое предлагали руку и сер­
дце. Один, представь себе, англичанин, чуть ли не наследный
лорд. Заманчиво, конечно. Только кивни - и прощай навек со­
вковая страна... Но есть в этом во всем что-то все же сомнитель­
ное, ненатуральное, ты не находишь?
- Ну почему... Большому кораблю большое плавание.
- Тебе ничуточки не жаль со мной расстаться?
- Я буду издали тобой гордиться.
- Ты искренне говоришь?
- Я всегда искренен, ты же знаешь.

48

- Тогда мне кажется, ты ничуточки не любишь.
- Как не люблю? В прошлом году кто рыльник начистил Саньке
Жилину? Он же здоровее меня в два раза. Все ревность окаян­
ная.
Это было их прощание, оба это чувствовали.
- Ты правда не осуждаешь меня?
- За что? Мир сошел с ума, почему ты одна должна остаться
нормальной? Была бы возможность, я бы сам не задумываясь
махнул на Канарские острова. Зарылся бы в землю и ловил бы
страусов за яйца. Вот это жизнь,а здесь что? Тусовки по вечерам,
да похмелье утром. Скука смертная.
- Хочешь, я увезу тебя с собой?
- На каких условиях?
- Скажу лорду, что ты мой братик. Он поверит. Они же все
дегенераты.
- Нет.
- Почему?
- Самолюбие не позволяет. Да и какие мы брат и сестра. Ты
вон какая цыганка,а я рыжий. Конечно, можно покраситься, как
Киса Воробьянинов.
Впоследствии Ванечка не отвечал на ее телефонные звонки,
молча вешал трубку. Исподволь в нем зрело убеждение, почти
уверенность, что он спит мертвым сном, как заснул во младен­
честве, во время приступа кори, так досель и не проснулся...
Как-то отчим Филипп Филиппович привел в дом лысоватого,
лет тридцати пяти мужичка, который поначалу показался Ивану
тусклой, ординарной личностью, чем-то промежуточным между
«совком» и «новым русским». Иван уже нацелился уйти к себе,
но Филипп Филиппович его остановил.
- Посиди с нами, Ванюша, куда же ты! Познакомься, это Гри­
горий Донатович, мой коллега по работе, а это Ванечка, сын
покойного Федора Кузьмича.
- А это Марина Сергеевна, - без тени улыбки произнес гость.
- А это цинковый гробик, в котором привезли ее дитятку из Аб­
хазии.
Узнавание было мгновенным. Унылый господин был одной с
ним крови. Брежневский век кухонных шепотков сменился ве­
ком паролей. Родственные души теперь оповещали друг друга
кодовыми фразами. Пароль был произнесен. Григорий Донато­
вич был тем человеком, которого Ванечка ждал. Это был гуру,
учитель. В его тусклом взгляде светилось презрение к жизни, а
не страх перед ней. Таким же точно был его отец, только слиш­
ком поздно Ванечка это понял.К концу чаепития он уже готов
был идти за таинственным пришельцем хоть на край света, как
4 “Подвиг” №2

49

бычок на веревочке. Григорий Башлыков, матерый разгадчик сек­
ретов, разумеется, это заметил. Он сказал Ванечке:
- Маешься, паренек, это хорошо. Кто не мается, тем пировать
осталось два года.
Филипп Филиппович посмеивался в усы, слушая их конспи­
ративный диалог.
- Но мне кажется, - робко заметил Ванечка, - совсем мало
людей, которые понимают, что происходит на самом деле.
- А ты понимаешь?
- Тоже не очень. Мне не хватает опыта. Но я понимаю одно:
назад пути нету, а жить в новом, нарядном хлеву, где все по
дешевке, могут только свиньи.
- Молодость всегда категорична, - вмешался Филипп Филип­
пович, - но устами младенца, как известно, часто глаголет исти­
на.
Дальнейшей беседе помешала Ася. Она вернулась с сеанса
спиритизма, который проводился по четвергам на тесной сходке
в Бирюлеве, на квартире тамошней колдуньи.В этот вечер им
удалось пообщаться с материализованным духом Гриши Распу­
тина, и это, видимо, так ее потрясло, что, опустясь без сил на
стул, она некоторое время еще как будто не узнавала своих близ­
ких, но потом все-таки пролепетала восторженно:
- Сынок, знаю, ты в это не веришь, но он нам все, все отк­
рыл! Все завесы.
Филипп Филиппович познакомил ее с Башлыковым, и Ася
обратился к нему:
- Вы, вижу, добрый человек, простодушный, у вас усы, как у
Федора покойного. Спасибо, что к нам заглянули, но я вам сове­
тую избегать длиннорукой женщины. Вам нельзя... Осенью про­
изойдет страшная бойня, дьявол взойдет на помост, не убережет­
ся, не затаится, сгорит в синем пламене. Эти двое не верят, ду­
мают, я спятила, но вы поверьте. У вас такое светлое лицо.
- Кто эта длиннорукая женщина? - спросил Башлыков. - По­
чему надо ее бояться?
- Бояться не надо, надо избегать. Длиннорукая женщина олицетворение порока. У вас к ней склонность, я вижу. Вы с
женой расстались, чтобы дать себе волю, разве не так?
- Вовсе нет. Она рожать надумала, а какой я отец, если не
сегодня-завтра сгорю в синем пламени.
- Вы насмешник, но это не спасает от длинноруких женщин.
- Пойдем, мама, тебе надо отдохнуть, - позвал Ваня, и она
послушно поплелась за ним, бросив пристальный, печальный
взгляд на Башлыкова.
Ваня уложил мать на диван и укрыл ей ноги пледом.
- Откуда он? - спросила Ася.

я

- Не знаю. Его Филипп Филиппин привел. Его какой-то ко­
реш.
- Ты потянулся к нему, сынок. Поберегись. Он горячий.
- Да и я не из снега, - Ваня привык к тому, что мать, хотя и
помешалась на религиозной почве, обладала чудесной проница­
тельностью, и в ее путаных суждениях, бывало, проступал вне­
запный, светящий, пророческий смысл.
Уходя, прощаясь, Башлыков оставил ему надежду.
- Ты мне приглянулся, юноша. Хочешь поработать? Научу
покрепче стоять на земле.
- Хочу, - улыбнулся Ваня. - Научите. А то я все время падаю.
- Жди звонка.
Ждать было легче, чем догонять? В глубине Ваниного огла­
шенного, расщепленного сознания замаячила радужная точка.
Башлыков поехал домой, где его поджидала с горячим ужи­
ном маруха Людмила Васильевна. Она жила у него безвылазно
второй месяц, чему он каждый день заново удивлялся. После
неудачного покушения на Благовестова, у него был короткий
период депрессии, и она этим воспользовалась, чтобы внедрить­
ся в квартиру.
- Ты опять здесь? - удивился он и в этот раз. - Любопытно,
откуда у тебя ключ?
- Я вам, Гриша, котлет нажарила с картошкой и с луком, как
вы любите.
- Нет, ты ответь, откуда у тебя ключ от квартиры?
- Вы сами дали..Разве забыли?
В коротком домашнем халатике, без грима, она так забавно
изображала оскорбленную невинность, что хотелось схватить ее
в охапку и, к черту котлеты, немедленно утащить в постель. Баш­
лыков осуждал себя за такие импульсивные, неприличные жела­
ния.
Он умял целую сковородку картошки и с пяток котлет, выпил
несколько чашек чаю с медом, а маруха Людмила Васильевна
сидела напротив, скрестив руки на груди, и с явным удоволь­
ствием продолжала играть роль скромной деревенской дурочки.
- Хорошо, - сказал Башлыков. - Допустим, я дал тебе ключи.
Хотя это надо еще уточнить. Но почему, когда бы я ни вернулся,
ты уже здесь? У тебя что, никаких других дел больше нету?Ты
кем себя вообразила? Постоянной любовницей, что ли?
- Вы бываете удивительно бессердечным, Григорий Донато­
вич.
- Понимаю, тебе тут неплохо. Пригрелась, как кошка у пе­
чи. Но сколько же это может продолжаться’

4*

- Пока не выгоните.
- Так я уже сто раз тебя выгонял,а ты все возвращаешься.
- Вы понарошку выгоняли. На самом деле я вам необходима.
- Как это?
- Ну ты же зверь,Гриша, тебе постоянно нужна баба. Потом
надо кому-то тебя обстирывать, готовить еду. Вот я и пригоди­
лась. Поищи другую такую безответную, покладистую дуру. Ты и
не заметил, как влюбился.
- Почем ты думаешь, что влюбился?
- По глазам вижу. Они у тебя ненасытные.
После ужина Башлыков позволил себе выкурить сигарету.
- Надеюсь, ты это не всерьез, Людмила Васильевна. Как мо­
жет нормальный мужчина полюбить женщину твоей профессии?
Это же чепуха.
- Какой же ты нормальный? Нормальные пашут землю или
торгуют недвижимостью, а ты за людьми гоняешься. Я ведь тоже
невинная жертва на твоем пути.
Башлыков опасался, что отчасти она права. Он незаметно
привык, пристрастился к ее необременительному присутствию,
и ему были по душе все эти домашние, милые сценки, которые
она с таким вкусом разыгрывала. Но это было опасно. Это гро­
зило потерей бдительности. Мужчину, упрямо идущего к цели,
пустые житейские привязанности только сбивают с толку. В час
битвы, как в час скорби, воин не нуждается в том, чтобы цеп­
ляться памятью за живые, болотные огоньки счастья. Непобе­
дим лишь тот, кто выжжен дотла. Вспомни про Бову, Башлыков,
которому не горой снесли голову, соломиной.
- На ночь глядя тебе, конечно, идти некуда, - сказал он раз­
драженно, - а утром выметайся отсюда. И ключ верни, надо же
взяла какую моду, ей слово, она - десять.
- Ну и сиди как индюк надутый, - беззаботно отозвалась Люд­
мила Васильевна. - А я пойду «Санта Барбару» глядеть.
С тяжким вздохом Башлыков дотянулся до телефона и позво­
нил Серго. Три дня он уже не объявлялся шефу и ожидал нахло­
бучки, но Серго был необыкновенно приветлив.
- Ты куда-то пропал, Гриша. Я уж волновался , не захворал
ли?
- Нет, я здоров.
- Не знаешь, где «Крест»?
- На даче сидит вторую неделю, я же докладывал.
- Ты бы подскочил утречком, надо кое-что обсудить.
- Слушаюсь, хозяин.
Башлыков закурил вторую сигарету, хотя это был перебор, и
задумался вот о чем. Благовестова не удалось убрать с первой
попытки, следовательно ему благоприятствовала судьба. Башлы­

52

кову трудно было представить, чтобы старый дьявол, взлетя под
небеса в раскаленной железной капсуле, остался цел, тем не ме­
нее это случилось. Получалось, что Башлыков подрядился уко­
ротить не только земных злодеев, но вступил в схватку с какойто мистической, потусторонней силой, в которую не верил. Он
не верил, а она тут как тут. Трех мужиков и крепкую женщину
расплющило, как тараканов, а глумливого старичка эта самая
неведомая сила лишь вознесла в чугунный ад, попугала и акку­
ратно расположила на травке, как на отдых. Теперь он заново,
еще крепче плетет свои сети, которыми душит страну. Пусть
Благовестов не один, у него есть поделыцики, но сколько их?
Десяток, сотня, пара тысяч? В масштабах мира - сущий пустяк,
горстка малиновых клопов, всех можно пересчитать, все извест­
ны, никто давно не прячется,блудливые, ожиревшие хари у всех
на виду и на слуху. И все же. Чем объяснить, что кучка прохвос­
тов сумела высосать кровь из миллионов людей, ограбить, пре­
вратить в скотов, и теперь, не насытясь, зловещей, коричневой
плесенью поползла на Запад, пересекла океан, где их еще не
признали, где люди так же слепы, как слепы были в России пять
лет назад, и где их пещерную ненасытность принимают за здоро­
вый аппетит освободившихся от ига коммунизма собратьев. Чем
объяснить их триумф, кроме покровительства иной, нездешней
силы? Впору было отлить из серебряной ложки серебряную пулю
и пустить ее Елизару в лоб, чтобы убедиться, не оборотень ли он.
Сбросив наваждение, Башлыков пошел в комнату, где Люд­
мила Васильевна, уютно свернувшись в кресле, наслаждалась
любовными приключениями латино-американских дебилов.
- Хочешь лечь? - спросила она.
- Как ты можешь смотреть эту заразу?
- Мне нравится.Они все такие красивые. Погляди, какая кух­
ня!
- Ты хотела бы так жить?
Людмила Васильевна покосилась из кресла невинным оком.
- Ты сегодня какой-то особенно злой. Боюсь отвечать.
- Выключи немедленно.
Маруха погасила экран, нажав кнопку на своем пульте, и спо­
койно ждала дальнейших указаний. Башлыков лежал поперек
кровати, лениво почесывал живот.
- Раздеваться? - пискнула она. - Папочка готов к расслабухе?
- А что ты еще умеешь? Чему еще научилась в жизни?
- А что еще нужно? Я умею любить и хорошая хозяйка. Смешно
требовать от женщины большего.
- Любить ты не умеешь. Даже не понимаешь, о чем говоришь.
Умеешь только трахаться.

S3

Людмилу Васильевну разговор увлек, она развернулась в кресле
так, что ему было видно ее лицо, одна грудь, вывалившаяся из
халатика, и прекрасной формы бедро.
- Объясни разницу, дорогой. Может, я действительно чего-то
не понимаю.
- Скажи, ты веришь в Бога?
- Да, конечно. В кого же еще верить?
- Веришь и занимаешься проституцией?
- Если хочешь знать, это как раз нормально. Но я уже не
занимаюсь проституцией. Целых два месяца.
Башлыков подложил себе подушку под голову.
- Со мной - это то же самое. Тем и отличается любовь.Ею
занимаются бескорыстно.
- Да? - удивилась Людмила Васильевна. - И какая же мне от
тебя корысть, любимый?
- Живешь на всем готовом, бездельничаешь.Бездельники, хоть
мужчины, хоть женщины, это вообще не люди. Я их презираю.
- А жены, которые официальные, разве не живут на всем го­
товом?
- Об этом тебе рано говорить,Люда. У тебя об женах поня­
тие,как у крокодила об овце.
Людмила Васильевна нехотя сползла с кресла, вытянулась,
немного покрасовалась перед ним, и ушла в ванную.
- Зря обижаешься, - шумнул вслед Башлыков. - Ты сначала
подумай, а потом себя сравнивай.
Теперь Людмила Васильевна застрянет в ванной надолго,
а потом явится как бы заплаканная. У нее очень острая ре­
акция на правду, которой он для нее не жалел. И чем боль­
ше жуткой правды ей открывал про нее самое, тем ближе
она ему становилась. Это было грустно. Ему нравился даже
утренний, горьковатый запах у нее изо рта. После своих ма­
леньких обид она отдавалась с особенной,удручаю щ ей
страстью, словно собиралась умереть в судорожном, похот­
ливом клинче. Его тянуло к ней всегда, даже когда протирал
ствол любимого «вальтера». Это было тоже ненормально и
тяготило его.Он не исключал, что те же самые силы, кото­
рые уберегли от лютой казни поганого Елизара, одновре­
менно наслали на него, незадачливого мстителя, эту озор­
ную, податливую, вязкую ведьму. «Завтра же с утра - и вон!»
- подумал Башлыков задорно, но эта мысль не принесла об­
легчения, потому что была уже фиктивной.

54

i
Настя Михайлова последний раз замедленно, «по-лягушачьи»
переплыла бассейн, вскарабкалась наверх, и присела на деревян­
ную скамеечку, чтобы передохнуть. Сегодня она перекрыла со­
бственную норму. Инструктор их группы, широкоплечий, стат­
ный атлет, бывший кандидат в сборную Союза, издали помахал
ей рукой: живо в зал! Она согласно закивала, встрепенулась, но
подняться не хватило сил.
Рядом на скамеечку опустилась красивая, незнакомая девуш­
ка в бикини.
- Я видела,как ты плаваешь, - сказала восхищенно. -Это с ума
сойти!
- Значит, вы не видели настоящих пловчих. Вы новенькая?
- Ну да. Давно мечтала сюда попасть, и вот накопила дене­
жек. Две тысячи зеленых за курс. С ума сойти!
Настя мгновенно покраснела. Она сама каждый раз приходи­
ла в ужас от этой чудовищной цифры, выбрасываемой на при­
хоть, когда миллионы людей не знают, как связать концы с кон­
цами. Но Алеша привел ее сюда за руку.Бывали случаи, когда
она не умела ему противостоять. Да и узнала о том, сколько здесь
платят, лишь через неделю после начала занятий.
-Ой! - воскликнула незнакомка. - Чего же это я зря языком
треплю. Посиди мунутку, я мигом!
Действительно, через минуту вернулась, уместив на пласти­
ковом подносе две бутылочки «коки», два стаканчика кофе и
мороженое. Все это здесь можно было получить бесплатно в лю­
бом из трех баров.
- Я за сегодня уже пять бутылок выдула. А пирожных умяла не счесть.Ну никак не могу удержаться, когда на халяву... Ниче­
го, что я к тебе приплыла? Я ни с кем еще не познакомилась, так
скучно одной.
Девушка была бесхитростная, как солнечный лучик.
- Спасибо за кофе, - сказала Настя.
Атлет с другого концла бассейна смотрел на них с неодобрением.
- Боже, он великолепен! - восхитилась новенькая. - Ой-е-ей девушке плохо!
- Он очень строгий, - предупредила Настя. - Его зовут Иван
Ильич,как Телегина. Ты в его группе?
- Я еще ни в чьей. Но точно - буду в его.
Она увязалась за Настей в тренажерный зал и за компанию
старательно выполнила комплекс упражнений на снарядах. Че­
рез полчаса они щебетали, как две старинные подружки, и на
улицу вышли вместе. Возле старенькой «тойоты» ее поджидал
Миша Губин. Настя испугалась: обычно ее отвозил и привозил

55

один из его «качков», или Гена или Витя, хорошие ребята, она к
ним привыкла.
- Что-нибудь с Алешей? - быстро спросила она.
- А просто так я не мог соскучиться?
По его ленивой улыбке она сразу поняла, что действительно
все в порядке, ничего не случилось, наверное, что-то ему нужно
ей передать.
- Миша, познакомься! Это Таня, моя новая подруга, - сказала
она с вызовом. Она Губина ничуть не боялась, как другие, но
всегда между ними стояло «нечто», разделявшее их. Они не были
друзьями, да и кто бы мог похвастаться дружбой с ним. Вокруг
него гудело поле высокого, таинственного напряжения, через
которое никому не было ходу. И Настя, как ни старалась, не
могла сквозь него пробиться. Но кроме всего прочего, это был
единственный человек, которому, по строжайшему повелению
мужа, она должна была подчиняться беспрекословно. Сейчас,
знакомя его с Таней, она нахально нарушила одно из многочис­
ленных правил их внутреннего, неписанного устава, и с любо­
пытством ожидала, как он отреагирует.
Как обычно, Миша показал себя рыцарем.
- Очень рад! - сказал он, склонясь в благородном поклоне. Твоя подруга для меня все равно что святая.
- Ой! - воскликнула Таня. - Как умеют выражаться некоторые
мужчины. Прямо строка из романа. С ума сойти!
- Всегда к вашим услугам, мадемуазель!
- Почему мадемуазель? Может быть, мадам.
- Тем более к вашим услугам.
Губин заметил ненатурально-кокетливый блеск Таниных глаз.
«Сучонка», - оценил равнодушно. Но что-то его зацепило. Ка­
кой-то мимолетный сквознячок опасности. Он сделал незамет­
ный знак Генке Маслову, который без дела слонялся на углу.
Настя предложила девушке довезти ее до дома. Вдвоем они за­
брались на заднее сидение.
- Куда изволите? - не оборачиваясь спросил Губин.
- Вы поедете через центр?
- Можно и через центр.
- Высадите меня, пожалуйста, у Пассажа.
Ехали десять минут. Девушки шушукались о чем-то о своем,
о девичьем. Губин не вслушивался в пустую болтовню. Один, два
раза в обзорном зеркальце столкнулся взглядом с Таней. Она его
подманивала. Она была опытной искусительницей. Теперь он не
заблуждался на ее счет. Она была из тех, кто на вечной охоте.
Внимательной усмешкой сулила бездну наслаждений. Жертвой
таких глаз мог стать и каменный истукан на обочине. Еще не
расставя толком ловушки, дразнила: не робей, мальчик, дейст-

SB

вуй. После очередного соприкосновения взглядами Губин чуть
не впендюрился в резко тормознувшую впереди «волгу». Это его
озадачило. Последний раз спал с женщиной, кажется, месяца
два назад. А эта дамочка была чертовски хороша. С ней хотелось
поговорить о чем-нибудь отвлеченном, например, о вечности.
У «Пассажа» она вышла, поцеловав Настю в щеку. Губину
небрежно бросила:
- Вы истинный джентльмен, сударь. До свидания.
- Конечно, - ответил Миша.
Настя не стала дожидаться его упреков.
- Понимаю, понимаю, - ворчливо заговорила сама. - Я не
имею права, я должна быть осмотрительной... Господи, как все
это надоело! Прямо какая-то масонская ложа. И ты туда же, Брут!
- Все в порядке. Не скрипи.
- Знаешь, мне иногда кажется, мы все разыгрываем какой-то
бредовый спектакль. И я все жду, жду, спектакль окончится, упадет
занавес, и мы, наконец, начнем жить нормальной, человеческой
жизнью. Но время идет и идет, и никаких перемен. В чем дело,
Миша, объясни? Кто навязал нам все эти мерзкие роли? Кто
заставил жить украдкой? Не хочу, не хочу, не хочу!
- Почему бы тебе не спрятаться в монастыре, дитя мое?
- Без меня Алеша вообще превратится в зверя лесного... Кстати,
куда это мы едем?
- К нему и едем. К зверюге.
- На дачу?
-Д а.
- И даже не заглянем домой?
- Не успеваем. Он просил к часу быть непременно.
Настин голосок счастливо зазвенел.
- Видишь, Мишенька, он же превратил меня в рабыню. Даже
не спрашивает, хочу ли я ехать, какие у меня дела. Просто при­
сылает верного цербера, тебя, то есть, Мишенька, и изъявляет
свою господскую волю. Самое забавное, я безропотно подчиня­
юсь. К чему бы это, Мишенька?
- Ты же любишь его, - сказал Губин. - Вот он и пользуется
твоим несчастьем.
«Хвост» Таня заметила сразу. Белобрысый увалень приклеил­
ся к ней у «Пассажа». Ловок Миша Губин, ловок, ничего не ска­
жешь. Когда только успел распорядиться, будучи все время у нее
на глазах. Да, с этими ребятами шутить не стоит. Француженка
проводила шпика по центру и довела до Тверской. Ее так и под­
мывало устроить юному топтуну небольшое приключение, кото­
рое образумит его на всю оставшуюся жизнь, но она не могла

57

себе этого позволить. Отрываться следовало без «шухера», как
бы случайно.
Целую неделю она потратила на то, чтобы выйти на Алешину
жену, и наконец ей это удалось. Дальше будет проще, должно
быть проще. Хотя подозрительность Губина - дурной знак. Он не
поддался ее чарам. Зато снарядил за ней гонца. По словам Грума
выходило, что Миша Губин, правая рука Креста, был одним из
самых опасных людей в нынешней, сбесившейся Москве, и пос­
ле сегодняшней встречи она готова была ему поверить. Миша
Губин показался ей обездоленным. У него все было, но чего-то
ему не хватало, а чего, он, похоже, и сам не знал. Он владел
тайным ведомством, и был наглухо закрыт для посторонних
глаз. Впервые Таня увидела мужчину, словно сошедшего со стра­
ниц обожаемых ею в юности готических романов. Он был не из
этого века, но и не из того, который катится навстречу. От него
пахло черной дырой.
Наверное, подумала Таня, после Алеши ей придется заняться
этим кочующим странником, и не ради денег, а ради собствен­
ного удовольствия. Это будет пряная забава. Сильные люди не
чуют своих пределов, им часто мнится бессмертие. Они сами
гоняются за криворукой, как пьяница за лишним стаканом, и
при встрече с нею впадают в сладострастный шок. Погибают они
обыкновенно невзначай. У Тани сладко кружилась голова, когда
она воображала, как будет убивать Губина - постепенно, врас­
тяжку, смакуя его смерть, как оргазм. Трусики ее мгновенно ув­
лажнились...
Топтуна она «сбросила» на Пушкинской площади, в суете
послеполуденной тусовки. Это оказалось проще пареной репы,
паренек попался неопытный. В «Макдональдсе», за одной из
шторок она изменила внешность: подобрала волосы под вязаную
шапочку и набросила на плечи нейлоновую курточку, которая
лежала в сумочке. Через подсобные помещения выскочила к ма­
газину «Наташа», спустилась в подземный переход и, миновав
фотовыставку, очутилась на улице Чехова. Подняла руку - и у
ног мгновенно затормозил частник на бежевом «жигуленке».
- Гони, браток, и десять баксов твои.
Частник погнал, как безумный, прямо под желтый свет. До­
вез до Дома архитекторов, получил награду, но видно было, что
чем-то недоволен.
- Может, вместо денег оставите телефончик? - предложил
игриво. На вид частнику было лет сорок, и он был похож на
упитанного клопа-реформатора.
- Нет, телефончик не оставлю, - огорчила его Таня. - Да он
тебе и не нужен.

58

В полутемном зале с камином заказала у стойки пару бутер­
бродов и стакан белого вина. Ее мучила странная жажда, как при
высокой температуре. Глотнув вина и вяло жуя безвкусную осет­
рину, она вдруг поняла, что с ней случилось. Открытие было
такое, как если бы на голову упал кирпич. Она влюбилась в Мишу
Губина.

7
- Я уезжаю, - сказал Алеша, - а ты недельку поживешь здесь.
- Почему?
- У меня на душе будет спокойнее. Я далеко поеду. Спроси куда.
- Куда?
- Мы с твоим дружком Вдовкиным в Цюрих смотаемся. Спро­
си - зачем.
- Зачем?
- За подарками. Хочу твой гардеробчик немного обновить,
вывести тебя на современный уровень моды. А то ты все чего-то
ходишь, как оборванка.
Они сидели в летней беседке под пестрым тентом, разморен­
ные солнцем и недавним обедом. Миша Губин час назад как
уехал. За обедом они втроем умяли целого гуся, запеченного в
духовке Ваней-ключником, мастером на все руки. При этом Алеша
выпил несколько рюмок анисовойнастойки, которую специаль­
но под мясные блюда по старинному рецепту изготавливала ма­
тушка Вани-ключника, тоже мастерица на все руки. Ей шло жа­
лование по тарифу обслуживающего персонала, хотя она жила в
глухой деревне под Рязанью и никто кроме сына ее никогда в
глаза не видел, даже бухгалтер. Товарищи подозревали Ванюключника в том, что он вообще выдумал историю про свою ма­
машу, чтобы ущучить лишнюю сотню долларов, а анисовую са­
могонку покупал у сторожа в железнодорожном бараке. Тем бо­
лее, что многие помнили, что когда он нанимался на службу, то
объявил себя сиротой без роду и племени. Однако на все оскор­
бительные намеки Ваня-ключник резонно возражал:
- Куда же я тогда езжу каждый месяц?
Действительно, каждое седьмое число он являлся в контору к
Филиппу Филипповичу и подписывал у него заявление на трех­
дневный отгул без содержания. Одет всегда был по-дорожному, с
рюкзаком и в кепке. В один из таких приходов наткнулся в кори­
доре на Мишу Губина, которого боялся панически, как дикари
боятся молнии. Миша отвел его в уголок и дружески предупре­
дил:

я

- Алеша тебя за что-то любит, паренек, и почему-то тебе до­
веряет, но это ваши личные дела. Я-то тебя даже проверять не
буду. Дойдет слух, что где-то чего-то химичишь, сразу пришибу.
Как понял?
Ваня-ключник побледнел, позеленел, затрясся, но ответил
самоуверенно:
- Как можно, Михаил Степанович, чтобы мы своих благоде­
телей подвели. В деревенских такого и в заводе нет.
- Какой ты деревенский, это я вижу. Но это тоже твое личное
дело, кого ты из себя тут корчишь. Помни одно: по лезвию брит­
вы ходишь.
- Спасибо за вашу доброту, Михаил Степанович, - низко пок­
лонился Ваня-ключник, стукнувшись лбом о притолоку.
С этого дня он воодушевился окончательно и всем недобро­
желателям, а также молоденьким девицам, которых приводил в
гости в отсутствие хозяина, непременно сообщал, что находится
под личным покровительством самого Губина, и кто его обидит,
тот два дня не проживет.
Настя давно не видела мужа благодушным и расслабленным,
поэтому неожиданно для себя разрыдалась.
- Ты чего, котенок, - ласково спросила Алеша. - Животик
болит?
Она плакала неудержимо, беззвучно, с прозрачными ручьями
слез. Алеша передвинулся к ней поближе, достал носовой платок
и бережно промокнул любимое лицо.
- Поплакать хорошо на солнышке, - позавидовал он. - Оття­
гивает до самого нутра.
- Сколько мы еще так протянем, Алешенька? Какой-то Цю­
рих, какие-то твои бесконечные темные делишки. Все это бред
невыносимый! Неужто для тебя уже нет обыкновенной, нормаль­
ной, человеческой жизни?
Ваня-ключник бдительно следил за ними с крыльца, и Алеша
сделал ему знак, чтобы принес кофе.
- Вот что мы сделаем, Настенька. Вернусь - и сразу тебя в
санаторий. Ты просто устала. Год был тяжелый. В санаторий на
целый месяц. В самый лучший. В психоневрологический.
Настя попыталась улыбнуться.
- Одно в тебе хорошо, милый, не унываешь никогда.
- А чего унывать. Такая красавица, умница меня любит, со­
лнышко светит, гуся сожрали, чего еще надо мужчине?
- Ты сам-то еще любишь меня?
- А то нет! Утри слезки, вон Ваня кофе несет. Никто не до­
лжен знать, что ты страдаешь со мной. Пусть это будет наша
маленькая, семейная тайна.

Ваня-ключник расставил на столике кофейник, сливки, пе­
ченье. Покосился на хозяина:
- Разрешите спросить, Алексей Петрович?
- Разрешаю.
- Опенок нынче густо пошел. Не желаете утречком с супругой
прогуляться? Места я приметил. Удовольствие большое получи­
те.
- С утра я, брат, далеко буду. Настеньку, если захочет, своди в
лес.
- Понял вас, хозяин. Винца не подать?
- Иди, брат, отдохни пока.
Ваня побрел к дому, по-стариковски приволакивая ногу.
- Какой же он смешной, Господи! Почему он так чудно разго­
варивает?
- В литературный институт собирается. Сейчас читает Пи­
семского. Оттуда все ворует.
- А ты откуда знаешь Писемского?
- В лагере библиотека была хорошая.
В задумчивости Настя разливала кофе.
- Я тебя еще за то люблю, - сказала она, - что ты, наверное,
умнее меня. Обидно, конечно, но надо признать.
Из аэропорта на такси отправились в отель «Люксембург»,
где у них был заказан «люкс». Вдовкин в самолете успел набрать­
ся и сонно клевал носом. Он не видел чудес и красот, проносив­
шихся вдоль шоссе со скоростью сорока миль в час.
Город Цюрих, приземистый и аккуратный, точно подстри­
женный к выпускному вечеру подросток, зажатый боками тесно
прижатых друг к дружке домов, радовал взор путников обман­
ным блеском рекламы, будя в душе трепетное воспоминание о
родимой Тверской (бывшая улица Горького).
Едва очутившись в номере, Вдовкин, встрепенувшись, устре­
мился к холодильнику. Сказался давний опыт командировочно­
го «совка». Распахнутый холодильник напоминал витрину ком­
мерческого ларька: всевозможные консервы, яркие, прозрачные
упаковки с деликатесами, множество напитков. С довольным
смешком Вдовкин уцепил за горлышко бутылку шотландского
виски.
- Живем, командир! Как все в горле-то пересохло после этого
чертова самолета.
В серванте оказалось столько посуды, что можно было накор­
мить разом сотню человек. Алеша вывалил на тарелки все под­
ряд: ветчину, копчености, красную рыбу, персики, маринован­
ные артишоки. Вдовкин приготовил две порции виски со льдом.

61

У него нутро горело, и в голове подозрительно просветлело. Он
уже полгода старательно избегал ясности, которая приводила к
размышлениям.
- Ну давай, - поторопил, - чего хлопочешь, как баба. Выпьем,
закусим - все дела.
- Только по одной, - предупредил Алеша. - Не забывай, еще
надо звонить. Я тебя привез не водку лакать.
Алеша и в Москве сомневался, брать ли с собой Вдовкина.
После смерти Тани и разборки с Пятаковым тот не просыхал, и
заметно сдвинулся по фазе. Перед ответственнейшей банковс­
кой акцией его пришлось на неделю запирать на даче под замок.
Но заменить его было некем. Его знания и сноровка были бес­
ценны, а обнаружившееся в нем какое-то тупое мужицкое пре­
зрение к любой опасности поражало даже видавшего виды Мишу
Губина. В его глазах навеки застыла тяжелая, тайная дума, но в
работе он не ведал осечек. С беззаботностью смертника разворо­
тил компьютерные банковские шлюзы, откуда в Алешины кар­
маны потекло чистое золото. Сам Вдовкин деньгами не интере­
совался и никогда о них не заговаривал. Да в этом и не было
больше нужды. Алеша соорудил для него в «Империале» «веч­
ную» кредитную карточку.
- Ты хоть поешь, - посоветовал Михайлов.
Откушав виски, Вдовкин закурил и с облегчением откинулся
на стул.
- Вот теперь хорошо, - заметил благодушно. - А то все куда-то
едем, летим. У тебя беспокойный характер, Алеша. Я тоже рань­
ше таким был. Куда-то все спешил, суетился, пока не понял глав­
ное.
- Что же это?
- Да ничего особенного. Надо всего лишь уяснить, что любое
выборочное усилие тщетно, потому что никак не влияет на про­
движение к окончательной цели.
- Какой цели?
- Хороший вопрос. В нем самом заключен и ответ, который,
увы, вряд ли тебя удовлетворит. С какой целью течет вода из
крана? Чтобы пролиться. С какой целью живет человек? Чтобы
умереть. Устраивает тебя такое?
- Меня - нет, а тебя?
- Вполне. Моя жизненная программа полностью исчерпана,
и теперь я наконец-то всем доволен.
Он потянулся к бутылке, но Алеша не дал ему выпить.
- Давай сначала позвоним.
Они сделали два звонка - в банк «Корпорейшн-лимитед» и в
контору «Глезер и К°», которая торговала недвижимостью. Вдов­
кин разговаривал на немецком и английском языках с непри­

62

нужденностью человека, болтающего с приятелями о погоде.
Алеша им любовался, хотя не понял ни словечка.
- Все в порядке, - сказал Вдовкин, повеся трубку. - Директор
банка примет нас завтра в шестнадцать ноль-ноль, агент из не­
движимости приедет сегодня. Теперь я имею право немного за­
правиться?
- Кто же будет переводить, если тебя развезет?
- Я пьяный не бываю, ты же знаешь. К тому же успею соснуть
часок.
Так и вышло. Наскоро заглотав пару рюмок, Вдовкин, не раз­
деваясь, повалился на шикарную, «королевскую» кровать и за­
храпел; Алеша раздвинул высокие, от пола до потолка ставни и
вышел на балкон.
В плетеном креслице посидел, покурил. В полудреме впиты­
вал картинки и звуки чужого мира. День клонился к вечеру, но
до заката было еще далеко. Снизу от асфальта тянуло ядреным,
бензиновым парком. Беззаботные люди спокойно переходили
дорогу под носом медленно скользящих машин. Прямо по троту­
ару нарядные дамы выгуливали собачек. Неспешно прошагал
статный полицейский. В доме напротив, за занавеской, мель­
кнула смазливая женская мордашка, упулилась на него и, фырк­
нув, исчезла.
К приходу агента из «Глезера и К°» Вдовкин очухался и раз­
добыл в недрах холодильника несколько жестянок пива. По его
поведению нельзя было догадаться, что он в Цюрихе, а скорее
можно было предположить, что в Малаховке. Пиво он меланхо­
лично зажевал маринованным огурчиком.
- Насухую сидим, - сказал он. - И это грустно.
Тут как раз постучали в дверь. Явился солидный, любезный
господин в летнем, светлом костюме, лет сорока. Радостно жал
им руки, улыбался в разные стороны, произносил какие-то за­
тейливые фразы, но их Вдовкин не переводил. Господин пред­
ставился: мистер Кугельман. Потом вывалил на стол множество
ярких проспектов, которые Вдовкин, не просматривая, передви­
нул Алеше, и со словами: - Гость хочет водки! - удрал на кухню к
холодильнику. Вернулся сияющий с бутылками и рюмками. Дело
пошло веселее, и вскоре Михайлов отложил один из слайдов, на
котором был изображен двухэтажный особняк с парком и с ви­
дом на горы. Вилла в Альпах. Цена - восемьсот тысяч долларов.
- Недорого, - сказал Алеша, - но хорошо бы поторговаться.
Еще через полчаса Вдовкин и мистер Кугельман выпили на
брудершафт, после чего Вдовкин сплюнул на ковер, а мистер
Кугельман прополоскал рот водкой.

в

- Артачится, сука немецкая, - с улыбкой сообщил Вдовкин
Алеше. - Не хочет сбавлять. Они же здесь за каждую копейку
удавятся.
- О чем же вы столько времени балабонили? - разозлился
Михайлов.
- Обсуждаем вопросы преступности. Что любопытно. Они
опасаются проникновения нашей мафии на их рынок. Даже го­
товят специальный закон против русских гангстеров. Их можно
понять. Жили мирно, наживали добро, копили проценты, дели­
ли все по правилам, а тут азиатский бандит с дикой рожей нале­
тел, как саранча. Поневоле содрогнешься.
- Ты что ему сказал?
- Посочувствовал. У него трое детей. Я пообещал, что если
мы Швейцарию на корню скупим, то его отпрысков по знаком­
ству устроим в наш приют.
- Кончай комедию, Женя! Скажи ему, шестьсот тысяч - наша
крайняя цена.
Для убедительности Алеша сам показал мистеру Кугельману
шесть растопыренных пальцев. Тот радостно закукарекал и со­
гласно закивал.
9
- Что он говорит?
- Говорит, цена и так заниженная, потому что владелец вил­
лы недавно обанкротился. Он не имеет права сбавлять ни цента.
- Спроси, когда можно взглянуть на дом?
Вдовкин разлил по рюмкам водку, все чокнулись, выпили, и
Вдовкин с Кугельманом вторично поцеловались.
Договорились, что послезавтра мистер Кугельман пришлет за
ними машину и отвезет на озера. Перед уходом мистер Кугель­
ман нацелился и с Алешей облобызаться на брудершафт, но тот
уклонился.
- Я тобой недоволен, Евгений Петрович, - сказал он Вдовкину, когда остались одни. - Ведешь себя как-то незаинтересован­
но, а ведь я тебе десять процентов комиссионных плачу с каждой
сделки.
Вдовкин с блаженной миной разглядывал внутренности рас­
пахнутого холодильника. Ответа Алеша не дождался.
- Пойдем, что ли, поужинаем?
- Зачем? - удивился Вдовкин. - Да тут на целую неделю запа­
сов.
- Город не хочешь посмотреть?
- Какой город? Цюрих, что ли?
- Хотя бы и Цюрих. Раз уж приехали.
Вдовкин выколупнул из стенки холодильника пузатую бутыл­
ку бренди.

64

- Нет, брат, меня уволь. Мне и тут хорошо. Это ты по моло­
дости лет любопытствуешь. Для меня что Цюрих, что Шепетовка
- все едино.
- Горяченького все же надо поесть. Иначе сломаешься.
Вдовкин отвинтил пробку у бутылки и понюхал горлышко.
- Пахнет заманчиво. Попробуешь?
Алеша уже смирился с мыслью, что от напарника толку не
будет. Черт с ним, пускай жрет ханку и дрыхнет, а уж с утра
придется взять его в оборот.
В ресторане на первом этаже он подошел к метрдотелю, ткнул
себя пальцем в грудь и сказал:
- Руссише швайн! Понимаешь? Хочу поужинать. Биттер шен.
Метрдотель, пожилой джентльмен в смокинге, ничугь не уди­
вился его изысканному обращению, все понял, проводил к удоб­
ному столику напротив эстрадного помоста и прислал розовоще­
кого, улыбающегося детину, который на чистом русском языке
произнес:
- Доброе утро! Чего желаете, господин хороший.
- Откуда будешь, солдатик? Из России?
- Нет Россия. Учился колледж, славянский отделений.
- Молодец, - похвалил Алеша. - Тогда принеси бифштекс,
пиво и каких-нибудь закусок. Местных каких-нибудь. Какие у
вас любят. Понял?
- Очень понял. Никаких других желаний?
Алеша подумал, что неплохо бы сделать и Вдовкину неболь­
шой сюрпризик, чтобы он не закис окончательно.
- Скажи-ка, солдатик, а женщины у вас в Цюрихе есть?
Соседние столики пустовали, но официант на всякий случай
сбавил голос до шепота.
- Господин желает прекрасно развлечься?
- Не во мне дело. У меня дружок в номере остался. Вот ему
необходима женщина. Он за этим и приехал. Желательно даже
две. Такие, чтобы поухватистее.
На простодушном лице официанта отразилась трудная работа
мысли.
- Не совсем понимай. Как значит - ухватистая? Блондинка,
брюнетка? Или?..
Он сделал плавный, округлый жест, обрисовывая пышные
женские формы.
- Одна блондинка, одна брюнетка, - уточнил Алеша. - Друг у
меня чрезвычайно капризный.
- Когда надо?
- Прямо сейчас. Ему невтерпеж.
Официант не трогался с места.
- Ну чего еще?
5“Подвиг” №2
ж

- Ухватистый дама, дорогой цена.
- Сколько?
- Двести доллар - одна дама.
- Это нормально, - согласился Алеша.
Чуть позже началось представление, и на эстраду выбежала
танцовщица в черной, кожаной, в обтяжку сбруе. Она имитиро­
вала одну из высших форм сладострастия - изображала червя,
извивающегося в подземной клоаке. Продолговатый зал ресто­
ранчика причудливо окружал ее церковным рядом пылающих на
столиках высоких свечей. Одинокое пятно света и бьющаяся в
спазматических конвульсиях женщина-змея посреди замираю­
щего ресторанного гула. Дурманящее зрелище. Алеша вспомнил
Вдовкина, который опроверг Эклезиаста. Все в мире суета сует,
но и это всего лишь благостная выдумка слабого человеческого
разума. Алеша расплатился, спросил у официанта:
- Что там с дамами, землячок?
- Господин не надо беспокоиться. Дама уже пошел.
...На улице было светло, как днем, сквозь мертвенно-беле­
сую электрическую завесу куцый лоскуток небес с пуговками звезд
проглядывал декоративной нашлепкой.
Алеша постоял, покурил - и вернулся в номер, где застал тро­
гательную картину. Вдовкин, обложенный подушками, в пижам­
ном наряде, сидел на кровати, как на троне, по обе стороны в
креслах расположились полуголые девицы: одна беленькая, как
сахар, вторая африканка, у каждой в руке по бутылке спиртного.
Вдовкин, раскрасневшийся и воодушевленный, тоже с бутыл­
кой, читал им суровые наставления, и при каждой удачной фра­
зе, вместо точки, прикладывался к горлышку; вслед за ним и
девицы, как загипнотизированные, поспешно отпивали из буты­
лок. Не желая нарушать идиллию, Алеша отступил в гостиную,
но Вдовкин его окликнул:
- Присоединяйся к нам, путник, - грозно изрек он. - Но вы­
пивку принеси себе сам.
Девицы закопошились в креслах, захихикали, оборотя смаз­
ливые мордашки на Алешу, но Вдовкин злобно на них цыкнул, и
они присмирели.
- Обращаю сих дщерей порока в истинную веру, - прояснил
он. - Обе язычницы, лесбиянки, но ули их отверзлись для вос­
приятия добра.
Алеша подошел ближе, попытался поставить африканку на
ноги, но она тут же обвила его шею руками и ловко впилась в
губы мокрым ртом. Алеша с силой ее оттолкнул.
- Ты их напоил! Как не стыдно, ведь по двести баксов за них
заплатил. Куда они теперь годятся?

68

Вдовкин ласково погладил перебравшуюся к нему чернявку
по смуглой головке.
- Заберем их с собой, Алексей. Нечего им тут ошиваться. Это
хорошие девушки, но ради пропитания они вынуждены торго­
вать своим телом в этом вертепе, который ты называешь Цюри­
хом.
Девицы мирно дремали, белокурая в кресле, а африканка свер­
нувшись клубочком возле самодовольного Вдовкина; но ни одна
не выпустила из рук бутылку.
Алеша сходил к холодильнику. Вдовкин не терял времени да­
ром: спиртного сильно поубавилось. В гостиной он включил те­
левизор и минут пятнадцать вглядывался в экран, где дергались в
бешеном ритме, держась за микрофон, нечесаные молодые люди,
и вообще все было так знакомо, что судя по всему, вскоре до­
лжен был появиться Леня Голубков и объявить, что купил жене
сапоги. Но вместо этого потянулось занудное действо с беско­
нечным хождением персонажей из комнаты в комнату. Алеша
вернулся в спальню, где царило сонное царство. В живописных
позах притихли девицы и мирно похрапывал Вдовкин с прикле­
енным к губе окурком. Алеша подхватил поудобнее блондинку и
вместе с ее пожитками донес до входной двери. Она что-то ще­
нячьи нежное лепетала ему в ухо. Он отворил дверь и выпихнул
ее вон. Пошел за второй гостьей.
- Не дам! - сказал проснувшийся Вдовкин. - Это моя рабыня
Изаура.
Еле-еле Алеша ее вырвал из цепких лап поделыцика. Изаура
так и не очнулась, пока выкатывал ее в коридор. Замкнув дверь
на ключ, он вернулся к Вдовкину и отобрал у него зажигалку.
- Устроишь пожар, пьяная рожа, мне потом отдуваться.
Вдовкин выказал недовольство:
- Самодур ты и больше никто. Может быть, даже коммунист.
Зачем отнял Изауру, голубку? Это самое дорогое, что у меня было.
- Спи, Женя, завтра трудный день.
Ночью Алеше привиделось: Вдовкин крадется к холодильни­
ку, и морда у него была как у лагерного кума.
В банке управились быстро. Директор - мужчина лет пятиде­
сяти, с прилизанной внешностью, в строгом темном костюме,
любезный, предупредительный (щелкнул «ронсоном» перед си­
гаретой Вдовкина), но все же с какой-то туповатой отчаянностью
во взгляде, - принял их в просторном кабинете с плотно зашто­
ренными окнами, угостил кофе с ликером, и после довольно до­
лгих объяснений Вдовкина задал лишь один вопрос: почему гос­
5*

Б7

пода обратились в филиал, а не в центральное отделение «Корпорейшн-лимитед» в Женеве?
- Так нам удобнее, - перевел Вдовкин ответ шефа.
Директор изобразил на лице полное понимание и в свою оче­
редь произнес небольшую речь. Все их требования были вполне
приемлемыми, кроме одного. Открытый на предъявителя счет не
мог превышать определенной суммы, которую директор для на­
глядности начертал черным фломастером на фирменном бланке.
Сумма была со многими нулями и Алешу удовлетворила. Затем
директор вручил ему конверт с заранее подготовленными бума­
гами и попросил расписаться на трех финансовых документах.
Алеша пододвинул бланки Вдовкину и тот их внимательно изу­
чил.
- Все разумно, - сказал он. - Это не Одесса.
Директор нажал кнопку селектора и пожилая секретарша внес­
ла в кабинет поднос с тремя бокалами шампанского. С приятной
улыбкой директор предложил тост:
- Ельцин, реформа, банзай!
- Гитлер - капут! - добавил Вдовкин. Все трое чокнулись и
выпили.
Через десять минут сидели в маленьком «бистро» неподалеку
от банка и ели поджаристые, копченые сосиски со сладкой, блед­
но-желтой горчицей. Алеша с любопытством листал толстень­
кую чековую книжку.
- Евгений Петрович, как себя чувствуешь в шкуре миллионе­
ра?
Вдовкин второй раз в это утро проснулся.
- Если немедленно не дашь водки, меня вырвет, - предупре­
дил он. - Ты этого добиваешься?
Алеша сделал знак официанту.
- Заказывай, Женя, теперь можно.
Вдовкин сгоряча попросил водки сразу на трех языках: не­
мецком, английском и русском. Это произвело сильное впечат­
ление. Через мгновение официант вернулся с запотевшим гра­
финчиком, при этом вид у него был отрешенный, как у москов­
ского омоновца.
Вдовкин, блаженно жмурясь, сделал пару крупных глотков,
понюхал хлебушка, и обратил на Алешу страдальческий, засле­
зившийся взгляд.
- Разбавленная! Ей-Богу! Совершенно без градусов. Попро­
буй, если не веришь.
- Пора лечиться, Женя. К Довженко тебе пора.
- Для тебя что самое страшное? Миллионы потерять?
- Я на бабки не молюсь.
- А для меня самое страшное - протрезветь.

68

...На другой день мистер Кугельман на подержанной «вольве»
отвез их на виллу в Гштаде. Они и моргнуть не успели, как пере­
секли нарядную, киношную страну, издавна оборудованную для
безмятежного жилья. Третий день Вдовкин и Михайлов были
окружены людьми, которые все как один беспричинно улыба­
лись и чему-то постоянно радовались. В этом был какой-то под­
вох, но в чем он заключался, они не могли понять. Либо обита­
тели маленького северного рая были все поголовно идиотами, и
не догадывались о том, что им все равно придется умирать, либо
им была известна некая заповедная тайна, которой они ни с кем
не хотели делиться. Вдовкин запасся в дорогу сумкой, набитой
жестянками с пивом, и хмуро высасывал одну за другой на за­
днем сидении, пока улыбающийся мистер Кугельман, небрежно
управляя машиной, возбужденно повествовал обо всех достоп­
римечательностях, которые попадались ему на глаза. Тоже было
непонятно, почему он так горячится. Алеша на переднем сиде­
нии сидел нахохлясь, курил и даже не требовал у Вдовкина пере­
вода. Таким образом, экскурсоводческие откровения Кугельмана
падали на неблагодарную почву.
На вилле, куда прибыли около полудня, было все, что рос­
сийский обыватель видел только в любимых латиноамериканс­
ких сериалах. Огромный дом с семнадцатью жилыми комнатами
и подсобными помещениями, прилегающий к нему парк на пол­
гектара, ухоженный, благоухающий цветочными клумбами; ска­
зочный вид на горы, чудный, бодрящий, сотканный из головок­
ружительных ароматов воздух; незримое веяние благодати, ощу­
щаемое даже в том, как внезапно вспыхивала, хрустела мелкая
галька под подошвами, как наивно склонялись навстречу изум­
рудные ели, как с веселым писком взметнулась ввысь неведомая
пичуга, - все должно было повергнуть в восхищенное изумление
двух заполошных российских рыночников, и мистер Кугельман
явно этого ждал, но не дождался.
После того, как прошлись по всему дому, по этажам, и убеди­
лись, что комнаты меблированы богато, но ковры в холлах поис­
терлись, и на кухнях запустение и пыль, и на втором этаже раз­
бито окно в спальне, Алеша заметил с таким видом, что удосто­
верился в большом, непоправимом обмане.
- Скажи Кугелю, что надо все же цену сбавить. А то получает­
ся, переплачиваем.
Вдовкин, который пользовался каждой заминкой, чтобы от­
купорить очередную банку пива, перевел. Мистер Кугельман
всплеснул руками и без роздыху молотил языком минут пять,
точно в бреду. Алеша не выдержал:

GB

- Скажи, чтоб заткнулся. Чего он?
Вдовкин утер коричневую пенку с усов.
- Чего-то мудрит. Говорит, отдают дом задаром.
- Скажи, что с каждой сотни ему лично пять тысяч в лапу.
Мистер Кугельман, выслушав перевод, заново завел свою
шарманку, рассылая во все стороны такое невероятное количес­
тво дружелюбных улыбок и гримас, что Вдовкину стало дурно, и
он умчался на одну из кухонь, где приметил точно такой холо­
дильник, как в отеле. Но этот холодильник оказался зловеще пуст.
Вернувшись, он, как ни в чем не бывало, перевел, не дожидаясь,
пока мистер Кугельман окончит фразу.
- Обещает постараться. Снесется с хозяевами.
Алеша смотрел на поделыцика подозрительно:
- Ты куда сейчас мотался?
- Туалет искал.
- Женя, мы же договорились, до обеда ни капли крепкого...
Ладно, скажи этому хрену, чтобы готовил купчую и завтра при­
вез в отель.
...Вечером ужинали в ресторане. Русскоязычный официант
подбежал к ним галопом.
- Что посоветуешь, землячок? - спросил Алеша. - Хочу друж­
ку угодить, но это непросто. Он бывший дворянин.
- Рекомендую форель в белом вине, - почтительно согнулся
официант. - Также ребрышки барана.
- Зер гут, - согласился Алеша.
Вдовкин добавил:
- Бутылку водки и чего-нибудь солененького.
На эстрадный помост выскользнула давешняя женщина-змея
и под тихий рокот оркестра начала раскручивать свои эротичес­
кие кольца.
- Ты мог бы жить в Швейцарии? - спросил Михайлов.
- Это не ко мне вопрос, - устало отозвался Вдовкин. - Я жил
и умер в России.
8
Мишу Губина телефонный звонок поднял из любимой асаны
«Плуг». Он никого не ждал в предвечерний субботний час, но
телефон верещал с настойчивостью штопора, впивающегося в
пробку.
- Ajuio ! - сказал Губин негромко. Голос, возникший в трубку,
был ему незнаком, но он догадался, кому он принадлежит. Пыш­

78

ная копна рыжеватых волос, карие, с прозеленью глаза, тайно­
развратные ужимки.
- Угадай, Мишенька, кто тебя беспокоит?
- Откуда у тебя мой телефон?
- А почему я звоню, тебе неинтересно?
- Ответь на мой вопрос.
Мелодичный смешок, прикуривание сигареты, многозначи­
тельная пауза. Она оторвалась от «хвоста» на Пушкинской пло­
щади, умело, дерзко, без затей. В тот раз он объявил Гене Мас­
лову выговор с последним предупреждением.
- Это так важно, Миша?
- Не только это. Кто ты такая? Чего тебе надо от Насти Ми­
хайловой?
- Хочу пригласить тебя на свидание.
- Приглашай.
- Через час в «Подиуме». Тебе подойдет?
«Подиум» - небольшое, аристократическое заведение в Столешниковом переулке, под грузинской «крышей».
- Почему в «Подиуме»?
- Там очень вкусное лобио. А где хочешь ты?
- Мне все равно. В «Подиуме» так в «Подиуме». Через час
буду.
Он повесил трубку, пока она еще что-то лепетала. Ее зовут
Таня. Но теперь он был уверен, что если ее зовут Таня, то с
таким же успехом его самого можно называть Ибрагимом Евгра­
фовичем. «Подиум». Надо заметить, Губину не очень хотелось
без нужды «засвечиваться» на чужой территории. Южные кланы
давно поделили Россию на торговые зоны, и полагали, что это
вполне нормально. Как убедительный аргумент в справедливос­
ти своих притязаний, они приводили в пример главенствующее
положение сицилийской «Козы ностры» в Америке. Итальянцы
тоже были там чужаками, но никто не ставил им там палки в
колеса. А те, кто пытался ставить, включая и президентов, горь­
ко потом об этом жалели. В последние год, два ситуация изме­
нилась, но не в Америке, а в России. С одной стороны, пользу­
ясь безвременьем, южные грабили и терроризировали обеспамя­
тевшую страну с какой-то особенной, удручающей наглостью, не
соблюдая никаких правил, чем непоправимо настроили против
себя общественное мнение, никем пока, правда, не организо­
ванное в реальную силу противодействия; с другой стороны, взрос­
ли и окрепли, как грибы под дождем, собственные, отечествен­
ные «беспределыцики»; уже во всю скалила зубы молодая «рус­
ская мафия», отчаянная и азартная, готовая изгрызть и перева­
рить даже мраморные пьедесталы вчерашних, свергнутых идо­
лов. Пальба, взрывы на улицах Москвы, неопознанные трупы в

л

канализационных люках, за одну ночь поднимающиеся особня­
ки в пригородах, как и многое другое, говорило о том, что арьер­
гардные схватки заканчиваются, но генеральные сражения с боль­
шой кровью и потрясением основ были еще впереди. К ним го­
товились и те, и эти, не досыпая ночей у штабных амбразур.
В «Подиум» Миша Губин приехал за десять минут до назна­
ченного времени, но не успел опуститься за столик, как увидел
пересекающую уютный зальчик рыжеволосую, стройную девуш­
ку в умопомрачительном мини наряде. Девушка сияла такой ос­
лепительной улыбкой, словно заново увидела любимого челове­
ка после того, как недавно проводила его в могилу.
- Чао!
- Добрый вечер.
- Извини, что опоздала.
- Угу.
- Я такая голодная - прямо жуть! Можно, я закажу для нас
обоих?
- Конечно.
- Сразу условимся: я пригласила, я и плачу. Согласен?
- Валяй.
Заказывать вообще не пришлось. Таню тут, видно, хорошо
знали. Смуглый красавец с блестящей серьгой в левом ухе мгно­
венно уставил стол холодными закусками, посредине водрузил
графин с малиновой жидкостью.
- Что будете пить, господа? Таня, тебе армянский?
Таня вопросительно взглянула на кавалера.
- Нарзан, если можно, - сказал Губин.
- На горячее, как обычно, шашлычок?
- Только попостнее, - попросила Таня.
Официант ушел.
- Я тебе не нравлюсь? - спросила Таня. Ей было не по себе.
Миша Губин - прямой, как истукан, с опущенными на стол ла­
донями, - каждым словом, процеженным сквозь зубы, наносил
ей оскорбление за оскорблением. Она чудом удерживалась, что­
бы не влепить в эту презрительную рожу тарелку с салатом. Чем
нестерпимее становилось это желание, тем доверчивее она улы­
балась.
- Ответь, пожалуйста, Мишенька! Ни чуточки не нравлюсь? А
некоторые - льнут.
- На кого работаешь? На Елизара?
Точность попадания ее ошеломила. Она наполнила рюмки
малиновой жидкостью из графина.
- Оцени, итальянский гранатовый ликер. Я его обожаю.
- Спасибо, не пью.
- Совсем не пьешь? Хотя бы понюхай.

72

- Если будешь ломать комедию, я лучше пойду.
- Какую комедию?
- Что тебе от меня надо?
- Миша, ты не допускаешь, что девушка может просто так
влюбиться? С первого взгляда?
- Ты? Нет.
- Почему?
- Послушай внимательно, это для твоей же пользы. Кто ты
такая, я догадываюсь. Не знаю только, кто тебя послал и зачем.
Но это мне и не нужно знать. Достаточно будет, если я еще хоть
раз увижу тебя около Насти. Надеюсь, тебе понятно?
Давно она не слышала такой прямой, честной угрозы, и это
привело ее в диковинное, неприличное возбуждение. Щеки за­
пылали, глаза полыхнули зеленой мглой. Миша Губин смотрел
на нее с изумлением.
- Что с тобой? Ты на игле?
- Расслабься, Мишенька! Будь попроще. Сейчас покушаем,
выпьем - поедем ко мне и хорошенько потрахаемся. Как тебе
вариантик?
- У тебя бешенство матки? - спросил он сочувственно.
Таня поскорее налила себе коньяку и молча выпила. Ей было
стыдно. Она допустила сегодня столько промахов, что впору было
собирать манатки и отчаливать на гастроли. Самой главной ошиб­
кой был звонок этому ублюдку. Разве не понимала, с кем связы­
вается?
- Похмелилась? - заботливо спросил Губин. - Тогда быстренько
закусывай - и айда.
- Куда - айда?
- К тебе. Или передумала?
- Никогда не передумываю.
- А со мной бывает, - признался Миша. - Но, конечно, не
часто.
Из ресторана поехали в Мишиной «тойоте». Сзади, впритык,
на светлой Таниной «вольве» следовал Витенька Строгов, ее бычара. Она заранее предупредила, что может так получиться, что
понадобится его хата, и забрала у него ключи от квартиры. Ви­
тенька рад был услужить ей во всем. Тем более, за предоставле­
ние жилплощади она доплачивала ему по особой таксе. У Ви­
теньки в голове была только одна извилина, но он был предан,
как дворовый пес. Ему недолго осталось куковать на белом све­
те, слишком много он выведал про свою прелестную хозяйку за
год беспорочной службы, и иногда в его ясных, собачьих глазах
вспыхивал трепетный огонек предчувствия смерти. В такие ми­
нуты Таня награждала преданного слугу искренним, материнс­
ким поцелуем.

73

По дороге разговаривали мало, только один раз Таня пожало­
валась:
- Не могу понять, что на меня накатило.
- Бабий час, - с готовностью отозвался Миша Губин. - Это
бывает. У кошек, к примеру, в марте.
Больше вроде и говорить было не о чем. В «Бирюлеве», возле
одной из шестнадцатиэтажных коробок остановились.
- Приехали. Вот мой дом.
Сзади припарковался Витенька Строгов, с которым Губин
произвел короткий контакт. Через приоткрытое стекло предос­
терег:
- Нам не мешай, ладно?
- Да я что? Мне как прикажут, - осклабился бычара.
В лифте, пока поднимались на девятый этаж, Таня сделала
неловкую попытку обняться, но Губин строго ее отстранил:
- Сначала в ванную. Я же не знаю, с кем ты днем была.
В узком коридоре однокомнатной квартиры, захлопнув дверь,
Таня наконец-то отвела душу. Крутнувшись на каблуках, с раз­
ворота, с такой силой влепила ему оплеуху, что руку вывернула
из плеча. Вложила в удар всю ярость, но оказалось, погорячилась
напрасно. Оплеуха повисла в воздухе, как сопля, и если бы не
Мишина забота, она бы не удержалась на ногах. Он помог ей
выпрямиться и чуть-чуть тряхнул для вразумления, отчего ее зубки
лязгнули, как костяшки домино.
- Не балуйся, малышка! - усовестил он. - Мы же не драться
приехали.
На кухонном столе стояла початая бутылка водки, и Таня дро­
жащей рукой наплескала себе пол стакана. Губин был тут как тут.
- Какая же это будет любовь, если ты нажрешься, - усомнил­
ся он. Таню неудержимо потянуло на «травку», сигареты лежали
в сумочке, но она себя превозмогла.
- Сядь, - попросила, - не мельтеши. Давай немного погово­
рим. Если кто-то тебя боится, то только не я. Ты же понимаешь?
- Понимаю. Расскажи, что тебе поручил Елизар? Ты шпик
или киллер?
Что-то с ней случилось и без «травки», какой-то протек в со­
знании. Задумчивое Мишино лицо с дьявольской усмешкой было
выписано точно на холсте. Она подумала, что если он вдобавок
ко всему гипнотизер, то она крепко нарвалась, и скорее всего ей
хана. Из этой ловушки ее уже никакой Витенька Строгов не вы­
тянет, хотя она велела ему через часок пошуршать под дверью.
- Не гадай понапрасну, - пробурчала, с трудом одолевая сон­
ную хмарь. - Сама все расскажу, только ты попробуй поверить. Я
порченная, сквозной дыркой уродилась, потаскушкой, авантю­
ристкой, но на тебе заторчала. Ей-Богу! Угодить хочу. Честное

74

слово. Пожалей меня, Миша! Просто так, не размышляя, сосле­
пу, пожалей заблудшую душу. У тебя же есть мать, или сестра?
Ну какая-то у тебя есть женщина, которую ты жалел? Пожалей и
меня. Самому легче будет. Нельзя же вечно жить, как в панцире.
Отдохни! Выпей рюмку водки. Не смотри, как на гниду. Ну по­
жалуйста!..
Будто невзначай, распахнула ворот блузки, засветилась, вспых­
нула золотистая кожа. Нежная грудь обнажилась. Ей было душ­
но. Потянулась заново к бутылке. Губин перехватил ее руку.
- Ступай в ванную, - сказал хрипло.
Пока принимала душ, он тщательно обследовал квартиру,
проверил запор на входных дверях. Разумеется, это была не ее
квартира. Здесь жил, судя по всему, обыкновенный бандерлог,
обезьяна из джунглей, причем мужского пола. Множество «качковых» приспособлений, а также журналы (типа «Плейбой») и
книги (типа «Убийство под одеялом») указывали на то, что здеш­
ний бандерлог воспитывал себя суперменом. Скорее всего, это
было логово Таниного телохранителя, который бдел на стреме.
Возможно, ждал особого сигнала, чтобы появиться перед свет­
лые очи хозяйки во всей своей непреодолимой обезьяньей красе.
Губин горько усмехнулся и пошел на кухню. Поставил чай­
ник на огонь, чтобы попить кофейку. Он был в растерянности.
Дамочка попалась не с двойным, а, похоже, даже с тройным дном,
но это была половина беды. Беспокоило его другое, в чем трудно
было признаться самому себе. Все, что она вешала ему на уши,
было, разумеется, ложью от начала до конца, но ложь была тако­
го свойства, что походила на невероятную правду. Еще в ресто­
ране, вопреки рассудку, он почувствовал, что его тянет к ней,
как молодого жеребца на текущую кобылку. Это было стыдное,
паскудное, неведомое ему доселе ощущение, но двух толкований
оно не имело. Любовная лихоманка шарахнула его по мозгам,
точно ломом, и весь вечер, и всю дорогу ему стоило чудовищных
усилий вести себя нормально. Красивая, развратная ведьма при­
ворожила его, иначе не скажешь, но пока она этого не заметила,
все козыри по-прежнему у него на руках. Весь вопрос в том,
надолго ли? В отношениях с женщинами у него, в сущности, не
было никакого опыта, потому что с той первой, несчастной, юной
своей любви, окончившейся крахом, он относился к ним чисто
гигиенически. Брал, когда требовал организм, использовал с ме­
дицинским прицелом, но ни к одной даже отдаленно не прики­
пел сердцем. Он считал это естественным. У каждого своя судь­
ба. Путь воина, внемлющего космическим голосам, несовместим
с убогими земными страстишками, которые обязательно привно­
сит в жизнь мужчины присутствие женщины. Похоть, обжорство
и алчность - вот три беса, мешающие эзотерическому прозре­

75

нию, превращающие человека в скотину. Кто поддался хоть од­
ному из них, тот уже никогда не поднимется по лунному лучу.
Она замерла в дверях, как бы ожидая его указа, с умытым
лицом, с распущенными волосами, в длинной мужской рубахе
до колен - приготовившая себя на убой невинная курочка-ряба.
И опять, как в ресторане, когда спешила через зал, вязкий сгус­
ток, точно застрявший вздох, запекся в его груди.
- Подмылась? - спросил равнодушно.
Таня опустилась на стул и молча, косясь на него, потянулась
к заветной бутылке. Миша не останавливал.
- Чем больше ты грубишь, - она робко заглянула ему в глаза,
- тем больше желанен. Я заболела, Миша. Что-то вроде любо­
вной кори.
Невероятная правда была как раз в том, что хотя эта женщина
была соткана из лжи и блуда, но все заметнее поворачивалась к
нему незащищенным боком, и делала это, как трагическая ак­
триса на сцене, с каким-то подчеркнутым, зубовным самомучительством. Точно так же пила и водку, словно заливала раска­
ленную, воспалившуюся плоть.
- Ты же не москвичка, гастролерша, - Губин чинно пригубил
кофе. - Откуда пожаловала в столицу?
- Давняя история, - задумалась, поскучнела. - Да и какая те­
перь разница?
- Елизар тебя откуда-то выписал?
- Мишенька, с кем ты воюешь? С женщиной, которая в тебя
влюбилась? И не стыдно?
Все-таки она его переиграла. Слезы на ее ресницах сверкну­
ли, как льдинки. Гениальная была актриса. Он протянул руку и
дотронулся до ее щеки.
- Надо же! Настоящие. Как ты это делаешь?
На секунду-то расслабился и чуть не пропустил удар. Ее ли­
хая пощечина смела со стола две чашки, заварной чайник и хрус­
тальную вазочку с печеньем. Все полетело на пол. Губин улыб­
нулся.
- С тобой не скучно однако.
В следующее мгновение они целовались. Губин вместе со сту­
лом оказался прижат в угол, девушка удобно устроилась у него
на коленях, ногами обхватив за поясницу, упершись пятками в
стену. Не отрываясь от его губ, попыталась расстегнуть, снять с
него рубашку. Это было весело. Они барахтались и пыхтели, как
малолетки. Попутно Таня ухитрилась зацепить столовый нож,
который годился разве что для разделки овощей. Этим декора­
тивным тесаком она все же попыталась полоснуть возлюбленно­
го по шее, но Губин щелкнул ее по запястью, и нож умчался
следом за разбитой посудой. Когда он овладел ею, она вскрикну­

7В

ла так, словно потеряла невинность. Истошный вопль достиг ушей
Витеньки Строгова, который уже минут десять дежурил под
дверью. Пораскинув умишком, он сунул в замочную скважину
ключ и осторожно прокрутил. Но дверь не открылась, потому
что была замкнута на «собачку». Витенька спрятал ключ в кар­
ман и закурил. Через некоторое время к нему на лестничную
площадку вышел Губин. По его строгому, неподкупному виду
Витенька определил, что медлить нельзя. Своей правой, знаме­
нитой колотушкой он нацелил Губину в лоб свирепую блямбу,
но, как и в случае с хозяйкой, нарвался на встречный «блок»,
получил тычок в солнечное сплетение, и присел возле лифта,
чтобы отдышаться.
- Ты зачем приполз, - пожурил его Миша. - Я же тебе велел
не соваться.
- Так вроде звали?
- Это не тебя, дурака, звали. Ну что ж, зайди, поинтересуйся,
если тянет.
Витенька Строгов уже выпрямился в полный рост, подняв­
шись на полметра выше своего обидчика. Но отойти от лифта
почему-то не решался, седьмое чувство подсказывало ему, что
этого не надо делать.
- Пусть сама выйдет. Ты не обижайся, мужик, я же на службе.
- Таня! - крикнул Губин в отворенную дверь. - Иди сюда, тут
тебя спрашивают.
Таня возникла в проеме двери, успев хитро перепоясаться
махровым полотенцем, так что груди и рыжий лобок сияли пер­
возданной наготой, но сама она была как бы в одежде. Витенька
Строгов в смущении потупился.
- Чего хочу спросить, Татьяна Ильинична, я вам еще пона­
доблюсь сегодня?
Таня не удержалась, пискнула от смеха.
- Не понадобишься, сынок. Ступай домой с Богом.
Витенька, забыв, видно, где его дом, ураганом ломанул вниз
по лесенке. До конца недолгой жизни в нем сохранилось кош­
марное воспоминание об этой встрече, когда его пудовый кулак
обломился точно о каменный столб, а сам он был отброшен к
лифту легким толчком сатанинской длани.
Любовники вернулись на кухню и Таня Француженка попро­
сила разрешения выпить еще водочки.
- Пей и рассказывай не спеша, - сказал Миша Губин.
- Ты останешься? Переночуешь со мной?
- Не мели чепухи. Если я тут усну, то уж скорее всего не
проснусь. Это же очевидно.
- Разве тебе не хочется испытать судьбу?
- Она уже до тебя испытана.

77

Таня выпила, похрустела яблоком, закурила, оперла подборо­
док на кулачок и грустно посмотрела на Мишу:
- Ну чего ты еще от меня хочешь?
- Зачем тебя послал Елизар?
- Какая разница. Все равно я не справилась. Ну и наплевать
на все. Хочу быть с тобой. Пойдем в постель.
- Пойдем, - согласился Миша.
В постель она прихватила недопитую бутылку, пепельницу и
сигареты. Миша помог ей лечь поудобнее, сам пристроился на
краешке кровати. Горел ночник на бронзовой подставке, упер­
шись в потолок призрачной желтой стрелой.
- Чего надо от нас Елизару?
- Хочу быть твоей, Миша!
- Сейчас будешь, передохни немного.
Таня отхлебнула из горлышка, а Губин распахнул окно, что­
бы табачная гарь выветривалась.
- Тебя зовут Француженка?
Таня поперхнулась, и чуть ее не вывернуло на коврик. Губин
заботливо похлопал ее между лопаток. Оправившись, она попро­
сила:
- Возьми меня хоть еще разочек, ну пожалуйста!
- Да хоть десять, - пообещал Губин. Он снял брюки и акку­
ратно повесил на спинку стула. Потом перевернул Таню на жи­
вот, приладил повыше, и вошел в нее без всяких проволочек,как
бильярдный шар влетает в лузу. Она так верещала, точно ее на
шомполе сунули в пылающие угли, и это длилось долго, пока он
не выжег в ее чреве огромную дыру.
- Ну вот, - заметил Губин незамутненным голосом, вернув­
шись на краешек кровати. - Если еще понадобится, только на­
мекни.
- Ты сволочь, - всхлипнула Таня. - Я не животное, подлец!
- Как не животное? Что ж ты такое говоришь-то? Именно
животное. Вдобавок ядовитое. Вроде тарантула. И не надо этого
стыдиться.
-А ты сам не такой?
- Нет, не такой. Я обыкновенный мужчина, без всяких заки­
донов.
- А я тарантул?
- Сильно не переживай, я у тебя жало скоро вырву.
По инерции шмыгнув носом, Таня опять прильнула к бутыл­
ке. Ей было так хорошо, как никогда. Наконец-то она прибилась
в тихую гавань, где не дуют промозглые ветры вечного противос­
тояния.
- Если меня бросишь, будешь самой последней сукой.
- Расскажи о себе.

78

- Тебе интересно?
- Может быть.
Ее рассказ затянулся надолго, и Губин чувствовал, как его
усыпляет ее монотонное бормотание. Он не хотел, чтобы ночь
кончалась.

9
Иван Полищук, вольный сын Федора Кузьмича, в деньгах не
нуждался, он нуждался в душевном покое. Он с горечью чувствовалюто не вписывается в острое и хваткое, новое рыночное
счастье. То есть, он не чуждался радостей колониального бытия,
ел и пил вволю, при случае мог спекульнуть чем попало, но всетаки иногда с удивлением замечал, что ему не хватает воздуха. В
тех книгах, которые он проглотил к восемнадцати годам, а оси­
лил он не одну библиотеку, нигде не было сказано, что человек
бывает счастлив, торгуя барахлом или устрашая ближнего писто­
летом и финкой; и напрашивался неприятный вывод: либо все
эти книги были сочинены людьми с совершенно иным мироо­
щущением, чем у ныне живущих, либо большинство его сопле­
менников, особенно ровесников, таких резвых, благополучных,
постоянно озабоченных легкой наживой, посходили с ума и пи­
руют во время чумы. Можно было предположить и другое. На
рыночных дрожжах в России произросло одно или два-три поко­
ления с совершенно уникальными свойствами, и чтобы понять
этих людей, разумнее всего было сравнить их с племенами Но­
вой Гвинеи того периода, когда туда наведался наш славный пу­
тешественник Миклухо-Маклай. Имея на руках большое коли­
чество красивых стеклянных бус и других дешевых украшений
(читай, долларов), он в короткое время стал для папуасов луч­
шим другом, отцом и учителем, впоследствии практически обо­
жествленным. Сходство было настолько разительным, что у впе­
чатлительного юноши, когда он размышлял об этом, сладко кру­
жилась голова. Это ведь было своего рода научное открытие, рав­
ных которому, пожалуй, не было в палеонтологии. Природа была
циклична во всем: как в смене времен года, так и в воспроизве­
дении человеческих конгломератов. Если внимательно вчитаться
в дневники и жизнеописания Миклухо-Маклая, то становилось
очевидным, что дикари Новой Гвинеи были не только просто­
душны и неприхотливы, как молодые русские рыночники, но
также в полной мере коварны, жестоки и злопамятны, и за лиш­
нюю нитку бус им ничего не стоило перерезать всю родню. Иное
дело, что у них не было в наличии танков, пушек и автоматов,
чтобы одним чохом покончить с зазевавшимися конкурентами,

79

поэтому разборки между тамошними племенами затянулись на
полтора столетия, пока всех не выстроили по ранжиру английс­
кие колонизаторы.
Каждый день без устали Иван бродил по родному городу и
повсюду видел одно и то же: слезы и стоны проторговавшихся и
восторженные вопли победителей, сорвавших дневной куш. Все
было точно по Герману: пусть неудачник плачет, кляня свою судь­
бу. Между двумя основными категориями московского населе­
ния - жуликами-везунчиками и жуликами-банкротами - иногда
выныривали промежуточные фигуры: азартного, полупьяного
нищего с протянутой рукой, да нервного обывателя, промышля­
ющего неизвестно чем, крадущегося вдоль домов зябкой поход­
кой и напоминающего своими повадками кладбищенского вора.
Еще много шастало по улицам взвинченных, нарядно одетых
женщин разного возраста, у которых, у всех без исключения, было
написано на лицах одно нестерпимое желание: дай доллар, про­
хожий, а уж я дам тебе все остальное. Куда повымело с улиц
нормальных, обыкновенных людей, прежде так густо населяв­
ших Москву, догадаться было невозможно, и это была тайна,
которая его довольно сильно занимала.
В одном из подземных переходов он купил забубенную газет­
ку «Московский комсомолец», наскоро ее пролистал и сразу на­
ткнулся на заметку, которая, в общем-то, косвенно приоткрыва­
ла тайну исчезновения из столицы нормальных людей. Заметка
игриво называлась «Выпал из гнезда», и рассказывала о пожилом
господине, который от недоедания и ужаса текущих дней еле
добрался до окна и сиганул с шестого этажа на мокрый асфальт.
Тут к Ивану приблизилась девочка лет двенадцати, в опрят­
ном школьном фартучке, тронула его за рукав и пропищала про­
куренным детским голоском:
- Дяденька, у вас не найдется двести рублей?
- Может, и найдется. А зачем тебе?
Кроха озорно подмигнула:
- Дедушке капли купить, зачем же еще. Но если вы хотите
развлечься, это обойдется дороже.
- Как это развлечься? - удивился Иван, хотя мог бы догадать­
ся без глупых вопросов.
Кроха оглянулась по сторонам.
- Можем пойти ко мне, я ведь недалеко живу.
- Сколько же стоят твои развлечения?
- Вы такой красивый. Десять долларов меня устроят.
- А если отведу тебя в милицию?
Девочка отшатнулась, скривила губы.
- Нет, дяденька, не отведете.
- Почему?

80

- Вы же добрый, я вижу.
Обескураженный этой встречей, Иван, как во сне, проехал
пять остановок на троллейбусе до ларька, где работал его недав­
ний однокашник и друг Дема Смирнов. Его впустили в палатку,
усадили на стул и сунули в руки банку немецкого пива. Кроме
Демы тут управлялся еще один смуглоликий паренек лет двадца­
ти двух, а у стеночки прямо на полу кимарила девица в растре­
панном обличье, как бы приготовленная на выставку нижнего
дамского белья.
- Знакомься, - сказал Дема. - Это Миша, он из Мелитополя.
А это Нинка, она скоро очухается. Немного заболела натощак.
Ну как, надумал?
- Чего надумал?
- Вот, - сказал Дема Мише. - Был человек человеком, а стал
как пидер малахольный. Последний раз говорю, Ванек, вступай
в долю, и завтра же открываемся на Краснопресненской. Или я
контачу с другим пацаном.
- А бабки у него есть? - спросил Миша.
- В том-то и дело. У него бабок, как у нас с тобой гороха.
Плюс такая крыша, которая нам и не снилась.
- Про крышу откуда взял? - второй раз за утро удивился Иван,
но тут же сообразил, что Дема последние пол года тайно ухлесты­
вал за Леночкой Савицкой, вот она ему, видно, что-то такое и
наплела.
- Жри пиво, конспиратор, - развеселился Дема. - На размыш­
ление даю еще сутки. Думай.
- А чего думать? - вступил Миша. - Навар без будды. Четы­
реста процентов гарантирую.
- Миша знает, что говорит, - пояснил Дема. - Он в этом биз­
несе с колыбели.
- В каком бизнесе?
Дима покосился на спящую красавицу.
- Травка, чудак. При этом без всяких приколов. Напрямую.
- Круто, - кивнул Иван. - Но я - пас.
- Обоссался, что ли?
Иван поднял на него холодный взгляд и старый кореш нерв­
но хихикнул:
- Шутю, шутю! Не хочешь, не надо. Пацанов хватает нуждаю­
щихся.
Закопошилась девица на полу, отворила пустые, подрисован­
ные глаза:
- Мальчики, помираю. Дайте глоточек.
Миша, не глядя, протянул ей открытую бутылку портвейна.
Девица запрокинула голову и жадно забулькала. Снаружи возник
покупатель и попросил две пачки «Кэмела». Первый покупатель
6 “Подвиг" №2

__

81

за полчаса. Это была еще одна из маленьких тайн рынка, нераз­
гаданная Иваном. Откуда бралась прибыль в «комках» при таком
спросе? Девица, утерев рот ладошкой, капризно протянула:
- Где же моя юбка? Эй, кобели! Куда дели юбку?
Дема деловито поинтересовался у однокашника:
- Не хочешь с утра?.. Очень полезно для здоровья.
- Черт поганый! - завопила девица. - Ты чего за меня распо­
ряжаешься?! Ты что, меня купил?
Миша сказал примирительно:
- Не надо шуметь, Ниночка. Люди мимо ходят, чего подума­
ют. Мы же тебе дали пятьдесят штук, разве мало?
- За пятьдесят штук, - злобно прошипела Ниночка, - кобылу
трахай в своем Мелитополе, чурка вонючая! А я...
Досказать не успела, потому что Миша с короткого взмаха
вмазал ей ребром ладони по губам. Иван отставил пиво и со сло­
вами: - Как-то у вас душно, братцы! - выскользнул из палатки.
Не успел прикурить, следом вылетела Ниночка с юбкой в руке и
с окровавленным ртом. Иван загородил ее от прохожих, пока она
одевалась, и дал платок, чтобы вытерла кровь. Пошли рядом по
набережной. Девушка то и дело спотыкалась и хватала Ивана за
локоть.
- Тебя как зовут?
- Иван.
- Слушай, давай выпьем где-нибудь, а то меня всю трясет.
По пути как раз попался шалманчик, в котором подавали го­
рячие сосиски, а также пиво и коньяк. Столики на открытом
воздухе.
- Учти, я угощаю, - предупредила Нина.
- Да мне ничего не надо. Посижу с тобой просто так.
Он донес до столика коньяк, пиво и сосиски. Кроме них, кли­
ентов не было.
После коньяка Нина действительно немного успокоилась, а
то ее колотило, как в лихорадке. Лицо у нее было нежное, сим­
патичное, с задорным прищуром, но чересчур озабоченное. Обык­
новенно Иван сторонился припадочных девах, ошивающихся в
«комках».
- Какие ублюдки, да?! - сказала Нина. - Ты тоже с ними заод­
но?
- Я сам по себе.
- Знаешь, почему я к тебе потянулась?
- Почему?
- У тебя глаза хорошие. Ты не такая свинья, как они. Можешь
отомстить за меня?
- Как это?
- Поклянись, что отомстишь!

82

- Клянусь, - сказал Иван. На набережную пряно, свежо тяну­
ло и солнышко проглядывало сверху как-то по-особенному лас­
ково.
Нина объяснила, что ему необходимо сделать. Он должен под­
стеречь Мишу поздно вечером возле его дома в удобном месте,
которое она заранее покажет. Миша возвращается домой всегда
точно в половине первого, потому что у него в квартире живет
какая-то приезжая телка, которая сечет его по минутам. Миша
никого не боится, кроме своей телки. Иван должен его подсте­
речь и по-тихому замочить.
- Согласен? - настороженно спросила Нина, пронзая насквозь
бедовым, пьяным взглядом.
- Конечно, согласен. Только не пойму, за что ты на него так
взъелась? Неужто из-за одной оплеухи?
- Не только из-за этого. Он, гнида поганая, обращается со
мной как со скотиной, а обещал... Он мне про эту телку ничего
не говорил, так пел, так пел! Я уши и развесила. Стала бы я с
ним по всем углам шарашиться, с трихомонозой вонючей. Он
знаешь сколько бабок имеет на своей травке? Но на мне он осек­
ся. Я не подстилка.
- Он что, обещал жениться?
- Пошел он со своей женитьбой! Обещал квартиру снять раз. Шубу купить - два. А оказалось, я для него тряпка половая,
чтобы ноги вытирать. Но у меня своя гордость есть, как ты дума­
ешь?
- Так это сразу видно, - признал Иван. - Но все-таки может
не стоит так уж сгоряча мочить? Может, изувечить для начала.
Вдруг он одумается?
- Я тебе нравлюсь?
- Еще бы.
- Не врешь?
- Да нет, ты красивая женщина.
- Ну вот, - сказала она удовлетворенно. - Сделаешь, и я вся
твоя. В любом месте, сколько хочешь раз.
- Заманчиво, - задумался Иван. Нина допила коньяк, а он
отхлебнул пива. Некоторое время они молча, будто в сонной оду­
ри, любовались белым катером, который выгребал на середину
реки, обвешанный рекламными плакатами. Отсюда, издалека,
можно было разобрать только один: «У МММ - нет проблем».
- Ладно, - сказал Иван. - Поехали, провожу домой, а вечером
позвоню.
Нина уткнулась носом в пустой стакан и вдруг разрыдалась
навзрыд.
- Ты чего?
6*

83

Оказалось, ей некуда идти. Из квартиры ее не далее как се­
годня утром вышвырнул пьяный, безумный отец, вдруг взбесив­
шийся якобы от того, что она не ночевала дома. Но это была
просто придирка, повод. На самом деле он терроризировал и ее,
и мать из-за того, что на своем говенном заводе зарабатывал двести
тысяч в месяц и еле сводил концы с концами, тогда как у них с
матушкой иногда водились крупные бабки. По своей совковой
психологии вот именно этого он не мог им простить. Из ее слез­
ного бормотания Иван понял только одно: после того, как он
разделается с Мишей, ему неминуемо предстояло мочить и батюшку-тирана.
- Чего же ты такая свирепая, Нин, - осудил ее Иван. - Только
один у тебя приговор: мочить и мочить. Да так мы с тобой полМосквы перемочим.
- Купи еще коньяка. У тебя деньги есть?
Пока ходил к окошечку раздачи, обдумал создавшееся, ще­
котливое положение. Бросить пьяную потаскушку посреди Мос­
квы было как-то не по-мужски, вроде она ему как бы и довери­
лась; а куда ее деть? Разве что отбуксовать домой и дать ей часи­
ка три соснуть, но перед матерью неловко. Хотя все же он скло­
нялся к тому, что придется отбуксовать.
После очередной дозы Нину потянуло на откровения. Но сна­
чала она попыталась причесаться и подкрасить губы, и одарила
Ивана сокровенным, многообещающим взглядом.
- Меня, если хочешь знать, два раза в кино приглашали сни­
маться. Не веришь? Настоящий режиссер, без туфты, не хочу
называть фамилию, тебе плохо станет.
- Это неудивительно. Такие девушки на дороге не валяются.
- Ты дурачок, внешность не главное. Главное - талант. Хо­
чешь, стихи почитаю?
- Конечно, хрчу!
Нина еще раз попробовала привести в порядок волосы, отче­
го прическа ее стала похожа на копнушку сена, поваленную на­
бок, и заунывным голосом, но очень громко, с отчаянной жести­
куляцией и немыслимыми ударениями провыла два четверости­
шия Евтушенко. Впечатление было настолько сильным, что не­
сколько прохожих, пригнув головы, как при бомбежке, перебе­
жали на другую сторону набережной, а из палатки выглянул ис­
пуганный продавец.
- Ну как? - спросила Нина самодовольно.
- Гениально! - искренне восхитился Иван. - Куда там старухе
Тереховой.
- Хочешь, спою?
- Не надо. Пойдем ко мне, познакомлю тебя с матушкой. Ей
споешь.

84

-

Ты хочешь познакомить меня со своей мамой?
Ну, а чего тянуть?
Ваня, ты что же, влюбился в меня?
Есть маленько, - скромно признался Иван.

Ася всех гостей принимала одинаково - с христианским сми­
рением. Ее не слишком смутило, что девушка пьяна и с разбиты­
ми губами. Она сводила ее в ванную и переодела в свой халат, а
потом предложила молодым людям пообедать, но сын сказал,
что Ниночке прежде всего следует выспаться, потому что она с
ночной смены. Нина прошептала уже в полусне:
- Ты разве не ляжешь со мной?
- Пока нет. Для меня это слишком серьезно.
Ася приступила к сыну с расспросами: кто она, да что она?
- Сиротка, мамочка. Несчастное дитя красивой рыночной
мечты. Мне никто не звонил?
- Да от кого ты все ждешь звонка?
Иван редко посвящал мать в свои проблемы и часто водил ее
за нос для ее же спокойствия. Она хоть и обложилась религиоз­
ными справочниками и молитвенниками, но от любого шороха
вздрагивала. Башлыков сказал ему: жди! - и он ждал уже вторую
неделю. Матери врал, что устраивается на работу. Ему действи­
тельно надоело болтаться без дела. Но что он мог придумать?
Разве что приткнуться в какой-нибудь институт. Это было те­
перь легко: отстегивай сумму - и учись на здоровье. Филипп
Филиппович предлагал обосноваться в университете на мехмате.
Он говорил: все пройдет, а точные науки пребудут вовеки. В от­
вет Иван резонно напоминал: что точно так же патриоты думали
о России. И где она теперь?
- Эта твоя сиротка? - спросила мать. - Она что же, надолго у
нас поселится?
- Что ты, мамочка! - Иван со скукой поедал котлеты. - Пос­
пит пару часиков и снова на панель.
- Какой ты бываешь жестокий... А родители ее что же? Умер­
ли?
- Да нет, вроде живы.
- Как же она может быть сироткой при живых-то родителях?
- Выгнали ее.
- За что?
- За проституцию, я полагаю. Вдобавок наркоманка.
- Бедная девочка... Такая еще молодая...
В эту минуту раздался долгожданный звонок Башлыкова. Со
странным томлением Иван вслушивался в его напористый голос.
- Можешь сейчас подъехать ко мне?
- Да, конечно, - сказал Иван.

85

Через полчаса добрался до Лесопарковой и поднялся в лифте
на шестой этаж обыкновенного жилого дома. Дверь открыл Гри­
горий Донатович и провел его в комнату. Подозрительно спро­
сил:
- Пьешь, что ли? Почему пивом воняет?
- Нет, не пью.
- Если пьешь, разговора не будет.
- Я же сказал: не пью.
Башлыков усадил его на стул, сам сел напротив. Глядел стро­
го, будто обнюхивал. Глаза сухие, пристальные.
- Помнишь, кем был твой отец?
- Кем же?
- Он был мужественным человеком. Богатырем.
- Возможно. Но у меня два отца, - усмехнулся Иван, чувствуя
непонятную ломоту в суставах.
- Что сам умеешь делать? Чему-то ты ведь научился за восем­
надцать лет?
- Думать научился.
- Это немало. И что же надумал?
- Вот к вам прийти.
Ивана не смущал чудной допрос, хотя он был не совсем в
своей тарелке. Получалось, что этот сероглазый, лысоватый му­
жик с первой минуты знакомства как бы имел право распоря­
жаться его судьбой, и кроме прямого разговора между ними шел
какой-то тайный головокружительный сговор.
Башлыков хлопнул в ладоши и с кухни явилась статная, мо­
лодая женщина с подносом в руках. На подносе кофейник и чаш­
ки.
Хозяин их познакомил.
- Моя маруха, Людмила Васильевна. А это Ваня Полищук. На
работу его беру с испытательным сроком.
Женщина, пока разливала кофе, два раза крепко прижалась к
нему бедром. Башлыков это видел.
- Девушка у тебя есть, Вань? - спросил он.
- Нет.
- Это хорошо. Кроме матушки, некому будет горевать, если
башку оторвут.
- Да, - согласился Иван. - Пожалуй, что и некому.
...Домой вернулся к вечеру. Мать с Ниной пили чай на кухне,
- раскрасневшиеся, возбужденные, как две задушевные подруж­
ки. Он особенно не удивился: обе неприкаянные, с куриным
умишком, почему бы им не найти общий язык. Строго распоря­
дился.

№

- Ты, Нинель, сиди здесь, а ты, мамочка, выйди-ка ко мне.
- Куда выйти? - испугалась Ася.
- В комнату, куда же еще.
Матери наедине попенял:
- Она почему до сих пор тут?
- Ой, сынок, напрасно ты так. Она хорошая, только несчаст­
ная. Мы же с ней молились, пока тебя не было.
- И ночевать останется?
- Дак пускай поживет несколько дней, какая нам обуза?
- Я не против, это твой дом. Только не реви, когда серебря­
ных ложек не досчитаешься.
- Бог с тобой, Ванечка! Разве можно так о людях думать? Ты
бы слышал, как она поет. Я даже прослезилась.
- А спать где будет?
- Со мной, на раскладушке.
- Ладно, пойду с ней потолкую.
- Не обижай ее, пожалуйста!
Нина на кухне вовсю дымила вонючей сигаретой. Иван сига­
рету отобрал, потушил под краном и опустил в помойное ведро.
- Тут тебе не кабак, заруби себе на носу.
- Ой, какие мы грозные!
Она попробовала его приобнять, но он отстранился.
- Ты протрезвела?
- А то не видишь, - Ниночка кокетливо поправила челку.
- Тогда запомни. Мать я люблю, обижать ее нельзя. Чуть ка­
кой промах с твоей стороны, костей не соберешь.
- Да ты что, Ваня?! Ты меня за кого принимаешь?
Иван взял ее руку повыше локтя и сжал. Ниночка побледне­
ла, но даже не пискнула.
- Я не Мища, - сказал он. - Бью сразу насмерть.
- Постыдись, Ваня! Я все-таки женщина.
- Мое дело предупредить... Мама! - Ася мигом прибежала.
- Что такое, сынок?
- Дай чего-нибудь пожрать, я не ужинал.
- Где же ты был целый день?
- На работу устраивался.
На этот раз не соврал. С запиской Башлыкова съездил в пре­
фектуру, где ему был заказан пропуск. Его принял пожилой чи­
новник по имени Геннадий Яковлевич. Побеседовал с ним ми­
нут десять и остался доволен. Велел на другой день принести
документы: паспорт, диплом... Башлыков напутствовал так:
- Оформят тебя курьером или делопроизводителем, или еще
кем - неважно. Хоть плевки подтирай, но через месяц должен
стать там своим человеком. Примелькаться. Вопросы есть?

17

Вопросов у него не было. Ночь он спал крепко. Только раз
проснулся. Ниночка сидела на кровати, призрачная в лунном
свете.
- Можно к тебе? Мама спит.
Теплой грудью прильнула к его ногам.
- Когда понадобится, сам позову.
- Но я же должна отблагодарить... Ванечка, я тебе совсем не
нравлюсь? Ни чуточки?
- Ты на карантине. И этим все сказано.
- Как это?
- Принесешь завтра справку из вендиспансера.
- Сволочь ты, Ванька!
- Иди, не разгуливай меня.
Перевернулся на правый бок и мгновенно уснул. Но во сне
овладел ею, со сноровкой опытного мужика. И она даже не дога­
далась, что была у него первой женщиной.

II
Прямо с аэродрома, где их встретил Губин, поехали на сове­
щание к Серго. Вдовкин всю дорогу ерепенился, бурчал, что в
гробу он видел бандитские сходки, что хочет спать, и даже сделал
попытку выскочить из машины на ходу. Его буйство объясня­
лось тем, что в самолете Алеша не дал ему толком опохмелиться.
За поддержкой Вдовкин обратился к Губину:
- Мишель, ты единственный интеллигентный человек в этой
шайке, скажи, после таких нагрузок человек должен отдохнуть
или нет? Надо же иметь уважение хотя бы к возрасту.
- Женя, уймись, - сказал Михайлов. - Ты не хочешь видеть
Серго, но он же простил тебе Пятакова. Прости и ты ему. Забудь
прошлое. Прошлого нет, ты это знаешь не хуже меня.
В просторном кабинете Серго, за уставленным питьем и за­
кусками столом, как на правительственном банкете, сошлись семь
человек: Башлыков, Михайлов, Вдовкин доброжелательный хо­
зяин Сергей Иванович Антонов (Серго), Губин и двое пожилых
господ в одинаковых темных костюмах, в одинаковых белых ру­
башках, в бледно-розовых, модных галстуках и с кожаными кей­
сами, которые лежали у каждого справа. Первым делом Серго
представил гостей. Оба курировали кавказский регион, в час­
тности, Грузию. Одного звали Иван Лукич Севастьянов, другого
- Иван Емельянович Прохоров. У обоих было за плечами по двад­
цать лет работы на ответственных должностях в МИДе, оба пос­
традали от новомодных внешне-политических веяний и до сро­
ка, в один день были спроважены на пенсию.

«

Справку они готовили сообща, но докладывал Иван Емель­
янович, как старший по званию: его уволили с поста заведующе­
го отделом, а Иван Лукич был всего лишь выездным куратором.
Картина, которую нарисовал Прохоров, была подтверждена мно­
жеством документов, но малоутешительная, особенно в части
выводов. Если брать голые факты, то выходило, что под контро­
лем южного капитала было шестьдесят пять, семьдесят процен­
тов всего торгового оборота в Москве, правда сюда не входили
сделки с недвижимостью, где процент был поменьше, хотя тоже
очень значительный. Так что страхи оппозиции, которая счита­
ла,что родина по дешевке распродается исключительно на Запад,
были преувеличенными. Она распродавалась и на юг.
С другой стороны, математическая статистика еще мало о чем
говорила. Экономический распад и политическая нестабильность
в южных республиках достигли такой угрожающей стадии, что
вчерашние мультимиллионеры вполне могли завтрашним утром
проснуться нищими. Жесточайший передел собственности и су­
дорожные попытки южных магнатов удержать захваченные плац­
дармы окрасились в пламенный цвет братоубийства. На благос­
ловенных берегах и сказочных плоскогорьях Кавказа не было
места, где не лилась бы кровь и не пищал придавленный балкой
младенец. Чума гражданской войны ощерила гнилой зев над
многострадальной Грузией, Арменией и Азербайджаном.Тамош­
ние властители, как их московские подельщики, давно переста­
ли соображать, на каком свете они пируют, хотя некую опреде­
ленность их замыслам придавала общая, подобная внезапной
лихорадке, ненависть к бывшему Старшему брату. Правда, нена­
висть отчасти была гипнотическая с уклоном в восточный площадный театр. Когда русский медведь наконец-то ослабел, и по­
явилась возможность прокусить ему хотя бы пятку, только лени­
вый ею не воспользовался. Обыденный грабеж бескрайних рос­
сийских территорий все чаще принимал формы экзальтического,
морального изуверства, и как раз то, что поверженный, оскоп­
ленный^ надорванной становой жилой, придурковатый Иван не
оказывал никакого сопротивления, а лишь робко жался к Ураль­
скому хребту, добавляло в действия разгоряченных соседей кру­
тую замесь безумия. Меч Ислама, ядовитая, отменно намылен­
ная долларовая удавка Запада и самодельный сапожный нож ук­
раинского единоплеменника кучно нависли над Россией, и каза­
лось, ей уже неоткуда ждать спасения. Спившийся, утомленный
семидесятилетним большевистским игом русский народец сми­
ренно, радостно приуготовился к ритуальному четвертованию,а
его многомудрые пастыри озабоченно, как встарь, талдычили о
Божием промысле и необходимости внутреннего самосовершен­
ствования, при этом голоса их были почти неразличимы в вое-

89

торженном клекоте победителей. Конец северного монстра был
недалек, но тут произошла небольшая заминка. Точно так, как в
стае волков, добивающих матерого оленя, но отвлекшихся на
кровь волчонка-подранка, в стане победителей начались собствен­
ные яростные междоусобные схватки, и это вдруг отодвинуло
окончательное переваривание российского полутрупа на неоп­
ределенный срок.
На собравшихся за столом искусный доклад Ивана Емель­
яновича произвел сильное впечатление.
Сергей Иванович, который на правах хозяина как бы вел со­
вещание, предложил задавать вопросы, но откликнулся только
один Вдовкин:
- Вам сколько заплатили за халтурку, господа?
Гости смущенно переглянулись, но Иван Емельянович отве­
тил незамедлительно:
- По тысяче долларов, как договаривались.
Вдовкин хмыкнул:
- Ловко обстряпано. Я бы не дал ни копейки.
- Будешь бузить, Петрович, - заметил сидевший рядом Але­
ша, - посажу под домашний арест.
Вдовкин виновато на него покосился и набутил очередной
фужер пива.
Серго, чинно поблагодарив, отпустил гостей, и дальше беседа
пошла в узком семейном кругу. Проблема была понятная: с кав­
казцами надо срочно разбираться. В последний год отношения с
ними в Москве установились взаимно-уважительные,но при та­
ком значительном позиционном перевесе южных группировок,
хрупкое нынешнее равновесие никого, конечно,не успокаивало.Достаточно было одной искры, чтобы город взорвался. Искра
могла сверкнуть откуда угодно.Чуть-чуть, к примеру, не полых­
нуло после неосмотрительного распоряжения мужественного
Лужкова,который кинулся выселять чечню из гостиниц. Однако
какая-то умная голова в горах быстро скумекала, что устрашаю­
щий указ ничем не грозит синдикатам, и предпринят с реклам­
ной целью, чтобы втереть очки дремучему московскому обывате­
лю в виду возможных выборов.
В принципе, вопрос с кавказским нашествием имел два ре­
шения. Первое решение хирургическое: мгновенная глобальная
акция с налетом на штабы, с физическим устранением полусо­
тни мелких и крупных паханов и такое прочее, иными словами,
«буря в пустыне» в домашнем варианте, которая при удаче могла
в одночасье изменить соотношение сил, но влекла за собой не­
избежный ответный террор. Само по себе, как заметил Серго,
это не так страшно, больно рожи у будущих террористов примет­
ные, да и дома, как известно, стены помогают; но все же продол­

98

жительная заваруха дурно отзовется на сотрудничестве с инозем­
ными фирмами, и будет подорвано доверие к русским партне­
рам, а доверие в бизнесе то же самое, что дрожжи при производ­
стве самогона. Впрочем, сил для мощного превентивного удара,
как уверил Башлыков, у них достаточно, засандалить такую ак­
цию он брался в любой момент.
- Собираемся пятый раз, - раздраженно заметил Башлыков, и все время я повторяю: хватит трепотни. Надоело! Кавказцы
уважают только силу, не мной придумано. А чтобы силу уважа­
ли, надо ее показать.
Второе решение было эволюционным: исподволь оно уже осу­
ществлялось. В южные кланы внедрялась агентура, перекупались
курьеры и наблюдатели, заключались совместные контракты на
поставки сырья, на подставных лиц приобреталась земля и не­
движимость в республиках, но то же самое, и с таким же тара­
каньим упорством производила и противная сторона. Такое пе­
ретягивание каната грозило затянуться на десятилетия.
Ждали слова Алеши Михайлова, потому что никто больше не
сомневался в его праве на власть. Последний сомневающийся Гоша Пятаков, мирно дремал вечным сном под мраморной пли­
той на Щербинском погосте.
- Действительно, - сказал Алеша. - Переливаем из пустого в
порожнее, а кавказцы все наглеют. Иногда даже плюют нам в
глаза.
- Что ты сам предлагаешь? - хмуро спросил Серго.
- А ты?
- По мне лучше погодить. Над нами не каплет.
- Тебе, Серенький, пора открывать обувную мастерскую на
Тверской. Валенки подшивать. Там уж точно тебя никто не тро­
нет.
Серго благоразумно промолчал. Придет час, привычно уте­
шил он себя, и этот валенок я напялю на твою глумливую рожу,
скот.
Неожиданно на помощь ему пришел Башлыков.
- Любишь ты, Алексей Петрович, загадки загадывать. Ну лад­
но, Серго будет валенки подшивать, я - галок стрелять, а ты что?
У тебя какие планы? Скажи, если мы в одной упряжке. Мы все
же не пешки.
Алеша отпил водицы из хрустального стакана, на его лице
сияла обычная ангельская улыбка.
- Проблема, ребятки, вовсе не в кавказцах, - сказал он задум­
чиво, обращаясь как бы к одному Башлыкову. - Это они на по­
путном ветре так резво рванули. Ветерок стихнет - и где они?
Опять мандаринами на рынке торгуют, да гирьки у весов подпи­
ливают. Их сила только в нашем раздоре. А наша слабость еще в

91

том, что мы по-прежнему все через зад делаем. Все нам кажется,
замочи часового - тут тебе и вольная волюшка.
- Опять загадки, - вспылил Башлыков. - Уж лучше тогда по
домам разойтись.
- Разойдешься, когда прикажут, - урезонил его Михайлов. Давай Вдовкина послушаем. Он у нас самый образованный.
- Давай послушаем, - не утерпел Серго. - Почем нынче бе­
ленькая в ларьках? Пусть расскажет.
Вдовкин был пьян, зол и сосредоточен. На Серго не взглянул.
Со смерти Тани прошел год, но не было минутки, чтобы он ее не
помнил. Он не верил в загробный мир, поэтому не надеялся ее
больше увидеть. Вино приносило забвение, хотя и несло с собой
угрозу слабоумия. Зато оно было всегда под рукой, и отвратите­
лен был, в сущности, лишь миг утреннего пробуждения. Дей­
ствительность была абсурдной, полной призраков, но даже в ней
выпадали события, которые изумляли Вдовкина.К примеру, по­
ездка в Цюрих, или вот эта бандитская сходка, до невероятных
совпадений пародирующая научные симпозиумы, на которых
когда-то ему доводилось бывать. Торжественность всего сущего
внушала пьяному Вдовкину благоговейный трепет. Можно было
верить в Бога или не верить, но в нелепых повторениях, в мани­
акальном блуждании человека по замкнутому кругу совершенно
очевидно проявлялась насмешливая воля Творца.
- Михайлов прав, - сказал Вдовкин. - Отдельной чеченской
проблемы, или кавказской, или татарской, нет в природе. Есть
правила игры для бедных и есть правила игры для богатых. Это
надо понять. Богатые давно играют на уровне государственных
монополий, а мы вертимся внизу среди криминальных группи­
ровок. Речь идет о переходе в иную среду обитания, только и
всего.
- Молодец! - воскликнул Алеша. - И что предлагаешь?
- Лобби в выборных органах и влияние на правительство. При
нормальном капитале - это осуществимо. Вполне.
Миша Губин через стол дотянулся и добавил ему в фужер
свежего пивка.
- Заслужил свою выпивку, герой!
Через минуту Михайлов распустил поделыциков, в комнате
они остались вдвоем с Серго.
- Что об этом думаешь? - спросил Алеша.
Серго не стал мямлить и уворачиваться по своей природной
мужицкой привычке.
- Без Елизара не сдюжим.
Алеша грустно покачал головой.
- Серенький, когда наконец проснешься? Елизар нас обоих
давно к вышке приговорил. Даже не понимаю, чего медлит.

92

- К старости боится пуп надорвать. За ним и так трупы шта­
белями. Но конечно, на объединение он вряд ли пойдет. Зачем
ему... Кстати, что думаешь про Башлыкова?
- Это твой человек, не мой.
- Тут такой выходит расклад, если валить старика, то... без
Башлыкова никак.
- По зубам ему?
- Еще бы! - смягчился сердцем Серго. - От этого бредового
майора меня иной раз оторопь берет. Полагаю, за солидный куш
он к завтрему пол-Москвы передавит.
- Пол-Москвы не надо, - улыбнулся Алеша, - а старого черта
все равно придется потревожить. Хотя ему, видишь, и динамит
нипочем.
- Крепко жить хочет, падаль.

и
Таня Француженка кинулась во все тяжкие, леча тоску. Пер­
вым делом наведалась к старинному сердечному другу Лошакову. Разглядев ее через глазок, профессор отомкнул чугунные за­
совы, распахнул дверь и заверещал что-то невразумительное, ра­
достное, кланяясь и гримасничая, точно китайский болванчик.
Таня, вместо приветствия, сходу влепила ему дружескую оплеуху
и прошествовала в комнату. Лошаков плелся за ней, заторможенно подвывая.
- Господи, Андрей Петрович, на кого ты стал похож?!
Годы действительно не пощадили страдальца. Обрюзгший,
тучный, заплесневелый, но с сияющими наивной голубизной
глазками, он был весь как воплощение власти рока над рассуд­
ком. Куда подевались его спокойная рассудительность и мягкие,
обволакивающие манеры дамского угодника. Счастливое деся­
тилетие прогрессивных реформ наложило на него роковую пе­
чать. Каждая жилочка у него ныла. На заре перестройки, доверясь меченому властолюбцу, он вместе со всем народом востор­
женно устремился на подвиг сокрушения ненавистного коммунячьего режима. Отложив в дальний угол научные труды, стал
завсегдатаем всех демократических митингов и тусовок, сочинял
прокламации, вел активную агитационную работу в массах, и в
конце концов удостоился личной дружбы двух великих людей
современности - православного пастыря Глеба и изумительного
остроумца и аристократа Гаврилы Попова. Когда взошло божес­
твенное солнце августа, стоял рядом с ними, в праздничной тол­
пе и, не стыдясь слез упоения, впитывал вдохновленную речь
Бориса Николаевича, перышком взлетевшего на поверженный

93

танк. Каждое его святое слово каменной плитой рушилось на
головы взбесившихся партаппаратчиков в Кремле, замысливших
усыпить прозревший, но слепой народ иезуитскими песнопени­
ями. В незабываемый день Лошаков и сам чувствовал себя бы­
линным витязем, призванным спасти беспомощное людское стадо
от нового, еще более изощренного ига. Пронизывающий вихрь
революции скорчил его интеллигентское тельце в сладостраст­
ной судороге.
Впоследствии случилось много такого, что привело к тягост­
ным сомнениям его не до конца оскудевший ум. Когда делился
этими сомнениями с соратниками, то они большей частью взи­
рали на него, как на полоумного. Но на его глазах спасенный
народец взялся вдруг потихоньку вымирать от недоедания, а вче­
рашние побратимы, переделив государственную собственность,
зажили беспечной жизнью римских патрициев. Да и на собствен­
ной шкуре Лошаков испытывал некоторые неудобства. Будучи
ведущим сотрудником одного из закрытых НИИ, принадлежа­
щего к оборонному комплексу, он оказался в сложной мораль­
ной ситуации. С одной стороны, оставался правоверным демок­
ратом, защитником всех угнетенных, гневным обличителем ком­
мунизма, а с другой стороны, по ранжиру принадлежал к тем,
кто, по разъяснениям авторитетнейших экономистов, самим фак­
том своего существования мешал свободному развитию рыноч­
ной благодати. По вредности для демократических преобразова­
ний его лично можно было приравнять разве что к крестьянину,
продолжавшему с пещерным упрямством цепляться за общин­
ное хозяйство.
В одну из гнусных минут нравственного раздвоения Лошаков
решился позвонить отцу Глебу. Великий демократ около получа­
са терпеливо слушал его унылое брюзжание, а потом, сказав: Гореть тебе в геенне огненной, ренегат! - повесил трубку.
Окончательно оттолкнул Лошакова от активной политичес­
кой деятельности совсем, казалось бы, пустяковый эпизод. Както возвращаясь вечерком еще по свету с работы, он наткнулся на
банальную уличную сценку: два дюжих омоновца шмонали ка­
кого-то пожилого гражданина, явно красно-коричневой внеш­
ности, видимо, проверяли у него документы. Любопытствуя,
Лошаков остановился рядом и черт его дернул вякнуть:
- Что, братцы, поймали прощелыгу?
Позже, анализируя случившееся, Лошаков вынужден был при­
знать, что вмешаться в совершенно не касающееся его событие
его вынудило сложное и не вполне пристойное чувство. Как все
нормальные люди, он боялся омоновцев с их звериным, неуп­
равляемым инстинктом насилия, но одновременно глубоко ува­
жал, как неподкупных, яростных защитников народовластия.

94

Сквозь их жутковатые маски сама власть глядела на своих под­
данных недреманным, непримиримым, пристальным оком; и
Лошакову трудно было преодолеть в себе желание, зудевшее,
подобно воспаленной предстательной железе, хоть как-то, хоть
бочком приблизиться к ней, вступить с властью в контакт, ощу­
тить на себе ее благотворное тепло. То же самое жгучее чувство
он легко угадывал и в других интеллигентах, известных писате­
лях и актерах, то и дело мелькающих на телеэкране с умильно­
доверительным выражением на лицах. Слова, которые они про­
износили, не имели никакого значения. В сущности при любых
обстоятельствах, молясь или поругивая, они все обращались к
власти с единым заклинанием: поглядите на меня, какой я вер­
ноподданный, какой весь навеки ваш! Однако, увлеченные обыс­
ком, омоновцы не вняли его прекраснодушному настрою, и один
из них, не оборачиваясь, рыкнул:
- Пошел прочь, ублюдок!
Тут бы внять, уйти, да где там! Уже больше от страха, чем от
обиды, Лошаков возмущенно произнес:
- Ну зачем же так, братцы, какой же я вам ублюдок?
Тогда тот же самый, который рыкнул, все же оглянулся и с
ленивым раздражением поинтересовался:
- Уймешься ты, наконец, жидовская морда? - и как бы для
убедительности опоясал по черепу резиновым жезлом. От вар­
варского обращения в башке Лошакова лопнули какие-то сосу­
дики, там образовалась маленькая гематомка, и видимо, как раз
в том месте, где находился мозговой узелок, управляющий всем
его политическим задором. Лошаков побрел к метро, поскули­
вая, еле волоча ноги, но в то же время чудесным образом исце­
ленный...
- Что с тобой? - повторила Француженка, получше разглядев
его. - Ты что, горькую запил, старый дурак?
- Что ты, Танечка, что ты, как можно! - забормотал Лошаков,
виновато склонясь перед ней. - Такая радость нежданная. Уж не
чаял увидеть.
- А почему такой жирный и опухший?
Лошаков попытался объяснить, но не смог. Редкие визиты
желанной гости, и даже воспоминания об этих визитах, вводили
его в грешный, почти мистический экстаз. В его бредовой, ны­
нешней жизни ее присутствие было благословением Божьим, или
сатанинским наваждением, - он давно запутался в этих поняти­
ях, но твердо знал одно: рано или поздно она его оставит, зачем
он ей, и тогда все его житейские хлопоты вообще утратят всякий
смысл. Занятия наукой, грандиозные планы (прежние, разумеет­
ся), поползновения прославиться и разбогатеть - все это меркло
перед неумолимым желанием обладать этой красивой, дикой сам­

91

кой, подчиняться ей, потакать ее страшным, патологическим
прихотям, видеть ее чистое, нежное лицо и говорить с ней, за­
глядывая в лютую стужу глаз. Однажды он пошел к известному
экстрасенсу и за сто долларов исповедался перед ним. Экстра­
сенс, пожилая, неопрятно одетая женщина с блуждающим взгля­
дом, по имени Роза Даниловна, приняла его страдания близко к
сердцу и призналась, что такой нетипичный случай нарушения
кармы наблюдает впервые. Утешить его она ничем не сумела.
Разрывы в его биополе, объяснила Роза Даниловна, столь вели­
ки, что понадобится не меньше двадцати сеансов, чтобы нало­
жить хотя бы временные заплаты. Лошаков прикинул свои фи­
нансовые возможности и понял, что придется догнивать век с
истерзанной кармой.
- Зато, - пообещала на прощание Роза Даниловна, устремля­
ясь блуждающим взглядом в иные сферы, - ваши дети, дорогой,
будут благополучнее вас. Вы купили грехи потомков на три по­
коления вперед.
К сожалению, детей у Лошакова не было, хотя когда-то он
быд женат.
- Раздевайся, живо в ванную и в постель, - все так же брез­
гливо распорядилась Таня. - У меня мало времени.
Лошаков обрел дар речи и привычно разнылся.
- Забегаешь раз в полгода, - захлюпал он, - и оказывается на
минутку. Мне так о многом надо с тобой условиться.
- Хватит бредить, - отрезала Таня.
Постельные услуги, которые ему приходилось оказывать сви­
репой вампирше, были довольно однообразны, и различались
лишь количеством боли. Через час, искусанный, исцарапанный,
в кровяных подтеках, но совершенно удовлетворенный, он ле­
жал рядом с Таней, голова к голове, и блаженно шептал:
- Голубушка, что же это за рок надо мной? Почему я должен
все это терпеть?
Таня тянула сигарету с травкой и мрачно глядела в потолок.
Подопытный старый кролик продолжал шлепать распухшими
губищами, и она с удовольствием лягнула его локтем под ребра.
Лошаков охнул, сытно икнул и ненадолго затих. Таня пыталась
представить себя глазами этого проклятого, самодовольного
Мишки Губина. Кточэна для него? Обыкновенная ненасытная
курва, озабоченная сексом и добычей бабок? Только-то и всего?
Да нет,похоже, хотя и использовал он ее именно в этом качестве.
Надо признать, он выиграл первую партию, причем без особого
напряга. Он ее замонал. Он заставил ее испытать то, что обычно
испытывали ее собствленные жертвы: дикое унижение, замешан­
ное на мазохизме и похоти. Ее самолюбие свернулось в змеиный
клубок. Она готова была вывернуться перед ним наизнанку, лишь

№

бы не оставлял ее своим попечением. Такого с ней не бывало
прежде. Губин был первым мужчиной, с которым она не совла­
дала. Да что там - не совладала, она не обнаружила в нем ни
одного уязвимого места, куда удобно было бы вцепиться зубами.
Если назвать то, что она испытывала, любовью, значит эталоном
влюбленности можно считатьполураздавленную гусеницу, пол­
зшую по веточке неизвестно куда и зачем, выкашливая зеленую
слизь. Она и была такой гусеницей в ту багряную ночь, когда он
уходил от нее, только ползла не по веточке, а по полу, и тянулась
к нему ручонками: - Миша, останься, не уходи!
Он фыркнул, как маньяк.
- Мы же не договорили, Танюша. Жди, скоро позову.
Три дня уже не звал. За эти три дня он, конечно, выяснил,
кто она такая. Да по сути она сама во всем призналась, и это
было умно. Другого выхода у нее просто не было. Миша Губин
был первый мужчина, который не только ее замонал, но вдоба­
вок раскусил и выплюнул, как гнилой орех. За это его ждет суро­
вая кара. И его, и Алешку Креста, и юродивую дурочку Настю.
Она отработает свои денежки с лихвой. Благовестов останется
доволен. Возможно, получится накладка со сроками, но это не
страшно.
- Не хочешь ли кофейку, голубка? - заискивающе пролепетал
Лошаков под боком.
- Одевайся, животное, поедем гулять.
- Ты возьмешь меня с собой?
Витенька Строгов удивленно хмыкнул, когда она впихнула на
заднее сидение безобразного пузана. Лошаков любезно с ним
поздоровался, но в ответ услышал лишь подозрительный звук,
напоминающий скрежет напильника. Витенька Строгов не был
хамом, но после его недавней позорной оплошности хозяйка в
виде наказания запретила ему разговаривать.
- Он глухонемой, - пояснила Таня кавалеру, усевшись рядом
и крепко ущипнув его за бок. - Зато очень сильный и смелый.
Кого хочешь исколошматит, верно, Витюня?
Витенька Строгов не поддался на провокацию, хотя несколь­
ко раз она его уже подлавливала, и, естественно, за каждый про­
мах наказывала. Особенно ему не понравилась последняя экзе­
куция прошлым вечером. На коварный вопрос: - У тебя есть си­
гареты, Витенька? - он простодушно ответил: - Так точно, Тать­
яна Ильинична! - спохватился, да было поздно. На ночной ули­
це, недалеко от собственного дома Таня поставила его посереди­
не шоссе, сама отъехала метров на двадцать и с хорошего разгона
попыталась сбить бампером. Витюня отскочил в последний мо­
мент, чуть не поломав лодыжку. С испугу даже немного обмо­
7 “Подвиг" №2

97

чился, но был доволен, что угодил хозяйке, и с нетерпением ждал,
когда она снимет запрет, чтобы выклянчить аванс.
Таня привезла Лошакова в малопримечательное казино на
окраине города. Народец тут собирался непрезентабельный, в
основном отечественное, раздобревшее на спекуляции мурло, зато
барменом служил ее старый знакомец Лева Клоп. Она оставила
Лошакова у игрального автомата, дала ему горсть жетонов и стро­
го-настрого наказала, чтобы не вздумал проигрывать.
- За каждый проигранный жетон будет новый синяк, - пред­
упредила она.
Лева Клоп хозяйничал в импозантном баре, декорированном
под Дикий Запад - последний крик моды полуобморочного мос­
ковского дизайна. И сам Лева тоже был наряжен под ковбоя, в
какой-то немыслимой кожаной амуниции, в шляпе-сомбреро и
с ослепительной вставной челюстью, которую ему при каждом
удобном случае выбивали. Сегодня она была у него на месте.
Таню он приветствовал с подчеркнутой учтивостью, какую по
его мнению, и должен был проявлять американский супермен, к
которому заглянула на огонек богатая леди.
- Давненько вас не видно, мадам. Надеюсь, дома все в поряд­
ке?
Таня взобралась на высокий вращающийся стул.
- Дай-ка, Левчик, чего-нибудь покрепче. Только не эту свою
гадость, которую ты называешь «Кровавой Мери».
- Обижаете, мадам. Для вас исключительно по особому ре­
цепту - «Солнце Невады».
Все коктейли, которые Лева сбивал, состояли из рискованной
смеси водки, коньяка и вишневого ликера. Для Тани он добавил
каплю шампанского и бросил в фужер маринованную сливу.
- Что-то у вас сегодня пустовато?
- Солидный клиент подгребет попозже.
Рулетка была установлена в отдельном круглом зале, и со сво­
его места Таня видела, что там собралось пять-шесть игроков.
Крупье был смуглоликий юноша в ярком блейзере.
- Новенький? Кто такой?
- Хозяин переманил из Харькова. Клевый мен, не гляди, что
молодой.
- Химичит по-крупному?
- Что вы, Таня, у нас честная игра.
- Честной игры у вас быть не может, - Таня втянула через
трубочку ароматную, крепкую жидкость. - Ты мне лапшу на уши
не вешай.
Лева Клоп доверительно наклонился через стойку.

»

- Вчера заходили два босса, из этих, из азиатов, за час выло­
жили лимонов по сто. Клянусь, Тань! И глазом не моргнули.
Замечательные парни. Сегодня опять придут.
- Почему так думаешь?
- Я их коктейлем угостил на посошок. Один сказал: ничего,
Левчик, завтра вашу шарашку разденем. А мне-то что, я с центра
крайний. Верно, Тань?
- Если ваш гастролер мухлевал, я ему не завидую.
- Одинаково понимаем, мадам!
Профессор Лошаков растопырился над своим автоматом, как
старый сокол над поверженным куренком. У него в запасе оста­
лось ровно три жетона.
- Как заговоренный, - в отчаянии пожаловался Тане. - Жрет
и жрет, а назад не возвращает.
- Что ж, готовься, придурок. Сегодня тебе будет так больно,
как никогда еще не было.
Француженка прекрасно знала, что в большинстве игорных
заведений московские умельцы давно посрывали все пломбы и
переделали автоматы на свой лад: теперь возможный выигрыш
безрассудных, залетных игроков практически равнялся нулю.
Азиаты прибыли через полчаса. Двое узкоглазых молодцов в
очень дорогих, модных костюмах и с ними человек пять охраны.
Сразу в зале с рулеткой стало тесно, вся публика перетянулась
туда. Таня потащила за собой упирающегося Лошакова, все еще
не оставляющего надежды отыграться с «одноруким», которому
он скормил уже тысяч пятьдесят из своих личных сбережений.
«Будешь ставить по моей указке», - шепнула Таня. С появлением
солидных клиентов смуглоликий крупье, до того как бы дремав­
ший, ожил, заулыбался и сделал такое движение, будто смахива­
ет соринки с волшебного колеса. Азиаты устроились напротив, и
Таня прислонила своего кавалера рядом с ними.
- Давай мало-мало поиграем, - лениво процедил один из ба­
тыров, - но без наколки.
- Максимальная ставка - сто тысяч, - вежливо отозвался крупье.
- Такие правила.
- Эти правила дай своему дедушке, - пошутил азиат (казах
или киргиз, черт его разберет), - мы отдыхать пришли к тебе, не
яйца щупать.
Некоторое время игра шла ровно и в полном молчании, пото­
му что тароватые гости предупредили, если кто-то зашумит, бу­
дет нехорошо. Они начали с малых ставок, укладывали фишки
густо, в разброс, видно, по какой-то своей схеме, постепенно раз
за разом прибавляли и сливали сотню за сотней. В промежутках
между ставками они пили водку и оценивающе поглядывали на
7*

90

Таню. Лошаков ставил помалу то на чет, то на нечет, и держался
уверенно при своих. Зеваки обступили стол плотным кольцом.
- Много зря людей стоит, - сказал один азиат другому, - а
вентиляции нету. Бедное заведение.
- Пускай стоят, - равнодушно ответил напарник, - потом про­
гоним.
К десяти часам игра обострилась. Крупье давно забыл про
максимальную ставку и, вспотевший, но не утративший арис­
тократического достоинства, все чаще мельком поглядывал на
боковую дверь. Кульминация наступила неожиданно. Один из
азиатов, выпив очередную чарку и благодушно переглянувшись
с Таней, извлек из бокового кармана пачку долларов в банковс­
кой упаковке.
- Чего мелочиться, правда? - обратился он за советом к другу.
- У них не рулетка, а какой-то сортир. В одну сторону крутит.
Давай разок по-человечески сыграем, как ты думаешь, Нартай?
Нартай достал из внутреннего кармана такую же пачку банк­
нот.
- Играем против казино, да? На полсотни тысяч, да? И разо­
йдемся с любовью, да?
Телохранители азиатов словно по невидимому знаку, рассре­
доточились по залу, а двое заняли удобные позиции у стойки
бара, где одиноко трясся над коктейлями Лева Клоп. Крупье не­
много изменился в лице и посуровел.
- Господа не возражают, если я приглашу хозяина?
- Конечно зови, - улыбнулся Нартай. В ту же секунду, точно
подслушивал за той самой боковой дверью, в комнате появился
Гоги Мерадзе, просветленный и невозмутимый. Был он гак хо­
рош собой, и так славно, добродушно улыбался сразу всем игро­
кам, что было понятно: ничего плохого не может приключиться
в присутствии этого человека.
- Вот, - растерянно доложил крупье, - желают сыграть против
казино.
Гоги не медлил ни мгновения.
- Но это не совсем по правилам, господа. Получится не ру­
летка, а разбой на большой дороге.
- Ничего не получится, - возразил Нартай. - До этого тоже
была не рулетка.
- Кроме вас никто не ставит? - на всякий случай поинтересо­
вался Гоги.
- Я ставлю, почему бы и нет, - засмеялась Таня Францужен­
ка, и вывалила перед собой груду фишек, которые до этого, ока­
зывается, прятала в сумочке. Гоги отвесил ей церемонный пок­
лон.
- Вы играете с ними?

- Нет, с тобой, Гоги, будь что будет.
Колесо крутилось в мертвой тишине, как в вакууме, но все же
чуть слышно покряхтывало, и при каждом загадочном звуке ба­
тыры бросали на Гоги красноречивые взгляды. Он был по-пре­
жнему безмятежен и странно задумчив, словно родные, цвету­
щие долины издалека отбрасывали на его каменный лик благос­
ловенный отсвет. Целлулоидный шарик замер точно напротив
крупье. По залу пронесся вздох умиротворения. Крупье зацепил
лопаткой обе пачки долларов и поволок к себе. Самые предус­
мотрительные зеваки начали отступать к дверям.
- Теперь будем тебя убивать, Гоги, - с приятной улыбкой со­
общил Нартай, и его напарник печально закивал бритой баш­
кой: дескать, что поделаешь, другого способа восстановить поп­
ранную справедливость уже нет.
Гоги ответил:
- Зачем убивать? Это рулетка. Сегодня тебе везет, завтра мне.
- Ошибаешься, генацвале. Сегодня было тебе, и вчера тебе, и
завтра будет тебе. Но это поправимо.
Два выстрела пукнули одновременно. Стреляли, конечно, те­
лохранители, и оба выдали хороший результат. Гоги согнулся,
схватясь рукой за плечо, где на белоснежную рубашку мгновен­
но выползло червячное пятно. Вторая пуля подсекла канатик, на
котором висела люстра, и хрустальная громада, разбрызгивая
разноцветные лучи, с грохотом обрушилась на колесо рулетки.
Как по мановению волшебной палочки мирное помещение, обус­
троенное для задушевного отдыха, обернулось полем сражения и
паники. Истошные крики, пальба, топот, смачные звуки ударов,
звон стекол - все смешалось в единый невообразимый клубок.
Сохранившие присутствие духа азиаты, окруженные дисципли­
нированной охраной, шаг за шагом пробивались к выходу. На­
ртай успел прихватить с собой Таню, волочил по полу, зажав ее
голову подмышкой, уж больно она ему, видно, легла на душу.
Таня мелко сучила ножками, как стреноженная козочка. Ей не­
чем было дышать. Теперь стреляли не только налетчики, били и
по ним. Откуда-то насыпались в комнаты вооруженные хлопцы
с разъяренными лицами. Уже двое, трое мужчин корчились на
паркете, кто с пулей в боку, а один в изумлении разглядывал
рукоять огромного ножа, вставленного ему прямо в брюхо. Мель­
тешил, визжал за стойкой Лева Клоп, которому в очередной раз
вышибли вставную челюсть. Похоже,кто-то просто созорничал в
общей неразберихе. Лева был абсолютно безвреден со своими
«Кровавыми Мери» и «Солнцами Невады». У самых дверей от­
ступающая группка наткнулась на Витеньку Строгова. Увидя, в
каком плачевном положении очутилась его хозяйка, он преобра­

101

зился и совершил свой последний подвиг. По-бычьи взревев,
ринулся в самую гущу схватки, его лихие колотушки замелькали
со сверхъестественной скоростью, врубаясь в любое препятст­
вие. Его поразительный напор, казалось, на мгновение приоста­
новил всякое движение вокруг, и он прорвался-таки к Нартаю, и
навесил ему чугунную блямбу в переносицу. Пахан закачался,
заурчал и разжал руки. Таня ужом, между чьих-то коленей, сколь­
знула к стене. В ту же секунду один из телохранителей обернул­
ся, напружинил руку и выстрелил Витеньке Строгову в одышл иво распахнутый рот. Тяжко всхлипнув, он повалился на бок, и
его чистая, безалаберная душа без всякой натуги покинула брен­
ное тело.
Едва азиаты выкатились за дверь, в разгромленном помеще­
нии, будто по звуку ангельской трубы, установилась гулкая, чут­
кая тишина. Да и некому было больше особенно шуметь. Кто
мог, тот улепетнул, остальные жались по углам или зализывали
раны. Таня положила мертвую кудрявую головку Витеньки Строгова к себе на колени и баюкала его, точно уснувшего ребенка. К
ней прихромал Лошаков, невидимый и сосредоточенный.
- Черт знает что! - сказал расстроенно. - Вавилонское стол­
потворение! Рукав вон, гляди, оторвали от пиджака. Может быть,
нам лучше уехать отсюда? А что такое с Витюней?
- Хорошо держишься, - похвалила Таня. - Витюня получил
полный расчет... Ступай к Гоги, забери мои денежки.
- Хорошо, - кивнул Лошаков. Сторонясь ползающих под но­
гами, стонущих, раненых людей, он вернулся в зал с рулеткой,
где женщина в белом халате перевязывала Гоги Мерадзе плечо.
По нему незаметно было, что он страдает. Напротив, Лошаков
давно не видел человека столь явно довольного судьбой. Свобод­
ной рукой он с удовольствием оглаживал женщину по пышному
заду, как добрый хозяин ласкает лошадь, прежде чем оседлать.
Все, что происходило вокруг, казалось Лошакову вполне естес­
твенным и ничуть не удивляло. В первые секунды, когда нача­
лась пальба, он испытал приступ сверхъестественного, неведо­
мого ему доселе ужаса, и был абсолютно уверен, что люстра, грох­
нувшаяся на стол, одновременно размозжила и его собственную
голову; но потом вдруг наступило просветление, он как бы пере­
местился в иное измерение, где ни с ним самим, ни с кем-либо
другим уже не могло случиться ничего дурного.
- Меня послала Таня, - почтительно обратился он к доблес­
тному грузину. - Если вас не затруднит, не могли бы вы вернуть
ее выигрыш?
Гоги Мерадзе повелительным движением бровей остано­
вил какого-то свирепого джигита, нацелившегося вцепиться
профессору в глотку.

к

- Сколько же ей причитается?
- Она не сказала, - огорчился Лошаков.
- Так сходи и уточни. Иначе получается беспредметный раз­
говор. Ты согласен, брат?
- Разумеется, сейчас я выясню.
- Лучше позови ее сюда. Выпьем вина за счастливое спасение
от варваров.
На обратном пути Лошаков наткнулся на Леву Клопа, кото­
рый выполз из-за стойки.
- Эй ты, морда! - прошамкал он снизу. - Осторожнее шагай,
протез раздавишь. - Профессор послушно сделал крюк. Таня зво­
нила по телефону, висящему на стене у выхода из казино и чу­
дом уцелевшему. На той стороне провода трубку снял Миша Гу­
бин.
- Мишенька, у меня неприятность, - пожаловалась Таня. Можешь меня выручить?
- Что с тобой?
- Тут небольшая заварушка, и Витеньку Строгова кокнули.
Приедь, пожалуйста, за мной.
- Где ты?
Таня назвала адрес: Коньково...
- Ты приедешь?
- Да, приеду.
Таня повесила трубку и взглянула на Лошакова так, словно
увидела впервые. У нее было чудное лицо, какое-то подмокшее.
Лошаков доложил, что Гоги затрудняется в размере суммы и при­
глашает ее выпить. По дороге они снова повстречали Леву Кло­
па, который уже добрался до противоположной от стойки стены.
- Мадам, - церемонно прогундосил он с пола. - Вам не попа­
дался на глаза мой зубной протез?
- Левчик, не переживай, купишь новый.
- Да, но это будет уже пятый по счету, - в отчаянии восклик­
нул бармен с Дикого Запада.
В зале женщина-врач уговаривала Гоги немедленно ехать в
больницу, но сама была уже без халата и без платья, и Гоги,
самодовольно похрюкивая, сосредоточенно прилаживал ее в ка­
кую-то хитрую позицию на рулеточном столе, с намерением за­
няться натуральным мужицким делом. Один из его подручных
заботливо сметал веничком с сукна хрустальные осколки.
- Гони десять лимонов, Гоги, - объявила Таня, - и я испаря­
юсь, чтобы тебе не мешать.
- Как можно мешать красивый женщина, вай! - Гоги с сожа­
лением поглядел на распростертую на столе врачиху. - Не полу­
чится сейчас, дорогая, нет. Очень больно плечо. Ранил пулей
гад.

«

Женщина приподнялась и села на столе, ничуть не обескура­
женная.
- Ну и нечего затеваться. Поедем в больницу, надо рентген
сделать. Нельзя с этим шутить.
- Я жду, Гоги, - напомнила Таня. - Десять лимонов с тебя.
- Откуда я знаю, что ты не в доле с этими чурками.
- Я свои фишки ставила, ты же видел.
- А это кто с тобой? - Гоги ткнул пальцем в Лошакова.
- Мой друг и свидетель.
Гоги махнул рукой и двое крепких белобрысых парней, подхватя Лошакова под локотки, мигом удалили его из зала.
- Зачем нам свидетель, вай?
- Гоги, не горячись!
- Кто горячится, Таня, детка! Я тебе в том году что предлагал,
да? Ты очень гордая. Адрес мой помнишь? Завтра приходи. Гоги
не жадный, нет. Гоги влюбчивый.
Тане он нравился: упитанный горный козел без всяких ком­
плексов. Голый до пояса, с перебинтованным плечом, мускулис­
тый, стоически перемогающий боль - хоть сейчас на случку. Но
она никогда не играла по чужим правилам.
- Завтра приеду, - пообещала, - но бабки верни мне сейчас.
Мирный торг прервало появление двух милиционеров, сер­
жанта и капитана. Увидя их, Гоги поморщился, что-то шепнул
нукерам. Тут же на столе появился коньяк и тарелочки с закус­
ками. Угощение доставил Лева Клоп.
Капитан, рослый детина лет сорока, почтительно пожал не­
брежно протянутую руку Гоги.
- Позвонили, стреляют. Я сразу кинулся. Какая помощь нуж­
на, Гоги? Что за налет?
- Зачем помощь, дорогой!? Сами управимся. Ребята быстренько
приберутся. Пей вино! Рад тебя видеть.
Лева Клоп разлил коньяк в хрустальные стаканы, с поклоном
подал гостям. Капитан и сержант чинно выпили, дружно кряк­
нули, кинули в пасти по лимонной дольке.
- Хватит! - вдруг завелась женщина-врачиха, успевшая обла­
читься в белый халат. - Немедленно в больницу, Гоги! Прошу
посторонних покинуть помещение. Вы что, не видите, он еле
живой?!
Гоги тоже хлебнул коньяку и закурил.
- Не верещи, Нинуля. Где здесь посторонние? Все свои... Левчик, пригляди тут за всем. Чтобы к утру было чисто. Откроем как
обычно. Гость не должен страдать из-за каких-то хулиганов. Пусть
приходит, отдыхает.
- Все будет чин-чинарем, хозяин, - прошамкал Лева, не от­
крывая рта. Гоги, нахмурясь, потянулся к рубашке, и двое нуке-

1М

ров помогли ему в нее влезть. В эту минуту прибыл Миша Гу­
бин. Он сзади подошел к Тане, тронул за плечо.
- Поехали отсюда. Витюню вынесли. Отвезут в морг.
- Кто такой? - спросил Гоги. - Почему командуешь?
Побледневший Лева Клоп что-то гукнул ему на ухо. Милици­
онеры невзначай заступили Губину за спину. Среди нукеров, а
их было поблизости человек пять, тоже произошло какое-то пе­
редвижение, словно ветерком на них подуло. Было удивительно,
что появление одного мужчины, невысокого, облаченного в тре­
нировочный адидасовский костюм и в американские пехотные
ботинки, вызвало такую нервозность. Гоги радостно воскликнул:
- Больше нет вопросов, узнал тебя, дорогой! Будь гостем, осу­
ши чарку. Тут, правда, у нас маленькая неприятность. Дикий
гунн налетел среди белого дня.
Губин смотрел только на Таню, все остальное его не касалось.
- Едешь или нет? - повторил он раздраженно.
Танино сердечко непривычно обмирало.
- Гоги зажал денежки. Пусть отдаст - и поедем.
Губин перевел пустой взгляд на хозяина. Гоги его укорил:
- Неучтиво, брат. Я с тобой разговариваю, ты со мной нет.
- Извини, не расслышал. Окажи любезность, рассчитайся с
этой женщиной. Я очень спешу.
С минуту они не отрывали глаз друг от друга. Кажется, впер­
вые за весь этот нелегкий для Гоги вечерок радушная улыбка
медленно сползла с его лица. Словно укол, который сделала вра­
чиха, вдруг перестал действовать, и боль вгрызлась в плечо рас­
каленным сверлом. На этой территории, в этом притоне Мерадзе был царьком, но в сложной подпольной иерархии, конечно,
стоял неизмеримо ниже Губина, и оба это понимали. Однако,
это не давало пришельцу права вести себя с такой подчеркнутой
наглостью. Он не должел был ставить Гоги в положение, когда
тот мог потерять свое лицо. Слишком много зрителей с любо­
пытством прислушивались к их разговору. Гоги был на грани
нервного срыва. Да и то, сначала первобытные степняки с бес­
смысленной пальбой, потом оборзевший русачок, хамоватый и
спесивый, как все Иваны, но у которого в подчинении, увы, це­
лая армия стрелков. Придавить бы гаденыша к ногтю, но как?
Нервный срыв мог выйти боком.
- Спешишь? - переспросил Гоги, поднеся стакан к губам. Вай, как обидно! В кои веки заглянул добрый человек, и сразу
спешит. Выпей коньяк, Губин, хороший коньяк. «Митакса» гре­
ческий.
У Губина был свой резон: мелких паханчиков всех мастей
набилось в Москву, как вшей, со всеми не перетолкуешь.
»

- Я на режиме, - сказал он. - Не пью и не курю. Гони башли,
любезный, и мы отчалим. У тебя тут и без нас хлопот полно.
- Ты уверен, что я ей должен?
- Это тоже ответ, - Губин обернулся к капитану, который по­
удобнее передвинулся и расстегнул кобуру. - Не делай глупос­
тей, мент, соплей не расхлебаешь.
Он ухватил Таню за руку и потянул к выходу. Расстроенные
нукеры надвинулись ближе. И тут Гоги, посеревший от оскор­
бления и боли, вдруг принял правильное решение.
- Постой, Таня, - в руке держал неизвестно откуда взявшийся
пук ассигнаций. - На, бери! Аванс за завтрашнюю любовь. Гля­
ди, не обмани.
Таня приняла деньги, спрятала в сумочку.
- Не обману. Приготовь побольше хлорки.
На крылечке, на ступеньках сидел о чем-то задумавшийся
Лошаков. Морда у него была как у утопленника.
- Меня били, Танечка, - пожаловался он, - но я не знаю, за
что.
- Потому и били, что не знаешь.
- Ты ведь меня здесь не бросишь?
- Кто это? - спросил Губин.
- Кавалер мой, профессор математики. Невинная душа.
Губин засадил профессора в машину, пообещав завезти до­
мой. Тронулись. Следом рванули две «волги» прикрытия.
- Быстро ты обернулся, - проворковала Таня. - Беспокоился,
что ли?
Губин не ответил, обратился к Лошакову.
- Каким ветром вас-то сюда занесло, профессор?
Лошаков с наивным рвением ощупал кожаную обивку крес­
ла, колупнул ногтем блестящую крышку пепельницы. Все ему
было в диковину. Отозвался невпопад:
- Все-таки хорошо, что у нас демократия. А то разве поездили
бы на таких машинах рядовые труженики.
- Профессор у нас герой, - похвалилась Таня. - Белый дом
защищал вместе с президентом. Два танка взорвал.
- Зачем же так, Танечка, - мягко возразил Лошаков. - Танки я
не взрывал. Это она шутит, молодой человек. Но разумеется, был
там, как каждый порядочный человек... Солнце августа. Всеоб­
щий подъем. Теперь, возможно, все выглядит иначе... Но...
После сегодняшних приключений мысли у него путались, ему
вдруг остро захотелось что-то важное объяснить именно вот это­
му строгому и, похоже, добросердечному, умному молодому муж­
чине, который вызволил их из беды и теперь катил сквозь ночь в
уютной серебряной торпеде. Очень приятно, что у Танечки та­
кие надежные друзья.

- Видите ли, в этой стране ничего нельзя угадать заранее. Наш
народ непредсказуем и по большей части, по определению Пуш­
кина, безмолвен, а правители почти всегда оказывались прохвостами.Не захочешь, поверишь, что над Россией рок Господень.
Возьмем хоть нынешнее время. Ну кто мог предположить два
года назад, что опять восторжествует хам и узурпатор?Иногда
хочется плюнуть на все. Уйти отшельником в глушь. Но и это не
ново. Не знаю, понимаете ли вы меня?
- Подпольная кличка - сапер, - сказала Таня. - Вся квартира
нашпигована динамитом.
- Вы действительно профессор? - спросил Губин.
- Непохоже? Почему вы спрашиваете?
- Непонятно, как вы могли связаться с такой дрянью.
х
- Кого вы имеете в виду, простите?
- Вот эту девицу, кого же еще.
Таня подавилась коротким смешком, как карамелькой, а Ло­
шаков задумался.
- Видите ли, я не могу вполне разделить ваше мнение. Танеч­
ка бывает злой, взбалмошной, но в ней много хорошего, о чем
она, может быть, сама не подозревает.
- Заткнись, кретин! - бросила Таня.
Возле дома Лошакова произошла еще одна неприятная сцена.
Профессор вышел, а Губин начал следом выпихивать из машины
Француженку, но это ему не удалось. Тогда он сам полез из ма­
шины, обогнул ее и, открыв дверцу, попытался вытянуть Таню
за руку и за волосы, но не тут-то было. Она как-то заковыристо
переплела ноги и вдобавок уцепилась свободной рукой за баран­
ку. При этом так истошно визжала, пожалуй, весь дом перепол­
ошила. Вспыхнуло несколько окон. Губин негромко выругался и
с силой захлопнул дверцу. Обернулся к Лошакову.
- Что ж, профессор, придется вам сегодня ночевать одному.
- Вам не кажется, что вы ей что-то повредили?
- Это вряд ли возможно. Спите спокойно. И за Россию не
переживайте. Она вполне обойдется без таких печальников, как
мы с вами.
Протянутой руки Лошакова он как бы не заметил...
Минут пять ехали молча, потом Губин спросил:
- Тебя куда?
- Руку мне вывернул, сволочь!
- Я спрашиваю, куда тебя везти?
- И волосы выдрал, гад!
Губин притормозил у тротуара.
- Ну?!
- Я поеду к тебе.
- В самом деле?

107

Губин открыл дверцу и, высунувшись, поднял вверх кулак отпустил охрану.
Таня щелкнула зажигалкой, прикурила.
- В следующий раз спрашивай разрешения, - сказал Губин.
- Ага, вот и выдал себя, голубчик. Мечтаешь о следующих
разах?
Она угадала: он не собирался с ней расставаться. Ни сейчас,
ни позже. Он хотел ее прикарманить, приручить. Но хлопоты с
ней предстояли большие.
- Ты так и не сказала, зачем тебя подослал Елизар?
Таня прижала горячую ладонь к его щеке, и он не отстранил­
ся.
- Почему ты нервничаешь, милый? Ты же видишь, я в тебя
влюбилась. Мне это так же чудно, как тебе.
- Нацелилась на Алешку?
- Да, - отозвалась с тяжким вздохом. - Теперь доволен? Но
это все в прошлом, ты же понимаешь.
Он отвез ее на двадцатый километр по Ярославскому шоссе, в
конспиративный финский домик. Прямо из машины ступили в
лунную ночь. От земли парило, как перед грозой. Небо с одного
бока волшебно отсвечивало серебром. Над садовым товарищест­
вом «Темп-2» сомкнулся шатер вечности. Тишина оглушала.
- Сейчас пойдем купаться, - сказал Губин.
- Как это, где?
- Тут пруд неподалеку, увидишь.
Небольшое озерцо открылось светящимся, чернильным оком.
Берег был пологий, травянистый. Одинокий комар с жутким,
ревнивым воем впился Тане в щеку.
- Ой!
- Не ойкай, рыбу распугаешь.
- Так мы еще и рыбу будем ловить?
Губин не ответил на незамысловатую шутку, быстро разделся
догола, не оглядываясь, шагнул в блаженную, черную гладь.
Нырнул, каждой клеточкой смакуя прохладные восковые объ­
ятия. Скользил под водой, царапая пальцами донный ил. Торфя­
ное, родниковое озерцо, хоть и маленькое, в яминах опускалось
на три-четыре метра в глубину. Нечаянный дар природы асфаль­
товым счастливчикам из «Темпа-2». Губин самозабвенно булты­
хался, как в проруби, отмякая душой. Тани не видно и не слыш­
но: вероятно, не рискнула сунуться в ночную купель. Он ей по­
сочувствовал: окаянное дитя городских трущоб в прямом и пере­
носном смысле. Развалясь на спине, чуть покачиваясь в плотном
мраке, очарованно разглядывал аспидно-влажное, истыканное
оражневыми светлячками небо. О да, Господь создал человека по

108

ошибке, но весь остальной мир прекрасен. Сколько раз Губин
убеждался в этом.
Неведомая сила увлекла его на дно, да так резко, что он с
запасом хлебнул водицы. Возлюбленная для забавы надумала его
утопить. Неслышно подкралась и ловко зажала его шею между
ног, повисла свинцовым грузом. Губин не сопротивлялся, рас­
слабился, спокойно ждал, пока у нее кончится кислород. Это
промедление чуть не стоило ему головы. Обыкновенно он без
особого напряжения выдерживал под водой до двух минут. Но
сейчас что-то случилось с легкими, и дурнота качнулась в голо­
ву, точно оглушающий удар веслом по хребту. Губин трепыхнул­
ся, но злодейка и не думала уступать, лишь крепче сомкнула бед­
ра. Изловчась, Губин поймал ее талию и вдавил пальцы в под­
вздошье. На это усилие израсходовал последние, драгоценные
крупицы воздуха, черная пелена, как студень, потянулась под
веки. Но чудовищный зажим ослабел и, в бредовом ощущении
небытия, Губин вытолкнул себя на поверхность, успев напосле­
док заглотать половину озера. К берегу греб вслепую, извергаясь
горькой пеной и утробной икотой. Еле-еле выкарабкался на травку
и кое-как отдышался.
Наконец мир обрел устойчивые очертания и он увидел выхо­
дящую из воды красавицу, в блеске звездных капель похожую на
русалку. Она присела рядышком, невинно осведомилась:
- Что же ты, Мишенька, голубчик, никак сомлел?
Губин выплюнул остатки рвотной тины.
- Тебе надо лечиться.
- От чего, родной мой?
- У тебя мания убийства. Это не доведет до добра.
Таня перевернула его на спину и уселась к нему на грудь. Он
был беспомощен, как моллюск.
- Пошутить нельзя, да? Откуда я знала, что ты такой дохлень­
кий. Хочешь меня?
Самое чудное было в том, что Губин действительно испытал
постыдное жжение в чреслах, одновременно почему-то представя двух мух, торопливо спаривающихся на потолке. Кому охота,
пусть называют это любовью даже в духе шекспировской драмы,
но лучше бы ему не доживать до этой мерзкой атаки природного
естества, вырвавшегося из-под контроля, до этой банальной, гор­
мональной вспышки похоти, совпавшей во времени с появлени­
ем красивой и, судя по всему, постоянно текущей сучки.
Таня передвинулась пониже к его паху, и уже делала разми­
ночные, вращательные движения корпусом, раскачиваясь из сто­
роны в сторону. Потихоньку загудела и постанывала, а потом
распласталась на нем, мягко вдавя в землю. Вобрала его губы в
свой, ставший вдруг безразмерным рот, и, покусывая, высасыва­

ла, вытягивала из него остатки озерной мути. Губин сцепил паль­
цы на ее мокрой, упругой спине. С каждым толчком она оседала
на нем все глубже, все сокровеннее, все бережнее и ненасытнее.
Дышать ему стало нечем, как под водой, но теперь он не прочь
был сдохнуть, и продолжительный взрыв оргазма ощутил, как
избавление от всех мук.
Таня нависла над ним торжествующим, смеющимся ликом:
- Все-таки я тебя изнасиловала! Ты понял это, негодяй!?
- И что ты с этого будешь иметь? - спросил он безмятежно.

12
Ваня Полищук начал службу курьером и работа ему понрави­
лась. Ему выдали красивый пластиковый пропуск в префектуру,
и еще один точно такой же в столовую, которую он имел право
посещать от пятнадцати ноль-ноль до половины четвертого. В
столовой кормили отменными блюдами из натуральных продук­
тов, и за полчаса там можно было так набить брюхо, что и ужина
не требовалось. У входа в столовую дежурил забавный старик,
который в первый день не хотел пропустить Ваню даже с про­
пуском.
- Откуда известно, что это твой пропуск? - резонно заметил
старик, лучась приветливой улыбкой. - Вдруг ты его у кого-ни­
будь стырил?
- Что же делать? - огорчился Ваня. - Жрать-то охота.
- Здешних всех я по памяти знаю, - старик убедительно щел­
кнул себя по лбу. - А у тебя какая-то морда хулиганская. Ступай
отседа, завтра поешь.
Распоряжался старик беззлобно и было видно, что чем-то Иван
ему приглянулся.
- Тогда хоть вынеси хлебушка горбушку, - попросил юноша.
- Что ж ты, парень, совсем что ли оголодал?
- Есть маленько. Я же детдомовский.
- А ну покажь паспорт!
Сличив фотографии, старик еще некоторое время кочевря­
жился, намекал на появление в округе какого-то террориста, ли­
чиной схожего с Иваном, потом все же пропустил.
Полный обед с порцией икры и с бутылкой пива обошелся
молодому человеку в полторы тысячи.
Работать он поступил под начало Ирины Карповны Шмыревой, которая возглавляла административный отдел. У нее был
солидный кабинет с финской мебелью, и вся курьерская шушера
кучковалась в огромном помещении, напоминающем прихожую
в богатом доме, со множеством стульев и с четырьмя столами.

110

Служба у всех была на подхвате: принеси, подай, отвези - и ред­
ко кто из начинающих клерков задерживался в комнате подолгу,
поэтому трудно было даже сообразить, сколько их всего тут об­
ретается. Постоянное движение, мельтешня молодых, веселых
лип создавали видимость обыкновенной досужей тусовки. Наку­
рено в помещении было так, что хоть топор вешай, а иногда
чуткие ноздри Ивана улавливали знакомый аромат марихуаны.
Ирина Карповна была унылая женщина лет сорока, плотного
сложения, в очках, одетая в бесформенное платье тюремного
покроя, но с озорным блеском в глазах. Примечательной осо­
бенностью ее внешности была высокая, даже, может быть черес­
чур высокая и большая грудь, которой было тесно под блузкой, и
при каждом движении она дышала и пульсировала суверенно. С
первого мгновения Иван был загипнотизирован ее таинственной
грудью, как это происходило, вероятно, со всяким, кто встречал
эту женщину впервые.
Вскоре он понял, что Ирина Карповна осведомлена, по чьей
рекомендации он обустроился в префектуру, хотя мог и оши­
биться: ни при знакомстве, ни в последующие дни имени Баш­
лыкова она не упомянула ни разу.
Под ее присмотром он заполнил какие-то две анкеты, Ирина
Карповна внимательно просмотрела их и устремила на него пе­
чальный взор из-под очков.
- Что ж, анкета есть анкета, а хотелось бы знать о тебе по­
больше, дорогой Иван Федорович.
- Что именно?
- Ну, к примеру, что привело тебя сюда? Чем могла заинтере­
совать такого привлекательного юношу скучная, рутинная и, чес­
тно говоря, плохо оплачиваемая деятельность? Полагаю, у тебя
были и другие возможности?
- Вы имеете в виду спекуляцию, бизнес?
- Почему обязательно бизнес. В наше время талантливый че­
ловек может проявить себя на любом поприще. Кстати, почему
ты не поступил в институт?
- Еще не выбрал, в какой, - колыхание ее грудей под платьем,
подобное волнам, держало его в неприятном напряжении.
- Как-то ты ловко уходишь от ответа, Иван Федорович. Уж не
прикидываешься ли передо мной дурачком?
Вот тут-то по интонации, по лукаво блеснувшему взгляду он
и заподозрил, что она знает о нем больше, чем высказывает.
- Я не прикидываюсь, г обиделся он. - Зачем мне это?
- Тогда расскажи о своих убеждениях. Кто ты такой, хочу я
знать?
- О каких убеждениях? О политических?
- Ну допустим.

ш

- Нет у меня никаких убеждений. Откуда в моем возрасте,
Ирина Карповна? Отец - фирмач, мать - спекулянтка, конечно,
склоняюсь к демократии.
- Девушка у тебя есть?
Ивану все больше не нравился этот допрос.
- Есть. Невеста.
- И она кто?
- Проститутка. Но я ее постепенно от этой профессии отва­
жу. Как только начну хорошо зарабатывать.
Ирина Карповна сняла очки и положила их перед собой на
пачку бумаг. Без очков глаза у нее засветились веселой голубиз­
ной.
- Знаешь ли, Ванечка, ты ведь не так прост, как кажешься,
верно? Пожалуй, мы сработаемся. Куришь? Пьешь?
- Только когда есть деньги.
К концу недели он уже со многими познакомился, а с одним
шустрым пареньком по имени Булат немного подружился. Както оба задержались на работе и вместе вышли на улицу.
- Пойдем, что ли, шарахнем по маленькой? - предложил Бу­
лат.
- Почему бы и нет.
Зашли в ближайший питейный шалманчик и уселись за плас­
тиковой стойкой. Булат заказал два крепких коктейля и по бу­
терброду с ветчиной. Тут же на них стали пялиться две девицы,
сидящие неподалеку за столиком. На Булата вообще женщины
заглядывались, да это и не мудрено: высокий, худенький, гиб­
кий, он был одновременно похож на турка,на негра и на жителя
Скандинавии. Экзотический цветок московских джунглей. Обык­
новенно благодушный и смешливый, сегодня он был зол. Он
уже пол года вкалывал курьером, а повышения, как выяснилось в
разговоре с «мадам», ему пока не светило. Причина была в том,
что он отказывался «вздрючить» эту «старую извращенку».
- Брось, - не поверил Иван. - Она не такая.
- Не строй из себя дебила, тебе не идет. На тебя она тоже глаз
положила. У нас все через это проходят. Да я не против, но пусть
даст гарантии.
- А куда она тебя должна повысить?
Булат подмигнул турецким глазом.
- Поближе к кормушке, куда же еще.
В пустой болтовне курьерской мелюзги это слово мелькало
часто, так или этак, как опознавательный знак приобщенности к
некой опасной и сладкой тайне. Назывались фамилии, иногда
очень известные, и фантастические суммы, сваливающиеся на
счастливчиков прямо из воздуха; точно так же, думал Иван, в
иные времена где-нибудь в барской прихожей слуги обсуждали

112

сокровенные делишки господ, со значительными и насмешли­
выми ужимками. Увы, мало что меняется в продажном мире.
Булат, разомлевший от коньячного коктейля, признался, что
в ближайшее время надеется перебраться в отдел лицензий, а уж
там... Пообещал и Ивана перетащить за собой, если тот окажет
маленькую услугу.
- Какую? - спросил Иван с готовностью.
Услуга действительно оказалась пустяковой. Иван должен был
оформить фиктивный брак с какой-то дальней родственницей
Булата, которой срочно требовалось перебраться из Баку в Мос­
кву. Булат мог сам жениться на родственнице, но его родители
были против, потому что были людьми заскорузлыми, с уклоном
в маразм, и ни уха ни рыла не смыслили не только в бизнесе, но
вообще в современной жизни. Родители, сказал Булат, были его
ахиллесовой пятой, они мало того, что тайно симпатизировали
коммунистам, но еще пошли и проголосовали за Жириновского.
Булат тут же пожалел о своей откровенности и потребовал от
товарища клятвы молчания. Если об этом станет известно на служ­
бе, объяснил он, мадам в ту же секунду вышвырнет его на улицу,
хоть он будет дрючить ее по десять раз на дню. Иван поклялся
своими будущими детьми, что замкнет уста навеки.
- Ну,а как насчет фиктивного брака?
- Заманчиво, - сказал Иван. - Я подумаю.
- Тысченок десять зеленки она нам не глядя отстегнет, - поо­
бещал Булат.
Иван заметил, что для него деньги не главное, а главное по­
мочь в беде хорошему человеку.
- Ты настоящий друг, - сказал Булат растроганно. - Мы с
тобой еще не такое провернем. Хочешь, этих телок снимем? У
них наверняка хата есть.
Но Иван отказался. Он ехал домой с тревожным чувством,
как обычно в последние дни. Дело в том, что Нина Зайцева,
которую он подобрал в «комке», как-то так сноровисто обжи­
лась, что кажется, никуда не собиралась больше уходить. Помо­
гала матери по хозяйству, бегала по магазинам, прибиралась в
квартире, перестала краситься, и они с Асей уже два или три раза
вместе ездили на спиритические сеансы. По вечерам, если он
усаживался у телевизора, в один голос его журили.
- Грех это, сынок, - наставляла маманя, впавшая в дурь. Сатанинскими соблазнами тешишься.
И Нина, завязав губы бантиком, жеманно подуськивала:
- Ох, Ванечка, неужели тебе нравится эта срамота? Вон по
учебной программе богослужение передают. Давай переключим.

8 “Подвиг" №2

113

Если же поздно возвращался, обе кукушки, молодая и старая,
дожидались на кухне с горячим ужином. Пока ел, напевали с
двух сторон:
- Сыночек, рази можно в лихое-то время по ночам гулять?
Меня бы хоть пожалел.
- Именно, Ванечка, совести не бывает у тех людей, которые
мать терзают.
По ночам он теперь запирался в комнате на ключ, но стоило
задремать, как коварная лиса обязательно скреблась в дверь, а по
утрам бросала на него презрительные взгляды. Однажды прижа­
ла крепко в углу. Так тискала, и на шее висла, и губы кусала, он
чуть не обмяк. Мать, как на грех, заперлась в туалете.
- Все равно, Ванечка, - нашептывала меж поцелуев змея, все равно, неприкасаемый мой, я тебя съем. Никуда не денешь­
ся.
- Зачем тебе это?
- Потому что обидно. Никто еще меня не отталкивал.
Пытался он мать урезонить:
- Она же прикидывается, мама, неужели не видишь? Ну про­
верь, дай ей денег, сразу уберется.
Куда там!
- Ой, сынок, не суди по себе об людях. У Ниночки судьба не
заладилась, это да. Теперь она заново на свет Божий возрождает­
ся. Это, может, чудо нам явил Господь. Стыдно сомневаться.
Иногда по вечерам захаживал Филипп Филиппович, наречен­
ный Ванечкин отец. Вот уж кто точно за последний год заново
народился. Большими капиталами ворочал. В Алешкиной Ми­
хайлова банде был мозговым центром. Он - да еще некий Вдов­
кин, бывший инженер-компьютерщик, которого никто никогда
не видел трезвым, но которого, по словам матери, нельзя было за
это осуждать, потому что он перенес большое горе. Достаточно
было один раз на этого таинственного Вдовкина посмотреть тюфяк с мутным взглядом, - чтобы понять, если у такого челове­
ка могло быть горе, то разве что не донес до дома ящик с пивом.
Однако, оглядываясь на прожитую, собственную жизнь, Иван
вынужден был признаться самому себе, что частенько спешил в
выводах...
Как-то они с Филипп Филипповичем разыгрывали традици­
онную партию в шахматы и отчим неосторожно пожертвовал коня.
- Теперь тебе хана, - посочувствовал Ваня, принимая жертву,
- как, похоже, и моей доброй, несчастной матушке.
- А что с ней?
- Сбрендила. Нинку-то хочет удочерить.

114

- Да? Что-то такое я тоже заметил нездоровое в их отношени­
ях. Вроде вместе собираются в монастырь... А ты не вернешь мне
этот ход?
- Тебе, отец, как новому русскому, даже стыдно об этом за­
икаться, мы же на деньги играем.
Через семь ходов Филипп Филиппович сдался. Редкие шах­
матные поражения он воспринимал крайне тяжело. Долго тер
виски ладонями, делая вид, что болит голова. В матушкиной ком­
нате Ася и Нина заунывно распевали пятый псалом Давида.
- Слушай, отец, забери ее к себе. Ты же один живешь. Она
готовить умеет, честное слово. Вообще услужливая.
- Разве она согласится.
- Да ты что! Она же знает, что ты миллионер.
- Хорошо, сыграем реванш, потом подумаем.
- Нет, сначала поговори с ней, потом сыграем.
Позвали Нину. Та вошла, потупив очи, голову перевязала чер­
ной косынкой.
- Вот зараза, монашку изображает! - не выдержал Иван.
- Ругаться грех, Иван Федорович, - смиренно произнесла Нина.
Иван взял себя в руки и объяснил, что Филипп Филиппович,
которому она чем-то приглянулась, готов окзазать ей благодея­
ние и взять к себе на роль как бы домоправительницы, положив
жалование в пятьсот долларов в месяц.
- О деньгах пока разговору не было, - поправил Филипп Фи­
липпович.
- Но вы же один живете? Без супруги?
- Ну ичто с того?
Нина вспыхнула алым цветом.
- Как не стыдно такое предлагать молодой девушке? Наверно,
вам Иван Федорович что-то плохое про меня набрехал, так вы не
верьте. Он ведь очень испорченный. Мы с Асей за него денно и
нощно Бога молим.
Ася примчалась разгневанная.
- От тебя, Филипп, не ожидала! Как ты мог? Она же тебе во
внучки годится!
- А ты не подслушивай, - сконфузясь, буркнул Воронежский.
Ночью Иван оставил дверь приоткрытой, и Ниночка явилась
в свое обычное ведьмино время. Впопыхах, чуть не откусила ему
ухо, но он не сопротивлялся, и она вдруг притихла, замерла.
- Я тебе противна?
- Не в этом дело.
- А в чем? Ты педик, импотент?
- Нет.
- Ты какой-то чудной. Другие все это любят, а ты как будто
боишься. Может, у тебя никого не было до меня?
8*

- Может быть.
- Так я тебе и поверила. Ты вообще с самого начала принял
меня за дурочку, а я не такая.
- Все мы не такие, - согласился Иван. Ее белая призрачность,
и тихий голос погрузили его в отчаяние. Он знал, что слишком
рано повзрослел, а в душе остался несмышленышем, каким был
и два года назад, когда убегал из дома, обрывая все концы, и еще
раньше, много лет назад, когда отец был молодой, живой, и хо­
хоча, подбрасывал к потолку его маленькое, хрупкое тогдашнее
тельце. Умом он многое постиг, а сердцем по-прежнему был за­
кутан в пеленки.
- Ты думаешь, я стерва, да? - прошептала Нина, с ужасом
ожидая ответа.
- Не хочу, чтобы было так.
- Как - так?
- Как у тебя было с другими.
- Вот оно что, - в ее голосе почудилась ему непонятная ра­
дость. - Вань, давай выпьем? По глоточку?
- Иди, выпей, ты же знаешь, где водка.
- А ты?
- С какой стати? У меня не горит.
- Ага! - она соскользнула с кровати и белой тенью мелькнула
в дверях. Ночь набрякла колдовством. Он любил такие ночи, когда
сон и явь перемешиваются в тягучий коктейль. Час волка - его
любимый час. В этот час мысли ясны. Если сейчас задуматься о
смерти, то покажется, что она давно позади, как и рождение. Но
думал о Нине. Он не любил ее, зато она была ему мила. Она
добьется, чего хочет. У нее озорная повадка. Она как безродная
собачонка, ищущая хозяина. Она была желанна, как сотни дру­
гих женщин, молодых и старых, желанны юноше в восемнадцать
лет, но в отличие от других была рядом и в ночной рубашке. Он
думал об опыте любви, который ему предстоит, и надеялся, что
справится с этим, как справлялся с болью, когда испытывал себя,
сжигая ладонь над пламенем свечи...
Нина принесла водки в стакане.
- Выпей, - потребовала, - и я тебе отдамся. Хватит дурака
валять.
- Не сегодня, - сказал он. - Может быть, завтра.
Она отпила глоток, остальное плеснула на его голую грудь.
Так он и уснул, вдыхая кислый запах спирта одеревеневшими
ноздрями.
На другой день к ним наведался Алеша Михайлов собствен­
ной персоной, и женщин будто подменили. Куда делся религи­
озный экстаз и заклинание духов. Матушка, помолодевшая, с
накрашенными губами, с пылающим лицом, веселым колобком

ив

перекатывалась из комнаты в кухню, а бледная, с распущенными
по плечам волосами Нина Зайцева изображала из себя крутую
фотомодель, на пути в Париж по недоразумению попавшую в
худую московскую лачугу. От ее нелепых потуг мурашки бегали у
Ивана по коже, и сразу, как обычно в присутствии этого челове­
ка, он ощутил унизительную растерянность и напряжение. Пол­
года, не меньше, прошло с тех пор, как Михайлов последний раз
к ним заглядывал. Полгода в возрасте Ивана - целая вечность, но
ничего не изменилось. Любовь, восторг и ненависть - вот что он
испытывал к побратиму покойного отца. И еще. Как задорному
щенку в обществе матерого вол чары, ему то и дело хотелось ос­
калить зубы. Ну уж нет, подумал Иван, больше у тебя не будет
повода надо мной смеяться.
- Садись, ты чего, - пригласил Михайлов, словно это Иван
пришел к нему в гости. - Рад тебя видеть. Хорошей девушкой
обзавелся. Все забываю, как ее зовут.
- Нина, - сказала Нина таким тоном, точно решилась на акт
самосожжения.
- Вот я и говорю, хорошая девушка, но малость придуркова­
тая. Тебе не кажется, Вань?
Иван промолчал. Ася уставляла стол все новыми закусками,
невзначай прикасаясь к Алеше и жарко вспыхивая от этих при­
косновений. Нет, с сожалением подумал Иван, не угорела в ней
страсть. Он мать не осуждал, жалел. С Михайловым у нее, ко­
нечно, был давно просроченный билет, и она это понимала, но
ничего не могла с собой поделать. Слабая, несчастная, любимая
мамочка!
- Слушай, Вань, - сказал Алеша. - Твои дамы уговаривают
меня креститься. Ты как на это смотришь?
- Да, Ванечка, да, скажи ему, скажи, пожалуйста! - заполошилась Ася. - Он не понимает, что надо покаяться, причаститься, а
как же! Иначе-то как? Его гордыня мучит. Скажи ему, тебе он
скорее поверит. Я молюсь за него, каждый день молюсь, но это­
го недостаточно. Нужно, чтобы сам, сам!
Иван не желал участвовать в шутовской сцене, маялся, ерзал
на стуле, и злился оттого, что Алеша, этот упырь, без сомнения
видит, как его, опять же, по-щенячьи корежит. Мука была в том,
что Михайлов за все время знакомства ни разу ничем прямо не
выказал своего превосходства, но не было минуты, чтобы Иван
почувствовал себя с ним на равных. Более того, возможно Ми­
хайлов и не подозревал, какая между ними тянется нешуточная,
непримиримая борьба. Всегда держался с сыном покойного дру­
га учтиво, чуть насмешливо и добросердечно. То есть, судя по
всему, испытывал к нему такие же чувства, какие сам Ванечка
испытывал, допустим, к озорной и коварной Нине Зайцевой, не

ш

принимая ее вполне за человека. Но и это был всего лишь обман
зрения. По представлению Ивана, грозный и пропащий Алеша
Крест не мог вообще ни к кому питать человеческих чувств. Все
люди делились для него на две категории: на тех, кто, хотя бы
абстрактно, был ему чем-то опасен, и на тех, кого он уже пол­
ностью подмял под себя. Дорого бы дал Иван, чтобы знать, о чем
они беседовали с отцом в долгие, беспросветные лагерные ночи.
- Говоришь, покаяться? - удивился Алеша. - Но в чем же мне
каяться? Грехов-то на мне нету.
Он произнес это с таким просветленно-искренним выраже­
нием, и даже с обидой, что Нина не выдержала и прыснула в
кулачок, точно ее ущипнули.
- Не кощунствуй, Алеша! - попросила Ася.
- Да нет, я правду говорю. Какие грехи? Бедных не грабил,
слабых не обижал, воюю всю жизнь как раз с врагом рода чело­
веческого. Твой Бог меня давно простил. Если он есть.
- Алеша! - воскликнула Ася. - Умоляю тебя!
- О чем умоляешь?
- Алексей Петрович в добром расположении духа, - заметил
Иван. - Ему угодно порезвиться.
Алеша и на него поглядел с удивлением.
- Ты что же, Вань, тоже святошей заделался?
Ниночка хихикнула вторично, и уж вовсе неприлично.
- Вот истинная греховодница, - ткнул в нее пальцем Алеша. Не была бы твоей невестой, Вань, ее бы завтра надо на костре
сжечь. Тебя как зовут, девушка?
- Нина, - сказала Нина восторженно.
- Вот что, Нина, ступай пока на кухню, у нас будет неболь­
шой семейный разговор.
Нина рванулась было прочь, чуть не опрокинув стул, но Иван
поймал ее за руку.
- Сиди, не прыгай. Ты не кузнечик.
- Ничего не понимаю, - сказал Алеша. - Все какие-то возбуж­
денные, может, перепились вчера? Давайте тогда перекусим да
похмелимся.
Перекусывал и опохмелялся Алеша, по существу, в одиночку,
зато с аппетитом. Метал все подряд: жаркое, осетрину, пирожки
с капустой и пирожки с изюмом, и осушил бутылку сухого вина.
Иван отказался поддержать трапезу принципиально, сославшись
на режим, Нина и Ася поужинали раньше, да и не до еды им
было. Нина, которая по Ванечкиному капризу как бы нарушила
волю Креста, была в каком-то трансе, й уже не хихикала, а хохо­
тала как безумная по всякому поводу; Ася со скорбной гримасой
наблюдала, как управляется с яствами бывший суженый. Больше
всего она поражалась тому, что Алеша совсем не меняется внеш­

118

не. Все старели вокруг, умирали и чахли, жизнь катилась под
уклон, а он был все тем же неодолимо прелестным отроком, ко­
торый однажды, в незапамятные времена вывалился перед ней у
выхода из метро и с ангельской улыбкой, без предисловий поп­
росил о любви. «Научи меня!» - потребовал он. Она и научила,
не смогла отказать, хотя была мужней женой. Да и кто бы и в чем
мог ему воспротивиться. Сегодня Алеша хозяином распоряжает­
ся по Москве, и не будет ничего удивительного, если завтра так
же легко перешагнет через все океаны. Он был драгоценным
подарком ее судьбы, но одного она так и не поняла: кто же он
такой? Посланец ли небес, сошедший на землю с мечом, или
исчадие тьмы. Впрочем, с годами этот вопрос потерял остроту.
Он таков, каким уродился, если что-то с ним случится, мир для
нее останется скучен и сер.
- Вот так-то, - Алеша удовлетворенно похлопал себя по наби­
тому животу. - Спасибо, Ксенька. Хоть кто-то из женщин не
разучился готовить.
- Кушай еще, ты салат не попробовал.
- Лучше сына покорми, он у тебя вытянулся, как глист.
Бедная Нина покатилась со смеху, еле Иван успел ее подхва­
тить, чтобы не свалилась на пол. Алеша взглянул на нее с осуж­
дением.
- Все же, Иван, нам надо потолковать наедине.
Ася молча встала, взяла девушку за руку и увела из комнаты,
хохочущую и повизгивающую.
Алеша долил в рюмку вина, закурил.
- Хорошая у тебя невеста, Вань, повезло тебе. Никому только
не показывай, отнимут.
- Это мое личное дело, - сказал Иван.
- Конечно, конечно, - Алеша откинул голову, сожмурил веки,
отдыхая, о чем-то задумался.
- Эх, Ванечка, грубишь напрасно. Норов прячь в рукаве, как
нож. Это тоже наука.
Иван молчал.
- Мать сказала, ты на работу устроился. Куда, если не секрет?
- Это тоже мое личное дело.
- Не совсем, Вань, вот тут не совсем. В говно вляпаешься,
вытаскивать мне придется.
- Да с чего вы взяли?! - вспылил Иван, аж побледнев. - Поче­
му именно вам придется вытаскивать? Кто вы мне такой?
- Твой отец был мне братом.
- И все у вас было общее, - добавил Иван. - И нары, и жен­
щина.
Алеша озадаченно почесал щеку.

119

- Ладно, мимо проехали... У меня есть к тебе предложение, но
даже не знаю, говорить ли. Чего-то ты сегодня вертишься, как
девка на колу.
- Не нуждаюсь ни в каких предложениях.
- Учиться поедешь в Англию?
- Чего?!
- Приглядели мы с Настей солидный частный колледж. С
полным пансионом. Все расходы на мне.
- Кто такая Настя?
- Жена моя. Святая женщина.
Наконец-то Иван улучил минутку для маленького торжества.
- Не хочу.
- Почему? Получишь настоящее образование.
- Если и буду кому-то чем-то обязан в жизни, то только не
вам.
Алеша притушил сигарету в пепельнице. Он не был огорчен,
но на юношу смотрел с сожалением.
- Пора взрослеть, Вань. Занятия с октября, подумай. Посове­
туйся с матерью, с Филиппом. Кстати, насчет матери. Мы ее с
твоим отцом не делили, мы ее любили оба. Чувствуешь разницу?
Иван сидел красный, точно в бане. Минута торжества минула
никем не замеченной. Алеша пошел на кухню попрощаться с
женщинами. Он везде был в своем праве и на своем месте. Ве­
зунчик, которого природа наделила даром повелевать. Иван ему
не завидовал. Каждому свое, сказано мудрецом. Он не хотел ка­
рабкаться вверх по чужим головам, как по ступенькам. Для на­
стоящей свободы человеку ничего не нужно, кроме присутствия
духа.
Когда Алеша ушел, пообещав: - Проголодаюсь, позвоню! Нину окончательно скрючило от смеха, и пришлось отпаивать ее
валерьянкой.
- Он не для тебя, - утешил ее Иван. - Не думай о нем.
- Я понимаю. Он как древний витязь, - сказала она напыщен­
но.
Ночью она опять пришла к нему, одинокая и покорная, и
Ванечка потерял свою невинность.

13
Знаменитый журналист центральной газеты Ника Поливодов
немало покуролесил в своей сорокалетней жизни, а теперь по­
тихоньку собирал материал для сенсационного, разоблачитель­
ного материала на тему «Мафия и власть». Он часто ходил по
лезвию ножа. В Абхазии снайпер прострелил ему левую руку

т

повыше локтя, чуть-чуть промахнувшись до сердца, и там же он
подцепил чудовищный триппер от шалавой репортерши-фран­
цуженки Мариам, которая вдобавок обвинила его самого. И это
всего за одну командировку, а сколько их было. Для любимой
профессии Ника себя не берег, лез всегда в самое пекло, и звезда
его в период перестройки воссияла высоко. Это было чудесное
время, полное страсти, напора, надежд. Все было ясно прицель­
ному взору журналиста. Бей, круши, вали вчерашних идолов, и
чем хлеще слово, тем ближе победа. Года два все ходили, как
пьяные, в веселом бреду разрушения, с ощущением причастнос­
ти к высокой истории, которая творилась на их глазах и делалась
отчасти их руками. Популярность журналистов заслуженно срав­
нялась с известностью кинозвезд и ведущих политиков. Вечером
репортер засыпал никем, а утром, после выхода удачной статьи,
просыпался знаменитым. Так было и с Никой. Он спроворил
интервью с белобрысой путаной из Метрополя, а путаны,как и
наркоманы, были тогда еще под запретом, и редактор тянул ре­
зину, недели две не решался печатать, но потом рискнул, - и
какая же бомба разорвалась в Москве! Ровно через месяц в газету
позвонили со Старой площади и Ника Поливодов был пригла­
шен на приватную беседу к одному из самых значительных лиц в
государстве, главному идеологу страны с незапамятных времен.
Ника по застойной привычке попрощался на всякий случай с
друзьями и с родней - и пошел. Значительное лицо, обликом
напоминавшее образованного чукчу, встретило его так, словно
Ника был его родным сыном, когда-то потерянным, а ныне счас­
тливо обретенным. Государственный муж, облеченный колоссаль­
ной властью, поил его коньяком в своем огромном кабинете, и
самолично порезал на блюдце лимон. Он не учил ничтожного
писаку уму-разуму, как это бывало раньше, а советовался с ним
по важным мировым проблемам, почти как с ровней. Впрочем,
была в этой задушевной домашней беседе одна досадная особен­
ность, залетевшая из прежних времен: хотя влиятельное лицо и
советовалось, и спрашивало у польщенного Ники его мнения,
но отвечало тоже само на свои вопросы. Еле-еле удалось журна­
листу вставить две-три незначительные реплики, но какое это
имело значение. Великий идеолог высказывал такие мысли, от
которых сердце Ники взмывало в небесам. К примеру, идеолог
признался, что придушить окончательно монстра системы, со­
крушить империю зла без помощи четвертой власти невозмож­
но; а дальше из его слов выходило, что под четвертой властью он
подразумевал как бы именно Нику Поливодова, ну и еще с пяток
человек, подобных ему, таких же отчаянных, талантливых, бес­
компромиссных, молодых, беззаветно преданных идеям демок­
ратии и общечеловеческим ценностям...

121

Три, четыре, пять, шесть лет подряд Ника Поливодов со това­
рищи в разных газетах и журналах, на радио и на телевидении
рубили наотмашь по системе, не оставляя от нее камня на кам­
не, не щадя живота своего, дробя святыни в пыль; но постепенно
некоторые из центровых нападающих притомились от непосиль­
ной работы и отбыли на заслуженный отдых в Америку и Евро­
пу. От краснопузого чудища остались рожки да ножки, у него
были отбиты бока и выколоты зенки, но все же у Ники, да и не
только у него, все чаще возникало подлое ощущение, что все
они, и победители, и побежденные, и те, кто успел слинять, и те,
кто заторчал в «этой стране», очутились у разбитого корыта, хотя
прямого повода горевать вроде бы и не было. Меченого провид­
ца, малость свихнувшегося от бесконечных речей, спихнул с пре­
стола его более солидный и расторопный собрат по партии, ко­
торый привел за собой кучу молодняка из разных коммунячьих
конюшен. Ветер августа поддувал им в спину. Бесшабашные эко­
номические недоросли повели дело так рьяно, что буквально за
год, два от позавчера еще зажиточной страны осталась кучка пепла.
Зато всех своих единомышленников они объявили средним клас­
сом, а наиболее близких корешей назначили миллионерами.
Повсюду воцарилась реформа, народ ликовал в безмолвии, коегде попискивал полуголодный обыватель, но общая картина была
праздничная. Коммерческие банки, акционерные компании, брокерные конторы, частные лавочки, прилавки, заваленные им­
портным барахлом и гнилыми продуктами, счастливые лица мос­
квичей, повсеместно спекулирующих разной мелочевкой, кон­
курсы «мисс Мытищи», круизы по Средиземному морю, сказоч­
ная реклама на экране - то есть все, как у них, все, как у нор­
мальных людей. Казалось бы, начинай жить и радоваться, но
радоваться стало опасно. На каком-то этапе что-то сломалось в
реформе: то ли у молодых, заполошных рыночников не хватило
азарта, то ли верховный владыка запил горькую, то ли, и это
скорее всего, полупьяный, придурковатый народец в этой стране
был не готов к истинным капиталистическим благодеяниям, а
как был, так и остался совком; но произошла загадочная и пе­
чальная вещь: вместо милого, дружелюбного капиталиста с ли­
цом Борового, раздающего направо и налево пряники обездо­
ленным, изо всех углов, из подворотен и с трибун, из нарядных
офисов и из управленческих штабов оскалилось вдруг на обом­
левшего гражданина циничное, сытое рыло бандита. Политичес­
кий концлагерь, в котором долгие десятилетия обживались не­
счастные россияне, и даже обустроились с некоторым удобст­
вом, в одночасье обернулся зловещей уголовной зоной, где каж­
дому предстояло заново приноравливаться к свирепым причудам
паханов. Социальная рокировка произошла так стремительно, что

122

многие, даже самые отпетые рыночники, успевшие настругать
капиталы и пригреться возле монаршей печки, не успели за ней
уследить. И с грохотом повылетали из насиженных гнезд. Те же,
кто уцелел, мигом облачились в бронежилеты и наняли для лич­
ной охраны половину бывшей Советской Армии. Пальба нача­
лась беспорядочная, и если поначалу в основном добивали ста­
рорежимных пердунов, то постепенно пули посыпались и на го­
ловы чистосердечных заступников демократии, преданных спод­
вижников международного валютного фонда.
Так и сошлось, что многие прогрессивные журналисты, вче­
рашние властители дум, а с ними и Ника Поливодов, вдруг ока­
зались не у дел. Так называемая непримиримая оппозиция была
загнана чуть ли не в районы вечной мерзлоты, разрушать больше
было нечего, на бескрайних просторах тут и там едва дымились
головешки проклятого, коммунячьего режима, а тявкнуть гром­
ко на новых, изолгавшихся и проворовавшихся властьпредержателей уже не хватало ни мужества, ни сил, да вдобавок с таким
же успехом можно было тявкать на собственное отражение в зер­
кале. Точно пораженная внезапным мозговым недугом, демок­
ратическая пресса вдруг заговорила осевшим, простуженным го­
лосом, путая слова и мысли. Кто-то по инерции чехвостил озве­
ревших гекачепистов, приписывая им какие-то уж вовсе проти­
воестественные замыслы, кто-то занялся физиологическими изыс­
каниями, кто-то вещал о скором восшествии на престол отрока
Григория, и прочее, и прочее в том же духе, но широкая читаю­
щая публика заметно охладела к политическим темам, и газет­
ные тиражи опасно пошли на убыль, рискуя повторить судьбу
толстых литературных журналов, которые так и не сумели вовре­
мя остановиться в своем заунывном интеллектуальном гробоко­
пательстве. Немного оздоровила общественную атмосферу пу­
щенная в оборот угроза «русского фашизма», подкрепленная за­
мелькавшими на экранах каменноликими юношами с руничес­
кими нарукавными знаками и со свастикой, но ненадолго и да­
леко не повсеместно, а, пожалуй, только в Москве и в СанктПетербурге. Да и тут средний читатель больше интересовался
простыми, натуральными вещами: схлопочет ли он, добропоря­
дочный обыватель, случайную пулю где-нибудь на троллейбус­
ной остановке, или ему удастся потихоньку, спокойно околеть от
хронического недоедания.
Ника Поливодов был тертым газетным калачом, и давно на­
учился различать, кто стоит за тем или иным политическим ат­
тракционом, кто его финансирует, и кому он выгоден. К приме­
ру, еще не набравший силу, но, судя по некоторым признакам,
грандиозно затеваемый спектакль под названием «Русский фа­
шизм», устраивал практически всех, и левых и правых, и комму­

123

нистов и демократов, и президента, и Зюганова с Гайдаром. В
России фашизм вызывал у нормального человека отторжение на
подкорковом уровне, благо никто толком не понимал, что это
такое, у большинства (тех, кто старше сорока), в этой связи воз­
никала единственная ассоциация - бесноватый фюрер, окружен­
ный гестаповскими палачами; однако в борьбе с новоявленным
страшилой каждая, борющаяся за власть группировка, при удач­
ном стечении обстоятельств, могла нащелкать избирательные
очки. По парадоксу российской общественной жизни это отно­
силось и к самим «фашистам», популярность которых росла день
ото дня. Все это не устраивало умного Нику. Массовость заброса
при низком натуральном обеспечении неизбежно должна была
обернуться очередным пропагандистским мыльным пузырем, и
он не хотел засвечиваться в заранее обреченной на провал ак­
ции. Вдобавок крайне неудачно, с явным уклоном в водевиль
были выбраны персоналии, которые представляли русский фа­
шизм как бы воочию. И Баркашов с его опереточными чернопогонниками, и уж тем более Жириновский с его неопознанной
родословной и тайными капиталами - словно сошли с подмост­
ков провинциальной сцены, хотя, разумеется, это вовсе не зна­
чило, что кому-то из них не удастся в смуте принудительной ка­
питализации выловить собственную золотую рыбку удачи.
Иное дело - мафия. Ее не надо было придумывать, наряжать
в карнавальный балахон и накачивать воздухом, как ярмарочную
куклу. Она сама который годок старательно впрыскивала труп­
ный, паралитический яд в государственные структуры, и была
многолика, изобретательна и, в сущности, неуязвима. Словечко,
правда, неточное, плохое - мафия - из чужого обихода, сбиваю­
щее с толку, но что поделаешь, собственной лексики новое вре­
мя еще не накопило, да и зачем копить, если все можно взять
напрокат: убого, позорно, зато под рукой - Белый дом, мэрия,
коррупция, демократия, мафия... Но наша мафия, конечно, была
не их мафией с благородным Плачидой во главе, тут заблуждать­
ся не приходилось. Что ей наркотики, контрабанда живым това­
ром и прочее, на чем нажили капиталы ее забугорные коллеги,
она кроила так, чтобы савана хватило на всю страну. При этом у
нее был ясный, страдальческий взгляд Богородицы-девы, изыс­
канная речь партийного чиновника, и оснащение от автомата
Калашникова до Конституции.
Около года Ника Поливодов исподволь собирал материалы, а
когда нагреб достаточно на серию сенсационных статей, то сам
ужаснулся. Точно в дурном сновидении, ему открылось, что все
они, от мелкого рэкетира, берущего под свою «крышу» коммер­
ческий ларек, до маститого ученого-экономиста, блудливо пере­
жевывающего идейку о всенародном счастье поголовной прива­

124

тизации, повязаны кровью и корыстью в одну большую, друж­
ную, блатную семью, подчиняющуюся единому центру, а кто
выпал из лона семьи, как выродок, или кого в семью не приняли
за отсутствием лишней миски с похлебкой, обречен на неизбеж­
ное и скорое вымирание. И у него, маститого журналиста, ока­
зывается, есть в этой семье маленькая удобная ниша, откуда ему
лучше уже никогда не высовываться. Те из его коллег, кому ока­
залось не по нутру бытование в уголовной семье, именно по этой
причине торопливо отбуксовали за океан. Остальные, а имя им
легион, перебивались подачками с барского стола и жадно лиза­
ли руки пахану, пытаясь угодить всем его прихотям. Была еще
немногочисленная группка правдолюбцев, которые верили, что
плетью можно перешибить обух, и, угревшись в газетных зако­
улках, продолжали беспощадно разоблачать ужасы сталинского
режима, но их жребий, по определению классика, был уже изме­
рен. Голосить им осталось лишь до той поры, когда пахан мимо­
летно огрызнется.
Ника Поливодов не желал быть ни с теми, ни с этими, ни с
другими, ни с третьими, а хотел быть сам себе голова. Он при­
шел к главному редактору и предложил цикл бесед с истинными
хозяевами новой жизни. Главный редактор тоже был человек
ушлый, настырный, с большими заслугами перед демократией,
но тираж его газеты упал до роковой отметки, поэтому суть дела
он ухватил на лету.
- Надоело ходить с ушами? - пошутил по-домашнему. - Хо­
чешь, чтобы тебе их отрезали?
- Нет, - сказал Поливодов, - мы сделаем все аккуратно. Ведь
все зависит от исполнения. Подадим этих ребят с вопроситель­
ным знаком.
- Объясни.
- Иван Иванович, да чего тут объяснять. Вот, дескать, чита­
тель дорогой, перед тобой персоны необыкновенные, самый круп­
няк, тайная власть, а уж как они тебе понравятся - вопрос вкуса.
Двух зайцев убьем, нам не впервой. Крестным отцам польстим,
и читателя развлечем. Газету будут из рук рвать. Подписная кам­
пания, Иван Иванович.
- Как бы вместе с газетой нам головы не оторвали. Не боишь­
ся, дружок?
- Нет, не боюсь. Паханы тоже люди, им свойственно тщесла­
вие. Они много лет орудовали в темноте, им это надоело. Пред­
ставляете, как им хочется заявить о себе громко, чтобы были
аплодисменты, цветы, блицкамеры, благородный рев толпы...
- Что ж, действуй, - задумчиво благословил редактор. - Но в
случае чего прикрыть не смогу. Это ты понимаешь?

125

- Конечно, понимаю, - кивнул Ника. - В конце концов, мы
рождены, чтоб сказку сделать былью.
Жил Ника Поливодов в однокомнатной квартирке на ЮгоЗападе с кошкой Машкой и попугаем Гришкой. Жены и детей у
него не было и иногда это наводило его на грустные размышле­
ния. Вечером он разложил на столе заготовки к теме «Мафия и
власть», и долго изучал список фигурантов. Первоначально в нем
было двенадцать человек, но теперь осталось восемь. Буквально
за лоследние полгода двое убыли царствовать на чужбину, а дво­
их повалили в разборках, одного в Ростове другого в Чернигове.
Похороны павших бандитов, судя по газетным сообщениям, вы­
лились во всенародное горе. Это было смешно, поучительно и
гнусно.Среди оставшейся восьмерки первым в списке стоял Ели­
зар Суренович Благовестов, живая легенда подпольного бизнеса,
свирепый рыцарь плаща и кинжала. Его домашнего телефона
Ника не знал, зато у него была визитная карточка Иннокентия
Львовича Грума, крупного бизнесмена, владельца двух банков и
биржевой конторы, который в прошлом сезоне баллотировался в
парламент от партии «Экономическое процветание». Этот чело­
век по Никиному досье уже лет десять работал на Благовестова,
и, возможно, был его правой рукой. Познакомились они в кулу­
арах какого-то марионеточного фракционного съезда, пили кофе
с коньяком в буфете, и Иннокентий Львович наговорил журна­
листу кучу комплиментов о его статьях. С искренней болью Ин­
нокентий Львович сокрушался о том, сколько еще предстоит тя­
желой работы по расчистке авгиевых конюшен, оставшихся в
наследство от коммунячьего режима, но все равно это придется
сделать, если не хотим до скончания века плестить в хвосте у
цивилизованного мира. Вся надежда здесь на талантливых, чест­
ных людей, таких, как Ника Поливодов. Он пообещал Нике, что
если ему понадобится хоть какая-то помощь на его благородном
журналистском поприще, он будет рад ее оказать. Изощренное
фарисейство матерого хищника в тот раз очень позабавило Нику.
Он набрал номер офиса Грума, и ему ответил нежный, певу­
чий голос секретарши, которая попросила его представиться,
объяснить по какому делу ему потребен Иннокентий Львович.
- Я из газеты, - сказал Ника. - Дело сугубо личное. Фамилия
моя Поливодов. Иннокентий Львович меня знает.
- Минуточку, - прощебетала секретарша, и почти сразу в трубке
возник благодушный, вкрадчивый баритон банкира.
- Дорогой наш писатель! А я все гадаю, куда вы пропали? Ну
уж видно не до нас. Большие проблемы, большие хлопоты. Чи­
таем, гордимся знакомством. Чем могу быть полезен, уважаемый
Ника?
- Как ваше здоровье, Иннокентий Львович?

12Б

- Какое уж там здоровье, милый вы мой! Трудимся не щадя
ясивота, а кто оценит. Вы же видите, какая кругом неразбериха.
Кстати, кто у вас рекламой заведует?..
Минут через пять хорошего, доверительного разговора Ника
обратился со своей просьбишкой.
- Хотелось бы встретиться с одним человеком, и я подумал,
вдруг вы поспособствуете?
- Кто такой? Что за человек?
- Некто Благовестов Елизар Суренович.
В трубке наступило молчание, и после паузы Грум заговорил
совершенно иным голосом, в котором и намека не осталось на
родственные чувства:
- Кто же вам сказал, что я знаком с Благовестовым?
- Никто не сказал. Да я наугад позвонил. Помнится, в пос­
леднюю встречу вы это имя упоминали. Но возможно, я что-то
перепутал.
Еще одна пауза, и в трубке возник посторонний фон. Ника
улыбнулся своему отражению в настольном зеркале.
- Если не секрет, чем вас заинтересовал этот... хм... госпо­
дин?
Поливодов охотно рассказал, что газета затевает опублико­
вать цикл бесед с видными политиками, учеными, бизнесмена­
ми. Цель такая: дать спектр компетентных мнений по самым
острым, актуальным вопросам общественной жизни.
- У нас ведь как заведено, - сказал Ника. - По любой пробле­
ме высказываются одни и те же лица. Что на телевидении, что в
прессе. Налогоплательщику они все надоели. Просто физиономически неприятны. К тому же заранее ясно, что каждый из де­
журных комментаторов скажет. Хотелось бы закинуть невод по­
шире, поглубже. Кстати, раз уж зашла речь, я бы и вас, дорогой
Иннокентий Львович, хотел привлечь.
- Что ж, пожалуй, попробую связаться с Благовестовым. - Голос
Грума опять потеплел. - Действительно, есть кое-какой канал,
общие, как гойорйтся, знакомые. Давайте я вам перезвоню через
некоторое время?
ПовесиВ'Трубку, Ника пошел на кухню и поставил на огонь
кастрюлю с водой. Достал пачку пельменей. Он не первый раз
совал голову в логово льва, и всегда при этом у него появлялся
зверский аппетит.
Иннокентий Львович перезвонил через час.
- Все в порядке, - сообщил бодро. - С вас причитается. Елееле разыскал вашего Благо... Благовестова. Вы правы, похоже,
важная персона. Но я за вас поручился, вы уж не подведите.
Грум назвал ему адрес и сообщил, что Елизар Суренович при­
мет его завтра в двенадцать ноль-ноль.

127

Обыкновенная контора из двух совмещенных квартир на пер­
вом этаже жилого дома в переулке Нежданова. Таких контор по
Москве расплодилось тысячи, эта была примечательна тем, что у
входа не было никакой таблички. Зато у двери, обитой зеленым
кожзаменителем, сидел на табуретке усатый омоновец. Да и на
улице Ника приметил две машины, набитые праздными моло­
дыми людьми вполне узнаваемого типа. Выяснив, кто он такой,
омоновец нажал на дверной звонок и что-то тихо произнес, скло­
нившись над узкой, как для газет, щелью. Поливодова впустили.
Девушка в короткой черной юбке проводила его в приемную
и, мило улыбнувшись, попросила открыть кейс.
- Террористов боитесь?
- Нет, журналистов, - отшутилась девушка. Нажала клавишу
селектора.
- Из газеты, Елизар Суренович.
В ответ послышалось нечленораздельное кряхтение.
- Входите, можно, - пригласила девушка.
Кабинет - бывшая жилая комната - был меблирован двухтум­
бовым канцелярским столом, книжными стеллажами и несколь­
кими стульями с темно-красной обивкой. Небогато, подумал
Поливодов, принимают по десятому разряду. Хозяин кабинета осанистый старик с лысым, породистым черепом, обрамленным
темным пушком, с приятно пронизывающим, прокурорским
взглядом - сидел не за столом, а у окна, под открытой форточ­
кой, в черном дерматиновом, тоже сугубо канцелярском кресли­
це. Навстречу гостю не поднялся, но руку сидя протянул. Поли­
водов поспешно приблизился и уважительно ее пожал, ощутив
сухой жар старческой ладони.
- Располагайся вон там, - Благовестов указал пальцем на стул.
- А хочешь - там. Садись, где удобнее, а я уж тут на холодке
побуду. Водку будешь пить?
- Спасибо, рановато вроде.
- Надо же, - удивился Благовестов. - Сколько вашего брата
перевидал, никто от дармовой выпивки не отказывался. Ты, мо­
жет, стесняешься, Ника?
- Печень пошаливает... - Поливодов открыл кейс.
- Диктофончик нам ни к чему, - остановил его Благовестов. Зачем нам диктофончик? Хочешь поговорить, давай без диктофончика.
Поливодов послушно захлопнул кейс. Старик настроен был
недружелюбно, с первых же слов пытался подковырнуть, но это
Нику не смутило. Важно, не как встретят, а как проводят. Проф­
ессионально любезным, деловым тоном поделился своим замыс­

лом провести на страницах: газеты встречи с влиятельными, из­
вестными людьми. Политика, этика, экономика, общий взгляд
на положение дел в стране. Читателю будет любопытно из пер­
вых рук узнать, какой опыт еще над ним произведут в ближай­
шем будущем. Предполагается искренний, доверительный раз­
говор, как бы у домашнего камина, без всей этой, набившей ос­
комину политической трескотни, от которой предостерегал еще
вождь революции.
- И кто же у тебя в списочке? - спросил Благовестов.
- О-о, хотелось бы охватить круг пошире. Егор Гайдар, артист
Ульянов, Аркадий Вольский, лидер центристов, может быть удас­
тся заинтересовать самого президента.
- Действительно, серьезная публика, но ты ведь немного лу­
кавишь, да, Ника? Там у тебя еще Алеша Михайлов, по кличке
Крест, Омар Кавторадзе, грузинский папа, Сережа Антонов, ну
и другие поделыцики, верно?
Поливодов почувствовал себя так, будто его толкнули в спину
и он очутился в ледяной проруби. Точность вопроса была сверхъ­
естественной.
- Если даже так, какой в этом криминал?
- Да ты не тушуйся, что соврал. Все журналисты врут, вам за
это платят. Важно, чтобы совсем не завраться. Вот тут может
случиться и криминал.
Благовестов дернул шнурок над головой и в комнату вбежала
девушка-секретарша.
- Принеси чего-нибудь, Катенька. Чего-нибудь покрепче, а
то у молодого человека язык отнялся.
Через мгновение девушка, сверкая загорелыми коленками,
подкатила столик на колесиках - водка, минеральная вода, ко­
фейник, чашки. Попыталась и дальше ухаживать, ухватилась за
графинчик, но Благовестов ее шуганул. Сам разлил по рюмкам,
крякнул и выпил. Вопросительно смотрел на Поливодова. Ника
к рюмке не прикоснулся. Его вдруг потянуло бежать, куда глаза
глядят. Дымок опасности, почти осязаемой, проник в ноздри тер­
пким запахом французского лосьона.
- Теперь выкладывай правду, - потребовал Благовестов. - Чего
надо от меня? Хочешь денег? Могу дать.
- Я чего-то не понимаю. Не желаете давать интервью, зачем
согласились?
- Действительно не понимаешь, - усмехнулся Елизар Сурено­
вич, - и это очень плохо. Я не Ульянов и не Гайдар. Надумай я
выступить в вашей вонючей газетенке, то скорее всего сначала
купил бы ее вместе с твоим Иваном Ивановичем и с тобой. То­
вар недорогой.
- Почему вы так упорно стараетесь меня оскорбить?
9 “Подвиг” №2

Елизар Суренович сделал вид, что ему скучно и что у него
зачесалась нога.
- Оскорбить газетчика? Это что-то новенькое. Разве такое
возможно?.. Вот что, паренек, у меня очень мало времени. Гово­
ри, чего ищешь и кто на меня науськал? Заодно назови цену.
Тысячи зеленых хватит на новые штаны?
Ника Поливодов решил психануть. Вскочил на ноги, блед­
ный, одухотворенный.
- Если бы не ваш возраст, милейший!..
Благовестов коротко хохотнул, как рыкнул.
- Ну-ка сядь, не трясись, тут тебе не дискотека. Хорошо, сам
скажу, а ты послушай. Почуяли, крысы, что запахло паленым,
новых хозяев ищите. Прежние уже не по нутру, демократы вы
мои хрустальные. Поздно спохватился, Ника. Полгода назад я
бы еще взял тебя на службу, сейчас своих борзописцев некуда
девать. Вдобавок чересчур ты наглый и прыткий. Старина Грум
сразу тебя раскусил. Но за наглость положено наказывать.
Загипнотизированный его отеческим взглядом, Ника промям­
лил:
- Да в чем же моя наглость, не пойму?
- Как в чем? Сунулся без вызова - это раз. Правды не сказал
- два. И вообще весь какой-то ты изворотливый, скрытный. Во­
дки даже не выпил со старичком. Нет, дорогой, все вместе тянет
на высшую меру. Но мы не в суде, поэтому даю тебе две минуты
для оправдания.
Страх Ники достиг высшей точки, голопузым детством вдруг
потянуло из прошлого и в ту же секунду он обрел присутствие
духа.
- Куражиться изволите? Ох, какие мы всемогущие! Но неда­
лек день, когда и таких, как вы, размажут по стенке. На сей счет
не заблуждайтесь, милейший.
- Пошел вон! - равнодушно бросил Благовестов. Он не дергал
шнурок, никого не звал, но в комнате, как по гудку, возник омо­
новец, недавно дежуривший снаружи, бережно подхватил Поливодова под локоть и помог ему выбраться из помещения. Все
происходило как во сне. Девушка-секретарша болтала по теле­
фону, и не обратила на них внимания.
Ника поехал в редакцию, и весь день провел тоже как бы в
полудреме. Ничто его не огорчало и не радовало. Суматошная
редакционная канитель текла мимо. В его крохотный кабинетик
то и дело заглядывали друзья и сослуживцы, и выходили от него
обескураженные. Общительный, всегда готовый поддержать до­
брую шутку и посудачить о новостях, Ника, похоже, заболел,
или вложил деньги куда-нибудь не туда. Петро Захарчук, репор­
тер спортивного отдела, не смог расшевелить его даже известием

о новых похождениях Марадоны, и, соболезнуя, предложил сле­
тать в магазин за лекарством.
- Не мучайся, старина, - сказал он. - Похмелье - еще не конец
света. Главцое - постепенность на выходе. Принимаешь стопоч­
ку «Смирновской», пару пива, а потом обязательно девочка. Хо­
чешь, пришлю Кирку Погребельскую.
Ника немного встрепенулся.
- Как Погребельскую? Да она второй месяц с Иофой! Нет,
она не согласится.
- Старичок! - Захарчук обрадовался, заметя проблеск в потух­
ших глазах друга. - Что значит с Иофой? С Иофой она по до­
лжности, он ее начальник, учитель, а с тобой будет из сострада­
ния: Я же ей объясню, в каком ты состоянии. Она девица мило­
сердная, чувствительная. Знаешь, где она хотела работать,если
бы не газета?
- Где?
- В доме престарелых. Честное слово! Сама говорила. Она же
наркоманка. Как раз тебе с похмелюги.
Под Киру Погребельскую, редакционную секс-бомбу, Ника
подбивал клинья уже давно, но пока безрезультатно. Это задева­
ло его мужское самолюбие, тем более, что Кира не слыла недо­
трогой. Теперь-то, задним числом, он видел, как в последнее
время вокруг него накапливались разные мелкие неприятности,
очевидные предзнаменования большой беды, вот она и грянула.
Он сознавал, что влип крепко, сунул голову в петлю, но только
не мог понять, где и какую допустил промашку. Отчего так взды­
бился замшелый грозный подпольный властелин? Чем он его так
насторожил? Старый шакал не дал ему рта открыть, и вот теперь
надо уже думать, как уцелеть. Ничего путного не приходило в
башку, и самое разумное, пожалуй, было оформить командиров­
ку и смотаться на пару недель из Москвы. Ника был газетчиком
до мозга костей, препятствия лишь возбуждали его охотничий
азарт, но сегодня был явно не тот случай, чтобы лезть на рожон.
Некоторое время он раздумывал, не позвонить ли Груму, но и
это оставил на потом.
В конце концов поперся к главному редактору и объявил, что
собирается дней на десять, а может, и надолыие поехать в Крас­
нодар, а оттуда в Ростов. Он и тему придумал нормальную: среди
донского казачества давно шло какое-то любопытное брожение,
но Иван Иванович темой даже не поинтересовался.
- Надо, так и поезжай, - сказал он, чему-то словно обрадовав­
шись. - Командировочный фонд почти весь в целости. Заодно на
подписку поработаешь.
«Ах ты, старый прохвост!» - подумал Ника. Нехорошее подо­
зрение кольнуло его в сердце. Вспомнил странные слова Благо9*

вестова: «Понадобится, я тебя с твоим Иван Ивановичем с пот­
рохами куплю». Из пустоты такая обмолвка не вылетит.
Главный редактор против обыкновения прятал глаза в пол,
или это чудилось воспаленному Никиному воображению. О не­
давних замыслах ни слова, будто их и не было.
- Иван Иванович, - Ника зашел сбоку, чтобы все же поймать
взгляд человека, под началом которого проработал десять лет. А почему вы не спросите, чего это я вздумал про казаков писать?
Ведь позавчера...
- Дорогой Ника, - наконец-то редактор поднял глаза - чест­
ный, прямой взгляд Иуды. - Мне уже донесли, что ты вроде за­
недужил немного. Что случилось? На тебе и впрямь лица нет.
- Ничего не случилось. Так я оформлю командировку?
- Оформляй, конечно. Но может, лучше сперва врачу пока­
заться?
Из кабинета Ника выкатился, точно оплеванный. Нина Сер­
геевна, секретарша шефа, пожилая грымза, пучила в сторону
рыбьи равнодушные зенки. Не было сотрудника в редакции, про
которого она не знала бы всю подноготную, как не было челове­
ка, который знал бы толком что-нибудь про нее самое. Сплетни­
чали, что в незапамятные времена шеф выудил, выманил ее из
аппарата Чурбанова и таким образом спас от пожизненного за­
ключения.
- Ника, мальчик, это правда? - спросила она бесцветным го­
лосом.
- Вы про что?
- Опять собираешься на Кавказ?
- Собираюсь. Может, и куда подальше.
- Но это же опасно. Сколько можно рисковать? Такой извес­
тный журналист, золотое перо, и уже не совсем юноша...
- Все равно поеду, - сказал Ника. Про Нину Сергеевну было
еще известно, что у нее дурной глаз. Стоило ей кому-нибудь по­
сочувствовать, как с этим человеком непременно случалось не­
счастье: он ломал ногу или неудачно женился. Но это прежде, в
поганые годы застоя. Теперь жизнь стала свободнее, веселее, и
несчастья упростились: сегодня ты жив, а завтра придавят, как
таракана.
С горя Ника заглянул-таки к Кире Погребельской, чтобы ма­
лость расслабиться. Секс-бомба сидела за заваленным кипой га­
зет столом и пудрила маленький изящный носик.
- Какой приятный сюрприз! - воскликнула она. - Я уж забы­
ла, как ты выглядишь.
Кире Погребельской было двадцать четыре года, и все в ней
было прелестно: и душа, и мысли, и тело. Увы, она слишком
хорошо это понимала.

132

- Еще бы не забыть, - пробурчал Ника. - Когда за тобой уха­
живает такой кавалер, как Иофа, мать родную не узнаешь.
Кира задумалась, изобразивсочными губками ни к кому не
относящийся поцелуй.
- Хамите, парниша! - наконец оценила замечание Ники.
- Не хамлю, ревную. Давай сходим куда-нибудь вечерком?
- Куда, молодой человек?
- Ну, к примеру, можно ко мне. Возьмем водочки, пивка - и
поедем.
- И что будем делать?
- Телек посмотрим. Пластинки покрутим. Я блинов напеку.
- Ты очень безнравственный, Ника, а ведь я несовершенно­
летняя. Но я понимаю, чего ты добиваешься. Ты хочешь меня
развратить. Чтобы я стала похожа на всех твоих дешевых старых
кобылиц. И тут у тебя выйдет осечка.
Развратить Киру Погребельскую пытались почти все мужчи­
ны в редакции и еще половина города, и некоторым это, по слу­
хам, удалось. Но на самом деле, как призналась однажды Кира,
пустые любовные интрижки не приносили ей удовлетворения.
Она надеялась встретить настоящего мужчину, преданного дру­
га, который возьмет ее на руки и понесет по миру, как прекрас­
ную мечту.
- У меня паршивое настроение, - признался Ника. - Хоть тыто не кривляйся.
- Это потому, что ни о чем не думаешь, кроме случки. Почему
бы тебе не пригласить меня в театр?
- В какой театр?
- Да в любой. Это будет поступок с твоей стороны. Настоя­
щий мужской поступок.
- Хорошо, пойдем в театр. Но завтра. А сегодня ко мне. О’кей?
Кира прогнулась, проведя ладонями по пухлым бокам, обтя­
нутым полупрозрачным нейлоном, и у Ники болезненно сдави­
ло в паху.
- Нет, милый, так не выйдет. Ты торгуешься, мне за тебя
стыдно.
- Ну и спи со своим Иофой, - цинично вспылил Ника. - Только
следи, чтобы он не окочурился.
Кире его слова не понравились.
- У тебя даже к старости нет уважения. Ты пропащий чело­
век, Поливодов. Как хорошо, что я в тебя не влюбилась в про­
шлом году.
Из редакции Ника Поливодов завернул к матери на другой
конец города, и у нее поужинал. Мать уговаривала его остаться
ночевать, и это было разумно, да и навещал он ее за последний
год считанные разы, больше поддерживал морально по телефо-

«

ну, но какое-то смутное чувство погнало его домой. Уже в метро,
прикемарив от сытной, жирной материнской еды, он понял, что
так сильно задело его в «беседе» с криминальным магнатом. За
свою долгую журналистскую жизнь он встречался со многими
начальниками высокого ранга, были среди них и умницы, и со­
вершенные дикари, но впервые с ним обращались так, будто во­
обще не предполагали в нем человеческого сознания. Куда там
упитанным боровам брежневской эпохи, или вертким, говорли­
вым, мечтательным демократическим сановникам. И те и другие
все же проявляли при любом раскладе хотя бы минимум служеб­
ной и просто человеческой корректности. Теперь он столкнулся
с чудовищной, прямой волей, с неким Големом, для которого не
представлял вовсе никакого интереса даже в качестве собеседни­
ка. Сакральная пасть лениво прикусила его на зубок, поленилась
проглотить и выплюнула полуизжеванного. Вот, значит, кто по­
жинал плоды радостной, оптимистической прогрессивной ры­
ночной утопии. Питекантроп, маргинал, Голем. Вот, значит, кто
одержал победу в неслыханной, народоистребительной битве,
которая тянется на Руси с одна тысяча девятьсот семнадцатого
года. Уж и не мечтать о подвигах, о славе, все миновалось, моло­
дость прошла...
Едва Ника притворил за собой дверь собственной квартиры,
как навстречу ему в коридор вышел невысокий, сухощавый, в
элегантном вечернем костюме господин лет пятидесяти. В его
облике не было ничего угрожающего, хотя само появление было
как-то нелепо.
- Добрый вечер, - поздоровался гость с приятной улыбкой. Извините, что без спроса, но сейчас мы вам все объясним.
- Кто вы? - спросил Ника.- Как сюда попали?
- Да вы проходите, что ж нам топтаться в коридоре.
В комнате находился еще один человек, тоже интеллигентной
наружности и тоже в вечернем костюме.Он сидел за Никиным
рабочим столом и с сосредоточенным видом просматривал Ни­
кины бумаги. В знак приветствия важно склонил седовласую го­
лову и так же, как его товарищ, любезно извинился за неожидан­
ное вторжение.
Как обычно, предвкушение опасности оказалось страшнее
самой опасности, и Ника даже почувствовал облегчение оттого,
что дневные смутные тревоги наконец-то реально разрешились.
В эту минуту его, как ни странно, более всего волновал чисто
детективный вопрос: дверь была заперта, ключей он никому не
давал, а визитеры - вот они. Он уселся в свое любимое «кресло
отдохновения» и мрачно воззрился на пришельцев.
- Не потрудитесь ли все же объяснить?

Мужчина за столом продолжал деловито перелистывать бума­
ги, а его коллега присел на стул напротив Ники и, потерев ла­
дошки, словно с мороза, благосклонно улыбнулся хозяину.
- Как вы, наверное, поняли, мы пришли по поручению Ели­
зара Суреновича.
- И что вам нужно?
Мужчина захохотал, оскалив редкие, желтоватые зубы.
- Видите ли, шеф обеспокоен вашим неожиданным интере­
сом к его делам. Он подозревает, что тут замешаны конкуренты.
Вы же понимаете, время для бизнеса неустойчивое, борьба кла­
нов, каждая пешка так и норовит пролезть в дамки. Приходится
быть постоянно настороже. Кое-какие занимательные докумен­
ты мы обнаружили, но, вероятно, не все. Для экономии време­
ни, не будете ли вы столь любезны, дорогой Ника, предоставить
остальные материалы?
- Не называйте меня, пожалуйста, Никой, меня зовут Нико­
лай Степанович.
Гость пообещал: - Да, да, разумеется, - и добавил, что его в
таком случае зовут Степан Николаевич.
- Все, что вы несете, - сказал Ника, - это какой-то собачий
бред. Не лучше ли вам убраться отсюда подобру-поздорову? Или
мне вызвать милицию?
Степан Николаевич огорченно покачал головой.
- Вот и Елизару Суреновичу вы показались чересчур возбуж­
денным, агрессивным. Нет, дорогой Ника, насчет милиции не
затрудняйтесь. Если понадобится, мы ее сами вызовем. А уж матерьяльчики будьте добры, отдайте. Вам же самому меньше хло­
пот.
- Какие, к черту, матерьяльчики?! - завопил Поливодов, но
голоса у него хватило лишь на подобие петушиного кукарекания.
Первобытный, вязкий страх плотно охватил сознание. Обыден­
ность происходящего напоминала какой-то отвратительный сюр­
реализм.
- Какие матерьяльчики?! Я хотел взять интервью, обыкновен­
ное интервью, разве непонятно?
- Пусть не орет, - нехорошо скривился мужчина за столом, мешает сосредоточиться.
Степан Николаевич (или дьявол в габардиновом костюме?)
уложил ему на колено легкую ладошку, отчего Нику передерну­
ло, как от прикосновения медузы.
- Интервью - это как раз мы понимаем. Тут никаких нет про­
блем. Сплошь и рядом журналисты берут эти самые интервью.
Но нас интересуют исходные данные, только и всего. Первотол­
чок, так сказать. Вы же не пришли брать интервью у меня, или у

135

господина Пупкина, а направились прямиком к Елизару Суре­
новичу. Почему? Что вас надоумило?
Ника Поливодов глядел на него остолбенело, и вдруг почув­
ствовал, как из глаз допросчика, дотоле светлых и как бы безраз­
личных, устремились к нему в душу черные, волокнистые нити,
тяжким холодом окатив мозжечок. Он попробовал двинуть ру­
кой - и уже не смог. Теперь слова ужасного господина доноси­
лись к нему словно через плотную, дымную завесу.
- Ну хорошо, дорогой Ника, вы сегодня переутомлены, уста­
ли, вам хочется отдохнуть. Ступайте, прилягте на диванчик.
Ника послушно поднялся из кресла и переместился на диван,
лег на спину и скрестил одеревенелые руки на груди. Гость скло­
нился над ним, его взгляд излучал покоряющую, бесконечную
приязнь.
- Значит, кроме того, что на столе и в ящиках, у вас ничего
нет? Никакого больше компромата?
- Клянусь мамой! - радостно признался Ника.
- Зачем же клясться, любая клятва - грех. Я и так верю. Что ж,
сделаем успокоительный укольчик - и вы сладко уснете. Пора,
мой друг, пора.
С любопытством Ника наблюдал, как незнакомец достал из
кармана шприц, наполненный голубоватой жидкостью.
- Ну-ка, протяните вашу ручку.
«Этого не может быть!» - подумал Ника, охотно подставляя
руку. Он ощутил, как игла проткнула кожу, и последним его зем­
ным видением был кусочек маминой котлетки, нанизанный на
вилку и поднесенный ко рту.
Знаменитый журналист и искатель приключений Ника По­
ливодов перестал существовать.

14
У ординарца Петруши, бритоголового осетина, мысли были
незамысловатые, как у херувима, и в жизни он знал только две,
но пламенные страсти: обожал своего хозяина Елизара Сурено­
вича и постоянно хотел женщину. Дни он проводил или на служ­
бе, или в постели, или в тренировочном зале, где накачал себе
мускулатуру, которой позавидовал бы Шварценеггер. Прикатив
в столицу из горного аула с десятком ящиков хурмы, он за год
сделал замечательную карьеру: от обыкновенного рэкетира под­
нялся до личного доверенного телохранителя великого владыки.
Естественно, у него слегка закружилась голова, тем более, что по
некоторым прозрачным намекам Благовестова он заподозрил, что
вполне возможно, является никем иным, как внебрачным сыном

а

властелина. Его не смущало, что его натуральные родители, мать
и отец, которых он нежно любил и почитал, мирно доживали век
на Кавказе, и за всю жизнь не выбирались дальше родимых уще­
лий. Жизнь сложна, философски думал Петруша, и в ней всегда
найдется место чуду. Внимательно изучая себя в зеркале, он на­
ходил в своем лице немалое сходство - губы, очертания скул,
сияние круглого черепа - с прекрасным, одухотворенным обли­
ком Благовестов^ Разумеется, Петруша ни с кем не делился счас­
тливой догадкой, но все чаще улыбался красноречивой, победительской улыбкой.
С женщинами отношения у Петруши складывались на особинку и беспощадно: он еще не встретил ни одной, молодой или
дряхлой, которую не возжелал бы немедленно заключить в неис­
товые объятия. Большинство из них сразу понимали, и либо охот­
но откликались на его немой призыв, либо убегали, куда глаза
глядят. С теми, кто откликался, он бывал предупредителен, за­
ботлив, щедр, но, удовлетворив свою страсть, быстро в них разо­
чаровывался и прогонял прочь. Тех, кто в испуге убегал, он счи­
тал ненормальными, обделенными природой, и вдогонку им вчуже
сочувствовал.
Появление в доме голой женщины Маши Копейщиковой креп­
ко его растревожило. Он не сразу сумел сообразоваться с пикан­
тной ситуацией. С одной стороны, он, естественно, мгновенно
влюбился, и потянулся к ней с такой силой, словно до этого
провел десять лет на необитаемом острове. Вероятно, иначе и
быть не могло: Маша воплощала в себе высокий идеал любви,
который прежде лишь грезился Петруше в смутных предутрен­
них снах. Каждая жилочка ее пышного, созданного для безум­
ных нег тела трепетала в ожидании восторженного соития, и это
было свято для чистого сердцем горца. Ему не хотелось даже
думать, как воспримет обожаемый владыка его греховные по­
ползновения, в которых, учитывая их предполагаемое близкое
родство, явственно звенел оттенок кровосмешения.
Нервы у Петруши были на пределе. Несколько дней подряд
он до изнеможения, до седьмого пота изнурял себя на спортив­
ных снарядах, совершал по утрам многокилометровые кроссы, а
потом взял и убил невзначай какого-то зазевавшегося ночного
пешехода. Тот ничем ему не угрожал, брел, понурясь, по своей
стороне тротуара, серая городская мышка, но внезапно почуди­
лось Петруше, что тайно показал ему кукиш. Черная кровь кину­
лась в голову, с ревом он подскочил к прохожему, прихватил за
хлипкий пиджачок и с такой яростью шарахнул о стену, что у
бедолаги кочан лопнул, как орех, и на асфальт высыпались гни­
лые мозги. Тут-то и понял Петруша, что натуру не переможешь,

ш

и что если он дальше будет себя искусственно смирять, то неда­
леко до какой-нибудь настоящей беды.
Утром он заступил на дежурство, и первым делом перехватил
Машу в коридоре:
- Слышь, красавица, загляни в библиотеку, чего-то тебе ска­
жу.
Маша несла хозяину завтрак, и не обратила на его слова ни­
какого внимания, но все же, как ему показалось, одним глазом
подмигнула. В это утро она была особенно соблазнительна: от
спутанных темных волос на голове до изящных загорелых лоды­
жек сияла неземным, перламутровым светом. И запах от нее тя­
нулся восхитительный, как от доброй скаковой лошади на про­
минке. В библиотеке Петруша прождал два часа, покусывая ног­
ти, изнывая от предвкушения, но она не пришла, то ли оробела,
то ли набивала себе цену. Около полудня владыка, как обычно,
прошествовал в ванну, и Петруша самолично наведался к Маше
на кухню. Она заправляла дымящееся варево на плите травами
из яркого пакетика. Ее атласная спина и нежный, выпуклый зад
подействовали на него так, что он забыл всякую осторожность.
Приблизясь, положил одну руку ей на талию, второй ласково
обхватил тяжелые, чуть обвисшие груди и трепетно прогудел в
ухо:
- О, богиня красоты, как ты прелестна!
Маша Копейщикова хладнокровно досыпала специи в кас­
трюлю, помешивая клубящуюся жидкость расписной деревян­
ной ложкой на длинном черенке, а потом, оборотясь, этой же
ложкой наотмашь хлестнула его по лицу, да не один раз, а не­
сколько, уверенно целя по его крупному, многажды перебитому
носяре. Но этого ей показалось мало, и вдобавок она ухитрилась
заехать ему в промежность литым, круглым коленом. Петруша
со стоном отвалился к стене и рухнул на оттоманку, стараясь все
же производить как можно меньше шума. Его озадачила дикая
гримаса, которая исказила ее милое, девичье личико.
- Ублюдок! - прошипела Копейщикова. -Еще раз протянешь
грязные лапищи, и тебе каюк!
Петруша ловил ртом воздух, но нашел-таки в себе мужество
отшатнуться.
- Не волнуйся, красавица, моего каюка нам хватит на двоих.
- Убирайся отсюда, дерьмо!
Петруша не был обескуражен, такое мнимое сопротивление в
принципе соответствовало правилам любовной игры: чем доль­
ше тянешься к запретному плоду, тем он слаже бывает напосле­
док.
Случай предпринять вторую попытку представился ему после
обеда, когда хозяин отлучился на сторону, а его оставил сторо­

138

жить дом. Некоторое время он сидел на своем обычном рабочем
месте под вешалкой и прислушивался, что делает Маша. Она
затихла в комнате, и похоже было, что легла подремать. Собствен­
но, она всегда спала, когда владыка отсутствовал. Однако на сей
раз, когда Петруша с задорным гиком ворвался в спаленку, ока­
залось, что Маша не спит, а сидит на кровати и целится в него из
огромного газового пистолета типа «Кольт». С пистолетом в руке
она была вдвойне прекрасна.
- Еще шаг, ублюдок, - предупредила она, - нахлебаешься газу
до кишок.
- Зачем так!? - изобразил он обиду. - Давай поговорим.
- Ты что же думаешь, козел, поманил - и я твоя? Обознался,
гаденыш. А если Елизару доложу?
- Зачем докладывать, - расстроился Петруша. - Зачем огор­
чать? Сами разберемся.
- В чем разберемся? Ты чего липнешь?
- Влюбился, - просто признался Петруша. - Как тебя увидел,
так и защемило в груди.
- Не в груди у тебя защемило... Говорю тебе, парень, обознал­
ся ты. Я дорогая штучка, с челядью не сплю.
Вот тут Петруша и бухнул, доведенный любовью до крайнос­
ти:
- Какая же я челядь, Маша? Сынком ему прихожусь.
Красивые, злобные Машины глазки выпучились от удивле­
ния.
- Ты его сын?!
- Это большой секрет, учти!
Маша долго смотрела на него молча, и Петруша смущенно
прикрыл руками ширинку.
- Да ты еще больше кретин, чем я думала, - сказала она нако­
нец. - Придется, наверное, все же тебе когда-нибудь дать, но не
сегодня. Сегодня я не в настроении.
- А когда? - Петруша судорожно сглотнул слюну. Пышная
растительность у нее на лобке доходила почти до пупка.
- Отдельно узнаешь. А покуда пошел вон, сынок.
Потянулись тягостные дни ожидания. У Петруши пропал ап­
петит, и он весь стал, как пружина на взводе. Те женщины, кото­
рых по привычке к себе приводил, больше его не возбуждали, и
любовь с ними была похожа на отбывание трудовой повинности.
Не склонный к вину, он зачастил в маленькую пивную не­
подалеку от Елизарова дома, и там, среди пьяного, гомонящего
сброда немного отмякал душой. Первый раз в жизни нелюди­
мый горец почувствовал потребность поделиться с кем-нибудь
сердечными переживаниями, но он был одинок в Москве, как
могучий дуб в пустыне. Даже в вонючей пивной, где люди быст­

ро братались друг с другом перед тем, как затеять драку, к нему
никто не обращался и не искал с ним знакомства, видимо, было
что-то в его дюжем облике, предостерегавшее даже захмелевших
мужчин от поспешного приятельства. Но однажды к нему за сто­
лик подсел высокий, крепенький молодой человек с трехлитро­
вым графинчиком пива и с креветками, и, одарив бесшабашной,
синеглазой улыбкой, добродушно спросил:
- Что, тяжко с бодуна, брат?
Насупясь, Петруша что-то буркнул сквозь зубы, чего и сам не
понял. Молодой человек ничуть не смутился.
- Я тоже вчера налимонился будь здоров. Ничего, сейчас поп­
равимся. Коля Фомкин, гинеколог. Тебя как величают?
- Петруша, - по-прежнему сквозь зубы процедил Петруша, но
неожиданный собутыльник ему сходу понравился. Особенно,
конечно, заинтриговала его профессия. Гинеколог - это тебе не
сапожник и даже не мент. Это человек, которому женщины до­
бровольно открывают самые сокровенные тайны. К тому же вид­
но было, что малый прост, прямодушен, и не гоношится своей
счастливой долей. Через пару, тройку кружек они уже непри­
нужденно болтали, и давным-давно Петруша не чувствовал себя
таким свободным, раскованным и остроумным. По натуре он был
застенчив и подозрителен, да и ответственная служба наложила
тяжелый отпечаток, но этого веселого, общительного парня трудно
было заподозрить в каком-нибудь коварстве. К тому же сразу
чувствовалось, что он глуповат, хотя и гинеколог. Про себя Пет­
руша немного над ним посмеивался и прикидывал, что если зна­
комство упрочится, то впоследствии можно будет употребить его
и по прямому назначению, такого кругленького, аппетитного
петушка. Забавно будет отдраить гинеколога. Разговор их, естес­
твенно, все время крутился вокруг женщин, и Коля Фомкин ус­
пел уже много рассказать поучительных случаев из своей меди­
цинской практики, прежде чем Петруша наконец решился с ним
посоветоваться. Но начал издалека.
- Вот скажи, Коля, как врач, - спросил он, починая третий
графинчик, - неужели все женщины шлюхи? Или это только так
кажется?
Фомкин скорчил обиженную гримасу.
- Распространенное заблуждение. Среди женщин встречают­
ся чистые, возвышенные создания, которые и нам с тобой не
уступят в благородстве.
- Ну да уж, - усомнился Петруша.
- Чего далеко ходить. Недавно у меня была библиотекарша
какого-то института. Обслужил ее прямо в кресле, так она, пове­
ришь ли, сама десять штук отстегнула, как за консультацию. Хо­
чешь, познакомлю?

141

Петруша не всегда понимал, когда новый друг шутит, а когда
нет, и на всякий случай рассмеялся.
- Познакомь, буду обязан, хотя мне ихние бабки до лампоч­
ки. Своих хватает... А вот объясни тогда такой курьез. Если жен­
щина все время ходит голая по квартире... Она кто такая? Шлю­
ха или нет?
- Необязательно. Комплекс эксгибиционизма. Вполне может
быть порядочная, целомудренная дама, но себе на уме.
- Что такое - эксионизм? Еврейка, что ли? - нахмурился Пет­
руша.
- Наука относит эксгибиционизм к легким половым извра­
щениям, но я с этим не согласен. Что же извращенного в жела­
нии человека вернуться к природе, к своему натуральному обли­
ку? Я бы даже сказал, что скорее уж этакая, знаешь, истеричес­
кая стыдливость свидетельствует о психическом надломе.
Научное объяснение, в котором он ни бельмеса не понял, так
понравилось Петруше, что он торопливо заказал триста грамм
водки. Только когда выпили и закусили, и в глазах у обоих засле­
зилась истинно братская приязнь, он вернулся к начатой теме.
- А вот как ты со стороны посмотришь, Коля, как гинеколог?
Вот есть одна красотка, и вижу, тянется ко мне, а не дает. И при
этом все время голая, как гесионистка. Вот куда ее можно отнес­
ти?
Коля Фомкин озадаченно пережевывал кусочек копченой кол­
басы.
- Голая - почему? Ты ее раздел?
Петруша разозлился.
- Сама разделась, сама! Я тебе про что толкую? И не дает.
Нормальная она?
- Другой мужик у нее есть?
- Это вряд ли.
- Может, она девушка?
- Да ты что, Коль? Ей за тридцать. И все время голая.
- Не больная? Я имею в виду триппер?
- Здоровей нас с тобой.
- Любит, - твердо сказал Коля Фомкин. - Любит и стыдится
признаться. Других объяснений нет.
Петруша не поленился встать.
- Дай тебя обниму и поцелую, друг!
Застигнутый врасплох столь горячим проявлением чувств,
Фомкин судорожно прижал подмышкой кобуру, чтобы ее невзна­
чай не нащупал Елизаров ординарец...
Вечером по телефону доложил Башлыкову:

141

- Сделано, шеф. Обезьяна на поводке. Подробности - пись­
мом.
- Чтобы никакой инициативы, Коля! Гляди у меня!
За два года Коля Фомкин выработался в первоклассного гон­
чака, неутомимого, сметливого, с индивидуальным почерком, и
Башлыков им гордился. Но был у Фомкина недостаток, который
мог стоить ему головы, - чрезмерная самоуверенность. Сам Баш­
лыков, после неудачного покушения на Благовестова, плотно
держался в тени. Отчасти он был доволен, что старик воскрес из
мертвых. Психологическую сверхзадачу Башлыков выполнил,
подбросил сухое полешко в костер страха, подозрительности и
вражды. Драчка между подпольными синдикатами затеялась смер­
тельная и быстро переместилась в верхние слои власти. С удо­
вольствием он наблюдал по телевизору и по газетам, какие там
завязывались узелки. Все эти «новые русские», награбив больше,
чем могли унести, пока еще на глазах у изумленной публики
денно и нощно обливали друг друга грязью, но уже готовы были
приступить к взаимному истреблению. Враг приоткрыл лицо, оно
было безумным. Хасбулатовы и Гайдары, продолжая по инерции
цокать языками о светлом рыночном рае, на самом деле приуготовились к последнему единоборству на узкой площадке между
вчерашней победой и завтрашним небытием.Кто посметливее,
грузил чемоданы и исчезал за горизонтом, подавая издалека тор­
жествующие глики. Неслыханный разлад начался и среди тех,
кто управлял правительственными марионетками. Мудрые фи­
нансовые воротилы, повелители людских судеб, уже не думали о
наращивании капитала, о сверхприбылях, а мечтали лишь о том,
как бы половчее замочить конкурента. Заокеанские братья с ужа­
сом взирали на русскую смуту, в которой невозможно было чтолибо понять. Особенно сокрушались те, кто успел закинуть в это
болото долларовый крючок. Со слезами на глазах они наблюда­
ли, как русское ворье перегрызало этот крючок голыми зубами.
Башлыков вернулся на кухню, где Людмила Васильевна уго­
щала чаем Ваню Полищука, вызванного на инструктаж.
- Ну давай, - сказал Башлыков, доверительно прикоснувшись
ладонью к плечу замечательного юноши. - Все подробно, изо
дня в день: как работаешь, с кем познакомился. Вот тебе бумага,
нарисуешь расположение комнат на втором этаже. Сможешь?
- Смогу, - Иван застенчиво поглядел на Людмилу Васильев­
ну.
- Ее не стесняйся, - понял его взгляд Башлыков. - Это моги­
ла. Единственная женщина, которой можно доверять. Чуть пик­
нет - и нет ее на свете.
Подробный, со множеством остроумных наблюдений Ванеч­
кин доклад Башлыков выслушал с чувством глубокого удовлет-

W2

ворения. Он в нем не ошибся. В белокуром юноше было много
такого, что вселяло надежду. Он был порождением Москвы, чум­
ного города, но тлетворное влияние времени его словно не кос­
нулось. Умен, скрытен, изящен, не по годам проницателен, да
главное, давненько Башлыков не встречал человека, в котором
так пронзительно торжествовала природная склонность к спра­
ведливости. Одним своим таинственным явлением этот мальчик
как бы отрицал победительную силу грязи и подлости жизни. Он
был явно из тех, кого так не хватало сейчас в России, кто ради
благородной идеи готов был пожертвовать молодостью и кровью.
Когда Башлыков понял это, ему самому стало легче жить.
- Хотя я полностью доверяю Людмиле Васильевне, - сказал
он, - но кое-что хочу сказать тебе по секрету.
Людмила Васильевна молча удалилась, не поднимая глаз.
- Она тебе нравится? - спросил Башлыков.
- Она красивая, в ней много печали.
Как приятно разговаривать с этим мальчиком, подумал Баш­
лыков.
- Тебе говорит что-нибудь фамилия Мещеряков?
Иван напряг память.
- Да, есть такой. У него кабинет на втором этаже. Кажется,
специалист по межмуниципальным конфликтам.
- Предатель и сволочь. Бывший генерал особист. Сдал нашу
агентуру в Болгарии. Скажи, Вань, ты мог бы убить человека?
Ни одна черточка не дрогнула на ясном лице.
- Не знаю. Я должен убить Мещерякова?
- Понимаешь, Ванюша, в этой игре пощады никому не будет.
Ни тебе, ни мне, ни им. Да это и не игра вовсе. Это война. Если
ты это не осознал, самое время тебе вернуться на школьную
скамью.
- Школу я окончил, - улыбнулся Иван. - Григорий Донато­
вич, значит вы предлагаете террор? Но я в него не верю. Террор
- бессмысленное кровопускание. Занятие для недоумков из крас­
ных бригад. Те, кто с помощью террора пытался переделать мир,
оказывались в конце концов обыкновенными убийцами.
- Не совсем так. Видишь, все же ты не доучился. К семнадца­
тому году народовольцы отстреляли около двенадцати тысяч че­
ловек. Царь рухнул не потому,что на него надавили большевики,
а потому, что его некому было поддержать. Он остался одино­
ким. Лучшие кадры монархистов выбили, как мишени в тире.
История, братец.
- Эта победа нам сегодня и аукнулась.
Башлыков устало потер лоб ладонью.
- Выходит, я в тебе ошибся, Вань?

из

Он встретился с ним взглядом и увидел в глазах тоску, кото­
рая была старше мальчика на целый век.
- Похоже, у меня нет выбора, - мягко заметил Иван. -Так и
что там с этим Мещеряковым?
- Палач и вор. Больше ничего. Но тебе не придется его уби­
вать. Попугать надо, Вань. Очень надо их попугать. С перепугу
они сами себя переколотят.
С Мещеряковым он познакомился через два дня в туалете.
Тучный мужчина, со спины похожий на моржа, долго колупался
возле умывальника, полез за платком и выронил ключи. Иван
ключи поднял.
- Пожалуйста, Павел Демьянович!
Генерал уставился на него совиным взглядом.
- Кто такой? Откуда меня знаешь?
- Иван Полищук, курьер... А вас кто не знает, все знают, и я
знаю.
- По каким каналам?
- Из газет, Павел Демьянович, откуда еще. Я лично горжусь,
что работаю с вами в одном здании.
- Вон как? - генерал поглядел на него с благодушным прищу­
ром. - Почему гордишься?
- Да вот, помните, как у Маяковского: если делать жизнь с
кого, так только с товарища Дзержинского!
Иван выпалил это с таким молодецким задором, что генерал
невольно оглянулся. Тут как раз в туалет заглянули двое посто­
ронних.
- Ну-ка, пойдем отсюда, - пробасил Павел Демьянович. - Для
беседы место не самое удачное.
Привел юношу к себе в кабинет, усадил за стол.
- Нуте-с, господин курьер, чем же вам так дорог товарищ Дзер­
жинский?
Иван объяснил, что Дзержинский сам по себе ему, конечно,
не дорог, пропади он пропадом, но в данном случае подходит
как символ. То есть, как символ человека, целиком посвятивше­
го себя служению идее, хотя и ошибочной. Точно таким же чело­
веком и гражданином он считает Мещерякова. Стальным, не­
преклонным, истинным рыцарем демократии.
- Много у тебя в голове чепухи, юноша, но в чем-то твоя
горячность мне по душе, - генерал угостил его «Мальборо» из
серебряного портсигара. - Честно говоря, редко нынче встретишь
молодого человека со столь возвышенным образом мыслей. Пох­
вально, похвально... Но ты, полагаю, и сам не только о курьерс­
кой карьере мечтал?

144

Иван покраснел.
- Да это так, временно, оглядеться немного.
- Хорошо, я тебя запомню. Пока ступай...
Ближе к вечеру его вызвала Шмырева, заведующая отделом.
На ней было новое темно-синее платье, добытое, судя по пок­
рою, из бабушкиных сундуков - с многочисленными оборочками
и бисерной отделкой. Это платье ее бабушка скорее всего носи­
ла, когда была на сносях, но и оно не могло смирить могучую
грудь Ирины Карповны, грузно покачивающуюся над столом.
- Ну-ка, чем это ты так очаровал господина Мещерякова? без всяких предисловий спросила заведующая.
- Я?! - удивился Иван, привычно загипнотизированный ее
сексуальной мощью, на которую ему открыл глаза друг Булат.
- Не прикидывайся, мальчишечка. Он только что звонил.
- Да мы сегодня только познакомились. Поговорили минут
пять у него в кабинете. Конечно, я не знал, как себя вести. Вели­
кий человек! Как он разоблачил всех этих вонючих гебистов.
Ничего не боится. Я перед такими людьми преклоняюсь. А чего
он от меня хочет?
Ирина Карповна сняла очки и положила их перед собой. У
Ивана не первый раз возникло подозрение, что она их носит для
маскировки. Без очков глаза у нее были молодые, ясные, откро­
венные.
- Хочет тебя к себе забрать. Тебе это надо?
- Мне у вас хорошо.
Ирина Карповна вылезла из-за стола и прошлась по комнате,
как бы прогуливаясь. В кабинете сразу стало тесновато. Иван
сжался на стуле, стараясь занимать как можно меньше места. Ее
роскошное, до пола платье при каждом шаге потрескивало, как
небо перед грозой. Начальница явно была чем-то взвинчена. Если
друг Булат не врал, то вероятно, замысливала какую-то непри­
стойность. Иван приготовился защищать свое человеческое до­
стоинство, но сомневался, что это ему удастся.
Она остановилась прямо перед ним и важно огладила ладоня­
ми тугие бока.
- Может быть, я совершила глупость, когда приняла тебя на
работу, - задумчиво произнесла она. - Надеюсь, впоследствии
мне это зачтется.
- Вы о чем, Ирина Карповна?
Она почти прислонилась к его коленям, от нее исходил чару­
ющий, свежий аромат лаванды.
- Со временем, я думаю, у тебя, мальчик, отрастут огромные
клыки, как у рыси. Ты действительно относишься к Мещерякову
так, как говоришь?
- Я никогда не лгу.
10“Подвиг" №2

145

Ирина Карповна вернулась за стол, и это его огорчило.
- Странный ты юноша, однако. Любопытно бы знать, какие
мысли бродят в этой невинной головке... Да, Ваня, да. Все, что
происходит в этом доме, да и во всей стране, - это лишь прелю­
дия к главным событиям, которые скоро грянут. Придет кто-то
неизвестный, кого мы не знаем, и начнет нас всех судить. Но
уверяю тебя, это будет не Мещеряков. Кстати, если перейдешь к
нему в отдел, жалование у тебя повысится ровно вдвое.
- Я за длинным рублем не гонюсь.
- Хорошо, так ему и передам.
Жизнь у Мещерякова складывалась по пословице: хоть горш­
ком назови, только в печку не ставь. В тридцать девять лет, при
Андропове получил генеральские погоны. В органах ему было
хорошо, но профессионалы его не жаловали. Да он и сам вполне
трезво оценивал свои способности. Верный ленинец, сын верно­
подданных родителей (отец высокопоставленный чиновник
МИДа), он горбатил карьеру на преданности начальству, но был
себе на уме. С приходом Горбачева одним из первых почувство­
вал, что пора делать финт ушами. Отходный маневр исподволь
готовил давно, и перестройка не застала его врасплох. Еще мно­
гие коллеги, которые привыкли смотреть на него свысока (раз­
ведчики, мать их за ногу!), в тревожном изумлении протирали
глаза, а Мещеряков уже дал два огромных разоблачительных ин­
тервью журналу «Огонек», где объявил, что наконец-то прозрел.
Откупной (от прогнившего режима) материалец он накопил из­
рядный, но в первых публичных выступлениях отделывался об­
щими фразами и пышными декларациями (нарушения прав че­
ловека, общечеловеческие ценности и прочая чепуха), подобно
тогдашним народным витиям. Из партии выскочил лихим чер­
тиком, с опережением даже известных актеров, и не путем ублю­
дочной неуплаты членских взносов, а с помпой, с открытым за­
бралом, с публичным преданием анафеме проклятых большеви­
ков. Он крупно рискнул и крупно выиграл. Ставкой была голова,
в награду получил всенародное признание. Следующие два-три
года прошли в счастливом угаре: в беспрерывном мотании по
заграницам, под вспышки телекамер, в цветах и шампанском.
Вдобавок Мещеряков передружился, считай, со всеми фаворита­
ми заядлого суматошного времени, начиная от важного, фило­
софски накачанного Гаврюхи Попова, с его абсолютным, заво­
раживающим цинизмом, и кончая неистовым Гдляном, которо­
го опасался по наитию. Хлебнул, хлебнул праздника по уши, но
где-то к девяностому году настороженным хребтом почуял зноб­
кий ветерок новых перемен. Слава Богу, делать еще один акро­

146

батический кульбит не понадобилось, на что у него, обласканно­
го фортуной, пожалуй, не хватило бы сил. На ту пору случай
вывел его на человека, в котором он прицельным взглядом парт­
ийного службиста сразу угадал окончательное, благополучное
обеспечение судьбы. На одной из пышных презентаций в Доме
кино его познакомили с известным спонсором и покровителем
искусств Елизаром Суреновичем Благовестовым, и тот пригла­
сил его на уик-энд в свой загородный дом, где после небольшой,
приватной беседы, похожей на конкурсный экзамен в аспиран­
туре, предлложил обыкновенную деловую сделку: ты мне инфор­
мацию, а я тебе денег столько, сколько сумеешь потратить.
- Причем, - благодушно заметил на памятной встрече Благо­
вестов, - учти, Паша, ты столько не стоишь. Я мог бы купить
тебя в десять раз дешевле. Считай, это мой дачный каприз.
Мещеряков не обиделся, он давно не придавал значения ос­
корбительным словам, памятуя все ту же пословицу о горшке. С
тех пор лишь один единственный раз он попытался ослушаться
навсегда обретенного благодетеля. Как-то через своего человека
Благовестов передал ему указание, чтобы он затаился, не мозо­
лил глаза людям, не лез в телевизор и газеты, а жил смирно и
незаметно, как сверчок. Как раз началась августовская дележка,
всходили новые имена, в политическом театре кукол менялись
декорации. Мещеряков и сам понимал, что следует переждать.
Поддался все же на уговоры очаровательной трещотки, курочки
с телевидения и выступил в какой-то модной демократической
тусовке. Ничего особенного не говорил, лишь скупо посетовал
на разброд и шатания в общественном организме, но - высве­
тился, нарушил приказ. Расплата была быстрой и немудреной.
Вечером два дефективных подростка подстерегли в подъезде и
так наломали бока, что целую неделю отлеживался на полатях.
Позвонил Благовестов и посочувствовал:
- Ах, Паша, слышал, приболел ты чуток? Как же так не бере­
жешь себя! Немолодой ведь уже человек.
- Бес попутал, Елизар Суренович. Больше не повторится.
Действительно, не повторялось. Да и черт с ней, со славой, с
публичностью. Есть вещи более значительные, и даже более при­
влекательные для нормального человека. Дом, семья, любовь. Все
это требовало постоянных подпиток. Семья у Мещерякова к
шестидесяти пяти годам образовалась не одна, а три, и это если
не считать озорных молоденьких сожительниц, которым он лю­
бил пощипывать перышки. Все, кому он покровительствовал,
были обуты, одеты и жили припеваючи. Дети получали образо­
вание в самых престижных учебных заведениях, дрое сыновей
уже управляли собственными фирмами, старшая дбчь вышла за­
муж за англичанина и укатила в Ливерпуль, другая крутилась под

147

его крылышком в отделе лицензий, и у нее был открыт собствен­
ный счет в Женеве; любимому внучку Петрику он спроворил
американское подданство, - и все это обходилось недешево, но
он был чадолюбивым отцом, и ему было чем гордиться. Случил­
ся, правда, горчайший прокол с младшей дочерью от третьей
жены, семнадцатилетней красавицей Жаннет, в которой он души
не чаял. Бедняжка отравилась героином и в одночасье померла.
Он не простил недосмотра ее матери, распустехе и засранке Дарье
Дмитриевне, озабоченной только светскими развлечениями, и
резко сократил ей содержание до пятисот долларов в месяц. Вдо­
бавок решил с ней развестись и прикупил резервную двухком­
натную квартирку на Садовом кольце.
Исподволь, потихоньку, как истинный патриот отечества,
начал Мещеряков задумываться о том, какое духовное наследст­
во, кроме материального, оставит он своим детям, внукам и прав­
нукам. Так уж повелось на Руси, что единым хлебом сыт не бу­
дешь, и уж кому-кому, а Мещерякову было что завещать потом­
кам. Интересных мыслей и наблюдений накопилось предоста­
точно, и было бы обидно, да и безнравственно уносить их с со­
бой в могилу. Постепенно в нем вызрело решение, что он до­
лжен, и не просто должен, а обязан написать книгу воспомина­
ний, книгу-заповедь, в которой все его дела и свершения пред­
станут в истинном историческом аспекте. Конечно, сейчас этим
занимались многие столпы общества, но все они поголовно пре­
следовали корыстные цели, и читать их лживые, претенциозные
книжонки было отвратительно. Правды о нашем бурном, слож­
ном времени еще не сказал никто, и Мещеряков чувствовал, что
призван восполнить этот пробел. У него был уже составлен план
книги, и даже разбивка по главам (юность, отрочество, полити­
ческая зрелость, восхождение на Олимп власти), но дальше этого
не пошел. Загвоздка была небольшая, но чувствительная: Бог не
дал ему писательского таланта. Как и все, кто управлял страной,
при составлении служебных справок, не говоря уже о больших
программных выступлениях, он пользовался сноровкой штатных
помощников, всей этой писучей нагловатой государственной че­
ляди, которая умела нанизывать слова как-то так ловко, что по­
лучалось впечатление ума и значительности. Тут была какая-то
роковая загадка, которую нелегко было разгадать. Сами по себе
эти никчемные людишки не представляли ничего путного, се­
рая, гомонливая, канцелярская и журналистская шушера, падкая
на деньги и хозяйскую ласку, но вот поди ж ты: на бумаге ухит­
рялись из любой брехни слепить конфетку. Разумеется, Меще­
ряков им не завидовал и не воспринимал их таланты всерьез:
каждому свое, одним властвовать, другим вести летопись их дея­
ний, - беда была в другом. Ни к кому из штатных умельцев он не /

148

мог обратиться за помощью, потому что это непременно стало
бы известно Благовестову. Одного урока с тремя переломанны­
ми ребрами генералу вполне хватило.
Появление в их смрадной конторе впечатлительного, скром­
ного белокурого юноши Мещеряков воспринял, как перст Бо­
жий. В последующие встречи прощупал его основательно и убе­
дился: да, это то, что нужно. Грамотный, покладистый, книж­
ный мальчик, из него можно веревки вить, к тому же пописыва­
ет сгишки. Мещеряков заставил его почитать: что-то невразуми­
тельное про луга, поля и долины, но трогательно и складно.
Именно, литературно. Наконец, он взял быка за рога, запер дверь
в кабинет, угостил мальчика сигаретой и сказал:
- Вот ты все отказываешься, Ваня, перейти ко мне в отдел, не
пойму почему, но предложение, которое хочу сделать, тебя, пол­
агаю, все же заинтересует. Ты умеешь хранить секреты?
- Еще бы! - сказал Иван.
- Но все-таки сначала ты должен поклясться. Это дело госу­
дарственного масштаба.
- Клянусь жизнью своих детей, - торжественно произнес юно­
ша. Мещеряков поморщился. Он не терпел этой современной
развязной моды о самых серьезных вещах говорить с этакой не­
замысловатой иронией, но ничего не попишешь. Теперь все надо
всем гогочут, и пошла эта зараза, конечно, с телевидения. Спер­
ва это было идеологически оправдано, лучшим способом разве­
ять нелепые романтические коммунячьи мифы была издевка,
сарказм, но впоследствии, к сожалению, глумливая манера все
высмеивать начала как ржавчина разъедать и высшие принципы
человеческих отношений, к примеру, уважение к старшим по
званию и по возрасту. От этого теперь приходилось страдать не
только на службе, но и в семье. Не далее как вчера десятилетний
Петрик огорошил его невинным вопросом:
- Дедуля, а ты не совок?
Пришлось выпороть малолетнего остроумца, хотя это далеко
не лучший метод воспитания.
Иван Полищук, которого генерал намерился к себе прибли­
зить, был далеко не худшим экземпляром подрастающей смены,
но и в его речах нет-нет, да и проскальзывала искорка цинизма.
Однако, когда Мещеряков поделился с ним задумкой и объяс­
нил, какую роль тому предстоит сыграть в благородном начина­
нии, на чистом юношеском лице отразилось искреннее восхи­
щение.
- Достоин ли я, Павел Демьянович?! Справлюсь ли? - вымол­
вил он, раскрасневшись.
- Ничего сверх сложного, - успокоил его Мещеряков. - Рабо­
тать будем по такой схеме. Я наговариваю мысли, рассказываю

149

всякие эпизоды, а ты записываешь на диктофон. После немного
обработаешь, придашь тексту, так сказать, литературную оправу,
на то ты и поэт, - и готово! Учти, заодно подработаешь. Заплачу
аккордно.
- Бог с вами*, Павел Демьянович, - воскликнул юноша. - Ка­
кие могут быть деньги. Почту за честь прикоснуться... Это я вам
должен платить за то, что учите, обратили внимание...
Вечером пожаловался матери и Нине.
- Мамонты не вымерли, они правят миром в новом обличье.
Домашняя обстановка была нездоровой. Матушка, как обыч­
но после Алешиного визита, денно и нощно молилась и плакала,
и Нина Зайцева замкнулась в себе и даже по магазинам переста­
ла ходить. Целыми днями бродила по квартире нечесанная, не­
прикаянная, и дожидалась ночи. Ночью приходила и пила его
кровь. Она сказала, что заставит его полюбить или умрет.
- До меня же ты как-то продержалась, - возразил Иван.
- Неужели у тебя нет ни капли сочувствия, чудовище?
Такое упрямство его удручало.
- Но ты же не можешь жить у нас вечно? Вдруг кто-то спохва­
тится.
- Скажи, чем я тебе не подхожу?
- Почему не подходишь? Ты красивая, добрая, веселая. Я о
такой девушке всегда мечтал. Это я тебе не подхожу. Тебе нужен
другой мужчина. Постарше возрастом, более солидный. Чтобы
тебя обеспечивал.
- Ты думаешь, я дрянь?
- Почему обязательно дрянь? Сейчас ни в ком не разберешь­
ся.
- Тебе не нравится, что я с другими спала?
- Почему не нравится? Сейчас все друг с другом спят. А чего
еще делать?
- Попробуй выгони, увидишь, что будет!
Она терзала его сердце.

15
В конце августа Сидоров прислал досье, не все целиком,а
небольшую часть, ту, что касалась Благовестова: три толстых папки
с копиями документов, писем, фотографиями и выписками из
прокурорских дознаний. Полночи Алеша Михайлов наслаждался
занимательным чтением. Материалы были систематизированы
по периодам, самый мощный и активный этап деятельности Бла­
говестова падал на семидесятые годы, когда Алеша еще пешком
под стол ходил. Комментарии, сделанные на тетрадных странич­

150

ках дотошным Сидоровым, напоминали кровавый криминаль­
ный роман. Благовестов представал перед восхищенным Алешей
как человек с тысячью лиц, наподобие Аркадия Райкина, неуто­
мимый, коварный, мудрый, беспощадный собиратель подполь­
ной империи. С ним никто не мог тягаться. Всевышний его хра­
нил. Из каждой свары, после очередного нашумевшего уголов­
ного дела, когда головы авторитетов лопались, как гнилые тык­
вы, и взволнованные народные судьи объявляли сокрушитель­
ные приговоры, Елизар Суренович поднимался еще более могу­
щественный и целеустремленный. Это был паук, который из каж­
дой порванной ячейки ухитрялся вытягивать еще более тугую и
прочную сеть. К восьмидесятым годам его благоденствие стало
непоколебимым, а липкой паутиной подкупа и шантажа были
повязаны не только крупные финансовые воротилы (якутские
алмазы, рыбные промыслы, Сахалин-нефть), но и государствен­
ные чиновники первого звена в разных республиках, чьи имена
не сходили со страниц газет...
К середине ночи Алеша отложил папки и задумался. Он ку­
рил и глядел в окно на звездное небо за приподнятой малиновой
шторой. Старый пес Сидоров оказал ему великую услугу, развеял
его наивные иллюзии. Никому не справиться с Елизаром при
жизни. Его и мертвого трудно будет одолеть. Он из тех редких
людей, кого раны омолаживают.
Насте тоже не спалось и она принесла мужу кофе. Они часто
так встречались среди ночи у него в кабинете для самых заду­
шевных разговоров. Алеша усадил ее рядом с собой.
- Я долго смотрела на тебя, - сказала Настя, а ты меня не
замечал. Не люблю, когда у тебя такое лицо. О чем ты думал?
У Алеши был счастливый брак, он женился по любви, и ему
встретилась женщина, каких на земле больше нету, но была в
этом прекрасном браке одна несуразность: он не мог быть от­
кровенен с женой. Это мало его заботило, потому что он вообще
не знал, что такое быть откровенным с другим человеком.
- Ты что-то хочешь сказать? - спросил он.
- Хочу, но боюсь. Это очень важно.
- Я догадываюсь.
- Конечно, догадываешься. Но дело в том, что я больше не
буду делать аборт.
- И когда?
- Совсем скоро, через шесть месяцев.
Была и вторая несуразность в их счастливом союзе: они спали
вместе, при случае ели из одной тарелки, но он был не властен
над ее душой. В сущности, их отношения ничуть не изменились
с той давней автобусной остановки, где они познакомились, и

151

где Настя в раздражении толкнула его на мостовую под летящий
грузовик.
Алеша нагнулся и поцеловал ее теплые губы.
- Что ж, ты будешь хорошей матерью.
- Но будешь ли ты хорошим отцом?
- Никогда об этом не думал. А что такое - хороший отец?
- Наверное, это у всех по-разному. Заранее не угадаешь.
- Зато в себе ты уверена?
- Что ты, совсем наоборот.
Он снова потянулся к ней с поцелуем, но она его отстранила.
- Ты чего?
- Ничего, - ее улыбка была настороженной.
- Кстати, - сказал он, - раз уж заговорили о пустяках. Когда
мы в последний раз занимались любовью? Чего-то я не помню.
- Спохватился! Года полтора назад.
- А чей же ребенок?
- Ребенок твой. Ты как-то забежал в спальню между двумя
налетами.
Алеша отпил кофе, потянулся к сигаретам.
- Что-то тебя беспокоит, кроха, а что - не пойму? Кончились
карманные денежки?
- Все в порядке, все хорошо. Но думаю, на какое-то время
нам, наверное, лучше расстаться.
- Не возражаю, - сказал Алеша. - Меня удивляет другое. Се­
мейная сцена ночью. На тебя не похоже.
- Когда выполнишь свое обещание, я вернусь.
- Какое обещание? Обвенчаться?
Настя поправила свесившуюся на лоб прядь.
- Ребенок не должен знать, что его отец бандит.
- Я разве бандит? Ты действительно чем-то взволнована. Я
обыкновенный бизнесмен, почти как Артем Тарасов.
- Уже поздно, три часа ночи, - сказала Настя. - Пойдем спать.
Или тебе еще надо подумать, как расправиться со следующей
жертвой?
Алеша собрался с мыслями.
- Кроха, ты же знаешь не хуже меня, каким человек родился,
таким подохнет. Я же не прикидывался овечкой.
- Ты родился обыкновенным мальчиком, умным, добрым и
немного своенравным. Но однажды тебе показалось, что ты силь­
нее всех, и имеешь право диктовать остальным свою волю. Я все
ждала, пока ты поймешь, что это не так. Теперь обстоятельства
изменились. У меня будет ребенок.
- У нас, не у тебя, - поправил Алеша. Он встал и с сигаретой
подошел к окну. Любимая Москва пялилась в темноту оранже­
выми глазками. Из нее сделали притон, но в этом притоне он

62

чувствовал себя, как рыба в воде. Как крупная щука, гоняющая
стайки карасей. Бунт жены его расстроил. На нее накатывало
время от времени, но никогда прежде она не бывала так по-дело­
вому собранна. Всерьез ему и в голову не приходило, что он мо­
жет ее потерять. Конечно, ее могли убить, похитить, изувечить,
все люди смертны, но чтобы она вдруг покинула его по доброй
воле - это вряд ли. Это же не кино с Караченцевым в главной
роли. В жизни все проще. Женщины не уходят от мужчин, кото­
рых любят. Сам он проживет и в одиночку, ничего страшного,
даже удобнее, но она-то как будет век куковать?
- Я слышал, беременность влияет на женскую психику, - за­
метил он. - Но не до такой же степени. Ты прямо как с цепи
сорвалась.
- Скоро нам обоим будет не до смеха, милый.
- Мне давно не до смеха. Давай покажем тебя психиатру? Или
еще лучше. Давай на недельку куда-нибудь смотаемся. Куда-ни­
будь в Европу. Отдохнешь, наберешься новых впечатлений, а там
уж можно и рожать, если подзалетела. Правда, не пойму, чего
тебе так приспичило. Кто сейчас рожает, когда война на носу?
Только сумасшедшие.
- Бедный Алеша! Чего я от тебя жду? Спокойной ночи!
Он проводил ее растерянным взглядом: бежевый, полупро­
зрачный халат, длинные ноги гимнастки, походка манекенщи­
цы, гордо вскинутая головка. Единственная женщина в мире, но
он почему-то действительно редко с ней спал. Скорее всего от­
того она и взбеленилась. То и дело подворачивались под руку
какие-то одичалые наяды и высасывали из него все соки. Но он
ей ни разу не изменил. В этом был сексуальный парадокс его
жизни. Всех остальных женщин, рьяных, изощренных, предпри­
имчивых и безутешных, он воспринимал как ее естественное
продолжение. У них было множество обличий, но все они были
безымянные.
Где-то в одной из комнат валялся на кушетке пьяный Вдов­
кин, Вечером он долго мелькал по квартире с огромной, трех­
литровой бутылью водки. Изящную китайскую оттоманку Настя
вручила ему в вечное пользование, и Вдовкин таскал ее за собой
из угла в угол. Алеша сходил на кухню, прихватил графинчик
коньяка и два стакана, и разыскал Вдовкина в чуланчике с раз­
ным барахлом, где, кроме всего прочего, на антресолях лежал
автомат Калашникова с двумя запасными дисками. Алеша засве­
тил тусклую лампочку над дверью. Вдовкин спал одетый, в брю­
ках и пиджаке. Под головой скатанный рулоном старый ватник.
Алеша примостился в ногах и зазывно позвенел стаканами. Вдов­
кин спросил, не открывая глаз:
- Водка или пиво?

153

- Коньяк, - отозвался Алеша. - Пора тебе становиться куль­
турным пьяницей.
Вдовкин протянул руку, Алеша вложил в нее стакан, напол­
ненный на треть.
- Это,мало, - сказал Вдовкин. - Не дразни.
Алеша добавил до половины. Вдовкин, по-прежнему не про­
сыпаясь, устроился поудобнее, и выцедил желтую гадость.
- Дай покурить!
Алеша сунул ему в губы сигарету, щелкнул зажигалкой.
- Ну чего ты приперся? - пробурчал Вдовкин. - Такой слав­
ный сон снился.
- Цистерна со спиртом?
Инженер наконец-то продрал зенки. Мутный взгляд остано­
вился на Алеше.
- Уже утро?
- Нет еще. Ночь.
- И чего тебя черти ломают?
- От постоянного запоя ты очень душевно огрубел, Евгений
Петрович. Старший товарищ, духовный наставник приносит опох­
мелиться прямо в постель, и что он слышит вместо слов челове­
ческой благодарности?
- А сам почему не пьешь?
Алеша отпил глоток, графинчик поставил на пол.
- О чем вы с Настей вечером спорили?
- Я? С Настей?
- Весь дом слышал.
- A-а... Вспомнил... - Вдовкин заметно воодушевился и сел
почти прямо. - У твоей жены, Алексей, какая-то навязчивая идея,
что мне алкоголь вреден. Но это ладно, чисто женское, клини­
ческое заблуждение, но вчера она набросилась из-за Елочки.
Дочери моей. Я же сделал страшную глупость, как-то их позна­
комил. Действительно, что ли, был пьян. Теперь они перезвани­
ваются и перемывают мои косточки. Я вот одного не пойму,
Алексей, почему твоя жена не уходит в монастырь? Ей там самое
место.
- А что с твоей дочерью?
- Да ничего особенного, кажется, села на иглу. Но не в этом
дело. Настя твоя совсем свихнулась. Сказала, что из всех пре­
ступников, убийц и маньяков самые отвратительные - это такие
отцы, как я, которые оставляют невинных детишек без присмот­
ра. Не хотел говорить, но она так разошлась вчера, даже я испу­
гался. Она же драться начала. Вон чем-то заехала по уху, оно
теперь оглохло. Скорее всего, кастетом. Налей, пожалуйста, еще
пол стаканчика.

154

Алеша выполнил его просьбу. Перед тем, как выпить, Вдов­
кин выковырнул пальцем из стакана несуществующую соринку.
- Ты же знаешь, как я отношусь к Насте. Она святая. Святая
в логове злодеев. Впрочем, для России это нормальная бытовая
ситуация. Два раза, фигурально гбворя, вытягивала меня из пет­
ли Я горжусь знакомством с ней, ее дружбой. Но побои - это
уже чересчур. Как я буду теперь с одним ухом? Да и было бы изза чего драться. Нет, я не жалуюсь, не пойми превратно, но все
же как-то обидно.
Алеше всегда нравилось разговаривать со спившимся гением,
а среди ночи - особенно.
- Да, у нее бывают странности, - согласился он. - Но ты не
бери в голову. Мне она вообще чернуху лепит. Требует, чтобы я
отошел от бизнеса и устроился слесарем на завод.
Вдовкин уже было поднес стакан к губам, но заранее попер­
хнулся.
- Ты - слесарем?!
- Ну да. Иначе грозит разводом. Я-то подумал, это ты на нее
дурно влияешь.
- На нее нельзя повлиять, - напыщенно заметил Вдовкин. Она живет божественной идеей. Верит, что можно облагородить
племя приматов.
- Эти приматы ее и сожрут, если я не пригляжу.
- Давай за нее выпьем, - предложил Вдовкин. Чокнулись,
выпили, и Алеша пошел спать. Недопитый графинчик оставил
Вдовкину, чтобы тому лишний раз не шляться на кухню. Улегся
бесшумно, стараясь не разбудить Настеньку. Но она и во сне за
ним наблюдала неустанно.
- Девочку назовем Машей, а мальчика - Ленечкой, - сказала
она. - Но если хочешь, можно назвать Петрушей, как твоего папу.
Петр Алексеевич - просто и красиво.

16
Миша Губин не знал, как от нее отвязаться и что с нею даль­
ше делать. Он оставлял Таню в Петровском пассаже, у прилавка
с драгоценностями, где глаза ее разгорались, как свечки, а через
час натыкался на нее возле своего дома. Он уговаривал ее уехать
в Таганрог к своему дальнему родичу, побыть там месячишко, но
Таня восторженно лепетала:
- Никуда не поеду, слышишь, никуда! Погибнем вместе, оба
сдохнем - больше мне ничего не надо.
Он хотел отправить ее в Таганрог к родичу, последователю
дао, своему ученику, чтобы тот подержал ее на цепи. На цепи ей

155

будет лучше, чем на воле, и она, возможно, образумится. Мания
убийства такая же болезнь, как любая другая, как воспаление
легких. От нее можно излечиться. Еще Губин уговаривал ее пой­
ти на прием к известному психиатру, который брал за визит двести
долларов.
- Не пойду к психиатру, - вопила Таня. - Ты дерьмо, Мишка,
ты меня боишься. И правильно, что боишься. Я тебя изнасило­
вала и еще изнасилую. Сто раз изнасилую, а потом выкину на
помойку, потому что ты такое же дерьмо, как все они.
Все они - было человечество, с которым Таня много лет до
встречи с Губиным сражалась в одиночку. Она почти вышла по­
бедителем в неравной схватке, пока не влюбилась. Теперь она
содрогалась в припадочном, диковинном, любовном клинче почти
ежечасно. Она ходила за Губиным по пятам и норовила лягнуть
коленкой в пах. Он лениво уклонялся и чувствовал, что если не
поспит толком хоть одну ночь, то ему действительно хана. Оса­
таневшая фурия его додавит. По телефону он условился с врачом
о встрече и пошел к нему один, Таня осталась в прихожей, злоб­
но сверкая глазищами.
Пожилой, утомленный большими гонорарами доктор, похо­
жий на Моисея, бредущего по пустыне, внимательно выслушал
откровенный Мишин рассказ и печально склонил голову.
- Собственно, почему бы не устроить вашу подопечную в при­
личный стационар? Судя по тому, что вы говорите, она опасна
не только обществу, но и себе самой.
- В принципе, она совершенно здорова, доктор, - сказал Гу­
бин. - Просто немного избалованная.
- Тогда зачем вы пришли ко мне?
- Видите ли, доктор, с моей собственной психикой что-то
неладно. У меня ответственная работа, я должен быть всегда на­
чеку, а последнее время только и думаю, как бы ее трахнуть. Мы
этим занимаемся десять раз в сутки. Я почти надорвался. Пропи­
шите, что ли, какие-нибудь успокаивающие капли.
- Где она сейчас?
- Здесь в приемной, где же ей быть еще. Ждет, когда я слома­
юсь, чтобы перерезать мне глотку.
Моисей Моисеевич, прихрамывая, осторожно подошел к две­
ри и выглянул наружу. Француженка, вероятно, подстерегала этот
момент, и с хохотом шарахнула стеклянной пепельницей с дру­
гого конца комнаты. Но доктор успел захлопнуть дверь.
В задумчивости вернулся за свой стол.
- Что ж, молодой человек, как я уже сказал, только стацио­
нар. Амбулаторное лечение бессмысленно.
- А со мной что?

15В

- С вами все в порядке. Можно, конечно, прописать физиоте­
рапию. Она красавица и у нее мощное отрицательное поле, вот
вы и влюбились, но это пустяки. Рано или поздно ситуация раз­
решится сама собой.
- Поскорее бы, - сказал Губин. Денег доктор с него не взял.
После обеда у него была назначена встреча с Башлыковым на
нейтральной территории, в кафе «Ландыш». Таня, разумеется,
потянулась за ним и осталась сторожить на улице. По пути, в
машине, пока он крутил баранку, попыталась спроворить ему
французскую любовь, и под этим свежим впечатлением он во­
шел в кафе.
Башлыков ждал его в отдельном кабинете, и встретил привет­
ливо, хотя отношения у них были натянутые. Башлыков так и не
смог решить, кем ему приходится Губин, врагом или другом, но
допускал, что из тех негодяев, которые повязали, держали за гор­
ло Москву и страну, Губин был один из самых опасных и не­
предсказуемых. Со своей стороны, Губин определял самонаде­
янного Башлыкова, как крутого мента, у которого на каком-то
заковыристом отрезке ментовской судьбы просто-напросто пое­
хала крыша, и теперь во всех своих действиях он руководствует­
ся неким овчарочьим, сыскным инстинктом, а не нормальной
человеческой мыслью. Однако, вынужденные обстоятельствами
тянуть, в сущности, один и тот же воз, они искренне уважали
друг друга, и надеялись, что пасьянс судьбы ляжет так, что им не
придется столкнуться лбами.
- Что-то, Миша, ты осунулся немного? - заботливо спросил
проницательный Башлыков. - Не заболел часом?
- Не выспался, но это ничего.
- Давай тогда пожрем хоть как следует? Я заказал бифштексы
с картошкой и по солянке. Ты как? Подходит?
- Кофейку бы покрепче.
Оба избегали спиртного, но Башлыков покуривал по настро­
ению. Он и сейчас задымил «Явой» и, видя, что Губин упорно
молчит, понимающе улыбнулся.
- Я проверил, Миша, все чисто. Можно разговаривать.
Губин, как и Башлыков, доверял только собственным про­
веркам, но согласно кивнул. Им предстояло обсудить два чрез­
вычайно важных вопроса. Первое: о координации действий в
случае прямого столкновения с кавказскими группировками. В
принципе, тут все было ясно: четыре группы, в том числе чечен­
скую, где верховодил заполошный Осман, брал на себя Губин,
остальные, включая смешанную, самую неуправляемую, Любе­
рецкую, контролировал Башлыков, но это были, конечно, общие
прикидки, писаные вилами по воде. Действовать придется по
обстановке, изощренно лавировать, мгновенно перегруппировы­

157

ваться, создавать фантомные союзы то с одним, то с другим гла­
варем, и лучше бы до этого не дошло, потому что успех в такой
массированной акции был призрачным, и мог обернуться огром­
ными потерями. Тем не менее, как профессионалы, они обязаны
были, хотя бы вчерне, рассчитать, предусмотреть нулевой вари­
ант одновременной разборки, при которой на первое место вы­
ходили проблемы оперативной связи и обеспечение тылов для
летучих отрядов.
Часа два, вперемежку с обедом, бились над графиками, внося
согласованные поправки. Работали без напряга, понимая друг
друга с полуслова. В конце концов пришли к выводу, что сдю­
жить можно, но риск колоссальный. Если даже удастся обеспе­
чить нормальную работу центрального пульта, то все равно в
большой заварухе возникнет множество ситуаций, которые не­
возможно предвидеть.
- Нет уж, - заметил Башлыков, вздохнув, - лучше бы не дово­
дить до греха.
- Алеша вообще человек миролюбивый, - сказал Губин. - Он
против насилия.
- Это всем известно, - ухмыльнулся Башлыков.
Второй вопрос, который следовало уточнить, был деликатно­
го свойства, и касался Благовестова. Старик был, в сущности,
приговорен, оставалось решить, кто займется ликвидацией. Не
далее как вчера, начинающий впадать в детство Серго, намекнул
майору, что не понимает, за что платит ему жалование, равное
двум министерским окладам.
- Но он же инвалид, - заносчиво ответил Башлыков. - У него
оторваны руки, ноги и голова. Я все надеялся, пожалеете дедуш­
ку.
Серго давно притерпелся к хамоватости своего силовика, но
на сей раз пригрозил:
- Напрасно залупаешься, майор. Дело есть дело, за него ты
отвечаешь. Голова у тебя одна.
Башлыков потрогал свою единственную голову за уши и с
обидой возразил.
- Как я для тебя стараюсь, хозяин, а в благодарность только
одни попреки.
За последние месяцы он душевно потеплел к этому деревен­
скому пеньку, возомнившему себя крупным гангстером, и в длин­
ном списке врагов отечества тот стоял у него где-то посередине.
- Я мог бы заняться Елизаром, - сказал он Губину. - Мне не
трудно. Но ведь у Креста, как я понимаю, к нему свои претен­
зии.
Губин скривил губы: вопрос был чисто ментовский.
- Старик почуял опасность, может опередить.

н

Изобразив какую-то масляную, неприятную ухмылку, Баш­
лыков поинтересовался:
- Слыхал я, Миша, ты на Елизара много лет батрачил? В лю­
бимчиках у него ходил. И ничуть не жалко кровососа-долгожи­
теля?
- Иногда ты человек человеком, Башлыков, - поморщился
Губин, - даже приятно с тобой беседовать. А иногда корчишь
следователя Порфирия. С чего бы это?
- Кто такой Порфирий?
Так и расстались взаимно озадаченные.
Таня сидела в машине, по салону густо сквозило «косячком».
Встретила его возбужденно.
- Миш, поедем скорее к тебе. Перерыв большой получается, я
вся упрела.
Губин включил двигатель, вырулил на Кировскую. Старался
не глядеть на соседку, но блеск ее полоумных, зеленовато-серых
глаз отражался в лобовом стекле. Хитрой ручонкой сноровисто
скользнула к нему в карман.
- Перестань! - взмолился Губин. - Или выкину из машины.
- Попробуй! - пропищала Таня. - Ой, сейчас кончу.
Губин перехватил ее локоть и сжал. От боли Таня утробно,
сладострастно заурчала, ненадолго притихла. В конторе его ждал
Михайлов. Были и другие срочные дела, которые он запустил.
Вторжение Тани невыносимо осложнило его жизнь. Отпускать
ее в одиночное плавание тоже было неразумно. Сгоряча могла
натворить черт знает что. Вечером по телефону она при нем от­
читывалась перед Грумом, вешала ему лапшу на уши. Грум сты­
дил, Таня оправдывалась. Пока они бранились, Миша вздремнул
минутку.
- Небольшие осложнения, не скрою, - верещала Таня, косясь
на спящего Губина. - Договор в силе, Иннокентий Львович, но
неделька еще понадобится. Что?.. Да нет, просто один фраер вер­
тится под ногами, настырный такой. Ничего, справлюсь сама...
Губин по фамилии, может, слышали? Что?..
Губин отвез Таню домой и поднялся с ней наверх.
- Кофе или сразу в постель? - деловито спросила она.
- Ложись, я пока позвоню.
- Какие еще там звонки, не сходи с ума...
В ванной она пробыла минут пять и, закутанная в махровое
полотенце, важно прошествовала в комнату. Губин по телефону
предупредил Михайлова, что задерживается на полчаса. Потом
сходил на кухню и попил воды из чайника, прямо из горлышка.
С отвращением прислушивался к себе. В паху так припекало,
словно ужалила пчела. Он не мог допустить, чтобы кто-то взял

159

над ним такую власть, будь то красивая самка, истекающая со­
ком, или сам дьявол.
Таня распласталась на верблюжьем одеяле в немыслимой позе.
В откинутой руке драгоценный косячок.
- Любимый, - проскрипела жестяным голосом, - где ты все
бродишь целую вечность.
Губин подошел к ней и ловко пристегнул ее запястье к стойке
кровати металлическим браслетом.
- Что-то новенькое, - счастливо загудела она. - Так я еще не
пробовала.
- Отдыхай, - сказал Губин. - К ночи постараюсь вернуться.
На ее нервное, изумительное лицо налетело облачко сомне­
ния.
- Не посмеешь, гад!
Губин принес из ванной эмалированный тазик.
- Это тебе судно, если потянет облегчиться.
Таня попыталась в него плюнуть, но не попала. Ее блестящий
взгляд увлажнился.
- Подонок! Ты за это ответишь.
Он помешкал в дверях, глядя на нее с сожалением. С таким
же чувством, наверное, Тамерлан глядел на свой, выпавший из
рук меч.
- Дождись меня, милый друг, - попросил он. - Никуда не
уходи.
Михайлов сидел в кабинете один, разбирал какую-то схему
на компьютере.
- Привет, пехота! - приветствовал весело. - Разведка доклады­
вает, ты женился? Кто такая? Почему не знакомишь?
Губин опустился в кожаное кресло - и молчал.
- Ты чего, Миша? Какой-то смурной!
- Не выспался, не обращай внимания.
- Что за девушка, чего темнишь, в самом деле? Тебя ведь обыс­
кались.
Это было вранье, рация в машине Губина работала исправно.
Но все же разыскать Губина действительно было непросто, пото­
му что он сам заплутал в трех соснах.
- Девушка хорошая, боевая. Немного я с ней зашился. Чтонибудь срочное?
- Ты встречался с Башлыковым?
- Обедали вместе. Час назад.
Алеша вырубил компьютер, закурил, подошел к холодильни­
ку, встроенному в стену, достал жестянку пива для себя и бутыл­
ку топленого можайского молока для Губина. Распорядился по
селектору:

ш

- Лена, кофе!
Сел, протянул бутылку другу. Губин сковырнул пальцем фоль­
гу, сделал пару крупных глотков. Это было то, что нужно: ледя­
ное, свежее молоко в обществе умного, надежного мужчины.
- Ну и что Башлыков?
- Как обычно. Готов действовать, но себе на уме. Скользкий,
прожженный ментяра.
- Елизара берет на себя?
- Берет. Думаю, это он его в тот раз не добил.
- Ты же его проверял?
Губин еще глотнул молока, смахнул пленку с губ.
- Думаю, он не тот, за кого себя выдает. Серго - это его кры­
ша.
- Кто же он по-твоему? Одинокий убийца-романтик?
- Мы внедряемся к ним, они к нам. Тень КГБ.
- Он никогда не скрывал, что оттуда.
- Не оттуда, а там. Оперативник на задании.
- На каком задании?
- Он почему-то скрывает.
Стройная девица принесла кофе на подносе, робко улыбну­
лась Губину.
- Печенье без соли.
- Спасибо, - кивнул Губин. Когда она ушла, Михайлов ска­
зал:
- Конечно, ты прав, Мишель. Ментовские уши у него торчат.
Этого только слепой не заметит. Да еще наш милый Серго, пото­
му что придурок. Башлыков - агент-двойник, но он наш человек.
Мы его с тобой уважаем, верно?
- Верно. И это очень странно.
- Ничего странного. - Алеша сходил за второй банкой пива. В мире сместились все понятия. Мне Вдовкин на днях здорово
все объяснил. Не про Башлыкова, а вообще. В мире смещенных
понятий все привычные человеческие ориентиры утрачены. Чер­
ное есть белое, и наоборот. Отец ненавидит сына, жена обяза­
тельно живет со свекром. Ну и так без конца. Всякая определен­
ность - всего-навсего мираж. Полагаться можно лишь на чутье.
- С Башлыковым как быть?
- Пока он полезен, мы его любим. Заартачится - прищемим
хвост.
Губин плеснул в кофе каплю можайского молока.
- Я не такой циник, как ты, - заметил задумчиво. - Я сочувст­
вую Башлыкову, но у меня нет его тайной веры в высшую спра­
ведливость.
Внезапно комната в его глазах накренилась и потемнела, Алеша
раздвоился и смешно зашлепал расплющенным двойным ртом:
11 “Подвиг" №2

161

- Иди-ка, приляг вон на диванчик. Ишь, как себя загонял...
Очнулся Губин в том же кабинете, но один. Он лежал на ди­
ване, укрытый пледом. Горела настольная лампа, за окном те­
мень. Взглянул на ручные часы - половина одиннадцатого. Вы­
ходит, проспал около восьми часов. Спал он в носках, но не пом­
нил, как снял ботинки. До такой опасной усталости, граничащей
с небытием, он доходил всего раза два-три за всю жизнь.
Прямо в носках прошлепал до двери и выглянул в приемную.
Секретарша Лена склонилась над книжкой за письменным сто­
лом.
- Эй! - окликнул Губин. - У тебя есть что-нибудь пожевать?
Лена подняла голову, виновато сказала:
- Только бутерброды и печенье. Как вы себя чувствуете?
- Нормально, - Губин сходил за ботинками, радуясь, что Але­
ша подбирает для работы таких опрятных, любезных девушек, не
похожих на шалав, и уж никак не похожих на ту...
Лена накрыла стол в приемной, и уже заваривала чай в рас­
писном фарфоровом чайнике, когда он вернулся. Губин опус­
тился в удобное, высокое кресло и расслабился, ощутив себя на
грани медитации.
- Жених у тебя есть, Леночка? - спросил по-хозяйски.
- Что вы, Миша, какой жених, - смутилась девушка.- Видите,
как работаем. Днем и ночью.
Лукавство ее глаз было цвета спелого крыжовника. Она все
больше нравилась Губину: тихая, смирная девочка, и ножа нет за
пазухой.
- Зарплата-то хорошая?
- О да! Жаловаться не приходится... Вы так крепко спали,
прямо как убитый.
- Я и есть убитый. На невидимой войне.
На большом фаянсовом блюде аппетитно развалены бутер­
броды с ветчиной, сыром и бужениной, и Губин начал их мето­
дически поедать, один за другим, пока не съел с десяток. Лена
время от времени подливала ему в чашку крепко заваренный чай.
- А почему вы не женитесь, Миша? - спросила девушка, в
очередной раз смутясь.
- Что ты, детка, куда мне жениться. Да и кто за меня пойдет.
Вот ты пошла бы?
- Пошла бы, - ответила Лена. - Но вам нужна не такая.
- Какая же?
- Ну, наверное... - вспыхнула, отвела глаза. - Ну, какая-нибудь особенная.
- Почему?
- Вы сами человек необыкновенный.
- Я? С чего ты взяла?

1Б2

- Вас все боятся, - выпалила она.
- И ты тоже?
- Я - нет. Понимаю, вы надо мной подсмеиваетесь, но я знаю,
вы добрый, страдающий человек. Не думайте, что я такая уж
дурочка. Мне двадцать лет, у меня были мужчины. Но они были
злые, а вы - нет.
- Знаешь, Лена,, я всегда мечтал о такой сестренке, как ты.
Она подумала над его словами, фыркнула и отвернулась.
- Обиделась?
- Вот ни капельки.
Губин взял ее руку, погладил нежную ладошку.
- Послушай, девочка. Я скину кое-какие дела и приглашу тебя
в ресторан. Согласна?
- Да, согласна. Я могу прямо сегодня поехать с вами.
- Никогда не спеши с этим.
- Хорошо, я подожду. Только не забудьте.
Неожиданное, безоговорочное признание в любви не тронуло
его, он почувствовал только терпкую горечь во рту, словно про­
глотил подгнившую сливу. Давно минуло время, когда он радо­
вался чувствам, выказанным бескорыстно. Женская любовь была
одной из самых крупных и необъяснимых иллюзий, которыми
утешало себя человечество. Наряду с ней существовали, конеч­
но, и более нелепые вещи, к примеру, наивная, тайная вера в
бессмертие на виду у постоянной, неклонимой смерти. Человек
слаб и панически боится правды о себе. Бодро и во всеуслыша­
ние изображая стремление к ней, он только тем и занимается на
веку, что убегает от правды,куда глаза глядят. Женщины отлича­
лись от мужчин лишь тем, что искренне принимали за любовь
скупую муку совокупления.
Через час он подрулил к Таниному дому и быстро поднялся
на этаж. Открыл дверь ключом, который прихватил с собой. В
квартире темно, но в ней были люди. Он почувствовал запах не­
знакомых сигарет, Таня такие не курила. Запах сильный и ед­
кий, перебивавший сладковатый аромат травки. Губин неслыш­
но притворил за собой дверь. В ту же секунду повсюду вспыхнул
свет. Двое рослых мужчин стояли в проеме кухни и целились из
пистолетов. У одного «парабеллум», у другого полицейский «пу­
гач». Оба насупленные и сосредоточенные.
- Здорово, ребятки, - поприветствовал их Губин. - А где Та­
нечка?
- Проходи в комнату, но без резких движений, - приказал
один из мужчин. Губин повиновался. Таня сидела на кровати,
бледная и необыкновенно красивая. Третий мужчина, тоже из­
рядный «качок» с туловищем тяжеловеса, но со смуглым, не­
жным лицом, курил у окна.

- Вот ты и влип, милый, - улыбнулась Таня. - При этом сам
виноват. Ишь, какой султанчик выискался.
- У тебя что же, телефон под кроватью?
-Т ы лучше спроси, что с тобой сейчас будет.
- Что со мной будет?
- Тебе будет очень больно, дружок, - она вдруг задохнулась и
погладила рукой живот. - Может быть, мне это дорого обойдет­
ся, но я это сделаю.
- Что сделаешь-то, Танюша?
- Мои ребятки тебя опустят, а я порадуюсь.
- Твои ребята - вот эти, что ли, трое?
- Они тебе не нравятся?
- Они не смогут, Тань. Да и зачем тебе?
Глаза ее, полные безнадежных слов, сияли так чудно, что смот­
реть бы и не отрываться.
- Зачем не поверил мне? Зачем унизил?
- Перестань дурачиться. Отпусти дебилов. Сами с тобой раз­
беремся.
- Поздно, голубчик. За все приходится платить на этом све­
те... Приступайте, мальчики. Занавес поднят.
Мальчики, которые ждали сигнала, ринулись с боков, но Гу­
бин еще быстрее упал на пол и катнулся упругим калачиком.
Ему нужно было небольшое пространство для маневра, и он его
получил. Одного подрубил по коленкам, но второй оказался про­
ворней. Отпрыгнул к стене и шмальнул из пистоля. Три раза
бабахнул, пока Губин пересек комнату в «крутую раскачку» и
выбил у него пистолет, но пропустил свирепый удар в печень.
Парень махал колотушками где-то на уровне красного пояса,
целых полминуты понадобилось Губину, чтобы его угомонить.
Он сломал ему руку и для верности перекрыл сонную артерию.
Третий мужчина и не думал ввязываться в потасовку, затягивал­
ся сигаретой и с любопытством наблюдал.
- Не хочешь размяться? - дружелюбно пригласил его Губин.
- Не для этого меня позвали, - презрительно заметил смугло­
ликий красавец. - В такие игры не играю.
- А-а, - догадался Губин, - ты бычок-производитель?
- Хочешь побаловаться, пожалуйста, - согласился гордец.
- В другой раз. Сейчас поработаешь. Убери эту падаль из квар­
тиры. В ближайшие десять лет я не должен никого из вас видеть.
Как понял?
Красавец-интеллигент понял его хорошо. Тяжко вздохнув,
потушил сигарету, приладился к одному из лежащих на полу
мужчин, удобно захватил его ноги себе в подмышки и поволок
из комнаты.

164

Таня горько плакала. Одна из шальных пуль продырявила ей
плечо. Всюду была кровь: на стене, на подушке, и сочилась сквозь
пальцы руки, которой она прижала рану.
Прежде чем с ней заняться, Губин позвонил по телефону и
вызвал подмогу.
- Врача захватите, Савву Спицына, - сказал он в трубку и
назвал адрес.
Таня опрокинулась на спину и тихонько выла. В глазах такая
мука, точно ее четвертовали.
- Миша, скажи по-правде, я умираю?
Губин разорвал на ней блузку и обнажил плечо. Чтобы не
слишком дергалась, попутно влепил пару легких оплеух. По пер­
вому впечатлению рана была неопасная, сквозная, но с избыт­
ком крови. Пула вошла чуть ниже ключицы и вышла под лопат­
кой.
- Где бинты, йод?
'- Миша, ты любишь меня?
- Заткнись, идиотка! Где аптечка?
- В ванной, на полочке.
Смуглоликий вернулся за вторым подранком. Был весь в поту,
словно из парилки. Не привык, видно, к честной мужской рабо­
те.
- Тебя как зовут? - спросил Губин.
- Измаил.
- На кого пашете?
- Ни на кого. Мы сами по себе. Подряжаемся по вызову.
- Кто главарь?
- Ты не знаешь. Мы все иногородние.
- Фамилия, кличка?!
Измаил вроде сделал попытку замкнуться в себе, но, встретив
Мишин взгляд, не посмел уклониться от ответа.
- Федя Босх, из Балашихи.
- Все, свободен. Эх, Измаил, поставь вечером свечку своему
Богу.
- Я уже понял. Пушку можно забрать?
- Оставь здесь.
Второго бойца Измаил тем же манером, за ноги выволок из
квартиры, и Губин запер за ним дверь. Потом с бинтами и йодом
вернулся к Тане.
- Не надо, Миша, не трогай меня. Хочу умереть.
- Это не тебе решать. Ну-ка сядь прямо. И не корчи рожи,
терпи.
Пока промывал рану теплой водой, заливал йодом и заклеи­
вал пластырем, она не издала ни звука. Он обращался с ней, как

с куклой, поворачивал и мял безжалостно, и наконец на ее губах
проступила бледная улыбка.
- Все-таки я тебе угодила, да, Мишенька?
- Чем угодила?
- Страданием своим, чем же еще?
- Это не страдания, это царапины. Все страдания у тебя впе­
реди.
- Что-нибудь особенное для меня придумал, родной мой?
- Зачем устроила это похабище? Чего хотела добиться?
- Дай вон ту коробочку коричневую, пожалуйста!
Он дал ей коробочку. В ней лежали искусно свернутые пух­
ленькие «косячки». Один она прижгла, жадно затянулась.
- Хочешь? Хорошая травка. Совершенно безвредная.
Взгляд ее прояснился, вдруг она захихикала, заерзала.
- Ты чего?
- Эти-то, эти, нарвались. Сволочи! Еще аванс требовали, пред­
ставляешь? Я ведь знала, что погорят, знала! Хрен вам в глотку,
говорю, а не аванс. А этот-то, этот, Измаил...
Губин забрал у нее косячок, аккуратно притушил, спрятал в
коробочку, а коробочку убрал в тумбочку, и тумбочку запер на
ключ. Таня следила за ним, склонив головку набок.
- Ты спросил, чего я хочу добиться? Ты сам чего от меня
хочешь? Только не ври, ладно? Тебя поршень выдает.
- Я не могу тебя полюбить.
- Почему?
- Ты извращенка, в тебе нет души.
- Врешь! - завопила Таня. - У меня есть душа. Вчера не было,
зато сегодня есть. Послушай, как плачет! Иди сюда, негодяй!
Обними меня.
Возможно, Губин так бы и сделал, но в дверь зазвонили. При­
ехал Савва Спицын, философ и врач.
- Что случилось? - спросил с порога недружелюбно, заранее
морщась.
- Девку одну подстрелили, больше ничего, - сказал Губин.
Савва пошел в ванную мыть руки, бормоча на ходу глухие
проклятия. Можно было разобрать: - Чтобы вы все перебили друг
дружку, бесы неугомонные!
Кто Савву знал, тот его любил и почитал. Ему было тридцать
с небольшим, но худоба и морщинистый лоб, и сероватая, нездо­
ровая кожа делали его похожим на вечного скитальца, обреме­
ненного поиском утерянной могилы. Семь лет подряд он оттру­
бил на «скорой помощи», и не ушел бы оттуда никогда, если бы
не инфаркт, после которого ему словно в насмешку выписали
инвалидность второй группы. Он не был инвалидом, напротив,
был деятельным, предприимчивым человеком, но энергия жиз­

166

ни пробуждалась в нем лишь в тех случаях, когда его вызывали к
больному. Все остальное время он сидел у телефона в своей квар­
тире и производил впечатление невменяемого. Губин был уве­
рен, что если бы такие забавные люди, как Савва, не рождались
изредка на свет, то замысел Творца был бы и вовсе нелеп. По
разумению Саввы, все человечество делилось на две категории:
временно здоровых, чья жизнь была совершенно бессмысленна,
и временно больных, чье существовлание становилось разумным,
потому что надежда на скорое избавление от мук облагораживала
их дух. Болезнь, по его мнению, была знаком благодати, только
через нее, как через мостик над бездной, человек устремлялся к
познанию истины. Чтобы определить, насколько далеко он про­
двинулся на этом пути, Савве Савицкому достаточно было бег­
лого взгляда. Танин вид его обнадежил, в ее глазах он прочитал
безысходность.
- Рано ты, девушка, скакнула под пули, - упрекнул он. - Вот
какой-нибудь небольшой брюшной тифчик был бы тебе в самый
раз.
Таня его не поняла, но не охнула, когда он заново отдирал
наложенные Губиным тампоны.
- Неплохо, неплохо, - заулыбался Савва. - Недельки полторы,
две придется помаяться. При условии, что не будет заражения.
Губин с восхищением наблюдал за его точными, ухватистыми
манипуляциями. Через десять минут туловище девушки было
перехвачено тугой, пухлой «восьмеркой», вдобавок Савва вкатил
ей три укола, один в вену, и два в задницу. Таня лишь монотон­
но покряхтывала.
- Давай ее госпитализируем, - предложил Савва.
- В больницу не поеду, - вскинулась Таня.
- Тебя никто не спрашивает, - обиделся Савва. - Твое дело молчок. Слышишь, Губин, ее надо госпитализировать. Или при­
гласить опытную сиделку для ухода. Но в этом случае я ни за что
не ручаюсь.
' - Если сдохнет, - сказал Губин, - никто не заплачет. С пере­
возкой больше хлопот.
- Тогда зачем я вообще перевязывал? Усыпить ее и точка.
- Вы оба ненормальные, - заметила Таня беззлобно. - Но по­
годи, Мишенька, не все тебе куражиться над сиротой.
Савва померил ей давление. Так долго и ласково прилаживал
руку, что она задремала.
- Лекарство подействовало, - услышала уже сквозь дрему. Бедная девочка. Хрупкая, красивая - и такая скверная аура. Она
права, Губин, и за нее, и за многое другое тебе придется отве­
чать. Когда-нибудь вы все поймете, что живые люди - не мише­
ни в тире.

ш

Разговор они продолжили на кухне за чаем.
- Когда-нибудь и ты поймешь, - сказал Губин, - что люди
делятся не только на здоровых и больных. Совершенно дилетан­
тский подход.
- Ну-ка, ну-ка!
- Если брать за ориентир неандертальца, то от него отпочко­
вались две линии развития вида. Одна потянулась вверх, к духов­
ности, к идеалу, другая обернулась вспять к эпохе динозавров,
где все вопросы решались исключительно с позиции силы, то
есть, благоденствовал тот, кто первый вырывал сородичу зубы.
Составилось два племени, но они перемешаны, живут кучно,
поэтому чем дальше, тем противоречия между ними все ярост­
нее. В упрощенном христианском представлении это называется
борьбой добра со злом.
- К какому же племени принадлежишь ты?
- К промежуточному. Я дитя случайного, смешанного брака.
- А эта девушка?
- Чистейшее воплощение зла. Разве не видишь?
Савва густо намазал сливочное масло на хлеб и аккуратно
подровнял края бутерброда. Он ко всему относился предельно
серьезно.
- Твоя скороспелая метафора, Губин, ущербна и несостоя­
тельна. Из нее следует вывод, что человеческий род обречен на
самоистребление, а это не так.
- Докажи, что не так.
- Доказательство лежит в соседней комнате.
Губин на всякий случай поднялся и прикрыл дверь.
- Не беспокойся, она проспит до утра... Ты запутался, Губин,
но я открою тебе глаза. Эта девушка не исчадие ада, - о, нет. Это
сложная, нестабильная биологическая структура, и ты можешь
помочь ей сформироваться окончательно, если поверишь в свое
чувство. Все дело в том, что нет преступника, который не мог бы
осознать свое преступление и искупить его. Борьба добра со злом
идет не на полях сражений между двумя твоими придуманными
племенами, а в сознании каждого отдельного человека, и каждо­
го зверя, и каждой веточки на дереве. Это азбука жизни, плохо,
Губин, если ты до сих пор этого не понял.
Савва Спицын разозлился и Губин поскорее подлил ему све­
жего чая.
- Хорошо, хорошо! Но что ты можешь знать про Таню, если
видел ее всего десять минут.
Савва красиво уложил на хлеб с маслом четырехугольный ло­
моть ветчины. Скромно объяснил:
- Не обязательно знать, достаточно чувствовать. Твоя Таня не
от мира сего.

Когда Михайлов нанял (по просьбе Насти) доктора-инвалида
на работу, а потом купил ему квартиру, Губин удивился, но это
было давно. С тех пор он радовался встречам с Саввой и для его
охраны выделял надежных парней, чтобы его невзначай кто-ни­
будь не покалечил.
Вдвоем они пошли поглядеть на Таню. Она лежала на боку,
поджав колени к животу. Щеки порозовели, из-под опущенных
век, казалось, проглядывала гримаска боли. Раненое дитя.
- Хороша, когда спит, - заметил Губин с печалью. - Но в ней
нет ничего человеческого, поверь мне, Савва, Досадная ошибка
природы. Она не подходит ни под какую классификацию.
- Не будь чересчур самонадеянным, Губин. Природа не дела­
ет ошибок. Явления, которые кажутся нам таковыми, всего лишь
выше нашего понимания. В том-то вся и штука. Именно когда
человек начал исправлять ошибки Создателя, он очутился в нрав­
ственном тупике.
Савва заботливо поправил Танину перебинтованную руку.
- Самая лучшая для нее санитарка - это ты, - сказал напосле­
док.
- А так же - могила, - гнул свое Губин.
Пожали друг другу руки, и доктор откланялся, а Губин остал­
ся наедине со своей любовью.

17
Башлыков передал Ивану пакет из вощеной бумаги, перевя­
занный шелковой, алой лентой, как рождественский подарок, и
сказал, что это бомба. Велел оставить гостинец в кабинете Ме­
щерякова, сунуть куда-нибудь незаметно, проследить, когда Па­
вел Демьянович уйдет с работы, и по телефону уведомить Баш­
лыкова. Позвонить он должен был из автомата и сказать одну
фразу: «Птичка в клетке».
- Ну что, сделаешь? - спросил Башлыков.
- Сделаю. Это нетрудно.
Иван уместил пакет в кейс и поехал на работу. До обеда, как
обычно, выполнял разные курьерские поручения, смотался с ка­
зенными бумагами в две префектуры, а ближе к вечеру заглянул
к Мещерякову. По договоренности с Ириной Карповной от че­
тырех до шести он помогал генералу с переводами статей из ин­
формационных вестников, но на самом деле уже вторую неделю
они корпели над книгой.
Иван уселся за журнальный столик, открыл кейс и достал
Диктофон системы «Грюндик», который Павел Демьянович ему
презентовал в знак начала совместной работы. Мещеряков по

«

старой чекистской привычке запер дверь, предварительно вы­
глянув в коридор, и вынул из сейфа две толстых, в коленкоровых
переплетах тетради и шкалик французского коньяка.
- Жаль, что не употребляешь, Ванюша, - посетовал вдесятый
раз. - Хорошо мозги прочищает.
- Это когда они есть, - пошутил Иван. В их отношениях уста­
новилась теплая доверительность хозяина и удалого подмастерья,
и он мог себе это позволить.
Для разгона Мещеряков осушил чарку.
- Так на чем вчера остановились?
- На техникуме, Павел Демьянович.
Мещеряков откашлялся и не спеша повел рассказ, поначалу с
трудом раскатывал слова, но постепенно увлекся, раскраснелся.
Тон его стал слегка мечтательным и наставительным, как у мно­
гих пожилых людей, сознающих свою значительность, когда им
подворачивается молчаливый, благодарный слушатель. Иван сле­
дил за исправностью диктофона да изредка вставлял почтитель­
ные, уточняющие реплики. Говорил Мещеряков хорошо, склад­
но, без всякого словесного мусора, но, разумеется, со множест­
вом второстепенных, лишь ему представляющихся важными под­
робностей.
Впрочем, и этим подробностям Иван внимал с искренним
любопытством, его молодой, быстрый ум с удовольствием впи­
тывал любую информацию. Время, которое открывалось в об­
стоятельных воспоминаниях Мещерякова, было вовсе не похоже
на то, каким он представлял его по книжкам, и, в общем-то,
мало чем отличалось от нынешнего. Оно не смердило тухляти­
ной, как с пеной у рта уверяли сегодняшние телевизионные ме­
муаристы, и общество не было разделено на тюремные камеры.
Как и ныне, как во веки веков, смекалистый человек, подобный
Мещерякову, с тараканьим упорством стремился обустроить свое
личное счастье, и бич коммунячьего надсмотрщика не охаживал
ежеминутно его плечи. Пожалуй, сместились лишь цели, к кото­
рым поспевали тщеславные юноши: вчера это была власть, об­
щественное положение и прочее в том же роде, сегодня - золотая
кубышка и банковский счет. В ценностях, которые доминирова­
ли в минувшую эпоху, юный Паша Мещеряков разобрался быс­
тро, и к третьему курсу техникума был уже комсомольским сек­
ретарем; и выбрали его опять же не за какие-то подлые доносы
на товарищей, а исключительно за принципиальность и поря­
дочность. Для примера Мещеряков припомнил, как однажды
выступил на собрании против самого директора техникума, ко­
торый внедрял казарменную дисциплину, студентов держал за
скотину, и вдобавок по всякому поводу (за зачет, за диплом) тре­
бовал от них подношений в виде коньяка. Вскоре злосчастный

170

директор угодил-таки под следствие и загремел в места отдален­
ные, к чему Мещеряков тоже приложил руку, но как раз тут от
пересказа существенных деталей он как-то хитро уклонился.
Внимательно слушая наставника, Иван не забывал ни на ми­
нуту о том, что ему предстоит. Он уже и местечко приглядел за
книжным шкафом, и грозный пакет в кейсе был под рукой, оста­
валось выждать мгновение... Зачем он это сделает, ему тоже было
ясно, как и Башлыкову. Карфаген, который возвели на пепели­
ще древней столицы нынешние власть имущие, и среди них этот
седой, обаятельный генерал-оборотень, должен быть разрушен.
Как его разрушали во все века. Как недавно было разрушено
могучее гнездовье красномордых истуканов, семь десятилетий
мордовавших народ политическим надзором, превращая его в
скопище дебилов. От дебилов, увы, не рождаются гении, поэто­
му так легко в новом Карфагене воцарился наглый пахан со сво­
им воровским законом, и жить под его пятой нормальному чело­
веку стало, конечно, невмоготу. Значит, опять оставался един­
ственный выход: сегодня маленькую, игрушечную бомбочку за
шкаф, завтра - многотонный заряд тротила под каменное седа­
лище пахана. По молодости лет Иван не задумывался над тем,
сколько может длиться череда ужасных разрушений, да хоть трис­
та, хоть тысячу лет, пока наконец из-под обломков и гари не
проглянет просветленный лик свободного человека. С зубовной
оскоминой повторялось: жаль, только жить в эту пору прекрас­
ную, уж не придется ни мне, ни тебе...
Мещеряков набуравил третью чарку, а это значило, что урок
подходил к концу.
- Не устал, Ванюша, слушать старика?
- Как можно, Павел Демьянович. Сейчас вот только машинку
перезаправлю...
- Да нет уж, - засмеялся генерал. - Хорошего помаленьку.
Встал, подошел к окну и отворил форточку. Времени Ивану
хватило, чтобы сунуть пакет за шкаф.
- Ты чего в субботу делаешь?
- Ничего, - Иван убрал диктофон в кейс.
- Как посмотришь, чтобы на дачку ко мне подскочить? Река
там, купание. И отдохнешь, и поработаем. Хотя не настаиваю, у
тебя, полагаю...
- Буду рад. Спасибо, - сказал Иван.
- Тогда пиши адрес...
Не заходя к себе, Иван выкатился на улицу. Подошел к газет­
ному стенду. Ждать пришлось недолго: Мещеряков минуты не
пересиживал на службе. Ровно в шесть сел в черную “Волгу” и
Укатил. От метро Иван позвонил Башлыкову. «Птичка в клетке»,
- сказал - и повесил трубку.

171

Он переступил черту, но на душе кошки скребли. Как в тума­
не поужинал и лег. Ночью явилась Нина, но была против обык­
новения нетребовательная. Как-то нехотя сунулась с дежурными
ласками, но сразу угомонилась, и мирно прикорнула у него под­
мышкой. Ночью он ни о чем не думал, но вроде бы и не спал.
Взрывное устройство за шкафом настойчиво тикало в голове.
Такой у них получился неравнозначный обмен: старик пригла­
сил на дачу искупаться в реке, а он ему - бомбу за шкаф.
Утром позавтракал и кое-как допилил до работы. Много лю­
дей толпилось около здания, точно на митинге. Тучи милицио­
неров, служебные машины - уже издали было видно, что настро­
ение праздничное. К Ивану кинулся друг и сослуживец Булат,
возбужденный сверх меры. За руку оттащил в сторону.
- Шмонают всех подряд, Ваня! Дом заминирован. Ночью был
страшный взрыв. Говорят, хотели твоего дружка кокнуть. Старо­
го педика.
- Он не педик, - возразил Иван.
- Чего теперь будет, Вань?! Совки смотри как обнаглели, а?
Не надо было гекачепистов выпускать, не надо было. Переда­
вить всех в камерах, как крыс, и дело с концом. Но у наших
пердунов кишка тонка, а, Вань?
- Почему ты думаешь, что это обязательно гекачеписты?
- Кто же еще, Вань, кто еще? Не мы же с тобой?
Тем временем сотрудников аппарата потихоньку начали за­
пускать в здание, причем у входа каждого тщательно досматри­
вали. Дюжий омоновец вырвал у Ивана кейс, отковырнул крыш­
ку и высыпал содержимое на пол.
В курьерской комнате он пробыл около часу, но его неудер­
жимо тянуло наверх, на место преступления. Работать, видно,
никто не собирался, в помещении было не протолкнуться.
К Ивану, притулившемуся в уголке на стуле, чуть не плюхну­
лась на колени забалдевшая, обкуренная девица, больно цапнула
за плечо, радостно проворковала:
- Ну что, скромник, как тебе наше кино? Двадцать человек
одним махом к Богу в рай!
Этого он не выдержал, отпихнул девицу, вышел из комнаты и
поднялся на второй этаж. Коридор был странно пустынен. Иван
добрел до кабинета Мещерякова, оглянулся по сторонам - нико­
го. Заглянул в приемную - тоже ни души, но никаких следов
взрыва: на столе секретарши даже букетик гвоздик в хрустальной
вазе.
Вздохнув, он пересек приемную и толкнул дверь в комнату,
где они вчера так славно беседовали. Обломки шкафа веером
раскиданы по полу, оконная рама перекосилась, но все осталь­
ное в прежнем виде, разве что массивный письменный стол ге­

172

нерала был передвинут от стены на середину. На месте Мещеря­
кова сидел средних лет мужчина непримечательной наружности,
который приветливо ему улыбнулся.
- Здравствуйте, молодой человек! Немного вы припозднились.
Я ведь вас с утра жду.
- Именно меня?
- Вы - Иван Федорович Полищук?
-Д а.
- Значит, вас, кого же еще. Да вы располагайтесь поудобнее.
Вон стульчик, на него и сядьте.
- А где же сам, Павел Демьянович? Я слышал...
Мужчина предостерегающе поднял руку, призывая к молча­
нию.
- Жив, жив, слава Богу, наш генерал. Чего-то у вас там пута­
ница вышла. Кто же это, дорогой вы мой, ночью людей взрыва­
ет?.. Не надо, Иван Федорович! Не надо этих гримас. Разговор у
нас задушевный, домашний. Вы мне быстренько все обрисуете,
как и что, и с кем, подпишите бумажку, и выйдете отсюда живой
и невредимый, как и вошли. Понимаете меня?
- Не понимаю, - сказал Иван.
- Ах, не понимаете? - мужчина поднялся из-за стола и ока­
зался росту невысокого, на полголовы ниже Ивана. Прошел к
двери и, как давеча Мещеряков, выглянул в приемную. Потом
остановился перед юношей, все так же приветливо улыбаясь.
- Ах, значит, не понимаете? - почесал в недоумении за ухом и
затем эту же пятерню, широкую, как у гиппопотама, вмазал Ива­
ну в лицо, да так прикладисто, что мальчик шлепнулся аж у про­
тивоположной стены. Мужчина подошел к нему, лежащему, и,
укоризненно покачав головой, в третий раз удивленно заметил: Так, выходит, не понимаете? - и узким носком ботинка, с фут­
больной отмашкой несколько раз подряд засандалил в живот,
отчего во внутренностях Ивана что-то хрустнуло и лопнуло.
Довольный собой, мужчина вернулся за стол, закурил и до­
бродушно окликнул.
- Ступайте на стульчик, Иван Федорович! На полу-то недолго
застудиться. Теперь-то, надеюсь, вы начали кое-что понимать.
Иван набрался силенок и от двери, словно преодолев пусты­
ню, перебрался на стул, где его затошнило, но не вырвало.
- Больно-то как, - сказал он. - Наверное, вы каратист, дя­
денька?
- Теряем время, террорист вонючий, - совсем иным, ледяным
тоном произнес мужчина. - Коли я возьмусь за тебя всерьез, от
тебя останется мокрое место, сплошная кровоточащая рана, и
все равно ты скажешь все, что я хочу знать. Выбирай. Подумай
минутку. Но не дольше.

173

- Что вы хотите знать?
- Пока только одно. Чье поручение ты выполнял?
- Какое поручение?
Мужчина разглядывал его молча, и видно было, что ему скуч­
но.
- Неужели ты такой дурак? - сказал он наконец. - Те, кто тебя
послал, очень подлые люди. Вместо себя подставили сопливого
юнца, который, скорее всего, даже не сознавал, чем рискует.
Сейчас ты кажешься себе героем, но завтра будешь умолять, что­
бы тебя прикончили. Поверь, мальчик, человек слаб, и быстро
ломается в опытных руках.
- Ага, - отозвался Иван. - Теперь я действительно понял. Вы
меня просто с кем-то спутали. Вам нужен кто-то другой, а не я.
- Черт тебя побери, - грустно заметил мужчина. - Откуда вы
только беретесь такие задиристые на нашу голову?
Опять он встал и обогнул стол, но Иван тоже вскочил и обе­
жал стол с другой стороны.
- Что же мы, в салочки станем играть? - удивился мужчина. Да вразумись ты, дурачок, что я тебе предлагаю. Потихоньку все
мне расскажешь, и об этом никто не узнает. Видишь, я же ниче­
го не записываю.
- Все скажу, только не деритесь!
Мужчина опустился на стул, на котором до этого сидел Иван,
а юноша уместился в черном крутящемся креслице Мещерякова,
в котором давно мечтал посидеть.
- Давай быстро, только без лапши!
Иван наклонился над столешницей и пальчиком поманил
допросчика, чтобы тот придвинулся поближе.
- Эк тебя ломает, придурка, - буркнул мужчина, но послу­
шался, вместе со стулом подался вперед, и сделал непроститель­
ную для бывалого следователя ошибку. Да уж больно невинно и
трусливо блестели глазенки на бледном лице худенького подрос­
тка. На столе Мещерякова с давних пор и неизвестно для какой
надобности торчал тяжелый, бронзовый подсвечник с тремя ко­
кетливыми рожками, и вот теперь он пригодился. Иван сгреб
подсвечник в горсть и саданул в придвинувшуюся любопытную
харю. Так ловко это у него получилось, что все рожки впечата­
лись в податливую плоть прихотливым узором, как в тесто. Иван
уже помчался к двери козлиными прыжками, только зря спешил.
В приемной его приняли в объятия двое милиционеров, заломи­
ли руки к затылку и впихнули обратно в кабинет. Увидя, какое
печальное зрелище сотворилось с их начальником, распластав­
шемся на столе и слабо подрыгивающем ножками, оба милици­
онера, не сговариваясь, приподняли Ивана над полом и так сго­
ряча шмякнули оземь, что почти вышибли из него дух.

174

Очнулся он на лежаке в маленькой каморке без окон и с же­
лезной дверью. Под потолком мерцала тусклая лампочка. Иван
поворотился и сел. Чувствовал он себя так, словно тело было
невесомым, а голова, напротив, удерживалась на тонкой шейке,
точно чугунный шар, грозя надломиться. Он взглянул на наруч­
ную «сейку», часы стояли. Проведя в неподвижности какое-то
время, может быть, минуту, а может быть, часа три, Иван подо­
шел к двери. Его трясло то ли от холода, то ли от побоев. На его
стук дверь сразу отворилась. Он увидел хмурого немолодого муж­
чину в темно-синем заляпанном жирными пятнами халате, как у
грузчика в мясном отделе.
- Ну вот и хорошо, - сказал грузчик. - Пойдем, отведу куда
следует.
Иван заложил руки за спину, как делали заключенные во всех
фильмах, и пошел за ним по длинному, подвальному коридору.
Идти пришлось недолго. В кЪнце коридора перед неприметной
дощатой дверью грузчик остановился и постукал в нее костяш­
ками пальцев.
- Давай, давай! - раздался сиплый голос изнутри.
Комната, в которой Иван очутился, была прежде, видимо,
кладовкой. Кроме деревянного лежака, здесь стоял стол и две
табуретки. За столом сидел мужчина, до изумления похожий на
того, который допрашивал Ивана в первый раз. Он был одет в
такой же серый костюм и так же приятно улыбнулся, увидя юно­
шу. Похоже, это был родной брат того, первого, пострадавшего
от подсвечника. Без спроса Иван опустился на табуретку.
- Что ж, Ванюша, теперь тебе так и так хана, - сочувственно
заметил мужчина. - Ты ведь Семеныча покалечил, а вполне воз­
можно, убил. Откуда в тебе такая свирепость?
- Он наверное ваш родственник? - любезно спросил Иван. Вы прямо как близнецы.
- Это я тебе после расскажу. Пока давай, выкладывай все, как
на духу. Один шанс у тебя остался спастись, но совсем крохот­
ный.
Иван беспокойно оглянулся: человек в синем халате, кото­
рый его привел, застыл у стены, скрестив руки на груди.
- Что я должен выкладывать?
- Да хватит тебе, Вань! Сколько можно целку строить. Ну
будут тебя бить день, два, руки, ноги оторвут, кишки выпустят,
чего ты этим добьешься?
- Я и без битья все скажу. Только вы объясните, о чем речь?
- Речь о том, мальчик, что вляпался ты в скверную историю.
Такую скверную, что не приведи Господь. Замахнулся на самое
святое, что есть у человека, на его жизнь. Но твоей вины тут
только половина. Сосунков, как ты, вечно бросают на растерза­

175

ние... Ну давай, Вань, давай! Фамилию, адрес, а я со своей сто­
роны постараюсь тебе помочь.
- Как помочь?
Двойник покалеченного Семеныча не нервничал, как его кол­
лега, никуда не торопился, и было заметно, что даже получает
удовольствие от беседы с несмышленышем.
- Тут ты, пожалуй, прав. Помочь тебе действительно почти
невозможно. Ты ведь уже как бы не существуешь на свете. Мам­
ке скажут, пропал без вести, а больше никто и не поинтересует­
ся. Ну кому ты нужен, Вань? Тем, кто тебя использовал, вообще
на людей наплевать. Кому еще? Семьей не обзавелся. Но все же
помочь можно. И знаешь почему?
- Почему?
- Нам ты можешь пригодиться живой. Вот тебе бесплатный
совет: всегда делай ставку на тех, кому можешь быть полезен.
Никогда не ошибешься.
- Чем же я могу быть вам полезен?
- Ой, Вань, да как чем! Поработаешь на нас. Парень ты, вид­
но, боевой, отчаянный, хотя и без мозгов в голове. Но мы их
тебе постепенно вставим. Со временем большим человеком бу­
дешь, а все, что сегодня случилось, забудется, как дурной сон.
Решайся, Вань, по-хорошему, а? По-плохому будет только боль­
нее. Ну же, Вань!
- На что я должен решаться? Вы же ничего толком не объяс­
няете.
Мужчина сделал неуловимый знак человеку в халате, и в ту
же секунду Иван был сброшен с табуретки на пол и перегнут в
три погибели: шея вывернута назад, а согнутые в коленях ноги
туго прихвачены к кистям рук. В таком положении ему был ви­
ден угол комнаты, две ножки стола и кусочек пола перед носом.
Голоса теперь доносились сверху, как из репродуктора.
- Пусть пока отдохнет, а ты, Степаныч, сходи за каким-нибудь инструментом, - произнес сиплый голос, принадлежащий
следователю. - Здесь же ничего не приспособлено для нормаль­
ного дознания.
Отворилась и щелкнула, закрывшись дверь. Следователь за­
курил, чиркнула зажигалка.
- Эх, паренек, и жалко тебя, да ничего не поделаешь. Истина,
как говорится, дороже. Начнем тебя потихонечку убивать. Рых­
лости в тебе нету, кость легкая, ничего, денька полтора продер­
жишься. Только не пойму, на кой хрен тебе это?
Иван молчал.
- Вот и я думаю, - продолжал сипеть ржавый репродуктор. Какая корысть тебе тут околевать? Была бы хоть идея, а то ведь
ее нету. Ну пошалил, поозорничал, сунул бомбу доброму челове­

17В

ку под шкаф, ну и покайся, опомнись. И нам руки об говно не
пачкать, и тебе - шасть на волю. Денек сегодня светлый, слышь,
Вань, птички поют. Пивко на каждом углу. Любишь пивко-то? Я
в твои годы любил. Теперь больше на крепкое тянет. Служба
нервная.
У Ивана затекла спина, и дышать стало трудно, точно сузился
горловой проход.
- Слышь, Вань? Может, чего передать кому, близким или ро­
дным? Говори, передам. Похоже, последняя у тебя возможность.
Степаныч иногда ни в чем меры не знает.
Иван молчал и ни к чему особенному не готовился. В нем не
было ни злобы, ни страха, ни сожаления - тишина. Еще раз обоз­
начилась дверь, и вошедший мясник ногой перевернул его ли­
цом вверх. Уселся перед ним на карачки. В руках держал обык­
новенный молоток, которым забивают гвозди. Следователь рас­
порядился:
- Ну давай, поработай малость, а я пойду подышу. В буфет,
что ли, схожу, рюмочку приму. Тебе принести чего, Степаныч?
- Не извольте беспокоиться.
Только дверь закрылась, Степаныч прижал Ванину руку, не­
естественно вывернутую, к полу, приступил на нее башмаком и
аккуратно тюкнул по мизинцу. Хрустнули хрупкие косточки и
огненный столб расколол мозг.
- Один ноль в нашу пользу! - благодушно заметил Степаныч.
На четвертом пальце Иван отключился. Когда очухался, сидел
прислоненный к стене. Следователь устроился напротив на табу­
рете, курил и осудительно качал головой. Иван покосился на свою
левую руку, откуда стекали в сердце раскаленные иглы.
- Да, Вань, а ведь это только начало, - взгрустнул мужчина,
чье лицо обросло теперь какими-то розовыми, висячими склад­
ками. - Степаныч за проводами пошел. План у нас такой. Будем
тебя к току подключать. После Степаныч тебе яйца оторвет, это
его любимая процедура. Ну и так до бесконечности, сколько сдю­
жишь. Полагаю, часа на два тебя еще хватит, но не больше.
- Что вы от меня хотите?
- Да все то же. Фамилию, адрес. Или наоборот: адрес и фами­
лию.
- Чью фамилию?
- Кто тебя послал, Вань?
- Куда послал?
Вернулся Степаныч в самом деле с мотком двужильного про­
вода. Оголенный конец ловко закрутил Ивану за ухо, другой су­
нул в розетку...
Опять он лежал на топчане, но в каморке был не один. В
ногах сидела, пригорюнясь, миловидная женщина в белом хала12 “Подвиг" №2

177

те. Сознание на сей раз возвращалось туго, и поначалу он решил,
что это скорее всего не женщина, а мимолетный фантом из про­
должающегося кошмара. Для проверки он поднес к глазам левую
руку, которая, как ни странно, двигалась, и была от пальцев до
кисти перебинтована - белая, пухлая французская булка.
- Вы кто? - спросил Иван, не узнав свой голос.
- Лежи, лежи, миленький... Я врач, обыкновенный врач. Зо­
вут Елена Павловна.
- Вы почему здесь?
- Дежурю... Тебе было очень плохо... Какие звери, Боже мой,
какие звери!
Женщина кого-то ему напоминала: то ли матушку, то ли Нину
Зайцеву. У нее был сочувственный взгляд, но тон она взяла фаль­
шивый, чрезмерно сострадательный. Этот тон не для подвала.
- Елена Павловна, вы не могли бы дать водички попить?
- Водички нельзя, миленький! Запретили водичку. Какие зве­
ри, Боже мой! Ты же совсем мальчик!
Она пересела поближе, склонилась над ним и провела паль­
цами по щеке. От нее пахло духами.
- Больно тебе?
- Нет, ничего. Который час?
- Вечер уже, поздний вечер, - она достала из кармана халата
шоколадку «Сникерс» в надорванной обертке. - Вот, покушай,
тебе станет легче.
Иван покорно принял шоколадку, сунул в рот, откусил, но
разжевать не смог, закашлялся. Кашель вывернул его наизнанку,
и тут же наступило окончательное просветление. Он дергался на
топчане, как в падучей, а Елена Павловна бережно обнимала его
за плечи, гладила по спине и наконец прилегла рядышком.
- Вот и хорошо, миленький, вот и славненько. Дай тебе губки
вытру. Обними меня. Успокойся, закрой глазки. Боже мой, ка­
кой же ты хрупкий, мягенький! Хочешь, сниму халатик?
От слез и кашля Иван плохо ее видел, но чувствовал плотно.
Она как-то почти на него взгромоздилась.
- Мы можем вообще раздеться, миленький, - горячечно про­
шептала. - Вряд ли нас потревожат до утра.
- Пока не надо, - сказал Иван. - Если бы водички попить,
тогда другое дело.
- Чего они, звери, к тебе привязались? Чего от тебя требуют?
- Если бы я знал!
- Я слышала про какую-то бомбу. Они тебя подозревают? Но
это же глупо. Разве можно подозревать такого милого, хрупкого
мальчика. Тебе сколько лет?
- Восемнадцать.

17В

- Боже мой! Да ты скажи им все, скажи. Даже соври. Иначе
не отстанут. Я их знаю. Они хуже зверей. Мы для них не люди.
Они такие ужасные. Будут по косточке ломать, живого не отпус­
тят. А у нас такие сладкие, нежные косточки...
Она была, конечно, намного опытнее Нины Зайцевой, и ее
поглаживания, потискивания, ее возбужденное дыхание все-таки
пробудили в нем ответное напряжение.
- Вам очень хочется, да, Елена Павловна?
Она вдруг села, судорожными движениями освободилась от
халата, распахнула кофточку. Тяжелая, розовая, живая выпрыг­
нула наружу грудь, точно два светящихся, волшебных шара. Гла­
за лучились безумием похоти.
- Не бойся, миленький, не бойся! Хоть будет чего вспомнить
перед смертью.
- Вы умираете?
Елена Павловна сдавленно хихикнула, но не успела ответить.
Дверь отворилась и в каморку влетели двое мужиков: давешний
мучитель Степаныч, в том же темно-синем замасленном халате,
а второй незнакомый, но тоже какой-то неприятный. Вдвоем
выдернули Ваню с топчана, как репку с грядки, и швырнули на
пол. Молчком, дружно посапывая, взялись месить его ногами,
перепинывая друг дружке, точно отрабатывая футбольный пас.
Но били вполсилы, не трогая лица. Экзекуция продолжалась не­
долго. Иван даже не успел отключиться, хотя было как-то мутор­
но. Так же быстро футболисты сгинули, не произнеся ни слова.
Елена Павловна помогла ему перебраться обратно на топчан. Ее
обнаженные полные груди пылали солнечным светом.
- Зверье, истинное зверье! - бормотала она сквозь слезы. Никакой на них нет управы. Как распоясались, а? Убийцы про­
клятые! А ты возьми и открой им, чего хотят. Ну не всю правду,
краешек. Пусть подавятся гады!
Каждая жилка у Ивана молила о покое.
- Да я разве против? Из одной благодарности, как ко мне все
здесь относятся, но чего они хотят? Вы хоть объясните, Елена
Павловна.
Опять ее сноровистые руки тискали его бока, игриво про­
скальзывали к паху.
- Скажи им про бомбу, скажи, миленький... Скажи, кто на­
правил, подучил. Небось такие же негодяи, как эти. Все они оди­
наковые, все окаянные. Дай губки твои разбитые поцелую, дай!
Поцелуй был так же пылок, как прикосновение к раскален­
ной плите.
- Скажи им про бомбу, миленький!
12 *

179

- Конечно, скажу, - пролепетал Иван, погружаясь в обмороч­
ную одурь. - Но про какую бомбу? Мне же никто не объясняет. У
меня мозги отсохли. Попить бы водички глоточек...
На сей раз ее трепетные усилия почти привели к победному
концу. Она заботливо приспустила ему брючата, самозабвенно
любуясь несчастной, восставшей плотью. Иван наблюдал за про­
исходящим как бы со стороны, немного стыдясь и тихо горюя.
- Изверги, палачи! - стенала Елена Павловна, отчего-то запу­
тавшись в собственной юбке. - Сейчас тебя утешу, миленький,
потерпи немного. Леший забери эту бомбочку...
Но опять не успела с утешением. Ворвались мужчины, дико
гогоча, сдернули с топчана, шмякнули об пол. И так им было
привольно, весело (да и можно понять), что Степаныч не удер­
жался и со сладострастным хряком саданул ему каблуком в при­
чинное место. Спасительная небыть обрушилась на Ванечку чер­
ным взрывом.
Когда очнулся, то был один, и дверь в каморку чуть-чуть при­
открыта. Резко тряхнул головой: нет, не снится, действительно
щель в двери, и оттуда, снаружи, яркий свет.
Иван полежал немного, ожидая в истоме, какую очередную
подлянку ему приготовили, какая новая мука впереди. Но мир
словно вымер, ниоткуда ни звука, ни шороха. Иван осторожно
ощупал себя правой рукой, приподнялся и заправил рубашку в
штаны. Попробовал сесть, и это ему удалось. Через сколько-то
времени уже доковылял до двери и выглянул в коридор. Никого,
пусто. «Где-то они непременно ждут, но надо идти», - подумал
Иван. Шаркающим, стариковским шагом, стараясь не шуметь,
миновал коридор и знакомую дверь, за которой его допрашива­
ли. А вот и обыкновенная лестница, как в любом подъезде, веду­
щая наверх. В полном недоумении начал по ней подниматься.
Он задыхался, живот распирало так, что ноги приходилось ста­
вить в раскорячку. Но дошкандыбал до первого этажа и вскоре
очутился на улице. Ночной простор открылся перед ним. Тесная
улочка, обставленная приземистыми особняками, запихнутыми
вглубь домов. Возле домов кованые, высокие ограды. Место гдето в центре Москвы. Или в Петербурге. У обочин припаркованы
в основном иномарки и несколько «жигулят». Один из «жигу­
ленков» - метрах в двадцати от Ивана, вдруг помигал фарами.
Больше никого на улице не было, значит, именно его подмани­
вал. Иван огляделся: бежать некуда. Что вправо, что влево - ма­
шина в два счета догонит. Да и зачем бежать?
«Жигуленок» просигналил еще и еще раз. Иван побрел к ма­
шине, гадая, какую особую казнь ему так изысканно готовят.
Кокнут прямо в машине или куда-нибудь отвезут? Но его ждал

180

приятный сюрприз. В салоне сидел только один человек за ба­
ранкой, и этот человек был - Башлыков.
- Садись, Вань! Ты чего, как вареный?
Иван еле впихнул на сидение свое новое, стопудовое тело.
- Добрый вечер, Григорий Донатович.
- Добрый вечер, сынок!
Башлыков включил зажигание и медленно сдвинул машину.
Минут пять они в полном молчании колесили по каким-то пере­
улкам, пока не съехали на набережную, где Башлыков удачно
вписался в черный треугольник под липами, и заглушил мотор.
- Что с рукой? - спросил он.
- Пальцы размозжили. Попить у вас нету?
Башлыков перегнулся на заднее сидение, разворошил там ка­
кие-то тряпки и достал литровую бутылку «пепси».
Жидкость, прохладная и жгучая, потекла в глотку упругими
слитками, и пока Иван давился, чмокал и обливал себе рубашку,
Башлыков поддерживал бутылку за донышко.
- Не торопись, Вань. У меня вторая в запасе.
Юноша отдышался, смахнул с глаз слезинки.
- Теперь можно жить.
- Сигарету хочешь?
- Хочу.
Башлыков сунул ему в губы зажженную сигарету. Иван при­
жимал к груди недопитую бутылку.
- Прости, Вань, за недосмотр, - сказал Башлыков.
- Какой же это недосмотр. Вы же понимали, что они меня
сразу вычислят.
Башлыков хмыкнул недоверчиво.
- Так ты полагаешь, я все это специально подстроил?
- Как вы здесь оказались? И почему меня отпустили?
- Ага, значит, ты думаешь, я тебе устроил что-то вроде про­
верки? Так?
- А как иначе?
- Ошибаешься, Вань. Я с кадрами иначе работаю. Они тебя
не вычислили, только заподозрили наравне со многими. Потом,
откуда же я знал, что ты с этой гнидой, с Мещеряковым, книжку
затеял писать? Ты же ничего не говорил.
- Не успел, - Иван вторично, с наслаждением присосался к
бутылке.
- Накладка другая. С Мещеряковым слыхал что приключи­
лось?
- Нет.
- Дуба дал предатель.
- Как это? Вы же говорили...

m

- На дачу ему позвонили ночью, сообщили, что кабинетик
отбомбили, он и сомлел. Ринулся на кухню за каплями, по доро­
ге и преставился. Сердечко отказало. Изработался мотор.
- Павел Демьяныч?
- Ты какой-то чудной сегодня, Вань. Вроде не все слова до
тебя доходят. С чего бы это? Напугался сильно?
- Но как же так, пошел за каплями?..
- Бывает, сынок. Жадность твоего наставника погубила. У него,
оказывается, в сейфе чего-то было захоронено ценное. Валюта
или камешки. Еще не знаю. По оплошности легкую смерть пос­
лал ему Господь.
Иван допил бутылку и поставил себе под ноги.
- Открыть вторую?
- Не надо. Мне что теперь делать?
- А ничего. Сейчас отвезу тебя к доктору, руку полечим. По­
том месячишка на два упрячу тебя, пока все уляжется. Кстати,
знаешь во сколько обошлась твоя свобода?
- Во сколько?
- Десять тысяч зеленых. Обработаешь, надеюсь?
- Отработаю, - сказал Иван.

18
Случай всесилен, но Елизар Суренович в него не верил. Жиз­
ненный опыт убеждал его в том, что надежда на случай - это
уловка бездельников, чей разум вечно в полудреме. Сила жела­
ния - вот что определяет поступь судьбы. Отнюдь не случай дал
ему власть над людьми. А природная, неукротимая жажда пове­
левать. И уберег от смерти на узкой, загородной дороге тоже не
случай, а умение взлетать.
Он не верил и в старость. Само по себе это пустое слово. Что
такое старость? Физиологическое увядание, чреватое необрати­
мостью? Но где доказательства этой роковой необратимости? То
есть доказательства, разумеется, были, и самые очевидные: хотя
бы наличие кладбищ, куда ежедневно свозили бренные останки
изжившихся людей; но Елизара Суреновича это не убеждало. Чем
в сущности отличается старческая, вековая немощь от обыкно­
венной усталости крепкого человека к исходу рабочего дня? Раз­
ве что протяженностью во времени. Восстановительные процес­
сы, энергия пробуждения так же неисчерпаемы в человеческом
организме, как весеннее обновление в природе. В этом он убе­
дился на себе. После аварии, когда все внутренние органы, изу­
родованные злодейской встряской, отказались служить, он все
же перемогся, перетерпел, и дождался дня, когда вдруг начал

заново неудержимо молодеть. Вернулись истомные ночные гре­
зы, поредел пульс, налились новой крепостью мышцы. Чтобы
проверить себя, Елизар Суренович согласился на доскональное
обследование. Изумленные врачи лишь разводили руками: су­
персовременные аналитические приборы давали такие показа­
ния, по которым выходило, что ему никак не может быть более
пятидесяти лет.
Никто из приближенных не замечал, что с ним происходит,
кроме голой Маши Копейщиковой. Задолго до обнадеживающих
признаков она угадала в нем возобновление мужской доблести,
и однажды, приметя его полыхнувший озорным огнем зрак, не
чинясь, и не откладывая на завтра попросту нырнула к нему под
одеяло. Елизар Суренович не супротивничал, и простодушно,
играючи выполнил незатейливую мужскую повинность. Потом,
правда, слегка посетовал:
- Ты все же, Маша, дисциплину какую-то соблюдай. Не лезь
без команды. Я же не отрок сизокрылый.
Маша уже бодро устанавливала поднос с завтраком у него на
пузе, но видно было, что чем-то ошарашена.
- Хотела как лучше, - извинилась она. - Для здоровья полез­
но.
- Чего полезно, чего нет, не тебе решать. Ишь, тоже лекарь
нашелся! Ступай отсюда и жди вызова, срамница!
Нет, думал Благовестов, покойную Ираидку эта пышнотелая
молодка не заменит. Вот, пожалуй, единственная окаянная при­
мета старости, которую не сбросишь со счета. С возрастом все
труднее подобрать дубликаты тем, кто когда-то был дорог, а пос­
ле скрылся с глаз навеки. Каждое новое лицо заведомо вызывает
неприязнь. Сравниваешь с прежними, дорогими и ясными ли­
цами, приноравливаешься к нему и все кажется, что у подмены
бельмо в глазу. Маша Копейщикова всем хороша: голая, расто­
ропная, кряжистая, любезная, - да чужая. Что-то есть в ней сты­
лое, даже опасное. Зачем прислал ее Грум? Откуда выкопал?
Разумеется, он давно ждет случая, чтобы вцепиться в ляжку,
хотя ближе его по духу, по разуму, не осталось у Благовестова
человека. В том прельстительно-зловещий парадокс жизни, что
смертельный удар всегда наносит ближний: сын, брат, жена, друг.
Была бы охота, а у Грума она есть. Не таким он уродился на свет,
чтобы до скончания века играть вторые роли. Однако особенно
остерегаться его не стоит. При всех своих незаурядных способ­
ностях не хватает бедолаге решающего качества, которое отлича­
ет владыку от простого смертного: не умеет ради пустяка, ради
каприза, поставить на кон собственную жизнь. Чужие жизни,
пожалуйста, сколько угодно, но не свою. Береженого Бог бере­
жет - вот его главная заповедь, а по этому правилу крупных вы­

183

игрышей не бывает. Ну и другое, не менее важное: ключик от его
души, как сердце Кащея, надежно упрятан в малахитовую шка­
тулку, а где та шкатулка - ведает один Благовестов. Оба они об
этом знают. Случись что с хозяином, и грешная тайна визиря в
ту же секунду всплывет наружу. Тайна же эта такого свойства,
что лучше о ней не вспоминать, особенно перед сном.
И все же, как писал советский поэт, и все же! Зачем Грум
подослал Машу Копейщикову? Вряд ли просто для косвенного
надзора. Для чего же тогда? Не иглу ли с цианидом приблизил к
его боку в ожидании благоприятного момента?
На кухне изнывал в лютой похоти верный телохранитель Пет­
руша. Вернее, не на кухне, туда ему ход Маша давно перекрыла,
из темного коридора донесся скорбный плач униженного любо­
вника:
- Все видел, Машка, все видел! Как с хозяином кувыркалась.
Ему, значит, можно, а мне, значит, нет!
Маша снизошла до ответа:
- А ты как хотел, обезьяна? Хотел наоборот?
- Зачем наоборот? Не надо наоборот. Больно смотреть мне.
Ревную я.
- Так не подглядывай!
- Не могу не подглядывать. Это любовь!
У Маши было хорошее настроение, смеясь, она сунула в ко­
ридор, в темноту руку.
- На, целуй, любовничек!
Петруша так страстно лобызал ее пальчики, по одному загла­
тывая, что постепенно вытащился целиком на кухню. Черные
очи его отливали багрянцем.
- Хватит, хватит! - Маша вырвала руку. - Ишь обжора какой.
Ну ладно, присядь, нацежу стаканчик.
От неожиданного благоволения, и от кошмарной близости
вожделенной, царственной плоти, Петруша, примостясь на сту­
ле, впал в каменное оцепенение. Поднесенную стопку проглотил
чуть ли не с лафитником.
- Хороший, Петруша, хороший! - Маша, дразнясь, погладила
его по бритой головке.
- Не мучь меня, женщина! - прохрипел он.
- Я бы, может, и рада, да как же хозяина обманывать? Стыдно
ведь.
- Он мне хозяин, не тебе, - бухнул Петруша.
- Ты про что? - косоватые глазки под спутанной челкой вдруг
остро, ярко блеснули, как два жала.
- Сама знаешь.

1И

- Ага, выходит, не только подглядываешь, но и подслушива­
ешь? - Маша уперла руки в бока, куда девалось минутное благо­
расположение. Разъяренная фурия, готовая к прыжку, оказалась
перед ним. - И что же ты еще вынюхал, мразь козлиная?!
Петруша внутренне напрягся, но не смалодушничал.
_ Лучше нам не ссориться, - сказал он. - Лучше полюбовно.
Маша нагнулась к нему, прошипела:
- Запомни, вонючка, твоя жизнь теперь, как тонкая ниточка.
Дерну - и оборвется. Пшел вон, пес!
Уходя, он получил коленом под зад, но из коридора огрыз­
нулся:
- Зачем дерешься - вай?! Сама пожалеешь.
Часа через два, подмененный другим охранником, Петруша
встретился в пивной с Колей Фомкиным, с которым их дружба
крепла: они пили вместе пиво уже третий раз и почти побрата­
лись. Петруша понимал, как ему повезло. Впервые его глухое
одиночество в чужом городе рассеялось солнышком приязни.
Коля, хотя и был обыкновенным русским «ваньком», но пони­
мал страдания влюбленного сердца с полуслова, потому что сам
много страдал. Он поведал побратиму жуткую историю своей
любви. У Фомкина была невеста, которую он боготворил. Она
была дворянского роду, балерина и фотомодель. Конечно, роди­
тели красавицы были против ее выбора, потому что для них он
был пустым местом. Там и другие женихи, покруче его, нередко
получали отлуп. Среди них был даже один техасский магнат, со­
рокалетний плейбой. Но Фомкин со своей невестой преодолели
все препятствия, в том числе свирепое сопротивление родите­
лей, купили себе обручальные кольца и обговорили день тайного
венчания. О дальнейшем Фомкин рассказывал, не сдерживая
рыданий, и перемежая трагическую исповедь солидными порци­
ями спиртного. За день до венчания он нагрянул к невесте без
предупреждения, чтобы похвалиться свадебным нарядом, кото­
рый справил себе в московском филиале Кардена. Костюм обо­
шелся ему, к слову сказать, в восемьсот баксов. Каков же был его
ужас, когда он застукал прелестную избранницу в объятиях не­
гроидного типа с золотой серьгой в ухе. Но самое неприятное
случилось потом. Когда он взашей вытолкал развратного негра
из квартиры, надавав ему затрещин, и потребовал у невесты хоть
каких-то нормальных объяснений, несчастная девица, вместо того,
чтобы покаяться, набросилась на жениха с немыслимыми упре­
ками. Обозвала его животным, деревенским пеньком и держи­
мордой, который из-за дурацкой мужской ревности разрушил ее
карьеру. Оказывается, поганый африканец с серьгой был бродвейским продюссером, знаменитым шоуменом, и приехал к ней
единственно затем, чтобы заключить выгоднейший контракт на

185

летние гастроли в Панаму. Обескураженный Фомкин ехидно
поинтересовался, что неужели для того, чтобы заключить кон­
тракт, обязательно надо ложиться в постель? После чего с люби­
мой невестой случилась натуральная истерика, и она чуть не
выцарапала жениху глаза, обозвав его при этом хамом.
Для Фомкина эта трагедия, как он объяснил другу, была не
столько любовной, сколько мировоззренческой. Все его прежние
представления о морали рухнули в одночасье, и он разуверился
вообще в женской добродетели. Разумеется, он не был тупым,
упрямым Отеллой, и смог бы простить избраннице случайный
сексуальный вывих, но не мог принять ее принципы. Просто на
некоторые важные вещи они смотрели совершенно по-разному.
Для него любовь была святым чувством, как и для Петруши, а
для нее всего лишь одним из способов достижения материально­
го благополучия. Этого разрыва во взглядах он не перенес и рас­
стался с ней. С кровью оторвал от сердца. После этой истории
Петруша окончательно убедился в том, что имеет дело с полным
идиотом, которому можно доверять во всем. «Резать обоих надо,
- заметил он сочувственно. - Прощать нельзя». «Нет, - возразил
пьяный, рыдающий Фомкин. - Пусть живут. Их жизнь за меня
накажет».
...Петруша обрадовался, увидя друга за их как бы уже узако­
ненным столиком.
- Еле место устерег, - раздраженно заметил Фомкин, когда
они обменялись крепким рукопожатием. - Вишь сколько народу.
Какие-то фраера нарывались на неприятность.
У Петруши сейчас не было охоты разбираться с фраерами.
Едва опорожнив пол кружки, он поделился с Колей сокрушитель­
ной новостью.
- Любит, падла! Хочешь верь или не верь, но любит. Сегодня
точно узнал. Любит, но чего-то боится, сучка!
- Ну-ка, ну-ка! - встрепенулся Фомкин.
Петруша, посверкивая белозубой улыбкой и сладострастно
закатывая белки, поделился сегодняшним любовным приключе­
нием. Некоторые пикантные подробности приходилось опускать,
ничего не поделаешь, но из его слов выходило так, что Машка
обезумела от страсти, и еле сдерживает себя, чтобы не отдаться.
Иначе чем объяснить, что затащила на кухню, поила водкой и
велела лизать руку, при этом была, как обычно, безо всякой одеж­
ды. Фомкин вник в ситуацию и вторично пожал другу руку, поз­
дравив с нелегкой победой.
- Но все же не понимаю, - спросил он, - в чем заминка?
- Говорю же, боится!
- Чего боится? Может, она девушка?

186

Петруша заржал, показывая, что оценил шутку, выпил пива,
а заодно откупорил принесенную с собой традиционную поллитру.

- Хозяин очень вспыльчивый, - приоткрыл он завесу. - Про­
ведает - нам обоим хана.

Фомкин сходил на кухню, где у него завелась подружка среди
поварих, и принес две тарелки горячего мясного рагу под водку.

- При чем тут хозяин? Объяснить надо по-человечески. У вас
же не просто шуры-муры. Не убьет же он вас.
Петруша посмотрел на него, как на малое дитя.

- Эх, Коля, не знаешь, о ком говоришь. Убьет - не то слово.
Макарон нарежет.
- Тогда надо бежать. Могу дать адресок. Там отсидитесь.
- Ладно, Коль, осади. Ты тут не сечешь.
Фомкин вроде обиделся, И оба ненадолго загрустили. Выпи­
ли водки, принялись за мясо. Уютная пивная огораживала их от
мира незлобивым мужским гомоном. Петруша первый нарушил
молчание.
- Главное, что обидно, любит, Коль!
- Это точно?
- Да ты что, Коль! Вся потекла, пока руку целовал.
- Тогда так, - сурово произнес Фомкин. - Познакомь меня с
ней.
- Зачем?
- Я обхождение знаю. Мне она скажет такое, чего тебе пос­
тесняется. Я со своей стороны передам, как ты страдаешь. При­
стыжу ее. Это верняк. У меня не отвертится. Не таких ломали.
Петруша задумался, мысль ему понравилась.
- Конечно, неплохо бы... Но как сделать? На улицу она не
выходит, в дом тебе попасть трудно.
- Почему?
- Охрана свирепая. Приколют за милую душу. Разве что, ког­
да хозяин в отлучке...
С увлечением они взялись обсуждать детали, и не на шутку
поспорили, как лучше Фомкину объявиться: с букетом роз или с
коробкой конфет. По мнению Фомкина, это была немаловажная
психологическая окраска. Он должен был произвести впечатле­
ние не какого-то ухаря с горы, а респектабельного молодого биз­
несмена, озабоченного печальной судьбой лучшего друга. У Пет­
руши все же оставались некоторые сомнения, под конец он не
удержался, предупредил:
- Но если, Коль, сам на нее зыришься, не обижайся - убью!
- Это само собой, - согласился Фомкин.

W

Ближе к вечеру Елизара Суреновича навестил Грум. Они вместе
поужинали. Маша Копейщикова запекла телятину в духовке и
подала с тушеными грибами. Вдобавок соорудила грандиозный
салат из сырых овощей с натуральным подсолнечным маслом.
Иннокентий Львович ел, как всегда, с аппетитом, от души на­
хваливал Машину стряпню, но видно было, что озабочен какойто думой. Иногда на его круглое, симпатичное личико накатыва­
ла хмурая гримаска, как от сквозняка. Маша, за ради гостя обмо­
тавшая пышные чресла оренбургским платком, к чаю выкатила
на стол румяный пирог с вишневой начинкой, испеченный по
собственному рецепту. Отпирога по кухне поплыл ядовитый
дымок, словно от ночного костерка.
- Ну чего маешься, Кеша? - спросил Елизар Суренович. Выкладывай, чего там у тебя за пазухой?
Грум давно перестал удивляться мистической проницатель­
ности владыки, но каждый раз его смущало, что перед непости­
жимым стариком он всегда оказывался целиком на виду. Это
обстоятельство понуждало его к особой осмотрительности в за­
мыслах.
- Действительно, есть маленькая заковыка, - распаренный от
обильной еды и продолжительной беседы Грум и сам стал похож
на пирог, скинутый с горячего противня. - В некотором я за­
труднении.
- Поделись, обсудим.
Грум поделился. Накануне один из осведомителей (эта служ­
ба была у него налажена не хуже, чем на Петровке) донес, что
Таня Француженка, подрядчица по щекотливому дельцу, на всю
катушку крутит любовный роман с Губиным, первым человеком
при «Кресте». Сам по себе это был изящный агентурный ход, не
вызывающий протеста, если бы не некоторые обстоятельства. Вопервых, сроки контракта недопустимо просрочены, а во-вторых,
Губин был не тем человеком, который мог без ума клюнуть на
женские прелести очевидной подсадки. Француженка, без со­
мнения, была классным «чистильщиком», вероятно, единствен­
ным в своем роде, но все же первоначально она была женщиной,
красивой, алчной и тщеславной. К тому же психически неурав­
новешенной, если не сказать больше. Все это вместе взятое на­
водило на подозрение, что они с Губиным по обоюдному согла­
сию могли поменяться ролями, и теперь удалая киллерша вместо
того, чтобы выуживать рыбку, сама превратилась в наживку.
- Все это вполне реально, - поддакнул Елизар Суренович. Какой же предлагаешь выход?
Разговор они продолжали в библиотеке, куда Маша подала
кофе, вино и фрукты. С удивлением Грум отметил, что девица

m

замотала волосы алой лентой, а шаль с чресел переместила на
плечи.
- Какой выход? - переспросил он. - Выход напрашивается
только один.

- Но как же ты допустил такой недосмотр, старый ты хрыч?!
Грум равнодушно пожал плечами.

- За всем не углядишь.
- Небось и аванс уплатил?
Грума умиляло бережное отношение владыки к каждой пот­
раченной копейке: он сам был таким.

- Аванс аукнулся, - согласился он. - Придется списать на ут­
руску.
Елизар Суренович просмаковал глоток итальянского «Кларе­
та», вдохнул его тонкий букет. С каждой минутой он чувствовал
себя все крепче, и не совсем понимал, что ему делать с возвра­
щенной молодостью.
- Кеша, у меня к тебе просьба. Поручи Француженку вот это­
му вояке из органов, вот его визитка. Надобно его повыше про­
двинуть. Позвони, дай делу официальный ход. Ему за Францу­
женку, глядишь, не то что звездочку - орден привесят.
- С Губиным как?
- Губина отсеки. Вояке передай, чтобы отсек.
- Ваша воля, - кивнул Грум, - но если Губин в курсе, если
докопался...
Благовестов неприятно почмокал губами.
- Чего никогда не мог понять, так это твоей кровожадности.
Ты же добрый человек, а никак не можешь успокоиться, если
одним трупом меньше выходит, чем предполагал. Откуда в тебе
такая жестокость?
- Извините великодушно. Хотел как лучше.
- Да не обижайся, ты же мне роднее брата. Но твоя неукроти­
мость иногда просто пугает. Сообрази дурной башкой, если Гу­
бина сейчас ликвиднем, на кого Алешка кинется? Вот и потянет­
ся пустая заварушка. Перегрыземся все, как волки.
- Но как же, с Михайловым вроде уже все решено?
- С Михайловым, но не с Губиным.
Иннокентий Львович отпил вина, хотя обычно ограничивал­
ся чашечкой кофе. Владыка все чаще выводил его из себя своими
старческими выкрутасами. Склеротические бляшки ощутимо
подтачивали его некогда могучий интеллект. Грум частенько спра­
шивал сам себя, сколько еще сумеет выдержать этот унизитель­
ный, мелочный надзор. В который раз давал себе слово, что если
Маша выведает, где старик хранит проклятые документы, отоль­
ет ей памятник из золота. Или удавит золотой петлей.

И все же не стоило обманываться. Вынужденный год за годом
плестись в хвосте Благовестова, терзаемый муками оскорбленно­
го самолюбия, Грум тем не менее по-прежнему искренне, глубо­
ко восхищался необыкновенной изворотливостью, сверхъестес­
твенным чутьем и неодолимой хваткой владыки. Многократно
убеждался, что если иногда по видимости Благовестов допускал
нелепый просчет, то вскоре, как правило, кажущаяся ошибка
оборачивалась прозрением, которое нельзя было объяснить ни­
чем иным, как Господним наущением. Недавно внучек подсунул
Иннокентию Львовичу забавную книжонку некоего восточного
мистика Гурджиева; и вот если приложить к Благовестову рас­
суждения автора о человеческой сущности, то выходило так, что
в личности владыки все сколь-нибудь известные пороки посте­
пенно переродились в одну большую добродетель. Происходило
чудо мистической трансформации, когда злоба, страх, алчность
и бессердечие, переплавленные в тигле души, давали вдруг бла­
гой результат. В сущности, если отбросить второстепенное, у
Грума была лишь одна серьезная претензия к владыке: слишком
долго тот задержался на свете, задаром коптя небо и оскверняя
ниву жизни тлетворным дыханием. Примерный семьянин и пок­
ровитель искусств, спонсор многих культурных программ, Ин­
нокентий Львович в недоумении останавливался перед загадкой
бытия человека, который сколотил гигантский капитал, возгла­
вил финансовую империю, но не оставил после себя живогр се­
мени.
- Пойду пожалуй, - сказал он. - Надо ехать. Еще дел сегодня
невпроворот.
- Ехай, конечно, - улыбнулся Благовестов, - но не забывай о
главном.
- О чем это?
- Не всех можно губить, кого хочется.
Уже в коридоре, под пристрельным оком какой-то незнако­
мой кавказской морды (нового телохранителя, что ли?) плюнул с
досадой на пол. Обмолвился словцом с подкатившей под руку
Машей.
- Чем обрадуешь, сударыня?
- Пока нечем, сударь. Одно точно: в доме захоронки нету.
- Ищи, нюхай, входи в доверие, псина! Уговор помнишь?
- Лишь бы вы не забыли.
- Богатой будешь, вольной будешь, виллу в Неаполе переведу
на твое имя. Не сомневайся.
Сверкнула из-под челки жадным взглядом, наклонилась, та­
ясь кавказского пригляда, по-воровски чмокнула в руку...

19
Таня Француженка то спала, то просыпалась, но сон и явь
были одинаково тягостны. Плечо горело и распухло, но не боль
ее мучила. Чудные видения являлись ей. Из горячей кроватипечки уводили в иные края и в иные времена. Она пеклась на
травке в жаркий полдень на лесной поляне, но была не девоч­
кой, и не взрослой женщиной, а сусликом. Шмыгала в узкие
норки и поедала коренья. Так славно что-то похрустывало на
желтоватых, сусликовых зубах. Она все глубже вгрызалась в зем­
ную твердь, пока не погрузилась в абсолютную, липкую влаж­
ную тьму. Толкнулась туда-сюда, а ходу уже нет. Закопал себя
маленький суслик, захоронил и начал гнить. Отвалились пушис­
тые лапки, выпали хрупкие зубки и головка беспомощно отки­
нулась в мягкую ложбинку земли. Тане стало смешно. Она пом­
нила, что она не суслик, а совсем другое существо, но никак не
могла освободиться от желания перетирать выпавшими резцами
прогорклые ошметки. Очнулась в постели, шумнула слабым го­
лосом: - Миша! Мишенька!
Но явился на зов не Миша, а чужая женщина в белом халате
с унылым лицом.
- Ты кто? - спросила Таня в испуге.
- Сиделка твоя, Калерия Ивановна. Попей-ка водички, де­
точка, и снова уснешь. Ночь на дворе.
- Где Миша?
- Миша тоже спит, все спят. Усни и ты. Хочешь, укольчик
сделаю?
- Какой укольчик? - взъярилась Таня. - Я тебе дам укольчик,
стерва. Убить хочешь? Позови немедленно Мишу.
Женщина послушно поднялась, по-русалочьи взмахнув белыми
рукавами, но Таня не уследила, куда она направилась. Сразу от­
крылось другое видение, вязкое, как печеное яблоко. У ней в ухе
застрял сверчок. Сначала баловался, поскрипывал, чирикал, после
взялся долбить лунку в черепе. Продолбил далеко, до самого
мозжечка. Остановить, усмирить сверчка Таня не могла, у нее
руки были примотаны к туловищу. Больно ей не было, но она
боялась, что упорный трудяга что-нибудь повредит в голове, и
она станет еще более безумной, чем была. - «Миша, - позвала
жалобно, - помоги мне, Мишенька!». Губин подошел спесивый,
надутый и почему-то в японском кимоно. Не говоря худого сло­
ва, сунул ей длинный палец в ухо и выковырнул оттуда сразу
половину мозгов. Самодовольно ткнул под нос окровавленные
сгустки. «Спасибо, Мишенька! - поблагодарила она. - Но сверч­
ка ты не вынул. Он все равно там шебуршится». Губин разозлил­
ся, выпучил бельмы: «Ах, не вынул! Да тебе не угодишь. Что ж,

191

тогда не взыщи!» По его глазам Таня угадала, что он задумал чтото ужасное. И точно. Из складок кимоно выудил блестящую спи­
цу, на конце которой было приспособлено что-то вроде ложеч­
ки, и, не мешкая, вонзил ей в ухо. Коленом надавил на грудь и
выскреб из ее бедной головушки все, что там еще оставалось,
кроме сверчка. «Теперь доволен, милый?» - заплакала Таня. Гу­
бин, приплясывая, гоголем прошелся по комнате, кимоно на нем
разлетелось. Грудь и ноги черные, волосатые - жуть! У того Губи­
на, которого она прежде знала, кожа была гладкая, атласная, как
у девушки. «Миша, это ты или не ты?» - спросила Таня осторож­
но. Да и чего было спрашивать, когда и так ясно видно, что это
не Губин, а убиенный ею «хачик». Но Боже мой - в каком виде!
Растелешенный, бодрый, счастливый. Как же, отомстил, подсте­
рег беззащитную, выстудил ложкой череп, теперь сверчок на сво­
боде колотится, как бешеный, от уха к уху, от затылка к глазам.
«Миша, Миша! - стонала Таня, силясь прогнать мучителя. - По­
моги, Мишенька!».
Губин действительно пришел и помог, как всегда приходил в
тяжкую минуту. Сел на кровать в нормальном обличье, опустил
прохладную руку на лоб. Еще в комнату прибежали сиделки Ка­
релия Ивановна и насмешливый доктор по имени Савва.
- Что с ней делать? - поинтересовался Губин у доктора. - Она
совсем пустая. Одна оболочка.
- Надо бы в морг переправить, - ответил доктор озабоченно. Вскрыть бы надо. Поглядеть, чего внутри.
- Чего там глядеть, - возразил Губин. - Солитер у ней в киш­
ках. Вон головка изо рта торчит.
Калерия Ивановна переполошилась.
- Именно в морг, именно в морг. Не нами заведено. Все же
живая душа.
- Какая душа, опомнись, Калерия! - одернул ее доктор. - Пог­
ляди, это же гадюка лесная.
Будучи гадюкой, Таня обвилась вкруг губинской руки.
- Голубчик, миленький! Не отдавай в морг. Положи за пазуху.
Губин хотя и поморщился, не бросил в беде: смял в комок и
сунул в карман. В кармане было хорошо, тепло, темно и сверху
продувало. Но не успела Таня отдышаться, отдохнуть - другая
напасть. Неугомонная Калерия Ивановна кинулась со шприцем.
Метила, видно, в плечо, а попала в глаз. Таня сидела в стороне
ослепленная, как циклоп в пещере, и горько хныкала.
- Ну чего ревешь, чего? - усовестил Миша Губин, который
опять сидел на кровати у нее в ногах. - Реветь надо было раньше,
когда к Елизару нанималась.
- Ты почем знаешь, что нанималась?

192

- Сам звонил, упредил. Такой добрый человек. Сказал: осте­
регайся - это смерть твоя.
Таня не поверила.

- Врешь, Мишка! Зачем ему звонить? Он мне денежек за тебя
дал.
- Не за меня, за Алешку. И сколько, если не секрет?
Договорить не успели, хотя разговор склонялся к ласковому
примирению. Уже из дверей спешили Савва с сиделкой Каре­
лией, и в руках растопыривали огромный полотняный мешок, в
каких грузят картошку.
- Заходи сбоку, сбоку заходи! - командовал доктор. - Сперва
голову, потом ноги. Что не поместится - отчекрыжим. Миша,
тащи пилу!
Мешок попался безразмерный, она легко упряталась в нем
целиком, да помешала оказия: на дне открылась дырка, и Тани­
на голова просунулась наружу. Тут уж все, кто с ней занимался,
пришли в игривое настроение. Кто-то ухватил за уши, кто-то
потянул, а Губин самолично приладил пилу.
- Ну и ладушки, - обрадовался он. - Теперь-то укоротим до
нужного размера.
Пилил Губин сосредоточенно, ритмично, чуть пониже загривка
- и это очень возбуждало. «Вжик-вжик! вжик-вжик!» - поскри­
пывало железо в умелых руках, аккуратно расчленяя хрящики и
сухожилия.
- Сейчас кончу! - всхлипывала Таня. - Сейчас кончу, люби­
мый! Только не останавливайся, пили поглубже...
И вдруг наступило утро, когда все видения растаяли. Комната
покачнулась и мебель встала на привычные места. Солнечный
свет томился в занавесках. У Карелии Ивановны, дремлющей в
кресле, было утомленное, обыкновенное лицо пожилой женщи­
ны.
- Где Миша? - спросила Таня. Видно, она столько раз задава­
ла этот вопрос, что Карелия Ивановна не смогла сразу понять:
бредит или нет. По губам скользнула тревожная гримаска. Чтобы
ее успокоить, Француженка добавила:
- Черт с ним, с этим Мишкой! Дайте лучше чаю.
- Хочешь кушать?
- Еще как!
Женщина поправила одеяло, потрогала лоб.
- Ну и слава Господи! Какая тебя всю ночь лихоманка била.
Хотели в больницу везти.
- Только одну ночь?
- А ты думала - сколько?
Таня изумленно улыбалась, чувствуя странное в себе обнов­
ление. Вместе с жаром и болью некая черная часть ее естества за
13 “Подвиг" N°2

193

ночь вытекла на пол. На душе просветлело, как в оконных штор­
ках. И позже, когда жадно ела с подноса, принесенного Каре­
лией Ивановной, новое ощущение света и покоя никуда не делось, а только, кажется, укрепилось. Она боялась его спугнуть
неосторожным движением.
Миша Губин пришлепал из соседней комнаты, зорко глядя
сверху.
- Ну как?
- Мишенька, надо нам поговорить.
Губин опустился на стул - спина прямая, руки на коленях
сжаты в кулаки, в глазах не поймешь что. «Мой суженый, - рас­
троганно подумала Таня. - Единственный, неповторимый! Такой
же убийца, как я».
- Слушаю тебя, - сказал Губин.
- Ты куда-то спешишь?
_?
- Мишенька, как ты не поймешь... Куда нам спешить, раз уж
мы встретились.
- Это все?
- В каком смысле?
- Все, о чем ты хотела поговорить?
Карелия Ивановна, неслышно ступая, покинула комнату.
- Поцелуй меня, любимый!
Губин не нашелся с достойным ответом. За ночь он принял
окончательное решение. Выбор был невелик. Несчастную мань­
ячку, приворожившую его сердце, следовало или убить, или эта­
пировать куда-нибудь на окраину необъятной родины, где поса­
дить под замок. В Таганрог или на Кушку - это неважно. Пер­
вый вариант был радикальный и справедливый: Танино появле­
ние на свет было заведомым браком; кто-то все равно, рано или
поздно, должен был взять на себя труд и исправить зловещую
ошибку природы. Губин мог это сделать. Ему и прежде случалось
брать на себя роль прокурора, судьи и палача одновременно. Он
относился к этому философски. Кто взял в руки меч, тот должен
им владеть. Но убить Француженку, похоже, значило то же са­
мое, что вырвать собственную печень. К такого рода геройству
Губин не был внутренне готов. Даже ночью, когда она металась
по постели, взмокшая, в лиловых пятнах, изуродованная лихо­
радкой, он тянулся к ней и желал ее со всей силой молодой,
неизрасходованной страсти. После смерти она, конечно, вернет­
ся к нему и потребует недоданной любовной доли.
Второй вариант (этапирование под замок на окраину) ничего,
в сущности, не решал, загонял психологический нарыв вглубь,
зато отпускал резерв времени, необходимый сейчас Губину. Он
остановился на ссылке.

194

- Поцелуй меня! - капризно повторила Таня.- Тебе противно,
что ли?
Молча Губин поднялся и пошел на кухню, но по дороге его
перехватил зуммер радиотелефона. На связь вышел Гриша Баш­
лыков, оголтелый контрразведчик. То, что он сообщил, было
неприятно. Только что Башлыкову по его каналам стало извест­
но, что особая опергруппа МВД получила задание ликвидиро­
вать некую террористку при задержании. Но не это было обидно.
Башлыкову, как ни странно, было известно и то, что знаменитая
киллерша каким-то образом связана с Губиным. Сколь ни были
в его глазах высоки профессиональные качества Башлыкова,
выходит, он все равно их недооценивал.
- Когда намечена операция? - спросил Губин.
- Полчаса, думаю, у тебя есть. Помощь нужна?
- Справлюсь. Спасибо. До свидания.
- Держи меня на контроле.
- Хорошо.
Карелия Ивановна готовилась к перевязке.
- Нет, - сказал Губин. - В другой раз. Сейчас быстро ее одень­
те. Мы уезжаем.
- Куда, любимый? - поинтересовалась Таня. - Я ведь еще не
совсем выздоровела.
- Три минуты - и выходим, - по его лицу Таня поняла, боль­
ше задавать вопросы пока не нужно. Вместо этого она с головой
укрылась одеялом и затаилась, как невидимка. Губин грубо со­
рвал с нее одеяло.
- Я с тобой чикаться не буду! Не оденешься, голую отнесу в
машину.
- Карелия Ивановна, - взмолилась Таня. - Вы женщина до­
брая, спасите меня! Вы же видите, любимый озверел. Хочет увезти
в лес и без свидетелей надругаться.
Кое-как вдвоем с сиделкой Губин натянул на нее юбку и шер­
стяную кофту.
- Любимый, - ворковала Француженка, умело выворачиваясь.
- Ну почему ты не хочешь сделать это здесь? Почему обязательно
в лесу? Калерия Ивановна, миленькая, это он вас стесняется.
Отвернитесь, пожалуйста.
- Михаил Андреевич, - сказала женщина, - надеюсь, вы отве­
чаете за свои действия?
- Я за все отвечаю.
По рации он связался с Михайловым и предупредил, что ис­
чезает на сутки. Алеша уловил в его голосе какую-то незнакомую
нотку.
- Ты не заболел?
- Нет, я здоров. Личные дела.
13 *

Потом позвонил в офис и распорядился, чтобы две машины с
боевиками через час подстраховали его на Минском шоссе. По­
дошел к окну. Его «вольво» стояла впритык к телефонной будке,
вокруг пусто.
ккперии Ивановне он велел остаться в квартире и ждать. Если
кто-нибудь придет и станет ее расспрашивать, надо сказать, что
молодая хозяйка звонила в аэропорт, интересовалась рейсами на
Сочи.
- Я врать не умею, - отнекнулась женщина, погруженная в
тяжкое раздумье.
- Соври разок, - попросил Губин, - для общей пользы.
- А что ответить доктору?
- Савве я сам позвоню.
В лифте он поддерживал Таню за талию, а она постанывала,
как деревце на ветру.
- Мишенька, ты любишь меня?
Глаза у нее были жутковатые, точно успела насосаться трав­
ки. Он ее не совсем как-то узнавал в это утро, но задумываться
об этом было некогда.
Успели сесть в машину, и движок захрюкал, когда в переулок
вымахнули две «волги» с ментовскими номерами, набитые стрел­
ками под завязку.
- Нагнись! - бросил Губин, и для верности тяжелой рукой
придавил ее голову к панели. Таня жалобно ойкнула и обмякла.
Губин аккуратно развернулся и к Садовому кольцу вырулил без
приключений, но в зеркальце заметил, что одна из машин, вид­
но, по наитию, все же села на хвост. На Комсомольском про­
спекте на ходу пришлепнул на крышу милицейскую мигалку.
Правил движения больше не соблюдал: хотел оторваться от пре­
следования до окружной. Москва была перегружена транспор­
том и слегка дымилась. Возле Лужников дорогу перегородили
столкнувшийся грузовик и «жигуленок», образовали солидную
«пробку». Губин обогнул «пробку» по тротуару и ухитрился вы­
скочить прямо перед светлые очи капитана-гаишника. Черноб­
ровое, багровое лицо капитана осветилось улыбкой удачи.Увидя
просунутую в окошко двадцатидолларовую купюру, даже не стал
читать наставления, схватил денежку и доброжелательно махнул
жезлом: проезжай, соколик!
Таня очнулась на метромосту, потянулась, как со сна, уко­
ризненно заметила:
- Любимый, ты хотел убить раненую девушку? От кого мы
удираем?
- Ни от кого. Подремли еще немного.

щ

- Зачем ты так хряснул меня головой о панель? Мне же боль­
но. Вот и вторая рука теперь тоже отнялась. Как я буду тебя
обнимать?
Губин никак не мог понять, сбросил ли он «хвост». На про­
спекте Вернадского разогнался за 100, мчался, сопровождаемый
гудками разгневанных водителей, знакомая «волга» давно исчез­
ла, но это ничего не значило. У оперов из спецгруппы были свои,
особые приемчики дорожного выдавливания. На охоту, подобную
этой, они выходили в несколько «застав», с отлаженной систе­
мой страховок, передавали объект с рук на руки по принципу
«домино». У них были очень высокие показатели по конечному
результату. Преимущество «чистильщиков» перед остальными
оперативными службами было в том, что у них не было нужды
стесняться в средствах. Большой гон был для них развлечением,
чем-то вроде рулетки с обязательным кушем в конце. Эти ребята
никогда не торопились ставить точку: сам процесс преследова­
ния доставлял им массу удовольствия. Хорошо натасканные, тре­
нированные, двуногие борзые, которые получали премиальные с
каждого снятого скальпа. Высшим шиком среди этой отчаянной
братии считалось повалить жертву как раз в ту минуту, когда она
возомнит себя недосягаемой.
Подполковник Веня Суржиков, два года назад продавший душу
дьяволу и получавший паек сразу в трех местах, «принял» маши­
ну с преступниками возле кинотеатра «Звездный», куда добрался
из центра на своем мощном «мустанге», одному ему известными
просеками. Теперь, сидя в уютной кабинке «тойоты» рядом с
матерым сержантом-афганцем Власюком, он испытывал то же­
ланное опустошение, освобождение от серых пут обыденки, ко­
торые приносила только бешеная погоня за ускользающей ми­
шенью.
- Что, Власюк, достанем гадов?! - Суржиков возбужденно пос­
меивался.
- Куда же они денутся, шеф, - ответил сержант.
Когда серая «вольво» вырулила на Минское шоссе, стало ясно,
что деться беглецам действительно некуда. Дожим объекта на
загородном шоссе - забава для новичков, вроде охоты на кроли­
ка. По рации Суржиков вызвал на подмогу вертолет, а также
предупредил о повышенном внимании милицейские посты. Пар­
ня, который крутил баранку убегающей «вольво», по указанию
заказчика следовало почему-то не трогать, а отсечь. «Умники дерь­
мовые, - смешливо подумал Суржиков. Придумают же такое отсечь! Тыквы бы вам всем отсечь вместе с куриными мозгами!»
Смутное время, которое корежило страну, вполне устраивало
подполковника, словно для него было обустроено. В этой лихой
ломке он чувствовал себя, как рыба в воде, а раньше прозябал, и

еле сводил концы с концами. Теперь он размахнулся на полную
катушку. Ему нравилось догонять, рвать в клочья, цедить сквозь
зубы команды, отстегивать крупные бабки красивым шлюхам и
выколачивать гонорар сразу из трех контор. За буйство и удаль
ему платили наличными, а не пугали служебным расследовани­
ем. Все, что раньше было противозаконным, стало естествен­
ным, как дыхание. Множество былых, нелепых ограничений и
установок, путавших ноги и руки, рассыпалось в прах, и жизнь
для быстрого, сметливого человека засверкала всеми цветами
радуги. Наконец-то укоренилось так, как и должно быть, как
заведено от веку: нытику и рохле выпали слезы, а вольному и
неустрашимому - победа.
Подполковник спросил у Власюка:
- Тебе такая фамилия - Губин, ничего не говорит?
Сержант ухмыльнулся:
- Наверное, шибко губастый, раз Губин. Нет, товарищ под­
полковник, про такого не слыхал.
- Палить не разучился?
- Обижаете, гражданин начальник.
- Этого Губина, если что, возьмешь на себя. Но только когда
рыпнется.
- Понятно, - кивнул сержант. Жар погони томил его не мень­
ше, чем командира, он беспрестанно курил.
На тридцатом километре Губин свернул на боковое шоссе,
проскочил деревню Юзовку и направился к песчаным карьерам,
до которых еще было минут десять езды. Он сознавал, что мясо­
рубка предстоит нешуточная. Давно вычислил упорную «тойоту»,
умело следующую на одном и том же расстоянии, и неожиданно
спланировавший на шоссе ментовский вертолет. Два «жигулен­
ка» с его собственными бойцами прилипли к потоку на выезде
из Москвы, и Губин по рации послал их вперед на лесную раз­
вилку возле карьеров; и затем намеренно сбрасывал скорость,
чтобы дать им время для маневра. По общей раскладке выходи­
ло, что перевес сил пока на его стороне, но долго это не продлит­
ся. Он понимал, что обложен со всех сторон, и уходить придется
внатяжку.
Тане приходилось туго, хотя она крепилась из последних сил.
На Минском шоссе, отутюженном немецкой техникой, еще было
терпимо, но на разбитой асфальтовой колее ее вытряхивало на
всех колдобинах, и перед глазами разрывались оранжевые круги.
- Не гони, негодяй, - сказала она. - Убей прямо здесь, дальше
спасайся один. У тебя есть лопатка?
- Зачем тебе лопатка?
- Сама вырою могилку. Останови, вон хорошая полянка. Цве­
точки.

ш

- Послушай, Таня, - голос у Губина странно мягок. - Собе­
рись немного. Видишь машину сзади?
- Ничего больше не хочу видеть.
- Увязались какие-то мерзавцы. Черт знает, что у них на уме.
Когда тормозну, ляжешь на сидение - и носа не высовывай. Хо­
рошо?
- Я знаю только одного мерзавца.
Скоро узнаешь и других.
Уже они скакали по грунтовке, впереди - широкая развилка.
Оба «жигуленка» светились голубыми капотами из зарослей бу­
зины. Чуть левее почти неподвижно, низко, как люстра, раска­
чивался в небе вертолет. Диспозиция хорошая: ребята успели
замаскироваться, рассредоточась среди деревьев вдоль обочины.
Губин остановил машину, и не стал разворачиваться.
- Прошу тебя, - сказал он. - Не дури.
Ее глаза полыхнули, как две зеленоватые плошки. Губин до­
стал из бардачка «люгер», сунул под рубашку.
- Миша, обними меня!
Он дотянулся, поцеловал сухие, воспаленные губы. Конечно,
это бред, наваждение, но желание пронзило его с такой же си­
лой, как если бы они лежали дома на постели.
- Видишь, - заметила Таня самодовольно, - любишь меня.
Природу-то не обманешь.
- Грош цена такой любви.
Он распахнул дверцу и выпрыгнул. «Тойота» застопорила шагах
в двадцати. Оттуда шли к нему двое мужчин: один повыше, коре­
настый, средних лет, другой - в самом соку, гибкий тополек с
льняными кудрями. У обоих в руках короткоствольные, с округ­
лым цевьем автоматы - новейшая модификация Калашникова,
отличные, безотказные игрушки. Губин предостерегающе под­
нял руку.
- Стой, мужики, поговорим!
Мужчины послушались, остановились. Старший засмеялся:
- Губин, мы тебя знаем. Беги в лес, никто не тронет. Нам
девчонка нужна.
- Кто вы?
- Особый отдел. Подполковник Суржиков. Хочешь, докумен­
ты покажу? Шагай сюда.
Мужчины синхронно сдвинулись. Губин снова поднял руку.
- На месте, я сказал! Зачем тебе девчонка, Суржиков?
- Ты любопытный, Губин!? Путевку на курорт ей выпишем. В
Минводы. Доволен?
Губин видел, что опасаться надо не подполковника, тот впол­
не владел собой, а вот его молодой напарник так и дергался со
своей скорострельной машинкой. Вертолет завис над головой и

так гудел, что приходилось кричать, надрывая связки, но можно
было уже и не кричать, потому что все было сказано.
- Девчонку не получишь, - проорал Губин, - но уцелеть еще
можешь.

Первый стрелять, как и следовало ожидать, начал молодой, и
одновременно Губин кувырнулся в кювет, на лету рванув из-за
пояса «люгер». Схватка получилась короткой. Мгновенно ожили
деревья, и двух одиноких стрелков на дороге скосило, как дере­
вянные столбики. Они не успели толком ничего понять. Из под­
кравшегося вертолета потекли на землю стальные, смертельные
нити. Губин, лежа на спине, выпустил весь заряд, целя в топлив­
ные баки. Бойцы тоже с азартом пуляли из укрытий. Кто-то по­
пал удачно. Вертолет, словно в раздумье, закашлялся, и резко
взмыл в вышину. Но и там, пока был на виду, продолжал пер­
хать, харкать и недоуменно раскачиваться. Губин подошел к ле­
жащим в живописных позах подполковнику Суржикову и его
подпаску. По тому, как изумленно они улыбались, было понят­
но, что оба не ожидали, что вся эта катавасия, которая называет­
ся жизнь, так быстро и нелепо закончится. Сержант в смерти не
успокоился, горбился над своим автоматом и продолжал посы­
лать короткие очереди в грудь свирепому врагу, зато его старший
товарищ только прикидывался мертвым. Губин угадал это по лег­
кому трепетанию сомкнутых ресниц на заиндевевшем суровом
лице. Он нагнулся, высвободил автомат из теплых, расслаблен­
ных пальцев, посоветовал:
- За мной больше не гоняйся, вояка. Шею свернешь.
За спиной Лева Чмок, командир «пятерки», деликатно на­
помнил о себе.
- Прибраться здесь, или как?
Губин пожал ему руку.
- Хорошо поработали, спасибо... «Тойоту» где-нибудь захоро­
ни. Я уйду на твоей машине. Доберетесь до точки, замрете наглу­
хо.
- Будет сделано.
Неподалеку топтались еще четверо бойцов, стеснялись подо­
йти. Их Губин тоже поблагодарил.
- Премиальные по гранду на рыло. Чмок рассчитается. До
встречи, ребятки.
Ребятки радостно загудели. Все четверо впервые видели сво­
его легендарного командира.
Губин вернулся к «тойоте», пересадил Таню в «жигуленок».
«Люгер» сунул в бардачок, не перезаряжая.
- Горжусь тобой, любимый! - жеманно пролепетала Францу­
женка. - Ты - настоящий воин. Как сиганул в канаву - уму не­
постижимо.

Губин развернулся и погнал к карьерам. Путь предстоял не­
близкий.
- Как самочувствие? - спросил у Тани.
- Миш, чего от нас хотели менты?
- Откуда я знаю. Бесятся с жиру.
- Они за мной гоняются?
- Возможно, и так.
- Миш, ты меня не отдашь?
- Будешь слушаться, не отдам.
- Я люблю тебя, Губин.
- Это как вам угодно.
Песчаные карьеры не разрабатывались лет десять, но в одном
из вагончиков тут обретался на покое древний житель планеты
Кузьма Кузьмич Захарюк. От государства он получал хилую пен­
сию и зарплату сторожа, и Алеша Михайлов пересылал ему ежек­
вартальное пособие, которое с лихвой хватало на все его неза­
мысловатые потребности. На иждивении у старика были три не­
мецких овчарки, день и ночь злобно завывавшие в деревянном
загоне, и приходящая бабка Матрена. Алеша платил деньги за
то, чтобы он, не жалея сил и времени, распугивал окрестных
обитателей, и с этой задачей Кузьма Кузьмич справлялся успеш­
но. В близлежащих деревнях песчаные карьеры почитались гиб­
лым местом, куда нормальный человек рисковал сунуться разве
что с диковинного перепоя.
Губин подрулил к вагончику и погудел. Старик вышел на ме­
таллическое крылечко и, заслонясь ладонью от солнца, сверху
разглядывал пришельцев. Губин его не торопил, потому что знал,
что выйдет только хуже. Кузьма Кузьмич был сутуловат, призе­
мист и с возрастом весь ушел в густую, до пояса бороду и яркие,
пронзительные глазки, стылые, как у совы. Постепенно он спус­
тился с крылечка и приблизился к Губину.
- Выходит, от Алешки прибыл? - спросил замогильным голо­
сом.
- Так точно, - ответил Губин.
- По какому делу?
Губин протянул старику стопку десятитысячных ассигнаций.
- Вознаграждение за минувший квартал, Кузьма Кузьмич. А
так же есть особое поручение.
Старик принял деньги и, не пересчитав, сунул куда-то под
бороду.
- Какое поручение, говори! Замочить кого?
По прежним временам Захарюк переменил много профессий,
среди которых бывали и экзотические.
- Видишь, дедуль, дамочку в машине?
- Еще не ослеп.

2И

- Надобно ее срочно переправить в деревню и определить на
постой. Как бы под видом племянницы или внучки.
Старик обогнул Губина, передвигая ноги как-то навскидку, и
заглянул в салон. Таня ему улыбнулась, подмигнула и показала
язык. Захарюк отшатнулся.
- В деревне прятать хлопотно. Зарыть бы вон в песок, никто
сто лет не хватится.
- Велено пока в деревню. С Алешкой не поспоришь.
- И когда ехать?
- Прямо сей минут.
- Бензинцу хватит на дорогу?
- Хватит, дедушка.
Старик смачно харкнул себе под ноги и поковылял к загону.
Отворил щеколду - три громадные овчарки с ужасающим рыком
вымахнули на волю. Дружно, в несколько скачков преодолели
расстояние до Губина, и старик от острого любопытства даже
присел на корточки. Но собаки не причинили зла замершему в
неподвижности Губину, понюхали его коленки и, точно по сиг­
налу, завыв на три голоса, умчались в сторону леса. Кузьма Кузь­
мич с кряхтением поднялся на ноги и вернулся к машине.
- Я готов, - сказал с оттенком удивления в голосе. - За иму­
ществом Матрена приглядит. Не понимаю только, почему тебя
псы не сожрали?
Губин подергал старика за бороду.
- Оставь шуточки для праздника, дед. Сегодня других дел пол­
но.
Ехать им предстояло до Калуги, и немного подальше, но глав­
ное - благополучно пересечь Минское шоссе. Тронулись объезд­
ной дорогой на Юго-Запад, и уже через пять минут наткнулись
на милицейский дозор: две машины с мигалками и много воору­
женных людей в форме. Только тут Губин вспомнил о своей по­
разительной оплошности: «люгер» невинно дремал в бардачке.
Однако, обошлось: доверенность на машину была в порядке, как
и водительское удостоверение, да и вид опрятного старика, со­
певшего на заднем сидении, внушал доверие. К тому же улыбаю­
щаяся, красивая девица натурально была очарована строгим май­
ором, командующим дозором.
- Айда с нами, господин милиционер, - прощебетала она без­
заботно. - С этими чурбанами поговорить не о чем.
Все же Губину велели выйти и открыть багажник. Там лежали
запаска и разное тряпье.
- Куда едете? - спросил майор.
- Старикана везу в больницу, - и потише добавил. - Боюсь,
загнется по дороге.
- Что с ним?

ж

- Черт его знает! Всю ночь верещал, как резаный. Чего-то с
брюхом. Да ему же сто лет в обед.
- Откуда едете?
- Из Семеновки.
- Выстрелов не слыхали?
- Каких выстрелов?
- Ладно, отправляйся. Спасай долгожителя.
Таня через стекло послала майору воздушный поцелуй.
- Какая она у тебя озорная, - позавидовал Кузьма Кузьмич,
когда отъехали. - Поблядушка, что ли?
Таня к нему обернулась.
- Дедушка, как вам не стыдно!
- У тебя что с плечом-то, шалунья?
- Миша прокусил, когда насильничал.
- Вона как! Ну ничего, терпи. Бабка Таисия подлечит.
Вскоре дед задремал, укрывшись бородой. Таня курила, меч­
тательно глядя прямо перед собой. Машина весело летела через
солнечный день по Калужскому шоссе, подминая под себя пузы­
рящийся асфальт.
- Миш, а ты кто по профессии? Ну, по нормальной профес­
сии?
- Программист... А ты?
- Я думала - ты из военных... А я никто, пустое место. Из
пеленок - в дамки. Глупо, да?
- Печальный случай, - Губин обогнал чернокрылую «волгу».
- Миша, ты ничего не заметил?
- Куришь много.
- Нет, не это... Первый раз говорим с тобой по-человечески.
Что бы это значило?
...Таня вспомнила, как это было. Она была сопливой девчон­
кой и училась в седьмом классе. У нее была чудесная мама, хло­
потливая, умная, но любящая всех мужчин на свете, ни перед
одним не могла устоять. Кто на нее заглядывался, тот и брал.
Всех мужчин^ кому понравилась, она вела в дом и незамедли­
тельно укладывала в постель. Иные даже не успевали осушить
положенный для любви шкалик. Таня прощала мамочке забав­
ную, житейскую слабость. В их забытом Богом поселке, где жили
шахтеры и уголовники, мамочку звали не иначе, как Люськаоторва, или Люська-проститутка, но девочка знала, что бедная
женщина никакая не проститутка, а всего лишь смирная, до­
машняя квочка с голубоватым от постоянного любовного томле­
ния лицом. Она не была вольна в своей судьбе, как не вольна
текущая река повернуться вспять. Разумеется, некоторые из гос­
тей, особенно спьяну, обращали внимание на пухленькую дочку
своей подружки, и пытались на скорую руку приспособить и ее

203

для мужских надобностей. Но на этом обжигались. Девочка была
скора на руку, и коли подвертывался кипяток на плитб, не разду­
мывая, выплескивала его в морду ухажеру; а коли в пальцах ока­
зывался тесак для мясной разделки, с озорным смехом норовила
выпустить кишки галантному гостю. Мужчины с опаской отсту­
пали, когда натыкались на разъяренную вакханку, и только жа­
ловались матушке, что у нее не дочь, а исчадие ада, совершенно
неуместная в мирском обиходе, где так много улыбок, радости и
счастья. Уже в ту пору Таня научилась относиться к мужчинам
так, как они того заслуживают: прохиндеи, похотливые самцы,
полулюди. Но это свое знание она так и не сумела передать ма­
тери, неприхотливой жрице любви, искренне верящей в то, что
бесконечные оргастические судороги служат добродетели ничуть
не хуже, чем умерщвление плоти. Вскоре зачастил к ним некий
приезжий с Сахалина, совсем уж мерзопакостный. У него были
оловянные глаза, глиняный, потный череп, и во время любо­
вных упражнений он хохотал, как оглашенный. У него была клич­
ка Борик-хуторянин. Неведомо на каком хуторе он обретался
дотоле, но в их тихом, рабочем поселке обосновался, как султан.
Его боялись женщины, дети и даже мужчины, расконвоирован­
ные после многих лет заточения. Он был по-обезьяньи волосат и
неустрашим. Его несколько раз пытались укокошить, но об его
череп, хотя и слепленный из глины, ломались, не причиняя вре­
да, древесные стволы, а подручные инструменты, навроде но­
жей, топоров и вил, он перекусывал гнилыми зубами, как спич­
ки. С первого захода в дом он положил глаз на светленькую де­
вочку, и долго сосал толстый палец, изучая ее оловянным взгля­
дом. Борик не скрывал своих намерений. Перед тем, как уда­
литься с матерью в комнату для совершения ритуального, брач­
ного обряда, он выпивал из горлышка единым духом поллитру
водки и счавкивал горшок щей. При этом обязательно приот­
крывал для трепещущей от отвращения девочки завесу будущего.
- Скоро буду ломать тебе целку, малявка! Готовься и жди.
Таня предупреждала:
- Прогони его, мама! Разве не видишь, какой он? Он прине­
сет нам горе.
Но несчастная жрица любви была заколдована непомерной
мужицкой силой Борика-хуторянина, и угадывала в нем черты
прекрасного рыцаря, одинокого скитальца.
- Он с виду только грубый и злобный, - уверяла она дочь,
светясь жертвенной тоской. - На самом деле Борик мухи не оби­
дит.
Настал день, знойный и черный, когда добрый Борик-хуто­
рянин наведался в отсутствие матери. Таня кропала уроки на

204

кухне. Против обыкновения гость был серьезен и сосредоточен,
печально заметил:
- Пора, малявка!
- Что - пора? Мама скоро придет, - Таня побледнела от стра­
ха. Борик взял ее на руки и отнес на мамину постель. Сдернул
юбчонку, аккуратно приспустил трусишки, и уже начал сипло
похохатывать, но девочка изловчилась и вонзила в мохнатое брюхо
маникюрные ножницы. Там они и повисли, раскачиваясь на
жестких волосиках. Борик удивился, вынул ножницы из брюха и
зачем-то их понюхал и лизнул. Воспользовавшись его задумчи­
востью, девочка соскользнула с кровати и шмыгнула к входной
двери, но там он ее настиг. Схватил за худенькие плечи, поднял
и швырнул о стенку. Потом пинками закатил обратно в комнату.
Таня долго не теряла сознание, и сквозь кровавую муть успела
разглядеть надвигающийся на нее чудовищный, в сиреневых про­
жилках, глиняный оскал.
Очнулась в больничной палате, где провела скучную, безыс­
ходную неделю, не желая ни умирать, ни пробуждаться. Боли
постепенно утихли, но хрупкий, душевный клапан был в ней
поврежден. Домой из больницы она не вернулась, ударилась в
бега...
Под самой Калугой Кузьма Кузьмич проснулся и грозно во­
просил: - Где мы?! Куда нас черт занес?
Губин заново все ему растолковал: дескать, Таня его родствен­
ница и надо ее определить на постой денька на три-четыре. Ра­
зумеется, за ночлег выйдет особая плата, как за гостиницу. Ста­
рик вдруг заартачился и велел везти его обратно домой, где у
него некормленные собаки и сожительница Матрена. Пришлось
Губину напомнить, что они не на прогулке, а выполняют дели­
катное поручение хозяина, причем тоже за отдельное вознаграж­
дение.
До деревни Опеково добрались в сумерках, плутали часа два
проселками, пока Кузьма Кузьмич приходил в соображение. Таню
на ухабах совсем разморило, она жалобно охала и умоляла выки­
нуть ее на обочину. Деревня открылась перед ними двумя рядка­
ми хилых изб, да блестящими проплешинами прудов, раскидан­
ных там и тут по травяному настилу. Странное, сухое безмолвие
царило здесь, словно помыкавшись по непролази, они выбра­
лись в сопредельное государство, откуда указом Господним на­
чисто вымело живой дух. По заросшей бурьяном улочке подка­
тили к серой избе, свесившейся особняком на взгорке, не встретя на пути ни одного человека.
Навстречу из дома спустилась старая женщина в сером шер­
стяном платке, замотанном до бровей. Опираясь на клюку, долго

ж

молча разглядывала нежданных гостей, не произнося ни слова, с
выражением глубокой думы на худеньком бледном лице. На­
конец негромко спросила:
- Кузьма, ты что ли?
Старик подошел к ней и обнял. Это была трогательная сцена,
от нее веяло иными, более счастливыми временами. Кузьма Кузь­
мич нежно поглаживал старухину голову, сминая платок, жалос­
тно приговаривая: - Таисья, надо же, Таисья, дурочка! - а жен­
щина, запутавшись в его бороде, вздрагивала плечами и хныка­
ла.
Потом они отстранились друг от дружки и оба заулыбались.
- Маленько постарела, греховодница, - буркнул Кузьма Кузь­
мич.
- Да и ты не помолодел, старый бродяга.
Через час все четверо сидели за накрытым столом в опрятной
светелке. По дороге, в каком-то безымянном селении Губин за­
скочил в магазин и набрал полную сумку еды и питья. Таисья
Филипповна только очарованно ойкала, когда он выкладывал на
стол нарядные заморские жестянки, палки копченой колбасы,
оковалок сыра и бутылки. Со своей стороны хозяйка тоже не
ударила в грязь лицом, и подала к пиру чугунок разваристой,
белой картошки и большую глиняную миску с солеными огурца­
ми.
Все кроме Губина, который собирался попозже поворачивать
в Москву, причастились водочкой и сладким, иноземным ви­
ном, закусили неслыханными лакомствами, и пришли в счас­
тливое расположение духа от случайного застолья. Разговор вели
в основном старики, Таня клевала носом, а Губин никак не мог
толком осмыслить, где очутился. Уж чересчур разителен был кон­
траст этого призрачного сидения под тусклой, деревенской лам­
почкой Ильича со всем тем, как он жил последние годы. Из слов
Таисьи Филипповны постепенно выяснилось, что жить в дерев­
не стало несравнимо лучше и свободнее, чем в прежние времена,
потому чте никто теперь не бесится с жиру. Ослабевшие околели
прошлой зимой, кто порезвее, помоложе разбрелись в разные
стороны, и ныне, надо полагать, в деревне Опеково установился
истинный рай, когда никто не догадывается, что принесетза­
втрашний день и не заботится об этом. Духарил, правда с той
Пасхи, какой-то лихой человек, прозывавший себя фермером,
баламутил вымирающих жителей, но по декабрю и сам угорел в
кленовой баньке, которую собственноручно сколотил себе на уте­
ху. Прибрал Господь ухаря. Фермер был последним, кто наводил
на мирян ужас, и после его отбытия установилась в деревне окон­
чательная благодать.

ж

- Даже не понимаю, как ты нас обнаружил, Кузьма, - подиви­
лась Таисья, с удовольствием прихлебывая из чашки янтарный
португальский портвейн. - Мы же тут, как в бездне, ни с кем не
общаемся.
- Ну уж так-то? - усомнился старик. - Положим, почта в Опеково ходит, и телек фурычит. Это и есть натуральная связь с
подлунным миром.
- Вот и нет, - задорно поправила Таисья. - Почту весной при­
крыли, что ей у нас делать-то? Газеты не берем, дорогие больно,
писем некому писать. А телевизор просто так остался, для красо­
ты.
- Не работает что ли?
- Может и работает, да не для нас. Мы в ихних передачах
ничего не смыслим.
- Ну почему же, - солидно возразил Кузьма Кузьмич, - есть
хорошие пе^редачи, к примеру, «Просто Мария». Я сам, бывает,
расслаблюсь от трудов праведных, погляжу одним глазком, ка­
кие там проблемы в их зарубежной жизни. Любопытно другое,
чем вы тут кормитесь в годину бедствий?
- Земля кормит, воровать негде.
Надо заметить, старик со старухой в какой-то момент вовсе
перестали обращать внимание на молодых гостей, и исключи­
тельно между собой вели задушевную беседу.
- Вот что, братцы, - прервал тихий праздник Губин. - Мне
пора собираться, а надо бы Таню перевязать, да спать ее уло­
жить.
Кузьма Кузьмич пробурчал:
- Куда спешить, коли ночь на дворе. Оставайся, утром вместе
поедем.
Таисья Филипповна сразу пригорюнилась.
- Ты-то куда навострился, Кузьма? Я-то чаяла насовсем воро­
тился. Может, неча за морем счастья искать?
Старик окинул подругу презрительным взглядом.
- Молчи уж, кадушка деревенская. Не хватало с вами тут в
землю зарыться.
- Господи, да сколь можно шляться! Уж не такой молодой ты,
Кузя.
- Молодой или нет, на печку с вами не полезу.
Сокрушенно покачивая головой, Таисья повела Таню в заку­
ток, где была отгорожена лежанка. Вскоре оттуда послышались
причитания. Таисья вышла из-за перегородки, попеняла Губину:
- До чего девку довел, парень! Рази можно.
Пошла на кухню готовить снадобье, и Кузьму поманила с со­
бой. Губин остался за столом один. Темное окошко, заторочен­
ное белым холстом, тиканье часов с кукушкой, первобытная,

217

колдовская тишина. Чудная мысль пришла в голову: не достиг
ли он предела, за которым ничего больше не будет? Ощущение
было сродни медитации. Отсюда, из глухой ночной прогалины,
невероятным казалось, что днем был бой у песчаных карьеров,
была погоня, и два трупа раскорячились на разбитой колее. Не
верилось и в то, что всего лишь в ста километрах раскинулся
гигантский город, скопище призраков, где люди большей частью
оборотились в хищников с окровавленными клыками, занятых
жутчайшим пищеварительным процессом, перевариванием сво­
их обнищавших собратьев: город пещерного бреда, где инстинкт
выживания возведен в желанную норму жизни...
- Миша, Мишенька! - детским голоском позвала Таня из-за
занавески. Губин поморщился, но пошел к ней. Голая до пояса,
с посиневшим, восковым плечом, с потухшими очами, она, ка­
залось, постарела лет на двадцать. Синюшная бледность напол­
зла на впалые щеки.
- Мишенька, если сейчас уедешь, я умру.
- Не умрешь, Таисья подлечит.
- Миша, правда умру!
- Это было бы слишком просто. Я думаю, еще покуролесишь.
- Миша, поцелуй меня!
Он прикоснулся губами к прохладному влажному лбу. С не­
ожиданной силой она обвила его шею здоровой рукой.
- Мишка, что же нам делать? - шепнула в ухо.
Губин еле вырвался, все же стараясь не причинять ей боль.
- Ты о чем?
- Мы любим друг друга, дорогой мой! Но ты никогда мне не
поверишь.
- Во что я должен поверить?
- Я другая, Мишенька. Утром проснулась другая. Мне не
страшно умирать, жить страшно.
Посиневшая, истрепанная, растерзанная, с вечной ложью на
устах, она все равно была ему желанна.
- Другой ты будешь в гробу, - сказал он. - Да и то непохоже.
Слезы текли по ее щекам.
- Прошу тебя, любимый, останься на ночь! Только на одну.
Прошу тебя!
- Останусь, - буркнул Губин. - Не ной ради Бога.
Таисья Филипповна принесла тазик горячей воды и склянку
с какой-то черной мазью.

ж

- Кыш, кыш отсюда, женишок, - прогнала Губина. - Ты свое
дело сделал, не уберег красну девицу.
За столом одиноко сутулился над рюмкой Кузьма Кузьмич.
- Ну какую с ними кашу сваришь, с деревенскими оглоблями,
- пожаловался Губину. - Как уперлись сызмалу носом в кучу на­
воза, так и разогнуться некогда. Какую жизнь они видели? Но
беда не в этом. Им ниче и не надобно, кроме навозной кучи, да
вот этой курной домишки. Им даже телек лень глядеть.Ох, пус­
тые людишки, пустые! Рази с такими-то сладишь обновленную
Россию?
Губин не удержался, съязвил:
- Ты, дедушка, выходит, на песчаном карьере разогнулся?
Старик недобро зыркнул глазами.
- Ты, парень, моих забот не ведаешь. Ваше дело молодое,
озорное: бей в лоб, пуляй в спину. Вы-то, пожалуй, похуже буде­
те, чем несчастные старухи.
Заинтересованный Губин подлил в чашку остывшего чая.
- Просвети, пожалуйста, молодого дурака.
- Навряд ли ты поймешь.
- Почему?
- Порчу на вас напустили. По научному понятию - закодиро­
вали. У вас теперь все шестеренки крутятся в одну сторону: день­
ги, деньги, деньги. Ты парень смышленый, но и с тобой не о чем
говорить, коли у тебя карманы от денег топырятся.
- Смотри как получается, дедушка, - улыбнулся Губин. - Со
мной тебе не о чем говорить, как бессребренику с капиталистом.
Таисья Филипповна тебя тоже не устраивает, потому что в наво­
зе зарылась. Кто же у тебя остается равный собеседник?
Старик почмокал губами и опрокинул заждавшуюся стопку.
- Верно подметил, сынок, очень верно. Собеседников почти
не осталось. О том шибко печалюсь. События чересчур круто
повернулись. Сегодня собака больше понимает, чем русский че­
ловек. Чистоган вышиб людям последние мозги. Но это времен­
ная беда. Зрячих-то всегда было немного по сравнению со сле­
пыми. Но ихними усилиями бережется тайна бытия.
- В чем же эта тайна?
Кузьма Кузьмич глядел с веселым прищуром, и поразительно
было, как он вдруг зажегся.
- Хотя бы в том, сынок, как тебя мутит. Ты над стариком
посмеиваешься, а все равно спрашиваешь, интересуешься. Червь
сомнения тебя точит. Выходит, не совсем пропащий. Даст Бог, и
14 “Подвиг" №2

209

спасешься. Не до конца душу продал. Вот она и тайна. Дьявол
тебя полонил, искорежил, а ты все одним глазком в поднебесье
тянешься. Как же не тайна, еще какая тайна! Все у тебя, допус­
тим, имеется: деньги, почет, красавицы писаные с прострелен­
ной грудью, а покоя нету. Почему? Я тебе ответа не дам, ты сам
его найди.
Попозже Губин вышел на волю, чтобы подогнать машину
поближе к крыльцу. И враз оторопел от могильной, сладкой ти­
шины. Деревеньку не видно: ни в одном окошке ни огонька,
зато звездное небо и иссиня сумеречное земное пространство
надвинулись тяжелым, черным столбом. Словно в ухо дохнул
незримый великан. Губин почуял, как коленки подогнулись под
грузом нежных великаньих лап. Еле-еле добрел до машины, вска­
рабкался на сиденье и включил движок. Но тут же и вырубил
затрясшуюся жестянку. Куда ехать, зачем? - все глупо, нелепо,
тошно. Перебрался на заднее сидение, кое-как, скорчась, улегся
- и уснул. Спал недолго, показалось, не больше минуты, но от­
дохнул изрядно, из машины вылез бодрый, точно Иванушка из
бочки с кипятком.
Старики при свечке беседовали на кухоньке, склонясь друг к
дружке головами. Таисья Филипповна его окликнула.
- На полу тебе постелила, Миша. Ничего?
- Ничего, спасибо, - он прошлепал в закуток. Тут тоже теп­
лился свечной огарок, и Таня, укрытая одеялом до кончика носа,
сияла недреманными очами.
- Не обманул, любимый! Ложись рядышком, места хватит.
- Зачем я с тобой лягу, с калекой?
- У меня плечико раненое, все остальное цело.
- Головенка у тебя раненая, причем, давно.
- Миша, обними меня - вместе уснем. Я так хочу, чтобы нам
приснился общий сон. Вот увидишь, во сне будет лучше, чем
наяву.
Ее слова, беспомощные, зыбкие, обволакивали, точно вата,
и, не вполне сознавая, что делает, он послушно разделся, подви­
нул Таню к стенке и прилег, прикрыв ноги одеялом.
- От тебя дегтем воняет, как из конюшни.
Таня счастливо засмеялась.
- Бабушка мазью всю измазала. Хорошая мазь, крепкая, горь­
кая, со змеиным ядом.
- Ты что же, ее лизала?
- Ага, попробовала. А сейчас тебя лизну. Покажу, какая я
калека.
- Не дури, - попросил он, - а то уйду.
Они действительно вместе уснули, но общего сна не увидели.

2»

20
В понедельник вечером Настя не вернулась домой.
За разъяснениями Алеша обратился к Вдовкину, но тот ниче­
го не знал.
- Она тебе ничего не сказала? - не поверил Алеша.
Вдовкин был хотя и трезв, но как раз собирался опохмелиться
после дневного отдыха. Он сидел на кухне возле любимого холо­
дильника, и уже потянулся было к дверце.
- Почему она должна передо мной отчитываться?
- Вы же друзья. А я ей кто?
Вдовкин все же достал из холодильника бутылку пива, отку­
порил консервным ножом, налил стаканчик и выпил, прикрыв
глаза как бы в изнеможении. Ему было неуютно от тяжелого,
пристального Алешиного взгляда.
- Чего гадать, - сказал он. - Надо искать. Который сейчас час?
- Половина двенадцатого... Женя, если хитришь... - Догова­
ривать Алеша не стал. Вскоре явился парень, который днем со­
провождал Настю. Это был крепкий, смышленый человек лет
тридцати, один из лучших губинских боевиков - Мика Золота­
рев. Алеша беседовал с ним в присутствии Вдовкина.
- Ну-ка, Мика, повтори еще раз, как ее потерял?
- Дело было так. Из дома Настя поехала на кафедру, где про­
была минут сорок. Потом завернула в благотворительный коми­
тет, и там пообедала. Мика Золотарев, как положено, вел наруж­
ное наблюдение, не выходя из машины. Настя путешествовала
по городу в своем двухместном «фольксвагене». Из комитета от­
правилась в центр и припарковалась на Петровке, в очень не­
удобном месте. Мика на своем «жигуленке» приткнулся сзади.
Настя подошла к нему и попросила зажигалку.
- Зачем ей зажигалка? - перебил Алеша. - Она же не курит.
- Этого не знаю, шеф, - улыбнулся Мика смущенно.
Настя сказала, что заглянет в Пассаж ненадолго. Спустя ро­
вно час Мика, следуя инструкции, вызвал подкрепление, и вдво­
ем с Костей Шмаровым они прочесали магазин сверху донизу,
на что ушло довольно много времени. Затем он попытался свя­
заться с Губиным, но это ему не удалось.
- Тогда позвонил вам, Алексей Петрович...
- Заметил что-нибудь подозрительное?
- Ничего.
Вдовкин уже перешел с пива на водку, настругав на закуску
мороженой семги. Предложил выпить за компанию и Мике с
Алешей.
14 *

211

- Конечно, выпей, - благодушно заметил Алеша охраннику. Когда еще придется. Если за сутки Настя не отыщется, я тебя,
приятель, собственноручно пристрелю.
Мика побледнел, но стопарь принял с благодарностью. Вы­
пив, попросил разрешения удалиться.
- Землю носом рой, - напутствовал его Алеша.
- Найдем, шеф, не сомневайтесь. Женщина не иголка.
Когда он ушел, Алеша пожаловался Вдовкину.
- Платишь им, а толку чуть. Потому что совести нету ни у
кого. Ты как считаешь?
- Выпей, не сходи с ума.
С полчаса Алеша разыскивал Губина, но тщетно. Тот как в
воду канул. Вдруг, в одну минуту мир опустел.
- Женя, она правда ничего не говорила?
Вдовкин выпил уже не меньше бутылки. Глубокомысленно
объявил:
- Надобно обзвонить больницы. Или заявить в милицию.
Михайлов набрал номер Башлыкова.
- Настя куда-то пропала. Не знаешь, где она?
Башлыков ответил после долгой паузы.
- Такое - первый раз?
-Да.
Оба думали об одном и том же. У Благовестова разведка нала­
жена не хуже, чем в КГБ. Нанести превентивный удар в самый
неожиданный момент - это его почерк.
Башлыков прогудел в трубку:
- Если это Елизар, то должны на тебя выйти, выставить ка­
кие-то условия.
- Пока маринуют.
- Ночью или утром позвонят. Жди. Я отработаю сыскные ва­
рианты.
- Будь добр, Гриша!
- Губин чем занят?
- Губин тоже исчез.
- Как исчез?
- Друзья всегда исчезают, когда нужны. Прячутся в норе и
оттуда подглядывают.
- Жди, - повторил Башлыков. - Преждевременно не паникуй.
- Если до завтра не прояснится, копнем Елизара.
Опять Башлыков молчал дольше, чем позволяли приличия.
- Остынь немного, Алеша. Здесь горячку пороть нельзя. Ты
же понимаешь.
Алёша посмотрел на трубку, встретился взглядом с растерян­
ным Вдовкиным.
- Башлыков?

212

- да.

- Завтра сыграем Елизару отходняк.
_ Хорошо. Завтра так завтра.

Больше звонить было некуда, и Алеша выпил водки.
- Женя, чего тебя давно хочу спросить. Ты насовсем к нам
переселился? Или у тебя своя квартира?
- Хочешь, чтобы я ушел?

- Ни в коем случае. Я к тебе привык. И Настя к тебе привы­
кла. Это я так, к слову.
- Настя найдется. Ей-богу найдется. Я чувствую.
- Ты прав. Куда ей деться в Москве. Это же не джунгли ка­
кие-нибудь. Ну что, пойдем спать?
- Может, покушаешь чего?
- Это ты ешь. Вон отощал совсем. Все же надо тебе потихонь­
ку завязывать с пьянкой.
- В одном стакане водки столько же калорий, как в килограм­
ме мяса, - сказал Вдовкин.
- Ну-ну...
В спальне, когда разделся и откинул одеяло, увидел около
подушки лист бумаги, исписанный каллиграфическим почерком.
В письме было сказано вот что: «Дорогой мой! Мы обо многом
переговорили с тобой за эти три года, но иногда мне кажется, ты
ни разу меня не выслушал. Нет заповеди, которую ты не нару­
шал бы ежедневно, и нет числа молитвам, которые я возносила
Спасителю, умоляя наставить бедного грешника на путь истин­
ный. Увы, Господь не внял моим просьбам. Значит, так надо.
Значит, Зверь, овладевший твоим естеством, слишком силен и
еще не насытился; а тот истинный «ты», которого знаю только я,
по-прежнему смиренно ждет своего часа. Этот час, я верю, рано
или поздно наступит, но в светлый миг перевоплощения меня
уже не будет рядом. Излишне говорить, как я люблю тебя, ты
сам прекрасно знаешь. И сейчас, когда пишу эти строки, плачу
от любви и жалости к тебе, единственный мой! Как безмерно
одинок ты в этом мире, и за чьи прошлые грехи должен нести
крест, даже не осознаваемый тобою? Но я ушла, мой милый!
Оказывается, есть долг превыше долга земной любви, и я его
исполню. Не ищи меня, Алеша. Я не бросила тебя, не изменила,
я всегда с тобой, и вернусь к тебе в положенный срок. Не говорю
- прощай! До свидания, родной мой! Твоя Настя».
Прочитав послание, Алеша снова надел штаны, вернулся на
кухню, где задумчивый Вдовкин угрюмо горбился над початой
бутылкой.
- На, читай! - Алеша уселся напротив и плеснул себе водки.
Вдовкин пробежал глазами первые строчки и отложил письмо.
- Но это же не мне.

20

- Читай, прошу тебя!
Вдовкин обиженно засопел, водрузил на нос очки и внима­
тельно прочитал записку от начала до конца.
- Ну и что ты об этом думаешь? - спросил Алеша.
- В каком смысле?
- Может, фальшивка? Не могла же Настя сочинить весь этот
бред.
- Но почерк ее?
- Откуда я знаю, чей почерк.
Алеша выглядел чересчур рассеянным, и это насторожило
Вдовкина.
- Чем-то ты ее растревожил, - сказал он.
- Растревожил? Еще бы, конечно растревожил. Она же бере­
менная.
- Тогда все понятно, - обрадовался Вдовкин. Наспех добавил
водки в стакан и, чокнувшись с Алешей, выпил.
- Что тебе понятно?
- Когда женщина в положении, у нее бывают разные капри­
зы.
- Так ты думаешь, это все же она написала?
- Похоже, она. Кто же еще?
- И куда она ушла?
У Михайлова было такое лицо, как у мальчика, у которого
отняли дорогую игрушку. Это производило страшноватое впе­
чатление, потому что неизвестно, был ли Алеша вообще когданибудь ребенком.
- Куда же она ушла? - повторил он с настойчивостью идиота.
Вдовкин широко развел руками.
- Губина нет, - сказал Алеша. - Губин где? Что же вы все
разбежались, как крысы?
- Выпей снотворное - и поспи. Утро вечера мудренее.
- Ты хоть понял, о чем она пишет?
- Ну, в общем, обижается на тебя. Не согласна с твоим обра­
зом жизни.
Алеша печально передразнил:
- Образ жизни! Ах вы, интеллигентики. Какой ей нужен об­
раз жизни, когда весь мир как тюремные нары? Думаешь, она
такая смиренница? Да она прикидывается. На самом деле у нее в
каждом рукаве по кинжалу. Вот один и воткнула в меня. Знаешь,
Женя, я, пожалуй, когда ее встречу, сразу прибью. Незачем ей
жить. Мне тоже, правда, незачем. Но ей особенно. Она меня
предала, не я ее. Я никого не предавал, нет. Убью гадину, так ей
и передай. Пусть лучше не попадается на глаза.
Вдовкин вспылил:

214

- Так ты зря говоришь, Алеша. Если ты так говоришь, значит
Настя права. Зверь тобой помыкает.
Алеша хотел возразить, но не нашел слов, поднялся и ушел к
себе. Ему не спалось в эту ночь. И вспоминалось почему-то да­
лекое, неизбывное. Зона, тусклый мрак барака, лютая стужа. Но
там он не был одинок, как сейчас. Федор был молчун, но если
говорил, то всегда справедливо. У них была общая, простая и
ясная цель: выйти на волю и наломать дров. Пусть не сладились
их мечты, и дрова он ломал в одиночку, но Федора помнил. Тот
так говорил: баба предаст, и родичи отступятся, зато вольная воля
не обманет.
Обманула и воля, думал Алеша, глядя в пустой потолок бес­
сонными глазами, где она - воля? В чем она? В крупных бабках,
в погоне за удачей, или в этой, полыхнувшей к горлу тоске?
Утром, еще не было шести, обзвонил несколько мест, где над­
еялся обнаружить хоть какой-нибудь следок, - везде было глухо.
Заранее морщась, набрал номер Тины Самариной, ближайшей
подруги жены. Если был на свете человек, с которым ему мень­
ше всего хотелось сейчас разговаривать, то это была как раз Тина,
маленькое, затюканное существо, питающее к нему какую-то
патологическую неприязнь. С первого раза, когда Настя их поз­
накомила, бедная Тина почему-то так перепугалась, что впос­
ледствии, если доводилось встречаться, никогда не поднимала
глаз, и он даже не знал, какого они у нее цвета. Однако, несмот­
ря на то, что Тина была затюканным существом и не поднимала
глаз, у нее был ядовитый язычок и быстрый, как летящий шмель,
ум. И собой она была недурна, хотя росточком не вышла. Граци­
озная, миниатюрная красотка с обманчивой повадкой. В про­
шлом году Тина окончила консерваторию и преподавала в ка­
ком-то хитром колледже музыкальную грамоту. С Настей они
были близки, как бывают близки две пушинки, слетевшие в бурю
с одной веточки. Их разбрасывало, катило, волокло по земле, а
они все тянулись друг к дружке, вспоминая, как были счастливы
рядышком в безопасной зеленой норке.
Узнав, кто звонит, Тина закашлялась, и Алеша живо предста­
вил, как она уткнулась взглядом в пол, чтобы не смотреть на
трубку, откуда ворвался в ее хрупкое убежище ненавистный го­
лос.
- Извини, что разбудил, - приветливо сказал Алеша. - Но дель­
це безотлагательное.
- Слушаю вас, Алексей Петрович.
- Ты сама-то как? Все играешь на скрипке?
- Да, играю, спасибо. Вы лучше скажите про дельце. Чтонибудь с Настей случилось?

215

- Нет, ничего не случилось. А что с ней может случиться?
Кстати, ты не знаешь, где она?
Тина помедлила с ответом, и он прямо воочию ощутил, как
вращаются в ее прелестной головке ехидные шурупчики.
- Алексей Петрович! - твердо, не пискляво, видно, оконча­
тельно проснулась. - Что с Настей? Почему вы меня о ней спра­
шиваете?
Не скажет, огорчился Алеша. Даже если что-нибудь знает, не
скажет. Проклятая, маленькая ханжа. Да что Тина! Никто ему не
скажет про Настю ничего путного, пока он сам не поймает ее за
подол.
- Тина, деточка, давай на минутку забудем, как ты ко мне
относишься. У меня неприятность. Настя куда-то пропала. По­
моги ее найти.
- Пропала? Как это пропала?
- Да вот так. Оставила какую-то дикую записку - и сбежала.
Вполне возможно, с молодым, красивым поручиком.
Тина вздохнула, и Алеша догадался, что за этим последует.
Так и вышло. На том конце провода народился суровый, непре­
рекаемый судья, невменяемый, как все судьи на свете.
- Значит, все-таки довели?! Что ж, неудивительно... Незадач­
ливая моя подружка! - Тина неожиданно всхлипнула.- Признай­
тесь, вы убили ее, Алексей Петрович?
Алеша ляпнул лишнее:
- Чем это я ее по-твоему довел?
- Как раз вот этим.
- Чем - этим? Тина, соберись, пожалуйста, с мыслями. Ты же
не с композитором разговариваешь.
- Отлично понимаю, с кем разговариваю, - вспылила девица.
- Хотите, расскажу, как мы поссорились с Настей? Единствен­
ный раз в жизни поссорились. Хотите знать - почему?
- Наверное, Настя ноты запачкала?
- Когда я узнала, что она собирается за вас замуж, я высказа­
ла ей все, что думаю по этому поводу. Хотите знать, что я сказа­
ла?
Алеша терял терпение.
- Тина, дорогая, хоть раз постарайся быть нормальной. У меня
пропала жена. Она и тебе дорога. Помоги ее найти. Хоть где она
может быть, подумай?
- Я рада за нее, - холодно ответила Тина. - Наконец-то она
решилась.
Алеша молча повесил трубку.
Вдовкин ночью перетащил оттоманку под вешалку. Это было
одно из его излюбленных мест, где он чувствовал себя изолиро­
ванным от мира. Алеша слегка потряс его за плечо.

2К

- Слышь, солдатик! Я поеду, а ты никуда не уходи, будь на
связи. Да ты спишь, что ли?
- Нет, - глухо отозвался Вдовкин. - Я думаю.
- И чего надумал?
- Настя правильно ушла. Чего она хорошего видит в этом
логове? Тут даже поспать нельзя, всегда какой-нибудь хам разбу­
дит.
Алеша поехал в психушку, где горе мыкала Мария Филатовна, Настина матушка. Он ночью прикинул, что если Настя отлу­
чилась надолго, то матушки никак не минует. Обязательно за­
глянет попрощаться.
Небольшая частная клиника располагалась неподалеку от
Люберец, окруженная дубовой рощицей и высоким забором.
Этакое престижное, чрезвычайно дорогое заведение для «новых
русских», успевших сбрендить. Живописный дом с мезонином,
где немногочисленные пациенты за оплату в твердой валюте по­
лучали все, что душа пожелает, кроме здоровья.
Несмотря на ранний час - около девяти - директор бодрство­
вал в своем кабинете на втором этаже, и встретил Михайлова
так, словно именно его тщетно дожидался все последние годы.
Павел Павлович Вершинин, ретивый питомец института Сер­
бского, высокий, средних лет мужчина, одетый с иголочки, в
накрахмаленном, ослепительно свежем халате и с умным, пе­
чальным лицом великомученика, был неизвестно каким врачом,
об этом знали больные, но учтивой повадкой и любезными ма­
нерами он вряд ли уступал любому своему коллеге хоть из Кали­
форнии. Увидя в дверях Михайлова, выскочил из-за стола и за­
трусил, побежал к нему навстречу, растопыря руки для дружес­
кого объятия.
- Ая-яй, батенька вы мой! Что ж так редко навещаете, рад,
рад чрезмерно!.. Гм, извините, запамятовал имя-отчество?
Алеша от объятий уклонился.
- У вас тут лечится моя теща, Великанова Мария Филатовна.
Хотелось бы узнать, не навещала ли ее вчера ее дочь? Выясните
это, будьте добры.
Сбитый с толку его странным тоном, Павел Павлович тем не
менее обходительно подхватил его под руку и подвел к окну.
- Какая природа, а?! Благодать какая, а?! Постоишь вот так у
окошка часок, другой - и душа, право слово, отмякает. Как вас
зовут, дорогой, извините, не расслышал?
Алеша назвался, чувртвуя, как его обволакивают, размягчают
незримые токи, исходящие от доктора и сонным маревом завис­
шие в кабинете. Он и не заметил, как очутился в кресле, за ни­
зеньким столиком, накрытым для кофе, напротив лучезарно улы­
бающегося Павла Павловича, и рядом суетилась крупнотелая

217

женщина, тоже в белом больничном халате, и тоже с отрешен­
ным смеющимся лицом.
- Вот, извольте, свежайшие булочки, - угощал доктор. - Ме­
док, извините, с Алтайских предгорий - лучшее лекарство от не­
врастении... А это - Кира Семеновна, добрый ангел здешних мест.
Кирочка, не будете ли столь любезны организовать уважаемому
гостю встречу с его любимой тещей, госпожой Великановой...
Кстати, дорогой Алексей Петрович! Почему бы и вам не пройти
курсик оздоровительной терапии? Знаете ли, этакую необреме­
нительную смазку нервной системы?
- Не надо смазок, - отказался Алеша. - Проводите к теще.
- Проверьте заодно, Кирочка, в бухгалтерии, как там с опла­
той - виновато обернулся к Михайлову. - Знаете ли, благосло­
венные рыночные отношения, никому нельзя доверять. Каждый,
знаете ли, так и норовит подлечиться на халяву. А овес-то нынче
дорог!
Павел Павлович так сипло и громко вдруг захохотал, что Але­
ша опешил.
- Ты вот что, доктор, - бросил хмуро. - Хватит театра. Если
тещу уморил, так и признайся, облегчи душу.
Через двадцать минут он вошел в комнату с зарешеченным
окошком, где четвертый год выздоравливала прекрасная горбунья
Мария Филатовна. Сидела она на кровати, поджав под себя ноги,
запеленатая в цветастый халатик, и места занимала ровно столь­
ко, сколько подушка.
- Оставьте нас одних, - попросил Алеша. Кира Семеновна
предупредила:
- Так-то она спокойная больная, но иногда плюется.
- Ничего, оботрусь.
Последний раз он видел тещу около года назад, когда вместе
с Настей заезжал поздравить ее с днем рождения. С тех пор Ма­
рия Филатовна ничуть не изменилась, и кажется, так и просиде­
ла на кровати, не вставая, в этой же самой позе. На худенькой
мордочке лукавые, светящиеся бусинки глаз. Выражение полной
сосредоточенности, словно прислушивается к какому-то тайно­
му звуку. Горбика, когда сидит, не видно: она вся как небольшой
бугорок с радостной, птичьей головкой. Как всегда, Алеша пора­
зился тому, что нет в ее облике ни единой черты, напоминаю­
щей Настю, и опять грустно усомнился - ее ли это мать?
- Мария Филатовна, вы меня слышите?
Женщина раздраженно махнула ручонкой: не мешай, дескать,
разве не видишь, я занята. Настя навещала мать раза два, три в
неделю, и по ее словам Мария Филатовна бывала иногда совер­
шенно нормальная, и разговаривала с ней. Этому Алеша не ве­
рил. Собственно, он заглянул в палату по инерции, ни на что не

2»

надеясь. Все, что надо, он уже знал: вчера Настя сюда не заезжа­
ла. Не оставила следов.
- Хорошо вам тут, - сказал Алеша. - Ниоткуда не дует, чисто,
светло. А тут носишься целыми днями неизвестно зачем, да еще
теперь и Настенька куда-то подевалась.
Услышав имя дочери, Мария Филатовна встрепенулась, вы­
тянула шейку и попыталась поймать гостя прицельным взгля­
дом, но это ей не удалось. Взгляд скользнул мимо, ему за спину,
как неудачно пущенная стрела.
- Если бы знал, где она, обязательно к вам бы привез, - посу­
лил Алеша.
- Змеи кругом, змеи, - прошамкала старуха беззубым ртом. Гляди, ужалят доченьку. Змеи и выдры. Вон под шкафом сидят.
В комнате не было шкафа: стол, кровать и две тумбочки одна у кровати, другая под окном. Меблировкой не баловал боль­
ных Павел Павлович.
- Пойду, пожалуй, - сказал Алеша. - Отдыхайте, Мария Фи­
латовна, а то мы чересчур разболтались.
- Змеи! - завелась сумасшедшая. - Длинные, черные... Много
змей.
- И еще выдры.
- Всех не перетопчешь. Нет, не перетопчешь. Ползают, ус­
кользают. Доченьку ловят. Как уберечься?
- Мы ее спрячем, - успокоил Алеша.
Павел Павлович перехватил его на первом этаже.
- Случай безнадежный, батенька вы мой, но делаем все воз­
можное. Современная методика, прекрасный уход, наилучшие
медикаменты. Ей здесь хорошо, поверьте. Как она вам показа­
лась?
- По-моему, абсолютно здорова. Можно выписывать.
Без затей сунул доктору в кармашек халата стодолларовую
купюру.
- Великая просьба к вам, Павел Павлович. Не сегодня- завтра
к ней заедет дочь. Пожалуйста, позвоните вот по этому телефо­
ну. Получите сразу пятьсот баксов.
Доктор покраснел.
- Дорогой вы мой, да за милую душу... Ради одного дружеско­
го расположения...
Из машины Алеша связался с Вдовкиным.
- Женя, что нового?
Разбуженный банковский гений был немногословен.
- Ничего.
- Что же, вообще никто не звонил?
- Нет, не звонил.
- Хорошо, сиди дома, никуда не уходи.

2»

- Да мне и некуда идти.
Алеша смотался в офис, где его ждала неотложная встреча.
Сизокрылый француз мсье Дюбуа, бывший Гриня Толубеев по
кличке Рикошет, бывший валютчик, бывший лагерный поруче­
нец кайфовал в кабинете, дымя толстой гаванской сигарой и с
брезгливой гримасой листая подшивку газеты «Президент». Де­
сять лет назад, освободившись, Гриня удачно женился на фран­
цузской подданной, беспечной туристке Натали Дюбуа и отбыл в
свободный мир, но ни на минуту не разрывал коммерческую
пуповину с родиной. Много воды утекло с тех пор, ныне Рико­
шет ворочал крупными капиталами по всему франкоязычному
региону. Банковские сделки, трастовые операции - солидный
бизнесмен с солидным акционерным обеспечением. Кто бы уз­
нал в слегка обрюзгшем, элегантно одетом господине с барской
повадкой лагерного живодера, смутьяна и прощелыгу. Но Алеша
узнал, и они братски обнялись посреди кабинета.
- Люди меняются, - улыбнулся Гриня, сверкнув безупречной
вставной челюстью, - а ты все такой же, Jlexa. Почем нынче «са­
латик»?
- По две шайбы за пару, - ответил Алеша, вспомнив, что на­
туральные зубы вышиб Рикошету невзначай Федор Кузьмич при
первом неудачном знакомстве, когда тот попытался затырить у
новичков лисью шапчонку.
Минувшей осенью мсье Дюбуа спроворил из Парижа пос­
тавку пяти вагонов марочного итальянского вина для нужд наро­
ждающейся российской аристократии, но это была, конечно,
мелочевка, хотя операция дала чистую прибыль в пятьсот тысяч
долларов. Сегодня им предстояло вчерне обсудить наиважней­
ший вариант создания постоянных инвестиционных фондов при­
крытия, но с самого начала разговор как-то не заладился.
- Да что с тобой? - не выдержал Рикошет, заметя, как Алеша
в очередной раз дернулся то ли к двери, то ли к окну. - Может, я
не вовремя приехал?
- Почему не вовремя? Ты что, Гриня? Откладывать-то уж куда?
- горячо возразил Михайлов, деловито передвинул поближе раз­
ложенные на столе бумаги, и в ту же секунду почувствовал, что
действительно неспособен заниматься никакими делами. Круг­
лая, благообразная, подлая рожа старого бандита неизвестно за­
чем маячила перед глазами. Алеша расслабленно откинулся на
стуле, мечтательно произнес:
- Впрочем, ты прав, братишка. На хрена нам сдались все эти
вонючие фонды? Расскажи лучше, как у тебя с Натали?
- Что - Натали?
- Ну все же француженка, капиталистка - мылом не воняет,
нет? Как с ней справляешься-то?

220

Мсье Дюбуа задумался, попыхивая сигарой и вежливо улыба­
ясь. Поведение Креста было подозрительным, но это могло объ­
ясняться несколькими причинами. К примеру, Алеша был с круп­
ного бодуна, что было на него непохоже. Второе, где-то ему при­
щемили хвост, что тоже вряд ли. Судя по сведениям, которые
удалось собрать Рикошету перед поездкой, Крест оставался в
Москве одним из ключевых финансовых авторитетов. Самым
вероятным было то, что по каким-то своим соображениям Але­
ша разочаровался именно в нем, в мсье Дюбуа, и за его спиной
вел переговоры с более выгодными партнерами. В любом случае
выяснять истинную причину следовало с предельной осторож­
ностью: это тебе не Америка, это - родина.
Мгновенно сбросив груз забот, мсье Дюбуа радостно оска­
лился.
- Натали, говоришь? Да ничего, контактная бабенка. С меня
пылинки сдувает. Но насчет ихней сексуальности - большое пре­
увеличение. Скажу ответственно: любая наша краснопресненс­
кая телка любой француженке сто очков форы даст в постели. С
англичанками еще хуже: те забухают в цикле. Одна утеха на За­
паде - метиски. Это - да, кайф. Подцепишь такую ягодку возле
метро, как следует отпаришь, отмоешь...
- Я не про это, - перебил Михайлов. - Дети у вас есть?
- Представь себе - двое. Два пацаненка. Дань традиции. Дети,
семья, респектабельность - все способствует бизнесу.
- Ну и как оно там, в родильных домах? Какие условия про­
тив наших? Говорят, не сравнить?
Рикошет по-настоящему испугался, подмышками просквози­
ло. Дело оборачивалось серьезнее, чем он сперва подумал. Пора
было уносить ноги. И лучше всего уносить их прямо в Париж.
Шутки у Креста известные, после них ему одному бывает смеш­
но.
- Хорошие условия, - сказал он. - У них вообще медицина на
высоте.
- В чем это выражается, - еще ненатуральнее оживился Але­
ша. - Что же у них там лежаки какие-нибудь модернизирован­
ные? Или клизмы с анашой?
Мсье Дюбуа сорвался. Побледневший, отложив сигару на кра­
ешек пепельницы, тихо произнес:
- Не крути, Крест! Если есть ко мне претензии, объясни. Я же
все-таки не фраер.
- Ты не так понял, - огорчился Алеша. - Мне действительно
интересно. Я слышал, лекарство изобрели, совсем без боли баба
рожает. Впендюрят в вену пять кубиков, очнется, а перед ней
младенец гугукает.
Рикошет обессилено сник в кресле.

221

- Скажи честно, Jlexa. Тебе Герка Шмудель на меня капнул?
Да он же, сука продажная, сам на сто лимонов облажался и фир­
му подставил. Я там в доле не был. Хочешь, позвони прямо сей­
час. Я ничего не боюсь, я чистый.
Алеша поглядел в окно. Денек развернулся сияющий, про­
нзительный. Такая сушь внезапно установилась по Москве, хоть
плачь.
- Видишь ли, Гриня, у меня кое-какие неприятности. Давай
вечерком посидим? Ты как? Давай поужинаем вместе. «Шанхай»
тебя устроит?
«Неужели отпускает!» - с огромным облегчением Рикошет
наспех покидал в портфель бумаги.
- Оставь, - сказал Алеша. - Документы оставь. Может днем
выгадаю часок, прогляжу.
Старый товарищ по зоне послушно вывалил портфель на стол.
Из кабинета выбрался будто на цыпочках.
Алеша набрал номер Башлыкова.
- Не только Насти нету, но и Губин жопой накрылся, - сооб­
щил без всяких предисловий. - На тебя одна надежда, Башлы­
ков. Поможешь, навеки твой слуга.
Башлыков со вчерашнего дня был в тягостном раздумье.
- Что предлагаешь? - спросил он.
- Елизара надо утихомирить. Пока он в дупле копошится, у
нас спина открыта.
- Но где же все-таки твой Губин? Залудить-то вроде не мог?
- Губин объявится. Действуй, Башлыков.
- Помни, Алеша, за такую рыбку щедро платить придется.
- Не груби, Башлыков. Действуй.
Из офиса Алеша сорвался домой. Пролетел по Москве, как на
крыльях. Город в середине дня опустел, и Алеша ощущал себя
невесомым. На ходу у светофоров перечитал Настину записку,
потом порвал на клочки и белым веером выпустил в окошко.
Упали дурные слова под колеса. Зачем она это затеяла, думал он.
С ребенком понятная блажь, но зачем убегать? Мир так сер без
нее.
Вдовкин сидел на кухне в привычном окружении - бутылка,
закуска, стакан. Постаревший, опухший. Загадочная фигура.
Когда-то поставил на орла, а выпала решка. С тех пор подохнуть
не может, и жить не в настроении. Один раз ему улыбнулась
судьба, сдала козырного туза - Таню Плахову, да и ту смело в
мусоропровод небытия. Кореш по несчастью. Алеша зажег газ,
поставил чайник.
- Думаю, Женя, еще немного покеросинишь - и жди Кондратия.
- Никакого Кондратия. Окочурюсь враз.

222

- Не надейся на это. Будешь лежать истуканом и мычать. Ово­
щем будешь.
- А сейчас я по-твоему кто? - с тяжким вздохом Евгений Пет­
рович потянулся к родной бутылке. - Что ж про Настю не спро­
сишь?
- Звонила?
- Только что, перед тобой.
Алеша почувствовал, как жилы напряглись.
- Где она?
- Не сказала.
- А что сказала?
Вдовкин нацедил себе грамм пятьдесят.
- Женя, не испытывай судьбу!
- Я ей передал, что ты переживаешь. Даже злишься немного.
Вдовкин наконец решился, опрокинул в раскаленное нутро
первую дневную дозу. Сожмурил глазки, прислушался, куда юр­
кнула. Алеша успокоился, больше не спешил, спешить было не­
куда.
- Первая рюмка, как первый поцелуй, - объяснил Вдовкин. Каждый раз не знаешь, чем кончится. То ли оплеухой, то ли
любовью... Ты страдаешь, Михайлов, это хорошо. Возможно,
скоро у меня появится приятный собутыльник.
- Наливай, - сказал Алеша. Выпили вместе водочки. Вдовкин
заметил:
- Вот ты меня ругаешь за пьянство, а ведь я не пьяница.
- Кто же ты?
- Я честный русский интеллигент, не принимающий мерзос­
тей вашей жизни. Но у меня нет сил бороться с вами. В каком-то
смысле я хуже, чем алкаш. Мое пьянство - это бегство от борь­
бы. Своего рода дезертирство.
- Плюс к тому, что ты честный русский интеллигент, ты еще
обыкновенный грабитель. Но и это не все. Вдобавок ты убийца.
Зачем Пятакова убил? Чем ты лучше нас? Тем, что больше кни­
жек прочитал.
Вдовкин поднялся и выключил пофыркивающий чайник.
Немного он был озадачен поворотом разговора. Сколько раз убеж­
дался, что с Алешей лучше не связываться, даже в споре. В лю­
бую минуту, не задумываясь, он наносил удар ниже пояса. И тем
не менее, чего греха таить, Вдовкин крепко к нему привязался.
Таинствленная Алешина сущность манила, притягивала его, как
ребенка манит темный зев пещеры. Без Алеши он теперь дня не
мог прожить, как без чарки. Это диковинное, отчасти унизитель­
ное состояние сам себе Вдовкин объяснял распадом личностных
структур на фоне социальных потрясений и запоя.
- Я Пятакова не убивал, - возразил он. - У нас была дуэль.

223

- Ага, конечно. Затолкали с Губиным в глотку ампулу -вот и
вся дуэль. Заодно Петуха кокнули. Интеллигент! С вашим бра­
том особенно надо держать ухо востро. Чуть зазеваешься - и нож
в брюхе. Твой дружок Губин - тоже интеллигент? По уши в кро­
ви. Два сапога - пара. Если хочешь знать, Женечка, когда ты тут
у меня неизвестно на каком основании поселился, я ведь ни од­
ной ночки спокойно не спал. Уж думаю, не от страха ли и Настя
сбежала. Тогда ее осуждать нельзя.
Вдовкин молча разлил водку.
- Кстати, о Насте, - Алеша улыбался, но взгляд был беснова­
тый. - Раз уж у вас завязались секреты, передай ей кое-что, когда
встретитесь.
- Мы не собираемся встречаться.
- Да ладно тебе. Собираетесь - не собираетесь, я не в обиде.
Ты только передай.
- Что передать?
- Скажи так. Если после того, как позвонит, через час не явится
домой, перережу вены.
- Черный юмор, Алеша!
- Я по мелочевке не играю. Это ведь ей захотелось потягать­
ся, кто кого крепче достанет.
Вдовкин махом опрокинул рюмку, сунул в губы сигарету. Рас­
терянно моргал. В общем-то он не сомневался, что Алеша сдела­
ет, что обещает. Он всегда держал слово.
- Глупость какая-то несусветная...
- Не скажи, интеллигент. Это ты за свою поганую пьяную
жизнюшку цепляешься, как за мамкину титьку, мне своя недо­
рога, Игровая, давно на кону...
Алеша самодовольно представил, как подыхает, истекая
кровью, и освобождается от всего земного. Вот он выход, вот оно
счастье с белыми окнами в сад. Представил еще, как Настя жут­
ко содрогнется.
- Что с тобой, Михайлов? С одной рюмки повело?
- Надоела мышиная возня. Скучновато мне с вами, Женек.
Наливай, не дрожи!..

21
Операцию Башлыков подготовил наспех, но больше всего его
настораживал щенячий азарт Фомкина. Салага рвался на «мокряк» как на праздник. Башлыкову это было неприятно. Дурь из
Фомкина поперла не ко времени. Убивать бандитов ему доводи­
лось и прежде, но сегодняшний случай был особенный. Будучи
романтиком, Коля Фомкин не считал бандитов вполне за людей,

224

глубоко презирал всю нынешнюю обнаглевшую, воровскую во­
оруженную шушеру, державшую масть по Москве, как на име­
нинах у Пронькина, но одно дело влепить веселую пульку между
глаз прущему на тебя озверевшему дебилу с Калашниковым в
руках, и совсем иное - пойти и хладнокровно укокошить довер­
чивого старикана, будь он хоть грешен, как сам сатана. Казалось,
Фомкин не чувствовал разницы, и это было плохо. Опасная ду­
шевная разболтанность. Когда обсуждали детали, паясничал и
ерзал, точно девственница на медосмотре. Башлыков не выдер­
жал:
- Честно скажу, Коля, было бы кем тебя заменить, заменил
бы. Но заменить некем.
- Да не волнуйтесь так! Замочу старичка за милую душу.
- Еще раз так скажешь, вообще погоню из отряда.
Фомкин посерьезнел.
- Григорий Донатович, клянусь, все понимаю!
- Чего понимаешь?
- Какого зверя берем.
- Не зверя, Коля, человека. У него папка с мамкой были, как
и у тебя.
У Фомкина от удивления глаза полезли на лоб, но он и тут не
сплоховал.
- Если так, давайте его усыновлять.
Дальше разговаривать с ним на моральные темы Башлыков
посчитал излишним.
- Звони, - сказал он.
Фомкин набрал номер, и на том конце задумчивым барито­
ном отозвался телохранитель Петруша.
- Это я, - поздоровался Фомкин. - Ну чего, Петя, изменения
есть?
Изменений не было. Условились так, что во время прогулки
Елизара Суреновича, Петруша впустит его на минутку в дом и
познакомит с Машей Копейщиковой. Фомкин подарит ей букет
алых роз и невзначай замолвит словечко за побратима. И уж за­
одно оценит опытным взглядом гинеколога всю ее богатую фак­
туру.
- В семь часов, - подтвердил Петруша. - С охраной договоре­
но. Там мой кореш Митька. Ты же навроде мой племяш из Ма­
хачкалы.
- Маша в курсе?
- Ты что, парень? Это ей сюрприз. Она-то думает, я совсем
дикий с гор спустился.
- Если сегодня тебе не даст, значит, я вообще в женщинах не
разбираюсь, как гинеколог.
- Что ж, поглядим...
15 “Подвиг” №2

22а

В семь вечера Елизар Суренович выходил из дома, садился в
машину и в сопровождении охраны (обычно две «вольво», наби­
тые головорезами) выезжал на природу, где его прогуливали, как
домашнюю собачонку. Но места, куда его вывозили, часто меня­
лись, и зависели, вероятно, от настроения владыки, поэтому Баш­
лыков отбросил заманчивый план засады в какой-нибудь дубо­
вой рощице. Вдобавок этот план предполагал много шума, гро­
хота и пальбы, чего Башлыков не любил. Он предпочитал юве­
лирную работу с одним единственным трупом фигуранта. Вари­
ант со снайпером, казалось бы, вполне реальный, он тоже по
зрелому размышлению оставил как запасной. Дом Благовестова
снаружи был оборудован суперсовременной искусной светомас­
кировкой, и не меньше десяти профессионалов бдительно кон­
тролировали все мало-мальски пригодные для снайперского «гнез­
да» точки в окрестностях, включая канализационные люки. После
чудесного спасения на загородном шоссе Благовестов начал но­
вую полнокровную жизнь и не собирался с ней расставаться изза чьей-нибудь глупойнеосмотрительности.
В таких обстоятельствах затея Фомкина, при всей ее наив­
ности и вопиющем налете любительства, как ни странно, каза­
лась перспективной и могла сработать. В сыскном ремесле, как в
разбойничьем, успех иногда достигается не точностью предвари­
тельных расчетов, а дерзостью и ситуационной смекалкой; и тут
на Фомкина, конечно, можно было положиться.
В начале восьмого он приблизился к гнездовью владыки пятиэтажному дому сталинской постройки, массивному, как гроб
Святогора, с выступающим над подъездом каменным дворцовым
козырьком. Вид у Фомкина был невинный, походка пижонская.
Сторожа Благовестова «повели» его в переулке, и около подъезда
его остановили двое мужчин непримечательной наружности, от
которых за версту разило родной ментовкой.
- Не спеши, паренек, - сказал дружелюбно один из оперов. Скажи-ка лучше, куда направляешься?
Фомкин не выказал ни раздражения, ни испуга.
- А то вы не знаете?
- Мы, может, знаем, но ты проясни.
Второй опер заступил ему за спину и сноровисто прогладил
пальцами по всему туловищу. Фомкин хихикнул.
- К Петруше я, к Долматову. Земляк мой. Он сам пригласил.
- Цветы тоже Петруше?
Фомкин любовно огладил букет алых роз, упакованный в цел­
лофан.
- Хороший горский обычай - цветы, женщина, шашлык.
- На горца ты похож, как моя бабка на футболиста, - улыб­
нулся первый опер, и на его лице Фомкин прочитал заветное

226

желание для первого знакомства отвернуть непрошенному гостю
башку. Это был очень ответственный момент. Если он вызовет у
бугаев хоть малейшее подозрение, они обязательно доложат Ели­
зару, когда тот вернется. Впрочем, они и так это сделают. Важно,
с какой подачи. Фомкин использовал домашнюю заготовку.
- Не мудрите, хлопцы. Хозяин не одобрит. Вы что думаете,
Петруша меня без его ведома позвал?
- Мы вообще не думаем, мы ноги ломаем, - сказал тот, кото­
рый был сзади.
- Да ладно, - возразил напарник, - пусть шагает. Это Митькина забота. Он разрешил.
Митька встретил его возле роскошного лифта с инкрустиро­
ванной под серебро дверью. Это был солидный, крепкий мужчи­
на, на голову выше Фомкина, и пиджак у него красноречиво
топорщился на боку. С самого начала вся эта операция, разрабо­
танная лично Фомкиным, была классическим блефом, рассчи­
танным на придурков, поэтому он особенно ею гордился. Он
убедил Башлыкова, что именно невероятная простота и наглость
дают ему верный шанс. Изюминка заключалась в том, чтобы каж­
дый шаг был дурнее предыдущего. Башлыков согласился с тяже­
лым сердцем, буркнув себе под нос: «Черт его знает, вид у тебя
действительно идиотский, может, купятся». - «Если не купятся, смеялся Фомкин, - поколотят да выкинут. Зачем я им нужен?
Петрухин кореш - какие с меня взятки?»
Митька оглядел его презрительно:
- Ишь какой петушок! Вправду что ли гинеколог?
- Диплом показать?
- Ты вот что, сявка, учти. Барин осерчает, я-то отопрусь. От­
вечать вы будете. Гони двести баксов!
Фомкин аж позеленел:
- Ты что, Митяй, охренел! С меня-то за что? Это мне Петруха
должен за консультацию.
- Кто из вас кому должен, сами разберетесь. Гони бабки. Или
уматывай!
Первое неожиданное препятствие Фомкин преодолел с честью.
Порылся в кармашке куртки (заначка!) и достал две, сложенные
конвертиком пятидесятитысячные ассигнации.
- Вот все, что имею. На старость копил.
Деньги охранник принял с какой-то детской стыдливостью,
развернул, разгладил на ладони - и вдруг так рассвирепел, что
Фомкина бычьим взглядом отбросило к стене.
- Ты что же, погань, милостыню подаешь?!
- Никак нет! - взмолился Фомкин. - Остальные у Петрухи
займу. Отдам, когда уйду. Честное слово!
15 *

227

Митька уселся с ним в лифт и доставил на четвертый этаж.
Но все никак не мог успокоиться.
- Нельзя с вами по-хорошему, с поганками, - бормотал ожес­
точенно. - Делаешь одолжение, рискуешь карьерой, вы там бабу
будете накачивать, и все, выходит, на халяву. Ну жлобы! Ну сво­
лота!
- Понадеялся на земляка. Извини, браток.
- Не затевайся надолго. Через сорок минут хозяин вернется.
- В крайнем случае Петруша в чулане схоронит. Попозже
выпустит.
- За каждую минуту простоя - полтинник! - предупредил гро­
мила, сплюнув Фомкину на ботинок.
Петруша впустил, не дожидаясь звонка, видно, стерег под
дверью. Был он взбудоражен и мелко трясся, то ли от страха, то
ли от возбуждения. Запер дверь и потянул Фомкина за руку кудато в темноту.
- Не желает тебя видеть, - горячечно забурчал в ухо. - Я ска­
зал, друг, родич, гинеколог - ни в какую! Грозит шефу пожало­
ваться. Что делать?
- Теперь только вперед, - ответил Фомкин. - До победного
конца. Ну-ка отвори пасть.
- Чего?
- Открой пасть, говорю. Витамину дам, для аромата. Амери­
канская штучка по лицензии. Бабы не выдерживают.
Машинально Петруша разинул рот, Фомкин сунул туда пара­
лизующую ампулу. Сгоряча бандит хрумкнул - и мгновенно об­
мяк, повалился Коле на руки, и тот заботливо опустил его на
пол. Далеко шагнула наука, желатиновая карамелька - и три часа
отключки. Но не из Штатов гостинец, из заповедных лаборато­
рий КГБ.
Фомкин прислушался - тишина. Заглянул в одну комнату, в
другую, побывал на кухне - никого. Прошел через роскошно
меблированную гостиную, толкнулся еще в одну дверь - заперто.
Машу Копейщикову обнаружил в спальне. Фомкин предстал перед
ней улыбающийся, с букетом роз, но и женщина ждала его во
всеоружии - голая и с пушкой в руке. Вольно расположилась на
широкой, с изумрудным покрывалом кровати, и ствол навела
прямо в живот. Палец на спусковой собачке. Голос у Маши хрип­
лый, выразительный.
- Присаживайся, голубок. Но без резких движений.
Фомкин (в прикидках) обмозговывал и такой оборот собы­
тий, но в более пристойном варианте.
- Мадам! - воскликнул, прикрывая ладонью глаза. - Поражен,
повержен! Вполне понимаю Петрушу. Как устоять против такой
красотищи.

га

- Кривляться будешь на шампуре! Сядь, говорю, и замри!
Фомкин опустился на стул, букет на колени. Вот тебе и Маша!
По внешности, правда, она соответствовала восторженным опи­
саниям Петруши - голая, нечесаная, с обезьяним личиком, - но
манеры, манеры и, главное, речь! Изысканная, точная, без вся­
кой примеси кретинизма. Видно, что и стрельбе обучена.
- Петруха! - шумнула на всю квартиру. - Иди сюда, придурок!
Ты где?!
Никто на зов не явился.
- Ага, - сказала удовлетворенно, - значит, с Петрушей уже
разобрался? Молодец, быстро. Теперь говори, кто такой и зачем
пришел? Только правду. Будешь ваньку валять, для начала про­
стрелю колено. Вот, гляди, - вскинула руку, нажала курок. Хло­
пок получился негромкий, а в портрете Льва Толстого на стене,
на лбу образовалась дырочка.
- Цел кость замечательная, - одобрил Фомкин. - Что вы хоти­
те узнать, мадам?
- Кто ты? На кого работаешь? Живо! Времени у тебя осталось
с гулькин нос.
Усилием воли Фомкин изобразил на лице затравленностъ.
- Не совсем понимаю... Я обыкновенный гинеколог... Петру­
ша пригласил для консультации. Цветы для вас... Разрешите пре­
поднести?..
Вторая пуля цвиркнула над его головой, опалив темя. Дамоч­
ка была нервная.
- Смотри сюда, - показала на стену. - Видишь кнопку? Если
нажму, через секунду ворвутся головорезы. На кусочки распи­
лят. Пожалеешь, что от пули не подох. Понял меня?
- Конечно, понял. Но что я должен сделать, чтобы избежать
страшной участи?
- Ладно, пока замри... - Все у Маши было под рукой, и теле­
фонная трубка тоже. Не спуская глаз с Фомкина, накрутила но­
мер, он не углядел - какой. Заговорила, не назвав собеседника
по имени. Классный оперативный кадр.
- Да, да... Явился Петрушин знакомец, я вам сообщала. Пет­
рушу сразу завалил... Да, понимаю... - Слушала она довольно
долго, попутно развлекаясь тем, что прицеливалась Фомкину то
в лоб, то в глаз, то в пупок. Мало того, что нервная, она была
еще и озорная. Фомкин вынул розы из целлофана и сделал Маше
знак: нельзя ли, дескать, поставить в вазочку? - на что она скор­
чила такую гримасу, от которой, вероятно, бедный Петруша и
приходил в половой экстаз.
- Поняла, все поняла, - сказала она в трубку. - Хорошо, пере­
звоню попозже...

т

- Ну вот, голубок! - положив трубку, воззрилась на Фомкина,
как ему показалось, с сочувствием. - Маленький шанс у тебя
появился отсюда выбраться. Крохотный такой шансик. Но сооб­
ражать должен очень быстро.
- Постараюсь, - ответил Фомкин. - Единственно, чтобы вам
угодить.
- Как собирался кончить старика? Неужели голыми руками?
- Какого старика? Петрушиного хозяина?
- Не дури, парень. Соображай. Или я тебя сейчас кокну, или
уберешь старика, а я прикрою. Ну, что?!
- В жизни пальцем никого не тронул. Профессия у меня ми­
ролюбивая, гинекологическая... Да зачем кого-то убивать? Вамто зачем? - В задумчивости Фомкин потянулся к нагрудному кар­
ману.
- Руки!
- Платочек хотел достать, - пояснил Фомкин, опустя руку
обратно на колено. - Сопельку высморкать.
- Болван ты, гинеколог! На что рассчитывал? Елизар парно
ходит, ищейку вперед пускает. Или ты камикадзе?
- Мадам, мне страшно!
- Ничего, вдвоем справимся. Справимся, не дрожи. Я открою
дверь, и ты его завалишь. Согласен?
- Нет, - сказал Фомкин гордо. - Я его убью, потом меня убь­
ют. Резона нет подставляться. Так бизнес не делают.
- Заблеял теленочек. На кого же все-таки работаешь? Теперьто чего темнишь?
- К Петруше я пришел, с вами познакомиться. Цветы принес.
Между прочим сорок штук отстегнул.
- И где же Петруша? Чем ты его саданул?
Фомкин и сам чувствовал в своей версии некоторую неувяз­
ку, как раз заключавшуюся в таинственном отсутствии Петруши,
но это его не волновало. Он видел, что женщина чуть-чуть рас­
слабилась и лихорадочно прикидывал, как до нее добраться. Но
тщетная, видно, была надежда: не на ту напал.
- Вы упомянули про какой-то шанс. Шутили, наверное?
- Скажи, кто послал, будет шанс.
- Если вы за Петрушу переживаете, так он в магазин побежал.
Конфет прикупить к чаю.
Маша хотела засмеяться, но, похоже, не умела этого делать,
вместо смеха зашлась в каком-то визгливом кудахтанье.
- Господи, и таких уродцев посылают на крупняка, - пере­
дразнила она. - За конфетами побежал! Да с него за одно то, что
тебя впустил, шкуру живьем спустят. Эх вы, вояки! Вам бы с
Петрушей телок у метро снимать, а туда же, лезете в пекло...

230

Ладно, вот твой шанс. Замочишь пахана, чердаком уйдешь. Дам
ключ. Там пожарная лесенка...
- Спасибо! А у лесенки мужик с топором, да?
- Поторгуйся, поторгуйся... Минут десять есть в запасе.
- Чем же я его оглоушу? Кулаком, что ли?
Маша свесила ноги на пол: огромные груди колыхнулись, как
белые волны. Слов нет, чертовски соблазнительна.
- А как намеревался? Задушить?
- Не надо, Маша. Ты же правильно сказала, куда мне замахи­
ваться на пахана.
- Как раз скороспелки всегда и шустрят не по уму... - Достала
из ящичка тумбочки миниатюрный - с ладонь - дамский писто­
летик. - Значит так. Слушай внимательно. Я открою, впущу Ели­
зара. Ты стоишь сбоку, у вешалки, покажу где. Одна пуля в ство­
ле. Как войдет, приставишь дуло к уху и - оп-ля! Сможешь?
- Вы же говорили, он не один.
- Если я открою, охрана не сунется.
- Ага, останется снаружи. Как же я попаду на чердак? С дыр­
кой в калгане?
- Ну ты и зануда, голубок!
- Какой же я зануда? Обыкновенный советский гинеколог,
которому помирать неохота.
В машине Башлыков снял наушники, положил на сидение,
обернулся к Людмиле Васильевне:
- Пора, матушка!
Людмила Васильевна погляделась в зеркальце, нервным дви­
жением поправила прическу.
Капитан Треух, из давних, еще по Никарагуа, соратников,
включил зажигание, ждал. Надежный был напарник, вышколен­
ный, сосредоточенный, ему не надо было каждый раз напоми­
нать, в какую сторону двигаться. Башлыков спросил женщину:
- Не боишься?
- Еще как, Гриша!
- Ничего, поначалу все боятся. Вспомни, как девушкой была.
- Это когда было!
Башлыков сказал в микрофон:
- Внимание! Готовность - ноль. Будем Колю выручать. Пош­
ли, ребята.
Пять легковых машин, расположенных примерно в трехкило­
метровом периметре, одновременно тронулись с места и заняли
исходные позиции, припарковались каждая в отведенной ей точ­
ке. Из машин посыпались крепкие, подбористые мужички в оди­
наковой униформе - плотные джинсы и спортивные, широкие

231

куртки, под которыми незаметно можно было пронести хоть ба­
зуку. У некоторых в руках объемистые сумки со штурмовым сна­
ряжением. Если бы досужий наблюдатель разглядывал карти­
ну своеобразного десанта сверху, с вертолета, то увидел бы, что
переулок схвачен в тесные клещи, свободным остался только въезд
со стороны набережной, откуда должна была появиться каваль­
када Благовестова. В тихий, сумеречный час предночной сиесты
прохожих в этом элитарном закоулке почти не было.
Жигуленок Башлыкова уперся рылом в переулок со стороны
трехэтажного банковского офиса. Капитан Треух вылез из ма­
шины и немного размялся, сделал два-три приседания и неболь­
шой комплекс дыхательных упражнений. Последние два месяца
он не посещал спортзал, а рывок, судя по всему, предстоял бес­
пощадный. Треух опасался, что дыхалка подведет. Одет он был
щегольски: вязаный роскошный джемпер и малиновые, в обтяж­
ку, бархатные штаны - эстрадная супер звезда на вечернем про­
менаде. Через открытое окошко приободрил поникшую Людми­
лу Васильевну:
- Не волнуйся, сестренка. Гриша все просчитывает, как на
компьютере. Осечки не будет.
«Если бы так!»» - раздраженно подумал Башлыков.
- Последний, личный вопрос, - сказал Коля Фомкин. - Поче­
му ты все время голая?
Маша любезно ответила:
- Такой имидж, дурачок.
- И не мерзнешь?
- Я же сибирячка.
Благовестову пора было уже прибыть. Фомкин стоял под ве­
шалкой, почти зарывшись в овчинный, пограничный
тулуп,
а Маша Копейщикова - в отдалении, с двумя пушками в руках обнаженная и прелестная.
- Вот, к примеру, - сказал Фомкин. - Старикан позвонит, ты
кинешь мне пистолетик, но второй-то останется у тебя. Что он
подумает? Не оробеет?
- Он привык. Я всегда его так встречаю.
- Ну да, это ясно, - глубокомысленно заметил Фомкин.
- Не умничай! Слышишь?
За дверью явственно, глухо зарокотал лифт. Фомкин пони­
мал: жить ему оставалось минуты две. Это немного, но и немало.
Не хватит, чтобы исправить ошибки грешной молодости, но впол­
не достаточно, чтобы собраться с духом.
- Ты мне нравишься, Маша, - сказал он искренне. - У тебя
хватка железная.

232

- Ты тоже мне по душе, голубок. Гляди, не замешкайся.
Лифт поднялся, с тягучим скрипом разошлись створки. Маша
шагнула к двери. Швырнула ему пистолет, как кость собаке, по­
тянулась к цепочке, щелкнула замком, потянула дверь на себя. И
тут же крутнулась вбок, перенося ствол парабеллума в сторону
вешалки.
Фомкин тоже не зевал, как она и советовала. Пистолетик ло­
вить не стал, вырвал из нагрудного кармана блестящий стержень
авторучки с кнопочным спуском. Гулкий хлопок парабеллума и
сухой свист оперенной металлической стрелки прозвучали од­
новременно. Пуля царапнула ухо упавшего на колени Фомкина,
зато стрелка вонзилась удивленной Маше в лоб. В обморочном
забытьи она попыталась еще разок пульнуть в скрывшуюся вдруг
из глаз мишень, но паркет уже катился ей навстречу, и тяжесть
сердца стала невыносимой. Густая челка прыгнула на щеку, и
колени подогнулись к животу, точно она готовилась совершить
акробатический кульбит. - Сволочь, - прошептала синими губа­
ми. - Какая же ты сволочь, гинеколог! - и больше уже ничего не
видела, не слышала и не понимала.
Когда первая из трех машин - эскорт Благовестова - только
сунулась в переулок, из тупичка, как из леса, вышел капитан
Треух в обнимку с Людмилой Васильевной. Парочка была на
загляденье. Высокий, поджарый плейбой, наряженный, как пав­
лин, и его изящная спутница в платье от Кардена, прильнувшая
к мужчине, точно гибкая лоза к могучему дубу. За версту было
видно, что невменяемая парочка выползла откуда-то с большого
бодуна, и скорее всего направляется к какому-то следующему
бодуну. Благовестов, сидящий во второй машине, залюбовался
живописной картинкой, и даже немного позавидовал. «Ишь ты!
- подумал с досадой.- Переплелись как, мерзавцы! Никакого стыда
нет. Проучить бы говнюков, чтобы не шатались, где не положе­
но».
Но эта мысль была скучной, как и все предвечерние мысли.
Ему хотелось поскорее лечь в постель, выпить стакан вина и поп­
росить Машу, чтобы растерла поясницу. О Маше он думал с при­
ятностью: пожалуй, со временем она в чем-то и заменит несрав­
ненную Ираидку. Но, конечно, далеко не во всем.
Когда он скрылся за дверью подъезда, предупредительно рас­
пахнутой перед ним нукерами, гулящая парочка - капитан Треух
и Людмила Васильевна - как раз приблизились к дому. Пока что
резервная схема, разработанная Башлыковым, выполнялась с
точностью до секунды. Расклад был такой. Пятеро охранников
Благовестова сгруппировались у подъезда, остальные - восемь

233

человек - сидели в машинах. Один из снайперов следил за ули­
цей с крыши противоположного дома, и еще двое стояли в рас­
пахнутом окне квартиры на третьем этаже, держа на изготовку
армейские карабины. Сколько еще головорезов затаилось во дво­
рике и прилегающих сквериках, определить было трудно, но по
прикидке Башлыкова обычно не больше шести-семи человек. В
общем, народу хватало на небольшую уличную бойню, которой
так хотелось майору избежать, да вот, видно, не удалось.
Капитан Треух еще раз споткнувшись, и чуть не повалив на
землю свою милую, тоже, судя по походке, в дупель пьяную под­
ружку, был плотно взят в кольцо ухмыляющимися дозорными.
Времени на ориентировку и выбор чуть-чуть более удобной по­
зиции у него не оставалось. Впрочем, и эта была хороша.
- Заблудились, детки? - гоготнул один из окруживших. - Мо­
жет, проводить?
К сожалению, это были последние слова, которые он произ­
нес на белом свете. Из-под полы куртки Треух деловито извлек
автомат Узи-узи и, оттолкнув Людмилу Васильевну, двумя плав­
ными очередями, крутнувшись на каблуках, веером обвалил всех
пятерых на землю. На секунду глухая, мертвая тишина установи­
лась на улице. Только один из боевиков, не доглотав смерти,
попытался открыть ответную стрельбу из положения лежа, но
Треух его опередил добавочным, одиночным выстрелом, размоз­
жившим ему челюсть. Умирая, он злобно клацнул зубами, пыта­
ясь выплюнуть залетевшего в глотку стального шмеля. Целую
вечность Треух не мог почему-то оторваться от потухающего,
укоризненного мальчишеского взгляда, затем в два прыжка до­
стиг подъезда, где ухватистая Людмила Васильевна придержива­
ла открытую дверь. Ворвавшись внутрь и ослепнув со свету, Тре­
ух начал палить наугад, густо поливая свинцом пространство пе­
ред лифтом, и прихватывая ведущую вверх лестницу; но Митек,
который показался недавно Фомкину неуклюжим и чересчур оса­
нистым, его перехитрил. Услышав шум на улице, он ринулся вниз
и укрылся за каменной стойкой, отгораживающей спуск в под­
вал. Теперь он оказался сбоку и чуть сзади Треуха, намертво вце­
пившегося в изрыгающий погибель автомат. Спокойно под­
няв свой кольт, Митек два раза подряд выстрелил ему в голову.
Первая пуля разворотила капитану затылок, произведя там необ­
ратимые разрушения, а вторая по странной прихоти траектории
полета лишь спилила верхнюю губу и разнесла вдребезги мра­
морную скобу над почтовыми ящиками. Остаток жизни Треух
истратил грамотно. Падая, ломаясь в коленях, он развернулся и
опоясал обидчика свинцовой лентой. Потом автомат вырвался
из его рук и зацокал по каменному полу в нервической чечетке.
Митек опустился рядом, сначала на карачки, а после, прижав-

234

uiHCb к Треуху спиной, как к доброму товарищу. Их непритяза­
тельные души взмыли в небеса грустной парочкой, недоумевая
оттого, что так быстро кончилась для них вся эта заваруха.
Башлыков, пристроив винтовку на угловой кирпич, аккурат­
но снял в открытом окне противоположного дома двух снайпе­
ров, которые так и не успели поймать в прицел расторопного
Треуха. И сразу в переулок, как горох из прохудившегося мешка,
посыпались бойцы Башлыкова. В мгновение ока мирная улочка
превратилась в поле боя, покрылась множеством раненых, сто­
нущих, дерущихся, стреляющих людей. У нападающих было ко­
лоссальное преимущество, их здесь никто не ждал в таком коли­
честве. Но все равно Елизарова команда защищалась вдохновен­
но. Никто не хотел умирать, не задав напоследок острастки вра­
гу. Дюжий детина по кличке Вепрь с громкими проклятьями
вымахнул из-за серой тойоты на середину мостовой и с какой-то
сверхъестественной сосредоточенностью выкосил из ручного пу­
лемета всю левую сторону улицы, не разбирая, кто ложится под
его пули. Осатанев, с разбитой грудью, он вдруг саданул заглох­
ший пулемет о стену дома и, не пригибаясь, не прячась, проре­
вел: - Выходи, суки, падлы! Выходи, кто не сыт!
Его вызов принял молоденький сержант с ласковым именем
Мика, ближайший дружок Коли Фомкина. Он поднялся из-за
мусорного бака, за которым укрывался, и пошел навстречу гро­
миле. Стрельба прекратилась, и вся улица онемела, наблюдая за
странным поединком. Даже тот, кто умирал от ран, и думал уже
о чем-то постороннем, с любопытством навострил мутнеющий
взгляд. Сержант Мика был мал ростом, но ловок и чрезвычайно
самолюбив. Самолюбие иногда делало его невменяемым, и както на тренировке, в коварном клинче он чуть не сломал руку
Фомкину, хотя тот подал знак,что сдается. Вепрь был свиреп,
огромен и неуправляем, а в последние полгода, после того, как
кто-то увел у него невесту, даже самая отпетая братва чуралась
его компании. Сломать хребет собутыльнику, заподозрив его в
коварстве, было для него то же самое, что для мирного обывате­
ля сходить за уголок. Он возбужденно вглядывался в приближа­
ющегося маленького верткого человечка, потому что догадывал­
ся, что это, возможно, последняя жертва, с которой он может
посчитаться за все горькие обиды, нанесенные неправедной судь­
бой. У Вепря в груди застряло две пули, и обе обосновались близ
сердца. Мика заметил его плачевное состояние.
- Ты же и так подыхаешь, - заметил сочувственно. - Зачем
безумствовать. Ляг, отдохни.
С хриплым стоном Вепрь кинулся на наглеца, норовя захва­
тить клешнями и раздавить, как ракушку. Но Мика отклонился,
нырнул ему под руку и без всякого труда впихнул десантный

235

тесак под самое ребро. Эго было не совсем культурно, Вепрь был
безоружен, но Фомкин учил его, что озверевшего бандита, когда
он оказывает сопротивление, надобно давить без пощады, как
волка, всеми возможными способами. Вепрь скорбно вздохнул,
ощутив в кишках железо, и, убывая в неизвестность, успел вце­
питься пальцами в Микино запястье, и переломил его, точно
сухую палочку.
Башлыков воспользовался затишьем, чтобы добраться до
подъезда и нырнуть в него невредимым.
Он уже прикинул в уме утраты, которые принес этот налет, и
был слегка озадачен. В подъезде наткнулся на Людмилу Василь­
евну, которая сидела на корточках, прислонясь к батарее, возле
поверженного капитана Треуха. Она плакала, но лицо ее было
безмятежно.
- И этот туда же, - огорчился Башлыков. - Уж на него-то я
рассчитывал. Какая-то шайка дезертиров.
- Хочу домой, - сказала Людмила Васильевна. - Ты не пред­
упредил, что это так страшно.
- На улицу не вылезай. Так и сиди здесь.
Башлыков нажал кнопку лифта, и когда тот загудел, осторож­
но, по лесенке, по стеночке начал подниматься...
Дверь была наполовину распахнута, но никто в квартиру не
входил. Фомкин ждал. Он слышал, рядом кто-то сипло дышит.
Нагнувшись, нашарил на полу дамский пистолетик. Беспорядоч­
ная пальба на улице его обнадежила. Он снял с вешалки овчин­
ный тулуп и выставил в дверь. Раздалось чавканье, будто лягуш­
ки заквакали, тулуп задергался у него в руках и, как живой, опус­
тился на пол. Таким беспомощным Коля себя никогда не чув­
ствовал, сколько не жил. Что лучше: стоять истуканом или про­
скочить в комнаты? Задачка элементарная, но он не мог ее ре­
шить. Крохотная пукалка в руке - это кур смешить. До парабел­
лума не дотянуться. Завороженный, он проследил, как из-за две­
ри вкатилась круглая противотанковая мина, покрутилась волч­
ком и улеглась Маше под бочок, плоская, как блин. Вот оно и
решение. Фомкин в два прыжка перемахнул коридор, но возле
ванной его догнали взрыв и осколки.
Этот взрыв, отвлекший внимание, позволил Башлыкову с лес­
тничного перехода спокойно, почти в упор расстрелять двух ро­
слых башибузуков, но лысый старичок проворно юркнул в дверь,
прямо в дым и грохот, и Башлыков еле успел сунуть ногу в щель,
не дав ее захлопнуть.

ж

- Входи, - пригласил Елизар Суренович, более не прячась. Он
неловко перешагнул дымящееся, скользко-багровое месиво, быв­
шее недавно голой Машей Копейщиковой, и направился вглубь
квартиры. Башлыков потянулся следом, бросив мимолетный
взгляд на Колю Фомкина, который был неподвижен, но как бы
имитировал движение, загребая пол вытянутой левой рукой. «Лад­
но!» - сказал себе Башлыков.
Елизар Суренович уже сидел в кресле в расслабленной позе.
- Чего-то притомился к вечеру, - пожаловался Благовестов, и
вдруг встрепенулся, узнавая. - Ах, это ты, землячок? Ну что, боль­
ше не работаешь электриком?
- Нет, теперь я ассенизатор. Помои разгребаю.
- Самогонцу не прихватил?
Башлыков медлил с выстрелом, и это было зря. Каждая се­
кунда сейчас работала против него. Но так дивно, счастливо све­
тилось лицо могучего старца, что он не чувствовал охоты нажать
курок.
- Назови цену, - сказал Благовестов. - Миллион? Десять мил­
лионов? Валюта в сейфе. Взамен только одно: кто тебя послал?
Алешка? Грум?
- Отечество, - ответил Башлыков, - которое ты разорил.
- Эка вспомнил не к месту. Не спеши, подумай, земляк. Пред­
лагаю хорошие деньги. Они тебе заменят отечество. Сплошной
зеленый цвет, как весна.
Башлыков выстрелил. Пуля вошла Елизару Суреновичу в сер­
дце. Он грустно склонил голову на грудь и закрыл глаза. Ему
было хорошо. Сознание больше не цеплялось за бренную обо­
лочку и качнуло его под розовые облака, на поляну цветущих
магнолий. Там он уселся на поваленное дерево и множество ми­
лых девушек и прелестных юношей с венками на головах рассту­
пились перед ним...
Башлыков поднял Колю Фомкина на руки и транспортировал
в лифт. Коля не подавал признаков жизни, но на мертвого был
не похож. У него было такое выражение лица, будто он собира­
ется что-то сказать. Может быть, объяснить каким-то лихим слов­
цом все накладки операции.
Внизу Людмила Васильевна помогла Башлыкову нести озор­
ника: полумертвый Фомкин был необыкновенно длинен, тяжел
и неуклюж.
- По-моему притворяется, - с сомнением сказал Башлыков. Ему так выгоднее.
- Сегодня я наконец узнала, кто ты такой.
- Ну и кто же я?
- Безжалостный убийца, вот кто!

237

- Ошибаешься, Люда. Это война. Меня тоже на ней когданибудь убьют.
Он выглянул на улицу. Его люди одержали полную победу:
догорающие иномарки, скорченные в утихшей боли трупы. К
подъезду подкатил джип и молчаливые пехотинцы загрузили туда
Фомкина, который вдруг открыл один глаз и подмигнул Башлы­
кову.
- Все по машинам, уходим, - приказал майор.
Людмилу Васильевну он за руку отвел к жигуленку, который
сторожил в тупичке. Когда свернули на кольцо, обратился к ней
с командирским напутствием:
- С крещением тебя, солдат. Хорошо поработала. Я доволен.
- Зачем все это, Гриша? Ведь придется отвечать.
- Отправлю тебя в санаторий на недельку. Нервишки подле­
чишь.
- Ты не ответил. Зачем весь этот ужас?
Башлыков на нее не сердился, жалел бедняжку.
- Хватит! - цыкнул он. - Разболталась некстати. Делай, что
прикажут. Отвечать не тебе.
- Не хочу любить убийцу.
- Не хочешь, высаживайся. Вон метро, - Башлыков притор­
мозил, но Людмила Васильевна виновато коснулась его плеча.
- Куда же я теперь высажусь, Гриша? Поехали лучше домой.
- Тогда не обзывайся убийцей.
- Хорошо, милый. Буду называть тебя цыпленочком.
...Милиция в этот день работала отменно, и на место погрома
прибыла через сорок минут...

22
Алеша Михайлов узнал о побоище из утренней программы
«Вестей». Сообщение было коротким. Красивая дикторша с блудливо-загадочным лицом радостно объявила, что накануне вече­
ром на Садовом кольце произошла очередная перестрелка, кото­
рую неизвестно кто затеял. Привычно намекнув на происки сви­
репых коммуняк, она вдохновенно защебетала о шикарной пре­
зентации фирмы «Пепси-кола», которую (фирму или презента­
цию?) выбрало новое поколение.
Михайлов попытался разыскать Мишу Губина, но, как и вче­
ра, неудачно. Он позвонил Башлыкову. Тот был на месте.
- Ну? - спросил Алеша.
Башлыкову не понравилась его категоричность.
- Ты бы поздоровался для приличия, - заметил он благодушно.

231

- Что с Елизаром?
- Приказал долго жить.
- Это точно?
- Сходи посмотри.
- Наследили много?
- В меру...
Алеша прислушался к себе. Если Башлыков не блефует, а он,
конечно, не блефовал, то с сегодняшнего дня в жизни многих
людей, причастных к их бизнесу, наступила новая эра; и именно
с этой минуты следовало действовать быстро, точно, решитель­
но, осторожно и во многих направлениях. Но эта мысль показа­
лась заполошной, пустой. Ему не то что действовать, одеваться
было лень.
- Чудно как-то, - сказал он. - Всякой ерундой готовы зани­
маться, а у меня жена пропала.
- У Елизара ее не было.
- Знаю, что не было. Вот и не надо было его трогать пока.
Башлыков насторожился.
- Не совсем тебя понимаю. Акция, кстати, влетела в копееч­
ку.
- Это в бухгалтерию, к господину Воронежскому. Или обсу­
дим на правлении. На ветер бабки кидать, сам знаешь, не в моих
привычках.
- Та-ак, - скучным тоном отозвался Башлыков. - Что если я к
тебе сейчас подскочу, Алексей Петрович?
- Нет, не подскочишь.
- Почему?
- Приезжай в контору к четырем.
- Хорошо, понял, - сказал Башлыков и первым положил трубку.
Алеша тут же снова набрал его номер.
- Скажи, Башлыков, на ком лично Елизар повис? Обстоя­
тельства - потом.
- Не знаю, - ответил Башлыков.
- Спасибо. До встречи.
Ему было приятно, что удалось малость взвинтить законспи­
рированного чекиста, но удовольствие тоже было какое-то нена­
туральное. Детские забавы на лужайке. Проторенной тропкой он
добрался до оттоманки, где почивал безмятежный Вдовкин. При­
вычно потеснил его к стене, уселся в ногах.
- Эй, соня, похмеляться пора]
- Чего тебе? - буркнул Вдовкин.
- Ночью никто не звонил?
- Вроде нет.
- А точнее?

239

- Я после третьего стакана глохну. Да чего волноваться. Один
раз позвонила, и второй позвонит.
- Помнишь, что ей сказать?
- Что?
- Не явится через полчаса, пусть едет в морг.
Вдовкин потянулся, вылез из-под одеяла и со скрипом сел.
Пошарил где-то под собой сигареты.
- Похоже, нет такой дурости, какую не измыслит русский че­
ловек, когда в оказии.
- Если поинтересуется, какие были мужнины прощальные
слова, передашь: тварь поганая.
Не умываясь, не позавтракав, накинул вельветовый пиджачок
- и вышел. На улице дежурили двое, еще ночных сторожа - Чук и
Гек. С ними Алеша так распорядился:
- Сменщикам передайте и сами запомните. Придет Настя, из
дома не выпускать. Хоть силой держите.
Чук и Гек дружно закивали, остерегаясь подходить ближе, чем
на вытянутую руку. Среди охранной челяди со вчерашнего дня
прошел нехороший слушок, что у хозяина крыша поехала.
Алеша прямиком двинулся к Тине Самариной, в далекое
Митино. Гнал так, что гаишник на Каширке еле успел свистнуть
вдогонку. Но за ним не увязался. Не зря он выложил десять ли­
монов за спецномера.
Ближайшая Настина подруга была дома, но собиралась на
работу. Алешу впустила в квартиру больше от изумления, чем от
радости.
- Собери чайку, - попросил он. - Ты же видишь, я два дня не
ел.
- На меня твои штучки не действуют, Михайлов. Мне в шко­
лу пора.
В сером, строгого покроя костюмчике, гладко причесанная, в
больших, немодных очках, Тина Самарина была человеком из
другой, сопредельной жизни, с которой Алеша редко соприка­
сался. Разве что через Настю. Эта жизнь была для него вымороч­
ной, призрачной. В ней люди не только бесконечно талдычили о
каких-то принципах, о борьбе добра со злом, но и пытались как
бы следовать этим принципам. Забавные канарейки, распеваю­
щие свои нелепые, наивные песенки в окружении змей, кроко­
дилов и шакалов. И квартирка у Тины, естественно, напоминала
птичье гнездо: крохотная, на последнем этаже двенадцатиэтаж­
ного крупнопанельного дома.
Алеша прошел на кухню, огляделся и поставил чайник на
плиту. Тина укоризненно замерла в дверях.
- Предложение такое, - сказал Алеша. - Я твою школу поку­
паю и дарю тебе. А ты говоришь, где Настя прячется.

240

Торгаш, - брезгливо процедила Тина. - Вот это и есть твое
истинное нутро. Нечего было притворяться.
- Кем же я притворялся?

- Ну как же! Романтический герой в духе средневековья. Тай­
ный мститель. Зеро. Робин Гуд. Это ты бедной Настеньке мо­
жешь втирать очки, я-то тебя всегда видела насквозь.
- Ты - да! Ты - великий психолог. Потому, наверное, и жи­
вешь без мужика. Все мужчины грязные самцы, верно? Не удив­
люсь, если окажешься девушкой.
- Убирайся!
Алеша достал из настенного шкафчика чашку и заварной чай­
ник, а из холодильника масло и сыр.

- Хлеб-то хоть у тебя есть?
- На каком основании ты тут хозяйничаешь?
- Не надо, Тина. Я не ссориться приехал.
Он поднял глаза и она увидела в них что-то такое, что заста­
вило ее опуститься на стул. Алеша и ей дал чашку, и свежий чай
заварил из пачки «Цейлонского».
- Я не знаю, где Настя, - сказала она.
- Неправда. Ты знаешь. Или догадываешься.
- Хорошо. Может быть, догадываюсь. Но почему я должна
тебе говорить, если она сама не захотела. Алеша, она ушла от
тебя. Это самый разумный ее поступок за последние три года.
- Она не может уйти.
- Почему?
- Мы же любим друг друга.
Он ожидал, что Тина хотя бы улыбнется после такого призна­
ния, но вместо этого она достала с окна, из-за шторки пакет с
хлебом и начала готовить бутерброды. Вид у нее был неприступ­
ный.
- Ты хорошенькая. Умная девушка, - мягко сказал Алеша. Прости, что иногда над тобой подшучивал. Если бы не было
Насти, я бы на тебе женился.
- Ой, спасите меня! - наконец-то она смягчилась. - Ты хоть
догадываешься, почему она сбежала?
- Догадываюсь. Она записку оставила.
- Ну и в чем дело?
- Приступ шизофрении. Это у нее наследственное. Мать пол­
оумная, отец алкоголик. Но для меня это не имеет значения.
Какая ни есть, а все жена. И потом - я кое-что понял...
- Что же именно?
- Мне без нее кранты.
Тина пододвинула ему бутерброд с сыром.
- Помоги, Тина! Где она?
- Она мне не простит.
16 “Подвиг” №2

- Простит. Она же понимает, что передо мной никто не усто­
ит.
Алеша пережевывал хлеб и не чувствовал вкуса, словно тряп­
ку жевал.
- Помоги, Тина. Или будет беда. Небольшая, правда.
- Какая беда?
- Я умру без нее.
Тина увидела в ясных Алешиных глазах отблеск слез - и ото­
ропела.
- Или ты великий актер, или...
- Где она?
- Возможно, я полная дура.. Точно не уверена, но предполагаю...
В Балашихе живет старый художник, у него дача...
- Почему ты думаешь, что она там?
Тина не выдержала его прямого взгляда, в котором загорелся
странный, тусклый огонь. Сняла очки и протерла сухие стек­
лышки платочком.
- Тина, я жду!
- Настя звонила утром...
- Адрес!
Тина ушла в комнату и вернулась с клочком бумажки. Пре­
жде чем отдать, потребовала:
- Поклянись, что ее не обидишь!
Алеша сказал:
- Ты действительно дура. Как же я могу ее обидеть, если она
мне как дочь? Вдобавок, она беременная.
- Алеша, а ты сам не того?..
Михайлов вырвал у нее бума; у. Он уже был на ногах и в
дверях.
- Ты под моей защитой, девочка! Запомни на всякий случай.
...По дороге в Балашиху прихватила гроза. Посыпались с неба
потоки, плясали перед глазами желтые молнии. Весело было ехать.
Хотел думать о главном, о том, как оборотиться с Елизаровым
наследством, а думал все о Настеньке. Сознание чудно двоилось,
троилось, как струи воды на стекле.
Старый художник был похож на согнутое, безлиственное де­
ревце в палисаднике, где он стоял и из детской леечки задумчиво
поливал грядку. Алеша окликнул его с дорожки:
- Эй, хозяин!
Мужчина неторопливо развернулся, и Алеша с огорчением
отметил, что хотя художник, конечно, хиловат и обтесан жизнью
до краев, но не так уж и дряхл, чтобы при случае не обесчестить
чужую жену.
- Чем могу быть полезен, сударь?
- Заказы принимаете?

242

- Какие заказы?
- Хочу, чтобы немедленно нарисовали девушку по имени На­
стя. Она в доме?
Художник опустил лейку на землю и, бережно ступая по уз­
кому проходу между грядок, вышел на дорожку.
- Надо полагать, вы ее муж? Алексей... извините, не знаю по
батюшке?
У него было хорошее, тихое лицо человека, давно ничему не
удивляющегося. Взгляд задорный, осмысленный. Как у ежика.
- Да, я ее муж. А вы, по всему выходит, похититель.
- Не желаете ли пройти в дом? Там будет удобнее разговари­
вать.
Алеша понятия не имел, о чем им нужно разговаривать, но в
дом вошел, и даже не остановился в прихожей, а юзом прошмыг­
нул по всем комнатам первого и второго этажа, которых насчи­
тал пять. Но Насти нигде не было. Хозяин спокойно дожидался
на застекленной веранде, усевшись в плетеное кресло.
- Молочка не хотите? Вот свежее в кувшине. Стаканы чистые,
не сомневайтесь, - мужчина говорил с ним приветливо, но с ка­
ким-то сожалением.
- Где она?
- Да вы не волнуйтесь, посидите минутку, отдышитесь... С
ней все в порядке.
Алеша сел, закурил. Ему хотелось взять любезного старикана
за шкирку и вышвырнуть через стеклянную стену, с таким расче­
том, чтобы тот долетел до леса, но это было бы глупо.
- Я не художник, - сказал хозяин, как бы оправдываясь. - Это
Настя величает меня художником. Она видела кое-какие мои
работы, но это все в прошлом. Зарыто и посыпано пеплом, зна­
ете ли. Увы! На самом деле я обыкновенный российский интел­
лигент-неудачник. Работал всю жизнь, чего-то добивался, о чемто мечтал, и незаметно дожил до пенсии. Причем, один-одинешенек. Ни жены, как говорится, ни детей. Теперь выращиваю
цветочки, чтобы как-то подработать на хлебушек.
- Очень интересно, - заметил Алеша. - И куда вы дели На­
стю?
Старик разлил из кувшина молоко в два стакана и из одного
отпил, отчего кадык на белой, мучнистой шее скакнул взад-впе­
ред как резиновый.
- Вы торопитесь, Алексей?
- Я - нет. Это вы торопитесь.
- Куда? - удивился художник.
- Видимо, на тот свет.
- Ах, вот вы о чем! - старик радостно закудахтал, что, скорее
всего, означало смех. - Знаете ли, Алексей, я ведь именно таким
16*

вас и представлял по Настиным рассказам. Целеустремленным,
отчаянным, упрямым. Но легковерным. Сколько вам лет, про­
стите?
- Тридцать пять. А вам?
- Шестьдесят восемь... Пожалуй, в вашем возрасте уже пора
понять, что не все в мире берется с бою. Некоторые вещи прихо­
дится вымаливать у судьбы. Их надо выстрадать.
- Какие именно вещи?
- К примеру, любовь, дорогой мой! Вы знаете, как мы позна­
комились с Настей?
- С ней все знакомятся одинаково. Глянет своими лживыми
глазищами - и ты спекся.
- Да вот и нет! - старик со вкусом отхлебнул из стакана. Солн­
це било Алеше в правый
глаз, и он чувствовал, как его
одолевает чертовщина. Ему тоже захотелось молока.
- Ваша супруга прекрасна, спору нет. В ней есть чудесная,
колдовская сила, тоже верно. Но на меня она не глядела, когда
мы познакомились. Она сидела на скамеечке в скверике у Боль­
шого театра - и плакала. Вы знаете, какие женщины там собира­
ются? Но я сразу понял, она не из их числа. Подошел, чтобы
утешить. Иногда обязательно надо, чтобы кто-то подошел и уте­
шил...
- Почему она плакала?
- Это было три года назад, весной... С тех пор она всегда
плачет, когда навещает меня.
- Жалеет вас, что ли?
- Не надо, Алексей. Давайте поговорим по-человечески. Вам
ведь редко удается с кем-нибудь поговорить просто так, без вся­
кой задней мысли.
- Чего вы от меня хотите? Денег? Чтобы я купил ваши цве­
точки?
- Помогите ей, Алеша. Это в ваших силах. Если вы это сдела­
ете, вам многое искупится.
Алеша задумался. То есть, не то чтобы задумался, а внима­
тельно следил за черной жирной мухой, которая настырно сно­
вала по краю кувшина, норовя туда свалиться. Ему еще ни разу в
жизни не понадобилась мухобойка. И сейчас он не сплоховал,
словил муху на взлете в ладонь, но не знал, куда ее деть.
- Отпустите ее, - посоветовал художник. - Пусть резвится.
Алеша оторвал мухе голову и щелчком отправил за окно.
- Если вы держите Настю в подвале, - сказал он, - то напрас­
но. Нет такого подвала, откуда я ее не выну.
- Есть очень глубокие подвалы. Они в человеческой душе.
Загляните в свою, молодой человек. Иногда это необходимо.

244

В который раз Алеша подивился тому, по какому чудному
признаку Настенька выбирает себе друзей. Чем дальше человек
от мира сего, чем неприспособленнее, тем ей ближе.Лишь бы
умел хныкать и с умным видом произносить дурные, многозна­
чительные фразы.
- Покажите ваши картины, - попросил он.
- Вы правда хотите посмотреть?
- Зачем же я приехал?
Старик поднялся, куда-то сходил и вернулся с двумя неболь­
шими холстами. Поставил их так, чтобы солнце падало сбоку.
Картины были писаны маслом. Одна изображала деревенскую
улочку, с нарядными избенками, с лужей, со скошенными изго­
родями и с невысокой церквушкой на заднем плане. Компози­
ция производила впечатление театральной декорации. Аляпова­
тые, яркие краски, добросовестно прописанные детали. На какой-нибудь выставке детского рисунка у старика были бы все
шансы получить премию за старательность. Вторая картина портрет женщины в домашнем интерьере. Небогатая комната со
стандартной меблировкой - кровать, застеленная клетчатым пле­
дом, шкаф, тумбочка, на стене коврик с плывущими лебедями, и смазливая дамочка в розовом пеньюаре, причесывающаяся пе­
ред зеркалом. В поднятой к распущенным рыжеватым волосам
руке, и на смуглом лице, и во всей позе - выражение растерян­
ности и ужаса. Ей было от чего растеряться. В зеркале, перед
которым она сидела, ничего не отражалось, оно было пусто и
темно, как черная дыра. Картина называлась «Первый раз себя
увидела».
- Покупаю обе, - сказалАлеша. - Назначайте цену, маэстро.
- Зачем они вам?
- Насте подарю. Прямо сейчас.
- Вы очейь ловкий молодой человек, - с оттенком уважения
заметил художник. - Вам, наверное, кажется, вы все способны
купить?
- Да что вы, маэстро! Совсем нет. Есть много вещей, которые
не продаются. Жизнь, например. Правда, ее легко отнять.
- Господи, как же не повезло бедняжке!
- Вы имеете в виду Настю?
- Красивый, сильный человек - и такое абсолютное презре­
ние к другим людям. Патологическая глухота к чужому сущес­
твованию. Как же она выдержала так долго? И вы еще спрашива­
ете, почему плачет?
- С чего вы взяли, что я презираю людей?
- Презираете - слабо сказано. Они для вас просто не сущес­
твуют. Вот маленький красноречивый штрих. Мы с вами здесь
битый час беседуем, но вы даже не поинтересовались, как меня

245

зовут. Действительно, зачем вам?Кто я такой?Нелепое препятст­
вие на пути героя. С такой же легкостью, как мухе, вы оторвете
голову и мне, если понадобится. Верно?
- Более того, - согласился Алеша. - Получу от этого удоволь­
ствие. Вот вам еще один красноречивый штрих. Это не я прячу
вашу жену, а вы мою. И это не я вываливаю перед вами интелли­
гентскую блевотину, а вы передо мной. А я вынужден терпеть,
потому что не знаю, где Настя...Не доводи до греха, старик!
- Ух, какой великолепный зверь! - искренне восхитился ху­
дожник и отодвинулся вместе со стулом. Он еще владел собой,
но Алешина улыбка помертвела,и художник сознавал, что его
самообладания не хватит надолго. Он прожил трудную, но чест­
ную жизнь, полную размышлений о путях Господних,и надеялся
встретить смерть в благолепии, но вот на склоне лет к нему на
порог заглянул страшйый гость, в облике которого было что-то
такое, что ломало все его прежние представления о человеческой
сущности. Потускневший взгляд молодого человека был равен
приговору судьбы. Художник почувствовал, как все нутро его
съежилось, онемело, и лишь слабо шевельнул рукой, то ли прося
пощады, то ли в знак протеста.
- Потек, писака, - брезгливо усмехнулся Алеша. - Не дрожи,
не трону. Говори, где она?
Старик промычал что-то нечленораздельное. Алеша подал ему
недопитый стакан. Молоко оживило старика, чуть не впавшего в
столбняк.
- Вы гипнотизер? - спросил он.
- Конечно, а ты как думал? С вами иначе нельзя.
- Настя позвонила домой... Там ей кто-то что-то сказал, она
тут же собралась и уехала. Честное слово, это правда.
- Вижу, что правда, - Алеша поднялся, - сожалею, что напу­
гал. Сам виноват... Имени твоего мне действительно не нужно,
потому что его у тебя нет... Где телефон?
- В комнате, налево...
Алеша дозвонился до Вдовкина. Тот был похмеленный, но не
сильно.
- Жду, - доложил он. - С минуты на минуту приедет.
- Смотри не выпусти. Я скоро.
- Алеша, она поверила.
- Правильно сделала. Покажи ей бритву на полочке в ван­
ной...
Художник потянулся его провожать, семенил следом по доро­
жке, точно побитая собака.
- Алексей, почему вы сказали, что у меня нет имени?
- Это уж у Насти спроси.
Сел в машину и укатил.

246

Несколькими часами раньше, а именно в семь утра, Инно­
кентий Львович проводил экстренное совещание с двумя сотруд­
никами. Совещание проходило в его домашнем кабинете. Лишь
часа назад ему доложили подробности погрома на Сивцевом Враж­
ке, но это печальное известие не застало его врасплох. Он был
собран, строг, подтянут, и даже успел облачиться в темно-синий
двубортный костюм с серебряными часами-луковкой в жилет­
ном кармашке.
Двое гостей, напротив, выглядели так, словно еще не совсем
проснулись после тяжкой, ночной попойки. Впрочем, так оно и
было. Костю Шмыря, сорокалетнего мужчину монголоидного
типа, звонок шефа вырвал из объятий славной и добросердечной
потаскушки Любы, которая усердно ублажала его до рассвета, не
давая ни минуты передышки. Перед тем в ночном клубе «Брод­
вей» Костя Шмырь просадил в покер несколько сотен долларов
залетному купчишке из Ашхабада, а также принял на грудь не­
сметное количество крепчайшей смородиновой настойки, фир­
менного напитка, приготовляемого в этом заведении по древне­
му рецепту алтайских схимников. Таким образом Костя Шмырь
был не то чтобы переутомлен, но как-то не слишком отчетливо
представлял, какое нынче столетье на дворе. Деликатная красот­
ка Люба наблюдая, как он сослепу, после звонка шефа попытал­
ся напялить на себя ее прозрачные, нейлоновые трусики, хихик­
нула в кулачок и заметила:
- Может быть, Костик, солнышко, тебе сегодня пока никуда
не ехать, а сначала поспать?
Это был дельный совет, но к сожалению, Шмырь не мог ему
последовать. По тону Грума он уяснил, что случилось что-то из
ряда вон выходящее, невероятное, и если он заартачится, то вряд
ли будет правильно понят. Пятый год он командовал службой
безопасности у Благовестова и Грума, и не собирался рисковать
ответственной и, главное, высокооплачиваемой работой ради
лишнего часа сна. Послужной список у него был впечатляющий.
Если исключить пять лет, проведенных в тюрьме (вооруженный
грабеж, неловкий, плохо подготовленный каприз оголтелой мо­
лодости), то все остальные годы он старательно, упорно, со сту­
пеньки на ступеньку перебирался все выше и выше в подполь­
ной иерархии авторитетов, пока не достиг нынешнего благопо­
лучного и твердого положения. По характеру Костя Шмырь был
немногословен, угрюм, отчасти даже застенчив, но обладал ред­
ким даром убеждения, и умел держать в узде самую разношерст­
ную, отпетую публику, искусно направляя стихийное буйство
громил в русло четко продуманных, иной раз удивительно изящ­
ных карательных акций. Никогда он не останавливался перед
внезапными крайними мерами, но также не было в его практике

247

случая, кроме того первого, неудачного налета, чтобы он дей­
ствовал наобум. Тот, кто знал Костю Шмыря достаточно близко,
рано или поздно (чаще рано) приходил к досадной мысли, что с
этим, обыкновенно хмуро улыбающимся человеком надо не то
чтобы постоянно держать ухо востро, но лучше всего вообще не
попадаться ему на глаза без крайней нужды. При этом за ним не
водилось ни особой жестокости, ни склонности к изощренному,
немотивированному злодейству. Просто это был человек, чьим
ремеслом было наводить ужас, и выполнял он свою работу с яс­
ным умом и с искренним удовольствием.
Вторым человеком, кого пригласил в такую рань Иннокентий
Львович, был тридцатипятилетний Митя Кизяков по кличке Ка­
лач. Свое прозвище он получил скорее всего за сдобную, луче­
зарную внешность: кругленький, обтекаемый, небольшого ро­
сточка, с пухлым тельцем, с пухлым личиком, на котором остро
посверкивали масляные, голубые глазенки. Калач на всех про­
изводил впечатление безобидного добряка, которому так и хоте­
лось отвесить щелбана по его глянцевой, лысоватой тыковке. В
сущности, своим приятным обликом Калач удивительно напо­
минал самого Грума, если снять с последнего очки и переодеть в
шерстяную фуфайку. Не случайно среди Елизаровой челяди бы­
товало мнение, что бедный Калач уродился внебрачным сыном
хозяина, но скрывает это обстоятельство благодаря природной
скромности. Грум знал об этом диком предположении, и оно его
раздражало, особенно когда на него глумливо намекал Елизар
Суренович. Митя Кизяков был личным снайпером владыки, сме­
нив на этом посту знаменитого Гришу Губина, принявшего му­
ченическую смерть четыре года назад. Талант у Калача был от
Бога. Своими пухлыми, короткими ручонками он управлялся с
любым оружием, как опытный карточный шулер управляется с
крапленой колодой, но конечно, предпочитал иметь дело с кара­
бином «Степ» английского производства, оснащенным японс­
кой выделки оптическим прицелом. Их у него было три, и все
дареные за подвиги. В бытность ясноглазым девятнадцатилет­
ним отроком, призванным по разнарядке в армию, он на первых
же полковых учениях, без натуги выбил норму международного
мастера, через год был включен в олимпийскую сборную, где на
него делали ставку, как на неожиданно воссиявшую звезду пер­
вой величины, но - увы! - этих ожиданий он не оправдал. Митя
подвел командование, выдавшее ему путевку в жизнь. На пред­
варительных сборах в местечке Комарово под Питером, тайком4
глотнув самогона, Митя вдруг расстрелял в упор собственного
тренера, заподозрив его в неуважении то ли к нему лично, то ли
к своей престарелой матушке, крестьянке Орловской губернии.
Протрезвев в КПЗ, он ничего не помнил и искренне уверял еле-

248

дователя, что за всю жизнь мухи не обидел, а тем более не спосо­
бен на такое страшное злодеяние, как убийство любимого на­
ставника. После трехмесячного обследования, сначала в обык­
новенной клинике, а впоследствии в институте Сербского, ему
поставили редкий и сложный диагноз, который на простой язык
можно было перевести так: неадекватная, психопатическая реак­
ция на спиртное. Иными словами, выпив чарку водки, Митя
Кизяков мгновенно превращался в неукротимого дикаря. Через
шесть лет его выпустили на волю, как выздоровевшего и отбыв­
шего наказание, но предупредили, что, если он хоть раз нарушит
табу на алкоголь, то заберут в психушку уже навсегда. Запрет на
спиртное он принял беззаботно, но никак не мог смириться с
тем, что его лишили оружия.Не имея никакой специальности,
подрабатывая то тут, то там, лишь бы не околеть с голоду, все
свободное время Митя околачивался в тирах, где прославился
тем, что за многие годы ни разу не промахнулся по бегущим
зайчикам, и где ему давали стрелять лишь при условии, что он не
потребует никаких призов. В одном из тиров его как-то и отло­
вили вербовщики Благовестова, и с этого момента началась его
новая, счастливая жизнь...
Услышав о гибели владыки, Костя Шмырь насупился, а Ка­
лач горько заплакал.
- Папа! Папочка дорогой! - пролепетал сквозь слезы.
- Какой я тебе папа, - не сдержал утреннего раздражения
Иннокентий Львович. - Сколько раз повторять, не отец я тебе.
Это нелепая, мерзкая сплетня.
- Он тоже был папа, родной, единственный, - безутешно всхли­
пывал Митя. - Замочили папочку, падлы!
- Молчать! - рявкнул Грум. - Да, убили папочку, не пожалели.
Теперь твой сыновний долг - отомстить негодяям. - Грум повер­
нулся к Косте Шмырю. - С тобой что такое, Костя? Чего-то ты
мне сегодня не нравишься.
- Да нет, ничего. Голова немного болит... Ну и кто же поста­
рался?
- Не догадываешься? Его превосходительство Крест. Пока мы
с ним в бирюльки играли, он и подсуетился.
Костя Шмырь с удивлением отметил, что Грум вдруг начал
как-то неуловимо подражать Благовестову - в манере говорить, в
знакомом резком вскидывании подбородка, и даже в интонации.
Но выходило это у него не грозно, а забавно. «Нет, Кеша, - по­
думал Шмырь, - далеко тебе до Елизара. Замах не тот». Тут же он
проклял и Любку с ее вечной ненасытностью, и вчерашнюю пьян­
ку. Денек, видно, предстоял хлопотный, а мозги, скованные спир­
том и недосыпом, проворачивались с натугой несмазанных мель­
ничных жерновов.

249

- Главное, - сказал Иннокентий Львович, - не промедлить.
Алешка теперь не остановится. Он в эйфории. Или мы его не­
медленно урезоним, или - война. Живой он больше никому не
нужен, это ты понимаешь?
- Приказывайте, - усмехнулся Шмырь. - Наше дело испол­
нить.
Зазвонил телефон, и пока Грум коротко что-то отвечал в труб­
ку, он закурил, пытаясь табачком разогнать свинцовую одурь.
Уже около года Михайлов при оказии подсылал к нему гонцов с
соблазнительными предложениями, и прошлым месяцем он по­
видался с Мишкой Губиным и распил с ним чашу дружбы в ком­
мерческом притоне на Моховой. Прямого разговора, разумеется,
не было, но умный и культурный Губин обиняком намекнул, что
ничто не вечно под луной, и в случае возможных потрясений
лично для него, для Шмыря, приготовлена Крестом козырная
карта. Уважительно посидели, и Шмырь, не давая, естественно,
никаких гарантий, принял-таки от Миши небольшой авансец,
обыкновенный знак приязни - две штуки зелененьких. Но он
Губину не доверял, и Креста не боялся, потому что чуял мужиц­
ким нутром - перед Елизаром они все щенки. Теперь положение
иное, Елизара больше нет, и его, Шмырева судьба поставлена на
кон. Сейчас промахнешься, потом не поправишь.
Грум повесил трубку.
- Алешка сорвался из дому. Твои-то за ним не уследили. Что
предлагаешь, командир?
Костя Шмырев отбросил на время сомнения и начал рассуж­
дать оперативно.
- Вернется обязательно по трассе... Можно поставить засаду.
Возле его дома есть удобный поворот. Пока гуляет, можно и квар­
тиру пощупать.
Калач перестал наконец хныкать, громко высморкался.
- Чего мне делать, папаня?
Грум взял стрелка за руку и вывел из кабинета. Передал гор­
ничной Марине, повелев напоить чаем и не выпускать с кухни.
- У малыша нашего горе большое. Батяню у него шлепнули.
Приласкай его, пожалуйста.
Многоопытная горничная с сомнением оглядела пухлого ко­
ротышку.
- Сперва его помыть бы надо.
- Это уж твои заботы.
Со Шмырем они еще с полчаса обсуждали в подробностях
предстоящую операцию.
- Передай ребятам, - сказал Грум. - Кто отличится, десять
кусков на рыло премиальных.

2»

На эту пору Шмыря схватил колотун. Видя его бедственное
состояние, хозяин собственноручно налил ему полстакана метаксы. Они оба сомневались в успехе.
- Еще вот что, - заметил Грум. - Если тебя какие-то потайные
мысли будоражат, ты про них забудь.
Шмырь сделал вид, что не понял намека.
- При любом раскладе шуму много получится. Он ведь тоже
настороже. Будем надеяться, Калач его на повороте снимет.
- Все, Костя, действуй. Не пей больше, прошу тебя. Спра­
вишься, озолочу. Не справишься, пеняй на себя.
Последним предупреждением Шмырь остался доволен. Он
любил, когда без недомолвок...

23
Только прикемарил перед рассветом, старик потряс за плечо:
- Вставай, хлопче! Айда рыбу удить.
Губин собрался мигом. Ему было все равно, что делать, лишь
бы не думать. Старик нагрузил его сетью. Долгим, мокрым лугом
спустились к смутно черневшему озерку, было зябко, укутанная
туманом земля нагоняла скуку.
- Ты че, парень, - втолковывал старик, по-гусиному прихра­
мывая сбоку. - Рази можно в деревне зорьку продрыхать. Счас
возьмем карпиков да окуньков ведерки три. Таисья ухи заправит
к завтраку... Она, слышь-ка, кстати сказать, не в уме стала ба­
бенка.
- Что с ней такое?
- Дак ты рази не слыхал? Зовет на вечное поселение, уговари­
вает вплоть до венчания. Во курва старая, а? Говорят же про их:
седина в бороду, бес в ребро.
- Ну а ты что, дедусь?
- Как что? Душевно я не против, предложение заманчивое.
Но с другой стороны, на мне хозяйство, карьер, собаки, вагон­
чик обустроенный. Твой Алешка деньжат иной раз подкидает.
Опять же и сожительница есть, тоже бабка справная. Это все
ведь за плечо не кинешь. Ты сам бы как посоветовал?
- Моего ли ума дело.
- Тоже верно. У вас, молодых, ума нынче искать не приходит­
ся.
Озерко открылось перед ними скользкой, метров тридцати
поперек, чернильной блямбой, окруженной хилым ивняком. Ста­
рик бросил на бережок свой прорезиненный плащик, уселся ли­
ком к восходу.
- Давай покурим сперва, отдохнем, тогда уж приступим.

251

Ловко скрутил «козью ножку», поплыл едким дымком, зорко
вглядываясь в небесное просветление. Губин присел на сверну­
тую сеть, веточкой лениво отгонят комаров. Их было на удивле­
ние мало.
- Таня-то эта с тобой, она тебе кто? - спросил Кузьма Кузь­
мич.
- Подружка.
* Невеста, значит. По ней видно, что девка не промах. Кака
молодая, а уж на пульку нарвалась. Хлебнешь ты с ней, пожалуй,
много радости.
- Уже хлебнул, - согласился Губин, чувствуя вдруг, как прият­
но, тревожно говорить ему о Тане, забывшейся в хрупком сне
далеко за полночь. - С чего ты взял-то, что она не промах?
- Дак издали видать. Девица редких кровей, и по облику
принцесса. За что тебя-то полюбила, такого невзрачного? Не по
корысти ли?
- Непохоже, что полюбила.
- Ну это не шути. Меня не проведешь. Я ихней сестре всю
жизнь был привержен, и пожил немало. Когда девка любит, у
ней глаза собачьи... Однако посидели - и ладушки. Пора за рабо­
ту.
Сеть была метров восьми в длину, полтора в ширину. Рассте­
лили ее на берегу, укрепили боковые стояки. Шустро старик ра­
зоблачился до исподнего, потом подумал и кальсоны тоже снял.
- Ну а ты чего ждешь? В одежде, что ли, полезешь?
- Да за тебя волнуюсь, дедушка. Не простынешь?
- Об себе пекись. До девяноста лет не простыл, теперь-то
зачем.
Вода оказалась теплой, вязкой, дно илистое. Два раза благо­
получно завели бредушок, заходя в воду по пояс. Тянули от осо­
ки, стараясь зацепить поглубже. Когда выносили сетку на берег,
в ячейках билась разная мелочь: карасики с палец, бычки, трито­
ны. Собирали рыбу в полиэтиленовый пакет. При этом старик
зычно покрикивал на Губина, как боцман на судне. Грозил руки
оборвать. Внезапно от края земли брызнуло солнце, и все вокруг
- вода, трава, зеленые ивы - волшебно преобразилось, засияло,
задышало свежим утром. На четвертом заходе получилась оп­
лошность. Старик поскользнулся и с коротким, печальным вскри­
ком, с головой улетел под воду. Его долго не было и Губин, чер­
тыхаясь, нырнул за ним. Кузьма Кузьмич запутался пальцами в
сетке и производил под водой алчные, лягушачьи телодвижения.
Губин вместе с сеткой вытянул его на бережок. Усадил на плащ,
собрал с раскрасневшейся головы водоросли и какие-то глинис­
тые ошметки. Старик долго костисто щелкал зубами, пока обрел
дар речи.

252

- Оно так и бывает, - заметил философски, - погонишься за
рыбкой, тут тебе и карачун. Но виноват ты, Мишка!
- В чем виноват, дедушка?
- Кто просил за палку дергать?
- Да я вроде не дергал, плавно тащил.
- Рыбалка тебе не девок щупать. Сноровка требуется. Вы при­
выкли, понимаешь, бей, хватай. Вот и распугал всю рыбу-то. Где
она - рыба? Наловили - кошке на зубок. А ведь тут сазана полно,
и сом есть, да не с тобой, видно, его брать.
- Почему же, на ушицу хватит.
Подозрительная краснота сошла с дедовых щек, он протер
худенькое, жилистое, но вовсе не дряхлое тельце синими кальсо­
нами, после напялил их на себя. Шерстяной свитерок натянул
на плечи. Скрутил цигарку, задымил.
- Все же славно, да, Мишуль? Не пропало утро даром.
И впрямь не хотелось уходить. Солнышко вскарабкалось по­
выше, разгладились морщинки на небесном своде. Птахи заго­
монили над полем. Мир вокруг был безбрежен, спокоен. Москва
с ее бредом и клекотом провалилась в тар-тарары, и страшно
было подумать, что надо в нее возвращаться. Губин застыл в позе
лотоса и сквозь сомкнутые веки различал Таню Француженку,
разметавшуюся на кровати в ночной, безысходной неге. Она была
платной киллершей, маньячкой, и она была его суженой, трепе­
щущей от любви, как птица в силках. Совместить это все было
почти невозможно.
- Ну че, Михаил? - бодро окликнул Кузьма Кузьмич. - Пару
заходиков под завязку? Или сомлел?
- Сомлел, дедушка. Куда мне за тобой угнаться, за таким ны­
ряльщиком. Пошли домой.
Старик повел окрест гордыми очами.
- То-то и оно. На работу вы нынче жидкие, как и на расправу.
А токо там хороши, где груши околачивают.
К их приходу Таисья Филипповна сладила блинцы: ужаристые, с румяными боками, со сметанкой, с медком. Таня помога­
ла ей управиться, накрывала стол. Обе женщины, молодая и ста­
рая, в одинаково перехваченных косыночками волосах, пересме­
ивались, шушукались, и вернувшихся с ловли мужчин встретили
единым возгласом: - Живо руки мыть, гуляки, да за стол, пока не
остыло!
- Кабы все такие гуляки, чего бы вы кушали, озорницы, унял девок Кузьма Кузьмич.
- Деж ваш улов? - лукаво спросила старушка.
Кузьма Кузьмич торжественно передал ей пакет, где на до­
нышке что-то сиротливо копошилось.

2S3

- Ну это конечно! Год теперь пропитаемся! Да я ж тебе толко­
вала, чумному. Какая нынче рыба! Людей уморили, рыбку, что
ли, пожалеют?
Сели за стол, и тут же Таня прижалась к Губину горячим бо­
ком.
- Как рука?
- Не болит. Совсем не болит. Бабушка опять намазала и пере­
вязала. Я с тобой поеду.
- Куда это?
- Куда ты, туда я. Ты ведь жениться на мне обещал.
- Куда, правда, ехать? - солидно встрял Кузьма Кузьмич, по­
молодевший и окрепший после водяной купели. - От добра до­
бра не ищут. А, Михнюша? Останемся? Заживем коммуной. Мы
рыбеху ловить, бабенки по хозяйству Рази плохо. Посвободней
будем, за вагончиком сгоняем, сюда перевезем.
Масляные блины - огромное блюдо и сковородка - подмели в
один присест, под душистый, крепкий чаек. Только Таисья Фи­
липповна мало кушала, пригорюнясь, задумчиво оглядывала гос­
тей, словно сказать хотела .что-то значительное, да боялась, не
услышат.
Зато в закутке, куда Таня увела упирающегося, сытого Губи­
на, слова были сказаны решительные.
- Как хочешь, Миша, одна не останусь. Лучше сразу убей.
- Как у тебя головенка своеобразно устроена, - огорчился Гу­
бин. - Из всех положений - выход один. Так-то ты изменилась?
- Ты во сне разговаривал. - Она глядела на него в упор блес­
тящими яркими глазами, от которых не было ему спасения. Имен­
но так, наверное, околдовывала она партнеров, перед тем как...
- Ты все звал: Таня, Танечка! Да так нежно, я чуть с ума не
сошла. Мишенька, милый, не обманывай себя. Мы с тобой по­
вязаны навеки.
- Гляди, какое точное словечко нашла, воровское. Конечно,
повязаны. Спарились, как майские коты, вот и вся любовь.
- Успокойся, любимый, - пожалела его Таня. - Просто тебе
нужно время, чтобы привыкнуть.
- К чему?
Таня потянулась к нему руками, губами, сияющим взглядом,
но он отстранился.
- Вот что, девушка, скажи только одно: ты намерена меня
слушаться?
- Конечно, любимый! Я же твоя раба.
- Останешься здесь, и будешь сидеть тихо, как мышка. Пока
за тобой не пришлю. Или сам не приеду. Повтори.
- Ты правда вернешься? - спросила она.

254

Каждый век хорош на особинку. Средневековье, к примеру,
запомнилось бескорыстным служением Прекрасной даме. На­
шему веку тоже есть чем похвалиться: в нем люди научились
делать удобные, легкие, пуленепробиваемые бронежилеты. Один
из таких бронежилетов был на Вене Суржикове, когда на лесной
дороге он принял на себя подряд несколько ударов в сто тысяч
лошадиных сил. Конечно, он потерял сознание, и сплавал нена­
долго по ту сторону добра и зла, но уже через двадцать минут
очухался, сел и огляделся. Как раз подъехал милицейский рафик
с группой захвата на борту. Задорные омоновцы числом в пятеро
высыпались на землю и взяли сидящего на земле человека в коль­
цо.
- Руки за голову, сволочь! - рявкнул их командир. Суржиков
нехотя выполнил команду.
- Быстро подскочили, ребятки, - похвалил. - Удостоверение в
нагрудном кармане. Подойдите и возьмите.
Вскоре на этом же рафике Веня Суржиков подъехал к песча­
ному карьеру. Вокруг жилого вагончика бродила растрепанная
женщина в вязаной фуфайке и с клюкой, словно чего-то искала.
У нее был лунатический вид. Но это подполковника не смутило.
Он к любому, самому заполошному сердцу быстро умел подо­
брать ключик. Одного взгляда ему обыкновенно хватало, чтобы
определить, как получить от человека нужные сведения. Если бы
Суржиков не родился гончаком, то стал бы, наверное, психиат­
ром.
- Денег хочешь? - спросил он у женщины, подойдя к ней,
группу захвата оставив в машине.
- Конечно, хочу, - ответила женщина с неожиданным кокет­
ством в хриплом голосе. - Но мне ведь много не надо.
- У меня много и нету. Десять тысяч тебе дам. Докладывай,
чего тут случилось у вас.
- Всех собак разогнали и Кузьму увезли.
- Кто увез?
- Чертяка за ним прибыл, кто же еще! На огненной колесни­
це. И девка была, чертова подстилка. На девку его и сманили.
Кузьма сам как черт шебутной. Покажь деньги, соколик, где они
у тебя?
Около часу дня подполковник Суржиков сидел у себя в отде­
ле на улице Обручева и считывал данные, выплеснутые главным
кегебешным компьютером. На Кузьму Кузьмича Захарюка улов
был богатый. У него была неровная биография. Враг народа, со­
сланный в Сибирь со всей родней, но перед самой войной вдруг
объявившийся в Опекове, и более того - прослывший знамени­
тым комбайнером, про которого тиснули большую статью в газе­

255

те «Калужское Знамя». Случай неординарный, но никаких ком­
ментариев в досье, к сожалению, не было. На войну Захарюк
ушел добровольцем (ему было уже за сорок) и после двух ране­
ний пропал без вести, но вскоре опять оказался на виду, и за
операцию по форсированию Днепра был награжден орденом
Славы первой степени. Тут тоже только голая информация, что
было в принципе не характерно для работы оперативных служб
того периода. В сорок девятом году Кузьма Захарюк заново был
извлечен из Опекова, где работал колхозным бригадиром, но вто­
рично не утаил личины врага и потешал доверчивых селян по­
хабными политическими анекдотами. На сей раз ему намотали
сразу четвертак, как рецедивисту. Но не сгинул непотопляемый
Захарюк в дебрях Гулага, как ему было вроде предназначено, и в
конце пятидесятых, в самую «оттепель», как ни в чем не бывало,
живой и настырный, возник в паспортном столе города Калуги
для получения якобы документа о реабилитации. Документ ему
выдали, как их всем тогда выдавали, но естествленно взяли на
заметку для дальнейшего наблюдения. Последним местом его
жительства и трудовой деятельности был указан поселок Окурово в Московской области, где он прописался у одинокой вдовы
Лебедихиной и работал путевым обходчиком. На этом досье об­
рывалось, из чего следовало, что скорее всего недобитый вражина наконец угомонился, и из дома вдовы Лебедихиной отбыл
прямо на погост. Ан нет... Отыскался след Захарюка на песчаном
карьере, в сорока верстах от столицы, где неподалеку в сосновом
лесочке, на проселке навеки уткнулся мордой в землю сержант
Власюк.
Веня Суржиков по селектору заказал подробнейшую карту
Калужской области, но и на ней не нашел никакой деревни Опеково, видно, к тому времени, как эта карта составлялась, дере­
венька, как и сотни других ей подобных, уже фактически утрати­
ла всякий жизненный смысл. Все же после некоторых сопостав­
лений подполковник примерно прикинул, где она находится, или,
точнее, где находится то, что от нее осталось. Он почти не со­
мневался, что Губин, раз уж прихватил с собой бессмертного ста­
рика, ломанул именно туда, и поступил, конечно, разумно. В
России по-настоящему схорониться, отсидеться можно в двух
местах: в самой Москве, как в многомиллионном притоне, и вот
в таких забытых Богом деревеньках, как это Опеково, где среди
упырей и преданий беглец вскорости совершенно теряет реаль­
ный, человеческий облик.
Подполковник позвонил Груму и доложил, что произошла
небольшая заминка и объект ненадолго исчез из поля зрения.
- Чтобы ты дал промашку, - деликатно ответил Грум, - в это
никогда не поверю.

2S6

- Говорю же, заминка. Я ее держу за ляжку.
- Удачи тебе; солдат.
Вечером Суржиков отправился в баню, смыть грехи, и парил­
ся три часа подряд, но душевного равновесия не обрел. Ему и
прежде доводилось спотыкаться на ровном месте, без этого в
сыщицком ремесле не обходится, да и за битого, как известно,
двух небитых дают; но в нынешнем проколе была какая-то пуга­
ющая, фатальная несправедливость. Его сняли, как птичку с ве­
точки, а птичкой он не был. Птичками были те, кого он обыкно­
венно ловил. И все же самое неприятное было не то, что угодил
в элементарную ловушку, а то, что сколько ни анализировал, не
находил в своих действиях какой-либо существенной ошибки.
Это грозный знак. Сыскарь, которому отрывают башку, только
сам в этом виноват, и никто другой. Кто думает иначе, тот про­
сто неверно выбрал профессию. В прошлые разы, когда Суржи­
кову ломали ноги, он всегда, хоть задним умом, точно знал, где
промахнулся, и где подвела интуиция, но сейчас разум безмол­
вствовал, и лишь тусклый огарочек обиды тлел в груди. Это было
хуже, срамнее, опаснее, чем прихватить бытовика.
В парилке, в лютом жару, тщетно час за часом, круша веники,
выколачивал из себя позорную, маразматическую слякоть. Пи­
вом налился до ушей, но и от этого было мало проку. Угнетающе
действовала и банная обстановка, ничуть непохожая на ту, что
бывала здесь прежде, и к которой он привык. Публика была иной.
Вместо ядреных мужиков, которые в былые годы, священнодей­
ствуя с парком, находили в баньке отдохновение от земных хло­
пот, его окружали вальяжные, с расползшимися телесами моло­
дые люди, с наглыми ухмылочками, с какими-то подозритель­
ными, непонятными повадками. Парились они кучно, гоготали
смачно, водку закусывали ломтями осетрины и копченостями.
Где степенные разговоры, подчеркнутая уважительность к не­
знакомцу, забредшему в чужую компанию, соблюдение неписанных законов банного братства? Ничего подобного не было и
в помине. Нынешнее банное сообщество удивительно напоми­
нало стадную бездарную тусовку «новых русских» где-нибудь в
свеженьком загородном особняке, которая в свою очередь ничем
не отличалась от блатного «толковища», что всегда поражало на­
блюдательного Веню Суржикова. Жаргон, правда, был разный,
там «болтали по фене», здесь употребляли бесконечные «дистрибь­
ютеры», «маркетинги», «брокеры» и другую словесную мерзость,
но сходство было полное по духу, по настроению - те же разбор­
ки, то же блудливое подначивание, такое же лакейское замира­
ние перед авторитетами и паханами. Не то чтобы Суржиков воз­
ражал против всего этого похабства: он хорошо кормился с ново­
го режима, но именно здесь, в горячем, смутном чаду, особенно
17 “Подвиг” №2

остро он вдруг ощутил свое чужеродство. Догадывался подпол­
ковник, что как бы ни ловко рыскал в дебрях этого радушного,
вонючего мирка, созданного в декорациях старой Москвы, и ка­
кие бы шальные бабки не зашибал, недалек час, когда придется
заново делать выбор...
Конец парной утехи, которую он себе устроил, вовсе полу­
чился скомканным. Трое пышнотелых, с женскими грудями пар­
ней все же к нему привязались в предбаннике. Они настроились
попировать по-домашнему, угодливый служака соорудил им бо­
гатый стол, широко расстелил махровые простыни; и в тесной
кабинке Веня Суржиков с его мужицкими бедными причиндала­
ми оказался лишним. Он и сам уже собирался домой, отдыхал
перед последним «чистым» заходом, и, конечно, ушел бы подоброму, если бы ему не нагрубили. Сперва молодые бизнесме­
ны пошушукались с банщиком, и тот вежливо предложил Сур­
жикову перейти в другую кабинку, где ему будет даже удобнее, а
когда он отказался, то затеяли богатырскую забаву и буквально
взялись его выдавливать, выжимать своими пухлыми тушами,
победно гогоча и задорно переглядываясь. Парни были уже сильно
на взводе, и соотношение три к одному казалось им сокруши­
тельным. Один невзначай столкнул на мокрый пол его сумку с
манатками, второй горестно заметил:
- В этой стране пока рыльник совку не начистишь, он так и
будет пятак задирать.
Немудреная шутка еще больше взбодрила компанию, но ли­
ковали они недолго. Суржиков даже обрадовался, что появилась
возможность немного расслабиться после трудного дня. Под изум­
ленными взглядами шутников он сгреб все пировальные запасы
(с бутылками, термосами и икрой) на середину, завязал льняную
скатерку морским узлом и заколбасил гремящий сверток далеко
в проход, а когда сидящий напротив детина, самый боевой из
всех, центнера полтора весом на глазок, вроде рыпнулся его уда­
рить, он пяткой так глубоко и яростно засадил ему в промеж­
ность, что вырубил из праздника жизни, пожалуй, на весь остав­
шийся вечер. Во всяком случае, когда вернулся из парилки, пар­
ня все еще отхаживали на лавке, отпаивали пивом, делали искус­
ственное дыхание и притащили на подмогу татарина-массажиста
в белом халате и с чалмой на башке.
Не спеша одевшись, Суржиков извинился:
- Не серчайте, ребятки, погорячился я. Но мог зашибить не­
взначай. Наперед приглядывайтесь, на кого зубешки скалить.
Ребятки проводили его темными взглядами, ни у одного не
хватило мужества возразить.
Дома в одинокой берлоге расположился с любимым портвешком у телевизора, и вяло размышлял, не позвать ли Любку для

25В

ночного массажа, но увлекся старинным фильмом «Москва сле­
зам не верит», и спать улегся насухую, зарядив будильник на
шесть утра.
На охоту вырвался спозаранку, и поехал один, никого не поставя в известность. За Власюка, за вчерашний позор надо было
расквитаться в одиночку. Теперь уже и деньги не имели значе­
ния, когда задета честь.
В Калуге навел справки, сориентировался в облотделе, но де­
ревню Опеково обнаружил лишь к вечеру, когда уже отчаялся ее
разыскать. Жигуля прихоронил под деревьями в полукилометре
от крайней избы, и в деревню вломился пехом, голодный, целе­
устремленный и злой. Для такого визита Суржиков облачился в
старенький дорожный плащ с капюшоном, на голову нахлобучил
ветхий кепарь с пуговкой, ноги обул в потертую кирзу с левым,
надорванным голенищем. Видок был справный, впору милосты­
ню клянчить по дворам. Чтобы довершить впечатление заплу­
тавшего алкаша, в машине, прежде чем выйти, подсинил себе
тушью здоровенную блямбу на портрете. Глянул в зеркальце и
остался доволен. Такое и должно быть обличье у порядочного,
честного аборигена в колониальном раю. Единственная живая
душа, которую встретил на улочке, была опрятная старушонка у
колодца, норовящая зачерпнуть водицы скособоченным эмали­
рованным ведром. Не говоря ни слова, Суржиков помог старухе
управиться: гремящей ржавой цепью вытянул ведро и установил
на ухватистую, двухколесную тележку. Местная жительница на­
блюдала за его действиями без страха и упрека.
- Чей же будешь, сынок? - спросила сочувственно. - Или сам
не ведаешь?
- Почему не ведаю, маманя? Машина сломалась, вот и пехаю
налегке. А что-то будто вымерла ваша деревня?
- Кому помирать-то, сынок? - старуха ласково улыбнулась. Тут и так одни покойники.
Через пять минут душевного разговора Веня Суржиков вы­
знал все, что было нужно: где дом Таисии Филипповны - вона
тот, с трубой набекрень, - и что к хозяйке давеча пожаловали
дорогие гости, старый охальник Кузьма Захарюк и с ним моло­
дая красивая пара. Узнал и то, что молодой парень утром укатил
в город, а Кузьма остался в доме с крашеной кралей да со своей
давнишней полюбовницей Таисьей, поразив всю деревню неслы­
ханным бесстыдством. Суржиков проводил словоохотливую ста­
рушку до самой ее обители и на прощание пообещал немедля
шугануть развратников, так как он, кроме всего прочего, являет­
ся районным уполномоченным.

17 *

2Я

- Кто бы хоть однова навел на Кузьму укорот, тому на том
свете зачтется, - напутствовала его добродетельная долгожитель­
ница.
Веня Суржиков смекнул, что с одной стороны дельце упрос­
тилось, Губин отчалил, но с другой стороны придется доставать
главного врага в Москве, а это затягивало сроки расплаты.
К Таисье в избу вошел гордо* не стучась. Толкнул незапертую
дверь, миновал сени - и застал в горнице старика со старухой,
чинно восседающих за столом, накрытом к чаю, с булькающим
латунным самоваром. Сцена мигнула теплым воспоминанием
какого-то далекого прошлого, и на секунду Суржиков усомнил­
ся, стоило ли ее нарушать.
- Здорово, земляки, - гаркнул с порога, окинув взглядом углы.
- Ну и где же вы ее прячете?
Старики глядели на него приветливо.
v
- Ты кто же будешь, гостюшко? - поинтересовалась Таисья
Филипповна. - Представься хотя бы.
Кузьме Кузьмичу не требовалось представления, он и так уга­
дал, кто явился, нахохлился и пригорюнился. Вот так и за ним
сколько раз прибегали.
Подполковник уже сам понял, где могла скрываться преступ­
ница, шагнул к занавеске и раздвинул ее. Таня Француженка
повела с подушки полудремными очами.
- Вставай, приехали, - ободрил ее Суржиков. - Одевайся живо.
Это арест.
Спящая красавица тоже, против ожидания, не выказала осо­
бой озабоченности. Но уж это, видно, по наглости натуры. Ишь
как зенки пылают!
- Мужчина, - сказала весело. - Чтобы мне одеться, вам бы
приличнее выйти.
Суржиков подступил к ней, привычно обшарил всю целиком,
теплую, податливую, заглянул под подушку, и одежонку на стуле
обшмонал.
- Гляди без фокусов. Хуже будет, - предупредил и запахнул
занавеску. За столом старика уже не было, одна Таисья Филип­
повна ему странно улыбалась. «Сбежал, тюремная гнида!» - без
злобы подумал подполковник.
- Може, чайком попотчуетесь? - любезно предложила Таисья
Филипповна.
- Стыдно, бабушка, - укорил подполковник. - На старости лет
разве можно таких страшных преступниц укрывать?
- Ой, милок! Один Господь ведает, кто супротив него пре­
ступник, а кто ему верный слуга. Куда же ты ее повезешь, больную-то? Пускай бы полежала денек-другой, куда денется?
- Отлежится в другом месте.

Вышла Таня из-за занавески в юбочке, в аккуратно заправ­
ленной блузке. Только волосы не успела прибрать, вздымалась
над чистым лбом рыжеватая копенка. Таисья кинулась к ней.
- Страдалица ты моя! Ироды окаянные, красоту губят!
Таня обняла ее здоровой рукой, чмокнула в морщинистую
щеку.
- Спасибо, бабушка, за приют, за лечение. Не поминайте ли­
хом.
- Очень трогательно, - заметил Суржиков. - Ты, бабуля, моли
Бога, что сама цела осталась.
Кузьма Кузьмич притаился в сенцах, за мешками, и когда
Суржиков с Таней шли мимо, сзади шарахнул лопатой. Целил
точно в черепок оперу, а попал в плечо. Неувязка понятная. За­
мах для лопаты в тесноте был ограниченный, да и старческая
ножонка в последний миг оскользнулась на какой-то рухляди.
От литого плеча Суржикова лопата спружинила, точно от каучу­
ка, но все же царапнула ухо железным краем. Подполковник раз­
вернулся, узрел в потемках безумный лик неугомонного зека.
- На кого попер, таракан недобитый?! - спросил с досадой, и
вмазал кирзовым носком старику в брюхо. Кузьма Кузьмич жа­
лобно икнул, перегнулся пополам и расстелился в сенцах напо­
добие вздыбленной половицы. Гордый дух в нем не удержался,
вытек из ноздрей, как из худого нипеля. Только и успел старче
напоследок пригрозить:
- Погоди, козел, еще сочтемся!
Через сонную деревню Суржиков и Таня прошагали рядыш­
ком, никого не встретив. Хотя, наверное, не один любопытный
старушечий взгляд проводил из темных окон подозрительных
чужаков. За околицей в чистом поле Суржиков поинтересовался:
- Чего же кавалер тебя бросил? Где он сейчас?
- Ты про кого, дяденька?
- Про Мишу Губина, про кого еще? Помоги взять, живой
будешь. Хорошая сделка, а?
Таня улыбнулась, как матери улыбаются дитю несмышлено­
му.
-Чего молчишь, поганка? Чего лыбишься? Погляди, денек-то
какой! Благодать! Только жить и радоваться. А тебе-то осталось
вон до леска, где машина стоит. Подумай. Должно же в тебе
человеческое сознание проснуться, хоть ты и злодейка. Сдашь
бандюгу в руки правосудия, отпущу на все четыре стороны. Честью
клянусь!
Крутнул к себе за больное плечо* у Тани лицо помертвело, но
была она сейчас так соблазнительна, так хороша собой, что Сур­
жиков на мгновение опешил. Он, пожалуй, таких ярких женщин
прежде не видывал.

261

- Выходит, не хочешь Мишку сдать?
- Тебя как зовут, мужчина?
- Веня Суржиков.
- Так вот, Венечка, Мишу увидишь, передай привет.
- Где я его увижу?
- Он тебя сам найдет... Расскажи ему вот что, Венечка. Я тебя
могла убить, да не убила. Вот, гляди, - нырнула рукой под ру­
башку и на открытой ладони протянула крохотный пистолетик,
разве что чуть больше зажигалки. - Тут, милый, пять пулек, и все
с ядом. Ты бы и чихнуть не успел.
Суржиков отшатнулся, взмахнул рукой, но еще быстрее Таня
скинула пистолетик в траву.
- Передай, пожалуйста. Он поймет.
Подполковнику было не до ребусов, он был взбешен. Чумной
дед с лопатой, пигалица со смертельной игрушкой, а если приба­
вить вчерашний прокол, то третий раз за сутки его спасло только
чудо. Как все матерые ходоки, он был суеверен. Здесь попахива­
ло не оплошностью, роком. Он не полез в траву за пистолети­
ком, как следовало сделать. Набычась, побрел к машине, даже не
оглянувшись. Что ж, судьба не ошибается, ей и карты в руки. Он
готов сыграть по ее правилам. Его широкоскулое лицо пылало от
стыда за короткий испуг, который испытал, увидя на нежной
ладошке смерть. Возле машины помедлил, потом открыл дверцу,
достал из бардачка зажигалку и закурил. Присел на сиденье, ноги
наружу, залюбовался вечерним пейзажем. Сердце саднило. Воз­
дух был насыщен чистым, густым, первобытным ароматом. В
голубовато-сером мареве земля, казалось, слегка раскачивалась
перед тем, как замереть.
Таня приблизилась сбоку. Волосы, нанизанные на закат, от­
ливали золотом. У нее был счастливый вид.
- Что же ты, Венечка? Передумал?
- Что передумал?
- Убивать будешь или нет?
- Тебе разве не страшно?
Засмеялась, как всхлипнула.
- Что ты, дружок! Жить страшно, умирать - нет. Сделай ми­
лость, освободи.
Суржиков видел, что она безумна, и знал, что если еще чуток
проканителится, судьбу уже не побороть. Не сегодня так завтра
она его додавит.
- Только не забудь, Веня. Ты у меня в руках был, а я отпусти­
ла. Пусть он знает.
Таня почувствовала его нерешительность, зато она не колеба­
лась. Ей терять было нечего на свете. Живую ее Миша отверг,

262

пусть о мертвой погорюет. Чтобы подбодрить палача, нагнулась
поудобнее и плюнула ему в глаза.
- Это тебе за дедушку Кузьму, дружок. До века не ототрешься.
Суржиков и не подумал утираться. Словно в забытьи достал
из наплечной кобуры парабеллум, холодно бросил:
- Повернись спиной, беги!
- Вот и правильно, - похвалила Таня. - Нелегко труса праз­
дновать.
Отвернулась - и изящной, легкой походкой устремилась про­
чь. Суржиков отпустил ее на несколько шагов, потом навскидку
пальнул в спину. Таня пала ничком, царапая длинными пальца­
ми горячий песок. Суржиков подошел и по привычке произвел
контрольный выстрел в рыжий затылок. Воротился к машине,
раскопал в бардачке дамский вальтер и пару раз шмольнул в воз­
дух. Обтер оружие влажной тряпицей, принес к Тане и вложил
ей в руку.
Внезапно ледяная усталость овладела им. Он опустился на
песок рядом с мертвой девушкой и в изнеможении прикрыл гла­
за. Странное видение посетило его. Почудилось,что плывет он в
лодке по прохладной реке, и такой вокруг туман, что весла по­
чернели. Громкий, отчетливый голос распорядился откуда-то свер­
ху:
- Протри зенки, пес, погляди, что натворил!
Послушно открыл глаза - и обмер. Танина рука шевельну­
лась, ее гибкие пальцы поползли к его боку...
- Ой! - сказал он.

22
Подъезжая к Москве, Губин связался с Алешей на кодовой
волне.
- Ну ты даешь, Мишель! - сказал Михайлов непривычно за­
торможенным голосом. - Выбрал моментик погулять.
- Потом все объясню. - Что-то случилось?
- Кое-что да. Владыку замочили, - Алеша дал Губину перева­
рить сообщение. - Начинай работать по аварийной схеме. Глав­
ное, помоги Филиппычу. Зарубежные счета и все прочее. Отста­
ем от Грума на сутки.
- А ты где?
Алеша проскрипел в ответ рифмованное, матерное слово из
пяти букв, из чего Губин заключил, что другарь и соратник, ви­
димо, переутомился. Михайлов никогда ему не грубил, не те у
них были отношения. С другой стороны, Алеша был единствен­

263

ным человеком, которому Губин мог спустить хамство, отнеся
его на счет временного помрачения рассудка.
- Тебе самому-то помощь не нужна? - спросил он мягко.
- Прости, сорвалось, - извинился Алеша. - Дел невпроворот,
да еще кое-что личное наслоилось. К обеду буду в офисе. Пом­
ни, главное перекрыть кислород Груму, пока он в шоке. Если он,
конечно, в шоке.
- С Настей все в порядке?
- Действуй, Миша. Отбой.
Возле парка имени Горького Алеша влетел в огромную про­
бку, перед самым мостом. Попробовал выскочить на встречную
полосу, так его еще крепче зажали. Чертыхаясь, выудил из на­
грудного кармашка недокуренный косячок, прижег от прикури­
вателя, сделал пару затяжек. Чего-то его мутило и лихорадило.
Пробка двигалась по шажку в час. Он набрал домашний номер.
Трубку снял Вдовкин.
- Приехала? - спросил Алеша.
- Десять минут назад. Она в ванной. Позвать?
- Не надо. Я буду через полчаса. Ты сам что делаешь?
- Смотрю варианты. Чтобы организовать настоящую панику,
понадобится три зеленых лимона. Это минимум.
- Умница, Женек! Как у Филиппыча?
- Контора раскалилась докрасна. Туда не прорвешься.
- Отлично... Бритву показывал Насте?
- Нет, не показывал.
- Как она выглядит? Я имею в виду Настю.
- Как всегда. Переживает, что муж кретин.
- Не пей сегодня, Женя. Продержись до вечера.
- Не думай об этом, начальник.
В этот момент тойоту толкнуло в бок, и она заскрипела так,
словно попала под пресс. Алеша глянул в зеркальце. Черный
«мерс» на черепашьей скорости, но неуклонно вминал ему левое
крыло. В переднем стекле растерянное женское личико. Алеша
скользнул рукой под сиденье, снял беретту с предохранителя.
Гнусный скрежет оборвался на визгливой ноте. Он распахнул
дверцу и, озираясь, ступил на асфальт. Сотни машин сомкну­
лись вокруг железным кольцом. Обогнув замерший мерс, к нему
устремилась растрепанная девчушка лет двадцати пяти. Типич­
ная смазливая «телка» из тех, что стайками кормятся возле ба­
рыг. Длинноногая, холеная, в модном, летнем «прикиде» из пес­
трой ткани. Но личико натуральное, естественное, испуганное,
совсем без грима. Алеша растопырил навстречу все десять паль­
цев.
- Деньги! Немедленно. Или зову гаишника.

264

Девица запричитала:
- Ой, я задумалась... тормоз забыла где! Я же недавно права
получила.
Алеша прикинул убытки: ничего особенного - левый бок про­
давлен от бампера до передней дверцы. А грохоту-то было, гро­
хоту, как при землетрясении.
- Три лимона в любой валюте, - объявил торжественно.
- Три миллиона! - ужаснулась девица. - Да у меня с собой
всего тысяч пятнадцать. Я же из дому выскочила прямо так, как
была.
Пробка сдвинулась на шажок, и водители занервничали, за­
гудели, повысовывались из кабин. Как чертик из табакерки, за
спиной девицы возникло «лицо кавказской национальности»,
верткое, красноречивое и озорное.
- Вай, парень, какой стыд! Такой девушка красивый. С нее
деньги брать, да?!
Алеша уже понял, что это не «накат», обыкновенное тран­
спортное происшествие.
- Будем ждать милицию, - сказал он твердо. - Или плати.
Девица чуть не плакала, чернобровый красавец скакал козли­
ком, и иногда выпрыгивал перед Алешиным носом, но Алеша
старательно отворачивался, чтобы на него не смотреть.
- Вай! - вопил кавказец. - У меня брат на техстанции. На
адрес, держи! Бесплатно починим. Такой девушка - цены нет!
Бери адрес, все бери. Отпусти красавицу, не позорься, брат!
Алеша, не глядя, выхватил у него из пальцев бумажку, сунул в
карман. Девушка тем временем рылась в кошельке.
- Вот видите, десятка, и еще пять... Но я оставлю телефон.
Честное слово, уплачу!
Алеша забрал деньги.
- Вон еще у тебя в маленьком кармашке чего-то блестит!
Она отдала ему кошелек, и он высыпал себе на ладонь метал­
лическую мелочь и несколько телефонных жетонов. Кавказца
скорчило от отвращения.
- Первый раз вижу, - сказал он с глубокой печалью. - Такой
алчный мужчина!
Алеша вернул девушке пустой кошелек, и взамен получил
номер телефона, нацарапанный на газетном клочке. Она ему
понравилась, она не была шалавой, хотя и ездила на мерседесе.
- Машина твоя?
- Ой, мужа. Он мне не простит. Я же без спроса поехала.
Гудки и раздраженные окрики водителей стали гуще. Перед
Алешиной машиной освободилось пространство на четыре-пять
корпусов. Он зорко следил, чтобы туда никто не сунулся. Дело­

265

вито пересчитал медяки и спрятал в карман. В величайшем горе
кавказец произнес:
- Девушка, дай мне тоже телефон. Я сам расплачусь с этим
нехорошим человеком.
- Не гоношись, кацо, - первый раз повернулся к нему Алеша.
- Поймаю на слове.
Озорной, но не дурной горец что-то сразу усек в его привет­
ливой улыбке и на всякий случай отодвинулся. Самое удиви­
тельное было то, что он был один. Обычно они наваливаются
роем. Алеша осуждал их за эту повадку.
Недалеко от дома, там, где поворот делал почти прямой угол,
он издали увидел гаишника. Отродясь его здесь не было. Ясене­
во вообще не балует людей милиционерами. Это тихий, спаль­
ный район, где обыватель запирается на все задвижки с наступ­
лением темноты, а полуночный гуляка крадется вдоль домов по­
добно крысе. Редким утром нищие старики, отправляясь за про­
питанием на окружную свалку, не обнаруживают в лесопарке
полураздетый труп ограбленного путника. Как в любом другом
спальном микрорайоне, гайдаровская реформа здесь давно за­
кончилась, и люди живут в полном неведении, на каком они
свете. Даже праздничная примета рынка - коммерческие ларьки
- тут замаскированы под противотанковые доты. Фигура одино­
кого гаишника на этом фоне так же уместна, как чирей на щеке
красавицы.
Михайлов сбавил скорость, вгляделся. С правой стороны на­
чинался лесопарк, слева - угол шестнадцатиэтажного дома. Ав­
тобусная остановка чуть подальше, там топталось несколько че­
ловек. Вразброс припаркованные легковушки. Кубики коммер­
ческих ларьков. Мирный пейзаж, просматриваемый насквозь,
ничего подозрительного, кроме самого гаишника, который уже
начал поднимать жезл. Ботиночки! Ох какие модные, тупоносые,
с оранжевым верхом, не форменные ботиночки! Алеша газанул,
и в ту же секунду из-за деревьев парка выдвинулась смутная тень,
которую он засек краем глаза. Блеснуло стеклышко прицела,
поймав солнечный лучик. Дальше Алеша действовал автомати­
чески. Упал грудью на баранку, вдавив газ до предела.
- За папаню! За родного, - пробормотал Митя Калач, нежно
спуская курок. Он видел, как летела пуля и на долю мгновения
опоздала, пригладила сидящего в машине гада по затылку. А на­
правлена была в висок. Расстроенный, Калач послал вторую пулю
в угон, взяв чуток пониже. И опять подлюка его опередил, беше­
но рубанув по тормозам.
Алеша выкатился на землю, машина загораживала его от леса,
от снайпера. Гаишник в нескольких шагах впереди рвал из кобу­
ры пистолет, морду скривил в какую-то похабную гримасу. Лежа

2R

на боку, Алеша три раза подряд разрядил беретгу, целя ему в
грудь. Промахнуться на таком расстоянии он не мог. Милицио­
нер зашатался, захрюкал и грузной тушей повалился на асфальт.
От огорчения Митя Калач чихнул и утер сопли носовым, ба­
тистовым платочком с монограммой. Потом снова начал высмат­
ривать утерянную цель, но глаз помимо воли скашивался на по­
верженного, дорогого наставника Костю Шмыря, которого черт
пихнул в руку переодеться в мента. Калач пытался его отговари­
вать, да где там. Шмырь так жутко на него цыкнул, что бедный
стрелок рад был ноги унести за деревья. Да вот и оказалось, что
все его считают идиотом, а он был прав. Еще его изумила лов­
кость, с которой этот угорь из тойоты пропал из виду. «Ничего,
подожду, - скрежетнул зубами Калач. - За папаню все равно тебя
добью!»
У Алеши пуля застряла под правой лопаткой, но он не чув­
ствовал, чтобы выстрел был роковым, хотя отстреливал его, ко­
нечно, отменный мастер. Его больше беспокоило, что не оста­
лось маневра. Из припаркованной поодаль волги высыпались трое
автоматчиков и побежали к нему россыпью. Плотная засада с
двойной подстраховкой - тоже неприятно.
Алеша подтянулся и, просунув руку через стекло, открыл за­
днюю дверцу. И тут же повыше локтя полоснуло тугим жаром.
Снайпер, сука, не дремал. Под половичком сидения был при­
прятан добрый подарок южнокорейского производства - ком­
пактный взрывной диск для домашнего обихода. Дорогая игруш­
ка (две тысячи баксов), мечта браконьера - вот и пригодилась, не
зря потрачены денежки. Автоматчики были на подходе, и разом,
точно по команде, открыли стрельбу. Пульсирующие свинцовые
нити прошили корпус тойоты. Но все же бестолковый огневой
азарт подвел нападавших, поневоле замедливших бег. Круговым
движением руки (наука Губина) Алеша четко вложил им под ноги
пакет. Взрыв получился впечатляющий. Одному из стрелков ос­
колком отчекрыжило челюсть и он упал плашмя на свой авто­
мат, как на отбойный молоток, словно решил напоследок подре­
монтировать шоссе. Второго рубануло по коленям, и он завер­
телся волчком, безутешно взвыв. Но третий несся вперед, как
оглашенный, точно взрыв прибавил ему скорости. Он бежал и
стрелял наугад, пока не нарвался на встречную пулю «беретгы».
Подкатился прямо к Алешиным ногам, и их взгляды на миг со­
прикоснулись.
- Не горюй, старина, - сказал ему Алеша. - Ты мне тоже в
грудь попал, - и показал ему левую ладонь, с которой капала
кровь. Стрелок тупо вгляделся и удовлетворенно икнул.
Теперь Алеша словно раскачивался на двух железных штырях
между небом и землей. Когда тебя так нелепо раскачивают, то

37

самое главное, чтобы не закружилась голова. Слышимость во­
круг была хорошая: капал бензин или масло из пробитого движ­
ка. Если тойота сейчас рванет, ему не увидеть Настеньку никог­
да. Алеша потихоньку пополз прочь. Уже подъехали какие-то
машины с двух сторон, и оттуда выглядывали водители. Жались
к домам испуганные люди. Истошно завопила женщина. Алеша
все это видел и слышал отчетливо, хотя одновременно запоми­
нал каждую щербинку на асфальте. Пистолет он тащил с собой.
Его немного угнетало, что слишком надолго замолчал снайпер.
И тут за спиной полыхнуло и грохотнуло. Жаркой волной Але­
шу, как пушинку, перекувырнуло в кювет, но хотя полет его был
стремителен, Калачу хватило времени, чтобы поймать его в при­
цел.
- За родного папаню, гад! - крикнул Калач, и недрогнувшей
рукой послал пулю, вонзившуюся Алеше в бедро. Больше вер­
ный мститель сделать ничего не успел. Он не услышал, как сзади
подкрался один из Алешиных телохранителей, подоспевших на
звуки боя, и опустил ему на затылок свинцовую печать.
В кювете Алеше было удобно. Он лежал на спине и пристро­
ил пистолет так, что никто не застал бы его врасплох. Солнечные
лучи не мешали обзору. Железные качели перестали раскачи­
ваться, и боли не было. Свет уходил из глаз постепенно. Он не
умирал, а засыпал, как засыпают после тяжелой работы. Он над­
еялся, что скоро встанет и пойдет домой, где Настенька окажет
ему первую помощь, где...
Белая палата, крашеная дверь, новейшая электронная аппа­
ратура, бессменная капельница. Четвертые сутки безвременья.
Позади три обширных операции. Видимых признаков жизни нет,
но перфолента старательно фиксирует вялые толчки сердца.
Живой, и слава Богу!
Полный сил и радостных устремлений, Алеша догнал Елиза­
ра Суреновича в скалистом ущелье, где мохнатые звери неведо­
мой породы ожесточенно клацали стальными зубами. Елизар
Суренович сидел в окружении одалисок и гурий на сыром, про­
гнившем пне. Вид у него был самодовольный, торжественный и,
как обычно, немного лукавый. Он был рад, что Алеша к нему
присоединился.
- Соскучился? - спросил. - Хоть догадываешься, где мы?
Алеша присел поодаль на такой же пенек, отмахнулся от на­
зойливой одалиски, которая сразу приникла к нему жирным бед­
ром.
- Неужели нельзя обойтись без театра? - упрекнул Алеша. Какие-то звери, какие-то голые бабы... Зачем все это?

- А ты знаешь, где мы? - насмешливо повторил Благовестов.
- Я и раньше этого не знал.
Елизар Суренович гаденько хихикнул.
- То-то и оно! Живете, как кроты, помираете, как воши. Я
тебя звал, почему не откликнулся?
Не хотел Алеша встревать в пустой спор, тем более, что один
из мохнатиков подкрался-таки к нему и цапнул за больной бок.
Алеша с размаху опустил кулак на звериную башку, а получи­
лось, что почесал за ухом. Зверь замурлыкал и обернулся тем же
самым Елизаром Суреновичем. Но уже они были не в ущелье с
нависшими скалами, а вольно неслись в щемящем, снеговом
просторе. Наконец-то Алеша обрел заново дар полета, утрачен­
ный в детстве.
- Видишь! - кричал Елизар. - Теперь-то ты видишь?!
- Вижу, вижу, - ответил Алеша, хотя ничего не видел, но зато
остро чувствовал, как все клеточки тела поглощаются сладост­
ным, невероятным кружением. Внизу и вверху, и везде клуби­
лась бездна без всяких очертаний- Смутно проглядывали, про­
свечивали в необозримом далеке голубоватые вены оставленной
навеки земли. «Вот оно, - с сердечным восторженным замирани­
ем думал Алеша. - Значит, есть это нечто. Значит, Настя права, и
смерть на самом деле всего лишь парение». Потом он хряснулся
обо что-то затылком, и оказалось, что лежит на дне моря, и уди­
вился, что под водой тоже можно дышать. По каменистому дну к
нему подступал гигантский краб с выпученными глазами и со
множеством клешнёй. Конечно, Алеша сразу узнал краба, но
Елизар Суренович делал вид, что это не он, а кто-то другой, от­
даленно на него похожий.
- Все дуришь? - усмехнулся Алеша. - Сними маску-то, рога
торчат.
- Жрать охота, - прошамкал краб густым Елизаровым басом. Дакось ручонку откушу, хоть разок насытюсь.
- На! - сказал Алеша. Краб поудобнее захватил его кисть клеш­
нями и начал перемалывать, урча и рыгая.
- Не подавишься? - озаботился Алеша, которому было жалко
голодного, несчастного старикашку, выжившего из ума.
- Не боись, сударик, - успокоил Благовестов. - Человечий
жирок самый пользительный.
- Да на здоровье, только не спеши.
Поедаемый крабом, он всплыл на поверхность. Все та же без­
дна струилась вокруг, куда ни кинь взгляд. Плыть было некуда,
да и нечем было плыть. Все его туловище уже заглотал краб в
безразмерную пасть. Кое-как еще удерживал Алеша голову на
весу, но сопротивляться не хотелось тугому, приятному пиЩева­

рению, которое и в нем самом отзывалось успокоительной исто­
мой.
- Вот я тебя и скушал, - удовлетворенно рыгнув, заметил Бла­
говестов.
- Скушал и хорошо. А я все подумываю вернуться.
- Ку-уда? - удивился Благовестов. - Зачем? Разве здесь нам
плохо?
- Не плохо, щекотно, - Алеша дернул рукой - не было руки,
шевельнул бедрами - не было ног. Ничего не осталось в нем,
кроме лютой тоски...
- Что-то снится ему плохое, я же вижу, - сказала Настя.
- Иди сама поспи, - буркнул Вдовкин. - Третью ночь на но­
гах, разве можно. Для ребенка-то каково.
- Ты тоже не веришь, что он выкарабкается?
Вдовкин с сомнением почесал за ухом. Ему было как-то не по
себе. Больница была как раз тем местом, где нет запасов спир­
тного. А он тут уже давно болтался. Хотя это была не совсем
обычная клиника, приватизированная. Губин зафрахтовал три
палаты. В одной жила Настя, в другой Вдовкин спал вместе с
телохранителями. В коридоре и возле больничного корпуса пос­
тоянно дежурили не меньше шести человек.
- Он выдюжит, - сказал Вдовкин. - Ты что, разве его не зна­
ешь?
- Если бы я могла поговорить с ним. Это ведь он все от обиды
натворил.
За трое бредовых, трезвых суток Вдовкину уже не раз прихо­
дилось выслушивать от нее такие вещи, на которые, как ему ка­
залось, она прежде была неспособна.
- Мама, папа, Алеша, - Настя загнула пальцы. - Я всегда ста­
ралась, чтобы им было хорошо. А что получилось. Почему, Женя?
В чем я виновата?
В палату вошел врач - Георгий Степанович Дехтярь. Сорока­
летний, искусный хирург, обличьем напоминающий боксератяжеловеса. При этом у него постоянно был такой вид, словно
он только что чудом увернулся от нокаута. Он сам оперировал
Алешу, а это, по отзывам медперсонала, было крупным везением
для любого умирающего.
- Все то же самое, Георгий Степанович, - плаксиво пролепе­
тала Настя, и Вдовкин на всякий случай приготовил чистую сал­
фетку. Доктор посмотрел на нее неодобрительно.
- Вы чего хотели, милая? Чтобы он краковяк танцевал после
таких потрясений. Рано, милочка. Я всегда говорю своим боль­

278

ным: не лезьте под пули. Куда там! Все же теперь умные. Но я
тоже не волшебник. Хотя...
Он склонился над Алешей, словно принюхиваясь.
- Да нет, значительно лучше. Значительно! Цвет лица совсем
другой.
- Правда?! - Настя просияла, точно озаренная солнцем. До­
ктор смутился и слегка покраснел, и Вдовкин отлично понимал почему Иногда Настин взгляд становился таким, что хотелось
до него дотронуться. Пожилых, видавших виды людей это шоки­
ровало.
- Вы всю ночь здесь просидели? - спросил доктор.
- Конечно, всю ночь, - ответил за Настю Вдовкин.
- Тогда так. Я вам приказываю отдохнуть и выспаться. Или
лишу вас доступа.
- Доктор, ему правда лучше?
- Конечно, лучше. Это же очевидно.
Настя, что-то бормоча себе под нос, покинула палату. Вдов­
кин знал, что минут через десять она вернется.
- Чего-то все в горле пересохло, - пожаловался он хирургу: У вас тут нет спиртика под рукой?
- Не держим, - сухо ответил Георгий Степанович. - Но на­
против больницы пивнушка. Примета, знаете ли, счастливого
времени. Водка на каждом углу.
- Вам ли жаловаться на время, доктор. Вон какую больничку
откупили у трудового народа.
Дехтярь промолчал, но щеку скривил, как в нервном тике.
Пожилая медсестра вкатила хирургический столик, на котором
все было приготовлено для перевязки.
Вдовкин пошел звонить Филипп Филипповичу, с которым
связывался каждые три часа. Михайлов, возможно, умирал, и это
было некстати. Множество сил и средств были задействованы в
многоходовой комбинации по дележу необъятного наследства
Благовестова, но исход незримой схватки был пока туманен. Чаша
весов склонялась то в одну, то в другую сторону. Кое-что должна
была прояснить встреча Серго с Иннокентием Львовичем Гру­
мом, которая в принципе была обговорена, но сроки все перено­
сились.
Вдовкин доложил Филипп Филипповичу, что состояние Але­
шино без изменений, но у доктора есть надежда, что в ближай­
шие сутки он не окочурится. Воронежский, как обычно, был
настроен философски.
- Вы же понимаете, Евгений Петрович, что без Михайлова
все рухнет?
- Смотря что вы имеете в виду?

271

- Я имею в виду весь этот затянувшийся отрезок нашей жиз­
ни.
- Я бы не стал из-за этого переживать. Как говорится, был ли
мальчик?
- В каком-то высшем смысле вы, наверное, правы.
Вдовкин взглянул на ручные часы - половина двенадцатого.
Он спустился вниз, пересек улицу и вошел в бар с интригующим
названием «Пуэрторикано». Один Бог знает, что это обозначало.
Бар только открылся, был пуст, но за стойкой копошилась моло­
дая женщина в зеленом блейзере, в меру накрашенная. Вдовкин
попросил коньяку и чашечку кофе. Барменша мгновенно подала
и то, и другое, подмигнула.
- Вы оттуда, молодой человек?
- Откуда - оттуда? Я, как и вы, произошел из материнского
чрева.
Женщина улыбнулась с подчеркнутой готовностью к более
основательному знакомству.
- Ну и устроили вы нам веселую жизнь.
- В каком смысле?
- Третий день улица перекрыта. Прогораем. Если не секрет,
кого же вы так охраняете?
- A-а, вы вот про что, - Вдовкин с наслаждением осушил рюм­
ку. - Один известный ученый, изобретатель радио. И вот ногу
подвернул.
- Так я вам и поверила... Видали мы крутых, но таких у нас
еще не было. Место-то тихое, окраина.
Расплатившись, Вдовкин вернулся в клинику. По пути пере­
курил с Кешей Смолиным, одним из лучших Губинских выдви­
женцев.
- Как шеф? - почтительно поинтересовался дюжий малый.
- Да ничего вроде. На поправку пошел.
- Суки рваные, - сказал Смолин с душой. - Прошляпили, по­
донки. За это надо яйца отрывать.
- И я так думаю, - согласился Вдовкин. Коньяк его подкре­
пил, и он вернулся в палату в благодушном настроении. Настя
уже была тут, и доктор Дехтярь в который раз подробно объяс­
нял ей, какие разрушения произвели выстрелы в организме Ми­
хайлова, и что удалось сделать на операции, и на что можно на­
деяться в дальнейшем. Не заметно было, чтобы доктора это утом­
ляло. Настя слушала его с таким напряженным лицом, и с таким
благодарным свечением глаз, словно внимала Дельфийскому ора­
кулу. Вдовкин вошел в тот момент, когда врач растолковывал,
что происходит при компактном разрыве легочных тканей. Але­
ша тоже прислушивался к лекции, но с закрытыми глазами. Вдов­
кин бросил взгляд на приборы, которые, как вообще любые при­

272

боры, были намного ближе его сердцу, чем люди, и изумленно
воскликнул:
- Поглядите, доктор!
Синусоида дыхания выровнялась, и пики обозначились рез­
че.
- Ну и что?! - прерванный на полуслове, раздраженно отклик­
нулся хирург. - Временные колебания ни о чем не говорят. Боль­
ной только что получил большую дозу витаминов. Адекватная
реакция, разумеется...
Тут Михайлов открыл глаза. Сперва слабо дрогнули веки, по
лицу скользнула тень, а затем широко и ясно распахнулся синий
взгляд. Зрелище было завораживающее. Воскрешение из мерт­
вых.
- Алешенька! - неуверенно пролепетала Настя, шагнув к мужу.
С потолка он перевел взгляд на нее. Но непонятно было, узнал
или нет. Вдовкин схватил доктора за рукав.
- Алеша! - голос у Насти высокий и хрупкий. - Алеша, ты
видишь меня?
Алеша сморгнул, губы шевельнулись.
- Ну хоть словечко скажи, хоть словечко!.. Ты слышишь меня?
Я твоя Настя.
- Мне страшно, - сказал Алеша. - Увези меня домой.

24
Похороны Елизара Суреновича вылились во всенародный тра­
ур Давно Москва не видела таких пышных церемоний. Полк
конной милиции и несколько подразделений омоновцев с тру­
дом сдерживали несметные толпы народа на подступах к Ново­
девичьему кладбищу. Скорбно звучала музыка сводного военно­
го оркестра, в которую истерическим диссонансом врывались
мелодии модных битгрупп, усиленные мощными динамиками.
Десятки теле - и кинокамер с разных точек снимали скорбную
процессию для благодарных потомков.
Избранные гости, у которых были особые допуски и спецпропуска, далеко не все сумели пробиться хотя бы близко к вы­
сокому, черному помосту, сооруженному с привлечением луч­
ших зарубежных мастеров похоронного дела, на котором почти в
вертикальном положении, весь заваленный цветами, стоял гроб
с покойником. Денек для прощания выдался ясный, с легкими,
блестящими тучками, но не жаркий. Елизар Суренович, если душа
его присутствовала на проводах, мог быть вполне доволен пос­
ледним свиданием с родиной, которую он так мучительно и ярос­
тно обустраивал для счастья. Его суровый, монументальный об18“Подвиг" №2

_ц

273

лик с латунным черепом, со сложенными на груди темными ру­
ками внушал странное благоговение, даже если глядеть на него с
высоты птичьего полета. Двоих женщин-плакалыциц, лишивших­
ся чувств от непомерного горя, уже затоптали насмерть возле
магазина «Алая гвоздика».
Напротив помоста с гробом была сооружена трибуна, куда
один за другим поднимались ораторы. Первым выступил член
правительства, один из самых любимых в народе реформаторов,
автор знаменитой монетаристской теории о неизбежном пере­
растании развитого социализма в дикий рынок. По виду он го­
дился покойному во внуки, был тщедушен, румян, вертляв и,
боясь упасть с трибуны, поминутно свешивал голову вниз, что
придавало каждому его слову особую значительность. Он гово­
рил о том, что в этой стране, где довелось жить Благовестову, да
к сожалению, и самому оратору тоже, никогда не умели при жизни
ценить великих людей, и поминали их добрым словом обыкно­
венно лишь после кончины, да и то не всегда. Зато всякое от­
ребье непременно тащили хоронить у кремлевской стены. И это
доказывает, заметил член правительства, что народ, живущий в
этой стране, невежественен, необразован, дик и, к сожалению,
почти всегда пьян. Толпа, печально внимавшая оратору, разра­
зилась воплями восторга и одобрения.
После удачного поминального слова министра ораторы стали
выскакивать на трибуну один за другим, как чертики из табакер­
ки. Кого тут только не было. Известные деятели науки и культу­
ры, знаменитые политики, никому не ведомые миллионеры, пред­
ставители известных торговых фирм, кинозвезды, домохозяйки,
генералы, эстрадные певцы, поэты, и даже одна девчушка лет
пятнадцати, почти без всякой одежды, которая, рыдая, и еле во­
рочая языком, объявила, что хотя при жизни ей не выпала честь
познакомиться лично с Елизаром Суреновичем, но все равно она
считает себя его женой и клянется, что умрет вместе с ним на его
могиле. Девчушку, которую публика приняла так же восторжен­
но, как и министра, тут же внизу усадили в крытый фургон и
куда-то увезли.
Особенно сильное впечатление на толпу произвело выступле­
ние классика русской литературы, ветхого старца, который про­
славился тем, что в роковом августе девяносто первого года со­
бственноручно возле подъезда зарубил топором бывшего секре­
таря райкома партии, убежденного красно-коричневого коммуно-фашиста. После этого его окрестили «совестью нации» на­
равне с покойным Сахаровым, депутатом Юшенковым и сатири­
ком Ивановым. Свое новое заслуженное звание писатель нес гор­
до, и стал непременным участником почти всех политических
дебатов, где выступал исключительно от имени российской твор­

274

ческой интеллигенции. Бывал и в Кремле на приемах у Бориса
Николаевича, который, правда, никак не мог ни разу правильно
произнести его звучную писательскую фамилию Баклашов-Су­
лей менжак-Оглы. Какие книги написал великий гуманист, ни­
кто, естественно, не знал, зато у всех была на слуху его крылатая
фраза: «Хороший коммунист - это мертвый коммунист». По со­
вестливости писатель превосходил даже дикторшу Сорокину,
которая натурально погружалась в обморок всякий раз, когда
вспоминала про невинно пролитую слезу ребенка Достоевского.
Кстати, чем-то они были и внешне неуловимо схожи: пожилой,
одряхлевший классик и цветущая, холеная женщина с роковым
взглядом пифии, оба сжигаемые неутоленной любовью к обездо­
ленным.
На трибуну Сулейменжаку-Оглы помогли подняться два дю­
жих добряка-омоновца, и в продолжении его короткой, яркой
речи аккуратно поддерживали с боков.
- Умер не просто всемирно известный меценат и покровитель
искусств, - прорычал в микрофон писатель. - Не дрогнула рука
негодяя, пославшего отравленную пулю в сердце нашей надежды
на светлое будущее. Пал смертью храбрых могучий спонсор, без
которого мы все осиротели. Еще вчера мы ели его прекрасные
бутерброды, а кто нас накормит завтра? Таких спонсоров, каким
был усопший, можно пересчитать по пальцам, их осталось толь­
ко двое - Боровой и Мавроди. А если и они нас покинут? - От
страшной мысли писатель горько разрыдался, но не позволил
омоновцам стянуть себя с трибуны. Уцепившись за микрофон,
прокричал: - Скажу вам больше, друзья! Поверьте старику, кото­
рый повидал лиха. Если не сумеем уговорить Клинтона, и он не
пришлет к нам зеленых беретов, нас всех все равно перестреляют
по одиночке, даже если мы возьмемся за руки... Спи спокойно,
дорогой брат, господин и учитель.
...В отдалении среди ликующей толпы стояли Башлыков с Ва­
нечкой Полищуком. После двухмесячного затворничества юно­
ша был бледен, уныл. Брезгливо сжав губы, спросил:
- Ну и зачем вы меня сюда привели, Григорий Донатович?
- А как же! Полезно поглядеть.
- Пожалуй, да, любопытно. Проводы пахана. Какая-то неле­
пая пародия на Чикаго. Клинический случай массовой деграда­
ции.
- Это не Чикаго, сынок. Это новая Москва. И в ней идет
война.
- Не моя война, Григорий Донатович. И не моя Москва.
- Твоя, мальчик. Чем скорее поймешь, тем лучше. Слишком
много слепцов.
18 *

275

На трибуну тем временем поднялся известный народный ак­
тер с искаженным горем лицом. Привыкший играть маршалов и
суровых правдолюбцев, он и на этой скоморошьей трибуне не
утратил величественной повадки, что придавало его облику не­
кий зловещий инфернальный смысл. Публика это почувствовала
и благолепно умолкла. Одинокое ржание какого-то палаточника-дебила было прервано тупым ударом по черепу.
- Мы отомстим за тебя, дорогой Елизар, - трагически вещал
актер. - Верно сказал господин писатель. Они хотят нас уничто­
жить, хотят повернуть вспять колесо истории. У твоего правед­
ного гроба клянемся: не выйдет!
- Кто же все-таки ухлопал этого монстра? - спросил Иван.
- Это даже неважно. Кто-то из своих, конечно. У них разбор­
ка завязалась нешуточная. Рынки сбыта, банковские зоны, про­
мышленность, земля... Хапнули слишком жирно, вот и сбеси­
лись.
Гроб с покойником начали спускать с помоста - и шестеро
молодчиков гвардейской внешности понесли его через площадь
к воротам, и дальше к разверстой могиле. Звуки траурного мар­
ша зычно вознеслись к небу. Возбуждение в толпе достигло пред­
ела. Вопли женщин слились в адский плач. Омоновцы, не вы­
державшие долгого безделья, вразвалку охаживали дубинками
слишком шустрых и любопытных зевак. В похоронно-праздничной неразберихе слабо пукнули несколько выстрелов. Зазевав­
шегося милиционера стащили с лошади, и четверо пьяных пред­
принимателей в кожаных куртках усердно вколачивали его каб­
луками в асфальт. Единый, протяжный, заполошный стон плыл
над окрестностью, как если бы в ответственном футбольном мат­
че кто-то забил гол в свои ворота.
Одинокий Елизар Суренович в последний раз сверху взирал
на Москву сквозь сомкнутые тяжелые веки. Он навеки поки­
дал этот безумный мир, и оттого ему было грустно. На кра­
сивом, четком и вовсе не старом лице запечатлелась ирони­
ческая гримаска, с которой он и при жизни частенько погля­
дывал на суетливых, беспокойных людишек. Когда в вертящемся
обезьяньем хороводе его слепой взор наталкивался на прелест­
ное, юное, девичье личико, его мертвое сердце сжимала лапка
сожаления.
На длинных полотняных тросах гроб осторожно опустили в
глубокую могилу. И тут совершилось маленькое чудо. Прямо из
земли, из вечного плена вырвался, взмыл в воздух белый, трепе­
щущий голубь, ало порхнул в прямых лучах солнца - и исчез в
небесах.

276

25
К середине сентября установилось бабье лето, и Алешу из
больницы перевезли на дачу на Десну. Дехтярь на прощание над­
авал кучу рекомендаций, обязался навещать больного, но сказал,
что физическое состояние Алеши, как ни чудно, не внушает ни­
каких опасений. Конечно, понадобится полгодика, не меньше,
на реабилитацию, на расхаживание, но хороший уход, усиленное
питание, строгий режим и гимнастика довершат благополучный
перелом в организме.
Режим, про который говорил доктор, был такой. Около во­
сьми утра Настя поднимала мужа и помогала ему доковылять до
ванной комнаты, где он с ее помощью умывался и приводил себя
в порядок. К девяти Ваня-ключник подавал завтрак в гостиной:
овсяная каша, свежий творог, мед, орехи, апельсиновый сок.
Алеша меланхолично съедал все, что ему подкладывали на тарел­
ку. Еще с первого своего нормального пробуждения в больнице,
он ни разу ничего не попросил, но и ни разу ничему не воспро­
тивился. После завтрака Настя укладывала его отдохнуть на ча­
сик, полтора, и пока он дремал, читала ему какую-нибудь книгу
по своему выбору. Все ее попытки узнать, нравится ли ему то,
что она читает, не увенчались успехом. Алеша лучезарно улыбал­
ся и говорил извиняющимся тоном:
- Мне все равно, дорогая.
Настя взялась читать ему историю Карамзина прямо с перво­
го тома. После отдыха и дремы, если позволяла погода, Настя
вывозила его на коляске погулять в сад. Здесь в течение часа, но
с перерывами, вместе с ним проделывала многочисленные уп­
ражнения. Охранники, прячась в разных местах, с изумлением
наблюдали, как хозяйка бросает мужу мяч, а он его ловит, радос­
тно вскрикивая. Или заставляет дотянуться руками до земли, а
потом никак не может разогнуть.
Перед обедом приходила медсестра, которую порекомендовал
Дехтярь, и делала Алеше массаж и перевязку. Но уже на третий
день Настя отправила медсестру домой, и со всеми процедурами
справлялась сама, потому что заметила, что появление любого
чужого человека сильно раздражает Алешу: он вздрагивал, за­
крывал глаза и несколько минут боролся с собой, преодолевая
страх. Обедали они, если не было гостей, вдвоем, прислуживал
Ваня-ключник, который старательно избегал смотреть на хозяи­
на, и поэтому частенько опрокидывал на скатерть какое-нибудь
блюдо. Меню составлялось и пища готовилась под неусыпным
Настиным контролем. Опять же трудно бывало понять, какая еда
нравится больному, а какая нет. Если Настя говорила: - Не доба­
вить ли щец, Алешенька? - он оживленно кивал, делая вид, что

277

способен съесть хоть всю кастрюлю, но если отбирала у него
недоеденную тарелку, он так же блаженно л упал глазами. Как-то
она провела эксперимент и вместо обеда сразу уложила его в
постель: Алеша даже глазом не моргнул.
После дневной сиесты Настя угощала его фруктами и снова
вывозила на прогулку. Постепенно она увеличивала нагрузки и
заставляла его растягивать резиновый эспандер, а также по мно­
го раз поднимать и опускать полуторакилограммовые гантели.
Алеша слушался ее беспрекословно, но когда уставал, то начи­
нал плакать. Слезы крупными градинами стекали по его худым
бледным щекам и катились за воротник. Это так поражало На­
стю, что она опускалась на колени и подолгу молилась, прося у
Спасителя помилования для своего несчастного мужа. Алеша
переставал плакать и глядел на нее с детским любопытством.
- Алеша, родной, ну скажи мне, ну скажи, что ты чувствуешь?
Где тебе больно?
- Нигде не больно, - удивленно отвечал Алеша. - Почему мне
должно быть больно? Мне хорошо!
Вечером, накормив Алешу, она снова ему читала или включа­
ла телевизор. Пока экран светился, Алеша не отрывал от него
неподвижного взгляда, иногда вздрагивая, но с губ не сходила
легкая усмешка. Когда экран гас, он еще некоторое время что-то
высматривал, а потом со вздохом облегчения переводил взгляд
на жену.
- Ты еще что-нибудь хочешь посмотреть? - спрашивала она.
- Да нет, мне все равно.
- Но чего-то ты все-таки хочешь?
- Нет, ничего не хочу. Спасибо.
- О чем ты думаешь, Алеша?
- Ни о чем. Почему я должен думать?
- У тебя что-то болит?
- Нет, ничего не болит.
Перед сном она снова отводила его в ванную, и он опирался
на нее легкой рукой, как на костыль. Он испытывал трудности с
тем, чтобы усесться на толчок, и терпеливо ждал, пока Настя ему
поможет, косясь на нее настороженным глазом, даже с некото­
рой обидой. Но когда, наконец, у него все получалось, и кишеч­
ник опорожнялся, он глядел на нее снизу с такой благодарной
миной, словно достиг конца долгого, утомительного путешест­
вия.
Засыпал он сразу, едва коснувшись щекой подушки. Настя
лежала рядом и пыталась разгадать в его спящем, чистом пре­
красном лице их общее будущее. Если он стал идиотом, думала
она, то это слишком большое наказание даже для него. Впрочем,
Настя не роптала на судьбу, напротив, все эти осенние дни, те­

278

кущие безукоризненно ровной чередой, она была спокойна и
счастлива, как может быть счастлива молодая женщина, которая
ожидает ребенка от любимого человека, и не сомневается в том,
что этот человек никогда ее больше не покинет.
Местопребывание Алеши по возможности держалось в тайне,
и редкие гости вносили разнообразие в их безмятежное бытова­
ние. Приезжал Губин, проверил, все ли у них в порядке, но не­
долго пообщавшись с Алешей, в дальнейшем предпочитал все
переговоры вести с Настей по телефону. Как и обещал, через
пару дней наведался доктор Георгий Степанович, отобедал с ними,
внимательно осмотрел больного, и нашел, что его состояние даже
лучше, чем он мог надеяться.
Настя отвела доктора в сад и прямо спросила:
- Скажите откровенно, Георгий Степанович, он что же, та­
ким и останется навсегда?
- Каким - таким? - не понял Дехтярь, уже привычно млея под
Настиным взглядом.
- Вот таким, какой он сейчас?
Доктор не знал, каким Михайлов был прежде.
- А чем он вам не нравится? Да я бы дочери своей не пожелал
другого мужа. Корректный, предупредительный молодой чело­
век. Вполне разумный. Уверяю вас, в сравнении с другими... Если
вас волнует, прошу прощения, сексуальная сторона, то тут нуж­
но время, голубушка, нужно время... Уж вы потерпите...
- Господи, да он же совершенно впал в детство, - вырвалось у
Насти. - Он же лунатик, доктор. Разве вы не видите?
- Нет, не вижу. Алексей Петрович вполне контактен, рассуж­
дает здраво, адекватен своему состоянию... Не гневите судьбу,
Настя. Однако если вас что-то смущает в этом ключе, могу поре­
комендовать прекрасного специалиста. Психиатр с мировым
именем. Пускай проконсультирует, вреда не будет.
- Пожалуйста, порекомендуйте, - дрожащей рукой Настя за­
писала телефон и фамилию.
За кофе, дабы развеять Настины страхи, доктор с заговор­
щицкой улыбкой обратился к Михайлову:
- А что, батенька, не опрокинуть ли нам по чарке? Пора, по­
жалуй, начинать нормальную жизнь.
Алеша засиял самой своей восторженной улыбкой, какая была
у него теперь только на толчке.
- Конечно, доктор! Еще бы!
- Ему разве можно? - усомнилась Настя.
- Теперь ему все можно, - многозначительно ответил врач.

279

После одной рюмки Алеша уснул прямо за столом, и чтобы
дотащить его до постели, пришлось звать Ваню-ключника.
Вечером приехал Вдовкин, и они с Настей устроили малень­
кий консилиум. Решили все же действительно пригласить пси­
хиатра, хотя у Вдовкина были большие сомнения: он ни в каких
психиатров не верил.
- В сущности, кто такой психиатр? Это человек, который за­
являет, что изучил законы человеческой психики. Но это же
вранье. Это большое вранье. Я психиатров не осуждаю, каждый
зарабатывает, чем может. Я в другом не уверен: стоит ли понап­
расну тревожить Алешу. Ты погляди на него. Был ли он когданибудь таким удовлетворенным? Зачем же пытаться вернуть его
в эту грязь, которую мы по заблуждению называем разумным
существованием?
- Не надо умствовать, - сказала Настя. - Ему очень плохо.
- А тебе или мне хорошо? Человек так или иначе всегда не­
счастен. Если хочешь знать, я бы с удовольствием с ним поме­
нялся.
- Я с тобой поссорюсь, Женечка, если будешь так говорить.
Ссориться с Настей Вдовкин не хотел. У него так жизнь по­
вернулась к пятидесяти годам, что никого вокруг не осталось из
близких, кроме Насти и этого чокнутого бандита.
Психиатр приехал через день, за ним послали машину. Его
звали Валерий Яковлевич Сушко. Он был щупл, высок, опирал­
ся на палочку и поминутно странно, по-гусиному вскрикивал кхе-е-к! - радуясь, что живой. За период перестройки Валерий
Яковлевич достиг высоких степеней в своем врачебном искусст­
ве, и поговаривали, что был вхож в правительство наравне с ле­
гендарной Джуной, причем, ходили они к одним и тем же паци­
ентам. Прежде чем познакомиться с больным, он присел на кры­
лечке отдохнуть, внимательно изучая пейзаж. Вдовкин любезно
предложил ему сигарету.
- Какая тут у вас благодать, однако, - заметил Валерий Яков­
левич, от сигареты брезгливо отказавшись. - Что за прелесть эти
подмосковные делянки. И какие забавные поселяне. Но почему
они прячутся?
Как раз двое охранников с рациями и с автоматами нырнули
за деревья.
- Приезжих избегают, - пояснил Вдовкин. - Много обид им
приезжие чинят.
- Вы сами местный или как?
- Я тут вроде бедного родственника. На подхвате.
- Раньше у меня не лечились?
- Нет, не приходилось. Хотя много раз собирался.

ЯП

Психиатр Вдовкину понравился, видно было, что вреда от него
особого не будет - слишком стар.
- Ну что ж, - вздохнул Валерий Яковлевич, - давайте сюда
больного.
- Именно прямо сюда его вынести?
- Зачем же, - Валерий Яковлевич вскрикнул - кхе-е-к! - при­
крыв рот ладошкой. - А вы, я вижу, насмешливый юноша. Но
пьете много, это нехорошо...
- Неужели так заметно?
- Еще бы незаметно. Вы ведь, друг мой, водку с пивом сме­
шиваете, оттого запах ядреный, устоявшийся. Я бы вам посове­
товал закусывать лимонной корочкой. Исключительно отбивает
сивушный аромат.
На крылечко вышла Настя. Валерий Яковлевич, кряхтя, под­
нялся и поцеловал ей руку. Галантно заметил:
- Мечтаю, чтобы все мои пациенты выглядели именно так,
сударыня!
- Спасибо, доктор! Где бы вы хотели осмотреть мужа?
- Лучше всего там, где он чувствует себя в безопасности.
Настя вопросительно взглянула на Вдовкина.
- Такого места больше нет.
- Да и раньше не было, - добавил Вдовкин. Старичок, кото­
рый поначалу показался ему безобидным шарлатаном, все боль­
ше его занимал. Это было ему чудно хотя бы потому, что в пос­
леднее время встречи с новыми людьми вообще не вызывали у
него никаких эмоций. Он привык к мысли, что запас его любо­
пытства к миру, слава Богу, исчерпан окончательно. Сумрачный
сон наяву, в терпких парах винного спирта его вполне устраивал.
В сегодняшнем госте была какая-то симпатичная бодрость,соот­
носимая, может быть, с задержкой земного пребывания. В его
старческом взгляде посверкивала зоркость, которая дается чело­
веку лишь за пределом бытия.
Алеша отдыхал после завтрака, но не спал, а глядел любимый
мультик про черепашек ниндзя. Увидя незнакомого человека,
которого привела Настя, он попытался укрыться одеялом с голо­
вой, но не успел. Настя села рядом, поймала его руки и мягко
укорила:
- Ну не ребячься, милый! Это же к тебе пришли.
- Ко мне? А кто это?
Вдовкин выключил телевизор, а Валерий Яковлевич предста­
вился.
- Я врач. Зовут меня Валерий Яковлевич. Хочу вас осмотреть,
если не возражаете.
- Даже не знаю, - усомнился Алеша. - У меня ведь уже есть
врач. Он меня оперировал. Очень хороший. Его все уважают.

Я1

Настя, ты разве не помнишь Георгия Степановича? Он ведь вче­
ра приходил.
- Не волнуйся, милый! Это я пригласила Валерия Яковлеви­
ча. Он с тобой поговорит - и все.
- Конечно, конечно, - поспешил согласиться Алеша. - Я про­
сто подумал, что если я здоров, то зачем тратиться на новых вра­
чей. Извините меня, доктор, но сейчас такое дорогое лечение, не
всем по карману.
Валерий Яковлевич, пару раз вскрикнув, благополучно устро­
ился в кресле напротив кровати.
- Какие деньги, юноша! Просто визит дружбы. Не беспокой­
тесь ни о чем.
Алеша вытянулся под одеялом поудобнее. С хитрой улыбкой
покосился на Вдовкина.
- Денег не жалко, доктор. Но пока я на иждивении у жены,
поневоле приходится учитывать каждую копеечку.
- Похвальное здравомыслие, - одобрил Валерий Яковлевич. Копеечка, известно, рубль бережет.
Настя испытывала неодолимое желание бухнуться на колени
и немедленно воззвать к Спасителю. Полтора месяца она не слы­
шала от мужа столь долгих и проникновенных речей, и уж лучше
бы не слышала вовсе.
- Сегодня воскресенье, - невозмутимо продолжал Валерий
Яковлевич, - вот я решил прогуляться за город, заодно и к вам
завернул.
- Сегодня не воскресенье, - поправил его Михайлов. - Сегод­
ня пятница. В воскресенье по утрам не показывают черепашек.
«Зов джунглей» - это да. Вы ошиблись, доктор. Как бы вас не
хватились на работе.
- Ничего, я предупредил. Скажите, пожалуйста, Алеша, по
ночам вам что-нибудь снится?
Алеша сделал слабую попытку вырваться из ласковых рук
жены.
- Если вам неудобно при посторонних, - сказал доктор, - поп­
росим их выйти.
- Не надо, - испугался Михайлов. - Какие же это посторон­
ние? Настя моя жена, а это Вдовкин. Женя, хочешь выпить?
Позови Ваню-ключника, он тебе нальет.
- Потерплю, - у Вдовкина вся эта нелепая сцена вызвала чтото вроде изжоги.
- Я не случайно спросил про сны, - пояснил Валерий Яковле­
вич. - В наших снах множество отгадок к физическому и душев­
ному состоянию. Уверяю вас, это не бабушкины сказки. .
- А где ваша бабушка? - спросил Алеша.

282

- Померла, голубчик, давно померла... Так что же вас беспо­
коит по ночам?
- Вы не будете смеяться?
- Нет, голубчик, не будем.
- Во сне приходит Елизар Суренович - и мы с ним летаем.
- На чем летаете? На самолете?
- Нет, просто так, будто на крыльях. Смешно, да?
- Каждую ночь?
- Почти каждую. Но иногда и днем.
- И всегда только с ним?
- Не всегда. Черепашки тоже летают. Ну и еще всякие сущес­
тва.
- А кто такой Елизар Суренович?
Алеша посмотрел на жену, ища у нее поддержки.
- Будто вы не знаете?
- Честное слово, не знаю.
Алеша капризно скривил губы.
- Я вам не верю, доктор. Его все знают. Вы надо мной смее­
тесь, а обещали не смеяться.
Валерий Яковлевич полез в карман пиджака и достал кожа­
ный очешник. Водрузил на нос очки с какими-то особыми стек­
лами, отчего глаза у него сделались на пол-лица. У Алеши от
изумления отвалилась челюсть.
- Можно и мне потом померить? - спросил он робко.
- Конечно, но сперва еще несколько вопросов. Заранее про­
шу прощения, если они вам не понравятся, но это необходимо.
Друг мой, вы импотент?
Вдовкин закурил. Настя бросила на доктора недружелюбный
взгляд. Алеша раскраснелся.
- Не знаю, - сказал он.
- Как, то есть, не знаете? Вы спите со своей женой или нет?
- Конечно, спим. Только я рано ложусь, а она обычно попоз­
же. Правда, Настя?
- Валерий Яковлевич, - не выдержала Настя. - Нельзя ли обой­
тись без этих новомодных штучек?
- Никак нельзя, голубушка. Это очень важно.
- Вы разве не видите, в каком я положении?
- Вы примерно на седьмом месяце, с чем вас и поздравляю.
Полагаю, вашего мужа это не должно слишком смущать. Верно,
Алексей Петрович?
Алеша к этому моменту стал красный, как рак. Он заподо­
зрил неладное.
- Доктор, - протянул он плаксиво. - Вы хотите забрать На­
стеньку, да? Но как же я останусь без нее? Вдовкин почти всегда
пьяный. Кто меня вывезет погулять в садик?

213

- И все же, - Валерий Яковлевич заговорил властно и вкрад­
чиво, - надеюсь получить определенный ответ на свой вопрос.
Вдовкин решил, что пора и ему немного поучаствовать в ме­
дицинской процедуре.
- Доктор, а вы в курсе, что его недавно искромсали вдоль и
поперек?
Валерий Яковлевич недобро запыхтел, вскрикнул - кхе-е-к! точно прочищая горло, и очки убрал в карман.
- Чем встревать со своими глупостями, молодой человек, вам
бы, может быть, действительно лучше пойти опохмелиться.
От его грозного тона Алеша окончательно сник.
- Я все скажу, только не сердитесь, пожалуйста.
Настя пулей вылетела из комнаты. Правда, через минуту вер­
нулась и, как ни в чем не бывало, объяснила, что распорядилась
насчет завтрака.
- Импотенция у меня в порядке, - вдруг, насупясь, сказал
Алеша. - Это все знают. Хоть у Вдовкина спросите. Он сейчас
трезвый.
Вдовкин на всякий случай подтвердил.
- Он в больнице всех медсестер загонял. Прямо с операцион­
ного стола скрывался. Хотя был в наркозе.
- Хорошо, хорошо, - ухмыльнулся Валерий Яковлевич. - Мне
по душе остроумные молодые люди. Но я что-то слышал о за­
втраке. Не продолжить ли нам беседу за столом?
Ваня-ключник накрыл чай на веранде. Алеша, чтобы пока­
зать доктору, какой он крепкий, решил добраться до стола са­
мостоятельно, опираясь на костыли. В дверях веранды наткнулся
на Ваню-ключника, чуть они не столкнулись. Алеша жалобно
пролепетал:
- Извини, пожалуйста, Ванюша! Видишь, колупаюсь с кос­
тыльками, всем только мешаю.
Ваня-ключник в оторопи неловко наклонил поднос и тарелки
с чашками посыпались на пол. Алеша, растерянно бормоча: - Ах,
беда-то какая! - потянулся их подбирать, не устоял на ногах - и
загремел следом за посудой. Пока Настя со Вдовкиным его под­
нимали и усаживали за стол, с Ваней-ключником случилась ис­
терика. Он прислонился к косяку, набычился, закрыл лицо рука­
ми:
- Не могу больше! Увольняюсь! Хоть убейте!
Настя что-то успокоительное ему прошептала, погладила по
стриженой голове и Ваня, пошатываясь, ушел в дом.
Алеша виновато улыбался.
- Я не нарочно, честное слово! Он сам споткнулся.
У Насти и для мужа нашлось доброе слово.

at

- Никто тебя не винит, милый. Подумаешь, чашка разбилась.
Это же на счастье.
Валерий Яковлевич, никого не дожидаясь, намазывал гренку
маслом. Вдовкин, приметя графинчик с коньяком, быстренько
набуровил фужер и, тоже ни с кем не сообразуясь, моментально
его опрокинул. Зажевал лимонной долькой. Настя разлила чай,
мужу наложила тарелку овсяной каши, добавив туда смородино­
вого желе и меду. Алеша с завистью следил за Вдовкиным.
- Может быть, и мне рюмочку? - спросил у Насти. - Пом­
нишь, мне же разрешили.
- Не за завтраком, - сказала Настя. Алеша покорно взялся за
кашу, и тут же вымазал себе подбородок и щеки. Настя заботли­
во утерла ему лицо салфеткой.
Вскоре вернулся Ваня-ключник с новым подносом, на кото­
ром дымилось блюдо гречишных оладьев.
- Ванюша! - окликнул его Михайлов. - Ты прости меня, если
сможешь. Я ведь не нарочно тебя толкнул.
- Наше дело холопское, мы не в обиде, - ответил Ваня, бро­
сив затравленный взгляд на хозяйку. Та ему ободряюще подмиг­
нула.
- Любопытно узнать, - Валерий Яковлевич добавил в чай ду­
шистых, деревенских сливок. - Как вы относитесь, Алексей Пет­
рович, к нынешней гайдаровской реформе?
- Реформа хорошая, - быстро ответил Алеша, очередной раз
промахнувшись мимо рта ложкой с кашей. - Все довольны, и я
тоже.
- Что же именно вы находите в ней хорошего? - не отставал
доктор.
Алеша наморщил лоб: ясная улыбка, каша на бороде, ложка
на весу. Было видно, как он изо всех сил старается угодить на­
вязчивому собеседнику.
- Что хорошего? - повторил туповато. - Ну как же: свобода - и
вот кушаем, сидим. Разве плохо?
- Верно! - обрадовался Валерий Яковлевич. - Совершенно
верно. Свобода и жратва. Умнейшее заключение. Но теперь ска­
жите, когда вы летаете с вашим Елизаром Суреновичем, вы о
чем-то беседуете? Или так - свободный полет без всяких затей?
- Иногда разговариваем, - Алеша скромно потупился, ложку
опустил в тарелку, но очередную порцию каши зачерпывать по­
годил.
- О чем же?
- О разном. Он ведь умер, да там ему скучно, куда он попал.
Вот он и тянется обратно, ловит попутчиков. Но он людям не
всем доверяет, опасается их. А от меня какой вред, от безногого,

ж

безрукого. Беседуем, конечно. Он хочет, чтобы я с ним с мерт­
вым, как с живым соприкасался. От этого ему теплее.
- Он на самом деле мертвый? Или это так - аллегория?
- Мертвее не бывает. Пуля в сердце. Это вам не шутка, до­
ктор.
Алеша победно оглядел присутствующих, зачерпнул каши.
Настя сидела смурная, а Вдовкин машинально налил второй фу­
жер. Прихромал Ваня-ключник, на сей раз принес тарелку с пи­
рожными и новый чайник с кипятком. Алеша ринулся ему по­
мочь, хотел чайник поставить, но закачался вместе со стулом, а
Ваня отшатнулся и чуток ошпарил себе ногу.
- Ничего, мы привыкшие, - сказал отрешенно. - Ежели чего
еще понадобится, покличьте тогда.
- Покличем, Ванечка. Конечно, покличем, - отозвалась На­
стя.
После каши и бутербродов с сыром Алеша начал клевать но­
сом - привык отдыхать после завтрака по режиму. Валерий Яков­
левич это заметил.
- Ну хорошо, последний вопросец - и баиньки. Чего вы бои­
тесь, Алексей Петрович? Вы же чего-то все время боитесь, вер­
но?
Алеша уставился на него в недоумении.
- Нет, чего мне бояться? Мы же с Елизаром Суреновичем оба
мертвые. Бояться поздно.
- Как же так, друг мой? Только что вы нам объясняли, что
ваш, так сказать, усопший коллега тянется к вам за живым теп­
лом, а теперь что же получается? Какая-то неувязка.
- Никакой неувязки, - в Алешиной улыбке просквозила снис­
ходительность. - Вам ли этого не знать. Вы же сами в прошлом
году усопли.
- Да, - без всякого удивления согласился доктор. - В прошлом
году я перенес второй инфаркт. Что было, то было. Но нельзя
сказать, чтобы совсем так уж и усоп. Ведь сидим же с вами, чаек
попиваем.
- Это видимость, - с какой-то знобящей уверенностью возра­
зил Алеша. - Одна только видимость.
Настя увела его в спальню, уложила, поцеловала влажный лоб.
Потом вместе со Вдовкиным они проводили Валерия Яковлеви­
ча к машине. Старый кудесник подхватил Настю под руку и ти­
хонько ей наговаривал в розовое ушко, как заклинал:
- Что ж, милая девушка, вам выпало трудное испытание... Но
у всего свои причины. По роду занятий я лечил тысячи людей,
или, если угодно, внушал им, что лечу. Могу вас уверить, люди
устроены просто, куда проще, чем цветы на ваших клумбах. К
каждому можно подобрать ключик. Подбери ключик - и человек

твой. Человек отпирается точно так же, как шкатулка. Щелк,
щелк - и никаких секретов. Но бывают исключения, увы! Ваш
муж как раз такое исключение.
- Что вы хотите этим сказать?
- Хочу сказать, что ключика у меня нет. Я же не Бог, всего
лишь любознательный наблюдатель. Говорю с вами откровенно,
потому что вы тоже исключение и поймете меня.
- Что с ним, доктор?
- Не знаю, - Валерий Яковлевич вспомнил, что давно не вскри­
кивал, и самозабвенно кхехекнул, отчего две вороны в испуге
сорвались с березы. - Он наглухо закрыт. Полагаю, это от пере­
утомления. Сильные люди, обладающие мощным энергетичес­
ким запасом, и устают сильнее обыкновенного. Что он не слабо­
умный - это точно. Могу даже предположить, что он обманывает
нас. Затаился и подсмеивается над нашими потугами пробиться
к его душе.
Настя так разволновалась, что ухватила доктора за плечо. Ва­
лерий Яковлевич высказал то, о чем она сама догадывалась. Она
так и думала, что Алеша затеял большой, гнусный обман. Он
прикидывается идиотом, а на самом деле внимательно за ней
подглядывает. Он всегда был обманщиком и хитрецом, и теперь
от скуки разыгрывает кошмарный спектакль, где все они статис­
ты, а он - режиссер.
- Значит, он нормален?
- Нормальнее нас с вами.
На прощание Валерий Яковлевич поцеловал ее по-отечески в
щеку, ущипнул за бок - и укатил, увозя в кармане пятьсот долла­
ров.
На веранде Настя застала Вдовкина, который успокаивал хны­
чущего Ваню-ключника.
- Все равно уволюсь, - причитал строптивый филолог. - Он
меня достал. Я же вижу, чего он добивается. Марионетку из меня
делает.
- Он же болен, Ванечка, - вмешалась Настя. - На больных
разве обижаются.
- Да, как же, болен! - дерзко возразил Ваня-ключник. - Ему
главное, чтобы последние нервы мне истрепать.
- Хорошо, ступай к себе, Ванечка. Нам с Евгением Петрови­
чем надо поговорить.
Ваня гордо удалился, роняя на ходу остатки посуды. Вдовкин
к этому времени уже почти опорожнил графинчик с коньяком и
был настроен благодушно. Настя отпила глоток остывшего чая.
- Не кажется ли тебе, что Алеша водит нас всех за нос?
- Еще как водит! Это тебе доктор сказал?

217

- Представь себе. Он не находит у него никаких психических
нарушений.
Вдовкин доцедил последние капли из графинчика в рюмку.
- Конечно, что он может найти. Для него шизик - это тот, кто
лает и кусается. Да в принципе Алеша ему просто не по зубам.
Он никому из нас не по зубам. Чересчур суверенен. Вот милей­
ший старичок и споткнулся.
- Он сам это понимает.
- Понимает, а денежки за визит небось взял, да?
- Но он же потратил время.
Вдовкин закурил, окутался дымом и чихнул. Вид у него был
поблекший, синюшный. Он и пил-то в последнее время без удо­
вольствия.
- Скажи-ка, Настя, по совести. Ты действительно хочешь,
чтобы Алеша стал таким, как прежде?
- Мне его очень жалко, - ответила Настя.
К вечеру подскочил Миша Губин. Заехал на полчасика, но
остался ночевать. В Москве дела складывались не то чтобы тре­
вожно, но как-то непонятно. Из регионов понаехала масса наро­
ду, шли бесконечные сборы, то у Грума, то у Серго, то на не­
йтральной полосе, но толку пока было чуть. Настроение у глава­
рей корпораций было скорее мирное, чем воинственное, каза­
лось, все вопросы можно решить полюбовно, запал у невидимой
пушки еще тлел, но не гас. Всем было очевидно, что пока не
будет обозначен единый лидер, а проще говоря, новый, непрере­
каемый пахан, бесконечные протоколы о намерениях и даже
фиксированные банковские счета, и даже клятвенные уверения
в честном сотрудничестве останутся пустым сотрясением воздуха
и не застрахуют огромную финансовую империю покойного
Елизара Суреновича от очередного, еще более мощного взрыва.
Губин, осунувшийся, дочерна загоревший, был настроен ре­
шительно, и признался Вдовкину, что готов все бросить и сли­
нять куда-нибудь в Австралию для продолжительного отдыха. Ему
не хватало воздуха в России, чтобы дышать полной грудью. На
месте его удерживал лишь некий Суржиков, которого он вско­
рости должен был якобы изловить. Кто такой Суржиков, он не
говорил, но при упоминании этого имени взгляд его наливался
кровавой мутью. Вдовкин не завидовал неведомому Суржикову,
но и Губина не одобрял.
- Тебе ли заикаться о какой-то Австралии, - заметил он скеп­
тически. - Мы с тобой, Мишенька, как два деревца. Где нас сло­
мали, там и сгнием.
Еще удерживала Губина болезнь друга.

ж

Алеша, как всегда, обрадовался его приезду, но выказал это
своеобразно. Потянулся из кровати, точно хотел обняться, за­
стенчиво прогугукал:
- Привез, Миша, да, привез?!
- Что?
От его строгости Алеша враз опамятовался.
- Да ладно, это я так, прости, пожалуйста!
- Алеша, скажи толком, что я должен был привезти?
- Не должен, что ты! Упаси Бог! Просто вроде разговор был...
- Это он про черепашек, - догадалась Настя.
- Про каких черепашек?
- В прошлый раз, когда ты был, в рекламе показывали, таких
зелененьких, на велосипедах. А ты сказал: куплю.
- Я обещал купить черепашек?
Алеша закрылся одеялом, только один глаз загадочно пылал.
- Хорошо, - сказал Губин. - Если обещал, то куплю.
- Совсем необязательно, - с надеждой гукнул Алеша.
Губин начал проверять посты, за ним увязался Вдовкин, хотя
ноги его еле держали. Сегодня он с опережением покрыл днев­
ную норму. Вечер был прохладный, с черными осенними муш­
ками. Через поле вышли к дальнему ухорону, откуда подъездное
шоссе просматривалось до самого горизонта.
- Надо бы Алешку пристрелить, - меланхолично заметил Гу­
бин, - чтобы не мучился.
- Озверел ты, Миша, совсем... Или завидуешь ему, как и я?
- Чему завидовать-то?
- Ну как же, есть чему. Алеша превратился в растение и живет
теперь в полном соответствии с природой. Он прозрел, а мы сле­
пые.
- Пьяный, интеллигентский бред. Ты умный человек, Вдов­
кин, но мозг пропил. Алеша рожден хищником, а теперь от него
осталась одна оболочка. Ткни пальцем - весь воздух выйдет. Ты
ему завидуешь? Да ты сам такой же ползунок, как он. Только из
него норов вышибли пулей, а из тебя спиртом.
- По-твоему, и меня следует пристрелить?
Вдовкин споткнулся на травяной кочке и чуть не упал. Губин
поддержал его за плечо.
- Конечно, надо бы. Вы оба дезертиры.
- Дезертировали из банды?
- Из жизни, Женя, из жизни. Не хитри сам с собой. Я вас не
осуждаю. От такого рода дезертирства никто не застрахован. Мне
Настю жалко. Ей за что такая доля?
- Настя в банде никогда не была.
Губин не захотел продолжать пустой разговор, тем более, что
они уже подошли к сосновой рощице, где меж двух деревьев был
19“Подвиг" №2

устроен помост, наподобие охотничьей засады, с которой сверху
бьют кабанов. На помосте, метрах в трех от земли, нахохлясь,
сидел человек с биноклем.
- Спускайся, - окликнул Губин. - Покурим.
Охотник спрыгнул вниз, ловко спружиня на полусогнутых
ногах. По виду ему было лет тридцать, лицо неприметное, но
злое. Вдовкин его раньше не видел.
- Ночью по двое дежурите? - спросил Губин.
- Так точно, шеф.
- Не холодно?
- Костерок жжем. Не сомневайся, шеф, муха не проскочит.
- Проскочит, ответишь башкой.
- Это мы понимаем, - дозорный дружелюбно ухмыльнулся.
Губин угостил его «Мальборо». Сам он не курил, но всегда носил
с собой сигареты.
Обратно брели по полю уже в сумерках. Вдовкин зябко ежил­
ся в своей кожаной куртке, трезвел на ходу. Ему хотелось лечь на
подсыревшую землю и отдохнуть. Поле казалось бесконечным.
Ощущение близкой смерти было так очевидно, как смутное губинское лицо. Он вспомнил, как Михайлов говорил врачу, что
все они уже умерли. В этом тоже он был прав. Пулей ли, спир­
том, грабежом им сняли головы - какая разница. Третий год все
они, граждане некогда великой страны бредут по черному полю
уже после смерти. Зато, как ни чудно, деньжат в карманах при­
бавилось. Вдовкин грустно улыбнулся в темноте, а Губин словно
услышал его мысли.
- Легче всего, - буркнул себе под нос, - уснуть и не проснуть­
ся.
- Смешной ты человек, Губин, - Вдовкину не хотелось спо­
рить, но молчание пуще угнетало. - Пытаешься построить ка­
кую-то философию, когда в нас ничего человеческого не оста­
лось.
- Не суди по себе обо всех, - посоветовал Губин. - Мечту твою
не разделяю.
- Какую мечту?
- Превратиться в растение.
- Ах, вот ты о чем.
К ужину, желая, возможно, угодить Губину, Ваня-ключник
расстарался: наготовил пирожков с капустой и свиные отбивные
запек в тесте. Но радовался застольному изобилию один Алеша.
Остальные сидели за столом, как на принудиловке. Вдовкин об­
нялся со своим графинчиком, Губин уткнулся в тарелку, а Настя
привычно ухаживала за мужем, который пожирал пирожки, точ­
но семечки лузгал. Потом съел две отбивных, перемазавшись в
тесте. Восторженно улыбаясь, обратился к Вдовкину:

2»

- Женя, ты не позволишь мне тоже глоточек наливочки? Сви­
нина очень жирная, хотя и вкусная. Мне доктор разрешил, прав­
да, Настенька?
Ваня-ключник, прибиравший пустые тарелки, как-то стран­
но хрюкнул и выскочил вон. Но ничего не разбил. Настя налила
в чайную чашку вина на донышке, подала мужу.
- Пей, милый, если хочется.
- Не то чтобы хочется, - смущенно оправдывался Алеша. Просто жирно очень во рту.
Губин поднял голову от тарелки, зло спросил у Вдовкина:
- Ну что, завидуешь, да?
- Не заводись, Мишель.
Алеша, осушив вино, блаженно потянулся:
- Вот как хорошо-то! Славно покушали, спасибо Ванечке.
Знаешь, Миша, я его утром случайно обидел. Я на костыльках-то
шлендал, ну и подвернулся ему под ноги. Он все тарелки разбил.
Но я сразу извинился! Он меня простил, правда, Настенька?
- Пойдем спать, милый, поздно уже.
- А чай не будем пить?
- Я тебе в постельку принесу.
Губин и Вдовкин остались одни за столом.
- Психиатр приезжал, - сообщил Вдовкин. - Он думает, что
Алеша притворяется.
Губин никак не отреагировал. Тут вернулся Ваня-ключник.
- Разрешите к вам обратиться? - отнесся он к Губину по всей
форме, хотя в армии никогда не служил.
- Обращайся.
- Хочу просить об увольнении. Мочи нет все это наблюдать.
Нервы на пределе. Разрешите подать рапорт?
Губин окинул его ледяным взглядом.
- Ты всерьез?
Ваня-ключник обиженно хлюпнул носом.
- В этом доме давно никто не шутит, кроме самого хозяина.
- Я тебе такое устрою увольнение, - сказал Губин, - что у тебя
одна нога останется здесь, а вторую будешь искать в Шереметь­
ево. Уловил?
Ваня-ключник козырнул, хотя был без головного убора, и
отправился на кухню...
С утра прикатили неожиданные гости: Филипп Филиппович
с Ваней - и с ними девица Нина Зайцева. Ваня-ключник собрал­
ся готовить большой воскресный обед и попросил у Губина раз­
решения привести на подмогу деревенскую девку Галину, кото­
рая по загадочному стечению обстоятельств оказалась студент19 *

кой-заочницей того самого филологического факультета, где в
прошлом учился Ваня-ключник. Губин не придал этому значе­
ния, но ему не понравилось, как девка Галина при разговоре то и
дело прислоняется к нему грудью или боком. Так ловко у нее
выходило, что уберечься не было никакой возможности. Губин
предупредил:
- У нас тут, девушка, не дом свиданий. Здесь больной человек
помирает. Никакого шума, никаких громких песен не может быть.
Впрочем, ваш кавалер все это понимает. В случае чего, он за вас
и ответит.
Ваня-ключник после вчерашнего неудачного увольнения был
предельно собран.
- Не извольте сомневаться, гражданин начальник. Ежели она
только пикнет, я сам ее придушу.
И увел хохочущую подругу на кухню, откуда сразу же доне­
слись истошные женские вопли.
С приездом гостей двухэтажный загородный дом ожил, рас­
пахнул окна и зазвенел человеческими голосами. Настя была этому
рада, потому что возня с гостями, хлопоты по их устройству от­
влекали от грустных мыслей. Особенно ей интересно было поз­
накомиться с Ваней, о котором она много слышала, но увидела
впервые. Он напомнил ей того Алешу, с каким она встретилась
несколько лет назад. Не такой красивый, но стройный, подвиж­
ный, и с внимательным, властным взглядом. Не по годам на чемто сосредоточенный, на том, что внутри, а не вне. Она показала
Ване комнату с балкончиком на втором этаже, и сказала, что
отныне эта комната принадлежит ему, и он может жить здесь,
сколько пожелает.
- Отчего такая привилегия? - насмешливо спросил Иван.
- Вы - сын Федора Кузьмича. У моего мужа не было ближе
человека.
Иван сразу почувствовал, какое грозное обаяние от нее исхо­
дит, и попытался воспротивиться.
- Меня вообще-то мать уговорила поехать. Вот, послала Алек­
сею образок.
Настя чинно приняла иконку с позолоченным ободком, пос­
мотрела на юношу так, словно заглянула ему в душу.
- Вам нет нужды, Ванечка, придумывать какие-то тайные кол­
кости. Мы с вами поладим без всяких затей. Алеша всегда гово­
рил о вас, как о сыне.
- Значит, у меня уже трое отцов, - усмехнулся Иван.
Филипп Филиппович отправился в спальню к Алеше, и про­
вел с ним полчаса. Вышел удрученный. Встретил Вдовкина, ко­
торый с четырьмя пивными банками направлялся на веранду.
Сели рядком на диване, Вдовкин поделился пивом. Спросил:

292

- Как впечатления?
- Да что тут скажешь. Видно, какая-то важная пружина в нем
перебита. По-человечески жалко, конечно. Но с другой сторо­
ны...
- Что с другой стороны?
После шестидесяти лет Филипп Филиппович заметно погруз­
нел, потяжелел, и приобрел неспешную повадку сановитого уче­
ного. Род занятий, о котором школьный математик пять лет на­
зад и помыслить не мог, наложил на него своеобразный отпеча­
ток. Он часто теперь задумывался посередине какой-нибудь не­
замысловатой фразы. Вдобавок взял привычку стряхивать пепел
сигареты в ладонь, а после сдувал его на пол.
- Видите ли, я вот так иногда прикидываю, зачем мы, но вот
вы, Евгений Петрович, да и я тоже, зачем во все это втянулись?
Ну то есть в то, что у нас сейчас принято называть бизнесом,
предпринимательством и так далее... И прихожу к выводу, что
главным образом от страха остаться на обочине жизни, а проще
говоря, подохнуть с голоду под забором. Михайлов - совсем иное
дело. Он в броне родился - и с бивнями. Сколько я его знаю, ему
все было нипочем. Зверюга и только. Как говорится: не стой на
дороге, сомнет, но вот броня малость подоржавела, бивни приту­
пились, и проклюнулось из самого нутра нечто мягонькое, дели­
катное, то, что от матушки с батюшкой перекачано в генах. Я
больше того скажу вам, Евгений Петрович. В нем сейчас его ис­
тинное, натуральное естество наружу пробилось. А могло ведь и
не пробиться. Так что же, жалеть бедолагу? Или радоваться за
него?
- Любопытно другое, - заметил Вдовкин, которого утренние
порции спиртного всегда настраивали на философский лад. - От
этого, как вы изволили выразиться, зверюги, оказывается зави­
сят сотни человеческих судеб, в том числе отчасти и наши с вами.
Отсюда забавный вопрос: если в Михайлове пробудился, по ва­
шим словам, человек, то нам, следовательно, по теории равнове­
сия предстоит, напротив, дальнейшее озверение.
- Нехорошо шутите, - надулся Филипп Филиппович, и банку
с пивом отставил. - За свою особу вам, полагаю, опасаться нече­
го. Денежками-то вас Михайлов снабдил на десять жизней.
- Денежками - да. Но не в них счастье, профессор. Опять ведь
придется приноравливаться к новым обстоятельствам. А я уж, по
совести сказать, как-то пригрелся возле Алеши со своей бутыл­
кой. Нынче пахана менять, как новую семью заводить.
Содержательную беседу нарушила Нина Зайцева. Она уже
давно бродила в одиночестве по дому, приглядывалась. При этом
старалась казаться незаметной. Иван всего три дня как вернулся
домой, насупленный и раздраженный, и все три дня она с него

293

пылинки сдувала; а когда собрался на дачу к Михайлову, с во­
плями билась у его ног, лишь бы не бросил, лишь бы взял с
собой. Ваня смилостивился, взял, но предупредил: если как-ни­
будь она себя скоромно, неприлично проявит, то больше с ней
возиться не будет, а передаст с рук на руки Губину. Нина пове­
рила. Самолюбивый мальчик-несмышленыш, которому запудрить
мозги все равно, что конфетку съесть, на ее глазах превратился в
мужчину, от которого веяло сладким могильным холодом. Он и в
постели теперь брал ее как-то настырно, с хриплым смешком,
отчего девичье сердечко закатывалось к небесам. Нина лишь уточ­
нила: - Что значит, любимый, проявить себя скоромно? - на что
Иван коротко ответил: - Не наглей!
На страшного Губина она уже наткнулась в гостиной во вре­
мя своей экскурсии по дому. Он сидел в кресле с газетой в руках,
и когда она сунулась в дверь, тут же поманил ее пальчиком. Нина
подошла цыплячьей походкой, скромно скрестила руки на живо­
те.
- Вынюхиваешь? - спросил Губин. Вот тут с ней чуть не слу­
чился малый грех, но привычная в ларечном обществе к побоям,
она себя превозмогла.
- Я с Иваном приехала, - сказала она. - Хотите, у него спро­
сите.
Губин несколько секунд внимательно ее разглядывал поверх
газеты.
- Это было его ошибкой, - заметил Губин. - Но ее нетрудно
поправить.
- Я преданная, - неизвестно для чего призналась Нина. - Я
при нем, как собака.
Губин отпустил ее небрежным мановением руки. На веранде,
увидев добродушного Филиппа Филипповича и Вдовкина, Нина
так обрадовалась, что без разрешения бухнулась на стул, с опоз­
данием сообразив, что, возможно, именно этот ее поступок Иван
посчитал бы неприличным.
- Мужчины! - сказала она неожиданным басом. - Спасите
несчастную девицу, дайте ей тоже пива. Ой, тут все так непривы­
чно, я тут, как в лесу.
Вдовкин протянул ей банку, которая была у него захоронена
в кармане.
- Давайте у девушки поинтересуемся, - весело обернулся к
Филиппу Филипповичу. - Она нас рассудит. Скажи, красавица,
тебе какие мужчины по душе? Крутые, как Михайлов, или вот
такие, как мы, застенчивые и незлобивые?
- Я Ваню люблю, Полищука. Он меня сюда и пригласил. Здрав­
ствуйте, Филипп Филиппович. Вы меня узнали? Я ведь Ванина
невеста.

294

Ближе к вечеру прорвалась гроза. Эпицентр ее сгустился над
дачным поселком, и минут сорок подряд, без устали по дому
колотили молнии, но ни разу точно не попали. Зато у двух сосен
за оградой верхушки срубило, как лазером.
В гостиной было шумно, чадно, оживленно. Ужин удался на
славу. Ваня-ключник целого гуся запек в духовке и подал его с
яблоками и с острой приправой из зеленых слив. Приготовил по
рецепту из кулинарной книги Дюма-отца. Деревенская девка
Галина, наряженная в расписной сарафан и с белой наколкой на
черных волосах прислуживала за столом с какими-то затейливы­
ми шутками-прибаутками, и даже суровый Филипп Филиппович
не удержался от того, чтобы не ущипнуть ее за бочок. После чего
Ваня-ключник шепнул ему на ухо, что готов обменять красивую,
ядреную девку на собственную «вольную».
Больше всех радовался застолью Алеша. Ему нравилось, что
собралось много народу, все добрые знакомые, и он то и дело к
кому-нибудь обращался с радостным возгласом, но не все ему
отвечали.
- Мишенька! - окликнул он Губина. - Ты что же мало куша­
ешь? Положи салатика. Вкусный салатик-то. Его Настя сама го­
товила. Правда, Настенька?
Вместо того, чтобы отозваться на дружеский привет, Губин
как-то так чудно нахохлился, что стал совершенно похож на чер­
ного таракана.
- Эй, Ванюша, - веселился дальше Алеша. - А ты почему не
выпьешь водочки? Тебе можно с устатку, ты же взрослый муж­
чина, правда, Настенька?
Иван ходил с Ниной на дальнюю, лесную прогулку, недавно
только вернулся, промокший, выпачканный в глине, и видно, до
сих пор не пришел в себя, был в каком-то глубоком оцепенении.
Подобно Губину, он ничего не ответил, и это было даже неучти­
во, но Алеша ничего не замечал. Вдруг посреди трапезы он ре­
шил продемонстрировать гостям, какой он атлет, отодвинулся от
стола и начал отжиматься на руках, упираясь в подлокотники
кресла. Лицо его мгновенно побагровело, посинело, но он пы­
жился, тужился, и светлая улыбка едва проскальзывала сквозь
набрякшие веки. Кончилось богатырское упражнение плохо. Не
внимая Настиным мольбам, где-то на двадцатом отжиме он по­
терял равновесие - и вместе с креслом обрушился на пол, да так
хряснулся головой об паркет, что слышно было, пожалуй, на даль­
них постах. Губин в одиночку поднял его на руки, как младенца,
смущенно похохатывающего, отнес в спальню.
Собственно, на этом ужин и закончился. Над домом, как над
всем российским миром, нависла густая, дурная, свинцовая ото­
ропь.

295

26
Через неделю нагрянул Кутуй-бек. Этого визита нельзя было
избежать. До осторожного горца, разумеется, дошли слухи о том,
что Крест невменяем и никакой надежды на выздоровление нет.
Эти слухи старательно поддерживал и распускал Грум. С каждым
днем они становились все ужаснее. Грум умело «дожимал» зане­
дужившего конкурента, проделывая это не без изящества. Како­
му-нибудь крупному воротиле из региона секретно сообщал, что
на имущество бедного придурка наложен арест, и прокурор Мос­
квы подписал постановление о начале уголовного расследова­
ния, но лично он, Грум, в это не верит. Во всяком случае, сдела­
ет все возможное, чтобы уберечь от позора своего близкого друга
и (вы же знаете?) нареченного сына покойного Елизара Сурено­
вича. На худой конец постарается поместить несчастного в хоро­
шую психиатрическую клинику, чтобы от него хоть на время от­
вязалась прокуратура. Особенно впечатляли собеседников раз­
меры взяток, которые якобы уже отслюнил сердобольный Грум пять миллионов долларов. Кто-то верил, кто-то нет, но для тех и
других было очевидно, что звезда влиятельного наследника Бла­
говестова закатилась.
За Кутуй-беком стоял Кавказ с его судьбоносными нефтяны­
ми артериями, с его богатейшими рынками сбыта, с его, в конце
концов, прекрасным географическим расположением, поэтому
расторжение с ним делового партнерства могло привести к не­
предсказуемым, роковым последствиям. Серго извивался ужом,
оттягивая время, поставляя Кутуй-беку самые обнадеживающие
сведения, но терпение горца все же иссякло, и он заявил, что
либо ему устраивают личную встречу с кунаком Алешей, либо он
начинает переговоры с Иннокентием Львовичем. Требование было
справедливым: бизнес не терпит долгих проволочек, в нем спот­
кнувшихся соратников добивают, как раненых лошадей.
Надо было рискнуть, и Серго, после серьезных колебаний,
посоветовавшись с Филиппом Филипповичем и Губиным, по­
шел на этот риск.
К визиту Кутуй-бека Алеша достаточно окреп, и по дому уже
передвигался с одной палочкой. Его приодели в серый выходной
костюм, усадили в кресло в гостиной, и он, предчувствуя боль­
шую, неожиданную радость, поглядывал орлом во все углы. Вдов­
кин сделал ему последние наставления.
- Прошу тебя, Алеша, соберись хотя бы на полчасика.

296

- Куда я должен собраться? - с готовностью отозвался Михай­
лов.
- Приедет Кутуйка, наш друг. Ты его слушай - и больше ни­
чего. Покажи, какой ты опять сильный и умный. Хорошо?
Алеша самодовольно заулыбался.
- А он не будет меня пугать?
- Пусть только попробует. Настя же будет с тобой, и я тоже. А
Миша спрячется за дверью. Бояться нечего.
- Кутуй-бек очень свирепый, - доверительно сообщил Алеша.
- У него такой кинжал, - он развел руки в стороны насколько
хватило размера.
- Кинжал у него Губин отберет на улице, - Вдовкин посмот­
рел на Настю, но та отвернулась к окну. Она еще вчера высказа­
ла все, что думает об этой затее. Если им с Губиным, сказала она,
доставляет удовольствие выставлять ее мужа на посмешище, она
попробует защитить его собственными силами. И напрасно они
надеются, что у нее ничего не получится. Настя произнесла це­
лую обвинительную речь, на которую Губин коротко ответил:
- Успокойся, Настя. Ему это не повредит.
Настя смирилась, но не потому, что не могла противостоять
Губину, а потому, что в действительности не понимала, от кого
следует защищать Алешу...
Кутуй-бек, как заведено, прибыл с помпой, на трех иномар­
ках и в сопровождении эскорта мотоциклистов. В дверях его встре­
тила Настя.
- Кутуй-бек, ты знаешь, Алеша любит тебя и высоко ценит
вашу дружбу...
_?
- Но он болен, ему нельзя волноваться.
Кутуй-бек церемонно поцеловал ей руку, жадными очами
охватив всю целиком.
- Зачем нервничать, дорогая?! Я привез ему добрые вести.
При виде Кутуй-бека Алеша самостоятельно поднялся из крес­
ла и протянул навстречу обе руки.
- Кутуюшка, брат! Видишь, я уже без костыликов!
Горец заключил его в объятия, похлопал по спине, отстра­
нился - и заглянул в глаза.
- Щекотно, бек! - захихикал Алеша.
Кутуй-бек уселся в кресло напротив, Ваня-ключник подкатил
столик с угощением - вино, фрукты, шоколад. Настя опустилась

297

на стул рядом с Алешиным креслом, Вдовкин устроился в углу со
своей суверенной бутылкой массандровского портвейна.
- Рад видеть тебя в добром здравии, брат! - торжественно на­
чал гость. - Теперь оторву язык сплетникам.
Алеша прыснул в кулачок, но тут же нахмурился.
- Не надо, брат. Это ведь очень больно, когда отрывают язык.
Настя поспешила разлить по рюмкам коньяк, одну подала
Алеше, который с удовольствием ее понюхал и, дернув рукой,
расплескал на колени.
- Мне врач разрешил, разрешил, - доверительно сообщил он
гостю. - Правда, Настя?
- Да, милый, конечно. Выпей немного ради праздника.
Кутуй-бек переводил горящий взгляд с Алеши на его жену.
Произнес не по-восточному короткий тост.
- Чтобы в этом доме не умирала любовь. За тебя, брат!
- За тебя, Кутуй-бек!
Гость обернулся к Вдовкину.
- И за тебя, Евгений Петрович! Все знают о твоих заслугах.
- За тебя, геноцвале! - отозвался из угла Вдовкин, поднимая
бутылку. Он взял за обыкновение после четырех часов пить ис­
ключительно из горлышка.
На Алешу глоток коньяка подействовал мгновенно: он беспо­
койно завертелся в кресле, счастливо улыбаясь, и видно было,
что готов выкинуть какой-то номер. Настя нежно погладила его
руку.
- Хочешь яблоко, милый?
- Хочу!
Настя потянулась к столику, но Алеша ее опередил.
- Подожди, Настенька, ну подожди немного! Сейчас покажу
фокус. Кутуйчик не знает. Меня Ваня научил. Смотри, Кутуйбек!
Он протянул открытые ладони, на одной лежал желтый пол­
тинник. Потом сжал кулаки, спихнув денежку в рукав. Открыл
ладони, сунув их Кутую под нос.
- Смотри, смотри! - завопил в полном восторге. - Видишь,
нету монетки! A-а?! Где она, где?!
Вдовкин в углу обреченно вздохнул.
- Хороший фокус, - сказал Кутуй-бек, - и я рад, что ты его
мне показал... Но теперь поговорим о делах, если ты не очень
устал.
Алеша хитро сощурился.

298

- Хочешь, объясню тебе фокус? Это очень просто. Ты тоже
сможешь показывать, когда немного потренируешься. У Вдов­
кина, правда, не получается, но у него терпения не хватает.
- Потом, брат, - отмахнулся Кутуй-бек с понимающей улыб­
кой. - У нас будет время для фокусов, когда решим, как посту­
пить с Грумом.
- Надо позвать Ваню-ключника. У него получается даже с
большим железным рублем.
- Позовем и Ваню, в чем проблема. - Не было заметно, чтобы
Кутуй-бек нервничал, напротив, он был странно внимателен. Но сперва о Груме. Он предлагает хорошие условия. Давай будем
откровенны. Ты веришь ему?
- Маленький, круглый и потный, - хихикнул Алеша. - Похо­
жий на черепашку ниндзя.
- Он коварен, как тарантул, - темной яростью полыхнул взгляд
бека, и Алеша испуганно прижался к Насте.
- Как тарантул? - повторил он, завороженный. - Это плохо. Я
не знал, - вдруг лицо его озарилось пророческой догадкой. - Не­
чего бояться, бек! Миша Губин на дворе. Он его сюда не пустит.
Кутуй-бек скользнул косым оком по замершей Насте, под­
мигнул ей.
- Я тебя понял, брат... В Таджикистане нарывается на непри­
ятность Рустам-бай. Он твой старый должник. Отдай его мне.
- Бери! - Алеша обрадовался, что может оказать гостю услугу,
слова из него посыпались, как из автомата. - Все бери, Кутуй!
Все мое - твое. Хочешь дом, хочешь деньги, хочешь - Настю.
Поедешь к беку, Настенька? Смотри, какой красивый, усатый.
За меня не волнуйся, за мной Ваня-ключник приглядит! Да я
уже сам все могу делать. Георгий Степанович обещал, на праз­
дники плясать будем. Только не помню - на какие. На какие
праздники, Настенька? Помнишь, доктор обещал?
- На Рождество, милый!
- Вот! - Алеша гордо поднял палец. - На Рождество!
В углу Вдовкин забулькал остатками портвейна. Растроган­
ный Кутуй-бек заметил:
- За тебя, Алеша, пьем! За твой щедрость, за твой великий
сердце. Аллах-акбар!
Но выпить вторую рюмку Алеша не успел: слишком большое
напряжение его надломило. Жалобно захлюпал носом, прикрыл
прозрачные веки - и мгновенно тихонько засопел, задремывая,

как засыпают малые дети посреди шумной, веселой игры, падая
на руки матери.
- Не буди джигита, Настя, не надо, - с неожиданной лаской в
голосе пробормотал Кутуй-бек. Поднялся и деликатно, мягко
ступая по половицам, покинул гостиную.
В соседней комнате ждал Губин. Поднялся навстречу, насто­
роженный, быстрый.
- Что скажешь, бек?
- Все врал шакалы, здоров Алеша, век проживет!
Губин заподозрил, что глумится горец, уж больно рожа пас­
кудная.
- О деле поговорили?
- О всем поговорили. Алеша верный кунак. Ты тоже добрый
кунак, Губа! Приезжай Кавказ с Алешей, ой, гулять будем! Ты
еще Кавказа не ходил, сам тебе покажу.
- Обязательно приедем.
Кутуй-бек шутливо ткнул его перстом в живот: никогда Гу­
бин не видел сурового, вспыльчивого горца в таком игривом на­
строении. Подумал в недоумении: «Успел накуриться, что ли?»
Проводил гостя до машины. Кутуй-бек обнял его на проща­
ние, доверительно шепнул:
- Береги Алешу, брат. Ему цены нет.
Кавалькада рванула с места, врубив сирены и мигалки, оша­
рашив мирный поселок праздничным всхлипом.
Губин вернулся в дом. Вдовкин и Настя сидели в гостиной,
вид у них был остолбенелый.
- Ну что? - спросила Настя. - Уехал?
- Тоже чокнулся бек, - лаконично ответил Губин. - Вы ему
что-то в коньяк подсыпали?
Настя грустно призналась:
- Алеша ему дом подарил - и меня в придачу.
- A-а... То-то он такой довольный умчался. Алеша спит?
- Не знаю, - сказала Настя. - Я вообще ничего про него те­
перь не знаю. Как помочь ему, ребята?
- Ему не поможешь, - заметил Губин. - Как бы он сам нам
всем скоро не помог.
Вдовкину эта мысль понравилась.
- Тонко замечено, - одобрил он. - Гляди-ка, как на одном
человеке свет клином сошелся. Уму непостижимо.
- Да, - согласился Губин. - Он был воином, без него, как без
счета в Сбербанке.

зоо

Настя вспыхнула от мгновенного гнева.
- Он не был, он - есть.
Так до сумерек просидели, словно в блаженном забытьи. По­
том на кухне истошно загомонила деревенская девка Галина, а
это значило, что вместе с Ваней-ключником они приступили к
приготовлению ужина...

эш ог
Подполковник Веня Суржиков отдыхал за кладбищенской
оградкой, возле могилы единственного близкого человека - ма­
тушки-покоенки. В будний день на Щукинском погосте было
пустынно. Да и мелкий дождик накрапывал с утра. Суржиков
надвинул на бровибрезентовый капюшон, замечтался слегка. День
поминовения свят. На дощатом столике перед ним стояла почти
допитая бутылка водки, две стопки, лежали два зеленых яблока и
надкусанный плавленный сырок. Горбушка черного хлеба раз­
мокла и превратилась в комок глины. Суржиков думал о том, как
хорошо ему жилось с матушкой, пока она была в здравии. Она
заботилась о нем, обихаживала, готовила вкусную, домашнюю
еду, и никогда между ними не случалось недомолвок и ссор. С ее
уходом он никогда и ни к кому уже не испытал той глубокой
сердечной привязанности, которая одна дает человеческому су­
ществованию незатейливый, но надежный смысл. В последнее
время Суржиков частенько задумывался, почему так получилось,
что ни к одной из женщин, которые перебывали в его неутоми­
мых лапах, он так и не проникся не то чтобы любовью, а хотя бы
теплой, ровной приязнью, позволяющей мужчине чувствовать
себя в безопасности и покое. Бывали красавицы, простушки,
немудреные городские дурочки, заботливые хлопотуньи, похот­
ливые сучки - но во всех одинаково, словно дьявол подчернял
ему зрение, он без натуги различал за всеми обольстительными
ужимками одномерную, порочную сущность и отчетливо про­
блескивающие, ядовитые клыки. Он брал их без разбору, грубо и
мощно, но всегда после очередного знакомства и неизбежной
случки на губах оставался легкий, тошнотворный привкус гни­
лого плода. Вероятно, какой-то изъян был в нем самом, в его
вечно настороженной, воинственной натуре, подлый изъян, но
что теперь с ним поделаешь. На четвертом десятке, вступив в
таинственную пору созерцательного бытования, Суржиков уже
не чаял встретить женщину, подругу, с которой захотелось бы
ему повязаться навеки, завести семью и детей. Это было, конеч­
но, обидно, но не смертельно.

301

«Вроде все у меня есть, - пожаловался он матушке, - а все же
чего-то ты, видно, мне недодала. Честно сказать, обретаюсь в
потемках, как суслик, и не вижу, где свет.
Потянулся он к недопитой бутылке, и в это мгновение краем
глаза заметил, как от соседних кустов как-то чересчур стреми­
тельно отделилась гибкая мужская фигура и замерла сбоку. Сур­
жиков спокойно долил стопку, опрокинул, поморщась, и только
после этого поднял глаза. Перед ним с невеселой гримасой на
худом лице стоял Миша Губин.
- А-а, - произнес Суржиков безразличным тоном, - это ты?
- Угу, - кивнул Губин. - Извини, что побеспокоил в таком
месте, но накопилась парочка вопросов.
Суржиков уже смекнул, что Губин подловил его классно. В
таком положении у него нет ни единого шанса на спасение, даже
если Губин пришел один, а это вряд ли. Суржиков был безору­
жен (никогда не брал пистолет на свидание с матушкой), полу­
пьян, в неудобном дождевике - и на низенькой скамеечке над
могилкой сидел, как на карачках. Утешало лишь то, что концы
отдавать, видно, придется рядом с матушкой.
- Подними-ка ручонки, заведи за голову, - сказал Губин. Сур­
жиков выполнил приказание, и почувствовал, как сноровистые
руки обшмонали его сверху донизу.
- Будешь мочить? - спросил утвердительно.
Губин переместился за оградкой так, чтобы им было удобнее
глядеть друг на друга. Он был в спортивной куртке, в джинсах, в
десантных ботинках, с непокрытой головой, с мокрыми волоса­
ми, свесившимися на лоб. Ориентировка на него была такая:
один из самых опасных и лютых бандитов в Москве. При задер­
жании чрезвычайно опасен. И это, вероятно, судя по его пос­
лужному списку, было мягко сказано.
- Что ты сделал с Француженкой? - поинтересовался Губин.
- Я ее пристрелил. Она же была маньячкой.
- И что дальше?
- Как это - что дальше?
- Ты ее пристрелил - и куда дел?
- A-а... Отвез в управление. Оформил протокол. Все по зако­
ну. У тебя своя работа, у меня - своя. Что тебя смущает?
- Где ее похоронили?
- Обычно в таких случаях труп сжигают. Разумеется, с соблю­
дением всех формальностей.
- У нее что же, не было никаких родственников?

302

- Покурить можно?
- Кури.
Суржиков достал из плаща портсигар, с наслаждением затя­
нулся «Явой». Незаметно проверил упор правой ноги. Но это
ему только показалось, что незаметно.
- Не делай глупостей, подполковник, - предупредил Губин. Хотел бы я тебя убить, зачем бы мы тут сидели?
- Почему же не убил?
- А ты меня?
- Сначала собирался, - признался Суржиков. - Потом решил,
вроде мы в расчете.
- Не совсем, - сказал Губин. - Эту женщину я любил.
- Вот оно как, - удивился Суржиков. - Что ж, бывает.
Дождик припустил погуще, но им обоим было не до этого.
- Ты насчет родственников не ответил.
- Какие родственники, Губин? Зачем? Кто сейчас будет с этим
возиться... Но весточку от нее могу тебе передать.
У Губина странно дернулось лицо.
- Передай, будь добр.
- Она сама просила. Погоди, вспомню. Вот она как сказала.
Передай Мише, что я могла тебя убить, но не убила. Да, именно
так. Она сказала: он поймет.
- Она в самом деле могла?
Суржиков помедлил с ответом. Похоже, этот парень действи­
тельно настроен миролюбиво. Что само по себе подозрительно.
Каждое неосторожное слово сейчас грозило обернуться пулей в
лоб.
- Да, могла, - сказал со вздохом. - Но не захотела. Может,
смалодушничала. Не знаю.
- Какая же она после этого маньячка?
- Вот про это она, наверное, и хотела, чтобы ты знал.
Губин пялился на него бессмысленным, ненавидящим взгля­
дом, потом отвернулся на миг. Будто кто-то его окликнул за ог­
радкой. Для Суржикова этого хватило, чтобы резко кувырнуться
вперед, но бросок вышел глупым. Лбом он точно нарвался на
упругий, десантный лапоть Губина, и забавно было, что оказался
на скамеечке в том же виде, в каком и был, на карачках, но с
оранжевыми звездами в глазах. Тупо крутнул башкой, стряхивая
одурь.
- Матушку бы постыдился, - брезгливо укорил Губин. - Что
же вы никак не угомонитесь, паскуды?!

ж

- А ты сам, ты-то сам, не паскуда, да?! - разбитыми губами
прошамкал Суржиков. - Чистенький, что ли?
- И сам я такой же, - горько согласился Губин. - Прощай,
вояка! В другой раз попадешься, не помилую.
Исчез в мареве дождя, как смутное видение.
Суржиков обтер рукавом плаща одеревеневшую рожу.
«Видишь как, мама! - посетовал горько. - То я все бил, а то
самому попало. Да больно-то как! Не горюй, мама, живой еще
покамест твой Венечка. А подохну, скорее свидимся.»
В сновидении пришел к нему отец, Петр Харитонович. Он
был в полном полковничьем параде, с чистым лицом, неулыбчи­
вый, строгий. «Лежишь? - спросил издевательски. - А лежать
некогда. Наших бьют!»
Видение было реальным, как все видения в северных широ­
тах. Отца можно было потрогать, обнять - от его кожи тянуло
теплом. «Кого это - наших?» - удивился Алеша.
Елизар Суренович поманил его издали - в руках у него что-то
пестрое, колеблющееся на ветру: то ли одеяло, то ли крылья.
Алеше не терпелось взлететь и окинуть взглядом заиндевелую
планету. Острое, знобящее чувство. Сердце таяло в предвкуше­
нии. Солнце желтым краем лизнуло облака. Рванулся было Але­
ша, но Петр Харитонович уцепил его за плечо. «Не набегался
еще, сучонок, да?» Прежде не было в его голосе столько силы и
власти. Алеша виновато пробормотал: «Я болен, папа! Отпусти
меня!» Петр Харитонович гулко хохотнул. «Ты здоров, сын! Про­
три глаза, симулянт!»
В тот же миг Алеша осознал, что впрямь здоров, и промежу­
ток болезни иссяк. Переход из видения в явь совершился без
всяких усилий. Он открыл глаза и увидел ночь в окне. Повел
плечами, уперся пятками в стойку кровати - и сел. Тусклый лун­
ный блик высветил Настино лицо. Оно было таким же, как с
вечера, как всегда - прекрасным и нетленным. Горечь неслыхан­
ной потери смутила Алешин ум. Запутанная страница жизни перелистнулась с тихим шорохом. Больше не будет видений и встреч.
Прощай, отец, прощай, Елизар Суренович, прощайте все, кто
остался в прошлом.
Алеша склонился, легонько дунул в Настино ухо.
- Эй, детка, проснись.
- Я не сплю, - ответила Настя. - Я жду.

304

- Я придумал имя для сына.
- Какое?
- Федор. Федор Алексеевич - разве плохо?
- А если будет девочка?
Алеша бережно положил ей руку на живот.
- Откуда взяться девочке? Пусть родится солдат.
- Как себя чувствуешь, милый?
- Как с похмелья.
Как с горы, соскользнул пальцами с круглого живота ближе к
скучающему, ждущему лону, и это была его прежняя ласка, ре­
шительная, неотвратимая.
- Ты с ума сошел? - выдохнула Настя.
- У меня его никогда и не было.
Испуганным взором Настя потянулась к окну: до рассвета еще
далеко. Да и незачем его торопить. Сердцем, полным смуты и
слез, она угадала: муж вернулся к ней.

20“Подвиг" №2

ЗЮ

1
Ш

Б У А Л О -Н А Р С Е Ж А К

ПЕЙЗАЖ
G
БУЛЛИ
Рассказ
ЗОВ

есиль дошла до такого
состояния, когда от пе­
реживаний ломит все тело. Те­
перь ей хотелось только сидеть,
лежать, спать... спать! Она даже
не могла вспомнить, где остави­
ла машину и некоторое время
походила на неожиданно про­
снувшегося в незнакомом месте
человека, который хочет вспом­
нить свое имя и свое прошлое.
Затем она сориентировалась,
вернулась назад и внезапно по­
няла, сколь все это несерьезно.
Должен же наступить момент,
когда супруги начинают трезво
оценивать друг друга! Конец ли
это любви? Или начало другого
чувства, когда учишься жить поновому? Неужели М орис и
впредь будет таким совершенно
чужим ей человеком, который
остался дома? Все произошло в
одно мгновение, щелчок - и она
увидела его не глазами любящей
женщины, а глазами врача или
полицейского. Ну, конечно, это
типичный художник-неудачник.
Упрямый и трусливый одновре­
менно, но способный в своем
упрямстве ударить. Теперь она
боялась вернуться домой, стра­
шилась увидеть Мориса, сбро­
сившего маску. Не к чему себя
у

обманывать: это ужасно, то, что с нею произошло.
Сесиль вынула из сумочки ключи от машины. Эта малолит­
ражка была еще одним поводом для ссор. Купили ее с помощью
дяди Жюльена. Тот охотно ссудил им 400 тысяч франков. Нет,
она больше никогда не возьмет эту машину, ведь она не принад­
лежит ей. Будет ходить пешком. Приучит себя обходиться ма­
лым. Она не станет просить. Сирота и разведенка? Почему бы и
нет?
Сесиль вспомнила, что не купила хлеба. И пусть! Морис обой­
дется и так. Надоело быть его нянькой! Она подъехала к малень­
кой улочке, где они жили близ Венсенского леса, и резко затор­
мозила. Возле дома стояла большая зеленая машина - «бьюик»
или «понтиак». ...Чья она, Сесиль догадалась сразу, и сразу по­
няла, что дядя Жюльен приехал за долгом. Сколько бы Морис не
говорил, что он - лучший из людей, она знала, что наступит мо­
мент, когда тот потребует назад деньги. Только Морис мог не
понимать этого! Значит, придется продать малолитражку. Но все
равно не хватит. Что подумает этот человек о ней? Морис уже
наверняка все взвалил на нее!
Зеленая машина отъехала. Догнать ее, что ли, познакомиться
с этим дядей Жюльеном, объяснить ему... Но тот был уже дале­
ко. Ей не хотелось идти наверх - убирать окурки, готовить, слу­
шать восторги Мориса: «Все в порядке!» Как бы хорошо ей жи­
лось одной! Она заперла машину - потому что привыкла к по­
рядку, и стала подниматься по лестнице.
Морис запевал. Услышав, как хлопнула дверь, он закричал:
- Это ты, Сесиль?
И выбежал в коридор. В левой руке у него были галстуки, в
правой - пара ботинок.
- Мы уезжаем, дорогая... Едем... Да что с тобой?
- Здесь был твой дядя?
-Д а.
- Он приезжал за деньгами?
- Какими деньгами?.. Ах, да... Но об этом можно забыть... Я
все тебе расскажу.
Он подтолкнул ее в комнату, служившую ему мастерской.
- Так вот: ему надо уехать. Он не объяснил причину, это в его
духе... Дай мне кончить... Просто сказал, что мы нужны ему,
20 *

Я7

чтобы посторожить замок... Да... знаю... старики Агиресы... Так
они рассчитались и уехали в Испанию. А так как Жюльен не
нашел еще им замену, он вспомнил про нас.
Никогда прежде Сесиль не видела его таким возбужденным.
«Абсолютный ребенок», - подумала она.
- Он дал нам время собраться?
Морис бросил галстуки в набитый чемодан.
- Нет! Я говорил тебе, что у него там собака, к которой он
очень привязан. Так вот: он не может ее забрать с собой. Несчас­
тный пес подохнет с голода, а пожрать он горазд! Это немецкая
овчарка. Ты, кажется, любишь эту породу? Чем ты недовольна,
Сесиль?
- Не знаю. Если бы не долг, то...
Морис опустился на колени и обнял ее.
- Все улажено, малышка, все! Жюльен простит нам долг, если
мы тотчас отправимся туда. Это совершенно серьезно. Замок
нельзя оставлять без присмотра - в нем столько ценного. Одной
мебели на десятки миллионов. К тому же это замок его жены.
Будь он его собственностью, Жюльену было бы наплевать. Но
семья графини, то бишь моей тетки, может устроить скандал изза пропавшей вилки!
Сесиль смотрела на поднятое к ней лицо, на чистый лоб, ко­
торый никогда не избороздят морщины забот, на зрачки горя­
щих глаз, в которых отражались две задумчивые женщины. Она
невольно закрыла их руками и, помимо своей воли, прошептала:
- Хорошо... Едем.
Тут Морис показал себя с лучшей стороны. Одежда, обувь,
белье жены ... “Оставь, оставь, это мужское дело!” - посыпались
в чемоданы. С трудом запирая их, он продолжал рассказывать.
- Нам предстоит проехать километров пятьсот. Доберемся к
вечеру... Я плохо знаю местность. Где-то около Льежа... Мест­
ные жители так и не приняли Жюльена... Передай свитер... Гра­
финя даже не решилась обвенчаться там. Их бы забросали кам­
нями. Подумать только! Потомок Форланжей, род которых идет
от крестоносцев, и мой Жюльен! Приготовь сендвичи... Что ты
так смотришь на меня? Впрочем, не надо. Жюльен дал мне де­
сять тысяч на дорогу. Если проголодаемся, где-нибудь переку­
сим.

Они поехали. Морис, не переставая, болтал, нервно смеялся,
и Сесиль было подумала, что дядюшка напоил его. Морис был
не из тех, кто любит пережевывать старые анекдоты (да она их и
так знала наизусть), а тут стал вспоминать романтическую встре­
чу Мадлен де Форланж с Жюльеном Меденаком, безумную страсть
графини, разрыв с семьей и через семь лет ее смерть на Канарс­
ких островах от перетонита... Дядя Жюльен был для Мориса бо­
гом. Ей даже казалось, что он пытается ему подражать. Бедный
Морис! Куда ему до него! Ради которого женщина пожертвовала
всем.
- Он очень любил жену? - спросила она.
Морис растерянно обернулся.
- Кто?
- Твой дядя.
- Ну и вопросы ты задаешь! Конечно, любил. Одно то, что он
согласился потом жить в такой дыре, говорит о многом.
- Но он ведь все время разъезжал.
- Конечно! Когда одиночество становилось нестерпимым, он
убегал. Нормально. Подумай, с ним жили только слуги!
- А как бы ты поступил на его месте?
- Что за странный вопрос?!.. На его месте... - не отрываясь от
дороги, Морис пожал плечами. - Хотел бы я оказаться на его
месте... - Он тут же спохватился. - Нет, правда. Он ведь не был
счастлив. Утром он мне показался человеком, которому надоела
его бесцельная жизнь. Он страшно постарел и похудел. Похоже,
отъезд Агиресов совсем подкосил его.
- Что мешает ему все бросить и поселиться в Канне или в
Италии? Там вокруг него будут люди!
- Что бросить?.. Я ведь объяснял тебе, что ему там ничего не
принадлежит. Он только получает определенную сумму по заве­
щанию, хотя и немалую. Но замок остается собственностью Форанжей. Разве не ясно?
- Пожалуй.
- Он не имеет права даже подсвечник продать.
- Если он надолго, нам придется там обосноваться? - спроси­
ла она.
- Не думаю. Все это займет недели две-три, а затем он вер­
нется. Привычка. Ведь ему немало лет!

Морис умолк. Сесиль задумалась. Три недели! А потом? По­
качивание машины убаюкивало. Она попробовала возобновить
разговор.
- Если б не собака, нас бы никогда не пригласили.
- Как тебе не стыдно! - запротестовал Морис. - Он славный.
Не станешь же ты попрекать его тем, что он любит пса.
Сесиль уже не слушала его. Усталость, от которой она вероят­
но никогда не избавится, навалилась на нее, и она уснула.

2
Ее разбудило ощущение свежести. Морис при свете фар рас­
сматривал карту. Пытаясь подняться, Сесиль вскрикнула. Было
трудно разогнуться - все тело онемело. Ступив на землю, она
едва не упала.
- Я уж думал, ты проспишь до конца, - сказал Морис. - Мы
приехали... Или почти... Вот уже минут двадцать, как я ищу на
подъезде к Льежу нужную нам дорогу. Кажется, нашел.
Он свернул карту. На фоне темного неба как китайский рису­
нок, вырисовывалась колокольня. Тишина была такая, что шаги
на каменной дороге разносились, как под сводами. Они поехали
дальше. Сесиль молчала. Она продрогла. Стена справа от них
казалась бесконечной. Потом дорога свернула в сторону и они
очутились перед огромными, почти незаметными в обрамлении
из камня и плюща воротами. Морис затормозил и вытащил тя­
желую связку ключей.
- Долго же придется искать нужный, - пошутил он.
Но ключ от ворот отыскался тотчас, и он не без труда отворил
их. Машина въехала, фары выхватили из глубины аллеи темный
фасад замка.
- Неплохой домик! - заметил Морис. - Право! Только излиш­
не симметричен. Годится под жандармерию. Проснись, графи­
ня! Ты у себя дома.
Он запер ворота и занял место за рулем. Сесиль показала на
низкое здание слева.
- Что это такое?

зю

- Судя по чертежу дяди, бывшие конюшни. Агиресы жили
там, в конце... в домике, похожем на особняк... Остальное не
знаю... Пристройки, гаражи...
Внезапно где-то около замка послышался яростный лай. Се­
силь вздрогнула.
- Он заперт, - сказал Морис. - Жюльен сказал, что он не злой.
Лай был хриплый, визгливый - пронзительный и жалкий од­
новременно. Затем следовало озлобленное рычание.
- Мне это не нравится. Как его зовут?
- Булль д’Эр... Шарик... Он сходу берет высоту более двух
метров... Забавно...
Они оставили машину около подъезда и пошли к псарне. Это
был сарайчик справа от замка, где обычно держали тачки и шланги
для полива. Стоя на задних лапах за пыльным решетчатым ок­
ном, пес смотрел, как они подходят. От его дыхания окошко за­
потевало и глаза горели как светлячки. Сесиль остановилась.
- Я боюсь, - прошептала она.
- Ты с ума сошла. Это умная овчарка, которой сейчас страш­
нее, чем тебе.
Пес зарычал. Они услышали его дыхание у притолоки, и он
стал скрести когтями пол.
- Его надо выпустить, - сказал Морис. - Но сначала покор­
мим. Он успокоится. Обожди меня тут... Поговори с ним. Я поп­
робую что-нибудь найти. - И он побежал к замку.
Пес за дверью кружил на месте и часто дышал, как при жаж­
де. Когда Сесиль положила руку на щеколду, он завизжал, а за­
тем гортанными звуками, поразительно напоминавшими чело­
веческую речь, выразил что-то такое непонятное и трогательное,
что Сесиль больше не раздумывала. Она приоткрыла дверь. Пес
просунул влажную морду и лизнул ей руку. Воспользовавшись ее
замешательством, он раскрыл дверь еще шире, и Сесиль увидела
волкодава, который принялся кружить вокруг нее.
- Булли!
Зверь приблизился, и внезапно его твердая как палка лапа
легла ей на плечо. Красные глаза собаки теперь были на уровне
ее собственных. Она почувствовала теплое дыхание животного.
- Булли... Негодяй... Сидеть!
Пес послушался и Сесиль, нагнувшись, погладила его.

311

- Хорошая собака, - прошептала она. - Ты меня напугала... Я
едва на ногах стою... Почему ты такой сердитый, Булли?
Собака от удовольствия жмурилась, пока Сесиль гладила ее.
Между ушами она нащупала хохолок из мягкой шерсти.
- Значит, хозяин бросил тебя, - продолжала Сесиль. - Выхо­
дит, и ты не очень-то счастлив. Видишь, я люблю тебя.
Успокоившись, пес улегся у ее ног, навострив ухо, словно не
желая упускать ничего из загадочной для него речи Сесиль.
- Ты красивый пес... очень красивый, Бульчик! Хочешь погу­
лять со мной? Завтра...
- Я иду! - крикнул с крыльца Морис.
Пес тотчас вскочил и зарычал. Сесиль обеими руками схвати­
лась за его ошейник.
- Хороший... хороший...
Она надавила на спину собаки, чтобы принудить ее сесть, но
Булли оставался неумолим.
- Подходи осторожно! - крикнула она. - Покажи ему еду. Он
тебя не знает.
- Ну и дела! - воскликнул Морис. - А тебя, выходит, знает?
- Я другое дело... Поставь миску... Тут. И отойди.
Она чувствовала, как под мягкой кожей у собаки напряглись
мышцы и погладила его впалые бока, сильную спину, взволно­
ванную грудь.
- Тихо... тихо..; Красавец Булли будет теперь есть. Он голо­
ден.
- Еще бы, - сказал Морис. - Ладно! Оставь его и пошли спать.
- Молчи! Мне кажется, ты ему не по душе.
- А ты? Ты совершенно спятила, дочь моя. Спокойной ночи,
влюбленные! Я иду спать. Я устал.
Он зажег сигарету, выдохнул дым в сторону собаки и удалил­
ся.
- Видишь, какой он, - прошептала Сесиль. - Сейчас же вспы­
лил... Теперь будет два дня дуться... Ешь, Булли!
Сидя на корточках, она смотрела, как собака пожирает еду.
Ей больше не хотелось спать. Рядом с псом ей не было страшно.
Окончив есть и понюхав руки Сесиль, пес зевнул.
- Больше ничего нет, - сказала она. - Завтра я тебе приготов­
лю что-нибудь вкусненькое.

312

Она встала и вошла в сарайчик. Собака последовала за ней.
- Спокойной ночи, Булли!
Она наклонилась и, прижавшись щекой к шее собаки, почув­
ствовала непонятное волнение. Ей показалось, что пес нуждает­
ся в ней.
- Спи спокойно. Ясно? Чтоб я тебя не слышала.
Она прикрыла за собой дверь и тотчас увидела в окошке мор­
ду собаки. Передними лапами пес скреб стекло. Она помахала
ему, как человеку. Сесиль больше не жалела, что поехала с Мо­
рисом.
Морис ждал ее на площадке второго этажа.
- Ты все же решила идти спать?
Он был в одной рубашке с пеньковой трубкой в руке. У Се­
силь он вызывал раздражение.
- Почему ты не погасила свет?
Неужели он не понимает, что ей было просто страшно? Мо­
рис показал ей их комнату в глубине коридора и отправился за­
крыть двери. Когда он вернулся, Сесиль у окна любовалась ноч­
ным пейзажем.
- Нравится? - спросил он. - Согласись, сюда стоило съездить.
Завтра мы все осмотрим.
- Что это там? - спросила Сесиль.
Морис подошел.
- Нет, это не пруд... - раздумывал он. - Тут протекает малень­
кая речка Булонь. Мы находимся на стороне, выходящей в парк.
Вид прекрасный. Но как может тут жить бедняка Жюльен? За
кровать ему достанется. Она напоминает бульварную скамейку.
Напевая, он разделся.
- Можешь погасить свет? - прошептала Сесиль.
Морис тотчас уснул. Перед тем как лечь, Сесиль заперла дверь
на ключ и прислушалась. Замок жил своей жизнью - раздавались
скрипы, вздохи, шелест. Она легла рядом с мужем, но была на­
стороже. Какое счастье, что есть собака! В случае чего, она зала­
ет. У Сесиль был союзник. Против кого или чего? Абсурд какойто! Она закрыла глаза и тотчас открыла снова. В комнате слы­
шался запах увядших цветов. Она попробовала угадать, что это
за цветы, затем отказалась от этой затеи... Сесиль проснулась,

зв

словно от толчка. Нет, ей не приснилось. Где-то работал мотор
машины.
- Морис!
- Что такое?
- Ты не спишь?
Шум мотора приближался.
- Не бойся, - сказал Морис.
Он зажег свет и посмотрел на часы.
- Половина третьего... Наверное, Жюльен зачем-то вернулся.
- Не может быть!
- От него можно ожидать всего, чего угодно. Пойду посмот­
рю!
- Морис! Не оставляй меня одну.
Она вскочила и первая открыла дверь. Они подбежали к окну,
выходившему из коридора во двор. Рядом с домиком Агиресов
маневрировала машина.
- А может это не он? - прошептала Сесиль.
- Собака бы залаяла.
Машина объехала особняк, фары погасли.
- Имеет же он право возвращаться к себе, когда ему заблаго­
рассудится, - заметил Морис. - Может он передумал. Утром вы­
яснится. Здесь замерзнуть можно... Вернемся?
Они зашли в комнату, но Сесиль не могла уснуть. Если бы
дядя Жюльен что-то забыл, он вошел бы в замок. А все было
тихо. Если бы он уехал, то снова раздался бы шум мотора. Может
быть, он решил переночевать в особняке? Чтобы их не беспоко­
ить...
Наконец рассвело. Морис поднялся невыспавшийся и голод­
ный. Он потратил целый час на приготовление завтрака. Сесиль
к еде не притронулась.
- Позови дядю, - сказала она. - Познакомь нас.
Морис рассердился.
- Послушай, малышка, Жюльен уже много лет живет один.
Он привык, чтобы в его дела не вмешивались и не задавали лиш­
них вопросов. Можешь ты это понять? Никаких вопросов!.. Так
что не начинай.
Они молча поели. Морис закурил трубку. Сесиль приготови­
ла еду собаке. Разговор возобновил Морис.

314

- Держу пари, что он уехал. Поменял машину. Ему всегда
нравились маленькие, спортивные. Теперь он далеко.
- Но мы бы услышали...
- Ладно. Но если он тут и захочет нас увидеть, то сам найдет.
Я еду в поселок купить табаку и газету.
- И хлеба, - бросила Сесиль. - Побольше. В доме есть все
кроме хлеба.
Пока Морис заводил малолитражку, Сесиль пошла открыть
дверь псарни, с восторгом любуясь огромным псом с золотисты­

Подняла щеколду, вошла... Перед ней оказалась древняя карета с
позеленевшим от времени кожаным верхом. Вероятно, именно в
ней жена таможенного чиновника выезжала по воскресеньям в
Льеж к мессе. Корпус повис на сломанных рессорах. Но медные
красивой формы фонари были целы. Позади нее заскулил пес.
Опустив голову, взъерошенный, он кружил в двадцати метрах,
словно натолкнувшись на невидимый барьер.
- Что с тобой? - спросила Сесиль. - Иди ко мне!
Пес скуля отступил назад. Сесиль заглянула внутрь кареты.
Там ничего не было. Пес яростно и злобно залаял. Сесиль пос­
пешно вышла из сарая. Если дядя тут, что он подумает? Пес про­
должал метаться около невидимой преграды, которую не смел
пересечь, с прижатым хвостом и разинутой пастью он был во­
площением страха. Сесиль оглянулась.
- Булли! Что с тобой? Ты же видишь, никого нет!
Но ее голос дрожал. Она снова поглядела на ставни домика.
Едва они отошли, как пес сразу успокоился. Это было так
странно, что молодая женщина решила проверить. Она сделала
вид, что снова направляется к пристройке. Пес попытался ее ос­
тановить, он замер и весь напрягся. Затем поднял голову и ис­
пустил такой душераздирающий вой, что Сесиль испуганно бро­
силась прочь.
- Идем... Идем, умница моя!
Что же могло его так напугать? Карета? Глупости! Ведь ею не
пользовались столько лет. В сарае тоже давно никого не было.
Сесиль направилась к замку. Пес спокойно бежал впереди.

з
Вернувшись, Морис застал Сесиль на лестнице. На лице ее
застыло выражение страха.
- Что ты тут делаешь?
- Уедем отсюда, - прошептала она.
- Уехать? Когда здесь так хорошо? Местность прелестная сама увидишь. Но люди тут... Я понимаю, почему Жюльен их
сторонился как прокаженных... Если бы ты видела взгляд булоч­
ника. А хозяйка табачной лавки даже рта не открыла... Они дога­

316

дались, что я родственник Меденака, то есть «узурпатора»... Мо­
жет, их предупредили Агиресы... Но нам от них ведь ничего не
надо...
- Уедем отсюда, Морис.
- Да что с тобой?
- Пошли, я тебе кое-что покажу.
Она повела его к пристройке. Пес брел за ними. Метрах в
двадцати от сарая Сесиль отпустила руку мужа.
- Смотри внимательнее.
Она подошла к раскрытым воротам. Пес замер на месте, вздер­
нул морду, словно чуя опасность. Затем рванулся назад и завыл.
Челюсти его лязгали, шерсть взмокла. Сесиль вернулась к мужу.
- Видел? Ему страшно. Он разодрал бы в клочья того, кто
попытался бы силой затащить его в помещение.
- А что там?
- Старая карета. Больше ничего.
Морис в свою очередь приблизился к воротам. Пес словно с
цепи сорвался. Он кружил на месте, рычал, в ярости брызгал
слюной.
- Вернись, а то он свихнется.
Морис развел руками.
- Ничего не понимаю... Может этот кобель бешеный?
- Ничуть. Просто он что-то знает. И твоему дяде это тоже
было известно. Поэтому он уехал.
Морис был в растерянности.
- Что известно? - Он огляделся. - Знаешь, дорогая, тебя на
час нельзя оставить одну. Что ты еще выдумала? Повторяю,
Жюльен выглядел совершенно нормальным. Усталым - да. Очень
истощенным и постаревшим. А так...
- Тогда чем ты это объяснишь?
- Что объяснять? У тебя разыгрались нервы, вот и все!
Сесиль намеревалась сказать, что ей тоже страшно, но реши­
ла промолчать и отвела собаку в сарайчик, служивший конурой.
Ей хотелось поскорее проверить одну догадку... К сожалению,
она не могла отослать Мориса и снова повела его в каретный
сарай.
- Какие красивые фонари! - заметил Морис. - Вот если бы
дядя отдал их нам. Я их прямо вижу в мастерской...

317

Сесиль обследовала пол.
- Я думала, что обнаружу трап, - сказала она.
- И что бы это значило?
- Не знаю. Думаю, там кто-то прячется...
- Пес бы его учуял, можешь не сомневаться. Нет, не то. По­
верь мне! Не стоит ломать голову. Вот Жюльен вернется, он сам
нам все разъяснит.
- Ладно. Пойдем погуляем с Булли по парку.
Они обследовали все уголки. Пес радостно носился вокруг,
позабыв обо всем на свете. Прогуливаясь рядом с Морисом, пол­
ным радужных планов, она невольно посмеивалась над собой.
Но когда наступили сумерки, беспокойство вернулось. Тщетно
боролась она с собой, понимая, что стала жертвой собственного
воображения, но вздрагивала при малейшем шуме. Она провела
еще одну скверную ночь.
Морис проснулся в восемь. Зевнув, он сладко потянулся.
- Здесь прекрасно спится. Правда?
- Уедем отсюда, Морис.
Она прошептала эти слова так тихо, что он, казалось, не по­
нял.
- Я говорю - уедем, - повторила Сесиль. - Оставайся один,
если хочешь.
- Опять ты за свое! Здесь отлично. Я смогу поработать. Чего
лучше?
- Мне страшно.
- Страшно? Из-за собаки? Я запру ее и она успокоится.
- Ты забыл, что мы приехали ради нее...
Прошло несколько дней, похожих один на другой. Сесиль
спала, ела, снова испытывала страх и горячее желание уехать.
Как-то она снова вернулась к этому.
- Так не может продолжаться. Если бы мы хоть знали, когда
твой дядя вернется. Может, он умер. Эта мысль преследует меня.
А вот тебя я не понимаю. Лишь бы тебя не беспокоили, а на
остальное тебе...
Морис закурил трубку. Впервые он выглядел озабоченным.
- Ты так думаешь? - спросил он. - Мне это в голову не прихо­
дило. Надо пойти и взглянуть.

зш

- Так сходим.
Морис остановился в нерешительности. Он никогда не торо­
пился действовать, если только это не касалось его удовольст­
вий. Наконец он встал.
- Ты пойдешь со мной?
- Конечно.
- Тогда запри собаку. Она меня раздражает.
Булли спал под столом. Сесиль тихо прикрыла дверь. Они
обошли домик.
- Войти невозможно, - констатировал Морис. - Придется взло­
мать ставни.
Он достал из багажника «бьюика» ломик, выбрал ставню по­
хуже и надавил на нее. Дерево с сухим треском надломилось.
Морис сорвал доску и распахнул ставни. Затем протер пальцем
оконное стекло и тотчас отступил.
- Не подходи, - пробормотал он.
Зрелище смерти не пугало Сесиль. Она прижалась лбом к стек­
лу и увидела повешенного. Разбив окно, Морис прыгнул внутрь.
- Не стой тут! Ты мне все равно не сможешь помочь, - сказал
он.
- На столе записка, - дрожащим голосом сказала Сесиль.
Морис взял ее и дрожащим голосом прочитал:
«Я приговорен. Я знаю это с позавчерашнего дня. Рак крови.
Несколько месяцев страданий и мучений для окружающих. Я
решил покончить с этим сейчас же. 19 сентября. Три утра. Жюльен
Меденак».
Сесиль смотрела на висящее тело, на перевернутый стул, скрю­
ченные руки с желтыми пальцами.
- Мне от души жаль его, - прошептала она.
- Бедняга Жюльен! - сказал Морис. - Теперь понятно, почему
он уволил прислугу и так настаивал на нашем скорейшем приез­
де. Он хотел умереть дома. А я ни о чем не догадывался... Счи­
тал, что он где-то в Италии или Испании.
Он положил на прежнее место записку, отпер дверь и потя­
нул за собой Сесиль.
- Надо съездить в поселок и предупредить полицию. И дать
телеграмму Фрэнсису де Форланж... Он наследует все состоя­
ние... Кажется, он сейчас в Ницце. Остальных Форланжей нет во

зш

Франции, да к тому же они в ссоре с Жюльеном... Я жалею, что
привез тебя сюда. Но я ведь не знал...
Они вернулись к замку. Она села в машину, а Морис забежал
в дом и присоединился к ней.
- Записная книжка с адресами была в столе, - сказал он. Действительно: Ницца, бульвар Виктора Гюго, дом 24-бис. Жюль­
ен однажды рассказывал мне про это место. Он симпатизировал
Фрэнсису. Забавная личность! Богема, лошадник, живет в гости­
ницах... Я давно его не видел.
Он завел машину. Запертая на кухне собака завыла.
- Она думает, что мы решили ее бросить, - сказала Сесиль.
- Ты что, намерена оставить ее себе?
- Конечно. Твой дядя одобрил бы это.
- Да... Но лучше об этом мы поговорим после.
Они помолчали. Но по тому, как Морис захлопнул дверцу
машины перед жандармерией, Сесиль поняла, что он не намерен
уступить. Она же твердо решила стоять на своем. На почте Мо­
рис отправил телеграмму. Затем они прошли к нотариусу. На­
вязчивая мысль не оставляла Сесиль: значит, пес все знал. Но
даже если он и видел, как его хозяин берет в сарае веревку, мог
ли он знать, для чего она ему... Нет, Булли видел нечто другое.
Может, был свидетелем какой-то сцены... А что если дядя по­
кончил с собой и кто-то перенес его тело в домик? Но почему
его там спрятали? Может быть его там убили? И Булли знает, кто
убийца? Нет, быть того не может. В ночь, когда дядя повесился,
собака была заперта в своем сарайчике.
Следствие быстро опровергло догадки Сесиль. Письмо было
написано рукой дяди. Вместе с другими бумагами его отдали на
экспертизу. Вскрытие подтвердило, что бедняга действительно
болел раком крови, и болезнь зашла далеко. Стало быть, факт
самоубийства подтвердился.
В замок в сопровождении клерка приехал нотариус. Они хо­
тели сверить все имущество с инвентарной книгой, и Морис поп­
росил Сесиль сопровождать их.
- Какая мерзость! - сказала она[. - Дядя Жюльен не был во­
ром.
- Таков закон, - сухо ответил мэтр Пеке. - Жюльен Меденак
лишь пользовался чужим имуществом. Мой предшественник мэтр

32В

фаже, возможно, принял бы иное решение. Но я тут недавно. И
должен следовать правилам. Иначе пойдут слухи.
Так началась их долгая прогулка из комнаты в комнату.
- Горка в стиле «Реннессанс»... Есть... Два кресла в стиле
Людовика XVI... Есть...
Когда днем Морис собрался съездить в поселок,к дому подъеха­
ла большая серая машина.
- Фрэнсис! - крикнул Морис.
Из машины вылез очень элегантный моложавый мужчина лет
пятидесяти и направился к Морису с протянутой рукой.
- Спасибо за телеграмму... Бедняга Жюльен... Я очень огор­
чен...
- Иди-ка сюда... Мэтр Пеке и его клерк.
Фрэнсис поклонился. У него было красивое лицо с острым
профилем, очень светлые глаза и красивые руки.
- Он здесь?
- Нет. Отвезли в поселок. Он покончил с собой.
- Быть того не может!.. Жюльен... Такой бонвиван!
- У него был рак, - уточнил Морис. - Это все объясняет.
- Боюсь, мадам, что у вас останутся плохие воспоминания об
этом доме. Теперь вы мои гости... Отдыхайте, и позвольте мне
самому всем заняться.
- Все уже сделано, - сказал Морис. - Похороны состоятся
завтра.
Едва Фрэнсис занес ногу на первую ступеньку лестницы, раз­
далось рычание, от которого мэтр Пеке и его клерк вздрогнули.
Сесиль бросилась наверх.
- Это Булли... Он хороший.
Пес стоял на верхней площадке. Он отступил, словно гото­
вясь к прыжку. Из груди его доносилось глухое злобное рычание.
- Странный пес, - сказал Морис. - Обожает мою жену. А ко
мне не очень милостив... Ты крепко его держишь?
- Да, - ответила Сесиль. - Я уведу его. Так будет лучше. - И
она потянула собаку за собой.
- Красивое животное, - спокойно заметил Фрэнсис. - Над­
еюсь, мы станем друзьями.

321

4
Прошла неделя. Состоялись похороны. Без священника - цер­
ковь была неумолима. Никакой процессии: жителей не прими­
рила смерть Жюльена. Сесиль хотела скорее уехать, но Фрэнсис
упросил ее остаться. Она еще никогда не встречала такого мило­
го, любезного, деликатного человека. Сесиль была очарована. Она
тщетно пыталась смягчить враждебность собаки. Когда они ухо­
дили погулять, пес соглашался следовать за ними, однако сохра­
нял от Фрэнсиса ту же дистанцию, что и от каретного сарая. Но
Фрэнсис ничего не замечал. Он рассказывал Сесиль о своем дет­
стве, о чудесных каникулах в этом замке. Иногда, смеясь как
ребенок, брал ее за руку. Пес наблюдал за ними, держась в двад­
цати метрах от своей новой хозяйки.
- Вы хоть выходили за пределы замка? - спросила Сесиль.
- Нет. Я жил, как дикарь. Лазал на деревья и там читал при­
ключенческие романы. Строил шалаши в глубине парка...
- А по воскресеньям все ездили в карете в Льеж?
- В карете? Что за странная мысль!
- Вы никогда ею не пользовались?
- Это же музейная редкость. На ней ездили при герцогине дю
Барри, с тех пор она и стоит тут.
Значит - при герцогине дю Барри! «Я с ума сойду от этого
пса», - подумала Сесиль. И, чтобы ни о чем не думать, позволяла
Фрэнсису ухаживать за собой. Морис, словно нарочно, оставлял
их наедине.
Однажды вечером после десерта Фрэнсис сказал:
- Если я найду покупателя, то продам это имение. Я привык к
бродячей жизни... Сделайте одолжение, возьмите, что вам хочет­
ся. Из мебели... ковров... Я стольким вам обязан.
Поняв, что муж поддастся соблазну и унизит их, Сесиль пос­
пешила с ответом:
- Спасибо. Морис мечтает о фонарях от старой кареты. Фрэн­
сис не скрыл своего удивления, но ограничился тем, что поднес
к губам руку Сесиль.
- Сесиль, вы очаровательны... Значит, я остаюсь вашим до­
лжником.
Именно в этот вечер Морис решил покинуть замок.

322

- Мне тут надоело, - сказал он жене, когда они остались одни.
- Он строит тебе куры, а ты так и таешь. Сразу видно, что ты его
не знаешь. Он же бабник. Слепому ясно!
- Не станешь же ты меня упрекать...
- Я ни в чем тебя не упрекаю. Пока... Просто мы завтра уез­
жаем.
- Это будет невежливо.
- Ну так послезавтра. Я найду предлог.
- Я забираю пса.
- Пес останется тут.
- Пес поедет со мной.
- Тогда я поеду один.
И Морис ушел спать в комнату для гостей. Встав пораньше,
Сесиль отправилась с Булли на прогулку. Нет, она никогда не
бросит его здесь! Им повстречался почтальон.
- У меня есть кое-что для господина Меденака, - сказал он.
- Давайте!
Это была телеграмма, поперек которой служащий большими
буквами написал: «Адресат выбыл в неизвестном направлении».
Эта фраза теперь качалась перед глазами Сесиль. Телеграмма
адресована Фрэнсису Форанжу в Ниццу...
Значит Фрэнсис не получил ее. Он лгал... лгал... Он приехал
без предупреждения. Он уже знал...
Сесиль прислонилась к стволу бука. У нее кружилась голова.
Что же Фрэнсис знал заранее? О чем он мог заранее договорить­
ся с Морисом? Нет! Только не Фрэнсис!.. Он не способен на
такую низость!
Она вернулась. Морис и Фрэнсис о чем-то разговаривали у
подъезда.
- Сесиль! - крикнул Фрэнсис. - Вы хотите уехать? Вам тут не
нравится?
Она опустила голову и подбежала к Морису. Пес мчался ря­
дом, считая, что она с ним играет.
- Сесиль!
Но она направилась к Морису, который отошел к конюшне и
стал мыть малолитражку. Он выпрямился.
- Прости. Я был груб вчера. Если ты так привязалась к соба­
ке...

323

Сесиль протянула ему телеграмму.
- Что это значит?
- Прочти сам.
Он уже прочел. Бросив губку в ведро, он вытер руки платком.
- Тем хуже, - сказал он. - Я этого не предусмотрел.
- Немедленно объясни, в чем дело?!
- Во-первых, оставь этот тон. Ничего криминального тут нет!
Я скрыл от тебя правду по просьбе Жюльена. Я был за то, чтобы
все рассказать тебе. Но он...
Сидя около машины, собака не спускала с них глаз. Морис
отвел Сесиль в сторону, словно боясь быть услышанным ею.
- Поставь себя на место Жюльена. Человек живет в замке,
словно пария, хотя дом стоит миллионы. А для того, чтобы жить
где-то еще у него нет средств.
- Средств?
- Да, черт побери! Ему хватает только на поездку куда-нибудь. В конце концов от этого взбеситься можно...
- А Фрэнсис?
- Что Фрэнсис?
- Почему он так быстро приехал?
Обдумывая ответ, Морис набил трубку.
- Пожалуй, лучше всего было бы промолчать. Я вижу, ты ни­
чего не поняла. Фрэнсис де Форланж умер... Тот, который пове­
сился. Он мог бы это сделать в Ницце. Но нет, ему вздумалось
повеситься именно тут. По словам Жюльена, Фрэнсис всю жизнь
не мог забыть свое детство, так как провел в замке якобы лучшие
годы жизни. Короче, Жюльен понял, что можно извлечь из этой
смерти, если действовать быстро. В поселке никто не знал ни
того, ни другого. Нотариус был новый. Агиресы уехали. Кто был
ему еще нужен?
- Соучастник! - сказала Сесиль. - Ты соучастник!
- Нет. Я просто добросовестный свидетель.
- Вы оба мне противны.
- Прошу тебя, постарайся понять. В сущности, Жюльен полу­
чал то, что ему полагалось. Разве не был он мужем покойной?
- Что было дальше?
- Жюльен переписал письмо, оставленное Фрэнсисом, изме­
нив только дату. Затем приехал ко мне. Я был ему должен. Как

324

тут отказать? Да к тому же роль моя была невелика. Опознать
мертвого... Опознать живого. Да помалкивать. Ты же одним сво­
им присутствием подкрепляла наши действия. Никто ведь не
предполагал, что ты не знала ни Жюльена, ни Фрэнсиса!.. Ты
была свидетельницей возвращения дяди ночью в день нашего
приезда. Знаю, нехорошо было тебя обманывать. Но выбора у
нас не было.
- А если бы я спала? И не услышала машину?
- Я не спал... И разбудил бы тебя.
- Что же дальше сделал твой дядя?
- Он откатил машину кузена до дороги и уехал.
- Вы все предусмотрели.
- Мы старались, - твердо ответил Морис.
- Тебя это забавляет?
- Немного. Мы рассчитали, когда я должен обнаружить труп.
Через некоторое время установить точную дату смерти уже быва­
ет невозможно. Затем я дал телеграмму, чтобы окончательно убе­
дить тебя: ведь дата приезда «кузена Фрэнсиса» была тоже уста­
новлена заранее.
Каждая фраза Мориса открывала новую ложь, новый обман.
Но Сесиль не испытывала негодования. У нее было такое впе­
чатление, будто наступило освобождение. Да, Морис был абсо­
лютным ребенком.
- Теперь ты знаешь все, - сказал он.
Она повернулась, увидела пса и снова обратилась к мужу.
- Отчего же он не признал хозяина? Меня вы обманули за­
просто. А его? Теперь я могу все знать.
- Это тоже потребовало подготовки, - пробормотал он. Жюльен нуждался в нас. Но требовалось еще, чтобы пес отреаги­
ровал на него, как на человека из Ниццы... Это было крайне
важно... Тогда...
- Догадываюсь, - холодно произнесла Сесиль.
- Да. Ему пришлось бить его... в каретном сарае... плетью...
возле кареты... Он добился, что Булли возненавидел его...
- Карета... хлыст, теперь мне все понятно... Ужас! Лучше бы
он прикончилсвоего кузена.
- Заметь, что...

325

- Молчи. Вы мне оба отвратительны. Он даже больше, чем
ты.
Послышались шаги. Это подошел Жюльен, бывший Фрэн­
сис.
- Я подумал, вы забываете главное.
Его голубые глаза блестели и искали взгляд Сесиль. Никогда
он не казался ей таким обворожительным. Морис сердито отвер­
нулся.
- Вы же попросили у меня фонари от кареты. Заберите их.
Прошу вас.
Он толкнул ворота в сарай, быстро подошел к карете, протя­
нул руку к сидению и достал хлыст.
- Булли! - закричала Сесиль.
Но было поздно. Все произошло в одну секунду. Булли вце­
пился в горло хозяина. Повалив его на землю, он рыча погружал
в него все глубже свои клыки. Затем поднял окровавленную мор­
ду. Сесиль пошла прочь. Он догнал ее в два прыжка и смирно
поплелся рядом. Дойдя до ограды, Сесиль вышла на дорогу.
Теперь Булли кружил вокруг нее, радостно лая.
Сокращенный перевод с французского
АБРАГИНСКОГО

326

ОБ АВТОРАХ

ДИ1ДИ

ЗАЗЕРКАЛЬЯ

Ж

ще недавно большая
часть отечественных де­
тективов считалась второс
ным чтивом. Поклонники ос
сюжетного жанра предпочитали
иностранные бестселлеры, поку­
пали их из-под полы, перепла­
чивая спекулянтам. Теперь ма­
газины завалены отлично издан­
ными шпионскими страстями и
политическими интригами, уго­
ловными историями и мафиоз­
ными разборками, схватками
давно минувших дней и самыми
современными приключениями.
Вошло в моду загадочное слово
«триллер». И в результате... пред­
ложение превысило спрос. В чем
же дело? Уж не надоели ли на­
шему читателю заморские страс­
ти? Приелись? Захотелось свое­
го, доморощенного.
Круг любителей российского
детектива неуклонно расширяет­
ся. К литературе «не для слабо­
нервных» приобщаются даже те,
кто раньше вообще ничего не
читал, кроме ценников в продук­
товых и промтоварных магази­
нах. Отгадка проста. Обусловле­
но это, кроме всего прочего, не-

327

бывалым ростом реальной, а не книжной, преступности, пово­
ротами обыденной жизни - кто станет спорить, что она вплот­
ную приблизилась к детективу? Кого теперь удивишь бандит­
скими сшибками, погонями, выстрелами по ночам и средь бела
дня, захватом заложников и кровью невинных людей. По мили­
цейской статистике, каждые пятнадцать минут в России убива­
ют. Каждые пять минут - грабят. А бьют, насилуют и унижают
постоянно, ежеминутно! Все это происходит не в тридевятом цар­
стве-государстве, а с нами, нашими соседями, родными и близ­
кими. Представьте, для наглядности, что и в данную минуту, когда
вы читаете эти строки, кто-то убит, ранен, искалечен, унижен и
т.д. Так и кажется, что вся страна живет по интриге гигантского
фильма ужасов, а мы - его невольные действующие лица и жер­
твы.
Представленные в этом номере «Подвига» на суд читателей
роман Анатолия Афанасьева «Московский душегуб» и маленькая
повесть Буало-Нарсежака очень и очень злободневны, хотя, по­
нятно, каждый по-своему. Примечательно, что предложенный
нам кусок французской жизни тоже выглядит логической вариа­
цией нашей. Стоит только заменить фамилии, назвать персона­
жей русскими именами - пусть они будут Пашами, Машами,
Николаями - станет очевидным, что подобная история запросто
могла произойти не обязательно во французском поместье, а гденибудь в Подмосковье, в Рязанской или Тверской областях. Увы,
зло интернационально, преступность не имеет границ, нацио­
нальности и расовых различий. Злоумышленники повсюду похо­
жи друг на друга.
Анатолий Афанасьев пришел в детектив из серьезной литера­
туры, привнеся в остросюжетный жанр всю ее основательность,
разработанные характеры, продуманный и точно сбалансирован­
ный сюжет. Используя детективную по общему построению ис­
торию, он насыщает ее и реальными страстями, и мыслью, и
глубоким психологизмом. Автор не склонен давать оценки, де­
лить персонажей на хороших-плохих, положительных-отрицательных. Все они представлены живо, ярко, образно - в этом привле­
кательность дарования Афанасьева.
Когда-то очень давно маститый писатель Юрий Трифонов
выделил его из сонма начинающих, прочитав всего один малень­
кий рассказик «Поздно или рано». Кумиру «шестидесятников»
понравился и сам автор. Скромный, невысокого роста молодой
человек с большими внимательными глазами - таким Анатолий

328

Афанасьев предстал перед Мастером. С тех пор минула эпоха.
Трифонов ушел от нас, Афанасьев сам стал мэтром. Развил и
довел до совершенства те качества, что были подмечены Юрием
Владимировичем: умение глубоко чувствовать и понимать жизнь,
видеть в обычном явлении примету целой эпохи, воспринимать
обостренно тончайшие движения души своих персонажей.
Это сейчас читающая Россия знает и любит произведения
Афанасьева, они выходят крупными тиражами и не залеживают­
ся на прилавках. Но его путь в литературу не был усыпан розами,
а трудности подстерегали на каждом шагу. Он окончил факуль­
тет журналистики МГУ, заведовал отделом в «Московском ком­
сомольце», часто печатался на его страницах. По-разному можно
относиться к этому популярному ныне изданию, но одно несо­
мненное достоинство у газеты было и есть: это своеобразная «куз­
ница талантов». Многие поэты и писатели, ставшие знамениты­
ми, начинали печататься в московской молодежке. Их пестова­
ли, помогали «оттачивать перья», набираться опыта. Анатолий
Афанасьев - не исключение. С завидным постоянством его рас­
сказы и повести стали появляться сначала на страницах комсо­
мольских журналов, а потом и выходить в ведущих издательствах
страны.
В 1976 году, за пять лет до кончины, Трифонов написал пред­
исловие к сборнику Афанасьева - дал напутствие. «Повесть «Опе­
рация» - пока что лучшая вещь Афанасьева. В ней проникновен­
но, сильно изображены люди, вытолкнутые жизнью на самый
край...» На этот раз Трифонов отметил еще одно, новое качество
- великолепное владение острым сюжетом.
О'чем та давняя повесть? О любви, страстях, терзаниях. Не­
сомненной удачей стало также описание места действия - боль­
шого современного города. Тогда было принято делить литерату­
ру на городскую и деревенскую, а писателей, естественно, на
«горожан» и «деревенщиков». Анатолий Афанасьев родился в
Москве, живет в столице и пишет о ней - потому и «горожанин».
Тема его литературных исследований неисчерпаема, как и сама
Москва.
В 1979 году издательство «Современник» напечатало остро­
сюжетный роман «Привет, Афиноген!» Тоже о москвичах, со­
трудниках одного НИИ. Произведение весьма злободневное: в
сонную эпоху застоя герои романа жили ожиданием грядущих
перемен, рассуждали о будущем, как и вся страна... Будущее,
естественно, настало, однако, увы, оно оказалось совсем не та­

329

ким, каким его видели афанасьевские герои. Еще через два года
вышла в свет новая повесть «Предварительное знакомство», при­
нципиально ироничная, острая, оригинальная. Афанасьев удач­
но изобразил в ней представителей самых разных поколений стариков и юношей, женщин и мужчин. 1989 год ознаменовался
появлением романа «Последний воин». В этом произведении
представлена уже, что называется, текущая жизнь со всеми ее
«перестроечными» сложностями, увиденная взглядом очень при­
стальным. Критики встретили новую книгу дружелюбно: отме­
тили сатирические черты произведения, динамичный сюжет,
полный приключений и мистики. К тому же автор явил миру
совершенно новых героев, еще не исследованных литературой.
Это сегодняшние маргиналы, люди, порвавшие духовную связь с
социумом: тогда они только вышли из тени, а вскоре, как извес­
тно, заняли более уверенные позиции на авансцене жизни. Ав­
тор дал роману подзаголовок: «Книга надежды». Тогда еще она
не развеялась ни у писателей, ни у читателей.
Закончив свой следующий роман «Больно не будет», Афанасьев
сказал: «Мучаясь над ним, я впервые отчетливо понял, что от
сочинительства до умопомешательства один шаг. Дело тут вот в
чем: конструируя выдуманные обстоятельства, подолгу общаясь
с вымышленными людьми, поневоле теряешь ощущение реаль­
ности. И как это ни прискорбно, частенько желаемое принима­
ешь за действительность. Нынче появилось много странных лю­
дей, которые умно и с жаром рассуждают о том, что изменивши­
еся условия жизни диктуют и новые взаимоотношения. Я так не
думаю. Есть нравственные ценности, которые не поддаются де­
вальвации. Любовь, жажда добра, способность к самопожертво­
ванию - это все в натуре человека...»
70-80 годы стали годами творческой зрелости Анатолия Афа­
насьева. О нем заговорили как об одном из лидеров «группы со­
рокалетних», скандально заявивших о себе именно в это время.
Кроме перечисленных романов, снискали популярность уже мно­
гие его новые произведения. «О чем горевать», «Бедный хам»,
«Мужчина на закате» - эти вещи, отмеченные блестящим анали­
зом, психологической иронией, гротеском, принесли автору ог­
ромный успех. Но подлинную славу и признательность завоевал
Афанасьев в наши «смутные» 90-е годы. Отличительные черты
его таланта - умение очень глубоко вникать в суть происходящих
общественных событий - нашли свое воплощение в романах
«Первый визит сатаны» и «Грешная женщина».

ззо

Афанасьев - лауреат нескольких премий Союза писателей за
лучшее произведение года. Его переводят на многие языки мира
и издают в Японии, Франции, Германии, Швейцарии, США,
Чехословакии, Польше, Финляндии. Разумеется, кинорежиссе­
ры не прошли мимо - появились фильмы, снятые по его рома­
нам.
«Московский душегуб» в занимательной форме, с неподра­
жаемой интонацией, рассказывает о жизни столицы - под опре­
деленным углом зрения. Люди Зазеркалья - мафиози, их собу­
тыльники, наемники, телохранители, жены и любовницы - вы­
писаны настолько достоверно, будто автор сам успел пожить в их
среде, подслушал и записал их разговоры. Роман напоминает
фантасмагорию - в той мере, в какой стала ею окружающая жизнь.
То, о чем мы каждый день читаем в газетах, слышим по радио,
видим на телевизионных экранах, обобщено и представлено в
ярких красках. Напрашивается ли какой-нибудь вывод? Да. Бо­
лее того, их много. Вот один, к примеру: сон разума рождает
чудовищ...
Особое слово - о женских персонажах, они всегда великолеп­
но удавались автору. Отечественная литература традиционно изо­
бражала женщину, как существо слабое, беззащитное, а если она
идет на преступление - то это вынуждено, дескать, так сложи­
лись обстоятельства. С наступлением эпохи гласности кино и
литературу заполонили страдающие «интердевочки», все как одна
милые и глубоко несчастные. На панель их толкнуло желание
красивой жизни, такое близкое и понятное каждому. Даже воро­
вка, героиня нашумевшего детектива «Криминальный талант»,
подавалась как жертва социальных условий и полностью была
оправдана автором. Но дым быстро рассеялся: жизнь показала,
что и проститутки, как и всякого рода искательницы острых
ощущений, на самом деле жестоки, способны на любое преступ­
ление - вплоть до убийства. Афанасьев и тут оказался провид­
цем: он не оставляет читателю никаких иллюзий. «Таня-Француженка» - точная фотография, собирательный образ многочис­
ленных красоток из числа тех, кого сегодня успешно «раскалы­
вают» следователи по особо важным делам, раскрывающие се­
рийные преступления, совершаемые бандитскими группировка­
ми. Запоминаются строчки: «Лошаков догадался, что привел в
дом ведьму и даже переспал с ней... Она насиловала его, как
бандит насилует обеспамятовшую, утратившую способность к
сопротивлению жертву.» Это не преувеличение, не авторский

331

произвол: нынче слабый пол убивает и грабит зачастую много
изобретательней мужчин, комплектует банды, совершает самые
жестокие и отвратительные преступления. Достаточно сказать,
что статья 117 УК «За изнасилование» теперь нередко применя­
ется и в отношении женщин. В колониях отбывают срок очаро­
вательные, на первый взгляд, девицы, надругавшиеся над муж­
чинами. И вовсе не потому, что защищали свою честь и превы­
сили самооборону: они действовали как типичные насильники издевались над своими жертвами, унижали их.
Женщина-киллер по кличке Таня-Француженка - очередное
открытие Анатолия Афанасьева: таких мы пока еще не встречали
в отечественной литературе. И не дай Бог встретиться с ними в
реальной жизни! Почти все герои романа «Московский душе­
губ», а лучше сказать, антигерои, существуют по ту сторону До­
бра и Зла. Их надо бояться вполне осознанно: это мир Зазер­
калья - чужой, враждебный, античеловечный. Лучше держаться
от него подальше.
В этом, к слову, роман Афанасьева более всего пересекается с
повестью Буало-Нарсежака. И не только потому, что и здесь и
там показан в первую очередь мир злоумышленников. Монстры
не оставляют живого места, где могли бы существовать люди с
другими свойствами и устремлениями. После них окружающая
действительность выглядит пустыней.
Пьер Буало и Тома Нарсежак принадлежат к поколению пи­
сателей, родившихся в начале века: Буало - в 1906 году, Нарсе­
жак - в 1908. Свою литературную деятельность они начинали
порознь. Но - судьбе было угодно, чтобы произошла историчес­
кая встреча, впоследствии подарившая читателям многочислен­
ные шедевры. Сорокалетний Тома Нарсежак удостоился литера­
турной премии, на церемонии, состоявшейся по этому поводу,
он и познакомился с Буало. Писатели пришли к выводу, что им
стоит объединить усилия. Поделили обязанности. Пьер взял на
себя разработку «пружины» - детективной стороны, а Тома - пси­
хологическое насыщение сюжета. Достоинства авторов, сложен­
ные вместе, дали улучшенное качество. Известно немало случаев
счастливого и плодотворного содружества. Дуэт Буало-Нарсежак
продолжил список удач.
Из одного совместного интервью: «Мы поставили перед со­
бой цель попытаться создать новую формулу роман а-загадки...»
Имелось ввиду использование того привлекательного, что всегда
присутствовало в лучших образчиках «полицейского» романа - с

332

добавлением «перчика» из «черной» серии. По сути, речь шла о
гуманизации детектива: авторы решили вдохнуть жизнь в «мари­
онеток», каковыми воспринимались персонажи традиционных
сериалов. Этот опыт имел небывалый успех. Герои стали совер­
шать вполне «человеческие» поступки, ситуации сделались абсо­
лютно жизненными, преступление раскрывалось не при случай­
ных обстоятельствах, а благодаря уму, энергии, поворотливости
детективов.
Буало-Нарсежак опубликовали более сорока совместных книг.
Их давно уже считают классиками мирового детектива, числят в
одном ряду с такими знаменитостями, как Артур Конан-Дойл,
Агата Кристи, Жорж Сименон. Произведения соавторов пользо­
вались - и сейчас пользуются - колоссальным успехом во всем
мире. По экранам многих стран прошел фильм ужасов «В стране
мертвых», снятый Альфредом Хичкоком по роману «В холодном
поту».
Повесть «Пейзаж с Булли» - лишь малая толика того удоволь­
ствия, которое ожидает читателей, впервые познакомившихся с
творчеством маститых литераторов. Долгое время Буало-Нарсежака у нас переводили мало. Но лед тронулся, недавно вышел
трехтомник, в котором напечатаны их лучшие произведения.
Софья ВОСКОБОЙНИКОВА

333

ОГНЕННЫЕ БУДНИ РОССИИ
И МОСКВЫ
Вряд ли можно представить что-либо страшнее стены бушущего огня - огня, от которого нет спасения.
Бесстрастные и сухие цифры статистики достаточно красно­
речиво отражают итоги огненного бедствия. В Российской Феде­
рации за 12 месяцев 1995 года произошло около 300 тыс. пожа­
ров, из них 151 составили крупные. От огня погибло более 14
тысяч человек, более 13 тысяч травмировано. Огонь также унич­
тожает животных и материальные ценности, так, за 1995 год в
России уничтожено более 72 тыс. строений, около 8 тыс. единиц
техники.
Можно много и дальше с большими подробностями говорить
о трагизме и удручающих последствиях пожаров. Главное не в
этом, а в том, что, как отмечают специалисты пожарной охраны,
виновниками почти каждой трагедии является Человек, будь то
просто гражданин или хозяйственный руководитель, от которого
зависит обеспечение мер пожарной безопасности.
Основными причинами возникновения пожаров явились: не­
осторожное обращение с огнем, возгорание электрооборудова­
ния и использование неисправных бытовых приборов, а также
шалости детей с огнем.
Чаще всего, почти в 70 процентов случаев, пожары происхо­
дят в жилом секторе. Зачастую мы не задумываемся о том, что
небрежность при курении, сушка белья над открытым огнем, ис­
пользование неисправных электроприборов приводит к необра­
тимым последствиям.
Граждане должны помнить, что при сегодняшней горючей
загрузке жилые квартиры выгорают в течение нескольких минут.
Неблагополучная обстановка с пожарами сложилась в г. Мос­
кве. В этом году в столице произошло более 23 тыс. пожаров.
Несоблюдение элементарных правил пожарной безопасности
приводит не только к большим материальным потерям, но и к

334

самому худшему - человеческим жертвам. За 1995 год в городе
погибло 472 человека, а 361 - получили ожоги, травмы и отравле­
ния продуктами горения. Материальный ущерб, нанесенный ог­
нем, составил почти 22 млрд. рублей. Произошло 7 крупных по­
жаров, среди них пожар с групповой гибелью людей.
4 июня, около половины шестого утра, возник пожар на пя­
том этаже общежития Российского Университета Дружбы Наро­
дов по улице Миклухо-Маклая, 13. В результате пожара полностью
выгорели 12 жилых комнат, частично повреждены огнем и высо­
кой температурой 9 комнат. На пожаре погибло 8 человек, 6 по­
лучили травмы различной степени тяжести. Материальный ущерб
составил около 25 млн. рублей.
Местными органами власти принято распоряжение, в кото­
ром указывается серьезность проблемы защиты от пожаров, пе­
речень противопожарных мероприятий, необходимых к выпол­
нению в данный момент.
Естественно, что могут понадобиться консультации и разъяс­
нения по конкретному обеспечению пожарной безопасности. Их
всегда можно получить, если обратиться в Добровольное пожар­
ное общество по телефону: 231- 12- 08 .

335