Отказ от обвинения в системе уголовно-процессуальных актов [Александр Валентинович Землянухин] (doc) читать онлайн







Землянухин Александр Валентинович


Отказ от обвинения в системе
уголовно-процессуальных актов
















Саратов 2005
СОДЕРЖАНИЕ

Введение…………………………………………………………………….3
Глава I Сущность и общая характеристика
уголовно-процессуальных актов…………………………………………7
§ 1. Понятие, сущность и структура уголовно-процессуальных актов…………………………………………………………………………….7
§ 2. Виды процессуальных актов, их роль в уголовном судопроизводстве……………………………………………………………………….33
§ 3. Отказ от обвинения как разновидность уголовно-процессуальных актов……………………………………………………..43
Глава II Субъекты и структура акта отказа от обвинения…………………………………………………………………………….50
§ 1. Субъектный состав деятельности по отказу от обвинения……..50
§ 2. Структурообразующие элементы акта отказа от обвинения……69
Глава III Юридическая природа акта отказа от обвинения и его правовые последствия………………………………………………………….81
§ 1. Социально-правовая характеристика акта отказа от
обвинения……………………………………………………………………81
§ 2. Причины изменения внутреннего убеждения должностного лица, осуществляющего уголовное преследование, при принятии решения об отказе от обвинения…………………………………………………..98
§ 3. Основания отказа от обвинения и условия принятия решения по делу………………………………………………………………………….112
§ 4. Правовые последствия отказа от обвинения…………………….120
Список используемой литературы……………………………………..148
ВВЕДЕНИЕ

Конституционное положение о том, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью стало базовым для уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации. Определяя назначение уголовного судопроизводства, УПК РФ (далее, если не оговорено иное – УПК) устанавливает, что оно призвано обеспечивать защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, а также защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. В ст. 6 УПК подчеркивается, что уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию. Из названной статьи вытекает, что отказ от уголовного преследования невиновных и освобождение их от наказания, с точки зрения назначения уголовного судопроизводства, имеет такое же социально-правовое значение как и справедливое наказание лиц, виновных в совершении преступных действий. Общество, государство в равной мере заинтересованы в том, чтобы каждый человек, совершивший преступление, был изобличен в этом и подвергнут справедливому наказанию и не один невиновный не привлекался к уголовной ответственности и не ограничивался в правах. В этой связи правовой акт отказа от уголовного преследования предстает в виде процессуальной гарантии конституционных прав и свобод человека и гражданина и приобретает статус самостоятельной разновидности уголовно-процессуальных актов, нуждающейся в глубоком системно-комплексном научном исследовании.
Деятельность, связанная с отказом от обвинения, достаточно обстоятельно исследовалась и освещалась в уголовно-процессуальной литературе. Ей уделяли внимание такие известные ученые, как В.И. Басков, Н.В. Жогин, В.С. Зеленецкий, Я.О. Мотовиловкер, Р.Д. Рахунов, В. М. Савицкий, М.С. Строгович, Ф.Н. Фаткуллин, В.Д. Финько, М.А. Чельцов, М.Д. Шифман и многие другие авторы.
Институт отказа от обвинения и уголовного преследования не является абсолютно новым для российского уголовного процесса и действующего уголовно-процессуального законодательства. Он был известен УПК РСФСР 1960 года и находил в нем определенное отражение. Однако правовая регламентация акта отказа от обвинения в старом законодательстве была фрагментарной и непоследовательной. Прокурорский отказ от обвинения не имел для суда обязательного значения, производство по делу и в этом случае продолжалось в обычном порядке и могло завершиться постановлением обвинительного приговора. Сообразно этому программировались и соответствующие научные исследования. Освещая правовую природу, сущность и особенности соответствующей деятельности, большинство авторов сходилось на том, что отказ прокурора от обвинения не может иметь обязательного значения для суда, который разрешает дело в соответствии с принципом всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств уголовного дела. Попытки придания этому акту большего правового значения расходились с действующим тогда законодательством и не находили поддержки в науке уголовного процесса. Случаи отказа прокурора от обвинения на практике встречались крайне редко.
С принятием УПК РФ 2001 года положение изменилось коренным образом. Отказ прокурора от обвинения приобрел значение юридического акта, влекущего прекращение производства по уголовному делу в отношении лица, от обвинения которого прокурор отказался. В условиях состязательного уголовного процесса это не могло не сказаться на практике применения рассматриваемого института. Отказы от обвинения, особенно в определенной его части, стали довольно распространенным явлением. В частности, по 75 из 187 изученных уголовных дел, рассмотренных судами г. Саратова и Саратовской области в 2002-2003 годах, имел место полный или частичный отказ от обвинения.
Изменение законодательной регламентации деятельности по отказу от обвинения и уголовного преследования, придание этому акту обязательного правового значения обусловливают необходимость нового осмысления сущности, социально-правовой значимости, последствий и юридической структуры данного акта как самостоятельного уголовно-процессуального явления. При этом следует иметь в виду, что отказ от обвинения и уголовного преследования может иметь место не только в ходе судебного, но и досудебного производства. Прекращение уголовного дела и уголовного преследования в процессе предварительного расследования по основаниям, предусмотренным законом (ст. 24, 25, 27,28 УПК), по существу тоже есть отказ от уголовного преследования, особенностью которого является только то, что вопрос об этом ставится и разрешается одним и тем же должностным лицом или органом.
В этой связи важное научное и практическое значение приобретают также вопросы о субъектах отказа от обвинения и уголовного преследования, субординационных отношениях, возникающих в процессе осуществления соответствующей деятельности, и защите прав участников уголовного судопроизводства, отстаивающих и защищающих свои права и законные интересы, прежде всего, потерпевшего.
Цель данной работы состоит в том, чтобы на основе действующей Конституции РФ, решений Конституционного Суда РФ относительно правовой характеристики деятельности по отказу от обвинения, действующего УПК, дос­тижений правовой науки и сложившейся судебно-следственной практики сформулировать современное представление о правовой природе и сущности акта отказа от обвинения, выяснить его место в системе процессуальных актов и в структуре уголовно-процессуальной дея­тельности; определить возможные варианты и направления совершенствова­ния уголовно-процессуальных норм, регламентирующих субъектный состав, правовые последствия, порядок осуществления и оформления отказа от обвинения.
Глава I. Сущность и общая характеристика уголовно-процессуальных актов
§ 1. Понятие, сущность и структура уголовно-процессуальных актов

Деятельность уполномоченных органов государства по применению права всегда выражается в правоприменительных актах, посредством которых фиксируются принятые решения и им придаётся официальное значение.
Под применением права принято понимать осуществляемую в специально установленных законом формах государственно-властную организующую деятельность компетентных органов по реализации норм права1. Правоприменительные действия должностного лица или государственного органа всегда связаны с тем, чтобы направить развитие правоотношений между людьми и обеспечить их формирование в русле закона2. Они необходимы там, где правоотношение, с учётом его сложности и важности с точки зрения решения задач, стоящих перед властью, может и должно быть создано только по решению органа, олицетворяющего государственную власть, или где правоотношение должно пройти контроль со стороны государства в лице его властных органов3.
В теории права выделяют две основные формы правоприменения — оперативно-исполнительную и правоохранительную. Целью правоохраны является, прежде всего, контроль за соответствием деятельности субъектов права юридическим предписаниям, а в случае обнаружения правонарушения — принятие соответствующих мер для восстановления правопорядка, применения государственного принуждения к правонарушителям, создание условий, предупреждающих правонарушения1.
В уголовном процессе правоприменение занимает особое место, что объясняется самой спецификой уголовно-процессуальной деятельности. Основное содержание уголовного процесса образует основанная на законе и направляемая законом деятельность суда, прокурора, следователя, органа дознания, дознавателя по применению норм права. Она направлена на защиту законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений (п.1 ч.1 ст.6 УПК), пресечение совершения преступлений, создание необходимых условий для применения государственного принуждения к преступникам и предупреждение дальнейшего совершения преступлений. В то же время в процессе её осуществления напрямую затрагиваются, а иногда и ограничиваются многие конституционные права личности. Поэтому осуществляя эту деятельность, правоохранительные органы должны защищать личность от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения её прав и свобод (п.2 ч.1 ст.6 УПК). Обеспечить решение указанных задач невозможно без применения правовых норм.
Именно путём правоприменения правоохранительные органы реализуют предоставленные им государственно-властные полномочия. Правоприменение лежит в основе уголовно-процессуальной деятельности; применение права либо порож­дает стержневые, определяющие правоотношения (например, при возбуждении уголовного дела), либо изме­няет их (при подготовке дела к судебному заседанию), либо прекращает (при прекращении уголов­ного дела)2.
Вышеизложенное не умаляет значения других форм реализации права. В частности, правильное применение права может быть обеспечено только при строжайшем соблюдении требований норм закона, прав и свобод человека при производстве по делу. В то же время соблюдение, исполнение, использование норм уголовно-процессуального права имеет место в связи с уже возникшими, изменяющимися или прекращающимися правоотношениями. Даже в тех случаях, когда уголовно-процессуальное отношение возникает или изменяется в связи с иной формой реализации правовой нормы, сам факт изменения правоотношения зачастую также должен быть опосредствован компетентным органом государства, т.е. применением таким органом соответствующей правовой нормы1. Так, одной только подачи гражданином заявления о совершённом преступлении недостаточно для возбуждения уголовного дела. Заявление в этом случае инициирует правоприменительный процесс, в ходе которого будут устанавливаться основания, необходимые для возбуждения уголовного дела. И только в результате этого процесса появится акт возбуждения уголовного дела или отказа в его возбуждении.
В любой отрасли права правоприменение всегда представляет собой процесс, состоящий из ряда последовательных стадий. В теории права, как правило, выделяют три основные стадии применения права:
• установление фактических обстоятельств дела;
• установление юридической основы дела;
• решение дела, выраженное в акте применения права2.
Необходимо отметить, что в теории права его применение рассматривается как единый, «все более уг­лубляющийся и все более обогащающийся процесс юри­дического познания, в ходе которого происходит обра­щение то к фактам, то к юридическим нормам: на основе анализа норм возникает необходимость более глу­боко исследовать фактические обстоятельства; анализ же фактических обстоятельств вынуждает вновь обра­щаться к нормам, уточнять отдельные юридические вопросы и т.д.»1. Поэтому разделить стадии правоприменительной деятельности во времени не всегда возможно - такое разграничение происходит по большей части логически.
Данная работа не рассчитана на подробную характеристику каждого элемента и каждой стадии правоприменения. Мы остановимся лишь на некоторых вопросах правоприменительной деятельности и, в частности, на правоприменительном акте.
Существует две противоположные точки зрения относительно понятия акта применения права. Согласно одной из них — это деятельность компетентных органов, согласно другой — официальный документ, исходящий от органов, осуществляющих государственную деятельность (акты-действия и акты-документы). Подобный дуализм объясняется полисемичностью этого слова. В словаре С.И. Ожегова оно толкуется и как «единичное действие, а так же поступок, проявление действий»; и как «документ, удостоверяющий что-либо»2.
Ряд авторов под правоприменительным актом понимают правомерное действие, которое играет роль юридического факта3. Такое понимание акта в большей степени свойственно административному праву. Примером может служить определение административного акта как особого вида «официальных, подзаконных, регули­рующих, юридически-властных, односторонних действий-волеизъявлений исполнительно-распорядительного характера, осуще­ствляемых уполномоченными субъектами органов исполнительной государственной власти и местного самоуправления в пределах ус­тановленной нормативными актами компетенции и в соответствии с определенными управленческими процедурами, для достижения це­лей управления, решения его задач и выполнения управленческих функций»1. Существование такой формы правоприменительного акта в ряде отраслей вызвано объективными причинами: необходимостью принятия решения в быстро меняющихся фактических ситуациях (например, при регулировании дорожного движения). Но такая конструкция акта может существовать далеко не во всех отраслях права.
В свою очередь, некоторые авторы, например В.М. Горшенёв, расценивают правоприменительный акт прежде всего как акт-документ2, относя к ним не только решения, но и различные протоколы. При этом оговариваются, что сущность процессуального документа в этом случае сводится к тому, что в нём оформляется властное волеизъявление тех участников юридического процесса, которые в разбирательстве юридического дела выполняют «лидирующую» функцию3.
В то же время в теории часто вообще не проводится чёткого разграничения между актами-действиями и актами-документами. Так, например, В.К. Бабаев рассматривает правоприменительный акт как «государственно-властный индивидуальный акт, совершаемый компетентным субъектом по конкретному юридическому делу, с целью определения наличия или отсутствия субъективных прав или юридических обязанностей и определения их меры, на основе соответствующих правовых норм»1. В этом случае автор пытается не акцентировать внимание на том, что же такое акт — действие или документ. Похожую позицию занимает С.С. Алексеев. Он определяет акт применения права как «акт-документ, в котором формально закрепляется решение компетентного органа по юридическому делу», уточняя, что в этом случае «перед нами не само по себе действие по применению юридических норм, не сам по себе его результат, а действие и результат действия»2 в их совокупности. В свою очередь, А.С. Пиголкин предлагает расценивать официальные действия или документы, либо устные заявления всего лишь как форму внешнего выражения правоприменительного акта3.
В уголовно-процессуальной науке тоже нет единого подхода к решению этого вопроса. М.С. Строгович определял процессуальный акт как «действие участника процессуальной деятельности, облеченное в процессуальную форму и закрепленное в процессуальном документе»4. Д. С. Карев считал, что процессуальными актами являются все процессуальные документы, со­ставленные в результате деятельности органов расследования и суда5. П.С. Элькинд, фактически, также сводила понятие уголовно-процессуального акта к документу (в досудебных стадиях это протоколы и постановления, в судебных - протоколы, определения и приговоры)6. Развивая эту мысль, Ю.В. Манаев характеризует процессуальный акт как письменный документ, исходящий от государственного органа, составленный в строго установленной законом процессуальной форме и заключающий в себе конкретное решение по делу или фиксирующий ход и порядок проведения следственных действий1. В.Я. Чеканов именовал уголовно-процессуальный акт документом, но тем не менее говорил об актах как об отражении процессуальной деятельности2. Ряд авторов полагает, что неправомерно при конструировании определения процессуального акта исключать из него действия и противопоставлять их про­цессуальным документам. По их мнению, понятие процессуального акта должно охватывать как процессуальное действие, так и процессуальный документ, в котором закрепляется это дей­ствие3.
Анализ приведенных и других точек зрения по рассматриваемому вопросу показывает, что большинство авторов признает процессуальный акт комплексным правовым образованием. Основное различие в трактовках понятия уголовно-процессуального акта состоит в том, какой его структурообразующий элемент признаётся основным, определяющим сущность явления — действие или документ. При этом упускается из виду, что цель применения права и необходимый результат достигаются через «решение компетентного органа по конкретному юридическому делу, содержащему государственно-властное веление, выраженное в определённой форме и направленное на индивидуальное регулирование общественных отношений»4.
В результате смешиваются два понятия: протокол процессуального действия и процессуальное решение. Протокол расценивается как одна из разновидностей процессуального акта, а это не во всех случаях соответствует общетеоретическим представлениям об актах применения права, разновидностью которых являются уголовно-процессуальные акты. Обязательным признаком любого правового акта является его «волевой характер»1, а акт применения процессуального права носит не просто волевой, а «государственно-властный»2 характер: он должен порождать, изменять или прекращать правоотношения. Очевидно, что далеко не все протоколы процессуальных действий обладают таким признаком.
Указанное несоответствие попыталась устранить П.А. Лупинская. В своих работах в качестве правоприменительного акта в уголовном судопроизводстве она расценивает только процессуальные решения 3. Процессуальное решение определяется ею как правоприменительный акт, содержащий ответы на правовые вопросы, возникающие при производстве по делу, и властные предписания о правовых действиях4.
Уголовно-процессуальное решение достаточно подробно изучено в науке уголовного процесса. Традиционно выделяют следующие его основные признаки:
• оно выносится только государственным органом или должностным лицом, ведущим уголовное судопроиз­водство, в пределах его компетенции;
• имеет государственно-властный характер, порождает, изме­няет или прекращает уголовно-процессуальные отношения, а также подтверждает наличие или устанавливает отсутст­вие материально-правовых отношений;
• должно быть вынесено в установленном законом порядке и выражено в определенной законом форме1.
Хотя понятия «процессуальное решение» и «процессуальный акт» являются близкими (более того, в основе уголовно-процессуального акта всегда лежит процессуальное решение, именно оно содержит в себе главный признак любого процессуального акта — государственно-властный характер), тем не менее решение полностью не исчерпывает содержания акта. В состав процессуального акта входят и другие элементы, которые придают ему специфические свойства. Как справедливо замечает В.В. Лазарев, существо правоприменительного акта сводится к изложению вывода, к которому правоприменитель приходит в ходе решения дела, однако содержание акта этим не исчерпывается2.
В уголовном судопроизводстве есть акты, которые для своего осуществления требуют вынесения нескольких последовательных и взаимосвязанных процессуальных решений (к ним можно отнести акт возбуждения уголовного дела; акты, связанные с производством некоторых процессуальных действий: осмотра жилища, обыска и т.д. и некоторые другие). В УПК их количество значительно возросло. В основном это связано с расширением роли суда на досудебных стадиях, а также, роли прокурора, особенно на стадии возбуждения уголовного дела.
В настоящее время акт возбуждения уголовного составляют два последовательных процессуальных решения, первое из них принимается следователем или дознавателем. Установив, что имеются поводы и основания для возбуждения уголовного дела, указанное должностное лицо незамедлительно выносит постановление, в котором формулирует решение о возбуждении уголовного дела. Однако этого решения недостаточно для возбуждения уголовного дела, поскольку до момента согласования с прокурором постановление следователя, дознавателя о возбуждении уголовного дела не имеет соответствующего юридического значения1 и приобретает юридическую силу только после дачи согласия на возбуждение уголовного дела прокурором2. Получив постановление следователя, прокурор проверяет имеются ли в наличии повод и основания для возбуждения уголовного дела, изложенные в постановлении следователя, устанавливает соблюдены ли все предусмотренные законом требования к постановлению о возбуждении уголовного дела и действиям следователя на стадии возбуждения уголовного дела. После этого прокурор незамедлительно принимает собственно решение, давая согласие на возбуждение уголовного дела и разрешая производство предварительного расследования. Очевидно, что решения следователя (дознавателя) и прокурора о возбуждении уголовного дела приобретают значение процессуального акта только в их совокупности.
Представляется неверным мнение что, поскольку УПК разрешил проведение отдельных следственных действий до возбуждения уголовного дела и до получения согласия прокурора, то прокурор даёт согласие на продолжение уже начатого расследования3. УПК РСФСР также предусматривал возможность проведения такого следственного действия, как осмотр места происшествия до возбуждения уголовного дела, однако при этом расследование не считалось начатым. К тому же ч. 1 ст. 156 УПК чётко устанавливает, что предварительное расследование начинается с момента возбуждения уголовного дела, о чём следователь и дознаватель выносят соответствующее постановление, которое должно быть согласовано с прокурором. В ч. 4 ст. 146 УПК сказано, что следователь, направляя своё постановление о возбуждении уголовного дела прокурору, прилагает к нему материалы предварительной проверки, а не результаты расследования. Точно так же и прокурор, до того как дать согласие на возбуждение уголовного дела, может вернуть поступившие к нему материалы для проведения дополнительной проверки, в то время как после дачи согласия прокурор уже направляет уголовное дело для производства расследования (п.1 ст. 149 УПК).
Представляется спорным утверждение, что прокурор больше не может отменять постановление о возбуждении уголовного дела, поскольку это полномочие прокурора «трансформировалось, изменилось и в определённой степени вошло в новое полномочие прокурора — дачу согласия» на возбуждение уголовного дела1. По нашему мнению, прокурор по-прежнему имеет право отменить любое постановление следователя (п.10 ст. 37 УПК), в том числе и постановление о возбуждении уголовного дела (при условии, что следователь ещё не приступил к фактическому проведению следственных и иных процессуальных действий), даже если он ранее дал согласие на его возбуждение. Прокурор осуществляет надзор за деятельностью органов дознания и предварительного следствия, по этому, если в дальнейшем, например, в результате обжалования и проверки жалобы, выясниться, что данное постановление является незаконным и необоснованным, он обязан его отменить.
Необходимо отметить, что УПК в ст. 24 устанавливает в только основания отказа в возбуждении уголовного дела. Основания для отказа в даче согласия на возбуждение уголовного дела в УПК отсутствуют. Этот пробел в праве может создать почву для злоупотребления прокурором своим полномочием на дачу соответствующего согласия. Для его устранения необходимо внести соответствующие изменения в ст. 146 УПК, дополнив её частью 5 следующего содержания: «5. Прокурор может отказать в даче согласия на возбуждение уголовного дела только при отсутствии установленных законом поводов или оснований для возбуждения уголовного дела».
Уголовно-процессуальный кодекс устанавливает, что только суд, в том числе в ходе досудебного производства, правомочен принимать решения: о производстве осмотра жилища при отсутствии согласия проживающих в нем лиц; о производстве обыска и (или) выемки в жилище; о производстве личного обыска; о производстве выемки предметов и документов, содержащих информацию о вкладах и счетах в банках и иных кредитных организациях; о наложении ареста на корреспонденцию, разрешении на её осмотр и выемку в учреждениях связи; о контроле и записи телефонных и иных переговоров (п.п. 4-8, 11 ч.2 ст.29 УПК). Перед тем как суд примет подобное решение, следователь с согласия прокурора должен подать ходатайствовать перед судом о производстве соответствующего следственного действия. Таким образом данный акт состоит из трёх последовательных процессуальных решений. Первое решение - при установлении, что имеются основания для проведения следственного действия, указанного в ч.2 ст.29 УПК,- принимает следователь. Одновременно с этим следователь принимает решение о необходимости возбудить ходатайство пред судом о получении соответствующего разрешения. Прежде чем обратиться в суд, следователь обязан получить согласие прокурора. Прокурор, установив, что в ходатайстве следователя содержаться основания для проведения следственного действия, а также убедившись, что соблюдены все требования закона к порядку вынесения и форме соответствующего ходатайства, даёт согласие на обращение в суд действия. При этом решение о проведении следственного действия принимается именно следователем, а не прокурором или судом. Поскольку именно следователь принял к производству уголовное дело, он самостоятельно направляет ход расследования, и только он обладает правом производить следственные действия по данному уголовному делу. Тем не менее следователь не может самостоятельно обратиться к судье с ходатайством о проведении следственного действия, а это означает, что прокурор, по-прежнему санкционирует проведение процессуальных действий, которыми ограничиваются права и свободы участников процесса1.
Необходимо отметить, что основания для отказа в даче согласия прокурором в этом случае законодательством не предусмотрены. Для устранения этого недостатка необходимо дополнить ч.1 ст.165 УПК следующим предложением: «Прокурор может отказать в даче согласия на возбуждение перед судом ходатайства о производстве следственного действия только при отсутствии оснований для его проведения»
Получив ходатайство следователя, суд принимает собственное решение. С точки зрения редакции ст. 29 УПК, суд на досудебных стадиях принимая решение о проведении следственных действий, направленных на доказывание виновности лица в совершении преступления, то есть осуществляет уголовное преследование. Такое положение не согласуется с принципом состязательности и противоречит ч. 3 ст. 15 УПК, в которой сказано, что суд не является органом уголовного преследования. На самом деле в этом случае суд не принимает решение о проведении следственного действия, а выражает своё согласие с возможным ограничением некоторых прав личности при его проведении. Поэтому правильнее было бы говорить о получении согласия суда на проведение следственного действия либо о том, что суд даёт разрешение на проведение данного действия. Именно такая формулировка содержится в ч.4 ст.165 УПК. Подобным образом следовало бы закрепить эти полномочия и в ст. 29 УПК, для этого их целесообразно было бы выделить в отдельную часть статьи, изменив её редакцию следующим образом:
«2. Только суд, в том числе в ходе досудебного производства, правомочен принимать решения:
1) об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста;
2) о продлении срока содержания под стражей;
3) о помещении подозреваемого, обвиняемого, не находящегося под стражей, в медицинский или психиатрический стационар для производства соответственно судебно-медицинской или судебно-психиатрической экспертизы;
3. Только суд в ходе досудебного производства разрешает:
1) произвести осмотр жилища при отсутствии согласия проживающих в нем лиц;
2) произвести обыск и (или) выемку в жилище;
3) произвести личный обыск, за исключением случаев, предусмотренных статьей 93 настоящего Кодекса;
4) произвести выемку предметов и документов, содержащих информацию о вкладах и счетах в банках и иных кредитных организациях;
5) наложить арест на корреспонденцию и произвести её осмотр и выемку в учреждениях связи;
6) наложить арест на имущество, включая денежные средства физических и юридических лиц, находящиеся на счетах и во вкладах или на хранении в банках и иных кредитных организациях;
7) временно отстранить подозреваемого или обвиняемого от должности в соответствии со статьей 114 настоящего Кодекса;
8) контроль и запись телефонных и иных переговоров.
Части 3 и 4 считать соответственно частями 4 и 5.»
Помимо процессуального решения в состав акта могут входить процессуальные действия. УПК определяет процессуальное действие как «следственное, судебное или иное действие, предусмотренное настоящим Кодексом» (п. 5 ст. 33). То есть, речь идёт не о всяком произвольно совершаемом действии, а только о тех, которые осуществляются в установленной законом порядке и отражаются в предусмотренных законом документах.
Исходя из этого, можно выделить следующие признаки процессуальных действий, входящих в состав уголовно-процессуального акта.
1. Они призваны обеспечить правильное применение норм права.
По этой причине в состав процессуального акта нельзя включать ту часть следственных и судебных действий, которая непосредственно направлена на собирание, проверку и оценку доказательств, поскольку целью процессуального акта является не поиск доказательств, а обеспечение правильного применения норм права. В уголовном судопроизводстве, безусловно, существуют акты, обеспечивающие возможность установления фактических обстоятельств (например, постановление о производстве выемки, обыска и других следственных действий), но такие акты выражают только властное веление о необходимости производства определённых действий, т.е. они создают необходимые условия для проведения следственных и судебных действий. Сами же действия, непосредственно направленные на собирание, проверку и оценку доказательств, в содержание процессуального акта не входят.
2. Они совершаются только при наличии установленных в законе поводов и оснований осуществления акта.
От процессуального акта нужно отличать действия, совершаемые на других стадиях правоприменительного процесса (установление фактических обстоятельств дела и установление юридической основы дела). При этом нужно учитывать, что процессуальный акт, как завершающий этап правоприменения, вызревает постепенно. Принятие акта представляет собой интеллектуальный процесс, который протекает во время установления фактических обстоятельств дела и поиска юридических норм, подлежащих применению. «В самом начале создается как бы проект будущего акта, а затем, с уточнением квалификации и переквалификацией обстоятельств дела, происходит непрерывная умственная работа над этим проектом»1. Однако в уголовном процессе начало осуществления каждого конкретного процессуального акта предполагает уже познание необходимого объёма фактических обстоятельств, являющихся его основаниями2. Поэтому как сам процесс собирания, проверки и оценки доказательств, так и процесс формирования внутреннего убеждения проходит на первых двух стадиях применения права, то есть вне рамок процессуального акта.
3. Эти действия не требуют для своего осуществления самостоятельного правоприменительного процесса.
4. Они связаны с вынесением, составлением, а в некоторых случаях с исполнением процессуального решения.
Поскольку, как верно замечает С.С. Алексеев, «в той мере, в какой исполнение решения право­применительного органа вообще относится к примене­нию права, оно неотделимо от итоговой, заключитель­ной стадии правоприменительной деятельности — решения дела, выраженного в правоприменительном акте. Особенно ярко это проявляется в области правосу­дия, которое завершается вынесением правопримени­тельного решения»1. Например, исполняя решение об окончании предварительного следствия, следователь уведомляет об окончании следственных действий обвиняемого, его защитника, законного представителя, а также потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика и их представителей (ч.2 ст. 215 УПК). В то же время не все действия, связанные с исполнением процессуального решения, выступают в качестве элементов уголовно-процессуального акта. В его состав входят только те, которые не требуют каких-либо принудительных мер и, соответственно, необходимости нового властного веления. Если же такое веление необходимо, исполнение должно представлять собой самостоятельный правоприменительный процесс. «Этот процесс вопло­щается в относительно обособленных правоприменительных операциях, включающих и установление фак­тических обстоятельств, и выбор — анализ юридиче­ских норм, и вынесение решения»2. Так, если место нахождение лица, в отношении которого вынесено постановление о привлечении в качестве обвиняемого, не установлено, лицо объявляется в розыск и к нему может быть применена мера пресечения. В связи с этим совершается ещё два процессуальных акта: объявление в розыск и применение меры пресечения. И, хотя оба этих акта совершаются с целью исполнить решение о привлечении лица в качестве обвиняемого, они являются самостоятельными процессуальными актами, поскольку имеют свои собственные основания и требуют самостоятельного правоприменительного процесса.
Процессуальные действия в составе акта призваны решать различные задачи:
• разъяснять права и обязанности различным участникам процесса (ч.1 ст.11 УПК); обеспечивать соблюдение прав участников процесса (ознакомление лица с постановлением о признании его потерпевшим, гражданским ответчиком, назначения его переводчиком и др.);
• обеспечивать объективизацию акта (оглашение постановлений, определений суда, выносимых им в судебном заседании (ч.1 ст. 256 УПК));
• обеспечивать обоснованность и законность акта (получение разрешения на возбуждение уголовного дела в отношении лиц, перечисленных в п.п.1,2 ч.1 ст.447 УПК; направление материалов предварительной проверки и постановления следователя о возбуждении уголовного дела прокурору для получения его согласия на возбуждение уголовного дела либо уведомление прокурора о начатом расследовании (ч.4 ст. 146 УПК)) и т.д.
Следующим одним элементом уголовно-процессуального акта является процессуальный документ. Под документом понимается материальный объект, на котором уполномоченным на то органом или должностным лицом с соблюдением установленной законом процессуальной формы закреплены фактические данные или решения, имеющие значение для дела1.
Благодаря документам все заинтересованные лица могут получать единую информацию. Документы, как правило, позволяют легко установить их автора, способны долгое время сохранять имеющуюся в них информацию и обычно доступны и понятны широкому кругу лиц. В силу этих свойств задачей процессуальных документов в составе акта является, прежде всего, внешнее отражение, фиксация решений и действий составляющих содержание этого акта. Документы также обеспечивают соблюдение процессуальной формы и требований объективности, создают возможность последующей проверки законности и обоснованности акта. Решение этих задач обеспечивается установленными в законе требованиями к содержанию и форме процессуального документа. Они позволяют судить, насколько правильно разрешено все дело или от­дельный правовой вопрос, соответствует ли акт об­стоятельствам дела (фактическому основанию) и право­вым нормам (юридическому основанию).
Содержанием любого документа в любой отрасли права всегда является информация. Содержанием же процессуального документа должна быть процессуально значимая информация.
Ко всякому процессуальному документу законом предъявляются следующие требования:
• документ должен быть выполнен только уполномоченным на то органом или должностным лицом;
• в процессе создания документа должна быть обеспечена защита информации от искажения, подмены, повреждения, потери т.д.;
• содержащаяся в документе информация должна быть в установленном законом порядке удостоверена.
Во многих случаях закон достаточно подробно регулирует содержание процессуальных документов. (ст. ст. 92, 146, 171, 180, 166; ч.2 ст. 367 и др. УПК). Свобода лица в выборе содержания документа ограничена определёнными рамками, в нём обязательно должны быть отражены сведения, перечисленные в законе. В зависимости от них процессуальный документ либо является источником доказательств, либо служит средством фиксации процессуальных действий или решений в составе уголовно-процессуального акта.
Все входящие в состав уголовно-процессуальных актов решения, действия и документы должны осуществляться и выноситься в установленной законом для процессуального акта форме. Процессуальная форма представляет собой установленный законом порядок и условия осуществления процессуальной деятельности и официального закрепления её хода и результатов1. Форма «создаёт детально урегулированный, устойчивый, юридически определенный, строго обязательный, стабильный правовой режим производства по уголовному делу»2.
Форма процессуального акта является составной частью уголовно-процессуальной формы и представляет собой совокупность установленных в законе условий принятия и осуществления процессуального акта.
Можно выделить следующие группы требований, образующих форму процессуального акта.
1. Положения, регламентирующие порядок вынесения и форму уголовно-процессуального решения. Эти требования могут устанавливаться применительно к отдельным процессуальным решениям (ст.153, ст.171, ст.220, ст.231 и др. УПК) или к их группам (п.33 ст. 5, ст.165, ст. 221, ст. 226, ст. 256 и др. УПК).
2. Положения, регламентирующие порядок производства действий в составе акта (ч.1 ст.11, ст. 96, ст.172, ч.4 ст.239 и др. УПК).
3. Положения, регламентирующие форму процессуального документа.
4. Требование об обязательной письменной формы фиксации процессуального акта.
Большинство процессуальных решений в уголовном судопроизводстве имеют форму постановления, обвинительного акта, обвинительного заключения, определения, приговора, вердикта. Процессуальные действия, как правило, фиксируются в различных протоколах. В некоторых случаях процессуальное решение и процессуальное действие могут отражаться в одном документе. Так, вынося постановление, следователь, нередко, указывает в нём не только принятое им решение, но и то, что лицу разъяснена возможность обжаловать данное решение, что копия постановления направлена прокурору либо вручена лицу и т.д. Таким способом фиксируются процессуальные действия, которые были совершены после принятия решения. Подобные пункты содержатся в подавляющем большинстве образцов процессуальных документов, изложенных в приложениях к статьям 476 и 477 УПК (например, в приложении 92 к ст. 476 УПК — постановление о привлечении в качестве обвиняемого, в приложении 96 — постановление об избрании меры пресечения, в приложении 113 — постановление о допуске законного представителя несовершеннолетнего обвиняемого и др.).
Встречается и обратная ситуация, когда в протоколе помимо действий отражаются и процессуальные решения. Например, следователь, придя к выводу, что все необходимые следственные действия по уголовному делу проведены и собранных доказательств достаточно для составления обвинительного заключения, принимает решение об окончании предварительного следствия и необходимости ознакомления с материалами уголовного дела участников процесса (ч.1 ст.215 УПК). Данное решение следователь отражает в протоколе уведомления об окончании производства следственных действий (ч.2 ст.215 УПК, приложение 148 к ст. 476 УПК). Аналогичная ситуация наблюдается и при задержании лица, подозреваемого в совершении преступления (ст. 92 УПК, приложение 28 к ст. 476 УПК).
У документов различают внешнюю форму, внутреннюю форму и юридическую форму1. Внешняя форма разграничивает документы по способам их фиксации. Часть 2 ст. 474 УПК предусматривает, что процессуальные документы могут быть выполнены типографским, электронным или иным способом. В случае отсутствия бланков процессуальных документов, выполненных типографским, электронным или иным способом, они могут быть написаны от руки. Внутренняя форма (структура) заключается во взаимосвязи различных частей и элементов содержания документа. Юридическая форма представляет собой совокупность предусмотренных законом требований, предъявляемых к документу; эти предписания образуют правовой способ фиксации информации.
Ранее закон содержал в себе только самые общие требования к форме процессуальных документов (ст. ст.141, 151, 160, 205 и др. УПК РСФСР). В УПК законодатель строго урегулировал внутреннюю форму (структуру) документов, изложив её в приложениях к ст. ст. 476, 477. Согласно Федеральному закону РФ «О введении в действие Уголовно-процессуального кодексаРФ» от 18 декабря 2001 года2 указанная в приложениях форма документов признавалась обязательной. Статья 13 этого Закона содержала в себе запрет на изменение граф, изложенных в приложениях бланков, кроме тех, которые оговаривались специально. При этом обязательным являлось даже количество строк, отводимых для той или иной графы - это количество определялось каждым федеральным органом исполнительной власти самостоятельно. Подобное требование закона вряд ли можно было признать удачным, и оно обоснованно критиковалось рядом авторов1. Прислушавшись к этой критике, законодатель дополнил УПК главой 56 «Порядок применения процессуальных актов». Теперь согласно установленному порядку допускается возможность изменения наименования должности лица, осуществляющего процессуальное действие либо принимающего процессуальное решение, а также внесение в бланк дополнительных граф, строк, ссылок на статьи УПК, если этого требует содержание процессуального действия или решения и если это не противоречит требованиям УПК (ч.3 ст. 474 УПК). В случаях отсутствия требуемого процессуального документа в перечне бланков процессуальных документов указанный документ может быть составлен должностным лицом с соблюдением структуры аналогичного бланка и требований УПК, регламентирующих осуществление соответствующего процессуального действия либо принятие соответствующего процессуального решения (ст. 475 УПК).
Вопрос об обязательной письменной форме активно обсуждался в литературе применительно к уголовно-процессуальным решениям. Высказывалось мнение, что процессуальными являются не только решения, которые облекаются в форму письменного документа, но и те, которые таковую форму не имеют2. Иногда решение может получить внешнее оформление в устном объявлении следователя (например, об осмотре)3. Н.С. Алексеев также утверждал, что некоторые решения могут иметь устную форму (некоторые судебные решения по организационным вопросам). При этом он, однако, оговаривался, что и в этом случае они должны быть зафиксированы в протоколе1. Некоторые авторы отмечали, что в случаях, ког­да закон не требует для закрепления принятого решения составления специального документа, решение находит отражение в действиях органа расследования (например в вызове опре­деленного лица на допрос в качестве свидетеля)2. В этих случаях авторами не учитывается тот факт, что не все процессуальные решения имеют форму постановления, определения, обвинительного заключения или приговора. В уголовном процессе существует ряд решений, которые фиксируются в протоколах3 (например, решение о задержании лица). Некоторые решения могут иметь форму санкции4, согласия, повестки или телефонограммы (о вызове на допрос)5.
Отдельные авторы смешивают процессуальное решение и решение тактическое. Под тактическим решением, как правило, понимают выбор цели тактического воздействия на следственную ситуацию в целом и на отдельные её компоненты, на ход и результаты процесса расследования и его элементы, определение методов, приёмов и средств достижения цели6, либо волевой и интеллектуальный акт, основанный на анализе следственной ситуации, приводящий к выбору наиболее оптимального варианта действий7. Тактическое решение может относиться к прогнозированию следственной ситуации, к организационно-техническим мероприятиям в ходе расследования, наконец, к организации самого расследования. Из приведённых определений видно, что тактическое решение и решение процессуальное имеют общую цель, а именно — организовать процесс расследования преступления. Но тактическое решение, в отличие от процессуального, является только лишь организационным, и в силу этого не затрагивает и не ограничивает права участников процесса. Поэтому оно жёстко не регламентируется уголовно-процессуальным законом и, действительно, не имеет письменной формы. Порядок и основания его принятия и реализации оставлены законодателем на усмотрение субъекта процесса. В то время как процессуальное решение — это решение управленческое, лежащее в сфере социального управления и являющееся правовым; оно порождает, прекращает или изменяет правоотношения. Основания, порядок его принятия и вынесения подробно изложены в законе.
Мы разделяем мнение ряда учёных, что любое процессуальное решение следователя должно быть письменно зафиксировано в матери­алах уголовного дела1. Только путём письменной фиксации можно наиболее полно отразить цель решения, его фактиче­ские и юридические основания, мотивы, которые обусло­вили его принятие.
Не только процессуальное решение, но и все элементы процессуального акта (в том числе и все действия, которые были совершены при его осуществлении) должны быть письменно зафиксированы в документах, поскольку юридическим фактом, порождающим, изменяющим или прекращающим правоотношения, является не само по себе процессуальное решение, а весь процессуальный акт как комплексное явление. Требования закона, которые необходимо выполнить прежде чем процессуальный акт станет юридическим фактом, относятся не только к процессуальным решениям, но и к сопутствующим им действиям и документам, входящим в состав процессуального акта. А как известно, юридический факт имеет правовое значение лишь в том случае, если он надлежащим образом оформлен и удостоверен1.
С учётом изложенного, мы считаем, что процессуальный акт следует рассматривать как комплексное образование, представляющее собой единство решения, действий и процессуального документа.
Уголовно-процессуальный акт можно определить как акт применения норм права, порождающий, изме­няющий или прекращающий уголовно-процессуальные отношения, а также подтверждающий наличие или устанавливающий отсутст­вие материально-правовых отношений и характеризующийся осуществлением определённой деятельности, которая реализуется в установленной законом форме через и посредством соответствующих решений и действий, отражаемых в процессуальных документах.

§ 2. Виды процессуальных актов, их роль в уголовном судопроизводстве

В литературе существуют достаточно обширные классификации процессуальных решений, документов и действий. Как уже отмечалось в предыдущем параграфе, решения, действия и документы могут быть элементами уголовно-процессуального акта, соотносясь с ним как часть и целое. Их признаки, в соответствие с которыми производится классификация, выступают одновременно и признаками процессуального акта, поэтому вполне допустимо использовать некоторые из них и в качестве оснований для классификации процессуальных актов. Однако, поскольку процессуальный акт является комплексным образованием, при классификации необходимо учитывать, что целое (процессуальный акт) характеризуется новыми качествами и свойствами, не присущими отдельным элементам, которые возникают в результате их взаимодействия этих элементов в определённой системе связей. Эта особенность целостного образования, которую можно назвать интегративностью, придаёт целому его специфические черты1.
Процессуальные акты могут быть классифицированы по содержанию, по юридической силе, по процедуре их осуществления, по структурному составу, по времени их осуществления, по времени их действия, по кругу лиц, к которому они обращены, по функциональной направленности и т.д. При этом каждый акт может характеризоваться несколькими классификационными признаками.
Одним из наиболее традиционных является деление актов по их содержанию: на основные и вспомогательные. Такая классификация существует и в общей теории права. В уголовном процессе она производится в зависимости от того, разрешается ли актом ос­новной вопрос уголовного дела (имеются ли в деянии признаки преступления, совершил ли обвиняемый данное преступление, виновен ли он в его совершении) или иные вопросы, служащие разреше­нию основного или носящие дополнительный характер (например, разрешение гражданского иска). Основные акты реализуются на основе всей совокупности имеющихся в деле доказательств, они выражают за­вершающие действия органов государства, содержат итоговую оценку доказательств и соответствующих обстоятельств и властное предпи­сание относительно подлежащего разрешению основных вопросов уголовного дела. Тем самым они подводят итог определённой деятельности компетентных органов, например, завершают стадию уголовного судопроизводства. Вспомогательные—это акты, которые опосредствуют правоохранительную деятельность органов государства. Они, как правило, не содержат итоговой оценки обстоя­тельств дела и не разрешают его по существу. Вспомога­тельные правовые акты обычно создают юридическую базу для вынесения основных1.
Многие авторы разделяют процессуальные акты по юридической силе. Основываясь на этом критерии в уголовном процессе выделяют акты, вступившие и не вступившие в законную силу. Хотя УПК уста­навливает порядок вступления в законную силу лишь актов, выносимых судом (ст. 402, 413), мы разделяем мнение о необходимости закрепления в законодательстве порядка вступления в законную силу и некоторых процессуальных актов предварительного следствия (прекращение уголовного дела, отказ в возбуждении уголовного дела)1, поскольку вопросы, связанные с реабилитацией, судьбой вещественных доказательств, других предметов, изымавшихся по делу, и приобщенных к делу доку­ментов, а также вопрос о дисциплинарной или административной ответ­ственности отдельных лиц должны решаться только после вступле­ния соответствующих постановлений в законную силу. Исполнение решений по указанным вопросам немедленно после вынесения постановления может быть преждевременным и создать затруднения для органа расследования и граждан в случае признания прокурором или судом этих актов неправильными и подлежащими отмене2.
Очень часто уголовно-процессуальные акты подразделяются в зависимости от процедуры их осуществления на единоличные и коллегиальные.
Споры вызывает вопрос о том, какие акты следует считать коллегиальными, в частности, являются ли таковыми акты, требующие санкционирования, утверждения либо согласия прокурора; осуществляемые при расследовании преступлений группой следователей и некоторые другие3. Данный вопрос был достаточно подробно исследован применительно к процессуальным решениям. Большинство авторов полагают, что то обстоятельство, что ряд решений следователя получает правовую силу и может быть реализован только с санкции прокурора, не меняет характера этих решений как решений единоличных. При санкционировании прокурор либо соглашается с решением, предложенным следовате­лем, либо не соглашается и принимает своё.
Действительно, решение, принимаемое прокурором при санкционировании или даче согласия, можно расценивать в качестве самостоятельного. Поскольку решение прокурора базируется на собственных основаниях, он не просто проверяет обоснованность выводов следователя, содержащихся в постановлении, но и контролирует формальные моменты, связанные с его вынесением. Например, прокурор может отказаться от утверждения обвинительное заключения или отказать в даче согласия на возбуждение уголовного дела по мотивам того, что не соблюдена установленная законом форма процессуальных документов (обвинительного заключения и постановления о возбуждении уголовного дела соответственно). Однако даже в этом случае мы имеем дело с коллективным процессуальным актом. Уголовно-процессуальный акт, как уже отмечалось в этой работе, является более широким понятием чем процессуальное решение, он может включать в себя как одно, так и несколько процессуальных решений и в его осуществлении могут участвовать несколько субъектов. Процессуальные решения в составе коллективного акта приобретают юридическую силу только в их совокупности. Единоличным является акт, для вынесения и осуществления которого необходимо властное волеизъявление одного субъекта. Соответственно, коллективным будет выступать акт, в котором свои государственно-властные полномочия реализуют несколько субъектов уголовного процесса.
По времени их действия акты можно подразделить на постоянные и временные или акты длящегося и однократного действия в зависимости от срока, на который они рассчитаны. К категории временных (одноактных) можно отнести процессуальные акты, направленные на проведение какого либо следственного действия. Постоянными (длящимися) актами являются, например, акт привлечения лица в качестве обвиняемого и обвинительное заключение, поскольку их действие распространяется и на судебные стадии.
По времени их осуществления, а также в зависимости от того, какое влияние они оказывает на дальнейшее производство по делу, выделяют следующие виды процессуальных актов:
• начальные — они дают начало всему производству по делу или отдельной его стадии;
• промежуточные — акты, которые осуществляются по ходу производства в пределах одной стадии и ка­саются главным образом производства процессуальных действий, необходимых для завершения или завершающих данную ста­дию;
• окончательные — акты, которыми заканчивается производство по делу или производство в определённой стадии и которые выражают сложившееся убеждение лица или лиц, вынося­щих соответствующее решение1.
По кругу лиц акты подразделяются на:
• индивидуальные, касающиеся заранее известных субъектов (такими, например, являются все акты применения мер процессуального принуждения);
• имеющие общее значение, порождающие ряд правоотношений, охватывающих неопределённый круг лиц (к таковым можно отнести акт возбуждения уголовного дела «по факту», когда неизвестно лицо, его совершившее).
Наиболее обширной является классификация процессуальных решений по выполняемым задачам2. Приняв её за основу, можно выделить следующие виды процессуальных актов:
• определяющие возникновение и направление дела (возбуждение уголовного дела);
• уста­навливающие процессуальное положение участников процесса (акт признания лица потерпевшим; привлечения лица в качестве обвиняемого);
• обеспечивающие собирание доказательств (любые акты, в которых содержится решение о производстве какого либо следственного действия);
• носящие обеспечительный характер: обеспечивающие надлежащее поведение участников процесса (заключение под стражу; отстранение от должности); обеспечивающие возмещение ущерба, причинённого преступлением (наложение ареста на имущество);
• направленные на обеспечение прав лиц, участвующих в процессе (акт разрешения заявленного ходатайства);
• возникающие в результате проверки законности и обоснованности приговоров, оп­ределений, постановлений судов первой инстанции;
• направленные на устранение при­чин и условий, способствующих совершению преступле­ний (представление следователя, частные определение суда).
К данной классификации в настоящий момент можно добавить ещё несколько новых видов процессуальных актов:
• возникающие в результате осуществления судом его контрольных функций за актами предварительного расследования, ограничивающими права и свободы человека (ч.3 ст.29; ст. 124, 125 УПК)1;
• признающие недопустимыми представленные доказательства2(ст. ст. 235, 236 УПК);
Конституция РФ (ст. 123) устанавливает, что судопроизводство в РФ осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон. Такое построение судопроизводства предполагает выделение в нём трёх основных функции: обвинения (уголовного преследования), защиты и разрешения дела (ст. 15 УПК). В основе процессуальной деятельности, осуществляемой в рамках уголовного судопроизводства, всегда лежит правоприменение. Результаты правоприменения выражаются в правоприменительных (процессуальных) актах, поэтому процессуальные акты также имеют свою функциональную направленность. Исходя из этого, можно выделить следующие категории процессуальных актов:
• акты, связанные с осуществлением уголовного преследования. В ч.1 ст.21 УПК перечислены участники уголовного процесса, которые обязаны от имени государства осуществлять уголовное преследование. К ним относятся прокурор, следователь, дознаватель, а также орган дознания и начальник следственного отдела. Эти органы и должностные лица наделены государственно-властными полномочиями что, безусловно, сказывается на характере принимаемых ими решений. С учётом этого обстоятельства к рассматриваемому виду актов можно отнести все уголовно-процессуальные акты, исходящие от перечисленных выше должностных лиц, связанные с возбуждением уголовного дела; формулированием, изменением и дополнением обвинения, а также отказом от него и от уголовного преследования; задержанием подозреваемого; проведением следственных действий и поручением проведения оперативно-розыскных мероприятий, направленных на собирание доказательств причастности подозреваемого и обвиняемого к совершению преступления;
• акты, связанные с выполнением функции разрешения дела. К ним относятся все судебные акты, осуществляемые на судебных стадиях: при рассмотрении дела в суде первой инстанции, а равно в судах апелляционной, кассационной и надзорной инстанций;
• акты, способствующие осуществлению функции защиты. Среди субъектов, осуществляющих в уголовном процессе функцию защиты, государственные органы и должностные лица отсутствуют. Поэтому эти субъекты не обладают властными полномочиями и по этой причине не могут реализовывать уголовно-процессуальные акты. Они могут только инициировать правоприменительный процесс, заявляя различные ходатайства, принося жалобы и заявления. Однако закон возлагает на государственные органы обязанность обеспечить подозреваемому, обвиняемому право на защиту (ст.16, ч.2 ст.50 УПК). Выполняя эту обязанность, государственные органы используют свои властные полномочия, при этом они реализуют уголовно-процессуальные акты. В эту категорию, например, можно включить следующие уголовно-процессуальные акты: допуск для участия в деле законного представителя (ст.48, ст.426, ст.428УПК); удовлетворение ходатайства, заявленного стороной защиты (в том числе и на досудебной стадии); оказание судом содействия сторонам в собирании доказательств по делам частного обвинения (ч.2 ст.319 УПК) и др.
Процессуальные акты являются элементами уголовно-процессуальной деятельности, по этой причине их главное назначение совпадает с назначением самой этой деятельности (ст.6 УПК). Но они имеют в уголовном процессе и свои специальные задачи.
Основная роль процессуальных актов состоит в том, что они направлены на применение норм права и призваны обеспечить их правильное использование. Процессуальные акты занимают центральное место в уголовном судопроизводстве, все возникающие в ходе производства по уголовному делу правоотношения опосредуются ими. Если в нормативных актах заложена общая программа поведения участников общественных отношений, то, с помощью уголовно-процессуальных актов, субъекты процесса обеспечивают проведение в жизнь этих общих программ, конкретизируют их воплощение в реальных жизненных процессах с учетом особенностей той или иной ситуации.
Процессуальные акты выполняют также организующую роль. В процессе осуществления акта упорядочиваются отношения участников уголовного судопроизводства. Многие из них приобретают свой статус только после осуществления соответствующего процессуального акта, наделяющего их правами и обязанностями.
Управленческая функция актов проявляется в том, что с помощью содержащегося в акте государственно-властного волеизъявления определяется дальнейшее направление уголовно-процессуальной деятельности, излагается её программа. Некоторые процессуальные акты содержат в себе кратковременную программу действий, другие организуют деятельность на протяжении всего процесса тем самым, образуя тем самым чёткую систему соответствующих действий. Все процессуальные акты так или иначе связаны между собой. Так, «специфическая, с точки зрения их правовой сущности и значимости для всей уголовно-процессуальной деятельности, связь существует между постановлением о возбуждении уголовного дела, постановлением о привлечении лица в качестве обвиняемого и обвинительным заключением. Сравнение указанных актов предполагает исследование содержащейся и используемой в них доказательственной информации, выявление необходимого ее объема, который в обязательном порядке переходит из одного акта в другой и нарушение которого делает расследование неправомерным, а принятые решения – незаконными»1. В то же время нельзя говорить об уголовном судопроизводстве только как о совокупности процессуальных актов. Эти акты могут исходить только лишь от государственных органов и должностных лиц, а в уголовном процессе принимают участие и другие субъекты, которые также осуществляют различную деятельность, являющуюся процессуальной. Таким образом, процессуальные акты составляют лишь основу уголовного процесса, выражаясь образно, создают его каркас, но не исчерпывают полностью его содержание.
Важное назначение процессуальных актов заключается в их информационно-удостоверительном характере. Закон устанавливает такую форму этих актов, которая призвана наиболее полно отразить в них ход и результаты правоприменительного процесса, а именно: ответы на правовые вопросы, возникающие при производстве по делу, властные предписания о дальнейших правовых действиях, основания акта и установленный законом порядок его осуществления. Таким путём, во-первых, излагается программа дальнейшей уголовно-процессуальной деятельности и участники процесса информируются о его ходе. А во-вторых, создаётся возможность проверки соответствия процессуального акта предъявляемым к нему законом требованиям.
§ 3. Отказ от обвинения как разновидность уголовно-процессуальных актов

Процессуальный акт отказа от обвинения неизвестен теории уголовного процесса, он никогда не входил в систему уголовно-процессуальных актов, хотя отдельные его элементы всегда присутствовали в законе. Во-первых, потребность в нем вызывалась задачами уголовного судопроизводства (ст.2 УПК РСФСР), из которых следовало, что ни один невиновный не должен быть привлечён к уголовной ответственности и осуждён. Во-вторых, он вытекал из норм, регламентирующих прекращение уголовного дела. Данный институт в большинстве случаев связан с отказом от обвинения. Наконец, ст. 248 УПК РСФСР предусматривала возможность отказа прокурора от обвинения в суде в случае, если он придёт к убеждению, что данные судебного следствия не подтверждают предъявленного подсудимому обвинения.
Прекращение уголовного дела на досудебных стадиях традиционно рассматривалось как заключительный этап расследования, на котором уполномоченный государством орган подводит итог произведенной по делу работе, анализирует и оценивает совокупность собранных доказательств и на их основе формулирует в постановлении вывод о невозможности дальнейшего производства в связи с наличием предусмотренных законом обстоятельств, а также разрешает все вопросы, вытекающие из принятого решения по существу дела1. При этом отмечалось что прекращение уголовного дела представляет собой процессуальный акт, выражающий решение уполномоченного на то должностного лица2.
Необходимо отметить, что не каждый акт прекращения уголовного дела можно рассматривать как отказ от обвинения. Отказ от обвинения на досудебных стадиях возможен только при наличии предмета отказа — обвинения. Кроме того, акты прекращения уголовного дела существенно отличаются по своим последствиям в зависимости от оснований прекращения уголовного дела. С учетом положений УПК основания прекращения уголовного дела или уголовного преследования подразделяют на три группы: 1) реабилитирующие (т.е. полностью снимающие с лица подозрение или обвинение), 2) нереабилитирующие (т.е. не снимающие подозрение или обвинение, но освобождающие от уголовной ответственности), 3) свидетельствующие об отсутствии процессуальных условий для продолжения дознания или предварительного следствия1.
Только прекращение уголовного дела или уголовного преследования по реабилитирующим основаниям (п.1,2 ч.1 ст. 24, п.1 ч.1 ст. 27 УПК) связано с полным аннулированием обвинительного тезиса и прекращением всякой обвинительной деятельности в отношении конкретного лица. Акты прекращения уголовного дела или уголовного преследования по основаниям, предусмотренным ст. 23, п. п.3-6 ч.1 ст.24 и п.п. 3-6 ч.1 ст. 27, ч.3 ст. 27, ст.25, 28 связаны исключительно с прекращением уголовно-процессуальной деятельности, при этом обвинительный тезис, выдвинутый в процессе предварительного расследования не опровергается. Таким образом, прекращение уголовного дела или уголовного преследования на досудебных стадиях можно рассматривать как акт отказа от обвинения только в случае выдвижения в установленном законом порядке обвинительного тезиса и только при наличии обстоятельств, предусмотренных п.п. 1,2 ч.1 ст. 24 и п.1 ч.1 ст. 27 УПК.
Акт отказа от обвинения в судебных стадиях традиционно отличается определённой спецификой. Долгое время ст. 248 УПК РСФСР предусматривала, что отказ прокурора от обвинения в суде не освобождает суд от обязанности продолжать разбирательство дела и разрешать на общих основания вопрос о виновности и невиновности подсудимого. Данная статья в своём содержании развивала положения ст. 3 УПК РСФСР, которая возлагала на суд обязанность в каждом случае обнаружения признаков преступления принять все предусмотренные законом меры к установлению события преступления лиц виновных в совершении преступления и к их наказанию, и ст. 20 УПК РСФСР согласно которой суд был обязан сделать всё возможное для всестороннего полного и объективного исследования материалов дела.
В соответствии с подобными нормами законодательства в теории уголовного процесса господствовали представления, согласно которым отказ прокурора от обвинения не должен иметь для суда никаких правовых последствий1, либо что отказ от обвинения должен обязывать суд тщательно рассмотреть основания отказа и может служить лишь средством устранения прокурора из процесса, в то время как материально-правовое обвинение продолжает существовать2 и, следовательно, суд должен продолжать рассмотрение уголовного дела. Прекращение в данном случае производства по делу расценивалось как отказ суда от осуществления правосудия, что недопустимо ни по каким формальным моментам1. При отказе прокурора от обвинения в предмет судебного исследования включалась проверка закон­ности и обоснованности самого отказа, поскольку суд должен судить не толь­ко о правоте спорящих сторон, но и о правоте утвер­ждений каждой из них, в том числе и утверждений прокурора о ничтожности обвинения и об отсутствии оснований для продолжения осуществления правосудия.
Таким образом, отказ прокурора от обвинения в суде не имел обязательного значения для суда и последующей деятельности, т.е. не носил государственно-властного характера.
Принятая в 1991 году Концепция судебной реформы в РСФСР2 предусматривала необходимость изъятия из судебной деятельности всех рудиментов обвинительной роли суда, в том числе обязанности суда продолжать процесс при отказе прокурора от обвинения. В рамках проведения судебно-правовой реформы был создан суд присяжных, кодекс дополнили разделом 10 «Особенности разбирательства дела в суде присяжных». Статья 430 УПК РСФСР предусматривала, что отказ прокурора от обвинения на предварительном слушании или в стадии судебного разбирательства при отсутствии возражений со стороны потерпевшего влечет прекращение уголовного дела. В дальнейшем Конституционный Суд РФ в своём постановлении от 20 апреля 1999 г3 признал не соответствующей Конституции РФ ч. 4 ст. 248 УПК РСФСР, как допускающую при отказе прокурора от обвинения осуществление судом не свойственной ему обязанности по обоснованию предъявленного органами расследования обвинения. По мнению Конституционного суда РФ, суд, рассматривая уголовные дела, осуществляет исключительно функцию отправления правосудия и не должен подменять органы и лиц, формулирующих и обосновывающих обвинение. Если органы уголовного преследования не смогли доказать виновность обвиняемого в полном объеме и, тем более, если прокурор и потерпевший отказались от поддержания обвинения в суде (полностью или частично), то при их конституционном истолковании это должно приводить - в системе действующих уголовно-процессуальных норм - к постановлению в отношении обвиняемого, соответственно, оправдательного приговора, или обвинительного приговора, констатирующего виновность обвиняемого в менее тяжком преступном деянии1.
Ряд авторов выражал свой несогласие с подобной трактовкой положений законодательства. По их мнению, обязанность суда прекратить уголовное дело при отказе прокурора от обвинения противоречит принципу независимости судей и подчинения их только закону, поскольку ставит суд в зависимость от позиции прокурора2. При этом, однако, не учитывается, что независимость судей и подчинение их только закону состоит, прежде всего в том, что он ограждает судей от какого-либо постороннего воздействия, в том числе и воздействия прокурора, когда нужно дать оценку реальному, существующему обвинению. Но независимость судей вовсе не означает независимости их от обвинения в его материально-правовом и процессуальном содержании. Наоборот, судьи определённым образом связаны предъявленным подсудимому обвинением, должны считаться с ним, исходить из него1.
По УПК защита личности от необоснованного незаконного обвинения, осуждения, ограничения её прав и свобод, отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от ответственности и наказания являются важнейшей составляющей назначения (задач) уголовного судопроизводства. Решение об отказе от обвинения, принимаемое должностным лицом, осуществляющим уголовное преследование, приобрело обязательное правовое значение. На всех стадиях уголовного процесса оно влечёт прекращение уголовного преследования, либо прекращение уголовного дела: в досудебном производстве — непосредственно должностным лицом, осуществляющим уголовное преследование, в суде — судом, рассматривающим уголовное дело. В результате проведённой реформы акт отказа от обвинения в суде, приобрел свойственный всем уголовно-процессуальным актам государственно-властный, обязательный характер.
У должностного лица, осуществляющего уголовное преследование и формулирующего обвинительный тезис, с момента появления в процессе обвиняемого, возникает обязанность отказаться от дальнейшего продолжения обвинительной деятельности, в случае, если оно обнаруживает обстоятельства, предусмотренные п.п. 1-2 ст. 24 и п. 1 ст.27 УПК. Эта обязанность распространяется как на государственного обвинителя, поддерживающего в суде обвинение (ч.7 ст. 246 УПК), так и на следователя, дознавателя, осуществляющего предварительное расследование.
Конечно, между прекращением уголовного дела и отказом от обвинения в суде имеются различия. В первом случае, должностное лицо органов предварительного расследования самостоятельно и отказывается от обвинения, и прекращает производство по делу (выносит постановление о прекращении уголовного дела). Во втором — от обвинения отказывается государственный обвинитель, а прекращение производства по делу осуществляется судом. Но когда мы говорим о сходстве явлений, мы рассматриваем, прежде всего, их существенные признаки. Существо же этих явлений определяется их основаниями и последствиями: и в первом и во втором случае основанием, как уже говорилось, является отсутствие события преступления, отсутствие в деянии состава преступления и непричастность обвиняемого к совершению преступления (п.п. 1-2 ст. 24 и п.п. 1-2 ст.27 УПК).
Решение о прекращении уголовного дела, принимаемое в этом случае следователем, и решение государственного обвинителя об отказе от обвинения, имеют одинаковые последствия, а также общую социальную природу. И в первом, и во втором случае обвинение перестаёт существовать как в материально-правовом, так и в процессуальном смысле и, как следствие, у лица возникает право на реабилитацию. Новый УПК в ст. 133 предусматривает право на реабилитацию как после отказа от обвинения в суде, так и после прекращения уголовного дела по основаниям, предусмотренным п.п. 1-2 ст. 24 и п.1 ст.27 УПК.
Таким образом, отказ от обвинения является разновидностью уголовно-процессуальных актов и выражается в отказе от обвинительного тезиса и от обвинительной деятельности всякого должностного лица, осуществляющего уголовное преследование в отношении обвиняемого, подсудимого, когда оно приходит к выводу о несостоятельности утверждения о виновности обвиняемого, подсудимого в совершении преступления и невозможности дальнейшего продолжения в отношении него уголовного преследования полностью или в соответствующей части.
Глава II. Субъекты и структура акта отказа от обвинения
§ 1. Субъектный состав деятельности по отказу от обвинения

Согласно ч.1 ст. 21 УПК, по делам публичного и частно-публичного обвинения уголовное преследование осуществляется: прокурором, следователем и дознавателем; анализ других статей УПК (ч.2 ст. 21; ст.39; ст. 40 ст. 246 и др.) позволяет сделать вывод, что обязанность осуществлять уголовное преследование возложена также на орган дознания, начальника следственного отдела и государственного обвинителя.
В зависимости от этапа уголовного судопроизводства закон устанавливает различный круг субъектов, правомочных осуществлять уголовное преследование, и потому при определении круга субъектов акта отказа от обвинения необходимо учитывать какие органы и должностные лица на каждом конкретном этапе уголовного судопроизводства осуществляют уголовное преследование.
На первом этапе, с момента вынесения постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого и до момента направления уголовного дела с обвинительным заключением (обвинительным актом) прокурору, субъектами, правомочными отказываться от обвинения, являются: прокурор, начальник следственного отдела, следователь, дознаватель и орган дознания.
Все эти субъекты при обнаружении обстоятельств, установленных п.п. 1,2 ст. 24 и п. 1 ст. 27 УПК, обязаны отказаться от обвинения. Такая обязанность у них возникает, только при условии если они приняли дело к своему производству. Исключением из этого правила является прокурор, который, в силу своего особого положения на досудебных стадиях, вправе прекращать уголовное дело (в том числе и отказываясь от обвинения), не принимая его к производству (п.16 ст. 37 УПК).
Ряд должностных лиц может давать указания следователю и дознавателю о необходимости отказаться от обвинения. Степень обязательности таких указаний различна. Так, указание прокурора о прекращении дела (в том числе и путём отказа от обвинения) может быть обжаловано следователем вышестоящему прокурору, на время обжалования его исполнение может быть приостановлено (ч.3 ст. 37 УПК). Такое положение закона обеспечивает следователю процессуальную самостоятельность, необходимую для надлежащего осуществления поставленной перед ним задачи.
Однако в вопросе о процессуальной самостоятельности следователя действующий УПК непоследователен. Согласно ч.4 ст.39 указание начальника следственного отдела о необходимости прекращения уголовного дела во всех случаях обязательно для следователя и должно быть им немедленно исполнено. Это положение закона ограничивает процессуальную самостоятельность следователя, кроме того оно создаёт перекос в области руководства следствием в пользу начальника следственного отдела по сравнению с прокурором, что противоречит статусу прокурора, как лица, осуществляющего надзор за предварительным расследованием (ч.1 ст. 37 УПК). Для устранения этого противоречия ч.4 ст. 39 УПК после слов «избрания мер пресечения» необходимо дополнить словосочетанием «направления дела в суд или его прекращения».
Указания, даваемые прокурором или органом дознания дознавателю, во всех случаях обязательны для исполнения. Обжалование дознавателем таких указаний не приостанавливает их исполнения (ч.4 ст. 41 УПК).
Говоря о субъектах деятельности по отказу от обвинения, нельзя не отметить противоречие, содержащееся в УПК. Пункт 1 ч.2 ст. 40 УПК предоставляет право производства дознания по уголовным делам, по которым производство предварительного следствия необязательно, органу дознания. Таким образом первоначально все полномочия, связанные с производством дознания, предусмотренного п.1 ч.2 ст.40 УПК, предоставлены органу дознания. Его наделение соответствующими полномочиями в подавляющем большинстве случаев происходит путём упоминания этого субъекта непосредственно в статьях УПК, посвященных различным вопросам производства по уголовному делу (например, ст. ст. 91, 144, п.1 ч.2 ст. 157 и др. УПК). Однако орган дознания может действовать в уголовном процессе не только самостоятельно, но и через дознавателя; для этого орган дознания должен передать ему свои полномочия, связанные с производством дознания. Между тем в УПК имеется значительное количество статей, в которых орган дознания в качестве субъекта процесса не упоминается, нов них говориться о дознавателе. В частности, в ст. ст. 25 и 28 в перечне участников процесса, правомочных принимать решение о прекращении уголовного дела, орган дознания отсутствует. Такая позиция законодателя представляется нам непоследовательной, поскольку для того, чтобы орган дознания имел возможность передавать полномочия дознавателю, в статьях, регламентирующих порядок производства дознания, в качестве субъекта соответствующих прав и обязанностей должен упоминаться прежде всего орган дознания. Кроме того, было бы целесообразно перечислить основную часть полномочий органа дознания в ст. 40 УПК, как это сделано применительно к полномочиям прокурора и следователя. В настоящее время указанная статья содержит очень ограниченный их перечень и фактически посвящена перечислению органов дознания.
Необходимо отметить, что выделяемый нами выше этап судопроизводства предполагает наличие у лица, осуществляющего уголовное преследование, обязанности отказаться от обвинения, если оно придет к выводу о невиновности обвиняемого. В большинстве случаев при проведении дознания такой возможности у лица, осуществляющего уголовное преследование нет, а следовательно нет и выделяемого нами в диссертации этапа процессуальной деятельности. Однако УПК РФ предусматривает, что в некоторых случаях при проведении дознания допускается предъявление обвинения в общем порядке (ч.3 ст. 224 УПК РФ), именно в этих обстоятельствах существует выделяемый нами этап процессуальной деятельности.
На следующем этапе, после направления уголовного дела с обвинительным заключением прокурору и до направления уголовного дела в суд, субъектом акта отказа от обвинения является прокурор, к которому поступило дело для утверждения обвинительного заключения или обвинительного акта.
В это время только прокурору принадлежит право окончательно сформулировать обвинение, согласиться с мнением следователя, изменить обвинение1 или отказаться от него. По смыслу п. 16 ч.1 и ч.6 ст. 37 УПК, в качестве такого прокурора могут выступать прокурор района, города, их заместители, приравненные к ним прокуроры и вышестоящие прокуроры. С учётом положений п. 5 ст. 14, п. 3 ст. 5, ч. 1 ст. 16 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации»2 можно утверждать, что помощник и старший помощник прокурора города или района на этом этапе не может принимать решение об отказе от обвинения3.
Статья 221 УПК предоставляет прокурору обширные полномочия для осуществления надзора за уголовным преследованием на досудебных стадиях. Она обязывает прокурора, при наличии соответствующих оснований, полностью или частично отказаться от обвинения, прекратив уголовное дело полностью или в соответствующей части (п.2 ч.1 ст.221 УПК). Помимо отказа от обвинения прокурор может изменить объём обвинения либо квалификацию действий обвиняемого (п.1 ч. 2 ст. 221 УПК), при этом он может составить новое обвинительное заключение (п.1 ч.1 ст. 221УПК) либо вынести соответствующее постановление (ч.4 ст. 221 УПК).
На судебных стадиях в качестве субъекта акта отказа от обвинения могут выступать прокурор и государственный обвинитель. Если в УПК РСФСР понятия государственный обвинитель и прокурор в судебных стадиях были тождественными, то с принятием УПК стало возможно рассматривать государственного обвинителя в качестве самостоятельного субъекта процесса, отличающегося от прокурора (как с точки зрения круга лиц, могущих выступать в этом качестве, так и по объёму полномочий).
Пункт 31 ст. 5 УПК под прокурором подразумевает Генерального прокурора Российской Федерации и подчиненных ему прокуроров, их заместителей и иных должностных лиц органов прокуратуры, участвующих в уголовном судопроизводстве и наделенных соответствующими полномочиями Федеральным законом «О прокуратуре Российской Федерации». Статья 37 УПК, устанавливая полномочия прокурора в уголовном судопроизводстве, в ч.6 говорит, что эти полномочия осуществляются прокурорами районов, города, их заместителями, приравненными к ним прокурорами и вышестоящими прокурорами. Тем самым, ч.6 ст. 37 УПК, сужает круг должностных лиц органов прокуратуры, наделённых полномочиями прокурора в уголовном процессе. В частности, по смыслу закона, полномочия, перечисленные в ст. 37 УПК не могут исполнять помощники и старшие помощники прокуроров городов и районов, поскольку они подчиняются прокурору города, района и не являются «приравненными или вышестоящими прокурорами».
В литературе высказано мнение, что поскольку ч.6 ст. 37 УПК не наделяет помощника прокурора соответствующими полномочиями, то он не может выступать в уголовном процессе в качестве государственного обвинителя1. При этом однако не учитывается, что под государственным обвинителем п. 6 ст. 5 УПК подразумевает «поддерживающее от имени государства обвинение в суде по уголовному делу должностное лицо органа прокуратуры» без ограничения их круга. К должностным лицам органов прокуратуры, согласно ст. ст. 14, 15, 16 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации», относятся в том числе и помощники прокурора, а значит они имеют право вступать в качестве государственных обвинителей в суде; объём их полномочий при этом определяется ст. 246 УПК.
Данный вывод подтверждается и практикой. Так, постановлением председателяКалининградского гарнизонного военного суда помощнику военного прокурора Калининградского гарнизона майору юстиции Л. было отказано в допуске в судебное заседание по уголовному делу по обвинению Д. для участия в качестве государственного обвинителя, как не наделенному соответствующими полномочиями. На это постановление соответствующим прокурором было принесено представление в президиум военного суда Балтийского флота, а затем в Военную коллегию Верховного суда РФ. По мнению Главного военного прокурора суды первой и надзорной инстанций неверно истолковали закон и не учли положения п.6 ст. 5 УПК и ст. ст. 35, 54 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации». Военная коллегия Верховного суда РФ представление удовлетворила1.
Кроме того, согласно п. 2 ч. 4 ст. 14, п. 2 ч.3 ст. 15, ч. 1 ст. 16 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации», к должностным лицам органов прокуратуры, помимо упоминающихся в п.31 ст. 5 УПК, также относятся следователи, старшие следователи, следователи по особо важным делам и их помощники.
Пункт 6 ст. 5 и ч.4 ст. 37 УПК устанавливает, что в качестве государственного обвинителя по поручению прокурора в случаях, когда предварительное расследование произведено в форме дознания, может выступать следователь или дознаватель, проводивший по этому делу дознание, независимо от его ведомственной принадлежности. Очевидно, что понятие «государственный обвинитель» в УПК существенно шире понятия «прокурор».
Прокурор и государственный обвинитель различаются также задачами, стоящими перед ними, и объемом предоставленных для их решения полномочий. Прокурор в уголовном судопроизводстве осуществляет на досудебных стадиях надзор за процессуальной деятельностью органов дознания и предварительного следствия (ч.1 ст. 37 УПК). Задачей государственного обвинителя является только поддержание от имени государства обвинения в суде (п.6 ст. 5 УПК). Однако законодатель не везде последователен в разделении полномочий этих субъектов: верно употребляя в ч.ч.2,5,7,8,9,10 ст. 246 УПК термин государственный обвинитель, он в ч.ч.4 и 6 той же статьи говорит уже о прокуроре. Получается, что, если в качестве государственного обвинителя выступает помощник прокурора или следователь, то он не имеет права поддерживать заявленный по делу гражданский иск (ч.6 ст. 246 УПК) или поддерживать государственное обвинение в составе группы (ч.4 ст. 246 УПК). Такое ограничение кажется нам совершенно неоправданным, и его можно и нужно устранить, заменив в указанных статьях термин «прокурор» на термин «государственный обвинитель», такие же изменения следовало бы внести и в п.2 ч.2 ст. 250, ч.5 ст. 236 УПК.
Законодатель в ст. ст. 234, 235, 244, 271 и др. УПК расценивает государственного обвинителя как сторону в судебном заседании, хотя формально он ей не является, поскольку не упоминается в УПК в качестве участника со стороны обвинения. Для устранения этого противоречия необходимо ввести в Главу 6 УПК «Участники уголовного судопроизводства со стороны обвинения» статью 371 «Государственный обвинитель», в которой изложить его полномочия, а также дополнить п.47 ст. 5 и п.2 ч.3 ст. 413 УПК после слова «прокурор» указанием на государственного обвинителя. Такие изменения будут вполне логичными, поскольку именно так поступил законодатель с частным обвинителем (ст. 43 УПК), который в некоторых случаях тоже совпадает с потерпевшим. Похожим образом построено законодательство Белоруссии: п.п. 40 46 ст.6 УПК Республики Беларусь определяют государственного обвинителя, как участника уголовного процесса со стороны обвинения, а ст. 293 устанавливает круг его полномочий.
Государственный обвинитель продолжает участвовать в процессе и после вынесения приговора, до вступления его в законную силу. Это подтверждается предоставленным ему правом апелляционного и кассационного обжалования (ч. 4 ст. 354 УПК). С учётом этого необходимо привести в соответствие со ст. 354 УПК ч.1 ст. 370, ч.3 ст. 323; ч.2 ст. 383; ч.ч. 1,2 ст. 385УПК, где речь идёт только о прокуроре. Определять право государственного обвинителя на обжалование судебных решений надо с учётом положений ч.1 ст.36 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации», согласно которой, помощник прокурора может обжаловать решение суда, только если он лично участвовал в рассмотрении дела.
Государственный обвинитель и прокурор могут отказываться от обвинения только в суде первой инстанции. При рассмотрении дела в суде апелляционной или кассационной инстанции лицо, осуществляющее уголовное преследование, лишено возможности самостоятельно переформулировать обвинение. На момент кассационного пересмотра спор о виновности между государством, предъявившем обвинение, и подсудимым и его защитником уже разрешён, по делу принято судебное решение. Дело может разрешаться и разрешается по существу один раз в суде первой инстанции. Всякий иной суд только проверяет правильность решений суда первой инстанции и признаёт их верными или неверными1. При производстве по проверке законности и обоснованности решений суда решаются задачи выявления и устранения судебных ошибок и нарушений закона, обеспечения единообразия судебной практики2. Государственный обвинитель не может своим решением отменять судебное решение.
Разделение таких субъектов, как прокурор и государственный обвинитель вызвано необходимостью участия обвинителя в суде по всем уголовным делам (ч.1.ст. 246 УПК). Во время обсуждения проекта УПК против этой прогрессивной новеллы, позволяющей обеспечить истинную состязательность в судебных стадиях, высказывались многочисленные возражения. В качестве основных причин невозможности поддержания обвинения по всем делам указывались: нехватка кадров1, большие нагрузки на работников прокуратуры2, отсутствие у значительного числа работников практического опыта3. Вместе с тем вносились предложения, позволяющие преодолеть существующие препятствия. Так, чтобы уменьшить нагрузку на работников прокуратуры, предлагалось предоставить возможность поддерживать обвинение по нетяжким преступлениям представителю органа дознания4, как это было в Уставе уголовного судопроизводства 1864 года5. Именно по этому пути пошёл законодатель, предоставив право поддерживать обвинение следователю или дознавателю (п.6 ст. 5, ч.4 ст. 37 УПК). Представляется, что как временная мера такое решение, позволяющее преодолеть нехватку штатных единиц, вполне оправдано, однако, в дальнейшем было бы целесообразнее ввести специальную должность судебного представителя органа дознания, занимающегося исключительно поддержанием обвинения в судах.
Нельзя не согласится с тем, что «функции государственного обвинителя могут выполнять далеко не все сотрудники прокуратуры, что это особый вид деятельности, овладеть всей тонкостью которой не каждому юристу дано»1. Для создания необходимых кадров и повышения уровня подготовки уже имеющихся обвинителей предлагалось осуществлять их специальный отбор и обучение ещё в высших учебных заведениях, а также в рамках повышения квалификации2. Особого внимания заслуживает предложение создать в составе прокуратуры специальную службу (палату) государственных обвинителей и ввести должности государственных обвинителей вплоть до уровня районных прокуратур3.
Против последнего предложения приводились следующие возражения:
1. Исходя из положений УПК РСФСР и Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации», государственный обвинитель - это не должность и не субъект уголовного процесса, а прокурор, поддерживающий в суде обвинение.
2. Если будет создана специальная должность государственного обвинителя это будет означать, что все остальные прокуроры не смогут поддерживать обвинение в суде.
3. Управления (отделы) по надзору за законностью судебных постановлений по уголовным делам осуществляли свою деятельность на всех судебных стадиях, а создание службы государственных обвинителей отделит подержание обвинения в суде первой инстанции от деятельности на всех последующих стадиях4.
С принятием УПК большинство указанных выше противоречий было устранено. В частности, государственного обвинителя уже можно рассматривать как субъекта уголовного процесса. Создание должности государственного обвинителя не лишит прокурора права самостоятельно поддерживать обвинение. Оно сохранится за прокурором в силу ч.4 ст. 37 УПК, точно так же, как за прокурором сохраняется право самостоятельно провести расследование, несмотря на наличие должности следователя. Напротив, создание должности государственного обвинителя позволит чётко отграничить круг должностных лиц прокуратуры, имеющих право поддерживать обвинение по всем уголовным делам. Под определение п.6 ст.5 УПК уже не будет подпадать следователь прокуратуры.
По поводу последнего возражения можно сказать следующее: ст.354 УПК рассматривает в качестве субъекта апелляционного и кассационного обжалования именно государственного обвинителя и, следовательно, служба государственных обвинителей будет иметь возможность осуществлять свою деятельность на всех судебных стадиях. Представление в порядке надзора сможет вносить начальник соответствующей службы и его заместители: они будут являться прокурорами отдела (управления) и, следовательно, будут подпадать под определение ч.6 ст. 37 УПК. Такое положение вполне будет соответствовать статусу надзорной стадии как исключительной стадии уголовного процесса.
Таким образом, сейчас по нашему мнению имеются все необходимые предпосылки для создания службы (палаты) государственных обвинителей.
В связи с тем, что утверждать обвинительное заключение или обвинительный акт и принимать решение о направлении уголовного дела в суд могут лишь прокуроры, а поддерживать обвинение в суде может и государственный обвинитель, особую остроту приобретает вопрос о природе отношений, возникающих в этом случае между прокурором и государственным обвинителем, в качестве которого могут выступать помощник прокурора, следователь или дознаватель. Носят ли они правовой характер? И кто в этом случае имеет право принимать окончательные решения, связанные с поддержанием государственного обвинения?
М.С. Строгович полагал, что «поддерживая в суде обвинение, прокурор пользуется независимостью в опре­делении своей позиции, выражения своих выводов и предложений, которые он представляет суду»1. Такого же мнения придерживались и другие учёные. М.Л. Шифман считал «недопустимым, чтобы вышестоящий прокурор имел, например, право предложить подчиненному прокурору выступить по делу в суде первой инстанции и отстаивать обвини­тельный тезис, требовать осуждения подсудимого, тог­да как этот подчиненный прокурор, в результате изу­чения дела, пришел к выводу о невиновности подсу­димого. Равным образом нельзя предложить прокурору дать в суде заключение, расходящееся с его мнением по данному делу. Такая практика противоречила бы представлениям о советском прокуроре как государ­ственном деятеле, который должен иметь по каждому делу самостоятельную точку зрения, основанную на материалах этого дела»2. В.С. Зеленецкий считает, что при возложении обязанности поддержания обвинения на соответствующее лицо между ним и прокурором возникают определённые отношения, которые носят правовой характер. Если они основаны на решении прокурора об утверждении обвинитель­ного заключения и возбуждении государственного об­винения, принятого в соответствии с нормами УПК, то могут и должны рассматриваться как процессуаль­ные. В связи с этим у прокурора и лица, на которого возложена обязанность поддержания государственного обвинения, возникают как права, так и обязанности3. В то же время, по его мнению, помощник прокурора (выступающий в качестве государственного обвинителя) должен обладать процессуальной самостоятельностью. Он «имеет право на самостоятельное формирование своей позиции по существу обвинения»1.
В период реформирования российского уголовного процесса отношение к этому вопросу стало изменяться. Так, ч.4 ст.430 УПК РСФСР предусматривала, что государственный обвинитель, изменяя обвинение во время предварительного слушания, должен был представить суду новое обвинительное заключение, утверждённое прокурором. В дальнейшем, после признания неконституционной ч.4 ст.248 УПК РСФСР и, как результат, существенного изменения института отказа от обвинения, в литературе высказывалось мнение о необходимости создания механизма контроля, который бы исключал возможность необоснованного отказа прокурора от дальнейшего поддержания обвинения и установления такого порядка, при котором отказ прокурора от дальнейшего поддержания перед судом обвинения был бы возможен только с согласия прокурора, утвердившего обвинительное заключение2.
По этому пути пошла Генеральная прокуратура РФ, предписавшая в п.1.10 Приказа Генерального прокурора РФ «Об организации работы прокуроров в судебных стадиях уголовного судопроизводства»3 и п. 1.6 Приказа Генерального прокурора «0б усилении прокурорского надзора за соблюдением конституционных прав граждан в уголовном судопроизводстве»4, что в случае радикального расхождения позиции государственного обвинителя с содержанием обвинительного заключения, он обязан безотлагательно ставить в известность утвердившего его прокурора. После чего они совместно принимают согласованные меры, способствующие правовой обоснованности выступления стороны обвинения в суде и исключающие при этом какое бы то ни было посягательство на процессуальную самостоятельность государственного обвинителя.
Необходимо отметить, что установленный в приказе порядок отказа от обвинения не является обязательным, поскольку, его нарушение не может повлиять на законность и обоснованность акта отказа от обвинения. Согласно ст. 1 УПК порядок уголовного судопроизводства регулируется только Законом, и по этой причине несоблюдение государственным обвинителем порядка отказа от обвинения, установленного в приказе, не может являться основанием к отмене постановления суда о прекращении уголовного дела или уголовного преследования. На практике сам факт согласования как правило не отражается в процессуальных документах. Анализ свыше 180 уголовных дел рассмотренных Заводским Татищевским и Энгельсским районными судами Саратовской области, по которым имел место полный, частичный отказ от обвинения, либо его изменение, показал, что ни в протоколе судебного заседания, ни в постановлении суда о прекращении уголовного дела, уголовного преследования, ни в каком либо ином процессуальном документе не фиксировался факт согласования государственным обвинителем своей позиции в суде с лицом, утвердившим обвинительное заключение1. Только в 2003 году решением коллегии прокуратуры Саратовской области государственных обвинителей обязали составлять рапорт, если они приходят к вводу о необходимости отказа от обвинения. На данном рапорте должна проставляться санкция прокурора, утвердившего обвинительное заключение, однако данный рапорт не помещается в уголовное дело.
С предложением о закреплении в уголовно-процессуальном законодательстве обязанности согласования государственным обвинителем своей позиции по поводу отказа от обвинения нельзя согласится по следующим причинам:
1) Оно ограничивает самостоятельность государственного обвинителя. Стоит отметить, что Генеральный прокурор непоследователен в выражении своей позиции, поскольку неоднократно повторяет в своих приказах (в том числе и в приказе №141 от 13.11.2000) о недопустимости посягательства на самостоятельность государственного обвинителя. Однако п. 1.10 приказа от 03.06.2002 обязывает прокурора, утвердившего обвинительное заключение, при его принципиальном несогласии с позицией государственного обвинителя, решать вопрос о замене государственного обвинителя либо поддерживать обвинение лично. В этом случае ограничивается свобода государственного обвинителя в оценке доказательств, что прямо противоречит ст. 17 УПК. Следует согласиться с мнением, что такой подход «способен породить лишь безответственность выступающих в суде прокуроров, отсутствие у них собственной позиции, приучить слепо следовать обвинительному заключению»1;
2) При соблюдении предлагаемого порядка судопроизводство может затянуться на неопределённое время и тем самым будет ограничено право подсудимого быть судимым «без неоправданной задержки», «в течение разумного срока» ( ч.3 ст.5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод2; ч.3ст.9 и п. с ч.3 ст.14 Международного пакта о гражданских и политических правах1).
В приказах не устанавливаются ни сроки, ни порядок согласования позиции государственного обвинителя с прокурором, утвердившим обвинительное заключение. В УПК также не предусмотрено специального перерыва в судебном заседании для согласования позиции государственным обвинителем. Но даже если установить конкретные сроки согласования, вряд ли можно говорить, что подобная задержка судебного заседания будет оправданной. Любой государственный обвинитель, при условии, что он соответствует своей должности, обязан обладать всеми необходимыми знаниями и способностями для принятия законного и обоснованного решения без проведения дополнительных консультаций с кем-либо. Если у государственного обвинителя возникли трудности, сомнения по тем или иным вопросам, ничто не мешает ему обсудить эти вопросы с руководителем, другими работниками прокуратуры, следователем, но вменять ему это в обязанность совершенно неоправданно.
Ещё более неприемлемым является предложение наделить суд «правом обращения к лицу, утвердившему обвинительное заключение, или к вышестоящему прокурору с запросом о проверке обоснованности отказа государственного обвинителя от обвинения, отложив разбирательство дела до получения соответствующего заключения»2. Такая норма будет противоречить принципу состязательности и обяжет суд осуществлять не свойственную ему функцию обвинения, от выполнения которой отказался государственный обвинитель.
Мы полагаем, что обеспечить принятие отвечающего требованиям закона решения вполне возможно с помощью институтов апелляции и кассации
Чтобы исключить возможность ошибки при принятии решения государственным обвинителем или свести эту возможность к минимуму необходимо готовить квалифицированные кадры, повышать профессиональный уровень уже имеющихся государственных обвинителей и предоставлять им самостоятельность в принятии решений.
В данной работе сознательно не рассматриваются вопросы, касающиеся участия частного обвинителя в уголовном судопроизводстве. Деятельность, связанная с отказом частного обвинителя от обвинения, выходит за рамки существующего в теории права и науке уголовного процесса понятия процессуального акта.
Как уже отмечалось, уголовно-процессуальный акт является итогом применения права, и его реализация во всех случаях связана с использованием компетентными органами государственно-властных полномочий1.
В теории права, как исключение из правила, иногда допускается возможность применения норм права общественными организациями, но такое применение связано с рядом ограничений:
• оно может осуществляться только при наличии «дозволительных» норм;
• применяться может только диспозиция соответствующих норм;
• такие акты применения не обеспечиваются государственным принуждением2.
Очевидно, что акты, не обеспечиваемые государственным принуждением, в уголовном процессе существовать не могут. Мы разделяем мнение, что участник уголовного судопроизводства и любое другое лицо, принимающее в нём участие в уголовном процессе, может инициативно исполнять свои обязанности и активно осуществлять свои права. Но возможность такого поведения участника не превращает его действия в акты применения права, поскольку эти действия, чтобы получить процессуальное значение, должны адресоваться государственному органу, который и выносит решение2. Процессуальный акт в уголовном судопроизводстве всегда содержит в себе «обращённое к участникам уголовного судопроизводства властное веление специально управомоченных на то органов государства»3
Кроме того, процесс правоприменения всегда состоит из стадий, на которых происходит установление фактических обстоятельств дела; установление юридической основы дела; решение дела, выраженное в акте применения права.

Частный обвинитель не является должностным лицом и не обладает государственно-властными полномочиями. Частный обвинитель, отказываясь от обвинения в судебном заседании или не являясь в судебное заседание, не анализирует ни фактической, ни юридической основы, принимаемого решения и не обязан это делать. Следовательно, отказ частного обвинителя от обвинения, как и вся прочая его деятельность в рамках производства по делам частного обвинения, не содержит в себе процессуальных актов и представляет собой самостоятельную, специфическую форму реализации им своих интересов1.
Исследование сущности, места и роли такого отказа в уголовном процессе России выходит за рамки данной работы — этот вопрос заслуживает отдельного глубокого изучения.
§ 2. Структурообразующие элементы акта отказа от обвинения
В основе акта отказа от обвинения на любой стадии процесса всегда лежит процессуальное решение органа уголовного преследования об отказе от обвинения, именно решение содержит в себе государственно-властное веление, направленное на регулирование общественных отношений
На досудебных стадиях прокурор, следователь, орган дознания, дознаватель, принимая решение об отказе от обвинения, единолично и самостоятельно прекращают уголовное преследование, устраняют обвинительный тезис, признают за обвиняемым право на реабилитацию, а также, если это необходимо, прекращают производство по делу.
В судебных стадиях акт отказа от обвинения выглядит иначе. Поскольку суд является независимым органом и подчиняется только закону (ч.1 ст. 120 Конституции РФ), то при рассмотрении уголовного дела в суде только он может устанавливать соблюдение условий, необходимых для прекращения судопроизводства и прекращать его. По этой причине акт отказа от обвинения в суде является комплексным и включает в себя два последовательных процессуальных решения.
Первым является решение об отказе от обвинения, принимаемое государственным обвинителем. Это решение содержит властное волеизъявление, изменяющее объём обвинения либо вовсе его аннулирующее. Особого внимания заслуживает вопрос о моменте, когда государственный обвинитель вправе принять подобное решение. Согласно одной из точек зрения, отказ государственного обвинителя от обвинения возможен только лишь в судебных прениях1. Данная позиция обосновывалась ссылкой на ст. 248 УПК РСФСР, согласно которой прокурор был обязан отказаться от обвинения, если пришёл к убеждению, что «данные судебного следствия не подтверждают предъявленного подсудимому обвинения».
В дальнейшем, в связи с введением в РФ судов присяжных, в УПК РСФСР появилась ст. 430, регламентирующая последствия отказа прокурора от обвинения и изменения обвинения в суде присяжных. Эта статья предусматривала возможность отказа от обвинения на любом этапе предварительного слушания или разбирательства дела судом присяжных, в том числе до момента назначения судебного заседания. Ныне действующий УПК допускает возможность отказа от обвинения во время предварительного слушания и в ходе судебного разбирательства.
Тем не менее ряд авторов полагает, что отказ прокурора от обвинения через короткий промежуток времени после утверждения обвинитель­ного заключения возможен только в исключительных случаях, например, если вступил в действие уголовный закон, устраняющий наказуемость деяния, в соверше­нии которого обвиняется подсудимый. По их мнению, на предварительном слушании государственный обвинитель еще не формирует сам обвинение, а представляет обвинение, сформулирован­ное при направлении дела в суд. Для самостоятельного формулирования обвинения у прокурора ещё нет оснований, так как су­дебное следствие еще не проводилось, доказательства, собранные на предварительном следствии, еще не про­верялись в судебном заседании. «Прокурор ещё не принимал участия в исследовании доказательств, и его выводы ещё не основываются на непосредственном восприятии доказательств в судебном заседании»1.
С подобным утверждением вряд ли можно согласиться. Уголовно-процессуальный закон не требует для формирования внутреннего убеждения прокурора непосредственного восприятия им всех доказательств. Например, при утверждении обвинительного заключения прокурор исследует лишь материалы уголовного дела и на их основе формирует своё внутреннее убеждение (ч.1 ст. 221 УПК). Он может утвердить обвинительное заключение, изменить обвинение (п.1 ч.2 ст. 221 УПК) либо прекратить уголовное дело (п.2 ч. ст. 221 УПК). При этом прокурор не обязан лично допрашивать свидетелей.
Другие авторы, не возражая против возможности отказа от обвинения во время предварительного слушания, отмечают, что в стадии судебного разбирательства, когда материалы дела исследованы не в полном объеме, отказ государственного обвинителя от обвинения является преждевременным. Правильным будет, если он заявит о своем отказе от об­винения по окончании судебного следствия на этапе прений сторон, поскольку именно здесь он получает возмож­ность выступить и обосновать отказ от обвинения, а также изложить суду мотивы отказа1. Не оспаривая по сути высказанное мнение, необходимо отметить, что действующее законодательство не обязывает государственного обвинителя вести себя подобным образом. Часть 7 ст. 246 УПК не связывает, как это было ранее, возможность отказа от обвинения с окончанием судебного следствия, устанавливая, что отказ возможен «в ходе судебного разбирательства», то есть на любом его этапе. Такое положение кажется нам удачным: как верно отмечал В.М. Савицкий, «…бывают случаи, когда необоснованность обвинения становится очевидной прокурору еще до окончания су­дебного следствия. Зачем же ему вопреки своему убеж­дению продолжать поддерживать обвинение и дожидать­ся открытия судебных прений?»1. Например, во время предварительного слушания или судебного следствия могут быть исключены недопустимые доказательства обвинения (ст. 235 УПК) или сторона защиты может предоставить доказательства, оправдывающие подсудимого (ч.ч. 6, 7 ст. 234 УПК). В такой ситуации дальнейшее продолжение уголовного судопроизводства может стать бессмысленным и будет только затягивать принятие окончательного решения по уголовному делу. Данный вывод подтверждается практикой: проведённое нами анкетирование государственных обвинителей показало, что 23,26 % из 275 заявляли отказ от обвинения на предварительном слушании, 24,29 % — во время судебного следствия.
Основываясь на решении государственного обвинителя, суд обязан принять процессуальное решение, которым констатирует наличие заявления об отказе от обвинения и, (как результат, отсутствие спора о виновности) прекращает уголовное судопроизводство, а также признаёт за лицом право на реабилитацию. Это решение отражается в постановлении (определении) суда о прекращении уголовного дела или уголовного преследования в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения.
Обязательным признаком любого решения является его определённая законом форма, проявляющаяся в виде процессуального документа. При прекращении уголовного дела в ходе предварительного расследования таким документом является постановление о прекращении уголовного дела, уголовного преследования. В этом документе фиксируются основания и мотивы решения принимаемого органом уголовного преследования.
Придав акту отказа от обвинения в суде обязательный характер, законодатель в целом сохранил прежний порядок и форму отказа от обвинения в судебном заседании. Решение об отказе от обвинения в каком-либо отдельном процессуальном документе не фиксируется. Заявление государственного обвинителя об отказе от обвинения фиксируется в протоколе судебного заседания, на принятое государственным обвинителем решение указывается в описательной части постановления суда о прекращении уголовного дела или уголовного преследования в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения (ст. 477 УПК - Приложение 20). В то же время большое значение для обоснованности и законности акта отказа от обвинения имеют мотивы решения. Конституционный Суд РФ расценивает приведение мотивов отказа со ссылкой на предусмотренные законом основания как одно из важнейших условий его законности1. Однако существующий ныне порядок фиксирования мотивов и оснований отказа прокурора от обвинения в протоколе судебного заседания нельзя признать удачным.
Следует согласиться с высказыванием Ю. Щербакова, что секретари судебного заседания не в состоянии стенографировать судебное заседание, а записывают его ход сокращённо, и поэтому мотивировка отказа государственного обвинителя от обвинения не отражается ими достаточно полно2. Проведённый нами анализ уголовных дел позволяет согласится с этим выводом. В подавляющем большинстве случаев полного и частичного отказа от обвинения или изменения обвинения секретари ограничивались занесением в протокол судебного заседания только указания на то, что «прокурор отказывается от обвинения в связи с тем, что предъявленные доказательства не подтверждают обвинения»1. В 72 из 187 изученных нами уголовных дел в протоколе судебного заседания имело место подобное указание на отказ государственного обвинителя от обвинения. Такая поверхностная фиксация мотивов отказа от обвинения практически полностью исключает возможность проверки законности и обоснованности отказа от обвинения. Тем более что суд, руководствуясь ст. 477 (Приложение 20) УПК, указывает в постановлении (определении) о прекращении уголовного дела или уголовного преследования в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения только статью УПК, на основании которой государственный обвинитель отказался от обвинения, и не приводит фактических оснований решения государственного обвинителя.
Кроме того, в протоколе судебного заседания фиксируются только судебные решения. При этом те из них, которые указаны в ч. 2 ст. 256 УПК, излагаются в виде отдельного процессуального документа. Поэтому было бы непоследовательно и неверно делать исключение из общего порядка оформления процессуальных решений для решения государственного обвинителя об отказе от обвинения, оно должно обрести своё оформление в отдельном процессуальном документе.
Некоторыми авторами уже высказывалось предложение о необходимости составления отдельного письменного документа2, в котором указывалась бы новая фор­мулировка обвинения и излагались фактические обстоятельства в том виде, как они установлены по мнению прокурора, ли­бо формулировалось бы мнение о недока­занности или необходимости исключения из обвинения каких-то обстоятельств. Подобный документ, как считает С. Зеленин, «будет на­дежным средством проверки правиль­ности действий суда - не вышел ли он за рамки, определенные прокурором, не оставил ли без оценки те обстоя­тельства, которые прокурор посчитал доказанными»1.
Однако письменной формы документа недостаточно для полного отражения сущности и властного характера принимаемого государственным обвинителем процессуального решения. В произвольной письменной форме стороны в судебном заседании могут выражать только своё мнение относительно вопросов, подлежащих разрешению в приговоре. Содержащиеся в подобных документах формулировки решений имеют своей целью оказать суду помощь в уяснении позиций сторон и не являются для него обязательными (ст. 244, ч.7 ст. 292 УПК).
В уголовном процессе обязательные решения должны отвечать определённым требованиям: они, как правило, имеют вводную, описательную и резолютивную части. Только таким образом можно полно отразить цель, фактиче­ские и юридические основания и мотивы, которые обусло­вили принятие решения2. Это важно как для появления юри­дических последствий решения, так и для контроля за его за­конностью, обоснованностью и своевременной реализацией3. Поэтому для отражения отказа государственного обвинителя от обвинения необходим отдельный процессуальный документ, фиксирующий основания, мотивы и последствия решения об отказе прокурора от обвинения. Такой документ должен иметь форму постановления и выносить его должен государственный обвинитель. В связи с этим в УПК необходимо внести следующие изменения: дополнить п.25 ст.5 после слова «дознавателя» словами «государственного обвинителя», слова «вынесенное при производстве предварительного расследования,» исключить;
изложить части 7 и 8 ст. 246 в следующей редакции:
«7. Если в ходе судебного разбирательства государственный обвинитель придет к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение, то он отказывается от обвинения и излагает суду мотивы отказа. Решение государственного обвинителя оформляется постановлением, в котором указываются:
1) дата и место его вынесения;
2) должность, фамилия инициалы лица, вынесшего постановление;
3) мотивы и основания отказа от обвинения.
8. Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства влечет за собой прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в соответствующей его части по основаниям, предусмотренным пунктами 1 и 2 части первой статьи 24 и пунктами 1 и 2 части первой статьи 27 настоящего Кодекса»;
части восьмую, девятую и десятую считать соответственно частями девятой, десятой и одиннадцатой».
Нельзя согласится с предложением возвратиться к существовавшему непродолжительное время порядку, при котором суд в случае отказа государственного обвинителя от обвинения выносил оправдательный приговор1. Приговор является итогом исследования судом обстоятельств дела, поэтому может быть основан лишь на тех доказательствах, которые были непосредственно исследованы в судебном заседании (ч.3 ст. 240 УПК). В случае отказа от обвинения суд прекращает дальнейшее судопроизводство в той части, в которой из него исчезает предмет спора — обвинение, при этом он основывается на решении государственного обвинителя. Суд к моменту заявления отказа может не исследовать все доказательства, на которых основано решение государственного обвинителя (например, если отказ от обвинения был заявлен во время предварительного слушания). Законодатель поступил совершенно верно, установив, что при отказе от обвинения суд должен выносить постановление (определение) о прекращении уголовного дела, уголовного преследования.
В состав акта отказа от обвинения, помимо решений, входят процессуальные действия, связанные с прекращением уголовного преследования, а также с уведомлением участников процесса о принятом процессуальном решении и разъяснением предоставленных им прав.
Принимая решение на досудебных стадиях лицо, осуществляющее уголовное преследование, составляет постановление о прекращении уголовного дела (уголовного преследования). В суде, поскольку судебное заседание проходит в условиях устности, непосредственности и гласности, государственный обвинитель обязан сделать устное заявление об отказе от обвинения.
В настоящее время, основываясь только на этом заявлении, суд выносит постановление о прекращении уголовного дела, уголовного преследования в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения, а участники процесса, в том числе и потерпевший, судят о законности и обоснованности акта отказа от обвинения и уголовного преследования, определяют наличие или отсутствие оснований для обжалования такого отказа и пересмотра определения, постановления суда о прекращении уголовного дела. Государственный обвинитель в своём заявлении обязан изложить мотивы отказа от обвинения (ч.7 ст. 246 УПК), исходя из указанных в п.п. 1,2 ст. 24 и п.п. 1,2 ст. 27 УПК оснований1. Поэтому структура заявления должна максимально полно отражать основания и мотивы отказа от обвинения, должна быть сходной со структурой речи, произносимой государственным обвинителем в судебных прениях. Ранее в научной литературе давались рекомендации строить такое заявление по аналогии с защитительной речью2. Сейчас такая форма вряд ли уместна, отказ от обвинения во всех случаях является обязательным для суда, и просить кого-либо об оправдании подсудимого государственному обвинителю не требуется. Использование предусмотренных уголовно-процессуальным законом оснований отказа от обвинения предполагает необходимость предшествующего анализа всех собранных по делу доказательств и их правовой оценки. Поэтому в своём заявлении государственный обвинитель должен дать анализ данным, собранным в ходе предварительного расследования и судебного заседания. При анализе и оценке доказательств государственный обвинитель обязательно должен указать те изменения, которые претерпели доказательства в ходе судебного следствия, и причины этих изменений. Если отказ от обвинения связан с появлением в суде новых доказательств, которые не исследовались на предварительном следствии, то прокурор обязан уделить больше внимания именно им1.
Как на досудебной стадии, так и в суде обязательным является уведомление заинтересованных лиц о принятом процессуальном решении и разъяснение предоставленных им прав. Это процессуальное действие обеспечивает возможность реализации своих прав участниками процесса, в частности, права обжалования данного акта и права на предъявление иска в порядке гражданского судопроизводства. В судебных стадиях такое уведомление осуществляется судом путём вручения копии судебного решения о прекращении уголовного дела ли уголовного преследования. Если отказ от обвинения происходит на досудебных стадиях, уведомление участников уголовного процесса о принятом решении осуществляется в порядке, установленном ч. 4 ст. 213 УПК. Лицо, осуществляющее уголовное преследование, обязано вручить или направить (по почте, курьером, по факсу либо электронной почте и другими способами) копию постановления о прекращении уголовного дела или уголовного преследования обвиняемому, потерпевшему, гражданскому истцу и гражданскому ответчику. Закон требует, чтобы при этом потерпевшему, гражданскому истцу были разъяснены их права на предъявление гражданского иска.
Разъяснение права на предъявление иска в порядке гражданского судо­производства не должно быть формальным. Необходимо разъяснять, в какой суд, в какие сроки следует обращаться, о возмеще­нии какого вреда в данном конкретном случае можно ходатайствовать, ка­кими статьями ГК РФ следует при этом руководствоваться1. Согласно п. 10 ч.2 ст. 213 УПК, обвиняемому, потерпевшему, их законным представителям и представителям, гражданскому истцу и гражданскому ответчику обязательно должен быть разъяснён порядок обжалования постановления о прекращении уголовного дела или уголовного преследования. Разъяснение указанным лицам порядка обжалования должно удостоверяться их подписями на постановлении.
В состав процессуального акта отказа от обвинения в суде не входят действия по согласованию государственным обвинителем своей позиции в суде с прокурором, утвердившим обвинительное заключение2. Эти действия не являются процессуальными, поскольку предусмотрены приказами Генерального прокурора РФ, в то время как процессуальными являются только действия, предусмотренные УПК (п.32 ст.5 УПК). Поэтому несоблюдение установленного приказами Генерального прокурора РФ порядка согласования никак не влияет на законность и обоснованность акта. И следовательно, нарушение его не повлечёт никаких процессуальных последствий, однако оно вполне может послужить основанием для привлечения государственного обвинителя к дисциплинарной ответственности.
Глава III. Юридическая природа акта отказа от обвинения и его правовые последствия
§ 1. Социально-правовая характеристика акта отказа от обвинения
По своей социально-правовой природе процессуальный акт отказа от обвинения прежде всего является разновидностью управленческого акта. Он оказывает целенаправленное упорядочивающее воздействие на общественные отношения и их участников. При этом достигается индивидуально-правовое регулирование, выражающееся в разрешении на основе действующих норм права юридически значимых вопросов. Решая в каждом отдельном случае конкретный правовой вопрос, процессуальный акт способствует охране прав и интересов граждан и организаций и реализует назначение уголовного судопроизводства. Эти задачи достигаются в каждом конкретном случае законного и обоснованного отказа от обвинения.
Акт отказа от обвинения можно рассматривать в уголовно-правовом, уголовно-процессуальном и социальном аспектах.
Властное волеизъявление, содержащееся в акте отказа от обвинения, в его уголовно-правовом значении выражает решение лица, осуществляющего уголовное преследование, о полном или частичном упразднении предмета уголовного преследования — обвинения. Под обвинением УПК понимает утверждение о совершении определённым лицом деяния, запрещенного уголовным законом, выдвинутое в установленном УПК порядке (п. 22 ст. 5).
Как видно из приведённого определения, обвинение является понятием индивидуальным, и оно во всех случаях выдвигается в отношении конкретного, строго определённого лица, потому отказ от обвинения должен во всех случаях тоже быть персонифицированным. Кроме того, согласно действующему законодательству, лицо может одновременно обвиняться в совершении нескольких преступлений, при этом в обвинении должно быть указано, какие именно деяния вменяются лицу по каждой статье УК РФ (ч.3 ст.171 УПК). Отказ от обвинения в этом случае возможен как в отношении всей совокупности вменяемых лицу преступных действий (бездействия), так и в отношении определённой их части. Таким образом, в результате отказа обвинение может быть не только полностью аннулировано, но и переформулировано в сторону смягчения. При этом такая переформулировка производится путём исключения из обвинения отдельных действий либо бездействия, содержащих признаки самостоятельного состава преступления, либо образующих квалифицирующие обстоятельства.
В качестве примера можно привести следующее дело. Родионов обвинялся в совершении преступлений, предусмотренных ч.1 ст. 139; ст. 119; ч.3 ст. 30, ч.1 ст. 105 УКРФ. По версии следствия, Родионов проник в квартиру №251 д.№2 по ул. Азина в г. Саратове. В дальнейшем в ходе возникшей ссоры на почве личных неприязненных отношений схватил потерпевшую Бабич руками за шею и высказал угрозу убийством. Вышедшая из квартиры №252 Бредихина потребовала от Родионова отпустить Бабич, после чего Родионов стал высказывать угрозы убийством и в отношении Бредихиной.
Допрошенный в судебном заседании подсудимый Родионов виновным себя в содеянном признал частично и пояснил, что ни Бабич, ни Бредихиной он убийством не угрожал и в квартиру к Бабич не проникал, а находился в общем коридоре квартир 250, 251, 252 указанного выше дома.
В своих показаниях в суде потерпевшие Бабич и Бредихина пояснили, что Родионов угрозы убийством в отношении Бредихиной не высказывал и в квартиру Бабич не проникал и действительно всё время находился общем коридоре.
Государственный обвинитель в судебных прениях отказался от обвинения Родионова по ч.1 ст.139 УК и по ст.119 УК РФ касательно эпизода, связанного с угрозами Бредихиной; уголовное преследование в отношении Родионова по данному эпизоду было прекращено1.
Анализ норм действующего законодательства и практики его применения позволяет сделать вывод, что уголовно-правовое значение акта отказа от обвинения состоит в полном упразднении утверждения о совершении определённым лицом преступного деяния, либо исключении из вменённого лицу деяния отдельных преступных действий или бездействия, составляющих самостоятельный состав преступления, либо образующих квалифицирующие обстоятельства.
В основе акта отказа от обвинения лежит полное устранение обвинения или исключение какой-либо его части, поэтому нельзя согласится с мнением, что сторона обвинения имеет право ставить вопрос не только о законности, но и о целесообразности уголовного преследования. Руководствуясь принципом целесообразности, прокуратура в публичном интересе может свободно распоряжаться уголовным преследованием. Соответственно, она во всякое время может отказаться от уголовного преследования. С точки зрения авторов излагаемой позиции законность как гарант обеспечения публичного интереса не колеблется тем, что в каждом отдельном случае надо ответить на вопрос, в чём этот публичный интерес заключается: продолжить деятельность по уголовному преследования, либо воздержаться от траты времени и энергии на преследование мелкого правонарушителя и сосредоточится на наиболее опасных, сложных и замаскированных преступлениях2. И хотя авторы предлагают наделить потерпевшего правом осуществлять уголовное преследование в полном объёме, в том числе и по делам публичного обвинения, тем не менее предоставление государственным органам права отказываться от уголовного преследования без достаточных к тому оснований, по сути, является отказом государства от исполнения его обязанностей, предусмотренных ст. ст. 2, 17, 18, 45 Конституции РФ. Государственные органы не имеют право перекладывать все проблемы, связанные с доказыванием виновности лица в совершении преступления и защитой прав жертвы преступления, на частное лицо, не обладающее соответствующими возможностями и необходимыми знаниями.
Публичный интерес в уголовно-правовой сфере, а следовательно, и необходимость, целесообразность уголовного преследования определённых правонарушений, определяется только путём выделения в УПК дел публичного, частно-публичного и частного обвинения. До тех пор, пока существуют основания публичного обвинения, лицо, осуществляющее уголовное преследование, не вправе отказываться от обвинения.
Хотя материально-правовой аспект и является базовым, тем не менее при отсутствии деятельности, направленной на изобличение лица, виновного в совершении преступления, обвинение в материально-правовом значении только фикция. Такого рода деятельность образует уголовное преследование (п.55 ст. 5 и ст. 21 УПК), и потому в уголовно-процессуальном аспекте властное веление, содержащееся в акте отказа от обвинения, представляет собой результат процессуальной деятельности, выражающийся в прекращении уголовного преследования. Этим актом лицо, осуществляющее уголовное преследование, подводит итог произведённой по делу работе, и на основе анализа и оценки доказательств формулирует в соответствующем постановлении (или устном заявлении) вывод о невиновности обвиняемого (подсудимого) в совершении преступления и по собственной инициативе прекращает все действия, связанные с уголовным преследованием.
Необходимо отметить, что ранее (в УПК РСФСР) существовала возможность рассматривать отказ от обвинения в суде только как отказ от процессуальной деятельности, поскольку обвинение в материально-правовом смысле продолжало существовать и после отказа от обвинения в суде. В УПК уголовно-правовой и процессуальный аспекты рассматриваются в их единстве - они неотделимы друг от друга. Упразднение материально-правового обвинения, как утверждения о виновности лица в совершении преступления, всегда влечёт прекращение деятельности по уголовному преследованию обвиняемого (подсудимого).
Помимо отказа от обвинения существуют и другие формы прекращения уголовного преследования (отказа от уголовного преследования). Так, например, Модельный уголовно-процессуальный кодекс для государств - участников СНГ предусматривает в качестве оснований отказа от осуществления уголовного преследования примирение потерпевшего с подозреваемым или обвиняемым и отказ частного обвинителя от обвинения (ст. 37). В этом кодексе также предусмотрены обстоятельства, позволяющие не осуществлять уголовное преследование (ст. 38). Аналогичный институт есть и в уголовном процессе Республики Казахстан (ст. 38 УПК). В нашем законодательстве возможность отказаться от уголовного преследования закреплена в ч.5 ст. 37 УПК. Согласно данной статье, прокурор вправе отказаться от осуществления уголовного преследования в порядке и по основаниям, предусмотренным УПК. К основаниям отказа от уголовного преследования можно отнести обстоятельства, предусмотренные п.п. 3,4 ст. 24, п.3 ст.27, ст. 25, ст. 28 УПК. Они ставят дальнейшую судьбу уголовного преследования в зависимость от усмотрения должностных лиц, его осуществляющих (в ч.5 ст. 37 УПК речь идёт именно о праве, а не об обязанности прокурора), тем самым они позволяют при наличии достаточных к тому оснований отказаться от осуществления уголовного преследования. При таком прекращении уголовного преследования обвинительный тезис сохраняется: он отражается в постановлении о прекращении уголовного дела. Следовательно, такие действия не являются отказом от обвинения.
Социальное значение акта отказа от обвинения состоит в официальном (публично-общественном) признании должностным лицом, осуществлявшим уголовное преследование, обвиняемого (подсудимого) не совершавшим преступление и не вступавшем в конфликт с уголовным законом, а осуществлявшееся в отношении его уголовное производство незаконным и необоснованным. Посредством своевременной реализации рассматриваемого процессуального акта обеспечивается осуществление задач уголовного судопроизводства (п.2 ч.1 ст. 6 УПК), предотвращается либо прекращается необоснованное ограничение прав гражданина и восстанавливается социальная справедливость.
Органы уголовного преследования, отказываясь от выдвинутого ими утверждения о совершении обвиняемым деяния, запрещённого уголовным законом, тем самым признают лицо невиновным. По этой причине отказ от обвинения влечёт все социально-правовые последствия оправдательного приговора.
Характеристика социальной значимости акта отказа от обвинения не может быть полной без учёта требований обязательного уведомления обвиняемого (подсудимого), а также всех заинтересованных лиц и доведения до всеобщего сведения факта оправдания лица, обвиняемого в совершении преступления. Данный аспект социально-правового значения процессуальных актов уже освещался в литературе применительно к акту возбуждения уголовного дела1. Кроме того, соответствующие государственные органы и должностные лица обязаны признать за этим лицом право на реабилитацию и обеспечить возможность его реализации ( ст. 134 УПК).
В литературе по проблеме функциональной принадлежности акта отказа от обвинения высказаны различные мнения. В.С. Зеленецкий и некоторые другие авторы рассматривают его как совокупность процессуальных действий, образующих в своём единстве особое направление деятельности прокурора, которое является противоположным функции обвинения и, в отличие от последней, осуществляется с целью прекращения (устранения) обвинения, вследствие чего она может быть названа дисфункцией2.
По нашему мнению, характеристика отказа от обвинения как самостоятельного «особого направления» деятельности прокурора и противопоставление его тем самым уголовному преследованию вряд ли оправданы. Понимание отказа от обвинения как дисфункции создаёт ситуацию, в которой орган уголовного преследование обязан осуществлять свою деятельность в противоположных направлениях, что невозможно с точки зрения законов психологии. Однако необходимо отметить, что ранее действовавшее законодательство действительно создавало возможность для подобного понимания природы деятельности прокурора по отказу от обвинения. Ранее отказ от обвинения не являлся обязательным для суда, и прокурор в своей речи в прениях был вынужден защищать обвиняемого перед судом, тем самым фактически переходя на сторону защиты. Но даже с учётом этого, вряд ли возможно рассматривать отказ от обвинения как самостоятельное направление деятельности прокурора. Косвенно это подтверждает и сам В. С. Зеленецкий, отмечая, что отказ от обвинения не является функцией прокурора и вообще не относится к числу функций процесса1. А процессуальная функция как раз и есть вид (направление) деятельности субъектов, обусловленный их ролью, назначением или целью участия в деле2.
Ряд исследователей относит акт отказа от обвинения к правозащитной функции прокурора. Согласно этой точке зрения, обязанность прокурора отказаться от обвинения является следствием его особого положения в уголовном процессе. Прокурор выступает гарантом законности, прав и свобод обвиняемого (подсудимого) и всех других граждан, вовлеченных в сферу уголовного судопроизводства, и тем самым, помимо уголовного преследования, осуществляет правозащитную (надзорную) функцию3. Обязанностью прокурора в суде пер­вой инстанции является не только доказывание ви­новности подсудимого, но и предупреждение необо­снованного (при отсутствии достаточных доказа­тельств) признания подсудимого виновным и его на­казания1.
Правозащитная функция это одна из основных функций государства2. Помимо основных в теории государства и права выделяют неосновные функции государства, направленные на выполнение задач в конкретной сфере общественной жизни, и функции органов государства, заключающиеся в реализации компетенции прав и обязанностей отдельных органов в соответствии с их местом и назначением в государственном механизме и политической системе общества. Осуществление основных государственных функций по своему содержанию есть непрерывный процесс реализации неосновных государственных функций и функций отдельных государственных органов. Соотношение между указанными разновидностями государственных функций и функций отдельных государственных органов отражает диалектику общего, особенного и единичного в деятельности государства3.
Конституция РФ устанавливает, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Государство в лице всех своих органов гарантирует защиту прав и свобод человека и гражданина в РФ (ст. ст. 2, 17, 18, 45 Конституции РФ). В развитие этих положений Конституции РФ Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации» возлагает на Прокуратуру РФ обязанность осуществлять надзор за исполнением законов, в том числе и в части соблюдения прав и свобод человека и гражданина всеми государственными органами и должностными лицами (ст. ст.1,26). В свою очередь ст.5 Федерального закона «О милиции»1, ст. ст. 5,6 Федерального закона «О федеральной службе безопасности»2 и др. устанавливают, что, осуществляя свою деятельность, все эти органы обязаны соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина. Статья 11 УПК возлагает обязанность разъяснять права обвиняемому, подозреваемому, потерпевшему, а также другим участникам судопроизводства и обеспечивать возможность осуществления этих прав, не только на прокурора, но и на следователя, дознавателя вне зависимости от их ведомственной принадлежности. Конечно, прокурору в процессе обеспечения прав человека принадлежит ведущая роль, поскольку он осуществляет надзор, но вряд ли есть основания говорить, что правозащитная функция реализуется только прокуратурой.
Мы разделяем точку зрения, что в рамках уголовного процесса правозащитная функция государства реализуется перечисленными в ст. 21 УПК государственными органами в форме уголовного преследования3.
Целью уголовного преследования вовсе не является привлечение «во что бы то ни стало» лица к уголовной ответственности и его осуждение. Вряд ли можно согласиться с утверждениями, что при реализации функции уголовного преследования прокурор приходит в суд только обвинять1, и если обвинитель будет скрывать ряд обстоятельств, опровергающих обвинение либо ставящих его под сомнение, либо смягчающих ответственность, это не будет ущемлять «справедливость уголовной ответственности»2. Такое понимание цели уголовного преследования свойственно скорее англосаксонской системе права с её концепцией «уголовного иска»3. Российские же процессуалисты либо наделяют сторону обвинения помимо обязанности осуществлять уголовное преследование ещё и правозащитной функцией, либо, если рассматривают прокурора только как обвинителя, оговариваются, что функция обвинения должна им осуществляться «разумно, в меру»1.
Уголовное преследование в российском уголовном процессе может осуществляться только на законном основании (ст. 7 УПК), его целью при этом является установление и изобличение лица, виновного в совершении преступления (ч. 2 ст. 21 УПК). Целью уголовного преследования в том числе является обеспечение неотвратимости наказания за совершённое преступление, защита права потерпевшего при одновременном всестороннем обеспечении прав обвиняемого2.
Стоит согласиться с тем, что нормы, регулирующие все действия в рамках уголовного процесса, уже предполагают объективность, полноту и всесторонность изучения обстоятельств дела3. И потому «хотя принцип всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств уголовного дела прямо в новом УПК не сформулирован, все основные элементы этого принципа факти­чески закреплены в нем, и только при их неукоснительном соблюдении и осуществлении возможно выполнить назначение уголовного судопроиз­водства — установить виновность лица, совершившего преступление, и назначить виновному справедливое наказание, и отказать в уголовном преследовании невиновных и освободить их от наказания, реабилитировать каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию»4.
Именно на объективность уголовного преследования ориентирует правоприменителя ст. 6 УПК, устанавливая, что уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию.
Обстоятельствами, подлежащими доказыванию, являются как виновность лица в совершении преступления и обстоятельства, отягчающие наказание (п.п. 2,6 ч.1 ст. 73 УПК), так и обстоятельства, смягчающие наказание, исключающие преступность и наказуемость деяния, а также обстоятельства, которые могут повлечь за собой освобождение от уголовной ответственности и наказания (п.п. 5,6,7 ч. ст. 73 УПК). Анализ ст. ст. 14, 21, 86 и 87 УПК позволяет сделать вывод, что обязанность устанавливать все обстоятельства, входящие в предмет доказывания, возложена законом на органы уголовного преследования, поскольку именно они обязаны собирать и проверять доказательства (ч.1 ст.86, ст. 87 УПК). Обвиняемый, подсудимый, потерпевший, гражданский истец, гражданский ответчик, их представители, а также защитник вправе, но не обязаны собирать доказательства (ч.ч.2,3 ст. 86 УПК). Кроме того, ч.2 ст. 14 УПК и ч.2 ст. 49 Конституции РФ устанавливают, что подозреваемый и обвиняемый не обязаны доказывать свою невиновность. Составляя обвинительное заключение, лицо, осуществляющее уголовное преследование, обязано отразить в нём обстоятельства как отягчающие, так и смягчающие ответственность и привести как доказательства подтверждающие обвинение, так и доказательства, на которые ссылается сторона защиты (п.п. 5,6,7 ч.1 ст. 220 УПК).
Таким образом, дознаватель, орган дознания, следователь, прокурор и государственный обвинитель, осуществляя уголовное преследование, имеют своим назначением обеспечение прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве и обязаны полно, объективно и всесторонне исследовать обстоятельства совершенного преступления. При этом должен быть исключён односторонний обвинительный подход, нацеленный на изобличение подсудимого «во что бы то ни стало», даже при отсутствии достаточных обвинительных доказательств. Для этого в нашем законодательстве по-прежнему сохраняются институты, призванные обеспечивать объективность и беспристрастность лиц, осуществляющих уголовное преследование. Так, дознаватель, следователь, прокурор не могут участвовать в производстве по уголовному делу и подлежат отводу, если имеются основания полагать, что они лично прямо или косвенно заинтересованы в исходе данного уголовного дела (ст. 61 УПК). Объективность обеспечивается также и нормами уголовного права. Уголовный кодекс РФ предусматривает ответственность за:
• воспрепятствование всестороннему, полному и объективному расследованию дела (ч.ч.2,3 ст.294 УК РФ);
• привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 299 УК РФ);
• незаконное освобождение от уголовной ответственности (ст. 300 УК РФ);
• принуждение к даче показаний либо к даче заключения экспертом (ст. 302 УК РФ).
Конституционный Суд РФ так же подчёркивает, что состязательность судопроизводства не исключают необходимость использования прокурором, следователем, дознавателем в процессе уголовного преследования всего комплекса предусмотренных уголовно-процессуальным законом мер по охране прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве. Обвинение может быть признано обоснованным только при условии, что все противостоящие ему обстоятельства дела объективно исследованы и опровергнуты стороной обвинения1.
С учётом всего вышеизложенного мы полагаем, что акт отказа от обвинения является необходимым элементом функции уголовного преследования.
Уголовно-процессуальное законодательство допускает переформулирование обвинения в сторону смягчения не только путём отказа, но и путём его изменения (ч.8 ст. 246; ч.2 ст. 252 УПК).
В литературе высказано мнение о единой сущности частичного отказа от обвинения и изменения обвинения. В.М. Савицкий считал, что отказ от поддержания обвинительного тезиса в определённой его части есть, по существу, одна из форм изменения обвинения2.
Безусловно, частичный отказ от обвинения изменяет его формулировку; кроме того, как изменение обвинения, так и отказ от него являются итогом изменения внутреннего убеждения должностного лица, осуществляющего уголовное преследование. И всё же, по нашему мнению, в настоящий момент вряд ли отказ от обвинения можно рассматривать как его изменение в процессуальном смысле. Законодатель достаточно чётко и последовательно проводит разграничение этих правовых понятий. Так, на досудебных стадиях изменение обвинения регулируется ч. 1 ст. 175 УПК, а отказ от обвинения в форме частичного прекращения уголовного преследования - ч. 2 этой же статьи. Аналогичная ситуация наблюдается и в судебных стадиях: ч. 7 ст. 246 УПК посвящена отказу от обвинения, а ч. 8 ст. 246 УПК — вопросам изменения обвинения.
Рассматриваемые акты различаются по субъектам, а также имеют различный процессуальный порядок осуществления и самостоятельные основания. Субъектами отказа от обвинения являются только должностные лица (органы), осуществляющие уголовное преследование, в то время как изменение обвинения может осуществляться и судом (п.1 ст. 307: п.4 ч.3 ст.367 и др. УПК.). Изменение обвинения на предварительном следствии осуществляется путём вынесения нового постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого. На судебных стадиях это делается иначе. Во время предварительного слушания суд фиксирует изменение обвинения в своём постановлении (ч.5 ст. 236 УПК); прямых указаний на то, каким образом подобный акт необходимо фиксировать при рассмотрении дела по существу, кодекс не содержит, но в п.3 ч. 1 ст. 307 УПК говориться, что описательно-мотивировочная часть обвинительного приговора должна содержать в себе основания и мотивы изменения обвинения. В случае изменения обвинения государственным обвинителем суд должен отражать в приговоре данный факт, основания и мотивы, излагаемые государственным обвинителем. А отказ от обвинения во всех случаях оформляется вынесением постановления о прекращении уголовного дела или уголовного преследования.
Кроме того, эти акты влекут за собой различные последствия. После отказа от обвинения на досудебных стадиях повторно обвинить лицо в совершении того же преступления можно только после отмены постановления о прекращении уголовного дела или уголовного преследования (п.4 ч.1 ст. 27 УПК). При изменении же обвинения для возвращения к прежнему обвинению достаточно вынести новое постановление о привлечении лица в качестве обвиняемого.
При отказе от обвинения вызывает также и специфические социальные последствия; он во всех случая является основанием для полной или частичной реабилитации лица.
Вышеприведенные обстоятельства позволяют утверждать, что отказ от обвинения и изменение обвинения необходимо рассматривать как самостоятельные процессуальные акты.
§ 2. Причины изменения внутреннего убеждения должностного лица, осуществляющего уголовное преследование, при принятии решения об отказе от обвинения

Юридическую основу обвинения составляют доказательства виновности обвиняемого, собранные в ходе дознания или предварительного следствия. Основываясь на совокупности этих доказательств, лицо, осуществляющее уголовное преследование, формулирует обвинение в постановлении о привлечении лица в качестве обвиняемого и обвинительном заключении или обвинительном акте. Обвинительный тезис, содержащийся в этих актах, и совокупность доказательств, на которых он основан, являются исходным пунктом деятельности лица, осуществляющего уголовное преследование, базой, на которой раз­вертывается функция обвинения.
Но это только одна сторона вопроса. Другая — субъективное отношение лица, осуществляющего уголовное преследование, к собранным доказательствам и установленным фактам. Осуществляя уголовное преследование, можно привлекать лицо в качестве обвиняемого, составлять обвинительное заключение и направлять дело в суд, а также поддерживать в суде обвинение только при убеждении в виновности обвиняемого, подсудимого в совершении преступления, основанном на достаточной совокупности доказательств (ст. 21, 171, 220, 221, 246 УПК). Только убеждение в виновности, будучи субъективным отра­жением объективно существующих причинно-следствен­ных связей позволяет органу уголовного преследования действовать в целях изобличения обвиняемого (подсудимого). Убеждённость в том, что преступление совершил именно этот человек, что именно он причинил вред охраняемым законом го­сударственным, общественным или личным интересам, дает лицу, осуществляющему уголовное преследование, не только юридическое, но и мораль­ное право прибегнуть в отношении обвиняемого к раз­личным принудительным мерам, в том числе к ограни­чению его личной свободы, а также настаивать на его осужде­нии. Именно на это ориентирует правоприменителя ч. 2 ст. 21 УПК устанавливая, что прокурор, следователь, орган дознания и дознаватель обязаны принять все предусмотренные законом меры по изобличению лица или лиц, виновных в совершении преступления.
На различных этапах уголовного преследования степень обоснованности внутреннего убеждения соответствующего должностного лица может отличаться, она напрямую зависит от имеющейся доказательственной базы. Так, привлекая лицо в качестве обвиняемого, следователь должен располагать достаточной совокупностью доказательств (ч. 1 ст. 171 УПК), т.е. он обязан собрать все доказательства, которые было возможно обнаружить к данному моменту. Эти доказательства должны позволить сделать вывод о виновности определённого лица в совершении преступления. Но к этому моменту следователь не может и не обязан располагать всеми доказательствами, которые возможно будут собраны по делу. Обвиняемый ещё не допрошен по предъявленному ему обвинению, его объяснения не выслушаны, доказательства, которые он, возможно, представит в опровержение обвинения, не проверены. Таким образом, внутреннее убеждение следователя в виновности лица основывается только лишь на имеющихся к моменту привлечения лица в качестве обвиняемого доказательствах, а не на всей их возможной совокупности. Следовательно, в ходе дальнейшего производства убеждение в виновности под воздействием различных факторов может быть поколеблено.
Принципиальная возможность в ходе расследования и судебного разбирательства изменения первона­чального убеждения лица, осуществляющего уголовное преследование, вызывает необходимость ана­лиза и систематизации причин этого явления.
Первой, наиболее очевидной, причиной является выявление новых обстоятельств дела в ходе его расследования или судебного рассмотрения1. Например, были допрошены новые свидетели, вызванные по ходатайству защиты, которые своими показаниями поколебали или вовсе опровергли те доказательства, на которых было основано обвинение. Так, Кнезян обвинялся в том, что из хулиганских побуждений с балкона своей квартиры произвёл выстрел из пневматического пистолета ИЖ-53М в сидящую на лавочке Аверьянову и причинил лёгкий вред её здоровью. Допрошенный в судебном заседании в качестве свидетеля друг Кнезяна, Семёнов показал, что он находился вместе с Кнезяном на балконе и видел, что Кнезян никуда не целился. В том направлении, куда стрелял Кнезян, были деревья, и он не мог видеть сидящую на лавочке Аверьянову. На предварительном следствии Семёнов не допрашивался, поскольку Кнезян не сообщил следователю, что находился на балконе не один. Показания Семёнова подтверждались также и другими исследованными в суде доказательствами. В результате государственный обвинитель отказался от обвинения полностью2.
Причиной отказа от обвинения могут стать ошибки, допущенные во время проведёния предварительного расследования: нарушения закона при собирании доказательств, в результате чего некоторые из них могут утратить юридическую силу; небрежная проверка или неверная оценка доказательств. 75 % проанкетированных нами государственных обвинителей указали это в качестве основной причины изменения их убеждения в виновности подсудимого. Показателен в этом отношении следующий пример.
Органами предварительного следствия Заркуа обвинялся в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека, лицу, заведомо для виновного находящемуся в беспомощном состоянии, повлекшем по неосторожности смерть потерпевшего.
По версии следствия, 22 марта 2001 года Заркуа на почве личных неприязненных отношений избил своего соседа по комнате Скорина, находящегося в состоянии алкогольного опьянеия.
В основу предъявленного органами предварительного следствия обвинения были положены показания свидетелей Геншеева, Голиковой и Руковишникова, данные ими на предварительном следствии. Из этих показаний следовало, что 22 марта 2001 года в период с 16 до 19 часов свидетели видели Скорина со свежими телесными повреждениями на лице. Скорин при этом пояснял, что его только что избил Заркуа.
Кроме показаний указанных лиц, обвинение базировалось также на заключении судебно-медицинской экспертизы № 47-з от 30 апреля 2001 года, проведенной экспертом Рязанцевым, согласно которому Скорин после получения телесного повреждения не мог совершать самостоятельные действия, в частности дойти до своей комнаты, и смерть его наступила в течение 3-12 часов с момента причинения телесных повреждений. Однако заключение повторной комиссионной судебно-медицинской экспертизы № 222 от 26 октября 2001 года, назначенной в судебном заседании по ходатайству государственного обвинителя, привёло его к убеждению, что органами предварительного следствия неправильно истолкован вывод эксперта. В заключении первоначальной экспертизы было указано, что при судебно-медицинском исследовании трупа Скорина были обнаружены многочисленные телесные повреждения, в том числе тупая травма головы, сопровождавшаяся кровоизлияниями под оболочки головного мозга с ушибом вещества головного мозга и сдавлением его субдуральной гематомой объемом 220 мл, от которой и наступила смерть. Перечисленные повреждения, отмечал эксперт, характерны для действия тупых твердых предметов и нехарактерны для падения с высоты собственного роста, причинены в короткий промежуток времени, являются прижизненными со сроком давности 3-12 часов. После причинения тупой травмы головы активная самостоятельная деятельность потерпевшим исключена. Данный вывод эксперта не противоречит заключению комиссионной экспертизы, поскольку, при образовании субдуральной гематомы объемом 220 мл, указанной Рязанцевым в числе прочих обнаруженных телесных повреждений, активные самостоятельные действия потерпевшим исключены и наступает потеря сознания на 2-3 часа, после которой наступает смерть.
Согласно выводам комиссионной судебно-медицинской экспертизы, субдуральная гематома, обнаруженная при вскрытии трупа Скорина, могла образоваться не менее чем 1-2 суток с момента причинения травмирующего воздействия, и в этот период имелся так называемый «светлый промежуток» 22-36 часов, в течение которых потерпевший мог совершать самостоятельные действия.
Будучи допрошенными в судебном заседании одни свидетели обвинения отказались от ранее данных показаний, другие существенно их изменили. Так, Голикова заявила, что «таких показаний следователю не давала», ее показания искажены. Свидетель Геншеев заявил, что «подобных показаний не давал», он был допрошен оперуполномоченным 12 отдела милиции Заводского РУВД г. Саратова и дал ему показания, аналогичные показаниям данным в судебном заседании, после чего в связи с неразборчивостью почерка был вынужден подписать протокол, не читая его. При этом свидетели пояснили, что видели Скорина 22 марта 2001 года, причем свежих телесных повреждений у него не было.
Допрошенный в судебном заседании свидетель Руковишников пояснил, что ежедневно употребляет спиртные напитки, за что неоднократно задерживался сотрудниками милиции по ст. 162 КоАП РСФСР, и в один из дней весной 2001 года был вновь задержан. В 12 отделе милиции ему предложили вспомнить о его друге, которого постоянно избивает сосед. Руковишников подписал предложенный ему протокол, в котором содержались сведения о Скорине и Заркуа, однако, в судебном заседании он не смог самостоятельно назвать ни имени Скорина, ни описать его внешность, не смог указать, где проживал Скорин, какие именно телесные повреждения он у него видел, когда это произошло и на кого жаловался Скорин.
К тому же в протоколе осмотра места происшествия от 23 марта 2001 года в комнате 25 дома 19а по улице Васильковской г.Саратова, в которой был обнаружен труп Скорина В.Д., зафиксировано, что нарушений общего порядка и каких либо следов борьбы в комнате не обнаружено.
В результате совокупность доказательств, отвечающих требованиям закона, подтверждала показания подсудимого, отрицавшего свою вину и утверждавшего, что 22 марта 2001 года и в другие дни Скорина не избивал. Вечером 22 марта 2001 года после 19 часов Скорин уже находился в бессознательном состоянии, связанном с полученной ранее тупой травмы головы.
Выступая в прениях, государственный обвинитель был вынужден отказаться от обвинения1.
Отказ прокурора от обвине­ния может последовать не только в результате изменившихся в ходе судебного рассмотрения обстоятельств дела. Сама редакция ч. 7 ст. 246 УПК («представленные доказательства не подтверждают предъявленного подсудимому обвинения») предполагает, что отказ возможен и при наличии той же, что и на досудебных стадиях, доказательственной базы и тех же установленных обстоятельств. Нельзя исключить ситуацию, когда лицо, осуществляющее уголовное преследование, в досудебном производстве и обвинитель в суде по разному оценивают доказательства, собранные по делу. «Отказ государственного обвинителя от обвинения может быть обусловлен тем, что собранные по делу доказательства, ранее приведшие к выводу о виновности обвиняемого, после их проверки в обстановке гласного и состязательного процесса на основе устности и непосредственности уже не кажутся столь убедительными, какими они представлялись по материалам предварительного следствия. Предварительное следствие было проведено по делу исчерпывающе полно и объективно, уличающие обвиняемого доказательства имелись, так что вывод прокурора о необходимости предания обвиняемого суду был обоснован. Но когда все эти доказательства были проверены на судебном следствии, убеждение прокурора поколебалось, и он не может с уверенностью утверждать, что подсудимый виновен, остаются сильные сомнения в этом»1. Следова­тельно, отказ прокурора от обвинения может произойти не только в результате изменения доказательственной базы или обстоятельств дела, но и в результате иной оценки собранных по делу доказательств.
На практике встречаются случаи сознательного формулирования обвинения «с запасом». В научной литературе приводились социологические исследования, согласно которым 84 % опрошенных работников прокуратуры считают такую практику правильной или допустимой1. При этом лицу вменяется обвинение более тяжкое, чем-то, которое подтверждается имеющимися в уголовном деле доказательствами. Зачастую следователи просто вынуждены поступать таким образом, поскольку, во-первых, в УПК отсутствует институт дополнительного расследования, а во-вторых, если дело перешло в судебные стадии, отсутствует возможность изменить обвинение на более тяжкое, даже если обнаружится что более тяжкое обвинение подтверждается совокупностью собранных по делу доказательств. Поэтому следователи, чтобы предотвратить возможный уход преступника от уголовной ответственности (в форме осуждения его за менее тяжкое преступление, чем он в действительности совершил), и тем самым защищая себя от возможного дисциплинарного взыскания, формулируют и вменяют обвиняемому более тяжкое обвинение по сравнению с тем, которое подтверждается имеющимися в деле доказательствами. Впоследствии в суде государственный обвинитель вынужден переформулировать такое обвинение на менее тяжкое путём его изменения, либо частичного отказа от обвинения. Такая практика нарушает право обвиняемого на защиту, обвиняемый вынужден защищаться не от того обвинения, которое подтверждается имеющимися в деле доказательствами и на которых оно базируется.
Приведённые обстоятельства позволяют сделать вывод, что в ходе осуществления уголовного преследования может изменяться как фактическая база, на которой возникло определенное субъективное отношение прокурора к обвинению, так и оценка уже известных обстоятельств. И тогда на смену твердому убеждению в виновности могут прийти сомнения или пря­мо противоположное психологическое состояние — убеж­дение в невиновности обвиняемого (подсудимого). В этих случаях лицо, осуществляющее уголовное преследование, вынуждено отказываться от обвинения полностью или в какой либо его части.
В литературе при освещении причин изменения внутреннего убеждения приводящего к отказу от обвинения обсуждался вопрос: во всех ли случаях следует связывать такое изменение с ошибкой, допущенной лицом, осуществляющим уголовное преследование? На этот счёт существуют две противоположные точки зрения: согласно первой, отказ от обвинения во всех случаях означает, что лицо, осуществляющее уголовное преследование, допустило ошибку1. Согласно другой, отказ от обвинения нельзя во всех случаях связывать с ранее допущенной ошибкой, поскольку это будет «ориентировать прокурора любым путем стараться избегать отказа от обвинения, поскольку ему и следователю всегда придется нести за это ответственность»2.
По нашему мнению, любой отказ от обвинения означает, что ранее существовавшее обвинение было необоснованным и незаконным, во всех случаях отказ влечёт за собой реабилитацию лица. Следовательно, при первоначальном формулировании обвинения органами уголовного преследования была допущена ошибка, но она, безусловно, не во всех случаях должна увязываться с ответственностью должностного лица, поскольку может быть вызвана и объективными причинами.
Рассматривать вопрос о внутреннем убеждении лица, отказывающегося от обвинения невозможно без учёта положений ст. 246 УПК. Согласно ч.7 этой статьи отказываться от обвинения необходимо, если у государственного обвинителя сложилось убеждение, что представленные доказательства не подтверждают предъявленного обвинения. Для того, чтобы точнее уяснить сущность данной нормы, её необходимо рассматривать во взаимосвязи с ч. 2 ст. 21 УПК, которая предусматривает, что в каждом случае обнаружения признаков преступления органы уголовного преследования обязаны принимать все предусмотренные законом меры по установлению события преступления, изобличению лица или лиц, виновных в совершении преступления. С учётом этой нормы отказ от обвинения может иметь место только в случае, если достоверно установлено отсутствие события или состава преступления, либо после того, как государственный обвинитель исчерпал все средства, которые закон и обстоятельства дела дают ему для поддержания обвинения, но, тем не менее, обвинение подтвердить не удалось. У государственного обвинителя на основе имеющихся сведений должно сложиться убеждение, что не только представленные суду доказательства не подтверждают предъявленное обвинение, но и что такие доказательства вовсе отсутствуют. Так, Зайцев обвинялся в совершении преступления, предусмотренного п. «в» ч.3 ст. 162 УК РФ. По версии следствия Зайцев вместе с неустановленным лицом решили совершить хищение имущества Дмитриева. С этой целью они стали избивать Дмитриева и причинили при этом тяжкий вред его здоровью. После избиения Зайцев похитил часы Дмитриева.
В судебном заседании потерпевший Дмитриев показал, что его избивал неустановленный соучастник по имени Владимир, Зайцев же ударил его лишь дважды, а кто похитил его часы он не знает.
Свидетель Филатова М.В. показала, что она не видела, как Зайцев бил Дмитриева. Часы Дмитриева валялись на полу, она положила их на стол, кто их затем взял, она не знает.
Зайцев утверждал в судебном заседании, что драка с Дмитриевым произошла по причине личных неприязненных отношений, часы Дмитриева он не похищал.
В деле имелись также показания Кузьмина, данные им на предварительном следствии, в которых он пояснял, что Зайцев подарил ему часы Дмитриева. Однако свидетель Кузьмин в суд не явился. Привод его осуществить не смогли, о чём в деле имеется рапорт, согласно которому Кузмин по месту жительства не проживает и место его нахождения определить не удалось. Показания Кузмина на суде не оглашались, поскольку против этого возражала сторона защиты.
На основании исследованных в суде доказательств государственный обвинитель отказался от обвинения1.
Представляется, что в данном случае государственный обвинитель не имел права отказываться от обвинения. Имелись ещё не исследованные доказательства обвинения (показания Кузмина), государственный обвинитель о них знал и, в отличие от суда, изучал их. Его внутреннее убеждение не могло быть поколеблено только потому, что Кузмин не был допрошен в судебном заседании, и, следовательно, государственный обвинитель должен был принять все возможные меры для поиска Кузмина или во всяком случае был обязан продолжать поддерживать обвинение на основании исследованных в суде доказательств вплоть до вынесения приговора по делу.
Здесь стоит также затронуть вопрос о том, как должен поступить государственный обвинитель, если в результате иссле­дования доказательств в судебных стадиях он приходит к выво­ду, что имеет место неполнота произведённого предварительного расследования, которая не может быть восполнена в судебном заседании, либо что во время предварительного расследования были допущены нарушения уголовно процессуального закона. Ранее в подобных случаях прокурор должен был заявить ходатайство о возвращении уголовного дела для производства дополнительного расследования. УПК подобной возможности не предусматривает.
Статья 237 и ч. 2 ст. 256 УПК предусматривают возможность возвращения дела прокурору для устранения препятствий рассмотрения его судом. Однако подобное возвращение уголовного дела судом прокурору не равносильно дополнительному расследованию1.
Суд имеет право по ходатайству стороны или по собственной инициативе возвратить уголовное дело прокурору для устранения препятствий его рассмотрения судом в случаях, если имеют место существенные нарушения уголовно-процессуального закона, неустранимые в судебном производстве. При этом такое возвращение не может быть «связано с восполнением неполноты произведенного дознания или предварительного следствия»2. Кроме того, «согласно ст. 236 УПК решение о возвращении уголовного дела прокурору может быть принято судьей только на стадии предварительного слушания дела»3.
Для того чтобы найти выход из сложившейся ситуации, по нашему мнению, стоит обратиться к исследовавшемуся в науке вопросу: как должен поступить прокурор, если суд отказал ему в возвращении дела для проведения дополнительного расследования? Некоторые авторы полагали, что в случае, еслидоследование невозможно, государственный обвинитель в своей речи в прениях не должен вы­сказывать какого-либо определенного вывода насчет винов­ности или невиновности подсудимого1, либо вовсе отказаться от выступления в прениях2. Более правильной нам кажется точка зрения Р. Д. Рахунова и В.М. Савицкого, согласно которой прокурор в такой ситуации должен сформулировать свое мнение, исходя из имеющих­ся в деле доказательств и определить для себя — поддерживать обвинение или отказываться от него3. Когда подошло время для решающе­го выступления, когда суд, стороны и все присутствую­щие в зале заседания ждут от государственного обви­нителя его веского слова, «было бы недостойным проку­рора самоуничижением уйти от решения вопроса о виновности и переложить всю ответственность на плечи суда». Такое поведение госу­дарственного обвинителя означало бы, как правильно указывает Р. Д. Рахунов, отказ от продолжения вы­полнения процессуальной функции, что противоза­конно и недопустимо4.
Мы полагаем, что если имеет место невосполнимая в судебном заседании неполнота произведённого предварительного расследования или процессуальные нарушения, не указанные в ст. 237 УПК, а по мнению государственного обвинителя деяние подсудимого содержит признаки преступления, то он не может отказываться от обвинения — часть 2 ст. 21 УПК обязывает его продолжать уголовное преследование. Государственный обвинитель должен продолжить поддерживать обвинение на основе исследованных в суде доказательств, а суд должен рассмотреть их по существу и вынести приговор.
Анализ вышеприведённых положений законодательства позволяет сделать вывод, что отказ от обвинения возможен в случае, если у лица, осуществляющего уголовное преследование, на основе имеющихся сведений сложилось:
• убеждение в том, что имеющиеся доказательства не позволяют сделать ввод о виновности лица;
• убеждение, что каких либо иных доказательств обвинения, которые было бы возможно представить в суд, более не существует.
Никаких иных требований для отказа от обвинения закон не выдвигает, в частности, он не указывает, чем должно быть восполнено в сознании прокурора утраченное убеждение в виновности. Следует согласиться с В.М. Савицким, что прокурор вполне может перейти «с позиции убеждения в виновности на позицию убежде­ния в невиновности, поскольку данные судебного след­ствия неопровержимо свидетельствуют о непричастности подсудимого к совершению преступления. Однако столь крутого поворота в сознании обвинителя вовсе не тре­буется для того, чтобы отказ от обвинения мог быть признан законным и обоснованным»1. Невиновность обвиняемого, подсудимого презюмируется и, следовательно, утраты убеждения в его виновности вполне достаточно для того, чтобы отказ от обвинения соответствовал закону.
§ 3. Основания отказа от обвинения и условия принятия решения по делу
Все приводимые выше причины изменения внутреннего убеждения лица, осуществляющего уголовное преследование, и, как следствие, отказа от обвинения, были рассмотрены пока только в одном аспекте — какие изменения в фактических обстоятельствах дела вызывают необходимость отказаться от обвинения. Од­нако в уголовном судопроизводстве все фактическое принимается во внимание и учитывается лишь постоль­ку, поскольку оно имеет юридически значимый эквива­лент. Фактические основания от­каза прокурора от обвинения должны получить юриди­ческую (процессуальную) характеристику, найти отра­жение в уголовно-процессуальном законе. Поэтому мотивируя отказ от обвинения, лицо, осуществляющее уголовное преследование, обязано привести ссылку на одно из оснований прекращения уголовного дела (п.п. 1,2 ст. 24 п.1 ст. 27 УПК)1.
Итак, первым основанием отказа от обвинения является отсутствие события преступления (п.1ч. 1 ст. 24 УПК). Событие в праве толкуется как один из видов юридических фактов. Отсутствие события преступления означает отсутствие юридического факта, в силу чего не может быть начато уголовное преследование и возникнуть обвинение. Существующее обвинение должно быть аннулировано, а начатое уголовное преследование прекращено ввиду отсутствия повода для возникновения уголовно-правового отношения.
В уголовно-правовом смысле «событие преступления» по существу тождественно понятию «состав преступления», поскольку преступное событие не может существовать вне хотя бы одного из четырех элементов состава преступления: объекта, объективной стороны, субъекта, субъективной стороны. Отсутствие события преступления одновременно означает отсутствие состава преступления. Однако в уголовно-процессуальном аспекте содержание понятия «событие преступления» более узкое, чем понятие «состав преступления», предусмотренное в уголовном праве. Так, применительно к обстоятельствам, подлежащим доказыванию по делу, речь идет отдельно о событии преступления (п.1 ст.73 УПК), виновности лица в совершении преступления, форме его вины и мотивах (п.2 ст.73 УПК), характере и размере вреда (п.4 ст.73 УПК) и т.д.
В литературе приводятся следующие возможные случаи отказа от обвинения по данному основанию1:
• когда не было самого факта, для расследования которого возбуждено уголовное дело;
• событие имело место, но не является преступлением, поскольку не является результатом чьего-либо деяния (удар молнии, стихийное бедствие и т.д.);
• событие было, но является результатом действий самого потерпевшего (самоубийство). При условии, что действия потерпевшего не были уголовно наказуемыми.
Уголовный кодекс РФ в ст. 8 устанавливает, что основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления. Поэтому отсутствие в совершённом обвиняемым, подсудимым деянии хотя бы одного признака состава преступления, предусмотренного соответствующей статьёй УК РФ, обязывает лицо, осуществляющее уголовное преследование, отказаться от выдвинутого им обвинения (п.2 ч. ст. 24 УПК). Кроме того, отказ по данному основанию возможен:
◦ если преступность и наказуемость деяния устранены новым законом до вступления приговора в законную силу (ч.2 ст. 24 УПК);
◦ если деяние, хотя формально и содержит признаки преступления, но в силу малозначительности не представляет общественной опасности (ч.2 ст. 14 УК РФ);
◦ если имеет место добровольный отказ от преступления (ст. 31 УК РФ);
◦ если деяние совершено в состоянии необходимой обороны (ст. 36 УК РФ);
◦ если вред причинён при задержании лица, совершившего преступление (ст. 38 УК РФ);
◦ если вред причинён в состоянии крайней необходимости (ст. 39 УК РФ);
◦ если преступление совершено под воздействием физического принуждения, в результате которого лицо не могло руководить своими действиями (бездействием) (ст. 40 УК РФ);
◦ если вред причинён при обоснованном риске (ст. 41 УК РФ);
◦ причинения вреда при исполнении обязательного и законного приказа или распоряжения (ст. 42 УК РФ).
◦ при отказе от дачи показаний против самого себя или своих близких родственников (примечание к ст. 308 УК РФ), а также заранее не обещанном укрывательстве преступления, совершённого близким родственником (примечание к ст. 316 УК РФ).
Представляется спорной позиция законодателя о прекращении уголовного преследования по основаниям, указанным в п.2 ст. 24 УПК в отношении лица, не достигшего возраста, с которого наступает уголовная ответственность, либо отстающего в психическом развитии (ч.3 ст. 27 УПК). Следует признать, что в действиях такого лица формально отсутствует состав преступления. Но невозможно игнорировать очевидный факт — в отношении лица невозможно осуществление уголовного преследования только вследствие недостижения им возраста уголовной ответственности, вопрос о виновности либо невиновности лица не разрешается и оправдания не происходит. При обнаружении этого обстоятельства обвинение и все предыдущие процессуальные акты не признаются незаконными, необоснованными и несправедливыми. Лицо освобождается от уголовной ответственности в силу «презумпции неразумения»1 и его право на реабилитацию ограничено (ч.4 ст. 133 УПК). Таким образом, в этом случае отсутствуют социальные последствия отказа от обвинения. Традиционно это основание рассматривалось как особый самостоятельный случай отсутствия состава преступления, влекущий свои специфические последствия. Ему всегда придавался существенно иной моральный и юридический смысл, нежели основаниям оправдания. Обстоятельства, указанные в ч.3 ст. 27 УПК, исключают дальнейшее уголовное преследование, но при этом не могут являться основанием отказа от обвинения.
В настоящий момент сложилась ситуация, при которой совершенно непонятно, как должен поступить суд, если обнаружились обстоятельства, указанные в ч.3 ст. 27 УПК. В статьях 239 (Прекращение уголовного дела или уголовного преследования), 254 УПК (Прекращение уголовного дела в судебном заседании) ч.3 ст. 27 УПК об этом не упоминается. В то же время в ч.8 ст. 302 УПК (Виды приговоров) указано, что, обнаружив в ходе судебного разбирательства основание, указанное в п.2 ст. 24 УПК, суд продолжает рассмотрение уголовного дела в обычном порядке до его разрешения по существу. При этом в случае, предусмотренном п. 2 ст. 24 УПК, суд постановляет оправдательный приговор, однако никаких пояснений, как должен поступить суд при обнаружении обстоятельств, указанных в ч. 3 ст. 27 УПК, в ст. 302 УПК не содержится. Возникает вопрос, может ли суд вынести в этом случае оправдательный приговор ввиду отсутствия в деянии подсудимого состава преступления (п.3 ч.2 ,ч. 8 ст. 302 УПК)? Нам представляется, что нет,поскольку, во-первых, такой приговор не будет отвечать требованию справедливости (ст. 297 УПК). Ведь справедливость есть нравственная оценка законности и обоснованности приговора, она выступает отражением социальной справедливости1. Вряд ли можно говорить, что социальная справедливость будет восстановлена вынесением оправдательного приговора в отношении человека, совершившего общественно опасное деяние, но неспособного понести уголовную ответственность ввиду недостижения им соответствующего возраста. Во-вторых, в этом случае возникнет противоречие между ч.3 ст. 302 УПК, которая устанавливает, что лицо, в отношении которого вынесен оправдательный приговор, имеет право на реабилитацию в порядке, установленном главой 18 УПК и ч. 4 ст. 133 УПК, которая ограничивает такое право при наличие обстоятельств, указанных в ч.3 ст. 27 УПК. Представляется, что ранее существовавший порядок, согласно которому при обнаружении в суде подобного обстоятельства необходимо было прекращать уголовное дело, вполне себя оправдывал, и к нему необходимо вернуться.
Одним из оснований отказа от обвинения является непричастность лица к совершению преступления. Данное основание по своей сути аналогично основанию предусмотренному п.2 ч.1 ст. 208 УПК РСФСР, во всяком случае в том значении, которое ему придавала наука. Предложения об установлении именно такой редакции данного основания высказывались многими процессуалистами1.
Пункт 20 ст. 5 УПК раскрывает понятие непричастности как не установленную причастность либо установленную непричастность лица к совершению преступления. Данная формулировка гораздо более полно отражает социальную сущность отказа от обвинения по данному основанию, поскольку гораздо более чётко определяет невиновность лица, чем существовавшая ранее «недоказанность участия в совершении преступления». Поэтому нам кажется неприемлемым предлагаемое некоторыми авторами разделение непричастности на два самостоятельных основания2. Это может поставить в неравное положение людей, уголовное преследование в отношении которых будет прекращено ввиду неустановленной их причастности к совершению преступления. Реабилитация таких людей может «не юристам» показаться сомнительной и по этой причине окажется неполной.
Отказываться от обвинения по этому основанию возможно если:
• доказаны событие и состав преступления;
• бесспорно доказана непричастность обвиняемого к преступлению, либо имеющиеся доказательства не позволяют сделать вывод о виновности лица и нет возможности получить новые.
Условия принятия решения по делу различаются в зависимости от стадии уголовного судопроизводства, на которой происходит отказ от обвинения.
Конституционный Суд РФ в постановлении от 8 декабря 2003 года указал, что в случае отказа от обвинения в суде «вынесение судом решения, обусловленного соответствующей позицией государственного обвинителя, допустимо лишь по завершении исследования значимых для этого материалов дела»1. Анализ п. 2 ст. 239, п.2 ст. 254, ч.7 ст. 246 УПК, а также ст. 477 (Приложение 20) позволяет сделать ввод, что значимыми для прекращения уголовного дела либо уголовного преследования в этом случае являются материалы, содержащие сведения, указывающие на наличие отказа от обвинения, заявленного в порядке установленном ч.7 ст. 246 УПК, оснований принятия такого решения, их связи с обвинением и имеющимися доказательствами по делу. В качестве условий принятия акта отказа от обвинения в суде можно выделить: обязанность государственного обвинителя мотивировать заявленный им отказ со ссылкой на одно из оснований, предусмотренных п.п.1 ,2 ст. 24 и п.1 ст.27 УПК, необходимость выслушивания мнения участников процесса со стороны обвинения и защиты по этому поводу, рассмотрения их в судебном заседании и отражения итогов обсуждения в протоколе судебного заседания2. При этом суд не может оценивать обоснованность решения государственного обвинителя об отказе от обвинения, поскольку суд вправе устанавливать виновность лица лишь при условии, если ее доказывают органы и лица, осуществляющие уголовное преследование, и не должен подменять органы и лиц, выдвигающих и обосновывающих обвинение. Все не устраняемые ими сомнения в виновности обвиняемого толкуются в пользу последнего3. Установив наличие всех условий, суд обязан прекратить уголовное дело или уголовное преследование по основаниям, указанным государственным обвинителем.
Отказываясь от обвинения на досудебных стадиях, орган уголовного преследования во всех случаях прекращает одновременно и производство по делу в отношении конкретного лица. Отказ от обвинения всегда индивидуализирован, и поэтому даже при полном отказе от обвинения производство по делу может продолжаться или, в некоторых случаях, приостанавливаться. Отказ от обвинения может быть связан с прекращением уголовного дела только в случае отказа от обвинения в отношении всех обвиняемых.

§ 4. Правовые последствия отказа от обвинения

Основным последствием отказа от обвинения является прекращение уголовного дела или уголовного преследования. В теории уголовного процесса к дискуссионным относится вопрос о том, является ли прекращение уголовного дела на досудебных стадиях его разрешением по существу. Многие процессуалисты отвечают на данный вопрос положительно1. Однако существует мнение, что, прекращая уголовное дело во время предварительного расследования, в том числе и за отсутствием события преступления, за отсутствием состава преступления, органы уголовного преследования не разрешают дела по существу, а «просто признают несостоятельной постановку вопроса об уголовной ответственности соответствующего лица, сами аннулируют предъявленное ими же обвинение»2.
Понятие «разрешение дела по существу» не имеет однозначной трактовки. Между тем во всех случаях прекращения уголовного дела по основаниям, предусмотренным п.п.1,2 ст. 24 УПК лицо, осуществляющее уголовное преследование, обязано прямо высказаться по поводу отсутствия события преступления либо отсутствия в деянии состава преступления. Тем самым, по нашему мнению, разрешается по существу основной вопрос уголовного дела.
Отказ от обвинения во всех случаях обладает свойствами общеобязательности и исключительности.
Общеобязательность данного акта заключается в том, что осуществлённый в соответствии с требованиями закона, он является обязательным для исполнения всеми учрежде­ниями, предприятиями, организациями, должностными лицами и гражданами (ч. 4 ст. 21 УПК).
Исключительность отказа от обвинения состоит в том, что наличие не отмененного постановления о прекращении уголовного дела по тому же обвинению исключает возможность продолжения уголовно-процессуальной деятельности и исследования обстоятельств, касающихся фактов и лиц по которым принято решение, кроме случаев, специально указанных в законе. При отказе от обвинения возобновление уголовного преследования лица по этому же обвинению возможно только после отмены постановления о прекращении уголовного дела либо уголовного преследования (п.п. 4,5 ч.1 ст. 27 УПК).
Государство обязано «не только предотвращать и пресекать в установленном законом порядке какие бы то ни было посягательства, способные причинить вред и нравственные страдания личности, но и обеспечивать пострадавшему от преступления возможность отстаивать, прежде всего, в суде, свои права и законные интересы любыми не запрещенными законом способами, поскольку иное означало бы умаление чести и достоинства личности не только лицом, совершившим противоправные действия, но и самим государством»1. По этой причине особого внимания заслуживает вопрос об обеспечении прав потерпевшего при отказе от обвинения.
Первоначально в советском уголовном процессе в делах публичного и частно-публичного обвинения потерпевший, если он не являлся гражданским истцом, не выполнял никакой уголовно-процессуальной функции и имел обязанности, аналогичные обязанностям свидетеля1. И даже если потерпевший заявлял гражданский иск, некоторые авторы всё равно отделяли его от стороны обвинения. Потерпевший, по их мнению, выполнял в этом случае гражданско-процессуальную функцию, т.е. его деятельность ограничивалась требованием о возмещении ущерба2.
Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 года, а вслед за ними и УПК РСФСР 1960 года существенно изменили положение потерпевшего. По мнению В.М. Савицкого, широкий объём и сам характер предоставленных потерпевшему процессуальных прав позволял считать, что деятельность потерпевшего направлена не только на охрану его прав, но и на изобличение лиц, виновных в совершении преступлений. Потерпевший заинтересован в том, чтобы лицо, совершившее преступление, было осуждено судом и его заставили загладить причиненный преступлением моральный, физический или имущественный вред3. Однако прямых указаний на то, что потерпевший по всем уголовным делам выступает как обвинитель, в Основах и в УПК РСФСР не содержалось.
Действительно, потерпевшего на судебных стадиях (а уж тем более во время предварительного расследования) вряд ли можно было рассматривать как самостоятельную фигуру в уголовном процессе. Потерпевший хотя и находился на стороне обвинения, но занимал положение, во всём зависимое от прокурора. Например, потерпевший по УПК РСФСР был лишён права выступать в судебных прениях; по всем вопросам, возникающим в суде, прокурор давал заключение, в то время как потерпевший лишь высказывал мнение; при рассмотрении дела в кассационной инстанции прокурору предоставлялась возможность обосновывать протест, потерпевший же только давал объяснения; только прокурор обладал правом принесения протеста в порядке надзора; по делам частного обвинения, если прокурор вступал в дело, потерпевший терял право на примирение с подсудимым и т.д.
Такое положение потерпевшего в советском уголовном процессе было вполне оправдано, поскольку помимо прокурора существовал ещё один орган, который был обязан контролировать правильность выполнения прокурором своей функции, а в некоторых случаях и самостоятельно выполнять отдельные элементы функции обвинения, защищая при этом права и интересы потерпевшего. Таким органом был суд, который мог по собственной инициативе отправить дело на доследование, в том числе и для изменения обвинения на более тяжкое, возбудить уголовное дело по новому обвинению, а также в отношении нового лица. В случае отказа прокурора от обвинения суд был вправе продолжить разбирательство дела по существу, фактически принимая на себя функцию обвинения.
Теперь, когда в основе судопроизводства лежит принцип состязательности, роль суда изменилась. Суд выполняет только функцию разрешения дела, не выступая на стороне обвинения или стороне защиты. Суд создаёт необходимые условия для выполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав (ст.15 УПК). Чёткое разделение функций обвинения и разрешения дела, ограниченность суда пределами предъявленного подсудимому обвинения, отсутствие у него возможности подменять органы, выдвигающие и обосновывающие обвинение, и самостоятельно устанавливать виновность лица, сталкивается с правом каждого человека на свободный доступ к правосудию.
Конституция РФ гарантирует потерпевшему доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба (ст. 52); судебную защиту его прав и свобод (ч.1 ст. 46); право обжаловать решения и действия органов государственной власти и должностных лиц (ч.2 ст. 46). При этом интересы потерпевшего в уголовном судопроизводстве не могут быть сведены исключительно к возмещению причиненного ему вреда, они в значительной степени связаны также с разрешением вопросов о доказанности обвинения, его объеме, применении уголовного закона и назначении наказания. УПК в качестве назначения уголовного судопроизводства устанавливает защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений (п.1 ч.1 ст. 6 УПК) и относит потерпевшего к стороне обвинения, наделяя его правом участвовать в уголовном преследовании по всем уголовным делам (п. 47 ст. 5, ст.22 УПК).
Чтобы потерпевший мог эффективно поддерживать обвинение, ему предоставляются обширные права: знать о предъявленном обвинении; представлять доказательства; заявлять ходатайства и отводы; знакомиться по окончании предварительного расследования со всеми материалами уголовного дела, выписывать из уголовного дела любые сведения и в любом объеме, снимать копии с материалов уголовного дела, в том числе с помощью технических средств; получать копии постановлений о прекращении уголовного дела, приговора суда первой инстанции, решений судов апелляционной и кассационной инстан­ций; участвовать в судебном разбирательстве уголовного дела в судах первой, второй и надзорной инстанций; выступать в судебных прениях; знакомиться с протоколом судебного заседания и подавать на него заме­чания; обжаловать приговор, определение, постановление суда; знать о принесенных по уголовному делу жалобах и представлениях и подавать на них возражения (ст.42 УПК). Ему также предоставлено право поддерживать обвинение по всем уголовным делам, а не только по делам частного обвинения, как это было ранее1.
Однако роль и формы участия потерпевшего в уголовном преследовании существенно отличаются от участия в нём государственных органов. Исходя из положений УПК, потерпевшего по делам публичного и частно-публичного обвинения нельзя отнести к лицам, осуществляющим уголовное преследование на досудебных стадиях. На стадии предварительного расследования потерпевший по-прежнему вынужден вести себя пассивно. Ещё в 1971 В. М. Савицкий писал, что, «возникнув на предварительном следствии, функция потерпевшего опирается на деятельность следователя в той ее части, которая посвящена обвинению. Вне этой деятельности потерпевший не может использовать свои права, не может добиться удовлетворения своих претензий к обвиняемому. Функция потерпевшего на предварительном следствии практически реализуется только с помощью следователя, находя свое внешнее выражение в составляемых им процессуальных документах. Развитие процесса происходит здесь исключительно в силу действий следователя, и роль потерпевшего сводится, поэтому, к оказанию содействия следователю в осуществлении им функции обвинения»2.
Стоит согласиться и с тем, что и в суде потерпевшего по делам публичного и частно-публичного обвинения вряд ли можно рассматривать как обвинителя3. Действительно, потерпевший по делам публичного и частно-публичного обвинения лишён важнейшего права обвинителя — формулировать изменять обвинение.
Однако приведённые выше положения Конституции РФ и УПК позволяют сделать вывод, что в нашем законодательстве существует возможность совместного поддержания обвинения государственным обвинителем и потерпевшим, или присоединения потерпевшего к предъявленному публичному обвинению1. Поэтому и прекращение уголовного преследования должно во всех случаях происходить при определённом участии потерпевшего.
Тезис, что «потерпевший не может поддерживать государственное обвинение, которого при отказе прокурора от обвинения уже нет»2, нам представляется не совсем верным, поскольку «обвинения нет» только в том случае, если отказ от обвинения был мотивирован в соответствии с положениями законодательства и не является ошибочным. Только законный и обоснованный отказ может аннулировать имеющееся обвинение, и только в этом случае потерпевший вполне справедливо может быть лишён права поддерживать обвинение. Принцип законности исключает произвольное усмотрение при отказе от обвинения. Оно недопу­стимо в той же мере, в какой недопу­стимо произвольное уголовное пре­следование3. Лицо, осуществляющее уголовное преследование, обязано мотивировать отка­з от обвинения как на досудебных стадиях, так и в суде (ч.4 ст.7; ч.7 ст. 246 УПК). Требование закона о приведении мотивов решения об отказе от обвинения предполагает возможность его последующей проверки. Следовательно, до тех пор, пока такая возможность не будет реализована либо утрачена по истечении сроков обжалования, отказ от обвинения не лишает потерпевшего права поддерживать обвинение.
Чтобы предотвратить ограничение прав потерпевшего, в УПК РСФСР была предусмотрена процедура выяснения мнения потерпевшего по поводу отказа государственного обвинителя от обвинения. Статья 430 УПК РСФСР устанавливала правило, согласно которому в суде присяжных отказ прокурора от обвинения в стадии судебного разбирательства влек прекращение дела полностью или в соответствующей части только при отсутствии возражений со стороны потерпевшего. Это было одним из условий законности отказа от обвинения в суде присяжных.
При возражении потерпевшего разбирательство дела продолжалось в объёме лишь тех эпизодов предъявленного подсудимому обвинения, по которым гражданин, пострадавший от преступления, признан потерпевшим1. После вынесения Конституционным Судом РФ постановления от 20 апреля 1999 года № 7-П по делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 3 части первой статьи 232, части четвертой статьи 248 и части первой статьи 258 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с запросами Иркутского районного суда Иркутской области и Советского районного суда города Нижний Новгород, в котором он признал ч.2 ст. 248 УПК РСФСР не соответствующей Конституции РФ2, это правило было распространено и на общий порядок судопрозводства. Весь дальнейший период действия УПК РСФСР судебная практика рассматривала выяснение мнения потерпевшего в качестве одного из элементов принципа состязательности и равноправия сторон. Так, Президиум Верховного Суда РФ отменил приговор и определение Судебной коллегии, а дело направил на новое судебное рассмотрение, поскольку суд нарушил закрепленные в ч. 3 ст. 123 Конституции Российской Федерации принцип состязательности и равноправия сторон. «Суд не обеспечил потерпевших правом выступить в судебных прениях, а также не выяснил, желают ли потерпевшие воспользоваться таким правом, тем самым они были лишены возможности сформулировать свои требования, изложить свою позицию по поводу отказа государственного обвинителя от обвинения и высказать возражения. Суд должен был не только предложить потерпевшим по окончании судебного следствия воспользоваться правом участия в судебных прениях, но и разъяснить им в начале судебного разбирательства в порядке ст. 274 УПК РСФСР, что они этим правом наделены» 1.
Признание необходимости выяснения мнения потерпевшего и его права самостоятельно, без участия государственного обвинителя, поддерживать обвинение вызывали на практике ряд новых вопросов. Каким образом необходимо выяснять мнение потерпевшего, если он отсутствует в судебном заседании? В состоянии ли потерпевший самостоятельно на должном уровне поддерживать обвинение? Как должен вести себя государственный обвинитель, если потерпевший настаивает на продолжении судебного разбирательства?
Наука и практика предлагали различные пути решения этих вопросов. Так, решая вопрос о явке потерпевшего, Верховный Суд РФ предлагал расценивать сознательную неявку потерпевшего в судебное заседание или отказ от выступления в судебных прениях как согласие потерпевшего с отказом прокурора от обвинения. Свердловским областным судом К. оправдан по ч. 3 ст. 148 УК РСФСР (вымогательство) за недоказанностью совершения преступления. Кассационная инстанция, рассмотрев дело по жалобе потерпевших в части оправдания подсудимого и оставив оправдательный приговор без изменения, указала следующее:
«Как видно из материалов дела, государственный обвинитель отказался от обвинения по ч. 3 ст. 148 УК РСФСР. Потерпевший Шихов, согласно его собственноручному заявлению, от участия в судебном заседании сознательно уклонился. Участвовавшая в процессе потерпевшая Литвинцева от предоставленной возможности выступить в судебных прениях отказалась. При таких обстоятельствах суд, в соответствии с постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 20 апреля 1999 г. № 7-П, не вправе был выносить обвинительный приговор, в связи с чем позиция суда первой инстанции признана правильной»1. Однако в этом случае остаётся не разрешённым вопрос, как должен поступить суд, если ему неизвестна причина неявки потерпевшего, имеет ли он право приостановить разбирательство дела до выяснения причин неявки потерпевшего?
Анализ постановлений и определений Конституционного Суда РФ2, постановлений Пленума Верховного Суда РФ3. позволяет утверждать, что и в настоящее время суды при отказе государственного обвинителя от обвинения обязаны выяснять мнение потерпевшего. Лишение потерпевшего возможности изложить свою позицию нарушает равенство прав сторон и ограничивает доступ к правосудию и потому является нарушением уголовно-процессуального закона. Однако необходимо констатировать факт, что суд во всех случаях мотивированного отказа от обвинения независимо от мнения потерпевшего обязан прекращать уголовное дело или уголовное преследование подсудимого. Представляется, что с учётом того, что потерпевший отнесён законом к стороне обвинения, выяснять мнение потерпевшего обязан прежде всего государственный обвинитель, именно на нём в первую очередь лежит обязанность защищать права лиц потерпевших от преступлений. Однако проведённое анкетирование показало, что только 37,05% государственных обвинителей при отказе от обвинения считают необходимым учитывать мнение потерпевшего, 29,08% будут учитывать его только в случае полного отказа от обвинения, 33,87 % считают возможным отказаться от обвинения без учёта мнения потерпевшего. При этом 77,74 % государственных обвинителей указали, что независимо от мнения потерпевшего основное значение для них будет иметь их собственное внутреннее убеждение, сложившееся на основе исследованных доказательств.
В целях создания потерпевшему возможности поддерживать обвинение предлагалось обязать государственного обвинителя в случае несогласия потерпевшего с его отказом от обвинения продолжать участвовать в деле. Однако очевидно, что государственный обвинитель, у которого сложилось внутреннее убеждение о необходимости отказа от обвинения, не сможет эффективно в дальнейшем поддерживать данное обвинение.
Чтобы избежать этого, предлагалось предоставить потерпевшему право поддерживать обвинение самостоятельно, без участия государственного обвинителя, пользуясь услугами представителя, для чего закрепить в УПК право потерпевшего на бесплатную юридическую помощь представителя1. Это предложение тоже было отвергнуто законодателем2, и мы разделяем эту позицию.
Деятельность лиц, осуществляющих публичное уголовное преследование, и деятельность потерпевшего не совпадают по своему направлению, поскольку не совпадают цели, на достижение которых эта деятельность направлена3. Государственный обвинитель в суде поддерживает государственное обвинение, он защищает общественные, государственные интересы, его задачей является привлечение к уголовной ответственности лица, виновного в совершении преступления. Потерпевшего же интересует прежде всего восстановление его прав, нарушенных преступлением, возмещение материального и морального вреда4. Конечно, в большинстве случаев потерпевший заинтересован в привлечении к уголовной ответственности именно виновного лица, но далеко не всегда. Невозможно требовать от потерпевшего объективности при поддержании обвинения, поскольку он лично заинтересован в исходе дела. Следовательно, осуществляемое им самостоятельно публичное уголовное преследование не будет соответствовать требованиям закона, и он, как обвинитель, подлежит отводу.
Возникает также вопрос — за счёт каких средств подсудимому, в случае его оправдания, будет возмещаться вред, причиненный уголовным преследованием, нахождением под стражей, ограничением его прав, другими действиями, в частности наложением ареста на имущество?
По-видимому, не найдя ответов на эти вопросы, законодатель не предусмотрел в УПК возможность самостоятельного поддержания обвинения потерпевшим по делам публичного и частно-публичного обвинения и не предложил, по сути, взамен никакой иной процедуры, позволяющей потерпевшему контролировать действия государственного обвинителя.
8 декабря 2003 года Конституционный Суд РФ признал не соответствующей Конституции РФ ч. 9 ст. 246 УПК, указав при этом, что интересы потерпевшего в уголовном судопроизводстве не могут быть сведены исключительно к возмещению причиненного ему вреда, они в значительной степени связаны также с разрешением вопросов о доказанности обвинения, его объеме, применении уголовного закона и назначении наказания, тем более что во многих случаях от решения этих вопросов зависят реальность и конкретные размеры возмещения вреда. Гарантируя судебную защиту интересов гражданина и его право на обжалование в суд решений и действий органов государственной власти и должностных лиц, ст. 46 Конституции РФ исходит из обязанности государства обеспечить каждому рассмотрение его дела как минимум двумя судебными инстанциями. Ограничение права на доступ к суду вышестоящей инстанции не может быть оправдано конституционно значимыми целями, а предусмотренный ч.9 ст. 246 УПК пересмотр судебных решений ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств не может рассматриваться в качестве достаточной гарантии прав участников уголовного судопроизводства1.
Потерпевший получил возможность обжаловать в кассационном и апелляционном порядке решение, принятое в результате отказа государственного обвинителя от обвинения в суде. Но доступ к правосудию — это не только право быть услышанным, но и соответствующая обязанность государственных органов принять решение по приведённым аргументам. Действующее законодательство не предусматривает вынесения процессуального документа, фиксирующего решение государственного обвинителя об отказе от обвинения и это обстоятельство препятствует его обжалованию. Суд 2-й инстанции лишён возможности принять решение о законности и обоснованности отказа государственного обвинителя по основаниям, предусмотренным п.п. 1,2 ст. 24 и п.1 ст. 27 УПК. Потерпевший может обжаловать только судебное постановление о прекращении уголовного дела, уголовного преследования в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения, которое выносится при наличии мотивированного заявления об отказе от обвинения.
Наше законодательство вернулось к ситуации, возникшей в 1999 году после вынесения Конституционным судом РФ постановления от 20 апреля 1999 г №7 –П. Разъясняя впоследствии это постановление, Конституционный Суд РФ оставил открытым вопрос о том, возможен ли пересмотр решения суда, принятого в результате отказа от обвинения (на тот момент это был приговор), если позиция государственного обвинителя была ошибочной и это отразилось на законности и обоснованности приговора, указав лишь, что решение по данному вопросу должно приниматься самими судами кассационной и надзорной инстанций1. Суды так и не выработали единого подхода к этому вопросу, принимая различные решения2.
По мнению Конституционного Суда РФ, вышестоящий прокурор, если он установит, что нижестоящим прокурором не были обеспечены публичные интересы, вправе и обязан исправить обнаруженные отступления от требований закона. При этом Генеральный прокурор РФ и подчинённые ему прокуроры вправе как принимать решения, обязательные для нижестоящих прокуроров, так и отменять принятые нижестоящими прокурорами решения.
Не оспаривая обязанность и право прокурора исправлять допущенные нарушения закона, необходимо отметить, что в силу специфики акта отказа от обвинения вышестоящий прокурор не может отменить решение государственного обвинителя об отказе от обвинения, поскольку сразу после заявления государственным обвинителем мотивированного отказа по делу принимается судебное решение. По этой причине пересмотр решения государственного обвинителя возможен только совместно с судебным решением. Пересмотр же не вступившего в законную силу судебного решения возможен только в апелляционном либо кассационном порядке. Вступившее в законную силу судебное решение, принятое в результате отказа от обвинения, может быть пересмотрено только при наличии новых или вновь открывшихся обстоятельств. В порядке надзора пересмотр такого решения невозможен в связи с новеллой, закреплённой в ст. 405 УПК.
Чтобы создать полноценную возможность исправления допущенной государственным обвинителем ошибки в законодательстве стоило бы предусмотреть обязанность государственного обвинителя выносить постановление об отказе от обвинения и представить потерпевшему и вышестоящему прокурору возможность апелляционного и кассационного обжалования данного постановления совместно с постановлением суда о прекращении уголовного дела или уголовного преследования.
Отказ от обвинения в случае прекращения уголовного дела или уголовного преследования влечёт также окончательное разрешение целого ряда процессуальных вопросов. Отменяется мера пресечения, применённая к обвиняемому (подсудимому); снимается арест с имущества и корреспонденции; отменяется временное отстранение от должности; прекращается контроль и запись переговоров (п.8 ч.2 ст. 213, п.2 ч. 3 ст. 239 УПК). В некоторых случаях должно быть принято и решение о судьбе вещественных доказательств (ч. 3 ст. 81, п.9 ч.2 ст. 213, п.3 ч.3 ст. 239 УПК).
Социальные последствия отказа от обвинения выражаются в полной реабилитации лица. Реабилитация — это многогранный комплексный правовой институт глубокого социально-нравственного смысла. В социальном аспекте реабилитация означает, что независимо от стадии уголовного процесса, в которой она осуществляется, и от органа, принявшего реабилитирующий акт, обвиняемый, подсудимый, осуждённый официально провозглашаются невиновными в совершении преступления, тем самым констатируется отсутствие самих оснований для привлечения лица к уголовной ответственности и уголовно-правового отношения. Уголовное преследование и меры уголовно-процессуального принуждения, а также все вытекающие отсюда неблагоприятные социально-правовые последствия признаются социально неоправданными.
Существует два основных подхода к пониманию правового аспекта реабилитации. Согласно первому из них, реабилитация — это оправдание судом подсудимого или прекращение уголовного дела в отношении осужденного, обвиняемого, а также подозреваемого за отсутствием события, состава преступления, ввиду недо­казанности участия обвиняемого в совершении преступ­ления, а равно по другим основаниям, представляющим собой различные варианты перечисленных условий и обстоятельств1. В этом случае реабилитация выступает в качестве формального основания возмещения вреда, причиненного гражданину судебно-следственными органами в процессе осуществления уголовного преследования2. Именно в таком виде понятие реабилитации существует в УПК Республики Казахстан (ч.1 ст. 39).
Согласно другой точке зрения, реабилитация — это не только признание невиновности лица, но и последующее восстановление его в правах и честном имени, а также возмещение ущерба3. Именно так реабилитация понимается, например, в Модельном УПК для государств-участников СНГ (Глава 7) и УПК Республики Узбекистан (Раздел 7). УПК тоже воспринял эту точку зрения, определив реабилитацию как порядок восстановления прав и свобод лица, незаконно или необоснованно подвергнутого уголовному преследованию, и возмещение причинённого ему вреда (п.34 ст. 5 УПК).
В значении и сущности реабилитации выделяют три функции: компенсационную, политическую и нравственную4.
Компенсационная функция состоит в том, что государство принимает на себя устранение всех неблагоприятных последствий, при этом восстанавливаются личные блага, лишение или ограничение которых представляет собой вред. Ликвидируются и более отдалённые последствия привлечения к уголовной ответственности, происходит полное восстановление социально-правового статуса гражданина, его ресоциализация во всех сферах. Часть 1 ст. 133 УПК уточняет, что государственные органы возмещают реабилитированному имущественный вред, устраняют последствия морального вреда и восстанавливают трудовые, пенсионные, жилищные и иные права. При реабилитации в порядке, установленном Главой 18 УПК, возмещается только тот вред и восстанавливаются только те права, которые были непосредственно причинены и ограничены осуществлявшимся в отношении реабилитированного уголовным преследованием, либо незаконным применением к нему мер процессуального принуждения.
В ч.1 ст. 135 УПК перечислены виды возмещаемого реабилитированному лицу имущественного вреда, причиненного в результате уголовного преследования и применения мер процессуального принуждения. Помимо возмещениязаработной пла­ты, пенсии, ряда других непосредственно указанных в ч. 1 ст. 135 УПК возмещаемых сумм, п.5 данной статьи предусматривает возмещение и иных расходов. Таким образом, зако­нодателем не установлен исчерпывающий перечень расходов, подлежащих возмещению в порядке главы 18 УПК. К иным расходам могут относиться суммы, взысканные с незаконно осужденного по гражданскому иску, внесенные реабилитированным в возмещение имущественного вреда добровольно, расходы на оплату проезда по вызовам органов расследова­ния и суда, найма жилого помещения1.
В порядке главы 18 гражданину не должна возмещаться упущенная выгода, поскольку этот вред не причинён непосредственно уголовным преследованием лица и применявшимся к нему мерами принуждения. Кроме того, размер её не может быть установлен произвольно реабилитированным, органами уголовного преследования или судом и подлежит доказыванию. Поэтому более приемлемым способом разрешения вопроса о её размере и необходимости возмещения является гражданское судопроизводство.
Моральный вред, возмещаемый в порядке ст. 136 УПК, может выражаться в лишении или ограничении свободы и лишении или умалении чести (положительной репута­ции), дискредитации доброго имени гражданина. Возмещается моральный вред только способами, установленными в ст. 136 УПК. Вопрос о компенсации морального вреда в денежном выражении рассматривается в порядке гражданского судопроизводства.
Значение института реабилитации не ограничивается охраной прав и законных интересов личности. Не менее важен и социально-политический аспект реабилитации. «Выступая средством исправления следственных и судебных ошибок, восстанавливая невиновных в их нарушенных правах, он утверждает высокие идеалы гуманизма и нравственности при осуществлении уголовно-процессуальной деятельности, даёт гражданам основания верить в торжество закона и правды. Тем самым, институт реабилитации придаёт юридическую форму правовым и социальным обязательствам государства перед личностью, и выступает гарантией того, что следственные и судебные ошибки будут исправлены и справедливость в итоге будет восстановлена»1.
Нравственная функция реабилитации вытекает из двух предыдущих и представляет собой осознание гражданином, вовлечённым в сферу головного судопроизводства, защищённости со стороны закона своих прав, в частности, права на возмещение вреда1.
Стоит согласится с мнением И.Л. Петрухина, что при конструировании главы 18 УПК «без достаточных оснований соединены два разных института: реабилитация и возмещение вреда, причиненного незаконными действиями следователя, прокурора, суда»2. Круг оснований прекращения уголовного дела, включённых законодателем в ст. 133 УПК, неоправданно широк. Основания, предусмотренные п.п. 5,6 ст. 24 и п.п. 4-6 ст. 27 УПК не должны влечь за собой реабилитацию лица в порядке главы 18 УПК. Эти основания были отнесены законодателем к основаниям реабилитации, по видимому, в связи с тем, что при их наличии осуществление уголовного преследования и применение мер принуждения считаются незаконными. Однако реабилитация имеет своей целью, прежде всего, восстановление социальной справедливости, нарушенной в результате уголовного преследования невиновного лица. А о необходимости восстановления социальной справедливости при наличии оснований, предусмотренных п.п. 5,6 ст. 24 и п.п. 4-6 ст. 27 УПК речи идти не может, поскольку вопрос о виновности либо невиновности ни органами уголовного преследования, ни судом не разрешается. Порядок восстановления прав и возмещения имущественного и морального вреда, установленный главой 18 УПК, при наличии подобных оснований не должен применяться, а все последствия, причинённые незаконным уголовным преследованием и применением мер принуждения в этих случаях, могут быть устранены в порядке гражданского судопроизводства в соответствии со ст. 1070 ГК РФ. То же самое можно сказать и об обстоятельствах, предусмотренных ч.3 ст. 133 УПК. Представляется, что возмещение вреда в порядке реабилитации должно осуществляться только в отношении лица, привлечённого к уголовной ответственности и впоследствии признанного невиновным.
Вряд ли можно согласится с мнением, что одним из обязательных условий возмещения в рамках реабилитации вреда, причинённого действиями правоохранительных органов, является их противоправность1. Употребляющиеся в главе 18 УПК термины «незаконно подвергнутого уголовному преследованию» и «незаконно подвергнутого мерам процессуального принуждения» не совсем полно отражают основания реабилитации и нуждаются в уточнении. Специфика уголовно-процессуальной деятельности обусловливает возможность и такой ситуации, когда достаточные социально-нравственные предпосылки для восстановления прав и возмещения вреда пострадавшему создаются и в результате уголовно-процессуальных действий, не являющихся незаконными. Несмотря на то, что имел место отказ от обвинения, задержание или какая либо мера пресечения могли быть применены к лицу совершенно законно и обоснованно. Следует согласиться с тем, что «чем бы ни был детерминирован факт применения в отношении невиновного наказания или иных мер судебно-следственного принуждения — злоупотреблением или небрежностью должностных лиц, недобросовестным от­ношением их к своим служебным обязанностям или недостаточным знанием ими требований закона, несовершен­ством последнего или крайней сложностью уголовного дела и стечением обстоятельств, причиненный вред не может найти оправдания ни с социально-нравственных, ни с юридических позиций. Это обстоятельство и обра­зует главную предпосылку для законодательного регулирования его возмещения»1.
Мы полагаем, что главным, непосредственно соответствующим назначению института реабилитации, условием восстановления прав и возмещения любого вида вреда, причиненного гражданину органами уголовного преследования и судом, является его невиновность в совершении преступления.
В литературе высказывалось мнение, что следует признавать за лицом право на возмещение вреда и в случае виновности гражданина в преступлении, совершение которого порочит его в значительно меньшей степени, нежели вменяемое ему в вину2. Законодатель учёл это предложение и признал за лицом право на реабилитацию и в случае частичной отмены приговора суда и прекращения уголовного дела (п.4 ч.2 ст. 133 УПК). Однако редакция п.4 ч.2 ст.133 УПК позволяет сделать вывод, что право на реабилитацию имеет только осуждённый, в отношении которого был частично отменён обвинительный приговор. Такое ограничение нарушает права этого же участника, если имел место частичный отказ от обвинения на досудебной стадии. Представляется, что в настоящее время это положение законодательства стоит толковать расширительно, право на реабилитацию, в случае частичного отказа от обвинения, должен иметь и обвиняемый.
Мы не согласны с мнением, что при частичной реабилитации речь может идти исключительно о восстановлении чести гражданина3. По нашему мнению, и в случае частичной реабилитации лицо может иметь право на возмещение имущественного вреда и восстановление нарушенных прав. Так, одним из условий применения меры пресечения в виде заключения под стражу является то, что лицо обвиняется в совершении преступления, за которое уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет (ч.1 ст. 108 УПК). Мы полагаем, что если к обвиняемому было применено заключение под стражу с учётом этого условия, а в дальнейшем будет установлено, что он совершил менее тяжкое преступное деяние, обвиняемый имеет право на возмещение всех видов вреда, которые были ему причинены в результате содержания под стражей.
Нет необходимости отдельно признавать за лицом право на реабилитацию, как это предусмотрено в ч.1 ст. 134 УПК. Право на реабилитацию появляется сразу после прекращения уголовного дела по реабилитирующим основаниям или вынесения оправдательного приговора. Сформулированное в ст. 134 УПК правило совершенно излишне и является дополнительным формальным условием для возникновения у лица права на реабилитацию, что создаёт возможность для необоснованного лишения лица принадлежащего ему права.
Так, по приговору суда Титов был оправдан за недоказанностью его участия в совершении вменяемых ему в вину преступлений и обратился в суд с заявлением о признании за ним права на реабилитацию и о возмещении имущественного вреда. Областной суд отказал Титову в признании права на реабилитацию в порядке, предусмотренном ст. 134 УПК, и выплате 21000 рублей в возмещение заработной платы. На это решение суда прокурором было принесено представление. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ оставила без удовлетворения кассационное представление прокурора, указав, что по смыслу ст. 134 УПК приговор, определение, постановление суда, вынесенные по основаниям, предусмотренным в ч. 2 ст. 133 УПК, обязательно должны содержать указание о праве гражданина на реабилитацию, включая возмещение ему причиненного вреда. Оправдательный приговор в отношении Титова был вынесен 22 февраля 2001 года, т.е. до введения в действие УПК Российской Федерации, и, соответственно, не содержал указания на такое право оправданного. Вынесение же дополнительного акта о реабилитации, как ставится вопрос в представлении, действующее уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает1.
Ещё одним препятствием для восстановления прав оправданного является заявительный порядок возмещения вреда. Заявительный порядок может быть уместен только тогда, когда речь идёт о восстановлении чести несправедливо обвинённого в совершении преступления. Во всех остальных случаях необходимость заявления лицом соответствующего требования, на наш взгляд, тоже является дополнительным формальным условием, излишне усложняющим процедуру.
Решение о возмещении лицу вреда, причинённого уголовным преследованием и мерами принуждения, «как и решение о возвращении гражданину сво­боды, следовало бы рассматривать в качестве необхо­димой составной части соответствующего уголовно-процессуального акта, которым официально удостоверяется несправедливость уголовного наказания или мер уголовно-процессуального принуждения: оправдательного приговора, постановления органа дознания, следователя или прокурора о прекращении уголовного дела в ста­дии предварительного расследования по основаниям, реабилитирующим обвиняемого, а также определения или постановления суда о прекращении уголовного дела по названным основаниям в стадии предания суду, кас­сационного, надзорного производства или возобновле­ния дела по вновь открывшимся обстоятельствам, опре­деления или постановления названных судебных инстан­ций, которыми в содержание обвинения, предъявленно­го на предыдущих стадиях процесса, или в назначенное и исполненное наказание внесены существенные изме­нения, и т.д. и т.п.»1. Таким образом, государственному органу стоило бы сразу после прекращения уголовного дела выносить указанное в ч.4 ст. 135 УПК постановление о производстве выплат. При этом вполне «достаточно, чтобы своим содержанием данное реше­ние отвечало лишь на основные вопросы, а именно: ка­кими мерами принуждения по уголовному делу и какой вред причинен, кому и каким способом он должен быть возмещен»2. Окончательные же расчеты объема подлежа­щего возмещению имущественного вреда могут быть произведены в дальнейшем соответствующими финансовыми органами государства на ос­новании как имеющихся в деле, так и дополнительно представленных заинтересованными лицами уголовно-процессуальных и иных документов, отражающих размер утраченной заработной платы, иных упущенных доходов и т. п.
При этом, если по каким либо причинам государственный орган, принявший окончательное решение, не рассмотрел вопрос о возмещении реабилитированному вреда, необходимо предоставить лицу право самостоятельно направлять требование о возмещении вреда непосредственно в суд. Однако возлагать обязанность реабилитации исключительно на суд3, по нашему мнению, нецелесообразно, поскольку это может привести к перегруженности судов. Тем более что с введением в действие УПК наблюдается рост числа дел, прекращённых по реабилитирующим основаниям. Так, по данным Генеральной прокуратуры РФ за 3 месяца 2002 года после 1 июля было прекращено за отсутствием события преступления либо состава преступления 66 015 уголовных дел, возбужденных органами МВД РФ, что в 2 раза превышает показатели за аналогичный период 2001 года1. В значительном числе случаев реабилитация вполне может быть осуществлена и органами уголовного преследования. Согласно статистике в ходе досудебного расследования было реабилитировано в 1998 г. - 5711 чел., в 1999 г. – 4778 чел., в 2000 г. – 4359 человек2.
Отказ от обвинения влёчёт за собой также и гражданско-процессуальные, гражданско-правовые (связанные с реабилитацией) последствия. Отказ от обвинения не лишает сторону обвинения права в дальнейшем предъявить гражданский иск в порядке гражданского судопроизводства (ч.10 ст. 246 УПК), но рассмотрение такого иска в гражданском процессе имеет свои особенности, в частности особый порядок доказывания, связанный с преюдициальным значением фактов, установленных некоторыми решениями государственных органов.
В литературе по вопросу о юридическом значении акта отказа от обвинения (прекращения уголовного дела) в гражданском процессе высказаны две основные точки зрения. Согласно первой, этот вопрос чётко урегулирован ч.4 ст. 61 ГПК РФ установившей, что для суда, рассматривающего дело о гражданско-правовых последствиях действий лица, обязателен только лишь приговор суда. Оснований же для распространения по аналогии права преюдиции решения и приговора суда на «прокурорско-следственные» акты, не имеется, поскольку аналогия не может быть применена при наличии правовой нормы, регулирующей спорное гражданское отношение1. Значит суждения след­ственных органов о том, имели ли место действия и совершены ли они определен­ным лицом, сформулированные в поста­новлении по уголовному делу, необяза­тельны для суда, рассматривающего иск о гражданско-правовых последствиях этих действий. В противном случае суд из органа правосу­дия, постановления которого выносятся на основе материалов дела, исследованных в су­дебном заседании, и, вследствие этого, при­обретают верховенство над всеми другими актами, превратился бы в ре­гистратора мнения следователя2.
Другая группа авторов считает, что преюдициальное значение должны иметь не только приговор суда по уголовному делу, но и другие акты судебно-следственных органов3.
По нашему мнению, акт отказа от обвинения должен иметь преюдициальное значение при рассмотрении гражданского иска в порядке гражданского судопроизводства. Пункт 4 ч.2 ст. 392 ГПК РФ допускает возможность, что основанием к вынесению решения суда может послужить не только предыдущее решение или приговор суда, но и определение, постановление суда, а также постановление иного государственного органа. Мы согласны с тем, что преюдициальность фактов основывается на компетенции соответствующих правоприменительных органов и законной силе выносимых ими правоприменительных актов, и, следовательно, есть все основания полагать, что факты, установленные актом любого правоприменительного органа, имеют преюдициальное значение для суда, рассматривающего дело с участием тех же лиц, если эти акты вынесены в пределах компетенции соответствующего органа и вступили в законную силу1.
Таким образом, основным вопросом, на который необходимо ответить при определении преюдициального значения актов следственных органов, является вопрос о компетентности лица, осуществляющего уголовное преследование, устанавливать своим решением определённые обстоятельства произошедшего события.
Согласно статьи 49 Конституции РФ виновность лица в совершении преступления может быть установлена только приговором суда и потому выводы о виновности лица в совершении действий, входящих в состав преступления, а также само совершение этих действий, содержащиеся в постановлении лица, осуществляющего уголовное преследование, обязательными для суда являться не могут.
В то же время наше законодательство вполне допускает возможность признания лица невиновным в совершении преступления не только судом, но и органами уголовного преследования. «Это с очевидностью вытекающее непосредственно из закона положение и определяет тот факт, что юридическое значение акта прекращения уголовного дела по реабилитирующим основаниям практически во всех случаях абсолютно равнозначно оправдательному приговору»2. Следовательно, установленные в постановлении о прекращении уголовного дела или уголовного преследования факты, при условии, что такое прекращение связано с отказом от обвинения, имеют преюдициальное значение при рассмотрении дела о гражданско-правовых последствиях действий лица, обвинявшегося в совершении преступления.
Список используемой литературы

1. Александров А.С. Субсидиарный уголовный иск // Государство и право. 2000. № 3. С. 75-83.
2. Алексеев С.Н. Функции прокурора по новому УПК РФ // Государство и право. 2002. №5. С. 99-102.
3. Алексеев С.С. Общая теория права. Т. 2. М.: Юридическая литература 1982. 360 с.
4. Аликперов Х. Государственное обвинение: Нужна реформа // Законность. 2000. №12. С. 2-4.
5. Аликперов Х. О процессуальной фигуре государственного обвинителя // Российская юстиция. 2003. № 3. С. 45-47.
6. Амирбеков К. Отказ прокурора от обвинения // Законность. 2001. № 8. С. 31-32.
7. Аникина Е.Н. Производство по делам частного обвинения. Автореф. дис. … кан. юр. наук. Саранск, 2000. 20 с.
8. Артемьева Л.В., Буденко Н.И., Вербицкая Л.Б. и др. Настольная книга мирового судьи: Учебно-методическое пособие. М.: Изд-во БЕК, 2002. 624 с.
9. Бабаев В.К. Логико-юридическая природа правоприменительных актов // Юридические гарантии применения права и режим социалистической законности СССР. Вып. 4. Ярославль, 1977. С. 19-25.
10. Бабичев А. Проблемы государственного обвинения // Законность. 2001. №4. С.24-26.
11. Багаутдинов Ф. Васин А. Последствия отказа прокурора от обвинения в суде // Российская юстиция. 2000. №8. С.40-41.
12. Багаутдинов Ф. Возбуждение уголовного дела по УПК РФ // Законность. 2002. №7.
13. Балакшин В. Состязательность или оптико-акустичиский обман? // Законность. 2001. №12. С.23-27.
14. Басков В. И. Проку­рорский надзор при рассмотрении судами уголовных дел. М.: Юридическая .литература. 1980. 272 с.
15. Басков. В. И. Прокурор в суде первой ин­станции. М.: Юридическая литература. 1968. 200 с.
16. Безлепкин Б.Т. Возмещение вреда, причиненного гражданину судебно-следственными органами. Учебное пособие. М.: Изд-во Акад. МВД СССР. 1979. 204 с.
17. Безлепкин Б.Т. Вопросы реабилитации на предварительном следствии. Лекция. Горький: Изд-во ГВШ МВД СССР. 1975. 36 с.
18. Божьев В.П. Особенности производства по делам частного обвинения // Российский судья. 2001. № 7. С.40-43.
19. Бойков А., Скворцов К., Рябцев В. Проблемы развития правового статуса Российской прокуратуры (в условиях переходного периода). М: Изд-во НИИ проблем укрепления законности и правопорядка, 1998. 92 с.
20. Бойцова Л.В. Реабилитация незаконно осуждённых граждан. Автореф. дис. … кан. юр. наук. Ленинград, 1990. 22 с.
21. Вершинин А.П. Электронный документ: правовая форма и доказательство в суде. Учебно-практическое пособие. М.: Изд-во Городец, 2000. 248 с.
22. Викут М.А., Зайцев И.М. Гражданский процесс России: Учебник. М. Юрист, 1999. 384 с.
23. Власихин В.А. Государственнй обвинитель в уголовном процессе США // Советское государство и право. 1981. №7. С.102-107.
24. Володина Л.М. Новые проблемы российского уголовного процесса // Правовая политика и правовая жизнь. 2002. №4. С. 184-192.
25. Волосова Н. Об институте сообвинения // Российская юстиция. 1998. №4. С. 11.
26. Воскресенский В. Участие прокурора в рассмотрении дел // Российская юстиция. 1996. №7. С.2-4
27. Гаврилов Б.Я. О некоторых проблемных вопросах реализации органами предварительного следствия правовых норм о защите конституционных прав и свобод человека и гражданина // Черные дыры в российском законодательстве. 2001. №1. С.421-516.
28. Галкин Б. А. Советский уголовно-процессуальный закон. М.: Госюриздат, 1962. 255 с.
29. Гальперин И.М. Направление судом уголовного дела на доследование. М.: Госюриздат, 1960. 170 с.
30. Головко Л.В. Новый УПК Российской Федерации в контексте сравнительного уголовно-процессуального права // Государство и право. 2002. №5. С. 51-61.
31. Голосова С.А. Проблема соблюдения прав потерпевшего в случае отказа прокурора от обвинения // Юрист. №8. С48-50.
32. Голунский С.А. Вопросы судопроизводства и судоустройства в новом законодательстве Союза ССР. М.: Госюриздат. 1959. 475 с.
33. Горобченко А. Частное обвинение как особый вид уголовно-процессуальной деятельности // Юридический вестник: Ежеквартальный журнал правоохранительных, правоприменительных органов и юридической общественности Ханты-Мансийского автономного округа. Ханты-Мансийск, 2002. - № 1 (9). С.13-14.
34. Грабовская Н.П., Солодкин И.И., Элькинд П.С. К вопросу о делах частного обвинения // Вопросы уголовного права и процесса: Ученые записки Ленинградского университета. Ленинград: Изд-во Ленинградского ун-та, 1956. № 202. С.165-187.
35. Гражданский процесс: Учебник / Отв. ред. В.В. Ярков, М: БЕК, 2000. 624с.
36. Гражданский процесс: Учебник / Под ред. В.А. Мусина, Н.А. Чечиной, Д.М. Чечёта М.: Проспект, 2001.
37. Григорьев В.Н. О согласии прокурора на возбуждение уголовного дела // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового УПК РФ. М.: МГЮА, 2002. С. 122-124.
38. Грошевой Ю.М. Сущность судебных решений в советском уголовном процессе. Харьков: Высшая школа 1979. 144с.
39. Гуценко К.Ф. Частное обвинение в советском уголовном процессе. Автореф. дис. … кан. юр. наук. М., 1958. 19 с.
40. Давыдов П.М., Мирский Д.Я. Прекращение уголовных дел в советском уголовном процессе. М.: Госюриздат, 1963. 99 с.
41. Даев В.Г., Маршунов М.Н. Основы теории прокурорского надзора. Ленинград: Изд-во Ленинградского ун-та. 1990. 136 с.
42. Демидов И., Тушев А. Отказ прокурора от обвинения // Российская юстиция. №8. 2002. С. 25-27
43. Демченко Е.В. Участие потерпевшего и его представителя в доказывании. Автреф. дис. … кан. юр. наук. М., 2001. 27 с.
44. Диков А.В. Обязательства по возмещению вреда, причинённого органами дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда. // Чёрные дыры в российском законодательстве. 2001. №1. С.516-564.
45. Дорошков В.В. Руководство для мировых судей. Дела частного обвинения. М.: Изд-во НОРМА, 2001. 272 с.
46. Дорошков В.В. Частное обвинение: правовая теория и судебная практика. М.: Изд-во НОРМА, 2000. 144 с.
47. Дубинский А. Я. Прекращение уголовного дела в стадии предва­рительного расследования. Учебное пособие. Киев: Изд-во КВШ МВД СССР, 1975. 132 с.
48. Дубинский А.Я. Основания к прекращению уголовного дела в стадии предварительного расследования. Учебное пособие. Киев: Изд-во НИиРИО КВШ МВД СССР, 1973. 124 с.
49. Дубинский А.Я., Чангули Г.И. Исполнение процессуальных решений следователя. Правовые и организационные проблемы. Киев: Изд-во Наукова думка, 1984. 182 с.
50. Ефимичив С.П., Ефимичев П.С. Уголовно-процессуальное законодательство и решения Конституционного суда // Журнал российского права. 2000. №1. С.26-33.
51. Жариков Ю.С. Процессуальное документирование при производстве дознания или предварительного следствия. Автореф. дис… кан. юр. наук. М., 1997. 23 с.
52. Жогин Н.В., Фаткуллин Ф.Н. Предварительное следствие в советском уголовном процессе. М.: Юридическая литература, 1965. 367 с.
53. Звирбуль В.К. Перспективы развития прокурорского надзора в правовом государстве // Советское государство и право. 1990. № 9. С. 53-59
54. Зеленецкий В.С. Отказ прокурора от государственного обвинения. Учебное пособие. Харьков: Изд-во Харьковского юридического ин-та, 1979. 115 с.
55. Зеленецкий В.С. Функциональная структура прокурорской деятельности. Харьков: Изд-во Харьковского юридического ин-та, 1978. 78 с.
56. Зеленин С. Р. Зависимость суда от позиции прокурора // Законность. 2001 №7. С. 14-16
57. Зеленин С. Р. Обвинение и суд в состязательном процессе // Российский судья. 2002. №1. С. 6-9.
58. Зеленин С.Р. Значение мнения потерпевшего при отказе прокуратуры от обвинения // Журнал российского права. №5. 2002. С. 97-103.
59. Златкович В. Вопрос, не разрешенный процессуальным пра­вом // Социалистическая законность. 1950. № 9. С. 42-43.
60. Зусь Л.Б. Механизм уголовно-процессуального регулирования. Общая характеристика основных элементов: Учебное пособие. Владивосток: Изд-во РИО Дальневосточного ун-та, 1976. 107 с.
61. Иванов В. А., Резепов В.П. Прокурорский надзор в борьбе с преступ­ностью. Учебное пособие. Ленинград: Изд-во Ленинградского ун-та, 1964. 64 с.
62. Ильина Л.В. Участие потерпевшего и его представителя в доказывании по уголовному делу. Автореф. дис. ... кан. юр. наук. Ленинград, 1975. 26 с.
63. Исаков В.Б. Юридические факты в советском праве. М.: Юридическая литература, 1984 . 144 с. 
64. Каз Ц.М. Проблемы совершенствования процессуальной формы и деятельности // Юридические гарантии применения права и режим социалистической законности. Ярославль, 1976. Вып.2. С. 25-27.
65. Карнеева Л. М., Генрихов Г. М. Особенно­сти оценки доказательств на разных этапах предварительного след­ствия // Советское государство и право. 1966. № 8. С.74-79.
66. Катькало С.И. Лукашевич В.З. Судопроизводство по делам частного обвинения. Ленинград: Изд-во Ленинградского ун-та, 1972. 207 с.
67. Кобзарь В. Отказ прокурора от обвинения // Законность. 2001. №4. С.24-26.
68. Коврига З.Ф. Процессуальные проблемы уголовного преследования и защиты // Правовая конфликтология (теоретические проблем международного юридического исследования). Воронеж, 2002. С. 52-54.
69. Кокорев Л. Д. Участники правосудия по уголовным делам. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та. 1971. 160 с.
70. Колбая Г. Н. Эффектив­ность прокурорского надзора за соблюдением законности в суде // Советское государство и право. 1970. № 8. С. 118-122
71. Коломыцев В.И., Медведев М.Ф. Значение постановлений следователя (прокурора) для разрешения гражданских дел // Советское государство и право. 1976. №4. С. 119-122.
72. Комментарии и разъяснения к Федеральному закону «О прокуратуре Российской Федерации» / Кириллова Н.П., Лукичев Ю.А., Рохлин В.И. и др. СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 1999. 176 с.
73. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под общей ред. А.Я. Сухарева, М.: Изд-во НОРМА, 2002.
74. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. И.Л.Петрухина. М.: Изд-во ООО «ТК Велби», 2002. 896 с.
75. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.В. Смирнова. СПб.: Изд-во Питер. 2003. 1008 с.
76. Кореневский Ю. В. Государственное обвинение в условиях судебной реформы: (Процессуальные, тактические и нравственные аспекты): Методическое пособие. М.: Изд-во. НИИ Проблем укрепления законности и правопорядка, 1994. 85 с.
77. Кореневский Ю.В. Государственное обвинение в условиях судебной реформы // Государство и право. 1992. № 6. С. 70-77.
78. Кореневский Ю.В. Государственное обвинение: какая реформа нужна? // Законность. 2001. №4. С.31-35
79. Корнуков В.М Лазарев В.А., Холоденко В.Д. Возбуждение уголовного дела в системе уголовно-процессуальной деятельности. Саратов; Изд. СГАП. 2002. 156 с.
80. Корнуков В.М. Научный портрет В.А. Познанского и «лики российской кассации» // Вестник Саратовской государственной академии права. 2001. №1. С. 6-9.
81. Корнуков В.М., Лазарев В.А. Правовые аспекты системности и связи основных уголовно-процессуальных актов предварительного расследования // Правовая политика и правовая жизнь. 2001. №1. С. 139-144.
82. Костенко Н.И. Место прокуратуры в государственном механизме // Государство и право. 1995. № 11. С. 12-21.
83. Криминалистика / Под ред. Н.П. Яблокова. М.: БЕК, 1997. 735 с.
84. Криминалистика. Учебник для вузов / Под ред. Р.С. Белкина. М.: НОРМА, 1999. 990 с.
85. Курочкина Л.А. Отказ прокурора от обвинения и оправдание подсудимого: проблемы и решения // Концептуальные основы реформы уголовного судопроизводства в России. Материалы научной конференции 22-23 января 2002 г. Москва / Отв. ред. И.Б. Михайловская. М., 2002. С. 153-155.
86. Куссмауль Р. Институт частного обвинения нуждается в преобразовании // Российская юстиция. М. 2002. № 11. С.41-42.
87. Лазарев В.А. Возбуждение уголовного дела как акт правового реагирования на преступные посягательства. Автореф. дис. …кан. юр. наук. Саратов, 2001. 24 с.
88. Лазарев В.В., Безина А.К. Эффективность правоприменительных актов: Вопросы теории. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1975. 207 с.
89. Лазарев В.В., Волков Б. С. Применение советского права. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1972. 200 с.
90. Ларин А.М. Защита прав потерпевшего в уголовном процессе. Сравнительное исследование. М.: Изд-во Наука, 1993. 245 с.
91. Левинова Т. Возмещение морального вреда незаконно привлечённым к уголовной ответственности // Российская юстиция. 2000. №.9. С.39-40.
92. Ленский А.В., Якимович Ю.К. Производство по делам частного обвинения в уголовном процессе России. М.: Изд-во Юрист, 1998. 48 с.
93. Ломидзе А.Б. Прокурорский надзор за законностью и обоснованностью принимаемых следователем процессуальных решений. Методическое пособие. М.: ООО Изд-во Юрлитинформ, 2000. 104 с.
94. Ломоносова Е. Роль преюдициальных начал при пересмотре гражданских дел по вновь открывшимся обстоятельствам // Советская юстиция. 1972. №13.С. 18-19.
95. Лубенский А.И. Предварительное расследование по законодательству капиталистических государств. М.: Юридическая литература, 1977. 160 с.
96. Лукашевич В.З. Прекращение уголовного дела в стадии предварительного расследования по реабилитирующим обвиняемого основаниям // Правоведение. №4. 1968. С. 50-58.
97. Лукашевич В.З. Чичканов А.Б. Принцип состязательности и равноправия сторон в новом УПК РФ // Правоведение. 2002. №2. С. 102-109.
98. Лукьянова Е.Г. Теория процессуального права. М.: НОРМА, 2003. 240 с.
99. Лупинская П.А. Решения в уголовном судопроизводстве. Их виды, содержание и формы. М.: Юридическая литература, 1976. 168 с.
100. Лупинская П.А. Справедливость решений в уголовном судопроизводстве // Социалистическая законность. 1972. №3. С. 9-14.
101. Лупинская П.А. Судебные решения: содержание и форма // Российская юстиция. 2001. №11. С.57-59.
102. Малько А.В. Правовые средства: вопросы теории и практики // Журнал российского права. 1998. №8. С.66-77.
103. Манаев Ю.В. Законность и обоснованность процессуального решения следователя о применении меры пресечения // История органов внутренних дел и борьба с преступностью: Труды Высшей следственной школы МВД СССР. Волгоград. НИиРИО ВСШ МВД СССР, 1976. Вып. 11. С.135-155.
104. Манова Н.С. О процедуре рассмотрения уголовных дел мировым судьей // Право и политика. М., 2002. № 5. С.71-74.
105. Медведев А.И. Государственное решение, как средство управления социалистическим обществом. Автореф. дис. … кан. юр. наук. М., 1976. 21 с.
106. Мизулина Е.Б. Новый УПК – гарантия процессуальной независимости судьи // Концептуальные основы реформы уголовного судопроизводства в России. Материалы научной конференции 22-23 января 2002 г. Москва. М.: Проспект, 2002. С. 26-29.
107. Михеенко М. М., Шибко В. П. Уголовно-процессуальное право Англии, США и Франции. Киев: Изд-во УМКВО, 1988. 186 с.
108. Мотовиловкер Я.О., Перлов И.Д. Вопросы теории советского уголовного процесса. Томск: Изд. Томского ун-та, 1971. 284 с.
109. Муравьёв Н.В. Прокурорский надзор в его устройстве и деятельности. Пособие для прокурорской службы. Т.1. М.: Унив.тип.,1889. 552 с.
110. Муратова Н.Г. Процессуальные акты органов предварительного расследования. Казань: Изд. Казанского ун-та, 1989. 117 с.
111. Мыцков А. Прокуратура: проблемы развития // Законность. 2000. №1. С. 4-7.
112. Нажимов В.П. Об уголовно-процессуальных функциях // Правоведение. 1973. №5. С. 72-83.
113. Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. В.М.Лебедева; Науч.ред. В.П.Божьев. М.: Изд-во Спарк, 2002. 421 с.
114. Недбайло П.Е. Применение советских правовых норм. М.: Госюриздат, 1960. 511 с.
115. Нестеров В. Альтернативный порядок подачи заявлений по делам частного обвинения // Российская юстиция. 2002. № 1. С.41-42.
116. Никитин Е.Л. Актуальные проблемы прокурорской деятельности при осуществлении уголовного преследования. Автореф. дис. …кан. юр. наук. СПб., 2000. 22 с.
117. Общая теория права: Учебник для вузов / Под ред. А.С. Пиголкина. М.: Изд-во МГТУ им. Баумана, 1996. 384 с.
118. Ожегов С.И. Словарь русского языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой М.: Русский язык, 1984. 816 с.
119. Пастухов М.И. Реабилитация невиновных: Основы правового института. Минск: Изд-во Университетское. 1993. 176 с.
120. Перлов И. Д. Судебные прения и последнее слово подсудимого в советском уголовном процессе. М.: Госюриздат, 1957. 203 с.
121. Петрова Н. Наделить потерпевшего правом уголовного преследования // Российская юстиция. 2002. №12. С. 55-56.
122. Петрова Н.Е. Частное и субсидиарное обвинение. Автореф. дис. …кан. юр. наук. Самара, 1999. 16 с.
123. Петрова Н.Е., Шейфер С.А. Проблемы реформирования производства по делам частного обвинения в духе расширения частных начал в уголовном процессе РФ // Государство и право. 1999. № 6. С.51-56.
124. Петрухин И.Л. Концептуальные основы реформы уголовного судопроизводства в России // Государство и право. 2002. №5. С. 17-29.
125. Петрухин И.Л. Прокурорский надзор и судебная власть. Учебное пособие. М.: Проспект, 2001. 88с.
126. Петрухин И.Л. Человек и власть (в сфере борьбы с преступностью). М.: Юрист, 1999. 392 с.
127. Петухов Ю.Е. Соотношение публичного и частного обвинения в уголовном процессе: Автореф. дис. ... кан. юр. наук. М., 1996. 22 с.
128. Пешков М. Государственный обвинитель в уголовном процессе США // Законность. 1998. №1. С. 52-53.
129. Подольный Н. Новый УПК РФ — новая идеология уголовного процесса // Российская юстиция. №11. 2002. С. 2-3.
130. Познанский В.А. Вопрос теории и практики кассационного производства в советском уголовном процессе. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1978. 136 с.
131. Полянский Н.Н. К вопросу о праве частных лиц на субсидиарное обвинение // Юридический вестник. №6 (2). 1914. С. 142-163.
132. Прокурорский надзор в суде первой инстанции по уголовным делам / Под общей ред. П.И. Кудрявцева М., 1978. М.: Юридическая литература, 1978. 152 с.
133. Процессуальные акты предварительного следствия: Учебное пособие / Гаврилов А.К., Манаев Ю.В., Михайлов В.А. и др. Волгоград: Изд-во ВСШ МВД СССР, 1972. 127 с.
134. Рахунов Р.Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности по советскому праву. М.: Госюриздат, 1961. 227 с.
135. Ровнейко В.В. Изменение обвинения в суде I инстанции по российскому уголовно-процессуальному законодательству. Автореф. дис. … кан. юр. наук. Ижевск, 1996. 23с.
136. Рохлин В. Проблемы развития прокуратуры: взгляд науки // Законность. 2000. №6. С.20-22.
137. Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. М.: Наука, 1971. 343с.
138. Савицкий В.М. Процессуальные последствия отказа прокурора от обвинения // Правоведение. 1972. №1. С. 70-79.
139. Савицкий В.М. Стержневая функция прокуратуры — осуществление уголовного преследования // Российская юстиция. 1994. № 10. С 24-28.
140. Савицкий В.М. Уголовный процесс России на новом витке демократизации // Государство и право. 1994. № 6. С. 96-107.
141. Савицкий В.М., Потеружа И.И. Потерпевший в советском уголовном процессе. М.: Госюриздат, 1963. 169с.
142. Седаш Е.А. Частное начало в Российском уголовном судопроизводстве. Автореф. дис. ... кан. юр. наук. Саратов, 2000. 24 с.
143. Семенеко М.Э. Проблемы уголовного преследования, осуществляемого прокурором в суде. Автореф. дис. …кан. юр. наук. М, 2001. 25 с.
144. Сидоренко Е.В. Правовые проблемы определения роли и процессуального положения прокурора в судебном рассмотрении уголовных дел. Автореф. дис. …кан. юр. наук. М., 2001. 24 с.
145. Советский уголовный процесс / Под ред. Д.С. Карева. М.: Высшая школа, 1968. 552 с.
146. Советский уголовный процесс / Под ред. Л.М. Карнеевой, П.А. Лупинской. М.: Юридическая литература, 1980. 568 с.
147. Советский уголовный процесс / Под ред. Н.С. Алексеева, В.З. Лукашевича. Ленинград: Изд-во Ленинградского университета, 1989. 472 с.
148. Соколов Ю.А. О специфических признаках актов применения правовых норм // Советское государство и право. 1954. №8. С.80-81.
149. Сопин В. Факт очевидный: нужна серьёзная доработка // Законность. 2002. №10. С37-40.
150. Становление правового государства в РФ и функции прокуратуры. (Круглый стол журнала Государство и право) // Государство и право. 1994. № 5.
151. Степанов В.П. Особенности возбуждения и рассмотрения дел частного обвинения // Российский судья. М., 2001. № 4. С.36-40.
152. Стойко Н.Г. Недоказанность обстоятельств уголовного дела. Красноярск: Изд-во Красноярского университета. 1984. 104 с.
153. Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Т.1. М.: Наука, 1968. 470 с. Т.2. М.: Наука, 1970. 516с.
154. Строгович М.С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. М.: Изд-во Академии наук, СССР. 1951. 191 с.
155. Судебная речь государственного обвинителя. Методическое пособие. М.: НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ, 2003. 247 с.
156. Таджиев Т.Т. Проблемы реабилитации в советском уголовном процессе. Автореф. дис. … д-ра юр. наук. Ташкент, 1991. 37 с.
157. Танцерев М.В. Потерпевший и его функция в уголовном процессе России. Автореф. дис. …кан. юр. наук. Томск, 1999. 22 с.
158. Тарасов А.А. Корпоративность в сфере уголовной юстиции и проблемы защиты прав личности // Защита прав личности в уголовном праве и процессе: Сборник научных статей / Под ред. Н.А. Лопашенко, С.А. Шейфера. Сер. Права человека: сферы реализации. Вып. 2. Саратов: Изд. СГУ, 2003. С. 110-112.
159. Тархов В.А. Ответственность по советскому гражданскому праву. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1973. 456 с.
160. Теория государства и права. Курс лекций / Под ред. Н.И. Матузова, А.В. Малько. М.: Юрист, 2001. 776 с.
161. Теория государства и права. Учебник / Под ред. В.К. Бабаева. М.: Спарк, 1999. 592 с.
162. Теория доказательств в советском уголовном процессе / Отв. ред. Н.В. Жогин. М.: Юридическая литература, 1973. 736 с.
163. Теория юридического процесса / Под ред. В.М. Горшенёва. Харьков: Изд-во Харьковского университета, 1985. 192 с.
164. Токарев О.В. Административные акты: материальные и процессуальные проблемы современной теории. Автореф. дис. … кан. юр. наук. Воронеж, 2001. 24с.
165. Тырин А.В., Лукичёв Н.А., Громов Н.А. Осуществление прокурором преследования в стадии предварительного слушания // Следователь. 2002. №6. С.12-13.
166. Тюхтенев С. С. Акты предварительного расследования и основ­ные к ним требования в советском уголовном процессе. Автореф. дис. … кан. юр. наук. М. 1972. 24 с.
167. Уголовно-процессуальное право Российской Федерации / Отв. ред. П.А. Лупинская. М.: Юрист, 1998. 591 с.
168. Уголовно-процессуальное право Российской Федерации. Учебник / Отв. ред. П.А. Лупинская. М.: Изд-во Юность, 2003. 754 с.
169. Уголовный процесс БССР / Под ред. С. П. Бекешко, Е. А. Матвиенко. Минск: Высшая школа, 1979. 544 с.
170. Уголовный процесс США (досудебные стадии): Учебное пособие. М.: Интел-Синтез, 1998. 208 с.
171. Уголовный процесс. Учебник / Под общей ред. А.С. Кобликова. М.: Спарк, 2000. 384 с.
172. Улищенко М.Б. Функция обвинения в суде. Автореф. дис. …кан. юр. наук. М., 1997. 22 с.
173. Фаткуллин Ф.Н. Изменение обвинения. М.: Юридическая литература, 1971. 164 с.
174. Фаткуллин Ф.Н. Обвинение и изменение его в суде. Казань: Изд-во Казанского университета, 1963. 171 с.
175. Фаткуллин Ф.Н. Обвинение и судебный приговор. Казань: Изд-во Казанского университета, 1965. 531 с.
176. Философский энциклопедический словарь. М.: Изд-во Советская энциклопедия, 1983. 836 с.
177. Халиулин А.Г. Уголовное преследование как функция прокуратуры Российской Федерации: (Проблемы осуществления в условиях правовой реформы). Автореф. дис. ... д-ра юр. наук. М., 1997. 36 с.
178. Хаматова Е. УПК РФ: производство по уголовным делам у мирового судьи // Уголовное право. 2002. № 3. С.88-89.
179. Хаматова Е.В. Мировые судьи: проблемы возбуждения дел частного обвинения // Воронежские криминалистические чтения. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 2002. Вып. 3. С.258-266.
180. Холоденко В.Д. Учёт мнения потерпевшего и его представителя при изменении обвинения прокурором в стадии судебного разбирательства // Российская юстиция. 2002. №3. С.49-50.
181. Чеканов В.Я. Вопросы теории уголовно-процессуальной деятельности прокурора. Автореф. дис. … д-ра. юр. наук. М., 1973. 36 с.
182. Чеканов В.Я. Прокурорский надзор в уголовном судопроизводстве. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1972. 188 с.
183. Чельцов-Бебутов М.А. Курс уголовно-процессуального права. Очерки по истории суда и уголовного процесса в буржуазных государствах. СПб.: Изд-во Альфа, 1995. 846 с.
184. Шалумов М.С. Уголовное преследование как функция прокуратуры // Правоведение. 1996. №4. С. 32-34.
185. Шалумов М.С. Функции прокуратуры // Государство и право. 1995. № 6. С154-159.
186. Шейфер С. А. Следственные действия: Система и процессуальная форма. М.: Юридическая литература, 1981. 128 с.
187. Шейфер С. А. Следственные действия: Система и процессуальная форма. М.: Юрлитинформ, 2001. 208 с.
188. Шейфер С.А. Прекращение дела в советском уголовном процессе. Автореф. дис. ... кан. юр. наук. М. 1963. 22 с.
189. Шифман М. Л., Голяков И. Т. Прокурор в уголовном процессе. Стадия судебного разби­рательства. М.: Изд-во МЮ СССР, 1948. 247 с.
190. Шутемова Т. Приложения к УПК: догма или руководство к действию? // Законность. 2002. №10. С. 41-42.
191. Щадин Ю. Кому поддерживать обвинение? // Законность. 1993. № 6. С. 31-33.
192. Щербаков Ю. Отказ прокурора от обвинения: последствия для потерпевшего // Законность. 2002. №2. С. 29-31.
193. Эльдаров М. Потерпевшему дать права частного обвинителя // Российская юстиция. 1997. №3. С. 18.
194. Элькинд П. С. Сущность советского уголовно-процессуального права. Ленинград: Изд-во Ленинградского университета, 1963. 172 с.
195. Элькинд П.С. Толкование и применение норм уголовно-процессуального права. М.: Юридическая литература, 1967. 192 с.
196. Элькинд П.С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. Ленинград: Изд-во Ленинградского университета, 1976. 143 с.
197. Якуб М.Л. Процессуальная форма в советском уголовном процессе. М.: Юридическая литература, 1981. 144 с.