Чистосердечное признание [Сергей Иванович Чекалин] (fb2) читать онлайн

Сергей Чекалин Чистосердечное признание

29.09. Воскресенье. Находка рыбака

Вчерашний субботний день был несколько жарким, как, впрочем, и пятница. Но к вечеру с запада прилетела, вдруг, со шквалистым ветром небольшая тучка, которую и тучкой-то не назовёшь, так, облачко. Но дождиком немного пролилась, и даже, перелетев на восток, одарила уходящий день кусочком яркой радуги.

Влага ешё не успела к утру исчезнуть, поэтому приехавшим на милицейском уазике пришлось идти к недалёкому лесочку по мокрой траве. Впереди уверенно вышагивал владелец брезентовой куртки и таких же штанов, в сапогах, поэтому влажная трава ему была нипочём. За ним гуськом шли два милиционера. Водитель уазика остался в машине. Подошли к ближайшим зарослям опушки:

— Вот тут я её и нашёл, товарищ сержант, — сказал мужчина, — вот под этим кустиком, слева который. У меня тут своя тропинка к речке, к моему месту, больше тут никто и не ходит, а я прямо с автобуса — и напрямик. А нынче подхожу сюда, к кустикам, папироску достал, спички, а коробок-то и уронил. Я наклонился, батюшки-светы! Человек лежит, баба. Я ногу-то тронул, не живая. Вот она, видите?

— А как вы определили, Иван Дмитриевич, что не живая?

— А я, товарищ сержант, всю войну прошёл, навидался. А как понял, что не живая-то, больше ничего трогать не стал, так назад, домой, прямо к вам.

— Никого больше тут не видели? — спросил второй.

— Да нет, я ж говорю, что никто тут и не ходит больше.

— Как не ходят — это видно, — ухмыльнулся сержант.

Иван Дмитриевич стушевался:

— Я говорю, что никогда тут других не видел, до этого, когда на рыбалку ходил. Уж какой год тут хожу.

— Так, ясно, — вздохнул сержант, — Володь, ты пойди дежурному позвони, скажи, что не ложный. Пусть бригаду организует, да и перевозку. А вам, Иван Дмитриевич, надо будет подождать следственную. Расскажете им. Хотите, в машине, хотите — здесь.

— Подожду, а как же иначе-то? В машину не пойду, здесь побуду, на природе, да и перекурю толком, а то всё как-то не получалось.

Через сорок пять минут приехала следственная группа, пять человек, начала свои обычные действия. Ещё минут через двадцать подъехала и скорая. Фотографировали с разных сторон, искали какие-нибудь следы и прочее, что положено. Подошёл и Иван Дмитриевич. Сержант представил его капитану:

— Вот, товарищ капитан, это и есть виновник вызова, Иван Дмитриевич, рыболов.

— Ну, сержант, ты уж, прямо, его в виновники записал.

— Извините, не так выразился.

— Иван Дмитриевич, — обратился к рыбаку капитан, — во сколько вы обнаружили труп?

— Да так прямо и не скажу, не догадался на часы-то посмотреть. Утро-то утро, понятно. Из дома я на первый автобус сажусь, который в эту сторону идёт, а он там у нас в полпятого проходит. Полчаса досюда, где моя тропинка, а до неё ещё минута-две, всего и ста метров не наберётся, поэтому можно и не считать, получается, всё равно на круг полчаса. Значит, где-то в пять, так… с небольшим на шестой, и увидал. Побыл тут не больше двух-трёх минут и назад, на автобус, даже и докуривать здесь не стал. Папироска-то как упала, так я и не стал поднимать. Это там вы мою папиросочку и найдёте, у кустика. Автобус ждал полчаса, наверно, полчаса автобусом, но не до дома, а прямо в управление, к дежурному…

— Ну, дальше-то у нас зафиксировано, когда вы сообщили, в половине седьмого.

— Так и есть!

Капитан обратил внимание, что Иван Дмитриевич не уходит. Обратился к нему:

— Иван Дмитриевич, а вы на пенсии или работаете?

— На пенсии, с восемьдесят пятого. Я-то работал у нас, на нашем приборостроительном, слесарем. Самого высокого разряда, с доски почёта не слезал. А на пенсию вышел по глупости.

— Как это, по глупости?

— Да, вот, с друзьями-ветеранами отметили свои ордена Славы, к сорокалетию Победы дали, в прошлом году, всем, кто воевал. У кого сильное ранение было — получили первой степени, при небольшом, как у меня, вот в эту руку, — второй, остальным — по третьей. Вот немного и перехватил лишнего — до инсульта дошло. А после и руки не те, трясутся, и глаза не те. А работа у нас точности требует, приборы сложные, да вы и сами знаете…

— Да, слышал.

— Ну вот, пришлось и уходить. Пенсию получил хорошую, восемьдесят с небольшим. Я ведь много зарабатывал. Да нам с Марусей, женой-то, много и не надо. Одёжу не покупать, а на остальное и этого хватит, да и у неё пятьдесят. Так что и детям иногда подкидываем, хоть они и отказываются. Да я и ещё подрабатываю, сторожем в саду, на продлёнке, где с ночёвкой. А это ещё сорок рублей. Тоже не валяются на дороге. По рабочим дням там, а в выходной — на рыбалку. Вот, вчера, тут же проходил, а ничего не заметил. Может, и не было её тут, вчера-то? — Иван Дмитриевич вопросительно посмотрел на капитана. — Как вы думаете?

— Ребята разберутся, была или не была. А сколько у вас детей?

— Два сына, женаты оба, но не здесь живут, разъехались кто куда. Родились уже после войны, один в сорок восьмом, другой в пятьдесят втором. Старший в лётчики пошёл, вертолётчик он. Недавно заезжал, говорит, к Чернобылю летает, грузы туда завозит, людей. И оттуда. Опасно это, наверно? — Снова вопросительно посмотрел на капитана. Но капитан промолчал. — Я спросил его, а он так рукой махнул, ладно, говорит, живы будем — не помрём… А там уж, говорит, и народу-то нету никого, все вакуировались. Только ликвидаторы. Их обслуживает. А младший по другим дорогам, геодезист-строитель он у нас. Женился, жена-то его тоже геодезист. Тоже мотает их жизнь, туда-сюда. Они с этой работой с дочкой-то никак не обходятся. У нас с Марусей она сейчас и живёт, в школу тут ходит. Я, получается, поздновато женился, в двадцать семь лет. Две войны прошёл.

— Это какие же две?

— Дак как же? Финскую, в тридцать девятом, и с немцами. Меня в тридцать восьмом призвали, осенью, а через год и на Финском фронте оказался. Брал эту линию, не выговоришь, какую.

— Маннергейма?

— Во, точно, её! Только месяц в отпуску и пробыл после финской, а тут и новая, с немцами. До сентября сорок пятого воевал. Но с мая-то не воевал, это на Дальнем была война, а я в Берлине, в оккупированных войсках.

— В оккупационных войсках…

— Ну, да, я и говорю, в них самых. Медали есть, «За боевые заслуги» и «За Отвагу», потом и «За взятие Берлина», да ещё вот этот орден, будь он неладен.

— Ну, зачем же вы так, Иван Дмитриевич? Ведь за заслуги же дали, не просто так.

— Конечно, не за так. Это я будь неладен, перепил с радости и от воспоминаний. У нас же здесь и мой однополчанин, Крючков Никита, мы с ним с сорок третьего, после моего ранения, вместе в одном полку служили до самой мобилизации. (Капитан не стал его поправлять). До конца войны. Мы обои в ремонтном батальоне были. Там я к слесарному делу и пристрастился. Так вместе и мобилизовались, я его уговорил сюда переехать, дома-то его и семьи уж давно не было, все погибли. Он же со Смоленщины. А он и сейчас на заводе работает, только по электрической части. Тоже и женился здесь, троих девок родили.

— Товарищ капитан, — подбежал к ним молодой человек в форме младшего лейтенанта, — мы минут через двадцать всё закончим уже. Будут ли какие указания?

— Вы всё внимательно осмотрели?

— Как будто всё, ничего не обнаружено особого, кроме булыжника, похоже, что как раз орудия преступления. Да ещё окурок свежий, но это, наверно…

— Да, это Ивана Дмитриевича. Посмотрите ещё раз, хоть какую-нибудь зацепочку, я сейчас к вам сам подойду. — Потом обратился к Ивану Дмитриевичу, — а вы, Иван Дмитриевич, хотите, продолжайте свои дела, рыбачьте. Можете и домой. А подождёте, так мы вас и подбросим.

— Что вы, товарищ капитан, какая рыбалка. Уже все зорьки прошли. Да и не до зорек совсем. Я уж домой, своим ходом. Скоро автобус должен быть. А не подойдёт, так я и с вами доеду. Пошёл, только вот вещички из машины из той свои заберу. До свидания!

— Спасибо! Всего хорошего. На следующей рыбалке — ни пуха, ни пера. И без такого!

— Да уж не дай Господь такую рыбку! Тут уж можно сказать — к чёрту!

29.06. Воскресенье. Совещание

На совещании присутствует весь личный состав группы. Сам её начальник, капитан Стрешнев, Андрей Антонович, 35-ти лет, его первый заместитель, Бойко, Фёдор Игоревич, старший лейтенант, по возрасту около тридцати лет, два младших лейтенанта, Тамара Сергеевна Одинцова и Виктор Викторович Нефёдов, самые молодые в группе, по 23 года.

— Что у нас по факту, на сегодняшний момент, — начал совещание капитан. — Во-первых, убита женщина, примерно тридцати или около того лет, ударом камня в область виска. Камень мы нашли, метрах в пятнадцати от трупа. Никаких вещей при ней не обнаружено. Я имею в виду, вещей, — это, ну… как обычно — сумочки или пакета или ещё чего. Получается — неизвестная. Вы все ознакомились с убитой, осмотрели её одежду. У кого какие мнения на этот счёт? Слушаю… Тамара? Пожалуйста…

— К сожалению, я не была на месте преступления.

— Да мы, не стали тебя дёргать, уж больно рано было, собирались оперативно, — извинительным тоном проговорил капитан.

— Спасибо, конечно…, но… Я вот на что обратила внимание, товарищ капитан, — продолжила Тамара, — одета она, можно сказать, нарядно, юбка почти модная, кофточка из хороших. А вот на ногах какой-то диссонанс.

— В чём же он? — спросил Виктор, — я как-то не заметил чего-то особого, туфли как туфли, многие в таких ходят.

— Они какие-то форменные, на взгляд, — ответила Тамара. — И ещё, блузка тоже не из стандартных, в которых все… — Тамара посмотрела в сторону Виктора… — ходят. Уж она-то больше даже похожа на форменную, чем туфли.

— А чья может быть такая форма? — Спросил, глядя в стол Виктор.

— Это может быть, например, почтового работника, проводника, работника банка, магазина, какого-нибудь служащего, — предположил Фёдор.

— Ну, на почте или в банке я как-то не замечал, чтобы в особой форме ходили. Может, где в столицах, да и то — вряд ли. Больше можно думать про проводников, железнодорожников. Там всегда форма, — заключил капитан. — Но версия вполне обоснованная. Про туфли и блузку согласен. Но всё равно надо будет по всем похожим направлениям сделать запросы о пропаже людей. Фотографии убитой разослать для опознания. И не только убитой, но и её верхней одежды. Может быть, кому юбка её вспомнится, если она почти модная. Фёдор и Тамара займитесь подготовкой фотографий и запросами в организации. В первую очередь — в железнодорожную, на нашу ветку. А Виктору я поручаю параллельно заняться нашим рыбаком, его проверить, на всякий случай. И надо бы всё это делать как можно оперативнее. Наш главный-то на совещании в горкоме уже отчитался, что наш отдел, мол, полностью перестроился в работе. Так вот! Перестроился… Поэтому не будем его подводить.

— По России бродит тройка… негромко пробормотал Виктор.

— Что ты там шепчешь? — спросил капитан.

— Да вот, как кто-то под Высоцкого об этом сказал, — Виктор не обратил внимания на то, что его толкнула в бок сидящая рядом Тамара, -

Старики ушли под Стену,

Молодой пришёл на смену:

Мира пир и духа пир во всей красе,

Чтобы лучше жизнь устроить,

Надо много перестроить

В голове, а главное — в консенсусе.

Фёдор негромко хохотнул. Тамара укоризненно покачала головой.

— Ладно, хватит отвлекаться на ерунду. У нас и так дел много, поважнее всего этого! — остановил их оживление капитан.

— А что у него проверять, у рыбака-то? — Обратился Виктор к капитану.

— Его поведение, соседей расспросить, пройти маршрутом его до речки от автобуса, так ли это. Словом, картину о нём, как характеристику. Постарайся так же добраться туда, как и этот рыбак, на автобусе от его остановки и пешком. Время зафиксируй.

— Что же он, убил и нам сам и сдал, что ли? — Почти возмущённо спросил Виктор.

— Всякое бывает. Детективы-то читаешь, и фильмы смотришь. Я сам, конечно, думаю, что рыбак этот, Иван Дмитриевич, полностью не при чём, но мы обязаны проверить всех, кто мог быть причастен к этому. Поэтому, полагаю, как говорил когда-то Киса Воробьянинов, торг тут неуместен.

30.06. Понедельник. Совещание

На совещании присутствует патологоанатом Степан Петрович Сторожев, лет пятидесяти и примерно такого же возраста криминалист Левченко, Игорь Фёдорович. Оба в рабочих халатах.

— У нас в отношении убитой некоторые поправки, — начал Андрей Антонович. — Пожалуйста, Степан Петрович.

— По результатам вскрытия можно определённо сказать, что эта женщина погибла за двое, двое с половиной суток до обнаружения. И убита она была не от удара в висок, а от удушения. Ударили её посмертно. Но до удушения она находилась без сознания. Усыпили её веществом, которое относится к бирботуратам. Попозже я уточню состав. А асфиксия наступила простым перекрытием дыхания, это можно сделать и руками, а также подушкой. Чем придётся. А вот был ли этот удар камнем отвлекающим или дополнительным, так сказать, на всякий случай, это мы определить не можем. Следы убитой на нём обнаружены. Форма вмятины в черепе совпадает. Группа крови совпадает. Это я уже влез вместо Игоря Фёдоровича. А остальное — додумывайте сами.

— Что можно ещё сказать определённо, — добавил Левченко, — всё происходило не в том месте, где её обнаружил рыбак. Это показывают царапины на туфлях особого направления и формы. Их немножко, не очень отчётливы, но они … можно так сказать, что ноги её волочились по земле, по твёрдой основе. А там — по всей опушке трава, только у обочины, камешки. Но на месте мы никаких следов не обнаружили. Вероятно, потому, что накануне, вечером в субботу, прошёл дождь, и одежда на ней была мокрая. Под трупом земля более-менее сухая. Значит, попала она туда, надо полагать, до дождя. Но, думаю, надо будет всё там осмотреть ещё раз.

— А что вы, Игорь Фёдорович, можете сказать про одежду убитой. Согласны с нашей Тамарой?

— Полностью согласен. Действительно, как-то не подходят туфли к прочему одеянию. Про блузку ещё могут быть сомнения. Белая и белая. Подходит и к юбке и к кофте. А вот туфли — это явно от другого.

— Так, Фёдор Игоревич, а как с вашими поручениями? Виктор — тоже.

— Фотографии уже отпечатаны, — ответил Фёдор, — часть мы разослали, участковым тоже уже раздали. Воскресенье же вчера было.

— Вот, удивил! Нет у нас воскресений! И выходных у нас нет! Вспомните прошлые ноябрьские, ночи не спали, какие там праздники! Словом, всё, что можно сделать, надо делать, и как можно оперативнее! Нам очень срочно, сами понимаете, надо установить личность этой дамы. Без этого так и будем воду в ступе толочь. Как только появится что-то определённое, немедленно докладывать. Встречаемся каждый день в десять утра! Всем одно задание — искать видевших её.

10.07. Четверг. Напарница

На один из запросов, примерно дней через десять, пришёл ответ из одного из участков линейного отдела милиции железнодорожной станции. В запросе было указано, что по фотографии опознана проводницей Коломийцевой Ольгой Вячеславовной и начальником поезда напарница Ольги Петрова Лариса Сергеевна, 1958 года рождения, проживающая в посёлке Грачёво, улица Чапаева, дом 4, кв. 7. Была организована встреча Коломийцевой и Бойко. Она доехала в своём вагоне до Курганово и пришла в управление милиции. Ольга пришла в своей рабочей форме проводницы.

Беседу с ней в кабинете начальника провёл его заместитель, Фёдор Бойко. Перед Фёдором лист бумаги для протокола.

— Ольга Вячеславовна, мы договорились с вашим начальником о вашей замене, временно, пока вы будете с нами заниматься. Гостиницу в Курганово мы вам обеспечим. А завтра вы как раз на московский в полшестого утра и возвратитесь.

— Я слышала, что с гостиницей здесь трудновато.

— Об этом не беспокойтесь, это уже наше дело. Так вот, Ольга Вячеславовна…

— Можно просто Ольга, Оля.

— Хорошо, тогда и я, давайте, буду Фёдор. Договорились? Так вот, Оля, — продолжил Фёдор, — почему получилось, что вы так долго не сказали о пропаже вашей напарницы?

— Конечно, я в этом виновата. Но так уж вышло. Я сначала начальнику-то сказала, что Ларисы нет, не появилась. Но он говорит, дело молодое, подождём, куда она денется. Но, вот, не появилась.

— А вы не знаете, почему она здесь оказалась?

— Не знаю, почему, но она именно здесь и осталась, меня попросила подежурить одной, на перегоне до Москвы, он же покороче, а на обратном она думала вернуться. Здесь поезд проходит на Москву примерно в полчетвёртого дня, а обратно, как вы сказали — в полшестого утра. Но в этот раз это был уже в третий раз, её остановка здесь-то. В те разы всегда успевала.

— Оля, давайте с самого начала. Когда Лариса первый раз здесь вышла?

— Думаю, с месяц назад. А на обратном, когда подсела здесь, она была какая-то взволнованная, задумчивая, всё у неё из рук валилось.

— Она ничего не рассказала вам, почему она здесь выходила?

— Нет. Я спросила, но она как-то отмахнулась. Так, говорит, старые знакомые. Ну, нет, так нет. Что я приставать-то буду со своими интересами.

— Вы сказали, Оля, что она три раза выходила. А когда это случилось во второй раз?

— Думаю, что недели через две. После первого. Опять меня попросила о том же. Я согласилась, конечно, может быть, у неё ухажёр какой, из старых-то знакомых. Смотрю, а при подъезде сюда она и переодеваться стала. Форму сняла, платье надела. Кофточку в сумку положила. С собой, значит, прихватила. Ну, думаю, точно ухажёр.

На обратном она была такая взвинченная, прямо слова не скажи. Чего, говорю, ты такая, случилось что? Нет, говорит, не выспалась. В гостиницу не попасть, полно. Пришлось на вокзале поезда дожидаться. А потом, прямо в нашу следующую поездку, в конце июня, она меня сразу предупредила, что опять выйдет здесь. Извинилась, сказала, что это в последний раз. Так вот и получилось. В последний… — Ольга помолчала немного. — Вот, вспомнила, двадцать седьмого числа это было, когда она тут осталась. Потому и вспомнила, что в этот день у моей сестры, у двоюродной, день рождения, я телеграмму как раз подавала.

— А во что она была одета в этот последний?

— Из дома она взяла в этот раз не платье, а юбку с той же кофтой. Блузку оставила нашу, проводницкую. Жалела, что туфли забыла. Собрала, но в последний момент свёрток с ними так дома и остался. Ничего, говорит. Сойдёт и так.

— Оля, без этого прямо никак нельзя. Ведь вам необходимо опознать убитую, а также и её вещи. Конечно, с вещами намного проще, а вот с первым… Понятые будут присутствовать при опознании вещей, а вот…

— Ничего Фёдор, понимаю, что надо это. Как положено, так и делайте, мне всё равно, с понятыми или нет.

10.07. Четверг. Совещание

Группа сидела уже за столом, тихо переговаривались. Вошёл капитан, расположился на своём обычном месте:

— Так, все в сборе? У кого что есть доложить? — спросил капитан. — Фёдор? Слушаем.

— Коломийцева, напарница, опознала и саму Петрову, и её одежду. Мы даже несколько подобных юбок и кофт представили, и туфли разные. Тамара тут нам помогла, — кивнул Фёдор головой в сторону Тамары, — так что всё в порядке.

— Фёдор, я вот смотрю в протоколе, что Коломийцева сказала, что-то о старых знакомых? — Спросил капитан.

— Да, так и сказала, что, мол, старые знакомые, во множественном числе.

— Ну, это так говорится, во множественном, а может быть и в единственном. Но, принимаем, что кто-то, один или несколько, здесь из её знакомых есть. Так что их и искать нам надо. А начинать будем с её места жительства. Где она живёт, информация у тебя, Фёдор?

Фёдор раскрыл папку, нашёл листочек:

— Да, вот, село Грачёво, улица Чапаева, дом четыре, квартира семь. От нас сто сорок километров, кажется, железка через него проходит.

— Надо туда ехать, срочно, — сказал Андрей Антонович. — Думаю, этим займётся Виктор. А остальные здесь по всем общенародным местам с фотографиями. Продолжайте! Не должно быть так, что человек тут находился, можно сказать трое суток, чтобы где-то не зафиксировался. В первую очередь — в гостиницу. Там-то она точно была, раз номер взять хотела. Может быть, и в этот, последний раз, заходила. Двадцать седьмого числа. По магазинам, в столовой, в ресторан, в кафе. Ну, сами знаете. Не новички. Старшим назначаю Фёдора. Всё, совещание закончено, все свободны, кроме Виктора. Ещё побеседую.

Все вышли. Капитан подошёл к Виктору, Виктор приподнялся.

— Сиди, сиди. У меня небольшой разговор перед твоей поездкой, — капитан положил руку на плечо Виктора. — Слушай, Вить, ты не обижайся, ладно?

— Да нет, товарищ капитан, не буду. Чего я буду обижаться-то?

— Я вот про что хочу поговорить. Ты бы постригся, что ли. А то так оброс, что из-под фуражки высыпаются. Да и усы очень пушистые.

— Ленка говорит, что так очень хорошо, на Мулявина из «Песняров» похож.

— А ты что, и поёшь тоже?

— Нет, подпеваю только.

— А усы тебе надо было бы чуть поправить, под Пуаро. Знаешь такого, читал Кристи-то? И будешь, как у Маяковского — я себя под Эркюля чищу, чтоб раскрыть преступлений тыщу.

— Знаю такого, товарищ капитан, только я не Пуаро, не похож, у него волос на голове меньше.

— Чем меньше — тем лучше. Представь, Виктор-Победитель, как говорится, «встречают по одёжке, а провожают…», знаешь сам по чему провожают. Ты уверен, что тебя не будут провожать по одёжке? Ведь наверняка скажут, что был тут мент волосатый, усатый, даже скажут и не усатый, а с двойной «с», а то и назовут мусором, тоже уссатым. Так уж привыкли, хотя и мусор не от нас, а от Московского уголовного сыска.

Виктор густо покраснел.

— Так что тебе мой совет, приказывать я тебе тут не могу, а просто совет — привести голову в порядок. А Ленке своей понравься чем-нибудь другим. Тем более, что едешь ты на периферию, будем так считать, где к этому относятся не как здесь, построже и повольнее. Тебе же нужна будет там информация, а с твоим видом упрутся так, что и дорогу в гостиницу не покажут. А такого тебе наболтают, что и за год не разберёшься. Уяснил?

— Да, товарищ капитан, иду в парикмахерскую.

— И ещё. Ты форму милицейскую не надевай, в поездку. В гражданской, чуть попроще что-нибудь подбери.

— И это соображу, товарищ капитан.

— Но ты сначала с Ленкой об этом поговори, а не являйся к ней с бухты-барахты обкорнованным булыжником, извини, конечно, за булыжник. И ещё.

— Слушаю, товарищ капитан!

— Что ты там про стариков-то под стеной бормотал? Вить, ну ты нас прямо так за дураков и считаешь.

— Почему это так считаю? Ничего я не считаю.

— А вот в тот раз с перестройкой этой. Стишки какие-то про консенсус. Что же мы, не понимаем что ли, эту новую политику? Уж чего только не было! Больной параноик, кукурузник с его коммунизмом в нашем поколении, орденоносец-литератор, а потом этот,… «масло должно быть масляным»…

— Какое масло?

— Ну, «экономика должна быть экономной». Уж как им всем кричали ура! Что бы ни сказали. Вот и тут. Мы что, не соображаем, что… Словом, ты ещё и язык-то твой… думай, что говоришь, и кому… мы-то, свои, но и не надо нас записывать в непонимающих. Умнее всех казаться не надо, вместе одно дело делаем. Ты понимаешь меня? Ну, это с нами. А там и подавно не стоит умничать.

— Понимаю, чего же тут не понять.

— Я это почему говорю? Тебе ведь в командировку ехать, в чужие люди, так что… с языком-то, того…

— Не беспокойтесь, товарищ капитан, не буду об этом там говорить.

— Вот, получается, ничего ты и не понял. Почему именно об этом, о другом — тоже. Я имею в виду, о политике. Не надо там политграмоту свою показывать. Своей работой занимайся, и так много придётся делать, у нас же совсем пустое сейчас место в этом деле. Хоть что-то наклюнулось. А у тебя сейчас, можно сказать, самое ответственное дело, с людьми говорить.

— Понял, товарищ капитан! О работе!

— Ну вот и добро, свободен. Бегом к Ленке, жаловаться, а завтра — в путь!

— Есть к Ленке! До свидания, товарищ капитан!

Виктор был очень недоволен предстоящей стрижкой. Ему самому нравилась его причёска, усы красивые. Не то, что у капитана. Сам почти без волос, хотя ему это и ничего, более-менее. Бывает и хуже. А к Ленке я появлюсь уже «болванчиком», решил он. Чего тут спрашиваться.

11.07. Пятница. Соседки

На следующий день, подписывая командировочное удостоверение, капитан сказал:

— Ну вот, теперь ты в полном порядке. Как Лена отнеслась? Вижу, что с пониманием.

Виктор смущённо улыбнулся:

— Нормально отнеслась, товарищ капитан. Сказала, что так лучше.

— Ну вот и хорошо! Вот твоя командировка. Успехов!

Знал бы этот капитан, что Ленка сказала: «Ну, он у вас и козёл! Капитан-то. Постригся уже? Вижу! Конечно, куда ж деваться-то?»

На поезде Виктор добирался до Грачёво три часа. Давно он уже не ездил так далеко. Приходилось в отпуск к родителям, в Воронежскую, в деревню. А так всё больше в районе своего Курганово. Смотрел в окошко, о задании ничего в голову не приходило. Как он любил себе и другим говорить, «по месту разберёмся». Даже и немного удалось заснуть.

Примерно около десяти утра уже был на месте. В первую очередь поселился, на всякий случай, в привокзальной гостинице, впрочем, единственной в этом посёлке. Потом спросил об улице Чапаева. Дом нашёл очень быстро, трёхэтажка городского типа. Это был второй дом от начала улицы. Поднялся на второй этаж, позвонил.

— Иду, иду, открою сейчас, — послышалось за дверью. — Кто там?

— Я Нефёдов, Виктор Викторович, из Курганово. Мне нужно поговорить с кем-нибудь из квартиры. Я по поводу вашей соседки Ларисы, Петровой Ларисы.

Дверь приоткрылась, показалась старушка в домашнем халате, а за ней ещё одна, точно такая же, тоже в халате, но другой расцветки.

— Проходите, пожалуйста. Давайте вот сюда, на кухню, а то у нас в комнате не прибрано.

— Что вас интересует про Ларису? — Спросила одна из них, когда они расположились на кухне.

— Прежде давайте познакомимся. Я — Виктор Викторович, Нефёдов, следователь из Курганово. Можно просто Виктор, так проще. А как вас зовут?

— Я, — сказала первая, которая открывала дверь, — Анна Степановна, Проклова, а она — Нина Степановна, но Сёмина. Фамилии наши по мужьям, а в девичестве мы были Барановыми. Мы с Ниной близнецы.

— Вот, чтобы самих себя не перепутать, так мы в разных халатах и ходим, — засмеялась своей шутке Нина.

— Я приехал вас огорчить, в отношении Ларисы. Она погибла недавно, и мы расследуем это дело.

— Убили, что ли, Ларису-то нашу?

— Да, у нас в Курганово. Вот я и хотел с вами поговорить о Лирисе. Вы, ведь, её хорошо знаете?

— Она с нами уже лет пять как живёт, в коммуналке этой. Как устроилась на железную дорогу проводницей, так сюда и приехала, комнату ей тут дали, от железной дороги, она и хлопотала. А мы с сестрой тут, можно сказать, всю жизнь живём, дети разъехались, мужья умерли. Одни вот и остались. Когда комната Ларисина освободилась, мы испугались, кого сюда поселят. Могли бы и пьянчужку какого-нибудь. А уж с Ларисой нам очень хорошо… было хорошо. Она уезжает на смену почти на трое суток, а потом дома появится на несколько — и снова.

— Анна Степановна, а вы знаете кого-нибудь из Ларисиных знакомых, может быть, кто-нибудь сюда приходил?

— Сюда никто никогда не приходил, не приводила она. Хотя дело-то молодое, мы бы и не возражали против такого. Но никого никогда не было.

— А про знакомых в Курганово, она с вами говорила что-нибудь? — Спросил Виктор, больше обращаясь к Нине Степановне.

— Нет, про Курганово ничего не скажу, не знаю, да и Аня тоже. А вот в Залесье знакомые у неё есть. Она иногда туда даже ездила, когда была свободна. — Нина Степановна посмотрела на сестру, та кивнула головой.

— Залесье — это далеко отсюда?

— Да нет, километров тридцать всего. Это районный центр, автобус туда от станции нашей ходит, а есть и проходящий. Лариса говорила, что она сама там училась, школу закончила.

— А к кому она туда ездила, не знаете?

— Как-то разговор об этом не заходил у нас. Но не на свидание, это уж точно. По одежде и по сборам, да и по настроению — тоже. Если бы на свидание, то это было бы нам заметно. Мы же, женщины, чувствуем это…

— Ну, хорошо, спасибо за беседу. Ещё одна просьба, можно ли посмотреть комнату Ларисы?

— Раз уж дело такое, то, конечно. Ключ у нас есть. Лариса запасной у нас оставляла, на всякий случай, говорит. Вот он и подошёл, всякий-то.

Все прошли в общий коридор, Нина Степановна вынесла ключ, Виктор открыл дверь, вошли в комнату.

— Такое впечатление, что Лариса только что уехала, — сказал Виктор, — как будто даже и ждала кого-нибудь, чистота какая!

— Она очень любила убираться, прямо нас с Ниной не допускала до этого. А когда, попросит, и в наших комнатах приберётся. Нам-то уже это и тяжеловато стало. Ну, вот, собиралась, собиралась, а туфли-то и позабыла, смотри, Нинок! — Показала на свёрток на стуле у стола. — А уж как она в них по квартире бегала, как козочка, нарадоваться не могла. Так они ей шли и впору были. Говорит, что в Москве удалось купить, немецкие. У нас таких и не достать.

Виктор обошёл комнату, заглянул в ящики шкафа и комода. Достал из-под кровати чемодан, раскрыл его, покопался в вещах. Ничего интересующего его он не обнаружил. Показал на фотографию, которая весела на стене:

— А это кто на ней?

— Её родители, отец и мать. Оба умерли уже, ещё молодыми. Сначала мать, Людмилочка ещё ребёнком была, а отец уже после, но не так давно. — Пояснила Нина Степановна, — семья их жила в Залесье, Люда школу закончила, а потом они куда-то с отцом переехали в другое место. Куда — не знаю, Люда, может быть, и говорила, но не помню. А ты, Ань?

— Да тоже нет. Что уехали — это да, а что дальше — не могу сказать.

— Ну, что же, большое вам спасибо за помощь, очень много полезной информации.

— Помогла бы она убийцу разыскать.

— Надеюсь, поможет. Так я на станцию, а там автобусом до Залесья. Так?

— Да, всё так. Всего доброго!

Вот и началось, подумал Виктор, разобрался на месте. Что-то ещё впереди будет?

11.07. Пятница. Директор школы

В Залесье Виктор направился в школу. Занятия ещё не закончились. В школе стоял привычный по недавнему школьному времени учебный гул. Пока шёл к кабинету директора, гул волнами возникал у каждой двери класса, где тише, где громче. Вот и кабинет директора. Табличка простая — ДИРЕКТОР. Хорошо, что у нянечки узнал имя-отчество

Виктор негромко постучался в дверь. Из-за неё послышалось:

— Да-да, входите, пожалуйста!

— Можно, Ольга Васильевна?

— Конечно, проходите, садитесь. И слушаю вас.

— Меня зовут Виктор Викторович, Нефёдов, младший лейтенант, вот моё удостоверение.

Ольга Васильевна посмотрела и удивлённо спросила:

— Что это так далеко вас забросило, в наши края?

— Меня интересует выпуск семьдесят четвёртого года, думаю, что такого, семьдесят четвёртого. В частности — Лариса Петрова. Ну, и другие — тоже.

— Это ещё не при мне было. Семьдесят четвёртый-то. Я здесь всего восемь лет, сразу начала с директорства. А старших-то почти и не осталось, кто умер уже, кто на пенсии. А у нас состав, молодой, почти все ровесники.

— Но всё равно, кто-то может вспомнить?

— Из учителей — вряд ли. Которые сейчас. Из прежних только если.

Ольга Васильевна немного задумалась:

— Пожалуй, я вам могу помочь. Я здесь сменила Веру Тихоновну, Трапезникову. Она на пенсии, ей сейчас где-то под семьдесят. Вот с ней и можно про этот выпуск поговорить, при ней он и был. Но она тогда ещё и не была директором, а учителем. Она директорствовала всего года два-полтора.

— Да, спасибо, а как с ней связаться?

— Очень просто, вот её телефон и адрес. — Ольга Васильевна записала на бумажке то и другое и протянула Виктору. — Можете предварительно отсюда ей и позвонить.

— Да, это хорошо было бы.

Ольга Васильевна поставила аппарат ближе к Виктору:

— Вот, пожалуйста.

Виктор набрал номер, через небольшое время послышался ответ:

— Алло, Вера Тихоновна? Здравствуйте. Я вам звоню от Ольги Васильевны, директора школы. Я из Курганово, младший лейтенант, Виктор Викторович Нефёдов. Мне хотелось бы с вами встретиться по одному вопросу. Ольга Васильевна говорит, что вы можете мне помочь… Да, спасибо, а когда можно?.. Сейчас прямо и выхожу, буду у вас…, — посмотрел вопросительно на Ольгу Васильевну. Она ему шёпотом:

— Полчаса.

— …минут через сорок, — закончил Виктор. — Нет, спасибо, адрес у меня уже есть. Так что до встречи, Вера Тихоновна.

Виктор собрал свои бумаги, записку Ольги Васильевны и спросил:

— Как мне добраться до Веры Тихоновны?

— Это очень не сложно. Выйдете из школы — и сразу налево, по дорожке, до центральной площади, а за ней будут трёхэтажные дома городского типа. Дом четыре, средний подъезд, второй этаж. Он как раз в ряду домов и будет четвёртым, а всего их шесть. Указателей на домах нет. Там спросите, если затруднитесь. Да и Веру Тихоновну там все знают.

— Спасибо, Ольга Васильевна, я пошёл. До свидания!

— До свидания. Я уж не спрашиваю, почему вы заинтересовались этим выпуском. Наверно, нельзя и говорить. Вы же следователь.

— Всё правильно, Ольга Васильевна. Ещё раз спасибо! До свидания.

— Передавайте Вере Тихоновне от меня большой привет!

— Обязательно передам.

11.07. Пятница. Трапезникова Вера Тихоновна

Дом Виктор нашёл быстро, даже не пришлось спрашивать. Поднялся на второй этаж, позвонил. Дверь открылась:

— Здравствуйте, Виктор Викторович! Я жду вас, проходите, пожалуйста.

— Здравствуйте, Вера Тихоновна. Спасибо, что не отказались побеседовать. А меня можно просто Виктором называть.

— Вот вам тапочки, смотрите, годятся ли? Извините, что так бесцеремонно вас разуваю.

— Не надо извинений, так и следует, мы же не в коридоре будем беседовать, у меня очень много вопросов к вам.

— Да, конечно, конечно, мы в комнату пройдём, за стол. Проходите, пожалуйста. Может быть, чаю хотите?

— Нет, спасибо, Вера Тихоновна!

Сели за стол. Виктор положил свою папку с документами, достал ручку:

— Думаю, что-то и записывать буду.

— Вы меня об этом не спрашивайте, как нужно, так и делайте. И я слушаю вас…

— Меня интересует выпуск семьдесят четвёртого года, Вера Тихоновна. Ольга Васильевна сказала, что вы сможете мне помочь.

— Кто-то отдельно или весь выпуск?

— Меня интересует Петрова Лариса, Сергеевна.

— Так это не семьдесят четвёртый, а семьдесят пятый. Я ведь их всех очень хорошо знаю, я у них была классной, как они говорят, классным руководителем. Вот, учитель литературы, а до сих пор не знаю, как правильно сказать про себя — классный руководитель или классная руководительница. Скорее — первый вариант. У ребят-то просто — классная — и всё. Они часто и так говорили: наша классная — классная. Так вас именно Лариса интересует?

— Значит, я просчитался. Я от пятьдесят восьмого года считал, получилось семьдесят четыре. Да, пожалуй, и весь выпуск, но больше, всё-таки, она, Лариса Петрова.

— А почему именно Лариса? Она что-то натворила? Если вы из следственного отдела?

— Не она натворила, а с ней натворили. Я, ведь…, — Виктор несколько стушевался, — …прямо даже не знаю, как это сказать…

— Говорите, говорите, считаем, что вы меня уже и подготовили к чему-то плохому.

— Хуже некуда, Вера Тихоновна. Убийство я расследую, Ларису убили.

Вера Тихоновна грустно покачала головой:

— Действительно, хуже некуда. А где же это произошло?

— У нас, в Курганово.

— Что-то слышала о Курганово. Отсюда не близко. Это, по-моему, станция железнодорожная в сторону Москвы. Когда ездила, помнится, проезжали.

— Так и есть. Я, вот, от неё на поезде до Грачёво, а сюда автобусом. На три с небольшим часа всего езды набралось. По железной дороге. Поезд-то еле ползёт, на каждой станции остановка. Почтово-багажный был, потому и так.

— И когда это случилось-то?

— Этим летом, в конце июня. Вот, до сих пор добирались до школы, в которой она училась, до вас, кто её знал. В Грачёво-то у Ларисы была комната в коммуналке, там я у соседей-то и узнал, что здесь она жила, школу закончила. И вот поэтому я и здесь. Прямо как узнал, сразу же сюда и прискакал. В школу, а из школы — к вам.

— Ну, что же, понятно, тогда прямо с Ларисы и начну. Лариса-то входила в классе в нашу «великолепную восьмёрку», как в фильме — «Великолепная семёрка», а тут — восьмёрка. Ещё их называли «пятьдесят-на-пятьдесят».

— Почему?

— Их было поровну: четыре мальчика и четыре девочки, четыре пары, можно сказать. До самого выпуска. А вот в выпускной-то день случилось страшное, погиб Паша Царьков. Они к утру решили на речке искупаться, а у него сердце остановилось в воде.

— Я про этот случай и не знал. Да и откуда?

— Я-то думала, что знаете, если про Ларису спрашиваете… — Немного помолчала. — А Паша у нас был поэт. Хорошие стихи. Детские такие, наивные, но мне нравились. Начал ещё в девятом классе, влюбился, наверно. Когда он мне своё первое принёс, покраснел неимоверно. Я уж говорю, что не стоит так волноваться, что это очень хорошо, что стихи пишешь. Я, мол, тоже писала, только некому было показать, хоть и очень бы хотелось. Он и успокоился немного. А потом мне приносил ещё. У меня собралась даже папочка, двадцать три его автографа.

Вера Тихоновна подошла к письменному столу, открыла тумбочку:

— Вот, не работаю уже давно, а стол письменный всё держу. У меня в нём вся моя жизнь, расстаться не могу. И не буду. Вот, — она достала папку с тесёмками, развязала и положила на стол небольшую кипу тетрадных листочков. — Вот, все тут. Пашины автографы в стихах. — А последнее, вот это, он написал прямо за несколько дней до гибели. Показал мне, я прочитала. Он говорит, что назвал его «Иван Купала», не знал, как лучше назвать. Но я возразила. Паша, говорю, у тебя же основное не про Купалу. Тут лучше дать название как в стихе прозвучало: «Долгая заря». Он так обрадовался, говорит, сейчас поправлю, как же это правильно. Ручку попросил, я говорю, нет ручки, только карандаш. Давайте, говорит, карандашом. Зачеркнул Ивана и сверху приписал «Долгая заря». Вот, смотрите. Хотите, я его вам прочту?

— Конечно, Вера Тихоновна, с удовольствием послушаю.

Вера Тихоновна взяла листок, начала читать:

День проглочен канареечный,

Скинут платья жар,

Солнца диск, совсем копеечный,

Превратился в шар.

Светит горизонт-раскрой,

Солнце катит вниз,

Облаков кудрявых рой

На лучах повис.

Пригорюнился цветок,

Огоньком горя,

Тихо льётся на восток

Долгая заря.

Небо звёздами обклеено,

Гонит сумрак прочь.

Вечер, как-то неуверенно,

Переходит в ночь.

Которая совсем пропала,

Знать, наступил Иван Купала.

Я его только вот здесь поправила, — она показала на листок, — говорю, что «как-то неуверенно» надо в запятые взять. Он тут же карандашом и поправил. Правда, как он хорошо ухватил это время, солнцестояния.

— Да, мне понравилось, очень.

— Так вот, Паша-то дружил с Наташей Наумкиной. Может быть, к ней и были его стихи? Не знаю. Не это, а остальные. Но, может быть, и с кем другим дружил. Я уж не помню. Они ведь вместе всегда, группой, восьмёркой. Но это можно узнать и поточнее, если это так необходимо. Здесь из их великолепной восьмёрки живут Воробьёвы, Степан и Ирина. Это единственная пара, которая и сложилась у них в семью. Из всех их. Ирина раньше была Петрачёвой. Она сейчас работает в бухгалтерии, курсы закончила. А Степан после армии на ней и женился, она его дождалась. Мишка у них родился, такой хороший мальчишка! Степан дальше не стал учиться, пошёл в совхоз слесарить. Руки у него золотые. Всё может сделать. Вот, смотрите, — Вера Тихоновна повела рукой вокруг, — это всё он и сделал, года три назад, когда я ремонт затеяла. Ирина тоже помогала, конечно. Нет мужчины-то в квартире. Я была замужем, в сорок первом поженились, и в том же году, под Вязьмой он и погиб. Его так же звали, как и вас. Я ездила туда в ноябре восьмидесятого, в Вязьму, на братскую могилу, её как раз только построили на кладбище. Узнала из газеты, что построили. Как раз каникулы были, вот я и поехала. Пришла к Ольге Васильевне, говорю, мужа собираюсь навестить, в Вязьму хочу съездить, на кладбище. Если опоздаю, вдруг, вы уж меня подмените. Она посмотрела на меня и заплакала. Очень она у нас на это слабенькая. Да и я тоже, с ней вместе. Она и говорит, поезжайте, не беспокойтесь, сколько надо, столько и побудьте там. Заменим, какой разговор. Я поехала. Но там лежат другие, уже которые освобождали Вязьму. Но всё равно, легче стало. Надо было раньше туда поехать, но как-то всё не получалось. А тут газета подтолкнула. Вот так… Вот он, мой Виктор, — Вера Тимофеевна показала на фотографию, — это мы с ним после загса сфотографировались.

Виктор посмотрел на фото. Рядом с ним стояла небольшая икона Богородицы, по виду — старая.

— Это так, икона-то, — Вера Тихоновна заметила его взгляд, — от одиночества. Правда, жаловаться мне и ни к чему, мне много пишут, звонят, в гости приходят. В бога-то я не верю, не сподобилась. Это икона моей мамы, её благословление.

— И в церковь не ходите?

— А её нет, церкви-то. Её в моём детстве ещё закрыли. Под склад или амбар. Но не было в ней вентиляции, поэтому зерно там не стали хранить, только какой-то инвентарь. А потом и совсем сломали. Красивая была…, — вздохнула Вера Тихоновна, помолчала немного и продолжила, — …так вот, Степан мне сказал, что ему только на расходы на ремонт, на материал, а остальное — его дело. Только обои, говорит, выбирайте сами. А какие там в это время обои? Всё в магазинах пусто. Я уж говорю, Степан, я тебе доверяю и этот выбор. Так он и купил, видите, какие красивые! Уж куда ему пришлось за ними ездить — ума не приложу. Всю сантехнику перебрал, что-то и заменил. Да, кажется, и денег-то своих они добавили. Я уж было заикнулась, но они прямо руками-ногами. Но, как говорят, магарыч я им устроила праздничный. Напекла пирогов, гуся в деревне достала, у бывшей соседки, в Подлипках. Я же до этой квартиры там и жила в своём доме.

— Значит, у вас дом в деревне есть, участок?

— Что вы, Виктор! Какой дом? Когда эту квартиру давали, то сказали, что дом надо сломать.

— ?..

— Такие вот порядки странные были, да, по-моему, и до сих пор так.

— Зачем же ломать-то? Ведь это хорошо, что и квартира, и участок с домом.

— Тоже не понимаю. Там у меня огород был, пятнадцать соток. Что-ничто, а с него имелось. Я уж весь-то его не обрабатывала, соседям отдавала, это у которых я гуся потом на магарыч взяла. У них хозяйство большое, четверо детей, мал-мала, а огород такой же, пятнадцать. Вот я с третьей его части себя обеспечивала, полностью, что мне на одну надо было. А на остальном — они хозяйничали. Но Фёдор, сосед-то, вовсём мне помогал: вспахать, проборонить, прополоть, урожай убрать, что тяжело, картошку, например. Я уж думала и не переезжать. Но одной тяжело, особенно зимой. До школы, правда, не далеко, километра два, но там колодец далеко от моего дома, да и дровами печь топить. Так и переехала в эту квартиру, вот с этой маминой иконой, всё не так одиноко, посмотрю на них, — она показала рукой в сторону фотографии и иконы, — и в компании сразу. А дом сломала. Я уж хотела, чтобы соседям его можно было использовать, но сказали, что комиссия будет проверять, сломан ли дом, тогда и ключи дадут. Вот такие, прямо не советские порядки.

— Хоть это и не совсем хорошо с моей стороны, но эти порядки совсем даже не советские, — сказал Виктор, — прямо какие-то драконовские. Кто ж такое придумал?

— Администрация совхоза, кто же ещё. Местным постановлением.

— Чушь какая-то…, — Виктор возмущённо вздохнул. Потом вспомнил наказ начальника и сменил тему. Чуть позже спросил у Веры Тихоновны:

— Да, Вера Тихоновна, а можно мне познакомиться со Степаном и Ириной?

— Обязательно надо, я и сама хотела вам их навязать для беседы, раз уж так дело-то повернулось. У них дома есть телефон, можно будет договориться о встрече. И от меня привет передадите.

— Ой, извините, я совсем и забыл, вам большой привет от директора, Ольги Васильевны.

— Спасибо! Она меня не забывает, хотя я с ней и не так долго работала. Она ведь меня сменила на должности этой. Мне немного пришлось быть директором, года два, что ли. Но я для такой работы не гожусь. Характер не такой… Да, запишите их телефон, я его наизусть помню: 36144. Только звонить надо вечером, сейчас они на работе.

— Да я сейчас еду в Грачёво, там в гостинице остановился, вечером позвоню, договорюсь. И ещё дел у меня на сегодня много. Со всем этим надо разобраться.

— Это я у вас много времени отняла, своими рассказами и жалобами. Извините уж, старую.

— Что вы, Вера Тихоновна, вы мне такую информацию дали, что я просто и не надеялся уже. Да ещё и Степана с Ириной порекомендовали. Так что у меня всё будет из первых рук, из которых ваши — самые первые.

— Надеюсь, что Степан и Ирина вам помогут, они хорошо относились к Ларисе, да её и все любили, заводилу их компании, да и всего класса.

Виктор подошёл к двери, переобулся:

— До свидания, Вера Тихоновна. Очень рад был с вами познакомиться. Спасибо за помощь.

— Желаю удачи! Может быть, ещё и встретимся. До свидания!

12.07. Суббота. Воробьёвы

Воробьёвы Степан и Ирина на кухне, Ирина готовит стол к чаю или собирает завтрак. Звонок в дверь.

— Ирина, я открою, это, наверно, по вчерашнему звонку. Как раз полодиннадцатого.

Открывает дверь:

— Вы Виктор?

— Да, это я вчера вам звонил. О встрече. Вера Тихоновна посоветовала с вами поговорить.

— Проходите, пожалуйста.

— Здравствуйте, вы Степан, да?

— Добрый день, Виктор, проходите, пожалуйста. Мы с Ириной как раз чаем занялись, прошу с нами.

— Спасибо, с удовольствием, за столом и поговорим.

— Ирина, у нас гость за столом. Чашку ему, пожалуйста! Виктор, вот вам тапочки, подойдут, думаю.

— Спасибо, как раз по ноге!.. По ногам!

— Мы с Ирой чай в кухне пьём. Пожалуйста, проходите, садитесь. Спиной к окну, а мы уж на свету, чтобы как на допросе.

— Что вы! Какой допрос, тем более, — за чаем? Да и вообще я не допрашивать приехал. Просто побеседовать о ваших давних знакомых.

— О ком же, если не секрет? — спросила Ирина.

— Раз уж с этим пришёл, то какие тут могут быть секреты, у меня от вас? Наоборот, все эти секреты — у вас. Выдадите — буду рад.

— Вы какой чай любите? — Спросила Ирина. — Простите, Стёпа, ты же нас не познакомил.

Степан смутился:

— Да я ведь думал, что Виктор нас знает по именам. А вот тебе-то он не назвался, вернее, конечно, я тут виноват. Ирина, это младший лейтенант Виктор, Нефёдов. Из следственного отдела, я говорил тебе вчера вечером, что мы договаривались о встрече на сегодня.

— Очень приятно, как говорят в таких случаях, хотя на душе как-то не очень пока приятно. Милиция, всё-таки, следственный отдел… Так я возвращусь к моему вопросу о чае, вы какой предпочитаете: у нас есть «три слона» и «краснодарский», в который я добавляю немного мяты, с нашего участка.

— Давайте последний, который с мятой. Моя мама тоже любит добавки в чаи досыпать. А где у вас участок?

— Он не у нас, а у моих родителей, отсюда на юг примерно километров тридцать, на речке Северянке. Автобус туда от нас ходит.

— Да, знаю такую, слышал в поезде, говорят, хорошие там места. И рыбка ловится, хоть и не большой любитель, но иногда балуюсь, если есть время.

Некоторое время все пьют чай, с магазинными пирожками.

Ирина с извинениями:

— Вот, так дел много, что и не успеваю приготовить сама что-нибудь вкусненькое. А мужчины-то мои, Стёпа с Мишей, сыном, очень любят домашнее, у моих родителей всегда что-нибудь своё есть. А уж когда мы к ним соберёмся, наготовят столько, что потом с неделю живём их трудами.

— Спасибо за вкусный чай! — Поблагодарил Виктор. — Прямо мечту мою исполнили! И пирожки вкусные. Сейчас это большая редкость, чтобы магазинный и такой вкусный.

— А у нас есть такое место, особое, — похвасталась Ирина, — через дом от нас кафешка, они там свою выпечку делают, тем и славятся, к ним тропа народная не зарастает, и не зарастёт.

— Ну вот, — Виктор поднялся, — а теперь — давайте к делу, а то у вас выходной, а я со своими проблемами мешаю отдохнуть…

— Ничего, ничего, хватит и на отдых. А давайте дела решать в комнате, — предложил Степан, — там будет удобней, мешать никто не будет, Мишка в киношку утреннюю закатился с друзьями. Это сын наш, — пояснил он Виктору.

Перешли в другую комнату. В комнате круглый стол, у стены — шкаф, за ширмочкой кроватка небольшого размера.

— Это у нас от Ирининых родителей, стол-то. Не из ДСП ещё, настоящий. Да, вон, и шкаф, тоже их, старый. Вот это наша комната и гостиная одновременно. Здесь обосновался, в основном, Мишка, а наша с Ирой — там. Там у нас и телевизор, и спальня. А Мишкина кровать здесь, за этой ширмой. Хорошо, что комната эта большая, а то кухня — семь, спальня наша — девять, а гостиная — все двадцать. Здесь и гостей принимаем, за этим столом. Садитесь, пожалуйста! И — слушаем вас.

Виктор взял в коридоре свою планшетку, раскрыл её и достал фотографию Ларисы.

— Вот, посмотрите, вам знакома эта женщина.

— Ой, так это же наша Лариска! — вскрикнула Ирина. — Она что же, мёртвая?

— Да, извините, что так неожиданно, как-то прямо неловко получилось, — пролепетал Виктор. — Потому я и здесь, к вам с вопросами, вы же дружили с ней? В школе, насколько мне известно.

— Дружили, — произнёс Степан. — Как же так получилось-то?

— Да вот этим мы и занимаемся. Что бы вы могли рассказать о ней, какая она была в компании¸ за что бы ей могла достаться такая участь, чтобы вот так, вдруг, ни с того ни с чего — погибнуть?

— А может быть, её не убили? — Предположила Ирина.

— Нет, это точно установлено. Сначала усыпили, а потом удушили.

— Господи, страсть-то какая! — Прошептала Ирина.

— Так я слушаю, что бы вы могли мне рассказать, — сказал Виктор.

— Да что тут рассказывать. Дружили мы в школе — начал Степан. — Компания была наша — не разлей вода, восемь человек, четверо пацанов и столько же девчонок. Лариска у нас была заводилой. Вечно что-нибудь придумает. Помнишь, в девятом классе, про поход за речку, с ночёвкой? — обратился он к Ирине.

— Конечно, помню, так у костра всю ночь и просидели, хотя и палатки с собой были, и поставили их. Но это не мы восьмером, тут весь наш девятый был, вместе с классной, Верой Тихоновной. Она с нами всегда ходила на общие сборища. И не потому, что ей скучно дома, а по долгу учителя, что ли, если так можно о ней сказать. А организовывала это как раз наша Лариска.

— А кто ещё входил в вашу восьмёрку? — спросил Виктор, ориентируясь на слова Ларисы о старых знакомых, — что-нибудь о них знаете? Кто? Где? Чем занимается?

— Проще некуда! Да что мы так-то! Ирина, принеси из спальни нашу выпускную фотографию, в тот день, по ней и расскажем.

Пока Ирина ходила за фотографией, Степан пояснял Виктору:

— Лариска-то наша очень увлекалась фото. Сама снимала, сама проявляла, сама печатала. Словом — от А до Я. И фотоаппарат у неё был очень хороший, «Киев». С разными объективами. Фотоувеличитель, фотоэкспонометр. Она даже и выставки в школе устраивала, в районе нашем какую-то грамоту получила. У неё мама рано умерла, так отец её очень баловал, очень её любил. Когда она увлеклась фото, так он ей накупил всякого оборудования, хорошего. Тогда это дорого стоило, да и сейчас-то это не дёшево.

Вошла Ирина с фотографией:

— Вот, нашла, — положила на стол фотографию. — Вот, все мы восьмером.

— Так я продолжу? — Спросил Степан.

— Да, слушаю вас.

— А давайте не вас, а на ты, так удобнее нам, ровесникам. Мы ведь ровесники?

— Согласен, хоть и вряд ли мы ровесники, мне только двадцать три, двадцать четвёртый. Ну, будем считать, что ровесники.

— Вот отец-то Ларисы сначала ей в сарайчике угол отгородил, для фотолаборатории, свет туда провёл, а потом всё это же сделал в доме, потому что зимой в сарайчике холодно. После школы Лариса уехала куда-то, отец её женился, тоже уехал. Дом они продали, а всю фотоамуницию Лариса передала в школу, сказала, будет у кого желание — пусть занимаются.

— А кто же тут вас фотографировал? — Спросил Виктор, показав на фотографию.

— Так она же и фотографировала! — Воскликнул Степан. — На речке, где мы праздновали выпускной, нашей только группой, восьмёркой, на берегу. Там есть высокий пенёк от тополя. Спилил кто-то, не знаем — кто. Вот она и приспособила свой «Киев» на пенёк, нас поставила в два ряда друг за другом, потом навела и взвела «автопилот», как она называла. Подбежала с краю, вот она, рядом с Чириком, то есть со Стёпкой Воробьёвым, вот, со мной.

— Давайте так, — попросил Виктор, — я буду записывать ваши имена и фамилии, а то я так не запомню. Можно и с кличками, если вы не против. А потом о каждом из них и поговорим. Согласны?

— Добро! — Степан пересел на сторону Виктора. — Давай… я на ты, как договорились… по порядку. В первом переднем ряду слева направо. Это Петька, Пётр, Грибков по нашему прозвищу Гриб, а то когда и Мухомор. Рядом с ним — Наташа Краснова, за ней тоже Наташа, Наумкина. Записали? У наших девчонок кличек не было, только у ребят. Потом Ирка, ой, Ирина, Петрачёва. Теперь — Воробьёва, вот она как раз перед вами сидит. Во втором ряду, тоже слева направо, Паша Царьков, Царь, это который и утонул, знаете, наверно.

— Да, Вера Тихоновна мне рассказала, — качнул головой Виктор, — а про утонул мне хотелось бы услышать подробнее, из первых рук, так сказать.

— Прямо в этот же день, вернее — ночь, а точнее если — то уже к утру. Мы решили искупаться уже под утро, но было не очень ещё светло, где-то середина ночи, небо в облаках. Так гурьбой и пошли, кроме Лариски, она сказала, что ей не хочется.

— Думаю, что по другой причине, по нашей, женской, — добавила Ирина.

— Ну вот, она не пошла с нами, — продолжил Степан, — а мы стали бултыхаться. Потом вышли все на берег, одеваемся, смотрим, а одежда Царя на месте, а самого нет. Думали, что он по надобности отошёл в кусты. А его всё нет и нет. Звали, звали — бесполезно. А утром уже с милицией и скорой вытащили нашего Царя. Двух аквалангистов привезли. Сказали потом, что сердце остановилось. Он как-то жаловался на сердце, даже и от физкультуры его освободили, уже к концу учёбы, классе в восьмом, наверно. Так вот и получилось. А как же это так, про Лариску что-то тебе известно, а про Пашку — впервые, только от классной?

— А с чего это я знать-то буду. Ведь фото я только что и увидел. Ну, давайте дальше.

— А дальше уже Свист, Андрюха Свистунов, Андрей, и я вот, Степан Воробьёв, Чирик, если по-местному, меня называли с разными ударениями, то денежка получалась, то птичка воробей. А рядом со мной уже и сама Лариска, Петрова которая. Вот и осталось нас теперь всего шестеро. Вот дела!

— Так, понятно, а теперь мне хотелось бы о каждом другом немного узнать. Кто, что, где, когда и почём. Шучу, но лучше подробнее. То есть всего о четверых, пока о четверых, других, да и о вас тоже, для общей картины, для отчёта начальству. С вас давайте и начнём.

Степан посмотрел на жену, она кивнула:

— Давай ты, Стёпа, а я, если понадобится, то добавлю.

— Да мы из всех нас, восьмерых, единственные муж и жена. Остальные как-то не согласовались. Хотя, казалось, и пары были. Мы с Ириной после школы поступали в институт. Не поступили. Ирина пошла на бухгалтерские курсы, а я немного поработал — и в армию. Отслужил в армии, но после уже не было, к сожалению, возможности учиться. Да и не хотелось, как-то. Возвратился, свадьбу с Ириной сыграли, потом Мишка появился, тут уж мне не до учёбы, да и времена пошли какие-то кувыркастые, выжить бы. Но ничего, выдюжили, да и выдюжим, перестроимся, как нас уговаривают.

Виктор как-то быстро взглянул на Степана, тот заметил, спросил:

— Что, я что-то не так сказал?

— Да нет, всё так. Слушаю дальше.

— Ну а дальше что. Здесь осталась ещё Наташка Краснова. На другом конце нашего посёлка живёт, встречаемся иногда. Дочка у неё растёт, Машенька, а муж ускакал неизвестно куда, но она его, всё-таки, разыскала, алименты получает. Фамилию после развода оставила прежнюю. Но какие сейчас алименты? Зарплату-то как платят?

— Хоть что-то, а есть, — вступила Ирина, — а то бы и вообще ничего. Она же работает какой-то охранницей, в садике с продлёнкой, сутки-через трое. Еле на жизнь хватает. Мы уж ей со Степаном предлагали помощь, но она так и осталась гордой, никогда ни в чём не…

Ирина не договорила в чём таком эта Наташа «не», но всё было и так понятно, без объяснений.

— Петька Грибков, наш Гриб, тоже, как и я, в институт не поступил, а пошёл в техникум, в геологоразведочный, в Клину, что ли? А, Ирин?

— Нет, в Клинском районе, в Решетниково.

— Я как-то с ним увиделся, говорит, что очень интересно. А в школе никогда даже и не говорил, что ему интересно шататься по полям-дорогам. Да он и был из всех нас домоседом. А тут — домой не заманишь, по горам и долам обретается. Свистунов следующий, Андрюха. У него прямо почти сразу после Царя, Царькова, как его похоронили, умерла мама, и его забрал с собой в Москву мамин двоюродный брат. Андрей поступил, кажется, в какой-то хороший технический, то ли в Бауманку, то ли в Авиационный. Не знаешь, Ир?

— Кажется, что в Бауманский. Но это надо у Наташки спросить, она больше о нас всех знает, у Красновой, которая здесь живёт. Она и с Лариской часто общалась. Подруги были. Как ей об этом и сказать-то? А то, может быть, и знает откуда-нибудь?

— Вряд ли, — промолвил Виктор. — Так, у нас осталась ещё одна Наташа, Наумкина. Что-нибудь о ней скажете.

— Теперь ты, Ирина, — попросил Степан.

— Наташа вместе со Стёпой поступала в тот же институт, технический…

— Политехнический, Воронежский технический университет, — поправил Степан.

— …поступила, — продолжила Ирина, но со второго курса ушла, в академический, по беременности. Назад уже не вернулась, с мужем уехала в Мурманск, он у неё моряк. Там и живут. Сейчас двое детей у них, мальчики. Мы иногда переписываемся. Сюда она не приезжает, не к кому, родители её переселились куда-то в сторону Украины, в Донбасс. К ним, вероятно, ездит.

— Ну, что же, большое вам спасибо, как говорится, вы очень помогли следствию. Нужно будет если о других поговорить, то я потом этим займусь. Вы не будете против?

— Что ты, какое против, если такое дело!

— У меня к вам только ещё две просьбы.

— Да хоть четыре, мы рады помочь тебе в таком деле, — утвердительно произнёс Степан.

— А просьбы такие. Не могли бы вы дать мне на время эту фотографию? Я сниму с неё потом копию и возвращу.

— Не надо никаких возвратов, бери насовсем, — сказала Ирина, — у нас ещё одна такая же, ведь Лариса всем нас по одной каждому распечатала. Так что у нас ещё одна имеется.

— Вот уж не ожидал такого подарка! Большое спасибо! А вторая моя просьба — свяжите меня с Наташей Красновой, хочу и с ней побеседовать, раз уж здесь оказался. Телефон, адрес.

— Телефона у неё нет, домашнего, только рабочий, 36-178. Адрес — улица Тополиная, дом 15, у неё свой дом, родительский. Но лучше с ней созвониться. Она дежурит сутки-через трое. А я с ней по телефону говорила на той неделе, в воскресенье, двадцать девятого было это. Сегодня двенадцатое, суббота. Значит так… — Ирина пересчитывает на пальцах, шевеля губами, — …сегодня, двенадцатого, она должна быть дома, но договориться с ней никак нельзя, телефона-то нет.

— Да я попробую без звонка, здасьте, скажу, вам! Я от Воробьёвых, знаете таких? Можно так?

— Конечно, можно, только с Лариской как-то бы… Сам понимаешь.

— Что-нибудь соображу. Приходилось. Хотя это всегда получается как-то боком, вот, как и с вами.

— Виктор, не надо извиняться, — сказал Степан, — мы же понимаем, не дети.

— Ну, ещё раз, большое вам спасибо. Может быть, ещё что вспомните, то вот мои координаты, — передал Ирине бумажку, — думаю, что нам придётся ещё встретиться.

— Какая может об этом идти речь, что надо, то и сделаем. Конечно, в курсе ты нас держать не будешь, как идут дела, но хотелось бы знать, хоть немного, — попросил Степан. — А хочешь, и я с тобой, а то и с Ириной вместе, к Наташке пойдём?

— Да нет, не надо. Вы и так мне очень помогли. До свидания!

— Всего доброго. И успехов в расследовании.

— Ой, подожди, просьба у меня, — попросила Ирина, — я тут вещи кое-какие детские собрала для её дочки, Наташа знает об этом. Я ей говорила про это тридцатого. Так, девчоночьи, только джинсики если, но они же, ведь, бесполые.

— Конечно, передам, какой вопрос! Только сумки у меня с собой нет, портфельчик вот только.

— А они в пакете, с ручками, удобно будет. Если не получится передать, то занеси к соседям, рядом с ней, домом дальше. Они передадут.

— Вот и добро, давайте. Если не получится никому передать, то я вам назад принесу. Спасибо ещё раз. И за информацию, и за фотографию. Думаю, что и об остальных ваших школьных друзьях ещё придётся поговорить. Так что — готовьтесь. Всего вам хорошего!

12.07. Суббота. Краснова Наташа

Наташин дом заметно отличался от соседских. Больше всего — наличниками. Прямо вологодские кружева. А пока дошёл до её дома, все дома просмотрел, по обе стороны улицы. Очень похожие друг на друга, как и у его родителей в деревне. А Наташин — прямо сказочный, Билибинский терем.

Наташа занималась стиркой. Собрала все вещи, свои и дочкины, загрузила в машину и включила. Вскоре послышалось ровное гудение. Как всегда, звук был довольно громкий, поэтому она не сразу услышала звонок в дверь. Пошла, открыла. На пороге стоял симпатичный молодой человек:

— Здравствуйте, Наташа, я Виктор, от ваших знакомых Воробьёвых, только что у них был, они ваш адрес мне дали и телефон рабочий. Я из Курганово, из следственного отдела, младший лейтенант.

— Здравствуйте, проходите, пожалуйста. Нет, не надо разуваться, — сказала она на попытку Виктора снять туфли, — у меня не прибрано ещё, вот только что этим и занимаюсь. Да и обуть мне вас не во что, тапочек на вашу ногу нет. Нет, не в кухню, там машина стиральная жужжит. А у вас какой-то разговор, раз следственный отдел. Только даже и в голову ничего не приходит, почему они вас ко мне направили. Но Степан с Иркой люди серьёзные, значит, не просто так.

Прошли, сели за стол, на котором в беспорядке лежали разные тряпки и вещи, которые, вероятно, предназначались для стирки. Виктор положил на стол пакет и сказал:

— Вот это вам Ирина передала, вещи для дочки.

— Вот спасибо, придёт от Григорьевых, попросила знакомых за ней присмотреть, примерю на неё. Вообще она у меня на продлёнке, по рабочим дням. Я ведь работаю как придётся, поэтому и дочка, бывает, в некоторые выходные тоже со мной в садике. У нас это можно. А сегодня я хоть и дома, но очень уж много накопилось уборки.

— Я постараюсь долго вас не задержать. Но первый вопрос о вашем замечательном доме. Откуда такая красота? Прямо получился средний Север, там такие строят.

— Это мой отец из тех краёв. У его родителей был дом в Архангельской области. Вот и здесь он решил такой же сделать, с кружевами. Говорил, что дед и отец его лучше делали, по деревням ходили с такой работой… А про то, что задерживаете, если дело серьёзное, сколько надо, столько и поговорим. Так что ещё сказать хочу, Ирина со Стёпой меня прямо курируют, особенно с Машенькой, дочкой. Иногда даже и к себе забирают, ей с Мишкой нравится играть. Мишка, знаете, сын их.

— Знаю, но не видел, в кино убежал, до меня ещё.

— Очень хороший мальчик. Да и есть в кого, что Ира, что Стёпа. Они и в школе-то отличались этим. Степан даже ремонт делал недавно у нашей классной, да и школе помогает.

— Да, я её знаю, беседовал с ней, директор школы посоветовала. А от неё уже и к Воробьёвым попал.

— Наверно вы и со мной о том же хотите побеседовать?

— Знаете, Наташа. Очень это трудная беседа, полагаю, что для вас она будет очень тяжёлой. Я ведь хочу поговорить с вами о вашей подруге, Ларисе, Петровой.

— С ней что-то случилось?

— Да, к сожалению. Она убита.

Наташа вздрогнула и заплакала:

— Так я и думала, — сквозь слёзы промолвила она, — какая-то она была не в себе, недели две назад приезжала когда.

— Почему вы так решили, что не в себе?

— По её поведению. То всё шутит, веселится, меня старается чем-то рассмешить, что-то вспомнит наше школьное, весёлое. Мы ведь как компанией-то куролесили. Чего она только не придумывала! А тут какая-то угрюмая, на себя не похожа. И всё чего-то говорит, мол, ну вот и попался, нашёлся субчик. Я спрашиваю, кто попался-то, кто нашёлся. А она — потом узнаешь. Перед отъездом в Грачёво, это у неё там квартира, комната, знаете, наверно, она и говорит, что скоро у неё деньги шальные появятся, что она их для Машки, дочки моей привезёт. А потом уже с дороги возвратилась и попросила до времени сумочку её припрятать. Сказала — в ней вся жизнь. Но потом что-то забрала из неё, пакетик какой-то небольшой и свёрточек. Пригодится, говорит. С тем и уехала.

— А когда это было? Если помните, то поточнее.

— Помню, я только с дежурства пришла утром, часов в девять, а через полчаса и она приехала. Это летом было примерно в середине июня. А точно сказать не могу, не помню. По графику работы можно дойти.

— Да нет, спасибо, достаточно пока и этого. Наташа, вы сказали, что она сумочку у вас оставила, а забрала она её потом или нет?

— Она больше и не приезжала. Поэтому сумочка на месте, как я её и положила в шкаф, так там и лежит. Теперь уж не дождётся.

— Мне её придётся забрать.

— Конечно, сейчас принесу.

— Только в ней могут быть какие-то улики, связанные с происшествием. Поэтому изымать эту сумочку надо в присутствии понятых. Это во-первых…

— За соседями схожу, они старенькие, можно таких, старых-то?

— Во-вторых, — продолжил Виктор, — здесь нужен лучше и ваш участковый. Есть такой? Можете вы мне в этом помочь?

— Есть, Олег Иосифович. Он у себя в участке может быть.

— А где это?

— От моего дома надо дойти до центра, а там вам подскажут его кабинет. Был бы на месте. Ведь ещё и суббота сегодня. Жаль, вот, нет телефона у меня. Но тут рядом, телефонную будку поставили недавно, у двенадцатого дома, можно позвонить. Но номера его у меня нет. Только можно по общему, милицейскому.

— Да ничего, я сбегаю. Вот, время-то как растягивается.

— Ну, что поделаешь? Надо — так надо. Работа у вас такая. Я подожду. А соседей-то позвать?

— Нет, подождите, участковый это и решит. Всё равно без него я ничего не буду изымать.

12.07. Суббота. Участковый

Минут через двадцать Виктор уже стучался в дверь участка. На двери была прикреплена табличка: «Участковый уполномоченный старший лейтенант Орлов Олег Иосифович».

— Войдите, — раздался за дверью голос, — не закрыто!

— Здравствуйте, Олег Иосифович! Я — младший лейтенант Нефёдов, Виктор Викторович, из следственного отдела. Вот удостоверение.

Олег Иосифович взял удостоверение, внимательно прочитал, возвратил Виктору:

— Слушаю вас, Виктор Викторович!

— Я убийство расследую. Вот это меня сюда и привело. Жительница вашего посёлка.

— Кто же это, я ведь тут всех знаю, не слышал про убийство.

— Это Лариса Петрова.

— Как же, как же, знаю их. Только они давно уже не нашего посёлка. Уехали. А с её отцом, Сергеем, мы погодки, вместе учились. Хорошо знаю. Вот, беда-то у него какая! Он-то хоть знает об этом?

— Вряд ли. Ведь мы только что вышли на её знакомых. Так вот получилось. Но соседки Ларисы из Грачёво сказали мне, что отец-то её недавно умер.

— Вот, не знал! Жалость-то какая! Мы ж тут с ним казаковали, в детстве-то. Отчаянные были. Я — Орёл, Серёжка — Петруха. Так нас прозывали. Жаль, жаль, Серёжку!.. Когда фильм-то этот появился, в семидесятом, что ли, где «восток дело тонкое»…

— «Белое солнце пустыни».

— Вот-вот. Я ему говорю, что не один ты Петруха оказался… А что требуется от меня?

— Я сейчас от Натальи Красновой, они дружили, как мне известно. Вот у Натальи Лариса перед смертью оставила на хранение сумочку, вероятно, с какими-то вещами. Её надо бы изымать, как положено, по правилам. Протокол изъятия составить, с понятыми, в вашем присутствии. Я вас попрошу помочь мне в этом. Не против?

— Как же я могу быть против? Это же и моя обязанность. Я тут один по субботам управляюсь, пусть молодые занимают себя чем-нибудь другим.

— Если у вас есть заготовки такого протокола, то, пожалуйста, возьмите.

— Нет, заготовок нет, как-то они мне тут не особо к чему, от руки напишем. Я возьму листочков чистых с собой. А понятых мы на месте достанем. Идёт?

12.07. Суббота. Сумочка Ларисы

Пока шли к Наташе, Виктор вкратце рассказал участковому о том, что ему было известно. Подошли к двери, постучались.

— Входите, входите, не закрыто!

Вошли в дом:

— Ой, здравствуйте, Олег Иосифович! — Встретила Наташа двух вошедших.

— Здравствуй, здравствуй, красавица! — Вот, привели под конвоем, — показал на Виктора. — Наташа, — продолжил участковый, — не знаешь, дома ли Андреевы?

— Обычно дома, куда же им идти?

— Пойду, позову. А нет, так и других найду. Так что ждите.

Минут через десять он уже входил в дом с двумя пожилыми, представил:

— Вот, прошу любить и жаловать, Николай Иванович и Тамара Васильевна, Андреевы, вот и паспорта их. Согласны присутствовать при нашем изъятии.

— Здравствуй, Наташа, и молодой человек — тоже здравствуйте, — проговорил Николай Иванович.

— Добрый день, — ответил на приветствие Виктор.

Виктор попросил у Олега Иосифовича бумагу для протокола, его удостоверение, взял паспорта понятых, попросил и Наташин паспорт:

— Так, Николай Иванович… и Тамара Васильевна, Андреевы, правильно?

— Да, да — закивали в ответ оба.

— Сейчас при вас, мной, Нефёдовым Виктором Викторовичем, младшим лейтенантом следственного отдела и в присутствии известного вам участкового будет произведено изъятие у гражданки Красновой Надежды… — посмотрел в паспорт Наташи… — Ивановны, вашей соседки, женской сумочки и её содержимого. Вы это должны посмотреть и удостоверить подписью, что так всё и было. Понятны ваши действия?

— Понятны, — согласно закивали оба.

— Только обращаю ваше внимание, от всяких лишних толков, не у Наташи я изымаю сумочку, не Наташину, а её подруги. У Наташи она была на хранении.

Виктор заполнил протокол, на двух листочках, чтобы было два экземпляра, данными паспортов, и обратился к Наташе:

— Наташа, дайте, пожалуйста, сумочку.

Наташа открыла шкаф, покопалась в его глубине и положила на стол небольшую сумочку лиловатого цвета:

— Вот, пожалуйста, в целости и сохранности.

Виктор раскрыл сумочку и достал из неё сложенную газету и небольшую пачку фотографий. На листе бумаги стал записывать протокол изъятия. Потом вслух стал произносить содержание изъятого из сумочки Ларисы:

— Так, прошу внимания, газета «Вестник техники», за двадцать второе мая тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, номер десять, вот, смотрите…

— Мы верим, верим, — пробормотали понятые.

— … так положено, вы уж извините. Следующее — четыре фотографии двенадцать на пятнадцать… я примерно… чёрно-белые, с изображением на всех группы людей, ручка шариковая синего цвета, с пастой тоже синего цвета. Я всё записал, вы всё видели, пожалуйста, подпишите здесь и здесь, на двух экземплярах… Спасибо вам за помощь, до свидания. И вы подпишите, Олег Иосифович. Я один экземпляр у вас в участке оставлю. Положено-то у того, у кого изымается, но тут можно и так.

— Вот, Наташа, спасибо, — поблагодарил Виктор, — на этом у вас миссия моя закончена. Вы меня просто неожиданно обогатили. Если Лариса оставила эту сумочку на хранение, то, вероятно, что-то в содержимом важное. А вы не скажете, что это за фотографии?

— Думаю, что это Ларисины, она ведь у нас фотограф была, хороший. Но эти я вижу впервые. И кто на них — не пойму, уж больно тёмные.

— А вот такая фотография у вас есть? — Виктор достал из папки фото, которое ему дали Воробьёвы.

Наташа посмотрела и сказала:

— Да, была, но она у меня потерялась. К сожалению. Ведь это наш выпускной вечер. Вот тут и погиб наш Паша, вам, наверно ребята говорили?

— Да, и не только ребята, я ещё до них узнал, от Веры Тихоновны.

— Это тоже делала Лариса, нам всем потом раздала, на память. У меня, вот, не сохранилась.

— Наташа, а вот эти-то фотографии вы когда-нибудь видели? Кто на них?

— Да нет, в первый раз, тёмные какие-то.

— Ну что же, Наташа, ещё раз большое вам спасибо за помощь. Теперь поеду разбираться со всем этим хозяйством. Ещё к Воробьёвым загляну. Ничего не хотите им передать?

— Да нет. Спасибо только за вещи.

— Тогда, до свидания.

— До свидания, Виктор, успехов вам! До свидания, Олег Иосифович. Здоровья вам!

— Спасибо, Наташа! Скоро уж пойду огородом заниматься, на пенсию. Хватит уже! До свидания.

12.07. Суббота. Снова Воробьёвы

Виктор решил не звонить Воробьёвым. Он попробовал было, но этот телефон-автомат только съел монетку, а соединять не стал. Тут решай не решай, а делать нечего, не идти же к участковому. Подошёл к квартире Воробьёвых, позвонил. Дверь открыл Степан:

— Здравствуй, Степан, это опять я. Не скоро дело делается.

Появилась Ирина с мальчиком.

— О, Миша, наверно? Давай знакомиться. Я — Дядя Витя. А ты, конечно, Миша.

— Здравствуйте, дядя Витя!

— Ну, вот и познакомились! Кино-то понравилось?

— А там мультфильмы показывали.

— Значит, мультфильмы. Хорошие были?

— «Ну, погоди!»

— Тогда хорошие! Да, Ирина, вашу посылку я передал. Очень Наташа была рада. А теперь нам надо бы ещё поговорить. Немного изменились обстоятельства.

— Миша, ты в кухню пойди, на немного, а мы тут с дядей Витей побудем. Он из милиции.

Миша неохотно ушёл.

— А дела такие, — продолжил Виктор после ухода Миши, — у Наташи оказалась сумочка Ларисы. Она ей её оставила, как на хранение. Я пригласил вашего участкового, он понятых. Мы её вскрыли и нашли вот это. — Виктор достал из папки газету и фотографии. — А сумочка её у меня в портфеле. Посмотрите, что-нибудь из этого вам знакомо?

Степан и Ирина посмотрели газету, фотографии перебрали.

— Нет, — сказал Степан, — газета не наша, а какая-то производственная…

— Это, похоже, нашего предприятия, Кургановского, — пояснил Виктор, — на ней так и написано, вот, Кургановский приборостроительный завод. Это наш.

— Да и фото какие-то странные, тёмные очень, ничего не понятно, — добавил в свои исследования Степан.

Оба, Степан и Ирина, продолжали разглядывать фотографии.

— Ну как же, Стёпа, смотри, это же ведь мы, тогда, на речке. Виктор, дайте и нашу фотографию, общую.

Виктор достал и первую, Воробьёвскую.

— Вот про это я и говорю. Эти тоже про нас, когда мы купались и когда Паша… Только узнать тут никого нельзя, темно очень.

— А в какое время вы купались? — Спросил Виктор.

— Да уже сумерки очень большие были, думаю, что часа в два ночи, воскресенья уже, — предположил Степан.

— Пожалуй, так и было, — добавила Ирина.

— А темно потому, что у Ларисы не было вспышки, со вспышкой хоть что-то, но получилось бы, — сказал Степан, — забыла, наверно. Она всегда на наши сборы берет… брала кучу всего, а тут забыла. Но давай так, Ирина, вспомним, кто где был, может, получится. Давайте фотографии расположим по порядку, попробуем.

Все склонились над столом. Стали перемещать фотографии с места на место.

— Вот видишь, Стёпа, думаю, что вот эта первая. Тут мы только в воду входим. Мы ведь с тобой самими последними заходили, вот мы и идём, за руки вместе, а остальные впереди. Согласен?

— Пожалуй, так и есть, — согласился Степан. — А вот эта, наверно, последняя. Смотри, Ирина, народ уже пошёл на выход, раз, два, три, четыре, пять. Пять человек.

— Да, ведь Наташка-то Наумкина самая первая вышла, она так и сказала, что всё, накупалась, пойду, поэтому и пять. Она ещё когда мимо нас проходила, поскользнулась. Как же пять? Должно быть шесть. Значит, ещё кто-то вышел?

— Или не мог выйти, — добавил Виктор, — Паша Царьков, например. Давайте другие посмотрим. Посчитаем, что первую уже нашли, где вы за руки.

— Ну вот же, на двух других-то — все на месте. Все семь человек. И Наумкина тут же, — сказала Ирина. Степан, может, вспомним, кто мы где были в воде?

— Ну, мы с тобой, как вошли, так тут и были, около берега, так ведь?

— Да.

— Впереди нас Гриб с Наташкой Красновой барахтались, вот видны их головы, они слева от нас были. Тоже всё время вместе, насколько помню. Гриб — это Грибков, — пояснил Виктору Степан.

— Я уж понял.

— А вот пара — это как раз Паша с Наташей, вон там, дальше всех. А вот эта голова, похоже, Свист, Свистунов Андрюха. Один-одинёшенек. Ну и на этой тоже все на месте. Вон тут не очень просматривается, но понятно, что кто-то есть. Может быть, Гриб или Наташка за нами оказались. Думаю, что эти две будут из середины. Ты, Ир, тоже со мной согласна?

— Да по-другому-то и не выходит, так, наверно, и будет. А на последней, там, где были Царь… Паша с Наташей, Наташи уже нет, вышла. Значит, действительно, эта последняя, потому что скоро и мы все… почти все… вышли.

— Ну что же, ребята, очень рад был с вами познакомиться. Спасибо за расшифровку этих картинок. Я всё записал. Если понадобится, то мы с вами ещё встретимся. Вы оказались с Наташей самые информативные для меня, и для следствия.

— Всегда будем рады помочь, — сказал Степан, — успеха тебе!

14.07. Понедельник. Совещание

Собрались все, кроме Фёдора. Тамара и Виктор оживлённо обсуждали новую причёску Виктора. Весело было только Тамаре, а Виктор всё хмурился. Быстро вошёл Алексей Андреевич, посмотрел по кабинету:

— Кто-нибудь знает, почему Бойко нет? — обратился он к коллегам.

Оба отрицательно покачали головами.

— Ну, что же, давайте начнём без него. Виктор нам доложит о своей поездке в Грачёво, только что приехал, и не только в Грачёво. Но всё равно у него много вопросов, поэтому всем внимательно послушать и сделать выводы.

— В Грачёво я беседовал с соседками убитой, две сестры, пожилые. Предварительный осмотр комнаты Петровой ничего не дал, может быть, придётся ещё раз съездить за отпечатками и дополнительным осмотром, уже с ордером. Туфли только там были, которые она забыла. Но я не стал их забирать. Соседки мне подсказали следующую поездку, в посёлок, где Лариса, убитая, жила, школу заканчивала. Это рядом, в тридцати километрах от Грачёво, на автобусе до Залесья. Побеседовал с директором, а она сразу отправила меня к учителю-пенсионеру, которая оказалась…

В это время вошёл Фёдор:

— Можно, товарищ капитан?

— Входи! Что так поздно? Ведь назначено же было!

— Да вот, машина заглохла на полпути.

— У тебя и полпути-то полтора километра всего. Что тебе, трудно три километра до работы отмахать, на машине-то ездишь?

— Проспал. Думал, что на машине быстрей. Вот и быстрей!

— Садись, дослушивай. Виктор, продолжай!

— Так вот, эта учительница оказалась классным руководителем Ларисиного класса. Класс выпускался, кстати, в семьдесят пятом году. Она и рассказала мне о группе друзей из восьми человек, в которой была и Лариса. Кстати, на наше счастье, Лариса оказалась фотографом, и у меня потом, через друзей этих, не всех, а троих, семейной пары и их подруги, появилась их общая фотография, вот она, мне её подарили.

Фотографию Виктор передал капитану, а он уже всем остальным.

— От этой семейной пары я попал ещё в один дом, подруги Ларисы, с которой она общалась, можно сказать, до последнего времени. Эту подругу зовут Наташа. У Наташи осталась на хранение вот эта Ларисина сумочка с такими вещами, — Виктор выложил на стол сумочку, газету и фотографии. — Всё было сделано в присутствии их участкового и с понятыми. Я имею в виду — изъятие сумочки с содержимым. Вот протокол изъятия.

— А что это за газета? — Спросил Фёдор.

— Наша, местная, нашего КПЗ…

Фёдор хмыкнул.

— Не нашей КПЗ, — Виктор посмотрел на Фёдора, — а Кургановского приборостроительного, за май этого года.

— И чем таким она интересна, почему она оказалась в сумочке убитой.

— Вот это и будем выяснять, — сказал капитан. У Виктора какие-то соображения на этот счёт есть. Озвучь, Виктор.

— Пока я в поезде сюда ехал, посмотрел эту газетку. Думаю, что больше всего нас может заинтересовать вот эта статья, с фотографией, «Наши изобретатели». На что я ориентировался. Ведь Ларисина напарница говорила, что Лариса выходила здесь у нас для встречи со старым знакомым или старыми знакомыми. Ну, мы не будем ориентироваться на именно старого знакомого, по возрасту. Думаю, что тут надо брать примерного с ней возраста. Вот здесь из всех фотографий только эта с группой молодых, трое мужчин и одна женщина. Из подписи в тексте, вот, я немного пропущу: «… группа молодых изобретателей и рационализаторов под руководством старшего инженера Галкина Андрея Семёновича (на фото — слева), Кошелев Андрей, Сонин Олег и Булкина Ольга». Вот из этих, можно полагать, кто-то из её старых знакомых, один, два, все они. Хотя и другие версии тоже могут быть. Я показал эту газету Воробьёвым, тем, кто мне дал их общую фотографию, они никого не узнали из своих знакомых. Правда, печать-то местная, не очень чёткая, не газета «Правда» или «Известия». Словом, и в «Правде»-то с «Известиями» тоже бывает ничего не поймёшь.

Все внимательно посмотрели газету.

Думаю, что можно попросить их редакцию, ну, КПЗ, чтобы она нам передала оригинал этой фотографии, — добавила Тамара. — Тут, действительно, себя-то не узнаешь. Хотя и можно что-то предположить, но не больше.

— Давай, давай, Тамара, что ты хочешь предположить? — попросил капитан.

— Да вот…, Витя, передай-ка мне их общую фотографию, ещё раз посмотрю. — Взяла фотографию, газетный снимок рядом поместила. — Мне вот кажется, что этот молодой человек, на фото, очень похож на вот этого в газете, что рядом с Галкиным. Виктор, а кто этот на фото? Как его зовут?

— Сейчас посмотрю, — сказал Виктор и раскрыл свои записи, — это…, это… Свист это, Свистунов Андрей. У них там у всех мужиков в группе были клички по фамилиям: Царь, Свист, Гриб, Чирик, с ударением лучше на второе «и», тогда получается по фамилии. А тут Свистуновых нет, только что Андрей, даже два, а Андреев у нас — пруд пруди.

Все засмеялись про «пруд пруди». Виктор стушевался:

— Да я не имел в виду…

— Ничего, ничего, не красней, как девушка на выданье, — успокоил его капитан. Про Андрея ты, всё-таки, правильно отметил, это совпадает. А похожи они действительно, как Тамара предположила, немного, правда, но похожи. И оригинал фотографии этой надо достать, Фёдор, займись этим.

— Есть, товарищ капитан, сегодня же и пойду к ним.

— Их редакция не на территории завода, а в нашей же городской типографии, на улице 25-летия Октября, — напомнил Виктор.

— Я знаю.

— Но и сам завод навестить заодно придётся, поговорить об этих изобретателях, да и с ними самими. Тоже тебе, Фёдор, этим же надо заняться Возьми с собой фото убитой, для опознания. Может, кто и видел. И с другими людьми, на других фото в газете, тоже побеседуй, и если есть, то и оригиналы всех фото с людьми, что в газете. Справишься один? А то и в придачу Виктора возьми.

— Тоже — есть, товарищ капитан! Хорошо бы в придачу, больно много народа с опросами и беседами.

— Виктор, я тебя тоже подключаю к заводу!

— Хорошо, товарищ капитан, только я сначала напишу подробный отчёт о поездке, я ведь не всё рассказал о моих беседах там. Много ещё чего интересного, я рассказал только верхушку.

— Сколько времени тебе на отчёт?

— Да этого оставшегося дня хватит.

— Тогда на завтра и договаривайся с Фёдором, а у него сегодня и план про это подрисуется.

— Ещё одно, — сказал Виктор, — тоже главное. Дело в том, что на выпускной вечер в их восьмёрошной группе погиб Царёв Павел, вот этот, — показал на фото на Павла. — Они уже ночью задумали купаться, а он утонул, с сердцем стало плохо. А они спасти его уже не могли, потому что первое время об этом не догадывались, думали, что он тоже вышел. Вот так и получилось. Вот на этих фотографиях, тоже Ларисиных, того же дня, вернее — ночи, мы попробовали установить с Воробьёвыми, семейной парой, их последовательность. Что-то получилось, но я ещё не могу сказать определённое. Мне надо ещё посмотреть мои записи, тогда поанализируем. Не знаю, насколько всё скомпонуется, но что-то и получается, Воробьёвы мне помогли немного разобраться с этими фото.

15.07. Вторник. Совещание

Совещание в этот раз началось в полном составе.

— Ну что, Фёдор, опять на машине ехал? — спросил капитан.

— Да нет, товарищ капитан, сегодня я не проспал, так что на своих двоих, пошочком прогулялся.

— Так, все сели по местам. Прошу высказать свои мысли о розысках и вообще о состоянии дел. Кто начнёт? Ты, Фёдор?

— Товарищ капитан, позвольте мне, я вчера обещал с фотографиями разобраться и доложить, — попросил Виктор, — в отчёте я всё подробно описал, так что могу дать небольшие пояснения, для общей картины?

— Ну, что же, если нет возражений — пожалуйста, слушаем тебя.

— Мы ещё вместе с Воробьёвыми установили, что вот эта фотография самая первая, а вот эта — последняя. На первой в воде семь человек, а на последней — пять. А Воробьёвы вспомнили, что девушка Павла, который и утонул здесь, вышла из воды раньше всех. Но на двух средних, будем считать, все восемь человекприсутствует, семеро в воде, да на берегу фотограф. А последовательность этих двух средних Воробьёвы не установили, кто где был, конечно, не помнят. Значит, вышла она в промежутке между вот этой последней и двумя вот этими средними. А на последней, в том месте, где находился Павел со своей девушкой — только чья-то голова. Если все остальные пары так и остались парами и на средних фотографиях, то, значит, там должен находиться Свист, то есть Свистунов. Но ребята это определённо не утверждали. Прошло-то уж десять лет, где-то.

— Одиннадцать лет, если точно, — уточрнил Фёдор.

— Ну, да, одиннадцать, выпуск-то семьдесят пятого.

— Ну, что же, информация весьма интересная, есть над чем размышлять. Да, Виктор, поездка твоя очень плодотворная, богатая получилась. Недаром, думаю, постригся, а?

— Не даром, за деньги стригли, — пробормотал Виктор.

Тамара с Фёдором оживились на это замечание Виктора, но капитан не среагировал на эту шутку, продолжил:

— Теперь слушаем Фёдора, про типографию и про завод.

— К сожалению, копии фото в типографии не осталось, как назло, и всех фото, которые именно в этой газете. Сказали, что автор все их забрал, зачем — не знают. А сам автор сейчас в длительной командировке, в Новосибирске. Но сохранились ли у него фотографии или негатив — на заводе не знают. Ещё я беседовал с главным инженером завода, спрашивал про этих изобретателей. О всех он отзывался очень хорошо. Двое из них закончили Бауманку, машиностроение, Галкин и Кошелев, только Галкин на пять лет раньше Кошелева, в семьдесят пятом, на счету у него уже шесть изобретений, все внедряют. Сонин и Булкина, сокурсники, выпускники Воронежского университета, технического, муж и жена. Недавно свадьба у них была, комсомольская, безалкогольная…

— Ну, это сейчас не ново! — Пробубнил Виктор.

… всем отделом справляли. Ново не ново, а дело хорошее, чем упиваться-то.

— Ну, почему обязательно упиваться, кто заставляет-то? — возразил Виктор.

— А разве бывает по-другому? — Фёдор даже развёл руками.

— Так, достаточно, — остановил их капитан, — не будем полемизировать, делом, давайте, займёмся. А то мы с этой политикой … Фёдор, что-нибудь ещё есть сказать?

— Есть. В ближайшее время поговорить ни с кем из этих четверых на фото не удастся. В отпуске все. Известно, что семейная их пара укатила на юг, в Керчь, к бабушке с дедушкой невесты, жены, конечно. Кошелевы тоже уехали на своей машине, к родителям его жены, в Нефтегорск, в Адыгею. Все они возвратятся из отпуска примерно недели через две. И их начальник из группы — тоже в отпуске, где-то на Урале, у родителей.

— Тогда придётся отложить на это время беседы с ними. Займёмся другими делами. Думаю, что нам надо побывать в Бауманке. Во-первых, Андреи там учились, оба, на машиностроительном, во-вторых, один из них похож на Андрея с фото из Залесья. Хоть и фамилия другая. Вполне возможно, что и родственники, двоюродные, например. Бывают похожи как родные. Поскольку «глазок» тут оказалась Тамара, углядела схожесть, то ей и ехать, думаю, в Москву. Не возражаете?

17.07. Четверг. Деканат

В первую очередь Тамара отправилась в институтский архив. Посмотрела приказы на зачисление за 1975 год. Нашла в них Свистунова Андрея Николаевича, специальность, на которую он поступил. Но никаких Кошелевых в этом приказе не было. Что делать? Ведь по всем переводным с курса на курс приказам сложно добраться до нужных. Да и каких нужных? «Да, без деканата тут мне не разобраться, начну с конца», — подумала Тамара и пошла в деканат. Объяснила ситуацию заместителю декана. Он направил её к секретарю, Вере Сергеевне.

— Вера Сергеевна, теперь я к вам, мне ваш начальник сказал, что вы мне поможете.

— Смотря какой у вас вопрос.

— Меня интересует выпуск восемьдесят первого года, ну, тех, кто поступал в семьдесят пятом. У них же обучение пять с половиной лет.

— Весь или кто-то конкретно?

— Группа, в которой учился Кошелев Андрей Николаевич.

— Да, помню такого. Я тогда только начинала работать, я здесь с лета семьдесят девятого. Сейчас принесу список группы, прямо в выпускном приказе, на отчисление. Так-то положено приказы сдавать в общий архив, но мы и у себя на некоторое время оставляем копии, на всякий случай. Вот как раз и случай подоспел.

Вера Сергеевна открыла металлический шкаф, немного поперебирала папки и подошла с одной из них:

— Вот, Тамара Сергеевна, вот в этой папке, сейчас найду их группу. Вот она. Отчислить…, вот, здесь, Кошелева Андрея Николаевича.

— Вот и славно! Можно будет у вас заказать копию приказа, если понадобится?

— Конечно, можно. Запрашивайте, а мы всё подготовим. Да можно и сегодня, с нашего снимем.

— А сейчас я только запишу исходные данные приказа. Так… дата… номер. Всё есть, достаточно. А можно, я ещё посмотрю эти документы?

— Смотрите, смотрите, я уберу потом.

— Вера Сергеевна, я назвала Вам фамилию и имя студента Кошелева, а вы сразу сказали, что знаете его. Мне очень интересно, почему вы сразу так сказали, вы его почему-нибудь другому знали?

— Знала-то потому, что он фамилию поменял. У него была какая-то другая, на птичью похожа.

— А почему он её поменял?

— Он на пятом курсе женился. Девочка не наша, сторонняя. Вот и взял её фамилию, стал Кошелевым. И приказ, конечно, есть, на смену фамилии-то, я его сама и делала, потому и помню. Если нужен, то я найду и его. Он должен быть за восьмидесятый год, в общих приказах.

— Это было бы очень хорошо, Вера Сергеевна, посмотрите, пожалуйста!

Вера Сергеевна подошла к тому же шкафу, достала довольно объёмистую подшивку, положила перед Тамарой:

— Хотите — сами, или я помогу.

— Лучше — помогите.

— Так, женился он где-то на зимних каникулах восьмидесятого…, вот, февральские приказы… так, здесь нет… дальше, на другой странице… вот, смотрите, Тамара Сергеевна, пункт девять… студента Свистунова Андрея Николаевича, группы такой-то, полагать по фамилии Кошелев. Основание: заявление Свистунова А.Н., свидетельство о браке. Ну вот тебе и птичья! Свистунов-то. Смех один!

— Я и этот приказ у себя помечу. Номер… от такого-то… Теперь точно могу сказать, что мы сделаем вам запрос на эти два приказа, и, наверно, на зачисление в студенты. Есть такой?

— И такой есть. Как в фильме — в Греции всё есть, так и у нас. А про запросы можно не беспокоиться, присылайте, конечно, но я могу и сегодня снять копии и заверить у проректора, если этого достаточно.

— Была бы очень благодарна.

— Тогда вы сходите в нашу столовую, пообедайте, а я подготовлю.

Тамара пообедала в студенческой столовой. Возвратилась в деканат.

— Ну как вам наша столовка? — Спросила секретарь.

— Терпимо. Вспомнила годы свои, учебные. Сейчас-то больше на домашнем.

— Вот ваши копии, пожалуйста. Подписаны и с печатями.

— Ну, Вера Сергеевна, вы мне такую большую услугу оказали, что и не знаю, как вас благодарить. Так что за мной должок, даже и не должок, а долг.

— Ну что вы, Тамара Сергеевна, это же моя основная работа.

— Не скажите, всяко бывает, насмотрелась и другого. Разные бывают люди.

— Тамара Сергеевна, а почему вы всё про Кошелева узнаёте? Секрет, вероятно?

— Да, Вера Сергеевна, извините, но пока я ничего не могу вам сказать. Большое спасибо и до свидания!

— Успехов вам! Приезжайте ещё, если понадобится.

— Спасибо!

18.07. Пятница. Совещание

— Вот, собрались все, наконец. Тамара, мы прямо вот тебя и ждали, чтобы всем вместе, — начал Андрей Алексеевич, когда все успокоились, — что я могу сказать, пазлы наши начинают складываться. Картинка проясняется. Тамара, тебе слово, о твоих поисках.

— Да, интересно очень получилось. Я ведь в приказах на поступление нашла Свистунова. Он, кстати, получил на два балла выше проходного. Головастый! А вот Кошелева в них никакого не было. Пошла в деканат. А секретарь деканата и вспомнила, что Кошелев менял фамилию почти перед выпуском. Сказала, что была у него какая-то птичья. В приказе оказалась, что Свистунов…

— Словом, Овсов. — Добавил Виктор.

— При чём тут Овсов? — спросил Фёдор.

— Чеховский Овсов, лошадиная фамилия. Это так можно и на заявление, что у него какая-то разбойничья фамилия назвать Соловьёв…

— Ну, Виктор, перестань ты с этими твоими шутками, — резко сказал капитан, — у нас дело не делается, как хотелось бы, а ты с лошадиными фамилиями какими-то! При чём здесь это? Тамара, продолжай.

— Да я, будто, всё и рассказала. Разве только что про выписки из приказов не упомянула. Вот они, взяла, с подписью проректора. Заверил.

Помолчали. Потом капитан заговорил:

— Мне хотелось бы, чтобы на основе известного, особенно по информации, которую привезла Тамара, вы озвучили возможные версии случившегося. Напомню. Двадцать восьмого июня семьдесят пятого года, в субботу, группа школьников из восьми человек отмечала выпускной вечер. В этой группе находилась убитая Петрова Лариса Сергеевна, а также Кошелев Андрей Николаевич, известный нам по изысканиям Виктора и Тамары, как Свистунов. На берегу, ещё при светлом вечере Петрова сделала обшую фотографию всей группы. Она у нас имеется в оригинале. В ночь на воскресенье эта группа решила искупаться. Все пошли в воду, кроме Ларисы. И она продолжала фотографировать своих друзей, несмотря на слабую освещённость. У нас имеются и эти фотографии, вы все их видели. Мы даже знаем примерную последовательность этих кадров. В это же время погиб один из них, Царёв Павел, утонул из-за остановки сердца, так отмечено в медицинском заключении, по словам Виктора. А теперь нам надо, думаю, и запросить это заключение. Фёдор, займись этим!

— Есть заняться, товарищ капитан!

— Спустя практически одиннадцать лет, — продолжил капитан, — в Курганово стала появляться Петрова Лариса, как она сказала своей напарнице по работе — из-за старых знакомых. Судя по всему, этот старый знакомый нам может представляться как Кошелев, он же Свистунов, Андрей. За всё время Лариса трижды выходила на нашей станции. Третий оказался для неё роковым. У кого какие мнения на этот счёт?.. Тамара? Пожалуйста!

— Я думаю, что тут какой-то любовный треугольник. Ведь недаром же Лариса сохранила фото их вечерних купаний. Для фотографа эти не очень ясные фотографии можно считать браком.

— Но этот брак всё равно остался на негативе, — обратился к Тамаре Фёдор. — Ведь не будет же она отрезать от негатива один всего кадр, тот, где они все группой.

— Да, действительно, — согласилась Тамара, — но ведь что-то толкнуло её сделать эти снимки. Вероятно, что она и раньше их делала, но посчитала, что не получились и выбросила. А негатив остался. Поэтому и ребята, друзья её, ничего о них не знали. Как их фамилия, Андрей?

— Воробьёвы.

— Вот, Воробьёвы не знали, и Наташа, у которой сумочка хранилась, тоже не знала, да и не угадала, кто на них изображён. Если полагать, что Лариса приезжала сюда к Кошелеву, через чёрточку — Свистунову, то, думаю, она и показала ему эти фотографии.

В разговор подключился капитан:

— Определённо здесь уместно прицепить как улику эту нашу газету с фотографией, на которой и Кошелев. А газета ей попалась случайно, вероятно, в конце мая или начале июня, кто-то из КПЗ ехал в этом вагоне и забыл на столике. Вот она и обратила внимание на очень похожего на Свистунова молодого человека. Решила разузнать, вот и разузнала. Но ведь для чего-то распечатала эти фотографии, показать, что-ли? Никому не показывала из своих, а тут, вдруг, решила.

— Хорошо бы узнать, где она сделала отпечатки этих снимков, — сказал Виктор, — ведь свою аппаратуру она отдала школе. Если бы на ней, то директор мне бы об этом сказала. Нам бы уточнить это время. Старые она оставила или повторила ещё раз.

— Ну, это не очень сложно, в любом ателье, — добавил Фёдор, — у нас, в Курганово, в Москве. Своё ателье мы проверим, а московское, даже и во множественном числе, московские — только поблизости от вокзала.

— Но ведь она могла попросить и кого-то из знакомых, кто занимается фотографией, — включилась Тамара.

— Судя по состоянию этих фотографий, сделаны они недавно. Во всяком случае, связь между ними, газетой с Кошелевым и посещениями Ларисой нашего городка — очевидна, это, думаю, всем нам очевидно. Так, Тамара, а что ты сказала про треугольник любовный? Какие-то есть предположения? — спросил Андрей Антонович.

— Возможно, что в него входил и утонувший Царьков Павел. Андрей, а у Воробьёвых не было разговора об их взаимоотношениях. Ну, не самих Воробьёвых, с ними-то всё ясно, а у других? Там, ведь, кроме Кошелева-Свистунова, Ларисы и Воробьёвых было ещё четверо.

— С одним из них, с одной… — поправился Андрей, — я беседовал и вот сумочку от неё привёз, но о том, что ты спрашиваешь, мы не говорили. Воробьёвы сказали мне, что Наумкина Наташа, которая дружила с Царьковым, после школы поступила в институт, потом вышла замуж, живёт сейчас в Мурманске, муж у неё моряк, двое детей. Грибков Пётр — геолог, закончил техникум в Подмосковье. А Наташа Краснова, которая с ним и дружила, живёт сейчас в Залесье, повторю, что эта сумочка Ларисина у неё и была.

— Но ведь кроме этой восьмёрки в их классе и ещё ребята были, о них-то что-нибудь известно? Искали? — спросил Фёдор.

— Нет, — сказал Андрей, — пока этим не занимались, но Воробьёвых я предупредил, что, возможно, ещё к ним вопросы будут, по другим…

— Вот это, думаю, напрасно ты сделал. Но, что случилось, то и случилось. Это на будущее.

— Как-то в голову не пришло промолчать об этом, больно хорошие эти ребята оказались.

— Будет необходимость, подключимся и к этой работе, с другими, — заключил капитан, — мы ещё с тем, что имеем не разобрались как следует. Думаю так, что Андрею надо будет ещё раз поговорить с Воробьёвыми про этот треугольник. Может быть, какую-нибудь подсказку и получим. Давайте полностью вот эту версию отработаем: Царьков — Лариса — фотографии — Кошелев. Построим цепочку взаимосвязей. Андрей, тебе ещё одна поездка предстоит…

— Товарищ капитан, а можно мне по телефону с ними поговорить?

— У них есть телефон?

— Да, мы и договорились, что я могу к ним обращаться.

— Ну, попробуй, а если понадобится, то поезжай. Всё-таки, при личной беседе лучше было бы.

— Это понятно, но я, всё же, попробую сначала по телефону. Только уже вечером, сейчас они на работе.

18.07. Пятница. Вечер. Воробьёвы

В квартире Воробьёвых шумно. Мужчины устроили возню. Степан играет с сыном в борьбу. Звонит телефон. Не слышат. Потом Ирина им говорит из кухни, чтобы взяли трубку. Пошёл Миша.

— Алло! Слушаю вас! Квартира Воробьёвых.

— Алло! Добрый вечер! Миша, да?…

— Да, я.

— Привет тебе от дяди Вити, у вас недавно был. Помнишь?…

— Помню. Здравствуйте, дядя Витя. Вы милиционер, да?

— Он самый! А папа с мамой дома?

— Дома, и папа, и мама.

— Папу попроси, пожалуйста…

Миша сходил за отцом. Степан в трубку:

— Виктор, да?

— Добрый вечер, Степан. Можно с тобой ещё поговорить про вашу восьмёрку?

— Добрый вечер. Спрашивай, конечно, какие могут быть возражения!

— Спасибо. У меня такой вопрос. Какие взаимоотношения были в вашей группе, между вами всеми исключая, конечно, тебя с Ириной.

— Ты имеешь в виду, кто с кем дружил, что ли?

— Вот это как раз меня и интересует. Особенно Царьков со Свистуновым и Лариса с Наташей, Наумкина которая.

— Тут, Виктор, дело сложное. Они и сами толком не определились. Мы уж все думали, что вообще все они разбегутся в разные стороны. Они и разбежались, после того, как Паша…

— А в чём дело-то у них.

— Видишь, часто говорят про любовный треугольник, а у них ещё больше — четырёхугольник. Я Ирину позову, для подсказки, может быть, она с женской стороны что-то по-другому оценит… Ирина, тут Виктор звонит из Курганово, вопросы к нам есть, подойди, пожалуйста, я переводчиком буду, если понадобится.

Подошла Ирина.

— Вот, все мы на месте, — сказал в трубку Степан.

— Ирине — добрый вечер!

— Передаю… Взаимно… Так вот, Наумкиной Наташе Паша Царьков очень нравился, правда, Ир? Вот, так и есть! И Ларисе — тоже, они прямо соперницы были. А Царь-то к Ларисе не очень чтобы хорошо относился. Он, ведь, спокойный был, а Лариса огонь. А Лариса поэтому, думаю, к Свистунову прилепилась. Других-то мы и не принимали в нашу восьмёрку. Да, правильно,… это я Ирине,… она подсказывает. Свистунов был просто влюблён в Наумкину, они и соседи были у нас в Залесье, и родители их дружили, прямо чуть ли ни с пелёнок сосватали. А Наташе Свист не нравился, ей как раз нравился Царь Пашка, правда, Ирин? Вот такой вот четырёхугольник, словом, квадрат Малевича, не разберёшь, что. Вот всё, что могу добавить к нашему прошлому разговору.

— Да, пожалуй, и достаточно этого, если с тем вместе сложить. Спасибо!

— Так вот… Да, Виктор, что-нибудь прояснилось с Ларисой?

— Ищем. Вы очень помогли, и в тот раз, а сейчас — особенно. Я уж не могу большего-то рассказать, но мы очень приблизились к разгадке. Большое вам спасибо! Всего доброго!

— Пока, Виктор. Звони, когда понадобится.

19.07. Суббота. Совещание

— Ну, что, — обратился капитан к Виктору, — удалось тебе поговорить с Залесьем?

— Да, товарищ капитан, поговорил. Словом, у них там, в этой восьмёрке, как они мне сказали, был любовный четырёхугольник. Наумкина была влюблена в Пашу-утопленника и в него же — погибшая Лариса. А Свистунов, который и Кошелев, больше склонялся к Наумкиной, а не к Ларисе. В общем, сплошной салат.

— Понятно, — кивнул головой Андрей Алексеевич. — Теперь пришла пора и с Кошелевым поговорить. Очень большая вероятность какой-то связи между их салатными отношениями и всем происшедшим. Фёдор, когда там возвращается Кошелев из отпуска?

— Начальник его сказал, что недели через две. Значит, сейчас получается уже через недельку, а то и дней восемь. Словом, к концу месяца.

— Дожидаться его, думаю, не стоит. А то и что-нибудь такое придумает, не разберёмся после.

— С чего это он придумает? — Спросил Фёдор.

— А то, что он за это время вполне уже мог узнать, что им интересуется гестапо. Сколько народа об этом уже в курсе! Школа, классная, Воробьёвы, деканат, да мало ли кто ещё. Мы же не знаем всех их связей. Вдруг, кто-нибудь ему уже и сказал об этом. Хотя бы тот же начальник, или из деканата Бауманки. Поэтому нам надо всех опередить. Я подготовлю материалы для ордера на задержание, думаю, что их вполне уже достаточно. Виктор, ты мне распиши, пожалуйста, твой разговор с Залесьем. Ты его случайно не записал?

— Я же из дома звонил.

— Ну, тогда основное по памяти, с фамилиями.

— Сделаю, товарищ капитан.

— Ты мне часам к одиннадцати понедельника это дай, а я с остальным материалом поработаю, потом всё объединю. Получу санкцию на задержание, думаю, уже часов в двенадцать, которым и займётся потом Фёдор. Возьмёшь с собой ещё одного оперативника, в помощь, и в Нефтегорск. Адреса нет, но есть фамилия тестя, где они гостюют, тот же Кошелев. Обратишься в городское УВД за помощью.

— Слушаюсь, товарищ капитан! — кивнул Фёдор, — доставлю.

— Про доставлю решит прокурор, думаю, что решит.

23.07. Среда. Допрос

— Как отнёсся Кошелев к задержанию, Фёдор?

— Повозмущался, конечно, но как-то сразу сник. Больше в шоке были родители и жена. Но он им сказал, не беспокойтесь, мол, всё скоро уладится. С тем мы и отправились. Мы и машину его, «семёрку», осмотрели, вместе с их участковым и понятыми. Ничего нет определённого, по виду — недавно была помыта, внутри и снаружи.

— Ну, это-то понятно, дорога дальняя, почти тысяча наберётся, — сказал, немного помедлив, капитан. — Судя по всему, можно сказать, клиент готов к разговору. Но особого-то нам ему нечего предъявить. Мы же не можем точно сказать, что Петрова, убитая, к нему приезжала, оснований-то особо никаких. Хотя наши предположения и близки к истине, но это всё равно предположения. Да мне и прокурор так же сказал, что ордер на задержание даю, но может получиться и так, что извиняться придётся. А вот эти ночные фотографии, на которых никого не узнать, что такого они могут дать? То, что он её знает, конечно, не откажется, а в остальном… Мы сделаем так. При беседе будем всей группой. Я на виду положу вот эти фотографии, разложу повиднее, папку «Дело номер такой-то» с материалами. Психическую атаку устроим. Вопросы, в основном, буду я задавать, но и вы молча не сидите, проявляйте активность. Только вот Тамару я попрошу основное в беседе записывать, кроме протокола, его я сам вести буду. Словом, как и положено: разрешите, товарищ капитан? Фёдор, распорядись о доставке задержанного.

Фёдор вышел. Через несколько минут в комнату вошёл Фёдор, за ним Кошелев и конвоир.

— Вы пока свободны, подождите в коридоре, — сказал конвоиру капитан.

— Есть! — ответил конвоир и вышел за дверь.

— Здравствуйте, гражданин Кошелев. Садитесь, пожалуйста. Вот здесь.

Кошелев сел, осмотрелся кругом.

— Я, начальник следственной группы, капитан Стрешнев, Андрей Антонович. В нашей беседе будут и мои сотрудники. Объявляю вам, что вы задержаны по подозрению в убийстве Петровой Ларисы Сергеевны в конце июня этого года, перед вашим отъездом в отпуск. — Капитан, как бы нехотя, передвигал перед собой фотографии, раскрыл папку с исписанными листками. — Что вы можете на это сказать?

Кошелев вздохнул, посмотрел за руками капитана, проглотил слюну и пробормотал:

— Товарищ…, ой, гражданин капитан, куда же мне деваться. Да, это я убил Ларису. Но получилось так, что я не хотел этого делать, и как-то так неожиданно… и получилось.

— Значит, вы признаёте, что убили Ларису Сергеевну Петрову?

— Д-да, признаю… Конечно, признаю, чего уж…

— Андрей Николаевич, прежде, чем мы приступим к допросу, я предлагаю вам сделать чистосердечное признание, вы же его уже сделали. Но его надо будет оформить письменно, на имя прокурора города. После нашей беседы вам всё будет для этого предоставлено. Вы согласны это сделать?

— Согласен, гражданин следователь.

— Ну, добро! Начну я с такого вопроса к вам: почему вы сменили фамилию на Кошелева?

— Вы не думайте, что я скрывался, что хотел скрыться. Это просто из моего детства. По фамилии Свистунов у меня и дразнилка была Свист, Свисток. Да у нас у всех в классе были дразнилки, ну, прозвища, что-ли. Как и везде. Хоть мне это и не нравилось, но я никак не мог от этого избавиться. Даже мои лучшие друзья меня звали Свистом. Вот из-за этого. Когда я женился, то и решил избавиться от этой фамилии, не для себя, а для своих детей, чтобы они Свистами не были. Вот и стал Кошелевым. Света-то, жена, была не против. Да и родители её тоже.

— Понятно. Расскажите теперь о ваших отношениях с Ларисой Петровой.

— Про сейчас или с начала?

— Давайте с начала, со школы.

— Мы с ней дружили, до самого окончания школы дружили, а потом я уехал в Москву, к дяде, двоюродному, поступил в институт, больше мы и не виделись, до этого самого времени.

— Разрешите, товарищ капитан задать вопрос? — обратился Виктор.

— Задавайте.

— Андрей Николаевич, что у вас произошло на выпускном вечере, в 1975 году, в ночь на двадцать девятое июня?

— Про двадцать девятое не помню, какое было число. Но если вы говорите, то так, думаю, и есть. Мы отмечали этот вечер на речке нашей, на нашем обычном месте. Лариса нас всех сфотографировала, вот там, на столе, эта фотография. У меня тоже такая была, но я её потерял. Потом мы решили искупаться, все купались, кроме Ларисы. Она осталась на берегу. И тоже нас, получается, фотографировала, вот эти тоже её фотографии. Это она мне потом сказала. Мы-то раньше об этом и не знали, что фотографирует. Дальше мы все вышли из воды, а Паша Царьков, оказывается, утонул, сердце остановилось, так врачи сказали.

— Теперь давайте о ваших встречах с Ларисой в этом году, — попросил капитан, — когда встретились первый раз, последующие.

— Первый раз она появилась у проходной где-то в конце мая, числа двадцать девятого или тридцатого. Была она в железнодорожной форме, сказала, что проводником, проводницей, работает в московском поезде. Поговорили о школе, о ребятах, кто, где. Спросила, что это я фамилию-то сменил. Скрываешься, говорит. Я сказал, почему. Ну-ну, говорит, а у меня другие сведения есть, в другой раз покажу, привезу. Жди привета, Свисток! Вот, опять про кличку вспомнила.

— Что же она вам привезла в другой раз? И когда это было? Ой, извините, товарищ капитан, я без разрешения вклинился, — смущённо пробормотал Виктор.

— Ничего, ничего. Отвечайте на вопрос, Андрей Николаевич.

— Во второй раз, я точно помню, она появилась в среду, одиннадцатого июня, нарядная была, в платье, в кофточке, не в форме той. Тоже поговорили. И вот эти-то фотографии она мне и показала. Вот, говорит, Пашку-то ты и утопил. Вот, смотри, тут он с Наташкой, потом Наташка вышла, а ты с ним, а вот уже и без него. Ты и утопил, говорит, убийца! И говорит, ещё у меня есть доказательства… Но я не убивал, гражданин следователь, не убивал. На фотографиях так получается, а вот на самом деле не так. Когда Наташка-то, Наумкина, то есть, вышла, я подплыл к Паше и продолжил наш разговор о ней, мы ещё раньше про неё с ним говорили. Я предлагал ему отстать от Наташи. Он мне на это сказал, что это не мы решаем, а сама Наташа. И если она так решила, с ним быть, то это её дело. А ты, мол, больше с этим ко мне не обращайся. Не свисти тут! Если бы он так не сказал, то на этом бы всё и осталось, но я разозлился и решил его окунуть за это в воду. Поднырнул под него и за обе ноги немного дёрнул вниз, как обычно ребятишки балуются. Чуть всего и подержал, а потом, чувствую, что Пашка не дёргает ногами. Я отпустил, всплыл. А он всё в воде. Смотрю, а ребята уже выходят на берег. Я тоже вышел. Тут Паши и спохватились. Я ничего не стал говорить, когда стали его все звать, думали, что он где-то на берегу. Просто испугался, я ещё тогда подумал, что у него что-то с сердцем. Потом-то я понял, что надо было сказать, что, возможно, и спасли бы его, если бы я…

— Да, Андрей Николаевич, это, конечно, надо было сделать. Усложнили вы ситуацию. Вероятно, так и Лариса подумала, когда узнала, что вы фамилию поменяли, — сказал, покачав головой, капитан.

— Вот и Лариса мне во второй раз и привезла вот эти фотографии, сказала, что и ещё что-то есть. Кричала на меня, что я убийца. Я старался спокойно с ней говорить, но она просто взбесилась. Сказала, что уже написала прокурору письмо об этом, фотографии приложит. Я спросил её, что она хочет от меня? Я не убивал, но доказать это не могу. Она немного подумала и сказала, что отстанет от меня, если я ей за фотографии и негатив дам пять тысяч рублей. Откуда у меня такие деньги, я же зарплату получаю всего сто восемьдесят пять, на руки сто шестьдесят. Чтобы как-то завершить разговор, я согласился, хотя не знал, где я возьму такие деньги. Думал, что-нибудь придумаю. А ведь я очень хотел в аспирантуру поступить, в институт ездил, договорился на кафедре о заочной. А тут эта психопатка со своими фотографиями. И всё прахом!

— Разрешите, товарищ капитан, — попросила Тамара.

— Да, пожалуйста.

— Скажите, Кошелев, когда вы ездили договариваться об аспирантуре?

— В прошлом году, в марте месяце.

— В деканат вы заходили?

— Нет, не получилось, очень мало времени было.

— У меня всё, товарищ капитан.

— Так, продолжим, — сказал капитан, — расскажите про последнюю встречу с Ларисой.

— Я решил её припугнуть. У меня был флакон сильнодействующего снотворного, усыпляет на несколько часов, проверял на себе, больше трёх у меня получилось. Положил в бардачок, в машине. Бутылочка с водой там тоже была. Думал, что заснёт, а я с ней потом поговорю, припугну чем-нибудь. Даже пока и не знал, чем. Но рассчитывал на после отпуска. А получилось в самый последний день, двадцать седьмого, в пятницу. В субботу мы уже собрались в Нефтегорск, на машине.

— Расскажите подробнее про этот день, — попросил капитан.

— У нас на работе принято отмечать отпуск. Ну, отмечать сейчас, это без спиртного, не как раньше. Вот я и заехал по пути на работу в кафе, купил два торта, «Прагу» и «Полено», кофе растворимый и чай взял из дома, в магазинах этого нет. В обеденный перерыв «отметили». Я ещё побыл на работе, часов в шесть вышел к машине, и увидел Ларису, меня поджидала. Я прямо онемел, не ожидал такого. Что делать? Открыл бардачок, достал флакон со снотворным, думаю, как будет, так и будет. Сели в машину. Лариса спросила, деньги, мол, нашёл. Говорю, нашёл, куда же деваться. Поехали. Приехали к кафе, где я торты покупал, а за кафе, с другой стороны, магазин «Продукты». А за магазином — мусорные баки за бетонной стенкой. Ну, огорожены стенкой такой, бетонной. Я за этими баками и остановился. Сказал Ларисе, подожди, водички надо купить. Купил какой-то, уж не помню, «Буратино», кажется, чтобы отбить привкус. Иду к машине, а Лариса как раз вышла, в туалет, говорит, схожу, в кафе. Ушла, а я открыл бутылочку, влил туда снотворное. Закрыл, поставил в нишу дверки, где пассажир. Сел в машину, говорю, что надо за деньгами домой заехать. Но покажи, что ты привезла. Она сначала попросила попить. В бардачке, говорю, стаканчики, вода рядом. Она достала стаканчик, бутылку взяла, протянула мне, поухаживай, говорит. Я открыл, легко уже было, я же её раньше-то открыл, чтобы… это… Она выпила. Говорит, ещё налей, ещё выпила. Потом достала сумочку…

— Опишите эту сумочку, — попросил капитан.

— Кожаная, чёрного цвета, с язычковой застёжкой. Продолжать?

— Да, пожалуйста.

— Вот она достаёт из сумочки вот такие фотографии, — Кошелев показал на стол, — четыре штуки, катушку негатива. Бумагу к районному прокурору нашего Залесья. Я спросил, ты же говорила, что у тебя и ещё что-то есть. Что это что-то? Да вот, говорит, вот этот негатив, с фотографиями, чтобы у меня ничего не осталось. Я посмотрел на свет негатив. Да, он и был, этот самый, с этими фото… Вот ведь сказала, что больше ничего нет, а откуда же эти фотографии тогда? Обманула, значит?.. Прочитал заявление прокурору. Не очень убедительное, никаких особых доказательств. Да уж и больше десяти лет прошло. Но это только начни, ведь всё развалится, вся жизнь, работа. В конце концов, ведь я же не сказал ребятам о Паше. А тут, смотрю, Лариса как-то засоловела, потом заснула. А я уж и не знаю, что делать. Вышел из машины, смотрю, а левое заднее спущено. Вот, незадача, наверно, где-то здесь и подцепил, за мусоркой. Что делать? Разозлился до беспамятства, на Ларису, конечно. Ах, ты, думаю, правдоискательница нашлась на мою голову! В глазах прямо помутилось, я взял перчатки с приборной доски, такие матерчатые, хозяйственные, и зажал ей нос и рот. Она немного поворочалась, но быстро затихла. Вот и всё, думаю, кончено. Куда её теперь? Здесь, за ящиками бросить? Опасно, давно уже тут стоим, мог кто-нибудь и увидеть. Да и продавщица из магазина меня знает, часто покупаю у них. Перетащил тело в багажник. Ботинок у неё с ноги слетел. Потом я его надел на ногу. Багажник у меня перестелен плёнкой полиэтиленовой. Дверцы раскрыл, чтобы заслонить от лишних взглядов. Потом достал из него насос, подкачал немного колесо, поехал на заправку, там же рядом и шиномонтаж. Куда же деваться?

— Во сколько это было?

— Точно не помню. Но если я с работы вышел в шесть, то в шиномонтаж должен приехать к семи, где-то, может, чуть больше. Костя, мастер, сказал, что же ты, мол, запаску-то не поставил. Говорю, дома лежит. А она под Ларисой. Отремонтировали. А у меня прямо сердце не на месте в глазах темно. Правда, багажник я закрыл на ключ, но ведь могло бы и так быть, что Лариса жива. Потом заправил полный бак, поехал домой. Думаю, куда же мне с Ларисой деваться? Поехал за город, к лесу поближе, думаю, там что-нибудь соображу. Уехал далеко за город, остановился у леса. Там дорога с поворотом, по обе стороны видна. Дождался, когда было пусто, вытащил Ларису и дотащил до первых кустов. Положил там. Потом думаю, надо как-то сымитировать ограбление. Вернулся к обочине, нашёл булыжник, потом ударил один раз по голове и отбросил недалеко, думаю, будут если искать, то найдут. Так, думаю, и получилось.

— Ограбления не получилось, гражданин Кошелев, экспертиза установила ту последовательность, которая и была: снотворное, удушение, а потом — булыжник.

Кошелев покачал головой:

— Понятно, но я же не соображал, думал, что так и примут, что ограбление. Сумочку-то я забрал.

— Куда вы дели эту сумочку? Вещи из неё?

— Сумочку я выбросил в мусорный бак за квартал от нашего дома. А вещи уже дома искромсал на мелкие кусочки и отправил в унитаз, смыл. Там паспорт был, удостоверение, с её работы, катушка негатива, письмо к прокурору, платочек носовой, ещё что-то, по мелочи, немного денег тоже было, их я себе оставил … Вот и всё.

— Ну, что же, обвиняемый. Когда будете писать чистосердечное, то все ваши похождения в день убийства постарайтесь изложить как можно подробнее, с местами, именами и прочим. Нам это всё равно надо будет проверять. И ещё, вспомните, как к вам попало это снотворное?

— Оно ещё с института, кто-то предложил, я и взял¸ даже не знаю, зачем. Но я тогда его ещё проверил, на засыпание, в институте когда учился… А про выпускной с купанием? Тоже?

— А вы с этого и начинайте, когда будете описывать. Но, впрочем, сами решите, как излагать. Главное, не пропускайте ничего, подробности, имею в виду. Вот бумага, ручка, писать будете в другой комнате, вас проводят. А здесь начните: Прокурору города Курганово полковнику В.М.Шарову Кошелева Андрея Николаевича, проживающего по адресу, укажите, какому, с новой строки — чистосердечное признание…

Оглавление

29.09. Воскресенье. Находка рыбака

29.06. Воскресенье. Совещание

30.06. Понедельник. Совещание

10.07. Четверг. Напарница

10.07. Четверг. Совещание

11.07. Пятница. Соседки

11.07. Пятница. Директор школы

11.07. Пятница. Трапезникова Вера Тихоновна

12.07. Суббота. Воробьёвы

12.07. Суббота. Краснова Наташа

12.07. Суббота. Участковый

12.07. Суббота. Сумочка Ларисы

12.07. Суббота. Снова Воробьёвы

14.07. Понедельник. Совещание

15.07. Вторник. Совещание

17.07. Четверг. Деканат

18.07. Пятница. Совещание

18.07. Пятница. Вечер. Воробьёвы

19.07. Суббота. Совещание

23.07. Среда. Допрос