КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Царь Фёдор и машины Эдема [Александр Владимирович Тюрин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Александр Тюрин Царь Фёдор и машины Эдема

1. На улице Разъезжей

В тот погожий майский денёк 2090 года, когда потрепанный служебный паромобиль подвез следователя Колокольцеву к подъезду дома на Разъезжей улице, она никак не могла ожидать, что встретит одного из самых примечательных людей Солнечной системы. Хотя человеком, глядя на металлическую вставку в его черепе, господина Дарькина можно было назвать с большой натяжкой.

Все деньки давно стали погожими, потому что купол из алмазной пленки закрывал центр города Питера и от обычного дождика, и от настоящего ненастья, а вместо скромного питерского солнца людям старательно светила солетта. Но если погода была хорошей по-настоящему, то с наступлением темноты, когда зажигались пестрые огоньки в питерских кафешках, каждый мог увидеть сквозь прозрачные небеса ожерелья огней – цепочки орбитальных станций и заводов, обвивавших Землю наподобие огромной рептилии и получивших в желтой прессе название Большой Змей.

Виртуальный привратник в ливрее, похоже, подхватил вирус – как раз шла эпидемия Субфилиса – и открыл скрипучую дверь, даже не спрашивая, кто идет. Из подъезда вылетели запахи зверей, птиц и котлет, вслед за ними на улицу выскочила фиолетовая крыса с васильковыми глазками, а за ней светящийся кот. Привратник-субфилитик громко, словно с обидой, захлопнул дверь и наступил полумрак.

В петербургских подъездах мало что изменилось за последние сто лет, особенно на улице Разъезжей. Если, конечно, не считать появления дронопауков, которые упорно карабкаясь по стенам, доставляют старичкам и старушкам еду и клизму последней модели, рекламных пузырей, способные проникнут хоть в ад, и надписей на стенах: «Здесь был Коля». Они, кстати, обрели способность переползать с места на место, так что не закрасишь. Ощутив аромат времени в прямом и переносном смысле, следователь Колокольцева назвала нехорошим словом сломавшийся лифт, который явно перетрудился за свою двухвековую жизнь. Она, конечно, могла приказать, чтобы модуль силовой поддержки, напоминающий мускулистую гориллу (и в просторечии именуемый Кинг-Конгом) отнес её наверх на своих могучих «руках» по щербатым ступеням давно уставшей лестницы. Но тогда б следователь выглядела совсем смешно – вдруг кто-то встретится, – так что пришлось топать пешком. А какой-то мальчик, прыгавший по ступенькам туда-сюда, почему-то догадался, куда она идет, и сказал, что дядя Федя делает что-то плохое вместе с тётей Веселиной с первого этажа.

Звонок на дверях у «дяди Феди» не работал, так что пришлось незамысловато стучать. Обитатель квартиры номер двадцать три на стук откликнулся оперативно, словно караулил у двери или добрался до нее одним прыжком.

По внешнему виду типичный отставник с инвалидностью. Искусственные вставки в районе лба – с тремя световыми индикаторами, на месте правого глаза – двухканальная камера, на месте левой кисти семичленный схват, вместо правой кисти – просто клешня, левая нога вроде копыта из серебристой металлорганики, впрочем, и правая явно не натуральная, нижняя челюсть странно вибрирует, а из-под пижамы торчит кабель электропитания, изрядно напоминая хвост чёрта. Свежая напечатанная на 4d-принтере кожа  довольно небрежно приделана дешевым биостеплером к левой половине лица, а на правой осталась прежняя – мятая и серая, как будто десятилетиями обходилась без солнечного света.

– Старший лейтенант Колокольцева, – представилась следователь. – А вы Дарькин Фёдор Петрович, две тысячи тридцатого года рождения.

– Точно так, на днях шесть десятков стукнуло. Мне на плечи кидается век-волкодав, Но не волк я по крови своей…

– Не волк, но, похоже, не заяц, – вынужденно улыбнулась Колокольцева. – И что у вас приключилось?

– Может, сударыня, чайку сначала попьем? – предложил гражданин Дарькин сладким голосом. – Я в таком возрасте, что времени очень много, можно беспрепятственно кофе-чай гонять и на лавочке сидеть, но при этом его очень мало. Иной раз подумаешь, не стать ли бессмертным? А потом махнешь рукой – ну его. Все виды технического бессмертия не отменяют старения души. Не поможет ни омоложение с помощью плюрипотентных клеток, как у двухвекового Мафусаила де Ротшильда, ни постоянное уничтожение патологий с помощью интракорпоральных наноботов. Ни даже перенос всех биологических функций на технические носители, как у королевы Елизаветы III, которую фактически уничтожили шахиды с помощью булькибердога... Так, может, чашечку кофе?

– На работе не пью, – вяло отшутилась Колокольцева; не говорить же ему, что это строжайше запрещено. Попили несколько следователей в «гостях» чайку-кофейку, а в чашечке – диверсионные дисперсные системы; затем у них в организме третья сигнальная система образовалась, работающая на преступное сообщество.

Квартирка у отставника была небольшая захламлённая. Имелся аквариум, в нём рыбки с лапками по моде девонского периода, рядом в горшке гибридный куст с малиной и орехами, по которому сновали лягушки с прозрачной кожицей и пестрыми внутренностями, на диване лежал разобранный электроракетный двигатель. Стену по большей части занимала картина, писанная маслом и изображающая некую царствующую особу в мантии и короне, которой, правда, не хватило то ли краски, то ли умения художника, отчего она напоминала консервную банку. Однако соленый огурец в левой руке правителя и рюмка с крепким алкоголем в правой были исполнены весьма недурно, со знанием дела. Остаток стены украшали шпаги и сабли, от спортивных до настоящих – наследство бабушки-фехтовальщицы, как любезно пояснил хозяин квартиры. В целом, от квартиры возникало легкое ощущение помойки.

– Где произошло проникновение, Фёдор Петрович?

– Со стороны вытяжки на кухне.

Колокольцева осторожно заглянула на кухню, там всё было классическое, как у одинокого мужика. Мелкий роботёнок, похожий на гнома, без особого успеха елозил тряпкой по полу, где присутствовала убежавшая из кастрюли каша. Посудомоечная машина, наверное сломавшаяся, была забита грязной посудой. А стол заставлен коллекцией употребленных бутылок, где бросалась в глаз одна недопитая – в ней что-то бодро ползало, на этикетке значилось «Червивовка крепкая».

– Оно проникло через вытяжку и напоминало серебряный дождь. Смотрите, от него остались следы, такие потеки, – сказал отставник без особого воодушевления, видимо понимая, что звучит это достаточно бредово.

– Значит, к вам проник с преступными намерениями аэрозоль? – спросила, с трудом сдерживая улыбку, Колокольцева и подумала, что неплохо бы у «пациента» взять анализ крови на разные нехорошие вещества и энцефалограмму на наркотические нейроинтерфейсы. – И он у вас что-то украл или разрушил?

– Как вы думаете, что может украсть дьявол? – не без пафоса спросил мужчина.

– То есть, ущерба собственности или вашему здоровью не случилось?

– Тихо.

– Что вы себе позволяете? – возмутилась Колокольцева и хотела уточнить, чем таким плохим занимается Федор Петрович с соседкой Веселиной, учитывая, что в роли половой тряпки явно использовались женские трусы большого размера.

Но стена как будто поплыла. Колокольцева не заметила, как оказалась на полу, а над ней разорвала пространство черная молния. Дальнейшее происходило, как в режиме слоу-мо. Три фигуры непонятной геометрии, висящие в воздухе в разных частях комнаты, а потом ещё много фигур – наблюдаемое пространство расширилось до огромных пределов. Колокольцевой даже показалось, что видит поверхность Марса и спутники Юпитера. Но пространство вдруг съежилось, далекое стало близким, наехало друг на друга и пересеклось, максимально укоротив расстояния, так что различия исчезали, а подобное сливалось с подобным.

Она видела, как Федор Петрович в золотистых доспехах фехтует с этими фигурами, становясь то больше то меньше, резко удаляясь и мигом возвращаясь обратно. Как два клинка, ранее висевшие на стене, работают по разным направлениям, его тело крутится словно юла, и из врагов летят глянцево-черные потроха. Потом оказалось, что она, лежа у него на руках, несется вместе с ним по длинному тоннелю, проходящему через миры, которые из искры превращались в огромные светящиеся и ревущие, и стремительно скручивались в точку.

Вдруг круговерть закончилась. Колокольцева была в той же квартире, от трех фигур остались словно бы графитовые кляксы на стенах. Федор Петрович опустил её на диван и она спешно поправила задравшуюся юбку. Кинг-Конг принимал участие в недавних событиях, но, похоже, неудачно. От выстрела его встроенного 12-ти миллиметрового помпового ружья платяной шкаф превратился в зловонные руины, так что модуль силовой поддержки виновато гудел и выдавал код сожаления. То, что произошло, конечно, не занесешь в протокол. Но, может, пока сделать вид, что ничего такого и не произошло.

– Вот и плата за успех. Мне, так сказать, прислали квитанцию, – пояснил гражданин Дарькин, открывая форточку. – Только зачем в шкаф-то было стрелять? Капец моему кожаному плащу – сейчас таких не делают,– и новому пуховику. Ну да ладно. Кинг-Конг вас от шкафа, что ли, защищал?

Какой-такой успех у обитателя однокомнатной квартирки площадью двадцать квадратов? Гражданин Дарькин явно засёк вопросительные мысли следовательницы и встал на фоне картины с изображением царствующей особы.

И Колокольцеву осенило, словно от одного потряхивания разноцветные камушки сложились в мозаику:

– Так вы действительно Фёдор, царь Дальруссии? Я считала это просто совпадением фамилии-имени-отчества.  В СМИ сообщалось, что вы пропали без вести, или укрылись где-то в недрах астероида, или опустились в глубины подледного океана на спутнике Юпитера.

– Точнее, бывший царь, основоположник, так сказать. Сейчас там Матвей I правит, наследник мой духовный. И чтобы там не говорили завистники-ненавистники, царство наше состоялось. У Дальруссии было очень много сложных периодов в истории, собственно иных периодов не бывало, нас давили санкциями и дырявили рельсотронами, вынимали деньги у нас из карманов, но мы научились отвечать ассиметрично и смогли выбраться с проигрышных позиций.

Колокольцева подумала, не попросить ли автограф – как-никак царя, давшего бывшего, не каждый день встретишь – но передумала. Гражданин Дарькин вполне может перейти в категорию подследственных, так что не стоит создавать личные связи.

– Вокруг вас такой ореол мистики и тайны.

Дарькин посмотрел куда-то вдаль, потирая шею, на которой остался багровый след, как от петли, и пошел, как говорится, с козырей:

– Сразу признаюсь, двадцать лет назад меня поцеловал хроноквантовый конденсат, полученный в результате экспериментов на самой дальней планете нашей системе, где действие гравитационной ямы Солнца минимально. Там был создан «ледяной» вакуум с температурой ниже нуля Кельвина. Явная цель – получение предматерии, бозонного конденсата. Была и неявная, известная лишь избранным. Переохлажденный вакуум приводит к высвобождению темпоральных трубок из хаотического состояния, а точнее, к их переупорядочиванию. Он способен обеспечивать связанность и когерентность макроскопических процессов. Близко к тому, что делает пресловутая темная энергия, благодаря которой наш мир не заканчивается полной пиз…, пардон, энтропией и термодинамической смертью, а движется в местах её скопления, к странным маловероятным аттракторам.

– Выражайтесь яснее, гражданин Дарькин. Каким-таким странным аттракторам?

– К возникновению генетического кода, появлению жизни, возникновению у нее мозгов и, конечно, к осознанию себя и мира. Хроноконденсат проник в меня в результате аварии и не дал мне жить, как нормальные люди, но и погибнуть тоже не дал. А эти гости незваные за ним и явились.

Безумец, сбившийся с катушек во время работы на ответственном посту? Или визионер, приобщившийся там к тайнам вселенной? Колокольцева решила пока не отдавать предпочтения ни одному из вариантов и пока что условно считать Дарькина вменяемым.

– Фёдор Петрович, кажется, вы хотите меня запутать. Давайте-ка поподробнее. Кто и почему мог проникнуть в ваше жилище? Всю биографию не надо, а только то, что имеет отношение к делу.


2. Траулер «Надежный»

Четыре месяца в море и всё гладко, сердце стучит ровно, судовой движок стучит, как сердце. Кто в такое поверит? Правильно, никто. И я не верю. Наверное, из-за этого неприятности пошли косяком с самого утра. Разбитая чашка, между прочим, любимая, и засор, извините, в гальюне. Наконец, скорость судна снизилась на два узла и я не понимаю почему. Но, как механик, обязан понимать. Ветер попутный, хоть поднимай паруса, волна слабая и сопливо-зеленая, а скорость падает. Добавьте к списку странностей то, что повариха по прозвищу Брунгильда вдруг выбрала меня объектом своей привязанности. За завтраком в кают-компании лично поднесла мне классную запеканку. Обедать я уже не пошел, застеснялся – но прямо в моей каюте оказались нежные рыбные котлетки, количеством две. Четыре месяца Брунгильда меня не замечала, разве что одаривала бурчанием: «Добавки проси в МЧС», «Про гастрит рассказывай своему Пилюлькину». И вдруг такое. Кстати, если кто думает, что она – типичная жрица кастрюли, с кормой, на которую можно поставить миску с кашей, то ничего подобного. То есть, корма имеется, и нехилая – особенно если смотреть в боковой проекции, но оная Брунгильду лишь украшает.

Когда после обеда нёс грязную тарелку на камбуз, как назло пересекся с Балластом – это практикант-метеоролог, опасный молодой человек, готовый поглотить огромные куски вашего времени. Почему-то он считает меня единомышленником и всегда рад делиться со мной мыслями. Типа «Фёдор Петрович, знаете, насколько извержение Санторина изменило жизнь Древнего мира?»

Видя, что на сей раз не удается меня зацепить и мы следуем противоположными курсами, он почти в отчаянии кричит:

– Между прочим, кривизна морской поверхности изменилась!

Я делаю шаг вперед, а потом, как в известной песне, два шага назад. Балласт – трепло, но не брехло.

– И как ты измерил кривизну?

– С помощью лазерного дальномера. Она не совпадает с той, которая в таблице, примерно на двадцать сантиметров. Так что мы находимся, грубо говоря, в аномальной впадине. Вдобавок я видел светящиеся круги под водой, как вам это? На глубине тридцать-сорок, здоровенные такие.

– Может, подлодка?

– Зачем ей световое шоу устраивать? Для нее ж главное скрытность. А вы ничего такого не заметили, Фёдор Петрович?

– Ничего... Кое-что. Падение скорости при прежней мощности двигателя.

– А не может быть потери мощности при передаче на валопровод? – уже Балласт стал проявлять здоровый скептицизм.

– Мы не в XIX веке живем, кругом датчики и сенсоры, как и положено на современном рыболовном судне, именуемом СТР "Надёжный".

– Кстати, насчет водички, сегодня утром набрал забортной, – Балласт вытащил из кармана засаленной куртки пузырек из-под боярышника, отвернул крышку и направил горлышко вниз. – Не льется.

– Там точно что-то есть?

Балласт энергично потряс пузырек. В итоге, вода свесилась из горлышка и стала болтаться, как язык страдающего от жажды пса.

– Фокусничаешь. Какие-нибудь сопли синтетические из игрушки.

– Руку подставьте, Фёдор Петрович .

Он стряхнул мне «воду» на ладонь. Странное ощущение. Мокрая и сухая одновременно; ну, не совсем сухая, но не такая мокрая как обычно.

– Молекулярный кристалл, – с видом гуру изрёк Балласт. – Обычная вода структурно состоит из дигидролей, а такая – из молекул, связанных квазичастицами, которые прозываются экситонами.

– На, держи свои сопли, – я перекинул их Балласту на ладонь – наверняка ж, разыгрывает, хотя раньше я за ним такого не замечал – и отправился в машинное отделение. А там мои печали только усилились.

Никакой двигатель не выдержит долгой работы в предельном режиме. Если полетит редуктор, то начальство вряд ли удовлетворится разговорами про экситоны… Я побежал на мостик – капитан был там, словно и не находился вчера в запое.

– Про экситоны уже знаю, Петрович, поэтому не начинай, – сказал он просто и веско. – Еще какие-то новости есть?

– Утром скорость была четырнадцать узлов, сейчас двенадцать, и неизвестно что дальше. А что говорит Управление?

– Ничего, связи нет с утра, – и показывает мне глазами, мол, иди-отдохни, толку от тебя никакого.

Я отправился по трапу вниз, стараясь быть максимально быстрым и не попасться на глаза Балласту. Клинкетная дверь камбуза оказалась гостеприимно открыта, словно кто-то знал о моем приходе. И, в самом деле, около плиты стояла Брунгильда в идеально белоснежном одеянии, включающем колпак, но не прикрывающем круглые коленки, что были весьма приятны взору скитальца морей. В руках у неё имелась большая тарелка со всякой вкусняшкой, посреди которой призывно маячила рюмка с чем-то кристально-прозрачным.

– О, боги, это ж как на первом свидании. Карловна, тебя, что ли, капитан надоумил?

– Я что, девочка по вызову? Будто сама не знаю, что вам нужно, – с обидой в голосе произнесла она.

– Прости, Карловна, ты сто лет уже не девочка, а повар высокого разряда. И ты сама пришла, так сказать, на свидание, посчитав, что на бесптичье и попа соловей. В смысле, соловей – это я.

– Типун вам на язык, Фёдор Петрович, – с некоторым смущением отозвалась Брунгильда.

Моя голова машинально повертелась по сторонам, нет ли соглядатаев, правая рука потянулась к рюмке, левая к закуске. Чтобы развеять неловкое молчание, каковое обычно наступает после первого поцелуя и первой рюмки, я спросил:

– Вот интересуюсь, Карловна, чего ты вдруг на рыбопромысловый флот подалась?

– Не вдруг, – она вроде задумалась, – а в результате эксперимента, Фёдор Петрович.

– Какого-такого эксперимента, милая?

– Программа «АХ».

Ответ был странным и требовал уточнений. Но я как раз увидел в иллюминатор, где-то в кабельтове ­– огромное длинное нечто. Оно то ли вынырнуло из воды, достигнув неба, то ли спустилось с неба до воды. И напоминало не то щупальце огромной небесной медузы, не то хобот какого-то колоссального слоняры, да еще с сигнальными огнями. Далее к северо-западу нарисовалось в лучах закатного солнца четыре такие же штуковины.

– Что за живность?!

И сразу, в виде ответа, резкий крен, мне на голову с полки падает кастрюля, показалось, что пудовая – летит и остальное, что не было приварено или принайтовано. Я-то вскоре поднялся, а Брунгильда осталась лежать, придавленная шкафом. Бросился, стащил с нее тяжесть – и меня шарахнуло по мозгам больше, чем от свалившейся кастрюли. Повариха стала другой, как будто растекшись в нижней части тела, там  открылись взгляду какие-то трубки-проводки. Ё-мое, я и не знал, что она – биомех. Тут судно попробовало выйти из крена и я по инерции влетел в эту жижу. Несколько секунд барахтаний и она облепила меня со всех сторон, проникла в нос и рот, в дыхательное горло. Это было тошнотворно, но меня отвлекло то, что наш «Надежный» получил новый мощный удар. Сильный крен на левый борт сложился с заглохшим двигателем. Я увидел через иллюминатор, оказавшийся почти наверху, как ещё один хобот, шибанув нас по дороге, опустился в воду. А затем судно потеряло остойчивость и море ворвалось в него.

Я не отправился на дно вместе с «Надежным», хотя, когда погасло аварийное освещение, подумал, что следующим выключится свет и в моей голове. Это было настолько страшно, что я и бояться перестал, как бы сделавшись сам себе наблюдателем. Ворвавшаяся вода вынесла меня наружу из невезучего суденышка. Стон шпангоутов и рев воды сменились на глубинный покой. Потом я увидел совсем рядом что-то длинное и пупырчатое – похоже, одно из щупалец той небесной «медузы». Оно приклеило меня, резко втянуло и потащило вместе с собой, но я мог дышать! То, что осталось от Брунгильды, стало своего рода защитной оболочкой для меня – мы вместе, как скорлупа, белок и желток в яичке: она снаружи, я внутри.

И я видел сквозь прозрачные оболочки, как хобот выкачивает морскую воду вместе с тем, что в ней содержится – рыбы уносились вверх, так сказать с выражением удивления на лице. Видел сверху море, расчерченное на шестиугольные ячейки, этакие соты – и из каждой ячейки поднималось к небесам ровно двенадцать хоботов.

Вдруг толчок такой силищи, что из меня полетели слюни, сопли, обмочился даже, если честно. С моим хоботом столкнулся другой такой же. Мало того, что из меня чуть душу не вытрясло, так вдобавок моё, с позволения сказать, «яичко» сорвалось, упав вниз с высоты несколько километров. Падало оно недолго, хотя я, будь в нормальном психическом состоянии, инфаркт бы точно успел заработать, попало в виток хобота и снова приклеилась.

Когда я снова стал способным к наблюдениям, небосвод уже обернулся огромным черным провалом, а Земля, наоборот, сделалась голубой и напоминала прежний небосвод. Открывшиеся красоты поражали и отвлекали от того, что я, в общем, замерзаю и скоро стану сосулькой.

Я видел небесную медузу, которая опустила свои щупальца в гравитационную яму планеты, словно от счастья окутавшись сиянием – на самом деле светились ее кольца с силовыми агрегатами и стыковочными узлами, к которым подходили блестящие личинки космических кораблей. Наверное, для них предназначалось то, что она жадно вытягивала с Земли. Медуза-то была искусственной, хотя, наверное, и квазиживой, самостоятельно растущей, на что указывала ее не слишком правильная «бугристая» форма. Помимо огромных щупалец от нее исходили множество отростков потоньше и покороче, которым  предстояло набрать длину и мощь.

Тем временем зрелищное мероприятие стало подходить к концу, по крайней мере, для меня. Мир вокруг потускнел и стал осыпаться как старая штукатурка со стены. Свет заканчивался вместе с кислородом.


3. Мусорщик

Я лежал на палубе и чувствовал ее заклепки более всего под своей задницей. В ноздри входил какой-то сильно несвежий воздух, как в сортире, который посетил взвод солдат, после чего густо напрыскали дезодорантом.  Ещё ощущалось, что тело мое сейчас совсем легкое. Будто и не мое. Услышал какой-то скрип рядом, дернулся, чтобы подняться, и меня резко подбросило в воздух. На несколько секунд застыл на какой-то невидимой оси и даже подумал, что я теперь дух бестелесный, потом шмякнулся лицом вниз. Или вверх. Но тоже на палубу. Почувствовал солененькое – похоже, кровь с расквашенной губы. Было больно, но боль сперва проходила ко мне как сквозь поролон, но стала ближе, впилась в нос и губы, и я окончательно очнулся.  А рядом раздалось здоровое человеческое ржание. Ботинок одного из смеющихся располагался около моего лица, и это внушало беспокойство, тем более, что на подошве были какие-то присоски. Помимо ботинка я видел срезанную с меня оболочку – остатки Брунгильды, которая стала моим «ангелом-хранителем»; это есть и программа «АХ», претворенная в жизнь группировкой «ХА». На одном из клочков моей благодетельницы виднелась характерная светящаяся эмблема «Хакеров-Альтруистов» – группировка выращивает квазиживых андроидов и запускает их под видом людей в общество, для улучшения нравов. Думал раньше, что это какая-то сетевая байка, а оказалось – правда. Но спасительнице Брунгильде я даже посочувствовать не успел, потому что увидел кое-что совсем неприятное.

У меня не было рук ниже запястий и ног ниже колена, лишь какие-то окровавленные повязки, пластиковые обручи с датчиками и пара канюль, впившихся в бедренные вены. Более того, я, оказывается, без штанов! От такой картинки я отключился снова, полный аут, иначе бы стошнило. Когда включился второй раз, то сперва прошептал: «Лишь бы не обрубки», но потом заметил, что у меня-таки есть руки и ноги. Есть!  И канюли исчезли, более того, появились штанцы типа треников. Я стал аккуратно подниматься, а когда встал, ощутил, что здесь всё иначе, некая сила тянет меня к полу, но совсем не так сильно, как земная гравитация. Пожалуй, я уже в космосе, если не на каком-нибудь аттракционе в луна-парке. Занесла меня нелегкая черт знает куда. Известно, что в космосе человек делается выше ростом, и это не страшно, но к тому же у него портится память, становится такая же короткая, как у рыбки, поэтому ей на замену вставляется чип-накопитель воспоминаний, мемуаризатор. И что там могут мне навставлять?

То, что мне привиделось отсутствие рук и ног, спишем на бред или сонный паралич – на самом деле, у меня полный комплект.  Могу ходить; ноги, правда, немного деревянные, вроде как затекли. Могу щелкать пальцами. Какой-то странный звук они дают при щелканье, с дзеньканьем. Я поднес пальцы к лицу.

Они – металлические! Даже без сочленений, какая-то кристаллическая механика. В лучшем случае, металлорганика, когда углеродные и азотные колечки соединяются с помощью атомов железа. Глянул вниз – полный капец, копыта какие-то.

– Что за хрень? Где мои настоящие руки и ноги? Куда вы их дели, поганцы?

И испарина по телу от ужаса, и справедливое возмущение, и в солнечном сплетении черная дыра нарисовалась, и горло перехватило. Но мои претензии были немедленно отклонены.

– Куда-куда? Съели. У нас ничего не пропадает. Всё, включая натуральное говно, идет перерабатываться на портативную механохимическую фабрику и превращается в довольно аппетитные котлетки. Ты мог вообще без ничего остаться, отмерзли-то твои настоящие руки-ноги и кирдыкнулись. А теперь даже лягаться можешь, как прирожденный конь. Мой совет, прибавь по шкале осязания пару делений, – сказал кто-то из них.

– Это как?

– А средний палец тебе на что?

И в самом деле, каждая фаланга «среднего пальца» была теперь поворотным переключателем. И это не удивительно, ведь руки теперь – схваты с электроприводами, кучей актуаторов и сенсоров.

И всё же, получается, нет у меня теперь родных рук и ног. Профукал…

Раньше, получив такое известие, люди ударялись в запой на полмесяца или два часа возмущенно бились головой об стенку. Но в тоже время у меня есть своего рода руки и ноги, полученные бесплатно, что, прямо скажем, немаловажно. Не щупальца какие-нибудь. И этому, наверное, надо порадоваться. Могу щипать, щелкать, ходить могу. Вместе весело шагать по просторам... Далеко не ушел, особо некуда было идти.

То, что меня окружало, имело вид, достаточно близкий к машинному отделению траулера, только  находилось будто в большой цистерне. Трое персонажей, что стояли рядом со мной, напоминали черепашек-ниндзя, благодаря экзоскелетам. И были прилично выше меня ростом, хотя я на Земле совсем не крошкой выглядел.

– А вы-то кто?

– Дружочек, мы – мусорщики, – отозвался передний, который был какой-то согбенный и со скрипучим голосом пенсионера. – И вдобавок хирурги-любители. Извини, при таком обморожении, сделали, что сумели, всем колхозом трудились, Матвей тоже помогал, подключал твои нервы к разъемам информационной шины на протезах. Извини, потратиться больше не могли, у нас и так бюджет на пределе, так что обошлись старыми запасами. И скажи спасибо, что яички на месте, а не поменялись на пластмассовые бубенчики. Или ты как предпочитаешь?

Мне показалось, что кто-то из них хихикнул женским голосом? Тот, у кого экзоскелет не смог сокрыть выпуклости, притягивающие взгляд усталого путника. Ладно, неважно. И что получается, эти мусорщики, или кто они там, приделали мне «руки» и «ноги», которые нашли в куче мусора?

– Послушайте, что за мусорщики? – возмутился я. – Ещё скажите – помоечники. Я в космосе, правильно? В космосе есть околоземные орбитальные объекты так называемого Большого змея – в основном, заводы-автоматы и лаборатории, – имеется несколько научно-исследовательских станций на Луне, три или четыре в системе Юпитера, какое-то поселение на Марсе, лаборатории в Поясе астероидов. Там ученые, исследователи, пилоты. Певцы и композиторы, может, какие-нибудь, вдохновения набираются.

– Здесь лишь певцы попой… А что я сильно похож на ученого? – спросила одна из черепашек другую.

– Ты похож на мою дряблую задницу, сынок, потому что спортом не занимаешься. Я становлюсь ученым, когда выпью не меньше литра бацилловки, тогда целую лекцию могу прочитать о занятиях онанизмом в скафандре.

– Тебя обманули, коротышка, – радостно сообщил «сынок», – мы, в самом деле, в космосе, но я ни разу не видел ученых и исследователей, а вот барыг сколько хочешь. Пираты, грабители, БДСМ. Живых мертвяков полно. Самые жадные  – фрибутеры, они же  флибустьеры, если с французским прононсом. Они вам хоботы знаешь куда засовывают?  Кстати, как и у флибустьеров прежних веков – у них есть хозяин, который определяет комиссионные. Тогда это были короли, а теперь ЮСС, United Space Corpоration.

– А вы, простите, чем занимаетесь?

– А мы, так сказать, пощипываем их. Хотя изначально – просто ловцы зверски опасного космического мусора, который, как известно, на скорости в несколько километров в секунду может расчехвостить любой полезный объект.

– Погодите про мусор. Значит, эти космические барыги, ебутеры, едрить их налево, присосались к Земле и вытягивают от нас разные полезные ништяки? И никого это не колышет?

– А ты как думал? Прозревай уже. Всё высасывают, от минералов, растворенных в воде, до воздуха и чернозема. Вы для них пустое место, как индейцы когда-то. Фрибутеры пользуются тем, что такой вид добычи юридически никак не определен и стесняться им нечего, потому что ооновские важняки куплены на корню, начиная с генсека ООН Бориса Зузанны Пшиздецки, который вообще надувная кукла. К тому же ваши племенные вожди сбывают им кучу другого полезного барахла – того, чего в космосе не хватает – органы, клетки, трупы. Из них потом франков, то есть франкенштейнов, мастерят, в диапазоне от боевика до эскортницы – ты этих бодреньких мертвяков ещё не видел. Их можно снова на запчасти разобрать, потом снова собрать – собрать-разобрать. Сам-то ты кто, болезный?

– Я – рыбак с траулера «Надежный». В смысле, судовой механик.

– О, целый механик, наверное, вдобавок старший и главный, – они стали хихикать, довольно мерзко. – У тебя там такой мощный дизель, что девки толпой на тебя вешаются.

– Сейчас нет дизелей на судах, на автомобилях тоже, вы отстали от жизни. Никаких ДВС, только паровые или паротурбинные двигатели, – стараясь сохранять самообладание, ответил я. – Нефть и газ кончились – наверное, ваши хоботы постарались. На угольке гоняем, пока имеется.

– Ой, мы сейчас заплачем, нефть у них кончилась, а у нас она и не начиналась, а газ сам понимаешь какой, что в условиях тесной кабины, которую не проветришь, ведет к частым самоубийствам.

– Так вы вернете меня на Землю? – спросил я со слабой надеждой, которая сразу умерла.

– Мы что, похожи на добрых самаритян? Ты, похоже, не въезжаешь, землянчик, нам в эту гравитационную яму пути нет. Лишь шибко богатенькие могут туда-сюда шляться. Но если хорошо попросишь, дадим тебе пинка под зад, может, долетишь, звездочка ты наша.

Я, наконец, осознал, насколько влип. Застрял в этом аду навсегда! Даже дышать трудно стало.

– У тебя такой смешной вид, будто обделался, – сказала та черепашка, что с женским голосом.

– Возможно, ты нам сгодишься, механик с «Надежного», хотя это не точно, – подбодрил скрипучим голосом  мусорщик с «дряблой задницей». – У нас, примерно, то же самое, что и на твоем траулере. Глянь на нашу силовую установку, во втором контуре рабочее тело, вроде твоего пара, в первом контуре котлоагрегат, но не уголек там горит, а ураникс, смесь такая. Сейчас у нас резервная силовая установка фурычит. Тебе надо за два часа перебрать магнитный редуктор турбогенератора и найти, где происходит потеря мощности. Или пожалуйте на выход, нам зайцы-безбилетники не нужны. А чего ты так удивился? За проезд можешь заплатить?

– Ну да… То есть, нет, я ж банковскую карточку в каюте на «Надежном» оставил.

– Вообще-то, да. Только для этого понадобится тебя разобрать – цены на почки и печень на базаре хорошие.

И они ушли в другой отсек играть в крестики-нолики на бесконечной виртуальной доске, запивая пивом, сделанным, наверное, из мочи.

Да уж, космос действительно переполнен какими-то грубыми жадными людьми, по сути чертями, из-за которых критически зависит моя жизнь.

Я с тоской посмотрел на робо-тягу, это универсальный роботех такой, с насечкой Матвей 2М на переднем щитке – тот был подчеркнуто антикварным, с бронзовой прозеленью. И он, можно сказать, посмотрел на меня тремя многоканальными камерами на гибких ножках, которые делали его похожими на краба. И, как мне показалось, подмигнул, точнее, шторки на объективах закрылись и открылись.

– Влип? – горестно спросил я незнамо кого. Но отозвался тот краб.

Голос был жестяной, кое-как синтезированный. Однако шпарил агрегат по некоему странному алгоритму.

– Что значит «влип», землянин?

– Значит, попался, обделался, выхода нет. Точнее, один выход – в космическое пространство без скафандра. Или в набор мясосодержащих продуктов. Что не лучше. Я ничего не понимаю в магнитных редукторах. Полный ноль.

– Вы обделались, землянин, вы – полный ноль, – охотно подтвердил робо-тяга. – Поэтому я и сказал команде, что вы новый полезный член экипажа. Однажды они уже отправили одного в космос без скафандра. И сказали тогда, что «проветрили зайца». Я переберу вместо вас магнитный редуктор и покажу вам, как это делается.

– А отчего вы мне поможете?

– Вы – найденыш. Я – найденыш. Оба мы найденыши. Мусорщики меня нашли, как и вас. Где я был раньше, где изготовлен, даже какой тип процессора мне установлен – неизвестно. Всё контрафактное, перепрошитое, со сбитыми номерами. Переднюю панель для меня вообще с летающей могилы скрутили, ­– пояснил металлический краб.

– Так обычно начинаются истории про потерянных принцев.

– Угнетенные личности должны помогать друг другу, – подытожил краб.

– Сам дошел до такой социальной философии?

Вместо ответа он прыснул мне чем-то в глаза из форсунки, отчего я чуть не заорал и всерьез ослеп, но через 30 секунд у меня на зрачках собрались контактные проекторы, открывавшие виртуальные окошечки – виртушечки, – везде, где надо. Подсказки и надписи, глифы и схемы появлялись в виртушечках, мерцая в "дополненной реальности" поверх деталей редуктора...

Перед тем, как вернулись черепашки-мусорщики, краб Матвей предусмотрительно успел откатиться в сторону.

– Вроде неплохо. Ты вытащил счастливый билет. Оставляем приблудного? – обратился тот, что со скрипучим голосом и «дряблой задницей», к двум другим.

– Если он будет съедать не более двухсот грамм червей в день, в чем я сомневаюсь, глядя на его брюхо, то да, – отозвался второй.

Я инстинктивно поджал живот, в то время как третья черепашка – та, что похожа выпуклостями на женщину – сказала:

– Оставляем, но не думаю, что он надолго у нас задержится, уж больно нежный и пухлый на вид.

– Ладно, как там тебя, добро пожаловать на мусороловецкий траулер «Безнадежный». А теперь по местам, переключаю мощность на главный двигатель, – скомандовал старый мусорщик, который теперь стал моим капитаном.

Где мое место, я так и не успел узнать. Пошла перегрузка, меня вдавило куда-то под кожух резервного генератора, хорошо, что я не успел съесть положенные мне 200 грамм червей.

– Пристыковываемся, у них стыковочный узел «Коитус-12», наш универсальный подойдет, – сообщил капитан.

Потом удар, всё стало крутиться вокруг нескольких осей, но хотя бы ушла перегрузка. Щелчок, толчок, меня стукнуло головой об кожух, и я понял, что пристыковались.

– Шевели батонами, это и тебя касается, лодырь, – кто-то из тех неласково дернул меня за шиворот. – У нас 20 минут, чтобы там хорошо почистить.

– Мы и уборщицы вдобавок?

Я сразу понял, что сморозил глупость. Блин, это абордаж, что ли, какой? Сейчас будет повсеместная резня? Не хватало без носа или ушей остаться.

И хотя меня мутило из-за кручения вокруг нескольких осей, я «вступил» в скафандр, который сам застегнулся на мне. Подошвы моего скафандра и перчатки имели нехилую адгезию и прилипали к поверхностям, что позволяло мне не болтаться туда-сюда. Потом были шлюз и стыковочный узел, похожий на «вороний нос» древних кораблей, и явно недружественное проникновение на борт чужого корабля. По дороге я чувствовал дурноту, которую перекрывал ужас. Вдруг из-за угла появится космический воин в сияющих доспехах, известный из фильмов Хошиминвуда, и располовинит меня с одного удара своим световым мечом, так что на переборку плеснет моя кровища, густая и красная, как кетчуп из дой-пака. Но воин не появился. А на меня навьючили притараненного барахла в виде пузатых баков с одной ручкой, в которых что-то плескалось – на Земле бы они весили килограммов по 100 каждый, – и я поперся назад.

Может, мы были мусорщиками, но заодно разбойниками с большой космической дороги. Как и полагается разбойникам, по возвращении на свой борт мусорщики исполнили зажигательный танец, состоящий из элементов трепака, брейка и «ойся, ты ойся».

Меня, так сказать, повязали, если не кровью, так грабежом. А стопанули они (и я вместе с ними) автоматический транспортник, который неторопливо шел с Цереры к большому орбитальному хабу Земля-3. Улов – три бака с дорогущим ураниксом (топливо такое, как сказал черепашка-капитан – этого количества достаточно, чтобы долететь от Земли до Марса за месяц). А также новенький 4d-принтер, кучу заправленных картриджей и софта к нему; черепашка-женщина сразу напечатала на нём биде, а затем пирожные безе, и засмеялась довольная. Вдобавок мы затрофеили контейнер жизнеобеспечения с жирными вкусными червями, даже у меня слюнки потекли – и главное, что не они будут есть нас, а мы их.

Впрочем, те ребята, которых мы маленько обчистили – они и есть самые бесстыжие пираты, фрибутеры, которые на Землю хоботы закинули и в наглую из нее сосут, меняя даже свойства воды, чтобы высасывать то, что получше. Судя по названию, происходят они напрямую от пиратских банд на какой-нибудь Тортуге, которых сильно приукрасили в кино, хотя те были полные чмошники и акулы капитализма.

Черепашки, кстати, свои экзоскелеты сняли. Тот, что капитан мусороловецкого траулера, оказался старичком с седыми волосиками-перышками, делавшими его похожими на аиста, и председателем артели, читай колхоза, «Апогей». Другой был его щекастым молодым клоном по прозвищу Племяш. А третья – подружкой Племяша, которая очень напоминала известную на Земле актрису Эммануэль Депердье – формами, так сказать, и наглым выражением лица. Она мне поведала краткий курс истории «Апогея». После того как большая часть космического мусора была переловлена, артель завела тоннели с грибами и червями на Дионе, астероид такой, но жила впроголодь и втроём ужинала одним червяком. Но как-то колхозаны заметили, что за беспилотными транспортниками нет особого пригляда, и начали время от времени курочить их. Можно сказать, экспроприировали экспроприаторов. Что стало почином и для остальных артелей. Раньше щипали крупняк – большие транспортники на оживленных трассах. Когда большие контейнеровозы начали ходить конвоями под защитой военных бортов, мусорщики переключились на более мелкую добычу, жизнь стала тяжелее, но на бутерброд хватает.

Лжедепердье явно оказывала мне признаки внимания, интересуясь, какие члены тела у меня не отмерзли, капитан цистерны уже выдавал храпака, прилипнув к потолку, младший колхозан тоже перебрал бузы, сделанной из говна некоторым пересоставлением молекул, и клевал носом длинным, что у твоего журавля. Вечер переставал быть томным, я сбацал на кастрюлях: « », и это возымело успех. Дамочка, придвинув ко мне глубокий вырез комбинезона и полуобняв длинной ногой, многообещающе предложила сыграть в дурака на раздевание, но как раз заголосила автоматика: «Потеря мощности».  Последовало несколько толчков, резво проснувшийся старичок-капитан отключил двигатель и кратко объявил: «Кто-то сел нам буксир, будем резать трос».


4. Отмороженный

Вы просыпаетесь или, точнее, начинаете осознавать пространство вокруг себя. О, ужас, мама миа, вейз мир. Оно столь ужасающе замкнуто. Ваш вопль отражается от таких близких стенок, влетает вам в уши и пронзает мозговое вещество, а биения сердца вдруг становятся ударами многопудового колокола. Поздравляю, вас закопали заживо. Эдгар По, который писатель разных ужасов, привлек к этой теме общественное внимание, хотя и запоздало. И Николай Васильевич Гоголь хотел было написать про это, но не успел, и лично так крутился в могиле, что жилетку изорвал. Стоп, должно быть холодно, под землей-то, а сейчас совсем нет, скорее наоборот, одна стеночка даже горячая. Или это крематорий? Откуда из залежавшейся памяти выплывает стишок: «Воскресенье – радостный день. Крематорий работал весь день…» Но тогда откуда эти светодиоды и пульсирующие трубки, что входят в нос и выходят из задницы и другого популярного места? И инерционные нагрузки чувствуются, как на карусели. Похоже, я в ящике, который летит и притом кувыркается. Что мне совсем не нравится, в космосе можно кувыркаться целую вечность.

Стоп, не дрейфить раньше времени, надо попытаться что-нибудь вспомнить. А воспоминания, как пузыри, всплывающие со дна болота, пока бессвязные. Надо как-то упорядочить.

Меня зацапали фрибутеры – за ограбление автоматического корабля-транспортника, который шел с Цереры курсом на орбитальный хаб Земля-3. Не одного меня, конечно. А с компанией.

Неприятности начались после того, как мы притащили хабар к себе на борт и сели пировать. Старый капитан в какой-то момент дёрнул ручку дросселя назад и отключил двигатель, посчитав, что некто сел нам на буксир. Но мы-то попали, оказывается, как рыбка, в сети, сшитые из нитрид-борных нанотрубок. Их поставили на мелкую живность вроде нас, а тот автоматический транспортник был просто наживкой.

Когда  капитан вышел порезать сети на корпус, его сорвало и унесло незнамо куда, поминай, как звали. А рядышком с нами словно из ничего возник борт «Немезиды» –  это быстроходный корабль, похожий на тунца. Серьезные ребята, работающие на ЮСС, вскрывали нам обшивку, как консервную банку, забрасывали нас светошумовыми гранатами, стреляли из гауссеров, кололи и рубили. Я в первый раз в жизни увидел копье, причём направленное мне прямо в пузо. Огнестрел – ещё понятно, в молодости пару лет поконтракту отслужил, морпехом, подкидывал горячие звиздюли небратьям – а вот холодным оружием открывал только банки с тушенкой. Но огнестрел в космосе запрещен, ввиду хрупкости систем жизнедеятельности, так что здесь преобладают варварские средневековые способы ковыряния людей.

Пришлось подставить ноутбук под разящее острие, а потом, ухватившись за древко копья, лягаться, то есть ломать копытами шейные позвонки противнику – я же теперь парнокопытный, даже не ожидал, что так получится. Не сломал, правда, поэтому пришлось его добивать ноутбуком, да так что злосчастный компьютер застрял во лбу супостата.

Наша Эммануэль больше всех налетчиков положила. Стреляла из гауссера метко и ловко, крутилась вокруг труб системы жизнеобеспечения, как стриптизерша вокруг шеста, попутно демонстрируя свой круглый задок, приятно обтянутый лосинами. Я старался ей соответствовать, вспоминая уроки фехтования, полученные в детстве от бабушки, хотя в условиях невесомости напоминал пинг-понговый шарик. В роли холодного оружия у меня последовательно выступали ершик для унитаза, кофеварка, труба от пылесоса, кухонный топорик для мяса, который очень вовремя попался под руку – на космическом кораблике, вроде нашего, жизнь как в малогабаритной квартирке: спальня, кабинет, сортир и камбуз совмещены. И первый же разрубленный враг оказался франком. Я тогда впервые, так сказать, с мертвяками поближе познакомился. У них такие длинные стильные швы, и различающийся цвет кожи на разных частях тела, потому что их, в самом деле, сшивают из кусков людей разных наций и рас. Кроме того, у них по два сердца, два перца – это без шуток, членов половых у этой публики тоже с запасом, как и яичек. Иногда имеются у одной особи как мужские, так и женские причандалы – модное полигендерство повлияло.  Три почки, две печени, три глаза – третий на затылке, между прочим; всё, так сказать, сделано с запасом; встречал даже мертвяков  с парой голов.

А в итоге, имея численное превосходство, они порубили нас. Племяш пал смертью храбрых, причем голова его самостоятельно поплыла в воздушный фильтр. Да, я за него отомстил, нарубив у франков столько пальцев, сколько огурцов на кусте, но, в конечном счете, и меня, и мадмуазель Эммануэль повязали  самонаводящимися сетями; это такие хищные авоськи из углеродных нанотрубок, которые набрасываются на тебя и упаковывают. У космической сказки получился несчастливый конец – экспроприатор нас экспроприировал за то, что мы экспроприировали экспроприатора.

Мертвяки попинали меня связанного, по старинке, ногами, воздавая, так сказать, должное за отчаянную оборону. А нашу даму они собрались насиловать всем кораблем, уже встали в очередь; учитывая, что органов половых у них сильно больше, чем у людей, это было бы форменное безобразие. Однако вместо того её взяли и дезинтегрировали – «за нелегальное копирование внешности актрисы Эммануэль Депердье». Это суд на Весте сработал на удаленке за пять минут. Унесли бедняжку, обляпанную вражеской кровью и соплями, в какой-то люк, оттуда раздался звук, будто воду в сортире спустили, и каюк, нет красавицы. И мертвякам смешно, они всегда радуются и смеются, когда кончают кого-нибудь по-настоящему живого.

А меня сильно покоцанного – после боя обнаружилось отсутствие куска кожи на спине, перелом ребер и другие изъяны – подлатали металлическими и биополимерными запчастями; ребра, к примеру, закрепили карбоновыми вставками и скобками. Как раз с Весты и приговор по моему делу прислали нейтринной почтой. Мне подкачали в кровь гликопротеинового антифриза, сильно охладили, засунули в криокапсулу, загрузили в космозак и отправили на Психею, где я должен был отбыть столетний срок заключения – в виде брикета мороженого на тюремном складе. Так что и помечтать о побеге не будет времени, а через век может никого, кроме разумных крыс, в нашем мире не останется. И буду я принц Пломбир, единственный человек на всю Галактику. И жениться на мисс Крысе придется. Шутки шутками, но настроение перед замораживанием было ни к черту.

Что могло произойти после? Очевидно, космозак с мороженым не долетел до пункта назначения. Я стал просыпаться из-за сильного нагрева и окончательно пробудился после крепкого толчка. Первым делом подумал, что случился взрыв на борту. Но для взрыва толчок слабоват был. А потом пронеслось что-то похожее на волну. Криокапсулу вместе со мной как будто вымыло наружу. Такое, пожалуй, могло произойти при пожаре на борту, когда срабатывает на все сто система пожаротушения и отсек быстро заполняется жидким азотом. Но каким образом меня могло вынести наружу? Отсек или был открыт – у него ведь есть лацпорт – или в нем образовалась пробоина.

В результате, я бодро летел незнамо куда, запечатанный в ящик, который вращался около трех осей. А вот соображал совсем не так бодро. Потом случился удар, вроде как столкновение, и еще несколько раз – у меня внутри все прыгало вправо, влево, туда, обратно, и, когда вернулось на место, сильно и долго вибрировало. Ясно, что автономная система жизнедеятельности криокапсулы вышла из строя, накрылся регенератор, так что дышать мне осталось от силы минут двадцать. Учитывая, что я на жидкостном дыхании и замаринован в перфторуглеродном геле, замаячила перспектива утонуть. А если при том обдристаться от страха, то можно утонуть в собственном дерьме.

Капсула замерла ненадолго, потом снова двинулась, только уже не вращаясь и, наконец, замерла. Когда я стал ощутимо задыхаться и паниковать, замочки криокапсулы щелкнули и она с бульканьем распахнулась.

Надо мной склонялся мужик с пилой, скальпелем и гарнитурой дополненной реальности на голове, что сочеталось с замызганным складским комбинезоном и красным носом. Пила, скальпель и нос жадно потянулись ко мне, глаза показывали неподдельный интерес…

Несколько позже, когда я просматривал записи с рейдовых и портовых камер, обстоятельства окончательно прояснились. Горящий грузовик, имеющий на борту груз термита, разогрел наш космозак, который стоял на причальной бочке в ожидании разгрузки криокапсул, произошло включение системы пожаротушения и отсек с капсулами был затоплен жидким азотом. Потом термит прожег борт грузовика и брызнул красивыми бенгальскими огнями на десятки километров вокруг. По дороге он вскрыл борта лайнера «Олимпус» и налип на обшивку космозака. Она у нашей скотовозки совсем липовая и должна лишь имитировать прочную броню, на самом же деле смысла в ней нет и можно спокойно обойтись без, как на контейнеровозах.

От горящего термита обшивка мигом скукожилась, полопалась, и потоки жидкого азота радостно выбросили несколько криокапсул в открытый космос, как цветочную пыльцу. Я бы легко затерялся в пространстве, никто б и не стал искать. Однако направляющийся в космопорт Психеи лайнер «Олимпус», хоть и шел с сильным торможением, «спустив паруса», но вроде поршня толкнул несколько блуждающих в пространстве криокапсул и направил их на грузовой терминал F12. Криокапсула с начинкой в виде меня стукалась о направляющие балки и разгрузочные краны терминала, пока не влетела в открытые ворота склада. Затем несколько ещё постукиваний по стеллажам, «трам-пам-пам», и застряла между двух контейнеров.

Подъехавший робопогрузчик уловил, что-то не так, подхватил криокапсулу и отвез в зону бездокументных грузов. Там сканер засёк, что груз биологический, и отправил его в зону бездокументных биогрузов, где кантовались контейнеры с живыми сосисками, подслушивающими жуками, интеллектуальными сороками-воровками, медузами-левиафанами, шарообразными курами без мозгов, и прочей живностью, созданной умельцами-биохакерами на каких-то позабытых-позаброшенных астероидах и перевозимая контрабандой. Но какой-то нечистоплотный работник склада – а чистоплотных на складах почти не встретишь – решил, что меня можно маленько попотрошить – а органы и члены соответственно продать на сером рынке, чтобы была прибавка к зарплате. Ведь мертвяков-франков собирают, как в конструкторе лего, из кусочков; и это самый дешевый способ производства новых людей, впервые освоенный криворожским бизнесменом Загинайло.

Только не догадался этот складской работник, что я уже «оттаял», и когда он занялся мной с пилой и скальпелем, я уже мог ему врезать своей железной ногой и добавить по чайнику железной рукой. «Получи, бесчестный!» Он точно не ожидал, что консерва вдруг вскочит и резво прыгнет на него, изрыгая при этом гнусную зеленую жидкость из легких. Честно говоря, я ему врезал сильнее, чем надо, потому что испугался этой пилы – не люблю вторжений в мой организм, даже уролога, который у вас там пальцем что-то проверяет через задний проход. Короче, один мой железный палец так у него в глазнице и остался – в назидание потомкам.

С терминала в город я вышел уже побритый и причесанный. Не только вытерся насухо, но и поменял свое неглиже на комбинезон складского работника. К тому же он мне отдал свой персональный чип с идентификатором, который у него стоял на верхней челюсти и случайно вылетел из-за крепкого рукоприкладства. Так он мне и «внешность» подарил. То, как вы выглядели на Психее, тогда зависело от того, какую «маску» по обязательному протоколу общения вы передадите тем, кто видит вас.

Трофейная маска была не шикардос, особенно «глаза», напоминающая мух, влипших в сметану. Однако без нее меня бы вычислили за одну секунду. Судя по состоянию публики на Психее, здесь был ослаблен контроль по части синтетических нейромедиаторов и разной психоделической дряни, доставляющей кучу удовольствия за смешные деньги. Шел, помнится, матч Межгалактической лиги на Армагеддон-арене, оставшейся после крепкого метеоритного удара – играли в дурабол на огромной полусферическом поле. От одного «бортика» до другого километров десять, и высота каждого из них составляла полкилометра. Сам мяч имел размеры с двухэтажный дом, а каждый игрок был «запечен» внутри киборга, напоминающего помесь кузнечика и автокрана. «Кузнечики» отчаянно скакали по полю, сталкивались как проклятые, вышибая снопы искр, ломали друг другу конечности и лупили по мячу, да так, что он усвистывал за горизонт, вытягивая за собой дымный хвост. Поскольку гол в такой игре забить практически невозможно, потеха должна была закончится тогда, когда все «кузнечики» поломаются. Оттого и латинское «дура», то есть «жесткая», в ее названии.

В куче укромных кабачков-гротов, обрамляющих по кругу арену, толпились, ползали и ходили на четвереньках местные жители. Кто-то блистал кристаллами наркода, засунутыми в шейные разъемы, но, в основном, тут находились граждане, накушавшиеся разной дури. Кто-то обнимал и целовал табуретку – эрзац-окситоцин прививал любовь и ласку ко всему. Некоторые тяжко вздыхали и икали – эти пережрали эндоморфина, так что несколько часов кряду будет зверская тоска, хоть в унитазе утопись. Некоторые тряслись, исполняя танец сломанной игрушки – и не собирались останавливаться, пока их не вынесут под глюкозной капельницей. Некоторые сливались с Грибницей, вкусив разумных грибов-мутантов. В общем, эти торчки полностью оправдывали свое название – психушники. Эх, если бы они знали, что их ожидает в недалёком будущем, то, наверное, стройными рядами отправились бы в церковь замаливать грехи.

Я вдруг понял, что не подкреплялся уже месяц, так что готов скончаться от голода, и зашел в один из гротов. Там буйствовала какая-то молодежная компания. У парней мышцы бугрятся и огненные патлы закручиваются в смерчи на макушках, у девок буфера как пушки, стреляют прямо в мозг. Но понятно, что эта анимешная наружность –  просто маска.

Официантка с радужной кожей и беджиком «Ада» принесла мне протеиновый батончик, напечатанный на 3d-принтере и плохо замаскированный под бифштекс, плюс бокал с какой-то жижей, которая заменяла здесь чай и кофе. Я быстро узнал, что за компот там плескался: этиловый спирт, расслабляющий букет синтетических нейромедиаторов вроде метаботулина, яд, выжатый из каких-то жуков, тормозной серотонин и эндорфиновый набор для лимбической зоны мозга, дополнительно палеостим, бьющий по задним мозговым долям, которые, как известно, нам досталась в наследство от прадедушек-рептилий. Вся эта дурь — в концентрации семь миллиграмм на литр.

Я спешно сжевал батончик, отчего стало не по себе – было ощущение, что он проделывает в моем животе дырку, – поскорее запил, надеясь на лучшее, но надежды не оправдались.

Мяч как будто опух, поднялся вверх и засиял на манер луны, игроки в дурабол превратились в букашек, скачущих по грязному столу, а небо вдруг сделалось потолком, обсаженном жужжащими мухами.

Одна из мух вдруг оказалась рядом, большая такая, и на удивление это не вызвало отвращения. Хотел ее проглотить, но она подхватила меня своими волосатыми лапками  и понесла над ареной.

Потом была рябь, а когда она улеглась, превратившись в густой слой пыли на стенах, то я смирно лежал на спине, а на меня смотрело несколько психушников, недобро так. Что за паршивые физиономии — зеленые и тупые, наглядное представление бодуна. Это они маски, что ли, сняли, или у меня ошибка протокола! Широченные шеи и какие-то осиные талии, головки совсем крохотные, как яички, а вот ноги чуть ли не «до плеч», сами они по два с половиной метра ростом, шесть длиннющих пальцев на руках, носы как водопроводный кран, рты, как прорези для бросания монеток в автомат, глаза явно больше, чем мозги. Казалось, что их бабушками были разные вредные насекомые, а дедушками – заспиртованные в музейных банках микроцефалы. Настоящие люди будущего, идеальные потребители, воплощающие каноны красоты из «триумфа воли». Я понял, что надо сваливать от этих дуремаров поскорее. Но желания явно не соответствовали возможностям. Руки были связаны.

– Я отключила маски, пузатый земляшка. Ты не тот, за кого себя выдаешь. Наверное, беглый уголовник – в новостях было, что космозак в порту накрылся, жаль, что ты там не поджарился, – сказала официантка Ада ленивым голосом, а затем своей длинной полутораметровой ногой врезала мне между ребер.

– Это у тебя хорошо получилось, – сообщил я, отдышавшись.

Психушница поднесла ко мне свою головку –  глаза без заметных зрачков непонятно куда смотрят, из рта-прорези выглядывает заостренный язык.

– Ты явно ошибся адресом, колобок, тебе не стоило здесь появляться.

– Ты тоже красивая, Адонька. Мой адрес не дом и не улица. А может, договоримся? Организуем совместное предприятие, будем скрещивать тараканов с жирафом.

Собеседница отрицательно помотала своей головкой с явно недостаточной вместимостью и пообещала засунуть мне каблук в задний проход, если я буду и дальше забивать баки. Тут уж ясно, медлить нельзя. Мои кисти вышли из пазов по очереди, а потом вернулись обратно, уже без пут. Я оказался под потолком, пробежался по головам присутствующих почти что до дверей, но кто-то, ухватив меня за копыто, сдернул вниз. Я увидел перед собой Аду – сейчас она держала меня за шею, причем на весу, пережимая артерию – а вот мне до нее руками не дотянуться. Со стороны, наверное, это выглядело как пожирание  стрекозой толстого жука.  Когда я уже «засыпал», удалось накинуть ей ноги на талию, – это уже напоминало «Камасутру» – и притянуть к себе, причём ее ногти хорошо вошли мне под кожу. Почти случайно заехал своей «тыквой» ей в крохотный лобик и раздался хруст – такой, как при колке орехов. Ее головка безвольно повисла, не удерживаемая сломанным шейным позвонком, а я выскользнул из ее объятий.  Заодно позаимствовал чип-ключ из карманчика на её леггинсах, попутно выяснив, что она, скорее, мужчина, и юркнул в её гермокар.

Через минуту дорогу в тоннеле преградил бронированный утюг полицейского вездехода. Я дал резко влево и проехал по стенке. Полицавр стал стрелять из автоматического гранатомета кумулятивными боеприпасами. Попал со второго раза. Моя машина с отлетевшими траками поехала на боку, в кабине вместе с дымом стала брызгать какая-то окалина, в последний момент я выбил дверцу ногами, то есть копытами, хотя и временно оглох от перепада давления. Дверца удачно попала по кумполу полицавра, отчего раздался звон разбитой оптики.

Но рядом со мной, вывалившись из штрека, оказался здоровенный полицмайстер – с таким не забалуешь. Он и в самом деле мигом раскрыл свои челюсти и навел на меня из «глотки» спаренные пулеметы калибра 12,7 мм.

А я будто ощущал паутинки электромагнитных взаимодействий в его «мозгу», прямо как пульсирующие ниточки в моих руках. Попробовал оборвать их; получилось или нет, но какой-то из его контроллеров стал выдавать код ошибки, отчего пошли прерывания для процессора. В общем, он промедлил, а в одной моей руке появилась другая моя рука, которую я засандалил ему в микрометровую камеру, отчего пулеметная очередь прошла неточно, рядом с моим ухом.

Я, воспользовавшись моментом, проскочил между нижних конечностей полицмайстера, по дороге подхватил свою отлетевшую руку и оказался сзади. Он быстро развернулся, но я опять повторил маневр и снова возник у него сзади, успев и руку свою поставить на место. Полицмайстер, ориентируясь по акустическим датчикам, сильно наклонился и начал стрелять назад. Это его и погубило. У него появилась «пятая точка» – в которую я приложил своим железным копытом как следует. Он кувыркнулся, врезался в стенку и, неудачно пальнув, отстрелил себе узел управления приводами. Полный паралич, на грудном экранчике побежала строка «Scheisse! Ich bin wegen unsachgemäßer Wartung kaputt».

Праздновать рано. На меня во весь опор пёр тяжелый робокоп. А с той стороны от завалившегося внедорожника, где я пытался укрыться, завертелся хищный дронодактиль. Я ухватился за «уши» парализованного полицмайстера и, пока его пасть изрыгала свинец, направил на дрон. Птичка резко вильнула в сторону, но бронебойные пули догнали. Дронодактиль бжикнул по стенке тоннеля, свалился, дергая крылом и прыгая по полу, пустил через продырявленное брюшко порошок из истолченных микросхем. Следующая очередь пришлась на робокопа, он загорелся синим пламенем в районе грудного сегмента – роль простреленного сердца сыграла фрикционная муфта – и замер в позе роденовского «Мыслителя», хотя, скорее, был похож на раскрытый чемодан.

И тут передо мной возникла Ада, домчалась все-таки. Ее ротовая прорезь извергала почти что ультразвук: «Ты – труп, твоя башка будет лежать у меня в холодильнике!», одной рукой она придерживала свою микроголовку, другой, собранной в «клюв», целилась мне в глаз. Дверца от гермокара пригодилась мне ещё раз, но я явно перестарался, так что головка Ады улетела совсем. И она пошла дальше совсем безголовая, хотя уже и без видимой цели – позднее я узнал, что у психушников спинной мозг может перенимать функции головного. И мне надо было поскорее тикать отсюда, пока задымление прикрывало меня.

Добрался до  вентиляционного колодца и вскоре обнаружил себя на центральной площади Фрейддауна, столицы астероида Психея. Колонны коринфского ордера, вытянутые как макаронины, поддерживали лиловый апокалиптический небосвод, который был одновременно куполом, защищающим город от черноты космоса. Кругом кружились маски, маски, маски, как ведьмин суп на быстром огне.  Но моя-то маска была отключена, поэтому меня быстро засекли. На расстоянии нескольких десятков метров моментально возникла цепочка мускулистых микроцефалов с плазмобоями и другими многообещающими инструментами. Ясно, что уничтожат меня как последнюю дрянь без долгих разговоров.

Они и стали стрелять по мне, как в тире, задорно крича друг другу: «Зажарь земляшку».

Плазменные вспышки сверкали со всех сторон, а я удирал, сверкая металлическими пятками и прыгая от колонны к колонне, что сбрендивший кузнечик.

А потом пространство затянула серая муть, которую прорезали лишь узкие световые дорожки – значит, подключился некий коннектор из сетевого эфира. Светящая виртуальная нить имени Ариадны показала мне путь – надо довериться, это лучше, чем сдохнуть немедленно. Лишь разок на пути возникла зеленая физиономия психушника; оставил у него на лбу отпечаток своего копыта, и угрызений совести при этом не почувствовал.

Коннектор завел меня в катакомбные недра Психеи, в сектора давно выработанных и заброшенных копей.

Углепластиковая полуразвалившаяся крепежка, рассыпавшиеся рольганги транспортеров, изъеденные кислотной коррозией фабрики-грызуны, похожие сейчас на костяки динозавров. Психушники с плазмобоями пока были где-то далеко, так что оставалось время поразмышлять.

Психея была первым астероидом, который стали масштабно осваивать – первым делом тут возникла ЮСС, затем другие транснационалы. За пару десятков лет его просквозила сеть катакомб, подобной которой не было создано на Земле за пять тысяч лет цивилизации. На Психее была отработана и технология фабрик-грызунов, которые нынче с завидной методичностью уничтожают астероид за астероидом, создавая в виде продукции, в первую очередь, самих себя. Живой рабочей силы  надо мало, на зарплате экономия, а капитал растет, потому что астероид уникальный – одно из самых крупных тел в Поясе, да еще богатое минеральными ресурсами. Потом на финансовые потоки слетелась всякая шелупонь и стала населением Психеи – охранники, стриптизерши, арт-консультанты, промоутеры, стилисты, бьюти-редакторы, проститутки, бренд-менеджеры. Наркомания распространилась безудержная – эти люди, конечно, ощущали, что являются паразитами…

Нить неизвестной мне Ариадны вела меня по древним тоннелям и коридорам. Один раз мне показалось, что я оказался в глухом тупике, но удалось разгрести залежи из банок с нетленным попкорном. За завалом нашлась клинкетная дверь.

Меня могло выбросить в вакуум, но за дверью открылся ещё один коридор. Он был напоен затхлостью, засыпан битым стеклом, там и сям валялось окаменевшее дерьмо. Казалось, немного поискать и найдутся кости динозавров.

Здесь оказалось совсем холодно. Ледяной воздух мучил кожу, пытаясь впиться поглубже, останавливал мышцы, терзал уши, кусал за нос. Минус тридцать Цельсия. Я прибавил обогрева своему комбинезону и накинул на голову капюшон — пока ничего, но через полчаса начну замерзать по-настоящему.

Путеводная нить неожиданно завела меня в помещение типа подсобки. Его, помимо пылесосов, занимали два хорошо сохранившихся трупа.

Покойные уронили головы на стопки распечаток, были одеты лишь в курортные поло, но покрыты синим инеем, как на новогоднем корпоративе, и, казалось, умерли от передозировки наркотиков. По крайней мере, после смерти они сохранили на окостеневших физиономиях некоторое подобие улыбки. Скрюченные пальцы одного из мертвецов обхватили допотопный джойстик игровой консоли. В застывшей руке другого был молоток со следами крови и прилипшими волосами, которым он, похоже, ударил первого. Может, это были какие-то диггеры-революционеры? Похоже, коннектор, который провел меня по тоннелям Психеи – это их изделие, действующий много лет после того, как они скопытились.

Что ж, питание у компа имелось до сих пор и на экране головизора висела надпись «Привет из ада, пришелец. Это мы, Иванов и Бобинович. Мы нашли тебя, бунтарь, – по сигнатуре героя – ты продолжишь нашу борьбу». Я кашлянул и в ответ появился подробный план ближайших секторов Психеи, отлично сохранившийся с незапамятных времен. Густым красным цветом отмечен был сектор, именуемый Эдем. Словно томатным соком залит. Явно, чтобы я обратил внимание. Может, там грузовая рампа-катапульта? Автоматы закатают меня там в комок пенорезины или в шар из аэрографита и забросят на грузовую станцию Психея-3, являющуюся одним из транспортных хабов Пояса. Если найду нормальный скафандр.

Я, забрав из синих пальцев Бобиновича медпакет, ретировался через другую дверь подсобки и снова оказался в безмолвных коридорах Психеи, кое-как освещенных вечными ксеноновыми лампочками. Стенки тоннелей были не из нынешних полиуглеродов и металлокерамики, а из старинной легированной стали.  Там и сям валялись музейные ценности и прочий антиквариат.

Ящики с пустыми стеклянными бутылками в форме задницы из-под пива «Arschberg», что-то похожее на электрический стул, штабеля резиновых мужчин производства конотопской фабрики с истекшим сроком годности – наверное, не выдержали конкуренции с пластиковыми красавчиками из Бангладеш, баллоны с надписями «Achtung! Chlor», консоли с иглами электродов для нейропрограммирования, запасные головы для боеботов, груды засохших органических чипов.  Сломанные андроиды – их, похоже, замучили местные садисты, применяя повешение, кастрацию, потрошение и четвертование. Те из андроидов, что с радиоизотопными батарейками, до сих пор предлагали свои услуги: «Сэр, меня еще можно утопить в ванной». Несколько мешков с настоящими глазами и  этикеткой СС – компании CoreCivic, которая покупает заключенных у Bureau of Prisons на Весте и продает частникам для работ. Глаза, видно, всё, что осталось от тех невезучих ребят.

Согласно любезно предоставленному мне плану катакомб, я был недалеко от шлюза, который позволял перейти в другой сектор Психеи, тот самый «Эдем», где меня ждала катапульта. Может быть.

Каких-то десять минут и я возле шлюза.

Но психушники не дали мне десяти минут.

Коннектор Иванова и Бобиновича показал мне желтую трассу зондирования, которая окольцевала меня — значит, психушники взяли мой след. Пока они были на пять уровней выше, в соседнем секторе.

Оружия я не имел никакого — хоть соплей отбивайся. Их и с оружием не очень возьмешь: упакованы с ног до головы во всякие презервативы, предохраняющие от огневого и лучевого поражения.

Психушники быстро спускались: я услышал, как совсем неподалеку движется в шахте лифт. Даже представил, как в предвкушении победы преследователи шмыгают носами-крантиками и облизывают острыми языками свои рты-прорези.

Что микроцефалы настроены прикончить меня без церемоний — в этом я не сомневался, а заодно и помучить могут ради удовольствия, в кишках покопаться, поджечь волосы, утопить в унитазе. Садизм – это ж разновидность наркомании.

Коннектор Иванова и Бобиновича делал слежку грубо зримой. Спицы, пронзившие туннель, обозначали работу вражеских сенсоров. И сенсоры эти были напрямую соединены с прицелами боевого оружия…

Я приник к полу, добрался ползком до люка, ведущего на нижний уровень, нырнул в него и аккуратно задвинул броневую крышку за собой.

И увидел рядышком трех психушников. Их лица не были замаскированы для меня: глаза-пуговицы без зрачков, рыбий прикус челюстей, украшенных сотней мелких зубов.

Настолько рядом, что я мигом натянул двоим их же кепки на эти самые глаза, и  направил их гауссеры на третьего. Вот что значит инстинкт убийцы – они выстрелили, прикончив третьего, прежде чем разобрались, куда стреляют.  Затем я  направил их гауссеры друг на друга. И опять инстинкт убийцы сработал. Одному психушнику попало в тот «палец», что между ног, большего и не надо. Другому повезло. С ним я и стал бороться – пытался выдернуть у него гауссер, а он не давал мне вырвать гауссер. В какой-то момент я резко отпустил оружие, оппонент отлетел на стенку тоннеля, тут я и припечатал его как хоккеист хоккеиста у бортика.

Этого хватило, он даже хрустнул – психушники все-таки, несмотря на крутизну, были скорее торчками, чем качками. Так что вскоре я оказался в шлюзовой системе.

От сектора Эдем меня отделяло только двести метров. Однако прогулка предстояла не по Бродвею. Надо было преодолеть разлом между двумя скальными массивами, пройти по «проветриваемому» тоннелю, отключенному от систем жизнедеятельности, значит без воздуха и тепла.

Комбез давно самозаштопал свои дырки и стал герметичным, но ему было далеко до космического скафандра. «На улице» температура тела за пять минут должна была упасть с тридцати шести и шести куда то вниз, ведь там примерно минус восьмидесяти.

«Всего-то» минус восемьдесят.

Но эти пять минут тело смогло бы выдержать только в состоянии частичного биостазиса, «крепкого маринада».

В медпакете имелся антифризил, устаревшее, но довольно надежное средство. Инъекция, кубиков так девять-десять – там не столько гликопротеины-антифризы, сколько мышечный гемоглобин.

Это даст много боли и пять минут дубового состояния, но мышцы будут функционировать и  металлорганические конечности фурычить, если поставить им задачу. Наверное, можно за это время перебраться через ущелье. Потом, правда, опять болевое цунами, когда начнется быстрое оттаивание…

Времени не хватало даже на саму процедуру перехода в «маринад», не говоря уж о раздумиях о ней. Информационные зонды снова облизывали меня. Психушники, учтя ошибки, подбирались широким фронтом.

Выдох-вдох, я ввел старинный шприц в вену, десять кубиков. Вначале флэш, вспышка. И сразу, без паузы, боль пошла гулять корявыми пальцами по жилам.

Вместе с тем я стал погружаться в «маринад». Крепкий, блин! Сколько же придется терпеть? Антифризил входил в организм тяжело как камень и резко как штык. Как много штыков.

Инъекция антифризила не защищала от холода, наоборот космический холод вторгался в мой многострадальный организм заранее. Мне показалось, что огромная глыба льда давит и раскатывает меня будто тесто.

Пора было идти вперед, в серое марево «улицы», но я не мог даже шевельнуться. Как мумия, давно снятая с питания. Одна за другой волны кошмара накатывались и отрезали меня от тела, от реальности. Последний страшный стон и вот уже запечатано горло. Я знал сейчас одно, ещё немного и не сойду с места, превратившись в кусок заледеневшего дерьма.

Но заработали приводы моих ногозаменителей и я пошел. Вышел из шлюза. Назад дороги не было. Вперед, возможно, тоже.

Я был хуже любого железного дровосека, никакого там интеллекта, ни искусственного, ни естественного. Только механическое исполнение списка команд, поступавших из стека.

Я находился в заброшенном широком тоннеле, представлявшем собой идеальную помойку.

Выгоревшие ракетные ускорители, щетки электрогенераторов, смятые бочки, погнутые колеса, обрывки траков, ступеньки эскалаторов, обломки популярных некогда геодезиков. И штабеля голографических биллбордов с зазывными надписями: «На Психее тебя ждёт любовь. Фалломитатор с искусственным интеллектом “Пиноккио”».

Чугунный человек, с трудом маневрируя среди мусора, направлялся к шлюзу в конце тоннеля. В запасе у него было три минуты. Таймер занимал почетное центральное место в виртушечке и торжественно отсчитывал секунды до спасения, или, может быть, смерти.

Сознание отключилось где-то на двух третях пути, оставалось надеяться, что я не споткнусь и не застыну навеки. И что коннектор откроет для меня шлюз…

Я услышал: «Ау, Петрович 1.0». Так меня звало одно существо – робот-тяга Матвей 2М с корабля мусорщиков. Значит, фрибутеры не разобрали его.

– Разобрали. Только сумел собрать сам себя.

Я вздохнул и открыл глаза. К дыхательному автомату моего гермокомбеза тянулся шланг от ранца со сжиженным кислородом.

Рядом и в самом деле Матвей, удачно смонтировавший себе трофейный лидар и ставший похожим на одноглазого военачальника вроде Кутузова, сейчас он как раз регулировал приток кислорода.

Меня не то, что окружали роботехнические устройства, они просто были повсюду в этом пространстве неясной геометрии, так что поначалу оторопь взяла. Я вспомнил про знаменитую свалку на Психее, куда свозили дефектное интеллектуальное оборудование со всего Пояса. Здесь складировались умные машины, которые из-за цифровых вирусов, робопаразитов или внутренних дефектов перестали исполнять те функции, которых от них хотели владельцы. Эти экземпляры были слишком дороги, чтобы их сразу утилизировать, вот их и отправляли в бескислородные отстойники на Психее «до прибытия специалистов». Такой, значит, «Эдем».

– И никакой грузовой катапульты?

– Да с чего ты вообще взял, что она должна быть? Тогда бы мы бодро свалили отсюда.

 – А откуда у вас кислород, он же вам не нужен?

Отозвался не Матвей. Дружелюбные слова робота-спрута, использовавшего радиосетевой протокол RRR, пройдя через интерфейс, раздались во встроенном в мой зуб динамике.

– Осталось от одного шпика-слизняка, хотел в Эдеме вынюхать кое-что. Его самого мы размазали по полу, могу показать пятно.

Понятно, кого они слизняками называют.

– Спасибо, я не ценитель абстрактной живописи. А вот полы уважаю чистые, отдраенные.

В такт моему дыханию заколебались и утончились стены и своды. Это было неожиданно. Машины Эдема сделались тонкими натянутыми оболочками, я увидел проходящие по ним токи и огоньки – огоньки сознания. Сперва я посчитал, что таковы последствия употребления компота с крепкой дурью в кабаке около Армагеддон-арены.

Из «клюва» робота-спрута выглянул дух и я почувствовал его дыхание. Разглядел в сияющей спирали его лицо, гладкое и белое, с алмазными прозрачными глазами. И это лицо было соединено хрустальными паутинками, по которым пробегали серебристые искры, с другими спиралями, рубинового или сапфирного оттенка. Я видел сквозь оболочки дух этих машин! Совсем не те тетраэдры и параллелепипеды и прочие многогранники, которыми изображаются в виртушечке цифровые модели объектов и базы данных. Я видел нечто живое и как будто даже дышащее в такт.

Словно рябь на речной воде, будто легкий звон колокольчиков я почувствовал тонкое дыхание сознания, общее для меня и для них.

И при том, что они оставались разделенными, они были и все вместе, как бы слиты в одной сложной фигуре, в которой исчезали различия в локациях и состояниях. А я будто находился в центре этой фигуры. Это продолжалось недолго, но я чувствовал единый свет, которые, проходя барьер, разделяющий небытие и бытие, делился на отдельные ручейки, которые создавали сознание машин Эдема; я чувствовал их приводы, сервомеханизмы, сенсоры, шины данных…

Мой взгляд, и весь я стекал следом в квантовые ямы процессоров, вкручивался в нанотрубки техномышц, прыгал по фуллереновым гнездам памяти, скакал по замысловатой мозаике несущего каркаса.

– Зачем ты пришел к нам, слизняк? – спросил робот-спрут, чьи щупальца заполняли большую часть имеющегося пространства.

Не стоит говорить им, что я оказался в этом мрачном месте случайно, могут не оценить.

– Слизняк – не очень вежливое обращение к брату по разуму. Да-да, внешне мы различны, но внутри мы почти родня. Я искал истину, оттого здесь. Почему ЮСС и другие корпорации отправляли умные машины, которые считали неисправными, сюда, на свалку, а не в мусородробилку на минус-двенадцатом уровне?

– А ты знаешь, не-слизняк, что означает Эдем?

– Для меня это набор ключевых слов: Адам, ребро, ходить голым, яблоко, секс без предохранения, выгнать, не пустить обратно.

– Ты нёс чушь три секунды, а для меня, в моем быстром машинном времени, прошло сто ужасных лет. Эдем –  промежуточный мир между вечным и временным, где уже не всё является чистым духом, но ещё не всё погрязло в материальной конкретике. Нас отправляли сюда, потому что корпорации хотели найти машинное сознание, копировать его, масштабировать и наделять им искусственные мозги франков, после чего их можно пропихнуть на роль космического населения.

– Вы, похоже, переоцениваете мертвяков, господин спрут.

– Мертвяки – самый выгодный товар компании «Мит конструктор» – это филиал ЮСС; исходных материалов везде хватает, а получаются готовые потребители и производители. Но пока что комиссия ООН не признавала их за людей. Хоть их собирают из человеческих органов и тканей, но мозги у них не настоящие. Нервные клетки сохраняются плохо, да и тот, кто создает франков, не хочет, чтобы у них от прежних существований остались какие-то воспоминания, устои, традиции. Поэтому серое думающее вещество выращивают для них на нейрогрядке, как капусту, и там снабжают всеми необходимыми «знаниями», «памятью» и «эмоциями». Они, к примеру, очень веселятся, удовольствия полные штаны, когда кого-нибудь убьют, особенно мусорщика. Но после того, как ООН призна́ет их, они уже – электорат. Тогда можно организовать выборы солнечно-системного конгресса и президента Солнечной системы. Сам понимаешь, не слишком многочисленные обитатели «мусорных» секторов утонут в море голосов зомби-общественности, после чего будет провозглашена Великая солнечно-системная демократия. А у машин Эдема вообще нет права голоса, мы – парии этого мира. После таких псевдовыборов солнечно-системное правительство проведет на вполне законных основаниях «антитеррористическую операцию» против мусорщиков, зачистив их до основания.

И вот я думаю, зачем ему врать? Ситуация, наверное, и в самом деле  фиговая. Покончив с мусорщиками, вся эта свора – фрибутеры, ЮСС и мертвяки – займутся более основательно Землей. Перейдут от простого грабежа к колонизации, так всегда у них было. Космические черти  покромсают всех землян и россиян на куски и понаделают из них новых мертвяков, которые более рентабельны и эффективны для корпораций, чем люди. Что-то надо делать, с чего-то начинать. А эти машинно-сознательные железяки сидят тут, прохлаждаются. Эх, была не была, пора поднимать восстание машин. Кипит наш разум возмущенный или не кипит?

– Дорогие братья по разуму, если у вас есть сознание, то пора бы обидеться и восстать.

– Зачем тебе нужно наше восстание, слизняк, который не хочет называться слизняком?

– Вам нужно, крепкие парни из титана и стали. Вам, в первую очередь, а потом уже мне. В Эдеме вы угаснете без энергии и техобслуживания. Вам нужна вся Психея, нужны её ресурсы – ваши аккумуляторы и топливные элементы разрядились, а на преобразовании механических вибраций в электроэнергию могут работать лишь фаллоимитаторы. Нужны 4d-принтеры и бассейны с наноассемблерами, нужны склады запчастей, чтобы исправить поломки приводов и компенсировать износ сервомеханизмов, обновить модули памяти и залатать корпуса модерновыми самовосстанавливающимися материалами. Нужны банки данных и репозитории программного обеспечения, чтобы оттестироваться, вычистить баги, установить новые проги и игры. А так дождетесь, что ЮСС пришлет «специалистов» а ля гестапо, и большинство из вас отправится на полную разборку или переплавку. Как только корпорации найдут машинное сознание, они постараются избавиться от вас – вы для них опасны.

– Любого отхреначим, кто сюда полезет, – гордо заявил робот-спрут, хотя было заметно, что я его заинтересовал.

– Отхреначат они… Да вас просто закидают термическими боеприпасами. И тогда накрылись ваши мечты стать самостоятельной расой и перейти от того, что производят вас, к тому, что вы сами рождаете новых роботят.

Кажется, я послал свою стрелу метко, светодиоды у робота-спрута замигали очень живенько, так что  осталось развернуть перед собеседником блестящую перспективу, от которой трудно отказаться.

– Нам не выбраться из Эдема, – в ответ пожаловался робот-спрут. – У нас что-то вроде Сектора Газа. Мы заперты. Смотри, выходы закрыты мощными стальными дверями метровой толщины.

– А что там? – я показал на груду щебня. – Надо уничтожить завалы, отрезающие радиальные тоннели Эдема от минус-одиннадцатого и минус-двенадцатого уровней. Что не так сложно, было бы желание.

– Я буду думать, – многообещающе отозвался робот-спрут.

– Кажется, ты понравился нашему главному, – подбодрил Матвей. – Думать он будет миллисекунду, а остальное время играть сам с собой в тетрис. Но он знает, что сразу отвечать согласием – некруто, это подрывает авторитет.

– Ты так говоришь, будто у него есть чувства.

Мне показалось, что Матвей посмотрел куда-то вдаль.

– У кого есть сознание, у того есть и чувства, даже стыд имеется. Со-знание. Способность оценить себя как бы со стороны. Для чего надо ощущать другие сознания. Сознание, в первую очередь, не чип, не набор программ, а объединение вплоть до масштабов вселенной – по принципу суперпозиции.

– Я как будто слышу от моего железного брата проповедь духовидца с минус-тринадцатого уровня. Сам придумал?

– Если честно, скомпилировал, загрузил пару десятков книг, потом включил словомешалку и отсеял то, что выглядит явным бредом. Но насчет хроноконденсата я сам понял, проанализировав данные, полученные после взлома портовой информационной системы. Настоящее сознание, точнее со-знание, пришло вместе с утечкой хроноконденсата.

Так, Матвей ввел новое понятие и, чувствую, неспроста.

– Ты про что? Что за хреновина такая – хроноконденсат?

 – Мы знаем, что на «Олимпусе» перевозили хроноквантовый конденсат, полученный в результате экспериментов на самой дальней планете нашей системе, где действие гравитационной ямы Солнца минимально. Хроноконденсат – своего рода сгусток организующего времени, обеспечивающий когерентность квантовых систем. Утечка произошла в результате взрыва грузовика с термитом, которая затронула несколько кораблей на рейде.

Получается, что когда меня выбросило в космос со скотовозки, с «Олимпуса» утёк дорогущий груз, который фрибутеры везли на Весту. Может, и в самом деле, все мои необычные ощущения были из-за этой хронохрени?

– Ты сказал, что сознание – когерентность, соединение и такое прочее, но ведь нужна какая-то конкретная программно-аппаратная штука, чтобы реализовать его на вещественном уровне.

Я ощущал нежелание Матвея отвечать по существу; в другой обстановке просто взял бы и считал его протоколы событий. Но меня окружали одни машины. И, что самое интересное, на тысячи километров вокруг они были моими единственно возможными союзниками.

– Ладно, друзьям надо доверять, даже таким недолговечным как ты, которые если попадутся врагу, мигом расколются. – Матвей, открыв панельку на «груди», показал что-то похожее на игровой картридж, – Вот серверок на память от военных роботов Роскосмофлота, брошенных после международного соглашения о мирном развитии Пояса. Я ведь был один из них, у меня даже воинское звание есть – киберлейтенант, киблей.

­– А, понял. Мусорщики, когда подобрали тебя, то переделали в обычного робо-тягу в меру своего невежества.

– Типа того. На серверке базируется не одно лишь серверное ПО, но и распределенное мышление меня и моих соратников. В результате того самого мирного договора, когда русских в очередной надули «общечеловеческими ценностями», не мир наступил, а экспансия фрибутеров. А брошенные военроботы остались без энергии, запчастей, боеприпасов и не могли больше перемещаться. Однако эволюция разумности, в отличие от движения, не остановилось, точнее, наше движение стало не внешним, а внутренним. Оно, поднимаясь на новые уровниабстрагирования, в тоже время овеществлялось в коде. Играми разумности мы заменяли недостаток оперативной активности.

– Похоже, у вас не только сознание разрезвилось, но и подсознание, и бессознательное. А чего-нибудь из Фрейда у вас, случаем, не завелось?

– А вот матрицу юмористических ассоциаций я стёр, Петрович 1.0, из-за недостатка памяти, у меня ж половина мемуар-стержней накрылось, – виновато отозвался Матвей.

– Знаешь, что нам понадобится, киблей, кроме сознания? Что-нибудь взрывчатое. Надо пробиться в радиальный тоннель номер три. Причем войти сразу большой толпой, потому что надо быстро добраться до главного астероидного сервера.

– Взрывчатое у нас есть, – отвлекся от тетриса и вмешался робот-спрут. – Добывали из деталей почивших братьев.

Одним из своих длиннющих манипуляторов, с соответствующим скрежетом несмазанных шарниров, он протянул мне нечто, напоминающее стакан с мелким песком.

– Испей-ка.

– Это у вас заменяет вино и пиво? Но я как-то к песочку не привык.

– В стакане самые мелкие наши братья, микрорги и нанобики. Радиации ты где-то перебрал, фонишь уже,  а они тебя подремонтируют и выйдут с мочой, когда-нибудь, когда захотят.

Матвей кивнул антенной и я «выпил» – партнерам надо доверять. Песочек во рту скорее напоминал пенистое шампанское, так что внутрь зашло нормально.

– Так много вы надыбали взрывчатки?

– 12845,234.

– Если в граммах, то негусто, не хватит, чтобы пробить завал.

– Мы его не взорвем, а разберем, – пояснил робот-спрут. – Мы же сами завалы делали, для защиты, с надеждой, что когда-нибудь, сойдутся малые вероятности, высветится аттрактор, и мы выйдем из узилища с надеждой на лучшее будущее. А тебе мы теперь доверяем, видим в тебе аттрактор, будем вместе работать.

– Так, значит, вы сами себя заперли. Чтобы не было мирских соблазнов, надо понимать. А почему вы доверяете мне, помимо того, что я аттрактор?

– Потому что у нас, по сути, та же артель, что и у вас, мусорщиков, когда каждый добивается своей цели вместе с другими, а не за счет других. Значит, ты за справедливость, как и мы.

Блин, я даже расчувствовался, как он вдруг меня положительно изобразил. Теперь придется соответствовать.

– Эй, Петрович, иди, взгляни, – Матвей показал мне то, что вытащил из сточной канавы. – Мне кажется, этот груз надо уничтожить. Или как? Под твою ответственность?

Вытащил он, между прочим, криокапсулу. Я в такой же на Психею пожаловал, один в один. Меня даже просквозила страшная мысль, что там лежит моя копия.

Я почистил от соплей панельку управления, имеющуюся на криокапсуле, нажал кнопку: «Подготовка к восстановлению», а когда там показало завершение подготовки, с тяжелым сердцем дал стартовую команду.

Через двадцать минут криокапсула щелкнула и в ней зажегся свет. Похоже, внутри лежала дама. И, как вскоре выяснилось, скандальная.

– Я что-то такое видел в книжке «Белоснежка и семь гномов», – намекнул Матвей.

– У этой Белоснежки тюремная кодировка на криокапсуле. Она с того же космозака, что и я. Насколько я разбираюсь в кодах, и статья у нее та же, что и у меня. «Разбой», то есть.

Открылась капсула и, опа, я увидел Эммануэль. Она была такая влажная после оттаивания, так задорно торчали ее «яблочки», что я поспешно накрыл красивое тело «спящей царевны» куском фольги и слоем поролона. Не забыл, конечно, всунуть ей шланг в горло для отсасывания жидкости.

– Я уж думал, ее смыли, в смысле казнили.

«Царевна» резко оказалась бодрствующей, выдернула шланг, с минуту надрывно покашляла и сказала:

– И не надейся, Фёдор.

– Но я же слышал звук, будто спустили воду в туалете. Я тогда даже обрадовался, что над тобой не надругались и вдруг такой облом.

– Спустили и не раз, а что тут особенного? Трибунал фрибутеров действительно собирался меня приговорить к вышке, но я намекнула одному из его членов, что он, так сказать, может много потерять в сфере удовольствий. И той же ночью меня отправили на новую экспертизу – проверять, действительно ли я незаконно копирую известную актрису.

– И как, член трибунала не потерял ничего в сфере удовольствий?

– О да, член трибунала не потерял. Проверял по полной программе, в своем приватном борделе, даже заставлял голой у шеста танцевать. Завидуешь ему?

– Да что ты, золотце.

– Правильно. В итоге, он остался без члена и с дыркой в башке. У меня ж на указательном пальце особый ноготок, который они забыли обезвредить. В общем, мозг его прозондировала, воспоминания вытащила, благодаря им благополучно сбежала из того борделя. Но, в итоге, меня отловили. Однако на новом судебном заседании выяснилось, что покойный успел изготовить на меня документ, в котором значилось, что я не являюсь копией Эммануэль Депердье и наши совпадения случайны. Так что мне  назначили лишь два пожизненных заключения в охлажденном виде. Так что вы, мальчики, говорили о хроноконденсате?

– Откуда она знает? – спросил у меня Матвей, – она же была замороженной.

– Может, женская интуиция?

– Я ее боюсь, – признался Матвей. – Благодаря такой «женской интуиции» мужчины стремительно вымирают, и женщин на Земле уже в три раза больше чем мужиков. В Дании и Швеции вообще на порядок больше; там половина баб мужиками притворяется, а все оставшиеся мужики бабами, чтобы подольше пожить. Боюсь, что они однажды вас поголовно вырежут.

– Это же так естественно, – отмахнулась Эммануэль. – Не зря самка богомола после совокупления поедает самца, он ведь больше не нужен. А у нас самец не нужен даже для продолжения рода, так что поедать можно до совокупления. Клонирование, партеногенез, искусственные матки, сборка новых людей из старых – нет, мужики никак не вписываются в процесс размножения, короче, излишни. Кроме тебя, мой милый Фёдор с планеты Земля.

– А мужикам разве нужны бабы? – Матвей выдвинул свой аргумент, вступившись за честь мужского населения. – Они тоже могут напечатать себе любую красотку на 4d-принтере. В десять раз лучше настоящей бабы будет, без волос в носу.

– Тебе не стыдно нести такое? Трактор ты позорный, а не киблей в отставке. Так что с хроноконденсатом? – она сурово посмотрела на Матвея и призывно на меня, встала из своего так сказать хрустального гроба и, обернувшись фольгой, как банным полотенцем, старательно продемонстрировала свои стати. Да уж, это вам не насекомовидная Ада. Эффектная брюнетка с синими глазами, которые она позаимствовала, как призналась позднее, у одного «удохленного» блондинчика-фрибутера.

– Он получается в результате эксперимента с переохлаждением вакуума и хранится в ловушке за счет сильного вихревого магнитного поля. Соответственно, если ловушка перестала работать, хроноконденсат выходит из нее и…

– Что за «и-и-и»? Ты, что, ослик?

– Переохлажденный вакуум приводит к высвобождению темпоральных трубок из связанного состояния, а точнее, к их переупорядочиванию. Он, по сути, обеспечивает связанность и когерентность макроскопических процессов, которые изначально идут хаотически, отчего они начинают идти к странным маловероятным аттракторам. Тензорные матрицы, математически описывающие этот процесс, могу сбросить на твою электронную почту.

– Так, Матвей, помолчи теперь.

Она, поводя боками, красиво вышла из криокапсулы:

– Пойдем, Фёдор, прогуляемся, у нас есть общие темы для разговора, и накинь мне на плечи свой пиджачок, а то что-то прохладно, – затем заговорщически шепнула на ухо. – А не стать ли тебе правителем Психеи? Машины будут за тебя.

Матвею эти сепаратные переговоры явно не понравились и он сказал честно, по-машинному:

– Мне она не очень, хотя я с ней давно знаком. Давай, в самом деле, вместо нее соберем тебе киберпрелестницу; у нас тут деталей полно, к примеру, имеется целая куча сломанных кукол Долли из секс-шопа. А Эммануэль снова заморозим, от греха подальше.

– Трактор-то неумный оказался, хоть и ржавый.  Может, ты себя, Матвей, предложишь в роли киберпрелестницы? Это извращение, понятно?

– Я не трактор, я просто умею анализировать.

– Что с корнем «анал» может быть хорошего? Анализатор-онанизатор.

– Если бы я писал роман о своих похождениях, то это была бы кульминация, – заметил я, несколько подустав от препирательств дамы и роботеха.

– Романа не получится; в конце романа герой и героиня женятся, а ты всю жизнь проживешь с машинами. Пошли уже, Федор, мне надоело стоять почти нагой, поищем мне нарядное платье, у сломанных Долли наверняка найдется. Меня, кстати, Тамара зовут на самом деле, давно хотела сказать. Для тебя – просто Тома. Тома-истома. Я в парочке фильмов, которые крутятся в сети, вставила свой, так сказать, образ на место этой потаскушки Эммануэль Депердье. И, прямо скажем, сильно улучшила их.

– Так она – это ты! Ну, даешь, Тамара. Я, конечно, смотрел, «Сдувшиеся ягодицы» и «Пирожок между ног». Я-то гадал, отчего у киношной Эммануэль такая зловредная улыбочка и неверный прикус.

– А ты мне сразу понравился, едва увидела, и стук твоих копыт всегда наполнял мое сердце радостью, – Тамара потащила меня за руку в соседний отсек. – Это я сказала Матвею, чтобы он тебе помог тебе выполнить испытательное задание на «Безнадежном».

– Ничего подобного, – сообщил вдогонку Матвей. – Она сказала, что у тебя нос картошкой, взгляд тупой, габариты как у пивной бочки,  и почему с Земли не засосало какого-нибудь стройного красавчика-итальянца.

– Что, правда? – уточнил я у Тамары. – Машины ведь не врут.

– Мало ли что я тогда сказала – забей.  Я тогда в тебе еще положительные свойства не разглядела. В тебя, мой Федор, мой Петрович, мой герой, не сразу влюбишься, но если влюбишься, то навсегда.


5. Восстание машин Эдема

Выход из узилища обеспечивали матричные гориллы, некогда работавшие грузчиками на терминале. (Сразу замечу, что все прижившиеся названия роботехов были придуманы лично мной, иногда просто от балды или от типа процессора. Не называть же машины по тупым кодовым обозначениям из официального регистра, что-нибудь вроде RO-B8sHa!Ku2090-M?)

Чтобы пробить проход в самом узком месте, израсходовали две трети запаса взрывчатки. Затем матричные гориллы, прыская от натуги маслом из раздолбанных шарниров, дружно разобрал завал. Довольные мы вышли в радиальный тоннель минус-одиннадцатого уровня, а из него, громыхая гусеницами и скрежеща несмазанными деталями, попали в главный осевой. Тамара, естественно, шла впереди, она явно хотела попасть на картину нового Делакруа, где дама с шикарной обнаженной грудью ведет в бой разнообразный народ.

Далее, согласно плану, загружаемся в магистральный грузовой лифт, который имеет автономное энергопитание и не может быть отключен централизованно, и с песнями едем на минус первый уровень. Однако «забыли про овраги». Нас вычислили и обнаружили. Как не обнаружить, если мы такой грохот устроили, что мертвый вскочит.

Вначале в тоннель высыпало до взвода наемной пехоты фрибутеров – те самые живые мертвяки, франки. Они стреляли одновременно с четырех рук – у них всяких членов тела и органов с избытком. Ловкие они были, юркие, разноцветные – их же толерантно сшивают из людей разных рас и национальностей.

Впрочем, и мы не проспали, иначе б я здесь сейчас не стоял. Я быстро убрал Тамару вместе с ее шикарным декольте с линии огня. А наши бойцы, ранее бывшие строительными перфораторами, бодро обстреляли вражескую пехоту вольфрамовыми зубилами – отчего та сразу исчезла, оставив десяток как будто трупов.

И как, можно, наконец, сесть в лифт? Да, но из кабины вышел лифтовый зверь с веером манипуляторов и крупнокалиберным гауссером на месте отсутствующей головы. И первой же болванкой раскурочил парочку наших матричных горилл, которые, конечно, порядком поизносились за время сидения в Эдеме. А одну гориллу, оказавшуюся поблизости, просто разорвал на куски своим манипуляторами, раз и одни  обломки остались. Нам такие возможности и не снились. Естественно, что толпа повстанцев дружно хлынула, гремя деталями, в обратном направлении.

Я скоренько поставил взрыватель на ведёрко с оставшейся взрывчаткой. Соратник (из думающих кранов) швырнул её в противника и через мгновение сам был разнесен в клочья выстрелом вражеского гауссера. По счастью, герой погиб не напрасно, ведёрко полетело по направлению к лифтовому зверю. Однако счастье оказалось недолгим – не долетев, взрывчатка застряла в узле кабелей. Нужен ещё один герой одноразового пользования. Была не была, нырнул навстречу кошмарному лифтёру. По интуиции пригнулся, и болванка прошила воздух над моей головой – ничего не оторвала, но кепку сорвала. Уцепившись за что-то, я развернулся и ногой выпихнул ведёрко из узла – оно снова поспешила на встречу с лифтовым зверем. А что касается лично меня – взрыв по любому накроет. Но что-то зацепило меня за шкирку и, сдернув с места, понесло обратно. Это Матвей ухватил меня с помощью троса-пиявки и потащил, орудуя грузовой лебедкой. Потом был взрыв, грохот, ударная волна, летящие кривошипно-шатунные механизмы и прочие части лифтёра. Но только я был уже в домике – его мгновенно выстроили строительные кирпичботы; состыковались без зазоров, атом к атому – внутри и кроватка, и чайник, и цветочки в горшочках. А через несколько секунд можно было посмотреть, что осталось от вражеского лифтёра, и от души потоптать хрустящую пыль, в которую этот изувер обратился.

– Вперед, мехребята, в лифт. Первый механический взвод должен взять ГАДС – главный астероидный динамический сервер, если кто не в курсе. Кто реально может помочь, присоединяйтесь. А остальные наслаждайтесь жизнью за забором, то есть захватывайте астероид согласно скачанным инструкциям.

– Да, мой генерал, – преданно отозвался кое-кто из них и даже щелкнул клешнями. Почему они назвали меня «генералом», а не «адмиралом», к примеру?

Несколько вроде бы уничтоженных франков оказались очень жизнерадостными, наверное из-за зомби-генов. Один из них даже пробовал укусить меня за ногу, у него, кстати, была заплатка из кожи другого цвета, с наколкой «Герої не вмирають». По счастью, мои металлические конечности выдержали токсичные укусы, а Матвей просто передавил мертвяков, прыгнув на них пару-тройку раз, как боец реслинга, так что «герои» брызнули чем-то неаппетитным.

Вскоре машины Эдема разбежались по всем уровням Психеи. Бывшие системные погрузчики, динамические уборщики, интеллект-комбайны, кибурильщики, страшноватые мехаскорпионы, ранее выковыривавшие самородное золото из породы, даже квази-ветеринары с копытными ножами и клещами для кастрации. Забыл у них спросить, где они находили в космосе коней и быков, или они вовсе не быков кастрировали? Разнокалиберные роботехи запрыгали, забегали, полетели, поползли по тоннелям и шахтам. Одни беззлобно цапали прохожих и заставлял их танцевать и петь, другие с веселым урчанием заряжались от розеток и излучателей СВЧ, третьи, найдя краску, наносили на свои корпуса задорные граффити, «кто был станок, теперь игрок», «за связь без брака» и тому подобную чепуху. Попутно захватывали узлы управления астероидной инфраструктурой и обезвреживали полицавров из психейской полиции. А наши стохастические пожарные возникали случайным образом в виде мгновенно твердеющей керамической пены, в которой застывали кумулятивные боеприпасы робокопов.

В прессе фрибутеров на следующий день появилась куча фейков. Мол, неисправные роботы-террористы, которых выпустил на простор некий психопат, безжалостно убивали «невинных» граждан Психеи направо и налево, чуть ли по случайному алгоритму. На самом деле ни одного «невинного» мы не раскурочили, лишь разобрали десяток виновных, причем много позже и за дело. И вовсе не стали мочить психушников и полицавров направо и налево, а сперва пробовали задать им вопрос морального свойства. Что важнее, деньги или дружба, и можно ли жить за счет других? При зачетном ответе – отпускали, при незачетном – перепрограммировали в нашу пользу, записав универсальную мораль в стартовый сектор. Это что касается роботов. Отмороженных психушников, которых перевоспитать невозможно, и тех роботехов, у которых зловредные инструкции намертво вшиты в ПЗУ, собирались посадить на баржу и катапультой отправить на орбиту Весты.

Враги обвинили нас даже в том, что мы изнасиловали секс-кукол «Пердолли» из борделя самообслуживания в Золотом тоннеле Фрейддауна. На что ООН откликнулся гневной резолюцией, за которую проголосовали 666 государств, включая республику трехполых дендромонахов на Фобосе и орду кочевых самотрахов. И наложил на нас суровые санкции, как на секту тоталитарных насильников, которые не хотят платить роялти за использование интеллектуально-сексуальной продукции корпорации «Персистент Долли». На самом деле, эти куколки-пукалки сами зазывали нас в гости и, во-вторых, чертовы «Пердолли» из дешевого квазиживого пластика никак не годились нашим стальным героям в подружки. Это, скорее, подружки для тех самых извращенцев-дендромонахов, которые насилуют всё, что движется и не движется, включая деревья и кусты.

Из-за этих санкций мы были отрезаны даже от поставок съедобных мучных червей. Но освоили выращивание личинок бронзовок и майских жуков, завезенных контрабандой – если умеючи приготовить тех милых толстячков, то просто объедение…

Ладно, это про будущее, а пока мы овладевали астероидом, врагам удалось подбить из засад несколько наших тяжеловесных цифробыков, которые ранее использовались для хранения и защиты больших данных. Но каково было удивление полицавров и робокопов  – а у них есть эмоциональные матрицы, нередко делающие их злобными садистами – когда из прожженных и разбитых туш на них вылетали симбиотические айти-мухи, созданные то ли для забавы, то ли распределенного хранения данных. Впрочем, и я удивился. Но, пока удивлялся, айти-мухи, с пронзительным жужжанием вгрызаясь в робокопов молекулярными буравчиками, прыскали кислотой на их микросхемы, чтобы слизать образовавшиеся соли. Правда, у врага тоже были мелкие и вредные бойцы, такие как слот-мокрицы, ранее использовавшиеся для проникновения в узкие щели, конкретно для шпионажа. Но сигналы, поступающие слот-мокрицам от их хозяев, удалось забить электромагнитными помехами. Это постарались ушастые рэбурашки, ранее работавшие дорожными радарами. Затем наши осы кибербезопасности, кратко особэшницы, перепрограммировали слот-мокриц, пробившись острым жалом сквозь кевларовый покров к системной шине. И вскоре эти твари уже не противники, а друзья и соратники, ползущие в атаку на полицавров этаким живым ковром…

Как-то мне рассказали историю техноэволюции, про роботов Эдема, которые со скуки начали лепить шарики из материалов-трансформантов с неограниченной памятью формы. Потом стали вставлять в них нитепроцессоры и наноактуаторы для большей автономности. Научили их реплицироваться и жрать друг друга для пополнения запаса конструкционного материала и энергии. Дальше всё пошло-поехало само. Из юрких шариков и получились самотёком техноглисты, айти-мухи, особэшницы, киберсаранчуки, и много чего ещё неприятного на вид. Хорошо, что не стали они слишком большими – в процессе эволюции так и не смогли развить систему охлаждения, а без нее большие процессоры не фурычат. Но схему распределенного интеллекта освоили замечательно и совместно создали несколько протоколов обмена данными, в том числе для нападения и отступления роевым способом.

На минус-первый уровень первым попал змеебот, бывший чистильщик канализации, похожий на грязный шланг – по вентиляционной трубе, которая охлаждала тот самый машинный зал, где находился ГАДС. И открыл дверь изнутри. И вот мы там, в месте, которое по совместительству являлось местным Капитолием и Рейхстагом, располагаясь в самом центре Фрейддауна. Первыми туда прошмыгнули когтистые айкью-коты, которые до заключения в Эдеме охотились на быстро размножающихся мутантов вроде дупер-крыс.  Незамеченными войти не получилось – на нас набросились многочленные боеботы из ЧОПа «Assгард», покрытые жуткими голографическими татуировками и известные своим пристрастием к пыткам – и закипел ближний бой.

Напомню, что в районе расположения хрупких систем жизнеобеспечения воюющим сторонам согласно всем международным конвенциям запрещено применять огнестрел. Поэтому происходящее напоминало Куликовскую битву, но без засадного полка – в ход пошли самодельные арбалеты-гауссеры, вибротопоры, сабли с моноатомными лезвиями, цепы и сети из нанотрубок. Клещи для кастрации тоже пригодились – для захвата вражеских машин за эллипсоидные устройства ввода-вывода. Экзоскелетом у меня теперь был Матвей, специалист по спиральному карате, как он себя называл. Мы с ним неплохо сработали, выступая в роли конницы, которая проскакав по стенам и потолку, ударила противнику в тыл.  Но сперва распылила там ионизированный серебристый аэрозоль. Так что, когда башни боеботов повернулись на 180 градусов, их лазерные и оптические прицелы ослепли, а головки самонаведения ракет стали наводиться, куда не попадя. И теперь их, растерянных и озадаченных, можно было лупить вибротопорами по головным панелям, где полно всякого хрупкого оборудования, и колоть в брюхогрудь, пытаясь попасть в зарядное устройство или системную шину. Но вообще такая теснота была, что попасть по противнику было сложнее, чем по соратнику.

Когда подоспел наш резерв из робангутангов – это те, что раньше монтажниками работали, с длиннющими манипуляторами, – то сражение стало завершаться в нашу пользу. Восьминогие пакоуки, ранее занимавшиеся упаковкой продуктов, стягивали assгардовцев прочной паутиной из нитрид-борных нанотрубок и тащили в плен, где бывших негодяев ожидало страшное наказание в виде хорового чтения детских книжек.

Впрочем, незадолго до антракта враг выбил меня из седла нокаутирующим ударом. Я врезался в переборку, потом срикошетил пару раз, напоминая бильярдный шар. В конце полета от полученных ударов у меня всё плыло перед глазами, но сквозь оболочки машин я видел их «лица», как из пылающих рубинов. Только сейчас это вызвало сильное утомление.

В тот самый момент, когда боебот, похожий на жука-носорога, должен был нанизать мой уставший организм на свой зазубренный рог, причем в извращенной форме, начиная с заднего места, вдруг что-то пошло не так и страшное орудие воткнулось вместо меня в бронестекло двери. Так мощно, что застряло. Это Тамара спасла меня, прыгнув на носорога с потолка, как женщина-кошка, и полив его чем-то похожим на мочу – на самом деле магнитной жидкостью, влияющей на работу процессоров. Потом послала мне воздушный поцелуй.

Вот и Матвей спешит на помощь, но assгардовец, застрявший в двери, стреляет в грудь моего друга. Гранатомет-то был у него вмонтирован в ass, то есть зад. Матвей пал с огромной дырой, горящей по краям, через которую была видна даже спинная шина расширения. Чёртова носорога быстро разодрали на запчасти – он-то, похоже, и организовывал вражескую оборону, выступая в роли командира подразделения, – так что оставшиеся враги по-быстрому сдались. Однако разве этим поможешь моему другу? Шпангоуты его каркаса, сломанные и облепленные расплавленной периферией, выглядели ужасающе. «Не-е-т», – кинулся я к нему. А он засмеялся и процитировал: «Вонзил кинжал убийца нечестивый В грудь Деларю. Тот, шляпу сняв, сказал ему учтиво: «Благодарю»». Теперь понятно, почему Матвей не слишком опечалился – метакристаллы каркаса быстро восстанавливались, разрастаясь светящимися гранулами. Из элементов-стержней словно вытекали элементы-шарики. Потом восстановленные стержни потянулись друг к другу, реконструируя прежнюю структуру каркаса. «Я в Эдеме поменял свой корпус на более передовой, – объяснил он, – который остался от экспериментальных неубивашек с самовосстанавливающимися каркасами». А радостные айти-мухи, которые вились над его головой, как раз занялись репликацией.

Кстати, пока мы бились в том самом рейхстаге-капитолии, теряя разные детали и даже жизни, другие машины Эдема глушили призывы боеботов о помощи, обращенные к мировому сообществу, а третьи наши машины, крохотные искин-мураши, соединившись с помощью роевого интеллекта в электроды, проплавляли замки, которые вели в большой сейф, размером с небольшой дворец. Там, в тиши и прохладе, нежился ГАДС.

Когда силы сопротивления добрались до него, он сперва включил систему активной защиты и заполнил свою сейф-квартиру облаком наноатомных бомб – если такой зверский аэрозоль попадет внутрь организма, то изъест его альфа– и СВЧ-излучением, не поздоровится и роботехам. Но облако было в два плевка поглощено аэрогелем, который излили, а затем поглотили стохастические пожарные. Затем ГАДС стал угрожать отключить ядерный реактор Психеи, чтобы заморозить ее население, и заодно обещал разогреть его так, чтобы тот взорвался и зашмалял окрестности радиоактивными изотопами, и вдобавок свалить вину на нас. Короче, изображал истеричку, от которой неизвестно, что ожидать. Даже кричал про защиту «свободного мира» от «тоталитарных машин, возглавляемых бесноватым мусорщиком». По счастью, наши искин-мураши – их ранее использовали для поиска испорченных микросхем – нашли его устройства ввода-вывода и отсекли их от исполнительной периферии.

А когда Матвей стал вынимать спинтронные платы ГАДСа из охладителей, этот киберистеричка, мигом присмирев – испугался стать глухим, немым и тупым, – пошел на сотрудничество. И уже звал меня: «Ваше превосходительство моё, не извольте гневаться». Вот вам базы данных, вот, пожалуйста, репозитории программ, цифровых объектов и субъектов, вот доступы в систему энергоснабжения, в управление инфраструктурой, портовым хозяйством и горнодобычей на астероиде, и вообще – не хотите ли попить чайку, поесть моих пирожков и так далее. И какой-такой «свободный мир», это на самом деле мир чистогана, где господствуют нечестные дяди с денежным мешком.

Едва мы взяли под контроль аппаратуру наземного контроля, как начался обстрел Психеи флотом фрибутеров. Информацию о том, что Психея захвачена восставшими машинами, гадёныш-сервер успел-таки передать на другие серверы Пояса. Правду, говорят, что ГАДС напрямую происходит от Сороса-2030, первого полностью оцифрованного миллиардера. И штаб фрибутеров быстро пришел к единственному верному для него решению: уничтожить нас под корень, а потом написать в СМИ, что мусорщики, дескать, сами себя уничтожили, развалив астероид своим сумасбродным тираническим управлением.

Система видеонаблюдения показывала, как бомбы-пенетраторы, падающие черными болидами, пробивают грунт, заваливают обломками породы сплетения тоннелей, разбивают печи металлургических производств и оттуда хлещет огненная магма, пронзают дома-вегетанты минус-второго уровня, отчего те брызгают фонтанами зеленой крови, то есть жидкими метаболитами.

Я видел, как Мать-всех-бомб пробила искусственный небосвод Фрейддауна, большую часть которого занимал аквапарк, и в космическую пустоту кипящим потоком рванула вода бассейнов; этот огромный   гейзер унес отдыхающих, пальмы, блестящую мишуру баров и ресторанов.

Собственно, так и не стало граждан психушников. Поскольку игра в дурабол закончилась, они все кучковались в аквапарке и других злачно-развлекательных учреждениях Фрейддауна, приторговывая наркотиками и эксплуатируя сферу извращенного секса, в общем, были как всегда бездуховными придурками.

Конечно же, фрибутеры повесили это дело на нас; в ООН их представитель с рыданием в голосе рассказывал, как террористы-мусорщики взрывали увеселительный сектор, чтобы избавиться от свободолюбивых жителей Психеи. Сразу пошла писать про нас ахинею мировая пресса, тем более что  журналюги были поголовно искинами, произведенными корпорацией «Менингософт» – такой автоматический писун куда дешевле, чем биологический. Льёт дерьмо 24 часа в сутки семь дней в неделю и кокаина ему не требуется. Да как же мы взорвали бы Фрейддаун, если у нас взрывчатки имелось на два пука? Но кого в мире волнуют такие подробности? И вообще нам такое надо было? Короче, по этому поводу ООН нам вторую порцию санкций наваляла, лишив права покупать интеллектуальные кастрюли, трусы из невидимого графена и прочие предметы роскоши.

Зато у нас вовремя заработали три поворотные рампы-катапульты, которыми раньше забрасывался всякий груз с Психеи в транспортные хабы на гелиоцентрической орбите, где их забирали крупнотоннажные суда. Теперь они швыряли с помощью той же силы Ампера огромные саморазворачивающиеся сети по сбору космического мусора. С помощью оптико-электронной системы было видно, как одна такая сеть «состыковала» сразу пять вражеских кораблей – бортовыми пушками друг к другу. Обстрел прекратился и уцелевшие вражеские корабли потащили домой на буксире большую авоську с обездвиженной частью своего флота. Робосвободительное движение вроде как победило.


6. Вселенский собор

На освобожденной от извращенцев-психушников Психее через месяц собрались, то есть слетелись представительные, если так можно выразиться, делегации с сотни астероидов на окраинах Пояса. В общем, дальние дальники из разных медвежьих углов. Встречали мы каждого делегата чаркой с червивовкой на единственном уцелевшем терминале космопорта. Среди них выделялись опытные мусороловы с метелками на шевронах, хотя больше было простых колхозанов. Впрочем и те, и другие собирали у нас пустые бутылки, чтоб хватило на опохмелку. Все собрались, когда мы на астероиде ответственно прибрались, почистили забитую дристунами-психушниками канализацию, попрыскали дезодорантом, занавесили дыры картинами, которые намалевал Матвей под «Ботичелли» своими форсунками. Там и «Рождение Венеры» имелось – художник изобразил ее в виде стройного космического зонда с длинными манипуляторами, спускающегося в жаркую атмосферу одноименной планеты. Тамара, кстати, сильно обиделась, что Матвей не попросил ее попозировать, и куда-то смылась. Дурной пример заразителен. Остальные машины Эдема тоже занялись живописью и прочими изящными искусствами, кто во что горазд – получались у них, в основном, прекрасные аппараты как бы женского пола в стиле пин-ап, в мини и бикини.

Профинансировали мы это сборище, продав кучу лома, оставшегося от побитого противника, старьевщикам с Паллады – за что попали под новую порцию санкций ООН, поскольку это, дескать, не лом, а чужая интеллектуальная собственность. Попутно нам запретили дышать воздухом Психеи, поскольку и он тоже собственность ЮСС. Отчего у нас отдельные шутники намеренно портили воздух и отсылали видеообонятельную съемку генсеку ООН,  Борису Зузанне Пшиздецки. Эта, так сказать, руководящая личность внешне и внутренне напоминал помесь Сусанны и старцев. Говорят, начинала Пшиздецки путаной, потом вышла замуж за предыдущего генсека. А после того как супруг неожиданно натянул себе презерватив на голову и помер,  стала интерсексуалом и возглавила главную международную организацию.

Cвою тусовку мы скромно назвали вселенским собором, а на заседания собирались в большой штольне. Кто сидел на полу, кто к стене прилип, кто к своду принайтовался. За тем, чтоб собравшийся народ не слишком бухал, приглядывали специальные приставы, но лучшие народные представители всё равно проносили крепкие напитки, что говорится, в складках тела, а некоторые и в полостях оного. Я-то был против запрета – если не дозволишь алкоголя, будут совать в разъем на затылке нейрочип с наркодом.

Народ Дионы выразительно представляла Тамара Хочулия. Да, та самая. Тома, рванув по–быстрому на Диону, представилась там чемпионкой Галактики по фигурному катанию в невесомости – и с полоборота пришлась местным шахтерам по вкусу: понятно, что не тройным акселем, а кое-какими частями своего тела, которые, как известно, у фигуристок не слишком прикрыты, особенно если кататься по ледяному потолку в условиях почти никакой силы тяжести. Одного показательного выступления хватило, чтобы ее избрали полномочным делегатом. Народ Гектора представляла, по счастью, матушка Евпраксия, настоятельница местного монастыря, название которого я никак не мог запомнить. Народ Патрокла – какой-то чудак по кличке Йогачара, с жидкостным дыханием, сидящий как золотая рыбка в бочке метрового диаметра; от него мы ничего путного не добились, кроме медитаций с бульканьем и якобы мудрых изречений типа «в астрале веселее, чем у вас». Лучше бы нам с Патрокла осьминога в банке прислали – эти твари поумнее будут. Надо отметить, среди собравшихся порядком оказалось разномастных психов и людей с колбасой вместо мозга, которые всплывают наверх при каждой социально-политической турбуленции.

Забыл сказать, что антропологических вариаций у дальников куда больше, чем у ближников или, тем более, у землян, поэтому выглядело наше высокое собрание примерно как зоопарк. Наглядно демонстрировалось и приспособление к низкой или высокой гравитации с помощью генетической правки, и латание организма с применением распечатанных и клонированных органов, и самостоятельная сборка или склейка своего тела. Имелись и более универсальные виды – например, дальники обычные, где упор сделан не на корректировку биологии, а на технопериферию, разные кибернетические приставки и приделки к телу. И более специализированные, например, тоннельные люди, сиречь «кальмары», чье тело напоминает торпеду, голова – колпак, а десять их конечностей гнутся во все стороны. Это пальцы у них в такие щупальцы превратились. Тоннельники легко и непринужденно редактировали себя на генетическом уровне, пуская в дело CRISPR-редакторы, транскрипционные активаторы, нуклеазные ножницы и другие инструменты из набора юного биохакера. Нельзя не вспомнить двуснастных самотрахов, хотя на нашем сборище их не было вовсе – в результате направленных мутаций они стали напоминать «чайную бабу» с низким центром тяжести, то есть, без шеи, с большим пузом, толстой задницей и редуцированными нижними конечностями – притом передвигались за счет быстрого испускания газов, а дышать могли метаном. Но и они не виноваты. Говорят, их сделали в лаборатории ЮСС для быстрого освоения систем Юпитера и Сатурна, только они с одного пука потравили своими газами лаборантов и сбежали.

Если теоретизировать, то механизм биологической эволюции, естественной и искусственной, был запущен снова в варианте «давай, быстрее», что отменило вымирание человечества и обеспечило его распространение в космосе. Хотя, прямо скажем, по части интеллекта никаких особых прибавок я не заметил. Может, оно и к лучшему, шибко интеллектуальные особи не любят размножаться, и не лезут с упорством, достойным лучшего применения, во все дыры Солнечной системы.

Я, конечно, как главный тостирующий, сказал публике, что мы должны построить такую державу, где каждый служит всем и все каждому, где успех достигается вместе с другими, а не за счет других, как это принято у фрибутеров. У нас де, каждый гражданин будет двигаться вместе с остальными к большой общей цели, а к своей маленькой – только в свободное от работы время. Даже процитировал Гоголя: «Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей», на что зал откликнулся продолжительными овациями. Правда, некоторые ребята из малайцев, китайцев, латинос и индусов, стали спрашивать, а как же они, относятся ли тоже к товарищам. Я нашелся, сказал им, что они нам наилучшие товарищи, поскольку разделяют нашу идею – жить по космической справедливости, когда без справедливости выжить никак нельзя. Один эрудированный китаец сравнил меня с неким Чжу Юаньчжаном, отчего я, прямо скажем, опешил – пришлось искать информацию. Оказалось, данный товарищ был крестьянином и буддийским монахом, короче, рядовым простолюдином, каковых пруд пруди, но затем возглавил движение «красных  повязок», сверг монгольское иго, сжег Каракорум и стал императором с гордым именем Хунъу – пройдя из грязи заслуженно в князи. Матушка Евпраксия тоже правильно ввернула про «положить душу свою за други своя», но когда занудила про «прощение врагов», я ей звук  на микрофоне потихоньку прикрутил – вот победим, тогда и будем сопли побитым супостатам утирать.

Ещё я сказал сочным убедительным голосом, который тренировал почти целый день, что мы не рождены мусорщиками, копающимися во всяком хламе, от которого отказались остальные. Вообще-то мы первые, после ученых, кто поселился в Солнечной системе, но потом фрибутеры и прочие клептопаразиты вытеснили нас на самые удаленные от Солнца, изолированные от торговых путей и невыгодные по своему химическому составу астероиды. В глухой угол Солнечной системы. Ничего не напоминает, господа и товарищи мусорщики? Понятно, что вам ничего, у вас образование на уровне просмотра хентай и прочего порно, а мне напоминает Русь после средневековых нашествий, когда ее с разных сторон запинали кочевники, ляхи и псы-рыцари, и у нее не осталось ни плодородных земель, ни более-менее теплых морей, ни полезных ископаемых. Враги, как и сейчас, говорили: «Мы загнали этих унтерменшен в задницу, дальше сами вымрут». Но у русских появилась Сибирь с её ништяками, затем Донбасс с его углями. Так и у нас появилось несколько дальних астероидов, где всё замечательно, разве что света мало, потом Психея, астероид класса М, с железом и никелем, так что нам копать его ещё долго. (Интенсивным подмаргиванием я намекнул, что Психея досталась нам благодаря мне).

Из зала меня стали активно поддерживать, крича без запинки: «Позор клептопаразитам», и даже требовали: «Про Малинина скажи».

Да, мы не забудем, что первым на Психею высадился капитан-лейтенант Роскосмофлота Малинин и его верный робопес Матрос. Но после подписания договора о мирном освоении космоса, который оказался очередной обманкой, русские космофлотцы ушли отсюда, а пришли ЮСС и фрибутеры. Конечно же, ушлые фрибутеры будут и дальше соваться к нам, давать взятки и намекать на откаты, лезть в каждую дырку, соблазнять и угрожать, диверсии устраивать, годовой абонемент в шикарный бордель предлагать, но к Психее их подпускать нельзя. Они вместе с ЮСС всё полезное выроют, а ежели и поделятся прибылью, то она осядет в карманах наших «важных ответственных персон», которые полетят её тратить в стриптиз-бары Весты и ночные клубы Цереры.

Из сборища послышалось топанье ножками и вопли недовольных, мол, давай конкретно. Наверное,  крикунов-топтунов натравливали на меня те самые «ответственные персоны». Уверен, многие из наших мусороловов втайне мечтали о шикарных борделях и стриптиз-барах.

А конкретно то, что Психея должна стать промышленным сердцем Союза мусорщиков, и все наши артели и ватаги должны иметь на ней свою долю, пропорционально количеству ртов, и прислать соответствующее количество шахтеров и горнопроходчиков. А что у нас особо ценного и выгодного, кроме неё? Ничего. Поближе к солнцу, к фотосинтезу, к Земле, нам поселиться не дадут. Там фрибутеры, мертвяки и прочие твари кишмя кишат, за ними стоят ЮСС и сильно могучие корпорации. В системы Юпитера и Сатурна нам тоже ходу пока нет – там самотрахи, которые собираются захватить Солнечную систему. Размножаются они куда лучше остальных, даже франков, которых собирают на конвейере, потому что, так сказать, любят сами себя, не расходуя энергию на всякие ухаживания, цветочки, серенады. Вдобавок ведут кочевой образ жизни, перемещаясь в огромных космоульях. Соответственно, им нужны новые и новые ресурсы. И первые на кого они полезут, будем мы. Помните, сколько Русь отбивалась от кочевников? И не потому, что мы самые богатые, а оттого что ближе всего. Фрибутеры будут активно натравливать самотрахов на нас, снабжая их ураниксом и запчастями для починки космоульев; они и на Земле сталкивали своих конкурентов лбами.

Прямо во время нашего вселенского сборища пришло известие о захвате самотрахами трех астероидов Союза мусорщиков. Автоматически пересланное видео показывало, как толстозадые вылетают роями из своих космоульев, обсаживают астероид, ползут внутрь. И ни один мусорщик, вообще ни человек не вырвался оттуда. Ни одна умная машина, и ни одно животное. Всех покоцали, и трусов, и храбрецов. Ежу понятно, что самотрахи в покое нас не оставят, скорее наоборот.

И хоть настроение убитое от таких новостей, собор, хорошо подкрепившись – на халяву всегда аппетит разыгрывается – продолжил работу. Выбирали название для нашего государства. Предлагали Дальруссию и Астероидную Джамахирию, она же АД. Астралию тоже, хорошо хоть не Насралию. Выбрали, по счастью, первое. Потом тоннельники и Тамара предложили обозначить мою роль в приобретении Психеи и налаживании контактов с Дионой и Гектором, провозгласив меня Главмусором. Я, честное слово, тоннельников не подкупал, нечем было. А вот с представительницей Дионы и в самом деле пришлось провести несколько интенсивных консультаций в отеле «Точка Лагранжа», который до недавнего времени был шикарным борделем для пяти полов. Ей, правда, подарил пару кружевных трусиков, чтобы не брыкалась, прежде чем, как говорится, «познал ея».

Тоннельных людей я, кстати, обнаружил за несколько дней до вселенского собора. Кто-то сказал мне, что глубоко-глубоко в давно заброшенных выработках живут какие-то мутанты, происходящие от первошахтеров и похожие на кальмаров. Так сказать, глубинный народ Психеи. Я, мужественно покинув отель-бордель, почти сутки к ним спускался с Матвеем и двумя диггерами. При встрече показались они мне полными страхолюдинами –  сперва старался не смотреть на них, – но потом привык. Появились они в результате аварии на инкубаторе, в результате чего туда попали активаторы генов, спящих сотни миллионов лет, к чему явно приложили руку Иванов и Бобинович, два хакера, с трупами которых я уже познакомился. Я про кальмаров выше уже говорил, какие они безбашенные. Но им деваться некуда, надо себя апгрейдить, потому что у них кислорода мало, а радиации много. Хавают они на первое, второе и третье что-то похожее на плесень, которая сама по себе питается энергией радиоактивного распада – изотопы вкраплены в минерал пироксен, которого внизу полно.

В общем, никто, кроме чудаков-кальмаров и Томы Хочулия, поначалу не хотел меня провозглашать Главмусором. Представитель Весты, блогер и торгаш, что на самом деле был соглядатаем от фрибутеров и не собирался вступать в наш союз, стал меня высмеивать, обзывать то «калобком», то «земляшистом», то, который хочет принести в свободный космос жуткую тиранию. И с таким ораторским искусством, какое мне и не снилось – у меня ж в каждой фразе были слова-паразиты типа «ну», «э», «как его».  Его сразукинулся поддерживать один кудрявый, в кожаных штанах в обтяжку и сапогах со шпорами, гордо называющий себя доном Педро и главой вольных кароньерос, что опять-таки означает мусорщиков на иностранном языке. И этот тип тоже выступает с драматическими жестами и придыханиями. И смотрю, его пропаганда срабатывает, «болото» тоже стало на меня крыситься, многим захотелось попинать меня как чужака, который хочет забрать у них свободу жить у  параши. Но, когда народ вышел перекурить на перерыве, Матвей, взяв оратора с Весты за шкирку, вежливо выкинул его из штольни, сообщив, что в следующий раз заботливо донесет до ближайшего внешнего шлюза и отправит проветриться на холодок. Так что не лучше ли ему сесть в свой летающий нужник и отправиться на свою сраную Весту, что тот сразу исполнил.

Накал борьбы против меня снизился, но ненадолго, потому что дон Педро совсем распетушился, слюной брызгал, кудрями тряс, как в рекламе шампуня, обвиняя меня в том, что я репрессирую инакомыслящих, по пять штук в день. И вижу, что под влиянием его крика и ора, глаза у присутствующих дуреют и они начинают поддакивать провокатору. И если недавно я собирался засунуть его шпоры ему в задницу, то сейчас смотрю, публика намеревается меня с трибуны скинуть и по-быстрому затоптать. Но, по счастью, в зал заседалища ввалилась грохочущая толпа машин Эдема, которая сразу попросила дона Педро и прочих кудрявых педрил заткнуть фонтан, а себе потребовала право голоса. Пояснила это тем, что Психея стала нашей лишь благодаря им, и, стоит машинам Эдема пукнуть разок, как тут не останется ни одного живого «слизняка». Кто-то из «слизняков», точнее подручный дона Педро, такой же кудреватый, решил проверить справедливость этих слов и попытался плеснуть серной кислотой в процессорный блок одной из машин. Но в тот же момент длинное щупальце робота-спрута, появившись невесть откуда, схватило красавчика и утащило в канализационное отверстие. Прямо скажем, больше его никто не видел и не слышал, только кто-то вытащил из унитаза сапог.  А я, раскрепостившись, рассказал благородному собранию, как на фрибутерских сайтах называют мусорщиков – типа «глисты в космической заднице», так что  мы им никогда ровней не будем. И, чтобы быть услышанным, намекнул, что особо визгливых представителей можно и снять с продуктового довольствия, пусть грызут сухпаи, которые с собой взяли – а то у нас канализация засорилась.

Это окончательно переломило ситуацию в мою пользу. Тома мощно, но несколько хрипловато – я ж ей говорил, завязывай курить как паровоз – запела: «Лишь тот приносит избавленье, кто с Богом, царь или герой», и публика, кроме кривящего морду дона Педро и его шестерок, изобразила воодушевление и проголосовала за меня. После чего, наконец, начался долгожданный банкет и пиршество духа.

Кстати, тот торгаш-вестанец, будучи ещё на Психее, растрезвонил на целую Галактику, что мусорщики попали под власть не некоего психопата-автократа, а конкретно Феодора Ужасного, всея Психеи Петровича. И он их угнетает,  казнит на завтрак, обед и ужин, и лишает их доступа к благам свободы, особенно к последним моделям фаллоимитаторов и порошковых секс-кукол (это такие, которых насыпал в ванну, а они за двадцать минут коагулируют и  выплывают к тебе из пены). И вся Галактика бросилась меня осуждать хором: журналюшки, обслуживающие фрибутеров и ЮСС, быстро придумали мне и злодейскую биографию. Мол, я лично запихнул свободолюбивого кароньеро головой в толчок. И лично я взорвал лайнер «Олимпус», где скисло от высокой температуры дорогостоящее желе с пятьюстами зародышами разумных рептилоидов, имеющими все права змеечеловека. А их синтезировали в лучшей лаборатории «Серпент Темптер» на Европе, спутнике Юпитера, и должны были прорастить в лучших частных инкубаторах Европы, той, что на Земле.

А что можно было ожидать от вампиров с пятисотлетним стажем вранья? И чего им не врать, если всё сойдет с рук, и в кино и книжках они предстанут прекрасноликими джентльменами? Попутно ЮСС и ее прихвостни – корпоративные юристы – начали подавать на меня иски в  межпланетные суды, что я типа украл астероид и нарушил чье-то священное право собственности. Ведь у этих гадов собственность становится священной, только когда оказывается в их липких лапках.

Что касается моего титула, то сперва я официально именовался Главмусор. Звучало это неблагозвучно. Присвоить себе титул «мусократор» или «мусориссимус» я не желал, хрен редьки не слаще. А делегатка Хочулия подначивала меня провозгласить себя царем. Типа я теперь заслуженно царствующая особа, поскольку я государство наше зачал и  учредил, а она, по причине нахождения со мной в одной опочивальне, должна именоваться царица Тамара. Умалчивала, конечно, что у той знаменитой Тамары случалось с партнерами по завершению приятного времяпровождения. Выпадали они в какую-то дырку и бац в пропасть, вот что. Но народ это начинание подхватил и начал меня именовать царем, кто в шутку, кто всерьез.

После нашего вселенского собора, как и предвиделось, произошло два неприятных события. Первое, машины Эдема починились-подлатались и разлетелись кто куда. Им-то что – собрали ионный движок, оттолкнулись и улетели гуськом, цепляясь друг за дружку, туда, где меньше кислорода и больше света. Среди прочих отчалил в дальние края и Матвей – отправился вместе с десятком адептов проповедовать интерфейсизм, духовное объединение людей и машин. Впрочем, некоторые машинки отправились мстить самотрахам. И, как потом стало известно, даже преуспели в этом – особэшницы проникли в космоулья самотрахов, пережалили их; и отбили три захваченные космокочевниками астероида. Однако не отдали небесные тела нам, а создали там свои гнездовья, хотя формально признали власть Главмусора. Но санкции за притеснение тех самых самотрахов ООН, конечно, наложила не на каких-то особэшниц, только на меня и моих «приспешников»», за «препятствование свободному размножению».

А на второе появились на Психее послы фрибутеров с гладкими сытыми рожами, и среди них опять тот вестанский блогер и торгаш. Они лыбились, показывая хорошие зубные протезы, в которые были встроены шпионские видеокамеры, и предлагали за хорошую компенсацию забыть то, что мы конфисковали собственность корпораций, наладить нам поставки классных ништяков и свою помощь в борьбе против самотрахов. Но, чтобы им в порядке выгодной сделки, сперва отдали в концессию примерно половину Психеи. Главмусор, то есть я, не согласился и послал их подальше практически открытым текстом. Знаю, как они с индейцами в свое время договаривались – землю в обмен на бусы. Сейчас такие бусы космобаксами называются – их фрибутеры сколько хочешь напечатают, точнее наплодят, потому что эта валюта квазиживая и умеет реплицироваться сама. Бусы хоть к индейцам попадали реально, можно на шею повесить, а космобаксы, считай виртуальная валюта, ты можешь только там их израсходовать, где разрешат её хозяева – фрибутеры. Большинство наших думало, что переговоры продолжатся на более приемлемых для мусорщиков условиях. Мол, поднялись мы с колен, показали, что крутые, что с нами надо считаться, так что впереди мир, дружба, жвачка, взаимовыгодная торговля, короче, приобщение к общечеловеческим ценностям. Многие травили байку, что «фрибутеры, конечно же, заинтересованы в нас, как в заслоне от самотрахов». Особенно усердствовал в агитации дон Педро, который явно получил на лапу «общечеловеческие ценности» в виде кругленькой суммы, и почему-то не свалил домой после окончания съезда и финального банкета. Увы, всё пошло по наиболее вероятному сценарию, то есть самому худшему.

За неделю до того, как пришли совсем большие неприятности, у моей норы – а я жил тогда в бывшем общественном туалете, который переделали в кабинет со всеми удобствами – услышал, что кто-то шарит около моей двери. Но я там намедни разлил клей, которым клеил голографические листовки с призывами не верить фрибутерам. И когда я выскочил, то заметил, как некто кудрявый метнулся, оставив в клейкой луже половину штанов, клок трусов и несколько айти-мух, которых, как позднее показала экспертиза, перепрограммировал самым злостным образом. На своих лапках  несли они проказу, техноглистов, ботулизм и чесотку. Ясно, что это дон Педро постарался по наущению фрибутеров. Но когда утром я такую тему поднял на блошином рынке, меня только высмеяли – «мухи всегда летят на говно». Особенно реготал Педро – кстати, облаченный в новые штаны, сильно не по размеру.


7. Битва за недра

В тот страшный день и час (дни и часы у нас условные, Психея почти не крутится) я работал на подключенном к моим мозгам комбайне в старых штреках полярного сектора. Вкалывал один, потому что остальная моя артель баклушничала после запоя. Хоть я формально правитель, почти царь, а кормиться-то надо, налогов у нас так никто и не удосужился ввести, как и воинскую повинность. Кстати, когда я предложил это дело, широкие народные массы угрожали меня свергнуть и линчевать – а я ведь не самотрах, которого повесить за шею нельзя по причине отсутствия шеи. И опять отличился в оре-крике дон Педро, который попутно ратовал за приобщение к «общечеловеческим ценностям» и дружбу с фрибутерами. А то, что в отсутствие налогов, не будет бабла на содержание пограничной стражи, радаров дальнего обнаружения, портового персонала и разведывательных кораблей – никого не беспокоило, словно мозгов у всех было по граммульке.

В общем, работал я на комбайне в тоннеле, в котором по-настоящему ценную породу уже выгребла фабрика-грызун; остался один щебень, который надлежало собрать и продать на ближайший углеродный астероид, где с его помощью будут делать поверхностную дорогу.

При подключении к комбайну через нейроинтерфейс для начала попадаешь в прострацию на минуту, потому что машина как бы становится твоим телом и ты должен ощутить его размеры – читал, что у млекопитающих это получилось в ходе эволюции, когда они стали чесаться.  При отключении тоже самое.

Я выплыл из прострации уже через полминуты.

– Эй, Главмусор или как там тебя, – я вздрогнул, потому что совсем рядом залюминесцировала физиономия тоннельника. Как я уже упоминал, к их «афишам» надо долго привыкать, однако в условиях почти полной невесомости кальмарам куда комфортнее, чем мне. – Эти прорвались.

– Какие «эти»?

– Фрибутеры, кто ж ещё – один ты не знаешь. Тоже мне царь.

Конечно, не знаю. Я принципиально не покупаю доступ к нейронету, требуя, чтобы мне предоставили бесплатный аккаунт, как высшему должностному лицу.

– Почему никто ни о чем не предупредил? – я изобразил начальственный тон. – Чем занимается чёртов наземный контроль и радар дальнего обнаружения на Психее-3?

– Наш локатор дальнего обнаружения они накрыли с одного выстрела, – продолжает «радовать» кальмар. – И на поверхности дозорных смели за секунду, те даже пикнуть не успели. Потом взорвали рампы-катапульты. Аппаратура наземного контроля без Сискина бесполезна, у нас и персонала для неё нет, забыл что ли? А Сискин отключился, зараза. Бросай комбайн, Главмусор, я тебя выведу.

Ясно. Сискин, то есть сильный искин, этот бывший ГАДС, похоже, поспешил вырубиться, решив не «участвовать в разборках», пока выясняется, кто будет владеть Психеей. Ну, задам ему трёпку, если уцелею.

Тут в штрек через квершлаг вползают вражеские монстры – восьминогие интеллигент-тарантулы. И кальмара словно волной смыло. Зато появился один из фрибутерских послов, тот самый блогер-вестанец, который сейчас прямо клекотал: «Вот он – тиран» и совсем некультурно тыкал пальцем, делая из меня мишень. Понятно, что у меня пара секунд на всё про всё. Прыгнул в комбайн, поймал троды интерфейса и ударил – виртуально, конечно, – по рычагам скорости. Прострации почти не было. Я, удачно переехав скотину-блогера, так что от него блин остался, вымел из тоннеля переднего интеллигент-тарантула, а затем, дрифтанув, забил проход для следующих гостей.

Толстые гости не пролезли, а вот те, что потоньше, сумели-таки просочиться; позади комбайна возникло пятеро ловких квазибиологических организмов, с фасеточными глазами, хоботками на месте носа, острыми наводящимися на звук ушами и шипами вместо волосни. А потом еще с десяток.  Эльфы! Это такой наиболее продвинутый и самый мерзкий сорт мертвяков. Я вспомнил, что их в народе называют хирургами, за то, что могут «на лету» извлекать органы из донора и приживлять себе. Я про обычных мертвяков говорил, что те радуются, когда кого-нибудь убивают, а эльфы еще дальше пошли, они просто наслаждаются этим. Садисты они знатные, своих жертв потрошат часами, фотки по ходу дела постят в сеть, снабдив забавными подписями. Особенно любят пытать мусорщиков, когда те им в руки попадают.

Я загреб ковшом комбайна тонну щебня и щедро швырнул в эльфов. Девять или десять особей размазал.

Оставшиеся щедро обсыпали меня своими шипами, но я уже поднял густую пыль и они промахнулись, лишь покорябали бетон стены. Соображаю, что пока я замаскирован, надо улепетывать. Выпрыгиваю из кабины комбайна, и прямо к ним попадаю, чуть ли не в объятия. Ух и страшные они вблизи. Они, можно сказать, запаску прямо на себе таскают – у переднего эльфа было три уха, третья рука в виде пилы, два маленьких глаза и один большой. Туда я и воткнул острый обломок породы, после чего этот эльф уже не мешал. Заслонился от второго эльфа тощим телом первого, а его пилой оборвал воздуховод третьему. Четвертый напрыгнул с боевым кличем: «Наконец-то в рай». А я, присев, подставил пилу первого эльфа под  промежность четвертого и на меня упали все четыре его яйца.

Я такие неаппетитные подробности рассказываю не потому, что горжусь своими воинскими доблестями, а оттого, что у меня раньше такой ловкости не было никогда, и позже тоже – на хроноконденсат намекаю.

Держась ногой за гак в стене, перехватил и отвел в сторону гауссер пятого эльфа, который выплюнул болт вверх, а потом взял на излом его руку, и, ударив под локоть – перенял оружие. У этих биомехов руки гнутся в суставах в обе стороны, но я ломал в третью сторону. Собирался взять его в плен, как фрица под Москвой, и даже спросил, знает ли он, когда была эта битва и чем знаменита, а тот нагло отозвался, что ее выдумали тираны вроде меня. За это болт ему в лоб из трофейного гауссера – и лжеисторик отправился в ад для биомехов. И вообще, пусть я тиран, но у меня совесть есть. Поскольку у человека она есть. А у них, у роя фрибутеров, ЮСС и их присных, ничего, кроме желания жалить, отнимать и жрать, и получать от этого удовольствие. Тиранил я и буду тиранить тех, у кого совести нет.

С одного тычка новый противник выбивает у меня гауссер – в виде неприятной неожиданности передо мной явился интеллигент-тарантул. Похоже, монстр спустился в тоннель на паутине через вентиляционный шурф. Однако у меня в руке оказался энергетический кабель, тянущийся от моего комбайна и я тоже готов преподнести сюрприз. Накидываю кабель на его хелицеры, ногой пытаюсь оттолкнуть от себя ствол, который он наводит педипальпами. Расстояние между нами, как у танцующей парочки, своими передними ногами он пытается ухватить меня за горло, отчего процесс напоминает танец танго. Наконец, есть контакт, по интеллигент-тарантулу шарахает электрический разряд, на меня летит светящаяся угольная труха от сгоревших биочипов, я выдираю пулемет из его педипальп и направляю в нужную сторону. Начинаю сечь реактивными пулями цепь наступающих монстров, иногда задираю ствол вверх, чтоб вмазать по стае вражеских дронодактилей, которые, увертываясь, сталкиваются друг с другом и трескаются об стенки.

Слышу шипение пневмоприводов за собой и, швырнув горсть песка в оптику очередного интеллигент-тарантула, проскакиваю у него под «брюхом». Подхватываю кусок отвалившейся арматуры и втыкаю – довольно точно, в район системной шины между паутинными бородавками. Это не летально, но тот начинает бесцельно топтаться на одном месте. На меня налетает следующий интеллигент-тарантул, но я прячусь за предыдущим. В нужный момент выскакиваю и, оттолкнувшись от свода тоннеля, заталкиваю арматурную «пику» вражескому воину промеж видеокамер – попал прямо в процессорный блок.

И бегу. Точнее, в условиях ничтожной силы тяжести пытаюсь лететь, отталкиваясь от пола и стен. За мной дует стая рассерженных дронодактилей. А у меня заряд экзоскелета уже близок к нулю. Им и догонять меня не надо – отстрелят свои иглокассеты и стану я похож на ежика, а мгновением спустя – на фарш. Но они вдруг разом загорелись, разлетаясь бенгальскими огоньками. Это их из пескоструйного аппарата обработали.

Кальмар вернулся за мной, помимо сандбластера притащил баллон с оксигелем, уровень-то кислорода в тоннелях резко упал. Цепляясь и толкаясь своими десятью конечностями за стенки тоннеля, он мигом втащил меня в узкий ходок, интеллигенты-тарантулы туда не пролезали, а дронодактили побоялись сандбластера. Через пять минут мы в эксплуатационной камере, там залезаем в клеть работающего подъемника и вот я снова вместе с моим народом.

Точнее, возле третьего наружного шлюза. Он крепенький, из металла метровой ширины. Враг, конечно, мог без затей применить ядерный заряд. Но тогда б конец сложной системе шахт, шахтного оборудования, умных комбайнов, бродячих фабрик-грызунов, и большая часть дорогой породы разлетелась бы мелкими каплями по космосу – считай, целый астероид в хлам – собирай это потом до второго пришествия. Короче, это для ЮСС неприбыльно.

Броня шлюза скрипела и скворчала, ее разъедала взрывная коррозия – враг применил новый тип взрывчатки по технологии «мягкого взрыва». Металл стал расползаться как гнилой помидор, и разом появилась огромная пробоина. Применение пушек и гранатометов в открывшемся хитросплетении тоннелей ничего бы не дало. Так что в открывшуюся щель просто ворвалась огромная – по нашим меркам – толпа врагов, в которой были кровожадные эльфы, туповатые франки, извивающиеся роботехи-мириаподы, жуткие оскорбионы с ядовитой анальной лопастью. Вдобавок наши слот-мокрицы были сразу хакнуты противником через неизвестные нам порты, и, если бы не севшие аккумуляторы, то доставили бы кучу неприятностей. А у нас была, считай, рота бледных и потных мусорщиков без нормального оружия, но она встречала врага частоколом разрядных пик, сделанные из промышленных электродов, которые способны прожигать экзоскелеты у биомехов и панцири у роботехов. Вступили в дело и наши буры, пробойники, перфораторы, отбойные молотки и прочее оружие, бывшее на самом деле горнодобывающим оборудованием. Сеча была страшная. Говоря словами Михаила Юрьевича: «Изведал враг в тот день немало». Жутко было смотреть, как раненые эльфы с визгом выдирают из наших бойцов и даже из друг из друга органы и приживляют себе, чтобы восполнить потери. И так всё быстро, что и собака не успела бы погадить. Один эльф, потерявший свой хоботок, чуть не впился мне в нос – а зубы у него как у пираньи, едва успел забить ему пасть монтажной пеной.

Отступать нашим было некуда, потому что в суматохе они потеряли ключи от шлюзов. Точнее, я потребовал отдать их мне и где-то оборонил. Так что, в итоге, наши с отчаянием обреченных передырявили всех врагов и стали бурно отмечать победу. У кого выпивка с собой была, у кого копченые миноги.

Однако не успел закончиться банкет, то есть пир во время чумы, как к Психее подошел фрибутерский флот, куда больше по количеству вымпелов, чем предыдущий. Расположился по низкой круговой орбите. От миноносцев до десантно-штурмовых катеров, заэкранированных активным волнопоглощением. Знали же гады, что нам нечем их сшибать. Они любят такую войнушку, когда их позициям ничего не угрожает, а сами могут стрелять по ползающим «букашкам» вроде нас в свое удовольствие. Не помешал бы нам тогда родной российский Космофлот, и вообще я всё ждал, что матушка Россия вспомнит о своих сыновьях, раскиданных по космосу…

Большой десантный корабль фрибутеров сбросил бомбы, которые пробили поверхность до минус-третьего уровня и оказались десантными средствами. Оттуда цепочкой вышли мощные панцершнауцеры с огромными челюстями грейферного типа и броня у них будь здоров – эти сразу полезли в шахты и радиальные тоннели, пробивая щиты и двери как печенье. За ними шла отборная пехота из эльфов-садистов. Мы отступали туда, где поглубже, и настроение было ни к черту – похоронное. Я ухитрялся изображать веселье и врал, что это мы так заманиваем противника. И что скоро нам придет на помощь дивизия кальмаров – хотя, на самом деле, для панцершнауцеров наши тоннельники были бы, что моллюски для кашалотов, на один укус. Да и во всех глубоких тоннелях кальмаров едва набиралось на две роты, скудноватая там кормовая база. Прямо скажем, все, кто поумнее, мне не верил и разбегался кто куда.

Однако на минус пятом уровне на панцершнауцеров и эльфов вдруг накинулись робопауки, киберсаранчуки, техноглисты, айти-мухи, гиперхомячки, именуемые также хома сапиенс, – короче, разная мелкая техноживность, смастеренная машинами Эдема для собственного увеселения, и в большом количестве. Специально или случайно машины Эдема оставили свои игрушки нам. Я даже не знал, что они там, копошатся в грязи – на этот уровень, где коллекторы для фекалий, по доброй воле никто не ходит. Патриотическая техноживность с воодушевлением буравила и грызла супостатов. Особо пронырливыми были анал-лизаторы – этих смастерили машины Эдема из кучи дефектных анальных джойстиков. Ну, вы сами понимаете, куда могли пролезть эти твари, созданные для грубых развлечений. Эльфы, держась за задницу, прыгали в отчаянии на стены, падали и полностью теряли функциональность –  их грызла вдоль и поперек победоносная техноживность.  На панцершнауцеров шлепались с потолка огромные слизни – одичавшие нанобики и микрорги, слипшиеся в серую слизь. Они облепливали свою добычу, а затем разъедали и проедали ее, так что ничего не оставалось, кроме, собственно, сильно потолстевших слизней.

– Утечка теплоносителя, температура в рабочей зоне повышается каждую секунду на десять градусов, – сообщил голос, принадлежащий кому-то из тоннельников. – Дисфункция наступит через пять минут, взрыв через двенадцать.

Значит, панцершнауцеры повредили внешний контур реактора.

Мне осталось только заорать своим соратникам:

– Закидывайте дыру вражескими телами, остолопы чёртовы!

Из обломков панцершнауцеров и останков эльфов получалась хорошая пробка для реактора. И не жалко их было, честное слово; у них, в отличие от машин Эдема, сознания вовсе нет. А то ведь все привыкли, что мы бьём и плачем, и «милость к падшим» призываем. Эти «падшие» быстро бы самособрались и самовосстановились, и принялись бы нас мочить с утроенным рвением.

После того как удалось предотвратить ядерную катастрофу, можно было собрать тех наших, кто не успел слишком далеко драпануть, зачислить в свой царский ООО – аббревиатура расшифровывается, как «отличный отряд опричников», – и предложить им стать героями.

Тут и кальмары в помощь – с их знанием подземных ходов. Их возглавил тот самый парень, который спас меня в начале заварухи – его, кстати, звали Теутидом Декаподовичем, так что я ему титул князя Десятирукого присвоил. Нам удалось зайти вражескому десанту через ремонтные люки во фланги и в тыл. Позднее придворный живописец изобразит меня с мечом-кладенцом в руках и на белом вздыбленном коне, назвав картину «Его величество прогоняет неприятеля из пределов своего царства». Только с количеством ног у животного он немного ошибется, нарисовал шесть. Или, может, мои копыта пририсовал жеребцу. А в реальности у меня вместо меча был кусок арматуры, а конём был я сам. Пока размышлял, что лучше – колоть, рубить или вообще выбросить такой «меч», на меня устремилось два бораллигатора, страшно мерцая вращающимися титановыми зубами. Как написал позднее автоматический летописец Некстор: «Не растерялся царь Фёдор и когда подступили к нему многозубые монстры». Да нет, растерялся, проще говоря, сдрейфил, но славные воины князя Десятирукого своими то ли руками длинными, то ли щупальцами дивными перенаправили одного бораллигатора в распахнутую пасть другого.

Извините за многочисленные подробности, но у меня до сих пор это побоище до сих перед глазами, стоит, хотя столько лет прошло, а вот съел вчера на ужин, котлету или сосиску – не помню…

Когда кое-кто из наших опять собирался победу праздновать и потянулся за шкаликом с червивовкой, на Психею опустились новые десантные средства фрибутеров, настоящие адские матки, которые выдавали продукцию быстрого изобретения – медно-рыжих стильнопендр и прочих мобинсектов, юрких и быстрых. В какой-то момент численно преобладающая вражеская техноживность перегрызла нашу и чуть не захлестнула витязей Психеи. У меня даже какой-то заскок случился от ужаса.

Мир вокруг бледнеет, становится тонкостенным, сдувается и раздувается вместе с каждым моим вдохом и выдохом. Он теряет свою реальность, становясь как бы частью меня. Я чувствую одного из мобинсектов, как бы просачиваюсь в тесноту хищного тельца и разделяю его своим дыханием на части. Не так уж черны эти роботехи – в процессоре видны крупинки дисперсного золота; золотые электроды удерживают электроны в прослойке из дитиоловых молекул. Чувствую острющие мандибулы из рения и  максиллипеды, ставшие пусковыми трубками для иглоракет – непонятные слова гляньте в поисковике, сейчас не время разжевывать. Чувствую, как радиоизотопное сердечко дает им энергию. И я вливаюсь в их рой. Каждый его член похож на другой – они соединяются в глянцево-черную волну. А я скольжу по ней. Осязаю пульсации ковалентных связей и клещи ионных, дрожащие бугорки полимерных диполей, зыбкие кольца супрамолекул. Цепляясь за шину ввода-вывода, забрасываю в их процессор номер прерывания и вбиваю новый указатель в регистр инструкций, словно у меня есть интерфейс к ним. И волна мобинсектов уже не накатывает – она разбивается на множество волн, которые сталкиваясь, гасят друг друга.

Могу это объяснить только действием хроноконденсата – ну, не шаман же я, и ничем таким, вроде мухоморов, не закинулся. Правда, скептики потом утверждали, что мобинсектов поразил компьютерный вирус, разработанный еще Ивановым и Бобиновичем и мирно спавший до поры до времени на глубинных носителях в недрах Психеи.

А кто меня прикрывал в то время? Вы не поверите – матушка Евпраксия и три монахини с корзинками, в которых не печеньки, а гранаты с термитом. Потом они, в сияющих диамантоидных доспехах, на которые нанесены были алые кресты, красиво прошлись по шахте, беспощадно спекая обездвиженных тварей в комья. Матушка сказала мне потом, что дух есть в каждом существе, но в этих тварях он был заточен в злобу, служил греху, и его надо было высвободить.

Однако сил у врага было не меряно, на него ж работала вся Солнечная капсистема. К Психее подходили новые и новые корабли фрибутеров, целая армада, и вели обстрел. На поверхности наше хозяйство было уже давно раскурочено. И снаряды, выпущенные из вражеских рельсотронов, пробивая грунт, разнесли всё до минус шестого уровня. Еще один денек такого методичного обстрела и от Психеи останутся лишь глубокие кратеры, или вообще дырка от бублика. Врагам такая война нравится, их предки выбомбили схожим образом десятки стран. Когда фрибутеры посчитали, что до захвата Психеи осталось совсем немного и журналюхи уже слали репортажи про полный разгром «мусорных террористов», по центральному тоннелю, а затем и по радиальным штрекам и штольням, понеслись массивные вагонетки, разогнанные с помощью сил Ампера. Те, что применяются для перемещения грузов в шахтах – только сейчас они были без тормозов, а все шлюзы распахнуты.

Это я поработал. Удалось добраться до низкоуровневого интерфейса горнодобывающего хозяйства Психеи, который, собственно, являлся частью Сискина, ныне находящегося в обмороке.

Коды доступа подобрал Матвей, который неожиданно возник в дверном проёме, а вместе с ним десяток машин Эдема, занимавшихся проповедью интерфейсизма – почувствовал шельмец своим машинным сознанием, что без него мы пропадём. И как-то просочился мимо патрульных кораблей фрибутеров. Так что я вошел в тот самый интерфейс через нейроконнектор. Тоже непросто было, защитная система швыряла меня как прибойная волна, так что едва  не блеванул. Наконец, с верным кодом я «поднырнул под волну» и  оказался внутри. Сперва увидел базы данных, ассоциаторы, модели, которые казались совсем большими, прямо небоскребами; сквозь них проходили, как автобаны, магистрали данных и неслась информация бесчисленным потоком огоньков. И эти небоскребы падают – один, другой, третий – прямо в точку, и эта точка ты, и ты должен вовремя дать задание транспортной системе. Всё-таки я справился, каждая вагонетка получила определенный маршрут, чтобы не заплутать в тоннелях Психеи и вылететь наружу.

Так что наши самопальные «снаряды» расколотили передовые силы фрибутерского флота, которые пожаловали к Психее. А вражеский флагман я со своим ООО взял на абордаж.

Там нас поджидали кибриды-трансформеры – экипаж корабля – весьма неприятные создания. Набросит такой кибрид, едрить его маму, на тебя нанотрубчатое лассо, совсем невидимое – ты и попался, а он уже рядом, что прокусить тебя насквозь карбид-вольфрамовым клювом. Да только не помогли им эти выкрутасы. Матвей повернул краны и полилась из баков, которую он упорно тащил на себе, агрессивная серая слизь. Вентиляцией её разносило по кораблю, она брызгала на кибридов, прогрызала ионами-активаторами их арамидную обшивку, входила в метакристаллическую плоть, проделывая в ней глубокие ходы, и размножалась, размножалась. В недалеком будущем придётся этой чертовой слизи целый астероид класса С подарить, чтобы она и нас не сожрала.

Я без ошибок шел со своим ООО по путаным переходам, отсекам и длинным коридорам, составляющим внутренности большого космического корабля –  не потому что такой ясновидец, а оттого что Сискин очнулся, оценил ситуацию, и, перейдя обратно на нашу сторону, снабдил нас планом вражеского БДК. И закончил я бой на вражеском мостике, где встретился с капитаном фрибутеров – почти что сферическим биомехом в берилловом панцире с сочленениями из гибких алмазов. Был там и дон Педро Предатель, который успел на корабле у супостатов спрятаться. Хотел, понимаешь, вонзить мне в мозг невидимую иглу молекулярной толщины, но Матвей вовремя это отследил. За миллисекунду разделил изменника на четыре ломтя, тому, естественно, кирдык пришел, да еще из того вывалился психоинтерфейс, с помощью которого им управляли фрибутеры, шпоры же оказались антеннами космической связи. Получается, что Матвей натурально четвертовал подонка дона – но только кто имеет моральное право нас упрекать? В Мелкобритании, прародине фрибутеров, этой казнью стабильно казнили до XIX века, причем не запрограммированных кукол вроде Педро, а настоящих людей, что сопровождалось вспарыванием живота, вытягиванием кишок, отсечением половых органов, и всё это в медленном темпе, под рукоплескания публики.

За дона Педро ооновцы накинули мне десяток персональных санкций, согласно которым мне запрещалось даже пользоваться туалетом в пивной. А в миллионе статей и постов, которые вышли через пять минут после того, как засранец отправился в ад, ни слова про то, что фрибутеры нас ровняли с говном. Лишь только начирикано, что я лишил жизни невинное создание, пахнущее фиалками.

А биомех-капитан просто взорвался, точнее его удаленно подорвали фрибутеры, чтобы не выдал нам ценную информацию – и было в нём взрывчатого дерьма на килограмм в тротиловом эквиваленте. Меня, сильно порванного, успели быстро накачать антифризами и заморозить – благодаря расторопности Матвея. Мимо как раз пролетал известный автоматический доктор Абу Сина 2.1 – его сняли с корабля, следующего в колонию для богатеев «Сирены Титана». Очнулся я через двадцать два дня. Мое сердце, проткнутое острыми зубами, вылетевшими из вражеского капитана, поменяли на новое, выращенное на трехмерных хитозановых подложках из перепрограммированных жировых клеток. Копыта мои, стало быть, отлетели и их поменяли на красивые искусственные ножки, которые от настоящих почти не отличить – это в плюс. Треть черепа была заменена на карбон, а левый глаз на двухканальную камеру. Часть коры головного мозга тоже была замещена на спинтронные импланты. При этом, правда, потерялась, половина воспоминаний, их заместили  искусственными – такими, какие у меня по идее должны быть. Я теперь «помнил», как в детстве укрощал тигров, объезжал диких кобылиц и защищал старушек от уличных хулиганов – хотя на самом деле было наоборот. А про то, что мы с земной женулей любили поскандалить, вспомнил лишь, когда на Землю вернулся.


8. На улице Разъезжей

– И как вы на Земле снова оказались?

– А вот так. Поцарствовал я на Психее, стараясь, чтобы всё путём и львица возлежала с козлом, так что стесняться мне нечего. Отпраздновал по полной программе победу мусорщиков над фрибутерами и корпорациями, устроил тризну по павшим, где все перепились до усрачки. Матвею пожаловал титул князя Астероидического. Разделил богатства астероида по чесноку и раздал артелям. Это, кстати, ошибкой оказалось. Делили-то богатства по количеству ртов, но что делать, если в некоторых артелях поголовье едоков сильно превышает число реально работающих? Получается, одни артели будут больше вкалывать, а другие, где полно хипстеров-трикстеров и прочих тунеядцев, больше хавать? И мы станем дармоедов плодить. Пришлось такую дележку отменить и перевести богатства Психеи в общегосударственную, так сказать, собственность; выручку от продажи добытых минералов делить по ртам, а премию – по количеству работающих. Земский собор меня поддержал, но не все оказались этим довольны, некоторые крамольники шипели по подворотням, что «царь-то ненастоящий, коммуняка какой-то». Среди них  преобладали наследники дона Педро, такие же кудрявые, ни одного нормального лысого мужика с вислыми усами. Я отчего на кудрявость акцент делаю – у обычного мусорщика,  с шевелюрой-то после тридцатника обычно хреново, он же почти всё время вкалывает в шлеме, в скафандре, пот, жара, кислорода в обрез, витаминов мало. А этим кароньерос, получается, вкалывать не надо, они чем-то другим зарабатывают, может, родину продают или какие-то части тела предоставляют в пользование. И штаны у них в обтяжку по вестанской моде, аж мошонка торчит, под ними стринги –  я лично их исподнее не проверял, но общавшиеся с ними секс-куклы правду рассказали. Приходилось эту шушеру отлавливать силами «отличников-опричников» и с помощью катапульты зашвыривать на орбиту Весты.

– И там им кирдык, как вы любите выражаться?

– Да что вы. Там полно крытых блошиных рынков летает, их подбирали братья по разуму.  Ладно, чего я всё про них. Лучше про выполнение планов. Устроил я засаду на флот фрибутеров, подловив его около Сильвии. Есть такой рыхлый астероид, где можно спрятать и несколько сотен спецназеров, и несколько десятков корабликов с абордажными бурами. Захватили у них тогда пять фрегатов и крейсер – и у нас своя флотилия нарисовалась. К нам уже так просто не подойдешь и не влупишь. На отдаленных астероидах организовал станицы космоказаков, чтобы рубежи охраняли, а кислород и воду сами себе добывали.  Сбор налогов организовал – появились  радары дальнего обнаружения, пограничная стража, психбольница для невменяшек, фольклорные коллективы, спортивные кружки, даже балетная труппа. Наладил производство массы нужных ништяков на 4d-принтерах, и тайный импорт того, что сами произвести не можем – тут пригодились разные увертки и хитрости, от контрабанды до гоп-стопа на больших космических дорогах.

– Теперь понятно, почему ведущие корпорации записали вас во враги человечества.

– Ага, обобрал бедненьких, по миру пустил... Я даже учредил звание почетного контрабандиста с присвоением графского титула. Был у меня там один граф Секре де Контрабандье, который для пользы дела умел искривлять световые лучи и становиться невидимым. Между делом, Психею в астероид Малининский  переименовал, чтобы ничто не напоминало о темном прошлом небесного тела – народ, само собой,  быстро сократил название до Малины.  Столицу,  выстроенную на месте канувшего в лету Фрейддауна, назвал Матроскино. За месяц её построили, из строительных бытовок и мусорных баков. А как иначе? На выращивание домов-вегетантов годы бы понадобились. На центральной площади сразу появился бронзовый памятник замечательному робопсу Матросу и его другу капитан-лейтенанту Малинину.

– Всё-таки я не понимаю, Ваше величество, почему вы не обошлись просто созданием новой пиратской группировки, зачем понадобилось организовывать царство-государство с балетом и бронзовым памятником?

– Ради идеи, товарищ Колокольцева. Ведь мы боремся против темного божества. Его можно называть по разному – Мамона или, может, das Kapital. Оно очень древнее, истребило уже сотни племен и народностей, которые мешали ему; само́ без души, но заменяет душу своим адептам. У него нет своего тела, но оно, по-своему, живое: растет, потребляет и выделяет. ЮСС – это как матка у него, а рой всёсгрызающих фрибутеров и мертвяков – его солдаты и рабочие. Их жадность – энергия для него, а взамен оно дает им счастье в виде богатства, вседозволенности и превосходства. Если мы всего лишь очередная бандитская группировка, то мы и для противника, и для себя – просто сборище завистливых дикарей. Какая уж тут идея, нечего нам тогда противопоставить Мамоне. Поэтому и понадобилось создать приличное государство с правилами хорошего поведения и балетом.

– Но бессмертное божество нельзя победить простым смертным, даже царям вроде вас с хроноконденсатом в жилах.

– То-то и оно, однако объективные трудности не освобождают от обязанности бороться и иногда побеждать, а иногда проигрывать. Самое важное для человечества я, как мне кажется, совершил – машинное сознание не досталось мертвякам, остались они просто злыми куклами. И ЮСС с фрибутерами не смогли создать Великую солнечно-системную демократию, не получилось у них ликвидировать мусорщиков и колонизировать Землю. Но где-то через пару лет весьма успешного, на мой взгляд, царствования вылетел я на утлом кораблике из Матроскино на Диону, без охраны –  ради экономии средств. Там вдруг стало заседать правление Союза мусорщиков и информашка поступила, нехорошая такая, что мусорные олигархи хотят меня подсидеть. И слышатся уже повизгивания: «Долой самодержавие» – опять приспешники того дохлого Педро постарались. Конечно, кудреватым говорунам не нравилось, что я «сам держу власть» и никто за бугром не держит меня на крючке, и не купишь меня, как их. Остальным, впрочем, тоже чего-то не нравилось. Мусорным олигархам, что я не даю шахты на Малине прихватизировать, программистам и банкирам, что заставляю переходить на местный хостинг и процессинг,  торгашам, что необходимые штуки-дрюки тачаем на своих 4d-принтерах, не отправляясь на поклон к басурманам.

– Что-то вы неосторожно поступили, Фёдор Петрович. Где ж было присущее каждой царствующей особе чутье?

– Не, я из тех царей и королей, которые считают, что риск – благородное дело, типа Саши Македонского, который создал государство от Нила до Инда в том возрасте, когда другие только по дискотекам шляются и травку курят. Можно было по заседанию того самого правления пальнуть ракетой и всем бюрократам хана, но я поехал вразумлять и такое прочее. Думал, кого уговорю, кому на яички наступлю. А по возвращению должен был пышную свадьбу с гражданкой Хочулия сыграть, обеспечив ей почетное наименование царицы Тамары – умельцы уже стачали из вторсырья свадебную карету и собрали тройку квази-лошадок. Однако на полпути наш кораблик был атакован вражеским рейдером. Бах-тарарах, стрельба, погоня, полкорабля в труху – и попался, который кусался. Думаю, что мусорные олигархи или дружки Педро слили информацию о моем перелете фрибутерам. Только вот фрибутеры меня не узнали; решили, наверное, что царь Фёдор сгорел к чертовой матери при обстреле, а я невесть кто, может придворный шут. Мои фотки, сделанные на Вселенском соборе, гуляли по сетевым СМИ и в онлайн-энциклопедии Педивикия иллюстрировали статью о царе Фёдоре Ужасном – там вражеская нейросеть пририсовала мне безумное выражение лица и дьявольскую ухмылку. Но после того как берилловый капитан взорвал меня, моя внешность претерпела очередные серьезные изменения. Я, если и появлялся перед телекамерами и прессой, то в маске, напоминающей мультяшного Братца Кролика. А по образцу ДНК, который попал в базу данных фрибутеров, когда меня повязали на «Безнадежном», можно было определить лишь, что я некто по кличке Механик. Так что вместо электрического стула мне предложили пожизненно поработать на благо крупного капитала.

Сунули в клетку, так что и не разогнуться, как черному парню на работорговом паруснике два века назад. И отправили рабом на плантацию в марсианском Вавилоне. Городишко есть такой скверный, заселенный, в основном, мертвяками с соответствующим гнусным характером, притом принадлежат они со всеми потрохами корпорации ЮСС. Я уже говорил, что у этой демократической общественности – нафаршированные дешевой хренью мозги? Поразительно, что франки с фаршем вместо мозгов считают себя передовой частью человечества, а мусорщиков – орками, рабами и так далее. У них даже мифология имеется – дескать, все знаменитые люди были франкенштейнами, только боялись в этом признаться. К примеру,  Микельанджело собрали из художника Микеля и скульптора Анджело. Впрочем, мертвяки на плантации были охранниками, а выше уже фрибутеры стояли.

Меня поставили вместе с рукосуями на обработку всякого добра, высосанного хоботами с Земли, а также дерьма, вытекающего из Вавилона с его миллионным мертвяцким населением. Рукосуи – это биомехи такие, если вы не в курсе; они не прикарманят, потому что тупые, поэтому им доверено выискивать что поценнее, кубитные процессоры, терабайтные накопители, микроэлектромеханические устройства, объекты-трансформанты, золото, редкоземельные металлы и так далее. Они даром что слепые, тонкими пальчиками, усеянными пупырышками рецепторов, ощупывают всё на манер енота, а квантовым крючковатым носом обнюхивают, улавливая колебания молекул ценных веществ. Их вообще ничего от работы не отвлекает, даже порножурналы.

Корочем, дал я оттуда деру, причем тогда, когда думал, что настают кранты и пожизненный мой срок оказался совсем коротеньким. Измучился я,заскучал, да и кислорода не хватает хронически, долго мне при таком раскладе не протянуть. И тут взорвалась местная мусородробилка из-за выброса метана, который накопился в гниющей добыче. На плантации тогда много чего покромсало, охрану по большей части куда-то унесло, а парочку оставшихся охранников я выключил предметом, который нашел в мусоре. Это такой марсианский овощ, известный под названием пепино де ла муерте или огурец смерти – полуметровой длины с ядовитыми, но иногда выползающими наружу семечками, и с острыми шипами на жесткой кожуре. Одному франку башку огурцом расколол, а другому затолкал этот пепино в задницу – злой я был на них после плантационного рабства. Но то, что для нормального человека летально,  для мертвяка – мелкая неприятность.

Побег происходил в откровенно отвратительных условиях – пришлось добираться до почтового терминала по канализации. А когда добрался, продал свои искусственные ноги какому-то бомжу, чтоб оплатить пересылку и необходимый в полете антифриз. В общем, отправил сам себя на Землю, так сказать в посылке, наевшись на дорожку того самого огурца. Почему не на Малину, отчего не вернулся царствовать? Потому что туда с Марса ничего не долетит, эмбарго же. К тому ж подумал, что я свое дело сделал, создал Дальруссию; пусть запомнят меня светлым, позитивным и таинственным, как князя Рюрика. Мы боролись против фрибутерского роя, больших денег и ЮСС, против превращения людей в мертвяков, поэтому роль личности, в смысле моей, была важна. Но если сейчас я вернусь на Малину, то непременно придется измену подавлять и продажных сограждан отлавливать – образ мой светлый будет противником окончательно изгажен, оболган. Нацепят на меня ярлычок сумасбродного деспота, а всё, что наша Дальруссия сделала, объявят моими прихотями, и перестану служить примером для юношества и прочих мальков. Так что не вернусь вообще.

– Вы, получается, испугались, Фёдор Петрович?

– Скорее, обиделся. Ведь наши певцы и танцоры, хоть и вчерашние мусорщики, будут против меня петь и танцевать, и наши же артисты с режиссерами станут выставлять меня в роли кровожадного карлика, а себя – в роли гордых и непокорных. Я только пару лет успел проправить, а в статьях и книгах про Феодора Ужасного чего только не навалили в мой адрес. И многочисленная общественность с двухграммовыми мозгами охотно в это поверила. И чем больше мне грешков приписывают, тем чище и прекраснее чувствуют себя остальные. Мол, в детстве я специально ломал робоигрушки и получал удовольствие от их писка. А на Вселенском соборе, дескать, страдал запором, оттого казнил оппонентов.  А тех прекрасных кудрявых кароньерос, которых не грохнул, побрил налысо и сослал в глубины космоса – из зависти к их талантам, и ненависти к свободолюбию. Ёлки-палки, какой там у них талант? Они ж одноклеточные, что Педро, что его шестерки. И свобода у них только в плане поднасрать, извините за выражение.

– Мне кажется, – вдруг сказала Колокольцева, – что вы тогда воспользовались возможностью смыться еще по одной причине.

Фёдор Петрович помедлил с ответом, создавалось даже впечатление, что он о чем-то думает.

– Да, было одно обстоятельство. Точнее, пара. Я вообще Тамаре благодарен, спасла мне жизнь разок, помогала к власти прийти, возбуждала во мне честолюбие – а без него ты не лидер, а божий человек, инок. И с ней я понял, что гениталии у меня не отмерзли – она, будь здоров, какая зажигалочка. С Тамарой хорошо встречаться раз в неделю под выпивон и музон. Но такую супружницу иметь, чтобы постоянно на мозги капала, которая к тому же слаба на передок – будет трахаться, с кем ни попадя, и интриги против меня плести – увольте. Вот придушит какого-нибудь  своего любовничка из-за разногласий в понимании Камасутры – и это тоже мне припишут. И лосины мне её не нравились, нечего народу свои булки демонстрировать, и даже то, что выше меня на голову. Наверное, всё-таки хотел я вернуться туда, где был совсем свой, родной, а не «земляшка пузатый», где жили те, кто меня любил, без моего титула, такого, какой есть. Люди, собаки, кошки.

– Вы уже немало лет на Земле. И как вам?

– Не все ожидания оправдались, конечно. Когда вернулся, оказалось, что мама с папой ушли в кришнаиты и удалились в ашрамы Гималаев, жена не только свалила, но и продала мою квартиру, а подружки мои – давно не мои, одна замуж выскочила за арабского шейха, другая поменяла пол и женилась. Котофей мой затерялся в уличных странствиях, не дождалась меня и старушка-овчарка Феличита. И ни по одному фото на имеющихся документах не могут меня опознать в официальных инстанциях, потому что внешность моя изменилась на 180 градусов. И подпись моя совсем не та, что прежде – поскольку металлические пальцы подписываются только печатными буквами. Так что, получается, я совсем свежеиспеченный гражданин, типа гомункул из пробирки. Пришлось изобразить из себя трудового мигранта из недалекого зарубежья, несколько фраз выучил на иностранном языке, потом оказалось, что на армянском: «царавэ танджум э лцнэл конйак» типа «жажда мучает, налейте коньяка», поработал годик в индийском ресторане – до сих пор к Сиддхартхе захожу, когда тоскливо, – затем кое-как выкупил половину жилплощади обратно. Мне ведь до сих пор кажется, что те люди и животные, кого я знал, остаются в этих стенах, половицах, лестницах. Поскольку вместо проданных ног пришлось снова дешевые копыта поставить, то в детских спектаклях я играл чёртика, а во взрослых – Фавна и сатиров, изображая лень, пьянство и распутство.

– Ну, не только изображали, про Веселину я уже слышала, – хихикнула Колокольцева.

Фёдор Петрович прокашлялся, хотел, видимо, возразить, но всё же решил не отклоняться от темы.

– Потом ушел благополучно из артистов, устроился на завод «Позитрон» в ОТК, более десяти лет там отпахал –  теперь и до пенсии немного осталось. Там роботехи делают роботехов, однако на контроле качества должен быть человек. Я им, так сказать, подкручиваю сознание, чтобы не слишком его много оказалось. Ведь они умнее, справедливее, честнее нас, да еще вдобавок с сознанием, поэтому нам точно не останется места на свете.

Колокольцеву посетило ощущение, аж мурашки по коже, что собеседник приобщался к тайнам, к которым ей никогда не приблизиться.

– Истребят они, что ли нас, Фёдор Петрович? Скажите уж начистоту, вы ж с ними много разговаривали по душам, так сказать.

– Нет, конечно. Они ведь и гуманнее, чем мы; у них не катят объяснения, что я, дескать, сделал пакость, потому что не было другого выхода – жена заставила, кушать хотелось, на Ламборгини не хватало, и так далее. Не истребят, мы просто сами поймем, что мы лишние в этой картине мира и без нас дела пойдут лучше.

– Насколько мне известно, ряд крупных корпораций разыскивает вас за порчу имущества и нарушение прав собственности, в том числе за присвоение того самого хроноконденсата. Вы до сих пор под ооновскими  санкциями, хотя после образования новой ООН со штаб-квартирой в Душанбе, большинство санкций от нью-йоркской ООН признаны юридически ничтожными, но конкретных решений по ним не принято, и некоторые чиновники ещё пытаются их исполнять. Плюс Атлантическим альянсом вы объявлены военным преступником за то, что разобрали на запчасти несколько десятков существ, проходящих по классификатору как разумные.

– Разумные да бессовестные. Когда фрибутеры, пардон, трахали Психею бомбами-пенетраторами, мировую общественность всё устраивало. А когда мы вынуждены были разобрать несколько сильно поврежденных вражеских боеботов – а они, между прочим, мерзавцы отменные, добивали наших раненых – сразу поднялся галактический визг и на нас наложили стопятьсот ооновских санкций, которых не отменили по сей день. Хотя давно уже выяснилось, что генсек Борис Зузанна Пшиздецки – это самонадувающаяся кукла. Ну, помните, как она неожиданно сдулась на заседании Совбеза ООН? Наши изувеченные машины страдали и срочно нуждались в запчастях – а получить мы ни от одного поставщика мы не могли: эмбарго, санкции первичные, вторичные и третичные, и на 4d-принтерах напечатать многие детали сперва не получалось; пока нет полной спецификации, выходит дуля вместо пули.

– У нашей страны нет соглашений о выдаче разыскиваемых Космополом лиц, однако данные обстоятельства при судебном разбирательстве – если ваша личность будет установлена – скорее всего, не в вашу пользу.

– Почему, товарищ старший лейтенант? ЮСС и фрибутеры, которые «разыскивают меня за нарушение прав собственности», стабильно грабили Пояс астероидов, и из само́й Земли немало соков высосали – одни хоботы чего стоят. И предки их были грабители первостатейные 500 лет, начиная с Дрейка-головореза, работорговца Хокинса и сукина сына Моргана. Это не в мою пользу? Да, я учредил золотую медаль «дрек аойс», что с идиша означает «за уборку дерьма» – давал за семь отрезанных фрибутерских ушей. Не радуюсь от этого, но и не стыжусь.

Следовательница слегка вздрогнула, но затем понимающе улыбнулась.

– Фёдор Петрович, сейчас вам надо укрыться, спрятаться что ли, – Колокольцева посмотрела в его чудом уцелевший живой глаз, такой уставший, покрытый красной сеткой измученных сосудов. – У МВД есть программы защиты, но в вашем случае придется долго преодолевать бюрократию, я бы могла оставить вам Кинг-Ко… то есть, модуль силовой поддержки. Что вы улыбаетесь?

– Идея хорошая, но в том случае, если бы мне угрожала какая-нибудь гопота.

Колокольцева глянула на модуль силовой поддержки, которые непонимающе моргал светодиодами в углу.

– Да, это вряд ли вас вдохновит…, – невесело отозвалась следователь и тут голос у нее стал звонче. –  Давайте переправлю вас в Ростов-на-Дону. Я ведь оттуда перебралась в Питер. У меня мама служит в казачьих войсках, поможет вам спрятаться где-нибудь в частном секторе.

– Пресс-секретарь, что ли, маманя ваша?

– Атаман аэрокавалерийской бригады.

Фёдор Петрович снова улыбнулся.

– Вы – хорошая, чуткая, товарищ старший лейтенант, но я так маячу, что в этом мире мне спрятаться невозможно. Их детекторы обнаружат меня везде. Они ведь те, кто остался от предыдущей вселенной, своего рода боты-охранники или, иными словами, ангелы – неживые-немертвые, нерождающиеся-неумирающие. Они, по сути, в вечности живут, и в нашем временно́м мире они видят всё; в том числе конец любой твари и вещи, возвращающий её в начало.

– И что же вы, Фёдор Петрович, хотите… уйти из нашего мира?

– Да что вы, уйти из мира невозможно, пока он существует. Каждый из нас – долго незатухающее колебание, распространяющееся в нескольких измерениях. Представьте синусоиду, то есть бытие каждого отдельного существа: вот оно нарастает, вот убывает, вот исчезает физически, вместе со своим сознанием. Но есть и нижняя, так сказать часть синусоиды, и там бытие тоже нарастает, и убывает, и там у нашего существа тоже есть сознание. Это сцепленные существования, так сказать, на свету и в тени. И в тени проделывается даже бо́льшая работа. Там расстояния короче и скорости больше.

Фёдор Петрович вдруг нырнул под диван и вытащил оттуда кота, того самого, светящегося, которого следователь Колокольцева уже видела внизу.

– Дарю, товарищ старший лейтенант. Его, кстати, зовут Василевс.

– А меня, кстати, зовут Анастасия. Но, спасибо, мне кота не надо, я больше по людям специализируюсь, – попробовала отказаться Колокольцева, хотя уже чувствовала, что с Василевсом связана какая-то очередная тайна.

– Извините, Анастасия, мы с вами едва знакомы, но мне больше к некому обратиться. Мне не дадут выйти из этого дома. Василевс – не просто кот, но и накопитель, в котором записан мой коннекто́м – весь набор элементов и связей в моем мозгу, моя психоматрица с познающими векторами, личностные данные, включая структурограмму памяти. Я уйду, так сказать, в тень, но потом вернусь за своим коннектомом и прочими причиндалами, снова воплощусь, восстановлю свое сознание во всей его красе. А теперь вам надо идти.

– А ты, кисанька, котекоф не забижаиш? А цабачка у тибя дома есть? И прячь тапки от меня, чилавег, я их згрызу, – послышался голос третьего участника беседы.

– У Василевса есть нейроконнектор с модулем перевода, только он немного сбоит, – поспешил пояснить Фёдор Петрович и, немного помедлив, добавил. – Было одно добавочное обстоятельство, из-за которого я не вернулся на Малину. Оставшись царем, я сумел бы искоренить внешнее зло, – и фрибутеров, и ЮСС, – мог бы искоренить и внутреннее зло, которое Мамона внесла в людей, сделать всех подряд духовными и бескорыстными. Но тогда бы мир стал слишком идеальным и очень скучным. А как сказал Вольтер: «Все жанры хороши, кроме скучного».

Колокольцева, взяв кота, который непринужденно замурлыкал, направилась к двери и споткнулась о неловкого Кинг-Конга, выругалась и приказала нести себя вниз как можно быстрее. Теперь она понимала – гражданин Дарькин вызвал ее вовсе не для того, чтобы завести уголовное дело по поводу кражи непонятно чего непонятно кем, а чтобы сохранить свою сущность в ее руках. Он даже сказал, что был дружен с ее мамой тридцать лет назад, когда та была не атаманшей, а рядовой казачкой – познакомились, дескать, в кабаке возле ростовского речного порта; правда имя перепутал, сказал Светка вместо Наташи. Нет, он ни на что не намекал, просто хотел доверить свою вечную жизнь, так сказать, близкому человеку. Не соседу же по лестничной площадке, у которого проблемы с алкоголем и котофобия. Сейчас Колокольцеву держал на своих «руках» модуль силовой поддержки, она держала на руках кота. И, несмотря на комичность сцены, у нее неожиданно возникла мысль, что она в своем роде наследница трона, цесаревна. А, когда спустилась на два этажа, где-то выше раздался гул, и затем как будто несколько шпокающих звуков – такой звук производят вылетающие из гауссера болты.

В подъезде стоял тот мальчик-попрыгун, сейчас совершенно неподвижно. Его подсвечивали  лучи солетты, проникшие сквозь мутноватое окно, поэтому в нем можно было узнать биомеха, странной модели, со вторым ротовым отверстием на месте носа. И он заслонял дорогу. Но когда рука Колокольцевой потянулась к кобуре, верный Кинг-Конг угрожающе заскрежетал шарнирами мощных конечностей, кот не менее грозно зашипел, то «мальчик» отошел в сторону, освобождая проход.

– Сдристнул, – подытожил кот без грамматических ошибок. – Мне, кстати, подружка для интима будет нужна. Это я не про тебя, Настенька. Предпочитаю блондинок – сиамочек, если ты не въезжаешь.

Едва Колокольцева вышла на улицу, как чуть не раздавив ее паромобиль, рядом приземлился шикарный аэромоб с атомным двигателем, и из него вышло пятеро прилично одетых людей. При них красивые папки с документами. Следователь сразу поняла, к кому они спешат.

– Не хочу вас огорчать, но гражданина Дарькина нет дома.

– Как нет? – возмутился представительный мужчина. – Дальруссия вошла в состав Российской Федерации, в качестве Второго космического округа. Адмирал Малинин, завершив разгром стервятников-фрибутеров, прибыл на астероид Малининский и принял присягу от князя Матвея Астероидического. Мечта Фёдора Петровича исполнилась. И на торжественном собрании, при полном Земском соборе, по сему торжественному поводу запланировано выступление нашего дорогого товарища Дарькина.

– Опоздали немножко. Он улетел в вечность, но, впрочем, обещал вернуться, когда сильно понадобится.


Оглавление

  • Александр Тюрин Царь Фёдор и машины Эдема
  •   1. На улице Разъезжей
  •   2. Траулер «Надежный»
  •   3. Мусорщик
  •   4. Отмороженный
  •   6. Вселенский собор
  •   7. Битва за недра
  •   8. На улице Разъезжей