Круги на воде [Алеата Ромиг] (fb2) читать онлайн

Круги на воде

Перевод: Taziana

Сверка: Amelie_Holman

Бета-коррект: Султана

Редактор: Amelie_Holman

Оформление: Skalapendra

Взгляд в будущее

История — это великая система раннего предупреждения.

Норман Казинс.

— Папа, я хочу представить тебе своего жениха.

Карие глаза отца Натали потемнели, когда он взглянул на мужчину рядом с дочерью. Несмотря на возраст, Энтони Роулингс всё ещё был пугающе внушительным человеком как личность, и как бизнесмен. Слова «пенсия» не было в его лексиконе. Он построил богатство своей семьи, начав с нуля, и будет приумножать его до последнего вздоха.

Это не значит, что он был вечно отсутствующим отцом. Наоборот, он был чересчур ответственным, как, собственно, во всём, что делал.

Такое приветствие из уст Натали, появившейся после своего исчезновения, было сложно переварить, и они с женой были выбиты из колеи. Девушка, сделавшая это серьезное заявление, была их прекрасной малышкой, их второй дочерью, от которой окружающие не слишком много ожидали. У него, тем не менее, как и у её матери, были на неё свои планы, ожидания и мечты, ни одно из которых не включало человека, стоящего сейчас с ней рядом.

Её путь, может, был не настолько ясно определён, как у её брата и сестры, но сейчас не о них. Эта история о ней.

У Энтони напряглась шея, он расправил плечи. Прежде, чем Натали успела сказать что-либо ещё, её мать положила свою маленькую ладонь на рукав отца. Бриллиантовое кольцо на её руке сверкнуло радужными гранями, когда она своим мягким касанием напомнила Тони, что это их любимая принцесса и, возможно, выбранный ею принц. Не тот случай, когда надо демонстрировать своё превосходство.

Но он знал, что всё это не то.

Не такое будущее они планировали для своей малышки.

В голове у Тони сформулировался вопрос, нет, требование — как этот союз вообще случился? Вопрос повис на кончике языка, но Клэр сильнее сжала его руку, моля о понимании, хотя бы на этот момент. Это был её дар — способность утихомиривать бурю без единого слова.

В те мгновения, когда их взгляды скрестились, ответы на гневные вопросы забрезжили где-то в тумане прошлого и настоящего. В этом человеке, том, кто имел наглость держать руку на спине Натали, было нечто большее. В нём присутствовала слишком знакомая темнота.

Её отец глубоко вздохнул и подал руку. Его рукопожатие нельзя было принять за белый флаг. Энтони Роулингс не смирился.

Крепко пожав протянутую руку, Тони с пониманием уставился в глаза дьявола. Их не трудно было распознать. Он достаточно часто видел такие в зеркале.

Этот урок он выучил слишком хорошо. Некоторые вещи лучше держать за закрытыми дверями. Потому что, если правда выплывет, то, несмотря на все их с женой усилия по сохранению их малышки в безопасности, обнаружится, что жизнь Натали была предопределена много лет назад.

Глава 1

Между прошлым и будущим

Если у вас есть ожидания, то настройтесь на разочарования.

Райан Рейнольдс.

Мрачное пасмурное небо обволокло здания, скрывая их высоту, когда машина медленно пробиралась сквозь бостонские пробки. Вот и выходные. Скоро Натали столкнётся со всей правдой своего бытия.

Даже все деньги её отца не смогут больше удержать ситуацию. Время Натали Роулингс в Гарварде истекло.

Она умудрилась скрывать от обоих родителей правду, но скоро они сами всё узнают, и, раз уж это случится, то пусть узнают от неё. Сейчас же это просто чудо, что они ещё не слышали либо от голодных на сплетни слизняков соцсетей, либо из офиса администрации. Конечно, были правила конфиденциальности, касающиеся студентов старших курсов, но, когда дело касалось Энтони Роулингса, правила устанавливал он.

Она репетировала свою речь сотни раз, но ничего хорошего не выходило. Она так и не придумала, как сказать им, а точнее — ему, что она вылетела. Не важно, что она скажет — четвёртого семестра в Гарварде в её жизни не случится. Она не была похожа на своего отца и других его детей. Может, мир бизнеса и всё, с чем это связано, был в её генах, но не в сердце. Никогда не был.

Может она пошла в мать?

Жизнь вне стен завышенных ожиданий, кусочек времени, когда она может быть собой, а не чьей-то дочерью или сестрой, возможно — той, которой себя ещё не знала, — вот где можно было обнаружить её мечты. В мире было много того, что ей незнакомо. Были люди, свободные делать собственный выбор и следовать своим путём, в соответствии с их собственными желаниями.

У неё были желания, такие, которые она не могла озвучить, словно они были неизвестной её частью, которую ещё надо открыть. Эти мысли возникали всё чаще и дошли до точки, когда идея превратилась в ненасытное желание.

Так как направление её образования было выбрано отцом, её способность концентрироваться сошла на нет, а амбиции так и не появились. Всё провалилось. Вместо того чтобы попросить помощи, она сдалась неизбежному, и теперь её присутствие в Гарварде закончено.

Натали ахнула, когда машину занесло на слякотной дороге. Её отбросило вперёд, но ремень безопасности оттянул её назад. Это было метафорой её жизни: каждая попытка освободиться встречала деликатное, но твёрдое напоминание, что кокон безопасности вокруг неё создан для её же пользы. Для неё было определено место, и она должна была в нём находиться.

— Извините, мисс Натали, — сказал пожилой водитель, продолжая цепко следить за дорогой и потоком машин. — Движение всё хуже.

Она не ответила. Ей было наплевать на движение. В данный момент в топ-листе её мыслей был перелёт до Ниццы с пересадкой в Мюнхене и ожидающий её там разговор.

Тротуары за окном, обрамлённые снегом, представляли собой простые полосы из мокрого, покрытого солью асфальта. Пешеходы ёжились в своих шапках и пальто, и Натали представляла хруст под их ботинками. Это было несложно, под её ногами пол тоже был усеян крошкой.

— Мисс, мистер Роулингс всё забронировал для вас. Вылет первого рейса через полтора часа, но пробки всё осложняют. У меня ваш паспорт и посадочные талоны. У вас статус упрощённой проверки в аэропорту, но всё же придётся поторопиться. Они рекомендуют для международных вылетов…

Поторопиться. А если она не станет? Что, если она опоздает?

Её профессор по психологии мог бы высказать догадку, что опоздание на самолёт было в планах Натали с самого начала. По этой причине она откладывала сборы чемодана и не была готова, когда за ней пришла машина. Менее догадливый наблюдатель сказал бы, что она задержалась, потому что слишком долго прощалась с друзьями, однокурсниками и соседями по комнате.

Они знали то, что не знала её семья.

Натали также знала, как будет переживать мама, если Нат не приедет провести время с семьёй. Выбор казался Нат несправедливым: поехать на выходные и всех расстроить или не поехать с тем же результатом. В любом случае стресс от её провала будет ещё одной строчкой в списке расстройств её родителей периода взросления Нат.

Она подумала о матери, кажущейся хрупкой, будучи сильной. Она говорила спокойно, но её всегда слышали. Клэр Роулингс отличалась от властного отца Натали, как день от ночи, но, несмотря на это, мать каким-то непостижимым образом представляла собой реальную силу.

Натали задумалась. В таком случае — если мать была силой — почему Натали сейчас едет на Рождество во Францию? Ведь мама ненавидела холод.

С тех пор, как они выехали из кампуса, мягкий, холодный туман за окнами рассеялся, сменившись сначала ледяной крупой, а потом огромными снежинками. Каждая трансформация ещё больше скрывала послеполуденное солнце. Даже мигающие фонари вдоль улиц не могли наполнить Нат праздничным настроением.

Если бы она могла сделать что-то ещё.

Натали вспомнила про содержимое чемодана. Она не купила родителям подарки. Фуфайка из книжного магазина кампуса с фирменной надписью уже не прокатит. Но это решаемо, в Ницце полно магазинов.

Дрожа, она потёрла одетые в перчатки руки. Этот глубоко сидящий озноб не исчезнет. Он будет не только сейчас, но и завтра. В замке во Франции, даже на юге, может, на несколько градусов теплее, чем Бостоне, но, скорее всего, такой же тоскливый. Обычно из-за маминых предпочтений они отмечали семейные праздники под тропическим солнцем. Франция вместо тропиков?

Если бы она хоть раз поговорила с обоими родителями больше нескольких минут, то могла бы знать причину. Но, опять же, она ведь могла бы тогда проговориться об отчислении. Замалчивание казалось лучшим ответом, пока можно было.

— Мисс? Вы всё время молчите. Всё нормально?

— Нет, не совсем.

— Не беспокойтесь о полёте. Когда вы задерживались в кампусе, я позвонил в авиакомпанию. Они не улетят без вас.

— Конечно, не улетят. А родители? — спросила Натали.

— Они уже во Франции. Они летели частным самолётом.

Она тоже должна была так летать. Но быть самой младшей неплохо. Частенько отец не мог ей отказать. Она сказала ему, что не хочет лететь личным самолётом и не полетела. Правда же в том, что она не хотела лететь во Францию совсем.

— Уверен, вы знаете, что ваш брат… — продолжал водитель.

Да, её брат, Нэйт. Она читала что-то недавно в сети о его головокружительных подвигах на европейских рынках. Несколько лет назад политические изменения позволили отцу закрепиться в ЕС, и, по словам статьи, её брат недавно смог это капитализировать. Каков отец, таков и сын.

По правде, успехи старшей сестры Натали были не менее впечатляющи, чем у их брата, хотя в её истории были интересные, даже скандальные моменты, о которых в их семье никогда не упоминали.

— Извините, — сказала Натали, — Уверена, мне уже говорили, но всё же, там будут все?

— Все? Будут все члены вашей семьи, если вы об этом спрашиваете.

Больше ушей услышат её заявление и больше глаз засвидетельствуют разочарование её отца.

Машина замедлила ход, чтобы остановиться под козырьком входа Бостонского аэропорта. Водитель сорвался с места, чтобы открыть ей дверь. Холодный воздух вытеснил тепло. Она вышла на тротуар.

Хорошо, что козырёк спасал от падающего снега, хотя от холодного ветра нет. Пожилой джентльмен подал Натали конверт с надписью «Роулингс» в углу.

— Ваш паспорт и посадочный талон, мисс Натали. Поспешите на стойку безопасности. Я зарегистрирую ваш багаж.

— Спасибо, Джемисон.

— Мисс, знаю, вы думаете, что мистер Роуч будет там, но у него возникли дела. Он присоединится к вам в самолёте на Ниццу.

Она думала, что он на месте. Где же он? Должен был встретиться с ней в Бостоне, но присоединится в самолёте на Ниццу. Вопрос быстро вылетел из её головы, так как она поняла, что Фил Роуч будет ещё одним свидетелем, смотрящим на неё с полным разочарованием, когда она будет рассказывать историю о том, как вылетела из Гарварда.

Делая ещё один шаг, Натали прищурилась. Земля, там, где не было крыши и знаков различных авиакомпаний, быстро покрывалась снежным одеялом.

— Как думаете, они отложат вылет? — спросила она.

— Нет, мисс. Они знают, что ваш отец ждёт.

Обычно он не любил ждать, но Натали знала — свою малышку он ждёт.

Глава 2

Мы используем слово «совпадение»,

когда не можем увидеть весь механизм происшедшего.

Эмма Булл.

— Вы успели, — сказал мужчина, вставая с места 2В, чтобы Натали прошла к своему креслу у окна.

— Ну да, — скорее выдохнула, чем произнесла она, запихнув свой маленький чемодан на верхнюю полку багажа и мельком оценивая попутчика. — Даже с предварительной регистрацией контроль безопасности — это что-то. — Устроившись на своём месте, она взглянула вверх. Мужчина ещё стоял, и она не видела его лица. Тогда она окинула взглядом его тело, начиная с длинных ног, поднимаясь вверх к стройной талии, крепкому торсу и широким плечам. Ей понравился этот вид, может полёт будет не так уж и плох. Так она размышляла, пока он не сел и снова не заговорил.

Его слова вылетали грубо сквозь сжатые челюсти.

— А вы не ожидали? Вас должны были предупредить о задержке. Это праздники. Ещё несколько минут и закроют дверь. Вы понимаете, что могли опоздать на рейс?

Она опешила от его грубого тона и холодного блеска в глазах. Он словно делал ей выговор.

— Извините, а я что, знаю вас?

Тут его сердитое лицо смягчилось, лёд в глазах растаял, а скулы приподнялись в улыбке. Он поднял руку.

— Нас официально не представляли. Я — Декстер. Декстер Смитерс.

Годы хороших манер забыть невозможно, даже когда человек так сурово себя представляет. Натали медленно протянула ладонь, и они пожали руки. Его ладонь была твёрдой и тёплой — хороший контраст с температурой снаружи.

— Приятно познакомиться. Я — Натали. Мои друзья зовут меня Нат.

— Мои зовут меня Декс, — сказал он, — но, если честно, я это ненавижу.

Она засмеялась. Может полёт всё-таки будет неплохим.

Она украдкой бросила на него взгляд, пока он застёгивал ремень безопасности. Теперь, когда выражение его лица смягчилось, он выглядел так, что Натали определённо могла бы посчитать его симпатичным мужчиной. Возможно старше неё на несколько лет, со светлыми волосами, доходящими ему до ушей, с зеленовато-голубыми глазами, он был похож на учтивого и сексуального норвежца. Она по прибытии так быстро мимо него прошмыгнула, что не заметила, какой у него рост, но, учитывая, что он наклонялся, чтобы встать и то, как он расположился в кресле салона первого класса, значит он был около шести футов.

Натали находила высоких мужчин более привлекательными. Она унаследовала рост своего отца, который был намного выше матери — около пяти футов девяти дюймов. Будучи фанаткой высоких каблуков, она думала, что высокие мужчины как нельзя лучше ей подходят в качестве спутника.

В нём было что-то, что казалось ей смутно знакомым, словно она видела его раньше. Может, они проходили мимо друг друга в аэропорту или, может, это ей кажется.

Громкий звук отвлёк её от своих мыслей, и она посмотрела в окно. Чуть позади машина поливала крыло горячим антиобледенителем. Снежный воздух наполнялся парами, и громкий шипящий звук проникал в салон.

— Я это ненавижу. Лучше бы они отложили рейс, чем предпринимать эти меры предосторожности. Я не чувствую себя в безопасности.

— Чувство безопасности — это лишь вопрос доверия. Никто и никогда по-настоящему не находится в безопасности. К тому же задержка не годится. Мои планы ждали слишком долго.

Закрыв глаза, она глубоко вздохнула и откинулась на мягкую спинку.

— Полагаю, я должна доверять авиакомпаниям. Они не разрешат взлёт, если это опасно, так ведь?

— Опасность, еще одна проблема. Это может всё испортить.

Она похолодела.

— Вашим планам? — спросила она, открывая глаза и надеясь стряхнуть с себя странное чувство, что этот человек навлекает беду. Она потёрла ладони о свитер, пытаясь справиться с мурашками по всему телу. — Это планы на праздники?

— Праздники? Нет, у меня планы намного длиннее нескольких недель.

— Правда? Вы живёте в Европе?

Уголки его губ приподнялись.

— Не постоянно. Но после изоляции это показалось хорошим вариантом. Вы не согласны? — Его слова тревожили, чтобы не концентрироваться на них, Натали решила вспомнить свои путешествия:

— Мне Европа показалась магической: история, замки…

— Расскажите мне, Натали. — Он наклонился к ней. — Хочу узнать вас получше, прежде чем начну звать вас Нат.

У неё внезапно пересохло во рту, и она сглотнула слюну.

Где стюардесса?

Слушая Декстера, она сканировала взглядом салон, борясь с внезапным нетерпеливым желанием, возникшим где-то в подсознании. Что-то было в этом человеке, доводящее её до края. Что-то в интенсивности взгляда, словно он имел право называть её Нат, словно он знал о ней больше, чем она о нём. Но это было глупо. Она никогда раньше его не встречала.

Воображение разыгрывало её. Из-за отчисления из Гарварда, тревоги о предстоящей встрече с родителями и холодной погоде во Франции она плохо спала. Это смятение было вызвано стрессом. Если бы только она могла избежать этого, не ехать прямо в львиное логово дома, арендованного на праздники родителями.

— Ты меня слышишь? Ты слушаешь? — его упрекающий тон отвлёк её от тревожных мыслей.

— Нет, извини. Я, похоже, задумалась. Ты не видел стюардессу?

— Я спросил, веришь ли ты в магию. — Она не ответила, и он продолжил: — Ты сказала, что Европа магическая.

— Не буквально, — усмехнулась она. — Это не о ведьмах, колдунах, заклинаниях и приворотах. Если бы они существовали, то я бы ехала куда-нибудь в другое место, а не во Францию к родителям на праздники. — Она огляделась вокруг.

— Куда бы ты поехала?

Прищурив глаза, она спросила:

— Скажите мне, любезный господин, Вы — моя волшебная фея-крёстная, или правильнее сказать — крёстный? Вы здесь для того, чтобы исполнять мои желания?

Он поднял руку и нажал на кнопку около светильников на верхней панели. Через пару секунд материализовалась женщина в синей юбке и блузке с именным бейджем и эмблемой авиакомпании.

— Вы что — то хотите, сэр?

— Да. — Он повернулся к Натали. — Что ты хотела?

Его вопрос застал её врасплох.

— Ммм… стакан воды, пожалуйста.

Стюардесса кивнула, быстро повернулась и заспешила в скрытое от глаз помещение между салоном и кабиной пилота.

— Не нужно было этого делать. Я опоздала, поэтому она ко мне не подходила. Сейчас она недовольна, что её оторвали от дел. — Пикающий звук привлёк её внимание — за окном грузовик с антиобледенителем отъезжал. — Мы, похоже, готовы к вылету.

Декстер затряс головой.

— Ни разу не видел, чтобы коммерческий рейс Логан взлетел без двадцати минут рулёжки, минимум. Иногда кажется, что мы не полетим, а поедем по земле до места назначения. Кроме того, ты спрашивала про стюардессу. Это было твоё желание.

Через несколько секунд женщина вернулась с салфеткой и пластиковым стаканчиком, наполненным ледяной водой. Взяв стакан, Натали поблагодарила стюардессу и повернулась к Декстеру.

— Это было моё желание, и ты исполнил его? Так ты моя фея-крёстный?

Он взял салфетку, болтающуюся меж её пальцев, провёл мягкой белой бумагой по своей ладони и положил её на подлокотник между ними.

— Я слишком молод, чтобы быть твоим крёстным. Давай, пей воду. А что до остального — полёт будет долгим, впереди еще много часов над землей. — Он откинулся на спинку.

Взору Натали предстал профиль Декстера: выступающая бровь, высокая скула, точёная челюсть и одновременно — сконцентрированный взгляд. Мышцы шеи и щеки надулись, словно он сжимал зубы, обдумывая какой-то серьёзный вопрос, который требовал полной концентрации. Несмотря на стройное тело и светлые волосы, его вид был успокаивающе знаком, такой сконцентрированный взгляд она видела много раз.

Она глотнула воды. Самолёт начал двигаться. Она повернулась к Декстеру. Его глаза были открыты, но у неё было впечатление, что он ничего не видел перед собой: ни спинки впереди стоящего сиденья, ни маленького экрана, ни пакета с принадлежностями для дальнего полёта.

— Всё нормально? — спросила она, поставив стаканчик на салфетку.

Он повернулся к ней. Свет в салоне сейчас был приглушен, и его глаза казались темнее, чем раньше — ближе к цвету морской воды, темнеющей в океанских глубинах.

— Я думал о том, что ты сказала. Ты упомянула историю.

— Да, мне всегда была интересна история Европы больше, чем Америки.

— Так что, история собственной страны, в которой твой дом, тебе не интересна?

Самолёт внезапно остановился, встав в очередь на взлёт. Декстер взял стаканчик, в котором плескалось содержимое.

— Спасибо за спасение моей воды.

Декстер улыбнулся.

— Не могу позволить твоим желаниям выплеснуться. — Он указал пальцем на окно. — Похоже, они чистят взлётные полосы.

Это было так. На взлётном поле было много грузовиков со снегоочистителями, что, несомненно, и явилось задержкой вылета самолётов.

— Я спрашивал о твоём интересе, о том, что происходило в прошлом, там, где твой дом.

Натали отвернулась от окна и пожала плечами.

— Мне интересно не это, а короли и династии прошлого.

— А я нахожу, что верна одна старая поговорка.

— Какая из них?

— Та, где говорится, что тот, кто не знает своей истории, обречён на её повторение.

Глава 3

Ни осмысление, ни познание не могут найти себе места в

Атмосфере страха.

Роза Кеннеди.

Для Натали такое путешествие, как сейчас — на восток, удалявшее от солнца, но приближавшее к будущему, вызывало ощущение потери времени. Образно говоря, часы с каждой милей словно летели в лобовое стекло, а километры исчезали в зеркале заднего вида. Разница в единицах измерения не объясняла этот феномен. Время в Бостоне и Мюнхене никогда не было одинаковым. Часы терялись навсегда, растворяясь в безвестности подобно выхлопным газам турбин самолёта в его следе.

Время, запертое в кабине первого класса у места 2А, ускорялось. Тело Нат может и повзрослело на шесть часов, но минуты бежали быстрее, отсчитав двенадцать. После того, как она покинула Бостон, реальность тоже начала ускользать.

Натали видела, что происходит вокруг, трогала, пробовала и даже нюхала. Она не была в одиночестве. Ей помогали, помощь была постоянной и вездесущей. Чем хуже она соображала, тем внимательнее становился Декстер.

По меркам США Натали не была достаточно взрослой для употребления алкоголя, по крайней мере, законно. Это не значит, что она никогда не пила. На домашних обедах и вечеринках она могла выпить бокал вина. Она бывала на школьных вечеринках. И да, даже в Гарварде были вечеринки такого типа.

Но она никогда не напивалась. Она видела, как друзья начинали спотыкаться и путаться в словах. Иногда она кому-то помогала добраться до дома. Бывало даже, что приходилось подержать кому-то над унитазом волосы. Но сама она никогда не терялась во времени, никогда не просыпалась с вопросом — что она наделала? Да и родители, благодушно относящиеся ко многому, определённые вещи считали непростительными.

Появляться в непотребном виде было непростительным грехом. Вокруг люди, и они смотрят. Человек никогда не бывает абсолютно один. Да и правда, приятели-студенты с телефонами могли мгновенно распространить фото в соцсетях на посмешище сотням, тысячам, а может и больше. А ещё правда и то, что жёлтая пресса с радостью подхватит историю о младшей дочери прославленного бизнесмена, позорящейся на публике. Это касалось даже их дома. Камеры были установлены для безопасности, но запись-то велась постоянно.

Так было всегда. Мать Натали с этим смирилась. Брат с сестрой пытались с этим бороться, но безуспешно. Это было им неподвластно, как восход и заход солнца.

Зачем бороться, если не можешь ничего изменить?

Об этом, среди прочего, мать ей говорила не раз, и Натали выучила это наизусть. Оно так, как есть — научись это принимать. Возможно, именно поэтому она смирилась с отчислением из Гарварда. Могла ли она это изменить?

Покинув Бостон семь часов назад и приближаясь к Мюнхену, она была не в состоянии ответить на этот вопрос. И не только на этот. Простые уравнения, её любимый цвет, имя её первого питомца…

На самом деле всё было слегка за гранью её осмысления и артикуляции. Вся информация была просто недостижима, словно она видела, но не могла функционировать.

Декстер помог ей усесться на место, когда она вернулась из туалета, и достал её ботинки из-под впереди стоящего кресла.

— Нат, пора готовиться к высадке.

Ботинки, лежащие у неё на коленях, принадлежали ей, она их узнала. Почему они у нее на коленях?

— Я-я…

Он неодобрительно покачал головой.

— Дорогая, не говори мне, что глоток вина всё ещё на тебя действует даже после отдыха.

Дорогая? Отдых?

Она сощурила глаза:

— Я-я вас не знаю. — Слова тяжело сходили с её языка, который казался липким. — Так ведь?

— Сэр, всё хорошо?

Это была женщина в синем. Может, она поможет Натали понять. Но прежде, чем Натали смогла ответить, заговорил Декстер. Их губы двигались, но Нат не могла разобрать слов. Женщина улыбнулась и кивнула. Нат повернулся к Декстеру, он сделал то же самое.

Женщина наклонилась к Натали:

— Мои поздравления. Вы счастливая женщина. Я тоже буду отмечать.

Натали покачала головой, но слова не формировались. Не так быстро, как нужно для диалога. Один человек говорит, потом другой. Длинные паузы приводят к неудобству.

Наконец Декстер сжал её руку, Натали решила улыбнуться — бессловесное общение. Это работало. Женщина отошла.

Подождите, разве она этого хотела?

— Давай помогу, — сказал Декстер, перекидывая обе её ноги, обутые в одноразовые тапочки, через подлокотник себе на колени. Он бережно снял с неё бумажную обувь, предоставленную авиакомпанией, и натянул на каждую ногу чёрный ботинок. Застегнув их, он аккуратно поставил её ноги обратно на пол.

— Спасибо, — проговорила она, — …но почему?

— Давай я подам тебе сумку, может, захочешь освежиться.

Она вспомнила его сине-зелёные глаза, длинные ноги и улыбнулась. Ей понравилось, что он увидел её улыбку. Разве это важно?

Он открыл её прямоугольную сумку, которой она всегда пользовалась для путешествий, и стал копаться внутри. Она хотела его остановить, напомнить о недопустимости копаться в личных вещах, но слова всё ещё не складывались. Они были у неё в голове, но не двигались к языку.

Внезапно в её руках оказался паспорт, раскрытый на странице с её фотографией.

Он наклонился ближе и заговорил приглушённым голосом, что привлекло её внимание.

— Я знаю, ты не в себе. Это нормально. Посмотри на это. — Он постучал пальцем по строчкам в маленькой книжке. Когда она посмотрела туда, он продолжил: — У нас мало времени. Слушай внимательно и делай, что я говорю. С паспортным контролем всё несложно, но они могут задать тебе пару вопросов. Я объясню, что сочетание недосыпа и алкоголя вывело тебя из строя, но важно, чтобы ты знала своё имя.

Она моргнула, формулируя слова.

— М-м-моё имя — Натали…

— Твоё имя Нелли Смитерс.

Она затрясла головой.

— Нет, Натали…

— Нелли Смитерс, — медленно произнёс он. — Повтори.

— Почему?

Он не ответил, лишь несколько раз всё медленнее повторял имя, которое она не знала. Она попыталась отгородиться от него, всматриваясь в паспорт в своих руках. Там было её фото, но не то, которое должно быть в её паспорте. Этой фотографии было от силы месяц или два. Откуда она взялась? Фотография в её паспорте была сделана четыре года назад, когда закончился её детский паспорт. На этом же фото она была в сегодняшнем возрасте с длинными каштановыми волосами и большими зелёными глазами.

Хотя по характеру они со старшей сестрой были совсем разные, внешне Натали была копией Николь, только с зелёными глазами. Николь унаследовала от отца карие. Нат всегда думала, что они придают той строгости, даже отцовской устрашающей силы. Отец этого никогда не говорил. Когда он смотрел на Нат, он говорил, что она, его малышка — прекрасное сочетание тёмного и светлого. Мамы и папы.

— Нет… Я лечу в… — Она пробовала вспомнить, куда она едет. Куда-то, где холодно. Её родители уже там. И Нэйт, её брат. Она точно едет в… — в… я еду в… — Веки были тяжёлыми, такими тяжёлыми.

Может, она спит? Ей казалось, она помнила, что спала.

— Нелли…

— Нет, Натали! — Она говорила слишком громко, слишком раздражённо. Люди будут смотреть.

Декстер улыбнулся.

— Всё хорошо, дорогая. Я обо всём позабочусь.

Он позаботится о чём? Чему он радуется? Она сказала: «Натали». Она тихонько назвала имя опять, шёпотом, больше для себя, чем для него. «Нат…ли.»

Это прозвучало неправильно. Она облизала губы. «Т» было слишком мягкое, хотя согласные нечасто бывают мягкими, и не звучало тремя слогами.

— На-али…

Нет, так неправильно.

И тут она заметила на пальце кольцо.

Декстер, видно, заметил, что она смотрит на левую руку, потому что он помог девушке, поднимая её кисть, и комбинация золота и бриллиантов оказалась прямо перед её лицом.

— Я так рад, что оно тебе нравится.

Это так странно, когда самолёт начинает снижаться. Тонны металла, сотни людей, вес, который трудно представить, вдруг замедляет движение вперёд, ненадёжно зависая в воздухе, словно падая. Это пугающее ощущение — пассажиры не могут изменить убийственную траекторию.

Так сейчас себя почувствовала Натали: свободное падение с высоты нескольких миль, её желудок сжался. Кожа покрылась потом, руки стали влажными, и завтрак, который она не помнила, как ела, просился наружу.

— Я… меня… вырвет…

Губы Декстера изогнулись в полуулыбке, глаза просветлели.

— Нет, дорогая, не вырвет. Я позаботился об этом. Препарат против тошноты в твоём коктейле этого не позволит.

— К…коктейле?

— Ну да. Мы скоро приземлимся в Мюнхене. Ты тут достаточно взрослая, чтобы пить. В Германии с шестнадцати можно пиво и вино, с восемнадцати крепкий алкоголь. Такой же закон и в конечном пункте нашего путешествия. Хотя, как твой муж, должен сказать, что нужно присмотреться к твоей реакции. Скорее всего, у тебя низкий порог переносимости алкоголя.

В его речи было слишком много всего, слишком, для восприятия.

— Конечном пункте? — У неё сдавило в груди. — М…моя мама… Франция.

— Да, хорошо, что ты её вспомнила. Конечно, мы её навестим как-нибудь. У меня нет цели держать тебя вдали от семьи. Сомневаюсь, что мы навестим их во Франции. Ты не будешь готова. К тому же они просто арендовали это шато. Я бы с удовольствием посетил их остров. Уверен, там прекрасно. Но ты не думаешь, что нам нужно получше узнать друг друга? — Он обхватил её ногу выше колена, и сквозь материал джинсов она почувствовала, как горяча его ладонь. — Моя дорогая жена.

Глава 4

Принять — не значит смириться; это значит понять,

что что-то происходит, как происходит, и через это нужно пройти.

Майкл Джей Фокс.

Натали молча уставилась на него, не зная, что сказать, но хватка Декстера усиливалась с каждой секундой так, что побелели кончики пальцев. Ей стало больно глубоко под кожей.

Уронив паспорт, она схватилась за его неподвижную руку.

— Хватит. Т-ты делаешь мне больно, — сказала она уже быстрее. Боль вернула ей способность говорить, хотя слова, вылетавшие сквозь сжатые губы, были едва слышны.

Рука Декстера не двинулась. Нажим не уменьшился и не увеличился, но его слова были ясными и резкими, рассекая шум самолёта как ножи:

— Здесь, при рокоте двигателей нашу беседу не слышно. Ты можешь запомнить, что надо говорить, когда мы сойдём?

Его пальцы надавили ещё сильнее.

Натали ахнула, кусая губу, чтобы не вскрикнуть.

— Пожалуйста.

— На вопрос должен быть дан ответ.

Путаясь мыслями, она пыталась осознать его слова и игнорировать боль. Закусив губу, она кивнула.

Давление ещё усилилось.

— Пожалуйста… я могу запомнить.

Давление сохранилось таким же. Она молилась, чтоб не стало хуже. Она может это выдержать, если не будет хуже.

— Скажи мне своё имя, — потребовал он.

Она пыталась вспомнить. Всё пока было как в тумане. Ответ был в её паспорте. Не правильный ответ, а тот, который облегчит её участь. Маленькая книжица валялась сбоку у её ноги, куда она её уронила.

Можно ли ей убрать его руку, чтобы посмотреть?

В этот момент Декстер сам схватил паспорт свободной рукой. Другая же не дрогнула, выполняя свою миссию.

— Я-я не могу вспомнить, — призналась она.

Декстер медленно покачал головой. Его пальцы ещё глубже вонзились в её джинсы, в её ногу.

К глазам подступили слёзы.

— Нет, — прошипел он рычащим шёпотом. — Так не пойдёт. У нас скоро пограничный контроль и аренда машины.

— Но… у меня пересадка на другой самолёт.

— Не глупи. Европа слишком прекрасна, и, как ты её назвала? О, я вспомнил… магическая. Она слишком магическая, чтобы не побывать в сельской местности.

— Я не понимаю, — ответила Натали, осознавая, что она каким-то образом привыкла к боли, причиняемой его рукой.

— Твоё имя?

Она закрыла глаза в молчаливой мольбе. Она молила о чуде и чём-то большем, но слова были слышны только в её голове. А затем она снова открыла глаза.

Европа не была ни магической, ни чудесной, по крайней мере, не внутри этого самолёта. Этот человек, которого она едва знала — был всё ещё рядом. Она хотела, чтобы он исчез. Она хотела послушать своих родителей и лететь частным рейсом. Она хотела никогда его не встретить, но он был тут, его глаза цвета синевы морских глубин становились всё темнее и глубже, глядя на неё. Не глядя, — требуя. Его пальцы продолжали углубляться, впиваясь в её кожу.

Дыхание Натали участилось. Она задвигала глазами из стороны в сторону, смотря… изучая. Пара по другую сторону от прохода была слишком увлечена друг другом, чтобы заметить, что происходит. Стюардесса ходила туда-сюда, тоже ничего не видя. Люди впереди разговаривали, но слов она не слышала. Это значило, что и Декстера они не слышали.

Она больше не могла сдерживать слёзы, они наполнили её глаза, когда она задала вопросы, колотящиеся внутри, сжимающие ей внутренности:

— Почему ты это делаешь? Ты хочешь сделать мне больно?

Декстер ещё сильнее наклонился к ней, шумно дыша. Этот мужчина был даже крупнее, чем ей показалось. Шире, сильнее. Он закрыл собой всё вокруг.

Его глаза на мгновение опустились на её бедро, туда, где он буравил его пальцами.

— Почему может подождать. Скажи мне, я сейчас делаю тебе больно?

Если бы она не смотрела на его жёсткие губы, то не услышала бы вопроса, произнесённого еле слышно, но она смотрела. Её мозг опять заработал, она могла формулировать слова.

Нервные клетки заработали, хоть и не в полную силу.

Она выпрямилась и ответила:

— Не так, как сначала.

— Объясни.

— Сначала, наверно, был шок, но сейчас нажим… я не знаю… — Нежеланная слеза покатилась по её щеке, уличая её во лжи.

Он делал ей больно.

Не отпуская её бедро, Декстер с довольной усмешкой вытер её слезу.

— Дело в том, Нелли, я медленно усиливаю нажим. Твоя способность принимать, то, что я даю, говорит мне больше, чем ты думаешь.

Что за чёрт? Усиливал? Нелли?

Прежде, чем она смогла сформулировать вопрос, он продолжил:

— Сделаю я тебе больно? Я оставляю свой знак. И планирую оставить ещё. Сила нажима, твоя способность вынести то, что я даю, зависят от твоей осмотрительности, как и от твоего отклика и честности. Больше не лги мне. Я делаю тебе больно?

Она едва кивнула головой. Признаться было так же сложно, как и терпеть боль.

— Д…да.

От её признания его голубые глаза сверкнули безумным наслаждением.

— Скажи мне, как твоё имя?

Она вспомнила. Он сказал его.

— Нелли… Нелли… — Желудок сжало ещё сильнее. Если бы только её стошнило, она бы облила его всего. Но он предусмотрел это. А что ещё?

— Продолжай.

Её сердце стучало, как барабан, выдавая сигнал отчаяния, который никто, кроме неё, не слышал.

— Моё имя Нелли Смитерс. — Он не отозвался, и она добавила: — Пожалуйста.

— Пожалуйста что? Моя дорогая жена, о чём ты просишь?

Она лишь опустила глаза туда, где его пальцы так впивались в её покрытую джинсами кожу, что побелели.

— В будущем мы поработаем над использованием слов, сейчас и так сойдёт. — Он шире улыбнулся, ослабляя хватку.

Натали ждала облегчения, когда он это сделал, но, вместо этого, боль стрельнула по её бедру хуже, чем, когда он сжимал его. Она со всхлипом наклонилась вперёд, судорожно растирая ногу.

— Да, видишь, — начал он объяснять спокойно, — ощущение от возвращения крови в онемевшие ткани ещё болезненнее, чем само давление. — Он сделал паузу, вытянув в раздумье губы. — Рассматривай это как пищу для размышлений. Осторожнее с просьбами. Будет так случаться, что я буду рад их исполнить. — Его голова наклонилась. — А будет и так, что ты должна будешь поверить, что я лучше знаю как и что.

Какого чёрта?

Натали изумлённо распахнула глаза. Мир понемногу прояснялся, но смысла в происходящем не было. Этот человек пугал её. Он говорил так, словно они собирались быть вместе. Он планировал её забрать… украсть…? — Если нужны деньги, мой отец…

— Не будь наивной.

У неё кровь застыла в жилах, когда она подумала о том, что может произойти. Почему она не полетела частным самолётом родителей? Ей нужен план.

— Я могу закричать. Я не позволю тебе это делать.

— Что делать, жёнушка моя?

— Я не твоя жена, — медленно произнесла она.

— Отнюдь. Все твои документы утверждают обратное. Кому, по-твоему, поверят: подвыпившей женщине или её трезвому мужу?

Натали в отчаянии схватила с пола свою сумку, ту, которую он раньше подал ей с верхней полки, ту, в которой оказался липовый паспорт. Где настоящий? Она неистово рылась в содержимом. Её сердце всё быстрее колотилось от безуспешных поисков. Нет другого паспорта. Нет посадочного талона на другой рейс. Исчез даже её телефон.

— Где?

Декстер ничего не произнёс. Она открыла портмоне.

Нелли Смитерс. Нелли Смитерс.

На её удостоверении. На каждой пластиковой карте. На всём, вплоть до платиновой карты Амекс, которую ей дал отец, было это имя. Разочарование было ошеломляющим.

— К…как?

— Вижу, что поторопился, и однажды я поменяю имя. Мне больше нравится имя Нат, мой маленький клопик, и скоро мы получше познакомимся. А пока нам и это сгодится.

— Нет, Я села на этот самолёт, я, а не Нелли Смитерс. В авиакомпании есть данные. Мой отец будет…

Его палец дотронулся до её губ.

— Если ты хоть на миг решила, что я не подумал об этом — обо всём, ты меня недооцениваешь. — Он грубо потёр то место на её бедре, которое болело, и Нат поморщилась. — С нетерпением жду ещё недооценок.

В этот момент показалась стюардесса, несущая горячие салфетки. Натали посмотрела на неё, потом на Декстера, опять на неё, зная, что нужно что-то сказать. Опередив её, Декстер, как истинный джентльмен, взял одну салфетку и развернул, подождав, когда из неё выйдет пар, и с улыбкой протянул Нат.

— Не хочу, чтобы ты обожглась.

Она взяла салфетку.

— Мисс, надеюсь, вам лучше, — сказала стюардесса.

Натали опять перевела взгляд на Декстера. Повисла тишина, сердце её стучало всё сильнее. Прошла секунда, другая…

— Скажи ей, как ты себя чувствуешь, дорогая, — подсказал, наконец, Декстер.

Натали медленно покусывала нижнюю губу, переводя взгляд то на глаза глубокой синевы, молчаливо угрожающие ей, то на приветливое лицо женщины. Натали глубоко вздохнула и приняла решение. В небе она ничего не сможет сделать. Она должна подождать, когда кто-нибудь сможет ей помочь.

— Я чувствую себя намного лучше, спасибо.

— Не беспокойтесь, милая, — сказала женщина. — Высота и алкоголь, да ещё молодожёны. Ваш муж позаботился о вас. Вы в хороших руках. — Она подмигнула. — Он сказал, вы от волнения ещё и не ели ничего. Такое часто случается. И мы пообещаем, что это останется между нами. Мы же не хотим, чтобы ваш медовый месяц начался со скандала. Кроме того, все вокруг были заняты своими делами…, не беспокойтесь, никто ничего не заметил.

У Натали всё опустилось. Она не знала, хорошо это или плохо. Ей с детства вдолбили важность приличий. Вместе с тем, если бы кто-то заметил…

— Вот и хорошо, — сказал Декстер, когда стюардесса отошла. Его глаза опять светились. — Могу похвалить тебя, ты была хорошей девочкой, или плеснуть ещё полюбившегося тебе коктейля.

Она сжала губы. Волоски на тыльной стороне её шеи поднялись от его покровительственного тона и снисходительных слов. Она не была маленькой девочкой, чтобы её наказывать или награждать. А ещё ей не нравился эффект от наркотика: отсутствие самоконтроля, отрешённость и тошнота.

— Ну, твой выбор, — продолжил он. — Скоро паспортный контроль, и даже лучше, если ты сможешь связно отвечать. Но, если и нет, то я подготовился.

Она провела ладонью по болезненному месту на ноге. Из динамиков сверху послышалось объявление о посадке. Он взял её руку, провёл губами по костяшкам пальцев и погладил.

— Ты очень красивая, Нат. Я наблюдал и ждал. Я очень долго планировал этот день.

— Мои друзья меня так зовут. Мы не друзья.

Поглаживание прекратилось. Его большой палец вонзился в хрупкие косточки. Их было легко переломить, как спички. Прежде, чем давление стало слишком сильным, он сказал:

— Ты теперь моя. И ты права: мы не друзья. Не так ли, клопик? Так я и буду тебя называть, пока ты не заслужишь своё имя.

— Хватит… — она попыталась выдернуть руку, но его хватка была непоколебима.

— Не сомневаюсь, что ты это сделаешь. Ты заслужишь своё имя, как и моё. Я абсолютно уверен. У тебя есть решимость твоего отца и покорность матери. Это жгучая смесь, и я в нетерпении от возможности её исследовать.

— Что ты знаешь о моих родителях?

— Всё.

Натали потрясла головой, и тут её взгляд привлекло кольцо на левой руке: большой, высоко поднятый бриллиант и простой ободок из белого золота. Она страстно желала снять его и выбросить прочь. В глубине души она знала, что это кольцо было не знаком любви, а ошейником раба.

Её нельзя продать, ею нельзя владеть. Но то, как Декстер говорил с ней, свидетельствовало о том, что он убеждён в обратном.

— Оно не настоящее, — сказал Декстер, отпуская её руку.

— Нет?

— Нет, клопик. Его ты тоже должна заслужить. И, позволь мне сказать, настоящее — великолепно. Семейная реликвия.

— Хватит меня так называть. Я не хочу настоящее.

— Захочешь. А как ты хочешь, чтоб я тебя звал? — спросил он с тревожащим блеском в глазах.

У неё кольнуло в желудке.

— Моим именем.

— Ну, давай. Скажи мне его снова.

Она глубоко вдохнула, и слеза покатилась по её щеке.

Избежать его коктейля и выбраться из самолёта — это были две ближайшие цели. И, хотя её всю трясло от происходящего, небольшая часть её, которая ещё способна была связно рассуждать, говорила ей, что надо бежать. Умиротворить его сейчас было благоразумно. Она контролирует свои слова. Не он. Когда они окажутся на твёрдой земле, она придумает что-нибудь.

— Я жду. — Его пальцы, от указательного до мизинца, постукивали по подлокотнику. — Ты должна запомнить, я не люблю ждать.

— Моё имя Нелли Смитерс.

Глава 5

Вещи не всегда такие, какими кажутся;

первое впечатление обманывает многих.

Федр.

Всё время, пока Декстер и Натали медленно продвигались в очереди на паспортный контроль, его рука лежала на её пояснице, постоянно напоминая о его присутствии и его требованиях. Со стороны они производили впечатление утомлённой, но счастливой пары. В реальности всё было намного хуже. Она сконцентрировалась на том, какстоять, шагать, и наблюдала за тем, что окружало её. Действие наркотиков — так называемого «коктейля», который он ей дал, ещё не закончилось. Эффект ещё чувствовался. Речь восстановилась, двигательная функция, по его словам, полностью не пропадала. Именно поэтому он смог убедить стюардессу в ее опьянении.

Ещё в самолёте Декстер объяснил эффекты от выбранной им комбинации веществ: заторможенность, снижение осознанности и склонность к покорности. Он говорил с ней глубоким, мягким голосом, посторонние могли подумать, будто он успокаивал её. Слова контрастировали с его тоном, но это было ясно только Натали.

— Но клопик… — Костяшкой согнутого пальца он гладил её по скуле, обжигая своим прикосновением, клеймя её. Усилием воли она сдерживалась, чтобы не отпрянуть от него.

Он продолжал, пока самолёт подруливал к гейту.

— Это реально прекрасное сочетание. Никто в салоне не усомнился в твоём состоянии.

— Я…я не помню.

— Конечно, нет. Это проблема. Если бы я дал тебе ещё перед прохождением контроля, ты бы слушалась любой моей команды. Честно говоря, это было бы легче для меня, — он пожал плечами. — Может и для тебя. Но легкость — не так забавна и не так увлекательна. — Он обхватил её руку своей. — Ты заслужила эту привилегию тем, как отвечала стюардессе. Не разочаровывай меня.

— Привилегию? — повторила она его слова, выпрямляясь.

— Ну да. Если бы я дал тебе больше коктейля, ты бы не запомнила всего, что должно происходить. Как ты по своей воле подчинялась, по своей воле следовала навстречу судьбе. — Синие глаза сверкали. — Я хочу, чтобы ты помнила, что это была твоя воля. Разве ты этого не хочешь тоже?

Единственно, что хотела Натали — это всё забыть. Она хотела вернуться в Бостон, подождать Фила и лететь рядышком с ним, с человеком, который больше, чем охранник, а, скорее, как дядя ей. Он бы заметил эту опасность и позаботился об этом — о нём — прежде, чем она бы что-то заметила. Вот чего хотела Натали. Вместо этого она столкнулась с чудовищной реальностью и должна выработать план побега.

— Клопик, — его голос и толчок в бок вернули её мысли в большое помещение, к очереди, к людям вокруг.

Она неохотно подвинулась вместе с очередью. Она быстро соображала. Высоко над головой на потолке висели тёмные сферы — камеры, записывающие их движение. Время от времени она смотрела наверх, надеясь, что её лицо будет видно на записи. Она, может, и заслужила эту привилегию, как он сказал, но это был её шанс закончить безумное похищение, пока не поздно.

Декстер стоял на расстоянии всего нескольких дюймов со всеми необходимыми документами в нагрудном кармане. Она не видела, что он писал, только слышала его предупреждения. Не было речи даже отойти в туалет. По правде, ей и не надо было. Ещё когда коктейль не стал терять своё действие, он вынудил её сделать все дела в самолёте.

Декстер ожидал покорности. Но она не могла. Если она сделает, как он хочет, надежды не останется. А её надеждой был служащий в окошке. Он или она должны поверить Натали, когда она скажет своё настоящее имя, не то, которое Декстер ждёт от неё.

Нелли Смитерс.

Имя было в её голове и на кончике языка. Декстер заставил повторять его, даже написать на бумажной салфетке, когда они снижались. На удивление, подпись, которую она сделала, была похожа на ту, что была выведена в её липовых паспорте и нью-йоркских правах. Он также заставил её сказать её дату рождения. Сначала она не заметила небольшую разницу от настоящей: один месяц и один год. Похоже, но другие.

Вот как он смог заказать ей вино.

Ко времени обеда её мир был в тумане. Натали сначала решила, что на международных рейсах разрешалось пить с двадцати; но в полёте действовали правила страны вылета. Это по фальшивым документам Декстеру удалось накачать её алкоголем с его коктейлем.

Шаг за шагом, они двигались вперёд. Она просто кивала, когда он говорил, с трудом концентрируясь. У неё были вопросы, те, что она не могла задать, но всё равно важные.

Когда был её пересадочный рейс из Мюнхена? Её отсутствие на этом рейсе поднимет тревогу. В конце концов, она не просто пассажир. Она Натали Роулингс и отец ждёт её прилёт. Это то, что Джемисон ей сказал.

И Фил.

Джемисон сказал, что Фил будет ждать её в аэропорту. Боязнь разочаровать его своим провалом была забыта. Она жаждала безопасности от его присутствия.

— Из-за твоих изменившихся планов ты должна была пройти контроль здесь.

Она подпрыгнула, уставившись на Декстера, говорившего прямо ей в ухо.

— Что?

Он указал подбородком на потолок.

— Ты стараешься смотреть в камеры. Твоё присутствие здесь не покажется ни странным, ни необычным.

Нат набрала воздуха и тихо сказала:

— Нет. Я не должна проходить контроль до Франции. Я не хочу, чтобы мои планы менялись.

— Клопик, это больше не в твоих силах, — он кивнул в сторону одного из окошек пограничного контроля. — Видишь эту женщину, почти девочку, на самом деле, которая только что прошла контроль?

Натали увидела её. Она была молодой, высокой и стройной. Её тёмные волосы были забраны в хвост, пропущенный через отверстие в кепке. На ней была дорогая, но обычная одежда: джинсы, ботинки, тёмно-зелёный топ и накинутый светло-коричневый свитер. За секунду до того, как девушка исчезла, Натали заметила её сумку. Это была такая же сумка, как у неё.

И кепка… На Натали не было кепки, но у неё была точно такая же.

Внезапно, в комнате стало жарко, а её кожу защипало.

Во рту у Нат пересохло, у неё подогнулись колени.

— Почему? Зачем ты мне на неё показал?

— Я думал ты сообразительнее. Ты меня разочаровываешь.

Перед ними осталось несколько пассажиров до того, как подойдёт их очередь. К глазам подступили слёзы, она проглотила подступившую желчь.

— Она это я?

— Ты сейчас сказала то, что никогда не ожидала от себя услышать. Кто ожидает увидеть себя, исчезающую в толпе?

— Технически — нет, она не ты. Ты это ты. Но ясно зафиксировано, что личность, о которой ты, может быть, собиралась сообщить офицеру в одном из этих окошек, только что пересекла границу Германии. Имя, с которым ты регистрировалась на рейс официально уже в Мюнхене. У этой девушки есть её, вернее твой старый паспорт, посадочный талон, вся информация на тебя. — Декстер надавил ей на поясницу, заставляя сделать ещё несколько шагов вперед. — Государственные служащие не поверят тебе, если ты назовёшься ей.

Сердце Нат так заколотилось, что зашаталась комната. Что будет, если её вырвет?

— Я настоящая Натали Роулингс. Мои родители…

— Что случится, если ты сделаешь безумное заявление? Знаешь, какие у них тут в Германии психушки? — спросил Декстер. — Совсем не такие санатории, в котором находилась твоя мать.

Она с раскрытым ртом посмотрела ему в лицо, её живот скрутило.

— Как ты…?

Случай с её матерью был давным-давно, после рождения Николь и до Нэйта. Это была та часть семейной истории, которую никогда не упоминали. То время — так говорили, и не было такой причины, ради которой это стоило ворошить. На протяжении всей жизни Нат её мама была уравновешенной, милой и любящей. История, которую рассказали Нат, была настолько травмирующей, сопряжённой с такими событиями, от которых мама пострадала, что с ней произошёл, как говорят профессионалы, отрыв от реальности.

Что случится с мамой, если Нат исчезнет? Не отбросит ли это её назад? Будет ли это следующим травмирующим событием?

Декстер продолжал шептать:

— Я не смогу помочь тебе, если они заберут тебя.

Помочь мне?

Изучая выражение его лица, Нат оценивала своего похитителя. Смогла бы она обогнать его? Он был высоким, выше её, возможно, ростом с её отца, и он был большим: не в смысле — толстым, а крепким и основательным. Этими же словами можно было описать его выражение лица. Крепкое и основательное, словно они обсуждали погоду, а не мамину душевную болезнь или её собственную.

— Но, если я исчезну, моя мама…

— Ты не исчезнешь, — успокоил он её, нежно поглаживая по пояснице большой рукой под свитером, но поверх топа. Для стороннего наблюдателя это могло показаться ободряющим жестом. — Не беспокойся, клопик. Веди себя так, как мы договорились, и тогда ты пошлёшь своим родителям запланированное сообщение. Ты не исчезнешь. Ты просто решишь, что не поедешь дальше Мюнхена и изменишь свои планы.

— Зачем мне это делать?

Они были уже почти на передней линии.

— Что, по-твоему, легче для твоей матери? Если её детка пропустит празднование Рождества, потому что она стесняется отчисления из университета, или если её малышка попадёт в психиатрическую клинику после помешательства по той же причине? Я имею ввиду, тот эпизод в самолёте… и катавасию сейчас? Случай можно назвать отрывом от реальности.

Может у неё действительно срыв. Как это реально может всё происходить?

И откуда Декстер знает о её отчислении? Она даже родителям не говорила.

— Я…я…

— Подходи, дорогая, — сказал Декстер, потянув её за руку, — наша очередь. Нелли Смитерс, — напомнил он мягко, когда они подошли к окошку.

Глава 6

Наши жизни определяют возможности, даже те,

которые мы упустили.

Ф.Скотт Фицджеральд.

— Цель визита? — спросил мужчина с тяжёлым немецким акцентом, сканируя код паспортов под лампой и переводя взгляд с документов на их лица.

Декстер ответил, протянув бумаги и быстро схватив Натали за руку. Он уверенно, лишь с необходимым для убедительности количеством деталей, объяснил, что они молодожёны, приехали на праздники — отложенный медовый месяц из-за получения её паспорта с новым именем, о замках, снеге и магии. С каждым словом серьёзность ситуации удушающим облаком сгущалась вокруг них — в противовес его ответам; никому, кроме неё не видимая, сковывая тело и душу, туманя взгляд и крадя её возражения.

Его слова звучали невинно и легко. Никто, кроме Натали, не услышал правды. Его речь была злокачественной опухолью, вгрызающейся в её внутренности, пожирающей её будущее.

Хотя она слушала, её мысли занимали его угрозы о том, что они решат, что она сумасшедшая. Она вспомнила истории об иностранных психиатрических клиниках, вызывая образы мрачных одиночных комнатах без окон с одной раскладушкой. Ей не хотелось ему верить.

Психические отклонения не были сейчас таким приговором, как тогда, когда был поставлен диагноз матери, наука достигла большого прогресса, особенно в лечении посттравматического повреждения мозга. Это было причиной в случае с мамой. Но не для Нат. У неё не произошло несчастного случая. Вместо этого, если бы произошла ошибка в диагнозе, её бы признали сумасшедшей из-за наследственной склонности.

Она не была сумасшедшей. И её мама не была. Это было смешно. Германия — это современная промышленная страна с высококлассными докторами, участвующими в передовых исследованиях. Это не страна третьего мира. Здесь есть присутствие американских войск. Американское посольство…

Она гражданка США. В ней зародилось зерно надежды. Власти помогут ей. Ей просто нужно сделать всё правильно.

Она очнулась и вспомнила, что она часть происходящего фарса, подписанная на подтверждение сказки Декстера, только когда он толкнул её плечом.

— Разница во времени и несколько бокалов вина, — сказал Декстер со смехом офицеру.

Его смех звучал притворно весело, но во взгляде громко читалось требование слушаться и отвечать. Её сердцебиение ускорилось: за время для одного удара звучало два, если не три. Ускорившийся кровоток повлёк за собой недостаток кислорода, что привело к головокружению. Может, если бы она выпила ещё коктейля, не было бы так плохо.

— Миссис Смитерс, — спросил офицер, — чем вы занимаетесь?

— Ч…чем занимаюсь? — Она не ожидала этого вопроса.

— Да, мэм.

Декстер не подготовил её к этому.

— Я студентка… была.

Декстер обнял её за плечи.

— Полагаю, теперь она — жена.

Офицер кивнул, переводя взгляд с одного на другого. Наконец, он спросил:

— Кому-то из вас есть что заявить?

Рот Нат начал открываться, чтобы заявить своё настоящее имя. Но офицер не спросил её имя. Почему?

Он его уже знал — ненастоящее. Он к ней обращался, называя им, и она отвечала.

Прежде, чем слова её сформировались, офицер проштамповал каждый паспорт и протолкнул документы через стойку. Когда Декстер взял их, офицер кивнул.

— Хорошего путешествия.

Он повернулся к очереди:

— Nächster.

— Следующий, — прошептал Декстер ей на ухо, переводя слово офицера.

Следующий.

Следующий.

Слово звенело в ушах Нат, когда Декстер повёл её в толпу. Кукольником, вот кем он был, способным управлять ею, дергая за ниточки и заставляя двигаться лишь нажимом на спину. Пройдя сквозь большую арку, они вошли в другое помещение, напоминающее железнодорожный вокзал или автостанцию в большом американском городе: Центральный Вокзал Нью-Йорка или, возможно, Объединённую станцию Чикаго. Звуки эхом отзывались от нависающего потолка и покрытого плиткой пола. Соединённый с современным аэропортом, он, тем не менее, казался чем-то из прошлого страны, из истории.

Он молча вёл её к скамье, где она села, подавленно делая всё, что хотел кукольных дел мастер. Толпа и сумятица исчезли в тумане отчаяния. Лица и голоса исчезли. Стало трудно дышать, и она прижала руку к груди. Может ли туман быть ядовитым? Или эта изнуряющая боль физиологическая? Не слишком ли она молода для сердечного приступа?

Почему лёгкие не наполняются?

Ответ стоял перед ней и смотрел на неё глазами цвета холодных океанских глубин.

Его план осуществился. Уйти от окошка пограничника было её финальной ошибкой, потерей последней возможности остановить это, что бы это ни было. Её глаза обратились в направлении, откуда они оба только что пришли, а мозг отчаянно пытался осознать ужасную ситуацию.

Натали моргнула раз, потом другой. Воздух медленно наполнял её лёгкие. Как на оживающем экране компьютера, туман стал рассеиваться, и мир вокруг приобретать очертания. Люди и шум. Она повернулась к своему похитителю, кладущему телефон в нагрудный карман куртки. Если он и разговаривал, она не слышала.

— Ты звонил ей… мне?

Он поцеловал её в макушку.

— Тебе не о чем беспокоиться.

— Но мои родители, она им напишет?

Натали не была в восторге от шато, но сейчас она хотела туда. Она не смогла остановить слёзы, когда представила картину: проснуться рождественским утром в красиво украшенном шато — её мама любила украшения, глубокий смех отца и добрый взгляд мамы, когда все пьют кофе, сидя около ёлки. Там могли быть и другие люди, но Нат была уверена непосредственно в своей семье. С момента её появления брат с сестрой, Николь и Нэйт, стали бы дразнить её малышкой. Она была малышкой не только для своих родителей, но и для них тоже. А теперь…

Слёзы размыли вид шумной толпы.

Декстер встал и протянул руку. Сцена, которую она вообразила, исчезла. Она опять тут, в руках этого… человека.

— Не надо слёз, клопик. Пока… Побереги их для меня.

По её спине побежал ледяной озноб, словно малюсенькими лапками миллиона мышей. Поберечь слёзы для него? Что за чёрт? И ещё эта кличка. Она не клоп. Прозвище царапало её нервы. Но нужно выбирать, какая битва важнее — это ещё одна мамина фраза.

Они вышли наружу, и ветер раздул её волосы и обдал холодом кожу. Машина ждала. Когда они приблизились, Декстер заговорил с мужчиной в униформе на немецком — ещё один громовой удар. Натали не сможет попросить помощи, даже если захочет. Она свободно говорила на английском и французском, неплохо знала испанский, но немецкий был выше её сил.

Декстер открыл пассажирскую дверь и галантным жестом пригласил её сесть.

Она споткнулась, придерживаясь за верх двери, мокрыми от холодного ветра глазами бросила последний взгляд на толпу, суету вокруг. Куда она отправляется?

— Карета ждёт тебя для магического приключения.

Не было слов, чтобы описать её состояние. Она глубоко вздохнула и села на холодное сиденье. Декстер устроился за рулём и предложил ей бутылку воды. Она видела, как он покупал её, смотрела за всеми его движениями. Она не доверяла ему ни капли. Если бы не сильная жажда, она не стала бы пить то, что он предлагает, но она очень хотела пить.

Она нехотя отвинтила крышку и пригубила, чтобы только смочить пересохшие губы.

Декстер с раздражением взял у неё бутылку, приложил к губам и сделал большой глоток. Его адамово яблоко выдвинулось вперёд, пропуская в горло почти четверть литра жидкости. Отдавая назад воду, он спросил:

— Так тебе спокойнее?

Да… но нет.

Он сделал глоток своими губами, своим ртом. Маленький глоток, который она выпила, просочился в желудок. Это было глупо. Она не малышка, за которую её принимают в семье. Ей двадцать лет, не взирая на фальшивую дату в липовых документах. Она знала, что её ждёт. Пить из той же бутылки будет наименьшим из её будущих переживаний и наименьшим злом их связи. Но всё же, если она может бороться, она будет.

Словно читая её мысли, Декстер забрал бутылку и протянул другую.

— На, эта без моих микробов. Запомни, клоп, мы скоро будем делить намного больше, чем бутылку воды, не останется места, где не побывают мои губы.

— Мой багаж? — спросила она, отпив из новой бутылки и пытаясь думать о чём угодно, но только не о его непрошеном и абсолютно ненужном комментарии.

— Времени между рейсами много. Другая ты его заберёт. Настоящей тебе он не нужен.

Он ей нужен. Она, может, и не купила подарки семье, но там были её вещи, личные вещи. Её любимое платье, которое она намеревалась надеть рождественским утром. Её тёплые носки и косметика. Картинка упакованного чемодана мимолётно пролетела перед её закрытыми глазами. Как он может решать, что ей надо, а что нет?

Натали плотнее закуталась в свитер и натянула рукава до пальцев. Небо за окном было серым, земля грязная от мокрого снега.

— Мне нужно моё пальто. Оно в чемодане. — Если бы только она взяла его на борт. Ещё одна её ошибка в бесконечном списке.

Декстер нажал несколько кнопок на приборной доске, включая обогрев, затем скинул свою куртку.

— На, возьми.

Колеблясь, она потянулась за шерстяной спортивной курткой и, вместо того чтобы надеть её, накинула сверху как одеяло. В тот же момент к её чувству страха за будущее примешался его запах: свежий, мужской, смешанный с запахом терпкого одеколона. Эта новая смесь бурлила в её внутренностях, испытывая её самообладание.

— Куда мы едем? — спросила она, заставляя взять себя в руки, чтобы придумать план побега. Ожидая его ответа, она почувствовала тепло, исходящее из вентиляции машины. Тепло шло не только от воздуха, но окутывало её со всех сторон. Может он включил подогрев сиденья? Её веки отяжелели. И тут она вспомнила про телефон в кармане его куртки. Может она сможет как-то воспользоваться им…

Мысль уплыла в сторону.

Он не ответил на её вопрос. Она попыталась ещё раз.

— Куда…?

Вопрос не формулировался и её ударила догадка: должно быть во второй бутылке был добавлен коктейль. Она хотела потребовать ответа, но не смогла. Мысли растворялись, не достигая губ, и она сдалась теплу и его запаху. Всё потемнело.

Глава 7

Предчувствия, которые мы быстро отбрасываем, иногда

являются нашим настоящим видением реальности.

Ричард Поль Эванс, «Письмо»

Глаза Клэр распахнулись. Сон или кошмар? Она оглядела большую спальню. Она не в Айове. Её сердцебиение ускорилось, пока она металась между реальностью и воображением. Что-то не так, но она не могла ухватить, что. Это не её жильё, значит она не дома. Когда её глаза привыкли к тусклому свету раннего утра, она увидела шторы и узнала шато.

Отдышавшись и успокаивая себя, что это только сон, Клэр потянулась к Тони через широкую кровать, ища утешения в его объятиях. Его сторона кровати была пуста, и мягкие простыни уже не хранили тепло его тела. Часы на прикроватной тумбочке показывали без малого шесть утра. На семь часов больше, чем в Айове. Путешествие всегда путало её сон.

Это не важно. Клэр приспособится, как делала это всегда. Что важно, так это быть с семьёй. Из-за того, что дела Нэйта сейчас сосредоточены в Европе, Франция была лучшим вариантом для встречи, чем их остров, хотя Клэр очень любила его.

То место, спрятанное в Тихом океане, будет всегда особенным, сыгравшем существенную роль в их с Тони воссоединении. Кажется, это было так давно. Оно и было: теперь уже не один десяток лет прошёл. Воспоминания были слегка окрашены грустью. Бывших управляющих уже нет с ними. Френсис и Мадлен до конца жизни следили за домом на маленьком острове и заботились о Роулингсах, радостно приветствуя каждое пополнение в их семье. Новые смотрители тоже усердно трудились, но Клэр не хватало дружеских отношений.

Сев, она осмотрела комнату: зону отдыха, диван с брошенным со вчерашнего вечера платьем. Она была слишком вымотана, чтобы его повесить. Если бы шторы были открыты, то, наверно, открылся бы шикарный вид на Лигурийское море. Она медленно опустила ноги на мягкий ковёр и подошла к окну.

Тихие шорохи предрассветного утра успокоили её, замедлили сердцебиение.

Вбирая в себя вид с высоты на сверкающую поверхность моря, она задумалась над тем, как проснулась: с быстро и шумно бьющимся сердцем. Это не было для неё редкостью. Когда бы ни собиралась встречаться её семья, она тревожилась. Не из-за встречи как таковой, скорее в её сердце поселялась материнская тревога. Тони говорил ей, что это глупо. Всё всегда складывается хорошо. Но материнская часть Клэр не могла успокоиться. Возможно, это что-то, что заложено в материнском ДНК?

Она не волновалась за сына. Нэйт прибыл в шато вчера. Конечно же, они с отцом даже сейчас, так рано, обсуждают проблемы, до которых ей, по правде, нет дела. То, что сын дома, пьёт кофе и решает мировые проблемы — вот, что для неё имеет значение.

Николь, как и Натали, должны приехать сегодня.

Желудок Клэр сжало. Почему Натали настояла на полёте коммерческим рейсом, и, что более важно, почему Тони согласился?

Клэр с улыбкой покачала головой. Натали была так похожа на свою мать, такая Клэр. Никто из детей не хочет слышать, что они копия родителя, но Натали была такой. Она не была категоричной, как её брат с сестрой. Натали могла добиться от своего отца всего просто улыбкой и сладким голосом: в его глазах она ничего не могла делать плохого.

Невозможно сосчитать, сколько раз из-за характера Николь и Нэйта в поместье Роулингсов разгорались баталии. Это началось с того времени, когда они были совсем юными. В них обоих была решительность их отца, и, если говорить честно, — его упрямство. А, чтобы успокоить шторм, необходимо время и понимание.

Энтони Роулингс никогда в жизни не планировал быть отцом, но, Клэр была уверена, что он не был к отцовству и готов. Клэр могла себе представить, как сложно ему было воспитывать Николь и Нэйта.

Натали для них стала сюрпризом, они не собирались заводить ещё детей. С такой разницей в возрасте — Тони был старше Клэр почти на двадцать лет, он был уверен, что быть отцом новорожденного уже не для него. Кроме того, он очень переживал за Клэр. Хотя Нэйт дался ей легко, они оба помнили, чего ей стоила Николь. Никто не ждал третьего. Сначала Клэр думала, что она простыла, такой усталой она себя чувствовала. Новость о том, что она беременна третьим ребёнком радовала и одновременно пугала.

Как и брат, Натали Элизабет Роулингс пришла в этот мир без особых сложностей. У неё были тёмные волосы отца и зелёные глаза матери. В этих глазах Клэр видела своё отражение и чувствовала облегчение. С первого момента, как она взглянула в них, Клэр знала, что Натали другая. Она была Роулингс, но в ней было больше Николс. Со временем это стало очевиднее. Даже маленькая она была милой и приятной для окружающих, понимала, что то, как говоришь — может поменять течение разговора. Даже с братом и сестрой, которые до сих пор обращались с ней как с малышкой, она умела достичь своего.

Клэр опять посмотрела на часы. Полседьмого.

Натянув халат и шлёпки, она заставила себя оторваться от прекрасного вида и направилась на первый этаж шато.

Обогнув колонну у основания лестницы, она услышала любимые мужские голоса. С каждым шагом приближаясь к ним, её тревоги улетучивались в воздухе, наполненном запахом кофе, шумом прибоя и словами о вещах, которые она и не пыталась понять.

— …действовать сейчас. Рынки США не откроются ещё несколько часов… — говорил Нэйт.

Клэр не смогла спрятать улыбку, входя в комнату, хотя их разговоры ей до слёз скучны — они всегда об одном и том же. Конечно, отец Нэйта знал часы открытия торгов, возможно, лучше времени рождения своих дочерей.

Подойдя ближе, Клэр встала позади Тони и поцеловала его колючую щёку. Его тёмные волосы сдались времени, сейчас больше белые, чем чёрные. Это нисколько его не портило, ни в глазах Клэр, ни в глазах остального мира. Его до сих пор упоминали в списке самых богатых и красивых предпринимателей. Это феномен некоторых мужчин. Они не старятся, а становятся солиднее.

— Доброе утро, — глубокий голос Тони обрёл тембр, который всегда появлялся, когда они говорили друг с другом, отзываясь в её сердце успокаивающей волной.

— Доброе утро.

Приветствуя Нэйта, она провела рукой по его плечу. Их сын становился всё больше и больше похож на отца. Хотя Нэйт моложе, чем был Тони, когда она впервые его встретила в Атланте, она задумывалась, когда сын найдёт женщину своей жизни. По правде, она не жаловала женщин, которые бросались к его ногам. Было ли также у Тони, когда он был молод? Клэр не знала. Её жизнь началась, когда они нашли друг друга. Для неё — и его тоже.

Хотя Нэйт унаследовал от отца склонность к бизнесу и цифрам, его сердце было нежным и любящим, как у матери, и, раз он уже заявил о себе как всемирно известный бизнесмен, эта комбинация не была недостатком.

Она приобняла его за шею:

— Я уже говорила, как здорово видеть тебя тут с нами?

— Около пятидесяти раз, — ответил Нэйт, — но меня не было так давно, я жду ещё пятьдесят, пока девочки не приедут и не захватят всё твоё внимание.

— Чепуха. У меня всегда есть для тебя время. Где Фил? — спросила она, оглядываясь на большой обеденный стол.

Голова Тони наклонилась в сторону.

— Действительно? Тут два твоих любимых мужчины Роулингс, ты обещаешь им своё внимание и при этом ищешь Роуча?

Клэр засмеялась:

— Когда я наливаю сама себе кофе — да, если только один из двух моих любимых мужчин Роулингс не поможет мне.

— Что ты хочешь? — спросил Нэйт.

— Выяснить детали прибытия Николь и Натали и организовать их встречу в аэропорту.

Нэйт затряс головой:

— Фил твой мужчина.

Клэр подмигнула Тони.

— А я это всегда говорила.

Тёмные глаза Тони сверкнули.

— Тейлор на кухне. Можешь обсудить это с ней.

— Прибытие девочек?

— Нет, — ответил Тони. — Твои планы на Роуча.

Покачав головой, Клэр подошла к буфету и налила себе чашку крепкого чёрного кофе. Добавив нужное количество сливок, она решила оставить Нэйта и Тони продолжать их разговор, несомненно касаемый захвата мирового господства, причём ещё до полудня.

— А что Эмили и Джон с детьми? — спросил Тони, когда она удалялась. Повернувшись на пятках, она ответила: — Ну, во-первых, Майкл женился, и они скоро ждут ребёнка. Не думаю, что его можно назвать дитём. Я разве не говорила?

— Что Майкл женился? — спросил Тони. — Помнится, я был на свадьбе. Я может и старый, но не дряхлый.

— Нет, — усмехнулась Клэр. — Доктор не рекомендовал Энн путешествовать. Осталось меньше месяца, и они решили, что лучше остаться в Штатах.

Тони широко улыбнулся.

— Счастливое рождество для меня.

Нэйт покачал головой.

— Пап, тебе нравится дядя Джон.

Тони кивнул.

— Нравится.

Клэр просияла:

— Ему и тётя Эмили нравится, не правда ли, дорогой?

— Да, дорогая. Конечно.

— Видишь, — сказал Нэйт, — вот почему я никогда не женюсь.

— Просто сначала убедись, что ты ладишь с её семьей.

— Тони! — сказала Клэр, направляясь к Тейлор.

Мраморный пол сверкал под её шлёпанцами, пока она шла по коридору. Вместо того чтобы прямиком идти на кухню, она вошла в большой холл. Заказанная ею рождественская ёлка была почти двенадцати футов высотой. Тепло от чашки кофе, согревшее ей руки, и красота открывшейся сцены окончательно успокоили её нервы.

Рождественские украшения не только на ёлке, но и на камине и вокруг арок были великолепны. В большие застеклённые двери, ведущие на каменный балкон, открывался прекрасный вид на сверкающее море. Звук прибоя был слышен через слегка приоткрытую дверь. Она обхватывала большую чашку обеими руками. В Ницце не так тепло, как было бы на острове в Тихом океане, но это Рождество, и скоро тут будут её девочки, и всё в жизни станет правильно.

Клэр толкнула тяжёлую дверь на кухню, и она распахнулась внутрь. Шато старое, но кухня, на удивление, была современной, с гранитными столешницами и множеством приборов, спрятанных в шкафах. Повар готовила завтрак, но Клэр нашла, кого искала. За высокой барной стойкой, отделявшей кухонную часть от обеденной, сидела Тейлор, жена Фила и по совместительству партнер во всех делах.

— Клэр? — сказала она, поднимая взгляд от планшета перед собой.

Они были знакомы слишком давно и общались без формальностей. К тому же Клэр не любила титулы. Она была просто Клэр Роулингс для Тейлор. Да ещё и её муж, Фил, был с Роулингсами задолго до того, как Тейлор присоединилась к ним, и, когда это случилось, их семья стала полной.

— Доброе утро.

— Доброе утро. Тебе не стоило приходить сюда из-за меня. Мы можем выйти в гостиную.

— Чепуха, — Клэр поставила кофе на барную стойку и села на высокий стул.

— Миссис Роулингс, могу я вам что-нибудь предложить? — спросила женщина у плиты.

— Нет, я просто искала Тейлор. — Она посмотрела на большую плиту. — Что-то так вкусно пахнет.

— Надеюсь, мадам.

Клэр повернулась к Тейлор.

— Ты знаешь планы насчёт девочек? Или мне найти Фила?

Тейлор покачала головой, опять смотря в свой планшет.

— Я всё знаю. Фил обещал подхватить Нат в аэропорту.

Клэр улыбнулась. Нат любого может обаять и добиться своего.

— Николь прибывает в аэропорт Ниццы Кот д`Азур в 10:20 утра. Я с удовольствием за ней съезжу. — Тейлор продолжала изучать информацию на экране. — Похоже на то, что она вылетела из США по расписанию. Надеюсь, ей удалось поспать в самолёте.

Клэр смотрела на Тейлор, ожидая продолжения.

— А Нат?

Тейлор улыбнулась.

— Ну, с обычными рейсами не так всё просто, но она вылетела из Бостона вовремя. Джемисон в разговоре с Филом упомянул, что она не была готова к отъезду из Гарварда и казалась рассеянной.

— Не была готова? Почему?

— Я больше ничего не слышала. Наверняка она всё сама расскажет, когда приедет.

— Ты или Фил говорили мистеру Роулингсу? — Для Тони не было важно, обращаются ли к нему с титулом или нет. Для него — мистер Роулингс — тоже звучало неформально, если обращался не член семьи или друг, кто-то из сотрудников.

— Нет, по словам Фила, Джемисон не выразил особой тревоги по этому поводу. Но она успела на посадку, хотя опаздывала.

— Думаю, что пунктуальность не её конёк, — сказала Клэр, чувствуя, как возвращаются неприятные ощущения её пробуждения.

Тейлор продолжала что-то читать на экране.

— …и, по информации авиакомпании, её самолёт только что приземлился в Мюнхене. До следующего рейса два с половиной часа. По прибытии в Ниццу она пройдёт контроль. Она должна быть в аэропорту примерно в одно время с Николь. Мы оба будем там, или Фил подхватит их обеих, раз он обещал Натали.

— Это хорошо. Так она сейчас на земле в Германии?

— Да.

— Спасибо, Тейлор. Я ей позвоню, — произнесла, вставая, Клэр с воодушевлением от предвкушения услышать голос младшей дочери. Хорошо, что она не сказала мужу о своих тревогах. Он бы сказал, что она страдает гиперопекой. Кто бы говорил. Это не важно. На сердце её просветлело от мысли, что скоро они все будут вместе.

— Скажи ей, что Фил будет её ждать.

— Скажу, — бросила Клэр через плечо, торопливо выходя из кухни в сторону спальни, чтобы найти телефон.

Забыв про кофе на барной стойке около Тейлор, она думала о всех тех вещах, которые они смогут сделать вместе с Нат. Пока Николь и Нэйт будут впечатлять отца своими достижениями, они будут наслаждаться Ниццей. Тут есть кафе и магазины. Несмотря на прохладу, они смогут сидеть на уличных верандах и рассматривать прохожих, как они делали, когда Нат была маленькой девочкой. Они придумывали истории про проходящих людей, их прошлое и будущее. В этих историях уже было заметно творческое воображение её дочери.

Клэр была уверена, что именно эта склонность Натали привела к трудностям в Гарварде. Несомненно, она выбрала для обучения бизнес, чтобы последовать по стопам отца и брата с сестрой. Их младшая дочь не была создана для того, чтобы щёлкать цифры и драться за успех. Они вместе поговорят об этом, когда Натали приедет.

Они ждали, когда она сама им скажет, но когда этого не случилось, то решили, что лучше дать ей время разобраться самой, чем спорить с ней.

Когда Клэр взяла телефон, он ожил, издав сигнал СМС.

Она радостно провела пальцем по экрану.

— МАМА И ПАПА, Я НЕ ЗНАЮ, КАК ЭТО СКАЗАТЬ…

Клэр прижала ладонь к груди, её глаза наполнились слезами. В холодном французском воздухе медленно тянулись секунды. Её колени ослабли, и она рухнула на кровать, читая снова и снова текст сообщения. Не отдавая себе отчёт, она нажала кнопку ответного вызова.

Гудки звучали долго, потом прекратились. Никто не ответил.

— Натали! — закричала она в телефон.

Никого.

Связи не было.

У Клэр заболело сердце, и она позвала единственного человека, который всегда знал, что делать.

— Тони!

Его телефон, подключённый к зарядке на тумбочке, тоже просигналил. Это говорило о том, как он обрадовался приезду Нэйта. Обычно он никогда далеко не отходил от своего телефона.

Ужас, с которым Клэр проснулась, вернулся, крутя её желудок и ускоряя сердцебиение.

Голова кружилась, но она двинулась вперёд и отключила телефон от зарядки. На экране она увидела сообщение с тем же текстом.

— Тони! О, Господи. Наша девочка. Что-то случилось. Тони!

Тёмные глаза цвета расплавленного шоколада встретили её на полпути к первому этажу. Он, должно быть, услышал ещё её первый крик.

— Что такое?

Глава 8

Иррациональность вещи не аргумент

против ее существования, скорее одно из его условий.

Ницше

Натали резко проснулась. Она была в том состоянии, когда сон сталкивается с реальностью на пересечении сознательного и бессознательного, где воспоминания задерживаются только для того, чтобы быть вытолкнутыми, и конец одного это начало другого, где вспышками размываются связи и бледнеют линии.

Холодно и мокро.

Так холодно.

Она свернулась сильнее, плотнее, коленями упёршись в грудь, и обхватила их руками. Она жаждала тепла, но его не было в её теле.

Болел каждый мускул, словно она находилась в таком положении слишком давно. Болели не только руки и ноги, вопил от боли желудок. Он нуждался не в тепле, а в пище. Громкое урчание раздалось в его пустых стенках.

Где она, и почему так холодно и голодно?

Не видя, она потянулась за одеялом, покрывалом, чем-нибудь. Её холодные пальцы наткнулись на шершавую, царапающую поверхность.

Шварк! Звук из реальности разбил остатки сна.

Натали плотнее зажмурила глаза и прижала лицо к коленям, пытаясь избегать воспоминаний, материализующихся перед её закрытыми глазами. Если она не будет смотреть, не будет видеть — может всё окажется нереальным. Но душой и сердцем она знала, что ей не приснилось, и это не ночной кошмар. Глубокая боль в бедре с синяком подтверждала произошедшее: вспышки событий в самолёте, в машине, в комнате — всё это было в её реальной жизни.

Распахнув глаза, она переместилась в сидячее положение, всё ещё прижимая колени к груди и обхватывая ноги. Грубая поверхность оцарапала её сзади, когда она садилась, но она всё равно закончила движение только когда её спина столкнулась с чем-то твёрдым. Позади неё, сбоку от кровати, на которой она спала, была холодная, крашенная стена. Как и матрас, на котором она лежала, эта грубая поверхность обдирала ей кожу.

Её кожа.

Натали провела рукой по своим голым ногам, по одной, потом по другой. Её ноги, руки, всё тело были покрыты мурашками. Мелкие волоски на теле встали торчком, а соски напряглись. Ничего не было прикрыто, всё тело напоказ. Её одежда исчезла.

Со стучащими зубами и дрожавшим телом она безуспешно пыталась бороться со слезами. Это не может с ней происходить. Это не может быть правдой.

Когда её глаза привыкли к сумраку, вокруг стали проявляться детали её тюрьмы.

Здесь особо не на что было смотреть. Четыре одинаковые тусклые белые стены образовывали коробку, скорее прямоугольную, чем квадратную. Высокий потолок, покрашенный в тот же белый, что и стены, цвет отсутствовал. Она поискала светильник, хотя бы голую лампу. Тусклый свет, который позволял ей немного увидеть, был не от электричества, а шёл через узкую стеклянную полоску под потолком. Это было окно, но не из тех, что открываются. А если бы и открывалось, то было слишком высоко, чтобы добраться, и слишком узко, чтобы она пролезла. Она присмотрелась, и её внимание привлекла необычность окна. Стекло было бронированным и армированным, типа тех, что бывают в отреставрированных старинных замках, чтобы нельзя было проникнуть снаружи или нужно было удержать заключённых внутри.

Единственно, что нарушало одинаковость стен, это два дверных проёма. В одном была мощная деревянная дверь, закрытая и, конечно, белая, чтобы не нарушать монотонность комнаты. Ей не нужно было проверять, закрыта ли она. Отсутствие ручки говорило о том, что открыть её можно только с другой стороны. В другом проёме не было двери, просто дверная рама.

Быстрая вспышка…

Она моргнула.

Может ей почудилось? Она присмотрелась ко всем поверхностям, ища источник этого.

Опять…

Как и стены, крошечная вспышка была лишена цвета, такая быстрая и незаметная, что, если бы она моргнула в этот момент, то пропустила бы её. Дрожа на незатейливой кровати, она ждала и считала.

Двадцать две секунды.

Если бы в комнате было светлее, она бы не заметила это. Но она заметила.

Она считала опять.

Через двадцать две секунды вспышка повторилась.

Вспыхивало на маленькой кнопке, приютившейся на подоконнике. Хорошо замаскированная, она могла бы сойти за изъян рамы. Но изъяны не вспыхивают. Это была камера, и это значило, что за ней наблюдают.

Посторонний человек может и не знать, но видеонаблюдение было частью жизни Натали, пока она росла. Тогда это не беспокоило её. Но, опять же, тогда она была одета.

Было поздно притворяться, что она ещё не проснулась. Она сидела, и кто бы там ни смотрел, он заметил это. Её пустой желудок скрутило. Не кто бы то ни был, а Декстер. Человек в самолёте, в машине и в этой комнате. Именно он, без сомнения, снял с неё одежду. Чудовище, укравшее её жизнь. Он теперь знает, что она проснулась. Как долго она спала? Придёт ли он к ней? Он сам спал? Сколько времени сейчас?

Хватит ли ей смелости заглянуть в другую комнату?

Её желудок опять пожаловался.

Она пошарила в темноте, надеясь на одеяло, простынку или хотя бы чехол от матраса, что-нибудь, чтобы завернуться в это. Но ничего не было, только металлическая койка и грубый матрас.

Отвернувшись от окна, от камеры, Натали руками прикрыла грудь и внизу живота. Этого было мало, но она поспешила к открытому дверному проёму. Босым ногам было холодно на цементном полу, когда она двинулась вперёд.

Пройдя сквозь проём, она стала шарить по стене в поисках выключателя и по воздуху, если это шнурок. Нат ничего не нашла. Эта комната была без окна и темнее, сюда лишь просачивался тусклый свет из комнаты с кроватью.

Глаза стали адаптироваться к темноте, и стало возможно рассмотреть эту комнату: это была простая, но рациональная уборная. Всё было белое, отражающее свет, и это помогло ей увидеть перед собой стол с раковиной, сбоку — туалет, с другой стороны — старую чугунную ванную на ножках. Над ванной был прикреплённый к стене душ. Она протянула в темноте руку и поискала штору для ванной от душевых брызг.

Высоко над её головой загремели кольца по планке, но штора отсутствовала. Натали опустилась на колени и поползала по холодному полу в поисках полотенца или халата, чего-нибудь. Поднялась и пошарила по стенам. Пустые полки рядом с туалетом и пустой крючок — это всё, что она обнаружила.

Спасибо, что была туалетная бумага, но понадобится целый рулон, чтобы себя обернуть, и что, если он потом его не заменит?

Как она может вообще угадать его мысли? Мысли ненормального? Она не была сумасшедшей. А он был.

Её желудок опять заурчал.

Планировал ли он заморить её голодом?

Натали взялась за ручку крана раковины. Вышел воздух с брызгами, а потом потекла вода. Она сложила лодочкой ладошки, набрала холодной жидкости и поднесла к губам. В нос ударила вонь серы, хуже, чем затхлый запах цементного пола. Она не стала пить, развела ладони и позволила воде выплеснуться в раковину и исчезнуть в сливе.

Возможно, она сможет добиться тёплой. Это бы помогло.

На смесителе было два крана. Натали повернула левый до упора. В ожидании, когда вода потеплеет, она сделала свои дела. Её рука замерла, когда она стала вытираться.

Трогал ли он её… тут? Очевидно, что он снимал с неё одежду. Изнасиловал ли он её?

Воспоминания были, мягко говоря, нечёткими. Она помнила плавное движение, она то ли плыла на лодке, то ли её несли. Хотя она замёрзла, промёрзла до костей, и её мышцы болели от усилия согреться, слишком напряжённые и сжатые, она не ощущала себя израненной или запачканной, только раздетой.

Садясь в самолёт до Мюнхена, Натали Роулингс была девственницей. Конечно, она бы поняла, если бы это уже было не так.

Забыв про камеру, Натали вынесла туалетную бумагу на свет и вздохнула. Там не было крови. Она слышала, что должна быть кровь.

Натали не была совсем не осведомлена о сексе. Она ходила на свидания в Айове. Они целовались и обжимались, но даже с футбольным игроком они не заходили слишком далеко, её словно защищала некая стена. Ни один парень не посмел бы взглянуть в глаза её отцу, лишив её девственности.

В Гарварде было по-другому, но всё равно. Хотя репутация Энтони Роулингса простиралась повсюду, именно Натали не хотела переступать барьер. Тогда она уже сама не желала предстать с этим не толькоперед отцом, но и перед мамой, до тех пор, пока кто-то не заслужит её сердце, а не только девственную плеву.

Кто-то посчитает это старомодным.

Может это потому, что перед её глазами была преданность родителей друг другу. Она хотела того же для себя. Они преодолели препятствий больше, чем она даже могла представить, и, пройдя через всё, они любили друг друга безусловной любовью. У них был такая любовь, которая выживает в жизненных перипетиях и становится сильнее.

Слёзы вернулись. Увидит ли она когда-нибудь своих родителей? Выдержит ли их брак потерю дочери? Они хоть знают, что она пропала?

Давление в груди усилилось, вырываясь наружу рыданием.

Бросив туалетную бумагу в воду, она оторвала ещё и вытерла глаза. Когда всё это исчезло в темноте слива, она выпрямилась. Она выживет в этом кошмаре.

Подставляя руки под текущую струю воды, она ожидала, что будет горячо. В реальности — на несколько градусов теплее льда. На раковине лежал маленький кусок мыла. Помыв руки, она завернула один кран и повернула другой.

Послышался свист — резкий, но короткий. Шёл ли он из труб? Натали прислушалась, не повторится ли он, как и вспышки камеры?

Текли секунды, но в её ушах отдавался только стук биения собственного сердца. Но зато, к её облегчению, вода стала теплее. Для её озябшей кожи это было раем. В другое время, в другом месте эта вонючая вода была бы неприемлема для неё. Сейчас, в этом аду, чуть теплеющая вода было лучшим, что случилось. Забыв обо всём, она стояла неподвижно, наслаждаясь теплом, согревавшим окоченевшие пальцы. Когда пальцы согрелись, она немного плеснула на лицо. Хотя она не могла утереться, вода как-то помогла: очистила и что-то восстановила, возвращая ей слабое ощущение нормальности.

Когда ощущение тепла начало исчезать, и она завернула кран, она почувствовала, как холодеет кожа от пробежавшей тени. Было ли это подсознательным откликом на исчезнувшую горячую воду? Может ей померещилось?

Но, хотя на стене над раковиной не было зеркала, и нигде не было, она подняла голову. Натали знала и без зеркала. Выпрямившись, она обхватила себя, а на обнажённой коже поднялся каждый волосок, как солдат перед боем.

Всё, что с ней до этого случилось, было лишь прелюдией. Битва вот-вот начнётся.

— Повернись, клопик. Нам нужно обсудить кое-какие правила.

Глава 9

Из всех животных только человек по-настоящему жесток.

Только человек может причинять боль ради собственного удовольствия.

Марк Твен.

Команда Декстера повисла в затхлом воздухе.

Парализующий страх.

Натали читала об этом в книгах и видела, как изображают в фильмах. Это казалось вымыслом, пока не произошло с ней реально… так реально, что невозможно было даже моргнуть. Действовали только постоянные функции организма, которые никогда не прекращаются. Её сердце билось, хотя неровно и с неведомой доселе скоростью. Кровь продолжала течь, но это не согревало. Даже лёгкие набирали воздух. Этого было достаточно, чтобы оставаться живой, но надолго ли и для чего?

В этот момент вернулась дрожь, руки затряслись, и это было заметно, а колени подогнулись, и она схватилась за раковину, чтобы не упасть.

— Правило номер один… — произнёс он медленнее. — Я не повторяю дважды.

Натали никогда не была абсолютно обнажена перед мужчиной, даже тем, с кем встречалась. Она не была ханжой, просто ей едва исполнилось двадцать.

— М-можно… — её голос сорвался, издав что-то наподобие кряка, и слова застряли в горле. Она не знала, что делать. Она просто знала, что не хочет стоять перед ним, видеть его, что бы он видел её в таком виде. Натали прочистила горло, всё ещё стоя лицом к стене, вцепившись пальцами в край раковины. — Пожалуйста, можно мне что-нибудь из одежды?

Шаги его ботинок по холодному цементному полу всё громче и громче отзывались эхом от голых стен, когда он стал приближаться. Он остановился, она посмотрела вниз. Сбоку от её босых ног были ботинки — ботинки с круглыми мысками. Она подумала, что это те же, что были на нём в самолёте, но она не была уверена. Его тело, буквально в дюйме от неё, излучало тепло, которого она так жаждала. Но эта близость не радовала.

Руки Декстера прошлись вверх-вниз по её голым рукам, и на её коже, словно перья, от электрического заряда вздыбились мелкие волоски; эффект похожий на тот, что возникает на воздушном шарике, если его потереть.

— Тебе холодно.

Это не было вопросом. В его словах не было сочувствия. Просто утверждение.

— Да.

Он наклонился ближе, почти касаясь, но только почти. Его дыхание, отдающее запахом кофе, обострило чувство голода, лаская теплом шею и плечо.

— Скажи мне, клопик, как ты можешь согреться.

Её голова наполнилась вариантами, ни один из которых не хотелось принимать. От его слов, каждое из которых весило тонну, голова Натали упала вниз от тяжести, подбородок упёрся в грудь, и глаза наполнились слезами. Она ответила так, как умела — честно.

— Я-я не знаю, что ты хочешь.

Декстер сделал шаг назад, звук его ботинок отозвался эхом в пустой ванной.

— Правило номер два — непослушание будет всегда наказываться. Если я говорю повернуться — повернись. Если я говорю отвечать — отвечай.

Её плечи затряслись. Если бы в ванной была дверь, она бы её закрыла. Это не было бы настоящим убежищем, но дало бы ей время. И тут она сообразила… дверь. Та, в которую он вошёл.

Она быстро повернулась и рванула за ним. Но, шагнув за дверной проём, она обнаружила свою ошибку и остановилась. Она стояла обнажённая в более освещённой комнате, а дверь была закрыта, заперта, всё ещё без возможности открыть её изнутри. Но этого не могло быть. Не мог же он закрыть сам себя, так ведь?

Его ботинки застучали по цементу, когда она закрыла глаза. Ужас нарастал с каждым его шагом ближе и ближе.

— У тебя великолепная задница, — сказал он, проводя рукой по её коже. — Покажи, что мне ещё захочется увидеть.

— Не надо, пожалуйста, — взмолилась Натали, отшатываясь от его прикосновения. — Ты видел меня, всё видел. Ты должен был. Кто снял с меня одежду?

Он едва дотронулся до её плеча, заставляя повернуться.

Передёрнувшись, она повернулась, её распущенные волосы легли на плечи. С застывшим выражением она предстала перед ним. Какая уже разница. Ясно же, что это он её раздевал.

У неё перехватило дыхание, когда она впервые посмотрела на своего захватчика глазами его пленника. Это было не так, как в самолёте и даже в аэропорту. Декстер Смитерс нависал над ней. Его тело было больше, чем она запомнила, более мощным. Она стояла босиком перед ним, обутым в ботинки, и чувствовала себя такой маленькой. Текли секунды, и она сжалась под его интенсивным взглядом.

Она замерла на месте не от его слов, и даже не от его рук. Это то, как он смотрел на неё, раздув ноздри и сжимая челюсть; его волосы ниспадали до ушей и почти касались до глаз. Его взгляд пришпилил её, зрачки синими кругами цвета штормового океана в молчании шарили вверх и вниз по её телу. Как и его прикосновение, его взгляд был огнём, обжигающей кочергой по коже.

Наконец, он заговорил.

— Ноги на ширину плеч.

Она прищурилась в темноте, словно, если видеть его лучше, то можно понять смысл его слов.

— Что?

Декстер рванул вперёд.

Натали ахнула.

Его твёрдое тело остановилось в дюйме от её, и он схватил её подбородок железной хваткой. Она попыталась вырвать лицо из его руки, но безуспешно.

— Я теряю терпение, — приблизив её лицо к своему, сказал Декстер.

Океан его глаз был мрачным и глубоким, бурлящим вместе с командным голосом.

— Тебе не знать, как долго я ждал этого момента. Сейчас я ждал, когда ты проснёшься. Я ждал, когда ты повернёшься и покажешь мне моё. Я не буду больше ждать. Не заставляй меня повторять. Ты слышала мои инструкции.

Он не выпускал её подбородок, и она переступила ногами, расставив их.

— Руки в стороны, пальцы разжать, ладони наружу.

Она безуспешно попыталась разжать его хватку на своём подбородке, и потребовалось собраться мыслями, чтобы заставить свои руки слушаться, расцепить пальцы, опустить руки, разжать кулаки и вывернуть наружу ладони.

— Плечи назад, грудь вперёд, — он полюбовался видом её груди, отступив назад. — Они мне нравятся. Небольшие, но эх, возможности безграничны.

Она закрыла глаза.

Когда он отпустил её подбородок, тот начал опускаться.

— Нет. — Он его поднял. — Ты гордая женщина. Я не хочу это менять.

У неё вырвался шумный вздох от абсурдности этого утверждения.

Декстер схватил её распущенные волосы и дёрнул назад, заставив её сморщиться.

— Не надо этого. Не делай предположений. Не думай, что я унижаю тебя, чтобы обесценить. Когда наше путешествие завершится, ты будешь намного значимей, чем можешь себе представить. — Отпустив её волосы, он отступил на шаг.

— Перед тем, как я вошёл сюда, был шум, гудящий звук. Ты слышала?

— Да. — Она думала, что это в трубах.

— Когда ты услышала этот звук… — он постучал мыском ботинка по полу, — …ты стояла тут, лицом к двери, предлагая всю себя. — Его глаза сузились. — Тебе нужно, чтобы я пометил это место крестиком?

— Нет.

Она хотела пометить крестиком его, нарисовать на груди мишень.

— День или ночь, не важно. Ты должна быть тут. Ты будешь стоять так, как сейчас. Ноги в стороны, чтобы я мог видеть твою милую киску. Грудь вперёд, чтобы я мог видеть твои напрягшиеся соски. Руки по швам, покорная, и, что особенно важно, плечи назад и подбородок вперёд. Знаешь почему?

В её мыслях смешались негодование и страх. Как она вообще может знать, почему этот человек что-то требует и делает? Его взгляд требовал ответа, по её щеке потекла слеза, и она ответила:

— Нет.

Подойдя ближе, он поласкал её скулу, как в самолёте. Для остывшей кожи это было как огонь.

— Потому что ты мой клопик, моя Нат, но больше ничья. Ты больше не балованная папочкина принцесса, а королева. Королева, которая научится ценить и понимать уроки жизни. Это понимание принесёт тебе королевскую мудрость, а другие, видя это, будут тебя уважать. — Его широкая улыбка заставила её желудок сжаться. — А королева кланяется только одной персоне. — Он стал обходить вокруг неё, и она осмелилась сменить требуемую им позу. Один круг, ещё один. Осматривая её, восхищаясь её телом, молча заявляя своё право собственности.

Это напомнило Натали то, как отец или брат смотрели на новую спортивную машину, осматривая с разных углов, зная, что она теперь их, и они могут делать с ней, что заблагорассудится. Водить её, ухаживать за ней или безрассудно разбить и купить другую.

Слова Декстера вернули её обратно к своей незавидной реальности.

— Скажи мне, моя королева, кому ты кланяешься?

Ответ был очевиден, прямо перед ней. Но Декстер Смитерс не был её королём. Никогда не будет. Не тогда, когда он обращается с ней как с вещью, объектом, которому приказывают. Она Натали Роулингс, и она не кланяется.

Не дождавшись ответа, Декстер резко надавил ей на плечи, опуская её вниз, приказывая:

— На колени.

Пошёл ты.

Слова повисли на кончике языка, мудро задержавшись там. Колени ударились об пол. Она начала падать вперёд, выставив руки, чтобы не удариться лицом о бетон, но в этот момент её волосы были схвачены в кулак, и голова отдёрнулась назад.

— Нет. Не на руки. Ты не будешь ползать. Не сейчас. На коленях стоят, как обычно, только внизу. Теперь ты приняла правильную позу.

Слёзы потекли быстрее.

— Я не знаю…

Он опустился на корточки, держа за волосы её голову запрокинутой, пока их глаза не оказались друг перед другом.

— Ты выучишь. Теперь скажи мне, ты раньше была на коленях перед другим мужчиной?

— Нет. — Слово скомкалось от новых слёз, вызванных болью и унижением.

— Никогда не брала член в рот?

Она затрясла головой, насколько смогла в его хватке.

— Нет. — Несмотря на поток слёз, её разум был ясен. Если он заставит её это сделать, она его укусит. Это, скорей всего, кончится плохо для неё, но она так сделает.

— Так-так, клопик… — Он наклонился и поцеловал её щёку, мокрую и солёную. — Ты сберегла слёзы для меня. — Он облизал губы. — Они на вкус лучше, чем я воображал. Я уверен, что буду не раз наслаждаться ими. Теперь, так и стоя, расставь ноги… — Он отпустил её волосы и носком ботинка раздвинул её ноги. — Спина прямая, сядь на пятки.

Она села, как он сказал, расположив руки по бокам, расправив кулачки и повернув вверх ладони.

— Очень хорошо. Теперь скажи, какая позиция удобнее, стоя или на коленях?

Она сглотнула.

— Стоя. Пол жёсткий.

— Ты не повернулась, когда я велел повернуться. Где ты будешь, когда я в следующий раз войду?

Боже, она ненавидела этого человека. Но она также ненавидела стоять на коленях.

— Я буду стоять, где ты сказал… — Сердце сдавило, но эти слова могли спасти её от унижения: —…как ты сказал.

Декстер кивнул.

— Хорошая девочка, но нет. В будущем, но не в следующий раз.

Её глаза расширились.

— Я обещал тебе наказание. Это оно. Ты будешь оставаться в этом положении. — Он посмотрел вверх на окно, на камеру. — Ты уже знаешь, что я вижу тебя. Только двинься, повернись, или, ещё хуже, сдвинь свою розовую киску, и следующее наказание будет хуже, а следующее ещё хуже; я тогда твою кровь попробую, а не слёзы.

Всё её тело напряглось. Он не может иметь в виду то, что говорит. Цемент впивался в её колени, пальцы ног были неудобно согнуты. Она не могла представить, что долго это выдержит.

— Как долго?

Её желудок опять заурчал.

Вместо ответа, словно отвлекшись на звук её голода, Декстер улыбнулся и встал.

— Я почти забыл об этом.

Он пошёл назад, и в воздухе прозвучал жужжащий звук. Она стояла лицом к кровати, но поток тёплого воздуха сказал ей, что дверь открылась, и что за ней было тепло. Вот бы ей обернуться и посмотреть, но тут Декстер вернулся с подносом.

Затхлость воздуха сменилась ароматом кофе и булочек с ромом. У неё, как у собаки Павлова, рот наполнился слюной.

Декстер поставил поднос на кровать, повернул одну из чашек и налил из кофейника крепкий, горячий кофе. Поднеся чашку к своим губам, он хмыкнул.

— Слишком горячий пока, но кружка хорошая, тёплая. — Он поставил чашку на поднос рядом с тарелкой, наполненной знаменитыми австралийскими кексами.

Означает ли это, что они в Австралии? Или такие пекут и в Германии?

Натали не могла думать, её губы раскрылись в молчаливой мольбе, а пальцы зудели от желания почувствовать тепло чашки.

— У меня были планы, клоп. Планы, которые, как ты сама решила, тебе не по нраву. Планы, которым ты устроила саботаж своим непослушанием. — Он налил вторую чашку. — Это могло быть твоим. — Он пожал плечами. — Думаю, технически, и сейчас твоё.

Её сердце застучало быстрее. Да, даже кофе успокоил бы голод.

Он поставил полную чашку на поднос.

— Хорошие девочки получают награды. Плохих девочек наказывают. Не двигайся, и даже не думай дотронуться до этого подноса. Ты его не заслужила.

Боль от голодного желудка отозвалась в груди, столь подавляющим чувством горечи, что она и не попыталась остановить новый поток слёз. Это был какой-то сумасшедший вид пытки.

Что он ещё может сделать хуже, чем это? Что бы это ни было, оно не может быть так ужасно, как морить голодом на холодном полу, правда?

Не двигаясь, она следила за его взглядом.

— О чём бы ты ни думала, — сказал он, — обещаю, что твоё воображение не готово ко всем возможностям. — Он наклонился и поцеловал её в макушку. — Не испытывай меня. Клопа можно раздавить. — Он потянул вперёд ногу в ботинке и раздвинул мыском её колени ещё шире, до боли в бёдрах, так, что стала видна её женская сущность. — Я буду смотреть.

В холодном воздухе зазвучали его шаги, и она больше не могла его видеть. Опять был гудящий звук, поток тёплого воздуха, и хлопок закрывающейся двери.

Этого не может происходить. Это не может быть реальностью.

Её глаза закрылись. Возможно, ей удалось бы забыть про поднос, но это невозможно, когда вокруг такой восхитительный аромат. Видеть его на расстоянии вытянутой руки было хуже, чем если бы его не было совсем. С каждой минутой всё больше болели пальцы на ногах. Даже бёдра начали болеть.

Возможно, из-за голода или из-за лекарства её голова начала качаться, падать вперёд, но глаза оставались открыты. Каждый раз она поднимала голову, когда та опускалась. Ко всему прочему, мышцы шеи и плеч болели от усилий сохранять положение. Натали перестала чувствовать конечности. Их покалывало, потом и это прошло, они онемели.

Натали не знала, сколько она здесь. Нечем было измерить время. Она попыталась понять. Свет сквозь узкое окно был сейчас ярче. Кофе уже остыл, и пар перестал подниматься над тёмной, насыщенной жидкостью. Хотя она ничего не пила, её мочевой пузырь был опять полон.

Глава 10

Имейте терпение. Все вещи бывают трудны, пока нестанут легче.

Саади.

Ждал ли он, что это будет легко?

Когда Декстер выходил из комнаты, в нём боролись два чувства: гнев, от того, что всё идёт не так, как он планировал, и удовлетворение, что она теперь его. Он её заполучил. Месяцы, нет — годы он провёл в подготовке к претворению своего плана в жизнь.

Натали Роулингс теперь принадлежит ему.

Вначале он не знал, что она была завершением пророчества, приведённого в движение до рождения их обоих, но после терпеливого наблюдения это стало явным. Сколько раз он сидел и наблюдал, как она общается с другими? Лично и через видео. Сложнее было наблюдать лично. Не потому, что он боялся быть замеченным. Чёрт, он распознавал её охрану с одного взгляда, и знал, что ей не нравится постоянно быть у них на глазах.

Это было трудно, потому что она тут, в доступной близости, но он не мог дотронуться до неё.

Теперь всё по-другому.

В общении Натали с друзьями и семьёй он видел все те качества, которые он хотел и которые были ему нужны. Она не была похожа на других женщин, с которыми он сталкивался. В ней был элемент покорности, который даже она сама, возможно, не замечала. Это было в ней, её часть, и он хотел развить её.

Да, придёт день, когда она станет его королевой и законной женой. Он был в этом уверен.

Но она будет, в то же время, и его рабыней, он будет повелевать, наказывать и награждать.

Он видел это так, что всё, что он ей даст и чему научит, будет для неё подарком. Натали научится принимать то, что нет более великой радости, чем быть всем для мужчины, который её любит.

Конечно, у неё уже был опыт в том, как радовать мужчин.

Декстер видел, как некоторые парни из Гарварда смотрели на неё. Он сидел за несколько столиков от них, когда она ходила на свидания. Конечно, он не мог последовать за ними в комнаты кампуса, но он знал, какими были девушки в это время, а доставлять удовольствие другим людям было в натуре Натали.

Он бы солгал, если бы сказал, что его не беспокоило то, что он не будет её первым мужчиной, но утешение от того, что он будет последним, было топливом, питающим его одержимость.

Натали опустится перед ним на колени по собственной воле, и он вознаградит за покорность болью и наслаждением — двумя контрастными элементами, комбинация которых была инь и янь того, что им необходимо обоим. Если она не поняла этого до сих пор, он научит её.

Он был честен, когда сказал ей, что не оторвёт её от семьи навсегда. Нет, однажды досточтимые Энтони и Клэр Роулингс будут счастливы пригласить его в свой дом, где он давно уже должен быть.

Его план был совершенен. Декстер обдумал всё, кроме элемента человеческого несовершенства. Он не терпел некомпетентность в себе и не допускал в других.

Диана Ятес, женщина, которую он нанял играть роль Натали в самолёте и в аэропорту, та, что проходила паспортный контроль, играла прекрасно до определённого момента. Её промах чуть всё не разрушил.

— Герр Смитерс, — сказала управляющая дома, когда Декстер поднялся на основной этаж виллы.

— Фрау Шмитт.

— Сэр, я что-то ещё могу для вас сделать? Всё в порядке? — Она говорила на немецком, который Декстер освоил несколько лет назад.

Было ли всё хорошо?

Ответ был — да, но нет.

Декстер ответил на безупречном немецком, как местный, а не иностранец.

— Да, всё хорошо. Я собирался поесть после тренажёров. Я спускался вниз и оставил там пирожные. Принесите мне ещё в кабинет.

Говоря это, он открыл массивную дверь в роскошный кабинет, который отличался от обители Натали как день от ночи. Толстый, богатый ковёр с золотыми и красными орнаментами покрывал пол. Величественные резные деревянные панели декорировали стены, шли вокруг окон, обрамляли книжные шкафы. Тяжёлые занавеси висели на окнах, в которые был виден заснеженный пейзаж.

Его связь с этой виллой была непростой. Она принадлежала первой жене его отца. Это её фамилию тут знали. Когда её не стало, та перешла к отцу Декстера. Хотя и её фамилия была Смитерс, когда она унаследовала её, местные жители до сих пор называли виллу домом Беккера: Беккеры долгое время тут жили. Он нанял совсем немного обслуги, по сравнению с тем, сколько было у его родителей, и они знали его как Смитерса. Всё это было удобно для сохранения анонимности и делало виллу прекрасным местом для превращения Натали из Принцессы Роулингс в королеву Смитерс.

— Да, сэр, сейчас. Вам принести ещё кофе?

— Да. — Не задумываясь, ответил он, включил компьютер и стал смотреть на маленькую картинку в углу основного экрана с Натали, стоящей на коленях, как и перед его уходом. На его лице расплылась улыбка.

Несмотря на серьёзную оплошность Дианы, семья Натали не найдёт её до тех пор, пока он не будет готов.

— Сэр, мне забрать предыдущий поднос?

Он ясно объяснил персоналу правила. Им был запрещён вход в нижний этаж. Скорее всего они не найдут коридор, спрятанный за фальшпанелью в богато обставленной библиотеке. Но он не хотел рисковать.

— Нет. Не беспокойтесь. Я принесу его позже.

— Да, сэр.

Когда фрау Шмитт заспешила прочь, чтобы собрать ему еды, он откинулся на кожаном кресле. Продолжая наблюдать за своим призом, своей королевой, своей ученицей, Декстер набрал номер Дианы на телефоне, который невозможно отследить.

Он звонил на аппарат, который купил ей сам. Если она не хотела себе неприятностей, то избавилась от телефона Натали, как он инструктировал.

— Мистер Сойер? — Декстер не сказал Диане своё настоящее имя. Это была ещё одна мера, чтобы сохранить свой приз. Даже хорошо оплачиваемые ресурсы могут создать проблемы.

— Диана, скажи мне, что телефон больше не с тобой.

— Да, сэр, я сделала, как вы сказали. Извините, что я ответила. Просто он позвонил сразу, как я отправила сообщение, которое вы велели…

Декстер покачал головой. Некомпетентность. Он уже слышал её оправдания. У него не хватало терпения слушать их ещё раз.

— Ты забрала багаж?

— Да, сэр, обе сумки.

— Избавься от чемоданов, как мы обговаривали. Содержимое должно быть пожертвовано по адресам, которые я тебе дал. Сообщи мне о готовности, и оплата появится на твоём счету, ни раньше, ни позже. Время не тяни.

— Да, сэр, у меня есть все ваши указания.

— После того, как избавишься от всего, езжай в Цугшпитце и жди моего звонка.

Не дожидаясь её ответа, Декстер отключился, услышав стук в дверь.

— Герр Смитерс, я принесла завтрак.

Декстер бросил последний взгляд на Натали на экране. Если бы время на часах не изменилось, он бы мог подумать, что это статичная картинка, а не видеотрансляция. Она не шевельнулась.

Он расцвёл улыбкой.

Решительность её отца и покорность её матери.

Прекрасная комбинация.

Его член затвердел, когда он представил все возможные вещи, которые он сможет сделать со своей королевой. Своей и ничьей больше. Скоро она будет удовлетворять каждое его желание.

Предвкушение забурлило в его крови. Удовольствие скоро начнётся, но сначала он даст ей испытать его наказание до конца. У него в планах был марафон, а не спринт. Это не последний раз, когда он наказывает своего клопика. Нет. Но он вознаградит её за покорность. Придёт день, когда она будет умолять о том, что только он может ей дать.

Свернув вкладку на экране, он привёл себя в порядок и ответил фрау Шмитт:

— Войдите.

Да, не только Натали была голодна. Но только ей нужно этого ждать.

— Фрау, пусть повар закончит с меню, которое я дал, и затем все могут быть свободны до завтрашнего утра.

— Сэр, мы можем остаться.

Он изобразил улыбку.

— Я сам по себе одинокий человек. Мне не нужна обслуга круглые сутки.

— Просто…

Он махнул рукой.

— Фрау, ваша оплата не изменится. Наслаждайтесь передышкой, пока есть возможность. Я приехал сюда в поисках уединения.

Она кивнула.

— Благодарю.

Глава 11

Некоторые вещи настолько неожиданны, что никто к ним не готов.

Лео Ростен

Натали разговаривала сама с собой на протяжении так называемого наказания, или что это было по воле Декстера. Она не говорила вслух, он мог смотреть в свою маленькую мигающую камеру. Может эта камера даже была со звуком. Она говорила в уме. Это помогало ей не заснуть. Если упасть в обморок, что было возможно, это помогло бы ей не чувствовать боль от этой позы на жёстком полу, но что потом?

Что он тогда сделает?

Он сказал, чтобы она даже не пыталась представить. По правде, она даже не могла позволить себе об этом думать.

Натали не упадёт в обморок. Она будет умолять. Она выживет. Она сделает это, не давая ему повода для ещё одного наказания или проявления власти над ней, которую, по его мнению, он получил. Если он будет холоден и невнимателен к ней, она ответит тем же. Она будет льдом бороться со льдом, не пасуя перед ним. Как-нибудь она сможет его убедить, что можно ей доверять, и потом, как только она окажется по ту сторону двери, снова на солнечном свету, она убежит.

Даже не важно, где они находятся. Не важно, куда он её привёз, в какую страну, здесь должно быть американское посольство. Её отец богат и влиятелен. У Энтони Роулингса есть друзья и партнёры по всему миру. Это, может, не настолько близкие друзья, которых приглашают в гости на барбекю, но такие, которые придут на помощь, если их позовут. Её отец небеса перевернёт для неё. В этом она не сомневалась.

Про Натали не забудут и не позволят пропасть только потому, что она якобы передумала встретиться с семьёй. Неважно, кто была та, другая женщина, Декстер ошибся в своих планах. Может её семья сейчас и в Ницце, но это не значит, что у её отца нет связей. Резкая смена её планов будет красным флагом для службы безопасности семьи, для людей Фила, знаком, сигнализирующим что нужно её найти. Когда они найдут ту Натали и поймут, что она самозванка, эта новость появится на всех международных каналах: Натали Роулингс пропала.

Время шло, и боль от её позы стала стихать, потом она перестала совсем что-нибудь чувствовать. Её конечности онемели, острое желание забыться сном превратилось в апатию. Чтобы сохранить способность мыслить, она обдумывала свою ситуацию. Было ясно, что она была целью Декстера с самого начала.

Но почему?

Что им двигало?

Раз она была раздета, сидела, нет — стояла на коленях на цементном полу, предположительно — в подвале, понятно, что присутствовал сексуальный мотив. Но тут должно быть большее. Он мог украсть любую женщину, но он этого не сделал. Он положил взгляд на неё. Не нужно быть гением, чтобы понять, что — большее — это деньги. Дочь Энтони и Клэр Роулингс была ценным товаром.

Всю её жизнь родители проповедовали осторожность и безопасность. Камеры и охрана были составной частью их жизни, но казались преувеличенной мерой. Натали за двадцать лет никогда не чувствовала угрозы. Может, от того, что команда Фила их предотвращала? Может, до неё не доводили все подробности, чтобы не волновать?

Чего это фальшивое чувство безопасности ей стоило?

Если бы она полетела в Ниццу на самолёте компании Роулингс, как хотела мама…

Запоздалое сожаление душило её, давило; слёзы текли потоком.

Натали вспомнила, как мечтала о жизни вдали от наблюдающих глаз отцовских охранников. Её не беспокоило их присутствие. Сознание, что за ней смотрят, не меняло её планы или поведение, потому что это было всегда. Но, всё же, часть её жаждала простой жизни, не хотела жить по высоким стандартам, установленным Николь.

Освободиться от ожиданий семьи Роулингс казалось мечтой. Если то, что происходило сейчас, и было воплощением мечты, то реальность кошмарна. Осознание того, что это действительно происходит с ней: обнажённость, холодная камера, близко стоящие остывшие питьё и еда, которые запрещено трогать, — вызвало новый поток слёз. Каждая текущая капля выжигала свой путь вниз по щеке, падая со скулы и приземляясь с тёплыми брызгами на груди. Кусочек её души присутствовал в каждой слезе, пока все эти частички не взмолились о воссоединении, чтобы вернуться вместе назад.

Она не сдастся. Натали питалась надеждой на свою семью, в которой была уверена. Роулингсы, не задумываясь, заплатят за неё выкуп. Её задачей было убедить Декстера, что они заплатят больше, если она вернётся невредимой, или, так сказать, — незапятнанной.

Бззз…

Подбородок Натали поднялся вперёд. Слёзы уже почти все высохли, и из носа перестало течь. Пора претворять свой план в жизнь. У неё было достаточно времени для раскисания. Теперь надо быть сильной и казаться равнодушной, такой же, каким казался он. Если Декстер верит, что она будет играть в его больные игры, пусть.

Сначала её настиг его запах, аромат одеколона. Это напомнило о его пиджаке, который он ей дал, чтобы укрыться в машине.

Всё ещё стоя лицом к кровати и подносу с нетронутой едой, Натали не могла видеть, что происходит, только слышать: стук шагов и шуршание колёс.

Колёс? Она действительно слышит движение колёс по твёрдому полу похожее по звуку на движение тележки?

Если бы она могла повернуться, но нет, она не даст ему возможность отомстить. Вместо этого её воображение наполнилось возможными вариантами. Она вспомнила тележки, на которых прислуга вывозила в поместье еду в столовую или в комнаты. Тележки были в отелях для обслуживания номеров. Все её мысли имели нечто общее — еду.

Её желудок, свыкшийся с пустотой, уже не урчал. До тех пор, пока во влажном, затхлом воздухе не послышались новые звуки — позвякивание и тихий перестук.

Она закрыла глаза и попыталась вызвать непищевые образы. Есть тележки, на которых в поместье, как и в отелях, горничные развозят постельное бельё и принадлежности. Этот вариант даже обрадовал её. Полотенце для ванной и простыни для постели. Такие простые вещи.

Натали отвергла ожидания. Если она не будет питать надежды, Декстер не сможет её разочаровать. Она боялась, что это будет хуже, чем наказание.

Проходили секунды, отмериваемые стуком его ботинок по цементу, и она подумала, собирается ли он говорить с ней, признать её послушание, что-нибудь. Предположения утомили её, возрождая боль в теле, восстанавливая кровоток, что дало болезненное ощущение в венах, словно уколы иглами.

Натали подавила крик, закусив губу, стараясь сохранять тишину, поклявшись не выдавать своих страданий. А потом Декстер изменил правилам, дав ей то, чего она боялась больше всего и верила, что только сама может найти — надежду.

Дверь с шумом захлопнулась. Натали решила было, что он снова ушёл, но тут её качнуло от обволакивающего тело тепла.

Приблизив свои губы к её шее, он обернул одеяло вокруг её плеч.

— Я очень горжусь тобой, клопик, — он поцеловал её в макушку.

Это было не просто одеяло. Это было согретое одеяло, наподобие салфеток в самолёте или белья, вынутого из сушилки. Мягкий тёплый ворс щекотал её озябшее тело. Кровь потекла ещё быстрее, разгоняемая предвкушением. Тепло было раем, но обстоятельства были адом. Удовольствие и боль. Натали не знала, что из этого подстегнуло её слёзы.

Декстер присел рядом с ней, запахнув плотнее одеяло. Затем, держа руки на её плечах, спросил, может ли она встать.

Натали уставилась на него.

Что-то в его взгляде изменилось. Он был светлее, спокойнее.

— Клоп, ответь мне.

Она попыталась поднять руки, хотя бы ладони. Руки весили тонну, поднять их на пару дюймов еле хватило сил. Ноги словно истыканные иголками макаронины с размягчёнными костями. Она затрясла головой.

— Я-я не думаю.

Что он скажет? Будет недоволен?

Декстер кивнул и встал. У неё упало сердце. Он оставит её здесь?

Сняв поднос с кровати и поставив его на пол, он одним махом наклонился и подхватил Натали с пола на руки, словно она ничего не весила.

Натали вскрикнула от боли, наполнившей ноги и пальцы на них. Это было хуже, чем судороги. Скрипнув зубами, она уткнулась лицом в его широкую грудь.

Она не искала утешения у него, но нашла. Его рубашка вызвала воспоминание о свежем воздухе — чистом и прохладном, так непохожем на то, что её тут окружало, а аромат одеколона добавил оттенков мускуса и специй.

Декстер сел на кровать, держа её на руках.

Она не знала, что сказать или сделать. Это был не тот человек, который поставил её на колени на несколько часов. Это он, и не он. Измождённая, она не могла собраться с мыслями.

— Скажи мне, — произнёс Декстер.

Натали взглянула вверх ему в лицо, пытаясь расшифровать загадку. Даже голос был другим. Может быть, от голода у Натали появились иллюзии. Она не была уверена, придерживается ли она ещё своего плана быть холодной. Ей хотелось ответить.

— Мои пальцы… — Её глаза с мокрыми от слёз ресницами закрылись. — Мои ноги…

— Они болят?

Натали кивнула.

Балансируя с ней на коленях, Декстер протянул свою большую руку к её ступне и резко сжал.

Ногу пронзила острая боль. Натали вскрикнула громче, чем до этого.

— Нет, клопик, — сказал он успокаивающе, — будет лучше. Дай минуту.

Закусив губу, она смотрела, как он массирует одну ногу, затем другую. Он чередовал поглаживания и нажим, и она поняла, что он был прав: колющая боль уменьшалась, и становилось легче.

— Помнишь, я сказал, что поток крови для изголодавшихся тканей может быть больнее, чем защемление?

Она кивнула.

— Это и произошло. — Он поцеловал её в лоб. — Не думал, что ты это сможешь. Правда. Ты намного сильнее, чем мне казалось.

Его слова, пройдя сквозь неё, оказали тот же эффект, что и одеяло. Она не хотела, чтобы ей было приятно от того, что она радует этого человека, но это было именно так. Она наслаждалась тоном его голоса, то, как он держал её и как вытирал слёзы. А затем он переместил её на край матраса и встал. И в этот момент её поразило открытие, что она не хочет, чтобы он уходил. Она не хотела опять остаться в одиночестве, даже под одеялом.

— Декстер? Ты уходишь?

Он обернулся с приоткрытым ртом. В его взгляде было нечто новое: шок или удивление. Она была слишком измучена и голодна, чтобы понять.

Он быстро опустился на одно колено и положил руку на её ногу, покрытую одеялом.

— Скажи это ещё раз.

Это прозвучало не как приказ, а скорее как просьба.

— Я-я извиняюсь, если не должна…

Это всё было так странно. Она не знала, что он хочет от неё услышать.

Гладя её ногу поверх одеяла, он объяснил: — Просто скажи, то, что сказала, точно так же. Я хочу это снова услышать.

— Ты уходишь?

Он покачал головой.

— Моё имя. Ты сказала моё имя.

— Декстер?

— Ты первый раз его произнесла.

Она моргнула.

— Разве?

Он снова провёл костяшками пальцев вдоль её скулы.

— Да, клопик. И мне нравится слышать его из твоих губ.

— Ты опять уходишь?

— Нет ещё.

От его ответа она неожиданно почувствовала облегчение.

Он взял её за руки.

— Теперь ты можешь встать?

— Я попробую.

Кровообращение восстановилось, и она снова чувствовала свои ноги. Она осторожно перенесла вес на ноги и поднялась. Ноги дрожали, а ступни были тяжёлые, но он поддерживал её за руки, подстраховывая. Она стояла неуверенно, как новорожденный оленёнок.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Тяжело, но стоять могу.

— А идти?

Натали кивнула.

Декстер наклонил голову в сторону ванной.

— Иди, сделай, что тебе нужно. Я дам тебе возможность уединиться. Когда вернёшься, у нас будет разговор, который не получился утром.

Она запахнула вокруг себя одеяло, но, сделав один шаг, остановилась.

— Могу я…с— Было странно спрашивать разрешения о таких простых вещах. Декстер сказал, они обсудили правила, но это не так. Она не хотела опять его разозлить. Она сделает что угодно, чтобы избежать цементного пола. — …могу я оставить одеяло… на себе?

Он кивнул.

— Думаю, что на данный момент… ты его заслужила.

— Спасибо.

Противоположные эмоции боролись в ней, когда Нат заспешила в сторону ванной.

Каким-то образом, после всего произошедшего, в борьбе её чувств побеждала благодарность.

Разум говорил ей, что она смешна. Благодарна за одеяло? Да, благодарна. Она могла идти в нём в ванную. Она могла разговаривать, завернувшись в него. Ещё вчера она сказала бы себе, что это глупо, благодарить за одеяло. Это было вчера.

Сегодня её жизнь изменилась.

Глава 12

Лучший способ узнать, можешь ли вы доверять

человеку — довериться ему.

Эрнест Хемингуэй.

Натали встала неподвижно в дверном проёме ванной, задумавшись о реальности того, что Декстер угрожал ей психиатрической клиникой. Возможно, она бредит. Стресс и голод могли это спровоцировать. И недостаток сна. Она спала, точнее — была под действием лекарств. Это не одно и то же?

— Подойди и сядь, — сказал он, повернувшись и поймав её взгляд.

Закутанная в одеяло, она осторожно двинулась вперёд.

За короткое время, что она была в ванной комнате, он принёс круглый столик с двумя стульями. Тележка, которую она раньше слышала, теперь стояла в комнате, а на ней — большая стеклянная бутылка воды и две накрытые тарелки.

Натали опустилась на отодвинутый им стул.

— Вода без газа, — сказал он, указав на бутылку. — Могу в следующий раз принести с газом, если хочешь.

Она потрясла головой.

— Я люблю без газа, спасибо.

Действительно бред, вести беседу о воде, когда она, голая, сидит в одеяле по милостивому разрешению Декстера.

Он поставил тарелки на стол, сняв с них серебряные крышки. Пирожных уже не было, вместо них лежали поджаренные на гриле сандвичи и овощной салат.

Голод Натали снова заявил о себе со всей мстительностью явно слышимым урчанием во внутренностях.

Когда она потянулась за сандвичем, он её остановил:

— Пока нет. Терпение.

Она неохотно положила руку на колени. Будет ли он опять её дразнить едой, чтоб потом не разрешить поесть?

Декстер поставил кружку на стол и налил в неё из кувшина, но это не был крепкий кофе, об аромате которого она мечтала; жидкость была светлее. В воздухе поплыл знакомый аромат. Прежде, чем она смогла распознать, что это, он заговорил:

— Имбирный чай. Это должно помочь твоим мускулам.

— Спасибо. — Её научили быть вежливой, но она не могла перестать думать, что это он и виноват в состоянии её мускулов.

Декстер сел на второй стул и оглядел еду.

— Скажи мне, клопик, что ты хочешь?

Она закрыла глаза, сжала губы и подумала, что список уже готов, он прост и ясен: её жизнь обратно, свободу, семью, свежий воздух, солнечный свет, одежду, душ…

Звук ножек второго стула, царапающего цементный пол, заставил её глаза открыться. Декстер уже был не по другую сторону стола, а прямо перед ней, его лицо — перед её лицом. Челюсти сжаты. Она ахнула.

— Не надо медлить, — скомандовал он резким голосом. — Если я задаю тебе вопрос, не надо его обдумывать. Отвечай немедленно, или потеряешь возможности и придётся ждать, когда я снова соизволю быть щедрым. — Он снова сжал челюсти прежде, чем добавить: — Начиная с этого момента, всё в твоей жизни будет зависеть от меня. Не забывай.

Не понятно, как она смогла. Набрав воздуха, она ответила на его вопрос:

— Поесть, пожалуйста. Я хочу есть.

Это была достижимая цель. Ей хотелось, чтобы были исполнены намного более масштабные желания, но в эту секунду, когда её руки тряслись от голода, еда была важнейшим. Она осмотрела стол. Имбирного чая ей тоже хотелось, хотя этот вкус не был в её фаворитах. Но она читала, что китайцы считают его целебным. Хотя её ноги уже почти не болели, и мускулы были в порядке.

— И пить чай, пожалуйста, — добавила она.

Его грудь медленно поднялась и опустилась, а ноздри раздулись. Было заметно, что он раздумывает. Только она не знала, что он решил.

Как можно предугадать действия сумасшедшего, если он уже доказал, что непредсказуем?

— Больше не будет предупреждений, — сказал он. — Держи в голове правило номер один.

— Ты не повторял свои слова, — сказала она, вспомнив его правило.

У неё замерло дыхание, когда он потянул за одеяло, опуская его с её шеи, где оно было подоткнуто, ниже ключицы и ещё ниже… Натали закрыла глаза. Она хотела остановить его, закричать, расцарапать ему руку, но знала, что ничего из этого нельзя. Она может это сделать, но, скорее всего, всё кончится тем, что она лишится еды.

Когда она открыла глаза, то сидя, не могла не заметить у стоящего Декстера явное возбуждение. Его рука остановилась, но по её коже пробежал холодок.

Он переводил взгляд с её груди на лицо и назад. Одеяло лежало теперь прямо на округлостях груди. Он провёл тёплым пальцем вокруг полушарий по краю одеяла. Её тело было открыто не больше, чем в блузке с низким вырезом, но она снова почувствовала себя голой.

Декстер поднял ей подбородок, и их взгляды встретились. Хриплым голосом он сказал:

— Что ты сделаешь, чтобы заслужить еду?

Всё в ней замерло. Кровь забыла, как течь.

— Пожалуйста, Декстер. — Она нарочно назвала его по имени, надеясь на тот же эффект, что раньше. — Я знаю, что это не ответ на твой вопрос, но я не знаю, что могу сделать. — Это был правдивый ответ. Она не хотела предлагать больше, чем то, на что он рассчитывал, и боялась второй раз лишиться еды, если предложит меньше.

Он опять провёл пальцами по провисшему краю одеяла, сказав:

— Опусти его. Держи грудь у меня на виду, и тогда сможешь выбрать что-то одно со стола.

— Одно?

С упавшим сердцем она смотрела на пиршество на столе. Сандвичи и салат нельзя было определить словом пиршество, но для неё сейчас… в этот безумный момент её жизни — они таковыми были. Какая разница, в том, что она опустит одеяло ниже? Он уже видел абсолютно всё. Она сделала вдох и трясущимися пальцами взялась за край одеяла.

Её глаза сфокусировались на тарелке. Она не хочет что-то одно. Она хочет всё.

— Одно?

— Правило номер один.

Натали кивнула. Он не будет повторять. Он сказал — одно.

Она подумала, сможет ли взять всё, если совсем разденется. Прерывисто дыша, она распахнула одеяло, оставив еговисеть на плечах и обнажая грудь. Её соски затвердели от холодного воздуха.

Декстер издал глубокий грудной звук. Он столкнул ткань с её плеч, и та упала на талию.

— Теперь потрогай их.

Потрогать их?

Она поняла по его тону, что он имеет ввиду. Декстер хотел, чтобы она их не просто потрогала, он хотел, чтобы она трогала их, словно она одна в своей спальне.

Она подняла руки.

Его взгляд был приклеен к её рукам, когда она стала мять обе груди, поднимая их и сжимая соски, и груди стали наливаться и отяжелели. Пока она их ласкала, трудно было не заметить, что его эрекция росла, упираясь в молнию брюк.

Сколько, по его мнению, это должно продолжаться?

Её кожа согрелась от её собственных прикосновений, губы раскрылись, и она, к своему удивлению, тихонько всхлипнула. Отзывалось ли её тело на её собственные ласки или на похотливый блеск его зелёных глаз? Его эрекция пугала её, но что-то было новое и эротичное в том, что происходило. Странное напряжение возникло у неё между ног, заставив сжаться внутренние мышцы.

Ну же, она не возбудится от этого мужчины.

Наконец он заговорил тяжёлым от возбуждения голосом:

— Ты заслужила две вещи со стола.

Он повернулся и сел на свой стул.

Натали, сдерживавшая до этого дыхание, выдохнула.

— Что ты выбираешь? — спросил он.

— Чай и сандвич. — Она не медлила и не обдумывала.

Декстер налил себе воды и кивнул.

Принимая это за знак, Натали торопливо принялась за еду.

Никогда ничто не казалось ей таким вкусным. Натали выросла в окружении искусных, умелых поваров, которые могли приготовить что угодно. Мать и сама прекрасно готовила, если у неё возникало желание. Она бывала в лучших ресторанах со знаменитыми во всём мире шеф поварами, но сандвич в её руках превзошёл всё это. Кусочки хлеба, поджаренные до хрустящей корочки, были божественны. тушеные овощи между кусками хлеба были соединены вместе ароматным белым сыром. С каждым кусочком её рот наполнялся ароматом. Одеяло, которое он спустил с её плеч, обнажив груди, было забыто. Жевание и глотание полностью её захватило, а кружка давала так необходимое тепло её рукам.

Декстер молча смотрел, как она ест сандвич и пьёт чай. Он смотрел не только на её грудь, но и на то, как она отпивает чай, как вытирает губы, и даже, как жуёт. Его взгляд был вездесущ. Когда сандвич исчез, он спросил:

— Хочешь воды? Нехватка жидкости — это плохо, а чая была только одна чашка.

Натали хотела воды, но она начала понимать, что за всё надо платить. Вместо того, чтобы взять кувшин, она спросила:

— Можно мне воды?

Он налил чистой воды в её стакан.

Когда она не потянулась за стаканом, он усмехнулся:

— Хорошая девочка, клопик. Я был прав насчёт тебя. Ты хорошая ученица. Ты уже поняла, что должна заслужить воду?

Хотя её сковало страхом, еда, которую она уже заслужила, придала сил.

— Да.

— На этот раз всё проще. Сейчас это будет не твоё тело, хотя скоро ты будешь предлагать мне намного больше, чем просто вид твоих грудей.

Будет предлагать? Он хочет сказать, что он не будет брать?

Прежде, чем она смогла об этом поразмыслить, он сказал, чего хочет.

— Твой ум.

Глава 13

Трудно одолеть врага, затаившегося у нас в голове.

Салли Кемптон.

— Мой ум?

— Скажи мне, что я хочу знать, и заслужишь воду. Скажи мне достаточно, и я даже оставлю тебе бутылку. Воду из водопровода нельзя пить. Моё дело заботиться о тебе.

Но ты украл меня, заморозил и измучил голодом до смерти! Вместо того чтобы это произнести, Натали кивнула.

— Давай, — сказал он, — сделай глоток.

Она поднесла стакан к губам и вспомнила его коктейль в самолёте. Она посмотрела на стакан Декстера. Она не помнила, пил ли он из него.

— А ты… это…?

— Есть ли тут те же вещества, что я давал тебе раньше?

Она молча согласилась, сжав пересохшие губы.

— Ты мне поверишь?

Это был хороший вопрос. Она не должна.

— Я не знаю. Полагаю, у меня нет выбора.

— Но ты всё же спросила. Ты сомневаешься. Почему?

Она сделала так, как он говорил, ответив честно, не раздумывая:

— Потому мне это не понравилось. Мне не понравилось, как я себя чувствовала.

Декстер кивнул.

— В этой воде нет лекарств. Давай, пей.

Она послушалась, и была вознаграждена чистой, прозрачной, освежающей водой. В отличие от той, что текла из крана, каждый глоток воды из стеклянного стакана смягчил её язык и горло так, как не смог даже чай. Сколько времени она была без воды? Она не знала, сколько спала, а потом ещё были несколько часов на полу.

Натали не хотела останавливаться. Декстер сказал глоток. Может, если не делать глотательного движения, это будет всё ещё один глоток? Её рассудок говорил ей, что надо поставить стакан, но она не могла. Было так вкусно. Теперь, когда её тело получило пищу, вода была ещё одним элементом для жизни.

Её поразила эта мысль: независимо, от того, какой странной стала её жизнь, она хотела её. Она хотела жить.

Наконец она поставила пустой стакан, боясь взглянуть на противоположную сторону стола и увидеть то, что может там увидеть. Вместо гнева в комнате раздался смех Декстера, резонируя от пустых стен.

— Мой клопик хотел пить. Но ведь я дал тебе награду до того, как ты её заслужила. Теперь давай. Скажи мне, что ты думаешь.

— Что я думаю?

Он поводил головой из стороны в сторону.

— Если бы мне понадобился попугай, я бы его приобрёл. Я взял тебя, думающую, сообразительную, сексуально дышащую женщину. Я взял тебя, клоп. Ты теперь моя. Скажи мне, что ты чувствуешь. Как… — он жестом обвёл комнату. — …это заставляет тебя себя чувствовать, о чём думать с тех пор, как ты проснулась и до этого момента?

Это была непростая задача. Обнажить грудь было проще, чем мысли.

— Давай.

— Я была голодной. Сейчас лучше. — Она обвела взглядом комнату, внезапно обнаружив, что она соответствует её представлениям об иностранных психиатрических лечебницах. Не она была сумасшедшей. Нет. Это человек, сидевший напротив через стол, его скрещенные руки, его оценивающий её грудь взгляд. — Я смущена и, если честно чувствую себя униженно.

— Почему?

Она теребила одеяло на коленях.

— Я сижу тут с голым верхом, без одежды, в одном одеяле. Это очевидно.

— Ты моя. Ты в моём распоряжении. Это значит, все твои части тела, клоп. Ничего не должно тебя смущать. Обнажать себя для меня не должно смущать.

— Но это так, — выпалила она. — Я не знаю тебя, и, что касается того, что ты сказал — я не принадлежу тебе. Я не твой клоп. — Нат затрясла головой. — Я это имя тоже ненавижу. Оно унижает.

Его сине-голубые глаза сверкнули изумлением.

— Ну, это так. Я говорил тебе, надо заслужить своё имя.

Заслужить. Почему всё надо заслужить?

— Теперь скажи мне, — продолжил он, — какое тебе нужно доказательство тому, что ты мне принадлежишь? Купчая поможет? Контракт? Я могу составить любое, и мы оба подпишем, но, по существу, свидетельство о браке это тоже самое. То, что у нас есть — ненастоящее. Но однажды…

Она не ответила, и он продолжил:

— Как насчёт того, что я знаю интимные секреты твоего сексуального тела? Это доказывает, что ты моя? Например, как твоя киска сжимается, даже когда ты без сознания?

Натали ахнула, сжав ноги:

— Так ты…

— Что я…? Трахнул тебя?

Она не ответила, а в глазах появились слёзы. Если бы она только могла завернуть себя целиком в одеяло: лицо, голову и, конечно, грудь.

— Нет, — ответил Декстер, — я этого не сделал. Я хочу, чтобы первый раз, когда я буду внутри тебя, был особенным для нас обоих. Как бы я ни хотел… — Его бицепсы округлились, когда он расцепил руки и наклонился вперёд. — …и всё ещё хочу — я не сделал этого.

Одинокая слеза скатилась по её щеке.

— Спасибо.

Ещё одна благодарность за то, что не должно быть подарком: одеяло, еда, её невинность. А потом она вспомнила его слова.

— Но ты сказал сейчас… как я сжимаюсь?

— Одна проба. Я мужчина, а ты прекрасная женщина, которая была обнажена передо мной. Придёт день, и ты сама захочешь, чтобы я зарылся лицом в твою киску, пока ты не будешь выкрикивать моё имя. Это была только проба.

Её голова упала вперёд, лицо покрыто слезами.

— Клоп?

Она резко вскинула голову.

— Изнасилована!

Взгляд Декстера потемнел.

— Я не насиловал тебя.

— Ты спросил, как я себя чувствую. Так вот. Я чувствую себя изнасилованной.

— Этого не было. Я мог. Ты была прямо тут. — Его большая ладонь стукнула по столу. Тарелки и стаканы подпрыгнули, приборы звякнули, выплеснулась вода. Его выражение лица всё темнело. — Я могу это сделать прямо сейчас. Кто меня остановит? Ни ты, ни кто-то другой. Ты должна уложить это в своей голове. Ты теперь моя, чтобы делать то, что я хочу. Даже зная, что ты моя, в моём распоряжении в любой момент, я достаточно уважаю тебя, чтобы только снять с тебя одежду и попробовать твои губы, поцеловать твою мягкую кожу и — да, один раз попробовать твою тёплую киску. Ты знаешь, что ты сделала?

Она потрясла головой. Она не хотела знать. Пища, которую она ела, чай и вода, которые пила, подступали к горлу.

— Нет.

— Ты мгновенно стала влажной. Хотелось ли мне быть внутри тебя пальцами, языком или членом? Да, но я не стал. Не знаю, как те придурки, с которыми ты была, но, когда я буду это делать, то для твоего удовольствия и удовлетворения.

Она выпрямилась.

— Ни с кем. — Она не понимала, зачем говорит ему это — почему это слетело с языка, но так вышло, и она не могла вернуть свои слова.

— Ни с кем, — повторил Декстер медленно, когда его осенило. — Никто, ни один?

Она затрясла головой.

— Ты никогда не была с мужчиной? — Захваченный изумлением, он встал. — Отвечай, чёрт возьми!

— Нет! Никаких придурков в моём прошлом, и хороших парней тоже.

Ты единственный придурок.

Декстер потер рукой лицо и зашагал по кругу.

— Чёрт. Чёрт. — Он повернулся к ней. — Нет, ты врёшь. Тебе двадцать лет. Старшая школа… колледж?

— Так что, если я ни с кем не спала, это так плохо? Прекрасно, но это так. И я хочу, чтобы так и оставалось. — Устав от этой дискуссии, она натянула одеяло на плечи и подоткнула под подбородком, укрывая грудь. — Я не вру. Я съела сандвич. Оставь мне воду, если я дала тебе, что ты хотел, или ты сам взял. Или, если ты не удовлетворён, не оставляй. Пусть я умру от голода или жажды, мне уже всё равно. Покончим с этим…

Он схватил её за плечи и резко поставил на ноги, держа на расстоянии вытянутой руки.

— Ты не в том положении, чтобы отделываться от меня — это навсегда. Закончим, когда я скажу, что мы закончили. — Его глаза в этот момент были цвета морских глубин. — Не ври мне, блять. Ты девственница?

Она подняла подбородок.

— Была, когда проснулась вчера.

— Один раз попробовал, один чёртов поцелуй в твои сладкие, влажные губы. Я не… как я, блять, мог знать?

Её возмущение было так велико, что она громко воскликнула:

— Не знаю, как! Ты мог меня спросить или дать самой сказать. Есть много способов, кроме того, чтобы накачивать меня наркотиками и воровать!

Она не заметила его руку, пока не стало слишком поздно. Громкий шлепок отозвался эхом в комнате. Слёзы выступили на глазах, а щека стала гореть.

Декстер сделал шаг назад.

— Не заставляй меня делать это снова.

Заставлять его? Что она могла сказать? Он только что ударил её, вернее — шлёпнул.

Тон Декстера стал жёстче.

— Уважение. Я оказал его тебе тем, что не трахнул тебя, когда мог — в том числе и сейчас. А ты так отвечаешь. Это была последняя выходка. В следующий раз кое-кто получит более жёсткий ответ.

Жёстче, чем шлепок?

Она расправила плечи, игнорируя слёзы, текущие по щекам.

— Да. Я девственница. И, если ты хочешь получить денег, мой отец заплатит, если ты вернёшь меня в том же состоянии.

Потирая рукой поросший светлой щетиной подбородок, Декстер сделал ещё шаг назад, увеличивая расстояние между ними.

— Ты ничего не поняла. Я не из-за выкупа тебя тут держу. Не все заинтересованы в деньгах твоего папочки. У меня своих достаточно. Ты тут по единственной причине — ты моя. Мы предназначены друг для друга. Я тебя не верну. — Он прошагал по кругу, сжав челюсти. Мускулы на его шее напряглись. — Теперь, клоп, мы закончили. Сбрось одеяло.

Её глаза округлились.

Он кивнул в сторону пола, на место, где она стояла на коленях.

— Встань в позу — или на колени, если хочешь. — Его зелёно-голубые глаза сверкали на неё с вызовом — посмеет ли она ослушаться.

С учащённо бьющимся сердцем она скинула одеяло и пошла туда, куда он указал. Закусив губу, она встала, как он говорил: ноги на ширине плеч, плечи назад, руки по сторонам, ладонями наружу и, наконец, — подбородок вверх. Вернулся холод, давая о себе знать покалыванием в теле, поднимаясь по её телу от ступней, стоящих на твёрдом полу, до дрожащей макушки.

Декстер, словно её тут больше не было, занялся собиранием остатков еды на тележку, стульев и стола. Убрав в комнате, он вернулся. Его взгляд двигался по её телу снизу вверх, на мгновение задержавшись на её киске и грудях. Когда их взгляды встретились, он сказал:

— Девственница. — Он покачал головой. — Думаю, я знаю, как их дырявить.

Она тут же закрыла глаза.

— Оставлю тебе одеяло и остатки воды. Не двигайся, пока не закроется дверь. На остаток дня мои два правила просты. Первое — не трогать и не ублажать себя. Не думай, что сможешь это делать в ванной. Там тоже камера. И не мойся. Мы обсудим это в мой следующий визит.

Он подошёл так близко, что её обдало мускусным запахом его одеколона и теплом от близости его груди к её обнажённой коже.

— Скажи мне, ты это делала? Трогала себя? Чтобы кончить?

Её щёки горели огнём. И не только — искры пламени обожгли нутро между ног, обдавая, к её стыду, теплом.

— Пожалуйста, Декстер.

Он широко усмехнулся.

— О да. Ты это делала. Я вижу. Об этом думать разрешено. И, когда будешь — подумай, насколько лучше будет, если это будет делать мужчина, который знает в этом толк. — Он отступил на шаг, его улыбка ещё шире. — Ты сможешь вести себя хорошо?

— Да.

— Хочу особо отметить: я сказал, что ты не должна никогда смущаться, и я это серьёзно. Я рад, что ты себя трогала. Могу сказать, что слова об этом тебя завели. У тебя щёки порозовели, и твой запах усилился. — Он засмеялся. — Даже ласка собственных грудей тебя возбудила. Сейчас запомни, что против правил даже трогать собственные остренькие груди. Только я могу доставлять тебе это удовольствие.

Он прихватил её сосок.

— Ох, какие возможности. — Он ущипнул его сильнее.

— Ой, — вырвалось у Нат, но она не двинулась.

— Но я не говорил, что не буду тебя унижать. Я буду. Потому что мне это нравится. А ещё я буду возвеличивать тебя. Можешь рассчитывать, что я буду делать и то, и другое. Просто помни, что только я один буду тебя унижать, только я увижу тебя сломленной, потому только я смогу собрать тебя обратно.

— Ты мой клоп, но, что важнее, — ты и моя королева. Никто никогда не узнает, что мы делаем наедине.

К его последним словам она задышала глубоко. Хотя его речь открыла ей будущее, которое она не могла полностью осмыслить, слова звучали не как угроза, а как обещание.

А потом он ушёл. Плечи Натали расслабленно опустились, когда закрылась дверь. Она бросилась к лежавшему на полу одеялу и завернулась в него.

Она стала прокручивать всё произошедшее в своей голове.

Не она сошла с ума и оторвалась от реальности. Декстер.

Этот человек был абсолютным психом. Что он имел ввиду, когда говорил, что она его? Что он имел ввиду, когда говорил, что не будет требовать за неё выкуп? Как же тогда она вернёт себе свою жизнь? И как он посмел сказать ей, чтобы она не трогала себя? Она и не собиралась. Но теперь семена посеяны…

Глава 14

«Мы должны принять конечное разочарование,

но никогда не терять бесконечную надежду.»

Мартин Лютер Кинг.

Семья Роулингсов слушала Фила, включив телефон на громкую связь. Его объяснения насчёт результатов расследования странного первого сообщения Натали и последовавших за ним их совсем не утешали.

Тони ударил кулаком по старинному столу.

— Она не могла раствориться в воздухе, — прогремел его глубокий голос.

Столько дней прошло, этому нет нормального объяснения. Кудесник в бизнесе, Энтони Роулингс мог быть жестоким, но это не касалось его семьи — она была его спасением, его радостью, его миром. Глубокие морщины и тёмные круги под глазами свидетельствовали о бессонных ночах с того момента, как был сорван их семейный праздник.

Услышав отчаяние в голосе мужа, Клэр уронила голову вперёд. Усталость наслаивалась на стресс. Её изумрудные глаза покраснели от непросыхающих слёз. Когда её семья теснее придвинулась к экрану компьютера, с её опухших век опять закапало. Глубоко вдохнув, она тоже сфокусировалась на изображении.

— Это кадры из зала пограничного контроля аэропорта Мюнхена, — сказал Фил. Он и Тейлор вылетели в Германию сразу, чтобы найти пропавшую принцессу Роулингс. — Из-за праздников было сложно с кем-либо связаться. Мне, в конце концов, пришлось обратиться в Госдепартамент Штатов. Даже через них невозможно было связаться с половиной ответственных лиц, которые оказались на выходных. Проблема в том, что Натали совершеннолетняя. У нас нет прав на полноценное расследование. Из её сообщения следует, что она просто изменила планы и не поехала в Ниццу.

Пока Фил говорил, повторяя объяснения, которые они уже не раз слышали от государственных служащих, к которым обращались, Клэр пристально рассматривала постоянно меняющееся слайд-шоу из зернистых чёрно-белых снимков. По утверждению службы контроля аэропорта, эти снимки показывали приезд Натали в Мюнхен. На каждом снимке её голова была опущена вниз.

От напряжения на шее Клэр волоски встали дыбом. Они в первый раз видели эти кадры.

— Как вы видите, на ней рюкзак, с которым она всегда путешествует, — сказал Фил.

Клэр потрясла головой:

— Что-то не так.

— …ничего необычного на пограничном контроле… — продолжал Фил.

Клэр знала свою дочь и, даже по этим нечётким кадрам, могла сказать, что это не она.

— Это была не она, — сказала Клэр громче.

Все повернулись к ней. Она же видела только одну пару глаз. В комнате стало тихо, пока снова не заговорил Фил.

— Трудно что-то увидеть с этим качеством снимков, но они получены с помощью американского посольства от пограничного контроля. Они смогли проследить её по паспорту.

Николь обняла Клэр, а та снова затрясла головой.

— Мам, мы не можем её хорошо рассмотреть.

— Тони, это была не она.

Он перевёл взгляд с жены на монитор, произнеся:

— Останови слайд-шоу. Верни назад.

Кадры стали медленно крутиться в обратном направлении.

— Стоп.

Это был единственный снимок, где видно лицо.

— Чёрт возьми! — сказал Тони, поворачиваясь к Клэр. — Ты права.

Четыре пары глаз медленно приблизились ближе к экрану.

Изображение увеличилось. Теперь Фил сказал:

— Думаю, вы правы. Сожалею. Я поверил информации…

— Что это значит? — спросил Нэйт. — Это значит, что её паспорт был у кого-то другого? Садилась ли она вообще на этот самолёт? — От волнения его голос всё повышался.

— У тебя есть кадры с высадки из самолёта? — спросил Тони.

— Да, — сказала Клэр, почувствовав зерно надежды. — Дай мне посмотреть на каждого, кто сошёл с этого самолёта. Пусть она даже загримировалась, я узнаю её.

— Фил? — спросила Николь, — а что о сообщениях?

— Сейчас они пришли с другого телефона. Мобильный Нат был найден в аэропорту. Надеюсь, это хороший знак.

— Почему? — спросила Клэр.

— Он был оставлен. Натали знает, что мы его найдём.

— Значит, это сделано специально. Не могла ли она сама это сделать? — спросила Николь. — В том смысле, что, может быть, она хотела, чтобы ты его нашёл и узнал, что она не хочет, чтобы её искали?

— Фил, — сказала Клэр, не обращая внимания на старшую дочь, — я в сообщении задавала ей личные вопросы, как ты предложил, и она на них ответила. — Она взялась за протянутую мужем руку. — Это должна быть она. Она должна быть… — Клэр не могла заставить себя произнести слово — жива. Женщина отказывалась думать, что может быть по-другому.

— Несмотря на то, что геопозиция отключена, мы с Тейлор смогли определить географический район отправки сообщений. Если она позвонит и поговорит некоторое время, будет шанс определить локацию точнее.

— Я пыталась перезвонить, — сказала Клэр.

— Мы все пытались, — добавил Тони.

— Телефон сразу стал вне зоны доступа, я знаю, — профессиональным тоном ответил Фил, сквозь который сквозила горечь, смешанная с раздражением. Это было так не похоже на него, способного пробить каменные стены. Клэр знала, как он недоволен собой в той же мере, в какой расстроен из-за Натали.

— Фил, не сдавайся, пожалуйста, — сказала Клэр.

— Роуч, мы знаем, что тебе там сказали. Мне до чёрта, что мы не имеем доказательств, что она сделала это не по своей воле, хотя я думаю, что там даже больше. Я думаю… — Он в нерешительности замолчал, посмотрев на жену. — …нам нужно, по крайней мере, убедиться, что её не похитили.

Клэр увидела смятение на красивом лице мужа.

— Похитили? — повторила она, чувствуя, как тело покрывается мурашками, и прорвалась плотина от всегда подавляемых, а теперь нахлынувших воспоминаний прошлого.

— Клэр, — послышался из динамика голос Фила, — мы с Тейлор рассматривали эту возможность. Я не хотел поднимать эту тему без доказательств.

— Фото пассажиров? — спросила Клэр, ища способы помочь Натали. — Покажи нам кадры с камеры, и мы удостоверимся, что она летела этим рейсом. Если нет, значит, она ещё в Штатах. — Её голос поднимался всё выше. — Я сегодня полечу назад. Если она там, я тоже буду там.

— Я полечу, — вызвался Нэйт.

— Нет, — сказал Тони. — Больше никто не уедет. Мы будем здесь все вместе. Эрик вернётся в США. Джон там. Если что-то там понадобится, каждый из них или все вместе — они справятся.

Фил снова заговорил:

— Я запрошу данные и записи посадки и высадки как можно скорее. Время не могло быть более неудачным. Никого нет на службе из-за праздников. Что в США, что в Германии в авиакомпаниях и службах аэропортов приходится иметь дело с нанятыми временно или на неполный день работниками. Никто не знает, кто и чем занимался в определённое время, непонятно с кем общаться. Получать ответы, словно зубы драть.

Клэр глубоко вздохнула и села.

— Три дня прошло с тех пор, как я разговаривала с ней. Рождество…

Тони повернулся к жене.

— Наша дочь на Рождество будет с нами, — сказал он тоном, не оставляющим места для возражений. — Она просто стыдится провала в Гарварде. Она смущена. Мы должны дать ей знать, что это не имеет значения.

Тони знал о результатах экзаменов Натали и её решении не брать репетиторов и не просить помощи для исправления ситуации. Он узнал об этом, когда платёж за следующий семестр был возвращён на его банковский счёт. Он раздумывал, не поговорить ли с ней об этом по телефону. Они с Клэр даже обсуждали, не полететь ли им обоим в Бостон, но решили, что Натали сама расскажет обо всём, когда будет готова. Они предполагали, что это случится в этой поездке. Они, конечно, не были особенно счастливы от всего произошедшего, но ничего такого себе не позволили бы, что могло вызвать такое поведение дочери. Они никогда и никаким образом не обесценивали её амбиции и достижения. Они лишь хотели услышать её объяснения и планы на будущее. Неважно, какие это будут планы, Тони и Клэр поддержали бы Нат.

Они это знали. Трудно поверить, что Нат — нет.

Николь со вздохом села на диван рядом с мамой. Остальные члены семьи повернулись к ним.

— Хорошо, — сказала Николь, подняв руки ладонями вверх. — Я это скажу. Все так думают. А я рискну сорвать пластырь. Натали избалована. Всегда была. Она устроила весь этот переполох, чтобы потом появиться рождественским вечером, и вы будете так счастливы, что не будете сердиться насчёт Гарварда. Вы не думаете, что если бы это был киднеппинг, мы бы уже что-то услышали? Какие-то требования?

— Мы ничего не исключаем, — голос Фила пробился через километры; голос здравого рассудка, которым он был всегда, сколько Клэр знала этого человека.

— Так, — сказала Клэр, встав и повернувшись к старшим детям. — Вы ошибаетесь. Натали никогда бы так не поступила. Никогда. Меня не волнует Гарвард и, для информации, — мы с вашим отцом уже знали. Мы ждали, когда она сама расскажет нам. Кроме того… — Слёзы опять потекли. — Это ваша младшая сестрёнка.

Николь тоже встала и повернулась лицом к матери.

— Мам, я знаю. Просто я думаю, что это поможет вам объективно взглянуть на её поведение, если вы думаете, что её похитили, но она Роулингс. Это то, что вы с папой всегда говорили нам: Роулингсов нельзя похитить, чтобы этого никто не заметил.

— Мы заметили. И да, она Роулингс, и для нас ценнее целого состояния.

— Тогда почему мы не получили требований? Почему вы только получили её сообщение «Я собираюсь найти себя»? Может, потому что именно это и происходит: она нежится в одном из дорогих отелей Германии или Швейцарии или греется у камина с каким-нибудь горячим парнем, который покупает ей напитки?

— Николь, — одно слово Тони, и все обратились во внимание. — Если бы ты пропала…–

— Она не пропала, пап. Она прислала сообщение.

— Если бы ты избегала нас, сотворив что-нибудь неподобающее, мы бы захотели знать, почему и удостовериться, что ты в безопасности.

— Я бы так не поступила.

Клэр выпрямилась.

— И Нат тоже.

Нэйт прочистил горло и шагнул к отцу.

— Мы будем рассматривать оба варианта?

— Да, — ответил Тони. — Меня достали тупики. И мне по фигу, что она совершеннолетняя. Мы привлечём все государственные органы. И никаких журналистов. Я не собираюсь делать из этого спектакль с миллионом фальшивых свидетелей. Пришло время вернуть её домой.

Сев опять на диван, Клэр закрыла глаза, чувствуя, как в висках стучит тупая боль. Ей нравился тон голоса Тони, тон человека, ответственного за дело, того, кто вернёт ей её ребёнка. Ей было необходимо верить в него, как всегда.

Её мысли уплыли в давно прошедшее время, на несколько десятилетий назад. Её тело покрылось каплями пота, когда тщательно забытый кошмар всплыл на поверхность. Клэр вспомнила ужас своего пробуждения в незнакомой спальне. Её желудок скрутило от разгорающегося страха, от сознания, что она была пленницей… что она была во власти…

Когда её глаза открылись, те тёмные глаза были прямо перед ней. Тони сидел на коленях у её ног, положив ладонь ей на колено. Большим пальцем другой руки он вытер слезу, стекающую по её щеке.

— Не надо, пожалуйста, — в его голосе было больше чувства, чем он обычно себе позволял даже в отношении детей. — С ней всё в порядке.

— Но… я знаю, как это…

— Этого не случится.

Тот факт, что и Николь, и Нэйт знали историю родителей, позволял открыто, без объяснений, выражать свою тревогу. Они ограждали от этого Натали, их малышку; Николь же была взрослой. Она была слишком мала, когда о ней написали на одном из сайтов в интернете, текст того поста ей не следовало бы читать. Затем, в одну из ночей в пылу обиды на родителей она рассказала всё брату. Воспоминания такого типа не предназначены для обсуждения за пасхальным семейным обедом, но, тем не менее, это была их история.

— Я не могу не беспокоиться… и не могу не вспоминать.

Николь села рядом с матерью.

— В сообщении говорится, что она уехала, чтобы подумать. Вот где она. История не повторяется.

Было странно, как они могут упоминать о том трагическом времени лишь с задумчивым вздохом.

Клэр прильнула к Николь и взяла за руку Тони. Нэйт подошёл ближе и взял её за другую руку.

— Я люблю вас, — сказала она. — Вас всех. — Она кивнула в сторону детей и потом в сторону экрана, который теперь показывал самого Фила. — Я очень боюсь за неё. — Её слова прозвучали с той искренностью, которую может выразить только тот, кто сам пережил немыслимое. Но при этом, переводя взгляд с одного на другого, взглянув даже в глаза Тони, полные раскаяния, она знала, что не может изменить своё прошлое. Это вернуло её в настоящее.

Но она не хотела, чтобы её дочь пережила нечто похожее.

Доводы Николь были резки, но в них был смысл. Как бы то ни было, если Нат уехала куда-то на лыжный курорт, то почему желудок Клэр крутит от ужаса?

— Проходили ли какие-либо оплаты её кредитными картами? — спросила Клэр.

— В аэропорту в Германии. Она купила два одноразовых телефона и бутылку воды, — ответил Фил.

— Видишь? — сказала Николь. — С ней всё в порядке.

— Как она добралась туда, где она сейчас? И как в отеле? Прошло три дня.

— Были ли какие-то операции с тех пор? — спросил Нэйт.

— Снятие 1000 евро наличными.

Николь улыбнулась и кивнула.

— Что на снимках камер банкомата? — спросил Тони.

— Они нечёткие, и она в кепке — не видно лица.

Вздыхая, Клэр встала, опираясь на руку Тони.

— Пожалуйста, Фил, найди её. Верни её нам. Мы не расстраиваемся из-за Гарварда. У неё вся жизнь впереди. Пожалуйста, привези её домой.

— Что, если заблокировать её кредитки? — спросила Николь.

— Нет, — ответил Тони.

— Соглашусь, — сказал Фил. — Это поможет её обнаружить.

— Роуч, — сказал Тони, — дай нам знать, если раздобудешь другие снимки с камер. Мы знаем, что эта женщина, прошедшая паспортный контроль, не Натали. Теперь нам надо знать, где эта женщина, и почему у неё была информация на Нат. Она выбросила телефон Нат или сама Нат? Нам нужны ответы. Они нужны нам…

— Три дня назад, — сказала Клэр, заканчивая фразу Тони.

Они все посмотрели на экран, передающий по видеосвязи изображение Фила Роуча. У него всегда были светлые волосы, и нелегко было заметить возрастные изменения. К тому же с тех пор, как Тейлор вошла в его жизнь, он словно молодел, а не старел. Его ореховые глаза светились искренним беспокойством за семью Роулингс. Роулингсы были его работодателями, но они были и его с Тейлор семьёй.

— Мы не остановимся. Постарайтесь немного отдохнуть. Мы с Тейлор найдём её.

— Спасибо, Фил, — сказал Нэйт и выключил видеозвонок. — Вы знаете, — сказал он, поворачиваясь, — я никогда не видел, чтобы Фил не справился. Мы не знаем, где сейчас Нат, но Фил узнает. — Он снова взял маму за руку. — Она вернётся.

Клэр изобразила улыбку.

— Ты прав.

— Фил нас не разочарует, — подтвердил Тони.

Глава 15

Ваш интеллект может быть сбит с толку,

но ваши эмоции никогда вам не солгут.

Роджер Эберт.

Дни потеряли значение, когда время стало складываться в недели. Если её объявили в розыск, она не слышала. Она слышала только Декстера, больше ничего и ни о чём.

Она села на самолёт в Бостоне в пятницу в середине декабря. Это было до Рождества и до дня рождения её сестры. Она пыталась отслеживать ход времени, но дни и ночи сливались. Иногда Декстер появлялся с завтраком — в маленьком окошке было ещё темно. Были дни, когда полностью светло не становилось совсем. Иногда их день заканчивался, а свет ещё был.

После нескольких дней она заслужила освещение. Сначала она не поняла, откуда оно. Это был светильник наподобие ленты, спрятанный в соединение потолка и стены, и только Декстер мог его включать. И, хотя в комнате всё ещё было холодно, со светом было морально легче.

Всё в жизни Натали имело теперь свою цену, назначаемую Декстером. Полотенца для ванной, махровые мочалки, простыни или даже, наконец, подушка — только он мог назначить их стоимость. Иногда это был акт повиновения или послушания. В другое время — её мысли или чувства, озвученные вслух. Иногда — воспоминания и ответы на вопросы о таких вещах, что она удивлялась, откуда он знает о них.

Она могла задать вопрос ему, если хотела, но, если что-то хорошее она могла заслужить, то расспрашивание Декстера могло иметь негативный результат. На его вопросы должны были быть даны правдивые ответы, но не ответы вопросом на вопрос. Но иногда Натали специально доводила до наказания. Принять боль от ударов его ремня временами было легче, чем делиться воспоминаниями. Слишком тяжело было вынести воспоминания о своей жизни до всего этого и о своей семье, учитывая то существование, которое она сейчас вела. Синяки на коже пройдут, а вот острое чувство испорченной жизни и потери семьи не давало потом заснуть.

Хотя в это трудно поверить, но выбор был за Натали. Она могла давать Декстеру то, что он требовал или нет. Что ей хотелось: награду или наказание? В любом случае решение было за ней.

Оскорбительным для Натали было требования к мытью. Согласно правилу Декстера о самоудовлетворении принятие ванны в одиночестве было запрещено с тех пор, как она тут появилась. Ему было недостаточно, что он мог всегда наблюдать за ней в камеру, он настаивал на личном присутствии. Сначала он буквально мыл её, словно маленького ребёнка, нуждающегося в помощи. Если его рука водила губкой или мочалкой, то в награду ей доставался яркий аромат соли для ванны, мыла, шампуня и кондиционера. А после того, как он вытирал её — всё её тело, он приказывал ей лечь на матрас и покрывал её кожу бархатистым лосьоном. Запахи менялись, но их присутствие пропитывало затхлую комнату, витая ароматным облаком.

Хотя Декстер провозглашал, что Натали его, принадлежит ему, он был для неё совсем чужим. Его прикосновения стесняли её, она неосознанно напрягалась.

Ничего не оставалось личного — ничего. Декстер требовал озвучивать её мысли и чувства на всё, что он делал, что ему приходилось делать для неё: на любое вознаграждение или наказание.

— Скажи мне, что ты чувствовала, когда я шлёпал тебя.

— Это больно. — Ответ был честным, и она не раздумывала.

— Нет, клоп. — Декстер дотронулся до точки между грудями там, где находится сердце. Не то, что гоняет кровь, но метафорическое, контролирующее эмоции. — Как ты себя чувствовала?

Разговор был хуже самого действия.

Одно дело, когда тебя заставляют стоять часами в углу, как нашалившего ребёнка, а другое — описывать унижение. Одно дело, когда тебя заставляют ползти к его ногам и сидеть между его коленей, подобно собачке, а другое — признаться, что от стыда ты возбудилась.

Без зеркала она не могла увидеть своё лицо, но могла рассмотреть, как синяки расцвечивают её кожу. Первый, который он оставил на бедре во время полёта, уже побледнел, но появились другие. Некоторые, не очень заметные, были такие болезненные, что было трудно сидеть. Другие появились от связывания или от жёсткого пола.

Когда Натали призналась, что ей не нравится, что её моют, Декстер перестал. Он её услышал, и она должна была быть счастлива. Но она не была. С этого момента мыло, которое он приносил для её купания, было грубым, с сильным запахом. Вода без соли для ванны пахла серой и сушила ей кожу. Шампунь еле пенился, и, конечно, исчезли лосьоны. Натали теперь могла сама себя помыть под его наблюдением, но её честность имела свою цену.

Теперь у неё были принадлежности: простыни, полотенца, одеяло, но все они были лишены одного — цвета. Единственно, что выходило в её жизни за рамки белого, появлялось с приходом с Декстера: его сверкающие глаза, его джинсы — голубые или чёрные, цвет его рубашек. Это зачаровывало её каждый раз, когда он входил. Так бывает, когда смотришь на чёрно-белую фотографию с одним красным цветком или синим зонтиком, и её внимание фокусировалось на многообразии оттенков. Она следила за каждым его движением, насколько могла из того положения, в котором находилась в тот момент.

В тот день, когда на нём была зелёная рубашка, она вспомнила о полях в Айове. Синяя напомнила о небе в ясный летний день. Даже чёрный имел смысл, был контрастом к белому её комнаты.

Через недели её жизнь превратилась в предсказуемую рутину. Иногда она просыпалась до того, как появлялся Декстер с завтраком, иногда она спала. Но это неважно, она быстро выучила звуки его появления после слишком медленной реакции на них и последовавших наказаний, Натали мигом вставала так, как он требовал, презентуя всю себя, когда он входил.

После завтрака было время упражнений. В комнате меньше 9 квадратных метров было не так много возможностей. Декстер требовал, чтобы она двигалась. Ходила, танцевала, бегала на месте, прыгала или делала приседания — на свой выбор, но стоять неподвижно, сидеть или лежать на кровати, единственной мебели в комнате, запрещалось. Движения нужно было делать без перерыва, пока он не появится с ланчем. Она не могла отследить длительность этого, но могла сказать, что она была разной. Были дни, когда она продолжала и продолжала, до тех пор, когда могла только шагать и то из последних сил.

Еда не гарантирована, её нужно было заслужить. Обычно она сидела с Декстером за маленьким столом. Иногда ей разрешалось завернуться в одеяло, иногда нет. Если у него было особо властное настроение, она ела на полу, сидя на коленях у его ног, получая еду из его рук. Она скоро поняла, что определяющим фактором было количество стульев. Если, стоя в желаемой им позиции, она видела, что появился только один стул, а дверь закрылась, её дыхание учащалось.

Это означало, что эту часть дня ей придётся не ходить, а подползать к его ногам на четвереньках с колышущимися из стороны в сторону грудями.

Между ленчем и ужином было, как Декстер говорил, — его время. Задача Натали была заслужить награду, которая определялась степенью его удовлетворения и часто — её унижения. Он напоминал ей, что только он может это делать с ней, только он может оставлять следы на её коже и принижать. Мир будет видеть в ней королеву, но сначала она должна ублажить своего короля.

Недели шли, а её девственность оставалась нетронутой.

Не то, чтобы он её не трогал, он это делал. Его пальцы, ладони скользили по её лицу, шее, ключицам. По его желанию она стояла или лежала, а её груди, живот или зад ласкали или наказывали. Он видел её всю, но не проникал в её вагину.

Невнимание к этой конкретной области, тогда как он делал всё остальное, его властное присутствие пробуждали её вожделение, заставляя желать вещей, о которых она раньше даже не думала. Жажда чувственности, эротики захватывали её.

Если раньше она постоянно думала о родителях и семье, со временем это случалось всё реже. Не потому, что она не беспокоилась о них, просто эти мысли потеряли свою актуальность. Декстер получил контроль над всеми гранями её жизни.

Он был её богом и дьяволом. Его присутствие и одобрение просачивалось даже в её сны.

Ночью её руки зудели от желания снять напряжение. Когда он в первый раз запретил ей удовлетворять себя, она думала, что это будет самым лёгким правилом. Теперь же соблюдать его стало почти невозможно. Она даже иногда ёрзала по грубым простыням, позволяя им царапать свои сжавшиеся соски. Однажды она резко проснулась, от того, что её рука потянулась, куда нельзя. Она быстро взглянула на камеру, испугавшись, что от одного прикосновения к клитору может потерять заслуженное постельное бельё.

Мастурбация никогда особо не занимала её мысли, но, оставаясь наедине со своими воспоминаниями о посещении Декстера, её желание становилось слишком велико, чтобы его не заметить. Она вспоминала, как она была распята на металлической раме кровати с привязанными руками и ногами. Как её колени были поджаты под себя, а к лодыжкам привязана планка, прикреплённая затем к раме. Как он вслух описывал, что открывается его взгляду.

Её подушка намокла от слёз от этого воспоминания. Было уже достаточно ужасно то, что всё было на виду: попа в воздухе, а самая интимная часть открыта напоказ, но, когда её тело предательски повело себя, и блестящая жидкость потекла по бедру — это была агония.

Следующим пунктом в расписании после — времени Декстера — было купание, потом ужин.

После ужина было несколько часов или минут до того, как гас свет. Это время проводилось или в одиночестве, или с Декстером. Это он решал в соответствии со своим расписанием и делами.

Натали не знала, что он делает, когда он не с ней. Она ничего не знала, что там, за дверью. Всё, что она могла видеть с того места, где она стояла при его приходе и уходе, если, конечно, она не была привязана или наказана, — это серый коридор, противоположную стену из бетонных блоков.

Когда бы Декстер не появился, и что бы он ни делал, он всегда был чист и пах свежестью и властным ароматом мускуса и специй. Где бы он не проводил время без неё, это точно не была затхлая бетонная комната. Несмотря на то, что он делал с ней, она обнаружила, что скучает по нему. Может он был прав тогда, в аэропорту Мюнхена. Может она была сумасшедшей. Кто нормальный бы желал присутствия этого человека?

Но одиночество было отвратительно. Оно пожирало её, словно голодный грызун. А в присутствии Декстера голова была занята им. Он не только делал с её телом, что хотел, но и овладел её мыслями. Она пыталась просчитать его следующее движение, и была всё время начеку. Ей редко удавалось угадать, что у него на уме, но она научилась распознавать некоторые сигналы, и это давало ей приятное чувство предсказуемости.

Если ей приходилось ползти к пище, она могла быть уверена, что он будет испытывать её терпение, когда наступит «время Декстера». В её прежней жизни невозможно себе представить такое, но предсказуемость такого рода сейчас её успокаивала. Однажды, когда они сидели и общались, как нормальная пара за обедом, она обнаружила, что чувствует раздражение. Она благоразумно не показала этого, но внутри её всё напряглось.

Галантный, с чувством юмора мужчина почти заставил её забыть, что она у него в плену. Его глаза цвета моря блестели, когда он слушал, что она рассказывала. Его смех наполнял её тоскливую келью беззаботным весельем. В этот момент даже тусклый свет казался ярче. Но это всё могло измениться в одно мгновение. Проблески доброты, на которую Декстер был способен, делали суровую реальность ещё более пугающей.

Но, хотя Натали была в смятении от таких разных проявлений его личности, когда он ушёл, и она осталась одна, ей стало ещё хуже. Да, на её коже не появилось синяков. Она не плакала от боли. Её не унижали. Но, оставшись одна, она смогла поразмыслить. У неё было время вспомнить, задаться вопросами и почувствовать сожаление.

Её возбуждение от его прихода не было только сексуальным, это была искренняя радость от возможности избавиться от одиночества своей тюрьмы. Это облегчение мог предоставить только Декстер.

Единственной мерой времени стали месячные. У неё они всегда приходили в срок: каждые четыре недели, как часы. Ей не пришлось ему об этом рассказывать: она проснулась и только тогда обнаружиласледы. Это было ещё одно из унижений. Она представляла его гнев из-за испачканных простыней, брань, но встретила понимание. Ей были предоставлены женские гигиенические средства, а дневное расписание было облегчено. Натали хотела сказать ему, что не больна. Это не было поводом даже для пропуска физкультуры в университете. Но она была не против передышки и сдержалась.

Его единственным требованием было сказать, когда всё закончится.

Как и мимолётные проблески его второй, более мягкой натуры, амнистия была временной.

Сейчас ленч закончен, месячные прошли около недели назад, и наступало «время Декстера», которое вышло на новый уровень, когда они снова вернулись к обычному расписанию, словно во время передышки он изобретал способы расплаты за доброту, которую он проявил.

Это бессмысленно — желать его присутствия. Натали могла предположить, что он будет делать. Может не конкретные действия, но она знала, что он будет истязать её тело, проверяя её возможности. Она знала, что будет всхлипывать или нечленораздельно кричать, испытывая боль. Он также знала, что когда он будет удовлетворён, то станет действовать, чтобы облегчить её состояние. Он скажет, что это его обязанность — позаботиться о ней. Поэтому он кормит её и обеспечивает её нужды. Она его — его королева, и он будет брать, что он хочет, потому что это его, но в то же время он всегда даст, то, что ей нужно.

Глава 16

Наша первейшая цель в жизни — помогать другим.

А если вы не можете им помочь, то хотя бы не мучьте.

Далай Лама.

Тейлор Роуч смотрела на девушку издалека. Она была похожа на Натали Роулингс, но лишь немного. Она не была её копией. Меньше ростом дюйма на два, с волосами, забранными в такой же, как у Натали хвост, она была привлекательной, но не отличалась красотой, которая была у дочери Тони и Клэр. Все трое их детей были красивы, но Натали словно излучала светлую ауру наивности и невинности. Если задуматься, это было в ней всю жизнь.

А ещё у неё был талант, творческая жилка, стиль. Её причёска и одежда всегда менялись, отражая её изменчивую натуру. Она могла менять свой внешний вид до пяти раз за день. Тейлор и Фил смеялись, что, что сама она даже не замечает, что делает это, но они, наблюдая за ней со стороны, были молчаливыми свидетелями этого. Тейлор не могла припомнить, чтобы Нат когда-нибудь носила одну и ту же причёску или джинсы и свитер одного стиля дольше недели, как другие женщины.

Женщина подняла взгляд в сторону Тейлор, выбросила недавно купленный маленький телефон в урну и кивнула.

Тейлор подождала, когда женщина выйдет из кафе и последовала за ней.

Зимний ветер развевал им волосы, когда Тейлор и женщина встретились лицом к лицу.

— У тебя есть инструкции на следующее сообщение?

— Нет, — сказала Диана. — Но я много думала об этом и думаю, что мне нужно с этим заканчивать. Я скажу ему, что я выхожу из игры.

Тейлор улыбнулась, увидев подошедшего Фила.

— И потеряешь двойную оплату? — Фил сощурил свои глаза орехового цвета. — Я бы на твоём месте трижды подумал. У тебя ещё есть долги, из-за которых ты и ввязалась в это с самого начала. И твоей сестре пока не лучше.

Диана покачала головой.

— Но мистер Сойер очень настаивал, что я никому не могу рассказывать об этом. Он сказал, что иначе… вы не понимаете. Он такой…

— Страшный, — сказала Тейлор, перебивая, эти слова она слышала уже не раз. — Как мы говорили, наш наниматель тоже страшный.

Фил ухмыльнулся.

— Да, наш нам не зря платит, но когда мы найдём твоего, то шансов у него не будет никаких. И можешь оставить это «мистер Сойер». Мы знаем, что это ненастоящее имя.

Диана затрясла головой.

— Послушайте, я ничего не знаю. Он назвался так. Я просто ответила на объявление.

— Мы это уже слышали, — сказал Фил. — Не беспокойся об этом. Продолжай отправлять сообщения, которые он велит. На данный момент люди, которые их получают, уже знают, что они не от их дочери. Они также знают, что мы на пути к определению её местонахождения.

— Я ничего не имею общего с её исчезновением.

Тейлор наклонила голову.

— Диана, это неправда. Ты не захватывала её, но притворилась ею. Ты лгала на паспортном контроле в Германии. Ты не невинна.

— Но я даже никогда её не видела. Я сидела в самолёте далеко позади. Он сказал мне, какую надеть одежду, а стюардесса принесла мне её сумку с документами. Я видела её фото на правах и всё. Мистер Сойер, или кто он там, не хотел, чтобы я даже его видела. Я не могу вам сказать, как он выглядит.

— Дела обстоят так, — сказал Фил, — или ты работаешь на обе стороны в этой истории…

— Представь себе, что ты двойной агент, — Тейлор изобразила улыбку.

— Или мы сдадим тебя властям, и тебе предъявят обвинение в помощи и соучастии в краже Натали Роулингс, — продолжил Фил. — И тогда ты будешь объяснять, что ты не имеешь ничего общего с её исчезновением, а твой работодатель узнает, что ты провалила задание. Он узнает и о том, что ты получила двойную оплату. Твоей сестре не придёт помощь, пока ты будешь под арестом… — Он сморщил нос, взглянув на жену. — Хммм… Что ты думаешь? Что Диане следует делать?

Тейлор пожала плечами.

— Это зависит от того, насколько этот человек действительно страшен.

Мобильный Дианы зазвонил.

Тейлор и Фил схватились за свои телефоны, те, которыми можно отследить звонок на телефон, который находится поблизости. Фил протянул Диане провод, который уже давал ей раз шесть. Всё стало несложно, когда они выяснили для себя алгоритм действий Дианиного работодателя.

Он давал инструкции насчёт того, что нужно написать в сообщении и когда. Сообщения нужно было отправлять то каждые два, то пять дней. Затем ей говорилось, где купить телефон. Его нужно было покупать не ранее утра дня, когда отправлялось сообщение. После отправки сообщения от телефона нужно было избавиться. Минут через десять после этого он позвонит, проверит.

Фил и Тейлор, хотели от Дианы, чтобы она подольше продержала этого человека на связи, чтобы определить его местонахождение. Данные с их телефонов должны поступить на ноутбуки в их гостиничном номере и отследить геолокацию.

На данный момент они определили, что он звонит из Австрии южнее Зальцбурга. К сожалению, гористый рельеф осложнял поиск. Вышки с ретрансляторами были расположены не так регулярно, как, например, в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. Его звонок шёл по спутниковой связи, сигнал которой отражался с орбиты. Вот почему они никак не могли точно определить его локацию. Каждый звонок и каждая лишняя минута, которую Диана продержит его на связи, мог в этом помочь.

— …Я понимаю. Как я…? — говорила она, опустив голову, прячась от ветра. — Милан? Это в Италии? Нет, я не знаю другого…

Фил покачал головой, взглянув на жену.

Тейлор согласно кивнула. Они уже долго вели эту охоту.

— Мистер Сойер создавал видимость, что Натали путешествует по всей Европе. Именно так можно было подумать по отправленным сообщениям и письмам на электронную почту, которые начали приходить после нескольких дней после её исчезновения.

Сначала Роулингсам хотелось верить, что письма действительно от Натали. Движения средств по кредиткам фиксировалось в тех местах, которые она, по её словам, посещала. Но потом они нашли Диану и поняли, что кредитные карты Натали у неё.

Хотя про письма на почту Диана ничего не знала, они приходили из тех мест, где она была. Этот трюк был несложным. Используя VPN, установленную в каждом месте, можно легко зашифровать место отправки почты. Роулингсы проделывали то же самое много лет назад, имитируя отправку писем Клэр из Атланты, хотя фактически её ноутбук находился в Айове.

Но было бы логично, если бы Натали действительно находилась там, где «мистер Сойер» организовывал звонки. К тому же то, как отвечала Натали, давало им эту надежду. Она одна могла знать определённую информацию, неизвестную другим, чтобы так ответить.

У Тейлор и Фила было немного данных на человека, организовавшего всю эту шараду. Они видели его на нечётком снимке из аэропорта Мюнхена. Он был высоким, светловолосым и, соответственно паспорту, возрастом двадцати шести лет. Это заняло больше времени, чем хотелось бы, но они узнали, что они въехали в Мюнхен как Джонас Ди и Нелли Смиттерс.

Они начали собирать информацию на Джонаса Ди Смитерса, но, раз Натали была не Нелли, вероятно и он не Джонас.

— …да, сэр. Я обещаю. Моя сестра… — Голос Дианы сорвался. — Врачи говорят, что, если она получит необходимые лекарства… Да… Спасибо. — Она кивнула. — До свидания.

Диана подняла взгляд на Роучей.

— Он всегда это делает. Как и вы.

— Что? — спросила Тейлор, подозревая ответ.

— Спрашивает о Дженни. — Её глаза наполнились слезами. — Я поэтому и согласилась — из-за неё.

Тейлор сочувственно кивнула.

— Мы знаем. Поэтому и предложили помочь нам. Это поможет ей.

— Но я не могу… не могу разъезжать по миру. Она дома в Миннесоте. — Внезапно она округлила глаза. — Чёрт, я не должна была говорить…

— Диана, мы знаем, что твоя сестра в Майо. Узнавать и изучать — это наша работа. Наш работодатель оплатил её счета — на данный момент. Он держит под контролем её состояние. Теперь ты должна так же помочь нам.

Диана, смахнув слёзы, отсоединила свой телефон от их.

— Надеюсь, это вам поможет. Я должна ехать в Италию.

— Мы должны ехать.

Диана улыбнулась:

— Думаю, это лучше, чем путешествовать одной. Я понимаю, что фактически я сама по себе.

— Ты помогаешь нам, — сказал Фил, — и мы поможем тебе.

Она кивнула и протянула Филу листочек бумаги с пометками, которые она делала во время разговора с мистером Сойером.

Он сфотографировал записи.

— На этот раз — пять дней — сказал он с едва слышимой досадой.

Тейлор покачала головой.

— Ты позвонишь или я?

— Думаю, что я.

Тейлор стало легче. Она знала, что чувствует Фил: было тяжело постоянно делать неутешительный отчёт Роулингсам. Этот человек — мистер Сойер или Смитерс — был умён. Что бы он ни задумал, было ясно, что это не случайно. Он спланировал всё, вплоть до сокрытия места своего нахождения.

Фил протянул Диане третий за последний час телефон.

— Избавься от последнего. Наши номера, как всегда, записаны. Если что-то изменится, случится или тебе понадобится помощь — звони. А когда узнаешь всё про бронирование — напиши СМС. Мы прибудем в Италию в то же время.

Она взглянула на них.

— Скажите, пожалуйста, её родителям, что я сожалею. Я не знала. Хотела бы я всё сделать по-другому.

— Да, — сказала Тейлор. Чувствуя, что Диана нуждается в дружеской поддержке, она протянула ей руку. — Сейчас ты помогаешь. Не останавливайся.

— Окей.

Глава 17

Согласившись на какую-либо уступку,

вы уже не сможете её отменить и вернуть всё так, как было.

— Говард Хьюз.

С каждым днём во «время Декстера» Натали всё больше нервничала, томясь по насилию, которого раньше боялась. Это чувство появлялось и в другое время дня и ночи, но, когда его сильные руки двигались по её обнажённой коже, нужда росла, пока желание не поглощало все её мысли.

Однажды днём, когда Натали стояла, согнувшись вперёд и огибая спинку кровати, впивавшейся ей в бёдра, лицом на матрасе, Декстер стал водить рукой по её выставленному заду. Его большая рука согревала её кожу, его прикосновения распаляли её желание до края. Он трогал так близко, но всё же не касался самого важного. Мысли о том, как это будет, если он коснётся там, затмили все переживания касательно его планов и того факта, что она в такой позе.

Она томилась, жаждала его внимания и, в то же время, боялась. Эта комбинация чувств постоянно вертелась вихрем внутри неё, а от этой позы сдалось и сознание, поглощённое вожделением. Хорошо это или плохо, но она жаждала большего.

Нат поёрзала на изножье кровати, разводя шире бедра, словно для устойчивости, безмолвно облегчая этим Декстеру доступ. Если бы ей не нужно было признаваться в своём желании, если бы он взял, вместо того чтобы спрашивать разрешения, — она смогла бы насладиться этим без чувства вины.

Её зад, ноги, грудь… он их, не мешкая, сжимал и щипал, гладил и целовал. Натали принадлежала ему. Он мог делать с ней всё, что хотел. В это время, пока её мысли были заняты мечтами о том, что его пальцы могли бы сделать, раздался свистящий звук кнута. Она не видела, что он принёс его, иначе не грезила бы о его прикосновениях.

Звук прозвучал за доли секунды до обжигающего удара. Она не успела собраться и закричала от неожиданности, забившись в ремнях, которыми была привязана. Она задвигала как могла. Напрягла ноги и сжала кулаки, но это не принесло облегчения. Она была крепко привязана. От ужаса и боли, воцарившихся внутри и снаружи, она зарыдала.

— Нет, клопик, впитывай. Просто слушай мой голос.

И она подчинилась, позволяя глубокому голосу Декстера доминировать над её мыслями в то время, как он сам властвовал над её телом.

Его рука бродила по её коже.

— Это так прекрасно, как кожаная плеть отметила тебя. Я наслаждаюсь этим. Ты хочешь, чтобы я остановился?

— Нет, — ответила она, не раздумывая. Если бы Натали подумала, то захотела бы, чтобы он прекратил. Боль от кнута была беспощадной. Она не проходила, а наоборот, накрывала, словно паутиной, пронизывая нервы, подобно осколкам стекла.

Он снова стал дразнить края её выпуклой сердцевины.

— Не лги мне. Ты знаешь мои чувства насчёт правды во всём. Я был правдив с тобой. Твоя задница выглядит впечатляюще с этим красным рубцом. Окажи и мне такое же уважение.

Её ноги дрогнули от его прикосновений, дразнящих рубец на коже. Её слова, прорывающиеся сквозь слёзы, были отрывистыми:

— Я..я не лгу, Декстер. Ты не спрашивал, б. больно ли это. Больно. — Она всхлипнула в одеяло. — Ты спросил, хочу ли я, чтобы ты остановился. Не хочу. Я хочу, чтобы ты отметил меня.

— Почему?

Боль притупилась, и она расслабила ноги.

— Потому что это радует тебя.

— И ты согласна на это из-за меня?

— Да. — От этой правды слёзы потекли ещё сильнее.

— Попроси, клоп.

Он часто заставлял её вымаливать что-то.

— Пожалуйста, Декстер, отметь меня ещё.

— Сколько раз?

Это был ужасный вопрос. Нат легче было бы сказать, что это зависит от него, ему решать, но не называть число, которое устроило бы его. Слишком мало — и он расстроится. Слишком много — она не выдержит. Он никогда не ранил кожу до крови, только метил её синяками. Она не знала, как далеко он может зайти.

— Пять.

Рука Декстера одобрительно погладила, согревая и дразня.

— Мой смелый клоп. Считай для меня.

Она снова сконцентрировалась на глубоком тоне его голоса, позволяя ему проникнуть внутрь себя, наполнить, и у неё возникло ощущение, что она плывёт обнажённая на волнах его одобрения и удовлетворения. Тёплый, сверкающий водоём унёс прочь боль, заменил её на ликование.

Если пять ударов принесут ему удовольствие, она сможет.

— Да, мой король.

Он наклонился к её уху.

— Мы начнём с цифры один.

Мираж растворился, и её веки затрепетали. Реальность ударила в груди. Первый удар, который она вытерпела, не в счёт.

— Да, мой…

Свист.

Шлепок.

Огонь.

— Р…раз.

Ей понадобились все силы, чтобы произнести это.

Ещё раз.

— Два.

Три удара последовали один за другим быстро, ложась крест-накрест на её ягодицах, задевая верх бёдер.

— Три, — произнесла она на выдохе.

Быстрота, с которой он наносил удары, не оставляла ей время подумать или среагировать осознанно. Неосознанно же её тело поддавалось его желанию. Напряжение в теле от первого, неожиданного удара исчезало, и, хотя каждый удар обжигал её уже израненную кожу, словно горячими углями, отзываясь во всём теле, она вдруг нашла для себя островок спокойствия.

Её кулаки, сжимавшие одеяло, разжались. Изогнутые дугой ступни, так что она опиралась на кончики пальцев и пятки, расслабились, и она почувствовала прохладу бетона. Она переключила своё внимание с ударов на цифры. Они властвовали над её сознанием, были теперь не просто звуком. Она видела их, словно они были перед ней. Каждая была реальной сущностью, трофеем в руках, подводя на один шаг ближе к финишу.

Что самое важное — каждая делала Декстера на какую-то долю счастливее.

Добравшись до цифры пять, Натали уже не чувствовала своего тела, плывя в своём воображаемом водоёме. Горящая лава остыла. Её сознание погрузилось в нирвану удовлетворения от выполненного задания.

Губы Декстера стали покрывать её мягкими, нежными поцелуями, и, начиная с шеи, спустились к ключицам, спине, ягодицам и бёдрам. Его прикосновения излучали одобрение. Она подалась к нему, желая большего, когда его пальцы стали блуждать по набухшей от ударов коже, проводя по каждой отметине, словно читая любовное письмо, написанное шрифтом Брайля. Внутреннее удовлетворение вызвало усиленное увлажнение в её киске. К своему стыду, она ещё до первого удара кнута заметила, что уже была мокрой.

Он безмолвно признал, что тоже заметил это доказательство, раздвинув шире её ноги, и мазок за мазком стал наносить её эссенцию на израненную плоть.

Эндорфины в крови Натали стали улетучиваться, и стало нарастать смущение. Так всегда было. Разум говорил ей, что это плохо, а тело жаждало одобрения Декстера. Всю свою жизнь она старалась угождать людям. Её выбор зависел от счастья других. Она знала, что и сейчас то же самое, но было и разительное отличие. Она наслаждалась его заботливым врачеванием так, как не должна была. Она даже не могла скрыть свою реакцию; не тогда, когда Декстер покрывал её кожу её собственными соками. Она была возбуждена.

Натали всхлипнула в мягкое покрывало, а он продолжал дразнить её, водя пальцами вокруг главного бугорка. Слёзы неудовлетворения потекли на покрывало. Её неудовлетворённое желание стало прорываться всхлипами.

— Скажи мне, клоп, это было слишком?

Было иногда проще говорить, находясь в такой позе. Она не видела его глаз цвета океанских глубин и расшифровать его мысли. Она могла свободно говорить, не видя его реакцию.

— Нет. Не было.

— Тогда почему у нас эти слёзы?

— Декстер. — Она произнесла его имя, чтобы он увидел, что она отвечает, что она услышала. Но она не знала, что сказать.

— Скажи мне, что ты чувствуешь.

Это был один из вопросов, которые ей не нравились. Вместо того, чтобы ответить, как всегда, признать боль и смущение, она отбросила осторожность.

— Я расстроена и сбита с толку.

Его рука застыла на её воспалённой ягодице.

— Чем?

Она поёрзала.

— Собой. Я не знаю, что думать или делать. — Он не ответил, и она добавила: — Я никогда так себя не чувствовала.

— Так? — На этот раз он превратился в попугая.

Её влагалище сжалось.

— Мне нужно… кончить.

Это было неправильно. Он только что бил её кнутом только потому, что ему хотелось увидеть на ней отметины. Она не должна была возбудиться, но это было так. Это не тот человек, которого она должна хотеть, но она хотела. С каждым ударом его кнута ощущения затмевали её собственное я. Она не могла этого скрыть, даже если бы хотела. Её тело предательски выдавало её, оставляя доказательства на бёдрах.

— Ты хочешь кончить?

Натали была девственницей, но не монашкой. Она знала, что оргазм приносит облегчение. От одной этой мысли её соски затвердели.

— Пожалуйста.

Хотя её щёки горели огнём от этого признания, уже стало легче. Ей нужно больше.

— Как? — спросил он.

— Как? — Она почувствовала пульс в своих венах, казалось, она может слышать его. Он собирался наградить её этим удовольствием?

Декстер наклонился к её заплаканному лицу.

— Как ты хочешь кончить? От моих рук, языка или члена?

Слова испугали её, но первые два казались приемлемыми. Он целовал и лизал всё её тело. Хотя поначалу ей это не нравилось, теперь да. Это означало, что пришёл конец боли, и он будет ухаживать за ней.

Натали сглотнула и посмотрела в его горящие глаза. Море было бурным. Выживет ли она в этом шторме? Она не знала. В любом случае, пора это признать.

— Я доверюсь твоему желанию, мой король. И есть ещё кое-что… — Её сердце отчаянно колотилось.

— Скажи мне.

— Когда придёт время… может ты… — Было так трудно произнести эти слова, признаться, но это была правда. Она хотела радовать его. Она также мечтала о запахах и красках, которые последуют за этим.

— Клоп, я — что? Причиню ли тебе боль?

Её попа и бёдра горели от острой кожи кнута. Позже, если бы он позволил, она бы потрогала вздувшиеся шрамы кончиками пальцев. Он иногда это разрешал, чтобы она тоже могла принять его отметины. Но, несмотря на своё положение в данный момент, ей почему-то не пришло в голову спросить его, сделает ли он ей больно. Нат затрясла головой.

— Нет, Декстер. Я доверяю тебе сделать всё, как ты хочешь. Я просто думала, может, ты с сегодняшнего дня будешь помогать мне мыться.

Из его горла вырвался глубокий звук. Она не знала, это да или нет. Она подождёт. Не отвечая, он взялся за ремни, которыми были привязаны её запястья к кровати. Развязал один, потом другой.

Давление спинки кровати на тазовые кости Натали ослабло, но она не стала вставать, а лежала, как ей было велено, ожидая следующих инструкций. Её мысли были заняты высказанным признанием о своём желании. Декстер заботился о ней с того момента, как она его встретила. Она верила, что он позаботится и теперь. Размышления так поглотили её, что она перестала чувствовать боль в своих ягодицах и бёдрах, его отметины были на время позабыты. Она вспомнит о них опять, когда останется страдать в одиночестве. Но сейчас её король был с ней.

От предвкушения того, что он сделает — может сделать — её тело покалывало, а разум мучился догадками.

Натали была его куклой, марионеткой, безжизненно валяющейся сейчас в ожидании, когда её хозяин даст ей то, в чём она нуждалась, чтобы ожить и начать двигаться.

Когда Декстер взял её ладонь в свою руку, её сердце забилось ещё быстрее. В его глазах, как в зеркале, она увидела то же предвкушение, которое циркулировало в её венах.

Пальцы Нат переплелись с его, пока она ждала, в каком направлении он потянет марионетку за верёвочки.

Глава 18

Вместе с опытом люди растут, если они встречают

жизнь честно и храбро. Именно так строится характер.

Элеонор Рузвельт.

— Наклони голову назад.

Придерживаясь руками, Натали сделала, как сказал Декстер, и тёплая, чистая вода потекла по её волосам. Воздух наполнился ароматом кокоса, напоминая запах солнца, когда Декстер извлёк из раковины ещё одну кастрюлю.

Она смотрела на него, стоящего к ней спиной.

Он снял рубашку, чтобы не намочить, и она, как и раньше, могла видеть только эту часть его тела без одежды: широкую грудь, загорелую спину, руки с рельефными мускулами и часть торса. Она была раздетой с того момента, как появилась здесь, но его тело могла видеть обнажённым только по пояс. Это неравенство вдруг пришло ей в голову.

Она никогда не видела ни одного мужчину голым. Она видела на картинах, но без эрекции. Его возбуждение от неё она чувствовала через джинсы. Натали знала, каким твёрдым он может быть, когда он соприкасался с ней, но через грубую ткань она не могла больше ничего оценить.

Прошло больше двух недель с тех пор, как она попросила его дать ей кончить. В тот момент она готова была не только просить, всё её тело умоляло об облегчении.

Сначала он использовал свой рот. Она бы сказала, что это язык, но, когда от воспоминаний сжималась её сердцевина, она понимала, что было большее. Когда она расположилась над его лицом, он описал, что видит. Если он намеревался смутить её, это не сработало; его слова ещё больше воспламенили её, возбуждённую и готовую к тому, что должно произойти.

Но она не была готова.

То, что Декстер делал своим ртом, вознесло её выше, чем когда-либо, когда она делала это с собой сама. Он сосал и покусывал, и довёл её до такого безумия, что она уже не отдавала отчёт в своих действиях. Держась за спинку кровати, она корчилась, её бёдра тряслись, а груди скакали. Напряжение в ней всё росло, казалось, внутри что-то лопнет. Она никогда не была до такой степени раздавлена. Как раз тогда, когда она думала, что всё произойдёт, и её оргазм неминуем, — Декстер велел остановиться, сказал, они закончили.

Остановиться? Она едва смогла понять сказанное.

Она не хотела останавливаться. Её тело молило ослушаться. Она примет любое его наказание, если только получит то, что делал его рот. Та сцена встала перед её глазами.

Её колени по обеим сторонам от его лица, и она, смотрящая вниз в его глаза. Его губы блестели от её соков, а её киска нависала над его подбородком.

— Ты слышала меня. Не заставляй повторять.

Если он повторит свои слова, она будет наказана. Но она не могла рассуждать здраво.

— Пожалуйста, Декстер. Я…я так близко.

Его мокрые губы растянулись в улыбке, а глаза сверкнули.

— Я знаю. Думаю, ты можешь ещё немного подождать.

Всё её тело трепетало от нужды освобождения.

— Не могу.

Его большие руки обхватили её бёдра, он поднял её, снял с себя и опустил на кровать.

— Я что-то… — Она не знала, как это делается. Он сам указал ей позицию. Может, она должна была что-то ещё сделать? — Я что-то не так сделала?

— Нет, клоп. — Он поцеловал её в щёку, оставляя на ней её собственный запах. — Ты прекрасна.

— Тогда что случилось?

— Пришло время тебя купать.

Купать? Сейчас?

Окружённая сладким ароматом лаванды, она услышала его предложение дать ей желаемую разрядку в обмен на рассказ. Она должна была рассказать, как чувствовала себя, объезжая его рот, ощущения от языка, губ и зубов на её киске. И что она почувствовала, когда всё оборвалось без завершения.

Описание Натали было простым и правдивым. Это было хорошо, и, когда он остановился, она была разбита.

— А теперь ты хочешь кончить?

— Да, — она ответила слишком быстро, не дожидаясь, когда он назовёт цену. Она знала, что заплатит любую. — Я сделаю что угодно.

Он ухмыльнулся.

— Что угодно — большая цена.

Её грудь вздымалась в тёплой воде. За месяц она первый раз принимала вкусно пахнущую ванну. Вода казалась даже теплее от шелковистой пены на коже.

— Что угодно, — повторила она.

Декстер подал ей руку и помог встать. Ванна была на ножках, и, стоя в ней, Нат оказалась почти на уровне его роста. Следуя, куда вела его рука, она ступила на пол, встала спиной к нему, опираясь руками на край ванной. Ароматная вода стекала с её кожи к ногам.

Даже холодный воздух не остужал жар от прикосновения его пальцев, блуждающих по её телу, пощипывающих её соски и спускавшихся ниже, к её жаркой нужде.

Натали сдвинулась в своей позе, ощущая, как давление внутри неё возродилось с ещё большей силой, чем прежде.

— Говори со мной, — скомандовал он.

— Пожалуйста, Декстер, трогай меня.

Его губы нашли её шею и её влажную кожу обдало тёплым дыханием.

— Держись за бортик.

Она кивнула. Слова стало трудно формулировать. Его поцелуи продолжались, разжигая внутри неё пламя. Через джинсы его эрекция упёрлась в её зад. Его губы, уже не незнакомые, всё двигались, оставляя горячий, словно от углей, след, а она жаждала больше.

Когда он стал не покусывать, а сильно кусать, её всхлипы превратились в стон, и, в конце концов, в крик:

— Пожалуйста…

— Кому ты принадлежишь, Нат?

Он назвал её по имени. Это было почти слишком.

— Тебе, — задыхаясь, вымолвила она. — Я твоя.

— Кто твой король?

— Ты, Декстер.

— Перед кем ты преклоняешь колени?

— Только перед тобой.

Её ноги затряслись, когда он нашёл её складочки. Она ахнула, когда один, потом другой палец проскользнули внутрь неё. Как и на его губах, она стала скакать на его руке, раскачиваясь на пятках в задаваемом им ритме. Согнув свои пальцы, он поддал ещё огня, разожжённого им самим, раздувая пламя ещё сильнее. Он нашёл её клитор, и его глубокий голос подтвердил её ответ, обеспечивающий ей разрядку.

— Моя, ты моя, Натали.

Слова заглушились её криком. Огонь сдетонировал освобождающим взрывом в её внутренностях. Наслаждение было таким интенсивным, что граничило с болью. Её пальцы побелели, когда её затрясло в оргазме, кожа покрылась испариной — она кончила так сильно, как никогда. Опухший клитор болел, а внутренности сокращались. Её ноги подогнулись, а голова опустилась вперёд. А потом его руки исчезли. Звук молнии джинсов вернул её к реальности.

Сердце колотилось в груди. Теперь, когда она кончила, мысль о том, что он будет внутри неё, ужасала. Но она обещала.

— Декстер?

Её руки тряслись на краю ванны.

— Не поворачивайся.

Она закрыла глаза, принимая неизбежное. Он дал ей, что она хотела, пришло время платить. То, что должно случиться, было стоимостью, написанной на ценнике, который ей не хотелось читать.

Когда она собралась принять его член, ванная комната наполнилась стонами его низкого голоса, отражаясь эхом от скудной обстановки, проникая сквозь неё. Его дыхание участилось, но он не был внутри неё.

Натали подмывало повернуться, посмотреть на то, что она только слышала. Её воображение наполнилось эротическими картинками его мастурбации. Она была уверена, что именно это она слышала, но тут раздался низкий рёв, вибрируя по стенам, и тёплая жидкость плеснула ей на спину и ягодицы и потекла по ногам вниз.

Два месяца назад Натали напрягалась от его прикосновений. Теперь его сперма покрыла её кожу, а ей хотелось увидеть, как выглядит его твёрдый член.

Звук закрывающейся молнии возвестил об окончании его удовольствия.

— Дай мне руку.

Он не сказал, чтобы она повернулась, и она не сделала этого. Нат подняла правую руку, и он направил её обратно в ванную.

— Ещё раз, — сказал Декстер, чтобы Натали опять откинула голову назад, и полил на неё тёплую воду. От воспоминаний о том дне её соски сжались, а она сконцентрировалась на мускулах его рук, на том, как они двигались, когда он споласкивал кондиционер с её волос.

В своей прошлой жизни она подстригала волосы каждые шесть недель, но Декстеру нравилось, как они ложатся на её плечи. Иногда он их даже заплетал. Когда он сделал это в первый раз, ей показалось, что это слишком интимное действие. Когда же он делал это теперь, а в комнате был только один стул, это пугало и одновременно, как ни странно, возбуждало. Это означало, что начиналось особенно обременительное «время Декстера», и её кожа будет покрыта потом и, возможно, синяками.

Сегодня было «время Декстера» с косичкой. Закрепив её конец, он повёл Нат к кровати. Она послушно, как овечка на заклание, пошла. Что бы он ни задумал, если она будет сопротивляться — будет ещё хуже. Она уже выучила этот урок в начале их отношений.

Это смешно, что она называла то, что есть между ними отношениями, но так ей было легче всё это выносить.

Привязав ей руки над головой, он вынул из кармана зажимы и показал ей. Лежащие на его ладони блестящие серебристые штучки выглядели довольно невинно, но она знала правду.

— Соски или клитор? — спросил он.

Её пульс участился. На клиторе у неё ещё не было зажима. Как это будет ощущаться? Насколько это будет плохо, если он его прицепит, и, что ещё важнее — когда отцепит?

Декстер покачал головой.

— Выбор за тобой.

— Соски, — ответила она.

Он поцеловал её в нос.

— Ты мешкала. Ты раздумывала. Скажи мне, что ты думала, — он говорил, а сам терзал её соски: крутил, щипал, дразнил, пока они совсем не затвердели.

— Я думала… — Было трудно сконцентрироваться на словах, когда он играл с её телом, целовал, посасывал. — …о том, что ты сказал… как кровь возвращается в сосуды.

— Как это может быть больно?

— Да, я не хочу… не хочу… — Её веки затрепетали, грудь налилась от желания. — …чтобы ты использовал зажимы где-нибудь

— Но я буду, клопик, — он никогда больше не называл её по имени с того дня. — И это для моего удовольствия. Ты знаешь, я наслаждаюсь и твоей болью, и твоим удовольствием.

Она потянула руки, привязанные за запястья. Разве у неё был выбор?

Он продолжал играть с её грудью, растягивая соски, покусывая зубами нежную кожу, и продолжал говорить.

— Скажи мне, разве ты не хочешь меня радовать?

У Натали от его голоса кружилась голова.

— Хочу.

— Ты сказала, что не хочешь, чтобы я использовал зажимы. Я хочу видеть, как они сдавливают твои соски. Ты не хочешь это?

— Хочу.

— Уверена?

Она потерялась в этом человеке.

— Пожалуйста, Декстер, используй зажимы.

— Клоп, ты можешь получше.

Её привязанное тело извивалось.

— Пожалуйста, умоляю тебя.

— Вот славная девочка. — Он прицепил на сосок зажим, и его голос уплыл.

— Оу… Ой… — Она закусила губу, сдерживаясь, стараясь делать то, чему он её учил — усваивать. Слёзы наполнили её глаза, когда он затянул зажим вокруг одного соска.

— Вот так. — Он наклонился и поцелуем смахнул слезу. — Твои слёзы почти такие же сладкие, как твоя киска. — Он прикрепил второй зажим.

Натали обнаружила, что если игнорировать сжатие, сконцентрироваться на чём-то ещё, то можно уменьшить ощущение боли… это можно вынести… до тех пор, пока он их не снимет. Он развёл её ноги, и у неё внутри напряглось. Может он даст ей кончить? Она сконцентрируется на этом.

— Нет! — закричала она, дёрнув бёдрами, когда зажим сжал её клитор.

Декстер поцеловал её складочки.

— Ты мешкала. Ты потеряла право выбора.

А потом его пальцы вошли в неё, играя с её киской, и кровь прилила к клитору. Чем ближе был оргазм, тем больнее становилось.

Как одновременно может быть так хорошо и так плохо?

— Пожалуйста, Декстер, не давай мне кончить.

— Но тебе нравится кончать. Не сдерживайся. Дай мне почувствовать твою боль и наслаждение.

Даже в ванной воспоминание увлажнило ей промежность. То был самый жёсткий оргазм на её памяти. Декстер провёл руками по её влажным грудям, и она, спустившись на землю, почувствовала расслабляющий аромат кокоса.

— Они до сих пор болят? — спросил он, щипая посиневшие соски.

— Да, — всхлипнула она.

— Как твой клитор?

— Он тоже болит.

Просто не верится, как легко стало с ним говорить, отвечать на его вопросы.

— Расскажи мне свои мысли.

— Перед тем, как вспоминать, что мы сегодня делали, я вспоминала тот день, когда ты кончил у меня за спиной

Его глаза округлились.

— Правда?

Она кивнула.

— Продолжай.

— Ты с тех пор дал мне кончить столько раз, а сам сделал это только однажды. Могу я… — Она вдруг почувствовала неуверенность.

— Можешь что?

— Могу я тебе помочь?

Она смотрела на него и ждала. Хотя океанская синева в глазах Декстера стала темнеть, он не ответил. Она почти забыла о своём предложении к тому моменту, когда он помог ей выбраться из ванны, бережно вытер, проводил к кровати и натёр тело лосьоном. Наслаждаясь солнечным ароматом, она наблюдала за мужчиной перед собой. При каждом мазке ароматного лосьона его мускулистое тело сгибалось, и пресс становился рельефнее. Его большие руки, которые могли приносить одновременно и боль, и удовольствие, нежно заботились о её болезненно чувствительной коже. В такие моменты, как этот, она понимала то, что он ни разу ей не сказал: ему требуется намного больше усилий для того, чтобы контролировать свои действия, чем чтобы орудовать кнутом или доводить её до слёз.

В этом открытии было нечто, заставляющее её сердце таять: знание, что она может помочь ему дать выход и тому, и другому — принимать его укусы, и позволять ему смягчать их поцелуями. Может, она и правда сходит с ума.

— Как, клоп?

Ему не надо было пояснять. Она знала, про что он спрашивает. Как она желает ему помочь?

— Я никогда не видела мужчину… Я знаю, у нас будет секс. Думаю, я готова, но сначала — можно я его потрогаю?

— Только руками?

Она пожала плечами.

— Может и ртом.

Послышалось рычание.

— Время ужинать.

— Может, сегодня мы поедим позже?

Он встал.

— С постели, Нат. На колени перед твоим королём.

Глава 19

Будучи кем-то сильно любим, приобретаешь силу,

а сильно любя кого-то приобретаешь смелость.

Лао Цзы.

Натали быстро спустилась с кровати на пол. Растущее в ней предвкушение оставило незамеченным твёрдость поверхности под её коленями. Она не заметила жёсткости бетона, её грудь колыхнулась, когда она заняла позицию, которой он её давно научил: села на колени, откинувшись назад, расположив руки по бокам, и сконцентрировалась на Декстере.

Отбросила ли она уже идею когда-либо покинуть эту комнату? Она не знала. Она постепенно начала понимать, что прежней её жизни, какой она была раньше, больше не существует. Переживания о занятиях и о том, чего от неё ожидали, остались в прошлом. Соблюдение приличий и удовлетворение чьих-то желаний больше не важны. Это были цепи, которыми она была прикована к ящику, созданному для неё с рождения семьёй и социальным статусом. Настоящее, при всей своей странности, было проще и, к удивлению, свободнее.

У Натали теперь был один приоритет. В данный момент он следил за каждым её движением.

У неё замерло дыхание, когда он стал обходить вокруг неё один раз, другой… Стук его ботинок по бетону стал ритмом её сердцебиения, медленным и методичным, придавая ей сил. Декстер собрал её влажные волосы на макушке и завязал в хвост.

Натали выдохнула. Он не стал их заплетать.

Он опять встал перед ней.

— Давай, расстегни мне джинсы.

Она подняла руки и расстегнула пуговицу, облизывая внезапно пересохшие губы. Всё это пугало и возбуждало. Взявшись за молнию, она посмотрела сквозь ресницы на своего короля. Когда он кивнул, она расстегнула её. Под джинсами на нём были чёрные шелковистые боксеры. Твёрдая выпуклость, которую раньше она только чувствовала, теперь поднимала мягкую ткань.

— Продолжай.

У неё пересохло в горле, когда она спустила джинсы ему на бёдра. Они были твёрдые, мускулистые. У всех ли мужчин бёдра выглядят такими сильными? С колотящимся сердцем она взялась за резинку трусов. Его эрекция перед ней оставалась скрытой от её глаз последнее мгновение. Как это будет выглядеть?

Декстер остановил её руки.

— Нат, я собираюсь кончить или в твой рот, или на тебя. Ты это понимаешь?

С выпрыгивающим из груди сердцем она кивнула.

— Я хочу это. Хочу, это сделать для тебя, как ты для меня.

— Блять, — больше выдохнул, чем сказал Декстер.

Действуя с большей уверенностью, чем было в ней на самом деле, она спустила боксеры. Её глаза округлились, когда его пенис выпрыгнул вперёд. Натали ахнула:

— Он такой большой.

По-правде, ей не с чем было сравнивать. Она взглянула вверх в его сверкающие глаза.

— Я..я… внутри меня?

Декстер погладил её по голове.

— Не сегодня, клоп. Сегодня поцелуй его.

Он, наверно, слышал, как бьётся её сердце, как оно колотится в её груди. Она наклонилась вперёд, знакомясь с единственным мужчиной, который будет ей владеть. С его мускусным запахом, тем, как растянулась на его толстом стержне кожа, показывая вены. Его волосы, здесь, были жёсткие. Она вытянула губы и прикоснулась с натянутой кожей. Несмотря на твёрдость, поверхность была бархатисто-мягкой.

— Теперь руками.

Она обхватила его обеими руками, обнимая пальцами. Его член под её руками стал даже ещё больше, наливаясь. Кончик блестел просочившейся в щель спермой.

Она задвигала руками вверх и вниз, быстрее и быстрее. Вытекло ещё больше жидкости, создавая влажное покрытие, и позволяя её рукам лучше скользить.

— Пососи его, клоп.

Она раскрыла губы и прижала язык вниз рта. Оставив руки у основания, она взяла в рот, насколько смогла. Вкус солёный и мускусный, не похожий ни на что.

— Блять, это так хорошо.

Это было одобрение, которого ей не хватало. Она это делала. Сосать его член было подобно принятию от него боли. Это было то, чего он ждал, но не ранило. Это была власть.

Пока не перестало быть…

Рука Декстера схватила её хвост на голове. Крепко сжав его, он стал направлять её голову. Потеряв контроль, Нат боролась с рвотными позывами, когда его длинный член стал достигать её горла. Её глаза стали мокрыми, ноздри раздулись. Это было не так больно, как удары кнута по нежной коже, но пугало так же. Выживет ли она?

Но, несмотря на всю неуверенность, она не сопротивлялась его действиям. Она подчинилась его желанию, хотя её кожу щипало, челюсть болела, а лёгким не хватало воздуха. Она была в его власти. Он на мгновение отпустил её и начал снова, устанавливая ритм, позволяющий ей дышать. Он двигал её быстрее и быстрее, она уже забыла про боль в скулах. Она уже не сосала, а просто была сосудом для его удовольствия. От осознания этого она снова стала влажной. Его хватка на её волосах всё крепчала, пока наконец его дыхание не участилось, а толчки стали сильными и хаотичными.

Как и в остальные часы «времени Декстера», после этого у Натали будут синяки. Это не то, что она стала бы обсуждать. Она примет всё, что он предложит: его грубость или его сперму, если это сделает его счастливее. И потом это произошло: тёплая жидкость выстрелила ей в рот. Её повреждённые губы плотнее обхватили его содрогающийся пенис, всё наполнявший и наполнявший её рот.

— Глотай.

Она, конечно, послушалась.

Её пришлось заставить себя проглотить густую, тёплую жидкость, но решившись, она уже не раздумывала. Это не было ни плохо, ни хорошо, но ей нравилось, как он по-хозяйски держит её за волосы. Она знала, что доставила ему удовольствие, это имело значение. Глоток за глотком она продолжала, пока во рту не остался только его член, всё ещё твёрдый.

Он вынул его.

Её глаза были наполнены слезами, но плечи она держала выпрямленными.

— Чёрт, Нат, это было офигенно.

Она улыбнулась своими израненными губами.

Декстер помог ей встать. Пальцы её ног затекли, но она ничего не замечала, только его. Он притянул её к себе, и их губы встретились. Поцелуй, настоящий поцелуй. Его язык нежно ласкал её губы.

Он целовал раньше её кожу, её волосы, её слёзы. Это было другое. Они целовали друг друга.

Внутри Натали, внизу, сжалось, её тело плавилось рядом с его, и она застонала. Она не подозревала, что их тела подходят друг другу, как два кусочка паззла. В его объятьях она была словно в правильном месте. Желая всего его, она отпрянула, когда его член шевельнулся, упираясь в еёживот.

Наконец, Декстер шагнул назад и взял свою рубашку.

Её сердце скакнуло, зная, что он сейчас уйдёт и оставит её одну.

Ей хотелось спросить, когда он вернётся, принесёт ли он ей обед, всё ли она правильно сделала. Но она знала порядок, удручённо повернулась в сторону двери и приняла нужную позу.

Его рубашка легла ей на плечи, свисая до бёдер. Он просунул её руки в рукава и подвернул их. Пуговица за пуговицей, он застегнул её.

Декстер улыбнулся.

— Она тебе идёт.

Это было лучше любого вечернего платья и драгоценнее, чем что-либо, что у неё было.

— Я…я могу её носить?

Он кивнул с улыбкой.

— Да, клоп, ты можешь её носить. Я вернусь.

Он оставил её одну, но остался его запах, и её сердце таяло.

Сливаясь, проходили дни и недели. У неё снова были месячные — это было единственной точной мерой времени.

«Время Декстера» изменилось. Не только он исследовал её тело, но и она его. Удовольствие так же чередовалось с болью, но ей было позволено трогать его, и они больше разговаривали. Она не только отвечала на его вопросы, но и беседовала с ним. Она обсуждала с ним свою жизнь, сожаления и мечты. Они даже смеялись. Однажды вечером, сидя на его коленях лицом к нему, она провела руками по его твёрдой груди, где под её ладонями билось его сердце. Она почувствовала, как его эрекция толкнула её сзади, и у неё сжалось внизу.

Нат посмотрела ему в глаза.

— Я готова.

Его глаза блеснули, словно солнце над успокоившейся гладью океана.

— Пути назад уже не будет.

— Я знаю.

— Ты говорила, что ждёшь.

Нат кивнула.

— Я ждала, когда появится мужчина, который заслужит моё тело, и завоюет моё сердце.

— И…

— И, Декстер, я твоя. Вся. И сердце тоже. Ты завладел всем моим телом, кроме девственности. Это тоже должно принадлежать тебе. — Она вспыхнула: — В смысле — если хочешь, она твоя.

Он наклонился, и их губы встретились. А потом он приподнял её, посадил на матрас, встал и потянулся за джинсами.

У Натали сжало сердце.

— Ты… уходишь?

Он протянул ей свою рубашку, ту, которую она теперь надевала.

— Нет, Натали, ты не потеряешь девственность в этой комнате. Я держал твою невинность здесь. Твой дар заслуживает большего.

У Нат закружилась голова, кровь быстрее побежала по венам, и, едва дыша она спросила:

— Ты собираешься меня отпустить?

— Клоп, ты никогда меня не покинешь. Я никогда тебя не покину. — Он погладил её по скуле, пока она застёгивала рубашку. — Я собираюсь взять тебя наверх на настоящую кровать. Пора вспомнить, как живут принцессы, но теперь ты уже не избалованная принцесса. Ты прошла большой путь, моя королева.

Беря её за руку, он одновременно нажал что-то в кармане. Раздалось жужжание, и дверь открылась. Её босые ноги еле поспевали за ним, когда он стремительно зашагал по коридору из бетонных плит, ведя её.

— Здесь сейчас больше никого нет, никто тебя не увидит.

Сейчас нет? Здесь, в этом доме, или что это есть такое, кто-то бывает ещё? Она никогда никого не слышала. Слышали ли они её крики?

В конце бетонного коридора была дверь. Даже если бы она выбралась из комнаты, ей понадобился бы ещё ключ, чтобы выйти из коридора. Когда дверь открылась, она внезапно почувствовала себя героиней любимого мамой фильма. Она была Дороти, открывающей дверь своего маленького дома в волшебную страну Оз. Больше не белое и чёрное, всё вокруг обрело цвет.

Вместо жёлтого кирпича — богатые узорчатые ковры. Её ноги замерли на шикарной мягкой поверхности. Здесь были кожаные диваны, полки, заполненные книгами с разноцветными корешками, и стена с электроникой. Светильники отбрасывали золотистые блики на мебель из красного дерева.

Её чувства начали перегружаться от разнообразия, когда он повёл её через весь дом. Он казался таким же большим, как их дом в Айове, но они были не в Айове. Она успела глянуть в окно на первом этаже — настоящее окно в мир, который он скрывал от неё. Хотя солнце уже садилось, она сощурилась. Пейзаж за окном был ярче всего, что она могла видеть в течение месяцев. Белое снежное покрывало сверкало багровыми отблесками. Большие деревья, газоны — всё было белое, словно внутри стеклянного новогоднего снежного шара.

Хотя в воздухе не летали снежинки, у неё было ощущение, что кто-то только что потряс её мир.

Нат хотелось спросить, где они, но это было бы слишком.

Шаг за шагом, она следовала за Декстером вверх по большим ступеням на второй этаж. Его большая рука, крепко сжимавшая её ладонь, придавала ей сил, чтобы двигаться. Воздух был не влажным и холодным, как там, а свежим и тёплым. Под ногами был не цемент, а полированное дерево.

Декстер открыл высокую деревянную дверь в гостиную. В камине мерцал огонь, наполняя комнату теплом. Ещё несколько шагов, и он открыл вторую дверь. Натали замерла от увиденного.

Её взор наполнился яркими красками. Кровать, накрытая пуховым атласным покрывалом. Множество узорчатых ковриков и большая мебель. Её глаза перебегали с одного на другое, зная, что именно тут всё произойдёт, тут она изменится навсегда. В этой спальне легко поместилось бы четыре таких комнаты, как та, в которой её держали. Да её комната была размером с одну эту кровать.

— Декстер?

Он отпустил её руку и начал расстёгивать пуговицы на рубашке.

— Натали, я ждал этого.

Она сглотнула и кивнула, находя утешение в его решительности после долгого терпения. Он ждал. Это её решение.

Наклоняясь, Декстер стал целовать её волосы, шею, ключицы, грудь.

Она потерялась в ощущениях, которые только он мог её дать, закрыла глаза, когда его губы стали посылать электрические заряды прямо в её нутро. А потом он остановился. Когда она открыла глаза, он был на коленях.

— Натали, ты моя королева.

— Декстер? — Она не знала, что делать. Было неправильно, что он на коленях. Это её роль.

Он поднёс её ладони к своим губам.

— Ты всё, о чём я мог мечтать. Ты сказала, что я владею твоим сердцем. Натали, ты владеешь моим. Оно было твоим ещё до нашей встречи.

— Я не понимаю.

— Знаю. Просто запомни, что я люблю тебя — несмотря на всё, а благодаря всему. Вот почему то, что мы собираемся сделать, это правильно. Всегда было так.

— Ты любишь меня?

— Всегда и навсегда. — Он встал, схватил её на руки и понёс к кровати.

Она обхватила руками его шею.

— Я боюсь. — Он заставлял её открывать свои мысли и чувства ему. Сейчас это казалось правильным.

— Я знаю, клопик. Знаю. Это не для боли.

— Но тебе нравится.

Он кивнул.

— Да. Но мне нравится и доставлять тебе удовольствие.

После долгого поцелуя, Декстер отбросил одеяла, обнажая мягчайшие простыни, и бережно положил её на них.

Они смотрели друг другу в глаза, пока он снимал свою одежду. Она восхищалась его телом, тому, что этот красивый, сильный мужчина любил её. Твёрдые мускулы и горящий взгляд гипнотизировали её. К тому моменту, как он взобрался на кровать, её желание почти пересилило страх.

Декстер спустил с её плеч рубашку. Медленными, уверенными движениями он стал ласкать её складочки и клитор, покусывая её кожу, пока её сдержанность не пала под напором страстного желания, а груди отяжелели.

Он взобрался на неё и, когда его член стал дразнить её у входа, замер.

— Декстер?

— Я никогда тебя не отпущу.

Она двинула бёдрами, готовая к нему.

— Пожалуйста, Декстер.

— Что, мой маленький клоп?

— Пожалуйста, никогда меня не отпускай… Не знаю, что я буду делать без тебя.

— Это единственное, что тебе не стоит узнавать.

Она вздохнула, двигая в нетерпении бёдрами.

— Я вся твоя. Пожалуйста, возьми меня.

Она выгнула спину, когда он стал входить в её узкое лоно. А потом, когда она стала привыкать к давлению, он сделал сильный толчок, и она закричала от боли, затмившей наслаждение.

— Нат, — его голос был нежным, успокаивающим. — Расслабься, позволь мне облегчить это.

Натали постаралась расслабиться, как он сказал. Она верила, что он сделает, как обещал, облегчит боль. Он всегда так делал. Была ли это боль от стояния на коленях, от ударов кнута или от зажимов на сосках, он всегда мог её облегчить.

Вперед и назад, он двигался. Боль стала исчезать, и её тело ожило.

Наслаждение нарастало, она схватилась за простыни и стала звать по имени единственного мужчину, владеющего ею всей. Слившись телами, они поднимались выше и выше, пока оба не задрожали, и он до краёв наполнил её тело, а с ним и её сердце.

Глава 20

Как раз тогда, когда я подумал,

что научился жить, жизнь изменилась.

~ Хью Пратер

Тюремная клетка Натали изменилась, но не её жизнь. Теперь она жила в апартаментах Декстера. Так как в гостиной нельзя было находиться без одежды, он заказал для неё целый гардероб. Это казалось излишним. Одежды было больше, чем ей требовалось, когда она училась: ходила на занятия, встречи, вечеринки. Были даже свитера, пальто и ботинки, хотя она ни разу не была вне дома с тех пор, как оказалась здесь. Её мир ограничивался Декстером и редкими появлениями прислуги, из-за которой одежда и понадобилась.

Декстер больше не приносил сам ей еду, хотя обычно присутствовал, когда её приносили. Было несколько говорящих на немецком служащих, которые приходили и уходили. Они все уважительно к ней обращались, называя «фрау Натали». Она была королевой Декстера, а значит — госпожой в доме. Если у них и возникали вопросы, почему она редко выходит из апартаментов, она об этом не знала. Со временем она выучила несколько слов по-немецки, но, чтобы объяснить, как она оказалась на этой изысканной вилле высоко в горах Австрии, этого бы не хватило. Она бы и по-английски не смогла рассказать эту историю.

За второй дверью, ведущей в комнату с большой кроватью, ей разрешалось носить только рубашки Декстера. В наполненном им шкафу было и бельё всевозможных расцветок, разных тканей и длины. Это можно было надевать только по требованию, которое часто предшествовало бессонной ночи. Если честно, Нат не возражала — это разнообразило её жизнь. И не важно, как Декстер добьётся её слёз, потом её всегда ждало удовольствие.

К их комнатам примыкало помещение для тренировок. Вместо бега на месте она могла тренироваться на беговой дорожке и тренажёрах. Ей всегда было чем заняться, а её мысли были сфокусированы на нём. Это не значит, что она не вспоминала свою прежнюю жизнь, свою семью. Вспоминала. Были моменты, когда ей не нравилась жизнь в качестве принцессы Роулингс, но не теперь. Сейчас у неё были смешанные чувства.

Хотя её календарём до сих пор служили месячные, она знала, что много пропустила. Декабрь для их семьи был не просто месяцем Рождества. В декабре они также праздновали день рождения Николь и годовщину первой свадьбы родителей. В феврале были дни рождения отца и брата. Мама любила придумать что-нибудь особенное. Если её семья праздновала в этот раз, то Натали всё это пропустила.

Нат предполагала, что весна близко. Они были высоко в горах, и зелень, как в Айове, ещё не появилась. Снег всё так же покрывал землю. Из окна их комнат не было видно больше никаких домов. Она иногда чувствовала себя внутри рождественского снежного шара.

В апартаментах Декстера были стены с полками, на которых стояли книги старого образца бумажные, с цветными корешками. Это было намного больше, чем то, что когда-то она имела в, как она называла, «её комнате». У неё не было никакого выхода из «снежного шара» во внешний мир, и книги стали её спасением. После завтрака, упражнений, ленча, «времени Декстера» и купания, которое теперь часто проходило вместе с Декстером в большой стеклянной душевой кабине, у Натали было немного личного времени, и она углублялась в чтение. Это было лучше, чем предаваться воспоминаниям о тех, кого она оставила.

Через некоторое время ей было разрешено присоединяться к Декстеру в других комнатах дома. Если присутствовала прислуга, это был ещё один повод носить одежду. Но она никогда не была там одна, всегда с Декстером. Она до сих пор не знала, чем он зарабатывает на жизнь, но на первом этаже у него был большой кабинет с множеством компьютерных экранов. Там было что-то об акциях, сделках, прибыли… Нужно было ей внимательнее относиться к занятиям в Гарварде.

Была глубокая ночь, и они лежали в кровати, когда слова Декстера разбили стеклянный снежный шар Нат на мелкие осколки.

— Мы исчезли на несколько месяцев. Мне нужно возвращаться в Штаты.

С бешено колотящимся сердцем она подняла на него глаза, полные паники:

— Ты собираешься оставить меня здесь одну?

Он притянул ближе её обнажённое тело, так что её голова оказалась на его плече.

— Нет, клоп. Я тебя никогда не оставлю, а ты никогда не оставишь меня, помнишь? Но нам нужно лететь.

Она подняла голову:

— Пожалуйста, Декстер, не надо коктейля.

Он закрыл глаза и вздохнул.

— Я помню, что ты говорила, что не любишь его. Я в сомнении. Я его уже приготовил. Не знаю… не уверен, что ты будешь хорошо себя вести, и не убежишь при первом удобном случае.

— Я не убегу, — быстро ответила она.

— Ох, клоп. Я уверен, что ты так и думаешь сейчас, но всё изменится, когда появится шанс. В Штатах общения будет больше. Тебя даже могут узнать.

Узнать? Возможно ли? Теперь, когда она жила в комнатах с зеркалами, она задумывалась, выглядит ли она так же, как раньше? Её отражение выглядело как-то по-другому. Она во многом была не той девочкой, которая села когда-то в самолёт в Бостоне.

Кроме того, хотела ли она, чтобы мир всё узнал? Знают ли о её исчезновении? Хочет ли она, чтобы люди узнали, кем она стала, что ей нравится, как Декстер обращается с ней, если она и сама это ещё не поняла. Что, сделав себя центром её вселенной, он дал ей возможность почувствовать себя любимой не как ребёнок, а как женщина.

Натали затрясла головой.

— Пожалуйста, Декстер. Я не хочу снова чувствовать действие коктейля. Мне не нравится терять контроль.

— У тебя есть контроль.

Это было простое утверждение, но точное. Она кивнула.

— Ты прав. И мне нравится отдавать его тебе по собственной воле, а не безвольно.

— Знаю. Но ты должна мне верить.

— Я верю тебе. И ты, пожалуйста, верь мне. Я помню, что я твоя королева. Что мы делаем за закрытыми дверями — это наше дело, и больше ничьё. — Её сердце щемило, но слова были правдивы. — Я не хочу, чтобы другие знали, что Натали Роулингс стоит часами на коленях и приветствует твои наказания, что от твоих действий я увлажняюсь и желаю тебя.

— А что твоя семья? Что с ними?

Натали села, почувствовав внезапный озноб от столкновения её старой и новой жизни. Нежданные слёзы потекли по её щекам.

Декстер тоже приподнялся и заключил в свои объятья.

— Ш-ш-ш… — успокоил он. — Нат, с этим нам обоим надо что-то решить, раз мы возвращаемся в Штаты.

— Что я им скажу? Я исчезла. — Она всхлипнула. — Я прошла с тобой через границу по собственной воле. Я их бросила. — Ещё больше слёз. — Как они смогут меня простить? Я уехала без единого слова.

— Нет.

— Что ты имеешь ввиду? — спросила она с озадаченным лицом.

— Я сказал — верь мне. Я хотел тебя. Теперь ты моя. Я с самого начала сказал тебе, что не пытаюсь отдалить тебя от твоей семьи или кого-то ещё. Нам просто нужно было время побыть наедине, прежде чем примешивать сюда остальных.

Сотня эмоций вертелась внутри Натали, кожу закололо.

— Не понимаю.

Декстер встал с кровати.

— Не вставай, клоп. Я покажу тебе кое-что, чтобы всё встало на свои места.

Часом позже, когда Натали подняла от планшета Декстера взгляд, её глаза были покрасневшие и опухшие. Из того, что она прочитала, выходило, что она действительно ничего не пропустила. Во время каждого праздника, дня рождения и любого другого события Натали общалась со своей семьёй. Она посылала фотографии пейзажей и длинные электронные письма с объяснениями о том, что ей нужно найти себя после неудачного опыта в колледже.

Тут были ответы от обоих родителей. Хотя поначалу в их словах сквозило разочарование, со временем они простили её и говорили, что единственное их желание — чтобы она вернулась. Писали даже сестра с братом. Не удивительно, что Николь была более критична, тем не менее, они оба тоже, как и родители, ждали её.

Когда она повернулась к Декстеру, он спросил:

— Теперь понимаешь?

Нат затрясла головой. Умом она понимала всё, что читала. Она не могла понять, что за этим всем стоит.

— Ты также посылала своей маме СМС.

Её маме.

Ещё больше слёз.

— Зачем?

— Для тебя. Для них.

Она прокрутила экран планшета. Первые письма датировались спустя несколько дней после её полёта.

— Они… они искали меня?

— Конечно, искали. — Он поцеловал её в лоб. — Они любят тебя. Они любят такую, какую знали: избалованную, капризную дочь и сестру. — Его глаза засияли, словно чистые воды океана. — Подожди, пусть увидят тебя теперь.

— Ты это делал для меня?

— Да.

Когда прозвучал его ответ, её накрыло волной озарения.

— Дата. Ты начал это сразу, как забрал меня.

— Да.

— Все те вопросы, что ты задавал… на которые ты хотел правдивые ответы. Ты использовал сказанное мной, чтобы эти письма выглядели, как написанные мной. — Каждое её утверждение звучало всё громче, слова резче.

— Нат, следи за своим тоном.

— Моим тоном? — Письма вернули ту женщину, которой она была. Две личности боролись внутри Натали Роулингс, и сейчас говорила она прежняя. — Мой тон! Ты забрал меня у моей семьи и сделал так, что это выглядело каникулами. Это… — Она затрясла планшетом в руках: —…было ни для меня, ни для них. Это было для тебя!

Глаза Декстера потемнели.

— Ты делал это, чтобы они не могли меня найти, и ты мог меня тут держать, и… — она встретилась с ним взглядом, и в груди стало тяжело от своих же слов.

Он забрал её. Он причинял ей боль — это она хотела сказать. Но он и наполнил её так, что она не могла и объяснить. Он показал ей такую её сторону, о которой она и не подозревала, но теперь ценила. Он расширил её мир, ограничив его.

В своём сердце Натали понимала, что должна извиниться за то, что повысила голос, что обвиняла его. Его сузившиеся глаза говорили ей, что она должна. Но она не могла. Декстер своими действиями может и спас её отношения с родными, но они прекратили поиски, о которых она молилась в своё время.

Натали расправила плечи, готовясь к его реакции.

Какова будет цена её мятежа?

— Ты закончила?

Закончила ли она?

Нат опустила глаза, до сих пор не в состоянии произнести извинения. Вместо этого она приняла подходящую позу.

— Да.

Декстер поднял подбородок.

— Ты права, — сказал она спокойно. — Это было для меня, чтобы дать нам время. Это было также и для тебя. — Она не ответила, и он встал и указал на пол. — Нат.

Со скачущим сердцем она положила планшет на кровать. Она заслужила наказание. И, несмотря на то что они занимались любовью только час назад, предвкушение того, что он будет делать, возбудило её, когда она соскользнула на пол и встала на колени у его ног.

— Скажи мне, что произойдёт, чего стоит твоя выходка.

Её киска сжалась, а в груди пульсировало. Это не должно было её возбуждать. Его угрозы не должны в той же степени её волновать, в какой пугали, но это было так.

Натали наклонилась вперёд до самого пола и поцеловала его ступни. Чем ниже она сгибалась, тем быстрее таял её гнев. Она опять села, опираясь на пятки, и ответила:

— Я приму твоё наказание, мой король. Я была не права. Я должна благодарить тебя за то, что ты сделал. Думаю, это испугало меня. Две мои жизни столкнулись. Не думала, что это случится. Я хочу увидеться с родителями. Я скучаю по ним, но я не хочу потерять тебя.

Он взял её за плечи и поднял с пола.

— Ты не потеряешь меня. Я не потеряю тебя. — Он приподнял её подбородок. — Как я уже сказал, твоя семья увидит, королеву, которой ты стала, а не прежнюю испорченную принцессу. Пока ты была вдали от них, ты получила огромный дар. Ты удалилась от них, чтобы научиться ценить, что имеешь.

Его дар укоренился в её сердце. Она вспомнила комнату в подвале, холодный, влажный воздух, мутную воду в трубах. Постель с цветным покрывалом, в которой они только что были, казалась раем, по сравнению с той кушеткой, на которой она когда-то проснулась.

Её глаза встретились с его.

— Ты прав. Я научилась. Я теперь вижу вещи по-другому. Спасибо, Декстер, что научил меня.

Он мягко поцеловал её.

— Пожалуйста. Теперь повернись, клоп. Руки на кровать, ноги врозь. Мой ремень напомнит тебе, с кем ты говоришь и что грубость и неподобающий тон неприемлемы.

Её киска пульсировала, когда она выполнила его приказ. Закусив губу, чтобы не выдать улыбку, она обернулась через плечо, чтобы встретиться с ним взглядом и спросила:

— Не рукой?

Декстер с усмешкой провёл рукой по её попе, нырнув пальцами во влажные складочки.

Она сжалась от его прикосновения.

— Нет, моя королева. Я бы сказал, что тебе слишком нравится моя рука на твоей попе. А сейчас нужно преподнести тебе урок.

Глава 21

Лучшие решения часто просты,

но неожиданны.

Джулиан Касабланкас.

Натали нервно ходила по комнате. Её кулаки были сжаты, спина прямая. Её кидало то в жар, то в холод. Можно было подумать, что она больна, но это не так. Её взгляд упал на большие окна. Снег всё ещё покрывал землю и деревья. Внутри было тепло — слишком тепло. Она оттянула свитер у горла. Обогнув массу чемоданов, она покачала головой. Их было слишком много. Тут было всё, что у них было на вилле. Это просто смешно. Она не надела и половины одежды, а теперь они везут это всё в Штаты. Там косметика, аксессуары, которые до сегодняшнего дня она только видела, но не пользовалась.

Сегодня она оделась и накрасилась. Она была готова к отъезду.

И, в то же время, не была.

Одежда, покрывающая её тело, была для неё хуже ремней, которыми привязывал её Декстер. Каким-то образом она уже привыкла быть без неё. От чёрного свитера с высоким горлом чесалась кожа, его мягкая шерсть душила её. Натали опять оттянула ворот.

Не то, чтобы он душил её. Нет. Но было тесно, и это её напрягало. Серые шерстяные брюки свободно спадали на ботинки на высоком каблуке, но слишком плотно сидели на талии. Она не поправилась, и размер брюк был правильным, просто она не носила никаких брюк на протяжении нескольких месяцев. Даже в гостиной или на прогулке вокруг виллы на ней были платья. Ещё одна проблема — каблуки. Хотя она ходила в обуви на каблуках с раннего возраста, сейчас ей потребовалось несколько дней, чтобы снова ходить на них и не напоминать при этом разряженную гориллу. Даже брендовые, они жали ей пальцы. Лифчик и трусы были абсолютным злом. Почему люди их носят?

Её сердце забилось быстрее, и она сжала ладони, переплетя пальцы. Может, дело не в одежде? Может, это всё вместе? Всего было чересчур. Они покидали свой рай. И мир вне этих стен пугал её. Она могла радовать Декстера в этих стенах, сможет ли она это вне их?

Натали также беспокоил перелёт. Она никогда ничего не сделает и не скажет, чтобы расстроить Декстера, тем более, чтобы его подставить. Не потому, что боится наказания, а потому что любит его. Но она не могла перестать думать о коктейле. Декстер не сказал, будет она его пить или нет. Они не раз говорили об этом, и она каждый раз обещала хорошо себя вести.

Она проигрывала в голове их разговоры. Хотя у неё не было возможности доказать ему, что она будет хорошо вести себя на публике, ей казалось, что она доказала, что будет. Единственной причиной отсутствия доказательств было то, что они первый раз покидают виллу. Глядя в окно, она представила себе возвращение в Штаты и возобновление общения с другими людьми. Если бы она заглянула вглубь себя, то нашла бы маленькую часть себя — очень маленькую, которая хотела восстать. Он был прав: она не могла сделать это в Австрии, но сможет в Штатах.

Мог ли Декстер почувствовать эту маленькую часть её?

Конечно, мог. Он понимал Натали как никто другой. Он знал о её мыслях и чувствах ещё до того, как она сама их осознавала. Накажет ли он её за эти рассуждения или, что ещё хуже, заставит пить эту изменяющую поведение смесь?

Она попыталась отбросить свои тревоги, и собственное отражение привлекло её внимание. Это была она, и в то же время нет. Она была полностью одета, а волосы тщательно уложены в низкий пучок. Она подняла подбородок и уставилась в свои собственные зелёные глаза. Изменилась ли она, как говорил Декстер?

Вполне возможно.

В её позе было что-то царственное. Было ли это в ней всегда или появилось, потому что она теперь была королевой Декстера? Она испытывала гордость от того, что была в его руках, рядом с ним, в его постели.

Она повернулась на звук открывающейся двери.

Декстер замер в дверях, держась за большую дверную ручку и осматривая её с ног до головы. Как и много месяцев назад, его взгляд пылал, выжигая следы на её коже. Сейчас это было не потому, что она была обнажена, а наоборот — потому что была одета.

Шли секунды, а он ничего не произносил. Тогда начала она:

— Э-это то, что ты велел мне надеть, что было выложено.

Декстер молча сделал шаг к ней, потом другой, пока не оказался перед ней. Он не спускал с неё глаз, в которых синее и зелёное бурлило, как в бушующем море. Наконец, он опустил взгляд на цепочку с подвеской, лежащей на её груди, и приподнял её. Он пропустил большой блестящий кулон сквозь пальцы, отпустил, и он снова упал на её грудь.

От неуверенности у неё остановилось дыхание.

— Ты великолепна.

Нат вздохнула.

— Я…я словно чувствую… клаустрофобию.

— У меня есть кое-что, что поможет. Это должно сработать.

— Нет, — быстро ответила она, чувствуя слёзы в глазах. — Пожалуйста. Пожалуйста, верь мне. Пожалуйста, не заставляй меня пить это. — Она сделает это, если он будет настаивать. В этот раз ему не придётся обманывать её. Она сделает просто потому, что он скажет, но она не хочет.

Озадаченное выражение лица Декстера сменилось ухмылкой.

— Нет, клоп. Я не об этом говорю.

Она выдохнула, её грудь, очерченная тесным черным свитером, опустилась.

Он взял её руку, сделал шаг назад и потянул, побуждая покрутиться. Она сделала оборот, словно маленькая балерина из шкатулки из её детства. Его взгляд просветлел, когда он осматривал её округлости.

— Просто великолепно.

Когда их глаза опять встретились, она ответила:

— Должна ли я беспокоиться, что в одежде больше тебя привлекаю, чем без?

— Это неправда. Ты всегда великолепна. Просто я не привык тебя видеть такой. В этом… — Он махнул рукой сверху вниз. — … ты напоминаешь девушку, за которой я наблюдал издалека, но разница в том, что теперь я знаю, что под этой одеждой. Похоже, в этом есть нечто завлекательное, прятать это всё и знать, что только я знаю, что находится в обёртке. — Он провёл по рубчику свитера от её шеи до груди. — Я один знаю, как невероятно выглядят твои возбуждённые, жаждущие груди с зажимами на сосках.

Веки Нат задрожали, а внутри всё сжалось.

Его рука проследовала на её зад.

— Как твоя пылающая кожа блестит, когда я отмечаю её своей рукой или хлыстом. — Он медленно перевёл руку вперёд, поглаживая бедро, рёбра, округлости груди. Он словно возносил почести тому, что скрыто одеждой, занимался с ней любовью с помощью одних только слов. Добравшись до подбородка, он слегка его прищемил, побуждая её открыть глаза. — Знаю, как великолепны твои глаза, когда блестят от удовольствия и боли. — Он мягко её поцеловал. — Как ты одаряешь меня великой честью, делясь со мной своей улыбкой и своими слезами.

— Дек…стер… — она растянула его имя. Её соски затвердели под бюстгальтером и свитером.

— Моя Нат, у меня перехватывает дыхание каждый раз, когда я вижу тебя. Каждый раз с того момента, когда я впервые увидел тебя, с первого раза и теперь навсегда. Я потерялся в тебе. Я говорил тебе, что у тебя нет контроля, но это нет так. Настоящая власть у тебя. Только ты можешь разбить мне сердце.

Она покачала головой.

— Никогда.

— Одетая для перелёта, для торжества или раздетая и разбитая — никогда не сомневайся, что я смотрю на тебя как на восхитительную и манящую под всеми обёртками. Ты прекрасна снаружи и внутри.

С горящими щеками она прильнула к нему, её грудь трепетала.

— Я просто хочу сделать тебя счастливым.

— Ты это делаешь, просто будучи такой, какая есть. Тебе не надо стараться.

Она отступила на шаг и посмотрела на одежду, которая её раздражала несколько минут назад. Может, она не так плоха? Пожав плечами, она спросила:

— Так всё нормально? Тебе эта одежда на мне нравится?

Декстер засмеялся и ещё раз окинул её взглядом сверху донизу.

— Сегодня. Да. Не думаю, что приемлемо вести тебя в самолёт голой. Уверен, люди будут судачить. — Он приподнял бровь: — Но когда мы будем в воздухе…?

— Свой самолёт? — спросила она.

— Я не летаю коммерческими рейсами… если только на это нет причины. Знаю, что ты сама выбрала такой в прошлый раз. И как тебе?

На этот раз была очередь Нат смеяться.

— Поначалу не особенно. Но теперь я довольна.

— Довольна?

— Более чем довольна, Декстер. У меня есть всё, потому что у меня есть ты.

Он подмигнул:

— Думаю, с этого момента мы остановимся на частных.

— Хорошо. Значит ли это, что я не должна буду…

Декстер приложил палец к её губам, останавливая вопрос. Затем, взяв за руку, он повёл её к дивану, стоящему у больших окон спальни.

Следуя его указанию, она села, их колени соприкоснулись.

— Я сказал тебе, что у меня есть кое-что, чтобы чувствовать себя лучше. И я не имел ввиду коктейль.

— Что…?

Он соскользнул с дивана и опустился на одно колено.

У неё волосы зашевелились на затылке от смущения. Их положение было неправильным. Это она всегда стоит на коленях на полу.

— Натали Роулингс… — он полез в карман и вынул кольцо, кольцо с бриллиантом. Самое красивое из того, что она видела.

— Прошлый раз, когда мы летели, я сказал тебе, что однажды ты заслужишь настоящие кольца. Я тебе обещал также, что они будут намного изысканнее, чем то фальшивое. Надеюсь, это так. Оно принадлежало нескольким поколениям моей семьи. О чём я не знал тогда, так это о том, что ты сама намного изысканнее, чем я мог себе представить. Ты моя любовь, моя жизнь, моя королева. Я обещал тебе, что никогда не покину тебя и не позволю тебе уйти, но, пока мы не сели в самолёт, я хочу, чтобы мы сделали всё официально.

— Натали, ты станешь моей женой? Выполнишь ли ты своё обещание никогда не оставлять меня, всегда любить меня и быть всем для меня?

Не дав ей ответить, он добавил:

— И я буду делать всё, что в моей власти, чтобы быть всем для тебя.

Натали уже не видела кольца. Всё, что она видела, это любовь и восхищение в глазах мужчины, которого она боготворила, любила, которым восхищалась. Этот мужчина видел её в худшие моменты и превознёс до высот, о существовании которых она и не догадывалась. Он был её королём и дьяволом. Она была его, телом и душой. Она провела пальцами по его светлым волосам.

— Декстер, я люблю тебя.

— Клоп, я тоже тебя люблю. Но это не ответ.

Она кивнула.

— Ответ. Это ответ на все вопросы, которые ты мне будешь задавать до конца жизни. Я люблю тебя. Я доверяю тебе. Я твоя. Я буду твоей женой и твоей королевой или твоим рабом, или просто твоим спутником. Я буду тем, кем ты пожелаешь меня видеть.

Он приподнял её левую руку и надел на палец кольцо со сногсшибательным бриллиантом.

— Моя жена и королева навсегда.

Натали кивнула.

— Да, я выйду за тебя. — И затем она тоже соскользнула с дивана и опустилась на колени. — Я навсегда привязана к тебе.

Их губы встретились, и они скрепили договор поцелуем.

— Женимся сейчас? — неуверенно спросила она. Если бы он этого захотел, она без колебаний послушалась бы.

— Не лучше ли тебе всё спланировать со своей матерью?

К ней вернулся страх, который она чувствовала ранее, и она опустила голову.

Он поднял её подбородок.

— Клоп?

— Да, — сказала она, — я это хочу. Я бросила их. Я не хочу, чтобы ещё и моя свадьба прошла без них.

Он улыбнулся.

— Тогда не будем. Подождём.

— Но что, если они не хотят, чтобы я вернулась?

— Я показывал тебе письма на почте. Нат, они хотят, чтобы ты вернулась.

Она глубоко вздохнула.

— Не думаю, что смогу встретиться с ними без тебя.

— Я буду там.

Позже, когда Декстер помогал Натали надеть шерстяное пальто, она снова подумала, как оно тяжело для плеч. Но потом, когда, выходя в переднюю дверь виллы к поджидавшей машине, у неё перехватило дыхание от морозного горного воздуха и щиплющего щёки ветра, она оценила его. Над белым покрывалом снега светило ослепляюще яркое солнце.

Она не была уверена, что смогла бы выйти в этот мир, если бы не сильная рука Декстера, покоящаяся на её пояснице. Было слишком много ощущений, слишком много всего.

— Ты в порядке? — спросил он, когда они уселись на заднем сиденье седана.

Натали кивнула.

— Да, потому что ты рядом. — Её зелёные глаза широко распахнулись. — Декстер, как моё имя?

Он склонил голову:

— Твоё имя?

— Мой паспорт?

Декстер потянулся за небольшой сумкой, которую, должно быть, он положил в машину раньше, и достал плоское портмоне.

— Тут.

Трясущимися руками она расстегнула его. В прозрачном отделении лежали её водительские права — её настоящие права. Она вытащила кредитки. Это были не те кредитки, которые были у неё раньше, но на каждой было написано: Натали Роулингс.

Со слезами на глазах она посмотрела внутрь портмоне. В узком кармашке лежал её паспорт, тот, с которым она садилась в Бостоне в самолёт около четырёх месяцев назад. Наконец, она подняла глаза на человека, которого любила.

— Мои кредитные карты… Это новые?

— Ты моя. Это моя ответственность, заботиться о том, что тебе необходимо. Старые карты были от твоих родителей. С этим покончено.

— Спасибо.

— Это то, чего ты хочешь? Твоё имя на картах и на паспорте?

Натали покачала головой.

— Не навсегда. Сегодня — да. Но я хочу, чтобы однажды там стало написано Смитерс.

Декстер взял у неё портмоне и паспорт, положил обратно в сумку и отдал ей.

— Однажды, моя королева.

Глава 22

— Мир нельзя удержать силой,

его можно достичь лишь пониманием.

Альберт Энштейн.

— Они взлетели? Откуда? Где приземлятся? — спросил Тони, фокусируя взгляд тёмных глаз на человеке по другую сторону стола.

— Пожалуйста, скажи, что в Соединённых Штатах, — сказала Клэр, тоже глядя своими изумрудно-зелёными глазами на источник информации.

Не имело значения, что всё происходило в предрассветный час, и что Тони Роулингс и его жена ещё полчаса назад спали. Не важно, что они сидели в кабинете их дома в Айове в банных халатах поверх пижам.

Между этими людьми могло мало найтись такого, чего бы они не знали друг о друге.

Они являлись семьёй в высшем смысле этого слова. У них были разные фамилии и в венах не текла одна кровь, но Фил Роуч давно понял, что не было ничего такого, чего бы он не сделал, чтобы защитить женщину, сидящую перед ним. Он любил свою жену, душой и телом. Но он также любил Клэр Роулингс. Её сердце было украдено до того, как он встретил её. Это не значило, что он не сделает ради неё всё, что угодно. Она была ему как сестра, которой у него никогда не было.

Он однажды, в прошлом, подвёл её. Но однажды он и убил ради неё и сделает это снова, если понадобится. И ради её мужа и детей. Фил был рядом в ту ужасную ночь, когда Николь появилась на свет. Сколько он в жизни всего совершил, сколько всего видел… та ночь была худшим его воспоминанием.

Это не значит, что он не любит Николь как собственную племянницу. Что он не любит их всех: Нэйта и Натали тоже. Он любит. Он был им дядей, который защищает их, приглядывает за ними. Поэтому так тяжелы были последние четыре месяца. Натали была не просто дочерью его работодателя. Она была и его семьёй.

— Согласно бортовой декларации из австрийского аэропорта в Грасе, — сказал Фил, — чартерный рейс Гольфстрима G650 приземлится в Бёрлингтоне, Вермонт.

Тони затряс головой.

— Слишком много в этом чёртовом утверждении. Как, будь я проклят, они смогли так долго скрываться?

Фил посмотрел на Тони, потом на Клэр.

— Из Граса до сих пор нам не смогли сообщить, где конкретно они находились. Сельская местность слишком обширна. Имеет значение то, что они, наконец, возвращаются. В декларации их имена. Натали летит под своим настоящим именем.

— Она не писала в мейлах и СМС, что едет домой, — сказала Клэр, обхватив ладонями чашку кофе. Она не собиралась больше спать. Не то, чтобы она вообще много спала за эти четыре месяца.

— Это потому, что они не хотят торжественной встречи в аэропорту, но это именно то, что они получат, — сказал Тони.

Клэр и Фил вопросительно посмотрели на Тони.

— Что? — спросил он.

Отставив чашку кофе, Клэр встала и прошлась взад-вперёд. Это был кабинет, который Тони оформил для них двоих много лет назад — двойной кабинет с двумя столами. Это было место для них обоих, не похожий на тот, что был в доме, когда она впервые встретила своего мужа.

— Не уверена, что это хорошая идея, — наконец произнесла она.

— Почему, к дьяволу, нет? Наша дочь была потеряна на несколько месяцев.

— Она выходила на связь, — сказал Фил.

— Это была не она, а Диана Йейтс.

— СМС были от Дианы, — подтвердил Фил. — Но не электронные письма. Тейлор на пути в Вермонт. Она получит видео подтверждение о пассажирах рейса, как только самолёт приземлится. Я просто беспокоюсь… — он помедлил, переглянувшись с Клэр.

— Тони, — вступила Клэр, — мы не можем оттолкнуть её.

Её муж встал.

— Оттолкнуть её? Конечно, нет. Я собираюсь оттолкнуть чёртова Смитерса. Смитерс… — он покачал головой.

Как только они узнали имя и всё о Джонасе Декстере Смитерсе, не составило труда сложить всё воедино. Но всё же картина была не полной. Многого не хватало.

— Это не сработает. Ты не сможешь, — ответила Клэр.

— Я смогу чертовски хорошо, — гремел голос Тони. — Я смогу привезти нашу дочь домой и, если потребуется, не выпускать.

Клер затрясла головой.

— Нет, ты не можешь.

— Она совершеннолетняя, — вступил Фил.

— Да, только очевидно, что вела себя не как взрослая.

Клэр вздохнула и села обратно в мягкое белое кожаное кресло.

— Готова поспорить на всё наше состояние, что именно как взрослая она себя и вела.

— Сбежать, чтобы найти себя… прятаться посреди Альп. Так не ведут себя взрослые.

— Тони, — пыталась достучаться до мужа Клэр, — если в письмах правда, даже если они не были написаны ей самой, — если в них правда — она любит этого человека.

— Не любит. Она потерялась.

— Не тебе тут решать. Она была с ним всё это время. Я бы сказала, что наша маленькая девочка занималась взрослыми вещами.

У Тони затряслась голова.

— Я убью его.

— Фил, — сказала она, игнорируя угрозы Тони, — пожалуйста, попроси Тейлор прислать фото пассажиров. Я хочу увидеть свою дочь.

— Когда они приземляются? — спросил Тони.

Фил посмотрел на планшет в своих руках.

— Самолёт только что взлетел в Грасе. Гольфстрим G650 развивает хорошую скорость, и не нужна дозаправка. Они должны быть в Бёрлингтоне… — он взглянул на часы —…часов через двенадцать. Это около пяти вечера по нашему времени, шесть в Вермонте.

— Полно времени, — сказал Тони. — Мы с Клэр будем готовы лететь через час. Я позвоню насчёт самолёта.

— Клэр покачала головой.

— Пожалуйста, послушай. Я надеюсь, что ошибаюсь, но я её мать, и чувствую…

— Я её отец.

— Я знаю, каково это, любить человека, которого не принимает твоя семья.

Карие глаза Тони потемнели.

— Это не такая же ситуация.

— Конечно, нет, но не важно, как они встретились: на самолёте, в путешествии… где бы ни было — факты говорят, что она любит его, и, если отец украдёт её и притащит домой, это не остановит её чувства. Это не остановит её.

— Если он будет мёртв — остановит.

— Тони.

Муж тяжело вздохнул и сел, откинувшись назад.

Клэр продолжила:

— Что мы сделаем? Запрём её в комнате?

Он закрыл глаза.

— Я серьёзно. Я люблю Натали, я не потеряю свою дочь опять. Если она возвращается в Штаты, то мы будем знать, где она, будем уверены, что с ней всё в порядке, нам нужно подождать.

— Терпение не мой конёк, — сказал Тони.

Клэр бросила взгляд на Фила и увидела, что он ухмыльнулся так же, как и она. Они оба знали, насколько верно утверждение Тони. Среди множества сильных качеств его характера терпения не наблюдалось.

— Давай убедимся, что это действительно она. Что она действительно вернулась в страну.

— Я знаю, что это не Диана, — сказал Фил. — Тейлор позвонила ей, как только мы получили сообщение. Диане было приказано выслать все документы Натали на адрес в Германии. Мы выяснили, что адрес принадлежит юридической конторе. Ни одного клиента в ней не записано под именем Смитерс. Никто не помнит о получении и пересылке пакета. У нас есть номера отслеживания корреспонденции, но там, похоже, случилась массовая амнезия.

— Почему я об этом ничего не знала? — спросила Клэр, а Тони выпрямился.

— Слишком мало информации. Мы ждали, когда выясним больше, — ответил Фил.

— Что ещё вы не рассказали нам? — спросил Тони.

— Джонас Смитерс пользуется не первым именем, а вторым — Декстер. Вот почему было несовпадение с именем в письмах. Но в них правильно — Декстер. Он занимается продажей погодных деривативов. Также, он получил наследство после смерти родителей. Его отец, как вы знаете, был очень успешен в области недвижимости.

Тони покачал головой:

— Я не знал. Я потерял его след — был слегка занят делами Роулингсов.

— Офис Роулингс Корпорэйшн в Боулдере, штат Колорадо, располагается в здании, принадлежащем Дж. С.Энтерпрайсез.

— Дж. С. — это Джонас?

— Был, — сказал Фил. — Он умер два года назад. Его жена, вторая, погибла в автокатастрофе через несколько месяцев. Сын, похоже, преуспевает в управлении компанией родителей. Не в одиночку — у него есть команда. Но себе имя он сделал в погодных деривативах.

— Погодные деривативы? — спросила Клэр. — Я изучала метеорологию, но не знаю такого.

— Я, честно говоря, поискал информацию, — сказал Фил. — По существу, погода — ходовой товар.

— Как можно торговать погодой?

Фил потряс головой:

— Речь идёт о погоде как причине убытков, оценке и страховании.

— Не понимаю, — сказала Клэр.

— К чёрту, это не важно, — встрял Тони. — Суть в том, что сын Джонаса богат. Мы не можем выкупить нашу дочь за деньги.

— Наша дочь не товар.

— А я этого и не говорю. Но опыт показывает, что всё имеет свою цену.

Клэр взглянула на мужа.

— У Нат нет. И у неё нет долгов.

— Я не это имею ввиду, — сказал Тони. — Я имею ввиду, что всё и вся имеет цену. Возьми, к примеру, картину в гостиной.

— Сальвадора Дали?

Тони кивнул.

— За сколько бы ты продала её?

— Ни за сколько, — Клэр покачала головой. — Ты купил её для меня во время нашего путешествия в честь юбилея. Она бесценна.

— Значит цена её не в деньгах. Если бы я предложил тебе вернуть Натали домой в обмен на эту картину, ты бы согласилась?

— Не моргнув глазом.

— Видишь. Вот и цена, — Тони посмотрел на Фила. — И для Смитерса цена не в деньгах. Нам нужно найти, в чём. Если вы оба уверены, что мы не должны возвращать её домой силой, мы найдём другой способ.

— Может, мы не сможем.

Тони посмотрел на Клэр.

— О чём ты говоришь?

— Я хочу сказать, что Натали выросла; она взрослая. Так же, как и другие наши дети. Нэйт прожил последний год в Лондоне. Николь в Нью-Йорке. Натали не собирается оставаться здесь навсегда.

— Она не останется с ним.

— Я хочу счастья нашим детям. А ты?

— Конечно, — ответил он.

— Может быть, она счастлива с ним. Она явно не была счастлива в Гарварде. Нам просто нужно понять это.

Тони покачал головой:

— Нам нужно знать, что, к чёрту, произошло. Я должен её увидеть.

Фил кивнул.

— Что относительно встречи в аэропорту? Я всё же думаю, что лучше, чтоб Тейлор прислала видео. Если Натали выглядит хорошо, то, можно пока не идти на контакт.

— Я согласна, — сказала Клэр. — Но, если у Тейлор будет малейший повод для тревоги…

— Если так, то она тут же будет действовать. — Тони откинулся назад. — Куда в Вермонте они поедут? Есть его адрес? Он же не собирается опять исчезать в горах.

— Не буквально исчезать, но он живёт в большом поместье в предгорье Монт Мансфильд. У нас есть адрес.

Клэр вздохнула.

— Пожалуйста, сначала дай нам знать, что с ней всё в порядке. Я хочу поговорить с ней. Я хочу обнять её.

— Мы будем рядом, — ответил Фил.

Клэр посмотрела на часы в углу экрана компьютера.

— Осталось подождать всего одиннадцать часов.

— Похоже, день будет длинным, — согласился Тони. — Я бы сказал, нам не помешает ещё кофе.

Их взгляды встретились.

— Ты хочешь, чтобы я приготовила?

— Нет, — сказал он, покачав головой. — Не хочу тебя утруждать.

Глава 23

Бывает так, что страх необходим.

Он сердцу бдительный даёт контроль.

Бывает так, что мудрость нам даётся через боль.

Эсхил.

К счастью, на этот раз Натали избежала коктейля Декстера. Она бы была послушной в аэропорту и в самолёте даже без помолвочного кольца. Но, опуская взгляд, она видела сверкающий камень фамильной реликвии, напоминавший ей о любимом мужчине.

Мужчине, заставлявшем сильнее биться её сердце.

Мужчине, которому она вверяла свою жизнь, своё будущее.

Самолёт пошёл на снижение, и Натали смотрела сквозь иллюминатор, как в сумерках появляются очертания штата, где она теперь будет жить. Рядом с их домом не было посадочной полосы, поэтому они приземлялись в соседнем городе. С воздуха он казался небольшим. Что она отметила прежде всего, это цвет.

Был ли всегда цвет так важен для неё?

Нат не была уверена. Она лишь знала, что после пребывания среди чёрного и белого не один месяц цвета стали более значимы, чем прежде. Это был ещё один подарок, полученный ею — осознание ценности того, что раньше не казалось важным.

— Расскажи мне о своих мыслях, — сказал Декстер, сжимая её ладонь.

— Так много зелени.

Улыбаясь, он придвинулся к ней ближе и посмотрел в окно.

— Да. После долгого времени среди снегов это радует.

Натали хотела сказать, что она не была среди снега. Она была за стенами. Она первый раз за несколько месяцев покинула стены виллы, чтобы сесть на этот самолёт. Ей приходилось сдерживать эмоции, представляя себя внутри рождественского снежного шара. И это было оправдано, ведь внутри этого шара некуда идти. Но теперь она опять видела мир. И солнце, хотя оно сейчас уже село, — оно тут будет и завтра. Будут места, куда можно пойти. Будет, что увидеть.

— Клоп?

— Да? — спросила она, отстранённым, как и её мысли, голосом.

— Ты о чём-то раздумываешь, я чувствую. Расскажи мне.

— Когда мы доберёмся до твоего дома…

— Нашего дома, — перебил он.

Она кивнула. Когда мы доберёмся до нашего дома, ты будешь… это будет… — она не знала, как сформулировать вопрос. Казалось, это так по-детски, спросить, будет ли ей позволено выходить из дома, но теперь это была её жизнь, та, которую она выбрала, когда признала Декстера своим королём.

Самолёт с едва заметным стуком коснулся колёсами земли.

— Мы скоро будем в машине. Что ты пытаешься спросить?

— Было нормально находиться день и ночь на вилле, потому что вокруг ничего, кроме снега и холода не было, но теперь… — она попыталась понять по его глазам, уловил ли он суть её вопроса.

— Ты спрашиваешь, будет ли тебе разрешено покидать дом?

У неё подскочил пульс от прямоты его слов. В её мыслях это звучало по-другому. Её разум боролся с нахлынувшими чувствами. Она надеялась, что сможет донести до Декстера суть дилеммы.

— Я не хочу покидать. Я просто не хочу быть запертой внутри. Сейчас весна. На улице становится тепло… — Натали оборвала свои слова, что, если скажет чересчур много, то он ответит нет.

Декстер с пониманием хмыкнул.

— Как ты думаешь?

У неё внутри кольнуло, когда она прислушалась к своему сердцу.

— Я думаю — тебе решать.

— И?

— И я верю, что ты примешь правильное решение.

Он склонился и поцеловал её в щёку и затем расстегнул ремень безопасности.

— Пойдём. Я знаю, что ты выросла в роскоши, но мне не терпится показать тебе наш дом. Не думаю, что ты разочаруешься.

Чувствуя его воодушевление, Натали улыбнулась. Она может подождать ответа на свой вопрос.

Стюарт открыл дверь и опустил трап.

За тот небольшой промежуток времени, когда самолёт садился, небо стало совсем тёмным, как чёрный бархат, и кругом зажглись огни. Вокруг была суета. Так много людей. Нат стало трудно дышать, и она схватилась за руку Декстера.

Слишком много людей. Что они могут сказать или сделать?

Она никогда раньше не боялась людей, но сейчас они её подавляли. Всё в ней жаждало спрятаться в руках Декстера или даже забежать обратно в самолёт. Но она теперь была его королевой. Королева не убегает. Подняв выше подбородок, она свысока оглядела своё новое королевство.

Декстер вежливо попрощался с пилотом и стюардами и они, держась за руки, стали спускаться по трапу. Воздух Вермонта был свеж и прохладен, не так холоден, как в Австрии. Была весна, и скоро на деревьях распустятся почки и расцветут цветы. Её мать привила ей любовь к природе.

Около самолёта их ждал автомобиль, типа гольф-кара, чтобы отвезти их в гараж к их машине. Когда они устроились на сиденье, ей снова захотелось оказаться внутри безопасных стен. Это было через чур для неё — оказаться ночью полностью открытой для любопытных глаз. Это всё было слишком…

Через несколько минут они въехали в ангар. И вот опять — тут было слишком много рабочих. Чтобы отвлечься, она стала вспоминать слова Декстера — что он ей сказал, когда в первый раз упомянул, что они вернутся в Штаты.

Он был прав: Натали может убежать. Не сейчас, когда он рядом, но может. Она может кому-нибудь рассказать, что на самом деле случилось, и что происходило за закрытыми дверями. Здесь говорили на её языке. Мысль пролетела быстро, как дуновение ветерка, и исчезла.

Она могла убежать, но это не значит, что она этого хочет. Зелёно-голубые глаза, смотрящие на неё с любовью, то, как его нога касается её, тепло его ладони на её бедре — всё это подтверждало то, что сердце уже знало: она никому ничего не скажет. Она не будет пытаться убежать от мужчины, владеющим её сердцем, телом, душой.

Декстер приподнял её левую руку и поцеловал косточки ладони, выступающие за кольцом со сверкающим бриллиантом.

— Ты очень хорошо себя вела, клоп.

Это прозвище её больше не нервировало. Наоборот, от его тона её бросило в жар, и сквозь румяна на щеках проступил настоящий румянец. Она не успела ответить — карт остановился.

Высокий джентльмен в униформе водителя, стоявший у открытой двери большого чёрного внедорожника произнёс:

— Мистер Смитерс, добро пожаловать домой.

— Спасибо, Джинкс, — Декстер кивнул в сторону Натали: — Разреши представить тебе мою невесту, мисс Роулингс.

Натали взглянула на Декстера. Он так просто произнёс её фамилию, словно она не была широко известна. Затем, вспомнив о манерах, она протянула руку Джинксу:

— Добрый день.

— Приятно познакомиться, мисс Роулингс.

Нат хотела было сказать, чтобы он называл её Натали, как звали её служащие Роулингсов, но передумала — Декстер назвал её мисс Роулингс. Если она поправит Джинкса, она поправит Декстера.

— Взаимно, — ответила она.

Краем глаза она заметила вспышку. Или её показалось? Не сфотографировал ли кто-то её? Это то, что ждёт её в Штатах? Находится ли она в списке пропавших? Разыскивали ли её?

Она инстинктивно отвернулась от вспышки к Декстеру.

Нат знала на своём опыте, каково это было — быть мишенью папарацци. Роулингсам было не привыкать становиться объектом внимания жёлтой прессы, словно каждый их выход достоин освещения в новостях. Именно в поисках уединения и анонимности они ездили отдыхать на остров.

— Что такое? — спросил Декстер.

Натали не была уверена.

— Не знаю. Наверное, я просто устала.

Высвободив её руку, он обнял её за плечи и прижал к себе:

— Поедем домой.

— Да. — Её глаза засияли. — Домой. Мне нравится, как это звучит.

Декстер поцеловал её в лоб, и они сели в машину.

Натали была представлена остальным служащим дома. Она была королевой, и к ней все обращались «мисс Роулингс».

С каждым днём Нат всё больше привыкала к перемене места, к поместью в Вермонте. Как и вилла в Австрии, это поместье было роскошным и уединённым. За своё хорошее поведение в самолёте и на публике она была вознаграждена большей свободой передвижения внутри него.

А могло быть и по-другому.

После нескольких недель в Вермонте Декстер взял Натали за руку и повёл вниз по лестнице.

— Хочу показать тебе кое-что.

Сначала она обрадовалась. В его доме было так много интересного. Они спустились на нижний уровень, где находились прекрасно обставленная комната для развлечений, кинотеатр, зал с множеством современных тренажёров. Но по мере того, как они спускались ниже и дальше в глубину подвального помещения, у неё возникло давящее чувство дежавю.

На её коже выступил пот, а желудок сжался, когда он привёл её в комнату, которую пропустил при первом показе дома. Эта комната была сделана им специально для неё. Подобно той, в которой она проснулась несколько месяцев назад, она была запрятана в глубине подвала, а вход закамуфлирован.

Она замедлила шаг, но он потянул её за руку:

— Не останавливайся. Я сделал это для тебя. Это ещё один подарок.

— Почему? Пожалуйста… — проговорила она сквозь слёзы.

Он наклонился к ней и поцеловал в щёку, ощущая соль её слёз.

— Я хочу, чтобы ты знала, что она есть. Она тут, чтобы напоминать тебе о моих правилах. Она тут, если тебе понадобится побыть наедине или, если я решу, что ты должна тут быть.

С колотящимся сердцем она спускалась по серому проходу к белой деревянной двери. Та комната из прошлого была воссоздана полностью, вплоть до спёртого влажного воздуха. Она крепче сжала его ладонь. Зазвучал знакомый звук «би-ип», большая, без ручки, дверь открылась, и Нат почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Декстер открыл внутреннюю дверь: белые стены из цемента и бетонный пол.

Она посмотрела вверх, но окошка не было.

— Декстер, я не разочарую тебя. Я хочу тебя радовать, но мне надо для этого быть с тобой. Пожалуйста, не оставляй меня тут.

— Я не ухожу.

Почти месяц прошёл с тех пор, как она последний раз сидела запертая в такой комнате в Австрии. Сделать несколько шагов сквозь дверной проём было труднее, чем пройти через пограничный контроль. Она знала, что её тут ждёт.

— Пожалуйста… — еле слышно молила она. Или, возможно, её мольбы звучали лишь в её мозгу. Белая дверь захлопнулась, когда они оба оказались внутри.

В течение последнего месяца она каким-то образом стала находить удовольствие в доминировании Декстера. Но, медленно переведя взгляд на мужчину позади себя, она не видела в нём того, кто, преклонив колено, делал ей предложение или с горящим взглядом знакомил её с чем-то новым. Он снова превратился в того, кто унижал и мучил её, заставлял часами стоять на коленях или, что ещё хуже, — на мысках, привязанную за запястья.

— Декстер, — она выпрямилась. — Теперь я знаю, что это здесь. Можем мы подняться назад, пожалуйста?

Но в ответ его глаза потемнели, и он скомандовал:

— Раздевайся.

Она стала выполнять его приказ, а в голове проносились воспоминания о времени, проведённом в такой же комнате.

Она не могла иначе.

Это была её работа — делать так, как приказал её король. Сначала она сбросила туфли. К ознобу тела добавился холод от цементного пола.

Дом, полный слуг, предполагал наличие на ней одежды. Здесь же, в этой комнате, они были одни.

Затем, потянув за низ, она стянула через голову блузу. Стильная причёска растрепалась. Следующими упали к её ногам брюки. С каждым снятым предметом одежды холод всё больше проникал в её плоть, вызывая мурашки и поднимая волоски на коже. Декстер не произнёс больше ни слова, но его внимательный взгляд не отпускал её тело. В углу знакомо блестел навязчивый глаз камеры. На этот раз он и не попытался его замаскировать.

Может это даже хуже?

Наконец Натали трясущимися пальцами расстегнула лифчик и спустила трусики.

Декстер ничего не сказал, но она приняла позицию, раздвинув ноги на ширину плеч, повернув руки ладонями вверх и подняв подбородок. Он, довольно мыча. обошёл вокруг неё. Один, второй, третий круг.

— Тебе требуется день другой тут для освежения памяти?

Её рассудок кричал ей — скажи нет, проси пощады. Но её сердце подсказало ответ:

— Если ты так хочешь.

В конце концов, он не спросил, хочет ли она остаться в камере, которую он построил для неё. Ответом было бы решительное «нет». Декстер спросил, требуется ли ей…, а он один мог решать, что ей необходимо. Внизу у Нат сжалось, когда страх смешался с трепетом от способности её жениха своей властью контролировать её, и от этого проснулось желание.

— На колени.

Без промедления Нат упала на колени и, поддерживая пальцами ног вес, подняла ладони вверх.

— Ты влажная, моя королева?

Она не должна бы. Это не было обычным Временем Декстера. Он накажет её за строптивость. Но она была…

— Да, мой король.

Декстер собрал её волосы, вынув шпильки, и разделил на три части. Затем он аккуратно заплёл их. Когда его пальцы нежно заплетали пряди, из её глаз брызнули слёзы. Он не делал этого с тех пор, как она в последний раз была в такой же комнате на вилле. Затем он закрепил концы резинкой для волос, вынутой из кармана.

— На коленях ты прекрасна.

Его слова на градус согрели её, замёрзшую от холода комнаты.

Он поднял её голову, взявшись за подбородок, и их взгляды встретились.

— Я приготовил это на случай твоего плохого поведения в поездке.

Она молчала.

— Теперь это для тебя, если тебе потребуется. Нам потребуется?

Опять потребуется.

— Решение за тобой.

Он всё ещё держал её за подбородок, властвуя над её движениями.

— Ты была хорошей девочкой. Сделаешь, как я скажу?

— Всегда.

— Сделай, чтоб я кончил.

С подбородком, зажатым в его руках, она не могла видеть, что делают её собственные пальцы, но подчинилась. Онемевшими пальцами она быстро отстегнула пряжку ремня, расстегнула пуговицу и опустила замок молнии.

— Вынь ремень.

У неё замедлилось дыхание, когда, вынимая ремень из шлёвок, она стала прокручивать в голове возможные варианты. Он ударит её? Свяжет? Сердце колотилось всё быстрее от каждого предположения.

— Я собираюсь трахнуть твой рот.

Её язык метнулся к губам, в то время как соски болезненно затвердели.

— Руки за спину. Ты примешь меня полностью.

Её киска истекала, когда он расположил ремень петлёй за её шеей. Принимая его контроль, она откинулась на кожаную ленту, открыла рот и прижала язык ко низу своего рта. Он держал ремень за концы, обеспечивая поддержку её шее, и бесцеремонно вонзил свой твёрдый член ей в рот до самого горла. Запах мускуса наполнил её обоняние. Он продолжал толкать член вперёд, одновременно притянув её к себе за концы ремня.

Она не могла дышать.

Слёзы брызнули из-под её век и покатились по щекам. Вперед и назад… За её закрытыми веками летели искры, а лёгкие взрывались из-за нехватки кислорода. Но, хотя её тело жаждало борьбы, её разум уплывал вдаль на звуках его голоса. Он нахваливал её, продолжая свои толчки; его голос был низким и удовлетворённым, его стоны и рычания повторяли его ритм. Она давала ему удовольствие, или он сам брал его? Конечный результат тот же. Если ценою была её боль или даже жизнь, она заплатит.

А затем он вышел из её рта, а она стала глотать воздух.

— На кровать, клопик.

Она не сразу осознала сказанное. Белая комната расплывалась перед глазами тёмными пятнами. Нат поднялась на трясущиеся ноги. Декстер крепко её обхватил, спасая от падения. Кровать была пустая, с грубым матрасом. Декстер перевернул её на живот и завёл ей руки за спину. Она не сопротивлялась, когда он стянул их ремнём не потому, что это не было больно, а потому что её мозг всё ещё не включился полностью. Петля за петлёй он наматывал ремень, пока её плечи не заболели, а руки оказались связанными от запястий до локтей.

Он рывком перевернул её. Грубый матрас царапал кожу. Дразня её соски, он сказал:

— Жалко, что не взял прищепки.

Она молчала до того момента, пока он сильно не укусил её сосок. Она ничего не произнесла, она закричала.

Он поцеловал её щёку.

— Да, вот так. Дай мне попробовать твои слёзы и услышать крики. Я твердею от этого. — Он нырнул головой вниз и укусил второй сосок, потом сел, любуясь на результат. — Следы моих зубов смотрятся на тебе потрясающе.

— Декстер… — Её мозг отказывался формировать фразы.

Но она тут же забыла о невзгодах, когда Декстер прильнул к её телу и стал методично покрывать его поцелуями, лизать, посасывать. Потом он раздвинул её ноги, навалился на неё, вдавив её плечи в матрас, и вошёл в неё.

Удовольствие было недолгим.

Словно на грани безумия, Декстер брал то, что принадлежало ему. Тут не было ни нежности, ни ласки. Нат распадалась на кусочки, пока он продолжал использовать ёё. Не было места, куда бы он не зашёл. Ничего такого, чего бы он ни сделал.

Она бы могла протестовать или умолять, но что толку?

Она принадлежит ему.

Вместо сопротивления Натали давала ему то, что он хотел: своё тело, свои крики, свои слёзы.

Глава 24

То, чего ты больше всего боишься, не обладает властью.

Сам страх имеет власть.

Осознание этой правды даст тебе свободу.

Опра Уинфри.

Прошло несколько недель, и жизнь вошла в свою колею. Комната в подвале больше не упоминалась. Она существовала в реальности и в сознании Натали. Но её как будто не было.

В ту ночь, когда всё закончилось, Декстер поднял измученное тело Натали на руки и отнёс в их комнату. Она не смогла бы дойти сама, даже если бы очень захотела. Он бережно положил её в большую ванну. Он мягким голосом что-то говорил ей, поливая тёплой водой и протирая пахнущей чем-то сладким губкой её зудящую кожу. Она пыталась сосредоточиться, но последнее, что она помнила — это как мужчина, которого она любила, бережно заботится о ней. Когда на следующее утро она проснулась в их большой мягкой постели, всё было так, словно ничего и не произошло. Об этом ни разу не было упомянуто. Но о том, что это не приснилось ей, свидетельствовали многочисленные синяки на её теле.

Те, что на руках и ногах, ныне побледневшие, сначала при посторонних приходилось скрывать длинными рукавами, брюками, длинными юбками. Декстер не без удовольствия смотрел на свои отметины, они были подтверждением их связи, но посторонних это не касалось. Он не упоминал о подвале и о том, что там произошло, но любовался тем, как его отметины постепенно меняют свой цвет.

Другое дело — синяки на душе Нат. Они, может, и поблёкли, но хранили воспоминание о том, что в мужчине, которого она любила, всегда присутствует тот, другой. Она сделает что угодно, чтобы избежать следующего похода в глубины этого дома.

Натали не была уверена, высказано ли было ею вслух то, что она чувствовала или думала той ночью. Но, как бы то ни было, в какой-то момент той пытки в подвале, Натали поняла, что произошло. Она не знала наверняка, это она сама поняла, или Декстер это сказал. В воспоминаниях о той ночи было столько провалов и тёмных пятен. На неё снизошло понимание, что то, что произошло в новой подвальной комнате — это то, что Декстер планировал сделать с ней в Австрии, но узнал, что она девственница. Это была кульминация его плана, его награда. Она, принадлежащая ему вся целиком. Но, как и всегда, он знал, что лучше сделать по-другому. Лучше повременить с этим. Если бы он сделал с ней всё то, что теперь, тогда, в Австрии, они не были бы сейчас на этом уровне отношений. Он бы сломал её. Он выжидал, шёл малыми шагами, и она выжила.

Месяцами он готовил её к принятию всего, что он захочет.

Теперь она была полностью его, чего бы ему ни понадобилось.

Теперь она знала своё место.

Шли дни, перетекая в недели, и принося Натали всё больше свободы. Без подвальной темницы «время Декстера» она предвкушала, наслаждалась им. Он часто доводил её до грани, но потом гарантированно доставлял ей удовольствие.

Хотя Натали могла уже выходить одна, она всегда делала это с Декстером. И каждый раз она доказывала, что может вести себя. В этих выходах рядом с ней был мужчина обходительный и учтивый. Он открывал дверь, отодвигал стул. Он делал комплименты и хвалил её. Он говорил с ней и спрашивал её мнение.

Он служил своей королеве.

Они вместе приятно проводили время в уютных семейных ресторанчиках и с ветерком катались по горным дорогам. Иногда за рулём был Джинкс. Но чаще — лишь они вдвоём.

Однажды тёплым весенним днём они устроили пикник у подножья горы, наслаждаясь прекрасным видом. Декстер сделал ей сюрприз, захватив покрывало и корзину с едой и напитками. Лишь они одни на многие мили вокруг. И одеяло пригодилось не только для еды…

Зачастую Натали трудно было поверить, что этот мужчина с сияющими глазами цвета морских глубин и светлыми волосами, развивающимися на ветру, подшучивающий над ней и любя улыбающийся ей — тот же самый, что мучил её без сожаления. Но это был он. И она принимала оба его обличья, кроме той, — в ту ночь.

Их дом был прекрасен. Он был такого же уровня роскоши, принятого в мире богатства, в котором она росла, но сейчас это было другое. Сейчас она была королева. Декстер был её король. Её любовь. Её спасение. Он же был и её мучителем и дьяволом. Больше ей никто не был нужен, он заполнил собой все роли.

Кроме их с Декстером комнат, любимым местом Натали был сад. Это первое, что ей было позволено — помогать ухаживать за цветами и растениями. И, хотя Декстер ей объяснил, что садовники делают всё, что нужно, она настояла.

Прохладное утро в саду среди цветов стало её любимым временем дня.

Через некоторое время она добилась разрешения передвигаться по дому и территории вокруг. Тут была потрясающая зона с открытым бассейном, с фонтанами, столами и лежаками под зонтиками. Дом был более старый, чем тот, в котором она выросла. Большой и величественный.

Теперь, когда они были в Штатах, их распорядок изменился. В Европе Декстер пользовался роскошью работы в разных часовых поясах. Сейчас реальная необходимость жить и работать в одном часовом поясе заставила их перенести «время Декстера» на позднее время. Натали быстро приспособилась к новому порядку вещей. После работы в саду, чтения и фитнеса она принимала ванну и готовилась к встрече. Ожидать, когда он вернётся из офиса в городе, было намного волнительнее, чем просто ждать, когда он зайдёт к ней в комнату.

Когда он открывал дверь в их комнату, находя её стоящей в позе, которой он её научил, и его глаза цвета воды сверкали, — все внутри Нат сжималось. Это было по-другому, ведь он уезжал из дома на весь день в свой офис, и в разлуке у него было время придумать, как и даже с какими приспособлениями они смогут отметить воссоединение. Натали была не против. Иногда, если она знала, что они не собираются уезжать из поместья, она даже сама заплетала волосы. Это было приглашением ему воплотить свои самые смелые желания. И тогда она могла рассчитывать на некое наказание за «восстание низов», как называл это Декстер.

От этой мысли она улыбнулась. Ведь именно этого она и добивалась.

Декстер Смитерс был её всем. Она была его. Именно этого они хотели оба.

Королева, которая кланяется только своему королю.

Кроме той ночи, следующим сложным делом в возвращении в Штаты было то, что Декстер хотел, чтобы они связались с её семьёй.

Первая неожиданность случилась до событий в подвале. Это было во второй день их пребывания в Вермонте. Декстер принёс Натали свой ноутбук. Она сидела в их комнате и читала, когда он положил его перед ней на стол.

— Время пришло, клоп.

Она смотрела на компьютер так, словно это была приготовившаяся к нападению ядовитая змея с гремящим хвостом. Он не говорил ей, что она может пользоваться гаджетами, да их и не было. У него был компьютер в кабинете, но ничего, кроме планшета рядом с ней.

— Для чего время?

— Мы тут почти сорок восемь часов. Подозреваю, что твоя семья знает, что ты вернулась. Ты должна написать им. Маме или отцу, как хочешь.

Голова Нат стала поворачиваться из стороны в сторону.

— Нет. — Она не смотрела на Декстера, только на ужасный компьютер. Она не могла представить себе, что написать им.

— Извини?

Его резкий тон заставил её отвлечься от ноутбука и обратить внимание на него. Она без промедления соскользнула с дивана к его ногам. Опустившись ягодицами на ступни, она склонила голову.

— Я приму наказание. Только не письмо.

Декстер взял её за плечи и помог встать.

— Я не собираюсь наказывать тебя. Но это не обсуждается. Ты сядешь и напишешь им на электронную почту.

— Значит, это и есть наказание, — прошептала она.

Декстер покачал головой.

— Ты так вот и с ними?

Она подняла на него свои зелёные глаза, пытаясь понять смысл слов.

— О, клоп, не надо мне этого невинного взгляда. Ведёшь себя как ребёнок. Это что я вижу — избалованную принцессу?

Его слова хлестнули сильнее, чем ремень.

— Я не…

— Да, ты да. Ты наотрез отказываешься, а потом дерзишь. Моя королева так не поступает. Так, наверно, ведёт себя капризная принцесса?

Нат вздохнула.

— Я-я не знаю. Я просто не хочу это делать.

— Они позволяли тебе это?

— Я не знаю. Наверно, да. Я не готова.

— Ты готова. Я хочу, чтобы ты сделала это сейчас.

Она повернулась к столу и, уставившись на ноутбук, сказала:

— Я не знаю, что писать.

Декстер подтолкнул её к дивану.

— Иди сядь.

Она медленно села. Он поднял экран. Перед ней был ряд писем, которые она читала в Австрии. Сверху было одно новое. От мамы. Непрочитанное. Её глаза широко распахнулись.

— Ты его прочитал?

— Оно не открыто. — Она не двинулась, и он сам кликнул тачпадом. Письмо открылось.

«Нат, от тебя некоторое время нет известий. Мы с отцом беспокоимся.

Натали, мы скучаем по тебе. Мы любим тебя. Мы ждём тебя.

Твой брат приедет домой через несколько недель на праздники. Николь тоже приедет. Я всем сердцем желаю, чтобы ты была с нами. Наша семья без тебя не полная.

Пожалуйста, напиши или позвони.

С любовью, мама.»

Натали прочитала ещё раз, потом повернулась к Декстеру. — Я напишу, но, пожалуйста, не заставляй меня ехать. Я не могу… не они все вместе.

— Думаю, она знает, что ты вернулась в Штаты.

— Откуда?

— Я бы предположил, что для них не проблема отследить по имени.

— Значит, мне надо было использовать другой паспорт.

— Нет, — сказал Декстер. — Что ты должна сделать — что ты сделаешь — это будешь тут сидеть, пока не ответишь своей матери. Не сдвинешься с места. Я не сдвинусь с места. Мы просидим тут до завтра, если надо. Но, чем дольше мы просидим, тем больнее будет твоей попе. Я не из терпеливых.

Натали фыркнула, повернувшись к ноутбуку. Он был прав. Он не из терпеливых.

— Клоп?

— Прекрасно.

— Клоп? — Он покачал головой в ответ на её тон.

— Да, Декстер, я отвечу.

Она сидела перед компьютером, а кончики пальцев кололо. Написать простое письмо не должно быть так сложно. Она писала эссе по десять страниц, не моргнув глазом в Гарварде. Выразить мысли словами для неё никогда не составляло труда.

До этого момента.

Дорогая мама….

Она вернулась и удалила запятую.

Дорогие мама и папа,

Её руки упали на ноутбук.

— Я знаю, что они получали письма, но я их не писала. Ты…? — Она взглянула на него из-под ресниц. — …пожалуйста, Декстер? Ты можешь написать. — Это работало с другими. С её отцом и Филом. Она мило просила, и они помогали.

Декстер — нет. Вместо этого он сказал:

— Поговори со мной. Чего ты боишься?

Она вздохнула.

— Того, как я ранила их. Того, что я разочарую тебя. Того, что скажу что-то не то.

Его лицо смягчилось.

— Они любят тебя. Я люблю тебя. Ты читала письма. Ты знаешь, что там было сказано. Им не известно, что мы помолвлены. Не кажется тебе, что они хотели бы это знать? Скажи им, что ты вернулась в Штаты, и что ты адаптируешься к разнице во времени и знакомишься с новым городом. Это всё правда.

Она кивнула.

— Могу я сказать им, где я?

Он пожал плечами.

— В общих чертах. Ты со мной в Вермонте.

Внезапно она вспомнила о возможностях отца. Она забыла об этом.

— Они приедут сюда. Они знают твоё имя. Ты… в смысле — я… говорила им. Мой отец…

Декстер кивнул.

— Уверен, у него есть возможности найти нас. Удивлюсь, на самом деле, если уже этого не сделали. Но скажи маме, что тебе стыдно за свой отъезд, что ты пропустила Рождество и расстроила её. Скажи правду. Что ты хочешь их увидеть, но не прямо сейчас. Ты не готова встретиться со всей семьёй. Скажи, что мы с тобой приедем вместе в Айову, когда устроимся. Используй меня как отговорку. Скажи, что я не могу приехать сейчас из-за работы.

— Окей.

Она может это сделать. Её пальцы над клавиатурой опять закололо.

С каждым словом было всё легче. Когда она закончила писать то, что сказал Декстер, то подумала, чем ещё можно поделиться.

— Могу я написать про сад? Мама любит растения, как и я.

— Да, клоп. Добавь, что хочешь. Только дай мне сначала прочитать, прежде чем отправить.

Теперь её пальцы летали. Она описала дом, который она делила с Декстером. Рассказала о весне и как ей нравится многоцветье. К тому моменту, как она написала своё имя, несколько слезинок скатилось из её глаз, но сердце её было переполнено.

Она с улыбкой повернула компьютер к Декстеру.

— Скажешь, когда она ответит?

— Да.

Дочитав, он нажал «отправить».

— Ты ничего не изменил?

— Зачем? Это всё правда — про дом и цветы?

— Да, — ответила она и откинулась на мягкую спинку. — Это прекрасный дом.

— Придёт день, когда мы их сюда пригласим.

Натали опять опустилась с дивана к его ногам. На этот раз вместо принятия заученной позы она протиснулась между его коленей. В таком виде он когда-то её кормил. Давно. Очень давно. Взглянув наверх, она улыбнулась.

— Спасибо. Я люблю тебя.

— Ты рада, что сделала это?

Она кивнула.

— Ты был прав. Я очень рада. И буду очень ждать ответа.

— Следующим шагом будет звонок.

Улыбка на её лице померкла, блеск в глазах потух.

— Ты не будешь одна. Я рядом.

— Спасибо, Декстер.

Он погладил её волосы, заправив выбившуюся прядь за ухо.

— Я тоже тебя люблю, моя Нат.

Она перевела взгляд с его синих глаз на его талию и обратно, прикусила губу и сказала:

— Тебе решать, мой король. Я не пытаюсь брать на себя контроль, но прямо сейчас мне реально хочется показать, как я ценю то, что ты всегда знаешь, что лучше для меня. Это так. Ты был прав. И я бы не сделала этого без твоей настойчивости. Когда ты скажешь, что пора им позвонить, я сделаю это.

— Как?

Её щёки порозовели.

— Определённо руками, ртом и, если ты желаешь… как угодно ещё.

— В позицию, клоп.

Она встала на колени и откинулась назад. — Вынь его. Начни с поцелуев.

Натали облизнулась, расстёгивая его ремень, не глядя при этом на свои пальцы. Когда его член был освобождён, то был уже твёрдым, блестящим на конце. Ещё один взгляд в глаза, и она наклонилась вперёд, открыв губы лишь настолько, чтобы провести ими по всей его длине.

— Сначала целуй, — напомнил он.

Она поцеловала головку.

— Давай!

Её сердце переполнялось счастьем, когда комната огласилась рычанием его низкого голоса.

Глава 25

Величайший дар, который ты можешь дать другим,

— это дар безусловной любви и принятия.

Брайан Трейси.

Сердце Натали бешено забилось, когда Декстер направил серебристый Ягуар через чугунные ворота поместья Роулингс. Они оба были одеты соответственно случаю. Казалось странным быть столь нарядной, одетой в длинное платье и туфли на высоком каблуке, с укладкой и макияжем, это всё ещё больше добавляло ей волнения. Смягчало ситуацию лишь то, как великолепно выглядел Декстер в смокинге. По её просьбе не устраивали большой приём. Будут только они четверо, но всё равно — это приём в поместье Роулингс.

Взгляд Декстера вернул её к действительности.

Он протянул руку и сжал её ладонь.

— Ты хорошо справилась с общением по телефону. Пришло время увидеться с ними. Каждый звонок, каждое слово были произнесены в его присутствии. Он давал ей силы пройти через это. Самым тяжёлым было услышать голос мамы в первый раз. От мысли о том, что она сейчас её увидит, у Натали сводило желудок.

Деревья расступились, и показался величественный белый дом. Дом, который построил её отец для своей королевы. Дом, в котором Нат провела детство. Но больше он не является её домом. Её дом в Вермонте.

Взявшись за руки, Натали и Декстер направились к ступеням у входа. Когда дверь начала открываться, Натали ожидала увидеть кого-то из прислуги. Но нет.

— Натали! — послышался крик Клэр, бросившейся обнимать дочь. Когда мать, наконец, отпустила Нат, её изумрудные глаза были полны слёз. Натали казалось, что её маму не меняло время, она была так же красива, как на картине, написанной после их с отцом свадьбы. Этот большой портрет в свадебном платье всегда украшал стену над камином в гостиной. — Слава Богу, я так скучала по тебе!

Крепко держа Натали за руку, Клэр повернулась к мужчине, который стоял рядом с её дочерью.

— Привет! Вы, должно быть, Декстер Смитерс.

Он учтиво склонил голову:

— Да, мэм. Приятно познакомиться, миссис Роулингс.

Щёки Клэр порозовели.

— Это довольно формально для человека, который украл мою дочь. Меня зовут Клэр.

Во время телефонных разговоров Нат повторила историю из электронных писем, что она уехала искать себя и во время этого путешествия якобы встретила Декстера, и он поначалу помогал ей, оберегал. Со временем их отношения переросли в любовь, и он сделал её предложение. История практически была правдой, за исключением части про путешествие.

Когда они вошли в дом, три пары глаз обратились на звук властных шагов отца Нат, входящего в фойе. Отпустив руку матери и отступив от Декстера, который по-хозяйски держал ладонь на её пояснице, Натали подбежала к отцу и обвила руки вокруг его шеи. Он тут же обнял её в ответ.

— Папа.

— Моя маленькая Нат. Ты заставила нас всех понервничать.

Даже в этом возрасте его глубокий голос внушал уважение и признание за ним права на руководство в любой ситуации.

В следующий момент отец выпрямил спину и поднял голову. Прежде, чем Натали успела что-то сказать, маленькая ладонь матери легла на руку отца, и бриллиант на перстне Клэр засверкал радужными бликами. Её жест словно напоминал, что сейчас не время проявлять властность Энтони Роулингса.

Отец коротко вздохнул и протянул руку.

— Привет, сынок. Какая удача, что мы, наконец, встретились с тобой.

Обращение прозвучало как утверждение позиции Энтони, а вовсе не как добродушное приветствие. Битва была впереди. Энтони Роулингс никогда не пасует.

— Сэр, — сказал Декстер.

— Мой муж, отец Нат… мистер Роулингс, — сказала Клэр, представляя мужчин друг другу. — Тони, это Декстер.

— Декстер Смитерс, — добавил Декстер.

Черные глаза Тони сузились.

— Родственник Джонаса?

Конечно, он знал. Энтони Роулингс всё знал с того момента, как впервые увидел имя Декстера. Если бы и не узнал сразу, то служба безопасности наверняка доложила все до мельчайших подробностей.

Декстеру не имело смысла отрицать это.

— Да, сэр. Его единственный сын.

— Я потерял его из виду. Не знал, что у него есть сын.

— От второго брака. Единственный сын на закате жизни. Моего отца больше нет с нами.

— Печально это слышать, — ответил Тони.

Натали слушала разговор. Она ничего не знала о семье Декстера. Однако за несколько секунд отец просветил её больше, чем Декстер за несколько месяцев.

— Декстер, могу я предложить выпить перед ужином? — спросила Клэр.

— Спасибо, но я не особо-то пью.

Тони кивнул в сторону арки.

— Коньяк. Мужской напиток.

— Если хотите, есть вода и безалкогольные напитки, — предложила Клэр.

Когда все направились к гостиной, Клэр взяла Натали за руку.

— Извините нас, джентльмены, мы на минутку. У меня есть кое-что для Нат наверху. — Она улыбнулась. — Рождественский подарок.

Натали взглянула на Декстера. Не предполагалось, что она будет отдельно от него, не под его внимательным взглядом. Он обозначил правила кристально ясно. Если ослушаться, то можно было снова оказаться в подвальной комнате. Это было для неё самым большим кошмаром. Она с желанием принимала удары его ремня или кнута. Обычно это заканчивалось тем, что Декстер оказывался внутри неё и давал её удовольствие, которое мог дать только он. Подвал и всё, что там происходило — совсем другое. Это значит быть одной или, что, как она узнала, может быть ещё хуже — не одной.

Он улыбнулся и поцеловал её в щёку, стирая панику на её лице:

— Не задерживайся.

— Мне не хочется уходить от тебя.

Декстер покачал головой:

— Со мной всё будет в порядке, клоп.

У её отца на шее напряглись жилы, когда он слышал это прозвище.

— Будь милым, папа, — сказала Нат.

— Конечно… — Его глубокий голос отозвался в фойе. — Декстер, иди ко мне в гостиную, пока они там болтают. Надо кое-что обсудить.

Поднимаясь с мамой по лестнице, Натали оглядывалась на комнату, куда ушли её отец и жених.

— Мам, думаешь, всё будет в порядке?

Клэр улыбнулась.

— Да, но недолго. — Затем она перевела разговор на Натали, болтая о том, как хорошо она выглядит, какой Декстер симпатичный… Она спросила о местах, которые посетила Натали и, когда они вошли в комнату, закрыла дверь.

Когда задвижка щёлкнула, изумрудные глаза матери потускнели. Темнота, появившаяся в их глубине, хлестнула Нат сильнее кнута. Каким-то образом за такое короткое время она узнала. Её мать узнала секреты Нат… Узнала, что происходит за закрытыми дверями.

— Он добр к тебе? — спросила Клэр.

Натали поёжилась, с трудом перенося взгляд матери.

— Он может быть добрым, мам. Действительно может.

Клэр закрыла глаза и опустила голову. Когда она снова посмотрела на дочь, её глаза были в слезах. Клэр обняла Нат.

— Скажи мне, любишь ли ты его.

— Да. Я не могу это объяснить. Пожалуйста, не проси.

— Мне не нужно просить. Я это понимаю.

Натали затрясла головой.

— Не думаю, что понимаешь. Это не так, как у вас с отцом.

Отступив на шаг, Клэр вздохнула.

— Ох, детка. Однажды, когда у тебя будет свой ребёнок, ты поймёшь. Быть родителем непросто. Мы играем важную роль в жизни наших детей. Иногда мы храним секреты, чтобы защитить, но, похоже, это не всегда срабатывает. Двери остаются открытыми для поджидающих опасностей.

— Не очень понимаю, о чём ты.

— Он ценит твоё мнение, уважает чувства?

Это был странный вопрос, но Нат ответила.

— Он интересуется ими. Он всегда просит описать, что я чувствую и что думаю.

Клэр улыбнулась.

— У твоего отца на это ушло больше времени.

— Мам?

— Я люблю тебя, Натали Роулингс. Всегда буду.

— Я знаю, мам. Я тоже тебя люблю.

— И твой отец тоже. И мы любим друг друга.

Натали хлопнула себя ладонями по бокам и раздражённо выдохнула.

— Я знаю. Я всегда хотела, чтобы и у меня было так, как у вас. Но когда Декстер…

Клэр взяла дочь за руку и повела её к маленькому диванчику. Они сели.

— Может это не к месту сейчас, но позволь тебе объяснить.

Нат кивнула.

— Когда я встретила мужчину. Которого полюбила больше жизни, и его любовь ко мне была огромна, я была одна. У меня не было мамы, не с кем было поговорить, некому поддержать. Я счастлива тем, как все, в конце концов, сложилось, но путь был бы намного проще, будь я не одинока. Я понимаю, что ты не готова сказать больше, и услышать тоже. Я вижу это в твоих глазах. Они мои. Всегда были, не такие, как у Нэйта, и совсем отличаются от глаз Николь. Натали, ты как я.

— Нет, я не… — слеза показалась на её красиво накрашенном глазу, и голос дрогнул.

— Да, такая. Мой вопрос — добр ли он к тебе — такой же мне задал твой дядя Джон много лет назад. Ты ответила точно так, как я тогда.

— Мам?

— Не важно, на что мне придётся пойти, но я хочу, чтобы вы с Декстером знали, я никогда тебя не осужу. Я не потеряю своего ребёнка и её детей. С твоим отцом будет сложнее, да. Но оставь это мне. Пожалуйста, пообещай мне, что не зависимо, что случится в будущем, не зависимо, какая у тебя будет фамилия, ты всегда будешь Роулингс.

— Я не знаю о фамилии, мы с Декстером не обсуждали…

Клэр улыбнулась.

— Я говорю не об официальной фамилии. Я подозревала по твоимписьмам, а увидев тебя, убедилась.

— В чём?

— Я убедилась, что в твоей жизни есть мужчина. Тот, кто поглощает твои мысли, кто занимает большое место в твоём сердце, но, детка, есть место и для большего. Я знаю, потому что было время, когда я думала, что твой отец — это моё всё. Не то, чтобы это было или есть по-другому. Просто, когда я узнала, что у меня будет ребёнок, моё сердце увеличилось. То же случится и с тобой. Я лишь прошу, чтобы ты оставила место и для нас — для твоей семьи, особенно для меня. Что бы ни случилось, я буду там.

Натали склонилась к матери.

— Люблю тебя, мам.

Клэр обняла её, а потом поднялась, подошла к книжному шкафу и взяла маленькую коробочку с бантом. Она вернулась к Натали и протянула коробочку ей:

— Счастливого запоздалого Рождества!

Когда Нат открыла коробочку, где лежало тонкое ожерелье, её глаза увлажнились.

— Такое же, как у тебя и Николь.

Маленькая жемчужина покоилась на крестике из белого золота.

— Да. Не знаю, почему мы раньше не заказали его для тебя. Но, когда ты не появилась на Рождество, я поняла, как много оно значит для меня и твоей сестры. Когда твоя сестра была моложе, чем ты сейчас, мы с отцом подарили ей ожерелье вашей прабабушки. А твой отец сделал мне сюрприз, заказав мне копию. Не могу даже рассказать, как оно ценно для меня.

Клэр улыбнулась и дотронулась до руки Нат:

— Твоё и моё одинаковые, это копии. Но это не умаляет их ценности. Это делает их идентичными, как и мы с тобой. Я вижу это в твоих глазах, слышу в твоём голосе. Натали, ты больше не дитё.

— Нет.

— Ты прекрасная женщина, и всегда знай, что мы гордимся тобой. — Она приподняла левую руку Нат и посмотрела на кольцо. — Оно прекрасно. Он тоже тебя любит.

— Да, — щёки Натали порозовели, а сердце ёкнуло. — Спасибо, мам. Я боялась, что после Гарварда…

Клэр сжала её ладонь.

— Иногда наша жизнь делает резкий поворот. И, хотя сначала это может пугать, но нам даётся возможность прожить совсем другую жизнь, которую мы и представить не могли. Ты счастлива тем, куда твоя привела тебя?

— Да.

— Вот это имеет значение. У меня есть ещё подарок для тебя, но сейчас пойдём вниз. Думаю, пора проконтролировать, как там твой отец и Декстер.

Глава 26

Принятие того, что произошло

— это первый шаг к преодолению последствий.

Уильям Джеймс.

Однажды, через несколько недель после возвращения в Вермонт Декстер вошёл в их спальню. Натали, на которой была только его рубашка, поднялась ему на встречу.

Декстер поцеловал её макушку.

— Что делала сегодня вечером?

Она опустила взгляд.

— Читала.

Покорность во взгляде из-за чтения казалась странной. Что-то было не так. Он посмотрел на диван, где она сидела. Мышцы его шеи напряглись, когда он увидел книгу, которую она читала.

— Где ты это взяла?

— Моя мама.

— Твоя мама?

Натали подошла к дивану и подняла книгу. Она была достаточно потрёпана, с пожелтевшими страницами, явно её читали не один раз. На обложке красовалась надпись:

— Моя жизнь, какой она не казалась.

— Твоя мать дала тебе это?

Натали кивнула.

— Почему?

Она пожала плечами.

— Думаю, она решила, что я больше не ребёнок, которого нужно оберегать от всего.

Книга «Моя жизнь, какой она не казалась», была надиктована Клэр Николс Роулингс журналистке Мередит Бэнкс и посвящалась встрече с Энтони Роулингсом и их первой женитьбе. После выхода она стала бестселлером надолго. Годы юридических споров ушли на то, чтобы юристы Роулингсов добились прекращения её выпуска и изъятия из продажи. И мир стал забывать эту историю, увлекаясь новыми интересными и важными событиями. И после всего этого по какой-то причине родители Нат решили сохранить её, спрятав от своей младшей дочери.

— И каковы твои чувства к отцу после всего этого?

— Ты знаешь, о чём она?

— Клоп.

Она замерла. Он задал вопрос, а она вместо ответа задала ему встречный. Натали быстро ответила:

— Не изменились.

— Как ты можешь?

— А как иначе? — ответила Натали. — И прежде, чем ты напомнишь мне, что я должна на вопрос давать ответ, я скажу, что это и есть ответ. Мои чувства к нему не изменились. С чего бы?

Декстер подвёл её к дивану, и они сели.

— Что ты имеешь в виду?

— Как я могу думать о нём по-другому, если я люблю тебя?

Декстер помолчал с минуту, потом отпустил её руку и подошёл к книжному шкафу. Из-за фальшпанели, о которой она не подозревала, он извлёк такую же книгу.

Натали затрясла головой, когда он протянул её ей.

— Как?

— Я нашёл её среди вещей моего отца после его смерти. — Декстер открыл обложку и извлёк оттуда листок жёлтой бумаги. — И это.

Натали медленно читала. Это не было контрактом или обязательством. Это было соглашение между двумя партнёрами по бизнесу. Они собирались основать компанию КСР — Компанию Смиттерс-Роулингс. Они намеревались объединить свои фамилии и жизни навсегда и сделать её великим предприятием.

— Что случилось? — спросила Нат.

— После нескольких лет твой отец выкупил долю моего. Это было выгодно. Дела у них шли хорошо, и мистер Роулингс выплатил моему отцу щедрую сумму. На эти деньги он начал бизнес с недвижимостью. Но не выкуп доли меня привлёк, а часть про объединение семей. Моя мать к тому времени тоже умерла, и у меня не осталось семьи. А я хотел. Потом я прочитал книгу и стал присматриваться к вашей семье. Тогда я понял…

Натали положила книгу на диван и соскользнула к его ногам. Она оказалась между его раздвинутых ног и, обнажённая под рубашкой, почувствовала, как сжалось в паху. Она посмотрела вверх на него и сказала:

— Тогда ты понял, что я принадлежу тебе… что нам суждено стать семьёй?

— Да, клоп. Что мы принадлежим друг другу. Я понял, чего я хочу, что мне нужно. И, понаблюдав немного за тобой, я сердцем почувствовал, что ты рождена быть моей королевой.

— Но мой отец… — Было непросто читать о том, какие вещи её отец делал с её матерью, но ещё сложнее сказать это вслух. — … она оказалась в роскоши?

— Это вопрос?

— Думаю, да.

— Я не брал историю твоей мамы как руководство. Это просто привело меня к пониманию того, как ты будешь реагировать. Думать. Твоя мама из простой семьи. Твой отец дал ей то, чего у неё никогда до этого не было.

Натали кивнула.

— Изменил её жизнь. А я из мира богатства, где есть всё.

— А ты ценила это?

— На самом деле нет. Это просто было. Я не задавалась вопросами. Теперь я ценю.

Декстер поцеловал её в макушку.

— Я люблю тебя, Нат. Не думаешь ли ты, что придёт день, когда тебе захочется написать нашу историю, чтобы наша дочь её прочитала?

Её щёки обдало жаром.

— Нет. Лучше я сохраню это в своём сердце. Но, если однажды я решу, что ей надо её услышать, я расскажу.

— Ты это сделаешь?

— Да. Мне мамина история помогла понять, что нет ничего неправильного во мне. Не я одна испытываю такие чувства.

— Какие чувства?

— Любовь такую всеобъемлющую, что она поглощает меня всю. Иррациональное и жгучее чувство доставить тебе удовольствие и сделать тебя счастливым подавляет всё остальное, даже чувство самосохранения.

— Нет. Твоя безопасность под сомнение не ставится и не будет. Я говорил тебе, что безопасность — это вопрос доверия. Ты доверяешь мне?

— Да.

— Какой ещё может быть ответ, если она приняла все те вещи, которые он с ней проделывал.

— Опасность, — продолжал Декстер, — это другое. Ведь твои слёзы не ставят тебя в опасное положение. Это никогда не искалечит тебя. Это лишь принесёт боль. В этом разница. То, что мы делаем, это контролируемая боль, осознание того, сколько ты можешь вынести и пожертвовать для меня. Это вид моих отметин на твоём теле и звук твоих криков. Но я хочу боготворить тебя, а не калечить.

Нат кивнула.

— Я понимаю. После нескольких недель в той комнате я боялась, но жаждала того, чтобы ты пришёл. Я боялась, что схожу с ума. В смысле — я не должна была хотеть твоего прихода после того, что ты делал со мной. — Она посмотрела на книгу. — Теперь я знаю, что я не сумасшедшая. Как сказала мама: есть, как есть. Не борись с тем, чего не можешь изменить. Теперь это обретает смысл. Это то, чем мы наслаждаемся за закрытыми дверями. И это нормально. — Она улыбнулась. — Ты спрашивал, чем я могу пожертвовать. Для тебя, мой король, — всем. — Она чувствовала сердцем, что для неё нет предела. — Я отправлюсь обнажённая в комнату в подвале, если ты пожелаешь.

Глаза Декстера засияли, и он потянулся к пуговицам её импровизированного платья из его рубашки.

— Думаю, я лучше поимею тебя здесь, в нашей комнате, обнажённую и на коленях.

Её обдало волной облегчения, и она откинулась в желаемую им позицию.

— Я люблю тебя.

Он расстегнул её платье-рубашку и взглянул вниз между её раздвинутых ног.

— Ты влажная, моя королева?

— Да.

— Что ты сделаешь, чтобы заслужить право кончить?

Её сердце стучало в груди. Между бёдрами блестела влага.

— Как всегда, выбор за тобой. Я с желанием отдаю тебе контроль. Мой ответ — что угодно.

Глава 27

Разве жизнь — это не серия картинок, которые,

повторяясь, изменяются?

Энди Уорхол.

Тейлор шла на шаг позади своего мужа на пути к вилле возрастом не менее века, расположенной среди гор. У них ушло много времени, слишком много, чтобы найти её. Это сыграло на руку Декстеру Смитерсу.

Проблема была в том, что фамилия предка, владевшего ею, была не Смитерс. Богатство, которое Декстер получил от отца, исходило не только от инвестиций, которые он делал из денег от выплаты Энтони Роулингсом за долю в Корпорации КСР. Джонас Смитерс, отец Декстера, однажды был женат на Солане Беккерс из солидной богатой семьи, жившей на этой вилле в Австрии. До череды несчастных событий это была довольно многочисленная семья.

Когда Солана умерла, у них с Джонасом не было детей. Остальные Беккерсы к тому моменту тоже оставили этот мир. Ветви их довольно запутанного семейного древа постепенно обрубались, пока наконец не осталось ни одного Беккера. Не удивительно, что у Фила и Тейлор ушло много времени, чтобы разобраться в этом.

До того, как родилась первая жена Джонаса, было два брата Беккер, которые, как выяснили Фил и Тейлор, рассорились. Один брат остался в Австрии, разбогател и прославил фамилию. Другой уехал в Штаты и начал предпринимательскую деятельность по продаже машин. В то время в Штатах это было очень многообещающее направление бизнеса. Ханс Беккер не мог иметь детей и женился на женщине с ребёнком. В последствии он работал рука об руку с сыном своей жены, который, хотя и не взял фамилию Беккер, вел бизнес человека, который стал для него единственным отцом.

Ричард Лондон, приёмный сын Ханса Беккера, был по всем статьям достойным и уважаемым человеком. Так было до серии несчастий в середине восьмидесятых прошлого века, когда его мечты о процветании были разорваны в клочья. В их дом приехал брат жены, наркоман, закончивший тюрьмой. Наркотики привели к зависимости, когда тело требует новой порции любым путём, толкает для этого на преступление. Следующим ударом для семьи стала беременность старшей дочери.

Об этом периоде жизни Ричарда Лондона известно мало. Некоторые говорили, что старшая дочь умерла. Другие — что от неё отвернулись. Даже её имя было вымарано из семейных документов. Осталась только первая буква М. Это затрудняло поиски и вело ко множеству возможных вариантов. Фил и Тейлор планировали их изучить.

В настоящий момент их внимание было сфокусировано на Натали и Джонасе Смитерс.

Примерно через пять лет после пропажи или, по другим свидетельствам — смерти дочери, автомобильный бизнес Ричарда в северной части штата Нью-Йорк рухнул. И это было подозрительно. Процветающий, казалось, бизнес вдруг обанкротился. Жизнь Ричарда пошла под откос. Жена ушла от него без предупреждения. Его здоровье пошатнулось. Всё, что осталось у него — это младшая дочь. В отчаянии он связался с семьёй в Европе, о которой он только слышал.

Всё, чего он хотел — это обеспечить средства для существования своему единственному ребёнку. К счастью, дальние родственники с радостью приняли девочку. Для них это было благословением. Они приняли её в свою жизнь, и в свой дом, как дочь, которой у них никогда не было. После смерти Ричарда они удочерили её, дав ей фамилию Беккер.

Со временем Солана Беккер вышла замуж за Джонаса. Некоторые считали, что она стала причиной разделения корпорации КСР. Хотя между Энтони и Роулингсом отношения по-прежнему были дружеские, очевидно, что Солана Смиттерс и Энтони Роулингс не ладили.

Через шесть лет после того, как по обоюдному согласию пути Энтони и Джонаса разошлись, Солана заболела агрессивной формой рака мозга. Хотя Джонас не нуждался в богатстве Соланы, он его унаследовал, и вилла в том числе стала его. Джонас не думал о новой семье, пока он не встретил Серену Боуэр.

Серена была намного моложе Джонаса и подарила ему то, о чём он и не мечтал — сына Джонаса Декстера Смитерса. Когда листья семейного древа Смитерсов спланировали россыпью к ногам Тейлор и Фила, болезненное чувство дежавю обрушилось на Фила. От мысли о боковой ветви древа по фамилии Лондон его кожа покрылась мурашками. Он ещё не представил Роулингсам доклад о семейной истории Декстера. Нужно сделать более глубокий анализ. Фамилия Лондон была довольно распространённой, и, на данный момент, не было ясно, стоит ли за инициалом М. имя Мария.

Как бы то ни было, распутывая сложные перипетии истории семьи Декстера, Фил и Тейлор обнаружили существование виллы в горах Австрии.

Несколько евро нужному человеку из обслуги — и вот они идут к холму, на котором стоит вилла, в которой, очевидно, жила Натали. Богатство Беккер, а затем — Смитерсов было очевидно. Спрятанная в укромном месте вилла была роскошной и красивой. После рассказа фрау Шмит о спокойной, красивой, доброй девушке, страхи Фила стали рассеиваться.

До того момента, когда они спустились в подвал, и Фил нутром почуял, что тут таятся секреты. Когда они вошли в большую библиотеку с кинозалом на нижнем уровне, глаза фрау Шмит округлились.

Он пригляделся. Комната была более современной, чем остальной дом. Отделка дальней части комнаты была более новой, из дерева не такого старого, как остальное, дерева, хотя и похожей.

— Что-то не так? — спросил он на ломаном немецком.

Она затрясла головой:

— Nein.

Они с Тейлор шаг за шагом осматривали комнату. С каждой минутой фрау Шмит всё больше волновалась, повторяя, что им надо уходить.

Петли на панели дальней стены были еле видны. Но они были. И была тут еле заметная замочная скважина.

— Где ключ? — спросил Фил.

— Я не знаю. Мы не должны были сюда спускаться. И я не спускалась. — Внезапно обретённая ею способность говорить по-английски была необъяснима. По началу всё было представлено так, что она говорит только на немецком. — Я не знала, что тут дверь.

— Почему вы не должны были сюда спускаться? — спросила Тейлор.

— Герр Смитерс не разрешал. Это его пространство.

Несмотря на протесты фрау Шмит, Тейлор стала осматривать книжные шкафы и полки, а Фил продолжил инспектировать дверь. Он не был уверен, что с такой маленькой замочной скважиной может работать обычный запирающий механизм. Тогда что это?

Тейлор показалось, что одна книга на полке слегка выбивается из ровного ряда остальных и она вынула её. Том классической литературы был легче, чем должен был при таких размерах и оказался коробкой, закамуфлированной под книгу. Внутри она нашла кольцо с ключом и автомобильным брелком.

Она отдала его Филу, а тот спросил:

— Зачем бы герру Смитерсу прятать ключ от машины тут?

Фрау Шмит покачала головой:

— Я не знаю. Я его никогда не видела.

Фил медленно подошёл к панели на дальней стене и вставил ключ. Он подошёл.

Серия щелчков подсказала ему, что он был прав. Один ключ открыл сразу несколько задвижек внутри толстой двери, которые, работая одновременно, прижимали панель. Он вынул ключ, и деревянный барьер откинулся наружу, открывая тёмный коридор. Войдя внутрь, он заметил, что тут намного ниже температура, и нащупал выключатель.

Фрау Шмит наотрез отказалась идти туда, а Тейлор прошла за своим мужем в холодный туннель, резко контрастирующий с остальным домом. Воздух был затхлым, всё вокруг бесцветное — очень бледное, серое. Стены были сложены из бетонных блоков, а пол залит цементом.

В коридоре было две двери. Фил открыл первую и включил свет. Это был узкий чулан с маленьким круглым складным столиком и двумя стульями. Стоял шкаф, запертый. Ключ в его руке не подошёл.

Они с Тейлор двинулись ко второй двери. Это была не совсем дверь, а, скорее, кусок тяжёлого дерева, покрашенный в белый цвет, без ручки.

Фил остановился перед этим новым барьером. Попробовал навалиться весом своего тела раз, другой, но тщетно.

— Фил, брелок, — сказала Тейлор.

Фил закрыл глаза. Ему не хотелось открывать эту дверь. Чувство было таким же, как при чтении книги Мередит «Моя жизнь, какой она не казалась». Открыв книгу, он уже не мог остановить поток секретов об отношениях Клэр и мистера Роулингса. Эта книга навсегда изменила его отношение. Если он откроет эту дверь, то секреты, которые, может, лучше похоронить, навсегда останутся в его памяти.

— Фил? — Тейлор положила ладонь на его руку. — Давай, я.

Это была его работа. Нет, это была его семья. Он покачал головой и нажал кнопку.

Прозвучало «би-ип» и дверь сама отворилась.

— О, мой Бог! — воскликнула Тейлор, когда Фил распахнул дверь шире. — Ты не думаешь…? –

Он не мог оторвать взгляд от единственного предмета в комнате. Это была кровать размером с кушетку с тонким матрасом. Комната была вытянутой, с узким окном сверху. Нажатие другой кнопки на брелке включило светильник под потолком.

Тусклый светильник слабо освещал пространство. Всё было белым, кроме серого цементного пола.

— Там есть ванная комната, — сказала Тейлор. Она обернулась к мужу. — Как думаешь, зачем тут это всё? Думаешь… Натали?

Фил покачал головой.

— Даже не хочу думать.

— Она выглядела здоровой и довольной в аэропорту. Поэтому я не стала вмешиваться

— Я видел её, когда они приехали в поместье, — согласился Фил. — По камерам, которые мы установили у дома Смитерса в Вермонте, видно, что она выходила и гуляла.

Тейлор опять дотронулась до его руки.

— Она выглядит счастливой. Это не может быть тем, о чём мы думаем.

— Пожалуйста, пойдёмте, — позвала фрау Шмит из того богато обставленного пространства, которое было над этой… тюремной камерой. — Герр Смитерс будет недоволен.

Фил вынул телефон из кармана и стал снимать фото.

— Мы расскажем мистеру Роулингсу и Клэр?

— Представь, каково им будет это увидеть. Каково будет ей.

— Тогда давай сначала во всём удостоверимся, а потом решим.

Фил кивнул.

Комната была пуста. Всё вычистили или вынесли. В ванной висело два то ли полотенца, то ли простыни.

Тейлор пошарила рукой в сливе ванны. Там было сухо и пусто, и очевидно — не один день. Она подняла руку.

Тёмный длинный волос пристал к пальцам.

— Это могут быть её, — предположила она.

Фил сжал губы и покачал головой.

— Сохрани их. Сделаем тест ДНК.

Тейлор достала из рюкзака маленький пакет для сбора улик.

— Почему Натали? — спросила Тейлор, когда они вернулись в отель, хотя они пока не были до конца уверены в том, что там была она.

Его желудок скрутило. Ещё одна женщина Роулингс, которую он не уберёг.

— У меня даже предположений нет. Но, судя по тому, что мы узнали о семье Декстера Смитерса, это как круги на воде от брошенных камней. Нам просто надо понять, кто бросил первый камень.

— Мы узнаем. Мы не сдадимся.

Глава 28

Ты можешь закрыть глаза на реальность,

но не на воспоминания.

Станислав Джерси Лек.

Клэр трясла головой, не веря своим ушам, а Тони вцепился в подлокотники кресла так, что его пальцы побелели. История, которую рассказывал Фил, была слишком невероятной, чтобы быть правдой, но и слишком изощрённой, чтобы её выдумать.

— Я не помню, чтобы она упоминала про сестру. Но, опять же, она вообще не рассказывала о семье, не мне, по крайней мере. Декстер сам-то знает про Мари? Она умерла десять лет назад, — сказал Тони.

Они не считали смыслом своей жизни контролировать выполнение приговора Мари Лондон, но, тем не менее, каждый раз, когда слушалось дело об её амнистии, Роулингсы присутствовали на заседании. Сначала Тони пытался настоять, что пойдёт один. Он не хотел, чтобы Клэр с ней встретилась. Клэр не согласилась. Мари сыграла столь ужасающую роль в их с Тони жизни. Она привела веские доводы, и в результате пошла с ним. На каждое слушание они ходили вместе. Их юристы составляли письменные протесты на все апелляции. Даже когда Мари заболела, Роулингсы подавали прошение на оставление её под стражей. Тюрьма — вот, где она должна была оставаться навсегда.

Может, были и другие причины, чтобы держать её в заключении. Тони умел добиваться своего. Клэр не хотела знать. Она просто хотела справедливости. В тот день, когда они получили известие, что Мари умерла в тюремном госпитале, Клэр наконец избавилась от страха, что однажды та найдёт способ достать её семью.

Может она всё же сделала это? Могла ли Мари повлиять на Декстера? Может его мотивы совсем не таковы, какими кажутся?

— Он должен был быть совсем мал, — сказала Клэр.

— Мы не смогли отследить связь, — ответил Фил. — Поэтому мы не знаем наверняка. Мы прошерстили журнал посещений в тюрьме. Он никогда не появлялся там. Под своим именем, по крайней мере. За долгие годы у неё было лишь несколько посетителей.

Самая очевидная связь — между Джонасом Смитерсом и семьёй Роулингс, кроме Натали, это твои дела с его отцом.

Тони схватил со стола карандаш и разломал его надвое.

— Я! Я привлёк этого человека в жизнь моей дочери. Человека, который зовёт её «клоп».

— Что, к чертям, за имя?

Этот риторический вопрос Тони задавал не раз после визита Декстера и Натали.

— Миссис Роулингс, мы можем поговорить? — попросила Тейлор.

Клэр кивнула.

— Нет, не здесь.

Клэр провела взглядом по комнате, её зелёные глаза остановились на Тейлор, Филе и, наконец, на Тони.

— Нет. Мы можем говорить здесь.

— Клэр, я хочу кое-что показать мистеру Роулингсу.

Сердце Клэр заколотилось, желудок сжался.

— Если это касается Нат, я хочу это видеть.

— Может… — начал Тони.

Она едва слышала своего мужа, так кровь пульсировала в её ушах. Интуиция матери, которая подсказывала ей худшие сценарии, когда они получили первое сообщение в тот день, когда Нат не появилась в Ницце, снова проснулась.

— Я первый и последний раз говорю: если вам есть, что рассказать о моей дочери, вы скажете это при мне.

Тейлор подошла ближе.

— Это будет нелегко. Может, мистер Роулингс сначала посмотрит, а потом сможет вам помочь.

— Не знаю, насколько хрупкой вы меня считаете, но могу напомнить, что пережила больше, чем то, что вы можете мне показать.

— Да, Клэр, так и есть, — сказал Фил. — Но то ты, а то твоя дочь.

— И она в Вермонте, жива и здорова. Я бы хотела, чтобы она была здесь, но я знаю — с ней всё в порядке. Если бы я этого не знала, а вы мне бы собирались показать мне что-то, тогда да. Но я знаю, что с ней всё в порядке.

Тони покачал головой и пробормотал:

— В порядке? В Вермонте?

Фил кивнул.

— Это нам нужно обсудить.

— Послушайте, меня может не устраивать всё, что произошло, но я поддержу свою дочь, что бы не случилось. Я уже говорила: я не хочу ещё раз потерять её.

Фил переглянулся с Тейлор, включил планшет и открыл фотографии. Тони и Клэр встали и подошли ближе. Они молча смотрели, когда открылось первое фото. На нём был большой, красивый дом, похожий на замок, окружённый соснами.

— Это тут она была? — спросил Тони сквозь зубы.

— Да, нам подтвердила служанка, — ответил Фил. — Она опознала Натали по фото.

— Большой, — единственное, что смогла произнести Клэр. Всё выглядело так, словно Нат была в красивом месте. Клэр хотела на это надеяться. Но первый дом Тони был тоже прекрасен. Хотя он и был разрушен давным-давно, оставались фотографии. Почему-то ей вспомнились фото из журнала — «Ванити Фейр».

— Огромный, — сказал Фил. — Нас сразу удивило то, что служанка сказала, что Натали пробыла с герром Смитерсом только один месяц.

Клэр выпрямилась и сжала губы.

— Месяц? — спросил Тони. — Где она была до этого? Вы говорили, что путешествовала не она, а Диана. — Где была Нат?

Фил провёл по экрану, картинка сменилась.

Клэр ахнула, она почувствовала слабость в коленях и тошноту.

Тони, сам не в силах оторвать взгляд от экрана, взял её за руку, чтобы поддержать. Он притянул жену к себе.

— Я убью его.

Клэр покачала головой.

— Нет, это не то, о чём я думаю.

— Комната была убрана, но мы нашли волос в сливе ванны.

— Длинный каштановый волос, — подчеркнула Тейлор, подтверждая слова Фила. — Мы сделали тест. Это волос Натали.

Тони выругался себе под нос, а Клэр взяла планшет и села на диван. Тошнота не давала возможности дальше стоять. Но она не могла отвести взгляд, не после того, что она увидела.

Она листала экран опять и опять, впитывая вид комнаты, снятой с разных точек. Потом шли фото неприглядной маленькой комнаты со старой ванной на ножках.

— В этом сливе?

— Да, — подтвердила Тейлор. — Сейчас в комнате пусто, как видите. Нет одеяла, простыней, полотенец… и одежды. Одежды не было также и в хозяйской спальне. На самом деле невозможно понять, что там происходило.

— Её похитили. Мы были правы, — сказала Клэр сорвавшимся голосом, посмотрев на Тони. — Но почему? Зачем?

— Мы поедем в Вермонт и привезём её домой.

— Я хочу её видеть, знать, что с ней всё в порядке. Я догадывалась, как могли начаться их отношения., но я никогда… Я и представить не могла… — её зелёные глаза наполнились слезами, — …как я могла представить?

— Сколько вы готовы потратить, чтобы поломать эту игру? — спросил Фил.

— Сколько потребуется.

Клэр поморгала, чтобы смахнуть слёзы.

— О чём вы говорите?

— Декстер Смитерс думает, что может прятаться за своим богатством. Его время прошло, ему не спрятаться.

Клэр вернулась мыслями в прошлое, воспоминания, которые она отбрасывала от себя долгие годы, всплыли на поверхность.

— Он не должен знать, что это ты. Иначе за всё придётся платить ей.

Тони кивнул.

— Мне отвратительно так думать, но ты права. Не переживай, он не узнает, откуда пришёл удар.

— А Нат? Что, если она действительно его любит

— Значит, он должен это заслужить, а не получить на блюдечке.

Клэр глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

— Но я ведь знаю.

Она посмотрела в тёмные глаза мужа.

— Это может случиться и с ней. После ужасного начала это может случиться. Она может простить его. Они могут быть счастливы.

— Тогда для него же лучше, чтобы он был готов дорого заплатить за это и заслужить её прощение. Он тоже должен этого хотеть, потрудиться для этого. Признать, что он натворил и дать Натали возможность самой принять решение.

— Думаю, время покажет.

Тони сглотнул, своим взглядом, молча, снова принося извинения, которые Клэр запретила произносить вслух. Он произносил это много раз, но они уже прошли это. Прошлое осталось позади. Они двигаются дальше. Жизнь слишком коротка, чтобы вечно возвращаться к тому, что прошло.

Однако, в такие моменты, как сейчас, воспоминания оживали и были отчётливыми, как никогда. Краски не поблёкли. Клэр закрыла глаза и снова увидела белый цвет стен своей комнаты из прошлого и черноту его взгляда.

Когда Тони и Фил стали обсуждать детали, зазвонил мобильный Клэр. На экране высветилось имя дочери.

— Это Нат. — Клэр вытерла щёки. — Мне нужно с ней поговорить. Я никогда теперь не смогу быть уверена, что она позвонит ещё.

Остальные трое кивнули.

— Пригласи её домой, — предложил Тони.

— Хорошо… — Клэр постаралась справиться с дрожью в голосе.

Глава 29

Доверие невинных является любимым инструментом лжецов.

Стивен Кинг

— Нат, как хорошо слышать твой голос.

— Мам, — сказала Нат, улыбаясь своему жениху, говоря по громкой связи, — я звоню, чтобы сказать о свадьбе. Вам с папой будет удобно в следующем месяце? Так много надо сделать. Может, ты приедешь домой помочь?

Ладонь Декстера с растопыренными пальцами лежала на её голом бедре. Она всегда звонила с матери по телефону будучи одетой. Сначала было странно разговаривать обнажённой и прикрытой лишь рубашкой Декстера. Но теперь её это не беспокоило, она чаще всего была в таком виде, и было бы странно одеваться для того, чтобы позвонить.

Декстер покачал головой и улыбнулся, побуждая её придерживаться курса, который он определил, и сказать то, что они уже обсудили.

— Мам, мы решили больше не ждать и не делать «большую» свадьбу. Только семья и близкие друзья. Я бы хотела пригласить Фила и Тейлор, и, конечно, Симонсов, и дядю Джона с тётей Эмили. Но не надо всех партнёров папы.

— Уверена, что мы всё устроим, — ответила Клэр.

— Дело в том, что мы хотим устроить свадьбу в нашем доме.

— О… — Клэр не смогла скрыть разочарование.

— Вы с папой приедете в Вермонт?

— Да, — быстро ответила Клэр.

Нат посмотрела на Декстера. Его лицо выражало одновременно и удовлетворение, и обожание.

— Хорошо. Если ты сможешь приехать, мы всё вместе спланируем.

— Конечно, Нат. Передавай привет Декстеру. Помни, я люблю тебя и всегда рядом. — Она помолчала пару секунд. — Главное, что ты счастлива.

— Я счастлива, мам.

Нат почувствовала, как кольнуло внутри, когда Декстер подал ей знак заканчивать разговор.

— Мне нужно идти. Поговорим позже. — Ей на ум пришло, что приближается «время Декстера», и предвкушение охватило её тело.

— Когда бы ты хотела, чтобы мы приехали?

Нат улыбнулась, уверенная, что услышала, как отец на заднем плане говорит, что они прилетят сегодня.

— На следующей неделе.

— В какой день?

Нат посмотрела на жениха. Декстер губами бесшумно проговорил ей слово, и она произнесла:

— Среда. В среду будет отлично. Декстер сможет взять пару свободных дней.

— Мы прилетим.

— Пока, мам.

— Ты уверена, что не сможешь приехать домой раньше? Папа мог бы прислать самолёт.

Нат покачала головой.

— Мам, на следующей неделе нормально. Я ещё позвоню.

— Хорошо. До свиданья, милая.

Отключив звонок, она передала телефон Декстеру. Он водил своим пальцем по её подбородку.

— Клоп, ты знала, что это будет среда.

— Я забыла.

— Это неприемлемо.

— Я была слишком занята мыслями о тебе.

Он покачал головой, опуская свой палец в пространство, открытое расстёгнутыми пуговицами рубашки. Когда Декстер достиг её груди, он стал обводить каждую раз за разом, пока её соски не превратились в твёрдые пики. Он, улыбаясь, взглянул ей в лицо.

— Что я собираюсь сделать с тобой?

— Всё, что пожелаешь, мой король.

— Женюсь на тебе и объявлю всему миру, что ты моя.

— Я твоя, — подтвердила Натали Роулингс. — Навсегда.

— Навсегда.

Конец

Оглавление

Круги на воде