Дмитрия
Милютина*, генерал-фельдмаршала, военного историка,
профессора Военной академии, государственного деятеля,
бывшего 20 лет (1861—1881) военным министром Александра II**,
охватывает время с 1843 до 1856 г. Сюжеты, в ней отразившиеся,
значительны, интересны, многообразны.
Для России это было время последних десятилетий
Алексеевича
существования крепостного права и последних
12
лет правления
Николая I,
время усиления консервативно-охранительного курса и,
одновременно, вызревания предпосылок для обновления России,
формирования
сил в
обществе
и в среде
бюрократии, способных
возглавить грядущие
Великие реформы. На международной арене
могущества и
побед,
войну,
а затем испытаний и
поражений
в
это время
Крымскую
время бесславного конца тридцатилетнего царствования,
всеобщего разочарования, сменившегося наступлением оттепели,
наступлением новой эпохи.
А для Милютина это были годы интенсивной научной и
педагогической деятельности, годы, определившие его дальнейшую
государственную и военную карьеру. В возрасте с 27 до 40 лет он
проходит путь от подполковника до генерал-майора, а в личной
жизни
—
от молодого человека, только что сочетавшегося
браком
любимой избранницей
Натальей Михайловной Понсе,
большого семейства (четыре дочери и два сына). Он
—
с горячо
до
главы
занимает
*
**
достойное
место в среде ученых и столичной интеллигенции,
См.: Милютин Д.А. Воспоминания. 1816—1843. Под редакцией доктора
исторических наук, профессора Л.Г.Захаровой. М. 1997; Милютин Д.А.
Воспоминания. 1860—1862. Под редакцией доктора исторических наук,
профессора Л.Г. Захаровой. М. 1999.
Подробнее о Д.А.Милютине см.: Захарова Л.Г. Дмитрий Алексеевич
Милютин, его время и его мемуары // в кн.: Милютин Д.А.
Воспоминания. 1816-1843. С. 5-31.
5
разработке военных планов и в событиях
войны, неотлучно находится при военном министре
лично участвует в
Кавказской
В.А.Долгорукове во время Крымской войны, познает механизм
функционирования Военного министерства, готовит записки по
злободневным военно-политическим вопросам и разбирает
корреспонденцию, близко наблюдает императора Николая I в эти
тяжелые для России и для самого монарха годы.
Публикуемая книга Воспоминаний начинается с прибытия
Дмитрия Милютина на Кавказ, в Ставрополь, где пройдут
“медовые месяцы... в усиленных занятиях служебных” в должности оберквартирмейстера войск Кавказской линии и Черномории. После
первого посещения Кавказа в 1839 году положение дел на взгляд
и не к лучшему”.
“чрезвычайно изменилось
местного
“дезорганизация
управления”, “негодность
Сам
полиции”.
городской
город производил впечатление
—
мемуариста
Бросалась в
глаза
захолустья, одноэтажные дома его походили на казармы, общество
состояло исключительно из служащих. Серьезную тревогу вызывали
военно-политическая ситуация, “огромные потери” русских войск,
оборонительная тактика военачальников, которая, по мнению
Милютина, позволила Шамилю овладеть инициативой и сделаться
“полным владыкою большей части Восточного Кавказа”.
Милютин приходит к неутешительному заключению: “Все, что успели
мы достигнуть тяжелыми усилиями в продолжение многих
десятков лет... было утрачено в какие-нибудь два месяца”. Он участвует
разработке
однако
вскоре
1845
действий,
планов военных
подает
прошение
об
в экспедиции
по
отставке
Ставрополь
Ровно через месяц он в Петербурге,
г. покидает
в
1844 г.,
болезни
и
в
феврале
с семьей.
совсем в иной
атмосфере
и
—
восемь лет в среде ученых, литераторов и
окружении
бюрократических кругах. Вместе
читатель,
дорогой
переместимся из далекой и
(1845—1853 гг.),
ним и мы,
неспокойной
педагогов
окраины
в
а затем в высших
столицу,
познакомимся
с
ее
жизнью
в
мирное
с
и
—
военное время, а главное
с людьми разных поколений и
социального положения,
которые управляли
и с теми,
Милютина,
устремленными в будущее
современниками
такими
и
Приняв предложение
военной
молодыми,
убежденными
начальства
окончил)
географии, Милютин
он сам не так давно
же
в
и с
энергичными,
необходимости перемен.
Военной академии (которую
занять место
профессора
на
кафедре
незамедлительно приступает к
своим обязанностям и готовит курс по военной
6
страной,
географии. Интересно
профессор обязан был читать в неделю три лекции по
полтора часа, что жалование было маленькое (как и чиновника
МВД, где работал его брат Николай), что семейному человеку,
узнать, что
имеющему
ребенка, “невозможно
даже одного
профессорской оплате”. Эти
одной
оставаться
на
затруднительные обстоятельства
вынуждают его принять почти одновременно и другое
предложение
генерала Я.И.Ростовцева о работе в Военно-учебных
—
заведениях начальником
составляло
1401 руб.,
III отделения. Здесь годовое
больше,
несколько
Военной
академии,
так что
в
уже
“считал себя обеспеченным”.
Как всегда, приступая
ответственность,
сумме доход
жалование
профессорское
чем
по
2700 руб.,
получался
Милютин проявил
к новому делу,
основательные знания,
и
он
не только
но и инициативу,
преподаваемой науки, на саму
учебного процесса
и практических занятий в Военно-учебных заведениях.
Он видел в Военной академии, в этом “прекрасном
заведении”, не только высшее учебное, но также и военно-учебное
выработал самостоятельный взгляд на задачи
роль и место
Военной академии,
на организацию
заведение, пытался это доказать своим отношением, своим подходом
к читаемому курсу. Он задумал
“совершенное преобразование курса”
основы военной
разрабатывать новую научную область
—
и
стал
статистики,
данные по
странам.
сопоставляя
России
полученные,
всесторонне
выверенные
европейским
к любому предмету
с материалом по основным
Сравнительно-исторический
подход
вообще характерен для Милютина. Поставленная задача была успешно
решена. Милютин издал книгу “Опыт военной
предмет ввел в
принципах
знания
академический курс. Он
преподавания
статистики”,
а сам
много размышлял о
истории, доказывал огромное значение
карт,
географии,
применения сравнительно-исторического
метода и сам рассматривал Россию в контексте всемирной истории, но
особенно истории европейских стран.
И по линии Военно-учебных заведений
Милютин
не
побоялся
представить начальству, лично Ростовцеву, критический отчет “о
слабых результатах и несерьезности этих занятий” (имелись в виду
практические занятия воспитанников во время
лагерей)
и
внес
свои
конструктивные
деталь: заседания Ученого
на которых
обсуждались
проходили на квартире
линии, рядом
с
все
Любопытная
Военно-учебных заведений,
сколько-нибудь важные вопросы,
комитета
Я.И.Ростовцева
Первым
Петергофских
предложения.
в казенном доме на
кадетским
корпусом,
и
Кадетской
продолжались,
7
как
правило,
другим
до
11 часов
временем,
Невольно
ночи.
другой эпохой
возникает
аналогия
с
кануна отмены крепостного
—
права, когда первые заседания Редакционных комиссий в марте
1859 г.
собирались
там же, на квартире их председателя
Я.И.Ростовцева, а позже перешли в залу
Первого
кадетского корпуса. Это
выбивалось из общего стиля деятельности высших структур
государственной
новое
время,
власти
но
в
и,
казалось,
характеризовало
действительности
видим, существовала и в пору
такая
Секретных
исключительно
практика,
как мы
комитетов, однако по
вопросам гораздо менее значительным и совсем не политическим. Но
все же практика была, и Ростовцев ею воспользовался.
Именно в этой книге Воспоминаний Милютина читатель найдет
все
подробности
создания его главного научного труда
войны 1799 года между Россией и
императора
Павла I”. В 1848
г. по
Францией
высочайшему
—
“Истории
в царствование
повелению
Милютину было
поручено продолжить едва начатое исследование умершего военного
историка генерал-лейтенанта А.И.Михайловского-Данилевского об
Итальянском походе
А.В.Суворова. И
уже в 1852—1853 гг. пятитомное
классическое исследование Д.А. Милютина увидело свет, что
свидетельствует о необыкновенной
Известный
трудоспособности автора.
профессор Московского университета
Т.Н.Грановский, рецензировавший этот труд, писал, что он “займет, без
сомнения, весьма почетное место в общеевропейской исторической
литературе”. Интересно мнение такого общепризнанного
авторитета, каким являлся Грановский, о научном методе и стиле
исследования
Милютина:
изложение
событий “отличается
необыкновенною ясностью и спокойствием взгляда, не отуманенного никакими
предубеждениями, и тою благородною простотою, которая
составляет принадлежность всякого значительного исторического
творения”*. Милютину-мемуаристу, добавим уже от себя, присущи те же
качества, что придает
особую
ценность его Воспоминаниям.
Почти во всех периодических изданиях появились отзывы об
историческом исследовании Милютина.
восторженная рецензия
“Москвитянине”. Она
М.П.Погодина
на
Среди
них выделялась
50 страницах
приобрела в этой книге новая русская
современная литература... И какая
Цит. по кн.: Жерве Н. Граф Д.А.Милютин (К 90-летию
СПб. 1906. С. 10.
8
в
“Сокровище
история, сокровище приобрела
сцена! Италия, Альпы, Аленни-
начиналась таким вступлением:
его
рождения).
ны! Сокровище приобрело, наконец,
в
этой книге военное
юношество, которое найдет себе здесь целый курс в лицах и
не тактики, не стратегии,
а науки побеждать...”*
действиях
Николай I прочел труд Милютина еще в рукописи и сделал
учащееся
—
—
много
одобрительных
пометок на полях.
Великая
княгиня
Елена
Павловна поручила своему гофмейстеру барону Розену
благодарить Милютина за присланный экземпляр и в знак
признательности подарила
дорогой перстень
со своим вензелем.
Военно-учебных заведений распорядилось
о
Начальство
приобретении 102
экземпляров сочинения для библиотек всех этих заведений. За свой
труд Милютин был избран членом-корреспондентом
Императорской Академии наук, получил полную Демидовскую премию, а
сам труд переведен на французский и немецкий языки и
переиздан в
1857
г. в
доработанном
варианте.
Милютин считал, что, выполнив высочайшее поручение и
написав историю Итальянского похода Суворова, он выступил в роли
“официального историографа”. Однако,
Долгоруков предложил ему приступить к
когда военный министр
изучению войн,
ближайших к царствованию императора Николая I, имея в виду русскотурецкую войну 1828—1829 гг. и польскую кампанию 1830—1831 гг.,
историк категорически отказался. “Я твердо решился,
—
объясняет
—
требованию, которое
сочинителя
крайне неприятное положение
властей
прославлении
предержащих”. Это
он свою позицию,
поставило
бы
панегириков
не поддаваться
—
меня в
в
существенный штрих к характеристике личности Милютина.
В годы напряженных научных занятий и профессорства
Милютин
близко сошелся с образованными и просвещенными людьми
петербургского общества, “горячо желавшими избавления русского
народа от позорного рабства”. Он регулярно бывал у брата Николая, уже
известного своими реформаторскими взглядами и делами (городская
реформа 1846 г. в Петербурге), у которого собирался “интимный
кружок” единомышленников и друзей. Среди них
И.П.Арапетов,
А.П.Заблоцкий-Десятовский, Н.И.Надеждин, К.Д.Кавелин,
К.С.Веселовский, В.И.Даль, В.Ф.Одоевский, А.А.Краевский и др.
Братья Милютины, как и многие члены этого кружка,
принимали тогда участие в только что образовавшемся Русском
географическом обществе, председателем которого стал великий князь
Константин Николаевич, второй сын Николая I. Широкая про—
*
“Москвитянин”. 1853. № 4. С. 159.
9
грамма Общества, далеко выходившая за рамки собственно
географии,
позволяла заниматься изучением
социально-экономического быта народа, статистикой
(так
доверия),
официальная не внушала
приобретались научные и
как
окраинами империи. Здесь
практические знания, навыки общественной деятельности, все то, что
так понадобится будущим реформаторам, многие из которых
Русского географического общества, сплотились на этом
поприще
группу единомышленников, готовых
к предстоящим преобразованиям. Не случайно, в знаменательном
европейскими революциями 1848 г. барон М.А.Корф
охарактеризовал Русское географическое общество как “зародыш тех
политических клубов, которых теперь так много в Западной Европе”*.
прошли школу
в организованную
Эти
и другие, рассыпанные на страницах
Милютина, сведения
о
зарождающейся
Воспоминаний
оппозиции режиму
представляют несомненную ценность для понимания поколения 40-х
будущем предстояло решать
выборе пути развития страны, о судьбе России.
Любопытно для характеристики Дмитрия Алексеевича
годов, которому в недалеком
вопрос о
Милютина, цельности его натуры, его личности узнать, что именно в эти
годы он приходит к выводу о невозможности для себя владеть
крепостными, о
крепостником.
нравственной обременительности
“Роль помещика была
чтобы сбыть
мне
не
сознавать себя
по душе,
—
и
я
мечтал
о том,
говорит он о
обузу”,
“бюрократических проволочек” истории
освобождения 26 душ крепостных деревеньки Коробки Тульской
губернии, доставшейся ему по наследству после смерти отца. Когда,
наконец, дело благополучно разрешилось, он оценил освобождение
своих крестьян как обретение личной свободы и покоя: “Я перестал
быть помещиком, душевладельцем, и совесть моя успокоилась”.
Интересны размышления Милютина о крестьянском вопросе
с рук эту неприятную
затянувшейся на шесть лет из-за
в стране вообще. “Надобно вспомнить,
время предпринимались
робкие
обсуждались
в то
Указ 2 апреля 1842 года об
без применения; но
8 ноября 1847 года о
приобретать земли в собственность
новые меры: готовился указ
и выкупаться при продаже помещичьих
правительства
10
что
оставался практически
предоставлении крестьянам права
*
—
пишет он,
попытки к изменению
юридического положения крепостных крестьян.
обязанных крестьянах
—
возбуждали
имений. Все эти попытки
много толков в
помещичьей среде, при-
ГАРФ.Ф. 722 (Зимнего дворца), Оп. 1.Ед.хр. 1817. Т. 11. Л. 185 об.-186.
нимались с явным неудовольствием и раздражением.
стремления императора и настойчивые усилия
Дмитриевича
Благие
графа Павла
Киселева встречали упорное противодействие в самом составе
Однако же было немало и сочувствующих
высшего правительства.
этим стремлениям,
горячо желавших
избавления русского народа
рабства. Таков был почти весь кружок образованных,
людей, в котором я вращался”. Приведенный отрывок
от позорного
развитых
позволяет почувствовать то далекое время последних лет
существования крепостного права, задуматься о неоднозначности
правительственной политики Николая I, о наличии оттенков и красок в
созданной им консервативно-охранительной системе. Вместе с тем,
на других страницах Воспоминаний встречаются абсолютно
категорические оценки, например:
времени все,
что делалось,
“При
тогдашнем
писалось,
режиме
более или менее носить на себе отпечаток лицемерия и
В
описываемую эпоху, как считал
было обращено
1856 гг.
Л.З.)
-
осложнявшиеся.
и духе
говорилось, должно было
фальши”.
Милютин, “общее
внимание
действий (Восточная война 1853—
политические отношения, все более и более
на ход военных
и
на
Это было главным,
предметом разговоров во всех слоях
почти единственным
общества;
все
были озабочены исходом
возгоравшейся войны. Для меня же в особенности тогдашний ход
дел военных и политических имел близкое и прямое значение”.
1853 г., видя неизбежность войны с Турцией, В.А.Долгоруков
привлек Милютина к работе в Военном министерстве, затем он
Летом
был причислен
произведен в
к
Военно-походной канцелярии императора,
генерал-майоры
октября 1854
г.
Милютин
о мерах защиты
и назначен в свиту его величества.
стал производителем дел
Особого
С
комитета
берегов Балтийского моря под председательством
Александра Николаевича, которому, как
великого князя цесаревича
главнокомандующему, подчинялась тогда переведенная на военное
положение Петербургская губерния. Так что знал Милютин многое.
Долгоруков поручал ему преимущественно работы такого рода,
которые “имели характер военно-политический и выходили из
обычных рамок
императора,
делопроизводства”:
расписания
для их
обнародования;
случались и
например, составление для
действий
В целом,
составление записок для
войск, редактирование известий
работы
с
театров
войны
чисто исторические,
Николая I “краткого обзора хода военных
России с Турцией с 1769 по 1829 годы”.
в прежние войны
по собственной оценке
Милютина,
дела, которые ему
поручались, составляли “высокий интерес современной действитель¬
ности”. Компетентность Милютина
профессиональные
знания
историка,
не вызывает сомнений. А
природная
наблюдательность
и
острота восприятия душевно тонкого человека позволили
зафиксировать
неповторимый колорит событий, подметить в казалось
фактах проявление значительных и грозных
бы
незначительных
факторов действительности.
Отдавая должное познаниям Николая I в военном деле, его
необыкновенной энергии и
памяти,
Милютин,
трудолюбию, фантастической
не одобрял его роли руководителя,
подробности военной администрации, при
с
вместе
входящего во все
тем,
котором военный министр был на положении секретаря, пунктуально
выполняющего высочайшие предписания. Более того, он отмечает
в своих Воспоминаниях глубокие заблуждения монарха в
стратегии военных планов. Так, незадолго до войны в собственноручных
записках Николай I “излагал смелые планы экспедиций морских
для понуждения
Порты
берега
решено
13-й
и
14-й
пехотных
дивизий
на
Константинополя; потом,
замечаний морского министра князя А.С.Меншикова,
ограничиться десантами в Варне и Бургасе. Как в записках
Босфора
вследствие
требованиям”.
подчиниться его
Первоначально предполагался десант
и
занятие
самого
Николая I, так и в соображениях его ближайшего соратника
И.Ф.Паскевича “выказывалось чрезмерное
фельдмаршала
пренебрежение к военным силам
обусловливались
неодобрительно.
Турции;
все предполагавшиеся предприятия
полным бессилием ее,
—
Вместе
—
отмечает
деятельного вмешательства западных держав,
Австрии даже допускалась
Не понадобилось
убедиться
в
содействия”.
ошибочности
такие неожиданные разочарования в
течение войны пришлось переживать не раз.
Николай I
предвидел стремительное развитие событий в
что
явно
а со стороны
возможность дружественного
много времени, чтобы
этих представлений. И
Милютин
с тем устранялась всякая возможность
Крыму,
совсем не
не сомневался,
“Севастополь будет обеспечен”.
Уже в ходе военных действий обнаружилась неподготовленность
к войне. Милютин критикует организацию действующей армии,
техническую отсталость флота, отсутствие на местах военной
администрации, чрезмерную централизацию в военном управлении,
приводившую в условиях необъятности территории и отсутствия
современных средств коммуникации к курьезам. “Слишком поздно
открыли мы глаза на слабые стороны нашего военного
—
устройства”,
12
таков его
неутешительный
вывод.
Не более
оптимистичны
наблюдения
усилий накануне войны. Расчет
по части дипломатических
на союз трех императоров, на
Австрии, совсем недавно (в 1849 г.) получившей военную
помощь от России для спасения целостности империи, эти
романтические представления и верность традициям не выдержали
благодарность
испытания реалиями жизни.
Красочные,
запоминающиеся страницы
Воспоминаний посвящены поездке Николая I в
Австрию
и
Пруссию,
встречам и переговорам монархов в Ольмюце, Потсдаме, Варшаве
накануне войны. “На всех станциях железной дороги были почетные
караулы, то прусские, то австрийские, что вызывало переодевание
Государя
прусский, то в австрийский мундиры”.
Торжественность, праздничность, даже некоторая экзальтированность
то в
почетных встреч на пути следования царского поезда производила на
Милютина, сопровождавшего императора
“странное
впечатление”. Пока происходили
эти
в составе свиты,
“взаимные
между монархами трех союзных держав, пока
чествования
Император Николай
пытался откровенным разъяснением дела заручиться в
союзников”,
время Турция,
(Англией и Францией), пошла на
обострение конфликта и решила начать войну. Неожиданностью
оказались и эта решительность Турции, и согласованность действий двух
благонадежности своих
в то же самое
подстрекаемая западными державами
ведущих западных держав,
войну
Австрии
и
которому
союза.
“поведено
1854 г.,
вечных соперниц, открыто вступивших в
более
—
враждебный нейтралитет
австро-прусский договор 8 (20) апреля того же года, к
присоединились потом почти все государства Германского
в начале
и тем
Особенно возмущался Николай I Австрией,
было
полкам нашей армии, имевшим
так что
шефами особ
австрийского императорского дома, не называться именами их, имевшим
их”. Это спустя полгода после встреч,
приветствий, объятий, переодеваний самого монарха.
Неприятной неожиданностью оборачивались и события
австрийские ордена
внутренней
—
не носить
жизни страны, которые вполне возможно
Например,
камчатского
было предвидеть.
известия о разрыве с западными державами дошли до
губернатора
только в половине июля, т.е. более чем через
факта, а в середине августа
Петропавловск уже подвергся обстрелу англо-французской эскадры.
Мемуары Милютина особенно интересны и ценны этими
пять месяцев после свершившегося
меткими наблюдениями, маленькими, но выразительными
фактами,
которые, как правило, не находят места в материалах
официального делопроизводства.
13
Один
сентября 1854
Альме 8
—
из них
известие о поражении на реке
7 дней
г.
мчался из
Крыма
с этим
сообщением курьер
от
адъютант ротмистр С.А.Грейг
А.С.Меншикова,
(будущий министр финансов в конце царствования Александра II).
“15 сентября был день невыразимо печальный для гатчинского
его
князя
Милютин.
—
общества,
Л.З.) весьма
пишет
—
...Привезенное
письменное
короткое
им
сведений
—
написанное
донесение,
сейчас после проигранного сражения, не заключало в
о самом ходе
(Грейгом
себе
никаких
боя. Князь Меншиков предоставил своему
адъютанту, как очевидцу, дополнить донесение устным
рассказом... Но впечатлительный адъютант был до такой степени
потрясен
картиною
участвовать,
что
боя,
даже
в
после
котором
может, под впечатлением этой
перекладной)
не
рассказал
мог
отделаться
виденное
случилось
ему
впервые
семидневной курьерской
им
скачки
продолжительной тряски
от
испытанного
сражение
в
таком
обидном для наших войск освещении, что
им
(а быть
на
впечатления
и
неприглядном,
Государь
рассердился,
выбранил его и послал выспаться”. Так как “нельзя было оставить
публику
строками,
17
опубликованы
нужным
пришлось ограничиться лишь несколькими
общем выражении”, которые и были
в неведении,
в самом
сентября. Но и после этого князь Меншиков не счел
обстоятельную реляцию сражения на Альме.
составить
Еще семь дней мчался курьер назад, теперь уже с
собственноручными указаниями императора, которые вполне могли устареть к
моменту получения их главнокомандующим в
Крыму.
Казалось бы общеизвестный, хрестоматийный факт отсутствия
железнодорожной сети в России того времени и телеграфной связи
с югом страны под пером
отличается новизной или оригинальностью известие о
появлении весной
1854
г. в водах
Балтийского моря
Кронштадту. Однако когда узнаешь,
петербургское общество, отдыхающее в Петергофе,
рассматривает в подзорные трубы вражеские корабли, или читаешь
строки из письма Николая I князю Меншикову от 18 июня 1854 г.:
“Вижу неприятеля из своего окошка на северном фарватере”,—
привычные факты обретают особую силу воздействия на читателя.
англо-французской эскадры, двигавшейся
что
14
к
Или получение телеграфных известий
даже об
действий,
военных
о
событиях
обороне Севастополя,
1855 г., когда, наконец, была
вплоть до лета
не
Николаевом,
Повествование Милютина
из
на театре
Вены
малоизвестными
отмечает,
фактами
и
менее впечатляющая
о
войне богато
Крымской
Парижа
информация.
—
телеграфная связь с
и
налажена
и
наблюдениями. Например, мемуарист
что императоры и военачальники воюющих сторон
обращались в
особо
исторической
к
ответственные моменты
памяти
Высочайший манифест 9 февраля 1854 г., возвестивший о
разрыве с западными державами, торжественно напоминал: “Мы
народа.
и ныне не тот ли самый народ
свидетельствуют достопамятные
Севастополя
князь
русский,
М.Д.Горчаков
1855 г., ободряя войска,
о
доблестях
коего
события 1812 года!” А после падения
писал:
31 августа
в приказе по армии
“Вспомните, какую
жертву мы
Отечеству в 1812 году. Москва стоит
беспримерной битвы под Бородином.
Трехсотсорокадевятидневная оборона Севастополя превосходит
Бородино!” А французы предприняли очередную решительную
принесли на алтарь
Севастополя.
Мы
ее оставили после
атаку на Малахов курган 6 июня 1855 г.
“в день годовщины
—
Ватерлооского сражения”, которая, тем не менее, была отбита.
Однако, замысел Наполеона III оттеснить, перекрыть тяжелые
воспоминания
французов
Милютин фиксирует
мирных переговорах в
расчетом,
чтобы
в
этом
наше
рассказывая
о
велись с таким
окончательное составление и подписание мирного
18 (30) марта
годовщине вступления союзников в
1814 году. В этот именно день, в 19-м заседании, и подписан
—
этот важный акт, положивший конец
кровопролитной войне.
для
внимание,
Париже: “Переговоры
трактата пригнать к
Париж
о прежних поражениях в целом удался.
на
Франции
бы возмездие
назад”. Эти
Договор
продолжительной
и
этот считался торжественным в особенности
и лично для
Наполеона III, который видел
в нем как
судьбу, постигшую Наполеона I сорок два года
обращения к историческому прошлому, рассчитанные
за
чувства патриотизма,
на
национальной гордости или, напротив,
национального унижения, и сегодня не оставляют читателя равнодушным.
И, вообще, Воспоминания Милютина
автор
их
отличался
педантичным.
Он
характером
очень живые,
выдержанным,
пишет не столько о
даже
событиях,
хотя
несколько
сколько о людях, в
них участвующих и их творящих.
Незабываемые страницы Воспоминаний Милютина относятся
дней Николая I, хода болезни, сломившей
к описанию последних
15
могучий организм
еще не состарившегося монарха. Не претендуя
на научную оценку личности самодержца и его тридцатилетнего
царствования,
Милютин дает
свои
наблюдения современника,
далекие от упрощения и однозначности, которые весьма
и
интересны
для
историков,
“Беспристрастная
и
для
круга читателей.
широкого
оценка личности и значения
Императора
Николая, конечно, принадлежит истории. О такой
сказать,
колоссальной
личности
можно
крупной,
можно
как
всяком
судить,
Милютина-историка
I,
Николая
это
и сегодня вполне актуально.
предстоит всестороннее изучение
Еще
личности и деятельности
публикуемые Воспоминания Милютина,
и
—
поодаль”,
большом предмете, только отступая несколько
суждение
о
в
которых
наблюдений мемуариста содержится богатый
материал о переписке императора, могут этому содействовать.
Именно в этой книге появляется новый император
помимо личных
—
II, который
Александр
Милютина
станет
главным
вплоть до трагедии
царствования
Воспоминаний
персонажем
1 марта
1881
Александра II, Милютин
Повествуя
г.
подметил
о начале
в нем черту,
которая многое объясняет в деятельности императора, названного
современниками
“Царем-Освободителем”:
его
способность под
давлением объективных обстоятельств отказаться от своего
ошибочного
убеждения. Поддерживая в
Севастополь, Александр II писал ему 4
“Если суждено Севастополю пасть, то я буду считать
мнения или даже
М.Д.Горчакове надежду отстоять
августа 1855
г.:
эпоху эту только началом новой
не
слова
соответствовали
настоящей кампании”. То,
были выражением эмоционального порыва,
выношенному,
осознанному
что эти
а
убеждению,
которая в своем дневнике 27 октября
1854 г. передала содержание беседы наследника престола со своей
супругой: “Они говорили, что Россия никогда не будет у себя
хозяйкой, пока не получит Дарданелл, что естественными
подтверждается рассказом
союзниками
России
А.Ф.Тютчевой,
являются славянские народы, которых во что
ни стало нужно вырвать из-под ига
самостоятельные
На
волне этих
*
16
настроений
Николаев,
ситуацией, он
Севастополя в
Тютчева А.Ф.
образовать
бы
то
из них
государства”*.
и уверенности в
действий Александр II отправился
решительных
на месте с
Турции
и
—
а затем
в
необходимости
после падения
Крым. Однако,
ознакомившись
отказался от прежних планов продолже-
При дворе двух
императоров. Тула. 1990. С. 105—106.
войны и, вопреки мнению многих, пришел к заключению о
пользе для России скорейшего ее окончания и установления мира,
а вместе с тем и приступа к крупномасштабным преобразованиям
ния
внутри страны. Но это уже другая страница русской истории
другая книга
и
Воспоминаний Д.А.Милютина.
Л. Г. Захарова,
доктор исторических наук, профессор
ОТ РЕДАКТОРА
Мемуарное
хранится в
наследие
ОР РГБ (фонд
Д.А.Милютин
Д.А.Милютина,
169). Незадолго
как и весь его архив,
ноябре 1911
Императорской
до смерти, в
завещал свой богатый архив
Николаевской Военной академии, в которой учился, а потом
преподавал. Подробное описание этой истории читатель найдет
в
г.
книге
“Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия
Алексеевича Милютина. 1816—1843”*.
Оригинал Воспоминаний Д.А.Милютина “Мои старческие
воспоминания” подготовлен к возможной публикации им самим,
затем
переписан под его личным наблюдением в 1900-х гг.
часть
А.М.Перцовой). Этот
предлагаемого читателю издания.
обнаруживает,
главным
что
при
образом
(большая
автографа и положен в основу
Сравнение обоих текстов
список с
редактировании
Милютин
вносил
в оригинал
литературно-стилистическую правку отдельных
слов, реже предложений. Эта правка автора, которой немного и
которая не несет смысловой нагрузки, специально в издании не
оговаривается.
Напротив,
те
редкие
случаи,
когда
Милютин
вычеркивал
оригинале отдельные абзацы, содержащие
дополнительные сведения о людях и событиях, специально отмечены и
в
воспроизведены
в подстрочных примечаниях.
Список выполнен
очень качественно, полностью соответствует отредактированному
Милютиным оригиналу, описки единичны.
Список,
с
которого
сделана
эта
публикация,
составляет две
объемистые тетради-книги (28 см х 22 см) под №№ 4 и 5 в
переплете из материи болотно-зеленого цвета с кожаным черным
корешком.
Оглавление
Д.А.Милютина (169)
*
18
к книгам написано
рукой Милютина. В фонде
картон 12, ед. хр. 4
—
это две единицы хранения
Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича
Милютина. 1816—1843. Под редакцией профессора Л.Г.Захаровой. М. 1997.
С. 469-478.
и картон
заключается
в
13,
ед. хр. 1.
12 тетрадях
Соответствующий
с самодельными
им текст
обложками
оригинала
из плотной
Почерк Милютина аккуратен и разборчив, но чернила
В том же фонде это
картон 8, ед. хр. 19—30. Книга 6
сохранилась только в автографе в 5-ти тетрадях, списка не имеет: картон 8,
ед. хр. 31—33, картон 9, ед. хр. 1—2.
В “Предварительном объяснении для читателя, в руки которого
когда-нибудь попадут эти записки”, Милютин сообщает, что
бумаги.
—
потускнели.
писал
1873
свои
Воспоминания
за
период
с
1860 до апреля
Крым, т.е. в 1881
конца
—
г. сразу после отставки и переселения в
более ранний период Воспоминаний за 1816—1856 гг.
последующие два года, 1887—1888. В самом тексте публикуемых
1886 гг.,
в
а
—
Воспоминаний
встречается и точная дата
что в этой части его
считал,
Воспоминаний
—
1888
помимо
г.
Милютин
сведений
о
биографических содержится повествование более общего характера
и
жизни
о
Кавказской
в
общественной
служебной
Петербурге,
—
войне и,
что
—
особенно важно,
о
Крымской
войне. “С 1853 года...
—
писал он,
воспоминания мои уже переходят в
более общий
общими вопросами государственными и
круг, соприкасаясь
событиями политическими”*. Мемуарист вообще имел в виду
с
задачу
“представить
по возможности
общую
картину эпохи в тех
рамках, в которых вращалась моя личная деятельность”. Он
предупреждает читателя,
что
пользовался
материалами
своего
архива, письмами своих корреспондентов, а в некоторых
случаях даже газетами и книгами. Не исключая возможных отдельных
погрешностей, в одном он ручается твердо, что “всеми силами
старался устранить всякое пристрастие или преднамеренное
искажение
зрения,
фактов;
всегда становился на
объективную
не увлекался личными своими отношениями
точку
к людям и
событиям”**.
Воспоминания Д.А.Милютина
сокращений. Текст приведен
правилами орфографии, однако
публикуются без каких-либо
в соответствие с современными
сохранены стилистические и
языковые особенности написания некоторых слов.
оригиналу авторская транскрипция
имен
Сохранена
собственных
и
по
названий
географических. Авторские подчеркивания отдельных мест или слов
выделены курсивом. Пропущенные и недописанные слова, за ис*
**
Там же. С. 38.
Там же. С. 36.
19
ключением
общепринятых сокращений, воспроизведены
скобках. Абзацы даются
фигурных
В подстрочных
в
по оригиналу.
сносках звездочками приводятся авторские
примечания, перевод иностранных текстов, смысловые расхождения
выправленного
автором
текста
с
смысловые неисправности текста.
первоначальным
Авторская
вариантом,
правка
стилистического и грамматического характера в подстрочных примечаниях не
Орфографические ошибки и описки устранены
к
публикаторами без оговорок. Цифровые сноски
оговорена.
тексте
в
—
комментариям в конце книги.
Фамилии
поясняются
всех лиц, упомянутых в
в комментариях,
исключая отдельные случаи,
требуется
Воспоминаниях,
а аннотируются
не
в указателе имен,
когда для понимания контекста
развернутая характеристика государственных деятелей,
определявших политику. Помимо указателя имен дается и
указатель
географических
названий.
Издание снабжено иллюстративным материалом. К сожалению,
в самом фонде Д.А.Милютина его сохранилось совсем немного.
*
Составители
*
*
глубокую благодарность
публикации:
В.И.Вельбель, Е.Е.Дашковой-Резниковой, особенно сотрудникам
этого издания приносят
всем, кто оказал содействие и помощь в подготовке
и руководству ОР РГБ, содействовавшим подготовке издания.
This work was supported by the Research Support Scheme of
Higher Education Support Programme grant N772/1995.
the
Д.А.Милютин
МОИ СТАРЧЕСКИЕ
ВОСПОМИНАНИЯ
Книги IV—VI
1843
-
1856
Книга IV
ВТОРИЧНО НА КАВКАЗЕ
ВОСЕМЬ ЛЕТ В
СРЕДЕ
УЧЕНЫХ, ЛИТЕРАТОРОВ
И ПЕДАГОГОВ
1843
-
1853
ВТОРИЧНО НА КАВКАЗЕ
1843
-
1845
Лето 1843 года
в
Ставрополе
Печальный конец 1843 года
Начало 1844 года
Экспедиция
Вести
из
1844 года
Петербурга
Последние месяцы
на
и
Москвы
Кавказе
ЛЕТО 1843 ГОДА В СТАВРОПОЛЕ
Первые впечатления,
женой
по
испытанные мною и молодою
Ставрополь, были
в
приезде
не
очень
моей
приятны.
Жилище, приготовленное для нас распоряжением
полковника Норденстама, находилось совсем вне города,
в
городским острогом. По
обеим сторонам прямой, широкой, немощеной и
пустынной улицы тянулись две линии редких, низеньких домиков
“солдатской слободке”,
в
соседстве
с
или изб, большею частью турлучных, с соломенными
крышами. Из ряда их выдавался нанятый для нас домштабс-
батальона
капитана линейного
(№ 1) Щепило-Залесского.
Дом
этот, хотя так же одноэтажный, как и другие,
отличался тем, что был выстроен из местного плитняка и имел по
фасаду
улицу:
пять окон.
Он
состоял из двух чистых комнат на
большая, в три окна, служила нам и
и кабинетом, а с приспособлением
образовалось и нечто вроде уборной для меня;
первая, довольно
гостиною,
занавески
и
столовою,
другая комната в два окна, на улицу, была спальной нашей.
фасаду дома, на двор, были передняя и две
мужской и женской. Кухня помещалась
во флигеле, в котором жил и сам хозяин дома.
По заднему
комнаты для прислуги,
отдельно
Мебель была
очень скромная: несколько столов и стульев.
Помещение это, конечно, было
некомфортабельное. Но
потому, во-первых,
денстамом
о
незавидное
мы не слишком грустили
что
были предварены заранее
затруднительности
квартиры; во-вторых,
и
об этом,
самим
приискания
Нор-
хорошей
что считали это помещение
Норденстам занимал казенную
обер-квартирмейстера в ожидании отделки
временным, пока полковник
квартиру
предназначенного для него другого дома; а в-третьих, и
потому,
простой
что мы переживали еще
главнейшее
медовый месяц, когда
и в
хижине живется хорошо.
27
Хозяйство
наше устроилось на самую скромную ногу.
Прислуга состояла
привезенной
из
из денщика
Петербурга,
Родиона
и
да повара
горничной-немки,
Евтея, данного мне
отцом из числа бывших крепостных. В первое время
обходились
имуществом, которое привезли с собой;
транспорт же с мебелью и другими предметами домашнего
обзаведения, отправленный из Москвы только в конце июня,
мы только тем
прибыл
в
Ставрополь
уже
в конце лета.
Таким образом,
первые месяцы мы прожили, можно сказать, на
Немедленно
я к
по приезде в
Ставрополь,
походной
ноге.
конечно, явился
—
своему начальнику
полковнику Норденстаму, сделал визиты разным должностным лицам*;
ближайшему
а вслед за тем вступил в должность.
Сам командующий
Гурко был в отсутствии. Как уже было
сказано, он пробыл некоторое время на правом фланге
линии, в отряде, собранном для устройства новой Лабинской
линии, а потом переехал на левый фланг, где войска
также были заняты постройкою укреплений, так как после
войсками генерал
экспедиций 1841 и 1842 годов и вследствие
Кавказ военного министра князя Чернышева, в
Петербурге было решено испытать чисто оборонительный
неудачных
поездки
на
образ действий. Кавказскому
начальству было предписано
никаких наступательных экспедиций против горцев не
предпринимать, а заниматься исключительно довершением или
усилением
обороны
на наших линиях.
В течение трех лет со времени первого моего пребывания
Кавказе положение дел в крае чрезвычайно изменилось
—
на
и не к
лучшему.
Поэтому
мне предстояло прежде всего
прилежно заняться ознакомлением с
текущей перепиской
и
современными обстоятельствами. Помощниками моими по
управлению частью Генерального штаба были двое старших
адъютантов или
Мацнев
и
начальников отделений:
Ольшевский
—
оба
из
штабс-капитаны
академического
выпуска
1840 года. Между ними разделено было все
делопроизводство: в 1-м отделении, у Мацнева, производились дела, прямо
относящиеся к военным действиям и передвижениям войск;
*
В автографе далее зачеркнуто: в том числе, разумеется, губернатору
генералу Ольшевскому и дежурному штаб-офицеру полковнику
Кускову (прим. публ.).
28
2-м, у Ольшевского, кроме дел по личному составу
Генерального штаба, собирались и хранились сведения о
войсках, о крае, о неприятеле, велась переписка по устройству
кордонных линий, военных поселений и казачьих станиц и т.д.
во
Топографической частью заведовал капитан корпуса
топографов Петухов. Мацнев был офицер способный, живой,
симпатичный, но, к сожалению, заика; Ольшевский
—
гораздо менее даровитый, менее развитой, даже несколько
ограниченный, очень занятый собой, был большой волокита
дамский угодник*;
—
Петухов
уже немолодой,
почтенный офицер, опытный топограф. Состоявшие при
войсках Кавказской линии и Черномории офицеры
и
Генерального
штаба
капитан
почти все находились в отсутствии:
барон Вревский (Ипполит Александрович, родной брат
состоявшего при военном министре) находился в
Пятигорске и приехал в Ставрополь несколько позже; о нем я уже
имел случай говорить в рассказе о первом моем пребывании
подполковник
на
Кавказе. Капитан барон Торнау,
—
упоминалось,
Турецкую
офицер
о котором также
Генерального штаба, делавший
пробывший долгое время в плену у
старого
кампанию и
проводил лето вместе с женою своею в
семействе корпусного командира Нейдгарта, которому
приходился племянником. Капитаны Облеухов (также
—
черкесов,
Тифлисе, в
он
Голенищев-Кутузов, и штабсво
первый
Владикавказском округе, при полковнике Нестерове,
на левом фланге, при генерале Фрейтаге, а третий
второй
на правом фланге, при генерале Безобразове. Капитан
Неверовский, считавшийся дивизионным квартирмейстером
20-й пехотной дивизии, находился при генерале Гурко.
Затем в Ставрополе оставался только штабс-капитан
Срезневский (брат известного слависта, впоследствии академика),
а позже приехал из Пятигорска барон Вревский. Ожидалось
прибытие вновь назначенных на Кавказскую линию
поручиков Генерального штаба Колодеева и Ракинта
старого Генерального штаба)
капитан
Веревкин
и
находились в командировке:
—
—
—
(академического выпуска
Генеральному
*
штабу
трех
1840 года)
офицеров
и
причисленных
последнего
к
выпуска
(1842 г.):
Оба они впоследствии дослужились до генерал-лейтенантского чина
и
начальствовали дивизиями.
29
штабс-капитана гвардейской артиллерии Трефурта,
барона Сталя. Наконец, следует еще
офицеров* и несколько нижних чинов
Корпуса топографов, да одного переводчика из туземцев
и вот весь
(капитана милиции Девлет-Мирза-Шихалиева)
поручиков
Граматина
и
добавить четырех
—
состав подведомственного мне управления. С большею
частью своих подчиненных пришлось мне лично знакомиться
исподволь, по мере приезда их в Ставрополь.
Общество
ставропольское состояло исключительно из лиц
семейств их; в летнее же время оно как будто
вымирало; большинство семейств уезжало или на
служащих
совсем
и
Таким образом, в первое время нашей
у жены моей почти не было знакомых.
Иногда навещали ее только старый доктор Ясинский с
воды, или на родину.
жизни
в
Ставрополе
супругой, да некоторые из наличных
Генерального штаба: барон Вревский, Мацнев,
добродушною его
офицеров
Ольшевский. Можно сказать, что все лето мы с женой провели в
полном уединении и благословляли судьбу, давшую нам
возможность
всецело и
на
первых
безраздельно
порах
нашей
супружеской
жизни
наслаждаться нашим счастием.
Обыкновенно все утро, с 9 часов и до 2 пополудни,
проводил я в штабе или у начальника штаба (в часы личного
доклада). С первых же дней по вступлении
завален работой. Перечитывая прежнюю
в должность я
ознакомиться с положением дел, я в то
был приняться за разработку многих обширных
дел, отлагавшихся в ожидании моего
таких
работ,
исполненных
был
переписку, чтобы
же время должен
и сложных
приезда. Из числа
мною лично
в
1843
течение лета
1) новые штаты местных
управлений на линии; 2) переформирование Кавказского
линейного казачьего войска и 3) общие соображения
относительно образа действий на Кавказе1.
года, назову
только
главнейшие:
Существовавшее тогда административное деление
Кавказской линии не было установлено одновременно,
составилось
случайно,
а
в течение
продолжительного времени.
Вводимые урывками, без общего плана, местные управле-
*
Корпуса топографов штабс-капитан Александров и
произведенные в офицеры армейских полков
топографы Горшков и Анисимов.
Осипов и
30
прапорщик
бывшие
ния не имели даже
частей
начальники
узаконенного личного состава;
были вести лично
линии должны
делопроизводство, с помощью лишь
временно прикомандированных
строевых офицеров. Такое отсутствие всякой организации в
местных управлениях неизбежно отзывалось на ходе дел,
тем заметнее, чем более усложнялись обстоятельства.
Генерал Гурко признал нужным установить более
рациональное разграничение районов местных управлений, а вместе
с тем каждому из них присвоить штатный состав, с
определенными окладами содержания. Составленный проект
нового разделения линии получил Высочайшее
же 1843 года, а самые штаты были
Высочайшее
представлены
утверждение в ноябре.
в
мое
Еще
первое
пребывание на Кавказе, в зиму 1839—
1840 гг., как в своем месте упомянуто, мне было поручено
утверждение
в
сентябре
того
на
генералом
Граббе
составление записки по поводу
представленного генералом
Халанским проекта преобразования
Кавказского линейного казачьего
обращением
области. Для опровержения этой
войска,
с предполагавшимся
в состав его всего населения
обстоятельным изучением
заняться
состояния
как линейного
Последствием
заключения
казачьего
статистического
войска,
так
и
гражданского
народов (туркмен,
по-тогдашнему трухмен, калмыков, ногайцев и проч.).
населения
или
области
Кавказской
был тогда
линии я должен
по
и
магометанских
ее
представленного генералом
проекту
Граббе
Халанского было Высочайшее
повеление
(объявленное
министром корпусному командиру
генералу Головину 28 декабря 1841 года и подтвержденное
генералу Граббе 11 февраля 1842) о разработке проекта
преобразования означенного казачьего войска на особых,
Высочайше указанных основаниях, а именно: полагалось все
военным
существовавшие тогда девять полков линейного войска
привести в
каждого
12-сотенный состав, то есть довести население
12 тысяч душ мужского пола; для решения
полка до
такой
задачи
земли и
прирезать к полкам
добавить необходимое
недостающее количество
число душ от прилежащего
гражданского и мусульманского населения области.
Последовавшая вскоре перемена начальства на Кавказе замедлила
ход этого дела; а между тем Военное министерство и
Департамент военных
поселений
(составлявший
высшую инстан31
цию по делам
войск)
казачьих
продолжали напоминать о
скорейшем представлении проекта.
вступлении в должность, донес
недавнему
прибытию
своему
в
Генерал Гурко,
22 декабря 1842 г., что,
край,
по
по
не успел еще составить
положительное мнение по столь важному вопросу.
себе
Дело
это,
в числе многих других, было отложено до моего приезда, и
таким образом мне пришлось вторично заняться тою же
которая была в моих руках четыре года назад. В
составленном мною проекте рапорта от имени генерала Гурко
работой,
им 11 сентября) опять довелось мне
гражданское и магометанское население Кавказской
области от угрожавшего ему перечисления в казачье
(подписанного
отстаивать
состояние.
В
том же смысле высказался и министр государственных
имуществ
граф Киселев, полагавший,
необходимости лучше
безусловной
что
в
случае
все магометанское население
области передать в военное ведомство, чем отделять
какие-либо части. В проектированном мною мнении
генерала
Гурко
от него
выставлялись разные невыгоды включения
магометанских народов в состав казачьего войска и даже
12-сотенный состав
полосой вдоль
непреодолимые препятствия к приведению в
фланга, растянутых узкою
левого берега Терека. Потому разработанный
полков левого
был
представлен
в
двух видах: один
—
Высочайшего повеления
—
наглядно выказывал невозможность
осуществления такого предположения;
удобоисполнимый,
одной
полки
другой
—
же
но основанный на том предположении, что в
половине войска
приводятся
(на
правом
фланге
12-сотенный состав,
в
(на левом фланге)
проектов,
мною проект
на точном основании
разумеется,
—
в
а
в
и в центре)
другой половине
6-сотенный. Выработка
требовала
весьма
этих двух
сложных
и
кропотливых расчетов для возможного уравнения полков, как по числу
народонаселения, так и по количеству земельного надела, с
соблюдением притом необходимых условий кордонной
службы. Впоследствии я должен был дополнить свою работу
основании полученного нового
полки линейного казачьего
Высочайшего
войска привести
на
повеления: все
в
6-сотенный
уже не
представляло затруднения: стоило только в прежнем
своем проекте подразделить каждый из 12-сотенных полков
состав.
Приведение
правого
32
фланга
и
в исполнение такого повеления
центра на два: передовой
(прилежащий
кордонной линии) и задний или внутренний. На этом
образовалось уже 20 полков (с включением
к
основании
предположенных: трех Лабинских
двух Сунжанских), с распределением их на 5 бригад. В
таком виде и последовало потом переформирование
вновь водворившихся и
и
Кавказского линейного казачьего войска.
Из упомянутых трех главных
работ,
исполненных мною в
1843 года, особенно интересовала меня
было поручено генералом Гурко редактировать
течение лета
последняя: мне
его имени ответ на предписание корпусного
от
командира от
18 мая, которым требовалось от командующего войсками
Кавказской линии мнение о системе действий на Кавказе. Я
воспользовался случаем, чтобы развить те же мысли,
которые были изложены в моей записке 1840 года и вполне
одобрены генералом
Гурко. В
написанном
мною
пространном
рапорте выставлялись невыгоды и даже опасность
расположения наших войск,
огромном протяжении во множестве малых и слабо
укрепленных пунктов; высказывалось, что если, с одной
тогдашнего
раздробленного
разбросанных на
стороны,
не приносили положительных результатов временно
предпринимавшиеся «экспедиции»
против
непокорных
племен,
еще невыгоднее оставаться в
большими отрядами
другой стороны, было бы
пассивно-оборонительном
то,
с
положении, как было тогда предписано. Бездействие наше было
бы принято горцами за признак нашей слабости, дало бы
полный простор Шамилю утвердить и распространить свою
власть над туземными племенами и даже могло бы иметь
последствием упадок духа в наших войсках*. Из
рассмотрения различных способов действий выводилось заключение о
необходимости устройства впереди наших кордонных линий
фортов, предполагавшихся прежде, в виде
линий, а небольшого числа крупных пунктов,
не малых
передовых
*
Далее
в
генерал
в
виде
автографе зачеркнуто авторское примечание: Странно, что
Фрейтаг, один из умных и опытных местных начальников,
высказывал
совершенно
противуположное
мнение,
предположении,
что
сами
чеченцы
будто бы
не
что следовало
судьбы в
долго будут
на некоторое время оставить Чечню на произвол
том
выносить
железную власть Шамиля и сами сделают переворот в нашу пользу.
Как жестоко мнение это было опровергнуто случившимися
событиями
вскоре
(прим. публ.).
33
укрепленных лагерей или
штаб-квартир,
сильными резервами, которые могли
с достаточно
бы предпринимать
во
всякое время и неожиданно наступательные движения в
известном
районе
страхе
и тем
держать окрестное население в постоянном
Основная эта мысль была
и повиновении.
подкреплена примерным указанием числа таких пунктов на всем
Кавказа, с расчетом сил, потребных для
предлагаемой системы. Составленный мною
протяжении
осуществления
рапорта корпусному командиру
генералом
Гурко
11
и подписан
Таким образом,
был
проект
одобрен
вполне
сентября2.
мои медовые месяцы прошли в
служебных. Все работы мои принимались
одобрительно; все редактированное мною от имени
усиленных занятиях
начальством
командующего
войсками
Личные отношения мои
утверждалось
с
генералом
им
без перемены.
Гурко
по
приезде
в
были превосходные: Владимир Осипович
постоянно оказывал мне и моей жене самую любезную
Ставрополь
внимательность. Не могу сказать того же о непосредственном моем
начальнике полковнике
которого,
почти
с
первого
Норденстаме,
времени,
натянутость и холодность в
начал
со
я
обращении
стороны
замечать
со мной.
какую-то
Не могу
и до
объяснить себе причину такой перемены в наших
отношениях: приписать ли это просто его тяжелому, сухому
характеру или щепетильному желанию поддержать
сих пор
начальническую важность перед подчиненным
(особенно со
генералы); или же с моей стороны
ему какой-нибудь повод к
времени производства его в
невольно подан был
неудовольствию? Но казалось, что больше права имел я сетовать на
него за то, что должен был более четырех месяцев жить в
неудобном
и
жалком
помещении
и
платить
за
него,
пока
обер-квартирмейстера занимал НорденВпрочем, я должен прибавить, что охлаждение между
замечалось лишь в тоне обращения; на деловые же наши
казенную квартиру
стам.
нами
отношения никакого влияния не имело.
Как уже сказано было, мы с женой вели жизнь самую
скромную; в хозяйстве своем должны были держаться
строгой бережливости, отказывая себе во всем прихотливом. Но
—
недаром гласит русская пословица
Все, что имели
приборы, женины
34
мы ценных
туалетные
вещей,
где тонко, тут и рвется.
как-то:
украшения
и
серебряные
небольшая сумма
наличных денег
хранилось
(около 1500 рублей ассигнациями),
небольшой шкатулке, которая обыкновенно
в
стояла
(или спальной); окно, не
кроватей, выходило во двор, близ
на подоконнике в комнате жены
далее трех шагов от наших
самых ворот. В одну из теплых июльских ночей я был
разбужен шорохом в комнате; вскочив с постели и отдернув
в окне темную фигуру, которая, схватив
мгновенно
шкатулку,
скрылась за ворота. Пока я набросил
на себя халат и надел сапоги, вор уже исчез, и мы не только
занавеску,
увидел я
какую-либо ценность,
насущной жизни. Я
на первый раз хотя бы
лишились того немногого, что имело
но остались без копейки даже для
был просить
небольшой суммы в
должен
ходатайству
Что
о выдаче мне
счет жалования; впоследствии же по
начальства выдано
было
касается до украденных
остались напрасными;
мнение
приписывало
мне
вещей,
воры
кражу
пособие
1000 рублей.
в
то все розыски полиции
были найдены, хотя общее
беглым арестантам, которые,
не
остроге и
городской полиции, нередко укрывались в
местных оврагах, ближайших к нашей слободке. По прошествии
благодаря распущенности
в соседнем
с
нами
негодности
нескольких недель
огородов
слободки
случайно была найдена в одном
разбитая шкатулка.
Еще припоминаю
на
Ставрополь
пронесшейся
в течение этого лета один день, когда
От
налетела густая туча саранчи.
массы насекомых оставался некоторое время след
в виде толстого слоя
и
из
только пустая,
пыли,
покрывавшего улицы города
прилежащую к нему степь.
После долгого
нашего ожидания, наконец в
Норденстам
потребовалось еще
в
свое
месяце генерал
переселился
жилище; но
некоторое время на
октябре
новое
необходимую
ремонтировку прежнего его помещения, которое
лишь в начале
ноября. Оно
нашего временного пристанища,
города,
и
также
состояло из отдельного,
выходившего своим
фасадом
мы заняли
находилось не очень далеко от
на
на самой
окраине
одноэтажного домика,
обширное поле, за которым
другой солдатской
виднелись вдали низенькие домики
слободки. Позади
дома и двора был небольшой сад, смежный с
обширным садом, принадлежавшим к дому
самого командующего войсками. Все казенные дома, не
исключая и помещения главного начальника края, были од-
другим, более
35
поэтажные, похожие по наружности на казармы в бывших
южных военных поселениях. В таких же постройках
размещены
были
и части
затейливое, было
комфортабельнее
штаба. Новое наше жилище,
—
прежнего
в такой глуши.
хотя вовсе не
все-таки несравненно просторнее и
Однако
и что всего важнее
и здесь
находилось не
перед нашими окнами прямо
на север расстилалась
необозримая степь, производившая
крайне унылое впечатление, особенно в зимнее время.
С наступлением осени стали постепенно съезжаться
отсутствовавшие члены ставропольского общества; городская
жизнь несколько оживилась; начались даже балы
Дворянского
собрания,
происходившие
Наитаки. Раза два
моя жена.
в
единственной гостинице
в течение осени появлялась на этих
Я рад был,
балах
и
что ей пришлось наконец выйти из той
однообразной, домашней жизни, которую она вела в
продолжение всего лета; ей необходимо было какое-нибудь
развлечение.
прибытием
(атамана
этих
Круг
ее знакомства несколько расширился с
жен генерала
Безобразова, Норденстама, Николаева
войска) и других. Впрочем, в
линейного казачьего
было мало удовольствия; все отношения
обменом церемонными визитами. Приятнее
знакомствах
ограничивались
молодой и красивой женой
председателя казенной палаты Де-Роберти. С нею жена моя
преимущественно и сблизилась, пока не приехала в
Ставрополь симпатичная баронесса Торнау.
всех других было знакомство с
ПЕЧАЛЬНЫЙ КОНЕЦ 1843 ГОДА
Уже
с августа месяца получались тревожные известия с
флайга.
Значительное скопище горцев собралось у
Дылыма, близ границы Кумыкской равнины; можно было
предполагать намерение неприятеля помешать строительным
работам в новом укреплении Куринском. Однако же вскоре
открылось, что Дылымское скопище обратилось в сторону
левого
Дагестана, а затем получено было сведение, что Шамиль с
большими силами появился 28 августа у селения Унцукуль
(на Аварском Койсу), что вышедший из Цатаныха на
Унцукуля небольшой отряд полковника Веселицкого
был окружен неприятельскими силами и весь истреблен,
выручку
причем
в
руках у горцев
остались два орудия, а затем самый
Унцукуль, державшийся двое суток
Шамиля, был взят, и уцелевшие из
против
всей
массы
гарнизона
укрепления 60 нижних чинов принуждены были сдаться.
Известие это поразило нас как гром среди ясного дня.
Шамиль, пользуясь нашим бездействием
раздроблением войск, успел утвердить свою власть над
Оно указало, что
и
всеми племенами Чечни
решился сам
перейти
опасения относительно
которые
только
что
в
и нагорного Дагестана и теперь
наступление. Таким образом, те
тогдашней нашей
высказаны
были
системы
в
действий,
составленном
мною
проекте рапорта от имени командующего войсками,
подтвердились фактически. Последующие известия,
приходившие одно за другим из Дагестана, все более были
печальны.
Командующий войсками в Северном Дагестане
генерал-майор Клюки фон Клугенау, собрав все, что было у него
свободных войск, поспешил с ними к Цатаныху; но тут,
увидев несоразмерность своих сил с неприятельскими, вынужден
был стянуть свои войска к Хунзаху;
распоряжался беспрепятственно и в
а между тем
течение
Шамиль
каких-нибудь
37
двух недель овладел всеми нашими укреплениями,
защищавшими Аварию и сообщение Хунзаха с Темир-Хан-Шурой. Слабые гарнизоны этих укреплений были истреблены;
все орудия и запасы достались в руки неприятеля; все почти
население
Аварии
20 сентября
во всем нагорном
и
Койсубу передалось Шамилю,
Дагестане оставался в нашей
и
к
Хунзах без обеспеченного сообщения с плоскостью.
Такой печальный оборот дел, конечно, встревожил
тифлисское начальство. Можно было опасаться потери всего
Дагестана и гибели остальных войск, разбросанных малыми
власти один
частями на всем протяжении от
Гурко
Судака
до
Самура. Генерал
корпусного командира генерала Нейдгарта предписание отправиться лично в Северный Дагестан,
принять там главное начальство и выручить блокированного
получил
от
в Хунзахе генерала Клюки. Немедленно генерал Гурко
собрался в путь и, прибыв в Темир-Хан-Шуру (18 сентября),
начал стягивать разбросанные части войск. Он не взял с
собою ни Норденстама, ни меня, дабы не расстроить общего
ведения дел на всем протяжении линии при тогдашних
Притом,
генерал Гурко, вероятно,
придется оставаться долго в
Дагестане, вне пределов непосредственно подчиненного ему края.
К счастью нашему, Шамиль после одержанных им
тревожных обстоятельствах.
и не
предполагал,
что ему
огромных успехов счел необходимым приостановить на
некоторое время свои наступательные действия в Дагестане.
конце сентября он с главной частью своих сил вдруг
обратился
в другую
сторону
и
В
совершенно неожиданно
крепости Внезапной, в которой оставался гарнизон
всего из 5 рот. 30 сентября толпы горцев стремительно
напали на селение Андреево и уже ворвались было в него; но
подступил
к
смелое
появление на помощь андреевцам неустрашимого
командира Кабардинского егерского полка полковника
Козловского с одной ротой и одним орудием остановило на
этот раз успехи Шамиля. Толпы его обращены были в
бегство,
и в
большую
ту
же
ночь он
отдых на время поста
Этот
войскам
отступил, а вслед за тем распустил
часть своих скопищ, чтобы дать им месячный
перерыв
в
несколько
(ураза).
действиях
беспрепятственно удалиться из
38
его дал
оправиться;
возможность
генерал
Хунзаха,
Клюки
нашим
мог
оставив однако же в
Ф. Клюки фон Клюгенау
нем 4 батальона с орудиями, под начальством
подполковника Генерального штаба Пасека. Решившись
собой
этот
опорный пункт
нашего господства в
удержать
Аварии,
генерал Клюки должен был оставить еще 2 батальона с
несколькими орудиями на сообщениях Хунзаха с Шурой,
Белоканах
и
Гергебиле,
так что генерал
полученные подкрепления, мог
собрать
за
в
несмотря на
Гурко,
в Темир-Хан-Шуре
более 6 слабых и расстроенных батальонов с 10 орудиями.
Вот все силы, которые имел он под рукой.
не
октября возобновил свои
наступательные действия, подступив с большими силами к
Гергебилю. Занятием этого пункта он хотел, по-видимому,
разобщить наши войска, находившиеся в Аварии, в Южном
и Северном Дагестане. Слабый гарнизон гергебильского укМежду
тем
Шамиль
в
конце
39
(всего 2'/2
репления
роты при 5
продержался до
приступов,
орудиях), отбив
4 ноября, когда
на
несколько
окрестных
горах появился сам Гурко, поспешивший на выручку
осажденным. Но приведенный им последний резерв был так слаб,
что он не решился с такими малыми силами спуститься в
Койсу,
ущелье
к самому укреплению.
подкреплений
прибытие
Южного
из
Надежды
на
Среднего Дагестана
и
не
осуществиться, так как и в тамошнем населении
началось уже сильное брожение. Опасаясь за самую Шуру,
могли
генерал
Гурко
счел нужным
6-го
числа отступить к этому
Малочисленный гарнизон Гергебиля,
сократившийся до 50 человек, продержался еще два дня, и только 8 ноября
горцам удалось наконец ворваться в укрепление.
Этот новый успех, одержанный горцами почти на глазах
пункту.
самого генерала Гурко, окончательно утвердил господство
Шамиля в Дагестане. Акуша и Цудохара (в Среднем
передались на его сторону; мехтулинцы
Дагестане)
(в Северном)
также возмутились; даже в шамхальстве начались волнения.
Шамиль
с огромным скопищем, силою до
двинулся к самой
Шуре
30
тысяч человек,
обложил ее, между тем как толпы
Пасека в Хунзахе, другие вторглись
и
горцев сторожили отряд
мехтулинские владения, а тысяч шесть горцев
бросились к
(на берегу Каспийского моря), где
находился огромный склад запасов. 11 ноября они обложили
это укрепление, открыли по нему огонь из орудий и даже
бросались не раз на штурм. Слабый гарнизон был в
в
Низовому
укреплению
положении и готовился уже взорвать укрепление, как
вдруг появился на выручку его начальник левого фланга
генерал Фрейтаг с небольшою колонной наскоро собранных
им войск. Быстрое прибытие его спасло Низовое укрепление;
отчаянном
но
Фрейтаг
не решился с таким малым отрядом мериться со
всеми силами
Шамиля, чтобы освободить
быть
опасно и для левого
возвратиться на
Кумыкскую
Низовое было очищено,
С другой
фланга;
а потому он поспешил
истреблены.
Пасек, вследствие
предписаний генерала Гурко,
и находившиеся в нем запасы
стороны, подполковник
16 ноября
очистил
Хунзах,
присоединив
себе находившийся
40
из
его могло
равнину; жалкое укрепление
неоднократных и наступательных
к
Гурко
генерала
блокады. Притом, более продолжительное отсутствие
отошел
там
к
Белоканам и,
батальон, продолжал
дви-
жение на
Зыраны. Но
далее путь ему был уже прегражден
неприятелем, занимавшим
Бурундук-кале
и выход из
Ирга-
найского ущелья на плоскость. В тылу его Белоканы также
были заняты неприятелем, так что Пасек оказался
Зыранах, в глубоком ущелье Аварского Койсу.
Таким образом, наши войска в Северном Дагестане
окруженным в
блокаде,
разобщенные между собой
оказались в тесной
Евгениевском
и
в
сообщений,
лишенные всяких
в
трех пунктах:
Зыранах. Все,
Шуре,
укреплении
мы
чего
достигнуть
успели
тяжелыми усилиями в продолжение многих десятков лет,
было утрачено в какие-нибудь
чтобы утвердиться в том крае,
—
два месяца. Войска наши понесли огромные потери;
гарнизоны мелких
укреплений истреблены;
владыкой большей
сделался полным
Кавказа.
Относительное
изменилось
как
в
орудий,
Шамиля, который
множество
оружия, запасов военных досталось в руки
части
Восточного
наше положение к горцам совершенно
военном,
Тактический перевес
так и
в
нравственном смысле.
на нашей стороне значительно
уменьшился с тех пор, как в руки неприятеля попала артиллерия.
Шамиль уже имел как бы организованную военную силу,
которой распоряжался по определенному плану. При
последних боевых встречах замечалось в
бы начало
действии
его скопищ как
обучения
подражание нашему
по
сигналам. Выстрелы
цепи
двигались
Так,
строю.
стрелков
из забранных у нас орудий были направляемы довольно
удачно и разбивали с успехом наши жалкие укрепления. Но
тактического
в
было то, что среди туземного населения
было прежнее обаяние русского имени.
всего важнее
поколеблено
Встревоженный
опасным
положением
Нейдгарт
дел,
счел
корпусной
необходимым
командир генерал-адъютант
переместиться ближе к театру военных действий и
принять на себя непосредственно общие распоряжения по
лично
всей Кавказской линии
Дагестану. Избрав местом
Екатериноградскую, он предписал туда
же прибыть генералу Норденстаму и мне. Вечером 27 ноября
выехали мы вместе из Ставрополя.
и
пребывания своего станицу
В первый раз пришлось мне разлучиться с
Невыразимо тяжела была эта разлука для
женой.
особенности грустно
мне
было то,
что она,
молодою
нас
обоих. В
бедняжка,
оставалась в полном одиночестве; в изолированном доме, на краю
41
города, в
пустынной
заботиться
о
местности.
домашнем
Ей приходилось впервые
нелегко было
хозяйстве, которое
вести в таком захолустье, как
Ставрополь,
и при наших очень
средствах. К тому же она была беременна,
одна мысль о возможности ее болезни.
стеснительных
меня
пугала
и
Единственную надежду возлагал я на доброго старика врача
Ясинского, обещавшего мне часто навещать ее.
Приезд корпусного командира в Екатериноград был
назначен
28-го числа; поэтому Норденстаму
очень торопиться и ехать
прибыли
в
и мне следовало
безостановочно. Тем
Екатериноград
28
только в ночь с
когда генерал Нейдгарт уже находился
там.
не менее, мы
на
29 ноября,
Одновременно
приехал туда бывший мой товарищ подполковник
Генерального штаба Николай Иванович Вольф,
присланный из Петербурга с поручением от военного министра к
с нами
генералу
было приказано оставаться
чтобы доставлять
обстоятельные известия о положении дел
Нейдгарту*. Вольфу
временно при корпусном командире,
министру частые и
Кавказе. В Екатериноградской станице
помещение в
был
одной
из казачьих хат совместно с
очень доволен, вспоминая
былое
на
отвели мне
Вольфом,
чем я
наше сожительство в
пребывание мое на Кавказе.
Помещение наше было неприглядное; оно состояло из
одной темной и холодной комнаты, с полуразвалившейся
первое
печью, одним столом, одним стулом и скамейкой. Спали мы
в первое время на полу, на сене, что было очень неудобно,
по
множеству крыс
и
всяких насекомых.
Однако
же
потом
достали где-то плохие кровати, и тогда жилье наше приняло
несколько
более опрятный вид. В соседней
(отгороженной
от
сеней)
с нами комнате
поместили мы импровизированную
нашу канцелярию, с четырьмя писарями, а в холодных сенях
Вольфа и приехавший с ним фельдъегерь.
Н.И.Вольфом вывело меня из довольно
критического положения, в которое поставил меня Норденстам. Приняв предложение его ехать вместе с ним, в его
экипаже и с его прислугой, я положился на его заявление,
водворились слуга
Сожительство
*
с
В автографе далее зачеркнуто примечание автора: подполковник Вольф
преподавал в Военной академии обязанности офицеров Генерального
штаба. В отсутствие его преподавание этого предмета было возложено
на полковника князя Голицына (прим. публ.).
42
Д.В.Пассек
было надобности брать с собой лишнего багажа,
какими-либо предметами домашнего
хозяйства, даже иметь особый чемодан. По прибытии в
Екатериноград, когда пришлось мне поместиться отдельно от моего
что мне не
ни
запасаться
(чему, впрочем, я был очень рад), очутился я
совершенно в беспомощном положении: без прислуги, без
самых необходимых вещей; а между тем оказалось к нашему
спутника
горю,
что
пребывание
наше
в
Екатеринограде
могло
затянуться на более продолжительное время, чем мы
предполагали. Таким образом, мне пришлось жить как бы
прибывшего
путешественник,
издалека
запасся
Н.И.Вольфа, который,
всем
необходимым
краю и любезно делился, чем мог, со
давнишний мой знакомец, усердно
в гостях у
как
для жизни в диком
мной; слуга
же
его,
мне прислуживал.
43
С
Екатериноград Норденстам засадил
первый день
представиться корпусному командиру и только на следующий день,
30 ноября, приглашен был к нему на обед. Генерал Нейдгарт
самого
меня за
в
приезда
работу,
так что я даже не мог в
при этом обошелся со мною очень сухо, чему, впрочем, я не
удивился, зная, что вообще он не отличается
приветливостью и любезностью. Но и потом, в тех редких случаях, когда я
удостаивался приглашения к обеду корпусного командира,
он как будто вовсе не замечал меня и только раз обратился ко
мне
с
какими-то
служебных
В
незначительными
он ни
разу
Екатеринограде
вопросами.
не удостоил меня
О делах
же
разговором.
вели мы жизнь невеселую; на всех лицах
выражалось мрачное настроение.
Но более,
ком-либо,
Да, надобно
чем на
замечался на мне этот отпечаток грусти и тоски.
Екатеринограде была до
неудобствах
был постоянно иметь дело и работать
сознаться, что моя жизнь в
крайности неприглядная.
материальных я должен
При
всех лишениях и
до вечера с человеком, с которым отношения мои
натянутые
и холодные.
вставал
я
рано,
Дни
часов
в
с утра
были
однообразно:
бессонницы, частью
мои проходили очень
6,
частью
от
потому, что еще до рассвета начиналось уже движение в
писарей. Затем большую часть утра должен
Норденстама, который жил через дом от
нашей хаты. Приходилось ходить к нему по несколько раз в
день, пробираясь с трудом по невылазной грязи, в которой
случалось оставлять галоши. Хотя в ночь с 30 ноября на
соседней
был
комнате у
проводить у
1 декабря выпал снег, но он продержался недолго и только
усилил слякоть на улицах станицы. К довершению неудобств,
Норденстама приходилось работать по целым
обширной зале, такой холодной, что сам хозяин сидел
обыкновенно в меховом тулупе. Случалось, что я буквально
в
квартире
часам в
дрожал от холода, так что при всей своей черствости даже
он, Норденстам, предлагал мне надевать шинель. Пробыв
таким
образом большую
возвращался
домой
Н.И.Вольф
к
часть утра с
2 часам,
в
то
Норденстамом,
время,
уходил обыкновенно к генералу
же приносили из харчевни простых
чаем.
когда
Впоследствии слуга Вольфа
я
сожитель
мой
Нейдгарту;
мне
щей, которые
запивал я
доставал иногда
фазанов
продавались на базаре в изобилии) и жарил их, как
умел; но это лакомое блюдо гастрономов, обращенное в ежед-
(которые
44
невную и почти исключительную пищу, при неискушенном
приготовлении скоро совсем опротивело. В послеобеденное
время, пока сожитель мой, по возвращении от корпусного
командира, предавался сну,
случалось нередко,
что и
я
продолжал
в эти часы
работать;
но
Нор-
присылал за мною
денстам, часто по самым ничтожным поводам. В 8 часов
Н.И.Вольф ежедневно уходил опять
Нейдгарту на партию виста. В отсутствие его я
вечера
одиночеством,
деятельная
писали
можно
чтобы
писать жене,
переписка.
Как она,
генералу
с которою велась самая
своей стороны,
с
каждый день длинные послания,
было
к
пользовался
так и я,
хотя отправлять их
только в дни отхода почты или с курьерами, по
Ставрополь и обратно. К нашему
письма
доставлялись крайне медленно и неаккуратно.
горю,
были
до того плохи, что случалось даже курьерам
Дороги
добираться до станций на волах; большею же частью
временам посылаемыми в
посылались
курьерами
казаки
верхом.
Как для меня,
так
и для
жены моей частые и длинные письма составляли
единственное утешение в нашей разлуке.
Норденстам
не мог понять,
что находили мы писать так часто друг другу.
Таким образом, могу сказать,
работая,
много
только по делам
я
мало
с
что
виделся
я
вел
и
жизнь
выходил
узника:
из
дома
Норденстаму. Впоследствии,
морозов улицы сделались удобопроходи-
службы
когда с наступлением
кем
к
мыми, я позволял себе иногда, под вечер, ходить по
станице или на берега Малки, чтобы подышать свежим воздухом.
Живя вместе, в одной тесной комнате, мы с
Вольфом
различный образ жизни, что толькоизредка
удавалось нам, преимущественно по вечерам, заводить
дружеские беседы. При здравом, практичном уме Вольфа
вели
такой
было
можно
вести с ним серьезные разговоры как о предметах
общего интереса, о делах
вопросов личных;
честные.
мнения
Несмотря
и
советы
так и касательно
были всегда дельные
и
на видимую сухость его характера, даже
некоторую желчность,
дружелюбно
служебных,
его
он
всегда относился
ко
мне
Поэтому
откровенный обмен мыслей. Между прочим, не скрывал
него неприятностей и невыгод своего служебного
и с участием.
я охотно входил с ним в
я от
положения, как вследствие натянутых отношений с ближайшим
моим начальником, так и недостаточности материальных
45
средств для существования с семьей. Ему впервые заявил я
намерение искать другой службы. Действительно, уже в это
время запала у меня мысль об оставлении Кавказа при
первой возможности. Н.И.Вольф отклонял меня от такого
намерения, советуя несколько потерпеть, в надежде на
открытие
какого-либо более подходящего места здесь же на Кавказе.
С первых же дней пребывания корпусного командира в
Екатеринограде
местностей
постепенно
съезжались
туда лица
со
всех
Кавказского края. Уже 30 ноября прибыл барон
Ставрополь.
Нейдгарт, разрешил ему отвезти жену и
немедленно возвратиться в Екатериноград. С удовольствием
увиделся я с бароном Торнау и познакомился с его женой,
женой, проездом
с
Торнау
из
Тифлиса
в
Дядюшка его, генерал
милой, образованной, умной женщиной*. Меня радовал
приезд в
Ставрополь;
настоятельно просил я,
познакомилась с моею женой.
Барон
и
чтобы
ее
она
баронесса Торнау
Ставрополь
сдержали данное мне слово: немедленно по приезде в
они посетили мою жену и в короткое время очень
с нею.
Из
всего ставропольского
сблизились
общества баронесса Торнау
сделалась самым приятным для моей жены знакомством.
Вскоре после Торнау приехали в Екатериноград
Генерального штаба барон Росильон, того же штаба
капитан Бибиков; затем из Ставрополя граф Штакельберг и
Ермолов. Последние двое вздумали было поселиться у нас,
подполковник
но увидев, в какой тесноте мы сами живем, и переночевав
кое-как в разных углах нашей хаты, на
другой
день
приискали себе особое помещение. Из всех этих приезжих приятнее
старый мой товарищ
штабу Росильон, который
Гвардейскому
для меня был
по
генеральному
иногда по вечерам
приходил ко мне
мыслей.
и своею
Однако
веселого, оживленного
печальные
собеседника;
обстоятельства
Екатеринограде
в
беседой развлекал
и на нем отразились
того времени.
лишь несколько
Позже приехал
К сожалению,
—
пробыл
товарищей, а
Ипполит
Вревский. Как друг
барон
Екатерина Александровна Торнау была побочная дочь князя
брата супруги генерала Нейдгарта, и воспитывалась
Черкасского, родного
доме
46
он
дней.
еще один из прежних
теперь подчиненных моих
*
меня от грустных
же я уже не нашел в нем прежнего
последнего,
вместе с его дочерьми.
в
Вольфа, он просиживал у нас многие часы,
преимущественно поздно вечером и даже часть ночи; но я не
стеснялся его присутствием и продолжал писать или засыпал
детства
свой обычный час, под монотонный говор
В
своих
в
друзей.
числе приезжих были некоторые местные начальники
Екатериноград корпусным командиром:
и правого фланга линии
генерал-майоры князь Владимир Голицын и Безобразов; оба атамана
казачьи: линейного войска
Николаев и Черноморского
Завадовский. Прибыл также из Тифлиса начальник
артиллерии кавказской генерал-лейтенант Козлянинов, один из
первых моих начальников в гвардейской артиллерии. Не
упоминаю о целом сонме съехавшихся чинов Тифлисского
штаба. В числе их познакомился я с корпусным обер-квартирмейстером полковником Герасимовым.
Таким образом, станица Екатериноградская,
края, вызванные в
начальники центра
—
—
обыкновенно безжизненная и глухая, сделалась временно главной
квартирой высших властей всего Кавказа. Генерал Нейдгарт, еще
мало знакомый с краем, созвал главных местных
сбору
Дагестану. Необходимо было во
генерала Гурко, блокированного в
начальников, чтобы совещаться с ними о средствах к
достаточных сил для подания помощи
что
бы
ни стало выручить
Шуре, и Пасека, находившегося в
Зыранах. Долгое время мы не имели
отчаянном положении в
от них никаких
известий.
Знали через лазутчиков, что отряд в Зыранах, несмотря на
свою малочисленность и весьма невыгодную позицию,
отбивался от окружавших его скопищ неприятельских; но ему
угрожало полное истощение запасов продовольственных и
боевых; приходилось уже питаться кониною и голодать. От генерала
Гурко первые известия, также через посредство туземцев,
получены были в Екатеринограде 6 декабря. С напряженным
нетерпением ожидались донесения генерала Фрейтага,
которому предписано было собрать все, что только было возможно
же
войск и казаков, чтобы идти на выручку
вызваны
были последние
казачьи
Шуры. Для
резервы;
наскоро
этого
вооружены
из внутренних губерний России маршевые
батальоны, состоявшие из рекрут, назначенных на укомплектование
кавказских войск, и т.д. Все главные распоряжения исходили
из Екатеринограда, и, разумеется, большая часть работы
прибывшие
лежала на мне.
Но время года
и
распутица чрезвычайно замедля47
ли передвижение войск и еще
более транспортов
боевыми.
с
необходимыми запасами продовольственными и
Фрейтаг, собрав
Наконец, генерал
отряд из
6'/2
рекрут), 1400 казаков
и 18 орудий, двинулся 9 декабря через Кази-юрт к Темир-Хан
Шуре. Появление его 14 декабря заставило Шамиля снять
батальонов
(с
включением в то число до
2
тысяч
-
блокаду и
стянуть свои
Шуру,
и
генерала
другой
на
Гурко
и
силы
день,
Фрейтага,
Казанищам. Фрейтаг вступил
к
в
15-го числа, соединенные войска
выступив из Шуры, атаковали
Шамиля у Больших Казанищ. Горцы потерпели полное
поражение и бежали*. Все шамхальство и мехтулинские
владения были очищены от неприятеля. Оставалось выручить отряд
скопище
Пасека, продержавшийся ровно месяц в самом ужасном
декабря он был также высвобожден из блокады
положении. 17
и
присоединился к пришедшим на выручку его войскам.
Радостное известие об этом счастливом обороте дел
Екатериноград утром 21 декабря сыном
Нейдгарта, присланным курьером от генерала Гурко.
Приезд этого давно желанного вестника произвел у нас
привезено было в
генерала
общий восторг; все лица оживились, повеселели. Но что
были испытывать те, которые сами высидели
же
должны
блокаде и были, наконец,
высвобождены из отчаянного положения! В числе их возбуждал
целый месяц в тесной
особенное
сочувствие
случайно попал
поплатился за
прибрежная
на
сам
часть
некоторое
генерал
Гурко, который
совершенно
несчастную дагестанскую катастрофу и
чужие грехи. С удалением Шамиля вглубь гор
в
Дагестана могла считаться обезопасенной
по крайней мере, на зиму. Поэтому
время,
генерал Гурко поспешил покинуть этот злосчастный край,
чтобы возвратиться к прямым своим обязанностям.
Генерал Нейдгарт решил оставаться в Екатеринограде
до приезда генерала Гурко, которого ожидали к 26 декабря.
Но большей
разрешено
части созванных туда местных начальников было
неотлагательно
разъезжаться
Молодой Нейдгарт отпущен был
Барону Торнау,
Екатериноград под
не
спешившему
предлогом
оставаться спокойно в
*
48
В
автографе зачеркнуто:
болезни,
к
своим
возвращаться
послано
Ставрополе. Даже
в горы
по
своей семье
(прим. публ.).
было
и
в
местам.
Тифлис.
в
приказание
Н.И.Вольф
в са-
мый день Рождества выехал
несколько
дней
в
Тифлис,
оставив меня на
в полном одиночестве.
Нужно ли говорить, с какой завистью смотрели на
уезжавших те, которые были обречены на заточение до
последнего дня и должны были встретить Рождественские
праздники
грустной обстановке,
в
вдали
К числу
от семейств.
таких, конечно, принадлежал и я. Чем ближе подходил
конец печальной разлуки с
становилось
этого
ожидание
письма жены,
меня
женой,
конца.
тем томительнее
Несмотря
на
успокоительные
постоянно тревожило ее одинокое
и разные неудобства домашней обстановки,
особенно с наступлением зимнего времени, когда наше
жилище буквально заносится снегом. Уже с 6 декабря Ставрополь
положение
покрылся белой пеленой,
на
7-е
и началась санная езда; но в ночь
число поднялась такая метель, что к утру
перед домом снеговой вал,
выйти
из дома,
ни
попасть
в
и не
него.
Ясинскому, приехавшему утром
было,
по
распоряжению
арестантов из острога,
таким
образом
жена моя
образовался
было возможности
ни
Только благодаря доктору
навестить жену,
коменданта,
несколько
чтобы прорыть въезд
была высвобождена из
прислано
десятков
во двор,
и
заточения.
Но
метель снова наносила целые горы снега,
продолжавшаяся
8-го
так что утром
открыть ставни
числа оказалось даже невозможным
арестантов, чтобы разгребать
повторялась
фасада дома, а повар не мог
Пришлось вторично послать
снежные бугры, и такая работа
переднего
для закупки припасов.
несколько
дней сряду,
выйти
до 10-го числа, пока
Благодаря такой погоде жена моя почти совсем
не выходила из дома; только изредка видалась с любезною
продолжалась метель.
баронессой Торнау; раза два,
по ее приглашению, каталась
встретила праздник Рождества.
отпраздновали мы этот день
в санях; у нее же жена моя
В
Екатеринограде
официальным
порядком: утром происходил у корпусного
командира общий прием поздравлений; затем съезд к обедне в
станичной церкви; наконец, парадный обед у генерала
Нейдгарта. Все обошлось с обычной сухостью и
натянутостью;
но в этот
раз уже не было прежней угрюмости
Все были
лицах как самого хозяина, так и его гостей.
одной
мыслью
о
предстоящем
скором после того выезде из
на
заняты
приезде генерала Гурко
и
Екатеринограда.
49
Вечером
того
же
дня
приехал
Гурко
генерал
—
ранее,
чем было возвещено первоначально. Это было общей
радостью. Немедленно же я поспешил явиться к своему
уважаемому начальнику, который принял меня
приветливостью и
любезностью;
с
обычной
но в этот вечер я мог видеться
с ним лишь несколько минут, так как он торопился к
Нейдгарту. Весь следующий день, 26-го числа, прошел
в свиданиях, разговорах, совещаниях, а также в
приготовлениях к отъезду. Генерал Гурко имел продолжительные
генералу
разговоры с корпусным командиром,
Норденстама,
обедал у него, принимал
меня и других служащих.
Наконец наступил давно желанный день. 27 декабря
утром
выехали из
Екатеринограда в противуположные
в Тифлис, а Гурко
в Ставрополь.
и мы с Норденстамом, а затем и все
стороны: генерал Нейдгарт
В тот же день выехали
—
—
другие поспешили, кто как мог, покинуть печальную
которой выдержали мы целый месяц заточения.
И вот, наконец, утром 29 декабря я дома. Нужно ли
говорить, какой это был счастливый день и для меня, и для
жены. По крайней мере, Новый год встретили мы вместе.
станицу, в
НАЧАЛО 1844 ГОДА
Первые два-три месяца 1844 года прошли как-то
незаметно для меня. Заваленный письменною работой по штабу,
в то же время находился в тревожном ожидании первых
родов жены и должен признаться, что страшился этого
критического момента более, чем она сама. Поэтому большою
я
для меня радостью было известие о намерении моей тещи
приехать в
Сначала
Ставрополь
ко времени предстоящих родов жены.
мы даже не
поверили такому радостному известию,
зная, с какими затруднениями была сопряжена для моей
тещи эта дальняя поездка, притом в зимнее время. Она
должна была оставить на попечении посторонних лиц младшую
Дору, которая в этом году готовилась к конфирмации,
что, по принятому в протестантской церкви обычаю,
дочь
составляет эпоху в жизни девушки.
положительное решение
путешествие, я
свои
обратился
планы
так,
Когда
нашей старушки
к ней с
чтобы
же выяснилось
предпринять
убедительною просьбой сообразить
оставаться
с
моею женой
и
после
родов ее на время новой отлучки моей по случаю
продолжительной экспедиции. Так она и поступила.
Приехав в Ставрополь в конце февраля, она поместилась в
приготовленной для нее комнате, рядом со спальной жены,
предстоявшей
и оставалась с нею до половины августа. Жена моя
бодро и 15 марта, в 8 часов
благополучно разрешилась дочерью, которую нарекли
Елизаветой, в память моей покойной матери. Крестным
отцом ее был Влад Осип Гурко, а крестною
матерью бабушка новорожденной.
Отношения мои с генералом Гурко в это время были
переносила тяжелый период довольно
утра,
самые приятные. Он оказывал мне
и жене
моей всякие
моими, по-видимому, был доволен; все,
представляемое мною, было одобряемо. Со всеми сослужив-
любезности; работами
51
обществом ставропольским
цами и вообще с
был
я ладил,
а со
приятельских отношениях. Только с
непосредственным моим начальником генералом Норденмногими
даже
в
стамом отношения мои оставались по-прежнему холодными
и натянутыми.
Педантизм
его часто выводил меня из
обращении отталкивала от него. Все более и
убеждался в том, что мы долго ужиться вместе не
Притом чрезмерная ограниченность моего
терпения, а сухость в
более я
можем.
содержания, недостаточного для самого скромного существования
с
семьей, побуждала
этом
брату Николаю
и
в
сообщил
я
еще
в
службы. Об
конце
1843 года
Горемыкину. И
и
своих советовали
Кавказе
меня искать другого рода
своем
намерении
мне
не
особенности
покинуть совсем военную
тот, и другой в ответах
торопиться оставлением места на
меня от мысли
отклоняли
службу. Впрочем,
я и не имел в виду
предпринять что-либо решительное прежде окончания
предстоявшей в то лето большой экспедиции под начальством
генерала Гурко; вопрос же о перемене службы был поднят
конфиденциальной переписке с друзьями именно для
заблаговременно подготовить себе новый путь*.
При личном свидании генерала Гурко с корпусным
командиром в Екатеринограде было между ними условлено
производить в течение зимы внезапные набеги в Чечню, как
со стороны левого фланга линии, так и Владикавказского
мною в
того, чтобы
округа. Однако же предположение это не приводилось в
исполнение: с 1 января началась в том крае почти постоянная
оттепель; дороги сделались непроходимыми.
горцы,
в
ожидании
с
держались наготове;
нашей
а
стороны
Между тем
нападений,
все
время
потому движения наших отрядов не
быть внезапными набегами, как предполагалось. Но
всего важнее было то, что наши войска, изнуренные и
могли
обносившиеся вследствие беспрерывных в течение всего 1843 года
движений и боевых действий, крайне нуждались в отдыхе,
чтобы успеть приготовиться к предстоявшим весною новым
движениям и экспедициям.
Между
корпусным командиром
и
велась переписка о планах предстоявших
поправить дела
*
52
на
Кавказе,
генералом
Гурко
действий. Чтобы
доведенные до
крайне
печального
В автографе зачеркнуто: обеспеченный путь отступления (прим. публ.).
положения, решено было в
Петербурге
еще усилить
подкрепление их направлен был почти
весь 5-й пехотный корпус под личным начальством
кавказские
генерала
войска,
Лидерса,
и
и
1844 года военные силы на
с 14 донскими казачьими
так что к весне
68 батальонов
Кавказе достигли
полками
на
числом
соответствующим
Представлялся вопрос:
артиллерийских орудий.
как воспользоваться таким
Кавказе приращением сил, чтобы
небывалым на
восстановить наше
господство в крае и достигнуть сколь возможно прочных на
будущее
результатов. Вследствие
командира генерал
Гурко
соображения по этому вопросу.
он к
себе
требования
корпусного
должен был представить свои
Для обсуждения
на совещание генерала
его пригласил
Норденстама
и меня.
чтобы характеризовать личность
моего ближайшего начальника. Высказанное мною
предположение заключалось в том, чтобы сосредоточить по
Припоминаю
возможности
Дагестане и
это
совещание,
большие
силы на левом
фланге
линии и в
действовать двумя большими отрядами
чтобы оттеснить Шамиля
энергически
к
устройству
в
с
той целью,
вглубь
гор и затем приступить
Чечне больших крепостей или
укрепленных лагерей, в которых могли бы держаться круглый
год довольно сильные резервы в постоянной готовности к
наступательным движениям, для удержания в покорности
окрестного населения в известном районе; впоследствии же
позади этих передовых крепостей уже не встретилось бы
к устройству казачьих поселений и кордонной
Сунже. Генерал Гурко склонялся к этому мнению;
генерал Норденстам упорно оспаривал мои
затруднений
линии по
но
предположения, перечисляя всевозможные препятствия сосредоточению
слишком больших сил; в особенности доказывал
невозможность обеспечения их продовольствием, и когда все его
доводы
были опровергнуты,
аргументом:
“Да,
он закончил таким наивным
наконец, кто же
будет
в состоянии командовать
такими
большими силами?..” Генерал Гурко улыбнулся
молча; но,
к сожалению, последствия показали, что в этом
последнем доводе
Норденстам
В марте месяце генерал
командиру свои соображения.
не совсем
был неправ.
Гурко представил корпусному
Главной целью предстоявших
действий ставилось приведение в исполнение предположенного
устройства передовой Чеченской линии. Еще
за год перед тем,
53
марте 1843 года, также вследствие требования генерала
Нейдгарта по этому предмету, сделан был предварительно
запрос начальнику левого фланга генералу Фрейтагу, который
в
представил свое мнение только в начале 1844 года. Начав с
разбора прежнего проекта о передовой Чеченской линии,
представленного генералом
Граббе
в конце
1840 года,
Фрейтаг справедливо находил, что предполагавшаяся тогда линия
укреплений, возведенных при всех выходах из горных
Чечни
и занятых в общей сложности только 4
долин
мелких
батальонами, не принесла бы никакой пользы и нисколько не
повлияла бы на восставшее население чеченское*, а до тех пор,
пока Чечня не смирится, едва ли
водворению казачьих станиц по
Фрейтага
заключался все-таки в
можно
Сунже.
было приступить к
Но проект самого
устройстве такой
же линии
укрепления, как и прежде предполагалось, только в
большем
(в сумме до 8
по
его
батальонов); притом,
расчету, для приведения в
исполнение проекта потребовалось бы не 4 года, как полагал генерал
Граббе, а целых 18 лет. В заключение генерал Фрейтаг
еще
числе и с удвоенною силою гарнизонов
—
высказал очень странное мнение
дел лучше всего
было
что при тогдашнем положении
совсем ничего не предпринимать в
судьбы, в той надежде, что
по
они,
своему легкомысленному характеру, не вынесут
долго тяжелого владычества Шамиля и сами свергнут его. По
Чечне, оставив чеченцев на произвол
выражению генерала
Фрейтага,
нашим утомить терпение
С
следовало
“бездействием
чеченцев”.
таким мнением трудно
было
Генерал
согласиться.
Гурко, опровергнув мысль Фрейтага, в своем ответе корпусному
командиру в марте 1844 года повторил и развил те же
предположения, которые были изложены в прошлогоднем его
рапорте от 11
протяжении
сентября;
хребта
на
центральный
ковского
возвести
с
(один
Ачхоя), каждый
—
*
54
от верховьев
только
три
Сунжи
до Качкалы-
укрепленных
пункта:
при выходе ее из горного
в
3 батальона, и два меньшие
подвижным резервом
около Маюртуна или Автура, другой
у Гехи или
—
ущелья,
а именно: он полагал на всем
Чеченской равнины
р.
Аргуне,
—
на
2 батальона. События последнего времени
В автографе далее зачеркнуто: По мнению генерала Фрейтага, эти
укрепления были бы сами в блокадном положении (прим. публ.).
А.Н.Нейдгардт
в
Дагестане
не только
не
изменили
изложенных в упомянутом рапорте
подтвердили
малых,
верность
высказанного
разбросанных укреплений,
гарнизонами.
Одно лишь
прежних соображений,
с
мнения
об
но даже
опасности
малочисленными
обстоятельство
новое
Гурко,
генерала
—
что неприятель
—
могло оказать влияние в
артиллерией
собственно на образ постройки наших укреплений. В
владел теперь
будущем
предположениях же о
действиях
в
1844 году генерал Гурко заявил,
что при тогдашнем положении дел считал
большие
необходимым
на левый фланг
Дагестан, отложив до другого времени всякие предприятия
на правом фланге (т.е. за Кубанью). Подробный план действий
обратить
сколь можно
силы и
средства
и
не мог
быть составлен,
пока
были
неизвестны
распределение сил и имевшиеся в виду действия в
общее
Дагестане.
55
Только
в конце марта получено
было Высочайше
сборе двух сильных
отрядов: Чеченского,
Гурко, и
начальством
Дагестанского, под
генерала Лидерса. Действия обоих
отрядов предполагалось разделить на два периода: в первый
Дагестанский отряд должен был восстановить русскую власть в
Среднем Дагестане и потом двинуться в Аварию; а Чеченский
вступить в Салатау, занять Чиркей и, установив сообщение с
Северным Дагестаном, заняться перевозкой запасов для
снабжения обоих отрядов на второй период кампании. В этот второй
одобренное предположение генерала
Нейдгарта
о
под начальством генерала
—
—
период имелось в виду обоим отрядам содействовать друг другу
из Чирдвижением в долину Аварского Койсу: Чеченскому
—
Гумбет
кея в
и
Анди,
На основании
а
Дагестанскому
—
через
Аварию.
общих соображений предстояло
разработать более подробный план действий для каждого отряда.
этих
Предназначенные
первоначально в числе
Чеченского отряда войска,
батальонов с несколькими сотнями
в состав
12'/2
артиллерией и грузинской милицией, должны были
предварительно собраться в двух пунктах: у Амир-Аджи-юрта
казаков,
(на
переправе через
намеревался
тому
Терек)
прибыть
и
Червленной, куда
Нейдгарт к 20 апреля. К
у станицы
и сам генерал
был туда прибыть
что
то,
сбор всех частей,
быть окончен не ранее мая, а
же времени, разумеется, должен
генерал
Гурко,
несмотря
назначенных в состав отряда,
мог
перевозочных средств
подвоз запасов в
Таким
на
(транспортов
колесных и
разные складочные пункты
—
сбор
вьючных) и
еще позже.
образом,
женой, не совсем еще оправившейся
Предстоявшая разлука, хотя и более
мне пришлось уже в начале апреля
снова расстаться с
родов.
продолжительная,
и
после
чем прошлогодняя, тревожила меня гораздо менее.
пугало уже
Не
меня одиночество, в котором тогда оставалась жена;
—
теперь она имела дорогое для сердца матери утешение
ухаживать за новорожденным
ребенком,
вскармливала, а, с другой стороны,
затруднительных обстоятельств
которого сама
случае каких-нибудь
или болезни, она могла
в
пользоваться помощью и советами своей
любящей матери.
ЭКСПЕДИЦИЯ 1844 ГОДА
Выезд генерала Гурко
14 апреля. Он пригласил
из
Ставрополя
назначен
меня ехать вместе с ним.
был
на
Генерал
время в Ставрополе в
ожидании родов своей жены, которая вскоре и разрешилась
дочерью. На время отсутствия генерала Гурко исправление
должности командующего войсками на линии (т.е. ведение текущих
Норденстам
остался на некоторое
дел) было возложено на атамана Черноморского казачьего
войска генерал-лейтенанта Завадовского, который, прибыв в
Ставрополь, поселился в доме командующего войсками.
Выехав утром,
прибыли
в
в тот же день в
Вслед
за генералом
прекрасную весеннюю погоду, мы
Георгиевск, где остановились на ночлег.
Гурко ехал барон Торнау с женой,
которая намеревалась провести лето,
году, в
Тифлисе,
в
так же
семействе генерала
нами также подполковник
Муравьев**
штаба Веревкин. Все мы,
как
и
в
прошлом
Нейдгарта*. Ехали
за
и капитан
в Георгиевск,
На
провели приятно вечер у баронессы Торнау.
другой день,
15-го числа, генерал Гурко ездил утром в Пятигорск и
возвратился к обеду в Георгиевск. В тот же день к вечеру доехали
мы до Екатеринограда, где опять переночевали, а 16-го
числа к вечеру прибыли в ст Червленную.
Здесь предстояло нам высидеть довольно долго в
ожидании сбора отряда и подвоза запасов. Как сказано выше,
войска Чеченского отряда стягивались частью к'Амир-Аджиюрту, частью к Червленной и располагались в двух лагерях:
на правом берегу Терека, впереди переправы; другие
одни
верстах в 6 от станицы на левом берегу Терека.
Генерального
съехавшись
—
*
—
В автографе далее зачеркнуто: А барон Торнау должен был отвезти ее
и
действующий отряд (прим. публ.).
Будущий граф Муравьев-Амурский.
затем приехать прямо в
**
57
В Червленной устроился я
Петр, взятый из
прислуживал мне казак
2 часа,
штаба
все лица
довольно
удобно;
Ставрополя.
К обеду, ровно в
отрядом, со
и свита командующего
включением ординарцев
и в том числе двух
юнкеров,
калмыцкой кибитке, разбитой во
столу
занятого
дворе дома,
генералом Гурко. Хозяин обыкновенно
собирались
к
общему
в
сидел на одном конце длинного стола и во время
садившимися
приветлив,
по
обеда
ближайшими соседями,
старшинству чинов. Он был вообще
с
старался поддерживать разговор
любезен, хотя по временам замечались
обращении озабоченность и задумчивость.
со всеми учтив и
в его
и
выражении
В послеобеденное время,
обыкновенно
6 часов,
около
выезжал он
в
верхом
окрестности станицы, в сопровождении
многочисленной свиты. В этих прогулках я редко участвовал,
предпочитая одиночные поездки, которые иногда
берегу Терека, где
Вечера также проводил я
себя в хате, за письменною работой. И в это
в прошлогоднее сидение в Екатеринограде,
предпринимал, преимущественно
по
самому
сохранилась еще узкая полоска леса.
большею
частью у
время, так же как
кроме служебных дел, я вел непрерывную переписку с женой.
Писал ей ежедневно, хотя бы несколько строк; это вошло уже
в привычку, и каждое от нее письмо ожидалось с живым
нетерпением. Такая переписка не прерывалась во все
продолжение экспедиции, даже во дни
Пребывание
наше
в
возможность дополнить мое
бурками,
передвижений отряда.
Червленной дало
станице
походное
вьючными седлами и
снаряжение,
мне
запастись
разными другими
необходимыми в походной жизни принадлежностями. Главною же
заботой было
обеспечить себя лошадьми верховыми и
вьючными. На мою беду приведенная из Ставрополя верховая
—
лошадь захромала в дороге; надо было искать другую, что было
нелегко в такое время, когда лошади добывались нарасхват.
Выручил
меня
добрый генерал Гурко,
собственных лошадей, которой
из затруднения
предложив мне купить одну из его
был весьма доволен, пока она в свою очередь не захромала.
С самого выезда нашего из Ставрополя стояла постоянно
прекрасная погода. 18 апреля генерал Гурко ездил в Амир-
я
Аджи-юрт “поздороваться”
войсками.
21-го
генерала
58
с находившимися уже там
же числа, с самого утра, весь наш
Гурко
облеклись
в
парадную
форму для
штаб
и свита
встречи кор-
пусного командира,
который
однако же
приехал только к
времени. В числе
прибывших с ним лиц были:
корпусный обер-квартирмейстер полковник Герасимов и
Н.И.Вольф. С приездом генерала Нейдгарта разом изменилась
обеденному
вся наша обстановка. После тихой, спокойной жизни
началась непрерывная суета,
мелочные
требования. 23-го
беготня,
обеду у корпусного командира.
натянутостью
и
страшною
несколькими словами.
сплошные
работы,
числа я удостоился приглашения к
Столь
Как всегда, обед
скукой;
меня
же неприветлив
этот отличался
удостоил
он
едва
был генерал
и на обеде, данном в честь его генералом Гурко 25-го числа.
Каждому бросалась в глаза противоположность в характере и
обращении обоих наших начальников: сколько Гурко был
симпатичен, столько же Нейдгарт отталкивал от себя.
Между тем в лагере под Червленной собралась уже большая
часть ожидаемых войск. 26-го числа генерал Гурко произвел им
смотр. 1 мая приехал в Червленную генерал Норденстам, и с
Нейдгарт
этого
времени
я подпал под гнет его тяжелого педантизма.
В
тот
предложил ему поселиться
вместе со мной. Мне приятно было иметь сожителем такого
человека, которого положение служебное и семейное было
же день приехал и
несколько сходное
часто
высказывал
барон Торнау;
с моим.
я
В откровенных
неудовольствия
со мною
беседах
он
на своего дядюшку генерала
Нейдгарта и желание вырваться с Кавказа, несмотря на то, что
он, можно сказать, сроднился с этим краем.
3 мая, утром, корпусный командир произвел смотр
в лагере под Червленной. 9-го же числа, в Николин
день, справлялся полковой праздник гребенцев. Генералы
войскам
Нейдгарт
праздник
и Гурко удостоили своим появлением народный
казаков; целый день станица оглашалась песнями
и ружейною
стрельбой, по азиатскому обычаю. Это был
исключительный день, когда Червленная проявила
некоторые признаки жизни. Во все же остальное время
присутствия высшего начальства она как будто замерла. Все
попытки молодежи расшевелить оцепеневшую станицу
устройством народных праздников, скачек на призы и тому
подобными забавами
как-то не удавались.
Червленная
в это
время была совсем не та, какою искони славилась.
Во всю первую половину мая у нас в штабе кипела
усиленная работа. Каждый день, уже с 7 часов утра, иногда и
59
ранее, я должен был метаться то к начальству, то в
канцелярию; целый день проходил в суете и волнении. В это
время
обсуждались подробности предстоявшей
экспедиции и
делались последние распоряжения к начатию действий. Я
уже говорил, что по первоначальному предположению
Чеченскому отряду было предназначено в первый период
экспедиции
пройти Салатавскую
Чиркей
землю, через
Евгениевским укреплением (на правом
берегу Судака, против Чиркея); перейти в Северный
Дагестан и приступить к перевозке запасов сперва в Евгениевское укрепление для самого Чеченского отряда, а потом в
открыть сообщение
с
Ирганая для Дагестанского отряда, который
был, по окончании действий в Среднем Дагестане,
вступить в Аварию. Во второй же период предполагалось
окрестности
должен
обоим отрядам действовать совместно
от
Андийского Койсу: Чеченскому
обеим сторонам
по
—
Кирки
Аварии
в
Чиркея
Андию; Дагестанскому
через спуск
—
Гумбет
и
со
стороны
подвезти запасы для Чеченского отряда.
По поручению генерала
подробности
исполнения
Гурко
я должен
этого сложного
был
разработать
плана кампании.
выполнения задачи Чеченского отряда
нужно было сделать точный расчет требуемых перевозочных
средств и времени. Оказалось, что при имевшихся тогда
средствах Чеченский отряд мог достигнуть Чиркея на 20-й день
Для своевременного
сборных пунктов, а затем перевозка
исчисленных запасов для обоих отрядов потребовала бы около
по выступлении со
26-ти дней. При
колесный обоз
юрт
в
тавию
же
этом
Темир-Хан-Шуру
произвести
в виду первоначально весь
транспорты отправить через Казитем, чтобы движение через Сала-
имелось
и колесные
с
исключительно
с
вьючным
обозом. Что
периода экспедиции, то составление
плана движения Чеченского отряда вглубь гор усложнялось
новым обстоятельством: генерал Нейдгарт, вследствие
касается
второго
заявления генерала
Лидерса,
находил
необходимым, чтобы
было соображено без
предполагавшегося прежде содействия Дагестанского отряда, то есть чтобы
Чеченский отряд сам обеспечил свое довольствие на все
означенное движение
время похода. Для
сообщения
этого следовало
несколько
складочных
оставить достаточное число
60
войск,
устроить
пунктов,
в
на его пути
которых
так однако же,
чтобы дойти
до
Анди
с
менее 10-ти батальонов. По
Чеченского отряда оказывался
силою
отрядом
сделанному расчету
не
состав
недостаточным для выполнения такой задачи. В
предположении,
(у
что
все движение
Кирки)
спуска
до
от главного
Анди
и
обратно
складочного
могло
быть
пункта
выполнено
20 дней, требовалось для подъема всего количества
такой срок огромное число вьюков, которое крайне
затрудняло бы движение по горным тропинкам; а между тем
в означенный короткий срок едва ли возможно было
достигнуть какого-либо положительного результата. По всем этим
в
запасов на
соображениям генерал Гурко заявил сомнение в
удобоисполнимости предположенной экспедиции.
Соображения генерала Гурко были изложены в записке
7 мая3. Генерал Нейдгарт, одобрив план на первый период
экспедиции, признал возможным для облегчения движения
Чеченского отряда через Салатавские земли и для
сокращения времени предписать генералу Лидерсу перейти с
отрядом через Сулак у Евгениевского укрепления,
Дагестанским
занять
Чиркей
и
двинуться навстречу
же касается до
Чеченскому отряду.
Что
соображений
периода
экспедиции, то решение вопроса было отложено.
Пока в главной квартире разрабатывались и обсуждались
подробности предстоявшей большой экспедиции, генералу
относительно второго
было предписано произвести внезапный набег
Фрейтагу
на
соседние чеченские аулы и рассеять скопища
горцев,
границах Кумыкской равнины. По этому
случаю командированы были в его распоряжение барон
собиравшиеся
на самых
Торнау и штабс-капитан
Червленной
около
10
Ольшевский, которые выехали из
Движение генерала Фрейтага продолжалось
мы слышали в Червленной дальние
видно было зарево горевших аулов. Торнау и
мая.
недели;
пушечные выстрелы;
Ольшевский возвратились 21-го
числа.
Наконец, 26 мая, после шестинедельного сидения
Червленной, переместились мы в соседнюю станицу
Щедринскую
и
здесь опять
провели
несколько
дней
неподвижно. Я
бароном Торнау. Замечая
настроение генерала Гурко
поселился по-прежнему с
некоторого времени
перемену
в его
Вообще
от
я
угрюмое
обращении,
держал себя
солидарности
мы
перестали ходить
сколько можно
с начальством в
в
за
с
и
общий
поодаль,
стол.
устраняясь
распоряжениях
по экспе-
61
диции; но мне жаль было доброго Владимира Осиповича,
который, по-видимому, сам чувствовал свое бессилие,
находясь под влиянием двух
стороны, Нейдгарт
стеснял
подробности,
другой
Норденстам,
бездарных
его своим
мелочными
требованиями
31 мая,
как
Щедринской
и
затруднения
после раннего
к
одной
и
во
все
приказаниями;
ближайший исполнитель,
—
во всем одни
педантов: с
вмешательством
с
искал
препятствия.
обеда, переехали
переправе у
мы из станицы
Амир-Аджи-юрта
солдатской слободе
и
берегу
вечера
Терека; но в ночь (на 1 июня) я должен был переправиться
на правый берег, чтобы заранее разбить лагерь для всего
расположились с
в
на левом
Чеченского отряда и затем размещать войска по мере
переправы их через
Терек. Переправа
шла очень медленно, на
одном пароме и потому продолжалась пять
этого времени генерал
расположились
генерал
в
палатках.
Нейдгарт
берегу Терека
Гурко,
4-го
со своим
весь его
числа
дней. В
штаб
переехал
штабом. К 5
течение
и свита
в
лагерь
и
сам
июня стянулись на
войска Чеченского отряда,
12 батальонов пехоты*, роты
стрелков, двух рот саперов, 4'/2 сотен линейных казаков, 28
орудий** и милиций грузинской и осетинской.
правом
все
состоявшего в это время из
В числе начальствующих лиц
в
отряде состояли семь
генералов: генерал-лейтенант Гасфорт (начальник 15-й
пехотной дивизии), генерал-майоры: Белявский (командир
2-й
15-й
левого
бригады
дивизии), Фрейтаг (начальник
фланга
Кавказской линии), Безобразов, Лабынцев (командир
Кабардинского егерского полка), Полтинин (командир Навагинского пех полка) и Плещеев. Из офицеров
Генерального штаба при отряде
находились:
подполковник
Голенищев-Кутузов и Корсаков,
и Граммотин.
6 июня началось движение всего отряда: в первый день
дошли до Таш-Кичу, во второй
до Хасавъюрта, а 8-го
барон Торнау,
капитаны
штабс-капитаны Ольшевский, Веревкин
—
—
числа
*
**
до крепости Внезапной. Все эти переходы соверша-
А именно: 6 батальонов 15-й пехотной дивизии (Замостский и
Люблинский полки), 4 батальона Куринского и 2 батальона Навагинского
полков.
В том числе 4 орудия батарейных, 12 легких, 8 горных и 4 конных
(казачьих).
62
лись со всеми военными
обычным
Нейдгарт
с
точного
соблюдения
предосторожностями; генерал
своим
их:
педантизмом
авангард,
требовал
арьергард,
самого
боковые цепи,
—
будто ожидалось
Для старых кавказцев
подобные охранительные меры казались крайне
все исполнялось так, как
разъезды
ежеминутно неприятельское нападение.
странными, даже смешными на
Кумыкской
обыкновенно самые мелкие команды и
всяких
где конвоирование проезжих считалось чуть
опасений,
не одною
равнине, где
транспорты ходили без
формальностью. На
мне лежала
ежедневно составлять диспозиции к походу и
обязанность
расставлять войска
Строгие меры военных
наше движение до кр Внезапной, можно объяснить разве только
на
привалах
и
ночлегах.
с
предположением,
же
дней
что
генерал
похода
Нейдгарт
преподать урок
считал
нужным
с
первых
войскам, особенно
вновь
Кавказ полкам 5-го корпуса, входившим
прибывшим
в
состав
Чеченского отряда.
наполовину
9-го числа назначена была дневка у крепости Внезапной.
Здесь отряд должен был запастись всем нужным для
дальнейшего похода и оставить часть своих тяжестей. Как уже
сказано, весь колесный обоз отряда с колесными же
на
транспортами
и
артиллерийским парком отправлен был
из
Казиюрт,
Куринского егерского полка; а зато присоединились к
отряду 3 батальона Кабардинского егерского полка, так что
числаотряд выступил к Чир-юрту уже в составе 14
Внезапной
под прикрытием одного из батальонов
в
батальонов пехоты.
В
этот день вполне выказалась суетливость
нашего начальства: строго
к выступлению в
бивака только в
10
5
было приказано войскам быть
готовым
часов утра; а вместо того тронулись с
часов.
Такого рода распоряжения,
последствием напрасное утомление
пока
10-го
при отряде находился генерал
С приближением
к
имевшие
войск, повторялись
Чир-юрту
порядку, выехал вперед к авангарду,
местность для бивака и по мере
и позже,
Нейдгарт.
я, по заведенному
чтобы заранее осмотреть
прибытия войск указывать
а
также
и те пункты, которые
расположения,
признавалось нужным занимать передовыми постами для
им места
охранения лагеря. После перехода мне пришлось еще долго
оставаться на коне, переезжая от одной части войск к другой,
63
попеременно на окрестные горы и спускаясь с
них; между тем день был такой же жаркий, как и все
взбираясь
До того я утомился, что по окончании
войск, в ту минуту, когда подъехал к своей
предшествовавшие.
расстановки
со мною сделался
обморок,
чуть не упал с лошади.
дневка
у Чир-юрта с тем,
предполагалась
чтобы передовая колонна, высланная в ущелье Судака к
палатке,
11-го
селению
и я
числа
Зурама,
успела
разработать
дорогу по левому
берегу реки, умышленно испорченную горцами.
Исправление дороги было окончено ранее, чем предполагалось,
—
и
совершенно неожиданно войска получили приказание
выступать. Движение по трудной горной дороге начато было
вот
так поздно, что не было возможности
исполнить переход
Колонна растянулась, и некоторые части только к
6 часам утра подошли к бивачному месту у разоренного
аула Зурама. После такого ночного перехода пришлось на
засветло.
весь тот день
(12-го числа)
оставаться
на
месте, у входа
в
горы. Таким образом, здесь опять выказались суетливость и
неустойчивость в распоряжениях нашего начальства: в тот
день, когда назначен был отдых, отряд был двинут
неожиданно и должен был сделать бесполезно ночной переход по
трудной, горной
местности; на
другой
же день, когда
предполагалось решительное движение в горы
Салатавии
и
первая встреча с неприятелем, пришлось стоять
целый день на местности, не удобной для дневки.
ожидалась
13 июня назначено было выступление в 4 часа утра, к
сел Инчхе. Сильный дождь ночью до того
испортил дорогу,
что
день, и только к
небольшой
6
этот
переход длился
целый
часам вечера хвост колонны
Здесь мне довелось разбивать лагерь на
местности очень знакомой, где в 1839 году два раза стоял
отряд генерала Граббе. И тогда размещение войск
обыкновенно лежало на моей обязанности; но теперь отряд был
подтянулся к месту ночлега.
почти
сильнее.
вдвое
выстрелами
беспокойство
некоторое
начальство.
Ночью неприятель тревожил
с окружавших
У
наше
высот,
что
привело
непривычное к кавказской
нас оказалось
5
нас
в
войне
человек раненых.
По сведениям, полученным через лазутчиков,
неприятель готовился встретить наш
аула
64
Хубар,
отряд
где были устроены
в
узкой
завалы.
долине впереди
14-го числа отряд
Хубару. Но
двинулся к
Чиркей
занял
и
занимавшему
в
двинулся
Хубарские
огней, горцы
двух
в это
время генерал
Лидере
с частью
Дагестанского отряда уже перешел через Сулак,
войск
тыл
неприятельскому скопищу,
теснины.
Чтобы
не попасть между
должны были отказаться от защиты своей
позиции и открыть нам путь без сопротивления. При проходе
отряда через теснину раздалось только несколько безвредных
выстрелов с лесистых высот. По занятии Хубарских высот оба
отряда вошли в непосредственную между собою связь. Сам
генерал Лидере выехал навстречу генералу Нейдгарту.
Чеченский отряд расположился лагерем на Хубарских
высотах, с которых открывался обширный горизонт: с
одной стороны виднелось Каспийское море, с другой
—
Кумыкская
—
Терека; с прочих сторон
вершины снеговых гор Кавказского хребта. В этот вечер почему-то
замечалось в лагере более, чем прежде, оживления. На
равнина
и течение
другой день, 15-го числа,
поднимаясь
по
мы
продолжали движение,
(Дюз-тау). По
отлогому склону гор
лазутчиков,
неприятельское
сведениям от
в числе до
скопище,
15 тысяч
человек, с 6 орудиями ожидало нас в той же самой позиции
за балкою Теренгул, на которой пять лет назад отряд
генерала
Граббе
передовые
имел
первую встречу
наши войска
со скопищем
приблизились
к
балке, мы увидели за нею на возвышенной
плоскости
значительные толпы;
неприятельское
орудие
выстрелами.
наши,
стоявшее
встретило
Шамиля. Когда
теренгульской
и открытой
у самого
наши
края
передовые
группы
Можно было ожидать решительного боя. Войска
постепенно подходя к
неприятельской
позиции,
выстраивались в боевой порядок; но растянувшаяся по горной
дороге колонна не скоро могла сосредоточиться. Поздняя пора
дня заставила отложить атаку неприятеля до следующего утра.
При
движением
гору
этом
имелось в виду
части
облегчить дело обходным
Дагестанского отряда
Ибрагим-Дада. Однако
в
тыл
же горцы,
неприятелю через
заметив это
движение, опять поспешили оставить занятую позицию, и к утру
16-го числа уже не было видно за балкой ни одного горца.
Весь день 16-го числа отряд оставался на месте. К радости
всего штаба (и вероятно, еще более самого генерала Гурко),
в этот день генерал Нейдгарт распростился с Чеченским
отрядом
и
переехал
к
Дагестанскому,
с которым
отправил65
ся в
Темир-Хан-Шуру.
Чеченский
же отряд
сделал еще переход до высшей точки горы
17-го
числа
Ибрагим-Дада. Здесь
погода резко изменилась: после предшествовавших сильных
жаров мы были вдруг охвачены холодным ветром; а на
окружавших нас горах выпал снег.
продолжалась три дня, а затем снова
Холодная
эта погода
возвратилась жара, даже на той
которой расположился отряд.
возвышенной местности, на
На этой позиции простояли
мы
в
бездействии
целых
13 дней и, разумеется, очень скучали. 18-го числа генерал
Гурко ездил с небольшим конвоем в Чиркей, а 20-го числа
осматривал местность кругом нашего лагеря; в этой поездке
Через
и я сопровождал его.
было
два дня
(22-го числа)
отряда нападение на соседний аул Зубут,
который найден был пустым и предан истреблению. В тот же
день, под вечер, показались на ближайших к лагерю высотах
довольно значительные толпы горцев; отдано было
предпринято
с частью
приготовиться к встрече неприятеля. Всю
войска простояли в ожидании нападения; генерал Гурко
намеревался с рассветом сам атаковать горцев; но к утру
неприятеля уже не было, и приказано снова разбить палатки.
приказание
снять палатки и
ночь
23-го
разными
на
прибыл транспорт из Шуры с
Сопровождавшие его войска выступили
обратно в Шуру. Генерал Гурко
числа в отряд
запасами.
другой
день
воспользовался этим случаем, чтобы съездить туда для личных
с генералом Нейдгартом. Его сопровождали
Норденстам и многочисленная свита; барон Торнау,
больной и расстроенный, также поехал в Шуру; я же
объяснений
генерал
отряде, чтобы дать отдых моим лошадям, до
крайности изнуренным. Генерал Гурко возвратился из Шуры
остался в
27-го
назначено
Чеченскому
числа с известием, что
отряду
выступление из Салатавии 1 июля.
Накануне
этого дня я отправился в
место для лагеря.
Приехав туда
в
Чиркей,
чтобы выбрать
сопровождении двух рот
пехоты, я приступил к осмотру пересеченной местности,
окружающей полуразрушенный аул. Палатка моя была поставлена под
развесистым орехом,
размещена
и
большая
отряд, а на
многочисленной свитой ездил
Вечером
66
часть отряда могла
быть
обширных чиркеевских садов. 1 июля прибыл
другой день, в воскресенье, генерал Гурко с
на террасах
того же дня
к
обедне
возвратился
в
Евгениевское укрепление.
барон Торнау
и
поселился
опять в моей палатке, но ненадолго.
перешел
4-го
Судака
на правую сторону
числа
Чеченский отряд
расположился лагерем в
и
шамхальских владениях, на урочище
Аджи-овлак, а генерал
Гурко
Темир-Хан-Шуру.
Здесь поместился я у Н.И.Вольфа, который
по-прежнему принял меня с дружеским радушием. В Шуре нашел я
со всем своим
штабом переехал
в
некоторую перемену сравнительно с тем, что
назад:
форштадт
городка,
с лавками,
его
разросся,
вид
пять лет
трактирами, общественным садом и
католическим костелом. На другой день
выстроенным вновь
приезде своем представился
на этот раз
был
чем
лучшем,
несколько
прежде,
я
генералу
и
по
Нейдгарту, который
любезнее обыкновенного
обеду. Гурко
пригласил меня к
6
принял
было
маленького
Норденстам
и
казались также в
расположении духа.
июля началось предположенное движение
отряда для открытия сообщения
Чеченского
Дагестанским отрядом,
который к тому времени должен был занять высоты левого берега
Аварского Койсу. Рано утром прибыли мы в лагерь отряда, а на
другой день, 7-го числа, двинулись к Бурундук-кале, куда отряд
дошел только к вечеру. Дорога была очень трудная и
потребовала в некоторых местах продолжительной разработки, так что
с
нам пришлось несколько часов
палящим солнцем.
Бурундук-кале чрезвычайно
в ущелье
Движение
известие,
значительные
простоять
наше
что
Аварию*,
и обратился
оказалось
генерал
силы,
на одном месте, под
День был очень жаркий;
Лидере,
направленные
местность на спуске
живописна.
напрасным:
несмотря
под
его
на
получено
было
весьма
начальством
в
левый
перейти
берег Аварского Койсу
Гергебилю, где предположено было снова
возвести укрепление. Генерал Гурко ограничился
рекогносцировкой к Зыранам: 8-го числа с небольшою колонной
налегке спустился он к Ирганаю, а на другой день, 9-го числа,
возвратились в Бурундук-кале. При этом обратном
не решился
на
к
маленькую стычку с
Таким
горах горцами.
образом, цель нашего движения
движении имели неожиданно
показавшимися на
не была
*
числа отряд оставался у
По соединении Дагестанского отряда
го)
**
достигнута**. 10-го
у
Лидерса было 20 батарей
с
Бурун-
Самурским (князя Аргутинско-
при 40 орудиях и 3.000 человек конницы.
В автографе далее зачеркнуто: движение генерала Лидерса
замедлилось,
и мы не могли войти с ним в связь
(прим. публ.).
(Л
дук-кале, пока разрабатывалась дорога, а на другой день,
11-го числа, перешли опять на прежнее лагерное место близ
Темир-Хан-Шуры.
Во время стоянки
нашей у Бурундук-кале прибыл в
с
известием
о пожалованных наградах за
отряд курьер
прежние военные действия. Награды эти, как часто бывает,
порадовали немногих, а наоборот опечалили многих
недовольных.
сожитель
и
В
заболел
барон Торнау;
Нейдгарта
он
получил от генерала
Тифлис
за
Пятигорск.
женой, чтобы
Перед
Москве
от желчи, уехал в
и
мой
Шуру
разрешение отправиться
в
вместе с нею ехать на воды в
отъездом своим
твердое намерение свое
место
был
числе последних, к сожалению,
покинуть
Торнау
Кавказ
и
высказал мне
стараться получить
службу и поселиться
в своем имении в Нижегородской губернии.
12 июля возвратились мы в Шуру; я поместился
по-прежнему у Н.И.Вольфа. Снова пошли переговоры между
генералами Нейдгартом и Гурко, при участии Норденстама, о
в
планах
или же совсем оставить
дальнейших действий Чеченского отряда.
свиданий, генерал Нейдгарт, по своей
бюрократической привычке, вел письменно сношения с
Независимо от личных
генералом
Гурко
него снова
и
предписанием от 14-го числа
соображений
потребовал от
Чеченскому
Чиркея через Гумбет в
о предназначавшемся
отряду наступательном движении от
Анди, причем заявил свое решение усилить означенный
отряд на счет Дагестанского до 20 батальонов. Получив
это
предписание утром 14-го числа, генерал Гурко призвал меня
к себе для обсуждения ответа, удержал меня к обеду, после
Норденстама. Совещание
Возвратившись к себе, я принялся
которого пригласил также и
продолжалось до вечера.
работу.
уже
Мне пришлось повторить те
составлены
три
месяца
Придача 6 батальонов
же расчеты,
назад
в
за
которые были
станице
Червленной.
составу отряда, конечно, облегчала
исполнение задачи; однако же не устраняла всех
затруднений, заявленных генералом Гурко в апреле месяце. Расчет
к
движения оставался в сущности прежний: предполагалось
устроить ближайший склад запасов у спуска Кирки, под
прикрытием 6 батальонов с 8 легкими орудиями; свезти туда
продовольственные
сколько
68
необходимо
и другие запасы
в таком
количестве,
на весь отряд и на все время
действий
чтобы при дальнейшем наступлении войска были
обеспечены по крайней мере на 20 дней. Предполагалось
его так,
устроить еще два передовых склада
числе
входа
один у
ворота);
в ущелье
на
к
пути
Анди (в том
или Андийские
Буцоль-триколь
для охранения этих пунктов оставить еще 4
батальона, что составляло вместе с упомянутыми 6 батальонами у
10 батальонов, оставляемых в тылу
Собственно же для движения в Анди
признавалось необходимым иметь никак не менее 10
батальонов, с 16 горными орудиями и 4 сотнями конницы; а,
следовательно, при общей силе отряда в 20 батальонов не
было уже возможности что-либо уделить для занятия Чиркея.
спуска
Кирки
всего
действующего отряда.
Для
подъема исчисленного количества запасов, по
сделанному расчету, оказывалось
необходимым при отряде до
вьюков, а с запасными лошадьми
—
1925
2117 лошадей,
которые были нужны для
не менее
независимо от тех перевозочных средств,
подвоза
запасов от Чиркея до первого складочного пункта.
Составленные мною расчеты и соображения были
представлены
генералу Гурко утром 15-го числа,
и в тот же день
корпусному командиру. В дополнение к
приведенным соображениям, заявлена была совершенная
необходимость предварительного приведения войск и
он подписал ответ
в такое состояние,
транспортов
чтобы предположенное движение
горы сделалось возможным; ибо тогдашнее положение тех
и других было далеко неудовлетворительно: войска,
чрезвычайно ослабленные большим числом больных, нужно было
в
укомплектовать свежими людьми; лошади не только
транспортах, но и в артиллерии были крайне изнурены,
их оказывалось далеко недостаточным.
Гурко
повторил прежнее
В
заключение
в
и число
генерал
свое заявление, что даже в случае
успешного исполнения предположенного движения, едва ли
можно было ожидать, при ограниченности времени, какихлибо результатов положительных.
Такой отзыв генерала Гурко был почти равносилен
признанию невозможности
Откуда было
предполагавшейся
экспедиции в горы.
взять нужное укомплектование войск и
число лошадей, и сколько времени
материальное улучшение состояния войск и
транспортов! А между тем удобного для действия в горах времени
оставалось уже немного. С каждым днем число больных в
недостававшее
потребовалось
бы
на
69
войсках возрастало, не только между нижними чинами, но
и между офицерами. В самой Шуре госпиталь и лазарет были
переполнены. Все указывало
на препятствия к исполнению
движения, предполагавшегося по
утвержденному плану
во
второй период
Высочайше
Генерал Нейдгарт
экспедиции.
не счел возможным настаивать на этом предположении, не
желая, конечно, принять на
себя
ответственность за
заговорили об отмене предполагавшейся
экспедиции; о передвижении войск Чеченского отряда на
линию с тем, чтобы приступить к постройке первого пункта
последствия.
Вскоре
передовой Чеченской
линии; о намерениях генерала
Нейдгарта опять поселиться в Червленной.
В
мне
это время,
не знаю почему,
опять такую же
Норденстам
генерал
любезность,
как
в
Гурко
Несмотря
сделался как-то мягче.
выказывал
былое время; даже
на то, я
откровенно объясниться с тем и другим на счет
желания моего покинуть службу на Кавказе. Генерал Гурко,
уже подготовленный к такому с моей стороны шагу,
отговаривал меня, выражал сожаление, что все покидают его, и не
дал на первый раз никакого определенного ответа. На другой
решился прямо и
день, за обедом, заговорил он
зимой в Петербурге и предложил
поездке; но
я
о
своем
мне
желании
побывать
сопровождать его
в
этой
образом отклонил это предложение,
перемену службы моей еще до зимы.
учтивым
выразив надежду на
В это время я начинал уже чувствовать себя не совсем
здоровым; у меня делались головокружения, за которыми
следовали головные боли и лихорадочное состояние; 17-го
же числа я совсем слег в постель.
меня
19-го числа;
я
Генерал Гурко
навестил
случаем, чтобы
воспользовался
просить увольнения из отряда, имея в виду последовавшую
уже отмену предполагавшегося движения в горы. Не
получив опять положительного ответа, я обратился к нему (21-го
числа) с письменною просьбой и на другой день получил
желанное разрешение, которым и не замедлил
воспользоваться. Несмотря на то, что чувствовал себя еще очень
слабым,
начал я
собираться
20-го
в путь.
К
счастью моему,
гроза с ливнем освежила
воздух. Ник Ив Вольф предложил мне
доехать до Ставрополя в тарантасе, предоставленном в его
разразившаяся
распоряжение
70
числа сильная
графом Стакельбергом.
С радостью покинул я Темир-Хан-Шуру с ее тяжелою
атмосферой и не менее тяжелою обстановкой жизни. Ехал я
сначала чрезвычайно медленно, шагом, с так называемыми
оказиями, то есть под прикрытием конвоя, на Казиюрт и
Кизляр. Я был еще так слаб, что почти все время ехал лежа.
На
этом пути меня одолевали мириады мелких мошек,
Судака и Терека. От Кизляра
быстро; но первая часть дороги
пролегала напрямик до станицы Наурской по ужасной песчаной
степи, совершенно пустынной на сотни верст; горячий
песок, переносимый ветром и образующий подвижные бугры,
подобные волнам морским, облеплял мне все лицо,
забивался в уши, в ноздри, в рот. Вообще путешествие это было
для больного очень утомительно. Однако же надежда на
кишащих в
болотистых
низовьях
же ехал уже довольно
скорое
физические,
домой поддерживала
возвращение
и
бодрее,
к
чем при
мои силы
Ставрополь я чувствовал
выезде из Темир-Хан-Шуры.
приезду
в
себя гораздо
ВЕСТИ ИЗ ПЕТЕРБУРГА И МОСКВЫ
До
ничего
мне
сих пор, в рассказе о своей жизни на
Кавказе,
я
упоминал о том, что происходило в среде близких
Москве и Петербурге со времени моего выезда оттуда.
не
в
Поэтому я должен возвратиться назад, к лету 1843
Брат Николай через два, три дня после нашей
написал мне самое сердечное письмо,
благодарность
за нашу постоянную
советы и проч.
В другом письме,
от
в
года.
разлуки
котором выражал
дружбу,
за мои
добрые
31-го июля, высказывая,
какое удовольствие доставляли ему мои частые письма, он
“в них нахожу я светлую сторону той же
от
медали,
которой вижу только темную сторону”4. Брат
выразился так:
остался на
прежней
квартире,
в доме
Фредрихса; но
Гельфрейх
вместо меня
—
с
ним
поселился
приятель
человек
сожалению,
приятный,
По-прежнему брат был завален служебными
умный, образованный
болезненный.
наш
и
к
делами.
Составленный им проект Положения о городском
одобрен министром и поступил на
инстанции5. В течение лета он давал
рассмотрение
себе отдых только по воскресеньям на даче у Авдулиных,
управлении
был
вполне
в
высшие
которые
и в этом году
должны
были
намеревались ехать за границу
и опять
отложить поездку за неполучением денежных
У них, в Новой Деревне,
брат находил единственное развлечение в приятельском
средств, на которые рассчитывали.
прогулках по островам. Иногда же ездил он в
проводившую там лето мою тещу.
Отец мой жил летом на даче в Петровском парке с
одним из сыновей
Владимиром, младший, Борис, должен
обществе
и
Павловск
в
и навещал
—
часть лета в Москве вследствие
тяжелой
болезни. Отец ежедневно
перенесенной
приезжал в город навестить выздоравливавшего больного, а
был оставаться
большую
им
вместе
72
с тем и по делам
служебным,
которыми занимался дея-
Как
тельно.
Нееловы;
а
и в прежние годы, в Петровском парке жили
Сергей Дмитриевич Киселев проводил лето в
своем подмосковном
пробыл
в
Москве
имении
Елизаветине. В августе
дней граф Павел Дмитриевич
несколько
в разные губернии для обзора
учреждений. К сентябрю месяцу, по
Киселев, проездом
подведомственных ему
возобновления учебных занятий обоих младших моих
братьев, отец должен был переселиться с дачи в город. Брат
Владимир, окончив с замечательным успехом курс
случаю
гимназии,
факультету,
поступил
в университет
по
а
младший, Борис, перешел
В
то
время,
за
генерал-губернатора,
юридическому
в
V
класс
гимназии.
отсутствием Московского военного
князя
Дмитрия Владимировича
Голицына, исправлял временно эту должность генерал-адъютант
князь Щербатов. Отец мой был в самых лучших с ним
отношениях и отзывался с похвалами
об образе действий
своего
сентября приехал в Москву
Император Николай Павлович с Императрицей и двумя
Великими Княжнами. Государь, посетив работы по постройке
Храма Спасителя, остался им очень доволен и оказал
некоторые милости служившим в Комиссии. Отец мой, о службе
которого князь Щербатов отзывался в самых лестных
выражениях, получил опять денежную награду в 2 тысячи рублей
серебром (по собственному его желанию, взамен
предполагавшейся награды орденом св. Владимира 3-й степени).
Но вслед за тем служебное положение отца неожиданно
временного начальника. В конце
Поставив себе главной задачей строго
законность и формы во всех распоряжениях Комиссии
пошатнулось.
соблюдать
и постоянно имея в памяти
прежней
пример печальной развязки
Комиссии, строившей
храм на Воробьевых горах, отец
мой не мог всегда согласиться в мнениях с некоторыми из
своих сочленов. В октябре 1843 года, по одному подрядному
делу, он восстал энергично против постановленного всеми
прочими членами решения о предоставлении одному
крупному подрядчику многомиллионной работы, находя, что
решение это нанесет казне
громадный ущерб. Граф Сергей
Григорьевич Строганов, председательствовавший за князя
Щербатова, принял подрядчика под свое покровительство.
После горячих прений отец вынужден был подать
письменный протест, который, по установленному порядку, пред73
был министру внутренних дел. Тогда члены
руководимые Голохвастовым*, подали жалобу**
ставлен
Комиссии,
которой обвиняли
на отца
чрезмерной горячности
и
неуважительном отношении к присутствию Комиссии,
притеснении подрядчика и в других небывалых
в
моего,
в
Отец
провинностях.
его в
отпуск на 28 дней и 13 ноября отправился
просить законного расследования и суда.
взял
в
Петербург
В Петербурге отец остановился у брата Николая,
который в то время жил в одиночестве, так как сожитель его
Гельфрейг, по совершенно расстроенному здоровью, уехал
от петербургской осени за границу. Брат проводил это время
весьма грустно; часто хворал ревматизмом, геморроем
и
когда-либо, был завален
безвыходно дома. Сверх
болями; притом более,
работой, а потому сидел почти
чем
зубными
текущих дел, лежавших на нем по должности начальника
отделения (городского), на него возложено было составление
проекта преобразования статистической части. При всей своей
деятельности брат опять жаловался на хандру. В письме от
13 октября он писал мне: “Вокруг меня обыкновенные
толки, вранье, глупости, суматоха, без цели и значения. У меня
самого
нескончаемые
хлопоты,
беспокойства,
постоянное
сердце”. Однако ж
которой выразилось его
напряжение в голове и пустота на
письме
встречается
фраза,
в
любящее сердце: “Всякий раз, узнавая
отзывчивое,
в том же
из твоих
что ты счастлив и весел, я сам делаюсь счастлив и
писем,
весел”6.
Грустное настроение брата, конечно, усилилось
заботами о печальном положении отца,
искать правосудия.
Комиссии
было дело
Государя
и
разбираться
в
Пререкание
настолько
приехавшего
его с целым
серьезное,
что
в
Петербург
составом
восходило до
было
Комитете министров. Можно было предвидеть,
по
Высочайшему
повелению должно
что оно затянется надолго и что отцу не скоро удастся
Петербурга. В отсутствие его из Москвы младшие
братья оставались там как бы сиротами. Младший,
вырваться из
мои
Борис, был под надзором гувернера-немца; старший же,
Владимир, совершенно предоставлен на свою волю. К счастью,
*
**
74
В автографе далее зачеркнуто в скобках: давно уже выказывавшим
нерасположение к моему отцу (прим. публ.).
В автографе зачеркнуто: донос на отца моего (прим. публ.).
он
таким
отличался
и
характером
было повода
качествами, что не
нравственными
По
отца, брат Владимир приехал
Рождеству Петербург
провел там вакантное время до 12 января. Брат Николай
желанию
и
такими
опасаться за него.
к
писал мне, что
развитого умом и
Брат
бедный
“радуется,
сердцем”7.
Николай
Гельфрейг,
облегчения и как
умереть на
Петербург
в
в
это
не
видя в нашем
получив за
чужбине
безнадежном
в
Володе юношу
время перенес новое огорчение:
бы предчувствуя
и
в
конце
границей
близкую
года
никакого
смерть, не хотел
кончил жизнь на руках
в
возвратился
состоянии. В начале января
1844 года
он
брата.
С другой
стороны, неожиданною радостью для отца и
всей семьи была первая беременность сестры Авдули-
для
ной,
4
после
рождение
лет замужества.
ребенка будет
и семейного
их счастья.
Можно было надеяться,
что
залогом согласия между супругами
В
течение
зимы
принимались все
предосторожности для охранения здоровья сестры; она вела
совершенно
спокойную жизнь,
почти не
выезжая из дома,
Но,
петербургским ухабам и
разрушили возродившиеся надежды. 18 февраля сестра
выкинула 5-месячного ребенка. Это было большим горем для
кроме предписанных врачом утренних катаний в санях.
вероятно,
эти
самые
катания
по
всей семьи. После того, конечно, сестру долго держали
постели, и только в начале апреля начала она выезжать.
Между
тем дело отцовское долго тянулось и не
благоприятного исхода, несмотря
члены
Комитета министров
в
Но мыслимо ли было ему
обещало
то, что почти все
душе признавали правоту отца.
тягаться с целым синклитом
высокопоставленных сановников,
Петербурге. Брат Николай
на
в
сильных своими
в письме от
связями
в
10 января 1844 года
“Хотя
на стороне отца правда и закон, однако ж
на своем месте, чем бы ни кончилось
оставаться
ему трудно
писал мне:
официальное дело”8. Брат снова поднял вопрос о
переселении отца в Петербург. Как смотрели на дело сами
члены
Комитета министров
о том можно судить по следующим
Павла
строкам графа
Дмитриевича Киселева в письме к брату
—
его
Сергею Дмитриевичу (от 4
марта 1844
г.): “Милютин
затеял дело не по силам, и сколько я слышал,
достаточных
оснований. От суждения
в
Комитете
без
я должен
был
отка-
75
заться; но при всем том возможное было сделано. С своей
стороны, я полагаю, что если намерение его было и
добросовестное, то данный ход не тот, который бы я принял.
Протестовать против зла должно; но более того
излишним. По крайней мере, мне так кажется”9.
—
считаю
Сам же отец мой писал мне: “К сожалению,
деморализация нашей служебной гражданской иерархии так велика,
что большая часть даже высоких чинов не может себе
представить, чтобы можно было действовать с отсутствием
эгоизма” (письмо от 18 января 1844 года)10. Видимо, Комитет
министров затруднялся решением щекотливого дела
и долго
приступал к суждениям. Наконец, в марте 1844 года
последовало такое странное заключение: не входя в существо
взаимных пререканий, предоставить рассмотрение
не
заявлений действительного статского советника Милютина
относительно невыгодности для казны постановления Комиссии
по постройке Храма частью Сенату, частью Главному
управлению путей сообщения и публичных зданий; но вместе
с тем, согласно ходатайству Комиссии, уволить Милютина
должности!! Хотя при этом положено было временно,
впредь до рассмотрения дела по существу, сохранить отцу
содержание, однако ж решение это было явною
от
несправедливостью после столь недавних еще лестных отзывов
начальства о полезной его деятельности и после только что
эта глубоко огорчила его*.
всей жизни неудачи могли хоть кого
ожесточить. Но он и тут не упал духом и не хотел признать свое
дело оконченным**. В одном из позднейших писем (17 июля 1844 г.)
полученной награды.
Постоянные
Несправедливость
в течение
он писал мне, что несмотря на печальные для него последствия
столкновения с членами
он и теперь “нисколько не
ибо остался по крайней мере
пред законом”.
Комиссии,
раскаивается в своих поступках,
чист и пред своею совестью, и
Оставаясь
в неопределенном положении,
*
**
***
и в
В автографе зачеркнуто: возбудила в нем негодование (прим. публ.).
Письмо его от 22 марта.
В автографе зачеркнуто: был, конечно, весьма озабочен будущим
положением своим и младших моих братьев, оставшихся в Москве на
произвол судьбы (прим. публ.).
76
Сенате
пока дело
Главном управлении
путей сообщения, отец*** решился наконец, по настоянию
находилось на рассмотрении в
брата Николая,
перевезти
совсем водвориться в
туда остававшихся еще
окончании
гимназии.
в
годичных экзаменов в
Николай уговорил отца
Брат
Петербурге
университете
доме
В
Фредрихса).
и
в
прежней
1844 г., когда Авдулины,
мае
по
в
не искать нового
помещения, а устроиться всем вместе, вчетвером,
квартире (в
и
Москве младших сыновей
по
Новую Деревню,
отец также поселился у них в маленьком флигеле, где
провел лето вполне удобно и спокойно, пил Мариенбадские
воды и чувствовал себя физически весьма
своему
обыкновению, переехали
удовлетворительно.
Но
самое
прискорбное. В
в
на дачу в
нравственном отношении положение его было
июле месяце последовало распоряжение
причислении его к Министерству внутренних дел, но без
содержания. Такой исход дела лишил его и последних средств
о
к жизни.
Он решился
совсем оставить
службу
и искать
частной деятельности; но легко ли найти ее, особенно в его
преклонные лета. В одном письме своем (от 21 июля 1844 г.)
сестра моя писала о грустном положении отца: “имея столько
он
горестей,
всегда
в
обхождении ровен, со всеми
Глядя на него, часто хочется
своем
ласков и снисходителен.
плакать”". При всей твердости характера, выказанной
всей жизни, иногда
им
в
стольких несчастьях в течение
вырывались даже
—
он
мне,
у него жалобы на судьбу: “Признаюсь,
если бы не вы, дети, благословенные
—
писал
и
то может быть, давно бы решился на
который отчудил бы меня от всей гадости
жизни”*12. В другом письме**, по поводу моих сетований на
мое неприятное служебное положение, отец, в успокоение
мое, указывал на “ниспосланное мне Провидением
благословляемые
мною,
такой поступок,
семейное счастье” и при этом выразился так: “Когда у меня был
такой друг, никакие превратности судьбы не ослабляли
моего характера; а теперь, к стыду моему,
бывают минуты
столь
Провидение и колеблюсь в вере о
благости Того, кто есть Сам
добро”13.
В течение лета и мои младшие братья переселились в
Петербург; Владимир перешел из Московского
университета в Петербургский, а Борис
в 5-ю петербургскую гимтяжелые, что я ропщу на
—
—
*
**
Письмо от 24 апреля 1844
От 21 июля 1844 года.
г.
77
назию.
Ради
них отец должен
был
в первых числах
сентября
переселиться с дачи на городскую квартиру; сестра с
мужем оставались в Новой Деревне до конца месяца. Что
брата Николая, то здоровье его давно уже
который писал мне: “Николай до такой степени
что
это
занят,
безбожно; он рвется, и я боюсь последствий;
что
его
вижу,
руками другие загребают жар. Это здешняя
метода”14. Действительно, усиленные работы брата имели
касается
озабочивало отца,
разрушительное
влияние
желудком и нервами.
куда-нибудь
Врачи
на его
здоровье;
он
страдал
посоветовали ему уехать
месяца на два, чтобы отдохнуть и вместе с тем
покупаться в море. В этих видах придумана была командировка в
Прибалтийский край
Министерства
внутренних дел.
с поручениями
Он
числах июля, вместе с
пробыл
несколько
по делам
Петербурга в первых
братом Владимиром, в Ревель, где
выехал
недель
и
из
начал
пользоваться
морским
продолжительное ненастье прервало его;
исполнение служебного поручения затруднялось незнанием
немецкого языка и неприятными отношениями немецкого
населения к русскому молодому чиновнику*. Из Ревеля оба
купаньем; но
брата побывали в Гельсингфорсе, а затем приехал в Ревель
и зять С.А.Авдулин, с которым брат Владимир в половине
августа возвратился в Петербург. Тогда брат Николай
переехал в Пернов, где закончил курс морских купаний в
обстановке
более спокойной,
жизнь”
в
непродолжительна;
он должен
Митаву,
а затем через
Пернове,
сентября. Между
чем в
Ревеле. Но “буколическая
была
по его выражению,
был, по делам службы, ехать в Ригу
Дерпт возвратиться в Петербург к 17
тем его
постигла
новая
беда:
в
и
Хозяйственном
департаменте Министерства открылась растрата казначеем
значительной суммы. Хотя к этому делу брат мой и не был
нисколько прикосновен,,тем
со
взноса
ущерба,
*
что
начальниками
на него, наравне
пала
В Ревельском клубе случилось неприятное столкновение брата
Николая с каким-то нагрубившим ему пьяным немцем. Брат, всегда
славившийся своею вспыльчивостью, приколотил грубияна. Пустой этот
случай наделал много шума в маленьком городе, но никаких
дальнейших
78
не менее и
известная доля
отделений,
на
пополнение
казенного
900
(около
рублей)
при скудных его финансовых средствах было нелег-
всеми
последствий
не имел.
ко.
Пришлось обратить на эту
службу
уплату
годового жалованья и нести
извернуться
из такого положения, он должен
лежавшей уже
на
отделения,
нем
Брат
работы
массы
принять на
помощника редактора
дел”.
большую
почти даровую.
часть
Чтобы
был, сверх
по должности
начальника
себя еще новую обязанность
—
“Журнала Министерства внутренних
будет он
недоумевал, какими средствами
покрывать расходы совместной жизни с отцом и младшими
братьями,
летах,
имея притом в виду,
что отец
когда трудно переменять
образ
был уже
жизни
и
в таких
отставать от
известному довольству. “И вот,
писал он мне из Пернова,
ко всем заботам и расчетам
моей холостой, труженической жизни присоединяется еще
страх о будущем. И это жизнь, из-за которой мы так
давнишней привычки
—
к
—
хлопочем!.. Но
делать? Будем бороться
с судьбой до
Летняя
несколько
поездка
крайности”15.
поправила
здоровье брата; но в течение осени он опять начал хворать
и еще более, чем когда-либо, был погружен в работу.
В августе месяце переехала в Петербург на постоянное
житье тетка моя Варвара Дмитриевна Полторацкая,
овдовевшая в декабре 1843 года. По смерти почтенного Алексея
Марковича дела его оказались весьма в расстроенном
состоянии. Тетка моя с двумя дочерьми, Ольгой и Софьей,
поселились в скромной квартире; двух старших сыновей,
Владимира и Алексея, поместила в Пажеский корпус, а
в Александровский малолетний
третьего, Дмитрия,
корпус (в Царском Селе).
В этом году как будто всю нашу семью преследовала злая
судьба. После печального случая с моим отцом и несчастья,
постигшего семью Полторацких, неожиданная беда
обрушилась на дядю Сергея Дмитриевича Киселева. В
Московской казенной палате обнаружена кража на значительную
сумму (до 400 тысяч рублей) хранившейся в подвалах
что
последней
—
медной монеты, которую, конечно,
обычных проверках
совершалось
казначеем
похищенной
не пересчитывали при
ка'ссы. Оказалось,
в
течение
что похищение
десятка
лет.
Около
половины
меди было разыскано; другая же половина
растрачена, и таким
образом
общей
200
сложности до
на палату пало взыскание в
тысяч
рублей. Причитавшаяся
с
председателя доля взыскания, конечно, нанесла чувствительное
79
расстройство ограниченному
оставалось лишь утешаться тем, что
состоянию моего дяди;
случай
дальнейшее служебное положение,
этот не повлиял на его
и
по
его выручила могучая помощь старшего
Павла
во
всем
вероятиям,
брата, графа
Дмитриевича Киселева.
Таково было положение дел в нашем родственном кругу
время моего пребывания на Кавказе. Теперь скажу еще
несколько слов о том, что происходило в мое отсутствие в
другом, хотя и не родственном кругу, но с которым я
в среде бывших моих товарищей по
Гвардейскому генеральному штабу.
Из них преимущественно поддерживали со мною
сношения Горемыкин и Теслев; особенно первый всегда
—
сроднился душевно,
выказывал мне самые дружеские чувства.
возможность следить за всеми
военных
В
Через них я имел
в петербургских
переменами
сферах.
течение
1843 года должность обер-квартирмейстера
Гвардейского корпуса исправлял
полковник
барона Ливена, который
командировке в Белграде
Фролов,
отсутствием
находился в
продолжительной
и
по
за
окончании
поручения не возвратился
уже на прежний свой пост, а остался при особе Государя,
продолжая исполнять случайные политические поручения.
возложенного на него дополнительного
Обер-квартирмейстерами гвардейской
были
пехоты
Волков
и
Горемыкин
(вновь произведенный), а старшими адъютантами
(начальниками отделений)
Вуич и Карпов.
Красносельский лагерный сбор 1843 года отличался
гвардейской
кавалерии
полковники
и
—
усиленными занятиями; к большим маневрам привлечен был
Гренадерский корпус, прибывший по внезапному
форсированным походом из-под Новгорода. Район
маневров простирался до Луги. Впоследние дни действий
сам Император принял начальство над одной стороной, а
Наследник Цесаревич командовал его авангардом. Тогда же
весь
повелению
последовало Высочайшее повеление, чтобы впредь
Гренадерский корпус ежегодно участвовал вместе с гвардией в
Красносельском сборе, и потому выбрано было для этого
корпуса особое лагерное место на речке Пудости.
В
мне,
80
письмах своих из
что несмотря
Красного Села Горемыкин писал
офицеров
на усиленную деятельность
Гвардейского генерального штаба, в кружке их уже не
замечалось прежнего одушевления и прежнего дружеского
единства. Сам Горемыкин был завален работой. Сверх
должности по
Гвардейскому штабу,
Военной академии
он
был профессором
усердно занимался
приготовлением курса, а, кроме того, на него возложено было
составление устава внутренней службы. По мере
тактики в
и
изготовления статей этого устава, они представлялись на личный
просмотр Великого Князя Михаила Павловича. Дельные
работы
такого умного и способного труженика ценились
Несмотря на свою деятельность и видное
Горемыкин по-прежнему хандрил и
когда-либо, жаловался на свою судьбу. На этот
начальством.
служебное положение,
более,
раз
чем
причиною
женитьбе: он
красивой и богатой
но
предложению;
мрачного его настроения был вопрос
просил
одной
Отец ее не
руки
невесты.
откладывал
очень
о
молодой,
противился этому
решение
под
предлогом
дочери и по разным другим соображениям, так что
мой бедный друг оставался более года в тревожном
ожидании; быть может даже, он начинал сомневаться в
благоприятной развязке. И действительно, впоследствии он
молодости
испытал горькое разочарование
его
и
чувствительный удар
самолюбию.
Другой приятель мой Теслев на лето 1843 года был
прикомандирован к Петергофскому лагерю Военно-учебных
заведений для руководства практическими занятиями
воспитанников и чуть было не сделался жертвою несчастного
случая во время
другим
всадником,
несколько
состоянии.
“тревоги”. Столкнувшись
он
времени
Император,
столкновение,
оставался
находился
на глазах
выказал
в
близ него до
лошадью
которого случилось
и
это
пострадавшему и
тех пор, пока врачи не
Вследствие
этого случая
должен был некоторое время лечиться,
Финляндию. И ему наскучила
он не погнался за
с
бесчувственном
самое теплое участие
удостоверились, что он остался жив.
отдых в
на скаку с
был опрокинут вместе
богатою невестой,
а
затем
Теслев
уехал
на
жизнь холостяка; но
а
избрал себе
подругу из своей же семейной среды
одну из кузин его, Теслевых. По этому поводу писал он мне, что “не
рассчитывает долго оставаться на службе в столице; а в своей отчизне
—
81
малым”16. Свадьба была,
может довольствоваться и
1844 года.
впрочем,
По окончании лагеря 1843 года Государь уехал в
Берлин на прусские маневры и взял с собою полковника
Фролова. Великий Князь Михаил Павлович также был за
границей на водах. Большая часть офицеров Гвардейского
отложена до осени
генерального штаба разъехались. По мере возвращения
к осени все начали переселяться во вновь отстроенное
здание
офицеров
их
Гвардейского штаба*. Некоторые из старших
(Фролов, Волков, Горемыкин, Жуковский)
большой военной игре, которая велась у
сперва в Гатчине, а позже в Зимнем дворце. Сам
принимали участие
Государя,
Император
в
относился
действия одной
к этой
из сторон;
игре
весьма серьезно
противником его
и
вел
был генерал
Федорович); трудная же роль посредника
бароне Ливене, который справлялся с нею, как
Веймарн (Иван
лежала на
опытный царедворец.
Начало 1844 года ознаменовалось не только
случаю браков Наследника Цесаревича Александра
Николаевича** и Великой Княжны Елизаветы
торжествами по
Михайловны,
но и
сфере.
значительными
переменами
в
высшей
военной
Великий Князь Михаил Павлович назначен
главнокомандующим Гвардейским и Гренадерским корпусами;
Наследник Цесаревич
командиром гвардейской
—
пехоты, а генерал-адъютант
Кноринг
—
гвардейской
кавалерии. По этому случаю произошли перемены и в составе
Гвардейского штаба. Генерал Веймарн (Иван Федорович)
получил звание начальника штаба главнокомандующего
обоих корпусов; в то же время Фролов назначен
штаба 3-го
(в Вильне), а место
обер-квартирмейстера Гвардейского Гренадерского
корпусов занял полковник Волков. Горемыкин остался оберквартирмейстером гвардейской пехоты, а Теслев
произведен в полковники с назначением обер-квартирмейстером
гвардейской кавалерии.
начальником
пехотного корпуса
и
*
**
На Дворцовой площади, у Певческого моста.
Это редкая для мемуаров Милютина ошибка памяти. Брак Наследника
состоялся в 1841 г. (16 апреля, накануне его дня рождения, 23-летия)
(прим. публ.).
82
Генеральном штабе произошли в начале 1844 года
перемены. Генерал-квартирмейстер генерал Шуберт
Также
крупные
и в
назначен членом
Военного совета;
место его занял генерал
Берг. Нельзя
представить себе двух личностей более
противоположных: насколько первый отличался характером
тяжелым,
службы,
флегматичным
настолько
живость,
и относился
преемник
подвижность,
его
безучастно
выказывал
изворотливость.
к делам
изумительную
На должность
директора Военно-топографического депо, прежде
совмещавшуюся с должностью генерал-квартирмейстера в
Шуберта, назначен был генерал-лейтенант Тучков
лице
—
симпатичный, пользовавшийся общим уважением
своих сослуживцев.
человек
в
среде
ПОСЛЕДНИЕ МЕСЯЦЫ НА КАВКАЗЕ*
прерванному рассказу о моем
должен, прежде всего, сказать несколько
слов об общем положении военных дел после моего выезда
из Темир-Хан-Шуры в конце июля 1844 года.
Возвращаясь
к
Кавказе,
я
пребывании на
Как уже было
кавказское
высказано
мною,
не сумело воспользоваться
предоставленными в его распоряжение
начальство
в это лето
небывалыми
на
Кавказе
Лучшее для действия в горах время года
было упущено. Генерал Нейдгарт, не достигнув никаких
результатов, кроме усмирения Акуши и Цудахары
отрядами генерала Лидерса и князя Аргутинского, счел
военными
силами.
необходимым
отказаться
непосредственному
от
указанию
предполагавшихся
самого
по
Императора Николая
наступательных действий в горы. Решено было в
остальную часть года употребить собранные многочисленные
оборонительного
Дагестанскому отряду
войска для восстановления
положения на плоскости:
взамен
предназначалось,
нашего
прежде предполагавшегося
укреплений в Гергебиле, заняться улучшением
обороны Темир-Хан-Шуры, возведением нового
возобновления
укрепления на
Низового
и
берегу
Каспийского моря
же
и
линии
возведением
приступить
из
*
84
Судаке
в
горного ущелья.
решения Чеченский отряд, под
Гурко, выступил из Северного Дагестана
исполнение такого
начальством генерала
через
на
отряду положено перейти на левый
линии
В
бывшего
Чиркее;
фланг
к устройству передовой Чеченской
центральной крепости при истоке
предмостного укрепления
Чеченскому
р.Аргуна
на месте
Казиюрт
на
Терек
и
после
двойной медленной пере-
В автографе: последние месяцы моего пребывания на Кавказе (прим. публ.).
собрался
правы через эту реку
Грозной, откуда 19-го
12 августа у крепости
Ханкальское ущелье
к
числа двинулся через
Чах-кири-пункту, избранному
Кроме маловажных перестрелок с
к
встретил сопротивления
в то же
Грозной всех нужных материалов
Сам генерал Нейдгарт,
царившую там
к
время начался подвоз из
и запасов.
из
со
скуку,
что
писал,
odieuse memoire*17. Однако
состоялось,
и
в
отправился прямо в
оставался
своим
походным
в
перемещении корпусного командира в
недолго
крепости.
чеченцами, отряд не
штабом,
Шуры
станицу Червленную. Приятель
Н.И.Вольф, в письме от 25 августа, жалуясь на
переселился
мой
возведения
заняв означенное место, приступил
и,
работам;
строительным
для
ж
о
ходят слухи
Екатериноград
—
предположение
de fatale et
это
не
сентябре
генерал Нейдгарт
Тифлис. Генерал Норденстам также
месяце
в
Чеченском отряде: когда
в
лагере при
Чах-кири
мешать работать выстрелами с правого возвышенного
берега Аргуна, были оттуда сбиты, Норденстам уехал в
Ставрополь, передав должность начальника отрядного
штаба полковнику Бибикову.
В Ставрополе, как уже упоминалось, временным
заместителем генерала Гурко оставался генерал-лейтенант Завадовский
чистокровный черноморец, на вид
дело пошло на лад и когда горцы, пытавшиеся
—
благодушный, даже простоватый,
хитрости, как говорится
но с
подкладкою хохлацкой
—
держал
себя скромно,
вел
мудрования. По приезде
человек
“себе
текущие дела
на
уме”. Он
спокойно, без
Ставрополь генерал Завадовский принял меня любезно; но мне почти не довелось
войти в личные с ним служебные отношения. Сначала я
был на положении
выходил из дома
и
Норденстама,
больного;
некоторое время не
не занимался делами;
не
было для
сношениям с генералом
домашней
моем в
меня
и
а
потом,
по
Завадовским. Благодаря спокойной,
жизни здоровье мое скоро поправилось.
половине августа теща
приезде
повода к прямым
моя уехала в
Петербург,
и
В
мы
по-прежнему остались вдвоем с женой, но с добавлением
дорогого нам птенца. Дела у меня было не много. Досугами
*
несчастной и пренеприятной памяти (фр.)
85
чтобы пересмотреть дела
В
особенности
старых времен.
заинтересовали меня
найденные в архиве штаба за 1828, 1830, 1832 и 1833 годы
своими
я
воспользовался,
записки
некоторые
по
поводу
предполагавшихся
решительных мер к покорению
замечательны
Вельяминовым,
были мнения,
Паскевичем и
них разительно
Кавказа. В
высказанные
самим
в
ту
эпоху
числе их
генералом
Императором Николаем.
одной стороны,
с
выказывалось,
В
как
край и понимал условия Кавказской
как мало знали
Вельяминов, а с другой
основательно знал
войны генерал
понимали
дел
—
Паскевич
составлял
я
и сам
выписки
что, быть может,
Император.
и
заметки,
когда-нибудь
они
и
Из рассмотренных
соображении,
в том
мне
пригодятся
Кавказской войны18.
Главною заботой моей в то время был вопрос
как
материал для истории
о
службы. С нетерпением ожидал я ответов от отца, брата
Николая и Горемыкина на мои письма, отправленные еще
в июне с Хубарских высот. Ответы эти получил я только в
начале августа, по приезде в Ставрополь, после уже моих
объяснений с генералом Гурко. Как отец, так и Горемыкин
перемене
старались еще отклонить меня от моего намерения,
советовали, по крайней мере, не торопиться, не горячиться*;
однако
ж
при
этом
Горемыкин
истинно дружеским
меня
новую
участием;
вошел
он
в
мое
старался
положение
с
придумать для
службу, которая по возможности обеспечила
в будущем. В письме своем он перебрал все
бы мою участь
ведомства, все должности, какие только мог я иметь в виду,
и
останавливался
предпочтительно
на двух:
или
по
Военно-учебным заведениям, или в учрежденном вновь, под
начальством статс-секретаря Позена, при Собственной Е.В.
канцелярии, Отделении по кавказским делам. Не ожидая
от меня ответа на свое письмо, Горемыкин решился
заговорить о моем затруднительном положении с генералом
Веймарном,
оказывавшим
как
мне
бывшим моим начальником, всегда
благосклонное расположение. Иван
самое
на этот раз принял во мне теплое
участие; сам вызвался поговорить с генералом Ростовцевым
Федорович Веймарн
*
86
и
Письма от 16 и 17 июля. От брата Николая, находившегося тогда в
путешествии, получил я письмо только от 15 августа из Пернова19.
генерал-квартирмейстером генералом Бергом*.
Ростовцев выразил полную готовность предоставить мне
и
с
новым
первое,
место
какое откроется,
в
ведомстве
заведений
предложил, чтобы на первое время
состоял при Главном штабе этих заведений. С другой
и
Военно-учебных
стороны,
генерал
назначить
Берг предполагал
я
меня
на
открывшуюся должность обер-квартирмейстера 3-го
резервного кавалерийского (драгунского) корпуса, которым
командовал генерал-адъютант Потапов.
Н.И.Вольф
25 августа
в письме от
В то же время
Червленной21
из
первое время просить о зачислении меня в
число состоящих в распоряжении военного министра и генесоветовал мне на
рал-квартирмейстера штаб-офицеров Генерального штаба,
о чем он
и написал уже своему приятелю полковнику
барону Вревскому (Павлу Александровичу), занимавшему
должность вице-директора канцелярии Военного министерства.
Заручившись
обещаниями,
такими
я подал
генералу Норденстаму формальный рапорт
от должности,
приложив
расстроенном моем
медицинское
здоровье. От
я частное письмо к генералу
3 сентября
о моем увольнении
свидетельство о
того же числа и о том же написал
Гурко,
а несколько
дней спустя
—
начальнику корпусного штаба генералу
корпусному
обер-квартирмейстеру
адъютанту того же штаба
Траскину,
Герасимову и старшему
подполковнику Стишинскому,
полковнику
содействия скорейшему решению дела. Но рапорт мой
почему-то был задержан генералом Гурко, от которого
представление пошло в корпусный штаб только 30 сентября. Пол-
прося их
*
автографе зачеркнуто: 8 августа
Далее
в
Горемыкину,
что нахожу невозможным откладывать на неопределенное
время
оставление
своего
места
на
я снова писал отцу и
Кавказе,
о
чем
уже
объявил
самому
поэтому я уполномочил Горемыкина действовать за
меня в случае открытия какого бы то ни было места, хотя бы в
провинции. В то же время писал я прямо И.Ф.Веймарну как бывшему
генералу
Гурко,
моему начальнику, который
письме
своем
старикам
я,
и теперь выказывал мне теплое участие. В
как бы
в
оправдание,
объяснял
причины,
службы. Ответы на оба мои письма от
8 августа получил в начале сентября, ответы отца и Горемыкина от
21-го и 23-го чисел20. Отец, не одобрявший до того времени намерения
моего покинуть Кавказ, теперь уже признавал вполне уважительными
поводы к такому шагу, а Горемыкин известил меня, что генерал
заставившие меня искать новой
Ростовцев в разговоре с
И.Ф.Веймарном (прим. публ.).
87
П.А. Вревский
Бибиков, уведомив меня об этом (из Чеченского
отряда), сообщил, что генерал Гурко согласился с большим
ковник
сожалением на мое увольнение от должности; что многие в отряде
были удивлены
моим решением, но что он,
сочувствует мне и желал
за тем получил я из
бы
Бибиков,
вполне
Вслед
сам поступить точно так же.
Тифлиса
Траскина, Герасимова
письма
Стишинского (от 19 октября)22, извещавшие меня,
немедленно по получении представления от генерала
Гурко
пошло
представление корпусного командира к военному министру.
этом
генерал
Траскин
“Крайне сожалею,
оставить
Кавказ,
88
в таких
При
любезных выражениях:
что вы поставлены в
необходимость
где испытанная деятельность и способности ваши
были так полезны для
письмо
писал
и
что
Герасимова,
а
службы”23
Стишинский
и т.д.
Еще любезнее было
писал между прочим:
“Индре-
ниус*,
руках которого было ваше дело, жалуется
в
на
сухость
представления генерала Гурко; в нем нет ни сожаления
что здоровье ваше не позволяет продолжать службу, ни
доброго слова о вашем
усердии
корпусный командир
С своей
ближайшее
же
но
полезной
стороны, я
был
и
себя”24.
не только не сетовал
добрым
словом
мой уход
всякого знака внимания мою
я
службе. Поэтому
на то,
что
мое начальство не сочло нужным или не
догадалось усластить
без
и
ничего не мог сказать от
о том,
почти рад тому.
Главною
с
службу
моею
Кавказа
и оставило
в те тяжелые
заботой было
годы,
—
ускорить решение моей участи**. К сожалению, дело так
затянулось, что возникала новая забота: наступила уже глубокая осень;
пугало меня дальнее путешествие, среди зимы, с грудным
ребенком.
Возбуждалось даже опасение о том, не придется ли,
пребывание в Ставрополе до весны.
В конце ноября приехал, наконец, и генерал Гурко. Он
оставался в лагере при Чах-кери до тех пор, пока новая
против воли, продлить наше
крепость не была приведена в состояние держаться
собственными силами и вполне обеспечена на зиму всеми
необходимыми
запасами.
Новой
крепости
присвоено
было,
по
повелению, название
Воздвиженской. Поводом к такому наименованию послужил
найденный на ее месте врытый в землю каменный крест,
непосредственному
Высочайшему
свидетельствовавший о существовавшем там некогда
христианстве. Оставив в Воздвиженской гарнизон из
баталь-
6'/2
*
Подполковник Генерального штаба,
начальник
отделения
в
корпусном штабе.
**
Далее
автографе зачеркнуто: Поэтому я решился написать еще (24
генерал-адъютанту Анненкову25, директору канцелярии
Военного министерства, с просьбой об удовлетворительном решении моей
участи. В это время Н.П.Вольф, на возвратном пути из Тифлиса в
Петербург, проезжал через Ставрополь; с прежнею дружескою
любезностью он обещал мне также помощь через своего приятеля Вревского
благополучному исходу моего дела.
Между тем в Ставрополь из Пятигорска приехали барон и
баронесса Торнау; они пробыли с нами лишь короткое время и отправились в
Москву, где барон Торнау решился поселиться, взяв годовой отпуск. С
в
октября)
к
отъездом их жена моя теряла единственное приятное для нее
знакомство; но слишком жалеть о том не приходилось, так как мы сами
утешали себя надеждою не долго еще оставаться в Ставрополе. Нас
озабочивала
совершить
лишь
дальний
мысль о том,
и тяжелый путь
в какое
время
года
придется
(прим. публ.).
89
онов с
10 орудиями
остальной
частью
и
2
сотнями казаков,
отряда
выступил
распустил войска на зимние квартиры,
а
Гурко
Терек
и
поспешил
в
генерал
22 ноября
сам
на
с
Ставрополь, где приходилось ему пробыть недолго, так как
в половине декабря он собирался уже выехать в Петербург.
В это короткое свое пребывание в Ставрополе генерал
Гурко относился ко мне с обычною любезностью и не
показывал ни
серьезных бумаг, которые всегда утверждались им без
замечаний. Так, между прочим, составлено было мною
на следующий 1845 год; оно было
Гурко 22 октября, в лагере при Чах-кери26.
Во время же пребывания его в Ставрополе составлена мною,
по его же поручению, обширная записка27, в которой вновь
развиты во всей подробности прежние соображения,
изложенные в первоначальной моей записке 1840 года и позже
в рапорте генерала Гурко от 11 сентября 1843 года. Вполне
усвоив себе эти соображения, он твердо проводил их.
Возведенная у Чах-кери новая крепость была первым шагом к
осуществлению давно проповедуемой мною системы, и,
по мнению генерала Гурко, этот опыт оказался удачным:
предписание о
действиях
подписано генералом
пока только созидалась эта крепость-лагерь, замечалось уже
влияние ее на население
принимать самые
Чечни. Шамиль должен был
жестокие
крутые,
для
меры
удержания
Генерал Гурко полагал и на
будущий год употребить наибольшую часть сил на дальнейшее
чеченцев под своею властью.
—
выполнение
принятого
плана;
именно
докончить
устройство Воздвиженской крепости и приступить к
возведению другой, в Малой Чечне, около Урус-Мартана
или
Ачхоя. Таким образом, казалось, что те мысли, которые
высказаны были мною несколько лет назад, уже
осуществлялись на делах, и я
обольщал себя надеждою,
что после
Кавказа останутся прочные следы
двукратной моей службы в этом краю.
удаления моего с
В исходе
уведомление
ноября получил
(от 17 ноября), что
я наконец от
Горемыкина
на увольнение меня от
должности, с зачислением в число состоящих в
распоряжении
генерал-квартирмейстера штаб-офицеров
Генерального штаба, последовало 10 ноября Высочайшее со-
военного
90
министра
и
изволение*28. Однако
ж официального уведомления о
решении моей участи не приходило; а между тем генерал
выехал из Ставрополя, взяв с собою подполковника
Генерального штаба
Веревкина. Только
Герасимов уведомил
моем
меня,
увольнении
что
в половине
окончательное
в
приостановлено
Гурко
декабря
распоряжение
Тифлисе,
в
о
ожидании
представления от генерала Гурко о назначении мне
преемника. Но вопрос о выборе лица на мое место оставался еще
нерешенным.
первоначально
Подполковник Стишинский, который
имелся
в
виду,
Письмом
отказался
22 декабря
от
предложенного
ему
просил генерала Гурко
ускорить решение вопроса о назначении мне преемника,
объяснив при этом, что неопределенность относительно
времени моего выезда из Ставрополя ставит меня в большое
назначения.
от
И действительно, для
затруднение30.
я
меня
определить положительно срок выезда,
устройства
моих домашних дел, в
было
дабы
весьма
важно
иметь время для
особенности для
имущества, чтобы выручить необходимые для
предстоявшего переезда денежные средства**.
К тому же Горемыкин торопил меня приехать в
распродажи всего
Петербург, находя личное мое присутствие необходимым для
устройства будущего моего положения. Мне угрожало
назначение на должность обер-квартирмейстера в какой-либо из
армейских корпусов, что не только не улучшило бы моего
более отяготило бы его. В то время мне
было известно, как близко было к исполнению то,
чего я опасался. Позже узнал я, что по случаю увольнения
генерала Менда от должности начальника штаба 5-го
корпуса и назначения на его место полковника Генерального штаба
Мильковского открылась вакансия обер-квартирмейстера 3-го
положения, но еще
еще не
пехотного
Император,
*
корпуса
(штаб-квартира
в
Вильне)
и
что
сам
вспомнив о недавнем увольнении моем от дол-
О том же известил меня и Н.И.Вольф, причем передал мне свое
комическое объяснение с генералом Бергом. Известно, что последний был
отъявленным врагом женатых офицеров. Когда Вольф заговорил с ним
обо мне, Берг спросил его: “женат ли он (Вольф)?”, и получив
отрицательный ответ, сказал ему: “que je vous embrasse, cher colonel; ne vous
mariez pas avant 40 ans; autrement nous ne pourrons plus compter sur vous”29.
**
В автографе зачеркнуто: В этом отношении путешествие зимним путем
представляло значительные выгоды (прим. публ.).
91
жности
обер-квартирмейстера
уже назначить меня на место
счастью моему,
об
Кавказской линии,
этом узнали вовремя
повелел
Вильну. К
Горемыкин и
Мильковского
в
И.Ф.Веймарн; они приняли деятельное участие в моем деле и успели
отвратить грозившую мне беду. Пока шла переписка между
военным
армией
министром
главнокомандующим
Паскевичем
князем
был вопрос
поднят
и
действующей
о моем назначении в
о замещении
открывшейся
в
Вильну,
Военной
профессора по предмету военной географии.
Занимавший эту кафедру почтенный полковник Стефан
оставил ее в октябре месяце; на место его готовился прежний мой
товарищ по Гвардейскому генеральному штабу А.П.Кузминский; но в ноябре месяце он отказался от предназначавшейся
ему кафедры под предлогом болезни, и с тех пор выбор
профессора оставался нерешенным. По внушению Горемыкина
академии должности
вице-директор Академии генерал-лейтенант Ренненкампф
поручил прежнему профессору Г. Ф. Стефану спросить мое
кафедры;
Горемыкин, видя,
что нельзя было терять времени, решился, не ожидая моего
ответа на письмо Стефана (от 17 декабря), дать за меня
согласие на занятие вакантной
но
согласие на предложенное мне назначение и уладить так, что оно
послужило поводом к приостановке внесения в приказ
состоявшегося уже ранее назначения в
Вильну.
В
этом случае
Горемыкин оказал мне существенную, истинно дружескую услугу.
В
тот
самый день
(28 декабря),
когда я только ответил Г.Ф.Сте-
фану, уже последовало Высочайшее соизволение на новое мое
назначение
профессором в Военную академию.
—
Горемыкин
обрадовать меня извещением о
писал (29 декабря), что уже нет
особенно
причины
торопиться приездом моим в Петербург31.
вполне
Новое назначение
успокоило меня. Правда,
несколько смущала меня мысль, что я берусь за новое дело, к
поспешил
счастливом исходе дела и
которому вовсе не подготовлен.
преподавания в
был
Военной академии
Из
Я знал,
географии.
переработки этого
именно курс военной
потребуется много труда для
убегал;
Относительно
степени
к жизни, хотя
профессорской
я не
слабым
что
курса; но от труда
даже рад был предаться всецело такой
присвоено было
92
всех предметов
самым несовершенным и
работе.
обеспечения материальных средств
содержание
в
должности в
том
же
самом
Академии
размере,
как
и
около 1200 рублей
обязанности профессора не
препятствовали приисканию сверх того других побочных занятий,
служебных или частных. В самом письме полковника
обер-квартирмейстера (всего
должности
серебром), однако
ж
указывалась возможность занятия впоследствии в
самой Академии должности начальствующего
штаб-офицера, а Горемыкин советовал принять на себя преподавание
Стефана
тактики в одном
Назначение
опасением,
Кавказе,
в
который
моего отца,
чтобы
военно-учебных заведений и т.д.
Военную академию успокоило также
из
мое
я,
не
до того времени тревожился
слишком
испортил
служебной дороги.
поспешно
покинув свое
навсегда так счастливо
место
Брат Николай также радовался
служебном положении
благополучной развязке кризиса в моем
мне:
“Надежда
и писал
соединиться вскоре с тобой есть для меня не
только бесконечная радость, но совершенное счастье.
теперешнем общем соединении нашего семейства
Петербурге,
О
ты
необходим
и для него, и для меня в
многом нужно мне с
поговорить,
словом
на
начатой
тобою,
—
особенности.
тобой,
и с одним
При
в
—
посоветоваться, погрустить, порадоваться; одним
—
поделиться мыслью, чувством, словом”*32.
Рождественские праздники
обыкновенно
в
затишье
сопряженное с ними
бюрократическом мире несколько
и
замедлили формальное распоряжение о новом моем
назначении. Оно было объявлено в приказе 3 января 1845 года;
официальное
получено в
же уведомление от военного министра
Академии
Между
тем
лишь
7-го
произошли
высшем начальстве на
числа.
весьма важные
перемены
выказали наглядно несостоятельность главных
и в
особенности подорвали доверие
войсках кавказских,
осуждались
в
Кавказе. Военные действия 1844 года
в среде старых
к
распорядителей
Нейдгарту. В
генералу
служак, открыто
и осмеивались его мелочность, педантизм,
нерешительность, доходившая до
боязливости. Кавказцам
казалось
избегали
собранные громадные
в
боя
где
там,
решительного
прежнее время одерживались
блестящие успехи с самыми ничтожными отрядами.
Распоряжения генерала Нейдгарта не одобрялись и в Петербурге; сам
непонятным,
*
почему
силы
Письмо от 18 декабря 1844 года.
93
Император выразил ему в рескрипте свое неудовольствие. И
действительно, единственным результатом действий этого года
можно было признать постройку крепости Воздвиженской,
что было первым твердым шагом к покорению Чечни. Но
каково
бы
ни
было
будущем, такой
значение этого шага в
результат не мог удовлетворить Государя, ожидавшего, что
значительное усиление Кавказских войск целым 5-м корпусом и
несколькими Донскими полками даст возможность нанести
непокорному горскому населению такой
который произвел бы
решительный удар,
на него сильное нравственное
впечатление, и тем исправить несчастья
1843 года. Военный министр,
представленном Государю обширном докладе, также
порицал распоряжения генерала Нейдгарта; но высказанное
заключение собственное мнение относительно
в
им в
образа действий на Кавказе вовсе не соответствовало
Императора. Князь Чернышев, вероятно,
предстоявшего
под
влиянием только что возвратившегося с Кавказа полковника
воззрениям самого
Вольфа
не отступал от прежнего своего взгляда на
больших наступательных действий вглубь гор
наиболее полезным употреблением собранных
бесплодность
и
признавал
на
—
Кавказе
значительных
сил
положения в крае.
упрочение нашего оборонительного
же, вопреки мнению министра,
Государь
продолжал настаивать на своем требовании
решительных
наступательных действий в горы. Он смотрел на тогдашнее
усиление войск на Кавказе как на меру временную,
—
чрезвычайную, имевшую целью
—
сильным
решительным ударом
обаяние русской власти в крае; войска 5-го
корпуса следовало при первой возможности возвратить в место
их обыкновенного расположения; продолжение же
восстановить
оборонительного
Государя, обычным
систематических мер к упрочению нашего
положения
в
крае
было,
по
воззрению
делом
Кавказского корпуса в прежнем его составе. В таком смысле
даны были
Его
Величеством указания
генералу
Нейдгарту,
представил новое предположение на 1845 год,
согласованное с Высочайшею волей. Пассивная покорность, с
которою он таким образом отрекся от прежних своих
который
убеждений*,
*
и
не могла восстановить
Далее
в
поколебленное доверие Импе-
автографе зачеркнуто: подкрепленных
мнением многих
опытных кавказцев, близко знакомых с особенными условиями кавказской
войны
94
(прим. публ.).
ратора к генералу Нейдгарту; в декабре решена была смена
его. В преемники ему избран генерал-адъютант граф М.С.Воронцов, новороссийский генерал-губернатор, человек,
пользовавшийся общим уважением и выказавший свои
административные способности. 29
последовало
с
назначение его,
присвоением звания
главнокомандующего и с
полномочий. 2 января
для получения личных
декабря 1844
года
наместника и
представлением весьма широких
граф Воронцов прибыл
указаний Государя.
Петербург
в
Вместе с тем состоялось и новое назначение генерала
Гурко помощником графа Воронцова. Приехав в Петербург
24 декабря,
Величеством;
в
Невского.
он был принят весьма благосклонно Его
Новый год пожалован ему орден св. Александра
При свидании с Ив Фед Вей-
марном и моим отцом генерал Гурко выражал им свое
сожаление о моем удалении с Кавказа, но показал вид, будто
ему неизвестны были мои натянутые отношения с Норденстамом.
Возникло было предположение, что перемена
Кавказе может побудить меня остаться в крае.
начальства на
предлагал доставить мне место в Тифлисе
надежду застать меня еще в Ставрополе на
Гурко
высказывал
Кавказ. Выезд
и
возвратном
Петербурга назначен был в
числах
первых
февраля. Граф Воронцов полагал выехать
несколько позже через Одессу и Сухум. Он также выражал
желание удержать меня на службе в том крае. Мне писали, что
графа Воронцова осаждало множество лиц, гражданских и
военных, просившихся на Кавказ; многие из петербургской
“золотой” молодежи устремились туда; но вместе с тем
графом Воронцовым испрошено было Высочайшее
соизволение на отмену ежегодной командировки гвардейских
офицеров. Приятель мой Н.И.Вольф должен был снова ехать на
его пути на
его из
Кавказ при новом главнокомандующем и наместнике.
И.Ф.Веймарн
выражал желание,
после разговора с генералом
чтобы
я не отказывался от
блестящей дороги, чтобы
на
“инвалидную службу”. Однако
сбиваться
мне
не менял ее, по его выражению,
ж заманчивые
предложения нового кавказского начальства не
не хотел снова
Гурко
предлагаемой
соблазнили
меня.
Я
той дороги, на которую вывела
торопился выехать из Ставрополя,
меня сама судьба, и
чтобы избегнуть встречи
с
с генералом
Гурко
и
новых
предло-
95
жений.
Притом, вице-директор Военной академии генералРенненкампф в весьма любезном письме (от 19
января) выражал желание чтобы я скорее прибыл в
Петербург и вступил в свою новую должность33.
лейтенант
22 января последовало, наконец, разрешение генерала
Нейдгарта на отправление меня в Петербург, с передачею исполнения
офицеров Генерального
моей должности старшему из наличных
штаба. Уведомление об
этом привезено
Каптером, проезжавшим через
было подполковником
Ставрополь
в
Преемником же мне назначен позже подполковник
Петербург.
Броневский.
Чтобы подняться в дальний путь, мне предстояло
бывшее у меня в Ставрополе имущество. За
распродать почти все
покупщиками дело не стало, и мне удалось выручить
порядочную сумму*. После обычных прощальных визитов я
должность свою
сдал
10 февраля подполковнику Неверовскому,
другой день выехал из
снежной
хорошей
дороге.
Но путешествие предстояло нам нелегкое, с ребенком,
откланялся начальству и на
Ставрополя по
только что отнятым от груди.
Ехали
мы в возке самого
Большие затруднения встретились
ребенка; взятые с собою припасы
простого изделия.
относительно питания
морозов привозились на станцию в
от сильных
обледенелом виде;
станции же были так плохо устроены, что часто не было
возможности ничего достать на месте, ни даже погреться. В
проезде через
обширные
степи донские настигла нас страшная
были дни, что, проехав одну
вьюга;
были добраться
к ночи до
только станцию,
какого-нибудь
рады
пристанища. Раз
мы даже сбились с дороги от метели, долго кружили и среди
ночи должны были остановиться в какой-то избушке, на
которую случайно наткнулись и где выждали рассвета
вместе с приютившеюся там же кучкою рабочих. Путь избрали
мы на этот раз через Ростов (на Дону), Харьков, Курск,
Орел
и
Тулу;
Москве
наших
прибыли
*
друзей
только
Далее
в
**
городах останавливались для отдыха;
—
барона
12 марта,
и
дня**
в
под гостеприимным кровом
баронессы Торнау. В Петербург
пробыв в дороге ровно месяц.
т.е.
автографе зачеркнуто: Вырученная
от продажи имущества сумма
добавлением полученных от казны
1900 рублей серебром (прим. публ.).
вместе с
около
в этих
же провели три
прогонов составляла всего
В автографе зачеркнуто: в гостинице Шевандышева на Тверской (прим. публ.).
Петербург поместились мы на первые дни в
Владимирской, через два, три дома
моего отца и братьев (дома барона Фредрихса).
в
квартире моей тещи, на
от жилища
Радостно было свидание
с ними, после двух лет разлуки; но
обстоятельств перенесла наша
было о чем погоревать и посоветоваться. Не говорю о
собственно положении, которое было в то время
в эти два года много грустных
семья;
своем
далеко не обеспечено при ограниченном содержании,
присвоенном должности профессора в Военной академии;
всего печальнее
без
было
положение отца, оставшегося на старости
всяких средств к существованию.
жизни и постоянной
борьбы
неудачами всякого рода, он должен
который
сам едва
содержанием
перебивался
начальника
Николая было
течение
в
многих лет
был
жить на счет сына,
с получаемым скромным
отделения.
такой
После долгой трудовой
с преследовавшими его
степени
К тому
же
подорвано
работой
здоровье
брата
постоянною,
в
и
разного рода
огорчениями, что врачи признавали необходимым для него
напряженною
продолжительный отдых и лечение минеральными водами
за границей. Брат решился взять продолжительный отпуск
на несколько месяцев и собирался выехать с наступлением
теплого времени, так что едва успели мы с ним свидеться,
как уже предстояла опять разлука.
В то же время врачи посылали за границу и сестру
ну, здоровье которой также давно уже
К сожалению, денежные дела ее мужа
роились
вследствие
вести
жизнь на
свете.
Уже
пустого
собирался
побуждавшего
его
большом
он за границу, и
отлагалось из-за денежных
же повторилось и теперь;
Авдули-
опасения.
значительно порасст-
тщеславия,
широкую ногу в так называемом
несколько лет
год путешествие
возбуждало
каждый
затруднений. То
но на этот раз признавалось уже
99
невозможным далее
отсрочивать лечение
сестры;
необходимость оторваться
сама она сознавала
притом
от той
и
среды
в которую незаметно втянулась.
семейном совете, чтобы с наступлением
петербургского общества,
Решено было
теплого
в
она отправилась за
времени
Николаем, который
границу
вместе
с
братом
вызвался сопровождать ее, пока муж ее
Петербурге.
братьев, то они заняты были
учением: Владимир посещал университет и прилежно работал
на втором курсе юридического факультета; меньший, Борис,
ходил в 5-ю гимназию. Брата Владимира нашел я уже
совершенно развитым юношей (ему было 18 лет); занимался он
докончит дела, удерживающие его в
Что
касается меньших моих
Учился успешно; но было
что-то странное в его характере: с каждым годом все более
отчуждался он от семьи и втягивался в свой особый кружок*.
серьезно и подавал утешительные надежды.
Первые
дни по приезде в
Петербург
были для меня
был
чрезвычайно хлопотливы и утомительны: я должен
представляться начальству, делать визиты знакомым и родным
(дяде
графу Павлу Дмитриевичу Киселеву и тетке Варваре
Дмитриевне Полторацкой), искать квартиру и в то же время
—
приниматься за дело совершенно новое для меня
преподавание
в
Военной академии. Могу сказать, что голова шла кругом.
К счастью, мне удалось скоро найти жилье, очень
скромное,
как раз
дальней
по
нашему тощему карману
части города, именно в самой
острова, по 6-й линии, за
Средним
и,
разумеется,
в
глуби Васильевского
проспектом. Это был
крошечный деревянный флигель, совершенно
напоминавший домики маленьких провинциальных городов. Выходил
он на улицу тремя окнами и заключался в трех комнатах, из
которых первая от входаполучила назначение столовой;
—
вторая,
в два окна на
на улицу же
поместились в
гостиной, а третья, в одно
кабинета; спальня же и детская
который выглядывал одним
улицу
—
моего
мезонине,
окно
назад, во двор. За двором,
к нашему великому удовольствию, отгорожен был
небольшой садик или вернее
палисадник. Все это было очень
полукруглым окном на улицу, а другим
—
—
миниатюрно, бедно, далеко от центра города; зато мы
получили возможность, за весьма небольшую плату, водворить-
*
100
В автографе зачеркнуто: своих школьных товарищей (прим. публ.).
совершенно особняком, без близких соседей. Такое
помещение мало отличалось от жилища, только что покинутого
нами в Ставрополе, в котором прожили мы так счастливо.
ся
Жена принялась за устройство нашего маленького
обзавелась
необходимым.
Официальные
продолжались несколько дней сряду. Военный министр князь
хозяйства, приискала прислугу
и
всем
мои представления начальству
генерал-квартирмейстер генерал Берг встретили
благосклонно, однако ж сочли нужным упрекнуть мне
бегство мое с Кавказа*, а директор канцелярии Военного
Чернышев
и
меня
министерства генерал-адъютант Анненков прямо произнес
приговор, что всегда, когда возникает несогласие между
начальником и подчиненным, виноватым признается
последний. Напротив того, вице-директор канцелярии барон
Вревский, предупрежденный Н.И.Вольфом, выказал мне
Академии генерал-адъютант Сухоза-
сочувствие; директор
нет и еще
более вице-директор генерал Ренненкампф
любезно, объявили, что ждали моего
нетерпением, так как кафедра военной географии
приняли меня очень
приезда
с
без профессора, и
я
в исполнение своих
чтобы
неотлагательно
желали,
вступил
обязанностей. Я должен был просить у них хотя небольшую
оставалась уже несколько месяцев
отсрочку, чтобы
сколько-нибудь подготовиться к
объяснили, что из всего курса военной
оставалась
не пройденною на обоих курсах
географии
(практическом и теоретическом) только статья о Пруссии и
преподаванию; но мне
что
предстояло прежде всего приготовить
литографированные записки по этой части курса, для доставления
мне
обучающимся
офицерам
Заявление
Неотлагательно
возможности приготовления к экзамену.
это значительно успокоило меня.
занялся
я
просмотром
прежних,
предшественниками записок о
необходимости пересоставления
усидчиво за эту
В
работу
составленных
Пруссии,
и,
убедившись
был
в
их заново, принялся
по тем материалам, которые мог
начале апреля я уже
моими
добыть.
в состоянии явиться в
академическую аудиторию и начать лекции перед слушателями обоих
соединенных курсов, а вслед за тем представил и
отлитографированные
*
на
34
листах записки о
Пруссии.
Так в тексте (прим. публ.).
101
Преподавание
военной
географии
Академии
в
нисколько не подвинулось вперед и не изменилось против того
был учеником. Руководством служили
Языкова и Стефана, не
прежние
составлявшие ничего целого и редактированные без общего
плана. Это был пестрый набор статей о Пруссии, об
времени,
я
когда
сам
записки
полковника
Швеции, Турции, Финляндии, о западном
России*; иные были переполнены
топографическими подробностями, бесчисленными
Австрии,
пограничном пространстве
мелкими
названиями рек, гор, местечек; иные же ограничивались
элементарным
географическим обзором
перечислением вооруженных сил.
Вообще я не нашел в Академии
страны или
заметного успеха в
8, 9 лет, протекших с моего выхода из нее. На большей
части кафедр оставались и прежние профессора: полковник
течение
Болотов
—
по геодезии, полковник
фортификации, действительный
истории
Ласковский
статский советник
политической, Палибин
—
по
Шульгин
—
по
—
по законоведению, даже
Бутырский продолжал юродствовать на лекциях
русской словесности, а полуграмотный капитан Корпуса
чудак
топографов Баструев по-прежнему руководил
топографическим черчением. Потеряла Академия лучшего из прежних
преподавателей
барона Медема, которого заменили на
кафедре стратегии и военной истории двое: прежний
адъюнкт барона Медема князь Ник Серг
Голицын и вновь назначенный вторым профессором полковник
Богданович; первый, как уже было сказано прежде, был
—
освобожден
начальством от чтения
успешнее подвинуть начатую им
лекций
работу
для того, чтобы
по составлению курса
военной истории; преподавание же возложено
—
Богдановича
капитана
усидчивого, но
Неелова,
бездарного
мой
по
тактике
на
и на
По главному
—
место
верный друг Ф.И.Горемыкин;
его был капитан
товарищей
труженика,
назначенного адъюнктом.
предмету академического курса
занимал
было
профессора
адъюнктом же
—
также один из моих прежних
Вуич
Гвардейскому генеральному штабу. Благодаря
этим
свежим силам только и подвинулось несколько вперед
преподавание
*
102
тактики;
напротив
того,
по
курсу
артиллерии
В автографе зачеркнуто: отдельные части статей были вовсе не похожи
одна на другую (прим. публ.).
новый преподаватель капитан Силич далеко не мог заменить
почтенного генерала Весселя, а кафедра “обязанностей
Генерального штаба”
Вольф, по
офицеров
как
полковник
министра, командирован
был
никем не
была
распоряжению
Кавказ,
на
занята с тех пор,
военного
где оставался в течение
большей части 1843 и последующих годов. В 1844 году он был
совсем отчислен от
Академии; кафедра
его оставалась
1848 года; преподавание же “обязанностей
офицеров Генерального штаба” возлагалось попеременно то
вакантною до
на
профессоров (полковника
Стефана, князя Голицына и других). Не говорю ничего о новых
преподавателях иностранных языков: немецкого
Альберее
и французского
Боннэ, как о личностях, не имевших
одного, то на другого из
—
—
никакого значения в жизни
штаб-офицеров,
“начальствующих
Академии. В
над
оставался из прежних только
за
собою эту должность
и
числе же
обучающимися офицерами”,
полковник Стефан, сохранивший
по оставлении кафедры военной
географии; полковник Богданович соединял должности
профессора и штаб-офицера; затем Богговут и Дитрихе, не
принадлежавшие к корпусу офицеров Генерального штаба
(первый
майор гренадерского полка Императора Франца,
другой
саперный полковник), были скромные, добрые
—
—
личности, игравшие довольно пассивную роль и не
имевшие авторитета в глазах обучающихся офицеров.
Таким образом,
Академии
нашел
Болотова
меня
и
в
числе
новых
сотоварищей
я трех давнишних знакомых:
Горемыкина;
с
близкие приятельские
князя
ними только
отношения.
и
по
Голицына,
установились у
Горемыкин,
как уже
случай упоминать, показывал мне постоянно
дружеское участие; князя Голицына и Болотова я
не раз имел я
самое
посещал
так же
охотно,
как и
в
прежние
времена,
находя
у
радушный прием и приятную серьезную беседу.
Несколько спустя еще сблизился я с Николаем
них всегда
Дмитриевичем Нееловым
—
симпатичным молодым человеком,
обладавшим живым умом и горячо преданным своему делу. Что
касается до прежнего моего товарища
на счету
способных, образованных
Вуича, который
и даже
—
офицеров Гвардейского
как-то уклонялся от
времени
женитьбы
был
привлекательных
то он сам
генерального штаба,
сближения с товарищами, особенно со
его на дочери
богатого еврея
Гарфункеля.
103
С
остальными лицами тогдашнего состава
Имея
четвергам
и
(по
всего три лекции в неделю
субботам,
12'/2
с
остальным временем,
Военной
сношений, кроме служебных.
академии я не имел других
до 2
часов),
чтобы серьезно
я
вторникам,
мог располагать
готовиться к
Продолжать преподавание военной
географии в таком безобразном виде, в каком она
преподавалась с самого основания Академии, казалось мне
возложенному на меня новому делу.
необходимо было выработать
сколько-нибудь стройный курс, основанный на научных началах.
совершенно невозможным;
Чем более подбирал я материалов для такой работы,
более читал и обдумывал, тем более убеждался в том,
чем
что
специальную военную “науку” из одних чисто
географических знаний немыслимо. Имевшиеся в виду более
составить
или менее удачные опыты стратегического
разбора
отдельных театров войны также не могли составить науку и
казались мне чем-то
реальной
учебных упражнений, лишенных
разборы не обусловлены всеми
вроде
пока
почвы,
эти
действительными данными, определяющими
средства и силы воюющих государств.
заключение, что стратегические
могущих
из
Отсюда
разборы
войны,
сделаться театрами
различных
сторон
общего
военные
выводил я
известных
территорий,
составляют только одну
исследования
военной силы
государства. Такое только всестороннее исследование может
составить предмет и цель научного преподавания. В таком
смысле оно
будет
уже не военной
специальным отделом статистики,
наименование
географией,
которому может
а
быть присвоено
“военной статистики”34.
такому заключению, я не решился однако же с
первого же шага прямо заявить предположение о
совершенном преобразовании возложенного на меня курса. Я
Придя
к
задумал провести свою
исправления
служивших
мысль под скромным видом
учебным пособием литографированных
записок, которые необходимо было во всяком случае
пересмотреть и вновь отлитографировать. Этой работе и
предполагал я посвятить
предстоявшее лето, причем имел
в виду,
составляя новые записки по
каждому государству, держаться
программы, подходящей к моему идеалу
военно-статистического исследования. Программа эта, в
главных чертах, заключалась в трех отделах: в первом
рас-
единообразной
—
104
сматриваются с военной точки зрения общие
статистические данные, обусловливающие материальные средства
государства:
территория, народонаселение, государственное
—
заключается
финансы; во втором
всесторонний разбор устройства вооруженных сил государства
военных его учреждений; наконец, в третьем
устройство
и
и
—
исследуются территориальные условия ведения
войны
наступательной. В такой рамке прежние
разборы театров войн должны были войти
оборонительной или
стратегические
только в смысле исследования
топографического
географического
элемента при решении
общей
в
курс
и
—
задачи
определения военного могущества государства.
В
апреля и мая прочитаны были
по
и,
принятому тогда в Академии
—
течение двух месяцев
мною лекции о
порядку, все
спросом всех
Пруссии
пройденное повторено
последовательным
офицеров обоих отделений:
теоретического.
Эти повторения дали
практического
и
мне возможность несколько
ознакомиться с моими слушателями.
Практическое
17 офицеров, теоретическое
из 16. Первое
в общем составе слабее второго; то же
—
отделение состояло из
показалось мне
оказалось и потом на экзаменах, производившихся после летних
практических
занятий,
подтвердилось впоследствии
Генеральном
трех
на
в
сентябре и октябре, и
службе офицеров в
самой
штабе. Из выпуска 1845 года едва можно указать двух,
выдающихся офицеров по их способностям и успехам
(Свечин, Черницкий, Александр Батезатул);
из состоявших
же в теоретическом отделении получили впоследствии
барон Николаи, Мезенцев,
Нарбут, Макшеев, Чемерзин.
В конце мая лекции в Академии прекратились;
обучающиеся офицеры разъехались на съемку. В половине того же
месяца брат Николай с сестрою уехал за границу. Отец
также собирался ехать в Москву и в Рязанскую губернию к
большую или меньшую известность:
сестре своей Елизавете Михайловне Якимовой, которую
давно уже намеревался навестить в ее имении Измайлове
(Скопинского уезда). Теща моя с младшею дочерью в июне
уехала в Бессарабию, где намеревалась прожить года два,
чтобы заняться своим имением (Леонтьево, на Днестре). Я
спокойно и уединенно в
от
вдали
укромном жилище,
городского шума и рабо-
же рассчитывал провести все лето
своем
105
Но идиллические
тать усидчиво над своим курсом.
мечты
мои
Совершенно неожиданно получил
начальник штаба Военно-учебных
не осуществились.
извещение, что
я
заведений генерал-адъютант Ростовцев желал повидаться со мною
для некоторых объяснений. Приглашение это не удивило
меня;
очевидно,
оно
было последствием
которые генерал Веймарн
имел
с
тех
генералом
еще до назначения меня на должность
объяснений,
Ростовцевым
профессора
в
Военной академии. Я.И.Ростовцев принял меня чрезвычайно
наговорил мне много лестного и, выразив
любезно;
желание привлечь меня на
Военно-учебных
профессорскими
обязанностями, предложил мне на первый раз принять на себя в
предстоявшее лето руководство топографическими,
заведений,
службу
совместимую
по ведомству
с моими
тактическими и другими практическими занятиями
воспитанников в
Петергофском
улыбалось мне,
лагере.
Предложение
это, хотя
и не
так как оно отрывало меня от моей спокойной
Академии,
—
однако ж я счел
жизни и главной
работы
неблагоразумным
отклонить его при тогдашних моих
для
обстоятельствах, не видя никакой возможности, даже при самой
скромной
окладом.
жизни, обойтиться одним
По совещании с
профессорским
Горемыкиным, с И.Ф.Веймарном,
наконец, с согласия начальства Военной академии, я
принял предложенное мне временное назначение. 5 июня, в
предписании вице-директора
Высочайшее
военно-учебных
Академии, объявлено
мне
повеление находиться при отряде
заведений
на время расположения его в лагере; в приказе
Его Высочества,
Военно-учебных
добавлено, что на меня возлагаются
обязанности обер-квартирмейстера при отряде и наблюдение
за практическими военными работами воспитанников.
И вот, вместо предполагавшейся спокойной работы
кабинетной, вместо уединенной жизни на Васильевском
острове предстояло мне провести лето среди лагерной суеты, в
беспрерывных хлопотах, вблизи от Двора и на виду самого
Императора. Прежде всего, конечно, я должен был
представиться Великому Князю Михаилу Павловичу как главному
начальнику Военно-учебных заведений; затем
генерал-лейтенанту Шлипенбаху, на которого возлагалось начальство в
Петергофском лагере; ознакомиться со всею обстановкой
же
заведений,
106
от
16
главного начальника
июня
кадетского лагеря;
соглашение с начальниками
прикосновенными к
приискать
в
заведений
и со всеми лицами,
лагерным занятиям.
Петергофе
в
справки о порядке
лагерное время и войти в
собрать подробные
занятий воспитанников
нужно было
Наконец,
помещение для своей маленькой
семьи, обзавестись верховою лошадью, седлом и другими
лагерными предметами. Все это было сделано второпях, в
самое короткое время. Съездив в Петергоф, я нанял там
маленький домик, недалеко от лагеря, на канале
Волконская),
21
и
июня
переселился
в
это
(улица
жилье,
временное
городской моей квартиры.
В Петергофском лагере каждое лето размещались
еще миниатюрнее
в
бараках воспитанники семи
петербургских военно-учебных
заведений: Пажеского корпуса, Инженерного и
Артиллерийского училищ, Дворянского полка и трех кадетских корпусов:
1-го, 2-го и Павловского. В строевом отношении отряд
состоял из 6 батальонов и полубатареи Артиллерийского
училища*. Так называемые практические занятия
воспитанников заключались в следующем: 1) тактические
аванпостная
и
малая
в
виде
служба
война,
маневров по-батальонно;
съемка с мензулой и буссолью для
2) топографические
воспитанников двух старших (специальных) курсов и
—
—
отдельные
геометрические задачи на местности для IV общего
—
класса; 3) инженерные
трассировка и постройка
укреплений (уменьшенной профили), изготовление фашин, туров
и т.д. для обоих специальных классов и 4) артиллерийские
—
для тех же классов,
лабораторные работы
и
стрельба
из
орудий разных калибров. Программа была обширная и
разнообразная; но действительное исполнение, как я скоро
убедился,
далеко
не
малой пользы.
уделяемого
на
соответствовало
все
исчисленные
и
весьма
достигало
ограниченность
материальных средств
соразмерности с большим
занятия
времени,
руководителей
(инструментов, орудий
слишком малое число опытных
в
задаче
Главною тому причиной была недостаточность
а
затем
и
и
проч.)
числом участвовавших в
Притом строевое начальство смотрело
неблагосклонно на означенные практические занятия, от-
занятиях воспитанников.
*
Пажеский корпус
и рота Инженерного училища составляли один
(1-й), каждый из кадетских корпусов образовал особый
два батальона.
Дворянский полк
сводный батальон
батальон,
а
—
107
нимавшие время от строевых
учений, гораздо более
озабочивающих и батальонных командиров, и самого начальника
Царских смотров.
Император Николай Павлович, во время ежегодного
пребывания своего в Петергофе (обыкновенно с половины июля
отряда, которые с трепетом ожидали
до половины
августа),
часто заезжал в
“кадетский лагерь”,
иногда совершенно неожиданно, поднимал по тревоге весь
отряд и производил учение или маневр, потешаясь, как
игрушкой. Вот
в этом случае, конечно, и мне приходилось
появляться на сцене, получать личные приказания Царя и
руководить исполнением. Дело это было для меня не
новое: стоило только воскресить в памяти прежнюю
службу
генеральном штабе. Мне удавалось
благополучно разыгрывать свою роль обер-квартирмейстера
в
Гвардейском
лилипутского отряда.
меня
Император
благосклонного
во всех случаях удостаивал
внимания.
Труднее было справляться с другими занятиями
воспитанников, особенно со съемкой. Приходилось
выторговывать у начальства
уже причины,
каждый рабочий день. Кроме приведенной
любило эти занятия еще и
начальство не
разбросанном распределении работ в
Петергофа нелегко было усмотреть за поведением
воспитанников при малом числе офицеров, не всегда
потому, что при
окрестностях
притом пользовавшихся
авторитетом над молодежью. По
инструментах (например, при двух, трех мензулах
на целый класс в 36 человек) действительно работали
недостатку
в
только немногие,
более способные
и
бойкие воспитанники;
остальные же товарищи, пользуясь привольем, валялись в
кустах
или
затевали
какие-нибудь
шалости.
Обучавшие
привыкли с давних времен смотреть на все это
сквозь пальцы и заботились лишь о том, чтобы к концу
офицеры
требуемое число небольших
вычерченной большею частью с
лагеря представить начальству
клочков
съемки,
помощью самого учителя.
Заметив
с первого же раза такое
руководителей съемки и
вообще несерьезное ведение практических занятий, я поставил
себе в обязанность во все дни, назначавшиеся для работы,
объезжать все участки и проверять лично порядок работ.
Частые появления мои заставили и руководителей, и
легкое отношение к делу самих
воспитанников
108
добросовестнее
заниматься съемкой.
А. С. Меншиков
Что касается до занятий по части
артиллерийской, то они велись в
без системы, можно сказать
инженерной и
крайне ограниченных размерах,
—
только для виду.
Во время больших маневров Гвардейского
и
Государю вздумалось привлечь к участию в них и
части отряда военно-учебных заведений. Маневры в этом году
происходили в обширном районе, до Нарвы. Приказано было
сформировать из выпускных воспитанников сводный
Гренадерского
батальон
корпусов
с
2 горными орудиями Артиллерийского училища,
в
отряда, который предположено было
перевезти к устью р. Наровы. Для перевозки десантного отряда
назначено было несколько военных пароходов. 25 июля утром
сводный батальон Военно-учебных заведений с 2 орудиями
составе десантного
был посажен
на
пароходы
в
Петергофе,
в одно
время с
флот109
экипажем, посаженным в Кронштадте. Сам морской
министр князь А.С.Меншиков присутствовал при посадке
сводного батальона в Петергофе и сопровождал его до
ским
Батальоном командовал
высадки.
(Павловского кадетского
обязанности
руководить
корпуса),
начальника
действиями
полковник
Вешняков
было
а мне приказано
исполнять
штаба десантного отряда
и
берег. Эскадрою
флотским экипажем
его по высадке на
командовал контр-адмирал
Епанчин,
а
1-го ранга Князев. Распоряжения при посадке и
возложены были на контр-адмирала графа
капитан
отряда
(Логгина Логгиновича). Князь Меншиков,
—
высадке
Гейдена
с которым перед
тем я виделся несколько раз для предварительных
соглашений насчет
предположенной операции, был
весьма
любезен
со мною во все время нашего плавания и по своему
обыкновению
не упускал
случая
выказывать свои
разносторонние
познания, а по временам и колкое остроумие.
отряда исполнилась совершенно удачно, при
ясной погоде. Высадка произведена при самом устье
Перевозка
тихой
р.
и
Наровы,
у деревни
Смолки,
с
помощью малых
катеров и баркасов. По выходе на берег наш маленький
отряд выстроился в боевой порядок и двинулся вдоль левого
берега реки к редуту, построенному осаждающим крепость
для защиты наведенного им же моста через реку у деревни
Новой. На половине пути завязалась перестрелка с
противником; маленький пароход, следовавший по реке, на одной
пароходов,
высоте с отрядом, содействовал ему своими выстрелами.
Навстречу десантному отряду выехал сам Император с
обычной многочисленной свитой.
Он подозвал меня, расспросил
о нашем плавании и высадке и предоставил мне продолжать
маневр. С приближением к редуту противника
следовавший в резерве боевого отряда сводный батальон
Военноучебных заведений был выдвинут вперед и направлен на
вести
штурм редута. Молодежь наша с юношеским одушевлением
бросилась
на укрепление, наскоро построенное; атака
Выбитый будто бы из редута противник
вязкое болото под боковым
стрелков флотского экипажа и парохода. Экипаж этот
признана успешною.
должен
огнем
был отступать через
занял взятый редут, а сводному
заведений приказано
Нарове, где ему дан
НО
батальону Военно-учебных
было продолжить движение
отдых.
Государь
остался
к
самой
совершенно
доволен маневром,
обошелся
благодарил
начальников
и
приветливо
На другой день десантный отряд
с кадетами.
обратно в Петергоф и Кронштадт.
Лагерь военно-учебных заведений закончился также
маневром в присутствии Государя и также вполне удачно. В этот
день в одном из батальонов (1-го кадетского корпуса)
перевезен
находились трое молодых Великих Князей: Константин
Николаевич
—
за
офицера,
а
Николай
Михаил Николаевичи
и
—
рядовыми. По окончании маневра и после краткого отдыха
отряд продолжал следовать походным порядком до Стрельны, а на
возвратился в
следующий день
Окончив возложенные
на меня
Петербург.
обязанности
в
(19 августа) генералу Ростовцеву
отчет о ходе в том году практических занятий
воспитанников. Высказав откровенно свое заключение о слабых
Петергофском лагере, я представил
и несерьезности этих занятий, я изложил свои
предположения о мерах на будущее время к усилению или, по
крайней мере, упорядочению этих занятий, даже при том
ограниченном числе дней, которое возможно уделять на них
результатах
в
течение
времени35. Генерал Ростовцев
лагерного
остался
очень доволен моим отчетом и приказал в свое время,
при
году лагерных занятий
иметь
в
воспитанников,
виду указанные мною меры. В течение всего
лагеря, конечно, мне приходилось не раз иметь личные
свидания с Яковом Ивановичем, и постоянно он оказывал мне
распределении в
самое
любезное
половине
июля,
будущем
внимание.
генерал
При
Ростовцев спросил меня,
приму ли я должность начальника отделения в
Военноучебных заведений,
воспитательного или
сделаться
свиданий,
одном из этих
в
не
штабе
именно третьего, так называемого
учебного? Место
вакантным
по случаю
это должно
было вскоре
предположенного
Львова на место
Московском
кадетском корпусе. Такое
инспектора
меня
находкою, ибо я видел
предложение было, конечно, ^щя
перемещения
начальника
классов
отделения
князя
в
совершенную невозможность оставаться на одном
профессорском окладе; но возникал вопрос: в какой мере
возможно,
без ущерба для дела, соединять обязанности
отделения
с
занятиями
начальника
профессора? Генерал Ростовцев,
которому я высказал некоторое сомнение на этот счет,
успокоил меня и взялся лично уладить дело с начальником
111
Военной академии. 20
июля
получил
я
Академии формальный запрос: признаю
обе
от
вице-директора
ли я возможным
“без вреда для успехов
преподавания в Военной академии?” По случаю временного
отсутствия генерала Ростовцева я дал ответ лишь 9 августа,
соединить
означенные должности
дождавшись возвращения его. Чтобы вполне рассеять мои
сомнения, он познакомил меня с князем
от него узнать
учебного
начальника
обстоятельнее
Львовым, дабы
я мог
весь круг деятельности
отделения. Князь Львов был молодой еще
любезный; слабое здоровье
другой климат и потому
человек, весьма обходительный и
вынуждало его переселиться в
Москву*. Князь Львов весьма любезно
подробности занятия по учебному
показал мне все свои работы и окончательно уговорил
принять предложенное место. Дело было решено; но
принять назначение в
раскрыл
отделению,
меня
мне во всей
переписка о моем назначении затянулась долее
обыкновенного, отчасти по причине отсутствия
Павловича
Великого Князя
Государя, который, по
обыкновению,
Красносельского лагеря производил смотры в
Москве и других местах сбора войск, а потом уехал в
Палермо, где находилась Императрица Александра Федоровна.
С переездом из Петергофа в Петербург я снова принялся
настойчиво за работу для Военной академии. В это время
город был почти пустынный; не было никого из близких мне
Михаила
и
самого
после
было упомянуто, находился еще у своей
Рязанской
сестры
губернии, а потом провел некоторое
в
Москве
и
время
возвратился в Петербург к концу сентября.
лиц: отец, как уже
в
Брат Николай
начале мая,
с
Петербурга в
Берлине, где
врачебною знаменитостью докт
сестрой Авдулиной,
провели несколько дней
советовались с тогдашнею
выехав из
в
Шенлейном**, затем останавливались в Лейпциге и
Франкфурте (на Майне), спустились по Рейну до Кельна и через
Брюссель прибыли в Париж, где была новая консультация.
Первые виденные заграничные города Берлин и Лейпциг,
так же как и вообще Германия, произвели на брата сильное
*
К сожалению, эта перемена места ненадолго отсрочила роковой исход
болезни (чахотки). В 1847 году бедный князь Львов должен был
оставить службу и уехать за границу, а вскоре потом скончался.
**
В автографе далее зачеркнуто: который советовал брату ехать в Киссинген, а после купаться в южном море (прим. публ.).
112
впечатление.
В одном
общему
убеждаться в
из писем ко мне он в шутку поручал
И.П.Арапетову,
что
передать
нашему другу
“начинает
почтенности немцев, но находит, что
бы лучше, если бы
конце июля, брат и
местечко
Котрэ,
где
пользовалась водами.
экскурсию
в
было поменьше”36. Из
Парижа,
сестра отправились в Пиренеи, в
сестра по указанию французских врачей
их
Отсюда предприняли
Испанию,
до
было
уже в
они занимательную
Пампелуны,
столицы
Наварры. Там
происходили в это время блестящие празднества по случаю
свидания королевы Изабеллы с французскими принцами.
Съехалась туда масса любопытных путешественников. Несмотря на
все материальные
и
сестра были
неудобства
путешествия по Испании,
своей поездки*, а затем
брат
в восхищении от
Марсель в Италию.
В продолжение путешествий письма
отправились они через
мне
по-прежнему дышали
самой
брата Николая
ко
трогательной дружбой;
в
них изливал он свои впечатления и
писал он
3/15 сентября,
из
Котрэ:
сердечные чувства. Так,
“К тебе, мой милый
Дмитрий, летят часто мои мысли. Твой домашний быт
представляется мне маленьким уголком счастья и радости,
и
эти
услаждают меня. Как часто хотелось бы мне очутиться
между вами, поделиться своими впечатлениями, быть
и опять возвратиться к
может, укрепиться в любви и надежде,
мысли
—
кочевой жизни, которая никогда мне не надоедает”37.
Брат Николай с самого начала путешествия
пробыв с сестрою первую половину лета, потом
самому заняться собственным лечением по предписанию врачей;
но зять наш С.А.Авдулин почему-то все откладывал выезд
за границу. В каждом письме и брат, и сестра спрашивали,
рассчитывал,
когда же наконец он выедет; умоляли поторопить его. Так
прошло все лето; брат вовсе не воспользовался поездкой для
поправления своего здоровья; он был даже поставлен в
большое затруднение,
когда с наступлением срока его отпуска
необходимо было ему возвратиться
его
*
**
случайная встреча
в
Генуе
с
в Петербург. Выручила
Чернышевыми**. По-види-
В автографе далее зачеркнуто: но бой быков произвел тяжелое
впечатление. По возвращении из Италии они провели несколько дней в Баньере
(Bagneres-de-Luchon) для окончания курса лечения сестры (прим. публ.).
Флигель-адъютант Фед Серг Чернышев
Александра
Афанасьевна,
рожденная
и жена его
Шишмарева.
ИЗ
мому время уже изгладило тогда из сердца брата прежнюю
его страсть и увлечение молодости; он сошелся дружелюбно
с прежним своим соперником и, оставив сестру на
попечение
друзей
ее и родственников, сам предпринял
Северной Италии, а в конце октября возвратился за
сестрой в Геную и вместе с нею отправился в Неаполь,
куда вслед за ними приехали и Чернышевы. Там встретили
они Новый год; Авдулин так и не выехал к жене; брату
поездку по
пришлось оставить сестру в чужой семье, в отдаленном
заграничном городе.
Заговорив
путешественниках, я несколько
вперед; возвращусь к своему собственному
петербургскому уголку в сентябре месяце.
забежал
о наших
1845-1846 УЧЕБНЫЙ ГОД
В
ожидании назначения на новую должность я
работал
Сентябрь и часть октября
Академии, а с половины
новом расписании учебных
прилежно для Военной академии*.
составляли
экзаменов
в
октября возобновились лекции.
В
период
занятий назначено было
неделю, в одном
мне по-прежнему три лекции в
практическом отделении.
Конференция
академическая и начальство не могли не признать
основательный
мой довод,
что
нерационально
преподавать в
курсе
стратегические разборы театров войн
прежде преподавания стратегии и военной истории.
Между тем я был озабочен ожидаемым приращением
семьи. 11 ноября родился сын; роды совершились весьма
военной
географии
благополучно, даже без приглашения врача.
имя Алексей в честь моего отца,
восприемником с теткою
В
моей
Новорожденному дали
который был и
Варварой Дмитриевной Полторацкой.
ноября пришло, наконец, из
начале того же
Палермо Высочайшее утверждение представления начальства
Военно-учебных заведений о прикомандировании меня
штабу этих заведений для управления третьим
(воспитательным) отделением, с оставлением и профессором
Военной академии. 16 ноября объявлено об
приказе по
Военно-учебным
к
в
этом в
заведениям. Согласно
представлению начальства, мне было определено содержание,
присвоенное начальнику отделения
(1401 рубль),
независимо
оклада, так что с этого времени,
получая по обеим должностям до 2700 рублей в год, я уже
считал себя обеспеченным в средствах жизни.
от
*
профессорского
В автографе далее зачеркнуто: и успел к началу нового курса составить
и налитографировать записки об Австрии и подготовить вчерне
остальные части курса (прим. публ.).
115
Соединение двух должностей
конечно,
по двум разным ведомствам,
требовало напряженной
подготовлен к новым своим
отделения лежали,
Благодаря
деятельности.
моему сближению с князем Львовым
обязанностям. На
я
был уже
начальнике
учебного
кроме текущего делопроизводства,
разнообразные личные обязанности: он был
учебного комитета, собиравшегося еженедельно под
председательством самого генерала Ростовцева; начальник
учебного отделения заведовал испытаниями кандидатов в
учителя и пробными их лекциями; присутствовал на разных
делопроизводителем
был редактором особого издания,
выходившего через каждые две недели под названием:
экзаменах
и,
наконец,
“Журнал для чтения воспитанников военно-учебных
заведений”38. Сверх того, предстояло мне, по примеру 1845
года, исполнять и впредь, в летнее время, обязанности
руководителя практических занятий воспитанников
Петергофском
лагере. Таким
моей должности отняли от
образом,
профессорских
занятия
по
моих
в
новой
работ
гораздо более времени, чем первоначально я предполагал.
Но занятиями этими я не тяготился; они как-то пришлись
мне по душе и притом облегчались в значительной мере
приятными отношениями с новым начальником. С ним
легко было
работать; он вел дело с любовью, сам много
работал
работу подчиненных. Обращение его было
самое благодушное; он входил с участием в личное
и ценил
положение
каждого
подчиненного
благодетельствовать всякому,
и
вообще любил
пользуясь своею силою
при
Князе Михаиле Павловиче и обширными связями. Со
мною лично он был чрезвычайно любезен и внимателен.
В то время штаб Военно-учебных заведений был
Великом
на две части: некоторые отделения (по личному
были
подчинены дежурному штаб-офицеру полковнику
составу)
Оресту Семеновичу Лихонину; другие (хозяйственные)
управляющему делами совета Военно-учебных заведений
статскому советнику Сергею Сергеевичу Шилову; учебное
разделен
—
же
или
воспитательное отделение
стояло
в
начальнику штаба и никакого другого
я не имел. Помощником моим был
начальства
предшествующего
Иван Сергеевич Шилов, брат названного выше; но
непосредственном подчинении
помощью
116
его я
почти
не
пользовался,
даже
редко
видел
его
в
был
болезненный, ленивый, ни во что
по канцелярской части,
другой, скромный, выслужившийся из писарей чиновник,
бойкий и смышленый,
да старший писарь Рогов
попавший впоследствии в большую милость к Я.И.Ростовцеву и,
к сожалению, закончивший свое служебное поприще
ссылкою на поселение за мошеннические проделки. В учебном
штабе;
не
это
человек
входивший. Полезнее были мне,
—
отделении, как уже я сказал, собственно текущее
делопроизводство было не сложно и переписка не обширна;
главные
работы
лежали лично на начальнике отделения.
беспрерывные
заведений,
сношения
с главными
(специальными
с
наставниками-наблюдателями
руководителями
с учителями,
со
а
лиц,
по
преподавания
учебных предметов),
множеством
Имея
классов
инспекторами
по
чтобы знакомиться на деле
В то время директорами
разным
я должен
временам
группам
был видеться
посещать
заведения,
учебной части.
петербургских военно-учебных
заведений были: Пажеского корпуса
генерал Игнатьев
(Павел Николаевич, впоследствии граф); Школы гвардейских
подпрапорщиков и юнкеров
генерал Сутгоф;
Артиллерийского училища
генерал-майор барон Розен; Инженерного
генерал-майор Ломновский; кадетских корпусов: 1-го
генерал-лейтенант Шлиппенбах; 2-го
генерал-майор
Бибиков; Павловского
генерал-лейтенант Клюпфель;
Дворянского полка
генерал-майор Пущин. Впрочем, мне
с ходом
—
—
—
—
—
—
—
—
приходилось иметь сношения преимущественно с инспекторами
классов
заведений. Должность эту
в
то
время занимали:
в
Пажеском корпусе
полковник Иван Федорович Ортенберг;
в Школе гвардейских подпрапорщиков и юнкеров
действительный
генерал-майор Павловский; в 1-ом кадетском корпусе
статский советник Кушакевич; во 2-ом
полковник Яков
статский советник
Федорович Ортенберг*; в Павловском
полковник Павловский.
Ржевский**; в Дворянском полку
Главными наставниками-наблюдателями были: по
преподаванию Закона Божия
протоиерей Раевский; по военным
—
—
—
—
—
—
—
—
—
генерал-майор барон Медем; по математическим
академик Остроградский; по естественным
академик Ленц;
наукам
—
*
**
Тот самый, у которого я жил,
Заместивший А.Ф.Шенина.
быв юнкером
гвардейской артиллерии.
117
—
профессор Шульгин; по русскому языку и
действительный
Н.И.Греч; по рисованию
по политическим
—
словесности
статский
—
советник
Все вопросы
Сапожников.
по
учебной
части, как возникавшие со
стороны заведений и главных
наставников-наблюдателей, так
и поднимаемые самим генералом Ростовцевым,
предлагались им на обсуждение учебного комитета, который, как
уже сказано, имел еженедельные заседания, по субботам,
вечером, под председательством самого Я.И.Ростовцева, в
его квартире (в казенном доме по Кадетской линии, рядом
со строениями
продолжались
1-го кадетского корпуса). Заседания эти
до 11 ночи и были обыкновенно очень
часов
оживленны.
Генерал Ростовцев охотно допускал прения,
вразрез с какими-нибудь уже усвоенными
пока они не шли
им воззрениями и предназначениями. Он сам любил
высказывать и развивать свои виды и соображения. Членами
комитета
были
все главные
инспекторы классов
Приезжал
наставники-наблюдатели
также к каждому заседанию и полковник
Федорович Менц
—
корпуса (малолетнего) из
обыкновенно приходил
пользуясь близостью моей квартиры. Из
окончании заседания он
Яков
Федор
Александровского
Царского Села. По
инспектор
кадетского
имели
и
петербургских Военно-учебных заведений.
преимущественно
голоса
Федорович Ортенберг,
ночевать ко мне,
членов комитета
И.П.Шульгин, Н.И.Греч,
Ржевский. Приглашались иногда
посторонние лица в качестве компетентных авторитетов
по каким-нибудь специальным вопросам. Моя обязанность
и
заключалась в составлении протокола заседаний и, по
утверждении его подписью председателя, в сообщении
принадлежности постановленных
Пробные
по
решений.
лекции кандидатов на учительские должности
назначались также по вечерам в самом
Военно-учебных заведений
классов и подлежащегоглавного
помещении штаба
в присутствии инспекторов
наставника-наблюдателя. На
мне
распоряжения, так и
составление протокола с изложением постановленного
присутствующими лицами заключения. Сам генерал Ростовцев
присутствовал на пробных лекциях только в
лежали
как
все
исполнительные
исключительных случаях. Из числа допускавшихся к
пробной
лекции
кандидатов далеко не все выходили из этого искуса с успехом.
118
Наконец, редактирование “Журнала для чтения
военно-учебных заведений” было работой
воспитанников
механической, потому
почти
что издание это наполнялось
выборкою статей и отрывков из напечатанных уже
книг и повременных изданий. Но уходило немало времени
на пересмотр и прочтение таких книг и журналов, из
исключительно
которых можно было
выбрать что-нибудь подходящее
к цели
специального издания для малолетних читателей. Такое занятие
отрывало меня от других более серьезных и притом более
работ. Хотя
полезных
принятием мною
и доходили до меня отзывы, что с
редакции
“Журнал”
сделался занимательнее,
чем прежде, однако ж читался он все-таки очень мало теми,
для кого собственно издавался. Воспитанники
книжками, носившими на своей
обертке
пренебрегали
штемпель
штаба
Военно-учебных заведений и виньетку с кадетской арматурой.
Таким образом, зиму с 1845 на 1846 год провел я в
усиленных трудах, разделяя все свое время между
Военно-учебным заведениям и по Военной академии.
учебного года я успел привести все части
военной
курса
географии к единству по содержанию,
и
изложения.
объему
форме
Отлитографированные вновь
обязанностями по
В течение этого
записки составили в
времени
общей
введены
сложности до
150 листов39. С
этого уже
были мною письменные работы
офицеров на задаваемые мною темы по разным
Первый этот опыт указал, как слабо
подготовлены были тогда наши молодые офицеры к письменным
работам. Сочинения только немногих способнейших
обучавшихся
частям курса.
офицеров (барона Николаи, Мезенцова, Макшеева, Казаринова)
можно было признать удовлетворительными. К концу
означенного
учебного
Академии
неделю,
года предложено было мне начальством
занять в теоретическом отделении одну лекцию в
остававшуюся
свободной
за
продолжительной
болезнью адъюнкта военной истории и стратегии капитана
Неелова,
который
оступившись
в
имел несчастье переломить
комнате.
Я
воспользовался
себе ногу,
этим
случаем
для
облегчения курса будущего учебного года, употребив
предложенные мне дополнительные часы на прочтение
теоретического отделения вступительной статьи,
объясняющей значение и систему преподаваемого мною курса, а
затем ознакомил их довольно подробно с Кавказским краем.
офицерами
119
Не ограничиваясь
слушателей
приступил к
составлением записок для
моих
утвержденной начальством программе, я
научной разработке “военной статистики”. На
по
первый раз
поместил я в “Военном журнале”
1846 года
(издававшемся при Военно-учебном комитете, под
редакцией полковника Болотова) довольно обширную статью под
“Критическое
заглавием:
географии
и
значения
исследование
военной
военной статистики”. Статья эта была
выпущена потом
и
Сущность
ее заключалась в развитии той мысли, что все
сочинения,
появлявшиеся
географии”,
отдельною
весьма
брошюрой
под тем же заглавием40.
названием
под
разнообразные
по
“военной
своему
содержанию,
не
имеют научного значения; что напротив того, военная
статистика,
имеющая целью всестороннее исследование
военных сил и средств государств, должна составить одну из
специальных
отраслей общей статистики и может, при такой
получить стройную, научную обработку.
обратила на себя внимание не только в тесном
постановке,
Брошюра эта
военно-ученом
ученых. О
кругу,
но также
и
в
более обширной среде
появлении ее заявлено было в номере
инвалида” 15 октября. Впоследствии
эта
статья
в
котором
применить высказанные
я
мною
предположил,
мнения
военно-статистическому исследованию военных сил
Работы
одобрения и
составила
более
вступление к предпринятому мною тогда же
обширному сочинению,
“Русского
в виде опыта,
к
Пруссии41.
Военной академии удостоились
благосклонного внимания начальства ее. Мне
мои
по
особенную благосклонность даже
Сухозанета*. Невыносимо тяжелый для подчиненных,
посчастливилось заслужить
генерала
он почему-то относился ко мне с исключительным
благоволением. В марте 1846 года он вошел даже с представлением
военному министру о производстве меня на Пасху в
к
указав при этом, что я состою уже 6 лет в чине и во
все это время, несмотря на двухлетнюю службу на Кавказе,
полковники,
с участием в военных
награды. Но
подполковник
*
120
действиях,
вместе со мною
не получил ни
был представлен
к
одной
производству
и
Богданович. Ходатайство генерала Сухозане-
В автографе далее зачеркнуто: который не отличался мягкостью
характера и был невыносимо тяжелый для подчиненных, как будто
старавшийся при всяком случае давать им чувствовать свой гнет (прим. публ.).
та не имело успеха.
В
обойти
Чернышева сообщалось,
ответе князя
Государь Император
что
не
желал
нашим
производством
несколько старших подполковников, в списке
которых я стоял
12-м,
а
Богданович
—
15-м;
в уважение же
выставленных начальством заслуг наших пожалованы
были
на
орден св. Анны 2-й степени, а
Богдановичу
перстень с вензелем. Мотив, на котором
основан был отказ в моем производстве, был не совсем
—
Пасху (7 апреля):
мне
—
ибо не принято было во внимание то обстоятельство,
что при назначении на Кавказ (в 1843 г.) сохранено было
мне право на повышение в полковники наравне с моими
основателен;
сверстниками по
Гвардейскому генеральному штабу;
был бы обойден
сверстников никто не
производства.
Промах, сделанный
начальства,
уже
а из этих
в случае моего
в представлении академического
был исправлен годом
позже новым
ходатайством
Военно-учебных заведений.
испытанную неудачу по службе и на
со стороны начальства
Несмотря на
работу по двум должностям,
я был в это время вполне
доволен своим положением, скромным, но спокойным.
Конечно, не обходилось без временных забот, неизбежных в
усиленную
жизни семейной.
Тревожило
новорожденного сына,
здоровье
которого
сохранял
ровность в
заметно
всегдашнее
обхождении,
меня и жену
слабое здоровье
а также положение отца моего,
Несмотря на то,
благодушие, спокойствие,
пошатнулось.
свое
он
хотя по временам и вырывались у него
жалобы на судьбу, постоянно разбивавшую все его старания
об обеспечении будущности семьи. Мы с братом Николаем
сокрушались, что не имели возможности обставить жизнь
отца всеми удобствами, к которым он привык. Пока
здоровье позволяло ему, он часто навещал нас и был
чрезвычайно
Тогда
нежен со своими внуками.
мы не предчувствовали,
что так недолго оставалось им пользоваться его ласками.
Брат Николай
по
феврале месяце из-за
служебных своих работ.
увидеть практический
введенное в Петербурге новое
в’озвращении
в
границы снова погрузился в пучину
В
этом году он имел утешение
результат многолетних своих трудов:
Положение
о городском управлении
самоуправлению,
широкое развитие
в
получившему в
было первым
городских и земских
пользовался расположением
шагом к
позднейшие времена
учреждениях42. Брат
и доверием тогдашнего мини-
121
стра Льва Алексеевича
служебные,
Перовского. Напряженные занятия
брата, не мешали нам видеться
как мои, так и
довольно часто; к
моей
семье он всегда относился с
добротой. Сестра Авдулина возвратилась из-за
Петербург в марте месяце с Чернышевыми.
сердечною
в
границы
Кроме братьев и сестры навещали нас некоторые из
(Арапетов, Свечин) и прежних моих
товарищей по Гвардейскому генеральному штабу. Вообще наш
круг знакомых был очень ограничен. В тесном и убогом
старых приятелей
жилье, в отдаленной части города и при усиленных
занятиях, разумеется, мы должны были жить уединенно и
скромно. С ближайшими родственниками
графом Киселевым)
(Полторацкими
и
виделись мы не часто; однако ж последний
однажды удостоил нас посещением в нашем захолустье.
Преимущественно поддерживались связи с прежними
Шуберта, Крюковских
Шуберта), Веймарна, барона Ливена,
Венцеля, Зедделера, Фишера, Тизенгаузена.
В конце апреля мы были опечалены кончиною близкого
нам человека
Ивана Федоровича Веймарна. Здоровье его
знакомыми жены моей: семействами
(дочери
генерала
—
давно уже внушало
припадки удушья с
опасения;
болью
часто случались с ним
в груди и
сердцебиением. Подобная
болезнь
угрожала внезапным концом жизни. Больной
собирался с наступлением весны ехать за границу; однако ж не
оставлял служебных занятий до последнего дня жизни.
Скончался он 28 апреля, а 1 мая происходили похороны. Мы с
женой проводили гроб покойника до могилы и приняли
живое участие в горести несчастной вдовы Елизаветы
Максимовны. Едва прошли после того две недели, как новое
Веймарнов: 10 мая скончался и
Петр Федорович. Он заболел в самый день
несчастие поразило семью
другой брат
—
похорон младшего брата, смерть которого произвела на него
Оба брата были очень дружны между
тяжелое потрясение.
собою.
Петр Федорович
участвовал
в
кампании
был старше
на многие годы; он уже
1812 года, был ранен под
пользовался особенным расположением Великого Князя
Михаила Павловича, который присутствовал на обоих
похоронах. Близкое совпадение кончины двух братьев
Бородином;
произвело горестное впечатление на всех,
уважавших
122
этих
достойных людей,
знавших и
глубоко
отличавшихся
честным,
прямодушным характером и строгими нравами. Семья Веймарнов принадлежала к секте гернгутеров43.
Со смертью братьев Веймарнов открылись места
дежурного генерала и начальника штаба Гвардейского и
Гренадерского корпусов. На первое назначен был директор
Пажеского корпуса генерал Игнатьев, а
Витовтов. Преемником же Игнатьева
был генерал-лейтенант Желтухин.
В мае и начале июня к постоянным
—
на
в
второе
генерал
Пажеском корпусе
моим занятиям
военно-учебных заведениях, по
окончании которых происходил общий сравнительный экзамен
выпускных воспитанников всех петербургских заведений.
прибавились экзамены во всех
с большою торжественностью,
1-го
кадетского корпуса; приглашалась
огромной
многочисленная публика из высших сановников и ученых,
Экзамен
этот
производился
в
зале
начиная с министра народного просвещения и
митрополита.
выбирать вопросные билеты
Почетным гостям предоставлялось
устные вопросы вызываемым по каждому
предмету выпускным воспитанникам разных заведений. В той
и задавать
несколько
же зале,
дней спустя, происходил осмотр чертежных работ
рисования воспитанников всех заведений. На эту выставку
также приглашались почетные лица и компетентные судьи.
и
Яков Иванович имел слабость выставлять напоказ успехи
военно-учебных заведений по учебной части. Желание его
пощеголять перед избранной публикой результатом своих
многолетних усилий поднять учебное дело в кадетских корпусах
не только было бы извинительно, но и могло бы иметь свою
полезную сторону, если б только в этих парадных выставках
не примешивалось в
Я.И.Ростовцев,
некоторой
доле пускание пыли в глаза.
например, смотрел сквозь пальцы на
произведениях, из которых
фальши в выставляемых напоказ
некоторые слишком усердно исправлялись рукою учителя или
даже вовсе не были ученической работой, а заготовлялись по
заказу.
Когда
я
раз
попробовал
указать
Якову Ивановичу
такие явные подлоги, он показал вид, что не слыхал, и отошел
от меня.
Бывали
наклонности генерала
из
слабых,
и другие случаи,
Ростовцева
к
убедившие
меня в
самообольщению. Это было одною
несимпатичных для меня сторон его характера.
Наступившее лето и в этом году я должен был опять
Петергофе, в качестве руководителя по тактическим
провести в
123
и другим
практическим занятиям воспитанников. В
отряд военно-учебных заведений выступил в лагерь.
Я поселился, с маленькой своей семьей, в крошечном
половине
июня
деревянном домике
парка.
Занятия
Старого Петергофа, близ
воспитанников в этом году
согласно представленному мною
Английского
были организованы
плану,
в основание
было положено строгое распределение занятий,
которого
утренних и вечерних, по
расписанию
на
все
число
лагерного времени
основании
составлено на
составленному предварительно
дней, какое могло быть уделено
собственно
на практические
было
прошлогоднего опыта расписание
18 дней. При огромном
из
работы. На
числе участвовавших в
(до тысячи), при ограниченности
материальных средств необходимо было разделить
занятия на общие, для целого класса каждого заведения, и
занятиях воспитанников
времени
и
—
для выпускных воспитанников,
специальные
службы, к которому каждый из них предназначался
(артиллерийские, инженерные, ружейная стрельба и т.д.).
Чтобы уделить по возможности более времени на эти
соответственно роду
специальные занятия, выпускные воспитанники были
освобождены от работ топографических, которые производились
только воспитанниками первых специальных и IV общих классов.
Несмотря
доброй
воле
строевого
уделить для
дней,
на мои настойчивые старания и даже при
начальства,
не
практических занятий
на которое я рассчитывал.
оказалось
и то
возможным
ничтожное
Со вступления
число
в лагерь и
смотра, состоявшегося 28 июня, нельзя было
о
думать
практических занятиях; все внимание
начальства в это время было обращено на строевое подготовление
до
Царского
и
Из остального лагерного времени,
12
до
продолжавшегося
августа (44 дня), пришлось
исключить 13 дней вовсе праздных (по случаю праздников и по
батальонов
другим
к
смотру.
причинам);
затем
на
все
вообще
так
называемые
практические занятия, со включением и аванпостной
службы, пришлось всего 12 дней. Таким образом, и в этом году,
хотя было сделано все возможное для более серьезного
направления занятий, все-таки результаты вышли очень
слабые. Самой жалкой частью была ружейная
важная
для
пехотного
офицера;
можно
стрельба,
сказать,
делом вовсе не занимались за неимением ни
124
столь
что
удобного
этим
мес-
та, ни годного оружия.
Впрочем, это дело тогда стояло не
русской армии.
После двух дней маневров под Петергофом (7 и 8
августа) в присутствии Государя отряд военно-учебных
заведений выступил 12-го числа из лагеря в Петербург. В конце
того же месяца и я с семьей перебрался на зимние квартиры.
лучше и во всей
Начались
экзамены в
Военной академии
и
обычные
мои
учебному
Наступившая осень принесла мне целый ряд семейных
невзгод и огорчений. В сентябре у жены моей начались
занятия по
сильные
отделению.
невралгические
боли
в
Страдания
долго страдала.
голове,
эти
были
от
тем
которых она потом
прискорбнее, что
ребенка
то время она продолжала еще кормить младшего
не
могла
отнять
его
от
в
и
груди, так как здоровье его очень
Причиною его болезни, по-видимому, было
трудное прорезывание зубов; бедняжка сильно исхудал,
ослабел, и всю зиму пришлось держать его в комнате; начал
тревожило нас.
поправляться только с наступлением весны.
В ту же осень 1846 года всю нашу семью постигло большое
горе: отец мой, страдавший уже несколько месяцев опухолью
он
ног
и
отдышкой,
в
сентябре
совсем слег в постель и не
Явные признаки водянки усиливались
уже
очень быстро, и 6 октября, утром, он кончил жизнь на 67 году.
Тело дорогого отца погребено на Волковом кладбище. В
бумагах его найдена была записка, составленная незадолго до
смерти, в виде завещания детям и как бы в оправдание
из
выходил
комнаты.
печального исхода непрерывных трудов и забот, которые он должен
был нести в продолжение всей своей жизни, в упорной
борьбе
за
существование44. Все
не оставить семью
неудачи
и
и
настойчивые заботы его о том, чтобы
детей без куска хлеба, встречали одни
разочарования,
свою под гнетом
и
кончил
горького сознания
он
эту тяжелую жизнь
безуспешности
всей
своей деятельности. Приведенные в разных местах моих
воспоминаний выборки из отцовских писем уже достаточно
обрисовывают
его
личность,
его
глубоко честный, правдивый
характер, доброе сердце, трогательные отношения семейные.
Не раз высказывается в этих письмах мысль, что счастье в
перенести все неудачи
По несовершеннолетию младших
семье дает силу
предстояло
и невзгоды
братьев
житейские.
моих
—
учредить
над
одним
попечительство, над другим
—
125
опеку. По
обязанности
Николай,
общему
попечителя
о
чем
и
нашему с
и
братьями
соглашению
себя брат
принял
23 октября указ петербургской
на
опекуна
последовал
Дворянской опеки*. Затем
братьев
от имени всех четырех
и
сестры подано было заявление об отказе нашем от
отцовского наследства и предоставление всего оставшегося его
имущества на удовлетворение кредиторов. Так как все
движимое имущество покойного отца хранилось
распоряжения
по распродаже
этого
Москве,
в
то
имущества и
обращению вырученных сумм по назначению принял на
себя
Сергей Яковлевич Грузинский. Мы с
в то время так поглощены своими
Николаем
были
братом
служебными занятиями, что не имели возможности лично
входить в подробности отцовских дел и рады были найти
родственник наш князь
освободившего нас от щекотливых забот.
Однако ж желание наше устраниться от отцовских
человека,
удалось нам
не вполне.
Длившаяся уже
дел
десятки лет тяжба с
Евдокимовым все еще тянулась, и только год спустя после
кончины отца объявлен нам указ Сената
(6 сентября
1847 г.)
по вопросу о каких-то спорных пустошах, которыми
Евдокимов завладел неправильно.
отобрать
объявление
это,
Пустоши
о
таком
за отказом
мы,
решении,
нашим
Затем оказалось,
что
я
от
и
конечно,
наследства,
лично
жалкой деревушки, входившей
я
эти решено
от него в пользу прежнего владельца.
Получив
заявили,
до
состоял
было
нас
не
что дело
касается.
владельцем
одной
бывшее отцовское имение,
по этому поводу на меня легли заботы, от которых не мог
освободиться в продолжение нескольких лет.
Дело это
в
требует объяснения,
и
чтобы
не возвращаться к
нему впоследствии, расскажу его теперь же до конца, хотя и
забежать вперед на несколько лет.
После продажи с аукциона заложенного отцовского
имения села Титова (Калужской губернии, Лихвинского уезда),
оставались еще не проданными в Алексинском уезде
(Тульской губ.) село Панское и две маленькие деревеньки
придется
(Коробки
и
Федюнинки)
с сотнею ревизских душ во всех трех и
382 десятинами земли. На эту часть имения, оцененную в
8 тысяч рублей, торги назначены были в начале 1839 года.
*
126
Брат Владимир
достиг совершеннолетия в 1847 году, а
Борис
—
в
1851.
Не знаю, почему отцу моему
захотелось непременно изъять
из продажи в посторонние руки одну из названных
деревушек
Коробки, с 26 ревизскими душами и 116 десятинами
Посредством какой-то сделки с некоторыми из
земли.
кредиторов устроено было так, что при продаже с аукциона
деревушка эта осталась за мной. Хотя я узнал тогда же от
отца об этой сделке, не совсем для меня понятной, однако
ж, уезжая тогда на
Кавказ,
обратил особенного
я не
позабыл
внимания на это дело, а потом совсем
о нем.
Только
Коробками
управлял один из соседних помещиков Петр Дмитриевич
Беклемишев, посредник по полюбовному межеванию.
после
кончины
отца оказалось,
что
моими
Данную ему отцом моим доверенность следовало заменить
новою,
лично
уже
от
меня,
причем
г.
Беклемишев
взялся
собирать с имения доходы и вносить
уплаты в Опекунский совет*. Как один из
по-прежнему
причитающиеся
крупных помещиков он принял на себя заведование ничтожной
деревушкой
в виде одолжения, из
приязни
к моему отцу.
В
безграмотных и бестолковых, он
заявлял, что за внесением в Опекунский совет ежегодно
причитающейся суммы остающийся от доходов с имения
небольшой излишек будет доставляться ко мне; но вместе с
письмах своих,
тем уговаривал
полученную
я
меня
перезаложить имение с тем,
добавочную
соседней земли,
Сначала
довольно
сумму
употребить
чтобы
на прикупку
в видах возвышения доходности имения.
относился
к
любезной услужливости соседа с
была мне не по душе,
полным доверием; но роль помещика
мечтал о том,
чтобы сбыть
с рук эту неприятную
и я
обузу.
Надобно
вспомнить, что в то время предпринимались
правительством первые робкие попытки к изменению
юридического положения крепостных крестьян.
об обязанных
практического
крестьянах45
приложения;
но
8 ноября 1847 года
приобретать
земли в
обсуждались
*
новые меры; готовился указ
о предоставлении крестьянам права
собственность
помещичьих имений46. Все
возбуждали
Указ 2 апреля 1842 года
без
оставался почти
много толков в
и
выкупаться
эти попытки
при
продаже
правительства
помещичьей среде, принимались
В автографе далее зачеркнуто:
с
с удовольствием дал я ему доверенность
(6 декабря 1846 г.) (прим. публ.).
127
Благие
явным неудовольствием и раздражением.
Императора
стремления
и
настойчивые усилия
графа Павла
Дмитриевича Киселева встречали упорное противодействие
правительства. Однако ж было
в
самом составе высшего
немало
желавших
Таков
и сочувствующих этим стремлениям, горячо
избавления русского народа от позорного рабства.
был почти весь кружок образованных, развитых людей,
в
котором я вращался.
В одном из ответных писем г. Беклемишеву47 (от 30
декабря 1847 г.) я решился высказать ему свое задушевное
желание относительно моих Коробок: “Весьма хотелось бы
изъять эту деревеньку из числа помещичьих
так ничтожна,
возможно.
имений;
что сделать это отдельно едва ли
В вашей губернии,
как слышно,
вовсе
но она
будет
много толкуют
об
этом предмете; конечно, не под стать мелкопоместному
сделать
первый шаг;
но
признаюсь,
весьма
был бы
не
прочь
сделать все зависящие от меня пожертвования для
исполнение...” В ответе своем от 8 февраля
1848 года Беклемишев, не отвергая прямо моей мысли,
приведения этой мечты в
—
—
дал ей такой
оборот, что по приведении в
Опекунскому совету
(подразумевая предполагавшийся перезалог имения) можно будет
заключить с крестьянами формальный договор, которым они
как я ожидал,
порядок моих отношений
к
обязались бы сами вносить ежегодную плату в этот Совет и
сверх того уплачивать владельцу условленный оброк. “Берусь
вам это устроить, и вы будете первый, положивший первый
камень по упрочению крестьян. Хотя имение ваше не
большое, но может
примером,
быть,
неисчислимые в
Хотя
оно
в письмах своих
остававшихся
у него
принесет
пользы
своим
последствиях”.
Беклемишев
не раз упоминал
избытках доходов
и
с ними поступать, однако ж я никогда не
об
спрашивал, как
получал от него
ни копейки; но полагал, что по крайней мере платежи в
Опекунский совет производились исправно. Каково же было
мое
удивление,
когда
узнал
там производилась опись,
Беклемишев в письме
настаивал
а
на
я
от
старосты
вслед за тем
и
деревни,
что
сам
необходимости
неотлагательного перезалога имения для спасения
его от
угрожавшей
торга. Такое неожиданное известие
поколебало мое доверие к нему; я просил у него разъяс-
продажи
128
с
публичного
нения; но в его новых письмах не было прямых ответов на
мои вопросы, а вместо того в исходе 1848 года он
перезаложил имение; о предполагавшейся прикупке земли уже
не было речи. Беклемишев извещал меня, что крестьяне и
без увеличения земельных угодий изъявили полную
готовность заключить формальный договор с обязательством
исправно вносить ежегодную плату
в
Опекунский
сверх того уплачивать владельцу на первое время по
в
рубля
а
год,
Опекунским
впоследствии,
советом,
опять морочил
губернии,
до
давший
меня
по
окончании
расчета
совет и
63
с
183 рублей. При этом Беклемишев
фразой: “Вы будете первый в
звание обязанных
крестьян”. На
все
требования мои разъяснить, почему не вносилась ежегодная
плата
Опекунский
в
него
совет
добавочною ссудой,
и
что
с
сделано
полученною
из
так и не получил я прямых
ответов. А между тем среди крестьян уже пошли толки о том,
будто я продаю имение; явились даже покупатели;
крестьяне письмами и через посланников в Петербург
поверенных умоляли не продавать, ручаясь за исправный взнос
платежей.
написал
Конечно,
резкое
письмо
я
с
успокоил их, а
требованием
Беклемишеву
возвращения мне
данной ему на управление имением доверенности.
В начале 1850 года решился я, по предварительном
объяснении с графом Павлом Дмитриевичем Киселевым,
Министерству
предложить
в
свое
государственных имуществ принять
мое имение, причем
предоставил самому министерству определить условия этой
передачи, так как единственной моей целью было улучшение
положения крестьян. Пошли разные справки, запросы;
ведение
маленькое
несколько раз имел я личные объяснения с директором
департамента действительным статским советником Холодовским и другими чиновниками министерства. В феврале
1851 года представлено мною письменное обязательство
крестьян вносить исправно оброк по 17 рублей 14 копеек с
тягла.
Дело это, по-видимому
такое
простое
и
проволочки. Только
ясное,
не
бюрократической
январе
1852 г. получил я от министерства совершенно излишний
запрос: согласен ли я на определенное по капитализации
избегло
дохода из 6% годовых вознаграждение
когда же я
повторил
первоначальное
в
4
в
тысячи
рублей;
мое заявление,
что
129
согласен на всякое условие, то мне назначено было
(в
вознаграждение в 3750 рублей, а в июне того же
был приглашен в 1-й департамент министерства для
феврале)
я
года
формального акта, взамен купчей. Вслед за тем
имение было принято в ведение тульской Палаты
подписания
государственных имуществ.
выдано
мне
уже
в
Определенное
конце
вследствие каких-то расчетов с
получил я сумму в
года,
с
же вознаграждение
было
большой сбавкой
Опекунским
1730 рублей, которой
советом:
счел
всего
справедливым
с братом Николаем.
Так закончился инцидент 6-летнего моего владения
Коробками. Я перестал быть помещиком, душевладельцем,
поделиться
совесть моя успокоилась.
и
1846-1847
В
зиму 1846—1847 гг. продолжал я усидчиво
обеим
работа
своим должностям; но
прежнего.
Второй
работать
по
шла уже гораздо легче
год преподавания в Военной академии не
требовал
такого же напряженного труда, как первый; уже
не был я новичком в деле; записки для слушателей были
составлены и налитографированы по всему курсу.
Оставалось
впредь
сокращать,
было
только исподволь исправлять их, пополнять или
освежать
составить
новыми данными;
приспособленную
сверх того нужно
курсу большую
к
стенную карту. Главной же работой, которая
наиболее занимала меня, было предпринятое
воен о-статистическое исследование
Союза,
Прусского
в это
королевства и
о чем я уже упоминал выше.
время
Германского
Сочинение
это готовил
1847 года.
Хотя летом 1846 года назначен был адъюнктом по
кафедре военной географии капитан Генерального штаба Петр
я к изданию в течение
Семенович Лебедев
владевший пером, однако
облегчило моих
с
подавно
работе
В
и
—
офицер бойкий, способный,
ж назначение это нисколько не
трудов, которых не мог
Лебедевым,
бравшимся
не
я делить ни с кем, а
отличавшимся
за все с
основательностью
самонадеянной развязностью.
год, указав на
мною
значения
военной
изданное
исследование
географии
отчете своем за
военной статистики,
в
минувший учебный
я
заявил,
что
преподаваемому
было бы
и
мною
курсу, при данном ему новом направлении,
соответственнее присвоить название
военной
военной
статистики взамен
было принято
географии**. Предложение
конференцией, и начальством Академии; но
учебном году 1846—1847 в официальном
это
и
введено не сразу: в
расписании
академического курса значились вместе “военная география и
военная статистика”, и только в следующем учебном году,
131
котором имелось в виду
и
указать направление
дух преподавания каждого предмета.
Статьи для этого “Наставления” составлялись
военно-учебных заведений”,
части
в
первоначально главными наставниками-наблюдателями по
принадлежности, на основании личных указаний Якова
который
большею
потом
частью
пересматривал
переделывал
собственноручные страницы.
их,
статьи,
Ивановича,
исправлял
вставляя
К некоторым
иногда
и
целые
статьям и я должен
был приложить руку, хотя и не разделял во многом взглядов
Якова Ивановича. Возражать ему, оспаривать его указания
было бы совершенно напрасно; да
едва ли был искренно
высказывать.
При
убежден
и сам генерал
Ростовцев
во всем, что считал нужным
тогдашнем режиме и духе времени все,
что делалось, писалось, говорилось, должно было более или
менее носить на себе отпечаток лицемерия и фальши.
В
и
все
связи с
разработкой “Наставления”
пересматривались
программы преподавания, составлялись конспекты и
В этой работе
представил генералу
обсуждалось распределение учебных
принял деятельное участие
Ростовцеву записку,
в
которой
и
часов.
изложил мое
я
мнение о некоторых
общих недостатках тогдашнего способа преподавания49.
Высказанная мною основная
мысль состояла в том, что в
преобладало теоретическое учение,
фактов, имен, чисел, слов, правил, и слишком
преподавании у нас
затверживание
мало времени оставалось ученику, чтобы вдумываться
132
в
изу-
чаемое, усвоить себе предмет,
практическому приложению науки.
приобрести
навык к
Я настаивал, чтобы учителя более
заботились об умственном
и нравственном развитии
соответственно
учеников,
возрасту; более давали им случаев
упражняться и менее затверживать на память; возбуждали бы
в них любознательность и т.д. В дополнение к этим общим
мыслям приложены
объяснения
В
собственно
плане
были
мною
преподавании русского языка и истории*.
преподавания русского языка я более всего напирал
на постепенность практических
и
устных,
более подробные
о
на
выбор
таких тем,
упражнений,
которые
письменных и
приучали
бы
учащихся преимущественно к точности, определительности,
систематичности изложения. Что же касается до
истории в средних учебных заведениях, то уже гораздо
ранее у меня установился по этому предмету свой особый
взгляд. Мне всегда казалось нерациональным прохождение
преподавания
всего курса истории через все классы, от низшего до
высшего, в одном общем, последовательном повествовании, без
соображения
с возрастом
необходимо подразделить
учеников. По
моим понятиям
этот курс, так сказать, на три яруса:
ограничившись для детского возраста самыми
поверхностными,
отрывочными,
анекдотическими
рассказами,
пройти затем в средних классах в сжатом очерке весь курс с
древних до новых времен, не вдаваясь, конечно, в
но
имея
преимущественно
в
виду
подробности,
ознакомить
учащихся
с
постепенным развитием человечества в культурном
чтобы в памяти учащихся
последовательность
врезалась хронологическая
судьбы
народов и государств. Наконец, оставалось бы в высших классах
отношении и
заботясь более
повторить
всего о том,
снова весь курс истории, уже
с политической
стороны,
в тех видах,
более
осмысленно
чтобы учащиеся
старшего возраста получили по возможности понятие о разных
формах государственного устройства и
отношений.
Такой курс, как мне казалось,
международных
восполнил бы, хотя бы в некоторой мере, тот пробел, который
условиях и
замечается
в
образовании большей
части
нашей молодежи
вследствие исключения политических и юридических наук
из
*
учебного
плана средних
учебных заведений.
В автографе зачеркнуто: политических наук (прим. публ.).
133
Другая мысль, высказанная в моей записке, заключалась
в том, чтобы преподавание географии в низших и высших
классах связать с преподаванием истории, так чтобы оба
предмета подвигались как бы параллельно, служа друг другу
подмогой. Притом я настаивал на том, чтобы учащиеся всегда
чтобы
имели перед глазами карту;
не
обходился без
пояснение
исторический факт
ни один
наглядного указания места действия. В
изложенных мыслей я
представил
предполагаемого хода преподавания
примерный
истории
географией. Эта мысль так занимала меня, что
составить учебник по предложенному плану,
план
в связи с
я даже замышлял
но другие занятия
отвлекли меня от этой мысли и скоро совсем заглушили ее.
прочитав мои записки, испестрил их
Я.И.Ростовцев,
своими замечаниями.
Нельзя сказать,
что в них отвергались мои
мнения; напротив того, некоторые из них он вполне
одобрял; но в
общем
находил мои
pia desideria*
каким-то
отдаленным идеалом, недостижимым при тогдашних наших
В общем своем
обыкновению карандашом, на
набросанном
педагогических силах.
заключении,
по
последних страницах
тетради,
взгляды
генерал
Ростовцев
высказал свои
учебной
profession de foi**, а
на тогдашнее состояние
некоторым образом
его
собственные
части у нас.
Это
потому оно заслуживает,
быть приведенным, если не целиком,
отрывках: “Много прекрасного, но, к
теории, не приспособленной к средствам.
как мне кажется,
нескольких
сожалению, много
Где деньги? Где время
Кафтан
щегольской,
но сшит не по мерке.
для
наблюдения
самостоятельного труда
мальчиков? Специальность
и
тонкая
то в
600
отделка
принадлежность цивилизованного государства; где
или
1000
суть
добросовестность
отчетности? Кто будет
Кто
Кто
следить?
направлять?
будет
будет произносить
окончательный приговор? Не созрели мы для такого труда.
для такой поверки и для такой
Прежде всего создайте людей,
“Совершенно
—
а до того
неожиданно
ждите”.
судьба приковала
меня к
военно-учебным заведениям; я привязался к ним любовно,
родственно; из обязанностей моих сделал я дело чести, и лучшие
годы мои протекли в этом одностороннем труде.
*
благие пожелания (лат.)
*
кредо
134
(фр.)
Благодарю
Бога,
что я еще не совсем устал и не совсем
разочаровался,
хотя сам удивляюсь, как я доселе не истощился
борьбою. Меня
честь, любовь к России и Великий Князь.
честью, что я отдал бы остаток моей жизни в жертву
поддерживают Бог,
Клянусь
за совершенство
в
них
военно-учебных заведений
индивидуального, самобытного
и
и за
процветание
самостоятельного
образования; но при теперешних условиях военно-учебных
заведений и России, оно еще недостижимо”.
“Может быть,
невежею; может
многие
быть,
называют
также
будут
меня
упрямцем
судить обо
или
мне и наши
преемники, не зная нынешнего, современного нашего
в моей совести: тут и Бог,
быта; но потомство для меня
тут и отечество, тут и история...”
“Я бы мог пускать пыль в глаза и блистать отчетами; мог бы
—
обнародовать
заведений,
только на
новые теории
воспитания для
военно-учебных
которые без средств исполнения существовали бы
бумаге;
но я никогда не унижусь до шарлатанства,
которое уверяет других в том, в чем не уверен; и потому мне
только остается жалеть,
прекрасное не может
быть
что многое справедливое и
выполнено при мне, и радоваться за того из
моих преемников, при ком
В
этих
который
строках
идеал мой осуществится...”
сквозит
уколотое
самолюбие человека,
посвятил значительную часть жизни на созидание
строения и которому указывают недостатки и
его произведения. Вовсе не с тем, конечно, писал я,
чтобы критиковать военно-учебные заведения и выставлять
несовершенства
их недостатки; я считал своим
служебным
долгом
представить откровенно личное мнение по вопросу, поднятому
самим же генералом Ростовцевым, и признаться не отдавал
себе
полного отчета в том, что предлагаемые мною
изменения в преподавании могли показаться ему каким-то
Если действительно и трудно было
такого
идеала, то все-таки важно было уже то, чтобы
достигнуть сразу
к
знать,
какому идеалу следовало стремиться при
постоянном, обязательном движении вперед. Так я и смотрел на
недосягаемым идеалом.
предлагаемые мною изменения
в системе преподавания; от
начальства зависелопринять или отвергнуть указанную дорогу.
Спешу
рассказанный инцидент,
затронувший, по-видимому, самолюбие моего начальника, не
имел решительно никаких не выгодных для меня последоговориться,
что
135
и не оставил в нем ни малейшей горечи. И после того
генерал Ростовцев продолжал оказывать мне по-прежнему
самое доброе расположение и любезность; даже, может быть,
ствий
еще укрепились наши личные отношения. В семье его я был
принят весьма радушно.
Я.И.Ростовцев умел быть приятным
начальником и подкупал подчиненных своей
об
их нуждах и
служебных
Сухозанета
прошлом году представления генерала
Яков Иванович
производстве в полковники,
поправить дело к
Пасхе 1847 года, несмотря
правилам о наградах
полученный
заботливостью
интересах. После неудавшегося
о
в
моем
взялся
на то, что по
мною взамен чина орден
составлял теперь препятствие к новой награде ранее установленного
срока.
Ходатайство генерала Ростовцева
имело
более веса,
чем
всякого другого; он умел пустить в ход все пружины,
заинтересовать
всех,
от
кого
связями и влиянием.
меня, что
зависел
Недели
“все дали слово”,
успех,
за две до
а в самый
пользуясь
своими
Пасхи он уведомил
день Светлого
любезную записку:
“От всей любящей вас души поздравляю вас, мой
добрый и милый Д.А.; поцелуйте за меня ручку у полковницы.
Надежно вам преданный Я.Р.”50
Воскресения получил
я от него
такую
Выше уже было замечено, что в зиму 1846—1847 гг.
служебные мои занятия как по Военной академии, так и
Военно-учебным
по
заведениям вошли, так сказать, в
нормальную колею, и хотя работы было у меня не менее прежнего,
но дело велось спокойно, без суеты; а потому я мог
располагать своим временем и находил возможным кое-когда
пользоваться обществом, преимущественно в среде ученых и
литераторов*. Со
многими
из
них
привелось познакомиться
сблизиться у брата Николая, у которого
часто
и
собирались
по вечерам прежние наши общие приятели: И.П.Арапетов,
А.П.Заблоцкий, граф Ив Петр Толстой,
Любимов, Крюковской и другие. К этому интимному кружку
постепенно примыкали некоторые другие лица.
наиболее выдающихся
брат Николай сошелся по
Министерства внутренних дел”51. Это
которым
*
136
В
числе
был Ник Ив Надеждин,
редакции
с
“Журнала
был человек замеча-
В автографе далее зачеркнуто: и вообще людей интеллигентных (прим. публ.).
тельный по своей
обширной учености, начитанности,
на
широкому взгляду
вопросы научные и государственные.
Можно было заслушаться его широковещательных
разглагольствований по всякому предмету, какой бы ни был затронут.
Надеждин жил вместе с
профессором Петербургского
Кон-
университета (по кафедре русского гражданского права)
ст Алексеев Неволиным
ученым
—
крайне скромным и* благодушным. Квартира их
Владимирской церкви, недалеко от жилья
моих братьев, и потому виделись они часто. У Надеждина
юристом,
находилась около
собирался преимущественно кружок русских молодых
ученых: профессор Вас Вас Григорьев
ориенталист (с которым, впрочем, мы не очень
симпатизировали), Пав Степ Савельев, Вл
Иванович Даль, Вал Вал Скрипицын,
Ив Петр Сахаров и другие. Познакомился я
также через брата с академиком П.И.Кеппеном (с которым
брат некогда путешествовал по Крыму), с профессором
энциклопедии права Петр Григ Редкиным, статистиком Григ Павл
—
Небольсиным, Конст Ст Веселовским
непременным секретарем Академии наук),
(будущим
братьями Ханыковыми (Яковом
профессором статистики
и т.д.
с
Николаем),
Викт Ст Порошиным
и
С Андр Алекс Краевским
я
был
знаком уже прежде, как по его приятельским отношениям
с
Заблоцким,
так и по прежнему его званию
Павловском кадетском корпусе и, наконец, по
редакции “Отечественных записок”52. Несколько позже
присоединился к тому же кружку и Конст Дм
Кавелин, оставивший в 1848 году кафедру в Московском
университете. На вечерних сборищах этого кружка велась
обыкновенно занимательная беседа о вопросах науки и
преподавателя в
искусства,
всегда
оживленная,
часто
с
примесью
шутки
и
забавных рассказов. Представителем юмористического,
веселого элемента был Ив Ив Панаев,
получивший позже некоторую известность литературную.
*
В автографе далее зачеркнуто:
сожителю
и тихим,
в противоположность своему
(прим. публ.).
137
Многие
из
названных лиц
деятельное участие
принимали
в
то
время
образовавшемся “Русском
географическом обществе”. Первая мысль об учреждении этого
в только что
общества зародилась
академиков
В.Я.Струве,
в
1844 году
в
кружке некоторых наших
ученых-путешественников (Бэр, Мидендорф,
адмиралы Литке и барон Врангель); в 1845 году
и
утвержден был временный устав нового Общества;
председателя его принял Великий Князь Константин
Николаевич, который тогда был еще 18-летним юношей;
действительности же во главе
попечитель адмирал
Общества
Литке,
звание
в
стал воспитатель его и
с званием
помощника
известный уже своими морскими путешествиями в
Тихий океан и в полярные моря. Членами совета Общества и
председателя,
главными заправилами были преимущественно те же
ученые, которым Общество было обязано своим зарождением:
академики
образом,
новое
Бэр, Мидендорф, Струве
и другие.
Общество было “русским”
преобладающая
в нем
академикам-немцам. Только
Таким
только по названию;
роль принадлежала старым
секретаря стоял человек
в звании
русский, еще молодой, одушевленный самыми благими
намерениями
и
Головнин,
неутомимый работник
—
Александр Васильевич
сын известного моряка, мореплавателя,
служивший в то время при Великом Князе Константине
Николаевиче по морскому ведомству и пользовавшийся лично
особенным расположением молодого Великого Князя. Желая
оживить Географическое общество и возбудить сочувствие к
нему
участию
в
в
русской публике, Головнин старался привлечь
его деятельности
свежие
силы
и
для
того
к
склонял
поступлению в число членов русских молодых людей,
выдающихся своим образованием или дарованиями. Такой цели
нельзя
более
соответствовал
Вл Ханыков
лицейский
его товарищ
к
как
Як
—
человек живой, увлекающийся,
одаренный блестящими способностями и страстно желавший
ученой известности. Как он, так и брат его Николай
Владимирович и некоторые другие из названных выше молодых
русских ученых поступили в члены
также
начале
избраны
Общества; в декабре 1846
брат Николай и я.
года
в число членов мой
В первое же после того общее собрание Общества, в
1847 года53, явились мы в среду его как усердные адепты,
ной науке. Собрание было многочисленное и самое пестрое.
Наш кружок почти весь находился тут в сборе. В программе
заседания значился между прочим
реферат
нашего приятеля
Як Вл Ханыкова, который
сделать
первый
Общества. Мы все, конечно,
вызвался
шаг деятельного участия русских молодых сил
в трудах
считали
себя
солидарными с ним, хотя в сущности не познакомились даже
приготовленной Ханыковым запиской.
вопрос относился к научной географической
терминологии. Ханыков указывал на недостаточную точность
предварительно с
Поднятый
им
терминов,
употребляемых
для обозначения видов и свойств
местности; приводил пример множества существующих в
народном языке слов для специального обозначения известных
видов
местностей,
тогда как наука довольствуется
общим термином
для выражения понятий весьма
каким-нибудь
Заключением
записки было предложение
разнообразных.
заняться
Обществу
предварительно сбором означенных местных
терминов, употребляемых в разных частях России, как
одним
более точной географической
Ханыковым
записка была
терминологии. Прочитанная
материала для установления затем
враждебно присяжными немецкими учеными. В
немногих замечаниях, высказанных некоторыми из них, ясно
сквозил протест: как смеют соваться в дело специалистов какие-то
молодые, неизвестные дилетанты!* Самолюбие нашего
встречена
молодого кружка было затронуто за живое. По окончании
заседания, когда собрание раздробилось на отдельные группы,
Ханыкова
около
стеклось
множество членов,
возмущенных
высокомерным отношением ученых специалистов к попытке
не принадлежавших к их касте членов
целям его,
Горячо
работать
на
обширном
Общества служить
поприще
географии России.
высказывалось негодование против этой
образовалась против них
многочисленная коалиция с целью низвергнуть их преобладание
исключительности немецких ученых, и вот
в делах
*
Общества. Война
Кроме того,
немецкие
с
“немцами” была решена.
ученые,
как
кажется,
поняли
предложение
обруссить научную терминологию. К
такому предположению дает повод тот факт, что позже, когда
образовалась особая комиссия для разработки поднятого вопроса, комиссия
Ханыкова в смысле желания
эта получила от адмирала Литке запрос: как перевести по-русски
слово
Erdkunde,
взамен
географии?..
139
В совещании, происходившем потом в нашем кружке,
положено было во что бы ни стало поддержать общими
силами предложение Ханыкова и настоять на принятии его
советом Общества. Для открытия кампании признано было
нужным внести в совет коллективную от имени нескольких
членов записку, в которой мысль Ханыкова была бы
развита обстоятельнее, дабы устранить всякие недоразумения и
превратные толкования. Редактирование этой записки было
возложено на меня; несколько раз собирались у меня
главные заинтересованные лица для обсуждения окончательной
редакции,
и
наконец
Совет, несмотря
найти
31 марта
записка пущена в
благовидных
поводов к отказу, и результатом этой
было образование особой комиссии
разработки предложенного Ханыковым вопроса о
стакане воды
терминологии”. Сколько
“географической
ход54.
на оппозицию некоторых членов, не мог
мне помнится,
бури
в состав этой
были выбраны, кроме самого Ханыкова и
Конст Степ Веселовский, Викт
комиссии
Порошин
и еще кое-кто.
комиссии, конечно, был Ханыков;
в
для
Главным деятелем
себя
он принял на
меня,
Степв
этой
лично
все распоряжения для предварительного сбора сведений об
употребляемых во всех частях России терминах для
обозначения разнообразных видов и свойств местности. Составлено было
от имени комиссии воззвание ко всем ревнителям
отечественного просвещения с приглашением доставлять в
Общество
Первоначально оно было напечатано
“Петербургских ведомостях” (1847 г. № 126), а потом и в
означенные сведения.
в
других газетах, а также разослано повсеместно в отдельных
листках.
Работа затянулась,
и как
обыкновенно бывает у нас,
первый пыл скоро
остыл, мало-помалу дело заглохло и потом совсем позабыто.
Однако ж возгоревшая в Обществе междоусобная война
не прекратилась. По всякому поводу, при каждом новом
русских,
после горячего страстного приступа
вопросе проявлялся антагонизм и велась борьба между двумя
лагерями. Но так как в течение летнего времени
деятельность Общества прерывалась и заседания возобновлялись
только осенью, то я оставлю пока дела Общества и
возвращусь к своим
служебным
занятиям.
С прекращением лекций
экзаменов в
140
военно-учебных
в
Военной академии
и
заведениях снова предстояло мне про-
—
уже третье
несколько
помещение
Петергофе. На этот раз
комфортабельнее прежних,
—
вести лето
в
нашел я
также в
Старом Петергофе, у садовника, при самом входе в
Английский парк. Занятия мои в Петергофском лагере шли так
же, как
прежде; но
и
с каждым годом они все
хотя результаты
регулировались,
все-таки
были
более
слабые
очень
по
чрезвычайной краткости уделяемого на работы времени. В
этом году довольно заметное распространение получили
инженерные работы, благодаря живому участию,
принятому начальником Инженерного училища генерал-майором
Ломновским, который усердно
помогал
мне
всеми
С его содействием произведен был, в июле месяце,
маленький маневр за Английским парком, у Охотничьей
средствами.
слободы,
работы
с
наводкой
переправой;
моста и
Император
и т.д.
велись саперные
постоянно оставался доволен
смотрами, учениями и занятиями кадетов.
В
сближение
с Александром
был
назначен
Петровичем Карцевым, который
(в начале
Военной
академии по предмету
августа) адъюнкт-профессором
тактики. Он был тогда женихом старшей дочери директора
Дворянского полка генерала Пущина, Екатерины
Николаевны*, и часто навещал семейство Пущиных, проводившее
это лето началось мое
лето на даче между Петергофом и Ораниенбаумом. Я бывал
у них, объезжая топографические работы воспитанников. Там
же жил академик
Ленц,
с которым приходилось мне иметь
сношения по его званию главного
преподаванием
естественных
Прекрасная
семья
девиц
возрастов.
разных
непосредственным
наук
наблюдателя
военно-учебных
за
заведениях.
целый пансион
Все дочери выросли под
Пущиных
попечением
в
составляла
умной
и
почтенной матери Эмилии
Антоновны (состоявшей впоследствии,
после
смерти
директрисой Патриотического института). Старшая
из
мужа,
дочерей,
тогда невеста, была очень умная и симпатичная девушка.
По окончании летних занятий в Петергофском лагере и
переселении
в
Петербург снова принялся я за работу по
и по учебному отделению. В это время
том моего сочинения “Первые опыты воен-
Военной академии
отпечатан
*
1-й
Она была собственно падчерицей Николая Николаевича Пущина,
Эмилии Антоновны Пущиной от первого брака.
т.е.
дочь
141
статистики”, заключавший в себе вступительную
(о которой уже было говорено) и очерк политического
и военного устройства Германского Союза. Я решился
выпустить этот первый том, не ожидая отпечатания второго, в
котором заключалась военная статистика Пруссии.
Выпуск офицеров из Военной академии в этом году был
ной
статью
удачнее
многих
предшествовавших. В первый раз
была, по
работ офицеров
на
выпускных экзаменах введена
моему предложению,
оценка письменных
на заданную тему.
Некоторые
из представленных сочинений
по
военной
статистике
Замечательно, что
лучшими признаны были работы тех именно офицеров,
которые впоследствии достигли по службе наиболее видных
положений: штабс-ротмистра гвардейского Гродненского
гусарского полка Казнакова, поручика одного из армейских
гусарских полков Цимермана, поручика л.-гв.
Конно-гренадерского полка Лошкарева и подпоручика л.-гв. Литовского
полка Батезатула (брата выпущенного в 1845 году).
оказались весьма удовлетворительными.
В заключение остается мне упомянуть, что в 1847 году
мой брат Владимир окончил с замечательным успехом курс
в университете. Решившись посвятить себя научной
деятельности,
он
начал
готовиться
к
магистерскому
испытанию.
Серьезные занятия историко-юридические не мешали ему
зарабатывать себе хлеб трудами литературными,
преимущественно для редакции “Современника”. Он был деятельным
сотрудником
этого
журнала
и
близко
сошелся с редактором
Некрасовым. В “Современнике” 1847—1854 годов можно
найти много статей покойного моего брата, преимущественно
его
по отделу литературной критики. Что касается до меньшого
брата Бориса, то в это время он уже
также на юридический факультет.
перешел в университет,
1847-1848
С наступлением третьего учебного
года моего
преподавания в Военной академии оказалось нужным заново
пересмотреть и
налитографировать
записки почти по всему курсу.
При
старался, для облегчения своих слушателей, сколь
возможно уменьшить объем записок, пожертвовав некоторыми
этом я
частями курса и сжав редакцию, так что в результате
достигнуто сокращение на
100
листов
самому свойству преподаваемого
было
(с 220
126).
доведено до
мною предмета
По
необходимо
ежегодно освежать курс введением в него новейших
данных о современном состоянии военных сил каждого
государства; а такая задача была не легкая: для получения сведений
об иностранных армиях я должен был
просьбами
канцелярию
то в департамент
обращаться с личными
Генерального штаба, то в
Военного министерства. В
то время хотя и состояли
при некоторых наших посольствах военные лица с званием
“военных корреспондентов” (в Париже
Глинка,
в
Вене
Берлине
—
генерал-майор
—
полковник
граф Стакельберг,
генерал-майор Бодиско,
Остен-Сакен),
свиты
в
—
полковник
граф Бенкендорф,
в
Стокгольме
Константинополе
но в самом министерстве
военно-статистическая вовсе не
—
полковник
Военном
в
—
граф
часть
была организована.
Доставляемые по временам означенными лицами кое-какие записки о
переменах
в
оставлялись
иностранных армиях считались
без всякого употребления.
Надобно
секретными*
вспомнить, что 1848 год был эпохою
политических переворотов в
Западной Европе. С
и
бурных
самого
начала года произошли такие перемены в некоторых
работа по военной статистике
капитальной
потребовать
переделки. Однако ж это не
государствах, что вся моя
*
В
автографе
далее зачеркнуто: и сдавались в архив
могла
помешало
(прим. публ.).
143
мне выпустить в мае месяце
2-й том сочинения
отпечатанный
к
тому времени
статистики”,
заключавший в себе исследование военных сил королевства
Прусского. В предисловии к этому тому было высказано, что
“Первые
опыты
военной
именно вследствие означенных внезапных переворотов
исследования военно-статистические
практическое значение.
приобретали
“Военно-статистическое изучение
европейских государств, имевшее прежде занимательность только для
немногих,
как предмет
специальный, теперь
должен
получить живой интерес для каждого, кто следит за событиями
современными”55. Так оправдывал я выпуск своей книги в
то время, когда можнЬ было ожидать значительных
изменений в действительном положении государств. При этом
высказывалось,
что
сущность
науки
заключается
в
не
самом
факте современности, а в тех выводах, которые
извлекаются из сопоставления фактических данных; что к тому же
главною целью предпринятого мною “Опыта” было
в чем,
—
“показать
по моему мнению, должна состоять военная
статистика и
каких результатов
статистических
Немедленно
можно
ожидать от
этой
отрасли
исследований”56.
по выпуске второго тома моих
“Первых
военной статистики” экземпляры обоих изданных томов
были представлены начальству, Особам Императорской
фамилии и самому Государю, а впоследствии (в январе 1849 года)
мой труд был представлен в Академию наук для соискания
опытов
Демидовской премии. Начальство выразило свое
одобрение
наградой (в 400 рублей); Академия же наук
присудила (17 апреля 1850 г.) половинную Демидовскую премию.
Усиленные работы, как служебные, так и ученые, не
оставляли много досужего времени. Несмотря на то, я
продолжал принимать деятельное участие в делах Русского
географического общества. Между прочим, я был назначен,
вместе с В.С.Порошиным, в состав комиссии, составленной
под председательством Ф.И.Прянишникова
(главноначальствующего почтовой частью) и по его инициативе, для
проведения в известность всего числа учащихся в учебных
денежною
заведениях
всех
ведомств.
Составленная
нами
программа
вопросных пунктов, по которым признавалось нужным
сведения, была опубликована и разослана во все
осталось
ведомства; но какие были результаты этого запроса
собрать
—
144
неизвестным. Более животрепещущим вопросом был
предпринятый пересмотр устава Географического общества.
Служивший до тех пор временный устав сосредоточивал всю
мне
деятельность Общества
в его совете, то есть в том кружке
которыми Общество было основано и которые
считали себя исключительно призванными к делу,
“ученых”,
составу Общества (быстро
бы роль публики, доставляющей денежные
представляя всему остальному
возраставшему)
средства и
как
в общих собраниях. С истечением
действия временного устава совет
присутствующей
трехлетнего срока
пригласил членов
мнения о
Общества
требуемых
доставить не позже 15 января 1848 года
в устав изменениях, а
3 декабря 1847 года
происходило в общем собрании избрание членов в состав
особой комиссии, на которую возлагался самый пересмотр
устава, под председательством
Ф.П.Литке. В
число
избранных в комиссию четырех членов поступил и я. На меня
выпал
жребий быть
решении
как
бы делегатом
всего нашего кружка при
возбуждавшего общий интерес и
для будущего направления деятельности
вопроса,
существенно важного
Общества. Лица, особенно принимавшие к сердцу это дело,
у меня для совещаний. В одном из этих
собирались
в начале января 1848 года, было положено представить
совету коллективное мнение нескольких членов нашего
кружка о главных основаниях, на которых признавалось
желательным изменить временный устав. Первыми пунктами было
совещаний,
постановлено: определить положительно круг действий
совета как органа административного, распорядительного, с
предоставлением самому Обществу, в общих собраниях или
в отделениях, решать все ученые вопросы, предприятия,
предложения членов и все те случаи, которые уставом не
определены. Все прочие пункты составленной записки были
только последствием основной мысли
расширить на
больший круг членов участие в ученой деятельности Общества.
—
Редактированная
мною в таком смысле записка,
подписанная почти всем нашим кружком,
была
внесена в
всего же поступило заявлений
более
Составление из всех этих мнений
общего
чем от
50
комиссию57;
членов.
свода было
возложено на меня. По многим пунктам оказалось внушительное
единогласие, как, например, относительно точного
определения круга действий совета, занятий отделений и общего
145
собрания, порядка избрания
отделений, ученого секретаря
членов
и т.д.
совета,
председателей
Вообще мнение,
первоначально в нашем кружке, получило сильную
поддержку. Более половины заявленных мнений касалось
изменения самого разделения Общества на социальные
высказанное
отделения: взамен прежних отделений
1) географии общей,
2) географии России, 3) статистики России, 4)
этнографии России и двух особых комитетов: по географии
математической и географии физической,
предлагалось деление
на отделения: математической географии, физической
географии, статистики и этнографии.
Несмотря на выразившееся ясно направление мнения
большинства членов, наиболее интересовавшихся судьбою
Общества, в комиссии, председательствуемой адмиралом
Литке, возникли разногласия по многим существенным
—
—
пунктам, и начались упорные прения.
протокол
комиссии
был
составлен
Окончательный
в таком
смысле,
что
я
был отказаться подписать его. Тем не менее протокол
этот был разослан в июле 1848 года всем членам Общества
с приглашением доставить заключения не позже 20
должен
того же года. Однако ж дело так затянулось, что
только два года спустя доведено было до конца; а потому
августа
буду возвратиться
Скромная деятельность,
к нему в свое
должен
время.
научная и учебная, которой
в
описываемый
предался
период моей жизни, вполне
соответствовала моим склонностям. Чуждый всякого
честолюбия
и тщеславия,
я
был
вполне доволен
я
я
своим
положением, не помышляя ни о какой перемене, и находил единственное
счастье в своей семье, постепенно
1848
(в
года
ребенка
четверг масленицы, в тот самый день, когда
Париже революция) жена моя
дочь Ольгу. Роды совершились не
вспыхнула
—
возраставшей. 19 февраля
в
родила.третьего
только
благополучно, но необыкновенно легко, без всякой
помощи.
Новорожденный ребенок был
врачебной
здоровый
замечательно
сильный. Но прежде чем жена оправилась от родов,
встревожила нас опасная болезнь сына, у которого случился круп.
Обстоятельство это замедлило крестины новорожденной
и
дочери;
обряд
этот совершился только
годовщину счастливого дня
были брат Николай
146
и
нашей
сестра.
19 апреля
помолвки.
—
в
Восприемниками
1848 год
холеры,
памятен жителям
которая свирепствовала
Эпидемия
городе, так и в окрестностях.
отменить
Петергофе;
Петербурга
появлением
почти все лето, как в
заставила в этом году
лагерный сбор военно-учебных заведений
в
воспитанники были все распущены к родителям;
а потому и я
освободился
Со всей семьей
от своих лагерных
остался я на лето в
обязанностей.
Петербурге. Наше
жилье, на окраине Васильевского острова, было более
похоже на подгородную дачу, чем на городской дом; дети
проводили целые дни в нашем крошечном садике. На эпидемию
мы как-то не обращали внимания, хотя ежедневно мимо
наших окон следовали один за другим погребальные поезда
на Смоленское
кладбище. Однако
ж страшная гостья сочла-
себе. Однажды, среди ночи,
приступ холеры. К счастью,
таки нужным и нам напомнить о
жена моя почувствовала
твердость
ее характера предупредила развитие
болезни;
не
потеряв ни на минуту присутствия духа, она сама
распорядилась немедленно принять надлежащие меры и к
прибытию
врача была уже вне опасности. Тем не менее
эту ночь несколько очень тяжелых часов.
пережил
я
в
В конце июля жена моя решилась погостить некоторое
время, со всеми тремя детьми, в Павловске, в семье
генерала
Шуберта. Я
же оставался в городе и только изредка
При всем уважении к добрейшей старушке
Федоровне Шуберт (сестре генерала) и чувстве
навещал свою семью.
Мине
благодарности
дружеское
бывал
ко
всем
членам
отношение
в их доме,
семьи
за
постоянное
признаться,
я
неприветливому,
Пробыв в Павловске
второй половине августа
бессердечному
их
неохотно
чувствуя непреодолимую антипатию
—
семьи
этой
к моей жене,
к главе
старику-эгоисту.
около трех недель,
возвратилась в
моя
город,
семья
и
во
вслед за
тем начались у нас хлопоты переселения на новую
Домик, в котором мы прожили более трех лет,
становился уже слишком тесным с увеличением семьи; в зимнее
время он худо нагревался. К счастью, нашлась очень
квартиру.
хорошая
и
Невы,
недорогая квартира,
на углу 13-й линии,
набережной Большой
Усова, насупротив
на самой
в доме
Морского кадетского корпуса. Хотя она находилась в 3-м этаже,
но в нее вела чистая, светлая и удобная лестница. Все
помещение имело весьма
опрятный
вид и
удобное, простор147
ное расположение.
поместились
В
том же доме, этажом ниже,
Карцевы. Это было
моя, домоседка и
соседство весьма приятное; жена
не любившая
приятное сообщество с
умной
и
выездов,
находила всегда
практичной соседкой. Скоро
они подружились и часто проводили вдвоем целые вечера.
И я, с своей стороны,
беседе
с умным
мог отводить душу в
приятельской
и
прямодушным товарищем.
На новоселье мы водворились очень комфортабельно; жена,
со свойственной ей распорядительностью и практичностью,
умела устроить новую нашу домашнюю обстановку самым
экономичным
образом. Но
наступлением осени
к
крайнему огорчению моему,
возобновились у
с
нее прежние невралгические
боли
врачебные средства не унимали страшных
ее страданий, пока они не утихали наконец сами собой.
По заведенному порядку весь сентябрь месяц и часть
в голове, и никакие
октября были поглощены у меня
академии. Выпуск в этом году был
13 офицеров;
попали
но из этого
в разряд отличных.
штабс-капитан
полка
экзаменами
в
Военной
малочисленный
небольшого
—
всего
числа шестеро
Первым стал л.-гв. Измайловского
Гасфорт (сын генерал-губернатора
Западной Сибири,
агентом
в
Италии
и
состоявший впоследствии военным
кончивший жизнь в психическом
расстройстве); из прочих достигли по службе видного положения
П.Д.Зотов, Дандевиль, Гершельман, Богуславский.
Среди самых экзаменов Военная академия утратила
достойного своего вице-директора генерал-лейтенанта Карла
Павловича Ренненкампфа, скончавшегося 11 сентября
вследствие тяжкой
продолжение
14 лет;
болезни. Должность эту
отличался
хотя через это поставил
чрезвычайно
он занимал в
мягким
себя совершенно
характером
и
в пассивное
беспрекословно всем
самодурствам генерала Сухозанета, однако ж приобрел своей
добротой любовь всех подчиненных. Кажется, никогда и
положение,
подчиняясь
смиренно
и
никому не причинил он ни малейшего огорчения. Место его
занял такой же добрый и так же трепетавший перед Сухоза-
Густав Федорович Стефан, поступивший
Военную академию в одно время с генералом Ренненкампфом, в должность начальствующего штаб-офицера, в
которой и оставался до вступления в должность вице-директора. В этой последней он был утвержден в декабре того же
нетом полковник
в
148
года с производством в
генерал-майоры. Вся
радовалась такому выбору;
все
знали
наша
вперед,
Академия
что
Густава Федоровича Стефана будет как бы
продолжением кроткого управления покойного Карла Павловича Ренненкампфа. Доброта и гуманность вице-директора смягчали
некоторым образом суровый терроризм директора.
управление
В том же году произошли
и
некоторые другие перемены
в
Военной академии. Еще в начале года
оставил ее полковник князь Николай Сергеевич Голицын,
занимавшийся 14 лет преподаванием военной истории и
личном составе
стратегии;
он
статского
вышел
в
советника
с
отставку
и
получил
чином
действительного
Училища
место директора
правоведения*. Капитан Лебедев
заместил
профессора
словесности, оставаясь
однако же до истечения года адъюнктом по военной статистике.
на
Бутырского
кафедре русской
Силич, бывший
Сухозанета, вдруг чем-
канцелярии капитан артиллерии
Правитель
дотоле в большой милости у генерала
то навлек на себя его гнев и в мае месяце уволен от этой
должности, но оставался еще некоторое время
преподавателем артиллерии. Место правителя дел занял штабс-капитан
Генерального штаба Сакович. На оставленную Стефаном
штаб-офицера поступил
должность начальствующего
бывший адъютант Академии капитан л.-гв. Измайловского
полка Майков (родной брат моего первого начальника в
гвардейской артиллерии),
с переименованием в подполковники,
а вместо него адъютантом назначен поручик
Преображенского полка
последовавших
*
Костомаров. О
в конце года,
некоторых еще переменах,
скажу
в своем месте.
Князь Н.С.Голицын поступил на место умершего Пышмана.
Предпринятая князем Н.С.Голицыным работа по курсу военной истории так и
осталась недоконченной. В течение семи лет он довел свой труд только
до походов
Юлия Цезаря;
такая мечтательность в
работе
навлекла на
него неудовольствие начальства; да и сам он сознавал, что
многолетний
труд
князя
его
не
Голицына
удался.
Три
года спустя
от должности
директора
(в 1851 г.),
по увольнении
Училища правоведения
и
службу (по Генеральному штабу),
прерванной работе и благодаря своей
перечислении его снова в военную
он возвратился на досуге к
замечательной усидчивости
довел свой труд до войн конца XVIII столетия.
Составленный им объемистый курс военной истории издавался в 17
томах с 1872 по 1878 г.
1848-1849
В сентябре 1848 года скончался известный наш военный
историограф генерал-лейтенант
Михайловский-Данилевский, занимавшийся официально, по Высочайшему
повелению, описанием войн, веденных Россиею в новейшие
времена. Император Николай Павлович лично интересовался
работой, сам прочитывал в рукописи труды генерала
Михайловского-Данилевского, который обрабатывал
последовательно одну кампанию за другой, с замечательной
этой
в известные сроки, к
регулярностью: ежегодно,
торжественным дням,
подносил
он
Высочайшее воззрение новый
на
произведений. Каждый раз автор получал какуюнибудь награду; сочинение печаталось на отпускаемые ему
суммы, и затем выручка от продажи книг обращалась в пользу
том своих
сочинителя. Таким порядком генерал
в течение около 15 лет
Михайловский-Данилевский успел
описать все войны царствования
Каковы были
способ
и
(с 1831* по 1846 г.)
Императора Александра I.
—
эти сочинения
условия
считаю излишним говорить;
работы неизбежно должны
были отзываться
1846 году последнего
1806—1807 годов генерал Михайловский-
на произведениях. По выпуске в
сочинения о кампании
Данилевский приступил
царствование
к описанию
Императора Павла I;
войны 1799 года в
болезненное
но на этот раз
состояние и упадок сил не допустили его справиться с
работой
только
так
же
живо,
как
с
прежними:
13 коротеньких глав,
в
он
успел
составить
которых излагались
(весьма
поверхностно) обстоятельства,
предшествовавшие началу
военных действий. Эти главы, составлявшие 1-ю часть сочи*
В этом году вышли ’‘Записки о кампании 1814 и 1815 годов”, а вслед за
тем: “Записки о войне 1813 года”. Эти “Записки” и были началом его
исторической деятельности.
150
нения, были уже подготовлены совсем начисто, вероятно,
для поднесения к предстоявшему Николину дню.
Неумолимая смерть прервала
работу
первой
на этой
части.
Приискивая преемника генералу
Михайловскому-Данилевскому для продолжения начатой работы, военный
министр князь Чернышев остановил свой выбор на мне.
Полагаю, что этот
который
выбор был
ко
относился
подсказан ему
бароном П.А.Вревским,
мне
большим
любезностью. 28 сентября
всегда с
объявил
он
вниманием
спросил, согласен ли
предположенное поручение. На другой же день
намерении
Чернышева
князя
и
барону Вревскому письмом58,
и
предложение
постараюсь
что
и
мне лично о
я
я
принять
ответил
принимаю лестное
его
оправдать
выбор; но объяснил
работа неизбежно
что возлагаемая на меня новая
при этом,
потребует освобождения
меня хотя от одной из занимаемых
должностей. Предоставив самому начальству решать,
которой из этих двух должностей будет признано более
мною
на
полезным
меня
я
вместе
с тем
выразил надежду
содержания, которая отпадает с
покидаемой должностью. После нескольких новых
объяснений с бароном Вревским мне было объявлено решение
оставить,
на возмещение той
удержать меня на месте
—
министра
академии,
части
а
отделения в штабе
профессора
покидаемой
взамен
в
Военной
должности
Военно-учебных заведений
начальника
зачислить меня
при Военном министерстве для особых
с
тем
же
поручений,
содержанием, которое получал я по
в число состоявших
должности начальника
ведома генерала
отделения*. Все
Ростовцева,
так что
это дело решилось с
последний
не мог иметь
против меня неудовольствия; напротив того, он
отнесся вполне сочувственно к предстоявшей мне новой
никакого
деятельности и только выразил желание,
покинул ведомство
по мере возможности,
учебного
*
быть ему полезным,
это составляло
1401 рубль,
профессорским окладом и за вычетом 200
уплату долга,
сделанного
мною
Кавказ, действительно получал
вычет прекратился лишь в
в
я не совсем
а продолжал,
оставаясь членом
комитета, на что я охотно согласился.
Содержание
срока,
чтобы
Военно-учебных заведений,
который
рублей,
обращавшихся
в
1843 году, при назначении на
всего 2791 рубль в год. Означенный
еще
я
так что вместе с
ежегодно
1853 году,
в
т.е. с истечением 10-летнего
долг был погашен.
151
А. И. Михайловский-Данилевский
О новом назначении моем “для особых
военном
1848
министре”
года; за мною оставили звания
академии и члена
назначен,
капитан
адъюнкт-профессором
объявлено было
вместо
учебного
меня,
Карпов,
комитета.
управляющим
также
с
в
поручений при
октября
приказе 26
профессора Военной
Тем
же приказом
учебным
отделением
оставлением
Военной академии. Таким образом, ровно три года
продолжалось
мое управление
учебным
отделением.
Покидая эту
рад был, что приходилось передать дело в руки
такого дельного и добросовестного преемника, каков был
А.П.Карпов*. Между тем, от военного министра получил я
должность,
*
152
я
В автографе далее зачеркнуто: живя с ним в одном доме, мы имели все
удобства, чтобы сговориться обо всех подробностях ведения дел (прим. публ.).
предписание (от 2 ноября), в котором сообщалось мне
формально о Высочайше возложенном на меня поручении
“продолжать занятия покойного генерала
Михайловского-Данилевского по описанию войн российской армии”, причем
поставлялось в обязанность докончить начатую
войны Императора Павла I против Французской
республики”,
“историю
дальнейших
военно-исторических работ. В предписании упоминалось, что
а затем представить программу
принять по описи, от капитана
Генерального
я должен
штаба
Залесского, состоявшего при покойном генерале МихайловскомДанилевском для сбора материалов, все находившиеся у него
рукописи, дела, книги, карты, полученные
государственных
В
архивов
и
Залесского
означенных материалов,
количестве.
Главная
немедленно к приему от
большом
документов оказалась из
некоторой
выписки.
лиц59.
исполнение этого предписания приступил я
собранных в
из
библиотек,
как из
так и от частных
части
Необширная
масса рукописных
Архива Министерства
иностранных дел;
материалов были подготовлены
моя комната наполнилась целыми тюками.
1 декабря я донес военному министру о приеме материалов
по приложенным описям; вместе с тем просил об открытии
мне доступа в разные архивы и о выдаче из них материалов,
в которых может еще оказаться надобность в дополнение к
собранным уже покойным Михайловским-Данилевским.
была немедленно удовлетворена благодаря
любезному содействию барона Вревского, через посредство
Просьба
моя
которого велись все мои служебные сношения с министром60.
По распоряжению Вревского назначен мне хороший писарь
из
канцелярии Военного министерства, а для черчения карт
—
и
планов
Военно-топографического депо.
топограф (Николаев)
Что
из
же касается докапитана
Залесского,
то
вскоре, по передаче мне материалов, он уехал в отпуск, а потом
(в
июне
1849 года)
совсем
распоряжения и отправился в
Прежде
был
отчислен из моего
действующую армию.
всего, конечно, предстояло мне пересмотреть и
рассортировать принятую массу материалов.
видимом
обилии,
их
потребовалось
При
всем
еще пополнить весьма
значительно, а для этого я должен был пересматривать описи
архивов, каталоги библиотек и Военно-топографического депо.
возвратить ему, через М.И.Топильского, рукописи (в трех
книгах) отца графа Виктора Никитича, бывшего в
Императора Павла I
царствование
Аркадьевич
Суворов:
оставление
князь
в
он не только изъявил полное согласие на
находившихся
у
его деда до минования в них
рукописей знаменитого
надобности, но еще доставил
меня
мне некоторые дополнительные
Принявшись
Берлине.
Александр
посланником
Иначе поступил генерал-адъютант
за
работу
бумаги61.
нового
рода,
я,
однако же,
не
Военно-учебных
заведений. Как уже упомянуто выше, за мною оставалось
звание члена учебного комитета; а потому я продолжал
каждую субботу вечером являться в заседание у
Я.И.Ростовцева, который по-прежнему оказывал мне самое
разорвал своих отношений с ведомством
любезное
временам давал мне
по
части.
Мало того, он
поручения
учебной
чтоб я принял на себя новую обязанность
внимание и по
в
учреждавшемся
то
время
кое-какие
еще
—
пожелал,
члена в
учебном комитете
и публичных
другом
при
Главном управлении путей сообщения
зданий. Стоявший во главе
Клейнмихель обратился
граф
Я.И.Ростовцеву с просьбою
помочь приведению в лучшее устройство Института путей
сообщения и Строительного училища. Польщенный таким
этого ведомства всесильный
к
приглашением, генерал Ростовцев принялся за это дело с
обычным жаром и увлечением. Но в какой форме могло
проявиться вмешательство его в дело постороннего
ведомства? Не желая связать себя какими-либо обязательными
отношениями и стать некоторым образом в положение
подчиненное,
он
придумал
такое
средство:
предложить
графу Клейнмихелю образовать учебный комитет
из чинов Корпуса инженеров путей сообщения,
из членов посторонних;
в
число
последних и
назначить, кроме меня, состоявших при
заведениях главных
Иванович,
председателя
154
по
предложил
Военно-учебных
наставников-наблюдателей. Сам Яков
не приняв на
комитета,
неофициально,
частью
частью
себя
вызвался
крайней
официально
звания
председательствовать
мере, на первое время, пока
будет
это
нужно для
с
комитета,
надлежащего
целью
провести
направления
него
через
все
занятий
главные
по предположенному
переустройству учебной
означенных заведениях.
Назначение
комитета
случаю,
конечно,
Клейнмихелю
заседаниях.
я
меня членом нового
19 декабря 1848
последовало
был
должен
вопросы
части в
года.
По этому
представиться
графу
и начал
принимать участие в еженедельных
Яков Иванович повел дело совершенно так же,
как и в своем
учебном
Заседавшим
комитете.
в новом
старым генералам путей сообщения, видимо, было
посторонних дилетантов в дела
специального ведомства; однако ж им ничего другого не
комитете
не по сердцу вмешательство
оставалось, как преклониться перед авторитетом
председательствовавшего, привычного к начальническому
ведению дела. Главными действующими лицами в комитете
были:
управляющий
делами
сообщения Баландин
путей
также инженер
оба
путей сообщения
они являлись к генералу
С
инженер-подполковник
полковник
Ростовцеву
самого открытия комитета поднят
распределении всего
Института,
Соболевский;
и инспектор классов
учебного
курса
в
за приказаниями.
был общий вопрос
о
Институте путей
сообщения. Составленный инспектором классов Соболевским
первоначальный проект был предварительно передан мне на
рассмотрение и с моими замечаниями
Споров
одобрены,
было
заседаниях комитета.
предложений иные были
обсуждался
в нескольких
не мало; из моих
другие отвергнуты, некоторые
Самым несговорчивым оппонентом моим
был главный наставник-наблюдатель за преподаванием
Закона Божия протоиерей Раевский, который представил
и сам я взял назад.
письменно
резкое
возражение
число часов на
преподавание этого
на
Закон Божий
предмета
в
мое
предложение
уменьшить
и вовсе исключить
двух высших классах
Института,
где не
доставало времени на главные специальные предметы
курса62.
Впрочем,
можно
было вперед предвидеть,
что
подобное
сильное сопротивление.
предложение встретит
Здесь надобно упомянуть
о
перемене,
происшедшей
в
штабе Военно-учебных заведений в конце 1848 года.
Занимавший должность дежурного штаб-офицера
самом
полковник
Орест Семенович Лихонин
директором
получил новое назначение
1-го кадетского корпуса; открывшееся место
—
155
дежурного
вместе
с
штаб-офицера
почетным
Михаила Павловича
принял полковник
званием
и
с отчислением
Горемыкин,
Великого Князя
адъютанта
от
Гвардейского
генерального штаба в л.-гв. Московский полк, в котором он
начал службу. Попасть в адъютанты к Великому Князю было
давнишним желанием моего друга
Федора Ивановича;
теперь он казался удовлетворенным относительно
служебного положения и как бы помолодел в своем новом
адъютантском мундире.
Переселился
он
в
казенную
квартиру
штаба Военно-учебных заведений. Однако
благодушное его настроение было непродолжительно:
здании
в
ж
мало-помалу он снова поддался прежней своей хандре. Покинув
Генеральный штаб, в котором он состоял в продолжение
12
лет в числе самых видных
расстаться и с
офицеров,
Военной академией. В
напечатано составленное им для
он решился также
начале
обучающихся
в
1849 года
Академии
изучению тактики”; сочинение это,
в трех частях, признавалось заметным шагом в учебной
литературе по этому предмету и впоследствии было
офицеров “Руководство
к
удостоено Академией наук полной Демидовской премии. Но
выпуск этого сочинения был как бы прощанием автора с
кафедрой:
не
дождавшись
даже
учебного года, он
адъюнкту И.В.Вуичу,
конца
уступил
место
который
также оставался на нем не долго.
профессора
своему
В Военной академии произошли
в
исходе
1848 года
и
другие перемены после тех, о которых было уже упомянуто.
Подполковник Силич, как сказано, попавший вдруг в
немилость у
генерала
от должности
ноябре
оставить
Сухозанета
и
устраненный
в начале года
правителя дел Академии, должен был в
и кафедру артиллерии. Только после семи
лет
преподавания он был признан не способным понять
требования и указания генерала Сухозанета относительно
На место Силича назначен был
преподаватель артиллерии полковник Ник Андр
Баумгарт. Заместивший Силича в должности правителя дел
содержания этого курса.
Генерального штаба Сакович получил в ноябре
и кафедру “обязанностей офицеров
Генерального штаба”, остававшуюся вакантною с декабря 1844 года,
когда занимавший ее полковник Вольф был окончательно
капитан
сверх того
отчислен от
156
Академии. С
тех пор в течение четырех лет
пре-
подавание этого предмета поручалось временно то одному,
то другому из
профессоров. Сакович
им
преподаваемом
курсе
предложил сделать
значительные
изменения
практические занятия обучающихся офицеров. В
увеличено было число часов на этот предмет.
этих
расширить
видах
Имелось
в
в
и
обратить прежнее преподавание
офицеров Генерального штаба” в курс
администрации”. Но Саковичу не довелось долго
виду
постепенно
“обязанностей
“военной
оставаться
в занятых им должностях:
не
выдержав
Академию к концу
Сухозанета,
а
летом
с
учебного года,
(1849 года),
открытием
Венгерской кампании63, уехал в действующую армию.
Другою, более прискорбною для Академии утратою,
самодурства
он
было
окончательное
совсем
оставил
увольнение
от должности
по военной истории и стратегии капитана
который
Неелова,
после случившегося с ним в прошлом году перелома
ноги лечился в деревне, но плохо поправлялся и
осужден
адъюнкта
остаться навсегда калекой.
упоминать о симпатичной личности
Неелова.
Он
1847 года
(издаваемом
составленной
занимался
начал он
был
Я уже имел случай
Николая Дмитриевича
своей наукой с любовью и рвением. С
“Военном журнале”
печатать в
Военно-ученым комитетом) ряд статей из
“Очерк современного состояния
им книги
стратегии”. Статьи эти печатались
потом все сочинение вышло
1848 и 1849 годов, а
отдельной книгой64. Положив
в течение
основу своего труда взгляд генерала барона Медема,
изложенный в изданном еще в 1836 году “Обозрении
в
известнейших правил
и
систем
стратегии”, Неелов
сделал
первую попытку осуществить основную мысль нашего
почтенного учителя в систематическом очерке.
выезда Неелова из
Петербурга
Еще
до
мы с ним часто сходились,
спорили о наших обоюдных работах; а потом, когда
он поселился в деревне, продолжали обмениваться
мыслями в письмах65. С большим сочувствием относился он к
толковали,
моим
работам
прискорбию,
существование:
молодых летах.
в
долго
1850 году
Спустя 25
он кончил жизнь, еще в
лет после его смерти напечатаны
“Военном сборнике”
1831 года66.
в
К крайнему моему
он
свое
протянул
страдальческое
по военной статистике.
не
его записки о
Польской
были
кампании
157
На
истории
место
Неелова адъюнктом
кафедре военной
Лебедев, бывший до
по
и стратегии назначен капитан
того
времени моим адъюнктом; на место же адъюнкта по
(в ноябре 1848 года) капитан
Генерального
Карлович Баумгартен
офицер
не особенно даровитый, но добросовестный и усердный. О
таком перемещении я не имел причины скорбеть: Лебедев
был плохим для меня помощником; он брался за все разом
военной статистике поступил
штаба Евгений
и,
конечно,
время
поверхностно,
на
редакторов
взял еще
словесность и
“Русского инвалида”;
военную историю
профессором
отрывочно,
и
стратегию,
был
затем вдруг
оставшись и
русской словесности, а несколько позже (в 1849 году)
на себя и преподавание “обязанностей офицеров
Генерального штаба”
или
“военной администрации”.
Обладая замечательною памятью, он
обо всем с равною развязностью.
Деятельность Военной
смело
говорил
и
писал
академии как-то особенно
оживилась в зиму 1848—1849 гг.,
благодаря, быть
может, тому,
Сухозанет
опустился
обсуждение конференции внесено было несколько
вопросов по учебной части; между прочим, рассматривалась
что генерал
заметно
и угомонился.
представленная капитаном Саковичем программа курса
военной администрации. В представленной мною по
предмету
на
по военной статистике, он в то же
взялся преподавать русскую
одним из
перешел
всем занимался
Состоя адъюнктом
лету.
—
записке67
предположение
учебный курс
На
этому
признавалось основательным
военной администрации в
не только
о введении
Военной академии,
но высказывалось даже
мнение, что предмет этот должен занимать в специальном
штаба одно из главных
о
военной
вопрос
курсе
администрации
тянулся довольно долго; окончательное утверждение
программы последовало лишь в 1852 году. Другой вопрос,
образовании
мест.
офицера Генерального
Однако
обсуждавшийся
истории.
был
ж
в
Несмотря
конференции,
относился
к
военной
на то, что этот курс, по своей
уже до крайности
обременителен
обширности,
для учащихся,
возникло предположение включить в него еще некоторые
кампании новейших времен. Чтобы
сколько-нибудь облегчить
учащимся непомерное напряжение памяти, постановлено
было перенести часть курса военной истории в теоретичес158
кое отделение, возложив чтение
—
капитана
адъюнкта
этой части на нового
Лебедева.
По Географическому обществу
продолжались по-прежнему,
с
избрания
меня, 16 января
занятия
но еще
мои
не
только
несколько усилились
1849 года,
в
члены
Я
совета.
среду высокопоставленных
сановников и ученых-академиков, из которых в то время
попал,
таким
образом,
в
состоял совет Общества. Членами его были: генерал-адъютант
Берг (генерал-квартирмейстер), генерал К.В.Чевкин,
П.А.Тучков (директор Военно-топографического
депо), тайный советник Александр Макс Княжевич, барон Егор Казимирович Мейендорф, Абрам Серг Норов, наконец, Ив Петр Шульгин
один только из членов, не принадлежавший к высшим
сановным сферам. Кроме названных членов в состав совета
генерал
—
входили
отделениями
управлявшие
Общества: горный
географии общей, академик
географии России, Андр Парф Заблоцкий
Ник Ив Надеждин
—
по
время был
академика Литке. Совет
это
в
имел заседания не часто; но сверх того
мне приходилось участвовать в занятиях разных
Так, в марте 1849 года я был избран в состав
рассмотрения сочинений, предложенных к
соисканию Жуковской (В.Г.Жукова) премии, вместе с
специальных комиссий.
комиссии
для
Григ Павл Небольсиным и Конст Степ Веселовским. Продолжались и
пересмотру устава Общества.
Разосланный членам еще летом 1848 года проект устава
столько замечаний и возражений, что комиссия
занятия комиссии по
вынуждена
было сделать
в нем значительные изменения, и в марте
1849 года напечатанный
разослан членам
В
Петербурге
по
вновь проект
был вторично
Общества68.
это время
(в
марте
и
апреле 1849
о предстоявшем вмешательстве
случаю
вызвал
восстания
мадьяр,
г.)
заговорили
России
угрожавшего
в
Австрии
Империи
в дела
распадением. Вскоре после Пасхи сделалось известно
решение нашего Императора послать русские войска на
помощь соседней державе. С живым любопытством и участием
Габсбургов
159
2-го,
следили в нашем академическом кружке за движениями
3-го
и
4-го корпусов, выдвинутых
Польского, под начальством
Паскевича, и 5-го корпуса генерала Лидерса, вступившего
Царства
князя
Венгрию со стороны
самого фельдмаршала
в
Трансильванию. В начале мая происходило в Варшаве
Императора Николая I с Императором Фердинандом IV,
а в начале июня произведен Государем в окрестностях Дуклы
смотр вступившим в Венгрию нашим войскам. Вслед за тем
получено было из Варшавы Высочайшее повеление о
немедленном отправлении в действующую армию офицеров,
в
свидание
кончивших
курс
Академии,
экзаменов.
Офицерам
установленные
преимущества
этим
не ожидая обычного времени
были предоставлены все
по
соображению
с
оказанными
каждым из них успехами, руководствуясь годовыми
аттестациями.
На
этом основании
конференция Академии
1-го разряда семи
15 выпускных. Это были: л.-гв. Московского
признала справедливым предоставить право
офицерам из числа
поручик Никитин, конной артиллерии подпоручик
Новиков, Уланского полка поручик Волошинский,
Днепровского пехотного Бушей, Кавказского саперного поручик
Радецкий, л.-гв. Московского поручик Кормалин и
Оренбургского линейного № 6 батальона подпоручик Буяльский.
Кроме двоих из поименованных (Волошинского и Буяльского), умерших в молодых летах, прочие пятеро достигли
видных служебных положений.
полка
С наступлением летнего времени переселился я со
семьей на дачу. Никакие служебные обязанности не
приковывали меня к
городу; я имел
своей исторической
своей
возможность исключительно
работой и не стесняться при
выборе летнего местопребывания условием близости от
города. Мы поселились верстах в 20 от Петербурга, на правом
берегу Невы, против Усть-Ижоры (дача Колзакова).
Помещение было удобное, просторное и за весьма умеренную
плату. Для сообщения с Петербургом можно было
пользоваться или пароходами по Неве, или железною дорогой до
Колпина, отстоящего от Усть-Ижоры верст пять, так что
заняться
мне случалось,
расстояние пешком.
можно
было жить,
стеснения.
160
в
хорошую погоду, проходить это
место было довольно глухое;
Избранное
как в
дальней деревне, без малейшего
Единственным развлечением были прогулки
по
окрестным бесконечным лесам. Изредка, в праздничные
дни, навещали нас в этом захолустье братья Николай и
Владимир,
Также редки
работу,
И.П.Арапетовым.
Погруженный в
с нашим другом детства
были
роясь
и мои поездки в город.
в
массе
собранных
делал выписки и заметки,
из
материалов,
чтобы вычерпать все,
свою
которых
что могло
выяснить разрабатываемую мною давнопрошедшую эпоху,
я совершенно отрешился на это время от современной
действительности и даже не любопытствовал следить за
происходившими
в
Венгрии
действиями.
военными
При такой уединенной, трудовой
от
статистики”,
мною книгу
изъявила желание
был вдруг
Княгини
гофмаршала Великой
озадачен, получив (8 июля)
Елены Павловны извещение,
представленную
жизни я
что
Ее Высочество, прочитав
“Первые
опыты военной
видеть меня
и
назначила мне
Павловске 12 июля. Такое приглашение к Особе
прием
Царской фамилии было тогда для меня случаем совершенно
не привычным; но мне было известно, что хозяйка
в
от всех других Царственных Особ
необыкновенной приветливостью, любезностью, умной и
Павловска отличалась
непринужденной беседой. В назначенный день и час явился
Павловский дворец и в первый раз удостоился беседы с
я
в
незабвенной Великою Княгиней. В то время она было еще в
цвете красоты и блеска. Несмотря на природную мою
застенчивость, с первых же ее слов почувствовал я
и
свободно. Она
завела речь о моих трудах по
себя
легко
военной
статистике, причем выказалось несомненно, что Великая
Княгиня дала себе труд прочитать книгу и обратила внимание на
такие подробности, на которых едва ли останавливались
ученых специалистов. Беседа продолжалась
более получаса, и я вышел от нее в полном восхищении.
В это время Великий Князь Михаил Павлович
многие даже из
находился
в
Варшаве.
В конце августа получено было оттуда
28-го числа вследствие
печальное известие о его кончине
непродолжительной,
тяжкой болезни. 16
сентября тело
прибыло Петербург и с
перевезено в Петропавловский
но
покойного Великого Князя
обычной торжественностью
собор. Печальная
кадетского
корпуса
в
процессия тянулась
(находившегося
от
у
Павловского
Обухова моста)
до
крепости, сопровождаемая массою народа. 18-го же числа
161
совершен
обряд погребения. После
кончины
Князя Михаила Павловича адъютанты
назначены
флигель-адъютантами,
его
Великого
были
и в том числе полковник
Горемыкин, с оставлением в должности дежурного
в штабе Военно-учебных заведений.
Преемниками покойного Великого Князя Михаила
Павловича были: по командованию Гвардейским корпусом
генерал-адъютант граф Ридигер, по Военно-учебным
штаб-офицера
—
заведениям
Наследник Цесаревич Александр Николаевич,
—
артиллерии
с званием
генерал
инспектора всей артиллерии; наконец, по
инженер-генерал Иван Ив
части
также с званием
по
барон Ник Ив Корф,
—
инженерной
—
инспектора.
Ден,
1849-1850
Историческая работа
вперед
в течение лета
собственных
и вновь
и печатных, тем
моя значительно подвинулась
1849 года. Чем более
я
рылся
в
груде
добываемых материалов, рукописных
более увлекался
этою
работой. Мне
добросовестно, так, чтобы мое
изображение событий как можно ближе соответствовало
хотелось исполнить ее
истинной действительности. Убедившись в том, до какой степени
в этом отношении грешит большая часть исторических
описаний разных войн и походов, я поставил себе за правило
писать не иначе, как на точном основании имеющихся
документальных данных. Поэтому я не приступал к самому
изложению хода событий прежде полного разъяснения их
выборкой и сличением всех имевшихся под рукой
источников. Случалось, что подготовленную вчерне работу
приходилось переделывать капитально вследствие
попадавшегося неожиданно нового указания, совсем не там, где можно
какой-нибудь ничтожной
полуразорванной ведомости.
было искать, иногда в
записочке или
Груда
в
имевшихся уже материалов не переставала
дополняться по мере того, как встречал я
какие-нибудь
источники в
всегда было
новые
для
меня
случайные указания
печатные
архивах, библиотеках
или
на
рукописные
и у частных лиц.
Не
прочим, мне
добывать
Между
сентябре 1849 года достать очень любопытные
отставного генерал-майора,
барона Лёвенштерна
удалось
записки
на вид
легко
желаемое.
в
—
участвовавшего еще в молодые лета
в
походе
1799 года
в
корпусе генерала Корсакова. Я обратился к нему лично и
познакомился с ним. Барон Лёвенштерн служил некогда
под начальством Павла Дмитриевича Киселева, оставался
близким ему
в
отставку
человеком и вел с ним переписку.
барон Лёвенштерн
поселился
в
По выходе
Петербурге
и
в
163
продолжение многих лет жил в одном и том же номере
гостиницы Демут (на Мойке), имел обширное знакомство,
вращался в высшем петербургском кругу и постоянно вел
свой дневник (на французском языке). Он принял меня
весьма любезно; без всякого затруднения выдал мне ту книгу
своих записок, в которой заключался рассказ о походе
Корсакова в 1799 году69. Около того же времени сошелся я с
Висковатовым,
полковником
известным
Он занимался,
по Высочайшему повелению,
армии, то есть составлял
хронологическое описание всех перемен, происходивших в течение
времени в составе и устройстве русских войск, в их
военно-историческими трудами.
“хроникой” русской
обмундировании, снаряжении,
т.п.70
знаках отличия, знаменах и
Император Николай Павлович
лично интересовался
этим
предметом и знал до тонкости все мельчайшие
Впрочем, круг занятий А.В.Висковатова
составлял такую узкую специальность, что для моей
работы можно было от него почерпнуть лишь некоторые
подробности по этой части.
справки весьма второстепенного значения.
Предавшись
исследованиям,
с
увлечением
своим
историческим
сторону моей
я упустил из виду реальную
работы; позабыл, что я не добровольный работник, а
официальный историограф, исполняющий возложенную
Высочайшему
повелению
по
служебную обязанность. Большим
разочарованием было для меня напоминание об этом
барона Вревского, который, пригласив меня к себе (в начале
октября), объявил
тем,
что в течение
ничего из
следовал
моей
мне неудовольствие военного министра
почти целого
примеру
моего
я
не
еще
представил
предшественника,
Михайловского-Данилевского,
каждой
изготовления
года
работы. Князь Чернышев требовал, чтобы
части
Высочайшее усмотрение,
то
есть
генерала
постепенно,
по
представлял
виде, как прежде
сочинения,
в таком же
я
мере
ее
на
представлялось, и к тем же годичным торжественным дням. Такое
приказание озадачило меня; оно совершенно расстраивало
принятый
мною порядок
работы. В докладной
записке,
барону Вревскому 12 октября, я объяснил,
что, приступив к работе лишь в марте, я едва успел в
истекшие с тех пор 6 месяцев разобраться в огромной массе
поданной мною
материалов,
164
и
хотя
подготовлено
уже
вчерне
изложение
значительной части кампании
Суворова (до сражения при
Нови) с 65 картами и планами, однако ж работа эта еще
требовала много пополнений и исправлений по мере
открытия
новых
требования
материалов;
что
поэтому,
военного министра, пришлось
для
исполнения
бы отступить
от
работы и, отказавшись от дальнейших
расследований, обратиться прямо к окончательной
редакционной отделке одной главы за другою. При такой работе
принятого порядка
все сочинение могло
быть приведено
к окончанию года в два;
но в таком
случае я просил заранее разрешения пересмотреть
впоследствии весь свой труд прежде напечатания его.
Одновременно с официальной докладной запиской я
написал
барону Вревскому
французское письмо*,
частное
котором позволил себе высказать, что
после
в
6-месячных
я никак не мог ожидать со стороны
военного министра укора в медленности работы и что
требование его тем прискорбнее для меня, что оно вынуждает
напряженных трудов
работы в ущерб
Несмотря на все мои объяснения, я
получил (26 октября) от барона Вревского подтверждение
приказания князя Чернышева, чтобы “первые десять глав моего
меня отступить от принятого порядка
достоинству сочинения.
сочинения были представлены не позже Пасхи
1850 года, а
остальные за тем главы сколь можно в непродолжительное
время”71. Барон Вревский
словесно пояснил мне, что
Государь привык получать в известные сроки
военно-исторические сочинения покойного генерала
Михайловского-Данилевского и любил чтение этого рода.
Таким образом, я должен был, против воли и
приняться
неотлагательно за окончательную
убеждения,
обработку
глав II части, в которой прямо приступил к описанию
первых военных действий 1799 на разных театрах
войны. Эту II часть положил я представить вместе с I частью,
первых
составленной покойным Михайловским-Данилевским
переписанной набело
окончательно
и уже
для поднесения на
Высочайшее воззрение. Ничего не трогая в этой части, я
ней таких
“Приложений” (Pieces
ограничился только
подбором
justificatives),
какие считал нужным присоединить и к после-
*
к
же
В то время,
было принято, даже в сношениях
да и гораздо позже,
по служебным делам, вести переписку на французском языке, когда
желали придать ей характер неофициальный.
—
—
165
дующим частям сочинения. По мере последовательной
обработки II части, одной главы за другою, работа
переписывалась
набело; топограф Николаев,
мастерски отделывал планы и
по
моим
указаниям,
а
карты,
встретившееся затруднение
в переписке набело документов, помещенных в приложениях
на иностранных языках, было устранено полученным мною
разрешением приискать переписчика по вольному найму.
Работа шла так спешно, что в течение трех зимних месяцев
(ноября, декабря
II
и
III части,
переписана
и
окончательно
набело, снабжена
переписаны отдельно
и
февраля обе
начале
января)
заключавшие в
обработаны
себе 21 главу;
из них
мною
II
часть
планами и картами; также
к двум
приложения
эти части отданы в
первым
переплет,
частям,
а
и
в
28 февраля
представлены при рапорте военному министру. С того же
времени приступлено к переписке набело III части и к
и так далее безостановочно шла работа
редакционной обработке IV,
—
одной
другою. III часть представлена военному
в декабре.
августе того же 1850 года, а IV
части за
—
министру
в
Таким образом,
моей заботой было
с исхода
1849
и во весь
1850 год главной
—
удовлетворить
требование начальства и для того вести свою
и несколько спешно.
Однако
настоятельное
работу безостановочно
ж она не составляла
был уделять время
Военной академии, участвовал
исключительного моего занятия: я должен
своим
обязанностям
по-прежнему
в делах
по
Географического общества*
1850 года, издать одну старую,
и
и даже успел,
в
позабытую свою
работу “Описание военных действий в Северном Дагестане
в 1839 году”. Книжка эта доставила мне случай вторично
представиться Великой Княгине Елене Павловне, которая
начале
перед своим отъездом за границу,
пригласила меня к
себе
и
была
так же
почти
в мае
первое мое прошлогоднее представление
В уцелевших
набросаны были
сведений,
166
разнообразные
мысли и
об издании ежегодного сборника
о постепенном печатании хранящихся в
разных архивах материалов для
*
как и в
Ее Высочеству.
от того времени отдельных заметках моих
занимавшие меня
предположения, как-то:
статистических
1850 года,
благосклонна,
русской военной истории72
и т.п.
В автографе далее зачеркнуто: в котором продолжалась деятельно
выработка нового устава (прим. публ.).
В особенности
об изменениях, которые
устройстве и обстановке нашей
мечтал я часто
считал полезным ввести в
Военной академии для того, чтобы поднять это прекрасное
желанный высокий уровень. Впрочем, к этой
заведение на
теме
обращался неоднократно
последующие годы.
Что касается до прежних моих занятий по военной
статистике, то, к крайнему моему сожалению, я не имел уже
никакой возможности продолжать начатое издание “Первых
опытов” своих; оно остановилось на выпущенных двух
и в
я
книжках*;
даже и военная статистика
окончания,
то
Пруссии
осталась
без
без третьего отдела, который должен был
себе стратегический разбор возможных театров
есть
заключать в
войны. Однако
ж мне не хотелось совсем покинуть свое
когда-нибудь возвратиться к нему и
мечтал об издании со временем целого курса военной
статистики, по плану совершенно новому,
уже не по государствам,
детище; я надеялся
—
а в виде сравнительного исследования главнейших
европейских государств в общей совокупности. В таком смысле были
уже подготовлены некоторые статьи и даже сделан опыт
применения означенного сравнительного метода на лекциях
в Военной академии. С тех пор, как обучающиеся
исправно составленными
офицеры
были снабжены
литографированными записками по всему курсу, мне казалось бесцельным
проповедовать с кафедры то же самое, что слушатели могли
прочесть в записках.
ограничивалась
Россией
Между
тем
обязательная программа
только военной статистикой соседних с
государств,
оставляя вовсе
державы, которых
военные
в стороне другие
силы,
могли оставаться чуждыми каждому
по
лекций
употребить
не
образованному
офицеру Генерального штаба. Поэтому-то я задумал,
обязательной программе и не обременяя моих
увеличением курса,
большие
мнению,
моему
не
изменяя
слушателей
назначенные для моих
часы частью на означенные выше сравнительные
военно-статистические
исследования
всех
больших держав,
а
разбор письменных работ самих
слушателей. Темами для этих работ служили мои лекции, которые
записывались и редактировались офицерами поочередно.
частью на чтение и
*
За эти две
книжки половинную
ассигнациями),
заседании
17 апреля
Демидовскую премию (в 2500 рублей
как уже упомянуто,
Академия наук присудила
в
1850 года.
167
Кроме того, они сами составляли, по указанным источникам,
военно-статистические обзоры государств, не входивших в
обязательную программу. Таким способом все
обучающиеся
вообще
европейских государств. Первый опыт таких занятий был сделан мною
офицеры
в
приобретали
учебный
год
сведения о военных силах всех
1849—1850;
но в полном
осуществить мой план только в
объеме удалось
следующий учебный
мне
год.
В личном составе Военной академии произошли две
(как сказано,
года) назначен правителем
дел подполковник Генерального штаба Штюрмер, товарищ
мой по выпуску из Академии, а кафедру “обязанностей
офицеров Генерального штаба” занял подполковник Лебедев,
удержавший за собою и кафедру русской словесности, и
перемены: на место капитана Саковича
выбывшего из Академии летом
1849
место адъюнкта по военной истории и стратегии. Этот
профессор не убоялся взяться и за новый
который еще предстояло тогда создать.
Составление курса “Военной администрации” требовало
громадной работы; но для Лебедева все было ни по чем: он
скомпилировал кое-как сборник из свода военных
универсальный
предмет преподавания,
постановлений,
и только впоследствии
преемником
его
выработан настоящий систематический курс.
В Географическом обществе продолжалась в эту зиму
упорная борьба по поводу нового устава. Вторично разосланный
проект комиссии был внесен на обсуждение в общем
Аничковым
собрании
встретил сильную оппозицию. К прежнему нашему
и
кружку пристали многие лица, авторитетные и даже
В числе самых горячих противников проекта комиссии
сановные.
тайный советник Михаил Николаевич Муравьев,
занимавший должность главноуправляющего Межевым
человек с характером и настойчивостью. Кроме
корпусом,
явился
—
немцофобии, у него
побуждение к вмешательству в
наклонности к квасному патриотизму и
было,
как кажется, и другое
происходившую борьбу: он был не прочь заместить
адмирала Литке в звании помощника председателя Общества,
а
было ему приобрести популярность в среде
большинства членов Общества. Вероятно с этим-то
для того нужно
расчетом
и
стал
он
во
главе
того
кружка,
который
не
столько
многочисленностью, сколько горячим участием в делах
Общества мог повлиять на предстоящие
168
выборы. И
вот
Михаил
Николаевич Муравьев делается центром,
мы
с
братом Николаем
Михаила Николаевича,
проспекте,
собирались
мы
и
нашими
в его
на
около
борьбы. В
группируются главные участники
которого
были и
числе их
близкими друзьями. У
квартире на
совещания,
и
Загородном
тут
за
стаканами
густом облаке табачного дыма, обсуждался план
кампании, редактировались предлагаемые изменения в статьях
чая, в
распределялись роли
проекта,
в
Общества. Рассказывать подробно
происходивших 38 лет тому назад*, не
предстоявших
весь ход
собраниях
прений,
по силам моей памяти;
скажу только, что успех остался на нашей стороне; проект
был изменен согласно нашим требованиям и в таком
измененном виде получил окончательное
Последствием
же
утверждение73.
были выборы вице-председателя,
должностных лиц. В звание
нового устава
членов совета и других
избран огромным большинством голосов Михаил
Муравьев. В это же время адмирал Литке,
стоявший четыре года во главе Общества, получил новое по службе
назначение
ревельским военным губернатором и главным
вице-председателя
Николаевич
—
командиром Ревельского порта.
Среди разнообразных занятий домашняя
протекала спокойно и счастливо.
моя жизнь
Дети подрастали: старшей
дочери Лизе было уже 6 лет; жена давала ей уроки
французского языка; я же урывками учил ее читать по-русски;
ребенок
показывал замечательную понятливость.
сына укрепилось.
быстро.
10 мая
Надежда. И
Вторая
Здоровье
дочь Ольга развивалась очень
1850 года родился
четвертый ребенок
—
дочь
были чрезвычайно счастливы;
восприемниками новорожденной были брат мой Владимир
и добрая наша соседка Екатерина Николаевна Карцова. Лишь
на этот раз роды
только жена оправилась, мы переселились на летнее время
опять в те же пустынные места, где провели прошлогоднее
берегу Невы, против Усть-Ижоры, на
дачу Брока, соседнюю с прежней.
Второе лето, проведенное в этой глуши, опять помогло
мне подвинуть вперед мою историческую работу
—
лето,
на
правом
настолько, что приведение ее к концу к назначенному мною сроку
было уже вполне обеспечено. Во все лето только раза два
*
Писано
в
1888 году.
169
посетили наше захолустье
братья
и
И.П.Арапетов. Поездки
город были весьма редки.
В этом году брат мой Владимир
мои в
обратил на себя
диссертацией, представленной к испытанию
магистра. Диссертация эта составляла обширное
внимание ученых
степень
на
историческое исследование о недвижимых имуществах
духовенства в древней России. Труд этот не ограничивался
о вотчинных правах церкви в древней
строго специальною темой
—
России, рассмотрением разных
видов недвижимой
собственности духовенства, разных способов
—
но затрагивал
имущества,
более общие
приобретения
и важные
вопросы,
исторические и юридические, по государственному праву
древней России. Выводы из этого обширного труда,
формулируемые в 29 тезисах, составляли целый ряд интересных
вопросов науки и до сих пор не утратили своего значения.
защиту своей диссертации брат Владимир
выдержал блестящим образом и получил степень магистра
Публичную
государственного права. Диссертация его показала выходящие
из ряда способности и познания; не замыкаясь в тесные рамки
специальной темы,
он
успел обнять науку с высшей
точки
зрения*. В том же 1850 году он получил назначение в
Петербургском университете адъюнктом по русскому
государственному праву и начал читать основные законы Империи, а
также законы о состояниях, губернские учреждения и
постановления о гражданской службе. Лекции его отличались
такой
профессора
занимательностью,
(ему было
что аудитория
молодого
года) была постоянно
студенты других факультетов.
тогда всего 24
стекались слушать его
полна;
х.—-
Диссертация была
Московского
напечатана только после смерти автора в “Чтениях
общества истории
и
древностей России”
за
1859—1861 годы.
1850-1851
Ежегодно,
с неизменной регулярностью,
летний период
моего дачного приволья сменялся с наступлением
сентября
осенью, с экзаменами в Военной
с
возобновлением
академии,
лекций, заседаний разных
комитетов и комиссий и всеми разнородными обязанностями
унылой петербургской
служилого люда в
Выпуск
из
кончивших
петербургский
Академии
офицеров
курс
дослужившихся
потом
Драгунского
л.-гв.
16
зимний сезон.
1850 году был
в
до
высших
чинов:
Леонтьева,
полка
не
блестящий:
16
из
можно указать только четверых,
штабс-капитана
занимавшего
начальника Академии
штабс-капитана
Генерального штаба;
Романовского, о котором
впоследствии
почти
лет должность
мне придется не раз упоминать в моих воспоминаниях,
подпоручикал.-гв.
губернатора
—
новского
в
Павловского
Финляндии
и
полка
Альфтана
—
впоследствии
поручика конной артиллерии
Ора-
впоследствии отличного начальника дивизии.
Я уже говорил о
принятой
мною
новой
системе
военной статистике. Мои лекции
офицерами
сравнительной статистики приняли в учебный год 1850—1851
занятий с
по
характер полного систематического курса.
лекций
на
сравнительное
военной
силы
пяти
рассмотрение
главных держав
Употребив 14
основных
элементов
(территории,
народонаселения, государственного устройства и финансов),
объяснил в последующие 6 лекций военные системы и
я
устройство вооруженных сил Пруссии, Австрии, Франции,
Англии и Швеции, стараясь при этом выказать
каждой системы и зависимость ее основных начал от
общих условий исторических и географических; наконец,
особенности
3 лекции были посвящены стратегическому
разбору
Западной Германии
самого
поучительного,
и
можно
Альпийской полосы,
сказать
как
классического
Европейского
те171
атра войны. Таким
образом,
уделено было всего 23 лекции
сравнительную статистику, а потом 10 лекций на
военный обзор Кавказского края. Вперемешку с моими
на
лекциями производились повторения курса по
запискам, читались и
разбирались
литографированным
работы
письменные
офицеров. Мне казалось, что мои лекции интересовали
слушателей, хотя должен откровенно сказать, что между
самих
ними очень немногие
были
к ним достаточно подготовлены.
В конце 1850 года произошла перемена адъюнкта
по
Баумгартена,
Военно-учебным заведениям, поступил
подполковник Генерального штаба Иван Михайлович
Гедеонов
офицер добросовестный, образованный и человек
весьма симпатичный. Другая перемена в личном составе
военной статистике: на место капитана
получившего назначение по
—
Военной академии состояла
в
замене
инженер-полковника
Ласковского, преподававшего фортификацию с самого
учреждения Академии, инженер-капитаном Квистом.
С того времени, когда я был назначен для особых
поручений при военном министре, стали присылать мне по
временам из канцелярии Военного министерства получаемые из-за
границы печатные брошюры и рукописные статьи,
касающиеся
военных
вопросов и военных сил иностранных
для
государств,
представления военному министру докладов по
содержанию тех брошюр и записок. Поручения этого рода
приносили пользу и для моего курса военной статистики. Но
это были только случайные отрывочные сведения; для
постоянного же освежения курса я не имел источника, и само
министерство не заботилось
о
сведений
систематическом
подробных
и точных
государств.
Пользуясь установившимися
отношениями моими в
служебными
канцелярии Военного министерства,
представил военному министру, через
августе
собирании
о военных силах иностранных
1850 г.) записку
по
этому
я
барона Вревского (в
в которой привел
предмету,
производившейся еще в двадцатых годах, по
департаменту Генерального штаба, переписке по поводу
предложения генерала Довре, в 1827 году, о посылке за границу
военных офицеров для собрания верных сведений об
иностранных армиях и составленной тогда же полковником Бергом
(теперешним генерал-квартирмейстером) программе в
руководство этим офицерам. Предположения эти встретили тогда
справку
172
о
со стороны Министерства иностранных дел;
но несколько позже допущено было с той же целью
причисление военных офицеров к некоторым из наших посольств. К
противодействие
сожалению, деятельность этих
офицеров ограничивалась лишь
присылкою случайных, отрывочных сведений; для
систематического же свода этих сведений в самом министерстве
Военном не принималось никаких мер. В поданной мною
записке предлагалось: 1) иметь в столицах всех больших государств
специальных
военных агентов, на которых возложить
собирать
государств, и 2)
обязанность постоянно
и пополнять сведения о военных
в самом Министерстве учредить
военно-статистический комитет, в котором получаемые от
заграничных военных агентов сведения приводились бы в
силах
тех
систематический
благосклонно;
порядок74. Записка моя была принята
потребованы были
по приказанию военного министра
состоявших при некоторых посольствах
корреспондентов” сведения
впоследствии от
по
представленной
мною программе, и
некоторых из них получены сведения более
но
менее
от
“военных
имела ли
моя записка
удовлетворительные;
либо дальнейшие последствия относительно
военно-статистической части в министерстве
или
какие-
организации
—
Впрочем,
мне неизвестно.
военная статистика в это время стояла у меня
уже на втором
плане;
главным же предметом
была историческая работа. Представленные
начале 1850 года, в рукописи, первые две части
моих занятий
мною еще в
“Истории войны
Францией
царствование Императора Павла I, в
1799 году” были в то же лето прочитаны Императором и
России с
в
возвращены мне при предписании товарища военного министра
генерал-адъютанта князя Долгорукова75. В предписании
сообщалось, что “Государь Император, рассмотрев с
удовольствием” эти части сочинения, изволил
приступить к
Император прочитал представленные на его
воззрение рукописи с такой внимательностью, что давал себе
труд делать собственноручные заметки и даже поправки
попадавшимся опискам. Так, на I части (составленной
печатанию
покойным
повелеть
их.
Михайловским-Данилевским)
сделано было несколько
отметок; на моей же II части в одном месте, против слова
“амбаркация” написано рукою Его Величества “посажение
суда”, а в другом взамен “Гатчина” поправлено “Павловск”.
на
По-видимому, прочитанные Государем первые две
части
об173
себя особенное Его внимание: несколько месяцев
1851 года, когда в Петербург приехал
князь
фельдмаршал
Варшавский, я получил Высочайшее
ратили
на
спустя, в марте
повеление препроводить к нему означенные рукописи для
было
Продержав их у себя дней десять,
фельдмаршал возвратил
(24 марта).
Продолжая последовательно обрабатывать и переписывать
прочтения, что и
исполнено.
их
следующие части сочинения, я представил, как уже
упомянуто, еще в 1850 году III и IV части (в августе и декабре),
в апреле
1851 года. Между тем,
с возвращением от
а
V
—
Государя
первых двух частей (с октября 1850 года) начались для
новые заботы
об издании сочинения. На расходы по
меня
—
произведений покойного генерала
Михайловского-Данилевского отпускались ему примерные круглые
изданию прежних
суммы из “комнатных сумм Его
Государственного казначейства.
Величества”, а иногда из
Применить тот же порядок к
я
не
считал
настоящему случаю
удобным по невозможности
составления
даже приблизительной сметы
предварительного
на
издание всего сочинения при
расходов, требуемых
множестве карт, планов и приложений. По личном объяснении с
бароном Вревским было решено, чтобы суммы на издание
отпускались постепенно, по мере действительного
расходования, с представлением мною потом подробной отчетности.
В особенности озабочивали
меня
карты
и
планы, для
требовались крупные средства, и
продолжительное время. Поэтому с самого приступа к моей работе
(еще в марте 1849 года) поднят был мною вопрос о том,
чтобы тогда же приступить к гравированным работам. Но
изготовления
и
которых
разрешения на это не последовало; притом, предлагалось мне
вместо гравирования довольствоваться литографированием;
указывалось на поручение работы ученикам батальона
военных кантонистов, о чем представлялось мне войти
директором Военно-топографического депо
Тучковым. Когда же, по указаниям последнего,
была примерная смета стоимости работы, то
соглашение
генералом
составлена
военный
министр
мною первых
упущено
в личное
с
решил
частей
отложить
сочинения.
на полтора года;
октября 1850
(число которых
вопрос
до
представления
Таким образом, время было
граверная
работа
начата только с
года, и тогда решено было все карты и планы
174
достигло до
100)
гравировать
на меди, пору-
работу нескольким опытным граверам
Военно-топографического депо, по определенной вперед расценке*.
Занятия мои по Географическому обществу
чив эту
В начале
продолжались по-прежнему.
советом редактировать
имени
по
поводу
доклада
1851 года
было поручено
мне
объяснительную записку
ревизионной комиссии,
от его
составленной на основании нового устава для рассмотрения отчета
совета за 1850 год. В то же время в статистическом отделении
Общества, по предложению председательствовавшего в нем
А.П.Заблоцкого, возникло предположение о составлении и
издании географического статистического словаря
Российской Империи. Совет отнесся к этому предположению весьма
сочувственно; но признал
главного редактора.
в
проживавшем
сборник под заглавием
на
и
остановился на
издавшем тогда
Советом
Фроловым, с
всего найти
себя обязанности
Н.Г.Фролове,
географический
“Магазин землеведения и путешествий”.
Выбор
Москве
необходимым прежде
бы принять
лицо, которое могло
поручено было мне войти в
которым я был уже несколько
сношение
знаком.
с
Сначала
был уклончивый; он считал предлагаемое ему дело не
ему; впоследствии вице-председатель Общества
М.Н.Муравьев сам имел в Москве личные объяснения с
ответ
по
силам
Фроловым, который
намеревался приехать
переговоров.
Однако
в
уже подавался на предложение
Петербург
ж дело это почему-то не состоялось и
снова поднято только шесть лет спустя
Результатом этих попыток
словарь”, изданный
П.П.Семенова,
свет в течение
Зима
был “Географическо-статистический
впоследствии
в пяти
22
было
(в 1856 г.).
томах,
—
лет
с
1863
под
главной
постепенно
по
редакцией
появлявшихся
в
1885 год.
1851 год
оставила в моих воспоминаниях
и некоторые черные точки.
30 ноября 1850 года совершенно
с
1850
и
для окончательных
на
внезапно скончался
хороший мой товарищ
Ив Горемыкин. Еще утром
*
Далее
много
в
автографе зачеркнуто:
времени,
а
потому
и
друг Фед
был у него и
того дня я
изготовление карт и планов
печатанием
текста
нечего
требовало
было
торопиться. Кроме того, разрешено было мне приложить к сочинению
литографированные портреты Императора Павла I, князя Суворова
рисунок перехода русских войск через Чертов мост, скопированный
современного изображения (прим. публ.).
и
с
175
не заметил в нем никакого болезненного признака; а
вечером дали мне знать, что его уже не стало. 4 декабря
происходило отпевание в церкви 1-го кадетского корпуса, при
стечении многочисленных его сослуживцев,
В начале же 1851 года лишился
я дяди
приятелей и родных.
Сергея Дмитриевича
Киселева, который давно уже страдал водянкою. Он
оставил многочисленную семью; старшие сыновья Павел и
юноши, только что кончили курс в
Московском университете; третий сын Алексей еще учился
Николай, красивые
Лазаревском институте восточных языков, а четвертый
Петр поступил в Морской кадетский корпус и по
праздникам приходил к нам в дом; затем несколько дочерей
находились при матери Елизавете Николаевне.
жизни моего дяди
Сергея Дмитриевича
Последние
в
—
годы
были отравлены
продолжавшимся долгое время делом о случившемся в
Московской казенной палате похищении казначеем медной
монеты;
он так и не дожил до
решения этого дела.
Пасху 1851 года (16 марта) я получил очередную
награду
орден св. Владимира 3-й степени. В мае переселился с
семьей на дачу. На этот раз местом летнего пребывания
избран был Павловск. Гравировка карт и планов к Истории
войны 1799 года требовала частых моих поездок в город; а в
отношении к удобству сообщения Павловск представлял
большие выгоды, между тем как жизнь там была довольно
покойная и простая. Притом для жены моей это
На
—
местопребывание доставляло приятное
Шуберт
и
других близких
общество
знакомых.
в
кругу
семейства
1851-1852
Представленные
мною в августе и
декабре 1850
года
Истории войны 1799 года, по
прочтении их Императором, возвращены мне 7 сентября 1851 года,
причем было мне объявлено: “Государь Император изволил
рукописи III и IV частей
найти,
что они весьма хорошо составлены, и признал
необходимым
строки,
исключить в
них только некоторые
Его Величеством
отмеченные
касавшиеся
карандашом”76.
политики
никакой важности и могли
4 декабря
места,
Отмеченные
Венского кабинета, не
быть просто исключены.
V
того же года возвращена мне и рукопись
(представленной апреле 1851
В это время приступлено мною к
части
в
года), без
всяких отметок.
печатанию текста
типографии Военно-учебных заведений*. Все
сочинения в
имели
издание
рассчитано было на пять томов**. В первых числах
декабря
типографии первый корректурный лист***.
феврале 1852 года представлена мною рукопись IV
прислан мне из
В
части; в то же время переписывалась набело VII часть и
обрабатывалась последняя VIII. Таким
образом,
если считать
работы март 1849 года, то на все сочинение
было употреблено ровно три года.
началом
*
моей
Далее
автографе зачеркнуто: Сверх сумм, уже полученных мною в
(до 2300
рублей) собственно на изготовление карт и планов, отпущено было еще
2059 рублей на покупку бумаги (прим. публ.).
Далее в автографе зачеркнуто: из которых I и II заключали в себе
по
четыре первые части (по две в каждом томе), III же и IV том
по остальным последним двум
одной части (V и VI), а V том
частям (VII и VIII) (прим. публ.).
Далее в автографе зачеркнуто: а 13 декабря утвержден военным
министром представленный мною для образца оттиснутый начисто первый
лист (прим. публ.).
в
несколько приемов из канцелярии Военного министерства
**
—
—
***
177
Последнюю VIII
часть представил я лично князю
который принял
Чернышеву,
меня в своем
кабинете
в
канцелярии Военного министерства, посадил и завел речь о том,
какой работе предполагаю я приступить. Когда я заявил
к
намерение приняться за историю Кавказской войны, начиная
с первых походов русских войск в тот край, военному
министру, видимо, это не понравилось; он признавал более
“интересным” ближайшие к нам войны царствования
Императора Николая
имея, конечно, в виду
Турецкую
и
Павловича,
войну 1828—1829 годов
Польскую 1830—1831.
На
мое простодушное замечание, что эти войны еще слишком
близки
от нас,
что
возразил,
князь
именно
Чернышев
потому
и
с
неудовольствием
следует
пользоваться
свежими
воспоминаниями, показаниями живых участников и
свидетелей.
На
объяснение
этом
и прервалось.
Но
я твердо
требованию, которое поставило бы меня
сочинителя
крайне неприятное и неудобное положение
решился не поддаваться
—
в
политика,
прославление властей предержащих. И на
в
панегириков
раз
повел я дело через
барона Вревского,
этот
тонкого
умевшего ловко улаживать самые щекотливые вопросы.
Занятия мои в Военной академии в учебный год 1851—
1852 шли тем же порядком, как и прошлогодние.
Сроднившись, можно сказать, с Военной академией, я не
переставал
мечтать о желательных в
поднять
набросанных
заметках77
мною в
основная
академия,
1851
и
согласно
с
указанной
не
но
и
в
мимолетных
в том,
самом
чтобы Военная
уставе ее
учебным заведением
офицеров к службе
только
специального приготовления
штаба,
1852 годах
мысль заключалась
двойственной целью, была
Генерального
ней преобразованиях, чтобы
влияние. В
ее значение и расширить полезное ее
высшим
для
учреждением военно-ученым,
образования всего военного ведомства. В
высказывалось
первой цели
учебной
Академия сколько возможно сбросила с себя
центром научного
—
отношении к
желание, чтобы
—
характер школьный, чтобы усилена была практическая
сторона занятий обучающихся офицеров, а для того
указывалась между прочим необходимость лучшего выбора
руководителей (начальствующих штаб-офицеров) исключительно
штаба. С другой
стороны, предполагалось развить ученую деятельность преподаиз опытных
178
офицеров Генерального
вателей Академии поощрением коллективных
облегчением издания трудов их и т.д.
прочим
постоянным уменьшением числа
и огромным некомплектом в
штаба. Дело дошло до насильственного
Академию офицеров
Генерального
задержания состоявших в этом корпусе
воспрещен
был выход
офицеров; положительно
другой род службы.
из него во всякий
По
этому вопросу набросаны были мною мысли в январе
1852 года. Лучшее, единственное средство для привлечения
офицеров в Академию и для устранения некомплекта в
Генеральном штабе, по моему мнению, заключалось в том, чтобы
сделать привлекательной самую службу в этом корпусе, а для
того указывались разные мысли, как для улучшения
материальной обстановки офицеров, так и для открытия им хода в
службе (в противоположность насильственному
закрепощению). В особенности считал я необходимым расширить самый
круг деятельности этого рода службы, слишком специализованного, одностороннего,
с
войсками
означенной
в
обычной,
устраненного
так сказать,
от всякого
вседневной
записке уже высказывалась мысль
должности дивизионного
начальника
учрежденной четыре года спустя)
(до Военного
Генерального штаба с
и
частью
мысль
слиянии
в
высших
включительно)
строевой или
министерства
части
инспекторской. Последняя эта
выражена быта
положительнее
(в октябре 1853 года), в связи с
другими предположениями (как, например, об
интендантства), которые посчастливилось мне
некоторыми
организации
самому
позднейшее время.
Академический выпуск 1851 года ограничивался
осуществить
В
об учреждении
штаба (действительно
о
инстанциях
несколько позже
общения
их жизни.
в
12 офицерами;
но
в этом
числе
всего
были две личности,
большую известность, хотя совершенно
в различных родах: Ник Павл Игнатьев
получившие впоследствии
—
будущий наш посол в Константинополе и кратковременный
министр внутренних дел и Мих Гр
Черняев
будущий воитель в Средней Азии и главнокомандую—
179
щий-волонтер Сербской армии. Новый
практического
отделения
Академии был
богаче даровитыми
преподавателей
личностями.
никаких
состав
несколько
перемен
В
не
многочисленнее
и
составе начальства и
произошло.
Самодурство
генерала Сухозанета заметно укротилось;
все реже проявлялось его личное, гнетущее вмешательство в
ход дела, а потому оно велось мирно и спокойно.
В Географическом обществе также наступило успокоение
нашего директора
после
предшествовавших лет. В начале 1852 года,
трехлетнего срока, я выбыл из состава совета,
бури
истечении
по
но
Общества. В
был
мой
Общества
младший
секретари
избран
брат Владимир.
Зиму 1851 1852 года провела в Петербурге моя теща с
младшей дочерью Дорой Михайловной. Они поселились в
продолжал принимать деятельное участие в занятиях
—
самом
на
близком
с нами соседстве, на
Васильевском острове,
набережной Большой Невы. Пребывание
было большим утешением для моей
февраля 1852
было довольно
начале
числах
Галерной улицы*. Новое
удобное по
но
всякая
казенная
квартира
такие выгоды в разных отношениях, что
можно мириться с некоторыми
В
Петербурге
тесное и не совсем
внутреннему расположению;
представляет
их в
В первых
года мы переселились на казенную квартиру, в
дом Военной академии, со стороны
наше жилье
жены.
неудобствами.
1852 года произошли некоторые перемены
в
родственном кругу: обе дочери моей тетки
Варвары
Дмитриевны Полторацкой вышли замуж: сперва (30
младшая, Софья, за московского молодого человека
января)
старшая,
Пушкарева, а два месяца спустя (3 апреля)
Ольга, за майора Уланского полка (квартировавшего в Торжке)
Вертёля. В этом же году кончил жизнь Сергей Алексеевич
Неелов
муж моей тетки Александры Дмитриевны.
По случаю ожидавшихся родов моей жены мы переехали
в этом году на дачу ранее обыкновенного. Снова избрали для
летнего местопребывания Павловск. Вскоре после переезда,
нашем
—
—
—
4 мая, жена разрешилась сыном, которому дано было
*
В автографе далее зачеркнуто: О предоставлении мне этого помещения
поднят был вопрос еще в январе 1851 года, но занимавший ее
чиновник департамента Генерального штаба статский советник Медведев,
оставивший уже службу, не мог по разным причинам очистить
квартиру ранее начала 1852 года (прим. публ.).
180
имя
Николай.
Восприемниками были брат мой Николай и
Дора Михайловна Понсэ. Так же, как и других
детей, жена сама кормила новорожденного, который казался
ребенком здоровым, хотя уже с первых месяцев замечалась
в развитии его некоторая ненормальность*.
В продолжение этого лета я должен был ездить в город
довольно часто по случаю печатания Истории войны 1799 года.
Немало было хлопот с типографией, граверами, иллюмисвояченица
новщиками планов,
подходило
переплетчиками
к выпуску
и т.д.
Чем ближе дело
тем более
томов сочинения,
первых
встречалось мелких подробностей, требовавших личных моих
забот. Кроме корректур собственного своего труда, я был
занят в то же
время
корректурами курса тактики,
военно-учебных заведений полковником
Карповым, который проводил лето в новгородской деревне
(близ Старой Русы) и потому, за невозможностью лично
составленного для
держать корректуру, просил меня принять этот труд на себя.
В это время А.П.Карпов уже получил новое назначение в
главным
ведомстве Военно-учебных заведений
—
наставником-наблюдателем
по
военным
генерал-лейтенанта барона Медема);
наукам
(на
место
на должность же
учебного отделения поступил бывший московский
профессор Конст Дм Кавелин.
Спокойная моя жизнь в Павловске была только раз
начальника
прервана по случаю празднования
управления
князя
Ал Ив Чернышева
Военным министерством.
высшим чинам
министре съехаться
В означенный день
министерства
в
26 августа юбилея 25-летнего
Петергоф
поведено
и состоящим лично
было
всем
при
для принесения ему поздравления.
Для переезда туда приготовлен был казенный пароход,
который в 7 часов утра отчалил от Английской набережной. Съезд
назначен
был
в
9'/2
часов утра в
большом
Петергофском
юбиляру
дворце. В торжестве принесения поздравления маститому
приняли участие сам Император и Великие Князья. После
поздравления дан был большой парадный обед во дворце. А
вечером
*
тот же
пароход
отвез нас всех
обратно
в
Петербург.
В автографе зачеркнуто: когда жена совсем оправилась после родов,
теща моя собралась в путь за границу, в Гамбург
родину почти всего
—
ее родства. 25 июня мы простились с ней на Павловском
железнодорожном вокзале (прим. публ.).
181
С
этого дня
бывший товарищ
военного
министра
Андреевич Долгоруков вступил в управление
министерством. Князь Чернышев, по преклонности лет
Василий
освобожденный от должности
звания
военного
председателя
за
министра, сохранил
собою
Государственного Совета, Комитета
министров и некоторых других комитетов. Несколько
времени спустя после отпразднованного юбилея, в департаменте
Генерального штаба поднят был вопрос о том, чтобы в
одной из зал департамента повесить портрет князя
вместе с портретом князя Петра Михайловича
Волконского, считавшегося основателем
настоящем значении этого
Генерального
Чернышева
штаба
в
учреждения. С Высочайшего
открыта была по всему ведомству Генерального штаба
подписка для изготовления копий с известных крюгеровских портретов обоих сановников*.
соизволения
сентября переехали мы из Павловска на
нашу зимнюю квартиру, и как
обыкновенно, начались экзамены в Военной академии. Выпуск этого
В первых
числах
петербургскую
16 выпущенных
8 таких, которые впоследствии
года оказался одним из удачных: из числа
офицеров
занимали
можно назвать
видные
должности
Полторацкого,
служебные
положения:
Шидловского
в
товарища министра внутренних дел;
Глиноецкого, Клугина, Залесова, Кравченко
начальствовавших дивизиями;
Окольничего
губернаторскую
Западной Сибири,
Аничкова**
—
должность в
—
занявшего вскоре должность
—
—
занимавшего
профессора
и
военной
Военной академии, а в позднейшее время
моего
Военным министерством)
(управления
принимавшего деятельное участие в большей части предпринятых тогда
администрации
реформ
в
в военном ведомстве.
4-SS®
*
**
В автографе далее зачеркнуто: Поездка в Петергоф не обошлась мне
даром: вследствие простуды я потом долго страдал зубами (прим. публ.).
В автографе зачеркнуто: самого даровитого из всех (прим. публ.).
1852-1853
К сентябрю 1852
Истории
года отпечатаны три тома
войны
1799 года78 и получено от управляющего Военным
министерством князя Долгорукова разрешение выпустить эти три
тома, не ожидая отпечатания остальных двух. При этом
объявлено мне, что издание поступит в продажу в мою
отделением
соразмерной
части выручки за
I
пользу,
за
часть
пользу наследницы генерала
Михайловского-Данилевского г-жи Берновой. Согласно представленному мною
предположению о назначении продажной цены экземпляра
по 2 рубля за каждый том положено было отделять в пользу
сочинения в
г-жи
Берновой
1 рублю
по
с каждого экземпляра, и притом
всю причитающуюся за напечатанные
сумму, без
от
чтобы
первой
Бернова, получив такое
удовлетворение*, возбудила, однако же, вопрос о
министерства, с тем,
выручки
1500 экземпляров
всяких вычетов, выдать вперед сполна из
этот отпуск пополнить из
продажи экземпляров. Г-жа
щедрое
своих правах на последующие издания сочинения. От меня
потребовано было
своем
я
высказал,
мнение по этому предмету; в ответе
что,
конечно,
в случае
включения
в
новое
генералом МихайловскимДанилевским I части, наследница должна воспользоваться
соразмерной частью чистой выручки, то есть за вычетом
расходов издания, так как расходы эти, без сомнения, уже не
издание составленной покойным
приняты на счет казны; что вместе с тем должно быть
предоставлено ей право самой издавать означенную часть
отдельно, если пожелает, также как и мне
право на изда-
будут
—
*
Не было принято
в расчет, что не все отпечатанное число экземпляров
поступило в продажу, что с каждого проданного экземпляра выручается
не полная объявленная цена, а за вычетом известных процентов за
комиссию и, наконец, что
“Приложения”
к 1 части были составлены мной.
183
М.П. Погодин
ние моего труда, без включения составленной покойным
Михайловским-Данилевским 1 части79. Оговорку эту я счел
необходимым сделать заранее, имев уже тогда в виду
приступить к составлению вновь первой части для второго
издания.
Мнение
это
министерством,
было одобрено управляющим Военным
и в таком смысле дан ответ г-же
В течение октября
брошюровались;
планы
Берновой.
отпечатанные тома переплетались и
иллюминовались;
заключено условие с
принявшим на себя продажу
всего издания с уплатою ему 10% от объявленной цены
экземпляра. 9 ноября представлены мною князю В.А.Долгорукнигопродавцем
Ратьковым,
кову экземпляры для подписания Особам
фамилии,
также для
князя
Василия Андреевича. В
184
Чернышева
и
Императорской
для
тот же день появилось
самого
князя
первое объявле-
(15 числа)
ние о выходе трех томов сочинения, а вслед за тем
в
“Русском инвалиде”
помещен
краткий
книге за подписью подполковника
отзыв о
Лебедева. В
вышедшей
числе многих
(всего до
60), были г-жа Бернова и генерал-адъютант князь Александр
Аркадьевич Суворов, который в письме от 9 декабря выразил
мне свою благодарность в самых лестных выражениях80.
лиц, которым посланы мною даровые экземпляры
Великая Княгиня Елена Павловна поручила своему
гофмейстеру барону Розену благодарить
меня за
поднесенный
прислала дорогой перстень с ее вензелем81.
Начальство Военно-учебных заведений сделало
экземпляр
и
(приказ 29 января 1853 г.) о приобретении 102
экземпляров сочинения для библиотек всех этих заведений.
В “Северной пчеле” появился 29 января отзыв о
распоряжение
вышедшей книге, довольно бесцветный.
Последние два тома сочинения
отпечатаны
феврале 1853
в
(части VI,
VII
и
VIII)
года и выпущены в продажу в
марте. 15 числа этого месяца представлены мною князю
Долгорукову экземпляры этих томов для Особ Царской
фамилии, и 22 числа получил я от него уведомление о
пожаловании мне Государем перстня с вензелем Его Величества.
В
то же
время получены мною
лестные письма от многих
периодических изданиях появились
отзывы о моей книге, с большими или меньшими похвалами; но
более всего лестная для меня, можно сказать, восторженная
лиц; почти во всех
“Москвитянине” (№ 4, 1853), за
Мих Петр
Погодина. В этой рецензии помещены были выписки из
сочинения на 50 страницах. Статья начиналась таким вступлением:
рецензия появилась
подписью
М.П.,
в
то есть самого
“Сокровище приобрела
в
этой книге новая русская
история; сокровище приобрела современная литература,
которая состоит большею частью из мелочей, пошлостей и
претензий; сокровище
приобрела
после грязных явлений
так или
иначе нашими
читающая
публика, коей,
ежедневной жизни, представляемых
повествованиями,
сладко
будет
отдохнуть на подвигах чести, мужества, храбрости, силы,
талантов, в кругу обширных соображений. И какая сцена!
Италия, Альпы, Апеннины! Сокровище приобрело, наконец, в
этой книге военное учащееся юношество, которое найдет
себе здесь целый курс в лицах и действиях,
не тактики, не
—
185
—
русском духе,
Тогда
побеждать,
а науки
стратегии,
я не
был еще
на русском языке,
в
приемами!!.”82
с русскими
М.П.Погодиным; тем
(10 марта), в котором выразил,
одобрительный отзыв, а в
знаком лично с
не менее написал ему письмо
как мне приятен был его
особенности упоминание в его статье о том, что я воспитанник
Московского университетского пансиона. В ответе на это, он,
с своей стороны, высказал (26 марта), как доволен был моим
“а
письмом,
обнять
и
—
за университетское чувство
расцеловать...Четверть
готов
бы был
тома я проглотил.
вас
Чудеса,
да
и только! У нас кричат много о национальности: если б
почаще выходили книги,
подобные вашей,
так дело
бы несравненно более...”83
приятен был мне лестный отзыв
национальности выигрывало
Также
весьма
Грановского в письме к Евг Фед
Коршу; по этому поводу послан был мною
профессора
Т.Н.Грановскому экземпляр сочинения, при
Академия наук
письме84.
17 апреля 1853 года присудила
Демидовскую премию, о чем
в заседании
моему сочинению полную
сообщено мне непременным секретарем Академии Фуссом 18 мая85.
Уже с конца 1852 года начал я постепенно возвращать
по принадлежности имевшиеся у меня материалы, а
апреля
1853 года представил окончательный
израсходованных на издание суммах.
всего в
почти
Как
9785 рублей,
Оказалось,
3
отчет в
что издание
обошлось
из которых одни карты и планы стоили
3800 рублей (конечно,
ни значительна эта
с оттисками и
цифра,
иллюминовкой).
однако ж, она была весьма
умеренна соразмерно с объемом сочинения и в особенности
с богатством приложенных карт, планов и
Для
пополнения суммы,
рисунков*.
выданной вперед
г-же
Берновой из канцелярии Военного министерства, как уже ска*
Еще в октябре 1852 года, при последней выдаче сумм на расходы,
барон Вревский сделал мне вопрос: будет ли этот отпуск последним?
Вследствие
такого намека на слишком большие расходы я представил
ему справку о размере сумм, которые отпускались
Михайловскому-Данилевскому
соразмерно с объемом
печатный
лист от
Турецкая), тогда
изданий
эти суммы составляли на
186
на
каждый
60 рублей (война 1812 г.) до 114 рублей (война
как расходы на мое издание, снабженное картами и
планами несравненно в большем числе и более
приходились
покойному
Оказалось,
на печатание его сочинений.
каждый лист всего 52 рубля.
тщательной отделки,
что
зано, удерживалась часть выручки от продажи
экземпляров; а так как издание расходилось очень быстро,
то
вся
сумма (1500 рублей) была пополнена в течение 1853 и
1854 годов, и таким образом, к 1 января 1855 года все
расчеты мои по изданию были закончены.
История войны 1799 года доставила мне лестную
известность
в
ученом
литературном мире; этому сочинению обязан
(в январе 1854 года) в
и
избранием
Императорской Академии наук и в члены учрежденной при
Киевском университете св. Владимира “Комиссии для
описания губерний Киевского учебного округа”. Издание этого
сочинения доставило мне и в финансовом отношении
я
меня
члены-корреспонденты
существенную подмогу. В общей сложности
экземпляров
суммы*,
с
все
вырученные
от
продажи
Демидовской
перстней, составили
присоединением
премии и стоимости пожалованных двух
до
13.500 рублей. Такое случайное приращение денежных средств
не только вывело меня из прежнего стесненного домашнего
положения,
сумму
но даже дало возможность отложить
в запас на
Еще
черный
некоторую
день.
до выпуска моего сочинения получил я несколько
предложений о переводе его на французский и немецкий
Первое предложение было сделано Александром
Степановичем Гуро (сыном известного в Петербурге
преподавателя французского языка), служившим в IV отделении
Собственной Е.В. канцелярии (по воспитательным
заведениям Императрицы Марии)86. Это был редкий человек по
своей доброте, честности, услужливости. Впоследствии он
языки.
оказывал мне и моей семье много неоценимых услуг и
сделался для нас настоящим другом. В описываемое время он
был еще молод, не женат и располагал досугом. Задумав
перевести мою Историю войны 1799 года на французский
язык, он уже перевел несколько глав; но как человек до
доверявший собственным
крайности скромный,
не
силам, он
успехе предприятия, встретив
большие
мест
усомнился
в
некоторых старинных документов, помещенных
Приложениях.
*
своим
переводе некоторых приведенных в книге
своеобразного суворовского стиля, так же как и
трудности
из
в
Предложив
в
мне впоследствии свои услуги для дру-
Расчеты с книгопродавцем Ратьковым закончены только в мае 1856 года.
187
—
—
того
именно
дела,
по
второму
изданию
сочинения,
А.С.Гуро
прекратил начатую работу перевода.
С другой стороны, предполагали заняться переводом:
пастор Зедергольм (сын которого был женат на дочери
на немецкий язык, а проживавший в Париже Яков
Матвеевич Толстой
на французский. Последний прислал
мне для образчика перевод нескольких трудных мест.
Живший в Стутгарте князь Сергей Голицын также спрашивал мое
—
М.П.Погодина)
—
согласие на помещение отрывков из моего сочинения в
каком-то предпринятом им издании на
все эти
предложения
сочувственным
я отвечал
одобрением87;
французском
полным
языке.
согласием
однако ж ни одно из
предположений этих не осуществилось. Уже гораздо позже, в
получил
я
пехотного
На
и
1856 году
баварского офицера, лейтенанта 2-го
Кронпринца полка Шмитта при письме экземпляр
от
перевода им
одного
на
немецкий
издания, а несколько спустя и
что
упоминалось,
к
язык первого тома первого
следующие 2-й
этому
и
3-й
переводу отнесся
тома.
В
письме
весьма
которому и
посвящено немецкое издание. Издание это было точным
воспроизведением русского: совершенно те же планы, карты,
легенды, только с немецкими надписями. В ответе своем
сочувственно
фельдмаршал Принц Карл Баварский,
лейтенанту Шмитту я благодарил его, но вместе с тем выразил
сожаление о том, что он не дождался второго русского
издания, которое тогда уже вышло из печати88.
Так как я далеко забежал вперед, говоря об издании
Истории войны 1799 года, то, дабы не возвращаться впоследствии
к тому же предмету, скажу здесь же несколько слов
относительно второго издания этого сочинения. Как уже упомянуто,
первое издание разошлось очень скоро; уже в октябре 1855 года
Ратьков продавал экземпляры не дешевле 15 рублей (вместо
объявленной цены 10 рублей). Поэтому добрейший наш
приятель Ал Ст Гуро уговорил меня
неотлагательно
приступить
входить ни
в
какие
взяться за дело
ко второму изданию, притом советовал не
сделки
самому,
особенно
с
книгопродавцами-издателями,
и предложил мне
безвозмездную
а
свою
корректуры. Мне и самому
было желательно скорее выпустить новое издание, в
котором все части были бы моей работы. Поэтому еще до
помощь,
в
просмотре
выпуска 1-го издания я уже принялся за составление I части вза188
прежней, составленной Михайловским-Данилевским.
Вместе с тем, считал я необходимым пересмотреть и все
мен
другие
части
сочинения для
неизбежных при поспешной
и
целью
с
вошел я
в сношения
исправления
недостатков,
срочной работе. С
этою же
некоторыми лицами, от
мог
новые
сведения для пополнения или
которых
получить
моей
исправления
первой работы. Некоторые лица сами,
сообщили мне подобные
данные, конечно, преимущественно анекдотического
по
прочтении первого издания,
Так, например, старик князь Андрей Иванович
Горчаков, племянник фельдмаршала князя Суворова,
характера.
бывший постоянно при нем в кампании 1799 года и
проживавший в преклонные годы в Москве*, сообщил мне
Суворова. Погодин доставил
библиографические указания. Князь Алекс
Арк Суворов передал мне рукописные
документы, не имевшиеся у меня прежде. Адмирал Ф.П.Литке
сообщил замечания свои на два места сочинения: одно
относительно английского адмирала Нельсона, выведенного
у меня на сцену (часть IV, гл. 38) не совсем в выгодном
касательно Швейцарского похода
свете; другое
несколько
фактов,
касавшихся лично
некоторые
—
—
Суворова**. Всеми полученными указаниями, конечно,я
воспользовался с
благодарностью.
Из
IX,
составленной мною вновь I части последняя глава,
посвященная изображению личности Суворова, была
предварительно
напечатана в
“Русском вестнике” 1856
года
(№ 6), гораздо ранее до выхода в свет второго издания.
Печатание этого нового издания началось только в конце 1855 года
в типографии Академии наук и продолжалось весь 1856 год.
Новое издание было более компактное, чем первое. Вместо
прежних пяти томов крупной печати оно состояло из трех
томов,
из которых первые два заключали в
частей,
удобства
большего
читателя.
этом
добросовестным,
*
**
текст всех
Приложения
Карты, планы и рисунки остались
деле А.С.Гуро оказал мне большую помощь
а
прежние. В
себе
выделены в 3-й том для
восьми
тщательным просмотром корректуры, осо-
Скончался И февраля 1856 года, там же в Москве.
Переписка с Ф.П.Литке напечатана в Приложениях к LVIII тому
“Записок Имп. Академии наук” и в отдельном оттиске составленной
В.П.Безобразовым биографии графа Федора Петровича. Спб. 1888.
189
бенно
Приложений,
заключавших в
на иностранных языках.
Когда
служебное назначение, А.С.Гуро
хозяйственные
распоряжения
по
себе
много документов
же позже получил я новое
взял на
изданию,
так
себя
что
и все
оно
окончательно выпущено уже после моего отъезда на
История войны 1799 года обратила
только в военном отношении,
документально
кабинетов
в
на
было
Кавказ.
себя
внимание не
но и в политическом:
обрисовывались
в ней
побуждения разных
брюссельской газете “Le
виды и
описанную эпоху. В
Nord” 1856 года
о
моей
книге
(№ 193, 11 июля) напечатана была заметка
(под рубрикой “Varietes, bibliographie”*), где
указывалось на открытые
новые документы, обличавшие
в
Венского
конце прошлого столетия, во
политику
двора
многом подходившую к современному образу действий
Австрии в разыгравшемся тогда Восточном вопросе.
Упомянув, что первое и второе издание разошлись, так что книга
сделалась уже редкостью, автор заметки приводил факт,
который
не
был
мне
известен
тогда:
что
еще
до
выпуска
австрийское правительство
переполошилось, узнав о предстоявшем разоблачении
дипломатических документов, бросающих невыгодную тень на Венский
кабинет; австрийский посол будто бы обратился к графу
сочинения из печати
с жалобой на нескромность (indiscretion)
на
что наш вице-канцлер ответил, что книга
автора книги;
составлена по личной Высочайшей воле, и тогда посол
Нессельроду
эта
обратиться к самому Императору Николаю I,
который
“Прошло уже 50 лет, и хотя не всем еще
известно то, что теперь опубликовано, тем не менее это уже не
тайна”. Автор газетной заметки прибавил, что все-таки была
сделана небольшая уступка, и будто бы пришлось
решился
ответил:
перепечатать 13
листов с выпуском
действительности этого не
было;
некоторых мест. Но
в
как выше сказано, выключены
самой рукописи,
были
быть,
факта. В
заключение автор заметки говорит: “Cependant 1’echange
d’explications dont ce travail historique avait ete 1’objet avait produit
очень незначительные места в
а стало
можно усомниться в верности всего рассказанного
irritation rancuniere, qui s’envenima encore
de 1’histoire de la campagne de Farmee russe en
une
*
190
”
“Смесь, библиография
(фр.)
par
la publication
Hongrie, de
sorte
que des l’annee 1850 il ne
pouvait plus
etre
question d’une entente
S'Petersbourg”*.
cordiale entre le cabinet de Vienne et celui de
Затем приводилась довольно длинная выписка из самой
Истории войны 1799 года.
По окончании моего труда по истории войны 1799 года,
предстояло мне приняться за новую военно-историческую
работу
—
Кавказскую войну. Выбор этого
бывшему военному
Чернышеву; но с увольнением его от этой
именно за
предмета, как я уже упоминал, не понравился
министру князю
должности и вступлением в управление министерством князя
Вас Андр Долгорукова не представлялось уже
особого затруднения настоять на моем плане, и в начале
1853 года я приступил к сбору материалов по истории
Кавказа. В помощь мне назначен был подполковник
Генерального штаба Мацнев
бывший мой подчиненный
—
войск Кавказской
был
женат.
линии и
Общими
Черномории.
В
в
штабе
это время он уже
силами приступили мы предварительно
к изучению литературы нашего предмета, то есть к
составлению полной по возможности описи печатных источников
библиотек, предполагая затем перейти
обозрению официальных материалов в архивах.
Заботы по выпуску Истории войны 1799 года
одновременно с переработкой того же сочинения для второго
по каталогам разных
к
издания и с первым приступом к новому историческому труду о
Кавказе
моим
—
статистика
я
все это,
разумеется, оставляло мало места другим
Поэтому и Военная академия, и военная
отошли на второй план. В учебный 1852—1853 год
занятиям.
ограничивался лекциями
конспектам. Однако
по
своим
прошлогодним
благодаря
добросовестным трудам подполковника Гедеонова, добавить к курсу
военной статистики новую статью
об Оренбургском крае,
и таким образом исполнилось, наконец, хотя отчасти,
ж в этот год удалось,
—
предположение, о котором заявлялось в моих отчетах за
несколько лет сряду. Подполковник Гедеонов, приведя в порядок
кое-какие собранные его предшественниками материалы и
*
“Тем не менее, перемена толкований, предметом которой стала эта
историческая работа, произвела злобное раздражение, которое еще
усугубилось публикацией истории кампании русской армии в
Венгрии, так что с 1850 года уже не могло быть речи о сердечном согласии
между Венским кабинетом и кабинетом Петербурга” (фр.).
191
принял на себя и чтение лекций об
Оставалось впереди довершить работу
пополнив их,
означенном крае.
остальной нашей Азиатской окраины.
В личном составе Военной академии произошли
обзора
составлением
1853 года две перемены: выбыл
преподававший
его
в начале
Болотов,
Академии; заменил
поручик Корпуса
полковник
геодезию с самого учреждения
бывший
с
1851 года адъюнктом
топографов Воинов.
В
число же
его
начальствующих
Генерального штаба Маркович на
место выбывшего полковника Дитрихса.
Я уже говорил, что наш директор, генерал Сухозанет,
штаб-офицеров поступил полковник
почему-то благоволил ко мне
свое
покровительство,
феврале 1853
ему. В
об усилении совета
и не
раз пытался оказать
что однако же
ни
мне
разу не удавалось
года вздумал он войти с представлением
Академии более
свежими силами
представителей от трех
службы: артиллерии, инженеров
назначением в число его членов
специальных
родов военной
и
Генерального штаба; при этом указывалось на генерала Безака
от артиллерии, Политковского или Лосиновского
от
—
—
—
Корпуса
инженеров
и
от
меня
Генерального
штаба. В
своем
представлении он не поскупился на похвалы моим заслугам
и
опытности
для
доказательства той
его мнению, я мог принести в совете
на
это
представление,
Военным
по
министерством,
отозваться,
что
опытность
Генерального штаба
Академии
в
пользы,
уведомлению
по
изволил
Милютина
полковника
по
в ответе
управляющего
“Государь Император
учебной
конференции академической;
и
которую,
Академии. Но
части
по
приносит
службе
пользу
назначение же его
представляло бы неудобство соединения в
званий членов двух совещательных учреждений,
из которых одно подчинено другому”. Так предположение
генерала Сухозанета осталось опять без последствий; но в
членом
совета
одном лице
числе
благоволение
наград на Пасху мне объявлено Высочайшее
“за отлично-усердную службу”.
Среди
служебных занятий случалось по
Военно-учебным заведениям
Я.И.Ростовцева: просматривать новые учебники,
постоянных моих
временам исполнять
поручения
и
по
программы, предположения
и т.п.
В 1853 году
составлялись
конспекты и программы для вновь учрежденных третьих
специальных
192
классов.
По
мысли
Я.И.Ростовцева,
эти
классы
должны были довершать военное
которые готовились к
службе
образование
тех кадетов,
в специальных родах
оружия;
предполагалось вместе с тем развить в широких размерах
практические самостоятельные работы учеников. Вызванный
Яковом Ивановичем высказать мое мнение о составленных
для этих классов конспектах, я должен был заявить со всей
откровенностью, что нашел эти конспекты не
соответствующими ни возрасту, ни степени умственного развития
молодых людей, не подготовленных к предположенным
самостоятельным работам; что при таком направлении дела, какое
выражалось в составленных конспектах, новое учреждение
может, вместо пользы, принести вред. “Вместо того, чтобы
воспитанники при выходе из учебного заведения стали, так
сказать, на твердые ноги, для дальнейшего пути, они
станут на ходули; вместо того, чтобы идти вернее, они могут
совсем попадать.
Самонадеянность, фразерство,
ложные
суть недостатки, от которых более всего надобно
воздерживать молодое поколение вообще, а в особенности ту
долю, которая предназначается к поприщу военному. Все
—
блестки
усилия должны клониться
к тому,
чтобы внушать
работе, приучать к умственному
к
точной
исполнительности” и т.д. В
терпеливому труду,
таком смысле составлена было мною подробная записка,
воспитанникам
добросовестность
представленная генералу
Записка
не
не вызвав даже
В
Ростовцеву
была прочитана
эта
видимо,
и,
пришлась
в
по
то же время, т.е. летом
Цесаревича)
комиссии,
в начале
в заседании
вкусу;
она
июля
1853 года89.
учебного комитета
прошла бесследно,
обсуждения*.
Высочества главного начальника
(Наследника
в
1853 года, приказом Его
Военно-учебных заведений
возложено
ежегодно
было
на меня председательство
назначавшейся для
рассмотрения
и
работ
Приходилось также исполнять и некоторые
поручения по учебному комитету Главного управления путей
сообщения и публичных зданий. В числе членов этого комитета
я и получил благодарность от графа Клейнмихеля в приказе
по Главному управлению (2 марта 1853 года).
проверки практических
воспитанников
в
Петергофском лагере.
*
Управляющим делами
рьевич> Данилович.
комитета был в то время
Григ Григ
При этом не могу не вспомнить о личности, хотя и не
получившей громкой известности, но единственной в своем
о старом моем товарище по Кавказу, генерал-майоре
роде,
Шульце, который, будучи комендантом в Александрополе,
другие.
—
взял отпуск для того,
чтобы принять участие,
обороне Севастополя. Ему было
охотника, в
в качестве
поручено
начальствовать на одном из самых опасных пунктов
оборонительной
4-м бастионе, где он и оставался до конца
полном наслаждении. Этот чудак впоследствии
—
линии
обороны в
восхвалял
на
серьезно
прелести
жизни
в
блиндаже
и
жаловался
на
борьбы.
кровавой Севастопольской
преждевременное прекращение убийственной
Из
всех
действующих лиц
драмы самая жалкая роль выпала на долю главнокомандующего
319
князя
Меншикова. С
самого
начала войны
особенно
и
со
возбуждал общее
Петербурге. При
расстройстве, ряд
времени высадки союзников в Крыму, он
недоверие, как в своих войсках, так и в
желчном характере и болезненном
испытанных неудач окончательно подорвал в нем энергию и
самоуверенность.
Сознавая
сам свое немощное состояние, он
не раз давал поручение возвращавшимся в
флигель-адъютантам доложить
здоровья
князя
Государю
о
Меншикова. Но Император
Петербург
расстройстве
все
еще
выражал
в
лучший оборот дел;
поручал ему благодарить войска; заботился об облегчении их
тяжелого положения и побуждал воспользоваться тогдашним
расстройством неприятельской армии в Крыму, чтобы с
прибытием новых подкреплений перейти в наступление. То
своих письмах к нему надежду на
же повторялось
и
в письмах военного
министра, который
вместе с тем указывал на опасность, угрожавшую
Перекопу и
сообщениям Крымской армии
со стороны
Евпатории,
где находившиеся турецкие войска в последнее время
Омер-паши.
“Повторю мою
обдумав, сообразить,
значительно усилились, под личным начальством
В
31 января Император
письме от
убедительную просьбу
как наилучше
после
бы
—
все хорошо
можно было атаковать врагов до или
отбитого штурма. Нельзя
давать
писал:
нам оставаться в
время врагам усовершенствовать свои
бездействии
работы
получить подкрепления, утратив напрасно время, когда
над ним имеем перевес, зная в каком расстройстве
англичане и что и
Под
французам
не
и
и
мы
легко”*171.
влиянием столь настоятельных
указаний Государя
и
министра, князь Меншиков решился наконец
предпринять нападение на занимавшие Евпаторию
неприятельские войска. Но попытка эта опять оказалась безуспешной.
военного
Предпринятая 5 февраля генерал-лейтенантом Хрулевым
*
Из письма же Государя
к генерал-адъютанту князю
февраля видно, что в то время Его
потерял
надежду
“отбиться”
в
Величество,
Горчакову
от 2
хотя еще не совсем
Севастополе прежде прибытия ожидаемых
подкреплений, однако ж считал возможным и
противный исход дела в Крыму. В этом предвидении Государь писал:
“Согласен с тобой, что в случае неудачи в Крыму, ближе будет
поручить оборону Николаева князю Меншикову остатками его армии. Дай
Бог, чтоб до сего не дошло”172.
неприятелем
320
новых
«Приезд Их Императорских Высочеств Великих Князей Николая
Николаевича и Михаила Николаевича в селение Черкес-Кермен в
окрестностях
атака на
турок
в
Севастополя 27 января 1855
укрепленной
их позиции, под огнем
судов, была отбита с
Донесение князя Меншикова
неприятельских
г.»
760 человек.
7 февраля о новой неудаче
уроном до
от
получено в Петербурге 12-го числа, когда Император
Николай уже лежал больной и не мог заниматься лично делами.
Разочарования
его жизни.
решив
и огорчения преследовали его до последних
Однако ж,
немедленно отозвать
начальствование
дней
он имел еще силы проявить свою волю,
войсками
князя
в
Меншикова
Крыму
на
князя
и
возложить
Горчакова,
с
Южной армией.
Наследник Цесаревич Александр Николаевич, по поручению
своего больного родителя, сообщил Высочайшую волю князю
Меншикову и князю Горчакову в письмах от 15 февраля.
Первому писал он: “Его Величество крайне огорчен вновь
понесенною нашими войсками потерею, без всякого результата, и
оставлением за ним и высшего начальства над
321
не может не удивляться, что пропустив
три месяца для
атаки
Евпатории, когда в нем находился самый незначительный
гарнизон, не успевший еще укрепиться, вы выжидали
теперешний момент для
подобного предприятия
тогда именно, когда
по всем сведениям достоверно было известно, что туда
прибыли значительные турецкие силы с самим
Далее указывалось в письме:
“Усматривая
Омер-пашой”.
из ваших
неоднократных донесений, что при теперешнем числе войск вы решительно
считаете всякое наступательное движение невозможным,
Величество видит один
Его
выгодный
исход всему делу; а
именно: если неприятель покусится на штурм и Бог поможет
отбиться,
то
крепости, так
немедля
и со
только
перейти
стороны
в
наступление, как из самой
Чоргуна
на
Кадикиой...”
и т.д.
По
поводу же предположения князя Меншикова усилить
заграждение Севастопольской бухты посредством потопления еще трех
кораблей, Наследник писал, что Государь, “не
отвергая пользы сего заграждения, не может однако же не
заметить, что мы сами уничтожаем наш флот”. Об увольнении
князя Меншикова от командования армией Наследник Цесаревич
линейных
известил его в самых мягких выражениях, мотивируя
“Государь поручает мне искренне
старого друга Меншикова и от души благодарить
болезненным его состоянием:
обнять своего
его всегда усердную
Как бы
службу
и за попечения о
за
братьях моих”*173.
для большего еще смягчения принятого решения
находившийся при князе Меншикове сын его,
генерал-майор
Владимир Александрович Меншиков получил
звание генерал-адъютанта, вызван в Петербург и вслед за
тем назначен управляющим делами Императорской
свиты князь
Главной квартиры.
Между тем, князь А.С.Меншиков до получения еще
означенного извещения о смене его, вследствие
усилившейся болезни выехал из Севастополя 17 февраля в
Симферополь,
передав временно начальство армией генерал-
Остен-Сакену**.
Государь еще в последних числах января,
адъютанту
вследствие
простуды, заболел гриппом. Болезнь эта была в то время весьма рас*
Молодые Великие Князья Николай
короткое время
**
322
в
Петербурге,
и
Михаил Николаевичи, пробыв
снова возвратились в
Крым.
Уведомляя об этом военного министра, князь Меншиков
совет, данный ему молодыми Великими Князьями.
сослался на
«Посещение Селенгинского редута (у Севастополя)
по отбитии штурма
Их Императорскими Высочествами Великими
Князьями Николаем Николаевичем и Михаилом Николаевичем»
12
февраля 1855 г.
пространена в городе, вопреки существующему поверью,
буд1о
холера, продолжавшаяся тогда в Петербурге, устраняет
обыкновенно все другие виды болезней. В первые дни Император
придавал
значения
своему нездоровью,
продолжал
не
обычный
Но 4 февраля, ночью,
груди, вроде одышки, и замечено было
поражение легких. По совету доктора Мандта, Государь не
выезжал несколько дней, и болезненное состояние значительно
свой образ
жизни и занятия.
почувствовал он стеснение в
С наступления (7 февраля) первой недели
Поста Государь начал говеть, а 9-го числа чувствовал себя
уменьшилось.
Великого
так хорошо, что вопреки настояниям
ля*)
выехал в
Михайловский
поход частей войск.
*
С того дня
врачей (Мандта
и
Каре-
манеж на смотр выступавших в
начался у него кашель с
мокротой.
Доктор Карель, обыкновенно сопровождавший Императора Николая
в последние годы в путешествиях, был приглашен только с
помощь
Мандту,
по
просьбе
8 февраля
в
последнего.
323
Несмотря
другой
жаром, а с 12-го числа
В этот именно день
о неудаче под
В
10-го
на то, он выехал и
числа на смотр в манеже.
На
лихорадка с довольно сильным
больной уже слег в постель.
же день открылась у него
получено
Евпаторией,
было
прискорбное
сильно взволновавшее
известие
больного.
усилились. С 15 февраля
страдания легких; появилась подагрическая боль в
большом пальце ноги. На следующий день, 16-го, больной
почувствовал сильную боль в реберных мускулах. К вечеру
ночь лихорадочные явления
возобновились
эта
боль уменьшилась,
но зато появилось
биение сердца.
Слухи о болезни Императора встревожили весь город;
бюллетени о ходе болезни не печатались, так как Государь
но
не
любил подобного опубликования, а доставлялись только особам
Царского семейства и выкладывались в приемной Зимнего
дворца для лиц, приезжавших осведомиться о состоянии больного.
Начали печатать эти бюллетени только с 17-го числа. В этот день,
бредом, больной почувствовал
левой стороне груди, около сердца. Боль эта скоро
после беспокойной ночи с
сильное колотье в
прошла,
но
лихорадочный жар, кашель и мокрота усилились.
лейб-хирург Енохин (состоявший
Приглашен был третий врач
при Наследнике
—
Цесаревиче). Почти
бреду, хотя и не совсем в
весь день
бессознательном
больной был в
В ночь
состоянии.
на
18 февраля замечено было сильное поражение правого легкого;
больной был уже в безнадежном положении. Утром 18-го числа
Император в полном сознании причастился, трогательно
простился со всем семейством и окружавшими, а в 1-м часу
пополудни совершенно спокойно, без страданий кончил жизнь.
Кончина
Императора Николая Павловича
жизни поразила всех своей неожиданностью.
думать,
что
болезненная,
хилая
на
59-м году
Можно
ли
было
Императрица Александра
Федоровна, недавно еще находившаяся в безнадежном
положении, переживет своего супруга, казавшегося воплощением силы
и здоровья. Его сразила не столько немощь телесная, сколько
потрясение нравственное. Мощная натура его не выдержала
удара, нанесенного душевным его силам. После
тридцатилетнего царствования, ознаменованного славой и могуществом,
увидев Россию в отчаянном положении, Император Николай
не мог
перенести горести
от такого печального исхода всех его
многочисленных державных
разочарование, которое
324
трудов. Это было слишком тяжкое
и свело его в могилу.
Кончина Императора произвела
не
одинаковое
на
всех
современников впечатление, потому что не одинаково и
судили
об историческом
значении этой
Одни благоговели перед
замечательной
Царем и как человеком;
ставили высоко твердость и непоколебимость, с которыми
держал он, в продолжение 30 лет, бразды правления, и
восхищались его правдивым, рыцарским характером. Другие же
личности.
в
видели
нем
ним как
олицетворение
его жестокосердным,
весть о кончине
сурового деспотизма,
считали
бесчеловечным. Когда распространилась
Императора, когда
выражалась скорбь
народ стекался на
об утрате великого
Государя, с личностью которого привыкли связывать понятие о
величии самой России,
в то же время в известной среде
панихиды и повсюду
—
людей интеллигентных
передовых радовались перемене
царствования в том убеждении, что все наши тогдашние
и
бедствия
были результатом существовавшего дотоле режима,
и в
надежде на лучшее будущее. Не говорю уже о тех
немногочисленных еще в то время пылких головах, которые, увлекаясь
своей ожесточенной ненавистью к тогдашним нашим
порядкам, не видели другого средства к спасению
революции, которые
России, кроме
даже на тогдашние наши бедствия
смотрели с злорадством, отзываясь о них цинически: “чем хуже,
тем лучше”. В известном кружке весть о кончине Императора
Николая
вызвала ликование; с
бокалами
в
руках поздравляли
друг друга с радостным событием.
Беспристрастная оценка личности и значения Императора
Николая, конечно, принадлежит истории. О такой крупной,
можно сказать,
всяком
колоссальной личности
большом предмете,
можно судить,
как о
только отступая несколько поодаль.
Суждения же современников неизбежно бывают более или
менее субъективны. Вот почему и я, говоря теперь о личности
Императора Николая, могу только высказать, как
представлялся он моим глазам. Говоря совершенно откровенно, и я,
как большая часть современного молодого поколения, не
сочувствовал тогдашнему режиму, в основании которого лежали
административный произвол, полицейский гнет, строгий
формализм. В большей части государственных мер,
принимавшихся в царствование Императора Николая, преобладала
полицейская
точка зрения, то есть
дисциплины.
забота об охранении порядка
Отсюда проистекали
и
и
подавление личности, и
325
крайнее
стеснение
свободы
во всех
науке, искусстве, слове, печати.
Император
преобладала
Даже
занимался с таким
та же
забота
проявлениях жизни,
в деле военном,
в
которым
страстным увлечением,
о порядке и дисциплине: гонялись не за
благоустройством войска, не за
боевому назначению, а за внешней только
существенным
приспособлением его к
стройностью, за блестящим видом на парадах, педантическим
соблюдением бесчисленных, мелочных формальностей,
притупляющих человеческий рассудок и убивающих истинный
воинский дух. Однако ж, при всем этом, было бы
несправедливо отрицать громадные успехи, сделанные в это 30-летнее
царствование во всех отраслях государственного устройства
России; во всем же, что было сделано в этот период, Государю
принадлежало личное, непосредственное руководство. Кто имел
случай сколько-нибудь прикасаться к ведению дел в его
царствование,
тот
Императора,
знает,
с какой
как
велика
была
личная деятельность
добросовестностью относился
горячей любовью
делам, каким чувством долга, какой
и желанием ей
блага был
он проникнут.
необыкновенной деятельности
несоответствующими
благим
его
он к
России
Если результаты его
к
оказывались часто
намерениям,
то
следует,
по
моему
мнению, приписать эти неудачи укоренившемуся в нем с юных
лет
крайне одностороннему взгляду.
В суждениях об Императоре Николае,
также
было
много несправедливости.
Неверно было
Правда, он
его жестокосердным и бесчеловечным.
крутого нрава, очень вспыльчив и в
как о человеке,
порывах
признавать
был
гнева несдержан.
приближенным лицам; его
боялись даже члены семейства. Но порывы его выкупались
рыцарским великодушием, прямотой, высоким благородством.
Поэтому он внушал страх самым
Он имел
и когда
особенную способность внушать привязанность к себе,
в хорошем расположении духа, обворожат
бывал
своей любезностью. В этом отношении
я могу сослаться на свой
собственный опыт: в тех случаях, когда мне приходилось быть
соприкосновении с грозным Императором,
не только не испытывал
на
например,
маневрах, в путешествии,
я страха и трепета, но меня пленяли благосклонное его
в личном
—
обращение, открытый, проницательный взгляд, звучная, чистая,
отчетливая речь. Случалось (во время пребывания в Гатчине)
видеть его и в домашнем быту, в семейном кругу: тут он как
326
будто сбрасывал с себя свое Царское величие и обращался в
благодушного, любезного хозяина дома. Император Николай
был богато одарен природой: при своей внушительной
наружности он отличался быстротой соображения и замечательным
Превосходно
даром слова.
владея многими языками, он был в
полном смысле слова оратором.
Обращался
войску,
собрании,
ли он к
толпе народа или говорил в совещательном
представителям
случаях
сословий, иностранным
речь его
—
дипломатам
к
во всех
изливалась непринужденно, глаико, звучно и метко.
Слово его всегда производило впечатление.
На другой день кончины Императора Николая, 19 февраля,
учреждениях Петербурга происходила
Императору Александру Николаевичу; везде
панихиды по усопшем Императоре и молебствия по
во всех ведомствах и
присяга новому
служили
В половине 2-го часа
большой съезд в Зимний дворец; после обычного “выхода”
и молебствия высшие чины гражданские, военные и
придворные приносили присягу, а потом поздравления Их Величествам.
случаю вступления на престол его преемника.
был
Для распоряжений о погребении усопшего Императора
была назначена “Печальная комиссия” под председательством
действительного тайного советника графа Гурьева. Траур
наложен на 6 месяцев, с обычными подразделениями. С 21
февраля открыт для всего народа доступ в Зимний дворец к телу,
утром с 8 до 11 часов и пополудни с 2 до 6.
В тот же день, 21 февраля, в 12'/2 часов пополудни
приказано было собраться в Зимний дворец всем чинам
военноучебных заведений
звание
и тем из воспитанников,
фельдфебелей.
начальник этих
Новый Государь,
заведений,
как
которые носили
бывший главный
пожелал лично проститься с
бывшими своими подчиненными и после нескольких
задушевных слов сам прочел
приказ. Едва
отданный
им
в тот день
прощальный
дрожавшим голосом
трогательные выражения своих чувств к заведениям, которыми
начальствовал в продолжение шести лет; прослезившись и почти
мог он дочитать
рыдая, он должен был несколько раз прерывать чтение.
Наконец, дойдя до того места, где высказывалась
признательность генералу Ростовцеву, Государь подал ему руку и
сердечно обнял его.
Ростовцев с увлечением поцеловал руку
Царя. Затем Государь обнимал
поочередно всех
членов совета, директоров заведений и в том числе начальмолодого
327
Военной академии, которому при этом сказал:
Военная академия будет и впредь давать таких же
отличных офицеров, каких она уже дала войскам”. Подозвав
ника
“Надеюсь, что
себе воспитанников-фельдфебелей, со слезами сказал
“Любите, дети, и радуйте вашего Государя, как прежде
к
им:
любили и радовали вашего начальника; помните нашего
общего
Отца
и
благодетеля; передаю
вам и его, и мои
благословения”. Воспитанники бросились целовать руки Государя,
который, поцеловав двоих из них, сказал: “Я желал бы всех
перецеловать; передайте это вашим товарищам”.
Тут же Государь объявил, что жалует 1-му кадетскому
корпусу мундир покойного Императора и приказал носить его
вензель на погонах в роте Его Величества. Прочитав еще
приказ о наименовании
Государь
Инженерного
Николаевским,
училища
закончил прием несколькими трогательными
благодарил всех прежних своих подчиненных.
февраля, в воскресенье, происходило перенесение
гроба усопшего Императора из Зимнего дворца в
Петропавловский собор. Процессия следовала, согласно
установленному церемониалу, через Адмиралтейскую и Сенатскую
словами и еще раз
27
площади на Николаевский мост, по
1-й линии Васильевского
Тучков мост на Петербургскую сторону. Кроме
Императорской фамилии, участвовали в печальном
острова и через
членов
поезде некоторые иностранные принцы и принцессы:
Наследный Принц Вюртембергский, Эрцгерцог Вильгельм
Австрийский, Принц Карл Прусский, Великий Герцог Мекленбург-Шверинский, Принц Фридрих Гессенский и
Герман Саксен-Веймарский, вдовствующая Великая
Герцогиня Мекленбург-Шверинская. Как обыкновенно, Государь,
Великие Князья и Принцы ехали за печальной колесницей
верхом и за ними многочисленная свита; дети Царские:
Наследник Николай Александрович, Великие Князья
Александр, Владимир и Алексей Александровичи ехали в карете
с
Н.В.Зиновьевым.
В Петропавловском соборе гроб стоял
генерал-адъютантом
на
катафалке
в
продолжение недели; во все это время служились панихиды
в час дня и в 8 часов вечера. В определенные часы дня и ночи
допускался народ.
Наконец, 6 марта совершился с обычной
торжественностью обряд погребения.
Книга VI
ТРИ
ГОДА ВОЙНЫ
1853
-
Вторая
1856
часть
Первые
два месяца
Март
и
нового царствования.
апрель 1855 года
Лето 1855 года
в
Петергофе.
Печальная развязка
геройской обороны Севастополя
Последние четыре месяца 1855 года
Дипломатические сношения
1855—1856 гг.
в течение зимы
Парижский
конгресс
и заключение
мира
Ближайшие последствия войны
(март, апрель и май 1856 года)
Лето
и осень
1856 года
ПЕРВЫЕ ДВА МЕСЯЦА
НОВОГО ЦАРСТВОВАНИЯ.
МАРТ И АПРЕЛЬ 1855 ГОДА
С первого
в
манифесте
же дня царствования
к
народу,
Император Александр II,
заявил твердое намерение следовать
Петра I,
II, Александра I и Николая I, имея единственной
целью
благо, могущество и славу России174. Первые шаги
молодого Государя произвели самое благоприятное
впечатление. Перемена царствования совершилась спокойно, без
по стопам славных своих предшественников:
Екатерины
—
всякой
ломки.
Все последние
повеления
Императора
исполнение с прежней настойчивостью.
Личный состав высшего правительства
и
распоряжения
остались в силе и приводились в
усопшего
По военной части, кроме
остался
прежний*.
состоявшегося еще по воле
Императора назначения генерал-адъютанта
М.Д.Горчакова на место князя Меншикова, главные
усопшего
князя
перемены в личном составе заключались в замещении тех высших
должностей, которые до того времени занимал Наследник
Цесаревич
теперешний Император. Начальство
—
Гренадерским корпусами вверено генерал-адъютанту
Ридигеру; звание атамана всех казачьих войск перешло на
юного Цесаревича Николая Александровича; начальство же
Военно-учебными заведениями возложено на
генерал-адъютанта Ростовцева, с званием начальника Главного штаба Его
Императорского Величества по Военно-учебным заведениям
Гвардейским и
*
В автографе далее зачеркнуто: Из министров только двое должны были
уступить свои места новым лицам: главноуправляющий путями
сообщений генерал-адъютант граф Клейнмихель и министр внутренних дел
Д.Г.Бибиков. Первого
—
второго
Во
К.В.Чевкин,
Сергей Степанович Ланской.
заместил генерал-адъютант
действительный тайный
советник
главе морского ведомства остался Великий Князь Константин
