– Периметр нарушен. Опустить заслон? Периметр нарушен. Опустить заслон? – холодный механический голос без интонации повторял снова и снова. Если бы компьютеру были доступны человеческие эмоции, он бы кричал. Но в пустой диспетчерской его все равно никто не слышал.
***
Дежурство – всегда лотерея. Неизвестно будет сегодня спокойная, отчасти даже скучная ночь, когда можно вяло смотреть сериалы, поглядывая одним глазом на пульт управления или придется носиться по периметру в поисках неполадок пока требовательно и тревожно на панели горит красный огонек.
Заступая на дежурство, я даже прихватил с собой флешку с закачанным новым сериалом, но на всякий случай перепроверил датчики по системе перекрестных рисков и прошелся по пустынным тихим коридорам центра. Дежурство обещало быть спокойным, зараженные не пробивали периметр больше трех месяцев. Поговаривают даже, что они ушли на север, к Мурманску. В холоде мутация замедляется и период активной жизни увеличивается в разы.
Я сладко зевнул и потянулся в кресле. Маленький экран планшета показывал «Проклятье зараженного». На экране мельтешили зеленоватые твари, внешне похожие на людей, но безволосые, с мягкой влажной кожей. Они пытались захватить химический комбинат, чтобы синтезировать питательный субстрат. Сюжет был затасканный и я поглядывал в экран, больше думая о том, где бы достать денег на новый модуль защиты для дома и отпустит ли начальство в отпуск. Маринка говорила, что у ее бабки был дом за Парнасским путепроводом, можно было бы съездить на недельку.
– Кофейку? – в диспетчерскую вошел Колька, младший техник из соседнего блока, с парой кофейных стаканчиков в руках. Кофе был посредственный, из автомата в коридоре, но лучше, чем ничего. Вообще, есть на дежурстве запрещалось, кроме нескольких перерывов по пятнадцать минут, на которые полагалось выходить в крохотную кухоньку. Но пока все закроешь-откроешь, пока дойдешь до столовой и обратно, на еду остается время только посмотреть.
– Вот спасибо, ты прям вовремя, – я взял стаканчик и поставил на край панели, – уже засыпаю. И делать нечего, и сериал нудятина, а стены я тут за пять лет уже наизусть выучил.
– Говорят, слизняков видели возле Выборга, как бы к нам не дошли.
– Брехня, – отмахнулся я, – что им там делать? Памятники старины посещать? Все, что нельзя сожрать или как-то использовать, им непонятно. Дай ему «Джоконду», он ей дыру в сортире прикроет.
– Ну черт знает, – дернул щекой Коля, будто хотел ухмыльнуться, но на полпути передумал, – что-то же им надо. Может, мы просто не понимаем что.
– Умные люди три десятка лет пытаются понять, что им надо, – я отпил кофе, который уже начал остывать, – вон, может, ему кофе твой нужен, но эти твари ж даже сказать не могут что хотят. Твари, они твари и есть.
Кофе был слишком сладкий, я такой обычно не пью. Не хотелось обижать Кольку, и я незаметно поставил стаканчик на край панели. Потом выкину. Разговор не клеился и Коля засобирался к себе. Вообще мы нормально сидели, но как-то мне неспокойно. Надо пройтись, проверить периметр, подышать свежим воздухом, успокоиться, а потом зайти к Коле с чем-нибудь извинительным. Я накинул куртку, проверил датчики и вышел, хлопнув тяжелой металлической дверью.
На улице было свежо. С расположенного неподалеку пивного завода тянуло суслом, запах странноватый, но приятный. Небо с запада затянули косматые тучи, в их просветах звезды казались мелкими и далекими, и от этого было немного грустно. Хотелось забраться куда-нибудь в глушь, где небо низкое и звезды с кулак размером. Начался мелкий дождь. Я поднял воротник, чтобы укрыть шею от холодных назойливых капель, и медленно пошел вдоль высокого забора, защищавшего город.
Когда-то здесь проходила граница между городом и областью, теперь же между безопасной зоной и территорий возможного нападения. Расплодившиеся после первой волны зараженные шли на север, занимая огромные территории и вытесняя с них людей. Часть городов удалось спасти, закрыв кольцами защитного периметра, но жить в них было не особо весело. Поставки нерегулярные, сообщение с другими годами минимальное, одна надежда на обещанные еще десять лет назад туннели-переходы.
В воздухе сладко пахло сиренью. Когда-то мужики ржали над этим ботаническим нововведением, но потом, когда первые куцые кисточки подросли, перестали. Среди бетона и стекла, эти маленькие чахлые кустики каждый год в конце мая наливались силами и расплескивали по территории центра такой аромат, что каждому вспоминалось что-то хорошее.
Мне вспомнилось, как я, маленький, гулял с бабушкой по Марсову полю. Как удивлялся вечному огню и бегал по газонам среди загорающих, болтающих, рисующих и просто прогуливающихся горожан. На голове был венок из одуванчиков, вокруг одуряюще пахло сиренью и жизнь казалась такой длинной и прекрасной. А потом пришел вирус. Мир бился в панике, ежедневно умирали тысячи людей. Конечно, его пытались лечить, придумывали вакцины, но штамм мутировал. Мутировал совершенно непредсказуемо и начал превращать людей в нечто непонятное и чужеродное. В слизней.
Шум у проходной отвлек меня. Молодой парнишка, лет двадцати пяти не больше, пытался что-то втолковать охраннику, показывая на чип-удостоверение. С ним был небольшой грузовой ровер. На платформе закреплен ящик в кольцах защиты от вскрытия.
– Да не могу я вам открыть груз, не могу! – повторял парень, – Ни у вас, ни у меня нет такого допуска. Да даже у начальника центра нет такого допуска. Если бы не нападение, мы никогда бы не оказались здесь, да еще и без охраны, понимаете вы это?
– А вы понимаете, что я не могу пустить на территорию неизвестно кого неизвестно с чем, – сердито отвечал охранник. – У меня тоже инструкция. Максимум, что я могу предложить, запереть вас в шлюзовой пока не придут документы из Москвы или кто-то из вышестоящих не отдаст иного назначения.
– Это невозможно, – устало сказал неизвестный, – этот груз сверхценен и очень хрупок. Его нужно как можно быстрее переправить в одну из ваших лабораторий. Или хотя бы просто в закрытое помещение, любое. Ну если вы так опасаетесь, ну заприте меня где-нибудь внутри! – воскликнул он.
Я подошел ближе. Вгляделся в бледное, но собранное лицо парнишки. Комбинезон на нем был наш, новый, но грязный и со рваной дырой на ноге. Или правда попали в переделку, или неплохо подготовились.
–Кирилл, – представился я, протягивая парнишке руку, – представитель внутренней охраны «Заслон». В чем дело?
– Как хорошо, что вы подошли, – взволнованно сказал тот, протягивая чип-удостоверение, – экстренная ситуация. Груз категории А1.
У меня чуть глаза на лоб не полезли. Категория «А1» говорит о том, что там может быть что угодно от персонального билета в рай до бомбы, способной отправить туда всю планету за пару минут. Но если такой серьезный груз, почему без конвоя? Куда вообще смотрит начальство, отправляя на подобное мальчишку. Я достал валидатор и посмотрел протянутое удостоверение. Вот так мальчишка. Чтобы в таком возрасте и красный допуск, он кто, новый Да Винчи, этот Игорь Кригин?
– Почему один? – спросил я, возвращая удостоверение.
– У нас был бронированный «Барс». Под Выборгом напали слизни. Они перли, как тараканы, —парень скривился, – облепили машину, лезли под колеса. Так гадко. Конечно, они твари, но живые все же. Увязли в них, как в болоте, пришлось выходить. Меня прикрыли, чтобы спасти груз.
Я слушал, представляя себе эту чавкающую кашу из тел. Затошнило и мне пришлось поднять голову, чтобы продышаться. Что-то в этой истории не сходилось.
–Погоди, а откуда вы шли? На севере же нет ни одной локации людей, там только зараженные.
–А вот это я уже сказать не могу, – спокойно ответил Игорь, двумя пальцами поднимая удостоверение, как бы напоминая о красном допуске. У меня самого был желтый, и он считался очень высоким, большинство работников центра имеет зеленый и синий. Кроме инженеров, но там случай особый. А может, и у моего залетного гостя, такой же особый случай?
– Хорошо. Один вопрос. Вот наш центр специально расположен на периметре, чтобы иметь возможность свободно выходить на территорию зараженных и испытывать там, – я замялся, подбирая слова, говорить «оружие» очень не хотелось, – некоторые приборы. Ваше пребывание на севере имеет сходную природу?
– Вы догадливы, – улыбнулся Игорь, – а сейчас я все же настаиваю на перемещении груза в помещение.
Охранник молчал, слушая наш разговор. Он уже отправил официальный запрос в Москву, дальше, что бы ни случилось, отвечать за происходящее буду я. Именно я впустил чужака за периметр и на территорию центра. А герой я или дурак покажет время.
Я все же отправил Игоря в камеру дезинфекции. Да, и удостоверение у него, вроде, настоящее, и история логичная, но меня мучила какая-то несостыковка. Будто сигнал на такой высокой частоте, что ухо ее не слышит, но тело чувствует и не дает расслабиться. Спустя полчаса гость вышел из дезинсектора. Уже хорошо, значит человек.
– Ну что, пойдем? – преувеличенно бодро сказал я, пытаясь снять неловкость. – Уж извини, до утра могу тебя только в своем блоке приютить. Хочешь посиди со мной в диспетчерской, поболтаем. На кухне можно перекусить, в холле есть диванчик, небольшой, но поспать можно.
– Лабораторию бы, – упрямо повторил парень, – боюсь, что при нападении груз мог пострадать.
–– Вот ты настырный. Ладно, бери свой ящик, пойдем, – буркнул я, растирая лицо ладонями. Они почему-то были горячими и сухими, будто я не стоял полчаса под моросящим дождем, а сидел в парилке. Ощущение было приятным, наверное, пока ждал Игоря, держал их в карманах, вот и нагрелись.
Ночью в коридорах так тихо, что в ушах начинает гудеть. На стенах пластопанели цвета топленого молока. У нас сейчас почти все такого цвета, считается, что он меньше давит на психику, чем белый или серый. Забавно, первые персональные компьютеры были именно такие. Потом был период увлечения белым, черным, красным, а сейчас мы опять вернулись к бежевому. Миру нравится двигаться по спирали, даже в таких мелочах. Интересно, на какие витки мы еще выйдем?
Проходя мимо диспетчерской, я заглянул в окно-иллюминатор на двери. На панели привычные перемигивания огоньков, говорящих, что все в порядке. Красных сполохов опасности нет. Перерыв, конечно, затянулся, но не могу же я оставить неизвестно откуда свалившегося на нас пацана со сверхдопуском и секретным грузом без присмотра. Да, любопытство играет тут не последнюю роль, чего скрывать, но я сегодня уже столько насвоевольничал, что затянувшийся перерыв – не самое большое из зол.
После темного коридора, подсвеченного только тусклыми ночными лампами, свет в лаборатории показался невозможно ярким. Я прикрыл глаза, постоял минутку, привыкая. Игорь уже деловито продезинфицировал руки и полез в шкаф за одноразовым комбинезоном. Что ж, порядки наши ему точно известны.
И тут оглушающе громко завыл сигнал тревоги.
Я бежал в диспетчерскую, забыв и про Игоря, и про груз. Про все кроме того, что я оставил диспетчерскую без присмотра и, возможно, прямо сейчас толпы слизней прут через периметр. Или горит производственная лаборатория. Или прорвало трубу и кипяток заливает этажи. Пока я несся по залитому красным светом коридору, в голове мелькали все более и более ужасающие картины происшедшего. И моего незавидного будущего.
Разгоряченный, влетел, снося двери. На краю панели в лужице кофе лежал перевернутый стаканчик. Жидкость стекла в недра прикрытой лишь решеткой панели, где что-то искрило и пахло гарью. А я официально мог признать себя идиотом.
– Периметр нарушен. Опустить заслон? Периметр нарушен. Опустить заслон? – холодный механический голос без интонации повторял снова и снова. Если бы компьютеру были доступны человеческие эмоции, он бы кричал.
– Да, да! Подтверждаю, опустить заслон.
Секундная пауза, и слова от которых выступил холодный пот.
– Опустить заслон невозможно, – пауза и снова, – периметр нарушен. Опустить заслон? Опустить заслон невозможно. Периметр нарушен. Опустить заслон? Опустить заслон невозможно..
Я метался от датчика к датчику, пытаясь понять, почему не срабатывает автоматика, что не дает заслону опуститься, защищая нарушенный участок периметра. Еще и голова разболелась, очень трудно сфокусироваться на чем-то.
В диспетчерскую забежал Игорь. То, что он не принялся кричать «что случилось?» сказало мне больше, чем любые удостоверения. Он деловито огляделся, принюхался и склонился над панелью управления. Потыкал пальцем в пятно от пролитого кофе, лизнул.
– Сладкий, вот черт, – прошептал он, – ремкомплект где? Надо вскрыть панель. И знаешь, что. Если уж жрешь на рабочем месте, пей воду! Ты понял? Пей воду.
Я все понял, но теперь это не имело значения. Даже не почувствовал боли, когда, вскрывая ремкомплект, поранил руку, и теперь с каким-то вялым недоумением смотрел как собираются тягучие темно-красные капли. Я охранник, а не инженер! Мое дело смотреть в экранчики и нажать при необходимости нужную кнопку. Хотя и охранник я дерьмовый, иначе не допустил бы такого бардака.
Я был бесполезен. Пока Игорь вскрыл панель и где-то там ковырялся, я просто тупо стоял и смотрел. Компьютерный голос стих. Он уже не предлагал опустить заслон, будто и сам разуверился в возможности это сделать. Горящие на табло цифры все уменьшались. 78.. 77.. 76.. 75.. У маленького гения Игоря, как же там его фамилия, есть чуть больше минуты, чтобы перекрыть периметр. Где-то там, уже бегает группа охраны, выискивая прорвавшихся. Их дело уничтожить нарушителей. Дело Игоря – разобраться с поломкой.
А мое дело – перекрыть территорию, если к тому моменту, как цифры на табло покажут «ноль», решение не будет найдено.
Наш центр не просто находится на границе, он сам – граница. И если периметр невозможно перекрыть, если угроза проникновения слизней в город через территорию центра существует, я обязан закрыть границу самого центра. Обезопасить город, но и оставить нас без поддержки. Никто не сможет проникнуть через заслон с нашей стороны, но никто и не придет оттуда. А мы останемся с куском открытого периметра, горской охраны и чудом оказавшемся тут инженером. 45..44…43..
Так странно. Страха нет. Наверное, что-то внутри меня до конца не верит в то, что это возможно. Кажется, что сейчас Игорь взмахнет рукой, из-под панели покажется его голова в смешной шапочке, которую надевают вместе с халатом, и скажет что-то вроде: «Ну вот и все. Успел». Наверное, в каждом из нас живет вера в последний шанс. В то, что мама передумает и отменит наказание. Что двойка из дневника исчезнет, ключи найдутся в другом кармане, и далекий голос в телефонной трубке скажет «алло».
21.. 20..19..
После того как мы отрежем себя от города, у нас будет три часа на то, чтобы самостоятельно решить ситуацию. Потом, придет группа зачистки. Они придут со стороны зараженных. Выйдут через Муринские ворота, обойдут вдоль границы города и вычистят все признаки жизни в центре. Потому что мы будем считаться зараженными по умолчанию.
8..7..6..
Страшно.
Я подошел к панели, откинул защитный кожух. Кнопка была такая гладкая и красная, будто конфетка из детства. Были такие, шоколадные в глазури.
3..2..
Силы небесные, если вы есть, помогите мне. Помогите нам.
1.
Я нажал кнопку. В груди болезненно защемило.
– Внимание, – холодно сказал механический голос, – протокол защиты активирован. Заслон опущен по всему периметру. Секция 37 неисправна. Повторяю, секция 37 неисправна.
В мигающем красном свете я увидел глаза Игоря. Он поднял голову и смотрел на меня со смесью ужаса и какого-то детского недоумения.
– Извини, – сказал я. – Я дерьмовый охранник. Ты сможешь починить панель?
– Когда придут чистильщики? – спросил он, и я понял, что он все знает. И понимает, что вероятность дожить до утра у нас нулевая.
– У нас есть три часа.
– Сгорел контур защиты. Найти в лаборатории или на складе новый и установить, я смог бы за час, но настройка займет часов десять. Каждую секцию нужно перепривязать к новому контуру, иначе он не подключится.
– Варианты?
– Я попробую опустить нужную секцию непосредственно на периметре.
– Но там..
– Да. Там, скорее всего слизни. Поэтому я приготовлю инструменты, а ты соберешь всех людей, что сможешь найти. И, пожалуйста, – его голос дрогнул, – постарайся быть менее дерьмовым охранником.
Я рванул в коридор и наткнулся на тело Кольки. Он лежал на спине, раскинув руки, как будто загорал или любовался плывущими облаками. Вот только над ним был лишь потолок того самого полезного для психики бежевого цвета. На шее была рваная рана с грязными бахромчатыми краями. Эх, Коля, видишь, чем обернулся твой кофе.
Ужасно, но я испытал облегчение, понимая, что он мертв. Раненного пришлось бы запереть до прихода чистильщиков, мертвому достаточно разрушить мозг. Потому что каждый раненный слизняком – будущий слизняк. Сегодня ты пожалеешь своего друга, завтра он нападет на тебя или твоего ребенка. У этих тварей нет ни сострадания, ни жалости, ни даже страха. Ни к своим, ни к чужим. Пожалуй, именно эта пропасть в понимании разделяет нас со слизнями посильнее любых границ.
Человек смог подружиться с диким волком и превратить его в друга. Человек научился вести переговоры со злейшими врагами и назвал это политикой. Но как договориться с теми, кто не жалеет никого? Кому чуждо само представление о сопереживании?
Ученые говорят, что у зараженных что-то меняется в мозгах и они, оставаясь внешне почти людьми, ведут себя как вирус. Как будто все они – единая вирусная популяция, и каждая отдельная клетка не имеет значения. Разве можно с такими договориться? Попробуйте наладить взаимоотношения с гриппом или герпесом.
– Прости, Коля, – прошептал я, доставая оружие. Выстрел гулко разнесся по коридору. Из диспетчерской выглянул перепуганный Игорь.
– Плохие новости, – сказал я, кивнув в сторону тела, – слизняки уже тут.
Захрипела рация на поясе.
– Диспетчер, ответьте. Диспетчер, ответьте. Кирилл, ты здесь? Какого черта у тебя творится? Почему не перекрыт периметр?
– Неисправна панель управления. Нет возможности опустить заслон на прорванный участок периметра. Я перекрыл город.
Не знаю кто там сегодня на охране, но у этого человека стальные нервы. Он помолчал несколько секунд, тяжело дыша, и сказал:
– Тут их не меньше сотни, и все лезут, и лезут. Я не знаю каким золотом им тут намазано, но это первый настолько масштабный прорыв за последние несколько лет. Мы не отобьемся.
– Есть вариант подойти к прорванному участку? – я не терял надежды выйти и попробовать опустить секцию заслона вручную.
– Их река, Кирилл! Они прут в проем. Мы засели сверху, стараемся отстреливать, но большая часть все равно пробивается. Мы, – он тяжело выдохнул, – продержимся еще минут двадцать.
– Слизни уже внутри. Иванчука погрызли прямо в коридоре.
Мы замолчали. Нечего тут было уже говорить, нечего. Мы все трупы. Просто отложенные во времени. Но выход в город перекрыт, главной беды мы не допустили.
– Кирилл, – тихо сказал Игорь, – есть еще один вариант.
Он был такой бледный, всклокоченный, с лихорадочным блеском в глазах, что я сразу понял, он предлагает что-то совершенно ужасное.
– Излагай, – ответил я.
Он повернулся и пошел в сторону лаборатории. Я последовал за ним, уже понимая, о чем пойдет речь. Груз категории А1. Ой не зря сюда так слизни ломятся. Что же ты привез, юный гений? Плазменные лучи из глаз? Воздействие на разум? Универсальную защиту? Почему-то мне очень захотелось сказать слова героя из далекого фантастического прошлого: «Все это добром не кончится».
Впервые довелось увидеть, как вскрывают груз А1. Защита слезала пластами, Игорь рвал ее, откидывая в сторону, будто нетерпеливо вскрывал новогодний подарок. Ладони мерцали алым сиянием, наверное, что-то вроде силового поля с механизмом распознавания. Выглядело завораживающе. Когда худенький, взъерошенный паренек голыми руками отрывает куски металла, ты не думаешь о технологиях, ты просто смотришь.
Что же там, за всеми этими сверхзащитами? Какое-то оружие? Секретная информация? Невиданная технология? Когда последний пласт упал на пол, на панели рабочего стола лежал шлем. Довольно заурядный, похож на мотоциклетный. Какая-то особая защита что ли? Шапочка из фольги нового поколения. Хотелось примерить, но я сдержался. Мало ли какие ослиные уши от такого отрастут.
– Я вынужден предупредить, этот шлем только прототип. Мы проводили исследования на севере, – Игорь взял его в руки, – как бы тебе объяснить.
– Ну не такой уж я тупой, как-нибудь объясни, – обиделся я.
– Ты наверняка что-то такое читал или смотрел, про перемещение сознания, про искусственный интеллект, про информационную природу разума?
Я неопределенно кивнул. Что-то такое я, конечно, слышал, но начало мне не очень понравилось. Лучше бы лазерные лучи.
– Мы давно бились над проблемой человеческого бессмертия. Пока наши коллеги пытались решить вопрос в плоскости фармацевтики, анатомии, генетики, мы зашли со стороны кибернетики. Этот шлем позволяет захватывать сознания существ, находящихся рядом, и перемещать в хранилище. Теоретически.
– А на практике все умрут?
– Не совсем. Мы не просто так оказались на территории зараженных, ты правильно понял. Проводили испытания. Теоретически, – он выделил это слово, – тут должен быть еще блок-хранилище. Оператор в шлеме, как бы маршрутизатор. Нет, правильнее, переводчик. Точнее, дорога, – Игорь совсем запутался, пытаясь объяснить мне что-то настолько высоконаучное, что в моем обывательском языке для этого просто не было подходящих слов. – В общем, именно благодаря сознанию оператора происходит перемещение.
– То есть, кто-то может надеть эту штуковину и повыбивать сознания слизней?
– Теоретически.
Мне захотелось дать ему в морду. Еще и голова ужасно разболелась, глаза будто ложкой выковыривали. Наверное, давление поднялось.
– Игорь, у нас осталось минут десять, хватит мяться! Говори, как есть, – я не сдержался, переходя на крик. – Что мы можем сделать практически?
– Практически можно надеть шлем и, да, захватывать и принимать сознания слизней. Но их некуда будет перемещать! Я не знаю сколько сможет вместить мозг оператора. И не знаю, что случится с человеческим мозгом, который попытается принять мозг слизня, а не просто пропустить его через себя. Сойдет с ума? Окажется сам выбит? Просто умрет? Я не знаю, не знаю, не было таких испытаний!
– Не ори, – попросил я. От шума головная боль стала просто невыносимой, ладони горели. – Я надену шлем и постараюсь нейтрализовать как можно больше нападающих. А ты должен мне кое-что пообещать. Если ты поймешь, что со мной что-то не так. Что я уже не я. Ты выстрелишь сразу, не раздумывая, – я положил на стол пистолет. – Пользоваться умеешь?
Он кивнул. Спросил:
– Почему ты? Это мой проект. И, боюсь, что именно за мной следовали слизни.
– Потому что я – охранник. Дерьмовый охранник, который должен делать то, что должен. И потому что, если есть возможность выбирать, то надо попробовать сохранить твои мозги, а не мои.
К счастью, он не спорил.
Потому что я мог отказаться. Я чувствовал, что где-то внутри меня часть сознания мечется в панике и желает только одного – скинуть этот шлем к чертовой матери и бежать отсюда. Но я просто сел на стул и подставил голову. Есть такое хорошее выражение «делай то, что должен и будь что будет».
Раньше, особенно подростком, я хотел быть героем. Мечтал, что совершу что-то невероятное. Спасу город. Придумаю лекарство от всех болезней. Вынесу из пожара ребенка. Мне казалось, что герои это какие-то особенные люди. Что они полны благих побуждений, и идут на подвиг с осознанием величины своего поступка. А потом в притворном стеснении опускают глаза и говорят что-то вроде: «Да нет, я просто обычный человек».
Очень часто встречал это в книжках и всегда думал, что это чертова ерунда. Все эти спасители мира, бормочущие, что они простые люди, пока их захваливают и носят на руках. Я им не верил.
А теперь я понял, что никаких героев вообще не бывает. Есть какой-то самый простой человек, который оказался в ситуации, когда у него нет выбора. Он просто делает то, что должен. И будь что будет. До утра мне не дожить в любом случае, так если есть шанс спасти хоть кого-то, разве это героизм? Это просто моя работа. Звучит до тошноты пафосно, но я все же охранник. Мое дело – охранять. Иногда и ценой собственной жизни.
Игорь надел мне шлем, бормоча, что хорошо бы сбрить волосы, но времени нет. Внутри шлем был похож на кастрюлю с микросхемами. Царапая кожу, присоединились какие-то клеммы. На полупрозрачный щиток перед глазами проецировалась схема. Я видел Игоря в красноватом свете. Видел где-то далеко, размытые зеленые и красные пятна. Красных было мало. Чертовски мало.
Не надо иметь ученую степень, чтобы понять: зеленые пятна – слизни, красные – люди.
Я слушал объяснения, пытаясь сконцентрироваться. Но объяснять было особо нечего. При желании я мог вобрать в себя сознание Игоря уже сейчас. Шлем стал частью моего мозга и нам не нужен был переводчик. Но парень все говорил и говорил. Я понял, что он боится и тянет.
– Мне надо идти. Помни, ты обещал, – я вышел из лаборатории.
Обзор был плохой. Шлем вряд ли планировали использовать в таких условиях, границы дверей, стен, окон, были едва заметны, и я шел, как слепой, вытягивая вперед руки и нащупывая путь. Какой идиотизм. Почему в кино или книгах это выглядит красиво? Боевые трансформации, благородные лица, грациозные движения. А в реальности по коридорам центра наощупь бредет немолодой дядька в помятой форме, в дурацком шлеме и с головной болью?
Совсем рядом, за поворотом я увидел зеленое пятно. Интерфейс выхватил его, на щитке спроецировался квадратик, как фокус на фотоаппарате. Он пульсировал, показывая готовность захвата. Первый раз всегда страшно, да? Потом будет легче.
Я выдохнул и поглотил чужое сознание.
И все погрузилось в какую-то вязкую тьму. Мозги превратились в болото. Я брел по нему и собирал чужие сознания, будто мимоходом рвал листья на растущих по обочинам деревьях. Серая стена периметра прерывалась пробоиной. Черной, как выбитый зуб. И эта чернота пульсировала, светилась зеленым, полная чужого разума.
Впитывать, поглощать, забирать. Еще, еще. Я упал, и понял это только по резкой боли в коленях и сместившемуся углу обзора. Сколько их еще там? Будет ли конец? Тошнота и головная боль заполнили весь мир. Зеленые пятна плясали в глазах, и я уже не мог понять, какие из них настоящие, а какие порождены фантомами в моей голове.
От удара шлем сдвинулся, я поднял руки, чтобы его поправить и понял, что, наверное, уже сошел с ума. Мои собственные руки были в ауре зеленого сияния. Мысли были вялыми и тягучими, я думал, словно передвигал огромные тяжелые камни.
Неужели я заразился от чужого сознания? Но не может же вирус передаваться мысленно! И тут я понял. Какой же я идиот. Мучившая меня весь вечер головная боль, светобоязнь и жар в ладонях, это же симптомы первого порядка при заражении. Но как? Когда?
Проходная. Я же пожал руку Игорю. До дезинфектора!
Дурак. По крайней мере я перекрыл город, и зараза не пойдет дальше. А сейчас можно просто лечь и умереть. Потому что продолжать брести в это море тошноты и боли, запихивая в свой зараженный мозг чужие сознания уже не обязательно.
Но я все равно упрямо полз на четвереньках в сторону проема и брал, брал, брал. Чем больше я сделаю сейчас, тем меньше работы останется ребятам. Тем больше шансов, что кто-то уцелеет. С каждым шагом боль становилась все сильнее, словно тугой шар, распирающий мою бедную голову изнутри. И шар лопнул.
Когда-то давно я чуть не утонул. Как потом оказалось, я барахтался в десяти сантиметрах от поверхности. Почему-то такие вещи со стороны кажутся бесконечно простыми, даже глупыми. Ну как не понять, где верх, а где низ. А вот так, не понять. Я барахтался в панике, полностью потеряв ориентацию, тыкался в разные стороны, чувствуя, как горят легкие и я вот-вот сдамся и сделаю вдох. Спас меня брат, который видел, как я мечусь и позвал. Так я и выплыл – на голос.
И сейчас я, та часть меня, которую я привык считать собой, металась внутри головы, окруженная десятками чужих сознаний. Тонула в них, теряя себя. И некому было позвать меня, чтобы найти выход.
Я растворялся в чужих сущностях. Чувствовал, как угасаю, теряя ощущение не только мира вокруг, но даже собственные мысли. Они уплывали, будто мягкие облака, но на смену им приходили другие. Они были не просто чужими. Чуждыми. Иная мораль, отношение к себе, к миру. Они удивляли, но не шокировали. Что-то внутри меня отзывалось им.
Та тонкая нить, которая не дала мне пропасть, оказалась частью меня самого.
Я приходил в себя постепенно, будто заново открывая для себя мир. Что бывает темнота и свет. Движение и неподвижность. Цвет, звук, форма, абстрактные понятия и методы взаимодействия с пространством. Я ощущал себя чем-то намного большим, чем был раньше. Мой разум раскрывался, вбирая в себя все новые и новые знания. Открывая для себя все новые возможности.
Мне больше не был нужен шлем. Да и тело мое мне было не очень-то нужно. Но я был не готов шагнуть так далеко. Пока я лишь младенец и имею право делать свои первые шаги.
Какая ирония. Если бы я был здоров, мой разум не слился бы с разумами зараженных. Ученые были правы, у них действительно, иная форма разума, отчасти личная, отчасти коллективная. Благодаря механизму шлема, мы слились, образуя нечто третье. Я чувствовал, что растекаюсь, распространяюсь в пространстве и времени. Понимал, что буду длиться еще долго, вбирая в себя разумы зараженных. Как всякая личность, буду расти и взрослеть.
Но уже сейчас я чувствовал и понимал, что где-то там, далеко во времени, я стану настолько могущественным, что смогу играться с вероятностями в прошлом. И подкину скучающему Коле мыль зайти в диспетчерскую и выпить кофе. И паззл сложится. Как одна правильно упавшая костяшка домино тянет за собой сотни.
Не убить тебе меня, маленький гений Игорь Кригин, но оно и к лучшему. Надеюсь, ты останешься жив и мы еще встретимся. Но сейчас я должен просто уйти отсюда как можно быстрее. Наверное, моих новых сих хватило бы, чтобы отбиться от отряда зачистки, но я не хочу. Не хочу начинать взаимоотношение новых цивилизаций со смертей, их и так было достаточно. Я уйду на север, буду искать зараженных и предлагать им новую реальность. Земля слишком мала для них и людей, но я смогу увести их в другую плоскость существования.
Это мои люди, мой мир, мое будущее. Я не выбирал такую судьбу, и никогда не хотел стать для кого-то правителем или богом, но так уж сложилась история, что простой охранник может изменить мир.
