Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
Утро вытягивало длинные тени. Солнце ещё не жгло. Скорее гладило и ласкало обветренные лица железнодорожников. Так и хотелось выскочить из кондиционированной прохлады станции на улицу, под солнце. Пройдет каких-то пару часов и момент будет упущен. Снаружи будет безжизненное пекло постапокалипсиса. Сегодня в Москве обещали тридцатку.
Люда уже стояла на краю угловатой тени, отбрасываемой входной группой вестибюля, не решаясь выходить на солнце.
Есть женщины с немолодым лицом. Какой бы возраст ни был, лицо именно, что "немолодое". Люда и в самом деле была немолода. Она об этом знала. Ее лицо тоже… знало. Крупный нос, набрякшие щеки, тугой узел плотно заколотых волос, выкрашенных в темно-каштановый, почти черный, оттенок Профиль смотрелся сурово. Ниже он нырял в форменный китель, наглухо застегнутый, не взирая на жару, ну или на скорое ее появление. Китель тоже смотрелся сурово благодаря вытертым до блеска углам лацканов и манжет.
Внешне она была собрана или даже казалась напряженной, но внутри уже вся распустилась, растегнулась и сладко потягивалась. Сигарета болталась, зажатая меж пальцев. Она не спешила её поджигать. Слишком хорош был момент, не хотелось отпускать.
Чиркнула зажигалка. Пришлось, преодолевая навалившееся дремотное сопротивление, донести руку и пальцы вместе с сигаретой и придавить пересохшим губами желтоватый фильтр, закуривая. Жека убрал зажигалку. Коренастый приземистый охранник щурился рядом. Его свежепобритая голова покрылась испариной и масляно сверкала, постепенно багровея на затылке. Шея была уже совсем бурой и лицо такое же в тон. Черты его рубили и лепили довольно грубыми инструментами. Рядом с ним Люда выглядела грациозной девочкой подростком.
Уверен, что именно в этом и кроется загадка неимоверной привлекательности мужчин подобного сорта.
Его форменный костюм с надписью «Охрана» на спине от исходно черного оттенка давно приобрел цвет грязного асфальта и лоснился на солнце не хуже, чем бритый Жекин жбан.
Лицо его не выражало эмоций, лишь слегка морщилось и кривилось в зависимости от контекста разговора. Глаза при этом двигались, ощупывая неровности на кителе Людмилы. А может ей только так казалось.
– Жара эта опять. – Вымолвила Люда.
Жека слегка скривился, кивнул, выпустив дым в сторону.
– У матери огурцы пожгло – забыла полить. – Она затянулась, с сожалением отметив, что угольки подбираются к фильтру.
Жека снова сморщился и покряхтел прочищая горло.
Людмила бросила на него взгляд в ожидании всё-таки реплики, но Жека молчания не нарушил. Окурки полетели в урну почти синхронно. Тень от вестибюля укорачивалась. На месте их перекура уже начинал раскаляться асфальт. Свежесть из воздуха испарилась или поднялась в верхние слои атмосфера. Людмила шагнула через завесу искусственной прохлады.
«Пятница. Впереди два дня на даче. Дети, слава богу, разъехались по курортам. От любимых внучат хоть дыхание перевести. Рабочий день быстро пролетит. Пораньше кассы снять. Девчонки не вякнут. Начальство гуляет повышение. Нам бы их проблемы…»
Она оглянулась. Жека вошёл следом.
Вестибюль пустовал. Прибывшие к началу рабочего дня пассажиры рассосались. Электрички безжизненно лязгали дверьми и катили до конечной.
Охранник не сразу понял, в чем дело, когда увидел, что чья-то посторонняя рука тянет его за рукав по направлению к подсобке. Рука, тем не менее, принадлежала Людмиле, а дверь подсобки вот она совсем близко.
«Чёрт! Чего это она? Идиот! Сам же облизывался. Нет, ну нельзя ж так сразу. Это же о..уеть! Значит, можно! Или нет?»
Вентиляцию здесь не сделали, кондиционеров тем более. Почти все пространство занимала машина влажной уборки. Даже в темноте гладкие бока ее поблескивали канареечно-желтым.
«Блин, какая же она страшная» Но отказаться от такого приглашения – уронить достоинство. Хуже, чем не махнуть стопку, когда уже налили, а ты такой «у меня язва»
Жека разом взмок. «Чёрт, эта жара!»
Что-то с шорохом упало. Глаза привыкали к сумраку. Жека подался вперёд. Люда переступила через упавшую юбку. Ноги были чересчур полные. Но сейчас ее это не беспокоило.
Потянулся к ней опять из вежливости и вдруг услышал её дыхание. Пятерня застыла в паре сантиметров. Будто даже теперь требовалось разрешение. Жека всё-таки был слишком вежливым. Или считал себя по умолчанию недостойным. Она опять потянула его за руку. Ладонь легла и влипла в прохладную влажность, нащупала укромный уголок.
Людмила повела бедрами, резко выдохнула со стоном и принялась стаскивать с него штаны.
«Родная сторонка. Как из армии вернулся. Домой.» Жеку окутало теплой и уютной волной животного кайфа. Здесь всё было знакомо, не надо было думать, решать. Можно было просто плыть.
Массивное полированное чудо уборочной техники содрогнулось, но устояло. Жара взрывалась частым дыханием и сдерживаемыми стонами. Ладони скользили по глянцевым пластиковым бокам. Людмила в миг забыла о даче и грядках, о снятии касс. «Господи! Как же хорошо. Только погоди, не спеши, тормози. Жека, твою мать!»
Жека исполнял маневрового – тянул не сильно, но пыхтел часто-часто. Очень боялся подкачать. Хватал и мацал все, что попадало в мозолистые короткопалые лапы воскресного рыбака-любителя, сотрудника околобюджетного ЧОПа. «Ох, бедра у нее всё-таки огонь! Упругие, с..ка! Ща приплыву уже я с ними» Он вцепился крепче и наддал. Людмила уже распласталась на гладком кожухе, устав от попыток ухватиться за что-то. Пуговицы расстегнутого кителя отбивали частую дробь по пластику. «Теперь до следующего раза. А когда он будет?»
Сопение сзади сменилось сдавленным хрипом, и Людмила отозвалась на выдохе низкой грудной нотой.
«Я подумаю об этом завтра.»
