Ирина Балаж
Этюды
Жаворонок
Снова весна. Серое клубящееся дымными тучами небо, навевающее необъяснимую грусть. Меланхолия. Нет, в марте он никогда не мог рисовать. Никогда не испытывал он в этот месяц того терпкого и пронизывающего до самых кончиков пальцев чувства творческого вдохновения и желания созидать. Во всем окружающем его мире в грязно-серой гамме было какое-то противоречие, депрессия. Неопределенность. Томительное ожидание перемен. Сейчас всё казалось бессмысленным – рисунки, стихи, музыка. Пугающая и тревожная неизвестность. А в голове вновь и вновь навязчиво играет «Лунная соната». Музыка марта. Время, когда осознаешь напрасность зимних иллюзий на новую жизнь. Весна пришла, но ничего не произошло, ничего не изменилось. Всё те же давящие, сжигающие душу рутина и пустота.
Он остановился, глядя на мутные невзрачные домики на горизонте, недоброжелательно и в то же время умоляюще смотревшие на него тусклыми окнами. Та-та-та та-та-та та-та-та та тадам… Сквозь минорные ноты сонаты внезапно пробился зелёный росток птичьего пения, эхом пронёсшегося над безжизненной долиной. Он задумчиво проводил глазами отважно пробивающегося сквозь тяжелые облака, вернувшегося из далеких стран жаворонка. Для кого-то началась новая жизнь. Медленно опустил голову, поправляя опасно накренившийся черный цилиндр. Уголки его губ слегка искривились в подобии улыбки, глаза заблестели. Он сделал глубокий вдох. Теперь он снова чувствовал. Весну.
Пружинящими шагами он спешил к себе в мастерскую, бессознательно напевая что-то весеннее. Нетерпеливым движением откинув ткань с мольберта, обнажил чистый, сияющий белизной свежей грунтовки холст. А впереди – бескрайние просторы его фантазии и мастерства. Теперь он знал с чего начать. На полотне быстро, один за другим появлялись первые штрихи. А за окном всё ещё слышалась вселяющая надежду далёкая песня жаворонка. Мелодия весны.
Утро
Так начиналось утро…
Неосторожный луч Солнца зайчиком ворвался в небольшую комнату, где сладко спала белокурая девочка. Руки её были раскинуты, золотистые волосы разметались по подушке, уголки рта периодически поднимались, освещая личико чудесной своей безмятежностью улыбкой. Наверное, ей снились сказочные сны…
Где-то скрипнули открывающиеся ставни, весело звякнул велосипед, разбив по дороге зеркальную гладь, оставленную ночным дождём, выбросив с брызгами кусочек утреннего Солнца. Недалеко в кафе мелодично хрустнул круассан, из-за дверей медленно просочился ароматный запах свежесваренного кофе. На углу у бакалейной лавки о чём-то бойко беседовали две местные женщины, видимо, обсуждая последние новости, повесив на руки уже почти заполненные провиантом корзинки. На крыше соседнего дома ласково щебетали, радуясь утру, пичуги.
Солнечный луч неловко скользнул со стены на подушку, пробежал, весело переливаясь, по волнистым локонам, осторожно пощекотал чёрные ресницы, затем порывисто метнулся к оконному проёму, полюбовался своим отражением в бликах окна и отправился дальше возвещать весь мир о чуде утреннего пробуждения.
Девочка недовольно поморщилась и распахнула большие карие глаза, обрамлённые длинными ресницами. Вздохнув, она медленно потянулась и, вскочив с кровати, босиком подбежав к окну, встала на цыпочки и подалась вперёд, навстречу утренним звукам и ароматам. В лицо ей ударил прохладный лёгкий ветерок, развевая спутанные волосы, откуда-то доносилась приятная мелодия, извлекаемая вставшими ни свет ни заря уличными музыкантами, глаза сожмурились от непривычно яркого после сна света, девочка не выдержала и улыбнулась…
Так начиналось утро…
Пробуждение
Никто никогда не заметит того короткого мгновения, когда наступает новый день.
Мгновение, когда сквозь темноту робко начинают пробиваться одинокие лучи Cолнца, создавая лёгкий ореол света над горизонтом, постепенно сливаясь в оранжево-алые потоки рассвета. Когда звёзды, подчиняясь какой-то неведомой силе, медленно растворяются в пучине иссиня-чёрного небосвода, разливаясь на нём бледно-голубым утренним небом. Вода в озёрах покрывается мелкими мурашками, испугавшись утренней прохлады, а свежая трава слезами счастья провожает задержавшуюся на целую ночь тьму. Осторожно и недоверчиво после долгого сна раскрываются цветы, желая поведать свои удивительные сны порхающим над ними разноцветным бабочкам, мечтающим ещё раз увидеть этот день. В полях просыпается ветер, задумчиво качая умудрённые временем деревья и перебирая белые клавиши ромашек. Взбудораженный воздух наполняется пением едва очнувшихся птиц под тихий аккомпанемент ветра, приносящего с собой негромкие ароматы уже раскрывшихся цветов.
Разбуженная утренней прохладой, ворвавшейся в распахнутое окно со случайным ветром, нехотя открывает заспанные глаза юная девушка. Накинув лиловый шелковый пеньюар, она босиком на цыпочках бежит к открытому окну, на ходу с наслаждением потягиваясь. С закрытыми глазами вдыхает в себя всю утреннюю феерию звуков и ароматов, дрожа от холода, ловит каждое дуновение ветра. Руки, желая облокотиться на белый подоконник, наталкиваются в воздухе на непонятную преграду. Не открывая глаз, девушка подносит руки с предметом к лицу, медленно вдыхает в себя прохладу темно-красных лепестков. «Роза, – думает она, – ещё одна роза». Повернувшись спиной к окну, задумчиво идёт по направлению к чёрному роялю в центре комнаты. Аккуратно кладёт цветок на пюпитр, откидывает назад длинные густые волосы и начинает играть Моцарта.
Так начинается день.
Экскурсия
Она всегда об этом мечтала. Вновь и вновь, как в первый раз, погружаться в глубину этих улиц, переживать страницы оживающей на них истории. И говорить, говорить, говорить. Ведь это так чудесно – открывать кому-то те места, которые тебе уже хорошо известны и наблюдать немое восхищение от увиденного на лицах.
Снова новое путешествие. Было облачно. Непонятного цвета тучи нависали над городом, заставляя усталых прохожих нести с собой предусмотрительно взятые из дома разноцветные зонтики. Те же ухоженные, идеально подстриженные газоны, те же чистые вымощенные дорожки, строго перпендикулярные друг другу. Тот же зонтик, чтобы её все видели, но она другая. Она новая каждый день, независимо от постоянства окружающего пространства и неизменной покорности веками покоящихся сооружений. Она всё видит и чувствует сегодня не так как вчера, или на той неделе, в прошлом месяце. Она просто любит свою работу.
Каждый день идти по одним и тем же улочкам, но удивляться им снова и снова, переживая первые секунды восхищения вместе с поражёнными туристами. Видеть их в разные времена года, в разные дни недели, в разное время суток и постоянно находить в этом непоколебимом изяществе для себя что-то новое, какое-то почти неуловимое неподготовленным взглядом изменение. Иначе нельзя. Иначе будет скучно и неинтересно.
– Итак, мы с вами сейчас находимся на Музейном острове. А перед нами величественно возвышается Берлинский кафедральный собор – самая большая протестантская церковь Германии. Что ж, его величину вы можете оценить сами. Не правда ли, если поднять голову вверх, такое чувство, как будто многочисленные сегодня облака удобно устроились прямо на самих куполах собора, который, между прочим, выполнен в стиле барокко, – мягким низким тембром рассказывает девушка и улыбается, – если смотреть с выбранного нами ракурса, то вдалеке виднеется Берлинская телебашня. При желании вы можете подняться на расположенную в ней обзорную площадку, с которой открывается потрясающая панорама города. Там же вы сможете найти кафе, которое делает полный оборот вокруг своей оси всего за полчаса и у вас будет возможность наслаждаться видами города, медленно потягивая чашечку горячего ароматного кофе. Кстати говоря, с этой телебашней связана очень интересная история…
Туристы понимающе кивают, вроде бы заинтересовавшись, и потихоньку начинают мигрировать в сторону описанных объектов, решив раньше всех успеть занять лакомое местечко для незабываемых фото, пока другие слушают экскурсию. Но хитрыми оказываются большинство.
Она вздыхает. Что же, их вполне можно понять. Они хотят, чтобы осталась память. Не важно, какая… Я здесь был. У меня есть фотография. А где я был? Да какая разница – Берлин, он и в Африке Берлин. В лучшем случае попробуют найти информацию в Интернете.
А она мечтала об этой работе, с детства грезила, как будет улыбаться и рассказывать, уверенно ведя новичков через лабиринт улиц и переулков, постепенно плетя нить Ариадны, открывая перед путешественниками все новые грани красоты города, не сильно загружая унылыми фактами, но и не упрощая историю до неприличия. Всем интересно, все слушают, задают вопросы…
Девушка, неизменно улыбаясь, продолжает вещать оставшейся горстке туристов.
– Статуя перед вами носит очень простое название – «Боец со львом», – рассказывает экскурсовод, пока остальные делают оригинальные фото: «Я и какой-то конь», «Я верхом на каком-то коне», «Я кое-как забрался на постамент с каким-то конем». Что ж, весьма занимательно. По крайней мере, будет что вспомнить.
Завтра снова экскурсия. Другие туристы, другие фотографии. Тот же маршрут. Но она ни о чём не жалеет. Она любит свою работу.
Сказка
Всем нам хорошо известна грустная сказка о Русалочке, которая из-за своей огромной любви к людям, превратилась в морскую пену. Но не все знают, что это была не единственная Русалочка в морском царстве и не единственная история о любви.
Жила-была в подводном царстве-государстве Русалочка. Росла она, окруженная красотой и любовью, добротой и лаской. Купалась в течениях теплых, плавала по садам чудесным с самыми прекрасными и редкими водорослями со всего океана. Всегда у нее всё было – родители ни в чем не отказывали – и ракушки жемчужные, и кораллы красные – самые лучшие. Даже домашнее животное, а по совместительству лучший друг, у неё был не обычный, а заморский – Чебурашкой назывался. Родители ей его из соседнего государства привезли. Вида он был, конечно, странного: уши большие, цвета коричневого да волосатый к тому же. Но зато земноводным был да разговаривать умел.
Текла их жизнь спокойно и размеренно. Пока не произошло одно с виду самое незначительное происшествие. Русалочка вообще была девушкой очень образованной. У неё за плечами, ни много ни мало, Средняя морская школа и Большой Океанический университет были. Кроме этого, была она ещё и очень романтичной и тонкой натурой. Целыми вечерами могла просиживать, глядя на свет луны, пробивающийся через чистую морскую гладь и писать стихи или музицировать. Ну, а читать как любила, и говорить нечего. Всю коллекцию Всеобщей библиотеки им. Ученого Осьминога наизусть выучила. Теперь литературу из иноморских стран приходилось заказывать по дельфиньей почте.
И вот попалась ей как-то в руки книжка антикварная, вся потрепанная, название на обложке почти стерто. Оказалось, её скаты-поисковики случайно на затонувшем судне нашли. Стала читать её наша Русалочка, а там не про дно морское и его жителей, как обычно, было написано, а про землю далёкую. Читала девушка и только диву давалась, как оно бывает. Казалось ей, что на самом деле видела она перед собой эти растения и животные заморские, горы живописные, замки и дворцы богатые, и людей – так жители тех мест сказочных называются. И чем больше она читала, тем сильнее становилось её желание посмотреть, как всё это в действительности выглядит.
И, недолго думая, решили они вместе с Чебурашкой наверх, на землю загадочную сплавать. Чтобы родителей лишний раз не беспокоить, не стала девушка им ничего говорить, поэтому время для путешествия они выбрали ночное. Как только стемнело, покинули свой домик из водорослей и поплыли вверх. Вот они всё ближе и ближе к поверхности, вода стала уже совсем светлой и, наконец, раздался всплеск, и они оказались в надводном мире. Первое, на что обратила внимание Русалочка, была Луна. Хотя для неё даже не сразу стало понятно, что это такое. Под водой-то всё по-другому видится. Затем её внимание обратилось на воздух – никогда еще не испытывала девушка ощущений подобных, как от вдыхания земного кислорода. Всё было для неё новое, неизведанное. Она почти утонула в разнообразии новых запахов, вкусов, ощущений.
Насладившись красотой первого впечатления, они стали двигаться дальше, в сторону берега. Много было в мечтах у Русалочки. Представлялось ей, как пробежит по полям пшеничным, проведет руками по цветам благоухающим, поднимется на башню самую высокую замка прекраснейшего из прекрасных. Но не всё так просто оказалось. Увидела Русалочка берег, быстрее поплыла, в предвкушении её сердце забилось, да не тут-то было. Земля-то твёрдой оказалась – как по ней с хвостом передвигаться? Опечалилась Русалочка, Чебурашку на берег выпустила, а сама рядом плавать осталась.
Приплывала теперь девушка сюда каждую ночь и, вздыхая, любовалась земными пейзажами. Бедный Чебурашка уже и не знал, что придумать, как помочь своей подруге. А Русалочка уже стала о старухе-ведьме подумывать, может та чем помочь сможет.
В один прекрасный день девушка как обычно отправилась со дна морского на берег подышать воздухом прибрежным. Также холодным светом переливалась луна на ласковых волнах моря, также воздух был наполнен чудесным цветочным фимиамом. Русалочка задумчиво сидела на камне и смотрела вдаль, в сторону прибрежной деревушки, вздыхая по таким близким и таким недоступным земным просторам.
О камень разбивались волны, обдавая её холодным фонтаном брызг, волосы развевались, захваченные легким морским бризом. Вдруг что-то изменилось: она напряглась, вглядываясь куда-то в небо – там, стремительно увеличиваясь, к земле приближалась чёрная точка. Она становилась всё больше и больше. Русалочка взяла в руки Чебурашку и спряталась за камнем, наблюдая оттуда за происходящим.
Через несколько минут на пустынный берег, покачиваясь, медленно приземлился человек на каком-то странном агрегате, неизвестном морской девушке. Он, сойдя на берег, подошёл к самой воде и грустно стал смотреть вдаль на морские просторы.
Русалочка, подстрекаемая любопытством, приподнялась на руках, выглядывая из-за камня, пытаясь разглядеть, что же там происходит. Молодой человек неожиданно повернулся, успев заметить мелькнувшие рядом с камнем волосы.
– Выходи, кто там прячется! Иначе хуже будет!
Девушка, смущаясь, выплыла из-за каменной глыбы, пряча лицо в волосах. Алладин, а это был именно он, удивленно посмотрел на неё. Затем осторожно подошёл и сел на берег недалеко от русалки.
Какое-то время они просто смотрели друг на друга, как будто изучая. Затем завязался разговор. Слово за слово рассказала Русалочка свою историю и поведала Алладину о мечте своей давней – землю повидать. Улыбнулся тогда юноша и воскликнул, что может девушке в этом помочь. Хоть ходить русалка на хвосте не может, да зато ковёр-самолет как будто только для этого и предназначен, чтобы Русалочек на себе перевозить да землю им показывать. Обрадовалась Русалочка, от счастья так и запрыгала в воде и, недолго думая, забралась на ковёр-самолет, и полетела с Алладином открывать для себя такую неизвестную и такую желанную землю.
В просторных залах дворца султана было тихо и пустынно. Изредка доносилось мелодичное журчание фонтанов и щебетание заморских птиц из богатого сада, разбитого прямо перед окнами дворца.
На первом этаже послышалось гулкое эхо от шагов и голосов спускающихся сюда людей. Через секунду на лестнице появились два человека – юноша и девушка, о чём-то негромко спорящих.
– Жасмин, по-моему, здесь уже вполне достаточно. Иначе будет полная безвкусица! – тихо, но уверенно нашёптывал Алладин.
Они прошли в центр комнаты и остановились у огромного аквариума, богато украшенного драгоценными и полудрагоценными камнями.
– Нет, я уверена, что здесь нужно еще несколько экземпляров – он ещё практически пустой, – отвечала Жасмин, – тебе просто лень найти что-нибудь ещё для нашей скромной коллекции, – она недовольно скривила губки, – или, или…ещё хуже, ты меня просто не любишь!
– Ну, о чём ты говоришь, дорогая моя! – Алладин приобнял девушку, – если ты очень хочешь, конечно, я завтра же отправлюсь в путь, – он обречённо вздохнул.
А, плавая внутри аквариума, за происходящим грустно наблюдала наша Русалочка, не выпуская из рук своего верного Чебурашку.
Легенда
– Мэри, смотри, смотри же! Это снова оно! – почти шёпотом крикнул молодой человек и замер, не сводя глаз с какой-то точки на горизонте, привлекшей его внимание.
Мэри неслышно подошла и встала за спиной у исследователя, держа в руках большой бинокль, напичканный разными кнопочками и рычажками. С минуту она внимательно разглядывала в него песчаную даль, затем убрала бинокль, устало вздохнула и покачала головой.
– Ну почему же ты его не видишь! – разочарованно пробормотал Джон и, взяв у неё из рук прибор, долго ещё стоял, упорно пытаясь разглядеть что-то в глубине песчаных дюн и барханов.
Когда Солнце уже стало садиться и окрасило небо в ярко-багряные оттенки, он, наконец, оторвался от видов горизонта и удручённо отправился обратно в лагерь. Мэри уже хозяйничала около только что разожжённого ею костра, напевая себе под нос какую-то незамысловатую песенку. Увидев, что её сопутешественник наконец-то вернулся, она крикнула:
– Джон, будь добр, принеси, пожалуйста, воды!
Мужчина, будто не слыша окрика, медленно подошел и сел на походный стул рядом с костром.
– Мэри, как ты думаешь, я схожу с ума? – он грустно поднял на неё глаза.
Девушка остановилась и удивлённо посмотрела на него.
– Это уже становится странно и невыносимо. Я вижу его каждый день уже в течение недели, притом, что для тебя его просто не существует – чуть не плача бормотал Джон.
Мэри обречённо закатила глаза и, поставив походный котелок на землю, молча забралась в палатку. Через несколько секунд она снова появилась снаружи и села рядом с Джоном, смотрящим на неё непонимающим взором. В руках у неё была какая-то книга, которую она тут же быстро начала листать. Открыв нужную страницу, она вслух прочитала:
– «Путешествуя по пустыням, многие исследователи часто замечали странные явления, предстающие их взору, некие призрачные, обманчивые видения, так называемые миражи. С научной точки зрения данные явления можно вполне объяснить как результат искривления световых лучей…».
Закончив читать, она, довольная собой, захлопнула книгу и победоносно посмотрела на совсем погрустневшего спутника. Он взглянул на нее и покачал головой:
– Мэри, я думаю, за столько лет нашего знакомства и сотрудничества ты уже могла заметить, что я способен самостоятельно читать книги и обладаю достаточно широким кругозором. Но я знаю, что это не просто какой-то там мираж или тепловая галлюцинация. Это самое, что ни на есть настоящее…привидение!
Девушка скептически посмотрела на него:
– Ладно, привидение, принеси воды, если не хочешь, чтобы мы остались без ужина, и выбрось всю эту чушь из головы, ты, видимо, просто перегрелся. Лучше вспомни, что у нас сегодня ночная вылазка в деревню.
Джон снова недоверчиво покачал головой, но, всё же, взял в руки котелок и отправился заполнять его водой.
Когда Солнце полностью скрылось за горизонтом, и на пустыню упало беспросветное одеяло ночи, Джон и Мэри, вооружившись рюкзаками с полной экипировкой путешественника, отправились в поселение древнего племени. Они были очень рады представившейся им уникальной возможности, потому что эта деревня была недоступной для чужаков. Она была окружена самодельными подобиями крепостных стен, входы и выходы в нее постоянно патрулировались вооруженными местными жителями, которые тщательно охраняли свой устоявшийся веками образ жизни от возможных посягательств со стороны современной цивилизации. Ни один день упорные исследователи пытали счастье у ворот вожделенной деревушки и вот, наконец, удостоились желанного приглашения, и не просто посетить это поселение, а принять участие в одном из местных праздников, который проходил под покровом ночи. Это празднество посвящалось местными жителями их предкам.
Два путешественника в нетерпении остановились у входа в ожидании, когда их пропустят. Наконец, этот миг настал – мечта осуществилась – они ступили за линию стен и тут же были захвачены вихрем танцующих людей, издающих какие-то громкие звуки, похожие на песни. Увлекаемые этим непрекращающимся течением, вскоре они оказались в самом центре поселения. Жители продолжали танцевать, а им удалось вырваться из общей массы и немного оглядеться. Они находились на центральной площади. В середине её возвышались очертания чего-то высокого и большого, напоминающего колонну или памятник. Но в темноте невозможно было точно определить, что это было на самом деле. Вся площадь была занята людьми, танцующими, поющими, что-то кричащими в темноту.
– Аааа…Наши чужеземные гости! Что ж, рад вас приветствовать на нашей земле, коль уж пришли!
Джон и Мэри испуганно обернулись и оказались лицом к лицу с одним из немногих англоговорящих местных жителей, который уже однажды был их переводчиком. Облегченно вздохнув, Мэри приветственно улыбнулась едва ли не единственному знакомому лицу среди окружающей толпы.
– Чтобы не терять времени, предлагаю вам сразу пройти туда, где будут разворачиваться самые интересные события, – чуть усмехнувшись, продолжил человек.
Молодые люди благодарно кивнули и последовали вслед за провожатым.
Вскоре, пробравшись через всё пребывающую толпу, они достигли еще одной площади, но поменьше, в центре которой горел большой костёр. Недалеко от него расположилось некое подобие палатки. Народу здесь было ещё больше, чем везде. Трое наших героев с трудом протиснулись вперед и устроились почти рядом с костром.
– Каждый год в день наших пращуров зажигают большой костёр. Каждый год один из самых старших жителей, мудрец, выходит из шалаша и смотрит на языки костра, слушает стрекот его поленьев и трав, внимая языкам природы, и на него снисходит величайшее озарение, и тогда он начинает вещать, вещать историю из жизни наших пращуров. Каждый год она разная. Весь народ с нетерпением ждёт, что же за рассказ на этот раз поведают предки, – с гордостью рассказывал двум ученым их проводник.
Джон и Мэри с интересом слушали его повествование, изредка конспектируя в блокноте.
Вдруг в воздухе что-то изменилось, забили барабаны, всеобщее движение в одно мгновение остановилось, застыли в пустоте последние слова ритуальных песен. Балдахин над входом в «палатку» заколыхался и через несколько минут оттуда появился величавый старец. Он медленно, в полнейшей тишине проследовал к подобию деревянной кафедры рядом с костром, взошел на неё и закрыл глаза. Тишина. Было слышно только потрескивание всё больше разгорающегося пламени. Прошло минут пятнадцать, а может и больше. Наконец, седой мужчина открыл глаза и заговорил. Он вещал медленным надтреснутым старческим голосом, делая длинные паузы, иногда кашляя. Англоязычный доброволец шепотом на ухо пересказывал нашим путешественником его историю.
«Давным-давно, когда мир еще был совсем иным, нежели сейчас, жило наше великое племя. Жило оно в мире и довольствии, в гармонии с собой и природой. Но однажды покрылось небо тучами, и опустилась темнота на земли наши. И пошли тогда племя на племя, брат на брата. Убивали семьями целыми, не щадя ни женщин, ни детей малых. Но осталось в доме одном дитя: всех родных его супостаты истребили. И выбежал тогда сирота несчастный прямо перед всеми беснующимися, и воскликнул он в горе и гневе неописуемом: «Одумайтесь, изверги, осквернители памяти предков наших!». И воцарило молчание тогда на поле бранном. И опустили, было, орудия свои люди без лица человеческого, смелостью мальчика сражённые. Да недолго тишина эта продолжалась. Неслышно подошел сзади предатель, на мир озлобленный, да воткнул копье свое в тело сиротское. Тут же гром грянул ужасающий, и разверзлось небо молниями кровавыми. И наказали предателя того страшного, а сами пали на колени смиренно, да дали клятву нерушимую, никогда больше не повторять подобного на земле, небом подаренной.
С тех пор не было больше сражений ужасных на земле нашей. Охраняет потому что нас дух того сироты отважного, каждый день приходя в своем облике новом, напоминая нам о днях тех кровавых и ограждая от ошибок новых. Так внемлем же истории этой!»
Мудрец закончил говорить и в полной тишине проследовал обратно в свои покои. Все жители стали в молчании, понурив головы, медленно расходиться с площади.
– Подойди ко мне, не бойся! – воскликнул мальчик с улыбкой. Джон неуверенно сделал несколько шагов в его сторону:
– Т-т-ты настоящий??
– А то как же! – и засмеялся, – ты не бойся, ты не сумасшедший. Я действительно существую!
Джон недоверчиво усмехнулся.
– А про наше племя лучше забудь и про то, что видел здесь тоже. Не следует знать о нас на большой земле, так и нам и вам лучше будет.
Мужчина непонимающе улыбнулся, лениво подумав о своей научной статье:
– А почему…
– Не надо, – прервал его мальчик, – я должен оберегать наше племя от бед. То, что случилось, не должно повториться никогда, никогда, никогда…
Его голос постепенно становился тише, растворялся в море посторонних звуков, а вокруг всё было в тумане. Туман. Кругом туман и тишина…
– Джон!!! Ну, когда же ты уже проснёшься??!! Мне тебя что с пушкой будить?
Мужчина медленно открыл глаза, не понимая, что происходит. Над ним нависло возмущённое лицо Мэри.
– Ты в курсе, вообще, что нам уже час назад, как надо было отправиться в путь?? – раздражённо кричала девушка, – а тебя здесь не добудишься все утро!
Недовольно потирая глаза руками, Джон медленно поинтересовался:
– Что случилось-то?
Мэри посмотрела на него как на идиота:
– Что случилось? Ты издеваешься? Так, ладно. Вещи я уже собрала. Тебе осталось привести себя в порядок и поесть. Даю тебе на все минут десять не больше. И попробуй только не успеть! – девушка грозно сверкнула глазами и вышла из палатки.
Через пять минут молодой человек появился на улице, застав Мэри за помешиванием какого-то варева в котелке.
– А почему все так внезапно-то? Мы же хотели остаться ещё денька на два, понаблюдать?
Юная путешественница удивленно посмотрела на него:
– Джон, ты не заболел случайно? Если помнишь, мы вчера всё решили, что смысла здесь оставаться дольше нет, так как это абсолютно пустая трата времени, раз возможности подобраться к этому племени у нас так и не оказалось.
Она скептически хмыкнула, бросив взгляд на видимо ещё не до конца проснувшегося спутника. Затем удивленно подняла брови и обеспокоенно воскликнула:
– Джон, что ты делаешь?
Только что сидевший на земле исследователь, вдруг порывисто вскочил и бросился к лежавшим неподалеку уже готовым в путь походным рюкзакам. Он принялся ворошить их, открывая карман за карманом, бешено двигая глазами и что-то судорожно ища.
Когда испуганная таким поведением Мэри подбежала к нему, то обнаружила его сидящим в задумчивости рядом с разбросанными вещами, а на коленях у него лежала вся аппаратура: фото- и видеокамеры и даже потрёпанный блокнот, сияющий своими чистыми страницами. Джон растерянно смотрел на нее и чуть не плача бормотал:
– Ничего не осталось… Совсем ничего. Мэри, ты понимаешь, ни-че-го!
Солнце снова угасало, скрываясь за вечным горизонтом. Последние проблески света с трудом освещали пустынную даль, без единого признака жизни. Только изредка, с легким дуновением ветерка, воздух как будто менял форму, принимая очертания, издали напоминающие фигуру маленького мальчика, парящую над пустынной землей.
Пламя
Небо только-только начало покрываться красноватой дымкой заката. Солнце еще освещало грязные тесные улочки средневекового города. По неровной мостовой, спотыкаясь, ехала деревянная старая повозка. На ней сидела связанная девушка. Она была прекрасна. Густые каштановые волосы волнами спадали на плечи, бездонные карие глаза были полны слёз, пальцы рук, крепко обвязанных грубой веревкой, беспокойно теребили кусочек какой-то ткани. Вокруг были люди, было много людей – куда-то спешащие горожане, глупые зеваки, беззаботно играющие дети. Кто-то проходил, равнодушно бросив взгляд на процессию, кто-то свистел и выкрикивал что-то язвительное, в повозку летели камни, грязь… Девушка не замечала, она была где-то очень далеко от ужаса этого вечера, глаза были неподвижно устремлены в одну точку, губы непокорно сжаты.
Площадь уже близко, кучер в последний раз стегнул кнутом замученную жизнью лошадь, в последний раз скрипнуло сломанное колесо. Все было как в тумане. Вот она уже на том самом месте, но ей все равно, чувств нет, они исчезли, постепенно испарились, оставив место одной лишь безысходности. Ветер играл прекрасными локонами, как будто пытаясь унести с собой частицу красоты и юности, прежде чем они безвозвратно исчезнут. Она медленно обвела взглядом беспокойную, предвкушающую занимательное представление толпу и криво усмехнулась. В её глазах осталось лишь презрение и только где-то в глубине иногда осторожно мелькало подобие грусти. Было тихо. Не было ни яростного крика глупой толпы, ни бессмысленных слов обвинителей. Пустота. И пламя, медленно поднимающееся по юной гладкой коже все выше и выше, скользя, извиваясь, безжалостно пожирая все на своем пути. Она исступленно захохотала, эхо зловеще пронеслось над городом, над долиной, над миром…
Небо только-только начало покрываться красноватой дымкой заката. Солнце еще освещало милые узкие улочки европейского города. Площадь была полна людей. Группа туристов спешила за своим гидом: «А эта площадь печально знаменита тем, что раньше на ней сжигали заживо ведьм, по крайней мере, их причастность к колдовству…». Слушатели торопились успеть сделать фотографии со всех возможных ракурсов, пропуская половину из сказанного мимо ушей. Да и так ли это важно, что здесь происходило сотни лет назад?
Солнце, наконец, скрылось за горизонтом, опустив на город бархатный покров ночи. Тишина. Только на старой площади изредка можно услышать еле заметную мелодию ветра, который помнит всё, что здесь когда-то было.
Бал
Оркестр вдруг ожил, и заиграла музыка. И всё переменилось в одно мгновение. Закружилось, завертелось, понеслось в вихре вальсов, мазурок, полонезов… Милое девичье личико сменялось припудренным лицом молодящейся женщины, где-то блеснул драгоценный камень, заключенный в плен фамильного перстня пожилой дамы, где-то со свистом разрезал воздух кокетливо распахнутый веер – всё превратилось во всеобщее мелькание – мелькание лиц, улыбок, взглядов, платьев, сшитых по последней моде, чудесные ткани которых мелодично шуршали в такт музыке, заполняя собой все оставшееся свободное пространство при очередном элегантном па. Быстрый танец сменялся медленным, и вот уже вместо стремительных, немного излишне резких движений, воцарила атмосфера плавности, неги и грации. Очаровательные в приглушенном свете мелькающих свечей дамы, с достоинством приподняв головы, изящно положив руку на плечо партнёра, с легкостью скользят по зеркальной глади паркета, изредка лукаво переглядываясь с кавалером. Оркестр продолжает играть. Моцарт, Гайдн, Штраус и снова Моцарт… Музыканты выбиваются из последних сил, но уже не могут остановиться, они захвачены безумством этого танцевального вихря, зависимы от продолжения этого сумасшествия. Здесь танцуют, плетут интриги, влюбляются, разбивают сердца, назначают тайные встречи, смеются, радуются жизни и вновь танцуют, танцуют, танцуют… И снова играет оркестр, и музыканты не могут остановиться, да и как можно, если вокруг целый мир, если вокруг бал.
Вечность любви
…Когда-нибудь мы встретимся. На том же месте в тот же час, минуту, секунду… Ты улыбнешься как прежде, в глазах весело блеснут золотистые искорки заката. На душе станет тепло и уютно, будто её бережно укутали в шелковистое мягкое одеяло. Пальцы будут рисовать сказочные узоры на побелевшем от страха перед холодами окне. Воздух будет пронизан романтичными ароматами каких-то цветов, что ты нарвал на какой-то клумбе. Так уже было. Давно. И повторится вновь, как и всё в этом мире.
***
Ветер с моря ласково обволакивал девственно зеленые листья оливы, случайно задевая по дороге равнодушную гладь воды в стройной амфоре, заставляя её откликаться легким ненавязчивым дребезжанием, дополнявшим эту картину гармонии единения с природой. Но здесь был и другой мир, параллельный – тёмный и холодный, куда не проникали лучи яркого, по-матерински греющего солнца. Её мир. Той, кто отрешённо смотрела вдаль у распахнутого настежь окна, уступив свои волосы неустанной стихии воздуха. А вокруг неё – пустота. Нет ни запахов, ни звуков, ни цветов. Руки отчаянно сжимают кусок тоги, под глазами тёмными полумесяцами пролегли долгие минуты ожидания.
А за окном море. То тихое и покорное своей многовековой судьбе, то бушующее и яростно вздымающее тяжелые воды, желая сбросить оковы времени. У него цвет неба. По чуть рябящей глади медленно скользят упитанные и довольные жизнью облака, разбиваемые неожиданными налетами яростно кричащих чаек.
На горизонте медленно появляется белая точка паруса, вырастающая в большой уставший корабль, медленно рассекающий небо на зеркальной глади моря. Все меняется. Два мира, поразмыслив, вновь становятся единым целым. Она бежит по берегу вдоль самой кромки воды, навстречу парусу, первый раз за долгое время вдыхая солоноватый морской воздух. Она уже держит его за руку, неотрывно смотрит в глаза. Мир снова обретает краски и музыку.
***
Звучит первый аккорд, и в воздухе вновь взметнулось обжигающее пламя испанской шали. Томно грустные глаза яростно сверкнули, поймав лучи уходящего солнца, руки взлетели вверх, оглушая восторженным стуком кастаньет, каблучки стали ритмично ударять по измученному паркету, знаменуя начало вечерней феерии. Гитарист в рваной белой рубахе вновь и вновь ударяет по ничего не понимающим струнам, мелодия эхом отражается от стенок верной гитары и попадает точно в уши веселящейся толпы. В просветах между мелькающими огнями юбок она глазами нерешительно ищет кого-то в толпе, но погрустнев, вновь бросается в пламенные ритмы танца. Вдруг гитара, слегка дрогнув струной, замирает, а в пёстрой массе народа она замечает прикованный к ней взгляд. Взгляд самых прекрасных на земле, горящих страстью чёрно-угольных глаз. Небрежным взмахом черного веера на площадь яростно врывается новый танец, пальцы вновь рвут струны, извлекая из них плачь отчаяния и триумфа. А вокруг уже нет толпы. Только он. И безумство фламенко только для этих сверкающих в наступающих сумерках глаз.
***
Высокие окна большого помпезного зала были почти полностью скрыты за предусмотрительно спущенными на них богато украшенными портьерами. По вычищенному до брильянтового блеска паркету медленно скользили пышные платья, отражаясь причудливыми тенями под мерцающим свечением оплывших канделябров. В воздухе непринужденно витала атмосфера праздника и интриг, приправленная приторными ароматами мускуса и фрезии и живой музыкой. Дамы и их кавалеры размеренно выполняли одно па за другим, украдкой бросая взоры на свои отражения в зеркалах, с удовлетворением про себя отмечая насколько хуже гардеробы у их знакомых.
Пожалуй, только одни глаза здесь были лишены всех чувств, кроме грусти. Её глаза. Цвета утреннего неба. Один за другим менялись танцы, приводя за собой всё новых кавалеров. Они что-то говорили, шутили, сами смеялись над своими шутками. Ей было все равно. Она слышала только свои мысли и музыку. Удивительно сочетаются всё-таки музыка и грусть. Сегодня играли Штрауса. Сказки венского леса. Чаще других. И она мечтала о сказке. Юным девушкам ведь так свойственно мечтать.
Услышав почти рядом с ухом шёпотом произнесённое своё имя, она очнулась, порывисто обернувшись. Послышался едва заметный шорох. Незаметно в её руке оказался небольшой слегка помятый конверт пергаментного цвета с такой знакомой подписью и удивительно приятным ароматом Зал вокруг вдруг ожил, послышался смех, по-другому зазвучала музыка. Моцарт. Она улыбнулась. Может быть, всё-таки сказки не такая уж и выдумка?
А сова так и не прилетела
Элли грустно смотрела на затухающие тёплые краски летнего заходящего Солнца. Вздохнув, она стала разбирать подарки, полученные на день рождения. Одиннадцатый. Такой долгожданный. Давно желанные портативное пианино, масляные краски и холст. Ещё год назад не было бы предела её счастью, но не этим летом. Не в этот день.
Элли вышла в сад, где, укутавшись в тёплую шаль, читала её мама. Задумавшись, она присела рядом с ней на краешек качелей. «Чего ты, Элчонок? – сказал ласковый мамин голос, – сегодня день радоваться». Элли прижала ноги к груди и обхватила руками. «Как быть, если вдруг узнал, что что-то, чего ты очень сильно хотел, никогда не произойдет, мама?». Аэлита нежно посмотрела на дочь: «Не прилетела?». Элли удивленно подняла глаза: «Откуда она знает?» – и тихо сказала: «Не прилетела». Аэлита понимающе улыбнулась: «В жизни часто бывает, что что-то, чего ты хочешь, происходит не сразу. Иногда приходится подождать. Но совершенно однозначно нет ничего невозможного». Элли скептически взглянула на маму: «Ну как это, раз не прилетела, значит, я не никогда не буду волшебницей». Аэлита рассмеялась: «Конечно же будешь! Если хочешь». Взгляд Элли стал ещё более скептическим: «Я не понимаю..»
Аэлита опять улыбнулась и подняла с колен книгу, которую читала: «Эту книгу написал известный ученый Стивен Хокинг – он не мог ходить, не мог говорить и не мог писать, но, благодаря ему, весь мир знает, что такое Вселенная, хотя он сам никогда её не видел. Разве не волшебство?»
Элли задумалась: «И он не получал сову из Хогвартса?» – «Ха-ха, не думаю, – рассмеялась Аэлита, – если только Оксфорд и Кэмбридж не пользовались почтовыми совами в то время. В этом мире столько неизведанного, Элли, столько интересного. То, что кажется чудом сейчас, может стать реальностью завтра, и ты можешь превращать чудеса в реальность. Если захочешь».
«А что, если я не справлюсь?» – «Главное, никогда не сдаваться, – сказала уверенно мама и закрыла книгу, – а сейчас время спать, чтобы были силы завтра совершать чудеса». И они медленно пошли в дом.
Уже лёжа под тёплым одеялом, Элли всё ещё не спала, мечтая о будущем, об открытиях, которые ждут, о приключениях и препятствиях, о чудесах, которым предстоит еще случится. «Главное никогда не сдаваться» – она улыбнулась.
В темноте негромко скрипнуло оставленное открытым на ночь окно. А вдруг..
Наброски
Моя рука осторожно легла в протянутую им руку – приглашение на танец, я и не знала. Его вторая рука уверенно легла мне на спину и притянула ближе к себе. Глаза изучающе и слегка задумчиво посмотрели на мои неуверенно опущенные ресницы. Вальс. Быстрый круговорот движений потонул в водовороте музыки, изредка выныривая на поверхность очередным поворотом: левый поворот, правый поворот – раз, два, три, раз, два, три… Невозможно думать ни о чем, только удивляться самой себе – как же я могла не любить раньше вальс.. Всё вокруг закружилось, сердце исступленно забилось. Вдруг всё оборвалось, прекратилось, оставив только его голос: «Ты как? Кружится?» – «Кружится». Держалась за его плечо, иначе никак, иначе не удержаться. Не удержалась.
***
О, как вы прекрасны ритмы Латинской Америки! Кто же вам дал столько притягательной силы – уносить тебя на лазурные берега Рио под прохладную сень раскидистой бразильской пальмы из любой части света, из любого уголка земли, даже грустного и морозного, где бы ты ни находился? Такие открытые и порой откровенные, но такие целомудренные своей наивностью и жизнелюбием, своей бесконечной любовью к природе, окружающему миру и человеческой сущности. Сальса. Ещё одна страсть. Ещё одна история. И только один вопрос: «А как я жила без тебя?». Без ответа. Такие другие, такие светлые и полные энергией глаза. Иллюзия праздника, карнавала и любви. Иллюзия ли?
***
Быстро сбежав по бесконечно долгим ступеням, остановилась у двери, отдышавшись. Она не торопилась. Она летела. Откинув назад небрежным движением результат трехчасовой завивки на благородный лоск норковый шубы, неторопливо вышла на улицу, скрывая неуверенность под лёгкой маской равнодушия. Не очень умело. Наверное. Он вышел. Он смотрел. Он пошёл навстречу и раскрыл объятия. Мы говорили. О чём?
***
Кто придумал любовь? Нет, не ту, из-за которой кормят взъерошенных голубей зимним вечером и спасают бездомных собак, беззаветно и безвременно любят родителей и не всех, но некоторых друзей. Не ту, из-за которой устремляются в кругосветное плаванье или своими руками строят виллу на одиноком острове. А ту – любовь–страдание, любовь–неизвестность, которая не даёт дышать и существовать, которая давит где-то внутри, не давая дышать полной грудью. Кто придумал любовь?
Этюд
«…В сиянье радостном взойдет ли яркий день,
Иль мир окутает чадрою ночи тень,
Несутся ль месяцы, года чредой крылатой –
Все призрак для души, любовию объятой!»
Омар Хайям
Они встретились случайно. Промозглый осенний ветер безжалостно рвал уже пожелтевшие от грусти по быстротечному лету листья, пронизывая ещё не успевшие облачиться в пушистые снежные одежды деревья. Небо давно уже хмурилось, превращая безмятежные облака в грузные, как будто замученные жизнью тучи. Их постепенно становилось всё больше, они увеличивались в размерах, синели, чернели, заполняя собой все свободное пространство и, наконец, совсем отчаявшись, разразились неистовым ливнем. Она одиноко стояла на остановке, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, беспокойно потирая озябшие руки. Её длинными волосами полностью завладел обезумивший ветер, глаза невольно сощурились, защищаясь от непогоды. Он подошёл и просто открыл над ней зонтик.
Потом наступила зима, укрыв всё своим белоснежным одеялом. Они подолгу вместе гуляли: кино, театр, потом долгие прогулки по парку до тех пор, пока на тяжелые лапы елей не опустятся вечерние сумерки. О чём-то говорили, кидались снегом, смеялись или просто смотрели друг на друга.
Весна принесла с собой лужи, сверкающие на Солнце тысячами алмазов, воздух
наполнился умиротворяющими звуками журчащих повсюду ручьев и звонкими и радостными трелями только что вернувшихся в родные края перелетных птиц. Деревья снова помолодели, покрываясь свежими светло-зелеными листочками, забывая на время о недавних горестях и несчастьях. Он читал ей стихи, она улыбалась, играл на гитаре, посвящал серенады, она танцевала.
Как-то совсем незаметно весна превратилась в лето, небо всё чаще разливалось нежно-лазурным морем, без единого намека на белое пятнышко облаков. Жизнь снова заиграла всеми красками. Солнечный луч ласково упал на её белоснежное платье, затем скользнул вбок и исчез в чёрной глубине его костюма. Заиграли первые аккорды торжественной музыки. Полетели лепестки роз, в небо стайкой взметнулись разноцветные бабочки, знаменуя собой начало новой жизни.
Затем опять дождями пролилась осень, заворошила снегом зима, зазеленела весна, улыбнулось яркими красками лето… Они стояли у окна и смотрели на красно-оранжевые блики заката. В его руках были её руки, в её руках – руки их ребёнка. И снова бешеная смена времён года, вечный круговорот жизни. Так и должно быть.
Оглавление
Жаворонок
Утро
Пробуждение
Экскурсия
Сказка
Легенда
Пламя
Бал
Вечность любви
А сова так и не прилетела
Наброски
Этюд
