Я репетирую жизнь [Татьяна Васильевна Промогайбо] (fb2) читать онлайн

Татьяна Промогайбо Я репетирую жизнь

Репетирую жизнь

По городу потоп бурлят и топят реки чувств,

Я в них утоп, но выплывать не тороплюсь.

По городу трещёт с рассерженными птицами -

Жизнь впереди ещё, а это репетиция.

Ставлю я на любовь и играю в удачу,

То с бедой, то с победой в бреду обнявшись,

То сорвусь, то смеюсь, а то плачу,

Это я, это я, это я репетирую жизнь.

По городу листва ветрами перемолота,

Как осень не права, впустую тратя золото.

По городу трезвон, теперь оглохну точно я,

Где вечный мой поклон, где улица "Восточная".

Ставлю я на любовь и играю в удачу,

То с бедой, то с победой в бреду обнявшись,

То сорвусь, то смеюсь, а то плачу,

Это я, это я, это я репетирую жизнь.

По городу обвал, воздушных замков крошево,

Я часто в них бывал на поисках хорошего.

По городу пожар, огонь играет с лужами,

Как жаль, как жаль, что всё погасит стужами.

Ставлю я на любовь и играю в удачу,

То с бедой, то с победой в бреду обнявшись,

То сорвусь, то смеюсь, а то плачу,

Это я, это я, это я репетирую жизнь.

Александр Новиков

СЕМЬЯ

В семье уже была пятилетняя дочь Валентина. Чудо рождения её сестрички случилось за пять дней до Нового года. Погода зимняя. Снегу навалило под крышу, поэтому лошади не могли отвезти роженицу в суздальскую больницу. Нарекли её Татьяной, к советам тринадцатилетней тетки Галины, которая предлагала назвать Снегурочкой, не прислушались.

Правда, было бы здорово: Снегурочка Васильевна! Или Снежана Васильевна!

Была она малюсенькая, сразу заболела корью. Короче, «Чахлик Невмерущий¹». Выходили, спасибо мамочке.

Воспоминания о раннем детстве у взрослой Танюши (меня), всплывают отрывками.

Повели на елку в школу, где училась старшая сестра. На мне одежда в несколько ярусов. Короткая кацавейка, из-под неё видно платье в горошек, из-под платья байковые шаровары а-ля Тарас Бульба, потом ботиночки на шнуровке. Главное на голове – это корона, обклеенная ватой и расшитая битыми елочными игрушками. Фотография у елки, на лице серьёзность, какую может позволить себе трехлетний ребёнок.

Ёлка в школе: королева!

Следующий кадр. Заросли амброзии, выполняющей роль стен в домике. Мебель из подручного материала: палки, лоскутки, если повезет, посуда— банки от кильки, в них варится суп из семян той же амброзии.

Разговоры о географии – мол, есть только три, нет, четыре населенных пункта. Это Москва—столица нашей Родины, Краснодар, Горячий Ключ и наша Мартанка, правда, это конец света.

Самым любимым временем года была зима. Одежда приблизительно та же, что и на елке. Ватное пальто, бабушкина шалька, завязанная под мышками, на ногах шерстяные вязаные носки, заправленные в резиновые сапоги, купленные на два размера больше на вырост, вязаные варежки. Вот такой красавицей оказываюсь на снеговой горе, уже жарко, цепляю своих деревянных коней к железным санкам Борьки и Миньки. Эти гордецы приехали из города к бабке. Но какое это уже имеет значение. Поезд из нескольких вагонов мчится с горы, за ним Шарик, хозяйская собака, а вот и вокзал, огромный сугроб, который сделал своё чёрное дело: смешал всех в одну кучу.

Кто это там кричит? Мама пришла выручать, хотя потом, когда будет лечить «зашпоры»² (замерзшие руки), можно получить и полотенцем по спине. Это единственное, что она делала на все выходки своих детей, а ещё позволяла «страшное» ругательство— «чёртовы свиньи».

Моя старшая сестра – коварная разбойница. Говорит, что папка намазал на улице дверные ручки мёдом, и такой вкуснотищи она ещё не ела. Надо только лизнуть языком. Действительно вкусно, только надо, чтобы мама была недалеко с горячим чайником, будет отклеивать от ручки, поливая содержимым на язык.

Папа, мама, Серёжа и я.

Когда к чаю детям давали по одной конфетной подушечке, сестрица устраивала соревнование, кто быстрее съест конфетку, конечно, побеждала неразумная Танюша, т. е. я, и моему торжеству не было предела. И тут Валентина открывала рот и показывала бессовестную целую конфету. Чавкая, причмокивая, обманщица доводила доверчивых детей до истерики, выручала мама с полотенцем и «страшным» ругательством. Детям выдавалось ещё по одной конфете. А на следующий день повторялось то же самое. Валя говорила, что больше никогда не будет обманывать своих любимых брата и сестру, а вот соревнование, которое, как считала искусительница, действительно интересное, надо поучаствовать. Конец истории вы уже знаете, наверное, какой.

У сестрицы почему-то была кличка «Претя», а у нас с братом, естественно, «Претенята», так как мы ходили за ней хвостом. Рассказывать родителям, что старшая сестра творит, категорически воспрещалось.

Претя и Претенёнок.

А сестрица творила мама не горюй: залазила на сарай и с крыши дразнила прохожих: «Витька Бабиченко – дурак» (слово повторялось несколько раз), Парень был старше её лет на шесть, он не вытерпел, подстерег и опустил на руках в колодец, приговаривая, что в следующий раз сбросит. Но следующего раза не представилось, так как он её просто не смог поймать.

Братьев Кусаевых доставала песня с крыши:

Гришка, Мишка и Кусай (Кусаевы-это фамилия братьев)

Ехали на лодке,

Гришка, Мишка утонули,

Кто остался в лодке?

Наверное, они просто не могли отгадать.

О некоторых подвигах знало только детское население Мартанки. Например, Валя систематически мочилась в рукомойник трудовику, приговаривая: «Помойте руки, Михаил Андреевич. Чистота залог здоровья. К детям, Михаил Андреевич, надо идти с чистыми руками». Какие мы, дети, бываем жестокими. Потом она, взрослая, очень переживала об это.

Когда родительский разум кипел, то Валентину, а с ней и меня, чтобы не скрывала, ставили в угол на колени, да ещё и на соль, или горох, или кукурузу. Непослушные должны были осознать негативное поведение и попросить прощения. Татьяна осознавала быстро: «Мамочка, папочка, больше так делать никогда не буду», а Валентина могла простоять до утра, пока мать не начинала плакать. Валька гордо поднималась со стертыми коленями и говорила: «Будете знать, как ребенка тиранить».

Валечка поступила в дошкольное педагогическое училище в пятнадцать лет. В шестнадцать первый раз вышла замуж, муж не разрешил продолжать учиться.

Красота досталась сестре.

Красавец оказался садистом: ревновал её даже к собственному коту, бил «изменницу» нещадно. Ей случайно удалось бежать в окно.

Боясь садиста, она жила теперь в Мартанской. Родители зачем-то послали её в Горячий Ключ, возвращаясь, она села в грузовую машину к парню из соседней станицы, разговорились.

Попутчик заметил на дороге брошенные грабли, остановил машину, подобрал находку и пообещал, что инструмент пригодится для их совместной жизни. Некоторое время они встречались, а потом – свадьба. Через некоторое время переехали в Краснодар, он там работал. Жили на квартире, Валя устроилась работать на завод имени Седина в большой цех крановщицей. Ей нравилось, что Николай встречал её после смены.

Но проза жизни опять настигла сестру. Оказывается, муж ещё до армии встречался в своей станице с нашей однофамилицей и тоже Валентиной. Они поссорились, и тогда парень женился на моей сестре. Но тут у соперницы снова открылись чувства к Николаю, и он ушёл к ней.

А Валентина, работая в мужском коллективе, будучи очень красивой, быстро нашла замену. Состоялась третья свадьба, я была свидетелем, хотя предыдущий зять мне нравился больше, потому что всегда хорошо относился к семье, к Вале. Короче, настоящий мужчина.

«Попутчик» с супругой родили двух сыновей, вырастили их и развелись. Николай имущества не делил – всё оставил жене и детям. Сам начал строить дом на участке родителей, в котором и сейчас живет.

А Валентина продолжала жить не особенно счастливо со своим третьим мужем. Родили двоих детей. Она была сторонницей строгого воспитания. Дала возможность получить всем высшее образование.

Как наш отец, имея только незаконченное среднее образование, перешла работать в «Союзпечать», где проработала до пенсии – была незаменимым сотрудником.

Валя имела много друзей, помогала им, а они ей. Когда её хоронили, собралось огромное количество людей, не только её друзей, но и друзей её детей.

У мужа Виктора друзей своих нет. Тоскует о ней. Как говорится, что имеем не храним, а потерявши плачем.

Я, Валя и её сын Стёпа.

Сестрица умерла в 69 лет, не дожив до дня рождения один день.

Младший Серёжа – долгожданный сын нашего отца, который был горд тем, что не повторил ошибок друзей, нарожавших по три дочери.

Младенца обмывало всё мужское население. Пока жена находилась в родильной палате, благодарный супруг в сельмаге приобрёл отрез крепдешина³ по баснословной цене, эту ткань в станице никто не покупал – дорого. После попойки счастливый отец, не дойдя до дома 2 км, уснул у чьей-то калитки, но самое главное – подарок- не потерял. Мама сшила из него красивое платье!

Серёжа рос крепким здоровым ребёнком, долго употреблял материнское молоко, отучали его от груди варварскими способами: то щётку колючую подложат, то горчицей намажут место, откуда молоко течёт. Потом мальчик узнал вкус коровьего молока. Требовал еду громко и властно: «Молока с сахаром!» Смешно говорил слова: «гамазин», «масалёт», буду работать «хадыжом» (водителем автобуса в Хадыженск). Корову звали Франка, но у него – Планка.

Однажды в церкви батюшка попросил прихожан: «Пойте все», – наш крепыш не стал ждать всех, а громко затянул: «Ой, мороз, мороз». Рядом стояла соседская девочка с мамой и поддержала приятеля песней, знакомой ей: «Катенька, Катюша, купеческая дочь». Ох, и повеселились старушки в заутрене.

С наследником.

В первом классе брат нашёл себе друга Николая, которому был верен всю жизнь: они учились в техникуме, работали на одном предприятии, семьями жили рядом, помогали друг другу. Оба были охотниками.

МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК-БОЛЬШАЯ НЕФТЬ

Брат, спортсмен-футболист, имел в трудовой книжке несколько записей (я их расширю):

Окончил Хадыженский нефтяной техникум;

Поступил на работу в нефтяное небольшое производство;

Ушёл в армию водителем, служил в Германии, работая на тягаче серьёзного оружия. Вся его рота добровольцами переводилась на войну в Афганистан, а старшие по званию оставили брата со словами: «Кто здесь будет служить так, как ты»;

Уволен со службы без записи в военном билете об облучении;

Вернулся на прежнее предприятие;

Направлен в Москву на три года в организацию по добыче нефти, работающую заграницей, во Вьетнам. Потом, правда, предлагали продлить работу, но уже в Норвегии. Пришлось отказаться – заболела мама.

Дальше, конечно, вернулся в «небольшое нефтяное производство», с которого в шестьдесят пять лет абсолютно больным был отпущен на заслуженный отдых.

Как прожил эти годы. Всегда был в почете, так как исполнителен и трудолюбив. Ну, например, что могло его заставить лезть в цистерну, чтобы запаять пробоину, говорит: «Я же бригадир». Доставали нашего бригадира почти неживого, привязанного веревкой.

Всегда награждался ко Дню нефтяника поездками на торжественные собрания в главки, один раз даже в Москву. Благодетели забывали повысить зарплату (как говорил артист Броневой: «Она у меня маленькая, но хорошая»). У Сергея она была последнее время от 15 до 25 тысяч. Российские организации (поликлиники, детские сады и т. д.), когда слышали о месте работы, требовали подарков и взяток. Давать было не из чего, у него трое детей, а заработанное во Вьетнаме давно проели.

У него старенький драндулет – машина «Нива»– развалилась, когда уходил на пенсию.

Ещё о «заслугах». Обвинили в халатности, когда рванул нефтепровод. Горячий Ключ – курортная зона. Так как оборудование изношенное, то он несколько раз обращался с просьбой— требованием о замене или хотя бы частичной замене фрагментов нефтяной магистрали. Спасибо «начальникам», что не посадили. Ну что там, наказали рублем (несколько зарплат). Выкрутимся.

Забыла, наш герой живёт в станице, а она у него в 25 км от работы. Есть же «старенький драндулет», вот на нем, да на своём бензине и ездил. Выручал огород, небольшое хозяйство, на котором он батрачил после работы и по выходным.

В гостях у брата.

Бывали в его жизни и «приключения», погоня бандитов.

Решила страна поделить природные богатства, выдала ваучеры, ну, другое дело, что их вложить некуда, хотя не скажите. Я, когда увидела на человеке объявление: «Покупаю ваучеры за 13 рублей штука», – то сразу сообразила, что надо продавать. Продала и купила домашний ситцевый халат и керосиновую лампу! А брат сплоховал, надеясь, что вложит ценную бумагу в производство. Прав Черномырдин: «Хотели как лучше…».

На чёрных двухэтажных машинах подъехали бравые орлы в малиновых пиджаках ко двору брата, оглядели ребятишек мал мала и без всяких тринадцати рублей забрали народное достояние.

Приезжали братки ещё раз уже за братом, им надо был диплом нефтяного учреждения, и, памятуя, что специалист многодетный и будет, чем пугать его, обратились за помощью. С того момента нефтяное производство стало частным, переходило из одних честных чистых рук «Югнефтегаза» в другие честные частные руки «Роснефти» или наоборот. Это уже неважно, главное, народ богател, ему же выдали ваучеры – управляйте, господа.

Сейчас брат на пенсии, в ладу с совестью, пополняет бюджет, работая истопником в школе, воспитывает внуков, у них он в большом авторитете, ухаживает за большим количеством могил родственников в двух станицах, помогает мне продуктами и советами, никогда никого не осуждает, любит жену Любу, такую же труженицу.

Не переживает, что его «Ниву» уже нельзя починить, говорит: «Зачем мне ездить куда-то далеко, за внуками в садик я и на этой могу…».

Говорят, нет праведников. Не верьте… Люблю тебя, брата!

ПАПКА

Как надо начинать такую главу? Наверное, так. Мои родители из старинного дворянского небогатого роду. Мне подходит только «небогатого», но я не в обиде. Зато они во всех смыслах у меня лучшие.

Папка, Промогайбо Василий Данилович, родился в станице Саратовской у пары Промогайбо Данила Кондратьевича и Анастасии Николаевны. Семья эта, нажив троих детей и пережив голодовку довоенных лет, измены деда Данилы, распалась. Их подросшие дети сами карабкались по жизни.

Валя, я, Дед Данил со своей второй женой, Таисией Николаевной, на руках у неё маленький Серёжа.

У Василия, кроме женитьбы в двадцать один год на Евдокии Подставкиной, до армии значительных событий не было. Семнадцатого августа 1949 года его забрали в армию (где прослужил он связистом четыре с половиной года), а двадцать седьмого августа родилась его первая дочь, моя сестра Валя.

Армии отец благодарен. Она научила его дисциплине, поправила его грамотность, наградила друзьями на всю жизнь.

Земляк, дядя Ваня Стаканов, служил в том же полку, что и папка. Это большое везение – из одной станицы попасть в лётный полк города Тбилиси (вот откуда их клички Летчик). Должности: у дяди Вани —«ездовой лошади по подвозу бензина самолётам», папка пошёл выше – «радист». После армии Ваня не менял профессии, и, подъезжая к нашему двору на гужевом транспорте, «телеграфировал»: «Иду на посадку! Готовьте поле (имеется в виду —накрывайте поляну)». Шутки дяди Вани помнит вся станица, кстати, меня он называл «невесткой», прочил замужество за его сына Николая. Жаль, не сбылось. Вот размечталась, переключилась на потенциального свёкра. Таня, ближе к родне.

.

Лётчики.

Когда папка пришел из армии в 1953 году (в 1954 году родилась я), Валя его не признала и долгое время пряталась от него.

Мама уже сама построила хатёнку в 2 комнаты – каждая величиной с блюдце.

Фотография отцу в армию. Мама с Валей.

Как человек грамотный (у него семь классов довоенной школы) отец был всегда начальником: бригадир, кладовщик, заведующий фермой, бригадир строителей. Руководить он умел: в отчётных бумагах всегда порядок, со временем для работы никогда не считался.

На профсоюзной конференции. В центре Василий Данилович.

Домашней работой Василий Данилович не обременял себя. Она у него делилась на мужскую, видимо, руководящую, и бабскую. Сено косить работник брал маму, а складывать его в сенник загонял меня, мама подавала. Копать, полоть огород в 60 соток – не мужское дело.

Отец себя любил. После обеда отдыхал, и, не дай Бог, кому-нибудь нарушить сон. Он не любил, чтобы в доме шумели не его гости, например, мои подружки. Меня это обижало. Я решила его перевоспитать. Прибегну к демократическому способу. Рассказываю ему, что моя подружка Рая Терещенко-мельникова дочь (А мельник-должность важная и уважаемая) называет своего отца «папёсом». Папка задумался, а потом говорит: «Ладно, наверное, я отстал от жизни, и ты меня называй так, только без приставки. Просто называй «пес»». Мне стало стыдно. Традиций больше не меняла.

Наш папка знал много пословиц, поговорок, всяких историй. Я заметила, что сейчас я все их повторяю: «собачьи дети», «собачья пичинка», «сучка наша, бантик нет», «сгадала баба як дивкой була», «невтрисрака» и так далее. Валя – по хватке, по организационным делам копия папа.

Семья: мама, я, Валя, папка.

В санатории отец отдыхал регулярно. Как и его отец, был гулёной – не пропустил ни одной доступной юбки. Я спрашивала маму, почему она с папкой не разведётся, она отвечала, что сначала дети были маленькие, а потом людей стыдилась. «Да и любил он вас, помогал, не могла я без него вам столько дать, сколько с ним», – заключила моя страдалица.

Мама болела 10 лет, я ухаживала за ней в Краснодаре, летом привозила к отцу в станицу. Папка плакал, потому что не берёг её. Хозяйство без маминых рук пришло в упадок, отец держал только кур, собирал по целому ведру яиц и вместе с маминой пенсией привозил нам. Мама уже ничего не понимала, но он отдавал деньги только ей в руки.

Мама и маленькая Маша.

А отец, действительно, нам помогал. Всю жизнь деньги, всё до копейки, он отдавал маме, зная, что она распорядится ими в пользу семьи. Никогда не знал, сколько и куда она потратила. Мало того, он никогда не знал размеры своей одежды – всем всё покупала мама. За столом мама всегда выделяла отца, лучший кусок батьке – он работник. Бабуся, когда жила по старости с нами, говорила, что отец всегда прав или вообще молчала.

Папка любил гостей, особенно маминых братьев и сестер, любил сам к ним ездить. С ними он много шутил, разыгрывал всяческие сценки.

Отец любил вытребеньки⁴.

Свою мать не жаловал, когда баба Настя к нам приезжала, он обязательно с ней ругался. Ругались из-за артистов, городская бабушка всё о них знала, и происходило это так:

– Людка Зыкина опять замуж вышла, – говорила бабушка.

– А ты что у неё на свадьбе была? – спрашивал отец.

– Нет, не была, но люди говорють.

И так бесконечно, до первой крови. Отец не выдерживал, подскакивал со стула. А его мать кричала, что у всех дети, как дети, а этот чумовой.

Городская баба Настя.

Похоронили бабу Настю в Мартанке. Она говорила: «Только Дуся за могилой будет ухаживать». Мама ухаживала (она носила ведрами землю, чтобы могилка не опустилась), пока на этой могиле не разбил её обширный инсульт.

Приезжали к нам и папины сестры с семьями.

Нина и Тая.

У старшей сестры – тёти Таи – сыновья Лёшка и Женька. Лёша умер, а с Женей – человеком трудной судьбы – мы и сейчас общаемся. Он вахтовик на крайнем Севере. На мой телефонный вопрос: «Что делаешь?», – отвечает: «Сижу, опустил ноги в Карское море».

Лёша и Женя.

У младшей сестры – тёти Нины— также два сына – Боря и Витя. Живут в Краснодаре, но видимся редко.

Семья Ворониных.

Тёток и их мужей уже нет в живых. Царство небесное!

Папа часто вспоминал голодное детство. Его отец ушёл на лесозаготовки, мать – мыть соль – там скудно, но кормили. Дети семи, пяти и трёх лет остались с бабушкой Марией Фёдоровной. Она и спасла их от голода.

Чем кормила? Травой и макухой. Думала о весне: что она посадит – сберегла чашечку кукурузы. Та проросла. Ей надо было куда-то пойти, от греха подальше она засунула чашку под тяжёлую бочку, да ещё и камнем привалила. Это видела младшая Нина. Дети смогли свалить и камни, и бочку, съели этот продукт.

Когда пришла бабушка, они уже полуживые лежали во дворе. Желудок, отвыкший от еды, не смог переварить. Понос был кровавым. Бабушка выкинула детей через перелазку на улицу, о: «Подыхайте, неслухи, тут!» Так они и лежали под забором до вечера, а вечером она перенесла их в хату и отпоила травами.

Вернулась мать, за работу ей дали соли, которую потом она выменяла на продукты.

Когда папка это рассказывал, всегда плакал от обиды на мать. «Она вошла и первое, что сказала, глядя на детей: «Вы щенэ нэ померли?»

У отца было много болячек (сейчас у меня те же). Генетика – продажная девка империализма. Инсульт у отца случился за грешным делом – он гнал самогон. Произошло это через три года после смерти мамы. Мы говорили ему, чтобы он сошёлся с какой-нибудь женщиной, но он возражал: «Я женат только на одной – нашей маме». Болел четыре месяца. Ухаживать за ним из-за его темперамента было очень трудно.

Отец любил малышей. Костик, отец и Маша.

МАМОЧКА

Промогайбо Евдокия Яковлевна – урожденная Подставкина, родилась в Мартанской, где и прожила всю свою жизнь. Кроме неё, у бабуси (так мы называли мамину маму) ещё семеро детей, два мужа: один- Василенко погиб в гражданскую войну, от него у неё Семён, второй – Яков— пропал без вести в Великую Отечественную войну – от него остальные дети: Люба, Дуся, Поля, Катя, Вася, Галя и умерла Наташа. Всех она любила, обо всех думала, всем, чем могла, помогала. Будучи уже пожилым человеком, вязала носки, шила лоскутные одеяла, делилась тем, что вырастила в огороде. С мамой они особенно дружны. Когда бабуся состарилась и не могла физически работать, мама забрала её к себе.

Про детство мама рассказывала мало, помнит, что дед Колбаса побил её палкой, а за что не помнит, помнит, что детьми помогали бабушке работать на табаке, что не ели много, но никогда не голодали. Старший Семен рыбачил и приносил рыбу, ели её и жаренную, и вареную, работали в огороде, всегда был картофель.

С будущим мужем Василием мама познакомились на танцах, где он играл на балалайке. Даже свадьба у них была. Фата, как положено у невесты, и светлое платье, сшитое бабусей. Носили это платье до свадьбы напополам с младшей сестрой Полей. Жених и вовсе во всём чужом. На свадьбе гости одаривали кто, чем мог: пачку соли, поросёнка, кур, подарили красивую косынку, но она оказалась с дыркой — короче всё пригодилось.

Молодые сняли квартиру и стали жить вместе с матерью отца. Баба Настя работала на мельнице. К невестке относилась прохладно. Когда папка ушёл в армию, бабушка помогала нянчить Валю. Немного подворовывала и краденное складывала в кошёлку, чтобы отвезти дочке Нине в Краснодар. Из города всегда привозила только бублики. Когда родилась я, а у Нины сын Борис, то баба Настя потребовала, чтобы его забрали в Мартанку, так как Нина была не замужем. Родители отказали. Рассерженная баба Настя, прихватив продукты, уехала навсегда в Краснодар.

Мама ходила на работу иногда со мною, иногда отводила меня к своей маме. У нас уже была корова, а значит, и молоко. Мне четыре года, я как Красная Шапочка, понесла в бидончике молоко бабушке, не помню, может, там и пирожки были. Мама у нас очень хорошо готовила, пекла всегда хлеб, пироги, пирожки. Так вот несу я добро бабушке, а по дороге на меня напал петух деда Приймы, взлетел на голову и начал клевать там дырку, может быть, поэтому слаба на голову. Так и добежала с птицей на голове, поклажу не выронила —я ответственная.

Расскажу о случае, когда мы рассердили нашу мамочку. Идем мы от бабушки, теперь уже с сестрой. Наш дом стоял под горой, а через забор колхозный сад и огород, где посажена капуста, она в тот год уродила отменная. Спускаемся с горы и вдруг слышим: «Хрусь–хрусь», —кто-то режет капусту, и моя смелая сестра заподозрила воров в колхозе, молчать она не стала, да и я за ней. «Сторож, сторож, воруют колхозное добро!». Мы даже охрипли, так орали. Пришли домой, хотели, чтобы мама нас похвалила за мужество, но не нашли её. Через некоторое время входит она в хату и набрасывается на нас с бранью: «Чёртовы свиньи, люди, кто его знает откуда, приходят за капустой, а я, и так боясь, перелезла через забор, чтобы срезать две головки на пироги, так эти, чёртовы свиньи, сдали сторожу. Я бежала оттуда, и головки бросила. Не будет вам никаких пирогов!». Вот так мы помогли!

В садах ещё была кладовая для съестных запасов колхоза. Мама как учётчица заведовала всем этим. Я очень ждала, когда начнут квасить капусту. Подводы свозили её целый день, а женщины шинковали. Чем меня притягивало событие: во-первых, было много вкусных кочерыжек, во-вторых, меня в чистых сапогах опускали в бассейн, куда все ссыпали капусту, и я весь день, не ленясь, топтала её! Ещё капусту пересыпали яблоками, хреном. Труженицы пели песни, это придавало сил, и я танцевала на солении, как чеченцы на праздниках! Это стало настолько моим личным, что я даже не помню, были ли там ещё другие дети. Наверное, только я, звезда балета. Потом, когда капуста созревала, мама приносила квашеные яблоки. Вкуснее ничего не знаю!

Звено мамы, она учётчица.

Мне было пять лет, и у нас родился мой брат Серёжа. Я полюбила его преданно и навсегда. Мама доверяла нам с Нюсей — подружкой – отстирывать зелёные какашки с его пелёнок. Толстенький наследник рос быстро, засыпал трудно по ночам.

В комнате зимой холодно. Сестра, я, брат, мама расположились на печке, с нами ещё патефон и пластинки певицы Мордасовой. Пока звучит песня «Валенки», брат спит, а мы, поддерживая звучание, спали по очереди.

Мама в этот период особенно красивая, на ней платье, сшитое ею же. Волосы, чёрные и волнистые, всегда опрятно зачёсаны и собраны в пучок. Она гордилась тем, что ни разу не отнесла денег в парикмахерскую. Один раз в жизни она была в санатории и то с моей дочерью-второклассницей, а когда приехала, то сказала, что лучше ухаживать за огородом в 60 соток. Упрямая Ира вытрепала ей все нервы, даже умудрилась шкаф на себя перевернуть и вазу разбить. Мама оббегала весь город Железноводск, чтобы найти такую же посудину.

Я и Ирочка с замечательной бабушкой.

Родня Подставкиных нам особенно близка. Мама любила их, у нас часто гостили мои двоюродные братья и сёстры. Летом они приезжали к бабусе, но предпочитали жить у нас. Мама наготовит на всех еды, а сама уходит на работу, мыть посуду приходилось мне.

Один раз перемыла всё, и захотелось пить: компот варили в чайнике, а чтобы опять не пачкать чашки, то решила попить из горлышка. Дело было летом, и в сосок на сладкое залетели осы, одна из них укусила меня. Сочувствовала мне и лечила дочку с распухшим языком, который не помещался во рту, только мама.

Мама – работящий человек, поднималась в четыре-пять часов, шла в огород и работала там до шести, потом доила корову, а иногда две.

Бабуся и мама.

Батька подтягивался: кормил живность, гнал корову в стадо. Мама в это время готовила завтрак, всегда несколько блюд.

– Вареники, рагу, пирожки. «Зачем так много?» —спрашивала я.

– Батька любит, чтобы на столе много было, – отвечала мама.

– Надо сказать ему, что вам тяжело. (Родителей мы называли на «Вы»).

– Мне не тяжело, лишь бы только он не кричал.

После обеда мама снова в огороде. Но тут она увидела, что сосед Конарь понес что-то в мешке. «Ваня, ты куда ходил?»– оказывается, по грибы. «Грибов в лесу накатом», —дразнится дядя Ваня. И тут мама, прихватив мешок и ведро, мчится за грибами в лес. Мы ждем её вечером домой, а мамы нет, стали волноваться. И тут открывается дверь из огорода и заходит в трусах и в лифчике наша грибница. Оказывается, мама набрала добра мешок, ведро, сняла платье, завязала горловину и рукав и в платье набрала. Потом попалась ещё полянка, с неё собрала целую кучу, потом ещё: «Завтра, Вася, поедем утром на мотоцикле и заберём. А домой не шла – стеснялась людей, ждала в лесу, когда стемнеет».

Мама – замечательная бабушка. Особенно она любила мою Иру и нянчила её с шести месяцев, оставалась с ней, когда я уезжала на сессию. Я рвалась домой, и, приехав в очередной раз, слышу ещё из коридора балалайку и весёлую частушку— папка играет и поёт, а мама в это время заталкивает ребёнку кашу. Рационализаторы!

Отдыхать только с внучкой!

Дочка бывала у родителей все каникулы, мама выделила ребёнку в огороде большую грядку. Там Ира познавала секреты огородничества. Ухаживал за своим огородом ребёнок, как и бабушка, сам.

Мама верила в бога, ходила во всякую погоду в церковь. Ещё ночь, а они с Ирой уже идут святить паски.

Дочка моя выросла такой же праведницей: трудолюбивая, никогда никого не судит, искренне верит в бога. Да, ещё и закончила биофак, умеет работать с землей, у неё даже палка дает корень. Всё-таки это работа бабушки! Спасибо!

После рождения брата, работая продавцом в магазине, где продавалось всё, начиная от гвоздей до губной помады, мама очень любила считать, выучила меня и научила пользоваться счётами. Например, бежит на обед, увидит стаю чужих гусей – посчитает их, делает дома вареники или пирожки – они так же посчитаны. Гусей в городе нет, поэтому я их не считаю, а вот во всём другом у меня порядок – посчитано.

Мама любила своих сестёр и братьев, писала им письма, посылала посылки и открытки на праздники. Родственники отвечали тем же.

Люба – старшая сестра, одна из первых трактористок в Мартанской, а когда вышла замуж и переехала к мужу в город Хадыженск, то стала работать на кирпичном заводе.

Люба, Коля и их дочери – Рая и Вера.

Согласитесь, тяжёлые профессии для женщины. Она всегда весела, с хорошей памятью. Сёстры у ней выспрашивали то, что сами подзабыли. Когда приезжала к нам, всегда помогала маме по хозяйству. Сидят, дерут перо на подушки и песни поют:

Я печку не топила, гостей я не ждала,

Я в поле жито жала, домой поздно пришла.

Сколько живу, столько и прислушиваюсь к народным исполнителям, но никто эту песню не поёт. Эх, как они, сёстры, в два голоса пели эту песню!

Особые гости из Армавира. Старший брат Сеня младшим, как отец. Сначала поддерживал рыбалкой, потом передавал то мешок муки, то мешок какой-нибудь крупы. Начинали свой городской путь, свою учёбу у него Поля, Катя, Вася и Галя.

Житьё там было нелегкое, своим характером и поступками вредила Маша – жена Сени.

Сеня и Маша в Сочи, в любимом месте отдыха.

Но чем старше она становилась, тем мудрее. К нам тётя Маша приезжала всегда с подарками, обязательно привозила свой розовый торт и чистящий песок. Им она чистила нашу алюминиевую посуду, которую узнать после её обработки было невозможно. Однажды она проснулась очень рано и до обеда, не отдыхая, вырвала руками все сорняки в огороде (помните, 60 соток). У нас дядя Сеня позволял себе расслабиться: пил водку, ел и пел одну и ту же частушку:

Черкес —Буркес купил поросёнка,

Три недели целовал – думал ухажёрка.

Кто такой Буркес не знаю, и чего его ухажёрка похожа на свинью – загадка. Но дядю Сеню за глаза мы с сестрой стали называть Буркесом, а тетю Машу-ухажорка.

Пара Поля и Петька (так, любя его больше всех зятьёв, называла бабуся).

Свадьба Поли, младшей сестры мамы.

Когда заболела мама, и я её лечила у себя в Краснодаре, тётя Поля первая из сестёр, будучи сама больная, приехала проведывать. У нас ей стало плохо, забрала «Скорая», и больше она не поднялась. Обширный инсульт. Тем же вскоре заболел дядя Петя. Ухаживала за ними их дочь Оля, а умерли они с разницей в несколько дней.

Галя – младшая сестра мамы, Катя и Николай Саваторовы— особая статья. Знаем и любим мы их, наверное, больше других. Тётя Галя некоторое время жила с дочкой Ирой у бабуси в Мартанской, потом я училась в Армавире и жила у них. Мама и любила Галю, как дочку.

Сёстры. Евдокия и Галина.

Все бабусины дети помогали бабусе, а когда она умерла, и мама продала её хату, то отказались делить эти деньги – оставили маме. Чем благодарила их сестра, конечно, гостеприимством и подушками, которые она шила.

Саваторовы жили на Украине в шахтерском городке Торез. Трудолюбивая семья, в горе все как один кулак.

Катя, Коля, их дети Женя и Андрей Саваторовы.

Тетя Катя и в среднем возрасте болела, в пожилом случился инсульт. Ухаживали за ней дети и муж Коля. У дяди Коли была мечта – завести личный автомобиль. Он работал на городском автобусе водителем. Водитель Николай от бога. Когда они с тётей Катей в пожилом возрасте болели, я и Галя их навестили. Как семья нас встречала! Сестра Женя наварила холодца, как говорят, на Маланьину свадьбу. Дядя Коля водил меня по небольшому огороду и показывал, где закопал бутылки с самогоном. Иногда путался, представляю, сколько их там. Потом завёл меня в гараж – детище жизни – со словами: «Возьми что-нибудь на память», —а у самого на глазах слёзы. Я выбрала маленький ручной работы гвоздодёр. Он и сейчас у меня, хотя украинские пограничники пытались забрать его, выдавая за холодное оружие. Картина в поезде, как в песне Тимура Шаова «Транзитный поезд через Украину»:

Заходят бравые ребята-таможенники-пограничники.

У них большие автоматы и маленькие зарплаты.

Законность, олицетворяя, сержант в моих пожитках шарит.

А я в глазах его читаю, что, москали, попались, гады.

Я от нервного стресса стал жёлто-блокидным,

Шо там в сумке моей. Вот трусы, вот котлеты.

Да какое оружье. Это ж нож перочинный… (Читай гвоздодёр)

Вот такие грустные песни.

Я дружу (теперь по телефону) с Женей и Андреем – харьковчанами-двоюродными сестрой и братом.

На железнодорожном вокзале в Иловайске.

Запомнилось восклицание маленькой Жени при виде стада овец: «Смотрите, сколько медведей!» —при этом ребёнок выглядел очень счастливо.

В молодости мы с сестрой ездили в отпуск на море. Ох, нахохотались мы тогда. Поселили нас по блату в директорский домик, там две кровати – сдвигаем их вместе, потому что с нами моя маленькая дочь. Начинаем светскую жизнь— рассказываем друг другу без утайки о своей жизни, даём клички всем интересным мужским и женским субъектам базы. Пятилетняя дочь у нас в услужении: бегает в родник за водой, моет полы, причём исполняется всё с удовольствием. Женя научила её называть нас «сестра», чтобы не отпугивала женихов. Хотя их-то там и не было – семейная база отдыха.

Женя, как и я, учитель, учитель географии. Рассказываем о детях, о коллегах, о методике преподавания. Например, Женя говорит о родительской недальновидности, как можно было назвать ребёнка Анжела, если фамилия у неё Безкишко. Говорит, что больше всего любит вести уроки в 6 классах, там география материков, а у неё пять параллельных классов. Пять раз говорить одно и то же скучно, поэтому в первом классе дети читают сами и пересказывают – называется «работа с книгой». Во втором классе читают вслух (отработка межпредметных связей) и пересказывают. В третьем— учитель всё выучил, слушая пересказы детей, поэтому рассказывает сам весь урок, привлекая свой опыт. В четвёртом и пятом – как в первом и втором. Прекрасная методика! Я потом тоже её опробовала.

Брат Андрей был очень потешным мальчиком и ещё вежливым: «Я извиняюсь, мне салатику!» Потом эта просьба в нашей семье употреблялась в разных ситуациях. Например. «Я извиняюсь, можно мне выдать немножечко денежек». Андрей – геолог – это трудная профессия, связанная с изысканиями в земле. Он часто в экспедиции. Женился поздно. Вся его любовь принадлежала родителям, сестре, а потом маленькой племяннице. Он и мою Иру катал в коляске с удовольствием, а когда она выросла, Женя сказала, что ему нравится такой тип женщин, как моя взрослая дочь. Ире тоже нравится такой тип, но пристают к ней другие типы.

Сейчас из-за политической обстановки, из-за финансов мы не видимся. Слава Богу, что есть скайп!

Мамин младший брат Василий – предмет для беспокойства. Развёлся с первой женой Леной, там общий ребёнок Людмила (дядя Вася помогал потом ей). Причина развода – любовь на стороне – Рита.

Вася и Рита.

Рита родила мальчишку – наш брат, голубоглазый и с чувством умора, Валерка. Семья поселилась в станице Приазовской, завели обширное хозяйство, дядя Вася, как говорят, – человек с руками. Особая его гордость пчеловодство, мед тёк рекой.

Беда грянула откуда не ждали. Рита поехала в Москву себя показать, людей посмотреть, песен попеть, а песни было с кем петь. У неё там сестра и 7 племянниц, которые работали на денежных работах: в посольствах водителями, на государственных дачах у генералов горничными. Рита посмотрела на их достаток, на то, как часто и весело они поют песни и написала письмо Васе: «Вася, в гробу я видела всё наше хозяйство со всем его скарбом, остаюсь в Москве. Если хочешь, подавай на развод. Валерке тоже здесь нравится».

Получив удар, Вася стал пить, хозяйство захудало, и через год такого житья и тоски по Рите, он отправился к ней в Москву. Жили на госдаче, где он работал комендантом у генерала, командующего войсками стран Варшавского договора, а Рита горничной. Правда, хохотушка Рита долго там не задержалась. Баловник генерал хлопнул её по попе, а генеральша увидела. Риту перевели кастеляншей⁵ в ресторан «Архангельский». А дядя Вася так и проработал 20 лет у генерала, тот любил его, и они часто пили самогон, который дядя Вася гнал.

Были и подработки, Вася, когда приезжал в станицу к нам, рассказывал, как можно быстро в Москве заработать денег. Звонит одна из соседок (тоже генеральша) и просит наколоть орехов на сациви, другая просит посушить одеяла и бурки. И всё это щедро оплачивается. Генерал помог с квартирой, теперь они стали принимать всю родню в гости.

Я с мамой полетела на юбилеи Васи и семейной пары. Праздновали в Ритином ресторане. Музыка играла, мы танцевали, на меня запал какой-то двоюродный племянник Сталина⁶, можно сказать, что замучил танцами. Вот как можно в Москве приблизиться к истории: Сталин «замучил», да, понесло Остапа.

Там же отдыхала компания во главе с Расулом Гамзатовым – аварским поэтом. Мы с тётушкой Галей, будучи причастными к литературе, подарили поэту сирень, привезённую из Краснодара, а он прислал на наш стол бутылку шампанского и шоколадку. Да, ещё я разговаривала с итальянцами на их языке, видимо, что-то съела.

Ночевали мы на одной из генеральских дач, сбились все родственники на одну большую кровать, так как боялись, что на нас могут напасть. Утром, когда Вася пришёл за нами, то хохотал, позоря нас: «Здесь под каждым кустом охрана».

Когда прилетели обратно в Краснодар, то услышали по радио, что произошла авария на атомной электростанции в Чернобыле.

У нас много фотографий с родственниками, но нет ни одной, где бы мамины братья и сёстры были бы вместе. Всегда кто – то по разным личным причинам не доезжал.

Сверху: Поля, Катя, Галя, Люба; снизу: Вася, бабуся и Сеня. Нет Дуси.

Отмечали в Армавире день рождения бабуси.

На кладбище наши родители лежат рядышком – наш отец Василий Данилович Промогайбо и Евдокия Яковлевна с той же фамилией.

Валя, Миша Смирнов, Галя Козаченко и Витя.

ИЗ ДЕТСТВА

Наверное, школа – это то, что написано на роду, во всяком случаи мне. Поэтому и поступала только «на учительницу». Были и корректировки: Матильда – душевно больная домработница Клары Ивановны – увидев меня первый раз и услышав о том, что я будущая учительница, сказала: «Ей бы лучше «зингера»⁷ крутить». Портниха не портниха, а, наверное, повариха из меня бы получилась хорошая. Но судьба сказала: только «на учительницу». Что же помогло. Мартанская уверенность родителей в том, что это чистая работа, денежная, уважаемая.

Что было со мной вчера – не помню, а вот первый день в первом классе стоит перед глазами.

Первый класс. Взрослые: Евсеевна, Серафима Ивановна, Иван Сергеевич.

Парты громадные, хотя потом помню отца в классе, и они ему по колено. Зойка Руденко уселась задом наперед, все остальные по развитию такие же, но я умела писать «папа и мама», правда, делала это справа налево. В классе около пятидесяти детей, и среди этого количества шесть человек умственно отсталых конкретно. У нас математика, а они обед вытаскивают (в бутылках молоко, сало, яйца и т. д.)

Бедная любимая Серафима Ивановна! Как она нас к Новому году читать научила! Я была глубоко уверена в особой миссии первой учительницы: в туалет она не ходит и не ест. Она жила здесь же при школе, поэтому скоро мне был нанесен удар: увидела, как она ест тюльку, ну и кое-что ещё в уборной, которая была во дворе и без всяких делений на кабинку.

Мне нравилась арифметика (отец Витьки Дубинина требовал, чтобы устроила Серафима Ивановна соревнование, дабы выяснить, кто лучше знает предмет). Я и сейчас быстро и правильно считаю.

Пение преподавала моя родная тетя Галя, она приходила с патефоном, и мы пели: «Мишка с куклой бойко топают…». Репертуар из садика, она училась тогда в дошкольном педучилище. А её роль в Мартанской школе огромна. Будучи пионервожатой, она восстановила историю станицы, был составлен список ветеранов Великой Отечественной войны. А её роль классного руководителя в выпускном восьмом классе уникальна.

border=0 style='spacing 9px;' src="/i/14/626314/_34.jpg">
Актив Мартанской школы №55

Класс (девчонки, в том числе моя сестра, преобладают) собирается на вечер встречи 6о лет. Советы отряда и дружины, концерты, для которых были пошиты специальные сарафаны. Танцевали только старшие дети, но кто-то заболел и взяли меня (то ли, потому что высокая и худющая, а может, и по блату) без репетиции. Выступали в клубе, людей набито, а на мне в танце рвется змейка танцующих. И вот я там повеселила станичников: то в левую руку платочек возьму, то переложу в правую, никакой синхронности. Хохот стоял дикий, а я переживала.

Других учителей тоже помню: Черкашин Иван Сергеевич, директор школы, запомнились линейки, где отмечались праздники и решались дисциплинарные дела. Он ещё преподавал немецкий язык, наверное, ещё с фронта помнил. Его методика заключалась в следующем: приветствие и прощание на языке захватчиков, дальше запись по его бумажке разговорной темы, перевод слов, которые надо знать наизусть. А на следующем уроке все рассказывали этот текст. Мне однажды от него досталось за то, что не приготовилась. Никаких учебников не было, а может быть, их нам просто не выдавали.

Его жена Варвара Ивановна – первая леди, капризная, властная, но именно она научила нас на уроке домоводства готовить пюре по особому рецепту. Её мы и боялись, и ждали.

Антонина Ивановна, Клавдия Прохоровна, Раиса Григорьевна— учителя начальной школы, кто их не знает в Мартанке. Козырев Михаил Андреевич, математик, был у нас в седьмом классе на замене, и на меня со шкафа упал какой-то прибор. Он, наверное, сильно испугался за дитятко, схватил Витьку Дубинина, которого считал виновным, тряс его со словами «подлец», меня успокаивал: «Детка, не обижайся на него. Дубинины все из-под угла мешком напуганы, не обижайся».

Особая песня – Алексей Григорьевич Терновой. По большому счету, он не только математике нас учил. В четвертом классе мы остались без учителя. Серафима Ивановна перешла работать в садик, ждали Брюховецкую Раису Григорьевну (она ехала с Севера), так вот с нашим классом никто справиться не мог, кроме Алексея Григорьевича. Да, он ещё и на баяне играл, руководил хором. Помню, как он советовал нам быть пытливыми: «Заведите, как я, блокнотики, записывайте незнакомые слова. Вот сейчас открою любую страницу – буква «Д» – здесь у меня слово «дебаты», рядом синоним «споры»». Я «дебаты» запомнила навсегда, хотя, наверное, редко употребляю. Помню его улыбку, юмор: «Промогайбо, положи ко мне сумку на стол и домой за родителями быстро, как коняка. Я расскажу им, как ты ведёшь на уроке». Помню его аккуратность в письме.

Я, коняка, в 4 классе.

Надежда Петровна – преподаватель географии и истории. Всегда с картой, благодарна ей, я неплохо знаю расположение стран мира, интересуюсь политикой.

Почему дети жестокие? Квартиру учителя обмазали глиной, думаю, без совета взрослых там не обошлось. И она сильно переживала, по-моему, из-за этого она даже уехала из станицы.

Валентина Никитична—учительница моего брата, молодая, красивая, тип Валентины Терешковой, приехала в брюках, тогда Мартанка ещё не знала такого. На долю ей выпало большое испытание: несколько собственных детей умерли. Потом над мальчиком и девочкой она дрожала, как и моя мама над нами.

Были и другие учителя, работали недолго, уезжали: быт трудный. Антонина Николаевна и Виктор Сергеевич – классные руководители. Ольга Михайловна и Ольга Ефремовна—русский язык. Тамара Карловна – завуч, её никто не любил. Молодые физруки, в которых не только я была влюблена.

Я прочитала повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие» – она меня потрясла, показала Ольге Ефремовне, ей тоже понравилась. Она разрешила потратить несколько своих уроков для чтения вслух – такой тишины на уроке класс не знал.

ОДНОКЛАССНИКИ

1969 год – 7 класс.

Нюся К. и Аня П. Это одно и то же лицо. Именно с ней мы играли в Серафиму Ивановну, когда возвращались понизу из школы. Было жарко, мы снимали наши форменные платья и состояли в беседе на школьно-семейную тему: ругали учеников, рассказывали про мужа Володю (так звали супруга нашей учительницы), почему-то нас не смущало то, что он был один на двоих.

Однажды я бросила в колодец лоскуток тюля, которым Нюся дорожила (надо было меня так довести). И помню, что мы не могли дружить втроем (третья Татьяна Колесниченко). Некоторое время семья К. жила в сарае с барашками, перестраивали свою хату. Как я завидовала такой романтике! Ещё помню, что уже в новой хате, на печке, мы играли в парня и девушку (очень интимная игра), у нас вырастала беременность, рождались дети, а дальше куклы. Парнями никто не хотел быть, пришлось даже привлекать нашего совсем маленького Серёжу, но он кайфа не понимал и всячески сопротивлялся. Вот, называется, не помню.

Подружки детства, одноклассницы Танюся и Анюся.

А как мы выезжали с поклажей на природу в заброшенный сад, именно выезжали, чтобы играть! Здесь уже присоединялась и Таня Колесниченко. Грузили все на тачку, кроме того, несли ещё и в руках, строили там хатки, и понеслось: парни и девушки.

В школе Нюся была гениальной переписчицей. Приходят с Колей Ворониным пораньше и каллиграфическими почерками переписывают. Она раньше меня научилась ездить на велосипеде, у неё был проигрыватель с гнущимися голубыми пластинками.

Потом в восьмом классе начала дружить с Колей Брюховецким. После школы уехала в Краснодар учиться на секретаря-машинистку. Другого образования у неё не было. Город её не интересовал, потому что в Мартанке уже образовалась своя компания: Валя Кусаева, Тимоха и Витя П., который стал её мужем. Он повесился. Брат Миша её утонул, рано умер дядя Сережа – отец, а потом еще и шестимесячный сыночек Миша скончался от воспаления легких. Так они и жили с тетей Леной в станице. Был у неё шанс стать матерью для дочери Николая М., за которого она выходила замуж, но семья не сложилась.

Я захожу к ней, когда езжу на кладбище, иногда перезваниваемся. Судьба её не пощадила, осталась одна в своей хате. Трудится, у неё всегда порядок и в доме, и в огороде, и на работе, следит за собой. Аня, прости за мои наблюдения.

Почему ты не любишь имя Нюся, ведь это произвольное от Анюси, можно и меня назвать Танюся, Нюся.

Взрослые дамы Татьяна и Анна, маленькая внучка Маша.

Я выше приводила примеры, где упоминала Таню Колесниченко.

Таня старше нас на один год. Смелая, задиристая, сообразительная. В Мартанку по большим праздникам привозили мороженое. Продавали с грузовика, чтобы станичники не смяли продавца. Кое-как выстроилась очередь. Татьяна становится в неё. Давали по два пломбира в руки, но у нашей героини денег на большее количество. Таня покупала норму и становилась опять в очередь. А когда приближалась к продавцу, пломбиры были съедены. И так пока деньги не кончились. Нет, всё-таки, какие здоровые дети у нас в Мартанке!

Мы с Нюсей замыслили коварное дело – вместе побить Татьяну (она поколачивала нас поодиночке). Возвращаясь из школы, в портфель положили тяжелые камни, ударили этим пару раз Татьяну по голове, но на всякое «справедливое» дело – есть «несправедливое». Нас увидел гроза нашего края Колька Ч. Он забрал наш портфель, выбросил камни, а мы во все ноги помчались ко мне домой. Понимая, что мама Тани нам этого не спустит, спрятались в туалете. Это было зимой, только выпал снежок, и наши следы привели тётю Дусю вместе с моей мамой к месту нашей дисклокации. Мама Тани требовала наказать нас тут же. Но моя мама её остановила: «Тёска, они завтра помирятся, а мы с тобой не будем разговаривать».

Мама не вмешивалась в ссоры детей. Говорила: «Сами поругались – сами и миритесь». Нас с Нюсей она поругала за камни в портфеле, и мы, печальные, уселись на лавочке перед двором. На горе показались Татьяна со своим братом Толей и стали кидать в нашу сторону велосипедное колесо. За колесом надо было спуститься, и вскоре они подошли к нам, и уже вчетвером мы играли.

Моя кума Таня К. с крестницей Алёной.

Толя – большой сочинитель. Моя сестра раззадорит его, просит рассказать, как он воевал с Чапаевым в гражданскую войну. Он рад вниманию, и понеслось. Мы уже для него белогвардейцы, Толя сидит на выдуманной им тачанке и поливает нас жесточайшим огнём, ну и дальше в том же духе. Однажды он забежал к нам в хату, страшно взвинчен и на выкате глаз талдычит: «Тётя Дуся, вот так вы воспитали вашу Таньку, она нашу супоросную свинью побила велосипедным колесом». А я ни сном ни духом. Колеса у меня не было. «Побила» – это редко со мной в жизни было. Мирная мама моя возмутилась: «Иди отсюда, пока я тебя, чёртова свинья, сама не побила».

Да, Толик – человек среднерусская возвышенность. Лишь бы начать движуху, и мы будем отбиваться из дробовика.

Таня Мохонь, сейчас Путилова. В Мартанку приехала к своей тетке Симе (моя первая учительница). Училась с нами в 5 и 6 классах. Не знаю, но, наверное, ей не сладко жилось. Была она высокая, полноватая, с вечными ранками на ногах, наверное, это от климата. Я получила доступ в квартиру Серафимы Ивановны, там были книги, какие-то безделушки. Мне нравилось там убирать, по-моему, я даже ночевала у них, когда взрослые куда-то уезжали.

Таня уехала опять на Север, не помню, чтобы мы переписывались. А встретились, когда стали мамами маленьких детей, она приезжала в отпуск. Потом Таня, посмотрев на моё житьё, прислала пододеяльник. Таня переехала в Краснодар и опять мне много помогала. Дочь говорила: «Давай позовём тётю Таню Путилову, пусть она нам телевизор переставит». Я носила её кожаный пиджак, чувствовала в нем себя очень зажиточно, потом она доставала мне австрийский костюм и платье. Лучших нарядов у меня не было. Когда с мебелью в стране было плохо, она мне и моим подругам поставляла стенки, ковры, паласы. Никогда ни за что мы не переплачивали. Таня говорит, что я ей, как сестра. Когда Путилова (фамилия по мужу, который рано умер) работала в учебном комбинате, обшивала нас с дочерью.

Таня Мохонь. Подруга-сестра на всю жизнь.

Путилова для меня такая, как у Газманова в песне: «Друг, как брат». Она не сплетница, очень порядочная. Впереди у неё нелегкое время: из-за болезни ног быт для неё очень тяжел. Видимся редко – так нельзя.

Зина Х., в замужестве Мирошникова или, как она себя называла, «кулацкая внучка».

Ходева, брат, Промогайбо⁸.

Их семья переехала в станицу из Хутора, когда Зина уже училась в пятом классе. Жила семья, как и все – небогато, строились, торговали тем, что вырастили. Меня удивляло то, как мне казалось, с какой легкостью они продали нажитое и уехали в другое место. Зина в школе была старательная, активная (я староста – она председатель отряда, может, наоборот), преданная, в восьмом классе мы не расставались. Она хохотушка, причём смеялась глазами.

В девятом классе я училась в Армавире, очень тосковала за всеми, ждала встречи с Зиной на первых каникулах. Помню, как она пришла, а я на неё набросилась с объятиями и криками: «Она ничуть не изменилась». Моя мама удивилась: «А как она должна измениться за два месяца?»

Подружка после 8 класса осталась в станице, познакомилась с молодым специалистом – строителем М. и стала говорить уже: «Саша, Саша…». Саша оказался деловым человеком, прозорливым. Они перебрались в город Туапсе, где он занимал высокую хозяйственную должность (правда, закончил всё бесславно – пьянки, гулянки), жили и работали в Монголии. С помощью мужа Зина окончила строительный техникум. Сказались её «кулацкие» корни, она умеет собирать денежку.

Однажды мы с Ирой у них отдыхали. Утром лежали на диване и боялись, что забежит Надюшка, младшая, и ударит кого-нибудь по голове. Ох, и боевая девица была.

–А где ваш папа? – вопрошала Надя.

–У нас нет папы, – отвечала Ира.

–А вы поставьте на балконе кровать, он там и заведется, – поучала мудрая Надюшка (их папа спал на балконе).

Потом семья распалась, не оправдалась Зинина уверенность: куда он денется от детей. Делся, в другой семье есть тоже дети. Девчонки: Таня и Надя— материально обеспечены. Когда Зина приезжала в Краснодар, то в ней чувствовалась уверенность обеспеченного человека. Она сдает несколько квартир. Молодец, Ходева!

В наше время связь утратилась. Спасибо интернету и телефону, мы опять нашлись.

Коля Д. – моя любовь на всю жизнь, как мне казалось. Он мне снится очень часто, но всегда уходит. Не помню, с какого класса он и его друзья начали проявлять ко мне интерес. Коля Д. и Коля. С., Петя К. – после всех школьных вечеров шли за мной на приличном расстоянии. А с моей стороны никакой инициативы, думала, так будет всегда, а они пропали.

Оказалось, появились другие интересы, наверное, нашёлся кто-то поумнее. Потом, правда, мы с К. целовались. Это было на новогодних каникулах у нашего дома. Шел снег, я выбежала раздетая, он укутывал меня в свою куртку. До сих пор помню этот запах. Ох, романтика! На другой день он уезжал в училище, где учился на механизатора. А я, идиотка, всю ночь думала: идти провожать или нет. Почему с нами никто не говорил на тему, что всегда лучше тот человек, которого знаешь.

Святая троица и мой младший брат.

Потом мы с ним виделись редко, но я всегда ждала встреч. Сначала радовалась, когда видела его маленький трактор с кузовом впереди, торчала на калитке: увижу – счастье. Потом следила за его зелёными Жигулями, просто за машиной – стоит или нет у дома его родителей.

Один раз он позвонил мне в Краснодаре, хотел заехать, а я такого наплела, что у меня воды нет. Он удивился: «Зачем мне вода, я тебя хочу увидеть». А потом сказал: «Больше я никогда не позвоню». И не позвонил.

Он жил и работал на Севере, тяжелый труд водителя большого грузового автомобиля. Наверное, у него на этой работе была возможность сохранить свою независимость, гордость. Женат на нашей станичной Тане К., у них дочь, живет в Москве, есть долгожданный внук. Супруги на пенсии вернулись в Краснодар, он помогал своей маме, которая уже умерла. Тётя Лена – прекрасная женщина, помогла мне советом, как решить проблему, связанную с отцом.

Я редко сейчас бываю в станице, его не вижу, но Аня Кацеба говорит, что когда он с сестрой Людой заезжают к ней, то спрашивает обо мне. Если и были редкие встречи, то я вела себя с ним, как идиотка, болтала без передыха, задавала дурацкие вопросы, а он был приветлив. Коля, это я от волнения такая дура.

Татьяна! Успокойся. Пенсия на книжке – вот твоя радость.

АРМАВИР

Этот город не какое-нибудь захолустье, а старый, с историей железнодорожный узел. А история моих родственников в нем началась с дяди Сени – маминого старшего брата, партизанившего в окрестностях во время Великой Отечественной войны, работавшего директором одного из заводов, депутата городского совета, он пошёл в 82-года голосовать и умер возле урны. С помощью дяди Сени в Армавире поселились тети Поля и Галя. Вот к этой доброй душе я и поехала учиться в 9–10 классах.

В Мартанке только восьмилетка. Можно было ещё учиться в Саратовской, как учились, например, Люда Глушко, Витя Дубинин. Для этого просыпаться в 6 часов, идти на вахту и ехать 20 км туда и 20 км обратно. Родители согласились с тётушкой, что для ребенка это трудность.

Со своим нехитрым скарбом приезжаем в Армавир на ул. Вокзальную, 13, кв. 9. Это чуть ли не на перроне. Тётушка занимает одну комнату, подведомственного железной дороге дома, в общем коридоре с Григорьевной. Персонаж достоин описания.

Всегда в одной одежде, серой, грязной. В комнату к себе не приглашает. А когда всё-таки удаётся заглянуть в дверь, то увидишь там такое, что мама не горюй. Она работает на перроне вокзала, собирает всё, что валяется и приносит к себе. Бороться с этим бесполезно, такая бережливость у неё с войны, когда немцы угнали её в германский концлагерь. Галя подкармливала её, но она часто отказывалась, говоря, что уже ела. Готовила иногда себе в общем коридоре непотребный змеиный супчик⁹. С нами она приветлива, иногда шутила. Все свои сбережения экономила для племянника Пикалова-военного человека, недалеко живущего с семьей в частном доме. Они предлагали ей жить у них, а она не хотела быть обузой. Жила до самой смерти в этой комнатке.

Давайте лучше про тётушку.

У неё дочь Ира на два года младше меня. Спали мы с сестрой на одном диване валетом, дружили всю свою жизнь. В этот период начала заниматься спортом, спорт стал её профессией, она у нас чемпионка мира по пятиборью.

Умерла Ира в сорок два года. Двоих её детей (мальчику 8 лет, а девочке 12 лет) растила тётушка. Это потом, а пока она воспитывала нас.

На соревнованиях в Академии физкультуры города Краснодара.

Тётушка работала в садике за мизерную зарплату, училась заочно в пединституте, как и я, она учитель русского языка, но в школе после окончания филфака не преподавала. Денег катастрофически не хватало. Мои родители присылали каждый месяц пятьдесят рублей, но это капля. Эти деньги она клала в сервант и говорила: «Таня, тебе прислали родители». С этих денег платили за курсы кройки и шитья, на которые она меня устроила, с этих денег справлялись школьные нужды. Родители привезли картошки, закатки, что-то я привозила из дома, когда ездила на каникулы. Рацион нашего питания нехитрый. Супчик на первое, из вторых блюд картофель, жаренный или варенный, иногда с сарделькой.

Вторая мама, Галина Яковлевна, и я.

Пошли мы поступать в 18 школу, там училась сестра. Зачислили меня в 9 «Г». Он формировался из вновь прибывших учеников, но был там костяк, переведенный из другой школы. Дети эти сильные в знаниях. Их почему-то знали некоторые учителя, а главное – наш учитель физкультуры Елена Сергеевна. Женщина невысокого роста, худенькая приветливая, любящая детей. Физкультура – единственный предмет, на который мне хотелось ходить. Я бегала быстро, даже посылали на городские соревнования. На остальных уроках полный ноль.

Моё свидетельство Мартанской школы оказалось фикцией. Особенно была катастрофа с немецким языком, математикой, химией, физикой, русским. Это очень ударило по моему самолюбию. Быть первой в восьмом классе и последней в девятом. Я пыталась решить проблему: хотела уйти работать, но тётушка сказала, что в 15 лет на работу не возьмут. Когда было особенно трудно, ходила к стоматологу, вырвала все больные зубы, а здоровые дядька отказался вырывать. Домой уезжать было стыдно.

Притерпелось всё из-за одноклассников. Не было такого, как в фильме «Чучело». Моими подружками стали Людка Филатова, Светка Позднякова, Женька Катуржевская, Людка Брюханова, иногда к нам присоединялись Лера Люц – девочка музыкант, Людка Шадрина, Танька Якимова. Они-то стали мне помогать: кто объяснял, а кто и списывать давал. Из мальчиков чаще с нами общались Володя Пашигоров – комсорг класса и Саша Скоков. Есть фото, на нём наша вся компашка, там Саша держится за сердце. Это его жизненная позиция, сердечно относиться к людям. Сейчас Саша с женой живут в Краснодаре, как и Толик Кропин, всё никак не соберёмся. То меня ковид придавил, то Толик болеет, а у Саши никак не получается – деловая колбаса. Трудно представить Кропина больным – спортсмен. Его любимое словечко в классе было «ништяк». А у нашей компании –«давеча», «намедни».

Компания единомышленников.

Мне нравилась литература, а особенно учитель Тамара Карловна. Это пожилой человек высокой культуры, к нам она обращалась на вы, говорила тихим слабым голосом, никогда не показывала, что сердится. А сердиться было за что: шум, невыученные уроки. Особенно мне нравилось, когда она анализировала наши сочинения, за них у меня было стабильно 4/1. Учитель меня хвалила за свежесть мысли, за не списывание из книг и ругала за русский язык. Как в слове «здравствуйте» можно делать две ошибки. О, как много зависит от учителя-педагога.

Тамара Алексеевна, учитель химии, жалела меня из-за того, что я не живу с родителями, наверное, думала, что их у меня нет. Натягивала твердую двоечку за ответ на слабую троечку.

Математик Зоя Федоровна сдерживала свой гнев. На бестолковых грех сердиться. А вот, когда её замещал преподаватель вуза, то смотрел на меня, как на микроба. Ему, бедному, не дано было понять, откуда такие дурынды берутся. Имя его не помню, а вот, как они с Витенькой Овчинниковым бились у доски за истину в математике – помню.

Витенька – спорщик, беззлобный человек, по-моему, дружил со всеми, за что и был любим всеми. Уже от одноклассниц я узнала, что у него шесть дочек, с женой не живёт, а живёт на даче. Говорит: «Я их не понимаю». Тоже позиция.

Взрослый Витя Овчинников.

Вове Пашигорову нравилась Света Кулик, мне она тоже нравилась, хотя особо не дружили. Сейчас в «Одноклассниках» шлём друг другу приветы. На последней встрече в ресторане Володя напомнил мне помещика Троекурова¹⁰– такой холёный, толстенький, ну, как я. Пашигоров, не обижайся, хорошего человека должно быть много. Сейчас с такой фигурой и Игорь Голубев, и Перепелицын Саша.

Вовочка и Любочка.

В Армавир я езжу редко: то на похороны, то на свадьбы, а вот с Людкой (мы так называли друг друга Танька, Светка) Филатовой, сейчас Кузнецовой, мы дружим через расстояние всегда. Есть люди праведники, на них земля наша держится. Людка такая. Приветливая, работящая, честная. Никого не осудит. Вырастила своих троих детей, помогает и с внуками. Таким был её папа. В школе мы посмеивались над интересом Кузнецова к ней. Слава богу, они поженились. Проработав в школе много лет, я знаю, такое случается нечасто. Спрашивала Люду: «Почему Николай такой сердитый». «Для порядку, – смеётся, – такой характер». Плюс и минус характеров дали большую любовь. Ведь это она их держит вместе.

Вечер встречи выпускников.

Про многих ещё хотелось бы написать, но остановлюсь на красивом мальчике класса. Это Саша Шарафудинов. Для него я была такой же, как и для пришлого математика – микроба. В школе ведь обращают внимание на учеников, которые учатся прилежно, а уже в старших классах проявляют интерес к девочке или к мальчику. А для меня мальчики нашего класса были недосягаемы. Я себя тихонько вела, не причиняя никому вреда. Да и мне мужское население знаков внимания не оказывало. (Лирическое отступление). Вернёмся к Саше Ш. Я понимаю, как таким красавчикам трудно жить, женский пол замучает взглядами, да ещё и звонить будут. Воспитывал его отец-летчик, а может, это ложная информация. Только знаю, что и Саша стал летчиком. Я так уверовала в научную гениальность Ш., что думала: «Он будет космонавтом». Очень следила за полётами в космос, надеясь увидеть его фамилию. Саша, видела в «Одноклассниках» твою любимую жену, ты так и написал «любимая». И у тебя, надеюсь, в семье правит любовь.

А свою любовь в этом классе я всё-таки «проморгала». Сидела за партой с Володей К. и считала, что он присел мне на уши, хотя с удовольствием его слушала. Происходило всё следующим образом: он садился за парту и с места в карьер начинал рассказывать, как вышел вчера из школы, что произошло по дороге, как дела у них дома. Информации хватало на все уроки. Голос у него уже прошёл мутацию, поэтому бас мешал вести урок. Ему делали замечания, выгоняли из класса. А историк Ольга Михайловна, интересно накрашенная дама, наверное, больше любила мальчиков, чем девочек, поэтому пару раз выгнала меня со словами: «Он бы не разговаривал, если бы ты не слушала». Всё правильно.

Я, подпив на выпускном, целовалась с Шуриком Р. Как оказалось, К. из-за этого подрался с Р., и я опять не поняла причину. И ещё, когда на электричке уезжала домой к родителям, и меня провожали девчонки, он тоже был на вокзале, но не подошёл. Это он потом об этом написал из армии. К тому времени я уже жила в Краснодаре, работала. Володя писал обо всем, естественно, кроме военных тайн. Я ему отвечала. В конце каждого письма прощалась шутливой фразой: «Целую в счёчку». Конец этой истории драматичен. Из армии он не поехал домой, а приехал ко мне, нашёл меня по новому адресу, где я, успев выскочить замуж, жила с мужем. Увидев его, я растерялась, пролепетала что-то невразумительное. Он ушёл. Узнав в чём дело, муж назвал меня стервой и ушёл его искать. Пришёл Дзюба поздно, сказал, что нашёл К. пьяным на вокзале и отправил его в Армавир. Я так и не узнала правду – было так или нет. Никаких вестей о нём у меня нет. Кто-то сказал, что он умер. Я горевала. А потом несколько лет назад Люда Филатова обрадовала, что Володя жив. Я об этих событиях никому не рассказывала, предав огласке, я хочу попросить прошения за душевную черствость, за непонимание человеческих чувств. Володя, прости, если сможешь.

Фотография из армии.

В десятом классе мы пошли в поход. В этом походе я приобрела болезнь на всю жизнь, называется клаустрофобия, боязнь замкнутого пространства. Взяли две палатки—для мальчиков и для девочек, ночью мы с девчонками зашнуровались, а мальчишки вырвали колышки. Я оказалась в такой панике, какую не описать словами.

Потом мне приходилось ходить в походы, но никогда не пользуюсь палаткой, говорю, что люблю считать звёзды и сижу целую ночь у костра. Школа, в которой я работала тридцать лет, ежегодно проводила туристические слеты. В качестве классного руководителя старших классов я сопровождала детей, вот где приходилось не спать. Ходили буквально с ружьем, чтобы дети нам внуков не наделали, а я бралась дежурить за всех, чтобы только в палатку не заходить.

Ещё мы ездили на Чегем. Ночевали в Орджоникидзе на турбазе, там в деревянных домиках не было дверей. Ночью пришли местные и стали на нас светить фонариками. Мы, девчонки, перепугались, но на защиту пришла классный руководитель Валентина Васильевна, говоря, что в комнате спят дети начальной школы с родителями. Хулиганы ушли. Помнится, на Чегеме, пардон, мне понадобился туалет, пошла к красивому домику, но вместо привычного М и Ж там были нарисованы петух и курица, причём разницу между ними художник слабо показал. Я, конечно, заперлась в петушка, вылетела оттуда пулей. Теперь, случись воспользоваться общественным туалетом, я покрываюсь испариной. А вдруг я не туда зашла. Как видите, наши страхи с детства.

Что ещё припомнить не знаю, хотя были же и экзамены, и Василий Андреевич Бабаян – лучший из армян, поставил в мой аттестат по физике «хорошо», за что, не понимаю, были и другие одноклассники, о которых я не написала. Был Емельянов, называвший девчонок «цимцимбарочками», меня мучил тем, что изменял фамилию: ПромоЧайбо, ПромоРгайбо, но мучил он не только меня, но и учителя биологии, спрашивая дотошно, сколько надо потратить сперматозоидов, чтобы у него с будущей женой родилась девочка. Говорят, у него двое детей. С ним мы ездили на соревнование по бегу. Удивительно, он такой внешне неспортивный. «Ну, что, ПромоЧайбо, мы всех победим», – призывал он перед стартом, но я не помню этой победы. У меня есть фото с выпускной линейки, где мы с ним в обнимку.

Промогайбо и Емельянов.

Восемнадцатая школа, спасибо тебе за одноклассников, которые были ко мне терпимы, за друзей. Спасибо учителям, которые смогли вложить в мою слабую голову какие-то знания.

Я не с первого раза, но всё-таки поступила в университет на филфак, там я выучила, наконец, русский язык, полюбила литературу, овладела какими-никакими навыками сочинительства. Моя внучка сейчас учиться там же. Это уже династия: тётушка, я и внучка. Спасибо, Армавир, я тебя люблю.

БЫЛА БЫ ВРАЧОМ

В городе осень. Почему-то запомнилась, аллея белолиственниц, стоят голые, а облезлая кожура тут же валяется. И деревья стыдятся, и их небрежно сброшенные платье. Наблюдение грустное, а настроение взвинченное: бегу устраиваться на работу и не куда-нибудь, а в медицинский институт.

В этом году я окончила среднюю школу. Поступала на истфак университета, но развитие деревенской школьницы на два с минусом. Грамотность нулевая, смекалка отсутствует. Знакомый преподаватель истории помогал, как мог, чтобы девочку вытянуть, задал дополнительный вопрос: какие литературные журналы я знаю. Назвала «Юность», «Октябрь», и хлопаю глазёнками. Он помогает дальше: «Московские литераторы выпускают журнал по названию реки». «Москва» – радостно сообщаю. Преподаватель разошёлся и ещё вопросик: «А в Ленинграде?», – и я радостно сообщаю: «Ленинград». Дура!

Надо было по названию реки – «Нева». В общем, понимаете, вас ждут великие стройки.

На стройки не пускают родители. Говорят— по здоровью не прохожу. А в станице работы нет, кроме производства табака, а это опять—по здоровью не прохожу. Как сказал мой красивый сосед, ты какая-то комнатная, хотя и звал потом замуж.

Уже октябрь, а я на шее у мамы с папой. Помог случай. Мимо двора проходила бывшая станичница, теперь работающая в городе на фарфорофаянсовом заводе. Расписала маме прелести своего предприятия: работа в три смены, можно красть выпускаемую продукцию, надо придумать только, как эту продукция выносить. Например, все женщины покупают бюстгалтеры на несколько размеров больше, чтобы обогатиться чайными чашками. Наверное, поставленный в серванте сервиз да льготная прописка меня вдохновили. Прошла медкомиссию, которая подтвердила, что я могу работать на вредном производстве (видно, это только на табаке мне работать нельзя).

Спасла от тюрьмы за кражу Зоя Ивановна— бабушкина соседка. «Вы что белены объелись, как ты будешь добираться на другой конец города, когда у тебя третья смена». Да, не довелось мне поносить лифчик третьего размера.

Зоя Ивановна велела прийти в мединститут. Вот туда-то по красивой аллейке я и направляюсь со страхом и гордостью.

– Будешь работать препаратором на кафедре психиатрии.

Кафедра находилась на территории психбольницы – ул. Красная,1, а ул. Красная,3 – это уже Крайком партии. Я заблудилась (как Гадя Хренова Петрович¹¹). Спас меня опрятный симпатичный доктор, который работал на этой же кафедре, правда, называлась она не психологией, как я ему сказала, а психиатрией. Разницы я не понимала. По дороге он расспросил о моём знатном роде, о перспективах на будущее. Добрый человек – заключила я.

На кафедре были все такими. Там не было соперничества, злобы. Там любили все друг друга, а меня особенно любили и оберегали. Один только ординатор Саша Паршиков называл меня брандахлысткой¹², лапедрой, оппортунисткой, на которую нет тридцать седьмого года.

Оппортунисткой я стала, когда напечатала отчёт в Отдел здравоохранения. Этот отчёт проверила доцент, но, будучи человеком занятым, на начало, в котором лижут задницу товарищу Брежневу по самые брови, пропустила. А там-то я и ошиблась, не со зла, конечно. Короче, как говорил Товарищ Брежнев на 24 съезде … (у меня он получился БРЕХНЕВЫМ, а отдел здравоохранения —ЗДРАВООХРЕНЕНИЕМ.) Умные люди, зоркие сидят в этом ЗДРАВООХРЕНЕНИИ. Позвонили профессору Хромову, старому умному человеку, который не садился в кресло, если там сидел кот Кузя. А кота – развратника и дебошира – поил регулярно валерьянкой врач «Скорой помощи» – Поддубный. И тогда этот старый наркоман Кузя шёл к профессору и укладывался спать в кресло. Никто кота так не жалел, как Николай Александрович.

Понимаете, учёный не стал заниматься моим безграмотным вопросом, поручил доценту. Тот собрал кафедру, прочитав претензии, хохотали полчаса, решили меня не увольнять. Но вот Саша Паршиков прилепил ко мне прозвище «оппортунистка».

Нигде больше, ни на одной работе я не получала столько знаний и доброты. «Наш ребёнок», – называли меня. Моя любимая Клара Ивановна говорила, что это про меня в песне поют:

Жила к труду привычная, девчоночка фабричная.

Росла, как придорожная трава.

На злобу не ответная, на доброту приветная,

Перед людьми и совестью права.¹³

Клара рассказывала нам о прочитанных книгах, ввела с лаборанткой Галей в свой дом. Я гуляла на свадьбе её старшего сына Валеры и Алисы, младший Миша был в меня даже влюблён. Муж Артур Михайлович, адвокат по профессии, помог моему отцу в трудную минуту, не взяв никаких денег, хотя потратил на это весь день в другом городе. Клара Ивановна рассказывала о муже с юмором, даже о его грехах: купил пятнадцать рубашек, застрочил в талии выточки, значит, появилась новая любовница.

Эдуард Павлович, Клара Ивановна, я, Галя Поляева и Александр Викторович.

Утром говорит нам с Галей, что сегодня после работы пойдём к ней, муж привёз из командировки много вещей. Смотрины происходили следующим образом: «Смотрите, девчонки, молодец Артур – купил мне польские босоножки тридцать шестого размера (она носила 40)», —а Артур в это время сидел за стеной и наслаждался комплиментами жены. Из чемодана привезённого импортного барахла ей подходило две – три вещи. Остальное мы сдавали в комиссионку, где раскупалось всё моментально.

– Вот, видите, сколько у нас денег. Пойдём на толчок¹⁴ за своими размерами, хорошо, что он это купил, деньги остались в семье, не прогулял.

Артур зашёл на кафедру и пригласил жену в ресторан пообедать, берут меня. Когда отходит официантка, Клара Ивановна объясняет шкалу образованности женщины по Артуру. Чем больше зад у конкурсантки, тем она образованнее.

Артур Михайлович умер рано. Они любили друг друга, прощали.

В мои обязанности препаратора с бешеной зарплатой в шестьдесят два рубля пятьдесят копеек входило иногда печатать на машинке, что проверялось всеми грамотными людьми. Я приводила больных на занятие к студентам; мыла полы и следила за порядком в помещении. Последнего я явно стеснялась. Студенты, молодые люди, меня вниманием не обходили, а это, понимаете, некрасиво появляться у них перед глазами с тряпками. Нашла выход – приходила на работу на полтора часа раньше, и кафедра сияла. Коллеги заметили чистоту и помогали, как могли.

Больных я боялась, так как меня погоняла тётка по отделению, могла и прибить. Ей не понравилась моя причёска, без медицинской шапочки вход в отделение запрещён. Но там дежурили молодые санитары, которые однажды закрыли меня в наблюдательной палате, а буйный больной стал объясняться мне в любви, кажется, полюбил меня навечно. Когда его выписали, он подстерёг меня на ул. Красной, гнался и предлагал жениться. Бог уберёг, спасибо.

На санитаров и медбратьев я не обижалась, принимала участие во внерабочей жизни, числилась у них на комсомольском учёте, ходила в поход на Лысую гору, была членом волейбольной и баскетбольной команды.

На тренировках меня преследовал фельдшер Витя, попала под его чары, пока одна из его жен, игравшая с нами, не рассказала, что Витя очарован всеми особями женского пола, которые ещё могут двигаться. Да и случай помог. В походе, подпив, все разбрелись по окрестностям. Витя и мне предлагал подняться на гору повыше, но я сослалась на то, что я повариха, уходить от костра нельзя. Я люблю огонь, разговоры и песни у костра. Мы остались вдвоем с умным взрослым санитаром, мужем кафедрального ассистента, секретарём больничкой комсомольской организации. Он многое объяснил, просидели так до утра, подкладывая дрова, слушая первозданную красоту леса.

Утром собрали из-под кустов туристов и отправились домой, несли нехитрый скарб¹⁵ мы с секретарём. Особенно был жалок Витя, женщины и алкоголь сделали своё чёрное дело.

Мужская половина кафедры стабильно отмечала День медика пятого числа каждого месяца. Собирались поодиночке в кафе парка имени М.Горького. Из приглашённых дам а, значит, и не участвовавших в складчине, были я и старший лаборант Галя Поляева. Никто из мужчин нас с Галей не соблазнял. Мы были подружки, знали все их секреты, особенно Галя.

Галя родом из Таганрога, там окончила медицинское училище, служила в армии, познакомилась с будущим мужем, приехала с ним в Краснодар, но семейная жизнь не сложилась, жилья не было, поэтому жила она на кафедре со своим чемоданом, постелью и швейной машинкой. Модные наряды себе шила сама, да и всем остальным подшивала, пришивала, что отрывалось. Я тоже ходила в её продукции. Вернемся в парк.

Под стаканчик вина да под шашлычок или чанахи¹⁶ велись разговоры о больных, о лечении, о новинках медицины, разговоры эти я всегда слушала, может быть, не понимая, но искренне радуясь своей причастности к этой компании.

Клара Ивановна не раз говорила мне: «Брось думать о своём педагогическом факультете, из тебя получится хороший врач». Я стояла на своём. Мама сказала: «Иди в учительницы, работа чистая». Как часто я вспоминала эту фразу, проведя десять уроков в 2-х сменах, или, выслушав очередной бред родительницы, утверждающей, что я не люблю её дочь.

Попытки поступить в университет заканчивались провалом два года, как думаете, кто помог, конечно, Клара Ивановна. Её хорошая знакомая, заведующая одним из отделений психбольницы, наслушавшись похвал обо мне, попросила своего мужа, декана филфака, не упустить такой талант. И он помог, следил за моей успеваемостью все шесть лет. Спасибо Вам, добрые люди.

Учёба учёбой, а бурная внерабочая жизнь продолжается. Хожу с Галей по всем её женихам. Мальчик Вова Кузнецов (мальчиком его называла Галя) жил с родителями, мужику больше тридцати, закончил престижный вуз, но с работой не торопился. Что Галю в нем привлекало? Маленького роста, с животиком, с претензией на избранность. Наверное, юмор, квартира в центре города, умные друзья детства этого же района. На одного из его друзей такого же балбеса со смешной фамилией запала и я, узнав его домашний телефон, звонила без договоренности.

Спас меня ещё один друг – серьёзный врач-онколог. На одной вечеринке в честь Седьмого ноября он пригласил меня на танец и сказал: «Ребёнок, куда ты лезешь, у этого парня ты можешь стать сто пятой женой, если тебе повезёт, а так рассчитывай только на пятьсот третье место его девушки». Перспективы меня огорчили, да и он не домогался.

Потом у Гали появился новый возлюбленный красавец-боксёр. Мы пошли поболеть за боксёра в спортивный клуб – там-то и настигла меня любовь всей моей жизни, у нас дочь совместная. Судьбу конем не объедешь (это другая история, вернёмся к ней позже).

У Кузнецова и Саши Паршикова был общий друг—Володя Фенёв, вот он-то и уговорил меня перейти работать на Краснодарскую турбазу: «Молодая, красивая девчонка, бегаешь тут среди душевно больных людей, пока кто-нибудь не придушит». И то правда, уже по улице не могу ходить, кажется, что за спиной кто-то есть.

Так закончилась та славная жизнь в начале моего пути, где все меня любили и берегли. Я ещё общалась с моими любимыми несколько лет, но глупость характера в том, что я переживала: отнимаю драгоценное время у людей на общение со мной, скучной тёткой.

А когда обстоятельства жизни вернули меня в мединститут, то это была другая кафедра: с завистью, с доносами прокурору, со сроками в тюрьме. Слава богу, мне срок давать было не за что. Став ассистентом кафедры русского языка (об этом чуть дальше), я ушла из мединститута и не только из-за зарплаты.

КАФЕДРА РУССКОГО ЯЗЫКА

Это место работы мне снится до сих пор, и сон заканчивается сожалением о том, что вернулась на кафедру русского языка. Замкнутый круг.

1 сентября 1977 года я отвожу ребёнка, которому год и три месяца, в ясельную группу садика. Иду к Зое Ивановне в отдел кадров, и она направляет меня для знакомства на кафедру.

Само здание кафедры находится во дворе института. Такой флигелёк для прислуги, а прислуга это я. Это мне пришлось бегать по двору, чтобы решать хозяйственные вопросы кафедры. Решая их, прошлось перезнакомиться со многими службами института, стать уже не гадким утенком, а небольшой лебёдушкой. То есть уже я в профкоме, и получаю общежитие на улице Красной, и не плачу за съёмную квартиру 40 рублей. Я бегаю с бумажками от института с целью выделения кооперативного дома, в котором и для меня будет двухкомнатная квартира.

Да мало ли ещё чего произошло там со мной. Например, контингент, который обучают преподаватели —иностранные студенты разных стран, мечтающие познакомиться с русской женщиной. А я уже в разводе. Сижу, печатаю какие-то бумажки, подходит ко мне Тутанхамон – студент из Конго, и такой диалог (он говорит на ломанном русском языке, но всё понятно):

– Танечка, ты замужем?

–Да, – говорю на всякий случай, хотя я уже в разводе.

– Если бы ты была моей женой, то кольца бы у тебя были на каждом пальчике. Мой папа министр юстиции Конго. Когда я окончу институт, то займу его место. У меня большой дом, современный парк машин.

– Здорово. Я подумаю. Партия вы завидная, а какой красавец! – я говорю с иронией, но он не понимает, стоит, улыбается во все свои 32 конских зуба – чёрный, как кот моей бабушки.

Отказала я Тутанхамону и не только по политическим мотивам. Через несколько месяцев он привёл свою русскую жену, Таню, показать, что я потеряла. Студенты рассказывали: в каникулы он отвёз Таню на родину для того, чтобы она привыкала к роскоши и ещё к четырём женам и нескольким детям Тутанхамона.

Были и другие, например, дружеские доверительные отношения. У меня как у старшего лаборанта есть почасовые занятия. Понедельник. Начало урока, входит студент из Бангладеш. Худющий, как сказочный Кощей Бессмертный (у студентов из этой страны находят 13 видов глистов, которые почти не выводятся, поэтому с ними не хотят знакомиться русские девушки). Зовут этого бедолагу Прохатаматлахам. Я не ошиблась – так в документах. Говорит:

– Тётя, (он не может запомнить слово «преподаватель» или моё имя и отчество) меня вчера забыли.

– Как и где?

– На кафедре хирургии. Я в субботу читал методичку. Тётя (читай лаборант) закрыла кафедру и ушла. Хотел позвонить, но телефон закрыт у профессора в кабинете (сотовая связь тогда отсутствовала). Кафедра находится на четвёртом этаже. Открыл окно —вижу – идёт другая тётя. Я кричу ей, тётя, ехай сюда, она не понимает и крутит у головы (читай «у виска») пальцем. Тётя, как я должен спросить у тёти, чтоб она меня открыла.

Повторяем опять тему «Диалоги».

Хватит о бедных студентах, конечно, были и другие, например, из Европы, которые мило улыбались, когда я им рассказывала о лучшем в мире здравоохранении в СССР.

Немного о коллегах.

Нина Романовна – заведующая кафедрой. Человек,знающий классно не только методику преподавания русского языка как иностранного, но и человеческие характеры, а главное, как этими характерами управлять. Мне она помогла получить общежитие, говорит: «Сколько ты будешь просить? Дай взятку председателю профкома. Пусть мама зарежет индюка и подари к празднику». Мама зарезала два индюка. Помощь от Нины Романовны была ни один раз. Спасибо Вам большое, Нина Романовна!

Нина Романовна и Фёдор Иванович. Сотрудники кафедры русского языке.

На этой фотографии мой любимый преподаватель русского языка на кафедре – Федор Иванович Ворожбитов. Работали с ним мы недолго. Человек удивительной деликатности, скромности.

У него была дача. Он меня закормил тем, что выращивал, причём его никогда нельзя было поймать на преступлении. Общежитие, стук в дверь, открываю –никого, а стоит ведро картошки или черешни. Или прихожу на работу, а на моём стуле висит пакет со всякой мелочью: лук. чеснок, фасоль, яблоки с мою голову и т. п.

Говорю ему: «Федор Иванович, не надо этого делать, мне родители всё это дают». «Много- не мало, ешь или закатывай, дочка».

У него был друг Виталий Бокалдин – известный на Кубани поэт, с ним он учился в школе и в институте. Федор Иванович тоже писал стихи, но никогда не показывал, говорил: «Чепуха!». Хотела бы я почитать эту «чепуху». Был у него один недуг, но об этом не мне судить.

После Нины Романовны на заведывание пришла Логинова Елена Федоровна, кандидат наук, доцент.

Всё стало по-другому. Сказать, что это добрый человек, это ничего не сказать. Она просто готова была стать для всех сестрой, а для меня матерью. Её задания были дружескими, всегда с улыбкою, не помню, чтобы мне она делала замечания. Правда, на ошибки в русском языке указывала в тактичной форме. Кафедральные «писатели» типа А. и О. нервы ей вытрепали, да и другие деятели пытались под себя подмять, но этот крепкий солдатик был по-настоящему крепким. Кафедра не знала нареканий и в экзаменационный период, порядок был и в бумагах, имя которым легион.

Елена Фёдоровна, Лидия Константиновна, я, Ира.

Я прошла по конкурсу, напуганная арестами на кафедре, боялась каких-либо подработок, а преподавательская зарплата в сто двадцать рублей никак не устраивала. Помогли друзья, устроив в профессиональное училище, где зарплата двести двадцать рублей плюс такая же премия в квартал. Елена Федоровна отговаривала меня, говорила, что ещё надо будет учить в институте дочь. Потом, когда я стала немного полнеть, называла меня «толстая Дзюба».

Нина Мишаустовна – мудрая адыгейская жена, доцент, старший преподаватель. У неё есть маленький сын – поздний ребёнок. Он часто приходит с ней на работу, так как в садик его не водили— домашнее воспитание. Сочувствую матери, которая в таком положении, всё-таки должна ходить на работу, и ей каждый день приходится придумывать истории, почему она опоздала на работу и почему надо на два часа раньше уйти. Это что-то типа: «Шёл, встретил Аллу Пугачёву, помог ей перейти дорогу».

Однажды смотрю, Мишаустовна прибежала, нервно что-то выкладывает из далеко не дамской сумочки, среди этих предметов был и утюг. «Зачем утюг?», – спрашиваю. Говорит, что забывает посмотреть, выключила ли его из розетки. Нине Мишаустовне я очень благодарна за русский язык. Она учила меня грамотности, раскрыла тайны языка, например, будучи докой в языке, считает, чтобы стать грамотным, надо знать такой раздел как «Словообразование». Учила житейской мудрости: муж – это крыша над головой – разводиться нельзя. Её «крыша» периодически поколачивал, ревнуя к каждому столбу, брутальный джигит служил на кафедре политической экономии престижного вуза.

Были ещё три преподавателя: Галина, Фаина и Инна, которые ко мне очень хорошо относились, но кампания чистки команды первого секретаря КПСС в Краснодарском крае Медунова и его зятя Эдигарова, работающего доцентом на кафедре философии, приобрела всесоюзный размах. Получили сроки стрелочники: Галина, Фаина, Инна. Их жизнь оказалось разрушенной: ушли мужья, умерли родители, серьёзные сроки в среде, абсолютно чуждой им.

Как говорят, от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Господи, помоги, вразуми нас не оступиться.

Владимир Александрович Качаев – тип человека, каким должно быть заселено общество людей. Образован, работает по специальности, окончив институт Дружбы народов, в совершенстве знает английский язык, понимает язык пушту, так как работал в Афганистане, красив, правда, немного лысоват. В сплетнях не участвует, людей не осуждает.

Трудовая повинность. Я и Качаев.

Готов защитить честь института на сборе моркови и на спортивных состязаниях, куда вместе со мной и второй лаборанткой был направлен. Страна должна знать своих героев. На Затон (это место на берегу реки Кубань, именно там проходили спортивные соревнования вузов города) мы прибыли к назначенному времени. Как говорится, в боевом снаряжении: я и Качаев в спортивной одежде, а Людмила Николаевна в юбке. На месте было решено не палить Кривоносову и тихо удалиться в сторону пивной забегаловки Затона. Сказано – сделано. Потом у нас это был пароль-призыв: «А не пора ли нам на соревнование!»

Людмилу Николаевну на кафедру привела я. Она моя соседка по Красной – жила в квартале левой стороны улицы, а я жила на правой. А Людмила в свою очередь познакомила меня с Лихатской Галиной – моей подругой по сей день. У Людмилы семья: муж и двое детей. Она прекрасно готовит, любит шоколад, причём до такой степени, что заказывает его в Москве, а потом прячет от своих детей, говоря: «У детей должна быть здоровая мать!».

Когда в институте летом шли вступительные экзамены, нашу кафедру оккупировала экзаменационная комиссия, и нас туда не впускали. Но отпуск на это время мы не брали, а ехали с желающими собирать арбузы в загородные бахчевые поля. Работа в солнечный день, да и арбузы нелегкие, но оплата щедрая: бери – сколько унесёшь. Уносили мы по восемнадцать штук. Как уносили – секрет!

Людмилина мама надоумила нас эти арбузы продать, так как денег у меня практически не было никогда, я с радостью согласилась, думая, что тётя Надя продаст и мои арбузы. Но нет, тётя Надя сказала: «Учись зарабатывать сама!». Продавала я так: становилась к прилавку на той стороне, где покупатели, стояла непричастная к товару. А когда покупали, то говорила, чтобы деньги клали на прилавок – хозяйка сейчас подойдёт. Таким образом, за несколько дней заработала сто шесть рублей. Это большая сумма по тем временам, сравните – моя зарплата старшего лаборанта – сто двадцать рублей. Мы бы и дальше богатели, но нас стали разыскивать в институте. Нужна бригада для сбора моркови, без нас с Людмилой никак. Условия те же – плата ведро моркови, а мы брали два. На рынке морковь стоила дёшево, поэтому я не связывалась с торговлей, а раздавала знакомым и родственникам.

Старшим преподавателям пришла к нам Лидия Константиновна Злобина, ставшая подругой и родным человеком.

В лингафонном кабинете. Я и Лидия Константиновна.

Сидим с ней на кафедре: я печатаю, а она что-то изучает, разговаривать необязательно. Но Лидия задает вопросы, на которые сама и отвечает:

– Ты знаешь заведующего кафедрой КПСС. (Я не успеваю ответить). Хороший мужик! А ты к нему обращалась по каким-нибудь вопросам? Интересно, помог бы, – этот «диалог» мог продолжаться бесконечно. Мне никаких потуг на ответы. Да и она их задает без напряга – думает о статье.

Лидия болеет, мы с Пильниковой позвали её в кино. В огромном зале гробовая тишина, идет какой-то сердечный, требующий переживаний фильм, а у Лидии время еды. Вся пища завёрнута в фольгу, и она начинает шелестеть, угощает нас курицей. Весь зал ощетинился не известно, от чего больше: от запаха курицы или от шума фольги. Чуть не выгнали нас из кинотеатра «Аврора».

Страшная болезнь рак душила её. Она последний раз позвала нас на день рождения, много шутила. Мы ей рассказывали о наших болячках. Муж Лидии пошутил, что, когда Лида умрет, не из кого будет выбрать следующую жену. Вот такой юмор. На самом деле Злобин очень любил Лидию. Я считала пару образцом семейных отношений.

Незабвенная Лидия Константиновна умерла.

Татьяна Николаевна Пильникова пришла на кафедру из комитета комсомола института. Совсем недавно они с мужем вернулись из Сибири в Краснодар, сняли однокомнатную квартиру. Татьяна хорошо знала язык, учила меня, как могла. Юмором подкупила всю демократическую часть нового коллектива, а меня особенно, и стали дружить семьями. В их квартире условия жизни были лучше, чем у нас в общежитии. Мы с дочкой ходили к ним купаться, ели традиционные сибирские пельмени, безмерно хохотали. Таня аккуратистка сумасшедшая. У неё два фирменных наряда и одни туфли на большой шпильке, и в этом она ходит на работе и дома. Говорит: «Почему Качаев на кафедре должен видеть меня красивой, а муж в халате?!».

Когда Сашик поступил в московскую аспирантуру, и они переехали, мы с Татьяной после отдыха на море повезли им телевизор, вернее полетели в Москву на самолёте. Денег не было ни у них, ни у меня, поэтому по Москве не тратились, а ходили пешком. После одного такого кросса я принимала душ. Раньше я обратила внимание, что у неё в хозяйстве много розового: бельё постельное и нательное. Она пояснила, что купила дешёвую розовую краску и теперь всё освежает. Короче, после выхода из душа я обнаружила, что весь мой наряд, включая нательное, выкрашен в розовый цвет.

Ещё в Краснодаре в семье Пильниковых появился ребёнок Коля. Это мой крестник. Крёстная мать из меня плохая, крестник не получал подарков. Коля, когда был маленьким, проявлял себя хулиганом. Некрасова предупреждала меня, что он выбрасывает часы в унитаз. Хорошо, что я заметила, как он это делал. Правда, новые часы работать перестали.

Сейчас Пильниковы живут в Москве. Коля взрослый, человек с серьёзным образованием. У Татьяны есть силы работать в школе. Дети её любят. Юмор в этих отношениях занимает не последнее место.

Дорогая моя жизнь! Спасибо тебе за десять лет работы в медицинском институте! Спасибо, друзья, умершие и живущие, за любовь, за дружбу, за общение! Спасибо, жизнь!!!

ОБЩЕЖИТИЕ, УЛИЦА КРАСНАЯ, 87

Я позавидовала жильцам, когда зимой в слякоть смотрела общежитие. Центр, дешево платить, тепло от газового отопления. Убогости комнат, санузла и не заметила. Шестого марта я заселилась, сидела – не высовывалась, в комнатке были чужие вещи, вернее, видимость вещей женщины, уехавшей на Север, но меня это очень смущало.

Первая на меня наехала Кроличенко— ближайшая соседка тринадцатой комнаты. Но быстро сменила гнев на доброжелательный тон, пригласила на чай. Меня поразил ритуал: красивые чашки, салфетки. Потом я и сама так делала.

Свадьба Татьяны и Валеры. Ребёнок – моя дочь.

Она говорила после этого события, что будет «авестой», когда вырастет.

Татьяна Павловна – доцент кафедры биологии. Прекрасная хозяйка, ставшая для нас примером. Она прекрасно знала институт, его сотрудников, знаток искусства, много путешествовала, рассказывала о городах, в которых была. Мы стали свидетелем её романа с аспирантом из Киева, а потом гуляли на их свадьбе. Праздновали рождение их дочери Олечки. Она младше наших детей, но отлично с ними ладила, особенно с моей дочерью. Сейчас Оля работает стоматологом, и наша вся семья у неё лечится. Таня долго ухаживала за своим мужем, когда тот заболел, а с кафедры ушла на пенсию в семьдесят лет.

Татьяна Александровна Пылева заселилась в комнату позже меня, пришла из замужества, оставив пусть и плохонькое жильё, но тоже в центре.

Дорогая Пылёва.

Её бывшего мужа совесть не заела. Сейчас у него жилья достаточно, думаю, что хотя бы Лене–дочери – мог предложить недостроенный дом на их совместном участке. Но он уже привык не обращать внимания на тех, кто рядом. Живет мужик для себя. Короче, за жильё, в которое вложены их с мамой деньги, Пылева не боролась.

Татьяна – человек добрый, готова помочь в любую минуту. Сначала жила ради Лены, потом ради мамы. Для себя, похоже, уже не надо ничего.

В гости приехала Елена Владимировна – мама Пылёвой.

Однажды у меня зимой пожарники отключили отопление, вернее напугали, что отключат, система изношена, и с минуты на минуту ожидается техногенная катастрофа. У меня ангина, в комнате холодно, а для устранения беды нужны кирпичи, песок и цемент. Тогда магазинов, где бы это продавалось, не было. Я приглядела стройку через квартал, дождались с Пылёвой двенадцати часов ночи, пошли воровать. Воспитание и у неё, и моё эту операцию именно так и воспринимало. Взяли мы кирпичей шесть в сумку, несем за две ручки. Вокруг никого. И вдруг: «Гмы-гмы», —слышим и видим, за нами бегут два мужика.

–Девчонки, давайте знакомиться.

–Нет, мы не такие, – ускоряем шаг.

–А что там у вас такое тяжелое, кирпичи, что ли?

–Нет, —не сговариваясь, кричим мы.

Кавалеры так и отстали.

Однажды мы решили пойти на Кооперативный ранок. Там по субботам приезжали автолавки. Мне нужна была обувь, а Пылёвой— кофта. Проснулись рано. Утренний ветерок приятно бодрил. Вышли на Красную, и вдруг сильный порыв ветра. О, Боже, на нас с этим порывом вместе с мусором понеслись, вы не поверите, деньги. Причём это были крупные купюры, для нас крупные – пяти, десятирублёвки. Мы, не считая, стали собирать. У меня приличная пачка, у Пылёвой также. На улице никого.

– Наверное, кто-то потерял, – говорит Пылёва.

– Да, – соглашаюсь я, – смотри, вон дядька пошёл.

– Мужчина, не вы деньги потеряли? – вопрошает       Пылёва.

Мужчина прибежал очень быстро, выхватил у нас деньги, показал в кармане дырку, оттуда выпали гроши, и быстро убежал. Деньги, конечно, не его, по одежде это был бомж. Повезло мужику на дур.

Ни одна из купюр не прилипла к нам. А на рынке ничего не купили, подходящее попадалось, но у нас не хватило денег.

Честность и открытость для таких дам, как мы с Пылёвой, порок.

Дамы с дохлыми собачками.

Моя любимая подружка срочно уехала— заболела её мама. В двери оставила записку для иногородней больной, та должна ночевать у неё. А в записке написала, что ключи у меня. Ко мне в дверь стучат. Стоит парень цыганистого вида, но меня это не смутило. Девиз мой: «Все люди братья!». Он приветливо улыбается, говорит, что договаривались о встрече с Таней. Я, желая подруге счастья, приглашаю гостя в комнату общежития, чтобы рассказать обо всех её добрых качествах, угощаю чаем. Чтобы я ничего плохого о нём не подумала, он на почтенном расстоянии показал удостоверение работника прокуратуры. Конечно, мне было неудобно этот документ рассмотреть поближе, может гость подумать, что я ему не доверяю, обидится. Арик (так он представился) окинул взглядом мою небогатую комнату, спросил, где я работаю и кем, посокрушался, что мединститут так мало платит сотрудникам и ушёл. Больше мы этого «жениха» не видели. Таня его вообще никогда не видела.

Когда нас кто-нибудь обманывал, мы шутили, но не каялись, так: «Арик прилетал!».

Постарели мы с подружкой как-то неожиданно, дочки наши выросли, закончили высшие заведения. Врач и медсестра. Дружат, кумовья, и не такие наивные, как мы.

Ольга Ивановна Латиник— подруга из общежития. Она старше нас, но душой молода, а обстоятельства жизни такие же, как у нас.

Запомнилась история о важной миссии, доверенная нам профкомом – перепись двадцати пяти семей института. Выбрали переписчиков: я от профкома, Ольга от администрации (она по должности заместитель заведующей научной библиотекой) и Лена, недавно назначенная заместителем главного бухгалтера. Серьёзная команда. На десять дней нас отстранили от основной работы.

Собрались для совета у Ольги в комнате. Она предложила по городу не мотаться, выбрать три-четыре семьи, у кого есть телефоны, и посоветовали им хорошо приготовиться (накрыть стол, разумеется, со спиртным). Таким образом, мы опробовали анкеты по переписи, изрядно повеселились, анкетированным тоже разрешалось в этот день не приходить на работу. Остальным мы заполнили анкеты самостоятельно в последний день, сидя на улице Красной перед зданием, куда требовалось сдать документы. Долго думали, кого послать относить документы, потому что за эти дни мы изрядно «перенапряглись». Хотя неплохо проводили время. Завтракали, обедали с «дамской водой», чтобы дети не догадались, так мы называли вино.

Слава Богу, перепись закончилась. Нам объявили благодарность по институту, правда, обошлось без премии. Мы стали друзьями с заместителем главного бухгалтера – Леной.

Первомайская демонстрация. Лена и я.

Курочкины Володя и Таня появились в общежитии значительно позже. Даже как коменданту пытались дать мне взятку. Конечно, хотелось денежки взять, так как их у меня постоянно не было. Хорошо, что не взяла. Стыдно было бы всю жизнь. Володя кандидат медицинских наук, сейчас оперирующий хирург детских глазных болезней, заведующий отделением. Таня – врач-лаборант. В то время для меня они были образцом семьи, да и сейчас, конечно. Приехали в общежитие они с дочкой Катей, а потом родился сынок Серёжа. Володя отлично играл на гитаре и вместе с Таней они пели. Мы никогда не слышали, чтобы они сорились. Познакомились с их родственниками. У Володи это мама, отец, брат Сергей. У Тани— мама, сестра Виола и отец, учивший меня снимать порчу. Хорошие люди, сейчас встречаемся редко, но как родные.

ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ

Если бы не добрые люди, наверное, до сих пор поступала бы. Училась я, правда, заочно. Ничего лучше и придумать нельзя. Работаешь, а потом – вызов на сессию, и ты – студентка, сидишь на лекции, преподы тебя не трогают, пока не начнутся практические занятия и экзамены. Я села на последнюю скамейку в аудитории с партами амфитеатром. Там же оказались ещё две дамочки. О них позже.

А сейчас о добрых людях – преподавателях, тем более что запомнились немногие.

Георгий Павлович Немец – декан факультета, отец родной для студентов, а особенно для меня. Пользуясь знакомством, могла подойти к нему с любым вопросом, но я не надоедала. Читал он у нас современный русский язык один семестр. Предмет знал досконально, строил лекцию логично. Мы успевали всё записывать, по ним легко было готовиться. Не у всех преподавателей так, Доцента Остроумова, читавшего тот же предмет, но в другом семестре, слушали с восторгом: ценили юмор, примеры, рассказы о жизни, записать было нечего. Любовались человеком, хотя он был невысокого роста, болезнен.

На этом же предмете «кормился» профессор Лыков – жадюга и ловелас, трудно пришлось нашим красивым девушкам. Людка Боярская – красавица, приглашённая профессором сдавать экзамен к нему в гараж, хотела бросить институт, но потом, через два семестра, Г.П.Немец поставил ей «отл.» за знание предмета. А вот Таня Погудина, вытерла помаду рукой и шагнула в гараж со словами: «От меня не убудет, кому ещё комиссарского тела». После свидания рассказала нам: «Ничего страшного. Три минуты, сопя, походил вокруг меня, а потом за перегородкой мылся пятнадцать минут». Вот люди! Чего только о ловеласах не набрешут.

Здесь ещё хотелось бы рассказать об одном профессоре биофака. Там училась моя дочь. Этот светило с пьяных глаз перепутал время экзамена. Обвинил в этом студентов и устроил им Кузькину мать. Ставил в зачётку, невзирая на знания, «удовл.», а зачётку, не ленясь, выбрасывал в окно. Пришлось ставить человека под окно и ловить летящий с третьего этажа документ. Да, это светило ещё и декан этого факультета.

Станислав Николаевич Чумаков – преподаватель античной и зарубежной литературы. Тогда он только закончил аспирантуру, имел академические знания по всей литературе, читал не по бумажке. Как только он мог запомнить столько имен и фамилий: Джульетту и Ромео, Лопе де Вега, Сервантес, всех Дюма, всех античных богов Зевс, Посейдон. А главное, научил нас распознавать героев, да ещё и на всю жизнь. «Зевс» (это его кличка) до сих пор работает, моя внучка Маша у него учится. Я работала на турбазе с его отцом, Николаем Николаевичем Чумаковым, у такого человека не мог быть другим сын.

Преподаёт ещё и сейчас у внучки мой научный руководитель Куценко Флорина Павловна. Как она со мною намучилась, пока я писала дипломную работу. Придумала ей название «К вопросу о пейзаже у М. Ю. Лермонтова» и защитила меня от профессора по русской литературе С., который засомневался в самостоятельности работы.

Пришли за меня болеть на защиту однокурсники из разных групп. Ох, и отметили мы тогда это событие у Шаповаловых. Я, танцуя на столе, вырывала по листу из дипломной работы, подписывала: «От автора», – и щедро раздаривала. Веселились, острили долго, но нам не хватило. Пошли в ресторан. Миша Самарский заплатил за всех при входе и ещё раз заплатил при выходе. Официанты оказались ловкими ребятами.

Миша ухаживал за мной красиво, не жалея средств ни моральных, ни материальных, предлагал замужество. Мне это всё нравилось, но вот каждый суслик агроном. Так и я, честная ё, считала, что если он имеет деньги, то живёт неправильно. Да и ростом он на сантиметр ниже меня, понимаешь ли. Отказала. На что он ответил: «Дура ты, Танька, я же тебе замуж предлагаю не для того, чтобы таскаться по Красной, а чтобы принести тебе кусок мяса». Правильно, Миша, дура!

Шаповалова Людмила – тоже подруга по университету, жили мы недалеко друг от друга – она в одесском дворике на улице Фрунзе. Дворик семей на девять объединяло, как и нас в общежитии, застолье. И это застолье стало проблемой для Людмилы. Она спилась, причём произошло это очень быстро. После университета Люда работала в престижном месте. Мы часто собирались либо у неё в семье, либо у нас в общежитии. А потом произошло какое-то отдаление. Я перестала к ней ходить, так как приставал её отвратительный муж. Через какое-то время позвонила Людмила и пригласила, сказав, что это важно. Удивил её внешний вид: вся в синяках, неопрятный наряд. В средствах они с мужем не нуждались, помогал отец Володи, работающий чиновником в первом эшелоне Волгоградского Обкома КПСС.

Оказывается, Володя ушёл из семьи (у них дочь старше моей Иры на год), нашёл новую жену побогаче. Она директор центрального универмага.

Людмила в тоске усилила приём алкоголя, у неё появилась новая компания, и с ней она хотела меня познакомить, сказав, что это все интеллигенты: певец из Театра оперетты, доцент Института культуры. Боже, что я увидела. Это абсолютно спившиеся люди – алкоголики. На столе большая бутылка спирта «Рояль». А о чём они говорили – нельзя было понять. Когда компания вышла покурить, я, прихватив Людку, сбежала. Людмила возмущалась всю дорогу – почему они мне не понравились.

Я уговорила её лечиться, она согласилась, но не пришла в первый раз. Лечил её бывший мой ученик – целитель Витя Ш. Он предупредил её и меня о последствиях: если она опять будет пить, то её разобьёт паралич. Продержалась Люда полгода, а потом на Пасху разговелась. Обширный несовместимый с жизнью инфаркт. Хоронили её всем двором первого Мая.

Алкоголизм у Людмилы наследственный. Отца – горького пьяницу – раздавила машина. Мать воспитывала её одна. А я виню себя в том, что повела её лечиться, хотя какое бы будущее у неё было. Шутка Людмилы в момент тоста: «Не в угоду пьянству, дабы не отвыкнуть», – вовсе не шутка. А вот правда, когда она на мужа называла «франтик Петушков».

С лекции на первом курсе мы ушли в первый день втроем: Я, Королёва и Клычёва— все из разных групп. Объединило нас нежелание сидеть в душной аудитории, мы пошли на непарадную прокуренную лестницу, (там, видно, воздух посвежее) курили там, а кто тогда не курил, рассказывали истории про себя, нашли пустую аудиторию с пианино, Королёва играла и пела песню «Конфетки—бараночки».

К Ольге мы ходили есть наполеон, она хорошо готовила. У неё тогда был роман с грузином, он сомневался по поводу Ольги: брать эту русскую замуж или нет. Взял и, будучи министром пищевой промышленности в Абхазии, гордился её умениями. А Ольга сообщила нам, что Анзор вздумал поиграть в демократию и на одном из подчинённых ему предприятий, попробовал продукцию. Чуть не умер от отравления. Что мы едим!

Семья родила Рому и Костика, и, когда начался политический конфликт Абхазии с Грузией, уехали наши друзья жить в Словению. Ольга работала в университете, преподавала русский язык.

«Ира Клычёва, – как сказал один её знакомый, – девочка с берегов Синая».

Ей легко давалась учёба, но за прогулы её хотели даже исключить из университета. Помог тот же С. Н. Чумаков. А она помогала мне в учебе: давала списать контрольные – мы же в разных группах. Работала Ира в администрациях секретарём-машинисткой, легко меняла кавалеров.

Зашла ко мне на кофе в общежитие с одним красивым спортсменом, а потом передала его слова: «Зачем эта дура родила ребенка?».

Детей у Иры нет, она не выходила замуж. Жила с родителями в коммуналке стодворки. Её мама – Таня— честнейший человек, работая косметологом, в жизни не взяла коробки конфет или букета цветов, считала это взяткой. На фронте она познакомилась с Саичем— так Ира называла отца. Саич всю жизнь не мог простить Тане, что та в 1942 году не пришла проводить его на фронт. Любовь коварна.

Таня была гостеприимна, чистоплотна – при входе в их квартиру сразу заставляла мыть руки, угощала тушёной рыбой. В коммунальной квартире семья соседям не досаждала, ремонта не делали. Однажды я притащила ведро замазки и побелила потолок в комнате Иры, как Таня была благодарна, помогала мне всячески, а Ирка нервничала и всё время бегала курить.

С Клычёвой мы дружили долго, она приезжала к нам с подарками сначала для Иры, а потом для её детей. Подарки были всегда лучше моих. Она рассказывала о работе с юмором, слушала новости о моих родственниках. Считала, что может жёстко судить обо всех, в том числе судить и меня: делаю ошибки на письме и в речи, мы, деревенские, понаехали и захватили всё. Я терпела ради дружбы. А когда Ирка сказала, что она живёт всё-таки честно, то есть не то, что я, то меня это возмутило. Было обидно —она не видит, как мне трудно растить одной ребёнка, работать на двух-трёх работах, как тяжело было с жильём, но я его обустроила.

Я порвала с ней, не отвечала на звонки, да она потом и не звонила. Меня мучила совесть, я перечеркнула дружбу. Через несколько лет я позвала её на день рождения, сказала, что придёт наша однокурсница Шулика. Клычёва расспросила меня о наших знакомых, заявила, что её меньше всего интересует Шулика, да и я, наверное. Не пришла Ира.

Через несколько лет, когда я переболела коронавирусом и собиралась умирать, то позвонила Клычёвой и попросила «перед смертью» прощения, пригласила в гости. Она пришла, посмотрела наш дом, обговорили все новости, обещала принести картины, которые она уже не вешает на стены, сказала, что свою библиотеку отнесла в школу, где много лет работает библиотекарем, но любимые книги оставила и теперь подарит их моей внучке – Маша ей понравилась. На следующую субботу она не пришла, через неделю тоже. Я позвонила ей, пригласила на шашлыки. И тут она высказалась: «Ты угощаешь чанахами, шашлыками, тебе, Таня, что-то от меня надо». Я чуть со стула не свалилась. Нет, Ира, ничего не надо! Я тебя простила!

Шулика с Некрасовой и с Шаповаловой пришли к нам на курс из рабфака.

Лена Шулика работала парторгом на РМЗ. Уважаемый человек! Да и мы её уважали за справедливость, за порядочность. Ей было нелегко, нищенское детство, подлец и пьяница муж, сын по малолетке попал в тюрьму да потом из неё так не вышел. Разведясь с мужем, она ухаживала за лежачей больной свекровью, которая Ленку обожала. Эта женщина занимала в крае большой пост, перед смертью в знак благодарности подарила бывшей невестке Лене шкатулку с бриллиантами. Когда РМЗ разваливался, как и все заводы в городе, то сделал выплаты. Лене заплатили кирпичами. На них и на бриллианты она построила три дома: маме, себе в Краснодаре и большой дом на даче, кода она умерла, то дом на даче достался брату-алкоголику, дом в Краснодаре усыновленной трёхмесячной девочке Вике. Шулика успела передать доченьку её крёстной матери. Последнее время Лена жила с мужчиной Иваном Ивановичем, ему оставила маленькую квартирку, в ней она жила до построек домов. Купила Ивану машину.

Вот такие поминки устроила себе Елена Александровна Шулика…

Лидия Некрасова, как она говорила: «Первая жена писателя и поэта Николая Алексеевича Некрасова. И первая же жена его однофамильца Василия Ивановича», – директора школы в деревне. За него она вышла замуж в семнадцать лет. Семья из Сибири переехала на Кубань в станицу Красноармейскую. Он работал так же директором школы, она после университета преподавала в школе русский язык. Была переведена в районо, потому что была грамотным человеком. Родили Мариночку, её Василий приносил в университет кормить, сам потом ждал жену в машине. Отец у Лидии тоже учитель, а мать – домохозяйка, так как, кроме последней дочки, у них ещё и шесть сыновей. Все получили образование. Братьев Лидка любит, а вот невесток по молодости, ревнуя, критиковала. Я не помню, с чего началась наша дружба. Лидка, как сестра, любит меня бескорыстно – я её тоже.

С Лидией провожаем Машу в 1 класс.

От неё – сплошное веселье. Решили Некрасовы перебраться в Москву, нашли вариант обмена, Лидия написала семьдесят пять писем знакомым.

– Зачем?

– Спрашивала совет, опрос общественного мнения.

– И что все ответили?

– Одобрили.

– А если бы не одобрили?

–Всё равно переехали бы.

Лидка суетится, ездит в Москву.

– А что делает Василий Иванович?

– Решает задачи повышенной трудности. Москва – тебе не Красноармейка.

Василий Иванович в московской школе преподавал математику, был единственным мужчиной в коллективе, директор, женщины-учителя души в нем не чаяли. Лидия, поработав в детском доме, не смогла смотреть на нищету заведения, а тут подоспела перестройка, рыночные отношения. Лидка прошла всё: и с косами и мясорубками в Польшу, и покупала на Черкизовском рынке вьетнамские украшения. Короче, семью кормила она, построила дачу в Подмосковье, где на огороде выращивала все овощи, а в лесу собирала грибы и засаливала на зиму.

Подмосковье. Дача Некрасовых.

Мариночке помогла с квартирой, свахины жилищные условия тоже улучшила. Для семьи Некрасовых на первом месте всегда дочь, ради неё всё делается. Марина получила профессию экономиста. Работает в Совмине день и ночь, так как поддержать есть кому. Василий Иванович ушёл с работы и занимается внуками. Андрюша – победитель олимпиад, успешный студент, Сонечка тоже с дедушкой. А у бабушки на них не хватает нервов и времени, она торгует, зарабатывает деньги.

На даче.

Лидка помогает и мне: доставала лекарство для тети Гали, встречала моего брата из Вьетнама. Обогревала меня, когда я тоже решила заняться торговлей и на автобусе приезжала в Лужники отовариваться.

Прибывал автобус в Москву вечером, я ночевала у Некрасовых, а утром Лидия шла со мной на рынок, уговаривала продавцов снизить цену: «Дядька, пожалейте меня, гляньте на мою дочку. Эта шалава уходит вечером на гульки, а возвращается уже без сапог и пьяная», – и показывала на меня. Некоторые люди, улыбаясь, её жалели, снижали цену, и их не смущало то, что брали мы целую упаковку разного размера сапог, а я – прилично одетая дама – да ещё сама расплачиваюсь. Когда мы пытались поднять клетчатые сумки, то ничего не получалось, приходилось тащить их волоком. Хохотали, как ненормальные, говоря, что в старости нам аукнется. Что и произошло. С торговлей я завязала, когда за сентябрило, и надо было идти в школу учить детей. Рыночные отношения не всегда будут— так мне казалось.

Сейчас мы с Лидией в ссоре. Она всю жизнь, находясь со своей племянницей Оксаной в контрах, не простила мне того, что я с Оксаной общаюсь. А чего я должна с ней ругаться? Родители Оксаны, Анатолий (Лидин брат) и Нина, относились к нашей семье с уважением и вниманием. Оксана и её муж Сережа к нам с дорогой душой. Брат Максим-адвокат – помог в трудную минуту. Почему должна их ненавидеть? Я возмутилась. Сказала, свинья, об этом в день похорон её брата Юры, крепкий, красивый человек. Он умер от коронавируса. Лидка, я скучаю по тебе. Прости меня.

Вот такой он, мой университет.

Однокурсники, живые и мертвые, люблю Вас!

ДЗЮБА

Дзюба – мужчина, чью фамилию славим и я, и моя дочь. Столько времени прошло (Ире уже сорок пять лет). Познакомились с ним в конце февраля в Спартаке на соревнованиях боксёров. Потянула туда меня Галя Поляева, чтобы посмотреть на Андрющенко Юру. Дзюба нам попался на входе. Красавец, рост сто девяносто пять, косая сажень в плечах, на восемь с половиной лет старше меня. Во время боёв (собственно, мне было не до них) не спускал с меня глаз, а я чуть шею не сломала. Потом поехали все к Филиным, ну мы с ним уже женихом и невестой. Ушли вместе, ехали на такси. Я жила у бабы Насти, мне девятнадцатый год. Бабушка часто уезжала на дачу к тете Нине, так было и в ту ночь. Наговорил он мне тогда столько, что я, ждавшая принца, решила, что это и есть он самый. Утром я уезжала по работе организатором на туристическом поезде, причем у меня был с собой реквизит с обручами, встретили каких-то его знакомых, они пошутили над Юрием Андреевичем: не перешёл ли он в художественную гимнастику. Туристический поезд осуществлял экскурсии по Ленинским местам, у меня всё перемешалась, вся биография Ильича, одна из причин следующая – я бегала, искала переговорный пункт, чтобы позвонить милому. Сейчас это трудно представить, какая это морока. Звонила ему на работу, а телефон в кабинете начальницы, та девиц отшивала, да и Дзюба ударником труда не был – штаны на работе не просиживал. Слава богу, 8 марта поезд прибыл в Краснодар. Казань, Ульяновск, Ленинград остались без пытливого, туристического внимания, меня интересовали только телеграфы. Можно подумать, что я собираюсь их захватить. Слава богу, поездка закончилась, я дома. К вечеру появился возлюбленный, поразив моё воображение букетом тюльпанов. По тюльпану он приносил мне потом весь сезон их цветения. Встречались мы каждый день, это было серьезное ухаживание, до этого такого у меня не было. Я, конечно, не замечала, что он гол как сокол, без угла, брал у меня деньги, чтобы сходить в ресторан, брехал о своей якобы погибшей семье, сыне и жене. Закончилось все тем, что без стука, без грюка повезли суку, – так говорила баба Настя.

Мы без регистрации перешли жить на квартиру. Это было авангардное решение для 1975 года.

Бедная моя мама, она очень переживала, успокаивала себя, как только могла, говорила: «Он старше, значит, умнее, всё постепенно наладится, наживете добра». Дзюбе понравилось, что мои родители все дали на первое время: посуду, постель, когда Ира родилась, купили шифоньер, диван. Дед Данил и Серёжа дали деньги на холодильник. Мама купила гипюр на свадебное платье, но свадьбы никакой, конечно, не было.

А когда мне родители давали деньги на кооператив, то вспомнили, что Вале делали три свадьбы, а мне нет. Так что получается, что я сэкономила. Сначала мы жили рядом с турбазой, где я работала недолго. Приревновав к Феневу, Дзюба быстренько меня оттуда рассчитал. Прошло два месяца нашего житья, и он как бы в шутку сказал: «Что-то я сильно заигрался в семью». Мы были на свадьбе у его друга в ресторане «Мотель», там он в открытую стал флиртовать с одной из подружек невесты, а меня как будто стеснялся. Я, подпив, влепила ему пощёчину, а когда он мне врезал, то мало не показалось- рассек щеку. В травмпункте предлагали вызвать милицию, но я сказала, что это я упала и рассекла щёку о бордюр. Наверное, ему это понравилось, и он стал меня поколачивать, а я прощала.

Сколько раз уходила, а потом он наговорит, как меня любит, зацелует, и я все забыла. С первой квартиры нас попросили, думаю, из-за него. Когда жили на проезде Кошевого, я уже была беременна. Не становилась на учёт в консультацию, думая, что из-за отсутствия прописки меня на этот учёт не поставят. Помог отец Кати Безуновой. А Зоя Ивановна опять устроила в Комитет комсомола мединститута. Когда в пять месяцев беременности меня положили на сохранение в роддом, на работе сильно удивились, так как живота не было видно. На учет по беременности становилась с комсомольским значком, нарвалась на такую врачиху, что дрожу по сей день, она оскорбляла меня, подозревая в том, что могу бросить ребёнка в роддоме. Дзюба пошёл и обложил её матом – больше она меня не оскорбляла. Сроки мои перепуганная врач не распознала и отправила раньше в декрет, после родов я уже к ней не ходила. Декретные отдали за квартиру, потому что были порядком должны, и настали дни голода.

Я, будучи в декрете, помогала хозяйке рвать редиску, мыть её, а она за это угощала овощем— ешь сколько влезет. У Дзюбы на этот счёт была шутка: «Ты родишь не ребёнка, а редиску». Срок родов был назначен на девятое мая. Я с утра стала ждать. Ребенка хотела очень, ждали сына, имя ему придумали – Игорь. Родилась пятнадцатого мая дочь. Дзюба говорил, что очень расстроился, когда узнал, сидел часа два на бордюре, а потом подумал: какая разница, кого обмывать, и пропал дня на четыре. Некому было отдать письмо, написанное виноватой мамочкой, где я обещала в следующий раз подарить сына. Выписывать меня с дочкой пришли сестра Дзюбы – Валентина и моя сестрица, принесли очень много пионов, теперь это Ирины цветы. На квартире нас ждали мама, папка и ещё кто-то. Мама наготовила еды, перепились все, кроме мамы, меня и новорождённой.

Это отдельная история, как моя сестра, употребив зелёного змия, чуть не утопила новорожденную. Но моя мама отняла у неё нашу девочку. Ту ночь мы не спали с Дзюбой, боялись, что не услышим, как проснется ребёнок и будет плакать. Проблемы начались на второй день, я не смогла встать, выручала сестра: стирала пеленки, варила какую-то еду. Купали мы Иру, оравшую нечеловеческим голосом, каждый день с папой Юрой, когда приехала моя мамочка, то сказала, что мы её чуть не сварили. Ребенок был весь в потнице: топили печку, да ещё сверх одеяла непутёвая мамаша накрывала её пуховым платком.

Откупав один месяц, молодой папаша просто не пришел ночевать. А когда узнал, что я научилась это делать сама, стал практиковать это часто. Когда Ире исполнилось четыре месяца, сестра отвезла меня с дочкой к родителям, и мой отец через две недели забрал наши с ребёнком вещи. Но мелодрама этим не закончилась.

В конце ноября мы с Ирой попали в больницу Горячего Ключа с диатезом, нужны были лекарства. Позвонила Дзюбе, он привез. Я была очень рада, дала ему какую-то надежду. Потом Дзюба появился в Мартанке перед Новым годом, я уже работала в школе. Был школьный вечер, замученная бессонными ночами, я безрадостно дежурила. Доченька моя по ночам играла, уроки я не доучивала. Родители недовольны моим полусонным состоянием, мама и за Ирой смотрела, пока я в школе, и тянула хозяйство.

Когда появился Дзюба и присел мне на уши все с той же песней, то я, как всегда, была счастлива и простила все. Полгода у нас, как говорят сейчас, гостевой брак (мы зарегистрировали наши отношения, через месяц после рождения дочери): он приезжал по выходным, на 8 марта привез нам даже подарки: Ире кофточку – матроску, мне – книжку «Нравственность и этикет». Лучше бы сам её почитал. Летом прощёный муж приехал в отпуск к тёще, естественно, без денег, пытался быть полезным в хозяйстве – делал курятник. Но мы стали замечать, что наш строитель к вечеру изрядно пьян-с. Оказывается, он разведал, где стоит бочонок с вином, приладил туда шланг, ну а дальше я уже писала. Тогда мне мама сказала: «Не будет, Таня, с него толку, пьёт, руку поднял раз, это станет нормой, не может он заботиться о вас».

У Дзюбы тоже претензии: «Чтобы дела делать, твои родители могли бы нам машину купить». Мне стало так стыдно за него. Была договоренность, что, когда закончится учебный год, он найдет квартиру, и мы переедем в Краснодар. Квартиру нашла я, будучи на сессии (училась уже на заочном отделении). Приехали мы в город в конце августа, опять мама собрала необходимого добра на целую грузовую машину. Зарплату свою школьную я отдавала ей, но мама все это сохранила и передала мне. С этими деньгами мы расправились быстро, щепочки для отопления квартиры, привезенные Дзюбой, сгорели быстро. И, когда после недельного загула моего супруга, я собрала его вещи, он ушёл быстренько, наверное, было куда.

Ира заболела, дров и денег нет, за квартиру – должны. Кто помог – нетрудно догадаться. Папка привез на тракторе дров, картошки, закатки, денег. Началось моё житьё с маленьким ребенком и маленькой зарплатой (я работала лаборантом на кафедре русского языка в мединституте).

Страшная тоска по Дзюбе меня сводила с ума, сколько я плакала, понимая, что возврата назад нет, да и нельзя этого делать, только моей подушке известно, постоянно хотелось с ним увидеться. В субботу мы ехали с Ирочкой в троллейбусе к бабе Насте (первое время она помогала, по субботам – рабочий день для меня), любя, я думала о прогнанном муже и день и ночь, и вижу его в окно. Намытый идет, улыбается. Я подумала, что любимый увидел нас, хотела уже выбежать, но окинула взглядом пространство и увидела девушку, тоже ухоженную, накрашенную. Они улыбались друг другу, потом поцеловались. Троллейбус тронулся – нетрудно догадаться, что было со мной.

Я подала на алименты, и мы встретились в суде. На голове я навертела какую-то чалму, думая, что это красиво, а главное, модно. Дзюба посмотрел и сказал: «Сними эту кастрюлю». Никаких позывов с его стороны пообщаться с ребенком никогда не было. Иру он видел последний раз в четыре года. Мы жили уже в общежитии на ул. Красной, я страшно гордилась своей собственной жилплощадью. Он сказал, что пришёл занять денег, потому что не к кому больше идти. «Дела в Краснодаре не идут, надо ехать в Новоросс, как только устроюсь, пришлю долг». Конечно, я дала ему сто рублей. Почему? Может, чтобы похвастать тем, что они у меня есть (мама дала нам с Валей по тысяче рублей – своё наследство от бабы Кули), может, чтоб не видеть, как он унижается. Денег, конечно, не вернул. Товарищ вообще долги не возвращал, ссылаясь на то, что сирота и помочь некому. Я ему высказывала: «Сирота ты, потому что родители умерли». Отец был на войне ранен, в 1946 году скончался, а мать, Татьяна, была уже беременна на втором месяце Юркой. Её уговаривали избавиться от ребенка, но она оставила. У неё болело сердце, и, когда Юре было восемь лет, она умерла. Детей раздали бездетным тёткам отца, дети: Валентина, Виктор, Николай. А вотпочему своего ребенка осиротил, будучи здоровым?

Потом ещё была памятная встреча, когда он пришел уже в квартиру на ул. Сормовской просить «бумаг» – денег и прописку в Краснодаре. Я напомнила о долге, он похохотал, назвав себя подлецом. В квартире мне только что выломали стену, всё в пыли и кирпичах, я такая же. Пришелец погрустнел и сказал, что завидует моим хлопотам. Предложила не завидовать, а стать и помочь —отказался, сославшись на рану после аварии. Отказала я и в прописке, и в деньгах, хотя мне почему-то было это делать стыдно. Юрий поселился у сестры, та, божий человек, ему не отказала, а он ей нервы помотал – пил, не работал. Валентине сказал: «Правильно, что Татьяна со мной развелась, я бы ей нервы вытрепал».

Прошло уже много лет, о нем никаких вестей нет. Обиды все притупились. У меня есть дочь, внуки. У Иры был интерес лет в шесть к отцу, потом прошло всё, считает, что я её родила сама без чьей-либо помощи. Спасибо, Дзюба, за дочку, за жизненный опыт.

Дзюба Ирина Юрьевна. Моя дочь.

ГИМНАЗИЯ

Заболела мама, пришлось оставить денежную работу в училище и перейти в школу рядом с домом.

Была это даже не школа, а гимназия как третье подразделение института усовершенствования для педагогических работников. В общем коридоре, на третьем этаже выделили для этого дела два коридора.

Сначала думали, что это будут начальные классы, но потом стало жалко отдавать детей в другие руки. Дети изначально были отобраны завучем Галиной Федоровной – человеком неподкупным, умеющим разговаривать с несговорчивыми родителями.

С Галиной всегда рядышком.

Пока она занималась этой работой, то в учебном заведении было всё в порядке. Галина и привела автора этих строк в храм науки, у нас общая подруга.

Галина Фёдоровна – редкий тип делового человека в школе. Её должность, как минимум, заведующий отделом образования. «Но кто её посадит», – мохнатой руки у неё нет, да и образование – педучилище и Институт культуры. Галя и мне-то не очень помогала по работе, наверное, думая, что кумовство неуместно.

Пугаем, но никто не боится.

Дружили мы с ней вечером домами и прогулками. У неё двое сыновей, а муж-летчик улетел к другой женщине. Воспитывала мать сыновей правильно – глупостям не потакала, развивала умение мужскую работу делать быстро и качественно. Во взрослой жизни парни умели делать всякую работу своими руками. Например, сами строили свои дома. Подруга тоже работящая: в доме чистота, приготовить из ничего ресторанное блюдо – пожалуйста. Себя обшивала, как в модном ателье, умела выглядеть, как на партийной конференции. Одна долларовая дама, завидуя, сказала в учительской: «Дешёвая в своих нарядах». Бог тебе судья, женщина, берущая взятки.

Однажды мы с Галиной решили заработать на гимназии – сделать ремонт. Завхоз пообещала не обидеть при расчёте. На работу шли, как на праздник, с песнями:

Нам песня строить и жить помогает…

После работы ели ноги волочили, не разговаривали, попробуй побелить потолки в четырёх аудиториях, прыгая со стола на пол и обратно, наклей обои. Да еще весь этот материал надо было купить и принести. Завхоз пыталась «щедро» расплатиться, подсунула за всё тысячу семьсот рублей на двоих, мы не взяли, а пошли к директору. Назначена была эта же сумма, но каждому. Больше мы не брались ремонтировать, да нас и не приглашали. Родители всё делали бесплатно, хотя на это выделялась значительная сумма.

В ледовом дворце станицы Динской. Галя, Лена Приходченко и я.

Галя родом из Пятигорска, там живет её старенькая мама, которой нужна помощь. Вот Галина и проходит практику у мамы на огороде в 30 соток и в дому, Все каникулы она там. Мама тоже бессеребренница, работала директором школы. Почему в школе, когда уходят учителя на пенсию, молодые коллеги забывают о бывших работниках. Неужели так трудно посадить ребёнка у телефона, кстати, номера у пенсионеров не меняются, пусть детский голос поздравит с Днём знаний, с Днём учителя, я уже не говорю о Новом годе и 8 Марта, о Дне рождения. Да, размечталась.

Отработанный материал.

Мама Гали не пропадёт, я тоже, у нас заботливые дочки – и огород прополют, и от пандемии спасут. Есть единичный случай, это первые выпускники гимназии. «Детям» сейчас по сорок, а их классному руководителю Лидии Иосифовне за девяносто, но каждый год выпускники приходят пусть разным составом, но всегда с цветами. Наверное, Лидию и держит этот обычай да сынок, работающий в гимназии учителем ОБЖ. Учитель он супер, и награды гимназии его заслуга. Володя, сбавь обороты, пенсия не за горами!

Первым директором, уважаемым всеми человеком, была Людмила Павловна Шаталова. Она всегда сочувствовала всему, что с сотрудником происходило, старалась организовать наш досуг. Где коллектив только не побывал: были в Кудепсте летом две недели на так называемом семинаре, ходили в походы без учеников в праздники. Она всегда продумывала, какие денежки нам прибавить на первую зарплату учебного года после отпуска. Спасибо Вам, Людмила Павловна!

В жюри на конкурсе чтецов. Людмила Павловна и я.

Кто откажется поехать на две недели в Сочи! В Кудепсту были приглашены лучшие кадры страны для чтения лекций. Был и заместитель Министра образования. Интересный мужчина, с камерой и в красных трусах. Про трусы мы узнали, когда пошли на водопады. Они у него всё время выглядывали. А с камерой – вот какая история. Тогда ещё мало, кто знал, о таком техническом средстве, наш москвич только наведёт камеру на объект съёмок, так тут же возникает кто-нибудь и спрашивает: «А вы что снимаете?» или «Это ваша камера? Сколько стоит?». Когда мы пришли первый раз на его лекцию в том, в чём ходили на море, то педант отослал всех за партикулярной одеждой. Нечего расхолаживаться.

Некоторые сотрудники приехали с членами семьи.

В комнате нас было трое: я и две мои подружки Валентинки, Дмитриевна и Михайловна с занятной внучкой, которая без конца куда-то пропадала. Вот в один из таких дней мы её обыскались. Нет нигде. Михайловна побежала в туалет, располагавшийся в конце коридор. Незамысловатая комнатка. Одна и М и Ж, без перегородок. Когда она туда вбежала, то увидела заместителя министра и Алёнку, оба без штанов на дырках сидят. Москвич – культурный человек – приподнялся поприветствовать женщину, она ему тоже, как в школе: «Здрасте! Садитесь!». Валентинка схватила внучку, кричавшую, что она не все сделала, и притащила в комнату. На лекции наша бабушка потом не ходила, говоря, что неудобно ставить человека в неловкое положение. Но он её не запомнил, наверное, от волнения. А перекличку больше не проводил.

Математики: Валентина Дмитриевна, Валентина Михайловна, Наталья Герасимовна и я словесник.

Вторая Валентинка – пенсионерка – впала в романтическое настроение. Она по ночам читала романы о любви. Когда надо было выключать свет, выходила в коридор под лампочку. Зрение у неё глубоко в минусе, что она там видела, не знаем. Утром дисциплинированная Дмитриевна вставать на лекцию или на море не хотела, говоря: «А ну её в болото!». Порядок наша коллега любила, поэтому без конца собирала разбросанные вещи. Видим, что-то коллега ищет, спрашиваем о предмете поисков. Оказывается, Дмитриевна потеряла зубную щетку. «Какая-то раззява оставила свою щетку в умывальнике и не идёт за ней третий день», – говорит наша подруга. Мы с Михайловной идём в умывальник, берём оставленную зубную щётку и приносим нашей аккуратной соседке. Предмет потери оказался её, она забыла, наверное, зубы чистила с романом.

Иных уж нет, а те далече.

Валентинки – прекрасные математики, выпустили не одну сотню учеников и вырастили на двоих пятеро своих детей, дали им серьёзное образование. Но в коллективе труженицы любили «пошухарить». Дмитриевна замучила всех анекдотами, а Михайловна – певунья. Эти тётки стали для меня родными.

Ольга Михайловна – учитель географии – долгое время заместитель директора по воспитательной работе, бессменный профорг коллектива, портниха. Девчонок называла «курицами», боролась с усложнённостью учебника географии, перекладывая на доступный детям язык. Она одна из немногих, кто выставлял объективные отметки – заработал «неудовлетворительно»– получи. Никогда не выпрашивала привилегий для своего класса. В коллективе независима и могла высказать справедливую критику любому.

Ольга Михайловна! Спасибо за базу отдыха, которую вы мне выбивали пять раз. Спасибо, что пришли ко мне на День рождения, когда я уже не работала, за то, что пошила мне занавески и наволочки, а денег не взяла. Она давно на пенсии, но говорит, что ей ещё только тридцать семь лет, выглядит она на эти годы. Лет до ста вам и без старости.

Хотелось ещё сказать о моей подружке Галине Ивановне Воблой. О ней один умный лектор в Кудепсте сказал: «Она Марина Влади!» Точно, даже ещё красивее: всегда блондинка, опрятно, со вкусом одета, много не говорит, никогда никого не судит. Ухаживая за больным мужем, ни раз не пожаловалась, как с ним трудно. Галина Ивановна! Вы из породы цветов, украшающих нашу землю. Живите долго!

Около тридцати лет я проработала в гимназии, служа, как говорят, верой и правдой, здоровье подкачало, да и выгорание уже мешало – возраст 62 года. Держалась на честном слове. Обиделась, когда мне сказали, что часто болею и могу не подготовить детей к экзаменам. Болеют в гимназии все, я никогда не отказывалась от замещения уроков отсутствующих, причём не бегала на две аудитории и не давала материал, какой лучше всего знала, а гнала программу с объяснением сути. Наверное, я средний учитель, но старый, больной, и не надо было поступать со мной так, «мэомовцы».

В гимназии училась моя внучка Маша и учится внук Ваня, но я туда не хожу. Обиделась

Гимназия, сейчас о тебе плохо говорят – будь лучше!

Классный руководитель и детки на фоне клеток.

УНИВЕРСИТЕТЫ ЖИЗНИ

Сегодня, когда ехала в Знаменский, у меня было чувство неправоты. Надо было позвонить заранее, но гордыня управляла. Почему я должна телеграфировать? Это и мой дом, я там прописана. Зять, увидев меня, запаниковал (было отчего). Мусор складывается в прихожей, рыба мойва в открытом виде размораживается в холодильнике, вещи разбросаны и воняет так, как будто я и не убирала там прошлые выходные. Но опять-таки, чистота – это женский пунктик, а для мужиков это не играет никакой роли. Как говорит благоверный одной нашей сотрудницы: «Я только тогда замечаю, что у нас грязновато, когда это так же, как в вокзальном общественном туалете советского периода».

Итак, паника вызвана всё-таки моим появлением. С одной стороны, это все правильно: будет шевелиться, может, дело продажи дома сдвинется с места. Правда, создали мужику санаторные условия для разврата и пьянства. С другой стороны, вражда с ним дорога в никуда. Проблема. Она длится уже почти год, тянет из нас все нервы, но сама по себе-то не рассасывается, надо не ожидать пророчеств гадалки из Горячего Ключа (Эх, какое хорошее решение материальной проблемы, но какого греха, уверовав, мы набрались), а бороться как-то надо за свои права.

Вернемся к зятю. Быстро вошел в свое рыночное состояние – нападение: «Почему без звонка? Зачем закрыла комнату?» – это, пожалуй, и все вопросы, которые могу вспомнить. Дальше поток претензий, обвинений, на которые я реагирую, вступая в перепалку, нервничаю, правда, пока ещё иногда переключаю его на юмор, а если бы не делала этого, он бы, наверное, меня побил. Надо поплевать через левое плечо.

– Буду жить теперь в доме, – говорю я.

– Почему не Ира? Я не на вас женат, – он.

– Размечтался, вы для меня староваты, – я.

– Вы тоже девушка не моих розовых снов, – смеётся.

– Почему я должна предупреждать, когда прихожу к себе домой.

–У меня может быть женщина. Я не собираюсь жить один.

Шутки шутками, а как всё-таки, как с ним развязаться. Конечно, не умея сама противостоять таким людям, не научила и Иру.

Ничего не сделав в своей жизни, кроме сыновей, зять пытается урвать сейчас. Его совесть не мучает, что разорил мой дом, дом своего отца. Ему нужны три миллиона, хочет жить в частном доме, видите ли, у него собака. Как Верка Сердючка, надо нам тоже заявлять, что любим животных, у нас есть и Маша, и Ваня.

Последнее его предложение – он отказывается от однокомнатной квартиры (как будто он туда вложил хотя бы копейку), а выставить на продажу дом за пять миллионов. И ему отдать два миллиона семьсот рублей, а нам два миллиона триста рублей… «Щедрое» предложение. За однокомнатную квартиру нам платить ещё пятьсот тысяч, да и что Ира купит на эти деньги. Суды дело затратное, длительное. Хотя и рассчитывать, что этот дом продадим быстро и продадим за эту цену, не стоит (Казанцев будет держаться за цену). Помог Максим Карпенко – адвокат, племянник Некрасовой.

Выводы: ходить в дом по звонку, узнать у юриста Лены о возможности отказа Казанцева от квартиры, свозить Иру Дейнека посмотреть на дом – ей для опыта, ему для внепланового вывоза мусора.

ДИАЛОГИ И МОНОЛОГИ

– В том, что нет контакта у взрослого и ребенка, виновен однозначно взрослый.

– Согласен. Виновна Ира, она не наказывает Машу.

– Причем тут Ира, у вас конфликт с Машей. У вас к ней только требования, да ещё и в категоричной форме. Так можно относиться только к неродному ребёнку.

– Вы знаете, что дети бывают жестокими, он

– Знаю, но жестокость можно побороть только любовью.

–Я, взрослый мужик, не буду терпеть её выходки. Она назвала меня «дебилом».

–В какой ситуации?

–Мы вышли поиграть в снежки. Вы играли в детстве в снежки? Знаете, как это бывает: азарт, я попал ей в лицо рыхлым снежком, вас же мылили в детстве снегом? А у Маши реакция – слово «дебил».

– В детстве я играла в намыливание, но со сверстниками. Когда намыливали, было обидно. Либо самой надо было сдачу давать, либо прятаться за смехом, если мальчик нравился. Силенок не было, но можно было крикнуть что-то обидное, жаль тогда не знали слова «дебил». Нормальная реакция взрослого в этой ситуации испугаться за ребенка, пожалеть её, и конфликт исчерпан, но он обиделся. Два обиженных человека и опять конфликт.

–Нет. Ира должна была наказать Машу. А она знаете, что сказала: «Не ссорьтесь».

Вот уж поистине: связался дуб с берёзой. А ведь взрослый. Ведёт себя либо, как ребёнок, либо как тетка на базаре, ещё только задницу не показывал, как последний аргумент. С детьми не умеет общаться, неужели это у всех козерогов. Из претензий ещё одна: «Маша не хотела учиться есть ножом и вилкой, отрывает куски вилкой». Это да. Он ещё не знает, что она ноги задирает на стол, хоть кол на голове забей, сама нервничаю. А может, чуть отпустить вожжи, а ножом я, к сожалению, не умею управляться и сама. Впредь надо класть этот столовый прибор при накрывании, а к нему бы мяса не мешало.

–Ира не умеет строить семью, взаимоотношения, не советуется. (Короче, все только с частицей отрицания.)

–У нас в семье – говорит Миша, – мама всегда советовалась с папой даже, если это касалось похода в кино.

–Миша, Маша завтра едет в лагерь, отвезешь её к МЭЦ.

–Почему со мной никто не посоветовался.

Действительно, почему? Может, и не отпустил бы. Глупость, конечно, но и у Иры бы не отсох язык рассказать заранее, что Маша едет в лагерь. Оказывается, не всегда хороши взаимоотношения между «молчунами и болтунами». Правда, я знаю пример комфортности этому явлению – это наша бабушка Галя. Миша тоже умеет говорить, но бабушка Галя умная, её всегда хочется слушать. Ещё она добрая и работящая. А зять – теоретически знает всё: «Видите, как кладут дом: стены толстые, а пустот не делают». И сразу вспомнился его котлован для подвала рядом с домом, постоянно наполненный водой, за все время своими руками сделана только собачья будка, кстати, сделана неплохо. Ленивый или все-таки неумелый.

Вспоминается, что ещё до разлада на все дела звал помощь, которая потом становилась главной движущей силой. Леша Шарик белил, вернее, перебеливал потолок в старой их квартире, без нас с Ирой не ездил убирать квартиру отца, Антона с дедушкой заставил «утеплять» дом во время своей операции, хотя до этого все выходные уезжал на охоту в Мартанку. Когда все-таки сам что-то делал. Можно вспомнить их переезд в Новознаменский, меня поразило, как он устанавливал коробки в машине: навалит вещей в начале фургона, а середина и место у кабины пустые, а потом и мотался весь день. Это, оказывается, всё мне запомнилось, а в какое отчаяние приходила моя дочь, сколько раз она верила, что всё будет по-другому, но проходил день, другой…Какая нервная система выдержит.

–Знаете, какая она истеричка. Странно, сам выбирал себе в третий раз жену, не мог налюбоваться всеми её качествами. С его стороны это был выбор головой: медсестра, чистенькая, неразболтанная, родила ребенка. Утер всем нос: я не пропал, женился на молодой женщине, в доме мясо (вы, Татьяна Васильевна, трескали мясо с удовольствием, да ещё и не работали).

Вот так: бойтесь, граждане, даров данайцев. Кто вам поверит, что у вас в тот период, кроме домашних дел в большой семье, были ещё и годовалый внук (его сын) и репетиторство. Даже кошкой гордился, показывая её Антоше. Алкоголизм – это болезнь, здесь сила нужна, чтобы вытащить, либо стерпеться. Валечке было под силу. Потом опять жалуется: «Иру вы жалеете, а кто меня пожалеет». И тут же: «Жизнь многограннее, Татьяна Васильевна, только детьми заниматься нельзя (интересно, а кто ими заниматься должен)». Грани эти ужасны: каждый день пустой треп по телефону, где главное слово у него «поржали сегодня», а что дальше.

Да, правильно говорят: показал мужчина один раз свою звериную сущность (как можно было бить женщину-жену). Вот это я понимаю воспитание, а выгонять ночью матами. Слово «дебил» здесь слишком мягкое. Прошения ему нет.

ЖИЗНЬ ВО ВРЕМЯ

Жизнь…Во время чего? Во время Ковида. «Хрень», как поет Тимур Шаов, уже бушевала по всему миру, а кажется, что тебя это не коснётся.

Вечером жар, боли в сердце, нечем дышать… Звоним в «Скорую», приезжает недовольный врач и ставит диагноз «COVID», везут в третью городскую больницу…Там после предварительного обследования сообщают, что болезни нет, но не выписывают.

Молодой дежурный врач (кстати, единственный, кто вошёл в палату) советует не торопиться с выпиской: «Сейчас ничего нет, а к вечеру будете вызывать «Скорую». Он же согнал отеки на ногах, из-за которых я уже не могла выходить из дома.

Лечили основную болячку неделю другие врачи, выписали с диагнозом «пневмония». Пять дней живу в здравии, а потом всё то же.

Что нового теперь у меня? Ничего не помню. Очнулась в палате первого этажа хосписа, туда перевели потому, что плохо себя вела, хотела спрыгнуть из окна пятого этажа реанимационной палаты. Представление о мире у меня такое: территорию больницы захватили бандиты, и помыслы их преступны. Я полна решимости спасти человечество: обличала «бандитов», уговаривала больных в палате бастовать (там были ещё четыре человека), никто со мной не соглашался, тогда замыслила очередной побег. Он не удался, так как я не смогла из-за своей комплекции влезть на окно, да и персонал подоспел, ели удерживали меня, а подошедший врач даже врезал пару раз, за что получил аналогичный отпор.

Позвонили дочери, которая и без них рыдала день и ночь. Дочь–медсестра – рассказала о горе своему заведующему, и тот по своим связям перевел меня в научно-исследовательскую лабораторию Краевой больницы. Там совсем другая жизнь: каждый день купали, меняли постель, лечили дорогими лекарствами (знакомая аптекарь, прочитав выписку, сказала стоимость одного – сто двадцать тысяч закупочная цена).

«Свои связи» – это через знакомого обратится к нужному человеку. А тот «нужный» и мне оказался знакомым, только было это очень давно, когда я была молода, не имела своего голоса за столом, а вот сестра моя Валентина и зять Виктор дружили с парой, Владимиром и его женой красавицей, похожей на Марину Влади. Жила эта пара тогда на ул. Коммунаров, где однажды была в гостях и я, ела там вкуснейшего кролика с майонезом. А родители этого знакомого, Ида Петровна, и уже не помню, как звали её мужа, серьёзного мужчину, всегда одетого в партикулярную одежду, жили в одном дворе с моей бабой Настей на улице Октябрьской,45.

Так вот, этот молодой человек, который любил нецензурную брань, достиг небывалых высот и званий в области медицины, по-моему, единственный с такими регалиями в Краснодаре. Молодец, Володя!

И ещё случай, сестра Валя попала в его больницу в состоянии, когда уже ничего нельзя было сделать со страшной болезнью. Зять и племянник, надеясь непонятно на что, пошли к знакомому на приём, Владимир принял единственно правильное решение, сказал, что сестра непременно поправится. Так мы и ей говорили до последнего, и Валя умерла с надеждой, что скоро всё закончится.

Конечно, в моём случае ни я, ни дочь не осмелились бы обратиться к этому доктору. Выручил Александр Валерьевич. Меня мучит совесть, что я не сказала спасибо.

Конечно, без приключений не обошлось и у вас: меня мучили галлюцинации, а может, это было на самом деле. Ко мне приходили Бог, Божья мать, они рассказали мне обо всех моих родственниках, что с ними будет в дальнейшем. Так продолжалось ещё и после выписки три дня, потом прошло. Очень меня смущало то, что в реанимационной палате пять мужчин и я одна женщина без белья, хотя некоторые были в трусах. Мне выдали халат на спине завязки, но я толстая, поэтому «фотографировала» всех, когда водили на КТ. Успокаивало одно – никто не интересовался. Когда перевели в палату тоже к мужчине, он в белье, а я опять без него. Это как у Зощенко в рассказе «История болезни».

После болезни у меня подъём сил: я работала и в огороде, и по дому. Ещё у меня стимул мой ноутбук: смотрю досконально всё и всех, кто мне близок по духу: Кубанский казачий хор, Хор Турецкого, Евгения Дятлова, Роберто кел Торреса, Тимура Шаова, Владимира Высоцкого и многих других, пою с ними, танцую, делаю гимнастику по доктору Шишонину. Тревожность прошла, сердце не болит. Это подтвердила последняя кардиограмма. У меня нет депрессии – и не было, чего не скажешь о моей подруге – Пылёвой, она отболела уже как год. Никакие уговоры не помогают.

Умерли некоторые мои знакомые, бывшие коллеги. Могла и я. Помогли врачи, дочь, её заведующий отделением Александр Валерьевич, его умный и маститый тесть, мой позитивный настрой – ноутбук.

С П А С И Б О!

Вечный подвиг – он вам по плечу

Ваши руки бессонны и святы

Низко вам поклониться хочу

Люди в белых халатах.

ВНУЧКА МАША

Маша – существо вредное упертое, хорошо бы было, чтобы ей это на пользу, так ведь нет. Упрется даже в каких-то мелочах, потом и обижается на весь белый свет. «Вы меня не любите», – слова Маши. А кого мы любим? Тебя, дурочка с переулочка, и любим.

Когда Ира развелась с Андреем (нашей девочке было пять лет), то неправильно объяснила: разлюбила папу. Маша потом боялась, что и её разлюбят. А когда родился Ванечка, сколько мы ей не объясняли, что мы её дольше знаем, значит, и любим больше. Всё равно страх, тревожность остались. Тревожит в ней неласковость, боязнь показать свои чувства к матери, не ко мне, к маме Ире, ведь та только с добром, воспитание пряником, чаще защищает её, а защищает и от меня, и от Вани. Я уже не говорю про Казанцева. Это все Маша принимает как должное, но требует ещё большего. Хотя, конечно, рада мелочам: что-то ей принесешь пожевать в кроватку или проявишь заботу, когда заболеет, то довольство написано на мордашке. С болезнью у неё перебор, т. е. симуляция чистой воды. Это отвратительно, обидно.

Когда последний раз убирали в доме, заявила, что болеет, влезла на второй этаж кровати и плевать хотела на трудности наши моральные.

Черствость души, эгоизм проявляется и по отношению к отцу. Думаю, что она чувствует и его показные чувства (получишь подарочек, если…. Почему нельзя без условия, хотя, наверное, я знаю почему). Эгоизм. Милая Маша, подумай своей неглупой головой, можем ли мы больше взять на себя забот о тебе, чем уже взяли, приласкай маму. Смотри, как она, мама, относится ко мне. Всё время чувствую её безропотное внимание ко мне, любовь; открой и ты для неё своё дочернее любящее сердце.

Отношение к Ване постоянно, как к конкуренту, но это стыдно. Достойно конкурировать с равными тебе по положению, сильными людьми. Ваня – брат, и, когда нас не будет, он будет единственным родным человеком. Ваня сейчас такой беззащитный, ему надо очень многое объяснить, и когда это объясняет старшая сестра, то доходит быстрее.

Вся энергия уходит на то, чтобы смотреть телевизор или сидеть в компьютере. Страшная зависимость уже появилась, старается подлизаться: «Бабушка, твой любимый артист, фильм», – и не потому, что он любимый для меня, чтобы только самой быть в процессе. Вот причина нелюбви к окружающим родным – любви не хватает, сердце маленькое, и там помещается только телевизор и компьютер. Маша становится вертуальщицей, уже все знают, что зависимость от техники сослужит плохую службу. Не будет друзей, да их уже нет, на них нет времени. Тринадцать лет, пора работать над силой воли, ставить цели. У Маши природный ум, она быстро схватывает, но это надо закреплять, усиливать.

Ирочка и Валечка провожают Машеньку в 1 класс.

Хореография занимает много времени, которое оторвано от уроков, хотя, кто знает, может быть, и от телевизора. Проблема ещё и в денежных средствах, где их взять, чтобы нанять репетиторов. Можно развивать и её интересы к рукомеслу: вышивка, вязание, курсы кроя и шитья, курсы маникюра, декупажа. Чтобы учиться на дизайнерских факультетах, как готовить ребёнка к этому, надо хотя бы узнать, какие вузы имеют такие факультеты, где находятся.

Думаю, что начались проблемы, связанные с недовольством своим внешним видом. Зря: мордашка хорошенькая, фигурка отличная. (Эту запись я сделала, когда Маше было 11 лет).

Теперь Маше двадцать один год, она заканчивает филфак университета. Все мои тревоги не оправдались. Красавица, умница, отличница с повышенной стипендией, мой друг!

ВАНЕЧКА

Ему 13 лет. Дитя дитём, но с юмором. Любимое занятие – игры с котом, собакой и телефоном. Учёба желает лучшего. Для нас загадка его положительные отметки. Малышом работал по дому, как зверь. Сейчас тоже на нём многое, но надо напоминать. Откуда умение, ведь у нас в семье три женщины? Это пока мы достраивали дом, он у строителей первый помощник.

Любит делать подарки: сначала рисунки, сэкономит денег – купит цветы. Я лежала в больнице, он сделал мне сюрприз – выложил тротуарную плитку в беседке, причём от профи не отличишь. Забилась канализация – разобрал все колена, прочистил и собрал всё заново. Мусор, магазин, кормление животных – это всё на нем.

Успокаиваю его маму, пусть он у нас будет без высшего образования, пусть будет мужиком с руками. Ваня любит нас, особенно маму – её слушает, со мной спорит до посинения, а у Маши – мальчик на побегушках. Маша дока в компьютерах – это для него авторитет. Любит Машиных гостей, ушки его, и он сам с ними. Маша позволяет себя любить. Когда в доме угощение, Ваня поделит всё пополам, и даже рука не дрогнет, если сестры нет дома: «Нет, я не буду есть булочку, это для Маши». Мне он первый помощник во время болезней: спину натрёт, чай принесёт, накормит, посуду помоет.

Из увлечений у внука можно отметить плавание, там есть успехи, и робототехнику. При помощи фотоаппарата, телефона и фигурок из ЛЕГО делает мультипликацию, да ещё и звук есть. Это работа взрослых аниматоров.

Дорогой мой Ваня! Будь здоров, пополняй знания! Не забывай нас и люби! Ты наша опора! Мы тебя любим!

Заканчиваю писать свои истории. Получилось, как в стихотворении:

Это книжечка моя

Про меня и про моря…

Люблю стихии.

***

На дне моей жизни,

на самом донышке

Захочется мне

посидеть на солнышке,

На тепло пёнушке.

И чтобы листва

красовалась палая

В наклонных лучах

недалекого вечера.

И пусть оно так,

что морока немалая–

Твой век целиком,

да об этом уж нечего.

Я думу свою

без помехи подслушаю,

Черту подведу

стариковскою палочкой:

Нет, все-таки нет,

ничего, что по случаю

Я здесь побывал

и отметился галочкой.

1967 г.

На тёплом пёнышке.

Посвящено моей семье: Ире, Маше, Ване.

Примечания

1

2.Пер. с укр. – Кощей Бессмертный.

(обратно)

2

3. Пер. с укр. –острая боль от мороза.

(обратно)

3

4.Вид шёлковой креповой ткани с умеренным блеском, одна из самых распространённых шёлковых тканей в СССР и России начиная с 1952 года.

(обратно)

4

5.Вытребеньки – выкрутасы, выпендрёж. «Здоровый на вытребеньки».

(обратно)

5

6.Кастелянша – это сотрудница, ответственная за хранение и выдачу одежды и белья в различных учреждениях.

(обратно)

6

7. Примечание редактора – Татьяна Васильевна утверждает, что это чистая правда, и подтвердить может тётя Галя.

(обратно)

7

8.Компания по производству швейных машинок

(обратно)

8

9. Промогайбо – было образовано от словосочетания «Помогай Бог».

(обратно)

9

10.Похлёбка.

(обратно)

10

11.«Дубровский» А. С. Пушкин.

(обратно)

11

12.Номер КВН Галустян и Ревва – Гадя Петрович Хренова (Утомленные солнцем).

(обратно)

12

13.Брандахлыст – плохой, слишком жидкий напиток, пища.

(обратно)

13

14.«Стою на полустаночке», автор: Михаил Анчаров.

(обратно)

14

15.Вещевой рынок.

(обратно)

15

16. Скарб – пожитки, имущество, домашние вещи.

(обратно)

16

17. Блюдо грузинской кухни, представляющее собой тушёную в глиняном горшочке баранину с овощами.

(обратно)

Оглавление

СЕМЬЯ

МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК-БОЛЬШАЯ НЕФТЬ

ПАПКА

МАМОЧКА

ИЗ ДЕТСТВА

ОДНОКЛАССНИКИ

АРМАВИР

БЫЛА БЫ ВРАЧОМ

КАФЕДРА РУССКОГО ЯЗЫКА

ОБЩЕЖИТИЕ, УЛИЦА КРАСНАЯ, 87

ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ

ДЗЮБА

ГИМНАЗИЯ

УНИВЕРСИТЕТЫ ЖИЗНИ

ДИАЛОГИ И МОНОЛОГИ

ЖИЗНЬ ВО ВРЕМЯ

ВНУЧКА МАША

ВАНЕЧКА

*** Примечания ***