КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Быть Героем [Александр Николаевич Романчиков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава 1.


– Неужели совсем нет шансов? – сквозь слезы, едва не срываясь в рыдания, спросила женщина.

– Не расстраивайтесь, шансы всегда есть,– мягким баритоном успокаивал собеседницу мужчина, – многие люди лежат в коме годами и приходят в себя.

Судя по всхлипываниям, женщина не особо поверила доктору.

– Виктор Дмитриевич, неужели нет такого препарата, что мог бы помочь ему очнуться? – женщина подошла к больному, – Любые деньги, квартиру, дом, что угодно продадим, только бы все с ним было хорошо.

– К сожалению, нет, Лидия Петровна, – ответ был сказан осторожно, с некоторой паузой. – Сейчас его состояние стабильно. Все, что ему нужно, это время, остается только ждать. Берегите деньги, вы и так купили все, что могли.

Вялые мысли тягучей рекой текли в голове очнувшегося, глаза не желали открываться, а сознание не желало воспринимать реальность. « Кто я? Где…»: вопросы, лишь они появлялись в голове.

– Смотрите, доктор, – внезапно воскликнула женщина, – Он очнулся?!

– Успокойтесь, Лидия Петровна, – подбегая к больному, приговаривал врач, – Сейчас мы все проверим.

Больному насильно раскрыли глаза, поочередно светя в каждый маленьким фонариком. Зрение пыталось сфокусироваться на источнике света, глаза резало, слишком долго они были закрыты.

– Да, кажется, он пришел в себя, – сделал заключение Виктор Дмитриевич, врач из районной больницы.

На голову едва пришедшего в себя пациента упала теплая, соленая капля, а затем и шквал поцелуев материнских губ.

– Сыночек… – шептали они.

Резка Паша вспомнил все. Всё своё путешествие, от его начала и до его конца. Но сейчас он был дома, он узнал эту комнату. Это бы родительский дом в деревне, куда он так и не попал в тот вечер, когда гроза перебросила его в… Теперь Паша был не уверен, что его хоть куда-то перебрасывало, кроме как в обыкновенную кому. Теперь воспоминания, минуту назад такие живые и яркие, укрывались одеялом сновидений, превращаясь в плод фантазии пораженного комой мозга.

Паша попытался говорить, но у него вышло лишь чуть громче выдохнуть воздух. Каждая мышца его тела затекла и отказывалась повиноваться. Он чувствовал иглу в своей вене, должно быть это была капельница. Ему сильно досаждало это чувство, он не любил уколов с детства, а при виде игл его всегда передергивало.

– Выньте её, – еле слышно прошептал Паша.

– Что? – взволнованно переспросила женщина, – Что он говорит?

– Я тоже не расслышал, – ответил доктор.

– Выньте эту чертову иглу! – неожиданно громко и четко потребовал Паша.

– Какую иглу? – недоуменно пробормотала мать.

– Он говорит о капельнице, должно быть, – догадался доктор, – её нельзя вынимать, пока что.

– Я сам выну, – Паша почувствовал прилив сил и был уверен, что сам сейчас вынет иглу.

– Успокойтесь, молодой человек, не стоит тратить свои силы сейчас на подобное, вам ещё предстоит длительная реабилитация, – врач был спокоен и требовал такого же спокойствия от пациента.

Паша умолк, решив не тратить сил на споры. Глаза его уже четко различали комнату и её обстановку. Врач был мужчиной лет пятидесяти, с густыми черными усами, что так любили мужчины его поколения. Внешний вид его внушал доверие, однако Паша был не в том настроении, чтобы проникаться доверием хоть к кому-то.

Раздражала и зареванная мать, Паша скучал по ней там, но сейчас ей он был не так рад, как хотелось бы. Обстановка не располагала к радости, Пашу охватывало раздражение, он вовсе не чувствовал себя при смерти, что читалось в глазах матери. Он решительно не понимал, к чему такая суета вокруг его персоны, а это непонимание раздражало его еще больше.

Он, можно сказать, уже привык к подобным пробуждениям. Хотя теперь его гложили сомнения, было ли произошедшее с ним реальностью или же всего лишь игрой воспаленного воображения. Паша попытался пошевелить пальцами рук и ног, удалось ему это только с третьей попытки. Затем он смог пошевелить рукой, окончательно набравшись сил, он уже приготовился выдернуть досаждающую иглу, но его подхватило внезапно нагрянувшим потоком слабости и утащило в сон.

– Что? Он опять засыпает? – мать удивленно взглянула на врача, – Но зачем?

– Так нужно, – спокойно ответил доктор, вынимая шприц, – очнется он, не переживайте.

Очнулся Паша на рассвете. Робкие лучи солнца проникали в комнату, освещая ее мягким светом. Все та же капельница возвышалась над Пашей. Освещаемая утренним солнцем, она почему-то еще больше раздражала его. На этот раз он не стал терпеть неудобств, аккуратно вынув иглу из вены. Освобожденное от иглы отверстие принялось кровоточить, к счастью рядом на тумбочке имелась вата и бутылёк со спиртом, там же было пару шприцов и какие-то лекарства. Продезинфицировав ватку, Паша приложил ее к ране, согнув руку в локте.

Попытка сесть на кровати увенчалась успехом не с первого раза, но все же удалась. Его знобило, на нем был открытый больничный халат, который слабо грел его тело, доселе ютившееся под толстым одеялом. Сидеть и колотиться на кровати Паше не понравилось, он решил встать. Удалось это на удивление легко, по крайней мере, проще, чем ожидалось. В шкафу он нашел отцовские вещи, наскоро одевшись в спортивные штаны, футболку и свитер, Паша принялся искать хоть какую-то обувь. Нашлись лишь обыкновенные домашние тапочки.

Паша сам не знал почему, но что-то внутри говорило ему о необходимости покинуть этот дом и бежать без оглядки. Однако голод оказался сильнее этого желания, пришлось сначала посетить кухню. Прежде чем наброситься на пищу, он вспомнил, что, вероятно, давно ничего не ел и набивать желудок может быть опасно. Утолять голод пришлось жидким супом, который мама с самого детства заставляла кушать ежедневно, будто это и есть залог здоровья. Как бы то ни было, а сейчас живительная жижа действительно оказала благоприятное воздействие на организм: Паша согрелся и набрался сил. К тому же он предусмотрительно набрал в пакет съестных припасов, чтобы не голодать в случае чего.

В прихожей он отыскал отцовские ботинки, они были на размер больше, но все же лучше подходили для прогулок, чем мягкие домашние тапочки. Разве что обуть их пришлось на босую ногу, однако сейчас Паша не заботился о подобном.

На улице совсем рассвело, Паша тихо покинул двор, выйдя на деревенскую улицу. Свежий воздух ударил в нос, вскружив голову. Паша оперся на забор, чтобы переждать приступ слабости. Затем нагнулся и провел рукой по траве, и, набрав в руку росы, провел ею по лицу. Только сейчас он понял, что так и не видел себя в зеркале. Лицо покрывала борода, длиной с фалангу пальца, челка же начинала лезть в глаза. Видимо он провел в коме ровно столько, сколько длилось его путешествие по древнему миру. Странно, что заботливая мать не стала его брить и стричь, впрочем, Паша не был обижен. Пронзительно вскричал петух, в соседнем дворе послышался скрип дверей, Паша решил не медлить и двинулся прямиком в лес, где и началось все его путешествие.

Какая-то смутно знакомая бабулька встретилась ему на пути. На Пашу она взглянула так, будто сам сатана поднялся из преисподней, и теперь бодро маршировал по сельской дорожке.

– Здрасте, – пробормотал Паша и побрел дальше.

Вместо ответа он услышал лишь приглушенное неразборчивое бормотание, а спину ему еще долго сверлил взгляд крестившейся бабульки.

Вскоре он добрался до леса, что-то вело его к тому самому месту, где он выключился, стукнувшись о злополучную ветку. Он не помнил дороги, да и не мог ее помнить, потому что дороги попросту не было, но был уверен, что идет в правильном направлении. Никакого удивления он не испытал, когда выбрался к тому самому дереву с низко висящей толстой веткой. Остановившись, он принялся осматривать почву вокруг дерева. Что именно он там искал, для него было загадкой, но Паша точно знал – нужно искать.

Около десяти минут он ползал по земле, вороша траву и прошлогоднюю листву, пока не нащупал пальцами знакомый камешек. Холодок камня от пальцев устремился к сердцу, а оттуда вместе с кровью прошелся по всему телу, вызвав мурашки по коже. В ладони лежал тот самый осколок, что Паша получил в дар от самого Перуна, если верить словам Еремея. Купленная на древнем рынке цепочка порвалась и сильно почернела, но все еще держалась в отверстии. Паша быстро спрятал осколок в карман, будто опасаясь, что его кто-то отберет. Больше ничто не держало его в лесу, но Паша не удержался от воплощения собственной мести. Он справил нужду под деревом, будто то было способно обидеться на сие действо. Паша же считал этот поступок значимым, а потому с некоторой долей надменности упрятал в штаны свое орудие возмездия и гордо, не оборачиваясь, ушел.

В животе жалобно заурчало, прогулка на свежем воздухе дала о себе знать. Сев на траву, Паша, нисколько не смущаясь, достал припасы из пакета и принялся утолять голод. Впрочем, рядом никого не было, но Паша как-то и не задумывался об этом. Прикончив второй завтрак, он решил осмотреть свое тело. Задубевших от занятий с оружием мозолей на руках не было. Не стало и начавших проклевываться мускулов, к тому же Паша сильно исхудал, пока лежал на кровати.

Внезапно он почувствовал резь и жжение на груди. Как раз там, куда его, как казалось, совсем недавно ударил меч крылатого воина. Под майкой Паша обнаружил повязку, на которую до этого момента не обращал внимания, да и боли до этого он не чувствовал. Заглянуть под повязку Павел не отважился, и без того понимая, что под ней скрывается.

Теперь его мысли окончательно спутались. Был ли он там или это всего лишь стечение обстоятельств, о которых он пока ничего не знал? Паша чувствовал, что докопаться до истины будет очень трудно, еще труднее будет заставить хоть кого-то поверить, что подобное перемещение между мирами вообще возможно.

Приняв решение вернуться домой, Паша встал и поплелся обратно в деревню, все-таки сейчас ему была нужна помощь. Было примерно шесть часов утра, когда он наконец-то дотопал до калитки родительского дома. По пути ему встречались знакомые и не очень люди, но все они, как один, смотрели на Пашу с непонятным удивлением, будто тот восстал из мертвых. Заговорить с ним никто не пытался, впрочем, и Паша не был настроен тратить время на разговоры с сельчанами.

Как только он вошел в дом, зареванная мать тут же бросилась к нему толи с расспросами, толи с обвинениями. Стоило немалых усилий убедить ее, что все в порядке и нет нужды постоянно плакать. Мать успокоилась, и Паша отвел ее в комнату.

От нее ему удалось узнать, что же все-таки случилось. Оказалось, что его нашли в лесу на следующий день после той грозы. Дядька Матвей, заядлый грибник, пошел в лес за сморчками. Гриб, что он обнаружил, оказался человеком с распоротой грудью и разбитой головой, а при детальном рассмотрении этой диковинной находки, удалось установить, что это не кто иной, как Павел, сын Лидии Петровны и Валерия Михайловича Коробовых. Пришлось находке еще полежать на сырой земле, скорая к этому месту приехала совсем нескоро. Однако до больницы Пашу довезли все-таки живым, но с большой потерей крови. Там он и впал в кому. Через два месяца мать настояла на том, чтобы сына перевезли в родной дом. Для этого предприимчивая мать быстро продала квартиру в городе, не слушая увещеваний отца, и на вырученные деньги наняла опытного доктора и установила дома аппарат жизнеобеспечения. Впрочем, сын очнулся на второй день, после переезда в родные Пенаты. А вот Паша, пожалуй, предпочел бы очнуться в больнице, но с квартирой, чем дома и с дорогим аппаратом, который к тому же был взят в аренду, и продать его не представлялось возможности. Деньги, конечно, остались, но судя по настроениям матери, Павел их не увидит. К тому же мать искренне полагала, что именно квартира виной всему произошедшему. А избавившись от нее, она избавилась и от проблем.

– А папа где? – спросил Паша.

– Так он опять на работу устроился теперь, в городе, – ответила мать, – вечером приедет, выходные же… Он там общежитие получил, помнишь дядю Сашу, вот, это он его устроил, помог.

– Ясно, – Паша встал и прошелся по комнате, – доктора я надеюсь тут больше не увидеть.

– Почему? – удивленно спросила мать.

– Потому что, – случай с капельницей очень разозлил Павла, ему казалось, что при встрече он обязательно полезет в драку с доктором.

– Но он же тебе жизнь спас! – недоумевала мать.

– За это ему спасибо, – бросил Паша, – но видеть я его не желаю.


***

Через три дня Паша заявил, что реабилитация, которую назначил неустрашимый врач, окончена, и он будет искать работу. Через того же дядю Сашу, Павел устроился на завод электромонтером.

Все это время Паша неустанно думал, пытаясь отыскать те грани, которые отделяли его от безумия. Он не решался рассказать кому-либо о том, что он видел в коме. Природу его шрама на груди, который уже зажил, установить не удалось. Стражи правопорядка не находили никаких разумных объяснений, кроме обвинений в сторону дядьки Матвея, который, должно быть, обезумел, а потому принялся резать туповатым ножом грудь найденного им Паши. Однако сам грибник клялся, что Павла он не резал, и тот уже истекал кровью, когда был найден. Подтверждали это и врачи, к тому же такое ранение нанести грибным ножом было практически невозможно, так что версия следствия критики не терпела. Пашу вызывали для дачи показаний, когда ему надоело повторять одно и то же, он убедительно попросил стражей порядка дело закрыть. В конечном итоге его послушали, наверно, даже с радостью, избавляясь от «висяка».

Жить дома Паша не желал, выбил себе место в общежитии, ему сильно повезло, комната для двоих досталась ему одному. Комендант, сердобольная женщина в предпенсионном возрасте, прониклась историей о крайней некоммуникабельности Павла, осмыслению Пашиных слов помогла бутылочка вина и коробка конфет, правда, она обещала подселить человека к Павлу «в случае чего». В отличие от отца на выходные в деревню сын приезжал редко. Он предпочитал тратить свободное время на физические тренировки и чтение книг по истории. И то и другое было занятием трудным, мать и доктор чуть ли не привязывали его к кровати. Книги же не давали никаких подтверждений тому, что Паша видел своими глазами.

Сумбур последних дней чуть не довел Павла до нервного срыва, окружающие то и дело твердили ему, что он сильно поменялся, стал странным. Друзья постепенно отворачивались от него, ведь у него и не было друзей, только собутыльники, а пить Паша отказывался. Большую часть времени он проводил в уединении. Он завел несколько тетрадей, одну из них он оформил, как свою книгу магии. Туда он внес алфавит, заклинания и обряды, какие помнил, в другие вносил знания о существах и известных чародеях, которых помнил из книг, прочитанных в коме.

Однажды утром, по пути на работу, его глаза выхватили из толпы двух бородатых мужчин, явно отличавшихся от остальных прохожих. Невольно Паша прислушался к их разговору:

– Сегодня в шесть собираемся, – говорил тот, что был повыше, – мне в прошлый раз Андрюха щит поломал, так махал. Зря ты не пришел.

– Да я же говорю, не получалось, – оправдывался другой, пониже, в черной кожаной куртке, – Света истерику закатила, ПМС у нее, понимаешь ли!

– Да плюнь ты на нее, Серега, – хлопнув по плечу собеседника, воскликнул первый, – Вы же не женаты, зачем мучиться? А если она тебя окольцует, что тогда делать станешь?

– Легко говорить про «плюнь», но не все так просто, – вздохнув, ответил второй, – За квартиру платить легче, да и люблю я ее, наверно…

– Вот именно, что «наверно», – мужчина почему-то оглянулся на Павла, а затем вновь заговорил с Сергеем – Сегодня хоть приди, работы еще много у нас, сам знаешь.

– Знаю…

Пашу заинтересовало начало разговора, он знал, что в городе где-то должен был быть клуб, в котором собирались любители средневековья. Там они собирались, видимо, мастеря оружие того периода, попутно сражаясь им же. И скорее всего, эти двое были как раз из числа участников этого клуба, а потому Паша намеревался с ними заговорить.

– Мужики, стойте! – окликнул он бородачей.

Двое остановились и с интересом уставились на Павла.

– Мужики, я слышал, есть в городе такое место, где мечом помахать можно, – заговорил Паша, – Мне показалось, что вы знаете, где это место.

– Хех, знаем, – усмехнулся первый, – А ты что? Тоже хочешь?

– Да, есть такое желание.

– Ну, тогда приходи. Посмотрим, что можно будет придумать, – с этими словами он достал кошелек, а из него визитку, – Вот, возьми, там и телефон, и адрес. Сегодня к шести сможешь?

Паша забрал бумажку, аккуратно уложив ее в карман, и утвердительно кивнул. На этом они распрощались, все-таки ему нужно было спешить на работу, как, впрочем, и новым знакомым.

До этого дня Паша прожил обычной, если так можно было сказать, жизнью уже два месяца. Тело не только восстановилось, но и приблизилось к тому уровню, которого Паша достиг в своем путешествии. Не удивительно, ведь он ежедневно и самоотверженно предавался физическим занятиям. Мозг, в отличие от тела приходил в себя гораздо медленнее. Если вчера он мог быть уверен, что виденное в коме не более чем бессознательный бред, то на завтра эта уверенность исчезала, сменяясь обратной. Паша всерьез начинал считать себя сумасшедшим, он тайком пытался сварить эликсиры и отвары, которым его обучал Еремей. Самым страшным было то, что большая часть из них работала.

Доставать ингредиенты для своих опытов было трудно, а главное не дешево. Почти всю заработную плату он тратил на них, остатки денег он делил на части. Часть оставлял на скудное питание, часть отдавал матери, а также откладывал деньги в собственный накопительный фонд. Пить и курить Паша бросил, так что денег на его неприхотливую жизнь было нужно гораздо меньше, чем ранее.

Весь рабочий день он думал о предстоящем походе по адресу. Оказалось, что клуб собирался в частном секторе на окраине города. В том направлении город отчего-то не расширялся, там было немало совсем заброшенных домов, зачастую стоящих по соседству с добротным коттеджем местной знати.

Закончив рабочий день в половине пятого, Павел наскоро перекусил в своем общежитии, благо до него от завода было всего десять минут пешего пути. С собой он решил взять блокнот и сумку со спортивной одеждой, ничего другого в голову не лезло.

Прибыв в нужный район, Паша стал блуждать в поисках нужного дома. Пришлось спрашивать у прохожих, оказалось, большинство местных знали это место и охотно подсказывали дорогу.

Двухэтажный бревенчатый дом, отдаленно напоминавший виденные в Княжестве, заметно отличался от рядом стоящих. На часах была всего половина шестого, а из двора уже доносились голоса. Видимо, там что-то устанавливали. Паша сразу узнал голос встреченного утром высокого мужчины в спортивных штанах с ухоженной, каштанового цвета бородой. Сам Паша так и не брился с момента пробуждения, так что и сам мог похвастать длинной бородкой.

– Левее его воткни, чтобы параллельно встали, ну же! – кричал Пашин знакомый.

Паша никак не мог решиться подойти к калитке и постучать. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь понять, откуда в нем такой страх и нерешительность. Он собирался было уйти, но калитка распахнулась сама. Оттуда вышел второй парень, по имени Сергей, с ним было еще двое незнакомцев.

– О, ты пришел? – заметив Пашу, задал вопрос с очевидным ответом Сергей, – Проходи, я отведу тебя к нашему, так сказать, главарю.

Паша молча подошел и пожал протянутую руку Сергея, остальные двое приветливо улыбались, закуривая сигареты, и гость почувствовал себя спокойнее и увереннее.

– Пойдем, раз так, – Паша шагнул в дверной проем вслед за Сергеем, который так и не закурил.

Во дворе Паша насчитал около двенадцати человек, все они трудились над установкой какого-то деревянного сооружения, вроде ринга, окруженного столбиками. Окидывая двор беглым взглядом, Паша успел заметить и несколько чучел, столбов и других тренировочных установок, к которым он привык.

Было странно вновь попасть в схожую с той обстановку. Вспомнилась Любава. Любовь к ней угасала, так как ее Паше было приятнее считать выдумкой, что сильно помогало.

Глава всего этого собрания находился в доме. Вытерев ноги о половичок, Сергей и Павел вошли внутрь. Если снаружи дом был сложен из бревен и не лишен атрибутики «устаревшей» архитектуры, внутри «под старину» был разве что табурет в прихожей. Дубовый паркет, плазменный телевизор во всю стену, кожаные диваны. Очевидно, владелец этого помещения имел стабильный, а главное высокий, доход. Все это произвело на Павла двоякое впечатление, с одной стороны, это никак не соответствовало его представлениям о том, как должно выглядеть логово людей меча и копья, а с другой стороны Паша давно не видел таких домов, и богатство радовало глаз.

– Дима, вот тут человек хочет к нам присоединиться, – входя в личный кабинет предводителя, обратился к человеку у окна Сергей.

Человек, пребывавший в тумане раздумий, следил за работой своих подопечных и не сразу отреагировал на вошедших. Лишь спустя несколько секунд он вздрогнул, словно пробудившись от долгого сна, и обернулся.

Аккуратная, черная как смоль, борода сразу же бросилась Павлу в глаза, такую же он видел на Гордоборе. В целом, Дмитрий произвел впечатление серьезного, самодостаточного человека. Ростом он был чуть ниже Паши, но смотреть он умел так, будто смотрит свысока.

– Это хорошо, – сказал он Сергею, затем подошел к Паше и протянул ему руку,– Дима.

– Паша, – представился тот, пожимая руку.

– Раньше занимался подобным? Свое снаряжение имеется? – тут же спросил Дима.

– Нет, я в этом деле совсем новичок, – улыбнулся Паша, – но готов учиться.

Он решил, во что бы то ни стало, сберечь свою тайну о том, что видел в коме.

– Ну, это не страшно, главное желание, – он обернулся к Сергею, – Все хорошо, покажи тут ему все, расскажи, что и как.

– Хорошо, – ответил Сергей, кивнув.

Паше показалось, будто эти двое что-то скрывают от него, но не придал этому никакого значения. Сергей повел его в раздевалку, чтобы тот облачился в сменную одежду, а заодно ему показали, где туалет и душ. Последний, к слову, был предназначен для шести человек, которые могли бы мыться одновременно, что совсем смутило Павла. Когда он переоделся, Сергей вывел его на улицу и показал площадки для тренировок, которые еще не были готовы до конца.

– Мы всего-то пару недель назад здесь собрались, а уже все знают. Кроме тебя уже пятеро новеньких пришло, – рассказывал Сергей, – Дима нехило поднялся, домину себе отбахал, вот. Мы давно уже общаемся, с института. Посидели, подумали, и решили устроить собственный клуб. Раньше мы так занимались, не серьезно. А сейчас вот, всего хватает.

Нить повествования постоянно скакала от одного к другому и Паша пытался выловить полезную для себя информацию из того сумбура, что ему предлагал Сергей.

Дима, как оказалось, не всегда был богатым, с Сергеем они познакомились в студенческие годы, когда оба были богаты лишь мечтами и планами. Всего их костяк насчитывал семь человек, в основном все они были друзьями со времен института, кроме одного, который примкнул лишь год назад.

Все вместе они не только отдыхали, но и занимались спортом, посещая залы восточных единоборств. И вот, в один прекрасный момент они решили организовать собственный зал на базе нового дома Димы.

– Так, тут у нас мастерская и кузня, – указывая на небольшое деревянное сооружение, объяснял Сергей, – Там гараж еще, вон банька наша, сами строили, да и все, пожалуй.

Кроме площадок для тренировок имелась и беседка для отдыха, рядом с ней стоял мангал. Беседка размеры имела внушительные, ее опорные балки были украшены резными рельефами с изображениями мифических персонажей и природы.

После ознакомления с местными достопримечательностями настало время познакомиться и с компанией. Запомнить всех по именам с первого раза, Паша, естественно, не смог, но выяснил, кто относится к основной компании, а кто новичок. Если Дима был лидером, то правой его рукой был Леша, тот самый обладатель зычного голоса, которого Паша видел утром вместе с Сергеем. Остальные ребята неохотно, но подчинялись его командам, хоть они и были друзьями, но вот работали они как коллеги, где Алексей выступал в роли прораба.

Паша, как новый член команды, был тут же приставлен к работе. Вооружившись лопатой, он стал копать ямки под столбы для ограды ристалища, в котором планировалось устраивать групповые сражения. Когда все устали, а устали все быстро, так как рабочая неделя была в разгаре, и в компании был всего один студент, который не гнул спину на работе, было решено передохнуть в беседке. Заодно и познакомиться ближе, узнать распорядок и планы клуба.

Плавно разговор перешел на виды оружия эпох вплоть до средневековья, о том, как его изготовить здесь, в кузне, или же купить у мастеров. В этих разговорах особого участия Паша не принимал, хоть и имел кое-какие знания и соображения на этот счет. Для себя он извлек лишь одно, денег на приобретение качественного снаряжения древнего воина ему понадобится немало. Завод ему столько дать бы не смог, и Паша отвлеченно размышлял о способах заработка.

Внезапно компания разразилась диким хохотом, чтобы не отличаться, Паша тоже принялся рассеянно улыбаться, силясь понять, в чем же дело. Оказалось, что низкий, но коренастый парень по имени Саша в очередной раз подшутил над Сергеем по поводу его взаимоотношений с противоположным полом. Паша заметил, что это больная для Сергея тема, и шутят над ним постоянно.

К концу дня, когда вечер взял землю в свои сумеречные объятья, Паша уже смог запомнить почти всех своих новых товарищей, и даже выделил у них наиболее очевидные черты характера. Жилистый Саша постоянно шутил и улыбался, беззаботно относясь к жизни, и, казалось, даже к окружающим его людям. Крикливый Леша, именуемый всеми «Бугор» постоянно угрожал всем физической расправой в случае неповиновения, угроз своих он не выполнял, скорее все его «поломаю» были не более чем фразами паразитами, но командовать он любил, любил и хвастать силой, которая у него все-таки была в достатке. Паше он не понравился, слишком задиристым он казался. Вторым, таким же неприятным, Паше показался и Кирилл. В отличие от первого он выхвалялся силой явно ему не присущей, как, наверно, и умениями, которыми не обладал. Ко всему прочему этот долговязый хвастун постоянно клянчил сигареты у тихого парня, по имени Никита. Про последнего сказать было нечего, казалось, будто он вообще не умеет говорить ничего, кроме односложных ответов на адресованные ему вопросы. Впрочем, в своей любви к молчанию он был не один, вторым молчуном был Андрей. О нем говорили, как о непобедимом бойце, чье мастерство граничит с легендарным. В стенах этого клуба ему не было равных, даже Дима, который занимался единоборствами со школьных лет, не мог одолеть Андрея. Сергей же больше всех понравился Паше, наверно потому, что он был слаб духом, и Паша подсознательно почувствовал в нем если не друга, то и не соперника. В конечном итоге, ничего плохого в том, что Сергей зависим от девушек, Павел не видел. Кроме вышеперечисленных в костяк входил и Артем, к нему относились, как к секс-символу, впрочем, вполне заслуженно, выглядел он как один из тех красавчиков с обложки, казалось, любая дамочка просто обязана вожделеть его внимания. Что же до его боевых качеств, пожалуй, природа обошлась лишь одним даром.

Остальные, как понял Павел, сами были новичками. Они с интересом слушали разговоры сведущих в тематике средневековья, и только один из них, парень по имени Вася, постоянно лез в разговор. Вероятно, родился и вырос он в деревне, это было слышно по характерному говору. Нес он полнейшую чушь, абсолютно не соответствующую реальности, к тому же пытался шутить, в основном шутки были не смешные, был смешон скорее их источник. Но Вася был рад, что люди смеются, и смеялся сам. Относились к нему снисходительно, все-таки он был работящим и безобидным.

В ходе разговора было решено встречаться три раза в неделю, по вторникам, четвергам, и в субботу. Решили они скинуться всем вместе и на тренировочный инвентарь, который планировалось закупить, а не мастерить все самим, к тому же были нужны материалы для кузни. Большую часть нужных вложений планировал внести Дима, но и другие не пожелали оставаться не у дел, даже Паша, пришедший сюда всего раз. Отчего-то ему казалось, что в этой компании он задержится надолго. Впрочем, никто не требовал от него больших сумм, Паша отдал свою часть тут же. Были и те, кто не так искренне желал расстаться со своими деньгами, так, Кирилл тут же принялся одалживать деньги у Никиты, ссылаясь на больную мать и нелегкую жизнь. После сбора денег вечер стал плавно передавать права ночи, которая грозила похитить небесное светило в ближайшем будущем, сменив его на тусклую луну. Было решено разойтись по домам.

Паша вернулся в общежитие и предался усиленным размышлениям о способах добычи денег. К тому же из его головы все не выходила мысль о сильной схожести бороды Димы и Гордолюба, сына деревенского старосты, однажды предавшего отца и односельчан. Такая же черная, матовая, без единого клочка хоть сколько-то отличного по цвету волоса. Самое странное в этой бороде было то, что она будто поглощала солнечный свет, не отражая ни единого лучика. А это бросалось в глаза, хоть и не сразу. В конечном итоге он просто заснул, так и не придя к однозначным выводам.

Утром, придя на работу, Паша обнаружил, что его мастер страдает жутким похмельем и чуть ли не умирает прям на рабочем месте от сильной головной боли. Пронести на завод спиртное для «опохмела» не было сложной задачей, но вот денег у местных мужчин не было, зарплату обещали выдать только завтра. Паше стукнула в голову мысль. Он всегда носил с собой порцию отвара от похмелья, так как сам снимал им головную боль. Через уговоры и недоверие Паше удалось влить зелье в Василия Петровича и тот, с минуту кривясь и плюясь, вдруг понял, что похмелья у него больше нет.

Дальше Паше пришлось долго выдумывать, где же он раздобыл такое средство. Во время этих объяснений в голову ему пришла еще одна мысль: «Их же можно продавать. И продавать недешево». Он тут же заявил, что никакого другого поставщика, кроме него самого не существует, и что сегодня был демонстрационный показ действенности зелья, а дальше его можно будет приобрести только за деньги. Паша сразу же оговорился, что может найти и другие эликсиры, даже для повышения мужской силы.

Эти заявления вызвали живой интерес у работников, и Паша даже получил первые заказы, пока что по льготным ценам. Паша еще не был уверен полностью в успехе своей задумки, к тому же не все зелья работали, так как многие из них требовали сложных наговоров, которые у него не выходили. А потому вынужден был предоставлять льготы, однако так, чтобы не уйти в минус.

С работы он вернулся возбужденным. Свою лабораторию он оборудовал в деревне, в доме родителей, и сейчас он торопился побыстрее собраться в путь.

Этот пятничный вечер он провел в своей комнатенке, в компании ступок и трав. Комнатку он себе оборудовал на чердаке, чтобы его никто не отвлекал. Для этого пришлось произвести кое-какой ремонт, к тому же обезопасить себя усиленной дверью с большим навесным замком. Впрочем, после нескольких неудачных попыток мать перестала пытаться узнать, чем занимается ее сын, а отец изначально был к этому равнодушен. Чердак был достаточно просторным, так что Паша оборудовал себе и мастерскую, и даже успел изготовить несколько деревянных макетов мечей и щитов. Их он собирался отвезти в клуб, который общим советом было решено назвать «Богатырь».

Практически всю ночь Паша корпел над зельями, ему удалось получить четыре порции противопохмельного отвара, еще две порции противопростудного зелья, а так же ободряющий настой, который гарантировал отсутствие сонливости не менее десяти часов. На другое у него не хватало ни ингредиентов, ни времени, но первое он планировал приобрести на вырученные деньги.

Выспаться не удалось, ведь пришлось ехать обратно в город, в «Богатырь».

На этот раз они проводили занятие по всем правилам. Началось все с разминки и физических упражнений, Паша их выдержал, хоть и не без труда, а вот другие новички повесили язык через плечо уже после километровой пробежки по частному сектору. В качестве тренеров попеременно выступали Дима и Андрей, иногда их подменял и особенно крикливый Алексей. Сегодня они изучали стойку с оружием, все вооружились мечами и щитами из дерева. Вернее все, кому хватило, остальные довольствовались обыкновенными палками, которые едва ли были слегка отесаны обычными ножами. Паша тут же вызвался наделать оружия, как только услышал, что его собираются закупать. Услуги свои, естественно, предлагал он не бесплатно. Все согласились, так как продемонстрированные Павлом экземпляры были вполне пригодны для тренировок, и Пашин труд стоил куда меньше, чем мастеров со стороны.

На занятии Павел постоянно ловил себя на мысли, что ничего принципиально нового ему почерпнуть не удастся, ребят обучали тому же, чему учил Павла Белогор. Было не так просто притворяться полным профаном, так как Паша успел разработать свое тело почти до того уровня, который оно имело в его фантазиях из комы. Теперь он нет-нет, да и забывался, размахивая мечом.

Конечно, мастером он не был, но в сравнение с другими новичками он был просто богом сражений. Паша постоянно ловил себя на мысли, что очень горд этим фактом, его так и тянуло показать свое умение, но он сдерживался. Если кто-то и заметил, что Паша держит в руках не просто палку и не просто держит, то эти наблюдения были отнесены к понятливости и легкой обучаемости.

После тренировки компания решила выпить пива, все-таки был выходной, и не все стремились поскорее увидеть своих жен, а то и пустую, холостяцкую квартиру. Не остался только Паша, у него были другие дела в городе, к тому же он полностью отказался от алкоголя. Не остался и Сергей, он, пожалуй, был единственным, кто очень спешил попасть домой, к своей гражданской супруге.

В ближайшей аптеке Паша купил некоторые необходимые ингредиенты. Сироп, содержащий экстракты ромашки и мяты. Искать эти растения в первозданном виде было некогда, а купить уже засушенными тоже не выходило, приходилось использовать их в аптечном варианте. К слову, все работало и с этим сиропом, чему Паша был скорее рад, чем удивлен. После Паша посетил маленький рынок, перед самым его закрытием. Многие торговцы уже прятали свои товары, и Паша без особой надежды бродил по пустеющим рядам. Он было собрался и вовсе покинуть рынок, но его взгляд наткнулся на бабушку с весьма интересным товаром. Она торговала банными принадлежностями, солями для ванн и прочим, к чему обычный покупатель вряд ли бы стал приглядываться. Зато Паша пригляделся и был удивлен: среди товаров было много нужного именно для его алхимической деятельности. В какой-то момент Павел поймал себя на мысли, что бабуля является ведуньей и тут у нее знахарская лавка.

Потратив почти все свои деньги, Паша решил поинтересоваться, откуда у бабушки именно такой набор товаров и где она его берет. Все-таки не каждый торговец отважится торговать сушеными лягушками и прочими подобными товарами.

– Как откуда? – бабушка хитро улыбнулась, глядя на Пашу, – Сама все собираю, сама засушиваю, сама готовлю. А тебе, милок, это все зачем?

Пашу одолела уверенность, что она прекрасно знает ответ на этот вопрос. Его хватил легкий испуг.

– Да так, – Паша замялся, – Для бани, в деревне…

– Для баньки, да? Баня, это хорошо, – торговка сделала вид, будто поверила, – Ты на следующей неделе приходи, я тебе для бани еще кое-чего достану, может и заинтересуешься.

– Хорошо.

Паша медленно развернулся и ушел. Слишком уж лукаво улыбалась бабулька, слишком много у нее было нужных товаров. Успокоиться удалось лишь выйдя за пределы рынка. Паша решил, что даже если его догадки верны, то ничего плохого в этом нет, а наоборот, старушка могла стать не только отличным поставщиком, но и советчиком.

Эту ночь он вновь провел на чердаке. Превозмогая усталость он смог получить еще несколько порций различных зелий, включая коронное, повышающее мужскую силу. Оставалось лишь надеяться, что все они будут работать, так как проверить их на себе он не мог, так как многих недугов у него попросту не было.

Однако в понедельник, с самого утра, едва он пришел на работу, к нему выстроилась очередь из заказчиков. Паша сам не ожидал, что слава о единственном успешном применении его зелья так быстро разлетится по заводу, однако был рад, что так получилось. Оставалось лишь подтвердить те слухи, что успели разойтись. Распродав все, что он принес с собой, Паша получил новые заказы, теперь уже не предоставляя никаких льгот.

Очередная тренировка в «Богатыре» во вторник прошла в несколько ином ключе. Компания большую часть времени провела в разговорах и обсуждении планов по дальнейшему развитию клуба. Дима сказал, что набирать больше людей пока не планируется, так как места во дворе его дома хоть и много, но не хватит для целой толпы, а организовать сработанную команду для выступлений на турнирах любителей средневековой реконструкции можно и из уже набравшихся тринадцати человек.

К тому же опять зашли разговоры о сборе денег и личных вложениях каждого. В качестве кузнецов готовы были выступить Леша, Никита и Саша, остальные никаких навыков в этом деле не имели. Кроме Паши, который обещал принять участие и оказать посильную помощь в создании вооружения клуба. Собрать деньги собирались уже к следующему вторнику, в частности планировалось закупить кольчуги, так как изготовить их на месте было бы весьма проблематично. Стоила каждая из них весьма приличную сумму, потратить которую был готов не каждый. Но тут в разговор вмешался Леша:

– Так давайте вообще все купим! – развел он руками, – В чем тогда интерес? Не за тем ли мы собрались, чтобы самим все и делать? Вот и давайте делать, колец нагнем, не такая уж и трудная это задача. Посидим подольше и все сделаем. Да и не обязательно же именно кольчуги, есть и другие виды защиты. Закупать нужно только материалы, где-то вскладчину, где-то по личному желанию. Вот, предположим, я захочу кольчугу, а Павел кирасу. Вот я себе куплю проволоки, а он железа листового. Так будет справедливее.

Все одобрили его слова, так как с деньгами в больших объемах прощаться никто не желал, легче было принести из дома материалы, какие найдутся и закупить недостающее у каких-то своих, проверенных поставщиков Димы по сниженным ценам. К тому же никто не торопился облачиться в кольчуги уже на следующей неделе, все были готовы ждать и довольствоваться тем, что уже имелось.

Сами тренировки проходили спокойно и как-то непривычно для Паши, без синяков и ссадин, без перенапряжения и измотанного тела. К тому же в доме имелась тренажерная комната, развивать все группы мышц было проще, чем в деревне, где аналоги профессиональных спортивных снарядов зачастую не давали нужного эффекта.

Явными лидерами в плане мастерства боя были Андрей и Дима, они нередко показывали свое мастерство в коротких спаррингах. Паша внимательно следил за их движениями, и с непонятным чувством страха узнавал в них тренирующихся сотников и умелых дружинников. Теперь Паша был уверен, что в коме он изучал реально действующую тактику боя холодным оружием.

Новая волна замешательства нахлынула на него, пока он ехал в автобусе. Чем же были видения в коме? Реальностью или просто сном?

Ведь многим вещам он нашел объяснения, в конечном итоге СМИ пестрят рассказами о людях, которые, выйдя из комы, начинали рисовать, писать или делать что-то еще, чего никогда не умели. Этим Паша объяснил зельеварение, ведь оно состояло не столько из магии, сколько из обыкновенной химии, и то, что некоторые зелья не работают без наговора, могло быть следствием не отсутствия самого наговора, а неудачной химической формулы, пропорций ингредиентов.

Осколок и шрам Паша объяснил примерно так же, мало ли что с ним могло произойти, пока он лежал в лесу, а красивый камушек с узором, это то последнее, что мог запечатлеть его мозг перед ударом, а при пробуждении подсознание выдало установку его найти. Ведь не известно, сколько он там лежал, этот осколок, и от чего откололся в свое время.

Туда же он отнес и знание приемов боя с мечом. Мозг мог переформировать когда-либо прочитанное и увиденное, и, будучи воспаленным комой, переформировать все это в определенное знание, якобы полученное от Белогора, еще одного плода воображения.

Паша одновременно хотел и не хотел верить в такую версию. Он понял, что ему теперь невыносимо скучно жить в этом мире. Ведь там, в коме, он чувствовал себя свободным, соблюдая обязательства данные им самим, а не кем-то за него. Там он впервые сильно полюбил, пусть и неудачно. Там он чувствовал себя воином, пусть и самым слабым, но воином.

А здесь он электромонтер. Люди видят в нем электромонтера, который откуда-то берет чудодейственные настойки и ходит в клуб «Богатырь». Мало ли у кого какие странности и увлечения, бывают вещи и удивительнее. И ничего особенного в такой жизни не было, как и ничего интересного, за редкими исключениями.

Впрочем, у этого мира были, конечно, и плюсы. Наверно. Паша видел эти плюсы надуманными, простой привычкой. Использование телефона, тостера с микроволновой печью – это привычка. Если отобрать все это у человека, ему станет плохо. Но если у человека этого не было вовсе, он не был бы несчастен, общаясь вживую или подогревая пищу на огне. А может и был бы. Паша не находил веских оправданий своей тяге вернуться туда.

Так он, неделя за неделей, тренировался в «Богатыре» и с немалым успехом продавал зелья. Круг потребителей заметно расширился и Паша начал побаиваться, как бы не привлечь лишнего внимания.

Бабушку на рынке звали Зинаида Ивановна, она с удовольствием доставала для Паши любые товары, не задавая вопросов. Ее не интересовало, зачем ему может быть нужно крыло стрекозы или корень мандрагоры. Она лишь раз спросила, не знает ли Паша человека по имени Велимудр. Паша не знал такого и лишь отрицательно помотал головой.

– Нет, а что такое?

– Ничего, милок, – бабушка укладывала пучок травы в бумажную обертку, – Просто так спросила, думала, что ты у него учился.

– Чему учился? – Паша больше чем сыграл удивление, действительно удивился, – Вы о чем?

Зинаида Ивановна лишь хитро улыбнулась, пока что не собираясь раскалывать Павла.

Впрочем, рассекречивание произошло само собой уже через неделю. Один из Пашиных клиентов покупал у знахарки веники для бани.

– О, Пашка, привет! – заметив зельеварителя, любитель бани и мощной эрекции протянул руку, – А ты тут какими судьбами, тоже баньку любишь?

– Привет… – Паша замялся, – Да так, кой-чего купить надо.

Зинаида Ивановнакопалось в своем товаре, но было очевидно, что она внимательно слушает разговор.

– Слушай, Пашка, а когда ты этого сможешь достать… Ну, ты понял, – собеседник выразительно кивнул,– А то жена, выходные, детей к теще, годовщина у нас. В общем, надо помощь твоя.

– Завтра устроит? – Паша не мог делать вид, будто не понимает, чего от него требуют. Все-таки ничего конкретного дядька Юра и не говорил.

– Да, устроит, – Юрий положил руку Павлу на плечо, – А цена та же, или темпы инфляции ее изменили?

– Как обычно, пока ничего не поменялось – Паша улыбнулся.

– Тогда договорились.

Они пожали руки, и Юрий, забрав товар, ушел прочь.

– Ты зря так просто продаешь, в открытую, – вкрадчиво заговорила Зинаида, – Побоялся бы.

– А чего бояться? – Паша действительно не знал, чего именно бояться, хоть и старался вести дела аккуратно.

– Экий ты простой. Налоговой бы побоялся, – Зинаида принялась копаться в своей просторной сумке, – Вот, на.

В Пашину ладонь лег маленький окуляр из мутного стекла в деревянной оправе мутного цвета.

– Что это? – Паша искренне не понимал, как этот глазок спасет его от налоговой, или вообще от чего-либо.

– О-о-о, слушай, – бабушка Зина показалась Паше чересчур возбужденной, – Записывай адрес, придешь ко мне вечером в понедельник, там все расскажу. А то совсем ты ничего не знаешь.

Паша достал блокнотик и под диктовку записал адрес. К бабушке он привык, и прийти к ней домой не боялся. Тем более его заинтересовало ее поведение, вероятно, ей было что ему рассказать, что-то очень важное для него.

Распрощавшись с торговкой, Паша быстрым шагом пошел к остановке. В эту субботу его ждала новая тренировка. К этому дню он уже успел восстановить уровень умения до того, которым обладал перед путешествием к Замку. К тому же успел хорошо раззнакомиться со всеми ребятами из клуба, особенно близко он общался с Димой и чутким романтиком Сергеем. Неплохие отношения он поддерживал и с Никитой, впрочем, с ним никто не имел конфликтов. Даже Кирилл, который мог угрожать физической расправой всем без исключения, а уже через минуту клянчить сигарету или же спокойно разговаривать на отдаленные темы.

Постепенно клуб вооружался, Паша купил себе меч, по весу и длине практически идентичный тому, которым он обладал, пребывая в коме. Так же он смастерил себе щит, не без помощи Никиты, конечно. Широкий, круглый, с о стальной окантовкой и такой же стальной тарелкой в центре, от которой к краям расходилось двенадцать симметрично расположенных лучей. Такой щит называли нордическим или скандинавским. А вот с доспехом дела обстояли куда хуже. Паша лично гнул кольца из купленной проволоки, но вот качественно плести кольчугу получалось только у Леши, который делать это бесплатно, естественно, не собирался. Хоть Паша и зарабатывал на продаже зелий, однако эти деньги не могли покрыть всех его расходов, а ведь ему пришлось купить себе новый телефон и ноутбук, кое-что из одежды и прочие предметы, иногда не первой необходимости. Так что на кольчугу, а Паша хотел именно кольчугу, ему казалось, что кираса будет стеснять его движения, ему еще нужно было копить. К тому же защитное снаряжение не состоит из одной кольчуги, нужен был и шлем, и поножи, и сапоги.

С момента Пашиного пробуждения прошло уже три месяца, он почти пришел в себя и смирился с тем, что все, что он видел в коме, всего лишь игра разума. Поэтому, в этот вечерний час, он шел к бабушке Зине, ожидая услышать что-нибудь о конкурентах или чем-то подобном, что он не предусмотрел ранее.

Зинаида Ивановна жила почти в том же районе, что и стоял клуб «Богатырь», поэтому Паша сразу решил зайти в клуб, проведать Диму, а заодно и свой доспех, который Леша все-таки согласился начать делать, в кредит.

Калитка была закрыта, на звонок никто не отвечал. Паша решил, что Леша, который жил в последнее время тут, сидит в мастерской и не слышит, а Дима, возможно, уехал по делам. Недолго думая, Паша перемахнул через забор, как это уже не единожды делал. Двор пустовал.

Паша прошелся до мастерской, там тоже никого не было, но дверь в дом была открыта и Паша вошел. Судя по приглушенным звукам разговора, Дима находился в своем кабинете.

– Он еще не готов… Я не могу этого гарантировать, но мне кажется, что он непричастен. Я перелопатил всю информацию о нем, он не покидал города, ну никак он не мог иметь контакта с кем-либо из них… Да, да, я знаю, мне кажется он не сам их делает, кто-то ему их поставляет… Да, понял, будем следить… До связи, – Дима разговаривал по телефону.

Паша привык, что глава клуба постоянно неразлучен с мобильным телефоном, все-таки у него был свой бизнес. Этот разговор не показался ему каким-то подозрительным или необычным, но что-то в сердце екнуло. Сам не понимая зачем, он тихо прокрался обратно к выходу и незаметно покинул стены клуба. Испытывая двоякие чувства, он брел по адресу Зинаиды. Уже улегшиеся подозрения разыгрались с новой силой, Паша осознавал, что мир вокруг совсем не так прост, как ему казалось когда-то, и что его путешествия были не простой игрой воображения.

« Может быть, все не закончилось, а только начинается?»: Паша очень хотел верить в то, что привычная ему с детства реальность лишь иллюзия, созданная для простого обывателя, а реальность куда загадочнее и интереснее, чем кажется людям.

С такими мыслями он добрел до дома торговки. Понурая, старенькая избушка, которая стояла, казалось бы, со времен революции, и была обителью Зинаиды Ивановны. Двор зарос кустарником, деревьями и прочей растительностью, за ним явно некому было ухаживать, а может и незачем.

Калитка истошно заскрипела и по уже наезженной траектории прошуршала по земле, упершись в земляную горку. Паша кое-как протиснулся внутрь и пошел по протоптанной тропинке ко входу в дом.

– Вот и мой гость, – на пороге появилась хозяйка, – Проходи.

Низко пригнувшись, Паша вошел в дом. Он обтер ноги о вязаный половик и прошел за хозяйкой. Внутри было темно, он будто бы вновь погрузился в атмосферу своего путешествия. Пучки трав по стенам, печь, в которой что-то готовилось, старинные столы и лавки из толстых досок, все это напоминало ему дом Еремея. К тому же Паша обратил внимание на отсутствие икон, обыкновенно в подобных домах им отводился целый угол, здесь же подобного не было. А ведь у бабушки Мани, соседки Пашиной матери, в доме были чуть ли не обои из икон. Впрочем, это не помогало бабе Мане быть добрее и счастливее.

– Ты голоден? – засуетилась бабушка Зина, – По глазам вижу, что голодный.

Она усадила его на лавку за стол, и уже через минуту Паша сербал наваристый борщ, закусил он его жареной картошкой со шкварками. Наевшись до отвала, Паша уже не совсем понимал, пришел он вести разговоры или кушать.

– А теперь и поговорить можно, – бабушка сели напротив Паши.

На столе красовался самовар, чашки и пирожки с повидлом.

– Так ты говоришь, Велимудр тебе не знаком? –начала допрос бабуля.

– Нет, не знаком.

– И кто же тебя научил варить?

– Что варить? – Паша не планировал сдаваться сразу.

– Так. Не надо пытаться меня обмануть, сам обманутым останешься, – знахарка сделала вид, что начинает раздражаться, – Давай, лучше, говори все как есть.

– Его звали Еремей, – Паша быстро сдался, врать расхотелось, казалось, Зинаида знает все заранее.

– Хм… И где он живет, я не знаю такого… – Зинаида выглядела озадаченной.

– Я сам не знаю, где это было,– заговорил Паша, – Я недавно очнулся из комы. Пролежал я чуть больше двух месяцев, там у меня были видения, в которых старик по имени Еремей учил меня готовить зелья и прочее… А потом я проснулся и стал их делать. Как оказалось, они работают.

Паша сильно сократил историю, но знахарка не стала требовать подробностей:

– Будем считать, что так оно и было, – после минутного молчания заговорила хозяйка дома, – Не хочешь всего рассказывать, не надо. Тогда перейдем сразу к делу, раз твой учитель был столь опрометчив…

Зинаида Ивановна взглянула на Пашу, пытаясь понять, с чего бы начать свой рассказ, а что Паше уже может быть известно.

– Начнем сначала, – бабуля отставила чашку, – В мире есть немало людей, которые способны сварить зелье, но не каждому это позволено, не каждый вынесет за это ответственность. Слишком уж давно истребили почти всех чародеев и всех, кто им был подобен, кто остался, тот прячется, прячется так, чтобы его не нашел даже солнечный свет. В любой момент ты можешь быть схвачен.

– Кем? – не выдержал Паша, – Полно всяких народных целителей, экстрасенсов, медиумов и прочих. Все они спокойно работают, некоторые даже на камеру. И получают за это деньги. Неплохие деньги. Так кем я могу быть схвачен?

– Охотники, ловцы, прислужники… Называй их как хочешь, – бабуля отстраненно смотрела в потолок, будто не замечая Пашиной нервозности, – Это не важно. Важно то, что никакое проявление силы не может быть использовано самостоятельно, вне храма или без Его разрешения.

– Кого Его? – Паша повторил местоимение, подражая интонации знахарки, которая выделила это слово так, будто Паша должен был понять, о ком идет речь.

– Экий ты несмышленый, – вздохнула бабуля, – И жаль тебя, и самой страшно.

Видом своим она показывала, что Паша просто обязан знать и понимать, о чем она говорит, будто каждый встречный является экспертом в подобном, и только он, Паша, остается полным профаном в этом вопросе. Это сильно раздражало Пашу, потому что он действительно не понимал, что мелет эта бабка и что мешает ей просто продавать ему свои товары, или, на худой конец, рассказать прямо о препятствиях, которые могут подстерегать непросвещенного зельеварителя.

– Почему всем можно варить и продавать что угодно, а мне нельзя? Кто меня может словить? Налоговая? Так это любому грозит, про них я и так знаю, – Паша говорил повышенным тоном, – Чего мне бояться, неужели трудно прямо сказать?

Вдруг Зинаида резко приблизилась к Павлу, будто стараясь принюхаться к нему, Паша был сбит с толку этим действием, и лишь ошарашено разглядывал собеседницу.

– Чую я на тебе запах метки, – проворчала она, – Но не твой он. Я так и думала, что тебя уже нашли.

– Кто нашел?

– За тобой кто-нибудь следил на улице?

– Нет, кому это может быть нужно?

– Точно никто? – Зинаида Ивановна выглядела встревоженной.

– Да точно, точно никто не следил!

– Может в последнее время у тебя появились новые друзья? – Зинаида Ивановна опустила руки под стол, – С черной бородой или белыми, как снег, глазными яблоками?

– Эмм, ну… Есть один с черной бородой, но мало ли их таких бородатых? Весь Китай с черной бородой, – Паша пытался сопротивляться сам себе, – Что от меня нужно вообще, что вы рассказать-то хотели?

Пронзительным взглядом Зинаида впилась в Пашины глаза, будто стремясь пробраться через них в его душу, в его суть. Он взгляда не выдержал и отвернулся в сторону.

– Все, – бабушка резко встала, проявляя неожиданную резкость движений, – Больше мне не о чем с тобой говорить. Либо ты поймешь все сам, либо…

Тут она осеклась, однако Паша и сам чувствовал некое напряжение, ему хотелось поскорее покинуть стены этого дома, он уже не хотел слушать рассказов очевидно выжившей из ума старухи, которая неспособна ни на что, кроме идиотских загадок. Так он объяснил ее поведение.

– Хорошо, – Паша тоже встал и двинулся к выходу, – благодарю за обед.

Бросив это, он уже почти вышел, но хозяйка его остановила:

– Стой. Тот окуляр, что я тебе дала. Посмотри через него на своих друзей. Только будь осторожен.

Сказав это, она махнула рукой, недвусмысленно предлагая покинуть ее дом. Паша повиновался, быстрым шагом он покинул помещение.

Он ехал домой и раздумывал над своим поведением, наверно он был чрезмерно горяч и чем-то обидел торговку. Других объяснений резким переменам в ее поведении он не находил.

Тогда он достал окуляр, который ему достался от Зинаиды. Украдкой он пытался разглядывать через него людей, но они ничуть не менялись, абсолютно никакого эффекта окуляр не имел. Более того, он даже не увеличивал изображение, хоть и казался выпуклым. Паша хмыкнул и спрятал его обратно в карман, решив, что вещица, быть может, дельная, и он просто не умеет ею пользоваться.

Скользя взглядом по людям, Паша пытался угадать, чем они занимаются, что из себя представляют. Его внимание привлекла женщина, одета она была неброско, скорее всего с рыночных лотков. На ее коленях, как вечное напоминание, сидел ребенок, мирно копошась в собственной курточке. Женщина явно была матерью-одиночкой, и явно не из тех, что любят и ценят свое чадо выше жизни. Выставляя напоказ безымянный палец, он разговаривала по телефону, видимо, со своей матерью.

– Я его к тебе привезу, – оповестила она родителя.

Вряд ли ей было больше двадцати пяти, а она уже походила на уставшего от жизни человека, ранние морщинки, вздутые вены на руках. Тех самых руках, которыми она то и дела осыпала тумаками своего ребенка. Без причины. Просто так. Наверно, нервы. Наверно, он виновен, в том что родился, а потому не плакал, будто и сам осознав эту вину.

По соседству сидели две умудренные жизненным опытом особы. Усадив свои грузные тела на отвоеванные у прочих пассажиров сидения, они громогласно несли свою мудрость в массы, ничуть не стесняясь в выражениях. Досталось немного мудрости и матери, едва ли не разгорелась словесная перепалка.

«Отчего они становятся такими? Утраченная молодость, отсутствие самореализации и утерянные возможности? Так и чему тогда их поучения, если они сами никто? Или они учат своим ошибкам, своим примером показывают то, к чему желательно не приходить? Почему же тоном победителя?»: эти вопросы не требовали ответов, они и были ответом.

Эти две кладези мудрости сильно раздражали Пашу, куда сильнее, чем притаившаяся в углу «птица мира». Впрочем, притаиться у него вышло плохо, его присутствие выдавал запах. Он смердел собственным дерьмом, годовалой коркой немытой грязи и перегаром. Паша даже не знал, сочувствовать ему, ненавидеть или завидовать. Жизнь бомжа проста, наверно, проще только у дождевых червей. К тому же, они свободны. Свободны от благ, свободны от наших свобод выбора. Свободны от мнения общественности. Но не от чувства голода.

Немного поразмыслив, Паша пришел к выводу, что такая свобода ему не близка, а бомж все-таки слишком вонял, чтобы ему завидовать.

Люди ехали по делам, или просто, чтобы куда-то ехать, салон казался Паше наполненным их чувствами, мыслями, переживаниями. Все они слились для него в одну большую кучу, будто единый организм. Он почувствовал испуг рядом стоящей девушки. Он тонкой иглой пронзил его сердце, будто это ему было чего бояться. Сразу же вслед за ощущением девушка заговорила в телефон:

– С каким Лешей ты меня видел?

«Понятно…»: Паша почему-то даже не сомневался, что разговор идет об измене, но вот странному ощущению чужого страха он удивился. Не успел он отойти от первого удивления, как его сменило новое.

Паша встряхнул головой, чтобы прогнать наваждение, слишком уж непривычными были ощущения. Странное чувство единения тут же покинуло его, и он устало плюхнулся на свободное сидение. Уставившись в окно, он вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы повторить недавно испытанные чувства, но сделать этого не удавалось.

Приехав домой, он почувствовал себя невероятно уставшим и сразу же лег в кровать, едва успев раздеться и подготовить себя ко сну. «Нужно обязательно помириться с Зинаидой Ивановной. Но завтра»: подумал он, улегшись в кровать. Еще некоторое время он вспоминал все произошедшее с ним. Снова вспомнились Любава и Ян. Паша даже не знал, живы ли они. «Наверно, нет. Ведь этого всего и не было, наверно…»: мысли стали смешиваться, мир вокруг будто потух. Внезапно, из глубин сознания появилось некое необъяснимое ощущение, а перед глазами проявились сотни белых точек, соединенных между собой тонкими линиями, это напоминало картинки из учебников, будто перед ним была структура материала в большом увеличении. Все органы чувств, вплоть до обоняния поддались этому странному ощущению. Паша будто мог коснуться этой странной субстанции, она же в свою очередь то расширялась, заполняя собой все мыслимые границы пространства, то сжималась до размеров неосязаемой молекулы, становясь будто ничем, пустотой, но осязаемой пустотой. Тело Павла оставалось неподвижным, он точно знал, что ощущение пропадет, если он шелохнется. Казалось, будто из этой материи можно было сделать что угодно, и Павел делал, мысленно мастерил из нее миры и простейшие частицы. Гадая, откуда взялась эта субстанция и что это за странные ощущения, Паша уснул.

С утра Паша предупредил мастера, что несколько задержится, и придет на работу позже обычного. Он спешил скорее навестить Зинаиду Ивановну. Однако на рынке он ее не застал, чем был сильно огорчен. Старая торговка была ему нужна не только как советчик, но и как поставщик, все-таки заниматься собирательством самому у него не было ни времени, ни желания.

Бабушки на рынке не было и в следующие дни. Ее рабочее место пустовало несколько недель, продавцы с соседних мест сказали Паше, что знахарка больше здесь не торгует, так как не стала продлевать аренду торгового места, а все свои вещи увезла.

Паше оставалось лишь одно, заявиться к ней домой. На его удивление и дома старушки не было. Не было совсем, дом пустовал. Паше удалось узнать, что в ускоренном темпе Зинаида Ивановна съехала. Уезжала так, будто кто-то ее мог тут найти, будто дом ее полыхал ярким пламенем.

– И куда она на старости лет? – сама себе задавала вопрос соседка, женщина лет сорока, полная до безобразия, с лоснящимися от жира щеками, лицо ее было обезображено бороздами, оставшимися то ли от оспы, то ли от прыщевой сыпи, – Ну нет у нее никого, ни сына, ни внука, ни брата, ни свата. Одна она жила, травки свои все сушила да грязь всякую в дом носила, как больная. Мы пару раз всерьез планировали на нее санитаров вызывать, чтобы забрали. Бывало, бегала тут, возле костра, духов каких-то зазывала, мракобесие разводила, одним словом. Теперь вот слиняла. А тебе зачем?

– Да так, – Пашу этот вопрос застал врасплох, – Веники для бани у нее хорошие были.

– Ясно, – соседка подперла бока руками, – А я уж подумала ты из этих, часто к ней приходили, все варили там что-то, палили да вопили, как резаные.

– Нет, нет, – Паша поспешил ретироваться, разговор с этой женщиной не доставлял ему удовольствия, – Всего доброго.

Не обращая внимания на ее подозрительный взгляд, Паша развернулся и ушел. «И где ее теперь искать?»: думал Паша, бредя в сторону клуба «Богатырь». Окуляр, подаренный Зинаидой, по-прежнему был бесполезным, Паша уже не раз украдкой разглядывал через него Диму и остальных, но ничего в их облике не менялось.

Впрочем, не менялись и отношения в коллективе, Паша продолжал спокойно тренировать свое мастерство и даже получал от Димы деньги и право пользоваться всемирной паутиной с клубного компьютера. У Паши был доступ в сеть, но в общежитии выход в интернет был крайне нестабильным и низкоскоростным, так что данная привилегия Пашу весьма радовала. Деньги же он получал за участие в изготовлении снаряжения и посильную помощь клубу во всех его начинаниях.

Сегодняшняя тренировка ничем не отличалась от предыдущих, ребята практиковались с оружием, теперь уже с металлическим, с особой, затупленной заточкой.

Паша, как один из сильнейших во всем клубе, должен был выступить против Андрея. Сам Паша практически не брал в руки другого оружия, кроме щита и меча, изредка практикуясь только с копьем, еще реже с луком. Андрей же владел, казалось, любым, из имеющихся у клуба, орудием убийства.

В этот раз он вооружился кистенем и маленьким щитком, около тридцати сантиметров диаметром. Боевая часть кистеня была облегчена, шипы на ней были деревянными и закругленными, так, чтобы не ранить человека. Кроме основного оружия на поясе Андрея болталась и легкая сабля. Облачен он был лишь в поддоспешник. Это облегчало его движения, но попадание меча могло сильно навредить ему. Однако попаданий он не боялся.

Внутри своеобразного ринга размерами около восьми квадратных метров Паше предстояло сойтись с признанным лидером клуба, но страха Паша не испытывал. И вовсе не из-за того, что бой тренировочный и потерять в нем жизни крайне затруднительно, а потому что Паша стал уверенней. Проигрывать он научился с честью, как подобает мужчине, а не мальчику.

Да и проигрывать он не собирался, его тяжелый полный доспех позволил бы ему принимать удары кистеня грудью или даже спиной, не опасаясь зачтения ранения. Главной задачей была защита головы, рук и ног, а в этом должен был помочь широкий круглый щит. Если же сам Паша зацепит Андрея, то тот, кроме синяка, получит еще и засчитанное поражение.

В качестве судий выступал Алексей и Дима, их задача заключалась в том, чтобы проследить за соблюдением правил поединка, а так же вовремя остановить оный, в случае травмы спарингующихся или же победы одного из них. Как только соперники ударяли друг друга, фиксировалось ранение различной степени тяжести, вплоть до смертельного, хоть реальных повреждений могло и не быть. Конечно, система оставляла желать лучшего, многое зависело от объективности судей, но Пашу устраивала и такая приближенность к реальному поединку. Впрочем, случались и реальные травмы, так как бились в клубе в полную силу, щадя соперника лишь тогда, когда он того требовал. Паше везло, а вот некоторые товарищи в подобных спаррингах получали переломы, такое положение вещей, к слову, отпугивало новичков, но Дима был этому рад, ссылаясь на то, что людей клубу достаточно. Порой заходили разговоры о каких-то соревнованиях и фестивалях, но все то, что Павел видел в интернете, разительно отличалось от того, к чему, казалось, Дима хотел подготовить свою команду.

И вот Андрей и Паша сошлись. Павел резко ушел в сторону, предвидя удар в голову, Андрей, однако, лишь замахнулся, но бить не стал, будто проверяя Пашину готовность. Не мешкая, Паша наотмашь, целясь в область правого бедра, отправил свой меч. Андрей легко отпрыгнул, Пашу чуть увело вслед за мечом, по инерции. Чтобы не раскрыться полностью, подставляю спину, Паша прыгнул и перекатился, таким образом, он оказался на два метра левее Андрея. Вскочив на ноги, Паша понял, что быстро устанет, растрачивая силы на подобные пируэты, в то время как Андрей еще и не начинал биться.

Тогда Павел решил уйти в глухую оборону, полагаясь на свой доспех и щит, рано или поздно, но Андрей должен ошибиться. По крайней мере, на это надеялся Паша. Долго себя ждать противник не заставил, уже через миг Паша ловил щитом боек кистеня, раз за разом, все пятясь и пятясь. Рука под щитом гудела, удары, пусть и облегченного, кистеня выходили мощными. Пашино дыхание участилось и с каждым ударом сбивалось еще больше, Паша вяло отмахивался мечом, преимущество в размерах оружия списывалось на нет размерами площадки. Выход за ее пределы знаменовал поражение, к тому же и неприятное падение, так как канатов на этом ринге не было, и над землей он возвышался на целый метр. Разорвать дистанцию не удавалось, и кистень Андрея казался очень грозным оружием, несмотря на свою длину.

Лишь неимоверным усилием, бешено размахивая мечом, Паша все-таки смог разорвать дистанцию и отойти ближе к центру ринга. Это помогло ему сгруппироваться для атаки, теперь Андрей выступал в роли защищающегося. Ответить на Пашин натиск на неудобной для своего оружия дистанции он не мог. Да и защититься ему было практически нечем. Его щиток был слишком мал, чтобы не разлететься от нескольких сильных ударов, к тому же таким вообще было трудно словить меч. Теперь уже Андрею пришлось уйти кувырком. Поднявшись, он откинул кистень и вынул саблю, сделал он это так быстро, что воспользоваться моментом Павел не успел.

Андрей бросился в атаку. У Паши сложилось мнение, что в щит он бьет специально, чтобы рука под ним окончательно онемела и перестала подчиняться хозяину. В какой-то момент Паша специально немного раскрылся, но сабля Андрея все равно ушла именно в щит.

Паша уловил момент, когда Андрей размахивался для очередного удара, встретить этот удар он намеревался не щитом, а собственным мечом, надеясь на его вес. По плану, саблю Андрея от этого столкновения должно было бы откинуть. Андрей это понимал, а потому в последний момент вывернул кисть, изменив траекторию удара, а вот Паша не успел. Пашу вновь увлекло вслед за оружием, но на этот раз он не успел предпринять каких-либо действий. Его меч стукнулся о доски настила, застряв в одной из щелей, для поддержания равновесия Паша отвел щит за спину, но это не спасло его. Уже через миг сабля Андрея хлестнула его по плечу, плашмя. Бой был окончен.

Впрочем, Паша продержался не малое время и вел сражение достойно, так что с ринга оба уходили под одобрительные выкрики. Пожалуй, Пашу хвалили даже больше, но вот сам он был двоякого мнения о проведенном поединке. Левая рука практически безвольно обвисла, еле удерживая щит, правое плечо оказалось слегка вывихнуто в результате последнего неудачного удара. Казалось, выступил он достойно, но сам он ждал от себя куда лучших результатов.

В последнее время Паша почти не делал различий между мирами, между сном и реальностью. Теперь он искренне верил в существование сверхъестественного и всеми силами искал проявления оного. Переломным моментом стало исчезновение Зинаиды, теперь Паша больше не хотел искать рациональных объяснений происходящему с ним и около него.

Он изрисовал целую тетрадь своим знаком, который открыл ему Иван, и, хоть так и не понял, что он может значить, Павел не опускал рук. Все чаще его посещало то предсонное чувство, казалось, когда Паша приближался к разгадке его природы, оно специально пропадало или же погружало Павла в сон. Не упускал Павел и возможности попрактиковаться в «единении», как он это называл, с пассажирами автобуса. Удавалось это далеко не всегда. Но этот день выдался насыщенным, после поединка Паша чувствовал себя уставшим и несколько отрешенно смотрел на людей, возможно, это и помогло ему войти в нужное состояние.

Напротив Паши сидел парень лет восемнадцати. Одет он был в темно-синюю просторную футболку и такие же просторные джинсы, на коленях он держал под завязку набитый заплечный рюкзак. Смотрел он в окно, будто боясь отвлечься, пряча взгляд от людей.

Невольно Паша заинтересовался тянущимися от парня смесью тревоги и растерянности. В какой-то момент Паше показалось, что парень сбежал из дома, что он абсолютно потерян и наверняка не в своем городе. Повинуясь некому инстинкту, какому-то внутреннему приказанию, Паша достал окуляр, подаренный бесследно исчезнувшей Зинаидой, и принялся разглядывать парня через его стекло.

Паша совсем недавно наконец-то установил, для чего именно нужен окуляр. Некоторые люди излучали ауру, которую можно было различить лишь с помощью этого стекла в деревянной оправе. Впрочем, представители клуба «Богатырь», которых настоятельно рекомендовала рассмотреть Зинаида, никакой особенной ауры не излучали.

А вот у парня напротив Паши аура оказалось весьма необычной. Слишком необычной, чтобы Паша мог себе позволить взглянуть на нее лишь украдкой. Обычно аура представляла собой еле заметное голубоватое свечение по контуру тела, встречались и другие цвета, но реже. У кого-то она была чуть ярче, у кого-то совсем блеклая, так, что ее почти нельзя было различить. Тут же никакого свечения не было, парень был охвачен серебристой дымкой, особенно интенсивно дымилась область плеч, груди и глаза. Паша не мог разглядеть даже контуры лица через эту дымку.

Тем временем парень наконец-то почувствовал на себе пристальный взгляд и обернулся. Паша успел спрятать окуляр, но вот взгляд отвести не успел.

Напряженный момент встречи взглядами показался Паше вечным. Под взглядом случайного соседа он почувствовал себя неловко, может из-за чрезвычайной твердости взгляда того парня, а может и из-за обыкновенного стыда, связанного с длительным рассматриванием незнакомого человека.

Так или иначе, но взгляда Павел не выдержал и спрятал глаза. Нарастающие волны недоумения и даже некоторой злости выдернули Пашу с места, он уже не разбирал, его ли это чувства, или парня напротив, а потому поспешил побыстрее покинуть салон автобуса на первой же остановке. Не своей остановке.

Эта встреча оставила в Пашей уйму впечатлений, он даже не понимал, где именно он вышел, а главное – зачем? Только сейчас Паша понял, что на руке у парня был браслет. Тот самый браслет, что когда-то ему, Павлу, подарили лесные эльфы. Паша потряс головой, будто сам не желая верить своим воспоминаниям, все-таки похожую безделушку могли изготовить где угодно.

Мимо него шли люди, обходя или задевая, тщетно пытаясь утаить свои жалкие, никому не нужные, тайны или же выставляя их напоказ, спеша или не торопясь, движимые высокими целями, низменными потребностями, а то и вовсе их отсутствием. Все они не были интересны Паше, слишком глубоко он задумался о собственных тайнах и целях. Пожалуй, в этот момент был пик, финальное сражение реального и желаемого мира в его голове. И Паша поверил окончательно. Теперь это была не слабенькая надежда на существование магии, эльфов, Любавы и Еремея, эпичных сражений, тайн колдовства, богов и их войн. Теперь это была непоколебимая уверенность, граничащая с неоспоримым знанием. Теперь его мозг искал «рациональные» оправдания не тому, происходящему вокруг, что не описывалось в научных книгах. Нет, теперь он оправдывал существование той реальности, в которой вынужден был жить до этого момента. Теперь не он был сумасшедшим, но они, эти прохожие, слепцами. Глупым стадом, загнанным в рамки серого, никчемного бытия, состоящего из однотонных событий и святого охранения всего этого дерьма, что сочилось из каждой поры на их коже. Сами они сделали мир таким, или же их кто-то заставил – это Пашу не заботило. Главное, что его окружали бездумные роботы, страшащиеся увидеть чуть дальше своего носа, и дико верещащие при виде тех, кто все-таки заглянул. Стремящиеся забить камнями, сжечь на костре, упрятать в четыре стены, лишь бы этот непознанный, огромный мир оказался подальше. Ведь в нем придется ощущать себя еще мельче, чем та песчинка, ведомая необоримыми силами массмедиа, ложами заговорщиков и финансовыми потоками. Уж лучше так, как привыкли, быть ничтожным червем в куче себе подобных, копошащихся в грязи, задыхающихся в стенаниях о несправедливости мира, но продолжающих влачить жалкое существование, ради факта существования.

Но с этого момента это была не Пашина судьба. Он принял другой мир и стал его частью. Неотъемлемой частью. «Я смогу!»: эти слова били пульсирующей в голове кровью.

Паша помнил обряд перемещения в мельчайших подробностях, более того, он сам не до конца осознавая, все это время собирал необходимые для него компоненты. Оставалось последнее. Символ.


Глава 2.


Уже которую ночь подряд Пашу посещало то самое ощущение. Измученный, он не мог понять, что же это. Чтобы сохранять это состояние, Паше приходилось лежать абсолютно неподвижно. В полусонную голову внезапно пришла, как показалось Паше, весьма забавная мысль. До этого он лишь предавался ощущению, не пытаясь его подчинить, не стараясь создать что-то из тех миллиардов белых точек, что рассыпались перед его взором. Сейчас же ему захотелось собрать из них свой символ, который он узнал в результате обряда, проведенного магом Иваном. Мысленно Паша приказал точкам слиться.

Поначалу ничего не удавалось, внутренние противоречия не давало достигнуть желаемого. Будто часть Паши желала сложить, а другая, из вредности, всячески этому мешала и сопротивлялась. Так часто бывает с приевшимися песнями, которые никак не удается выкинуть из головы. Паше пришлось вспомнить уроки Ивана, который учило его самообладанию и сосредоточенности.

Как он говорил, та часть мозга, которую принято называть сознанием, противится любому волшебству или его проявлению. Сознание неистово стремится стабилизировать картину мира до привычного вида, где нет места сверхъестественному. Даже если человек уже видел колдовство, даже если о его существовании твердят книги и рассказы, все равно сознание будет сопротивляться, пусть и слабее.

Что же говорить о Паше, мозг которого цеплялся за стены коридора ведущего к осознанию нового, пусть эти стены и были гладкими. До выхода оттуда оставался лишь шаг. Последний, самый трудный шаг. Собравшись с силами, Павел его совершил. Теперь пути назад не было, и Паша прекрасно отдавал себе отчет в этом, любуясь составленным символом. Тот казался слепленным из чистой энергии, из самой магии, скрепляющей мир. Из самой сути, которой был наполнен Паша и любой другой предмет или существо. Символ, как теперь был уверен Паша, означал саму магию.

На древнем языке слово «магия» писалось уже известными символами, а не обозначалось одним из них. Тридцать четыре символа, из числа известных, использовались как буквы, ими и были написаны древние тексты, часть из которых Павлу довелось читать самолично. Как говорил Иван, остальные символы могут означать слова целиком, но все эти слова легко могли быть написаны уже известными «буквами», которые, впрочем, так же таили в себе и целое слово, в том числе. Таким образом, в древних текстах, написанных алфавитом из известных символов, не было слов, короче двух знаков. Впрочем, это было не так важно.

Сейчас Пашу волновало лишь то, что ему наконец-то удалось разобрать собственный символ, он, пожалуй, даже не был уверен, что его символ можно было дословно перевести как «магия». Но это было несущественной мелочью, ибо на подсознательном уровне он понимал, как им управлять, как призывать его для сотворения всей той волшбы, что ему не удавалась ранее.

Из-за охватившего его возбуждения Паша хотел вскочить с кровати, побежать записывать, подготавливать, действовать, но внезапно почувствовал сильную усталость, граничащую с немощностью. Он уснул.

Утро выдалось солнечным, насколько это было возможно для вступившего в полную силу октября. Всю прошлую неделю сильные порывы ветра заставляли кутаться в одежду, но сегодня было безветренно. Паша потянулся в кровати, улыбаясь солнечным лучам, проникшим в комнату через окно.

Накинув на себя спортивный костюм, Паша вышел на пробежку, которую он постоянно устраивал себе, когда бывал дома в деревне. Теперь соседские бабушки уже не смотрели на него, как на пришельца, хоть бывало и шептались между собой о его странностях, о том, что на чердаке он творит страшные, никому не понятные вещи, вплоть до поедания младенцев. Однако когда Паша помогал им пронести тяжелую сумку или же подлатать забор, все эти бабушки исходились любезностями и похвалами в его адрес.

– Здравствуй, Паша! – приветствовали его бабушки на лавочке возле соседского дома.

Паша на бегу поздоровался в ответ и быстро скрылся из вида по уводящей вниз дороге. Он обдумывал, где бы ему раздобыть недостающие компоненты, нужные для проведения обряда. В частности, серебряный кинжал и дикий, а главное живой, заяц. Собственно, это было то последнее, что достать так просто не представлялось возможным. Серебро для кинжала можно было попробовать собрать по частям, а потом переплавить его в кинжал. Дикого зайца Паша подумывал изловить в лесу, если они там еще остались.

Однако это были лишь планы. Серебро в любом виде стоило немалых денег, а промышлять воровством Павел не планировал. Искусству охоты он не обучался даже там, куда хотел вернуться. Впрочем, найти некоторые решения этих вопросов можно было во всемирной сети, но вот в деревне доступа туда Павел не имел. Зато интернет высокой скорости был в «Богатыре». С недавнего времени ребята договорились собираться и по воскресеньям, так что после пробежки Павел наскоро позавтракал и до самого отъезда в город провозился на чердаке, подготавливаясь к задуманному.

Атмосфера воскресных тренировок несколько отличалась от тех, что проходили по будням. Больше времени уделялось разговорам или подготовке снаряжения, чем боям или физическим нагрузкам. Все чаще заводились разговоры о магии, эзотерике, сверхъестественном. Как будто невзначай, ненавязчиво, то Дима, то Леша предлагали провести какой-нибудь обряд, от спиритического сеанса до шаманских плясок у костра. Пашу настораживало подобное положение дел, однако ничего знакомого в описываемых обрядах он не замечал, а потому списывал все на обычное любопытство. Все-таки мир полон разного рода экстрасенсов и медиумов, которые совершают причудливые, необъяснимые действия.

И вот в это воскресенье планировалось попробовать первый совместный обряд, ребята собирались вызвать какого-то духа. Паша не пытался вникнуть в суть, так как был уверен в том, что ничего у них не выйдет. Уж слишком неуверенно вели себя даже те, кто знал Диму давно. Паше удалось краем уха подслушать разговор Артема и Никиты, первый говорил о том, что Дима, должно быть, спятил и вся эта затея с духами не выглядит адекватной.

Тем не менее, большинство заразилось нездоровым интересом, каждый чувствовал себя адептом ордена заклинателей и был готов хоть сейчас беседовать с духами, демонами и прочими сказочными существами. Кроме Паши. Он хотел уйти, но Дима ненавязчиво, как могло бы показаться на первый взгляд, попросил его остаться. В его глазах что-то блеснуло, нечто зловещее. Паша несколько оторопел, но отказаться не посмел, теперь уже и он был заинтригован, если не сутью обряда, то странным поведением Димы.

В темной комнате, при свете свечей, соблюдая лучшие традиции колдовства, почти все собравшиеся уселись в круг. Сидели прямо на полу, пытаясь изобразить так называемую позу лотоса. Настроены все были серьезно, кто-то хмурился, кто-то с интересом осматривался и лишь Вася задавал глупые вопросы:

– А где появится дух? – Вася все еще не мог найти свое место, хоть таковое четко выделялось между Пашей и Андреем, – А мы его увидим?

Он наконец-то подошел к Паше и тихо спросил:

– А можно я тут сяду?

Паша лишь промолчал в ответ, сдерживая вырывающееся наружу напряжение. Довольно спокойный Андрей, никогда не трогавший Васю, скорее даже защищавший его от нападок Кирилла, дернул подопечного за рукав, усадив рядом с собой. Когда тот попробовал что-то промямлить, Андрей отвесил ему тумака.

– Сиди тихо и делай что говорят, – с этим Андрей отвернулся от мигом затихшего Васи.

– Начнем, – сказал Дима.

Облачен он был в черный плащ с глубоким капюшоном, что сильно добавляло атмостферности происходящему. На Васю, наверно, и вовсе нагоняло страх, так как он чуть ли не прижимался к плечу Андрея. Картина начинала напоминать сюжеты различных фильмов ужасов.

Заклинатели неслучайно сели кругом, в центре помещения была начерчена окружность, в которую была вписана та же фигура, но меньшего диаметра. В образовавшемся меж ними пространстве был вписан текст, прочесть который Павел не смог, но понял, что слова написаны на латыни.

В центре круга стояла маленькая латунная мисочка, наполненная пеплом до краев. Стоит заметить, что и окружности и текст красовались прямо на паркете, и исполнены были крайне аккуратно. Так как в тонкости обряда были посвящены не все, песнопениями на все той же латыни занимались только Леша, Дима, Саша и Андрей. Они и были главными затейниками, носителями знаний о колдовстве, именно они инициировали все беседы о подобном. Как понял Павел, расположились они по сторонам света, прямо по всем канонам чародейского искусства, однако, как человек сведущий, смеяться над этими канонами Павел не решался.

Как мантру, они то нараспев, то срываясь на истеричный вопль, повторяли одну и ту же фразу. Громче всех декламировал Дима, который был главным колдуном, как и предполагал Павел.

Паша с удивлением стал замечать, что и все остальные, как заведенные, начали вторить Диме, будто их посетило прозрение или же охватило безумие. Паша был уверен, что никто из них не знает значения фразы, никто из них до входа в комнату не знал и самих слов этого заклинания. Но теперь все протяжно, и как-то устрашающе, повторяли все слово в слово вслед за Димой, раз за разом все точнее и громче. Их голоса сливались в единое целое, и Паша, отбросив в сторону удивление, вдруг поймал на себе взгляд Димы. Взгляд, наполненный смесью чувств: подозрением, злобой, неким презрением. И все это было обильно сдобрено недоумением.

Паша наконец-то понял, что он был единственным из присутствующих в комнате заклинателей, чьи губы оставались неподвижными. Быстро сориентировавшись, Паша подхватил общее пение, стараясь выглядеть как можно естественнее, взгляд он рассредоточил, пытаясь сконцентрироваться на словах. Выговаривал он их как можно тише, чтобы никто не услышал его в общем гаме.

Тем временем группа все громче и громче выкрикивала фразу, Паша полностью вжился в роль и Дима, казалось, был удовлетворен. Паша даже увлекся, теперь уже полностью выучив фразу, он пытался покачиваться в такт с остальными.

Слишком резко и неожиданно Дима встал с места, раскинув руки в стороны, он распахнул свой балахон. Паша чуть не выдал себя, ведь он, видимо, был единственным, кто вообще обратил внимание на Диму и его действия. Собравшись, Паша продолжил выкрикивать слова, казалось, его короткая заминка осталась незамеченной.

– Resurget ex favilla, ecce servi tui! – неистово голосил он вместе с остальными.

Взмах полами балахона поднял в воздух тот пепел, что лежал в миске. Однако этого взмаха явно не было достаточно для того, чтобы весь пепел покинул миску, и, оставаясь в границах круга, парил, пытаясь собраться в какую-то фигуру.

Паша и сам не мог понять, растревоженная ли фантазия рисовала ему узоры из пепла или же все происходило наяву. Однако эта неопределенность не мешала его сердцу бешено колотиться, а рту продолжать выкрикивать фразу. Паша, конечно, еще полчаса назад хотел верить в магию, и, как ему казалось, верил, но сейчас его сознание вновь начало процесс отторжения. И не потому, что верить не хотелось, а потому что это была другая, абсолютно чуждая виденной ранее, магия. Пугающая, зловещая и совсем непонятная.

Все это действие происходило на втором этаже дома, в довольно тесной комнате без окон. Однако и в ней был прекрасно слышен звонок в дверь, сигнал которого и раздался уже через несколько секунд после явления пепельного духа. Услышал звонок не только Паша, но и все остальные. Наваждение спало, будто все разом вынырнули из омута, в котором прочно увязли. Пепел, еще секунду назад паривший в изящном полете, извиваясь в причудливых изгибах, безвольным облаком стал оседать на полу, одежде и головах присутствующих. Обряд был прерван и Паша, пожалуй, был единственным, кто этому факту был искренне рад. А вот Дима довольно грязно выругался, проклиная неожиданного гостя, звонившего в столь неудобный момент. Его ясно сильно разозлил срыв обряда, казалось, егоглаза были готовы метать молнии, Паша даже испугался за незваного гостя, так как Дима весьма целеустремленно ринулся на улицу, к дверям. По пути он скинул свое мрачное колдовское одеяние и схватил тренировочную булаву, которая вполне сошла бы и за бейсбольную биту.

Остальные же не выглядели опечаленными, скорее растерянными и поникшими. Они то и дело терли глаза, будто только что проснулись, Паша, чтобы не выделяться, тут же принялся им подражать, старательно изображая измученного овоща.

Как оказалось, в дверь звонили дети. Обычные мелкие хулиганы, чей и след простыл, пока негодующий Дима добрался до калитки. Чаще такая шалость практиковалась в подъездах домов, но и в так называемом частном секторе случалось нечто подобное.

Когда это выяснилось, обряд возобновлять не стали. Саша и Андрей остались в комнате, чтобы все прибрать, остальные же вышли на улицу, в беседку, кто покурить, а кто и просто освежиться.

– Как будто волной накрыло, сижу, кричу эту… муть, а потом он, – на слове «он» Сергей многозначительно остановился, будто это местоимение было достаточным описанием увиденного.

И оказалось, что этого было действительно достаточно. Как выяснилось, вместо кружения пепла, которое наблюдал Павел, остальные видели духа, которого они так дружно звали хором. Толком описать виденную сущность никто не мог, все видели что-то разное. Для кого-то это был лишь размытый силуэт, походящий на человеческий, кому-то чудились невиданные ранее монстры. Но неизменным оставалось одно, дух тянул свои руки, щупальца, клешни и прочие виды конечностей к заклинателям, будто стараясь коснуться их. Однако им мешала невидимая стена, защищающая ребят от наверняка губительных прикосновений.

Вскоре в беседке появился и пропавший Дима, с ним и остальные ведущие обряда. Гам в беседке мигом затих, все желали услышать каких-то объяснений, и Дима заговорил:

– Что я могу сказать, – он окинул взглядом всех присутствующим, проверяя все ли его слушают, – все вышло хорошо. Неожиданно хорошо. Я не ждал, что у каждого из вас выйдет войти в нужное состояние.

Тут он пристально взглянул на Пашу, тот в свою очередь взгляд принял, пытаясь принять как можно более беззаботное выражение лица, будто совсем не понимает, отчего Дима смотрит на него. «Наверно, я все-таки попался»: Паша отнюдь не был прекрасным актером, более того, где-то в глубине души он был горд, что не поддался чарам обряда. Однако теперь нужно было избрать правильную стратегию, Паша отчетливо понимал, что клуб «Богатырь» непростое место, и его предводитель не простой бизнесмен, а значит ему, Паше, нужно быть аккуратнее и бдительнее.

«Скажу, что меня не пробрало, что не подействовало, что испугался, поэтому притворился. Дурачком прикидываться я умею»: решил лжезаклинатель.

– Сегодня мы достигли больших результатов, и, что главное, с первой же попытки. Я надеюсь, что каждый из вас заинтересован в развитии… эмм… уже достигнутого успеха. Что каждый из вас жаждет знаний, жаждет власти над тайным.

Настало время принимать решения, дорогие друзья, ведь теперь вы видели. Что именно вы видели, к каким силам взывали, и что у вас получилось, я вам обязательно расскажу, но не сейчас, не сегодня. Сейчас я вынужден вас предупредить: никто не должен знать о той комнате и произошедшем в ней сегодня. Никто. Пугать я вас не стану, вы и сами, скорее всего, поймете, чем это может грозить вам.

Сейчас же у вас есть время все обдумать, друзья. Вы можете встать на путь знания или продолжить уже привычную вам жизнь, я ни к чему не стану вас принуждать. Но решить вы должны уже сейчас, а оправдать для себя свое решение у вас есть неделя, до следующего воскресенья.

Вам есть над чем подумать. Способны ли вы хранить тайну? Не боитесь ли вы того знания, что можете обрести? Ваша жизнь изменится раз и навсегда, советую подумать хорошо, тщательно все взвесить. О вашем решении я узнаю следующим образом, вы либо придете, либо не придете в следующее воскресенье. И не может быть никаких неотложных дел, которые вдруг упали на ваши головы. Вы либо с нами, либо нет, – на этом он умолк, обводя взглядом затихших заклинателей.

– А сейчас время хорошенько отдохнуть! – воскликнул он и раскинул руки, будто хотел всех обнять.

Его лицо расплылось в приторной, но казавшейся искренней, улыбке, всем видом он показывал, что видит в присутствующих только верных друзей, и каждый из них крайне дорог для него.

Словно по волшебству в беседке появились горячительные напитки и закуски к ним. Голодные рты тут же распахнулись в одобряющем крике, а нервные, видевшие сегодня столь необычное явление, глаза жадно впились в угощения. Людям была нужна разрядка, Дима не просчитался, пожалуй, каждый был готов принять нужное ему решение.

Уйти с этого застолья Паша не мог, хоть ему и хотелось. Он не мог себе позволить вот так отказаться от предложенного Димой знания и сотрудничества с ним, к тому же не хотелось наводить на себя излишних подозрений.

Поэтому он с радостным лицом, будто желая повеселиться в знак причастности к чародейству, которого ранее он не видел, а сейчас поражен им до глубины души, Паша принялся глушить водку. Потом и пиво. Он не планировал напиваться, но его чувствительность к алкоголю заметно выросла за период воздержания, это стало неприятной неожиданностью, Павел сильно захмелел. Теперь прикидываться стало гораздо сложнее, особенно если учесть, что разговоры велись вокруг совсем не обычные. Паше то и дело хотелось вклиниться в беседу, рассказать о своих похождениях, обо всем, что видел и знал. Жаждал похвастать, переманить публику, его отчего-то уязвляло то, что именно Дима оказался не обычным человеком. Паша искал магии, да. Но не в клубе «Богатырь», именно здесь он меньше всего желал ее видеть.

Леша и Саша живо повествовали нетрезвой компании о преимуществах, которые могут дать магические практики, о приемах, которым можно обучиться, при этом подробно ничего не описывалось, что, пожалуй, и спасало Пашу, отсутствие конкретики и, как следствие, возможности ее оспорить. Не дожидаясь момента, пока его пьяный мозг не захочет поделиться знаниями и ляпнуть чего-нибудь лишнего, Паша, под предлогом похода в отхожее место, покинул беседку.

В доме, прямо возле входа в туалет, он столкнулся с Димой.

– Что, тоже приспичило? – заправляясь, спросил Дима.

– Угу, пиво требует выхода, – пробормотал Паша, стараясь побыстрее пробраться мимо Димы к заветной двери.

Такое стремление было обусловлено двумя факторами, Паша действительно хотел в туалет и не хотел вести бесед с главой «Богатыря», слишком уж сыро выглядела та ложь, которую он успел сформировать в хмельной голове.

К счастью, Дима не препятствовал, лишь усмехнулся и вышел во двор, видимо, направляясь в беседку. Паша справил нужду, и, передвигаясь от стены к стене, наконец-то понял, что сильно пьян. «Домой!»: Паша хорошо понимал, что может натворить в подобном состоянии.

Вещи он решил оставить в клубе, в конечном итоге, на будничные тренировки он планировал вернуться в любом случае. Ему сильно повезло, что Сергей и Артем тоже собирались домой, и Пашин уход нельзя было бы назвать внезапным.

Вне стен клуба разговоры о магии были строжайше запрещены, все торжественно поклялись, икая и покачиваясь, что «ни-ни» о чем-либо и кому-либо, особенно о происходящем в клубе. Дав эту пьяную клятву, компания вышла на улицу.

– Вот, скажи, Артем, ты любишь свою Дашу? – Сергей изрядно пошатывался, пожалуй, больше остальных.

– Люблю, регулярно люблю. И Наташу. А вчера и продавщицу из магазина напротив любил, – самодовольно отвечал Артем.

– Вот ты изменяешь своей девушке, а если она даже просто посмотрит на кого, ты бучу поднимаешь, ик… – Сергей споткнулся и едва удержался на ногах, – Вот. И как ты это объясняешь?

– Я – это я, а ей нельзя, – Артем выглядел так, будто рассказывал какую-то общеизвестную аксиому, спорить с которой нет никакой возможности, – Или ты предлагаешь размазывать сопли по всему лицу, узнав, что она там под кого-то легла? И потом стелиться ковриком, чтобы она тебя не бросила? Так ты это видишь?

Лучшая защита – нападение, давно известная пословица. И она сработала, Сергей растерялся, лишь что-то пробурчав в ответ. Он чувствовал, что прав, но Артем был слишком уверен, а Сергей слишком пьян. За него решил сказать Паша, доселе молчавший, все-таки он успел немного подружиться с Сергеем.

– Нет, пускать соплей не нужно, тут ты прав, – Паша пытался собрать мысли воедино, но мозг был затуманен хмелем, – Но… Но стоит быть честнее. Если она не изменяет, то и ты делай так же, или будь готов к тому же, что делаешь сам. Иначе нет смысла в этой ревности, будто она твоя собственность.

– Ой, ты уже не встревай, – Артем махнул рукой, – Ревности… А тебе что, будет приятно, если твою девушку будут иметь во все щели, а потом она придет к тебе и скажет, что любит только тебя?

– Нет, не будет. Только ты уходишь от вопроса, она изменила – плохо, ты изменил – хорошо. Это не нормально.

– А по-моему очень даже нормально, прям замечательно! – Артем был тверд как стена, – И что?

– Да, ничего, – Паша усмехнулся и замолчал.

Вдруг у Сергея зазвонил телефон, Паша и Артем тут же рассмеялись, так как знали, кто ему звонит. Скорее всего, это была его девушка, и сейчас ему предстояло оправдываться перед ней. Каким бы ни было отношение Павла к изменам, а вот в отношение «подкаблучничества» он был солидарен с Артемом, чего нельзя было сказать о Сергее.

– Дорогая, я уже иду… Нет, я не пьяный, – Сергей остановился на месте, чтобы как можно лучше сконцентрироваться на разговоре, однако ему плохо удавалось выдавать себя за трезвого.

Не менее десяти минут он понуро плелся за Артемом и Пашей, боясь отвести трубку от уха, чтобы не пропустить ни слова из той брани, что лилась на него оттуда. В ответ он лишь сопел и соглашался, боясь что-либо возразить. Так они и подошли к остановке, распрощавшись там.

Путь домой показался долгим, Паша окончательно измотал себя раздумьями о Диме, «Богатыре» и том, что может ждать его в будущем. Медлить было нельзя, Паша должен был успеть провести свой обряд до следующих выходных.

Добравшись домой, он устало рухнул в кровать, не желая больше ни о чем думать, даже о том, что утром его ждала головная боль и прочие радости похмелья.

На работе Паша уже в который раз был вынужден отказывать клиентам в поставке зелий, ссылаясь на то, что его поставщик бесследно исчез и лавочка закрылась. Паша и сам был не рад подобному положению вещей, ведь он терял значительную часть прибыли. А деньги ему были нужны. Он уже скупил около десяти грамм серебра у цыганок на вокзале, но этого было слишком мало для изготовления клинка. Впрочем, делать лезвие цельным, полностью серебряным, Павел и не планировал. Сердечник он уже изготовил из обычной стали, серебро же он планировал как-то наплавить поверх основного лезвия, не сильно заботясь о прочности получаемой конструкции, да и вообще, о возможности подобной операции.

В интернет-магазинах цены на подобные кинжалы были либо слишком велики, чтобы Павел мог себе позволить такую покупку, либо слишком малы, чтобы верить в то, что в товаре вообще есть серебро.

Что же касалось зайца, то искомое Паша планировал изловить в лесу, недалеко от деревни. Не в том, из которого он переместился в прошлое, а в другом, более обширном и диком лесу, что располагался в семи километрах от деревни. Там была легализована охота по лицензиям, имелись егеря, имелись и браконьеры. Одним из последних и планировал стать Паша, слушая рассказы деревенских охотников и рыболовов.

Варить зелья Паше не удавалось, ввиду отсутствия компонентов, зато практиковать магические действия на чердаке времени хватало. Получалось далеко не все, даже примерно понимая, что значит его символ, он был не в состоянии конкретно воздействовать на окружающее его пространство. Порой ему казалось, что манипуляции имеют результат, но всегда находилось какое-нибудь оправдание, имеющие рациональные корни.

Связано это было с тем, что Паша не пытался взывать к стихиям, а просто пытался сдвинуть с места камешек или, например, притупить чью-нибудь бдительность.

Мать была на кухне, суетясь возле плиты. Паша произнес нужное заклятье, используя ломаный древний язык, четко себе представил, чего он хочет от этих слов и вошел в помещение, специально зацепившись за дверной косяк. Мать, казалось, его присутствия не заметила. Он пристально наблюдал за ней, прохаживаясь по кухне, пока она, словно очнувшись, наконец-то не обернулась.

– Ты голодный, Пашка? – спросила она у сына.

– Нет, мама, – Паша пытался понять, вышло ли время заклинания, или же мать его не видела до этого просто так, – просто зашел.

– Просто так? – мать явно не верила, или не хотела верить таким ответам.

– Да, вот хлеба пожую, – Паша решил, что не зачем нагонять на себя подозрений, его и так считали, мягко говоря, не в себе.

– Так возьми в холодильнике колбасу, и огурчики там есть, – засуетилась мать, стремясь накормить сына.

– Не, мам, не хочу, я поехал уже, в город.

Паша развернулся и ушел, так и не сделав конкретных выводов о своей магии, а заодно и оставшись голодным.

Все-таки он по-прежнему боялся узнать, может ли он колдовать или нет. Ведь однозначность могла бы сломать уже устоявшуюся картину мира, где магия определенно была, была даже рядом, но все же не в нем самом, не в Паше. Все опробованные им заклятья могли бы иметь результат, обусловленный обыкновенной случайностью, а не магическим действием. Паша не решался дать себе ответ на этот вопрос прямо сейчас, все должно было решиться при проведении запланированного обряда.

До города он добрался лишь к вечеру, впрочем, и в деревню он ездил лишь после отработанной на заводе смены. «Девятнадцатое октября, среда»: гласила надпись на дисплее мобильного телефона. Паша не успел уложить его обратно в карман, как телефон завибрировал, играя стандартную мелодию, а дисплей оповестил: «Серега Богатырь».

– Алло.

– Привет, Паша, – донеслось из динамика.

– Привет.

– Слушай, ты занят?

– Как сказать, – Паша шел от вокзала к общежитию, неся увесистую сумку с провизией и другими вещами, – Доберусь до общаги, и буду свободен. А что?

– Да так, думал с тобой пива выпить. Ну, ты ж не пьешь, так выпьешь лимонада, поговорить нужно, в общем. Что скажешь?

– Я не против, – Паша отчего-то захотел выпить пива, недавняя пьянка разбудила в нем тягу к алкоголю.

– Давай тогда в восемь на «Наполеоне».

– Хорошо, я отзвонюсь, если вдруг.

Паша частенько получал звонки от Сергея, они сильно сблизились в последнее время, и, пожалуй, их можно было бы назвать друзьями. Вместе они играли в бильярд или просто сидели за разговорами в кафе и барах. Паша был не прочь проветриться и немного отдохнуть от своих мыслей, Сергей же отдыхал от своей Светы.

До назначенного срока оставалось еще двадцать минут, но Паша уже был возле бара со звучным названием «Наполеон». Обыкновенная забегаловка на десяток столиков, которые так часто бывали залиты пивом и засыпаны орешками, что те пропитались ими насквозь и уже не оттирались никакими моющими средствами. Впрочем, употребляли здесь и другие напитки, а по выходным, бывало, зал арендовали для проведения свадеб.

У полупустой барной стойки стояло несколько высоких деревянных табуретов, Паша сел на один из них и позвонил Сергею. Тот заверил, что уже в пути и скоро будет. Ждать его просто сидя на табурете Паша не пожелал и заказал себе кружку пива.

На вчерашней тренировке никто и словом не обмолвился о воскресных приключениях. Все старательно делали вид, будто ничего не знают и не помнят, но было видно, что в компании витает некое, едва уловимое, напряжение. Все с нетерпением ждали нового воскресенья. Это не было странным желанием, если учесть специфику самого клуба и собравшийся в нем контингент людей. Все они тянулись к неизведанному, необычному и оттого манящему.

Не исключением был и Паша, но вот с «Богатырем» ему было не по пути, слишком чуждой ему казалась та сила, которую использовал Дмитрий. «Идти или не идти?»: этот вопрос Паша задавал себе все чаще, так как времени до принятия решения оставалось все меньше.

– Чуть задержался, не привык я автобусами ездить, а за руль выпивши никак, – запыхавшийся Сергей пожал руку Павлу, – А ты уже начал, я вижу?

– Да, решил скоротать время бокальчиком.

– Все-таки решил выпить?

– Угу.

Они переместились от стойки к одному из угловых столиков. Паша заказал себе картошки с мясом и грибами, таким образом, планируя не только утолить голод, но и захмелеть в меньшей степени.

Первая кружка ушла за разговором о всяких пустяках, но Паша видел, что Сергей чем-то обеспокоен.

– Что уже у тебя стряслось, давай, выкладывай. – Паша проникновенно взглянул на собеседника.

– Да… Бросила она меня, в общем. К какому-то типу ушла, вроде все серьезно у них, – начал Сергей, – причем сразу на меня бочки покатила, мол, это я ей изменяю, а не она мне изменяла с ним. Потому обвинила меня в алкоголизме, что я ей мало внимания уделяю, что в клубе мы баб трахаем, а если не трахаем, так все равно дибилы, помешанные на своих железяках. А потом вообще заявила, что от всего устала и, блин, меня из моей же квартиры выставила.

– Нда, – Паша крепко приложился к бокалу, – И что нового, собственно? По-моему, подобное уже не в первой.

– В этот раз наверняка. Как-то слишком серьезно все было. И в этот раз, знаешь, – Сергей глотнул из кружки, – В этот раз я не чувствую себя виноватым.

– Так в чем проблема? Чего ты ее в зад не пошлешь, чего ты за ней бегаешь, ей же этого и нужно!

– Люблю…

– Любишь? – Паша хмыкнул, – Значит, ты мазохист. Ты хоть раз попробуй быть мужиком, будь сильнее, пошли ее к чертям собачьим, она сама прибежит же.

Сергей молчал, а Паша вдруг подумал: в праве ли он давать такие советы, ведь он сам не являлся обладателем семейного счастья или ценного опыта по его устройству.

– А давай водки? – Сергей поднял глаза.

– А давай.

Пол-литровый графин, покрытый мельчайшими капельками конденсата, был распит в течение часа, за ним заказали еще один. Выпившие Сергей и Паша оживленно обсуждали женскую натуру, все ее недостатки и достоинства. Паша не забывал упоминать и о мужских аналогах, но под общее «нам можно!» виноватыми во всем оставались наследницы Евы.

– А знаешь, ну ее, эту Свету! – Сергей выглядел очень серьезно, казалось, он даже отрезвел на миг, – Я решил!

– И за это надо выпить! – усмехнулся Паша, разливая остатки спиртного.

«И я решил»: подумал Паша, громко «хукнув» в сторону.

Дальше они, обнявшись за плечи, покинули «Наполеон» и в ближайшем магазине приобрели еще по бутылке пива. Под тусклым светом звезд и луны они сидели в каком-то дворике, разговаривая о своем прошлом. Паша даже чуть не проболтался о своем путешествии, но вовремя остановился. На момент он заподозрил Сергея в том, что он подослан Димой для слежки за Пашей. Диме Павел больше не доверял. Он еще не до конца понял, что именно в главе «Богатыря» опасного, и чем тот так отталкивал Пашу. Впрочем, выяснять это Паша и не планировал, проще было просто прекратить контакт и с ним, и с клубом. Прощаться с клубом не хотелось, там все-таки было много приятного, чего Паше будет не хватать после, но с другой стороны он был твердо уверен, что обряд он проведет правильно и в этом мире дольше недели никак не задержится. А значит и «Богатырь» ему не нужен.

На работу Паша опоздал, причиной тому была вчерашняя попойка. Запыхавшись, страдающий головной болью электрик, прибежал к мастеру, чтобы доложить о своем приходе. Тот, видимо, был не в настроении, на Пашу накричали, обвинили его во всех смертных грехах, но никаких других взысканий не объявили. В другой день Паша решил бы, что ему повезло, что он легко отделался. Но не сегодня. Заявление на увольнение по собственному желанию лежало на столе у начальника уже через десять минут. Тот даже не стал спорить и уточнять причины, работников ему хватало, а Паша не был ценным, высококвалифицированным и усердным кадром. Таким образом, еще до обеда заявление прошло все необходимые инстанции.

Ни мать, ни отец этому факту не обрадовались, но Паша заверил их, что знает работу лучше, а главное, прибыльнее. Ему пришлось соврать, чтобы не портить и без того расшатанную нервную систему родителям, особенно матери, которая волновалась за него куда сильнее, чем в годы его раннего детства.

В пятницу вечером Павел отправился в лес, где планировал охотиться на зайцев. Из массы различных, как правдоподобных, так и не очень, вариантов поимки зайца, которые Павел отыскал в сети, он выбрал один из самых ненадежных, но простых в осуществлении.

В сумку с собой он положил капусты и свежей моркови, которой планировал заманить зайца в недавно сколоченную клетку. Взял он с собой и маленькую баночку белой краски, чтобы делать метки в незнакомом лесу. Боясь заблудиться, Паша взял с собой и компас, его он специально купил за приличную для подобной вещи сумму, надеясь на то, что качество напрямую зависит от цены.

В лесу было свежо, приятно хрустели ветки под ногами, дополняя лесную мелодию. До заката оставалось не более трех часов, но лес уже погружался в предзакатные сумерки. Не настолько сильные, чтобы потерять ориентацию в пространстве, но все же Павлу было о чем беспокоиться. Теряться в лесу он не планировал, по плану он должен был установить ловушку и выбраться из леса до наступления темноты.

Чем глубже Паша проникал в лес, тем гуще рос подлесок, тем выше раскидывались кроны деревьев, тем темнее становилось в лесу. Павел взял с собой целых два фонаря, один мощный, взятый на время у соседа, второй поменьше, карманный. Первый Паша берег и собирался применить лишь в крайнем случае, так как его луч бил слишком далеко, а привлекать излишнего внимания Павлу совсем не хотелось.

Выбирать себе путь становилось все труднее, и Паша остановился возле первой попавшейся сосны. Скинув сумку на землю, он принялся устанавливать свою ловушку.

Это была небольшая клетка с захлопывающейся дверцей. Захлопнуться она должна была лишь тогда, когда животное войдет внутрь и зацепит подпорку. Плотность зажатия обеспечивала пружина и крючок, который защелкивался на прутьях клетки по инерции, после падения закрывающейся двери. Над этой клеткой Паша хлопотал несколько дней, подгоняя все детали с тщательностью ювелира. В нее он уже изловил деревенского кота Маркиза, который любил побегать у Паши на огороде. Только после таких полевых испытаний Паша обрел некую надежду на успешную охоту.

Для надежности Паша замаскировал клетку травой так, чтобы издали она походила на кочку. Оставалось надеяться лишь на то, что заяц окажется очень голодным, смелым и глупым.

Лес практически полностью утонул во мраке, Паше пора было возвращаться назад, и как можно скорее. Часы показывали всего половину седьмого, тогда как вышел он в четыре. В лесу наступила ночь, Паше показалось, будто где-то вдалеке заухала сова. Его передернуло, не то, чтобы он боялся природы. Нет. Скорее тех, кто ее охраняет. Лес не являлся запретной для прохода зоной, но и лишних встреч Павел отчего-то сильно боялся. Виной тому были рассказы деревенских охотников, часть из которых вполне могла оказаться враньем, но вот проверять это на деле Паше был не намерен.

Он прошел уже почти половину пути, а может и больше, когда внутри него что-то кольнуло, пронзив тревожной стрелой сердце. Эти странные предчувствия сильно взволновали Пашу, в последнее время он привык доверять им. Лес, как ему показалось, притих, а вот амулет, осколок копья древнего бога, полученный еще там, в прошлом, едва уловимо завибрировал. Если тишину в лесу можно было объяснить, и даже нагрянувшие внезапно тревожные предчувствия, то вот вибрацию амулета, такую отчетливую, Паша объяснить не мог. Амулет никогда не вел себя подобным образом. Незадачливый охотник судорожно сорвал его с шеи, чтобы убедиться в том, что это не обман, что амулет действительно, подобно телефонам, излучает мелкую, непрерывную вибрацию. С ужасом Павел понял, что не ошибся – амулет вибрировал, казалось, все сильнее.

Слева от Паши хрустнула ветка, шагах в пяти от него. Паша достал из кармана фонарик, ему стало безразлично, увидят ли его егеря, скорее наоборот, сейчас он этого сильно хотел.

Спрашивать у темноты, скрывается ли в ней кто-либо, он не стал, лишь тихо, вслед за фонарем, достал из кармана раскладной нож. Он купил его в охотничьем магазине. Оружие весило около трехсот грамм, широкое его лезвие с односторонней заточкой было на пару сантиметров длиннее ладони, а перед ним, на ручке, имелось кольцо для указательного пальца. Оно было не слишком удобным, но гарантировало крепкое удержание ножа при ударе. Нельзя было сказать, что этот нож был лучшим из боевых ножей, но другого у Павла не было.

Робкий лучик света выхватил из мрака спаренные стволы берез. Оттуда, как показалось Паше, и доносились звуки.

Внезапно, прямо оттуда к Паше метнулся сгусток мрака, в свете фонаря это выглядело столь же красиво, сколь и ужасающе. Не более четырех метров разделяло его и дымящийся черными клубнями сгусток, размером с кочан капусты, когда его сознание на секунду отключилось, дав свободу подсознанию и рефлексам. Он выкрикнул заученную короткую фразу на древнем языке и выставил руки вперед. Дословно фразу можно было бы перевести так: «защити мою жизнь». Паша зажмурился и отвернулся. Заклятье должно было создать магический щит, призванный отбивать большинство видов магических посягательств. Так утверждал Иван и прочитанные Пашей книги. Этот способ защиты входил в азы изучения колдовства, но в своей простоте имел и немалый недостаток. Слишком уж много требовалось энергии на сотворение этого щита, еще больше на удержание атаки, в несколько раз больше, чем затратит на заклятье атакующий. Этим и объяснялась его универсальность.

Легкий хлопок и едва ощутимый толчок в ладони, по которым будто прошел заряд статического электричества. Пот проступил на лбу, Паша почувствовал себя уставшим как физически, так и морально. За деревьями мелькнула тень, и Паша перехватил нож для броска.

Ножи он метал регулярно, и в «Богатыре», и дома. Но этот клинок был не пригоден для метания чуть менее, чем полностью. И все же Паша его метнул, сильным, коротким и привычным движением. Легкий вскрик и сильный шорох возле дерева свидетельствовали о Пашиной удаче, он явно попал. Но вот убеждаться в положительных результатах броска Паше не хотелось, он сам бросился наутек, да так, будто это был последний забег в его жизни.

Фонарик он выронил, приходилось полагаться только на инстинкты и усиливающийся лунный свет. Несколько раз он чуть не полетел кубарем на землю, цепляясь за корни деревьев, и лишь чудом оставался на ногах. Пришлось бежать, высоко поднимая ноги, это сильно снижало скорость, да и выглядело смешно, но Павлу было не до эстетики.

Погони за собой он не чувствовал, а зажатый в руке амулет уже не вибрировал, но Паша продолжал бежать. Из последних сил. Однако эти силы закончились чуть раньше, чем он наконец-то выбрался из леса на дорогу. Пришлось перейти на быстрый шаг, было тяжело дышать. Вокруг было тихо, лишь легкий шелест листьев и тяжелое дыхание беглеца нарушало ночную тишину. Однако беспокойство не покидало ночного странника, он постоянно озирался вокруг, оглядывая залитое лунным светом поле и дорогу.

Домой он добрался около девяти часов вечера, уже без происшествий. В пути он несколько раз переосмыслил произошедшее, теперь ему казалось, будто в лесу он поддался эмоциям, и что незнакомец не совершал на него никаких атак, уж тем более магических. Но он, в связи с помешанностью на всем оккультном, поддался фантазиям своего подсознания и… убил человека. Что этот человек делал ночью в лесу, Паша мог только предполагать. Он боялся, что из-за своего глупого испуга и помешанности на мистике ему придется сидеть в тюрьме или сумасшедшем доме, однако и возвращаться на место преступления не хотелось, не было сил.

«Завтра, все завтра»: Паша в бессилии рухнул на кровать, но уснуть смог лишь к утру, все перебирая в голове мысли о случившемся.

Проснулся он к полудню, и сразу же в голове градом застучали мысли о прошедшей ночи. Он замычал и зарылся головой в подушку, будто пытаясь укрыть ее от нагрянувших переживаний. Пришлось собраться с мыслями и взять себя в руки. Сегодня он планировал посетить тренировку, пропущенную в четверг. Идти в лес пока что не хотелось.

Дорога до города и самого клуба была насыщена нестерпимым страхом, ему казалось, что его уже преследуют, что вскоре его схватят и обвинят в убийстве, но ничего подобного не происходило.

Никогда не пропускавший занятий Паша был встречен вопросом:

– Ты где пропадал? – Сергей дружески улыбнулся, – Тут в четверг ребята выдавали. Вася Кирилла побил!

– Да ладно?

– Прикинь, на ринге, как положено, – Сергей огляделся по сторонам, будто пытаясь найти объект своего повествования, – Кирилл же выхвалялся своим мастерством, кричал тут, что он самый-самый. Довел Васю, тумаки ему все выписывал да пинки. Тот меч ухватил, говорит: «пошли». На ринг, значит. Кирилл естественно сразу закричал, что убьет нерадивого сейчас, что не уйти ему на своих двух с ринга, а Вася ему там ногу сломал и плашмя по лицу заехал так, что тот два зуба выплюнул. Потом оправдывался, что, мол, споткнулся и все такое, что убьет Васю в другой раз. Да вот только говно он, давно мне не нравится.

– Хм, – Паша усмехнулся, – мне тоже. А Вася молодец, получается, растет!

– Еще и Дима где-то шишку на лбу набил, говорит, что упал, – продолжал программу новостей Сергей, – не похоже на него, сильно пьянствовать, да еще и по будням, но такие дела.

Сердце кольнуло, Паша не сразу смог сделать однозначный вывод, но тот напрашивался сам.

– Это да, – протянул Паша отвлеченно.

Клуб пустовал, все-таки в субботу приходили лишь самые отчаянные и те, кому совсем не сиделось дома. Всего Павел насчитал пять человек, пока проводил обряд приветствия, пожимая товарищам руки. Поздоровавшись со всеми, он сразу же направился в мастерскую. Те двадцать грамм серебра он планировал попытаться наплавить уже прямо сейчас. Дело сразу не пошло, виной тому было то ли отсутствие опыта, то ли низкая реалистичность задуманного, а то и вовсе Пашино крайне не стабильное состояние. Он решил немного отдохнуть и направился к выходу из мастерской. Там он лицом к лицу столкнулся с Димой, на лбу у того красовалась шишка с рассечением. Такое могла бы оставить рукоять не удачно брошенного ножа.

– Привет, – Паша первым протянул руку, и, кивая на шишку, спросил, – Где это тебя так угораздило?

– Упал. Не поверишь, перебрал вчера с виски и как шандарахнулся о двери, возле туалета, там порожек этот дурацкий… – Дима рассказывал историю, будто заучил ее наизусть, как стихи в школе.

– Да, порожек там опасный, особенно для пьяных, – Паша утвердительно кивнул, делая вид, что совсем не сомневается в словах Димы.

– Что ты там мастерил? – заглядывая Паше за спину, поинтересовался глава клуба, – Артем копье сломал в четверг, нужно новое смастерить. Возьмешься?

– Да, но не сегодня, – Паша не собирался делать копий вообще, – Сегодня я малость устал.

– Без вопросов, завтра сделаешь, – Дима сказал это непринужденно, но взгляд его был испытующим, будто он пытался прочесть Пашины мысли.

– Да, завтра и займусь, – подтвердил Паша в той же манере, едва сдерживая эмоции.

Казалось, будто Дима был удовлетворен разговором, он не стал заходить в мастерскую и пошел к беседке. Однако Паша ясно понял, что не все так гладко. Он был более чем уверен, что именно Дима вчера был в лесу и именно от него Паша убегал, сверкая пятками. Несколько полегчало, ведь он никого не убивал и тюрьма ему не грозила. Но вслед за облегчением накатила и новая волна беспокойства. Ведь теперь стало ясно одно – нужно бежать, и бежать как можно быстрее.

Паша предусмотрительно складывал все свое снаряжение после каждой тренировки, чтобы иметь возможность быстро его забрать. Так было и сейчас, увесистая сумка с его имуществом стояла прямо в мастерской.

В сумке лежал остро заточенный полуторный меч-бастард из каленой стали высокого качества. Сделан он был на европейский манер, с прямым лезвием и не широким долом. За этот меч Паша отдал практически все свои сбережения, большую часть которых заработал на продаже зелий. Таким же покупным был и стилет, который он носил в аккуратных ножнах на правом боку. Все остальное Пашино снаряжение было изготовлено из более дешевых материалов и прямо в стенах «Богатыря» совместно с Никитой. Его Павел уважал за спокойствие и усердность, из всех остальных мастеров клуба Паша более достойного кандидата не нашел. Общими усилиями они смастерили для Паши шлем с бармицей, настолько же тяжелый, сколь и прочный. Кольчужную рубаху со стальными вставками на груди, ее они плели очень долго, стараясь подогнать как можно точнее и плотнее каждое кольцо. Имелись в сумке и сапоги со стальными пластинами, эти тоже пришлось покупать, но некоторые пластины Паша вставил сам. Дополняли Пашин наряд стальные наручи и наголенники, толстые кожаные штаны, которые при случае могли бы выдержать скользящий удар, и войлочный поддоспешник с подшлемником. Сделал себе Паша и копье, но вот древко забирать не стал, слишком уж неудобным для переноски оно было, Паша и без того был загружен под завязку. На другое снаряжение у Паши не хватало денег, но решившись на такой отчаянный шаг, как побег, украсть небольшой боевой топор для Паши труда не составило. Он уже собирался похитить и шестопер, но вовремя опомнился, коня ему с собой в прошлое не забрать, и носить все снаряжение придется на себе. Оставалось последнее – серебряный кинжал. Его у Паши не было и создание его таким нелепым образом, как он задумал, не предвиделось.

В голове мелькнула идея, близилось обеденное время, все наверняка соберутся для проведения оного в беседке, эта традиция давно прижилась в клубе, к тому же погода располагала к подобному. У Паши было около сорока минут, чтобы покинуть клуб вместе с имуществом, оставшись незамеченным. И явно не более пяти часов на все остальное. Паша не знал этого наверняка, но мог предполагать, что у Димы и его ближайших сподвижников обширные возможности и погоня не заставит себя ждать.

По наитию Паша пробрался в личный кабинет главы «Богатыря». В этот кабинет очень редко входили посторонние, это было Димино условие, здесь он уединялся и очень не любил, когда кто-то ему мешал.

На стенах висели дорогие выставочные мечи, копья и другое оружие. На дальней стене красовалась медвежья голова, скаля зубы прямо в лицо входящему, на секунду Паше показалось, что зверь может и ожить, слишком уж напряженной была ситуация. Однако ничем, кроме оскала, медведь похвастаться не мог и безмолвно продолжал висеть на стене. Не было и других, по крайней мере, видимых охранных систем. Убедившись в этом, Паша приступил к грабежу, решив, что терять ему уже нечего.

Первым делом в карман отправились какие-то пять камней, которые лежали в забытой на столе открытой шкатулке. Видимо, они были очень ценны, так как шкатулка была снабжена увесистым замком и хранилась наверняка в сейфе, который, к слову, был также открыт. Складывалось ощущение, что Дима уходил из кабинета впопыхах, будто куда-то спешил. Пашу это не обрадовало, ведь получалось, что хозяин мог вернуться в любой момент. Паша быстро метнулся к сейфу, там не было ничего, что могло бы его заинтересовать. Бумаги, быть может ценные, несколько стопок купюр в различной валюте. В другой ситуации Паша взял бы деньги, но они ему не были нужны, вряд ли какая-то сумма поможет ему, если его план прогорит. Если же все пройдет удачно, то и бумажные деньги ему не пригодятся. Паша взял лишь несколько купюр, на всякий случай. От сейфа он торопливо перешел к выставочным полкам. В основном на них были представлены хоть и красивые, но явно бесполезные безделушки. Паша подозревал, что некоторые из них вполне могут оказаться магическими, но брать их, не зная предназначения, Павел не решался. Лишь спустя несколько секунд раздумий он схватил какой-то амулет и уже почти закинул его в карман, как вдруг его взгляд наткнулся на то, что он искал. На одной из полок красовался кинжал, его рукоять была инкрустирована разноцветными, наверняка драгоценными, камнями. По лезвию темными линиями тянулись узоры, их изгибы были похожи на пляшущие языки пламени, Паша даже засмотрелся на узор, позабыв обо всем. Однако быстро справился с наваждением и схватил кинжал, спрятав его поглубже за пояс, стараясь расположить его так, чтобы не пораниться.

Он даже не верил своей удаче, ведь этот кинжал совершенно точно был серебряным, а не стальным, в этом Паша убедился, приложив к нему маленький магнитик, который всегда носил с собой, чтобы проверять качество товара, приобретаемого из сомнительных источников. Дальше грабительствовать Паша не стал, слишком дорого было время.

Добраться незамеченным до мастерской не удалось, во дворе его встретил Сергей.

– Паша, ты где пропал? – Сергей, видимо, именно за Пашей и шел в мастерскую.

– Да я в сортире был, съел чего-то не того, – Паша моментально нашелся со своей ложью, выглядя при этом абсолютно естественно.

Впрочем, Сергей ни в чем Павла и не подозревал, он всего лишь усмехнулся, пошутив по поводу Пашиной любви к поеданию различных непригодных в пищу предметов и, после заверений, что все нормально, двинулся обратно к беседке.

– А вы там все сидите? – как бы невзначай поинтересовался Паша.

– Да, только тебя и не хватает, – Сергей не увидел в вопросе ничего особенного, – Пойдем?

– Ты иди, я минут через пять подойду, мне тут надо разобраться с одним вопросом.

К счастью, Сергей навязываться не стал, лишь еще раз поторопил Пашу и удалился.

Этого Паша и ждал. Быстро схватив сумки, где покоилось его снаряжение, он ускоренным шагом двинулся в обход дома к воротам, чтобы не попасться никому на глаза. Дойдя до ворот, он понял, что открывать их слишком долго и шумно, пришлось попотеть, стараясь аккуратно перебросить сумки через ворота, а затем и самому перебраться вслед за ними.

Предусмотрительно вызванное такси ждало его возле магазинчика неподалеку. Домой он добрался без происшествий, разве что пришлось отдать круглую сумму за такой переезд на такси, но Паша не зря взял немного денег из Диминого сейфа.

Дома его мать как обычно хлопотала на кухне. Паша не заметил никаких признаков погони или засады, а потому решил зайти на кухню.

– Ой, ты уже вернулся? – Лидия Петровна оторвалась от мытья посуды,– Кушать будешь?

– Да, мама, – вопреки обычному отказу, Паша согласился.

Он понимал, что сейчас настало время прощаться, и, как предполагалось, надолго, может и навсегда. Самое трудное в этом предприятии было не добыть кинжал или зайца, не изучить приемы боя и пройти через ежедневный труд по самосовершенствованию. Самым трудным было прощание с этим миром, с родителями, с тем, к чему он привык и, наверно, очень любил. Ведь он не имел возможности объяснить им, куда и зачем он собрался. Не мог даже намекнуть.

И сейчас он жевал макароны с котлетами, заедая это салатом из огурцов, помидоров и лука, пытаясь при этом найти нужные слова, которые могли бы объяснить его предстоящее исчезновение.

– Мам, – он оторвался от тарелки, – Я сегодня уезжаю с клубом… В Германию.

Паша выдумывал свою ложь прямо на ходу, конечно, он и раньше прорабатывал некоторые идеи по этому поводу, но ничего конкретного так и не выдумал.

– А… А как же работа? – Мать выглядела удивленной и обеспокоенной, она не слишком одобряла Пашины увлечения, постоянно пытаясь его поженить на подсовываемых невестах, чтобы все было как у людей, – И надолго ты едешь?

– Да, может на месяц, а может и больше, – Паша старался говорить это непринужденно, стараясь не подкреплять материнских опасений.

– И что вы там делать будете? На что ты там будешь жить?

– Хватает у меня денег, это и есть моя работа.

– Что, опять своими отварами торговать будешь? Так и не сказал, откуда берешь их, сидишь на своем чердаке, непонятно чем занимаешься! – Было видно, что Лидия Петровна может прямо сейчас расплакаться, – Что с тобой происходит, неужели правду говорят люди?!

– А что они говорят? – Паша бросил вилку, аппетит пропал, тихое прощание сорвалось,– Что эти дибилы говорят? Что они вообще могут, кроме как молотить языками? Что они могут, кроме как жрать собственное дерьмо, называя это нормальностью и клеймить каждого больным, кто жрать этого дерьма не хочет? Если человек только лишь ради того, чтобы его не обшептывали сзади, должен отрекаться от себя и собственных убеждений, то я тогда не человек, не тот, кого вы привыкли так называть. Уезжаю через час.

Резко встав из-за стола, Паша почти выбежал из кухни. На душе было гадко. Он не хотел расстраивать мать, не хотел прощаться таким образом. «Но все вышло, как вышло…»: мелькнуло в его голове.

На чердаке его ждал заранее собранный рюкзак. В нем покоились необходимые для обряда вещи, костюм, почти такой же, как тот, что дал ему Еремей в первый день его путешествия.

Сшить этот костюм он попросил местного портного, к Пашиному удивлению, тот не задавал вопросов и быстро выполнил заказ, в точности соблюдая просьбы заказчика. Рубаха была усовершенствована внутренними карманами. Появились карманы и на штанах, прилагался к костюму и пояс.

Кроме этого в рюкзаке лежало около килограмма различной косметики, в основном помады, пудры и зеркальца. Это была часть плана, который Паша составил с целью заработка в том мире. Дешевая косметика будущего вполне сойдет для лица королевы, княгини и прочих платежеспособных барышень прошлого.

Взял он с собой и несколько полезных мелочей, вроде зажигалки, компаса, фонарика с батарейками. Раскладной нож, запас продуктов на несколько дней, свечи, деревянная ложка, серебро, которое так и не пошло на кинжал, парикмахерский набор ножниц и бритв завершали Пашин набор вещей, для путешествий в прошлое. Хотелось взять как можно больше, но Паша себя сдерживал, всего на себе не унести, а привлекать излишнее внимание там – ни к чему.

С отцом Паша прощался недолго. Уже вынеся все с чердака, он просто забежал в зал, где отец смотрел телевизор.

– Куда? На войну? – спросил отец, увидев заплечный рюкзак на сыне.

– Что-то около, – усмехнувшись, ответил Павел.

Будто все понял, отец лишь окинул сына коротким взглядом, встал с дивана, и, похлопывая Пашу по плечу, произнес:

– Ну, иди, сын.

– Пока, пап.

Паша развернулся и ушел. По пути решил все-таки зайти на кухню, мать уже успокоилась, но на щеках виднелись следы от слез, выдавали ее и красные глаза.

– Мам… – Паша подошел ближе, – Я поеду. Вернусь. Не навсегда же еду.

Паша врал, ведь он не мог знать, вернется ли. Да и уедет ли вообще.

– Езжай, –тихонько сказала мать и встала со стула, – Давай положу тебе с собой чего-нибудь.

– Не надо, у меня все есть.

– Как так? Голодный поедешь?

– Да, мам, голодный, – Паша усмехнулся и обнял мать.

Они постояли так всего несколько секунд, а после, без слов, чтобы не разрушить этого ощущения завершенности, Паша вышел из кухни, а затем и из дома.

Тянуть на себе тяжелый рюкзак и две не менее тяжелые сумки было весьма непросто. Паша пыхтел, но не останавливался. Дима уже наверняка заметил пропажу вещей и самого Паши, а значит, он уже в пути.

В лес за зайцем Паша решил не идти, это могло отнять слишком много времени, к тому же Дима, быть может, станет ждать его именно там. По пути Паша поймал кота. «На зайца он не похож, но в заклинании не сказано, чью именно жизнь я приношу в жертву. Иван тогда зайца резать собирался, потому что мы его поймали удачно. Сойдет и кот»: размышлял про себя Паша, выходя из деревни.

Ничего не подозревающий кот вполне спокойно сидел в сумке, высунув голову наружу. До леса Павел не дошел, свернул чуть раньше, чтобы не приближаться к старому маршруту. Остановился он прямо посреди поля. Еще не было и пяти часов вечера, когда Паша начертил на земле круг диаметром около трех шагов. В круг он вписал ромб, а в центре последнего разместил еще один круг, где и должен был стоять заклинатель. В разделенных частях большей окружности он вписал все символы древнего алфавита, а в центральной окружности вписал собственный.

Перед тем, как приступить непосредственно к обряду, он облачился в доспехи, а остальные вещи упаковал в сшитую из мешковины сумку, которую он смастерил, чтобы соответствовать тому времени, в которое направлялся. Свои сумки и рюкзак он спрятал под старыми бетонными плитами, что уже долгие годы лежали неподалеку. Мобильный телефон и прочие атрибуты своего времени он и вовсе оставил дома.

В последний раз окинув взглядом окрестности, то ли чтобы убедиться, что никого рядом нет, то ли прощаясь, Паша закрыл глаза и начал читать заклинание. Монотонно, словно молитву, словно заученное стихотворение в исполнении бесталанного школьника. Представлял себе Паша дом Еремея, ту деревню и ее окрестности. Всей душой он стремился туда, слова слетали с его уст сами, уже не по Пашиной воле, будто заклинание имело свою волю, и Паша был лишь ее инструментом.

Во второй части, заключительной, Паше нужно было прочесть еще два четверостишия на древнем языке, затем лишить кота жизни, и, в общем-то, переместиться в назначенное время и место.

Кот, видимо уже почувствовал неладное, он шипел и старательно царапал плотную кожаную перчатку, в которую Паша предусмотрительно упрятал руку.

– Пусть эта жизнь дарует новую! – вскричал Паша, будто хотел, чтобы его услышали там, куда он собирался.

Стоя внутри круга, он совсем не видел, что творится вокруг, будто находясь в коконе, не пропускающем звуков и света. А вокруг неистовствовала целая буря, возникшая из ниоткуда, при чем ровно над тем полем, где и колдовал Павел. Тучи стянулись над заклинателем, выплевывая колкие молнии, казалось, одна из них может поразить и самого заклинателя. Крупные капли били по земле, но, почему-то, совсем не попадали на самого Павла, находящегося в эпицентре аномальной непогоды. Не размокала и земля внутри круга, ни один из символов не был стерт или размыт.

– Стой, сука! – неистово вопил кто-то, стремительно приближаясь к Паше.

И этот звук был пропущен доселе непробиваемым щитом. Паша на короткий миг утерял концентрацию, а допускать подобного при проведении таких обрядов было никак нельзя. Но оборачиваться Павел не стал, быстро отогнав посторонние мысли, он полоснул кинжалом горло кота. Тот шипел и извивался, щедро поливая все вокруг своей горячей, еще живой, кровью.

– Стой! – протяжный клич прозвучал прямо за Пашиной спиной, но в этот раз он остался неуслышанным.

Паша не слышал, не видел и не чувствовал вообще ничего. Времени, пространства, жизни, движения. Вокруг не было ничего, не было и того, что можно было бы назвать «вокруг». Не было его самого.

Последняя молния ударила точно в центр заклинательного круга, но тот был уже пуст. Следом за молнией в центр круга погрузилось острие топора, глубоко уйдя в грунт. Кто-то не успел.


Глава 3.

Паша очнулся лежа на земле, но уже не в том поле, где его сознание отключилось. Вокруг стояла неимоверная жара, все Пашино тело было мокрым от пота. Ноги в плотных боевых сапогах, как казалось, минимум обуглились и тлели. Вероятно, Паша лежал прямо на солнце, да еще и в самый солнцепек, который, впрочем, в конце октября был странным явлением. В правой руке по-прежнему был зажат кинжал, так и не выпущенный во время обряда, а вот кот бесследно исчез, не было даже следов его крови, и только чуть потрепанная когтями перчатка напоминала о животном, бесславно окончившем свой земной путь.

Позвякивая кольчугой, странник поднялся на ноги и осмотрел себя, мешок с вещами был при нем, за плечами. На месте было и другое его снаряжение, никаких пропаж Павел не обнаружил.

«Это не то поле…»: Паша стоял даже не на поле, это был пролесок, а Паша стоял прямо на маленькой поляне, на которую тень деревьев почти не попадала. Его тут же охватила радость, ведь не могли же его сюда занести какие-нибудь незнакомцы, не ограбив, а просто оставив тут погреться на солнце. То, что он очнулся не на месте проведения обряда, означало лишь одно – заклятье сработало и он опять в прошлом. Либо опять в коме. Но ему было плевать, что творилось там, главным стало то, что происходит здесь и сейчас. А здесь и сейчас ему нужно было выйти к людям и узнать, попал ли он точно в цель или же промахнулся, все-таки подобного рода обряды Павел никогда не проводил, к тому же ему пытались помешать.

Из леса Паша вышел без проблем, так как находился не в лесной чаще, а на самой границе лесного массива. Бряцая доспехами, Паша выдвинулся на запад, доверившись своему компасу. Щит он повесил за спину, так, чтобы иметь возможность быстро его снять. Перевязь с мечом слегка постукивала по левому бедру, играя с лучами солнца стальным шаром на рукояти. Кинжал же Павел спрятал поглубже в сумку, предварительно обернув тряпицей, такое орудие представляло немалую ценность, причем не только денежную. Паша знал несколько обрядов, где без такого кинжала было не обойтись, а потому терять его не хотелось.

«Все-таки я маг»: весело размышлял Паша, пребывая в полной уверенности, что теперь он может управлять силами природы ничуть не хуже Ивана, Еремея или любого другого мага. На секунду он остановился, решив проверить свои магические способности, на этот раз без всяких двусмысленностей. До этого он не решался взывать к стихии огня, это было бы слишком очевидно, да и опасно, в случае удачи. Но сейчас он уже не боялся, сейчас он был если не полностью, то почти полностью уверен в успехе предстоящего мероприятия.

Короткий взмах рукой и громкий вскрик на древнем языке сопровождала и яркая картинка, которую Паша нарисовал в своей голове. Это был огненный шар, который должен был бы слететь с его руки и устремиться к ближайшему дереву. Паша даже не до конца понял, представил он шар или же видел его наяву. Но дерево пылало, и Паша как ребенок смотрел на пожираемое огнем безвинное растение. В глазах его был восторг, подобный тому, что можно испытать, глядя на поистине захватывающие события, будь то феноменальное выступление акробатов или же победа любимой команды. Тут же просто горело дерево, ставшее жертвой новоиспеченного чародея, который, того и жди, спалит теперь весь лес.

Но Павел вовремя одумался, поняв, что в лесу деревьев много, и если горит одно, то есть все шансы, что загорится еще несколько. Пришлось тушить первое, причем также заклинанием. Явно не меньше десяти литров воды пришлось вылить на дерево, чтобы оно окончательно погасло, благо оно было вполне живым до своего неожиданного возгорания, и горело плохо. Однако теперь Паша почувствовал себя уставшим, воду заклинание творило прямо из воздуха, так как водоема поблизости не было. Лишь после Паша подумал о том, что огонь можно было потушить и иными способами. Но это было потом, когда он вспомнил поучения Ивана.

«Силы нужно беречь, потратив силы, ты перестанешь быть не только магом, но и воином»: говаривал старый учитель, втолковывая ученику простую науку – сразу думай, потом делай.

Убедившись, что огонь угас, Паша двинулся дальше, теперь уже довольно вяло передвигая ноги. Не успел он преодолеть и сотни метров, как понял, что за ним кто-то следит. В голове будто щелкнуло, где-то поблизости затаилась опасность. Усталость мигом улетучилась, вместе с хлынувшим в кровь адреналином. Испуг закинул его за ближайшее дерево, и уже через миг рядом прожужжала стрела. Паша услышал звук вновь натягиваемой тетивы и ее хлопок. Заранее вскинув руки в защитном жесте, он заклинанием уплотнил воздух перед собой так, чтобы стрела не достигла цели, увязнув «в пустоте», она не долетела всего несколько сантиметров.

Пока невидимый противник не приготовил новую стрелу, Паша быстро снял со спины щит и вынул меч из ножен. На другое колдовство у него могло бы не хватить сил, Паша решил попытаться управиться со стрелком честной сталью. Зигзагами он двинулся в сторону, где предположительно притаился лучник. Паша отчего-то был уверен, что враг у него всего один. По крайней мере, только у одного был лук. Не могло ли притаиться за кустами с десяток воинов, Паша не думал.

Еще одна стрела пролетела совсем рядом, Паша чуть отвел ее коротким воздушным потоком, вовремя заметив выстрел. Эти магические пассы порядочно истощили Пашу, и, к тонкому, одетому в легкую обтягивающую рубашку и такие же штаны, стрелку, он добегал уже с плохо скрываемой одышкой и заливающим глаза потом.

Выпустить очередную стрелу Паша не позволил, широко взмахнув мечом. Светловолосый лучник едва успел отскочить, кувыркнувшись в сторону. Лук он выронил, но успел выхватить из ножен короткий, легкий меч.

Соперник показался Паше быстрым, но скорее это было связано с разницей в весе снаряжения и Пашиной усталостью. Но даже сейчас Паша ощущал превосходство в силе, и, пожалуй, в умении. Противник был на голову ниже Павла, к тому же куда уже в плечах. В какой-то момент Паша даже подумал, что это девушка, но слишком уж неподходящим для девушки у того было лицо.

Стрелок попытался уколоть Павла в живот, но тот легким движением руки отбил меч и пихнул соперника щитом, задев лицо. Из носа лучника брызнула кровь, но он не упал, лишь пошатнулся и отступил. Хоть и выглядел он заведомо побежденным, но продолжал сопротивляться, и даже пытался оставаться агрессором. Паша же не спешил атаковать сам, стараясь восстановить дыхание. Светловолосый широким размахом попытался рубануть противника, но тот прикрылся щитом. Короткий меч перерубил торчащую из щита стрелу и брякнулся о стальную пластину в центре. Паша даже усмехнулся, таким легким показался ему этот удар. Особенно в сравнение с теми, что прилетали на его щит в «Богатыре». Нельзя сказать, чтобы лучник бил совсем слабо, просто Паша привык к тому, что после каждого удара рука под щитом непременно гудит и стонет.

На Пашином лице проступил звериный оскал, чувствуя слабость соперника, он мощным ударом выбил клинок из его рук и хорошенько приложился прямым ударом ноги к его груди, впечатав того в дерево, мирно растущее сзади.

Было видно, как светловолосый беспомощно пытался вдохнуть воздух, словно рыба, шевеля губами.

Павел победоносно подвел кончик лезвия к подбородку поверженного противника.

– И зачем ты меня пытался убить?

Отдышавшись, лучник, не дергаясь, поднял подбородок и гордо взглянул на Пашу, словно бесстрашный рыцарь в глаза смерти. Так гордо, что последующих за взглядом слов Паша никак не ожидал:

– А зачем ты деревце поджег, колдун?! – чуть ли не багровея от ярости, вскричал белокурый, – Вам лишь бы развлечь себя огнем, мерзкие люди!

– Чего? – протянул Паша, пытаясь осознать услышанное.

«И как мне тебе пояснить, зачем я это сделал?»: подумал Паша, а вслух сказал:

– Ну, прости, я не знал, что тебя это так тронет, – Паша поправил шлем, не отводя меча, – И… В общем я проверял свои, эмм, способности. Не ради забавы я поджигал дерево, к тому же я его потушил.

– Все вы люди такие! Ноги бы себе поджег, а потом бы тушил, для проверки!

– Да чего ты разревелся, деревце сожгли, беда какая, – Паша стал возмущаться сам, хотя бы по праву сильнейшего, – И заладил ты, люди-люди, а ты кто?

– Я сын Соноры Стремительной Рыси и Яна Героя Ночи, Мигэль Незаконнорожденный! – лучник чуть замялся, – Человек я лишь наполовину, а наполовину эльф.

«Хм, Сонора это же королева эльфов, а Ян это… Ян. Паренек выглядит лет на двадцать, хотя черт их знает, этих эльфов. Значит, я все-таки промазал»: пронеслось в Пашиной голове. Он тут же убрал меч и присел на корточки, возбужденно глядя эльфу в лицо:

– И где сейчас Ян, твой отец?

– Должно быть, он умер, я его никогда не видел, – казалось, что эльф готов расплакаться.

Паша не стал перебивать его, когда тот принялся рассказывать историю своей жизни. Мигэль родился ровно через три с половиной месяца после визита в их деревню Еремея и компании. Сонора так и не признала никого своим мужем, таким образом, ее сын был признан незаконнорожденным, лишенным прав наследовать трон, стать друидом и прочих привилегий, какими ему положено было бы обладать. Рождение от семени человека было как чудом, так и проклятием, Сирэль Могучий Олень в конечном итоге узурпировал власть, обвинив королеву в недостойном правительницы поведении, в осквернении идеалов эльфов и тому подобном. И лесной народец пошел за новым лидером, наверно, больше из скуки, так как на самом-то деле королева имела право возлечь с кем угодно, правда, после ей нужно было бы найти мужа. Наверно, это и стало единственной весомой причиной, чтобы Мигэля в возрасте пятнадцати лет приговорили к смерти, а королеву отправили в изгнание. Все мужчины согласились с таким решением, так как Мигэль унаследовал от отца все то, что так нравилось местным женщинам, что делало остальных попросту неконкурентоспособными в сравнение с бастардом. Да и говорил он «по-человечески», свободно выговаривая и глухие, и свистящие звуки, что делало его чужим. И если к гостям эльфы относились хорошо и были готовы терпеть посягательства на своих женщин, то терпеть подобного уже от «своего» были не готовы.

Мать, свергнутая королева эльфов, чтобы спасти своего сына, и по сути, одно из величайших чудес природы, погрузила его в сон сильным заклятием, которое сохраняло молодость, «обращая век в год». И спрятала его тело в древе жизни, которое, собственно, не отрекалось от нее, в отличие от соплеменников, а потому предоставило защиту и ее сыну. Но, видимо, в последствие из древа Мигэля все-таки вынули, так как очнулся он недавно, и совсем не в лоне священного древа.

– Вот, месяц уже по лесам брожу, к людям не выхожу. Они говорят на непонятном языке, да и боюсь я их.

– А оружие ты где взял? – Паша задал вопрос лишь затем, чтобы иметь время на обработку уже полученной информации.

– Ну, так в похоронное бревно мамочка уложила все для меня.

– В бревно?

– Да, сразу она меня уложила в бревно, а уж потом в Древо Жизни. Всех эльфов хоронят в бревне.

– Ясно, – Паша едва сдержал улыбку.

Мигэль производил двоякое впечатление, на вид он был не намного моложе Павла, но видел странник во времени перед собой простодушного ребенка, испуганного и потерянного.

– А ты, колдун, откуда? – отряхиваясь и вытирая кровь из-под носа, спросил Мигэль.

– А я один из тех двоих, что пришли в деревню вместе с твоим отцом.

– Что? – эльф вылупил глаза так, что они едва не выкатились из глазниц, при этом он старательно хлопал своими пушистыми ресницами.

Паша отметил про себя, что Мигэля можно было бы сравнить с женоподобными слащавыми мальчиками с картинок. Большие, широко распахнутые глаза, маленькие пухлые губы, чуть курносый нос и длинные светлые волосы, ниспадающие на тонкие плечи.

– Долго объяснять, но… Слушай, – Паша усмехнулся и принялся рассказывать историю уже своей жизни.

Вкратце он описал весь свой путь, от первого странствия во времени и пространстве, и заканчивая нынешним днем. Он старался подробнее останавливаться на описании Яна и их пребывания в деревне, чтобы после избежать лишних вопросов. Но вопросов все равно было много. Битый час Паша объяснял эльфу, что колдуном он стал не более как пару дней назад, что в этом мире он уже второй раз и впервые попал сюда по воле случая. Что о судьбе Яна он ничего конкретного сказать не может, так как сам «погиб» в той передряге. В конечном итоге Мигэль вроде бы успокоился, и задавать вопросы начал сам Павел.

– Говоришь, люди тут общаются на непонятном языке?

– Да, не так как у нас в деревне, совсем не похоже.

– И ты не знаешь, сколько времени ты был под заклятьем, сколько ты спал?

– Вообще не знаю, – морщась, эльф ощупывал нос, – Даже где мы находимся, не знаю. Эльфов в лесу нет, только людские лесопилки. Ты мне нос сломал!

– Да? – Паша вдруг захотел попробовать другой вид магии, – Дай-ка посмотрю.

Он сосредоточился на поврежденной переносице, как учил Иван, уделявший целительной магии куда больше времени, нежели другим ее видам. Нужно было увидеть перелом сквозь кожу и кровь, и войти в нужное состояние было непросто. Мигэль даже устал стоять неподвижно и чуть повел головой. Как ни странно, но это и помогло Павлу, он наконец-то сосредоточился на вершимой магии и увидел излом кости, сквозь набухающую синяком кровь. Можно было убрать и опухоль, но Паша боялся потратить много силы, а потому ограничился лишь сдвигом кости. Хрустнуло. Мигэль закричал и схватился за нос, проклиная Пашу, его щит, магию и все что с ней связано. Паша мог бы и облегчить боль эльфа, но делать этого не стал, так как едва преодоленная усталость вновь вернулась, надавив на Пашу с новой силой. За ней пришел и голод, видимо Паша не только переусердствовал с магией, но и немалое время провалялся без сознания.

Получеловек наконец-то встал с колен и укоризненно поглядел на Пашу:

– Мог бы и предупредить, – отряхнув свои штаны, эльф шмыгнул носом, – хоть нос вправил, и на том спасибо.

– А мог бы и не вправлять. И даже не ломать, если бы в меня кто-то не стал пулять из лука, – Паша снял сумку с плеч, чтобы достать что-нибудь перекусить.

Но перед едой Паша решил спросить у Мигэля, нет ли у него жилища тут неподалеку.

– И где ты живешь?

– В лесу построил себе шалаш, в нем и живу.

– Пойдем тогда в твой шалаш, – Паша закинул сумку обратно за плечи, – далеко?

– Нет, не очень.

Паша надеялся, что шалаш действительно близко, однако шли они по лесу никак не менее часа, отчего Паша совсем выбился из сил, понимая, что очень голоден, и нуждается в восполнении сил. Во рту пересохло, однако это было не последствием применения магии, в этом была виновата дикая духота, стоявшая в лесу.

– Какое сейчас время года? – вытирая пот со лба, поинтересовался Павел.

– Судя по жаре, сейчас должно было бы быть лето, но прошлую неделю лили дожди и было прохладно, будто осенью. Я видел, что с деревьев опадают листья, лес готовится к зиме, наверно сейчас октябрь, правда непонятно, почему такой теплый, – ответил Мигэль.

Зато Паша начинал понимать, отчего солнце светит так ярко, и жара стоит даже в лесу, в тени деревьев. Поначалу он не обращал внимания на сам лес, на его флору. А лес был непривычным, не таким, каким он его привык видеть у себя на родине. Паша явно находился куда южнее, чем те места, куда он планировал попасть. Паша не был великим биологом и географом, но понимал, что скорее всего угодил куда-то в южную часть Европы, правда, понять куда именно он попал, пока что возможности не было.

Шалаш Мигэль смастерил вполне приличный, Паша даже не ожидал, что эльф сможет соорудить себе конструкцию таких размеров, где потолок на целый десяток сантиметров возвышался над Пашиной головой. Пол был устлан мягкой травой и еловыми ветками, дающими неповторимый запах. К тому же рядом с шалашом возвышалось раскидистое дерево, на котором эльф обустроил наблюдательный пункт и лежак, чтобы спать там в непогоду или же спасаясь от диких хищников.

– Ты голоден? – Паша надеялся, что аппетит Мигэлю достался от матери, ведь запасы были скудны.

К счастью, Паша оказался прав.

– Да, уже пора перекусить.

С этими словами эльф извлек из недр спрятанной в шалаше сумки мешочек с орехами и глиняный кувшинчик с водой. Паша же достал вяленую колбасу с хлебом и сыром. К счастью еда и не думала портиться, впрочем, Паша не брал с собой скоропортящихся продуктов, отдав предпочтение крупам, специям, сушеному мясу и даже взял с собой несколько пачек вермишели быстрого приготовления. Взял он с собой и двухлитровую бутылку газировки, глотнув которой Мигэль долго не мог сказать ни слова, ожидая смерти.

– Это точно не яд?

– Нет, – Паша смахнул проступившие на глазах слезы, поведение эльфа сильно его рассмешило, – Вообще-то этот напиток считается очень вкусным, его все пьют.

С этими словами он сам демонстративно отпил из бутылки. После они развели костер и вскипятили воду в глубокой миске, которую Павел привез из будущего. Тогда Паша угостил эльфа и растворимым кофе, его, в отличие от газировки, Мигэль признал напитком богов. К сожалению этого напитка богов Павел взял с собой немного, всего одну стограммовую упаковку да кило сахара в придачу.

Тогда Паша показал эльфу зажигалку, компас, раскладной нож, фонарик, зеркальце, которое планировал продать местным женщинам. На каждый предмет эльф смотрел с восторгом, замирая от удивления. Подаренную ему дешевую пластиковую расческу Мигэль бережно уложил под рубашку, долго благодаря Павла, даже позабыв о сломанном носе.

Когда совсем стемнело, Паша даже не подумал о том, чтобы доверить эльфу ночное дежурство. Все-таки он решил быть осторожным до конца, поэтому остался сам сидеть у костра, но усталость подкралась незаметно, будто неуловимый грабитель, и Пашу сморило прямо у костра. Проснулся он на рассвете, Мигэль все еще спал.

«Вещи на месте, эльфенок тоже, значит, все хорошо»: подумал Паша, набирая воду из ручейка неподалеку от лагеря.

Кружка кофе не сильно-то и взбодрила Павла, но помогла отойти ото сна тем, что была очень горячей. Не смотря на дневную жару, ночи здесь были холодными, и чувствовалась приближающаяся зима. Впрочем, и днем жара была бы вполне терпимой, если бы Паша не был облачен в толстый поддоспешник и десяток килограмм стали. Однако снимать доспехи не хотелось, во-первых их куда легче носить на себе, чем в руках, а во-вторых они куда лучше могли бы защитить от посягательств потенциальных врагов, нежели рубаха и тонкие штаны.

На завтрак Паша кое-как смог сварить себе гречки и съел ее с куском колбасы и сыра. Мигэль позавтракал все теми же орехами и корнеплодами из собственных запасов.

– А теперь пора нам к людям, – сказал Паша, – В лесах я жить не намерен, а значит, нужно искать ближайшие поселения.

– К людям? – казалось, эльф не просто удивлен, а скорее напуган.

– Конечно, к людям, – Паша уже полностью собрал свои вещи, – Ты только уши свои спрячь, чтобы лишних вопросов нам не задавали, а там уже посмотрим, что и как.

Эльф отчего-то безропотно повиновался Павлу, да и вел себя так, словно Паша его верный товарищ. Впрочем, Пашу это устраивало и спутник, каким бы странным он не был, ему был нужен. К тому же Мигэль сын Яна, а о Яне у Паши были только светлые воспоминания, потому бросать этого эльфа на произвол судьбы ему никак не хотелось.

Он условились представляться путешественниками. Мигэль должен был стать Пашиным молчаливым племянником, который странствует со своим дядей. Об изменении имен они пока не подумали, так как не имели понятия, что за имена им взять, чтобы не вызвать подозрений.

По окраине леса шла дорога, сплошь покрытая тонкими колеями, что оставляют колеса возов и телег. Едва ли путники прошли по ней и тройку километров, как впереди показалось село, раскинувшееся на склоне холма. Всего домов на двадцать, село казалось небольшим, но выглядело весьма оживленным.

Вооруженных людей Паша не заметил, это его успокаивало, ведь быть убитым так быстро ему совсем не улыбалось.

Сельчане заметили чужаков еще на подходах к поселению, но беспокойства не проявили, видимо, по этой дороге не редко кто-то проходил, впрочем, это было понятно и по разбитости дороги. На окраине деревни имелся и постоялый двор. То, что это именно он, Паша понял, взглянув на едва покачивающуюся вывеску, на которой был изображен свиной окорок на блюде и какая-то надпись. Понять ее Паша не смог, буквы отдаленно напоминали греческие, но определить их принадлежность наверняка Паша не мог. Паша пристально смотрел на надпись, в какой-то момент буквы стали казаться ему знакомыми, но его отвлек Мигэль:

– Смотри, к нам идут.

К путникам действительно приближались, но, очевидно, с добрыми намерениями. Это был хозяин ночлежки и его слуга, видимо, конюх, если судить по запаху, исходившему от него. Правда, коней у странников не было.

Приблизившись, хозяин гостиницы радушно развел руками и заговорил, однако Паша не понял ни слова, только почувствовал в себе ощущение магии, будто прямо в эту минуту он творил заклятие. Но никаких заклинаний Паша творить даже не думал.

– И что он говорит? – тихо пробормотал Паша.

– Говорю, не желаете ли передохнуть с дороги, или, например, приобрести коней? – хозяин растекся в улыбке, его опасения о незнании гостями языка стали рассеиваться, – У меня самые лучшие кони, нигде в округе вы не сыщете подобных скакунов. Я даже удивлен, что благородный господин лишился только коней стараниями этого мерзкого разбойника Марка Черного. Я угадал, вы попали к нему в засаду?

Паша хоть и был ошарашен внезапным даром мгновенного изучения чужих языков, но от предложенной лжи не отказался.

– Да, нас ограбили…

– Но сохранили жизнь и не разоружили вас и вашего спутника, а это самое важное, ведь благородный господин сможет собрать большой отряд своих воинов и отомстить разбойникам, навсегда избавив окрестные земли от их гнета, не так ли?

– Эмм… мой дом далек отсюда, но рано или поздно я обязательно отомщу им, безусловно, – Павел был слишком растерян и не подготовлен, чтобы быстро вжиться в роль.

Стоит заметить, что оружие сделанное в «Богатыре» выглядело достойно и качественно, в особенности по меркам местной металлургии и оружейной промышленности. Это и выдавало в Паше благородного, богатого господина. Плюсом являлось и умное выражение лица, Пашина осанка, над которой он работал долгое время перед зеркалом, аккуратная стрижка и белые зубы. Таким образом принять его за персону знатного происхождения, которая обязательно имеет какую-нибудь маленькую армию или золото на наем оной, было очень просто. К тому же хозяин старательно и достаточно ловко выуживал информацию, пытаясь понять, платежеспособен ли его гость.

– И все золото у господина похитили мерзкие разбойники? – сокрушенно покачивая головой, возмущался хозяин.

– Золото да, но найдется у меня и иной способ оплаты твоих услуг, – заверил его Павел.

– Интересно, – хозяин учтиво поклонился и пригласил гостей следовать за собой.

Украдкой к Павлу подобрался Мигэль, и шепотом спросил:

– А ты что, их язык знаешь?

– Выходит, что знаю, – Паша и сам не понимал, каким образом он общается с хозяином ночлежки, но факт оставался фактом, Паша в совершенстве знал как минимум два языка, и каждый казался ему родным, привычным с детства.

Впрочем, сейчас Пашу волновало совершенно иное, ему нужно было узнать, где они и какой сейчас год, хоть он и понятия не имел, в какой год он попал в прошлый раз, ибо та цифра, что называли ему сельчане и сам Еремей, никак не вязалась с его познаниями в истории. Удалось лишь уяснить, что новый бог начал свое нашествие в этот мир примерно четыреста лет до прибытия Павла, но понять, началось ли пришествие с распятия, или же отправная точка была иной, Павел не смог.

Волновало Пашу и то, как ему отсюда добраться до Княжества, если оно еще существует. А если его нет… О таком Паша пока старался не думать.

Расплатиться с хозяином трактира Паша планировал тем серебром, которое ему удалось сплавить в какое-то подобие слитка, и, если того будет мало, то и отсыпать трактирщику немного кофе, выдав его за целебный отвар ниспосланный с самих небес. По крайней мере, наверняка нигде в этих местах кофе не видели, Паше очень хотелось на это надеяться.

– Господин, это прекрасный напиток, я уже сейчас чувствую подъем сил, – хозяину явно понравился кофе и Паша чувствовал, как Авксентий считает прибыль с каждого глотка кофе, который он продаст богатым посетителям.

Паша даже не ожидал, что за всю банку кофе ему удастся выторговать двух коней и старую упряжь. Скакуны, конечно, не были лучшими во всей округе, но выглядели не исхудалыми и не больными, а значит, на них можно было путешествовать, пусть и не через весь континент. Ко всему прочему хозяин сытно покормил гостей, налил неразбавленного вина, дал с собой запас вяленого мяса, сухарей и бурдюк чистой воды, небольшой чугунный казан и деревянную поварешку. Последнее он вручил Мигэлю, своему немому слуге, как он его представил.

Серебро Павел решил не показывать, чтобы не раззадоривать аппетиты трактирщика. От ночлега он тоже отказался, аргументировав это спешкой, будто он сильно торопится вернуться в родные владения, набрать там армию и поквитаться с этим ненавистным Марком Черным. Трактирщик словам благородного господина, быть может, и не поверил, но настаивать не стал, очевидно полагая, что и без того совершил очень выгодную сделку. Паша эту сделку считал не менее выгодной, он не был большим поклонником кофе, просто банка попалась ему на глаза, когда он собирался в путь.

Старое седло скрипело под Пашей и выглядело совсем не благородно, но выбора не было. Как сказал хозяин поселения, до ближайшего города было не менее дня пути, но путники добрались до него лишь к вечеру второго дня путешествия. Входить за городские ворота Павел не спешил, решив посетить город утром. Он планировал отыскать на рынке торговца косметикой и попытаться впихнуть ему свой товар, чтобы обрести начальный капитал. Ночевать в городе на улицах ему не улыбалось, да и торговля куда лучше идет утром, а потому и посещать город не имело смысла.

На ночь они расположились неподалеку от дороги. Костерок весело трещал сухими ветками, а в казане варился рис, которого эльф никогда не видел. Только сейчас Паша подумал, что можно было бы взять различных семян, чтобы продать их вместе с технологией выращивания, однако эта мысль слишком поздно посетила его голову.

Рисовую кашу с вяленым мясом эльф уплетал за обе щеки, несмотря на свой эльфийский аппетит. Теперь рисовую крупу Паша мог называть «эльфийской радостью», потому что Мигэль слезно просил добавки, хоть уже и съел целую миску, что совсем не свойственно его племени и могло стать губительным фактором. «Может, он не ел пару сотен лет»: вспомнил Паша о магическом сне своего спутника.

До утра спали оба, Паша пренебрег дежурством, лишь очертил вокруг стоянки охранный круг, который должен был бы его разбудить, если черту пересечет кто-то крупнее собаки. Таким образом, опасения быть разбуженным каким-нибудь жучком, ровно как и съеденным лесным хищником, отпадали.

Еще до полудня они въехали в город, под названием Перислава, судя по размерам, жило в нем никак не меньше трех тысяч человек, так что улицы выглядели весьма оживленными. Местный рынок, как и полагал Павел, находился практически в центре города, около городской крепости. Изобилие товаров удивило Павла, здесь можно было купить меха и железо, специи и зерно, оружие и доспехи. Такого разнообразия товаров на рынках Княжеских городов Павел не помнил. Видимо, город находился около большого торгового пути, но что-то не позволяло ему разрастись до огромных размеров и стать полноценным центром торговли.

Пользуясь тем, что находить общий язык с местным населением для Паши не составляло труда, он быстро нашел лавку одного из торговцев косметикой. Его пытались отправить к какому-то другому торговцу, который был особенно популярен и известен, а качество его товаров всегда было наивысшим. Но Паша умышленно пошел к его менее успешному конкуренту, ведь он планировал выручить как можно больше денег, и шансов выудить их у и без того успешного торговца было меньше, чем у начинающего отчаиваться купца.

– Люций Август к вашим услугам, – краснолицый торговец косметикой сразу вызывал неприязнь своим злобным, полным презрения, выражением лица.

«А еще говорят, что все толстяки добрые»: подумал Паша, оценивая ситуацию. Каким бы неприятным ни был на вид Август, а голос его звучал вполне обыденно, в какой-то момент Паша понял, что подобное мимическое сокращение мышц лица торговца является врожденным. Может поэтому его дела и не идут в гору.

Предварительно Паша походил по рынку, пытаясь ознакомиться с ценами. Как он и предполагал, соотношение ценности драгоценных металлов и товаров практически не отличались от того, что он видел в Княжестве. Расплачивались здесь в основном серебряными и медными монетами, золотых Паша так и не увидел, но знал, что они есть, и каждая такая монета может обеспечить человека вполне сытой жизнь не менее чем на пару недель. Пудры, в том виде, в котором ее привез Павел, ему найти не удалось, так что цену на нее он мог назначать сам. Помада продавалась в банках, и брали за нее по серебряной монете, в зависимости от качества и количества цена разнилась, но никто не мог предложить такой помады, которую привез Павел. Местная, к тому же, не всегда приятно пахла. Как и ожидал Павел, его товар значительно превосходил по всем параметрам здешнюю продукцию.

– Павел, просто Павел, – представился Паша.

– Что желаете купить? – спросил торговец.

– Желаю продать вам эксклюзивный товар, который будет пользоваться спросом у богатых людей, как вашего, так и других городов, – Паша решил избежать долгих предисловий.

Толстяк нахмурился еще больше, на этот раз выражая искреннее недоверие, но Паша, не обращая на это внимания, пригласил его отойти за ширму и показать товар. Мигэля он оставил снаружи, стеречь коней. К слову, тот долго причитал о том, что коники устали, что он чувствует их боль и не будет на них ездить. Однако, после того как ему было предложено пробежаться рядом с «кониками», эльф все-таки перестал сильно их жалеть, и согласился перемещаться верхом на коне.

Демонстрация косметики выдалась на «ура», Люций хотел забрать все, но две пудреницы и помаду с зеркальцем Павел все же оставил себе, полагая, что эти вещи еще можно будет принести кому-нибудь в дар, или же продать, когда станет совсем туго. В итоге, в результате долгих торгов, а Люций был в этом деле большим специалистом, Паша получил пять золотых монет, две серебряных и целую пригоршню медяков. Паша специально запросил именно такой расклад монет, чтобы не менять золото по пустякам и расплачиваться медью.

Два золотых Павел потратил на седла для своих скакунов, запас воды, муки, овса для коней. Туда же вошел и запас продуктов на неделю, и две кожаные шапочки. Одну Паша надел на эльфа, уши которого постоянно норовили выглянуть из-под светлых прядей. Паша не знал, являются ли эльфы здесь нежелательными посетителями, но предпочитал оставаться в неведении, нежели попасть в неловкую ситуацию. Во вторую шапочку он облачился сам, так как шлем, все-таки, был слишком тяжелым для постоянного ношения и давил на шею. Оставшуюся сдачу от покупок они проели в таверне с названием «Золотой Путь», которая символично расположилась в тупике. О каком пути шла речь, Паша предпочитал не задумываться.

Оставшееся золото Паша бережно упрятал под доспехи, полагая, что возле тела его не сможет достать ни один вор. А воров, особенно на рынке, было не мало. Благо Паша наложил на свой кошелек охранное заклятье, которое помогало схватить за руку воришку, если тот покусится на кошелек.

Оставаться в городе на ночь Паша не пожелал, Мигэль тоже. Он едва сдерживал себя, чтобы не шарахаться от каждого встречного, слишком уж он не привык к людским скоплениям, к тому же проспал неизвестно сколько лет, и теперь имел все основания бояться всех подряд.

Как понял Павел, местный золотой был куда дороже, нежели в Княжестве, потому тем трем золотым, что плотно прижимались к его животу через тонкую стенку бархатного мешочка, Паша был рад, рассчитывая, что их хватит еще надолго.

Путь к противоположным воротам лежал через ремесленный переулок. Паша с интересом разглядывал вывески. Была тут и аптека, и кузня, и кожевенная мастерская. Последняя придавала переулку неповторимый аромат, от которого Паша чуть не лишился недавно съеденного обеда. Нашлась тут и магическая лавка, в нее Павел решил зайти, оставив эльфа охранять имущество.

«Мистический конгломерат» представлял собой тесный подвал, в котором царил полумрак, вяло разгоняемый двумя канделябрами.

Сырость и затхлость била в нос, к этому неприятному запаху был примешан еще и аромат сохнущих шкур, плесневеющих углов и еще чего-то кисловатого, что Паша разобрать не смог.

Возле прилавка никого не было, казалось, будто в подвале Паша был один. Разглядывая товар, назвать его магическим Паша мог лишь с натяжкой, скорее кучей безделушек, вряд ли имеющих реальное значение для колдовства. Иван долго учил Павла отличать ценную вещь от хлама, чем красочнее и причудливее статуэтка или медальон, тем выше вероятность, что это лишь никчемный плод фантазии изготовителя. Такими вот бесполезными, на Пашин взгляд, вещицами и полнились товарные полки.

Паша сам не знал, что именно он хотел бы купить и уже собирался уходить, но его остановил хозяин лавки, вышедший из каморки, которую Паша не сразу заметил.

– Я вижу, вы ищете что-то более интересное, чем то, что искать не нужно? – хрипловатым фальцетом заговорил сгорбленный карлик.

Одет он был в темную хламиду с глубоким капюшоном, из-под которого виднелись только слипшиеся космы седеющих волос. Шел он явно с трудом, пошатываясь, будто перекатываясь с ноги на ногу. Покрытые темными пятнами, худые руки с выпяченными венами, исходились мелкой дрожью, которая передавалась на металлические четки, жалобно звеневшие от вибраций.

– Эмм… – Паша не совсем понимал, что можно ответить на подобный вопрос, – Я просто осматривался.

– Да? – будто разочаровавшись, спросил горбун.

– Да, пока что да, – немного подумав, ответил Павел.

Тогда горбун, шаркая ногами по скрипучему полу, удалился в каморку. Вскоре он вернулся оттуда, будто решив проверить, не пропал ли покупатель.

– Я хочу кое-что предложить. Кое-что, что будет тебе интересно. Я хочу поменяться с тобой, – карлик, казалось, едва слышно усмехнулся в конце фразы.

– На что ты хочешь меняться? – расставаться с чем-либо не хотелось, потому произнес это Павел с вызовом.

– У тебя в сумке есть один амулетик, – хихикая, проговорил карлик, крючковатым пальцем указав на заплечный мешок клиента.

«Амулет…»: Паша вспомнил, что успел взять побрякушку, перед тем, как ухватиться за кинжал в комнате Димы. Сам он ценности в нем не видел, но теперь понимал, что наверняка амулет не прост, раз карлик его почувствовал.

– А не много ли ты просишь? – блефовать он решил в последний момент, потому вопрос звучал не совсем уверенно.

– Хм… Мой товар будет куда полезнее для вас, – горбун быстро, чуть не падая, вернулся в каморку, то ли сильно торопясь, то ли имея привычку ходить именно так.

Такая спешка лишь укрепила Пашины подозрения о том, что амулет имеет реальную ценность и горбун хочет его обмануть. «Что ж, не продешевить не выйдет, потому что я даже не знаю, что это за амулет, но, потому он и бесполезен для меня сейчас. Ведь я и не собирался его как-то использовать до, а значит, ничего не теряю»: решил Павел, но сумку снимать с плеч не торопился, ожидая горбуна с его предложением.

Вскоре тот вернулся, неся в руке продолговатый сверток. Внутри было завернуто что-то походящее на небольшую булаву. Горбун, весь трясясь от возбуждения, принялся разворачивать тряпки, кидая их прямо на пол. При этом он что-то бормотал, а то и вскрикивал что-то абсолютно непереводимое, наверно, ругая неподатливые тряпки.

– Скипетр огня, пару раз в день работает вообще без всякой помощи, а дальше уже сам, – казалось, горбун сам любуется скипетром, – Хорошая вещь. Хочешь попробовать?

Паша слышал от Ивана о различных магических орудиях, через которые можно было творить какой-либо определенный вид заклятий, затрачивая на них куда меньше сил, чем без такого орудия. Но Иван говорил, что подобные вещи являются большой редкостью, соответственно и цена у них немалая. Паша забеспокоился еще больше, может посох этот и дорогой, но какую же ценность имеет удачно украденный амулет?

– Давай, – Паша не был уверен, правильно ли он понимает принцип использования скипетра, но расспрашивать горбуна постеснялся, стремясь не выдать в себе профана.

– Куда? – приняв в руки скипетр, спросил Паша о стрельбе.

– А зачем тебе огонь пускать? – искренне удивился хозяин лавки, – Так посмотри, не видишь?

– Я привык все проверять в действии, – Паша спешно ретировался, понимая, что сплоховал.

Силу посоха он должен был почувствовать сам, но играть роль опытного и умелого мага Паше было пока не по силам.

– Ладно, – Паше показалось, что он что-то почувствовал в посохе, будто ручка у него нагрелась, а на стальном шаре заиграли невидимые языки пламени.

Карлик нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая, пока Паша извлечет из сумки амулет. Он едва не вырвал его из Пашиных рук, и, казалось, был счастлив, как никогда раньше, едва коснувшись вещицы. Он был так увлечен созерцанием амулета, что даже не заметил, как Паша забрал скипетр и покинул подвальчик.

– Мигэль, пойдем отсюда, пора выбираться, – бросил Паша эльфу, на ходу поправляя сумку.

Ничто не помешало беспрепятственно покинуть город. Стражникам, как и обычным гражданам, казалось, было абсолютно безразлично, кем являются путники и куда они движутся.

Когда шум города остался позади, Мигэль все же спросил у Павла:

– А почему мы так спешим? Почему так быстро ушли из города?

– Торговец в той лавке мне показался слишком подозрительным, – Паша и сам не знал, что именно подвигло его на столь стремительный побег из города, и ответ он искал прямо сейчас, вместе с эльфом.

– И куда мы теперь?

– Нужно узнать, где мы находимся, а потом уже выбирать себе путь, – резонно заметил Паша.

– Мы могли бы спросить в городе, где мы, разве нет?– искренне удивлялся Мигэль.

– Это… Это было бы слишком подозрительно, – Паша понимал свою ошибку, но признавать это перед эльфом не собирался, – В деревне спросим, недалеко должна быть, как я слышал.

Думая логически, Паша выбралтракт, который вел в северном направлении, надеясь, что рано или поздно прибудет в Княжество. В день они могли проходить на конях не меньше сорока километров, если двигаться с нормальной для подобных походов скоростью. Но вот идти с такой скоростью не позволяло нытье эльфа, который глубоко сопереживал коням, которые постоянно уставали. Вскоре их обогнала группа из трех всадников, двигаясь едва ли не в два раза быстрее. В конечном итоге, Паше это надоело.

– Я тебя сейчас вместе с твоим конем тут по земле размажу!

– Что сделала тебе моя лошадка? – с невинным взглядом удивился эльф.

– Уфф… – Паша крепко сжал эфес меча и плотно стиснул губы, стараясь не раскричаться, – Слушай меня, нытик. Либо ты подчиняешься мне, либо я тебя оставляю прямо здесь, одного, без коня, потому что я его покупал, без еды, без ничего. А сам еду, куда мне нужно. Тебя это устраивает? – Паша остановил коня, сверля эльфа взглядом.

Тот сжался под этим напором, но попыток защитить животных не оставил:

– Но коники…

– Я считаю до трех! Раз!

– Но…

– Два!

– Хорошо, – эльф опустил голову, изображая ужасную обиду, казалось, если бы где-то рядом был угол, он обязательно бы в него забился и рыдал.

Паша решил ничего не говорить, только махнул рукой, и двинул своего скакуна вперед. Эльф держался за предводителем, больше не смея жаловаться на усталость животных или же на свою собственную.

Впрочем, лошади, а это были именно кобылы, не были так слабы, как это рисовал эльф, к тому же Паша вовсе не собирался лишиться скакунов из-за спешки. Он помнил ту скорость, с которой двигались конные отряды на переходах, делал поблажку на то, что под ними вовсе не боевые скакуны, и лишь потому двигался чуть медленнее, устраивая частые привалы.

К вечеру они были уже около деревни, которая готовилась ко сну. Огни горели лишь во дворе трактира. Трактирщик уже принимал гостей, как раз тех самых всадников, что обогнали Пашу днем.

«Пожалуй, можно было ехать еще медленнее, может эльф и прав, все-таки кто его знает, насколько крепкими окажутся наши скакуны в таком переходе»: подумал Паша, чувствуя, как вздымаются бока у его лошади. Последние несколько километров они шли, едва ли не срываясь в галоп.

Кроме них и троих всадников в зале трактира «Дальняя дорога» никого не было. Паша и Мигэль расположились за маленьким столиком в углу, компания всадников же расположилась прямо в центре зала, за слишком длинным для троих столиком. Впрочем, в центре было светлее, так как прямо с потолка свисало какое-то подобие люстры с зажженными свечами, а всадникам, наверно, не было нужды скрывать своих лиц.

Тратить деньги Павлу совсем не хотелось, он попросил хозяина принести легкий ужин и воды, вместо предлагаемого вина. Всадники же очевидно собирались закатить страшную пьянку вкупе с обильным чревоугодием.

– Так ты говоришь, Иоанн набирает в армию всех подряд? – начал разговор один из них, – Мне не слишком-то хочется идти в бой рядом с каким-нибудь сарацином или египтянином. Терпеть их не могу, да и они меня, хе-хе.

– Но золото, которое предлагает Иоанн, заставляет позабыть об этих шероховатостях, – отвечал ему второй, на вид самый благородный, видимо, являющийся предводителем, – Я же не просто так вас позвал, нам уже отведено место в кавалерии, а там только наши.

– Выпьем!

– Выпьем!

Паше удавалось делать вид, будто его интересует только содержимое тарелки, но никак не разговоры о собираемой армии, чего нельзя было сказать о Мигэле, который прямо-таки не мог оторвать взгляда от центрального стола, казалось, его большие уши сейчас стали еще больше, и улавливают каждое слово, произнесенное всадниками. Павлу пришлось отвесить ему тумака и шепотом объяснить, что лишнего внимания привлекать не стоит.

Паше удалось подслушать, что армию собирает местный воевода, состоящий на службе у Императора, и идти эта армия собирается на подавление некого мятежа, возникшего на востоке Империи. Бои шли уже год, и армия требовала подкреплений, которые и собирались уже из наемников.

«Узнать бы, какой сейчас год, и как мне не попасть в боевые действия»: подумалось Паше. Он начинал паниковать, думая, что до Княжества будет не так просто добраться, тем более что в этой стране идет гражданская война.

Узнать дату Паше помог трактирщик, добродушный пухляк с блестящей лысиной.

– Девятьсот восемьдесят седьмой год от рождества Христова, тридцатое октября, вторник, – ответил он, – Да уж, в дороге часто забывается, какой сейчас день, и день ли вообще. Но я для того и работаю тут, чтобы помогать вернуть силы и память, знаете ли. Порой мои гости не знают даже собственных имен!

Паша усмехнулся трактирщику в ответ и спросил комнату для ночлега.

Если в княжестве, при первом его визите, Паша не смог понять, в какую эпоху он попал, то сейчас ошибки быть не могло, он в десятом веке. Как ему удалось понять, попал он в Византию, а значит, он вряд ли переместился в абсолютно иной мир, который никак не перекликается с тем, в котором он родился. Скорее он действительно попал в прошлое, которое по каким-то непонятным причинам не вязалось с историей, которую он изучал еще в школе. В конечном итоге, в заклинании присутствовала фраза, которую дословно можно перевести примерно так: «Пусть земля, на которой стою я сейчас, будет держать меня там, под открытым небом». Почему бы греческой земле, пусть даже паре сотен грамм, не оказаться где-то в чертах магического круга. Все-таки у Паши было недостаточно опыта, чтобы направить заклинание самому, а потому, вероятно, оно выбрало ту землю, которая ему больше «понравилась». К тому же обряд едва не сорвался, что наверняка имело свои последствия.

С этими мыслями Павел поднимался на второй этаж трактира и вошел в указанную трактирщиком комнату. В ней было не так уютно, как хотелось бы, но все же лучше, чем под открытым октябрьским небом. Два лежака, разделенных столиком, возле которого стоял треногий табурет. На этом мебель в комнате заканчивалась. Полы были выметены, хоть и покрыты широкими щелями. Паша почувствовал запах мышей, а в тюфяках наверняка ждали клопы, но Паша был слишком уставшим, чтобы сейчас обратить внимание на это неприятное соседство.

Постели были заправлены мешковиной, но Паша не собирался раздеваться, лишь стянул с себя кольчугу и сапоги, поножи и наручи. Мигэль, хоть и привык спать в лесу, постелью не побрезговал, и минут через десять мирно посапывал, ни о чем не заботясь. Паша же не был столь легкомысленным, компания кавалеристов у него доверия не вызывала, наверно и они, бросая во время ужина изучающие взгляды на Павла, относились к нему если не с недоверием, то с интересом.

На дверь Паша поставил охранное заклятие, присовокупив к нему сундук, подпирающий дверь, теперь он был уверен, что незаметно войти через дверь не удастся. Оставалось только небольшое окно, чуть кривовато вырубленное в стене. Его Паша запечатал, таким же, как и дверь, заклинанием, убедившись, что оно плотно закрыто.

«А теперь спать»: Паша улегся на лежак и закрыл глаза. Перед ним закружились отрывки произошедшего, лес, дорога, город. Опасность, блеск стали, ножны, приятно бьющие по бедру. Он понял, что сейчас он как никогда близок к счастью. Именно таких приключений ему не хватало, осталось лишь с достоинством идти через них. Паша уснул.

Просыпаться пришлось очень скоро, кто-то ковырялся в замочной скважине, на что сработало заклинание, разбудившее Павла. Он тихо встал и подошел к двери, вооружившись топором, взятым в займы у клуба «Богатырь». Нежданный гость не мог понять, почему дверь не открывается. По карманным часам Паша понял, что сейчас около часа ночи, самое время для приема гостей. Решительно отодвинув сундук, он распахнул дверь.

По ту сторону стоял служка, который подавал вечером еду к столу. Он так и не успел спрятать свою отмычку, лишь поднял глаза, наполненные диким ужасом.

– И что ты здесь забыл? – грозно покачивая топором, спросил Паша.

Служка лишь вытаращил глаза, глядя то на Пашу, то на топор. Он беззвучно шевелил губами, видимо, ища подходящую ложь, а ноги его заметно тряслись.

– Я… Я просто попутал дверь, – замямлил он наконец, потихоньку пятясь назад.

– И часто ты так их путаешь? С отмычкой в руках?

– Нет, никогда. Просто сегодня так… А так нет, никогда, – затряс головой воришка, – Просто жалование малое, а работы много, вот я от усталости и спутал двери.

Вор вдруг понял, что сам себя выдал и бросился наутек, потеряв отмычку. Догонять его Паша не стал, лишь поднял отмычку с пола, заодно осмотрев коридор. Вокруг царила тишина, Паша, махнув рукой, вернулся в комнату. Охранные чары пришлось ставить заново, вернув на место и сундук. Он чувствовал себя невероятно уставшим, а потому быстро погрузился в сон, проспав до утра.

Выдавать воришку как-то расхотелось, все-таки это проблемы хозяина заведения, это о его трактире пойдут дурные слухи и это его посетители рано или поздно разнесут тут все в пух и прах. А Павлу лишний шум был не нужен. Воришка же предусмотрительно не попадался на глаза.

Как выяснилось, кавалеристы-наемники уже уехали, на заре. Паша же задержался в трактире почти до полудня, плотно позавтракав и передремав еще пару часов.

Теперь ему предстояло узнать ближайшую безопасную дорогу до Княжества и выдумать себе нормальную легенду на случай, если его остановят какие-нибудь излишне любопытные люди, будь то стражники или обычные граждане.

– А вы куда путь держите? – хозяин остановил Пашу, когда тот уже запрыгивал на коня, – Если на север, к Торнису, то будьте осторожнее. Говорят, там неспокойно, кто-то тревожит погосты, и усопшие не спят даже днем. Лучше не ехать основным трактом. Конечно, в объезд будет дольше, но безопаснее.

– Да? – Паша забеспокоился, – И никто не может успокоить погост?

– Отправляли гонцов с прошением, но ответа так и нет, – сетовал трактирщик, – Сельчане прячутся ночами в церкви, однако местный батюшка не имеет тех сил, что ранее. И ведь теперь мой трактир терпит одни убытки, поток путников совсем поредел…

– Хм… Спасибо за предупреждение, – Паша хмуро глянул в сторону дороги, – А если мне удастся устранить проблему, кто мне заплатит?

– Староста деревни, сельчане, все заплатим, милостивый господин, – трактирщик чуть не бросился на колени, – А вы можете? Вы странствующий ведьмак? У вас есть лицензия?

– Что-то вроде, я ничего не гарантирую, а потому и предоплаты никакой не возьму.

– Хорошо, – трактирщик беспокойно теребил в руках края своей туники, – Может, я могу вам как-то помочь?

– Да, – Паша свесился с седла, чтобы приблизиться к трактирщику, – Никто не должен знать, что я здесь был, пока я не закончу работу.

Трактирщик утвердительно кивнул и больше вопросов задавать не стал.

Неизвестно отчего, но Паша чувствовал, будто его кто-то разыскивает, что за ним кто-то гонится. И это ощущение не давало ему покоя, ему казалось, что почувствовать себя в безопасности он сможет лишь добравшись до Княжества, а потому ехать в объезд ему не хотелось.

«Лучше уж мертвяки. И куда меня потянуло?»: подумал Паша. Иван, конечно, учил Пашу основам борьбы с мертвецами, но конкретного опыта у Паши не было, да и воспоминания были скудны. Паша решил импровизировать.

Ни одно тело не станет подниматься из уютной могилы просто так, если, конечно, при жизни оно не принадлежало чародею, который запросто мог воскреснуть упырем, или, так называемым, вампиром. Либо же еще при жизни он мог наложить на себя определенные заклятия, совершить ритуальное самоубийство и воскреснуть уже в новом обличье. Такие действия были большой редкостью, к тому же были сопряжены с большим риском не воскреснуть вовсе. Но получившийся в результате такого ритуала лич был очень опасен, и представлял угрозу целому государству, а не, положим, району или городу.

Однако, в любом случае, телу нужна помощь, чтобы оно восстало из мертвых, ведь в каждом теле оставалась частица воли усопшего. Эта воля и охраняла вечный сон покойного, и некроманту, который вздумал вернуть кого-то из мира мертвых, даровав некое подобие новой жизни, эту самую волю нужно было сломить.

Если человека убили насильственной смертью, то воли в нем останется меньше, если вообще останется, так как человек вовсе не собирался умирать, не готовил себя к этой мысли. Такого, порой, и поднимать было не нужно, он мог восстать и сам, если при его похоронах не было соблюдено никаких ритуалов. Другое дело самоубийцы, этих поднять мог лишь самый искусный некромант, но зато самые агрессивные покойнички получались именно из тех, кто свершал суицид.

Погосты же могли баламутить и ведьмы, и колдуны, желающие насолить местному населению или просто из вредности. Как именно это делалось, Паша не знал. Впрочем, и о том, как этому противодействовать, он имел весьма смутное понятие. Знал лишь, что на погосте наверняка будет оставлен какой-либо амулет или его подобие, оно-то и оказывает неблагоприятное воздействие на мирно спящее население кладбища. Во избежание подобных инцидентов покойников либо жгли сразу, либо над погостом проводились определенные манипуляции. Как понял Паша, тут этим занимался священник, которого упомянул трактирщик.

Зато Паша знал, как победить в бою восставшего из могилы. Приписываемые восставшим кадаврам свойства были лишь сказками, они не были ни сильнее, ни быстрее обычного человека, скорее наоборот. Вот боли они действительно не чувствовали, так как нервные окончания в них давно умерли. Не обладали они и разумом, так что можно было спокойно изрубить покойника, сжечь или же убрать поддерживающие вторую жизнь чары.

Таким образом, Паша собирался извлечь из погоста раздражитель, а если это не удастся, то просто убраться оттуда подальше. Заодно можно было бы обрести неплохую легенду, замаскировавшись под странствующего охотника на нечисть.

«Но это если все получится. Еще и лицензия какая-то нужна, где мне ее взять-то?»: раздумывал Паша в пути. Эльфа в свои планы он пока не посвящал, но тот сам отчего-то выглядел напряженным, и, видимо, совсем не желал оставаться в блаженном неведении:

– Что-то случилось? Куда мы едем?

– Ничего особенного, – усмехнулся Паша.

Эльф явно не удовлетворился ответом, и расспросов не оставил. Тогда Паша подробно рассказал ему, куда и зачем они едут. При этом он старался выглядеть как можно более уверенным в успешности планируемого мероприятия. Рассказывал он все спокойно, будто всю жизнь только и занимался тем, что успокаивал погосты да рубил мертвяков. И эльф поверил ему, проникся Пашиной убедительностью и даже не стал ныть и дрожать, к большому удивлению Павла. Как оказалось, эльф имел дело с покойниками еще в своей родной деревне. Непосредственного участия в борьбе с ними он не принимал, но хорошо знал основные методы борьбы с неупокоенными.

До кладбища они добрались в половине пятого, солнце, уже слегка клонившееся к западу, укрылось за невесть откуда взявшимися тучами и тускло освещало поверхность земли. Пения птиц не было слышно вовсе, как не было видно и иных путников поблизости. Казалось, не было в окрестностях и животных, все будто замерло в вязкой тишине, ожидая чего-то, что должно было вот-вот произойти.

Путники сходили с основного тракта в нескольких километрах от этого места, страшась молвы о неспокойном кладбище. Страшно было и Паше, хоть он и старался успокоить себя знаниями, полученными от Ивана и книг. «Они просто кучи мертвого мяса, главная опасность – трупный яд»: успокаивал он себя, но удавалось ему это плохо, все-таки совсем не бояться встречи с мертвецами он не мог. Это был естественный страх перед неизведанным и неестественным. Зато эльф, которого Паша считал трусом, никаких признаков страха не проявлял, даже наоборот, подбадривал Пашу.

– Никого не видать, спят они все, мы кладбище очистим и все, – радостно декламировал он.

Но Паша его настроения не разделял. Уже спешенными они наткнулись на следы крови на чуть примятой траве. Свежие, практически не запекшиеся.

«Не спят…»: пронеслось у Паши в голове. Он и сам не заметил, как достал меч из ножен, а его примеру последовал и эльф, бесполезный в перестрелках с мертвецами лук он оставил на коне. А самих коней, храпящих и постоянно пятящихся, пришлось привязать к одинокой березке чуть поодаль. Рискованно, но другого выхода не было.

Следы вели прямо за шаткий низенький заборчик, определявший границы кладбища, и уводили вглубь через пролом в ограде.

Разверзнутых могил к Пашиной радости было совсем немного, около трех за весь путь до середины кладбища. Шли они с эльфом осторожно, постоянно озираясь, но вокруг было тихо и только следы от протащенного недавно тела говорили, что все здесь не так хорошо, как хотелось бы.

По следам Павел понял, что весил убитый порядочно, скорее всего ввиду наличия доспехов, оставляющих характерные борозды на земле. Отчего-то вспомнились три всадника, гостивших в трактире. Не зря.

Труп самого молчаливого из них лежал в нескольких метрах от Павла. Он узнал его по синим штанам и золотистой гравировке на панцире. Лицо его было изъедено, распотрошено до костей, обглоданы были и руки. При чем ели жадно, стараясь не оставить и клочка плоти. На измазанном землей и кровью панцире виднелись вмятины, то ли от когтей, то ли от зубов. Но снять доспехи мертвецы не догадались и обглодали лишь то, что не было скрыто под сталью.

« Хорошо не чувствовать боли и так железяки кусать»: подумал Паша и пошел дальше, труп был зрелищем не из приятных.

Вообще, мертвецы ели не только людей, тут и там были разбросаны остатки крыс, мышей, птиц и другой живности, обитающей в окрестностях. Вечный голод мучил мертвецов, лишь опытный некромант мог утолять голод восставшим из могил, делая их послушными рабами.

Вопреки общественному мнению таким неупокоенным был присущ не только голод, но и некоторое подобие чувства страха за «жизнь». Если мертвец видел, что ему грозит опасность, он мог начать прятаться, а иногда и сдаваться в плен, в основном безрезультатно. Это то немногое, что сохранялось в их памяти.

Ближе к центру кладбища могил со свежевырытым песком становилось больше, и Пашин страх рос пропорционально количеству потревоженных могил. Паниковать начинал и эльф.

«Девять, десять»: мысленно считал количество потенциальных противников, все больше убеждаясь, что его голову посетила дурная идея, когда он решил успокаивать кладбище.

Наконец в поле зрения попал алтарь, громоздившийся на могиле прямо в центре погоста. Возле него усердно молились четыре зловонных мертвеца. Пятый обгладывал лицо главному из кавалеристов, а последнего наемника восставшие уложили на алтарь, видимо, принеся в жертву какому-то своему божеству.

Паша был не просто удивлен, скорее ошарашен. Про производящих религиозные обряды мертвецов Паша не читал ни в одной книге, не слышал ни одной истории или даже короткого упоминания. Но сейчас он наблюдал это явление воочию. Колени подломило, и Паша чуть не упал, благо его поддержал эльф. Глянув на своего спутника, Паша понял, что судьба их жизней полностью зависит от него.

«Если три крепких опытных воина в полном доспехе были повержены, то… Что сможем мы?». Паша все больше убеждался в том, что сильно ошибся, решившись прийти на кладбище.

Пытаясь найти следы битвы, Паша все-таки заметил горку полуразвалившихся трупов, бережно сложенных более живыми товарищами неподалеку. Наемники все же сражались и не продали себя дешево.

Паша почувствовал невидимые щупальца, тянущиеся от алтаря. Они ледяной хваткой сцепили внутренности, сражаться с такими ощущениями было бы крайне неудобно, и Паша осенил себя охранным знаком, приказав сделать то же самое и эльфу. Обоим значительно полегчало, щупальца отступили обратно. Как раз вовремя. Один из беспокойных кадавров окончил прием пищи и, подняв безобразную голову с пустыми глазницами, «увидел» неприятеля. Наклонив голову набок, как это делают птицы, мертвец несколько секунд просто разглядывал замерших путников. Затем он наконец-то понял, что это не статуи и незамедлительно, протяжным утробным воем, оповестил соратников о пришедшей в их лапы добыче.

Настало время действовать, Паша быстро выхватил предусмотрительно заткнутый за пояс скипетр огня. Без всяких заклинаний он метнул в бегущего к нему врага огненный шар размером с голову. Охваченный пламенем мертвец дико заверещал. Под магическим пламенем тухлое мясо шипело, издавай дикое зловоние, не добавляли свежести и плавящиеся кости. Мертвец упал на землю, превращаясь в груду сгоревших останков, он медленно принимал уже вторую свою смерть. Остальные четверо, увидев это, приостановились, глядя то на Пашу, то на тлеющий труп.

«Пару раз… Вот же!»: безуспешно махая скипетром, мысленно чертыхался Паша.

Мертвецы же, повинуясь команде самого свежего из них, двинулись в атаку. Впереди всех на Пашу бежал новоиспеченный предводитель, тряся огромным, прогнившим насквозь пузом. Видимо, при жизни он был купцом, и, хоть труп и был достаточно свежим, но живот уже был изгрызен паразитами, из него, болтаясь, вывалились внутренности. В этих внутренностях и запутались ноги решившегося бежать мертвеца, он кубарем покатился на землю, о него споткнулся бежавший сзади напарник. Это дало Паше время, чтобы использовать скипетр и собственную силу. Чародей поджог упавших струей яркого пламени, встать они так и не смогли, разделив участь самого первого. Оставшиеся двое отделались лишь легкими ожогами и продолжили наступление. Паша почувствовал, что продолжать колдовать не только бессмысленно, но и может не благоприятно сказаться на его самочувствии. Слишком мало опыта он имел в колдовском деле. Тем более в руках кроме скипетра был еще и меч.

Мигэль и Павел, даже слегка бравируя, принялись размахивать мечами, и уже через несколько секунд каждый поразил свою цель. Паша, используя размеры своего оружия, не церемонясь, отсек мертвяку голову раньше, чем тот успел понять, что за железяка в руках у противника. Обезглавленное тело прошло еще несколько шагов и упало безвольной грудой мяса. Мигэль же не имел такой силы удара, да и его меч был короче. Ему пришлось отскочить от противника, подрубив ему сразу руку, а затем и ногу. Падая мертвец взвыл. Уже барахтающегося на земле, его изрубили эльф и человек. Мертвец так и не понял, что заставило его упасть, ведь он не почувствовал, как его нога отвалилась, будучи полностью перерубленной.

Других врагов в пределах видимости Паша не наблюдал, тогда он осторожно двинулся к алтарю. Именно в нем он видел причину пробуждения мертвецов. «И кто его сюда притащил?»: подумал Паша, осматривая алтарь. Он явно не был предметом благоустройства кладбища, которое предусмотрели здешние архитекторы, ведь был установлен прямо на могилу.

Алтарь представлял собой каменный столик с рельефными рисунками. Точно их рассмотреть мешало тело кавалериста. Паша увидел лишь луну, что сияла над едва угадываемым изображением могил.

Все это каменное благолепие нужно было как-то устранить, внутреннее беспокойство росло по мере осознания того, что устранять алтарь нечем. А мертвецы могут появиться в любой момент. Конечно, если на кладбище еще остались восставшие из могил, разрушение алтаря их не упокоит, но и новых «зомби» не появится.

Решение пришло само по себе, как и полагается, внезапно. Один из кавалеристов в качестве основного оружия использовал увесистый чекан. Паша поднял его и перекинул из руки в руку, разглядывая боевую часть, сплошь покрытую остатками гнилого мяса и грязи. «Все-таки это не кувалда»: но Паша знал, как увеличить мощь удара. Вернее, читал.

«Снова колдовать»: Паша чувствовал себя уставшим после стычки с мертвецами, но выбора не было, в конечном итоге мощь мага рождается в тренировках. Это он знал, и если тренироваться, как положено, под присмотром учителя, он не мог, то для реальной практики жизнь предоставляла предостаточно возможностей.

При взмахе, воздух вокруг рук и чекана завибрировал, сильно нагреваясь. Это была вступительная часть заклинания. Дальше при каждом ударе следовало выкрикивать слово на древнем языке. Дословно оно могло быть переведено, как «сила». Непосредственно сила с каждым ударом и покидала мага через орудие, в которое он эту силу направлял.

И вот чекан с первым ударом вошел в камень так, что застрял в нем. Камень оказался неожиданно податливым, и тут же пустил широкие трещины. Доставать чекан пришлось с тем же заклинанием. Еще через два удара Пашин лоб покрылся потом, но и алтарь был расколот на несколько частей.

По внутренним ощущениям Паша понял, что это конец – алтарь обезврежен. Внутреннее беспокойство улетучилось, осталось лишь естественное, присущее любому человеку, попавшему на кладбище с бродячими мертвецами. Впрочем, последних нигде не было видно, но в чудеса верить не хотелось, все-таки кто-то должен был уложить трех здоровых и опытных кавалеристов, а малое число поднятых из могил мертвецов без управления малефика не опаснее беззубых котят.

Значит, где-то поблизости был либо сам некромант, устраивающий все эти непотребства, либо еще пара десятков мертвецов, бесцельно бродящих по окрестностям.

– Пора уходить, там же наши лошади, – напомнил эльф.

– Да, пойдем, – Паша взглянул на эльфа уже с некоторым уважением.

Быть может клеймо «нытика» и не смыло «кровью» мертвецов, но теперь Паша знал, что в бою на Мигэля можно положиться, а его обычное поведение обусловлено воспитанием и менталитетом эльфийского социума.

Транспорт стоял на том же месте, где и был оставлен, мирно пощипывая травку. Видимо, после разрушения алтаря животные успокоились. Для уверенности, Мигэль и Паша объехали кладбище вокруг, осматривая густые заросли, на северной стороне пристанища мертвых. Но ни мертвецов, ни темных колдунов, притаившихся за кустиком, они так и не обнаружили. Только коня одного из наемников, но вот поймать его не удалось, слишком уж он был напуган.

Вскоре они вернулись к трактиру, чтобы сообщить, что на кладбище теперь спокойно и новых мертвецов в ближайшее время там не появится. Хозяин трактира был крайне удивлен столь быстрым возвращением, но усталость и грязные разводы на доспехах Павла убедили его, что он действительно говорит правду.

– Что ж, можете проверить сами, хоть всем селом, – Паша развел руками, – мы там никого больше не нашли.

– Да они же были пьяны вусмерть! – причитал хозяин, но глаза его не выдавали никакого сочувствия, – Я говорил им ехать в объезд, но они лишь смеялись. А трупы еще там?

– Да. Мне не хотелось касаться их.

– Как же так! Не по-людски, похоронить нужно, – трактирщик потирал руки, совсем не скрывая, что его интересует совсем не обряд захоронения, а имущество наемников, – Сударь, вы торопитесь? Для сбора награды потребуется время, пока мы убедимся в правдивости ваших слов, пока соберем с каждого по монете.

– Я готов погостить здесь еще, – согласился Павел.

– Разумеется, бесплатно, – заявил хозяин.

Затем он отвел взгляд, будто чего-то застеснявшись, и снова обратился к укротителю мертвецов:

– А у вас есть разрешение на…

– Нет, нету, – Паша не дал договорить хозяину трактира, решив, что врать не стоит.

– Быть может, вы желаете его получить? – оживился тот, – Местный священник, мой двоюродный брат, имеет должный сан и может выписывать разрешения странствующим волшебникам, которые готовы работать от имени божьего, часть заработанного отдавая церкви…

– Может быть, и желаю, – не дослушивая до конца, заявил Павел, – Если вы меня проведете к этому священнику, но позже.

«Какая разница, во славу кого рубить мертвяка?»: подумал Паша, ни капли не удивившись, что магу следует иметь лицензию. Все в духе церкви, желавшей иметь свою прибыль.

«Сами бы крестами и рубили, благо у бога сил не занимать, подсобил бы своим последователям»: Паша едва сдерживался, чтобы не начать ворчать себе под нос. После пережитого на кладбище хотелось отдохнуть, и любые вещи вызывали раздражение. Паша заказал кувшин вина, как оказалось, эльф тоже был не прочь выпить и закусить.

Паша заметил, что с каждым днем эльф обретает все больший аппетит, уже вполне схожий с человеческим. Более того, вместе с аппетитом эльф набирал и вес, это было заметно даже за те несколько дней, что они путешествовали вместе.

«Через месяц, глядишь, и на отца будет похож. Эх, Ян»: подумал Паша, вспоминая белокурого товарища, о судьбе которого он мог только догадываться.

После возлияний товарищи, слегка хмельными, поднялись в недавно покинутую комнату. Паша предпочел сон, ему нужно было восстановить силы. Мигэль же нашел Пашины тетради с записями и погрузился в чтение, Паша никак не мог взять в толк, почему эльфу понятен «современный» почерк, однако, к подобным странностям он уже привык. В конечном итоге, он же откуда-то знает греческий. Эльф же такими вопросами даже не задавался, глубоко погрузившись в чтение.

К четырем часам дня, по крайней мере, на эту цифру указывала стрелка Пашиных часов, трактирщик вернулся в компании священника в рясе и мужчины, одетого не бедно, к тому же опоясанного саблей хорошей работы. Рукоять из тонко обработанной кости выдавала в сабле ее не совсем боевое предназначение, но это лишь подчеркивало достаток владельца этого аксессуара. Этот мужчина, как и предположил Паша, являлся старостой поселения, а по совместительству и видным торговцем оружием, владельцем большой кузни с наемными кузнецами. Паше хотелось надеяться, что ко всему прочему, староста еще и просто хороший, а главное, щедрый человек.

И староста благодарил Пашу чуть ли не со слезами на глазах, сетуя на то, что проклятые мертвецы, сколько бы их не рубили, продолжали лезть из могил и таким образом сделали тракт абсолютно не привлекательным для путешествий. Вставил несколько слов о праведности дела и священник. Завершил же хвалебную оду трактирщик, вручив Паше в руки звякнувший монетами мешочек.

– Вот, наша благодарность, – слегка кланяясь, проговорил он.

Еще один мешочек красовался на поясе у самого Фемела, так звали хозяина заведения. Паша окончательно убедился в том, что интерес к телам наемников был совсем не таким благородным, как его описывал Фемел, ведь именно из этого кошелька еще вчера сыпались монеты на стол, щедро разбрасываемые главой кавалеристов. Но Паша не собирался рассуждать о морали, все-таки и в его руку попал увесистый кошелек, а это было куда важнее, чем жадность трактирщика.

– Павел, я слышал, вы работаете без разрешения Церкви, но я вижу, труды ваши идут во благо, – начал священник, – Не хотели ли вы устранить это маленькое упущение, чтобы не быть схваченным по ошибке и обвиненным колдовстве против воли Церкви?

– Конечно, – тут же согласился Павел, – Я с радостью обрету нужное разрешение.

– Позвольте поинтересоваться, а почему вы раньше не обратились к Церкви с подобным прошением, – задав неудобный вопрос, священник скрестил руки на груди.

«Потому что! Почему же я не пошел в церковь просить разрешения колдовать. Да потому что меня отправили бы в психушку»: Паша ничего не мог придумать, слишком уж незнакомым было происходящее вокруг, чтобы у него был шанс быстро придумать хоть сколько-то адекватную ложь.

– Не было удобного случая, – Паша замялся, – до сей поры я не занимался подобным, я просто странствовал.

– Ясно, – казалось, священник был вполне удовлетворен ответом, – Тогда приглашаю вас ко мне, оформим нужную бумагу и уладим этот вопрос.

Эльфу было предложено остаться в трактире, чтобы присмотреть за имуществом, а заодно и отдохнуть. Паша же пешим вышел из трактира в сопровождении священника и старосты.

До церкви они дошли быстро, благо она была совсем недалеко, возвышаясь на холмике близ самого селения. Маленький божий дом был сложен из мастерски отесанного камня, а куполок украшал небольшой деревянный крест. Войдя внутрь, оба осенили себя крестом и прошли по просторному залу за алтарь, в покои священника.

Далее пошли формальности, которые никак не влияли на Пашу, но помогали Никодиму убедиться, что ведьмак не в ссоре с Богом, что злого умысла он не имеет и, в целом, является хорошим человеком. Паше пришлось помолиться, благо текст молитвы можно было подсмотреть. Несколько десятков раз перекреститься, целовать серебряный крест, есть и пить освященную воду и пищу. Паша был готов станцевать польку голым и на торговой площади, лишь бы дотошный поп прекратил свои издевательства. Может Никодим и почувствовал Пашину раздраженность, поэтому наконец-то оставил проверки и принялся писать заветную бумагу.

В документе говорилось, что Павел Странник, а с ним его немой помощник Михаил могут на землях Византии использовать волшбу, пригодную для изгнания нечисти. Подробное описание внешности двух охотников на нечисть прилагалось, все это было заверено печатью и именем выписавшего разрешение священника.

Сразу же из кошелька, полученного за успокоение кладбища, была вынута десятая часть и передана в руки священнику. Тот быстренько спрятал все монеты, заверяя, что все пойдет на благо Церкви, а значит и народа. С этим он отпустил Пашу, чему тот был безмерно рад.

С довольным видом он вышел из церкви, и пошел в направлении трактира. Ребятишки с опаской смотрели на вооруженного странника, о чем-то шептались и, прячась, следовали за ним. Взрослое же население приветствовало Павла, в лице каждого виделась неподдельная радость и благодарность. Было видно, что молва о его подвиге разошлась мгновенно, и Паша впервые почувствовал себя действительно ценным человеком, нужным человеком. Быть может, где-то в деревне и остались не симпатизирующие Паше люди, от зависти, или любви к порубленным мертвецам. Но таких людей он не встретил, должно быть, они прятались и не желали видеть Пашу, если, конечно, они вообще существовали.

Уже на подходах к трактиру Пашина прогулка превратилась в торжественное шествие. Дети перестали бояться и бежали за ним шумной гурьбой, люди же не только вышли на улицу, но и встречали Пашу приветствующими криками. Не хватало разве что лепестков роз, которыми бы осыпали героя и выкладывали ему дорогу. До трактира дойти так и не удалось, ему загородили дорогу посланники поселения, две милые девушки в сопровождении двух молодых ребят. Под одобрительные крики Павлу на голову водрузили венок и пригласили на празднество, что планировалось провести вечером. Не согласиться Павел попросту не мог, да и вовсе не желал отказываться, недвусмысленные взгляды местных молодиц лишь укрепляли Пашино желание остаться.

«Нужно отдохнуть»: с этой мыслью Паша принял приглашение, аккуратно протиснулся сквозь собравшуюся толпу и вошел в трактир, чтобы предупредить Мигэля, что выдвинутся они никак не раньше, чем через день. Эльф отнесся к этой новости положительно, очевидно, ему было некуда торопиться, к тому же ему уже понравилось в людском обществе.

Уединившись в комнате, Паша решил пересчитать свои сбережения, в том числе и то, что удалось заработать за поход на кладбище. Стараниями старосты было собрано целых две золотых монеты в серебряном и бронзовом эквиваленте. Даже за вычетом церковной десятины это было достойной оплатой, учитывая, что платили обыкновенные сельчане. К тому же Паша отделался всего лишь легким испугом, все-таки, основную часть мертвецов зарубили кавалеристы.

Вместе с уже нажитым, капитал составил чуть более шести золотых монет, и это радовало Павла. От трактирщика ему удалось узнать, что на севере их ждут кочевые племена, за землями которых и лежат разрозненные княжества, в которые стремился попасть Павел. И такие проблемы с кладбищами совсем не редкость в этих местах, Фемел считал, что это проделки языческих варваров и их богов.

– И давно это началось? – как бы невзначай спросил Паша.

– Уже несколько лет, – хозяин трактира задумчиво посмотрел на потолок, будто пытаясь вспомнить точную дату, – И ведь мы много воевали, никак эти нехристи не хотят подчиниться, будто они одержимы бесами.

– Это да, – протянул Паша в ответ, чтобы не выдать в себе «нехристя».

Гуляния в селении планировались не слишком масштабными, но приготовления к ним велись едва ли не с самого утра. Уже к восьми часам вечера разожгли костры и факелы, чтобы осветить дорогу, прорезающую селение насквозь. Здесь же, прямо около тракта, селяне накрыли столы, там же были организованы пляски, благо места хватало. К этому моменту Паша уже успел выпить, хоть и зарекался. Но отказать он был не в силах, местные жители любили вино, и этим вином, чуть разбавленным и кисловатым, они, во что бы то ни стало, решили напоить и Пашу. Каждый стремился попотчевать своего спасителя, и, выпивая всего по глотку из каждой чаши, Павел рисковал напиться в стельку еще в самом начале празднества.

В целом, толпа не очень-то походила на собрание истинных рабов божьих, что ни секунды не проводили без молитвы и божьего имени на устах. Они были обыкновенными людьми, которым не чуждо чревоугодие и прочие прелести свободной от предрассудков жизни. Вели они себя, быть может, даже несколько разнузданнее, чем такие же сельчане в Княжестве, впрочем, Пашу это не очень волновало, ему не хотелось сравнивать. По крайней мере, сейчас.

Он расслабился, отдавшись в руки веселью и воле судьбы. Одна из встречавших его с приглашением девушек уже мелькала рядом, будто стесняясь подойти первой. Сама обстановка располагала тому, чтобы Павел схватил ее, исполняя ее собственное желание. И он сделал это, благо в его крови было достаточно эликсира храбрости. Возле костров они надолго не задержались, похоть овладела обоими, и, казалось, белокурая незнакомка вожделела Пашу даже больше, чем любая другая девушка, встреченная им на жизненном пути. Сверкая в темноте голубыми глазами, она вела Пашу за собой куда-то вглубь поселения.

Грешить пришлось, как и предполагал Павел, в каком-то сарае, где было заготовлено сено. Страсть охватила Пашу, сдержаться он бы не смог, даже если бы вдруг захотел этого. В тусклом свете луны, едва пробивающимся сквозь щели, тело, истекающей половой истомой, селянки выглядело особенно желанным. И Паша взял его. Взял так, будто в последний раз. И сколь бы ни был короток миг плотской любви, в нем Павел утопил всю горечь последних дней, все свои переживания и усталость. А потом он просто уснул, крепко прижимая к себе случайную незнакомку. Она так и осталась незнакомкой для него, но ей он отдал всю нежность, которую только мог себе позволить в данный момент. Ему было абсолютно безразлично, кто она и как ее зовут. Она являла собой образ. Той женщины, ради которой мужчины вершат свои подвиги, словно дети, надеясь на похвалу. И женщины потакают этому, то ли ради забавы, то ли из реальной нужды человечества. Как бы то ни было, но Паша получил награду за свой подвиг.

Наутро незнакомки рядом не оказалось. Двойственные ощущения терзали Пашу, ему было обидно, что она ушла, ничего не сказав, ничего не спросив. С другой стороны, ему так было проще, ведь он боялся этих вопросов, да и самому спросить было нечего. Но все же. Оставил не он, оставили его, хоть и не было никаких причин, как и обязательств, остаться.

Паша постарался быстро справиться с нахлынувшей меланхолией и оделся. Из экипировки он брал с собой только меч и тот мирно почивал рядом, слегка провалившись в мягкое сено.

«И это славно»: подумал Паша, беря в руки ножны. Похмелья не было, чему Павел тоже был рад, ведь это был редкий случай, чтобы подняв бокал, он не перебрал.

В трактире его ждал Мигэль, который самостоятельно вернулся из деревни. Как выяснилось, тоже утром. Он, в отличие от Паши, умудрился потерять свой короткий меч. Где и при каких обстоятельствах, эльф предпочел не говорить, отмалчиваясь на задаваемые Павлом вопросы.

Меч все-таки принесли после. Две селянки ехидно улыбались, хихикали и что-то говорили эльфу. Тот, казалось, их понимал, но никак ответить не мог, играя роль немого слуги. Паша решил не вникать в подробности, все имели право на личную жизнь и отдых. «По крайней мере, сегодня»: подумал Павел, погружаясь в теплую воду, нагретую и залитую в небольшую ванну специально для него. Мыло у Павла было свое, взял он его целых пять кусков и продавать совсем не собирался, вспоминая, как неприятно было мыться без оного. Вообще, тут варили собственное мыло, но не все могли себе позволить такое же душистое, какое привез с собой Павел.

Пока вода не начала остывать, Паша отмокал, едва слышно двигая пальцами ног. Особенно важных мыслей в голове не возникало, лишь вяло протекали уже давно составленные предварительные планы по скорейшему проникновению в Княжество.

После помывки, уже полным сил и бодрости, Паша принялся собираться в дорогу. Эльф со всей ответственностью и старанием ему помогал, стараясь услужить Павлу. То ли он так изображал покорного слугу перед невидимыми зрителями, то ли ощущал вину, сродни той, что провинившийся младший брат ощущает перед старшим. И, как бы это ни было смешно, а все-таки старше был эльф, ведь Паше исполнялось через три месяца всего двадцать пять, если доверять местному календарю и не принимать во внимание все эти странные путешествия во времени.

Однако стараниям эльфа Паша препятствовать не стал, и даже наоборот, начал понукать им, будто сам проникся этой игрой в виноватого слугу. Ему даже удалось несколько разозлиться на Мигэля, что сыграло на руку обоим, так как их чрезмерно дружественные отношения вызывали подозрения у посторонних. Все-таки, со слугами обращались несколько иначе, нежели Павел обходился с эльфом. Теперь же прикрикивающий на работающего эльфа господин вызывал душевное удовлетворение у хозяина трактира, и он провожал их со свойственным ему радушием и некоторой грустью.

Следующий населенный пункт ожидался только через два дня пути. Деревушку называли Красной Горой, как сказал Фемел, связано это было с давно прошумевшей в тех местах битвой, когда один из холмов залило кровью так, что он весь окрасился ею. Еще в дне пути от Красной Горы лежал портовый город, в котором Паша планировал сесть на какое-нибудь судно, идущее с торговой миссией в Княжество. Там же он планировал потратить часть заработанного золота, планируя приобрести снаряжение для эльфа, и не только боевое. Все-таки у того не было ни собственной миски, ни кружки, ни даже ложки. И не все из этого у Паши было взято с запасом. А бросать эльфа не хотелось, ведь он так напоминал Яна, к тому же, в компании путешествовать всегда веселее. Паша чувствовал на себе какую-то ответственность, собственноручно взваленную на плечи. И раз уж присутствовала эта ответственность, то должна быть и забота о своем спутнике.

Тракт по-прежнему оставался безлюдным, особенно возле самого кладбища. Молва еще не успела разлететься так далеко, чтобы дорога наполнилась путниками. Теперь Паша даже несколько жалел о своем поступке, ведь в рассказах об очищенном кладбище неминуемо будет упомянуто и имя очистителя. Его имя. Астановиться известным в этой стране он не планировал. Оставалась надежда лишь на то, что чем больше уст пройдет история, тем меньше правды в ней останется. А искусством фотографии здесь еще не владеют, так что шансов быть узнанным, какой бы громкий подвиг он не совершил, у Паши было не так много, как казалось.

На привалах Паша решил устраивать тренировки, чтобы не терять форму, а заодно и совершенствовать умения эльфа. Впервые он применил магию для созидания предметов. Из двух досок, которые он предварительно немного отесал, он изготовил два увесистых тренировочных меча. Ими они и тренировались.

Паша отметил для себя, что при первой встрече в лесу, эльф был куда слабее, чем сейчас. И это касалось не только физической силы, которую эльф черпал непонятно откуда, но явно с жадностью, но и умением. Все-таки теперь они сражались оружием одинаковой длины, и бой выглядел честнее. Так или иначе, победителем и учителем оставался Павел, но он понимал, что однажды он может и проиграть эльфу, если сам не найдет в себе силы совершенствоваться с такой же скоростью, как его новоиспеченный спутник.

Кроме занятий ратных Паша решил учить эльфа и азам магии, заметив большую заинтересованность эльфа. С первого же занятия он понял, что эльф куда более способный ученик, чем когда-то был Павел. Понял он и то, что обучать Мигэля боевой магии, так же бессмысленно, как учить корову полетам. Эльф не только не понимал, но и не желал применять подобных заклинаний. Зато заклятья целебные у него выходили прекрасно, с невиданной простотой. С первого раза, будто он давно знал их и уже не раз применял. Паше стало даже завидно, но, с другой стороны, он был рад, ведь такой талантливый целитель в компании был просто необходим.

Эльф с каким-то невероятным задором вовсю лечил все, что только мог вылечить. Оказалось, что один из скакунов чуть вывихнул ногу, этого нельзя было заметить сразу, но через время этот вывих мог бы вывести лошадь из строя. Эльф с радостью помог животному. Затем он вылечил крыло встреченной в пути вороны. Паша вовремя его остановил, иначе тот залечился бы до полного собственного истощения. Эльф и сам чувствовал, что начинает уставать, но его невероятная любовь к природе была выше усталости. Еще выше оказалась воля учителя, Мигэль колдовство оставил, хоть и увидел где-то в кронах деревьев не совсем здоровую белку.

«Нужно будет поискать магическую лавку в том городке, может какой-то трактат о целебной магии купить»: Паша пытался представить, сколько бы могла стоить подобная книга и его рука невольно тянулась к кошельку, спрятанному под кольчугой.

Копыта поднимали пыль и та, под легкими дуновениями ветра, устремлялась вперед. Кони шли спокойно, но Пашина пятая точка неистово молила о пощаде, вопрошая владельца: «Когда все это кончится?!». Все-таки его тело совсем не привыкло к долгим путешествиям верхом, и как он не старался сесть «помягче», легче не становилось. Внезапно в его голову пришла интересная идея.

– Мигэль, лекарь мой ненаглядный, – Паша иронично обратился к эльфу, – нужно меня полечить.

– А что случилось?

– У меня очень болит зад, и все из-за этого проклятого седла. Уйми мою боль!

– Как? Я… Я не знаю такого заклинания, – эльф широко открыл глаза и не мигая смотрел на Пашу.

– Импровизируй! – воскликнул Паша с некоторым возмущением, хоть сам и понимал, что заклинания от боли в ягодицах не знал и сам, – Одна из основных обязанностей любого мага – составлять собственные заклинания.

– Но ты же сам говорил, что это могут себе позволить только опытные маги.

– Да, – Паша поднял голову, вглядываясь в небо.

Где-то вдали их ждало поселение, в котором можно поесть горячей пищи, помыться и поспать в относительно мягкой кровати. «А главное, там никто не станет так методично бить меня по заднице этим чертовым седлом!»: в сердцах Паша даже легонько ударил скакуна пятками. Тот не ожидал подобной подлости со стороны наездника, но, пребывая в какой-то непонятной дорожной нирване, лишь фыркнул и даже не подумал ускориться.

Они уже долго шли, но деревни все еще не было видно. Зато в клубах дорожной пыли Паша заметил приближающихся всадников. В другой ситуации Паша не придал бы этому значения, но сейчас, на практически безлюдном тракте, встречные путники вызывали естественный интерес.

Паша решил применить заклятие «орлиного глаза». Короткая судорога пробежала по телу, картинка перед глазами на миг расплылась, а после собралась с небывалой четкостью. Паша отчаянно моргал глазами, чтобы хоть как-то привыкнуть к этому новшеству. Поговаривали, что многие маги отказывались от обычного зрения вовсе, всю жизнь тратя силы на поддержание заклятья. А некоторые и вовсе лишались зрения, неумело применяя это заклятье.

Всадников было трое. Каждый из них был облачен в накидку пурпурного цвета поверх доспеха, на этих накидках были вышито изображение креста. Вооружены они были, как говорится, «до зубов». У одного из них за спиной болтался целый арбалет, скорее всего непригодный для стрельбы с седла, слишком уж внушительны были его размеры. У другого около ноги болтался колчан со стрелами и лук, прикрепленные к седлу. Третий же, вероятно, предпочитал всегда биться с врагом лицом к лицу и стрелкового оружия не имел.

Долго разглядывать всадников Паша не мог, боялся израсходовать лишние силы. Теперь появление всадников вызывало не только интерес, но и беспокойство, граничащее с паникой. Пашу посещали лишь плохие предчувствия.

Свернуть с тракта было некуда, к тому же поздно. Если всадники кого-то искали, то подобный побег лишь вызвал бы подозрения. Паша перевел коня на легкий шаг, едва не остановившись. Всадники же напротив, пустили скакунов едва ли не галопом. Сохраняя внешнее спокойствие, Паша приказал эльфу, не делая резких движений, приготовиться к бою. И напомнил ему, что эльф – немой слуга, и ему следует сохранять молчание и бездействие, пока Паша не подаст знак. Оба они сошли с середины дороги, плотно прижавшись к обочине, чтобы пропустить мчащихся навстречу всадников.

Но те явно не собирались проезжать мимо. Медленно, даже несколько картинно они остановили своих скакунов в паре метров от замершего Павла и его спутника. Несмотря на то, что Паша и Мигэль полностью остановили своих коней еще минуту назад, первый, и, видимо, главный из всадников очень громко, будто опасаясь встречи с глухими, приказал:

– Стой!

Немая сцена, Паша и Мигэль неподвижно сидят в седлах, внимательно, с неким вопросом, глядя на всадников. Те в свою очередь выстроились в линию, преграждая путь, будто ожидая, что путники бросятся бежать.

– Стоять, приказываю именем закона! – продолжил требовать главарь.

– Мы стоим, – позволил себе заметить Павел.

– Я, Аркадий Афинский, десятник Ордена Очищения, приказываю вам спешиться! – десятник, очевидно, был очень горд своей должностью, поэтому ее он озвучил особо громко. Даже его спутники чуть дёрнулись, и даже улыбнулись.

Паша взвесил все за и против. Сил на колдовство в нем было достаточно, если прямо сейчас он начнет нашептывать заклинание, то, самое большее, через десять секунд все трое всадников уйдут под землю в образовавшуюся под ними яму. Способов убийства захваченных врасплох людей можно выдумать немало. Однако ему могли не дать шептать заклинание так долго, к тому же среди них мог быть маг, например тот, что был без стрелкового оружия. Могло и просто не получиться заклинание, к тому же, Паша не знал, что это за орден, но сильно сомневался, что враждовать с ним – хорошая затея.

Чувствуя опасность, Паша все-таки стал слазить с коня, предварительно театрально подав только что выдуманный знак эльфу. Тот догадался, что нужно покинуть седло и поспешно последовал Пашиному примеру.

– Кто такие, и куда направляетесь? – начал свой допрос десятник.

Широкоплечий, с густой шевелюрой покрывавшей голову, что слегка колыхалась, повинуясь ветру, он выглядел устрашающе. Особенно из-за отдающего безумием взгляда, крепко сжимающей эфес меча руки и шрама на всю правую щеку. По крайней мере, одну тяжелую битву он уже пережил.

– Мы простые странники, держим путь в Торнис, говорят, там на рынке можно купить отличные медвежьи шкуры, – Паша использовал сведения, полученные от болтливого Фемела, который очень хотел приобрести шкуру, но никак не мог покинуть своего трактира.

– Просто странники? – десятник недоверчиво глянул на Пашу, – И куда ты повезешь шкуры, откуда ты родом?

«Откуда я родом?»: Паша так и не придумал эту ложь, надеясь, что никто не спросит.

– Возможно, я завезу одну из них трактирщику из Фемелу из местечка Старый Родник, – уверенно начал Паша, – Он очень просил.

– Родник? – всадник задумчиво потер подбородок, – Там же кладбище неспокойное. Как вы по этому тракту едете, так… спокойно?

– Так кладбище успокоено, вот и едем, – Паша решил, что легче будет следовать легенде, которая подкреплена бумажкой.

– И кто его успокоил? – тут же спросил десятник.

– Я, – без всякой опаски ответил Паша.

– Ты его успокоил? – адепт Ордена взбесился, глаза его налились кровью, – А по какому праву? А, колдунишка? Да ты сам кладбища тревожишь и поднимаешь мертвецов, чтобы потом за золото уложить их обратно!

– Это не так, – попытался оправдаться Павел.

– Молчи!

– У меня есть лицензия! – не выдержал Паша и сам повысил голос.

– И кто тебе ее дал?

– Священник из Родника и дал. Раньше я подобным не занимался.

– И что мне твоя бумажка, написанная алчным попом? – не желая даже читать лицензию, завопил десятник, – Такую лицензию уже год как можно получить только в стенах моего ордена.

– Да я даже не слышал об этом, – Паша подумал, что год не такой и большой срок для распространения новостей в этих местах.

– Теперь услышишь и узнаешь. Если жив останешься, может и получишь свою лицензию, – самодовольно прошептал Аркадий, – Живо разоружайтесь, и без резких движений.

«В общем, меня опять попросту грабят, одну лицензию я уже купил, хватит!»: подумал Паша, выслушав всадника. Промелькнула еще одна мысль: «Хрен вам!». Ее он, похоже, озвучил, так как эльф тут же вступил в бой, да так, что даже Паша этого не ожидал.

К несчастью представителей неведомого ордена, окружить своих жертв они не догадались. Не знали они и того, что пешим Паша чувствовал себя куда лучше, чем верхом.

Впрочем, меч Павел так и не достал. Все происходило как в замедленном действии, где двигался с нормальной скоростью только Паша. Моментально извлеченный скипетр огня уже через миг изверг в незадачливого десятника струю пламени, поджарив того как индейку на день благодарения. Один из лучников медленно заваливался назад, схватив между глаз стрелу – Мигэль был меток. Еще через миг он уже натягивал тетиву, метясь в последнего противника, а тот поднимал щит, чтобы защититься. «Щит!»: мелькнуло в голове у Павла. Его руки сложились в нужную фигуру. Поток воздуха, исходящий прямо из отверстия между ладонями чародея, ворвался под щит арбалетчика, чем сильно замедлил его поднятие. Это и погубило третьего воина. Стрела, пронзительно свистнув, прошила насквозь его голую шею. Отчего-то эти всадники не носили шлема и бармицы. Пожалуй, это не играло им на руку.

Захлебываясь кровью, он беспомощно пытался остановить текущую из дыры кровь, постепенно заваливаясь назад. Он так дергал ногами, что запутался в стремени и его конь чуть не рухнул на землю, следом за хозяином.

Но это был не конец битвы. Десятник оказался не так прост, Паше лишь показалось, что он изжарил его, словно поросенка. Оказалось, что десятник имел магическую защиту, поэтому он лишь слетел с коня с прожженной накидкой и опаленными волосами, но умирать от полученных повреждений вовсе не собирался.

Мигэль успел среагировать раньше, чем тот поднялся, но выстрел оказался слишком смазанным и неточным. Стрела, выпущенная слабо натянутой тетивой, лишь жалобно звякнула и отскочила от стальной пластины на груди десятника. Тот в свою очередь даже не обратил внимания на стрелу и поднялся с земли. Еще через секунду эльф уже не мог двигаться, скованный чарами. Попытку взять его в подобные «тиски» Паша пресек, но вот летящий в него огненный шарик отбить не успел. Помогла природная защита, она не дала расплавиться кольчуге на груди, однако нестерпимый жар он все-таки почувствовал и скорчился от боли. Десятнику хватило времени, что бы достать свой меч из ножен. Большой, двуручный меч. Один взмах этой клейморы покрывал дугу не менее полутора метров от него. Такое расстояние для Пашиного оружия было неприемлемо. Приходилось отступать взмах за взмахом, превозмогая дикую боль в груди. Шансы уравнивал подобный, наверно даже более обширный, ожог на груди десятника. Ему тоже было больно, и эта боль застыла на его лице, становясь все более явной с каждым взмахом.

Отступать было некуда, сзади стоял окаменевший эльф, зарубить которого смог бы любой желающий. А желающий был.

Следующий удар пришлось принимать на щит, который Паша все-таки успел вытащить из-за спины, правда, не успел удобно его перехватить. Под ударом щит затрещал, но выдержал. Чего нельзя было сказать о руке под ним. Она заныла от вибраций, и Паша отчетливо почувствовал щелчок и вспышку пронзительной боли следом за ним – треснула лучевая кость. Героически подняв щит вновь, Паша сделал вид, что никак не пострадал и готов далее держать оборону.

Однако десятник не торопился атаковать, явно теряя силы. Все-таки удерживать обездвиженным отчаянно сопротивляющегося эльфа было трудно, а ведь в довесок нужно было махать огромным мечом и швырять огненные шары. Этого и ждал Паша. Да, у него все болело, но силы еще не покинули его. «Пора попробовать что-то лучше огня!». Паша быстро шепнул пару нужных слов на древнем языке, воздух вокруг десятника стал сильно разреженным, будто на вершине высокой горы.

Довольно простое и малозатратное заклинание, идеально подходит, когда противник ослаблен настолько, что вернуть кислород обратно уже не может. Десятник сделал вдох, затем еще один. Кислородное голодание организма сказалось на нем крайне не положительно, как и ожидал Павел. Десятник слишком глубоко дышал и в считанные секунды израсходовал весь оставшийся в запасе кислород.

Клеймора глухо свалилась в дорожную пыль, вместе с этим чары отпустили Мигэля. Тот, казалось, ждал этого момента и моментально натянул тетиву, чтобы убить обидчика. Хладнокровно. Это не было похоже на обычное поведение эльфа, готового плакать при виде раненого червячка или букашки.

Глаза десятника молили о пощаде, говорить он не мог, но этого и не требовалось. Сейчас он цеплялся за жизнь из последних сил, безмолвно умоляя недавних пленников пощадить его. Сейчас он не был похож на грозного воина, готового с гордостью встретить смерть на поле брани, в бою. Нет. Сейчас он был жалким, лишенным достоинства, разбойником, не желающим вот так вот уходить из жизни. И Паша смиловался, ему перехотелось убивать этого человека. Но изменить он ничего не успел. На этот раз эльф был точен.

Стрела прошила голову десятника, вонзившись в правый глаз. Паша едва сдержался, чтобы не крикнуть инстинктивное: «Нет!». Наваждение сошло, оставив неприятный осадок. Радоваться нелегкой победе как-то не хотелось. К тому же ужасно болела обожженная грудь, ныла и рука. А времени на лечение сейчас не было, нужно было быстро собирать трофеи и убираться отсюда подальше, пока не появились новые адепты загадочного ордена.

Заляпанная кровью кольчуга одного из противников отлично подходила на эльфа, как и остальное его обмундирование. Сменил эльф и оружие, лук поверженного всадника был куда лучше, чем тот, которым пользовался Мигэль. В какой-то момент Паша захотел раздеть и десятника, слишком привлекательным казался его доспех, обшитый крепкими пластинами, но на это уже не было ни сил, ни времени. Забрали они и лошадей, которых каким-то чудом успокоил эльф. На своих они повесили трофейное оружие и снаряжение, сами же сели на настоящих боевых скакунов с удобными седлами.

Среди трофеев оказалось много интересных вещей, например книга, за авторством некого Маркуса Белого. В ней описывались способы борьбы с нечестью, в основном с помощью божественной помощи. Кроме того десятник и его команда, видимо, собирали подати в пользу ордена, с собой они везли несколько кошельков с бронзовыми и серебряными монетами, там же были уложены украшения и немного самоцветов. Были там и необходимые в дороге вещи, вроде съестных припасов, палатки и спальных принадлежностей, которые Паша собирался покупать.

Пересчитать все деньги Паша не успел, однако понимал, что имеющихся у него средств вполне хватит на пару лет безбедной жизни, а то и на собственный дом. С учетом удачной продажи всех трофеев, быть может, денег хватило бы и на больший срок.

Однако существовала опасность, что трофейные вещи могут быть узнаны, и тогда Пашу и Мигэля схватят и, вероятно, казнят. Нутром Паша чувствовал, что орден пользовался авторитетом и напали на них не просто разбойники, а разбойники прикрытые законом. Но Паша предпочитал думать, что не имеющее клеймения оружие не будет опознано. Не было особых меток и на других вещах, по крайней мере, этих меток Павел не замечал.

Трупы они все-таки оттащили от дороги и свалили в кучу со всем барахлом, которое не собирались забирать. Паше было жаль выбрасывать арбалет, однако это было единственное оружие с клеймом, на прикладе был выжжен крест овитый лозой. Закапывать тела не было сил, к тому же у них не было лопат. «Сжечь!»: потирая руки, начинающий пиромант, приготовился предать усопших огню.

– Огонь, – громогласно выкрикнул он на древнем языке, будто от громкости зависела сила заклятья.

Два витиеватых каната пламени обвили тела, мгновенно поджигая их. Запах жареного мяса, плавленых костей и металла ударил в нос так, что Паша даже пошатнулся. Магический костер сильно дымил, Павлу пришлось разгонять дым ветром, чтобы не привлекать излишнего внимания. Все это отняло у него слишком много сил, к тому же боль в груди не отступала. Пришлось задержаться еще. Теперь настала очередь эльфа применять колдовство.

Когда Мигэль заживлял ему треснувшую кость и ожог на груди, Паша еще раз поблагодарил судьбу за то, что она подарила ему такого спутника. Правда, теперь они были оба обессилены. Едва передвигая ногами, они забрались на новых скакунов и двинулись в путь безмолвным караваном.

К деревне они добрались затемно, чему Паша был только рад. В этой темноте они и продали лишних лошадей местному конюху. Они явно продешевили, но торговаться не было ни сил, ни времени. Не было и желания вести с собой такое количество скакунов. Себе они оставили трех из пяти. К счастью, торговец не стал спрашивать, откуда взялись скакуны, лишь проверил зубы и побурчал про сбитые подковы. Больше задерживаться в деревне было незачем.

Они скакали до полуночи, пока не решились сойти с тракта и остановиться в густом пролеске. Все-таки Паша опасался погони. К тому же холодало, а разводить костер на открытой местности было бы слишком опасно.

На сон у них оставалось около шести часов, по три на каждого. Следующий день они скакали практически без остановок, чуть ли не вываливаясь из седла. Приходилось останавливаться лишь для коротких перекусов, и чтобы дать отдых лошадям. Так, убегая от невидимой, несуществующей погони, они добрались до ворот Торниса.

Пожалуй, он был куда больше и красочнее, чем предыдущий городок. Сразу за городскими воротами пришлось пропихиваться сквозь толпу разодетых в ворохи цветастых юбок цыганок. Представителей этого вездесущего народа Паша узнал не сразу, слишком уж они походили на индийцев. Завидев в этой толпе и мужчин, Паша крепко вцепился в поводья, опасаясь, что рассказы об умелых конокрадах совсем не выдумка. Коней не украли, но чуть было не подобрали в поток буйства и веселья, которое, казалось, абсолютно беспричинно устраивается прямо у ворот.

Дома в городе были каменными, хотя в округе было немало леса. Крыши, покрытые красной черепицей, пытались согреться на тусклом солнце. Город выглядел красочно, но, увы, холод камня не придавал ему шарма. Однако, чем глубже в город проникал Павел, тем наряднее становились жилища. Люди явно готовились к какому-то празднеству, меж домов были прикреплены ленты с разноцветными тряпицами, люди улыбались, и сама атмосфера веселья царила здесь повсеместно.

«Что ж, тем лучше»: Паша понимал, что во время праздника в город съедутся люди с окрестных деревень, так что его появление здесь может остаться и вовсе незамеченным.

После долгой дороги очень хотелось расслабиться, помыться, хорошо поесть и поспать в мягкой постели. Но до пересечения границы Паша отдыхать не желал. Эльф лишь вздохнул, это было единственным выражением несогласия, которое он себе позволил. Произошедшее на дороге и ему не давало покоя, поэтому он полностью доверил Павлу вопрос ночлега и дальнейшего пути.

Стараясь не терять друг друга, они продвигались по переполненному покупателями маленькому рынку. Оружейника долго искать не пришлось, к счастью его лавка сегодня пустовала и не только в связи с малым спросом, но и малым предложением. Прилавок пустовал, будто кто-то совсем недавно выкупил весь товар.

Хозяин выглядел видавшим виды воином в отставке. Об этом свидетельствовали многочисленные шрамы на лице и руках, а так же отсутствующий указательный палец на правой руке. Воинская выправка и манера разговора короткими отрывистыми фразами лишь подчеркивала образ.

– Вижу, вооружен ты хорошо, и мне уже нечего предложить тебе, – лицо воина-торговца не выражало никаких чувств, он просто констатировал факты, – Стало быть, ты хочешь что-то продать.

– Да, именно за этим я и пришел, – Паша был рад, что все обошлось без долгих вступлений.

– Тогда показывай свои трофеи, – казалось, что торговец хотел улыбнуться, но вышел у него устрашающий оскал.

На подробное рассмотрение оружия ушло около часа, старый воин что-то бормотал себе под нос, просматривая каждый квадратный сантиметр лезвий. В конечном итоге он взял все, кроме клейморы десятника.

– Меня не интересует, как ты его получил, хотя подозреваю, что это было нелегко, – пояснил он, – Но это я не возьму, а тебе рекомендую избавиться от него вовсе. Вряд ли ты кому-то продашь его, по крайней мере, не в этих землях.

– Хорошо, я последую твоему совету, – с этими словами Паша поспешно завернул меч в ткань, чтобы никто не успел его заметить.

К лавке уже подходили покупатели, два брата близнеца, опоясанные широкими кинжалами. Видимо, они хотели приобрести что-то посерьезнее. Пока они выбирали, Паша получил свой кошель с монетами и купил себе полутораметровое древко для своего копья, привезенного из дома. На этом он удалился. Еще через полчаса от лавки отошли и братья, довольно щупая эфесы только что приобретенных мечей.

Хранить монеты под кольчугой стало предприятием крайне неудобным, слишком много их собралось. Паша подумывал перевести большую его часть в товар, но вот какой товар, и будет ли удобно путешествовать с ним через границу, Паша еще не знал.

Последним посещенным в городе заведением стал подвальчик, в котором торговала местная знахарка. Работала она «против воли божьей», о чем иногда шептались люди, осеняя крестами все доступные участки своего тела. Лекари с божьим разрешением лечили в основном молитвами и за звонкую монету, бабушка Ишва же делала это за добровольные подношения. И эффективно, пусть и «по-бесовски».

Незнакомцев бабуля приняла с удивлением, очень убедительно изображая глубокое непонимание цели их визита. Паша долго пытался ей втолковать, что он не прочь приобрести лекарственных трав, зелий и мазей, коли таковые имеются. Не прочь купить и любую литературу, если та посвящена знахарству, и что он готов за все это щедро платить.

Но Ишва оказалась непробиваемой стеной, она то притворялась глухой, то слепой, то немой, то глупой, а порой все это разом. Наверно, это продолжалось бы вечность, если бы в поле зрения старухи не попал Мигэль.

– Эльф? – теперь она, похоже, искренне удивилась, – Я думала вас уже всех перебили под эгидой вашей не угодности этому богу.

– Почти эльф, – Паша подумал, что Мигэль не мог бы понять, о чем они с Ишвой говорят, ведь он не знает языка.

– Ладно, заходите, – Ишва отвернулась и исчезла в темноте дверного проема, громко шаркая ногами по полу.

В помещении было темно, одинокая свечка как-то слишком не решительно пыталась разогнать мрак своим слабым светом. Низкий потолок заставил согнуться даже невысокого эльфа, Паша же чувствовал себя великаном, попавшим в игрушечный домик.

Правда, предметы быта были вполне нормальных размеров, а шкаф, закрывавший полностью дальнюю стену, казался даже громоздким. В этом шкафу Ишва и хранила все свое имущество, судя по тому, что других схожих по назначению предметов интерьера в комнате не было.

Из черного, то ли от старости, то ли от тусклого освещения, шкафа знахарка извлекла несколько бутылочек, какой-то свиток, сверток с душистыми травами и деревянную коробочку. Все это она вручила Павлу в руки и недвусмысленным жестом предложила развернуться и покинуть помещение.

Паша хотел было отдать ей золота, сколько она запросит. Но старушка так бодро их подпихивала, стараясь выдворить, что времени на извлечение монет совсем не осталось. Ишва не удосужилась даже попрощаться, хлопнув дверью, которая до этого казалась Паше приросшей к земле.

Он лишь пожал плечами и двинулся к коням, возле которых подозрительно близко ошивался неприглядно одетый цыган. Завидев хозяев, он куда-то исчез, будто растворившись среди каменных стен. Вещи были на месте, ничего не пропало, и Паша с эльфом быстро уложили подарки Ишвы в сумки.

Чтобы попасть к воротам пришлось выйти на главную улицу города. К счастью именно сейчас по ней двигалась неудержимая толпа, скандирующая какую-то фразу, которую не смог разобрать даже Паша. Счастье заключалось в том, что странники были подхвачены потоком, а шествие двигалось как раз к воротам, вероятно, стремясь куда-то за город. Таким образом, им удалось смешаться с разномастной толпой и беспрепятственно покинуть стены города.

Дальше начинались трудности, так как покинуть толпу не представлялось возможным, как бы Паша не старался. Этому значительно мешали две лошади, которых он вел за собой на поводу, они совсем не хотели распихивать людей широкой грудью.

Само же праздничное шествие направлялось к поросшему вязом холму неподалеку от города. В этой роще предположительно проводились праздничные обряды, к которым Паша отношения не имел, и иметь не хотел.

Уже на подходах поток людей стал понемногу распадаться, Паше с Мигэлем наконец-таки удалось вырваться из этих крепких пут. В толпе были и всадники, а потому, не опасаясь привлечь внимания, Паша вскочил на лошадь и пустил ее рысью в направлении тракта.

На пути они были не одни, но никто из путников не обращал внимания на Павла и Мигэля. Видимо, эта дорога, хоть и сужалась до безобразия, но все-таки использовалась торговцами, которые не могли себе позволить судов. Сухопутная торговля имела много минусов. От своей затратности, до повышенной опасности, все-таки между княжествами и Византией лежали земли половцев, которые могли ограбить даже самый защищенный караван. Да и дороги они не старались поддерживать в хорошем состоянии, потому отправлялись в подобные путешествия строго на свой страх и риск.

Дорога лишь продолжала сужаться, а по ее краям растительность становилась все гуще и выше. Вскоре дорога сузилась настолько, что на ней вряд ли бы разминулись два воза. И так уж случилось, что именно на этом участке дороги столкнулись два больших обоза. Паша даже отсюда слышал, как ругаются купцы, решая кто же должен уступить дорогу другому. Может быть, этот спор решился бы быстрее, если бы не два больших отряда охраны с обеих сторон – каждый купец чувствовал за собой силу.

Чтобы не ждать, пока они договорятся, Паша и Мигэль решили просто объехать их по полю, покрытому кочками и сочной травой. Но как только они сошли с дороги, отойдя на несколько шагов, причина спора караванщиков стала ясна. Болото.

Кони фыркали и отказывались идти дальше, увязая в, пусть и не глубокой, но вязкой смеси земли и воды. Всадники поспешили спешиться, чтобы кони не увязли совсем. Выбраться обратно на дорогу было куда сложнее, чем с нее сойти. К счастью все обошлось лишь испачканными сапогами, да подпорченным настроением. Виноватыми Павел считал несговорчивых купцов, которые вполне могли бы разъехаться, если бы не их упрямство и толстолобость.

Не замечая двигающегося в их сторону Павла, хозяева обозов продолжали спорить, а их охранники все ближе придвигались друг к другу, занимая удобные для атаки позиции. Паша понял, что эти отряды точно не разойдутся с миром. В воздухе витал запах предстоящей битвы.

В окрестностях было безлюдно, и без того редкие путники и вовсе пропали. Сюда уже не долетали звуки городского празднества, и вряд ли бы кто-то что-то услышал, начнись на этой дороге бойня. Паша уже планировал протиснуться сквозь плотные ряды возов, рискуя снова намочить ноги, но не успел. На узком промежутке дороги, вопя обидные слова, заменявшие боевые кличи, сошлись две маленьких армии. Ржание лошадей, звон железа, крики стоны – все смешалось в тягучую симфонию смерти. Свое соло в ней исполняли безоружные возницы, которые истошно вопили, когда их резали, как свиней. Было видно, воины не собираются щадить никого, ведь другого пути нет, дорогу продолжит только один обоз.

Паша понял, что перевес на стороне каравана, который собирался покинуть Византию, по сути, являясь Пашиным попутчиком. Из криков, Павел понял, что эти его попутчики являются «грязными варварами», «мерзкими русинами» и потомками людей, с собачьими головами. Времени на раздумья у Павла не было, если сейчас же не принять участие в битве на одной из сторон, то после битвы его сочтут ненужным свидетелем. Впрочем, выбор стороны напрашивался сам, и Паша, с импровизированным кличем «За Русь», двинулся в бой.

Как оказалось, наемные охранники Византийского обоза не теряли времени, и пока купцы спорили, их отряд из пяти человек смог зайти в тыл неприятелю. Этот отряд мог бы переломить ход боя, если бы не Паша и Мигэль, которым даже не пришлось спешиваться, чтобы вступить в бой.

На скаку Паша прошил копьем первого попавшегося воина в пурпурном табарде. Тот ухватился за копье слабеющими руками и, захлебываясь кровью, упал на колени, увлекая за собой копье. Но терять оружие так быстро Паша был не намерен, резко выхватив его двумя руками. На миг он чуть не утерял равновесие, но вовремя схватился за поводья. Конь воспринял это как команду, сигнализирующую остановку. Весьма удачно, ведь дальше сражаться верхом не было возможности. Паша быстро спешился, а увидевшие его византийцы поспешно разворачивались, понимая, что теперь уже они окружены. Впрочем, их еще не успели заметить другие охранники. Четверо копейщиков резко превратились в трех – Мигэль одинаково хорошо стрелял как с коня, так и пешим.

Один из оставшихся хотел было пронзить Павла копьем, пока тот замешкался, пытаясь выхватить из-за спины щит, но ему самым наглым образом помешали. Топором в голову. Русы быстро отреагировали на появившуюся в тылу угрозу, а так же с радостью встретили подкрепление. Оставшихся двух копейщиков быстро зарубили, так что те не успели даже попытаться оказать хоть какое-то сопротивление.

Предложение дожать «басурман» Паша поддержал. Наконец-то ему удалось снять со спины щит, который так не вовремя зацепился ремнем за кольчугу, Мигэль же успел спешиться. Вместе они двинулись к месту, где все еще кипела битва.

Продвигаясь вперед, Паша понял, что при желании купцы могли бы и разъехаться. Наверно, виной случившемуся была жадность, осталось выяснить, чья именно.

Единого фронта у битвы не было, она распалась на малые очаги, и в каждом из очагов успех одерживали разные стороны конфликта. Однако в целом, как успел оценить Павел, побеждали по-прежнему руссы.

Кто-то скулил из-под воза, мимо которого проходил Паша, должно быть туда в страхе забился один из возниц. Не было времени выуживать его оттуда сейчас, но Паша знал, что убивать будут всех. Это читалось на лицах воинов. Предательски сузившаяся дорога теперь дышала смертью.

Паша не решался использовать магию, он боялся потерять слишком много сил, к тому же он не мог знать наверняка, как отнесутся к колдуну. Он вклинился в битву по-простому, без всякой магии. Без страха, что его признают бесчестным, он подрубил ногу врагу, повернувшемуся к нему спиной. Уже через миг этого врага настигла огромная булава, которую держал в руках такой же огромный рыжий детина. Размозжив греку голову, он лишь весело присвистнул и кинулся дальше в бой. Паша решил последовать его примеру, но не с таким пылом. Вокруг сверкали лезвия мечей и топоров, острия копий, изредка свистели стрелы. Паша искал наиболее уязвимых врагов, не собираясь играть в благородство. Он понимал, что если намерен выжить и выйти из битвы победителем, совсем не обязательно кидаться в гущу врагов и пытаться одолеть их одной лишь храбростью. К тому же храбрецов в компании княжеского каравана было достаточно. Впрочем, храбро сражались и греки, но все же их сопротивление было полностью сломлено.

Всех охранников, возниц и самого хозяина каравана предали мечу, таким образом, никто бы не смог рассказать о том, что произошло на этой дороге. Все-таки подобное происходило нечасто, как понял Паша, и могло повлечь за собой тяжелые последствия. Если бы даже они ушли от погони, то вряд ли купец Мирик смог бы еще когда-либо вернуться в Византию со своими товарами.

Чавкая, болото медленно поглощало тела еще недавно отважно сражавшихся бойцов. Это болото стало не только камнем преткновения меж двумя отрядами, но и последним пристанищем для одного из них. Когда все следы стычки были уничтожены, настало время познакомиться и с хозяином каравана.

Под пристальными взглядами вооруженных охранников, многие из которых до сих пор тяжело дышали после схватки, Паша и Мигэль прошли к купцу, занятому раздачей приказов. Сопровождал их начальник охраны, высокий, слегка смуглый воин в ламелярном доспехе. Звали его Ярослав, выглядел он лет на сорок, но в бою, как заметил Павел, Ярослав мог дать фору любому молодому.

– Вот, Мирик, помогли нам, не менее четверых закололи, – представил Мирику незнакомцев Ярослав, – Говорят, просто странники, с нами им по пути. Возьмем?

– Конечно, возьмем, – лицо купца расплылось в широкой улыбке, – Коли просят. Однако, пусть сначала расскажут, кто такие, и куда путь держат.

«Не обыскивают и не пытают, уже хорошо»: подумалось Паше, прежде чем он стал говорить. Откровенную ложь Мирик мог и не принять, а потому соврать нужно было что-то правдоподобное.

– Я обычный странник. Мы с моим другом странствуем уже очень давно, – Паша выдержал многозначительную паузу, – Так давно, что успел позабыть, где мой дом и откуда я родом.

Паша вдруг подумал, что запутанная речь с претензией на загадочность может помочь избежать лишних вопросов:

– Едем мы в Светлое княжество, быть может, там мы обретем свой дом, – закончил он.

– Это сколько лет ты странствуешь со своим другом? – лицо купца выражало неподдельное удивление, – Светлого Княжества нет уже четыре сотни лет. Распалось оно, стараниями врагов.

– Я же сказал, что странствую долго, – не меняясь в лице, ответил Паша, тем самым покрывая себя ореолом тайны.

– Хм… – Мирик, поглаживая бороду, внимательно оглядел Пашу, – И вы просто хотите продолжить путь с нами?

– Да, – Паша кивнул.

– А вдруг ты беглый преступник? – Мирик, казалось, задавал эти вопросы лишь для вида.

– Думаю, тогда я не стал бы выходить на дороги и кидаться в бой, я бы искал других путей.

– И то верно, – Мирик оглядел свое воинство, – Вы, я вижу, железом махать горазды, а у меня теперь охраны не хватает, а ведь путь неблизкий. Так что я вам предлагаю работу, а вы соглашайтесь. Я плачу одну десятую прибыли Ярославу, а он делит ее поровну меж всеми охранниками. Заработаете себе серебра, хватит еще на странствия, если спокойно доберемся. Идет?

– Идет, – ответил Паша без раздумий.

– Тогда по коням, некогда нам здесь оставаться! – скомандовал купец.

Весь груз и ценные вещи, что вез византийский караван, перекочевал к Мирику вместе с лошадьми и возами. Наскоро собранные военные трофеи пока что сложили на отдельную телегу, в основном это были сапоги, шлема и оружие погибших. Прибыль купца обещала быть немалой, что должно было бы отразиться на зарплате охраны, а значит, и на Пашином благосостоянии. «Все не так уж и плохо»: покачиваясь в седле и изображая бдительного охранника, подумал Павел.


Глава 4.


– Если бы не его жадность, мы бы не мокли, и возы бы не увязали, – бурчал один из охранников, пытаясь подложить доску под увязшее колесо.

Осень – не лучшее время для подобных путешествий, ведь размокшие дороги никак не способствуют им. Мирик же рассчитывал вернуться раньше, но что-то его задержало в Греции, и в обратный путь он собрался лишь к середине осени. Все без исключения охранники были недовольны этим фактом, но повышенная оплата их трудов вынуждала выказывать свое недовольство лишь себе под нос.

В отличие от пейзажа, погода значительно переменилась. Практически не унимаясь, моросил дождь, пропитывая влагой каждый клочок одежды и снаряжения. Самое ценное Павел давно уложил в сумку, которую еще дома снабдил непромокаемой прослойкой. Но вот себя завернуть в подобную он не мог, не мог даже вылечить простуду одним из снадобий или заклинанием. Он все еще боялся раскрыть свои способности, а потому обходился без колдовства.

Далеко, на самой линии горизонта, виднелась полоска леса. Казалось, они еще не скоро до нее доберутся, и Паша с удивлением наблюдал, как совсем скоро еще недавно такая далекая полоса леса встала перед караваном высокой стеной. Вьющаяся желтой змеей дорога скользнула за могучие деревья и скрылась во тьме дремучего леса.

В лесу было сыро и темно. И без того тусклое, затянутое серой пеленой, небо с неохотой пропускало через себя солнечные лучи. С еще большей неохотой эти лучи пытались найти путь меж плотных, раскидистых крон. Пришлось даже разжечь факелы, чтобы не потерять друг друга. Дороги, как таковой, в лесу практически не было. Паша не очень понимал, как именно караван выбирает направление для движения, но решил довериться опытным путешественникам.

– И скоро мы выйдем отсюда? – спросил Павел у Ярослава, с которым старался поддерживать контакт.

Тот, сверкнув отблеском огня на полированном шлеме, повернулся к Паше и ответил с усмешкой:

– Что, не по душе лесок-то?

– Есть в нем что-то пугающее, – согласился Паша.

– Да уж… – вглядываясь во тьму, протянул начальник охраны, – Ночевать придется в лесу, а завтра, может, и выйдем. Если не встретим кого-нибудь.

– А что, есть кого встретить? – заинтересовался Павел, с опаской глянув в ту же точку, куда смотрел Ярослав.

– Конечно, – кивнул Ярослав, – Разбойников полно на любой дороге. К тому же в эти леса бегут от греков и те, кого преследует их бог. Последнее у них тут пристанище. Много греки сюда ходили с огнем и мечом, однако всех так и не перебили. А ведь здешним жителям хочется кушать, да только где взять в лесу хлеба? Только грабежами и живут.

– А другой дороги нету? – Паша совсем не хотел отбиваться от лесных жителей, которые могли оказаться настолько голодны, что примут в пищу и его собственное тело.

– Есть, да только эта короче, – Ярослав положил руку на эфес меча, – Видишь ли, нет сейчас безопасной сухопутной дороги. А у Мирика нет денег на ладьи. Если не идти этим лесом, то пришлось бы идти через земли кочевников. А от них не откупишься и не спрячешься. Тут же, даже если и ограбят, могут оставить жизнь. А ценнее жизни у человека ничего нет.

– Ясно.

Ярослав был единственным мечником в отряде охраны, все остальные воины были вооружены топорами, короткими копьями и саблями. Мелькали и луки, но для борьбы на расстоянии, охранники преимущественно использовали сулицы.

На привале Павел позволил себе принять участие в тренировочных поединках, чем если и не снискал себе славы, то точно приобрел некоторое уважение охранников. Это стоило нескольких синяков и ссадин, но Паша был доволен, что сидя у походного костра он мог себя чувствовать «своим». Свое уважение завоевал и Мигэль, который уже успел ознакомиться с содержанием свитка, который ему подарила Ишва. Как оказалось, это были рецепты некоторых отваров, способных помочь при легких ранениях, простуде или же болях в животе. Ингредиенты для этих отваров нашлись в пучке трав, подаренных все той же Ишвой. Мигэль, питающий особенную страсть к врачеванию, тут же, со всем свойственным ему усердием, принялся врачевать охранников и возниц. Такую его инициативу одобрили, ведь в этом мире еще не было таблеток, и обычная простуда могла запросто убить человека.

Поначалу к Паше и его спутнику относились с некоторым недоверием и опаской, но теперь, после нескольких дней совместного пути косых взглядов становилось все меньше. Как узнал Паша, граница с русским государством проходила в лесу. Но рано было расслабляться, лес был действительно опасным местом, это читалось по напряженным лицам охранников.

Мирик планировал уже через три дня прибыть в Киев, но Паша не был уверен, что хочет сразу попасть в столицу. У него до сих пор не было конкретного плана действий. Не было ответа на вопрос «зачем?», кроме простого «за приключениями». Паша надеялся, что миссия найдет его сама, ведь просто прожить не свою жизнь не в своем времени он не планировал, видя в своем пути что-то запредельно значимое для мира в целом. Он искренне полагал, что он повлияет на что-то, что окажется важным для человечества. Вот только он и отдаленно не знал, что он станет менять и как.

Лес постепенно стал редеть, похоже, этот мрачный частокол из необъятных стволов все-таки заканчивался. Врагов караван так и не встретил. «Отсюда рукой подать до обжитых земель, а там и станет ясно, чем мне заняться»: с такими мыслями Павел покачивался в седле, осматривая обоз. Груз был тщательно замаскирован, будто караван возвращался пустым. Многие тюки были привязаны под телегами, другие же были зарыты под сено, будто ничего другого караван и не везет. Такие меры предосторожности были вполне ясны, незачем привлекать внимание различных наблюдателей, чье присутствие было неотъемлемой частью путешествия через лес. Какими они были и откуда наблюдали, Паша не знал, но взгляд, сверлящий спину, чувствовал. К этому ощущению он уже привык и даже расслабился. Рано. Как оказалось.

Просто так покинуть лес каравану все-таки не дали. С треском перед головным возом упало дерево, явно подрубленное заранее. Такой жесюрприз свалился и в хвосте каравана. Охрана вовремя среагировала, сгруппировавшись и подняв щиты, чтобы встретить очень редкие, но все же опасные стрелы. Впрочем, шипела летучая смерть не долго, у врага, очевидно, было слишком мало лучников. Вылетающие из гущи стрелы сменились выбегающими разбойниками.

В основном они были бездоспешными, да и вооружены они были как попало. Доспехи им заменяли плотные накидки, напоминающие стеганые доспехи и меховые шкуры диких животных. Ноги были прикрыты обмотками, реже меховыми сапогами, встречались и вовсе босые разбойники.

Если стрелы собрали кое-какую жатву и заставили охрану чуть пошатнуться в предчувствии скорой смерти, то нападавшие воины своим видом лишь воодушевили команду Ярослава. Слишком уж плохо были вооружены нападающие. Их начальный численный перевес не принес ожидаемого эффекта, разбойники падали один за другим. Стоило отдать им должное, они отважно бросались на топоры и копья, пытаясь разменять себя хотя бы в соотношении один к трем, но наемники сражались не только отважно, но и умело. Ярослав и его отряд безжалостно рубил врага, нанизывая его на копья, отрубая им руки, рассекая неприкрытые сталью груди и животы.

Впрочем, как бы ни были сильны наемники, а враг не думал отступать, даже неся такие ужасные потери. Очевидно, это были не просто разбойники, а какое-то целое лесное племя, для которого, возможно, имущество каравана было необходимо для выживания. А потому сил и жизней они не жалели.

Отсутствие боевого умения они компенсировали количеством и бесстрашием. Дружно навалившись на охрану, они смогли расстроить боевые порядки воинов Ярослава, разбить их на малые группы. В одну из таких групп попал и Павел с Мигэлем. Паша успел спешиться и даже закрепить уздцы своего скакуна за один из возов. Сражаться конным он не видел смысла, но и ловить своего скакуна по лесу тоже не планировал.

Еще после сражения с византийцами Павел предлагал Мигэлю заменить его короткий меч на что-нибудь поувесистее и длиннее, но тщетно. И сейчас эльфу приходилось чуть ли не прижиматься к врагам, чтобы эффективно использовать свое оружие. Стрелять из лука в такой неразберихе было бы опасно. Зато Паша был в выгодном положении, от души он размахивал своим полуторным мечом так, что никто к нему не мог подступиться. Но и враги уже не стремились побыстрее потерять какую-нибудь конечность и умереть во имя грабежа, вид мертвых товарищей охладил их пыл.

Пашу надолго не хватило. Зарубив троих, он начал уставать, а разбойников, казалось, становилось только больше. Новые и новые отряды появлялись из лесной чащи, а вот охранникам помощи ждать было неоткуда. Взмах, еще взмах и вот уже Паша вынужден прикрываться щитом от града посыпавшихся ударов. Прижимаясь спиной к одному из возов, он продолжал вяло отмахиваться, теряя силы. Его меч весил около двух килограмм, но и этот вес быстро утомлял, сочетаясь с весом кольчуги и подстежки.

Паша вдруг отчетливо понял, что четверо наступающих на него врагов убьют его, если он не воспользуется магией. Другой помощи ждать было неоткуда, сейчас каждый защитник каравана находился в подобном положении.

Амулет, дарованный богами еще во время прошлого путешествия, неведомым образом вывалился из-под кольчуги и болтался на перевязи, стукаясь о кольца кольчуги. Паша чувствовал тепло и вибрации исходящие от осколка, даже через разделяющие кожу и амулет слои ткани и стали.

Через миг нагретый амулет изверг первую молнию, за ней еще и еще. Каждый из коротких, ослепительно ярких, разрядов бил точно в цель. Амулет сразил ближайших трех разбойника, изжарив их так, что обуглилась кожа, проступая кроваво красными волдырями, а то и вовсе черными обрывками плоти. Четвертый пытался бежать, но молния была быстрее. Дымящейся безжизненной грудой мяса свалился и этот разбойник. А амулет и не думал успокаиваться, продолжая стрелять короткими разрядами в уже бегущих от Паши врагов. Улепетывая, они спотыкались и падали, многие бросали оружие, вопя о колдуне в рядах врага.

Однако сам Паша осколком не управлял, ему даже хотелось его утихомирить, враги все равно бегут, а вот тепло на груди превратилось в едва терпимое жжение.

«Теперь уже никак не отговорюсь»: подумал Паша, когда амулет наконец-то утих, а разбойники разбежались, оставив лишь кучу выброшенного оружия и мертвых тел. Все оставшиеся в живых охранники смотрели на Пашу. Но не с опаской или неприязнью, а с благодарностью и уважением. На душе у Паши отлегло, в конечном итоге раскрыть свою тайну было куда целесообразнее, чем потерять свою жизнь в этом лесу. С этими мыслями Паша спрятал остывший амулет обратно и застыл на месте, будто чего-то ожидая. Но вопреки его ожиданиям никто не подбежал к нему с расспросами, все живо принялись за работу. Нужно было собрать тела погибших товарищей, трофейное оружие. К тому же еще предстояло расчистить себе путь и убраться отсюда, пока разбойники не пришли в себя и не перебороли страх.

Паша решил помочь охране, предварительно найдя свое копье, которое он нечаянно выронил в суматохе боя. Возле копья лежал один из разбойников, его застывшие глаза устремились в небо. Но неба он так и не увидел, его закрывали кроны деревьев. В ладони мертвеца лежал небольшой кинжал с костяной ручкой, выполненной достаточно искусно. Без особых изысков и украшений, кинжал, тем не менее, был удобным и увесистым. Лезвие было заточено хорошо, без сколов и царапин, к тому же этот клинок наверняка хорошо подходил для метания. Недолго думая, Паша сунул его себе в сапог, аргументировав это тем, что два кинжала всегда лучше, чем один. Потом Паше на глаза попался эльф, тогда он решил отдать трофей ему, все-таки у Мигэля не было никакого запасного оружия для ближнего боя.

Дерево, сваленное прямо перед повозками, едва ли смогли бы обхватить два взрослых человека. Разбойники явно давно ждали свою жертву. В этом месте леса совсем не было пространства для маневров, объехать препятствие не представлялось возможным. Но вот рубить его на части было слишком долго и затруднительно. Нельзя его было и сжечь, все-таки лес – не лучшее место для подобных костров.

–О, колдун! – воскликнул, руководивший работами, Ярослав, – Может, подсобишь чем? Порубаешь его невидимыми топорами, али в труху превратишь?

– Ух… – Паша растерянно смотрел на дерево, не решаясь что-либо предпринять, – Сейчас попробую.

«В труху»: пронеслись у Паши в голове слова Ярослава. Этот вариант был куда привлекательнее, чем применение грубой силы, требующей большого расхода энергии.

Паша попросил охранников вырыть неглубокую, около полуметра глубиной, яму. Это тоже заняло время, но все доверились Павлу. Чародей очертил яму кругом, а внутри, на самом дне начертал символ воды. Суть заклинания состояла в том, чтобы иссушить дерево, выкачав из него воду. Задачу сильно облегчало то, что ствол был отделен от корней, а значит, и воды в нем было меньше, к тому же заклинание не начнет по ошибке качать подземные воды. К тому же сломить волю полумертвого дерева было бы куда проще, нежели живого.

Паша приступил к колдовству, ворожил он не дольше пяти минут. Дерево прямо на глазах увядало и ссыхалось. Пожухлая листва осыпалась шелестящей массой, ломались ветви, не выдерживая собственного веса. Дерево, полностью лишенное влаги, рассыпалось само. Вырытой ямы не хватило, чтобы уместить всю воду. Теперь она разливалась вокруг, дойдя и до копыт обозных лошадей. Паша не ожидал, что воды будет столько. Силы начали его покидать, все медленнее и медленнее он двигал руками. Сердцевина дерева еще хранила влагу, но для нескольких десятков крепких мужчин это уже не составляло проблемы. Дерево быстро было разрушено чуть ли не руками, на дороге осталась только горка трухи и вода. Ни то, ни другое серьезной преградой не являлось, и караван продолжил путешествие.

Под одобрительные возгласы Паша взобрался в седло, пытаясь не уснуть от истощения. Все-таки у него было недостаточно опыта, а с полностью живым деревом он бы и вовсе не справился. «Все приходит со временем, от опыта и мудрости никому не уйти»: успокаивал себя Паша, вспоминая слова Ивана.

Видимо, приметив Пашину усталость, к нему никто не лез с разговорами. Но Павел чувствовал на себе заинтересованные взгляды, понимая, что от разговора ему не уйти. Мигэль ехал рядом, будто молчаливая тень.

К вечеру отряд покинул лес и остановился на ночлег. Предстояли похороны погибших и подсчет трофеев. А затем отдых, который был просто необходим уставшим охранникам, которые пережили две крупные стычки за неделю. Какими бы они ни были подготовленными, но потеря товарищей и запах крови, которым пропиталась их одежда, не могли не оставить свой след.

Паша же пришел в себя и чувствовал себя бодро, если не сказать отлично. Сегодняшний успех показал, что он вполне способен быть серьезной, самостоятельно боевой единицей, а при наличии чуть более широкой практики и сильным магом.

«Но это в перспективе»: Паша уселся у костра, где сидел Ярослав и несколько других воинов. Сразу же воцарилось молчание, и лишь костер задорно потрескивал сухими ветками, будто наслаждаясь предоставленной ему пищей. К костру подсел и Мирик, появившись откуда-то из темноты. Он и начал разговор:

– Не бойся, мы тебя никому не выдадим, коли не хочешь, что бы кто-то знал о том, что ты колдун, – Мирик отхлебнул из кружки какого-то ароматного варева, – Понимаю твои чаяния. Вашему племени сейчас нелегко. В Византии да Риме казнят без разбору, у нас всех на службу принуждают идти. Но ты нас спас, потому никто тебя не выдаст. И награду я тебе повышу, как в Киев приедем. Или?..

– Знаешь, я в Киев пока что не собирался, – перебил купца Паша, – Я немного в другом направлении двигался.

– Как знаешь, – будто ожидая подобного ответа, сказал Мирик, – Тогда расплачусь там, где ты нас покинешь, но серебра будет меньше, сам понимаешь. Продать товар я смогу только в Киеве.

– Согласен, – у Паши, как ему казалось, было достаточно золота, – Готов часть положенной награды взять товаром. Нужен меч, один из тех, что мы отобрали у греков.

В глазах Мирика блеснули подозрения, быть может, этот колдун знает истинную цену одному из мечей византийцев, а сейчас хочет бесплатно забрать его.

– Какой именно?– вкрадчиво спросил купец.

– Любой, вон ему, – указывая на эльфа, ответил Паша, он искренне не понимал перемены в голосе Мирика, – А то он со своим ножичком допрыгается однажды. Чтобы не покупать лишний раз…

– Хорошо, – уже спокойно согласился купец, его сомнения рассеялись.

Разговор у костра продолжался еще около получаса, Ярослав осторожно пытался выведать, как давно Паша научился ворожбе, но тому было нечего ответить. Реальная история могла прозвучать нелепо, а другой он не придумал. Ярослав, сделал вид, будто несколько огорчен этими уклончивыми ответами, но все же он понимал, что у Паши могут быть тайны, которыми он не станет делиться.

– Что ж, у всех свои тайны,– сказал он и встал из-за костра, скрывшись в темноте.

Чуть погодя его примеру последовал и Павел, сегодня его освободили от дозора, и он планировал как следует выспаться.

На следующий день они углубились внутрь государства, и дошли до одного из пограничных населенных пунктов – деревни Лукнички. Маленькая деревенька жила за счет странников, оставлявших здесь свое золото. Посевы в деревне чаще топтала какая-нибудь конница, идущая «туда» или «оттуда». Дома были свежими, судя по всему, жгли Лукнички с завидной периодичностью. И все-таки люди отсюда не уходили, необходимость приграничных поселений, расположенных на дорогах всегда оставалась. И пусть немногочисленные и безлюдные, но эти поселения продолжали жить.

Домов было немного, все они мостились недалеко от дороги. Расположение деревни часто менялось, пока не переместилось прямо на дорогу – люди устали прятаться. Небольшая корчма ожидала обоз прямо в центре деревни, но обедать в ней остановились только четверо. Мирик, Ярослав, Паша и Мигэль. Остальные воины купили себе несколько бутылок местной сивухи, бочонок пива и отправились праздновать удачное возвращение на Родину.

Мирик же расспрашивал корчмаря о новостях, не видно ли было окрест врагов, не собрался ли князь на войну. Корчмарь же восхвалял богов, благодаря их за подаренное в последнее время спокойствие. Даже хотел показать новехонький идол Даждьбога, но Мирик вовремя остановил его, заняв заказом.

Отобедав, Паша узнал все от того же корчмаря, что впереди их ждет развилка. Одна дорога вела на запад, другая же должна была привести путника к стольному граду – Киеву. Для себя Паша решил разойтись с караваном уже на этой развилке, так как считал нецелесообразным продолжение совместного путешествия. Вопреки здравому смыслу, Паша считал, что будет безопаснее путешествовать не в компании большого вооруженного отряда, а в одиночестве. Однако отправиться в этот день караван не смог, охранники втихую скупили практически все запасы спиртного в деревне и перепились, нарушив данные Мириком указания. Купец долго кричал и ругался, но в конечном итоге сдался, скрывшись в своей палатке.

Паша же в этот раз не пил, почему-то совсем не хотелось. Больше хотелось выспаться. Все-таки в походе этому замечательному и столь ценному занятию уделялось катастрофически мало времени. Поговаривали, будто магам сон если и нужен, то в очень малых количествах, но Паша с этими ужасно неправдоподобными сплетнями был абсолютно не согласен. В крайнем случае, он был готов признать себя исключением из правил.

Так или иначе, а в восемь вечера Паша уже мирно посапывал в своем спальном мешке. Рядом ворочался эльф, который и впрямь нуждался во сне в меньшей степени. Но от безысходности он тоже решил уснуть, так как уже давно прочитал все, что ему было доступно для чтения. Оставалось лишь осмысливать прочитанное, надеясь, что в странствиях ему попадется как можно больше книг. Его тяга к знаниям была велика, но Паша ничем не мог ему помочь, в искусстве врачевания Мигэль, пожалуй, давно превзошел Пашу. Хотя бы потому, что познания самого Павла в этой области были весьма скудными.

Им обоим нужен был учитель, и предводитель отряда из двух странников наконец-то обозначил себе цель – найти учителя. Если не Еремея, то какого-нибудь другого, вряд ли в этом мире не осталось чародеев. Хоть со слов Мирика, колдовскому племени и приходилось нелегко, но надежда оставалась.

Никто не потревожил сон двух товарищей до самого утра. Сладко потягиваясь, Паша широко зевнул и понял, что наконец-то выспался. Сей факт омрачала разве что насквозь пропитанная росой одежда. Боясь получить какое-нибудь острое простудное заболевание на свой и без того расшатанный походом организм, Паша заклинанием высушил одежду, не забыв и про эльфа. Одежда нагрелась, разгоняя накативший озноб. На улице вовсю властвовала поздняя осень, температура вряд ли была намного выше ноля. Пение разномастных птиц, доселе сопровождавших караван, заметно поутихло и потеряло множество нот. Хор отдал право воронам тянуть свое заунывное соло до следующей весны.

Караван наконец-то пришел в готовность. Удивительным образом большинство охранников выглядело достаточно свежо, а ведь вчера они устроили пьяную драку, более того, опробовали практически всех местных женщин, чем, безусловно, вызвали ярко выраженное неодобрение местного мужского населения, чего нельзя было сказать о женском. Если те и были недовольны, то виду не подавали.

Во избежание новых конфликтов, да и просто из желания быстрее добраться домой, Мирик подгонял всех и каждого. Даже Пашу.

Что до него, то не сложенный спальный мешок и неоседланные лошади сильно усложняли процесс быстрых сборов. Решив, что сейчас самое время попробовать новый тип чар, Паша приготовился к колдовству. Осуществить задуманное одной лишь силой мысли, как в свое время сделал Еремей в тереме Князя, у Паши бы не вышло. Но если правильно составить заклинание и четко представить желаемые результат, то вполне вероятно, что все могло бы выйти как нельзя лучше. Когда Паша начал свой ритуал, водя руками, будто складывая походные тюки, те и впрямь очень бодро стали укладываться. Те же манипуляции молодой чародей произвел и с седлами, не обращая внимания на сильно удивленных лошадей. Устал он после этого даже меньше, чем если бы проделал все это вручную. А это не могло его не порадовать, ведь сей факт означал лишь то, что если заклинание и не было идеальным, то к идеалу оно было максимально приближено.

Мирик лишь поцокал, пробурчав что-то о мерах предосторожности и легкомысленности юных чародеев, а затем ушел, чтобы и дальше командовать сонными возницами и охранниками.

Около полудня, если верить карманным часам Павла, караван добрался до той самой развилки, о которой говорил корчмарь. Настало время прощаться.

Рыданий, томных взглядов, маханий платочком и прочих прелестей расставания не было. Зато маленький мешочек с серебром и неплохой меч перекочевал в Пашины руки. С облегчением он поскакал прочь, не оглядываясь. Пожалуй, его тоже не провожали взглядом – у всех своя дорога.

Мигэль скакал рядом и поглядывал на меч, который Паша получил от Мирика. Поглядывал не с интересом, а с опаской, понимая, что самому Павлу этот меч не нужен.

– Почему ты не можешь просто взять и поменять меч? – без долгих вступлений решил начать Паша, – Если тебе так дорог твой, то носи его в сумке, но сражайся другим. И не надо мне говорить, что ты привык к своему. Про душу твоего кинжальчика, про то, что это твой талисман. Когда ты встретишь противника с крепким доспехом, ты его своим ножом не прорежешь никак. Так что не дури, и бери нормальный меч!

Вся Пашина тирада звучала уже не в первый раз, и, наверно, даже не в пятый. Любитель длинного оружия уже изготовился выслушивать новую порцию оправданий, но вместо этого услышал:

– Ладно, давай.

Не теряя времени, Паша передал эльфу меч и ножны. Затем проконтролировал, чтобы эти ножны оказались на поясе Мигэля. Однако второй меч эльф, видимо, прятать и не планировал, а просто переместил его на правый бок.

– Ты хочешь сражаться двумя сразу? – удивился Паша.

– Да, многие воины моего племени сражались сразу двумя клинками, – тихо проговорил эльф, – Но мне нужно будет потренироваться.

– Что ж, это мы устроим, – заверил его Павел.

До самого вечера они двигались молча, каждый думал о своем. И лишь когда запламенел закат, окрасив небо в алый цвет, Паша произнес:

– Здесь, – указывая на полянку за рощей, – Туда вглубь зайдем, и от ветра, и от глаз укроемся.

Мигэль молча повиновался, понурив голову. Причин для такой грусти не было, но эльф отчего-то погрузился в мрачные раздумья, выглядя крайне удрученным. Паша делал вид, будто не замечает этих перемен.

– Давай, с тебя хворост, а я пока тут раскину все, – распорядился Паша и принялся за работу.

Все так же бессловно эльф удалился вглубь рощи, чтобы собрать хворост для костра.

Уже через час они сидели перед небольшим костром, жуя вяленое мясо с подсохшим хлебом, запить все это Павел решил чаем, запасы которого все еще оставались велики, так как припасы из будущего при охранниках каравана он не доставал.

После ужина Паша очертил стоянку охранным кругом, и, уверенный в собственной безопасности, лег спать. Его примеру последовал и эльф, во всем доверяющий Паше – близкому другу неизвестного, но горячо любимого отца.

Проснулся Паша внезапно, будто кто-то бесцеремонно вырвал его из сна. Но это было не его охранное заклятье, оно молчало. Прямо над Пашей, который отчего-то чувствовал себя парализованным, склонилась темная фигура. У горла он почувствовал холодную сталь, очевидно обладатель мрачного силуэта пришел с кинжалом, который теперь пребывал в весьма тесном контакте с Пашиной плотью. Фигура у ночного гостя, насколько удавалось разглядеть, была подозрительно изящной. Тонкие плечи, чуть ниже которых, наверно, тому виной не отошедшее ото сна сознание, обрисовывался бюст, довольно аппетитный бюст, как отметил Паша.

– Пауло странник, – приятным голосом заговорила гостья, – Зачем-то покинувший родную Византию.

Девушка, а теперь сомнений в этом быть не могло, говорила на греческом с нескрываемым акцентом. Вдруг Паша почувствовал, что может говорить, и постарался, чтобы фраза прозвучала именно на русском языке:

– Во-первых, Византия совсем не моя родина, а во-вторых, – Паша и сам не знал, что именно во-вторых, – А во-вторых, ты… Ты кто такая?

–Этого тебе знать не нужно, так как ты сейчас умрешь! – прошипела девица, но приводить приговор в исполнение не торопилась.

Проснувшись с клинком у горла, Паша попросту не успел испугаться, ввиду затуманенности рассудка. Сейчас же он не боялся совсем, сам удивляясь ясности своих мыслей. «Если бы она хотела меня убить, то явно не стала бы сидеть и ждать когда я соизволю проснуться, а потом пугать меня, чтобы в конечном итоге просто заколоть. Нет, она хочет поговорить, или ждет, пока я начну молить о пощаде»: подумал он, а вслух сказал:

– Я так понимаю, баба ты кровожадная, – сам не понимая, отчего использует такие обороты, он продолжил, – Да еще и ловкая. Чего же ты хочешь?

При слове «баба» рука с кинжалом дрогнула, и Паша почувствовал, как из-под кинжала вытекло несколько капель крови, такой же красной, как лицо незнакомки. Паша готов был поклясться, что она покраснела, хотя видеть этого в темноте он не мог.

– Зачем ты успокоил кладбище у Красной Горы? – чуть погодя, спросила она, хоть и было ясно, что многие слова она пропустила.

– Попросили. Говорят, надоели нам мертвяки, сил нет, – спокойно ответил Паша, ничуть не удивляясь информированности незнакомки, – А ты, я вижу, питаешь какую-то нездоровую любовь к мертвецам?

Паша хотел было добавить еще несколько колких слов, но вовремя остановился, всерьез опасаясь за свою жизнь, все-таки клинок у его горла предательски дрожал, а это было достаточным основанием для того, чтобы успокоить свое не к месту разыгравшееся чувство юмора вкупе с неестественной храбростью.

– И сколько подобных просьб ты выполнил? – не обращая внимания на Пашины колкости, продолжила допрос гостья.

«Интересно, она хотя бы симпатичная, не очень хочется умереть от руки какой-нибудь уродины»: размышлял Паша, не торопясь отвечать на вопросы, пытаясь разглядеть лицо девушки, скрытое в тени капюшона.

– Ровно столько, сколько тебе известно, – наконец заговорил он, – Один раз.

– Врешь! – зашипела гостья, ощутимо усилив давление кинжала.

– Нет, не вру, – Паша почувствовал, что мог бы рассказать ей всю свою историю целиком и не пожалеть об этом, – Не могу понять, чем тебя это так зацепило?

Девушка не отвечала, выдерживая длительную паузу.

– Если бы ты была так добра и убрала бы свой ножик от моего горла, я, быть может, смог бы тебе объяснить, почему я не лгу, – как можно спокойнее заговорил Павел, не дожидаясь новых вопросов.

– Конечно, – блеснув вывалившимся кулоном, злорадно сказала гостья.

Паше показалось, будто она беззвучно рассмеялась, а кулон затрясся, играя лунным светом. Это был небольшой коробок, похожий на сильно уменьшенную копию алтаря, разрушенного на кладбище подле Красной Горы. Кинжал, как и предполагалось, не покидал Пашиного горла, но попыток сохранить себе жизнь мирным путем он не оставил.

– Если бы я хотел причинить тебе вред, то давно бы уже это сделал, – сблефовал Паша.

Вернее, он не совсем блефовал, а только сейчас подумал, что вопрос можно бы было решить и с помощью магии. Конечно, колдовать одними лишь мыслеобразами он еще не пробовал, но в критической ситуации человек всегда может больше. К удивлению, слова возымели свой эффект, девушка ослабила давление, замерев в нерешительности. Теперь Паша мог бы заломать ей руки и без помощи магии, но делать этого не стал, внешне оставаясь спокойным. Воцарившееся молчание закончилось тем, что незваная гостья все-таки отпрянула от Паши, отползая подальше.

– Вот и славно, – поглаживая то место, которого касался кинжал, проговорил Павел, – Не была бы ты так любезна объяснить, зачем ты вообще на нас напала и что с эльфом?

– Он эльф? – удивленно спросила она.

– Наполовину, – уже всерьез беспокоясь, ответил Паша, – Что ты с ним сделала?

– Ничего, он спал, как убитый, что и продолжает делать, – хладнокровно ответила девушка.

«Крепкий сон – залог успеха часового»: подумал Паша.

– Так тебе не понравилось то, что я успокоил кладбище? – вновь спросил Паша.

– Да.

– Это ты его подняла?

– Да.

– И зачем?

– Разве непонятно? – неподдельное удивление слышалось в ее голосе, – Мы враждуем с греками, изредка прерываясь на мир, но лишь для того, чтобы изнутри ослаблять врага. Они разинули пасть на наши богатства, мое дело выбивать их зубы. Или ты думаешь, что на наших землях они не устраивают подобного?

– Не думаю, – пробурчал Паша, который понятия не имел, в какой стадии находится вражда между государствами, – Я вообще ничего не думаю.

Последнее он сказал почти шепотом.

– Зря не думаешь, – ухмыльнулась она, – Есть над чем подумать. Ты вообще, откуда такой взялся, будто с другого мира?

– Так и есть, – спокойно подтвердил ее догадки Паша.

Весь остаток ночи Паша провел за разговором с Ясминой, так звали ночную гостью. Ближе к утру она ему поверила, хоть и с неохотой. Особенно ее поразили рассказы о том, что Паша является учеником Еремея и Ивана.

– Велимудр, так его зовут теперь, – она наконец-то позволила себе снять капюшон, обнажив густые, цвета октября, локоны, – И его не видели около двух сотен лет. Он лишь легенда.

Паша пропустил мимо ее слова, разглядывая саму гостью. Едва заметная в лунном свете россыпь веснушек около маленького, аккуратного носа и большие, бездонные зеленые глаза. Маленькие, но пухлые губы, даже в лунном свете они были розовыми. Паша мог бы с уверенностью назвать Ясмину красивой, но с той же уверенностью мог сказать, что ему эта красота не нужна. Паша почувствовал, что от этой девушки он не хочет ничего, кроме ответов на его вопросы.

Девушка же Пашину привлекательность оценивать, судя по всему, и не собиралась. Зато теперь было заметно, что Пашу она боится. Как бы она это не скрывала, а страх ее был едва ли не осязаем, и теперь Паша пытался разгадать природу этого страха. Придя к выводу, что это связано с его ученичеством у волхва, Паша несколько успокоился. Сейчас ему не хотелось выглядеть страшным, потому что потом он мог этих страхов не оправдать.

– И куда он ушел? – спросил Паша.

– Говорят, к варягам, – задумчиво ответила Ясмина, поправляя непослушный локон, – Но никто не может сказать этого наверняка. Прошло много времени…

– Ясно, – Паша слегка хлопнул себя по коленям, – Мне нужно найти его, не хочешь ли мне в этом помочь?

– С чего ты взял, что я буду тебе помогать? – возмутилась Ясмина, – Я состою на службе у князя и мне есть чем заняться. Более насущными делами, нежели поисками легендарного волхва.

– Я думал, тебе было бы интересно увидеть его воочию, – Паша видел, что Ясмина лишь набивает себе цену, – Тем более что сейчас ты не в Византии, и погостов поблизости нет.

Ясмина сделала вид, будто о чем-то думает, но Паша понимал, что она уже согласна.

– Хорошо, но сначала ты поможешь мне, а потом я помогу тебе, – начала она.

Но Паша был готов заранее:

– Кого будем освобождать? – Паша сыграл в предсказателя, ситуация выглядела картинно, будто он видел ее уже сотни раз.

– Не кого, а что, – слегка удивившись Пашиному поведению, уточнила Ясмина, – Один посох. Он в Ясеневом лесу, у племени смарглов. У вождя их племени, Симона ясновидца. Это посох он украл.

– Хм… Ну, чего-то подобного я и ожидал, – Паша провел рукой по отросшей бороде, – А почему этот лес называется Ясеневым? Я там особо ясеней не видел.

Ясмина посмотрела на него с удивлением, но тут же одернулась, вспомнив о его происхождении.

– Легенда говорит, что в самом центре леса есть поляна, окруженная ясенями. Во времена, когда многие народы стали идти с юга на север, сильнейшие чародеи наших земель собрались на той поляне, чтобы провести обряд. Они просили богов защитить наши земли, остановить весь этот бесчисленный поток людей, идущих в поисках нового дома. Так и появился лес, стеной охраняющий нашу границу. А ту поляну так никто и не нашел, говорят, будто там остался родник с живой водой. Другие говорят, что там остался алтарь, хранящий в себе большую силу, с помощью которой был поднят Ясенев лес.

– И как лес вообще мог защитить от переселения народов? Через него же можно пройти. Более того, кто-то живет прямо в нем, – спросил Паша, скептически восприняв легенду.

– Об этом в легенде не говорится, – бросила Ясмина в ответ.

– Ладно, и далеко там эти твои смурфы? – интересуясь деталями, Паша прикидывал, сколько времени может занять незапланированное путешествие.

– Они живут гораздо восточнее, чем прошли вы с караваном. Почти у границ леса, – Ясмина оглянулась, будто могла отсюда увидеть поселение племени, – Отсюда около двух дней пути. На конях.

– А у тебя есть лошадь?

– Конечно, есть!

– Мало ли, вдруг и ее у тебя украли эти смурфы.

– Смарглы.

– Да хоть… – Паша хотел срифмовать в известной манере, но передумал, – И сколько их там, как ты планируешь отобрать у них этот посох?

– Нужно незаметно пробраться мимо их дозоров и выкрасть посох.

– Отличный план, но в нем не хватает деталей. Как ты планируешь все это сделать?

– Я думала, ты знаешь, ты же ученик Велимудра! – съязвила Ясмина.

– Как ты помнишь, я уже пояснял, что учился у него всего месяц и я вовсе не всемогущий, – Паша понимал, что кем бы ни были эти смарглы, ждать от них теплого приема не стоит.

– Помню, но вижу, что ты хочешь казаться слабее, чем ты есть.

«Наивная»: раздраженно подумал Паша, уже собираясь с пеной у рта доказывать, что он слабый и никчемный маг, но остановился.

– Ладно, последний вопрос. Зачем тебе этот посох? – вопрос был не последним, но на нем Паша решил сосредоточить внимание.

– Этот посох не принадлежит смарглам, – ответила Ясмина.

«Реликвия?»: подумал Паша.

– Он принадлежит тебе? – продолжил допрос Павел.

– Нет. Тебе нужен Велимудр, мне нужен посох. У всех свои желания, – резонно заметила Ясмина, – Так что, идет?

– Идет, – не раздумывая ответил Паша, начавший воспринимать все, как квест в какой-нибудь игре.

С другой стороны тлеющего костра послышался шорох, Ясмина поспешила отодвинуться подальше, не зная, чего ожидать от пробудившегося эльфа. Мигэль долго ждать себя не заставил, с мечом наголо он перепрыгнул через костер и принял героическую позу. Вряд ли бы такое эффектное появление спасло его, если бы в тени прятался враг, но, к счастью, врагов поблизости не было.

– Спокойно, Мигэль, – успокоил эльфа Паша, – Это наша новая спутница – Ясмина.

Только сейчас заспанный часовой заметил девушку. Как только его взгляд коснулся ее лица, отвести глаз Мигэль уже не мог. Попытавшись собраться, он, запинаясь, пролепетал нелепое приветствие и не нашел ничего лучше, чем скрыться в темноте. Дело было в том, что Ясмина была не просто привлекательна, она была рыжей. А это у эльфов почиталось за идеал красоты, хотя бы потому, что рыжих эльфов в природе было катастрофически мало. Таким образом, Мигэль, как говорится, «был сражен наповал» внешностью Ясмины и, вероятно, влюбился в нее, даже не зная, кто она.

– Какой милый эльф, а главное, смелый, – злорадно ухмыльнулась Ясмина, вглядываясь в темноту, – И где ты его нашел?

– В лесу, где же еще найти эльфа? – попробовал съязвить Павел, – Он, как и я, немного из другого времени, правда, у него несколько иные пути.

Ясмина промолчала, а Паша задал ей новый вопрос:

– Ты лучше скажи, насколько сильно ты любишь мертвецов?

Паша вполне обоснованно волновался на счет ее некромантических пристрастий. Дело в том, что чем теснее маг ввязывался в дела смерти, тем прочнее становилась их связь, тем могущественнее становился маг. И отчужденнее. Отчуждение приводило к непониманию, а непонимание к войнам. Бесконечным войнам некромантов с миром живых и теми, кто его защищал. Многие колдуны использовали некоторые приемы некромантии, но лишь единицы углублялись в изучение тайн смерти и посмертия. Самые могущественные из них могли вернуться из-за реки Смородины живыми, захватив оттуда несколько душ умерших. Ясмина не выглядела похожей на такого некроманта, но зачастую внешний вид обманчив.

– Нет, я практически ничего не умею. Мне вручили этот амулет жрецы Чернобога, – Ясмина вновь блеснула своим странным амулетом, – Он и поднимает кладбища. Я же простой носитель. Питаю его своими силами.

– Что ж, постарайся спрятать его подальше. Со мной в походе мертвецов поднимать не стоит, надеюсь, ты согласна? – Паша помнил наказ Ивана не касаться тайн некромантии.

– Не очень-то и хотелось, – фыркнула Ясмина и встала на ноги, – Мне нужно забрать своего коня. Этот… Мигэль чего-нибудь покушать не приготовит?

– Я считал, это женское дело.

– Еще чего, я могу кормить сама себя, но не вас.

– Тогда мы будем питаться в одиночестве, – хмыкнул Паша.

Поняв, что спор она проиграла, Ясмина скорчила гримасу, которая должна была бы обидеть Павла и быстро скрылась во тьме. Но Павел лишь улыбнулся и откинулся на импровизированную кровать.

Поспать удалось около часа, но этого оказалось достаточно, чтобы чувствовать себя бодро. К этому времени Ясмина уже подогнала своего вороного скакуна и успела его расседлать. Жеребец с интересом поглядывал на лошадей, которые мирно щипали травку неподалеку. Паша даже забеспокоился, беременность одной из кобылиц могла бы довольно плохо сказаться на ее ходовых качествах. Пришлось попросить привязать жеребца подальше от остальных лошадей.

Ясмина быстро обустроилась в походном лагере, будто всегда являлась его неотъемлемой частью. Мигэля такое положение, быть может, и радовало, но совладать с собой он не мог, стараясь не встретиться с нею взглядами, он просто молчал. Эта задача сильно усложнялась в связи с тем, что Ясмина то ли издеваясь, то ли из искреннего интереса постоянно пыталась заговорить с эльфом. Но разговор не клеился, в основном из-за того, что эльф мычал в ответ что-то невразумительное. Паше пришла в голову одна идея, в походной сумке поджидала своего времени бутылка водки, захваченная из будущего.

– На, пей, – налив сто грамм горячительного в кружку, приказал Паша, – Теперь закуси.

Сморщив лицо до неузнаваемости, Мигэль жевал хлеб, пытаясь потушить локальный пожар, разгоревшийся у него во рту. Но уже через несколько минут после принятия эликсира храбрости, он выглядел куда решительнее и увереннее, чем до приема. Правда, его стало немного покачивать, но с этим побочным эффектом он пока справлялся.

Теперь, как мог убедиться Паша, помешивающий гречневую кашу, Мигэль действовал увереннее, а Ясмина делал вид, будто совсем не понимает причины перемен в поведении эльфа.

В лагере решено было остаться еще на день, чтобы составить хоть какой-то план вторжения к смарглам, да и просто познакомиться поближе.

Ясмина казалась Паше не той, за кого себя выдает. Не в плане того, что она поднимала кладбища из собственной прихоти, а не по нужде государства. Нет. Паше казалось странным ее поведение, вся эта напыщенность и наплевательское отношение к людям скрывало за собой маленькую, беззащитную девочку, которая оскалилась на мир всеми своими зубками. По крайней мере, Паше хотелось, чтобы это было так.

И эту маленькую девочку он хотел вынуть наружу, завоевать ее доверие, если, конечно, она еще не утеряла способности верить людям. Впрочем, завоевать доверие крайне сложно, если сам не веришь человеку. А Ясмине Паша не доверял, затея с посохом ему не нравилась чуть менее, чем совсем. И все же он следовал за ней, вопреки рациональному мышлению и голосу разума.

Свою нужду в посохе Ясмина объясняла тем, что он таил себе могущество, и с его помощью можно было быстро перемещаться в пространстве. Как понял Павел, она говорила о телепортации. Перспектива заполучить такой посох была заманчивой, но Паша не был уверен в успехе всего мероприятия. К тому же девушка была совсем не нужна для поисков Еремея. Паша просто искал проводника по этим землям, и таковым мог стать кто угодно, любой кабачный пьяница или селянин. Но Паша просто выбрал первый попавшийся вариант, к тому же у него не было выбора. Пока что не было выбора.

Кроме кинжала, которым девушка совсем недавно угрожала Павлу, другого холодного оружия у Ясмины не было. Паша весьма скептически оценивал пользу от этой ведьмы в бою. Ее магический потенциал он попросту не мог оценить, не хватало опыта. А потому приходилось рассчитывать лишь на собственные силы, не надеясь на помощь со стороны ведьмы.

Он снова пытался научить эльфа хоть какому-то боевому колдовству, понимая, что целое племя, наверняка многочисленное и воинственное, одной лишь сталью им не победить. Но эльф упрямо продолжал делать вид, что ничего не понимает, будто все Пашины слова лишь пустой звук.

– Если ты лекарь, это не значит, что ты не можешь делать что-то еще. Самое простое, это огонь. У любого предмета или явления есть воля. Зажечь огонь достаточно легко, потому что огонь «хочет» гореть, ведь это его жизнь, его суть. В тоже время то, что ты хочешь поджечь, тоже имеет свою волю и зачастую загораться оно совсем не хочет. Так что поджечь сухое полено и мокрое одеяло – разные вещи. Но, если ты что-то отдал огню, потушить его будет не просто. Ведь он уже сломил волю того, что горит и гаснуть он не желает, то есть не хочет умирать. Таким образом, ты должен четко понимать, чего именно ты хочешь добиться, – объяснял Павел, – Что бы метнуть огненный шар нужно куда больше усилий, чем, например, поджечь эту веточку. Однако, я думаю, твоей силы и воли достаточно и для того, и для другого. Тебе нужно сосредоточиться на творимом заклинании и четко представить себе, чего ты хочешь добиться. Это касается всех видов волшебства. Так же как ты вправляешь кость, ты можешь ее сломать.

– А как увеличить волю, как накопить ее? – спросил Мигэль.

– С опытом, колдуя. Чем больше предметов ты подчинишь, тем меньше останется неподвластных, – повторил слова Ивана молодой чародей.

– Ты когда-то говорил о знаках…

– Ты можешь колдовать и без них, они и не нужны, по сути, – Паша махнул рукой, – Особенно для мелкого колдовства. Та, спрятанная внутри тебя, сила, которую ты не контролируешь в полной мере, сама управляет потоками магии и подбирает нужный знак. Сознательное управление этими процессами необходимо лишь для поистине грандиозных задач. Либо когда ничего не получается без них, как это было со мной.

– О каких знаках ты говоришь? – вмешалась в разговор Ясмина.

– Эмм… – Паша смутился, искренне полагая, что она знает не меньше, чем он, – Ты разве не знаешь о древнем языке?

– Слышала, будто такой был. Но никто его не использует, наверно, уже лет пятьсот. Все удачно колдуют и без него. Римляне на латыни, греки на греческом. На каком говоришь, на таком и колдуешь, – пояснила Ясмина.

– Ясно, – Паша задумчиво посмотрел в костер, – Сколько же лет прошло? Какой сейчас год?

– Шесть тысяч пятьсот девяносто восьмой, – не задумываясь, ответила девушка.

– Если мне не изменяет память, я тут был в начале этого вашего седьмого тысячелетия, – Паша, казалось, восхитился собственным выводам, – А значит, я промахнулся на шесть сотен лет! Не кисло.

– Промахнулся? – переспросила Ясмина.

– Эх, не важно, – Павел лишь махнул рукой.

Раскрывать Ясмине всех подробностей своего путешествия он не стал еще при первой встрече, не собирался этого делать он и сейчас. Ясмина хмыкнула, но новых вопросов не задавала. Было уже поздно, а завтра предстоял тяжелый, долгий день и было решено добраться до границы леса завтра к вечеру. Не обремененные грузом, верховые путешественники могли бы преодолеть гораздо большие расстояния в короткий срок, нежели большой караван, однако спешить они не собирались.

Этой ночью охраной лагеря занялась Ясмина, заявив, что это ее конек. Пашину защиту она раскритиковала, сравнив ее эффективность с ситом, в котором пытаются носить воду. Впрочем, она сама ограничилась простым кругом, разве что шептала в каждом его «углу» чуть дольше.

После этого все улеглись спать. Никакого подобия спального мешка у Ясмины не было, спала она, едва укрывшись тонким походным одеялом. Мигэль довольно настойчиво предлагал ей место в своем, убеждая девушку, что его постель очень просторная и места в ней хватит на целый отряд. Однако у Ясмины, видимо, имелись веские причины спать в одиночестве и холоде.

К Паше вместе со сном подобрались и подозрения. Он думал, что Ясмина могла бы обокрасть их. Правда, потом он вспомнил, что такая возможность у нее уже была, и ждать подвоха стоило после обретения посоха. Так же Ясмина могла являться посланницей этих самых смарглов, которым зачем-то понадобился Паша и Мигэль, но эта версия выглядела полной нелепицей. Решив, что он все обязательно узнает позже, а преждевременные подозрения не приведут ни к чему, кроме бессонной ночи, Паша уснул.

Утро выдалось солнечным, но начинающий схватывать морозец уже входил во власть. Из ртов валил пар, и Паша искренне не понимал, как Ясмина пережила эту ночь. Та выглядела бодрой и совсем не замерзшей, что заставило Пашу задуматься о целесообразности применения согревающих заклятий, которые бы поддерживали комфортную температуру вокруг него и Мигэля. Он обещал себе задуматься об этом поглубже, но позже.

Сборы прошли на удивление быстро. Первой на коне оказалась привычная к путешествиям Ясмина. Уже оттуда оно подгоняла своих незадачливых спутников повелениями и насмешками, пока они, наконец, не упаковали свои вещи и не забрались на лошадей. Отряд двинулся в южном направлении. Уже к полудню они сошли с дороги и двигались по какой-то тропе, которую могла видеть только молодая ведьма.

Путешествуя с караваном, Паша часто перебирался на воз, чтобы отдохнуть от седла. Сейчас же такой возможности не было, его пятая точка вновь начинала гудеть. Мигэль, казалось, уже давно привык к такому виду перемещения, а Ясмина выглядела так, будто родилась в седле. Ближе к вечеру они почти добрались до леса, но заходить в него не стали. Смарглы не выходили из леса без особых причин, а значит, вероятность быть обнаруженными сводилась к минимуму.

В стремительно охватывающих землю сумерках лес выглядел черной, зловещей стеной, непоколебимо стоящей уже много столетий, будто храня за собой какие-то тайны. И Паша был уверен, что тайн в лесу предостаточно. Взять тех же смарглов или легендарную поляну, окруженную ясенями.

Остановились они в открытом поле, где гулял ветер и начинал моросить дождь. Маленький отряд был отдан на растерзание ветрам, дождю и холоду. К тому же вариантов маскировки почти не было, костер мог привлечь внимание. Однако обойтись без огнябыло невозможно, нужно было согреться.

Вопреки Пашиным опасениям, проснулись они все живыми и относительно здоровыми. Разве что у Мигэля ломило спину, которую он, видимо, все-таки застудил. После коротких сборов и легкого завтрака отряд выдвинулся к лесу. В этой части лес был низким и густым, пришлось спешиться. Лишь к полудню отряд смог снова забраться на спины лошадям, не страшась быть выбитыми из седла какой-нибудь ветвью покрепче. На пути им так и не встретилось никого, кроме белок и птиц.

– Как они выглядят, эти твои смарглы? – осматриваясь, спросил Паша.

– Увидишь, – лукаво улыбнувшись, ответила Ясмина, – От людей они сильно отличаются лишь нравами.

– Они добрые и честные? – съязвил Паша.

– Как ты догадался? – подхватила шутку девушка.

– И вождь у них, как я понимаю, самое доброе существо на земле?

– Да, пожалуй, да, – Ясмина усмехнулась еще раз и пришпорила коня, – Нужно спешить.

Еще час их поисков успехом не увенчался, что Пашу начинало беспокоить, ему хотелось закончить все это поскорее.

– Как ты планируешь попасть в деревню, или где они там живут, чтобы нас не заметили? – Паша понимал, что конкретного плана у них не было, и все надежды он возлагал на спутницу.

– Никак не планирую, – пожав плечами, ответила Ясмина, – Надеюсь, сейчас они на охоте и в деревне остались только женщины и сам вождь.

– Я, знаешь ли, не планирую погибать сейчас, – Паша остановил коня, – Тебе следовало раньше сообщить о нашем откровенно плохом положении.

– Ты сам виноват, ничего не спросил и ринулся в путь, – Ясмина издевалась, но была права, – Тем более что мы договаривались добыть посох, а как мы будем это делать, уговора не было. Зачем тебе меч на поясе, в конечном итоге? Учти, мне нужен только посох, а у вождя смарглов есть много других вещей. Золото в том числе.

Паша промолчал, понимая, что разговоры ни к чему не приведут. Мысленно он приготовился снова умереть, надеясь, что вновь чудесным образом перенесется в свое время. План был откровенно плох, но других надежд у Паши уже не было, а иллюзий на счет своей силы он не питал. Перебить целую деревню неизвестных смарглов наверняка не просто, Паша не был уверен, что сможет справиться хотя бы с одним.

– Деревня уже близко, коней оставим здесь, – тихо сказала Ясмина, останавливая скакуна

Паша последовал ее примеру, молчавший всю дорогу Мигэль и сейчас промолчал, казалось, его вообще ничего не беспокоит и не заботит. Паша же, готовясь к неизбежной битве, сильно хотел закурить.

С собой, кроме меча, он взял и скипетр, извергающий пламя. Долго готовиться времени не было, но было видно, как Павел волнуется и пытается тянуть время. Он понимал, что на самом деле ему нет никакой необходимости идти в эту деревню, нет никакой объективной причины воровать посох вождя и любые другие артефакты. Теперь ему было вообще непонятно, зачем он ввязался в эту историю. А ведь было не поздно просто уйти, нарушив отданные обязательства, поддерживаемые некой эфемерной основой. Сейчас Паша был уверен, что Ясмина не сдержит своих обещаний и предаст их при первой же возможности. Только сейчас Паша вынырнул из розового тумана, окунувшись с головой в мутную воду реальности. Но что-то не давало ему повернуть назад, и он продолжал следовать за Ясминой. Она вела их в ловушку, прямо в лапы смерти. Паше стало страшно, он весь вспотел, не смотря на холодную погоду. И все равно шел дальше.

Паша хотел верить, что влекущая его в западню сила является его совестью и чувством долга, сколь бы ни были они бессмысленны в этот момент. Его беспокойство лишь возросло, когда за деревьями начали проступать контуры приземистых домов.

– Мы почти на месте, я попытаюсь накинуть на нас купол невидимости. Я буду рада, если ты мне поможешь, – последнее она сказала Павлу, – Ты же поможешь?

Паша утвердительно кивнул, хоть и понятия не имел, как он может помочь. Паша едва научился метать огненные шары, и вряд ли был готов перейти к сложному колдовству из разряда иллюзий. Тем более он никогда не колдовал в паре, учитывая, что вся его магическая практика длилась около двух недель.

Ощущение сотворенной волшбы подобралось к нему незаметно, по едва различимому куполу над головой он понял, что Ясмина уже осуществила задуманное. Купол был явно слишком большим для Ясмины и выглядел крайне нестабильным. Паша понимал, что если эта защита даст брешь хотя бы на миг и кто-то увидит их, то сил на восстановление купола уже не останется не только у Ясмины, а у всего отряда вместе взятого.

Им пришлось прижаться друг к другу, чтобы отряд стал как можно более компактным. Паша прижался к Ясмине, к нему прижался Мигэль. Таким паровозом они и двинулись к деревне. Запах еловых веток, который источали волосы Ясмины, рассредоточил Павла. Как раз в тот момент, когда ему удалось влить толику силы в купол, чтобы поддержать его прочность. К запаху ели примешался и запах пота – Ясмина быстро уставала. Наконец Паша понял, что больше тянуть нельзя и приложил все возможные усилия для поддержки существования купола. Уже через несколько секунд он почувствовал, как стремительно вытекают из него его собственные силы. Перспектива свалиться без сознания где-нибудь посреди деревни враждебно настроенных существ ему вовсе не улыбалась. План требовал срочной переработки. Но перерабатывать было практически нечего, да и некогда.

Внезапно Павел понял, что купол поддерживает и третья сила, по пыхтению сзади он понял, что этой силой был Мигэль. «Этому я его точно не учил»: пронеслось у Павла в голове, но помощи он был очень рад.

В деревне было тихо, создавалось впечатление, что ее жители вымерли, но совсем недавно. Не было никаких присущих поселениям звуков, из чего можно было сделать вывод, что скота смарглы не держат. Либо это не выгодно, либо им хватало мяса, добытого на охоте. Существовала еще вероятность того, что они вегетарианцы, но в это Паше не верилось.

Наконец поселение ожило, показав пришельцам одного из своих обитателей. Интуитивно Паша понял, что это ребенок. Ростом не выше метра, он был покрыт иссиня-черной кожей, блестящей на солнце. Смотрел он чуть правее, чем двигался отряд. Паша понимал, что разговаривать сейчас нельзя, но его так и подмывало спросить у Ясмины, откуда вообще могли появиться подобные создания. При детальном рассмотрении смаргла, он понял, что цвет кожи у лесного жителя не однороден, грудь покрывают бурые и коричневые пятна, а коленные и локтевые суставы защищены бугристыми кожаными наростами. На оранжевых белках без роговицы красовалось два продолговатых зрачка, а из одежды смаргл носил лишь набедренную повязку, не обращая внимания на холод. В целом этот гуманоид действительно не слишком отличался от людей. Две руки, две ноги, одна голова. «И хвост»: заметив торчащий отросток, подумал Паша. Хвост выглядел безжизненным и недееспособным, видимо, эволюция попросту забыла, а может и не успела его отнять.

Маленький смаргл, казалось, почувствовал на себе пристальный взгляд и стал искать его источник. К всеобщему удивлению, мальчик остановил свой взгляд точно на отряде. В какой-то момент Паша поверил, что мальчик их видит. Отряд быстро засеменил маленькими шагами, уходя с линии взгляда.

Внезапно, с очень воинственным криком, малыш метнул свое игрушечное копье в какую-то невидимую цель. Было ясно, что свою остро заточенную палку он бросал наугад, просто играя в какую-то свою игру. Было ясно и то, что меткостью смаргл не отличался, и этот факт имел все шансы стать фатальным. Отряд отошел с предполагаемой «линии огня», но вот стрелок явно промахнулся, его копье пролетело всего в десятке сантиметров над куполом и пробило плетеное окно одного из домов. Очевидно, что снаряд нанес значительный ущерб, потому что в доме разбилась, как казалось, вся глиняная посуда, которой там было, наверно, несколько тонн. Грохот стоял ужасный, особенно на фоне предшествующей ему тишины. Еще через несколько секунд из дома послышался противный визгливый голос. Он что-то выкрикивал прямо через пораженное копьем окно. Затем на пороге дома появилась и обладательница этого голоса – шарообразная женщина смаргл, с поистине огромным животом и не менее огромной грудью. Из одежды на ней, как и на мальчугане, была лишь набедренная повязка. Выглядело все это дико и смешно, однако Паша так боялся, что рассмеяться у него просто не получилось.

Тем временем грудастая что-то голосила и размахивала злополучным копьем, недвусмысленно потрясая кулаком. Малыш лишь вжал голову в плечи и слушал ее тираду, не решаясь скрыться из виду или предпринять хоть что-нибудь. Очевидно, женщина устала кричать и, широко размахнувшись, метнула в ребенка его копье. Бросок вышел на удивление сильным и точным. Копье, просвистев над головами притаившегося отряда, угодило точно в живот застывшему смарглу. Еще больше Павла удивил тот факт, что ребенок даже не вздрогнул, не скорчился от боли, будто в его живот ударилось не острое копье, а легкое перышко. Только сейчас Паша отметил, что животы у обоих представителей расы смарглов сильно выпирают вперед, будто они являются заядлыми любителями пива.

Получив свое оружие обратно, смаргл поднял его с земли и быстро скрылся из виду. Немного поворчав ему вслед, женщина вернулась в дом, чтобы навести там порядок. К этому времени Паша, как и остальные, научился поддерживать купол, затрачивая на это меньше сил. Однако стоять посреди деревни, теряя энергию впустую они себе позволить не могли. Нужно было двигаться дальше.

В центре деревни хижины вождя не оказалось, она стояла на окраине деревни, ровно с противоположной стороны от того места, где отряд вошел в поселение. «Все эти мучения с куполом были бессмысленны»: обреченно подумал Паша, понимая, что обойти деревню можно было по лесу. К тому же он вспомнил прозвище вождя смарглов – Симон Ясновидец. В голову закрались мысли, что вождь уже предсказал появление Ясмины в деревне, и их ждет засада. Отряд же был измучен, причем силы были растрачены впустую, что нагоняло тоску, которая в бою точно не поможет. Открытой встречи с противником они бы сейчас не выдержали, оставалось надеяться, что и Симон не готов к этой встрече.

Его хижина была украшена черепами животных, яркими лентами и еловыми ветками. Все еще прячась под куполом, они прошмыгнули внутрь дома, пройдя мимо охранника. Тот дремал, опершись на свое длинное копье и прямоугольный плетеный щит. Доспехов он не носил, но Паша сделал вывод, что в живот смарглов лучше не бить. У этого мужчины живот выпирал на добрых два десятка сантиметров, и представлял собой плотный нарост из кожи. Паша понимал, что прорубить такую защиту будет непросто, к тому же вряд ли он причинит смарглу боль, поразив его в живот.

В запыленной хижине была всего одна комната. У дальней стены стоял деревянный трон, рядом же были навалены подушки и шкуры. Прямо на них и возлегал Симон, жадно поедая кабаний окорок. Смарглом он не был, это был человек. Очень толстый человек.

Постороннего присутствия Симон не почувствовал, или сделал вид, что это так. Посох, стоявший у трона, казался лакированным. Массивный стальной набалдашник в его навершии был отполирован и блестел даже при таком слабом освещении. На секунду Паша подумал, что можно просто подойти к посоху, взять его и тихо уйти, не сбрасывая вуали невидимости. И Симон бы этого не заметил, слишком уж увлеченно он грыз жареное мясо.

Но такой план был практически неосуществим. Продолжать поддерживать невидимость становилось все труднее. Комната оказывала пагубное воздействие на волшебство, и Паша не был бы удивлен, если спокойствие вождя оказалось бы наигранным. Когда мыслительные процессы в Пашиной голове подошли к концу, Симон заговорил:

– И долго вы так будете стоять?

Стражник заглянул в комнату, чтобы проверить, не сошел ли вождь с ума. Широко хлопая глазами, он силился понять, с кем же говорит его повелитель.

«Вот черт»: пронеслось у Паши в голове, будто это не он секунду назад был уверен, что их присутствие не секрет для Симона. Ясмина первой бросила поддерживать купол, и бросилась в атаку:

– Не долго, – так она ответила на вопрос Симона, устремившись к нему.

Атака захлебнулась едва начавшись. Девушка пыталась стремительным движением поразить вождя, но охранник оказался расторопнее и прикрыл повелителя собой. Кинжал Ясмины уперся в его живот, оставив на нем едва различимый разрез. Ей повезло, что стражник не успел пронзить ее копьем. Паша же не совсем понимал, остается ли он невидимым, но на всякий случай он попытался зайти к охраннику сбоку, чтобы нанести неожиданный удар. Так и не удалось понять, действительно ли он был невидимым, или же стражник был слишком отвлечен Ясминой, но Пашин выпад остался незамеченным. Коротко свистнув, его меч снес голову смарглу. Неестественно фонтанируя темно-бардовой кровью, тело стояло, не двигаясь еще несколько секунд. Так и не согнув колен, мертвый стражник стал заваливаться назад. Прямо на Симона, который, как ни в чем не бывало, продолжал обгладывать окорок. Инстинктивно Паша поднял щит, пытаясь закрыться от капель крови, которыми мертвый смаргл обильно орошал всю комнату. Может быть в этот момент, а может и раньше, Симон просто исчез со своего места. Паша был уверен, что эта туша не способна на такие трюки, а значит, в дело вступила магия. Сложнейшая магия мгновенного перемещения, где нужно разобрать и собрать себя, ничего не напутав.

Не раздумывая, Паша моментально отправил меч за спину, стараясь уколоть невидимого врага. В этот момент он молил судьбу о том, чтобы за его спиной не оказалось Мигэля. Заколоть товарища таким нелепым способом ему не улыбалось. Меч встретил сопротивление и остановился на половине пути. Паша попытался повернуться, одновременно уходя чуть влево и вниз, ожидая удара в голову. Но увернуться не удалось. Его мозг успел запечатлеть кончик меча, упершийся в живот Симону, его злорадную ухмылку и тяжелый набалдашник посоха, быстро приближающийся к Пашиной голове. Удар и короткая вспышка боли, потеря ориентиров и чувств. Голову спас стальной шлем, который Паша нацепил еще перед входом в деревню. Но даже шлем не спас его от средней тяжести нокаута. «Наверно, вмятина останется»: каким-то образом эта мысль оказалась выхвачена сознанием из целого скопища вялотекущих ее сестер. Рядом пролетела стрела, обдав Пашу легким дуновением ветра, но он этого уже не почувствовал, рухнув на пол.

Вскоре он пришел в себя. Он все еще слабо доверял чувству, что он жив и даже не в плену. Однако, шлепающая его по щекам, Ясмина придавала уверенности. В руке она держала посох, рядом стоял эльф. Судя по всему, они были где-то в лесу. Еще через секунду местность изменилась, они оказались около своих скакунов. Паша почти пришел в себя. Пытаясь залезть в седло, он бормотал, что телепортируя его, следует быть осторожнее, ведь его чуть не впечатало в дерево, что он бы задал Ясмине жару за такие фокусы и всю историю в целом, если бы чувствовал себя лучше.

Еще через несколько минут они вместе неслись почти галопом сквозь лес, направляясь к его границе. Было не до разговоров, а Паша постоянно норовил выпасть из седла, так у него кружилась голова. Лишь к вечеру они выбрались из леса, и Ясмина какими-то заклятиями спутала следы.

Как выяснилось, после того, как Симон телепортировался Павлу за спину и огрел его посохом, Мигэль все еще сохранял невидимость. Как только Паша стал падать, эльф точным выстрелом отправил стрелу вождю смарглов точно в висок. И если живот Симона был практически неуязвим, то про висок подобного сказать было нельзя. Получив стрелу в голову он рухнул замертво. Ясмина, очевидно, умела управляться с посохом, потому что едва она взяла его в руки, как все трое оказались за пределами деревни. Выглядела она после этого измотанной, но эффект того стоил.

Паша чувствовал себя почти хорошо. Именно почти. Слегка мутное состояние было вызвано полученным ударом. «Сотрясение, наверно»: решил Павел, ощупывая голову. Однако он был рад. Он остался жить и отделался лишь сотрясением мозга. В другой ситуации он бы не радовался тому, что его ударили по голове. Но когда на кону стояла его жизнь, приходилось радоваться и такому исходу.

Сейчас ему казалось, что вся эта история со смарглами закончилась, что погони ждать не стоит. Его скорее удивлял, чем смущал, тот факт, что охраны у столь могущественного артефакта было совсем не много. Вождь и один охранник. В какой-то момент Паша подумал, что вещь не так и ценна. В конечном итоге прошло немало времени с его последнего визита. Магия, как и любая технология, могла получить свое развитие и теперь такие посохи не являются чем-то особенно редким и ценным.

Весь этот мыслительный процесс доставлял Павлу дискомфорт, хотя бы своей вялостью и неясностью, и он не мог этого не замечать. Мысли путались, не обретая нужной формы, и Паша решил, что ему нужно хорошенько выспаться. Не заботясь об охране и других важных вещах, он залез в свою походную постель и быстро уснул под завывания разгулявшегося ветра.

Проснулся он глубокой ночью, ему нужно было справить нужду, однако ощутимый морозец не давал ему выбраться из объятий одеяла. В голове бродили разрозненные мысли, сознание по-прежнему оставалось затуманенным, Паша списал это на остатки сна. У едва тлеющего костерка, кивая головой, пытался бороться со сном Мигэль, Ясмина же спала.

Паша подкинул в костер дров и, шатаясь, побрел в темноту. Трезвый рассудок, покинувший его голову с ударом злополучного посоха, так и не вернулся туда. Паша был скорее похож на робота, пытающегося выполнить программу, нежели на человека.

Стеклянными глазами он еще долго всматривался в костер, кутаясь в одеяло. Тот весьма неохотно проглатывал новую пищу, а Паше было лень встать и помочь ему. Более того, он даже не догадывался о том, что угли можно раздуть, будто никогда ранее не разжигал костров.

Утро для Паши прошло, словно в тумане. Отряд собирался в путь, Мигэль несколько раз пытался заговорить с Павлом, но вразумительных ответов не получал. Тогда командование на себя приняла Ясмина. Паша не отдавал себе отчета в происходящем, но смутно понимал, что они возвращаются старой дорогой. Впрочем, ему это было безразлично.

Его молчаливость и отстраненность поначалу была принята за обиду. Но когда рациональное мышление привело эльфа и ведьму к выводу о том, что обижаться Паше не на что, спутники героя из будущего начали беспокоиться. Когда стало понятно, что Паша совсем не в порядке, беспокойство сильно возросло. Паша и сам, изредка проясняя сознание, понимал, что если так продолжится дальше, то он всю жизнь будет крутить воронам дули. Такая перспектива его совсем не устраивала.

– Красный флакон, – пробормотал он, не слишком громко, но отчетливо.

– Что? – переспросила Ясмина.

Но Паша уже и сам не знал, что он имел ввиду, новая волна безумия накрыла его с головой. Зато Мигэль оказался понятливее. Ничего не спрашивая, он остановил коней и полез в Пашину сумку. Уже через минуту оттуда был извлечен красный флакон со снадобьем, которым Еремей однажды потчевал хмельного Павла. Влить содержимое флакона в больного труда не составило, так как тот был вообще не заинтересован происходящим, и сопротивления не оказывал. Когда снадобье подействовало, Пашино лицо озарила дурацкая улыбка. С той же улыбкой, символизирующей крайнюю степень блаженства с толикой слабоумия, он свалился на землю.

Такой поворот событий не на шутку обеспокоил эльфа и ведьму, которые и без того были почти уверены, что Пашина голова претерпевает какие-то необратимые изменения. Теперь же они видели перед собой труп с улыбкой идиота. Ясмина стала кричать на эльфа. Ему нельзя было так бездумно давать невменяемому человеку первое, что он попросит. Наверняка он, одолеваемый безумием, попросил яд, а он, Мигэль, даже не удосужился проверить, что вливает в рот своему товарищу. Эльф пытался что-то отвечать, но и в его душу закрадывались подозрения. Он понимал, что Ясмина, скорее всего, права, и он только что убил своего друга. Пожалуй, единственного человека в целом мире, которого он мог назвать другом. Чем яснее становилось понимание содеянного, тем сильнее Мигэля терзали муки. В какой-то момент ему стало трудно дышать, к глазам подступили слезы.

Обиднее ему становилось еще и оттого, что сильный и храбрый воин, каким он считал Павла, вынужден погибнуть столь нелепой смертью с не менее нелепым выражением лица. Эльф молил всех богов, которых знал, молил самого Пашу, чтобы тот открыл глаза, пока причитания Ясмины не свели с ума его самого. В какой-то момент эльф упал на колени, поднимая Пашу за плечи, будто стараясь его разбудить. Ясмина не унималась, продолжая терроризировать и без того убитого горем эльфа. Сейчас она была похожа на тетку, которая готова неустанно браниться с первым встречным. Но Мигэль не обращал на это внимания, сосредоточившись на Пашиных глазах, которые, как ему показалось, дрогнули. Надежда в эльфийском сердце забрезжила тусклым светом, он принялся сильнее трясти Пашу за плечи, пока это не принесло ожидаемого эффекта.

– Да живой я, живой, – слабо проговорил Паша в ответ на призывы ожить, – Однако, серьезно меня накрыло.

Мигэль наскоро вытер проступившие слезы, пытаясь скрыть их от Паши, и, пожалуй, не хуже чем Павел под зельем, стал улыбаться. Ясмина, узрев чудесное воскрешение, попросту умолкла, не зная, на кого ей теперь кричать. Все-таки она была еще слишком молодой, чтобы окончательно превратиться в сварливую женщину, не дающую покоя окружающим людям.

Эффект зелья оказался слабее, чем предполагал Павел. Он по-прежнему пребывал в некоторой рассеянности и отчужденности, но теперь это было похоже на последствие сотрясения мозга. Теперь его голову должно было вылечить время и хороший сон.

Пока он боролся с внезапно нагрянувшим безумием, отряд успел проделать немалый путь. Они уже проехали несколько деревень, где пополняли запасы продовольствия и воды, останавливаясь на ночлег. Однако в одной из таких деревушек ночлега они не нашли, не было там ни постоялого двора, ни желающих пустить незнакомцев под крышу селян. Наступление зимы отчетливо ощущалось, особенно ночью. Земля дышала холодом, укрывая траву инеем по утрам, но снега еще не выпало. Спать на улице в таких условиях было практически невозможно, но у путников не было выбора.

Как бы они не укрывались, но за ночь все промерзли до костей. Быть может этот очищающий холод и вернул полную ясность рассудка Павлу. Он просто проснулся и почувствовал, что его мысли наконец-то вернулись в прежнее русло. Подобное уже случалось, но короткие прояснения были временными. Однако в этот раз прояснение никуда не исчезло, и Паша даже улыбнулся, хоть замерзшее лицо и не желало подобной мимики.

У костра сидела Ясмина, помешивая похлебку в котелке. Посох, завернутый в серую ткань, лежал рядом.

– Зачем ты его прячешь? – обратился к ней Павел.

– Так нужно, – коротко ответила Ясмина.

– Ты же говорила, что Симон украл его, разве нет? – спросил Павел.

– Да, так и есть.

– Но украл не у тебя и ты не собираешься возвращать его законному владельцу, верно? – Паша говорил с едва заметной иронией в голосе.

Ясмина, кажется, поняла его настроение и наконец-то отвела взгляд от котелка, с интересом взглянув на собеседника.

– А ты, я смотрю, поправился, – заметила она.

– Да, так и есть, – Паша довольно улыбнулся, – А теперь вернемся к посоху. Когда мы шли грабить смарглов, ты не говорила, что посох потом нужно будет прятать. У меня все меньше оснований тебе доверять, поэтому расскажи сразу, кто может искать этот посох и насколько он опасен, идет?

– С какой стати? – возмутилась Ясмина, чуть отстраняясь и едва заметно протягивая руку к посоху, – Я обещала провести тебя к Велимудру, хоть и сама не знаю, жив ли он. Но ничем другим я тебе не обязана.

– Я должен знать заранее о подстерегающих нас опасностях, – Паша сорвал с земли сухую травинку и принялся ее жевать, – Расскажи о посохе, разве это трудно? Мне нужно знать, у кого мы выкрали посох.

– Мы украли посох у вождя небольшого племени, которое прячется в Ясеневом лесу, что еще ты хочешь знать? – раздраженно ответила Ясмина, подвигая руку еще ближе к посоху.

– Ясно, – на секунду отвернувшись в сторону, пробормотал Паша.

Ясмина поняла, что мирного разговора не получится, ситуация выглядела слишком напряженной. Она моментально преодолела последние несколько сантиметров, разделяющие ее руку и посох. Но рука беспомощно уткнулась в траву, судорожно шаря по ней. Посох же, резким и очень сильным потоком ветра, был отброшен на несколько метров. Через миг Ясмина почувствовала, что не может двигаться. Она отчаянно пыталась сопротивляться чарам, но безуспешно. Ее силы вскоре иссякли, изрядно побледневший Паша все еще спокойно сидел напротив нее и ждал, пока она совсем прекратит сопротивление.

– Я бы предпочел вернуться к разговору, – ничем, кроме бледности, Паша не выдавал своего напряжения.

– Чего ты хочешь? – с трудом двигая губами, прошептала Ясмина, – рот освободи хоть.

– Он свободен. Ровно настолько, насколько я этого захотел, – соврал Паша, попросту не идеально владеющий тонким искусством колдовства, – Почему Симон – вождь смарглов, если сам он человек? Живот у него, конечно, крепкий, но на смаргла он не похож.

– Принято считать, что он рожден в результате противоестественного соития двух рас, человека и смаргла. Однажды он пришел в племя и заявил, что является сыном одного из прежних вождей. Затем он убил действующего вождя и узурпировал власть. Смарглы поверили, к тому же у них свои традиции. А я не верю в его сказки, он обычный человек.

– Откуда же у него такой живот? – удивленно спросил Паша.

– И ты меня об этом спрашиваешь? – Ясмина попыталась презрительно ухмыльнуться, но у нее вышло лишь чуть дернуть верхней губой.

Паша улыбнулся, заметив эту попытку, но шутить не стал:

– Значит это магия?

– Конечно.

– А посох? Он принадлежал племени смарглов или Симон принес его с собой?– Паша продолжал допрос, выбросив изжеванную травинку.

– Да, он его принес, – Ясмина чуть покачнулась назад, начиная заваливаться, – Эй!

Паша не дал ей упасть, вернув равновесие таким же потоком ветра, что отбрасывал посох.

– Продолжай, – коротко бросил он.

– Этот посох он выкрал у жрецов Стрибога, в единственном святилище, возведенном в его честь, – Ясмина, видимо, решила отвечать на вопросы, понимая, что сопротивляться бесполезно, – Думаю, у смарглов он прятался от мести жрецов. Но об этой истории знают немногие, пожалуй, жрецы так и не узнают, что посох уже не у Симона. Если, конечно, я им не попадусь на глаза с ним в руках.

– Смарглы будут нас преследовать? – Паша внимательно посмотрел на собеседницу.

– Не думаю, они не выходят из леса.

– Значит, ты прячешь посох от жрецов Стрибога. Ясно, – Паша вздохнул, – Ладно, что ты мне расскажешь о себе. Почему преследовала меня и почему не убила, когда была возможность? Я не спрашивал тебя об этом сразу, но, думаю, ты понимаешь мой интерес. Мне хочется спокойно спать, а я не уверен, что могу себе это позволить, пока ты рядом.

– Твоя смерть не принесет мне выгоды. Я согласилась помочь тебе не по собственной воле. Скажем, этого хочет тот, кому я служу. Большего я не могу сказать тебе, – Ясмина, говорила искренне, это было заметно даже без мимики на лице.

– Ну, тогда ладно, – Паша рассмеялся, должно быть собственной простоте.

В этот же момент чары, державшие девушку, спали, она принялась массировать затекшие конечности.

– Что ты там варишь хоть? – Паша, как ни в чем не бывало, заглянул в котелок и принюхался, – Пахнет вкусно. Значит, можно есть! Мигэль?

Паша принялся будить все еще спящего эльфа, Ясмина, хмыкнув, продолжила помешивать похлебку в котелке. Перед проснувшимся эльфом Павел вел себя так, будто ничего не случилось, в эту игру втянулась и Ясмина. Она даже несколько раз прикрикнула на Мигэля, который начинал краснеть и заикаться при разговорах с ней. Казалось, Ясмина проверяла степень дозволенного, так как понимала, за внешним Пашиным спокойствием может скрываться что угодно. Очевидно, правила изменились, и теперь она хотела их понять.

Этой ночью оба не спали, слушая посапывание эльфа, который ни о чем не подозревал. Однако вторую бессонную ночь оба не выдержали, сдались практически одновременно, плюнув на возможные последствия. Таким образом, они окончательно «помирились», по крайней мере, на время.

Через неделю они добрались до деревянной крепости Пересень. В крепости был свой гарнизон, очевидно поддерживающий порядок на границах. Именно здесь квартировались дозорные отряды во время смен, здесь же государство должно было принять на себя первый удар, если придет враг. Стены, хоть и были сложены из толстых бревен, выглядели не менее внушительно, чем каменные. На дозорных вышках неустанно бдели стражники, ворота же были приоткрыты ровно настолько, чтобы пропустить через них телегу. С северной стороны крепость огибала река, с других же сторон было лишь поле, покрытое кочками и ямами выкорчеванных пней. Лес вырубали специально, во-первых, это строительный материал, а во-вторых, неприятелю будет труднее укрыться от глаз дозорных в чистом поле. В целом, крепость выглядела бедно, без изысков, но в то же время, Паша понимал, крепость не должна радовать глаз, она должна сдерживать натиск врага.

Так или иначе, а эти стены Павел брать под осаду не собирался, но желал попасть внутрь. Он узнал от Ясмины, что в этой крепости основался один знаменитый лекарь, который лечит практически любой недуг. Этому самому лекарю Паша планировал представить Мигэля, надеясь отдать того в ученики. Здесь же он планировал хорошенько отдохнуть, благо неподалеку была деревенька с постоялым двором. Как заверила Ясмина, кормили там славно, а брали недорого. Паша усиленно изображал доверие к своей спутнице, а потому выбор места отдыха доверил ей.

Паше не давали покоя слова о таинственном хозяине Ясмины, который якобы приказал ей помогать Павлу в его странствиях. Теперь он старался ни на секунду не выпускать ведьму из виду, пребывая в постоянном напряжении. Это было трудно, он постоянно чувствовал себя несколько уставшим, но выбора у него не было. Впрочем, Ясмина наверняка испытывала нечто подобное, и из-под маски ее циничности проступало беспокойство и усталость.

«Если этот хозяин не хочет моей смерти, значит, я должен буду оказать ему какую-то услугу. А я не хочу никому оказывать услуг, пока меня об этом вежливо не попросят»: подумал Паша, глядя в спину Ясмине, пока она заказывала у корчмаря ужин.

Как выяснилось, корчма была действительно неплохой. За сравнительно небольшую плату путники получили вкусный и сытный ужин, чистую комнату с двумя кроватями. Что, пожалуй, было самым важным, так это отсутствие клопов в матрацах и белье. Не было и мышей с крысами, с ними неустанно боролись несколько котов, которые бродили по коридорам, трясь о ноги постояльцев.

Так как кроватей было всего две, кому-то пришлось бы спать на полу. Паша наотрез отказался уступать кому-то кровать, ссылаясь на свою простуженную спину и природную предрасположенность эльфов спать в лесу на деревьях или голой земле. Мигэль сильно возражать не стал, расстелив походную постель на полу, вторую кровать заняла Ясмина.

В эту ночь Павел спал исключительно крепко, плюнув на бдительность и подозрения. Ему нужен был отдых, а мягкая кровать не собиралась выпускать его из своих объятий ни на минуту. За этим крепким сном Паша не заметил изменений, произошедших за ночь. Лишь утром, проснувшись раньше других, он обнаружил, что Мигэль и Ясмина спят в одной кровати, укрывшись одним одеялом. Выглядело это мило, но Паша не обрадовался. «Вот сволочь, будет через эльфа ко мне подкрадываться, два на одного теперь»: подумал он, глядя в лица мирно спящих товарищей. Паша не верил, что внутри Ясмины скрывались чистые и светлые чувства, которые она так долго прятала и вдруг решила одарить ими Мигэля. «Нет»: будто стряхивая наваждение, Павел помотал головой.

Возможно, он так отреагировал и из-за необъяснимой ревности, нахлынувшей на него. Ясмина не интересовала его как женщина, но ему было как-то досадно, что выбрала она не его. Ведь он был лучше эльфа. Как минимум, так считал он сам. Теперь он был обижен не столько на коварную ведьму, сколько на добродушного эльфа. Впрочем, Паша понимал, что вины на Мигэле нет, но холодный рассудок не всегда брал верх над эмоциями.

Справившись с первой волной ярости, он спокойно поднялся на ноги и наскоро облачился в доспех. Так и не разбудив сладкую парочку, которая, вероятно, отдала все силы этой ночью, Павел покинул комнату. Спустившись вниз, он заказал легкий завтрак, намереваясь перекусить и хорошенько все обдумать.

В какой-то момент он поймал себя на мысли, что может сбежать, да так, что эти двое его никогда не найдут. Но эту мысль он отбросил, такой поступок принес бы ему куда больше трудностей, чем плюсов. Просто обезопасить себя от действий Ясмины и как-то унять свою обиду – слишком малая плата за путешествие в одиночестве по незнакомой стране, затерянной в незнакомом мире. Поразмыслив еще, Паша понял, что укрыться от Ясмины, вероятно, будет не просто, ведь один раз она их уже нашла. К тому же он ничего не знал о ее могущественном покровителе, и, пока он не узнает о нем больше, ссориться с Ясминой не стоит. Тем более Паша в этом мире скорее потерявшийся ребенок, чем потерянная в стоге сена игла. Что же касаемо обиды, то вряд ли Ясмина вдруг осознает свою фатальную ошибку и немедленно полюбит Пашу, если он вдруг уйдет. Таким образом, было решено ожидать неприятностей на месте, встречая их во всеоружии, а не скрываясь от них и подставляя спину.

Удовлетворившись принятым решением и немного поостыв, Паша вернулся в комнату. Будить никого не пришлось, оба компаньона уже встали и оделись. Они постоянно переглядывались, но Паша решил сделать вид, что ему абсолютно безразлично произошедшее между ними. Спокойным тоном он заявил:

– Я уже позавтракал и сейчас намерен посетить крепость. У меня там есть кое-какие дела. Вернусь вечером, – он окинул взглядом своих спутников, будто проверяя их реакцию, – Вопросы есть?

Вопросов никто не задал, видимо, понимая, что за внешним спокойствием Павла скрывается нечто, что лучше не тревожить.

– Тогда я пошел, – сказав это, Паша развернулся на пятках и быстро покинул комнату, а затем и постоялый двор.

Добраться до цитадели Паша решил пешком, так как селение располагалось действительно близко к стенам крепости, не более получаса ходьбы. Паша не хотел седлать коня ради такого пустякового путешествия, к тому же опасался, что скакуна могут увести конокрады, пока он будет занят.

На улице несколько потеплело, но накрапывал дождь, наверное, последний в этом году. Все шло к зиме, которая, к слову, задерживалась. По крайней мере, так говорила Ясмина. Паша и сам не знал, что лучше, пробирающаяся сквозь одежду сырость и гнетущий полумрак, или же кусающий щеки морозец и бескрайная белая простынь. Не придя к однозначному выводу, он лишь плотнее затянул пояс поверх куртки из овчины. Ее он совсем недавно приобрел в одном из селений, где останавливался торговец одеждой. Там же он одел и эльфа, благо золотой запас ему это позволял.

Укутавшись в высокий воротник куртки, Паша ускорил шаг, стараясь быстрее пройти ворота крепости. Разглядывая эти ворота, Паша подумал, что они слишком большие и высокие, а ведь это непрактично. Такие ворота легче выбить ударом тарана, к тому же в них смогут одновременно войти куда больше воинов. А нападающих всегда больше, чем защитников, иначе крепости и не берут.

С этими мыслями Паша вплотную подошел к воротам, отметив, что у крепости нет рва, а ведь река совсем рядом и организовать его было бы не трудно. Складывалось впечатление, что эту крепость никто и не собирался защищать, будто она была простой формальностью.

Стражники у ворот были увлечены игрой на гуслях какого-то странствующего музыканта. Он самозабвенно распевал балладу о князе Игоре, который стал жертвой собственной жадности. Слушать балладу до конца Паша не стал, убедившись, что стражникам абсолютно безразлично его появление, он просто прошел мимо них.

Внутри людей было гораздо меньше, в основном это были военные и торговцы. Построек внутри было так же немного, для них попросту бы не хватило места. В основном жилые помещения были представлены казармами, но имелось и пару украшенных резьбой «гражданских» домов. В одном из них и должен был жить искомый знахарь, осталось лишь выяснить в каком именно.

Задача оказалась несложной, первый же встречный указал Павлу на слегка покосившуюся избу у стены. Этот дом Паша заметил не сразу, и даже удивился, что знаменитый лекарь вынужден жить в таком убогом жилище. Очевидно, дары, что несли ему благодарные люди, были скудны или же он их просто не принимал. Пожав плечами, Паша пошел в указанном направлении.

Дом стоял у западной стены. Здесь было тихо, и Паша, казалось, даже мог разобрать разговор двух стражей, что несли караул на стене. Впрочем, слушать разговоры скучающих на посту стражников он не собирался. Дверь в дом лекаря была открыта, и Паша вошел в густой полумрак, окутавший прихожую.

Запах трав, чарующе успокаивая, ударил в нос, а затылок натолкнулся на какую-то легкую преграду. Над головой тут же зазвенели колокольчики. Оказалось, у входа были подвешены тонкие металлические трубки с шариками внутри. Такие Павел часто видел в магазинах или домах знакомых, которые считали невероятно модными любые атрибуты азиатского быта.

На сигнал тут же откликнулись:

– Кто пожаловал? – голос звучал бодро, хоть и со старческой хрипотцой.

Паша не знал, как именно ему представиться, а потому ожидал у входа в молчании, надеясь, что хозяин выйдет и сам определит, кто к нему пожаловал. Ждать пришлось недолго, вскоре появился и сам Белобрад, освещая маленькую прихожую голубым огоньком, который лежал прямо у него на ладони.

Увидев его, Паша вспомнил, где видел этого человека. Это был тот самый волхв, что имел некоторые шероховатости в отношениях с Еремеем. Этот волхв участвовал в походе на черный замок еще во время первого Пашиного путешествия. Гостя передернуло, он почувствовал дикое возбуждение, ведь сейчас он мог бы получить ответы на многие вопросы. Вдруг Паша подумал, что если Белобрад был не в ладах с Еремеем, то и ему, ученику волхва, Белобрад будет не рад.

– А… Это ты, – подслеповато щурясь, волхв вглядывался в лицо гостя, – Ты.

Только сейчас Паша понял, как сильно состарился некогда один из могущественнейших чародеев. Сеть глубоких морщин намертво вгрызлась в лицо, глаза заплыли мутноватой пленкой, а губы судорожно подрагивали при разговоре. Растрепанные волосы уже не были похожи на белоснежный водопад, ниспадающий на плечи. Нет, теперь они безвольными клочьями свисали с головы, будто последние иссохшие листья на осеннем дереве. Пожалуй, неизменной осталась лишь шикарная и по-прежнему ухоженная борода.

– Проходи, раз пришел, – приглашая гостя внутрь, волхв и сам, шаркая ногами, пошел вглубь дома.

Во всех помещениях царил полумрак, который отступал лишь под напором голубоватого света, исходящего от руки волхва. Они вошли в одну из немногочисленных комнат, где, к Пашиному удивлению, был камин, вместо привычной печи. Паше было предложено сесть на деревянный резной стул у сверкавшего огоньком камина. Сам Белобрад уселся на точь-в-точь такой же стул напротив Павла и замер, ожидая, что гость заговорит первым. И Паша принял это приглашение, решив сразу перейти к цели своего визита.

– Я пришел просить тебя об одной услуге, – на момент Паша остановился, подготавливая слушателя, – Как известно, ты очень хороший лекарь и слава о тебе разошлась далеко за пределы этой крепости. Я пришел, чтобы просить тебя взять в ученики моего, эмм, друга. Он очень способный парень. Если же ты не берешь учеников, то, может быть, у тебя есть какие-то книги, которые ты бы мог продать мне, чтобы мой друг мог учиться по ним. У меня есть серебро.

– Ученик… – Белобрад задумчиво погладил бороду, глядя в огонь, – Учеников не берут просто так, ты должен был привести с собой этого юношу. Кроме того, я боюсь, у вас нет в запасе нескольких столетий, чтобы я мог передать свои знания. Нет их у меня, мой срок подходит к концу.

Волхв замолчал, не отводя взгляда от камина. Казалось, он даже затаил дыхание. Его тело стало столь неподвижно, что Паша испугался, полагая, что последние слова волхва были буквальными. Но через миг его опасения развеялись, старик вновь заговорил, ожив так же внезапно, как и замер:

– Приведи его ко мне. Вечером.

– Хорошо, – Паша чуть приподнялся с насиженного места, – Я тогда пойду?

– Да, – старик вновь стал уходить куда-то за грани реального мира.

Паша почти вышел из комнаты, когда старик окликнул его.

– Постой. Сколько вас и где вы остановились?

– Трое. Мы остановились в постоялом дворе «Петушок», – Паша загадочно улыбнулся, вспомнив название корчмы и ее владельца.

– Надолго вы приехали сюда?

– Это зависит от твоего решения.

– Тогда вы можете переехать и погостить у меня, – Белобрад взглянул на Павла, – Это обойдется дешевле для вас, да и я устал от одиночества.

– Хорошо, я буду рад быть твоим гостем, – Паша был совсем не против съехать из «Петушка», в котором хоть и было относительно уютно, но в обжитом доме всегда лучше, – Тогда вечером мы будем тут.

– Ступай.

Перспектива остаться в гостях у многомудрого Белобрада Пашу очень радовала. Радовала настолько, что он уже и думать позабыл об утреннем происшествии. Теперь он был даже рад, что Ясмина и Мигэль сошлись, ведьма больше не казалась злобной предательницей, ждущей момента вонзить нож в спину, а эльф не казался везучим слюнтяем. В какой-то момент Паша понял, что подобная радость может привести к тяжелым последствиям, если он вот так вот растеряет всю свою бдительность. Пришлось собраться и даже нахмуриться, изображая напряженность. Секунду назад улыбающийся выглянувшему солнцу и карканью ворон человек, так резко переменивший выражение лица без видимых причин, мог бы показаться странным, но Пашу никто не заметил.

В корчме новых посетителей не появилось, лишь несколько мелких торговцев и пара наемников. Последние еще со вчерашнего вечера пили не просыхая, громко говоря между собой на незнакомом языке. Понять их Паша не пытался, так как они могли говорить и по-русски, но с ужасным акцентом, и, при необходимости, с ними можно было бы пообщаться. Впрочем, подобной необходимости не предвиделось.

Мигэль и Ясмина все еще были в комнате. На столе стояли пустые миски, а в комнате стоял запах плотских утех. Паша понял, что эти двое вообще не выбирались из своего логова.

– Начинайте собираться, через несколько часов выдвигаемся, – бросил Паша, подбирая своюсумку.

– Куда? – эльф удивленно хлопал глазами.

– В крепость, – Паша усмехнулся, – Поживем у одного моего старого знакомого. Заодно, быть может, он тебя чему-нибудь и научит.

– У тебя здесь есть знакомые? – удивилась Ясмина.

– Да, оказывается есть. Я удивлен не меньше твоего, – ответил Павел.

Он вдруг вспомнил об Иване и Белогоре, ему стала интересна их судьба. Сможет ли он встретить их еще раз, или же они давно сгинули в пучине времени. Ему и раньше это было интересно, но теперь, когда он повстречал Белобрада, появилась надежда, что живы и другие. Вспомнилась Любава, она наверняка состарилась еще пять веков назад, и сейчас Паша испытывал остатки любви к иссохшим костям и праху. Стало грустно, а Мигэль и Ясмина опять приняли это на свой счет и принялись безмолвно собирать свои вещи.

– Вы голодны? – спросил Паша, убедившись, что содержимое его сумки не тронуто.

– Да, – ответил Мигэль, который в последнее время ел совсем не по-эльфийски.

– Я тоже, – подтвердила ведьма.

– Тогда я закажу обед и велю оседлать наших лошадей. Думаю, успеем перебраться в крепость дотемна, – сказал Павел и вышел из комнаты в коридор.

Спустившись вниз, он заказал обед и вышел на улицу, чтобы проветриться и поразмыслить. Там было холодно, пошел первый снег. Паша подставил ладони, стараясь поймать как можно больше снежинок, но все они таяли, оставляя за собой лишь капли. Паша вытер руки и стал под козырек у входа.

Он не рассчитывал оставаться у волхва надолго, максимум месяц. Зима, какой бы она не была холодной, практически лучшая пора года для путешествий. Осенью и весной дороги размывало, зимой же они были скованы морозом. Единственную опасность представляла метель и снегопад. Какой бы ни была твердой дорога, от нее мало толку, если она скрыта под полуметровым слоем снега. Паша надеялся, что пока он будет гостить у волхва, пути уже разъездят санями, и тогда он сможет беспрепятственно продолжить путешествие.

После сытного обеда Паша не удержался, и заснул на пару часов. За это время ведьма и эльф полностью подготовились к отъезду, но Пашу не тревожили, полагая, что даже во сне он все контролирует. Паша проснулся сам, как раз вовремя, чтобы выдвигаться. Часы показывали пол пятого, а значит, у них еще было чуть больше часа, до наступления сумерек.

На этот раз стражники у ворот все же обратили внимание на Павла и даже спросили, куда они направляются. Павел сказал им, что он гость Белобрада, стражники тут же оставили отряд в покое и разрешили пройти.

Белобрад встретил гостей с радушием и нескрываемым интересом, в особенности его интересовал будущий ученик.

– Эльф? – удивленно спросил он, рассматривая Мигэля.

– Да, – Павел ответил за товарища, – И человек одновременно. Это сын Соноры и моего друга Яна, если ты его помнишь.

– Как? – не переставая удивляться, Белобрад щупал эльфа, будто стараясь убедиться в его реальности, – Неужели это правда? Что ж, тогда это действительно интересный ученик. Расскажите мне все сначала.

Старик жаждал историй, и Паша охотно делился с ним. Паша рассказывал ему практически обо всем, что произошло с ним в последнее время. Делился рассказами и Мигэль, жадно слушая в ответ все то, что мог рассказать Белобрад о судьбе его матери. Молчала одна лишь Ясмина. Ей просто нечего было сказать. Правда, в какой-то момент Павлу показалось, что волхв одарил ведьму парой неласковых взглядов, но открытого недовольства ее присутствием не высказывал. Паше стало интересно, что мог бы волхв сказать о Ясмине, и решил, что обязательно спросит у него об этом позже. У Паши было много вопросов к Белобраду, однако, прежде нужно было ответить на вопросы самого волхва.

Впрочем, Паша не так долго странствовал по этому миру, чтобы его рассказы могли занять долгие часы, и вскоре настала его очередь спрашивать:

– Что случилось с замком? – первым делом спросил он.

– Его разрушили. Вернее, он рассыпался сам через несколько лет после нашей победы, – Белобрад пил горячий сбитень из кружки, постоянно дуя в нее, – Впрочем, это был не последний подобный замок.

Тут старик замолчал, а Паша понял, что старик ничего не будет рассказывать сам, и понадобится много вопросов, чтобы хоть что-то узнать.

– А что стало с Еремеем, Иваном и другими?

– Когда вы погнались за Аспидом, Хотислав повел всех в решительную атаку. Мы победили. А вы… – Белобрад на миг остановился, – Из вас вернулся лишь Еремей. Он сказал, что все вы погибли, сражаясь за мать-сыру-землю, как подобает воину и истинному сыну своей земли. Ваши тела он предал огню, взяв от каждого по предмету на память. Впрочем, твоего тела там не было, как я помню. Что же касается Хотислава, его группа исчезла через несколько лет. Очередная охота на нечисть стала для них последней.

– А где сейчас Еремей, ты знаешь? – с нетерпением спросил Павел, пропуская мимо ушей историю о печальной судьба своего единственного врага.

Только сейчас Паша понял, что других врагов у него и не было, хоть его пытались убить многие. Враг есть тот, чья смерть не принесет радости, но положит конец борьбе, а значит, и самосовершенствованию. Теперь Паша не знал, ради чего ему становиться сильнее. Ведь действительно важных причин для этого не было. То, что он уже имел, вполне могло обеспечить ему безопасную жизнь. Ему нужен был новый враг, враг, которого Павел обязан превзойти.

– Я не знаю. Говорят, он ушел к варягам, так как устал. Все мы, герои былых времен, теперь уставшие старики, – Белобрад погрузился в раздумья, замолчав.

Паша не решался задать новый вопрос, хотя тот упрямо пытался вырваться наружу, как вдруг, безмолвно сидевший на стуле старик, поднялся и быстро ушел в другую комнату. Это было довольно неожиданно, но Паша уже привык к поведению местных мудрецов и магов.

Старый лекарь отсутствовал не более трех минут, и вскоре вернулся, держа в руках какую-то коробочку.

– Я не совсем понял, почему он тогда попросил меня об этом, – возбужденно заговорил Белобрад, – Он просил меня передать тебе это, если я когда-либо тебя увижу.

С этими словами он протянул шкатулку Павлу.

– Что там внутри? – спросил тот, принимая подарок.

– Не знаю, я не открывал ее.

– Все пять сотен лет?! И тебе не было интересно, что же там? – удивлению Павла не было границ.

– Это предназначено тебе, а мне чужого не нужно.

Паша лишь хмыкнул и принялся открывать шкатулку. В отличие от Белобрада, он не собирался откладывать открытие шкатулки на несколько сотен лет, ему было очень интересно, что же там внутри. Шкатулка не имела никаких видимых замков или запоров, которые Паша отчаянно искал, вертя наследство волхва в руках. Он уже подумывал спросить у Белобрада, как открыть эту коробку, но вдруг почувствовал тепло, исходящее от полированного дерева. Тепло приятно растекалось по рукам, и Павел даже не сразу понял, что держит в руках уже открытую шкатулку. Тут он подумал, что Белобрад просто не мог открыть шкатулку, тем паче в ней могло лежать что угодно, вплоть до смертельного яда. Мало ли, что было на уме у Еремея, которого теперь называют Велимудр. Однако любопытство взяло верх, и Паша заглянул внутрь.

На обитом тканью дне лежал браслет, тот самый, что некогда подарили Павлу эльфы, провожая своего гостя. Но он был там не один, рядом лежал красного цвета камушек, усыпанный черными точками. Других вещей в шкатулке не было. Браслет он надел на руку сразу же, камень же спрятал под рубаху, в тайный карман, решив ознакомиться с ним позже.

– Больше он ничего не просил передать? – спросил Паша у волхва.

– Нет, больше ничего.

Они еще немного посидели у камина в молчании. Ясмина и Мигэль вскоре удалились в предоставленную им комнату, оставив старика и Павла наедине. Но оба молчали, глядя на огонек в камине.

Треск камина приятно убаюкивал, этому способствовал и сытный ужин, которым попотчевал гостей Белобрад. Паша глубоко зевнул и понял, что все еще не отоспался после долгих путешествий. Белобрад опередил его, первым предложив отойти ко сну. Уже через полчаса Павел лег в мягкую кровать и сомкнул веки, моментом погрузившись в сон.


Глава 5.


Утро выдалось хмурым, к тому же внутри крепостного двора царила паника и сумятица. Когда Паша выглянул на улицу, ему показалось, что никак не меньше половины всего окрестного населения набилось за стены цитадели.

В доме никого не было, по крайней мере, Павел не смог никого найти. Зато на столе его ждал чуть остывший завтрак, но не ставший оттого менее вкусным и желанным. Насытившись, Паша собрался наконец-то узнать, в чем же дело и отчего в крепости собралось столько народу.

Запереть двери дома было нечем, поэтому Паша их просто захлопнул, надеясь на порядочность местного населения. На центральной площади, прямо перед теремом местного правителя, наместника князя, собралась разномастная толпа, в основном состоящая из местных крестьян и лесорубов. Все они о чем-то оживленно, с явным испугом на лицах, переговаривались. Некоторые требовали увидеть наместника князя, по имени Велислав. И тот не заставил себя долго ждать, по крайней мере, для Паши, наместник вышел быстро.

Пробираться вглубь толпы совсем не хотелось, Паша решил попытаться уловить суть происходящего прямо с порога дома, благо крепость была не слишком большой и он мог видеть наместника.

– Защити!

– Спаси нас!

Подобные выкрики все чаще раздавались со стороны толпы, но были слышны и совсем иные возгласы. Какому-то оратору в коричневой рясе удалось проникнуть в толпу и устроить там представление.

– Истинно говорю вам, все беды ваши от поклонения кровожадным варварским богам. Лишь отец ваш, Господь Бог может положить конец вашим страданиям. Очиститесь от скверны, примите в сердца ваши истинного Бога вашего, что не пожалел жизни за грехи ваши. Лишь тогда настанет благодать, лишь тогда ваши души будет спасены!

Он пытался продолжить свою ярую проповедь, но несколько стражников, разрывая на нем его лохмотья, потащили его за собой в направлении местной темницы. Проповедник неистово сопротивлялся, но никто не спешил ему на помощь, а стражи были явно сильнее его неистовой веры. Видя, что его схватили и уже не отпустят, проповедник принялся проклинать варваров, их богов, и все, чем они дорожат. Он, захлебываясь собственной слюной, грозил им гиеной огненной, адскими муками и вечными страданиями. Но его уже никто не слушал, все внимание было обращено на балкон терема, с которого Велислав собирался обратиться к народу.

– Ведомы мне ваши чаяния, – громко, будто в мегафон, сказал наместник, – Лютый враг поселился на наших землях и наш долг защитить ее. Но прежде чем мои дружинники пойдут на врага с войной, чтобы сложить головы за наших детей, я хочу обратиться к вам.

Тут он на минуту замолчал, ожидая, пока толпа полностью затихнет. Люди шикали друг на друга, и даже Паша замер, ожидая, что же скажет Велислав.

– Есть ли тут смельчаки, готовые отправиться на болота, чтобы узнать, где прячется враг, кто он и насколько силен? Есть ли среди вас те, кто не боится тварей нечистых. Каждый, кто поднимет меч ради общего блага, будет щедро награжден златом, а имена их будут высечены на камне судеб мира. Времени у этих смельчаков до вечера. Пусть они придут ко мне и расскажут, чем могут помочь. Ежели никто не придет, я поведу дружину завтра утром.

С этими словами он скрылся в тереме, чем вызвал волнения в толпе. Кто-то хотел уходить, а кто-то ждал, что наместник выйдет еще раз. Теперь в толпе началась неразбериха, люди попросту не могли разойтись.

К этому моменту к дому подошли Мигэль и Ясмина, неся в руках корзины с продовольствием. Неожиданно дверь дома распахнулась, и оттуда выглянул доселе ненайденный Павлом волхв.

– Чего там стоите, в дом идите все, – приказал он, и скрылся в дверном проеме.

Все поспешили выполнить приказ и последовали его примеру. Что-то играло внутри Пашиной груди, его взбудоражили слова Велислава. Нет, враги не умирают, пока не останутся превзойденными, пока не станут слабее, чем ты сам. Паша уже решил, чем будет заниматься в ближайшее время.

– А что за болота такие? – спросил он у волхва.

– А ты никак смельчак?

– Может быть, все зависит от того, что за недруг на тех болотах, – Пашу на самом деле не слишком волновало, какие именно враги его ждут. Он точно знал, что пойдет на болота.

– Всякий, – отмахнулся волхв, – Давно там неспокойно. Проклято оно, то болото. И проклятие подпитывают такие, как твоя подруга, только греческие. Я ловил их, да силы уже не те, всех не переловишь. Много воинов там положил Велислав, да все без толку.

– А колдовством там никак не управится? – с некой надеждой в голосе спросил Паша.

– Не так много осталось тех колдунов, что желают заниматься подобным. Новый бог, что идет к нам юга, к чародеям немилосерден, его руки дотягиваются и сюда. Любой мало-мальски сильный чародей может стать его жертвой. А если нет, то этого чародея заставят служить при княжьем дворе, – волхв поглаживал ручку кресла.

– Но ты же жив, и Еремей, надеюсь, тоже, – заметил Павел.

– Я уже не тот, что был раньше. Я больше не приношу жертв богам, и они не дают мне сил, позабыв о моей службе. Я умираю. Медленно, но верно. Я почти не творю никакой волшбы, потому что она отнимает у меня слишком много сил. А я устал от борьбы. Во имя богов или мира, смерти или всеобщего благоденствия. Я просто устал. Пусть это будет так. Все, что у меня осталось, это знания, которые я вряд ли успею передать.

Старик загадочно улыбнулся, и Паша понял, что не услышал и крупицы из того, что мог бы сказать Белобрад. Устал. Это объяснение показалось Паше слишком простым. В нем нет мудрости, лишь уныние и нежелание признать собственное бессилие. Но Паша был уверен, что за этим словом крылось нечто большее, чем простая слабость.

– Хм, и что же делать? – вопрос звучал риторически, но Паша действительно желал получить ответ.

– Ты молод и силен. Я вижу, ты хочешь борьбы, ты не готов к смирению, которое величают мудростью, присущей зрелому мужу. Тебе стоит принять вызов судьбы. Ты оказался в стенах этой крепости ровно тогда, когда был здесь нужен. И тебе предоставлен выбор – сразиться или уйти. Не имеет смысла, ради чего и чем бороться, имеет смысл лишь выбор пути. Важно, будешь ли ты бороться, или же будешь созерцать, все остальное не более чем посредственность. Ты не можешь быть хорошим или плохим, причислить себя к злу или добру. Ибо делая хорошо одним, ты неизменно принесешь беды другим. Это неизбежно. Не знаю, зачем ты вернулся в этот мир и чего искал. Какая у тебя была цель. Но если ее не было, тебе нужно ее найти. Найти сейчас. Борьба или созерцание. Любая война не только разрушение, но и созидание. Став на путь войны, ты не скоро обретешь покой, но нужен ли он тебе? – старик говорил медленно, но речь его выглядела заготовленной, хоть и простой, – Если ты хочешь спросить у меня, что тебе делать, то я отвечу. Стань на путь войны и испытай себя в этом.

Волхв замолчал, глядя в камин, а Паша смотрел на Белобрада, словно ожидая чего еще. Но тот молчал.

– Хорошо. Я действительно вернулся сюда, чтобы стать на путь войны. Ты помог мне понять это, – Паша погладил эфес так и не снятого с пояса меча, – Однако, у меня есть и иной вопрос. Как мне победить тех тварей, что основались на болотах?

– Нужно уничтожить само проклятие, их порождающее. Источник всех этих бед. Я не знаю где он, и что из себя представляет. Но он может быть связан с одной старой легендой, – старик вдруг закашлялся, но как-то наигранно, будто просто приготавливаясь к рассказу.

Паша слушал внимательно, стараясь уловить каждое слово волхва. Потому внимательно слушал даже кашель, будто полагая, что это может быть частью легенды. Старик же, убедившись, что слушатель подготовлен, начал свое повествование.

– Давным-давно, жил-был молодец. Не было у него ни матери, ни отца. Убили их кочевники, а его, молодца этого, еще младенцем взяли на попечение жрецы. Жрецы почитали всех богов, исправно приносили им жертвы и славили их, но в особенности почитали они Чернобога и Белбога. Этому научился и тот молодец. Стал и он почитать этих богов в равной степени, не выбирая ни одного из них как своего единственного покровителя.

Тогда явился к нему Белбог в личине старца и показал ему, как ярок и могуч свет. Восхитился тогда молодец и решил принести большую жертву Белбогу. Но явился к нему и Чернобог, показав всю бесконечность и безмятежность тьмы. Тогда молодец решил принести большие жертвы обоим богам, чтобы восславить их. Однако те рассвирепели, и ниспослали на молодца беды и злоключения. Утоп тот молодец в тех самых болотах. Но не приняли боги его в свои обители, оставив душу его бродить по земле, – откинувшись на спинку кресла, Белобрад закончил рассказ.

Паша же ждал, что последует какая-то мораль или пояснения, поэтому молчал, предоставляя волхву возможность говорить.

– На самом деле я совсем не верю в эту легенду, – вдруг заявил Белобрад, – Не похожа она на правду, ибо появилась она всего-то лет пятьдесят назад, лет за десять, как я тут поселился. Говорят, будто кто-то видел того парня, будто и жрецы тут были, но потом ушли. Однако ни одного капища поблизости я тут не обнаружил. Да и не похоже это на богов, хотя, как говорят почитатели распятья, пути Господни неисповедимы. Однако какой бы ни была легенда, а неупокоенный дух там есть. И, наверняка, если он и не прямая причина происходящего, то, по крайней мере, как-то с этим связан. Убить его будет не просто, легче ему попытаться помочь, завершить то, что он не успел при жизни.

– Он будет говорить со мной? Как мне узнать, что именно он не успел сделать? – спросил Паша.

– Может и будет. А может, и нет. Нужна подготовка, не ходи сегодня вечером к Велиславу, если ты встал на путь войны не ради злата. Тебе не зачем торопиться, я думаю, найдутся охотники и без тебя.

– Хорошо, – Паша согласился с волхвом, ведь золота ему хватало.

К вечеру нашлось немало смельчаков из числа местного населения. В основном это были неокрепшие юнцы с едва проклюнувшимся пушком на лицах, но выставленным на показ мужеством и рвением. Некоторых из них насильно уводили домой отцы, но многие оказывались хитрее и проворнее заботливых родителей. Таким образом, на болота отправились тринадцать человек, вооруженных едва ли не заточенными палками, а организованы он были не лучше, чем дети, потерявшиеся в лесу.

Паша смотрел им вслед, понимая, что ни один из них не вернется, даже если струсит и попытается бежать. Он струсит слишком поздно и не успеет повернуть назад вовремя. Паша понимал это, и ему было интересно, понимают ли это они. Паша не мог назвать героями этих ребят, ведь их смерть не несет смысла. Он совсем не верил, что они смогут справиться с напастью, которая перепугала всех в окрестностях.

«Самоубийцы, мнящие храбрость высшим идеалом. Они честно поклялись защищать свои земли, но что толку от честного трупа, куска безжизненного гниющего мяса, которое бессмысленно погибло во «благо» Родины?»: подумал Паша, и, вздохнув, вернулся в дом. Ему предстояло подготовиться, ведь он собирался спасти если не этих смельчаков, то хотя бы их родных и близких.

Для борьбы с духами существует множество способов, но каждый из них может не сработать. По крайней мере, так заявил Белобрад. Ясмина позволила себе не согласиться с ним, но волхв быстро осадил молодую ведьму. Ей точно не стоило тягаться с ним в знаниях, Белобрад был источником, казалось, любых мудростей и знаний.

Суть предложенного им плана заключалась в том, чтобы как можно незаметнее пробраться на болота, пока отправившиеся туда смельчаки будут отвлекать на себя внимание нечисти. На болотах, со слов волхва, каждую полночь появляется призрачная роща. Но бродов к ней никто не знает, потому как входить в эту рощу желающих было мало. Скорее всего, в той роще и обитает искомый дух. Для него волхв заготовил специальное зелье, которым следовало смазать оружие, чтобы поразить бесплотного духа. Найти же брод к роще предполагалось с помощью специального заклятья, которое сможет прощупать дно и найти нужную тропу.

Звучало все это просто и ободряюще, однако Паша понимал, что это лишь слова. И каким бы ни был план, он всегда может не сработать. И Паша был почти уверен, что простой прогулки не выйдет. Оставалось надеяться на удачу, которая до этого момента не покидала его.

В какой-то момент он почувствовал, что ничем не отличается от тех тринадцати ребят. Он шел в логово смерти, и нельзя было сказать, что шел не просто геройствовать. А ведь умирать не хотелось, еще меньше хотелось показаться слабым, трусливым. С этого и начинаются все глупые смерти, или, как сказал Белобрад, путь войны и воина на нем. Паша нашел в себе силы встать на этот путь, но отринуть страх сил не хватало.

Затемно, в компании Ясмины и Мигэля, он выдвинулся из крепости, так, чтобы никто их не заметил. Пришлось несколько раз отводить глаза стражникам. Паша не видел в этом никакого смысла, но вот Белобрад видел, и приходилось следовать его указаниям, так как было решено не отклоняться от заранее продуманного плана без веских причин.

На Пашином поясе красовалась новая, полученная в дар от волхва, сумка, в которой удобно разместились различного рода снадобья. Туда Паша уложил свои собственные и две бутылки, полученные от волхва. В одной из них плескалось зелье, которым нужно было смазать оружие, вторая же содержала знакомую Паше смесь из отходов жар-птицы. Мигэль тоже получил сумку, и не только ее, но и целое собрание различных эликсиров, предназначение которых Паша даже не пытался угадать. По каким-то необъяснимым причинам Белобрад предпочел объяснять все лишь эльфу, которого он все-таки принял в ученики, и принял только его. Паша и не просился в таковые, но ожидал, что какая-то часть знаний перетечет и к нему. Нельзя сказать, что Пашу сильно задевало строгое следование каким-то канцелярским правилам – если ученик один, то одного и учить. Но некоторый осадок от такого положения вещей оставался. А напрашиваться Паша не хотел, тем более что в данный момент его больше волновал поход на болота.

Сидя у ночного костра, он думал о том, зачем он вообще здесь. Ведь он чужд этому миру, и, должно быть, это вовсе не его война. Его война осталась там, бой со спиртным, с коррумпированным и корыстным обществом, с безликой, бездумной и бездушной толпой, и с частицей этой толпы – с собой. Это была его война, в которой он бы проиграл, уступая сражение за сражением. А значит, он сбежал, как трус, признав себя слабее своего противника. Сбежал, чтобы начать новую, но чужую войну. Ему слабо верилось, что он мог быть рожден для этих событий, для этой жизни. А если же это было ему предначертано, то он не видел смысла в борьбе, ведь кто-то уже прошел этот путь, когда писал его судьбу. Но ему не хотелось верить в судьбу и предначертанность событий, это лишало смысла всякую борьбу и действие.

Огонь тихо трещал свежим хворостом, или Паше казалось, что трещал он тихо. Ночь, укрыв землю призрачным одеялом с россыпью звезд, была чарующе спокойна, а звезды перемигивались в небе, будто посылая сигнал о том, что они живы. И так далеки.

«А зачем они идут за мной? Кто я для них?»: внезапно задался вопросом Павел, окинув взглядом спящих спутников. Он подумал, что если сам не уверен в своих действиях, то как он может вести за собой людей, и как они это позволяют. Что они видят в нем? Он всегда лишь хотел быть лидером, но никогда им не был, укрывая страх и неуверенность за излишней веселостью или бессмысленной храбростью, обусловленной то ли принципом, то ли делом чести. Паша был слабее сложившихся обстоятельств и не мог их изменить, пребывая ведомым, а не ведущим. Быть может это и есть его судьба, ее сила.

Паша уже не в первый раз шел в объятья смерти без всякой в этом нужды. По большому счету ничто и никто не заставлял его это делать, но он шел. А теперь он вел за собой людей, и этот факт, странным образом, придавал ему уверенности. Ровно столько, сколько было нужно, чтобы не повернуть назад. Он принял на себя ответственность, принимать которую его не просили. Он думал, что Мигэль и Ясмина отдали свои жизни в его руки, хотя все могло быть с точностью до наоборот, но ему хотелось считать вожаком себя. Вожаком, который готов идти в бой, пусть и бессмысленный.


***

От болот веяло затхлым, с примесью гнили, запахом. Изредка встречающиеся остатки доспехов, костей, а иногда и полуразложившихся трупов вызывали чувство ирреальности происходящего. Подобного Паша не видел даже в этом мире, все походило на какой-то фильм ужасов о ненасытном болотном чудище. Однако и этот пейзаж, каким бы он ни был ужасным, стал привычным. В конечном итоге, кроме отвратительного запаха и неприятного для глаз зрелища, болото ничего в себе не несло. А человек быстро привыкает ко всему, что не несет моментальной смерти, особенно если нет другого выхода.

Следов компании, которая отправилась на поиски неприятеля, видно не было. Паша так и не смог нагнать их, хоть и торопился. А значит, торопились и они. «Глупцы, торопились умереть»: думал Павел, осматривая окрестности. Но найти никого не удавалось, и это скорее радовало Павла, ведь они продвинулись глубоко в болота, а свежих трупов и чудищ не встретили. Вокруг были лишь чавкающие топи, кочки, да поросшие травой тропы. Паша даже начинал подумывать, что особых причин для беспокойства у жителей крепости нет, они просто выдумали те полчища нечисти, что должны были бы обитать здесь.

Глядя в полученную от волхва карту, Паша понимал, что абсолютно ничего не понимает. Вокруг не было никаких ориентиров, а закорючки, начертанные на плотном листке бумаги, никак не походили на окружающий его пейзаж. Не было искомой рощи, ни холмов, ни деревьев. Начинало смеркаться, и Паша спрятал карту в сумку, решив полагаться на собственное чутье.

Найти хвороста для костра не удалось, пришлось разводить костер с помощью хитрого заклинания. Оно медленно стягивало болотные газы к очагу. Непривычно синий огонь тускло освещал мерцающий круг у костра, но тепла давал достаточно, чтобы согреться и высушить отсыревшие вещи.

На болотах снега не было, хоть и чувствовались крепко, особенно ночью, схватывающие землю заморозки. Но, несмотря на это, погода на болотах царила осенняя, невероятно сырая. Это было куда хуже, чем сухой морозец. Влажными пальцами, холод пробирался сквозь одежду и леденящими касаниями щупал уставшие тела, делая путешествие невыносимым.

Наутро Паша понял, что уже завтра он окончательно застудит спину и будет побежден без боя, одной лишь атмосферой болот. В подобном положении пребывали и Мигэль с Ясминой, хоть спать им было и теплее.

– Полнолуние было еще вчера, – заметил Мигэль, – Тебе не кажется, что мы выбрали неверный путь?

– Не кажется, – отрезал Паша, который и сам чувствовал неладное, но не хотел этого признать.

Мигэль промолчал, Ясмина тоже не решилась встревать со своей язвительностью, слишком сосредоточенным выглядел Паша.

«Все ведь верно, и по ощущениям и даже по этой нелепой карте, что же не так?»: думал он, стараясь разглядеть хоть какие-то различия в окружающем пейзаже. Однако уже через полчаса пути они наконец-то натолкнулись на остатки костра, выделяющиеся на местном фоне. Того самого костра, вокруг которого они грелись прошлой ночью.

– Мы ходим по кругу? – то ли действительно спрашивая, то ли утверждая, воскликнула Ясмина.

– Да, – улыбаясь, Паша посмотрел на Ясмину.

– Чего ты улыбаешься, что здесь смешного? – возмутился Мигэль.

– Теперь все понятно, – не прекращая улыбаться, ответил Павел.

– Что понятно? – Мигэль все еще не видел причин для радости.

– То, что мы ходим по кругу, – спокойно ответил Паша, – это и понятно.

Воцарилось молчание и предводитель отряда, загадочно улыбаясь, поглядывал на компаньонов, переводя взгляд то на одного, то на другого.

– Что ж, раз мы ходим по кругу, то нет смысла ходить, – Паша слез с коня, – Здесь мы устроим привал, место проверенное.

– Ты смеешься? – возмутилась Ясмина, – Может ты не долечился в тот раз?

– Нет, я не смеюсь, я собираюсь отдохнуть, и вам советую, – ответил Паша, распаковывая вещи.

Дальнейшие вопросы он игнорировал, развел костер и, наскоро перекусив, улегся спать. Мигэлю с Ясминой ничего не оставалось, как последовать его примеру, на ходу обдумывая, как лечить вновь нахлынувшее на предводителя безумие. Как только они легли, сон подкрался к ним незаметно, а они не были готовы сопротивляться Морфею.

Казалось, что все трое мирно посапывают, хоть до наступления темноты оставалось еще не менее двух часов. Но это чувство, будь там наблюдатель, быстро покинуло бы его, так как Паша тихо поднялся. На улице было холодно, но на его лбу проступил несколько капель пота, будто он не лежал в походной постели, а усердно работал.

Убедившись, что его товарищи спят, Паша принялся что-то искать в своих вещах. Вскоре на свет показалась немалая часть из Пашиного магического инвентаря, включая серебряный кинжал и дощечку для чертежей.

Еще до наступления темноты Паша закончил рисунок на дощечке. Мелками он нанес на нее точную копию карты, полученной от Белобрада. Ее он заключил в эллипс, бока которого были раздуты дополнительными полукругами меньшего радиуса, а в навершиях красовались половинки ромба. Эти ниши он заполнил символами древнего алфавита, невзирая на то, что Ясмина твердила об их никчемности. Затем он разжег курения, в состав которых входила мята и конопля. Когда сухие травы задымились, Паша создал невидимый купол над местом чародейства, чтобы дым курений не покидал его границ. Поддержание такого купола отнимало лишние силы, но другого выхода не было, для предстоящего колдовства нужен был дым, и нужен он был в Пашиных легких.

Медленно выдохнув, Павел приступил. Встав у северной части эллипса, лицом к карте, он закрыл глаза и ничего другого не делал, просто стоял. Через несколько секунд над изображением разгорелся голубой огонек крохотных размеров. Сначала он медленно облетел всю карту, а потом с неистовством принялся метаться от края к краю. Делал он это с такой скоростью, что голубоватая рябь залила всю поверхность карты, скрыв ее очертания. В этом свечении стала прорисовываться красная линия, начинающаяся там, где должен был бы находиться отряд, и заканчивающаяся где-то у краев карты. Как только линия стала четкой настолько, что можно было разглядеть ее мельчайший изгиб, все действие закончилось. Свечение погасло, а линия потускнела, а вскоре и пропала вовсе.

Паша шумно выдохнул и открыл глаза, помотав головой, словно приходя в себя после сна. Рисунок само ликвидировался, причем в обратном порядке от того, как был нарисован. Но Паша не смотрел на это захватывающее зрелище, он просто завалился спать. На этот раз по-настоящему.

Ночь завоевала болота, придавив их непроглядной тьмой. В каком-то километре от лагеря, где остановились отважные герои, мелькали огни факелов. Около этих огней мелькали и менее заметные, красные, огоньки. Двигались они, в отличие от факелов, с невероятной, явно не человеческой, скоростью.

Паша проснулся от криков, доносящихся оттуда. Их костерок давно истлел, и почти не давал никакого света, так что издалека отряд был незаметен.

В той стороне явно сражались, еще яснее было то, что там кто-то умирал и громко, надрывисто всех об этом оповещал.

Оказалось, проснулся не только Паша, вскоре на ногах стояли и его спутники. Они наскоро облачились в полное снаряжение и собрали вещи, оседлав коней.

– Так, а что делать будем? – вдруг спросил Мигэль, когда все собрались.

По изначальному плану, никого спасать не планировалось, тот отряд смельчаков, что вышел из крепости, должен был быть отдан на съедение болотной нечисти. Таким образом, компания смогла бы добраться до места назначения без проблем, пока враг отвлечен.

То, что совсем рядом умирали именно те смельчаки, что не убоялись монстров и самой смерти, ради жизни и спокойствия родных, сомнений не было. Зато были сомнения по поводу дальнейших действий. Заложенная инстинктом программа дала сбой, все стояли собранными в путь, но не знающими дороги.

– Давать решать быстрее, я думаю, вывод очевиден, – сказала Ясмина, двигая коня в сторону боя.

– Ты права, вывод очевиден, – ответил Паша, чуть помолчав, глядя на огни постепенно гаснущих факелов, – Они шли сюда умирать, и я не в праве им мешать. До сей поры, мы следовали плану, и я не вижу смысла нарушать его сейчас.

С этими словами он развернул коня и двинулся во тьму, не оглядываясь, словно его не волновало, примут ли его решение. Эльф и ведьма недоуменно переглянулись, словно спрашивая друг у друга, в чем дело и как быть. Тяжело вздохнув, эльф оглянулся на огни, а затем, покачивая головой, повел коня вслед за Павлом. Последней сдалась Ясмина.

Около получаса они молча двигались сквозь болота. Кони отчаянно фыркали и не желали лезть в воду, но Паша успокоил их магией. Однако животные не были единственными, кто не понимал, зачем лезть в воду, рискуя в конечном итоге увязнуть в трясине и захлебнуться вонючей смесью из грязи, воды и болотного ила.

– Ты куда нас ведешь?– наконец не выдержала Ясмина.

– Пока вы спали, я нашел дорогу, – не оборачиваясь, кинул Павел, – Старайтесь идти по моим следам, дорога сужается.

То, что Паша не врал о сужающейся дороге, стало понятно уже через минуту. Скакун эльфа громко заржал и стал стремительно проседать вниз, увязая в топком болоте. Вытащить его оттуда было непросто, пришлось применить магию, чтобы не терять много времени. К счастью, их никто не преследовал, а крики утихли, больше об отряде добровольцев ничего не напоминало.

Они прошли по топям еще несколько километров и вскоре, к их удивлению, вышли на твердую землю. Вязкая жижа сменилась на высокую сухую траву, кочки и подмерзшую землю.

Паша объявил привал, отряд остановился на ночевку. Спать оставалось недолго, но им нужно было отдохнуть. Завтра им предстояла финальная часть этого похода, решающая их собственные судьбы и судьбы людей, надеющихся на помощь.

«Люди. Они всегда ждут чуда. Ждут, что приедет рыцарь на белом коне, помашет шашкой и зарубит злого дракона. Они будут истекать кровью, умирать и все равно ждать чуда, до самой последней секунды. Им не важно, что далеко не всегда найдется герой. Никто ведь и подумать не может, что стоит позаботиться о себе самому. Впрочем, те тринадцать пытались.

И вот уже я в роли героя, а не в роли размазывающего по лицу сопли и ждущего помощи человека. Что изменилось? Да, ничего. Я тоже жду чуда, я тоже нуждаюсь в помощи большого бородатого дяди, который вмиг решит все мои проблемы. Герой ли я, спаситель? Вряд ли…. Выжил ли там хоть кто-нибудь? Чертов план»: Паша не мог уснуть, размышляя и глядя в ночное небо, усеянное далекими, блеклыми звездами. Паша смотрел на них, и ему было интересно, сможет ли он полюбоваться ими еще раз. А звездам это было безразлично, быть может, они даже никогда не думали о том, что их кто-то может созерцать. Быть может, они и знать не знали, как они красивы, будучи рассыпаны на небе, и что могут вызывать в человеке. Пожалуй, они действительно этого не знали. Паша уснул.


***

Утро выдалось пасмурным. Клубы тумана плотно окутали землю, сливаясь в сплошную непроглядную стену в нескольких шагах от путников. Найти дорогу в таких условиях могли лишь самые опытные следопыты, но у Паши были свои методы. Перед его глазами отчетливо виднелась красная линия, текущая ручьем куда-то вдаль, сквозь туман, обходя преграды и ловушки, оставленные здесь природой. Заклинание работало, и нужно было спешить, пока его действие не иссякло. Склянка согревающего эликсира на спиртовой основе быстро разошлась. Герои перестали жалостливо стучать зубами и постоянно потирать руки друг о друга, но и холод не отступил далеко, постоянно пытаясь дотянуться до путников своими щупальцами.

Ближе к полудню туман рассеялся, но теплее оттого не стало, Пошел мокрый снег, сменившийся вскоре целыми хлопьями, падающими с серого неба. Полумрак, окутавший землю, чуть отступил под напором отраженного снегом света. Землю завалило моментально, а снег все падал и падал, стараясь засыпать не только дорогу, но и идущих по ней путников.

Пришлось кутаться в свои одежды и сильно сбавить и без того небольшую скорость передвижения. Снег таял, падая в воду. Болота опять стали проклевываться сквозь твердую землю, но этих проплешней на белом покрывале становилось все меньше – снег падал быстрее, чем таял.

Снегопад усиливался, к нему присоединился и сильный ветер, проносившийся вихрями по земле. Капельки растаявшего снега на Пашином доспехе вновь замерзли, идти становилось все труднее. Лошади фыркали, не желая двигаться вперед, зарываясь ногами в снег. Паша понимал, что даже с помощью магии ему не успокоить метель, решено было остановиться.

На пару с Ясминой они растопили снег в кругу около десяти метров диаметром, вокруг лагеря возвели кое-какую защиту от снега и ветра, чтобы хоть как-то согреться. Разжигать костер пришлось опять с помощью болотных газов, однако тут их было куда меньше, а потому огонь нуждался в постоянной подпитке. Такая стоянка скорее выматывала Павла и Ясмину, чем давала отдохнуть, но и другого выбора у них не было. Наскоро перекусив, путники плотнее укутались в свои одежды. Лошади, следуя примеру людей, прижимались друг к другу, ища тепла. Но природа не сдавалась, все сильнее закручивая вьюгу.

Остаток дня пришлось провести сидя на месте, метель успокоилась лишь к вечеру. Тучи рассеялись, отдав палитру земли яркой луне, которая раскрасила все в призрачно серебристые оттенки, не жалея красок и мазков. По залитому лунным светом белому полю, словно светлячки, пробегали искорки. Паша не понимал, является ли это иллюзией, вызванной последствиями заклинания, которое перестало действовать, или же эта рябь вполне реальна. Паша понимал только одно, красная линия перед глазами пропала. Либо они добрались до места назначения, либо вложенных в колдовство сил оказалось недостаточно.

Тем временем мерцание постепенно становилось все более отчетливым, собираясь в отдельные объекты. Огоньки и отблески формировали собой маленькие группы, постепенно разрастаясь, обретая форму и меняя цвет. Более получаса Паша стоял в созерцании этого чуда, не обращая внимания на мороз, покусывающий щеки. Наконец перед взорами отряда, прямо из пустоты, предстала та самая призрачная роща, со всеми своими мрачными голыми деревьями, мертвой тишиной и, должно быть, злобными призраками.

– Я так понимаю, появляется она только ночью, и вряд ли надолго, – рассматривая рощу, сказал Павел, – Так что не будем тянуть время.

Возражать никто не стал, хоть и было ясно, что идти туда никому не охота. Деревья с подозрительно черной корой, стояли стеной, ощетинившись острыми ветвями и сучьями, будто неприступная цитадель. Пришлось спешиться и оставить лошадей одних, у границы рощи. Благо снег внутри рощи куда-то испарился, и ноги не утопали в нем по колено. Пропал в роще и мороз, погода за стенами деревьев напоминала осеннюю.

Однако Паша и его спутники предпочли бы лютый мороз, чем продолжать идти по роще. Давящая тишина, угнетающий полумрак, чувство неминуемой опасности и обреченности – вот чем была наполнена роща. Казалось, что каждая ветка безмолвно шептала прямо в душу: «беги или умрешь».

Деревья стали редеть, оценивая проделанный путь, Паша предположил, что они близки к центру рощи, но по-прежнему не встретили ничего особенного, если не считать сам факт существования этого места. И тут Паше в глаза бросилось неясное свечение, мелькающее за деревьями.

– Стоять! – прошипел Паша, останавливаясь сам.

Пока он лихорадочно елозил рукой по поясной сумке, пытаясь нащупать заветный эликсир, остальные пытались сообразить, в чем же дело.

– Зачем ты пришел? – раздалось в метре от застывшей на месте группы.

Ответа не последовало, воцарилась мертвая тишина, казалось, все перестали даже дышать.

Неестественный холод коснулся Пашиного лица, глаза остекленели, хотелось моргнуть, но Паша боялся что-либо пропустить. Он ощущал постороннее присутствие, более того, он видел присутствующее прямо перед собой. Это не было похоже на человека или что-нибудь схожее с тем, что Паша мог видеть в живом мире. Он не был уверен, реально ли то, что он видит. Воздух сжимался, искажался, извивался струями холодных и раскаленных потоков, всего в шаге от него. Весь этот танец воздуха сопровождался мелкими разрядами электричества, что и излучало неяркий свет.

– Ты пришел, чтобы уничтожить меня, – снова раздалось в головах у гостей рощи, – Но зачем?

– Мы считаем, что ты причина всех бед, что свалились на ближайшие земли, – неуверенно начал Паша.

– Я – причина всех бед? – не было понятно, удивился ли призрак.

Павел вообще не был уверен, может ли эта сущность испытывать какие-либо эмоции, но если оно говорило с ним, то Паша не спешил заканчивать беседу. Ему нужно было время, ведь, как выяснилось, отряд был совсем не готов к битве.

– Толпы чудищ каждый день атакуют людские поселения, убивают скот и людей, не щадя никого. И нет конца этим бедам, – Паша заметил, что искры стали ярче, это его насторожило, – Если в этом нет твоей вины, то кто насылает эти беды?

– Ты пришел, чтобы уничтожить меня, или задать мне вопрос? – искры вновь стали тускнеть.

Паша как можно осторожнее попятился, стараясь не отводить взгляда от мерцающего призрака. «И как ему ответить? Сказать, что мы слегка напуганы и убить его не можем, а потому и болтаем с ним?»: думал Паша, судорожно глотая слюну. В горле сильно пересохло, а светившая доселе луна скрылась за маленькой тучкой, на минуту погрузив землю в непроглядную тьму. В этой темноте разряды, являющие собой тело призрака, выглядели еще четче и загадочнее. Сразу Паша и не заметил, что все они исходят из определенной точки, которая горит постоянно.

– Мы пришли узнать, не ты ли виноват в озвученных мною бедах, – уверенно, насколько это было возможно, ответил Паша, чуть не зайдясь в приступе кашля, так у него пересохло в горле.

– Нет, я не виноват в этом, – призрак сказал это и стал медленно отдаляться.

– А кто же тогда? – едва слышно произнес Паша.

– Зачем ты хочешь узнать это? – спросил призрак, остановившись.

– Чтобы спасти людей…

– Спасти людей? Как ты хочешь их спасти? – призрак, казалось, имел в запасе тысячи вопросов.

– Уничтожив источник нечисти, – Паша не был настроен на подобные словесные игры.

– Почему ты не хочешь спасти то, что ты называешь источником нечисти от людей? – продолжил призрак.

– Потому что я человек, я спасаю людей, а не то, что их убивает, – ответил Паша, начиная раздражаться.

– Но ты убивал людей, – заметил призрак, будто насмехаясь.

– Да, но…

– Так в чем различие между тобой и той нечистью? – мерцание вдруг стало складываться в контуры человека, – Вы оба убиваете людей, но ты убиваешь себе подобных, при этом так высокоценишь людскую жизнь, в отличие от жизни муравья, или, скажем, съеденной на завтрак птицы. Почему же ты считаешь себя спасителем?

– Я… – Паша замялся, его больше интересовал процесс превращения призрака в человека, – Потому что люди не одинаковы. Я убивал лишь тех, кто убивал невинных.

– А ты убивал виновных? – чернобровый, с близко посаженными глазами и мощным подбородком, мужчина спросил это уже вполне человеческим голосом, – Значит, ты вправе судить, а я давно жду судью.

«Да что он хочет-то?»: мелькнул вопрос в голове Павла. Следом мелькнула мысль, что сейчас наилучший момент, для использования зелья, полученного от волхва.

– И зачем тебе судья? – так и не решившись на действия, продолжил разговор Паша.

– У меня есть вопрос, – усмехнулся чернобровый, – Послушай одну историю.

С этими словами призрак сложил руки за спину и принялся прохаживаться вдоль по-прежнему застывшей группы. Одет он был в темные узкие штаны, высокие кожаные ботфорты и черный, расписанный серебряной нитью, камзол. Нить вырисовывала загадочные, плавные узоры, скорее всего не несущие никакой информации. Так показалось Паша, но вместе с тем, он понял, что где-то видел этот узор. Но воспоминания молчали.

– В одной стране, слишком далекой отсюда, жил и правил один человек. Правил он достаточно мудро, чтобы заслужить любовь многих подданных. Его армия не только уверенно обороняла границы, но и постоянно их расширяла, склоняя под своей волей все новые народы. Большинство людей этой страны жили в достатке. Но этот правитель был не менее жесток, чем умел в правлении страной. Многие семьи по его вине лишись своих сыновей, ради всеобщего блага. Ради бесконечных войн. Правитель не щадил своих воинов, как не щадил противников. Он щедро одаривал выживших из числа своего войска и легко расставался с павшими. Побежденных же предавал лютым казням, невзирая на то, как храбро они сражались или же как громко молили о пощаде. Но однажды нашелся герой, – на последнем слове он многозначительно остановился, скорчив ироничную мину, – Который попытался убить своего правителя, чтобы положить конец бесконечным войнам и страданиям простых людей. И его дело увенчалось успехом, он обагрил свой меч и руки кровью ненавистного правителя. Страна, лишенная главы, утеряла былую мощь, угнетенные народы вновь обретали свободу. Лишенная отца, семья правителя была убита жаждущими власти наместниками погибшего правителя. Многие люди плакали и сожалели об утрате, другие же ликовали…

Тут призрак замолчал, видимо, ожидая, что Паша все поймет, попросит прощения за беспокойство и вернется в свой мир работать на заводе. Но Паша продолжал стоять и ждать вопроса.

– Так добро или зло совершил тот герой? – призрак, теперь ничем не отличающийся от человека, посмотрел Паше прямо в глаза.

Паша видел эти глаза слишком отчетливо, и только сейчас понял, что вокруг светло как днем и совсем не холодно. По этой причине мужчина был так легко одет. «И этот узор»: думая обо всем сразу, Паша вновь остановил взгляд на узоре. И вновь он не смог вспомнить, где видел его.

– Я думаю, он свершил добро.

– Почему? Ведь не все остались довольны содеянным.

– Их было меньше, чем тех, кто пострадал и мог пострадать, – ответил Паша.

– Значит, добро и правда за теми, кого больше? – как младенец, допытывался призрак.

– Нет… не всегда, – Паша потерялся, но наконец-то вспомнил, где видел узор.

В те дни, когда он только начинал постигать свой символ, почти каждую ночь он видел перед глазами узоры и мозаики из белых и серебристых линий на черном фоне. И сейчас он видел такой же на камзоле призрака.

– Но в этом случае да. Ведь смерть правителя спасла жизни многих людей, – закончил Павел.

– То есть добро – это жертва. Жертва чем-то малым ради блага большинства, так ты хочешь сказать?

– Нет, – Паша понял, что его водят за нос, – Я не говорю, что есть добро, а что есть зло. А на твой вопрос я отвечу иначе. Нет добра или зла, и поступок того героя не являлся проявлением одной из этих сторон. Он спасал жизни дорогих ему людей. Он человек, а не вселенское добро или зло, что может решить за всех. Человек умеет любить, но любить избирательно, так же, как и ненавидеть. То, что он убил правителя нельзя назвать добром или злом, ибо добро и зло всегда бездействует, лишь созерцая происходящее. Им оставлена возможность существовать лишь как понятие, а не действие, ведь всякое действие несет в себе две стороны и не может быть абсолютно добрым или злым. Я ответил на твой вопрос?

Призрак внимательно выслушал Пашу, стоя на месте. Когда тот закончил свою тираду, хозяин призрачной рощи вновь принялся расхаживать по своим владениям.

– Нет, ты не ответил. Но я принимаю этот ответ, – за все время, призрак так и не удостоил даже взглядом Ясмину или Мигэля, будто их не было вовсе, – И я помогу тебе. Ты можешь найти что угодно так же, как ты нашел меня. А теперь уходи, я не могу долго говорить с людьми.

С этими словами, недавно бывшее человеком, существо вновь стало сгустком энергии. На землю вновь опустилась ночь. Похолодало. Деревья вновь выглядели мрачными, застывшими в предсмертных позах, созданиями, а вокруг вновь воцарилась гнетущая тишина.

– Пойдемте, здесь нам делать нечего, – сказал Паша, поправляя поясную сумку.

– А как же строгое следование плану? – язвительно спросила Ясмина, – Чего ты его не убил?

Они шли назад по уже проложенной дороге. Ночь была тихой и ясной, а роща уже не казалась такой зловещей.

– Потому что, – Паша не сразу нашелся с ответом, – потому что он не виноват, я не уверен даже, что его вообще можно уничтожить. Это не призрак.

– И что же это? – удивился Мигэль.

– Не знаю, но не призрак, – Паша смотрел вдаль, сам ища ответ на этот вопрос, – Ни в одном описании нет подобных призраков. Это что-то другое.

– Значит, этот был особенный, или ты считаешь, что ничего нового в этом мире уже нельзя встретить? – Ясмина хмыкнула, взглянув на Пашу.

– Нет, я чувствую, что это не призрак, это что-то другое… – Паша замолчал.

Они шли до тех пор, пока на снегу не прорисовалась багровая полоса рассвета. Снег искрился и слепил глаза, заметно потеплело. Снег покрылся тонкой коркой и лошади стали ранить об него ноги. Пришлось остановиться, чтобы не угробить скакунов. Пока Мигэль обматывал ноги лошадей кусками ткани, чтобы защитить их, было решено обустроить лагерь и, возможно, поспать хотя бы несколько часов.

– А дальше что? – спросила Ясмина, помешивая длинной ложкой кашу в котелке.

В животе жалобно заурчало, а аромат каши не давал покоя. Паша не знал, и не хотел знать, что будет дальше. Он хотел есть, а уж потом разбираться с остальными проблемами.

– Не знаю, – Паша протирал руки снегом, – Но, я думаю, скоро все разрешится.

– Отлично. Ты недавно строго следовал плану, а сейчас ты вслепую следуешь каким-то своим догадкам и ощущениям. Тебе не кажется, что ты заблудился? – Ясмина, казалось, знала ответ на свой вопрос.

– Знаешь, я жив, пожалуй, только благодаря этим ощущениям и догадкам, благодаря тому, что я им доверяю. Если ты не хочешь доверять им, то я тебя не держу, можешь уходить, – не выдержал Паша, – Я устал выслушивать твои недовольные высказывания, ты мне не учитель, не сестра и не хозяин. Ты мне никто.

– Да что ты? – Ясмина, казалось, не обиделась на резкие высказывания, – А кто меня слезно просил вести его хоть за реку Смородину, лишь бы привела к Велимудру?

– Времена меняются, – небрежно бросил Паша.

– Ой, и балда же ты, как бы тебе не жалеть об этом, – было видно, что Ясмина старательно избегает ссоры и не дает воли своим чувствам.

– Ничего, переживу, – Паша даже не смотрел на собеседника, сосредоточившись на котелке.

– Назло никуда не уйду! – нашлась Ясмина, выкрикнув последний довод, способный разрядить обстановку.

– Оставайся, но постарайся не донимать меня, пожалуйста, – Паша перешел на спокойный тон, уже сожалея о своей резкости.

Теперь он благодарил судьбу и саму Ясмину, что та нашла в себе силы не раздувать конфликт. Потеря одного из членов отряда сейчас могла весьма плачевно сказаться на его жизнеспособности. Сколь бы ни были язвительны ее речи, в бою ведьма могла и умела быть весьма и весьма полезной, это Паша понимал.

– А давайте кушать, – робко предложил Мигэль, пытаясь разрядить обстановку.

При любой перепалке между возлюбленной и единственным своим другом, эльф сидел, понурив голову, старательно делая вид, что ничего не происходит, а сам он вообще отсутствует. Но было видно, как ему неприятно и тяжело переносить эти ссоры, в которые он попросту боялся вступать.

– Скоро будет готово, – раздраженно бросила Ясмина.

Часто случалось, что всю злобу она срывала на эльфе, да и в обычном состоянии она общалась с ним вовсе не как с горячо любимым мужчиной. Это настораживало Пашу, но не эльфа. Тот воспринимал это как должное и оставался глух и слеп к Пашиным намекам. И лидеру отряда становилось не по себе, при виде безумно влюбленных глаз, которыми эльф смотрел на рыжеволосую ведьму. В то же время он не мог пытаться мешать их любви, вряд ли бы Мигэль остался этому рад, а терять сторонников Павлу совсем не хотелось.

Когда с трапезой было покончено, возлюбленные легли спать, а Паша остался на дежурство.

Ритуал был короток, по уже отработанной схеме Павел отправил голубые огоньки в путешествие по карте, чтобы те нашли путь. Путь в то место, о котором колдун никогда не знал и даже не подозревал, каким оно должно быть и что там будет находиться. Ушло много сил, но красная, уводящая вдаль, лента перед глазами вселяла надежду, что путь найден и осталось лишь по нему пройти.

Паша рухнул в походную кровать, не удосужившись убедиться, что Мигэль действительно разбужен. Он проспал, ни разу не двинувшись, до самого вечера. Когда он проснулся, продолжать путешествие было бессмысленно, решено было дождаться утра.

Небо еще не подавало никаких признаков рассвета, огненное светило все еще пряталось с другой стороны планеты, а отряд, словно ледокол, уже бороздил просторы болот. Все время приходилось ожидать нападения болотных чудищ, ведь до этого они так и не встретили врагов, что настораживало. Но чудища не торопились поддержать дурную славу болот и Пашины предчувствия, что не слишком-то и огорчало отряд.

– Куда мы двигаемся? – спросил Мигэль, когда они сошли на восток с уже проложенной ранее дороги, и двинулись навстречу солнцу.

– К цели, – коротко ответил Паша.

– И что там?

– Еще не знаю, но, думаю, там мы и найдем нашего врага, – Паша выглядел уверенным в своих словах, хоть и не допускал конкретики, – Я вновь использовал заклинание поиска, как и посоветовал хозяин рощи.

– Ясно, – Мигэль потрепал свою лошадь по голове.

Они шли по болоту до самого вечера, пока не напоролись на следы, оставленные человеком. Он был один, к тому же был пеший. Паша с интересом проследил их направление и понял, что оно, с незначительными отклонениями, соответствует красной полосе, рябившей у него перед глазами.

– Кто-то идет туда же, куда и мы, – поделился соображениями предводитель, – И что-то мне подсказывает, что нам лучше его догнать.

– А если это тот, кого мы должны убить? – спросил эльф.

– А разве мы не ищем встречи с врагом? – заметил Паша, – Я же не говорил, что нам нужно с ним подружиться.

– Ясно, – Мигэль усмехнулся, – Тогда нужно ускориться, следы свежие, быть может, мы догоним его до темноты.

– Лучше бы с утра, – хмыкнула Ясмина, – Не слишком-то и удобно будет сражаться ночью.

Паша лишь усмехнулся, ведь в любом случае ускориться они бы не смогли, этому сильно мешала снежная подушка.

Когда совсем стемнело, начался снегопад, на этот раз без метели. Пушистые хлопья, кружась и разрезая воздух, степенно падали на землю. На болотах было тихо, пожалуй, даже слишком. Следы вскоре завалило снегом, и Паша решил остановиться на ночлег, справедливо полагая, что неведомый попутчик все равно идет по красной линии. К тому же, продолжать движение было попросту невозможно. Если люди могли не спать, объясняя этот факт телу необходимостью и неотложностью цели, то животные искренне не понимали, к чему такая спешка и почему нельзя отдохнуть.

Паша спрыгнул с седла, глубоко погрузив ноги в снег, и чуть не упал, настолько он ослабел, сидя в седле. Тем временем снегопад завершился, стал чувствоваться подкрадывающийся отовсюду морозец. Уже привычными действиями Паша развел костер и разложил свой спальный мешок из шкур, грубой ткани и кожи. Наскоро перекусив, он забрался в него и тут же уснул, совершенно не заботясь о собственной безопасности. Слишком уж уютно ему было в этом мешке, слишком уж уставшим он себя чувствовал, чтобы уделять время разного рода мыслям и действиям в ущерб драгоценному сну.

Утро пришло быстро, слишком быстро, чтобы Паша успел почувствовать себя отдохнувшим. К тому же небо было слишком хмурым, чтобы люди под ним могли чувствовать себя комфортно и испытывать хоть каплю счастья от факта своего существования. Павел в который раз мысленно ругал себя за эту тягу к приключениям и неизведанному, что привела его сюда. В это место, которое он считал в тот миг если не адом, то местом весьма приближенным к нему.

– Интересно, сколько нам его еще догонять? – будто у ветра, спросил эльф, вглядываясь в белое полотно перед собой.

Они шли уже около четырех часов и снова напали на след, оставленный, видимо, с утра.

– Думаю, недолго, – ответил Паша, вглядываясь вдаль и уводя взгляд вправо.

Ясмина проследила за направлением Пашиного взора и, щурясь, протерла глаза.

– Это холм, или мне кажется? – удивилась она.

– Скоро узнаем, – Паша пожал плечами.

Красная линия вела к холму, но давала неплохой крюк, будто что-то обходя. Паша не отважился спорить со своими же чарами, и строго следовал по красной линии.

– Мы к нему? – озадаченно поинтересовался Мигэль.

– Да, именно к нему.

– Так, а почему не срежем?

– Потому что, – Паша отчего-то почувствовал раздражение, будто все должны были знать, по какой причине стоит ходить столь нерационально проложенными путями, но через секунду смягчился, – Там, скорее всего, топь или что-нибудь в этом роде. Лучше пройти по следу.

– Хорошо, – эльф поправил мечи на перевязи.

Еще час они пробирались по толстой снеговой подушке, прежде чем добрались до места, где и след, и чары обрывались.

– А дальше он полетел, – с иронией сказала Ясмина и отвернулась.

Паша лишь нахмурил брови, пытаясь понять, в чем дело. «Значит, есть потайной ход или какой-то портал или… Стоп, а это что такое?»: заметив непонятный бугорок, явно не вписывающийся в местный ландшафт, Паша подошел к нему.

Около десяти минут он топтался на месте под пристальным взором напарников. Он сам не знал, что ищет, но верил, что найдет. Бугорок мог оказаться чем угодно, кочкой, валуном или просто сметенным в кучу снегом. Но он бросался в глаза, так как был слишком правильной, шарообразной, формы. Аккуратно сняв снег с бугорка, Паша понял, что под ним ничего нет. Вернее, там находился шар из уплотненного воздуха, внутри которого мелькали электрические искры. Словно под наваждением, забыв о предосторожностях, Паша тут же сунул туда руку, сам не понимая, какого он хочет добиться эффекта.

Но эффект не заставил себя ждать. Для начала, Пашу не сильно, но ощутимо ударило током. Такого удара вряд ли бы оказалось достаточно, чтобы отключить здорового мужчину, но Павел будто отключился. Его погрузило в сон с красочными видениями. Он видел тайный ход в подземелье, что находилось под холмом, а сам потайной ход открывался очень просто, нужно было произнести определенные слова. Этого Паша не читал, не слышал и не видел, он просто это знал. Так как человек знает, что может дышать или видеть. Эффект был сродни феномену дежавю, но описать произошедшее точнее Паша не мог даже себе, не говоря уже о своих спутниках.

Те, в свою очередь, с интересом и некоторой напряженностью наблюдали за Пашиными манипуляциями, не решаясь что-либо предпринять. Когда Паша встал, вынув руку из непонятного образования, оба облегченно выдохнули и переглянулись, убедившись, что ничего плохого пока что не произошло.

– Что ж, нам предстоит увлекательное путешествие по местному подземелью, которое наверняка кишит долгожданными чудищами, – весело продекламировал Паша.

Затем он пояснил, что именно нужно сделать, чтобы попасть в подземелье и велел собрать необходимые вещи. Взять в подземелье скакунов они бы не смогли, а потому пришлось загнать их в защитный круг и закопать веревки в подмерзшую землю, чтобы кони сами не смогли выйти. Такая защита вряд ли спасет животных от орды злобных монстров или от какого-нибудь чародея, но другого выхода у Павла не было.

После этого каждый встал на обозначенное место и произнес нужные слова, смысл которых остался загадкой. Каждый раз заклинатель просто растворялся в воздухе, оседая пылью на землю. Было страшно, но все справились с задачей. Их перебросило в какую-то комнатку, которая образовалась, скорее всего, естественным путем. В ней было глухо, сыро и очень темно. Паша зажег фонарь, пытаясь понять, куда им двигаться дальше. Из комнаты имелся лишь один выход, представленный узким и низким коридорчиком, в котором вряд ли смогли бы разминуться два человека. Пришлось пробираться по нему друг за дружкой, паровозиком, главным вагоном в котором был Павел, освещавший путь своим прожектором.

Стены были мокрыми, поросшими плесенью. Затхлый запах с примесью гнили забивался в нос, не желая покидать его. Вонь создавалась болотными газами и продуктами разложения чего-то, что не так давно умирало. Пахло смертью.

Смертью веяло отовсюду, и это никак не ободряло отряд. Не придавал уверенности и скелет в дырявых, проржавевших доспехах, что мирно почивал у стены очередной каверны, в которую привел их узкий коридор. Скелет смотрел на них пустыми глазницами, и все еще сжимал костяшками пальцев обломок меча, будто он готов защищаться даже после смерти. Долго разглядывать сей предмет интерьера никто не стал, не было ни нужды, ни желания. К тому же, отсюда был лишь один выход, следующий, не менее узкий коридор, с сильным уклоном уходящий вниз.

Путь по этой подземной тропе всем троим показался чем-то близким к бесконечному. А запах, к которому, казалось, все уже привыкли, лишь усиливался с каждым шагом.

Серые, коричневые, бардовые, облепленные плесенью и прочей подземной флорой, камни составляли собой весь пейзаж. Пожалуй, ползающие тут насекомые были самыми красивыми и жизнерадостными созданиями, которых можно было отыскать в этом подземелье. От этих местных красот уже зарябило в глазах, когда коридорчик наконец закончился, а фонарь неожиданно потух.

– Китайская подделка! – прошипел Павел, отчаянно тряся фонарь.

Тот мигнул в ответ, и Паша понял, что лучше будет его совсем потушить. Сделав два шага вперед, он замер. Замерли и его товарищи, ведь раскинувшаяся перед ними картина была поистине впечатляющей.

Они вышли на узкий каменный балкончик, а под ними кипела жизнь. Вовремя потухший фонарь, возможно, спас им жизни, так как отвесная стена хорошо затеняла балкон, и отряд был укрыт от посторонних взоров до тех пор, пока сам себя не выдаст.

Метрах в пятнадцати под ними раскинулось поселение каких-то странных существ. Они сновали меж своих маленьких домиков по глиняным улочкам, полным следов их собственной жизнедеятельности. Они ловко лазили по практически плоским стенам обрыва, в которых были вырыты пещеры, которые так же являлись их домами. В целом это была бы просто необычная подземная деревня, населенная странными коричневатыми карликами. И Паша воспринял бы это нормально, ведь он уже бывал в деревне эльфов и поселении смарглов, если бы не одно но. И это «но» лежало, или стояло, или сидело, в общем, оно находилось на том месте, где логичной представлялась бы центральная площадь. Это было похоже на гигантского червя или гусеницу, желтовато молочного цвета. Паша не находил точного сравнения, к тому же не было ясно, где у этого создания голова. С обоих его концов имелось по широкому отверстию, одно из которых прямо в эту минуту изрыгало ужасное чудище. Из другого же конца, будто специально для наблюдателей, червь демонстративно выплевывал карлика. В какое место этот червь принимал пищу, Паша не понимал, зато понимал, что еды этому созданию нужно очень много.

Карлики деловито суетились вокруг своей божественной мерзости, то ли молясь ей, то ли обслуживая. Новоиспеченного монстра тщательно осматривали особенные, ярко разодетые, карлики. Другие же, как с ужасом отметил Паша, костяными ножами отрезали куски плоти от своей матки-породительницы и лихо уплетали куски дурно пахнущего мяса. В результате этого процесса и образовался весь тот смрад, заполнивший подземелье. Очевидно, это испарявшаяся кровь червя собиралась под сводами пещеры, образуя желтоватое облако тумана.

Но Паша не переставал удивляться, кроме всего прочего, карлики постоянно дрались между собой, нередко уменьшая количество собственной популяции. Очевидно, они попросту не имели собственной речи, которая могла бы решить многие из их ежеминутно возникающих споров. Все это зрелище приходилось лицезреть с помощью заклятья орлиного глаза, благо в пещере было достаточно света – карликам был известен огонь.

– Я думаю, источник зла мы нашли, – тихо проговорил Паша, – Осталось придумать, как его уничтожить.

– Порубим? – с надеждой спросил Мигэль.

– Ты смеешься? – воскликнул Паша, – Они же его постоянно жрут, и я не вижу никаких признаков страдания. Нет, порубить мы его не сможем. Тем более, я не думаю, что эти карлики будут в восторге от нашей затеи.

– Сжечь, заморозить, взорвать, – начала перечисление Ясмина.

– Замечательно, приступай, – оборвал ее Паша, – Только не забудь сжечь всех этих карликов, а не то нам придется объяснять им, по какой причине мы так нехорошо обошлись с их мамой и пищей в одном лице. И знаешь, я уверен, что мы не сможем им этого объяснить.

– И что теперь? – Ясмина чуть повысила тон, – Мы сюда шли, чтобы испугаться, при виде гнусных карликов, постоять тут и затем убежать? Так?

– Нет, не так, – спокойно ответил Павел, – для начала нам нужно снова перейти на шепот, это в значительной степени поможет нам. Ну, а после, нам стоит попробовать понять, как можно убить этот кусок гнили так, чтобы подохли и карлики, и чудища. Кстати, вот же ужасное создание оно сейчас извергло.

В этот момент из червя вылезло шестиногое чудище с волосатой головой и шарообразным телом. Позже выяснилось, что волосы это и есть ее голова. К тому же это не волосы, а тонкие, переплетенные меж собой щупальца. Они неистово шевелились и с каждой секундой росли, пока не достигли длины около метра.

– Что-то мне не хочется туда идти, – заявил Мигэль, поеживаясь.

Все трое не могли отвести взгляда от этого страшного и мерзкого зрелища. Вдруг Мигэль заметил странного карлика, из числа тех, что осматривали новоиспеченных чудищ. Этот ветеринар был заметно выше остальных, но одет был также, правда, появился в поле зрения он совсем недавно. Подойдя к чудищу, жрец (так окрестил разодетых карликов Павел) коснулся его, отчего то, бешено елозя своими щупальцами, в стремлении одновременно потыкать ими во все сразу, стало заваливаться. Отойдя на несколько шагов от кучки жрецов, оно упало безжизненной грудой. Этот факт привлек глубочайшее внимание служителей-ветеринаров, двое из них тот же час подрались между собой, но остальные оказались умнее и повернулись к странному, высокому, жрецу.

Уже через несколько секунд эта толпа бросилась к лжежрецу, который оказался переодетым человеком. Дальнейшее развитие событий осталось практически непонятым Пашей и его спутниками, так как они, во избежание казусов, скрылись обратно в коридорчике. Однако Паша успел заметить, как наголо бритый, в кожаном легком доспехе, мужчина моментально скинул с себя наряд жреца и что-то громко крикнул. Да так, что слышно его было во всех уголках пещеры, хоть в ней и без того хватало звуков. После он извлек из своего снаряжения какой-то кувшин и метнул его в приближающихся жрецов. По яркой вспышке Паша догадался, что там была зажигательная смесь. Сомнения исчезли с донесшимся до него запахом горелого мяса.

Увиденное порадовало Пашу, карлики бегали, пытаясь потушить себя и свои жилища, но удавалось им это плохо. Однако нанесенный местному населению ущерб лишь казался значительным, на самом деле карликов оставалось еще очень много, к тому же их мать была все еще жива.

Червь изрядно подгорел, его тело охватили спазмы, вероятно, означающие боль и общее недовольство происходящим вокруг. С места эта груда гнилого мяса так и не сдвинулась, но своих чудеснейших детей производить перестала. Лысого воина видно не было, и Паша сделал вывод, что карлики все-таки смогли его убить.

– Карликов стало меньше, сейчас самое время что-то предпринять, – резонно заметил Паша, обнажив меч и щит.

– А как нам туда спуститься, высоковато ведь? – спросил Мигэль.

Ответ на его вопрос не заставил себя долго ждать. Уже потушившийся, а может так и не загоревшийся карлик поднимался к ним по лестнице, не замеченной ранее. Что-то бормоча и покрикивая, он так и не понял, в чем дело, когда Паша отправил его в последний полет сильным толчком ноги. Когда он с шумом приземлился на одну из загоревшихся крыш домов, отряд уже продвигался вниз по лестнице. Такого удобства, как перила, карлики не выдумали, а потому идти приходилось аккуратно. По пути Паше пришлось убить еще около десятка карликов, благо все они были безоружны, и не могли устоять перед врагом, многократно превосходящим их в силе.

Внизу отряд не встретил серьезного сопротивления. Вконец взбесившиеся карлики пускали друг другу кишки, окончательно запутавшись. Они не понимали, кого винить в возникшем пожаре, а потому решили убивать друг друга. Червь же по-прежнему корчился в муках, но Паша заметил, что его обгоревшее мясо, пусть и медленно, но обновляется.

Через минуту они были в центре деревни, попутно добивая все, что двигалось. Сопротивления карлики практически не оказывали, так как были сильно дезорганизованы и напуганы.

– И что теперь? – пытаясь перекричать гул огня и визг карликов, чуть ли не на ухо Павлу, спросила Ясмина.

Они стояли в нерешительности, а в пяти метрах от них корчился невообразимо смердящий червь.

– Паша, что нам делать, решай быстрее, – пронзая стрелой голову очередному карлику, кричал Мигэль.

А Павел просто стоял, стоял и пытался понять, что его тревожит. Он ощущал какую-то стороннюю вибрацию, но не мог понять, с чем она связана. Наконец он скинул сумку из-за плеч, и вынул на свет вибрирующий сверток. В нем лежали камни, взятые у Димы из клуба «Богатырь». Теперь они самым наглым образом вибрировали, и Паша не мог найти этому объяснений. Слегка вибрировал и тот, что был получен от Белобрада.

Озарение пришло внезапно, наотмашь полоснув мечом пробегающего мимо и дико верещащего карлика, Паша взял в ладонь только один из камней, оставив остальные в сумке. Не до конца понимая, что именно он ищет, Паша принялся ходить вдоль червя. Через десяток шагов вибрация камня стала нарастать, пока не стала такой мощной, что Пашина рука заходила ходуном, будто он несколько месяцев беспробудно пьянствовал. Около захлопнутого отверстия, из которого совсем недавно червь выпускал в мир коричневых карликов, вибрация имела наибольшую силу. Паша понимал, что если продолжить поиски, используя камень в качестве компаса, ему придется лезть наверх, «на голову» червя.

– И что дальше, – пробормотал он себе под нос, разглядывая поутихшее чудовище.

Червь к этому времени практически перестал дергаться, и теперь спокойно лежал, залечив свои раны. Поборов себя, Павел притронулся к червю, на ощупь его кожа была сухой и шероховатой, как змеиная. К тому же тело червя было упругим и даже твердым, хоть со стороны таковым не казалось.

– Эй, Мигэль, мне нужно наверх. Сделай мне лестницу, да побыстрее, – обернувшись к эльфу, скомандовал Паша.

На самом деле, торопиться было особенно некуда, карлики скрылись из виду, а те, что пытались напасть, делали это как-то нехотя, будто по принуждению. Но сама ситуация вызывала напряжение, хотелось быстрее со всем покончить. Мигэль не заставил себя ждать, бравируя собственной меткостью, он утыкал червя стрелами, сделав на нем некое подобие лестницы.

Камень пришлось спрятать, ведь карабкаться по червю с дрожащей рукой – занятие не из легких. Вскоре он достиг верхней точки червя, который, к слову, был выше и толще у своих концов, а не в середине. В изголовьях червь был около четырех, а то и пяти метров высотой. Осмотревшись, Паша заметил некое пятно на бежевой коже. Пятно походило на родинку, разве что размерами оно было с арбуз. Не раздумывая, Паша вонзил туда меч, помня, что к подобным выходкам червь относится спокойно.

Но не в этот раз. Червь буквально взвыл отсутствующими голосовыми связками, по его телу пробежала мелкая дрожь и… он пополз. Видимо, он и сам не знал, куда и зачем он ползет, но Паше от этого не становилось легче. Чтобы не упасть, он вовремя вынутым сапожным ножом, нанес еще одну рану червю, но не в «родинку». Держась за две рукояти, он был похож на ковбоя, старающегося усмирить непокорную лошадь.

Нужно было срочно остановить червя, Паша ни на секунду не сомневался, что у этой туши хватит мощи, что бы проломить стены пещеры и обрушить на все живое ее своды. Тогда он принялся методично вырезать коричневатую опухоль, не обращая внимания на слизь, заливающую руки и клинок. Рыться во внутренностях многотонной туши долго не пришлось, камень засел не глубоко, почти на поверхности. Белый, с двумя красными прожилками, он был величиной с каштан, и лишь чудом попал Паше в руку. Как только Паша извлек камень из плоти червя, тот, без всяких предсмертных судорог и агонии, замер. Умер он моментально, и пока Паша слазил с него, ему показалось, что червь сдувается.

– Вот и все, – улыбаясь, паша стряхнул слизь с меча, – Еще чуть-чуть и оно бы протаранило стену.

Стена была действительно близко. А слизь была слишком тягучей, чтобы ее можно было просто стряхнуть. Чувствуя пощипывания кожи, Паша справедливо предположил, что внутренности червя могут быть ядовиты для человека, а потому быстро очистился от них с помощью магии.

– Теперь пора отсюда как-то выбираться, – заявил Паша, – Думаю, ничто не мешает нам пройти той же дорогой.

Проходя мимо домов, они добили еще трех карликов, которые казались последними жителями этой деревни. Однако возле самой лестницы их ждал еще один, облаченный в коричневую рясу, с лицом, испещрённом глубокими бороздами морщин. Одной рукой он опирался на деревянный посох, а другой рукой держал за ногу того самого бритоголового воина, что устроил пожар.

– Стой, – карлик заговорил первым, чем очень удивил всех.

Паша уже примерялся, как бы поудобнее разрубить старого, но могучего карлика. То, что карлик был старым, Паша понял по морщинам и знанию языка, наверняка этому созданию понадобилось немало времени, чтобы изучить человеческую речь. Силу же выдавала борозда, которую оставляло за собой увесистое тело бритоголового.

– Стой, человек, – снова попросил старик, – Ты уничтожил мой дом, моих сородичей и мое начало, но я пришел говорить с тобой.

– О чем? – Паша говорить не хотел.

– Тот камень, что ты забрал, это сердце моего народа, его жизнь, – ответил карлик, – Если ты заберешь его, мой народ исчезнет полностью. Я – последний, кто остался в живых, я чувствую. Но я могу возродить свое племя, если ты отдашь мне камень.

– Ты мне предлагаешь спасти вас, после того, как я приложил все усилия для вашего уничтожения? – резонно заметил Паша.

– Я пощадил вашего друга, я не стал нападать на вас, хотя мог бы, – старик говорил без угрозы в голосе, – Потому что каждый заслуживает пощады.

Паша проигнорировал его слова. Он чувствовал силу, но не страшился ее.

– Это не мой друг, хотя он здорово помог мне, – ответил Паша, – Однако, ты и твой народ являетесь угрозой для моего народа. И мой долг эту угрозу уничтожить.

– Хм, тогда тебе следует уничтожить и весь твой род, и себя самого, – лицо старика искривилось в подобие улыбки, – Кто ты такой, что считаешь себя вправе решать судьбы целых народов? Ты ли создал их? Нет, ты всего лишь человек. Но я стою перед тобой, а в моем лице целый народ и судьба его в твоих руках. И я дам тебе право выбора. Ты считаешь меня выродком, чем-то, что хуже тебя и не имеет права на жизнь. Но кто из вас смог бы так же отдать свою жизнь в руки того, кому бой не был проигран? Взгляни в мои глаза, там нет страха. Там есть лишь надежда на твое благоразумие. Вправе ли ты лишить жизни целый народ?

Старик шагнул вперед, выставив грудь, будто подставляя ее под удар. Глаза его не излучали ничего, ни ненависти, ни страха, ни любви, только безмятежность. Старик, казалось, ничего не ждал. Не стал ждать и Паша, клинок, так и не спрятанный в ножны, легко пронзил грудь карлика, незащищенную ничем, кроме рясы. Лицо старика не исказилось удивлением, как ожидал Паша. Не проявилось на нем и ужаса, льстящего убийце. Оно осталось таким же равнодушным и безмятежным, как прежде.

– Я человек, – с гордостью, достойной королей, сказал Паша поверженному карлику.

– Думаю, он хотел услышать это до того, как ты пронзишь его мечом, – глядя на старика, сказал Мигэль и пошел прочь, наверх.

Ясмина лишь хмыкнула, и пошла за эльфом. Паша поплелся за ними, на него накатило чувство вины, вины за доблестное и неукоснительное исполнение долга. Долга перед людьми, нуждавшимися в помощи, которых он вызвался защищать. Укоризненный взгляд уперся в него из ниоткуда, будто весь мир смотрел на него и не понимал, винил и, казалось, презирал.

«Победителей не судят… Однако, хитер старик, убил бы я его в бою и был бы всеми почитаем, и без разницы было бы, последний он или нет, сдохнет с ним племя карликов или нет. А ведь результат один, он умер и унес с собой в могилу последнюю возможность на жизнь этих чертовых карликов. Так какая разница? Меня винят в его смерти, или в том, как он умер? Имеет ли смысл для них жизнь целого народа или отдельного карлика? А ведь им было совсем не жаль целую кучу из них, что были порублены и сожжены. Но им жалко одного, убитого тем же образом. К чему эта выборочность, почему бы не сесть и не поплакать над каждым из них? Это было бы справедливо…»: Паша сам терзал себя, будто отвечая этому миру, будто беседуя с многоликой толпой.

Бритоголового они взяли с собой, тащить его вверх по лестнице было занятием непростым. Еще сложнее было нести его по узким коридорчикам, особенно учитывая усталость после битвы, пусть она была и не сложной. Пыхтя и осыпая всех и вся проклятиями, Паша и Мигэль все-таки дотащили бессознательного воина до той первой комнатки, где они очутились чуть ранее.

– А дальше как? – Мигэль тяжело дышал, озираясь вокруг.

– Давай положим его к стеночке, а там разберемся, – Паша кивнул в сторону стены.

Уложив загадочного союзника у стены, все трое принялись осматриваться, ощупывая стены. Но поиски успехом не увенчались, ничего похожего на рычаг или иной механизм найти не удалось.

– Может, выходить нужно было там, с другой стороны, – предположила Ясмина, – Куда-то же эти чудища выбирались, вряд ли у них только один выход.

– Согласен, но второй раз я его туда не понесу, – заявил Павел и принялся рыться в поясной сумке.

Одну из пробирок он дал понюхать бессознательному охотнику на нечисть, и тот, хоть и не сразу, но пришел в себя, открыв мутные глаза.

– Вы… – прошептал он, казалось бы, зафиксировав картинку перед глазами.

– Мы, – подтвердил Паша и отошел на пару шагов.

Нашатырь, взятый из дома, оказался весьма полезен, к тому же для многих зелий нужен был спирт. И чем чище спирт, тем лучше конечный продукт.

Бритоголовый встряхнул головой, и уселся у стены, опершись на нее.

– Что стало с червем? – тут же спросил он.

– Думаю, он сдох, вместе со всеми этими карликами, – ответил Паша, – К слову, твоего взрыва оказалось недостаточно.

– Что-то пошло не так… Ах, если бы я сам был магом, – вздохнул воин и попытался встать.

Удалось ему это только с помощью Паши, подавшему воину руку.

– И как же ты выжил в огне, если ты не маг?– поинтересовался Павел.

– У всех свои секреты, – сболтнувший лишнего, бритоголовый решил не раскрывать всех тайн.

– Ладно, хмыкнул Паша, – мы собираемся уйти отсюда, ты не знаешь, как отсюда выбраться?

– Знаю, – кивнул головой воин.

Отойдя вглубь комнаты, практически в коридор, он принялся ощупывать стену, которую до этого несколько раз осмотрел Павел и Мигэль. Но он, в отличие от последних, все-таки нащупал на стене выступ и нажал на него. Прямо из тупиковой стены комнаты выползла небольшая каменная плита. Бритоголовый тут же взобрался на нее и, глядя на Пашу, сказал:

– Запоминай.

Он скрестил руки на груди и подпрыгнул, но назад уже не приземлился. Вырвавшийся из плиты сноп голубых искр, окутал его, а когда искры рассеялись, бритоголового в комнате уже не было.

– Что ж, не будем терять времени, – сказал Паша и забрался на плиту.

– Стой, – Ясмина взяла его за руку, – Тебе не кажется, что здесь есть какой-то подвох?

– Эмм, нет, – Паша скорчил глупую гримасу, – Я думаю, что это безопасный и быстрый путь наверх.

С этими словами он скрестил руки на груди, и подпрыгнул, в точности повторяя движения бритоголового. Тот же сноп искр унес и его, а Мигэлю и Ясмине ничего больше не оставалось, как повторить операцию. Готовились они долго, но все же решились.

– И долго вас ждать? – Паша стоял у своего скакуна и, улыбаясь, смотрел на спутников, – Я тут уже собрался.

Ни эльф, ни ведьма ничего не ответили, молча подойдя к своим лошадям. У бритоголового лошади не было, но он заверил всех, что успеет за ними и пешим.

– Мое имя Сдевит, сын Семара, из рода гардов, – наконец-то представился он, и посмотрел на Пашу, очевидно, ожидая ответа.

– Мое имя Павел, сын Дмитрия, – тут он запнулся, так как выдумать себе достойный титул и родословную так и не удосужился, – из рода Коробовых.

Никакой реакции Пашино имя у Сдевита не вызвало, он лишь перевел взгляд на спутников сына Дмитрия, ожидая, что и те представятся.

– Мое имя Мигэль Незаконнорожденный, – начал эльф, – сын Соноры Лесной Лани и Яна Воина Ночи, из рода Северного Корня.

– Мое имя Ясмина, – на этом ведьма и закончила.

– Что ж, нам не стоит здесь долго оставаться, мы уничтожили червя, однако не все его детища мертвы. Без связи со своим родителем они продержатся несколько дней, но сейчас они все еще могут быть опасны, – пояснил Сдевит.

– Тогда нужно уходить, – согласился Павел и взобрался на лошадь.

Дорога назад, вопреки ожиданиям, была спокойной, а главное, быстрой. Так всегда бывает, когда движешься к цели, расстояние до которой известно лишь самой судьбе, дорога кажется ужасно длинной, но дорога оттуда всегда короче, чем казалось ранее.

Как героев в крепости их никто не встречал. Их вообще не встречали. Все так же по улочкам вяло тащились телеги и сани, люди продолжали жить обыкновенной жизнью, и не было похоже, что их действительно волнует существование червя, плодящего чудищ. Паша был уверен, что останови он любого прохожего, тот вряд ли станет плясать и веселиться, когда узнает о Пашином подвиге, о его доблести и, собственно, результате оной. Лучшее, что можно было бы ожидать от прохожего, так это вялое одобрение. Будто это не они еще несколько дней назад тряслись и рыдали, требуя защиты.

Люди будут радоваться лишь тогда, когда им скажут, что праздник наступил и пора праздновать. А то, что доселе над ними висела, ежеминутно приближаясь, смертельная угроза, на их лицах никак не отражалось. Будто Паша вернулся в какую-то другую крепость, но точно не в ту, которую брался спасать. По крайней мере, так казалось герою. Быть может, он ждал венков, лепестков роз и почитания, но так, чтобы не выпрашивать этого, чтобы не рассказывать о деле, что совершил. Он понимал, что никто ведь и знать не знает, что чудище повержено, что опасность миновала, и что виной всему этому не кто иной, как Павел и его товарищи. Ему стало обидно, что он сам выбрал этот путь, полный преград и врагов, но лишенный славы и почитания.

Сдевит долго не соглашался переступить порог в отсутствие хозяина дома, так как это перечило традициям его рода. Такое заявление заставило Павла смутиться, на минуту он даже почувствовал себя вором и невежей, ведь и впрямь неизвестно, ждал ли их старик. Но и идти назад было уже поздно. Пришлось оставить дом, чтобы не оставлять Сдевита одного на улице. Благо волхв появился уже через десяток минут.

После того, как Сдевита сердечно попросили побыть гостем в доме волхва, он наконец-таки вошел, предварительно представившись, а заодно и отвесив достаточно низкий поклон хозяину дома, в знак уважения к мудрости последнего. Белобрад счел Сдевита очень приятным гостем, но расспрашивать его о чем-либо не торопился, свои вопросы он адресовал предпочтительно Павлу.

Историю о болотном походе самопровозглашенный лидер отряда рассказывал уже за столом. Его наперебой дополняли Мигэль и Ясмина, молчал только Сдевит, должно быть, умиляясь детской восторженности рассказчиков.

Вся картина выглядела как рождественский фильм, когда куча малышей сидят у камина со своим дедушкой и рассказывают ему о том, как хорошо они себя вели в этом году. Не хватало разве что забраться волхву на колени, и, свесив ножки, держать в руках какой-нибудь леденец.

– И что же вы, – спросил Белобрад, – собираетесь получить награду?

– Ну, – протянул Паша, – Мы не уверены в этом. Думаю, нет…

– А я не собираюсь, – вдруг заявил Сдевит, – Через три дня я отправляюсь в Киев. Говорят, будто где-то окрест там завелся треглавый змий.

– Хм, – Белобрад уважительно посмотрел на Сдевита, – Значит, ты живешь охотой на чудищ, но не ищешь злата и славы?

Сдевит лишь коротко кивнул, будто несколько засмущался подобного вопроса.

– Славно, славно, – одобрительно прокряхтел волхв, улыбаясь в белые, как снег, усы.

Разговор, наверно, мог бы продолжаться, но герои чувствовали себя слишком уставшими, а потому поспешили отойти ко сну. Именно его им не хватало в последние несколько дней. Человек может долго жить, погружаясь в сон всего на несколько часов в сутки, но редкий человек будет чувствовать себя счастливым и отдохнувшим при этом. И Паша не был редким человеком. Он старался быть героем, неустанно трудясь во благо чего-то и кого-то, но кто сказал, что герой, истинный воин и борец за правду и справедливость, не нуждается в продолжительном, здоровом сне?

Так или иначе, а проспал Паша около двенадцати часов к ряду, изредка просыпаясь, чтобы убедиться, что он еще не выспался, а торопиться некуда.

Через день в Пересне все-таки прознали о великолепной победе, правда, присвоили ее тойсамой группе смельчаков, что была растерзана еще на середине пути. Награждали их посмертно, золото отдали рыдающим вдовам, воздали и прочие почести. Откуда-то в стенах крепости появились бродячие музыканты, что тут же сложили балладу о мужественных защитниках своей земли. Ее они заунывно пели под бренчание расстроенного инструмента, но люди восхищенно слушали и горячо благодарили талантливых певцов. Паше не оставалось ничего, кроме как согласиться с мнением большинства о том, что доблестные герои издохли сами собой, как только сразили недруга.

Дабы позабавить себя и как-то утешить себялюбие, а заодно обтесать историю сражения, которая была лишена подробностей кончины героев, Паша, собрав вокруг себя достаточно народа, как бы невзначай предположил, что порубленное тело чудища начало источать ядовитый пар. Славные герои такой подлости не ожидали, и потому носов не закрыли и один за другим попадали замертво, геройски вдохнув весь ядовитый пар. Пашино предположение поддержали, тут же разнеся его по округе. Таким образом, легенда оформилась окончательно, и ничто не мешало рассказывать ее всем желающим, ведь теперь она не только походила на правду, но, скорее всего, ею и являлась.

Что же касается Паши, свою грусть он решил утопить в вине, но уже после первой кружки хмеля вдруг рассмеялся и больше пить не стал. Вдруг к нему пришло осознание того, что невероятно глупо обижаться на то, чего ты сам захотел или, как минимум, не пожелал исправить, побоялся, поддался течению. «В конечном итоге, у тебя же есть своя голова, на кой ты слушал этого Белобрада, он ведь просто спросил, станешь ли забирать золото? И ты все понял. А что ты понял? Что нужно изображать из себя рыцаря, благородного, готового засунуть голову в пасть льву лишь потому, что зверь подавится и, может быть, от этого не станет есть других. Теперь уже нечего злиться, сам виноват. Просто буду делать, как захочу сам, а не кто-то захочет за меня»: думал Паша, глядя в глиняное дно кружки, придурковато улыбаясь при этом, а то и переходя на серьезный, с примесью гнева взгляд.

Он собирался было встать и уйти из корчмы, как за его угловой столик подсел Сдевит, которого не было видно с самого утра.

– Здравствуй, Павел, – поздоровался он.

– И тебе здравия, Сдевит.

– Надолго ли вы останетесь в этом месте?

– Думаю, не меньше месяца, Мигэль будет учиться у Белобрада, а у меня нет особенных причин спешить, будто размышляя вслух, ответил Павел.

– И куда вы собираетесь отправляться дальше? – поинтересовался сын Семара, великого вождя племени Гардов.

Об интересном происхождении Сдевита Паша узнал от Белобрада. Оказалось, что любой представитель племени Гардов не может колдовать, так как племя было то ли проклято, то ли благословлено Перуном, которому они отчего-то совсем не желали поклоняться. Зато гарды были весьма искусны в рукопашном бою, а лучшие из них могли сразить и по десятку соперников за раз. Жили они где-то далеко на юге, на берегах черного моря, а вождем их уже три десятилетия являлся Великий Семар, сыном которого и являлся Сдевит.

– Честно говоря, мы еще в поиске пути, знаю лишь, что нам нужно на север.

– Хм, на север отсюда не так много дорог, – заметил Сдевит, – Жаль, что мне нужно спешить, я отправляюсь уже завтра.

– Действительно жаль, мне было бы приятно разделить с тобой хотя бы часть пути, – принялся льстить, пусть и небезосновательно, Павел, – С таким воином куда легче встречать недругов.

– Мне тоже было бы лучше идти с вами, – согласился Сдевит, – Как бы быстро не разил меч, колдовство бывает быстрее.

На этом он остановился, А Паша понял, что магию Сдевит любит не сильно. Еще Паша понял, что способность изменять мир силой мысли, это то единственное, что привлекает гарда в Паше. И если учесть его отношение к этой способности, совместное путешествие могло бы быть не таким уж и приятным.

Испытывая двойственные чувства по поводу невозможности дальнейшего путешествия в компании охотника за чудовищами, Паша крепко задумался о том, когда и куда ему действительно нужно отправляться, верны ли его предварительные планы?

Несмотря на отказ от по праву принадлежащей ему награды, Паша, по местным меркам, было совсем не бедным. Довольно плотно набитый кошель все так же грел сердце в эту холодную пору. Как-то не к месту вспомнился Новый Год, который тут никто не праздновал. А зимние празднества в честь зимнего солнцестояния они пропустили, будучи в поисках болотных чудищ. Внезапно вновь захотелось выпить, подогретый первой кружкой организм потребовал следующую, но Паша вовремя остановил себя и покинул корчму в компании Сдевита.

Толстый поддоспешник уверенно сохранял тепло, чего нельзя было сказать о самом доспехе. Более того, Паша боялся притронуться к стальным пластинам, так как рисковал примерзнуть. Руки в меховых рукавицах быстро вспотели, и, что странно, от всего этого потрогать доспех хотелось еще больше. Борясь с этим желанием, щурясь и разглядывая то доспех, то низкие домики, он подошел к стенам цитадели.

У ворот собралась толпа людей, о чем-то возбужденно переговариваясь. Каждый пытался пробраться ближе к воротам, а затем и внутрь крепости, будто там показывали какое-то невероятное, чудесное выступление. Пробраться сквозь эту толпу Паше не представлялось возможным. Казалось, тут собрались жители всех окрестных деревень. Паша даже подумал на секунду, что собираться в подобную толпу возле цитадели – местное развлечение.

Бряцание кольчугой и взгляд свирепого воина Паше никак не помогали, пробраться сквозь толпу не удавалось. Пришлось прибегнуть к более серьезным трюкам. Паше сильно мешали сосредоточиться, но в конечном итоге ему все же удалось создать вокруг себя ауру страха. Попадающие в нее люди начинали испытывать чувство сильного беспокойства и инстинктивно старались уйти в сторону. Таким образом, Паше удалось расчистить себе узкую тропу. Справедливости ради, стоит отметить, что работать локтями он все равно не перестал. Все-таки его волшба действовала не на каждого. К концу пути он был измотан, и, казалось, вряд ли способен на какие-то чувства, кроме полного безразличия и желания отдохнуть.

Но то, что он увидел, заставило его застыть в удивлении. Прямо посреди маленькой площади у ворот цитадели росла высокая, раскидистая липа. Ее не было еще утром. К тому же, среди морозной зимы, снега и завывающего ветра, сочная зелень липовых листьев смотрелась завораживающе и даже пугающе. Паша когда-то видел зелень и снег, природа выдает разные чудеса, но здесь был представлен кусочек лета среди пустоши зимы. Это локальное лето светилось золотистыми светлячками, сновавшими меж листвы, более того, древо источало приятный аромат, будто в самый разгар своего цветения.

Ничего не понимающий Паша стоял и смотрел на дерево, как и десятки людей рядом с ним. Они лицезрели чудо.

– Он оставил мне книгу, – сказал кто-то рядом.

Голос Мигэля вырвал Пашу из оцепенения, сам Мигэль стоял рядом и держал в руках сверток с чем-то увесистым.


Глава 6.


Сильные морозы прошли, прекратились и снегопады. Лошади бодро взрыхляли уже утоптанный снег на дороге, что тянулась бесконечной вереницей, скрываясь где-то за линией горизонта. Шел четвертый день с момента, как компания покинула Пересень. Рядом с Пашей скакал Сдевит на вороном коне непонятного происхождения. У скакуна были красноватые глаза и слишком тонкие и длинные ноги, впрочем, на этих ногах жеребец чувствовал себя совсем не плохо.

После того, как Белобрад обратил себя в дерево, оставаться в Пересне смысла не было. Мигэлю от волхва осталась книга собственного сочинения, в ней эльф мог почерпнуть немало знаний. Паша же получил в дар великое ничто. Вернее, он мог бы взять из дома волхва что угодно, но почему-то не отважился. Все-таки никаких завещаний Белобрад не оставлял. Он оставил лишь загадку, ведь было вообще непонятно, как это произошло. Мигэль лишь разводил руками. Белобрад отдал ему книгу, а сам ушел к какому-то больному. И более не вернулся.

Ясмина так же не знала причин, не знал их и Паша. Сдевит сказал, что волхв не умер, а выбрал себе новое жилище. Пришлось смириться с тем, что волхв не просто так прожил очень долгую жизнь, и его не просто так называли мудрецом.

Компания двигалась по единственному тракту, ведущему на север, но если Сдевит намеревался посетить Киев, то Паша туда не хотел.

Путь был легок, тяжесть утраты Паша почти не ощущал, считая это излишеством. Слишком эгоистично было бы страдать и винить старца в том, что он поступил так, как посчитал нужным, а не так, как хотелось бы Паше. В конечном итоге он не резал себе вены, не прыгал с крепостной стены, выставляя напоказ свой труп и нездоровое «фи» бренной жизни на опостылевшей земле. Нет. Он подарил людям чудо, пусть и ценой собственной жизни. И это достойно скорее уважения, нежели порицания. Так считал Паша, и, должно быть, его товарищи.

Меж тем начинало темнеть. Дни зимой были коротки, хоть солнце уже начало отвоевывать свое время. Стало холоднее, морозец хватался колючими пальцами за щеки, а снег загадочно поблескивал в свете луны. В темноте движение чуть замедлялось, но не останавливалось. Он шли до девяти часов вечера, если верить Пашиным часам, взглянув на которые Сдевит лишь хмыкнул, подняв брови. Он посчитал часы творением волшебства, но так ничего и не сказал. Паша же не хотел ничего объяснять. Вскоре лагерь уснул, кутаясь в походных постелях.

Паша ничуть не удивился, когда на следующий день дорога скрылась в лесу, что стоял перед путниками серой, плотной стеной. Паша уже давно относился к лесам с опаской, ведь по местным обычаям в них непременно должны были обитать не менее сотни кровожадных монстров или огромная банда лихих разбойников, не упускающих возможности перерезать глотку мирным путникам. Простых, привычных Паше, лесов в этом мире попросту не было. По крайней мере, он таких еще не встречал.

Этот лес, по всем законам жанра, исключением не был. Лес как обычно дышал в уши своими загадочными шорохами, внешне оставаясь спокойным. Живности в лесу было не мало, тут и там виднелась покусанная зверями кора, следы различной формы и размера. Все-таки этот лес был менее жутким, чем те, что Паша встречал ранее. Ровно до того момента, пока в его поле зрения не попали три полуголых пленника, привязанных к дереву возле дороги.

Сохраняя невозмутимость, чем снискал уважение у Сдевита и вызвал удивление у самого себя, Паша соскочил с коня и подошел к пострадавшим. Паша мог бы быстро растерять все завоеванное уважение, так как уже собирался заговорить с пленниками. Это было бы невероятно глупым поступком, ведь рты у них были заткнуты кляпами. Паша вовремя сообразил, что собеседники не смогут ему ответить, к тому же у них наверняка отморожены руки и ноги, так как неведомый неприятель раздел их почти догола. Освобождать путников помогала Ясмина, Сдевит и Мигэль остались на страже, стараясь не пропустить внезапного нападения.

Освобожденные тут же принялись что-то лепетать на смутно знакомом языке. Паша был удивлен, когда Сдевит что-то ответил им. Оставив на минуту разговоры, спасенным выдали одежду и провизию, которую Паша специально разогрел с помощью магии. Когда благодарные пленники вновь заговорили, Паша вдруг понял, что прекрасно знает греческий, но этому он уже не удивился.

– Мы шли уже три недели, с нами была охрана, – повествовал широкоплечий, с крупным подбородком, грек, – Хорошо вооруженные, сильные и храбрые воины, но они пали в бою всего в трех лигах отсюда. Нас же было решено принести в жертву лесным духам, поэтому нас и оставили здесь.

Паша понял, что эти самые духи вряд ли положительно отнесутся к тому, что у них выкрали их законную добычу.

– В таком случае, я думаю, нам стоит поскорей покинуть это место, – поделился он своими соображениями, – Быть может, вам известно, где у грабителей устроена засада?

– Они напали на нас в трех лигах к северу отсюда, а после отвезли назад, – ответил все тот же грек, бывший среди них за старшего, – То, что им удалось отобрать у нас воистину можно считать хорошей добычей, но кто знает, остановятся ли они на этом.

– И сколько у вас было охраны?

– Двадцать человек.

– И все были повержены?

– Да, врагов было не мало, а коварство их не знало границ. Они осыпали нас стрелами вплоть до того момента, пока мы не начали стряхивать их с деревьев. Только тогда их мечники пошли в атаку и разгромили нас в, увы, нечестном бою!

– Презренные ублюдки! – решил поддержать настроение Павел, чтобы выказать свою лояльность.

Его слова были поддержаны, все разом принялись ругать разбойников, угрожать им лютой расправой и осыпать страшными проклятиями. Однако эти выкрики остановил Сдевит, резонно заметив, что этим делу не поможешь, и нужно что-то предпринимать. Например, наведаться к бандитам.

Такую идею не поддержал никто, Паша не желал вступать в бой без особых на то причин, а греки, минуту назад рвавшиеся мстить, вдруг вспомнили, что им необходимо попасть в Киев, желательно целыми и невредимыми.

Тогда Сдевит предложил им свою помощь, на удивление легко отступившись от первоначальной идеи. И тут Паша понял, что гард лишь тонко уколол расхорохорившихся греков, показав им их истинную сущность. Не такую уж и трусливую, обычную, без преувеличений, человеческую сущность, с присущим ей желанием жить.

Такой поворот лишь укрепил Пашино уважение к гарду. Но, как бы то ни было, а их дороги должны будут разойтись. Но Паша был уверен, что еще встретится с гардом, хотя бы потому, что очень этого хотел.

Как оказалось, у Сдевита с собой был целый арсенал холодного оружия, в основном трофейного. Наверно, Сдевит хранил его для продажи, а заодно и для подобных случаев. Вскоре греки были вооружены короткими топориками и мечами, как показалось Паше, бронзовыми.

Теперь каждый скакун тащил на себе двоих, а на пятую лошадь была переложена большая часть поклажи. Так долго продолжаться не могло, это понимал каждый, но безвыходность ситуации диктовала свои правила.

Уже через час езды скакуны начали выдыхаться, к счастью, это было единственной проблемой отряда. До ближайшего поселения оставалось не более двенадцати километров, такое расстояние можно было покрыть за несколько часов пути.

Разбойников нигде не было видно, не было видно даже следов битвы, о которой говорили греки. Либо разбойники уже замели следы и ушли по дороге на север, либо они умели левитировать, так как следов уводящих в лес видно не было. Последнее пугало больше, встреча с летучим Робин Гудом Павла сильно беспокоила.

Они прошли еще час верхом и были вынуждены остановиться, чтобы животные отдохнули. Маленький костерок весело потрескивал хворостом, плавя оставшийся рядом снег. Нехитрый обед был разделен между всеми членами отряда, но даже простой, без изысков, похлебке все были рады. Мороз и нервное напряжение сильно подогрели аппетит путников.

В какой-то момент Паша почувствовал на себе пристальный взгляд. Это чувство не покидало его уже несколько минут, он не на шутку обеспокоился. Бросив короткий взгляд на Сдевита, Павел понял, что и гарда что-то беспокоит.

Все быстро прояснил свист стрелы, воткнувшейся в дерево всего в десятке сантиметров от молниеносно пригнувшегося гарда. Стрела еще не закончила свое жужжание, а отряд был уже в полной боевой готовности. Паша быстро создал легкую защитную стену вокруг отряда, которая если и не остановит стрелу, то сильно ее замедлит, после чего она вряд ли сможет нанести большой ущерб.

Разбойников было относительно немного, вероятно поблизости был их секрет, а не полноценный лагерь или засада. Однако бой против пятнадцати хорошо вооруженных воинов лесной армии не обещал быть легким.

Стрелять враг перестал быстро, видя, что стрелы бесполезны. Зато в ближний бой они ринулись слаженно, чего нельзя было сказать о странствующем отряде. Одновременная атака пяти разбойников едва не стала последней в жизни Сдевита, который первым ринулся в бой. Эффектно, хоть и на волоске от провала, увернувшись от ударов, он так же эффектно отсек голову одному из разбойников. Отсек он ее не до конца, отчего та повисла на обрывках сухожилий и кожи, безудержно фонтанируя кровью. Эта кровь слегка охладила пыл его товарищей, они на секунду отступили.

Если разбойники стрелять прекратили, то Мигэлю ничего не мешало, ведь Паша уже убрал свой щит за ненадобностью. Разбойники не досчитались еще двоих, не успев даже поднять свои хлипкие щиты. Мигэль разил быстро, точно и беспощадно. Пожалуй, это было то самое, что Паша ценил в эльфе больше всего – его поведение в бою. Однако эта маленькая победа не решала исхода боя. В строю противника, а это был именно строй, оставалось еще около дюжины бойцов.

Наконец-то собравшись и осознав свое численное превосходство, разбойники двинулись в новую атаку, пытаясь сжать Пашу и его команду в кольцо. Препятствуя этому, Паша решил выпустить во врага поток огня. Не такой сильный, чтобы кого-нибудь сжечь. Паша хотел напугать и расстроить боевой порядок противника, чтобы затем разбить его.

Каково же было его удивление, когда струя огня потухла, так и не долетев до разбойников. Его заклятье было сломлено самым наглым образом, отчего самого заклинателя на секунду погрузило в сон, а затем выдернуло оттуда жуткой, пронзающей виски, болью. Паша пошатнулся.

Среди нападавших, очевидно, был маг. Быстро поняв, в чем дело, Ясмина восстановила воздушный щит, во избежание новых неожиданностей. Паша уже отошел от непредвиденного удара и сейчас стал судорожно мыслить – что делать дальше?

Приятно радовали греки, взявшие на себя оборону правого фланга, один из них уже держал в руках трофейный щит. Левый фланг пал на плечи Мигэля и Ясмины. В центре же сражался Сдевит, и ему явно требовалась помощь. Он постоянно отступал, а за ним отступали и остальные, чтобы не отдаляться друг от друга.

Паша искал глазами неизвестного противника. Разбитие чужих чар – дело непростое, Паша не был уверен, что смог бы повторить подобное, если бы ему представился шанс. Но это не означало того, что враг был сильнее, ведь Пашино заклятье было грубо слеплено и, по факту, было фикцией, иллюзией. И если враг этого не почувствовал и решил раскрыть все козыри в такой ситуации, это могло значить лишь одно, либо он глупец, либо бравировал силой, стараясь блефовать.

Внезапно Паша почувствовал творимое где-то рядом колдовство. У него не было цвета, запаха или вкуса, но Паша почувствовал его всем своим естеством. Паша хотел было отыграться, но отсутствие опыта ему не позволило. Ему ничего не оставалось, кроме как защитить свой отряд другим заклинанием.

Противник не был оригинален, и попробовал испепелить путников все той же струей огня. Паша явственно почувствовал, что он гораздо сильнее вражеского чародея. Огненная струя зашипела и скрылась в облаке плотного пара. Это выглядело эффектно, но Паша понимал, что это не эффективно, он тратит силы.

Внутри чародея стала просыпаться неистовая ярость, он чувствовал себя оскорбленным и униженным. Ведь он был сильнее. Нет, он не считал себя сильным магом, и у него не было должного опыта и причин, чтобы сравнивать себя с другими представителями ремесла. «Но этот слабее»: подумал он и принялся за новое чародейство.

Вынутый из ножен меч вдруг запылал пламенем, раскалившись добела. Казалось, прямо сейчас загорится и Паша, но этого не происходило. Более того, казалось, что раскаленная железяка вообще не причиняет никаких неудобств владельцу.

Заклятье было трудным и отнимало немало сил, но оно того стоило. С этим мечом Паша бросился в атаку, на помощь Сдевиту. Удивлению первого врага не было границ. Он, вытаращив глаза, провожал взглядом отрубленное лезвие своего меча. Затем его напарник провожал взглядом отрубленный бюст своего товарища. Удерживать нормальную прочность и твердость раскаленного меча было действительно трудно. К тому же Паша придал сил собственным мышцам, что позволяло наносить такие сокрушительные удары. Но враги об этом не знали, они даже не решались бежать, просто принимая свою смерть, вяло отмахиваясь от огненного меча.

Паша успел зарубить семерых, пока заклятье не исчерпало все вложенные в него силы. Продлевать эффект Паша не решился, опасаясь, что может упасть без чувств. Он надеялся на товарищей, благо врагов осталось не так много, а Мигэль и Ясмина все еще не колдовали. Пашу это настораживало. Все-таки они могли сообразить какой-нибудь смертельный удар тысячи улыбок, или что-нибудь в их стиле, но они не торопились.

Так или иначе, а численный перевес был ликвидирован. Сдевит и команда воспользовались замешательством врага, через несколько минут бой стали был окончен. Разбросанные тела и залитый кровью снег, вот что осталось на месте стычки. Но стычка не была окончена, среди убитых не было вражеского мага, Паша это чувствовал, хоть и надеялся, что колдуна зарубили в горячке боя и не заметили.

Надежды быстро рассеялись. Над отрядом, застывшим в нерешительности, стал собираться ледяной шар. Самый натуральный ледяной шар, он весь был усеян острыми сосульками и осколками льда, которые если и не порежут, то точно оглушат. Рос шар быстро, словно набухающее на дрожжах тесто, и это не могло не расстраивать находящихся под ним героев.

Короткий взгляд на Ясмину и Мигэля все прояснил, лидер без всяких объяснений понял, что его товарищи не могут колдовать, будто враз лишились всех своих возможностей. На Пашу накатила волна отчаяния и стыда, его водили за нос, а он, пребывающий в необоснованной самоуверенности, в торжестве собственной силы и мнимого могущества, ничего не заметил.

Ясмина и Мигэль и раньше пытались сказать, что с их магической силой творится нечто неладное, но Паша был слишком увлечен битвой, чтобы это заметить. И сейчас ему предстояла нелепая смерть от ледяных шипов, вырвавшихся из банального ледяного шара – фокуса для начинающих. Это было унизительно, даже для Павла, который освоил искусство колдовства едва ли больше, чем первоклассник таблицу умножения.

Пока шар набухал, прошло не более десятка секунд, хоть они и показались вечностью. Прожив эту вечность, Паша вынырнул в реальность, адреналин в его крови наконец-то заставил его собраться и перестать себя хоронить. Если шар – фокус, то почему и сам Павел не может применить что-то банальное? Разрушать волю заклинания Паша даже не пытался, справедливо опасаясь, что эта попытка станет последней в его жизни. «На Мигэле потом потренируюсь»: пронеслось в голове, и Паша принял магическую позу. Суть позы заключалась в поднятой вверх голове и щели приоткрытого рта. Рука слегка теребила эфес меча, и не хватало разве что пальца в носу, чтобы раскрыть всю сущность этой позиции. Но поза не имела никакого отношения к самому колдовству, разве что для самого древнего и губительного. Впрочем, и для него не нужна. Все дело в самом маге, в его опыте и силе. Все-таки куда проще представить себе поток огня вырывающегося из ладони, или, скажем, посоха, чем появившегося из ниоткуда и ушедшего в никуда. И направить такой поток куда проще рукой, чем взглядом. По крайней мере, так говорил Иван, старый учитель Павла.

Но Паша еще не был так хорош в колдовстве, чтобы, не поведя бровью, крушить горы и осушать моря. Впрочем, для таких действий ему бы не хватило и исполнения польки вкупе с чтением трехтомного стиха заклинания. Однако, следуя учениям Ивана, Паша попытался отвергнуть словесное чароналожение, являющееся «пустой тратой времени». «Слова лишь звуки, они не имеют никакого отношения к Воле, к тому, что ты хочешь изменить. Даже древний язык, лишь наилучшее описание предметов, но не их сущность»: заверял Павла старый его учитель, и Паша верил. Верил, но не мог полностью отказаться от того, что прочитал в книгах, что давал ему все тот же учитель. А книги порой противоречили словам наставника. В книгах никто не станет писать о настоящих тайнах колдовства, разве что блаженный. Кому охота взрастить своим творением будущего врага. Нет уж, пусть пляшет, кричит, исступленно лупит в бубен и ест ядовитые грибы, но понять, что все это лишнее, он должен сам.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем Паша наконец-то видоизменил свою стойку. Для начала он закрыл придурковато открытый рот, а меч с силой вонзил в землю. После он воздел руки к небу, будто собрался удержать не только ледяной шар, но и сам небосвод. Шар же приблизился к тому своему моменту жизни, когда через миг ему суждено было бы взорваться тысячей острых и тяжелых осколков, чтобы осыпать ими все вокруг. Именно в этот миг, материализовались фантомные опоры, которые, может быть, и не удержали бы небосвод, но мутный, сероватый сосуд, в который уместился шар, они держали. О стены призрачного сосуда стучались осколки лопнувшего шара, но так и не пробили этой преграды. Сосуд, вобрав в себя всю смертоносную силу шара, испарился, забрав с собой в небытие и весь лед. Паша заметно напрягся. Настолько заметно, что его товарищи вполне обоснованно заволновались за его жизнь.

Вселяло надежду лишь то, что невидимый враг чувствует себя еще хуже. Времени на долгие размышления и пустые надежды не было, нужно было отыскать и обезвредить злостного колдуна, который едва не угробил всю команду. «Но как?»: бился вопрос в гаснущем сознании Павла, он в бессилии упал на колени, и спасся от полного падения лишь ухватившись за эфес своего меча. Будто ответом на вопрос, из-под кольчуги, прямо на снег выпал красный камень, полученный от Велимудра через Белобрада. «Как?»: на этот раз вопрос был направлен камню, но долго думать об этом Паша не стал. Он уже привык к своему везению и подобного рода вещам, будь то выпадающие из-под семи слоев одежды камни, прилетающие с неба щиты или вырастающие из-под земли помощники. Сетовать на эти превратности судьбы стоило Пашиным врагам, для него же самого это было бы попросту кощунством. Он тут же схватил камень и крепко сжал его в ладони. Настолько крепко, насколько это позволяло его ослабевшее тело.

Картинка перед глазами несколько видоизменилась. Во-первых, Паша стал дальтоником, видя мир черно-белым. К этому недугу добавилась и близорукость, причем сильная, мир расплывался в оттенках серого. Зато на этом фоне был отчетливо виден силуэт, обрамленный красной аурой. Всего в двадцати метрах от Павла по правую его руку.

Левее маячили Пашины товарищи, которые, возомнив себя рейнджерами из подразделений всех букв греческого алфавита, потешно кувыркались в снегу, крались, как дикие звери, применяя все известные им приемы, призванные защитить их от внезапных атак. Для Паши это выглядело крайне нелепо, ведь он видел врага, и понимал, что товарищи идут не туда, да и враг ими не заинтересован.

Мир стал приобретать четкость, но цвет так и не возвращался. Теперь Паше удалось разглядеть своего врага. Тощий, лысый, с гладковыбритым лицом мужчина средних лет. Одет он был в лохмотья и даже в такую стужу не носил головного убора. Впрочем, эта его особенность не слишком волновала Павла. Он собрался с силами и встал на ноги, глядя точно на противника.

Паша так и не догадался изобразить усердные поиски и враг понял, что был обнаружен. Однако Паша уже подготовил свою, как он надеялся, последнюю атаку. Через секунду в застывшего врага с треском полетел маленький огненный шар. Его лысый колдун легко отбил небрежным движением руки и даже усмехнулся. Но улыбка быстро исчезла с его лица, он пошатнулся и схватился за сердце. Он так и не заметил черной тени, следовавшей точно за шаром. Теперь Павла и его соперника соединяла тонкая, сотканная из мрака, сочащаяся легкой дымкой, нить. По ней то и дело, будто пульсируя, пробегали искры, переносясь от разбойника к Павлу.

В этот раз Паша применил заклинание из разряда темной магии. По крайней мере, так бы ее назвали люди, привыкшие делить все на черное и белое. На самом деле нет никакой разницы, как убивать человека – молнией, роем разноцветных бабочек или же нитью, сосущей жизненную силу. Результат всегда один и тот же – смерть. Меняется только форма заклинания, и даже эта нить могла бы быть пурпурной, а то и вовсе невидимой. Просто Павлу было проще видеть ее такой, сотканной из мрака, так она казалась смертоносней.

И нить получилась действительно смертоносной, она медленно передавала силы разбойника к Павлу. Но тощий маг в лохмотьях и не думал сдаваться. Его удар не был прикрыт формами, это было даже не заклинание. Он ударил собственной волей, собственным сознанием по Павлу. Разум на Разум, Сила на Силу, Суть на Суть. Открытый для подобных атак разум Павла должен был бы стать ему хорошим уроком, ведь когда-то Иван рассказывал ему о подобном, он говорил, что такой поединок является самым трудным, потому что никак не зависит от сил или опыта.

Чужая воля вторглась в его мозг, тесня и загоняя в углы его собственную. И она настойчиво требовала оборвать черную нить, более того она требовала незамедлительной смерти создателя оной нити. И эти ее желания начинали сбываться, Паше заметно поплохело, нить зарябила. Его спасали лишь инстинкты, которые требовали продолжать жить. Из глубин его рассудка наконец-то всплыло покореженное сознание. Оно тоже требовало жить. «Я хочу жить!»: крикнул Павел, то ли мысленно, то ли во весь дух. Этой боевой клич помог ему вытеснить чужака из своей головы, а затем и перейти на штурм, проходя сквозь все рубежи обороны, втаптывая в грязь сознание врага. Это получалось будто само собой, просто и быстро. Настолько неожиданно и легко, что когда тощий маг упал безжизненной грудой, Паша улыбнулся. И эта улыбка сделала его похожим на умственно-отсталого.

– Ы! – извергла его гортань, и он чуть не пустил слюну на подбородок.

Вполне возможно, что такое поведение являлось последствием тяжелой борьбы с противником. Впрочем, у него оставалось еще достаточно сил, чтобы крепко стоять на ногах, его черная нить успела передать ему достаточно энергии.

Вовремя собравшись с мыслями, Паша все-таки убрал с лица туповатую улыбку и попытался сделать задумчивое лицо. Сказать честно, это задумчивое выражение лица философа с протертого дивана было не лучшим вариантом в данной ситуации, но ничего другого Паша не придумал. Впрочем, его боевым товарищам было абсолютно все равно, как выглядит Паша. Даже Сдевит смотрел на него с уважением, а Мигэль и вовсе аплодировал.

Со смертью вражеского мага рассеялись и его чары. Во-первых, Мигэлю и Ясмине в полной мере вернулась их власть над магией, во-вторых рассеялись и отводящие взгляд чары. Совсем недалеко обнаружилась стоянка разбойников.

Далее последовало банальное мародерство, которое принято называть сбором трофеев. Сдевит упрямо собирал оружие, обрубая древки копий. С неохотой он делился с греками, те, впрочем, не брали больше, чем могли унести. Паша же сделал упор на обыск мага и его вещей, но ничего интересного найти не удалось. Пару пучков трав, несколько клочков бересты с неясными письменами да еще один набор лохмотьев, которые предпочитал носить покойный. Зато нашлись деньги. Их было не так много, как хотелось бы, однако и они, осев в карманах, приятно тяготили их. Кроме того в лагере разбойников паслись и лошади, очевидно предназначенные для перевозки грузов, так как седел для них не нашлось. Паша не очень-то хотел давать грекам лошадей, но, все-таки, они храбро сражались, к тому же им еще предстояло идти до Киева. Потому все три чалые лошади отошли грекам.

В лесу начинало темнеть, однако Паша решил, во что бы то ни стало пройти несколько километров, чтобы не останавливаться около места битвы, которое дышало смертью. Туда в скором времени могли нагрянуть падальщики, или же друзья убитых. А новых встреч с врагом никто не желал. К тому же Сдевит и один из греков были ранены. Мигэль смог лишь остановить кровь и стянуть концы ран, очистив их от возможного заражения. Но на полное излечение у него не хватило сил и времени.

– Все, остановимся здесь, – скомандовал Паша, останавливая коня, – Если здесь и есть разбойники, то видят они ничуть не лучше нас.

Перед сном Паша стал обдумывать произошедшее. Для начала он задался вопросом, почему каждый лес всенепременно обязан быть нашпигован разбойниками и какого черта с ними никто не борется? Потом его заинтересовало, отчего его путь постоянно преграждают различного рода враги, причем делают они это с завидным постоянством и неистовым рвением. Он все еще не привык, что его жизнь постоянно находится в опасности, что она может быть не такой однообразной, нудной, пусть и безопасной. В его понимании приключения не могли сыпаться на голову, как осенняя листва. «Должно быть так интереснее. Вот только кому?»: подумал он, сомкнув глаза.


***

Из леса отряд выбрался без приключений. Быть может, разбойники просто не догнали их, а может, забоялись. В последнее Паша не верил, но и других вариантов не видел.

Снег весело скрипел под копытами, а отряд не менее весело скалился открытому небу. Всем надоел сумрак леса, и теперь они желали вдоволь насладиться солнцем и морозным ветерком.

Вскоре они достигли развилки. В Киев Паша все еще не захотел, хоть и было грустно расставаться со Сдевитом. Тот эмоций не показывал, но Паша надеялся, что свой след внутри мужественного гарда он все же оставил. Они расстались на распутье, Сдевит и греки двинулись на северо-восток, северо-запад же раскинул свои просторы перед Пашей и его спутниками.

В этом направлении они двигались около недели, минуя деревни и хутора. Городов почти не встречалось, и Паша почему-то не хотел входить ни в один из них. И хоть каждый соскучился по теплу и уюту людского жилища, эту его прихоть никто не решался оспорить.

Дорога тянулась далеко за горизонт белой, местами грязноватой, лентой. Они шли по болотам, которые пересекали зимние пути. Иногда льды не выдерживали, и окрашивали мутной водой белое полотно дороги. За неделю пути Паша встретил не менее десятка возов, зачастую они были тяжело нагружены, а потому и проламывали некрепкий болотный лед.

В каждой из попутных деревень отряд останавливался на ночлег и для пополнения провизии. К тому же от жителей можно было услышать свежие и не очень новости. Так, например, ему удалось узнать, что князь Владимир установил в Киеве идол Перуна, вырубленный из священного дуба. И будто у идола этого усы отлиты из чистейшего золота. Такой поступок одобрили не только люди, но и само божество, которое теперь сопутствовало княжеской дружине. Было не совсем ясно, кого именно она побеждала, но рассказчики утверждали, что любой враг был не страшен этой благословленной дружине.

Так же Паша узнал, что на западе, у самых границ ляхов и литвинов некая владычица Дара, правившая там уже несколько десятков лет, вдруг омолодилась. С этим чудом начались и другие чудеса. В целом чудеса были не совсем чудесными, и связаны были в основном с исчезновением людей. Говорили, будто Дара обращает всех подданных в Римскую веру, даже против их воли. Из сбивчивых рассказов, явно переполненных вымыслом, Паша все же понял, что эта Дара весьма красива, хоть и жестока.

Встречались и другие новости, о ярмарках, рождениях, свадьбах и смертях. Паша так же интересовался безопасностью дорог, и, судя по ответам населения, в окрестностях было спокойно.

Проходя очередной лесной массив, Паша лишь удивленно хмыкнул: «Лес без разбойников? Нонсенс!». Они шли уже третью неделю, и вскоре вышли из границ страны, которой правил князь Владимир, войдя в земли свободных племен с кучей имен и постоянно изменяющимися территориями. Похолодало, зато болота остались далеко позади, сменившись лесами и ледяными озерами.

Поселения здесь встречались реже, но их устройство мало чем отличалось от тех, что строились в пройденных землях. Все те же частоколы, сложенные из бревен дома и меховые наряды. Основы поселений строились на холмах, обносились частоколом. Все, кто не умещался за ним, строили дома рядом, за рвом. Изредка и эти дома обносились нехитрой стеной из отесанных бревен. Однажды Паша встретил городок с тремя кольцами, очевидно, это была какая-то столица. Но войти в нее Паша так и не решился, довольствуясь остановками в деревнях. К тому же он вообще не планировал задерживаться в этих землях, его путь лежал в страну живописных фьордов и светловолосых мужчин, не ведающих страха. По крайней мере, так о них отзывались местные крестьяне.

В бесстрашие Павел не верил. Не бояться смерти может только фанатик или умалишенный, что, по сути, одно и то же. Вряд ли кто-то в здравом уме станет распарывать свое брюхо о вражеский меч, лишь затем, чтобы засыпать землю своими внутренностями и проявить бесстрашие. Бесстрашных нет, есть люди преданные идее, какой бы она ни была, будь то золото, клочок родной или чужой земли или иное. Борясь за это, они и проявляют то, что принято называть бесстрашием. Однако у кого из них не сжималось сердце, когда их плоть пронзала сталь, когда их конец становился очевидным и близким. Это потом, спустя несколько секунд они надевали горделивую маску безразличия, а то и счастья, но лишь с тем, чтобы не радовать врага, не пасть в глазах товарищей. Чтобы его помнили, и похоронили как славного воина, сына своей земли. Но каждый из них боялся, каждый не хотел умирать. Они героически жертвовали собой, но не потому, что не боялись своей смерти. И порой их жертвы оправдывали себя, если жертвы вообще могут быть оправданными.

Сумбур подобных мыслей роился в Пашиной голове, когда он приложился ко второй кружке пива, что подавали в придорожном трактире. Трактирщик выбрал рискованное место для своего бизнеса, здесь реже ходили путники, нежели вооруженные, воинственные отряды. Однако это заведение было клочком некого перемирия, никто не грабил его и не жег. Даже если до этого армия и сожгла с десяток деревень, трактир она не трогала. По крайней мере, так говорил сам трактирщик.

На следующий день отряд вновь миновал границу. Ее никто не охранял, да и понять, что это граница можно было едва ли. Однако, как говорили местные жители, граница пролегала именно здесь. В землях, куда вошел Павел, должны были жить жмудины, как их назвал трактирщик. В Жмудь отряд вошел двадцать седьмого января, именно это число показывали Пашины часы.

Паша еще не встретил ничего особенного, но отчетливо понял, что попал в какой-то иной мир. Сразу же вспомнились боги. Показалось странным, что в Византии он подобного не чувствовал. Впрочем, тут же нашлось объяснение: «Я же крещеный». С местными божествами Паша знаком не был. Нельзя было сказать, что они проявляли какую-то враждебность, но чувствовал себя Павел несколько неуютно. Что-то похожее ощущали и Мигэль с Ясминой.

Еще до пересечения этой границы Паша вдоволь наслушался баек о некоторой неадекватной кровожадности местного народа, а в особенности жрецов. Богам тут поклонялись едва ли не всем подряд, от Зевса, до Ра. Но более других здесь был почитаем какой-то неизвестный Павлу бог по имени Гилер. Обитал он на горе Белр, и постоянно жаждал жертв. Особенно нравились ему представители других наций, чем моложе, тем лучше. В идеале дети. Если же ему не приносили жертв, то он осыпал своих подданных страшными стихийными бедствиями, будь то ливни или смерчи. Культ был распространен, в каждом поселении имелся хотя бы один жрец Гилера.

Таким образом, чужеземцев в Жмуди постоянно поджидала опасность. Для путешественников была лишь одна дорога, тянущаяся сквозь всю страну. На ней разрешалось путешествовать и вести торговлю в придорожных поселениях. Однако за движение по такой дороге нужно было платить, хоть и не большую сумму. «Чек», полученный после оплаты, гарантии давал слабые. Случалось, что перепевши местной сивухи, крестьяне вырывались на дорогу в поисках жертв для своего ненасытного божества. Причем им было абсолютно не важно, торговец ли едет по дороге, или армия соседнего государства. Лишь бы чужеземцы. Нередко за подобные выходки они расплачивались сожженными деревнями. Однако истребить этот народ было крайне непросто, они могли годами прятаться в лесах и болотах, совершая партизанские вылазки. К тому же им помогал все тот же Гилер, который поливал завоевателей градом и молниями. Впрочем, и молнии, и град, и прочие сюрпризы природы наносили ущерб не только завоевателям, но и подопечным божества. Те же смиренно терпели все тяготы и лишения, и лишь сильнее молились своему богу.

Плата за проезд трех путников стоила одну серебряную монету византийской чеканки. Зачем-то пробуя ее на зуб, пограничник махнул рукой своему товарищу, похожему на облезшего кота, и тот поднес бересту. Содержание бересты было примерно следующим: «Оные не являются богопротивными тварями и могут по северному тракту идти». Кто эти «оные», описания не было, не было и никаких печатей. Такую грамоту Паша мог состряпать и бесплатно. Оставалось надеяться, что все же береста имеет какую-то особенность, которую сразу различить не удалось.

Неизменный пейзаж умеренных широт с бесконечными лесополосами и бескрайними равнинами порядком надоел, но это было единственным опечаливавшим отряд фактором. Других неприятностей не случалось, все ужасы Жмуди куда-то пропали, или же просто спрятались.

Путникам разрешалось останавливаться на ночь только в специальных подобиях трактиров, где обслуживающий персонал сочился ненавистью к путешественникам и ломил просто невероятные цены за свои услуги. Для дневных приемов пищи встречались оборудованные специальным столбом места. Впрочем, из оборудования на них и был только столб. Останавливаться в других местах не только не рекомендовалось, но и запрещалось вовсе. Все это Паша узнал на пропускном пункте, где с него взимали плату за проезд.

На фоне варварских традиций и низкого уровня культуры вся эта организация выглядела очень странно. Паша просто не понимал, как практически дикое племя смогло обустроить достаточно комфортную дорогу и наладить путешествия по ней. Что-то подсказывало Павлу, что он еще узнает ответ на этот вопрос, но позже.

Целых два дня они шли по протоптанной дороге и останавливались только в положенных местах, как добропорядочные путешественники, не желающие проблем. Однако неприятности это такая вещь, которая непременно нагрянет в тот момент, когда ты меньше всего их хотел. Каждый страх порождает свою причину.

Правила созданы лишь затем, чтобы кто-то их нарушил, ведь правила, которые никем не могут быть нарушены, попросту не существуют. На этот раз ничего сверхъестественного не произошло, все было прозаично до боли. На очередном повороте извилистой дороги, что огибала все попутные поселения, завалялся не приметный камень. Вряд ли этот камень когда-либо выступал в роли подлеца, вряд ли он когда-либо вообще был кем-то замечен. Но это случилось. Каким-то непонятным образом Пашина лошадь споткнулась об этот камень и не удержалась на скользкой дороге, рухнув на землю вместе с всадником. Паша отделался лишь легкими ушибами ииспугом, а вот животное сломало себе ногу. Идти дальше оно наотрез отказывалось.

Все было бы гораздо проще, если бы это происходило не в Жмуди. Именно в этой стране строжайше запрещалось использование любого чародейства. Естественно, чужеземцам. И если за остановку в неположенном месте можно было бы откупиться, то за колдовство штрафы были не предусмотрены.

Поэтому врачевать лошадь Мигэлю пришлось без магических пассов, а такое лечение было крайне неэффективным, и могло бы занять многие месяцы.

– Останавливаться нельзя, – раздумывал вслух Павел, – но и идти мы теперь не можем…

Мигэль опасливо озирался по сторонам, даже не пытаясь ничего предложить, зато Ясмина принялась осыпать покалеченную лошадь всеми видами ругательств и проклятий из своего богатого набора.

– Ну и хрен с ней, с этой лошадью, – заявила она, – Снимай с нее все и седлай ту. У нас же их четыре, потом другую купишь.

У них действительно было четыре лошади, и не так много поклажи, чтобы она не уместилась на трех вместе с седоками. Но вот незадача, Паша крепко привязался к своей лошади, которая, как ему казалось, обладала чрезвычайно проникновенными глазами и добрым, спокойным нравом. Ему не хотелось бросать ее здесь. Пашин скакун не ржал и не брыкался, а просто жалостливо смотрел на него, будто прося помощи, ведь он так верно служил ему. И Паша не смог.

– Нет, так не пойдет, – наотрез, чуть повысив голос, отказался Паша, – Можно что-нибудь придумать.

– Да, ты бы мог понести свою драгоценную лошадь на руках, поспевая за нами, – предложила Ясмина, – Думаю, это будет забавно.

– Да заткнись ты, раз ничего толкового предложить не можешь, – не стерпел Павел.

На эту грубость ведьма лишь фыркнула и отвернулась, будто сделала все что могла, а эти бестолочи вряд ли когда-либо исправятся, и теперь всем им суждено умереть.

– А почему нельзя применить колдовство? – сам себе задал вопрос Паша, – Кто нас тут заметит? Ведь вокруг ни души!

– Ты же сам знаешь, что есть способы обнаружить колдовство. А особенно искусные сыщики определят и того, кто колдовал. И на много верст вокруг никаких путешественников, кроме нас нет. Так что гадать им не придется, – ответила Ясмина.

– Да неужели ты думаешь, что эту дорогу постоянно проверяют. Все развеется за каких-нибудь полчаса, не будем же мы здесь новую лошадь колдовать, – настаивал Паша, – Кто будет этим заниматься?

– Я слышала, что всех этих смельчаков здесь ловили. Не знаю как, но ловили, – уже тише заговорила Ясмина, – Может тут какое-то охранное заклятье.

– По всей дороге? – воскликнул Паша, – Нужна толпа волшебников, чтобы его поддерживать!

– Толпа волшебников или божество, – тихо вставил Мигэль.

– Да ну… – осознание того, что эльф может быть прав, поубавило уверенности у лидера отряда.

– Ладно, пусть так, – после секундного молчания, согласился Павел, – Что еще мы можем сделать?

– Да ничего! – будто действительно разозлившись, крикнула Ясмина, – Когда ты наконец-то это поймешь, будет слишком поздно.

И тут Паша почувствовал страх. Не свой, свой пришел позже. Страх Ясмины, непонятный, колющий душу, он был будто осязаем. Но боялась она не смерти. Не своей смерти, это Паша четко понимал. Она боялась за него, ни за Мигэля или себя, а именно за него, за непонятно как и зачем заброшенного в этот мир Павла.

Слова не лезли из горла, он хотел что-то ответить, но фразы ломались о стальной взгляд ведьмы. Взгляд, наполненный надеждой и разочарованием, состраданием и ненавистью, болью и безысходностью. В тот момент Паша понял, что Ясмина его ненавидит также сильно, как хочет уберечь. И причины такой двойственности Паша не находил.

Еще он понял, что все трое действительно в опасности, и понял он это слишком поздно. Как и предупреждала Ясмина.

Их было четверо, и появились они будто из ниоткуда, хоть Паша и понимал, что их кони вспенились не просто так. «Кто же вас так прикрыл»: подумалось ему.

Тем временем прибывшие всадники стали окружать отряд. В какой-то момент Паша понял, что объясниться им не дадут.

Всадники выглядели обычными воинами в полузакрытых шлемах, кольчужных рубахах с табардом бордового цвета с рисунком на груди – восходящее из-за горы солнце. Вооружены они были хорошо, пожалуй, слишком хорошо, чтобы успеть применить все свое оружие в одном бою. Их седла и пояса были увешаны саблями, палицами и топориками. В руках же они держали длинные кавалерийские пики. В целом они совсем не были похожи на воинов, которых могло бы снарядить варварское племя, на чьих землях путешествовал Павел.

Паша искренне не понимал, почему его кровь еще не окропила снег, если всадники так решительно настроены. В душу закралась надежда, ведь было действительно непонятно, почему они не снесли маленький отряд на полном скаку.

К слову, Паша и его товарищи оружия так и не достали, возможно, именно этот факт и спас им жизнь.

– Почему вы остановились здесь? – гулким басом спросил всадник, он единственный не носил шлем.

– Моя лошадь повредила ногу, я хотел ей помочь, – ответил Паша, чуть отойдя и указывая на животное.

– Здесь нельзя останавливаться, – как робот, отчеканил всадник.

– Мы стоим совсем недолго, и часа не прошло, – запротестовал Мигэль.

– Останавливаться нельзя, – повторил старший патрульный.

– Но это же случайность, – Паша понимал, что споры бесполезны, но и всадники не спешили предпринимать каких-либо действий.

– Вы подлежите аресту и казни, – наконец-то перешел к конкретике главарь.

– Но… – Паша не сразу нашелся с ответом, – Может, мы сможем договориться?

Старый как мир способ обойти закон мог бы сработать с кем угодно, но только не с этими фанатиками, разум которых представлял собой простейшую программу без возможности саморазвития.

– Ты хочешь купить меня? – чуть ли не зарычал всадник, слегка привстав в седле, чтобы казаться еще выше пешего Павла.

– Нет, я хотел отблагодарить вас за проявленное милосердие, – рассеянно, глядя куда-то в сторону, проговорил Паша и умолк.

– Что… – договорить всаднику не дали.

Короткая вспышка прямо у него перед лицом ослепила не только всадников, но и Ясмину с Мигэлем, которые не ожидали подобного. Паша же действовал быстро и четко, будто всю жизнь тренировал именно эти действия. Пользуясь всеобщим замешательством, он быстро стянул с коня одного из врагов. Тот, увлекаемый тяжестью доспеха, сильно ударился оземь. Добивать его Паша не стал, в ближайшие две минуты он вряд ли смог бы подняться на ноги. Второго всадника он отправил на землю, подрубив ноги лошади. С диким ржанием она завалилась набок, увлекая за собой своего всадника. Этот приземлился мягче, а потому его пришлось зарубить, пока он не вернулся в строй.

Теперь численный перевес был на стороне путешественников. Ясмина оружия не доставала, Мигэль же чуть замешкался, пытаясь вынуть свой лук из-за спины. Впрочем, патрульным предстояло либо отбросить свои длинные пики и достать что-то более пригодное к ближнему бою, либо отойти назад, чтобы на скорости бить врага своими пиками.

На удивление быстро и легко всадники расстались со своими пиками, правда, чуть замешкались с выбором оружия, слишком уж много его у них было. Это позволило Ясмине сотворить облако ядовитого зеленого пара, которое тут же отправилось к одному из всадников, что держал в руках увесистую булаву, весившую никак не меньше пятнадцати килограмм. Едва вдохнув этого пара, богатырь закашлялся и свалился с коня. Он еще долго кашлял, барахтаясь в снегу, а из его ушей, носа и даже глаз сочилась кровь, разбавляя алыми красками белизну снега.

Последний из патрульных не нашел ничего лучше, чем броситься в бегство. Но Мигэль все-таки справился с зацепившейся тетивой, и, после Пашиного кивка, выпустил стрелу, угодившую всаднику точно в спину. Кольчужная рубаха не спасла его, задыхаясь от боли, он булькал кровью, бьющей в гортань из пробитого легкого.

Паша не желал никого щадить, то ли из осторожности, то ли из ненависти к фанатикам, которые не могут видеть дальше, чем им позволяет их идол. Патрульные хрипели и стонали, протягивая руки к солнцу. Будто оно подарило им озарение именно в эту минуту, в короткий миг смерти. Перед лицом своего конца все люди одинаковы, были ли они фанатиками или простыми попутчиками потока жизни и времени. Все не хотят умирать, даже идущие на суицид. И каждый, за тот короткий миг до полной остановки сердца успевает что-то осознать. Что-то такое, чем он уже никогда не поделится, хоть и стоило бы.

Так и эти. Разочарование, боль и безысходность застывала на их лицах, когда они переставали хрипеть, пуская кровавую слюну. Разве что их предводитель, с напрочь выжженным лицом, эмоций на нем не оставил. Их просто не было видно.

Мигэль второпях залечил товарищам раны, которые в горячке боя замечены не были. У Паши оказалась рассечена бровь, наверно туда угодила нога падающего всадника. А Ясмине слегка порезали руку отбрасываемой пикой, которая хоть и не была пригодна для броска, но на короткой дистанции могла причинить вред даже таким образом. Перелом своей лошади Паша лечил сам, желая попрактиковаться в целебной магии. Ему удалось срастить кость, лошадь даже не хромала, лишь изумленно смотрела на своего хозяина.

– В другой раз я приеду сюда за трофеями, – прошептал Паша, – что не увезу, то спалю к чертовой матери.

Уже через десять минут после стычки Павел скакал во главе отряда по злосчастной дороге. Их никто не преследовал, но Паша понимал, что это временное явление. Еще он понимал, что силы стерегущие дорогу весьма щепетильно относятся к своей работе, и уйти от них будет очень непросто.

Продолжать движение по дороге было не безопасно, к тому же рано или поздно им придется остановиться. Пришлось сойти с проторенной колеи и идти по глубокому снегу. Оставалась надежда, что не весь народ этой страны столь кровожаден. Впрочем, эти надежды не мешали Ясмине осыпать проклятиями все, что она видела вокруг, включая Павла, его лошадь, Мигэля и даже небо.

Солнце вышло из-за легких тучек и принялось во всю силу светить холодными лучами. Свет отражался от снега и слепил глаза, Паша уже совсем не разбирал дороги и не понимал, в какую сторону они двигаются. Так они прошли еще несколько часов, пока солнечный свет не сменился полумраком быстро сгущающихся сумерек.

Наконец они наткнулись на хуторок, застывший среди белого поля снега. Преследователей не было видно.

– Вряд ли в этих трех домах наберется армия кровожадных убийц, – окидывая хутор взглядом, Ясмина притормозила коня.

– Да, но останавливаться здесь надолго нам не стоит, – сказал Паша, – Я бы вообще не останавливался. Но животным нужен отдых. И нам тоже.

Мигэль лишь стучал зубами, растирая замерзший нос. Сумерки сковали землю, как бы подгоняя путников к домам, из труб которых весело валил дым.

Вид трех вооруженных, немытых, с заляпанными кровью доспехами, пришельцев явно не внушал доверия мирным жителям. Но жизнь на этом хуторе, видимо, шла каким-то своим путем. Хозяин дома, давно облысевший, коренастый мужичек с пышными усами и бровью не повел, увидев на пороге своих гостей. Наверно, такие наведывались к нему каждую неделю, а то и чаще.

– Чего надобно? – оглядев пришельцев, спросил он.

– Согреться и поесть, – отвечал Павел.

– Золотой, – не мешкая ответил хозяин, – Можешь греческий. Только целый, обрезка не возьму.

Паша не ожидал такого простого решения, он думал, что глубоко верующих обитателей хутора придется долго упрашивать, сулить золотые горы и, в конечном итоге, применить силу.

– Ну, чего ждешь? Думаешь, вас таких мало бегало тут? – заговорил хозяин, – Мечом махали, да толку. Давай решай скорее, холоду в дом напустишь.

– Я согласен, – выдохнул Павел, – серебром не возьмешь?

– Нет, только золото.

– Золото нужно достать, – сказал Паша, похлопав себя по кольчуге.

– Заходите, – хозяин отвернулся и гаркнул куда-то внутрь дома, – Тауримас, бегом на улицу, распряжешь коней и задашь им корма.

Паша не очень-то желал задерживаться надолго, но спорить с хозяином не стал. К тому же на улице пошел снег и поднялся ветер, который быстро заметет следы, что несколько успокаивало.

Семья у Радвиласа была большая, пять сыновей и семь дочерей. У двух сыновей были свои семьи, именно их дома стояли рядом. Остальные же дети свои дома лишь проектировали в мыслях, пока помещаясь в отцовском. Впрочем, тесно в доме не было, и после сытого ужина Паше и компании предоставили гостевую комнату. Большими размерами она не отличалась, но одна из ее стен выходила на печь, отчего в комнате было очень тепло. Паша, не размышляя о последствиях, рухнул на лежак и мигом уснул. Недолго сражались со сном и Мигэль с Ясминой.

Проснулись путешественники на рассвете, впервые за много дней хорошо выспавшись. Теперь мир не казался таким коварным, не хотелось думать о преследователях и других опасностях.

– Может, останемся еще на денек? – спросил, так и не встав с кровати, эльф, – Тут хорошо, спокойно.

– Ты в своем уме? – удивленно спросил Павел, – Нас же найдут.

– Но мы же здесь не первые, – многозначительно заметил Мигэль, – А Радвиласу все нипочем. Значит, никто здесь беглецов не ищет.

– Либо именно здесь нас и будут искать. Может Радвилас вообще с ними в сговоре. И раз нас еще не схватили, абсолютно не зачем ждать этого.

Спор разгорался, Мигэля поддержала Ясмина, которая предложила сменить личины, но Паша оставался непреклонен. В конечном итоге спор разрешился сам собой. В комнату вошел хозяин дома и негромким, но уверенным голосом оповестил гостей о том, что далее пользоваться гостеприимством этого дома у них не выйдет даже за золото, а потому им стоит покинуть стены этого уютного помещения. Спорить с хозяином никто не стал, это было бы некультурно, к тому же опасно.

По расчетам, до границ оставалось не более дня пути, но обстоятельства складывались так, что это время нужно было бы сократить до минимума, пока охотники за чужеземцами не настигли отряд. Хуторок давно пропал за горизонтом, вокруг остались лишь заснеженные поля. Не было вокруг ни лесов, ни рощ. Это и пугало Павла, ведь их отряд был как на ладони, и укрыться от чьих-либо глаз не было никакой возможности.

Паша разглядывал снег, который разлетался фонтанами брызг под могучими копытами скакунов. Он вспомнил фильмы о войне, бомбах, терзающих плоть земли, которая беспомощно рвалась в лохмотья, не в силах сопротивляться силе взрыва. Перед его глазами мелькали запечатленные в памяти фото разведчиков в зимнем камуфляже, и Паша не сразу понял, почему подсознание так настойчиво предлагает ему эту картинку. Через секунду он едва не крикнул знаменитое «эврика», резко остановив лошадь.

– Стой, – Паша повернул голову к товарищам, – Стой, говорю.

– То быстрее, то стой, – сразу же заворчала Ясмина, но коня остановила, – Что на этот раз?

– У нас есть белая ткань? – тут же спросил Паша.

– Что? – хлопая глазами, переспросил Мигэль, – Зачем?

– Нужен хотя бы лоскуток, – пробормотал Павел себе под нос, не осознавая ненормальности своего поведения.

Озарение пришло внезапно, он вспомнил о полотне, которое купил еще в Пересне, собираясь пошить себе флаг. Флаг он не пошил, но это его не огорчало. Сгорая от нетерпения, он разворотил седельную сумку и извлек заветный сверток, глядя на него с детской восторженностью. Все это, несомненно, пугало Пашиных спутников, хоть они и привыкли к подобного рода чудесам в переменах настроения лидера. Но все же они решили молчать и не мешать его причудам.

– Придется, конечно, постараться, – приговаривал Павел, расстилая кусок полотна на снегу.

Едва слышно прошептав какое-то заклятье, он увеличил размеры полотна. Совсем немного, но изменения были заметны. Эту операцию он повторял несколько раз, пока, наконец, не заявил:

– Теперь нам нужно переместиться.

Эльф и Ясмина молча повиновались. В результате этих манипуляций через три часа Павел смастерил четыре попоны для коней и три маскхалата. Выкроены они были не слишком искусно, но Паша и не метил в портные, тем паче орудовал он колдовским словом, а не иглой и нитью.

– Одевайте себя и коней, – приказал Павел, – Давайте живее, чего застыли?

И, чтобы ускорить процесс, Паша сам облачился в костюм, а затем натянул попону на своего коня. Прорези для глаз пришлось делать ножом и прямо на лошади. Паша лишь чудом не изрезал бедное животное, которое к происходящему относилось с крайним недовольством. Наконец влюбленная парочка поняла, что хочет от них Павел. Они живо принялись облачаться в новое одеяние, а затем замаскировали и коней.

– А теперь в путь, – скомандовал Паша и повел лошадь вперед.

Неизвестно, стали ли они действительно настолько незаметными, или просто им повезло, но врагов они так и не встретили, хоть и добрались до предположительных границ. В очередной раз сумерки начали постепенно скатываться на землю, все плотнее заполняя собой пространство. Мрак покидал свои дневные убежища, выбираясь из щелей, ям и оврагов. Поначалу робко, словно ожидая сдачи, он откусывал клочки земли, постепенно объединяя свои частицы в великую, всепоглощающую, единую тьму.

Однако солнце не спешило умирать, разрезая тьму, пылающей огнем, алой полосой. Паша шел по этой дороге, проложенной небесным светилом, будто навстречу своей судьбе. Но лучи не грели его, он беспомощно стучал зубами, пытаясь согреться. Хотя бы эстетически, предаваясь созерцанию уходящего солнца.

Наконец солнце, полоснув по небу острым клинком, оставило на нем кровавую рану и скрылось за горизонтом. Теперь ничто не мешало тьме вступить в свои законные владения до следующего утра. Небо укрылось легкими тучами, не позволяя лунному свету оказать сопротивление тьме.

Так, под покровом ночи, отряд и покинул владения Гилера. Паша почувствовал это, словно он вынырнул из воды. Жизнь намного прозаичнее, чем порою кажется. За убегающими преступниками так и не отправили погони, а Гилер, должно быть, остался сильно огорчен, что его подопечные так и не преподнесли ему такую славную жертву. Но эта его обида Пашу не волновала, теперь он ступил на земли не менее опасные, чем те, что уже прошел.

Впрочем, опасности, которые могли бы подстерегать их в северных землях, казались понятными. Нельзя сказать, что принять смерть от руки яростного викинга приятнее, чем сгореть на костре, который выложила толпа фанатиков, что-то монотонно бормоча. Но в первом случае цель конфликта ясна, и его проще избежать. Поэтому толпы воинов с топорами Паша боялся куда меньше, чем толпы сумасшедших с книгами. К тому же, как говорила Ясмина, северные народы могут быть вполне гостеприимны, и не станут рубить путешественников лишь за то, что они попались под руку.

Даже покинув пределы Жмуди, страх перед возможной погоней все еще толкал отряд вперед. Толкал до тех пор, пока не утоп в усталости. Было решено остановиться на ночлег под открытым небом, так как никакого поселения они не нашли. Ежась в своей походной постели, Паша уснул.

Проснулся он от дикого холода. Ноги обледенели настолько, что Паша их практически не чувствовал. «Плохая идея – снимать сапоги»: подумалось ему, как вдруг он услышал скрип снега совсем недалеко от места их стоянки. Это пробудило Павла в мгновение ока, он вспомнил, что никаких охранных заклятий сам не ставил, понадеявшись на Ясмину. Очевидно, что эти надежды были взаимны.

Кто-то явно крался к бездумно спящим путешественникам и вряд ли он крался с благими намерениями. Паша разогрел ноги заклятьем, отчего по стопам побежал дикий зуд. Стараясь не обращать на него внимания, он моментально натянул сапоги и выхватил меч. Шаги участились, ночной гость заметил Пашу. В тусклом свете почти затухшего костра Павел увидел, что проснулись и его товарищи.

Действовать нужно было быстро, что у полусонных горе-героев могло и не выйти. Луна, коротко блеснув своим серебром, вдруг скрылась за облаком и единственным источником света стали далекие, тусклые звезды и тлеющие угли костра. И если Паша и его товарищи ничего не видели, то незваный гость прекрасно мог рассмотреть лагерь.

Тогда Павел застыл и весь превратился в слух, безмолвно вглядываясь в темноту. Противник, видимо, тоже застыл в нерешительности. Ожидание стало томительным, ни слух, ни иные органы чувств обнаружить незваного гостя не помогали. Паша выждал еще несколько секунд, и решил перейти к действиям.

– Закройте глаза, – тихо шепнул он, так, чтобы его могли услышать только друзья.

В следующий миг что-то взорвалось прямо над Пашиной головой. Хлопок был слабым, но это компенсировалось невероятно яркой вспышкой, которая на секунду озарила окружающее пространство на сотню метров. Эта световая граната вывела из строя глаза всех живых существ, находящихся поблизости. Не стал исключением и ночной гость. Им оказался невысокий бородатый мужчина в кольчуге. При себе он носил огромный кинжал, который, впрочем, мог оказаться коротким мечом и небольшой круглый щит. Вот только оружие он уронил в снег, схватившись за лицо руками. Паша ожидал увидеть и других гостей, а потому не торопился переходить в атаку, оглядываясь по сторонам. Видеть ему помогал небольшой огонек, оставшийся над головой после взрыва.

Никого не обнаружив, Паша все же решил перейти в наступление, справедливо полагая, что эффект его гранаты скоро пройдет. До противника было около десяти метров. Пробежать это расстояние по глубокому снегу было несколько затруднительно, однако другого выбора у Павла не было. К тому же беспомощно трущий глаза гном противником оказался неважным.

Получив мощный удар рукоятью меча по стальному шлему, противник, с некой обидой и даже разочарованием, хрюкнул и свалился в снег, потеряв сознание. То, что противником был гном, Паша понял сразу, как только детально рассмотрел его. Именно такими их описывали те немногочисленные книги, что успел прочесть Павел во время своего обучения у волхва. Правда, книги упорно твердили, что гномы давно вымерли, и их никто не видел уже много лет. Будто весь их род поразила какая-то страшная болезнь, которой могли болеть только гномы.

И вот, прямо перед Пашей, глубоко зарывшись в снег, лежал гном. Борода его заплеталась в три толстых косички, над пышными усами расположился мясистый красный нос. Про себя Павел отметил, что кольчуга сплетена из поразительно плотно подогнанных колец, что, впрочем, не лишало носителя подвижности. Сам гном не был слишком широкоплечим и коренастым, хотя и хилым его назвать было нельзя. Ростом он был около полутора метра, и мог бы сойти за низкорослого человека, если бы не одно но. Этим «но» были его руки – у всех гномов имелось лишь три очень толстых пальца, и было абсолютно непонятно, как такими пальцами они умудрялись плести свои кольчуги.

Только сейчас Паша заметил, что вспышка не причинила вреда лишь ему самому, а его товарищи, подобно гному, усердно трут слезящиеся глаза, пытаясь вернуть себе зрение. Сказывалась излишняя самостоятельность каждого отдельно взятого члена команды, в котором Паша был лидером лишь номинально. Ни эльф, ни ведьма глаз не закрыли, потому что считали нужным предварительно осыпать Павла вопросами, а не следовать его указаниям. Доверять друг другу они так и не научились, и это могло сыграть с ними злую шутку.

В одиночку дотащить гнома до костра Паше не представлялось возможным, слишком уж увесистым оказался ночной гость.

– Да используйте вы магию, чего вы трете глаза, как два недоумка?! – в сердцах воскликнул Паша, и даже взмахнул рукой.

Мигэль Пашу услышал, и наконец-то вспомнил, что умеет колдовать. Через несколько секунд он снял слепоту с себя и Ясмины, которая, в отличие от Мигэля, о своем чародейском даре решила не вспоминать. Гном признаков пробуждения не подавал и Паша позволил себе отлучиться от него, чтобы вернуться к костру.

– Кто это был? – спросил Мигэль, возбужденно моргая.

– Гном, – коротко ответил Павел.

– Гном? – переспросил эльф, заморгав еще чаще.

– Да, гном, – раздраженно бросил Паша, – А сейчас пойдем со мной, нужно притащить его сюда.

– Зачем?

Вопрос заставил Пашу остановиться, он и сам не знал, как на него ответить, что вызвало в нем еще большее раздражение, лишь подкрепляемое отсутствием сплоченности и доверия в отряде.

– Хватит дурацких вопросов. Просто делай то, что я говорю! – грубо крикнул он.

Мигэль виновато понурил голову, искренне не понимая, зачем им нужен труп гнома у костра. Он-то не знал, что гном вполне себе жив, ведь этими подробностями Паша не делился, очевидно, полагая, что эльф и ведьма являются ясновидящими.

Кричать больше не хотелось, Паша развернулся и пошел к гному, за ним последовал и эльф. Ночной гость лежал все там же, где и был оставлен. Отчего-то Паше не хотелось волочить его по снегу, взявшись за ноги. Пришлось взвалить его тушу на плечи, и, злобно пыхтя, тащить к костру, утопая по колено в снегу.

– И что ты планируешь с ним делать? – наконец заговорила ведьма.

– Для начала расспросить, кто он и что здесь делает, – ответил Паша, – а дальше видно будет.

С этими словами Павел принялся похлопывать гнома по щекам, стараясь привести его в чувства. Выходило плохо, гном никак не реагировал. Паша понимал, что не мог нанести настолько сокрушительного удара, чтобы погрузить гнома в кому, но иначе объяснить глубокий нокаут не удавалось. Вдруг Паша почувствовал знакомый запах, оказалось, что гном мертвецки пьян. По крайней мере, от него разило так, будто он выпил бочку самогона. «Неужели, они действительно много пьют?»: подумал Паша, когда гном медленно разводил веки.

Подслеповато щурясь, неизвестный шпион пытался разглядеть бившего его по щекам Павла. Вышло у него это не сразу, но Павел проявил терпение и молча наблюдал за гномом. Впрочем, существовали опасения, что гном не поймет языка, на котором к нему обратятся, именно поэтому Паша и молчал, надеясь, что гном заговорит первым.

И он не ошибся, говорил гном на незнакомом языке. Вернее, шептал. Шептал надрывисто и горячо, судорожно шевеля засохшими губами, будто находясь при смерти. Паша даже испугался за гнома, понимая, что это не шпион. В таком состоянии это существо вряд ли бы смогло причинить вред обитателям лагеря. Льстить себе Павлу не хотелось, такое состояние гнома явно не было последствием полученного удара. Гном же продолжал что-то упорно шептать, изредка срываясь на кашель и глотание слюны.

– Дайте ему воды, его мучает жажда, – скомандовал Паша, продолжая вслушиваться в неразборчивый шепот.

В какой-то момент он подумал, что его дар общения на любом языке куда-то пропал, но когда гному дали напиться, он зашептал громче и разборчивее. Паша стал различать отдельные слова, пытаясь понять, что же ему говорит гном.

– Отравили… – шептал гном, – Меня отравили, мне срочно нужно принять противоядие.

– Что мы можем сделать для тебя? – поняв, что владеет языком гномов, спросил Паша.

Это можно было бы назвать безрассудством, ведь несколько минут назад Павел бил этого гнома по голове, подозревая его во всех смертных грехах. А теперь решил ему помочь, не выясняя даже, кто его отравил и почему. Быть может, он чувствовал себя виноватым перед гномом, который не подкрадывался, а, сжигаемый ядом изнутри, пробирался по мерзлой пустыне в поисках помощи. И эта помощь едва не лишила его зрения, к тому же одарила сотрясением мозга.

С другой стороны, Паша понимал, что все это ведет к новым проблемам. Если кто-то отравил гнома, то помогающих ему людей он тоже не сочтет друзьями. К тому же, гном мог просто врать или же бредить в алкогольном бреду, хоть и выглядел он действительно больным. Красные веки, дрожащие губы и потный лоб, все это могло бы быть последствиями отравления.

– Мне нужно время, ничего больше. Немного тепла и время, – зашептал гном, – У меня есть противоядие, но за мной наверняка гонятся.

– Кто? Сколько их? – набивающийся в защитники Павел засыпал гнома вопросами.

– Храмовники. Не знаю, сколько их осталось, но… – тут гном зашелся в приступе сильного кашля с кровохарканием, – Не думаю, что их меньше десятка.

Его глаза то и дело стремились закрыться, обильно слезясь. Гном явно чувствовал себя отвратно и держался из последних сил.

– Они люди? – Паша не знал, кто такие эти храмовники.

– Не совсем, – выдавил из себя гном, – А сейчас я приму противоядие, иначе умру. Как только я его приму, меня погрузит в долгий сон. У меня все равно нет сил, чтобы бежать дальше.

Гном быстро опрокинул в рот содержимое какой-то крохотной бутылочки, которую до этого сжимал в руке. Как он и обещал, его тело, недавно пробираемое судорогами, резко обмякло. Дыхание выровнялось и несколько замедлилось, гном спал.

– Что с ним? – коротко спросила Ясмина.

– Его отравили какие-то храмовники, теперь они гонятся за ним, – задумчиво ответил Паша, – У него не было сил бежать дальше и он принял противоядие, которое… Усыпило его.

– Ты говоришь со странным акцентом. Кстати, откуда тебе известен язык гномов? – вдруг спросила ведьма.

– Эмм… – Паша не хотел объяснять Ясмине то, что и сам понимал не до конца, – Это один из языков моего мира. Удивительно, да?

Ясмина лишь хмыкнула, пожав плечами.

– А кто эти храмовники, ты знаешь что-то о них? – поинтересовался Паша у Ясмины, которая единственная была хорошо знакома с этим миром.

– Это охотники за нелюдью. Они считают, что весь мир – храм. И этот храм необходимо очистить от скверны, будто их бог построил свой храм для людей, другие же расы порождения дьявола. Которого, впрочем, создал их же бог, – поделилась знаниями ведьма, – В общем-то, их не так и много в этих местах, но они опаивают своих воинов жуткими зельями, под действием которых они не знают боли и усталости. Правда, живут они недолго, старея буквально на глазах. Однако такую жертву они считают оправданной, будто их бог воздаст им позже.

– Ясно. Еще одни, кхм… – Павел не нашелся с должным эпитетом, – Я думаю, его мы должны взять с собой.

– Защищая его, ты встаешь против храмовников. Они и без того достаточно враждебно относятся к нам и нашим богам, но все же они охотятся не за нами. Не забывай, у них хватит упорства, чтобы вырезать всех, кто встанет у них на пути, только если у него нет многотысячной армии, – заметила Ясмина.

Паша замялся, из головы вылетели все аргументы, он чувствовал, что снова ищет проблем и ведьма права.

– А я? – вдруг спросил Мигэль.

Его вопрос звучал странно, будто его задал ребенок, которому забыли подарить игрушку на праздник.

– А я? – повторил он, уже увереннее, с нарастающим гневом, – Я тоже не человек, меня тоже захотят убить эти храмовники! И что же, оставить меня здесь? Так для чего вообще мы идем вместе? Кто мы друг для друга? Какова наша цель? И не говори мне, Ясмина, что ты просто хочешь помочь ему найти какого-то волхва.

С этими словами он ткнул пальцем в Пашу, и на секунду замолчал, чтобы тут же продолжить:

– Мой народ всегда верил в предначертанное, в тонкие нити судьбы, что переплетаются и образуют канаты. Мы не просто так встретились и не просто так идем вперед, превозмогая преграды, мы были рождены для этого. В самый момент нашего рождения небо и земля, боги и творцы определили наши пути, и нам не стоит этому противиться. Быть может, этот гном и есть наша цель, быть может, его жизнь это самое ценное, что осталось у этого мира, и наша задача спасти его. Мы лезли и не в такую западню, без всяких на то причин. Тот же подземный червь, зачем он был нам? Лишь затем, что мы друзья и идем один за другим. И я спрашиваю еще раз, кто мы друг для друга? Остаться ли мне здесь, с этим гномом, чтобы вас не тронули храмовники? С которыми вы все равно рано или поздно схлестнетесь в битве. Я почему-то не сомневаюсь в этом.

Паша так и не проронил ни слова, он был удивлен напору эльфа, и, в сущности, согласен с ним практически во всем. Он не верил в судьбу, но у него не было иной цели, кроме как просто прожить эту жизнь в этом, а не родном мире, принимая все её вызовы. Там, где он оставил все, цели каждого были ясны и понятны, так или иначе, а каждый должен был реализовать себя на выбранном поприще, будь то сколачивание капитала, приобретение всемирной славы или цирроза печени. Воспитание очередного ребенка, медитация на склоне Тибетских гор или спортивные рекорды. Там почти у каждого была мечта, иногда долгосрочная, а иногда охватывающая какие-нибудь десять минут. Здесь же у него не было мечты, потому что он не знал этого мира, хоть он и казался знакомым. Да, он хотел стать хорошим магом, побеждать врагов. Но, в конечном итоге, ему ничего не оставалось хотеть, кроме как просто куда-то идти и пытаться выжить на этом пути. И если он задавался вопросом: «Зачем я здесь?», то ответ звучал: «Чтобы пройти этот путь, каким бы он ни был».

Ясмина тоже молчала. Она не стала язвить, и в какой-то момент Паша поверил, что она действительно почувствовала себя виноватой.

– Я просто хотела как лучше, – промямлила она, – Они же не ищут тебя. Они ищут этого гнома.

– А я не собираюсь более скрывать, что я эльф! – гордо воскликнул Мигэль, и с вызовом стянул с себя шапку, открыв миру свои уши.

– Эй, не перегибай, – Паша поднял шапку и дал ее в руки Мигэлю,– Ты можешь сколько угодно гордиться своим происхождением, но, поверь, иногда лучше умолчать об этой твоей особенности. Совсем не обязательно бросаться на каждого прохожего и кричать ему, что ты эльф.

– Да, пусть так, не придирайся к словам. Я не безумец, просто… Просто устал прятаться, – эльф глубоко вздохнул и сел на лежак.

– А где ты бегал? – вдруг всполошилась Ясмина, – Где мы представляли тебя человеком, когда о тебе спрашивали? Впрочем, ладно. Ты говорил о судьбе, но почему-то ты не вспоминал о ней, когда мы вырезали под корень целую расу. Может, те болотные карлики спасли бы землю от какой-нибудь страшной болезни? Зато ты хочешь спасти гнома, и драться с храмовниками? Как тебя понять?

– Ты хочешь сказать, что храмовники могут спасти землю? – тихо спросил Мигэль.

– Что? – Ясмина возмущенно развела руками, – Я вообще не говорила подобного.

– Так, теперь оба замолчали, – рявкнул Паша, понимая, что разговор давно покинул нужное русло.

Он опасался, что сейчас они могли бы наговорить друг другу той лжи, что вылетает из людей в порыве ярости. Это была бы именно ложь, рожденная лишь затем, чтобы уколоть оппонента, секунду назад бывшего лучшим другом. И каждый будет жалеть о сказанном, но после, когда может быть уже поздно.

– Теперь мы просто берем этого гнома, привязываем его к седлу и убираемся отсюда, пока сюда не пришли эти злобные храмовники. Давайте, – распорядился Паша.

Он приподнял гнома за плечи и недвусмысленно глянул на ноги, Мигэль понял его взгляд, и взял гнома за ноги. Пыхтя и чертыхаясь, они водрузили безвольное тело гнома на лошадь с поклажей. Кое-как привязав гнома к лошади, они быстро свернули лагерь и выдвинулись в путь, Пашины часы показывали шесть часов утра. Однако возник вопрос, куда им идти, ведь гном пришел ровно оттуда, куда доселе отряд держал курс.

– Возьмем чуть западнее, думаю, мы разминемся с ними. В любом случае, они ищут одного пешего гнома, а не группу всадников, – решил Павел.

Недавние разногласия привели к какому-то пониманию ситуации, теперь к словам Паши относились с должным уважением, не спеша оспаривать их. Так они прошли до полудня. Лошади месили глубокий снег, что сильно изматывало их, но дорог поблизости не было видно.

– Все, хватит. Лучше сразиться с толпой храмовников, чем лишиться лошадей и топтать эту снежную пустыню своими ногами, – заявил Паша и спрыгнул с лошади.

На многие километры вокруг простиралась сплошная снежная пустошь, изредка пронзаемая лесами и рощами. Казалось, будто до пресловутых фьордов и гор им идти еще не один день, потому что они не дошли даже до предгорий.

– Тут вообще есть дороги? – задался вопросом Мигэль, оглядывая снежную пустыню.

– Есть, но земли здесь не слишком-то заселенные, – ответила Ясмина, – другое дело побережье. Северяне морской народ. Там теплее, там много рыбы. Там их флоты, на которых они ходят в море и грабят все, до чего могут дотянуться. Бывает, ходят и по суше, но реже.

– В общем, на хорошо проторенную дорогу мы не выйдем? – как-то обреченно спросил Мигэль.

– Почему же? У нас же есть очень талантливый волшебник, который постоянно все находит, в основном неприятности, конечно. Но все же, – Ясмина сказала это без издевки, скорее искренне шутя, что свидетельствовало о хорошем расположении духа.

– Хм… И точно, почему бы мне не поискать дорогу? – задумался Павел, будто совсем забыл о своих способностях.

– Можешь дорогу. Но лучше какое-нибудь поселение, желательно, населенное добродушными жителями, а не яростными викингами, – заключила Ясмина.

– Что ж, это возможно, – почесав подбородок, пробормотал Паша, – Мне нужно время. Погони все равно не видно.

– Конечно, не видно. Охотники храма всегда пешие, – улыбнулась Ясмина, – Иногда традиции противника могут играть нам на руку.

«Дорога»: это слово стучалось и билось о стены Пашиного разума, о прочих вещах он предпочел позабыть, чтобы сконцентрироваться и как можно точнее воспроизвести в заклинании искомый образ.

Искать неизвестное уже вошло в привычку, хоть это и не было правильным для того вида заклинания, что он использовал и удачная его работа была лишь результатом чуда. Он искал ощущения, какие могли бы его посетить, как только он окажется в нужном месте, но не само место. Это было сопряжено с определенным риском, ведь таких мест могло оказаться несколько. Сейчас Паше предстояло найти дорогу, про поселение Паша боялся даже думать, ведь подходящих под его ощущения могло не оказаться на многие километры вперед, а результат был нужен наискорейший.

Запах пшеничной каши теребил Пашин нос, будоража изголодавшееся тело, но его сил на самоконтроль пока хватало. Нельзя было прервать заклинание просто так, на половине пути. В какой-то миг запах исчез, как и весь окружающий мир. Но лишь на миг, чтобы перенести Пашу в другое место, где он был лишь бесплотным наблюдателем. Паша не удивился, когда увидел достаточно широкую дорогу, разъезженную санями и телегами. Показав ему искомое, заклинание сменилось легкой рябью перед глазами, когда рябь прошла, Паша рассмотрел уже знакомую красную нить, которая уходила куда-то вдаль.

Паша не знал, как он выглядит со стороны во время колдовства, но, видимо, было заметно, что заклинание окончило свое действие. Следившие за ним спутники тут же засыпали Павла вопросами.

– Что удалось разузнать?

– Долго идти еще, а то ведь припасов не так много, а у нас четыре рта.

– Недолго. Завтра выйдем на дорогу, – устало ответил Паша, присев у костра, – Думаю, у дороги точно будут поселения. Там и разберемся.

– Это мы уже проходили, – Ясмина сняла котелок и поставила его в снег, отчего он зашипел, – Мы постоянно куда-то идем, чтобы встретить что-то, а там уж решить, что будем делать.

– Я за все это время не слышал от тебя ничего, кроме упреков, – защитился Павел, хоть и понимал, что слышит правду, – Более того, у нашего похода не было определенной цели изначально. Так чего же ты ждешь? Да, все происходит, как в сказке. На нас валом валятся неприятели, беды и неожиданности, а мы даже их не искали, казалось бы. И все эти трудности мы преодолеваем и не бросаем начатого лишь затем, что это и есть наша жизнь. Если ты нашла то, что искала, то зачем идешь с нами? Ведь абсолютно очевидно, что мы ищем свою цель, обрастая сотней попутных. Там защити, там убеги, там сразись, там выживи. Мы просто путешественники, и я не думаю, что это так плохо.

– Ты каждый день плетешь что-то разное, сам не устал еще? – Ясмина подняла голову и посмотрела Паше в глаза, – То ты воин, то странник, то потерявшийся маленький мальчик. А вместе с тобой вынуждены плясать и перекраивать себя и мы. Об этом ты подумал? Ты же сам не знаешь, куда идешь. Тут не оправдаться страстью к путешествиям, у странников есть цель, побывать в разных местах, мир посмотреть.

– А мы что, на месте топчемся? – хмыкнул Павел, – И я прекрасно знаю, куда иду. Я иду к Еремею, как изначально и было уговорено. Ты идешь со мной, потому что держишь слово, данное мне ранее. Иначе я и думать не хочу. Вот тебе цель.

– А я хочу есть. И, если вы не против, я начну, – вдруг встрял эльф, набрав ложкой каши из котелка.

– И я проголодался. А он слопает все сам, пока мы будем тут спорить, – подхватил Павел и достал ложку.

Ясмина лишь улыбнулась, будто и не было никакого спора. Безмолвно она достала свою ложку и присоединилась к трапезе.

Тем временем гном безмятежно спал, а ведь его нечаянно уронили в снег, когда снимали с лошади, чтобы погреть у костра. Казалось, вряд ли что-то способно пробудить его, пока действие противоядия не закончится само собой.

На следующий день, как и ожидал Павел, отряд вышел к дороге.

– Ладно, куда дальше? – без особого восторга и энтузиазма, спросил Мигэль, – Где обитает этот ваш волхв?

– Хм, – Паша наблюдал, как тает красная полоса, – Дорога ведет на север с юга. До этого мы шли на север и минули море. Значит, город, что мы ищем, на юге.

– На юг, так на юг, – сказала Ясмина, – Не монетку же нам бросать.

«Древний, однако, способ»: подумалось Павлу, когда он свернул, следуя за Ясминой.

Дорога была достаточно оживленной, судя по свежим колеям саней, но начавшийся снегопад быстро заметал следы. Снег падал огромными хлопьями и таял на щеках. Однако на земле он не таял, скорее, таяла сама дорога, на которой, как назло, сейчас не было других путников, кроме их маленького отряда.

– Что-то мне это не нравится, – пробурчал Паша, внимательно оглядываясь по сторонам.

Снегопад закончился только тогда, когда от дороги осталась лишь едва различимая полоска, сойти с нее теперь было очень просто.

– Дорогу мы нашли, но скоро можем снова потерять, – заговорила Ясмина, – Что дальше?

– Будем есть снег, – шутка вышла неудачной, даже сам Павел не улыбнулся, – Впрочем, дорога была прямой, нам достаточно придерживаться выбранного направления.

– Я так и думала…

– Есть варианты лучше? Может, мы полетим или телепортируемся?

– Теле… Что? Впрочем, ладно, будь по-твоему, – махнула рукой Ясмина.

– Я серьезно, что ты предлагаешь? – не успокаивался Павел.

– Карлика разбуди, и у него спроси, – ответила ведьма.

– Да как его разбудить-то? – озадаченно глянув на гнома, проворчал Павел.

На этом разговор был окончен, и отряд продолжил плестись по дороге. Они ждали чуда, теперь уже молча. Никакой погони они так и не заметили. Зато Мигэль, будучи самым зорким в отряде, разглядел на линии горизонта какую-то черную точку. Отчего-то он решил, что это встречные путники. Его мнению решили довериться.

– Там кто-то есть! – радостно воскликнул Мигэль.

– Отлично, – протянул Паша, не разделяя энтузиазма, – Новый «подарок» судьбы.

– Прятаться глупо, – заговорила Ясмина, – Если их заметили мы,то и они нас заметили.

– Да, ты права, – поразмыслив, согласился Павел, – Идем дальше. Врать не станем, ищем Велимудра, вот и вся история.

– Что вы сразу о плохом думаете? – возмутился Мигэль, – Неужели вы думаете, что нас обязательно кто-то должен хотеть убить? Так вы, получается, сами этого хотите.

– Хотим или не хотим, а я здесь уже второй раз, и что тогда, что сейчас, никого, кроме разного рода кровожадных безумцев я не встречал, – резонно заметил Павел.

– А я, я кровожадный безумец? – Мигэль даже остановил коня.

– Если ты забыл, то я напомню тебе, как мы встретились. Я шел по лесу, и вдруг рядом со мной просвистела стрела, выпущенная одним кровожадным безумцем. Рассказывать дальше? – Паша не был зол на эльфа, и говорил это без издевки.

– Я… – Мигэль выглядел уязвленным и несколько побледнел.

– Я не виню тебя за это. Просто нам, так уж сложилось, всегда нужно готовиться к худшему.

– А с гномом-то что будем делать? – вмешалась Ясмина.

– Ну, не выкинуть же его, – пожал плечами Паша, – Скажем, что нашли в снегу, подобрали и везем с собой.

– Это обоз, кстати. И идут точно по дороге, нам навстречу, – заметил Мигэль.

– Тем лучше. Может торговцы, пополним наши запасы у них, думаю, они не откажутся от монет, – воодушевился Павел.

– Да, запасов у нас немного.

Все замолчали, тишину прерывало лишь фырканье лошадей и гном, который вдруг начал храпеть.

– Чего это он? – оглядываясь на спящего, удивился Павел.

– Сдается мне, родичей почувствовал, – предположила Ясмина, – Обоз-то гномий. Смотри, какие низкие лошади, да и телеги. На таких только гномы и ходят.

– Вот оно как, – Паша приободрился, – Мы, выходит, спасли их сородича, они нас за это, я надеюсь, поблагодарят.

– Будем надеяться, что они не из разных кланов. Гномы, как известно, мирные существа. Но не между собой, – заметила Ясмина.

– Эмм, мы-то тут причем, мы его просто подобрали. Он нам не рассказывал, из какого он клана, – оправдался Павел.

– Это еще нужно доказать, гномы в этом вопросе весьма недоверчивы. Лучше вовсе не помогать раненому гному, чем после оказаться меж двумя кланами, – продолжала пугать Ясмина.

– А ты не могла сказать об этом раньше? Я вообще считал гномов вымершими! – раздраженно ответил Паша.

– Проблема в твоей самоуверенности и гордыне. Я не хотела мешать тебе своими советами, – невинно пролепетала ведьма.

– Вот, ведьма, – прошептал Павел, и добавил громче, – Я его от общего врага вызволил, думаю, поймут.

– Да, нас отпустят, его зарежут. Зачем мы его спасали? – не унималась Ясмина.

– За шкафом! – Паша понял, что его просто дразнят.

– За каким шкафом? – смутилась Ясмина.

– За таким. Деревянным, – отмахнулся Павел, – Ты лучше готовься умирать от руки гнома.

Та лишь хмыкнула, не найдясь с ответом. Между тем караван приблизился настолько, что его можно было подробно рассмотреть и оценить. Прогнозы не были оптимистичны, около двадцати охранников, облаченных в кольчуги. Вооружены он были короткими копьями и секирами. Кроме охраны, в караване были и возницы, тоже вооруженные, скорее походящие на воинов. Вступить в бой с таким противником Паша бы не решился, даже если бы за его плечами был десяток Мигэлей.

Конечно, многое можно было бы решить с помощью магии, но Паша знал из книг, что гномы сопротивляются всякой магии куда сильнее людей. К тому же, их было слишком много для Павла. Оставалось надеяться на то, что Ясмина просто завралась, в попытке напугать Павла.

Паша, погруженный в раздумья, не заметил, как до каравана осталось около тридцати метров. Ясмина и Мигэль не сочли нужным уточнять план действий. Они просто спокойно двигались по дороге, и выглядели самыми обычными путешественниками, разве что оружия на них было слишком много.

– Эгей, странички! Куда путь держите? – окликнул их гном с длинными седыми усами, как только отряды поравнялись.

– В Ситгуну, – без раздумий ответил Павел, следуя указаниям Ясмины.

– Вот и мы туда собирались, -будто ожидая такого ответа, сказал гном, – Но вот незадача, по этой дороге туда никак не пройти.

– Почему? – поинтересовался Паша, изображая крайнее удивление, будто знал эту дорогу с детства.

– Местные племена вышли из лесов. Им не по нраву, что побережье заселяют викинги. Вот они и поставили военный лагерь прямо на дороге. Собрались там не только люди, есть там и гномы, – рассказал гном, – Теперь они требуют непомерную плату за проход по дороге, а то и вовсе грабят. Мы чудом ушли оттуда, потеряли часть груза и несколько бравых ребят. Море зимой не так спокойно, вряд ли до весны соберутся силы, способные прогнать этих разбойников. Впрочем, и они вряд ли смогут захватить крепость, разве что деревни разграбят.

– Ясно… – протянул Павел, обрабатывая информацию, – Выходит, нужно поворачивать назад.

– Если только за вами не гонится кто-то страшнее, – рассмеялся гном, сам не понимая, как зловеще прозвучала его шутка.

Но Паша не подал виду, и лишь улыбнулся в ответ:

– Нет, за нами никто не гонится, я думаю.

Тут один из охранников подъехал к седоусому и что-то прошептал на ухо.

– Хм, скажи мне, странник, – лицо седоусого мгновенно переменилось, – Что это за, хм, спутник идет с тобой, нарядившись в доспехи моего клана?

– Это не совсем мой спутник, – не растерялся Павел, решивший не лгать вовсе, – Его мы, эмм, встретили позапрошлой ночью в почти бессознательном состоянии. Он утверждал, что за ним гонятся отравившие его храмовники. У него не было сил бежать, и он принял противоядие, которое погрузило его в сон. Мы не побоялись взять его с собой, так как храмовники путешествуют пешими. К тому же, мы надеялись встретить кого-то, кто смог бы помочь этому гному.

– Так отчего ты сразу не сказал, что везешь гнома? – возмутился, но скорее с легким укором, чем с серьезным негодованием, седоусый.

– Я опасался, что вы принадлежите к разным кланам.

– Да брось ты, теперь войны редки, осталось несколько слабоумных вождей, что в гордыне своей неспособны разглядеть общих врагов. Но и они уже отстранены от власти! – воскликнул гном.

– Что ж, я рад, что войны остались в прошлом.

На этом разговор иссяк, возникла неудобная пауза. Отряды замерли друг напротив друга и, казалось, никто не знал, что делать.

– Давайте же переложим его на воз, там много места, – наконец-то нарушил молчание один из гномов, – Зачем держать его верхом?

– Да, конечно, – поддержал его Паша и тут же спрыгнул с лошади, чтобы помочь в переноске спящего.

Седоусый тоже соскочил со своего приземистого коника и подошел к спасенному гному. Едва разглядев его лицо, седоусый ахнул и замер. Так же поступили и остальные гномы, которые вызвались перенести тело. Уже через секунду по каравану побежал шепот, переходящий в какое-то ликование.

Оказалось, что случайный встречный оказался без вести пропавшим племянником вождя того клана, к которому принадлежали гномы. Впрочем, в этих землях у гномов был только один клан. Занимал этот племянник немаловажную должность, руководил торговлей клана и являлся официальным дипломатом. Фигурой он был влиятельной, имел много друзей, но и врагов было немало. Например, все те же храмовники были весьма опечалены тем фактом, что никто не хочет покупать камень с подконтрольных им каменоломен, а берут его у гномов.

Таким образом, караванщики оказались не только сильно удивлены, но и очень рады этой находке. К тому же вождь обещал немалую награду за любые сведения о безвестно пропавшем племяннике.

– Храмовники давно крутились поблизости. Им сильно не нравилось, что клан продает людям много товара. Что золото оседает в наших, а не их карманах. В день его исчезновения он не пожелал взять с собой охраны. Непонятно, сколько времени он скрывался от них, ведь его потеряли уже неделю назад, – рассказывал седоусый гном, который был предводителем каравана.

– Тогда нам не стоит задерживаться здесь. Раз уж нам не удалось попасть в Ситгуну, давайте скорее доберемся домой, – предложил один из гномов.

– Верно, – седоусый отошел от воза, в который уложили Смарагда, так звали спящего, – Я приглашаю вас в гости. Вас ждет теплая встреча и, думаю, достойная награда. К тому же храмовники могут доставить вам неприятности, если вы встретитесь. У нас же вы будете в безопасности. У них недостаточно сил в этих землях.

Долго упрашивать замерзших путешественников не пришлось, Паша тут же принял приглашение и уже через час они были далеко от места встречи. Как оказалось, малый отряд вышел на дорогу совсем недалеко от развилки, и если бы они сразу пошли на север, перед ними встал бы новый выбор. Одна из дорог вела в обжитые гномами земли. Предгорья были усыпаны пологими холмами, которые гномы ласково называли горами.

Жили они в обычных деревянных и каменных домах. Кровля в основном была сложена из сена, но встречалась и черепица. Сам же городок был обнесен деревянной стеной с высокой насыпью. Имелись у стены и башни с площадками для стрелков. Выглядело поселение несколько нелепо. Все-таки, каменные дома, защищенные деревянной стеной – не самое логичное решение. Впрочем, на счастливых лицах местного населения явно читалось, что шаткость стен их совсем не беспокоит.

– Добро пожаловать в Эгернах, – седоусый повел рукой в пригласительном жесте, – Это одно из наших небольших поселений. Здесь живут наши мастера среднего звена, что не смогли позволить себе жилье в столице. Однако здесь есть хорошая гостиница, в ней мы и заночуем.

Пока они шли по главной улице, предводитель торгового каравана, гном по имени Кервин, рассказывал гостям об укладе жизни гномов и истории заселения здешних земель.

С его слов гномы обжили эти места совсем недавно, а пришли они с юга, когда здесь уже обитали люди. В результате не слишком кровопролитных войн и мелких стычек, гномы смогли отвоевать себе немного земли и поселились у горной гряды, что располагалась севернее Эгернаха. Там, у одной из гор, которая по странной случайности не была самой высокой, они основали свою столицу – Каллинд. К нынешнему времени город сильно разросся, покрыв каменным одеялом все подножие горы. В этих же горах гномы копали шахты, добывая руду, камень и даже самоцветы. Чужаков к таким месторождениям не допускали. Впрочем, процветали и другие ремесла, пусть и с меньшим успехом.

Местное население предпочитало вести с гномами деловые отношения, а не воевать. Таким образом, гномы расплодились и места в Каллинде им стало не хватать. Тогда они стали расширять свои владения на юг, строя деревеньки и маленькие города. Одним из таких и был Эгернах.

В нем Паша и его спутники наконец-то оказались под крышей перед миской горячей каши с бараниной. После сытного ужина тело тут же потребовало сна. Впрочем, гномы тоже устали, а потому томить Павла долгими разговорами не стали и разошлись по комнатам, снятым у краснощекого хозяина местной ночлежки, который безостановочно что-то говорил, но так, что ничего было не разобрать.

Этой ночью Павел не видел снов, а потому утро наступило моментально, так, что даже показалось, будто он совсем не спал. Но эти ощущения быстро рассеялись, едва он поднялся с лежака. Потянувшись, он почувствовал прилив бодрости и сил, будто и не было за его плечами изнурительной дороги и переживаний. Остальные так же поднялись в хорошем расположении духа, и, после скорого завтрака, быстро собрались в путь.

Гномы вели Павла в самое сердце своей страны, далеко не каждому человеку оказывалась такая честь. Торговля с людьми велась через пограничные городки и селения, вроде Эгернаха. Тут заключались сделки, сюда подвозили товар, здесь же его оплачивали. Свою же цитадель гномы предпочитали не показывать.

А ведь там было на что посмотреть, это Паша понял, едва город показался на горизонте. Тот рос от окраин к центру, становясь все выше с каждым кварталом, будто пирамида. Что удивляло еще больше, город постоянно двигался, будто огромный организм. Дело было в том, что большинство домов являлись мастерскими, оснащенными всякого рода механизмами – огромными мехами, какими-то исполинскими колесами, которыми крутили жернова и прочим, что Паша пока не мог разглядеть. Впрочем, механизмы приводились в действие живой силой, коей в городе обитало немало.

Сами гномы, те, что не носили доспехов и оружия, одевались пестро, в разноцветные штаны, меховые шубы и куртки, плащи и смешные, шарообразные шапки, которые были явно больше головы. К своим шубам гномы обязательно подвязывали разноцветные лоскутки ткани, пояса и металлические побрякушки. Что означают эти подвески, Паша не знал, но заметил, что гномы носят определенные наборы этих украшений, вероятно, таким образом, разделяя себя на касты.

Пока они двигались к горе, где располагался исторический центр города и дворец вождя, Паша пытался сосчитать все виды гномов по их украшениям, но постоянно сбивался, отвлекаясь на работу какого-нибудь механизма. Постройки в основном были каменными, так как материала в окрестностях было предостаточно. Встречались и гранитные дома, впрочем, были и деревянные. Особенными архитектурными изысками они не отличались, обыкновенные серые коробки с кучей пристроек, которыми дом обрастал со временем.

В центре города мастерских было меньше, в основном тут располагались обыкновенные жилые дома и торговые лавки. Над центром города навесной стеной высилась гора. Паша думал, что гномы живут и в ней, что наверняка там прорублено немало туннелей и шахт, однако сами гномы утверждали, что добыча их находится дальше, а жить внутри горы они не способны.

Трех этажное, чуть округлое здание из зеленоватого камня возникло перед Павлом буквально из ниоткуда. Может потому, что он постоянно вертел головой, а может и потому, что находилось оно за небольшим холмиком и внимания не привлекало. Это и был дворец вождя, в котором жил и правил вождь клана Белого Камня.

Дворец был достаточно красив, хоть и не слишком грациозен. На зеленоватых, с черными прожилками, стенах ютились высеченные изображения, повествующие о быте гномов. Охоте, ремесле, войнах и прочих занятиях, которым посвящали себя жители города. Однако все это не оказало на Павла должного впечатления. Он ожидал чего-то большего. В конечном итоге, вождь могущественного клана мог бы позволить себе более роскошное жилище. Оставалось надеяться, что камень, которым был обложен дворец, был крайне редким и драгоценным. Как сказал Кервин, цвет камня не был естественным, его покрывали специальным раствором. А гравюры на нем создавались не одно поколение, каждый вождь стремился запечатлеть на нем какое-то особое событие. Таким образом, по гравюрам можно было прочитать всю историю клана от первого его вождя в этих землях.

Во дворце гостей не ждали, но приняли любезно, хоть и с непониманием. Впрочем, отношение к гостям заметно потеплело, как только гости удосужились пояснить, с какими вестями они пожаловали.

Внутри дворца было немало каменных изваяний, включая лавочки и столики. Такая любовь к каменным предметам интерьера была вполне объяснима, такую мебель было нелегко сломать. Так, пиршественный стол в одноименном зале не менялся с самого основания дворца в Каллинде. Правда, сидеть зимой на каменных лавках в плохо отапливаемом дворце – сомнительное удовольствие, сулящее разного рода заболевания. По крайней мере, людям. Подушек и ковров нигде не было видно, голые каменные полы, голые лавки и голый стол. Ощущения складывались неприятные, но Паша понимал, что культуру другой расы он не изменит.

Наконец процессия добралась до тронного зала, где вождь, восседая на своем каменном троне, принимал гостей и прочих страждущих встречи. В самом зале никакой мебели, кроме самого трона, не имелось. Лишь голые стены, выложенная мрамором дорожка, ведущая к трону, да несколько окон. Впрочем, сам зал был небольшим, а оттого в нем было теплее, очевидно, его стены отапливались печами, находящимися в прилегающих комнатах.

На втором этаже дворца располагались гостевые покои и пиршественный зал поменьше. На третьем же этаже жила прислуга. Имелся у дворца и обширный нижний этаж, там располагались кухни, придворные ювелиры и мастеровые. Рядом с дворцом стоял и клановый монетный двор, клан чеканил собственную монету. Вероятно, было у дворца и много других примечательных мест, но о них Кервин рассказать не успел. Напоследок он шепнул, что обращаться к вождю следует «Янох Белый Камень», без прочих помпезностей и приставок, а в награду за спасенного лучше вообще ничего не просить.

В какой-то момент Паша засомневался в советах Кервина, справедливо опасаясь остаться без всякой награды. Более того, он заподозрил, что седоусый купец хочет оную награду присвоить себе, оставив Пашу с носом. Однако ослушаться торговца он не решился.

Как оказалось, вождю даже не кланялись. Не использовали и иных, известных Паше жестов, чтобы выказать свое уважение к вождю. Сложилось впечатление, что трон – некая формальность, а сидит на нем обыкновенный гном с длинной бородой, которого быстро поменяют на нового, если возникнет необходимость. Подавив в себе инстинктивное желание кланяться и раболепствовать, Паша просто рассматривал вождя. Складывалось впечатление, что последнего не стригли и не брили с самого рождения, и, чтобы он не запутался в своей густой, каштанового цвета, растительности, его носят с места на место на руках. Что, пожалуй, было бы трудно, так как вождь оказался весьма упитанным гномом, чего не скрывала даже бесконечно длинная борода. Паша предположил, что такую бороду вождь должен был бы растить не менее пятидесяти лет, но ни единого седого волоска в ней не было, а потому Паша не брался определять возраст правителя. К тому же, старению гномы были подвержены куда меньше, чем люди или эльфы, и жили они в среднем по три сотни лет.

– С чем ты пришел ко мне, человек? – глядя прямо на Пашу, детским, очень тонким, голосом спросил вождь.

Паша чуть не рассмеялся от неожиданности, но вовремя собрался и серьезно ответил:

– Я привез твоего племянника, по имени Смарагд, Янох Белый Камень, – он обернулся и указал на носилки, – Я встретил его обессиленным, он убегал от храмовников, которые отравили его смертельным ядом. Он попросил о помощи и принял противоядие, которое погрузило его в сон. В пути я встретил Кервина, который и привел меня сюда, узнав Смарагда.

Воцарилось молчание. Паша ждал любой реакции, но никак не подобного равнодушия. Гном, сидящий на троне, казалось, вообще не был заинтересован услышанным. Паша почувствовал себя неуютно, будто пришел хвалиться четверкой перед отличниками. Создавалось впечатление, что его обманули, и никто этого племянника не искал, а он, Павел, теперь вынужден терпеть на себе непонимающие взгляды.

Но так лишь казалось, непонимающий взгляд был лишь один – взгляд вождя. Стоявшие подле трона стражи вообще не выражали никаких эмоций, они смотрели куда-то в бесконечность, не позволяя себе ни малейшего движения.

– Хорошо, – наконец-то сказал вождь, – Что ты хочешь за свою услугу?

– Ничего, – это Паша сказал абсолютно искренне, а не по совету Кервина.

Ему просто хотелось поскорее покинуть этот дворец, а затем и город вместе со всеми его гномами. Конечно, какая-то слабая надежда на то, что он не уйдет отсюда без награды, в его душе все еще теплилась. Но она была слишком слабой.

– Хм, – вождь склонил голову набок, словно сова.

Паша переминался с ноги на ногу, уже не имея сил сохранить в тайне свою растерянность и раздражение. Ему казалось, что ситуация выглядит не только комичной, но и несколько зловещей.

– Янох Белый Камень, – не выдержал Паша, – позволь мне просто уйти.

– Иди, – будто ожидая именно этой просьбы, быстро согласился вождь.

Паша кивнул головой, и, развернувшись на пятках, быстро пошел прочь. За ним поспешили и его спутники, включая Кервина. Когда они вышли из зала, торговец принялся убеждать Павла, что никак не ожидал подобной реакции вождя. Что они спасли действительно уважаемого и ценного гнома и им полагается высокая награда. Он действительно выглядел удивленным до глубины души, но Паша уже не хотел никому верить. К тому же его не слишком волновало золото, его больше волновала собственная безопасность, а в душу закрадывались неприятные предчувствия. Любви к племяннику вождь не выразил, а если учесть род занятий Смарагда и его значимость для клана, становилось понятно, что тут может быть скрыта некая дворцовая интрига.

– Скажи мне, Кервин, – вдруг остановился прямо на шумной улице Павел, – Считает ли народ вашего клана своего вождя добрым и мудрым руководителем? Или же есть недовольные.

– Нет, вождей выбирают общим собранием, в котором участвуют представители каждого сословья, каждого ремесла. И пока они не проголосуют за одного и того же кандидата, вождь не будет избран, – объяснял Кервин, – Так что вождь очень уважаем всеми гномами клана.

– А сам Смарагд высказывал когда-нибудь недовольство правлением вождя? – тут же задал второй вопрос Паша.

– Нет, никогда! – возмутился Кервин, – Я лично видел их за одним столом, и Смарагд восхвалял мудрость Яноха, ведь при его правлении мы победоносно закончили две войны, открыли торговые пути и расширили свои владения. Не без помощи самого Смарагда, конечно, но…

– Ясно, – перебил Павел, – Слушай, я не хотел бы показаться грубым, но нам нужно как можно скорее покинуть город.

– Как, почему? – гном не переставал удивляться и совсем запутался, – Если Янох сегодня не был гостеприимен, то ничто не мешает мне принять вас своими гостями? В моем доме вы сможете отдохнуть, и останетесь настолько, насколько пожелаете.

«И что теперь? Соблюдать этикет? Или послать все к чертовой матери? Может я просто паникер?»: в Пашины мысли закрались сомнения, он не мог решиться с ответом.

И тут, в этот самый момент, его спутники наконец-то без всяких возражений и лишних вопросов приняли его решение. Да, их лошадям нужен был отдых, и в такой ситуации неизбежно бы возникли споры, но не в этот раз.

– На самом деле мы очень спешим, – вступил в разговор Мигэль, – Мы не могли отказать в сопровождении Смарагда, но теперь, когда он в безопасности, нам пора двигаться дальше.

– Да, – поддержал Паша, – Мы очень признательны тебе за гостеприимство, однако, мы вынуждены отказаться. Мы могли бы стать твоими гостями на обратном пути, а сейчас мы просто не имеем права останавливаться.

– О, если так, то могу ли я вам чем-то помочь? – тут же спросил Кервин.

– Конечно, можешь, – поспешила согласиться Ясмина, справедливо полагая, что Павел от помощи откажется, – Нет ли отсюда иного пути? Нам нужно попасть в Ситгуну.

– Самый быстрый путь был закрыт, как вы помните, – Кервин немного смутился, ведь у гномов не было принято общаться с женщинами на равных, – Но есть и другой путь. Он лежит в горах, а потому не подходит для обозов и караванов. Но одинокий всадник вполне может пройти. Правда, в течение пяти дней пути вы не встретите ни одного поселения. Вряд ли вы встретите хоть кого-то, так как по этой дороге никто не ходит более десяти лет. Там остались лишь старые, заброшенные шахты, в которых, как говорят, поселилась нечисть. Я бы не стал верить этим рассказам, но… Я мог бы вывести вас на эту дорогу и дать вам карту. Она у меня с собой.

С этими словами он полез в свою сумку. Через минуту он нашел в ней коробочку темно-красного цвета, а из нее достал свиток. Это и была карта.

– Вот, здесь проходит этот путь, – тыкая в карту пальцем, возбужденно пояснял гном, – Вот здесь вам нужно будет подняться на гору Корит и спуститься по южному склону, обойти ее не выйдет. Как только вы спуститесь, окажетесь за пределами наших земель.

Сам футляр выглядел куда лучше, чем карта. Изображение на ней походило, очевидно, было нарисовано левой ногой во время эпилептического припадка. Понять, что и где находится, было абсолютно невозможно, но Паша не подавал виду и понимающе кивал. При детальном рассмотрении карты, Паша все-таки смог уловить примерные ориентиры, по большей части, благодаря пояснениям Кервина.

– Спасибо тебе, Кервин, – скручивая карту, поблагодарил гнома Павел, – Подскажи, где мы могли бы купить себе припасов?

– Зачем покупать? – возмутился гном, – Я дам вам все необходимое! Мой обоз остановился неподалеку в одной гостинице. Мы всегда останавливаемся там, чтобы отпраздновать удачное возвращение.

Через десяток минут спешного шага, отряд оказался около шумного постоялого двора, под завязку заполненного гномами из числа охраны каравана Кервина. Все они ждали своего предводителя, очевидно, не решаясь приступить к пиршеству без него.

– Сюда, – Кервин повел Пашу в обход здания, – Здесь есть вход для особых гостей.

– Ясно, – пробормотал Паша, глубоко проваливаясь в снег. Дорогу для особых гостей никто не расчищал. Они вошли в сени, даже там в нос бросался запах жареного мяса, пива и чеснока. Паша едва удержал слюну во рту, поняв, как сильно он голоден. Хотелось погрузиться в мирную жизнь, сесть пировать с гномами, позабыв про спешку, бесконечную погоню за неизвестностью, холод глубокой зимы и коварство врагов. Но оставаться было нельзя, даже на час, даже на кружку пива.

– Кервин, – Паша остановил суетящегося гнома, который вновь заговорил о застолье, – Мы правда торопимся. У нас есть не более четверти часа, чтобы захватить с собой продукты. Мы были бы тебе очень признательны, если сборы не затянутся.

– Да, конечно, – ничуть не смутившись, согласился гном, – Сейчас все необходимое принесут, и снегоступы, и веревки, и кирки.

«Кирки? Нам что, придется пробивать себе туннели?»: мелькнула вопрос в Пашиной голове, но вслух он ничего не сказал, лишь кивнул головой.

Из сеней они прошли в хорошо освещенную комнату. За широким столом в ней собрались все участники торговой экспедиции, многих из них Паша помнил по имени. Кроме стола в комнате имелся и высокий шкаф с посудой, а так же маленький алтарь в углу, на котором стояла чаша с какой-то жидкостью. Жидкость эта, судя по всему, наполняла комнату едва уловимым запахом ели и горных цветов. Других источников такого аромата Паша просто не находил.

Мужчины за столом, вопреки ожиданиям, вели себя очень тихо, будто на столе вовсе отсутствовали спиртные напитки, а разговоры велись строго деловые. Как только в комнату вошел Кервин, гномы встали, чтобы поприветствовать его, и только тогда Паша заметил, что их кружки и тарелки пусты, трапеза еще не началась, все ждали их. Это Паша понял, когда подсчитал свободные места.

– Надеюсь, ты не станешь держать на нас обиду, однако к застолью мы не присоединимся, – тихо, почти шепотом, сообщил Паша Кервину на ухо.

– О, нет. Это грустно, но я понимаю, что на все есть свои причины, – искренне ответил гном, – Сейчас все будет готово.

С этими словами он подозвал притаившегося в углу безбородого гнома прислужника и, что-то прошептав ему на ухо, подошел к столу. Прислужник же быстро удалился из комнаты.

– Дорогие друзья, – начал седоусый, – К сожалению, наши новые знакомые не могут разделить с нами трапезу, так как очень спешат. Однако они обещали погостить у нас на обратном пути, чтобы как следует отметить возвращение Смарагда.

Сидящие за столом отреагировали понимающим молчанием и одобрительными кивками. Если кто-то и обиделся или удивился, то виду не подал. Это обрадовало Павла, так как ему не хотелось лишний раз оправдываться.

Вскоре вернулся прислужник, с ним был еще один слуга. Оба принесли на себе несколько увесистых тюков с провизией и прочим снаряжением. К этому времени Паша успел лично попрощаться практически со всеми участниками застолья, все это заняло, как и планировалось, около пятнадцати минут. Тогда Паша принял у слуг тюки, распределив их между товарищами, и тихо обратился к Кервину:

– До встречи, Кервин, – приобняв гнома, сказал он, – Еще раз благодарю тебя за все.

– Возвращайтесь, мы будем рады, – тут гном перешел на шепот, – Если вы хотите выйти из города незамеченными, идите к восточным воротам. Там всего два стража, наверняка они сидят в своей каморке и играют в кости.

Кервин заговорщицки улыбнулся и открыл перед Павлом двери. Так они и простились. На улице давно стемнело, было около семи часов вечера. Паша решил положиться на гнома и пройти к восточным воротам. По пути к воротам им никто не встретился, гномы, закончив дневной труд, давно разошлись по домам, на улицах остались лишь патрули стражников. Но им Паша на глаза не попадался, предусмотрительно держась в тени домов.

У восточных ворот их ждали далеко не два стража, и даже не три. В кости они не играли, напротив, бдели и даже соорудили какую-то баррикаду перед воротами. Баррикада вышла несерьезной, так как через нее все равно проходили покидающие городские стены торговцы, что жили за городом. Из отдельных выкриков Паше удалось понять, что все выходы из города перекрыты подобным образом. С каким-то облегчением Павел подумал, что Кервин все-таки не виновен.

Гномы не на шутку испугались, ведь подобные манипуляции стражи могли бы быть связаны с охотой на каких-то особо опасных преступников. А таковых в клане Белого Камня давно не видели. Чаще здесь умирали от старости или болезни, реже от случайных стычек и практически никогда от ножа в темной подворотне.

Паше стало не по себе, его подозрения подтвердились. Охотились именно за ними, и пройти мимо стражей не выйдет. Перебраться с лошадьми по стенам также не представлялось возможным. Оставался лишь вариант с колдовством.

– Может, поступим так же, как в деревне смарглов? –предложил Мигэль.

– Нет, тут так не выйдет, нужно взять личины гномов – вступила Ясмина.

– А кони? – усмехнулся Паша.

– А что кони? – непонимающе спросила ведьма.

– Наши лошади почти вдвое крупнее, чем гномьи, – пояснил Паша, – Их тоже нужно будет околдовывать. Вот только они не поймут, что с ними произошло. Они будут идти в полный шаг, что исказит наше заклинание. Мы будем схвачены.

Тем временем поток выходящих за ворота почти иссяк, стражники приготовились к закрытию ворот.

– А ты уверен, что нас вообще будут задерживать? – засомневался Мигэль.

Эти сомнения прокрались и в Пашину душу, но он не решился высказать их вслух, опасаясь гнева поверивших ему товарищей.

– Да, я потом объясню, почему, – уверенно заявил Паша, – А сейчас на коней и вперед!

С этими словами он вскочил на свою лошадь и прямо по протоптанной дороге помчался к воротам. За ним ринулись и его товарищи. Лошади успели отдохнуть в стойлах, а потому шли бодро, даже будучи загруженными под завязку.

Паша очень удачно выбрал момент для своего дерзкого побега. Стражники как раз начали закрывать массивные ворота и процесс этот, видимо, был трудно обратим. Гномья любовь к механизмам сыграла с ними злую шутку. Два гнома должны были крутить широкий барабан, похожий на штурвал судна, в результате чего и закрывались ворота, медленно, но верно. Чтобы не мешать воротам, стражники расступились, и сомкнуть ряды перед беглецами попросту не успели. Они кричали и пытались вытащить свои топоры и воткнутые в землю копья, но все произошло слишком быстро и неожиданно. К тому же, пуститься в погоню сразу же гномы тоже не смогли, так как ворота закрылись, едва не оторвав хвост лошади Мигэля, который скакал последним. Паша и сам не верил, что все получится ровно так, как он задумал.

Сбавлять темп они не стали, так как сзади опять гремели ворота, которые теперь раскрывались. Как по команде, резко, с неба посыпал снег, быстро скрывая следы. В диком танце, снежные хлопья шлепались на землю, щеки, руки. Кружились и застилали собой небо. Снегопад стал превращаться в метель, но Паша был только рад. В такую погоду погоня будет обречена на провал, снег быстро скроет следы.

Пройдя еще около трех километров, они сошли с дороги и направились к высокой горной гряде, как и пояснял Кервин. Идти пришлось по бездорожью, однако, это не слишком смущало отряд, к подобному они уже привыкли. Никакого намека на погоню они так и не заметили, а потому решили наконец остановиться для отдыха. Местом для лагеря они выбрали небольшую рощу, где голые стволы деревьев кое-как укрывали путников от ветра и посторонних взоров. Наскоро перекусив, они быстро уснули.

Проснулись так же быстро, около пяти утра. Мороз сильно окреп за ночь, а потому было решено быстрее выдвигаться, чтобы согреться в движении. Рассыпчатый снег толстым покрывалом укрыл землю, мешая передвижению. Переносить мороз приходилось без помощи магии, так как заклинания вкупе со сложностями передвижения сильно изматывали. Вскоре они добрались до горной гряды, миновав предгорья. Щеки отмерзли и онемели, из носов торчали мутноватые сосульки, люди и лошади сильно замерзли.

– Может отыскать одну из шахт? Кервин говорил, здесь их много, – предложила Ясмина.

– Еще он говорил, что посещать их не стоит, – заметил Павел, – Но и терпеть этот холод я больше не могу.

Поиски оказались недолгими, темный вход в шахту возник перед ними, будто по приказу. Занесенный снегом, он был не сразу заметен глазу, нельзя было понять, пещера ли это, или же несколько валунов с небольшой ложбиной меж ними. Сразу же войти внутрь было страшновато, но мороз быстро переборол чувство страха, отряд ввалился в узкий проход и замер на входе. Паша вспомнил о фонаре, и, немного покопавшись в сумке, извлек его наружу.

Робкий луч света, то и дело мигая, выхватывал отдельные очертания шахты, деревянные балки, обтесанные камни и стены. Длинный коридор уводил куда-то вниз.

– Что-то не очень светит эта твоя штука, – заметила Ясмина.

– Залежался он, – постукивая фонарь, прокряхтел Паша.

Не добившись никакого эффекта, Паша уложил прибор обратно в сумку, вместо него он зажег над головой маленький огонек.

– Тут все равно холодно, нужно спускаться вниз. К тому же здесь не из чего растопить костер, – переступая с ноги на ногу, Мигэль отряхивал свою лошадь.

– Да, надо, – согласился Паша, и пошел вперед.

Коридор все сильнее уходил вглубь, постепенно меняя угол наклона. Что поражало Павла, так это высота потолка, лошади почти не касались его. Вскоре они дошли до первой развилки, было решено всегда поворачивать направо, пока не найдут какую-нибудь площадку для остановки. Под толщей горной породы было гораздо теплее, чем снаружи, но костер был необходим.

Наконец они дошли до небольшого зала, где, очевидно, ранее располагались залежи полезных ископаемых. Стены были истерзаны кирками и ломами, на полу же были разбросаны обломки креплений, тележек и другой мусор. Этот мусор и стал пищей для костра. Заклятьями удалось предать древесине повышенную огнеупорность, чтобы костер не прогорел слишком быстро. На этом костерке наскоро разогрели еду, удивляясь тому, что в шахте имелся сквознячок, уносящий дым из комнатки.

Молча, не тратя сил на лишние беседы, путешественники покушали и приготовились ко сну. Пробираться по горам можно было только днем, при свете солнца. Ночью такие путешествия могли быть слишком опасны, а потому кроме сна отряду ничего не оставалось.

– Так мы за четыре дня не пройдем, – Мигэль укладывался в свой спальник, – И все-таки, почему за нами нет погони? Может этот писклявый вождь совсем не против того, чтобы племянник оставался в живых?

– Думаю, погони нет потому, что мы выбрали заброшенную дорогу. Нас будут ждать на выходе, если будут, – ответил Паша, – А может, мы просто не так важны. В конечном итоге, мы же привезли им Смарагда, а сами бежали, никому ничего не рассказывая. У нас теперь одна задача, уйти из владений Белого Камня, стараясь не лезть в их интриги.

– Мы уже влезли, – встряла Ясмина, убирая посуду, – И теперь мы будем вынуждены убивать гномов, если встретим их на пути. Зная наше везение, мы вполне можем стать причиной смены власти в клане. И я не удивлюсь, если ты будешь рубить бороду своим мечом этому Яноху.

– Надеюсь, ты просто шутишь, – вздохнул Паша, понимая, что за преувеличением всегда кроется доля истины.

В пещере стало тихо, даже костер, будто боясь потревожить кого-то, совсем не гудел огнем и не трещал угольками. Где-то далеко, у самого выхода из шахты, едва слышно завывал ветер, и его отголоски казались таинственным посланием гор. Непонятным, а оттого пугающим.

Спать решили по очереди, разделив оставшееся время до утра, благо Пашиными наручными часами умели пользоваться все члены отряда. Ночь протекала спокойно, но было невероятно скучно. Ножи, мечи и прочие лезвия были наточены, все что могло быть починено, Павел починил. Книг для чтения не было, не хотелось и делиться мыслями с бумагой. В потоке ленивых, полусонных, мыслей Паша несколько раз полностью отключился, но врагов не проспал. Их попросту не было. Оставалось ждать рассвета.

Следующий день выдался солнечным, а потому прошли они дальше. Следов погони по-прежнему не было видно, впрочем, следов в горах было совсем немного. Пару раз встречались следы каких-то некрупных животных, других признаков жизни горы не подавали.

На ночлег обустроились в очередной шахте. Эта выглядела почти рабочей, даже паутины в проходах было не в пример меньше. Действовали они уже по отработанной схеме, дежурили поочередно. На этот раз Паше выпало бдеть первым.

Он что-то чертил в своей тетради, размышляя о каких-нибудь действенных и простых методах борьбы с холодом. В голову ничего ценного не приходило. Наконец его внимание привлек шум, до этого пребывавший где-то на фоне, сливаясь с общим звуковым наполнением шахты. Судя по всему, звук постоянно усиливался, Паше показалось, будто кто-то усиленно молотит киркой о камень.

«Шахта же заброшенная»: подумалось ему, но меч и щит он подтянул поближе. Так, в ожидании, он и просидел до конца своей смены. Постоянное напряжение чуть спало, так как звук не менял своего тембра, не приближался, и оставался неизменным. Паша даже подумал, что это вода, которая капает с потолка, но из-за особенной акустики шахты звучит как неустанный шахтер. Эта мысль казалась несколько абсурдной, но Паша так долго прислушивался к гулу ударов, что мог услышать в них все, что пожелает.

Настало время разбудить Мигэля. Тот сонными глазами взглянул на Пашу и каким-то образом понял, что тот несколько встревожен.

– Что случилось? – спросил он, резко приподнявшись на локтях.

– Пока что ничего, – спокойно ответил Паша, – Так, шумят где-то.

– Кто шумит?

– Не знаю, ко мне он не подходил, себя не показывал.

Мигэль прислушался, воцарилась гнетущая тишина, прерываемая лишь монотонным стуком и слабым потрескиванием гаснущего костра.

– Хм, может эти шахты секретные, а не заброшенные? – предположил эльф.

– Настолько секретные, что работать тут дозволено только одному рудокопу, при том только ночью? – усмехнулся Паша, – Нет, тут что-то другое. Но пока оно нас не трогает, будем дальше спать.

С этими словами Паша быстро залез под одеяло и сомкнул глаза. Уже через несколько минут он беззаботно спал, оставив эльфа наедине с самим собой и странным шумом. Тот чувствовал себя бодро, но эта бодрость быстро улетучилась, ведь обстановка вокруг него оставалась неизменной. Сопение товарищей, монотонный гул ударов, шелест костра и едва слышные завывания ветра. Впрочем, через час звуковая окраска ударов несколько изменилась. Мигэль даже встрепенулся, будто кто-то рядом с ним уже проломил стену и угрожает киркой. Но ничего подобного не произошло. Удары о камень оставались такими же далекими.

Под конец его смены удары наконец-то прекратились. Мигэль даже испугался, когда понял, что его отголоски остались лишь в его голове. Мозг сам пытался продолжить эту монотонную канонаду, но Мигэль справился со своим подсознанием, прислушиваясь к новым звукам. В какой-то момент он даже решил и вовсе не будить Ясмину, но передумал, зная, что она будет долго обижаться. Она всегда обижалась, если кто-то пытался заботиться о ней больше, чем она дозволяла. Женщина воин воспринималась несерьезно, а это сильно угнетало Ясмину, делало ее вспыльчивой и обидчивой.

Поднялась она быстро, будто ждала касания своего плеча и совсем не спала.

– Все в порядке? – тут же поинтересовалась она.

Мигэль быстро пересказал ей историю о странном шуме.

– Хм, посмотрим, что там за рудокопы, – сказала она, выслушав эльфа, – Ложись, спи. Я пока к завтраку приготовлюсь.

Мигэля быстро отключило, почти так же, как и Пашу. Зато просыпался он долго, сквозь сон понимая, что кто-то весело разговаривает почти у него над ухом. Наконец он понял, что голос ему абсолютно незнаком, с этой мыслью он схватился за кинжал и приготовился к борьбе с неведомым противником.

– Хе-хе, как вскочил, хе-хе, – голос был хрипловатым, с какими-то нотками безумия, – С таким сном один-то в горах не поспишь, хе-хе.

Мигэль с удивлением разглядывал сидящего около костра гнома, за плечами которого виднелась нереальных размеров кирка, закрепленная на подвязки, как боевой топор. Около костра сидели и Паша с Ясминой, целые и невредимые, и даже в хорошем расположении духа.

Кроме огромной кирки у гнома имелся и увесистый молот, который он положил рядом с собой. Там же лежала еще одна кирка, гораздо меньшего размера, чем та, что красовалась за плечами.

– Знакомься, Мигэль, это Кассар, одинокий рудокоп, это он всю ночь бил камень, – представила гнома Ясмина.

– И кое-что нашел, прошу заметить, – поспешил похвастаться гном, – Кассар всегда что-то находит.

– Эмм, хорошо, – как-то неуверенно кивнул эльф.

Этот сумасшедший гном не вызывал у него никаких симпатий, но вот Паша и Ясмина явно были заинтересованы в его присутствии.

– Кассар хочет продать то, что нашел, – продолжил гном, – Не хочет ли эльф что-нибудь купить?

Мигэль слегка растерялся, так как в последнее время его все чаще принимали за человека, чем за эльфа.

– Нет, у меня все есть, – выдавил из себя эльф.

– Тогда ты счастливый эльф, – гном рассмеялся, – Кассар тоже счастлив, хе-хе, и нет счастливее Кассара.

– Это замечательно, – Мигэль потупил взгляд, – Эмм, а когда мы выдвигаемся?

– Сразу после завтрака, – ответил Паша, – Кассар хорошо знает эти шахты. Он любезно согласился провести нас под землей за пределы владений Белого Камня, так что мерзнуть не придется.

– Это очень хорошо, а что мы будем должны за это? – насторожился эльф.

– Ничего. Кассар идет в город один, он давно один, он не прочь немного побыть с людьми, – гном снова хихикнул, а его правый глаз на секунду зашелся в приступе неистового тика.

– Понятно, – эльф заволновался, беспокоясь за дальнейшую судьбу их отряда, – И чем Кассар вообще занимается?

– Кассар ищет, – живо ответил гном.

– Что же он ищет?

– Кассар не знает, – пожал плечами гном, – Кассар много находит, но ищет дальше.

– Между тем, завтрак уже готов, – влезла в разговор Ясмина, приглашая всех к котелку.

Гном с удовольствие уплетал кашу, используя увесистую деревянную ложку.

– А откуда Кассар родом? – поинтересовался Паша,прожевав очередную порцию каши.

– Кассар не помнит, – мрачновато, без обычного смешка, ответил гном.

Спрашивать дальше Павел не решился, слишком уж помрачнел гость, а обижать его было бы нежелательно. Украдкой Паша рассматривал гнома и думал, чем может грозить драка с их новым знакомым. Сталь заплечной кирки выглядела нетронутой, будто гном носил её с собой как талисман. На блестящей поверхности были выгравированы руны и моменты из жизни шахтеров. Например, на одном из изображений четыре шахтера неопределенной расы в страшном ударе погрузили свои кирки в камень. На другой картинке один из шахтеров держал в руках камень, очевидно светящийся, а другие преклоняли перед ним колено. Молот, в отличие от кирки, выглядел рабочим инструментом, с зазубринами, царапинами и впадинами. Этим молотом наверняка раскрошили немало камня, а может и голов.

Сам гном доспехов не носил. Облачен он был в теплую стеганую куртку с меховым воротником, меховую шапку и толстые шерстяные штаны. Сапоги его были из грубой, темной кожи. Высотой они достигали середины икр, такие сапоги носил каждый гном, считая, что лучшей обуви попросту не существует. Паша очень хотел попробовать убедиться в этом, но подходящего размера не нашел. Ноги у гномов были короткими, но очень широкими. А сшить сапоги на заказ в Каллинде Павел не успел.

Рыжая борода Кассара ходила ходуном, когда он жевал. Создавалось впечатление, будто он старался как можно сильнее ударять зубами, будто ел не мягкую кашу, а камни. Глаза его в это время бешено бегали из стороны в сторону, будто гном ел что-то настолько ужасное, что никак не мог успокоиться.

В целом, выглядел он как полнейший безумец, и доверяться такому было бы глупо, но Паша уже привык решаться на подобные глупости, считая их подарками судьбы.

Через час они собрались, настало время выдвигаться. Паша вспомнил, что у отряда есть кони, и если до этой поры они, с большой неохотой, но шли под низкими сводами пещер, то там, куда их поведет Кассар, они могут и не пройти.

– Послушай, Кассар, а наши лошади пройдут там, куда ты нас поведешь? – обратился он к гному.

– Кони? – задумчиво переспросил гном, слегка измененным голосом, – Кони пройдут.

С этим они и выдвинулись в путь. Паша вспоминал подробности встречи со спятившим рудокопом, и до сих пор не мог понять, что остановило его заклятье.

Мигэль еще спал, а Паша, будто что-то предчувствуя, проснулся чуть раньше, чем планировал. И не зря, ведь через несколько минут из шахты послышался стук бодро ступающих каблуков и постукивания железа о камень, будто кто-то волочил за собой молот или булаву. Вслед за звуком в поле зрения появился и гном. Он, не смотря по сторонам, шел вперед, словно зачарованный. Паша принял его за восставшего мертвеца и приготовил заклинание, которым собирался испепелить нежеланного гостя. Что-то подготовила и Ясмина, но оба впали в какой-то внутренний ступор, так и не решившись привести заклинания в действие. Пришелец же что-то невнятно шептал и, стеклянными глазами, смотрел куда-то вдаль, будто не замечая людей на своем пути. Он дошел до костра и остановился, тут его словно передернуло, он поднял голову и спросил, не напугал ли он гостей шахты. Те соврали, что не испугались. Тогда он представился, вкратце рассказал, что уже несколько десятилетий ходит по этим шахтам и ищет. Что ищет, не уточнял. Испросив разрешения погреться у костра, он уселся прямо на землю, положив рядом свой молот.

Из разговора с ним стало понятно, что если он не сумасшедший, то, как минимум, весьма своеобразный гном. Говорил он о себе исключительно в третьем лице, а если же обращались непосредственно к нему, и ему приходилось отвечать от первого лица, то делал он это глухим, исходящим из самого нутра, голосом. В целом гном не казался опасным, и никакой агрессии не проявлял. Поэтому Паша и решился воспользоваться его услугами.

Подземелья казались бесконечными и нереальными, если бы кто-то рассказал Паше о подобной шахте, он бы ему ни за что не поверил. Путь пролегал по темным проходам, кавернам, а порой и целым подземных залам, залитым слабым светом торчащих из стен кристаллов. Паша не очень понимал, отчего они светятся и представляют ли они ценность. Спросить это у гнома не вышло, он велел всем молчать, и устрашающим шипением пресекал любую попытку это молчание нарушить.

Когда они покинули очередной зал, гном наконец пояснил в чем дело:

– У кристаллов есть стражи, горы не любят лишних звуков, особенно разговоров живых существ, – заявил он, – А со стражами вы не справитесь.

– Что за стражи? – тихо спросил Паша, – Они что, неживые?

– Не совсем, по крайней мере, они не разговаривают, – гном хихикнул и приложил руку ко рту, – Все, тишина, последний зал.

Этот оказался, пожалуй, самым светлым и самым большим. Здесь прямо под ногами, сквозь щели и трещины в камне, светились кристаллы, будто это один огромный самоцвет был покрыт каменной скорлупой. Зеленоватое, синее, красное и янтарное свечение било из стен. Кристаллы не отражали свет, а излучали его самостоятельно, разумного объяснения этому факту Паша не находил, ему оставалось только восхищаться.

Проводник и его спутники вертели головами, как заведенные, едва сдерживая эмоции, чтобы не нарушить тишину зала. Паша не верил в то, что эти залы не являются творением рук человеческих, или, скорее, гномьих. Слишком хорошо в них угадывались дорожки, слишком широки и удобны были проходы. К тому же такое количество самоцветов, впечатанных в камень, собрать могло лишь разумное существо. «Интересная у гномов архитектура, сколько же тут работы?»: оглядываясь, задавался вопросами Павел. Он шел по следам идущего впереди гнома, стараясь не оступиться ни на миллиметр, как вдруг его сердце екнуло. Он сам не до конца понял, почему. На самой периферии его взгляда что-то мелькнуло, а через миг он уткнулся в спину замершего, словно камень, гнома. Ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Благо рост гнома позволял смотреть поверх его головы, а потому происходящее в зале не должно было остаться для Павла тайной.

Прямо перед замершим отрядом, в нескольких метрах, абсолютно бесшумно, передвигалось нечто похожее на крупную кошку. Вот только вместо шерсти ее тело было покрыто россыпью осколков все тех же кристаллов и цветных камней, что красовались на стенах зала. Вместо жил и плоти, крови и костей у этого создания был камень. Глаза его загадочно светились, озаряя несколько безобразную голову. Она была похожа на вырванный из стены кусок камня, в который безумный творец, совсем не заботясь о симметрии, поместил два сапфира, вместо глаз. Само тело также не было грациозным, его создатель не заботился о прямых линиях и плавных изгибах, об одинаковой длине лап или какой-то логике и последовательности рисунка на теле. С неплохим успехом это существо могло стать куском стены, и Паша подозревал, что так оно и было.

Голову в сторону затаившихся путников оно не поворачивало, словно маршрут его патрулирования был строго определен, и все, что находилось за его пределами, патрульного не волновало. Передвигалось существо нарочито медленно, словно красуясь перед пришельцами, а то и для устрашения.

«Меч тут не поможет»: подумалось Паше, и он перевел взгляд на увесистый молот гнома. Однако Кассар и не думал хвататься за оружие, более того он ни разу не вздрогнул, даже когда страж все-таки прошелся взглядом по отряду. Паша не выдержал этого взгляда и опустил глаза, очевидно, так же поступили и остальные. Наверняка, это и спасло их. Страж пропал из виду, будто растворившись в каменной толще зала.

Гном безмолвно двинулся вперед, за ним пошли и остальные. Никто не посмел нарушить молчания, пока они не ушли глубоко в темный тоннель.

– Это и был страж? – тихо спросил Павел.

– Да, он самый, – крякнул гном.

– А не знает ли Кассар, кто создает этих стражей? – тут же поинтересовался Павел.

– Сами горы хранят свои секреты и богатства, – ответил Кассар, – Но того, кто может лишь созерцать, эти стражи не тронут.

– Так эти залы не творение рук гномов? – удивленно спросил Павел.

– О, нет! – Кассар широко раскрыл глаза, – Этих залов никогда не касалась чья-либо рука, через них можно только пройти. Легенды гласят, будто сама Карнах возводила своды этих пещер, щедро посыпая их осколками подземного солнца.

– А кто такая Карнах? – продолжил допрос Павел, понимая, что без вопросов гном ничего рассказывать не станет.

– Карнах это мать всех гномов, – деловито заявил гном, – В начале времен, когда люди и эльфы только ступили на землю, подземелья были заселены гномами, и повелевала подземным миром мудрая Карнах.

Мигэль презрительно фыркнул, услышав это, но гном сделал вид, что не заметил. Паша никогда не вникал в подробности межрасовых отношений, но мельком слышал, что эльфы считали себя первородными. Очевидно, гномы с этим были не согласны. Если эльфы, которых до этой поры имел возможность встретить Павел, почитали тех же богов, что и люди, то религиозные взгляды гномов явно отличались.

– И было под землей другое, Великое подземное Солнце, светом которого распоряжалась сама Карнах, по разумению своему, проливая его на подземные сады и поля, – продолжал гном.

Паша тут же представил себе легендарные подземные поля, и едва не рассмеялся. Поняв, что легенда является всего лишь легендой, Паша, тем не менее, решил выслушать ее до конца.

– Но были все гномы слепы и не имели глаз, а оттого не видели света Солнца, что дарила Карнах. И обратились тогда они к своей матери с мольбой, чтобы та даровала им возможность хоть раз увидеть Солнце. И заплакала Карнах, разделив муку детей своих. Ее слезы падали на Солнце в ее руках. И тогда распалось оно на тысячи осколков, осыпав собою все подземное царство. Тогда Карнах, потратила все свои силы, чтобы из одной части осколков сделать глаза своим детям, а другой частью украсить те залы, через которые мы прошли, чтобы дети могли узреть хотя бы толику света подземного солнца. Остальные же подземелья погрузились во мрак, ибо Солнце потухло, а сама Карнах исчезла, лишившись сил. Обретя зрение, гномы вышли на поверхность и построили там свои города. Другая часть гномов не покинула подземелий, и вновь утеряла зрение. Этих гномов называют Кханта, они ушли глубоко под землю, чтобы найти Карнах. Они считают, что она спит в центре земли.

– И чем питаются Кханта? – Паша невольно задал этот вопрос, понимая, что толкового ответа он не услышит.

Но вот Кассар, похоже, искренне верил в свои слова, будто сам однажды был слепым, а потом вдруг получил вместо глаз два осколка подземного солнца.

– Под землей достаточно пищи, другое дело, что не каждый сможет ей питаться, – хихикнул Кассар.

Шли они в полной темноте, единственным ориентиром в которой служила кирка гнома-проводника. Узоры и руны на ней излучали слабое свечение, будто были фосфорными. Факелы же гном разжигать запретил, сказав, что он потеряет ориентацию, если их зажечь.

Пришлось довериться этому безумцу, хотя на самом деле ничто не принуждало их начинать это подземное путешествие в его компании. Теперь же поворачивать назад было бы поздно, да и не хотелось.

Тоннель казался бесконечным, развилок и ответвлений в нем не встречалось, а может быть, Паша их попросту не замечал в этой кромешной тьме. По внутренним чувствам, Паша понимал, что плавный спуск тоннеля сменился подъемом, отряд движется к поверхности. Еще несколько часов они шли, полагаясь лишь на слух. Воздух стал свежее, в конце тоннеля забрезжил свет. Отряд вышел на небольшую площадку, с вырубленными в стенах окнами, обеспечивающими вентиляцию и освещение.

– Вот мы и пришли, – прокряхтел Кассар.

– А куда мы пришли? – только сейчас Паша понял, что абсолютно не понимает, куда их ведет гном своими подземными путями.

– На поверхность, – ответил гном, – Дальше нам всего два дня пути до Бьергуна. Небольшой городок, но в нем много людей, и даже гномов.

Как оказалось, вышли они в заброшенные жилые апартаменты древних рудокопов. В одной из комнат, которая была высечена прямо в горной породе, имелся камин и даже каменные лавочки, которые можно было использовать как ложе. Однако спать никто не стал, лишь растопили камин, чтобы приготовить пищу. Лошади, привыкшие к причудам хозяев, на свежий воздух и яркий солнечный свет отреагировали спокойно, уткнув носы в мешки с овсом.

Оказалось, что совсем рядом протекал горный ручек, его воды были заведены в специальную заводь, из которой можно было черпать воду, не боясь оскользнуться на крутых склонах. Напоив лошадей, путники напились и сами. Вода в их бурдюках начинала тухнуть, а талый снег не был таким же вкусным, как вода из источника.

С водопоя все вернулись в комнату с камином, чтобы погреться перед очагом и немного отдохнуть. Огонь тихо лизал камни камина, будто пробуя их на вкус. Паша устал молча созерцать эту странную трапезу, ему захотелось поговорить с Кассаром, который был столь же загадочен, сколь и разговорчив.

– А что Кассар может найти в этих шахтах, если другие гномы ушли отсюда? – начал Паша.

– О, другие гномы теперь больше любят песни ветра, чем шепот камня. Они взяли все, что дала им земля. Но она дает им не больше, чем людям. Гномы, которые ищут, всегда найдут, но Земля должна быть уверена, что отдает своему сыну.

– А люди разве не сыновья земли? – возмутилась Ясмина.

– Нет, вы дети пыли и ветра, морских брызг и небесного солнца. Мы – гномы, дети Камня и Великой матери Карнах, – гордо вскинув подбородок, заявил Кассар.

«Отличная пара, камень, способный зачать детей и неведомая женщина с солнцем в руках»: со смешком подумал Паша.

– То есть гному, который всегда живет под землей, она даст больше? – резюмировал Павел.

– Да.

– Если люди дети пыли и прочего, то чьи же дети эльфы? – вклинился Мигэль.

– Вы как люди, – спокойно ответил Кассар, – Только появились раньше. Я слышал истории о вас, их мне рассказала сама Земля. Ваши боги создали вас, отдав вам поля и леса, моря и реки. Но они не остались довольны, и тогда создали человека, оставив его править на поверхности Земли.

– А кто создал Землю? – Паша едва сдерживал себя, чтобы не перебивать гнома, пока этого не сделал разгневанный эльф.

Пашу не удовлетворяла ни одна из версий появления эльфов, людей и гномов, к тому же версия Кассара хоть и ставила людей выше долгоухих лесных жителей, однако гномов рисовала и вовсе, как сверх расу.

– Никто не создавал, Она сама себе мать. Она здесь была всегда, ровно на этом месте, – гном развел руками, упорно не замечая беспокойства со стороны собеседников.

Гном, сохраняя невозмутимость своего отца-камня, сидел и подкладывал скудные запасы дров в камин. Мигэль же, раскрасневшись, порывался что-то возразить, будучи явно несогласным с несправедливыми рассуждениями Кассара. Чтобы этого не произошло, Паша решил продолжить задавать вопросы, но так, чтобы не касаться происхождения рас.

– А боги, кто создал богов? Их тоже породила Земля?

– Нет, их присылают. Их всегда присылают, – Кассар затухал, было видно, что этот разговор начинает его утомлять.

– Кто же?

– Не знаю, Земля не говорила мне этого, – Кассар умолк, стало ясно, что разговор окончен.

Мигэль так и не решился ничего добавить, просто махнул рукой и отвернулся. Паша так же не стал давить на гнома. Глядя в огонь, он подумал: « Сколько еще незаданных вопросов я накоплю, пока доберусь до того, кто готов дать на них ответы?». Паша вновь задумался о своих целях и пути. Теперь он видел проблему не в отсутствие четкой цели, как таковой, а в отсутствии полноты картины мира. Если в родном мире было множество загадок, то не каждую из них хотелось разгадать. Уровень познания мира определял цели, которые могли бы быть достигнуты. Паша знал, что может приложить усилия, чтобы разбогатеть. Затем окунуться в выгребную яму политики, стать повелителем душ и тел. Даже если он не стремился к этому, он знал, что это предел его времени, его эпохи. И далее, чем за палаты тайных обществ, стены подземных лабораторий ему не зайти. Там был предел и выбор.

Здесь же выбирать было не из чего, потому что Паша не знал предела своих возможностей, не знал пределов этого мира. А значит, не знал путей к их достижению. Найти Еремея, лишь ступень. Как и убить сотни врагов, пробиться сквозь километры каменных стен. Но ради чего? Чтобы сделать этот мир лучше? Но станет ли он от этого лучше?

Логично было бы выбрать временной целью познание этого мира, благо она сошлась бы с выбранным направлением – Еремей вполне мог сойти за кладезь знаний. А Паша был как младенец в этом мире, с тем лишь отличием – у него не было родителей, которые могли бы его обучить и защищать, пока он учится. Однако у него уже были товарищи, которые, наверно, чувствовали себя еще беззащитнее, раз позволили ему распоряжаться своим временем и судьбами. Они доверились его стремлениям. А он не знал, чего может достичь этими стремлениями. Он, как маленький ребенок, который не боится разжигать огонь в квартире или выходить на проезжую часть, потому что не знает, чем это грозит, не знает, что такое смерть. Паша, безусловно, знал, что он смертен. Пожалуй, лишь это знание и отличало его от неразумного младенца.

В который раз, погрузившись в эти размышления, он пришел к простому выводу – повиноваться воле случая, черпая опыт в этом круговороте событий. А там, быть может, найдутся и цели, и пределы.

На следующий день они дошли до первого людского поселения в этих краях. Язык местных Паша даже не пытался понять, не представлялось возможности. Гном не хотел останавливаться в деревушках, а потому на пополнение припасов и общение с местными у отряда просто не было времени. Благо Кервин хорошо снабдил их, а потому голодать путешественникам не приходилось.

К вечеру второго дня они, как и обещал гном, подошли к городу Бьергун. Сердце города было обнесено деревянным частоколом с высокой насыпью. Сам частокол вырисовывал практически идеальный круг, а город разделяло на четыре равных части две дороги, пересекающихся в самом центре города. В каждой из четвертей города стояли длинные, широкие дома, очевидно, заселенные богатыми слоями населения. Как и в любом подобном поселении, селились люди и за стенами. Бьергун не был исключением.

Паша поймал себя на мысли, что такому сравнительно небольшому поселению совсем ни к чему столько ворот, а их было четыре. Теперь он оценивал города в первую очередь по их защищенности, хоть никогда и не бывал в осадах.

За хлипкие, толщиной около пяти сантиметров, ворота их пропустили беспрепятственно. Старый страж лишь глубже укутался в груду лохмотьев, которые, должно быть, собирал всю жизнь, и приставил копье к стене, тем самым пропуская путников. Улицы пустовали, складывалось ощущение, что все его жители куда-то уехали, оставив здесь лишь одинокого стражника, и несколько животных в хлевах.

Первых жителей Паша обнаружил в местной корчме. Наверняка, небритые мужчины, занявшие угловой столик, были местными завсегдатаями. Оружия они не носили, и совсем не походили на грозных викингов, о которых Павел был наслышан. Других гостей в корчме, а может и во всем городе, не было.

– Для согрева обязательно нужно отведать местной настойки. Кассар всегда так греется, – потирая руки, заявил гном и, свистнув служку, обратился к нему – Кабана нам и огненной воды. И чтобы хлеб был свежим!

Добавлять что-либо гости не стали, и служка поспешно удалился передать заказ. Паша удивился, что язык, на котором говорил гном со служкой, оказался понятен ему без обычной задержки. Ясмина так же знала местное наречие. Мигэлю же вновь предстояло играть роль немого.

Через несколько минут из глубин служебных комнат в зал вышел и хозяин заведения. Было видно, что он узнал Кассара, радостно разведя руками.

– Старина Кассар, неужто этот славный искатель вновь нашел сокровища, разя подземелья своей волшебной киркой? – улыбаясь, воскликнул хозяин, – Я впервые вижу Кассара в компании людей. Что же произошло?

Казалось, хозяин обращается к какому-то невидимому собеседнику, а не к самому гному. Очевидно, все особенности общения с одиноким рудокопом ему давно были известны.

– Кассар встретил этих путников в шахте, и они договорились дойти до Бьергуна вместе, – гном говорил непринужденно, будто виделся с хозяином еще вчера и абсолютно не понимает радости последнего.

Однако тот нисколько не обиделся, видимо, давно привыкнув к подобному поведению гнома. Сказав еще несколько дежурных фраз, он удалился.

– Городок совсем не большой, чем они кормятся? – спросил Паша, когда хозяин ушел.

– Чем? – хмыкнул гном, – Войнами, конечно. Кто мог, тот ушел в моря, остальные остались здесь. Беречь дома, пахать землю. Родит она бедно, но им хватает. Кассар часто бывает здесь и летом. Летом здесь много рыбы.

– Вот оно что. И далеко отсюда море? – как бы невзначай спросил Паша.

– Нет, недалеко, – ответил гном, – Только гномы не любят море.

Сказав это, он умолк и задумчиво опустил голову, будто эта нелюбовь к морю связана с какой-то старой, печальной историей, вроде той, что повествовала о слезах Карнах. Но тут наконец-то поднесли угощения, и голодным путникам стало не до разговоров о море.

Настойка оказалась очень крепкой. Настолько крепкой, что Мигэль принялся неустанно кашлять, едва отпив глоток, а Ясмина мигом утеряла всю свою красоту, сморщив лицо. Паша лишь одобрительно крякнул, но это было бахвальством. На самом деле ему обожгло горло и рот не меньше остальных, и никаких приятных ощущений у него это не вызвало, однако ему не хотелось пасть в глазах гнома, который ехидно улыбался, наблюдая за реакцией неопытных пьяниц.

Зато жареное кабанье мясо и свежий хлеб пришлись по вкусу всем четверым, разговоры возобновились лишь тогда, когда последняя обглоданная кость легла на поднос. В процессе гном постоянно подливал настойку в кружки, поднимая собственную в пригласительном жесте. Незаметно для себя, Паша сильно захмелел. Захотелось пива, так как от настойки ему становилось дурно. Мало того, что ее привкус плохо отбивался даже поедаемым мясом, так и ноги предательски косели, а взгляд блуждал по всей комнате, пытаясь зацепиться хоть за что-то и остановить плавающую картинку. Конечно, самым нелепым выходом из ситуации было бы выпить кружку пива, но Паша привык принимать подобные решения.

После первых же глотков память оборвалась, оставив лишь смутные отрывки, состоящие по большей части из ощущений, разгоряченных выкриков и бессмысленных движений. Сознание его потухло, оставив за собой лишь непроницаемую тьму.


***

«Вот чего я делать точно не планировал, так это напиваться»: это было первой мыслью, посетившей хмельную голову, очнувшегося Павла. Обнаружил он себя в уютной постели с мягкой перьевой подушкой и толстым одеялом.

Странный запах мигом вскружил Паше голову, будто ворвавшись из далекого прошлого, из самых его глубин. Он на миг забыл о боли в голове и подступающей тошноте, так пахло только в одном доме – доме Еремея.

Сердце заколотилось, и Паша сам не понимал, от страха или от радости. Нет, не так он себе представлял эту встречу. Он хотел предстать перед учителем окрепшим воином, а не сопливым пьяницей, каким и был при первой их встрече.

Собравшись, он справился с накатившим страхом, и подумал, что запах – это вовсе не гарантия того, что он оказался в доме нужного волхва. Более того, запахи в его состоянии он мог чувствовать искаженными, не соответствующими реальности.

Хоть Паше и отшибло память, но выпил он явно меньше, чем имел в обыкновении раньше. Похмелье, изначально показавшееся ему ужасным, было скорее легким. Стоило ему выползти из кровати и облачиться в оставленные рядом одежды, как все неприятные ощущения превратились в едва различимые отголоски. Может быть, настойка была действительно хорошей, хоть и отвратной на вкус, а может виной потере памяти была усталость, но чувствовал себя Павел достаточно бодро.

Наскоро застелив кровать и проверив сохранность своих вещей, Паша сделал вывод, что его никто не грабил, он ни с кем не сражался и, наверняка, попросту отключился, позволив занести себя в эту комнату уже бесчувственным. Тогда он вышел из своей светлой комнатки в темный узкий коридор. Его часы показывали полдень. «Давно я не просыпался так поздно»: улыбнулся Паша и вышел в просторную, залитую светом комнату.

–Кто пожаловал, посмотрите на нашего героя! – проскрипел до боли знакомый голос, с укором, но несерьезным, будто обращенным к маленькому ребенку.

– Еремей! – будто вмиг ослепнув, Паша чуть ли не прошептал это имя.

Из окон лился свет, будто скапливаясь за несколько ссутулившейся фигурой волхва, выглядевшей сейчас, как нечто волшебное. Весь окутанный солнечным сиянием, он восседал на простеньком треногом табурете. Под стать сиянию, облачен он был в белое одеяние с росчерками золотистого орнамента. Паша застыл на месте с открытым ртом, старик почти не изменился, разве что казался чуть ниже, да борода доставала, пожалуй, до колен.

Но вот волхв встал с табурета и сказочное наваждение пропало, он вновь стал обычным, хоть и долго искомым, старым Пашиным другом и учителем.

– Я ждал тебя, – волхв сделал шаг навстречу, – А ты все такой же пропойца.

– Это случайность, – попытался было оправдаться Паша, и виновато потупился, так и оставшись стоять на месте.

Тогда волхв сделал еще шаг и крепко обнял своего ученика, будто вернувшегося со страшной войны сына. Однако объятья были недолгими, волхв отступил и принялся расспрашивать Пашу:

– Как тебе удалось вернуться? – волхв, похоже, и сам знал ответ, – Неужели тебе удалось использовать чары Ивана?

– Наверно, но я сделал что-то не так и промахнулся на несколько столетий, – Паша отвечал буднично, будто каждый день разговаривал с волхвом.

– На шесть, – уточнил волхв, – А с Белобрадом ты встречался?

– Да, он передал мне это, – Паша показал браслет, – А после он… ушел.

– Этого он и хотел. Думаю, он ушел бы раньше, если бы не моя просьба, – Еремей не выглядел удивленным.

– А что произошло тогда, что было дальше, что стало с моим телом? – засыпал волхва вопросами Павел.

– Белобрад не рассказывал? – повел бровями волхв.

– Рассказывал, но мне бы хотелось услышать все из твоих уст.

– Тогда слушай, – волхв усадил гостя на лавку, а сам сел на табурет.

Его рассказ был длинным, с мельчайшими подробностями, будто все случилось вчера, а не шесть веков назад. Он рассказывал о том, как владелец черного замка бежал. Как его, Пашино, тело испарилось, оставив лишь доспехи и оружие. Как их войско вернулось за наградой, хоть и не выполнило задание до конца.

Он рассказывал, что подобные происшествия постоянно повторялись в разных частях страны. Разрушались капища и идолы, будто из земли вырастали каменные кресты, пропитанные смертоносной магией. Оживали мертвецы, собираясь в стаи, они разрушали деревни, пугали жителей. Все это сильно изматывало людей, ослабляло власть князей, обедняло казну.

Позже произошел исход эльфов, которые исправно платили дань и даже помогали воинами, если это требовалось. Куда они ушли, никто не знал. Часть из них будто бы двинулась на восток, другие на север. Ушли и гномы. Зато осталась разного рода нечисть, которая, к тому же, множилась с неимоверной скоростью. Кто-то постоянно наводил беспорядки в стране, насылал засухи и потопы. Жертвы и молитвы богам-покровителям помогали плохо, другой бог был хитрее и проворнее.

Один из посланников нового бога предлагал и Еремею перейти на его сторону, но волхв отказал. В таком беспорядке страна и существовала последние шесть сотен лет. Примириться с новым богом удавалось лишь изредка. И всегда в результате этих перемирий его власть на землях княжеств лишь ширилась. Все больше священников и жрецов его ходило по городам и селам, иногда строились даже святилища, которые не всегда удавалось ликвидировать.

Сам волхв не мог пойти на земли врага, его не пускали его же покровители. Волхв – защитник, а не агрессор, на землях врага он будет лишен сил. И тогда многомудрый волхв, плюнув на всю свою мудрость, а может, блеснув ею, просто ушел. То ли он устал, то ли не нашел иного выхода. Чтобы бороться, нужен был кто-то моложе, кто-то менее безразличный ко всему. Волхв же прозвался Велимудром и поселился в маленьком варяжском городке, решив тут ожидать знамения.

Он считал, что исход этой войны может решиться в одной битве, в которой сойдутся все, кто желает назвать себя рабом божьим, и те, кто называет себя их внуком.

Поделившись этими мыслями, волхв пригласил гостей за стол, где они отобедали. Паша окончательно пришел в себя, и понял, что вопросов у него стало еще больше. Однако волхв не спешил отвечать на них, неустанно расспрашивая Павла. И последнему ничего не оставалось делать, кроме как терпеливо удовлетворять интерес старого волхва. Он понимал, пока старик не узнает все, что хочет, добиться от него ответов не выйдет. Благо Пашины спутники охотно помогали рассказывать историю своих приключений, иногда даже преувеличивая значимость некоторых моментов.

Особенно волхва заинтересовал рассказ о Сдевите, подземном черве и странном, кровожадном боге, которому поклонялись в Жмуди.

– Сдается мне, я знаю, что это за бог и откуда он взялся, – обронил он, выслушав Павла.

Паша и сам не знал почему, но подробностей своей жизни в родном мире он не рассказывал. Ни о клубе «Богатырь» с его загадочным главой, ни о Зинаиде Ивановне. Обмолвился лишь, что пытался заниматься зельеварением и немного практиковался с мечом. А потом повторил колдовство, и переместился сюда. То ли эти события вылетели из его головы, то ли он просто не посчитал нужным что-то говорить об этом.

Гном их бесед слушать не стал, хоть они и были достаточно увлекательными. Отобедав, он ушел в гостевую комнату, где лег спать, и спал он до следующего утра. Волхв воспринял это как должное, а потому и остальные не стали удивляться.

К вечеру истории у троицы закончились. Тогда волхв заявил, что настало время для сна. Будто на улице может шастать нечистая сила и заглядывать в окна. А потому нужно срочно потушить свет и лечь спать. Спорить с ним никто не стал.

«Четвертое января. Этот Новый Год я не отпраздновал»: подумал Паша, глядя на свои часы, которые показывали и дату. Он долго не мог уснуть, анализируя последние события. Если Мигэль смотрел на волхва с нескрываемым интересом и уважением, то у Ясмины во взгляде прослеживалась едва заметная толика ненависти. Но искусственной, будто ей нужно было ненавидеть Велимудра. Паша подумал, что она встретилась ему неспроста, на его пути. Слишком уж удачно она вписалась в их компанию. И Паша даже начинал видеть в ней друга, а ведь все, что их связывало – обещание помочь с поисками волхва. «И куда она теперь? Волхва-то нашли»: ответов на эти вопросы Паша решил не давать. Плюнув на все, он просто уснул.

Однако проснулся он все с теми же мыслями, не дающими ему покоя. Ведь он раскрыл Ясмине все секреты, и, возможно, оказался просто удобным попутчиком, а заодно и прикрытием. И сейчас бдительность старика усыплена Пашиным присутствием, а она, Ясмина, всенепременно этим воспользуется.

Павла буквально сдуло с кровати, он ухватился за меч, и, нацепив его на перевязь, ринулся вон из комнаты. В тот момент он не думал, что своим поведением может вызвать куда больше подозрений, чем Ясмина своим загадочным взглядом.

Он едва ли не кубарем ввалился в пахнущую свежим хлебом комнату, на ходу представляя, как будет рубить и жечь предательницу, посмевшую поднять руку на столь ценного волхва.

Настолько же велико было его смятение, как и в одночасье сгинувший запал. Волхв, Ясмина и эльф чинно сидели за столом, ведя мирную беседу о новостях из княжеств и соседних государств. В эту картину, явно находящийся не в себе, Паша вписывался плохо, чем и привлек внимание к себе.

– Что случилось? – чуть привстав, спросил Мигэль.

– А… Сон дурной привиделся, будто напали на нас, а я сплю и… В общем, все хорошо? – нашелся Паша, понимая, что свои подозрения лучше оставить при себе.

– Устал ты в странствиях, – сделал вывод волхв, – Отдохнуть тебе нужно, но не с вином и плясками, а в тишине и покое.

Велимудр, к новому имени которого Паша еще только привыкал, пригласил гостя к столу, на котором его ждал незатейливый завтрак – свежий хлеб с молоком да вареные яйца.

Трапезничал только Паша и ненасытный эльф, вобравший в себя от людского хороший аппетит.

– В Киеве уже давно Владимир правит, братья его за Смородину ушли, отец в Болгарии голову сложил, – тем временем рассказывал волхв, – Владимир объединить всех хочет под рукою своей, а для этого и капище подле терема поставил, идолов натесал, а Перуна во главе поставил, усы ему из золота отлил. Поговаривают, будто и кровью те идолы кропили, жертвами богов хочет купить. А ведь никто Перуну жертв еще не приносил.

Волхв на секунду замолчал, будто убеждаясь, что его внимательно слушают. Слушали действительно с интересом, а потому он вновь продолжил:

– Разное поговаривают, будто переменился сильно князь. До женщин больно охоч, впрочем, это и раньше было. Однако, говорят, будто и борода у того чернеет, что вера греческая ему по душе, хоть и идолов ставит. А ведь приходили к нему разные послы, разный обряд предлагали. Больно знакомая история с переменами.

– Да… – протянул Павел, не зная кого вспомнить первым, – Гордобор почернел весь, прежде чем предать людей своих.

– Вот и я о том же. Немало я видел и позже таких, – подтвердил Велимудр, – Слыхал я, будто князь хочет в жены себе сестру василевсов ромейских, багрянородную царицу. Вот только не дадут ему ее в жены, пока он не примет нового бога. А он примет.

– Так, – Паша пытался уловить суть происходящего, – Я смотрю, тут все гораздо сложнее, чем ты рассказывал раньше.

– Не к ночи будет сказано, да вот добрая половина литвинов давно уж крестилась, с ними и многие киевляне, особенно купцы, что возят товар свой в Херсонес, а то и Царьград. Да и бабка князя Владимира, Ольга, тоже крещеная была. Силен их бог, сильны и проповедники. Люди речей о спасении наслушались, фимиама в церквях вдохнули, и вот, нет милее им веры, нежели во Христа. Будто до сей поры им страшное посмертие сулили.

В своих причитаниях волхв никак не походил на умудренного веками бытия мужа, скорее обычного хлебопашца. В словах его сквозила обида и разочарование, однако Паша понимал, тот не делится выводами, а просто передает мнение народа.

– И кто тебе доставляет такие новости. Я подобного не слышал, а ведь был совсем недавно в тех краях.

– Так ты спешил, а я здесь только и делаю, что слушаю и жду, – захватив ус кончиками пальцев, ответил Велимудр.

– Чего ждешь? – не совсем понимая учителя, спросил Павел.

– Жду своего часа. Грядут большие перемены, Павел. И нам нужно решить, чью сторону принять, и принимать ли вообще.

– Ты о чем? – Паша не понимал, и не хотел понимать что-либо без внятных объяснений.

– Я ушел сюда, чтобы обдумать вдали от суеты, вдали от борьбы. Местный народ любит громкие пиры и битвы, их легко купить, если пообещать им много славных битв. Здесь я не боюсь ни греков, ни римлян, ни их бога. Здесь я могу посмотреть на все со стороны. Боги… Те, кому я служил так долго, они… Они боятся. Я чувствую, очень скоро все решится, но решать будут не они, не боги. Решать будем мы, люди. Только люди могут этого и не заметить. И знаешь, чего я боюсь? Я боюсь твоего имени. Оно греческое, как и у Ивана, или мое прошлое. Но тебе оно было дано от рождения.

– Постой, – Паша понял, к чему клонит волхв, – Когда я сюда попал впервые, я увидел то, чего в истории просто не было. Все это отсутствовало напрочь. Я не попадал в прошлое. Тут что-то другое, так что судьба этого мира не решена, постой бросать все.

– Я и не бросал, – улыбнулся волхв.

Если Ясмина, казалось, поняла все, о чем говорили эти двое, то Мигэль просто хлопал глазами, даже не пытаясь вникнуть в суть беседы. У эльфов был один главный бог, который, сотворив мир, просто оставил свое детище развиваться в одиночестве, что эльфы почитали величайшей благодатью. Остальных богов, которых почитали люди, эльфы просто уважали. И Паша даже был в какой-то мере с ними согласен.

Однако этот разговор был столь поверхностным и простецким, не предполагающим никаких серьезных выводов, что Паша наконец-то понял, почему волхв молчит. Дело было в его спутниках, у волхва не было весомых причин доверять им. «Значит, поговорим позже»: решил Павел.

– А есть ли в этом городе торговцы оружием и кузнецы? – перевел тему ученик.

– Есть, Свенельд торгует разным оружием, – поглаживая бороду, ответил Велимудр, – А разве твой меч плох?

В последней фразе звучало искреннее удивление. Не понятно когда, но волхв успел оценить качество ковки и заточки двадцать первого века.

– Нет, с мечом-то все в порядке, а копье свое я утратил, пока до тебя добирался. Опять же, лошадей подковать нужно.

Паша совсем забыл, что негоже всаднику гарцевать без столь грозного оружия, как копье. К тому же Мигэлю нужно было пополнить запасы стрел, часть которых он не смог подобрать после боя.

– Есть и кузнец Олаф. Добрый кузнец, будто Сварогом отмечен, любая работа у него в руках спорится, – резюмировал Велимудр, – Сейчас их лавки должны быть открыты, день торговый. Можете навестить их.

– Так и поступим, – согласился Павел, кивнув эльфу.

К полудню они выбрались на улицу. Свежий морозец приятно щипал щеки, а снег искрился и слепил, возвращая небесам солнечный свет. Под снегом город выглядел гораздо красивее. Нигде не было видно людских отходов, грязи. Угловатые пристройки и длинные дома были укрыты снежными шапками, что делало их гораздо симпатичнее. Небеса будто специально присыпали все несовершенства города, оставив на виду лишь малую их часть. Да и пахло в городе гораздо лучше зимой, все неблагородные запахи были крепко скованы морозом, и в воздухе витал лишь запах дыма, валящего из труб над крышами.

К этому часу люди уже успели натоптать кое-каких тропинок, следуя по ним, Паша и эльф вышли к кузне. Понять, что это именно она, можно было по раскатистым ударам молота и гулкому завыванию воздуха в мехах. К тому же на крыше этого дома практически не было снега, да и стены его, выложенные из камня, растопили снег, обнажив голую землю. Видимо, внутри здания царила неимоверная жара, как и полагается для любой кузни.

Волна раскаленного воздуха хлынула Паше прямо в лицо, когда перед ним отворили дверь. Судя по невзрачному виду, слабой мускулатуре и юному возрасту, дверь открыл обычный помощник, а не подмастерье.

– Здравствуйте, добрые люди, – слегка поклонившись, поздоровался юноша, – Что вы ищете?

– Тут ли работает славный мастер Олаф? – на поклон Павел не ответил, так как решил считать себя весьма и весьма родовитым.

– Да, здесь, – ответил тот.

– Впустишь ли ты нас в дом? – Паше надоело переминаться с ноги на ногу, стоя в пороге, а юнец отчего-то не спешил проявить гостеприимность.

Но стоило Павлу сказать последнюю фразу, как незадачливый помощник кузнеца едва ли не стал пунцовым, на лице его отразилось сильнейшее смятение, проступающее даже через слой черной сажи и пыли. Паша понял, что юнец попросту забыл о том, что вести долгие беседы, держа гостей на пороге, не принято. Он мигом отскочил от дверей, и, в услужливом поклоне, пропустил гостей внутрь.

– Мастер Олаф сейчас работает в кузне, – не поднимая глаз, сказал помощник кузнеца, – Я провожу вас в гостевую.

Юноша сопроводил гостей в небольшую, но чистую комнату, в которой, должно быть, Олаф принимал важных заказчиков. На столе он поставил три кружки и кувшин с хмелем. Кроме не большого стола и треногих табуретов в комнате ничего и не было. Окно, затянутое бычьим пузырем, пропускало мало света, однако его хватало, чтобы осветить небольшую комнату.

Ждать пришлось недолго, вскоре в комнату вошел огромный детина в кожаном фартуке на голый торс. Руки его и лицо были черны от сажи, а брови, борода и усы опалены жаром горна. Но даже под такой маской не могла укрыться природная, северная красота кузнеца. Бугристые, мощные руки свидетельствовали о его незаурядной силе, скрывалась сила и в глубоких, голубых глазах.

Не церемонясь, он плюхнулся на один из табуретов, налил себе хмеля в кружку и залпом ее осушил. Довольно крякнув, он все-таки представился:

– Я – Олаф, – на его усах осталась пена, и он ее вытер, – Лучший кузнец в окрестностях. Что вам понадобилось?

– Мы наслышаны о твоем искусстве, – Паша решил, что похвалить кузнеца будет не лишним, – Однако, нам всего-то и нужно, что подковать лошадей.

– Хорошо, это легкая работа, с ней справится мой подмастерье.

Паша чуть приподнял брови, понимая, что к нему относятся пренебрежительно, раз поручают работу подмастерью. Но спорить он не стал, лишь добавил:

– А так же нам нужно копье и наконечники для стрел.

– Все оружие, которое я кую, выкупает Свенельд. Его лавка здесь рядом. У него вы найдете все, что вам нужно, – ответил Олаф, поднимаясь с табурета.

– Что ж, когда нам вернуться за лошадями? – спросил Паша, понимая, что разговор окончен.

– Сколько лошадей?

– Четыре.

– К вечеру приходите.

На этом они распрощались, а кузнец не взял с заказчиков даже предоплаты. Оставив лошадей на попечение все того же юного помощника, Паша и Мигэль ушли, так и не увидев подмастерье, который должен был бы подковать их скакунов.

Обойдя кузню, они вышли к оружейной лавке Свенельда. Очевидно, что здание было не только торговым, но и жилым. На каменном фундаменте возвышались деревянные стены, а кровля, в отличие от большинства домов, покрытых сеном, тут была из глиняной черепицы. Над дверью красовалась вывеска, изображающая воина, просто обвешанного различным оружием. Этот самый воин, очевидно, сразил уже немало слабо вооружённых врагов, а последнего он бил прямо на вывеске.

«Хорошая реклама»: подумал Паша и вошел внутрь, так как дверь была не заперта. В нос ударил сильный запах дубленой кожи смешанный с запахом еды. Время было обедненное, и вполне вероятно, что хозяин лавки решил трапезничать в этот самый момент.

Будто из-под пола перед гостями явился ключник. Довольно старый мужчина, лет шестидесяти на вид, он был сильно сгорблен, к тому же напрочь лишен зубов, отчего его речь походила на пустое хлопанье губами.

– Лавка сейчас не работает, – заявил он, – вы можете подождать в комнате для гостей.

– Хорошо, – легко согласился Паша.

У него было желание поговорить с Мигэлем наедине. Поговорить насчет Ясмины, чтобы решить, чью сторону примет эльф. А то, что с Ясминой вскоре придется расстаться, и, возможно, не очень мирно, Паша знал, будто это знание кто-то вложил в его голову.

Ключник, сильно шаркая ногами и позвякивая связкой ключей, провел их в комнату, освещенную неясным светом слюдяного окна. Одна из стен прилегала к печи, а потому в комнате было тепло. Оставивгостей наедине, ключник куда-то скрылся. Проводя его взглядом, Паша был готов поклясться, что выглядит ключник не таким дряхлым, каким старается показаться. Этот факт заинтересовал Павла, но выяснять в чем дело он не стал.

– Слушай, Мигэль, а ты не замечал ничего странного за Ясминой в последнее время? – как бы невзначай спросил Павел.

Однако тон никак не облегчил содержания вопроса. Возлюбленная была больной темой для Мигэля, и все чаще, в любых спорах он становился на ее сторону, принимал ее позицию. Паша это чувствовал и понимал, что вскоре может остаться и вовсе без спутников. И теперь, когда он наконец-то нашел время выяснить, кто за кого и зачем, давать заднюю он не собирался. Ему не очень хотелось иметь рядом потенциальных предателей, а потому лучше решить все заранее.

– Нет, – коротко ответил Мигэль, тщательно скрывая волнение, – А в чем дело?

– Пока ни в чем, однако, меня одолевают странные предчувствия, – Паша оперся о стену, – Она будто ненавидит Велимудра, хотя и считает его легендой. Мне кажется, она не искренна с нами. Сам вспомни, как мы с нею встретились.

– Когда мы встретились, мы еще совсем не знали друг друга, а теперь я в ней уверен, – отрезал Мигэль, явно заводясь.

– Постой, я же не говорю, что завтра она воткнет тебе кинжал в спину, – попытался остудить эльфа Павел, – Просто она чего-то не договаривает. Я хотел бы быть уверен, что она не служит тому, кто завтра может оказаться нашим врагом, и она не встанет против нас.

– Пока мы не поссорились, я советую тебе хорошо подумать. Если тебе будет в чем ее обвинить, тогда мы поговорим об этом. А сейчас это пустая клевета! – Мигэль закипал все больше, с трудом контролируя себя.

– Ладно, – согласился Паша, не желая продолжать конфликт.

«Сегодня друзья, завтра враги»: Паша отвлекся от потупившегося в пол Мигэля, и понял, что хороших покупок им сделать не удастся, слишком уж подпортилось настроение.

Так и вышло. Паша выбрал себе первое попавшееся копье, Мигэль же купил стрелы, не особо придирчиво рассматривая каждый из наконечников. На все это ушло не более получаса.

Когда они вышли из оружейной лавки, Паша снова почувствовал гуляющий по ногам морозный воздух.

– А сапоги я так и не купил, – с досадной улыбкой сказал Паша, пытаясь разрядить обстановку.

– Я заметил еще одну лавку по пути сюда, быть может, там удастся купить сапоги.

Со временем Пашины сапоги совсем прохудились. Сделанные еще в «Богатыре», они совсем не были приспособлены к длительным путешествиям. Многие пластины отвалились, подошвы начинали отрываться. Такая обувь не защищала не от вражеского удара, ни от насмешливого взора.

Как и сказал Мигэль, на обратном пути они обнаружили лавку, торговец в которой не имел ни слуг, ни помощников. Правда и выбор у него был скудный, зато цены были ниже, чем у Олафа.

В итоге Паша заплатил несколько серебряных монет за добротные, обитые мехом, сапоги, которые были чуть большего размера, чем требовалось. Чуть дороже он купил и боевую пару сапог, обитую стальными пластинами, со стальными же каблуками и носом. Таким сапогом можно было и убить врага, если с силой наступить ему на голову.

Удовлетворенные покупками, Павел и Мигэль решили вернуться в дом волхва. Там ничего не поменялось, только Кассар, похоже, собирался обратно в горы. Ясмина же решила помочь волхву в хозяйственных делах, и подметала комнаты. Сам же волхв ушел к маленькому капищу, что обустроил себе за стенами города. Там он общался с богами, которые не имели власти на этих землях, но своему жрецу всегда отвечали.

Павел, не найдя себе других занятий, решил позаниматься со своим новым копьем. Подточив острие, а так же обозначив место перехвата двумя ремешками, он приладил стальной противовес на пустом конце древка, тем самым увеличив боевую дальность поражения. Закончив с подготовкой копья, Паша произвел серию выпадов и отскоков. Он поймал себя на мысли, что мечом он действует куда лучше, а с копьем в руках он похож скорее на новобранца, чем на воина. Тренироваться в комнате, не наделав дыр в стенах, не было возможности, а потому он вышел на улицу.

Там несколько потеплело, солнце, до этого казавшееся холодным, теперь ласково гладило щеки, когда Паша подставлял их под лучи. Возле дома волхва было достаточно места, хоть оно и не было защищено от чужих глаз. Однако Паша и не стеснялся собственного умения, не стеснялся он и неудач. Нельзя стать мастером, однажды не побывав неумелым новичком, для всего нужны тренировки. Во дворе он провел весь остаток времени до заката, однако совсем не замерз, все это время пытаясь поразить невидимого противника, а то и уклоняясь от его ударов. Порядком измотавшись, он почувствовал приятную усталость в мышцах. Тогда он вернулся в дом, и, найдя Мигэля, позвал его с собой, забрать лошадей у Олафа.

Оказалось, подмастерье Олафа был старше самого кузнеца, и, пожалуй, имел немалый опыт, чтобы открыть собственную кузню. Однако жизнь его повернулась так, что он работал подмастерьем, и, наверно, это его устраивало. Лошадей он подковал качественно, а с ценой мухлевать не стал, запросив вполне приемлемую сумму. Рассчитавшись, Паша и эльф забрали скакунов и вернулись к дому волхва.

Следующая неделя прошла в примерно таком же ритме. Ясмина помогала Велимудру по дому, готовила еду. Иногда она запиралась у себя в комнате, Мигэль списывал это на женские дела, а Паша лишь сильнее разжигал в себе подозрения. Велимудр же говорил со своими богами и принимал людей из окрестных селений. Он был известен здесь как искусный лекарь. К тому же в городе жило несколько русов, они приходили к волхву за разрешением посетить капище. Обыкновенно, молитвенное место никак не закрывалось, но в чужих землях волхв оградил его охранными чарами, а потому желающим воздать богам должное приходилось сначала обращаться к волхву.

Мигэль, как мог, перенимал опыт у многомудрого волхва, но в ученики не набивался. Пару раз он сам лечил захворавших посетителей, когда волхва не было дома. Велимудр, узнав об этом, никак не отреагировал.

Паша же проводил свободное время в изнуряющих тренировках с оружием. Он смастерил себе несколько соломенных чучел и, с помощью магии, придал им прочности, чтобы они не разлетались при первом же ударе. Тренировался он и стрельбе из лука, который брал у эльфа. Отчего-то Паше казалось, что и это умение может ему пригодиться в странствиях.

Волновала Павла не только Ясмина. Его не устраивало абсолютно все, потому что пошло все совсем не так, как он ожидал. Вот они нашли волхва, вот они уже у него. Они готовы, вот только к чему? Паша ожидал, что Велимудр расскажет им о какой-то неминуемой опасности. И они, дружной гурьбой, побегут спасать всех и вся от коварных врагов, видя в этом наивысшую цель. Но ничего этого не произошло, и Паша попросту маялся от безделья. Его то тянуло со всеми разругаться, то наоборот, признаваться всем в любви, словно он пьян. В перерывах между тренировками он пытался понять, действительно ли Велимудр собирается продолжать эту размеренную жизнь или же он просто чего-то ждет. Ведь он говорил, что Паше нужно отдохнуть, набраться сил. Однако Паша не чувствовал себя уставшим, скорее наоборот, он изводил себя ожиданием, а оттого уставал еще больше. И вот, в конце первой недели он решил просто успокоиться, плюнув на все ожидания и надежды. Забыть про запирающуюся не только на засов, но и заклинаниями, Ясмину. Забыть про все запланированное или неожиданное.

«Здесь в горах очень красиво, леса полны дичи, а местные девушки совсем не походят на коней. Могу же я действительно отдохнуть!»: решил он, греясь у печи с кружкой теплого компота и куском мягкого хлеба.

Следующую неделю он провел в тех же тренировках, но тренировался уже с иным настроением. Так же ему удалось вытянуть Мигэля на охоту. Тот долго отказывался, сетуя на то, что убивать животных ему совсем не хочется. Но, после того как он лихо продырявил нескольких зайцев, Паша понял, что эльф не хотел оставаться наедине со своим другом, опасаясь разговоров о Ясмине. Но Паша о Ясмине и не говорил, а потому охота вышла славной. Они пробыли в горах три дня, питаясь дичью и припасами, взятыми из дома.

По возвращении их ждала неприятная новость:

– В окрестностях стали замечать неупокоенных, – сказал Велимудр, – Пока что их очень мало, здесь принято жечь павших. Однако скоро голод погонит и эти горстки на людские жилища.

Едва Павел услышал эту новость, он чуть не выкрикнул имя рыжеволосой ведьмы, но вовремя себя сдержал.

– Странно, нужно будет посмотреть, в чем дело, – Паша произнес это, тщательно скрывая внутреннее беспокойство, – Я уже встречался с подобным. Думаю, причины схожи, но, надеюсь, не одинаковы.

Эльф пропустил этот тонкий намек мимо ушей, и лишь пробормотал:

– Нужно рассказать это Ясмине, она разбирается в таких делах.

С этими словами он тут же удалился, направляясь к комнате возлюбленной. Как только он вышел, волхв тихо сказал:

– Она заперлась там от момента вашего ухода и не выходила. Я не стал ничего предпринимать.

– Когда я столкнулся с мертвецами в первый раз, их подняла именно она. Правда, это было в Византии, и колдовала она прямо на кладбище. Значит это не она.

– Жрица Мары может совершить подобное и на расстоянии, особенно если это удобно ее покровительнице.

– Жрица Мары? Она ее жрица? – удивился Паша.

– Я думал, ты знаешь об этом, – хмыкнул Велимудр, – Да и кому она еще могла бы служить, если она поднимала кладбища? Кому, кроме владыки смерти?

– Я… Я не задумывался над этим, – растерянно проговорил Паша, понимая всю глубину своей ошибки.

– Но вот в чем дело, я бы почувствовал, если бы прямо в моем доме творилась подобная волшба. Я еще не встречал такого человека, что смог бы утаить подобные чары прямо у меня под носом, – заявил волхв.

Паша занервничал, мысли в голове спутались в тугой клубок, и что-то в самой его середине было неимоверно важным, тем самым ключом к разгадке.

– Посох! – Паша едва не выругался крепчайшими из известных ему слов, – Вонючий посох вонючего смаргла, который перемещает владельца из одного места в другое. Она и не колдовала у тебя в доме. Хитро… Я и забыл про этот посох, не зря же она его так прятала.

– Посох смаргла? Неужели Симона? – удивленно поднял брови Велимудр.

– Да, именно тот посох. В общем, мы убили прежнего владельца.

– Зря, в его руках он не причинял никому вреда, – волхв занервничал, – А она что, знала где меня искать?

– Нет, лишь предполагала, что ты где-то на севере.

– И ты взял ее с собой, пошел убивать смарглов, лишь потому, что она предполагала, что я на севере?– волхв говорил спокойно, чтобы Паша хорошо понимал свое легкомыслие, – Если она тебе сказала о своих предположениях, то зачем вообще она тебе была нужна?

– Проводник. Ни я, ни Мигэль попросту не знали, куда идти и что делать, – попытался оправдаться Паша.

– Ты не смог бы сюда добраться без нее? – надавил волхв.

– Смог бы, но это я понимаю сейчас, а не тогда, – согласился Павел.

– Расскажи подробнее, как вы встретились. Вы упустили этот момент раньше, и ты продолжаешь молчать, – попросил волхв.

Тогда Паша рассказал о кладбище, кавалеристах, ночной гостье и кинжале у горла. По мере рассказа волхв лишь сильнее улыбался, пока и вовсе не рассмеялся. Вдоволь насмеявшись, он протер глаза и заявил:

– Значит, время делает тебя глупее, а не наоборот, – волхв потрепал Павла за плечо, – На что ты надеялся? Это же глупее, чем убежать от меня в лес, забрести в город и убить главаря разбойников, предварительно напившись. Ты думал, что она станет твоей подругой, лито потому что ты помог ей найти посох? Или потому, что ей не захотелось тупить свой кинжал о твое горло, пока ты спал? Это же нелепо.

– Ладно, стой, я понял, к чему ты клонишь, – Паша замахал руками, словно отбиваясь от стаи мух, – Да, я был самонадеян, а легкомыслие обуяло мою голову, но дальше что? Какой вред она мне принесла? Даже если предположить, что она сбежала, украв у меня что-нибудь, у меня нет ничего ценного. Да и зачем было все это время идти со мной. Возможностей убить меня или обокрасть у нее было предостаточно. Согласись, глупо убивать меня полчищами мертвецов, когда моя неприкрытая спина и без того маячила перед ее глазами. И вряд ли я был бы ей так нужен, чтобы добраться сюда. Пожалуй, без меня она добралась бы быстрее. Так скажи, в чем дело?

– Не скажу, – волхв не выглядел хоть сколько-то растерявшимся, – Сначала нужно все проверить. Где же твой эльф, у меня тут не царские хоромы, чтобы так долго по ним блуждать.

Паша лишь промолчал в ответ, эльф просто вылетел из его головы. «Слишком много вещей покидают мою голову без предупреждения»: мысленно возмутился Паша. С некоторой яростью на лице, он, уверенной походкой, двинулся к комнате Ясмины.

У двери он обнаружил эльфа, тот терпеливо постукивал в них, причем делал это так, словно боялся, что ему откроют.

– С дороги! – бесцеремонно оттолкнув эльфа, Паша принялся мощно, с особым усердием молотить кулаками в дверь.

Ответа не последовало, Пашины нервы не выдержали и он, без какого-либо привычного заклятья, снес двери напрочь. Силой воли. В тот момент он не придал значения тому, что такое действие почти не отняло у него сил.

Ясмина сидела на полу, рядом, вокруг нее в непонятном порядке были расставлены свечи и сосуды для курений. Она была абсолютно нагая, но сидела спиной к выходу, а потому не слишком смущала взоры вошедших. Ровно через мгновение, в котором застывший камнем Павел пытался понять, что происходит, а Мигэль неистово пытался оттащить его от двери, Ясмина обернулась.

Глаза ее были красными, видимо, от сильно начадивших в комнате курений, к тому же вокруг глаз темнели круги, будто она не спала несколько ночей.

– Они идут, – тихо прошептала она.

Ее взгляд, наполненный тихим безумием и чувством обреченности, смутил Павла, но не ввел в ступор.

– Кто они?! – делая шаг вперед, выкрикнул он.

Ясмина медленно, слегка подрагивая, указала на окно. Рука ее была покрыта едва заметными язвами и морщинами, будто принадлежала глубокой старухе. Скрюченный палец указывал на маленькое слюдяное окно, сама же Ясмина туда не смотрела, она смотрела на Павла. Паша собрал в кулак едва ли не всю свою храбрость, чтобы отвести взгляд от опухших век полуприкрытых глаз, которые излучали лишь ужас и страдания, и перевести его на окно. Все происходило так, будто кто-то замедлил время. Пока его взгляд бежал по стене к окну, Паша успел вспомнить всю свою жизнь.

– Что это… – прошептал он, когда его взгляд наконец-то уперся в окошко.

Сквозь щели оконной рамы в комнату просачивалось нечто смолистое, матово чёрного цвета. Оно стекало по стене, образуя дрожащую лужу на полу.

Мертвую тишину прервала Ясмина. Уже совсем закрыв глаза, она перевела руку на Павла, указывая на него пальцем. Этим она вызвала еще больший ужас в его сердце, ведь от ее красоты мало что осталось, она выглядела как больная, старая женщина.

– Только ты сможешь их остановить, – прохрипела она, и обмякла, рухнув на пол.

Последняя ее фраза вывела Пашу из оцепенения, в основном потому, что он с ней был в корне не согласен.

– Что ты устроила? – почти себе под нос прошептал он, и вновь взглянул на лужу.

Та стремительно разрасталась, но не вширь. Прямо из черной, практически не отражающей света, жидкости росло нечто отдаленно напоминающее человеческую фигуру. Когда существо выросло до уровня Пашиной груди, он наконец-то смог выдавить из себя скорее всхлип, чем крик:

– Еремей! – он так и не привык к новому имени волхва.

Но никто не откликнулся, Паше показалось, что он остался один. Совсем один. И только мерзкая жижа напротив, да удушающий запах курений, что заполнял пустоту комнаты.

Наконец черный сгусток окончательно оформился. Нельзя было точно сказать, на что он похож, какая-то невероятная смесь человека и осьминога. Прямо от пола к Павлу потянулись тонкие щупальца, вмиг заполнив пространство перед ним, так что само существо едва было видно из-за них. К собственному удивлению, Паша даже успел среагировать, взмахнув рукой. Все, что в нем было, это инстинктивное желание защититься и воля к жизни. Но лишь половина щупалец остановилась, остальные, хоть и медленнее, но достигли Павла.

Он не почувствовал боли. Страх, как и остальные чувства, куда-то пропал, будто из него все высосали без остатка. Паша ничего не видел. По крайней мере, в привычном понимании этого слова. Впрочем, и внутреннему взору картина была не более ясной. Паша не видел, но ощущал вокруг себя непроницаемый мрак, который не являлся отсутствием света, он был будто осязаем и заполнял собой пространство. И где-то в этом пространстве Павел ощущал и постороннее присутствие, кто-то наблюдал за ним. Казалось, что наблюдатель где-то далеко и одновременно близко, и смотрит он со всевозможных ракурсов, непостижимым образом охватывая взглядом всего Павла.

– Странно, что ты еще не умер, – голос будто и не звучал вовсе, слова донеслись будто из воспоминаний.

Паша вдруг понял, что и сам не в состоянии говорить привычным способом. Губ, если они еще были у него, он не ощущал. Звуков будто бы не было, но Паше настойчиво мерещилась какая-то заунывная музыка.

– Я не чувствую себя живым, – Паша мысленно выделил эти слова и почувствовал, что произнес именно это.

– Но это не так, – мягко, почти ласково прошелестело совсем рядом.

– Кто ты? – Паша не мог осмотреться, он не понимал, где верх, а где низ, и не мог видеть ничего, кроме тьмы.

– Я? – в голосе почувствовалось удивление, но слишком неясное, – У вас принято называть меня богиней смерти, но это не совсем так.

– И кто же ты на самом деле?

– Это не так важно сейчас, – голос становился все четче.

– Что же важно? – Паша понимал, что должен о чем-то беспокоиться, но не знал о чем.

– Ты умираешь, – холодно ответил голос.

– Меня убивает тот…

– Да, одно из Его порождений. Их называют демонами.

– Ты будешь говорить со мной, пока он не закончит? – Паша не чувствовал каких-либо эмоций, но помнил, умирать должно быть страшно.

– Нет. Я хочу помочь тебе.

– Тогда помоги.

– Не так быстро. Я хочу, чтобы ты помог мне в ответ.

– Что же я могу сделать для бога? – Паша хотел, чтобы это звучало обреченно, но эмоции плохо отражались в его речи.

– Вы – люди, постоянно недооцениваете своих сил. Вам будто нравится быть беспомощными ничтожествами. Но. Сейчас не об этом, – богиню словно задели за живое, – Я хочу, чтобы ты уничтожил Дару.

– Зачем? – Паша не знал, кто такая Дара.

– Она обманула смерть! – показалось, что богиня дала волю чувствам, нотки ярости сквозили в ее голосе.

– Хорошо, – Паша легко согласился, хоть и не хотел встречаться с тем, кто обманул смерть.

– Не думай, что сможешь меня обмануть, – последнее раздалось эхом в голове.

Река времени вернулась в обычное русло, вернулось и нормальное мироощущение. Вслед за ним вернулась и боль, которую Паша не успел почувствовать до разговора. Его внутренности будто вынули, сварили, и запихнули обратно еще не остывшими. Он горел от темени до пят, словно решил испить из вулкана.

Но руки его послушно выполняли чей-то приказ. Сам того не желая, он выставил руки вперед, уложив одну ладонь на тыльную сторону другой, будто упираясь в какую-то стену. Черные щупальца отпрянули, хаотично возвращаясь к хозяину, а из Пашиной ладони к неприятелю уже тянулось нечто столь же темное и непроницаемое, как сам демон. Эта чуждое Павлу оружие настигло цели, и ему показалось, будто тот издал дикий, пробирающий до костей, визг. В следующую секунду он распался на тысячи осколков, которые так и не осыпали собой пол, растворяясь в воздухе. От него не осталось ничего, кроме неприятных воспоминаний и угасающего пламени внутри.

Паша почувствовал, как что-то чужое, явно лишнее, покинуло его тело. Следом пропало и жжение, Паша догадался, что вовсе не демон был виной пламени внутри. Небывалая легкость в теле и прилив сил накатили на него волной, в тот момент он был готов передвинуть горы и поменять местами континенты. Но длилось это состояние несколько секунд. Такой же неожиданной волной накатилось забвение, Паша, закатив глаза, упал без чувств. Он так и не заметил, что его товарищи уже давно лежат, и лишь он все это время стоял на ногах.

В городке было спокойно, будто и не было никакой битвы в доме волхва Велимудра. Редкие прохожие сновали от здания к зданию, кто-то уходил за ворота. Ничто не нарушало привычного ритма жизни. Лишь одна фигура могла бы показаться странной, если бы кто-то за ней наблюдал. Сплошь укутанный в лохмотья пеший путник тенью проскользнул через ворота так, чтобы дремлющий охранник ничего не заметил. Едва покинув город, путник бегом двинулся к горам.

Очнуться Паше удалось лишь вечером. Часы показывали половину восьмого, в комнате было темно, но Паша понял, что ничего не изменилось. Разве что чувствовал он себя бодро, будто это не он лежал на полу несколько минут назад. К своему удивлению, он обнаружил, что Мигэль и Велимудр валяются рядом, словно оставленные ребенком тряпичные куклы. Велимудр к тому же еще и храпел.

Паша не знал, радоваться ему или огорчаться. Обычно все чувствовали себя прекрасно, а он отлеживал бока в кровати, получив очередную травму. Теперь же все было с точностью до наоборот. Перед ним валялись его друзья, а сам он стоял в растерянности, не зная, как будет разносить их по более пригодным к отдыху местам и какую окажет помощь.

Все перемешалось в голове. Он стоял на ногах, а многомудрый, с непреклонной волей и непоколебимым авторитетом волхв лежит рядом. Паше стало не по себе. «Он был всего один. Что же могут сделать несколько? Убивать целые армии одним лишь своим видом?»: подумал Паша, решившись поискать Ясмину.

В центре ритуального круга ее не было. Паша разжег свечи, однако обилие света не повлияло на исход поиска – ведьма бесследно исчезла.

«И все-таки она пользовалась посохом»: с какой-то радостью подумал Паша, понимая, что его гипотеза подтвердилась.

Кое-как ему удалось разнести бессознательных друзей по кроватям. Судя по всему, он просто спали, а потому в иной помощи не нуждались. Тогда Паша наскоро перекусил и сам лег спать, руководствуясь старой пословицей о том, что утро несколько лучше располагает к раздумьям и принятию верных решений, нежели вечер.

Утро выдалось пасмурным и холодным, ледяной ветер завывал в щелях стен и окон, прошивая их насквозь. Растопить печь с вечера Павел не догадался, а потому сейчас, ежась от холода, пытался забить ту дровами и извлечь хоть немного тепла. Пока он отогревал руки у открытого огня, в комнату вошел пробудившийся Мигэль.

– Где Ясмина? – первым делом спросил он, будто ничто другое его не интересовало.

– Не знаю, она не оставляла записок, – съязвил Паша, раздраженный поведением эльфа.

– И ты считаешь, что вина на ней? – не обращая внимания на холод, царивший в комнате, эльф расправил плечи.

– А кого мне винить?! – не выдержал Паша, – Себя, тебя? Велимудра? Если она не виновата, почему она сбежала?

– Ты бы не поверил ей! Гордость затмила твои глаза, – высокомерно, с толикой гнева, заявил эльф.

– Какая гордость, что ты несешь?

– Она защищала нас, но ты слишком любишь себя, чтобы это осознать! Ты не достоин быть моим другом, – эльф указал на Павла пальцем, чтобы собеседник точно понял, кто именно не достоин быть другом.

– Что? Ты, видимо, сильно приложился головой о пол. Репка-то сотряслась, – Паша и сам хотел верить в то, что эльфу просто нездоровится.

– Ты постоянно настраивал нас друг против друга, потому что ты завидовал нашей любви. Ты сам хотел вкусить сладость моей любимой, а она же была тебе другом. Так ли это? – Мигэль недвусмысленно сжал кулаки.

– Чего? – Паша нервно вскочил со стула, придя в бешенство, – Знаешь что, иди ты… В лес, обезьяна ушатая!

Возможно, эльф не совсем понял, что такое обезьяна, но счел нужным оскорбиться. Вопреки ожиданиям, в кулачном бою Мигэль оказался не таким уж и слабым противником. Его природная ловкость вкупе с неистовой яростью превратила эльфа в могучего воина-берсеркера. Мало того, что он умело уворачивался от вялых ударов Павла, так он еще и очень ощутимо лупил в ответ.

Поняв, что еще пара пропущенных ударов отправит его в глубокий нокаут, Паша просто запрыгнул на эльфа. Все-таки он был крупнее и физически сильнее эльфа, а значит, имел больше шансов в борьбе. Конечно, Павел прошел через обучение у Белогора, в клубе «Богатырь». Он прошел путь от случайно угодившего в шею камня, до десятков зарубленных карликов, но бороться он так и не научился. Возня в песочнице с отобравшим машинку обидчиком, а так же пьяные валяния на земле с хамоватыми незнакомцами борца из Павла так и не сделали.

Юркий эльф быстро покинул страстные объятья Павла, тот же сильно удивился этому событию и совсем позабыл о всякой защите, беззаботно подставив местами отекающее лицо. За что и был наказан точным хуком в подбородок. Пашу здорово повело, то ли ему помог эльф, то ли подвернувшаяся под ноги лавка, но он упал. Упал и был бит. Ногами, после, видимо, табуретом. А потом, наверно, эльф устал. И ушел, оставив Павла тихо постанывать и заливать пол вязкой кровью, сочащейся из губ.

«Обидно. И больно, но, сволочь, не на душе»: спустя час Паша все-таки поднялся с пола, тихо потрагивая отбитые части тела. В результате осмотра стало понятно, что «обезьяна» сломала ему нос, разбила губы так, что они болели и кровоточили при малейшем движении. Про многочисленные синяки и ссадины Паша решил даже не думать, иначе выходило, что била его не обезьяна, а Кинг-Конг. А ему все еще хотелось верить, что все это случайность и он сильнее эльфа, просто тому повезло.

«Меня и раньше тут били, но так обидно не бывало»: Паша едва волочил ноги, опираясь на стены. Сильно кружилась голова, немного подташнивало. Промелькнула мысль, что волхв обязательно вылечит его каким-нибудь чудодейственным зельем. Вот только позже, ведь сейчас он и сам не в лучшем состоянии.

Собрав волю в кулак, Паша добрел до кровати, где лежал Велимудр. Тот по-прежнему спал. Или не спал, проверить это Паша был просто не в силах. Руки его болели, он рассадил их о печь и стены, пока пытался ударить эльфа. Тогда он просто сел на лавке у стены, ожидая пробуждения волхва. Незаметно для себя он прогрузился в липкий, тревожный сон.

Ему снились события последнего дня, мерзкие щупальца, лезущие прямо в глаза и нос, затрудняя дыхание. Внезапно щупальца стали теплыми, стали будто стекать из носа на губы и подбородок. Паша будто наяву почувствовал их вкус, солоноватый, как у крови.

Следующее видение оказалось еще страшнее. Щупальца испарились, перед ним было только чистое небо. И ему явился лик Господень. По крайней мере, так ему показалось, он видел перед собой человека, которого изображают сотни икон и фресок, гравюр и картин. Тот смотрел на Павла с укором, но ничего не говорил. Паша боялся его, и старался сжаться, стать как можно меньше, а лучше и вовсе исчезнуть. Страх заставил его бежать. Бежать из сновидения прямо в жестокую реальность, которая сменила страх на дикую боль.

Из носа хлестала кровь, заливаясь в распахнутый рот. Паша чуть не захлебнулся ею, глаза не открывались, будто были чем-то залеплены. Стараясь выплюнуть кровь, Паша закашлялся, что вызвало новую волну боли, будто его легкие были изорваны в клочья, а ребра, все до единого, перемолоты в мелкую кашу. Отчасти это было правдой, два ребра эльф действительно сломал, а легкие жгло какими-то курениями волхва.

Когда Велимудр очнулся и увидел своего избитого ученика, он подскочил с кровати, позабыв о возрасте и степенности. Проклятый демон высосал практически всю накопленную волхвом энергию, пришлось врачевать Павла традиционными методами. А это было болезненно и долго, хоть и достаточно эффективно.

Такое резкое пробуждение Павла могло плохо сказаться на его же здоровье, потому что он пытался стереть целебную мазь с глаз, дергаясь при этом и причиняя себе боль.

– Ляг и лежи, дурень, врачую я тебя, – приказательным тоном вразумил больного волхв.

Тот послушался, видимо, начиная приходить в себя.

– Сильно он меня отделал? – шевеля рваными губами, спросил Паша.

– Будто ты в берлогу голову сунул, а потом все дубки в лесу челом пересчитал, – усмехнулся волхв.

– Не в берлогу, а на банановое дерево, – попытался отшутиться Павел, криво улыбнувшись.

Но волхв шутки не оценил, может, не поняв, что это за дерево, а то и просто посчитал, что больной на шутки не способен.

– А где твои друзья? – спросил Велимудр, аккуратно обрабатывая большую шишку с рассечением, что красовалась на Пашином лбу.

– Точно… – прошептал Паша.

– Что точно?

– Ты же ничего не знаешь, – он сглотнул застывшую слюну, – Дай воды.

Когда Велимудр напоил ученика, тот вкратце рассказал ему последние события.

–Что ж. Надеюсь, у тебя были причины доверять им, и все это просто случайность и недоразумение, – вкрадчиво говорил волхв, – Ведь у тебя были причины?

Последнее было скорее не вопросом, а утверждением. Ложным утверждением.

– Теперь я понимаю, что нет. Но Мигэль не виноват, – вся злость куда-то ушла, Паша понимал, кого следует винить в произошедшем.

Он понял, что оказавшись совсем одному в огромном и незнакомом мире, трудно не принимать за друзей всех подряд. Тех, кто идет рядом. «Так ведь и обретают друзей, мы же вместе прошли немалый путь, не раз спасали друг друга. В чем же я ошибся?»: терзал себя Павел.

– И ты не виноват, не виновата и Ясмина, – заключил волхв, поглаживая бороду, будто она и была источником его мудрости, – Никто не виноват. Смена богов всегда сопровождается разрушением старого, того, что казалось нерушимым, того, к чему мы привыкли.

– И что же? Завтра ты меня превратишь в жабу из ревности, или еще чего-то? И все потому, что одни боги меняются другими? – возмущенный Павел не заметил, как заплевал подбородок кровью.

К нему вновь вернулось негодование, отчего-то вспомнился случай из далекого детства. Тогда он с матерью посещал службу в церкви, папа с ними не пошел. Паша тоже не хотел, тогда обитель бога на земле казалась ему страшной и пугающей. Он не понимал, отчего он раб божий, почему этот бог все видит и хочет наказать. Тогда ему казалось, что глаза, смотрящие с икон, смотрят прямо ему в душу, ища там грехи, ища слабость. Бог ведь видел те конфеты, что Паша стянул из буфета, видел он и соседского кота, которому Павел привязал к хвосту жестяную банку.

И тогда ему казалось, что кара небесная настигнет его прямо в церкви. Это он читал в безумных глазах престарелых прихожанок, в их дерганых движениях, когда они крестились, а затем слюнявили крест. Даже огонь тонких свечей казался нестерпимо жарким, а их запах лишь усиливал страх. Страх перед небесной карой. И маленький Паша не выдержал. Он разрыдался и кинулся к выходу, не видя ничего перед собой. И как только он выбежал во двор, ему стало легче, а слезы лились лишь по инерции.

Мать тогда сильно переживала, даже водила его втайне от отца к бабушкам, которые что-то шептали в стаканы с водой, крестились и совершали другие, непонятные Павлу действия. Но в церковь Павел больше так и не зашел, сохранив при этом нейтральное отношение к вере и ее последователям.

«Просто я не готов верить в бога, мам»: говорил он матери, когда та заводила речь о церкви и боге.

– Теперь что, все начнут сходить с ума? – продолжил возмущаться Павел, но уже спокойнее.

– Нет, не все. Новый бог почитает своими рабами только людей. Остальные же разумные существа для него враги. Немудрено, что Мигэль попал под его влияние.

– Ясно, – Паша решил не продолжать этот разговор сейчас, – Справиться с демоном мне помогла Мара.

– Вот как? – волхв не выглядел удивленным.

– Да. За эту помощь она попросила меня уничтожить какую-то Дару. Но я даже не знаю кто это.

– Хм, – волхв задумчиво посмотрел на потолок, – Боюсь, тебе будет непросто справиться с этой задачей. Я знаю, кто такая Дара. Но не будем сейчас об этом. Тебе нужно отдохнуть.

Спорить Паша не стал, силы покинули его, и он погрузился в оздоровительный сон. Вскоре на землю опустились сумерки. Лучи солнца последними отблесками играли на грузных зимних облаках. Горы погружались в тень, пряча свои белоснежные вершины. Городок словно и не заметил разыгравшегося в его стенах противостояния, шума битвы и пролитой крови. Впрочем, так было даже лучше.

Благодаря лекарствам волхва раны затягивались гораздо быстрее. Через три дня Паша все еще выглядел не лучшим образом, к тому же переломы ребер не позволяли дышать полной грудью, однако он мог свободно говорить, дышать и принимать пищу, не боясь испачкать все вокруг кровью.

Паша так и не решился заговорить с волхвом о будущем, о предстоящих делах, ожидая, что тот сам прольет свет на эти вопросы, укажет верную дорогу. Но волхв не спешил с разговорами, наверно, он ждал выздоровления своего ученика.

И лишь только через месяц, в начале февраля, когда Паша наконец-то полностью восстановился, волхв завел серьезный разговор. Учитель сидел на лавке и что-то разминал в ступе, ученик в который раз проверял качество заточки своего меча, хоть и не доставал его для боя уже долгое время.

– И что же ты собираешься делать дальше? – вдруг спросил волхв.

– Я обещал убить Дару. Ты говорил, что знаешь, о ком идет речь. Пожалуй, самое время рассказать мне, кто это и где ее искать, – отложив меч, ответил Паша.

– Хм, – волхв посмотрел на Пашу, – А дальше? Положим, ты убил Дару, исполнил обещание. Что ты хотел делать дальше?

– Знаешь, – Паша вдруг вздохнул, он уже выдумал сотни фраз, которые хотел бы сказать, но все они разом покинули его, – Я ждал, что ты направишь меня. У меня не было, и нет какой-то цели.

Волхв отложил ступу, встал с лавки и стал прохаживаться по комнате, заложив руки за спину. Изредка он бросал гневные взгляды на Пашу, будто тот его сильно разозлил.

– Так ты, стало быть, хочешь стать героем, но даже не знаешь как?

– А я не хочу стать героем, – спокойно ответил Паша, – Я не хотел жить в своем мире. Не более.

– И что же ты ждешь от меня? – волхв остановился посреди комнаты, отвернувшись от Павла.

– Жду, что ты направишь мои действия.

Волхв долго не отвечал, будто сдерживая свои слова внутри. Паша даже начал нервничать, абсолютно не понимая, чем вызваны столь разительные перемены в настроении волхва.

– Хорошо, – волхв резко развернулся, – Я тебя направлю. Завтра ты отправляешься в путь. К Даре.


Глава 7.


Паша шел уже третьи сутки, останавливаясь лишь на ночлег. Дорога, которой он двигался, была оживленной и хорошо проторенной, шли по ней и санные караваны и одинокие путники. Погода располагала к такого рода путешествиям. Метели утихли, солнце, хоть и не грело, но светило ярко.

Паша двигался в город Туров. Там, по словам волхва, он должен будет найти поддержку в лице некого Добровлада. Этот самый Добровлад должен был содержать корчму, и знать его должен будет каждый в городе. По крайней мере, так утверждал волхв.

Заручившись поддержкой Добровлада, Паша должен будет выдвинуться на запад, где и должна была бы обитать искомая Дара. Волхв не стал подробно рассказывать о ней, сказав, что с этим лучше справится Добровлад. Сказал лишь, что убив Дару, Паша обязан занять ее владение. Как оказалось, Дара имела в подчинении несколько деревень, а сама обосновалась в каменной башне. И вот в этой самой башне Паша должен будет ожидать прихода волхва.

Такой вот нехитрый план составил волхв, и, не терпя никаких возражений, отправил Павла его исполнять. И Паше пришлось идти, ведь собственных планов у него не было вовсе.

В очередной раз остановившись в придорожном трактире, Паша вновь пожалел о случившемся между ним и Мигэлем. Путешествовать в одиночестве оказалось весьма неприятным занятием. Хотя бы потому, что не с кем было поговорить, а говорить хотелось. Конечно, хватало и других проблем, но главной среди них было одиночество.

Наскоро поужинав, он ввалился в свою комнату, запер двери, буркнул охранное заклятье, снял доспехи и завалился спать. Казалось, едва он сомкнул глаза, как его тут же атаковали сны. Бессвязные и непонятные картины из жизни, которой, возможно, и не было, замелькали перед глазами. Они менялись так быстро, что Паша не успевал ничего как следует рассмотреть и понять. Следом все померкло, он оказался в пустой темной комнате. Таких снов Паша никогда не видел, впрочем, в тот момент он и не понимал, что это сон.

– Я вижу, ты уже отправился в путь. Это хорошо, – прозвучал знакомый голос у Павла в голове.

В ответ он смог лишь промолчать, было абсолютно непонятно, как ему говорить. У него не было рта, носа и рук, и все, что он мог – слушать.

– Но тебе нужна помощь. Ты не справишься в одиночестве. А потому я вновь посылаю к тебе на помощь моего слугу. Не натвори глупостей, она будет твоим другом. Куда более верным, чем ты можешь себе представить, – снова заговорил голос.

Паша понял, что с ним вновь говорит Мара, и говорит она о Ясмине. Ответить он по-прежнему не мог. Комната куда-то исчезла, сменившись цветной рябью. На него навалился гул, вызванный пульсацией крови в собственных венах, в глаза бил свет. Он проснулся, морщась и потирая глаза. За окном давно рассвело, и робкий луч света, пробившись через мутное окно, уперся прямо Паше в глаза.

– Отлично, я еще и проспал, – пробурчал Паша себе под нос, поднимаясь с кровати.

Вставать позже рассвета он не привык, волхв велел ему торопиться, а значит, времени на крепкий и здоровый сон у Павла не было.

– Как спалось?

Паша едва ли не подпрыгнул от неожиданности. Запоздало схватившись за меч, он уперся взглядом в знакомое, покрытое легкими веснушками, лицо.

– Пожалуй, засов был большей преградой, чем твое заклятье, – хихикнула Ясмина.

Паша лишь махнул рукой, слишком много слов родилось в его голове, он хотел и кричать, и спрашивать, и, пожалуй, просто поздороваться. Но ничего из этого не осуществил, отвернувшись, он просто стал натягивать на себя доспех.

– Может, ты скажешь хоть что-нибудь, или ты теперь немой? – не унималась Ясмина.

– Скажу. Скажу, что твоя богиня очень вовремя укрепила мой сон, а потому и мое охранное заклятье не сработало. Еще скажу, что я бы очень хотел тебя убить, но, в то же время, рад тебя видеть, – улыбнулся Паша, – Я еду в Туров. Я так понимаю, ты идешь со мной.

– Да, ты правильно понимаешь, – Ясмина подошла ближе, наконец отойдя от дальней стены, – А где Мигэль?

– Я не знаю. Наверно, ищет тебя, – буркнул Паша.

– Что-то случилось? – участливо поинтересовалась она, старательно скрывая иронию.

– Да. Этот полоумный так сильно влюблен в тебя, что решил разбить мне лицо, и, покрикивая, убежать в горы, – Паша говорил без злобы, но с некоторой обидой, – Чем он занимается сейчас, я не знаю.

– А жаль, он был… Хорошим спутником, – Ясмина загадочно улыбнулась, – Что ж, обойдемся и без него.

Паша еще раз посмотрел на гостью, ему показалось, что в ней произошли какие-то едва заметные перемены. Розовые, влажные губы теперь действительно улыбались, а не насмехались, а яркий огонек в глазах таил в себе что-то манящее. Он поймал себя на мысли, что ведьма стала куда притягательнее, чем месяц назад. И эта ее загадочная улыбка.

– Ты верхом? – отбросив все прочие мысли, Паша отвел взгляд.

– Да, – ответила ведьма.

– Я буду завтракать, ты голодна? – Паша собрал все свои вещи и уже подошел к двери.

– Не откажусь.

С этими словами она подошла к Павлу. Так близко, что ему пришлось соприкоснуться с ней, чтобы открыть дверь, которая раскрывалась внутрь. Будто обжегшись, Паша поспешил выйти из комнаты, сам не понимая собственной нервозности. Ясмина лишь улыбалась ему вслед, но он этого не видел.

Позавтракали они быстро. Расплатившись с трактирщиком, Паша выбрался на улицу, где его уже ждали оба его скакуна. Служка торопливо передал поводья, и, получив мелкую монету, быстро скрылся обратно в конюшне.

Шли они молча. Было видно, что Ясмина хочет поговорить, да и сам Павел был не прочь, однако никто не решался заговорить первым. Паша предполагал, что ведьме и без того известна цель их поездки, а потому рассказывать об этом не было смысла. Спрашивать же о событиях в доме волхва он не решался. То ли боялся услышать правду, то ли и вовсе хотел все забыть.

Однако заговорила сама ведьма. Наверно, она хотела оправдаться. И Паша молча выслушал ее сбивчивый рассказ. Как оказалось, именно Мара была повинна еще в первом его путешествии. Именно она внесла свои коррективы в заклинание старого мага Ивана. Без ее помощи Павел вряд ли бы когда-либо попал в этот мир. Зачем она это сделала, не знала и сама Ясмина. Такими подробностями божество делиться со своим подчиненным не стало. Зато дало четкое указание, сопроводить вновь прибывшего Павла, куда бы он ни двинулся. Овладеть посохом – было личной прихотью Ясмины. Ожившие мертвецы в окрестностях Бьергуна – чистая случайность. Все-таки, не всегда умершие поднимаются по зову некроманта, иногда они делают это сами. К тому же, как и предполагал Мигэль, она действительно пыталась защитить Павла и остальных от демона. Но ее сил было недостаточно. А сбежала она и вовсе по глупейшей причине – ее колдовство несколько изуродовало ее, пусть и временно. А предстать в таком виде перед Павлом и остальными она не могла. Ей нужно было скрыться, чтобы восстановить силы и свою красоту.

Выслушав ее, Павел лишь кивнул. Этот рассказ ведьмы оправдывал ее, но в целом, не прояснял картины. Чего хочет Мара, зачем она призвала в этот мир именно его – по-прежнему оставалось загадкой. Впрочем, Павел был удовлетворен и этим результатом. Он очень хотел верить ведьме, ему это было необходимо. Ему нужны были друзья. Даже такие, скрывающие правду, служащие загадочным божествам и сбегающие в неизвестном направлении.

До Турова они добрались в этот же день. Это был большой, по местным меркам, город. Высокая, около семи метров, насыпь, была увенчана частоколом, а за ним скрывались жилые дома. Чуть поодаль располагался детинец, отделенный от основного города рвом с водой. Стояли дома и за частоколом, в основном это были ремесленные постройки. Несмотря на сгущающиеся сумерки, в городе все еще царило оживление, в кузнях стучали молоты и гудели меха, а зимняя свежесть так и не могла скрыть ужасного запаха из кожевенной мастерской. Особо ретивые торговцы все еще пытались завлечь покупателей, но удавалось им это с трудом.

Путники легко попали за стены города, никто не стал их досматривать и расспрашивать. Найти корчму Добровлада было очень просто, так как она была единственной за стенами города.

В теплом, едва освещаемом слабым огнем свечей, помещении было тихо.

– Есть кто живой? – громко спросил Павел, и постучал по стене.

– Кто там еще пожаловал? – донеслось откуда-то из глубин дома.

Паша отвечать не стал, решил подождать, пока кто-нибудь выйдет к нему. Вскоре на свет шагнул и самвладелец корчмы. Высокий, с огромными ручищами и немалых размеров животом, мужчина, облаченный в меховую телогрейку поверх рубахи. Лицо его было красным, сплошь покрыто ямами чудом пережитой оспы. Во взгляде чувствовалась сила, впрочем, его физическая сила была очевидна и без взгляда, Добровлад был настоящим богатырем, вдвое шире Павла.

– Ага, гости пожаловали, гостям я завсегда рад, коли они при деньгах, – хлопнув в ладоши, Добровлад рассмеялся.

– При деньгах, не сомневайся, – ответил Павел, – Выходит, ты хозяин этой корчмы?

– Он самый, – добродушно улыбаясь, ответил Добровлад.

– Тогда привет тебе от Велимудра, – Паша приложил руку к сердцу, как и учил его волхв.

Добровлад резко переменился в лице, мигом ставь серьезным. Он даже оглянулся, будто опасаясь, что кто-то может их подслушивать.

– Пойдем со мной, тут не место для разговоров, – сказал он, и развернулся.

Паша пожал плечами и пошел за ним, Ясмина не заставила себя ждать, и пошла следом. В какой-то момент Паша хотел ее остановить, но почему-то не стал этого делать, решив, что хуже уже не будет.

Добровлад привел их в тесную комнатку без окон. Заперев двери, он поставил свечу на приделанную к стене полку, и пригласил гостей сесть на лавку у стены, сам же сел на табурет.

– Вот, – Паша протянул хозяину маленький сверток, – Это от Велимудра, он велел передать.

– Хорошо, – приняв посылку, Добровлад не стал вскрывать ее сразу, спрятав за пазуху, – Стало быть, настало время?

– Должно быть так, – пожал плечами Паша, – Давай я расскажу, зачем прислал меня Велимудр.

– Конечно, я слушаю.

Паша вкратце изложил ему план, разработанный волхвом. Добровлад слушал внимательно, не перебивая, и лишь убедившись, что Паша закончил, позволил себе заметить.

– Что ж, дело непростое. Однако, выполнимое, – он потер руки, – Так. На ночь, конечно, останетесь здесь. Я отправлю посыльных, завтра к полудню у вас будет отряд. У Дары есть своя малая дружина, в одиночку ты их не перебьешь, нужны вои тебе в помощь. А теперь поужинаем и спать, утро вечера мудренее.

С этими словами он встал с табурета и отпер двери, пригласив гостей выйти первыми. Затем он отвел их в зал и усадил за стол.

– Значит, ты планируешь расправиться с Дарой? – спросила Ясмина, пока Добровлад ушел на кухню.

– Я думал, что ты знаешь.

– Не так много, как хотелось бы, – Ясмина смахнула прикрывавший глаз локон, – Ты хоть что-то знаешь о ней?

– Не так много, как хотелось бы, – подражая Ясмине, ответил Павел, – Знаю, что она колдунья, живет в башне, очевидно, ест людей и вершит прочие непотребства, присущие колдунам.

– Хм, – ведьма не стала язвить, – Я знаю о ней не больше, вести о ней, отчего-то, разлетаются очень плохо. Могу сказать лишь то, что нашим богам она не поклоняется.

– И каким же она отдает предпочтение? – спросил Павел, хоть и знал ответ.

– Тому же, что и бабка князя Владимира, – ответила Ясмина, – Местные жители охотнее перенимают новую веру, слишком уж много у них соседей.

– Что ж, будем надеяться, что демонов она не призовет.

Паша прямо посмотрел Ясмине в глаза, ожидая, что та смутится и отведет взгляд. Но та не дрогнула, и, не отводя глаз, ответила:

– Я не призывала демонов.

– Пусть так, – согласился Паша, и сам посмотрел в сторону.

Его взгляд уперся в обширный живот Добровлада, за спиной которого переминался с ноги на ногу молодой слуга. Вскоре на столе появились глиняные тарелки, кружки и котелок с ароматной кашей. Ужинали в тишине, Добровлад не заводил разговоров, а Паша с Ясминой слишком устали, чтобы вести светские беседы. Сейчас Павлу совсем не хотелось уточнять детали плана, но хотелось быстрее оказаться в постели и забыться во сне.

Когда ужин был закончен, хозяин проводил гостей в одну из комнат. Оставив им свечу, он поспешил оставить их наедине, как-то странно улыбаясь.

«Подумал, наверно, что мы спим вместе»: Паша решил не придавать этому особого значения, тем более что в комнате было два спальных места. Наскоро скинув с себя свое облачение, он быстро залез под одеяло – в комнате было прохладно, несмотря на то, что помещение отапливалось.

Сон уже начал одолевать Павла, перед глазами заплясали картины, мысли завертелись в бурном круговороте, но уснуть ему не удалось. Легкий скрип половых досок, шуршание одеяла и приятное тепло чьего-то тела. Впрочем, долго гадать, кому оно принадлежит, Паше не пришлось.

– Что случилось? – Паша хотел отодвинуться, но ему мешала стена, лежак не был столь широким.

– Мне холодно, – как-то жалобно ответила Ясмина, прижимаясь к Павлу.

– Я… – Паша понял, что должен выгнать ведьму, но не мог этого сделать.

Он истосковался по женскому теплу, в бешеной скачке, в погоне за приключениями, у него просто не оставалось времени уделить внимание этому факту. Он просто забыл о том, что он молодой мужчина, что он любит женщин. И никто ему не спешил этого напоминать.

И сейчас, когда ведьма прижалась к нему, он едва смог остановить себя, чтобы не наброситься на нее в ту же секунду. Аккуратно, будто боясь что-то нарушить, он выдвинул правую руку, приобняв Ясмину за плечи. Украдкой, словно полуночный вор, вдохнул запах ее волос. Пьянящий аромат ее тела окончательно парализовал его рассудок. Он даже не заметил, как его руки стали ласкать ее упругую грудь, как они сорвали с нее легкую сорочку. Что до ведьмы, она без всяких стеснений и протестов раздела Павла, жадно прильнув к его губам. Уснули они далеко за полночь.

Утром же Паша ночной эйфории не почувствовал. Сожаление накатило на него, как только он открыл глаза. Ведьма еще спала, уложив свою голову ему на грудь, и он побоялся двинуться. «Зачем?»: стучал в виски вопрос, но все что мог Паша, это бессильно промычать, будто проснулся со страшным похмельем. Как не странно, но именно это мычание и пробудило Ясмину.

Никаких признаков сожаления она не подавала, наоборот, ласково улыбнулась Павлу и нежно поцеловала в губы. И Паша выдавил из себя улыбку, сам не зная зачем. Весь его рассудок протестовал, все его нутро было в лютом негодовании, но он, как дурачок, улыбался, будто чего-то боясь. Ясмина, абсолютно нагая, встала с кровати. В мерцающем свете разгорающегося солнца её силуэт показался призрачным воплощением божества любви. Теперь Паша понимал, чем она вскружила голову Мигэлю. Понимал, отчего поддался сам. Тонкая талия плавно расширялась, перетекая в округлые бедра. Линия позвоночника легким изгибом уводила взгляд вниз, к стройным ногам, которыми она мягко ступала по деревянному полу. Пашино сердце застучало, но кровь приливала, увы, не к голове. Плюнув на все, он поднялся с кровати, но лишь затем, чтобы затащить туда Ясмину. Она не сопротивлялась, наоборот, со всей страстью и желанием отдалась в его объятья. Так начиналось утро.

Пресытившись, любовники все же оделись, и вышли из комнаты. Завтрак уже ждал их за их угловым столиком. Добровлада в корчме не было. Его сын, Богдан, пояснил, что отец ушел по делам и гостям велел ждать его в корчме до полудня. Паша этому даже обрадовался, он был слишком расслаблен, чтобы выдвигаться сразу после завтрака. К тому же он чувствовал необходимость поговорить с Ясминой насчет произошедшего. И поговорить не за столом в шумном зале, а в их комнате.

– Слушай. Месяц назад ты делила постель с Мигэлем, – без вступлений начал Паша, как только они оказались в комнате, – И вдруг возлегла со мной. Как так вышло?

– Не забывай, я пришла лишь согреться, – игриво улыбнулась Ясмина.

– Ты серьезно? – Паша выглядел уязвленным, – Ты могла бы согреться и без моей помощи, давай не будем играть в эти игры.

– Давай не будем. Было совсем не похоже, будто я противна тебе. Ты взял меня со всей страстью, так чего же ты ждешь теперь? – Ясмина отошла к окну, пытаясь что-то рассмотреть в мутном проеме.

Паша не нашелся с ответом. Он и сам понимал, что невероятно глупо винить её в собственной слабости. «С чего я взял вообще, что ей от меня нужно какой-то любви или еще чего-то? Она ведь тоже человек, тоже в постоянных странствиях. Был Мигэль, она была с ним. Теперь со мной. Никого из нас она и не собиралась любить»: грузным потоком мысли струились в Пашиной голове, он потер руками лицо и вздохнул.

– Я думаю, это не повторится? – спросил он.

Ясмина не спешила с ответом, все так же глядя в окно. Паша даже испугался, думая, что обидел ее. Отчего-то ему не хотелось обижать ведьму. Раньше он многое бы отдал, чтобы иметь возможность уязвить ее, но теперь ее обида могла бы ранить его самого куда больнее, чем кинжал, проникший под ребра. Он вдруг почувствовал, что Мигэль был во многом прав, когда ревновал его к Ясмине. Паша, быть может, и не испытывал к ней сильных чувств, особенно когда она возлегала с его другом. Но теперь. Теперь все было иначе.

– А ты этого хочешь? – отойдя от окна, Ясмина взглянула на Павла, – Ты хочешь, чтобы это более не повторилось?

Она подошла к нему вплотную, почти прижавшись животом к его голове. «Это слишком подлый прием, чтобы я мог оказать хоть какое-то сопротивление»: пронеслось у него в голове. Он взял ее за руки, однако в этот раз им овладела не страсть, он медленно поднялся на ноги и поцеловал ее. Ее податливые горячие губы ответили на поцелуй, сама она прижалась к нему. И Паша больше не мог сомневаться в ней, не мог тревожить свой рассудок мыслями о предательстве, о фальши, об измене. Забылся и Мигэль, перед которым еще с утра Паша чувствовал глубокую вину. Но не в момент этого поцелуя. Он казался самым чистым и искренним из всех, что когда-либо случался у Павла. Ни девочка Настя из седьмого «Б», ни Любава, никто так не целовал Павла.

– Нет, не хочу, – тихо прошептал он.

Казалось, они готовы были стоять обнявшись еще долго, но их отвлек стук в двери. До полудня было еще несколько часов, а потому Паша никого не ждал.

– Кто там? – спросил Паша, подойдя к двери.

– Это Богдан, отец вернулся раньше, он ждет вас, – донеслось с коридора.

– Хорошо, – Паша повернулся к Ясмине, – Пора собираться.

– Я сейчас, – она поспешно поправила на себе одежду и подняла свою сумку.

Вместе с Богданом они прошли по темному узкому коридору и оказались в той же малой комнатенке, что и вчера с Добровладом.

– Отряд готов, он будет ждать вас в деревне Снеговцы, – тут же оповестил гостей Добровлад, который восседал на своем любимом табурете, – Отсюда вас сопроводит Ратко, дорогу он знает хорошо.

С этими словами Добровлад указал на сидящего у стены человека. Ратко выглядел очень молодо, однако на его коленях лежала широкая сабля в потрепанных ножнах, а на правой щеке красовался тонкий шрам. Он приветливо улыбнулся Павлу и Ясмине, чуть привстав с лавки. Павел улыбнулся в ответ.

– Когда отправляемся? – спросил он.

– А прямо сейчас можете и отправляться, – ответил Добровлад.

– Велимудр сказал мне, что ты можешь рассказать подробнее об этой Даре. Я ведь совсем не знаю, как мне ее убить, – Паша решил задавать вопросы сам, раз никто не спешит с объяснениями.

– Сталью. Сталью ее убить. Проткни ее мечом, и будет она мертвая. Никто тебе о ней много не расскажет, – развел руками Добровлад, – Охраны у нее не много, была она любовницей князя прежнего, оттого и имеет в подчинении две веси, с которых оброк берет и охрану на это серебро и держит. Нынешний князь ее не трогает, чтит память отца. Однако случись с ней чего, искать виновных не станет, больно плохие слухи о ней ходят. Будто и кровь она пьет, и детей похищает. Смуту наводит. Думается мне, он и поблагодарить может.

– Выходит, там уж совсем не молодая колдунья? – поинтересовался Паша.

– В том-то и дело, что она не стареет, – вздохнул Добровлад.

– Хм, вот оно как, – Паша вспомнил слова Мары, которая говорила об «обманувшей смерть», – Тогда понятно. Что ж, на месте разберемся. В путь!


***

Во главе отряда шли Ратко и Паша с Ясминой. Остальные воины были пешими, впрочем, кавалерия для взятия башен и не была нужна. Всего Добровлад нашел для Павла тридцать воинов. Не так мало, чтобы не отбиться от разбойничьей шайки, но, пожалуй, маловато, чтобы брать хорошо укрепленные объекты. А в том, что каменная башня Дары будет хорошо защищена, Паша не сомневался. В этих землях каменными бывали разве что фундаменты, и то редко. Эту же башню, судя по рассказам, строили около десяти лет, камня в окрестностях было немного, и не каждый купец стремился его сюда везти.

К вечеру отряд достиг одной из подконтрольных Даре деревень. В целом, жители ничем не отличались от любых других крестьян. Никто не выглядел чрезмерно запуганным, никто не косился на большой отряд вооруженных воинов, будто подобные проходили здесь ежедневно. Разве что жители были не слишком-то разговорчивы и казались слишком увлеченными собственными делами.

Мороз и поднявшийся ветер не позволили отряду отказаться от мысли о ночлеге в деревушке, воины расквартировались по крестьянским домам, где-то обещая несколько медяков, а где и потрясывая копьями и топорами. Обошлось все без кровопролития, хоть крестьяне и не слишком-то охотно пускали в свои дома вооруженных людей.

Ночь прошла спокойно, а утро выдалось солнечным. Бодрящий морозец щипал за щеки, а искрящийся снег слепил Пашины сонные глаза. Он совсем не выспался, не выспалась и Ясмина. Однако нельзя было сказать, чтобы кто-то из них остался недоволен этим фактом, оба выглядели вполне счастливыми, чего не мог не заметить Ратко.

– Хорошо ли спалось? – спросил он, взбираясь на коня.

– Хорошо, – ответил Паша, недвусмысленно взглянув на свою спутницу.

– К вечеру доберемся до леса, ночевать придется там. Оттуда же и выйдем на разведку, – сообщил молодой предводитель отряда.

Паша лишь кивнул в ответ. Ратко, хоть и был молодым, пользовался большим авторитетом в отряде, все знали его как умелого воина и верного друга. Все тридцать человек находились в его подчинении, вместе они нанимались в охрану караванов, на службу к князьям и купцам, тем и жили. В этот раз им платил Добровлад, об этом Паша узнал от Ратко.

К вечеру они действительно вошли в темный лес, сплошь усеянный следами животных.

– Здесь совсем не охотятся? – удивился Павел.

– В этом лесу охотится только князь, таков закон. Бывает, крестьяне ставят силки, но с большой опаской, – ответил Ратко, – А этой зимой князь отчего-то не забавляет себя охотой. Прихворал, говорят.

– Тут столько зверья, что можно было бы прокормить целую армию, – осматривая следы, пробормотал Паша.

– Только некому это зверье ловить.

Несколько углубившись, отряд расположился лагерем. Были разведены костры, назначены дозорные, кто-то уже готовил ужин. Ратко окликнул Пашу, отозвав его в сторону.

– Красавица твоя с тобой в разведку пойдет? – спросил он, кивая в сторону Ясмины.

– Да, – не раздумывая ответил Паша.

Ему совсем не хотелось оставлять ее одну, к тому же он знал, что та сама бы обиделась, не возьми он ее с собой. Даже если бы между ними ничего не было.

– Тогда у нас есть время быстро перекусить, и выдвигаемся. Отсюда до башни всего несколько верст, – сказал Ратко, и, хлопнув Павла по плечу, ушел налаживать устройство лагеря и назначать старших.

Паша подошел к Ясмине, которая расседлывала своего вороного скакуна:

– Оставь, мы выдвигаемся через час, – сказал он, – В разведку идем. Надеюсь, ты не хотела остаться тут?

– Может и хотела, – ехидно улыбнулась она, – Смотри, сколько тут воинов.

Паша понимал, что Ясмина вряд ли сменит свой характер, и сейчас она просто старается его позлить.

– Так оставайся, я один схожу, – Паша постарался сказать это серьезно, с каменным лицом.

– Еще чего, никуда от меня не денешься, – промурлыкала Ясмина в ответ, и чмокнула Павла в щеку.

Паша широко улыбнулся, поняв, что эту словесную битву он проиграл.

После ужина они втроем, Ратко и Паша с Ясминой, выдвинулись в гущу леса. Оказалось, что здесь он совсем не глубокий, и через какой-то час пути они снова вышли на открытое пространство. Вдали мерцала башня, из ее узких окон выбивался слабый свет факелов, в башне явно несли дежурство. Однако никто не патрулировал ее окрестности. Не было и магических преград, по крайней мере, ни Павел, ни Ясмина их не заметили. Тогда разведчики подобрались к башне поближе.

Возле башни имелись и хозяйственный пристройки, несколько деревянных хибар, хлев и малая конюшня. Очевидно, прислуга ютилась именно в этих покошенных домиках, жить в башне их не пускали. Впрочем, вряд ли в башне смогло бы жить большое количество людей. Высотой она была около двадцати метров, а в обхвате не более пятнадцати, ровно столько пространства было бы достаточно небольшому гарнизону. Но Паша понимал, что башня сильна не гарнизоном, а своим загадочным владельцем, который наверняка живет на последнем этаже, как и полагается всякому злодею-колдуну. Вход в башню был один, узкие, окованные сталью двери. Такие трудно выбить даже тараном, особенно учитывая то, что атакующих будут осыпать стрелами и камнями.

– Дальше что? – прошептал Паша, обращаясь к Ратко.

– А ничего, патрулей нет, ловушек я не вижу, – ответил Ратко, – Можно и ближе подобраться, да незачем.

– Тогда идем назад? – Ясмине явно не нравилось лежать в снегу и разглядывать башню.

– Да, – тихо ответил Ратко и отполз назад.

По возвращении в лагерь, Ратко отправил Павла и Ясмину спать в приготовленную для них палатку, а сам, очевидно, решил обсудить какие-то планы со своими доверенными бойцами. Паша был слишком уставшим, чтобы лезть в эти обсуждения. В конечном итоге, ему все равно расскажут результаты этого совещания, а там уж он и выскажет свое мнение.

Пашу разбудил один из бойцов. Засунув в палатку небритое лицо, он громко, подражая петуху, кукарекнул, и так же быстро скрылся из виду. С утра в лагере царило некое беспокойство. Люди спешно собирали вещи и готовились к снятию с лагеря, в этой суматохе Паша едва смог выловить Ратко.

– Что случилось?

– На рассвете наши дозорные заметили отряд. Это были стражники из башни, они шли для сбора податей, около двадцати человек. Лучшего момента для атаки нам не найти, а потому собираемся сейчас. Надеюсь, двери ты сможешь выломать каким-нибудь заклятьем, потому что таран-то мы изготовили, да больно уж трудно те ворота будет выломать, – остановившись, ответил Ратко.

– Думаю, что смогу, – ответил Павел неуверенно.

– Прямо сейчас выдумывай заклятья. Сборщики податей вернутся завтра, а то и раньше. Времени на долгую осаду у нас не будет, – сказав это, Ратко двинулся дальше, оставив Павла размышлять.

«А что там выдумывать, надо смотреть, чем Дара их будет защищать, и будет ли»: пронеслось у Павла в голове. Сзади к нему подошла Ясмина:

– Чего это они так спешат? – тут же спросила она.

Паша пересказал ей услышанное от Ратко, поделился и своими соображениями по поводу ворот. Мысли Ясмины не слишком отличались от его собственных, все сводилось к действиям Дары.

– Она не столько сильная, сколько хитрая колдунья, как я слышала. А потому, вряд ли она испепелит нас одним лишь взором, ждать следует какой-нибудь подлости, – прокомментировала ведьма, поправляя стремена своего скакуна.

– Что ж, будем наготове.

Днем башня выглядела совсем безобидной. Возле домиков буднично суетилось несколько женщин, был слышен и стук топора, очевидно, кто-то не наколол дров заранее, летом. Вооруженных людей нигде не было видно, казалось, что башня это вовсе не фортификационное сооружение, а сильно увеличенная версия крестьянского дома. Даже узкие окна-бойницы казались лишь ошибкой архитектора, который не догадался сделать широких окон.

Было решено оставить резервный отряд в лесу, чтобы сторожить поклажу, а так же прикрыть тыл товарищам, если вдруг где-то заготовлена засада. Всего в лесу остался десяток бойцов. Остальные два десятка, заранее достав оружие и проверив снаряжение, быстро выдвинулись из леса.

К башне они шли без всяких боевых кличей, наоборот, старались не привлекать к себе внимания. Четверо воинов тащили за собой небольшой таран, который они смастерили из ствола срубленной молодой сосны. Отряду удалось подойти почти вплотную к маленькому поселению, когда их наконец-то заметили.

Толстая, краснощекая женщина, увидев нежданных гостей, сразу же принялась креститься, но звуков не издавала. Страх в ее глазах лишь предал Павлу уверенности, если она чувствовала себя беззащитной, значит, на то были причины. И ее истошный вопль лишь подзадорил Павла, отчего-то эта голосящая баба стала ему настолько противна, что оставить ее кричать он не мог. Его рука, подчиняясь воле сознания, поднялась и схватила невидимую шею. В тот же момент женщина захрипела, глаза ее полезли из орбит. Упав на колени, она дрожащими пальцами схватилась за горло, но невидимая удавка была сильнее. Так и не вдохнув, женщина завалилась набок, глядя стеклянными глазами в белый, как ее руки, снег.

Скрываться далее было невозможно. Оставшиеся в живых работницы бросились по своим домам, надеясь, что засовы дверей спасут их. Впрочем, никто не побежал за ними, сейчас у воинов были другие задачи.

Появился из-за сарайчика и одинокий лесоруб. Держа в руках небольшой топорик, старик пытался понять, что происходит. Понял он быстро, но вот ноги его подвели. Пытаясь убежать, он упал, снова встал и снова упал. Никто не обращал на него внимания, но страх гнал его вперед.

Из бойниц так и не посыпалось стрел или камней, охрана башни бездействовала. Паша на какой-то момент даже подумал, что ворота не заперты. Но в этом он ошибся. Выбивать их тараном было бы слишком трудно, так как находились они высоко над землей, а путь к ним лежал по крутой узкой лестнице, на такой никак не могло поместиться больше одного воина, а значит и таран был бы бесполезен.

– Они же деревянные, может поджечь их? – спросил Павел у Ратко.

– Поливать будут водой с той стороны, устанем ждать, – коротко бросил тот, выглядывая из-под щита.

Весь отряд поднял над собой щиты, все же ожидая какого-то отпора. Никто не собирался расслабляться, каждый был сосредоточен и готов к неожиданностям.

– Давай попробуем оживить таран, раз его не могут держать люди? – предложила Ясмина.

– Хм, – Паша задумался на секунду, а потом, улыбнувшись, ответил, – Давай, интересная идея. Ратко, скажи, чтобы они положили таран у лестницы.

Ратко не стал уточнять, зачем это делать, просто отдал соответствующую команду. Четверо воинов, несущих таран быстро подбежали к лестнице, оставили свое орудие там, и так же быстро вернулись обратно к основным силам.

Павел спрятал щит за спину, освободив руки, и посмотрел на Ясмину, та, будто услышав вопрос, кивнула. Никакого противодействия своему колдовству Павел не чувствовал. Если Дара и была в башне, то либо была слишком занята, либо попросту бессильна. Таран, словно ожив, резко дернулся и поднялся в воздух. Затем он медленно поплыл к двери, чуть покачиваясь, Паша и Ясмина привыкали к управлению. Первый удар был легким, будто таран решил попробовать двери на вкус. Следующий удар выдался тяжелее, но двери не поддались.

Долго держать таран в воздухе было бы трудно, еще труднее было заставлять его бить двери. Паша почувствовал, что сильно вспотел, стало жарко, руки ныли от напряжения, будто именно ними он держался за бревно. «Нужно выбить их прямо сейчас!»: подумал он, понимая, что в случае неудачи затею придется оставить. Ведущей заклинания была Ясмина, Паша лишь вкладывал силы, но не направлял таран. Как только Ясмина повела орудие в новый вираж, Паша вложил в это движение как можно больше силы. Бревно дернулось и едва ли не со свистом впечаталось в двери. Те, жалобно звякнув стальной обшивкой, сорвались с петель и упали в темноту. Паша облегченно вздохнул.

– Молодцы! – похвалил заклинателей Ратко, – Теперь дело за нами. В бой!

Из отряда выделилась цепь воинов, первый из них обеими руками держал копье наперевес, идущий за ним товарищ прикрывал его щитом. Такой процессией они и поднялись по лестнице. В темном проеме так и не появилось защитников, будто вся стража вымерла. Нападающие без сопротивления заняли первый этаж башни.

Узкая деревянная лестница уводила вверх, на второй этаж. Сверху доносилось бряцание оружие и звон кольчуг. Все-таки в башне были защитники, но они были либо трусливы, либо глупы.

Все той же формацией нападающие двинулись верх. Копейщик несколько раз наугад уколол проем в потолке, но острие копья не нашло жертвы. В башне царил полумрак, глаза нападающих еще не успели привыкнуть к этому, а потому различить врага в проеме было практически невозможно. Опасливо озираясь, копейщик на миг высунул голову из проема, затем быстро втянул ее в плечи. Вовремя. Прямо над его макушкой блеснула сталь, кто-то хотел срубить ему голову, но бил наискось, а не сверху вниз. Проем тут же закрыли щитом, чтобы словить на него стрелу или новый удар. В отряде Ратко не было новичков и трусов, все знали свое дело и действовали слаженно.

В щит никто не бил, но и атакующие не спешили идти на приступ, ожидая команды.

– Ты не можешь посмотреть, сколько их там? – спросил Ратко у Павла.

Паша, конечно, мог бы сделать это, но боялся потратить слишком много сил, к тому же подобные заклятья требовали подготовки. Внезапно он вспомнил о камушке, который получил в подарок от Велимудра из рук Белобрада. «Если он помог мне отыскать затаившегося колдуна, то может он поможет смотреть сквозь стены»: подумал Павел, и тут же полез в потайной карман под кольчужной юбкой, где он хранил подобные принадлежности. Камень быстро нашелся, будто сам прыгнув в руку.

В глазах зарябило, но Паша не испугался, он был готов к этому эффекту. Черно-белые очертания стен стали плавно приобретать четкость, тогда Паша взглянул на потолок. Мутные красноватые пятна проступали сквозь толщу деревянного пола. Всего их было четверо. Один прижался у дальней стены, двое стояли прямо над проемом, последний же стоял чуть дальше, наверно, вооружившись копьем. Паша не мог разглядеть их фигуры, камень помог лишь увидеть примерное расположение врага. Тогда Павел убрал его обратно и тихо шепнул Ратко:

– Двое над проемом, один справа, другой слева. Третий наверно с копьем, в четырех локтях стоит. Четвертый у стенки прижался, не знаю, может с луком. Других не видел.

Ратко кивнул, и тут же что-то шепнул стоящему перед ним воину. Через несколько мгновений формация поменялась, во главе стал вооруженный щитом и мечом воин, такой же стал и за ним, копейщик сместился в арьергард. Без всякой команды головной боец резко прыгнул вверх, одновременно махнул мечом куда-то вправо, влево же выставил щит. Послышался резкий вскрик и шум падающего тела, меч настиг врага. Но и сам воин вдруг вздрогнул и, резко отпрянув, упал с лестницы. Стоящий за его спиной товарищ, не медля нырнул в проем, резко уходя вправо, за ним повалили и остальные. Паша не видел схватки, но уже через минуту шум боя затих, защитники второго этажа были повержены.

Раненого товарища тут же принялись врачевать, копье угодило ему в плечо, крови было немало, но Паша, глянув вскользь, понял, что рана не смертельная, легкие не были задеты, воин дышал ровно, без хрипов и крови.

Забравшись на второй этаж, Паша быстро осмотрелся. Следы крови на полу были хорошо видны, в комнате было светлее. Воины Ратко уже сложили тела защитников в кучу у одной из стен, а сами заняли оборону, ощетинившись копьями в сторону проема. Но наверху было тихо. Паша вновь прибегнул к помощи камня, его подозрения подтвердились, третий этаж был пусть. Аккуратно, пробуя каждый сантиметр лестницы, воины поднялись наверх. Они понимали, если нет защитников, то могут быть ловушки. Но и ловушек не было, захват башни складывался слишком удачно, что настораживало.

Паша быстро осмотрел последний, четвертый этаж. Одинокий силуэт разместился прямо в центре небольшой комнатенки.

– Должно быть, там сама Дара, – тихо сказал он Ратко.

– Пойдешь первым? – спросил молодой предводитель.

– Да, пожалуй, да, – кивнул Паша и оглянулся на Ясмину.

– Я пойду за тобой, – тут же заявила она.

Лестница на четвертый этаж была устлана ковром, было видно, что по ней редко ходят. К тому же не было привычного проема, лестница упиралась в дверь. «Тоже мне, царские покои. Ну, раз уж мы будем тут жить какое-то время, надеюсь у нее там хорошая кровать»: подумал Паша и тихонько толкнул дверь. Та была не заперта и отворилась без скрипа, петли были хорошо смазаны.

Комната освещалась лишь свечами, окна были закрыты досками, а щели в них забиты паклей и мхом. В лицо Паше дохнуло теплом и ароматом курений, но войти он пока не решился, лишь осматривал комнату через щель приоткрытой двери. Убедившись, что никто не спешит бить его по голове, Паша еще раз толкнул дверь, на этот раз открыв ее полностью. Выставив вперед щит, он буквально ввалился в комнату, не заметив высокий порожек. Вовремя восстановив равновесие, он замер на месте.

На полах в комнате были постелены ковры, висели они и на стенах. Большую кровать, непонятно как доставленную на четвертый этаж, Паша заметил, пожалуй, раньше, чем обитателя самой башни. Лишь налюбовавшись широким спальным местом, он наконец перевел взгляд на застывшую посреди комнату фигуру. Она стояла спиной к вошедшим, и, казалось, не замечала присутствия гостей. Ее черное платье было покрыто мелким бисером и расшито серебряными нитями, таких нарядов Паша не встречал прежде. В платье было трудно разглядеть очертания фигуры, но Паша отметил, что наверняка формы у злой колдуньи весьма аппетитны. Ее черные, как смоль, волосы растекались по плечам темными реками, сливаясь с платьем.

Паша зачем-то тихо прокашлялся, будто ему было неудобно убивать стоящего к нему спиной противника. Он уже и забыл, как десять минут назад безжалостно расправился с женщиной, виноватой лишь в том, что у нее громкий голос.

Дара обернулась, медленно, без резких движений. Пашино сердце забилось чаще, едва он увидел ее лицо. Нет, дело было не в уродстве, или же неземной красоте, которая, впрочем, присутствовала в достаточной мере. Нет. Просто Паша увидел ту, про которую уже успел забыть, и никак не ожидал встретить вновь.

– Любава, – тихо прошептал он.

– Я тебя ждала, – глядя ему в глаза, ласково проговорила владычица башни, – Ошибки юности, я была глупа тогда. Иди ко мне.

Паша будто онемел, он не знал, что ему делать, внутри проснулись едва забытые чувства, он вновь пережил и затмевающую рассудок любовь, и сдавливающую дыхание обиду. Только сейчас он понял, что несмотря ни на что, все еще любит ее, все еще хочет быть с ней. Пусть она ушла к Хотиставу, пусть она поклоняется любым богам, пусть целует хоть самого сатану, пусть ее волосы стали темнее ночи, пусть ей шесть сотен лет. Он все равно ее любит. Но ответить он ничего не успел, не успел он понять и того, что произошло.

Дара даже не дрогнула, когда один из ее широко открытых глаз брызнул фонтаном крови. Так, чуть разведя руки в приглашающем жесте, она и стала заваливаться назад. Маленький метательный нож, угодивший Даре в глаз, вновь отнял у Павла любовь, на этот раз окончательно. Он провожал ее наполненным ужасом взглядом, будто терял сейчас свою собственную жизнь, будто и его судьба сейчас оборвалась. Наваждение спало лишь тогда, когда безжизненное тело упало навзничь, крепко приложившись головой о пол. Кровь брызнула в стороны, щедро заливая дорогой ковер. Внезапно мертвое тело зашипело, словно клубок змей. Оно стало иссыхать прямо на глазах, и даже упавшая на ковер кровь испарилась. Через минуту перед Пашей лежала мумия, облаченная в прекрасное, чарующее взгляд, платье.

– Не нужно говорить с тем, кого пришел убивать, – коротко заметила Ясмина, выдернув метательный нож из пустой глазницы.

– Ты… – Паша удивленно смотрел на ведьму, сам не зная, как хотел закончить фразу.

– Я, – Ясмина спрятала нож и взмахнула волосами.

Паша молча смотрел на Ясмину, абсолютно не понимая, хвалить ее или ругать. Ощущение потери не спешило его покидать, пусть волна воспоминаний, быть может, и была вызвана каким-то чародейством Дары, но пережил их Паша вполне реально.

– Ты не выглядишь счастливым, – заметила Ясмина, – Если эта груда костей – твоя любовь, можешь, конечно, поплакать. Но мы пришли сюда ее убить.

Ясмина выглядела уязвленной, хоть и пыталась это скрыть. Ни Ратко, ни другие воины почему-то не зашли в комнату, но Паша не спешил узнать причин. Его окатило новой волной смешанных чувств. Он сам не понимал до конца, правильно ли поступает, наверно, потому что правильных решений не существует вовсе. Зато он понимал, что ценить стоит живых, тех, кто рядом. Резким движением он оказался около Ясмины, которая попыталась отпрянуть. Но слишком медленно, слишком наигранно. Уже через миг он обнимал ее и покрывал поцелуями, зачем-то шепча слово «прости». И она, кажется, была готова простить. Простить его слабость, простить любовь к другой. Впрочем, до этого момента ведьма и Павел просто делили ложе, пребывая в уверенности, что между ними нет чувств. Так думал Паша.

– Мои воины окаменели, – раздалось из дверного проема, – Никто не может двигаться.

Паша обернулся и увидел застывшего у двери Ратко. На его лбу вспухли вены, будто на плечах он держал тяжкий груз. Отпустив Ясмину, Паша поспешил подбежать к предводителю наемников.

– Ты можешь только говорить? – озадаченно спросил он.

– Да, – прокряхтел тот.

– Странно, она же издохла, чары должны были бы уже рассеяться, – Паша удивленно посмотрел Ратко за спину, увидев там остальных окаменевших воинов.

– У тебя есть какие-то мысли? – повернувшись к Ясмине, спросил Павел.

– Есть, – она вновь склонилась над телом Дары.

В плотно сжимаемых костяшках пальцев был зажат камень, очень похожий на те, что Павел похитил еще в «богатыре» у Димы, или на тот, что подарил ему Велимудр. Едва Ясмина выдернула этот камень из мертвых пальцев, воины Ратко снова почувствовали себя свободными.

– Вот и причина, – поднеся камень к одной из свечей, сказала ведьма.

Паша подошел к ней, и Ясмина сразу же отдала ему камень. Паша вопросительно посмотрел на нее.

– Я все равно не смогу им пользоваться, – спокойно ответила Ясмина.

– Почему? – Паша искренне удивился.

– Потому что им будешь пользоваться ты, хватит вопросов, – резко отрезала Ясмина.

– Ладно, – Паша махнул рукой, и обернулся к Ратко.

– Эту мумию вы, я думаю, здесь оставлять не планируете? – поинтересовался Ратко, сделав вид, что не слышал разговора.

– Нет, ее нужно выбросить, – Паша обернулся, и еще раз посмотрел на мертвеца, – Платье дорогое, конечно. Думаю, за него можно было бы немало выручить.

– Можно. Но мне что-то не хочется его снимать, – покривившись, ответил Ратко.

– Тогда лучше сжечь, чтобы никому не захотелось.

– Так и поступим, – согласился молодой предводитель, и, развернувшись, окликнул двух бойцов, – Ратибор, Малуша, возьмите-ка этот скелет, да вынесите его на улицу, а там и сожгите вместе с теми четырьмя.

Получив указания, бойцы тут же принялись их выполнять. К вечеру в башне была полностью организована оборона. Местную прислугу решили отпустить, разрешив забрать им с собой все ценное, что у них было. Свой нехитрый скарб женщины, в основном престарелые, сгрузили на сани, запряженные чалой лошадкой, и скрылись в лесу. Кажется, они были даже несколько рады произошедшему, по крайней мере, никто из них не плакал, не оплакивали даже крикливую женщину, которую задушил Павел.

Воины Ратко расположились в домиках прислуги, оборудовав их под казармы, в конечном итоге, в домах было теплее, так как башня не отапливалась, за исключением четвертого этажа, где ранее жил владелец. Рядом с платяным шкафом был выложен небольшой камин с открытым огнем.

Когда все утихло, Паша решил внимательнее изучить интерьер комнаты. Справа от входа у Дары был обустроен жертвенный алтарь с медной чашей. Чуть поодаль у стены стоял тяжелый сундук, закрытый на увесистый замок. У дальней стены располагалась кровать, подле которой стояла небольшая тумба из мореного дуба. Платяной шкаф располагался у левой от входа стены, рядом с ним стоял и шкаф для книг и свитков, коих на нем было в достатке. Паша даже решил подыскать себе какое-нибудь интересное чтиво, но все книги были на латыни, и Пашин дар не спешил подарить ему знание этого языка. Отложив чтение на потом, Паша решил проверить платяной шкаф. Ничего интересного, кроме женской одежды он там не обнаружил. Решив пошутить над Ясминой, он предложил ей облачиться во что-нибудь из нарядов Дары. Он едва успел увернуться от пощечины, но вот убрать ногу не успел. Отхватив болезненный удар в голень, Паша понял всю глубину своей ошибки. Шутить имела право только Ясмина.

– Ты хочешь, чтобы я стала походить на нее, негодяй? – уже без агрессии спросила Ясмина.

– Нет, просто вещи вроде хорошие, – попытался оправдаться Павел, хотя сам понимал всю безнадежность своей ситуации.

– Вот купишь мне хороших вещей, раз мои тебе не нравятся, – заявила Ясмина, и, поджав губы, отвернулась.

Паша понимал, что она не сердится всерьез и уж тем более не способна на подобные детские обиды, но чувствовал, что должен теперь просить прощения и пытаться как-то помириться. «Нет, ну не может же быть так, чтобы все без исключения женщины использовали одни и те же трюки»: мелькнуло в голове. Мириться Паше пришлось до глубокой ночи, впрочем, он не был опечален этим фактом, скорее наоборот.

Дозорные смотрели в ночь, на улице было тихо. Яркая луна щедро поливала окрестности серебряным светом, освещая бесконечное, белое покрывало. Но никто не спешил отвоевать башню, ночь прошла спокойно. Спокойным было и утро. Павла разбудил петух, крестьянам разрешили забрать не всех птиц и животных, воины знали, что держать оборону в башне предстоит не один день.

Спустившись вниз, Паша отыскал Ратко:

– Слушай, Ратко, а отчего вокруг башни не поставили частокол, ведь в одной башне много воев не спрячешь?

– Да потому что не для воев ее строили, а по прихоти той же Дары. Не хотела она в деревянном тереме жить, – ответил он, – Уж не знаю, правда ли это, меня и в помине не было, когда ее строили. Да говорят, камнетесы из греков были, заставила она раскошелиться Святослава, отца Добромира. А вот церковь он ей не дал построить. Хотя, поговаривают, будто свои веси она все-таки крестила.

Паша лишь хмыкнул в ответ, и осмотрелся.

– Интересно, те двадцать человек, что пошли за податями, это вся ее охрана? – повернувшись к Ратко, спросил он.

– Может да, а может, нет. Не было у меня нужды ранее узнавать, сколько воев она держит. Может и в другую сторону поехали сборщики. Хотя это вряд ли. Думаю, вернутся они скоро, люди в ее весях смирные, платят исправно, значит, вытрясать из них ничего не придется. Я дозорных уже отправил, врасплох они нас не застанут. Успеем в засаду стать, часть в башне засядет, часть за домами спрячется. Они и копий своих достать не успеют, – поделился соображениями командир.

– Хорошо придумано. Еще лучше было бы лучников нам побольше.

– Так будут лучники. Оказывается, у Дары этого добра было немало, и луков, и стрел. Два десятка добрых луков нашли на третьем этаже. Мечи, копья, секиры. Тебе тоже полагается, коли надо, – улыбнулся Ратко.

– Нет, вы забирайте все себе, у меня оружия хватает, – Паша решил, что ему хватит той добычи, что удалось обнаружить в покоях самой владычицы башни.

– Как знаешь. Как дозорные весть принесут, я тебя оповещу.

– Хорошо.

Паша оставил Ратко командовать, а сам пошел на поиски молота. Замок на сундуке Дары никак не желал поддаваться, ключа же нигде не нашлось. Паша решил просто разбить крышку сундука, чтобы заглянуть внутрь, отчего-то ему казалось, что в сундуке непременно обнаружится что-нибудь ценное. Его радовало, что воины Ратко не высказывают открытого возмущения тем, что самая богатая добыча, которая несомненно находится на четвертом этаже, достанется ему. Правда, теперь, когда ему предложили часть трофеев, он почувствовал себя неловко. «Если будет золото, отдам им часть»: решил он.

Найти молот было проблемно, в пристройках не было кузни, а воины с собой молотов не носили. Пришлось вооружиться увесистым топором, позаимствованным из трофеев. Пообещав вернуть его, Паша устремился в башню, сгорая от нетерпения.

Ясмина сидела на кровати и внимательно изучала одну их книг.

– Что пишут? – поинтересовался вошедший Павел.

– Пишут, что Иисуса распяли за наши грехи, – ответила Ясмина.

– Библия, что ли? – удивился Паша, пытаясь разглядеть какие-то отличительные знаки на темном кожаном переплете.

– Она самая, – вздохнула Ясмина и захлопнула книгу, небрежно откинув ее в сторону, – Ты пришел меня зарубить?

– Нет, но я подумаю над этим, – усмехнулся Паша, и, без предупреждений и долгих прицеливаний, обрушил топор на сундук.

Тот поддался не сразу, его стенки были чрезвычайно крепки, а стальные оковы лишь укрепляли их. Паша вспотел, но отступать не собирался, мерно размахиваясь и опуская топор. Когда его руки загудели от бесконечных ударов, а Ясмина уже устала прикрывать уши ладонями, на крышке появилась широкая трещина. В несколько ударов Паша расколол крышку надвое. Еще через полчаса усердной работы ему удалось полностью освободить сундук от защиты.

Вопреки ожиданиям, сундук не был доверху набит золотыми монетами, но золото там было. Не так мало, чтобы не радоваться его наличию, но и не так много, как обещали размеры сундука. Было там и несколько украшений. Какие-то непонятные статуэтки, ритуальный кинжал с ручкой из слоновой кости, несколько мешочков с колдовскими ингредиентами. Вот и все, что удалось обнаружить на дне сундука. Часть золота, как и было решено заранее, Паша отложил для Ратко и его воинов. Кинжал отдал Ясмине, так как ее глаза загорелись, едва наткнулись взглядом на это орудие. Статуэтки и ингредиенты уложил обратно, так как не знал их предназначения, не знала и Ясмина.

Всего в запасах Дары было около шестидесяти увесистых золотых монет, а так же девять рубленых кусков серебра, которые и назывались рублями. Решив, что будет справедливо отдать воинам половину всего этого богатства, Паша быстро отсчитал монеты, сложил их в мешок и покинул комнату.

Первым делом он вернул на место секиру, заодно спросил, где искать Ратко. Рыжебородый детина, ловко перехватив секиру, ответил:

– В соседнем доме должен быть.

Паша коротко кивнул и пошел в соседний дом. Там он без труда отыскал Ратко, тот обедал в одиночестве, наверно, опоздав на общую трапезу.

Паша аккуратно положил мешок на стол и заговорил:

– Я тут сундучок нашел, в нем монет было немного. Вот, ваша половина. Надеюсь, я не пожадничал?

Ратко посмотрел на мешок, примерно оценивая его содержимое, затем медленно перевел взгляд на Павла, отложив ложку.

– Не пожадничал. Пожадничал бы, если бы ничего не дал, – ответил наемник, – Стало быть, честный ты человек. А это хорошо. Честных людей я люблю.

Паша лишь усмехнулся, не найдясь с ответом.

– Вам-то мяса досталось? – вдруг спросил Ратко, – Мы поутрусвинью закололи. Страсть как по свежему мясу соскучились.

– Пока что не предлагали, но я бы не отказался, – Паша вдруг вспомнил, что практически ничего не ел с утра.

Ратко тут же окликнул одного из своих воинов и велел поделиться с многоуважаемым заклинателем свининой, хлебом и хмелем. Через несколько минут Паша упаковал свой обед и понес его обратно в башню, Ясмина, наверняка, была не менее голодна.

– Ушел с одним мешком, пришел с другим, – увидев Павла, заговорила Ясмина, – Ты никак в грузчики подался?

– Все шутишь? А я, между прочим, принес нам свежей, горячей еды, – ответил Павел.

– Еще бы ты с пустыми руками пришел. Впрочем, невелики твои успехи, выменять мешок золота на кусок мяса, все равно что с пустыми руками, – Ясмина сидела на кровати, поджав под себя ноги.

– Ага, вот оно в чем дело, – Паша хотел перевести все в шутку, а потому говорил это, широко улыбаясь, – У нас тут завелся кто-то очень жадный.

– Да, я очень жадная, – смело заявила Ясмина, – А ты очень глупый. Ты уверен, что эти воины поверили тебе? Ты уверен, что они не захотят проверить, честно ли ты разделил золото.

– Да, уверен, – Паша убрал улыбку с лица, – Они знают Велимудра, который должен вскоре сюда прибыть.

– И что? – Ясмина слезла с кровати и подошла к Павлу, – Ты думаешь, что они его боятся?

– Думаю, они его уважают, а еще, у нас одна и та же цель, – ответил Павел, – К тому же они получили немало золота. И ничего уже не изменить, я уже занес им золото.

– В следующий раз попробуй посоветоваться со мной, – фыркнула Ясмина, – Доставай свою добычу, я голодна.

Паша молча разложил еду прямо на кровати. Ели они так же молча. На верхнем этаже было глухо, звуки со двора практически не были слышны, а потому нельзя было понять, чем занимаются остальные члены отряда. Впрочем, это не сильно и волновало Павла с Ясминой, их трапеза плавно перетекла в любовные игрища. Но завершить начатое им не удалось, кто-то настойчиво стучал в запертые двери.

– Открывай, чародей, – донесся голос оттуда.

Паша быстро накинул на себя одежду, Ясмина же просто спряталась под одеяло. Убедившись, что он не предстанет перед гостем в срамном виде, Паша отворил дверь:

– Что случилось?

– Возвращаются сборщики, Ратко собирает засаду, нужна твоя помощь, собирайся, внизу тебя ждут, – отрапортовал широкоплечий воин, и тут же развернулся.

Паша проводил его взглядом, пытаясь понять, что ему сейчас нужно делать. Озарение пришло внезапно, как и сам посыльный. Паша бросился натягивать на себя одежду и доспехи, уже через десяток минут, не без помощи Ясмины, он был полностью облачен и готов к бою.

– Ты оставайся тут, – приказал Паша ведьме, – Там простые воины, справимся без колдовства, я думаю.

Он не стал ждать, пока она начнет возражать, но она и не пыталась. Мягко затворив за собой дверь, Паша устремился вниз по лестницам башни. «Двадцать ничего не опасающихся воинов, наверно, и битвы не будет толком»: размышлял он о предстоящей схватке, пока ступени скрипели под его ногами.

На улице было шумно, воины готовились к бою, кто-то проверял тетиву, кто-то в который раз дергал себя за ножны, чтобы проверить крепость крепления. Паша быстро отыскал Ратко:

– Каков план?

– Половина моих воинов уже в засаде, мы же этим отрядом пройдем им в тыл, здесь останется пятеро, – ответил Ратко, – Будет очень хорошо, если ты облегчишь нашу задачу каким-нибудь чародейством. Оставлять в живых их нельзя, пойдут жаловаться князю.

– А крестьяне, которых мы отпустили? – удивленно спросил Паша, – Они не пойдут?

– А крестьянам, которые приходят отсюда, никто не верит. Потому они и не пойдут, – резонно заметил Ратко, – Пора выдвигаться, у нас мало времени. Идем пешими.

Паша кивнул и последовал за Ратко, за ними устремились и остальные воины. Шли молча, но быстро, едва ли не переходя на бег. Перед самым входом в лес Ратко завернул воинов налево, пришлось идти по глубокому снегу. Паша начал уставать еще до начала битвы, но старался держать темп наравне со всеми. Все-таки езда верхом совершенно не позволяла тренировать выносливость.

Дав небольшой крюк, Ратко вновь повернул направо, отряд вышел на колею, оставленную совсем недавно. О том, что здесь проходили конные говорил и свежий конский навоз. Тогда Ратко повел воинов точно по колее, в погоню за сборщиками.

Уже через пять минут погони до отряда донеслись звуки битвы. Оставленные в засаде воины вступили в бой. Люди Дары падали под ударами стрел, они совсем не ожидали встретить врага так близко к своей башне. Лишь малый отряд, сбившись в кучу вокруг командовавшего десятника, пытался драться. Но и этот очаг сопротивления вскоре был раздавлен подоспевшими с тыла воинами. Паше даже не пришлось обнажать меч, тем более применять магию. В живых никого не оставляли, но и не мучали, стараясь убивать быстро и безболезненно.

Вскоре уже воины Ратко вели к башне воз с трофеями, тела же защитников были оставлены в лесу на поживу волкам. У башни было спокойно, лишь оставленные в дозоре воины приветственно окрикнули обоз, потрясывая оружием. Вернувшиеся с победой воины так же потрясали оружием, и, широко улыбаясь, отвечали дозорным.

Вечером было решено закатить пир, благо подношения, что крестьяне передавали Даре, в основном были продуктами производства обычного крестьянского хозяйства. Был тут и мед, и воск, и сало, и мясо и хмель, все, что могло быть нужно воинам, стоящим в лагере.

Пировать спустилась и Ясмина, хотя сразу отказывалась. Но Паша настоял на своем, заметив, что затворничество не сближает их с товарищами, а быть с ними в одной компании предстоит еще долгое время. Паша и сам не заметил, что стал оказывать куда большее влияние на ведьму, чем когда-либо. Да, она и раньше принимала его решения, но не с такой легкостью, не с таким послушанием. Теперь же, казалось, она готова была лишь советовать Павлу, но не спорить с ним.

Пиршество прошло весело, правда, под конец воины перепились и даже затеяли драку, которую разнимать пришлось самому Ратко. Зачинщиков он обещал наказать утром, а остальных отправил спать. Захмелевший Паша даже был рад, что пир закончился, потому что уйти с него самостоятельно он стеснялся, боясь обидеть наемников, к тому же Ясмина постоянно шептала на ухо, что она устала, и сейчас превратит кого-нибудь в жабу. Наконец-то встав с места, Паша взял Ясмину за руку, и, ни с кем не прощаясь, побрел к башне, спать.

Никто не подходил к стенам башни вплоть до начала марта. Прошел почти месяц с момента захвата, но ни княжья дружина, ни люди с окрестных деревень, никто не интересовался здоровьем Дары, никто не спешил ей помочь. И лишь четвертого марта (если верить Пашиным часам) взбудораженный разведчик прибежал к башне и едва ли не закричал:

– Идут! Идут!

– Кто идет, где? – тут же посыпались вопросы.

– Много, целая армия. Варяги это, я издалека признал. Что тут делают, не знаю, а идут в нашу сторону, – едва отдышавшись, ответил дозорный.

Ратко развел руками и посмотрел на Павла:

– Может, ты знаешь, что здесь варяги делают?

– Не знаю,– покачал головой Паша.

– Так, говоришь, целая армия? – вновь повернувшись к дозорному, спросил Ратко.

– Никак не меньше тысячи, большой обоз у них с собой, – ответил тот.

– Что ж, бежать нам некуда. Если они с набегом сюда, то грабить будут деревни, а не башню. Притаимся и будем ждать. Из башни они нас не выбьют, только если сами сдадимся. А припасов у нас надолго хватит, – решил Ратко, – А там и княжья дружина придет, все-таки, одно дело мы Дару убили, нас за то на виселицу, может, и отправили бы, да гоняться за нами не станут. А вот целая армия из варяг, это уже совсем другой разговор.

В казармах началась возня, воины в спешке несли в башню все припасы и оружие, запасались водой, набивая бочки снегом. Через час весь отряд был надежно укрыт за стенами башни, а ее двери, которые уже давно починили и укрепили мощным засовом, были наглухо заперты.

К вечеру из леса вышло войско варягов. В узкие окна их было трудно рассмотреть, к тому же на улице начинало смеркаться. Но это была действительно большая армия, ранее Павел не видел такого скопления вооруженных людей. Таким отрядом можно было бы, пожалуй, взять в осаду и сам Туров, а не башню Дары.

Ратко ошибся, варяги не стали грабить деревень, по крайней мере, пришли они слишком быстро, явно не останавливаясь для грабежей. И пришли они к башне, будто это и была их цель.

– Похоже, они ставят лагерь, – прошептал Ратко, вглядываясь в сумерки, – Вон, шатры меховые ставят. Как же они, даже не собираются проверять, если ли кто-то в башне?

Все замерли в ожидании, боясь даже шептать, будто в шумящем войске кто-то мог расслышать их шепот.

– Вон, идут. Стрелять? – один из дозорных указал на отряд, двигающийся к башне.

– Нет, пока не нужно, – махнул рукой Ратко.

Тем временем к стенам башни подошел отряд примерно из десяти воинов. Один из них, весь укутанный в толстый шерстяной плащ, вышел вперед и громко крикнул:

– Павел, ты не собираешься встречать гостей?

На сердце у Паши екнуло, он узнал этот голос, голос Велимудра. Он и раньше подозревал, что армия варягов – проделки волхва, но полностью в этом уверен не был. Все-таки волхв, отправляя Павла в путь, сказал занять башню и дожидаться его там, а вот с кем он придет, не рассказывал.

– Это свои, это Велимудр, – тут же сказал Паша, обращаясь к Ратко, – Нам не от кого защищаться сейчас.

– Вот оно что, Велимудр, – Ратко отпрянул от окна, – Значит, поживем еще. Отворяйте двери!

Этой ночью армия пировала, отмечая завершение долгого перехода и новые знакомства.


***

– Мой отец ходил с ним убивать его брата, я же, выходит, пойду убивать его самого, – сказал ярл Гуннульв, бросив кость в миску, – Нам нужны славные битвы и золото.

Ярл Гуннульв был предводителем войска, которое нанял Велимудр. Откуда у волхва было золото на наем целой армии, для Паши оставалось загадкой, однако Гуннульв относился к волхву почтительно, очевидно, не только из-за полученных денег.

Сам ярл выглядел устрашающе, как истинный воин, закаленный в битвах. На правой руке у него не хватало указательного пальца, а левую щеку разрезала толстая борозда, оставленная вражеским мечом. Пышная борода и давно не мытые, но светлые волосы, выдавали в нем чистокровного северянина. Впрочем, говорил он на одном с Павлом языке, пусть и с акцентом.

В шатре ярла собрались его ближние воины, помогающие командовать войском, волхв, Павел и Ратко, отряд которого быстро был назначен в разведчики.

– Велимудр, я не против биться с кем угодно, но ты говорил, что местные деревни трогать не стоит, может, тогда отправить посла в Туров? – обращаясь к волхву, предложил ярл.

– Да, завтра я вместе с ним, – старик указал на Павла, – отправлюсь к нему. Мне есть о чем говорить с ним. Так же я разослал посыльных, здесь будет собираться наша армия. Грядет большая битва, тебе она понравится Гуннульв.

– Что ж, это хорошо, – рассмеялся ярл, – Тогда я велю воинам укрепиться здесь. Всех мы не спрячем в башне, а ежели сюда нагрянет враг, будет проще остановить его хоть какими-то стенами, леса здесь не мало.

– Да, это здравая идея, – кивнул головой волхв.

Еще около получаса совет обсуждал вопросы укрепления лагеря и дальнейших действий войска. Паша сгорал от нетерпения, ему так и не удалось поговорить с волхвом наедине, а вопросов у него было не мало. Конечно, разговоры советников были интересны, но Паша просто не слушал их, решив, что выпытать все у волхва будет проще.

Когда совет наконец-то был окончен, на дворе была уже поздняя ночь, волхв и Паша брели в направлении отдельного домика, который выделили под жилье волхву. Велимудр предпочитал молчать, пока они пробирались мимо пьяных варягов и их палаток. Первое свое слово он молвил лишь тогда, когда они вошли в дом, и волхв разжег свечи:

– Я знаю, у тебя много вопросов, – присаживаясь на лавку, сказал он, – Но для начала ты расскажешь мне, как вы убили Дару.

Паша знал, что спорить с волхвом бесполезно, а потому отложил свои вопросы и коротко рассказал о захвате башни.

– Значит, у нее тоже был камень. Что ж, вот еще один, – волхв вытянул на свет небольшой серый камушек, очень похожий по формам и размерам на те, что Паша уже давно носил в своей сумке.

Волхв передал камень Павлу. Ученик внимательно изучил камень, серая поверхность его была украшена черными, едва заметными, вкраплениями. В целом, этот камень было бы трудно отличить от обычного щебня, который всегда можно найти под ногами.

– Почему вы отдаете эти камни мне? – спросил Паша, вспомнив, что и Ясмина быстро вручила камень ему, будто не желая держать его в руках.

– Я расскажу тебе об этих камнях. По легенде, очень древней, настолько древней, что еще при моем рождении она считалась приданием старины глубокой, в мире есть девять камней. Не известно, откуда они появились. Одни говорят, что их оставили сами Творцы, другие же приписывают их создание почитаемому ими богу, например, в той версии легенды, что слышал я, эти камни – окаменевшее семя Рода, – волхв лукаво улыбнулся, увидев, как дрогнула рука Павла, – Но есть и другие версии. Впрочем, все они сходятся в одном, тот, кто овладеет всеми девятью камнями – обретет невиданную силу.

Волхв замолчал, но Паша упорно ожидал продолжения истории.

– Каждый отдельный камень таит в себе кусочек этой силы, ты сам мог убедиться в этом. Например, тот, что я передал тебе через Белобрада, позволяет отыскать укрывшегося врага. Тот, что вы забрали у Дары, очевидно, заставляет врагов онеметь. Этот же, – волхв кивнул в сторону серого камешка, – Позволяет обнаружить любое колдовство на больших расстояниях. Его я забрал у Гилера.

– Что? – от удивления Паша вытаращил глаза, – Это же бог.

– Нет, не бог. Даже не божок, – усмехнулся волхв.

Оказалось, что Гилер был обыкновенным чародеем, который смог построить вокруг себя культ. Впрочем, он был не совсем обыкновенным чародеем, ко всем прочим своим достоинствам он был еще и очень хитрым, к тому же богатым. Однако волхв оказался хитрее, потому что привел с собой целую армию варягов. Велимудр не стал вдаваться в подробности, упомянул лишь, что теперь дороги в жмуди бесплатные, и никаких жрецов и прислужников Гилера там нет.

– Ладно, слушай, ты так и не объяснил, почему ты отдаешь камни мне? – решил повторить вопрос Павел, видя, что волхв отклоняется от темы.

– Так сложилось, что каждый из этих камней однажды давал жизнь. Одну из таких жизней ты уже отнял у того червя, помнишь? – спросил волхв.

– Да, помню, – кивнул Паша.

– На тот момент у тебя был мой камень, а значит, ты можешь носить с собой два камня, а теперь и вовсе четыре, – продолжил волхв, – Я, например, не могу. И Ясмина, наверно, не может, раз тут же отдала тебе. Я не знаю причин, почему так, но не каждый может обладать несколькими камнями. Это загадка для меня.

Паша на секунду задумался, он пытался вспомнить что-то очень важное, что вылетело из его головы в самый ответственный момент. В голове роем летали мысли, в этом сумбуре ни одна из них не могла выделиться, и Паша не мог понять, какое именно озарение должно его посетить. Он даже взялся за голову, будто так можно было сжать мысли в комок и вынуть из него нужную. Волхв внимательно наблюдал за Павлом и молчал.

– Я забыл рассказать тогда, как нашел камень в черве. У меня был не только твой камень, – Паша на миг остановил свою речь, будто никак не мог сформулировать нужную фразу, – В общем, у меня не четыре камня, как ты думаешь.

Волхв удивленно поднял брови, и, приблизившись к Павлу, тихо спросил:

– А сколько их у тебя?

– Девять, – Пашино лицо не выражало никаких эмоций.

– Что? – казалось, волхв никогда не бывал так удивлен, – Где ты их взял? Они при тебе?

– Нет, часть в сумке, в башне.

– Бегом за ними! – скомандовал волхв, – Только не выдай себя ничем. Ты говорил о них Ясмине?

– Нет, – Паша выглядел крайне растерянным.

– И не говори, пока что это не нужно. Чего встал, как вкопанный, живо за ними и бегом обратно! – волхв даже подтолкнул ученика к выходу

Паша, не до конца понимая суть происходящего, выбежал на улицу. В лицо ударил морозный ветерок, освежая мысли. «Вот зачем их собирал Дима. А я даже не задумывался о подобном, и что же, через несколько минут я стану всесильным?»: размышлял Паша, быстро шагая по скрипучему снегу.

Ясмина уже спала, так и не дождавшись Павла. «Так и лучше»: подумал он, аккуратно пробираясь к своей сумке. Сверток с камнями был на месте, стараясь не шуметь, Паша забрал его и быстро покинул башню, не обращая внимания на удивленные взгляды дозорных, несущих службу на третьем этаже.

– Все, я принес их, – ворвавшись к волхву, воскликнул Павел.

– Хорошо, садись, – Велимудр кивком указал на лавку, – Где ты раздобыл их?

Паша рассказал о своих приключениях в родном мире, на этот раз не тая подробностей. Рассказал о самом Диме, о ритуале, который он проводил, о камнях и черной, как смоль, бороде.

– Вот оно что. А я думаю, отчего же умерло морское чудище, на которое так жаловались моряки, – потирая руки, заговорил волхв, – Оно и верно, не могут камни в двух местах одновременно существовать.

– Ладно, теперь у меня их девять, но я что-то не чувствую никакой силы, – Паша вынул сверток наружу и сложил все камни вместе.

– Легенда не говорит, какой должна быть сила, и как ее можно обрести. Кстати, а точно ли все из них подлинные? Дай-ка я взгляну на каждый из них, – попросил волхв, протягивая руку.

Паша по очереди подавал камни волхву, а тот проверял их подлинность. Как именно он это делал, для Паши оставалось загадкой. Волхв то причмокивал, то щурился, то шептал какие-то неведомые слова, то просто сидел, закрыв глаза. Наконец процедура закончилась:

– Все подлинные. Что ж, теперь нам нужно узнать, как извлечь из них силу, а пока что спрячь их и не расставайся с ними ни при каких условиях, – приказал волхв и встал с лавки, – И иди уж в свою башню, спать пора, а завтра еще в путь. К князю Туровскому.

– Хорошо, – Паша почувствовал усталость, которая скрывалась до этой поры в глубинах его тела, – Я пойду.

Зевая, он вышел из дома и быстро добрался до башни. В этот раз Ясмина не спала, видимо, в тот раз ему не удалось не разбудить ее.

– Где ты так долго был? – тут же спросила она, совсем походя на жену, ждавшую мужа.

– У Велимудра, – коротко ответил Паша, снимая сапоги.

– А зачем ты приходил?

– Когда? – Паша решил сделать вид, что не понимает.

– Совсем недавно. Ты зашел, стал тут грохотать, а затем быстренько убежал, – ответила ведьма.

– А, он просил показать ему камень, который я тогда вынул из червя, – буднично ответил Паша, стараясь выглядеть как можно спокойнее.

– И что он сказал о нем?

– Как всегда, ничего вразумительного. Порекомендовал беречь, вот и все, – Паша потушил свечи и забрался в кровать, – Я устал, давай спать.

Ясмина, похоже, была удовлетворена объяснениями и расспросы оставила. В кровати было тепло, Паша лег на спину, чтобы его девушка могла положить свою голову ему на грудь. Он чуть потрепал ее волосы, закрыв глаза. События прошедшего дня быстро смешались с какими-то сторонними мыслями, он уснул.

Разбудить Павла пришел сам волхв, весьма настойчиво постукивая посохом в дверь, он жаловался на крутые лестницы. Ясмина еще спала, Паша поспешил аккуратно встать и утихомирить волхва, отворив ему дверь. Уже через полчаса они выдвинулись в путь, вдвоем.

Снег игриво искрился, скрипя под копытами лошадей. Яркое солнце на безоблачном небе заставляло щурить глаза, но Паша был рад небесному светилу, последние несколько дней его почти не было видно, к тому же Паша все больше отсиживался в башне. А теперь он снова выдвинулся в путь, и только сейчас он понимал, как ему это нравится. Ему нравилось считать белок, мелькающих в кронах деревьев, ему нравилось, как вороны, лениво каркая, поднимаются со своих веток, едва завидев всадников. Ему нравилось, что холодный ветер старался ужалить в лицо, а он, упрямый путешественник, готов не обращать внимания и на метель. Впрочем, эти ощущения непостоянны, и присущи лишь началу путешествий.

– Камни с тобой? – вдруг спросил волхв.

– Да, со мной, – ответил Паша, хлопнув по поясной сумке.

– Остановимся тут, – скомандовал волхв, указывая на небольшой пятачок, мелькнувший среди деревьев.

Паша лишь пожал плечами и завернул лошадь вслед за волхвом. Велимудр, молодецки ухнув, спрыгнул со своего коня, по колено уйдя в снег.

– Слезай, давай, чего смотришь? – махнув рукой Павлу, сказал он.

Паша, не задавая лишних вопросов, слез с лошади и подошел к волхву, перемешивая доходящий до колена снег.

– Доставай, – указав взглядом на сумку, велел волхв, – Хорошо, теперь собери их вместе. Голыми руками, сними свои варежки. Так, собери и ладони закрой. Все, стой так.

Паша ничего не понимал, лишь хлопал глазами, переводя взгляд то на волхва, то на ладони. Вдруг он почувствовал легкое покалывание в руках. Он было подумал, что в этих ощущениях виноват мороз, но покалывание постепенно перерастало в жжение, грозя стать невыносимым.

– Что-то чувствуешь? – спросил волхв, вопросительно глядя на Павла.

Тот в ответ лишь кивнул, отчего-то боясь говорить слова вслух.

– Тогда не разжимай рук, стой смирно и терпи, чтобы там ни происходило, – волхв выглядел заинтересованным, было видно, что он и сам не до конца знает, что произойдет дальше.

Паша вдруг понял, что разжать рук он не смог бы, даже если бы хотел, жжение прошло, но руки словно слиплись. Холода камней он уже давно не чувствовал, казалось, меж ладоней вообще ничего нет. Тогда он перевел взгляд на собственные руки. Обе ладони были плотно прижаты друг к дружке и напряженно дрожали, будто Паша борется сам с собой. Паша попытался расслабиться и разнять руки, это удалось ему на удивление легко. Он удивленно осматривал свои ладони, никаких изменений не наблюдалось, тогда он, как ребенок, показал их волхву. Тот внимательно осмотрел руки и удивленно хмыкнул:

– Нет камней.

– Нет, – подтвердил Паша.

– И что ты чувствуешь?

– Ничего, рукам только холодно, – ответил Паша, потирая руки.

– Ладно, надевай варежки и лезь на коня, – скомандовал Велимудр, – Должно быть, сила проявит себя сама.

– Я и не сомневался, – тихо пробормотал Павел и побрел к лошади.

Та тихо фыркнула, будто не узнала Павла, но убегать не стала, покорно подставив свою спину. Вскоре оба путника снова вышли на дорогу.

– Я так понимаю, камни растворились во мне, – начал разговор Павел, – Но никакой силы я не чувствую.

– Пока не чувствуешь, не в дороге же нам искать твою силу. Вернемся в башню, там и попробуешь найти ее, – ответил волхв.

– Слушай, ты же заставил меня достать камни и… – Паша не смог найти нужного слова, – И все это в дороге. Я думал, ты что-то знаешь.

– Я знаю тебя, если бы мы не остановились, ты бы потерял эти камни или отдал их кому-нибудь, – волхв ехидно улыбнулся, – А теперь потерять их будет сложнее.

Паша махнул рукой и, улыбаясь, покачал головой. Он был согласен с волхвом, а потому спорить дальше не хотелось. Еще несколько минут они молча шли по дороге, думая каждый о своем:

– А зачем мы едем к князю? – спросил Паша.

– Для начала, сказать ему, что наше войско не собирается причинять вреда его землям. А заодно и предложить ему присоединиться к нам, оказать помощь. Сейчас у нас недостаточно сил, – ответил волхв.

– А когда будет достаточно, и с кем вообще мы будем сражаться?

– Не знаю, будет ли у нас достаточно. А сражаться… Увидишь, сейчас тебе об этом думать ни к чему.

Паша пожал плечами, ему действительно было безразлично, какую именно армию им предстоит встретить, в конечном итоге, он понимал, под какими знаменами будет выступать противник. Скорее ему было интересно знать, как скоро состоится основная битва.

В пути им встретилось несколько крестьянских возов. Крестьяне не выглядели обеспокоенными, складывалось ощущение, будто никто и не знает о присутствии нескольких тысяч вооруженных людей совсем рядом. Это несколько успокаивало Павла, по крайней мере, городские ворота не будут заперты и не придется искать других путей, чтобы в него попасть.

Паша не просчитался, в городе было все так же спокойно, если не учитывать голосящих зазывал, шума ремесленников и обычных горожан. Впрочем, если попасть в сам город было не так трудно, то вот попасть в княжий терем было не самой простой задачей. Стражники наотрез отказывались пускать двух путников в терем. Увы, не помогал и авторитет волхва – за многие года его отсутствия его попросту забыли.

–Ладно, не в первый раз, – пробормотал волхв, – Ты оставайся тут, сторожи лошадей. А я скоро вернусь.

Велимудр оставил своего скакуна на попечительство Павла, а сам скрылся за углом одного из близ лежащих домов. Паша, оставленный наедине с самим собой, немного растерялся, все-таки он несколько иначе представлял себе поход к князю. Постояв так немного, он пожал плечами и решил отойти в более укромное место, стоять на виду у стражи отчего-то не хотелось. Он взял под уздцы обеих лошадей и повел их назад, в основной город. Там он свернул на одну из узких улочек, и, зайдя меж двух домов, остановился, посчитав этот тупик достаточно хорошим укрытием.

Там он простоял около часа, переминаясь с ноги на ногу. Каждый десяток минут он смотрел на свои часы, и вздыхал, ведь ему казалось, что прошла уже вечность. Ноги дико замерзли, замерз и нос, но искать корчму, чтобы согреться, ему не хотелось. В какой-то момент он подумал, что волхв давно закончил с переговорами и просто не может отыскать Павла. Думать о том, что волхв был схвачен или же потерпел неудачу, даже не хотелось. Тогда он решил вернуться к терему, где его и оставил волхв.

– Где ты бродишь? – спросил у Павла волхв, который потирая руки, стоял в назначенном месте.

– Я думал, ты найдешь меня, – ответил Паша, – Здесь стоять было как-то неуютно. Поговорил с князем?

– Поговорил, – кивнул волхв, – Теперь пора возвращаться обратно. Потом все расскажу.

– Ладно, – передавая поводья волхву, согласился Павел.

В пути волхв был не особо разговорчив, а потому приходилось слушать грустное завывание ветра в шуршащих ветвях деревьев, да стук копыт о плотно сбитый снег. К вечеру они добрались до одной из деревушек, где и остановились в местном постоялом дворе. Лишь тут, после сытного ужина, волхв начал беседу.

– Дружину князь не даст, но и противодействовать нам не станет. В стороне он решил остаться. Но не верю я ему. Он либо в спину ударит, либо уже сейчас гонцов пошлет в Киев, – говорил Велимудр, усевшись на лежак.

– И что же делать? – спросил Павел.

– Ничего не делать, гонцов мы не изловим, а наше тут присутствие все равно было бы раскрыто, – ответил волхв, – Весной дороги размоет, никто воевать не сможет, так что у нас еще есть время. Немного, правда, но есть.

– А что ты так боишься гонца в Киев? – Паша вдруг понял, что слишком отстал от развития событий.

– Потому что воевать нам с ним придется. Да, поставил он капище подле терема, да только взор его не туда направлен, продал он богов наших за сестру багрянородную василевсов греческих. Будто мало ему было наложниц, – волхв вздохнул, – Крестят они земли наши, сожгут идолы и капища, сожгут и память. Наше дело – остановить их.

– Хм, – Паша откинулся на свой лежак, – Стало быть, мы пойдем на Киев?

– Коли дойдем. Только чую я, не дадут нам дойти до стен без боя, – ответил волхв, – Однако, не сейчас тебе о том думать. Тебе иначе готовиться надо к битве, ты силу ищи свою.

– А как мне ее искать-то? – возмутился Паша, – Не чувствую я ничего, нет никакой силы.

– Как ты с Иваном символ искал, так и силу ищи, – волхв отвернулся, явно не желая продолжать разговор, – спи теперь.

Паша вздохнул и сам повернулся набок, закрыв глаза. Эта ночь прошла спокойно, без сновидений.


***

«И где искать эту силу?»: Паша прогуливался по лесу. В этом году морозы прошли раньше обычного, уже в середине марта снег неустанно таял, пуская веселые ручейки. Птицы уже начинали возвращаться с зимовки, предавая громкой огласке сей факт. В какой-то момент Павлу даже захотелось найти подснежники, чтобы собрать букет для Ясмины, все-таки девушки любят цветы.

В последнее время Паша все чаще покидал лагерь под башней, там было слишком шумно. Он не лез в дела управления, этим занимался волхв и военачальники прибывающих отрядов. Пока дороги окончательно не развезло, на зов старого волхва успело откликнуться немалое количество народу. Некоторые приходили группами по несколько человек, а кто-то и целыми дружинами в несколько сотен. Однако это были далеко не все, кого планировал собрать волхв. Основные силы, как говорил он, ждут в своих городах, ждут, пока дороги окрепнут, и позволят пройти большому войску с обозом.

Паша же, по наставлению все того же волхва, искал уединения, искал силу, которую должны были бы подарить ему девять камней, впитавшихся в его ладони. Впрочем, не только волхв рекомендовал уединение, на нем настаивала и Ясмина, от которой Паша просто не смог долго таить своих секретов. Они сильно сблизились, Паша уже не мог настороженно к ней относиться, теперь он не только делил с ней ложе, теперь он ее, пожалуй, полюбил. И ему хотелось надеяться, что она его тоже.

Паша остановился, увидев старое поваленное дерево. Сев на него, он решил передохнуть. Устав созерцать темные стволы деревьев, он решил проверить свое имущество. В поясной сумке своего часа ждали многие предметы, но отчего-то сейчас ему захотелось еще раз посмотреть на осколок, полученный еще во время прошлого путешествия. Слишком долго этот осколок не извергал молний, может от того, что не было нужды, а может и просто потому, что запас его мощи иссяк.

Удивленно Паша раз за разом перепроверял каждый сантиметр своей сумки, осколка не было, осталась только цепочка. «Не так и удивительно, эти камешки постоянно из меня вываливаются. Странно, что цепочка осталась, и не порвана»: осматривая цепочку, думал Паша. Ему было жаль потерять такую ценную вещицу, которая не раз спасала ему жизнь. Он надеялся, что мог выронить ее в башне, где-то в комнате.

Вздохнув, он поднялся и побрел обратно в направлении башни. Где-то справа от него хрустнула ветка, затем еще и еще. Паша не сразу сообразил, что ветви не могут ломаться просто так. Осознание того, что ему может грозить опасность, заставило его резко дернуться, уходя влево. В десятке метров от него стоял недавно пробудившийся медведь. Паша застыл на месте, сражаться с животным ему не слишком-то и хотелось. Казалось, и сам медведь не торопился переходить к активным действиям. Он разглядывал Павла и принюхивался. Вдруг, будто учуяв какую-то опасность, косолапый резко развернулся и побежал прочь, оставляя позади недоумевающего Павла. Он даже обернулся, предполагая, что медведя мог напугать кто-то, кто стоит у него за спиной, но там никого не было. Паша стоял так еще несколько минут, пытаясь понять, в чем же дело, но ответов на вопросы он не находил.

Еще большее удивление у него вызвало дикое желание раздеться. Ему стало неимоверно жарко, все тело жгло, по коже будто прошлись наждаком. Сам не до конца понимая, что он делает, Паша начал спешно скидывать с себя одежду. Да, на улице была плюсовая температура, но к прогулкам в обнаженном виде она никак не располагала. Однако это совсем не смущало Павла, сейчас его тревожил нестерпимый жар внутри, который можно было бы охладить, лишь полностью раздевшись. В глазах зарябило, Паша тщетно пытался проморгаться, попутно стягивая с себя нательное белье. Все свое снаряжение он сложил в кучу под деревом, едва он разогнулся, чтобы подставить свое тело легкому ветерку, как его скрючило в диком болевом спазме. Теперь ему уже не было жарко, по крайней мере, жары он не чувствовал. Каждую его мышцу схватило судорогой, он не мог двигаться самостоятельно, тело не подчинялось его командам. Кости и суставы трещали от боли, будто кто-то перемалывал их в огромных жерновах. Паша упал на пол, ткнувшись лицом в подтаявший снег. Его колотило, тело то сгибалось, то разгибалось, но он уже не чувствовал боли. Он, казалось, не чувствовал вообще ничего.

Когда ощущения вернулись к нему, он понял, что лежит на том же месте, разве что замеченная им ранее сосна стала на несколько метров ближе. Его легкие мерно вздымались, но вместо привычного звука выдоха Паша слышал приглушенный рык и шум вылетающего из ноздрей воздуха. Паша попытался встать на ноги, упершись в землю руками, но вдруг понял, что ни ног, ни рук у него нет. Вернее, они были, но совсем не такие, какими он привык пользоваться. Словно маленький ребенок, делающий первые шаги, Паша все-таки встал и попытался осмотреться. Его зрение обострилось, но было трудно сосредоточить взгляд на близлежащих объектах, зрачки непривычно медленно реагировали на его желания. Паша понял, что он значительно выше, чем раньше, к тому же, значительно больше. Последнее он понял, когда какой-то абсолютно новой частью тела задел дерево, находящееся в семи метрах позади него. Оглянувшись, он ужаснулся. Наконец-то он увидел себя. Его тело было покрыто черной, слегка поблескивающей чешуйчатой кожей, а дерево он задел длинным хвостом. «Я что, дракон? Какого черта?»: Паша не устоял на ногах, его повело в сторону, заваливаясь набок, он повалил молодое дерево, ощутимо ударившись головой о другое. Судорожно дергая всеми частями тела, Паша пытался подняться. Дергался он не столько от волнения, сколько от непонятного чувства боли, исходящего откуда-то из области спины.

– Успокойся! – где-то поблизости раздался голос волхва.

«Как вообще он меня нашел?»: пронеслось в Пашиной голове, но волхву он повиновался, не обращая внимания на боль, он замер.

– Теперь медленно пошевели передними, эмм, лапами, – приказал волхв, – Хорошо, теперь задними. Отлично, теперь правые задние и передние подожми под себя, упрись в землю. Головой помоги и поднимайся. Молодец. Все, стой! Не двигайся, поверни голову направо, я тут стою.

Паша медленно повернул голову и увидел волхва, теперь он казался маленьким, подсознание тут же подсунуло ему картинку, на которой он легко перемалывает человеческие кости легким движением лапы. Паша начинал осознавать свою силу.

– Так, не вздумай открывать рот и говорить, все равно не выйдет, просто кивай головой, понял? – волхв вопросительно взглянул на Павла, – Так. Ты сам захотел превратиться?

Паша осторожно покачал головой из стороны в сторону.

– И ты не знаешь, как тебе вернуться в прежнее состояние?

Паша повторил покачивание, сейчас он осознал, что может застрять в теле дракона на веки, а этого ему очень не хотелось. Он захотел выругаться, и, позабыв о предупреждении волхва, попытался сказать несколько грязных словечек. Из пасти вырвался ужасающий рык, который оглушил не только волхва, но и самого Павла, ему еще только предстояло научиться управлять голосовыми связками.

Волхв поправил растрепавшиеся волосы, и укоризненно посмотрел на Пашу:

– Ты меня убить что ли хочешь?

Паша понял свою ошибку и виновато понурил голову, будучи лишенным словесности, он не знал, как иначе ему выражать свои чувства.

– Ты не бойся, это в тебе просыпается сила камней. Ты еще превратишься обратно в человека, главное понять, как это контролировать. Ты должен научиться управлять этим. И знай, это лишь часть силы, – говорил волхв, положив руки за спину, – Я не смогу научить тебя жить в теле змия, потому что сам в таком никогда не бывал. Однако я думаю, тебе не стоит долго находиться в этом обличье, в тебе может проснуться голод, сожрешь деревню, чего доброго. Ты давно уже тут валяешься?

Паша отрицательно покачал головой, хотя сам не был уверен, что ведет правильный отсчет времени.

– Так, ты крыло себе придавил, когда упал. Болит? – спросил волхв, но подходить к дракону не стал, видимо, опасаясь его неуклюжести.

Паша прислушался к ощущениям, и даже слегка раскачался на лапах, чтобы понять, не беспокоит ли его что-нибудь. Удовлетворившись результатом, Паша вновь отрицательно покачал головой.

– Тебе нужно отыскать способ превратиться обратно, я не знаю, сколько это займет времени. И пока ты в таком обличье и толком не умеешь себя контролировать, я, честно говоря, боюсь стоять с тобой рядом. Я заберу твои вещи и отнесу их в башню, здесь я оставлю только одежду. Запомни это место. Я думаю, чтобы стать человеком, тебе нужно выбросить энергию. Попробуй полетать, или хоть пару деревьев сломать, но не отходи далеко, как только почувствуешь усталость, возвращайся к этому месту. Здесь будет твоя одежда, я отправлю людей, чтобы искали тебя, если вдруг ты не сможешь добраться сюда сам. Все, я ухожу, – волхв подошел к куче Пашиных вещей.

Забрав оттуда все самое ценное, что было бы неразумно оставить в лесу без присмотра, волхв быстро скрылся между деревьев. Павел проводил его взглядом, но следом не пошел. «Что ж, похоже, у меня нет выбора, буду учиться заново ходить»: подумал он, делая первый шаг. Сначала он передвигался неуверенно, и, должно быть, смешно. Но новое тело быстро поддавалось дрессировке, через какой-то час Паша свободно обходил деревья, даже не задевая их хвостом. Пашу сильно забавляло само наличие хвоста, если лапы были хоть сколько-то привычны, то хвост, как и крылья, были чем-то абсолютно новым. Вот только расправлять крылья Паша пока не решался, справедливо опасаясь задеть деревья, зато хвостом он размахивал с превеликим удовольствием, и даже снес несколько толстых ветвей с деревьев, не испытав при этом практически никакой боли. Вдоволь нагулявшись по лесу, Паша понял, что нисколько не устал, в нем было еще полно сил.

«Если у меня есть крылья, глупо ими не воспользоваться»: решил Паша, и направился к окраине леса. Выйдя на достаточно широкую поляну, он сместился ближе к ее центру и только там расправил крылья. Естественно, взлететь было не так просто, для начало нужно было понять, как вообще правильно двигать крыльями. Около получаса Паша просто качал крыльями, иногда взмахивая ими сильнее, так что свистел воздух, а с земли разлетались остатки снега, пожухлых листьев и травы.

«Ну, я либо полечу, либо больно ударюсь. В любом случае, хуже уже не будет»: подумал он, и начал пятиться к краю поляны. Оттуда он начал свой разбег, добежав до середины, он подпрыгнул и резко расправил крылья, пытаясь взлететь. Однако это ему не удалось, на миг ему показалось, что размера крыльев попросту недостаточно, чтобы поднять в воздух такое грузное тело. Отбросив эти мысли, Паша решил повторить попытку. На этот раз ему удалось подняться в воздух на несколько метров и спланировать до дальнего конца поляны, едва не протаранив головой стройный ряд деревьев. Воодушевившись таким результатом, Павел двинулся на третий заход, чувствуя, что входит во вкус.

Совершив более десятка попыток, он сбился со счета. Ему удавалось лишь планировать, но что-то тянуло его к земле, он словно боялся приложить чуть больше усилий, чтобы полететь выше. Но отчаяние все еще не настигло его, все решительнее он набирал разгон, все сильнее хлопал крыльями, поднимая в воздух все больше грязи и листьев. И вот, верно попав в ритм, Паша махал крыльями и видел, что земля отдаляется от него, деревья становятся маленькими, а поляна уже не кажется такой просторной – он летел.

Встречный воздушный поток не давал набрать скорости, Пашу потянуло к земле, тогда он широко расправил крылья и плавно развернулся. Ему было все равно куда лететь, он наслаждался самим ощущением полета. Его тело, обтекаемое, приспособленное к полету, резво разрезало воздух, скользя по воздушным потокам. Веки сузились, оставив меж собой лишь малую щель, но и через нее Павел прекрасно видел мир. Внизу мельтешили деревья, мешаясь с маленькими полянками, прогалинами, заваленными снегом оврагами, мелькнула и деревенька. Паша надеялся, что остался незамеченным, крестьяне и без того были напуганы соседством большого войска, которое хоть и вело себя в достаточной мере дисциплинированно, но все же местных девушек портило, да и провизию покупало по низкой цене. Никто не отваживался попросить больше. Если же к этой беде добавится и дракон, крестьяне наверняка впадут в отчаяние, поднимут панику. Этого Павлу не хотелось.

Он быстро снизился, паря почти над вершинами деревьев. «Нужно лететь обратно, мало ли, когда меня может перекинуть в человека»: с опаской подумал он. Теперь его путь лежал в обратную сторону, ему казалось, что он хорошо помнит дорогу, но ориентироваться в небе оказалось куда сложнее, чем на земле. По крайней мере, когда в небе ты впервые.

Он около часа парил в облаках, пытаясь разглядеть хоть какой-то ориентир. Солнце неумолимо клонилось к горизонту, и Паше приходилось подниматься выше, чтобы пользоваться его светом. Он начал уставать, каким бы мощным не было его новое тело, оно все еще имело свои пределы. Наконец-то в поле зрения мелькнула знакомая башня, к ней и направился Паша, не думая о том, что в лагере никто не ждет дракона.

Внезапно силы стали покидать его быстрее, чем он ожидал. «Нужно сесть, лучше дойти пешком»: пронеслось в его голове. Однако спуститься на землю было не такой простой задачей, как могло бы показаться на первый взгляд. Посадку Павел не тренировал, особенно посадку в лесу. Как назло, ни одной полянки на глаза не попадалось, лишь густой лес. Уже на излете Паша заметил небольшой пролесок, усеянный молодыми деревьями. Кое-как планируя, стараясь максимально замедлиться, Паша рухнул в этот пролесок, сметая все на своем пути.

Отплевываясь от грязи и снега, Паша несколько раз громко рыкнул, так что все птицы в окрестностях покинули ветви, а звери, должно быть, глубже зарылись в свои норы. Чуть отдышавшись, Паша побрел в направлении башни, надеясь, что ему хватит сил добраться до нее.

С каждым шагом идти становилось все труднее, однако за деревьями уже мелькал силуэт башни. Вероятно, огромного змея уже давно могли бы заметить дозорные, к тому же Паша не старался остаться незамеченным, но никто не спешил нападать на незваного гостя. Быть может волхв уже сообщил о Пашином преобразовании, а может воины просто боялись вступать в бой с таким чудищем.

Так или иначе, а дойти в обличье дракона до башни Павлу не удалось. Обратное превращение не было таким ужасным, как первое. По телу пробежала легкая дрожь, Пашу словно начал сдуваться, что вызвало легкое покалывание, ему даже стало щекотно, отчего его еще не деформировавшаяся гортань издала громогласный рык. Вовремя сдержавшись, Паша захлопнул пасть и стал терпеть. Вскоре он уже стоял на своих двоих, голый и среди леса. Стало холодно, к тому же тело одолевала усталость. Однако инстинкты не позволили Паше мешкать, собравшись с силами, он побежал вперед, к башне.

Дозорные встретили его с удивлением, все-таки не каждый день близкий друг волхва выбегал голым из леса. Однако лишних вопросов задавать не стали, дали шерстяной плащ и сопроводили до башни. Уже там Пашу встретили волхв и Ясмина, обавыглядели обеспокоенными. Велимудр тут же принялся потчевать Павла каким-то отваром, а Ясмина просто сидела рядом, прижавшись к Паше.

– Рассказывай, как это случилось, – когда Пашины щеки порозовели, сказал волхв.

Паша коротко рассказал о встрече с медведем и внезапном превращении, о полете и не самом удачном приземлении.

– Что ж, это лишь часть силы, но и ей ты должен научиться управлять. Если ты обратишься змием прямо в этой комнате, думаю, ничего хорошего из этого не выйдет, – заключил волхв, прохаживаясь по комнате.

Паша молчал, ему расхотелось вновь говорить волхву, что он абсолютно не понимает, как контролировать свои превращения, так же, как не знал, где и как искать силу.

– Мне, пожалуй, нужно отдохнуть, – Павел откинулся на кровати, – Завтра пойду в лес, попробую.

– Хорошо, – волхв кивнул.

Попрощавшись, Велимудр покинул башню, оставив Павла и Ясмину наедине. В эту ночь Ясмина была особенно нежна, Паше даже захотелось почаще попадать в различного рода передряги. Каким бы он ни был уставшим, а заснуть он смог лишь ближе к полуночи. Казалось, Ясмина сильно перепугалась за своего мужчину, а потому спешила насладиться им, пока он вновь не попал в беду.

На следующий день он ушел в лес. Павел бродил среди голых деревьев в поисках того, что могло бы помочь ему научиться контролировать превращения, но поиски не увенчались успехом. Однако Паша не стал отчаиваться, и ежедневно уходил из лагеря, хотя бы на несколько часов.

Лишь через неделю ему удалось повторить превращение, оно произошло почти так же спонтанно, как и первое, но в этот раз Паша действительно хотел стать драконом. Он вновь парил в облаках, и наслаждался открывающимся с небес видом. Он пробовал колдовать в теле дракона, заклятья выходили на удивление легко, казалось, на них тратилось куда меньше сил, нежели в теле человека.

На этот раз посадка вышла лучше, Паша смог рассчитать силы и вернулся к приглянувшейся поляне практически не уставшим. Он не хотел выбиваться из сил, рассчитывая заставить себя обратиться человеком силой воли, а не усталостью. Удалось это на удивление легко, по первому же его желанию. Но тут же превратиться обратно в дракона не вышло.

На следующей неделе Паша уже мог контролировать процессы превращения, теперь он был уверен, что не разломает башню, случайно превратившись в дракона. Этими успехами он поделился с учителем.

– Хорошо, – ответил волхв, – Эта часть твоей силы сыграет нам на руку. Змиев уж давно не было видно, их нещадно истребляли в прошлом, те, что выжили, предпочитают не показываться людям. Никто не будет ожидать увидеть змия в нашей армии.

– Если их нещадно истребляли, значит, не так уж я и силен, – заметил Павел.

– Ты сильнее, потому что рожден человеком. Потому что тебе подвластна магия. А еще, охотников на змиев почти не осталось, никто теперь и не вспомнит, как убить летучего змия, – заверил Павла волхв, – Однако я вижу ты реже стал упражняться с мечом, реже колдуешь. Теперь, когда ты знаешь, как обратиться змием, уделяй больше времени этому своему телу.

– Хорошо, – отхлебнув из кружки, кивнул Паша, – Просто не на все хватает времени.

– Скоро в путь, времени будет еще меньше, – усмехнулся волхв, – потому поспеши привести себя в порядок сейчас.

– Что ж, тогда я пойду, – Паша встал из-за стола и двинулся к выходу.

В лагере было уже около трех тысяч человек, сюда стекались торговцы провизией со всех окрестностей, желая обогатиться на продаже скота и хлеба. Большую часть золота Павел отдал волхву, полагая, что содержание армии обходится совсем не дешево. Его предположения были верны, однако волхв золото его принял лишь на сохранение, пояснив, что деньги он копил всю свою долгую жизнь, и если собрать все его состояние, то оно вполне может сравниться с казной какой-нибудь небедной страны.

Воины вели себя в достаточной мере дисциплинированно, чем Павел был крайне удивлен. Внутри войска почти не возникало конфликтов, хотя многие здесь говорили на разных языках, к тому же поклонялись различным богам. Наверно, они понимали, что всех их объединяет общий враг, и они еще успеют обнажить свои мечи и пролить кровь.

Если с пропитанием для людей дела обстояли не так плохо, то вот кормить, пусть и немногочисленную, конницу было труднее. Все сено с окрестных деревень давно было скуплено, а торговцы не решались привозить корма для животных, слишком уж не прибыльным становилось путешествие. Войско ждало скорейшего наступления весны, чтобы табуны могли кормиться подножным кормом, но пока что трава не спешила наливаться соком. Землю часто схватывали заморозки, солнце нередко скрывалось за тучами. Весна, растопившая снег еще в середине марта, отчего-то замедлила свое пришествие, вновь уступая зиме.

Найдя отряд Ратко, Паша поприветствовал уже знакомых воинов. Те встречали его тепло, давно принимая за своего. Паша часто тренировался вместе с ними, и на пирах предпочитал общество людей Ратко. С ними же он ходил в разведку, по большей части стараясь набраться опыта в чтении следов, ориентации по звездам и прочим приметам.

– Как здоровьице, змий? – Ратко похлопал Павла по плечу, – Хорошо ли тебе леталось?

– Неплохо, не жалуюсь. А вы как? Всех лазутчиков отыскали? – улыбаясь, поинтересовался в ответ Павел.

В лагере знали, что Паша может обратиться драконом. Многие теперь старались обойти его стороной, справедливо опасаясь подобного существа, но вот отряд Ратко нередко подшучивал над Пашей, приписывая ему исчезновения скота в местных деревнях, а то и предлагая покушать младенцев. Паша сам смеялся над этими шутками и был искренне рад, что наемники его совсем не боятся, иначе у него попросту не осталось бы друзей, кроме Ясмины и волхва.

Остаток дня Паша провел с наемниками. Тренировались они зачастую с завидным усердием, а потому Паша сильно устал. Едва волоча ноги, он поднялся на последний этаж башни, тихо отворив двери. Ясмина была в комнате, сидя за столом, она изучала какой-то свиток. Услышав скрип дверей, она обернулась.

– Тут написано, что драконы могут дышать огнем. А ты умеешь? – спросила она.

– Нет, дышать не умею, разве что выпью, – отшутился Паша.

– Еще тут написано, что у драконов может быть несколько голов, – продолжала делиться знаниями Ясмина.

– У меня все-таки одна, зато большая, – Паша подошел к Ясине, и, приобняв ее за плечи, заглянул в свиток, – Где ты его нашла?

– Тут был, – Ясмина кивнула в сторону стеллажа с книгами, – У нее была неплохая библиотека.

– Она ей не помогла уклониться от твоего кинжала, – Паша едва слышно вздохнул, – Устал я сегодня. Еще больше устал сидеть тут.

– И чем же тебе здесь не нравится? Здесь, со мной, – Ясмина встала из-за стола, в ее голосе слышались тревожные нотки.

– Я… – Паша не ожидал такого вопроса и замялся, – Ты ведь не останешься здесь, когда мы покинем башню.

– Не останусь, я пойду за тобой. Но там война, – Ясмина прижалась к Павлу, – Там смерть. Неужели ты стремишься попасть в очередную битву? Тебе ведь не попасть в Вальхаллу, куда так стремятся эти северяне. И если уж битва неизбежна, имей терпение не приближать ее час.

– Эти северяне идут защищать дом своих предков, ту самую Вальхаллу. Все будет разрушено, если мы проиграем, – Паша крепче обнял Ясмину, – И я не тороплюсь в бой, тем более я не бегу от тебя. Но есть вещи, которые важнее моих желаний.

– Ты здесь оказался по собственному желанию. По крайней мере, в этот раз. Так что не говори о том, что есть какой-то долг. Ты не рожден здесь и сейчас, и ты никому здесь ничего не должен. Я говорю это тебе, как… – Ясмина на миг затихла, – Не как жрица Мары или простой житель этой земли. Я говорю это искренне. И нет для тебя ничего выше твоих желаний.

– Что же ты предлагаешь? – глядя в потолок, Паша медленно перебирал огненные волосы Ясмины, – Бросить все и убежать? А куда мы побежим?

– Не знаю, – тихо прошептала она.

Оба замолчали, Паша не решался добавить что-то еще. Его одолевали двойственные чувства, ведь Ясмина была права, но он вернулся для борьбы, и как бы сильно он ни привязался к ведьме, вряд ли ей удастся заставить его повернуть. И пусть это было его собственным желанием, а не волей судьбы или неведомых богов. Он чувствовал, что должен противопоставить себя всем врагам, которых сможет отыскать, чувствовал, что совсем не готов к тихой семейной жизни. Особенно в этом мире.

В какой-то момент он понял, что либо Ясмина любит его куда сильнее, чем он сам, либо она снова ведет какую-то свою игру. Эти мысли очень не понравились Паше, ведь в первом случае он чувствовал на себе какую-то вину, а во втором… Про него ему даже не хотелось думать, он устал постоянно быть обманутым, постоянно бояться чьего-то предательства, постоянно знать меньше, чем было бы нужно.

Утром его разбудил непривычный шум под окнами, воины явно кого-то приветствовали. «Очередное пополнение»: подумал Паша, протирая глаза. Ясмина еще спала, и Павел не стал ее будить. Он быстро умылся, воспользовавшись умывальником, оставшимся от прежней, весьма чистоплотной, хозяйки. Затем оделся и отправился на улицу, лично увидеть прибывшее подкрепление.

На выходе его уже поджидал волхв. Загадочно улыбаясь, он взял Павла под руку и повел вперед:

– Думаю, тебе будет интересно увидеть, кто пришел к нам на помощь.

Паша пожал плечами и поспешил идти за волхвом, ему действительно было интересно. Он был готов увидеть огромный полк закаленных в боях воинов, отряд умелых магов или, на худой конец толпу крестьян. Но никак не ожидал увидеть гномов.

Около четырех сотен копьеносцев с башенными щитами бодро маршировали по лесной дороге, растянувшись длинной змеей. Кроме копейщиков были у гномьего войска и другие вспомогательные отряды, включая арбалетчиков, щитоносцев и простых, вооруженных топорами пехотинцев. На укрытых тканью возах явно была припрятана не только провизия, гномы привезли с собой разобранные боевые машины. Но больше всего Павла удивил предводитель войска гномов. Им был Смарагд. Тот самый гном, которого Павел спас от храмовников и передал в руки скупому вождю гномов.

Со Смарагдом был и Кервин, он в первую очередь приветствовал Павла, крепко обняв его. Затем с Павлом поздоровался и сам Смарагд, несмотря на то, что Павел ослепил и оглушил этого гнома, предводитель отряда был весьма благосклонен к Павлу и поспешил поблагодарить его за свое спасение.

Уже позже, вечером, когда гномы обустроились в лагере и выкатили бочки с хмелем, чтобы отметить свое прибытие и угостить прочих воинов, Павел смог пообщаться с Кервином и Смарагдом. Как оказалось, прежний вождь действительно был не так честен, как полагали доверившиеся ему гномы. Именно он, не гнушаясь сотрудничества со своими заклятыми врагами, выдал храмовникам Смарагда. Он же попытался утаить его возвращение, но благодаря Кервину был раскрыт. Небольшой государственный переворот, к счастью, не породил гражданской войны. Новым вождем выбрали Смарагда, а Кервин стал одним из его доверенных советников. Получив зов от волхва, гномы собрали свое войско и направили его на помощь. Так они и оказались здесь.

– Если бы не ты, нас бы могло здесь и не быть, – сказал Смарагд, поднимая бокал, – Предлагаю выпить за Павла!

Все присутствующие в шатре присоединились к этому предложению, и даже волхв, обыкновенно не употребляющий спиртного, чуть пригубил из своей чаши. Этот отдельный пир проходил в шатре Смарагда, уже после общих возлияний. Здесь собрались управители воинств, сам Павел, волхв, Ясмина, Ратко, Кервин со Смарагдом и еще несколько доверенных гномов.

В какой-то момент Павел понял, что гномов не сможет перепить и ярл Гуннульв, который славился большим мастерством в этом искусстве. Изрядно захмелевший Павел уже не мог поддерживать беседу, и, наверно, допился бы до бесчувственного состояния, если бы не Ясмина. Взвалив возлюбленного на свои хрупкие плечи, она попрощалась со всеми и повела его в башню.

– Ты совсем не знаешь меры, – усадив Павла на кровать, Ясмина стала стягивать с него сапоги.

– Я сам, – запротестовал Павел, – Я сам сниму. И я знаю меру, уж ты мне поверь, раньше я напивался куда чаще и сильнее.

– Нашел чем хвалиться, – Ясмина выглядела раздраженной, но от Павла отошла, позволив ему самому снять с себя сапоги.

Напряженно дыша ртом, ежесекундно выпуская тихие ругательства, Паша кое-как стянул с себя сапоги, разбросав их по полу. Снять с себя одежду он уже был не в состоянии. Немного покачиваясь, он уперся локтями в колени, и, повесив голову, бормотал себе под нос:

– Прости, дорогая, что я так напился. Но эти гномы, они же льют и льют, льют и льют. А я… А я напился!

Воскликнув последнее, Паша попытался развести руками, не подумав о том, что держится лишь благодаря им. Утеряв точку опоры, он стал заваливаться вперед, метя лбом в пол. Ведьма пожалела пьяницу, и не позволила ему упасть. Уложив его, она накрыла его одеялом и приказала спать. Протестовать Павел не стал, отключившись почти сразу же.

Утро было тяжелым, во рту пересохло, и вязкая слюна никак не утоляла жажды. В голове шумело так, словно там работала тысяча шахтеров, опуская свои кирки в такт с пульсирующей кровью. Паша осторожно вылез из кровати, стараясь не трясти головой. Протерев глаза, он побрел к умывальнику. Воды в нем не было, не нашел он ее и на столике. Идти вниз не хотелось, Паша вернулся и сел на кровать. Ясмины не было в комнате, и он надеялся, что она скоро вернется и принесет завтрак, а главное, воду.

К счастью, в его сумке еще был один флакон противопохмельного зелья, которое он сварил еще дома, в родном мире. Мигом осушив содержимое флакона, Паша икнул и, сияя глупой улыбкой, отключился. Таково было действие зелья.

Когда он очнулся, Ясмина уже вернулась:

– Как самочувствие? – ехидно улыбаясь, спросила она.

– Прекрасно, – бодро поднявшись с кровати, ответил Паша.

Ясмина непонимающе взглянула на Павла, она явно не ожидала, что тот будет так бодр и свеж.

– Зельице, – подняв с кровати флакон, Паша показал его ведьме, – Вот и весь секрет. А вот просыпаться было трудно.

Паша подошел к Ясмине и попытался поцеловать ее в щеку, но та резко отстранилась, и, стараясь сдержать улыбку, сказала:

– С бутылкой иди целуйся!

– Можно ты будешь моей бутылкой? – Паша решил быть настойчивее и покрепче схватил Ясмину.

Та перестала сопротивляться и позволила себя поцеловать. Однако развитие событий было безжалостно прервано стуком в дверь.

– Кто там? – спросил Павел, подойдя к двери.

– Я!

Паша узнал голос Велимудра и отворил двери, пропуская волхва внутрь. Тот неустанно жаловался, что Паша забрался слишком высоко, и что лестницы в башне чересчур круты.

– Завтра мы выходим, – закончив с жалобами, сообщил волхв.

– Уже? – удивленно спросил Паша, – Всех собрали?

– Остальные ждут нас в других местах. Дороги почти окрепли, нам нельзя медлить, – волхв присел на табурет, – Так что собирайтесь, на рассвете уходят первые отряды. Разведчики уже ушли. Мы пойдем с войском Гуннульва.

– Хорошо, будем собираться. До завтра же еще есть время, – Паша вопросительно посмотрел на волхва, ожидая услышать от него что-то еще.

– Да, еще есть, – как-то отстраненно ответил волхв, – Ладно, пойду я. Не проспите.


***

Скрип телег, стук копыт, бряцание доспехов и неразборчивый шум голосов, смешивающийся с покрикиванием погонщиков, вот музыкальное сопровождение крупной армии. Они шли уже второй день, шли вдоль берегов крупной реки Припять, впадающей в Днепр. По словам Велимудра, там их будут ждать корабли, на которых часть войска доберется до Киева и возьмет его в осаду.

– А что же Туровский князь? – спросил Павел у волхва, – Не ударит ли в спину?

– Может и ударит. Однако не сильно уж он дядю своего любит.

– Дядю?

– Да, дядю, который его сыном называет, – ответил волхв, – Тут не только он мог бы в спину ударить. Да не поспеют они. Не ждет нас никто, вышли мы раньше. Видишь, какие дороги?

Дороги действительно были плохи, возы постоянно увязали в грязи, как и сами солдаты. Однако, пусть и медленно, но войско продвигалось вперед и никаких преград на своем пути не встречало, кроме болотистых равнин с размякшими дорогами.

Войско двигалось спокойно, разведчиками не было замечено каких-либо засад. Паша даже подумал, что в таком темпе они и дойдут до Киева, совершат государственный переворот, и, наверно, на этом все закончится. Погрузившись в свои мысли, он не сразу заметил нагоняющего их гонца. Прибыл он откуда-то из арьергарда воинства.

– Велимудр, – едва осадив лошадь, заговорил он, – К нашему войску хотят присоединиться, но их вожак требует разговора с тобой.

– Сколько там человек? – тут же спросил волхв, пытаясь оценить масштабы потенциального пополнения.

– Там лишь посланцы, говорят, что основное войско быстро настигнет нас, если мы будем готовы принять их в свои ряды, – отрапортовал гонец.

– Хорошо, пойдем, поговорим с ними, – согласился волхв, – Ты пойдешь со мной, Павел.

Паша лишь пожал плечами и кинул короткий взгляд на Ясмину. Та кивнула, и Паша, получив одобрение, последовал за волхвом. Их войско сильно растянулось, и было достаточно уязвимо, если бы вдруг кто-то захотел атаковать его во время перехода. Павел, волхв и гонец около часа скакали вдоль колонны воинов, пока наконец не дошли до места встречи с неизвестным предводителем отряда, что пожелал присоединиться к их войску.

Несколько всадников в легких меховых доспехах ждали их около сосны с раздвоенным стволом. Головы их были скрыты под капюшонами, а потому разглядеть их лица было затруднительно. Волхв остановил свою лошадь в нескольких шагах от них и поприветствовал гостей:

– Здравствуйте, мое имя Велимудр и я командую этим войском, – после короткой паузы волхв продолжил, – Вы хотели говорить со мной, так говорите.

Один из посланников скинул капюшон, разглядев его лицо, Павел лишь чудом сдержал свой выкрик.

– Приветствую тебя, Велимудр. Мое имя Мигэль Незаконнорожденный. Я – король северной ветви. Я узнал о цели твоего похода и собрал две сотни лучших воинов, чтобы присоединится к тебе. Они стали лагерем неподалеку и готовы выдвинуться в путь в любой момент.

«Когда он успел стать королем какой-то там ветви, вот пронырливая обезьяна!»: подумал Паша и улыбнулся, он не держал зла на эльфа, скорее был рад его видеть.

– Что ж, вели своим воинам выдвигаться, мы с радостью примем вас в наши ряды, – ответил Велимудр, приложив руку к сердцу.

Мигэль повторил его жест, и что-то тихо сказал своим спутникам. Выслушав командира, они развернули коней и вскоре скрылись из вида.

– Я пойду с вами, мои бойцы нагонят нас завтра, – пояснил Мигэль.

– Хорошо, – согласился волхв, – Тогда пойдем.

Волхв жестом пригласил эльфа следовать за ними, развернул коня и тихо двинулся вперед. Паша очень хотел поговорить с эльфом лично, но ему не удавалось начать разговор, слишком уж неудобной была ситуация.

– Говоришь, две сотни воинов собрал? – переспросил волхв, когда они чуть продвинулись, и их разговор уже никто не стал бы слушать.

– Да, больше я бы не смог. Северная ветвь, увы, не так многочисленна, как когда-то. Впрочем, как и другие ветви. Часть мужчин я оставил с женщинами. Если мы проиграем, они готовы сесть на корабли и искать лучшей доли на новых землях, – ответил Мигэль.

– Хм, – волхв пригладил бороду, растрепавшуюся на ветру, – Ты предусмотрителен, это хорошо. И как же ты стал королем Северной ветви?

Мигэль усмехнулся, и чуть покачал головой, будто сам не веря в ту историю, что собирался рассказать.

– Когда я… Когда я ушел от вас, мне не оставалось ничего, как податься обратно в горы. Я шел несколько дней и сбился с пути. Я думал, что скоро должен попасть в земли гномов, но я ошибся, и вышел к поселению Северной ветви. Там меня приняли за своего, и мне удалось добраться до королевы. Я и сам не знал, зачем мне нужна королева. Оказалось, что это моя будущая жена, – Мигэль еще раз усмехнулся, – Так я и стал королем Северной ветви. Конечно, было недостаточно просто жениться на королеве. Пришлось сразиться с другими претендентами. Но путешествие с Павлом сделало меня куда сильнее, чем они.

Тут он взглянул на Павла и улыбнулся. Паша понял, что эльф сожалеет о содеянном, и просто не решается попросить прощения открыто. Впрочем, Павел уже простил.

– Ты женился на королеве, чтобы стать королем? – спросил Павел.

– Нет, я женился на ней, потому что полюбил ее всем сердцем едва увидел ее, – ответил эльф, и посмотрел в небо, будто вспоминая свою жену.

Паша обрадовался этому ответу, все-таки ему не хотелось повторно ссориться с Мигэлем из-за Ясмины.

– А Павел вот с Ясминой спит, – деловито сказал волхв, будто прочитав Пашины мысли.

Паша, услышав это, сильно захотел крепко приложить свой кулак к бороде старика, но сдержался. Лишь опустил голову, будто стесняясь встретиться взглядом с Мигэлем.

– Я знал, что так будет, – сказал Мигэль веселым голосом, – Так и должно было быть изначально, просто они такие упрямцы.

«Знал ты. Какой рассудительный стал, пару месяцев назад бегал, коней жалел. А тут король мудрецов!»: подумал Паша, глядя в гриву своей лошади. Однако рассудительный и спокойный Мигэль нравился ему больше, чем яростный берсеркер, бивший его табуреткой.

– Я хотел бы извиниться, – повернув голову к Павлу, сказал эльф, – Я сам не знал, что делаю, что-то чужое управляло мной. Лишь глубоко в горах мне удалось вернуть свой рассудок.

– Я не держу на тебя зла, – коротко ответил Паша, – Все мы тогда были под чьими-то чарами.

– Это хорошо, что вы помирились, – заметил волхв, – Потому что внутри нашего войска не должно быть обид, это не увеличивает наши шансы на победу.

Дальше они шли в молчании, каждый думал о своем. Да и говорить было не слишком удобно, рядом скрипели телеги, звенели кольца кольчуг и стучались о спины подвешенные щиты. Догнать отряд ярла Гуннульва удалось лишь к вечеру. Войско останавливалось на ночную стоянку, разжигались костры, назначались дозорные.

Паша спрыгнул с коня и отдал поводья молодому прислужнику. Волхв нанял и слуг, которые ухаживали за лошадьми, ставили походные палатки и готовили пищу. Все-таки волхв был главнокомандующим, ему было не с руки заниматься подобными мелочами самому. Паша такую инициативу одобрял, ведь слуги облегчали жизнь и ему.

Ужинали они в узкой компании, в шатре командования собрались самые высокопоставленные командиры, ярл Гуннульв со своей правой рукой, Харальдом Одноглазым, Смарагд и Кервин, волхв с Павлом и Ясминой, Мигэль, начальник кавалерии Ратибор и несколько других командиров. Как обычно, за ужином обсуждались проблемы войск, сложности перехода и цели кампании. Паша, как всегда, не старался вникнуть в эти разговоры, сегодня же ему и вовсе не были интересны застревающие в грязи телеги, усталые воины, недостаток провианта и прочие прелести подобных походов. Он специально сел рядом с Мигэлем. Впрочем, и тот старался не отдаляться от Паши, хоть он и стал королем целого народа, в этой компании он все так же искал защиты у Павла.

Паша вспомнил момент, когда Ясмина и Мигэль встретись. Они дружески приветствовали друг друга, и, казалось, были полностью готовы к этой встрече. Будто все так и должно было произойти, будто они спланировали это ранее. Паша мог поверить, что подобные планы могли бы созреть в голове у ведьмы, но никак не верил в подобную прозорливость эльфа. Наверно, его спокойствие и степенность объяснялась тем, что он целый король, и его положение обязывает его вести себя несколько иначе.

– Ты стал таким серьезным, – улыбаясь, сказал Паша Мигэлю, когда разговоры в шатре перестали быть общими,– У вас там корону носят или просто венок из веток?

– Ни то, ни другое, – ответил Мигэль, – У нас принято носить особый плащ. Я его с собой не брал, потому что для боя он не годится.

– Слушай, а то, что ты лишь наполовину эльф, твоих сородичей не смутило? – продолжил расспросы Паша.

– Нет, скорее наоборот, – улыбнулся Мигэль, – Мое рождение – чудо. Но поняли это только сейчас. Поэтому мне и удалось так быстро стать королем.

– Ну, в тебе же течет королевская кровь, – заметил Паша.

– Да, к слову, женат я сейчас на предке того жреца, – улыбнулся Мигэль.

– Оленя? Как его там звали, я уж не помню.

– Сирэль Могучий Олень. Да, это его далекий предок. Народ много переселялся, теперь приходится прятаться в горных лесах, храмовники ведут неустанную охоту на нас. Теперь мы собираемся дать им отпор.

– Да, что-то не любит вас этот бог. Гномы вон тоже пришли, видел Кервина и Смарагда, вон сидят, – Паша кивнул в сторону гномов.

Кервин заметил Пашин жест и поднял кубок, Паша поднял кубок в ответ и пригубил вина.

– Да, видел,– Мигэль последовал Пашиному примеру и глотнул из своей чаши, – Выходит, ты не ошибся на счет прежнего вождя?

– Выходит, что так, – кивнул Паша.

Их разговор остановился, возникла неловкая пауза. Все же что-то мешало им говорить как раньше, пусть они и помирились. Оба направили свои взоры на тарелки, старательно заканчивая с ужином. Когда тарелки полностью опустели, Мигэль снова заговорил.

– Кроме тебя, Ясмины и Велимудра в войске нет других магов? – поинтересовался он.

– Нет, пока что нет, – пожал плечами Паша, который сам не задумывался ранее об этом, – Зато я приобрел новую способность.

– И какую же? – с интересом спросил эльф.

– Я превращаюсь в дракона.

– В кого? – переспросил Мигэль.

– В летучего змея. Большого такого, – ответил Паша, разводя руками, – Летаю, людей пугаю.

– И как же так вышло? – удивленно спросил Мигэль.

– А как-то само собой, почти так же, как ты стал королем. Помнишь тот камень, что я вынул из червя?

Мигэль утвердительно кивнул.

– Так вот, я собрал таких девять штук, взял их в руки и они растворились в моих ладонях. А потом, через время, я превратился в дракона. Страшно было сразу. А потом привык, – рассказывал Паша, – Я один раз даже оленя съел, проголодался во время полета.

– Оленя, жалко, конечно, но в обличье летучего змея ты можешь сильно помочь этому войску, – заметил Мигэль, – Ты ведь и разведать можешь, где враг стоит, и просто страху навести.

– Могу, – согласился Паша, – Но пока никто не просил меня разведывать. Да и боюсь я далеко летать пока что.

Вечер подходил к концу, военачальники готовились разойтись по своим палаткам. Волхв любезно пригласил Мигэля переночевать в своей обители, так как эльф не взял с собой даже одеяла.

Как и было обещано, к полудню отряд эльфов настиг основное войско. Две сотни лучников, вооруженных легкими саблями и кинжалами. Шли они пешими, но тяжелых доспехов не носили, а потому передвигались быстрее, чем обыкновенные пехотинцы. Замедляла их лишь повозка с запасом стрел, которую они предусмотрительно взяли с собой. Однако эта повозка стала одной из сотен подобных ей, а потому темп марша никак не поменялся.

Через несколько дней войско Велимудра подошло к левому берегу реки Днепр. Возле небольшого городища, омываемого Днепром с одной стороны и небольшим его притоком с другой стороны, расположилось трехтысячное войско. Командовал этим войском бывший тысячник из дружины полоцкого князя. Звали его Ярослав. Именно он помогал волхву собирать воинов, действуя на территориях княжеств, пока сам Велимудр скрывался в землях варягов. Именно он приготовил большое количество ладей, на которых войско должно было бы переправиться по реке ближе к Киеву.

Здесь же волхва ждали и другие люди, откликнувшиеся на его призыв. Были тут и волхвы, и жрецы и маги. Не более сотни хоть сколько-то умелых и способных колдунов, но и они были грозной силой. Познакомиться с каждым из них в отдельности Паше не удалось. Наверно, в этом и не было нужды.

Объединенное войско стояло лагерем еще два дня, шла подготовка к посадке в ладьи. Всего у берега реки собралось около десяти тысяч человек, несколько сот из них были слугами, которые вряд ли смогут помочь воинам в битве, разве что лечить раненых. Шли с войском и купцы, имеющие хорошую прибыль с торговли. Не обходилось воинство и без блудных женщин, которые уже никогда не найдут своего мужа и не станут беречь домашний очаг.

Паша прогуливался вдоль берега. Шумные работники грузили на ладьи снаряжение, где-то вдалеке пели на незнакомом языке варяги. Они решили хорошенько напиться перед поездкой. Несмотря на раннюю весну, в течении реки все еще встречались куски не растаявшего льда, но волхв уверял, что река уже безопасна и такие льды не проломят бортов.

«Скоро уже будет битва. Интересно, сколько воинов станут напротив? Нас всего десять тысяч, тысяча конницы, пять сотен лучников, остальное пехота»: размышлял Паша, взрыхляя сапогом мокрый слипшийся песок. Чем ближе была битва, тем сильнее просыпалось в нем беспокойство. Он сам не хотел лезть в дела управления и не слишком интересовался общими планами войска, но теперь понимал, что зря. Ведь он даже не знал, сколько сил им нужно будет приложить к победе. И какой вообще должна быть победа. Достаточно ли будет свергнуть киевского князя, или же нужно будет сжечь Царьград, а то и Рим. Он не знал, как ему побороть бога, а волхв не спешил делиться этими секретами, упрямо говоря о том, что всему свое время. И Паша ждал, когда же настанет время все узнать.

В этом ожидании он наслаждался обществом Ясмины, их теплыми вечерами и бессонными ночами. Но где-то в глубине души он понимал, что все это не продлится вечно, понимал, что вскоре ему придется сражаться, и, возможно, умереть.

– Гуляешь? – сзади к нему подошел волхв, – Днепр красив, не так ли?

– Да, красив, – ответил Паша.

Они оба молча продолжили шагать вдоль береговой линии.

– Что дальше-то? – решил спросить Павел, – Вот мы сядем в ладьи. Приплывем к Киеву, возьмем город, нового князя посадим. И все?

– Ты хочешь получить ответы? – задумчиво проговорил волхв, – Начни с тех, что можешь дать ты сам. Зачем ты здесь?

– Ты позвал меня.

– Только лишь поэтому? Ты проделал немалый путь ко мне. Зачем ты искал меня?

– Я искал тебя, потому что мне больше некого было искать. Я оказался один в этом мире. Да, я оказался здесь по своей воле, потому что в моем родном доме я был никем. У меня не было целей, не было смысла. И когда я оказался здесь в первый раз, я хотел домой. Но вернувшись домой, я уже не видел себя там. И я решил вернуться сюда. Зачем? Я не знаю, – Паша, казалось, говорил это самому себе, выплескивая наружу то, что накипело внутри, – Я не знаю зачем именно я вернулся. Я вернулся, чтобы вернуться, а не для того, чтобы победить какого-то бога или иного врага. Мне все равно, кто будет моим врагом. Ты – мой друг. Лишь поэтому я искал тебя и поэтому иду за тобой. В моем мире боги, которым ты поклоняешься – миф. Как и тот, против которого мы собираемся бороться. И я не могу сказать точнее, зачем я здесь. А потому я ищу ответа у тебя.

Волхв внимательно слушал Павла, иногда поглядывая вдаль. Когда Паша закончил, волхв ответил не сразу, будто подбирая нужные слова, будто он сам был не до конца уверен в том, что будет говорить.

– Я прожил долгую жизнь, и за все эти годы я сотни раз находил ответы, которые казались мне незыблемыми, верными. Но каждый раз я ошибался, каждый раз моя мудрость оказывалась пустыми словами. Ты спрашиваешь у меня, зачем ты тут? Я не знаю, – волхв улыбнулся, – Боги. Боги могут давать нам ответы, но они никогда не дадут ответа, неудобного им. Есть сотни предсказаний, как верных, так и пустых. А потому я давно перестал им верить. И все, чем я мог бы объяснить твое присутствие здесь, это волей богов и исполнением предсказаний. Но это были бы пустые слова. Ты здесь, потому что ты захотел оказаться здесь. Тебе помогли. Старик Иван был лишь инструментом. Я не знаю, какими путями Мара провела твою душу сюда и сколько сил она потратила. И уж тем более не знаю, как удалось тебе вернуться сюда еще раз, уже без ее помощи. На этот раз на тебе нет ее следа, разве что Ясмина. Знаешь, если бы ты был избранником богов, думаю, они давно бы тебе об этом сообщили. Так что ты не тот герой, что мог бы спасти эти земли. Скажу тебе больше, я тоже не тот герой.

Я долго стоял на страже этих земель, я обучил сотни учеников, среди которых оказался и ты. Правда, тебя я ничему так и не научил. А потом я понял, что рано или поздно я перестану быть нужен. Это войско, что мы собрали, оно может изменить многое. Может остановить Яхве. Но ради чего?

Ради чего нужны герои? Ведь если бы не было героев, не было бы и войн. Нет толпы, которая собралась бы без зачинщика, без героя. Ведь нет разницы, которому богу мы будем пищей в посмертии. Я готов защищать своих богов лишь потому, что они мне ближе и роднее. Что же касается тебя… Ты просто ищешь борьбы, а потому ты здесь.

Но нам никогда не победить, если мы не будем знать, зачем мы это делаем. А потому ты должен найти этот ответ, найти его сам, только тогда он будет верным.

Старик замолчал, слушая, как плещутся волны. Паша размышлял над услышанным, медленно шагая вперед. Вдруг он остановился.

– Хорошо, пусть так. Пусть я буду знать, зачем нам победить. Но ведь я не знаю как. Что должно сделать наше войско, что должен сделать я, чтобы мы победили? – задал он вопрос.

– Для начала, нам нужно одолеть самого князя. Он уже давно оповещен о нас, но не спешит нападать. Ему важнее собрать всех своих противников в одном месте и убить их одним ударом. Наше дело, выдержать этот удар, – отвечал волхв, – Первым делом нам нужно захватить власть во всех княжествах, во всех этих землях. Затем мы будем жечь всех посланников Яхве. Он не вторгнется в наши земли, пока простые люди не будут поклоняться ему, пока они будут давать свои силы нашим защитникам, нашим богам. И лишь затем, когда у нас будет достаточно сил, мы должны будем нанести ему свой удар.

– Расплывчатый план, – прокомментировал Паша, – И тебе известно, где князь даст нам бой, где он ждет нас?

– Точно не в стенах Киева. Думаю, слухи о нашем походе тщательно замалчиваются, ему не нужны волнения. Он уже принял крещение в Херсонесе. Сейчас он, с новой своей невестой, направляется в Киев. С ними сюда плывут и посланники греческого обряда. Яхве не так прост, у него несколько обличий, он устраивает распри между собственными же последователями. И все для того, чтобы получить еще больше сил, – рассказывал волхв, – Где именно нас встретят, я, увы, не знаю. А потому, нам нужно быть готовыми к битве в любой момент.

– Что ж, тогда будем готовы. Но ответь мне еще на один вопрос, – прежде чем сдвинуться с места, сказал Павел, – Будут ли твои боги сражаться на нашей стороне, и как будет выглядеть их помощь?

– Будут. В границах дозволенного и возможного, – ответил волхв, – Как и Яхве.

– И каковы эти границы? – не унимался Павел.

– Они слишком расплывчаты, чтобы обозначить их. Вряд ли мы увидим их самих в любом из обличий. Но вот их посланников, я думаю, будет достаточно. Если же мы увидим и самих богов, значит, битва будет действительно последней.

– Что ж, тогда нам следует быть готовыми, – Павел стал заметно серьезнее.

Они молча вернулись в лагерь, где разделились и вернулись к своим делам. Паша тренировался с воинами Ратко, а волхв следил за исполнением его поручений.

На следующий день первые ладьи тронулись в путь. Невысокие волны обмывали бока пузатых судов, флот шел быстро, по течению. Варяги дружно сели на весла и задавали темп остальным, отчего войско сильно растянулось. Однако каждую группу ладей вел свой кормчий, знавший реку, как свои пять пальцев, а потому опасаться стоило разве что обстрела с берега. Но стрелять никто не спешил.

Ночевать пришлось прямо в ладьях, сменяясь на дежурства. Дни стали заметно длиннее, на дворе был конец апреля, и весь снег уже давно растаял, обнажив землю. Однако ночи все еще были прохладными, нередко оставляя за собой густые туманы.

Вскоре войско прибыло к одному из речных портов, но останавливаться в нем не стало, быстро минув его. Высадились они позже, уже на подходах к Киеву. Никто не мешал им, складывалось ощущение, что их вообще не ждут. Войско спокойно покинуло ладьи, спрятав их в лесном массиве недалеко от берега, оставляя себе один из вариантов отступления.

После высадки войско стояло еще целую неделю. Паша абсолютно не понимал, почему волхв не дает приказа двигаться вперед. Четкого объяснения тот давать не хотел, говорил лишь, что нужно ждать, и ждать именно здесь. Лишь на восьмой день после высадки волхв наконец-то дождался, к войску присоединился еще один отряд. Немногочисленный, но разношерстный. Это были маги, маги из далеких земель.

Все они не пожелали служить церкви, а колдовать вне ее лона было запрещено. Как они узнали о походе волхва, для Паши осталось загадкой. Слишком многое для него являлось загадкой, но он уже давно привык к такому положению дел.

После приема нового пополнения, волхв разыскал Павла.

– Давно нет вестей от Ратко, – сказал волхв, – Тебе стоит слетать в разведку, посмотреть, что творится вокруг.

– Сейчас? – спросил Павел.

– Да, – кивнул головой волхв, – И чем быстрее, тем лучше. Чую я, не за горами наша встреча.

– Хорошо, пошли со мной тогда, одежду заберешь, – Паша кивнул в сторону пустующего берега, где было достаточно места для взлета.

– Пойдем, – согласился волхв.

– Что мне искать? Войско? И где, куда лететь-то? – Паша решил уточнить задачу.

– Вокруг летай, мы ведь по реке прошли. Может, оставили их в тылу, а может, и впереди нас ждут, – ответил волхв, – Но сперва, пожалуй, лети-ка ты на юг, туда Ратко пошел, оттуда и не вернулся.

– Ладно, – раздеваясь, сказал Паша, – Вроде май, а все ж без одежды зябко. Отойди, наверно.

Волхв принял одежду из Пашиных рук и отошел, внимательно наблюдая за процессом превращения. Паша, будто стесняясь, отвернулся от Велимудра. Сосредоточиться было трудно, он неплохо научился контролировать себя, но до совершенства было еще далеко. Босые ноги стали мерзнуть, но Паша старался не двигаться, чтобы не терять концентрации. Спустя несколько минут, он наконец почувствовал первые позывы своего тела. Короткая судорога пробежала по ногам, но на этот раз виной был не холод. Паша упал на четвереньки, спину стало разрывать на части, кожа рвалась с диким треском. Паша никогда не видел того, как он превращается, каждый раз встречая свое новое обличье с закрытыми глазами. Этот раз не стал исключением. Все в той же темноте он терпел боль в быстро растущих костях и тянущейся коже, пока она наконец не стихла. Коротко взмахнув крыльями, он открыл глаза. Волхв все так же стоял неподалеку, но, видимо, он отошел подальше, когда превращение началось.

«И правильно»: подумалось Паше. Не оглядываясь, он набрал разбег, и поднялся в небо, лагерь у реки вскоре скрылся из вида. Под ним плыли леса и луга, поляны и маленькие пятна деревень. «Я слишком высоко, так я просто пропущу неприятеля»: мелькнуло у него в голове. Сложив крылья, Паша быстро снизился, теперь он летел гораздо ниже. Его зрение с такой высоты могло бы разглядеть и мышь, в то время как вражеская стрела вряд ли бы успела настичь его до того, как он заметит лучника.

Издалека он заметил очередную деревеньку. Эта, отчего-то, непривычно кипела жизнью. Паша заинтересовался ею и подлетел ближе, но набрал высоту. В деревне действительно было немало людей, и многие из них никак не походили на крестьян. Рослые, блистающие доспехами, мужчины с оружием заняли деревню. Они не пытались как-то маскироваться, очевидно, зная, что прятаться им не от кого. Вокруг деревни Паша не заметил ничего примечательного. Решив, что эта деревня – не больше чем один из аванпостов, Паша резко принял левее поселения и полетел дальше.

Пролетев еще несколько километров вперед, он наконец заметил нечто более интересное, чем деревушка, напичканная воинами. Большой лагерь, ничуть не уступающий в размерах тому, что Паша оставил позади себя у реки. Подлетать близко Паша побоялся, понимая, что кроме обычных воинов в лагере наверняка будут и маги, которые вряд ли разбегутся при виде дракона. Паша попытался оценить численность и состав войска, но с такого расстояния это было трудно. Конница противника была явно больше, так как табун лошадей был куда массивнее, чем тот, что Павел видел в родном войске. Но вот общая численность противника не казалась слишком большой, вряд ли многим больше тех же десяти тысяч, что встали на сторону волхва. Эта новость Павла порадовала, по крайней мере, их не задавят численностью.

Перед вылетом из лагеря Павел не успел пообедать, а подобное всегда заканчивалось плохо. В теле дракона просыпался поистине нечеловеческий аппетит, и утолять голод приходилось прямо в этом обличье. На голодный желудок обратное превращение почему-то не удавалось, зато рассудок становился мутнее с каждым позывом желудка. Первую свою охоту Павел помнил очень плохо, так как тогда довел себя практически до полной потери рассудка. Очнуться ему удалось лишь тогда, когда от пойманного в лесу оленя остались только рога да копыта. С тех пор Паша старался плотно кушать перед превращениями.

Вспомнилась деревня, наполненная вражескими воинами. Туда и направился Паша. Нет, он не собирался поедать защитников, все-таки он сам был человеком, и есть себе подобных ему не хотелось. А вот напугать защитников аванпоста, а заодно украсть у крестьян корову или лошадь Паша был не прочь.

Подлететь незамеченным не удалось, кто-то из воинов, очевидно, разглядывал небеса, любуясь выглянувшим солнцем.

– Змий! – завопил он, размахивая руками.

Но Паша был уже слишком близко, чтобы защитники деревни успели приготовиться к бою со столь неожиданным соперником. Приземлившись прямо на вопящего воина, который от страха замер на месте, Паша тут же устремился к собравшимся в кучку остальным защитникам. Они пытались спрятаться за телегой, оставшейся прямо на дороге, но их решение было весьма глупым. Сильно толкнув телегу, Паша просто разбросал ею прятавшихся за ней людей. Хвостом он сшиб еще двоих, спешивших на помощь. Остальные вступать в бой не решились, спрятавшись в домах. Деревня вмиг опустела. Паша схватил зубами замешкавшуюся лошадь, взял разбег, и улетел, пока защитники не опомнились, и не попытались отразить его нападение. Это был его первый боевой опыт.

«А теперь пора в лагерь»: закончив с лошадью, подумал Павел. Издав дикий рык, он мощным движением лап поднял себя в воздух.


***

«Широкое поле»: осматриваясь, подумал Паша. С его позиции раскрывался поистине впечатляющий вид. Длинными змеями расположились оба войска друг против друга. Эти змеи постоянно рябили, переливаясь отблесками доспехов, цветными знаменами и едва различимым блеском глаз.

Князь действительно собрал большую кавалерию, разделив ее на две части, по флангам. В центре он расположил пехоту, в основном вооруженную копьями и длинными, каплевидными щитами. Были у него и лучники, но их количество было незначительными. Рассмотреть его войско лучше Паша не мог, волхв оставилего в арьергарде, велев вступать в бой только в качестве дракона и только по особой команде.

Сам же Велимудр был непосредственно возле подконтрольных ему боевых порядков. В центр волхв определил пехотный полк, собранный тысячником Ярославом, за их спинами расположились лучники. В левый фланг были поставлены варяги, в правом фланге расположились гномы, под прикрытием эльфов. Кавалерия стояла чуть поодаль, около варягов, очевидно, именно левый фланг планировал прорывать волхв, поставив там кровожадных викингов и ударную конницу.

На стороне Киева сражались не только жители окрестных земель. Волхв долго удивлялся, откуда греки смогли найти у себя лишний полк пехоты, да еще и прислать его сюда. Ведь совсем недавно они просили у Владимира помощи, чтобы погасить восстания в собственных землях. Однако удивляться было бесполезно, нужно было действовать.

«Наша сила в наших жрецах, они наполнят силой руки наших воинов. Наша сила, в наших колдунах, они обрушат огонь на головы врагов. Нет более у Князя сторонников среди волхвов, ибо крестился он, и земли свои крестить хочет. А греческие священники слабы, Яхве забирает их силу себе, жадный он. Лишь самые могущественные его прислужники могут что-то противопоставить нашим колдунам. Но таковых, я думаю, сюда греки прислать не успели. А потому, лишь порождения Яхве способны дать нам отпор. Демоны, подобные тому, что мы видели еще в моем доме, Павел. С ними-то и должен будешь бороться ты. Теперь, когда в тебе сила камней. А мы тебе поможем»: Паша вспоминал последние наставления волхва. Потерев руки, Паша скинул с себя плащ, снял перевязь меча. Руки исходились мелкой дрожью, с ними дрожью занялось и все тело, Пашу буквально колотило, будто от дикого холода. Но ему не было холодно, ему даже не было страшно. Казалось, он знал, что ему предстоит, но он не был готов. Волна возбуждения накатила на него. Он обернулся, опасаясь, что за ним кто-то наблюдает, что кто-то заметит предательскую дрожь.

Ясмина стояла рядом, практически у него за спиной:

– Ты совсем не готов, – мягко прошептала она.

– Да, наверно, так, – Паша взял ее за руки, – Но ты ведь поможешь мне?

Ясмина ничего не ответила, лишь прижалась к нему, положив голову на плечо. За их спинами раздался протяжный вой сигнального рога, войска князя двинулись в наступление. Паша не захотел повернуться, будто ему было безразлично то, что происходит позади него. Он закрыл глаза, и, обняв свою девушку, уткнулся в ее волосы, от которых всегда пахло еловыми ветвями. Ему вспомнилось детство. В лесу около родной деревушки было немало елок. Паша всегда любил забраться под раскидистые еловые лапы и прятаться там от отца, когда они вместе ходили в лес за грибами или ягодами. Там, под деревом, пахло так же.

Именно через тот лес Паша пытался пробраться, когда впервые попал сюда. Когда его жизнь изменилась в корне, перестала быть простой и понятной. Вряд ли тогда он перестал быть маленьким винтиком огромного механизма, но он стал совсем другим винтиком. И он все еще не знал, каким именно. Не знал, может ли он действительно повлиять на исход битвы, может ли он остановить бога.

За спиной раздался шум столкнувшихся армий, лязг оружия, топот копыт и рев идущих в бой людей. Паша чуть дернулся, будто это он сейчас принял на щит вражеское копье, будто его грудь пробило стрелой, будто это его лошадь рухнула под ним. Ясмина крепче прижалась к Павлу, и он почувствовал – эти объятья могут стать последними. Ему хотелось растянуть эти моменты, он и сам не понял, когда успел так полюбить эту рыжую ведьму, которую несколько месяцев назад был готов убить.

Тем временем битва продолжала разворачиваться. Два войска уже схлестнулись, не особенно уделяя внимания тонким тактическим маневрам. Паша не удержался, и все-таки повернулся, чтобы видеть ход сражения.

Киевская конница безуспешно пыталась расстроить боевые порядки гномов. Конечно, коренастые защитники гор несли потери, но каждый павший гном дорого стоил коннице. Эльфам было удобно расстреливать нападающих практически в упор, так как невысокие гномы не мешали полету стрел, что позволяло стрелять прямой наводкой, а не навесом. Такие стрелы легко пробивали кольчуги кавалеристов, сея смерть и панику в их рядах. Однако воины были хорошо обучены, а потому смогли быстро ретироваться, не позволяя гномам крепко связать их боем.

На левом фланге наступали войска волхва. С диким ревом варяги врезались в стену копий и щитов, будто их совсем не устрашали жалящие навершия на длинных древках. Паша не мог видеть, сколько воинов приняло единовременную смерть, после первого выпада греческих копейщиков, но видел, что варяги не остановились, не испугались раненых товарищей и быстро преодолели последние метры, разделяющие их с врагом.

Центральные полки сражались с меньшим энтузиазмом, сходясь лишь на короткий срок, будто испытывая друг друга. Кроме обычных бойцов, казалось, никто не сражался. Не было льющегося с небес огня, молний или прочего проявления колдовства. Но Паша ощущал его вокруг, казалось, творимую здесь волшбу можно было даже потрогать. Маги боролись, но борьба их была незрима, по крайней мере, в тот момент.

Паша переводил свой взгляд с одного полка на другой, пытаясь понять, кто же одерживает верх. Но, как ему казалось, битва была равной, и вряд ли ее исход решат простые мечи.

Наконец битва магов принесла свои первые плоды. Очевидно, у киевского войска действительно было меньше магической мощи, так как именно на их головы посыпались огненные шары. Они не нанесли ужасного урона, вряд ли загорелось более сотни человек. Скорее, никто и не планировал сжечь все вражеское войско разом, а вот напугать и посеять панику магам удалось. Греческие копейщики дрогнули, левый фланг киевского войска стал прогибаться под напором варягов. Туда же направилась и немногочисленная конница Ярослава, чтобы довершить начатое.

Потеря контроля над своим правым флангом для киевского войска могла стать фатальной, ведь тогда появится возможность окружения. На помощь греческому полку была брошена конница. Она должна была врезаться в нападающих варягов, вынудив их прекратить наступление, а то и вовсе повергнуть в бегство. Оказалось, волхв ожидал этого, и собственную конницу отправил не атаковать вместе с викингами, а связать боем конницу врага. «Самоотверженно»: подумал Павел, понимая, что малый конный полк не сможет долго удерживать тяжелую конницу киевлян.

Однако, произошло все совсем не так, как думал Павел. Пожалуй, подобного не ожидал никто. Конница Ярослава смогла отвлечь часть кавалерии князя, однако другая часть, проявляя чудеса маневренности и дисциплины, смогла направиться прямо в спину варягам. Но те проявили куда большие чудеса маневренности. Неведомым образом строй викингов развернулся и приготовился встретить конных воинов, при этом они не прекращали атаковать греков, чтобы не дать тем восстановить боевые порядки. Даже отсюда Паша понимал – каждый викинг сейчас стоит пяти бойцов, и вряд ли это возможно без помощи магии.

Киевская конница не ожидала такого перестроения, тем более они не ожидали, что вооруженные топорами викинги вдруг поднимут копья греков, и встретят конных по всем правилам боя с пехоты с кавалерией. Однако пути назад у них не было, чудеса закончились. На полном скаку кони нанизывали свои груди на копья. Те, что желали остановиться, оглашали все поле многоголосым ржанием, тонущем затем в топоте копыт и лязге металла. Задние ряды кавалеристов давили на передние, образовалась давка. В этой общей куче варяги мерно вырезали кавалеристов, не имеющих возможности быстро отступить. Конный полк княжеских сил был сломлен. Нет, вряд ли мертвыми упала и треть, но к бою это формирование будет пригодно еще не скоро. Разрозненными отрядами кавалеристы убегали от обезумевших варягов. Однако конный полк Ярослава тоже понес тяжелые потери и вынужден был отступить.

В целом, этот подвиг варягов слегка склонил чашу весов победы в сторону сил волхва. Пятящиеся назад греки грозили вот-вот кинуться в бегство, полностью обнажив правый фланг княжеского войска. Конница только начинала собираться воедино, приводя себя в порядок после бегства. Если у князя был резерв, то бросать его в бой нужно было сейчас. И он бросил.

Из-за спин греков донесся многоголосый яростный вопль. Даже один этот крик мог бы остановить любую армию, даже такую свирепую, как армия викингов под чарами. Но те не остановились, как оказалось, зря. Проносясь через ряды греков, к викингам двигались три огромных чудища. Их тела были покрыты шерстью и костяными наростами и даже шипами. Двое из них передвигались на четырех лапах, третье же было прямоходящим. Оружия они с собой не имели, но его с успехом заменяли огромные лапы и когти. Каждое из чудищ было едва ли не в два с половиной раза выше любого из людей, и сражаться с ними было бы очень трудно.

Видавшие виды викинги попятились, пытаясь организоваться для обороны. Чудовища вклинились в ряды северян, разбрасывая тела. Конечно, чтобы истребить несколько тысяч человек такого количества чудищ было бы маловато, но уничтожать всех и не требовалось. Напуганные северяне пытались убегать от нежданного врага, но в общей свалке это было бы просто невозможно. Княжеское войско получило достаточно времени, чтобы организоваться и перебросить подкрепления с другого фланга.

«Пора»: подумал Паша, видя особый сигнал волхва. Он быстро повернулся к Ясмине, поцеловав и крепко обняв ее, он коротко попросил:

– Отойди, мне пора.

Ясмина ничего не сказала, быстро отходя. В ее глазах мелькнули слезы, но Паша старался не думать о них, они еще не проиграли боя.

Пока Павел концентрировался на превращении, магам удалось сразить одно из чудищ ударом молнии. Второе чудище издохло само от полученных ран, викинги не отдавали свои жизни бесплатно, и каждый разорванный воин пронзал врага мечом, все они хотели попасть в Вальхаллу.

Расправив крылья, Паша быстро спланировал над викингами. Те, видя дракона, воспряли духом, встречая того приветственными криками. Паша устремился к последнему, прямоходящему, чудовищу. Казалось, монстр еще не заметил летучего ящера, так он был увлечен истреблением северян.

Когда Паша, явно превосходящий и физической силой и размерами, схватил монстра, крепко сжав его в лапах, ему показалось, что демон даже издал некое подобие удивленного возгласа. Еще более удивленным его возглас звучал в тот момент, когда Паша бросил его на землю с высоты птичьего полета. Каким бы мощным не был демон, этого падения он не пережил.

Теперь уже греческий полк, едва оправившийся от понесенных потерь, был подвержен атаке чудовища. Пусть и одного, но явно более страшного. К тому же северяне быстро собрали волю в кулак и устремились в новую атаку. Однако долго разрывать людей на части Павлу не удалось.

Едва забытый сон, виденный им еще во время первого его путешествия, начал сбываться в полной мере. Только сейчас Паша вспомнил, как именно достался ему утерянный осколок, метающий молнии и что именно он видел прежде, чем этот осколок вонзился в его ладонь. Небо быстро темнело, откуда-то набежали тучи, но дождя они не принесли, лишь скрыли то, что происходило на небесах.

Паша оставил греческий полк в покое, понимая, что северяне могут справиться сами. Ему же надлежит быть там, за тучами. Быстро набрав высоту, Паша нырнул в темные, прохладные облака. Вынырнув оттуда, он не сразу понял, где враги, и кого ему атаковать.

Непонятных летучих существ было полно с обеих сторон, благо, они еще только готовились к поединку, собираясь в две огромные кучи. Заметив ту самую загадочную троицу, Паша быстро устремился в их сторону, стараясь занять выгодную для себя позицию и не оказаться меж двух огней.

Реальность несколько отличалась ото сна. Троица не метала огня и молний на землю, да и выглядели они куда прозаичнее, нежели во сне. Не было того сияния и великолепия в их облике. Впрочем, выглядели они все же достаточно устрашающе, к тому же Паша нутром чувствовал их силу. На их стороне выступали воины, восседающие на крылатых тварях, которым Паша не подобрал названия. Сами воины мало чем были отличны от обыкновенных людей, а твари походили на птеродактилей. Были тут и гарпии, и горгульи, и прочие птицеподобные существа. Паше было трудно рассмотреть их всех, слишком напряженной была ситуация.

Войско напротив было не таким разномастным. Двурукие крылатые воины, покрытые чешуей и перьями, с ними заодно и совсем не походящие на людей существа. Эти имели в основном перепончатые крылья и гладкую кожу различных расцветок. Встречались среди них и вооруженные чем-то кроме собственных конечностей и зубов, но такие индивиды были крайне редки.

Павлу показалось, будто две армии застыли в некой нерешительности и чего-то ждали. В какой-то момент Паша даже решил, что ждут они именно его. Ждут, какую из сторон он примет, будто у него есть выбор. «А ведь есть, собственно»: подумал Павел, но свой выбор он уже сделал, и менять его теперь он не захотел. Едва он пересек незримую черту, точно обозначив выбранную им сторону, армии двинулись друг к другу.

Сражаться с пешими людьми было не намного сложнее, чем с летучими воинами. По крайней мере, с той их частью, с которой встретился Павел. Летали они весьма неуклюже, рывками. Их крылья и вес тел явно не позволяли им совершать грациозных пируэтов, тем более набирать большую скорость, а потому, для набравшего скорость Павла, каждый из них казался и вовсе неподвижным.

Никакой магией эти воины не обладали, или не спешили ее использовать. Паша вспомнил первого встреченного им демона. Тот был на порядок сильнее и могущественнее. А значит, таких порождений в подчинении у врага было не много, иначе бы они уже давно обозначили свое присутствие.

Впрочем, Павел не расслаблялся, понимая, что врагов много, а он один. И какой-нибудь из них наверняка сумеет подрубить крыло ящера, если тот не будет внимателен и собран. В какой-то момент Паша понял, что летучие демоны просто бегут от него. «Значит, они умеют бояться»: пронеслось в его голове, когда он настиг очередную жертву. Благодаря Пашиной помощи, войско троицы стало стремительно набирать перевес, уничтожая врага. Паша имел большое преимущество в скорости полета, а потому мог быстро перемещаться от фланга к флангу, помогая союзным силам обращать противника в бегство, либо же просто расстраивая его боевые порядки. Впрочем, боевой порядок если и соблюдался, то самый примитивный, союзники просто старались держаться ближе друг к другу, насколько это было возможно в условиях полета.

Больше Павла удивляло то, что кроме присутствия в образе трех всадников, боги ничем не помогали своим подопечным. Ни захудалой молнии, ни огня, ничего. Они просто зависли в воздухе позади устремившегося вперед войска, и наблюдали оттуда, как их армия сокрушает противника. «Наверно, они считают, что мы и без них справимся. Кстати, а куда падают тела?»: вдруг Паша понял, что наземные армии, должно быть, давно были засыпаны телами умерших в небе бойцов. Побороть свое любопытство ему не удалось, он нырнул в тучи.

Две армии по-прежнему сражались не уступая друг другу. Киевский князь бросил на помощь греческому полку малый пехотный полк из резерва, одновременно с этим пытаясь прорвать фланг, который обороняли гномы. Центральные полки намертво склеились в жестокой схватке. Отдельные их отряды ворвались во вражеский строй так глубоко, что обозначить линию фронта практически не представлялось возможным.

Падающих с небес тел Павел так и не увидел, зато видел короткие сполохи огня в тучах. «Они сгорают прямо там? Я же дважды пролетел там и не сгорел…»: глядя в тучи, Павел пытался понять суть заклятья, охраняющего землю от последствий небесной битвы. Однако не только этот факт удивлял Павла. Еще большее удивление у него вызывало то, что место небесной битвы никак не сместилось, и сражение по-прежнему происходило ровно над тем полем, где сошлись армии людей, эльфов и гномов. Такие метаморфозы пространства несколько настораживали Павла, ведь понять природу их действия он не имел возможности. Пришлось списать все на богов, которые наверняка не впервые проделывают подобные фокусы.

Решив, что небесные союзники пока что не нуждаются в его помощи, Паша решил помочь силам наземным. Его целью стала Киевская кавалерия, которая вновь устремилась на изрядно поредевший строй гномов. Этот удар кавалеристов имел все шансы прорвать оборону и разметать защитников левого фланга. А ведь у волхва не было резерва, кроме сотни молодых воинов, что уносили с поля раненых.

На этот раз Паша решил дать волю своей колдовской силе, которой в теле дракона было гораздо больше, нежели в теле людском. Мощным потоком пламени Павел поджог переднюю линию набравших разбег кавалеристов. Горящие воины падали на землю, о них ломали ноги следующие за ними скакуны. В кавалерийском полку началась паника, атака была остановлена, задние ряды поспешно тормозили коней, стараясь не давить на идущих впереди товарищей. Паша не уничтожил и сотни воинов, но дал время гномам – кавалеристы еще не скоро соберутся в новую атаку.

Убедившись, что в его помощи нет острой необходимости, и в целом войска волхва снова начинают одерживать верх, Паша вновь нырнул за тучи. Здесь не изменилось ничего, его союзники по-прежнему теснили врага, уничтожив около половины от первоначального количества. Всего в небе собралось не более тысячи воинов, а потому сражение здесь шло куда быстрее, и его финал не заставил бы себя ждать, если бы не внезапная помощь почти сраженному войску.

Откуда-то из-за спин отступающих стремительно вырвался небольшой сгусток мрака. Паша сразу же узнал его, он выглядел точь-в-точь так же, как и виденный им во сне. Пролетая над головами своих подопечных, он оставлял за собой тонкий след маслянисто-черного дыма, который никак не желал развеяться. Увидев его, троица всколыхнулась, их орудия засияли пламенем и электрическими разрядами, они готовились к битве.

Сгусток так и не тронул войска, направляясь прямо к его главарям. Паша вдруг понял, что практически застыл на месте, как и в своем сне, лишь созерцая происходящее. «Если я буду просто смотреть, то сон станет вещим»: пронеслось у него в голове. Не до конца понимая, что он собирается делать и нужно ли это вообще, Павел бросился наперерез нежданному врагу. На ходу он мысленно читал заклинание, собираясь атаковать противника чистой энергией, силой собственной сущности, без форм и воплощений.

Если бы эта атака имело хоть какое-то отображение, случайный зритель мог бы увидеть рябящий, постоянно меняющий форму, сгусток, который сорвался с лап дракона и направился к летящему комку мрака. Получив Пашино послание, враг чуть дернулся и остановился. Нельзя было понять, был ли ему нанесен серьезный ущерб или же он просто заинтересовался летучим ящером, но теперь целью сгустка стал Павел.

«Вот это поворот!»: Паша наконец осознал, что его действия были не совсем осмысленными и теперь за это придется платить. Куда-либо бежать было бессмысленно, Паша просто приготовил защитное заклятье, и плавно парил в небесах. Не долетев какой-то десяток метров, сгусток остановился, зависнув в воздухе. Затем он задрожал и стал разрастаться в размерах, меняя очертания. Уже через несколько секунд Паша лицезрел перед собой темный силуэт, укутанный в плащ, сотканный из легкой черной дымки и, казалось, самой тьмы. Лица его не было видно, оно скрывалось под глубоким капюшоном, зато был виден увесистый, и, очевидно, очень острый меч, который существо держало в левой руке.

– Ты зашел слишком далеко! – раздалось у Павла в голове.

Он сам не понял, слышал ли кто-то еще эти слова, а возможности спросить это у него уже не осталось. Он почувствовал резкую боль в области груди, будто кто-то схватил его сердце. Боль утихла так же быстро, как появилась, но вместе с ней пропала и возможность двигаться. Он все еще парил в небесах, судорожно дергая крыльями, но больше он их не чувствовал. Последнее, что он успел увидеть, прежде чем его крылья безвольно сомкнулись, это последний фрагмент своего сна. Силуэт вновь превратился в сгусток мрака, чтобы устремиться к троице. Затем он вновь принял облик в виде укутанного в плащ воина. Короткий взмах меча, принятый на копье и яркий, слепящий глаза, взрыв. Но звуков уже не было, Паша падал вниз бессознательным, запечатлев на сетчатке синее небо, озаренное яркой вспышкой.

***

Паша оказался в месте, абсолютно лишенном света. Вокруг него не было ничего, что он мог бы осязать, не было ничего, что он мог бы увидеть. Только пространство, границы которого Паша просто не мог ощутить.

– Не умирай, – донеслось откуда-то из глубин окружающей его пустоты.

Паша узнал этот голос, это был голос его возлюбленной – Ясмины. Ему хотелось ответить, что он не мертв, но он и сам был не уверен в этом. Более того, он не мог ответить. Время тянулось загадочной лентой. Паша не мог определить, сколько он ждал новой фразы. Ему казалось, что прошла всего секунда, но в то же время эта секунда была мучительно долгой, будто прошли годы, десятки тысячелетий, а может быть, и вечность.

– Ты зашел слишком далеко. Но мне это нравится, – с Павлом вновь заговорили, – Я дарую тебе новый шанс. Знай, тебя спас я, а не кто-то другой.

Паша не мог видеть говорящего, к тому же он не мог точно определить тембр голоса. Казалось, что он плавно переходил от обволакивающего баритона до режущего, чуть хрипловатого, фальцета.

– И ты бы не оказался здесь, если бы я этого не позволил. Ты мой раб, на тебе мое слово. И теперь ты увидишь, как вся история тех, за кого ты сражался, будет предана забвению. История этого народа начнется с моего пришествия. Ты увидишь, как будут поруганы те идеалы, что ты пытался защитить, как они будут заменены новыми. Ты узришь, что есть Бог.

Короткая вспышка света ослепила Пашу, он будто нырнул в него. В ушах шумело, Паша не сразу понял, что это не шум его крови, а шум волн, бьющихся о борта судна. Открыть глаза не удавалось, веки склеились и никто не удосужился их протирать. Справившись с этой задачей, Паша хотел позвать кого-нибудь, но у него вышло лишь что-то прохрипеть.

– Проснулся? – голос, наполненный старческой хрипотцой, полностью вернул Павла в реальность.

Рядом был волхв, а значит, все не так уж и плохо. По крайней мере, Павел очень хотел надеяться на это.

– Где мы? – спросил он, едва его язык начал повиноваться ему.

– На ладье, – коротко ответил волхв.

– И куда мы плывем? – Паша хотел задать совсем другие вопросы, но отчего-то не решался.

– Мы плывем подальше от материка, в поисках убежища, – задумчиво проговорил волхв.

– Мы проиграли? – Паша, казалось, знал ответ, но вопрос все же сорвался с его губ.

– Да, мы проиграли.

– Почему? – Паша вопросительно глянул на старца.

– А разве ты сам не знаешь ответа? – старик отчего-то нахмурил брови, – Мы проиграли, потому что ты шел в бой с вопросом, а не ответом. Потому что ты не захотел победить.

– Что? О чем ты вообще говоришь? – Паша не на шутку возмутился, ему порядком надоели подобного рода обвинения и загадки.

– Что ты защищал? Скажи мне, ради чего ты сражался? Кого ты хотел победить? Ты сражался лишь потому, что оказался на поле битвы. Потому что я привел тебя туда. И пусть в этом есть доля и моей вины, но сражаться должен был ты. Тебе дали столько сил и возможностей, сколько не было еще ни у одного смертного. Ты в одиночку ударил бога. И знаешь, почему твой удар был пустым? Потому что ты сам не знал, зачем тебе его бить.

– Ты задаешь мне эти вопросы и отвечаешь на них за меня. Так какой смысл мне говорить с тобой? – вновь возмутился Павел, – Ты сам знал, почему я иду за тобой, я сотни раз говорил тебе это. И теперь ты хочешь обвинить меня в том, что я не защитил Твоих богов. Да, я не был рожден здесь, а потому и не могу всецело отдаться этой войне. Но ты об этом знал, и раз уж ты возлагал на меня надежды, то это твоя глупость, а не моя.

Паша почувствовал невероятный прилив сил, и мигом поднялся с кровати:

– А теперь, я не вижу смысла искать виноватых. Я сделал ровно столько, сколько мог. Быть может, это твои боги слишком слабы, чтобы защитить эти земли?

– Ты ничего не понял. Каждый бог силен одинаково, и каждому из них позволено одинаковое количество вещей. Их сила в том, как будут они использовать свои возможности. Да, мои боги ныне свергнуты, а я остался без покровителя. И сколько бы молитв и жертв я не сделал теперь, мое могущество не станет прежним. Но если бы ты до этой поры принес бы хоть одну жертву моим богам, на стороне которых ты сражался, исход битвы был бы совсем иным. Вот о чем я тебе говорю.

– Почему же раньше ты мне этого не сказал. Перед битвой, а не после, когда мы побежденные качаемся в посудине, плывя неизвестно куда?

– Потому что ты должен был сам постигнуть это. Сам прийти к богам. Лишь такая молитва имела бы истинную силу. Сила Яхве кроется в его последователях. Они истово верят и устраивают в его честь широкие празднества, терпят великие лишения в его честь, вынуждая себя голодать. Они чтут многие правила, которые вовсе не нужны им как людям, но нужны как рабам Яхве. Вот в чем его сила.

– Значит, он сильнее, – Паша пожал плечами, вдруг абсолютно потеряв интерес к спору, – И значит, я слабее. Если тебе приятно винить во всем меня, то я не против. Я ничего не обещал.

Все это время Павел облачался в свои доспехи. Прикрепив на поясе перевязь с мечом, Паша наконец осмотрел комнату, в которой они находились. Назвать помещение комнатой было трудно, так как очнулся Паша в палатке, возведенной, видимо, прямо на палубе судна. Хмыкнув себе под нос, Паша вновь повернулся к молчащему волхву:

– Где Ясмина?

На лице волхва не дрогнул ни один мускул, будто он и не услышал этого вопроса, будучи погруженным в свои мысли. Паша даже хотел повторить вопрос, опасаясь, что волхв действительно не слышал его, но старик заговорил:

– Она отдала себя ему. Взамен тебя. Когда ты умирающим упал на землю, рядом не было никого, кто мог бы помочь тебе. Была только она. Я не знаю, как ей удалось это, я не знаю, как она молилась ему. Но в одном я уверен точно, ее душа отправилась ему вместо твоей. Он любит самопожертвование.

Паша не нашел слов. Он не стал кричать и рвать на себе волосы. Он не нашел в себе сил даже на слезы. Его душа опустела в один миг, будто кто-то огромной метлой вымел оттуда все, что еще теплилось там. Не чувствуя ничего, он просто сел на лежак. Он понимал, что ему должно быть больно, что ему должно быть грустно. Но сейчас он не чувствовал даже удивления от того, что никаких чувств в нем не было. Все, что удалось выжать из себя, это глухие отголоски разочарования, которое тут же сменилось кротким смирением и безразличием. Паша не знал, сколько продлится подобное, и что именно вычерпало из него все людское, но он больше не чувствовал себя человеком. Будто весть о смерти любимой была той самой последней каплей, которая переполнила чашу. Ту чашу, которую был способен вместить в себя человек. Теперь же, когда она была переполнена, у Павла была два пути – сломаться, утонуть в хлынувшем потоке сожалений или же перестать быть человеком и вместить в себя больше.

Паша понял, почему волхв винит Павла, но при этом в его голосе не слышно сожалений. Да, Паша не проделал и сотой доли жизненного пути волхва. Паша не увидел и не претерпел и крупицы из того, что выпало на долю Велимудра. Но он достиг иного уровня быстрее, чем можно было ожидать, и стал понимать волхва.

– Где та земля, на которой мы будем искать убежище? Есть ли за нами погоня? Расскажи мне, как обстоят наши дела, чтобы я мог помочь нам, – Паша расправил плечи, и взглянул на волхва.

– Варяги говорят, будто есть в море один остров, к которому подплывет не каждый моряк. Населен он диковинными существами, полностью покрытыми шерстью, но имеющими свой язык. Туда мы и плывем. Погони за нами нет, войска князя понесли большие потери. Впрочем, и наших выжило не так много. У нас всего семь десятков ладей, на которых расположились все, кому удалось вырваться. Гномы, эльфы, люди, колдуны и жрецы павших богов. Всего две с малым тысячи душ, да поклажа.

– Как долго я был без сознания? – спросил Паша.

– Три недели.

– Значит, мы уже далеко отплыли?

– Да, но не потому, что прошло много времени, а потому что жрецы раздувают наши паруса. Сейчас мы уже в море и не далек тот день, когда мы сойдем на берег. Что будет дальше, не знаю даже я. Я не знаю, как мы спрячемся от Яхве.

– Ясно, – Паша встал с места, – Мне нужно подышать воздухом.

С этими словами он вышел из палатки, окунувшись в прохладный, морской ветер. В лицо брызнула соленая, морская пыль. Пашины глаза заслезились, они слишком отвыкли от света. На миг ему показалось, что эти слезы вовсе не от солнечного света. Но ему лишь показалось. Небрежно вытерев лицо тыльной стороной ладони, он окинул взглядом команду своего судна. Около тридцати усталых воинов, многие просто сидели на палубе, изредка переговариваясь. Другие же занимались управлением судна, крутили в руках канаты, что-то возбужденно кричали друг другу. Но их лица выражали печаль, это были воины, но побежденные воины.

Увидев Павла, многие приветливо улыбались ему, в отличие от волхва, никто из них не винил его в поражении. Не чувствовал своей вины и сам Павел, а потому ему было легко улыбнуться в ответ и поднять руку в приветственном жесте. С ним на судне плыл и Ратко, от которого Паша смог узнать подробности финала битвы.

Через несколько мгновений после того, как Павел в обличье дракона упал с небес, тучи пропустили через себя ослепительную вспышку, следом за которой последовали раскаты грома. Никто из людей не знал, что творилось там за тучами, им оставалось лишь догадываться.

Следом за громом пошел дождь, настоящий весенний ливень. Он щедро орошал землю, разбавляя пролитую воинами кровь, смывая грязь и пот с их лиц. Но битва продолжалась, воины месили грязь своими сапогами и, невзирая на усталость, вновь и вновь поднимали свои мечи и щиты. Однако ход сражения переломился в пользу княжеских сил. Его воины будто воспрянули духом, будто этот дождь дал им новые силы. Первыми их натиску поддались центральный полк и изрядно поредевший фланг варягов. Войско растягивалось и изгибалось, гномам пришлось отступать, чтобы не оказаться в окружении. Однако вскоре отступать стало некуда, за спинами войска стоял их обоз с раненными, с провизией и прочей поклажей. Войско волхва было сломлено, силы покидали воинов. Многие тогда пытались взывать к богам, но боги не слышали, или же отвернулись. Ничем не могли помочь и маги, безвольно разводя руками, они седлали лошадей и готовились бежать. Поражение было не за горами.

Волхв велел трубить отступление, стараясь сохранить как можно больше сил, но натиск врага не позволял отступать организованно. Лишь некоторые отряды смогли уйти с поля, поддерживая дисциплину и боевую готовность. Большая же часть войска просто позорно бежала, бросая оружие, бросая товарищей. Воцарилась паника, кого-то настигали и убивали, но в целом бегущего врага не особо преследовали. Княжеские отряды лишь концентрировались на тех участках, где еще встречали сопротивление. Одним из таких стал полк гномов, до последнего державший оборону. Именно поэтому среди выживших меньше всего осталось гномов. В том бою умер и их вождь, однажды спасенный Павлом Смарагд. Теперь выжившей сотней гномов командовал Кервин. Они несколько отделились от основного флота, так как собирались дождаться своих собратьев, которые покидали Каллинд. Теперь храмовники получат достойные подкрепления и уничтожат гномов, если те не бегут вместе с остальными. Та же участь ждала и эльфов, но Мигэль заранее побеспокоился о своем народе. Суда эльфов присоединились к основному флоту еще в одном из варяжских речных портов.

Впрочем, далеко не все хотели бежать вместе с побежденными на какой-то неведомый остров, и вовсе не считали их поражение концом войны. Ведь крестился только Киев, пусть с ним будут крещены и прочие русские земли. Но варяги не собирались принимать нового божества, хоть и к ним ходили проповедники, порой из самого Рима.

Таким образом, не все воины из числа побежденных сейчас плыли на судах, многие покинули ряды армии еще в землях варягов. Впрочем, не только люди были против подобного переселения. Клан Белого Камня раскололся на две части, кто-то откликнулся на призыв Кервина, другие же возжелали защищать Каллинд.

Около двадцати дней Паша терпел мерное покачивание ладьи, скрип канатов, шум парусов и волн, бьющихся о борта. Он уже стал привычен к морской жизни, скудному рациону и шумной компании моряков, которые, казалось, начинали забывать горечь поражения, открывая свое сердце новым свершениям. Этим людям предстояло построить новую страну, понимая это, они старались собраться с силами, собраться для новой жизни в незнакомых землях.

В один из вереницы однообразных дней над флотом, наконец, пронеслось раскатистое:

– Земля! – кричали впередсмотрящие.

– Земля, – эхом раздавалось из десятков уст.

Вот и Паша, вперив свой взгляд вдаль, наконец-то увидел пока еще неясный клочок земли, возвышающийся над морской гладью. «Земля надежды»: подумал он, и, повернувшись к волхву, спросил у него:

– Как называется этот остров?

– У него много имен, столько же, сколько и легенд о нем. Но все они пусты, – ответил волхв, – Мы назовем его А́нод.

– А́нод? – удивленно переспросил Павел.

– Да.

– Что ж, пусть будет Анод, – согласился Павел, рассматривая едва различимый кусок земли.


Глава 8.


Анод встретил гостей промозглым ветром и сыростью. Сотни сапог взрыхляли сырой песок, сотни рук тянули канаты, бросали на землю мешки, сотни голосов оповещали остров о своем прибытии. Высадке никто не мешал, если остров и был обитаем, то никто из его обитателей не спешил знакомиться с гостями. И даже чайки кричали где-то вдали, не приближаясь к месту высадки.

К вечеру недалеко от берега был обустроен лагерь и назначена охрана, а в командном шатре собрался совет объединенной армии. Теперь, когда битва была проиграна, армия, разделившись на пять основных группировок, уже не подчинялась одному лишь волхву. Велимудр имел в подчинении семь сотен человек, из них сотня конных и две сотни пеших воинов, управлять ими помогал тысячник Ярослав. Остальные четыре сотни – женщины, дети и подростки. Ярл Гуннульв так же решился на переселение и смог собрать две сотни доблестных воинов с их семьями, всего северян было пять сотен.

Кервин, новый вождь гномов, смог взять с собой четыре сотни гномов, из которых полторы сотни были мужчинами, способными держать щит и копье. Мигэль сохранил лишь три сотни эльфов. И без того малочисленная северная ветвь раскололась на несколько частей. Мигэль смог взять с собой сотню воинов и две сотни женщин и детей.

Так же к переселенцам присоединились жрецы, пришедшие с западных земель. Всего они привели две сотни человек, из них два десятка опытных колдунов и пять десятков гвардейцев, вооруженных мечами и копьями. Управлял ими маг Анкус, старейший и, вероятно, опытнейший из них.

Таким образом, на остров высадилось чуть более двух тысяч переселенцев, большая часть из которых не была воинами или колдунами. Однако новую страну не построить одними лишь мечами и воинами, воинам нужен дом, чтобы защищать его, и кто-то в этом доме должен хранить очаг.

В лагере тихо потрескивали костры, изредка в свете луны появлялись дозорные, а совет все еще заседал в своем шатре.

– Разделяться сейчас нам нельзя, никто не знает, кем заселен этот остров и какими силами они владеют, – рассуждал Анкус, прекрасно владеющим не только латынью, но и греческим, русским и языком северян, – К тому же никто из нас не знает этого острова.

– Здесь бывали мои предки, – говорил ярл Гуннульв, – Тогда они встречали здесь полулюдей-полумедведей. Но жили они в горах, а горы в северной части острова. Мы же высадились в южной, а значит, скорая встреча с ними нам не грозит. Конечно, если с тех времен зверолюди не решили расширить границы своих владений.

– Разведчики придут лишь к утру, – волхв как всегда теребил бороду, – Если они найдут реку, нам нужно будет идти к ней и основывать там свое первое поселение. Если мы не встретим тут врага, то каждый будет волен покинуть отряд и основать собственное поселение.

– И как же потом нам делить остров? – вдруг спросил Кервин, – Даже если он необитаем? Сколько земли нужно людям, сколько эльфам и сколько гномам?

– Я не думаю, что есть причины искать ссоры сейчас, – ответил волхв, – Мы не враги, не на этом острове. Каждому народу будет выделено столько земли, сколько ему будет нужно.

– Для начала, эти земли нужно занять, – заметил Мигэль.

В конечном итоге все сошлись на том, что завтра же большой отряд выдвинется на север в поисках удобного места для постройки города, остальные же останутся тут, охранять имущество, женщин и детей. Когда совет разошелся по своим палаткам, было далеко за полночь.

Паша брел меж гаснущих костров в поисках своей палатки, как-то позабыв о том, что он ее не ставил. И не было Ясмины, которая могла бы позаботиться об этом. Волхв же решил более не опекать Павла, постоянно пристраивая его в своем жилище, он был занят другими делами, ему было не до не оправдавшего надежд ученика. Впрочем, другие относились к Павлу с почетом, он был членом совета, хоть под его началом и не было воинов. Но вот палатку для дракона никто так и не поставил.

Спать как-то не хотелось, Павел выспался еще на корабле. В последнее время его все чаще распирала неистовая сила, о природе которой он мог лишь догадываться. Когда это случалось, он старался избавиться от излишков, раздувая паруса ладей. Но сегодня ему было некуда выплеснуть энергию, а держать ее в себе не было сил.

Найдя палатку волхва, Паша быстро сбросил с себя одежду и снаряжение, не особо заботясь об их сохранности. Так же быстро, чуть подрагивая то ли от прохладного ветра, то ли от одолевающего его внутреннего возбуждения, он как можно дальше отбежал от лагеря. Убедившись, что он отдалился в достаточной мере, Паша превратился в дракона и поднялся в небеса.

Ночное небо приняло его робким мерцанием звезд и холодным светом луны. Павел практически не видел земли обычным зрением, а потому придал своим глазам повышенную чувствительность. Как оказалось, река протекала совсем недалеко от лагеря, не более чем в десяти километрах от первой стоянки переселенцев. Ее высокий берег был чист, и идеально подходил к строительству. Недалеко от этого места начинался лес, в котором можно было бы вести охоту и добывать строительный материал. Восточнее реки, в нескольких десятках километров начинались предгорья, сплошь усеянные валунами. «Здесь будут каменоломни»: решил Павел, окидывая взглядом невысокие холмы. Тогда он устремился дальше, желая осмотреть и горы. Когда он достиг первых пиков, за горизонтом начинал брезжить рассвет. Паша решил сесть на один из снежных пиков, так как в теле дракона абсолютно не боялся холода, как, впрочем, и жары. Эту интересную особенность своего тела он заметил еще при первом превращении, но тогда не придал ей особого значения.

В горах было спокойно, однако Паша чувствовал, что совсем рядом притаилась жизнь. Его обоняние улавливало едва ощутимый запах пота и шерсти. «Может, горный козел»: подумал Паша, стараясь не спугнуть добычу раньше времени. Хищным взглядом он осмотрелся, но никого не заметил. Тогда, плавно переступая с камня на камень, он тихо двинулся вниз, стараясь не шуметь.

Внезапно из-за широко камня к нему выпрыгнуло какое-то двуногое существо, вооруженное дубиной. В целом, оно было похоже на огромную двуногую обезьяну, зачем-то нацепившую подобие трусов и ботинок. Впрочем, лицо его было несколько умнее, чем у обыкновенной обезьяны, однако это не мешало ему совершить самый глупый поступок в своей жизни. Широко размахнувшись своей дубиной, он попытался ударить дракона по голове. Отчего-то Паша не стал уклоняться, ему хотелось пошутить. Приняв дубинку крепкими костяными наростами, Паша картинно подпрыгнул и упал на бок, прикинувшись бесчувственным.

Такой поворот событий привел снежного человека в крайнее замешательство. Сам не понимая, как ему удалось одним ударом оглушить такого большого ящера, незадачливый охотник принялся усиленно чесать затылок, будто разогревая свой мозг. Не найдя лучшего варианта, снежный человек решил потыкать дракона дубиной в живот. Паше такое его поведение не понравилось, едва дубинка коснулась чешуи, Паша вновь подпрыгнул и окатил горы ужасающим ревом.

Опешивший охотник просто стоял на месте, будучи не в силах даже пошевелиться. Его дубина давно выпала из рук, а нижняя челюсть отвисла и не желала возвращаться на место. Когда Паша понял, что рычать более не имеет смысла, и напугать горного жителя сильнее, пожалуй, уже нельзя, дракон легонько щелкнул своего обидчика когтем в грудь. Охотник тут же свалился на землю, так как легкий удар дракона был вполне ощутим для существ меньшего размера. Это падение вывело его из ступора, быстро вскочив на ноги, охотник бросился наутек, что-то громко голося и подвывая. Гнаться за ним Паша не стал, но, справедливо опасаясь, что снежный человек может привести товарищей, вооруженных чем-то серьезнее, чем дубина, решил сменить местоположение.

Взлетев, Паша решил поискать поселение снежных людей. Все-таки, встреченный им горный житель точно подходил под описание, оставленное предками ярла Гуннульва, а значит, эти белые обезьяноподобные существа могут стать врагами переселенцев.

Кружить над горами пришлось недолго, поселение выдали тонкие столбики дыма, исходящие из костров. Стараясь остаться незамеченным, Паша решил издали изучить поселение. Дома горного народа представляли собой невысокие шатры из шкур, похожие на те, что мастерят себе жители дальнего севера. Самих жителей было немного, не более сорока особей, впрочем, и юрт было совсем не много. Судя по всему, земля в горах родила плохо, а потому основным источником пропитания этого народа была охота. По крайней мере, нигде поблизости пахотных полей Павел не видел, не видел и загонов для домашних животных. По всей видимости, жители гор не пользовались такими благами цивилизации, как скотоводство и земледелие.

Решив, что он узнал достаточно, Паша вновь поднялся в небеса. На этот раз он решил лететь обратно. Лишь к полудню он добрался до лагеря у берега. Приземлившись, он понял, что потратил немало сил на такой перелет, пожалуй, больше, чем было нужно для выплеска энергии.

Паше повезло, что один из дозорных знал Павла и его привычку возвращаться в лагерь голым. Молодому колдуну тут же был предложен плащ и сопровождение до палатки волхва. Отказываться Паша не стал, и был сопровожден прямо до нужного места.

– Вернулся? – спросил волхв, окинуввзглядом вошедшего в палатку.

Паша молча взял свои вещи, сложенные в углу. «Ну, хоть не выбросил, и то хорошо»: подумал он, снимая чужой плащ. Наскоро облачившись, Паша быстро выглянул наружу, где его терпеливо ждал дозорный. Вернув ему плащ, Паша еще раз поблагодарил его за помощь и вновь скрылся в палатке.

– Я нашел реку, она совсем недалеко. Рядом есть и лес, из которого можно будет строить жилища. А ладьи можно перегнать туда по морю, река впадает в него на юго-западе отсюда, может в двадцати верстах, точно не скажу, – начал Паша, – Еще я нашел жителей этого острова, не знаю, есть ли их деревни где-нибудь поблизости, но одну из них я нашел в горах. Их там было немного, вооружены они плохо, но ростом они выше обыкновенного человека.

Волхв внимательно слушал Павла, и лишь убедившись, что тот закончил, предложил ему перекусить. Павел не отказался, жадно набросившись на хлеб и вяленое мясо.

– На рассвете сотенный отряд уже отправился на поиски реки. Я поддерживаю связь с Анкусом, который вышел вместе с ними, и передам ему твои слова. Думаю, завтра мы все покинем этот лагерь, – сказал волхв, а затем вдруг спросил, – Ты не спал всю ночь?

– Мне было негде.

– Тогда ложись тут, я вижу, ты устал, – волхв, подошел к выходу из палатки, – А я займусь делами.

Паша кивнул и, закончив с трапезой, завалился на лежак, уснув едва ли не в ту же минуту. Проснулся он затемно, волхва все еще не было в палатке, а в лагере было тихо. На секунду Павел подумал, будто его и вовсе оставили тут одного, но эту мысль он быстро отбросил. Оказалось, что лагерь просто спал, закончив с приготовлениями к отбытию.

На следующий день, как и обещал волхв, люди снялись с лагеря и двинулись на северо-восток. К вечеру последние телеги прибыли в небольшой лагерь, разбитый передовой сотней. Лагерь был обустроен чуть южнее, чем планировал Паша, но пытаться перегнать людей по своему желанию Паше не стал. «Город все равно разрастется. Наверно»: подумал он, на этот раз уже сам мастеря себе палатку. Многие из его вещей были утеряны, при нем остался только его меч и щит, заплечная сумка, доспех и поясная сумка. Осталось и золото. Впрочем, здесь нельзя было купить что-либо за золото, деньги не имели никакой ценности. Их нельзя было съесть, ими нельзя укрыться, а обменять их на что-то полезное попросту было не у кого. А потому палатку Паша смог себе раздобыть исключительно благодаря своему авторитету и доброте людей.

Следующая ночь прошла спокойно, никто не спешил нападать на переселенцев. Отряды разведчиков были отправлены в разные стороны, чтобы собрать как можно больше информации об острове. Часть воинов сложила мечи, и взялась за строительный инструмент. Кто-то подался в лесорубы, кто-то в охотники, кто-то в хлебопашцы.

Паша же своего места так и не нашел, волхв не спешил давать ему заданий, а выбрать себе задание сам Паша не мог. Он просто не знал, что будет полезнее. Конечно, можно было рубить лес или помогать пахарям, но такие занятия Павлу были не по душе.

Ровно неделю лагерь у реки никто не тревожил, позволяя ему медленно разрастаться, укрепляться и осваивать близлежащие земли. Наутро восьмого дня в лагерь прибыли встревоженные дозорные. Все они докладывали об одном и том же – большом отряде зверолюдей, двигающихся в направлении лагеря. Тут же был объявлен сбор. Встречать угрозу следовало вне стен лагеря, где в ходе битвы могут пострадать и женщины с детьми.

Всего навстречу зверолюдям было решено отправить четыре сотни воинов, из них пятьдесят конных и сотня лучников. На охране лагеря остались еще две сотни, остальные же были в дозорах или отправлены в разведку, и не могли сейчас вернуться в лагерь. Командующим сборной армией был назначен ярл Гуннульв, Анкус выделил десяток магов, которые должны были обеспечить магическое прикрытие отряда или иную чародейскую поддержку. Несколько волхвов из числа бывших учеников Велимудра так же примкнули к отряду. С ними пошел и Павел, понимая, что оставаться в лагере бессмысленно.

Ярослав выделил Павлу лошадь, чтобы ему не пришлось идти пешим, таким образом, Павел присоединился к конному отряду, который пошел в авангарде. Через час ускоренного марша конные встретились с авангардом противника. Вступать в бой они не стали, понимая, что у зверолюдей более выгодная позиция, их основные силы были неподалеку, в то время как пеший отряд переселенцев был в часе ходьбы. Медленно отступая, конные пытались выманить малочисленный авангард зверолюдей подальше от основных сил. И это легко удалось. Едва завидев конных, покрытые шерстью воины ринулись в атаку, громко рыча и поднимая в воздух свое оружие. Бегали они достаточно быстро, но лошади, все же, были быстрее. А потому догнать кавалеристов мохнатым воинам удалось не сразу же.

Очевидно, враг совсем позабыл о мерах предосторожности, их малый отряд, общей численностью не более сорока особей, сильно растянулся, оставляя позади менее выносливых воинов. Передний же ряд, ощущая свое превосходство над товарищами, старался прибавить ходу, будто соревнуясь в скорости не с врагом, а с собственными товарищами. Конный же отряд, понимая ошибку противника, специально замедлялся, позволяя нагонять себя, и лишь в последний момент ускользал из лап врага, чтобы как можно сильнее рассредоточить силы противника.

Вскоре стали уставать и кони, но не так сильно, как преодолевшие около десятка километров, зверолюди. Быстро развернувшись, кавалеристы бросились в атаку, ощетинившись тяжелыми кавалерийскими пиками. Охотники, в одночасье превратившиеся в жертв, казалось, пусть и медленно, но стали понимать, что сами загнали себя в ловушку. Растянувшаяся длинной цепью колонна зверолюдей остановилась. Бежавшие сзади стали пятиться, абсолютно не понимая, что им делать и почему убегавшие люди вдруг развернулись.

Один из самых смелых зверолюдей нашел в себе силы издать устрашающий крик, очевидно, ставший призывом к действию. Услышав свое предводителя, зверолюди несколько собрались и попытались достойно встретить атакующих. Однако им это не удалось, слишком мало времени у них было для подготовки, слишком сильно они отдалились друг от друга.

Паша двигался позади первой линии конных, а потому не смог даже увидеть, как упал первый враг. Паша не привык сражаться верхом, и уж тем более в составе крупного отряда, а потому старался просто держаться своих. Конечно, он вынул меч и покрепче перехватил щит, однако применить их ему так и не удалось. Враг был быстро разбит и обращен в бегство. Впрочем, убежать удалось всего лишь десятку зверолюдей, остальные же были исколоты копьями и затоптаны копытами.

Гнаться за бегущими конный отряд не стал. Основная информация уже была получена, к тому же противнику уже был нанесен урон, задача авангарда была выполнена. Оставив несколько разведчиков, отряд двинулся на соединение с основными силами.

Доложив Гуннульву о первой стычке, Ярослав, командующий конными, отвел своих людей на левый фланг. Теперь лошади двигались неспешным шагом, чтобы не отрываться от пеших воинов. Принять бой было решено на том же поле, где недавно авангард переселенцев разбил отряд зверолюдей.

Вскоре на поле вышел и противник, выстраиваясь нескладной толпой. Идти в атаку они не спешили, очевидно, поняв, что враг не так прост, и чтобы победить его, одной лишь силы недостаточно. Гуннульв же велел тяжелой пехоте встать в центре, но не смыкать ряды, чтобы стоящие спереди лучники могли беспрепятственно скрыться за их спинами. По флангам расположились отряды легкой пехоты из числа северян и пеших воинов Ярослава. Конная полусотня ожидала своего часа, отойдя глубоко влево, оставив между собой и войском зазор около сотни метров.

Зверолюди превосходили по численности отряд переселенцев, их было около тысячи, но их вооружение и тактика ведения боя значительно отставали по уровню. Редко можно было заметить воина вооруженного копьем, мечей не было вовсе, в основном дубины, иногда костяные, короткие ножи из бронзы, а порой и каменные молоты. Конечно, каждый из них превосходил по силе обыкновенного человека, а потому даже с таким вооружением, бездоспешные зверолюди были опасными соперниками. Гуннульв, как и его подопечные, понимал это, а потому старался использовать свое техническое превосходство в полной мере.

Покрытые шерстью воины оружия дальнего боя практически не имели. Их метательные копья были плохо сбалансированы, а потому даже мощный бросок такого копья значительно уступал по дальности полета стреле, выпущенной из эльфийского лука. Паша видел, как ринувшиеся в атаку зверолюди пришли в замешательство, когда на них посыпались стрелы. Бездыханными они падали под ноги товарищам, те останавливались, не понимая, отчего умирали их соплеменники. Войско зверолюдей пришло в замешательство, атака захлебнулась. Но и отступить горному войску не удавалось, задние ряды давили на передние, сказывалось отсутствие единого командования и дисциплины.

Таким образом, сотня лучников смогла истребить не менее двух сотен воинов, пока те, наконец, не повернули назад, спешно отступая. Гуннульв не спешил гнаться за противником, предоставляя ему инициативу.

Горное войско вновь собралось воедино. Даже издалека было видно, как сильно поражены воины, видя, какие потери понесла их армия, как много товарищей было убито неведомым оружием. Затем Паша почувствовал магию. Слишком грубую, чтобы отнести ее происхождение к подопечным Анкуса – те были искусными мастерами своего дела. Колдовали зверолюди.

«Наверняка у них есть какие-нибудь шаманы»: подумал Паша, пытаясь понять суть творимой волшбы. На отряд Гуннульва не лился небесный огонь, никто из воинов не спешил умереть от страшных проклятий, а значит, магия зверолюдей не была направлена на противника. «Может, они хотят защитить себя от стрел? Тогда носили бы с собой щиты»: Павел даже усмехнулся, однако усмешка быстро исчезла с его лица. Ведь зверолюди действительно получили защиту от стрел. Выпущенная эльфами и людьми летучая смерть будто увязала в воздухе над войском зверолюдей, теряя скорость и убойную силу. Стрелы просто падали под ноги горным воинам, не причиняя никакого вреда. Видя, что покрытые шерстью воины вот-вот сомнут лучников, Гуннульв велел трубить сигнальный рог. Лучники, повинуясь приказу, быстро скрылись за спинами тяжелой пехоты, в основном состоящей из гномов. Последние сомкнули ряды, выставив перед собой стену из щитов и копий.

Атака зверолюдей для гномов была сродни кавалерийской. Если горный обитатель был на две головы выше обычного человека, то гномы им были по пояс. Видя перед собой такого противника, зверолюди воспряли духом, ожидая, что победа будет легкой. Но гномы давно привыкли сражаться с подобным противником.

Толпа дико ревущих зверолюдей навалилась на стену из копий, будто стремясь побыстрее погибнуть. Некоторым гномам удалось нанизать на свое оружие сразу по два противника. Из-за этого приходилось бросать копья, так как выдернуть оружие обратно не представлялось возможным. А зверолюди, начисто потеряв инстинкт самосохранения, упорно продолжали идти вперед, не обращая внимания на потери. Им не удалось убить и десятка гномов, в то время как около сотни из них легло под ноги товарищам. Войско Гуннульва медленно отступало, мерно вырезая нападающих. Десятники, повинуясь сотенным, растягивали свое войско полукругом, увлекая основную массу зверолюдей в центр, где крепко стояли гномы. Горное войско даже не заметило, как их численное превосходство кануло в Лету. Они были зажаты в стальные клешни, которые бесцеремонно жалили их, не щадя никого, даже упавших на землю раненых воинов.

Финальным аккордом этой битвы стало нападение конного отряда в тыл горного войска. Те, ожидая своего часа, лишь подпихивали своих товарищей, беззаботно подставив спины. Очевидно, этот народ никогда не видел крупных сражений и не имел никакого представления о тактике боя. Даже пять десятков кавалеристов смогли нанести сокрушительный урон, безнаказанно вырезая тыловые отряды зверолюдей. Окруженные воины не спешили сдаваться, казалось, безвыходная ситуация лишь придает им сил. Однако, как бы отчаянно они не размахивали своими дубинами, закаленные в боях люди и гномы превосходили их в мастерстве ратного искусства. Да, некоторым из зверолюдей удавалось нанести точный удар, раня, а то и вовсе мгновенно убивая замешкавшегося человека. Но потери обеих армий были не сопоставимы, эта битва превратилась в резню.

Щедро орошая чужую землю кровью ее обитателей, объединенное войско переселенцев нещадно убивало всех, кто оказывал сопротивление. Затем воины Гуннульва добивали раненых, впрочем, те не просили пощады. Даже лежа на земле, они пытались укусить обидчиков, схватить их за ногу или сделать хоть что-то, что могло бы причинить вред врагу.

Убежать удалось немногим, не более сотни зверолюдей смогли вырваться из окружения и унести с собой плохую весть – армия горного народа разбита и уничтожена.

К вечеру отряд Гуннульва подсчитал потери. Всего было ранено тридцать человек, убито два десятка. Остальные отделались легкими ранениями и ушибами. Павших похоронили со всеми почестями, каждого в соответствие с традициями того народа, к которому он принадлежал. Впрочем, традиции не слишком разнились, в основном погибших товарищей сжигали на больших кострах вместе с оружием.

Зверолюдей никто хоронить не стал – слишком уж много их осталось на поле. Сбор трофеев был не слишком удачным, ничего ценного у горных воинов не было, металлического оружия они носили мало, а других ценностей у них не было вовсе.

Гуннульв не желал останавливаться на достигнутом, справедливо полагая, что зверолюди вернутся с новой армией. Продвинув свое войско вперед, подальше от поля битвы, где воздух загустел от крови и запаха вывалившихся наружу кишок, он остановился на ночевку возле небольшого леска. Вечером он собрал совет в своей палатке.

– Мы должны добивать их сейчас, если хотим занять эти земли. Их воины не обучены и глупы, хоть и сильны. Ударив по их поселениям, мы надолго отобьем их охоту сражаться с нами. Однако чем чаще они будут встречаться с нами на полях битвы, тем быстрее они научатся сражениям. А потому нам не стоит ждать, пока они соберут новое войско. Нам придется убивать их женщин и детей, чтобы наши дети могли жить на этих землях, – говорил Гуннульв, окидывая взглядом совет.

Никому не хотелось убивать беззащитных детей и женщин, пусть они не принадлежали к людской расе. Но другого выбора у людей не было, Гуннульв был прав, чтобы закрепиться в этих землях, не имея возможности получить подкрепления, придется пройти через геноцид.

– Но как мы найдем их поселения? – спросил Сонель, представляющий эльфов, – Наверняка они живут в горах, в маленьких селах и деревушках. Пока мы будем бродить в поисках этих селений, наше войско может сотни раз оказаться в ловушке. К тому же мы слишком далеко отойдем от нашего лагеря, оставив наших детей без защиты. Ведь зверолюди могут жить и по ту сторону реки, и южнее нас. Мы ничего не знаем о них.

– Да, это верно, – согласился Як, управляющий войском гномов, – быть может, они живут не только в горах.

– Я могу найти их поселения, – тихо сказал Павел.

Все повернулись к нему и приготовились внимательно слушать.

– Я могу облететь весь остров, но мне понадобится несколько дней, – продолжил Павел, – Если вы остановитесь лагерем здесь, я смогу узнать для нас, где расположены селения зверолюдей. Я уже находил одно из них в горах. Но не видел их нигде южнее. В этот раз я отправлюсь на юг, чтобы там найти их следы. Таким образом, мы точно будем знать, стоит ли нам ждать удара в спину. Если же я не найду их там, мы пойдем в горы, но не будем там бесцельно бродить. Я буду глазами нашего войска.

Никто не решался что-либо добавить к Пашиным словам, для многих было и вовсе непривычно, что Павел что-то говорит. Его всегда приглашали на советы, однако он редко предлагал что-либо сам.

– Так и поступим. Мы закрепимся здесь на несколько дней, пока ты не вернешься с вестями, – согласился Гуннульв, – Другого выхода у нас нет. Когда ты выдвинешься?

– Сейчас. Только мои вещи…

– Не беспокойся, я лично позабочусь об их сохранности, – Гуннульв перебил Павла, приложив руку к сердцу.

– Хорошо, – Паша встал с места, и, никого не стесняясь, принялся раздеваться.

Раздевшись догола, Паша покинул палатку, а затем и лагерь. Он вызвался на это задание не только потому, что сильно хотел помочь войску. Его вновь распирала сила, грозя вырваться наружу в любой, возможно даже абсолютно неожиданной форме. Паша попросту боялся ненароком испепелить половину союзнической армии. Ему казалось, что он может сдвигать горы одной лишь силой воли, но пробовать не хотелось. Паша понимал, силы камней слишком много для него, его оболочка попросту не могла вместить столько силы. В теле дракона же он чувствовал, что может контролировать эти силы, а потому спешил быстрее обернуться летучим ящером.

Потоки ветра раздували крылья, словно паруса корабля, Паша быстро летел на юг, действительно собираясь облететь весь остров. Всю ночь он летел вдоль береговой линии, и, используя магический взгляд, искал следы зверолюдей. Но нигде на южном побережье их не было. Под утро Павел устал, но превращаться в человека не спешил, решив спать в теле дракона. Укрывшись в лесу, Паша не боялся нападения хищников – самым крупным хищником на этом острове был он.

На следующий день он облетел всю южную часть острова, но никого не нашел. Медленно продвигаясь к северу, он наконец-то нашел несколько поселений зверолюдей в предгорьях. Пометив их местоположение магической меткой, он двинулся дальше.

Редкие поселения встречались ему на пути к горам, но их население было малочисленно, села не были укреплены и выглядели построенными недавно. Зато в горах Паша встретил первые укрепления зверолюдей. Оказалось, они умели строить невысокие смотровые вышки и устраивать невысокие каменные насыпи вокруг своих сел. Эти селения были больше, и выглядели старше. Здесь имелись каменные постройки, но они были редкостью – очевидно, зверолюди предпочитали строить из дерева, обрабатывать которое было значительно проще.

Паша продвигался все глубже в горы, находя все новые и новые поселения. Он перестал их помечать, понимая, что отряд Гуннульва просто не сможет разграбить столько поселений в короткий срок.

Изучая поселения горного народа, Павел с удивлением отметил, что у них совсем нет шахт или похожих на них строений. Все железо, которое могло быть добыто зверолюдьми, было взято из неглубоко расположенных рудоносных жил. Отчего-то зверолюди не пользовались и природными пещерами, попросту не заглядывая туда. «Может, традиция у них такая»: решил Павел.

Кроме того, в землях горного народа явно царило некоторое беспокойство. Очевидно, весть о поражении тысячного войска быстро распространилась по этим землям. Паша отметил, что в предгорных поселениях жители собирают свои вещи и уходят в горы. Несколько таких караванов были встречены Павлом. Нападать на них он не стал, не желая выдавать своего присутствия.

Таким образом, Павел выяснил, что земли за пределами гор были плохо освоены горным народом, они и сами были там чужаками, а значит, они не станут сражаться за эти земли, как за родные. Свидетельством тому служил их скоротечный исход из предгорий. Паша решил вернуться в лагерь, чтобы оповестить об этом Гуннульва – если они хотят наносить сокрушительный удар, то делать это нужно сейчас, пока зверолюди не скрылись в горах.

Утром следующего дня Паша вернулся в лагерь и доложил об увиденном. Гуннульв приказал сниматься с лагеря, и уже через несколько часов войско маршировало по направлению одного из ближайших поселений. Воины Гуннульва не встретили никакого сопротивления, очевидно, все мужчины этого поселения пали еще в первой битве с людьми. Паша не участвовал в уничтожении и разграблении селений, в этом и не было нужды. Среди людей и гномов нашлось достаточно кровожадных особей, способных уничтожать беззащитных, прикрываясь высокой целью. Впрочем, цель, если и не была высокой, то, по крайней мере, она была.

В стороне оставались и эльфы, отчего-то их совсем не привлекал геноцид зверолюдей. Возможно, они еще хорошо помнили, как некогда их предков истребляли подобным образом все те же люди и гномы. А может быть, они были слишком принципиальны, чтобы сражаться с детьми и женщинами.

Следом Гуннульв разграбил еще несколько поселений, но они были практически опустевшими и безжизненными. Далее перед армией встали горы.

– До ближайшего крупного поселения идти не менее двух дней, – заметил Павел, – Если мы пойдем туда, рискуем оставить наш лагерь без прикрытия. Зверолюди могут обойти нас и ударить в тыл, либо пойти к нашему лагерю. Я думаю, нам лучше остановиться здесь, а я проверю, не собирают ли они армию.

– Хорошо, мы станем лагерем здесь и будем ждать тебя, – согласился Гуннульв, в очередной раз передав инициативу Павлу.

На этот раз Павел не хотел ограничиваться простой разведкой. Ему не хотелось идти в горы пешим, а значит, пускать туда армию было нельзя. Он решил разрушить несколько горных селений единолично, кровь дракона брала свое – Паша практически лишился сочувствия. Он был пуст с того момента, как очнулся на корабле, но тогда в нем еще теплились привычные для людей понятия. Однако и они были вытеснены тем, что он увидел. А последнюю неделю он видел лишь безжалостных воинов, вырезающих семьи зверолюдей. И все, чего ему хотелось, побыстрее закончить с этим. Он просто устал.

На первую деревню он опустился ночью. Он не собирался наводить ужас, и заставлять население бежать. Он просто поджигал дома, разрушал их, оставляя жителей под обломками. Некоторых он разрывал когтями или бил хвостом. Сонные жители не понимали, что происходит, и откуда в их родных землях могло появиться такое чудовище. А главное, почему оно решило напасть. Но Павел не собирался давать ответы на их вопросы, методично уничтожая всех, кто попадался ему на пути. Этой же ночью он разрушил еще одно поселение, абсолютно не заботясь о беглецах. «Пусть они разнесут весть обо мне, пусть скрываются еще дальше в горах»: решил дракон, опускаясь на один из снежных пиков. До рассвета он решил отдохнуть, погрузившись в мир липких, абсолютно непривычных человеку, снов дракона.

Он нечасто пробовал спать в теле дракона, а потому еще не привык видеть такие сны. Каждый раз, засыпая, он оказывался в каком-то странном месте. Он видел перед собой вершину горы, поднимающуюся так высоко, что грузные облака, плавающие снизу, закрывали землю. Вся вершина горы была покрыта пещерами, и в пещерах этих обитали драконы. Такие же, каким был Павел. Отчего-то это место казалось родным, будто он оказывался дома. Ему казалось, что он знает каждую пещеру и живущего в ней дракона. Смутно припоминая их имена, он спешил поздороваться с ними, но что-то не позволяло ему приблизиться к горе, вокруг которой парили его собратья. И каждый раз, когда Паше удавалось прорваться сквозь невидимую преграду, он тут же просыпался.

Эта ночь не стала исключением. Он вновь видел вершину той горы, и вновь ему не удалось подлететь к ней ближе. Раздосадованный этим, Паша вновь поднялся в воздух и полетел в направлении самого крупного из замеченных ранее поселений.

Это поселение можно было бы назвать городом. Он расположился в широкой долине, богато усеянной деревьями, травяными лугами и кустарником. В городке обитало не менее тысячи жителей, но теперь, как заметил Павел, обитателей стало больше. Город наполнился беженцами из приграничных поселений, бегущих от армии людей, а теперь и от дракона.

Прежде чем напасть на такое крупное поселение, Павел решил разработать хоть какой-нибудь план. Уничтожить такое количество зверолюдей просто не представлялось возможным, а потому нужно было нанести массовые разрушения, потратив как можно меньше сил и времени.

Решение пришло само собой. Город стоял плотно прижимался к одной из гор, которая была усеяна валунами и каменистыми утесами. Такие вряд ли бы стали падать самостоятельно, но Павел собрался им помочь. Уже через час усилий его мощных лап на город спустилось несколько тонн каменной породы, полностью разрушив западную часть города. Под завалами погибло несколько сот нерасторопных жителей. В городе воцарилась паника, она лишь усилилась, когда жители заметили причину камнепада.

На этот раз Паше приходилось громко рычать и чаще парить в небесах, чтобы как можно сильнее напугать жителей. Для уверенности он поджег несколько улиц, и, подняв в воздух с десяток жителей, сбрасывал их на землю, прямо в толпу бегущих.

В этот раз он встретил сопротивление. Мужское население, стараясь спасти своих жен и детей, пыталось привлечь Пашино внимание, метая в него копья, а иногда и мелкие камни. Это не причиняло Павлу вреда, тем более что копья зачастую и вовсе не долетали до него.«Ну, хотите воевать – повоюем»: пронеслось у Павла в голове, прежде чем он окатил ополчение волной испепеляющего пламени. В воздух поднялось облако смрадного дыма, на горных жителях горела шерсть, обугливалось мясо. Эта Пашина атака стала решающей, прежде чем все жители бросились в бегство, стараясь покинуть город и укрыться в лесах. Зверолюди были достаточно проворны, и за какой-то час полностью освободили город, оставив там все свое имущество.

Гоняться за уцелевшими Павел не стал. А вот к разрушению города приложил немало усилий. Два часа он свирепствовал в опустевшем поселении, стараясь не оставить целым ни одного строения. Его задача была простой, заставить зверолюдей уйти глубже в горы, освободив земли для переселенцев с материка.

Закончив с городом, Паша решил оставить жителей гор в покое и вернуться в лагерь. Никаких признаков собирающейся в наступление армии он не заметил, наоборот, все местное население спешило уйти дальше, на север.

Именно это Павел и рассказал Гуннульву на общем совете. Ярл был достаточно опытен и умен, чтобы принять правильное решение – пора возвращаться назад, и возвращаться с победой. Воины приняли это решение с одобрением, никому, даже гномам, не хотелось идти в горы. Всем хотелось вернуться назад, к своим женщинам. К тому же враг был разбит, и вряд ли сможет нанести удар в ближайшее время, а значит, у переселенцев есть хорошая возможность возвести стены своего первого города, чтобы укрыться за ними в случае опасности.

Встретили воинов радостно, хоть не обошлось и без слез. Некоторые женщины остались вдовами, а дети осиротели на одного родителя. Однако многие воины не имели здесь жен, и вдовы вряд ли будут годами ждать своего второго мужа. Таковы были условия выживания переселенцев.

До середины лета никто не трогал переселенцев, позволяя им строить свой город, названный Рала. Так его назвали гномы, а люди, отчего-то, спорить не стали. Паша все чаще оборачивался драконом, летая вокруг острова. Ему не столько хотелось разведать обстановку, сколько побыть в теле дракона. Ему нравилось парить в небесах, созерцая землю. Нравилось ровно настолько, насколько вообще ему могло что-либо нравиться в последнее время. Он уже устал пугаться собственного безразличия ко всему, что происходило вокруг, его не радовали пиры и праздники, что устраивали переселенцы. Он не хотел женщин, которые готовы были предложить себя любому свободному мужчине, будучи лишенными своих мужей, либо же являясь повзрослевшими дочерями. Впрочем, не было и горя. Он уже не вспоминал о понесенных потерях, об утрате Ясмины или поражении в битве. Все это осталось в прошлом.

Все, что наполняло его – сила. Казалось, она росла с каждым днем, и даже тело дракона требовало выплеска энергии. Иногда Паша просто устраивал локальные штормы, повелевая пенными волнами. А иногда просто вырубал кусок леса, таким образом, помогая лесорубам. Но он понимал, скоро будет недостаточно и этого.

В середине июля разведчики доложили о малом отряде зверолюдей, который двигался к лагерю переселенцев. Его численность не представляла никакой угрозы для армии людей, однако само их появление настораживало и вызывало встревоженные вопросы. Навстречу пришельцам был отправлен вооруженный отряд конницы. С ними согласился пойти и Павел.

Всего к людям пришло десять горцев. В отличие от своих соплеменников, эти носили доспехи из деревянных пластин и бронзовое оружие, очевидно, выкованное лучшими мастерами своего племени. Их главаря можно было узнать издалека. Он не только был несколько выше ростом и шире в плечах, но и носил нарядный белый плащ, а так же костяную корону, которая хоть и смотрелось нелепо, но явно отличала своего обладателя от остальных.

Конный отряд замер в ожидании, зверолюди не проявляли никакой агрессии, напротив, они пытались показать, что не намерены сражаться. Видя, что люди не нападают, посланцы гор приблизились к ним, остановившись в десяти метрах. Главный из них что-то говорил, но никто из людей не понимал его речи. Никто, кроме Павла.

Паша так и не понял, кто именно одарил его этой способностью – моментально изучать любую речь, любого народа. Но, как бы то ни было, эта способность была крайне полезной, ведь если бы не Павел, два отряда вряд ли бы смогли понять друг друга. Паша не расслышал первой фразы, вернее, не разобрал. Для него она звучала так же, как и для остальных людей – несвязным набором звуков. Но следующие слова он уже понимал.

– Мы пришли говорить с людьми, – объяснял главный посол, – Я – вождь народа онагов, Хурум Серый, хочу заключить мир с людьми!

– Он хочет говорить с нами. Говорит, он вождь народа онагов. Хочет мира, – перевел Паша для Ярослава, который был назначен главой отряда.

– Что ж, их немного. Наверно, заключать с ними мир должны не мы и не здесь, стоит оповестить Велимудра и прочих, чтобы собрать совет. Кстати, откуда ты знаешь, что он говорит? – Ярослав непонимающе взглянул на Павла.

– Я… Я не смогу тебе объяснить этого, но я понимаю многие языки, – ответил Паша, – Что мне сказать ему?

– Пригласи их пройти с нами к нашим старейшинам, – Ярослав еще раз окинул взглядом послов, – Скажи, что мы не станем нападать на них.

– Хорошо, Хурум Серый, – громко сказал Павел, глядя на вождя онагов, чтобы убедиться, что тот понимает его.

Тот тут же повернулся к Павлу, глядя на него удивленными глазами. Очевидно, они понимали, что их языка никто не знает, однако, теперь вся без исключения десятка смотрела на Павла, как на чудо.

– Наши старейшины будут говорить с тобой. Мы не причиним вреда тебе и твоим людям, но, чтобы говорить с нашими старейшинами, тебе нужно пройти с нами, – закончил Паша, убедившись, что его хорошо понимают.

Горло болело от непривычного наречия, в языке онагов было слишком много гортанных звуков и рычания, благо, Хурум согласился сразу, не заставив себя уговаривать.

– Веди нас, Знающий, – кивнул он.

Конные двигались легкой трусцой, однако, вовсе не для того, чтобы заставить онагов бегать. Те сами попросили двигаться в таком темпе, аргументируя это желанием быстрее встретиться со старейшинами людей.

Странную процессию в городе встречали удивленными взглядами. Некоторые дети прятались, при виде онагов, которые выглядели достаточно устрашающе. Другие же, в основном мальчишки, веселой гурьбой бежали следом. Женщины спешили спрятать непослушных отпрысков подальше от громил, опасаясь, что намерения гостей не такие мирные, как они говорят.

В одном из недавно возведенных домов, что заменял городскую ратушу, на удивление быстро собрались все пять представителей общин. Велимудр, Анкус, Гуннульв, Мигэль и Кервин. Шестым переговорщиком был приглашен сам Павел. Во-первых, без него переговоров бы не получилось, во-вторых, он пользовался не меньшим авторитетом, чем представители общин. Хотя бы потому, что мог превратиться в огромную крылатую рептилию.

В просторной комнате, оборудованной специально для подобных собраний, расположились три онага, сам вождь Хурум и два его телохранителя, десяток гвардейцев Анкуса и сами, так называемые, старейшины. Всего говорящих было семеро, им и предстояло заключить мир, а может, и развязать новую войну.

Предложенный Хуруму стул жалобно заскрипел, хоть и был достаточно крепким. Опасаясь конфуза, Хуруму предложили другой стул, сбитый из крепких, толстых досок. Тот отнесся к этому спокойно, понимая, что людская мебель, все-таки, не предназначена для таких крепких особей.

Когда все разместились за столом переговоров, Паша предложил Хуруму начать, чтобы перевести его предложения.

– Мой народ всегда жил в горах, мы не спускались вниз. Однако наши семьи стали расти, и моему народу захотелось новых земель. Мы не знали, что эти земли заняты вами и… Летучим змеем. Мы не хотим войны, мы лишь хотим оставить себе свои родные земли. Мы предлагаем вам границу между нашими странами, проходящую между горами Хурлунг, Керсера и Хранаг. Мой народ покажет вам эти горы. Мы хотим, чтобы никто не пересекал этих границ впредь. Мы будем жить на нашей земле, а вы – на вашей, – говорил Хурум, стараясь не смотреть на собравшихся в комнате.

Паше показалось, будто вождь долго подготавливал этот текст, и теперь старался рассказать его наизусть, а потому смотрел куда-то в стену напротив себя, будто оказавшись на сцене. Убедившись, что Хурум закончил, Паша передал его слова собравшимся.

– Что ж, нам тоже не хочется воевать сейчас, когда нас мало. Если нам будет мало земель, мы всегда сможем, эмм, расторгнуть договор, – сказал Анкус, обводя взглядом собравшихся.

– Знать бы еще, где эти горы и сколько земель они хотят оставить себе. Остров не так велик, – откинувшись на спинку стула, заметил Кервин.

– Горы не занимают и двух третей острова, – ответил Паша, – Я облетел его весь. Пожалуй, я мог бы составить карту.

– Что ж, в таком случае, их требования справедливы. Стоит полагать, их народ гораздо многочисленнее нашего, и как бы храбро мы не сражались, рано или поздно они раздавят нас численностью, – прокомментировал Мигэль, – Если они пришли предложить мир и установить границы, стоит согласиться. Таким образом, мы сможем справедливо разделить оставшиеся земли, не боясь, что на нас нападут.

– С чего вы взяли, что они не будут нападать? – вдруг спросил Гуннульв, – С чего вы взяли, что они будут держать свое слово?

В комнате воцарилось короткое молчание.

– Они напуганы змием, – тихо сказал Велимудр, – Сколько сел ты разрушил?

Велимудр взглянул на Павла, как показалось, с некоторым укором. Будто он винил Павла в истреблении врага. В истреблении не того врага.

– Я не помню. Я… – Паша замялся, – Не менее двух десятков. Иногда я просто пугал, иногда сжигал дотла.

Паша редко оставался в городе дольше, чем на два дня. Ему было все труднее сдерживать постоянно накапливающуюся в нем мощь. И он не знал, куда ее применить, а потому, в очередной раз оборачиваясь драконом, старался уничтожить хотя бы одну деревню онагов, загоняя их все глубже в горы.

– Они не боятся нашей армии, хоть и потерпели сокрушительное поражение. Но они не знают, как им бороться со змием. Они ждут, что его остановим мы, – Велимудр говорил убедительно, – Спроси у него, почему мы должны верить ему. Чем он готов подкрепить свои слова.

– Старейшины спрашивают, почему они должны верить тебе? – перевел последний вопрос Павел.

– Мое слово – закон. И даже когда я умру, новый вождь не поведет войско на захват. В горах достаточно пищи, а мой народ никогда не воевал. Даже между собой. Мы охотники, а не воины. Мне нечего больше сказать тебе, Знающий, – ответил Хурум.

Паша успел заметить всю бесхитростность этих существ еще тогда, когда разорял их села, теперь же он видел ее в разговоре. Вождь не врал, не потому что был честным от природы, а потому что не умел. Возможно, просто не научился этому, потому что не было нужды. Паша понимал, что если кому и стоит опасаться вероломных нападений, так это самим онагам, но никак не переселенцам.

Паша перевел слова Хурума для собрания, добавив от себя, что онаги не умеют лгать, к тому же их действительно не так много, чтобы не уместиться в горах. Конечно, Паша не смог бы пересчитать всех обитателей гор, но приблизительное число он назвать мог. В горах вряд ли ютилось более семи тысяч онагов. Доложив и об этом, Паша замолк.

– Что ж, нам сейчас ни к чему война. Если мы откажем им в мире, значит, дадим им право собрать воинов еще раз. У них есть шаманы, рано или поздно, они освоят искусство войны и найдут способ противостоять дракону, – первым заговорил Анкус, – Думаю, нам стоит согласиться. Как я понял, часть гор достанется нам, а значит, у нас будут каменоломни, и, возможно, рудники.

– Каковы же условия? Нам нельзя будет переходить границ даже для торговли? Быть может, в их части гор расположены рудные жилы, золото и серебро, – Кервин, казалось, уже согласился на мир, однако в вожде гномов осталось многое от купца.

– Что ж, давайте каждый скажет, согласен ли он на мир, а после мы выясним условия, – предложил волхв.

Совет поддержал его инициативу, каждый коротко высказал свое мнение о мире. Оказалось, войны не хотел никто.

– Что ж, Павел. Спроси у него, сможем ли мы торговать с ними после заключения мира, – попросил переводчика Анкус.

– Старейшины спрашивают, смогут ли наши народы вести торговлю после заключения мира? –обращаясь к Хуруму, спросил Павел.

– Ты имеешь ввиду, сможем ли мы меняться вещами? – переспросил Хурум и, не дожидаясь ответа, вновь заговорил, – Наш народ сам обеспечивает себя всем необходимым, нам ни к чему торговаться с кем-либо. Но, если люди хотят торговать, мы могли бы встречаться на горе Керсера раз в год, чтобы вести там торговлю.

Паша передал слова вождя онагов совету. Обсуждения длились еще около часа, каждый старался найти несовершенства в этом договоре, но, в конце концов, все согласились с условиями Хурума, посчитав их справедливыми. Этому договору даже было присвоено имя – Договор Семи. Паша не видел никакого смысла в излишнем пафосе, однако исправно переводил все, что требовалось. Под конец переговоров Паша успел осушить целый кувшин воды, стараясь прополоскать зудящее горло – язык онагов совсем не подходил для человеческой гортани.

Следующим утром в горы отправился отряд, состоящий из самих онагов и представителей каждого народа переселенцев. Эти посланники должны были запечатлеть в своей памяти назначенные Хурумом горы и провести границы. Паша с ними не пошел, понимая, что длительный сухопутный переход ему абсолютно неинтересен. К тому же в отряде были маги, которые должны были пометить горы особым образом, так что Пашина помощь отряду была не нужна.


***

Будучи лишенным возможности нападать на онагов, Паша искал новые пути выхода собственной силы и необъяснимой жажды разрушений. С момента заключения мира прошел месяц, город жил спокойной жизнью, и на лицах людей все чаще мелькали улыбки, все чаще люди искренне радовались чему-то. Не потому что им нужно было радоваться по приказу руководителей, которые закатывали пиры для поддержания боевого духа. А просто потому, что они люди, потому что они живы, и могут растить своих детей в мире и спокойствии. Не рад был только Павел. Теперь, пожалуй, когда битва, прозванная великой, состоялась, он запутался еще сильнее. Ему было просто нечего делать на этом острове, здесь его ждала чужая жизнь.

Последнее, чем он помог переселенцам, было составление карты. Заполучив ценный клочок бумаги, старейшины принялись делить земли. Гномам отошли северные земли, от границ с онагами и до лесной полосы, расположенной аккурат в середине острова. Эльфы получили западное побережье, усеянное лесами. Остальные же земли достались людям. Никто не выглядел обиженным, но Паша понимал, распри не заставят себя ждать. Не сейчас, так через сотню лет, этим существам станет мало места. Впрочем, Паша не рассчитывал застать эти времена.

Вернувшись с очередной воздушной прогулки, Паша узнал, что в городе готовятся к празднику, следом за которым последует исход эльфов и гномов. Участвовать во всеобщей попойке Павлу не хотелось, но он был в числе приглашенных и обязательных к присутствию персон. По крайней мере, люди видели в нем своего спасителя, в конечном итоге, именно благодаря ему онаги пришли с белым флагом, что позволило разделить земли и по праву назвать их своими.

Суетящиеся люди отчего-то сильно раздражали Павла. Их голоса не позволяли ему сконцентрироваться и держать в себе зверя, а зверь вновь и вновь просился наружу. Через несколько дней Павел решил вновь улететь из города, опасаясь того, что может натворить. Ему срочно был нужен выброс энергии, и ничего проще, чем долгий перелет, Павел не придумал.

Его крылья вновь ласкал ветер, а лицо осыпали сотни соленых брызг. На этот раз Павел решил отдалиться от острова, улетев глубоко в открытое море. Здесь его буйство никто не заметит, здесь он мог устроить настоящий шторм, не боясь, что в результате пострадают невинные существа.

Паря в небесах, Паша не сразу обратил внимание на группу неясных точек, мелькавших вдалеке. Лишь спустившись ниже, Паша наконец-то заметил их. Долго разгадывать их происхождение Павлу не пришлось, для островов объекты были слишком мелкими, а значит, к нему приближались корабли. Поднявшись выше, Паша двинулся к незваным гостям. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять – корабли идут к Аноду. Других земель поблизости не было и в этом направлении корабли ходили лишь с одной целью, посетить загадочный остров.

Флотилия была не слишком крупной, но явно военного происхождения. Суда были напичканы вооруженными мужчинами, никаких женщин и детей, никаких товаров или намека на их присутствие. Паша не смог распознать знамен, лишь смутно различая очертания развевающихся на ветру рисунков. Впрочем, ему вдруг стало безразлично, кто находится на судах и куда он движутся.

Резко бросившись вниз, Паша поджег головное судно, а затем и три следующих за ним. Прежде чем кто-либо из моряков успел понять, что происходит и кто на них нападает, Павел успел сломать мачты еще двум судам, еще одно судно пошло на дно, получив пробоину ниже линии воды.

Паша только вошел во вкус, и не собирался останавливаться на достигнутом, полагая, что не встретит сопротивления тут, в море, где мореходы прикованы к своим судам, на которых невозможно скрыться от дракона. Однако на судах были не только обыкновенные воины. С ними плыли и люди, владеющие магией. К Паше устремилось несколько огненных шаров, не ожидая такого, Паша едва не был застигнут врасплох. Отбив эту атаку, Павел решил действовать осторожнее. Однако долго парить над флотом ему не дали, на кораблях имелись орудия и лучники, которые тут же открыли огонь. Паша поднялся выше, скрываясь от снарядов в облаках.

«Значит, это флот, преследующий переселенцев. Они знают, где мы могли скрыться, и, рано илипоздно, придут за нами. Если не этим рейсом, так следующим»: Паша парил высоко в облаках, пытаясь сосчитать суда. Теперь он не собирался спускаться ниже, ведь ранее он планировал устроить шторм, и ему не было разницы, в каком именно месте его устроить.

Взмахами крыльев Паша разгонял ветер, поднимающий высокие волны. Конечно, одной лишь физической силы было бы недостаточно для осуществления задуманного, но взмахи крыльев были лишь формой заклинания. Море начинало волноваться, высокие пенистые волны бились о палубы судов, смывая незадачливых матросов в море. Паша не слышал их криков, но видел, как спешно опускаются паруса, как матросы, стараясь не упасть за борт, хватаются за канаты и привязывают себя к судну. Наконец Павел почувствовал сопротивление своему заклинанию, мощь той силы, что противостояла ему, удивила Павла. Жалкие огненные шары, что были пущены в него до этого не шли ни в какое сравнение, с силами, вложенными в устранение разбушевавшейся стихии. Поняв, что на поддержание бури Паша может потратить лишние силы без всякого результата, он сам перестал размахивать крыльями.

«Я не припомню сильных колдунов в стане врага. Должно быть, они обратили молитвы напрямую к своему богу»: решил Павел, вновь устремившись вниз. Потрепанный штормом флот не смог быстро отреагировать на спустившуюся с небес угрозу, несколько судов получили сильные повреждения и быстро пошли ко дну, унося с собой моряков. На этот раз вражеские маги молчали, очевидно, потратив немало сил на борьбу со стихией. Лучники и баллисты так же не были готовы к бою, многие орудия были попросту испорчены, а лучники смыты за борт.

Методично уничтожая судно за судном, Павел потопил около двух третей флота, используя только лапы и хвост. Суда не были слишком крупными, и больше походили на большие лодки с одним ярусом. Получив пробоину, такое судно тут же спешило ко дну, и его экипаж ничего не мог с этим сделать.

Однако, Паша не терял бдительности, понимая, что вражеские маги все еще живы. Он чувствовал их присутствие, и ждал, когда они нанесут ответный удар. В какой-то момент, Паша уже подумал, что все-таки потопил судно, которое несло на себе колдунов, и его ощущения всего лишь обман. Но ответный удар все же последовал. Воздух вокруг Павла стал уплотняться, сковывая его движения, Паша понял, что не может лететь. Невидимые цепи сковали его лапы и крылья, Паша свалился в воду. В теле дракона было много достоинств, но жабры к ним не относились. Дышать под водой было просто невозможно ни в одном из Пашиных обличий. «Глупая выйдет смерть. Я ж не чайка, падать перед смертью в воду»: пронеслось в голове тонущего дракона.

Сконцентрировавшись, Паша попытался направить все свои силы на освобождение от невидимых пут. Силы, вложенные в это заклинание, впечатляли, но их было недостаточно, чтобы сдержать мощь камней, которая распирала Павла. Все, что ему нужно было сделать, позволить этой силе вырваться наружу. Его тело пробрало судорогой, Паша напряг все свои мышцы и попытался закричать. Под водой крика не вышло, но цепи были сорваны. Работая лапами, Паша быстро вынырнул и глубоко вдохнул. На этот раз он не стал ждать удара магов, взмыв в небеса он вложил огромную силу в свое заклятье, ударив флот чистой силой, без всякой формы.

Обломки судов разбросало по окрестностям. Случайный зритель мог бы увидеть, как суда деформируются без всякой видимой причины, будто огромные жернова перемалывают доски, кости и сталь, некогда являвшиеся грозной армией. Паша не почувствовал сопротивления этой атаке, но он потратил на нее немало своих сил. Лететь стало трудно, будто он уже неделю парил в небесах, ни разу не приземляясь для отдыха. Паша погрузился в воду, надеясь, что плыть будет проще.

Некоторые моряки были все еще живы, и пытались спастись на обломках судов. Паша не стал охотиться на них, полагая, что они не выживут, оставшись в открытом море без пищи и воды. Ему нужно было вернуться на Анод, чтобы восполнить силы.

«Этот флот не последний. Если не дойдут люди, он отправит демонов»: думал Павел, медленно разрезая морские волны. Рептилия хорошо плавала, однако до острова было слишком далеко, чтобы доплыть туда. Паша решил отдаться волнам, стараясь не двигаться, чтобы восполнить силы.

До заката он просто держался на плаву, благо морская вода не могла причинить вреда его коже, как если бы он был человеком. Лишь когда солнце полностью скрылось за горизонтом, он нашел в себе силы снова подняться в небо. Ориентируясь по звездам, Паша устремился к Аноду.

В городе было тихо, лишь шлемы дозорных мелькали отблесками лунного света. Паша приземлился около недавно поставленных городских ворот и превратился в человека. На улице было тепло, а потому одежда ему была бы нужна лишь для того, чтобы скрыть наготу от любопытных взглядов. Но на улице царила глубокая ночь и все, кто мог бы увидеть Павла, спали. Кроме дозорных, но те давно привыкли к таким появлениям Павла, и не раз видели того нагим.

Получив свой плащ, специально оставленный в дозорной башне, Паша побрел к дому волхва, где старик выделил ему комнату. Оказалось, волхв не спал и ждал появления своего ученика.

– Я слышал шум битвы, – встретив Павла в пороге, заявил волхв, – Не думаю, что это было одно из твоих развлечений.

– Я разбил флот. Они шли сюда, только воины и жрецы, – ответил Паша, – Они были сильны, в следующий раз мне не удастся победить их так просто, они наверняка соберут больше людей, а главное, жрецов. Мы не сможем долго прятаться на этом острове, Велимудр.

Волхв молча отвернулся и пошел вглубь дома, Паша последовал за ним.

– Да, ты прав. Мы думали об этом, – наконец заговорил волхв, – Анкус предложил создать вокруг острова защитный барьер, который не пропустит ни одного корабля, на котором не будет особой метки. Не пропустит он и демонов, если Яхве отправит их. Впрочем, такое вряд ли случится.

– Почему? – вдруг спросил Паша, – Почему он мог выставить армию демонов в Великой битве, а сейчас вдруг не сможет?

– Я уже говорил, что у всех богов есть не только пределы возможностей, есть и границы дозволенного. Тогда он смог отправить в бой лишь несколько своих воинов против людей, и только благодаря тому, что их вызвали его жрецы, наверняка принесшие в жертву человеческие жизни. Любое действие богов совершается через их жрецов, исключения очень редки и каждого бога ждет расплата за нарушение этих правил.

– И кто же накажет бога?– спросил Павел, садясь на лавку, – Над ними есть еще кто-то?

– Да, но вряд ли я смогу объяснить тебе, кто это, потому что я сам никогда не видел Творцов. Мы, люди, ничего не знаем о них, кроме того факта, что они сотворили богов, нас и миры, в которых мы живем. Я не могу знать всех правил и законов, что повелевают этим миром, но в одном я уверен точно, армия демонов не придет к этому острову, если только тысячи жрецов Яхве не принесут себя в жертву.

– Хм, а если принесут? В конечном итоге, найдется немало фанатиков, готовых умереть по воле своего бога.

Волхв вздохнул и сел рядом с Павлом:

– Да, пожалуй, он может найти и тысячу таких людей. Но, наверно, даже таких жертв не хватит, чтобы переступить черту дозволенного. Если же это произойдет, наших сил вряд ли хватит, чтобы остановить его. В конечном итоге, мы всего лишь люди, решившие защищать традиции своих предков. Если бы не было нас, не было бы и войн. Именно герои порождают их, – теребя кончиками пальцев свой ус, волхв смотрел куда-то сквозь стену, – Однако, нам стоит волноваться не об этом. Тот обряд, что предлагает Анкус требует слишком много сил. Ни я, ни он сам не сможем провести его, даже если пожертвуем собой.

– Много сил, говоришь? – Паша взглянул на волхва, – Думаю, в ближайший месяц нам не стоит беспокоиться о нежданных гостях, им не удастся так быстро собрать новый флот. Я дам вам силы.

– Ты? – удивленно переспросил волхв.

– Те камни… Они разрывают меня изнутри. Я не просто так устраиваю штормы и неделями летаю в драконьем обличье. Скоро я не смогу контролировать эту силу, а потому, пока это возможно, я хочу использовать ее во благо, – пояснил Павел.

– Странно, я не чувствую в тебе никакой невероятной силы, – хмыкнул волхв.

– Я сражался с целым флотом, – усмехнулся Павел, – Я пуст. Дай мне время.

– Что ж, пусть будет так. Празднество состоится через месяц. Если обряд пройдет успешно, это станет еще одним хорошим поводом для праздника, – волхв встал с лавки, – Я пойду, вздремну, думаю, тебе тоже нужно отдохнуть.

Паша кивнул головой и, встав с места, побрел в свою комнату.

Следующий месяц он копил силы, стараясь не тратить их даже на обыкновенные передвижения. Ему было трудно сдерживать рвущуюся из него энергию, однако он справлялся с этим, подолгу медитируя на одном из холмов подле города. Раньше он не был сторонником медитации, к тому же никогда не практиковал подобного. Умение отдаляться от реального мира пришло к нему само, и Паше оставалось только радоваться этому, ведь в этом состоянии он мог не беспокоиться о распирающей его силе.

С каждым днем ему становилось все труднее сдерживаться, а погружаться в медитативный сон все сложнее. Шел двадцать пятый день с момента его возвращения. «Пора, больше я не выдержу»: решил он, направившись к волхву.

– Пора проводить обряд, я больше не могу сдерживать свои силы, пора пустить их в действие, – крикнул он с порога, будто начинать обряд следовало в ту же секунду.

– Нам нужно подготовиться, – заметил волхв.

– У меня нет времени, готовиться нужно было раньше. Где Анкус, пусть покажет мне свое заклинание, – потребовал Павел.

– Ладно, пойдем. Он в должен быть у себя.

Через час трое стояли в широком поле за городом. Как заверял Анкус, это поле было подходящим местом для совершения обряда. Оказалось, что и особых приготовлений не требовалось, для проведения обряда требовался только сам Анкус.

– Что же, я придам твоей энергии нужную форму, твоя задача, дать ее столько, сколько потребуется для завершения обряда, – объяснил маг, – Ты готов?

– Начинай, – коротко ответил Паша.

Анкус сбросил свой плащ прямо на землю, оказалось, он был абсолютно нагим. Впрочем, Павел не увидел этого, так как ранее закрыл глаза, а волхв, видимо, был готов к такому. Лишь сторонний наблюдатель мог бы видеть, как абсолютно голый маг в почтенном возрасте начал какой-то непонятный танец. Но таких наблюдателей не было. В поле было только трое, волхв, который должен был помочь силами, Анкус, который творил волшбу и кладезь силы – Павел.

С первыми словами Анкуса Паша почувствовал масштабы того, что им предстоит сотворить. На секунду он утерял уверенность, опасаясь, что даже его сил не хватит на свершение такого грандиозного заклятья. Анкус собирался окружить остров не простой стеной или же вечными бурями. Он собирался укрыть его от людских взоров, сколько бы глаз не пыталось увидеть эту землю. Он собирался потопить любой корабль, приближающийся к острову, будь то обычная лодка или же крупное судно, придет оно завтра, или же через сотню лет.

Но отступать было некуда, преждевременное завершение отряда могло бы убить заклинателей. Паша открылся, позволяя Анкусу черпать необходимую ему энергию. Паше казалось, что они находятся в этом поле не менее часа, а старик все еще читал свое заклятье, ни разу не повторившись в словах. Его силы стали иссякать, но Анкус не спешил заканчивать. Паша сам не заметил, как упал на колени, потеряв возможность стоять прямо, но даже лежа на земле, он продолжал отдавать силы. Ему казалось, что это последнее что он мог отдать, но Анкус требовал еще.

«Я отдам ему источник»: пронеслось в голове Павла. Часто, во время медитации, он мог созерцать камни, что хранились внутри него. Каждый из них сам по себе был источником силы, все девять же были просто неисчерпаемым океаном, однако, чтобы поделиться своей силой, камням нужно было время. Но времени не было.

Сам не до конца понимая, как именно ему это удается, и что он делает, Павел вынул из себя камень одним лишь усилием воли. Но камень вышел в непривычной форме. От камня у него было лишь название. То, что вышло из Павла, было лишь сгустком силы, которую нельзя было видеть или осязать привычными органами чувств. Вся эта мощь ушла в заклинание, но и ее оказалось мало. Паше приходилось тратить собственные силы, чтобы вынимать из себя эти камни. Они не хотели покидать его тела, будто паразиты, цепляясь за него. Прежде чем Павел окончательно обессилел и потерял сознание, ему удалось вложить в заклятье еще семь камней. В нем остался лишь один.

Очнулся он в доме волхва. Тот выглядел обеспокоенным, но, увидев, что Паша открыл глаза, заметно повеселел.

– Вот ты и проснулся, – улыбаясь в усы, проговорил волхв, – Я, конечно, привык к тому, что ты постоянно отлеживаешь бока, но в этот раз я не знал, как помочь тебе. То, что ты сделал, невероятно. Я не знаю, как тебе удалось отдать эти камни и не понимаю, как удалось выжить.

– Я сам не знаю, – едва слышно ответил Паша, – Но мне значительно легче.

– Легче? – переспросил волхв.

– Да. Я снова стал человеком, – прошептал Паша, впервые за долгое время искренне улыбнувшись.

На него накатила слабость, и он закрыл глаза. Но даже в таком состоянии Паша заметил, что в нем снова освободилось место для человеческих чувств. Ему показалось, что он снова способен радоваться, любить или грустить, чего не мог позволить себе на протяжении нескольких месяцев, с момента гибели Ясмины. Боль от ее утраты так и не настигла его, ее он пережил еще тогда, когда в одночасье утратил все свои чувства, теперь же он вновь вернулся в нормальное состояние, несмотря на то, что в нем все еще оставался один камень.

Павел проспал еще до вечера, а проснувшись, он почувствовал себя достаточно бодрым, чтобы встать с кровати. Его одолевал голод и необходимость посетить отхожее место. Как сказал волхв, Павел пролежал без памяти три дня. Этот срок не показался Павлу длительным, он давно уже привык отдыхать таким образом, ему даже казалось, что если он не будет периодически падать без сознания, может случиться что-нибудь ужасное.

Приготовления к празднеству в городе подходили к концу. Гуляния были назначены на завтра, таким образом, шестнадцатое августа было первым государственным праздником Анода. Точного названия этому празднеству еще не придумали, но события, которые собирались отмечать в этот день, были известны. Удачное завершение обряда и основание трех государств Анода. Анкус заверял, что обряд прошел очень хорошо, и возведенного барьера хватит не менее, чем на несколько сот лет. Все, что нужно для его функционирования, это подпитка его энергией, но для этого вовсе не обязательно вынимать из себя камни или приносить себя в жертву. Группе магов будет достаточно проводить обряд раз в несколько месяцев, который утомит их не больше, чем какое-либо чародейство среднего уровня.

Что же до основания государств, эльфы и гномы собирались разойтись по своим землям и основать там свои города. Номинально, все государства Анода были представлены одним лишь городом у реки Тока, который получил название Рала. Однако переселенцы верили, что не за горами тот день, когда их население увеличится и воздвигнет стены многих городов.

Утром Павел вышел в город, чувствуя себя полным сил и желаний. Ему хотелось улыбаться, ведь он давно этого не делал. Всю торжественную часть он безустанно улыбался, махал людям рукой и, казалось, был счастлив. Люди больше не раздражали его, более того, он был счастлив видеть их и говорить с ними.

С удовольствием сев за пиршественный стол, Павел плотно пообедал, не забывая так же плотно выпить. Хмель быстро ударил ему в голову. Вместе с трезвостью из него выходило и его безудержное веселье. Стараясь вернуть его, Павел прикладывался к своему кубку, полагая, что просто недостаточно выпил. Однако это не помогало.

Тогда он попробовал танцевать вместе с толпой чуть выпивших молодых людей, которые устроили танцы прямо около пиршественных столов. На город постепенно спускался вечер, горячее солнце августа отступало, уступая место теплому вечернему ветру.

Разгоряченные танцем юноши и девушки начинали уставать, Паша кружился вместе с ними, не желая останавливаться. Вдруг он заметил танцующую рядом девушку, которая то и дело норовила прижаться к Павлу, недвусмысленно улыбаясь при этом. Ее яркие, рыжие волосы напомнили Павлу о Ясмине. Сердце кольнуло болью, той болью, которую он не почувствовал тогда. В этот раз удар смягчил алкоголь, бродящий по его венам. Паша почувствовал, что мог бы увести с собой любую из этих девиц, ведь он герой – человек-дракон, спасший всех этих людей.

Паша взял девушку за руку, но та не смутилась, лишь сделав вид, что не ожидала этого. Не церемонясь, Паша повел ее за собой, оставляя шумное празднество. Паше было безразлично, где и как он будет проводить время с этой девушкой, имени которой он даже не хотел знать. Казалось, ее мысли были схожи с его, она молча следовала за ним, не задавая никаких вопросов.

Сам того не заметив, Паша позволил девушке вести его. Они пришли к высокому дому одного из немногочисленных родовитых переселенцев. Именно таким семьям предстояло стоять у власти в государстве людей Анода, как только здесь будет написан первый свод законов, создано первый управляющий орган и прочие атрибуты людских государств. И Паша пришел к этому дому с одной из дочерей его владельца.

«Хм, а ведь ты ничуть не благороднее крестьянки, если все, что мне было нужно, это взять тебя за руку»: подумал Паша, окидывая взглядом свою спутницу. Однако вслух он ничего говорить не стал. Не стала говорить и девушка, увлекая свою добычу за собой. Они не стали входить в дом черед парадную дверь, очевидно, опасаясь быть замеченными. Вместо этого девушка завела Павла на небольшую веранду за домом, которая была скрыта от людских глаз плотными навесами из ткани. Конечно, такие вряд ли заглушат звук соития, но Павлу было абсолютно наплевать, будут ли они замечены.

Не теряя ни секунды, Паша принялся раздевать свою спутницу. Та тяжело дышала и даже не думала ему мешать, напротив, принялась стягивать с него его нарядную, расшитую серебряной нитью, сорочку. Паше пришлось постараться, чтобы избавиться от ее наряда, пьяные пальцы никак не желали подчиняться, безрезультатно копошась в системе сложных застежек и подвязок. Однако желание девушки побыстрее начать не уступало Пашиному, она раздела не только его, но и себя, очевидно, будучи куда трезвее своего спутника.

На самом деле Паше была абсолютно безразлична ее красота и формы, но даже сквозь это безразличие Павел отметил ее природную привлекательность. Правильные черты лица с чуть курчавым, маленьким носом и яркими, широко открытыми голубыми глазами. Чуть покачивающаяся округлая грудь и тонкая талия.

Плотно прижав ее к себе, Паша набросился на нее как дикий зверь, но ей, очевидно, это понравилось куда больше, чем если бы он был нежен. Лишь к полному наступлению тьмы оба устали и откинулись на спинку маленькой кушетки.

Паша смотрел в потолок и пытался понять, отчего же его сердце вновь опустело. Прижавшаяся к нему девушка не вызывала более никаких эмоций, ни отвращения, ни жалости, ни желания. Ничего. Не хотелось ему и других, как и вина или других известных ему развлечений.

Одолеваемый алкоголем мозг тщетно искал пути решения этого вопроса, Паша просто не находил объяснений происходящему с ним, как и не видел возможности это исправить. «Мне больше нечего делать здесь. Кажется, я знаю, что за камень остался внутри меня»: пронеслось в его голове. Он аккуратно снял со своей руки браслет, подаренный ему эльфами в далеком прошлом.

– Возьми это, – тихо сказал он, – Если у нас будет ребенок, пусть это достанется ему на память. Мне пора.

Девушка молча приняла браслет. Павлу показалось, будто она что-то хочет сказать, но не может.

– Ты немая? – его вдруг посетило озарение.

Девушка коротко кивнула, хлопая длинными ресницами. Паша лишь усмехнулся, покачав головой. Отчего-то ему не хотелось говорить что-либо еще. Он наскоро оделся, и, бросив короткий взгляд на девушку, покинул веранду. Та, прикрыв свою наготу легким покрывалом, провожала его взглядом, в котором не было сожаления или разочарования. Лишь тихая, ничем неприкрытая, искренняя любовь. Но Паша уже не видел этих глаз.


***

«Мне нужно бежать. Я больше не нужен здесь. Не сейчас. Потом. Потом я обязательно вернусь, а сейчас. Сейчас я проиграл. Я и не должен был выиграть»: Паша давно вышел за городские стены. Пошатываясь, он брел по пустому полю, где еще недавно они с Анкусом проводили обряд.

«Я знаю, какой камень остался во мне. Когда он один, его голос очень просто услышать. И я слышу, что он шепчет мне. Жаль, конечно, что я больше не смогу обернуться драконом. Это было весело»: мысли роились в голове, образы сменяли друг друга, а Паша все шел к центру поля, будто именно там находилось что-то, что так нужно ему.

«Здесь. Здесь, пожалуй, я и остановлюсь. Эх, зачем я так напился. Еще эта девка. Рыжая. Как Ясмина»: сердце вдруг снова пронзила колкая боль, Паша схватился за голову, елозя руками по волосам. Будто это было способно заглушить боль воспоминаний.

«Ладно, это в прошлом. Здесь нет, и не было ничего, что могло бы принадлежать мне. Но я не ошибка. Просто все пошло совсем не так, как планировали те, кто переправлял меня сюда»: Паша остановился, чуть покачиваясь. Затем он сплюнул вязкую слюну и сел на голую землю.

«Одни думали, что я герой. Другие, что наоборот. И все оказались неправы. Смешно, боги тоже ошибаются. Интересно, какой из них подарил мне возможность говорить на любых языках мира?»: Паша упал на спину и уставился в небо, разглядывая такие далеки, безучастные звезды.

«Впрочем, какая разница? Теперь это уже не важно. Свою роль я уже сыграл. Плохой, конечно, из меня артист, но и фильм так себе, если честно»: Паша вздохнул и снова сел.

«Пора. Теперь точно пора»: он закрыл глаза, стараясь погрузиться в медитацию. Он не стал читать заклинаний или совершать магических пассов, он просто сидел на земле. Его тело стало излучать неясное голубоватое свечение. С каждой секундой оно становилось все отчетливее, пока не разразилось вспышкой невероятной яркости. Но лишь одинокий, едва не ослепший, дозорный смог увидеть это странное явление.

Когда на поле прибежала стража, там никого не было. Лишь клочок начисто выгоревшей земли и едва уловимый запах алкогольных испарений.


Конец.

02.01.2017


Оглавление

  • Глава 1.
  • Глава 2.
  •   Глава 3.
  • Глава 4.
  • Глава 5.
  • Глава 6.
  • Глава 7.
  • Глава 8.