И тьма темней, часы короче,
Когда в душе, твоей душе
В один поток все дни, все ночи
Слились. Не знаешь ты уже,
Где правда, а где бес попутал,
Когда ты рад, когда в тоске,
Что делал и о чём ты думал.
Лишь когда жизнь на волоске,
Ты вспоминаешь те моменты,
Которые не изменить,
И вновь находишь аргументы,
Зачем и для кого ты жить
Хотел и хочешь снова,
Но уже поздно может быть,
И гроб с могилой уж готовы.
Осталось Бога лишь молить.
Сгущались тучи над горами
И плавно плыли по лесам,
Где меж еловыми борами
Домой с охоты шёл Степан.
Вечерних сумерек прохлада.
И лицо дамы на луне
Всё с грустью смотрит вдаль куда-то.
Весь лес как будто бы во сне.
Вот на поляне, на лугу,
Вдали от города большого
Степан вошёл в свою избу
Посреди вечера немого.
Малец с порога заявляет:
«Смотри, мать, сколько наловил!» -
Мешок он с грохотом бросает. –
«Уж зайцев десять я убил!»
Жил Стёпа наш в глуши глубокой,
Ведь дорог матери наш кроуф.
Но хочет Стёпа в путь далёкий,
Не жить всю жизнь среди боров.
Прости читатель, коль заставил
Запутаться в словах моих,
Что пояснений не оставил
Ни для себя, ни для других.
Три сотни лет назад и боле
Живали кроуфы на земле,
И существуют ли доколе,
Неведомо покуда мне.
Но кто же кроуфы? Нет, не люди,
Не демоны, не мертвецы,
Но может быть пускали рифы
Все наши деды и отцы.
Кроуф – существо, в чьём сердце камни
Стихий, кошмаров и всего,
Что было частью заклинаний
Различных мира ведьм того.
Тот камень не простой, волшебный!
Нельзя его разбить, сломать,
И только им во всей вселенной
Возможно кроуфа убрать.
Сей камень можно лишь расплавить,
Чтоб форму нужную придать.
В руках кристаллы не оставить,
Ведь станут руки разъедать.
А кроуфы могут по наследству
Их своим детям передать,
Но часто любят, по секрету,
С чужим их сердцем поедать.
Чем больше в сердце кроуфа камня,
Тем больше рифов у него.
Не брезгуют они братьями,
Чтоб больше получить его.
А что ж такое «риф», читатель?
Риф – сталагмиты из земли,
Риф – это сила, кроуф – каратель,
И о них вместе сам суди.
Риф – это сильный поток ветра,
Что кроуфу силу даст парить,
Взлететь и, закрутившись, сверху
Спикировать, тебя убить.
Риф может быть морской волной,
Риф может быть туманом мёртвым,
И толстой огненной стеной,
Из камня панцирем широким.
Я слышал тут одну легенду
О Михаиле, что убрал
Людей, сколь ни в одну шеренгу
Сам император не собрал.
Он пролетал над городами,
Пуская мёртвый чёрный дым.
И, коль не прячешься домами,
Не будешь больше ты живым.
Но люди мы, мы не сдавались.
Шрапнель з камня оказалась,
Речь о котором уж была.
И сколько сущность не летала,
И сколько крови пролила.
Всё ж тело бренное упало,
И карма вновь своё взяла.
Надеюсь, объяснил понятно
О мире, в коем быль идёт.
Быть может где-то неопрятно,
Но кто-нибудь меня поймёт.
Ну что ж, продолжу с позволенья
Я свой о кроуфах монолог.
Надеюсь, хватит вам терпенья,
И я вам чуточку помог.
У кроуфов есть одна загвоздка:
Раз в год лишаются рассудка.
Кошмар сей с возраста подростка
Заметить можно. Всё не шутка!
Не контролируя свой риф,
Становятся они опасны.
Он и безумен, и игрив
Его рассудок беспристрастный.
Да потому и мать Степана
Закрылась с ним в лесной глуши,
Где кроме призраков тумана
Не увидать людской души.
А Миша не был исключеньем.
Боятся люди тех существ,
Что в безрассудном поведенье
Прибили бы давно их всех.
Вернёмся к Стёпе. Его в детстве
Без злобы обманула мать.
Сказала: «От отца нет вести,
Погиб, людей став поедать».
И у мальчишки есть секреты:
Не всю жизнь во лесу он жил.
Барыня есть, у тётки этой
Сын, с коим Стёпа и дружил.
Порою тёмными ночами
Кроуф надолго пропадал.
О его встречах под свечами
С Артемием никто не знал.
Но вот, однажды так случилось,
Что на своём пути домой
Над Стёпой тучи закружились.
«Кто здесь? Мертвец или живой?»
Ответ себя ждать не заставил:
Окутал Стёпу чёрный дым.
«Дым смерти» лишь следы оставил
На теле пятнышком темным.
«По силам – чистокровка смерти.»-
Подумал мальчик. И пронзил
Его кинжал из рёбр скелета.
На время Стёпа жизнь забыл.
«Видать, безумец. Что ж поделать!» -
Очнулся наш герой, вонзил
В тело противника он девять
Корней деревьев и … убил.
Пусть мальчик был и не жестокий,
Он вырвал сердце, камни взял.
Как мог наш кроуф быстроногий
Домой, волнуясь, побежал.
Но тут была другая новость:
Изба горит, и мать мертва.
Застлала ненависть, жестокость,
Слабей природы голова.
А «инквизиторы» стоят,
Пьют водку и картошку солят.
Но только вот казнить ребят
С ума сошедший кроуф изволит.
Проснулся зверь, проглотил камни,
И, смерти силу обретя,
Он разорвал людей камнями,
Пронзил костями, не шутя.
И тут, под силой предвкушенья,
Нарушил матери совет:
Без чести и без сожаленья
Устроил из людей обед.
Как я уже писал недавно,
Не смерть ждёт тех, кто ест людей.
Но жизнь не ждёт их и подавно.
Есть что печальней и страшней.
Степан упал, воззвал к останкам.
Собрался из останков змей.
Застыла б кровь и у тебя там,
Пусть были кроуфы и сильней.
А в центре змея … угадайте!
Наш обезумевший Степан.
Ползёт, бежит он, только знайте,
Рассудок пуст, пусть он не пьян.
Змей выполз в город. Вот поместье,
В котором Стёпы друг живёт.
Вот только пламя не на месте,
Не в очаге, везде ползёт!
Прознали местные о связи
Бояр с ворами, и о том,
С кем по ночам у коновязи
Встречался сын. Да, я о нём.
И эта мрачная картина
Заставила кроуфа бежать.
«Коли сожгли бояр и сына,
Мне жизни больше не видать!».
Степан морской звездой поплыл
По Волги тёплому теченью
И очень скоро позабыл
Своё ночное преступленье.
Коснулись солнышка лучи …
Уже не кроуфа. Это что-то,
От чьего вида хоть кричи.
Мамы не помогла забота.
Тела, что Стёпа кроуфом съел,
Что нацепил он при побеге
Срослись сначала в ком из тел
Со Стёпой на случайном бреге.
И через день, когда очнулся
Теперь морской уж людоед,
Он в море резко окунулся.
Он хочет есть, а еды нет!
Раздался вдруг противный крик,
Все «обращённые» застыли
«Корабль … Люди … Вот пикник!»
Собрались в стаю и поплыли.
И пред забвением глаза
Степана выразили горе.
Его последняя слеза
Как капля растворилась в море.
