От автора Вся моя трудовая деятельность прошла на хрустальном заводе в городе Дятьково. Сюда я приехала из в маленького поселка Плужин Климовского района Брянской области в 1970 году, после восьми классов. Поступила в училище №14 и параллельно заканчивала вечернюю школу, получая среднее образование. Затем был Дятьковский индустриальный техникум и диплом техника-технолога. Кроме профессии меня всегда манила литература, к которой меня, сестру и братьев приучила мама. Живя в сельской местности, она находила время для чтения. Мне, пятилетней девочке, сестра приносила детские книги, она же и научила меня читать.
Первые стихи я начала писать в 15 лет. Юность, влюбленность, хотелось все чувства выразить в поэтических строках. Более серьезные стихи пришли ко мне позже. Сейчас больше пишу прозу – рассказы. В них могу объемнее выразить свои мысли, эмоции, переживания.
Свою первую книгу посвящаю моим родным людям, которые сейчас рядом со мной и которых уже нет на этом свете. Я хочу, чтобы читая эти страницы, моя дочь, внук и правнуки знали и помнили, какою была я, как жили их прабабушки и прадедушки. В этой книге мое отношение к братьям нашим меньшим, к животным, которые радуют нас и скрашивают нашу жизнь. Надеюсь и ты, дорогой читатель, найдешь здесь что-то близкое твоей душе.
Старик(Посвящается моему отцу) Усталое огромное солнце медленно катилось к закату. Оно уходило за горизонт, за день отдавшее столько тепла и света, что, казалось, к концу дня оно должно стать маленьким и незаметным. Но всё было наоборот. К вечеру, низко склоняясь к земле, оно превращалось в большой красный шар, на который хотелось смотреть, не отрывая взгляда. На скамейке, со следами когда-то зеленой краски, сидел старик. В поселке его звали по фамилии – Салов. Обычного прозвища за всю жизнь ему никто не дал, хотя в поселке все, от мала до велика, имели свои прозвища. Кто-то в ком-то замечал какие-то недостатки или, наоборот, какие-то заслуги и народ метко награждал их прозвищем. Но его такое событие обошло стороной. Салов… Так он им и оставался.
Старик часто вытирал слезившиеся глаза, глядя на уходящее солнце, и мысли его уходили далеко. Он все чаще вспоминал свою Аннушку. Не так давно покинувшую его и этот мир. Только теперь он понимал, как мало ее ценил, сколько нанес ей обид, в гневе мог поднять на нее руку, о чем ему сейчас так больно вспоминать. Перед глазами он видел ее глаза: большие, серые, любившие и прощающие его. Вот сейчас покаяться, попросить прощения, да нету ее, Аннушки, умерла, даже не попрощавшись. Не успела, а может, не захотела…
…ОНИ прожили вместе сорок лет. Родили пятерых детей. Первая дочка Валя, Валечка, умерла, когда ей было девять месяцев. Старые бабки, видя младенца, говорили: «Не жить ей, такие красивые дети не живут. Бог заберет ее, она, как Ангелочек».
Оно и вправду, дочь родилась с белокурыми волосами. Мелкие кудряшки украшали ее головку, а из глаз лился какой-то непонятный свет. То ли сглазили старые говоруньи, но Бог и вправду забрал ребеночка. Остальные дети живы, здоровы, улетели, разлетелись. Дочь в соседнем селе живет, обзавелась своей семьей. С мужем, правда, не повезло, очень уж любит к рюмке прикладываться. У самой двое деток, так что лишний раз добежать до родительского дома времени нет. Да отец и не в обиде. Остальные дети иногда приезжают.
Когда Аннушка жива была, все, как птенчики, слетались, собирались вместе, особенно на любимые тогда праздники – первое мая и седьмое ноября. А теперь дом пустой, как будто не живет в нем живая душа. Их дом был новым и крепким, он сам его построил. Все бревна, доски – всё сам облюбовывал, строгал, пилил. Мужики помогли поставить сруб, а остальное всё сам, своими руками. Дом получился с высоким крыльцом, со светлыми окнами, три из которых выходили на улицу, а два больших – в сад.
Он любил свой дом и гордился им. По ночам его часто мучили боли в спине и руках, надорванных тяжелой работой, и он часто просыпался, а потом долго не мог уснуть, выходил на улицу, скручивал самокрутку из табака, который сам выращивал и… вроде боль отступала. «Как же мне тяжело без Аннушки», – думал старик, подняться бы и пойти в дом. Натруженные больные руки лежали на коленях и не хотелось даже пошевелить ими.
УЖЕ заметно стемнело. Вокруг стало тихо, и только беспокойные сверчки, ждавшие своего часа, завели свои песни на только им понятном языке. Старик с трудом приподнял свое непослушное тело и, слегка сгорбившись, устало пошел к дому. Калитка тихонько скрипнула, будто признавая и поддерживая своего хозяина. Никто его не ждал и не встречал. Лишь только бессонная ночь, да беспрестанные думы об Аннушке, о том, как тяжко одиночество.
Времена года Весна – чудо, лето – чудо, осень – чудо, зима – чудо. Сколько бы столетий не спорили, кто создал всё это, но слово останется за теми, кто верил и верит, что всё создано Создателем, Высшим разумом. Бог, видимо, очень серьёзно занялся нашей планетой в своё время, и всё что теперь на ней живёт и размножается, будь то люди или животные, растения – всё процветает. Как процветает весна с её удивительными запахами, чуть показавшиеся на пригорке травы или несмелого, но настойчивого подснежника, который вызывает у нас первую весеннюю улыбку и сердце тает от нежности к этому удивительному маленькому и хрупкому цветочку, а душа становится облаком и вроде на время куда-то уплывает. Потом ты замечаешь, как на деревьях набухли почки и лес наполняется шумом, чувствуя прилёт птиц и приход тепла. С каждым днём солнце дольше задерживает свои лучи, оставляя своё тепло для всего живого. Это – солнечная энергия, от которой земля от зимнего отдыха начинает просыпаться. Все начинает оживать, как только снег, всем надоевший, неожиданно исчезает, вызывая этим всеобщую радость. И вот тут начинается самое интересное. Все становятся влюблёнными. Любовь всюду, даже воздух наполнен её частичками. Весна – это любовь. Все по парам – люди, птицы, звери, насекомые и, конечно, растения. Они рождаются из земли, рядышком, красивые цветы, приветствуя друг друга и влюбляясь. Весна в разгаре, всё цветет, всё бушует, всё радует глаз. Деревья радуют глаз своей нежной зелёной листвой. Стоят одетые в дорогой красивый шёлк неотразимого цвета. Такой цвет может подарить только Тот – кто всё это создал. День за днем становится жарче. Одни цветы сменяются другими. Листья на деревьях приобретают более сочный и темный цвет. Птицы, выбирая укромные места в кустарниках и на деревьях, вьют гнёзда. Любовь дала потомство, нужно строить гнёзда, растить, заботиться о птенцах. Ведь не зря они летят из чужих стран на свою Родину, которую покидают с тоской, чтобы вернуться сюда весной. Жизнь снова продолжается. Все идёт к тому, что скоро лето.
Лето! Кто не любит лето?! Природа повзрослела, она выросла, обзавелась потомством. Господствует теперь в этом живом мире – забота. Лето – солнце в зените, для того, чтобы весенние первые росточки выросли, набрались сил. Семена и плоды взяли солнечную силу и энергию для будущего потомства. И летний дождь, тёплый дождь, которым земля насыщается. Матушка земля, впитывает целительные капли для всего живого и ей родного.
Лето – другие запахи, другие цветы, как-будто они взрослее весенних. Они все очень красивы. Особенно красиво луговое поле. Вот где рай. Зайдешь по пояс в эту красоту, приляжешь на травы – кругом ромашки, колокольчики, весь летний цвет. Закроешь глаза и вдыхаешь этот аромат, и этот запах смешанный, неповторимый, течёт по твоим жилам, как живая вода и ты, как-будто где-то паришь в невесомости, под пенье жаворонка и не хочется открывать глаза, терять это наслаждение. С силой открываешь глаза и видишь небо голубое без единого облака. Вся красота завораживает и потом ещё долго вспоминается это неповторимое ощущение невесомости и легкости, как-будто ты излечился от дурной болезни, долго тебя мучавшей. И хочется петь во весь голос, зная, что тебя никто не услышит, и никто не осудит. И сам поёшь, и душа поёт.
Постепенно жаркие лучи солнца становятся менее тёплыми. День понемногу становится короче, а ночь длиннее. В садах наливаются соком яблоки и груши, и дразнят своей спелостью бордовые вишни. Острее ощущаешь приближение осени. Идет, спешит красавица со своим богатством.
Осень – самая волнующая пора. У неё свой особый запах. Запах осени, мудрый и неповторимый. Всё, что готовила весна и лето, она выставляет, она гордится. Вот я, я – пришла, берите, собирайте, только не ленитесь. И когда собраны все урожаи, осень готовит ещё подарки. Подарки красок: листва постепенно начинает менять цвета, где-то листья желтеют, где-то краснеют, постепенно деревья становятся царственно величавыми с золотыми кронами. Этой порой очень хочется пойти в лес по грибы – опята. Зайти в лес, поклониться ему, попросить набрать ведёрочку грибов и на входе положить кусочек пирога лесовику, чтобы был не в обиде. Кто не испытывал восторга, когда вдруг видишь поваленное дерево, а на нём видимо-невидимо грибов опят. Вначале замираешь, не веря в удачу, а потом вырывается непроизвольно радостный крик – крик торжества. Садишься на корточки и начинаешь с нежностью срезать каждый грибочек, и бережно складывать в ведерко. Моя подруга однажды нашла в лесу пенек, а на нем друг на дружке росли опята, такие красивые, с толстыми ножками и красивыми шляпками. Она долго любовалось такой находкой, но так хотелось, чтобы все увидели такую красоту. Она созвала нас всех, мы были поблизости и когда подошли, она с блеском в глазах и с какой-то торжественностью сказала: «Посмотрите, какой натюрморт». Потом этот живой натюрморт долго стоял в глазах, принося радость. Это осень-дарительница. Осенью хочется уединиться, побродить по шуршащему ковру, взять в руки веточку клена и думать, думать. Как-будто всё раскладывать по полочкам, некоторые слова складываются в стихи и посвящаются осени.
Осень тихо загрустила,
Листья наземь уронила
И стоит печальная,
Листья растерявшая
Вот и осень с бабьим летом отдает последнее нежное тепло, как-будто просит помнить ее щедрую и красивую. Слетают с деревьев последние листья. Задувает холодный ветер. Начинаются дожди. Вот и закончилась осень.
Зима. Властная, холодная красавица. Богатая бриллиантами, изумрудами, засыплет снегом поля, леса, и чуть солнышко покажется на небе, коснется лучом ее богатств, и начинают они гореть и завораживать взгляд. Возьмешь в руку комочек снега, он быстро тает и красоты не остается. Но люди любят зиму за ее буйный нрав, за морозы и метели, за радость кататься с горок и на лыжах, и на коньках. Мороз проберет тебя до костей, и как приятно прийти домой, выпить горячего чая. Лечь в теплую постель, согреться и видеть сон: весеннюю проталинку с зеленой травой и маленький белый подснежник. И снова все начнется сначала.
Марина Марина, сидела на своей небольшой кухне и мыслями уносилась на свою малую родину, на которой давно не была. Родители умерли, но ей так хотелось туда поехать, где прошло её детство, походить по родным местам, сходить на родительские могилки. День она запланировала. «А возьму-ка с собой внука», – решила. Пусть побывает на бабушкиной родине. Внучок вырос красивый, с чёрными густыми волосами, а глаза украшали густые длинные ресницы. Волосы слегка были волнистыми и за это он их недолюбливал.
Погода выдалась теплой и солнечной. Взяв билеты, они заняли свои места. Автобус, грузно качнувшись, выехал из города. Марине всегда нравилось смотреть на проносящиеся мимо поля, на лес с зелёною листвою, на синее небо с причудливыми облаками. Она вспоминала, как, закончив школу, уехала учиться. Как много ребят пытались за ней ухаживать. И она любила знакомиться, протягивала ладошку и говорила:«МАРИНА». Ей так нравилось своё имя, оно её завораживало и от этого она казалась себе красивой и загадочной. Мама всё диву давалась: «Что они в тебе находят?». А девушка лишь усмехалась и думала: «Моё имя – как песня, как птица!». Жизнь, конечно, не была песней. Мама умерла рано. Мир стал серым и ненужным. Домой ехать не хотелось, отец обижался, но без мамы дом стал пустым, чужим. И когда отец вскоре женился, ей стало даже легче, не нужно было испытывать чувство вины перед ним. Дом был продан на снос и даже, если бы захотелось когда-нибудь приехать домой, то было бы просто некуда. Дому осталась верна кошка Мокрида, таким именем её назвала мама. И сколько отец не пытался её увозить в мешке за несколько километров, она упорно возвращалась и сидела, ждала хозяев на пустом месте. Марина тоже никак не могла привыкнуть, что нет мамы. Господи! Иногда, слушая подруг, недовольных советами своих мам, она думала, мне бы хоть на минутку увидеть её, погладить её усталые руки, посмотреть в её глаза, поговорить. Нет! Этого уже никогда не будет.
Остановилась Марина у своей племянницы. Двор был ухоженный, кругом цветы в красивых клумбах. Много было красивых роз. Две большие вишни склоняли свои ветви под тяжестью плодов. Такая красота! Внук, озираясь вокруг, дёргал её за руку и всё говорил: «Ба, глянь, ба, глянь!» Вечером Марина позвонила брату, договорились утром съездить на кладбище. У брата была машина и на рассвете, нарезав роз, они поехали. Зайдя в ограду, Марина ахнула. На маминой могилке вырос огромный белый гриб! Брат хотел сорвать его, но Марина сказала, не надо, это мама даёт нам знак, что рада нас видеть. Она нагнулась, потрогала молодую и упругую его шляпку. Потом села на скамейку и мысленно разговорилась с мамой. Сегодня ей ещё хотелось побыть в своём посёлке, где она родилась и выросла, где стоял родительский дом. Брат высадил её с внуком возле старой школы, в которой Марина училась. Школа была развалена, её двор зарос высокой травой. Ей показалось, что вот сейчас выйдет за село и увидит родной посёлок. Но каково было её удивление, когда выйдя из села, она увидела, что с левой стороны стоял стеной молодой, зелёный, хвойный, незнакомый лес. Когда же он сумел вырасти? Дороги не было видно и на миг показалось, что заблудилась она навечно. Но к посёлку привела их дорога через поле. Рожь стояла, налитая зерном, и мерно покачивалась под ветром. Приятно было видеть поле, которое плодоносило, а не пугало страшным чертополохом. Когда пришли в посёлок, Марине подумалось, вот пришли с одного кладбища на другое. Только здесь похоронены дома. Уцелел лишь один дом и в нём явно кто-то жил. Марина с нетерпением стала стучать в ворота. Так хотелось увидеть кого-то живого, помнящего её родителей, а, может, и её саму? Вышел старик, на лице его светилось добродушие, а глаза улыбались.
Вы кто? – спросила Марина. Он назвал фамилию, и она вспомнила его и его семью. Она тоже представилась, назвала родителей, но старик, конечно, её не узнал, хотя сделал вид, что узнал, наверное, чтобы не обидеть. Но Марине было всё равно. Она попрощалась и поспешила к тому месту, где когда-то стоял родительский дом. К горлу подступил ком и на глаза навернулись горячие слёзы. На месте дома гулял ветер, росла, высокая трава и больше не было ни-че-го! Она попросила внука отойти недалеко. А сама, усевшись на тёплую землю, залилась слезами. Она плакала и говорила, шептала, разговаривала с мамой, просила у неё прощение за тот роковой день.
…Мама тяжело и долго болела, Марине невмоготу было видеть её страдания и, по своей глупой молодости, она не выдержала и сбежала из родительского дома. Мы всегда думаем, что потом всё объясним и нас поймут. Не хотелось верить, что мамы когда-то не станет! Но, приехав в тот раз домой, на подходе к дому, ее нагнала почтальонка с телеграммой. Мамы не стало! С тех самых пор Марина мучилась от того, что не услышала мамины прощальные слова и не знала, простила она её или нет. Вот сейчас, сидя на месте дома, Марина говорила и говорила, и ей казалось, что её слышит мамина душа. Слёзы облегчали душу.
Она привстала и посмотрела вдаль. Там виднелся далёкий горизонт и как в детстве показалось: вот только стоит пробежать немного, и коснёшься края. Они так и делали в детстве, но чем дольше они бежали, тем быстрее убегал и убегал горизонт. Марина поклонилась низко до земли своим родителям, дому, всему тому, что есть и будет в её памяти. Она уходила с внуком, боясь оглянуться, унося тепло своей земли в душе. Марина надеялась, что сегодня мама, наконец, её простила.
А мама простила её уже давно…
Матвей За день, нагретые весенним солнцем почки на деревьях набухали и, глядя на них, думалось, сейчас выстрелят. И они выстреливали нежнейшими, резными, зелёными листочками. Весна этого года начиналась дружно, уже сошёл снег, отшумели ручьи, и она с уверенностью вступила в свои права. Это была пятая весна Матвея. Он ещё спал, досматривая чудесный сон, где улыбающаяся мама щекотала его и прижимала к себе. Он был счастлив! Утренний луч солнца, такой яркий и смелый, передвинулся на лицо мальчугана, и он открыл глаза.
Ещё не совсем проснувшийся малыш понял, что будила его совсем не мама. Он хотел повернуться, но резкая боль в коленке и рёбрах заставила его тихо охнуть. Вчера его опять выловили ЭТИ, избили. Били не совсем жестоко, но было очень больно. А он смотрел на мучителей своими бархатными карими глазами, не выдавая страха и унижения, а, главное, надо было в это время не плакать. Бить Матвея сильно обидчики не решались. За побои младших в детдоме строго наказывали. Малыш сжимал в ладошке своего друга, про которого никто не знал, не догадывалась об этом даже его любимая воспитательница Тамара Ивановна. Маленький резиновый мячик оранжевого цвета. Матвейка нарисовал ему нос, глаза и губы, немного растянутые в улыбке. Про себя мальчик назвал его просто – ДРУГ. Он всегда носил его с собой, засыпал с ним, а когда совсем становилось плохо и одиноко, он с ним разговаривал. Как ему хотелось, чтобы когда-нибудь приехала мама и забрала его. Его так обижают ЭТИ! Эти, их было четверо, самый несносный Санька, он всегда старался его побольнее ударить или дёрнуть за ухо. За что его невзлюбили ребята, Матвей не мог понять своим детским умом, ведь он-то как раз никогда не задирался, просто потому, что не мог этого делать. Миролюбивым рос человеком Матвейка. Физически мальчик выделялся, угадывалась в нём, пятилетнем, крепкая и статная фигурка, широкие плечи! Волосы были светлые, прямые и густые, но им не давали отрасти – стригли всех ребятишек так, что оставалась одна чёлка. Уже в этом возрасте проявлялся его характер, не хотел он быть похожим на других. Матвей любил одиночество и у него был самый лучший и верный ДРУГ! Во дворе детского дома рос большой и раскидистый клён. Матвей очень любил сидеть на земле, прижимаясь спиной к его стволу. Своим маленьким тельцем он чувствовал, как большое дерево, становясь тёплым, раскачивал большими ветками. Тимофею было покойно на душе в эти мгновения, большой и добрый клён защищал его! Мальчик закрывал глаза, а в душе у него почему-то звучали слова. Потом они складывались в строчки, строки в рифмы и получались певучие стишки. Он их запоминал и накрепко хранил в памяти. Спустя много лет, он увидел американский фильм «Изгой», режиссёра Роберта Земекиса. По воле судьбы, взрослый мужчина-почтальон, попадает на необитаемый остров и у него другом становится футбольный мяч. Этот фильм вызовет у Матвея скупые слёзы, по тому одинокому и жестокому детству. Он совсем не помнил, почему и как очутился в детском доме, ему казалось, что он был в нём всегда. А вот маленькое его сердечко подсказывало ему, что ведь где-то живут и мама, и бабушка, а если совсем повезёт, то и папа! Вот тогда не стояли бы у его кроватки старые, стоптанные тапочки с дырочками и протёртой подошвой и ЭТИ его бы не обижали! А вместо красивого фантика, который он случайно нашёл и нюхал, и нюхал, у него была бы настоящая вкусная конфета! Фантик от конфеты Матвей бережно хранил в карманчике. От таких грустных мыслей малышу захотелось плакать, как вдруг рядом раздался зычный голос Тамары Ивановны:
–Ну, Матвеюшка, вставай, вставай, у тебя сегодня смотрины!
– Какие смотрины, – удивился он?
– Всё узнаешь сам. Сейчас пойдём в корпус, принарядим тебя, причешем, переоденем, приговаривала воспитательница.
Да, Матвейке повезло, его усыновили. Теперешняя его мама – Оксана Фёдоровна – преподавала английский и французский языки в школе, папа работал рядовым инженером на заводе. Когда они увидели Мальчика в первый раз, у неё задрожали губы, и она заплакала. Повернувшись к мужу, сказала одно: «Это – он!» Муж, кивнув головой, быстро отвернулся. Так просто и буднично Матвей стал их сыном. Они сразу и безоговорочно полюбили друг друга. Маленькое сердечко потихоньку оттаивало. Он, обнимая и прижимаясь к маме, сразу затихал, боясь даже дышать. А вдруг это сон? Но мама обнимала его, поднимала на руки и кружила по комнате и они счастливо смеялись. Папа старался угодить сыну, покупал ему игрушки. Самая крутая была – пожарная машина. И мальчуган начал познавать, что такое счастье. Это когда они с мамой шли зимой по заснеженной дорожке из детского сада, а в воздухе кружились белые снежинки. И мама крепко держала его за руку, а он думал, наверное, она боится потерять меня и был этому несказанно рад. С самых первых дней они договорились, что будут изучать иностранные языки. Один день – английский, другой – французский. Так с пяти лет и пошло ненавязчивое знакомство и обучение иностранным языкам. Матвей быстро всё схватывал, у него обнаружились несомненные способности к языкам. А родители не могли не порадоваться этому. К семи годам мог сносно разговаривать на двух языках. В школу пошёл с большой радостью. За это время он вытянулся, его карие бархатные глаза стали более выразительными, а густые волосы маме было жаль стричь. И он стал с удовольствием носить красивую причёску, без безобразной чёлочки. Накануне первого похода в школу Матвей почти не спал. По нескольку раз перепроверял. Всё ли на месте в портфеле. Несколько раз вытаскивал и перекладывал книги, тетради, ручки. Он уже умел писать и считать. А в его детском личном дневнике появились стихи. Трогательные, наивные, но это были его мысли, переживания. Учился он легко и школу окончил с отличным аттестатом. Уже в старших классах он пробовал сочинять ещё и рассказы, и под псевдонимом отсылал в разные журналы. Некоторые из них печатались, иногда приходили хорошие отзывы. Ему нравилось погружаться в мир литературы и своим ощущением мира придавать смысл написанному. Мама поддерживала его, гордилась, а папа частенько говорил:
– Ну, сынок, быть тебе писателем.
И как в воду глядел. Его первая книга «Обо всём и ни о чём», вышла миллионным тиражом и сделала сенсацию в литературных кругах. Матвей окончил журфак, но писательская деятельность привлекала его всё больше.
Следующая книга была не менее популярна «Забытые вами, вас прощают». Он стал знаменит, работал над новой книгой. Всё в его жизни складывалось удачно, и он благодарил судьбу и Бога, за всё. Вот только, чем больше он взрослел и мужал, одна мысль не давала ему покоя. Он очень хотел найти свою кровную маму и надеялся, что она жива, а если так, он её обязательно разыщет. Только не знал, как сказать своим приёмным родителям об этом, чтоб не обидеть их.
Как-то, сидя вместе на кухне, он решился начать нелёгкий разговор и, к своему великому изумлению, мама вдруг сказала: «Сделай сынок одно большое дело, разыщи свою настоящую маму, приложи к этому все усилия и возможности». Он, потрясенно обнял её, уже постаревшую с седыми волосами, но такую родную мамулю.
Да, ему пришлось потратить много времени, разговаривать со многими нужными людьми, он посетил тот детский дом и ему дали данные. Мама, Пражская Лариса Фёдоровна, проживающая в городе N, по такому-то адресу. А жива ли и живёт ли она сейчас там, никто не знал. И Матвей не стал откладывать поездку. То ли кровь звала, то ли обида гнала? Он ехал в своей новенькой машине и чем ближе он был к её дому, тем сильнее стучало его сердце. Матвей быстро нашёл трехэтажный старенький дом. Дверь в подъезде еле держалась на петлях, видимо часто её пинали ногами. Подойдя к заветной двери, он долго не мог нажать на звонок. Но, пересилив себя, резко нажал кнопку звонка. В ответ – тишина. Нажал ещё раз, ещё – безрезультатно. Никто не открывал. Он хотел уже уходить, как за дверью раздался еле слышимый шорох. Кто-то с усилием открывал замок. Когда дверь приоткрылась, перед ним оказалась худенькая женщина в инвалидном кресле, с такими же, как у него, карими бархатными глазами. В стареньком застиранном халатике, в котором не хватало двух пуговиц, а на их месте зияли дырки, как будто кто-то их выдрал с мясом. И у Матвея вдруг предательски задрожали ноги, а на глаза навернулись слёзы. Он понял, что нашёл, вот она, такая беззащитная, как и он тогда, в детстве. А она, увидев его, сразу в догадке рвануло сердце. Она не могла вымолвить ни слова. И лишь безумное удивление, близкое к помешательству, отразилось в её глазах. Матвей, испугавшись, припал к ней, как будто ему было пять лет и почувствовал такое мощное тепло и нежность, таких состояний он никогда не испытывал. А в голове билась одна мысль, вот и нашёл, вот и нашёл!
Потом они долго разговаривали. Она рассказала про обман его смерти, но эти люди уже наказаны жизнью. А она, после тяжёлых родов, стала инвалидом. Всю ночь не гас огонёк в их окнах. Теперь Матвей часто навещает свою маму, купил ей красивый халат, новое кресло, нанял сиделку, а на её столе теперь всегда лежат хорошие конфеты в красивой красочной обертке.
Чужое счастье О ней так много писали, сочиняли песни, стихи… О молодой и красивой, о ее влюбленности и неразделенной любви. Писали и сами себе верили, что не может быть иначе: она могла любить только его, мечтая коснуться, прижаться к нему и, наконец-то, быть счастливой. А дуб – раскидистый, властный, могучий и любивший больше всего на свете себя. Она никогда его не любила и не хотела к нему прижиматься. А люди верили в эту сказку, да и пускай верят. Она-то сейчас уже немолода и ее ветви уже не так упруги. И ее мучитель теперь не приходит к ней и не ломает ее ветви. Она слышала через свою боль, как они говорили, мол, будут хорошие веники. Она не знала, что такое веники. Временами боль уходила, а весной она вновь расцветала, ее сережки свисали бахромой с какой-то залихватской красой. Она стояла одна в поле. Одна-одинёшенька. Смотрела на лес, где были ее браться и сёстры, они лишь издали иногда махали своими ветками, приветствуя ее. Иногда ей очень хотелось к ним, быть рядом со всеми. Но так всё сложилось, так упало ее семя одинокой красавицы. А она и впрямь была красавица: высокая, белоствольная. Раскидистая. Она много лет стояла одна, иногда – грустя, иногда- радуясь внезапному порыву ветра с дождем, когда вдруг он начинал с ней играть, и она не могла сопротивляться.
Но однажды, после такой игры, спустя время, из-под земли стало прорастать маленькое деревце. Она очень внимательно прослеживала каждый день появившегося на свет соседа, который жалобно тянулся вверх. Вначале это ее раздражало, что еще кто-то рядом с ней на ее владениях. Потом у нее появилась непонятная жалость. Лето было засушливое, и она видела, как это деревце… гибнет. Тогда она обвила его своими корнями и стала его подпитывать.
Потом пошли дожди. И дерево стало стремительно расти. Ей очень нравилось наблюдать за ним: как растут его ветви, как распускаются маленькие зеленые листочки и ей уже не было так одиноко и грустно. Дерево ей улыбалось, приветствуя ранним утром взмахом веток, желало спокойной ночи вечером.
…Прошло несколько лет. Из маленького дерева оно превратилось в большое и раскидистое. Они сплелись ветвями и корнями, и она помолодела. Она поняла, что можно любить и быть любимой. Они вместе встречали рассветы, провожали закаты. Они разбрасывали вокруг семена, и через несколько лет в этом месте выросла красивая березовая роща. Сюда приходят люди и любуются белоствольной красотой стройных березок. А они по-прежнему стоят рядом, обнявшись упругими ветками, и по ночам шепчут под шум ветра слова любви. А дуб по-прежнему стоит независимый и… одинокий. Иногда он поднимает вверх сильные могучие ветви, чтобы взглянуть на чужое счастье. Но… оно его не трогает. Он опускает ветви и ему хорошо одному, сильному и властному.
Хотя… Быть может, пройдут сотни лет и тогда он тоже не будет одиноким?
Жемчуг Праздничные дни… Она их теперь не любила. Суета. Все бегут куда-то, торопятся. Вот и сегодня она шла по нарядной улице, украшенной гирляндами, красочными елками, витрины магазинов ослепительно сверкали поздравлениями «С новым годом!». А ей приходилось тащить своё усталое, непослушное тело, чуть сгорбившись, и стараясь не поскользнуться. Она медленно шла к своему дому. В руках у нее была небольшая сумка с продуктами. Себе она купила очень мало, больше – любимому коту Жемчугу. Она-то и вышла из дома ради него. Так хочется побаловать любимого котика. Подарки некому дарить, да и ей самой никто уже давно ничего не дарил. Но ее это не обижало. Те, кто ей были близки и дороги, давно растворились в Вечности. Она сильно сжимала в руках свою сумку, как будто это ей придавало уверенности. Но вдруг кто-то резко выдернул из ее рук сумку и, улыбаясь, сказал:
– Здравствуйте, Дарья Николаевна.
Она даже не успела испугаться, а он с очаровательной улыбкой смотрел на нее.
– Ты кто? – как-то робко и глухо спросила она.
– Я – Артем. Артем Дементьев.
У нее пронеслось в голове мысль, несвойственная по быстроте ее возрасту: «Наверное, это один из тех хулиганов с нашего двора».
– Я вам помогу, если Вы не возражаете, – он очень цепко взял ее под локоть, чуть прижал к себе и сказал: – Ну, что, пойдемте?
И она засеменила, не смея возражать, почувствовав уверенную опору.
– Так, ты – кто?
– Дарья Николаевна, мы поговорим еще об этом. А сейчас я Вас провожу до дома, – он ей так открыто улыбался, что она ему поверила. Поверила тому, что он доведет ее до дома и ничего плохого не случится.
– Ну, пойдемте же, а то Ваш Жемчуг совсем Вас заждался…
Ее это удивило: он знает ее любимца, но решила промолчать.
Подойдя к двери, попыталась вспомнить, куда положила ключи, но незнакомец, прижал свою руку к двери, и она открылась. Ее старое тельце задрожало от испуга:
– Уже в квартире кто-то есть, – мелькнула догадка. Она еще толком не успела всё это обдумать, как незнакомец сказал:
– Дарья Николаевна, заходите.
Навстречу ей бежал ее друг, кот Жемчуг. Он стал тереться о ее ноги, не обращая внимания на незнакомца.
Артем уверенно прошел на кухню, выложил нехитрые покупки и с какой-то грустью произнес:
– Да, совсем небогато, Дарья Николаевна, Вы не возражаете, если я накрою вам стол, ведь сегодня Новый год. А Вы немного отдохнете…
…Спустя полчаса она зашла на кухню и чуть не лишилась чувств. В углу сверкала нарядная елка (таких она не видела даже в самых дорогих магазинах), стол был празднично накрыт. Его украшали салфетки в виде белых лебедей. Роскошный сервиз сверкал своей белизной. Закуски ее поразили. Не было ни оливье, ни колбас, ни знаменитой «шубы». Всё было приготовлено в виде 12 знаков Зодиака. Блюда были из фруктов и овощей. Желтыми солнечными глазами на нее смотрел тигр, рядышком стояла белая коза и так все знаки. В центре стол украшала шоколадная лошадь. Она отливала коричневой глазурью и, казалось, сейчас топнет копытом. Женщина вдруг подумала: «Вот я и сошла с ума…» Хотя всю жизнь была мечта: зайти на кухню, а там праздничный стол и не просто праздничный, а сказочный. Но возле стола стоял молодой человек, он жестом пригласил ее к столу. О, она, уже ничего не соображая, послушно присела на краешек стула.
– Ты кто? – опять спросила она, подслеповато щурясь, стараясь рассмотреть его лицо.
– Я – Ваш ученик, Дарья Николаевна.
– Какой ученик? – вскрикнула она. – У меня никогда не было учеников. Моя жизнь прошла в городской библиотеке.
– Вы не поняли, я – Ваш ученик из будущего. В канун Нового года энергия Вселенной, Высший Разум выбирает самых одиноких и больных людей, чтобы подарить им праздник. Через двести лет Вы будете жить на планете Ютар и будете, выражаясь языком Земли, вести преподавательскую деятельность. Союз общественных пониманий, сохранение жизнедеятельности на существующих планетах. Одним словом, Ваша профессия – психолог.
Она посмотрела на угол, где у нее висели иконы Христа Спасителя, Николая Чудотворца, Божией Матери и хотела перекреститься.
– Дарья Николаевна, Вам сейчас это трудно воспринять, но Вы хотите праздника?
И ей вдруг очень захотелось праздника.
– Еще Вы можете загадать одно желание, всего лишь одно и я смогу его исполнить. У Вас на Земле в Новый год желания исполняет Дед Мороз. Ну вот, считайте, что я – это он.
Она обалдело смотрела на него. Молодой парнишка, у него даже на носу прыщик, да он просто смеется над ней.
– Загадывайте, – сказал он.
И она, удивляясь самой себе, вдруг сказала:
– Я хочу увидеть эту планету и себя через двести лет.
Ее старенькое сердце ёкнуло и как-то сжалось, наверное, от страха. Артем хлопнул ладонями. На стене появился экран. Она увидела здание в форме большой ракушки.
– Здесь Вы работаете, – сказал Артем.
Она увидела вокруг этой огромной ракушки, как растут… нет, не деревья. Это были растения, чем-то напоминавшие огромные фикусы. Листья у них были разного размера, и каждые три-пять минут они меняли цвет. Они трепетали, вздыхали, они – жили.
– Вы ведь знаете, что все растения у Вас на Земле – живые. А у нас это – факт.
Она увидела людей, выходивших из этого удивительного здания. Она отчетливо видела всех этих людей, их одежду, глаза… Глаза у них были как у ее Жемчуга, зеленые с вертикальными зрачками. На экране появилась женщина: стройная, молодая, она торопливо бежала по ступенькам и на мгновение остановилась, и их глаза встретились. Дарья Николаевна поняла: кто это. Она ахнула от изумления и счастья. У нее глаза были такими же зелеными с вертикальными зрачками. Она энергично сбежала по ступенькам, села, нет, это была не машина, это было что-то похожее на колесо круглой формы. Она стремительно влетела в это чудо и не поехала, а полетела. Там давно уже все летали. На экране мелькал город. Дома имели форму вертикальных свечей, где на вершине горели яркие лампы разноцветных цветов.
– А почему такие цвета? – робко спросила она.
– Ну, мы ведь все стремимся ввысь, а не вниз. Ввысь к Высшему Разуму. Этим самым мы показываем свое смирение и поклонение.
… Вдруг в городе пошел дождь. Она это поняла по наполнявшимся лужам. Дождь не капал, он был струйчатым, как будто его лили через решето непрерывно. И у нее в душе вдруг возникла такая тоска по этому городу, по этим деревьям, по странным зданиям. Ей уже сейчас захотелось быть ТАМ и не ждать двести лет.
– Дарья Николаевна, из всего этого есть только одна формальность…
– Какая? – спросила она отрешенно и уже ничему не удивляясь.
– У Вас сегодня праздник. Завтра Вы проснетесь и не будете ничего помнить. Таково условие Вселенной.
Всего несколько часов счастья и она почему-то этому не удивилась, только спросила:
– А мой Жемчуг будет всё это помнить?
Артем посмотрел на Жемчуга. Его глаза были загадочны и мудры. Кот ласково и доверчиво смотрел на хозяйку.
– Ваш Жемчуг будет помнить всё.
– Ну и, слава Богу, – обрадовалась она.
Ворона Ворона Вера… Ей сегодня страшно повезло: расправив свои черные, с серебряным отливом крылья, она кружила во дворе многоэтажного дома. Здесь всегда находилась пища: кусочек хлеба или булки. И если что-то из находки было слишком сухое, она брала хлеб или булку в свой твердый и крепкий клюв и летела к луже, бросала кусочек и ждала, когда он станет мягким. Для надежности она накрывала находку своей цепкой лапой и смотрела по сторонам. Люди, проходившие мимо, не замечали умную ворону, им не было дела до этой птицы. Но ей было дело до людей. Она замечала в них всё: кто может кинуть в нее палкой или камнем, кто добрый, а кто злой…
А вот идет одна такая, у нее в ушах что-то так блестит. У Верки аж дух перехватило. Ах, если бы она могла вырвать эти блестящие штучки и пусть бы ее подружки-вороны лопнули от зависти, что у нее есть то, чего нет у них.
Ну, так вот сегодня, покружив над домом, ворона Вера увидела на земле кусочек. Ой, у нее даже слюнки потекли. Кусочек сала!
Сделав пируэт в воздухе, чтобы успокоиться, она опустилась на землю. Ее глаз сверкнул алмазом: «Повезло мне, повезло». Она даже похлопала крыльями от счастья: «Да, это всего лишь кусочек сала. Да, небольшой, ну что уж Бог послал: кому-то сыр, кому-то сало…». Ворона Вера схватила нежданную находку и стояла в нерешительности: «Что делать?» (Чернышевского она, конечно, не читала).
…Была зима и мороз был не хилый. А тут с утра ей удачно довелось позавтракать на соседней помойке. Так что же делать с этим найденным кусочком? Рядом была клумба, а на ней много снега, такой бо-о-льшой сугроб. Птица схватила сало, взлетела, покружилась в воздухе, принимая верное решение. Потом села на сугроб лапами и стала клювом разгребать снег. Она так была увлечена своей работой, что не заметила, как на высоком заборе сидели две вороны, ее подруги. Ну не совсем подруги, можно сказать, знакомые. Они уже давно за ней наблюдали, только Вера их не замечала, настолько взволновала ее такая удача. Вырыв в снегу яму, она положила туда, что Бог послал. И лапами, и клювом всё зарыла, и для подлинности еще походила по этому месту с важным видом. (Жизнь удалась!) Ее же подруги внимательно за ней наблюдали. Одну из них звали Муся, вторая была Галя. Муся очень нетерпелива, ей так хотелось, чтобы Вера скорее улетела. Так оно и вышло. Довольная и счастливая, громко каркнув, Вера улетела (у нее еще в другом месте тоже была спрятана находка).
Едва дождавшись, Муся с Галей разрыли снег, вытащили сало, они даже не стали его клевать, у них была совсем другая цель, они хотели видеть совсем другое – ворону Веру, растерянную и удивленную. Птицы сели на забор и стали ждать. Ждать пришлось недолго. Вера, проверив свою прежнюю находку, вернулась, очень уверенная и проголодавшаяся. Она стала разгребать снег… Но что это такое? Там ничего нет?! Такого не может быть! С досадой и недоумением она всё скребла и скребла снег. А те две – умирали со смеху. Они даже пощипывали друг друга клювами от удовольствия, наблюдая за Верой. Они уже не просто смеялись, а от души хохотали. Ха-ха-ха! Вот Верка-дура.
А Верка и вправду подумала: «Какая я все-таки дура. Зима. Холод. Как прокормиться? Эх, моя экономность, съела бы сразу кусочек сала и теперь не мучилась».
А Муся с Галей не унимались. Им было так весело наблюдать за Верой, как они над ней ловко подшутили. И они уже собрались взлететь вверх и там покувыркаться, как вдруг из какого-то окна кто-то выбросил… кусочек сала. Он был даже больше, чем прежний. Ну, бывает же такое! Ну, есть же добрые люди! Кусочек упал прямо к лапам вороны Веры. Муся с Галей замерли, а Вера остолбенела. Она не могла поверить в такое счастье. Ее глаз свернул дорогим алмазом. Это от удачи. Она схватила эту удачу в свой клюв и даже не заметила, как проглотила. А подруги-вороны еще не могли понять, что же произошло и им уже совсем не хотелось ни смеяться, ни хохотать, они стали ругаться. Да, просто так, потому что они по натуре были склочны и сварливы.
.. .Ворона Вера же опять засмотрелась на людей, на красивые штучки, которые они носят и размечталась: «Вот бы и мне такие!».
А прохожие смотрели на ворону и думали: «Живут же эти птицы триста лет, а может и больше. Вот бы и нам. Ну, хотя бы двести…».
Лягушка Солнце нещадно палило землю, как будто небо, вобравшее в себя столько зла и негатива от людей, сделало солнце оружием зла. Все хотели воды, абсолютно всё живое, все её жаждали. В одном, когда-то большом болоте, сидела зелёная пучеглазая лягушка. Она забралась под большую корягу, когда там ещё была вода. Но с каждым днём воды становилась всё меньше и меньше. И теперь она сидела в грязной жиже. Она была совсем молоденькая, и это было её первое лето, обещавшее ей очень много интересного. Но, забившись под корягу, она думала, что скоро умрёт. У неё даже не было имени. Она могла бы быть Пучеглазкой, Длиннолапкой, ей больше нравилось больше Длиннолапкой, а сейчас её отвлекала палящая жара, не щадящая. И когда под корягой стало совсем сухо, она решила: нужно вылезти и посмотреть, хотя бы на луг и на усохшее болото. Она несмело выбралась и короткими прыжками передвигалась к ближнему лугу. Её сородичи, видимо, тоже решили покинуть не нужное болото. Кожа её стала сухой и не красивой, даже большое количество мошек её не радовало. И есть совсем не хотелось. Хотелось тёплого болота и много воды. И когда силы стали покидать её, она запрыгнула в маленькую канавку и стала прощаться с жизнью. Вдруг небо ослепила яркая на всё небо молния. Горячий воздух стал наполняться частичками холодного воздуха. Подул сильный ветер. Надвигалась туча. Лягушке было это всё непонятно. За свою короткую жизнь она ещё не видела дождя и не знала, что дождь это её спасение. Крупные мокрые капли ударили по её спине, по зелёной голове с пучеглазыми глазами. Она почувствовала, как она оживает, её шкурка становится влажной, а канавка наполнятся водой. И такую радость ощутила лягушка, ей захотелось громко исполнить своё знаменитое ква-ква. И что бы все услышали, что она Длиннолапка, и что она жива. Дождь не утихал, он лил всю ночь и в том месте, где сидела лягушка, образовалась огромная лужа, напомнившая ей болото. Остальные лягушки дружно подхватили её ква-кваканье, и люди слышавшие ликование лягушек, думали – жизнь продолжается.
Два дождя Люди дождя, это те люди, которые любят дождь. Любят, когда он осторожно и нежно льет с неба тёплые капли и все ему улыбаются, подставляют ладони, наслаждаются. Люди дождя любят смотреть в окно, когда он неистово бьет и барабанит по крышам, по лужам, бросает горстями холодные капли в разные стороны. И люди дождя с восхищением и восторгом смотрят на его бурную и страстную стихию. Он хочет почувствовать, что он властелин, что он нужен людям и его здесь ждут. Знаешь, мы тоже с тобой люди дождя. Мы всегда любили слушать его ночью, крепко обнявшись. И он нас сближал, мы чувствовали какую-то особую энергию, исходившую от него, удивительное тепло и покой. Мы любили дождь. Вернее два дождя. Один был твой дождь. Он отличался от другого напористостью, обилием, прохладой в жаркую ночь и своей властностью. Да! Вы с ним похожи и я люблю такой дождь. Другой дождь был мой. Он всегда появлялся как-то неожиданно. Набегала небольшая туча, и сыпался частый, мелкий, тёплый дождь. И люди удивлялись, да откуда он взялся? И вдруг кто-то восторженно вскрикивал, смотрите там радуга. И правда – половину неба пересекала радуга-дуга, семицветная красавица и все любовались, показывая друг другу: вы видите радугу, смотрите, смотрите! Иногда они приходили разом – два дождя. Это всегда было ночью, мыпросыпались, торопясь открыть окно. Когда они были вместе, были другие запахи невообразимо нас волновавшие, был другой шум, то громкий, то чуть приглушенный и воздух наполнялся какой-то особенной чистотой. Иногда они спорили. И тогда один из них с порывом ветра кружил в воздухе, лопался пузырями в лужах, а другой чуть слышно шуршал по траве, по деревьям, стараясь успокоить буйство первого дождя, как будто кто-то его обидел, a он его успокаивал . Нас с тобой тоже обижали, старались нас разлучить, завидовали нашей любви. Глупые, они не знали, что всё уже было решено, и нашей любви был вынесен безжалостный приговор. Мы с тобой столько не виделись, так долго искали друг друга и эта встреча произошла. Это не была любовь с первого взгляда, она не пришла к нам, она была, мы принесли её с собой в этот мир, наверно тогда, в прошлой жизни, мы тоже обещали друг другу быть вместе, как это сделали сейчас. Ты даже в шутку придумал условный пароль, чтобы называть при встрече. Но тогда было одно но! И это должно было нас разлучить. Мы пришли в этот мир в разное время. Да, мы были вместе с тобой достаточно долго.
Но тебя нужно было отпустить, тебе нужно было идти другой дорогой и без меня. Да, я отпустила, но с тобой ушла моя душа, моё сердце. Они всегда были с тобой эти годы, и ты это чувствовал. Судьба делает резкие повороты и выворачивает всё наизнанку. Знаешь, когда мы встретились спустя годы, в этот день шёл мой дождь, было солнце, с неба сыпался тёплый дождь. Но я его не услышала, он хотел сказать, что я увижу тебя снова. Но та боль, которая столько лет держала меня в своих тисках, не дала мне это почувствовать. В этот день мы встретились, я подошла к тебе, а ты как будто ждал меня, вглядывался в толпу людей, когда же я появлюсь. В нашу первую встречу после долгой разлуки, я боялась верить глазам, что я здесь с тобой и наше тепло не ушло, оно осталось. Наши истерзанные души ликовали. Про любовь мы не говорили, это очень больно, она там внутри, может, обижена, её нельзя трогать – она сильная и несчастная. И с нашей встречи, с этого дня, пришли вновь два дождя. Не было ни одного дня, чтобы они не заглядывали к нам в распахнутое окно. Все эти годы они пытались нас соединить, а теперь смотрели: хорошо ли нам вместе? Они приходят, стучат: когда тихо, когда громко, и с печалью уходят, чтобы вернуться. А иногда они плачут, бегут струйки по оконному стеклу, так плачут дожди. Мы с тобой, в тот день тоже плакали, почему всё так сложилось, что эта встреча принесёт разлуку. Нам некого винить и не за что. Пускай судьба подарит нам ещё, не знаю сколько времени, но это будет наше время, наше счастье. И опять будут биться неистово дожди, просить и умолять о чем-то. В чём наша вина, мы никогда не узнаем. Я тебя снова отпущу, но уже навсегда. И я хочу, чтобы ты был счастлив.
Лиза Моя кошка, моя Лиза. Мы нашли тебя по дороге на дачу. На перроне, где дачники ожидали электричку, к нам подбежал маленький серый комочек и доверчиво прижался к моему колену. Мы ещё ничего не успели сообразить, как вдали показалась электричка, нам ничего не оставалось делать, как взять тебя с собой. Мы привезли тебя на дачу. Посадили в корзинку, вынув предварительно продукты, и ты сидела, терпеливо ждала, когда к тебе подойдут и дадут поесть. Нас покорило твоё терпение, ты никуда не бежала, Не пытаясь вырваться из несвободы, тихонько сидела и ждала нас. Вечером мы привезли нашу малышку домой. Как только открылась входная дверь, первой мы впустили тебя, как этого требует обычай. Как и подобает настоящей кошке, ты всё обнюхала, проверила и поняла, что это – твой дом, а мы – твои хозяева! На семейном совете решено было дать тебе имя ЛИЗА.
Не знаю, почему мы выбрали его, но, уверена, это было твоё имя. Зеленоглазая, серая красавица, мы не чаяли в тебе души, любили тебя очень. Ты прижилась к дому, сразу и навсегда. Моя Лизка, ты помнишь, как ты росла? Когда тебе захотелось кошачьей любви, мы выпустили тебя на улицу. И ты выбрала лишь одного. Ты даже поступила, может, мудрее, чем люди, у тебя до конца жизни был только один кавалер. Он знал, где ты живёшь. Подходил к нашей двери и давал о себе знать, стучал в неё лапой, никогда, при этом, не царапая обивку. Так делала и ты, приходя с улицы, может это ты его этому научила? Я к твоему ухажеру относилась снисходительно. Когда он приходил, открывала дверь, как бы говоря: «Лиза, к вам пришли». А ты, как истинная женщина, заранее зная, что он ждёт, выходила с гордо поднятым хвостом. Однажды, я понаблюдала за вами и увидела, что вы целуетесь.
Моя Лизка, как ты отгоняла от меня плохих людей, ты набрасывалась на них, как маленький тигр. Тихонько выходила из комнаты и бросалась им на грудь. Я понимала, что эти люди желали мне зла. А, помнишь, Лиза, как тебя звали во дворе наши ребята? – Марадона! Ты играла с ними в футбол. Весь дом смотрел на тебя, а ты бегала за мячом и пыталась лапами помочь игрокам. Ты была талисманом дворовой ребятни.
Моя кошка, ты помнишь, как ты родила? Мы уже знали, что ты ждёшь потомство. Для этой цели ты выбрала наш шкаф, при этом, выгребла оттуда все вещи и на одной из полок родила троих котят. В тот момент дома никого не было и когда мы пришли, моя умница, стараясь сгладить вину, бегала, звала нас, смешно тыкаясь носом в колени, хотела показать потомство. Ты только не могла говорить, но и так всё было понятно. Лиза, прости нас, людей. Мы убили твоих деток, но мы ещё не знали, какая ты мама. Знаешь, Лиза, как я перед тобой виновата?!
Первый раз в жизни я убивала… Положила беззащитные комочки в пакет, в это время, ты, Лизка, была заперта в ванной. Как ты кричала, царапаясь в дверь, а я своим недалеким умом думала, все закапывают кошачьих детей, вот и я, а куда их девать?
Пришла на пустырь, вырыла неглубокую ямку, бросила туда пакет и быстро зарыла его. Они ещё долго пищали, видимо, просили о помощи, плакали. Но я, сделав чёрное дело, развернулась и ушла.
Господи! Многие говорят, что тебя нет. Но если тебя нет, то почему столько лет болит мое сердце и ноет душа.
До сих пор не могу себе простить этого страшного поступка! Господи, прости ты меня! Как же ты Лизка искала своих котят, ходила по подъездам. Невероятным путём забиралась в квартиры подруг моей дочери и всё искала, искала… А я, убийца, в это время старалась с тобой дружить, кормила тебя всякой вкуснятиной… Но ты, наверное, уже всё знала. Превозмогая боль, ты простила меня.
Именно в то время сказала я себе, что никогда в жизни не убью ни одного живого существа. Лизка, ты смогла меня простить. А ведь такое не прощают, моя девочка! Время шло, и ты прожила с нами много лет.
Сколько же Лиза приносила радости в наш дом. Когда я приходила усталая, ты меня встречала, заглядывала в глаза, а я тебя гладила и говорила: «Моя кошка, моя Лизка, как мне трудно и плохо». И уходили усталость, раздражительность, обиды. Твой кот так же приходил в гости, а я, открыв двери, приветствовала его:«Привет, жених!».
Когда тебя долго не было, я скучала и, выходя на улицу, звала тебя.
Ты, услышав мой призыв, тут же мчалась назад, удивляя всех таким поступком.
…Лиза, я не помню тот день, тот трагический день, когда это случилось, только запомнилось, что пришла домой с ночной смены и услышала твой такой беспомощный голосок. Я не буду описывать всего, но мы сделали всё, чтобы спасти тебя. Ты, оказывается, упала с пятого этажа, странно, но не с нашего окна. Ты висела, зацепившись за железный карниз соседнего балкона, у тебя не хватило сил. И ты сорвалась. Когда мы подбежали, рядом с тобой сидел твой кот. Он не убежал, он всё понимал. Лиза, ты даже не представляешь, что было со мной. Ты уже носила потомство, и я со своей проницательностью поняла, что будут плохие последствия. Отнесла тебя в дом, ты забилась под кровать и никого к себе не подпускала. А я сидела часами рядом с тобой, из моих глаз непрерывно текли слёзы. Ты мучилась долгих шесть дней, но не могла разродиться… Твои зелёные глаза стали мутными от боли. Я уговорила врача сделать тебе кесарево сечение.
Всё мы сделали, Лиза, но ты угасала. Когда через некоторое время я подошла, чтобы дать воды, поняла, что ты уже ушла. Не захотела даже проститься со мной. На мгновение я потеряла сознание Лиза, прости меня, я не смогла достойно тебя похоронить. Стояла студёная зима. Я завернула тебя в маленькое одеяло, положила в сумку и спрятала в трубу на пустыре, чтобы весной перезахоронить. Лишь началось потепление, я поспешила к тебе, но в трубе тебя не оказалось. Прости меня, моя кошка.
…Прошло много лет с того самого дня, но до сих пор не могу тебя забыть, моё зеленоглазое чудо, мою КОШКУ ЛИЗУ.
Митька(Наши питомцы) Год близился к концу, до 31 декабря оставалось ровно три дня. В этом уходящем году зима не жа-лела снега, почти каждый день с темного неба сы-пались красивые крупные снежинки, и каждая со свои неповторимым узором. Но иногда зима вспо-минала, что она должна быть суровой, морозной, и вот поднимался ветер, все вихрилось в снежной кутерьме. Ух, ну и погодка, удивлялся народ, а са-ми в тайне радовались, почти как в детстве, так же метет, заметает.
Но сегодня было тихо и морозно. Возле многоэтажного дома на клумбах лежали большие белые сугробы. Дворники со всего двора сбрасывали его в одно место всю зиму. Вот это и спасло одного маленького котенка. Было ему от рождения, может месяц, может полтора. Он помнил, как бегал, игрался в большой комнате, потом прыгнул на штору, полез вверх и свалился на подоконник, а окно было приоткрыто, и он с любопытством решил посмотреть, а что же там? И не успев опомниться, как уже летел вниз с 14 этажа, кувыркаясь и хватаясь лапами за воздух. Он даже толком не успел испугаться, как оказался в большом сугробе. И вот тут он понял, что произошло что-то страшное, и он стал громко, как ему показалось, мяукать, но никто не слышал. Тогда он выбрался из сугроба и не знал, куда же ему бежать, где его теплый дом? А люди проходили мимо, торопились – у всех предновогодняя суета. Котенок сел ближе к подъезду, у него уже охрип голос, очень хотелось кушать, было холодно, он поднимал лапки, они мерзли.
Уже начало темнеть и он стал плакать, такие маленькие слезки капали с его красивых глазок и он решил, что наверно умрет. Как вдруг чья-то теплая рука подхватила его, расстегнули куртку и сказала: «Сиди здесь, тихо». Это было первое знакомство моей дочки Лены с Митькой, теперешним именем питомца. Она принесла его в свою комнату, рассмотрела, это был такой красавчик, правда, очень испуганный, с белой грудкой и белым животиком и еще беленькими носочками на лапках с зелеными глазками. Было понятно, что со временем он превратиться в пушистого красавца. Лена дала ему блюдце с молочком, но молоко он не стал кушать. Быстро сходила в магазин и купила корм для котят. О, эта еда ему нравилась. Но нужно же осмотреться, куда он попал. Залез под кровать, всё обнюхал, потом посмотрел на штору и с испугом отбежал, вспоминая страшное падение. К туалету он приучился сразу, и очень ему нравилось сидеть на рабочем столе.
Когда народ возвращался с работы, он знал их уже с нетерпением, многие уже с ним познакомились, несли ему вкусняшки, восхищались его красотой, а он позволял себя гладить и любоваться. Только вот имя ему никак не могли придумать, уже несколько недель он был с Леной, за это время он подрос, шерстка загустела и заблестела. И однажды одна женщина, проходившая мимо, увидев его, сказала: «Да это же царь, царь Дмитрий!». Вот так он и стал у нас Дмитрием, по-домашнему Митькой, Тюня, Тюша. В особых случаях – Дмитрий. Увидев его в первый раз, моя душа дрогнула, взяв его на руки, почувствовала такое умиление. Это был мой кот, родная душа. Он доверчиво прижался ко мне и шершавым языком пытался лизать мои руки и лицо, так он, наверное, представлял наше знакомство.
Через некоторое время мы увезли его из Москвы в свой город. Дочке дали переноску для котов, но она не пригодилась. В автобусе он сидел на руках смирно, изредка поглядывая в окошко. Наверное, думал: куда же меня везут и что со мной будет дальше.
А дальше Митьке в этом году исполнится 5 лет. Он вырос и стал красавцем, умным и интеллигент-ным. В еде очень разборчив, со стола никогда не ворует, что бы там ни лежало. Такой вот «гений кошачьего воспитания». Пытается осваивать человеческий язык. Иногда можно услышать что-то похожее на слово МА-МА. Но недавно он очень удивил меня своей не сдержанностью, а скорее ревностью. Как-то, идя по городу, я стала свидетелем одного неприятного случая: женщина вытряхнула из пакета маленького пушистого котенка, да еще поддала ему ногой так, что он отлетел к забору. Я высказала ей свое возмущение, но она, поджав злобно губы, прошла мимо. Я забрала котенка домой. Был он блохастый, грязный и с больными глазками. Митька принял гостя негостеприимно.
Шерсть дыбом и уж очень по-звериному рычал.
– Митя, гостей так не встречают.
И тут я услышала такое – мой кот ругался на своем кошачьем языке. Высказав мне всё, он ушел в другую комнату, и не разговаривал со мной две недели. Я уже и котенка вылечила, и откормила, и пристроила его в добрые руки, а Митька все на меня обижался. А когда приехала домой дочка Лена, жаловался ей полчаса: вот бабушка принесла домой котенка, наверное, меня хотела выгнать.
В целом он у нас очень добрый и ласковый. Любит лечить, если кто приболел, вот тогда он доктор: и массаж делает, и ложится на больное место, и так сочувственно смотрит в глаза, что невольно начинаешь улыбаться, и дело идет на поправку. А ещё он любит смотреть в глаза загадочно – умным взглядом и это меня даже пугает, что-то из далеких миров, нам людям непонятное. Очень не любит оставаться дома один, но такое случается, что день или два сидит один дома. Заходит соседка Зина покормить и выслушать его жалобы, и только стоит по приезду зайти в подъезд, как уже слышно, что Митька стоит под дверкой на 5 этаже и кричит, давайте же скорей, я тут вас заждался. Вот откуда он знает, что это мы зашли в подъезд, а не соседи? Многие из нас знают, что не так часто встречаются вот такие питомцы, чтобы они прижились к дому, к душе и сердцу, и стали членами семьи. Нам повезло – у нас есть Митька, а мы у него. И пусть он радует нас ещё долгие годы, наш кот царь Дмитрий.
Волк Уже сгущались сумерки и лес потихоньку прощался с солнечным днем, отходя ко сну и только старый матёрый волк, прикрыв глаза, не мог успокоится. Сегодня был такой впечатляющий день. Он видел человека в лесу, он, этот человек, однажды сгубил всю его семью. Он, конечно, мог внезапно на него наброситься и разорвать в клочья, но что-то его остановило. Положив свою большую голову на лапы, когтистые и сильные, он думал, он вспоминал, как погибли его дети и его волчица. Он помнил ее глаза, хотя прошло столько времени. Они были у нее светлые, бездонные и умные. Его волчица, родившая ему детей, была преданная и заботливая. Иногда она уходила на охоту, приносила еду, без упрека и страдания. Она знала, что в любую минуту ее волк бросится на обидчика, защитит ее и детей, сам погибнет, но он это сделает. Да и сам он это знал, но тогда не успел. Волк не плачет, он найдет момент и время отомстить обидчику. Назойливые комары мешали ему думать, он чувствовал их жалкие укусы за свой нос и прикрывал его лапами. Уже незаметно наступила ночь, и он с глубокой тоской поднял свою голову и завыл. Луна была светлая и близкая, и ему казалось, вот сейчас ему станет легко. Кто-нибудь хотя бы раз задумывался, почему волки воют на луну? Это притяжение, это исцеление, животные намного чувствительнее и умнее нас в плане выживания. Это их песня, песня любви, песня потерь, песня надежд. Он даже не заметил, как уснул, ему снилась его волчица, молодая, задорная, кусала его за густой загривок и хотела ласки. И он был такой счастливый, их окружал зеленый густой лес, где они были счастливы и защищены.
Его разбудила гроза, глухие удары где-то далеко раскатывались в предутреннем небе и он понял, своим чутьем, своим волнением, что его обидчик все еще в лесу, и он его найдет. Он встал, потянулся как кошка, так он разминался перед расправой. Его нюх его никогда не подводил, он чувствовал запах угасающего костра, тлеющих углей и рядом человека, который так крепко спал и не чувствовал никакой вины, а лишь ощущал себя хозяином этой жизни. Волк неслышно подошел к убийце его семьи, он был спокоен и уверен в своей силе и в силе справедливой мести. Он просто сделал свое дело. Хотя он был старый, но зубы у него были крепкие и сильные. А луна на небе высветила серп. Что она хотела сказать, знает лишь старый и мудрый волк. Каждый может судить о случившемся по-своему. Волк ушел в лесную глубокую чащу, где он был защищен и неуязвим.
Земля – наша планета Великая непознанная Вселенная и в этом неизмеримом пространстве наша планета – голубая красавица. Девочка – женщина. В этом космическом пространстве она живет, существует, и мы люди тоже живем и населяем ее – это наш мир. Еще никто до конца не разгадал ее силу и мощь. Но она ищет защиты в нас, в людях. Она обижается, ревнует, хочет ласки и понимания. Ласка для нее – это наша любовь к животным и растениям, мы заботимся о них, как о своих младших братьях и сестрах. Сколько раз мы замечали, как животные нас понимают, а уж о преданности нету речи. Ревность – это когда мы смотрим в небо на звезды и мечтаем о другом мире. Она, планета, ревнует – морозом в мае, дождем в декабре, невыносимой жарой лета. Это ревность. Любите свою планету!
Я напомню вам имя – Земля. Если произнести это имя в обратном порядке получается мужское имя – Ялмез. Твердое, упругое и значимое. Они связаны между собой. Мы, люди, не знаем того, что знает наша планета, наша Земля. А она знает пространство великой вселенной, её загадки. Потому так и мудра. Когда ее губят и уничтожают, она обращается не к нам, а туда, где ей помогут, где дадут ей силы снова плодородить, чтобы мы, которые ее не берегут, могли на ней существовать.
Она еще молода и у нее много сил, и мы должны отдавать ей самую малость – свою любовь, бережное отношение к ней. Не плюйте на Землю! Вы этим ее оскорбляете, не рубите лес, не губите деревья, не загрязняйте реки. Люди – ведь это наш дом, в каком-то огромном безмерном пространстве, границы которого никому не известны. Сколько же она нам дарит радости! Разноцветной радугой дугой переливаясь в небе, живительной силой дождя, разнообразием красок цветом. Моря, океаны, падающие водопады. Сколько же ещё неразгаданных тайн, а она и не спешит с их разгадкой, все происходит в свое время. Всем тайнам приходит разгадка. И мы должны стремиться к знаниям, к познанию своего мира. В знаниях прорастает доброта, понимание и любовь и к ней, к планете тоже.
Моя земля, где я люблю рассветы, где я люблю закаты, я люблю все то прекрасное, что ты нам даришь. Девочка-женщина, моя планета. Поднимите руку, кто любит свою планету? Значит все вместе мы сила, её защита. Да будет так и она нас тоже будет любить.
Исповедь Скажите, кому легче изливать свою душу, человеку, которому доверяешь, или в церкви склонённой головой на исповеди. А может, ложась спать поздним вечером и просить прощения у тех, кого обидела не намеренно, не со зла, просто так бывает. Может ты давно уже прощена, но вина тебя гложет, потому как повиниться уже не перед кем. Я в своей жизни обидела мало людей не близких мне, они может уже и не помнят этого, а если кто помнит, пусть простит. Обидела больше своих родных, которых любила больше всех на свете. Прежде всего свою маму. Если бы в тот трагический день я не успела, может ничего такого бы и не случилось. Мой поступок был трусливый и жалкий, это я сейчас понимаю, а тогда я не знала, что вижу ее в последний раз, она меня провожала с молчаливой тоской и только слезы, светлые, как утренняя роса, катились по щекам. Она плакала, мое сердце разрывалось, и она уже знала, что мы больше не увидимся. Да, моя глупая молодость, думала, вот уеду, вернусь потом, и все будет по-прежнему, мама здорова и все счастливы, оставались с ней моя бабушка Феодосия (её мама) и мой отец.
Но на подходе к дому меня ждал почтальон с телеграммой. Мамы больше не было. Я думаю писать об остальном излишне.
Моя сестра Тамара, царица Тамара. Ты как всегда носила гордо свою голову и походка у тебя была царственная, упрямая, своевольная. Но на твою долю выпало столько горя и несчастий в личной жизни, что ты сломалась, не выдержала. Да я боролась за тебя, лечила, умоляла бросить пить, но женский алкоголизм, крепкий орешек. В конце концов, нам повезло, и мы нашли человека, который помог тебе справиться с этой напастью, но здоровье было утеряно. И тебя решила оформить в дом престарелых, ты и сама просилась туда, но это от отчаяния, как я сейчас понимаю и ты попала туда больная и не умеющая ходить. Я виню, знаешь в чем, себя, что не настояла, чтобы тебя твои родные оставили дома или взяли к себе и ухаживали за тобой. Ты меня прости за моё малодушие. Я себя не прощаю. Я приезжала к тебе, может не так часто и ты так искренне радовалась нашим встречам. Я трогала твои крепкие упругие ноги и не могла понять почему ты прикована к постели. Знаешь, как я держалась и улыбалась, рассказывая тебе новости о родных и знакомых. А ты плохо слышала, я садилась к тебе ближе, обнимала тебя и мое сердце так болело, а сама думала, ты только живи. Но я тебя потеряла в 2010 году, очень жаркое лето, твой организм не выдержал.
Перед братом Шурой у меня меньше вины, я ему очень помогала, когда у него не ладилась личная жизнь. Он жил у меня с какой-то женщиной, бросил свою семью, потом жена его простила, но он стал выпивать. Доверчивый добрый человек, бежал к каждому на помощь, котенка бездомного или собаку, всех тащил домой, всех жалел. У него было слабое сердце. 47 лет – это так мало. Но Богу такие люди наверно тоже нужны.
С отцом я не успела проститься, умер он в одиночестве, может ему нужен был глоток воды или вызов врача, но на тот момент рядом никого не было, рядом со старым и больным человеком. Его бабуля где-то моталась по своим делам, а когда пришла домой – отец уже умер. Нет, я ей не ставлю это в вину, они прожили вместе 14 лет, но он всегда вспоминал мою маму и плакал. Это скорее моя вина, что меня не было рядом.
Пусть это будем моя исповедь. Когда я ложусь спать, я вижу вас в своих снах, разговариваю с вами. Вы показываете в каком доме вы живете двухэтажный деревянный (кстати, моя комната на втором этаже) и у вас все хорошо.
Простите меня!
Костер Сегодня погас мой костер. Костер любви. Я смотрела на угасающие угли с тоской и человеческой усталостью и он угасал на моих глазах. Я ничего не делала, я просто устала от твоего непонимания, от своего безумства. Ничего не было брошено в угасающий костер, просто тупо смотрела как он умирает, а вместе с ним умираю я, так мне казалось. Я его так поддерживала, приходилось быть и тигрицей и богиней, была борьба за свое счастье и каждая веточка, брошенная мной как-то поддерживала огонь, и он горел, а сегодня передо мной пепел, поворошил его немного и он взлетел в небо и разлетелся, растворился в далекой синеве и его уже не собрать.
Я прощаюсь с тобой, лети пепел, это мертвая не живая плоть, это не семена, которые разлетаясь дают новую жизнь, да именно новую жизнь. Мой костер, ты так долго грел меня, потому что моего тела хватала на двоих и мне очень хотелось думать, что это ты меня согревал, а ведь я так и думала. Иногда ты возносился к небу и твое пламя возносилось к небу, горело ярко и завораживало. А иногда ты угасал и я бросала тебя все, что бы ты вновь возродился, и ты возрождался и твое пламя уходило в сторону, оно поджигало таких же слабых как я, чувствовала, что ты уже не мой, но все равно боялась, что ты погаснешь и я забытая и преданная тобою боялась, что ты погаснешь, несла спасение тебе, чтобы ты был жив. И скоро ты понял, что можешь гореть и властвовать надо мной обжигая и оставляя глубокие раны. И в твоем огне не было любви, было презрение к той, которая тебя поддерживала. Твой огонь разгорался от моей любви, и он горел и бушевал, захватил другие сердца, мое осталось в стороне. Ты потерял бдительность и не учел главного, возродила и зажгла тебя я. И сегодня не брошена спасительная зажигалка, чтобы ты горел. Вот результат – это пепел. Прощай!
Моим бабушкам Нет давно на этом свете моей бабушки Феодосии, она прожила долгую жизнь, умерла, когда ей было 96 лет. Похоронила двоих детей (одна из них – моя мама) и внука. Но это было потом, а когда я была маленькая, где-то лет пяти, меня почему-то тянуло к этой угрюмой, молчаливой женщине. Она одевалась всегда в черное, сверху фартук кухарский, но всё в стерильной чистоте. Эта чистота для нее была идеалом всего существующего в этом мире. Жила они с дочкой, моей тетей Надей, в небольшом домике. Полы чисто вымыты и подрамы голиком (веником из березовых веток, у нас его называли «деркач»). Постельное: простыни, наволочки, вышитые узорами ручной работы, – обязательно накрахмалены. Подушки, сложенные горкой на кровати. На полу самотканые цветные дорожки – в общем, уютный такой домик. Бабушка была худая и по тем временам очень высокая. Прозвали её Метла. Узнала я об этом не так давно и удивилась, как же метко придумывали раньше прозвища. Но вот только не любила она меня, причин тому было много. Отец мой любил выпить, частенько избивал мою маму, когда был не трезв, да и нам, детям, тоже тогда доставалось. Отца бабушка просто ненавидела, но, когда заболела моя мама, горе их сблизило. Бабушка жила у нас, ухаживала за мамой. Я очень была похожа на своего отца, а вернее, на его маму, бабушку Ганну. В детстве меня так и называли – Ганна. Как же я не любила это имя, хотя и свое-то родное мне никогда не нравилось. Как говорила бабушка Феодосия, «Не наша порода». А меня тянуло к ним, к тете Наде, к ней, я же не понимала, что меня не любят. Я шла почти 4 км, чтобы дойти до них, маленькая пятилетняя девочка, заходила в этот стерильный дом, присаживалась на краешек стула и сидела час, два. Они занимались своими делами, а я боялась пройти по дому, а если пыталась, бабушка Феодосия кричала: «Нельзя, ничего не трогай!» Не было угощений, конфеток и ласкового слова. Мама меня ругала: «Не ходи туда, тебя же там не ждут, не любят». Но я шла, даже сейчас не могу понять зачем. Чтобы меня полюбили? Нет, скорее всего, мне хотелось разгадать её, мою бабулю, закрытую и молчаливую. Щедрость у нее всё же была. Иногда она говорила: «Иди, возьми груш в саду, их там много осыпалось». Эх, бабушка, когда тебе уже было много лет, я опять к тебе приезжала, но ты меня не узнавала, болезнь отобрала у тебя память. А я просила: «Ба, вспомни меня, это же я, я не помню обид, потому что их не было».
Теперь я приезжаю к тебе на могилку, там же похоронен мой дед Илья. Мне не пришлось увидеть его при жизни. Говорили, был он маленького роста, работал шофером и умер от воспаления легких. На похоронах бабушки я не была, никто не сообщил о её смерти. Всё равно я тебя вспоминаю, хотя ты и не любила свою внучку, ставлю свечку и молюсь за тебя. Может, ты и любила меня скрытой любовью, ведь не зря же я шла к тебе длинной дорогой, и поверь, мне было страшно, когда я шла полем, через лес, и мне казалось, что за мной кто-то крадется, я всё вглядывалась. А моё сердечко учащенно билось, но я никогда и никому об этом не рассказывала.
Это было моей тайной, ведь я же не была трусихой, моя бабушка Ганна была немного странной, жили они тогда бедно, но еды хватало, всё свое, с огорода, полны погреб заготовок: в бочках яблоки моченые, грибы, капуста. Но всё же любила она ходить по селам и просить милостыню.
Брату моему было 3 года, но он не ходил, ножки были слабые, вот она сажала его к себе на плечи и уходила на день, на два. Приносила в мешке хлеб, сало. Мама ругала, просила: «Не позорь нас!» Но, видимо, бабушке Ганне нравилось попрошайничать. Ходила она ещё пешком в Киев. Собирались несколько человек, посещали церкви, молились, стояли службы. Шла она всю дорогу босиком или в старой обуви, а как подходили к Киеву, обувала хромовые сапоги. Берегла их всю жизнь, обувала на большие праздники. Я однажды услышала от своей двоюродной сестры историю, как она приходила к ним босиком по первому снегу, а идти нужно было в другое село несколько километров. Шла через распаханное поле, ноги сбивала в кровь. У меня до сих пор болит сердце, как представлю её, идущей по снегу босой. У моей сестры тогда умерла мама, и они, трое маленьких детей, оставались одни дома. Баба Ганна собирала нехитрую еду и несла им. Но почему босиком? Это что, был такой характер? Я не думаю, что обуть ей было совсем нечего. Но эта история меня очень потрясла и огорчила, мне так было её жаль. И так явственно она мне представлялась, как идет поэтому замерзшему полю, со сбитыми в кровь ногами. А брата моего вылечила незнакомая старушка. Мама сидела как-то с ним на скамейке возле дома, а мимо проходила старушка, как потом говорила мама, была она богомольная, со светлым ликом. Никогда раньше она её не видела, хотя в округе люди знали друг друга. «Не ходит сынок? – спросила незнакомка. – Сходи на речку, нарви чистотела, завари, сделай настой и купай ножки в этом отваре». Мама сделала это один раз, и её удивлению не было предела. Прямо на глазах ножки стали наливаться силой, и через день мой брат уже бегал. Я думаю, это была не простая старушка…
Да, нет давно уже моих родных, а так хотелось бы поговорить с ними, расспросить про их родителей, узнать больше о родословной нашей семьи, но увы. Пусть покоятся с миром.
Жизнь прекрасна, и мы будем ею дорожить и хранить память о тех, кого нет рядом с нами.
Три дочери Жила на свете семья. Мама и три дочери. Мама была Верность, одна дочь – Любовь, вторая – Жизнь, а третья была – Смерть. Но мать тогда не знала, что у нее такие дочери. Время шло, дочки выросли, мама постарела, и пришел день, когда её не стало. Дочки разошлись по всему свету. Одна дарила любовь, вторая – жизнь, а третья отбирала её и считала это самым достойным, что она делает. Она была самой красивой из трех сестер: стройная с черными длинными волосами и глазами голубого небесного цвета. Мужчины сходили по ней с ума, а её сердце было непреступно и холодно. Любовь обзавелась семьей, родила двоих детей и была счастлива. Жизнь радовалась жизни, каждому её дню и дарила людям радость. А Смерть влюбляла в себя несчастных, а потом бросала и многие погибали от любви к ней. А остальные продолжали любить холодную красавицу, но ей было все равно.
Но однажды их всех троих свел случай, так было предопределено судьбой, чтобы они встретились в одном месте и в одно время. Погибал ребенок. Рыдающая мать пыталась спасти своё дитя, прижимала его к себе, согревала своим дыханием и вознося руки к небу просила:
– Господи, помоги!
Три сестры стояли и смотрели на это горе. Любовь сказала:
– Смирись, ты будешь любить его и после смерти.
Жизнь давала свою силу младенцу, но он угасал.
А смерть стояла, смотрела и решила, что он умрет.
И тут вдруг я вилась мать. Мать Верность, верность любви, жизни и даже смерти.
– Дочь моя – сказала она, – ты представь, что это твой ребенок погибает, почувствуй эту боль, бессилие, отчаяние над данной ситуацией. Спаси его, не забирай!
И дочь Смерть встретилась глазами со своей матерью. Она то ли увидела мольбу, толи просьбу, толи надежду на спасение. Она все поняла, что это её случай, что здесь она должна уйти. Её красивое лицо дрогнуло, она отошла, ушла в сторону. И ребенок очнулся, открыл глаза и заплакал. Мать, не знавшая этих женщин, пыталась их обнять, говорила слова благодарности, не веря своему счастью. А смерть обнять нельзя, потому что она смерть. Но в некоторых случаях она просто уходит, холодная, верная себе, но оставляющая жизнь.
Моисеевы тропы Меня мучает жажда, солнце раскинуло надо мной свои горячие жгучие щупальца, и они, вживаясь, жгут каждую частичку моего тела. Пить, пить! Но вокруг барханы песка, не имеющие границ горизонта. Он горячий, как угли горящего костра. И что я здесь делаю? Как сюда попала на Моисеевы проторенные тропы: сама ли, или, может, я была с ними, ищущими в обетованную землю за призрачным счастьем и прошедшими по величайшему милосердию Божьему чрез расступившееся морское чрево?
Да, я осталась одна, и мой путь мне непонятен. И чем дальше я иду, тем глубже меня затягивает песок. Ноги мои проваливаются, и я не чувствую хотя бы немного прохлады. Всё глубже и глубже я погружаюсь в этот жгучий, забирающий силы песок. И вот только моя голова, как будто кому-то в назидание, торчит в этом испепеляющем безмолвии. Я лишь моргаю глазами, выражая так свое отчаяние, потому как издавать звуки совсем невозможно. Губы мои растрескались в кровь, язык не ворочается, он распух. Пить! Пить – последнее желание. Я прощаюсь с тобой, жизнь, я заблудилась в таком незнакомом и страшном месте. Но вдруг какая-то неведомая сила вытаскивает меня. Кто, я не вижу кто! Поднимаю со стоном голову и вижу вдалеке едва различимую блестящую поверхность воды. Это что, мираж? А может, нет, мне нужно идти, и я иду. Руки и ноги плохо меня слушаются, мне очень трудно, но я иду. Какая-то сила, неведомая мне, движет мною. Вот-вот, оно уже близко, вот уже рядом. Да, озеро, озеро! Я не могу поверить. О счастье, я окунаюсь в воду, и она прохладна. Я жадно хватаю её ртом и не могу утолить жажду. Жизнь! Я выживаю! Сколько я нахожусь в воде – час, два? Времени нет, оно потерялось.
Неожиданно надвинулась ночь, темная и звездная. Казалось, протяни руку – и ты дотронешься до любой звезды, до того далекого и неизведанного мира. А мне нужно выйти из этого плена, жгучего, необъятного. Он убивает меня, но мне нужно спастись. На меня наваливается сон, он глубокий и спокойный. Моя интуиция, моя душа предвидят, что я выберусь отсюда. Это мое испытание, судьба. Бог ли решает, выдержу ли я, справлюсь ли я? А тот, который держал меня в этом аду, жег мое нутро и сердце, лишал меня покоя своим равнодушием, отчуждением, он не выдержал, он сломался. Слабый человек, а сколько было боли! Мой сон принес и дал мне силы, а вода оказалась животворящей. Я вышла, я выползла, как и твой народ, Боже, не без твоей помощи и святого слова шел, блуждая и изнемогая под утешительные речи Моисея. Но вера была у каждого, потому и вышли к свободе, к земле обетованной. Я тоже прошла не так много, но я прошла. Моя душа свободна, вот он, горизонт, за которым горит костер, он не жжет, он согревает, дает умиротворение. И я наслаждаюсь, меня окружает земная красота, созданная нашим Создателем. И теперь нужно было очистить душу, пройти испытание. Прикасаясь к каждому цветку, будто здороваюсь с ним, смотрю на зеленые просторы, и мое сердце замирает не от боли – от счастья, от этой красоты. Я свободна, и я в ладу с собой. Спасибо, что меня вытаскивал и помогал. И я знаю, кто это, и я осеняю себя крестом снова. Господи, спаси нас и помилуй. Чудны дела твои, Господи!
Кофе Почему-то я не люблю кофе, кофе любят все, а значит, я – не все. Если я выпиваю его утром, то у меня появляется такая гиперактивность и плюс раздражительность, как будто я выпила не кофе, а какой-то заколдованный напиток. И все мои недостатки с таким бурным напором разом просыпаются во мне. Вообще-то, я втихаря завидую людям, которые утром встали, выпили кофе, бодры, жизнерадостны весь день. Ох, этот кофе, такая значимость тебе дана, пишется так. Красиво кофе, звучит, да! Ну вот, дело всё началось с утреннего кофе. Через полчаса, мои мозги начали активную деятельность. Сегодня я решила заняться своей подругой. Уж сколько раз я ей говорила: Смени причёску. Пёрышки крашеные, перекрашенные, химия в волосах, а после кофе, я на неё вообще не могу смотреть. Говорю ей
– Клава, ну давай твой имидж поменяем.
Ну пытаюсь доступно ей объяснить, хотя сама замечаю, руками размахиваю, то сяду, то встану, не говорю уже, а кричу, так было сегодня. А она мне:
– Клавочка и так красивая.
Я ей и Толика-электрика сватала и слесаря – Эдика, а те как посмотрят на Клавочку мою и говорят- мол, ей бы губки подкрасить или причёску сменить… А я думаю, вот козлы. Алкаши зажрались. Клава-то, какая знатная хозяйка! У неё в доме и поесть и попить, всё как полагается и так мне её жалко стало! Ну, так вот, в то утро захожу я к ней, вся такая взвинченная. Открывает мне Клавочка, опять эти пёрышки и химия.
– Собирайся, – говорю, -давай сходим в парикмахерскую, ну не могу я тебя видеть такой неухоженной. Кстати, не могут больше терпеть и все остальные.
Как-то странно посмотрела на меня подруга и подошла к зеркалу. Тронула свои крашеные прядки и спокойно сказала:
– Пошли, но у меня к тебе есть одно условие.
Я внутренне насторожилась.
– Какое-же, – спросила я, стуча пальцами по столу.
– Ты – тоже будешь менять свой имидж, отчеканила Клава.
Я попыталась защитить себя:
–Я-то себе такой нравлюсь, да и другим тоже, но подруга была категорична.
– Хорошо, сказала я, 20 лет моих уговоров стоят того.
Через час мы были в салоне. Девушки такие вежливые спрашивали, что желаете? Я попросила Клаве состричь химию и покрасить, в какой цвет, пусть сама решит. А вам, спросили меня вроде бы вежливо, но равнодушно:
– Вас, стричь, красить?
Чуть поколебавшись, я решилась стать блондинкой, хотя честно говоря, у меня всего-то три-волосины, но стать светлее, была моя заветная мечта. Процесс пошёл. Когда я посмотрела на себя в зеркало, это была не я и уж точно, не блондинка. В зеркале отражался какой-то цыплячий цвет, с желтоватым оттенком. Нос казался ещё длиннее, чем был, а на голове волос стало ещё меньше. Сколько же мне стоило сил спокойно спросить:
– Что Это?
Видимо, Кофе ещё действовал Мастер, сама похожая то ли на цыплёнка, то ли на цаплю, деловито ответила:
–Вам надо ещё раз прокраситься. Давайте в следующий раз.
Но я ничего не хотела слушать:
–Только сейчас, сразу, не могу я такая показаться на люди, как вы не поймёте! К чёрту последствия! Перекрашивайте! О, этот кофе, кофе…!
Короче, меня ещё раз залили краской, и я стойко отсидела полчаса. Когда меня, наконец, допустили к зеркалу, увидела свои волосики желаемого мною, цвета и я воспряла духом. А в это время мою подругу Клаву постригли, тоже покрасили и она, действительно, стала неузнаваемой. Красивая. Стильная стрижка была безупречной. Шатенка с карими глазами, Клава светилась счастьем! Мы были такими красивыми! Это дело надо отметить, решили мы, на подругу было приятно смотреть, она беспрестанно трогала свои волосы рукой, пыталась в каждом отражении поймать свой новый облик. Короче, притащилась я домой довольно поздно. При моём появлении у мужа округлились глаза и как-то растерянно он спросил:
–А ты, что с Клавкой поменялась причёсками?
– С чего ты взял, – весело его переспросила.
– Ну, так, подойди к зеркалу, – предложил муж, – посмотри на себя.
Ишь, шутник, подумала я, не привык ты, что жена у тебя такая ухоженная, да красивая и ревнует, небось… Мысль свою я так и не успела додумать до конца, как то, что увидала в зеркале, сразило меня наповал. Нет, это был настоящий кошмар! На голове была причёска Клавы. Всклокоченные, торчащие в разные стороны волосы и «обугленные» безумной краской. Их, казалось, «прохимичили» не менее пяти раз. Я смотрела на своё отражение и горько ревела. Попыталась их расчесать, но это было невозможно. То, что до парикмахерской было волосами, теперь им было название ПАКЛЯ! Это была настоящая Жанна Д,Арк, чудом вышедшая из огня! Всхлипывая и причитая, попросила мужа срочно позвать соседку Татьяну. Соседка училась на парикмахера. Но когда она вошла к нам, мои волосы, почему-то приняли воинственное вертикальное положение! Да, если бы не Танюха… Я сидела перед зеркалом с крепко зажмуренными глазами, а надо мной весело щёлкали ножницы. Когда же, наконец, я открыла глаза, увидела чужое лицо с выразительными глазами, короткой мужской причёской и помолодевшим лицом. Испуганно выдохнула, я это или не я? Соседка попыталась обидеться, но я уверила её, что такой я себе нравлюсь больше! Инцидент был исчерпан, все остались довольны экспериментом. Утром я отправилась навестить Клаву. Звонок, как всегда не работал и уже собравшись уходить, за дверью послышался звук открывающегося замка. На пороге стояла моя преобразившаяся подруга. Шикарная причёска, модный макияж, счастливые глаза! Вот это женщина, произнесла я. Зато она изменилась в лице, взглянув на меня. – Не бойся, милая моя, это я Маша! Ну, немного не такая, как всегда, зато новая! Я громко рассмеялась.
–Машенька, – почему-то заговорила шёпотом моя подружка, – а ты знаешь, тебе очень идёт такая перемена, но, прости, я с тобой не могу пойти, извини, я не одна! Ты не обидишься?
– Конечно, нет, моя дорогая, наоборот, я радуюсь. Счастья тебе, потом всё расскажешь, я полетела и мы, расцеловавшись, попрощались.
Если мне ещё раз захочется приключений на одно место, то утром я обязательно выпью кофе.
Дождь Внезапно разразилась гроза. Только что было солнце и вдруг удар грома, небо мгновенно затянуло тёмной тучей, и полил дождь. Он стучал по крыше, бился в окно. Дождь, это моё, он меня успокаивает и даже моя неугомонная натура в такие минуты выравнивает мысли и льет бальзам на душу. Я смотрю на дождинки – слезинки, стекающие с оконного стекла и невольно тянусь слизнуть эту струйку языком, но, конечно, не получается. Я просто слушаю его шум и шелест ветра.
Моему коту Митьке видимо тоже нравится наблюдать и слушать. Он перебегает от одного окошка к другому и с любопытством трогает убегающие струйки – слёзки. Деревья стоят молчаливые и покорные, впитывая каждую капельку заветной влаги. Цветы на клумбах прибивает дождём, но это не страшно. Лишь только выглянет солнце, они с радостью раскроют свои лепестки и покажут обновлённую красоту. Капли всё реже и уже на небе появляются голубые просветы. Дождь закончился. И сразу стало тихо и светло. Захотелось вдохнуть полной грудью, чтобы этот воздух попал во все частички моего тела, что я и делаю.
И вдруг, о, чудо! Там, на горизонте появилась разноцветная радуга! Она была необыкновенно яркая, играющая всеми цветами. Мне захотелось скорей заснять эту красоту на видео, чтобы потом, в грустные минуты любоваться таким чудом! Жаль, конечно, она продержалась недолго. Но этот день мне подарил столько впечатлений и радости!
Пока, дождь! До следующей встречи! А с радугой просто повезло. Не каждый раз увидишь такое чудо природы.
Лошадь Она стояла понурив голову. Это утро было какое-то недоброе. Человек, который присматривал за конюшней, её почему-то пнул ногой, он видимо был не в настроении, а её это очень обидело. Она же красавица в прошлом, с длинными тонкими ногами, с роскошной гривой, занимавшие все призовые места на ипподроме. Быстрая и легкая, как ветер. Зола – её имя. Она помнила себя ещё совсем маленькой, вместе с мамой, такой же роскошной красавицей, какой и она стала потом. Все их лелеяли и любили, расчесывали их густые и длинные гривы. Водили купать на озеро. Она наслаждалась жизнью. Она помнила, как бегала со своей матерью и резвилась, сосала материнское молоко и мир был таким прекрасным. Потом не стало мамы и она уже была взрослой лошадью. Красивая, породистая, её оценивали по зубам,подходили незнакомые люди, заглядывали ей в глаза, оттопыривали губы и говорили: «Хороша!», да и она сама знала, что хороша. А маму она часто вспоминала и тосковала о ней. Помнила, как они нежились на красивом цветущем лугу, светило яркое летнее солнце, трава была сочная и сладкая. И Зола набирала силу и красоту.
А потом начались истязающие дни. У нее появился хозяин. Был он не добрым человеком, любил очень деньги и изнурял ее тренировками целыми днями. И когда наступал вечер, она оставалась одна, вот это было счастье! Ложилась, поджав под себя длинные, усталые ноги, закрывала лиловые глаза, цвета спелой сливы и думала «Да, я лошадь, красивая лошадь, но почему так нелегка моя судьба?» А ипподром уже ждал свою любимицу, ставки на нее были очень высокие и она изо всех сил старалась преодолевать усталость и быть первой.
И когда трибуна вскакивала, взвывала и неистовала от её победы, галдящая и кричащая, ей было грустно. Ведь так всегда не будет. А теперь она стоит в этом старом стойле и никому не нужна. Старая лошадь. Ведь её пытались использовать в других целях. Была зима, но снега было совсем мало. Золу запрягли в повозку, сначала было легко, и она бежала, посматривая по сторонам, а когда выехали на асфальт, где не было снега и она не смогла тянуть повозку и тогда человек стал бить её кнутом, а у нее все равно не было сил, она очень старалась, а человек от злости еще сильнее стал стягать ее и тогда она легла на землю и решила пусть меня убьют. Её было так больно и обидно, что из лиловых глаз , цвета спелой сливы, потекли слезы. Она этого не хотела, но так вышло непроизвольно, наверно от бессилия и от большой обиды. Она так и лежала, ждала своей смерти.
Как вдруг появился маленький мальчик, подошел к ней, наклонился и стал разговаривать.
– Почему ты плачешь? Ты ведь такая большая – он погладил её гриву, обнял за шею и прижался – Лошадь, ты только не умирай!
И у нее вдруг что-то дрогнуло внутри, она подтянула ноги, неуверенно с усилиями поднялась. Мальчик захлопал в ладоши:
– Мама, мама, смотри – она встала!
Откуда взялись силы Зола до сих пор не знает, но она дотащила эту повозку. И тот мальчик долго стоял у нее в глазах, с добрыми, добрыми глазами. Мелкая дрожь прошла по ее телу.
Был уже вечер. Зола, стареющая, но ещё роскошная лошадь стояла, опустив голову. Красивая грива, скрывала непрошенные слезы. Её хозяин сегодня бросил ей сухого сена с какой-то злобой, но она к нему и не притронулась. Стояла с закрытыми глазами и думала: «Я старая лошадь, я никому не нужна».
Но Зола ещё не знала, что мама того мальчика, не смогла оставить безнаказанно жестокое обращение человека к животному. Она узнала историю Золы, её прошлое и настоящее. Нашлось много людей, которые её поддержали и Золу забрали люди с добрым сердцем. А мальчик с мамой её часто навещают и понимая добро этих людей Зола встречает их мотая раскошной гривой и радостно дрыкая. Теперь о ней заботятся, теперь её любят – Зола счастлива!
Я помнюЭссе Л. Каштановой Моё детство… Я не люблю его вспоминать, но некоторые моменты мне очень запали в душу, и спустя годы я это помню.
Я помню мамин хлеб, испеченный её руками, большие караваи. Она вытаскивала их из печи укладывала на большой деревянный диван. Он стоял у нас в кухне. Хлеб был большой, круглый, с отвисшими аппетитными корочками. Он издавал такой запах! Мама смазывала его сладкой водичкой, накрывала рушником и давала настояться. А я ходила и поглядывала, когда же он настоится… И вот наступал момент, когда мама отрезала мне скибку хлеба. Это была большая длинная полоска. А дальше уже моё дело, чем мне его смазать. Я окунала его слегка в воду и посыпала сахаром, выходила на улицу. И эта скибка хлеба манила всех детей, все просили: «Дай куснуть!» Но не всем оказывалась такая честь. И вкуснее этого хлеба ничего не было, он таял во рту, и сахар делал своё дело. Да, он был божественный – мамин хлеб…
В этом году будет сорок лет, как нет моей мамы. Она так рано ушла, что я даже не успела её узнать, какая она у меня, успела полюбить… С ней мне было тепло и уютно.
Помню, как она любила природу и животных. Я росла атаманом в посёлке, лазала по деревьям, как обезьяна, и однажды принесла домой два вороньих яйца, пыталась их спрятать, но мама увидела и такую лекцию мне прочла, что я запомнила на всю жизнь: «Отнеси назад, птицы будут плакать по своим детям»… И я понесла и всю дорогу плакала, что так обидела птичек.
Мама, мне очень жаль, что у нас было мало времени быть вместе, и все эти годы я по тебе скучаю. Мне не нравилось, что, когда ты меня провожала, всегда плакала. Я просила: «Не плачь, мне больно!», но твои слёзы всё текли и текли. Они были светлые, из самой глубины души. Тебе не хотелось меня отпускать, но мне нужно было уезжать.
Я все теперь думаю: есть сотовые телефоны, когда ты в любой момент можешь позвонить и сказать: «Мама, как ты, я по тебе скучаю»…
Но мне некому позвонить, абонент недоступен.
Сон Мне снился сон, я видела Иисуса, видела живого, говорящего, он часто улыбался и его глаза излучали доброту и понимание, и я была рядом с ним. Его длинные рыжеватые волосы спускались до плеч, и он часто рукой отбрасывал их назад. Глаза, цвет которых трудно было определить, менялись от его настроения, могли быть карие, или зеленые, даже желтыми с крапинками, только ему было такое присуще. Но тогда еще мало кто знал какая сила и воля заложена в этом человеке-Боге. А пока я смотрела на него, на простую одежду: тунику (хитон), кожаные сандали (ему приходилось очень много ходить), сандали были очень удобны, но один ремешок немного оторвался и я невольно опускала глаза посматривая на обувь, думая, что он этого не замечает. Вы были в Иерусалиме? Он тоже там был, в первый и последний раз. Однажды он меня спросил, ты же человек из будущего и я сказала:
– Да, Иисус, я же знаю про тебя, как ты придешь и уйдешь. И твои мучения я тоже знаю. Да, из будущего, и спустя столько лет тебя помнят, тебе поклоняются, тебе верят. Господи, мой сон закончится, но сделай так, чтобы я тебя помнила. Он улыбнулся, очень грустно и сказал:
– Ты будешь помнить все и даже напишешь про меня просто и ясно. Как про мои сандали. Я всегда был и буду. Мои страдания – это суть моего прихода, открыты тайной искупления. Моя необъятность не имеет границ. Я несу любовь и добро.
Я смотрела на него, как на парня, в которого не была влюблена, но которым я очень дорожила и гордилась, я верила в него, зная какие испытания его ждут. Я не пошла с ним, я осталась в том месте, где его педали, и изменить ничего было нельзя. Только теперь я знаю, что это не выдуманная история (это для тех, кто не верит в существование Иисуса), ведь я с ним разговаривала, видела его, пускай даже во сне. Но сон бывает как явь. А явь – это сущность, а сущность – это Бог.
Было у матери три сына 4 утра. Анна всегда вставала так рано, еще и заря не засветилась, лишь рассвет только забрезжит, а она уже печку затопит. В печке еда деревенская: щи, каша да картошка, все в махотках, то есть в глиняных горшочках, да оладушек детям – их у нее трое. Три сына, хатка была маленькая, тесновато было, но ничего, выросли сыночки, да ещё какими красавцами: губатые с черными бровями, кареглазые. Не одна девка в селе страдала, горевала по ее хлопцам, но два сына уже определились, оперились. Николай, старший, женился, уже двое деток, живет в соседнем селе, бригадир в колхозе, толковый такой сынок и заботливый. Как не стало отца, так он частенько к матери приезжал с гостинцами, а как какой праздник, так и платочек прикупит.
Иван тоже женился, взял Аньку с соседнего села, как будто своих девок мало было. Бегал за семь верст, так уж она ему приглянулась, красивая – ничего не скажешь, но с характером. Купили они с Анькой маленькую хатку, даже пол земляной, но Иван у нее плотник, мастер на все руки: и полы настелил, и дом подправил. Это потом он построил просторный большой дом, это было уже в послевоенное время. Анька вон на сносях, второго ждут, первая-то, Валечка, умерла. Сильно уж красивая девочка родилась, бабки судачили: не жить такому дитятку, прям ангелочек, вот и сглазили, падлюки.
Третий сынок. Сашка, ну этот всех перещеголял, по росту обогнал своих братьев, да и по красоте, хоть картину с него пиши. Учится на тракториста, к лету закончит. Все что-то чинит, разбирает, такой любознательный.
Анна его больше всех любила, вот, говорят, всех детей одинаково любишь, конечно, любишь, но сердце все равно больше к Сашке тянется. Да и балабол он еще такой, мастер всякие байки рассказывать, и девки за ним ходят табуном. А ему понравилась одна, с таким интересным именем – Таисия, Тася, но вида он ей не показывал, а даже наоборот – как бы и внимания не обращал.
Ну вот, совсем рассвело. Анна погасила керосиновую лампу. Электричество проведут ещё не скоро, сейчас 1941год, а такое событие произойдет в 1960 году, ее внучке, дочке Ивана, будет 5 лет, маленькая атаманша, копия Анны, её так и будут звать деревенские – Анька, за невероятную схожесть с бабкой, но она не доживет до этого времени и свою внучку не увидит.
А сейчас надо Сашку будить, ей на работу на колхозные грядки, а ему на учебу. Он успеет доучиться, когда прозвучит страшное слово – война. Всем сказали собраться в Совете. И когда вышел на крыльцо председатель, взволнованный, бледный, и срывающимся голосом объявил: «На нашу Родину напали немецкие захватчики. Земляки, война!». У Ани мурашки по коже, и ноги стали ватные. У нее три сына – и всех на войну! К кому первому бежать: к Николаю, к Ивану? Сердце стучало в висках, в груди. До Ивана ближе, бежала к нему, иногда останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Забежав в калитку во двор и уже не кричала – голосила: «Иван, Иван!». Выбежала жена Анька, с испугом глядя на свекровь.
– Иван где?
– Так он к Сельсовету пошел, сказали всем прийти.
– Анька, война, войну объявили!
Та схватилась за живот, заохала, закряхтела, запричитала, села на ступеньки крыльца, ещё до конца не соображая, что услышала.
– Я побегу, может, встречу Ивана по дороге.
И она сорвалась с места и опять бегом к Сельсовету.
В этот год лето было не жарким – теплое какое-то, ласковое. После вчерашнего дождя воздух благоухал свежестью. Вот радуйся Божьей благодати, но нагрянула такая беда, всенародная беда.
Навстречу шёл хмурый Иван, красивые черные брови сдвинуты, в глазах слезы. Они обнялись.
– Сынок, ты всё знаешь?
– Ничего, мать, ничего – повоюем.
Да надо же к Николаю, а до него 10 верст!
– Я побегу.
Сын знал, что отговаривать ее сейчас нельзя, не послушает, она каждый год ходила в Киев пешком. Выходила обычно за неделю до Пасхи. Надевала лапти на ноги, а в сумочку – нехитрую постную еду и сапожки хромовые. В Киеве их и надевала. Молилась в киевских церквях, просила за себя и за детей Матерь Божию, грехи замаливала у Бога.
Только к вечеру она подошла к дому Николая. Он был дома, спокойный и уверенный, что отстоят, отвоюют свою Родину. А мать с каким-то несвязным подвыванием все твердила:
– Что будет, сынок, что будет?
Провожала она сразу и Ивана, и Николая. Слезы сами бежали по постаревшему и измученному тяжелыми мыслями лицу. Стояла, как будто ничего не видела и не слышала, что-то шептала беззвучно одними губами, наверно, молилась. Анька стояла отрешенная, с отяжелевшим животом, ей скоро уже рожать. Дети Николая вцепились в полы его пиджака и тихо всхлипывали, совсем не понимая, куда это папка уезжает. Сашка нервно покуривал.
Знала, чувствовала мать, что не удержит она Сашку, ох, не удержит, будет обивать порог военкомата, пока не добьется своего. Так и случилось, Сашка ушел осенью. Какое-то время проходил учение в танковых войсках, а потом писал, что воюет. Он танкист, на танке Т-34. Мать получила за 2 года от него 4 письма: «Здоров, скучаю. Мама, я вернусь!» Провожала его и Таисия, все-таки он признался ей в своих чувствах. Нежная и крепкая любовь. Она его тоже долго ждала, но он не вернулся. Сашка пропал без вести.
Анна сначала ждала писем, а позже пришло извещение, что пропал без вести, но не верила: выходила к калитке и вглядывалась вдаль, прислушивалась. С надеждой заглядывала в глаза почтальону, но он виновато отводил глаза. Любимый младший сынок, Саша-Шурик, так и не вернулся.
Иван и Николай вернулись с войны с ранениями, с наградами, но живые. И когда уже в 1947 году у Ивана родится второй сын, она попросила назвать его Шуриком, а он и не возражал. И будет она любить этого внука больше и крепче остальных внуков, и будет он похож на её младшего сына и характером, и внешностью.
Не сможет маленький Саша ходить на своих ногах до трёх лет, так она будет таскать его везде и всюду на своих уже не молодых плечах. И судьба у него тоже будет несчастной в личной жизни, и умрет он в 47 лет.
И Тася не дождется своего жениха красавца и не выйдет замуж никогда. А вдруг ещё вернется, а вдруг еще жив?
Так где-то и лежит ненайденный и неизвестный солдат, сын, брат, жених – Саша, не успевший оставить после себя наследников. Ему было всего 20 лет, и это мой дядя – дядя Саша.
Беленький платочек Она помнила себя с пяти лет. Не с трех и не с двух и не как великий писатель Лев Толстой, который помнил, как его пеленали младенцем и никто ведь не понимал, что значит быть скованным по рукам и ногам, после утробы матери, где можно было кувыркаться и брыкаться. Её воспоминания – это боязнь смерти, лежала она на жаркой деревянной печке с сестрой и братом, они с наслаждением щелкали тыквенные семечки, а она, уткнувшись в ладошки, плакала, боялась, что когда-нибудь умрет. Все спрашивали:
– Ты чего плачешь?
Но это было её страшной тайной. Почему пятилетний ребенок думал и боялся этого? Откуда этот непонятный страх? Впервые она столкнулась со смертью, когда ей было лет шесть. У её отца был друг и сосед дядя Толя. Он часто приходил к ним, особенно зимними длинными вечерами, посидеть, поболтать и покурить отцовского табака, который он сам выращивал, потом резал его на тонкие полоски, высушивая их на чердаке. Этот дядя Толя часто играл с ней в карты и, наверное, специально проигрывал, в итоге оставался в дурачках. И так ей было смешно, она хохотала так заливисто, до слез, а он лишь улыбался в свои пшеничные усы и говорил, что вот опять я тебя сейчас обыграю. Однажды, это было зимой, поехал он на лошади в соседнее село за сеном для скота, своего не хватало. А зима была морозная, снежная и ехал он через поле, как вдруг началась пурга. А зимы были вьюжные, мело неделями, сугробы наметало до самых крыш. Может он выпил, да и уснул в этом поле под снежный вихрь пурги. Замело его и едва его отыскали – замерз дядя Толя. И вот стояла она, вцепившись пальчиками в край гроба и всматривалась с каким-то необъяснимым чувством в лицо дяди Толи, страха не было, только как это неосмысленное любопытство.
Как это так? Вот это и есть смерть. И она на время забыла эти мрачные мысли. А вообще то Ганна, так звали её деревенские за схожесть с бабой, матерью отца, и в отместку её отцу, так как он считал, что мать родила её от другого и избивал её нещадно, но вот природа и гены утерли нос отцу и показали чья эта дочка. Ганна – маленькая атаманша, драчунья и забияка. Ух, как же отец ею гордился, сам был драчуном и дочка в него уродилась. Два сына, но тихие и спокойные. А их дом уже дети старались обходить стороной, особенно девочки. Она их или за косы подергает, или куклам ноги повырывает, или тумаков надает. А вот мальчики старались с ней ладить. Бывало сядут мужики вечером на лавочку, а дети бегают, играются. Ну и спорили, кто Ганку поборит, мальчики находились, но побороть её никто не мог.
Жила сними по соседству семья Павловых, была у них одна дочка, звали её Валя, года на три постарше Ганны и всё ходила с бутылкой молока и на шее соска, которой поили телят. Бутылочка на веревочке, сама такая толстая, щеки, как груши. И Ганна – маленького роста, дерзкая, налитая упругими мышцами. Как-то мамина сестра, тетя Валя, подозвала её к себе и говорит: « Дай-ка я тебя потрогаю!». Пощупала руки, ноги и сказала: «Аня, да у нее тело прямо звенит».
Ну так вот спокойно Ганна не могла смотреть на эту срамоту. Выйдет Валька с бутылочкой на улицу и сосет молоко, как бычок, а Ганна тут как тут. Дергала за веревочку и забрасывала в кусты. И тут начинался такой рев. Выбегала её бабка, была она уже старенькая и болезнь согнула её пополам, она не могла разогнуться, а догнать её и подавно. Грозила такой же скрюченной палкой и кричала что-то оскорбительное. Но больше Ганне нравилось дразнить соседскую бабулю, тоже уже очень старенькую, но для её возраста очень подвижную и шуструю. Её огород и их разделяла широкая межа, а на меже росли вишни. И баба Галя (так её звали) считала, что это её вишни (но это она так считала, Ганна этот счет не принимала). Домик у нее был старенький и одно меленькое оконце выходило как раз на огород, а второе на улицу. Так вот это оконце было её наблюдательным пунктом сторожа вишни. А у Ганны с утра созревал план, как незаметно пробраться к меже. Выходила за угол дома, а баба Галя уже в оконце, за своим наблюдательным пунктом, выдавал её беленький платочек, лица не было видно, а вот платочек завязанный под подбородок красивым узлом – выдавал. Но картошка всегда выручала, то есть ботва от картошки высокая такая была, сочная. Ганна ложилась меду грядками и ползла, как партизан, пробираясь до заветной вишни. Баба Галя успевала её заметить, когда она уже сидела на вишне, но все было рассчитано: пока выйдет из дома, пока добежит, главное вовремя соскочить. Утешались стар и мал. Но иногда у них случалось перемирие. Собирались дети и сними Ганна и шли к дому бабы Гали, а интерес был непростой за конфетку или пряник (для деревенских ребят редкое лакомство) она показывала им такой фокус-покус: подтягивала бороду к носу и на удивление всем они соединялись. И дети смотрели на это как на чудо: Как ты это делаешь – кричали они.
А её старенькое, сухенькое личико сжималось, сморщивалось и уже не понятно было, что это было лицо или уродливая маска. Дети пытались повторить, тянули кончик бороды к носу, но ничего не получалось. Ещё тогда из них ведь никто не понимал, что у бабы Гали во рту не было ни одного зуба. Был у нее сын, жил он далеко, где-то на Сахалине, и решил она забрать мать к себе. Соседи отговаривали её, ну куда ты баба Галя поедешь помирать на чужбину, не послушала никого баба и уехала. Прожила она там два месяца и померла. Сильно уж скучала по родным местам. И Ганну наверно вспоминала эту неугомонную, досаждавшую её внимание соседскую девчонку.
А Ганна только поглядывала на опустевшую и заросшую бурьяном хатку и уже не виделся в оконце белый платочек и почему-то уже не хотелось вишен на сиротливой меже.
А в то лето отец подрядился пасти колхозное стадо овец. Сам начал строить новый дом, а они с сестрой Тамарой каждый день в 6 утра вставали с большим трудом, очень хотелось спать и отправлялись на пастбище за семь километров. Такие вот невзрослые пастушки. Хорошо, если были теплые и солнечные дни, а если дождь, спрятаться было негде, грозы были страшные, молнии стелились по земле, они с сестрой садились под дерево и была с ними еще собака овчарка, по кличке Туман, такой умный, прижмется к ним боком и старается согреть. Батя потом его застрелит, по пьяни. Шли они с сестрой за ним плакали, просили отпустить Тумана, но их слезы не трогали его. А Туман понимал всё: куда и зачем его ведут. Что же такого нужно сделать этой собаке, чтобы лишить его жизни. Ганна всегда будет помнить обреченные глаза Тумана и этот смертельный выстрел. Она никогда не простит отца за этот подлый поступок. Обида была глубоко внутри и осталась на всю жизнь. Вот так с сестрой проводили они лето. Но верховодить Ганна не переставала, ей нужны были приключения и она их находила. Водила своих хлопцев на Курган, на раскопки, на колхозный рынок (совсем не близко, километров десять пешком), искали монетки, после воскресных базаров, иногда находили и бежали покупать мороженое и газировку в стаканчиках. Лучше её никто не лазил по деревьям. Однажды к матери прибежала женщина с испуганным лицом, Аня иди скорее там твоя дочка по верхушкам деревьев прыгает, на что мать спокойно ответила:
– Да, она всегда так делает, не убьется.
Никогда мать не слышала от нее про ушибы и царапины и про рваный бок, когда сорвалась с дерева и поранилась. Одна ветка оказалась сухой и с треском обломилась, но Ганна сумела зацепиться совсем у края и не грохнуться об землю. Вся пораненная, с рваным боком, но не одной слезинки. Видела она как пацаны с восхищением смотрели на нее. Ну, на то она и атаман.
А пока еще один летний день заканчивался и уходил за горизонт вместе с огромным красным шаром вечернего заката. И будет ночь, и приснится этой девочке красивый сон: лазурный берег моря, которого она никогда не видела, кроме как на картинках в книге. И после на берегу будет с ней её преданный друг Туман, они будут носиться и дурачиться по прибрежным ласковым волнам. И Туман будет смотреть на нее умными глазами с пониманием и с надеждой, что все будет хорошо.
Июнь 2020
Поселок моего детства Сегодня очередная летняя суббота. К вечеру поселок уже готовился к бане. Кто-то из соседей помогал таскать воду с колодца, сами хозяева подтапливали душистые березовые дрова и по поселку разгуливался банный неповторимый запах. Бани было четыре. Две было на одном краю поселка и две на другом. Поселок был разделен между собой высокими соснами. Стояли они поодиночке, стройные и независимые. И никто не смел и даже не думал, что можно спилить хотя бы одну из них на хозяйские нужды. И только весной, после холодной и снежной зимы, на первые весенние праздники, Пасху или Радуницу, а когда и на майские, подвязывали мужики длинную толстую веревку между двумя соснами, клали дощечку с прорезями по бокам и вот качели были готовы. Желающих покачаться было нем много, но я всегда была в первых рядах. Садилась на не очень то закрепленную дощечку, цеплялась за толстые веревки пальчиками так, что они белели, а здоровенные мужики начинали меня раскачивать, такой же веревкой.
В свои 5-7 лет, я весила пятнадцать килограмм, так что подлетала я к самым верхушкам, некоторые слабонервные отворачивались, им было страшно смотреть. Да и я сама, когда летела вниз, чувствовала, как пальцы мои слабеют и только была одна мысль, лишь бы не сорваться, но вида никогда не показывала, что страшно. Вниз, вверх – дух захватывало, аж дыхание перехватывало, но азарт брал свое. Тетка Марья, наша соседка стояла в стороне старалась незаметно креститься и что-то шептала себе под нос. Наверно молилась за меня неугомонную. Была у этой тетки Марьи привычка оббежать всех соседей узнать новости, рассказать сплетни, а где и от себя что-то придумать. С раннего утра затопит печку, завтрак, обед и ужин готовились одновременно, что в горшках, что в чугунке, а жирная яичница на сале в чугунной сковородке. А сама, как говорила моя мама, пошла по дворкам бегать.
– Ань, – забегая к моей матери, начинала она полушепотом свои рассуждения и доводы – ты знаешь, что у Любки дочка Валька от нашего бригадира Павла, видели люди как он к ней захаживал.
Моя мама, не поворачивая головы от печки говорила:
– Марья, иди, займись своими делами, без тебя разберутся у кого, чьи дети.
Не обидевшись тут же бежала к жене Павла, тетке Зине. Это у них была баня и по субботам соседи ходили мылись, парились.
– Зин, – кричала она с порога – можно к тебе сегодня в баню и Толька мой придет. Зин, хороша ваша баня.
Тетка Зина кивала, а Марья уже мчалась на второй край поселка рассказать, кто вчера напился, у кого огород зарос травой. Успевала все.
А баня была очень даже необыкновенная. Стояла она за огородами, чуть ли не на колхозном поле. Сама небольшая, какая-то вся черная с маленьким-маленьким оконцем. Трубы не было и топилась она по-черному. Когда дрова разгорались, начинал валить серый дым из окна и дверей. Внутри стены были все в черной саже и нужна была большая осторожность, чтобы после мытья выйти и не испачкаться и не всегда это удавалось. Приходилось опять наливать воду и тереть бока и ноги. На самый жаркий дух вначале шли мужики. Когда я была поменьше отец брал меня с собой и однажды так хлестал меня веником, что чуть не запарил, я пыталась вырваться, но силенок было уже мало и я уже теряла сознание. Слава Богу мужики вырвали меня из рук отца, а потом кто-то из них рассказал это моей матери. После этого я уже ходила с ней и сестрой Тамарой. Дух уже был не жаркий, парились, терли друг другу спины, а мама приговаривала, обливая водой: «Как с гуся вода, так с вас худоба».
А если была зима выбегали одеваться в предбанник, туда наметало снега через крышу и мы босиком распаренный стояли на снегу – это было приятно. А дома уже был вкусный чай, мама заваривала его на душистых травах. Пекла вкусные пироги и этот банный день был такой светлый и радостный. А веники отец заготавливал в июле: брал колхозную лошадь, запрягал в телегу, в помощницы и меня прихватывал. Ехали мы в лес, нарезали полную телегу березовых веток, а потом отец вязал их, подвязывал на чердаке и они проходили там медленную сушку, а какой был березовый аромат. Он немного позже построит свою баню, как только закончит постройку нового дома. Баня получилась светлая, просторная, мыться было в ней одно удовольствие и топилась она не по-черному, но ходили к нам мало кто. Тетка Марья, мамина подруга Болдовчиха, да её муж – дядя Толя. К нам даже в сад никто не ходил, ко всем лазили, а к нам нет. Не хотели с Саловым связываться. Фамилия моего отца Салов. Но вот когда купили родители телевизор к нам приходили пол поселка, сидели где, кто мог. На полу, на стульях, на диване, ведь в то время телевизор был такой редкостью. Смотрели всё подряд. Просто был интерес сам факт, как он показывает, некоторые подходили ощупывали, обглядывали со всех сторон, пытаясь понять схему такого чуда. Первый телевизор появился у наших соседей. Жили они не бедно, по сравнению с нами, но к ним никто не ходил, а вот где мои родители взяли деньги, я до сих пор не знаю. И отец гордился такой дорогой покупкой, поэтому никто не трогал, даже когда был выпивши. Телевизор был небольшой с маленьким экраном, с какой-то приставкой и трансформатором, который держал напряжение, а оно постоянно падало и мой брат Шурик всегда кричал:
– Людка, напряжение упало, телевизор не показывает!
Я бежала крутила колечко до определенного уровня. В след за телевизором появилась магнитола. Купил ее брат Шурик, он уже тогда работал, подкопил денег и никому ничего не говоря, однажды привез красивую большую коробку. Глаза его блестели, сам светился от радости. А мы с мамой и сестрой Тамарой сгорали от любопытства, что же там такое. Это была красивая музыкальная магнитола внизу был приемник, а в верхней части был проигрыватель для пластинок. Опять набежало пол поселка. Брат привез пластинки, слушали песни Валерия Ободзинского, Магамедова и Зыкиной. И вот теперь утро у нас начиналось с песен. Брат только просил нас иголочку аккуратно ставить и протирать её от пыли. И мы честно давали брату обещание выполнять его наказ. В общем, берегли его покупку. Брат потом женился и уехал, и я его редко видела. Часто буду вспоминать, как мама собирала ему обед, он работал в поле на тракторе. Мама поручала мне относить Шурику обед, он работал недалеко за поселком, примерно километра четыре в одну сторону. И вот доставал брат из сумки нехитрую еду: сало, зеленый лук, яйца, огурчики, молоко в стеклянной бутылке и мамин вкуснейший хлеб. И с таким завидным аппетитом кушал, что у меня текли слюнки, не от того, что я голодна, а от того, что, кажется, так вкусно. Он всегда предлагал мне что-нибудь, но я отказывалась, потому что знала, что ему ещё работать до вечера. Но иногда не выдерживала и брала кусочек сала с луком и огурчиком, да с маминым хлебом – это такая вкуснотища! Поле, ветерок, свежий воздух и такая тишина вокруг.
Я очень любила брата, но судьба отмерила ему малый срок, мало времени. Он всегда всех жалел и любил, особенно животных, ничего не жалел отдавать, делился последним, что у него было. Ему было всего 47 лет, когда его не стало.
Старший брат Иван давно осваивал целину и домой приезжал очень редко. Потом уехала моя сестра Тамара. Закончила школу и покинула родительский дом. А мне так было скучно без них, особенно без Тамары. Такая она была красивая: точеная фигура, с грудью пятого размера. Всегда нарядно одевалась и ходила как царица Тамара. Шикарные черные брови и красивые карие глаза. Мама её звала – Тома. И у Томы была несчастливая судьба.
Родителям тоже не долго пришлось пожить в новом доме. Мама умерла рано, отец через год женился, а дом продал на снос.
Меня всегда тянуло побывать на своей малой родине. Первый раз я приехала с внуком Денисом и свой поселок я не узнала: домов не было, торчали одни печные трубы и стояли высокие постаревшие сосны, разделявшие когда-то поселок на два края. Я уже тогда с трудом нашла место, где стоял наш дом. От сада остались две старые сливы. Сказать, как было больно, значит не сказать ничего.
В июле 2020 года я снова приехала на свою малую родину, и мы с двумя племянницами, Людой и Мариной, пошли на наш поселок, там осталась теперь одна дорога и то, лишь потому, что кто-то поставил пчелиные ульи. Да, еще старые деревья, которые помнили меня маленькой девочкой, лазившей по ним как обезьянка. Не было даже печных труб, все развалилось и нельзя было понять, где чей дом был. Выросли новые деревья, и скоро там будет просто лес. Я хотела найти место, где стоял наш дом – это дорогое для меня место. И я пошла до края поселка, как вдруг увидела человека, он шел мне навстречу, я очень обрадовалась и стала его расспрашивать.
– Кто вы? Как вас зовут? А может вы знаете, где был дом Саловых?
Сразу столько вопросов. И как оказалось это мой бывший сосед Толик, и мы не виделись с ним лет пятьдесят. Он прищурился, посмотрел на меня и сказал:
– Так ты одна осталась, твоих уже никого нет.
– Да, моих на этой земле уже нет никого.
Толик-цветик – было его прозвище на поселке. Он показал нам с племянницами где был мой дом, небольшой холмик, заросший высокой травой и я все ходила по этой траве, по этому холмику и ещё остались две сливы, которые я не заметила, старые и даже не похожи на сливы. А ещё не стало больших старых сосен, разделявших поселок на два края. Кто срубил, никто не видел и не знает, некому было видеть.
Вот такая судьба моего поселка, где прошло мое детство. Уходя, я сказала то ли старым деревьям, то ли месту, где был наш дом, что я постараюсь еще сюда вернуться. Это нужно моей памяти, моим родителям, сестре и братьям. Я уходила неся в душе всё таки маленькую частичку тепла от этой земли, от этого неба, где прошло моё детство.
Июль 2020г.
Посвящается Демину РомануДежа-вю Сегодня опять идет дождь, сегодня, это 28 мая 2013 года. Год назад в этот день я была с тобой, ты был несчастный и одинокий. Не нуждался во мне, я это поняла потом. Просто тебе хотелось с кем-то разговаривать, чувствовать кого-то рядом, изливать свою душу и даже уверять меня, что ты меня никогда не любил. Вот это было сказано точно зря. Ты просто ничего не помнишь. Лето 1520 года. Где мы жили тогда, том всегда было лето. Местечко Ронсель, недалеко от побережья Тихого океана. Ты был сын богатых родителей. У вас был красивый дом, слуги, которые обрабатывали ваши поля. Длинные волнистые волосы, стройный, немного раскосые карие глаза. Они всегда у тебя были такие. Мы с тобой встретились случайно. Я жила на острове с родителями, они занимались рыбной ловлей и иногда привозили рыбу к вам на продажу. Я нечасто им помогала, но однажды мы встретились. Девушка с голубыми глазами и утонченной талией. Наши взгляды встретились и нас как будто пронзила молния. Любовь была с первого взгляда. Ты стал искать со мной встреч и спустя время нашел меня на нашем острове Кейджил. Твое имя было Тойори. Моё Мейки. Покинул родительский дом, ты построил наш, на острове. С тобой ушли несколько слуг. С того момента ты стал заниматься виноделием. Разработал земли, выращивал виноград, так ты прославил свое имя. Был мастером своего дела, мы жили с тобой счастливо, родили двоих детей. И ты всегда говорил, что в следующей жизни мы тоже будем вместе и придумывал знак, который нужно будет подать при встрече.
Пришло время, когда мы должны были уйти. Тогда наша жизнь закончилась.
Минули столетия. Это здесь на земле время течет медленно, а куда ушли мы, там совсем другой отсчет времени. В следующей жизни мы встретились в Англии. Это был юго-запад, 1920 год, город Венстоун. Я жила там, а ты жил в пригороде, в красивом небольшой городке Айдейман. Твои родители занимались животноводством, у них была своя ферма. Занимались в основном разведением знаменитой английской породы лошадей, которая славилась далеко за пределами Англии. Я была – дочь торговцев, у них было несколько торговых лавок со всевозможными товарами. Мы встретились, когда тебе было 18 лет, а мне 16. Красивый рослый парень с черными волосами и чуть раскосыми карими глазами. И нас как будто ударило молнией, лишь только мы встретились взглядами. Мы смотрели друг на друга стараясь что-то вспомнить. Это была любовь с первого взгляда. Я невысокого роста блондинка с карими глазами. Ты очень долго и красиво за мной ухаживал: дарил цветы, подарки и почти при всех наших встречах шел дождь. Англия, страна дождей. Вот, наверное, потому мы любим слушать шум дождя. Через два года мы поженились. Твое имя было Райл, моё – Линда. У нас была крепкая и дружная семья. Мы родили и вырастили двоих детей. Всю жизнь ты занимался разведением лошадей. И был знаток в своем деле. У нашей семьи было много друзей, как в Англии, так и за её пределами. И был у тебя ещё любимый друг – конь Редди. С черной блестящей гривой, с красивыми тонкими ногами, он клал свою голову тебе на плечо, а ты ему что-то нашептывал, вы были в восторге друг от друга. Но однажды на скачках произошел несчастный случай и твоего друга не стало. Для тебя это была большая потеря. Друзья тебя не забывали, поддерживали кто как мог. Ещё было у тебя хобби – занимался коллекционированием холодного оружия. Возле камина в большой комнате висели всевозможные старинные ножи ручной работы, сабли, пики, кинжалы – это была дорогая коллекция. Мы любили с тобой сидеть вечером у камина с бокалом хорошего вина, смотреть на горящие угли и слушать как стучит за окном дождь. Я очень тебя любила и была твоей любимой женщиной. И слова ты мне говорил, как бы шутя, что в следующей жизни мы снова будем вместе, запомни наш знак. Пришло время и нам нужно было уйти, земной путь был окончен.
Третья встреча была увы не наша, кто-то не захотел чтобы мы были вместе и в твоем сердце не поселилась любовь. А меня вновь пронзила молния и я не могла сдвинуться с места, смотрела на тебя пытаясь что-то вспомнить и любовь с первого взгляда осталась со мной, но не пришла со мной.
В этой жизни мы не вместе и как мне кажется оба несчастливы. Помнишь я как-то сказала тебе, что буду жить в тебе, в каждой твоей клетке, а я и живу, только ты этого теперь не знаешь. Будет следующая жизнь и в той следующей жизни – я буду деревом. Ты придешь в этот мир, но меня здесь еще не будет. Построишь дом, родишь детей, но тебя постоянно будет что-то тревожить, чего-то не будет хватать. Ты будешь прислушиваться к себе, искать ответы, почему тебе так грустно и одиноко в этой глуши. Однажды посадишь маленькое дерево, будешь наблюдать как оно растет и набирает силы. Спустя время оно превратится в роскошное раскидистое дерево. Ты построишь скамейку под ним и когда тебе будет грустно будешь сидеть под тенью густых зеленых веток и смотреть на горизонт. Спокойствием будет наполняться твое тело и как будто чьи-то очень знакомые нежные руки будет обнимать тебя, а тебе будет казаться, что это лишь сон. Дерево будет наблюдать, как вырастают твои дети. А с годами постареешь и ослабнешь и придет день, когда ты уйдешь и оно будет тебя провожать взмахом веток, шумом листвы.
Оно будет тянуться к тебе и не сможет прикоснуться к тебе ни одним листочком, чтобы проститься.
А ночью будет огромная гроза и сильный дождь. Ветер будет ломать ветви и они со стоном будут падать на мокрую землю.
И молния, освещая все вокруг ударит дерево в самое сердце и оно погибнет. Умрет следом за тобой. И наш знак он все равно остается, потому что он наш.
Ангел Сегодня утро как-то не задалось, очень не хотелось просыпаться. С трудом, даже можно сказать с усилием я открыла глаза. За окном серо-мутной шторой висел туман. Такой осенний промозглый. Я не люблю туман, мне кажется, когда я его вдыхаю, то незаметные влажные капельки остаются где-то внутри меня, затрудняя дыхание. Я даже начинаю покашливать, как будто этим себя могу избавить от такой неприятности. Но туман, туманом, но вставать все равно нужно. Кофе приводит меня в более нормальное состояние. И вот я уже стою на остановке. Жду свой транспорт, но что-то сегодня странно – стою одна, а где народ. Только успела так подумать, как тут же из молочно-густой пелены появился мужчина, такой привлекательный симпатяга. Он подошел ко мне и внимательно посмотрел в мои невыспавшиеся глаза и сказал:
– Привет. Я твой Ангел-Хранитель.
«Да уж, – подумалось мне – Это что-то новое в разделе «Давай познакомимся».
– Нет, я с тобой не знакомлюсь – удивил он меня. – И знаю тебя очень давно. Моя задача подавать тебе знаки, предупреждать об опасности, в общем беречь твою жизнь.
Я решила тоже пошутить:
– И чем же ты докажешь, что ты мой Ангел- Хранитель – в сарказме в голосе спросила я. – Может у тебя и крылья есть?
– Есть – просто сказал он.
И за спиной появились два крыла. Я всегда думала, что у Ангелов белые крылья. А у него они сверкали серебристым отливом с чуть заметной голубизной.
– Теперь веришь? – с какой-то надеждой в голосе спросил он.
С изумлением и испугом я смотрела на него. Ведь ангелы не появляются просто так. Это что же я живу не по законам Божьим? Конечно, есть грехи, но он не дал договорить. Мило улыбнулся и сказал:
– Мы появляемся в исключительных случаях. В твоей жизни сейчас много сомнений, но ты на правильном пути и я должен тебя поддержать. Тебе предстоит сделать еще много добрых дел.
А то, что я жила не особо чтя законы Божьи, и самый большой грех, что по моей вине не родились мои дети.
– Да, конечно, твоё раскаяние смягчают твою вину. Вы люди совершаете много ошибок и даже не угодные Богу. Но это испытание и важно будет ли человек раскаиваться за совершенные поступки.
– Ну, знаешь Ангел, если ты рядом, подаешь мне знаки, почему же я их не видела и не вижу. Зачем мне была любовь, которая не радовала, а только мучала.
– Но ты же хотела познать её. Она жила в твоем сердце. Человек проходит много испытаний на земле. Этим он ощущает свою душу.
Ангел взмахнул крыльями, нет он не собирался улетать.
– А знаешь ли ты, что ты счастливый человек.
Я чуть не задохнулась от возмущения.
– Счастливый?! Почему так рано ушла моя мама и тут у меня глаза наполнились слезами.
Его крыльев опять не было, передо мной стоял опять обычный человек. И тут мне подумалось, что может сегодня кофе был не такой и в пакетик случайно попала какая-то добавочка, вызывающая галлюцинации?
Он опять читал мои мысли.
– Сомневаешься?! – вновь расправив крылья сказал он. – Твоей маме была отпущена такая судьба. Сейчас у нее все хорошо.
– А ты её видел?
Он не стал мне отвечать, а я больше не спрашивала, а поверила.
Вот ты любишь людей, природу, животных, а это все угодно Богу.
– Богу? – спросила Я – а ты его видишь?
Он посмотрел на меня, от него исходила такая теплота и забота.
– Бога? – переспросил он – Вы его тоже видете каждый день. И в восходе дня и в закатах, и в яркой радуге и в порхающих снежинках, и в летнем дожде. Он всюду и всегда с вами.
– Ангел, скажи как твое имя? Ведь у вас тоже есть имена.
Он очень искренне засмеялся.
– Мое имя происходит от двух первых букв твоих родителей. Моё имя –Анив.
Я повторила это имя про себя, оно мне понравилось. Мне, почему то очень захотелось прикоснуться к нему. Поверить себе, что это происходит со мной наяву. Его рука была теплая, совсем как у нас у людей.
– Я сейчас исчезну – сказал он голосом, не требующем возражения.
И у него за спиной появились красивые крылья.
– Ангел, скажи – с каким-то захлебом в голосе, спросила я, – почему мы люди так боимся смерти? Так не должно быть, откуда пришли, туда и уходим.
Он положил свою руку мне на голову и сказал:
– Мы ангелы и несем всё добро от Бога. Смерти не существует, есть просто блаженная жизнь. Живите и радуйтесь каждому дню. Вас страшит неизвестность осознаний и воздаяние ваших поступков в жизни.
Он взмахнул своими серебристыми крыльями и исчез. А я протянула вслед ему руки и закричала:
– У меня ещё столько к тебе вопросов!
– На всё ответит тебе жизнь – были едва слышны его слова.
Я по-прежнему была одна на остановке. Туман рассеялся, растворился и не было ангела с его прекрасными крыльями. Вокруг меня стояли люди, с нетерпением ждали транспорт. Начинался новый день.
Монеточка Октябрь месяц, а вернее 9 октября. Деревья стояли еще не тронутые красками осени, по-летнему зеленые и даже были немного этим напуганы, что-то с нами не так, шептались между собой темными вечерами. Но сегодня вдруг надвинулась черная туча, заволокла все небо и посыпался настоящий зимний снег, он кружился в воздухе, порывы ветра бросали его в разные стороны и было как-то странно видеть ещё цветущие розы, зеленые деревья и кружащий белый снег.
Он быстро засыпал все вокруг, но осень не хотела сдаваться, она выглядывала через тучи ярким солнцем, и так целый день ещё далекая зима и осень ругались, а может они так шутили. Катя, глядя на эту природную кутерьму, улыбалась и говорила:
– Ничего себе погодка.
Она там мало в последнее время чему-то радовалась, проблемы и еще раз проблемы: недавно болел её сынок, её солнышко Гоша. Пришлось сидеть дома, на что её начальник Дмитрий Ильич, недовольно заметил, что проблемные работники им не нужны. У нее в горле неприятно запершило от обиды, от жалости к себе. Помочь ей было некому. Муж пропал, уехал в командировку и не вернулся, ни звонка, ни письма. Пробовала обращаться в органы, но пока было все напрасно. А в мозгу была навязчивая мысль: бросил нас с Гошей, бросил. Мамы у нее не было, она умерла, а отца совсем не помнила, был ли он вообще в ее жизни.
А сегодня Катя повздорила со своей подружкой, попробовала ей возразить, на что та удивленно вскинула брови и как-то зло сказала:
– Кать, да ты всегда была дурой.
Почему дурой – думала она – наверно из-за моего мягкого характера. Всем помогаю, всех прощаю.
Резкий порыв ветра со снегом ударил её в лицо и наклонив голову она вдруг увидела на асфальте монетку. Такая новенькая, блестящая. Кате неловко было ее поднять и она уже было прошла мимо, но внутренний голос сказал ей вернись и забери её. Решительно повернув назад и быстро подняв её, быстро положила вкарман. А сама торопилась в садик забрать сына Гошку, представляя как воспитательница опять с молчаливым упреком будет на нее посматривать. Да, Гоша был уже один, всех детей забрали, а он сидел на полу и смотрел на ворону, которая сидела на дереве и громко каркала, посматривая на сына, вытянув голову и хлопая крыльями.
– Мама, она мне что-то говорит, смотри.
– Не говорит, Гоша, а каркает – а сама подумала, лишь бы ничего плохого.
По дороге домой, Гошка теребя её руку, просил, чтобы она купила ему машинку, пытался её разжалобить, плакал такими крупными слезами, размазывая их по щекам. Да, она бы конечно купила и не только машинку. Но денег как всегда не хватало. Ещё целую неделю нужно ждать зарплату.
Уложив сына спать, Катя вдруг вспомнила про монетку. Достала её из кармана и стала рассматривать. Она поблескивала новизной, была какой-то не нашей, но самое интересное на ней была застывшая капля желтого металла, она попробовала её отковырнуть, но капля была схвачена намертво. Еще немного её покрутив, Катя положила в кармашек своего старенького кошелька. Ей долго опять не удавалось уснуть: на кухне нужно менять кран, да и ремонт давно надо сделать, Гошке нужна новая теплая куртка, старая ему мала стала. Она не помнила как уснула. Утром, проснувшись, она почувствовала в себе какие-то незнакомые чувства и эмоции. Бодрость и легкость во всем теле. Подойдя к зеркалу, внимательно себя рассмотрела. Ей было 30 лет, а на нее смотрела красивая молодая уверенная в себя девушка лет двадцати. Катя улыбнулась своему отражению. Сегодня она самой себе нравилась: и волосы стали пышные и глаза как-то блестят по особенному. И в садик с сынишкой они сегодня не опоздали, ничего им не помешало прийти вовремя. На работе Катя заметила, что женщины с какой-то с завистью посматривают на нее, но лишь одна из них сказала:
– Ты какая-то другая сегодня.
Дня через два её вызвал к себе Дмитрий Ильич:
– Катя, я выписал тебе премию, ты у меня на хорошем счету и вообще я думаю повысить тебя в должности.
Она стояла в кабинете своего начальника и не могла поверить, что все это говорят ей, столько лет ругали и не замечали, а сегодня…
– Ну так что, Катерина, ты согласна с таким предложением.
Она стояла перед Дмитрием Ильичом не опустив глаза, как это было раньше, а приподняв голову, это она удостоила его чести зайдя к нему в кабинет. Да, что же со мной происходит, как то всё странно.
Рабочий день пролетел незаметно. У нее даже походка изменилась, спинка ровная, голова приподнята. Катя даже не опоздала забрать Гошу из садика, чем удивила воспитательницу и её взгляд выражал, ну хоть сегодня вовремя.. Они вышли с сыном на улицу. Ей очень захотелось подойти к банкомату и проверить счет, а вдруг и вправду премию перечислили. И когда она увидела счет на карточке, её радости не было предела. Такая кругленькая сумма. Сегодня можно уснуть спокойно. Этих денег хватит и на ремонт и Гоше на куртку.
– Ну, Гошка, идем покупать тебе машинку!
– Ура – кричал он, – мама мне купит, что я хочу.
Так с этого дня началась у неё новая жизнь. На неё оборачивались мужчины, искали с ней встреч, а она отвыкшая от внимания лишь улыбалась.«Это что же за перемены в моей жизни»– думала Катя, и вдруг вспомнила – ведь всё стало меняться, когда я нашла монетку.
Придя домой, она внимательно её рассмотрела. Она всё также блестела и только капелька желтого металла отличала её от других монет. Значит это мой талисман, это моя удача, и бережно положила её в кармашек уже нового кошелька.
Прошло два года. У Кати изменилось всё. Она ездила на дорогой машине, купила квартиру с улучшенной планировкой. Гоша подрос и пошел в первый класс. Она стала уверенной в себе, из неё получился хороший руководитель. И Дмитрий Ильич говорил ей, что знал, что не ошибется в ней. И это ей почему-то льстило. Вот только мужа она не могла забыть, ждала и надеялась, что увидит его еще, что он вернется.
Однажды проснувшись утром, Катя почувствовала себя той прежней, уставшей и неуверенной в себе женщиной. Подойдя к зеркалу, увидела, что она не так уж и молода. Сегодня с Гошей они опоздали в школу. На работе все валилось из рук. С поставщиками не заключались новые договора, и она чувствовала, что всё возвращается, она теряет свою удачу. Посмотрев в кошелек, она не обнаружила там свой талисман – свою монетку. Она снова все пересмотрела с надеждой, что монетка окажется на месте, но её не было.
Может и глупо верить в такие чудеса, в виде монетки, но Катя чувствовала, что все измениться и не в лучшую сторону.
Через месяц она была уже без работы, её уволили с фирмы. Как руководитель она не соответствовала занимаемой должности. Осталась без денег и даже без друзей. Обзванивала все рекламные агентства, но работы не было, Катя была в отчаянии. Ей опять не спалось, и теперь она точно знала, что причиной столь резких перемен в её жизни была та монетка. Третий месяц она искала работу. Каждый раз, ложась спать, она твердила про себя: «Вернись ко мне счастливая монетка, пусть произойдет чудо». А сама думала, хорошо, что меня никто не слышит, посчитали бы за сумасшедшую.
Наступила осень. Гошку надо было собрать в школу, пришлось потратить последние деньги. В тот день вечером она вышла в магазин. В кошельке лежала какая-то мелочь. На хлеб и молоко – хватит, а там может и работа найдется. Когда на кассе дали сдачу, она подумала, что там и забирать нечего, но решила забрать. Протянув руку, она увидела блестящую монетку с капелькой желтого металла. Катя не помнила, как схватила мелочь, зажала крепко в кулак и выскочила на улицу. До дома она бежала, как будто за ней гнались. Открыв дверь, она разжала пальцы и в руке обнаружила именно свою монетку – её талисман, её удачу. Ей трудно было поверить в такое счастье. У меня теперь все будет хорошо, и она знала, что так оно и будет. Утром её разбудил телефонный звонок, ей предлагали работу, на которую она даже не рассчитывала. Работодателя устраивало все, её опыт, её профессионализм. Успешно пройдя собеседование, Катя начала работать в престижной фирме. У неё появилась уверенность, деловые качества, её уважали и ценили. Монетку теперь она не носила с собой, она лежала в красивом голубом футляре, иногда открывая крышку, она доставала монетку, гладила её и благодарила.
Но её ждало ещё одно потрясение. Вечером раздался звонок в дверь. На пороге стоял мужчина.
– Вам кого? – спросила Катя, – а сердце почему-то бешено колотилось.
– Катюша, это же я – твой муж. Я должен тебе многое рассказать.
Изменившийся, худой и седой, но это был он. Его глаза, его голос.
Конечно, она не захлопнула дверь. Катя его выслушала, но это уже совсем другая история.
Подарок Ко мне сегодня в окошко заглянула Осень. Дохнула ароматом спелых яблок, запахом луговых трав и легким ветерком. Забросила ко мне на стол два кленовых листочка с едва заметными крапинками буро-ало-золотистого цвета. Красиво, подумала я. Пока рассматривала этих непрошеных гостей, мудрая и неповторимая, она спросила меня:
– Ты как? Как ты живешь?
– А почему ты спрашиваешь? – вопросом на вопрос ответила я.
– Да вот шелестела я тут у тебя за окном и заодно решила заглянуть к тебе. Посмотри, как я рябину разукрасила.
Посмотрев во двор, я невольно ахнула. Ух ты! Она вчера совсем не такая была: с желтыми ягодами и зелеными резными листочками, а сегодня багряные отяжелевшие гроздья прятались за еще густые ветви дерева, стесняясь своей красоты.
– Как ты это делаешь?
Она улыбнулась очень загадочно, но своими секретами со мной явно не собиралась делиться.
– Так как ты живешь? – спросила она снова тихим шелестящим ветерком.
Я немного подумала: если скажу, что хорошо, будет как-то неверно, если скажу – плохо, тоже обману.
– Не знаю, – с неуверенностью в голосе сказала я. – Я очень скучаю по тем людям, которые уходят в другой мир. Вот с одним таким другом я даже не попрощалась, когда он ушел.
– Тебе больно? – спросила она.
– Сейчас уже нет. Я привыкаю жить без него.
И тут вдруг небо заволокло тучами, оно стало серым, и заморосил мелкий дождик.
– Ты плачешь? – удивилась я.
– Немножко. У меня так бывает, я же очень переменчива.
И тут же выглянуло солнце и засверкало, подмигивая своим лучиком.
– Знаешь, я за тобой наблюдаю столько лет. Ты такая красивая, Осень, и щедрая. Мне нравится, когда ты приходишь даже с холодными дождями. В такую погоду я люблю лежать в тепле, укрывшись одеялом, и слушать, как ты стучишь порывами ветра. А после дождя смотрю на синее-синее небо. Таким оно бывает в твою осеннюю пору. У тебя, наверно, и глаза цвета неба. Я люблю брать спелые яблоки и груши из вазочки и смотреть, смотреть в окно и, откусив с наслаждением, съесть такой долгожданный подарок. Я чувствовала, что Осень опять улыбается. Осенний ветер еще раз приподнял ветви деревьев, чуть покрытые ранней позолотой. А мне она сказала:
– Мне пора. Все будет хорошо.
И тут я заметила на подоконнике красивое румяное яблочко. Я ведь помню, что его здесь не было. Так откуда же оно взялось? И только ветер, чуть скрипнув открытой дверью, по секрету шепнул мне:
– Это от нее, от Осени.
***
Любовь Мне сон был, а может была явь
Я дверь открыла, любовь стояла там
Отверженной забытой для меня
Стояла женщина ища огня
Одежды чуть над нею колыхались
И волосы струились по плечам
Обидела тебя я, мне она винилась
Но я пришла, твоё тебе я все воздам
Я долгов странствиях ходила
Но твой порог я вновь нашла
Чрез муки, страхи страданья
Любовь тебе я в чаше принесла
Отпей глоток и кровь вновь возгорится
И взор твой станет ясен и красив
А если кто тебя обидел
Он слаб, он мелок и труслив
Но чашу ту я не испила
Заря лучом пронзила тьму
Но только до сих пор я все гадаю
То было сном, а может наяву.
Остаться с тобой Не вижу тебя, кто сказал, что это мне в наказанье
Лишь теперь могу совладать я с собой
Одену сегодня платье я черное
На паперти стану с просящей рукой
И в невинности взглядов и судеб
Может здесь найду я покой
Мне монету опустит вдруг кто-то
Чтоб я сильной вернулась домой
Я монету сжимаю в ладони до боли
В платье черном стою как изгой
И сгибаю я спину в поклонах
Лишь бы только остаться с тобой.
Одиночество Подружилось со мной одиночество
Не спросив, из злорадства судьбы
А на небе светилися буквы
Никакие тебе не помогут мольбы
Холст ум соткал, начертаны судьбы
Игра шахмат расставлена там
Ты еще не родилась, а внебе уж звезды
Рассыпаясь поставили мат
Ну так что же, звезда меня утеряла
Колыбель так непрочна была?
Или ткали на небе ткачихи
Колыбель не с того полотна.
Как странно все это Как странно все это
Звенело в зените горячее лето
Коснулась тоскуя последним лучом
И осень настала с холодным дождем
Как странно все это, рука холодна
А сердце и губы сжимает тоска
Серебряной нитью, багряной листвой
Прощается осень с любовью земной
Как странно все это, кружилась листва
Мы порознь с тобой, твердила молва
Молва зародилась, боясь чистоты
А осень роняла, роняла листвы.
***
А этот мир меня не принял
И хоровод ветров не в честь мою
А этот мир меня не принял
Я песни грустные пою.
В мотивах песен все печали
Обрыв страстей не все сполна
И все, что я хранить хотела
Смывала шумная волна.
Удачу в клетку я сажала
И ключ хранила на груди
Но клетку тайно открывали
Ломая старые замки.
И я с любовью не играла
Играла лишь со мной она
И лили мне вино в бокалы
Чтоб этот мир принял меня.
Маме(посвящается моей маме) Никогда меня ты уж не встретишь
У калитки стоя, вдаль глядя
Никогда меня ты не проводишь
Вытирая мокрые глаза
И с печалью небо смотрит
Где был дом, теперь пустырь
И повсюду разрослась
Это горькая полынь
И наш сад, такой уж старый
Веткой тихо машет мне
Не признал меня он нынче
Поклонюсь родной земле
Мне б хотелось, чтоб ты вышла
Ну, как раньше, как тогда
На крылечке на высоком
В ведрах чистая вода
Я б водою той умылась
Да, рушник через плечо
Только время торопилось
Все с собою унесло.
Ночь Окутала теплом воспоминанья
Укрыла шалью ночь меня
И шаль свисала бахромою
Луною с блеском серебра
Метались тени призывая
Ступить в заветную черту
Сегодня я ведь не противлюсь
Я в сети прошлого спешу
Луна смотрела краем ока
Владыка ночи на посту
И стрелки двигались к рассвету
Сегодня с прошлым я порву.
***
Ранена я не стрелою любви
Ранена я твоим холодом
За окном идет дождь
Серебряный с золотом
Ловлю звуки ветра
То стуки, то шелест трав
И очень случается часто
Что ты бываешь не прав
А грозы по небу гуляют
Сверкание молний слепит
И всадник с мечом обнаженным
Грешившие души казнит.
Розы А я свечу поставлю на закате
Чтоб дни мои умножены были
А утром я хочу увидеть розы
Чтоб благоухали и цвели
И розы пусть небрежно брошены
Не от любви, а с горяча
Ведь что горело и светилось
Теперь лишь дым, да пепел от угля
Я нежно подниму те розы
Водой прохладной напою
Ведь у судьбы есть две дороги
Сама не знаю по которой я пройду,
Но выбирать тебе, не мне приходиться
Букет с трех роз он у меня
Луна в окошко снова светиться
Те розы – слезы и печаль моя.
Осень Осень тихо загрустила
Листья наземь уронила
И стоит печальная
Листья растерявшая
Ветер с нею резко шутит
По ночам её он будит
И срывая лист резной
Гонит вдоль по мостовой
Осень уж не раз кричала
Я совсем нагая стала
А была красавица
С кроной золотой
А теперь стою я
С израненной душой.
***
Автор – Людмила Ивановна Каштанова Людмила Каштанова – живет в живописном городке Дятьково на Брянщине. Её рассказы, эссе, новеллы, стихи пронизаны ярким ощущением жизни, правдивостью, чистотой и светом. Автобиографические повествования о близких людях и о себе, исповедальные строки о любви, интересные и трогательные истории о жизни братьев наших меньших – всё это придется по душе читателю, который будет держать в руках эту первую книгу талантливого автора. Произведения Л.Каштановой публиковались на страницах районной газеты «Пламя труда» и в «Дятьковском вестнике». Книга рассчитана на широкий круг читательской аудитории.
От автора:
Искренне благодарю за подготовку к изданию моей первой книги – Юдину Надежду
«Судьбы кружение»
Подписан в печать – 2020г.
Тираж – 50шт
Отпечатано в Дятьковской типографии
242600, Брянская область, г.Дятьково, ул.Крупской, 99
Тел. 8 (48333) 3-22-82
e-mail: gup-dgt@mail.ru
Алмазные грани её таланта Дорогой читатель. Вот ты и перевернул последнюю страницу книги Людмилы Каштановой – прозаика из глубинки России, поистине литератора из народа. И мне кажется, что тебе, совсем не хочется расставаться с героями и персонажами этих откровений, которые автор щедро дарит нам, благодаря своему неравнодушному сердцу, открытой и ранимой душе. Эта распахнутость идет у нее изнутри, от состояния «хочу вспомнить, хочу поделиться». И она вспоминает. Делится с нами: и слишком личным, сокровенным, щемящим; и тем, о чем грустит и страдает сама; чему радуется и кого хотела бы защитить, успокоить, поддержать в трудные минуты.
Несмотря на то, что ее новеллы и рассказы короткие, но они очень глубоки. По содержанию, по своей житейской правдивости и человечности. Некоторые невозможно читать без слёз и волнений. Но Людмила честна и перед собой, и перед своим читателем. Она ничего не приукрашивает, не придумывает, а излагает так, как это было в жизни – откровенно и смело.
Порой, оторопь берет от исповедальности, но она не прячет ее, не копит в себе, а, наоборот, хочет рассказать, чтобы снять тяжкий груз, или в который раз пережить счастливые мгновения своей жизни.
Людмила Каштанова долгие годы трудилась на Дятьковском хрустальном заводе. Была представителем редкостной профессии – наносила алмазную грань на изящные хрустальные изделия. И, скорее всего, заложенные в детстве ростки творчества, в последующем, с каждой сверкающей гранью на изделии из хрусталя, вселяли и в нее новую и новую «грань» и «рисунок» ее литературного дара. В результате – десятки и даже сотни стихов и рассказов, которые и вошли в эту первую книгу автора.
Хочется пожелать Людмиле Каштановой продолжать развивать грани своего таланта и создавать новые прозаические и поэтические строки, которые интересны и необходимы поклонникам русской словесности.
Надежда Юдина, член Союза журналистов России.
