Дебют четырех коней. 1946-1947 [Андрей Николаевич Савинков] (fb2) читать онлайн

Андрей Савинков Дебют четырёх коней 1946–1947

Глава 1

Ленинград, СССР, 8 января 1946 года

Не смотря на военное время, висящие над городом аэростаты ПВО, иногда бахающие где-то в отдалении взрывы — фронт был далековато, поэтому это, скорее всего, работали саперы, уничтожая неразорвавшиеся бомбы, — не смотря на повсеместную карточную систему и даже зимний холодный сырой ветер, стандартно в это время года задувающий со стороны залива в город на Неве, в воздухе все равно витал дух праздника.

В этот день 8 января в состав Краснознаменного Балтийского флота вступал самый большой в истории отечественного судостроения корабль. Линкор 23 проекта, называвшийся изначально «Советский союз» но уже у достроечной стенки сменивший имя на «Новороссийск», продолжив, таким образом цепочку из трех других морских городов, уже находящийся в строю. «Севастополь», бывший французский «Жан Бар» уже во всю успел повоевать при обороне Одессы; «Петропавловск», бывший немецкий «Лютцов», ставший героем обороны Нарвского перешейка в тяжелые для Красной Армии дни 1944 года; «Кронштадт», крейсер 69 проекта — непосредственно в боях участия не принимавший по причине того, что отошел от достроечной стенки уже после окончания основных боев, но при этом будучи частью ПВО северной столицы и вот теперь «Новороссийск». Он должен был вступить в строй чуть ли не на 9 месяцев раньше, в первые месяцы 1945 года, однако начало войны, а потом две стокилограммовые бомбы, угодившие в носовую оконечность линкора очередном при налете на Ленинград, сдвинули сроки передачи корабля «вправо».

В Молотовске достраивался еще один крейсер улучшенного 69 проекта, получившего индекс 69-бис и имеющий предварительное имя «Архангельск». Его должны были спустить на воду этой весной, а непосредственно флоту передать только к концу 1947 года, если не случится, конечно, никаких неожиданностей. Как шептались рабочие на верфи, тихонько сплевывая через левое плечо, «даст Бог, уже после войны закончим».

Ну и конечно был еще первый советский авианосец, бывшая «Советская Украина», переименованная в честь героического города Одессы. Судьба у этого корабля — еще до вступления в строй — оказалось достаточно бурной. «Одесса» строилась на Николаевских верфях, и в незаконченном виде была эвакуирована своим ходом в Новороссийск. Естественно такой маневр также сказался на сроках сдачи корабля сугубо отрицательно, и готовый уже на 95 % авианосец вместо того чтобы вступить в строй продолжал достраиваться на новом месте силами эвакуированных из Николаева рабочих. Сам город-то уже был освобожден, вот только судостроительная верфь при этом сильно пострадала, и было решено уже довести работы до логического конца на новом месте.

— Что ж поздравляю вас, Владимир Филиппович, — сменивший по торжественному случаю шапку на легкую фуражку нарком Кузнецов уже успел три раза об этом пожалеть, но старался держать марку. — Достроили-таки.

— Спасибо, Николай Герасимович, — улыбнулся во все тридцать два зуба Трибуц. — Давненько наш Балтийский флот не имел в своем составе такого количества перворанговых кораблей. Да еще и таких…

Адмирал сбился, не сумев подобрать слова. Шестидесятипятитысячетонная махина «Новороссийска» выглядела настоящим мастодонтом даже на фоне относительно современных и тоже совсем не маленьких «Кронштадта» и «Петропавловска», остальные же корабли в том числе «Марат» оставшийся после гибели «Октябрьской революции» в Таллине сиротой, выглядели рядом с ним совсем несолидно. И не подумаешь, что еще каких-то восемь лет назад именно эти заслуженные старички постройки прошлой большой войны были главной ударной силой флота первого в мире государства рабочих и крестьян. Теперь же было очевидно, что по вскоре по окончанию боевых действий старичков придется списывать. Они уже совсем не отвечали вызовам времени.

— Да уж таких кораблей у нас еще не строили, — согласился Кузнецов, полностью разделяя настроение командующего КБФ.

Шестьдесят пять тысяч тонн полного водоизмещения, девять шестнадцатидюймовых орудий, силовая установка в двести пятьдесят тысяч лошадиных сил позволяющая развивать полный ход в тридцать три узла и держать крейсерский в тридцать.

И при всем при этом, — о чем моряки естественно в такой день старались не вспоминать, — линкор только-только выйдя из постройки оказался уже, по сути, полностью устаревшим. Как показывали боевые действия на Тихом океане, время больших бронированных пушечных кораблей безвозвратно уходило в прошлое. Теперь их место в качестве флагманов главных мировых флотов должны были занять авианосцы. Новый опыт заставил советское руководство полностью отказаться от закладки следующих запланированных ранее килей и кардинально пересмотреть судостроительную программу. Теперь все ожидали ввода в строй «Одессы» дабы на опыте ее эксплуатации начать создание новых проектов больших океанских авианосцев. Впрочем, все это тоже относилась к категории планов на «после войны».

В этот момент по рядам собравшихся пробежала видимая глазу волна, командующий церемонией офицер отдал команду «равнение на флаг», оркестр грянул «Прощание славянки», а на стоящем у причала корабле начали впервые поднимать военно-морской флаг Советского союза. Зрители буквально взорвались аплодисментами и приветственными криками. Большая часть собравшейся в этот праздничный час на причале толпы состояла из моряков, курсантов расположенных в городе институтов и училищ и конечно же рабочих Балтийского завода, которым по такому поводу выдали единоразовые пропуски на территорию причалов, занятых военными.

И да, команду отдал именно офицер. С 1 января 1946 года в армию возвращались офицеры и погоны. Далеко не все восприняли такую реформу однозначно положительно. Особенно много недовольных было среди молодых военных, воспитанных уже после революции на новой коммунистической идеологии, которые считали «золотопогонников» своими природными врагами. А вот среди старшего поколения, тех кому было уже за пятьдесят, и кто успел отметиться на фронтах Первой Мировой войны, поддержка нововведений была куда выше.

Впрочем, реформа зрела в недрах Наркомата обороны уже очень давно, еще с конца тридцатых. Пару раз ее заворачивали в 1942 и 1944 годах уже практически на этапе подготовки, поскольку советское правительство опасалось реакции военных в преддверии начала большой войны. Тем не менее ряд больших побед которых Красная Армия достигла в прошлом 1945 году все же убедили членов Политбюро в своевременности таких изменений, которые и были оформлены приказом по наркомату. Красная Армия шла в Европу и выглядеть там должна была по-европейски.

— Ладно, Владимир Филиппович, — когда торжественная часть мероприятия была окончена, два адмирала неторопливо дошли до автомобилей, погрузились и направились в штаб КБФ. Все-таки Кузнецов прибыл в северную столицу не только ради приятного события, но и для обсуждения насущных по военному времени проблем. — Ты лучше расскажи, как идут дела с подготовкой операции «Искра». Хватает транспортников, тральщиков, как идет обучение солдат?

На весну 1946 года Ставка планировала сразу несколько стратегических наступательных операций, основной целью которых был выход на границы СССР и перенос боевых действий на территорию противника. Одной из таких операций было наступление в Прибалтике, которое по задумке генштаба должно было позволить окружить всю северную часть группы армий «А».

Основной проблемой тут была транспортная доступность. Дорог на юге и западе Псковской области было мало, а болот и лесов много, что изрядно осложняло концентрацию ударного кулака способного взломать вражескую оборону и пройти двести пятьдесят километров от Пскова до Риги прежде чем немцы опомнятся и успеют вывести войска из Советской Эстонии.

Плюс ко всему прочему именно это место уже несколько раз пытались штурмовать советские дивизии, надо признать без особого успеха, что еще сильнее снижало возможный эффект внезапности. Да и просто достаточно было посмотреть на карту, чтобы предположить наиболее вероятные направления будущих ударов Красной Армии. Как говорил Наполеон: «география — это судьба» — и в данном случае это высказывание было применимо на сто процентов.

И вот чтобы добавить будущему наступлению внезапности генштаб предложил провести высадку десанта где-нибудь в районе порта Вентспилса. Такой удар в спину по задумке штабистов должен был смешать все карты оккупантов, затруднить в нужный момент переброску резервов и вообще сломить их волю к сопротивлению. Вот только была одна маленькая загвоздка: север Балтики по зимнему времени имел свойство замерзать, что в немалой степени затрудняло реализацию данного плана.

Для того, чтобы побороть не только оккупанта, но еще и природу была высказана идея начинать десантную операцию не из Ленинграда, а с недавно освобожденной советской базы на полуострове Ханко. Там уже сейчас началось накопление материальных резервов, а бригады морской пехоты, которым выпало в будущем идти в первом эшелоне, уже приступили к тренировкам.

Одновременно с этим советская авиация активно утюжила все обнаруженные ранее аэродромы на длинной вытянутой с севера на юг полосе, захваченной немцами в Прибалтике земли. Тут советские пилоты имели над противником полнейшее превосходство, поскольку немцы после замыкания Днепропетровского котла перебросили буквально всю доступную авиацию на юг для поддержки своих войск, пытающихся деблокировать окруженную группу армий «С».

— Все в порядке, товарищ адмирал, — пожал плечами Трибуц, — топлива для тренировок хватает, боеприпасы завозим, с зимним обмундированием тоже нет проблем.

— А чего не хватает? — Переспросил Кузнецов, — так не бывает, чтобы все шло гладко. Обязательно должны быть проблемы.

— Опасаюсь я сложной ледовой обстановки, — признался командующий Балтфлотом. — Если у Ханко мы путь заранее ледоколами проложим, то вот под Ригой…

— А что говорит фоторазведка?

— Фоторазведка говорит, что Рижский залив полностью во льду, — зима 1945–1946 годов выдалась морозной и на Балтике много где установился лед. — Это не страшно вопрос в том, какой он толщины.

— Пешую разведку высылали? — Поинтересовался нарком ВМФ.

— Нет еще, — покачал головой Трибуц. — Рано еще, до начала операции толщина льда еще может поменяться два раза. Пользы чуть, а немцев насторожим.

— Согласен, — признал правоту подчиненного Кузнецов. — В любом случае, если будут какие-нибудь проблемы сразу сообщайте. Дополнительных сил не обещаю, по понятным причинам, но сделаю, что смогу.

Понятными причинами были почти две сотни тысяч окружённых в центральной Украине немецких солдат, на удержание в кольце которых Ставка в данный момент бросила все силы. Сделать это было не так и просто: немцы отчаянно пытались прорываться на запад, где корпусами, где дивизиями, полками, батальонами, а где и отдельными группами по несколько бойцов. Благо в тех краях хоть и не голая донская степь, но особо больших лесных массивов не было и спрятаться на местности разбитым германцам было проблематично.

К началу января всем уже стало очевидно, что спасти окруженную группировку немецкому генштабу не удастся. Внешнее кольцо окружение было отодвинуто к Виннице — сам город был еще в руках немцев, которые превратили его в важный, хорошо укреплённый логистический пункт — и для деблокады замерзающих по берегам Днепра немецких дивизий нудно было преодолеть добрых двести километров. В одну сторону, а потом еще двести обратно. Подвижных частей, способных на такой воистину героический подвиг под рукой у Гальдера, вставшего во главе обновленного вермахта после смерти Гитлера, зимой 1946 года просто не было.

Первыми прекратили сопротивление части 4 и 5 танковых дивизий оставшиеся без всякого снабжения на левом берегу Днепра. Нет к началу января река успела встать, и по льду вполне можно было переправиться на запад, вот только смысла в этом уже не было никакого. Немецких частей там уже не было, все кто был еще способен передвигаться к этому моменту ушли на запад, а сам правый — высокий по отношению к левому, что дополнительно осложняло немцам задачу — берег был занят частями красной армии.

Да и не были танковые дивизии к началу января уже, по сути, танковыми. На весь корпус прорыва, оказавшийся к началу советского контрнаступления за рекой и имевший изначально почти полтысячи бронированных гусеничных машин, после Нового Года осталось всего несколько десятков танков. При этом ни снарядов к ним, ни топлива для за правки уже не было вовсе. Таксистам пришлось брать в руки автоматы и винтовки и переквалифицироваться в пехоту.

Итогом этой драмы стала сдача третьего января остатков шести дивизий. Суммарно в плен попало чуть меньше двадцати тысяч человек. остальные семьдесят тысяч списочного состава сдавшихся соединений остались лежать в заснеженных степях Запорожья. Кто-то погиб в боях, кто-то банально замерз, а кто-то стал жертвой, разразившейся среди окруженных немцев эпидемии тифа, который оказался страшным оружием — пусть и природного характера — не хуже бомб и снарядов.

Основная часть разгромленной группы армий «С» во главе с фельдмаршалом Паулюсом держалась дольше. Опытному военачальнику конечный исход всего этого действа был конечно же очевиден, однако даже находясь в окружении немецкие войска приковывали к себе десятки советских дивизий, позволяя откатившемуся на запад вермахту выстроить хоть какое-то подобие обороны на новых, не таких уж удобных для этого дела, рубежах.

При этом площадь котла под ударами советских армий сжималось буквально каждый день. Если в конце ноября, когда кольцо окружения было первоначально закрыто западнее Умани, территория в центре Украинской ССР, контролируемая немцами, была размером с Бельгию, то уже к десятым числам января красная армия освободила такие города как Черкассы, Александрия, Кривой рог и Первомайск. Днепропетровский котел, по сути, превратился в Кировоградский.

12 января силами вновь сформированного Кировоградского фронта была начата операция «Кольцо». Силами двух армий 21-ой и 62-ой, действующих с юга и севера соответственно, был нанесен рассекающий удар, направленный на отделение от оккупированного Кировограда всей территории к западу, все еще удерживаемой немецкими войсками. Ослабшие и не способные к упорному сопротивлению немцы — к этому моменту уже никакого снабжения окруженные войска не получали в течении минимум двух недель — сдержать натиск советских войск не смогли, и за следующие семь дней территория под контролем войск Паулюса сократилась вдвое. Отсеченные же от основной группировки войска, не видя возможностей к дальнейшему сопротивлению, уже к 23 января дня сдались в плен. Всего в эти дни по спискам пленных Кировоградского фронта прошло тридцать восемь тысяч пленных.

Ну а развязка кровавой драмы наступила только в начале уже следующего зимнего месяца. К февралю немцы занимали лишь сам город Кировоград с немногочисленными предместьями. Штурмовать достаточно большой населенный пункт советское командование по понятным причинам не желало — и разрушения лишние ни к чему, да и бои в городе, они всегда отличаются ожесточением и высоким уровнем потерь, — поэтому к Паулюсу была направлена делегация с предложением капитуляции.

7 февраля фельдмаршал, понимая, что дальнейшее сопротивление уже не имеет никакого смысла и ведет лишь к увеличению потерь принял решение сложить оружие.

На этом масштабное Днепропетровское сражение, затянувшееся на добрые полгода, фактически подошло к концу. Нет, отдельные группы немецких войск все еще продолжали сопротивление, пытались прорваться на запад, отстреливались до последнего патрона, но со стратегической точки зрений это все уже не имело никакого значения.

За эти пять месяцев вермахт и его союзники на просторах Украинской ССР потеряли больше двух миллионов человек, включая двести с копейками тысяч пленных и полтора миллиона убитых. Была уничтожена целая группа армий, потеряно огромное количество техники — только танков вермахт потерял больше полутора тысяч штук, — перестали существовать семьдесят две дивизии, включая восемь танковых.

Огромные потери понесла транспортная авиация, пытавшаяся снабжать окруженную группировку по воздуху, по разным оценкам за период ноябрь-январь только транспортных самолетов люфтваффе потеряло от 220 до 380 штук, а общие потери в авиации за пять месяцев боев составили — по данным люфтваффе, склонным занижать собственные потери — 1413 машин всех типов. Учитывая громадные потери при прошлогоднем налете на Лондон, оказалось, что к началу 1946 года Третий Рейх практически вообще лишился боевой авиации, и, как показали дальнейшие события, оправиться от этого поражения немецкие летуны так и не смогли до самого окончания войны.

Но все же самыми страшными были именно потери в живой силе. К началу 1946 года мобилизационный потенциал Третьего Рейха, даже с условием широкого привлечения в добровольно-принудительном порядке солдат из состава завоеванных ранее народов, оказался, по сути, исчерпан. За семь лет войны — если считать, начиная с 1939 года — Германия потеряла почти шесть миллионов человек. Не всех, конечно, убитыми, в это число также входили и пленные и комиссованные по здоровью инвалиды, что с другой стороны никак ситуацию не меняло в лучшую сторону. При населении немногим больше ста миллионов человек и находящимися к началу 1946 года в строю девяти с половиной миллионам солдат, разбросанным по трем континентам, дальше призывать в армию было уже просто некого. Если считать адекватным мобилизационный потенциал в 15 % от общей численности населения, то получалось, что Германия уже его полностью исчерпала. И это даже если не вспоминать огромные потери немецких городов от бомбардировок союзников, при которых гибли в том числе и потенциальные призывники.

Если же говорить совсем честно, то резерв призывников первой очереди в возрасте от 18 до 35 лет в Германии к этому времени уже закончился совсем. В армию начали мобилизовать мужчин старших возрастов — верхнюю планку тут подняли до 55 лет — а также женщин.

В марте 1946 года начался призыв бойцов народного ополчения, для которых возрастные рамки и вовсе раздвинули в пределах от 16 до 60 лет. Впрочем, тут нужно отдать должное немецким генералам, в бой детей и стариков сразу никто бросать не стал, тем более что советским войскам после масштабной, продлившейся полгода битвы тоже нужен был отдых для переформирования и подтягивания резервов. Ополчение было устроено в формате тренировочных лагерей из которых уже потом по необходимости бойцов перебрасывали в действующие фронтовые части.

Проблема была еще и в том, что даже возьми где-нибудь новое немецкое правительство миллион-другой лишних новобранцев-добровольцев, их уже практически нечем было вооружать. Не хватало буквально всего начиная от формы и заканчивая оружием. Что там говорить, если даже банальных Маузеровских карабинов, которые в лучшие времена немецкая промышленность могла производить миллионами штук, не хватало на всех призывников. Про более сложное автоматическое оружие и говорить нечего. Ну и конечно самолеты, танки, артиллерия, боеприпасы, топливо, продовольствие — список того в чем вермахт нуждался для продолжения войны был денным. Очень длинным.

В такой ситуации немецкое правительство через своего посла в Швеции запросило остановку боевых действий для проведения мирных переговоров. Рейхспрезидент Вицлебен был готов взять на себя позор нового Версаля, лишь бы спасти хоть что-то и не допустить полного уничтожения страны. Пока еще вражеские танки не пересекли собственно границу Рейха и еще было что спасать.

Глава 2

Стокгольм, Швеция, 23 февраля 1946 года

— Давайте не будем ходить вокруг да около, — посол Советского Союза в Швеции устало потер глаза и откинулся на спинку стула. Илья Семенович Чернышев лишь несколькими месяцев назад сменил на посту в Стокгольме саму Коллонтай, которой возраст и пошатнувшееся здоровье уже не позволяли полноценно исполнять возложенные на нее обязанности. Молодому дипломату при этом было всего тридцать пять лет, и он, откровенно говоря, совсем не чувствовал себя готовым вести переговоры с противником о возможном заключении перемирия. — Что вы хотите предложить Советскому Союзу? Говорите прямо, у меня данный разговор не вызывает ни капли удовольствия.

Посол Третьего Рейха на такую резкую отповедь только поморщился. Ему самому совершенно не доставляло удовольствие полученное из Берлина задание. Вот только выбора особого не было. Дабы не привлекать лишнего внимания, первый раунд переговоров, насквозь неофициальный и предварительный, было доверено провести уже работающим в Швеции дипломатам. Прилет в северную столицу таких фигур как Молотов или Шулленбург в данных обстоятельствах был бы слишком заметным и мог быть истрактован только одним способом. Чего было не нужно ни Германии, ни Советскому Союзу.

— Хорошо, — чуть помедлив согласился Ганс Томсен, куда более опытный дипломат нежели его сегодняшний визави. Ну и позиция у него была куда более слабая, что тоже не добавляло немцу настроения. Это большевицкий посол мог просто впрямую задать вопрос о цели встречи, ему же приходилось лавировать. — Новое правительство Германии заинтересовано в поиске путей по прекращению боевых действий между нашими странами и возможно к возврату status quo ante bellum. Правительство рейхспрезидента фельдмаршала Вицлебена в случае согласия Москвы согласно в качестве жеста доброй воли отвести войска и на рубежи признанных государственных границ.

Сами переговоры — или правильнее было бы их назвать предварительными консультациями — проходили на территории предоставленной шведским правительством. Шведы ежедневно возносили молитвы в небеса — Христу или Одину, тут уж не известно — за то, что в дни наиболее громких побед Третьего Рейха не поддались на посулы и не вступили в войну на стороне, казалось бы, победителя. Теперь же официальный Стокгольм — получивший еще и ко всему прочему советизированную Финляндию под боком — из кожи вон лез дабы показать проснувшемуся красному медведю, что не имеет с Германией вообще ничего общего. Не желая попасть под стальной каток русских танков, Шведы уже в январе 1946 года практически полностью прекратили торговлю ресурсами с своим главным до того экономическим партнером, что стало еще одним гвоздем в крышке гроба немецкой промышленности.

— Этого мало, — покачал головой Чернышев. — Советские войска выйдут на линию государственной границы в течение нескольких месяцев, до полугода, и это объективная реальность. Москва готова принять безоговорочную капитуляцию немецких войск и гарантировать, что на территорию Германии не ступит нога ни одного англичанина. Это максимум, на что мы можем пойти.

От этих слов у Томсена едва заметно дернулась щека. Дипломат многое повидал на своем жизненном пути, и пробить броню его невозмутимости было не так-то просто. Но у русского получилось. Почти. После событий августа-сентября 1945 года, после обмена болезненными ударами и уничтожения Лондона шансы на то, что островитяне будут к немцам снисходительны виделись исчезающе мизерными. Во всяком случае, пока у власти был Черчилль, для которого вопрос уничтожение Германии был вопросом личным.

После приснопамятной бомбардировки Лондона между союзниками по атлантической коалиции вышел разлад. Англичане винили в своем горе в том числе и американцев, применивших оружие массового поражения с островных аэродромов и тем самым подставив столицу Великобритании под ответный удар. Как это часто бывает, у допустившего промашку правительства виноваты были все, — включая и союзников — только не сами чиновники.

Ситуация эта вылилась в требование англичан согласовывать все боевые вылеты с острова с британскими офицерами. Американцам это понравилось не слишком сильно, тем более что в конце 1945 года они совместно с находящимися под крылом Белого Дома французскими соединениями начали планировать возможную высадку в Северной Африке. План этот ставший совсем реальным после разгрома немцев под Днепропетровском потребовал в том числе и перевода дальнебомбардировочной авиации на аэродромы французского Сенегала. Именно порт Дакар стал той базой, откуда планировалось в дальнейшем развить наступление для освобождения Северной Африки от нацистов.

В итоге англичане остались без 8-ой воздушной армии, и интенсивность налетов на немецкую промышленность резко снизилась. А потери англичан в воздухе соответственно выросли. Хоть истребительной авиации у немцев осталось мало, но зенитные ракеты продолжали собирать кровавую жатву при каждом налете. Впрочем, глобально все это очевидного стратегического поражения Германии, очевидного уже для всех, никак изменить не могло.

— Вопрос безоговорочной капитуляции на данный момент не рассматривается немецким правительством, — покачал головой немецкий посол. На худом породистом лице Томсена застыло выражение отстранённости и легкой разочарованности в своем собеседнике. — Мы безусловно готовы идти на определенные уступки дабы прекратить ненужное кровопролитие, однако они должны оставаться рамках разумного. Например, мы готовы обсудить признания присоединения к СССР зоны проливов.

Немец старался держать хорошую мину при плохой игре, однако его проблема заключалась в том, что он мало что мог предложить своему визави. Фронт продолжал двигаться на запад и вскоре вообще какие-либо переговоры могли стать не актуальными.

— Советское правительство не интересует признание или не признание Германией наших территориальных приобретений, — жестко ответил русский.

— Очень жаль, — покачал готовой немецкий посол. — Мы все же надеялись на более конструктивный подход.

— После всего что ваша страна натворила? — Удивленно вскинул бровь Черншев, благо они с немцем общались с глазу на глаз и без ведения стенограммы, поэтому говорить он мог относительно свободно. — После расстрелов мирного населения и концентрационных лагерей? После разрушенных советских городов?

— Вся ответственность за предыдущую политику лежит непосредственно на Гитлере, — Томсену было не слишком приятно так откровенно пинать труп любимого ранее фюрера, однако необходимость дистанцироваться от всего того, что было совершено ранее была слишком очевидна. В независимости от личных пристрастий отдельных чиновников. — Кабинет рейспрезидента Вицлебена сейчас активно занимается исправлением допущенных ранее… Перегибов.

— Перегибов? Вы называете истребление миллионов людей перегибом, — удивился такой формулировке русский.

— Немецкое правительство готово выплатить компенсации погибшим, участвовать финансово в восстановлении советских городов и даже обсуждать возможность выдачи Москве отдельных наиболее запятнавших себя преступников, — немец озвучил крайние для себя позиции, слегка дрожащей рукой сделал глоток воды из стоящего на столе стакана. Озвученные условия были страшными и унизительными, но все же были лучшим вариантом, чем доведение ситуации до нового Версаля. Его Германия вполне могла и не пережить.

— Вот какие условия готов обсуждать Советский Союз, — выдержав паузу ответил Чернышев. — Возврат Германии к границам 1937 года, сокращение армии до двухсот тысяч человек, роспуск и запрет НСДАП, выдача Советскому союзнику всех военных преступников по составленному нашей стороной списку, компенсации за гибель населения и разрушения, причиненные вследствие неспровоцированного нападения на нашу страну, размещение на территории Германии советского воинского контингента. Последнее, впрочем, должно интересовать в первую очередь вас, ведь только присутствие советских войск может уберечь немцев от мести англичан.

Отношения между СССР, Британией и США находились последние два года в несколько подвешенном состоянии. Дальше подписания договора о согласовании совместных действий в июне 1944 года дело дальше так и не пошло. Поначалу СССР настаивал на присоединении к программе ленд-лиза, однако поучил отказ и был вынужден закупать необходимые для войны ресурсы и технику за золото. Американцы отговаривались тем, что просто не имеют свободных мощностей, а вся «бесплатная» помощь в полном объеме уходит англичанам, французам и другим государствам, присоединившимся к программе раньше. Естественно ни о каком формальном союзе в такой ситуации говорить смысла не было.

Ну а в конце 1945 года уже союзники начали прощупывать почву насчет возможных договоренностей по послевоенному устройству Европы и мира. К этому моменту было уже очевидно, что СССР успеет добить Германию до того, как союзники соберутся с силами и организуют высадку в Европе. Но тут уж со своей стороны Молотов дал послу США Джозефу Девису максимально уклончивый ответ, мол пока еще время делить шкуру неубитого медведя не пришло. При этом было очевидно, что, когда русские танки войдут в Берлин, ни о каком дележе уже речь не пойдет и вовсе. Попробуй отобрать у русского медведя из пасти лакомый кусок, который хозяин леса считает своим. Замучаешься до смерти.

— Я услышал вашу позицию, — мгновенно покраснев как помидор, немец кивнул и встал из-за стола. Больше разговаривать двум людям было в общем-то не о чем. Пока Берлин на подобные условия идти был не согласен, ну а потом… Потом очевидно они могли стать еще более жесткими.

Еще с середины января начался постепенный отвод войск стран Оси с тех театров, которые были сочтены командованием второстепенными. В первую очередь по «секвестр» попала вся территория Африки, кроме узкой полоски Средиземноморского побережья и зоны Суэцкого канала, которая была занята итальянцами начиная с 1943 года. Собственно, Берлин совсем не настаивал на том, чтобы Муссолини выводил откуда-то свои войска, просто немцы перестали поддерживать находящиеся в тысячах километрах от метрополии союзные дивизии своей транспортной авиацией. И тут же оказалось, что сами итальянцы снабжать так далеко вырвавшиеся соединения банально не способны.

Сами немцы стали постепенно отступать с Ближнего Востока. Это означало утерю нефти, добычу и транспортировку которой германские промышленники только-только наладили в товарных количествах, однако держать еще тысячу километров фронта — напротив Стамбула, на Кавказе и Иране — вермахт был просто не способен. На это банально не хватало сил, эти шесть сотен тысяч штыков, находившиеся к востоку от Суэца нужны были в Европе для сдерживания советских танковых клиньев.

При общей численности германских вооруженных сил в почти десять миллионов человек на конец февраля 1946 года непосредственно на восточном фронте Берлин мог задействовать всего лишь три-три с половиной миллиона.

Восемьсот тысяч человек составляла численность кригсмарине, еще полмиллиона числилось раненными или находящимися на излечении. Полтора миллиона человек служило в люфтваффе, большая часть из которых занималось прикрытием метрополии от налетов с острова.

В действующей сухопутной армии было задействовано шесть с половиной миллионов человек — это вместе с присоединенными к вермахту частями упразднённого ранее СС. Из них миллион двести тысяч человек находился в Африке и Ближнем Востоке, полтора миллиона стояло оккупационными войсками в завоеванных ранее государствах и прикрывало побережье Франции от возможного десанта. Еще пятьсот тысяч — это тыловые и учебные части, а также разного рода штабы, разведка и прочие бойцы невидимого фронта, которых тоже нельзя было бросить на передовую. В итоге для войны на восточном фронте оставались те самые три-три с половиной миллиона человек, плюс сто пятьдесят — двести тысяч союзников, которые совсем не рвались воевать после Днепропетровской катастрофы. И раньше то боевая ценность словаков, венгров и итальянцев была более чем сомнительной, а уж после Днепропетровска так и вовсе…

Вермахту же противостояла армия численностью в семь миллионов человек на фронте при общей численности Красной Армии в одиннадцать миллионов человек. Общая разница не столь уж значительная — если не брать качество призывников, которое у немцев уже давно упало куда-то в район плинтуса — и при этом двукратное превосходство непосредственно на линии соприкосновения.

Если же сравнивать техническое оснащение двух армий, то тут разрыв будет еще сильнее. Немецкое увлечение всякими дорогими пусть и качественными «игрушками» к началу 1946 года очевидно вылезли им боком. Особенно от такого подхода страдали танкисты, технику для которых распредели по полкам буквально вручную.

Первое, что сделал Шпеер, войдя в состав нового правительства — это зарезал финансирование программы создания танка «Маус». Один этот стальной ставосьмидесятитонный гигант по стоимости выходил как семь «Тигров» или примерно 42(!) не производящиеся уже «четверки». Если же условно переводить его стоимость в советские танки, то один «Маус» равнялся примерно 27–29 новейшим средним Т-45. Понятно, что такие стоимостные сравнения были весьма условными, все же и стоимость труда была разная, и доступность ресурсов, и технологии весьма отличались, однако сама мысль, что один танк — весьма сомнительной боевой ценности, если говорить честно — выходил по стоимости равным чуть ли не танковому полку, говорил сам за себя.

В итоге программу «Маусов» закрыли, собранные уже к этому моменту двенадцать единиц объеденили в отдельный сверхтяжёлый батальон и отправили на Восточный фронт, где эти махины в итоге и сгинули. Не снискав себе при этом никакой славы.

Увлечение немцев реактивной авиацией, которая в лучшие дни позволяла нивелировать численное превосходство Советского Союза в летающей технике, в момент большого разгрома, отступления и потери тыловых складов и частей обеспечения, вышла немцам боком. Большая часть прифронтовых аэродромов была уничтожена наступающими советскими войсками путем расстрела в упор из танковых орудий, вывезти — учитывая еще гибель Геринга и разгром верхушки люфтваффе — высококвалифицированный персонал немцы просто не успели и в итоге столкнулись с тем, что их лучшие в мире истребители просто некому заправлять, чинить и обслуживать.

Плюс потерянными оказали запасы керосина, с которым у Германии к началу 1946 года были уже большие проблемы, а уничтожение советской авиацией дальнего действия Варшавского железнодорожного узла привело к тому, что новые запасы топлива, запчастей, боеприпасов перебросить на восточный фронт было просто физически тяжело.

Советская авиация, конечно, тоже столкнулась с трудностями. Все же когда за два месяца проходишь с боями расстояние в пять сотен километров, поневоле отрываешься от тылов. Вот только поршневые самолеты в плане обслуживания были гораздо проще. Як-9, По-185, МиГ-5 — рабочие лошадки советской авиации вполне могли садиться и взлетать с грунтовых и слабоподготовленных полос, ну а менять привычные поршневые двигатели советские техники за два года войны научились в полевых условиях более чем здорово.

Общее же соотношение по технике на 1 марта 1946 года на Восточном фронте выглядело примерно так: танки 6к1, артиллерия и минометы 4к1, самолеты 10к1. Все это естественно не предвещало немецким войскам ничего хорошего.

В тылу немецких войск по берегу Вислы началось сооружение мощной полосы укреплений, так называемого «Восточного вала», призванного остановить советский паровой каток, накатывающий с востока. Вероятность того, что всю завоеванную за два года территорию СССР придется в ближайшее время оставить оценивалась в немецком генштабе как близкая к ста процентам.

Интерлюдия 1

— Плохо выглядишь, — поприветствовал друга, зашедший в его кабинет премьер-министр. За прошедшие годы такое шуточное приветствие стало у них традиционным. Впрочем, конкретно в данный момент маршал де Голль действительно выглядел уставшим. Плотные тёмные круги под глазами подчеркивались худобой военного министра, который, казалось, за последнее время высох еще сильнее.

— Почти не спал, — пожал плечами тот, продолжая стоять у окна. Из резиденции правительства в ставшем временной столицей Французской республики Дакаре открывался отличный вид на удобную, укрытую от волн бухту, которая в данный момент была полностью забита транспортными и десантными кораблями. Над городом постоянно кружили истребители ПВО — шансы, что сюда заглянут немецкие бомбардировщики были не велики, но все же — а непосредственно боевые корабли американо-французского флота стояли чуть поодаль на рейде, прикрывая готовящуюся к десанту армию от возможных неожиданностей с моря. — Мы наконец то возвращаемся.

— До возвращения, боюсь, еще очень далеко, — покачал головой Рейно и тоже подошел к окну. — Сначала нужно пробить путь в Средиземное море, закрепиться в Алжире, выбить из войны итальянцев и только потом думать об освобождении Франции.

— Да я знаю, — грустно усмехнулся де Голль, — просто пытаюсь мыслить в позитивном ключе.

— Ты похож на старую боевую лошадь, которая заслышав звуки горна, вновь по привычке начинает рваться в строй.

— Ну спасибо, — улыбка маршала стала чуть более искренней. — Вот лошадью меня еще не обзывали.

— Заметь — боевой лошадью!

— Как будто это что-то меняет, — покачал головой военный министр. — Знаешь, я тут подумал, что мы с тобой на своих постах уже шесть лет. Ну почти. Это настоящий рекорд, за все время Третьей республики, правительство еще ни разу не держалось у власти больше пары-тройки лет. Поздравляю.

— Да уж, — теперь уже хмыкнул Рейно, — сомнительное, с какой стороны не посмотри, достижение. Я иногда думаю, что лучше бы плюнул тогда в сороковом и вместо всего этого уехал бы куда-нибудь в штаты. Жил бы спокойно вдалеке от войны и горя не знал.

— Ты бы не смог, — не согласился с другом маршал. Он тяжело вздохнул, отошел от окна и сел за свой рабочий стол. — Ты то чего пришел? Не для того же чтобы поговорить о прошлом?

Рейно, который и сам выглядел на так что бы очень хорошо, тоже отлип от окна, подошел к стоящему на отдельном столике графину с водой, налил себе стакан, выпил, после чего сел на стул для посетителей и ответил.

— Ко мне заходил Каффери, сообщил, что с ними вышли на связь немцы. Предложили переговоры и перемирие.

У де Голля неприятно засосало под ложечкой. Американцы уже давно не рефлексировали по поводу сложившейся расстановки сил и относились к французским изгнанникам исключительно как к младшим партнерам. Которых может и стоит поставить в известность насчет своих планов, но с которыми уж точно не имеет смысл советоваться по этому поводу. Посол США во Франции — эта должность учитывая нахождение посольства в Дакаре звучала как издевательство — Джефферсон Каффери старался соблюдать дипломатический этикет, однако порой даже у него проскакивали очевидные повелительные нотки.

— На каких условиях? — Немного хрипло от мгновенно пересохшего горла спросил маршал. Какова была вероятность того, что немцы попытаются соскочить, договорившись с американцами? Да янки сожгли атомным оружием пару городов бошей, но положение у тех сейчас совсем не столь радужное, чтобы выставлять на первый план свою гордость. Если новое правительство в Берлине предложит Вашингтону сдать все завоёванное за прошлые годы в обмен на защиту от русских и англичан… Могут ли американцы согласиться? Положа руку на сердце, де Голль признавал, что такой исход вполне возможен. Тем более, что американцам еще на Тихом океане добивать самураев неизвестно сколько времени придется.

— Немцы предложили вернуться к границам на первое января 1940 года. Как говорили большевики после своей революции в России, «без аннексий и контрибуций», — Рейно достал платок и промочил выступивший на лбу пот. Премьер так и не смог привыкнуть к местному климату и страдал от жары буквально круглый год.

— Судя по тому, что подготовку к десантной операции пока не отменяли, — де Голль чуть расслабился и мотнул головой в сторону окна, — янки на такой предложение не согласились.

— Каффери сказал, что отход на границы 1937 года для американцев является не конечным условием, а лишь начальным, при котором они будут согласны сесть за стол переговоров.

— Ну да, ну да, — кивнул маршал, быстро прокручивая в голове полученную информацию. Сама новость о теоретически возможных переговорах навевала тревогу. Де Голль был человеком прагматичным и нисколько не сомневался, что при необходимости — читай при наличии выгоды — янки пожертвуют интересами союзников не задумываясь. При этом и сделать тут ничего было невозможно: других союзников у разбитой, но не покорившейся Франции просто не было. — Американцы хотят получить все, им ограничиваться половиной явно не с руки.

— Если коммунисты будут громить бошей так же, как делали это прошедшей зимой, то наши заокеанские союзники могут не получить в итоге вообще ничего, — фыркнул премьер-министр.

— Ты так говоришь, как будто не рад уничтожению семи десятков немецких дивизий и смерти самого Гитлера, — удивленно вздернул бровь де Голль.

— Я опасаюсь того, что русские могут прийти к Парижу раньше, чем мы, — покачал головой политик. — И после этого выкурить их с запада континента окажется ничуть не проще нежели сраных бошей.

— Очевидно, нам стоит ускориться, — кивнул военный министр. — Знать бы еще, как…

За прошедшие два года после бегства американо-французской армии из Марокко дуумвират, стоящий во главе Французской республики — той части, что осталась непокоренной — успел сделать не мало. В Дакаре были развернуты кое-какие производства из тех, что удалось эвакуировать еще из метрополии, была налажена подготовка солдат, сформировано три десятка новых дивизий. В основном пехотных, поскольку техники отчаянно не хватало, но были и четыре танковых и пять моторизованных «катающихся» на американских «Шерманах» и «Студебеккерах».

Тут нужно пояснить, что общее население Третьей Республики насчитывало около ста миллионов человек, из которых только сорок жило непосредственно в Европе. Если вычесть еще потерянную юго-восточную Азию, Сирию и Северную Африку, то все равно под рукой правительства в Дакаре оставалось около двадцати-двадцати пяти миллионов населения. В основном черного,без особого восторга, относящегося к своим колонизаторам, но тем не менее. Этого хватило на формирование достаточно мощного немного не дотянувшего до полумиллиона человек экспедиционного корпуса, чью боевую ценность, с другой стороны, еще только предстояло проверить.

Несколько минут друзья просидели молча. Каждый думал о своем, потом Рейно нарушил тишину.

— Как ты оцениваешь наши шансы?

— Наши? — Де Голль иронично вздернул бровь, — никак. Американские — достаточно высоко. Не зря же янки даже остановили наступление на Тихом океане и перебросили сюда добрую часть своего авианосного флота. Немцам скорее всего просто будет нечего им противопоставить.

— А Гибралтар? — Понятно, что развивать наступление в сторону Туниса без завоевания превосходства в Средиземном море было практически незвозможно. Пустыня она с одной стороны неплохо приспособлена для передвижения масс техники, вот только там негде брать продовольствие, воду, топливо и боеприпасы. Там кроме песка вообще нет ничего. В противном случае и десант бы никакой не понадобился, вот только пились от Дакара до Касабланки по берегу океана дураков не нашлось.

— А что Гибралтар? — Пожал плечами маршал Франции, — если Франко сдержит слово и пустит наши войска в Танжер, скала без поддержки с суши и с моря падет очень быстро. Как ты понимаешь деваться испанцам особо некуда, их нейтралитет и так весьма спорный.

Испанцы, как и прочие нейтралы, почувствовав изменения в военной и политической обстановке тут же принялись от Третьего Рейха дистанцироваться. В феврале 1946 года Франко дал свое запоздалое согласие на давно озвученное союзниками предложение по выкупу всего добываемого в стране вольфрама по тем же ценам, по которым его закупала Германия. Это мгновенно отразилось на качестве снарядов, в основном танковых, в которых данный металл как раз использовался.

Кроме того, Франко потихоньку начал закручивать вентиль внешней торговли Германии с остальным миром, поток которой шел через его страну и на котором испанцы за шесть лет войны изрядно нагрели руки. Нет, это не было одномоментным и категорическим эмбарго, просто потихоньку начала расти стоимость этого транзита, сроки растоможки грузов стали увеличиваться, а чиновники с юга Пиренеев, вместо режима максимального благоприятствия начали исполнять собственные законы до последней написанной в них буквы.

Неожиданно оказалось, что Франко не забыл поставленный ему в 1944 году ультиматум с угрозой оккупации страны. Каудильо проявил себя мудрым политиком и достал из дальнего ящика свои старые обиды только тогда, когда это оказалось политически целесообразным.

— Ну что ж, — вздохнул премьер-министр, который за прошедшие шесть лет пострел лет на пятнадцать, — в таком случае остается только надеяться на удачу. Со своей стороны, мы сделали все что могли.

— Все что могли, — задумчиво повторил де Голль, он мысленно был уже там, на атлантических берегах Марокко близ Касабланки, куда через два дня должна была отправиться армада десантных кораблей. Там, где закончилось его отступление и откуда начиналась долгая дорога обратно.

Документ 1

Дневник главы имперского генштаба вермахта

3 марта 1946 года.

Неожиданно попытку прорваться в центральную часть Норвегии предприняли британские войска. Три пехотные дивизии, включая одну норвежскую, одна танковая. Прорвать фронт не получилось, но в районе Сокнедала линия откатилась на юг почти на пятнадцать километров.

Генерал Рендулич, под командованием которого в этот момент оказалось всего семь дивизий — еще четыре были ранее отправлены на Восточный фронт — просил срочных подкреплений. Удалось найти ему только одну пехотную дивизию из Дании. Плюс несколько вспомогательных частей набранных из чехов и французов. Фронт пока держится, но прогноз неблагоприятный.

Большие потери от британской авиации. Попытка ее нейтрализовать с помощью нападения диверсионной группы на аэродром в Тронхейме позволила выиграть всего несколько часов.

Группа армий «D» под командованием Роммеля начала отход за Суэц. Максимально использовать водный транспорт. Сократить до минимума передвижение по горным дорогам Малой Азии. Идея по созданию Арабского легиона очевидно уже потерпела крах, местные к прямым военным столкновениям решительно не способны.

В канале затопили несколько больших транспортников для исключения возможности прорыва английского флота в Средиземное море. Несколько иронично, учитывая только недавнюю разблокировку канала после зеркальных действий англичан. Тревожно.

Главной проблемой остается Восточный фронт. Русские опять бомбили Варшаву. Шпеер жалуется на невозможность доставки грузов на передовую, однако даже такой важный железнодорожный узел мы пока надежно прикрыть не в состоянии.

Русские прощупывают нашу оборону южнее Каменец-Подольского. Все атаки были отбиты. На юге началась оттепель, дороги на ближайший месяц станут непроходимыми.

11.3 °Cовещание у Вицлебена. Разительный контраст с тем, что было при Гитлере: разговор исключительно по делу, никаких истерик.

Решили вопрос о снятии строителей с Атлантического вала и отправки их на Вислу. Туда же должны отправиться высвободившиеся материалы и оружие. В тылу на левом берегу реки будет сооружаться новая линия обороны.

12.00 Доклад Канариса. По его данным русские планируют удар на отсечение войск группы армий «А» в Прибалтике. Советы сосредоточили на Рижском направлении до тридцати дивизий, из которых не меньше четырех танковых. Замечены тяжелые танки прорыва, что говорит о скором наступлении. Модель отчаянно требует подкреплений. Выделили ему из резерва три пехотные дивизии.

Поднял вопрос отступления из северной Прибалтики для недопущения окружения держащих там оборону дивизий. Сочли это нецелесообразным: оставление укреплённой оборонительной полосы под Нарвой с опорой на реку и Псковское озеро может наоборот привести к обрушению всего фронта. Решено начать отвод тыловых частей и вывести большую часть авиации.

По всей протяженности фронта противником активно перебрасывается техника. Русские делают это в основном по ночам и максимально скрытно. Но такой объем перемещений полностью спрятать невозможно. Не хватает разведывательной авиации, чтобы вскрыть направления возможных ударов большевиков. Без нормальной разведки воевать невозможно.

Вицлебен настаивает на удержании территории чтобы с русскими было проще договариваться. Если мы уйдем из России, предлагать им будет уже нечего.

12.30 Доклад Шпеера о нехватке топлива. Уход с ближнего востока вновь возвращает нас к необходимости отстраивать разрушенные бомбардировками заводы синтетического горючего. Поставки из Румынии задерживаются. Антонеску говорит о поломках на производстве, но понятно, что румыны, как и другие нейтралы просто смотрят в будущее.

Нехватка подвижного состава с русской колеей. Большая часть захваченных в позапрошлом году локомотивов так или иначе выведена из строя. Решили, что такими темпами этот вопрос скоро будет уже не актуален.

Обсуждали поставки снарядов с красной головкой^[1] необходимых для уверенного поражения новых русских средних и тяжелых танков. Большой объем брака. Шпеер жаловался на снижение качества рабочей силы.

13.30 Шулленбург поднял вопрос о лояльности правительств в Будапеште и Братиславе. По его данным в Венгрии и Словакии есть признаки возможных переворотов с целью выйти из войны или переметнуться на сторону Советов. Дивизий на подкрепление союзников у нас просто нет, но и потерять венгерские нефтяные поля Германия не может себе позволить. Вицлебен предложил усилить союзников контингентами из Франции.

Самая стабильная ситуация в центре у Рейнхарда^[2]. Пока не высохнут дороги ожидать наступления на его участке фронта не следует.

Набирать вспомогательные соединения из французов, бельгийцев, чехов и датчан с норвежцами после Днепропетровской катастрофы стало сложнее.

Продолжается набор в народное ополчение. В фольксштурм уже набрано восемьсот тысяч человек. Не хватает оружия, подключили к производству простаивающие до того мощности в Швейцарии. Формы для них нет совсем, решили, что и без нее можно обойтись.

17.3 °Cпустился по сигналу воздушной тревоги в укрытие. Налет как потом оказалось был не на Берлин. Бомбили заводы в Магдебурге, ведомство Геббельса по радио заявило о двадцати трех сбитых вражеских самолетах: мысленно разделил на шесть.

Вечером имел телефонный разговор с Зейсс-Инквартом. Обсуждали активизацию ориентированного на Лондон подполья. Рейхскомиссар заверил в том, что это местные трудности, никак на оборону побережья или срыв военных заказов повлиять не способные.

Продолжаем укреплять оборону по всей длине фронта.

Глава 3

Окрестности г. Изборск, Псковская обл. СССР, 9 апреля 1946 года

В ночной тишине главной доминантой был шелест проснувшихся после зимы насекомых. Весна в этом году была ранняя, и уже ближе к середине апреля вся растительность густо покрылась свежей зеленью. Пахло сладким цветочным ароматом. Воевать не хотелось, хотелось на танцы и гулять всю ночь под руку с красивой девушкой.

Подполковник сделал еще один глубокий вдох, пытаясь отрешиться от действительности и утонуть в одуряющем запахе весны. Думать о ближайшем будущем не хотелось совершенно.

Сзади послышались осторожные шаги: зашелестели камешки под каблуками офицерских сапог, хрустнули мелкие веточки.

— Товарищ подполковник, — Орлов узнал голос вестового.

— Да, Сергей?

— Все готово. Товарищ майор приказал передать, что машины заправлены, боекомплекты загружены, он все дополнительно перепроверил. Подъем через двадцать минут.

— Спасибо, — совершенно не по-уставному ответил командир полка. Вестовой потоптался еще на месте с десяток секунд, однако не получив других распоряжений переспросил.

— Разрешите идти?

— Иди, Сергей.

На 9 апреля было назначено наступление на участке Первого прибалтийского — бывшего Псковского — фронта. Все приготовления были выполнены, войска сосредоточены, разведка произведена, однако Орлов по старой традиции в ночь перед атакой заснуть так и не смог. Проворочавшись в тревожной полудреме до трех часов, подполковник плюнул и вышел на улицу. Там как на зло погода была совсем не располагающая к боевым действиям.

220-й танковый полк из состава 110-й танковой дивизии, — именно этот номер получила переформированная 51-я танковая, от которой после тяжелых боев в 1944 году остались буквально рожки да ножки — стоял чуть южнее древнего русского города Изборск.

Эти полтора года, в течении которого там на юге линия разграничения гуляла туда-сюда на сотни километров, для Псковского фронта были гораздо более скучными. И, впрочем, оттого не менее кровавыми. За это время тут было проведено три попытки больших наступлений с целью отрезания немецкой группировки в Эстонии и три раза советские войска умывшись кровью оставались ни с чем. Ну как ни с чем: Псков им все же удалось взять, и даже продвинуться на тридцать километров западнее, однако учитывая объем вложенных в это дело ресурсов и суммарные потери, понесенные советскими войсками, иначе как скромным данный результат было назвать сложно.

И вот наконец весной 1946 года они — в том числе и полк Орлова — должны были наконец довести это дело до логического финала.

За два дня до этого войска первого и второго Белорусских фронтов нанесли удар по немецким соединениям под Витебском и Могилевом, заставляя перебрасывать на место, как немцам казалось, главного удара резервы из всех доступных, более спокойных мест. Вот только стратегическая обстановка сложилась к весне 1946 года так, что СССР мог себе позволить наносить сразу несколько относительно главных ударов.

На западе меж тем, заалел рассвет, в небе послышался гул моторов от уходящей на запад бомбардировочной авиации. Орлов изогнул руку так, чтобы стрелочки часов было видно получше: пол пятого. Пора было поднимать личный состав полка. Туалет, водные процедуры, завтрак… А там глядишь уже и команда на выдвижение придет.

Однако тут подполковник ошибся. С рассветом началась артподготовка, которая продлилась почти пять часов. Через голову выдвинутых к переднему краю танкистов — 220 полк стоял под прикрытием деревьев чуть в стороне, поэтому результатов канонады наблюдать лично был не способен — летели снаряды всевозможных калибров, минометные мины и даже ракеты. Последние оставляли в небе хорошо видные дымные трассы, чем немало воодушевляли маявшихся без дела танкистов.

Сложно сказать, сколько именно стволов в эти часы заплевывало огнем и сталью пытавшихся найти спасительную щель немцев, и сколько снарядов было в итоге выпущено, однако, когда в половину десятого 220-й полк получил команду на выдвижение, никакого сопротивления на передовых позициях он просто не встретил.

Передний край обороны вермахта буквально за несколько часов начал напоминать лунный пейзаж: все было изрыто разного размера воронками, кое где чадила разбитая техника, иногда попадались трупы в мшистого цвета форме. Впрочем, последнего было не так много, очевидно, что основные силы противник успел отвести на вторую линию обороны. Которую как раз сейчас, пока танкисты перебирались через остатки первой, обрабатывала артиллерия.

Весной 1946 года советские артиллеристы могли уже совсем не экономить боеприпасы. Военное производство даже с учетом мобилизации и потери кое-каких мощностей промышленности развернулось уже на полную катушку. Так для примера можно взять снаряды для 76мм дивизионной пушке. В последний «мирный» 1943 года промышленность сдала в войска чуть меньше двух миллионов штук боеприпасов всех типов. При том что на складах уже наличествовал запас в десять миллионов данных боеприпасов.

В 1944 году выпуск 76мм вышел на уровень 8 миллионов штук, в 1945 — 22 миллиона, а план на 1946 года предусматривал поднятие планки до 36 миллионов. Схожие, хоть и не столь впечатляющие цифры были и по другим использующимся в красной армии калибрам: 122мм, 152мм, 203мм. Теперь советским генералам не было необходимости компенсировать недостаток боеприпасов жизнями бойцов, можно было заваливать немцев огнем на все деньги.

Шестисотпятидестисильный мотор довольно рычал, поглощая литрами соляру, а танковый полк в развернутом строю медленно полз на запад, наматывая на гусеницы остатки немецкой обороны. То один то другой танк делал короткую остановку и бахал своей 100-мм пушкой по обнаруженной цели. Фугас новой машины был не в пример мощнее нежели у 85-тки и тем более трёхдюймовки. Чаще всего хватало одного такого привета дабы подавить какой-нибудь оживший неожиданно пулемет, пытающийся отсечь следующую за танками пехоту или уничтожить проявившую себя пушку.

Ну а еще чаще, оглушённые, раненные, контуженные, потерявшие всякое желание воевать немцы просто вскидывали руки в гору и сдавались, не видя для себя перспектив в сопротивлении накатывающей на них стальной лаве. Спешащие за танками бойцы 291 дивизии, только успевали брать таких вот шаромыжников в плен да отправлять в тыл.

Впрочем, и без полноценного боя не обошлось. Уже ближе к обеду, когда Солнце поднялось в зенит, передовые танки 220-полка наткнулись на неподавленный узел обороны, которого вроде как в этом месте существовать не должно было. Почти на самой границе Эстонской ССР первый батальон следующий во главе танкового полка доложил о том, что попал в засаду.

Разбираться, что именно случилось времени не было, поэтому Орлов приказал перестраиваться в боевой порядок и атаковать сходу. Как это не жестоко, однако время в данной ситуации было гораздо важнее. Если дождаться, пока немцы успеют подтянуть к месту намечающегося прорыва резервы, потери будут куда выше.

Танки, рыча моторами, принялись съезжать с дорожной насыпи и перестраиваться в линию для атаки. Немцы тут для опорного пункта выбрали удачное место меж двух небольших озер, поэтому атаковать их можно было строго в лоб, а судя по тому, что пара машин первого батальона уже успела подорваться на противотанковых минах, такое фронтальное наступление вполне могло обойтись весьма дорого.

— Петров, — щелкнув тумблером подполковник переключился на внешний канал связи и вызвал командира третьего батальона. — Петров, как слышишь, приём.

— Я, товарищ подполковник, — через несколько секунд откликнулся тот. — Слышу хорошо.

— Бери своих и забирай левее, нужно зайти этим хитрованам сзади. Только осторожно, пусти вперед пехоту, совсем в наглую не лезь.

— Так точно, — отозвался комбат. — Зайти с тыла, пустить вперед пехоту. Сделаем.

Второй батальон, подполковник наоборот бросил вправо, и дальше по дороге на запад дабы не снижать темпов наступления. Как оказалось, впоследствии, решение это было правильное. Там в трех километрах к западу в небольшом хуторе Люхама танкистам удалось сходу разгромить штаб 19 добровольческой латышской дивизии СС, который к этому моменту уже грузился по машинам и собирался делать ноги. Хоть СС и была расформирована как организация с переподчинением войск вермахту, от услуг коллаборантов немцы естественно отказываться не собирались. Собственно, даже переформирования как такового не было — на это просто не хватило времени и средств. Новое правительство лишь убрало самых одиозных командиров, поставив вместо них проверенных армейских генералов и на этом успокоились. Советские же солдаты прощать ССовцам все их художества не торопились и по старой традиции в плен их брали очень неохотно. Такое решение в итоге привело к полнейшему развалу дисциплины в данных частях и соединениях, и массовому дезертирству. Очевидно, что спаивающая эти бывшие охранные части идеология была новым правительством отброшена, как вредная, а вероятность недожить до конца войны в такой ситуации у войск СС получалась горазда выше. Ну и в чем тогда смысл?

Танкисты Орлова сходу ворвались в маленькое селение и буквально намотали штабистов на гусеницы. У тех просто не оказалось никаких противотанковых средств для борьбы с русскими стальными монстрами. Как потом подсчитали на этом хуторе было убито полтора десятка офицеров в звании от капитана до генерал-майора — на армейские звания в дивизиях СС перейти все же успели, хоть сами знаки различия и не меняли — включая самого командира дивизии Сильветсра Штадлера.

Тем временем съехавшиеся с простреливаемой дороги танкисты принялись обстреливать замаскированные вражеские позиции, сами при этом не подставляясь. Относительно небольшой опорный пункт занимающий пространство в двести метров между двумя озерцами и прикрытый дополнительно подступающим с флангов лесом мог бы стать достаточно крепким орешком, будь у немцев вдоволь пехоты чтобы прикрывать свои позиции. А так под прикрытием танковых пушек — 100мм фугасы Т-45 достаточно быстро перепахали клочок земли, снесли несколько деревянных построек стоящих чуть в глубине и нащупали позиции противотанковой артиллерии, скрытой в свежей весенней зелени, — пехота быстро приблизилась на расстояние действительного огня и принялась давить противника пулеметами.

Батарея тяжелых Pak.43, в первые минуты боя подбившая сразу четыре советских танка явно была не готова противостоять сразу двум батальонам средних танков и трем ротам приданной пехоты. Несколько удачных выстрелов и немецкие орудия замокают, лишившись обслуги.

Ну а еще через пятнадцать минут на сцене показался давший кругаля третий батальон и немцы, понимая, что ловить им дальше нечего, начали сдаваться.

Орлов открыл танковый люк и высунулся наружу. Пахло сгоревшим порохом, выхлопом танкового дизеля и машинным маслом. Впереди был еще долгий-долги путь на запад, наступление советских войск только начиналось.

Одновременно с ударом из-под Пскова, моряки Краснознаменного Балтийского флота предприняли попытку высадки десанта в районе порта Венспилс. От идеи захода в сам Рижский залив советское командование в итоге решило отказаться из-за слишком высокой вероятности подрыва на выставленных немцами минах. Впрочем, и так без неприятных неожиданностей не обошлось.

10 апреля на немецкой мине подорвался новейший, только-только вошедший в состав флота «Новороссийск». Для корабля водоизмещением под семьдесят тысяч тонн одной мины было явно мало, чтобы всерьёз начинать беспокоиться за свою судьбу, тем более, что именно противоминной защите в этом проекте внимание было уделено максимальное. Однако и само понимание того, что тральщики пущенные впереди колонны кораблей смогли обезвредить далеко не все припрятанные сюрпризы, советских адмиралов, не привыкших к операциям такого масштаба, изрядно нервировало.

Сам порт был захвачен относительно легко, немцы удара в спину не ожидали и начало высадки откровенно проворонили. А вот дальше все пошло кувырком.

Во-первых, оказалось, что слухи о полной небоеспособности люфтваффе сильно преувеличены. И одновременно с этим базирующихся на юг Финляндии самолетов для прикрытия высадки в трехстах километрах от своего аэродрома совершенно недостаточно, чтобы закрыть небо над захваченным плацдармом и уберечь собственные корабли от налетов немецких бомбардировщиков. Даже максимальное облегчение всего, что только возможно и использование подкрыльевых топливных баков, оставляло советским Пошкам слишком мало времени над целью для полноценной работы. Сорок пять минут лета в одну сторону, сорок пять в другую и всего двадцать-тридцать минут на непосредственную боевую работу. Доходило даже до того, что пилоты не способные вовремя отвлечься и выйти из боя, тратили слишком много топлива и лишались теоретической возможности вернуться на базу, после чего прыгали над эскадрой в надежде, что их подберут свои моряки. Добром это заканчивалось совсем не всегда.

Все это достаточно быстро привело к большим потерям среди выдвинутой на юг корабельной группировки. Три бомбы — благо опять же без особых последствий для себя — получил «Новороссийск», которого после этого адмирал Трибуц отозвал обратно в Ленинград от греха подальше.

Две торпеды под скулу поймал «Кронштадт», после чего был вынужден приткнуться носом к песчаному берегу дабы не испытывать судьбу. Кроме того, советский флот буквально за первые четыре дня операции «Искра» дня потерял два тральщика и три эсминца, что настроения адмиралам совсем не добавляло.

Впрочем, и немцы, попытавшиеся сходу сбросить зашедших им с тыла русских в море отгребли более чем знатно. Тяжелые корабельные орудия способные бить на сорок километров в глубь суши стали тем козырем, которые и спас всю ситуацию. Когда здоровенный — с человека размером — снаряд калибром в 406 мм попадает в атакующий советские позиции Тигр, это выглядит феерично. От стальной машины не остаётся вообще ничего, только воспоминания и большая воронка. Суммарно советские линкоры выпустили за эти дни по берегу 327 снарядов калибром от 12 дюймов, что и решило исход дела. Сбросить десант в море сходу не удалось, а потом уже стало и не до того, когда к 14 апреля танковый клин, ударивший из-под Пскова, прорвал последний рубеж обороны, спешно обустроенный вермахтом по реке Айвиексте, и призрак нового окружения стал потихоньку воплощаться в реальность.

15 апреля Гальдер отдал приказ отводить все что можно с севера Прибалтики, одновременно удерживая тонкий, но оттого не менее спасительный сорокакилометровый коридор по берегу Рижского залива.

В итоге, не смотря на все усилия советского командования, большая часть немецких дивизий успела проскользнуть в отчаянно защищаемое изо всех сил игольное ушко под Ригой. Большая часть, но не все. В окружение попал почти весь 10-й армейский корпус, державший до того передовые позиции по Нарвой и просто не успевший отступить.

Остатки корпуса во главе с генерал-лейтенантом Отто Бартом попытались занять круговую оборону в порту Пярну в надежде, что их как-то смогут эвакуировать морем, однако возможностей у вермахта для этого уже не было. 21 апреля остатки трех пехотных дивизий 30-й, 126-ой и 87-ой, общей численностью в восемь тысяч человек сложили оружие ввиду исчерпания всех возможностей к сопротивлению. Всего же на территории Эстонской ССР советские войска взяли в плен чуть меньше двадцати тысяч человек.

28 апреля передовые части Первого прибалтийского вышли к Риге. Немцы ввиду угрозы окружения — Вентспилский плацдарм хоть и не расширялся, однако и чувствовать себя спокойно не давал — оставили город и отступили на юг где заняли оборону по реке Муса.

Глава 4

Дели, Индия, 29 апреля 1946 года

Площадь перед крепостью была плотно забита людьми. Человеческое море колыхалось, вызывая бессознательные ассоциации со стихией, над открытым пространством стоял мощный гул тысяч человеческих голосов, а общая энергетика была настолько плотной, что ее, казалось можно потрогать руками.

Лал-Кила — трехсотлетняя крепость, построенная из красного песчаника тогда, когда Индия была еще независима от Британцев. Если говорить совсем честно, то как таковой Индии тогда и не было, в момент прихода на субконтинент британцев, ставших тут на долгих полтора века безраздельными властелинами, некогда единая могущественная страна уже представляла собой конгломерат вечно грызущихся между собой королевств, шахств и прочих мелких образований, что и позволило европейцам относительно легко установить тут свою власть. Тем не менее никто здесь англичан объединителями и благодетелями не считал, большинство индийцев — особенно на низовом уровне, тех, которые от связи с метрополией не имели никаких выгод — расценивали белых господ исключительно в качестве своих угнетателей. Оттого и резали их с полнейшим упоением, едва только такая возможность им представилась.

— Сегодня! 29 апреля 1946 года! Здесь в центре Индии! Я объявляю о создании! Независимого от Великобритании! Индийского союза! — Маленький лысый человек в круглых очках изо всех сил напрягая горло — в этом не было особой необходимости благодаря звуковой технике, но сдержать себя он все равно не мог — произнес заветные слова. Площадь, заполненная людьми притихшая дабы лучше расслышать своего лидера тут же взорвалась приветственными криками.

Место было выбрано не просто так. Построенная Великими Моголами крепость очень долго была символом британской власти над покоренным народом. Именно здесь судили последнего из индийских императоров и именно эту крепость успешно — что правда это никак в итоге не повлияло на конечный результат — штурмовали сикхи и сипаи. Теперь же это место должно было стать символом новой Индии, которую, если совсем честно, еще только предстояло построить.

К началу 1946 года Индийскому Национальному Конгрессу во главе с Ганди удалось огнем и сталью подчинить себе центральные районы субконтинента, наведя хоть какую-то видимость порядка. При этом на Цейлоне еще оставались японские войска, на юге Индии продолжалась гражданская война, мусульманские районы северо-запада контролировались английскими войсками, а на востоке страны — там, где еще не так давно шли бои с японцами — и вовсе творился полнейший хаос.

Уход немцев с ближнего востока хоть и облегчил островитянам жизнь, но с другой стороны окончательно поставил их вне закона и, по сути, загнал в цугцванг. Если до этого вооруженные силы ИНК старались с англичанами в отрытые бои не ввязываться, поскольку те служили таким себе буфером, защищающим Индию от накатывающих с запада немцев, то теперь необходимость в этом просто отпала. Плюс ко всему прочему поставки британскому корпусу, идущие с севера из СССР — техника, оружие, боеприпасы, топливо, продовольствие — мгновенно прекратились. Снабжать английскую армию для войны с новообразованным Индийским Союзом Москва совершенно точно не собиралась.

Ну и само местное население, глядя на то, как соседние регионы бывшей Британской Индии постепенно обретают свободу, начало посматривать на многолетних колонизаторов как-то нехорошо. Можно даже сказать, примериваясь.

Все эти обстоятельства привели к тому, что остатки британских войск постепенно начали выводить из занимаемых ими территорий и через порт Карачи перебрасывать в Африку, где так же наметился полноценный вакуум власти.

Отступление немецких и итальянских войск из центральной Африки оказалось куда более губительным чем даже предшествовавшая этому оккупация. В той же Кении после отступления итальянцев просто не стало хоть какой-нибудь власти. Армия ЮАС — а именно из дивизий этой страны на 90 % состоял союзный фронт в Африке — преследовать убегающего противника не стала и тоже начла отход к своим границам. Война в самом Йоханнесбурге была крайне непопулярна, и продолжать терять своих солдат за чужие интересы потомки буров совершенно не желали.

На практике это обернулось очередной войной всех против всех. Получившие неожиданную свободу кенийцы принялись с упоением грабить немногочисленное оставшееся в основном в богатых пригородах Найроби белое население, которое они винили — не без основания — во всех своих бедах.

Апофеозом разразившееся драмы стала массовая резня европейцев, случившаяся 29 апреля 1946 года, когда за сутки было убито, ограблено и изнасиловано около четырех тысяч британских подданных.

В политической же плоскости на первый план выли деятели Центральной ассоциации народа кикую. Запрещенная ранее политическая сила первой вылезла из подполья и заявила свои права на власть в стране. Одновременно была начала подготовка полноценной армии из национальных кадров, благо оружия после двух лет войны в этих краях было предостаточно.

Восстание — а правительство Черчилля относилось к происходящему в Африке именно как к восстанию — быстро распространилось по всей Кении и выплеснулось за ее пределы. Начался массовый исход белого населения из центральной Африки, где иметь кожу не того оттенка стало вмиг просто смертельно опасно.

В интересном положении оказался к весне 1946 года иранский шах. После того как новообразованное правительство в Берлине решило вывести войска с Ближнего востока, Реза Пехлеви остался, по сути, с советами и британцами наедине и без всякой поддержки. Попытка мирного урегулирования, предпринятая шахскими эмиссарами, провалилась с треском и неудачливому монарху не осталось никакого другого выхода кроме как спасться бегством. Сначала он выехал через Египет в Германию, а потом через нейтральную Испанию эмигрировал в Южную Америку — он справедливо опасался того, что советы или британцы могут потребовать его выдачи и постарался оказаться как можно дальше от Европы — где и прожил следующие двадцать лет в качестве частного лица.

13 марта 1946 года правительство марионеточного азербайджанского государства, существовавшего до того на севере Персии под крылом Москвы, объявило себя легитимным правительством всего Ирана и при поддержке оперативно сформированного механизированного корпуса двинулось на Тегеран.

21 марта, не встретив никакого сопротивления, Сеид Джафар Пешевари со своими сторонниками занял разграбленный уже чернью шахский дворец и на следующий день выступил по радио с призывом ко всем политическим силам сплотиться дабы сформировать правительство национального спасения.

Сделано это было не просто так: в юго-восточной части Ирана было традиционно сильно влияние Британцев, которым вполне могло прийти в голову откусить часть страны под соусом недопущения доминирования «левых» в регионе. Очевидно, что далеко не все радовались приходу промосковских азербайджанцев и превращение их в таких себе спасителей государства.

Тут правда наличествовал еще и исторический контекст. Каджарская династия, державшая власть в стране с 1785 по 1925 годы была, по сути, азербайджанской. Собственно, эта народность в разные времена и по разным оценкам составляла примерно треть населения Ирана, так что ничего странного в этом не было. Более того азербайджанский язык очень долгое время считался в стране «высоким»: языком двора и привилегированного армейского сословия. Так что ничего особо неожиданного в том, чтобы азербайджанцы стали во главе Ирана в общем-то не было.

Мотивы советского правительства были так же более чем ясны. Одно дело создать мелкое марионеточное буферное государство у себя на границах и другое дело, когда эта самая Демократическая Азербайджанская Республика на волне безвластия была способна забрать под свой контроль весь север Ирана. Поневоле возник бы вопрос принадлежности советского Азербайджана, чего Москве совершенно бы не хотелось.

Дабы не допустить скатывания страны в гражданскую войну, в новое коалиционное правительство были кооптированы в том числе и представители Демократической и Народной партий Ирана. Так трижды премьер-министр страны Ахмад Кавам ас-Салтане занял пост министра иностранных дел, Ирадж Искандери получил пост министра внутренних дел, а основатель левой партии «Туде» Нуреддин Киянури — пост министра труда. Получило представительство в правительстве даже традиционно сильное в стране мусульманское духовенство.

Такой финт с одной стороны позволил снизить накал всеобщего недоверия, а с другой — сделал все теоретически возможные претензии Британии на формирование альтернативных органов власти полностью нелегитимными. С точки зрения же военной силы, островитяне и вовсе не могли тягаться в регионе буквально ни с кем, что и вынудило их банально сбежать.

Забегая чуть наперёд, необходимо отметить, что коалиционное правительство, к сожалению, смогло просуществовать очень недолго. Уже к середине 1947 года она по факту распалось, из него вышли все представители правых и националистов, а их места заняли многочисленные левые. В начале 1948 года произошла попытка переворота, премьер-министр Пешевари был застрелен, а в страну введены войска Советского Союза, что привело к вооруженному мятежу в южных провинциях. Мятеж в итоге был подавлен, однако на этом вся видимость некой «демократичности», по факту, и закончилась.

Уходили колонизаторы и из Бирмы. Только не английские, а японские. После того, как Индия для Великобритании стала потеряна, никакого смысла в содержании контингента в этой бедной стране не стало, тем более, что армейские дивизии в этот момент понадобились Токио совсем в другом месте.

Потеря Формозы в конце 1945 года и общее ослабление Японской империи подстегнуло впавшее было в коматозное состояние после всех предыдущих поражений правительство Гоминьдана вновь перейти к активным действиям. Тут, кроме того, еще сказалось восстановление поставок оружия и техники из Советского Союза, которые ранее были по понятным причинам прекращены.

18 мая началось большое наступление на пребывающий в японских руках Чунцин. Двухсоттысячная армия под командованием Вей Лихуана, до того прикрывающая южные рубежи и контролирующая границу с Бирмой, нанесла удар с юга пытаясь отрезать глубоко вдавшийся в материковую часть Китая японский клин. С севера одновременно начали с той же целью наступление части подконтрольный коммунистическому правительству в Яньане.

Столкнувшись с очевидным превосходством противника японский генеральный штаб, всю зиму перебрасывающий наиболее боеспособные соединения с материка на острова, предпочел отдать приказ на отступление.

27 мая Чунцин был освобожден и вновь стал временной столицей Китайской республики.

Главным же военным событием весны 1946 года за пределами Европы стала высадка американо-французских войск на Атлантическом побережье Марокко.

Не смотря на все опасения генерала Бредли — все же американцы уже успели неплохо наполучать от немцев и во Франции, и в Северной Африке — высадка прошла более чем успешно. На практике оказалось, что прикрывающие Атлантическое побережье немецко-итальянские войска практически небоеспособны и без особого сопротивления сразу начали откатываться на восток.

Причин тут было несколько, главной из которых безусловно являлся Восточный фронт, подобно всепожирающему молоху перемалывающий все направляемые туда наиболее боеспособные войска. И если самих солдат еще для прикрытия добрых пятисот километров Атлантического побережья еще как-то найти было можно, то вот с техникой, особенно авиационной у обороняющих крайний западный фланг немецкой зоны безопасности было просто никак. Самолеты нужны были для прикрытия немецких городов от налетов бомбардировочной авиации, прикрытия войск в Прибалтике и Беларуси, обороны Норвегии. На Марокко их просто физически не хватило.

Ну а американское военно-морское командование недолго думая перебросило с Тихоокеанского флота четыре авианосца: «Беннингтон», «Боксер», «Бон Ом Ричард» и «Уосп» — плюс еще три авианосца за прошедшие полгода вошли в строй и были заранее придержаны на Атлантическом океане: «Филиппин Си», «Принстон» и «Шангли-Ла». Если к авиагруппам этих семи тяжелых авианосцев прибавить еще самолеты с эскортников и легких авианосцев, то выйдет, что в моменте у союзников было больше тысячи самолетов против полутора сотен немецких и итальянских.

Отчаянная попытка натравить на всю эту армаду — а там кроме авианосцев были еще десятки кораблей других классов — остатки немецкого подводного флота вылились только в потерю четырех подлодок двадцать первой серии. И даже две торпеды, которые единственная сумевшая пробраться на рубеж атаки U-4012 ценой своей гибели сумела вогнать в борт новенького «Принстона», никак повлиять на ситуацию в итоге не смогли. Авианосец остался на плаву, своим ходом ушел в Норфолк и спустя четыре месяца вновь приступил к боевой работе.

За две недели марта сначала на марокканский берег близ Касабланки — а потом и непосредственно через этот порт — была высажена группировка в 130 тысяч человек. На захваченные немецкие аэродромы была переброшена авиация, выгружены танки и другая техника.

По договоренности с союзниками Франко отвел свои войска и занятого им Танжера поле чего немецкий гарнизон Гибралтара — а сидело под прикрытием вырубленных в скалах укреплений восемь с половиной тысяч человек — оказался полностью отрезанным от снабжения, а в Средиземное море вновь спустя почти три года вошел флот союзников.

Операция по занятию скалы продлился чуть меньше двух месяцев. Первую попытку овладеть этой стратегически важной точкой в середине апреля немецкий гарнизон под командованием генерала Фридриха Зикста отбил с большими потерями для атакующих. 19–20 апреля во время попытки атаки на Гибралтар с моря американский корпус морской пехоты потерял 2.5 тысяч человек только убитыми, после чего стало очевидно, что взять немцев голыми руками все же не получится, и воевать придется в серьез.

Последовал новый ультиматум Франко о пропуске американских войск к скале со стороны континента. Ультиматум был дополнительно подкреплён обещаниями дешевых кредитов и расширением торговли с США. Учитывая то, что в 1943 году испанцы от принципов жесткого нейтралитета уже один раз отступили, когда пропустили немецкий корпус к тому же Гибралтару, особых терзаний каудильо теперь вовсе не испытывал.

Получив доступ к Гибралтару со стороны суши, американцы перебросили на европейский берег пролива две батареи тяжелых 36-дюймовых мортир и принялись обстреливать вражеские укрепления. Противопоставить такому аргументу гарнизон крепости не мог совершенно ничего, и немцам оставалось лишь прятаться в глубине скалы ожидая своего часа. Час настал 27 мая, американские войска перешли в наступление и после кровавого четырёхдневного штурма овладели стратегически важной точкой.

Впрочем, самое интересное в этой истории — это даже не сам захват Гибралтара, а его последствия. После того как администрация президента Томаса Дьюи отказалась передавать Гибралтар Великобритании, и так не слишком хорошие к этому времени отношения между союзниками пришли вразлад окончательно. Хоть американцы и обещали вернуть скалу Черчиллю после окончания войны, судя по тому, как тщательно они стали обустраивались на новом месте, в Лондоне по поводу этого обещания быстро возникли совершенно обоснованные сомнения.

Меж тем после получения доступа в Средиземное море, союзниками были достаточно быстро заняты Оран и Алжир, из которых к этому времени немецкие войска уже успели уйти. Настоящее сопротивление вермахт начал оказывать уже на ближних подступах к Бизерте и Тунису. Эту точку немцы с итальянцами были решительно настроены защищать до конца, поскольку ее потеря означала бы потерю всей Северной Африки. Только здесь с опорой на Сицилию и Мальту, под прикрытием самолетов, взлетающих с расположенных на островах аэродромов, они могли относительно безопасно проводить конвои со снабжением и подкреплениями на южный берег Средиземного моря.

К началу лета 1946 года общая численность итало-немецких войск в Африке составляла около 600 тысяч человек, из которых примерно семьдесят тысяч были сосредоточены в районе Суэцкого канала, а остальные защищали западное направление от накатывающей с запада американо-французской армии.

Здесь намечалась большая драка.

Глава 5

Западная часть Тихого океана, февраль-август 1946 года

Одновременно с высадкой в Марокко Соединённые Штаты продолжали неторопливое наступление на тихом океане. Следующей целью Эйзенхауэра после занятия американцами Формозы стал архипелаг Рюкю и его главный остров — Окинава.

Окинава располагалась всего в четырех сотнях километров от южной оконечности Японских островов и рассматривалась американским командованием как плацдарм для вторжения непосредственно на коренные территории японской метрополии.

Это, однако, понимали и японцы, которые лишившись, по сути, флота могли рассчитывать только на стойкость своих солдат в обороне и поэтому два предыдущих года всеми силами укрепляли каждый сантиметр островной территории: бурили норы в скалах, заливали все бетоном, минировали и перетягивали километрами колючей проволоки. Большая часть мирного населения с островов была вывезена, все мужчины от 16 до 65 мобилизованы сначала во вспомогательные строительные подразделения, а потом уже и переведены в боевые части. Кроме того, на острова Рюкю зимой 1945–1946 годов были переброшены наиболее боеспособные дивизии из Китая. Такое «сотрудничество» армии и флота было в Японской империи в общем-то непринято, — обычно на островах сражалась морская пехота, подчиненная флоту, а у армии были даже собственные десантные мощности чтобы не никак не зависеть в этом от моряков — однако столкнувшись с реальной возможностью гибели страны, мелкие внутренние противоречия были временно отодвинуты на второй план. Общая численность гарнизона, который должен был защитить — ну или хотя бы задержать янки на максимально долгий срок — островов Рюкю составил к весне 1946 года больше 300 тысяч человек.

Кроме пехоты на островах было сосредоточено больше 2000 самолетов из которых правда ¾ управлялись слабо подготовленными — впрочем, им это было не слишком нужно — пилотами-камикадзе. Впервые японское командование сделало основную ставку именно на этот компонент в войне против кораблей противника. Ранее он применялся исключительно как вспомогательный.

Официально считается, что битва за архипелаг Рюкю началась 12 марта 1946 года с массированного налета тяжелых бомбардировщиков непосредственно на главный остров. В налете было задействовано 450 четырехмоторных бомбардировщиков, которые обрушили на остров более тысячи тонн бомб, уничтожив тем самым всю гражданскую инфраструктуру города. Военные укрепления при этом хорошо замаскированные и гораздо более стойкие к бомбежкам, пострадали куда меньше.

За следующий месяц американское командование организовало по меньшей мере 18 больших и малых бомбардировочных налетов на Окинаву и если в первый раз они потеряли по всем причинам 18 машин, то к началу апреля этот показатель упал до 1–2 машин за вылет. ПВО у японцев тут просто не осталось, а потери происходили исключительно по техническим причинам. Учитывая мощную спасательную службу и отсутствие у Японии флота, при этом даже экипажи почти всегда спасались в полном составе.

Задержка с началом непосредственного наступления на Окинаву была связана со штурмом острова Иводзима, начатого еще в конце февраля и затянувшегося на целых два месяца из-за титанических укреплений, которые тут японцы успели построить за последние три года. Вулканический остров был, по сути, превращен в одну большую крепость, которую защищали 30 тысяч японских солдат.

К штурму Иводзимы были привлечены больше ста тысяч американцев и большая часть оставшегося на Тихом океане американского флота. На то, чтобы одновременно начинать атаку на острова Рюкю у Эйзенхауэра просто не оставалось сил.

Тут нужно немного отвлечься и обрисовать политическую ситуацию в самих США. Президент Томас Дьюи, пришедший на место Рузвельта в 1944 году имел минимальное — 49 на 48 — большинство в сенате, а в палате представителей, демократы сумели сохранить большинство за собой, что в условиях войны изрядно мешало президенту протаскивать через парламент необходимые ему решения.

При этом 1946 год был годом промежуточных выборов, а в политической системе США существует практически непреложное эмпирическое правило гласящее, что партия выбранного двумя годами ранее президента теряет места в конгрессе. Потеря же даже одного сенатора-республиканца грозила Дьюи превращением в натуральную хромую утку и скорым окончанием политической карьеры, чего президенту совсем не хотелось.

И вот тут у него встал достаточно сложный и неприятный выбор. Либо форсировать наступление и не считаясь с потерями закончить войну до ноября, что с одной стороны сулило немалую выгоду — за партию президента-победителя явно проголосуют охотнее — либо продолжать политику минимизации потерь. Ведь именно с это программой Дьюи одолел двумя годами ранее не сумевшего блеснуть военными талантами Рузвельта.

Поскольку вероятность успеть добить японскую империю к выборам виделась весьма призрачной — тем более, что закончить хорошо бы не к ноябрю, а лучше к сентябрю, ведь политический выбор избиратель обычно делает не в день голосования, а двумя-тремя месяцами ранее — за основу был принят второй вариант. И именно это стало причиной резкого сокращения в 1946 году масштабов мобилизационных мероприятий, что в свою очередь привело к определенному недостатку живой силы под рукой американского командования. Понятно, что после выборов в ноябре мобилизация должна была развернуться с новой силой, однако до ноября нужно было еще как-то дожить и при этом показывать сносные результаты в войне.

Штурм Иводзимы в итоге обошелся американской армии очень дорого. 15,5 тысяч убитых, больше 20 тысяч раненных, но хуже того было потеряно целых два тяжелых авианосца, что стало следствием внезапного налета семи десятков самолетов камикадзе, взлетевших с Японских островов и подкравшихся в сумерках над самой водной гладью. Последнее стоило японцам четырех машин, пилоты которых не справились с управлением и потерпели крушение раньше положенного времени, однако предохранило их от «глаз» американских радаров и обеспечило необходимую внезапность.

«Интеприд» поймал четыре переоборудованных под таранную тактику пикировщика D4Y, что несколько иронично учитывая название другое название самолета «пикирующая комета». Вновь авианосец типа «Эссекс» пострадал из-за спорного конструкторского решения, увеличившего количество базируемых на нем самолетов в ущерб бронированию и живучести. Пока такой корабль оставался за спинами прикрывающей его «свиты», подобное решение казалось оправданным, при попадании же под прямую атаку, все менялось ровно до наоборот. Первый японский пикировщик снес кораблю надстройку, что привело к потере управления, второй обрушился на палубу вызвав пожар, а еще два угодили в левый борт в следствие чего «Интеплид» буквально за двадцать минут опрокинулся и камнем пошел на дно, забрав с собой шесть сотен человек экипажа.

Авианосцу «Рендолф» тут повезло чуть больше. Все три попавших в него управляемых самолета-снаряда угодили в палубу. Возникший вследствие этого жесточайший пожар выжег всю надстройку, и все потроха корабля, но к затоплению не привел. Калеку отбуксировали на Филиппины, где и оставили до конца войны, поскольку тащить обгорелый остов через океан было признано слишком опасным. Там же его уже в начале пятидесятых и разделали на металл, что позволило американскому командованию в итоге заявлять о потере только одного тяжелого авианосца, что формально было правдой.

Сам же штурм Иводзимы стал последней операцией войны, в которой потери американской армии были заметно больше японских. В дальнейшем лучшим показателем для подданных микадо были относительно равные потери, а зачастую счет и вовсе был совсем разгромным.

Так или иначе активная фаза боев за Окинаву началась только в начале мая и продлилась в итоге больше ста двадцати дней аж до начала осени.

Одновременно с этим вся тяжесть работы стратегической авиации была перенесена на главные острова Японского архипелага. Причем здесь, в отличие от Европы американская армия себя не сдерживала совершенно.

19 мая был совершён налет на Токио. В нем участвовало больше шестисот четырехмоторных бомбардировщиков, вываливших на город суммарно больше двух тысяч тонн бомб и зажигательной смеси. Японские города, построенные в основном из дерева, всегда отлично горели и этот раз не стал исключением. Огненный смерч бушевавший над гордом почти сутки уничтожил сорок процентов застройки, а число жертв уверенно перевалило за сто тысяч человек. Тем не менее результат Вашингтон не устроил. Тридцать восемь сбитых самолета показались там слишком большим процентом потерь, и было дано разрешение на применение атомного оружия. Два уничтоженных японцами авианосца требовали срочного информационного повода для перекрытия негатива. Как говорят в среде американских журналистов «louder and elsewhere». Ничего личного, просто политика.

28 мая тридцатикилотонная боба была взорвана над Хиросимой. 2 июня в атомном огне был уничтожен Нагасаки. 7 июня атомную бомбу сбросили на Фукуоку, а 13 — на Кобе. За месяц — если отсчитывать от бомбардировки Токио — были уничтожены пять крупных промышленных и военных центра империи, а общее количество жертв среди гражданского населения, если считать с умершими впоследствии от ран, лучевой болезни и других последствий, перевалило за восемьсот тысяч человек.

Не смотря, однако, на такую впечатляющую серию бомбардировок, сдаваться вот прям здесь и сейчас Япония была совершенно точно не готова. Весь 1945 год и первую половину 1946 одновременно с переброской войск в метрополию и возведением тут укреплений, происходил процесс эвакуации промышленности в подконтрольную и что главное — безопасную Манчжурию.

Туда были перевезены десятки заводов в первую очередь военного назначения, рабочие этих заводов и их семьи. На линии работали три последних вступивших в строй в конце 1945 года японских авианосца, используемые в качестве патрульных-противолодочных. Еще один готовый на 80 % был уничтожен атомной бомбой на верфях Кобе. Больше японцы больших кораблей не закладывали, понимая, что с циклом постройки авианосца в два года закончить они его все равно не успеют. Да и не нужны авианосцы чтобы защищать собственные острова, тут базовой авиации более чем достаточно.

Степень массовости перевоза заводов на континент прекрасно иллюстрируется тем, что с ноября 1945 года буквально все производимые в Японской империи танки собирались на заводах Манчжурии. Понятное дело, именно танки для страны восходящего солнца никогда не были определяющим видом вооружения, и даже в лучшие годи они производились сотнями, в то время как в том же Советском Союзе ежегодно с конвейера сходило больше десяти тысяч гусеничных бронированных машин, однако сама ситуация показательна.

В Манчжурию были отправлены арсеналы Токио, Осаки, Кокуры и Нагойи, а после начала массовых бомбардировок метрополии этот процесс только ускорился. К середине лета 2 из 3 собираемых в империи самолета производились на континенте, что, впрочем, было связано и с разрушением производственной базы самих Японских островов.

Проблема невозможности дотянуться до расположенных глубоко на континенте производственных мощностей вполне осознавалась в Вашингтоне и оценивалась весьма серьезно. На столько, что президент Дьюи даже отправил в Москву спецпосланника, коим стал генерал Уолтер Смит, для обсуждения возможности вступления СССР в войну против Японии. Тем более, что пакт о нейтралитете между двумя этими государствами, подписанный в апреле 1941 года на пять лет, весной 1946 года подошел к концу и Москва, видимо с далеко идущими планами, продлевать его еще на пять лет отказалась.

Тем не менее переговоры в Москве закончились ничем. Соединенные Штаты не смогли предложить своему коммунистическому партнеру ничего такого, чтобы могло заставить советы развернуть армию на восток до окончания разборок с Германией. Более того претензии СССР на полное доминирование в Европе, обеспеченное военной и промышленной силой первого в мире государства рабочих и крестьян немало нервировали Вашингтон. На капитолийском холме имели собственные виды на послевоенное устройство континента, и стоящие напротив Ла-Манша красные танковые дивизии в них совсем не вписывались. Попытки же договориться о разделе пирога заранее, собраться конференцию великих держав — в которые американцы по давней традиции были не против протащить еще и полностью зависимых от них французов — понимания в Кремле не нашли. Там обоснованно считали себя способными взять максимум силой, не полагаясь на не слишком надежную дипломатию.

Одновременно с бомбардировкой Японских островов, в конце апреля 1946 года началась вторая фаза Битвы за Окинаву.

28 апреля началась высадка на острова Керама. Эта небольшая группа вулканических островов прикрывала Окинаву с южного направления и была превращена японской армией в одну сплошную укрепленную зону. Еще в 1944 году японские строители обнаружили, что бетон замешанный на основе вулканического пепла и перемолотых вулканических пород показывает просто превосходные прочностные качества и стали широко применять данный вид стройматериала при строительстве укреплений на островах. Это позволило резко нарастить скорость постройки за счет снижения логистических издержек, теперь бетон можно было делать на местном сырье.

Впрочем, не смотря на все укрепления — изрядно разрушенные двумя месяцами бесконечных бомбежек, надо признать — на захват островов Керама войскам под командованием Эйзенхауэра понадобилось всего двадцать пять дней и при этом потери американцев составили всего три сотни человек при том, что гарнизон островов составлял больше полутра тысяч солдат.

7 мая начались бои за сам остров Окинаву. Высадка десанта началась сразу в трех местах, причем в центральной части острова она в итоге оказалась неудачной. Тут на удобном с виду пляже американские морпехи оказались зажаты плотным перекрестным огнем, а расположенные на небольшом отдалении холмы стали прекрасным прикрытием для японской артиллерии, которую корабельные орудия поддерживающих высадку эсминце просто не могли достать.

Особенно все осложнилось в конце мая, когда на острова пришли сезонные муссонные дожди. Склоны холмов обильно покрывающих остров мгновенно превратились с скользкие грязевые ловушки, а применение огнеметных танков, которыми американцы до этого успешно выкуривали противника из многочисленных рукотворных и природных бункеров, стало практически невозможно.

Картину дополняли японские камикадзе, переодетые в мирных жителей, которые бросались со взрывчаткой на американские танки, попытки японской армии прикрывать свои позиции немногочисленным оставшимся на острове гражданским населением, а также регулярные ночные вылазки обороняющихся, которые пользовались лучшим знанием местности. Про такие мелочи, как тяжелый болезнетворный климат, встречающиеся на каждом шагу ловушки и мины, а также регулярные налеты японских пилотов-камикадзе и говорить смысла нет. Все это прилагалось по умолчанию.

Первая половина лета прошла в изматывающих упорных боях. Американцам приходилось брать с боем буквально каждый метр острова, постоянно при этом оглядываюсь, чтобы защитники не обошли их по выдолбленному в скале и хорошо замаскированному тоннелю и не ударили в спину. Приходилось подолгу обрабатывать каждый кусок вражеской обороны артиллерией, а потом дополнительно заливать все напалмом.

Продвижение на два месяца практически остановилось. Бои приобрели позиционный характер, к которому обороняющиеся были подготовлены куда лучше. Все было залито водой в которой плавали трупы японских солдат, источая зловоние и распространяя болезни. Можно сказать, что даже после смерти воины страны восходящего Солнца продолжали отравлять жизнь своим врагам.

Перелом произошел только в середине июля, когда у обороняющихся начали заканчиваться боеприпасы, техника, продовольствие, чистая вода и воля к победе. 3 июля был полностью зачищен север острова, а еще спустя месяц — к началу августа было сломлено организованное сопротивление и на юге. Отдельные сопротивляющиеся очаги зачищали до конца августа, однако это была уже агония.

За полгода японская армия потеряла на архипелаге Рюкю чуть больше 200 тысяч человек убитыми, в плен попало только двадцать пять тысяч бойцов из которых ранены были все поголовно. Плюс гражданские жертвы среди населения острова по разным оценкам составили несколько десятков тысяч жителей и то только потому, что основную часть женщин и детей эвакуировали заранее, иначе потери среди них вполне могли пойти на сотни тысяч.

Потери американской армии также были огромны. Только убитыми янки потеряли 43 тысячи человек, больше ста тысяч получили ранения различной степени тяжести. Большие потери понес американских флот: было повреждено более 500 кораблей — в основном правда малых десантных, и прикрывающих высадку эсминцев — еще 61 вымпел был потоплен. Среди потопленных кораблей выделяется еще один авианосец типа «Эссекс» — «Тикендорога», который опять же пострадал от налетов пилотов-камикадзе. Впрочем, учитывая японские потери в авиации — за полгода сражения, подданные микадо, недосчитались 5302 летающих машин — можно сказать, что соотношение все равно было в пользу янки причём с достаточно солидным перевесом.

Глава 6

Западная Украина, Восточная Польша, июль-август 1946 года

К началу лета 1946 года, не смотря на все успехи Красной Армии, вермахт все еще держал под своим контролем значительную часть территории Советского Союза. Юг Латвийской ССР, вся Литовская ССР, запад и центр Белорусской ССР, запад Украинской ССР. В общей сложности в руках немцев оставалось еще почти 400 тыс. квадратных километров советского государства, и Ставка была решительно настроена это дело исправить как можно быстрее. План-минимум на 1946 год был выход к довоенной границе на всей ее протяженности. Про план-максимум пока старались не говорить. Просто чтобы не накаркать.

Закончившаяся безоговорочной победой Рижская наступательная операция хоть и вернула в руки Советского Союза север Прибалтики, однако полностью поставленных целей достичь не смогла. Быстрого разгрома не получилось, большая часть бывшей группы армий «А» — переформированной впоследствии в группу армий «Кенигсберг» — сумела ускользнуть, а резкое сокращение фронта позволило немцам худо-бедно залатать дыры в раскинувшемся от Балтийского моря до Карпат фронте.

Одновременно начавшееся с прибалтийским наступление в Белоруссии особых успехов советским войскам не принесло. С тяжелыми потерями были освобождены Могилев, Витебск и Гомель, однако дальнейшее продвижение на запад застопорилось, и было решено перенести основной упор летней кампании на юг. Туда где немцы ждали этого меньше.

Стратегический замысел советского генштаба заключался в нанесении главного удара по южному обрезу Полесских болот, с тем чтобы эта труднопроходимая территория прикрывала правый фланг наступающей группировки, с выходом на госграницу и попыткой прижать всю группу армий «Украина» — называть это соединение группой армий «С» в Берлине остереглись из чисто суеверных мотивов — к Карпатам и границе нейтральной Румынии. При этом в случае достижения позитивного результата все войска, оставшиеся на выдающемся вперед «Белорусском балконе», должны были оказаться в настолько опасном положении, что никакого другого выхода кроме отступления у немецкого генштаба в любом случае не останется.

Для осуществления данного замысла в составе трех фронтов — 1-ого и 2-ого Украинских бывших Киевских и Кировоградских, а также Молдавского, бывшего Одесского — было сосредоточено почти два миллиона человек, семь тысяч танков и САУ, шестьдесят тысяч артиллерийских орудий и минометов, восемь тысяч единиц фронтовой авиации.

При этом красная армия имела тут преимущество буквально во всех компонентах. По живой силе 3к1, по танкам и САУ 13к1, по артиллерии 10к1 по авиации 9к1.

Надо отметить, что к концу весны 1946 года на фронт попали первые полноценно подготовленные и переученные на новую технику истребительные полки имеющие на вооружение реактивные самолеты Як-15. Они все еще существенно проигрывали своим аналогам немецкого производства — а, по сути, СССР отставал в этом компоненте от всех главных стран мира — однако даже такое усиление резко меняло картину воздушной войны на восточном фронте.

Если до этого летающие на реактивных машинах немцы — не все, Ме-262 и Та-154 как пара тяжелый и легкий истребитель занимала долю примерно в 30 % всех немецких самолетов этого класса — сами могли выбирать время и место боя предпочитая атаковать наскоками, используя свою превосходящую скорость, то теперь им это делать стало заметно сложнее. На перемены, произошедшие весной 1946 года указывает даже статистика потерь советской авиации, которая буквально за два месяца снизилась на двадцать два процента.

Впрочем, тут вероятно сыграло сразу несколько факторов. Весной 1946 года маршал Антонеску, являвшийся фактическим правителем Румынии, под давлением Москвы полностью прекратил поставки нефти в Германию, чем вызвал натуральный топливный кризис. Тремя месяцами ранее немцы лишились нефти с ближнего востока, а производство синтетического горючего со своего пика начала 1944 года в 6 500 000 тонн сократилось до 1 800 000 тонн в год и продолжало неуклонно падать. Были еще нефтяные поля Венгрии, кое-что добывалось на территории самой Германии, однако все это были слезы, полноценно удовлетворить потребности воюющей армии уже не способные.

Поэтому эффективность первых реактивных советских истребителей надо признать была достаточно спорной. Вот что было совершенно бесспорно так это низкая надежность самого реактивного сердца самолета, из-за чего происходили регулярные несчастные случаи, а аварийность машины, особенно в первые месяцы просто зашкаливала. Потом правда эту беду сумели худо-бедно побороть, самолет быстро модернизировали переименовали в Як-17 и на этом временно успокоились.

Кроме реактивной авиации весной 1946 года советские войска получил еще одну новинку, которая хоть и не повлияла на рисунок войны столь же существенно, однако тоже была по достоинству оценена в боевых частях красной армии. В войска пошел первый советский ручной гранатомет РПГ-1, который, если говорить честно, был некой компиляцией уже хорошо знакомых советским солдатам «Фаустпатронов», «Панзершрека» и собственных наработок в этой области.

Многоразовое пусковое устройство, надкалиберная кумулятивная — вскоре появилась и гораздо более востребованная фугасная — граната, дальность выстрела — 170 метров. Гранатомёт пробивал при удаче в лоб даже самый тяжелый серийный немецкий «Тигр 2», однако в условиях, когда немецкие танки становились все более редкими гостями на полях сражения, актуальность его как противотанкового средства оказалась не столь высокой. А вот возможность «плюнуть» фугасной гранатой прямо в амбразуру дота или в окно, заткнуть перемётчика или просто использовать как противопехотную гранату с увеличенной дальностью броска — вполне.

Понятное дело, полностью скрыть такую концентрацию войск на этом участке фронта было просто невозможно. Слишком невелик был выбор потенциального направления главного удара и слишком удобным в отличии от лесистой Белоруссии были относительно плоские пространства Западной Украины. Очевидно, что при полной доминации в подвижных соединениях, имело смысл атаковать именно там, где ее можно реализовать в полной мере.

Тем не менее, началось все не здесь, а в Прибалтике, где 28 мая в наступление перешли части первого Прибалтийского с включенным в его состав Финским экспедиционным корпусом. Как и предполагалось по договору о дружбе и сотрудничестве, Хельсинки выставил на поле боя пятьдесят тысяч штыков, что не столько влияло на общий расклад сил, сколько было своеобразной заявкой на включение страны в состав победителей, а не проигравших.

Целью удара Прибалтийцев был не столько сам прорыв к Кёнигсбергу, сколько отвлечение внимания от других направлений. Расчёт был на то, что сам факт приближающейся опасности коренным немецким землям вынудит Гальдера перебрасывать на угрожаемое направление все доступные — и отнюдь не бесконечные — резервы. Тем более, что в условиях превосходства в воздухе советской авиации, возможные действия большевиков покрывал достаточно плотный туман войны.

Ко всему прочему в конце весны резко активизировалось партизанские движение. Целью действующих в немецком тылу отрядов становилась в первую очередь инфраструктура: мосты, железные дороги, линии телеграфа. За два дня предшествующих началу наступления на Западной Украине, партизанами было установлено 18 тысяч мин и подрывных зарядов, из которых противнику в итоге удалось обезвредить меньше четверти. На короткий промежуток времени все тыловые перевозки оказали буквально парализованы.

Конечно, будь у вермахта время, данная акция дорого обошлась бы сражающимся против оккупантов советским гражданам. Мины бы обезвредили, провели бы карательные акции, прочесали бы прилегающие леса… Однако, как раз времени у немцев и не было.

Так или иначе войска 1-ого Украинского фронта перешли в наступление только 3-го июня, нанеся удар севернее Житомира. 93 тяжелый танковый полк прорыва, укомплектованный тяжелыми КВ-4, уже производящими на противника не столь ошеломляющее впечатление, но все еще являвшимися грозной силой, сумел сходу прорвать первую линию обороны и вклинится в глубь вражеских построений на 4 километра.

Движение танков сопровождалось мощной артиллерийской поддержкой, буквально сметающей немецкую оборону с лица земли. Пресловутых двухсот орудий на километр фронта тут все же не было, но и при ста орудиях на тот же километр, жизнь среднестатистического немецкого солдата, оказавшегося на острие главного удара, была так же коротка и безрадостна.

Тем не менее немцы держались. Назначенный командовать группой армий «Украина», главный специалист по обороне фельдмаршал Модель крутился как мог, тасуя резервы, перебрасывая подкрепления с более спокойных участков фронта, контратакуя, а иногда наоборот оставляя позиции, дабы сохранить армию.

Не смотря на все численное преимущество в течение первой недели боев решительного успеха Ватутину добиться не удалось. За прошедшие полгода немцы, ожидающие тут наступления, успели зарыться в землю по самую макушку, настроить дотов, дзотов, растянуть километры колючей проволоки и забросать минами чуть ли не каждый свободный кусок земли. Вперед они идти совершенно точно не собирались, а вот обороняться предполагалось на все деньги. Каждый день стояния на этом рубеже позволял дополнительно укрепить строящийся по берегу Вислы «Восточный вал», на который у немецкого генштаба были большие надежды. Хотя бы потому, что на что-то другое надеяться уже смысла не было.

Исход сражения на этих рубежах решила домашняя заготовка Ватутина, брошенная на стол в самый подходящий для этого момент. 10 июня по наплавной гати выстроенной в обстановке полной секретности севернее города Овруч в тыл немцам была переброшена специально сформированная для этого легкотанковая бригада имеющая на вооружения только танки Т-50.

Эти относительно небольшие машины, напоминающие Т-34 в миниатюре, никогда в красной армии в отдельные части не сводились, а использовались в качестве разведывательных и дозорных машин. 15 тонн, 45-мм орудие, не слишком серьезная особенно как для 1946 года броня… Вот только более тяжелые машины по сложному заболоченному участку пройти были банально не в состоянии, поэтому пришлось использовать этих малышей.

Появление сотни танков у себя в тылу стало для Моделя настоящим громом среди ясного неба. И то, что эти танки сами по себе были мало на что способны, командующего группой армий совсем не утешало. Просто потому, что у самого Моделя танков в запасе практически не было, и соответственно ловить принявшиеся сходу громить тылы «пятидесятки» оказалось нечем.

А когда 12 июня в наступление перешли части 2-Украинского и Молдавского фронтов, вся тщательно выстраиваемая до этого немецкая оборона начала складываться как карточный домик. Уже 14 июня Винница, являвшаяся главным узлом обороны, была окружена и полностью отрезана, 15 июня советские войска вошли в Бердичев, 18 немцы были выбиты из Новоград-Волынского. 20 июня части Молдавского фронта освободили город Черновцы.

Предложенный еще Гитлером план городов-крепостей, которые должны были связать боем наступающие советские дивизии был отброшен Гальдером еще в январе, и ставка теперь делалась на подвижную оборону. Концепция развернулась на сто восемьдесят градусов, и теперь сохранение личного состава немецких дивизий было признано куда более важной задачей чем удержание того или иного куска земли. Чужой.

27 июня части 2-ого Украинского освободили Проскуров, отрезав от основных сил две выдвинутые на восток немецкие дивизии. Еще около пяти тысяч человек в итоге были взяты в плен в окруженной ранее Виннице. Глобально же, не смотря на посыпавшийся фронт, нельзя не отметить, что Модель сумел сохранить управляемость войсками и не допустить масштабных окружений. Его дивизии стояли, отступали, контратаковали, таяли под ударами советских танков, но именно в плен попадали крайне редко.

1-ого июля войска Молдавского фронта освободили Станисав. Попытка прорваться на ту сторону Карпат, предпринятая частями 62-ой армии, оказалась неудачной. Карпаты рассматривались немецким генштабом как важная линия обороны и были очень хорошо укреплены, взять такую позицию с наскока возможным не представлялось.

2-ого июля войска под командованием Ватутина взяли Ровно, а 5-ого июля — Луцк. До линии государственной границы оставалось всего 80 километров. Пройти их однако оказалось не так просто.

Пока советские войска давали на Западной Украине, немецкий генштаб, понимая, к чему все идет начал незаметно отводить войска с «Белорусского балкона». На первый взгляд там им мало что угрожало, поскольку правый фланг группы армий «Б» прикрывали малопроходимые болотистые леса Полесья, однако маневр с переброской танковой бригады по наведенной гати, ясно показал генералам в Берлине, что природные препятствия остановить накат красной армии не способны. В случае же удара в оголенный, по сути, фланг, вермахт рисковал потерять полмиллиона солдат удерживающих Западную и Центральную Белоруссию. Такой неприятности Германия могла и не пережить.

Так или иначе первые дивизии начали перебрасывать из полосы ответственности группы армий «Б» еще в первой декаде июня — Рейнхард протестовал, но в итоге сделать ничего не смог, южное направление трещало по швам, и там резервы были нужнее, — а в начале июля была получена команда на полное отступление.

Переброс дополнительных частей с Белорусского направления сумел затормозить темпы наступления красной армии. Ко Львову удалось выйти только 15 июля, а к границе танкисты 19 танковой дивизии пробились только 21-ого.

В целом результаты летнего наступления были расценены Ставкой как неудовлетворительные. Несмотря на то, что красная армия с боями освободила почти четыреста километров советской территории, решительного разгрома не получилось. Моделю удалось спасти костяк армии, и, по сравнению с зимним успехом, это наступление выглядело бледно.

Получив нагоняй из Москвы, командиры фронтов, уже подспудно начавшие конкурировать между собой за будущее звание «главного маршала победы», в начале августа попробовали организовать еще одно наступление, однако его результат оказался еще более скромным чем до этого.

За целый следующий месяц непрерывных боев советские войска смогли продвинуться на запад еще 150–200 километров. 25 августа был взят Люблин и на этом стало очевидно, что войска нуждаются в отдыхе, пополнении и подтягивании отставших тыловых частей. Попытка прорыва к Варшаве, которая бы поставила в угрожаемое положение всю группу армий «Б» провалилась. Манштейн — главный пожарный генерал вермахта — с набранными буквально поштучно танками удачно контратаковал части первой гвардейской танковой армии и остановил ее продвижение примерно в пятидесяти километрах от города.

Всего за три месяца непрерывных боев красная армия потеряла убитыми раненными и пропавшими без вести почти 600 тысяч человек. Были большие потери в танках и другой технике, которые вот так сходу возместить оказалось достаточно затруднительно. К концу августа личный состав передовых подразделений сократился на 50 %, а количество техники составляло не более 30 % от штатного расписания.

Потери вермахта оказались примерно сравнимыми. Порядка двухсот пятидесяти тысяч убитых, четырехсот тысяч раненных и ста двадцати тысяч пропавших без вести, из которых порядка семидесяти тысяч человек попали в итоге в советский плен.

Очередное тяжелое поражение вынудило Берлин начать эвакуацию войск из Северной Африки, где они до этого достаточно успешно отбивали удары американо-французского союза, а также вновь начать искать возможности для дипломатического решения сложившейся ситуации.

Подход советских войск к Варшаве стал триггером еще для одного события. Думая, что вермахт получил смертельное ранение и окончательно потерял способность к сопротивлению, собранные в Варшаве бойцы Армии Крайовой, курируемой из Лондона, подняли восстание в надежде добыть себе таким образом независимость. Получилось, однако, совсем иначе.

Интерлюдия 2

Генерал-губернаторство, Варшава, сентябрь-декабрь 1946 года

По обломкам кирпичной кладки пробежала полоса мелких фонтанчиков, выбивающих из спеченной когда-то глины мелкую пыль и бросая ее в глаза засевших за баррикадой людей. Ян перемогался, выглянул из-за укрытия и, выставив в щель дуло своего пистолета-пулемета — британский СТЕН всегда славился тем, что его можно собрать в любой мастерской чуть ли не на коленке, — дал в сторону укрывшегося дальше по улице противника короткую на три патрона очередь. Так, только чтобы продемонстрировать свое присутствие тут и отбить желание слишком уж наглеть.

— Мариуш, — не оборачиваясь крикнул Ян своему соседу справа, — как с патронами?

— Плохо, Ян, плохо, — последовал ответ. — Полтора магазина. Сорок патронов. Граната еще есть.

— Граната и меня есть, — тихо пробормотал Ян. Гранату, однако он мысленно уже оставлял для себя. Так чтобы наверняка, и хорошо бы забрать с собой кого-нибудь, попадать в плен к немцам после всего произошедшего желания не было совершенно. Ничего хорошего восставших в плену не ждало.

— Что там пулемет? — Ради пулемета Ян уже обернулся к возящемуся с железкой подчиненному. Один из немногих захваченных в самом начале восстания MG-42 был настоящим столпом обороны конкретно на этой позиции и его потеря могла кончиться для поляков плачевно.

— Нормально, — Войтек радостно улыбнулся и махнул рукой. — Просто нужно было почистить хорошенько, наша плевалка просто перетрудилась и требует заботы о себе.

— Хорошо, — кивнул десятник и инстинктивно втянул голову в плечи — звук крупнокалиберного снаряда, пролетающего над головой, сложно с чем-то спутать. На этот раз немецкий «чемодан» был отправлен не по их душу. Где-то в тылу хорошенько грюкнуло, на такие мелочи как подпрыгивающая от взрывов земля тут уже никто внимание не обращал. Привыкли, — а как все бодро начиналось…

Восстание в Варшаве, начавшееся 1 сентября — символично в день начала войны, подразумевалось, что отсюда стартует восстановление Польши как независимого государства — действительно по началу протекало достаточно удачно. Залогом этой удачи стал переход на сторону восставших отдельной польской легкопехотной бригады, пары чешских батальонов и кое-каких частей, сформированных из русских коллаборантов. Польское правительство в Лондоне и лично премьер-министр Черчилль гарантировали всем участникам восстания заступничество перед накатывающей с востока красной лавиной, которая, казалось, вот-вот сметет остатки немецкого сопротивления и вторгнется на территорию самой Германии. Слово британцев многим казалось достаточно веским аргументом, тем более что в ином случае ничего кроме виселицы их с приходом красных все равно не ожидало.

Переход относительно организованных частей на сторону восставших позволил последним с самого начала добиться немалых успехов. Они сумели захватить Варшавский коммутационный узел, оставив немцев на некоторое время без связи, взять под контроль кое-какие склады с оружием — в основном правда легким стрелковым еще старого польского производства — и даже взять штурмом резиденцию коменданта города, оставив разрозненные немецкие части в Варшаве на короткий промежуток времени без общего управления.

Обилие оружия — кроме захваченных немецких складов у подпольщиков оказалось немело английского вооружения неизвестными тропами попавшего в бывшую столицу независимой Польши — позволило в первые дни поднять дух восставших на небывалый уровень и даже привлечь в свои ряды не мало простых горожан, поверивших было в скорое освобождение. Население Варшавы к осени 1946 сократилось где-то до 650–700 тысяч человек и нет ничего удивительного, что общие силы восставших на пике удалось довести аж до 65 тысяч бойцов.

Тем не менее, в руках немцев остался железнодорожный узел, а попытка зацепиться за Прагу и вовсе полностью провалилась. Отступая на левый берег восставшие подорвали пару мостов, что в общем-то кроме морального удовлетворения им ничего принести не могло.

Ян осторожно высунулся из-за горы битого кирпича — более-менее надежная защита от стрелкового оружия, но появление у атакующих чего-то более тяжелого означало бы для обороняющих баррикаду достаточно быструю гибель, — с той стороны от позиции к позиции перебегали одетые в странную отличающуюся от традиционной немецкой «фельграу» форму.

— Мусульманский легион, — пробормотал Ян и сплюнул в отвращении на землю. Попытался сплюнуть: перемешанная с кирпичной пылью вязкая слюна вместо этого повисла соплей на подбородке. Ян просто вытер ее рукавом шинели и продолжил наблюдение. Раздался одиночный выстрел — очередной перебегающий «подкопченный» боец вермахта нелепо вскинул руки и упал на землю. — Отлично!

Настроение десятника враз приподнялось и даже ожидаемая атака уже не так сильно заставляла дрожать поджилки. В конце концов, они уже все давно считали себя покойниками, так что какая разница чуть раньше или чуть позже.

Немцы на начало восстания отреагировали максимально резко. К Варшаве были переброшены все расположенные в генерал-губернаторстве охранные части — СС хоть и расформировали, но грязную работу все равно кто-то делать должен был — набранные из швали со всей Европы. И не только Европы, двухлетнее пребывание немцев в Африке и на ближнем востоке сказалось и тут. За это время им удалось навербовать не много не мало почти полмиллиона местных, у которых зачастую просто не было другого варианта выжить. Альтернативой службе на Третий Рейх буквально за пайку была мучительная смерть от голода. Впрочем, нужно понимать какого качества это были подразделения, если туда набирали буквально всех. С другой стороны, какая разница, кого бросать на пулеметы, а заканчивающийся в Германии мобилизационный потенциал заставлял немецких генералов изворачиваться и находить резервы в неочевидных местах.

Однако идея с использованием поляков явно оказалась неудачной…

— Войтек, — еще спустя полчаса, когда ожидаемая атака так и не случилась, а Солнце уже уверенно перевалило на западную сторону небосклона, позвал Ян своего помощника, — смотайся в тыл узнай, будет ли сегодня горячая жратва или нам опять придется сухой корм точить?

— Понял, пан десятник, сделаю, — кивнул сообразительный парнишка и порысил дальше по улице. С каждым днем вероятность получения нормального — на сколько это вообще возможно — обеда падала буквальна на глазах.

Если в первые дни восстания на волне общего подъема бойцов кормили сами мирные жители, делясь с ними самым последним, то уже на пятый-шестой день все поменялось. Советы не торопились на помощь, а среди варшавян начали распространятся плохие слухи. Мол их всех бросили на убой и помощи ни с запада, ни с востока ожидать не стоит.

Если бы они знали истинную подоплеку, но вероятно попытались бы сделать ноги из обреченного города еще в самый первый день боев, но тогда все выглядело достаточно радужно.

Нежелание СССР идти на переговоры о послевоенном разделе «пирога» сильно беспокоило Вашингтон и Лондон. Еще больше беспокоилось французское правительство в Дакаре, — танки с красными звездами на Монмартре снились де Голлю в кошмарах каждую вторую ночь, — но их мнение вообще никого не интересовало. Отсюда ноги авантюрного плана и выросли, причем, не смотря на разлад между американцами и англичанами, именно в этом аспекте они проявили недюжинную солидарность. Янки совершенно не нравилось то, что их атомные бомбардировки Германии, а потом Японии в советской прессе — а с ее подачи и в некоторых других «нейтральных» странах — начали называть не иначе как варварскими. Особенно неприятным сюрпризом стал поворот в этом направлении общественного мнения в Южной Америке, страны которой традиционны выполняли роль заднескамеечников, поддерживающих Вашингтон на различных международных конференциях.

— Ничего поприличнее не было? — Спустя час после того как в тыл отправили молодого бойца, оттуда прибыл носильщик с кастрюлей каши. Каша оказалась недосоленной, переваренной и наличие в ней мяса сугубо в гомеопатических количествах, исправить эти недостатки было не способно.

— Жри не болтай, — окрысился работник кухни, которого нелестные отзывы об их стряпне уже порядком достали. — Скоро и этого не будет.

— Все так плохо? — Оторвался от своей плошки Ян.

— Плохо, — кивнул кашевар, с подозрением поглядывая наверх. Небо опять затянуло свинцовыми осенними тучами, намекающими на возможный дождь. Дождь быстро стал для восставших противником не хуже немецких пуль. В отсутствии нормальных укрытий и топлива для костров люди начали массово болеть, а недостаток питания и медикаментов не позволял нормально вылечиться. О том, что будет, если вся эта канитель не закончится с приходом холодов, было страшно даже думать. — Скоро друг друга жрать начнем.

Идея восстания заключалась в том, чтобы поставить правительство Советского Союза на «растяжку»: либо признавать Лондонское правительство, либо начинать с ним активно воевать. И если первое виделось маловероятным, тем более, что у Москвы уже имелось в кармане свое правительство, прорезавшееся буквально на следующий день после взятия Люблина, то вариант с открытым противостоянием и штурмом восставшей Варшавы советскими войсками выглядел на бумаге достаточно перспективным. Понятное дело, что столицу поляки удержать не смогут, но в идеологической плоскости это вполне можно было обернуть против самого СССР.

Для этого АКовцев заранее накачали английским оружием и настроили на начало восстания в момент, когда вермахт уже начнет убегать, а красная армия еще не успеет прийти. Самих поляков, о том, что им отведена роль жертвенного агнца, нужного дабы развернуть общественное мнение против Москвы, естественно не предупреждали. Их убедили, — впрочем сделать это, учитывая уровень компетентности лидеров этой нации, было достаточно просто — в том, что Москва на открытый конфликт с союзниками не пойдет, и Сталину придется так или иначе договариваться.

Воттолько именно с моментом начала восстания вышла очевидная промашка. Советские танки были еще достаточно далеко от города, и вопрос о том, что же именно подвигло Комаровского дать приказ о всеобщем выступлении так не вовремя, еще долго впоследствии занимал историков.

Версий тут было несколько. Сами поляки говорили о том, что триггером стала попытка немцев разоружить очевидно ненадежную польскую бригаду. Мол без ее участия шансов в любом случае потом не было бы, так что всякий смысл тянуть дальше время на этом просто терялся. Тут, однако была проблема в том, что кроме отдельных весьма нечетких упоминаний о возможном разоружении бригады, данных о подобных намерениях немецкого командования особо не было.

Зато была полуконсипрологическая теория о внедренном в штаб АК провокаторе, который в нужный момент либо сам подал сигнал о начале восстания, либо передал Комаровскому неверные сведения, сподвигшие генерала на такой опрометчивый шаг. Тут доказательств, понятное дело, тоже не находилось.

Была еще версия о банальной ошибке и версия о какой-то подковерной грызне уже внутри АК. Мол кто-то хотел «слить» засевших в Варшаве и считавших себя слишком самостоятельными от лондонского правительства генералов.

В одном сходились историки — акция изначально пошла не так, как задумывалась, ведь в момент выступления восставших советские танки были еще только в 60–70 километрах от столицы, что даже в самом оптимистичном раскладе означало 3–4 дня пути. Ну а все восстание изначально должно было стать молниеносной акцией, длящейся день-два. Какими бы оптимистами поляки не были — а они, выставляя к Москве требование отдать отторгнутые в 1939 году территории и плюс претендуя на Силезию и Восточную Пруссию с Кенгсбергом, были очень большим оптимистами — сражаться одной только легкой необученной пехотой против немецких регулярных частей АКовцы точно не собирались.

Пикантности тут добавлял факт того что сам Тадеуш «Бур» Коморовский и еще несколько человек из его штаба неожиданно пропали в середине октября. Причем ни трупов их никто не видел, ни среди пленных они в итоге не всплыли, и вот это обстоятельство навевает интересные мысли насчет возможной двойной подоплеки данных событий.

— Прячься! — То, что немцы начали обстреливать именно их квартал, Ян понял не сразу. Первый снаряд упал где-то в глубине, вызвав, судя по звуку, обрушение какой-то постройки, но такое бывало и раньше. Иногда немецкие «чемоданы» падали хаотично, на кого Бог пошлет, но вот прилет второго, третьего и четвертого снаряда мгновенно расставил все точки над «і». — Да не высовывайся тебе говорю.

Ян ухватил за шкирку молодого Войтека, который с дуру решил было выглянуть из отрытой на бывшей клумбе щели, и навалился сверху, придавливая пятнадцатилетнего пацана к земле.

— Аааа!!! — Закричал кто-то, вставляя свой голос в общую какофонию звуков. То ли задело, то ли нервы сдали…

— На позиции! Быстрее! — Едва короткий налет — ну как короткий даже пять минут под таким огнем сами по себе казались вечностью — прекратился десятник принялся вытаскивать своих подчиненных из укрытий и направлять в сторону баррикады, — сейчас попрут!

Ландшафт вокруг кирпичного укрепления всего за несколько минут изменился разительно. Обрушилась последняя трёхэтажка, которая подобно памятнику восставшим последнюю неделю светила пустыми окнами, и где раньше сидел один из немногих умевших сносно обращаться с винтовкой бойцов Яна. Крышу с нее сорвало еще раньше, а вот теперь обрушились и перекрытия. Стоять осталась только фасадная стена и то только до второго этажа.

Добавилось новых воронок, а в баррикаде появился немаленький такой пролом. Танк не пройдет, но для пехоты дорога была вполне открыта. Ко всему прочему в воздухе висел плотный туман из поднятой взрывами пыли и порохового дыма, так что глаза мгновенно начинали слезиться и потянуло чихать. Где-то в отдалении уже начали раздаваться отдельные выстрелы, потом рванул длинной очередью пулемет. Все говорило о том, что это не просто отдельный обстрел, а начало полноценной атаки.

Ян стряхнул пыль со своего СТЕНа, плюхнулся на обустроенную позицию и выглянул наружу: на том конце улице в его сторону разворачивалась какая-то самоходка. Учитывая, что из всех противотанковых средств у защитников были только бутылки с зажигательной смесью, ничего хорошего полякам это не сулило.

Поводив дулом из стороны в сторону, бронированная машина плюнула огнем: баррикада вновь содрогнулась и во все стороны начали разлетаться куски кирпича. Кто-то опять заорал от боли. С той стороны к орудию присоединилась пара пулеметов, работая по вершине баррикады на подавление. Ян осторожно высунулся и дал короткую очередь в сторону немцев. За ним начали стрелять и другие бойцы десятка. Те, которые еще могли это делать.

В ответ на очередь из пистолета-пулемета — кого-то он вроде бы даже сумел задеть — на его позицию обрушился буквально ливень свинца, мгновенно заставив забыть о какой-то попытке оказать реальное сопротивление. Силы были слишком не равны.

— Отходим на следующую линию, — спустя несколько минут активного боя скомандовал Ян. Этот маневр — отступление в смысле — восставшим давался лучше всего. Немцам для того чтобы протащить свою самоходку дальше по улице как минимум придется разобрать баррикаду. А там глядишь и подкрепление из глубины квартала подойдет.

Ян подхватил оружие и пригибая голову бросился по диагонали к специально оставленному проходу между домами. Повернулся и выпустил в сторону противника длинную очередь на весь магазин, пытаясь хоть как-то прикрыть отход своих бойцов. Получилось откровенно жалко. Да и отступать уже было-то некому по большому счету. Из пятнадцати человек бывших под рукой десятника еще часом ранее команду на отход смогли выполнить лишь пятеро, считая самого Яна. Остальные либо погибли при обстреле, либо были скошены пулями штурмующей баррикаду пехоты. И то, что немцы — а вернее арабы из мусульманского легиона — тоже теряли своих на установленных перед укреплением минах, поляка совсем не радовало.

Что же касается самого восстания, то активные боевые действия в Варшаве продолжались чуть ли не всю осень. К середине сентября немцы смогли закрепить фронт на востоке и даже немного оттеснить советские войска в сторону Люблина, после чего не торопясь начали перемалывать силы восставших. К городу были переброшены два дивизиона уцелевших еще с начала войны тяжелых осадных 355мм гаубиц и кое-какая другая осадная артиллерия, которая со времен осады линии Мажино в 1940–1941 годах простаивала без дела, и эти орудия принялись просто стирать с лица земли квартал за кварталом без оглядки на возможные жертвы со стороны мирных жителей. Учитывая, что с бомбардировочной авиацией люфтваффе дела обстояли не слишком хорошо, — плюс советская авиация, не смотря на ярко выраженную антикоммунистическую направленность восстания регулярно дежурила в районе Варшавы, перехватывала немецкие бомбардировщики, сама бомбила немецкие позиции и даже активно сбрасывала восставшим оружие и боеприпасы — осадная артиллерия стала, по сути, ее таким себе заменителем.

— Тра-та-та-та-клац! — Сказал пистолет пулемет, намекая на то, что пора поменять магазин. Пара мусульман, лезущая через верх баррикады удачно подставились под выстрел, и Ян не стал мешкать. Пустой магазин полетел на землю, а дело пошел последний, в котором было всего семнадцать патронов. Еще сегодня утром поляк переснаряжал его, в тайне надеясь, что за ночь количество патронов увеличится, но чуда не произошло. И вот теперь пришло время пустить в ход последний резерв.

Меж тем прямо на гребень баррикады с другой стороны успел вползти немецкий пулеметчик. Он резво приладил свою машину для убийств и принялся поливать длинными очередями каждое кажущееся ему подозрительным место. Против такого аргумента пистолет-пулемет уже не плясал совершенно. Желая выиграть себе время, Ян рванул кольцо гранаты и быстро высунувшись из-за угла кинул ее в сторону напирающих мусульман, после чего пригнувшись рванул вглубь созданного из частей разрушенных строений лабиринта.

Начиная с 20-х чисел сентября кольцо вокруг удерживаемого восставшими центра города потихоньку начало сжиматься. Сначала 24 числа в ходе локального наступления восставших выбили с берега Вислы, что тут же поставило точку во всех разговорах о возможной советской помощи. Левый берег реки был высоким и обрывистым и пытаться переправиться через широкую водную преграду в городских условиях, когда противник держит противоположный берег означало нарваться на огромные потери, на что Ставка в любом случае уже не пошла бы. Это означало, что в самом лучшем случае советы будут пытаться форсировать реку — которую, нужно напомнить, вермахт целый год перед этим укреплял, строя защитные сооружения и активно закапываясь в землю — либо выше, либо ниже по течению и только потом пробиваться к городу. Шансов восставшим такой расклад не оставлял даже теоретических.

Командующий группой войск, выделенной для подавления восстания, бывший ССовец, генерал-полковник фон дем Бах, понимая, что прямой штурм его откровенно говоря третьесортные части, набранные в основном из отрядов охраны тыла и имеющие всего два десятка танков в распоряжении, просто не потянут, принял за основу тактику медленного удушения. Так под прикрытием пехоты на прямую наводку выводились 15 см гаубицы, которые просто сносили укрепления поляков, после чего все переходили к следующему рубежу. Таким образом уходило много времени, боеприпасов, но соотношение потерь перекашивало просто чудовищным образом в пользу немцев.

В немецком генштабе в какой-то момент даже рассматривали возможность использования химического оружия, для выкуривания восставших из всех нор. Это сулило быструю и бескровную победу, однако в итоге от этой идеи отказались. Новое правительство Германии старалось максимально полно отмежеваться от деяний Гитлера и подставляться использованием химоружия не пожелало.

К 17 октября в руках восставших оставался только старый центр города общей площадью примерно в полтора квадратных километра. При этом целых строений на этой территории из-за непрекращающегося ни днем ни ночью артиллерийского обстрела — невозможность нормально спать к концу восстания превратила защитников города в натуральных живых мертвецов — практически не осталось. Только различного размера груды битого кирпича и камня. Учитывая приход холодов и начало дождей, а также заканчивающийся запас продовольствия, положение восставших выглядело более чем плачевно.

Тут нужно отметить, что никакого резона для немецкого генштаба форсировать штурм этой «крепости» просто не было. От обеих железнодорожных веток, по которым шло снабжение через Варшавский узел фронтовых частей поляков отбросили еще в конце сентября, а запертые в разрушенном центре города они в общем-то мало кому мешали.

Переговоры о сдаче начались уже во второй декаде ноября. К этому моменту советские части уже полностью заняли Прагу — не ту которою в Чехии, а ту которая правобережный район Варшавы — однако восставшим это уже помочь не могло.

Всего в плен сдалось около 20 тысяч восставших из которых 70 % были простыми жителями Варшавы, доведенными войной до отчаяния и попытавшимися что-то изменить, взяв в руки оружие. Потери непосредственно АК составили всего около 10 тысяч человек убитыми пленными и пропавшими без вести.

Общие военные потери восставших таким образом составили примерно 45 тысяч человек против 15 тысяч убитых и раненных немцев. Потери же среди мирного населения и вовсе тяжело поддаются подсчетам. Никакой статистики по учету населения Варшавы в послевоенное время найдено не было, и точно сказать, сколько людей жило в бывшей столице Польши даже перед боями, видится достаточно сложной задачей. Сначала бои за Варшаву в 1939 году, потом восстание в гетто в 1943, плюс массовые репрессии и высылка поляков на работы и в концентрационные лагеря… Большинство историков в итоге дают общее население Варшавы перед восстанием в 650–750 тысяч человек. Перепись же, проведенная советскими войсками в январе 1947 года поле освобождения города, дала всего 31 тысячу уцелевших жителей на левом берегу Вислы. Хотя тут нужно еще учитывать тяжелые бои за город, который немецкий генштаб пытался удержать до последнего.

Таким образом вероятнее всего общие потери мирного населения за эти три с половиной месяца непрерывных боев составили от 200 до 300 тысяч человек из которых убитыми от 170 до 200 тысяч. Сам город был полностью уничтожен. Разрушения городской застройки составили к концу 1946 года примерно 80 %.

Это обстоятельство послужило причиной того, что послевоенной столицей освобожденной Польши стал Краков.

Глава 7

Шталаг XX B Мекленбург, окрестности одноименного города, август 1946 года

— Подъем, подъем! — Голос дежурного ворвался в сон майора мерзким скрипом несмазанных дверных петель. Ирвинг с трудом открыл глаза и сел на нарах свесив ноги с высоты своего второго этажа. Не смотря на летнюю, весьма теплую погоду бараки были каким-то совершенно магическим образом построены так, что в них постоянно гуляли коварные сквозняки. Если летом это грозило в худшем случае насморком, то зимой количество больных вырастало по экспоненте.

— Это вам не дом отдыха… — Проморгавшись буркнул себе под нос майор и, спрыгнув с нар, споро пошуровал в сторону умывальников. Пока еще была возможность умыться и справить нужду без особой толкучки. Как не крути, десяти раковин на более чем двести человек населяющих барак было недостаточно, а немцы последнее время были нервными, если замешкаться, можно было и прикладом в зубы отхватить. Чего естественно английскому летчику совсем не хотелось.

После короткого утреннего туалета военнопленных вывели наружу для первой дневной поверки. Несмотря на то, что бегали пленные британцы совсем не часто, бдительность охрана совершено не теряла и службу свою несла как нужно.

— Майор Ирвинг, — с жутким немецким акцентом произнес дежурный его фамилию.

— Здесь! — Тут же отозвался летчик и выйдя из строя перешел к тем, чье наличие в лагере уже было подтверждено. Дальше пленным предстоял скудный завтрак и распределение на работы.

Когда майор Ирвинг только попал в плен, это было в самом конце 1944 года, изначально его направили в офицерский лагерь близ Дуйсбурга. Его контингент практически на сто процентов состоял из военнопленных офицеров, разговаривающих на английском языке. Британцы, американцы, канадцы, австралийцы. В основном пилоты сбитых над Германией самолетов.

Изначально, не смотря на опасения майора за свое будущее, после проведения двух весьма неприятных недель в пересыльном дулаге — по сути просто кусок территории, обнесенный колючей проволокой и ограняемый пулеметчиками на вышках, что в условиях зимы было как минимум не слишком комфортно — майор попал именно в офицерский лагерь, где условия содержания были более чем приличными.

Барак разделенный на отдельные комнаты по четыре человека, вполне добротное питание, куча свободного времени, возможность писать письма домой и получать оттуда посылки с продуктами и всякой мелочью. Плюс офицеров никто не заставлял работать, а главным врагом неудачно приземлившихся на немецкой земле пилотов была, по большом счету, только скука.

Даже редких бегунков — тех, кому сидеть в лагере было слишком тесно, и они пытались совершить побег, чаще всего подкапываясь под ограждение — крайне редко за такие попытки серьезно наказывали. Чаще всего их, ввернув пару зуботычин, просто возвращали назад, хоть надо признать были случаи и перевода в концлагеря и даже расстрелов в случае сопротивления или нападения на кого-нибудь из немцев.

В целом, первые полгода жизнь майора Ирвинга в немецком плену была вполне комфортной. Учитывая, что за предыдущие четыре года войны он в отпуске был всего пару месяцев, такое вынужденное ничегонеделание воспринималось где-то даже с удовлетворением.

Но все изменилось в конце лета 1945 года.

После того как два немецких города сгорели в атомном огне — и после ответного визита люфтваффе в Лондон — режим содержания англоговорящих пленных резко изменился, а Ирвинг почувствовал это изменение буквально на своей шкуре. Уже в конце сентября 1945 года офицерский лагерь был расформирован, а пленные переброшены в общий лагерь для военнопленных под Магдебург. Тут уже о хорошем к себе отношении можно было забыть. Нет, майор в принципе немцев где-то даже понимал, вот только ему самому от этого легче не было.

Первое, на что обратил внимание Ирвинг, новом лагере жратва была на два порядка хуже, а порции меньше. Тут, впрочем, одновременно сказывалось и общее бедственное положение Германии, где и коренное население к этому времени стало порой недоедать.

Пришлось быстро забыть о мясе, сладком и других излишествах. Теперь его стандартное меню состояло из отвратительно сваренной каши и овощных супов, где воды было куда больше чем собственно супового содержимого. Капуста, картофель, брюква — вот и все не слишком богатое пищевое разнообразие.

Были запрещены письма и получение посылок из дома, а вместо праздного времяпровождения теперь их каждый день вместе с рядовым составом, не делая никаких различий, гоняли на тяжелые работы.

Исчезли из жизни пленных британцев и такие излишества как горячая вода, которую им раз в два дня в прошлом лагере позволяли набрать для помывки, книги, организованный театральный кружок тоже канул в лету.

Но хуже всего то, как изменилось к британцам, особенно к пилотам, которых среди пленных офицеров было большинство, само отношение немецких надсмотрщиков. Если до этого оно было в высшей степени джентельменское, то теперь буквально в каждом взгляде, бросаемом на пленных, читалась ничем не замутненная ненависть. Сотни тысяч ни в чем не повинных женщин и детей, сожжённых заживо в разрушенных атомном огнем городах, навсегда перечеркнули любую возможность к снисхождению.

— Пятая секция в полном составе сегодня на разгрузку вагонов, — после достаточно скудного завтрака их вновь вытроили на плацу и принялись распределять на работы.

— Вагоны — это хорошо, — тихо пробормотал стоящий рядом с майором в строю австралийский сержант Мюррей. Он в плену находился еще с 1941 года, что заметно отразилось на внешности парня. В свои двадцать четыре он выглядел на все тридцать пять: возраста добавляли полностью седые волосы, желтоватая кожа и несколько отсутствующих зубов с левой стороны — последствие знакомства прикладом надсмотрщика. При этом сержант был из той породы людей, что никогда не унывают, со всеми на короткой ноге и главное — непостижимым образом всегда находятся в курсе последних событий.

— Это да, — согласился летчик. На разгрузке всегда можно было что-то стырить, а если попадется груз с продуктами питания, то и немного поднадбить брюхо. При определённом везении конечно: конвой такие штуки обычно крайне не одобрял, и при случае вполне можно было получить все тем же прикладом. Впрочем, немцы особо не жестили и риск совершенно точно стоил того. — А то я за прошедший год скинул уже фунтов тридцать не меньше. Уж точно лучше, чем копать глину.

Майор был мужчиной высокого роста — полные шесть футов — и к тому же достаточно атлетического телосложения. От последнего правда за время пребывания в лагере под Магдебургом практически ничего не осталось. Скудная кормежка и тяжелая работа высушили Ирвинга до состояния вешалки. Роба на нем болталась как на огородном пугале.

Сама сорокаминутная прогулка до железнодорожной станции была в некотором роде даже приятной. Светило теплое августовское Солнце, пахло летом, а прошедший ночью дождик немного прибил пыль и добавил свежести в воздухе.

Вдоль дороги располагались типичные немецкие фермы, фахверковые двухэтажные дома с острой двускатной крышей, вокруг них сады и поля. Часть пленных ввиду нехватки рабочих рук трудилась в сельском хозяйстве: хоть мужчин и мобилизовали, но работы от этого меньше не становилось, поэтому правительство компенсировало эту проблему именно за счет военнопленных. И тут уж как повезет — можно было попасть к нормальным людям и жить без особых проблем, но попадались порой и натуральны изверги, любящие мучать ближнего… В общем, все как везде.

На станции оказалось, что состав, ради которого пленных дернули из лагеря еще не пришел. Хваленая немецкая точность, столкнувшись с реалиями войны, мобилизацией опытных рабочих и служащих, уничтожением инфраструктуры и конечно же общим военным беспорядком, дала глубокую трещину. Впрочем, учитывая обстоятельства, даже то, что поезда еще вообще хоть как-то ходили, обеспечивая работу экономики было немалым достижением само по себе.

Пока англичане ждали свой состав к станции пришла еще одна колонна пленных. На сей раз русских, что было видно по большим буквам «SU» нарисованных на спинах весьма оборванного вида мужчин.

— Вот уж кому изменения пошли на пользу… — Пробормотал сидящий рядом траве сержант.

— Ты о чем? — Задумавшись о своем, Ирвинг не успел проследить за мыслью австралийца.

— Знаете Докинза из третьего барака? — Вместо ответа переспросил Мюррей.

— Возможно, — отличии от собеседника майор мало с кем общался в лагере, ограничивая себя лишь наиболее необходимыми контактами. Не то, что бы окружающие люди ему не нравились, просто Ирвинг по натуре был человеком нелюдимым и постоянно пребывание в скученности давалось ему не легко само по себе.

— Его над Кенгсбергом сбили, и он успел посидеть в одном из лагерей на востоке до того, как попасть к нам. Такие вещи рассказывает, что Господи помоги.

— Какие? — Не удержался от вопроса британец.

— Еще прошлой осенью, взятых в плен русских боши вообще не считали за людей. Их морили голодом и расстреливали за малейшее нарушение режима. Пачками.

— Не может быть, — не то чтобы Ирвинг был о немцах слишком высоко мнения, да и пропаганда последние года полтора твердила об их зверствах в оккупированной Европе просто не замолкая, однако привыкший фильтровать информацию офицер к таким выпадам в сторону противника относился с известным скепсисом. Он отлично понимал военную необходимость представить врага в виде натурального дьявола, расчеловечить его, но и верить всему что вещает ВВС тоже считал ниже своего достоинства. — Какой смысл в уничтожении пленных, если можно заставить их работать и иметь с этого выгоду?

— Большевики не подписали Гаагские соглашения, их солдаты не подпадают под их защиту, — пожал плечами сержант.

Это была правда, однако правда не вся. С началом боевых действий СССР обратился в частном порядке к Германии с предложением на двусторонней основе придерживаться основных принципов, которые в этих конвенциях были изложены. Ответа Москва не получила, и очень быстро стало понятно, что к советским пленным — благо их было не так много, как могло бы быть получись первый удар вермахта по настоящему неожиданным — у немцев совершенно особенное отношение.

— Но ведь это не повод теперь превращаться в зверей, — сказал Ирвинг и тут же прикусил язык. Идущая уже долгих семь лет война показала, что таких моральных глубин, в которые не мог бы пасть человек, просто не существует.

Русских меж тем так же усадили на траву в ожидании своего «поезда», причем разницу в обращении по отношению к двум группам пленных можно было заметить просто невооруженным глазом. Пленники с буквами «SU» на спине были заметно более изможденными нежели заключённые шталага XX В, да и охранники совсем не брезговали возможностью ткнуть кого-нибудь из своих подчинённых прикладом карабина. Впрочем, откровенной жестокости тоже видно не было.

— Ну да, ну да, — протянул австралиец, который в плену был гораздо дольше и соответственно расстался с иллюзиями раньше, потом он встрепенулся и ухватив обратно нить повествования продолжил рассказ. — Так вот, говорят, после ноября прошлого года все резко изменилось. Если до того, как армейцы прикончили бесноватого, лагерным надсмотрщиком натурально выдавали разнарядку, сколько пленных должно сдохнуть за неделю, то после, а особенно после того как бошам наподдали хорошенько там на востоке, все поменялось.

Несмотря на то, что пленные были во многом отрезаны от внешнего мира и соответственно от новостей о происходящих за забором событий, информация все равно просачивалась внутрь. Пленных переводили из лагеря в лагерь, попадались иногда более словоохотливые охранники, знающие язык и с которым можно было перекинуться парой слов, ну и конечно в привилегированном положении тут находились те пленные, которые попадали на внешние работы. Во всяком случае те из них, кому с этими работами везло.

— И что? — Исключительно дабы показать, что он слушает, треп австралийца переспросил майор.

— Говорят кормить их стали лучше и расстреливать не за каждую провинность, а через раз, — сержант пожал плечами и добавил. — Говорят, что даже к евреям, тем кто еще в живых остался, отношение в лучшую сторону поменялось, но тут уж совсем трудно сказать, правда это или нет.

— Евреи — это да… — Нетерпимость гитлеровского режима этой нации была в общем-то общеизвестна.

На станцию меж тем въехал поезд, дал длинный гудок и остановился. После которктого выяснения отношений в составу погнали русских, британцы зе продолжили сидеть на месте.

— Что там выгружают? — Попытался рассмотреть любопытный сержант.

— Картошку кажется, — зрение для пилота было одним из главных качеств, поэтом не было ничего удивительного в том, что Ирвинг сумел рассмотреть подробности первым. В этот момент ветерок переменился и дунул сторону британцев, принеся невообразимую какофонию запахов. — Причем судя по всему гнилую.

— И что с ней будут делать?

— Судя по всему, кормить русских, — усмехнулся майор, такому быстрому опровержению слов австралийца о более приличном отношении бошей к большевикам. Причем, судя по тому, что русские совсем не протестовали против погрузки в грузовики такой, мягко говоря не слишком приятной субстанции, с кормежкой у них было все куда хуже, чем у британцев.

— Да уж, не дай Господь… — Пробормотал австралиец и на этом разговор угас сам собой.

На самом деле после смерти Гитлера ситуация вокруг концентрационных лагерей Третьего Рейха действительно изменилась, пусть и не так радикально, как стоило бы сделать для действительно резкой «смены имиджа». В конце концов, от того, что СС расформировали, а лагеря перешли частично в ведомство министерства полиции, частично абверу, а частично под руку военных, само по себе ничего не изменилось. Для начала нужно было как минимум поменять работающих там людей, а вот с этим было уже достаточно сложно, людей в Германии остро не хватало во всех сферах.

Тем не менее перемены были. Практически полностью прекратилось целенаправленное уничтожение евреев, военнопленных и прочего нежелательного контингента. Теперь немецкое правительство рассматривало этих людей как ресурс и разбазаривать его без пользы не собиралось.

Одновременно, чувствуя приближение конца, еще зимой 1945–1946 годов был отдан приказ по максимуму уничтожать все улики, могущие свидетельствовать против немцев. Раскапывались могилы, эксгумировались трупы, крематории работали по 24 часа в сутки. Уничтожались документы, разбирались здания. Понятное дело, полностью все следы своей людоедской деятельности немцы уничтожить были не в состоянии — за пять лет работы в том же Аушвице было уничтожено чуть ли не два миллиона человек, и такие вещи просто так не спрячешь, — но это не значит, что они не пытались.

Постепенно прекратился поток новых людей, доставляемых в лагеря смерти, а самые одиозные места типа того же Аушвица или Майданека — тем более, что к ним достаточно быстро приближались советские войска — были просто закрыты, снесены, а территория их была распахана под поля для полной невозможности проведения каких-либо следственных мероприятий.

Последний действительно серьёзный всплеск активности по отправке гражданского населения в концлагеря имел место осенью 1946 года после начала Варшавского восстания, когда ввиду приближения фронта немецкие генералы приняли решение хорошенько зачистить тылы от потенциальных партизан. Результатом этого стало попадание порядка ста пятидесяти тысяч человек в основном польской национальности в лагеря расположенные на западе Германии и даже во Франции.

Впрочем, и тут нужно отметить, что поскольку практика массового уничтожения населения уже была прекращена, после окончания боевых действий большая часть этих людей в итоге смогла вернуться к себе домой.

Всего за период с 1934 по 1947 годы через немецкие концентрационные лагеря прошло порядка 23–25 миллионов человек — в основном евреев, цыган, преступников, коммунистов и военнопленных — из которых около 16–18 миллионов в итоге так и окончили свой жизненный путь за колючей проволокой. Вследствие тотальной зачистки соответствующей документации в 1946–1947 годах, точные цифры в итоге так и остались неизвестны.

Глава 8

Бреттон-Вудс, США, сентябрь 1946 года

В первых числах сентября 1946 года в курортном городке Бреттон-Вудс, что на северо-востоке США, начала работу международная конференция по вопросам функционирования послевоенной финансовой системы.

Поскольку никакой международной организации, тем или иным образом объединяющей в политической плоскости большую часть государств планеты организовать не получилось, — СССР всячески уклонялся от взятия на себя каких-либо обязательств по послевоенному обустройству Европы — непосредственным организатором встречи выступили сами Соединенные Штаты Америки.

Интерес США тут был понятен. Это государство сосредоточило на своей территории к концу 1946 года порядка сорока процентов всей промышленной мощи планеты и теперь намеревалось конвертировать свое экономическое превосходство в политическое. При этом нужно понимать, что у янки все было далеко не так радужно, как могло бы казаться на первый взгляд.

Американцы сумели за семь лет войны раскочегарить свою экономику до крайнего предела, выдавая на-гора огромный объем военной продукции, которой они теоретически могли бы завалить весь мир. Вот только тут и крылась маленькая хитрость: производство танков, самолетов и авианосцев само по себе прибыль в казну США принести не могло. Оно было необходимо для того, чтобы расчистить поле от конкурентов, а потом резко переориентировав промышленность на мирные рельсы, занять освободившиеся рынки и завалить мир товарами.

И план почти удался, во всяком случае в части уничтожения конкурентов так точно. Европа лежала в руинах, Британская империя уже буквально гнила заживо, от нее прямо на ходу отваливались куски мяса в виде бывших колоний, Япония и Германия в скором времени вообще должны были перестать существовать как самостоятельные игроки, а Советский Союз отвоевав два года на своей территории еще должен был сначала зализать собственные раны, прежде чем всерьез думать о конкуренции со Штатами. Все так.

Однако было тут одно большое «Но». Уничтожение конкурентов не означало автоматического захвата рынков американцами. И действительно, какая польза янки от того, что британцы ушли — сбежали, если говорить точнее — из центральной Африки или Индии, если там после этого началась гражданская война всех против всех с геноцидом белого населения и разрушением инфраструктуры? Какие товары может потреблять та же Индия, где межу собой воюют как минимум три мощные группировки и конца противостоянию пока не видно? Ну а Европа, Китай и Юго-восточная Азия и вовсе не смотря на очевидную близость окончания войны, все еще были под оккупацией Германии и Японии.

И не было бы тут особой проблемы, если бы не маленькая неприятность. Американцы спокойно додавили бы Германию и Японию, навели бы порядок в Африке и Азии, кому надо заплатили, кого надо — разбомбили… Вот только время, на это нужно было хотя бы два-три года. СССР же явно не собирался давать капиталистам возможности закрепиться на новых рубежах. Существовала реальная опасность того, что танки с красными звездами войдут в Париж и Рим — про Берлин и говорить нечего — раньше союзников, и что влияние Москвы в Дели и Пекине если не превзойдет американское, то будем как минимум сравнимо.

Это Вашингтон не устраивало категорически. Просто потому, что даже самая сильная экономика мира не способна работать в долг поставляя все подряд на внешние рынки без отдачи слишком долго. Альтернативой тут было скатывание обратно в рецессию и кризис, и понятное дело, что вашингтонские ястребы были готовы сжечь в ядерном огне еще сотню городов по всему миру лишь бы не допустить этого и не проиграть следующие выборы. Американцам нужно было срочно форсировать события, и созыв конференции в Бреттон-Вудсе был частью именно этой политической линии.

В США в итоге приехали представители 37 государств, из которых правда часть, по сути, не имела никакой реальных полномочий — территории Бельгии, Нидерландов, Люксембурга, Чехословакии и Польши были все еще оккупированы — остальные же просто не смогли отказаться от подобного «предложения». А правительство Польши не имело легитимности вдвойне, поскольку к этому моменту в Люблине уже работали альтернативные органы власти, ориентированные на СССР.

О своем неучастии в конференции сразу объявил Советский Союз. Более того Москва сумела надавить и на кое-каких соседей, чтобы те так же не отправляли в США свои делегации. В первую очередь тут речь про четверку стран Балканской Антанты, которые хоть и продолжали сохранять формальный нейтралитет, однако были вынуждены подстраиваться под текущие реалии. А реалии говорили о наличии восьмимиллионной армии у их границ, что мгновенно сужало простор для маневра практически до размеров материальной точки.

Правительства Ирака и Ирана так же были вынуждены считаться с мнением Советского Союза, поскольку к этому времени обе страны плотно попали в зависимость от северного соседа. После ухода отсюда немецких войск, образовавшийся было вакуум власти быстро был заполнен советскими танками.

Вообще территория ближнего востока, поделенная союзниками после окончания первой мировой войны исходя из своих собственных интересов, представляла собой нескончаемый клубок противоречий и взаимных претензий. Так, например, Иран — вполне логично надо признать, претендовал на кусок Ирака, населенный шиитами, курды требовали себе отдельного государства, сионисты всех мастей настаивали на выделении им куска Палестины, на западе Сирии подняли голову алавиты, а Ирак и Иордания и вовсе получались в таком разрезе полуразобранными территориями. В общем, необходимость пересмотреть границы государств тут назрела и перезрела, однако в Москве пока этим заниматься были не готовы и отложили это безусловно увлекательное занятие до «после войны».

Не поехали в Америку и представители китайского правительства. Ни одного из существующих. Если с коммунистами Мао было все и так понятно, то с Гоминьданом ситуация выходила несколько сложнее. Не смотря на ряд побед, одержанных китайской армией над ослабленными чередой поражений японцами, по факту вся береговая линия этой страны к этому времени еще находилась в руках подданных Микадо, что делало практически невозможной доставку помощи от внешних союзников.

В свою очередь после победной зимней кампании 1945–1946 годов, когда СССР смог вновь вздохнуть полной грудью и перейти от обороны и поражений к наступлениям и победам, прекращенное им ранее снабжение союзников вновь было возобновлено. Естественно, ссорится в такой ситуации с единственным, по сути, источником тяжелого оружия Чан Кайши посчитал неразумным.

Индусы же не поехали по той причине, что одним из устроителей конференции формально числилась Британия, с которой у Индии — той ее части, которая претендовала на господство на всем субконтиненте — продолжался полузатухший военный конфликт. И хоть британцы уже вывели войска из своей мятежной колонии, никакого договора между ними пока заключено не было. Более того, Британцы, выведя из северных мусульманских областей свои военные части, оставили там практически все оружие и снаряжение, и даже умудрялись кое-что подкидывать мусульманам уже после бегства, пользуясь освобождением Индийского океана от японского флота. Мотивы их были очевидны, и Дели своим демаршем явно показывал, что мириться с политикой Лондона дальше не намерен.

Таким образом, еще до начала конференции можно было констатировать тот факт, что планы Вашингтона в определенной степени дали трещину. Из 37 присутствующих стран 19 представляли Центральную и Южную Америку, которая и так уже сто пятьдесят лет представляла собой задний двор Соединенных Штатов, и для доминации над которыми никакие конференции были не нужны. К той же категории можно было отнести таких экономических гигантов как Либерия, Филиппины, Эфиопия — отсюда еще вообще итальянцев не до конца выбили — и Исландия. Плюс Франция, которая и так лежала под Штатами так плотно, что даже пискнуть самостоятельно была просто неспособна.

За два дня до начала работы конференции США провели уже третью серию атомных бомбардировок. Под удар попали японские города Кагосима, Сасебо, и Осака, а также оборонительные узлы немецко-итальянской армии в Тунисе. В Северной Африке американцы взорвали правда в качестве эксперимента только одну бомбу, однако тут их ждало полное разочарование.

В отличии от бомбардировок городов, которые приносили видимый эффект в виде масштабных разрушений, уничтоженной промышленности и инфраструктуры и конечно же сотен тысяч смертей гражданского населения, удары по закопавшейся в землю пехоте оказались куда менее эффективными. Воздушные подрывы на высоте в примерно в 500 метров — привычно используемая янки тактика — давала достаточно небольшой радиус сплошного поражения в 300–500 метров. Дальше же укрывшаяся в окопах, блиндажах и даже просто за складками местности пехота практически не пострадала. Конечно испытавшие на себе всю мощь ядерного оружия бойцы в итоге нахватались излучения — опаснее всего была радиоактивная пыль, попавшая в легкие и потом еще длительное время облучавшая внутренние органы — однако терминальных стадий лучевой болезни практически не случалось, ну а шансов на длительную жизнь у немецких солдат в 1946 году и так было откровенно немного. Главное, что они могли сражаться здесь и сейчас, а возможная смерть от рака через год или два не волновала в тот момент никого. Ни американское командование, ни немецкое ни, зачастую, даже самих облученных.

Еще меньше ядерные удары повлияли на технику. Буквально все танки и почти вся артиллерия получили достаточно незначительные повреждения и вполне могли использоваться в дальнейшей обороне. В итоге попытки американцев атаковать немецкие позиции сразу после атомных ударов, успеха практически не принесли, а вместо этого обернулись большим репутационным поражением.

Ядерные бомбардировки, призванные сделать союзников по «свободному миру» более сговорчивыми, неожиданно возымели обратный эффект. Сначала в СССР, потом в странах, где было сильно влияние Москвы, а потом даже и в нейтральных государствах поднялся вал газетных публикаций о бесчеловечности использования ядерного оружия против мирного населения. И лучшей тут иллюстрацией служила именно кардинальная разница в эффективности этого оружия при использовании по военным и мирным целям. Параллели с химическим оружием, которое так же с распространением противогазов и прочих средств индивидуальной защиты стало считаться средством малополезным для использования на фронте — при том, что химическое оружие было запрещено уже почти полвека — были очевидны.

В будущем же, пострадавшие от собственного атомного оружия американские морпехи, надышавшиеся той же облученной пылью, что и их немецкие визави, организовали общественный союз и еще много-много лет кошмарили правительство, выбивая для себя всяческие льготы и компенсации. Впрочем, это уже немного другая история.

Из-за вышеописанных событий начало работы конференции пришлось сдвинуть на два дня с 8-го сентября на 10-ое, поскольку англичане, видевшие в такое ядерной демонстрации намек в первую очередь себе, чуть было — ну и на фоне общих ухудшившихся за прошлый год отношений с Вашингтоном — вовсе не уехали из США. Только доведенное по неофициальным каналам мнение о возможной остановке ленд-лиза в случае чрезмерной самостоятельности Лондона вынудила английскую делегацию остаться.

Сама конференция тоже прошла не настолько гладко как хотелось бы ребятам из Вашингтона. Во-первых, англичане все же смогли собрать всю волю в кулак и встали в жесткую оппозицию к бывшей колонии. Объяснялось это достаточно просто: в Лондоне к этому времени уже окончательно лишись всех иллюзий насчет возможности сохранения Британской Империи в том виде, в котором она существовала до войны. Было очевидно, что ни Индию с Юго-Восточной Азией, ни Африку удержать уже не получится, и главной задачей, которую Черчилль видел теперь перед собой, было сохранение того, что еще теоретически можно сохранить. И в такой ситуации попадание в финансовую зависимость от Вашингтона означало бы окончательное скатывание в разряд второстепенных государств.

Если же посмотреть на экономические расклады, то при всей кажущейся безусловной доминации США, на самом деле ситуация вырисовывалась не столь однозначной. Если посмотреть на динамику роста ВВП наиболее развитых стран Земли, то выходила интересная таблица.

Страны______1938____1939____1940____1941____1942____1943____1944____1945____1946.

США________800_____869_____943_____1094____1181____1272____1369____1378____1371.

СССР________359_____366_____417_____478_____545_____620_____581_____490_____591.

ВБ__________ 284_____287_____316_____344_____353_____361_____346_____290_____311.

Франция_____186_____199_____171_____159_____92______38______46______52______65.

Германия____ 351_____384_____397_____422_____457_____526_____547_____532_____473.

Италия______ 141_____151_____157_____161_____159_____153_____150_____148_____149.

Япония______169_____184_____192_____196_____198_____201_____192_____187______141.

(Под Францией тут имеется ввиду та часть, которая осталась под контролем правительства в Дакаре;

В состав ВВП Германии включены показатели оккупированных территорий, без формально независимых стран;

Очевидно, что подсчет ВВП закрытых экономик СССР и Германии былвесьма условным. При том, что в отличии от США в этих странах практически отсутствовали финансовые рынки и соответственно вклад в общий ВВП от их работы. Поэтому один условный доллар ВВП СССР был по своему реальному наполнению несколько более весомым нежели тот же доллар ВВП США.)

СССР за несколько «жирных» предвоенных — а также военных, до начала своего непосредственно участия в большом конфликте — лет успел очень хорошо вырасти, став, по сути, с отрывом первой экономикой Европы. Если добавить сюда еще и потенциальное поглощение Германии, Венгрии, Польши, Чехословакии и возможно даже Западной Европы и тот факт, что экономика США уже уперлась в потолок и второй год не показывала никакого роста, вырисовывалась вполне очевидная перспектива появления у Вашингтона полноценного конкурента в лице Москвы. И именно на этом факте и на том, что без остатков Британской империи США будет тяжело установить свою мировую гегемонию, британская делегация и попыталась сыграть собственную партию.

В ответ на предложение США перейти в международных расчетах исключительно на привязанный к золоту доллар, — а золотые запасы стран участниц перевезти на хранение в Америку — Джон Мейнард Кейнс возглавлявшей делегацию Великобритании высказал предложение о создании независимой «синтетической» валюты, эмиссией которой бы занимался созданный при участии всех заинтересованных сторон международный банк. Причем доли участия в этом самом банке должны были быть распределены так, чтобы США не имели в нем больше 50 %.

Очевидно, что такое предложение американцам понравиться просто не могло, и после двух недель дебатов оно большинством голосов — не зря же на конференции было столько американских заднескамеечников — было отвергнуто.

В итоге публикация финального меморандума ознаменовалось натуральным скандалом, когда Британцы вместе со своими сателлитами присоединятся к подписантам просто отказались. К отказникам присоединились не только делегации зависимых от Лондона территорий, но и тех стран чьи правительства временно квартировали в столице Великобритании. Сложно сказать, что именно переломило тут спину верблюду. Возможно понимание того, что создание новой финансовой системы неминуемо приведет к усыханию империи до одного острова, или предпринятая американским флотом попытка высадить десант на севере Красного моря для взятия под контроль Суэцкого канала. Янки, со всей очевидностью осознавая высокую вероятность того, что они не успеют к разделу европейского пирога, торопились добрать в других местах, и то, что эти территории раньше принадлежали союзнику, их уже совсем не смущало.

Возможно, дело было в «атомном» кидке, который администрация Дьюи провернула со своим младшим теперь уже, чего греха таить, партнером. Начиная с 1942 года Британия отказалась от разработки собственного ядерного проекта и в 1943 году подписала с США соглашение о совместных исследованиях, передав за океан все свои наработки. Британские специалисты и ученые сделали немалый вклад в то, чтобы Манхэттенский проект в итоге был доведен до логического конца. А по итогу янки тупо кинули островитян, приняв закон — Дьюи подписал его в конце июня 1946 года — о том, что сведения в атомной области не могут быть переданы никому. Можно сказать, что с британцами поступили ровно также, как они поступали со своими союзниками в течение последних ста пятидесяти лет, но кабинету Черчилля, который вынужден был теперь изыскивать средства на ядерный проект, по сути, заново от этого было совершенно точно не легче.

А возможно виной некие тайные переговоры с Москвой насчет образования торгового альянса для противодействия экономической экспансии США. Так или иначе Лондон в какой-то момент вспомнил о своем имперском прошлом, взбрыкнул и отказался добровольно идти на скотобойню, где место для островитян уже было, по факту, зарезервировано.

В Москве при этом никто особо не обольщался насчет такого, совершенного Черчиллем, поворота. Старый боров все так же оставался антикоммунистом до мозга костей, и альянс этот — СССР и Великобритании — даже в случае реального оформления мог бы быть исключительно временным. Тактическим.

Тем не менее Сталин отнесся к такому знаку внимания из Лондона максимально серьезно. Совместными усилиями двух государств вполне можно было не допустить янки в Европу, а там, чем черт не шутит, и вовсе загнать почувствовавшего вкус крови молодого хищника обратно на американский континент.

Глава 9

Южная Норвегия, сентябрь-ноябрь 1946 года

В отличии от Африки, которую немецкий генштаб не рассчитывал всерьез сохранить за собой и использовал исключительно в качестве вынесенного вперед передового рубежа обороны, Норвегию в Берлине планировали держать как можно дольше. Хоть экономической выгоды от того куска страны, что оставался в руках вермахта было не много — основная идея захвата Норвегии, а именно доступ к никелевым рудам на севере страны, была благополучно похерена еще в далеком 1940 году — просто так уйти отсюда немцы тоже не могли. Деоккупация Норвегии позволила бы англичанам базировать свои тяжелые бомбардировщики на аэродромах этой страны, что тут же существенно осложнило бы работу немецкого ПВО.

Сейчас английские «ланкастеры» могли взлетать только с британских островов, южная часть которых уже плотно пробивалась расставленными по атлантическому побережью немецкими радарами. Новейшая модификация под индексом FuMO 72 могла дотягиваться до воздушных целей на расстоянии аж 400 километров, что давало в случае массовых налетов немецкой ПВО примерно час времени на реагирование.

Тут англичане начали применять тактику глубокого обхода — взлетая с аэродромов северной Шотландии, куда немецкие радары не добивали, островитяне пытались проскользнуть по флангам, где и радаров было поменьше и силы ПВО были послабее. Получалось это далеко не всегда, но в любом случае выглядело более логичным нежели ломиться тупо в лоб.

Появление у британцев возможности базироваться на южную Норвегию вновь смещало чаши весов на сторону союзников. Это привело бы к срочной необходимости перекрывать радарными станциями север Дании и усиливать на том направлении силы ПВО. А сил этих, нужно признать, у Берлина к концу 1946 года было совсем не много.

Собственно, именно недостаток сил, очевидный в том числе и для командования в Лондоне, побудил последних попробовать прощупать немцев на северном направлении. Под командованием Рендулича в Норвегии находилось всего шесть пехотных дивизий плюс кое-какие охранные части, составленные в основном из местных коллаборационистов и имеющие весьма сомнительную боеспособность. И вот этими 70 примерно тысячами штыков немцам нужно было держать фронт в 150 километров — тут правда они больше полагались на сложный рельеф, чем на глубину обороны — и еще кое-как прикрывать побережье от возможных десантов. Очевидно, сделать это надежно просто не представлялось возможным.

Правительству же Черчилля остро требовались победы. Пусть небольшие, не имеющие стратегического значения, но хоть какие-нибудь. Плюс ухудшение отношений с Вашингтоном заставляло английский кабинет думать о восстановлении собственной сферы влияния самостоятельно. И вот Норвегия, где английские дивизий находились еще с 1940 года, и чей король некоторое время квартировал в Лондоне, подходила на роль первого кандидата как нельзя лучше. Дело оставалось за малым — подтвердить свои внешнеполитические притязания силой оружия.

Тут англичанам нужно отдать должное. Дополнительные силы они смогли перебросить в Норвегию максимально скрытно. Для будущего наступления были подготовлены три армейских корпуса:

1-й в составе 3-ей пехотной дивизии и 27 бронетанковой бригады должен был прорываться по центру проламывая немецкую оборону в лоб, для чего ему была придан отдельный тяжелый артиллерийский полк. 1-й корпус должен был максимально связать боем немецкие войска и не дать им парировать угрозы на второстепенных направлениях.

Канадский корпус в составе 3-й пехотной канадской дивизии, 2-й танковой бригады — опять же канадской — и 4-ой бригады специального назначения должен был действовать левее, ближе к границе со Швецией. С дорогами тут все было достаточно сложно, поэтому упор был сделан не на технику, а на хорошо подготовленную пехоту, способную передвигаться в горах и по бездорожью более свободно.

Норвежский корпус в составе 3-х пехотных дивизий — по сути все, что могла себе позволить эта страна при том, что 80 % ее населения все еще перебывала под немецкой оккупацией — действовал на правом фланге. В его задачу входило броском переправиться через Молде-фьорд, пользуясь тем, что немцы выделили на охрану бесконечного Норвежского побережья минимальный наряд сил. Тут их, впрочем, можно понять, учитывая длину береговой линии, чтобы прикрыть ее полностью не хватит никакой армии.

Кроме того, отдельно была подготовлена десантная операция в Берген. От этого немецкого города до Шетландских островов было всего 300 километров, что давало возможность «перепрыгнуть» эту дистанцию всего за одну ночь и свалиться немцам утром как снег на голову. Тем более что, это направление пока еще радарами прикрыто не было.

Это кстати стало одной из причин, почему англичане были вынуждены форсировать наступление и не дожидаться зимы, когда воды фьордов покрылись бы льдом и двигаться вперед стало бы гораздо легче. Просто у Лондона появилась информация о строительстве возле Ставангера немецкой радарной станции, которая с дальностью в 400 километров вполне дотягивалась до побережья Шотландии и таким образом еще сильнее сужала бы тактические возможности английской авиации.

Наступление началось одновременно во всех четырёх местах 16 сентября с первыми лучами осеннего солнца. Начало осени — традиционное время штормов в северной Атлантике, поэтому англичане отретировались в первую очередь на погоду, подгадав время которого затишья. Это было достаточно опасно, поскольку в случае неудачи — ну или как минимум, если немцы смогут удержать фронт от полного развала — снабжать атакующую группировку в длительном наступательном сражении было бы крайне сложно. Понятное дело, что кое-какие запасы были сделаны заранее, однако всего в любом случае предусмотреть невозможно, да и перевозки на континент англичанам приходилось по максимуму сдерживать, дабы не всполошить противника раньше времени.

Надо признать, удар английских войск оказался для привыкших к относительному спокойствию в этих местах немцев полной неожиданностью. Нет, в Норвегии тоже велись боевые действия, а в начале весны англичане даже уже прощупывали оборону вермахта парой коротких и не слишком успешных наступлений, но все же интенсивность боев тут не шла ни в какое сравнение ни с восточным фронтом, ни даже с Северной Африкой.

Впрочем, не смотря на неожиданность, сходу сбить немцев с их позиций войскам под командованием генерала Демпси не удалось. Сложная гористая местность сама по себе не располагала к глубоким прорывам, так еще и сами немцы за прошедшее полгода успели изрядно укрепиться, организовав в скалах целые системы из ходов и долговременных огневых точек.

То, что просто не будет показала первая же атака «Черчиллей» из 3-ей танковой бригады, которая при поддержке пехоты пыталась прорываться на центральном направлении. После короткой, но яростной артиллерийской подготовки и масштабного налета тяжелых бомбардировщиков ковром обработавших выявленные заранее немецкие позиции, — для поддержки операции с воздуха командование ВВС выделило четыре сотни бомбардировщиков, обязанных работать «конвейером» и делать по 3–4 вылета в день — английские танки двинулись вперед и тут же нарвались на мощную противотанковую оборону. Хоть с собственной бронированной техникой у немцев в Норвегии было практически никак — полсотни устаревших машин, среди которых попадались еще чешские t.38 — это не слишком серьезно — однако хватило англичанам мин, артиллерии и «панцерфаустов», которыми пехота была обеспечена максимально плотно.

Дешевые одноразовые гранатомёты, способные к концу 1946 года уверенно попадать в цель размером с танк на расстоянии в 100–150 метров и так же уверенно выводить технику из строя, производились в Германии миллионами штук. И если в открытом поле танкисты могли, выражаясь фехтовальными терминами, «защищаться дистанцией» — просто не подползать к занятым пехотой окопам ближе чем на указанное выше расстояние, то в условиях сложного рельефа делать это было практически невозможно. В итоге англичане потеряли в первой же атаке 7 машин и были вынуждены отступить, не добившись никакого значительного успеха.

Тем не менее общая ситуация складывалась для подчиненных генерала Рендулича все равно крайне тяжело. Если в центре попытку наступления английских войск удалось остановить относительно легко, то вот позиции на флангах достаточно быстро начали «трещать» от напряжения.

Самых заметных успехов на первом этапе добились норвежцы, которые под прикрытием ночной темноты еще до рассвета начали переправу через Молде-фьерд и смогли без больших потерь закрепиться на его южном берегу. Здесь у союзников было существенное преимущество в численности — против 20 тысяч норвежцев был всего один пехотных полк, разбросанный побатальонно вдоль побережья, — что и определило успех потомков викингов.

Ну и преимущество в воздухе, конечно. Союзники смогли соорудить замаскированный аэродром буквально в десяти километрах к северу отсюда, куда с Британских островов перебазировалась отдельная эскадрилья в составе 16 машин «Спитфаеров» последней 17-ой модификации. Время поршневых самолетов стремительно уходило в прошлое, но для отдельных задач — таких как работа со слабооборудованных аэродромов — они все еще подходили гораздо лучше своих реактивных собратьев.

Быстро сломив сопротивление немногочисленных немецких войск в этом районе норвежцы начали продвижение на юг, демонстрируя намерение охватить левый фланг немцев и создать угрозу центральной позиции. Сделать это, правда, было куда труднее чем сказать. Просто потому что испещренное фьордами и скалами побережье вообще никак не способствовало быстрому продвижению вперед.

Понимали это и в штабе Рендулича, поэтому приняли компромиссное решение: движению на юг не препятствовать — на это особо сил просто не было, — а выставить заслон у селения Ондалес в глубине Молде-Фьорда, через которое шла единственная дорога вглубь полуострова. Такой маневр позволял парировать угрозу малыми силами и давал время чтобы сосредоточиться на главной проблеме.

Главной же проблемой, ставившей весь немецкий контингент в Норвегии в весьма шаткое положение, стал английский десант в Бергене. Для обеспечения прикрытия десанта с моря было задействована значительная часть линейных сил, все еще остававшихся в обойме Адмиралтейства. Один линкор — старик времен первой мировой «Уорспайт» — 4 крейсера и 27 эсминцев. Последние привлекались в том числе и как транспортно-десантные корабли по причине нехватки судов способных перевозить войска по бурным осенним водам северной Атлантики.

Немцев и тут удалось застать врасплох. Воспользовавшись темнотой и внезапностью передовому отряду в составе четырёх эсминцев удалось прорваться в порт и высадить первую волну десанта прямо на причалы. Немцы достаточно быстро пришли в себя и попытались контратаковать с целью сбросить наглых островитян обратно в море, но тут себя во всей красе показал корабельный калибр. Британцы не испытывали никаких рефлексий по поводу гражданского населения и просто перемешали все портовые постройки с землей. Разбираться где там немцы, а где — норвежцы не было ни времени, ни возможности, ни желания.

Дело в том, что сам Берген находится как бы в глубине побережья и с фронта его прикрывает полоса земли шириной в десять километров. С учетом мелей и ширины пролива, огонь велся «Уорспайтом» с расстояния почти в 25 километров. Вполне посильная дистанция для орудий калибром в 15 дюймов, вот только точность…

Так или иначе, но в течение двух суток на берег в районе Бергена был высажен весь 30-й корпус в составе 50-й пехотной дивизии и 8-й бронетанковой бригады, а остатки немецких войск оказались отброшены от города на 15–20 километров.

На все призывы Рендулича переправить в Норвегию подкрепления, для удержания фронта в этой стране Генеральный штаб в Берлине остался глух. Продолжающийся накат с Востока виделся гораздо более опасным нежели относительно «местечковые» норвежские неприятности. Все дивизии, вывозимые из Африки после переформирования и пополнения личным составом, сразу же отправлялись в сторону Восточного вала, и норвежцам не доставалось с этого праздника жизни практически ничего.

Впрочем, нельзя сказать, что наступление англичан проходило вообще без каких-либо проблем. Под конец сентября Северное море вновь начало показывать характер, разразившись многодневным штормом. Осуществлять полноценное снабжение собственных наступающих войск в такой ситуации оказалось просто невозможно, плюс испортившаяся погода нивелировала преимущество островитян в воздухе. К этому моменту у немцев во всей Норвегии оставалось едва ли три десятка машин, причем в основном старых моделей FW190 первых серий поколения D, выпускавшихся еще в далеком и благополучном 1944 году. Очевидно, что перехватывать армады накатывающих с острова бомбардировщиков таким количеством самолетов просто не представлялось возможным.

Не смотря на очевидный перевес в силах одновременно на земле, в воздухе и на море, легкой прогулкой для англичан Норвежская операция не была. Так, например, 2 октября на переходе между Штелендскими островами и Норвегией ударом из-под воды был потоплен легкий крейсер «Цейлон», сопровождавший конвой из трех транспортных кораблей. Попытка пары эсминцев типа «W» поймать подводную лодку успеха не принесла, тихий охотник успел уйти на глубину и скрыться.

И вообще регулярные нападения на английские конвои, курсирующие по слишком очевидному маршруту между Британскими островами и Норвегией вынудили Адмиралтейство прибегнуть к ответным действиям. Уже с десятых числе октября транспортные суда были перенаправлены по более сложному маршруту со значительным отклонением на север.

26 октября продвинувшиеся за полтора месяца на полторы сотни километров в глубь полуострова англичане сумели сбить противника с очередной оборонительной позиции у селения Борлаг. До этого момента война на этом направлении выглядела так: англичане подходят к очередному укрепленному рубежу, обрабатывают его артиллерией, вываливают несколько сотен тонн бомб, а потом просто заходят оставленные немцами окопы, после чего ждут пополнения в боеприпасах, и двигаются дальше до следующего укрепленного пункта. Сражаться до последнего за кусок промерзшей северной земли на седьмой год войны уже не желали ни те не другие.

Однако падение именно этой позиции уже реально могло привести к окружению до сих пор достаточно крепко держащихся частей на главном направлении. Пришла пора что-то решать: либо отступать, либо перебрасывать на север дополнительные дивизии для стабилизации фронта. В Берлине — а в этот момент советские войска как раз вышли на границу Восточной Пруссии — выбрали первый вариант.

17 ноября началась операция по эвакуации корпуса Рендулича на «большую землю». На самом деле вывоз всего ценного, что было жалко оставлять противнику начался еще в середине октября: на континент оправились немногочисленные норвежские производства, были перегнаны на датский берег все гражданские суда, а также вывезены норвежцы за годы оккупации, участвовавшие в сотрудничестве с вермахтом. Последним от старой-новой власти ожидать чего-либо хорошего не приходилось.

Немцы достаточно педантично вывезли большую часть военного имущества, а что не смогли перевезти — уничтожили. А всего за две недели ноября из Норвегии было эвакуировано 48109 человек личного состава из различных немецких и вспомогательных подразделений, а также 18390 человек гражданских, не пожелавших оставаться на родине.

Осло было оставлено 25 ноября, а последний эсминец отчалил из порта Кристиансанна под самый занавес осени — 31 числа. На этом Норвежская эпопея немцев была окончена.

Документ 2

«Тридцать лет в строю» Пьер Бийот (пер. Самохвалова), М. Воениздат 1981 г.

Несмотря на то, что большие сражения весны-лета 1946 года прошли мимо меня, нельзя сказать, что мы сидели сложа руки и бездельничали. Мой полк, выведенный на пополнение и переформирование после продлившейся, казалось, ровно две вечности мясорубки под Днепропетровском — к февралю в составе подразделения осталось не больше 25 % от положенной по штату техники, а общая боеспособность упала до нуля — активно тренировался, осваивал новую технику.

Изначально нас перебросили под Смоленск, видимо планируя использовать в наступлении в Белоруссии, однако до этого в итоге так и не дошло. Большое наступление на Западной Украине вынудило бошей по собственной воле очистить «Белорусский балкон» дабы не угодить в очередное окружение.

Так или иначе, лето 1946 года стало для меня одним из наиболее приятных за последние… А я даже и не знаю сколько лет. Вероятно, с самого начала войны на долю вашего покорного слуги не выпадало столь спокойного и приносящего как физического, так и морального удовлетворения времени.

Сначала была война во Франции, где буквально каждую летнюю кампанию мы были вынуждены обороняться, метр за метром оставляя территорию своей страны. Потом — год в лагерях Советского Союза, которые, что бы о них не говорили разные «историки», были совсем не похожи на концентрационные лагеря фашистов. Подготовка к новой войне, и новые бесконечные отступления.

Этим же летом мой полк, стоящий в резерве, получил давно желаемую передышку, что в купе с хорошими новостями, поступающими с фронта, создавало непередаваемую атмосферу уверенности в победе. Если уж командование может себе позволить держать в тылу полнокровный тяжелый танковый полк прорыва и при этом успешно наступать по всем фронтам, значит дела у бошей действительно уже хуже некуда.

Тем не менее, нельзя сказать, что эти месяцы прошли в праздности. В полк поступили новые машины, получившие индекс КВ-4М, с более мощным двигателем, лучшей оптикой и рацией, а также дополнительно экранированным лбом и установленными заводским образом противокумулятивными сетками. В те времена именно ручное противотанковое оружие — поскольку у немцев бронированных машин становилось меньше с каждым месяцем — виделось советским офицерам самой главной опасностью. Подобные же экраны — сначала изготовленные кустарно, а потом и появившиеся в заводском исполнении — стали естественной реакцией на новую угрозу.

Командование в кой это веки расщедрилось — и это не упрек русским генералам, французские были еще хуже — на топливо и боеприпасы для учебы, поэтому все лето мы провели в учениях и стрельбах. Натаскивали новичков, подтягивали вернувшихся из госпиталей ветеранов. Последних было много, советская военная медицина того времени, как я понимаю, была одной из лучших и ставила обратно в строй больше половины раненных, поэтому недостатка в подготовленных кадрах мы не испытывали.

В первых числах августа меня вызвали в Москву. Было волнительно, среди наших ходили слухи о том, что де Голль с американцами требовали от советского правительства возможности забрать всех служащих во Французском легионе собственно французов, поскольку набранные колониальные дивизии остро нуждались в опытных сержантах и офицерах, которых Дакарским сидельцам взять было особо не откуда.

Слух этот с одной стороны породил понятное оживление среди скучавших по родному языку бойцов, а с другой — вызвал определенное раздражение. Среди тех, кто сражался с бошами в течение последних лет — пусть даже под чужим для нас красным флагом — авторитет дуумвирата Рейно — де Голль был не слишком высок. Нет, с одной стороны их уважали за несгибаемую решительность воевать с бошами до последнего и не сдаваться, не смотря ни на какие военные неудачи. С другой стороны, очень уж эти неудачи были тяжелы, чтобы их так просто можно было простить.

Поэтому далеко не все мои танкисты горели желанием менять ряды победоносной Красной Армии, которая активно гнала немцев на запад на сомнительную возможность повоевать под командованием американцев. Последних — тогда еще это не было очевидно, но с высоты прожитых лет сейчас понятно, что это были первые проблески начавшейся уже холодной войны — советские газеты ко всему прочему нещадно критиковали за «варварские бомбардировки» и применение «оружие массового поражения» по гражданским целям. Особенно это касалось уничтоженных городов Японии, все же до призывов к защите немцев — учитывая то, что они успели натворить во время короткой оккупации западных областей СССР — советская пропаганда к тому времени еще не дошла.

В итоге оказалось, что меня вызвали в Москву для вручения ордена в ознаменование того вклада, который французский легион сделал в общий успех последних наступательных операций. Поскольку ситуация с подчинением граждан Франции была достаточно неоднозначна, награждение выглядело мероприятием во многом политическим. Впрочем, с другой стороны, вряд ли мог бы найтись человек, считавший, что офицеры Французского легиона на самом деле этих наград не заслужили^[3].

Награждение планировалось в самом Кремле — главном сосредоточии власти красной империи. Не буду подробно расписывать всю церемонию, тем более, что ее уже не раз упоминали в своих книгах писатели куда более талантливее меня. Скажу только, что мне лично достался орден Ленина — одна из самых высоких наград СССР. Причем вручил мне ее сам Сталин, именно тогда я единственный раз увидел вблизи русского лидера.

Ну а уже в конце августа нас перебросили в Литву, где планировалось новое наступление с целью выхода красной армии на государственную границу и переноса боевых действий на коренные территории Германии.

Мой полк был передан в состав Первого Прибалтийского фронта, упиравшегося своим правым флангом непосредственно в Балтийское море. Основной задачей поставленной Ставкой на нашем направлении был выход к Неману на всем его протяжении и при возможности — занятие плацдармов на левом — немецком — берегу реки, для облегчения дальнейшего продвижения на юг и запад. В том, что это продвижение будет, никто уже не сомневался.

Второстепенной задачей, доведенной до меня командиром 51-й армии, генерал-лейтенантом Крейзером — мой тяжелый танковый полк имел армейское подчинение хоть и действовал в основном совместно с 61-м стрелковым корпусом — было окружение группировки, защищающей Мемель, с тем, чтобы эти войска не смогли улизнуть на левый берег Немана. Укрепленный Кёнигсберг представлялся нам тогда достаточно мощной крепостью, и было понятно, что чем меньше опытной пехоты будет его оборонять, тем нам в дальнейшем будет проще.

План был достаточно прост и незамысловат, и в основном строился на полнейшем преимуществе красной армии как в технике, так и в личном составе. Качественно и количественно. Лобовым ударом от города Шауляй на юг мой полк должен был прорвать оборону вермахта, выйти к мосту через Неман близ Тильзита и по возможности не дать его уничтожить. После чего повернуть направо и ударом вдоль реки отсечь обороняющиеся на побережье немецкие войска от путей к отступлению.

Если бы мне предложили подобный план где-нибудь году в 1941, я бы, пожалуй, посчитал такое прожектерство полнейшим безумием. В те времена о глубоких прорывах в тыл немцам мы могли только мечтать. В конце же 1946 года расклад сил был уже совсем иными. Как говорили русские, глядя на очередную партию сдавшихся в плен бошей: «не тот уже немец пошел».

С этим было достаточно сложно не согласиться. Небольшое количество ветеранов, прошедших войну с самого ее начала, было в обилии разбавлено едва вошедшими в возраст юнцами и мужчинами, чей возраст уже подходил к седьмому десятку. Такие на первый взгляд полнокровные части имели весьма сомнительную боевую ценность и по всем параметрам уступали пехоте когда-то железным катком прошедшей по всей Европе, Африке и Ближнему востоку. Однако я опять отвлекся.

Само наступление в Прибалтике началось 18 сентября. В этот раз все было достаточно стандартно: артиллерийская подготовка, несколько залпов реактивных минометов, удары с воздуха — немецких истребителей видно не было, и советские штурмовики чувствовали себя в воздухе совершенно вольготно — и наконец, после того как передний край обороны вермахта стал больше похож на лунный пейзаж, в дело вступили мои танкисты.

Странное дело, отметил я тогда, почти полностью исчезли обычные для таких моментов нервы. Я хоть и воевал с самого первого дня этой охватившей всю планету мясорубки — семь долгих-долгих лет — однако до этого всегда отправляясь в атаку на вражеские окопы изрядно переживал. Тут же сам поймал себя на мысли, что абсолютно спокоен. Война окончательно перешла из категории подвигов и превозмоганий в категорию работы. Пусть сложной, опасной и кровавой, но вполне привычной. Знакомой «от» и «до».

Впрочем, и легкой прогулкой война все равно не стала. Оборонительную линию немцы в тех краях сумели построить крепкую, с опорой на природные преграды. Полоса наступления в пределах которой предстояло оперировать моему полку была примерно 4 километра в ширину. Слева она упиралась в достаточно крупное озеро, справа были остатки какого-то небольшого водохранилища, дамба которого была разрушена толи нашими бомбардировщиками то ли самими немцами. Большая часть воды ушла, однако показавшееся дно водоема при этом оказалось изрядно заиленным и для техники полностью непроходимым.

Защищались немцы^[4] яростно. Как будто задались целью опровергнуть наше к ним немного снисходительное отношение. В первой же атаке полк потерял на минах и от противотанковой артиллерии шесть машин, из которых две сгорели дотла. Боши подпускали наши танки на близкое расстояние и били из пушек в основном по гусеницам и каткам. В лоб их седисятипятки мои КВ-4М не брали, а борта опытные танкисты умели не подставлять.

Тем не менее, не смотря на сопротивление, мы достаточно уверенно продвигались вперед. К концу 1946 года взаимодействие родов войск в красной армии уже было доведено до идеала, и приданный нам тяжелый гаубичный полк отрабатывал заявки буквально в течении нескольких минут. Два раза пришлось вызывать штурмовики, чтобы достать спрятанную за деревьями и складками местности немецкую артиллерию. Летуны также отрабатывали на А+^[5].

И все же, не смотря на умелое и упорное сопротивление с самого начала было понятно, что бошам не удержаться. Красная армия перешла в тот день в наступление сразу не нескольких участках, поэтому ожидать подкреплений нашим оппонентам было не откуда.

Первую линию окопов пехота из 344-й стрелковой дивизии, смогла занять уже к обеду. Вторя линия пала еще быстрее: удачно отбомбившиеся Ил-10 накрыли парой точных попаданий сразу два орудия Pak-40, вокруг которых строилась немецкая противотанковая оборона на левом фланге, что позволило прорваться вдоль берега озера Рекива вообще без потерь в технике. Ну а когда немецкие солдаты на центральной позиции поняли, что их правый фланг прорван, то вместо контратаки — уверен, что в 1941 году боши обязательно попробовали бы нас отбросить, даже не смотря на почти неуязвимые для них танки — принялись беспорядочно отступать. А то и просто сдаваться.

Мой полк, однако, пленными заниматься не стал, для таких дел есть идущая следом во втором эшелоне пехота. Вместо этого, сходу преодолев оборону на третьей линии — тут сплошных окопов не было, а отдельные узлы без каких-либо серьезных противотанковых средств остановить лавину тяжелых танков были совершенно не способны — мы рванули по шоссе вперед, вырываясь на открытое пространство и угрожая тылам группы армий «Кенгсберг».

За первый же день наступления 71-й отдельный танковый полк смог продвинуться на целых десять километров вглубь немецкого построения, освободив селение Баубай и создав предпосылки для развитие этого успеха на следующий день.

Ночь прошла беспокойно — около трех часов нас пытались бомбить какие-то залетные немецкие самолеты, однако учитывая строго соблюдавшуюся светомаскировку, особых результатов боши достичь не смогли. Да и в целом в отличии от прошлых лет особой активности от летунов противника видно не было, что просто поразительным образом сказывалось на «простоте» ведения боевых действий. Когда не нужно каждую секунду ожидать прилета «подарков» с неба, воевать оказалось гораздо проще. Жаль, что подобный комфорт удалось познать только на седьмой год войны.

19 сентября мы с самого утра продолжили движение по дороге в сторону Тильзита. Местность в этих краях была испещрена многочисленными озерами, мелкими реками и каналами, что внушало определенные опасения. Слишком уж легко было перекрыть единственную подходящую для движения тяжелых танков дорогу. Даже одна хорошо замаскированная батарея в условиях, когда пехота начала отставать и уже не могла поддерживать взятый нами темп, вполне могла задержать целый полк на несколько часов, а то и на день.

Однако, не смотря на опасения, в первую половину дня удавалось продвигаться на юг практически без сопротивления. По дороге нам встречались остатки разбитых днем ранее частей, отступающих, а то и откровенно бегущих в надежде сохранить свои жизни. При виде колонны тяжелобронированных КВ боши чаще всего тут же просто сдавались в плен, не желая испытывать судьбу и играть со смертью в кошки-мышки.

Кто-то пытался сбежать, логично предполагая, что на пятидесятитонной машине гоняться по кустам за отдельными солдатами мы не станем. Таких мы провожали пулеметными очередями в спину и просто двигались дальше, не забывая, впрочем, сообщать о немецких недобитках двигающейся за нами на своих двоих пехоте.

На более-менее крепкий заслон мы нарвались только близ городка Кельме, что примерно в сорока километрах от Шауляя. Тут надо признаться, что мы — и я в первую очередь как командир полка — сами виноваты. Расслабились, почувствовав свою силу и слабость противника. И, как водится в таких случаях, нарвались на подготовленную засаду.

Не знаю, кто командовал немцами в том бою^[6] однако встречу он нам подготовил весьма качественно. А главное, что высланная за час до этого вперед воздушная разведка никаких признаков немецкой активности на данном участке не зафиксировала. Поэтому, когда идущий головным танк вздрогнул от попадания в борт снаряда, а потом рванул огнем от детонации боеукладки, это стало для всего полка полнейшей неожиданностью.

Я тут же скомандовал своим танкистам съезжать с простреливаемого насквозь шоссе в кювет, а мотопехоте — спешиваться и прикрывать бронированные машины от возможных неприятностей. Кои, как обычно бывает в таких ситуациях, сразу же и воспоследовали.

Обочины дороги оказались заминированы, и буквально через две минуты после начала столкновения полк потерял уже три машины безвозвратно — как потом оказалось, у немцев тут откуда-то взялась полубатарея тяжелых 88-миллиметровых Pak.43, которые вполне уверенно пробивали даже лобовую броню КВ-4 с расстояния в 600–700 метров, про борта и говорить нечего.

По штату 1944 года отдельный тяжелый танковый полк прорыва имел в своем составе три батальона по 18 машин, плюс одна командирская — то есть пятьдесят пять КВ-4, несколько легких Т-50 в роте разведки, пару тягачей, взвод ЗСУ на базе Т-34, машины обеспечения и батальон мотопехоты. Все это составляло довольно внушительную силу, которая, не смотря на потери предыдущих боев, была вставшему в заслон немецкому батальону половинной численности — о количестве бошей мы правда узнали несколько позже — явно не по зубам.

Уже на третьем выстреле мои парни засекли противотанкистов и сосредоточенным огнем — спасибо рациям, установленным в каждом танке за возможность комфортного управления в бою — 107-мм танковых орудий за несколько залпов подавили вражескую полубатарею. Одновременно в работу включились ЗСУ-шники, косящие из своих 37-миллиметровок жидкий осенний подлесок подобно исполинской невидимой жатке. Дальше в дело пошла спешившаяся мотопехота и уже через час достаточно хлипкий немецкий заслон был сбит, что, впрочем, обошлось полку достаточно дорого. Четыре сгоревших машины, три подбитых, тридцать два человека убитых и два десятка раненных разной тяжести.

20 сентября 71-й танковый закончил в городке Крыжкалнис. В городе квартировал один пехотный батальон и кое-какие части, набранные из местных коллаборационистов, которые начали разбегаться, как только мои танки показались на окраине населенного пункта. Можно сказать, что сопротивление и здесь враг оказал достаточно символическое, от налета редких на восточном фронте «Фоке-Вульфов» парой часов ранее наши потери оказались больше чем при штурме целого города.

На этом боевой путь полка в рамках данного наступления был окончен. Мы свою миссию выполнили, проложив дорогу наступающим за нами частям. К сожалению, за мощь двигателей тяжелых машин приходилось расплачиваться низким моторесурсом и даже сотня километров, проделанная полком за три дня, стала достаточно серьезным испытанием для стальных монстров. Вернее, для их горячих сердец, требующих после такого спринта дополнительного обслуживания.

22 сентября передовые части красной армии вышли к Тильзиту — мосты через Неман оказались взорваны, поэтому сходу захватить предмостное укрепление на левом берегу не удалось — а 25 сентября части 51-й армии вышли к Балтийскому морю южнее Мемеля, поймав в кольцо три немецкие пехотные дивизии, не успевшие убежать из города.

Ну а 4 октября стал примечательным днем для всех бойцов Прибалтийских и Белорусских фронтов. Наши — пишу эти строки спустя двадцать лет после описываемых событий, но все равно считаю тех, с кем прошел с боями сотни километров сначала на восток, а потом обратно на запад своими — войска в этот день вышли на довоенную границу СССР на всем ее протяжении. В руках противника остался только небольшой кусочек земли, расположенный на южной стороне Карпат, до которого добраться оказалось достаточно сложно.

Впрочем, и советскому Закарпатью оставалось находиться под оккупацией совсем не долго. Его освободили уже в самом начале 1947 года.

Глава 10-1

Восточно-Китайское море, август-декабрь 1946 года

В последних числах августа американцы предприняли очередную — как потом выяснилось последнюю — попытку принудить японского императора к капитуляции за счет ядерных бомбардировок и разрушения городов метрополии. На этот раз опять с интервалом в три-четыре дня были разрушены города на севере и в центре архипелага, которые до того атомным огнем затронуты не были.

28 августа — бомба была сброшена на Ниигату — главные морские ворота западного побережья Японии, через которые шел наибольший товарооборот с континентом. Вообще-то обычно данную функцию брали на себя порты юга, однако с приближением американского флота, налеты на них стали слишком частыми, пришлось переводить основной трафик севернее.

2 сентября янки стерли с земли Китакюсю. Этот город находился на северной оконечности Кюсю — южного острова Японского архипелага и был важной транзитной точкой, через которую шло сообщение с центром страны. Победное шествие атомного огня по крупнейшим островам японского архипелага ограничивалось только темпами производства самих зарядов. С ними у США были определённые проблемы, вернее с добычей урана для производства плутония, поэтому приходилось ограничивать аппетиты военных, готовых выжечь вообще все живое на архипелаге.

Не смотря на горящие города — кроме атомных бомбардировок были еще и обычные, которые в совокупности наносили урона Японии даже больше чем разрекламированное американское чудо-оружие — поколебать решимость Токио сражаться до конца у янки не получилось. Доктрина Дуэ, согласно которой победить можно исключительно за счет массированных бомбардировок без участия наземных сил, и которая была крайне популярна среди военных чиновников Вашингтона в сороковых годах 20 века, явно показывала себя не столь удачно, как хотелось бы.

Да и если рассмотреть вопрос чуть более шире, даже такие ужасающие по своей сути бомбардировки в реальности не могли нанести находящейся в состоянии полуосады империи фатальные потери. Банально темпы естественного прироста населения в Японии были такими, что совокупные чуть ли не миллионные потери от бомбардировок противника можно было отыграть всего за пару лет мирной жизни. Понятно, что данное сравнение не совсем корректно и не учитывает «качество» людей и средства, вложенные в их воспитание и обучение, тем не менее к осени 1946 года уже всем стало очевидно, что одними только бомбардировками выиграть войну не получится.

Пройдя все стадии принятия неизбежного, в десятых числах сентября план вторжения в японскую метрополию все же был принят и даже одобрен лично президентом Дьюи. Флотские под предводительством Нимица очень долго настаивали на планомерной осаде с захватом прилегающих островов и перерезанием связей межу островами и континентом. Армейское же крыло под руководством Эйзенхауэра, которому для успешной политической карьеры нужны были громкие победы, настаивало на более решительных действиях.

И как обычно бывает в таких случаях политическая целесообразность взяла верх над военной. На ноябрь 1946 года были запланированные очередные промежуточные выборы в конгресс, и республиканцы рисковали потерять и так не слишком крепкое большинство, — на конец пятого года войны запал общества начал заметно угасать, тем более что и в экономике США все заметнее начали проявляться структурные проблемы, — а значит для спешного поднятия рейтингов нужны были громкие победы.

На первом этапе — и тут прослеживалось влияние флотских, которые хотели обеспечить себе максимально надежный тыл — было решено атаковать несколько островов расположенных в непосредственной близости от Кюсю.

Архипелаг Осуми в состав которого входило два относительно крупных острова — Якусима иТанегасима — и куча мелких клочков земли находился буквально в преддверии метрополии. До Кюсю оттуда было всего 60 километров, и естественно такая вынесенная вперед база могла изрядно облегчить оперирование войсками уже непосредственно при высадке на главные острова.

Второй целью, которая также имела стратегическое значения для всей войны, стал остров Чеджу. Запирающий выход из Цусимского пролива, позволяющий одновременно контролировать Желтое море, наиболее населенные провинции Китая, юг Корейского полуострова и дотягиваться тяжелыми бомбардировщиками до отстроенных на севере Манчжурии новых промышленных районов, остров предполагалось занять с дальним прицелом. Как и в случае с Гибралтаром возвращать в будущем имущество законным владельцам — тем более что будущее Кореи было пока еще совсем туманным — в Вашингтоне не собирались.

Штурм обеих намеченных целей много времени не занял. Подданные микадо активно стягивали все доступные силы для обороны своих главных островов, без лишних сантиментов оголяя второстепенные направления.

Были выведены последние гарнизоны из Голландской Ост-Индии, эвакуирован гарнизон Сингапура и других захваченных еще в 1942 году точек. Все это было уже не так важно перед лицом неминуемого десанта на сами Японские острова.

Сама география четырех главных японских островов явно указывала места возможной в будущем высадки. Сложный горный рельеф сильно сужал пространство для маневра и оставлял янки всего два подходящих для атаки места — юг острова Кюсю и столичный округ на востоке острова Хонсю. Прочие кандидаты в связи с ограниченностью места и сложными фарватерами, где и без противодействия японцев можно на скалах утопить не одну Великую Армаду были в итоге отброшены как неперспективные.

Проблема была только в том, что все эти резоны понимали и в Токио. Понимали и готовились.

За те полтора-два года, которые воины страны восходящего солнца смогли выгадать, держа оборону на дальних рубежах, весь юг острова Кюсю был превращен в один сплошной укрепрайон. Все подходящие для высадки пляжи были заминированы, как и прилегающие к ним прибрежные воды. Были построены тысячи долговременных бетонных и стальных огневых точек, вырыты десятки километров тоннелей, расставлены десятки тысяч противотанковых ежей и натянуто сотни тысяч километров колючей проволоки.

Несколько линий обороны, замаскированные и подготовленные для круговой обороны укрепленные позиции, заранее пристрелянные артиллерией направления, подготовленные «огневые мешки». Много что можно успеть сделать за два года, если не иметь недостатка людях, ресурсах и иметь достаточно желания. Желания у японцев было более чем достаточно.

На конец 1946 года в разного рода военизированных организациях так или иначе подчиненных армии и флоту числилось около 10 миллионов человек или примерно каждый седьмой житель Японии. Понятное дело, что реальной боеспособностью могли похвастаться существенно меньшее число потенциальных бойцов. Часть армии все еще была в Китае, Корее и Манчжурии, часть «держала» границу против СССР, большое количество мобилизованных так или иначе обеспечивали сообщение между островами и континентом, были заняты в строительстве и на производстве. Реальная численность группировки, выделенной для защиты Кюсю от десанта составляла примерно 1.5 миллионов человек включая в себя москитные силы и ПВО флота, авиацию и другие «непрофильные» армейские части и соединения.

Для обороны метрополии японцы сумели сосредоточить на островах около 10000 самолетов всех видов — лишив тем самым авиации все остальные направления — а также 1500 танков. Японские бронированные машины силой были весьма условной, тем более, что на гористых островах для танковых прорывов просто не было места, но тем не менее сама их численность также вызывала определенное уважение.

Неприятным для янки сюрпризом стало появление на островах собственной реактивной авиации. Первые эксперименты сначала с купленным в Германии образцом Me.262, а потом и произведёнными уже непосредственно на островах образцами начались еще в конце 1944 года. Основная проблема японских авиаторов фирмы Мицубиси, которым отдали реализацию этого проекта в металле, заключалась, как не сложно догадаться, в двигателях. А именно в производстве жаростойких лопаток, процент брака которых попервой доходил до умопомрачительных 95 %.

Тем не менее, за год упорной работы основные проблемы удалось более-менее решить и самолеты получившие армейский индекс Ki-200 встали на конвейер в начале лета 1946 года. По началу скорость их производства была невелика по сравнению с традиционными поршневыми машинами, но к октябрю 1946 года его удалось нарастить до 104 машин в месяц на производственной площадке в Дацине, куда были перевезены заводы Мицубиси, ранее располагавшиеся вокруг Нагои. Последнее уберегло их, а также и всех работающих на этих предприятиях людей, от незавидной участи жертв ядерного оружия.

Кроме реактивной авиации к концу 1946 года сделала значительный рывок и в обычной поршневой. Тут сказался именно переезд производственных мощностей в Манчжурию и необходимость выстраивать все технологические процессы заново. В противном случае японский Главный Штаб очевидно не рискнул бы снимать с конвейера пусть устаревшие, но зато хорошо освоенные промышленностью А6 «Зеро» и Кі-84.

На смену старичкам к осени 1946 года пришли две модели самолетов, вполне способные тягаться примерно на равных с наиболее распространенными у противника поршневыми «Мустангами» — в том числе и выполненными по двухфюзеляжной схеме дальними истребителями сопровождения F-82 «Твин мустанг» — «Тандерболтами» и «Корсарами». Первый действительно боевой американский реактивный истребитель F-80 «Шутинг стар», как все другие машины подобного класса имел крайне прожорливый двигатель и не столь объёмные топливные баки, что делало возможность его применения на весьма специфическом Тихоокеанском ТВД достаточно затруднительным.

При расстоянии от Окинавы до Кюсю в 600 километров и практической дальности с использованием ПТБ в 1200 км, самолет непосредственно над островом мог находиться всего около часа, а с учетом боевого маневрирования и работы двигателя на предельной мощности — и того меньше. Причем использование ПТБ в такой конфигурации сильно било по возможной боевой нагрузке: для бомб и ракет просто не оставалось запаса взлетной массы, приходилось обходиться основным вооружением из 6 12.7мм пулеметов, что было столько же, сколько имел тот же «Мустанг». Последний при этом был гораздо дешевле в производстве и обслуживании и мог находиться над целью в полтора раза дольше. Очевидно, что с реактивной авиацией янки японцам при таких раскладах приходилось сталкиваться не слишком часто.

Что касается новых японских машин, то тут следует выделить два самолета, сумевших по своим ТТХ выйти на уровень со своими заокеанскими противниками. А7М от все той же «Мицубиси» оказался полноценной заменой А6М «Зеро», став его идейным продолжением с возросшими по всем параметрам характеристикам. Такая преемственность была японцам очень кстати, в том плене, что не нужно было переучивать уже готовых пилотов на новую манеру управления самолетом, на чем экономилось время, топливо и ресурс самолетов.

Полной противоположностью А7М стал самолет J7W. Необычная, ни разу до этого не применявшаяся схема «утка», двигатель, расположенный позади пилота, толкающий шестилопастной винт… Самолет, удивлял даже опытных авиаторов и действительно притягивал к себе взгляд. Достаточно сложный в управлении, однако развивающий под 800 км/ч на форсаже, способный забраться на 12 тысяч метров и при этом имеющий три 30мм пушки на борту «утенок» был способен более-менее успешно бороться с армадами налетающих на острова вражеских тяжелых бомбардировщиков.

Появление у японцев хорошо вооруженных перехватчиков, способных дотягиваться до летающих выше 11 километров американских «крепостей» и эффективно «распиливать» их пачкой 30-мм орудий, установленной на борту, позволило островитянам наладить худо-бедно работу ПВО и сделать жизнь американских летчиков несколько менее комфортной.

О том, что на завершающем этапе кампании янки не будет просто говорила и статистика. Если при «неядерных» налетах на японские города в конце 1945, в начале 1946 года статистика потерь, атакующих колебалась около 3–4 %, то к осени, одновременно с массовым поступлением в войска новой техники, процент этот вырос более чем в два раза.

Своеобразным рекордом тут стал налет на Фукусиму 29 сентября 1946 года при котором из 378 задействованных самолетов японцам удалось сбить 41, то есть больше 10 %. И это еще не считая 18 машин, которые были списаны уже на «домашнем аэродроме», и которые в печальную статистику не попали.

Тревожным набатом стало уничтожение в середине октября В-29 несущего на борту очередную атомную бомбу. Утрата образца сверхоружия настолько встревожила вашингтонских политиков, что на дальнейшие атомные бомбардировки был наложен временный мораторий. Так сказать, до выяснения. Даже мысль о том, что ускоглазые смогут починить бомбу, переправить ее в США и рвануть где-нибудь в Лос-Анжелесе — не говоря уже про Вашингтон — вызывала у действующей администрации приступы изжоги. Такая оплеуха могла бы пустить на дно любую политическую карьеру гораздо более надежно, чем даже Перл-Харбор, который Рузвельту в итоге так и не простили.

Не смотря на падение с большой высоты сам заряд, упакованный в несколько защитных оболочек для предохранения его от любых неприятностей, пострадал мало и был впоследствии найден японцами и переправлен в Манчжурию для изучения. Впрочем, как показала дальнейшая история, даже имея на руках относительно целый образец, который вполне мог бы стать немалым подспорьем для продвигающейся ни шатко ни валко японской атомной программы, создать полноценное оружие, основанное на явлении деления атомного ядра, островитяне так и не успели.

Японцам для создания полноценной бомбы не хватало буквально всего. Не было достаточного для полноценного цикла экспериментов количества урановой руды, не хватало оборудования и электрических мощностей. С последним в Манчжурии после переноса туда большого количества производств было вообще очень плохо: инфраструктура просто не поспевала за постоянно растущими нуждами японцев.

Ну и конечно подданным микадо не хватало полноценной физической научной школы, а времени для наработки опыта собственным физикам-ядерщикам просто не оставалось. Война стремительно катилась к своему логическому завершению, несмотря на то, что в Токио, казалось, готовы были сражаться до последнего солдата.

Американцы для проведения операции «Олимпик» — именно такое кодовое название получил план вторжения на японские острова — собрали просто гигантский флот. Только авианосцев набралось целых четыре десятка, два десятка артиллерийских кораблей разного размера, полторы сотни эсминцев, на чьи плечи ложилась основная тяжесть прикрытия десанта от ударов с воздуха и из-под воды, и просто куча другой мелочи. Плюс десантные корабли, лодки и катера разного размера которых в сумме набралось под пять тысяч. Общее же количество плавательных средств, транспортов, танкеров и иных посудин, тем или иным образом задействованных в высадке вплотную подбиралось к отметке в пятнадцать тысяч единиц, что делало это операцию самой массовой в истории. Причем с большим-большим запасом.

При этом численность сухопутной группировки, которую предполагалось так или иначе задействовать при высадке на Кюсю была всего около 600 тысяч человек. Просто американская разведка ошиблась в оценке сосредоточенных на юге японской метрополии сил, не заметив двукратного роста количества обороняющихся в течение 1946 года.

Сплошная череда успехов, начавшаяся после возврата Гавайских островов, очевидно несколько вскружила головы великозвезным генералам, которые посчитали, что противник чем-то всерьез удивить их уже не сможет. В Токио же со своей стороны постарались сделать все, чтобы преподнести янки неприятный сюрприз.

Глава 10-2

Восточно-Китайское море, ноябрь-декабрь 1946 года

Младший сержант Юко Кикути происходил из семьи потомственных горожан и в армию попал совершенно случайно. Вообще-то он должен был попасть в Манчжурию как рабочий-станочник, чтобы ковать победу императорской армии в тылу. Но когда перед отправкой на континент к ним обратился одноногий майор, занимающийся вербовкой пополнений для армии и спросил, есть ли добровольцы, желающие встретить гайдзинов с оружием в руках, Юко неожиданно для себя вышел из строя.

Тот порыв младший сержант мог объяснить исключительно своей глупостью, и потом не раз жалел о том, что поменял относительно спокойную — на сколько это было вообще возможно в условиях накатывающей на Японские острова войны — жизнь рабочего на стезю военного.

За техническую подкованность, а также имеющееся полное среднее образование, Юко очень быстро получил знаки различия младшего сержанта и должность командира пулемётного расчёта. Несколько недель тренировок, полсотни отстрелянных патронов и вот он на побережье залива Сибуси радом с одноименным городом готовится встречать свинцом первую волну десанта янки. Сжимая во вспотевших ладонях ручки станкового пулемета «Тип 1», он с замиранием сердца смотрел как десантные баржи — казалось их тысячи — бодро подпрыгивая на волне приближаются к берегу. Среди них то и дело вставали высокие фонтаны воды, от падающих японских снарядов, однако на общее продвижение вперед это никак не влияло. Вот один из «приветов» угодил непосредственно в маленький кораблик, отчего тот буквально развалился на куски и камнем ушел под воду. Небольшой этот успех, встреченный приветственными возгласами японских солдат, однако мало мог повлиять на общую картину. Казалось, наступление янки сдержать не сможет ничего.

Собственно, сражение началось еще пятью днями ранее с массированных налетов американской авиации, которая, казалось, взяла на себя обязательство перепахать вообще все подходящее для высадки десанта побережье с помощью тяжелых фугасных бомб. Юко, сидя в своей перекрытой двумя накатами бревен пулеметной щели, каждый разрыв чувствовал буквально собственной пятой точкой.

Непосредственно живой силе обороняющихся авиация янки особого ущерба не нанесла, поскольку в землю японцы за время подготовки к отражению десанта успели закопаться более чем основательно. Зато бомбы отлично работали в качестве инженерных разградителей, подрывая выставленные на пляжах мины, разрывая колючую проволоку и уничтожая целые ряды выставленных на мелководье противотанковых ежей. Впрочем, всего этого японцы нагородили с изрядным запасом, понимая, что в день «Д» никакое подспорье совершенно точно не будет им лишним.

Залив Сибуси был одним из немногих мест юга Кюсю, где широкие мелководные пляжи позволяли осуществлять полноценную высадку десанта, не боясь потерять всю пехоту на прибрежных скалах. При этом глубина — не в смысле расстояния до дна, а в смысле расстояния от створа до самих пляжей — залива в добрые двадцать километров изрядно затрудняли американским кораблям поддержку своих морпехов тяжелым калибром. Прежде чем входить в сам залив янки пришлось обнаружить и подавить расположенные на правом и левом берегу бухты тяжелые артиллерийские батареи — частично оборудованные с использованием снятой корабельной артиллерии и даже целых бронированных башен — потом вытралить мины, разобраться с многочисленной японской авиацией и только потом приступать непосредственно к высадке десанта.

Одно только выявление тщательно замаскированных артиллерийских батарей, обустроенных на поросших лесом склонах гор, формирующих «чашу» залива обошлось янки в семь кораблей. В основном правда мелких тральщиков, однако и два потопленных — и еще один поврежденный и вынужденный выброситься на берег — тяжелыми шестидюймовыми снарядами эсминца отнюдь не вселяли в американцев уверенность в будущей победе. Им приходилось раз за разом вызывать авиационные удары, выбрасывая буквально в никуда тысячи тонн боеприпасов в надежде нащупать чертовы пушки.

При этом многочисленные японские самолеты как могли отравляли жизнь вторженцам, делая ее короткой и максимально неприятной. Так в первый же день разразившегося на пятисоткилометровом фронте сражения японские авиаторы сумели провести неожиданную вылазку, которая закончилась потоплением авианосца «Велли Фордж» и повреждениями прикрывавшего ударную группу тяжелого крейсера «Лос Анжелос». Японцы сумели подобраться к курсирующему на расстоянии в 30 километров от побережья ордеру зайдя с тыла на предельно низкой высоте — при этом три машины, управляемые не слишком опытными пилотами группа потеряла еще только на пути туда — и прикрываясь лучами закатного солнца. Налет полутора сотен самолетов камикадзе под прикрытием которых успели отстреляться еще и торпедоносцы, стал для янки крайне неприятным сюрпризом, вынудившим в итоге отвести крупные авианесущие корабли еще дальше от атакуемого берега и тем самым снизить эффективность их использования.

Было даже высказано предложение обработать место высадки с помощью ядерного оружия, но тут уже политики из Вашингтона высказались резко против. К концу 1946 года — в том числе и из-за относительно массового примирения этого типа оружия на практике и получения огромного количества статистического материала — понимание об опасности радиационного заражения местности начало уверенно формироваться в массовом сознании. Из администрации президента поступило условие, по которому на подвергнутую атомной бомбардировке местность нога американского морпеха должна ступать не раньше, чем через две недели. Этот срок должен был уберечь солдат от наиболее активных изотопов, распадающихся в самые первые дни и соответственно снизить возможное недовольство собственных военных радиационным облучением. Армейцы же со своей стороны посчитали, что при такой «задержке» вся затея напрочь теряет смысл, поскольку японцы за эти две недели вполне успеют восстановить оборону и никакой пользы в таком случае ядерная бомбардировка не принесет. Тем более, что у янки уже был опыт с ударом по окопавшимся в северной Африке немецким войскам, который показывал, что такое применение ядерного оружия максимально не эффективно. Да и самих ядерных зарядов после двух «ударных» серий лета 1946 года, в запасе практически не осталось, что было важным аргументом «против».

Так же было отброшено предложение о высадке десанта в глубине острова для дезорганизации его ближайшего тыла. В условиях отсутствия полного превосходства в воздухе, сложного горного рельефа и враждебно настроенного гражданского населения, это была воистину самоубийственная миссия. Натуральный билет в один конец.

Тем временем первые десантные корыта достигли мелководья из них прямо в воду начали ссыпаться американские морские пехотинцы. В ответ на это японская артиллерия, которая до этого по большей части отмалчивалась, дабы не раскрыть своего присутствия раньше срока обрушила на пристрелянный заранее обрез воды всю свою мощь.

Для обороны побережья японским командованием было сосредоточенно 47 тысяч орудий и минометов всех калибров. В дело были пущены в том числе и старички времен японско-китайской войны, а также железнодорожные монстры калибра 240мм. Впрочем, если разделить это число на длину побережья, нуждавшегося в прикрытии, то оказывалось, что на каждый километр потенциального фронта приходилось отнюдь не пресловутые 200 стволов, а гораздо меньше.

Тем не менее, не смотря на все приготовления американцам все же удалось зацепиться за пляж, пусть им это и стоило тысяч погибших и раненных. Полоса подходящего для высадки десанта пляжа в заливе Сибуси составляла почти двадцать километров в длину и полностью перекрыть ее так, чтобы противник не смог даже ступить на священную землю сынов Аматерасу, просто не представлялось возможным.

Младший сержант со смешанными чувствами наблюдал за бойней, происходящей в полукилометре перед ним. Там рвались снаряды, мельтешили меленькие фигурки американцев, пытающихся найти на ровном песчаном пляже хоть какое-то укрытие от маленьких раскаленных кусочков металла, летающих по самым непредсказуемым траекториям. Но не смотря на все сопротивление защитников, американские морпехи с упорством обреченных продолжали двигаться вперед. Они прекрасно понимали, что парадоксальным образом самое безопасное для них место там, впереди, в японских окопах, там куда не будет бить, опасаясь задеть своих, вражеская артиллерия.

Одновременно с этим высаженные на берег инженерные части принялись активно расчищать место для прохода тяжелой техники. Один за другим подрывались ежи, оставшиеся целыми после обработки с воздуха, саперы начали проверять берег на наличие противотанковых мин.

Японские же позиции же в глубине пляжа начал обрабатывать из своих восьмидюймовок прорвавшийся все-таки через все линии минных заграждений тяжелый крейсер «Чикаго». Девять 203-мм, способных посылать в сторону берега по пачке стали и взрывчатки каждые полминуты, орудий принялись методично аннигилировать каждый подозрительный куст, подозрительное дерево или постройку. Благо для обороняющихся, вскрыть структуру их обороны янки так и не смогли, и поэтому во многом били наугад, не нанося японцам действительно существенных потерь.

— Огонь! — Хлопнул по плечу Юки командовавший взводным оборонительным пунктом лейтенант. Янки наконец смогли накопить силы на линии прибоя и поднявшись в весь рост рванули вперед, надеясь единым порывом сбить обороняющихся с из передовых позиций. И младший сержант был полон решимости доказать пришедшему к нему домой врагу, что мнение о неспособности воинов микадо сражаться с белыми варварами наравне и даже лучше них, которое могло возникнуть за период постоянных неудач японской армии и флота, насквозь ошибочно.

Японец выдохнул, как учили, постаравшись унять бешенное сердцебиение, и плавно потянул рычаг спуска. Пулемет в его руках, установленный на тяжелом треножном станке, разразился громогласным ревом и выплюнул в сторону атакующих длинную на тридцать патронов очередь, срезав тройку бегущих от воды морпехов.

— Кассета!

Оборона воинов страны восходящего солнца была построена тут по всем правилам. Взводные пункты располагались так, чтобы фланкирующим огнем прикрывать друг друга и наносить при этом врагу максимальные потери. И потери американцев действительно были чудовищными: в какой-то момент, когда вражеская пехота преодолела отмеченный вешками на песке рубеж, по ним заработали сразу несколько десятков пулеметов, насытив пространство свинцом настолько густо, что прорваться сквозь него оказалось просто невозможно. Летящие под острым углом к обрезу воды раскаленные кусочки металла прошивали американские цепи подобно иголке швейной машинки и при удаче одна пуля могла скосить сразу нескольких вражеских бойцов.

Тра-та-та-та, — плевался огнем пулемет очередями по несколько десятков патронов, не давая вновь залегшим на песке янки даже голову поднять повыше, не говоря уже про какое-то полноценное сопротивление. Американцы, едва достигнув берега, начали разбрасывать во все стороны дымовые шашки, чтобы хоть как-то укрыться от меткого огня защитников. Достаточно скоро последним пришлось начать стрелять чуть ли не наобум, отчего боезапас стал таять еще более интенсивно.

— Ствол! — Видя, что ситуация пока под контролем, скомандовал подчиненным бойцам Юки. Станковый пулемет Тип-1 в угоду облегчения конструкции лишился развитого оребрения на стволе, присущего его предшественнику, зато получил возможность относительно быстрой замены ствола. Почему относительно? Потому что в отличии от того же немецкого МГ-42, где данная операция занимает минуту, на японском аппарате осуществлялась гораздо сложнее и дольше. Обычно вовремя тренировок бойцы справлялись за семь минут, сейчас же понимая, что от этого может зависеть их жизнь управились за пять.

Американцы меж тем, не смотря на натуральное избиение, устроенное на пляже, не смутились потерями и продолжили давление. На расчищенные первой волной участки берега начали выбрасываться баржи с тяжелой техникой. Одновременно с ними суши достигла волна плавающих танков типа LVT, которых специально для операции «Олимпик» в США было изготовлено больше тысячи штук.

Плавающие машины имели весьма посредственные характеристики: слабую противопульную броню, автоматическую пушку 20 мм калибра в качестве основного оружия — часть имела короткоствольную «плевалку» калибра 75 мм — и весьма хилые характеристики подвижности. Зато облегченная платформа позволяла высаживать танки вдалеке от берега с транспортников прямо в воду, чтобы последние несколько сотен метров до суши они преодолевали своим ходом. А еще «LVT», которые правильнее было называть даже не танками, а БМП могли нести десант в 3–4 бойца, что в условиях плотного огня с берега тоже совсем не было лишним.

Кроме того, часть танков «Шерман» были оборудованы системой DD — Duplex drive — с установкой гребного винта и складного водонепроницаемого экрана, которого хватало для обретения техникой положительной плавучести. Плавал такой «Шерман», понятное дело не ахти как, однако этого оказалось достаточно чтобы в закрытой от океана бухте преодолеть сотню-другую метров до мелководья без использования причалов или других средств высадки. Все это экономило время и было еще одним маленьким камушком, брошенным на чаши весов, долженствующих определить победителя в этой грандиозной битве.

Появление на берегу тяжелой техники янки — надо признать, что далеко не вся техника сумела добраться до суши, поскольку артиллерия японцев старалась выбить опасные «коробочки» еще на подходе и совсем не безрезультатно — позволило весам если не качнуться на сторону атакующих, то как минимум стать в равновесную позицию. Без брони одной пехотой преодолеть выстроенные оборонительные эшелоны американцам точно не светило.

— Касета! — В очередной раз за ставший совершенно бесконечным день скомандовал Юки. — Быстрее!

В отличии от того же немецкого «МГ», «Тип 1» питался из жестких лент-кассет всего на 30 патронов, что для станкового пулемета было мягко говоря не слишком удачным решением. Уж очень часто в условиях интенсивного боя японским солдатам приходилось перезаряжать свое орудие труда.

— Есть! — Полуоглушённый от стрельбы собственного пулемета второй номер расчета — молоденький паренек, которому на вид было едва ли больше семнадцати лет — хлопнул младшего сержанта по плечу подтверждая тем самым окончание перезарядки.

— Сколько кассет осталось?

— Три десятка снаряженных и еще две коробки россыпью, — быстро сориентировался рядовой.

— Меньше половины, — пробормотал пулеметчик, одновременно выцеливая пытающихся укрываться за техникой американских солдат. — Найди лейтенанта, передай, что у нас заканчивается боекомплект.

Изначально на каждый станковый пулемет при организации обороны «заложили» по десять тысяч патронов, рассчитывая, что этого количества боеприпасов будет достаточно на весь бой. Считалось, что это даже с определенным запасом: либо пулеметное гнездо накроют раньше, чем закончатся патроны, либо просто не останется атакующих. Да и просто больше не было, если уж говорить совсем честно.

Реальность, однако, показывала ошибочность таких расчетов. Да, часть обороны была уничтожена обстрелами с моря — к обеду изнывающая под ударами корабельной артиллерии японская пехота сумела инициировать большой налет на «Чикаго» и прикрывающие его эсминцы, тяжелый крейсер «поймал» три самолета-камикадзе и был вынужден уползти в открытое море от греха подальше, а еще один эсминец и вовсе пошел ко дну — свою лепту вносила американская ударная авиация, кого-то смогла достать американская пехота и высадившиеся на берег танки. Однако те опорные точки на первой линии обороны, что еще держались, потихоньку «доедали» свой боекомплект. Еще час-другой такой мясорубки и отбиваться станет просто нечем.

Глава 10-3

Восточно-Китайское море, ноябрь-декабрь 1946 года

Меж тем американцы сумели сосредоточить на берегу достаточно сил для еще одного рывка. На этот раз в качестве тарана, проламывающего вражескую оборону должны были выступить танки. У воинов страны восходящего солнца, которые привыкли воевать либо с китайцами, не обладавшими практически никакой бронированной техникой, либо на островах, где она была зачастую и вовсе не нужна, с противотанковыми средствами традиционно было не очень хорошо. Основу парка противотанковых пушек составляли орудия 37 и 45 мм. Появившееся только к концу 1945 года 75-мм пушка — по сути переделка полевой пушки того же калибра на усиленном лафете — была мало того, что слишком тяжелой по сравнению с одноклассниками, так еще и выпускалась едва ли не сотнями при потребности в десятках тысяч.

Кроме того, на вооружении пехоты были гранаты, бутылки с зажигательной смесью и гранатомёты с кумулятивной гранатой. Последние хоть и показывали себя просто отлично, однако из-за своей малочисленности — к концу 1946 года их было произведено всего порядка 55 тысяч штук — тоже не могли взять на себя принципиальное решение вопроса уничтожения вражеской бронетехники.

— Разобрать гранатометы, — Юко краем сознания заметил, как мимо него по траншее пробежал лейтенант. К нему и его парням этот приказ явно не относился — бойцам и так было чем заняться.

Тра-та-та! — Еще пара фигурок в прицеле падает скошенная очередью пулемета.

— Касета! — Скомандовал младший сержант и в последний момент заметил, как продвигающийся в трехстах метрах перед ним танк начал разворачивать башню в сторону пулеметной позиции.

Бабах! — Японец на чистых рефлексах за секунду до выстрела ничком упал на землю и только этим сумел спасти себе жизнь. Танковый 75-мм снаряд удачно — или неудачно, тут уж с какой стороны смотреть — попал в землю в паре метров перед насыпанным земляным бруствером и «плюнул» осколками прямо по торчащему из амбразуры пулемету. Командир расчета нырнув вниз сумел спастись, а вот второму номеру, сунувшемуся чтобы поменять кассету, крупным осколком просто срезало полголовы.

— А-а-а! — Закричал Юко когда на него сверху упало мертвое уже тело, заливающее стены ячейки своей кровью.

Младший сержант отпихнул в сторону труп и с трудом сдерживая рвотные позывы вновь схватил ручки пулемета. Дернул затвор, потянул за спуск, однако ничего не произошло. Осечка. Юко еще раз передернул затвор выбрасывая не выстреливший патрон и вновь потянул спуск. Опять неудачно. Только после второй попытки он догадался осмотреть свое оружие внимательнее, и сразу стало понятно, что этот пулемёт уже никогда стрелять не будет — еще одним осколком ему напрочь раскрошило ствольную коробку. Сквозь дыру в металле были видны покореженные потроха внутри смертоносной ранее машинки.

— Пулемет — все! — Младший сержант обернулся к двум солдатам его команды, которые занимались набивкой кассет из ящика с патронами. Те были явно в шоке от кровавой смерти товарища — один громко блевал, выворачивая желудок в дальний угол блиндажа, второй, явно потеряв связь с реальностью, бездумно пытался всунуть сверхштатный патрон в уже заполненную кассету. Юко подскочил к подчиненным и попытался их привести в чувство. Тот который залип получила пару пощечин, второго командир расчета подхватил за грудки и хорошенько встряхнул. — Все патроны набивать уже не нужно. Берите винтовки и на позицию.

Физическое воздействие и крик командира подействовали положительно, бойцы, подхватив оружие, бросились на выход из блиндажа. Сам Юко, у которого из личного оружия был только пистолет, замялся на секунду, а потом тоже кинулся следом — очевидно, что оружие он себе добудет. Нужно было еще найти лейтенанта, чтобы доложиться о случившемся, однако с этим вопрос отпал почти сразу, едва пулеметчик высунулся из блиндажа. Офицер с простреленной головой лежал в паре метров дальше по траншее и явно уже ничем не интересовался.

Снаружи меж тем развернулся настоящий ад. Ежесекундные взрывы, рев танковых двигателей, стрекотание пулеметов, отдельные хлопки винтовочных выстрелов, крики раненных, дым от пожаров и сгоревшего пороха… Впрочем, долго рассматривать происходящее вокруг у японца времени просто не было. Замолчавший пулемет позволил американцам на этом участке чувствовать себя чуть более раскованно, и они недолго думая тут же бросились в атаку.

Юко дернул пистолет из кобуры, клацнул затвором, досылая патрон и осторожно высунулся над бруствером.

Бабах! В тот же момент чуть впереди что-то рвануло, заставив японца инстинктивно вжать голову в плечи. Кто-то там наверху истошно закричал от боли, заглушив на секунду даже звуки боя. Все подходы к траншеям изначально были заминированы, однако сейчас от былого богатства уже осталось не так много.

Младший сержант вновь высунулся, прицелился и в быстром темпе опустошил пистолетный магазин в сторону мелькающих в дыму теней. Попал в кого-то или нет — Бог весть. Все было затянуто дымом, глаза тут же начали слезиться, а рука от волнения так и гуляла во все стороны… С другой стороны, американцев там впереди было много, глядишь кого-нибудь выпущенные пули и нашли.

Краем глаза Юко успел заметить, как в подобравшийся слишком близко к окопам «Шерман» воткнулся росчерк реактивной гранаты. Секунду казалось, что ничего не произошло, и стальная машина не заметила прилета, но потом что-то внутри полыхнуло, и из сорванных башенных люков наружу выплеснулся столб пламени.

Едва японец успел заменить отстрелянный магазин в своем пистолете, как из клубов дыма перед ним выскочило несколько фигур во вражеской форме. Бах! Бах! Бах! Юко успел три раза нажать на спуск и кажется даже кого-то зацепить, после чего один из морпехов янки вскинул «Гаранд» и пальнул в ответ. Левое плечо младшего сержанта как будто получило удар кувалдой, субтильного японца крутануло вокруг своей оси и откинуло на противоположную стенку окопа, после чего от затопившей сознание боли он почти мгновенно потерял сознание.

Юко потерял сознание и не увидел дальнейшего развития событий. Как по практически занятому к этому моменту американцами пляжу, уже не разбирая где свои а где чужие сначала отработали укрытая на обратных скатах окружающих бухту холмов тяжела артиллерия, потом отбомбились налетевшие бомбардировщики со знаком восходящего солнца ан крыльях, а потом находящиеся до того в резерве дивизии перешли в контратаку и в итоге ценой неимоверных потерь сбросили десант обратно в воду.

Из пяти мест высадки в итоге американским — а также немного австралийским и новозеландским — войскам удалось закрепиться только в трех. Причем в основном из-за того, что сами японцы считали эти места менее перспективными и соответственно не так усердствовали в их укреплении. Куски побережья близ городов Макурадзаки и Минамисацусима находились на гористом полуострове Сацума и для того чтобы добраться до ближайшего крупного города — Кагосима находилась всего в двадцати километрах к северу если брать по прямой — нужно было сначала преодолеть не слишком высокий, но хорошо укреплённый горный хребет. И было понятно, что стоить атакующим такая операция будет очень и очень дорого.

Еще одна относительно удачная высадка удалась чуть севернее на небольшую равнину, зажатую между городами Акуне и Идзуми. Здесь ситуация была практически аналогичной, разе что горы вокруг выходящей на побережье долины были выше, а японских дивизий в них оборонявшихся — чуть меньше.

Две же точки высадки, обещавших в перспективе наибольшие выгоды в стратегическом плане, оказались для американцев настоящим кровавым адом. Воины микадо не щадили себя и не думали об отступлении, раз за разом бросаясь в неистовые контратаки. Нехватку дальнобойных противотанковых средств компенсировали камикадзе с шестовыми минами, которые впервые были применены массово и повсеместно. Применялись огнеметы и связки гранат, американские бронированные машины буквально забрасывали мясом. Такая тактика, способная показаться европейцу дикой, для жителей японских островов была вполне приемлемой. Разменять 5–6 «одноразовых» новобранцев, на обучение которых и тратиться не было нужды и вооружённых лишь фугасом помощнее на какой-нибудь «Шерман», который еще нужно было доставить за тридевять земель, виделось в японском Генштабе отличной сделкой.

Все это приводило к громаднейшим потерям с обеих сторон и только подавляющее техническое превосходство атакующих буквально во всех аспектах и особенно в качестве бронетехники позволило американцам в итоге хоть как-то «зацепиться» за юг Кюсю. Но вот развивать успех с помощью танков было практически невозможно. Просто потому что тяжелые стальные машины были способны передвигается по гористой местности только отдельными легко перекрывающимся дорогами.

Впрочем, не смотря на все трудности и с каждым днем увеличивающиеся потери американцы отступать были не намерены. 19 ноября на 14 день операции «Олимпик» они смогли прогрызть брешь в японских порядках, обороняющих подступы к Кагосиме. Гражданское население города, еще летом разрушенного атомным ударом, было японцами полностью эвакуировано, а уцелевшая застройка превращена в одну большую крепость с многочисленными огневыми точками, минными полями и хорошо замаскированными ходами, позволяющими оперативно перебрасывать силы с одного участка обороны на другой. Кроме того, сам город находился на берегу одноименного залива, что позволяло японцам невозбранно доставлять по воде в крепость боеприпасы и подкрепления, а также вывозить раненных.

Помешать этому янки практически никак не могли: японские моряки заблаговременно затопили пару десятков судов на фарватере у входа в залив и накидали сверху кучу мин. Плюс узкая — всего 11–15 километров в ширину — полоса воды еще и простреливалась насквозь японской артиллерией с другого берега. Так что пытаться ввести туда собственные корабли виделось чистым самоубийством.

Кагосима — некогда достаточно крупный по японским меркам 270-и тысячный город — продержался под непрерывными обстрелами и бомбежками целых двадцать два дня. 12 декабря передовые части американских морпехов смогли наконец прорваться к причалам — тому, что от них осталось — и окончательно отрезать японцев, обороняющих этот укреплённый пункт от сообщения со своими войсками. Японцы при этом не сложили оружие, а с боем сумели прорваться на север в горы, что стало еще одним неприятным щелчком по самолюбию американского командования.

К этому времени весь полуостров Сацума уже находился в руках американской армии, что с другой стороны не знаменовало собой большого успеха. Железная дорога, соединявшая ранее Кагосиму и Кирисиму — город в глубине залива — проходила по самому обрезу воды под отвесными скалами и полностью простреливалась японской артиллерией, что не оставляло ни единого шанса ей воспользоваться. Узкие же горные дороги, ведущие на север, для стратегических прорывов были мало пригодны.

Тем не менее янки продолжили давление. На остров была завезена тяжелая осадная артиллерия, которая помогала буквально метр за метром прогрызать японскую оборону в горах. В ход массово шли огнеметы, а также сбрасываемый с самолетов напалм. Жидкий огонь под действием гравитации затекал в используемые японцами для обороны пещеры, выжигая там все живое и позволяя янки хоть как-то продвигаться вперед.

Захват Кагосимы — того что от нее осталось — позволил американцам осуществить еще одну мини десантную операцию и «перепрыгнуть» залив в самом узком месте. Напротив, города прямо посреди длинной водной кишки располагался круглый десятикилометровый полуостров, сформированный действующим стратовулканом Сакурадзима. Обладание этим клочком суши позволило установить огневой контроль над большей частью Кагосимского залива, а также перенести боевые действия на второй более равнинный и соответственно перспективный в плане наступления полуостров Осуми. Казалось, что еще чуть-чуть и янки смогут переломить ход событий, и достичь-таки всех поставленных в ходе операции «Олимпик» задач. Однако, как это часто бывает в дела военных вмешалась политика.

На прошедших в ноябре 1946 года выборах республиканцы не смогли удержать большинство в палате представителей и в сенате. Президент Томас Дьюи мгновенно превратился в «хромую утку», а огромные потери, сведения о которых начали просачиваться в прессу, окончательно поставили на действующем президенте и его амбициях по поводу второго срока огромный жирный крест. Еще до того, как свежеубранный состав конгресса фактически собрался в обновленном виде, демократы принялись ставить оппонентам палки в колеса и даже объявили о том, что будут инициировать создание следственной группы по вопросу действий армии и флота в ходе недавней высадки на Японские острова.

В таких условиях Эйзенхауэр был вынужден прекратить наступление и объявить об окончании операции. В канун католического рождества активные боевые действия на Тихоокеанском направлении временно прекратились. Обе стороны нуждались в передышке чтобы зализать раны и подготовиться к новой схватке. В том, что она будет, никто в общем-то не сомневался.

Что же касается численности американских потерь, то они значительно превысили все ожидаемые до начала вторжения расчеты. Естественно самыми кровавыми стали дни непосредственной высадки и боев в прибрежной зоне. Только за первые пять дней операции американская армия и флот потеряли убитыми, пленными и пропавшими без вести 108 тысяч человек, что было для США историческим — и крайне печальным — рекордом. Большой неожиданностью для атакующих стала сила японских авиаударов, направленных в первую очередь на транспорты с войсками. Хоть все перевозки и осуществлялись под прикрытием многочисленных эсминцев и крейсеров ПВО, полностью защитить «купцов» от атак самолетов камикадзе просто не представлялось возможным. Ну а что может сделать даже один самолет-снаряд взорвавшись внутри под завязку набитого солдатами безбронного транспортного судна, можно себе только представить.

Общие же потери американцев за два месяца операции «Олимпик» составить187 тысяч убитых пленных и пропавших без вести и еще почти 200 тысяч раненных. Такое нетипичное соотношение — практически один к одному — возникло из-за того, что при эвакуации с двух западных точек высадки почти всех раненных американцам пришлось попросту бросить, поскольку спасти их не представлялось возможным. Ну и при ударах по кораблям тоже вероятность погибнуть была гораздо выше нежели отделаться легким ранением. В конце ноября и начале декабря температура воды близ Японских островов колеблется в районе 10 градусов, что конечно не 3–4 как в Северной Атлантике, но долго купаться в ней все равно сложно. Если упавшего за борт бойца не доставали в течение 30 минут, то шансов у него выжить практически не было. Ну а если человек при этом еще и раненный был, то отведенное на спасение время ужималось еще сильнее и порой шло на минуты.

Большие потери были и в технике. Американцы потеряли около 700 бронированных машин, 1400 самолетов всех типов и больше двух сотен судов и кораблей. Среди них 18 эсминцев, 4 подводные лодки, 3 легких и 2 тяжелых крейсера и 1 тяжелый авианосец.

При этом потери японцев, не смотря на их выгодную стратегическую позицию, оказались еще больше. За эти два месяца островитяне потеряли убитыми и раненными почти 600 тысяч человек, хотя нужно признать, что непосредственно убитых вреди них было меньше чем у их противников.

Однако еще тяжелее — в силу невосполнимости — были потери в авиации. Япония лишилась почти половины из всех подготовленных к обороне островов 10 тысяч самолётов всех типов. Собственно, в этом тоже не было ничего удивительного, учитывая, что 60 % из них представляли собой «одноразовые» самолеты-камикадзе. Так и было задумано изначально. Другое дело, что дальнейшая оборона островов при таком соотношении представлялась абсолютно безнадежной, если брать хоть сколько-нибудь продолжительный отрезок времени.

Впрочем, в Токио были готовы сражаться дальше, а значит количество жертв этой бойни должно было еще сильно вырасти.

Документ 3

История второй мировой войны 1939–1947 гг. М. Воениздат 1973 г.

Таблица № 109

Сравнение потерь в живой силе стран участниц конфликта в 1946 г. (Европейский, ТВД).

Страна__________Убитые(1)___ Раненные(2)__Пленные.

Германия________1274332_____2001291______381740(3).

СССР___________823982______1341902______72012.

Великобритания(4)24154_______38991________2098.

США___________ 37912_______48191________2981.

Италия__________210121______397811_______95191.

Канада__________2890________4173_________109.

ЮАС ___________1001________2016(5)_______19.

Венгрия_________49193_______70331________3115.

Словакия________2915________4067_________108.

Франция________9823_________16101________1096.

Норвегия________3054_________7110_________431.

1. Убитые, умершие от ран, пропавшие без вести;

2. Из количества раненных вычитаются те, которые впоследствии умерли от ран или попали в плен;

3. В том числе и остатки Африканского корпуса, которые не удалось эвакуировать из Туниса и которые сложили оружие в октябре 1946 года;

4. В основном погибшие от последствий химической бомбардировки августа 1945 года;

5. Одна дивизия ЮАС использовалась во время боевых действий в Норвегии — остальное санитарные потери;

Таблица № 110

Сравнение потерь в живой силе стран участниц конфликта в 1946 г. (Тихоокеанский, Индийский ТВД).

Страна____________Убитые(1)____ Раненные(2)____Пленные.

Япония____________2199716______3556891________23011.

Великобритания(3)__5092_________8902___________322.

Китай(4)(5)________300490________711032_________1023.

США_____________509441________309569_________19002.

Австралия_________7290__________4001___________109.

Новая Зеландия_____1915__________766____________39.

1. Убитые, умершие от ран, пропавшие без вести;

2. Из количества раненных вычитаются те, которые впоследствии умерли от ран или попали в плен;

3. Поскольку участие Великобритании в войне на Тихом океане ограничивалось в основном предоставлением военно-транспортных судов для подвоза снабжения и личного состава, а также занятии своих оставленных японской армией колоний, потери они практически не имели;

4. Приведены суммарные потери коммунистов и чанкайшистов;

5. В основном потери мирного населения вследствие тотальной экспроприации японской армии всего продовольствия до которого они смогли дотянуться.

Глава 11

Персидский залив, 10–12 января 1947 года

— А хорошо тут зимой, черт побери, — полковник улыбнулся и подставил лицо теплым солнечным лучам, приятно ласкающим кожу.

— И не говорите, тащ полковник, — выпустив струю вонючего табачного дыма от зажатой в левой руке папиросы, согласился молодой кап-лей, приставленный к танкистам для утрясания организационных вопросов. — Куда лучше, чем у нас на Балтике. Тепло, вода — как парное молоко, двадцать градусов. У нас и летом то не всегда до таких температур прогревается. Песок разве что, этот злоебучий, никуда от него не спрячешься… Остаться бы тут после войны служить на постоянку. Глядишь, получится заиметь здесь постоянный пункт МТО. А то и полноценную военную базу.

— Не обольщайся, — покачал головой Орлов. — Летом здесь натуральный ад. Жара такая, что кажется, еще немного и начнешь сам корочкой покрываться золотистой, что та курица в духовке. Градусов сорок, а то и сорок пять в тени. А еще ветер с песком, как наждак по лицу. Деревьев практически нет, еда непривычная, с выпивкой опять же сложности — мусульмане они, нельзя им. Бабы местные все в простыню завернутые, ни посмотреть не на что ни поговорить, разве что своих из Союза завозить будут.

— А вы как на личном опыте об этом говорите, — удивлённо вскинул бровь моряк. Он, дитя архангельской области, никогда до этого не выбиравшийся южнее Москвы, жару в сорок градусов мог себе представить с большим трудом.

— А я тут почти год провел, — полковника аж передернуло. — С лета сорок третьего по лето сорок четвертого. Не совсем здесь, мы севернее стояли, но не думаю, что разница столь существенна. Поверь, кап-лей, тебе здесь летом совсем не понравится. А что до военной базы, то думаю да. Сейчас британцев отсюда сковырнем, а потом и сами себе кусочек маленький заимеем.

— Ну да, — с сомнением протянул моряк. У русских «самотопов» перед британцами имелся вполне объяснимый пиетет, который даже после революции никуда не делся. Как же! «Владычица морей»! Впрочем, сейчас Британская империя была очевидно в не самой хорошей форме, что и побуждало все заинтересованные стороны понемногу щупать одряхлевшего вожака за сладенькие бочка. — Главное, чтобы все как надо получилось.

— Ну это уже от вас, моряков, зависит, — хохотнул Орлов, — нам-то работы там на пять минут, главное через пролив добраться как-нибудь.

Отношения между странами, воюющими с Германией начали ухудшаться в тот самый момент, когда неизбежность будущей победы над общим врагом стала очевидна каждому. В момент, когда потихоньку наступало время «собирать камни», каждый из «концессионеров» начинал понемногу тянуть одеяло на свою сторону. Особо тут, причем, выделились сами англичане.

После химической атаки на Лондон, а потом и захвата американцами Гибралтара Черчиллю стало очевидно, что с таким союзником никаких врагов Британской империи не нужно. Иронично, что именно в таком ключе полтора века европейские державы думали про само островное государство, а теперь и Лондону пришлось примерить на себя незавидную роль «младшего партнера».

Естественно Черчилль не был бы собой если бы не попробовал «соскочить». Поскольку вариант договориться с Берлином в Лондоне по понятным причинам не рассматривался, вариантов у британцев оставалось не та что бы слишком много.

Еще в середине 1946 года премьер-министр инициировал тайные переговоры с Москвой, о возможном заключении двустороннего союзного соглашения и дальнейшем разделе сфер влияния в Европе и мире. Вот только оказалось, что на практике толстому борову просто нечего предложить столь нелюбимым им коммунистам. Сама Британия находилась в весьма плачевном экономическом положении, от нее одна за другой отпадали колонии, а доминионы — Австралия, Канада и Новая Зеландия — в политическом и военном плане на глазах дрейфовали в сторону США. Последние кстати на фоне ухудшения отношений с Лондоном и под формальным поводом нехватки техники для собственной армии постепенно начали снижать объемы британского Ленд-лиза и к концу 1946 года ужали его до едва заметных величин.

В военном плане вероятность того, что островитяне смогут самостоятельно без поддержки Вашингтона открыть второй фронт, была исчезающе мала. Ничего большего, чем продолжение длящихся уже несколько лет регулярных ударов с воздуха от британцев на европейском ТВД ждать было глупо.

Получив отказ и на востоке, Черчилль попытался начать вести условно самостоятельную политику высказываясь крайне негативно о возможной советизации Европы, причем градус накала в его речах — сначала приватных, а потом и публичных — рос одновременно с продвижением советских дивизий на запад. К концу 1946 года, понимая, что Британия может остаться вообще без какого-то выигрыша по итогам войны, герцог Мальборо сознательно пошел на обострение и впервые с начала войны поставил в один ряд нацистов и коммунистов, на что в Москве отреагировали достаточно нервно. Послу Великобритании была заявлена нота протеста по дипломатической линии, а по военной спешно была начата подготовка операции, долженствующей хорошенько щелкнуть английского бульдога по носу и показать ему, что за языком стоит следить внимательнее.

Тут нужно сделать еще одно отступление и осветить небольшой дипломатический казус. Дело в том, что к моменту смены власти в Иране и перехода этой страны на сторону СССР, англичане свои войска из бывшей Британской Индии уже эвакуировали, а потому боевые действия и до того тлеющие ни шатко, ни валко в течение 1944–1945 годов прекратились сами собой. Фактическое же перемирие между двумя государствами по причине общей неразберихи и стремительных английских колониальных потерь заключено просто не было. Банально — не было насущной необходимости. И вот пользуясь этим моментом в Москве и было решено убить одним выстрелом сразу несколько зайцев. Наказать англичан, усилить влияние нового просоветского правительства в Тегеране и получить точку опоры в Персидском заливе.

Меж тем последние танки уже заканчивали грузиться на специально собранные в порту Бендер-Аббас самоходные баржи. К сожалению большого количества десантных средств, набрать не получилось. Просто потому что их во всем Персидском заливе практически не было, а те что были находились в руках тех самых англичан, которых русские совместно с персами — и исключительно под флагом последних — собирались курощать. Ну а тащить транспорт откуда-то из других мест командование сочло излишне хлопотным и вообще рисковым. Вся идеология операции базировалась на том, что островитяне будут не готовы к атаке и как такового сопротивления не окажут. Начинать полноценную третью мировую, не закончив со второй в Москве совершенно точно не желали.

Пришлось даже использовать древние как говно мамонта танки БТ, откуда их только раскопали не понятно. Просто потому что никакую более современную — и тяжелую — технику на имеющийся в наличие транспорт погрузить не представлялось возможным. Оставалось рассчитывать только на то, что у англичан вряд ли здесь, вдалеке от реальной войны будет серьезная противотанковая оборона.

— Тащ полковник, — кап-лей сделал последнюю затяжку, выбросил окурок и тщательно притоптал его сапогом. Не то, чтобы это было действительно необходимо, однако явно сработала вбитая в подкорку привычка, — мы погрузку закончим чеса через полтора, сделайте пожалуйста своим ребятам внушение, чтобы они этой ночью даже не думали ни в какие ввязываться приключения. Выйдем еще затемно, искать отставших не будет ни времени, ни возможности. Сами знаете, ночи тут темные, а с уличным освещением не богато.

На резонное замечание моряка Орлов только хмуро кивнул. Его танкисты хоть и прибыли сюда только неделю назад уже успели два раза «отметиться» со знаком минус, ввязавшись в пару потасовок с местными на почве несовпадения традиций. Так что замечание моряка было хоть и не слишком приятным, однако более чем справедливым.

— Я прослежу, — ответил полковник, — хрен у меня кто от причала вообще хоть на шаг отойдет.

План был в общем-то прост как угол дома. Погрузиться на десантные суда, выйти из порта по темноте, за ночь преодолеть 150 километров до побережья Договорного Омана и утром свалиться британцам как снег на голову. А для того, чтобы у британцев не осталось времени подготовиться ко встрече, к ним в гости сразу после рассвета должна была заглянуть иранская авиация. Собственно из иранского там были только опознавательные знаки, что с другой стороны никого особо не смущало. Скрыть участие СССР в этом деле было все равно невозможно, поэтому виделось достаточным соблюсти минимальные приличия, не более того.

В целом так оно примерно и получилось. Авиабаза «Аль Минахрид» расположенная на севере Договорного Омана на рассвете подверглась массированному налету штурмовиков новейших Ил-10М, которые всего за двадцать минут превратили ее в пылающие руины. Радаров в этой по британским меркам дыре по понятным причинам не было, а на то, чтобы постоянно держать в воздухе дежурные самолеты банально не нашлось лишнего авиационного топлива. При всем обилии нефти вокруг, переработанные нефтепродукты британцам приходилось завозить аж из метрополии. При том, что Суэцкий канал все еще был заблокирован несколькими десятками затопленных там немцами судов, все это богатство нужно было переть вокруг Африки, делая его просто золотым.

Ил-10М — модификация уже хорошо освоенного войсками штурмовика, получившего «подросший» до 2000 л. с. Микулинский АМ-47 с соответственно выросшей тяговооруженностью и предельной бомбовой нагрузкой, которая у этой модели составила 1200 кг.

В недрах КБ Илюшина уже плотно работали над ИЛ-20 — штурмовиком оснащенным реактивными двигателями, модернизация же Ил-10 до Ил-10М позволяла закрыть необходимость во фронтовом ударном самолете здесь и сейчас, не затрачивая на это дело слишком много ресурсов. Ну и по сути первый же полк переоснащенный на новые моторы и получивший усиленное вооружение был перегнан в Иран для «передачи» его союзнику.

В итоге появление на рассвете советских самолетов с зелено-бело-красными иранскими кругами на крыльях стало для англичан полнейшей неожиданностью. Тридцать два штурмовика, не встречая никакого сопротивления — зенитные орудия стояли вообще без какой-либо маскировки и были уничтожены в первую очередь — залили огнем и свинцом английскую авиабазу, выведя из строя большую часть расставленных в открытых капонирах самолета и разбомбив до основания казармы личного состава.

Дальнейшая высадка советско-иранского десанта на территорию Договорного Омана, являвшегося протекторатом Британии, никакого серьезного сопротивления со стороны островитян не вызвала. Не считать же за сопротивление попытку двух стоящих в Манаме — что на острове Бахрейн — эсминцев, построенных еще во время Первой мировой, как-то вмешаться за сопротивление. От Бахрейна до порта Рас-эл-Хайма больше трехсот морских миль по прямой или примерно десять часов полного хода для видавших виды изношенных машин английских калош.

Пока в Манаме отреагировали, пока получили разъяснения из Лондона и приказ на выход, пока дошли — все был уже кончено. Тем более что местные арабы и не думали сопротивляться иранцам. Их эмирам сразу объяснили, что на данные территории никто впрямую претендовать не собирается, а цель всей акции — выпнуть британцев с ближнего востока, так чтобы они летели подальше. При этом Ирану был обещан Бахрейн, населенный шиитами и несколько островов запирающих вход в Персидский залив, остальные же территории могут дальше жить как хотят, ни Москва, ни Тегеран на них не претендуют.

Закончилось все в итоге тем, что Лондон был вынужден подписать в Москве мирный договор с Тегераном и вывести оставшиеся в этом регионе военные базы под угрозой их физического уничтожения. Полную независимость получил Катар, договорной Оман, ставший впоследствии ОАЭ, а последней территорией на ближнем востоке, которая осталась в руках британцев, стала Аденская колония. Для ее освобождения союзникам потребовался бы серьезный флот в Индийском океане, взять который было в конце 40-х годов просто не откуда.

Забегая немного наперед можно добавить, что и этих владений Англия лишилась уже в середине 50-х. Под угрозой революции и при поддержке ближайших арабских стран британцы были вынуждены уйти и отсюда, после чего Аден стал столицей объединённого Йеменского государства. Впрочем, мира измученной войнами земле это все равно не принесло, однако это уже совсем другая история.

Результат у описанной выше Ближневосточной эскапады оказался несколько неожиданным. В правительстве Черчилля наконец поняли, что никто из воюющих с Германией государств таскать каштаны из огня для Лондона в этот раз не будет. И что, по сути, все затраченные на постройку огромного флота бомбардировщиков ресурсы никак не помогают Британской империи отстаивать свои интересы. Ну какой смысл продолжать бомбить немцев, если в итоге все выгоды от войны получит либо СССР, либо США, британская же империя останется только с огромными долгами.

Это осознание привело к постепенной переориентации политического и военного вектора. Уже с конца января 1947 года количество налетов на немецкие города, осуществляемых с территории островного государства, резко пошло на спад. Вместо этого освободившиеся ресурсы были англичанами брошены на восстановление своего влияния в колониях. В первую очередь — африканских.

В течение 1947 года британцы смогли вернуть под свою руку большую часть центральной Африки и даже договориться с США о совместном использовании Суэцкого канала, который был разблокирован и вновь введен в строй в середине лета этого года.

Что касается немцев, то с прекращением массированных бомбардировок — американцы были в это время плотно заняты Японией и тоже не могли сосредоточить достаточную по силе группировку для поддержания взятого ранее темпа — Германия, получила небольшую передышку, позволившую хоть немного собрать воедино на глазах рассыпающуюся военную экономику. Впрочем, сказать, что это могло хоть как-то всерьёз повлиять на конечный исход противостояния на континенте тоже нельзя. К началу 1947 года итог войны был уже всем более-менее ясен и вопрос заключался только в том, с каким именно счетом закончится этот занырнувшийся на восемь лет кровавый матч.

Интерлюдия 3

Москва, СССР, 16 января 1947 года

— Товарищ Молотов, вам слово, — Сталин вытащил изо рта трубку и ткнул мундштуком в сторону наркома иностранных дел. Курить верховному главнокомандующему врачи запретили строго настрого, поэтому табака в трубке не было. Ну почти всегда не было, если говорить совсем честно.

Молотов откашлялся и, обведя взглядом собравшихся, принялся объяснять подоплеку внеочередного собрания Ставки Верховного Главнокомандования. Судя по довольному лицу дипломата, новости он собирался поведать нам сугубо положительные.

— Наш посол в Швеции сегодня утром сообщил по закрытому каналу о достижении принципиального соглашения с Венграми. Хорти согласен заключить сепаратный мир с Советским Союзом и повернуть оружие против Германии.

По кабинету прокатился вал возбуждённых шепотков. Не смотря на успешное форсирование Вислы и освобождение Варшавы, полностью сбить немцев с укрепленного «Восточного вала» красной армии пока не удалось. Ноябрьское наступление в Польше оказалось тяжелым и очень кровавым, не смотря на кажущееся преимущество СССР во всех компонентах. Возможность получить без боя Карпатские перевал и зайти Третьему Рейху в мягкое подбрюшье, растянув таким образом оборону и заодно отрезав немцев от венгерской нефти, виделась отличной альтернативой проламыванию обороны «в лоб».

Ну и 400 тысяч штыков самой Венгерской армии, которые хоть и не показывали чудес воинского мастерства, однако одним своим числом приковывали к себе целый советский фронт тоже не стоило сбрасывать со счетов. Даже если не всех из них можно будет заставить развернуть оружие против недавнего союзника, такой маневр вполне может привести к полному обрушению советско-германского фронта и потенциально — к окончанию войны.

— На каких условиях договорились? — Первым задал вопрос Ворошилов.

— К-хм, — Молотов достал лист бумаги из лежащей перед ним папки, водрузил на нос пенсне и принялся зачитывать попунктно:

— Личные гарантии безопасности для Хорти и его приближенных. При этом Венгрия готова рассматривать возможность выдачи СССР части военных преступников, непосредственно запятнавших себя преступлениями на территории Советского Союза;

Территориальные границы Венгрии не подвергнутся изменениям;

Венгрия возвращает СССР всех военнопленных и соглашается выплатить компенсацию за нанесенный ущерб;

Венгрия разрешает свободный проход частей красной армии по своей территории и всяческим образом этому содействует;

Венгерское правительство снимает запрет на работу оппозиционных партий коммунистической и социалистической ориентации о гарантирует проведение свободных выборов в парламент не позднее полугода после окончания боевых действий.

— А что по военной составляющей? — Антонова, как руководителя Генштаба политическая часть не слишком интересовала. — О чем-то конкретном договорились?

— Точной даты, без согласования военными мы конечно назначить не могли, — поднял взгляд от документа Молотов. — Однако венгры настаивают на как можно скорейшем вводе советских войск. Есть существенная вероятность того, что информация о переговорах утечет в Берлин, и тогда реализации этих соглашений может грозить опасность.

— Что скажете, Алексей Иннокентьевич? — Обратился Сталин к Антонову, — сколько времени понадобится, чтобы подготовить войска Третьего Украинского фронта к операции по форсированию карпатских перевалов и выходу на Венгерскую равнину.

— Сложно сказать, товарищ Сталин, — покачал головой генерал, — операции в этом направлении мы до конца весны не планировали, соответственно не были созданы запасы топлива и боеприпасов. Зима, перевалы частично закрыты снегом, нужно считать. Если венгры гарантируют полное отсутствие сопротивления и даже содействие, то, думаю, в пару недель можно уложиться. Нужно будет привлечь транспортную авиацию для переброски передовых частей и грузов на ту сторону гор. Попробовать согласовать с той стороной железнодорожные перевозки… Часть железнодорожных путей мы в 1944-ом при отступлении взорвали, и я не обладаю информацией о том, в каком они сейчас состоянии.

— Неделя. У вас есть неделя, товарищ Антонов. К двадцать третьему января части Третьего Украинского должны быть готовы к броску на территорию Венгрии. Задача понятна?

— Так точно, товарищ Сталин, — без особого восторга отозвался глава Генштаба.

— Что по Словакии, Вячеслав Михайлович? — глава государства вновь поверну голову в сторону наркома иностранных дел. — Было бы очень уместно чтобы одновременно с Венграми сопротивление прекратили войска еще и этого… Хм… Государства.

— Кое-какие контакты со словацким политическим руководством по линии министерства иностранных дел хоть и существуют, однако боюсь тут мы никакого результата добиться не сможем. Тисо — фигура совершенно несамостоятельная, и договариваться с ним фактически не имеет смысла. Президент, — в голосе Молотова послышалось неприкрытое пренебрежение, — никакого влияния на армию не имеет, а все хоть сколько-нибудь важные вопросы решаются исключительно через немцев. Впрочем, насколько нам известно, среди офицеров словацкой армии существуют силы, желающие выхода из войны, хотя точных данных о том, серьезно все это или ограничивается только пустыми разговорами, у меня нет.

— Со Словаками, есть контакты по линии разведупра Генштаба, товарищ Сталин, — вновь подал голос Антонов. — Однако обрадовать на этом направлении особо нечем. Самые боеспособные части словацкой армии подчиняются напрямую немецким генералам, и даже при наличии большого желания тот же министр обороны генерал Чатлош влияние на них имеет очень опосредованное. Что касается остальной части словацкой армии численностью примерно в полсотни тысяч человек, то боеспособность они имеют исключительно номинальную. Минимальное обучение: в армии Чехословакии как известно офицерский корпус состоял из чехов примерно на 95 %, поэтому кадрам взяться просто неоткуда. Тяжёлое вооружение отсутствует как класс, не считать же в самом деле за силу десяток танков чешской еще постройки. Настроения упаднические, процветает дезертирство, нередки случаи перехода даже целых подразделений на нашу сторону. В среде словацких генералов зреет заговор, направленный на антифашистское восстание, однако реальный толк от всей этой богадельни будет только в том разе, если основную работу на себя возьмут советские дивизии. Словаки тут в любом случае смогут быть исключительно на вторых ролях.

— Понятно, — кивнул Сталин. — То есть при благоприятном развитии ситуации в Венгрии, мы можем рассчитывать на то, что словацкая армия в своей массе не будет сопротивляться продвижению через их территорию советских дивизий?

— Так и будет, — подтвердил Антонов. — В том, что словаки захотят сбросить немецкую оккупацию с оружием в руках, есть сомнения, однако и ждать от них огромной любви к немцам тоже не стоит.

— Товарищи, — подал голос Ворошилов, — а если развернуть озвученную тут задумку несколько шире? Может быть получится привлечь страны Балканской Антанты на нашу сторону. Военной пользы от них будет не много, однако удлинение фронта на добрую тысячу верст выгодно именно нам. Просто за счет того, что это позволяет лучше реализовать преимущество в численности армии.

Все советские дипломатические усилия предыдущих лет были направлены на то, чтобы не допустить вступление четырех балканских государств в войну на стороне Оси. О том, чтобы привлечь их на свою сторону в Москве особо не думали. Пользы от их не слишком мощных армий было бы не так много, а вот потенциальная оккупация Германией создавала реальную угрозу всему южному флангу советского построения, включая такие города как Калининград и Одесса.

Тут перед глазами военных был не забывшийся еще за давностью лет пример участия Румынии в Первой Мировой, когда от ее вступления в войну на стороне Антанты в итоге вышло больше вреда чем пользы.

С другой стороны, сейчас был 1947 год, а не 1944. Фронт стабильно катится на запад, и в том, что Германия сможет продержаться еще хотя бы год, были вполне обоснованные сомнения. Почему бы в такой ситуации не обзавестись новыми союзниками и не переложить на них часть военного бремени. А там глядишь и Италия мира запросит…

— Что скажете, товарищ Молотов? Есть у нас ресурсы влияния на Румынию?

— Ресурсы есть, — подтвердил наркоминдел. — Король Михай настроен достаточно радикально анигермански. Как вы знаете уже почти полгода Румыны не продают Германии нефть и вообще свели торговлю с Берлином к минимуму. Вопрос только в том, что именно мы можем предложить Бухаресту. Ну и всем остальным членам Балканской Антанты заодно.

— Место за столом победителей? — Предположил только месяцем ранее зачисленный в состав Ставки и оттого предпочитающий больше молчать и слушать Булганин.

— А будет ли этого достаточно? — Задал резонный вопрос Молотов.

— А нужно ли нам присутствие этих стран за столом победителей? — В тон Молотову добавил Сталин. — Думаю этот вопрос нуждается в дополнительной проработке. Товарищ Антонов к следующему заседанию предоставьте пожалуйста свои соображения насчет военной выгоды вступления вышеназванных стран в войну. Ну а товарищ Молотов, подумает над дипломатической стороной этого вопроса. А теперь предлагаю перейти к следующему вопросу: товарищ Кузнецов, что по поводу готовности «Одессы» к непосредственному участию в боевых действиях. Вы, помнится, обещали, что к началу года, авианосец уже будет полностью боеспособен…

Глава 12

Южная Европа, январь-март 1947 года

Рывок советских дивизий через Карпаты на Венгерскую равнину оказался для Берлина полнейшей неожиданностью. Причем неожиданностью крайне неприятной, резко меняющей все стратегические расклады сил на Восточном фронте. У Германии, понесшей просто огромные потери предыдущие годы и вынужденной держать войска в оккупированных ранее государствах для сохранения там порядка, лишнего миллиона солдат чтобы закрыть зияющую брешь в обороне просто не было. Пришлось снимать дивизии с «Восточного вала» и из-под Варшавы, оголять атлантическое побережье, выводить дивизии с Сицилии и южной Италии и в конце концов использовать фольксштурм, который считался немецким генштабом таким себе резервом последней надежды. Впрочем, давайте порядку.

23 января 1947 года, специально выехавший из Будапешта Хорти — он резонно опасался за свою безопасность в столице Венгрии — находясь в Дебрецене, где располагался штаб 1-ой венгерской армии, держащей Карпатские перевалы, обратился к народу с призывом спасти страну от полного уничтожения. Тут же были отданы приказы о заключении перемирия, об объявлении войны Германии, о блокировании, пленении и, если это невозможно, — уничтожении немецких частей, расположенных на территории Венгрии, об аресте части наиболее радикально прогермански настроенных венгерских чиновников и политиков, о пропуске дивизий красной армии через перевалы Карпат.

Несмотря на то, что далеко не все венгерские части подчинились приказу Хорти, дивизии, удерживающие фронт в Карпатах, по большей части сопротивления пришедшему в движение Третьему Украинскому не оказывали.

Настоящие бои развернулись в самом Будапеште из-за чего оказался сорванным план переброски в столицу Венгрии десантных частей красной армии с помощью транспортной авиации. Тут сложить оружие отказались две из 4 бывших венгерских дивизий СС, набранных из наиболее убежденных нацистов, которые, не смотря на упразднение самой организации, все равно оставались под прямым управлением Берлина. А поскольку именно эти части имели лучшее вооружение и наиболее опытный офицерский состав, сформированный преимущественно из немцев, они были чуть ли не самыми боеспособными соединениями во все Венгрии.

Вообще, тут стоит сделать небольшое отступление и отметить, что начиная еще с весны 1946 года после огромных побед на востоке одновременно с формированием фольксштурма в Германии начали активно формировать новые части состоящие из жителей оккупированных европейских стран. Так две по две новые дивизии были сформированы в Дании и Норвегии, с территории бывшей Франции было рекрутировано почти пятьдесят тысяч человек, что-то дала Швейцария, страны Бенилюкса, протекторат Богемии и Моравии. Появились было даже польские части, однако после Варшавского восстания они почти все были расформированы.

Причем если боевая ценность тех же французов оставалась весьма гадательной, то датчане и норвежцы показали себя вполне умелыми воинами, не имеющими больших проблем с мотивацией и боевым духом. Последнее объяснялось очень просто: та же Дания или Нидерланды находились под властью Берлине уже почти семь лет. Мальчикам, вошедшим в возраст, подходящий для службы в армии, во время начала войны было всего 10–11 лет, и можно сказать, что все их сознательную юность они подвергались обработке мощнейшей пропагандистской машиной Третьего Рейха. Естественно это дало свои плоды. Нет, датчане еще в массе своей считали немцев своими врагами, но и для формирования двух дивизий относящегося к «метрополии» лояльно личного состава набрать вполне себе получилось.

Так или иначе без большой крови не обошлось. Попытка разоружить квартирующие под Будапештом 1-ю и 2-ю венгерские дивизии (бывшие 25 и 26 дивизии СС) провалилась. Вместо того чтобы покорно сложить оружие венгерские фашисты получили приказ занять основные государственные здания в центре столицы чтобы «преемник» Хорти нацист Ференц Салоши мог попробовать перетянуть на себя управление страной. Когда этот план провалился бывшие СС-овцы принялись пробиваться с боем к центральному столичному аэродрому чтобы обеспечить возможность переброски подкреплений по воздуху. Ну или собственной эвакуации, если все пойдет плохо.

Аэродром бывшие СС-овцы в итоге заняли хоть и с боем, однако подкреплений все равно не получили — хорошо сработала советская истребительная авиация, два полка которой были по договорённости с Хорти переброшены на аэродром местечка Сольнок, что в восьмидесяти километрах к юго-западу от Будапешта.

В итоге на то, чтобы преодолеть Карпаты и занять большую часть Венгрии у советских дивизий ушло всего десять дней, чему способствовало еще и то, что разрушенная при отступлении в 1944 году железнодорожная ветка Стрый-Мукачево была немцами восстановлена к 1946 году и использовалась для военных перевозок, и в итоге досталась красной армии в рабочем состоянии. Только наличие полноценной двухпутной магистрали позволило зимой не только протолкнуть в кратчайшие сроки целую танковую армию, но и худо-бедно обеспечить ее снабжение.

Одновременно с наступлением через Карпаты Ставкой ВГК были санкционированы несколько демонстративных отвлекающих наступательных операций по всему советско-германскому фронту, наиболее успешной из которых стало форсирования частями второго Прибалтийского фронта замерзшего Немана и выход на дальние подступы к Кёнигсбергу.

Сам город прусских королей был очень хорошо укреплен. Здесь имелись как кирпичные бастионы, отстроенные еще в середине 19 века, так и более современные военно-инженерные конструкции, последние их которых были возведены только летом-осенью 1946 года. Бросаться на такую оборону в лоб означало гарантировано его себе расшибить.

Еще одним успехом стал прорыв «Восточного вала» близ Кракова. Тут части второго Украинского воспользовавшись частичным уходом немцев на юг, смогли продавить оборону группы армий «Карпаты» под командованием Манштейна и создать угрозу окружения Кракову. В итоге обороняющиеся тут части вермахта были вынуждены оставить город и отступить к Катовице.

14 февраля части 4-ого гвардейского механизированного корпуса генерала Жданова после двух дней ожесточенных боев выбили немцев из города Дьор, что на самом западе Венгрии. Оттуда до Вены оставалось всего 100 километров, и казалось, что вот-вот столица Острейха падет перед натиском советских танков. Однако преодоление 450 километров всего за 20 дней далось корпусу не легко — тыловые части отстали, топлива в баках оставалось на один рывок, а боеприпасов — меньше боекомплекта на ствол. С той же стороны за этот неполный месяц противник успел обустроить какую-никакую оборону используя надерганный откуда только можно резервные части и соединения.

В таких условиях Ставка отдала приказ прекратить дальнейшее продвижение на запад и заняться приведением потрепанных — не столько за счет боев, сколько за счет форсированных переходов по не самым лучшим зимним дорогам — войск в порядок. Казалось очередной «зимний» удар СССР на этом исчерпал себя.

Тем не менее такое стремительное изменение стратегического положения в Европе не могло не повлиять и на других игроков.

Первыми решились действовать Словаки. Поскольку само правительство было во главе с Тисо было настроено прогермански — 13 января последовала даже просьба в Берлин о введении дополнительных частей для борьбы с партизанами и защиты карпатских перевалов — да и не влияло по большому счету на армейские дела, руководство восстанием пришлось брать на себя людям, непосредственно командующим отдельными словацкими дивизиями и полками.

Центром восстания стала восточная Словакия, где были сосредоточены наиболее боеспособные части, предназначенные для обороны советско-германского фронта. Руководство на себя взял генерал-майор Ян Голиан, под рукой которого была единственная в словацкой армии полноценная моторизованная дивизия. Мгновенным броском был очищен от деморализованных последними событиями немецких войск город Кошице, который и стал временной столицей Словакии. Уже 31 января на аэродром в Кошице начали садиться советские самолеты с техникой и личным составом предназначенные для развития наметившегося успеха. Командовать же всей операцией по освобождению Словакии с советской стороны был назначен маршал Малиновский.

С началом словацкого восстания немецкие войска, ставшиеся южнее Карпатского хребта, отделяющего Словакию от бывших польских земель, оказались, по сути, в западне. Там на севере уже стояли советские дивизии, здесь ничего хорошего немцев тоже не ожидало. Попытка словацкого корпуса Хайнрици прорваться по узким горным дорогам на запад вылилась настоящую драму. Избиваемые с воздуха и терзаемые местными партизанами дивизии, бросившие все имущество и тяжелую технику восемь дней пытались вырваться из захлопывающейся на глазах западни без возможности хоть как-то ответить противнику.

Этот прорыв стоил немцам пятьдесят две тысячи человек убитыми и пленными. К своим генералу удалось вывести только 30 % личного состава корпуса. Раненные, ослабшие, сломленные морально солдаты едва не взбунтовались, когда им поступил приказ отправляться под Вену сдерживать голыми руками накатывающие русские танки. В итоге корпус расформировали, а личный состав отправили во Францию на лечение и отдых.

Дальше события развивались так же стремительно. 10 февраля войну Германии объявила Болгария. 14 февраля — Румыния, 16 февраля — Греция, 17 — Югославия.

Причем нужно понимать, что если вступление Болгарии и Румынии в войну было уже актом чисто номинальным, поскольку общей границы со странами Оси они не имели, то вот с Грецией и Югославией дело было совсем иначе. Кроме того, что Югославия северной границей упиралась в «стык» между Италией и бывшей Австрией, что мгновенно ставило под угрозу прямое сообщение между союзниками, был еще вопрос Албании. А в этой, по сути, оккупированной итальянцами балканской стране до сих пор находился гарнизон из примерно 35 тысяч солдат, против которого Югославия и Греция совместно могли без особых сложностей выставить вдесятеро больший контингент.

На то, чтобы оккупировать территорию Албании Югославии и Греции понадобилось всего восемь дней. За исключением нескольких коротких стычек — которые, кстати, отлично показали не слишком высокую боеспособность армий вступивших в войну стран — итонские дивизии сдавались, не выказывая особого желания сражаться до последней капли крови. Когда же к народу обратился сам Виктор Эммануил III с призывом свергнуть фашистскую диктатуру, сопротивление и вовсе сошло на нет.

21 февраля по радио выступил итальянский король Виктор Эммануил III с манифестом об отстранении Муссолини от власти, выходе Италии из войны и призывом к СССР, США и Франции установить перемирие. Естественно немецкие войска, расквартированные в этой стране такой антивоенный порыв не поддержали, плюс, не смотря на все поражения и очевидно безнадежную в стерическом плане военную ситуацию, часть непосредственно итальянских войск все еще поддерживала лично Дуче.

22 февраля в Риме начались уличные столкновения между приверженцами короля и премьер-министра, в результате которых король был вынужден спасться бегством. Самолет с Виктором-Эммануилом III и его семьей на борту вылетел из Рима уже вечером 22 февраля и приземлился в Югославском Сплите. Уже с территории этой страны итальянский король вновь обратился к своему народу и призвал бороться против предателей и оккупантов, чем окончательно развязал полномасштабную гражданскую войну на территории «сапога».

28 февраля обеспокоенные советскими успехами, а также круто изменившимися раскладами на континенте, союзники начали десантную операцию на Сицилию, которая изначально была запанирована конец марта. Вот только ждать еще месяц в такой ситуации было просто смерти подобно. Это бы означало просто отдать в руки большевикам еще и Италию.

Сама высадка на Сицилии никаких особых проблем не вызвала. Имея в активе опытные уже в том числе и в плане десантирования на занятый врагом берег дивизии, полное превосходство в воздухе и на море, а также договоренности с главами местных мафиозных семей, которым при Муссолини жилось весьма кисло, американцы с французами сопротивления практически не ощутили. К этому моменту собственно немецкие войска были уже с острова выведены на север, а итальянцы были готовы сложить оружие при первой же возможности.

По сути бой приняли только солдаты из 4-ой горнострелковой дивизии «Ливорно» да полки берсальеров из расположенных на острове моторизованных частей. Последние моторизованными оставались только по названию, поскольку большая часть техники была брошена при эвакуации из Туниса, что соответствующим образом сказалось на их боеспособности.

В итоге на захват всей Сицилии союзникам понадобилось всего пятнадцать дней. Уже во второй половине марта, последние очаги сопротивления отступивших в горы итальянцев было задавлено, а союзники принялись готовиться к переносу боевых действий непосредственно на континент.

Развернувшаяся на аппенинском полуострове неразбериха стала отличным прикрытием для переброски французских и американских дивизий непосредственно на континентальную часть Италии. Плюс здесь на юге была традиционно сильна поддержка королевской власти — в противовес индустриальному и более «республиканскому» северу, поэтому появление войск союзников воспринималось гражданским населением не как оккупация, а скорее как освобождение.

1 апреля передовые части 2-ой пехотной дивизии первыми ступили на итальянский берег Мессинского пролива, дав старт боям за южную Италию. 2 пехотная — одна из старейших дивизий во всей Французской армии, принимавшая участие во всех конфликтах этой страны начиная с Наполеоновских войн и одна из немногих, сумевших в относительном порядке эвакуироваться в Северную Африку — а потом пережить и отступление длиной в 2 тысячи километров вдоль побережья Средиземного моря — и сохраниться как организованное соединение. Именно этим парням — хоть непосредственно французов тутбыло в лучшем случае треть, основная масса — набранные в колониях рекруты — выпала честь начать континентальную «реконкисту» против Третьего рейха. В Дакаре правда предпочли бы, чтобы 2-ая пехотная высаживалась где-нибудь под Марселем, а не в итальянской Калабрии, но на то, чтобы махом перепрыгнуть все Средиземное море, у союзников просто не было достаточного количества десантных и транспортных средств. Вернее, у французов их просто не было, а Американцы были вынуждены их использовать для снабжения своих войск на плацдармах острова Кюсю.

Сплошную череду бесконечных поражений и отступлений Германии прервал только приход весенней распутицы, которая дала немцам некоторое время чтобы передохнуть. Впрочем, передышка мало чем могла Берлину помочь — союзники у немцев закончились, собственные силы подходили к концу, а война уже вступила на территорию, населенную собственно немцами. Никаких приемлемых способов «соскочить» не просматривалось и близко. А дальше могло быть только хуже.

Глава 13

Стокгольм, Швеция, конец мая 1947 года

— Иронично, вы не находите? — Чернышев с улыбкой сделал неопределенное движение рукой как бы обведя место вокруг себя. — Планета сделала полный оборот вокруг Солнца, а мы с вами все в том же месте, обсуждаем те же вопросы.

— Только на этот раз консультации инициировала ваша сторона, — не принял шутливого тона немец. Судя по его осунувшемуся лицу и тяжеловесным кругам под глазами, последние месяцы для него выдались не простыми.

— Не думаю, что Германия может поставить это себе в заслугу, — покачал головой посол СССР в Швеции. Он чувствовал себя более чем уверенно, что было заметно даже не вооружённым глазом. Чернышев спокойно взял хрустальный графин с яблочным соком, налил себе в стакан и сделал насколько больших глотков, не отрывая при этом взгляда от сидящего напротив немца. Тот только вздохнул и немного наклонил голову в знак согласия.

— Пожалуй тут с вами трудно не согласиться.

Едва подсохла земля, на советско-германском фронте началось новое наступление красной армии, главной целью которого был выход к Одеру. Полноценного прорыва фронта на этот раз не случилось, немцы наступления естественно ждали и вовремя начали отводить дивизии с наиболее угрожаемых направлений. Тем не менее за первые десять дней операции фронт продвинулся на запад уже примерно на 100 километров и были все шансы, что к середине июня, боевые действия будут уже вестись в ближайших предместьях немецкой столицы.

— Итак, мое правительство уполномочило меня передать вам последнее предложение по прекращению войны. В случае отказа, с нашей стороны будет в дальнейшем рассматриваться исключительно вариант с безоговорочной капитуляцией.

— Не нужно угрожать, Германия готова сражаться до последнего за свое будущее, — несколько излишне высокопарно, как для столь неформальной встречи, ответил немец, отчего Чернышев явственно скривился.

— Давайте без лозунгов. Последний солдат Германии уже мобилизован. При численности населения в 100 с небольшим миллионов на 1940 год, ваш мобилизационный потенциал должен быть порядка 15–17 миллионов. По подсчетам наших военных безвозвратные потери Германии — даже без учета гражданских женщин и детей — за восемь лет войны уже вплотную приблизились к 10 миллионам, а учитывая, что у вас под ружьем все еще остаётся 6–7 миллионов человек, новых солдат Берлину брать просто неоткуда. Вы вооружаете 16-летних мальчиков, Ганс, а недавно в плен к нам попал боец фольксштурма которому нет еще 15! Вы всерьез хотите повоевать еще год-другой?

— Вы же понимаете, что я могу лишь выслушать ваши условия, а принимать решения будут другие, — Ганс Томсен пожал плечами как говоря, готов слушать, а дальнейшее уже зависит не от него.

— Конечно.

— В таком случае, я весь внимание.

— В Польше правительство СССР предлагает Берлину вернуться к рубежам 1914 года, некоторыми правда изъятиями. Граница Восточной Пруссии будет сдвинута к Кенгсбергу, а также Польша сохранит за собой часть Силезии. Однако Кенигсберг, Данциг, Позен и Бреслау останутся немецкими городами. После чего будет проведен обмен населением дабы навсегда решить вопрос взаимных претензий на те или иные территории, — не полагаясь на память Чернышев зачитывал предложения советского правительства с листа.

— Щедро, — немец удивлённо вздернул бровь.

— Дело не в щедрости. Тут правительство СССР руководствуется принципами справедливости и рациональности, нет смысла передавать Варшаве земли на 95 % заселенные этническим немцами. Да и чтобы заселить довоенную территорию Польши, им просто не хватит коренного населения. Благодаря вашим стараниям, — и отложив в сторону документ, как бы демонстрируя, что это его личное мнение, а не мнение руководства, Илья Семенович добавил, — что же до самих поляков, то они конечно тот еще «чемодан без ручки». Нести неудобно, а бросить — просто невозможно, они же сразу побегут к англичанам или американцам.

— Вы собираетесь включить Генерал-губернаторство в состав СССР?

— Не готов это обсуждать, — качнул головой посол, — мое личное мнение в Москве уж точно учитывать не будут при решении польского вопроса.

Поляки наравне с евреями стали народом наиболее пострадавшим от национальной политики Третьего рейха. Сначала поляков выселяли в Генерал-губернаторство с земель, присоединенных непосредственно к Рейху, потом проводили массовые уничтожения и высылки в концентрационные лагеря. В том же Аушвице из двух миллионов уничтоженных людей около половины составляли именно граждане польской национальности. Потом были высылки трудоспособного населения на запад для работы на немецких предприятиях, а с приближением фронта и эвакуацией из генерал-губернаторства промышленности этот процесс приобрел совершенно всеобъемлющий характер. Дальше было Варшавское восстание и последовавшие за ними репрессии, а теперь вот в качестве вишенки на торте уже полгода на территории Польши шли достаточно ожесточенные фронтовые бои.

В итоге даже спустя двадцать лет после окончания войны точные цифры польских потерь так и не были достоверно установлены. По разным оценкам погибло от 10 до 14 миллионов человек имевших в 1939 году польское гражданство. Показательна — даже с учетом резкого сокращения площади — тут статистика по численности населения. Если в 1939 году население Польской республики составляло 35 миллионов человек, то в 48 году в ПССР проживало — даже с учетом проведенного с немцами обмена населением — только 15.

— Что дальше?

— Правительство СССР готово согласиться с тем, что в составе Германии останутся населенные немцами австрийские и швейцарские земли. При проведении соответствующего референдума, конечно. Эльзас-Лотарингию придется вернуть Франции, а Судеты — Чехословакии. Остальные границы изменений не претерпят.

— Хм… — Томсен задумчиво отстучал пальцами несложный ритм по застеленной белоснежной скатертью столешнице, предложение было слишком щедрым, чтобы не задуматься о возможных подводных камнях. Впрочем, достаточно быстро в глазах немецкого переговорщика отразилось понимание, которое он воплотил в короткий вопрос, — репарации?

— Конечно, — не стал юлить русский. — Немецкоязычные кантоны в составе Германии будут частью стороны проигравшей войну. Там есть некоторые производства, в частности шарикоподшипников, которые СССР хотел бы получить в качестве репараций. Независимая Швейцария — наоборот страна, претендующая на часть компенсаций от Берлина. Выбор в общем-то очевиден.

— Что касается общего объема компенсационных выплат… — Начал было немец, однако Чернышев оборвал его на полуслове.

— Они будут большими. Вероятно, Версаль покажется вам детским утренником, однако я думаю, что миллионы жизней советских граждан, в том числе гражданских, того стоят. Что касается конкретных сумм, я не уполномочен их обсуждать, думаю, для этого будет создана специальная двусторонняя комиссия, предназначенная для оценки нанесенного ущерба и сведения дебета с кредитом.

— Политические ограничения?

— Ничего за гранью разумного. Будет запрещена нацистская партия, реорганизовано правительство с имплементацией в него лояльных нам лиц, обязательно проведен судебный процесс над особо запятнавшими себя политиками и прочими… Разными.

— Категорическим условием капитуляции будет предоставление гарантий от преследования для определенного… Хм… — Запнулся на секунду Томсен, — круга лиц.

— Этот вопрос заслуживает отдельного обсуждения, — кивнул Чернышев, принимая позицию немецкого правительства. Ничего странного в ней не было, своя рубашка, она завсегда к телу ближе, с другой стороны и откровенных палачей отпускать в Кремле не собирались. Это было делом принципа.

— Что еще?

— Передача Советскому союзу наработок в ракетной, атомной, химической, реактивной и других высокотехнологических сферах, в которых у Германии есть научный приоритет. Предоставление участков земли для организации военных баз, — заметив кривую гримасу на лице оппонента, Чернышев только усмехнулся. — А как вы без наших войск будете разбираться с союзниками? Или в Берлине желают продолжить боевые действия на западном фронте? Думаете возможен успех?

— Нет, все верно, рейхспрезидент Вицлебен рассчитывает на помощь Москвы для достижения приемлемых условий мирного урегулирования с западными странами в случае подписания советско-германского мирного соглашения, — явно заготовленной фразой ответил немец, потом выдохнул и добавил уже от себя. — Но это не значит, что мне все происходящее нравится.

— Есть такая русская присказка, которая гласит, что каждый сам кузнец своего счастья. Или в данном случае несчастья, — пожал плечами русский. — Во всем происходящем немецкий народ может винить только себя и никого другого.

— Не готов спорить на этот счет. Ограничения по численности или оснащённости армии?

— На сколько мне известно, таких планов нет, — советский посол в Швеции достал из внутреннего кармана пачку папирос, достал одну и принялся задумчиво катать «гильзу» между пальцами разминая табак. — Как вы понимаете с окончанием этой войны противоречия между Москвой Лондоном и Вашингтоном никуда не денутся, скорее наоборот будут только нарастать. Советское правительство видит в немецком народе потенциального союзника, искусственно ослаблять которого нет смысла. Да и вряд ли Германия сможет быстро оправиться от этой войны, а на длинной дистанции, как показал опыт Версаля, такие ограничения все равно не работают.

В слух этого произнесено не было, однако было понятно, что в случае дальнейшего обострения ситуации на мировой арене, русские будут использовать немецкую армию в том числе и в качестве пушечного мяса против англосаксов. Незавидная роль, вот только при теоретической победе янки — если допустить, что вот прям завтра они смогут высадить трехмиллионный десант прямо на Берлин и не допустить его захвата советами — ничего не изменится. Кроме, понятное дело, вектора движения. Горе побежденным!

— Звучит достаточно непривлекательно, — горько усмехнулся немец, отлично понимающий, что для его родины приемлемых выходов из сложившейся ситуации уже просто нет.

— Так или иначе вы должны радоваться, что Германия нужна СССР сильной, единой и лояльной. Например, про американцев сказать того же я бы не взялся. Вы слышали про «План Моргентау»?

— Да, но насколько я знаю в США от него уже отказались.

Чернышев не торопясь достал спичечный коробок, достал одну палочку, поджег и с видимым удовольствием втянул табачный дым.

— Конечно, отказались, — хищно улыбнулся посол. — Глупо трубить о планах на расчленение Германии, когда твои войска все еще топчутся под Римом. Но, по правде говоря, мне было бы интересно посмотреть на список условий, будь на моем месте представитель Вашингтона. Думаю, они бы вам не понравились.

Судя по тяжелому вздоху немца, от придерживался примерно той же мысли.

— Италия?

— Ха! Не ожидал, что немцев хоть сколько-нибудь интересует судьба вашего незадачливого союзника, — Чернышев не смог сдержать удивления.

— И все же?

— Я не уполномочен обсуждать с вами вопрос будущего Италии. Ежели хотите мое лично мнение, то все буде зависеть от того, насколько успешно немцы будут сдерживать янки на юге полуострова до момента заключения перемирия с итальянцами.

Наступление союзников на север Италии развивалось, откровенно говоря ни шатко, ни валко. Южную часть Аппенинского полуострова им захватить удалось достаточно легко. Низ итальянского «сапога» традиционно был настроен промонархистски, и обращение бежавшего в Югославию короля Виктора Эммануила III способствовало активной помощи местного населения интервентам. Республиканский же север, в целом остался верен Муссолини, который объявил о низложении короля и провозгласил наступление периода республики.

Ну и полная бесперспективность дальнейшего наступления с точки зрения освобождения Франции и остальной северной Европы стала к лету 1947 года уже очевидна.

Достаточно бодрое продвижение на север союзных дивизий натолкнулось в конце мая на хорошо подготовленную укрепленную линию, протянувшуюся поперек полуострова в 120 километрах к юго-востоку от Рима. В немецком генштабе справедливо посчитали, что чем дальше от собственных промышленных центров будут находиться аэродромы американской стратегической авиации, тем им будет проще, поэтому скрепя сердце выделили пехотный корпус под командованием фельдмаршала Роммеля для защиты южных рубежей.

По результатам проведенных в Стокгольме консультаций, была предварительно согласована встреча министров иностранных дел двух воюющих государств, которая состоялась в той же столице Швеции 23–24 июня 1947 года.

В результате двухдневных переговоров было подписано соглашение о перемирии на советско-германском фронте, которое должно было вступить в силу с 00.00 25 июня на всей протяженности фронта от Балтийского до Адриатического моря.

При этом война между Германией и западными странами формально все так же продолжалась, поэтому для защиты территорий европейских стран и для передачи власти новым правительствам по согласованию между Берлином и Москвой на земли ранее контролировавшиеся вермахтом вводились части красной армии. Немецкие же дивизии при этом выводились только частично. Примерно половина оккупационных войск вермахта с переподчинением их советским генералам была оставлена на месте. На всякий случай. Продлившаяся три года Отечественная война в первом приближении была победоносно окончена. Оставалось только выиграть мир.

26 июня по радио с призывом прекратить войну выступил сам Сталин, пригласив в Москву лидеров всех воюющих стран для определения облика послевоенного мира.

Неожиданное прекращение боевых действий между русскими и немцами вызвало изрядный переполох в стане всех заинтересованных сторон. Баланс сил резко поменялся, и было далеко не очевидно, чем именно закончится такая дипломатическая авантюра Москвы. Займут ли русские место немцев, начнут советизировать Европу, а может продолжат боевые действия уже совместно с вермахтом? До полной победы коммунизма в мире? Последний вариант вызывал особое беспокойство в Лондоне, поскольку означал бы вполне реальный шанс заполучить советско-германский десант где-нибудь в устье Темзы. Можно сказать, что самый худший кошмар Черчилля начал проявляться во плоти.

На несколько недель какие-то боевые действия на фронтах Европы практически прекратились, застыв в ожидании прояснения обстановки. Война на время переместилась в дипломатическую плоскость, не сильно потеряв при этом в ожесточенности.

30 июня соглашение аналогичное немецкому Москва подписала и с Италией. Каково же было удивление стоящих на линии фронта американских и французских войск, когда в одно прекрасное утро немцев в окопах напротив сменили войска под красным советским флагом.

Таким образом именно с этого дня было на практике установлено закрепленное в будущем разделение Италии на Итальянское королевство со столицей в Неаполе и итальянскую Республику со столицей в Риме. Впрочем, пока до этого было еще очень далеко, а линия фронта, прошедшая примерно по 41.5 параллели воспринималась всеми сторонами исключительно как временное явление.

Глава 14

Японские острова, февраль-март 1947 года

Не смотря на остановку глобального наступления на Японские острова в первые месяцы 1947 года — янки нуждались в оперативной паузе для ротации частей на передовой, подтягивании резервов, пополнении запасов топлива и боеприпасов, а японцы были рады вообще любой отсрочке, — как таковые боевые действия все равно полноценно не прекращались.

Во-первых, шла бесконечная мясорубка в воздухе. Ежедневно над Кюсю — если конечно позволяла погода — взлетали сотни боевых машин, что выливалось в общие громадные потери. Причем, поскольку бои велись преимущественно над территорией контролируемой японскими войсками, быстро наметилась достаточно неприятная для США тенденция. Если по потерянным машинам они перестреливали воинов микадо примерно в соотношении один к двум, то вот по потерянным летчикам наоборот статистика была на стороне защитников острова.

Так, например, достаточно типичным с точки зрения статистики стал солнечный день 18 февраля. В этот день американские ударные самолеты совершили 611 боевых самолето-вылетов, потеряв 29 машин сбитыми и 9 списанными на собственных аэродромах. Еще 41 машина была потеряна в истребительной и разведывательной авиации. При этом общие потери среди личного состава прошедшие по спискам министерства обороны США были обозначены как 257 единиц летного состава.

С другой стороны ВВС Японии потеряли в тот же день 122 самолетов, а вот пилотов — только 60. Статистику японским авиаторам портили только массовые налеты целых эскадрилий камикадзе, охотящихся в основном на крупные корабли американцев, однако за полноценных пилотов их все равно никто не считал, поэтому такие боевые единицы проходили скорее по разряду управляемых самолетов-снарядов и в число потерь ВВС не включались.

Тем не менее уже к началу весны стало понятно, что такой размен, — достаточно кровавый как ни посмотри — выгоден американцам, которые его банально могли себе позволить в отличии от их узкоглазых противников. К первым числам марта активность японских воздушных сил начала падать в связи с нехваткой техники, и вот тут японские дипломаты смогли провернуть по-настоящему гениальный трюк.

Посол Японии в СССР Наотаке Сато обратился в советский НКИД с предложением продать СССР остатки некогда великого флота сынов Аматерсу в обмен на поставки советских самолетов, боеприпасов, запчастей и топлива к ним. Так-то советско-японское торговое соглашение и так продолжало действовать, не смотря на выход СССР из пакта о нейтралитете, однако после потери всех иных источников нефти, черного золота Японии теперь отчаянно не хватало.

В качестве достаточно ценного лота подданные микадо предложили последние полтора авианосца, два линкора постройки времен первой мировой — «Хией» и «Ямасиро», а также несколько легких крейсеров. Полтора авианосца потому что «Асо» еще в августе 1946 года попался американским летчикам в прицел и только чудом не ушел в гости к Нептуну, отделавшись покореженной палубой и наполовину выгоревшими надстройками. Его даже чинить не стали, поскольку смысла в этом уже не было. Полноценно использовать остатки флота страна восходящего солнца уже не могла, а совсем не бесконечные ресурсы нужны были на иных направлениях.

СССР же мог поставить на острова практически бесконечное количество поршневых истребителей типа Як-9 и И-205Ф, которые постепенно снимались с вооружения в связи с заменой на реактивные машины. При этом построены эти две машины были огромными сериями, суммарно около 23000 штук, а если брать в расчет еще более старые Як-7 и И-185ФН, — то общее количество этих самолетов переваливало за 50000 единиц. Понятное дело, значительная часть из них была потеряна в боях, при учебе и в процессе эксплуатации, однако Советский Союз все равно мог достаточно быстро перебросить на Дальний Восток несколько тысяч боевых машин и обеспечить их просто бесконечным количеством запасных частей.

Вместе с кораблями СССР получил и кое-какое портовое оборудование включая плавучие доки, краны и прочее судостроительное и судоремонтное хозяйство, которое японцам было прямо сейчас совсем не интересно. В обратную же сторону кроме самолетов пошло стрелковое вооружение, автотранспорт и бронетехника. Причем единственным условием Советского Союза тут было использование данных вооружений исключительно на островах, для чего была даже создана специальная совместная контрольная комиссия, которая следила за тем, чтобы советское вооружение не оказалось в итоге в руках солдат Квантунской армии.

Естественно такой маневр вызвал настоящий шторм возмущения в Вашингтоне, где сомнительные успехи США в войне и так вызывали резонные опасения насчет того куска мирового пирога, который в итоге американцам достанется. Вот только отношения между СССР и западными странами к этому моменту уже перешли в состояние холодной войны, поэтому испортить их еще сильнее было достаточно сложно.

Достаточно сказать, что всякие инциденты на Египетско-Иорданской линии разграничения, проходящей по Синайскому перешейку, между вроде как еще недавно дружесвенными странами случались чуть ли не каждую неделю. То американский самолет случайно залетит на территорию, контролируемую красной армией и его обстреляют силами ПВО, то перестрелка произойдет между передовыми частями, то еще какая-нибудь неприятность приключится. Открытый конфликт был не нужен обеим сторонам — пока во всяком случае — и только это удерживало стороны от перехода Второй мировой в Третью.

Также была очень напряженной ситуация в Италии. Наличие настоящей линии фронта, на которой с обеих сторон смотрели друг на друга горячие итальянские парни не могло не приводить к разного рода эксцессам, порой приводящим и к человеческим жертвам.

Что касается боевых действий непосредственно на Кюсю, то там тоже было все не «Слава Богу». Янки тут попали на место незадачливого охотника из анекдота, который вроде бы поймал медведя. И рад был бы его бросить, вот только медведь не пускает.

В момент, когда решается судьба послевоенной Европы, лучшие их части оказались заперты на другом конце света, причем вывезти их оттуда возможности объективно не было, а усиление давления вело только к новым потерям без какой-то четко просматриваемой выгоды.

Едва, американцы заняли плацдармы на юге Кюсю, против них тут же была развернута массированная и всеобъемлющая партизанская война, в которой, казалось, принимало участие чуть ли не все население острова включая женщин и детей.

Были задокументированы случаи, когда в качестве боевика-смертника японцы использовали не только женщин и стариков, но также — маленьких детей. Так согласно рапорту сержанта Сандерса, командира взвода морской пехоты из 7-ой дивизии корпуса от 14 февраля 1947 года двое бойцов его взвода было убито и еще трое — ранено в результате самоподрыва смертника, коим оказался японский мальчик лет на вид 9-10. Ребенок имитировал плач и сумел приблизится к солдатам на расстояние в несколько метров, после чего активировал начиненную осколками бомбу.

Поскольку такие случаи были не единичны, отношение к гражданскому населению сначала довольно лояльное быстро сменилось на максимально жёсткое. Случаи расстрела ни в чем неповинных мирных жителей — опять же включая женщин и детей — посыпались к концу весны как из рога изобилия. С одной стороны, за них никого не наказывали, по причине бессмысленности таких действий, с другой — на общее психологическое состояние американских солдат подобные действия влияли сугубо отрицательно. Вплоть до нескольких инцидентов с расстрелами съехавшими с катушек призывниками собственных товарищей.

Тем не менее, американцы не смогли бы построить великое государство, если бы отступали перед сиюминутными трудностями. Не сломили их поражения 1942 года, когда, казалось, неудачи сыпались на них буквально со всех сторон, не отступили они и сейчас, когда победа была уже видна невооруженным глазом.

К началу марта 1947 года численность армии под командованием Эйзенхауэра сосредоточенные на островах Рюкю и юге Кюсю была доведена до миллиона человек, что было сочтено достаточным количеством для продолжения наступления.

Впрочем, если посмотреть чуть шире американцы и в течение зимы осуществляли постоянное давление на противника, совершая постоянные короткие выпады и нанося уколы, прощупывая тем самым оборону японцев. Так в ходе одной из таких коротких операций частям 2-ой дивизии морской пехоты удалось скрытно, пользуясь ночной темнотой переправиться через Кагосимский залив и захватить плацдарм недалеко от города Каноя, что сразу сильно ухудшило стратегическое положение обороняющихся.

Попытка контратаковать плацдарм предпринятая силами 91-й и 118-й пехотных дивизий, переброшенных с Курильских островов успеха воинам Микадо не принесла. К середине января американцы наконец смогли расчистить вход в Кагосимский залив, а также подавить прикрывающие его береговые батареи — это стоило янки четырёх тральщиков и двух эсминцев — после чего обороняющие плацдарм морпехи получили не только относительно безопасную связь с тылом, но и возможность запрашивать поддержку корабельной артиллерии.

28 февраля части отличившейся еще на Окинаве 10-ой армии, высаженной на Кюсю во втором эшелоне, после продлившегося больше месяца лобового штурма — иное просто не позволял рельеф — смогли взять город Кирисима. Вернее, даже на сам город, а окружавшие его высоты, при этом от преимущественно деревянной застройки Кирисимы практически ничего не осталось. Одни обожжённые руины. Тем не менее это был важный успех, открывающий американской армии путь на относительно равнинный кусок острова, который и был изначальной целью операции «Олимпик».

11 марта началась вторая большая попытка десанта, поддержанная ударами с уже занятых плацдармов на Кюсю. К этому моменту способность японской армии противостоять технически превосходящим их американцам уже была практически исчерпана.

Особенно неприятным для защитников острова стало появление тут четырех сотен тяжелых «Паттонов», до этого на Тихоокеанском ТВД не применявшихся по причине избыточности характеристик и большой массы. Оказалось, что адекватного противотанкового оружия способного бороться с новой напастью — сто миллиметров лобовой брони под углом в 45 градусов — просто нечем. Даже относительно удачные японские гранатометы пробивали их через раз, а все остальное включая немногочисленную противотанковую артиллерию можно было просто сразу списывать в утиль. Спасал японцев только сложный рельеф и беззаветная фанатичная храбрость собственных солдат, однако этого было явно недостаточно, чтобы остановить накатывающее стальное цунами.

Об эффективности тяжелых танков можно судить по итоговой статистике их применения. Из 412 машин, задействованных в боях на Японских островах, только 72 машины были потеряны благодаря воздействию противника. Еще около сотни попали в статистику небоевых потерь, причем многие из них впоследствии были отремонтированы и возвращены в строй. Учитывая накал боев статистика более чем впечатляющая.

Уже 13 марта оборона у города Каноя была прорвана и 1-ая кавалерийская — которая на самом деле танковая — дивизия смогла вырваться на оперативный простор, круша тылы японской армейской группы «Юг».

15 марта началась повторная высадка десанта в заливе Сибуси, которая теперь увенчалась полнейшим успехом. В ходе двухнедельных боев японцев сначала отбросили от побережья, а потом нанесли тяжелое поражение 120-тысячной группировке, обороняющей город Мияконодзё.

Именно здесь Японцы сумели потопить последний крупный корабль США в этой войне. Этим неудачником стал тяжелый крейсер «Олбани», который еще вместе с одним эсминцем типа «Флетчер» стали жертвами массированного налета самолётов-камикадзе 17 марта 1947 года.

Надо сказать, что к этому времени американцы уже сумели приспособиться к тактике применения самолетов-снарядов, ответив резким насыщением кораблей малокалиберной артиллерией и увеличением количества мелких кораблей ПВО, прикрывающих более ценные вымпелы. Это привело к резкому падению эффективности таких налетов и наоборот увеличению собственных потерь японцев. Но вот конкретно «Олбани» просто не повезло: стечение обстоятельств в виде не вовремя поломавшегося корабельного радара и сбитого самолета-наблюдателя закрывающего небо на северо-западных румбах, наложенные на стандартную крупную неразбериху крупного наступления… Впрочем, янки быстро сделали выводы и все последующие попытки японцев закрепить успех ни к чему кроме больших потерь в итоге не привели.

В результате вышеописанных боев за март-апрель 1947 японская армия потеряла почти двести пятьдесят тысяч человек безвозвратно, из которых в плен американцам сдалось около 86 тысяч. Не смотря на свой в среднем высокий боевой дух, растянувшееся на четыре года бесконечное отступление было способно сломать волю к сопротивлению даже у самого мотивированного бойца. Тем более, что кадровых военных к 1947 году в составе японской армии уже практические не осталось, а обороняющиеся части были на 90 % набраны из мобилизованных крестьян и горожан. Особенно не хватало японской армии опытных сержантов и унтер-офицеров, на должности которых в итоге начали назначать таких же вчерашних призывников.

Если в лобовом столкновении такая с позволения сказать армия еще была способна выполнять боевую задачу, то попав в условия окружения, лишившись старших офицеров и испытывая нехватку оружия и боеприпасов, японские призывники быстро терялись и зачастую лишались воли к сопротивлению.

Нехватка личного состава вынудила японский Генштаб вывести последние войска из Китая, оставив за собой только те территории, которые были ими заняты до 1937 года — Манчжурию и Корею. Дошло даже до того, что японцы всегда с презрением относившиеся к боевым качествам континентальных соседей начали привлекать отдельные части императорской армии Манчжоу-го к обороне Японских островов, а сама армия колонии была увеличена с 200-т тысяч в 1944 году до 600 тысяч весной 1947.

Впрочем, как показала практика, сражаться за микадо маньчжуры желанием особо не горели. Манчжурские полки были плохо мотивированы, отвратительно вооружены и обучены практически никак. При первой же появившейся возможности они чаще всего бросали позиции и уходили в тыл и даже угроза расстрелом, заставить их сражаться была не способна.

Потери американской армии были тоже велики, но все же гораздо меньше, особенно если брать соотношение потерь во время осенних боев. За два месяца активного наступления американцы потеряли 62 тысячи убитыми и примерно вдвое больше раненными. Сказывалось преимущество в оружии и как ни странно в снабжении.

К весне 1947 года постоянные бомбардировки буквально всего на островах — что наложилось на изъятие их народного хозяйства миллионов рабочих рук — привели к натуральному коллапсу японской экономики. Электричество практически исчезло из домов японцев, перебои с водоснабжением стали нормой, паек был урезан до минимума. Производство товаров народного потребления практически прекратилось, а провал весенней посевной обещал наступление голода к концу года.

Империя стремительно погружалась в средневековье, однако сдаваться на милость победителя пока не торопилась.

Интерлюдия 4

Белый дом, Вашингтон, 3 июля 1947 года

— Господа! — Президент Соединенных Штатов встал перед рабочим столом, упершись в столешницу задом, и обвел собравшихся в овальном кабинете внимательным взглядом. — Джон Даллес не далее как сегодня утром проинформировал меня о сообщении пришедшем из Дакара. Де Голль собирается в Москву на переговоры с красными, и оттого что он предварительно поставил нас в известность заранее, ситуация лучше не становится. Я не хочу нагнетать, однако не отказался бы от пары толковых предложений. Что нам делать дальше?

В кабинете президента этим утром были только «свои». Вице-президент Джон Брикер, которого изначально Дьюи буквально навязали в качестве «второго номера», но который успел за три года проявить себя вполне неплохим командным игроком. Он отвечал в кабинете за внутреннюю политику и связи с представителями банковского капитала, набравшими за время войны немалый политический вес.

Джон Фостер Даллес — друг, ближайший соратник и госсекретарь в кабинете Дьюи. Профессиональный дипломат и человек имевший на президента огромное влияние. Настолько большое, что именно его брату в прошлом 1946 году доверили реформировать управление стратегических служб в полноценную разведывательную спецслужбу. Аллен Даллес не смотря на шепотки за спиной — мол назначение было исключительно результатом влияния его брата — за короткий период времени успел показать себя с лучшей стороны и пробиться «узкий круг» президента.

Дуглас Макартур — министр обороны. Хоть Дуг и не показал себя с лучшей стороны непосредственно на фронте и был заменен на посту главнокомандующего Эйзенхауэром, во многом наличие боевого генерала в команде республиканцев обеспечило им решающий перевес на выборах 1944 года. Дуг был несколько туговат в плане соображалки и имел отвратительный характер, но и заменить его было просто некем.

Последним в кабинете был Джордж Хамфри занимающий пост министра финансов. Он, что интересно и немного парадоксально, попал в кабинет Дьюи «по квоте» промышленного лобби и в первую очередь всегда отстаивал интересы крупных производителей.

— Мы не можем на лягушатников надавить хорошенько, чтобы они не думали дергаться? — Бросил в сторону госсекретаря недовольный взгляд Макартур. — В конце концов они от нас зависят в плане оружия и снабжения чуть более чем полностью, а мы вроде бы как хотели бойкотировать этот Московский «конгресс».

— Можем, — кивнул старший Даллес, — но тогда правительство в Париже сформируют без них, а потом просто попросят убраться из колоний. А дальше либо французские колонии останутся верны Парижу и тогда де Голля и Рейно отправят вон пинком под зад, либо начнется конфликт.

— Разве это плохо? Или лучше отдать красным вообще все без боя?

— Лучше, вот только боюсь убедить де Голля начать гражданскую войну между метрополией и колониями за наши интересы будет достаточно сложно, — сарказма в голосе директора ЦРУ было столько, что даже привыкший ко всему президент невольно усмехнулся.

— Тогда нужно сделать так, чтобы французы не долетели до Москвы, — выдал следующее предложение министр обороны, — это кажется уже по вашему профилю такие штуки?

— Мы рассматриваем подобный вариант, — кивнул глава ЦРУ. В том, что американцы чувствовали себя во французских колониях как дома, не было ничего удивительного. Выражаясь финансовым языком, все заморское имущество было уже французами заложено-перезаложено несколько раз для поддержания видимости некой самостоятельности в борьбе с Германией.

— Господа! — Неожиданно подал голос министр финансов. — Вы кажется не понимаете всю глубину той задницы, в которой мы находимся. Франция нужна нам полностью и без капли влияния Москвы. Небольшая гражданская война на заднем дворе комми — это конечно приятно, не спорю, вот только нас она никак не спасет.

— Хм… А можно подробнее, — Макартур вытащи изо рта дымящуюся сигару и сделал рукой неопределенный жест в воздухе, — и по возможности человеческим языком, чтобы далеким от вашей кухни людям было понятно о чем речь.

— Можно, — покладисто согласился Хамфри. — За два последних года наш госдолг вырос до 350 миллиардов долларов или до 155 % от суммарного валового внутреннего продукта в годовом исчислении. При этом в первом полугодии этого 1947 года впервые за последние восемь лет отмечается падение уровня промышленного производства. Инфляция выросла до 4,5-й процентов, но хуже того — начал проседать курс доллара по отношению к золоту на международном рынке. Если в 1932 году тройская унция стоила 20 долларов, в прошлом году в Бреттон-Вудсе мы предлагали закрепить стоимость золота на уровне 31 долларов за ту же унцию, то сейчас спустя всего год цена золота выросла до 35 долларов.

— Джордж, — обратился к министру финансов президент, — мы здесь все не настолько хорошо владеем цифрами как ты. Что означает все вышеперечисленное? На сколько это плохо?

— Хорошо, — Хамфри бросил быстрый взгляд на Макартура и вздохнув принялся объяснять более образно. — Мы взяли уйму денег в долг — порядка 250 миллиардов долларов, если быть точным — на финансирование войны рассчитывая потом забрать свое за счет расширения рынков и скажем прямо эксплуатации Старого Света и их колоний. Но долг настолько большой, а успехи нашей армии столь малы, что кредиторы уже потихоньку перестают нам верить. И даже наши собственные промышленники, видя, что поток заказов скоро может резко снизится, начинают сокращать производство уже сейчас. Деньги, ранее вложенные в фабрики, выливаются на потребительский рынок, а бытовых товаров не хватает. Отсюда рост инфляции, и падение курса к золоту.

— А еще короче и понятнее? — Нахмурился министр обороны.

— Хорошо. Аналогия такая: мы взяли кредит в банке, купили участок земли, построили фабрику, наняли людей, обучили их хорошенько, произвели пробную партию товара, отдали ее бесплатно в рекламных целях, рассчитывая подгрести под себя весь рынок, потом запустили линию на полную катушку, а теперь оказалось, что наши покупатели стали брать товар на другом заводе. Мы в долгах и с кучей никому не нужного барахла на складе. В общем мы в глубочайшей жопе! Скоро в дверь начнут стучаться кредиторы. Так понятно! — От такого напора Макартур аж опешил на секунду, но быстро взял себя в руки и хотел было что-то сказать, но его оборвал президент.

— Господа, давайте не будем нервничать. Чуть спокойнее пожалуйста, — он задумчиво потер красные от недосыпа глаза и бросил короткий взгляд на вице-президента. Тот коротко кивнул, подтверждая все сказанное министром финансов. В банковской сфере, глядя на успехи американской армии начала нарастать тихая паника по поводу итогов войны. Пока истерику банкиров удавалось сдерживать, но долго ли продлится такое шаткое равновесие, сказать было просто невозможно. Дьюи вздохнул и переспросил министра финансов. — Что может нам помочь?

— Нужно всего лишь загнать русских обратно в их берлогу, убедить кузенов поделиться их рынками в колониях, — пожал плечами министр финансов, — потом не пустить комми в Китай, это даст возможность спокойно переварить Юго-восточную Азию. Индия опять же…

Сказать это было явно проще чем сделать. Из всех рынков, на которые рассчитывали Американцы плотно удалось влезть только во Французские колонии, но эти 40 миллионов нищих оборванцев — даже меньше, поскольку во Французском Индокитае пока царила полная анархия безвластия — никак экономику США спасти не могли. Китай за последние три года, когда все побережье контролировалось японцами и контакты с Гоминьданом были сведены к минимуму, попал под сильное влияние советов, и в ближайшее время надежд на улучшение ситуации не просматривалось.

Более-менее обнадеживающая ситуация складывалась в Индии. Британцев оттуда выпнули, Советы еще не дотянулись, а гражданская война потихоньку двигалась к своему завершению. Вот только индусы были бедны, а события последних лет делали эту бедность совсем уж отчаянной. Голодный человек, которому нечего есть — плохой клиент. Ему ничего кроме еды не продашь. Штатам же нужно было продавать самолеты, машины, корабли, станки — сложную, дорогую и высокомаржинальную продукцию. Рынок под эти товары в Индии сформируется еще не скоро.

Томас Дьюи вздохнул и сделал глоток виски из стоящего на столе стакана. Два с половиной года президентства дались ему нелегко. Резко начала седеть голова, появились морщины на лице и вообще он как будто постарел лет на десять. Из глянцевого красавчика, коим Дьюи выглядел еще несколько лет назад, он стремительно превращался в солидного, но уже не молодого джентльмена с уставшими глазами. Не слишком приятная трансформация.

— Хорошо, — президент перевел взгляд на сидящий по левую руку от него «силовой блок», — мы можем сейчас что-то сделать с русскими? Хотя бы теоретически?

— Теоретически — да, практически — нет, — покачал головой Макартур. — У нас в запасе сейчас всего две Бомбы и в ближайший год новых не появится. О проблемах с ураном известно, повторять их не буду.

— А без Бомбы?

— А без Бомбы… — Эхом откликнулся министр обороны, — боюсь, что они раскатают нас еще эффектнее чем немцы в 1942. У них под ружьем 7 миллионов бойцов, прошедших отличную учебу за прошедшие три года и мобилизационный потенциал еще миллионов на 10. Плюс немецкая армия, которая теперь, судя по всему будет подчиняться Москве. А у нас лучшие дивизии застряли на островах и французы.

Последняя ремарка вызвала волну смешков. Французы были отличными солдатами и практически в одиночку сдерживали бошей 2 года, вот только нынешнее состоящие из «черных» на 70–80 % французские дивизии их же армии образца 1940 года были совсем не ровней. Совсем.

— Аллен?

— Мы уже начали работать, — пожал плечами директор ЦРУ. — Далеко не все в Европе довольны возможной советизацией. Есть контакты и в Германии, и в Дании, и во Франции, но это все игра в долгую. Так чтобы именно здесь и сейчас… На ближнем востоке есть еще британские выходы на некоторых людей, которые недовольны тем, как советы перекраивают карту. Суннитское духовенство, которое отодвинули в сторону шииты из Ирана, Иорданская и Иракские верхушки, которым идея социализма не близка. Курды, которых, кажется, опять собираются прокатить с собственным государством. С этим можно работать, вероятно даже удастся устроить какое-нибудь восстание, но без внешней помощи комми раскатают арабов в тонкий блин без особой пользы для нас.

— Ну да, — пробормотал Дьюи. — Все это звучит не очень внушительно. Джон, что нам может дать конференция вМоскве? Имеет смысл вообще в ней участвовать или может есть какие-нибудь другие варианты?

— Два дня назад я разговаривал с русским послом Громыко. Он передал, что советы готовы обсуждать прекращение поставок Японцам топлива и других военных грузов. Более того намекнул на возможное вступление СССР в войну.

— Нам это будет выгодно?

— О да! — Макартур уверенно кивнул, — на острова русские все равно не полезут, а если они отрежут от метрополии Маньчжурский промышленный район, Япония лишится большей части военного производства. Вероятно, на этом война будет закончена. Опять же вряд ли у них получится сделать это быстро. Японских войск в составе Квантунской армии сосредоточенно около миллиона штыков. Даже если они продержатся месяца два-три, отвлекая на себя советы, это развяжет нам руки в других местах.

— А сами мы не справимся?

— Справимся конечно. Еще полмиллиона убитых и покалеченных парней, а также год времени. Как раз успеем новую порцию Бомб изготовить.

— Год — это слишком долго, — министр финансов недовольно поерзал задницей на диване. — Боюсь года у нас просто нет.

— Тогда нужно договариваться, — подвел черту под обсуждением старший Даллес. — Вопрос только в условиях, на которые мы готовы пойти.

— А что советам вообще от нас нужно? — Подал голос, молчавший до этого вице-президент. — Складывается ощущение, что сейчас мы выступаем с гораздо слабейших позиций. Комми все свое уже взяли силой.

— Можно попытаться их припугнуть Бомбой, — пыхнул табачным дымом Макартур. — Они же не знают, что у нас осталось всего два заряда.

— Аллен, — президент повернулся к директору ЦРУ, — есть данные об атомной программе русских? Что мы знаем об этом.

— Только то, что она есть. Есть косвенные сведения, что русские начали активно искать уран на своей территории еще в 1942 году и вроде бы что-то нашли. Где-то на юге между Черным и Каспийскими морями, — географию СССР собравшиеся представляли себе достаточно смутно, поэтому название «Ставропольский край», им бы ни о чем не сказало. — Насколько далеко они продвинулись, сказать сложно. Наши яйцеголовые настаивают, что русские не смогут получить бомбу раньше 1950 года. Не позволит в первую очередь технологическая отсталость. Плюс война опять же тяжелая на своей территории, явно не увеличивает количество свободных ресурсов.

— То есть теоретически года 2–3 у нас есть…

— Вот только как мы дотянемся до собственных территорий русских, — старший Даллес представлял себе географию Европы луче всех просто по долгу службы. — Ближайшая точка откуда мы сможем поднять самолет — в Италии и оттуда даже по прямой тысяча миль до ближайших крупных городов советов. А учитывая, что нужно будет облетать воздушное пространство Балканской Антанты — в полтора-два раза больше. Про Москву и говорить нечего, и они это понимают.

— Хорошо оставим Бомбу в качестве запасного варианта, — кивнул президент, принимая точку зрения госсекретаря. — Есть конструктивные предложения?

— Есть, — кивнул тот. — Сейчас у нас, ну или у кузенов, сидят как бы законные правительства Франции, Бельгии, Нидерландов, Польши, Чехословакии и Италии. Если советы пойдут по жёсткому сценарию советизации Европы, то естественно мы их ставленников не признаем. Не то, чтобы Москву это сильно волновало, но тогда все эти страны — лишатся колоний, а это весьма солидная территория по любым меркам. Миллионы квадратных километров и десятки миллионов жителей. Можно попробовать обменять колонии Франции, Бельгии и Нидерландов, а также наше согласие отозвать признание правительств Бенеша и Миколайчика, на хотя бы частичный доступ на континент.

— Что это нам даст? — В глазах Дьюи в первый раз за время разговора мелькнула тень хоть какой-то надежды на приемлемый выход из ситуации. Президент хотел в 1948 году баллотироваться на второй срок, и падение во вторую великую депрессию никак бы не способствовало этим планам.

— Хорошо бы получить хотя бы часть заказов на послевоенное восстановление европейских городов и промышленных предприятий. Вряд ли русские обладают достаточными мощностями чтобы удовлетворить спрос. Тем более, что у них и самих весь запад страны разрушен, — принялся перечислять Даллес. — Это поможет нашей промышленности, а заодно даст нам рычаги влияния на внутренние дела той же Франции или Германии. Ну а дальше будем работать: искать недовольных коммунистами — таких будет много, это очевидно, — и тащить их наверх. Обычное в общем-то дело.

Ну и по Японии хорошо бы с красными договориться, тем более, что они первые выразили желание прийти к компромиссу по этому вопросу. А заодно может быть полюбовно разделит и другие сферы влияния.

— Это мне нравится, — кивнул Дьюи. — Это уже похоже на план. В таком случае думаю, что на этом можно закончить, жду от вас предложений по нашей позиции на переговорах в Москве. Дуг, задержись.

Все остальные встали и попрощавшись покинули кабинет. Дьюи подхватил бокал с виски обошел стол и тяжело плюхнулся в рабочее кресло.

— Да, господин президент?

— Что по Сардинии?

Макартур хищно оскалился и кивнул.

— Заканчиваем приготовления. Вопрос недели-двух.

— У вас есть неделя, — Томас Дьюи умел быть, когда нужно, достаточно жестким руководителем. — Хорошо бы подгадать нашу демонстрацию к конгрессу в Москве. Продемонстрировать силу.

— Да, господин президент, — такой подход министру обороны был куда более близким нежели финансы или дипломатия. Продемонстрировать силу генерал Макартур всегда был готов. — Сделаем в лучшем виде.

— Русские ничего не пронюхали, надеюсь?

— Вроде тихо, по крайней мере никакой суеты с их стороны заметно не было.

— Хорошо, сообщи, когда все будет готово, — президент коротко кивнул, отпуская министра обороны.

Когда Макартур вышел, Дьюи опрокинул в себя остатки виски и закрыв глаза откинулся на спинку кресла. Президент США чувствовал себя сапером на минном поле: одна ошибка и все рухнет.

Значит ошибок допускать нельзя.

Глава 15

Москва, СССР, 28 июля — 17 августа 1947 года

Московский мирный конгресс открылся 28 июля, спустя месяц после завершения основных боевых действий в Европе. Поскольку хозяином, организатором и идейным вдохновителем мероприятия — делегации из США и Великобритании и вовсе дали свое согласие на участие только в самый последний момент — была советская сторона, именно Москва решала, кого приглашать на данное мероприятие, а кого — нет.

Так «входной билет» получили ближневосточные мусульманские страны — Иран, Сирия, Иордания, Турция; страны Балканской Антанты — Греция, Румыния, Болгария и Югославия; сама Германия и ее бывшие союзники — Италия (и северное и южное правительства), Венгрия, восстановленная в прежних границах Чехословакия, Финляндия; страны, бывшие под немецкой оккупацией — Дания, Норвегия, Франция, Бельгия, Нидерланды; западные союзники — США, Канада, Великобритания, Австралия, Новая Зеландия, Австралия.

Всего 24 страны. При этом интересы вошедшей в состав СССР Польши, вернее ее огрызка, представляли сами хозяева конгресса. Не были приглашены представители от карликовых стран — Мальты, Люксембурга, Ватикана и других; та же участь постигла нейтралов типа Швеции или псевдонейтралов типа Испании, а также те государства, которые вступили в войну в самый последний момент, не приняв в ней никакого реального участия. Ну и кроме того отсутствовали представители Швейцарии, но уже было понятно, что такой страны на карте Европы больше не будет. Немцам их кусок уже был обещан, итальянцы тоже возвращать южные италоговорящие кантоны не торопились, а оставшийся огрызок очевидно должен был войти в состав Франции. При достижении консенсуса между договаривающимися сторонами, конечно.

Забавной особенностью конгресса было еще и то, что двойное представительство было не только у Италии, но и тех оккупированных ранее Германией государств, чьи правители успели сбежать в Англию, Канаду или собственные колонии. Например, Королевство Нидерланды было представлено одновременно формирующимся в Амстердаме «правительством национального единства» во главе с местными левыми естественно, и принцем Бернардом, супругом царствующей королевы Юлианы, со свитой. При этом королевская чета не торопилась возвращаться в Амстердам предпочитая пока оставаться в Канаде, а сам принц прибыл в Москву под личные гарантии советского правительства.

На западе Советский Союз все еще плотно ассоциировался с революцией и искоренением монархии, поэтому королевские дома резонно переживали за свое будущее. Тем более перед глазами был пример Италии, где Москва поддержала республиканский переворот и признало новое — Муссолини с ближниками пока был под домашним арестом — коммунистическое итальянское правительство.

А вот Дания, чья королевская семья все время оккупации оставался в стране, была представлена одной общей делегацией, в которой нашлось место как представителям прогрессивных — левых — так и консервативных — монархических — сил.

Ну и представителей правительств Бенеша и Миколайчика не пригласили, по поводу чего британцы естественно высказали протест и даже притащили в составе своей делегации по одному чеху и поляку, но на такую мелкую пакость никто особого внимания не обратил. В Праге уже во всю шел процесс формирования нового правительства, ну а с Польшей и так понятно.

В целом было видно, что хозяева конгресса в этот раз постарались подойти к вопросу будущего Европы как можно более взвешенно и даже аккуратно. Не став при первой же возможности скидывать с престолов местные — достаточно беззубые, если уж совсем честно говорить — монархии, советы показали свою договороспособность и желание прийти к какому-то более-менее приемлемому для всех консенсусу.

Повестка конгресса, предложенная Москвой, состояла из следующих пунктов.

— Заключение общего мирного договора, который должен положить конец войне в Европе;

— Вопрос окончательного решения территориальных споров и делимитации границ;

— Вопрос репараций;

— Вопрос обмена населением;

— Запрещение нацисткой идеологии как потенциально несущей угрозу существованию человеческой цивилизации;

— Создание трибунала для суда над военными преступниками;

— Вопрос колоний и образования на их месте независимых государств;

— Осуждение использования оружия массового поражения против гражданских объектов и недопущение таких эксцессов с будущем;

— Создание некого наднационального органа по типу Лиги Наций только с большими полномочиями для решения международных споров в дипломатической плоскости.

Нетрудно догадаться, что разногласия пошли с самого начала, а единственным вопросом, позиции по которому были сходны у всех участников конгресса, стало запрещение нацистской идеологии и принятие плана по денацификации немецкого общества. Тут, впрочем, были не в восторге сами немцы, считающие это вторжением во внутренние дела, однако их мнение мало кого интересовало всерьез.

Ну а дальше затык вышел буквально с первого же дня обсуждений. Великобритания отказалась заключить с Германией мирный договор на предложенных СССР условиях. Британцы жаждали крови и денег в стиле Версаля, по их мнению, немцы должны были ответить за все репарациями, отделением территорий, демилитаризацией и деиндустриализацией в стиле пресловутого «плана Моргентау». Британцы, своими руками вырастившие немецкого монстра для войны против России — дважды подряд, если брать ситуацию Первой Мировой — теперь наконец осознали, что третью мировую их и так сжавшаяся как шагреневая кожа империя просто не переживет.

С британцами, пусть и не в таких жестких формулировках были согласны и янки, которые просто не горели желанием отдавать советам в руки всю страну целиком. Казалось, решить вопрос будет невозможно, однако тут в стройных рядках западных союзников, как это часто бывает появилась первая брешь. И имя ей Франция.

Де Голлю, представлявшему интересы «Заморской Франции» намекнули, что в случае согласия его страна получит кусок Швейцарии с миллионным франкоговорящим населением, что, учитывая потери последних лет, было совсем не лишним. А в случае отказа — может очень быстро потерять и Лотарингию вместе с Эльзасом.

Возникший в связи с этим вопрос репараций также утрясли достаточно быстро. СССР, как государство пострадавшее от нацизма больше всего в абсолютных числах и как главный победитель и наследователь прав Польши претендовал на 60 % всех выплат. 15 % отдавали Франции, 10 — Англии. Остатки — разбрасывались понемногу между остальными пострадавшими государствами.

Естественно против опять же была Великобритания, желавшая получить за Лондон полное удовлетворение, однако голос англичан опять же услышан не был. Все же отдельные бомбардировки островов и нападения немецких подводных лодок смотрелась весьма бледно на фоне той же восьмилетней оккупации Дании. Ну а вклад островитян в общую победу был и вовсе настолько мал, что упоминать его было даже не слишком прилично. То есть конечно, британцы храбро сражались с немцами в 1940 и 1941, потом отлавливали их подлодки бомбили города и освобождали Норвегию. Но на другой чаше весов были русские танки, стоящие напротив Рейхстага и при желании Москва вообще могла бы ничего англичанам не выделять.

В общем, когда первыми договор с Немцами подписали Русские с сателлитами, решившие не искать добра от добра, французы, датчане и прочие европейцы. Перед англо-саксонским флангом во весь рост встала дилемма — готовы ли они отстаивать свои претензии с оружием в руках и пытаться выбить русских из Германии или нет. Покопавшись глубоко в себе там решили, что не готовы.

Зато вполне готовы локально показать зубы.

4 августа началась операция войск итальянского королевства при поддержке армии США — французы от такого счастья тактично отказались — по захвату Сардинии. Надо признать, что за последние пару лет янки достаточно неплохо отработали такой элемент как морской десант, поэтому все у них прошло как по нотам. Тем более что немецкие войска с острова были уже выведены, русских было всего пара полков — исключительно для демонстрации флага — а местные тяготели скорее к югу, чем к северу и в целом подобной рокировкой были довольны.

По сути, единственной жертвой тут стала русская пехота, которая приняла бой в крайне невыгодных условиях — полки были разбросаны поротно по небольшим городкам побережья, никто там всерьез воевать не собирался — и по большей части погибла или попала в плен.

Одновременно с этим началось восстание в Иордании. Тут нужно сделать небольшое отступление для понимания протекающих в регионе процессов. Собрав под управлением Тегерана все земли, населённые шиитами, из оставшейся части подмандатной британской территории и запада Ирака была «склеена» «Арабская Федерация Иордания», власть в которой взяли военные. Не то, чтобы Москва была в восторге от передачи управления местным воякам, но альтернатива — духовенство или знать во главе с эмиром Абдаллой ибн Хуссейном — была гораздо хуже.

Были еще идеи с еврейской автономией в той или иной форме, однако короткая двухгодичная немецкая оккупация стоила местным евреям очень дорого. Если до этого их прикрывали британцы, то с их уходом арабы при полной поддержке немцев устроили своим семитским небратьям тотальный геноцид. Если в 1940 году процент евреев в Палестине доходил до 40 %, что в абсолютных числах около 800 тысяч человек, то к 1947 году евреев в Палестине осталось около 100 тысяч и соответственно давать автономию было просто некому.

Исполняющий обязанности премьер министра Иордании Нурад ас-Саид имеющий очень длинный политический шлейф, связанный с работой на англичан в начале сороковых был среди простых арабов достаточно непопулярен. Его единственный плюс заключался в том, что он смог быстро наладить хоть какую-то работу правительства без привлечения в него реакционно настроенного духовенства, старых феодалов и специалистов из Союза, которые нужны были у себя на родине. В общем вариант компромиссный, сугубо временный, но здесь и сейчас лучший из возможных.

Так вот одновременно с высадкой на Сардинии в тылу советских войск, держащих линию по Синайскому перешейку, вспыхнуло восстание простых арабов, недовольных новым светским и просоветским правительством. Одновременно полыхнуло Аммане, Ирбиде, Иерусалиме и других крупных городах региона, что вкупе со всеми остальными знаками ясно говорило о хорошо подготовленной диверсии заокеанских друзей.

Вечером 4 марта часть бунтовщиков, сумевших захватить радиоцентр в Аммане вышли в эфир с сообщением о падении правительства ас-Саида — сам премьер был разорван беснующейся толпой — и восстановлении в правах короля Аблаллы ибн-Хусейна. И в дополнение была высказана просьба всему миру о помощи в защите революции.

Ну а чтобы сомнений вообще ни у кого не осталось, на рассвете 5 августа стоящие с западной стороны от Синайского перешейка американские части неожиданно для своих советских визави перешли в наступление, сходу сбив передовые части 53 армии с позиций и вырвавшись на оперативный простор.

Синай считался в Москве достаточно спокойным местом, и в условиях необходимости поддержания порядка на огромной территории 53 армия, и так бывшая «бедным родственником», дополнительно лишилась части соединений, что крайне отрицательно сказалось на ее боеспособности. В условиях же господства в Средиземном море американского флота и арабского восстания в тылу, шансы сдержать неожиданный удар с запада и вовсе были сугубо призрачными.

«Подлый удар в спину» вызвал настоящий дипломатический кризис и практически парализовал работу Московского конгресса. Собравшиеся в одном месте дипломаты не могли понять, что происходит — это локальная стычка или начало новой полномасштабной войны.

Представляющий США на конгрессе госсекретарь Джон Даллес в тот же день выступил с заявлением о том, что его страна не намерена воевать с Советским Союзом, а только помогает законным правительствам обратившихся к ним стран. Не больше не меньше.

Подобный демарш пришелся по нраву далеко не всем. Большая часть европейских стран, зависящих от СССР и просто уставших от войны на своей территории восприняла действия США как попытку разогнать новый виток кровавого противостояния. Были, впрочем, и те, кто действия американцев поддерживал в скрытой или явной форме.

Парадоксальным образом, не смотря на боевые действия в Палестиене, где шли полноценные бои фронтового уровня, уже 8 августа конгресс вновь восстановил свою работу, сосредоточившись на тех вопросах, которые можно было решить, как бы отдельно от советско-американского противостояния. Был решен вопрос об обмене населением меду Германией и СССР, Германией и Чехией, Румынией и Венгрией, Венгрией и СССР, а также другими странами, что должно было в будущем уберечь Европу от межнациональных конфликтов.

Согласовали состав и полномочия трибунала, который должен был пройти в Кракове и осудить военных преступников Третьего Рейха и его союзников. Немцы попытались было напомнить о том, что именно их города были разрушены ядерными ударами и на скамье подсудимых хорошо было бы увидеть представителей той стороны, однако такого авангардизма никто не поддержал. Очевидно, все видели Краковский трибунал в качестве возможности поквитаться с поверженными обидчиками, про какую-то принципиальную справедливость тут вопрос в общем-то и не шел.

Сложнее всего оказался вопрос колоний, ради которого, собственно, весь торг и затевался. Переговоры по ним были сложные и крайне «горячие». С одной стороны, это был вопрос денег — США просто не имели возможности отдать эти территории новым правительствам освобождённых от нацистов метрополий, — с другой вопрос идеологии — для Советского Союза колониализм был неприемлем сам по себе. А с третей — Амстердам, Париж и Брюссель, не хотели терять то, что считали своим сотни лет до того.

В итоге пришли к сложной схеме, где заморские территории Европейских стран перестают считаться колониями, и получают широкие автономии, а США — оставляют за собой возможность пользоваться этими рынками сбыта и не отторгают их военным путем. Понятное дело, что СССР защитить имущество тех же Нидерландов в юго-восточной Азии был просто не способен, поэтому такой компромисс в моменте устроил всех. Или вернее не устроил в равной мере, но дал время сориентироваться и выработать стратегию на будущее.

Как показала в итоге история, договоренности эти соблюдались чуть больше полугода, ровно до того момента как была закончена война на Тихом океане, и янки не смогли высвободить основную часть своих ресурсов. После этого по странам Африки и Азии буквально тайфуном прокатился вал народно-освободительных движений, лишивший попавшие в орбиту Москвы европейские страны большей части колоний. Впрочем, оставшаяся «свободной» Великобритания точно также была вынуждена в течении следующих пяти лет дать независимость почти всем заморским владениям, кроме отдельных островов, небольших зависимых территорий и военных баз. Ничего личного, как говорится просто бизнес.

Ну а идея создания новой Лиги Наций вместе с началом боев на Ближнем Востоке и вовсе была похоронена. Вместо общемировой структуры под эгидой СССР был уже в 1948 году создан ЕвроАзиатский совет, в котором США и Великобритании с союзниками и доминионами места не нашлось.

Что же касается боев в Палестине, то после нахождения дипломатического компромисса в Москве, американские войска просто вернулись на линию разграничения, не забыв правда отгрузить местным повстанцам несколько десятков тысяч тонн различного оружия и боеприпасов к нему. Очевидно, что завоевывать ближний восток администрация Дьюи все равно не имела ни сил, ни желания, а ждать, пока Москва перебросит по железке боевые дивизии из Европы и вломит обнаглевшим капиталистам от всей пролетарской души, в Вашингтоне тоже посчитали нецелесообразным.

Бои в этом регионе продлились до середины октября и закончились возвращением к статусу кво. Разве только показавшие себя более лояльными Москве курды в итоге все-таки получили себе кусок земли южнее озера Ван с городами Мосул и Эрбиль. Такое решение не слишком понравилось Анкаре, Дамаску и Амману — трем государствам пришлось «сброситься» территориями на паритетной основе — однако шло в генеральном ключе передела территорий по национальному признаку, что раньше было уже проделано в Европе. Последующий обмен населением на добрые двадцать лет снизил напряженность в регионе до приемлемого уровня. Потом правда тут открыли огромные запасы нефти и все понеслось по новой, но это была уже совсем другая история…

17 августа был подписан окончательный вариант соглашения по итогам мирного конгресса. Далеко не все были довольны его содержанием, но большинство простых людей, жителей контента, уставших от бесконечной войны, испытывали чистую ничем не замутненную радость.

Оставалось только закончить войну на востоке и можно было окончательно вернуться к мирной жизни. Насколько она вообще бывает мирной.

Интерлюдия 5

Перенемюнде, Германия, 18 августа 1947 года

Август выдался жарким, впрочем, тут, на берегу Балтийского моря жара чувствовалась не так остро. С севера то и дело поддувал прохладный ветерок принося свежесть и специфический морской запах йода. Если бы не проникающая всюду мелкая пыль, было бы совсем хорошо, но дождя не было уже недели три, и после короткого переезда от расположенного чуть в стороне аэродрома, мелкие частички земли явственно похрустывали на зубах.

Группа товарищей — частью в военных мундирах с большими звездами на погонах, а частью в гражданском — неспешно передвигалась по вымощенным булыжником дорожкам, с интересом рассматривая хозяйство одного из самых секретных мест Германии.

— А там у вас что? — Маршал махнул рукой в сторону отдельно стоящих зданий на дальнем конце полигона.

Приставленный к делегации переводчик озвучил тот же вопрос на немецком.

— Там цеха в которых разрабатывались большие жидкостные ракеты, способные летать по баллистической траектории, — фон Браун, бывший директор исследовательского центра, которому как минимум за членство в СС и использование рабского труда в том числе и советских военнопленных светил вполне приличный срок в тюрьме, старался как можно активнее доказывать свою полезность. Тем более после того, как его с личным архивом, и весьма крупной суммой в золоте перехватили советские десантники близ испанской границы, когда ракетчик пытался улизнуть в сторону стран свободного капитализма. — Эта тема практически закрылась после 1943 года, когда все силы исследовательского центра были брошены на доводку зенитных ракет, поэтому тот участок оставили и законсервировали.

Выслушав перевод маршал Говоров бросил быстрый взгляд на невысокого коренастого мужчину, выделявшегося среди военных своим гражданским костюмом. В ответ на вопросительный взгляд начальника группы, Королев только коротко кивнул, подтверждая, что ему эти наработки тоже очень интересны.

— Хорошо, тогда давайте с них и начнем, а потом уже перейдем к главному блюду, — «главным блюдом» с точки зрения назначенного командовать системой ПВО страны маршала, конечно же были зенитные ракеты «Вассерфаль», попившие немало крови американских и британских летчиков, а под конец войны вовсе оставшиеся чуть ли не единственным действенным средством ПВО в условиях тотального доминирования противника в воздухе.

Едва ли не самой интересной частью репараций Германии — которые действительно были огромными — были ее достижения в отдельных отраслях науки и промышленности, в которых немцы смогли достичь действительно выдающихся успехов.

В первую очередь это была химическая промышленность. С территории Союза на запад едва отгремели последние выстрелы тут же устремились сотни «трофейных» команд, чьим предназначением было как можно быстрее определить, описать и подготовить к отправке домой целых заводов по производству различной химии.

Казалось бы, Германия, постоянно подвергавшаяся бомбардировкам, отрезанная от всего мира, вынужденная отбиваться из последних сил должна была неизбежно отставать в научном и техническом развитии, но на практике все было несколько сложнее.

Например, топливные присадки. До самого последнего дня войны авиационные бензины — которых было при этом мало, что естественно мешало немецкой авиации выполнять как учебные, так и боевые задачи — были в Германии более качественными чем в Советском союзе.

Или оптика — как бы не бились советские технологи, догнать противника в этом компоненте, они тоже не смогли. И теперь все эти предприятия, частично с работниками, которые отлично понимали, что в ближайшие годы в Германии будет весьма неуютно, готовились к отправке на восток дабы начать работу уже в новой стране.

Миллион грузовых вагонов, сотни тысяч станков, несколько тысяч целых промышленных предприятий, сотни морских и речных судов, кораблей, миллионы тонн строительных материалов, авто и авиатранспорт, зерно, скот… Весь список сложно даже объять человеческим разумом.

Согласно рассекреченным уже после 1997 года — спустя пятьдесят лет с них был снят гриф «секретно» — суммарный объем немецких репараций в пользу СССР подсчитанный в золотом эквиваленте составил около 20000 тонн золота. Цифры эти хоть и небесспорные отлично показывают общий порядок репарационных выплат.

Немного иронично при этом было то, что даже такие огромные выплаты были примерно в 2–3 раза меньше репараций, которые изначально были наложены на Германию по итогам Первой Мировой Войны. Сравнение, ради справедливости, не совсем корректное, поскольку в итоге немцы заплатили много меньше, но тем не менее отлично показывает аппетиты некоторых свободных демократических государств.

— Здесь вы видите несколько массогабаритных моделей, — фон Браун тем временем подобно заправскому экскурсоводу рассказывал о своих достижениях на поприще прикладного ракетостроения. — К сожалению, до полноценного изделия довести ракету нам так и не удалось, пришлось переключаться на другие задачи. Однако полтора десятка корпусов, которые планировалось использовать для испытаний в запасе осталось. Так же был сохранен задел по двигателям и другим узлам ну и конечно вся документация.

— А если будет поставлена задача, создания полноценной ракеты способной лететь скажем на пять-семь тысяч километров и нести боеголовку весом в пару тонн, сколько времени понадобится на разработку. Вообще ракеты такого уровня возможны? — Как бы вскользь поинтересовался маршал.

— Конечно возможны, — быстро ответил фон Браун. То, что его не отправят в далекую и холодную Сибирь махать кайлом, он уже понял, теперь осталось только окончательно показать свою исключительную незаменимость, чтобы вопрос о собственном светлом будущем окончательно снять с повестки дня. — Вопрос в объемах финансирования, господин маршал, и привлечении опытных людей, с которыми я разрабатывал эту ракету раньше. Если бы программу баллистических ракет не закрыли бы, уже в 1944 году, она бы полетела на 300 километров. Думаю, лет пять-семь, и заданных вами параметров вполне можно достичь.

Переведенные слова немца вызвали у стоящего рядом с Говоровым Королева только скептический смешок. Было понятно, что фон Браун специально набивает себе цену.

— Что скажете, Сергей Павлович?

— Немцы нас конечно опережают в ракетной технике, но тут он конечно преувеличил. Лет десять в самом лучшем случае, — пожал плечами ракетчик, который лучше других представлял себе все трудности. — Пока же это изделие очень любопытный по совершенно бесполезный прототип, над которым еще работать и работать. В отличии от тех же зенитных ракет, например.

Еще немцы сильно опережали Советский Союз в конструировании и использовании реактивных двигателей. Если у СССР реальные первые боевые образцы попали на фронт только в 1946, то немецкий Ме.262 к этому времени во всю летал уже два с половиной года. Поэтому едва был подписан мирный договор, буквально сразу была создана межведомственная двухсторонняя комиссия по реактивной тематике. Вопрос был настолько острый, особенно в свете обострения отношений с Великобританией и США, что в Москве предпочли не вывозить на восток уже работающие производства и заключить договор на поставку готовых двигателей.

Впоследствии именно немецкие двигатели — оригинальные, их клоны и потомки — будут ставиться на самолёты ВВС красной армии еще в течение доброго десятка лет. Да и после этого двигателестроительные предприятия фирмы «Юнкерс» — переименованные для отхода от своего нацистского прошлого, но частично сохранившие структуру производства — будут одними из главных конкурентов советских двигателестроителей Москвы и Уфы в своей нише.

— Насколько реально использовать существующий задел? Вот это все богатство имеет какую-то ценность кроме музейной, — последовал новый вопрос.

— Конечно, — быстро закивал фон Браун. — Главная проблема конкретно сейчас заключается в том, что завод по производству жидкого кислорода был уничтожен полгода назад, и в планы на восстановление пока не попал. А так — да, эти корпуса вполне можно использовать.

— Запишите уточнить насчет этого жидкого кислорода, — не оборачиваясь маршал бросил своему помощнику. — А с плавучей площадки запускать ракеты можно? Как с авианосца?

— Теоретически — да, — на этот раз медленно кивнул конструктор, — однако боюсь проблем с этим будет очень много. Я бы не взялся назвать сроки, в которые такую плавучую стартовую площадку можно было бы соорудить.

Идея Говорова была понятна. Если не хватает дальности у ракеты, значит нужно подвести ее поближе к противнику. С одной стороны, при таком использовании ракеты во всем проигрывают тяжелым бомбардировщикам, а с другой — четырехмоторные гиганты при теоретической загрузке ядерной бомбой с существующих ныне авианосцев взлетать просто не могли. Длины полосы бы не хватило. А иметь плавучий носитель ракет, постоянно дежурящий на расстоянии нескольких сот километров от вражеского берега и способный при необходимость быстро нанести удар, было достаточно заманчиво.

Кстати большая часть немецкого флота — не слишком внушительного по правде говоря — так же уходила в пользу СССР. Несмотря на то, что крупные надводные корабли немцев так и простояли у пирсов всю войну, помогло им это не сильно. «Бисмарк» сильно пострадал при налете на Гамбург в 1944, после чего с него сняли башни главного калибра и установили их на побережье Ла-Манша, для защиты от десанта с острова. Корпус использовали как плавучую казарму и стационарный пункт ПВО.

«Тирпиц», после того как брат близнец был бездарно потерян без всякой пользы, несколько раз все же выходил с короткими конвойными миссиями в сторону Норвегии, однако после того как в начале 1945 поймал одну торпеду — что для такого корабля совсем не фатально — тоже встал на прикол и даже не проходил какого-то глубокого ремонта. Впрочем, именно этот корабль был вполне себе ценным трофеем, и в будущем был введен в состав советского флота под именем «Таллин».

Так же относительно ценным трофеем был так и недостроенный немецкий авианосец «Граф Цеппелин», получивший в итоге имя «Рига» и ставший таким образом третьим кораблем данного класса в СССР. Одного из купленных ранее японцев в итоге было решено не ремонтировать, а пустить на запчасти для «систершипа».

Но, наверное, наиболее ценным трофеем стали немецкие крейсерские лодки 21 типа. В отличии от всего другого флота, чья польза была исключительно теоретической, эти кораблики вполне себе воевали до самого последнего дня.

Вообще история появления на свет этого немецкого «вундерваффе» весьма примечательна. После того, как Германия в 1940 году на смогла удержать за собой север Норвегии, выход в большой океан для ее флота был окончательно заказан. Надводные корабли перехватывались с близкой к 100 % вероятностью, а подводные лодки самого распространенного «среднего» типа № 7, просто не имели достаточной дальности хода. В итоге подводные лодки приспособили к перевозке по железной дороге, построили укрытые базы во Франции и стали оперировать из портов непосредственно атлантического побережья.

Однако ближе к середине войны стало понятно, что «семерки» уже не удовлетворяют требованиям времени. Потери этих лодок начали зашкаливать, а суммарный потопленный тоннаж сократился с рекордного 910 тонн в месяц на одну находящуюся в походе лодку до жалких 120. В какой-то момент стало понятно, что подобный размен прост не выгоден экономически.

Причиной ухудшения результатов стала отлично налаженная патрульная служба в северной части Атлантического океана. Множество судов, патрульных самолетов и дирижаблей. Банально англичане с американцами раскинули столь плотную наблюдательную сеть, что каждое всплытие на поверхность больше напоминало русскую рулетку чем привычную боевую работу.

Одним из способов улучшения результативности стала попытка увеличения радиуса действия подводных лодок за пределы контролируемой союзниками зоны. Вот только все это происходило уже в тот момент, когда период побед на восточном фронте закончился, посыпались неудачи, а танки и пушки приобрели гораздо большую ценность для вермахта, чем флот, поскольку речь уже шла об обороне непосредственно немецких земель, а не о попытке задушить кого-то морской блокадой.

Если изначально предполагалось производить порядка 400 крейсерских лодок в год, то в реальности за 1945 год удалось поставить в строй только два десятка. В 1946 году производство выросло до 54 единиц, что тоже было результатом совсем не выдающимся, а за первую половину 1947 — промышленники предали флоту 39 лодок. Как видим объемы производства хоть и росли, но далеко не самыми рекордными темпами.

И хоть появление новых подводных охотников вновь позволило нарастить ежемесячный уничтоженный тоннаж — втрое от наиболее неудачных месяцев 1944 года — реально повлиять на исход войны, не смотря на все свое техническое совершенство, лодки 21 типа уже все равно были не способны. Впрочем, они стали настоящей вехой в истории кораблестроения и на следующие пятнадцать лет, до появления первых атомных субмарин задали тренд конструирования подобных боевых единиц.

— Ладно, — подвел итог экскурсии Говоров, — это все очень интересно и перспективно, но думаю самое время перейти к главному, зачем мы сюда приехали. Господин фон Браун, показывайте, что у вас тут есть по зенитным ракетам. Нам передали, что у вас на подходе ракета уже второго поколения с улучшенными характеристиками. Ввиду сложной международной ситуации мы в этих разработках крайне заинтересованы.

Советский военачальник, достал из кармана носовой платок и смахнул со лба выступившие капельки пота. В закрытом прогреваемом солнцем ангаре было достаточно душно.

— О да, господин маршал, — кивнул фон Браун. — Нам удалось уменьшить габариты ракеты, и соответственно ее цену, в полтора раза, при этом увеличить скорость до 880 км/ч и дальнобойность. Теперь самолеты можно перехватывать в радиусе тридцати километров, есть пока проблемы с головкой самонаведения, но думаю в течение шести-восьми месяцев можно будет передавать изделие в серийное производство.

Вся русско-немецкая делегация вышла из полузаброшенного цеха баллистических ракет и направилась туда, где находилась экспериментальная площадка их зенитных «братьев». Пока большая часть работ был приостановлена в связи с освобождением из окрестных лагерей, работавших в Пенемюнде узников, но вскоре комплекс должен был вновь наполниться жизнью. На место бывших подневольных работников уже собирали персонал из вольнонаемных немцев, плюс советские специалисты должны были прибыть для получения опыта такого производства.

Не смотря на поражение в войне, жизнь в Германии продолжалась.

Документ 4

ПРЕЗИДИУМ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

УКАЗ

Об образовании Балтийской области в составе РСФСР

Переименовать город Мемель в город Балтийск;

Образовать из города Балтийск, прилегающих к нему территорий, а также районов вокруг городов Тильзит, Инстербург, Сувалки, Августов, отдельную административно-территориальную единицу (карата прилагается);

Передать территорию Балтийской области в состав РСФСР;

Организовать работу по выселению немецкоговорящего населения с территории Балтийской области на территорию Германии.

Председатель

Верховного совета СССР

Шверник Н. М.

Москва, Кремль

2 октября 1947 г.

Глава 16

Китай, январь-август 1947 года

Пока на другом конце планеты происходили судьбоносные изменения, затрагивающие судьбы миллионов людей, рушились старые союзы и заключались новые, двигались границы и массы людей, на осколках и крови старого геополитического миропорядка вырастал новый, здесь на всеми — в том числе Богом — забытом краю света также происходили очень интересные и достойные отдельного упоминания события.

Гражданская война в Китае длилась уже много лет. Много десятков лет. Сложно даже сказать, в какой момент она началась, наверное, правильнее будет сказать, что начиная с самой Синхайской революции Китай так и не знал периодов хоть сколько-нибудь мирного существования. Восстания, перевороты, войны между «кликами», японцами, коммунистами, Гоминьданом… Все активно дрались со всеми, и конца края этому бедламу видно не было. Если же посмотреть еще глубже, то все началось даже раньше, в первой половине 19 века с двух опиумных войн и восстания Тайпинов, подорвавших силы некогда мощнейшего на Земле государства.

Достаточно взглянуть на людские потери Китая за прошедшие 100 лет. Точно оценить их достаточно сложно, но вполне можно ориентироваться на косвенные данные. Население Китая на 1847 год примерно составляло 430 миллионов человек, спустя сто лет оно выросло всего до 490 миллионов. При среднем коэффициенте рождаемости в 6 детей на женщину, даже условно «стандартные» для аграрного общества 50 % доживающих до половой зрелости детей дали бы Китаю удвоение население примерно раз в 50 лет. То есть, при отсутствии войн и связанных с ними эпидемий, случаев голода и прочих несчастий, к середине 20 века население страны вполне могло бы приблизиться к 1,5 миллиардам человек. Очевидно, что такой подсчет является крайне грубым и не учитывает естественное падение рождаемости с уменьшением среднего надела на одного едока, развитие культуры, урбанизацию и прочие факторы, однако даже в таком виде порядок потерь населения этой страны просто поражает воображение. Сотни и сотни миллионов человек.

Впрочем, речь сейчас не о том.

Начиная с 1946 года Япония под давлением приближающихся к Метрополии американских войск начала постепенный вывод своих войск сначала из Юго-восточной Азии, потом из южного и центрального Китая. Уходя японцы оставляли за собой хаос, пепелища и тотальную разруху. Они вывозили на север все ценное до чего могли дотянуться. Начиная от продовольствия и металлолома и заканчивая рабочей силой в виде молодых парней и девушек, что одновременно преследовало две цели: собрать резервы для отражения атаки непосредственно на Японские острова и лишить занимающие освободившиеся территории Гоминдановские войска крепкой базы. Получить за спиной мощный китайский фронт японский Генштаб желал меньше всего.

С выходом Гоминьдана на берег Южно-Китайского моря — случилось это уже под занавес 1946 года — китайские республиканцы получили под руку не только относительно «богатые» и «развитые» густонаселенные китайские провинции, но и возможность прямого контакта с заокеанским союзником. Во многом именно благодаря поставкам из США правительству Чан Кайши удалось избежать развала армии во время голодной зимы 1947 года. Плюс поставки устаревшего, но еще вполне пригодного для войны на этом ТВД оружия, а также помощь военных специалистов, вывели армию Гоминьдана на принципиально новый уровень боеспособности. Если еще в 1945 году войска республиканцев больше напоминали оборванные банды, разбегающиеся от одноговида наступающих японцев, то теперь ситуация поменялась радикально.

Все эти факторы резко сместили установленный баланс между китайскими республиканцами и коммунистами. Если республиканцы получили почти полтора года передышки, использованные ими для приведения в порядок армии и решения кое-каких внутренних проблем, то коммунистам на севере — куда как раз отступали японские дивизии — было ровным счетом наоборот все сложнее удерживать занимаемые области. Именно против них японцы в первую очередь использовали сформированные ранее маньчжурские части, создавая вокруг «северного промышленного района» такой себе пояс безопасности. И даже поставки оружия из Советского Союза коммунистам Мао помогали слабо — слишком уж неравны были имеющиеся под рукой силы.

Для сравнения все военные силы коммунистов к началу 1947 года составляли около миллиона штыков, при том что у Гоминьдана в тот же момент армия выросла уже до 3.5 миллионов и продолжала активно расти благодаря обширному человеческому ресурсу и поставкам из-за океана. Очень часто запись в войска становился единственным способом поесть досыта, чем вербовщики официального китайского правительства активно пользовались, готовясь к решительному наступлению на север.

Ну а последним камушком, окончательно показавшим смещение весов в пользу обосновавшихся на юге чанкайшистов, стала организация на освобожденных японцами территориях нескольких американских военно-воздушных баз, с которых В-29 могли дотягиваться до самого сердца расположенных в Манчжурии японских промышленных районов. Казалось бы, какая разница, если янки вполне могли доставать эти цели, например, с аэродромов на Кюсю, но нет. Разница была.

Начиная с марта-апреля 1947 года, американцы начли совершать регулярные налеты не только на территории занятые японскими оккупационными силами, но и на коммунистические районы Северного Китая, показывая таким образом, что собираются драться за этот кусок континента до самого конца.

Более того в мае 1947 года администрация Дьюи подписала открытый союзнический договор с правительством Чан Кайши, среди пунктов которого значилась конечная цель освобождение всей общепризнанной территории Китая. Понятно под чьим руководством и патронажем.

А если учитывать, что та же Монголия была в эти годы признана всего несколькими государствами, а вхождение Тувы в состав СССР — и вовсе осталось за пределами фокуса внимания основных мировых политических игроков, то получалось, что данное соглашение — при широкой его трактовке — посягало еще и на территории, которые Москва считала своими.

При этом помощь СССР союзникам из КПК была изрядно ограничена формальным нейтралитетом страны в японо-американском противостоянии. Несмотря на то, что из закромов красной армии на восток широким потоком шло устаревшее вооружение, техника и боеприпасы, радикально изменить сложившуюся ситуацию эта помощь — по разным оценкам в период с 1945 по 1948 год объем советской безвозмездной военной помощи составил от 2 до 5 миллиардов долларов — радикально переломить ситуацию не могла.

У коммунистов банально не было обученных кадров способных летать на поставляемых северным соседом самолетах, управлять танками и даже сидеть за рулем грузовиков. Северная часть Китая — так называемый «особый район» состоящий из территорий провинций Шенси, Гансу и Нинсяс — всегда была беднее нежели находящийся на перекрестье торговых путей юг страны. Соответственно и грамотных людей, подходящих для занятия технических должностей в армии, тоже было совсем немного. Это из винтовки стрелять можно за неделю научить чуть ли не любого, и не важно умеет ли человек читать и писать, а вот чтобы нормального техника подготовить нужны годы обучения и практики.

18 июля началось большое наступление войск Гоминьдана на занимаемые коммунистами территории. Всего в наступлении по разным направлениям учувствовало около восьмисот тысяч человек при поддержке авиации США, благодаря чему — на отдельных участках преимущество республиканце в живой силе доходило до десятикратного — в течении первой половины августа правительству Мао пришлось оставить временную столицу в городе Яньань и полностью вывести войска с правого берега реки Хуанхе.

При этом потери обеих сторон были достаточно существенными. Гоминьдан потерял около 60 тысяч человек за месяц боев, КПК — порядка сорока. Вот только республиканцы были способны позволить себе такие потери, а коммунисты, которым требовалось еще и ко всему прочему держать на севере линию соприкосновения с японско-маньчжурскими войсками, — нет. Все шло к тому, что коммунистов вскоре просто сплющат как между молотом и наковальней, и даже Советский Союз сделать с этим вряд ли что-то сможет.

2 сентября 1947 года в Москву прилетела большая группа китайских товарищей во главе с самим Мао для поиска способного удовлетворить обе стороны решения данной проблемы.

— Советский Союз не готов вступать в полномасштабную войну с гоминдановским Китаем, — Мао вместе с небольшой, состоящей всего из пяти ближайших товарищей, делегацией встретили на центральном аэродроме имени Фрунзе Молотов и Булганин. Визит был согласован исключительно как рабочий, поэтому никаких пышных мероприятий не планировалось. Тем более что у коммунистов в Китае действительно были проблемы с официальным статусом.

По соглашению, подписанному в конце 1944 года между коммунистами и гоминьданом — в тот момент давление японской армии достигло своего апогея, и внутренние распри поневоле пришлось отложить в сторону — именно правительство Чан Кайши признавалось законными на территории всего Китая, а коммунистический район — лишь самоуправляемой автономией, подчиняющейся правительству в Чунцине. Никаких практических последствий этот договор не имел, полностью устранить военное противостояние между двумя группировками не удалось даже в критический момент, ну а теперь оно как бы ставило Мао на две — а то и на три, учитывая результат закончившейся в Европе войны, — ступеньки ниже Московских коллег по идеологии.

За небольшим прямоугольным столом, застеленным белой скатертью, расположились с одной стороны Сталин, Молотов, Булганин и Микоян, с другой — сам Мао и его сподвижники — Ши Чже и Чень Бода. С торцов стола сидели переводчики, плюс в комнате присутствовала пара стенографистов. После протокольных фотосьемок и дежурных приветствий перешли наконец к важным вопросам, первым из которых стояла собственно возможность полноценного вступления СССР в войну.

— Мы это понимаем, — выслушав перевод, начал отвечать Мао. — И ни в коем случае не настаиваем на участии красной армии во внутрикитайской войне. Однако мы просим помочь нам отбиться от мировых империалистических сил. Если Америка не стесняется участвовать в войне напрямую, возможно и СССР найдет способ увеличить поддержку союзника?

— В какой форме?

— В 1941 году СССР подписал с Японской Империей договор о взаимном признании Монголии и Манчжурии в качестве независимых государств, — принялся озвучивать свою идею китаец. — Очевидно, что вопрос этот в тот момент имел крайне важное для Советского Союза значение, в преддверии возможной войны с Германией. На данный момент же это открывает интересную возможность для участия в войне вашей страны без формального вмешательства в конфликт.

— Вы предлагаете красной армии объявить Японии войну и занять контролируемые Токио территории на континенте? — Молотов снял пенсне и удивленно потер переносицу, — мы правильно вас поняли.

Возможность такого удара в Москве рассматривали. Особенно с учетом активного продвижения республиканцев на север. Иметь под боком Китай с его бесконечными людскими ресурсами, в котором доминирующее положение займут советники из Вашингтона, в правительстве СССР очевидно не горели желанием. С другой стороны, ситуация, когда американцы увязли двумя ногами на Японских островах, Советский Союз тоже полностью устраивала. Без помощи советских дивизий янки могут потратить на окончательную победу еще около года и полмиллиона солдат, что на этот период развязывает руки Москве для свободного переустройства европейской политической карты.

— КПК безусловно привержена идее объединения всех Китайских территорий, и мы безусловно будем рассматривать правительство СССР в качестве наших друзей, даже если вы откажитесь. Однако если бы у нас за спиной стояли дружественные дивизии красной армии, а не японские милитаристы со своими прихлебателями, наша борьба за всемирную победу коммунизма пошла гораздо легче.

Не смотря на ястребиную риторику и желание на словах продолжать войну до последнего солдата, было очевидно, что руководство китайской компартии прекрасно осознает свое бедственное стратегическое положение. И то, что до момента, когда янки наконец добьют японцев, а Манчжурия достанется им «по наследству» коммунисты могут просто не дожить. Физически. И сейчас Маоисты голосом своего лидера фактически предлагали СССР оторвать от Китая Манчжурию по примеру соседней Монголии. А дальше либо она становится тылом для последующего контрнаступления, либо убежищем для оставшихся китайских коммунистов. Конечно, Мао предпочел бы первый вариант, но и второй выглядел явно лучше тотального поражения и гибели в безвестности.

В итоге переговоры заняли целых три дня и пришли в достаточно напряженной обстановке. Обсудили предоставление кредита в формате от ВКП(б) КПК в золоте эквивалентную примерно 400 миллионам американских долларов, расширение поставок вооружений, обучение китайских специалистов в СССР.

Затронули тему существования Восточно-Туркестанской республики. Тут тоже необходимо отвлечься и дать небольшую справку по этой необычной территории. ВТР фактически существовала уже полтора десятка лет, однако в качестве независимого государства не была признана даже Москвой. Политический разрыв с Пекином для живущих на западе бывшей Китайской империи казахов, уйгуров и татар был предопределен самой географией. Связанность этой территории с центральными районами Китая фактически отсутствовала, а 80 % ее торгового оборота приходилось на соседний СССР, что естественно влияло и на политическую ориентацию. Плюс с точки зрения национального состава регион был куда ближе к советским среднеазиатским республикам нежели к Китаю.

Была там еще проблема руководства. Шен Шицай — некогда генерал-губернатор, а потом и фактический правитель республики — был фигурой достаточно одиозной и доверия в Москве не вызывал ни на йоту. Он последовательно «сдал» китайцев, поставивших его на должность, потом белогвардейцев, с помощью которых взял власть, а в момент наиболее тяжелых боев на Днепре принялся вновь рыскать в поисках новых союзников. Благо что как раз в 1945 году японцы так прижали Чан Кайши, что Чунцинское правительство — как раз в тот момент лишившееся очередной временной столицы — тоже не казалось надежной опорой.

И хотя фактически предательства не состоялось, метания Шен Шицая в Москве заметили и приняли к сведению. Также приняли к сведению и нежелание китайца помогать СССР — в отличии, например, от Монголии — в войне с Германией, а также весьма спорная внутренняя политика, крайне далекая от коммунистических идеалов. Собственно, Шен Шицай драл с населения три шкуры подобно какому-то шаху и тратил средства в первую очередь на себя и свою немногочисленную гвардию, набранную из всякого отребья. Понятное дело такое положение вещей Советский Союз устраивать не могло.

Все это привело к тому, что самозваный князь Синцзяна был вызван весной в Москву, а после отказа — дураком он не был и понимал, к чему может привести такая политика — быстро был смещен с помощью отрядов местных казахов под руководством Далелхана Сугурбаева. Последний, взяв в руки революционную власть, принял курс на крутые реформы по советскому образцу, а также на еще более тесное сближение с Москвой. Все шло к тому, что Советский Союз может в любой момент признать ВТР в качестве независимого государства, а то и вовсе — инкорпорировать в свой состав по типу Тувинской республики.

В итоге Мао Дзедун дал предварительное согласие на образование независимой Восточно-Туркестанской Республики, ну и заодно согласился со всеми остальными требованиями Москвы начиная от военно-морской базы на Ляодуне и экстерриториальной КВЖД до установления советско-китайской границы не по фарватеру рек, как это было принято в международном праве, а по китайским берегам.

Уже 6 сентября после подписания большого договора о дружбе между двумя партиями и прилагающихся к нему пакетом политических, экономических и военных соглашений, а также последующего отлета китайской делегации обратно, стартовала активная переброска выведенных из Европы войск на восток. Причем до определенного момента для Токио данные подготовительные мероприятия оставались незамеченными, поскольку и в прошлые месяцы по военные перевозки по Транссибу также осуществлялись весьма и весьма активно.

Ну а потом уже стало просто поздно.

Глава 17

Индия, Великобритания, август-ноябрь 1947 года

Летом 1947 года произошло еще одно знаковое событие, предопределившее судьбы сотен миллионов людей.

21 июля неизвестными террористами был взорван автомобиль, в котором ехал Махатма Ганди. Лидер индийской нации, духовный глава страны и просто человек, который пользовался бесконечным авторитетом миллионов людей по всему миру.

Вместе с Ганди погиб водитель и два охранника, а также случайно находившийся в тот момент на улице рядом с дорогой ребенок. Однако несмотря на обилие жертв и волну народного гнева, поднявшуюся впоследствии, точно установить заказчиков убийства следствие так и не смогло. Было арестовано несколько человек из ближайшего окружения Ганди, в том числе и среди тех, кто должен был обеспечивать безопасность национального лидера, однако никто из них признательных показаний в итоге не дал. Можно было только гадать и рассуждать кому именно была выгодна смерть этого человека.

А желающих отправить Ганди на тот свет — или на встречу новому перерождению, если исходить из постулатов индуистской веры — было на самом деле не так мало. Собственные политические противники внутри «ИНК», радикальные индуисты, считающие невозможными любые уступки сепаратистам, иностранные спецслужбы, которым сильный лидер во главе бывшей колонии был совершенно не нужен. Ну и конечно те самые сепаратисты, мусульманские на западе и востоке, а также дравидийские на юге.

Здесь нужно сделать небольшое отступление и дать пояснения насчет национальных особенностей Индийского субконтинента. Дело в том, что весь юг Индии населяют народы — при том, что они также исповедуют индуизм — выделенные в отдельную группу национальностей. Тамилы, телугу, малаяли, каннара, гонды и еще россыпь более мелких народностей, чья суммарная численность на момент 1947 года составляла около семидесяти-семидесяти пяти миллионов человек, то есть каждый пятый примерно индуист был дравидом. При этом различия между живущем на юге тамильцем и делийцем с севера Индии будут куда как более заметные чем между делийцем-индуистом и делийцем-мусульманином, которые жили бок о бок сотни лет.

Во-первых, язык. Язык юга Индостана принципиально отличается от севера. Настолько Дравидийские языки выделены в отдельную семью, не имеющую с индоевропейской ничего общего. Во-вторых, внешний вид. Дравиды несколько отличаются ростом, пропорциями и цветом кожи от своих северных соседей, что послужило причиной их выделения в самостоятельную южноиндийскую расу. Ну и конечно, в-третьих, — огромное количество национальных и культурных особенностей, связанных в первую очередь с те, что до появления на субконтиненте британцев собственно Индии никогда и не существовало. Тут веками была целая россыпь мелких, связанных между собою нитями сложных вертикальных и горизонтальных связей, государств что естественно не приводило к созданию общего культурного пространства.

Толчком для обретения национального самосознания на юге Индостана стало появление японцев, которые сознательно пропагандировали сепарацию дравидов от остальных индийцев. И хотя воины страны восходящего Солнца уже давно покинули эти земли, брошенные ими семена раздора — удобренные большим количеством вооружения, оставленного при эвакуации и пролитой совместно кровью — дали свои плоды.

Смерть Ганди на корню уничтожила наметившийся было консенсус по созданию некого конфедеративного государства, в которое моли бы войти все части бывшей Британской Индии. План был достаточно утопический сам по себе, поскольку умеренное левое правительство Джавахарлала Неру, еще при живом Ганди занявшего пост премьер-министра и желавшего направить страну по социалистическому пути развития, мало сочеталось с откровенно националистическими силами юга полуострова и радикальными мусульманами северо-запада.

Кроме того, уже с начала 1947 года дравидийские сепаратисты начали получать помощь в своей борьбе из-за океана. Американцам большая, объединённая, сильная, да еще и социалистическая Индия была не нужна абсолютно, поэтому в Вашингтоне была сделана ставка на сотрудничество с Карачи и Мадрасом.

В результате всех этих событий 17 октября 1947 года была провозглашена независимость Мусульманской Республики Пакистан со столицей в городе Карачи. При этом пакистанцы заявили о претензиях на весь Кашмир и призвали к обмену населением для уменьшения напряженности и недопущения впоследствии новых конфликтов.

А 21 октября — так, чтобы ни у кого не осталось сомнений в согласованности этих двух мероприятий — было объявлено, что республика Дравидистан так же отделяется от Индии и собирается строить свое независимое государство со столицей в Мадрасе.

Новые государства практически стразу были признаны в Вашингтоне, Лондоне и прочих «свободных» государствах, после чего на Дели было оказано мощнейшее дипломатическое давление для скорейшего окончания боевых действий и окончательного признания сложившегося статуса «кво». В особенности в Вашингтоне были довольны тем, что сложившаяся ситуация не допускала никакой прямой связи между СССР и склонным к левизне делийским правительством Центральной Индии. Все подходы по суше перекрывались Пакистаном и Тибетом, что делало практически невозможными прямые поставки оружия с севера. Понятное дело, что был еще и морской путь, однако в обозримом времени Советский Союз объективно был не способен заиметь флот достаточный для конкуренции с США и Британией в столь отдаленной акватории коей являлся Индийский океан. А если учитывать то, что Суэц оставался под контролем американских войск — так и вовсе.

Окончание боевых действий в Европе, — вернее не само окончание, а их конечные результаты — привели к резкому взлету количества приверженцев коммунистической и других левых идеологий. Пока в Германии, Франции и других странах у руля освобождённых от нацизма государств встали временные правительства, в Великобритании прошли первые более чем за десять лет Парламентские выборы.

Оглашенные 12 сентября результаты выборов были воистину ошеломляющие. Во-первых, с треском пролетели консерваторы, которые в своей предвыборной кампании в первую очередь апеллировали к авторитету премьер-министра Черчилля. Однако экономическая и социальная обстановка на островах была крайне тяжелой и совсем не способствовала любви народа к правящей партии. Опять же в число победителей Великобритания вошла чисто номинально, никакой пользы от для себя от поражения Германии не получив.

Общие экономические убытки страны — достаточно условное число, учитывая невозможность объективно подсчитать стоимость потерянных колоний — применю оценивались в 200 миллиардов фунтов и это при курсе британской валюты 4к1 по отношению к доллару США. Государственный долг Великобритании вырос с 9 миллиардов фунтов в 1939 году до 21 в 1947, особенно резко взлетев в небеса в последние пару лет, после того как США резко прикрутили кран ленд-лиза. И это при том, что планируемый на 1947 год бюджет королевства верстался из расчета доходов на уровне около 4 миллиардов фунтов. Условно говоря за неполный десяток лет войны британцы «просадили» то, что их предки зарабатывали полвека.

Нет ничего удивительного в том, что простые англичане устали от войны, от постоянных смертей, от национального унижения, от пустых полок в магазинах, от талонов даже на самое необходимое и проголосовали за тех, кто в первую очередь говорил о послевоенном восстановлении, а не о «величии нации».

В результате лейбористы — социал-демократы на английский лад — взяли 431 место в парламенте. То есть больше 50 %, что дало им право формировать Кабинет Министров без оглядки на любом друге политические силы.

Ну а другой большой неожиданностью, и это во-вторых, стало то, что коммунистическая партия Великобритании, еще недавно совершенно маргинальная и гордящаяся целым одним представителем в парламенте улучшила свой результат 1935 года аж в 22 раза! Плюс резко улучшила свои предыдущие показатели еще одна левая партия — Независимые Лейбористы. НРП занимала на идеологическом поле позицию между социал-демократами и коммунистами, причем склоняясь в сторону Троцкизма. В предыдущем парламенте они имели всего три мандата, а в 1947 году получили 14. В итоге суммарно все левые вместе с независимыми кандидатами, отстаивающими левую повестку, набрали 472 места из 640 или 73 % всех мандатов!

Нет, понятное дело, что до статуса третьей силы или до возможности вообще хоть как-то влиять на политику несистемным левым было еще очень далеко, но даже сам факт столь резкого прогресса изрядно встревожил определенные круги заинтересованных лиц. Начали даже раздаваться призывы совсем запретить коммунистическую партию. Исключительно в целях поддержания национальной безопасности, конечно.

Однако новое правительство, которое возглавил лейборист Клемент Эттли видело в таком полевении взглядов населения возможность для себя относительно безболезненно договориться с Москвой о некой взаимовыгодной форме совместного существования, которая бы не предполагала бесконечное прямое противостояние.

Логика в этом была более чем прагматичная. Открытое противостояние со всей Европой — за исключением Норвегии, Испании и Португалии — означало бы, по сути, континентальную блокаду по типу наполеоновской. Только во второй половине 20 века огромный флот дабы преодолеть 30 километров Ла-Манша уже стал не нужен. Иметь же под боком советские бомбардировщики с атомными бомбами под крыльями — данных о советской ядерной программе в Лондоне не было, но обычный здравый смысл говорил, что русские совершенно точно над бомбой работают — способные за полчаса стереть с лица земли полстраны? Удовольствие сильно ниже среднего.

С другой стороны, и «дружба» с Соединёнными Штатами, которая всего за пятьдесят лет сделала из империи, над которой никогда не заходит Солнце, кровоточащий обрубок не претендующий ни на какие лидирующие позиции в «мировом концерте», уже тоже не казалась особо привлекательной. После того как янки сначала подставили Англию под немецкий химический удар возмездия, потом заморозили военную помощь, а под конец тупо ограбили, забрав себе наиболее лакомые куски в Средиземноморье — кроме Гибралтара американцы так же не торопились уходить с Мальты, с Кипра и из зоны Суэцкого канала, не аннексируя эти территории официально, но и не возвращая их «законному» хозяину — отношение общества к заокеанским партнерам было крайне отрицательное.

При этом попытки Великобритании договориться о новых кредитах тут же наталкивались на неприятные условия политического толка. Вашингтон уже тоже не видел в Британии хоть сколько-нибудь равноправного партнера и готов бы разговаривать с островитянами исключительно как младшими. Администрация Дьюи настаивала на удалении из парламента тех же коммунистах, на присоединении к финансовой системе, основанной на долларе, на размещении на островах американских военных баз. Очевидно условия были для Лейбористов не слишком приятные.

Вместо этого едва придя к власти, лейбористы объявили о начале масштабных преобразований во всех сферах. Сокращение армии до минимально возможных минимумов, сокращение прочих непрофильных бюджетных издержек, национализация тяжелой промышленности, объектов критической инфраструктуры, и Банка Англии. Улучшение трудового законодательства, увеличение субсидирования образования, создание национальной системы здравоохранения и так далее.

В отношении же внешней политики показательным стало назначение Эньюрина Бивена, одного из лидеров левого крыла лейбористкой партии, на должность министра иностранных дел. Не менее показательным стало то, что первый свой иностранных визит Бивен совершил не в Вашингтон, а в Москву, где были проведены переговоры о возможном получении кредитов от Советского Союза, а также о возможном создании некой общеевропейской структуры безопасности, в которую войдет и Великобритания.

Такой неожиданный и резкий разворот в сторону коммунистов привел консерваторов во главе с Черчиллем в натуральное бешенство. Не то чтобы старый боров сильно любил янки, после всего, что произошло, однако коммунистов и легших под них бошей он ненавидел гораздо сильнее. 21 ноября 1947 года в ходе своей поездки в США он выступил со ставшей впоследствии знаменитой Филадельфийской речью, в которой обличал коммунистов, коммунизм в целом и ставил знак равенства между нацизмом и коммунизмом.

Филадельфийская речь была, если разобраться, нацелена не столько «вовне», сколько «вовнутрь», на непосредственно английского избирателя и ставила целью дискредитацию правительства Эттли, а не формализацию противостояния между «западом» и «востоком». Это противостояние началось на четыре месяца раньше во время Синайского инцидента и не нуждалось в дополнительном обосновании.

Результат Черчеллевского демарша вышел, однако строго противоположным ожидаемому. Вместо роста собственных рейтингов произошел их дальнейший обвал. Слишком свежи в памяти лондонцев были события «химической» ночи, стоившей Британии сотни тысяч жизней, чтобы простой англичанин всерьез пожелал начала нового военного противостояния.

Ситуация накалилась настолько, что с обращением к народу выступил даже король Георг VI. Никогда не отличавшийся сильным здоровьем в ту памятную ночь монарх также пострадал от немецкой химии, что привело к поражению легких, закупорке артерии на ноге с последующей ее ампутацией. Теперь не старый еще пятидесятилетний мужчина передвигался исключительно на коляске и дышал через кислородную маску. Двор постепенно уже готовился к смене монарха — на трон должна была взойти младшая дочь Георга Маргарет — однако король нашел в себе силы чтобы выступить по радио, изложив свое видение сложившейся ситуации.

— Я обращаюсь ко всем жителям Британии, которые с надеждой смотрят в будущее и желают мира. Великобритания за последние десять лет потеряла слишком много, чтобы вновь сейчас, не залечив еще прошлые раны, ввязываться в новые военные противостояния. Да, среди нас есть люди, — даже через радио были слышно, как королю, потерявшему свое здоровье и старшую дочь во многом благодаря политике Черчилля, тяжело даются слова и как он через каждые несколько секунд прикладывается к кислородной маске, — ослепленные гордыней, жаждой мести и желанием сжечь весь мир на алтаре своих амбиций. Однако я верю, что большая часть моего народа мечтает о ровно противоположном…

В целом было понятно кого именно так завуалированно поименовал Георг VI, и от выбора какого рода политического курса он предостерегал своих подданных. А учитывая, что уже через три недели английский король умер, эта речь была воспринята жителями островов как некое завещание, изрядно усилившее в итоге позиции тех политиков, которые отстаивали необходимость политики разрядки напряжения, сложившегося между Британией и СССР.

Забегая чуть-чуть наперед нужно отметить, что усилия кабинета Эттли направленные на нормализацию советско-британских отношений дали свои заметные плоды уже в перспективе нескольких лет. Нет, возможно часть британского политикума все также желала бы ориентироваться на Вашингтон, однако делать это имея под боком тотально красную Европу выглядело изощрённым способом самоубийства, поэтому прагматичный подход в итоге победил.

В течении следующих десяти лет между Москвой и Лондоном было налажено достаточно тесное сотрудничество в сфере проектировки и производства, например, реактивных самолетных двигателей, английские верфи строили для СССР торговые корабли, в которых красная империя имела огромную нужду, а при учреждении в 1962 году международной программы «Интеркосмос» Великобритания стала одной из первых ее участников. Если брать страны, не входящие в «соцблок», так и вовсе — первой.

На выборах 1964 года занявшей первое место Лейбористской партии не хватило в итоге голосов для создания собственного кабинета министров, и Вильсону пришлось искать союзников, коими стали получившие в тот год 44 мандата коммунисты. Этот год стал первым, когда в Кабинет министров королевства попал политик-коммунист.

Глава 18

Токио, Япония, октябрь-ноябрь 1947 года

Активизация военных перевозок, начавшаяся подготовка десанта на Курильские острова и возможно даже Хоккайдо, а также в целом активность Советского Союза на восточном направлении не остались не замеченными за океаном, вынудив администрацию Дьюи дать отмашку на старт операции «Даунфол». Последняя предполагала полномасштабный десант на главный японский остров Хонсю в районе японской столицы — Токио, где имелась полуторатысячекилометровая полоса пригодных для высадки пляжей.

Дискуссия о необходимости подобной операции в Вашингтоне была жаркой как никогда, поскольку кроме очевидных выгод в виде прекращения войны она несла в себе риск огромных потерь, по сравнению с которыми даже сотни тысяч погибших и раненных прошлой осени могли показаться мелочью.

Предварительные оценки возможных потерь сильно разнились, и во многом зависели от того, как долго японцы будут готовы сопротивляться очевидно неизбежному уже поражению. В любом случае речь шла о сотнях тысяч погибших и возможно более чем миллионе раненных.

Учитывая намеченные на 1948 год президентские выборы и отнюдь не блестящий результат республиканцев на промежуточных выборах 1946 года, успех или неуспех будущего сражения прямо влиял на то, сможет ли Дьюи остаться в Белом Доме на второй срок или нет.

Собственно, «положительное» решение было принято в тот момент, когда американская разведка сообщила о намерении — впоследствии установить, так это было на самом деле или нет, не удалось — императора вместе с двором эвакуироваться на континент, подальше от бомбежек и возможного вторжения. Вариант, при котором Японский император подписывает капитуляцию перед СССР по немецкому сценарию, и советские войска без боя занимают территории японских островов дабы не допустить дальнейшее продвижение американцев, хоть и выглядел несколько фантастическим, однако случись на практике на корню обнулил бы политические амбиции всех причастных к подобному провалу.

В итоге день начала операции «Даунфол» был назначен на 2 октября. Для высадки было разведано и запланировано сразу семь точек высадки из которых две были основными и еще пять — вспомогательными, предназначенными для растягивания японских сил вдоль побережья.

Поскольку Советский Союз сам взял курс на конфликт с Японией, поставки техники, топлива и стратегического сырья со второй половины июля уже практически сошли на нет — а их объем начал падать еще раньше по мере исчерпания островной империей ликвидных товаров пригодных для обмена — к началу октября под рукой японского командования оставалось менее тысячи исправных и готовых для боевых действий самолетов. Флота у страны восходящего Солнца не было вовсе, последние несколько субмарин были потоплены еще весной при попытке атак на американские конвои. И это ставило, по сути, крест на возможностях «дальней» обороны. Японцам оставалось только строить укрепления и готовиться к схватке на ближней дистанции.

Десантная операция, как и в предыдущие разы началась с масштабных бомбардировок японских прибрежных укреплений. Только теперь американцы могли использовать не только дальнебомбардировочную авиацию, но и главный калибр своих линкоров. Так, например, только один «Миссури» за неделю, предшествующую самой высадке расстрелял из своих 16-дюцмовых орудий чуть ли не три тысячи снарядов, или примерно три полных боекомплекта. Несмотря на то, что для стрельбы по наземным целям на линкоры были загружены фугасные снаряды с меньшей навеской пороха, такая активная бомбардировка полностью «убила» стволы орудий главного калибра и часть кораблей была вынуждена отправиться обратно в метрополию для ремонта и модернизации.

А учитывая послевоенное сокращение армии и флота, немалая часть кораблей, особенно из оставшихся еще на плаву линкоров довоенной постройки так в итоге и не была вновь введена в строй. Часть была продана, часть музеифицирована, часть отправлена на слом, а часть стала кораблями мишенями на многочисленных в том числе ядерных испытаниях новых вооружений.

Суммарно же на тихоокеанское побережье острова Хонсю было «вывалено» около ста тысяч тонн различных боеприпасов, что нанесло обороняющимся значительные потери еще до непосредственного огневого контакта. Американскими бомбами и снарядами были разминированы целые участки на предполагаемых направлениях атаки, уничтожены противотанковые заграждения, разрушена часть долговременных огневых точек и соединяющих их траншей.

В итоге благодаря такой мощной подготовке американским десантникам удалось успешно высадиться на шести точках из семи, включая две основные в основании полуострова Босо, прикрывающего японскую столицу с моря и образующего внешнюю часть Токийского залива.

В течение трех дней американская пехота смогла расширить плацдармы — в одном месте, а именно на мысе между городами Хамамацу и Сдзуока японцы обстреливали плацдарм с окружающих пляж высот особенно активно, чем вынудили янки эвакуировать отсюда свою пехоту — и переправить на берег тяжелую технику.

В этот раз правда американцы в некоторым роде перехитрили сами себя — разгромленное тяжелыми бомбами и снарядами побережье больше напоминало лунный пейзаж, представляя собой огромные заполненные водой воронки чуть более чем полностью. Тяжёлые 45-тонные «Першинги», столь хорошо проявившие себя в предыдущих боях, для перемещения по такому ландшафту были просто неприспособленны, и в итоге американская пехота была вынуждена пробираться вперед под ливнем японских снарядов без какого-то броневого прикрытия.

Подвела американцев и погода. Не смотря на прогнозы предполагающие достаточно сухие первые две декады октября, 7 числа над Токио и окрестностями небо затянуло низкими тучами и землю начал поливать не слишком сильный, но долгий и не прекращающийся целыми сутками дождь.

И так слабопроходимая местность в эти дни вовсе превратилась в болото, по которому солдаты обеих армий вынуждены были передвигаться буквально ползком, сходясь на пистолетную дистанцию и порой даже переходя на холодное оружие, поскольку огнестрел в таких условиях повально отказывался работать как следует. Кроме того, волнение на море изрядно усложнило снабжение уже воюющих частей, доставку подкреплений и эвакуацию раненных.

В свою очередь японцы, получив передышку от постоянных налетов американской авиации резко повысили активность и принялись остервенело контратаковать, стараясь если не сбросить янки в океан, то как минимум нанести им максимально возможные потери.

И все же, не смотря на тяжелые условия, преимущество атакующих было слишком велико. Американцы медленно с боями, поливая каждый метр земли потом и кровью, но тем не менее продвигались на восток вглубь острова. Первейшей задачей посаленной Эйзенхауэром своим подчинённым стал полный захват полуострова Босо, контроль над которым позволил бы установить напротив Токио тяжелую артиллерию и начать методично — и где-то даже с комфортом — сносить японские укрепления находясь при этом на безопасном расстоянии.

13 октября американцы сумели прорвать главную японскую линию обороны близ городка Оасмисиросато — сам город при этом фактически перестал существовать, — а 16 октября передовые части 1 дивизии морской пехоты смогли пробиться на берег Токийской бухты, перерезав таким образом перешеек соединяющий полуостров Босо с остальной частью острова.

Потери морпехов при этом оказались просто чудовищными. При общей численности соединения около 20 тысяч человек за эти две недели боев дивизия потеряла половину состава убитыми и раненными, а наличный состав техники дошел до трети от штатного. Причем такие потери оказались далеко не самыми тяжелыми среди соединений принимающих участие десанте.

Рекордсменом тут стала — антирекордсменом, если быто точным — 77 пехотная дивизия высаженная на пляж «Дельта» 4 октября во втором эшелоне наступления. Пляж «Дельта» находился севернее главных точек высадки, близ городка Хитатинака. Изначально разведка сообщала о том, что в данном районе укрепления японцев гораздо слабее нежели на траверсе Токио, поэтому артиллерийская подготовка этой зоны высадки была значительно слабее.

Кто в итоге налажал — неизвестно, однако 7 октября так и не сумевшие добиться значительного продвижения в этом районе американские дивизии были контратакованы двукратно превосходящими силами страны восходящего Солнца, и дело не закончилось полным разгромом исключительно благодаря поддержке больших калибров со стороны моря. Тем не менее всего за пару дней 77 пехотная дивизия потеряла 80 % своего штатного состава и была эвакуирована на переформирование. Подданные микадо при этом потеряли ориентировочно в полтора-два раза больше солдат, однако в отличии от янки, японцы на такой размен идти были согласны.

Основной проблемой, крайне осложнявшей жизнь находящейся на прибрежных плацдармах американской пехоте, был сам рельеф японских островов. А именно — горы, практически вплотную нависающие над узкой полоской побережья. Из-за этого количество даже теоретически пригодных для высадки участков было крайне ограниченно, а даже те, что вроде как подходили, на самом деле представляли собой простреливаемые артиллерией полосы земли шириной десть-двадцать километров.

Весь прошлый год японцы в поте лица сооружали вокруг подходящих для проведения десантных операций настоящие горные крепости, бурили десятки километров ходов и оборудовали замаскированные позиции для артиллерии, которая теперь забрасывала янки снарядами, оставаясь недоступной ни для бомбардировщиков, ни для морских пушек. Чтобы заткнуть такую скрытую в скальной расщелине пушку, бомбу нужно было положить прямо в нее, а учитывая буйную субтропическую растительность, коей эти места были невероятно богаты, сделать это можно было только случайно.

Плюс Японии, благодаря вывезенной на континент промышленности, удалось накопить определенный запас снарядов для артиллерии, особенно больших калибров, для стационарных орудий береговой обороны, который защитники теперь с большой охотой вываливали на головы атакующих.

Тем не менее, не смотря на все проблемы и громадные по меркам Тихоокеанского ТВД потери американская армия продолжала давить, рассчитывая взять Токио и заставить японского императора капитулировать до вступления СССР в войну.

27 октября американцы наконец полностью зачистили полуостров Босо от сопротивляющихся до последнего японцев. Для уничтожения выдолбленных в скалах укреплений янки пришлось широко использовать напалм, — специально для этих целей была разработан более жидкий вид «греческого огня» — свободно затекающий в рукотворные пещеры и выжигающий там все живое. Из сорока пяти тысяч японских солдат и ополченцев — точное число было установлено уже только по японским документам после войны — в плен сдалось меньше пяти тысяч, остальные предпочли сдаче смерть.

29 октября передовые части американской 10 армии вышли к реке Эдо, протекающей по окраине Японской столицы, таким образом до собственно центра города янки оставалось меньше пятнадцати километров по прямой. Вот только прямых линий в Токио к концу 1947 года уже почти не осталось.

Город был разрушен практически до основания многочисленными бомбардировками последних двух лет и представлял собой бесконечное нагромождение уничтоженных стройматериалов, внутри которого защитниками был построен целый укрепрайон. Кирпичные завалы создавали причудливый лабиринт, в котором использовать тяжёлую бронированную технику практически не представлялось возможным, на каждом шагу можно было нарваться на мину и практически невозможно было предугадать из какой щели сейчас в тебя начнут стрелять.

Желание штурмовать в лоб этот укрепрайон в лоб генерал Смит — командующий наступлением на главном направлении — не имел ни капли, в чем был горячо поддержан Эйзенхауэром, опасавшимся, что слишком большие потери могут негативно отразиться на его будущей политической карьере. Поэтому основные усилия 3-ого армейского корпуса, находившегося в этот момент на острие наступления, оказались сосредоточены на охвате японской столицы с севера и очистке от японских войск обширной густонаселённой равнины Канто.

Ну а потом атаки на Токио и вовсе стали бессмысленны. Дождавшись пока средние температуры на советско-японской — или вернее — советско-манджурской — границе уйдут в минус, и почву немного подморозит, делая доступными для прохода техники большинство избранных в советском генштабе направлений, СССР 3-го ноября 1947 года объявил войну Японской Империи, — 5-го числа войну объявила Монголия, 6-го — Германия, — чем поставил ее уже совсем в безвыходное положение.

К этому моменту общие потери американской армии в рамках операции «Даунфол» составили почти четыреста тысяч человек, из которых около ста тысяч — погибшими. Потери японской империи и вовсе подсчитать — даже после войны — оказалось просто невозможно. Кроме условно «кадровой» армии в обороне побережья принимало огромное количество ополченцев и дажепросто гражданских, получивших в качестве оружия старую еще под дымный порох сделанную винтовку с двумя десятками патронов и пару гранат. А то и вовсе шестовую мину, использовавшуюся для борьбы с американскими танками.

В научной литературе потери защищающихся оценивались впоследствии в диапазоне от полумиллиона до миллиона человек военного и гражданского населения совокупно. Население же Токио, составлявшее в начале войны семь с половиной миллионов человек, к концу 1947 года уменьшилось в четыре раза и составило — по подсчетам, сделанным уже после капитуляции — меньше двух миллионов человек.

Глава 19

Манчжурия, ноябрь 1947 года

— Да уж… — Пробормотал генерал-майор Курт Мейер, кутаясь в совсем не столь теплую как хотелось бы шинель. Немец вдохнул полной грудью морозный воздух — ветер доносил совсем «родной» запах бензина — и полез в карман за сигаретами. Достал портсигар, вытащил одну, сунул себе в зубы, после чего похлопал по карманам в поисках спичек. Спичек не было, — дерьмо…

— Вот, возьмите, — с характерным русским акцентом произнес подошедший капитан, приставленный новыми союзниками в качестве делегата связи. Ну и переводчика за одно. — Холодно?

Курт чиркнул спичкой, подкурил сигарету, с наслаждением затянулся.

— Лучше так, чем плюс сорок в Сирии.

— Были в Сирии?

— Был, — дернул плечом Курт демонстрируя нежелание продолжать эту тему, — я много где был за прошедшие десять лет.

Генерал-майор попал так далеко на восток — сильно дальше нежели когда-либо вообще мог подумать — по политическим мотивам. СССР собирался осуществить показательный удар милосердия агонизирующей Японской империи и в Москве решили, что было бы неплохо привлечь к этому делу немцев, показывая тем самым всем заинтересованным сторонам поменявшийся расклад сил. Ну и в качестве своеобразного искупления за прошлый союз с Токио.

Поскольку реальная помощь красной армии была не нужна, на восток договорились послать одну танковую дивизию, во главе которой и оказался генерал-майор Курт Мейер. Как идеальный кандидат, представляющий обновлённую Германию.

Молодой — всего тридцать три года, — опытный, никогда не воевавший на территории самого СССР и соответственно не причастный к творившимся там преступлениям. Не состоявший в нацистской партии, награжденный всяческими орденами — в общем, подходящий по всем параметрам.

— Товарищ генерал-полковник собирает всех командиров дивизий у себя в штабе в восемь вечера, — Курт коротким движением бросил взгляд на наручные часы. Стрелки показывали два пополудни. — Вы успеете закончить разгрузку к этому времени?

— Успеем, — кивнул немец. — Нам обещали топливо дополнительное, не знаете, есть лишние заправщики?

— Узнаю, — пожал плечами русский капитан.

Настроение немецкого генерала было просто паршивым. Ехать куда-то на край света — три недели в поезде — чтобы потом решать все вопросы обеспечения через приставленного русского капитана? Что за бред? Кто это все придумал?

На вечернем совещании в штабе армии Курт — опять же с помощью переводчика, при этом у немца начинала закрадываться нехорошая мысль, что такими темпами ему придется вообще учить русский язык — узнал, что его танковая дивизия будет занимать правый фланг 36-ой армии, наступающей вдоль железной дороги на Харбин.

Поскольку направление это было наиболее очевидным в том числе и для японского командования именно здесь японцы за прошедшие десять лет построили самую густую сеть оборонительных укреплений. Доты, минные поля, километры колючей проволоки и траншей.

— Ставка не ждет от нас быстрого продвижения, — вещал собравшимся командирам начштаба 36 армии генерал-лейтенант Рогачевский. — Наша задача приковать к своему направлению самые боеспособные из оставшихся на континенте японских войск. Не дать им сманеврировать и отступить, позволить войскам, наносящим главный удар двигаться вперед без каких-либо помех. Тем не менее, учитывая сложившийся расклад сил и состояние противника лично я надеюсь на молниеносный успех. Чем быстрее мы будем продвигаться вперед, тем сложнее японцам будет реагировать.

— Какое противодействие ожидается? — Последовал вопрос «из зала».

— Авиации у противника на континенте практически нет, по выявленным ранее аэродромам наши ВВС нанесут упреждающий удар, поэтому с воздуха проблем ждать не следует. Японская бронетехника малочисленная и устаревшая, поэтому самые большие проблемы нам могут доставить только долговременные бетонные укрепления, мины и зарывшаяся в землю пехота, — Рогачесвкий задумался на минуту и добавил, — завтра по железной дороге должны приехать навесные танковые тралы, прошу командиров танковых частей прислать транспорт и установить их на технику. За большие потери в техники от мин буду спрашивать отдельно.

Идея устанавливать тралы за ночь до начала наступления явно никого из присутствующих танкистов не воодушевила, однако тут делать нечего — жить захочешь еще и не так раскорячишься. Ну а такие вот авралы, связанные с логистическими проблемами перед большим наступлением — дело со всех сторон привычное. Без этого еще ни разу не обошлось.

Само наступление началось ночью 3 ноября с массированного артиллерийского налета с участием нескольких сотен орудий и реактивных минометов. До этого Курту приходилось только один раз видеть работу ракет, причем находился он в этот момент по другую сторону «ствола». Наблюдать это действо со стороны запускающих ему откровенно говоря понравилось куда больше.

Потом по находящимся в тылу японским позициям отработали русские штурмовики — судя по начавшим подниматься в небо столбам дыма — совсем не безуспешно, а уже ближе к 8 часам утра — дни в ноябре короткие, поэтому военные пытались использовать светлое время суток по полной — последовала команда на выступление собственно танковых частей.

Здоровенные немецкие «Пантеры-2», которые составляли в дивизии Курта основную ударную силу очень забавно выглядели рядом с приземистыми русскими Т-45. Немецкий танк был больше и тяжелее чуть ли не пятнадцать тонн, — хотя оба танка считались представителями средней весовой категории, — при этом имел пушку калибра 88мм и в полтора раза более мощный двигатель, что примерно уравнивало две машины в подвижности.

Одновременно с этим даже визуально было понятно, что конструкция русского танка более современная — он был более приземистым, не имел огромных уязвимых надгусеничных полок, а зализанная башня способствовала частым рикошетам вражеских снарядов. Очевидно было, что в противостоянии танковых идеологий СССР далеко обошел своего недавнего противника, и вскоре, видимо, всем немецким кошкам придется отправиться на покой. Кому в музеи, но большинству — в переплавку.

Само наступление танковых армад Советского Союза на пытавшихся хоть как-то отбиться японцев большого интереса вызвать не могло. Ни у Курта, повидавшего за десять лет войны слишком много, ни у любого другого постороннего наблюдателя.

Слишком была велика разница в задействованных силах, техническом оснащении, опыте солдат и офицеров. Наверное, со времен Польши — во всяком случае по личным ощущениям генерала Мейера — война для него не была столь простой.

Его 18 танковая дивизия, укомплектованная исключительно ветеранами, прошедшими не одну кампанию, за первый же день прошла двадцать пять километров, буквально проломив оборонительные порядки японских войск. Подданным микадо было просто нечего противопоставить тяжёлой немецкой броне, поддержанной многочисленной русской артиллерией и авиацией.

Если в первой половине дня сидящие в бетонных дотах японцы — а часто не японцы даже, а местные маньчжуры — еще пытались как-то сопротивляться, то к вечеру они стали повально бросать оружие и сдаваться. Как потом узнал Курт сработала внутренняя пропаганда китайских коммунистов, которые пустили слух, что СССР позволит создать отдельное от Пекина маньчжурское государство. В таких условиях воевать до последнего за находящихся на краю пропасти японцев просто глупо.

5-ого ноября наступающие с северо-востока части 36 армии взяли город Хулун-Буир, самый крупный населенный пункт в Мачжоу-Го западнее Большого Хингана. Взятие этого пункта, являвшегося еще и перекрестком дорог, в том числе и рокадных идущих вдоль границы с СССР и Монголией, автоматически отрезало все японско-маньчжурские войска по правую и левую руку от хоть какого-то тылового обеспечения.

Ещё спустя два дня немецкая 18 танковая оказалась у отрогов гор, рассекающих данную местность с северо-востока на юго-запад. Собственно, реальными горами назвать эти возвышенности достаточно сложно поскольку средняя высота местных «пиков» колебалась в районе 1000 метров над уровнем моря. С другой стороны, для того чтобы неимоверно усложнить наступающим танкистам жизнь и таких «гор» было более чем достаточно. Благо погода стояла сухая и бесснежная, в противном случае преодолеть Большой Хинган в разумные сроки и вовсе стало бы невозможно.

Тут во всей красе себя показала советская авиация. Летуны с красными звездами на крыльях, не только наносили удары по узлам сопротивления, укреплениям, складам и прочим важным во время любых боевых действий пунктам, но еще и успела высадить воздушные десанты в предгорьях Большого Хингана, с тем чтобы японцы не успели оседлать немногочисленные тут горные дороги.

И более того, за четыре дня операции транспортная авиация — в сложных ноябрьских метеоусловиях — успела на занятые десантниками плацдармы перебросить достаточное количество топлива и боеприпасов, чтобы подошедшие сюда к 7 ноября танкисты могли без промедления продолжить наступление вглубь Манчжурии. В общем, это был как раз тот случай, когда самые большие проблемы наступающий испытывает не от действия врага, а от природных условий, в которых приходится воевать.

На других участках выгнувшегося дугой на 4000 километров фронта тоже было очень интересно. С территории Монголии советско-монгольские войска активно наступали на подконтрольный Японии Мэндзян — фактически тоже Монголию, толь находящуюся поэту сторону границы. Не смотря на исторически монгольские «корни» этого региона 80 % его населения составляли этнические ханьцы, поэтому Улан-Батор на территорию марионеточного государства не слишком то и претендовал. Была идея присоединить к Монголии только небольшую полоску земли вдоль границы, где преобладало именно монгольское население, остальная же площадь Мэндзяна должна стать базой для борющихся с Чан Кайши китайских коммунистов.

Так вот на условно «Монгольском» направлении японские войска и вовсе не оказали никакого достойного сопротивления позволив противнику за первые шесть дней войны пройти по местным каменистым степям больше 450 километров и взять город Чифын, от которого до Ляодунского залива оставалось всего двести пятьдесят километров по прямой.

Не менее успешными были действия Дальневосточного фронта. Ударившие от Владивостока армии под командованием маршала Ватутина также всего за два дня смогли прорвать японскую оборону на всю глубину, после чего в прорыв пошли танки. На третий день был взят город Муданзян — крупнейший перекресток дорог в западной Манчжурии. Попытка Квантунской армии контратаковать советские войска — одно из немногих осмысленных действий, предпринятых командующим Квантунской армией Хата Хикосабуро, — успеха не умела. Выдвинувшиеся из глубины японские войска попали еще на марше под мощную атаку с воздуха и к городу подошли, когда войска 26 корпуса уже успели не только взять город, но и закрепиться в нем.

На пятый день войны японцев удалось отбросить от города окончательно, расчленив, таким образом построение Квантунской армии надвое и выйти на оперативный простор. 11 ноября был взят Харбин, а 12 — Гирин. Фактически вся трехсоттысячная группировка, прикрывающая советско-маньчжурскую границу вдоль Амура — а это не много не мало территория размером с Югославию — к этому моменту оказалась в огромном окружении.

Одновременно с боевыми действиями на континенте началась и Курильсткая десантная операция. Этому способствовало то, что из ранее 80 тысяч солдат располагавшегося тут японского гарнизона к концу 1947 года осталось всего порядка 20 тысяч бойцов, причем самого сомнительного качества.

Не то чтобы японский Генштаб не хотел удерживать свои северные территории, наоборот, планы отражения возможных ударов с севера разрабатывались в Токио еще с начала 1945 года, однако на момент описываемых событий армия страны восходящего Солнца находилась уже в столь плачевном состоянии, что оборонять второстепенные направления была уже просто не способна.

В свою очередь советский Тихоокеанский флот, пополнившийся ранее еще и некоторыми японскими кораблями получил в Японском же море полное преимущество над противником и горел желанием исполнить для себя главную задачу в войне — получить возможность беспрепятственного выхода в Тихий океан без оглядки на желания буйного соседа. Поэтому вопрос целесообразности десанта на Курилы в общем-то и не стоял.

7 ноября в день годовщины Октябрьской революции советские войска, заранее сосредоточенные на самом юге Камчатского полуострова, нанесли удар по острову Шумшу, самому северному острову Курильской гряды. Не смотря на преимущество врага в силах и особенно в технике, японский гарнизон оказал ожесточенное сопротивление и даже сумел потопить семь десантных катеров с погруженной на них морской пехотой.

Под сильным артиллерийским огнем противника десантники, тем не менее, смогли высадиться на острове и закрепиться, после чего с помощью авиации и корабельной артиллерии проложить себе путь в глубь острова. На занятие всего Шумшу вместе с достаточно сильной, располагавшейся тут военно-морской базой «Катаока» ушло целых три дня.

Не дожидаясь капитуляции гарнизона северного острова советское командование пользуясь преимуществом на море и в воздухе высадило еще два тактических десанта на острова Уруп и Итуруп, отрезая таким образом гарнизоны более северных островов от связи с метрополией.

А 12 ноября сосредоточенная ранее на юге Сахалина группировка в составе двух батальонов морской пехоты и одного стрелкового полка предприняла бросок через пролив Лаперуза и высадилась на северной оконечности острова Хоккайдо.

Население этого достаточно большого острова составляло всего 2.5 миллиона человек, поэтому такого сопротивления, с которым столкнулись американцы на юге Ставка не ожидала. Тем не менее, за прошедшие после передачи СССР южной части Сахалина 5 лет Япония успела укрепить север Хоккайдо в том числе и многочисленными долговременными огневыми точками. При этом гористый рельеф острова оставлял советским войскам не так много подходящих для десанта участков.

Можно сказать, что в штабе ТОФ на 9-ый день советско-японской войны излишне расслабились и посчитали, что японцев уже можно брать голыми руками, произошло классическое головокружение от успехов. В итоге передовой отряд попал под мощнейший артиллерийский обстрел не вскрытых ранее береговых батарей и понес значительные потери всего за полдня на безымянном японском пляже погибло больше двух тысяч советских бойцов и только поддержка с воздуха не позволила окончиться этой авантюре полным разгромом.

14 ноября к Хоккайдо были переброшены дополнительно три эсминца из состава Тихоокеанского флота, которые своей артиллерией смогли пробить коридор в обороне островитян и позволили десантникам наконец вырваться с обильно политого совей кровью пляжа.

15 же ноября к правительствам всех воюющих стран обратился император Хирохито с просьбой о прекращении боевых действий и заявлением о согласии капитулировать без предварительных условий.

27 ноября в городе Мориока на севере остова Хонсю, где в последние два месяца квартировало правительство Японии, был подписан акт капитуляции островной империи перед всеми воюющими с ней государствами. По настоянию Советской стороны в состав подписавших включили также представителей от Монголии и даже от Германской демократической республики, хоть их участие и было достаточно номинальным. От Китая в подписании участвовал представитель Гоминьдана, что Москве очевидно понравилось не слишком сильно, однако именно Чан Кайши сейчас контролировал большую часть страны и его правительство считалось официальным.

Курт на негнущихся ногах подошел к столику взял ручку, обмакнул в чернильницу и аккуратно поставил свою подпись в соответствующем месте. Ошибиться было сложно — его фамилия среди списка всех собравшихся в Мориоке подписантов была в самом низу. Ниже даже новозеландского адмирала.

Как он вообще попал сюда, сказать сложно. Скорее всего, во всяком случае сам генерал Мейер других причин не видел, в Германии просто не нашлось других желающих — с более крупными звездами на погонах — участвовать в принятии японской капитуляции. Сомнительная честь, с какой стороны ни посмотри. Ну а Курт просто оказался ближайшим немецким генералом, способным поставить свою подпись под историческим документом. Вот его и дернули из Цицгара, куда определили его 18 танковую на постой.

Немец оторвал взгляд от документа, положил ручку на стол и еще раз оглядел собравшихся. С этого мгновения Вторая мировая война была формально окончена.

Интерлюдия 6

Семипалатинская область КазССР, 17 декабря 1947 года

В четыре часа утра ворота небольшой мастерской, построенной прямо посреди степи раскрылись и оттуда в окружении техников и самого Юлия Борисовича Харитона выкатилась тележка с погруженной на нее Бомбой.

Все отдельные ее части — сама бомба, плутониевый заряд и нейтронный запал — были привезены на полигон заранее и собраны воедино только ночью за несколько часов до самих испытаний.

Вообще последние пару недель тут были крайне суматошными. Привозили и устанавливали контрольную, измерительную аппаратуру, монтировали видео оборудование, которое должно было запечатлеть подрыв, устанавливали военную технику — танки, автомобили, самолеты, — за два дня привезли целых полторы тысячи различных домашних животных, которым выпала почетная, но не слишком завидная участь поучаствовать в ядерных испытаниях.

Все были на нервах.

Тележку подтащили к построенной в центре полигона тридцатиметровой вышке и закатили в лифт. Клеть закрыли, и бомба не торопясь поехала наверх. За ней, уже по лестнице пешком на верх башни отправились товарищи Щелкин и Ломинский. Понявшись наверх Кирилл Иванович оснастил заряд взрывателями и подсоединил к бомбе провода дистанционного управления.

Все эти действия происходили в практически полной тишине. Тяжелая ночь, волнение перед испытанием… Говорить было особо нечего. Все прекрасно понимали важность ядерного оружия для Советского Союза. Штаты еще до окончания войны, превратившиеся в новую главную угрозу первому в мире государству рабочих и крестьян, показали, что стесняться в использовании имеющегося оружия не будут. А значит и СССР тоже нужна «большая дубина».

Закончив подготовку самой бомбы, ядерщики спустились вниз, — по пути у Ломинского из кармана выпал ручной фонарик и с грохотом полетел вниз, ударяясь о стальные фермы башенной конструкции, отчего у Щелкина едва не случился инфаркт, — погрузились в ждущую их машину и выдвинулись в сторону расположенного за десять километров от места подрыва бункеру управления. Оттуда не только должны были дать команду на подрыв, но и заранее отслеживали состояние бомбы. Был даже специально выделенный техник, в чьи обязанности входило исключительно наблюдение за количеством нейтронов, которые за период времени излучал плутониевый заряд. Именно стабильность излучения была главным показателем нормального состояния делящегося материала и соответственно — всего устройства.

В бетонном бункере, обвалованном дополнительно землей до полного заглубления под поверхность, собралось в этот день все руководство «атомным проектом» во главе с Берией и Курчатовым. Из-за дополнительных мер предосторожности находящиеся внутри командного центра люди потеряли возможность наблюдать взрыв собственными глазами, осталось только положиться на фиксацию приборами и видеоаппаратурой.

За полчаса до подрыва свое место за пультом управления — его перед этим вскрыли, сорвав пломбы — занял Курчатов. Рядом по правую руку в кресло сел Щелкин, Кирилл Иванович молча достал из кармана два пузырька валерьянки и принялся «накапывать» успокоительное себе в стакан с водой. По бункеру поплыл характерный запах.

В 8.48 утра был включен автомат подрыва, с этого момента сделать что-то было уже невозможно, процесс был запущен.

— Осталось десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, две, одна, ноль — отсчет завершился и в это же мгновенье через открытую заднюю дверь бункера внутрь помещения ворвалась вспышка ярчайшего света, сообщающая о том, что ядерный взрыв произошел успешно. Двери бункера тут же закрыли и еще через пару десятков секунд помещение содрогнулось от пришедшей взрывной волны.

Собравшиеся в командном центре ядерщики бросились поздравлять друг друга, крича от радости. Путь длиной в долгих пять лет наконец завершился успехом, теперь у СССР была собственная атомная бомба.

Сейсмическая волна от испытаний в Семипалатинске была зарегистрирована во многих странах включая и США. 19 декабря президент Дьюи выступил с обращением, в котором сообщил о предполагаемом наличии у СССР ядерной бомбы, что вызвало в Америке натуральный шок. Большинство ученых на западе считали, что советы не смогут получить собственную Бомбу раньше 1950 года.

Сообщение о наличии у коммунистов ядерного оружия сильнее всего, наверное, отразилось на Великобритании. Все же США были далеко, и иметь бомбу совсем не означает иметь возможность сбросить ее на противника, а до Лондона откуда-нибудь из-под Кале лететь всего двадцать минут.

Степень паники англичан можно понять по тому, что котировки Лондонской биржи в этот день мгновенно обвалились на 7 %, что стало одним из худших обвалов за всю историю существования данного учреждения.

Само же Советское правительство подтверждать наличие у себя атомной бомбы не торопилось. В первую очередь потому что 17 декабря в Семипалатинске был взорван единственный имеющийся заряд, и сроки производства, следующего оценивались ка минимум в несколько месяцев. Официальное заявление об обладании ядерным оружием было сделано Советским Союзом только в середине следующего 1948 года.

Документ 5

История второй мировой войны 1939–1947 гг. М. Воениздат 1973 г.

Таблица № 127

Сравнение потерь в живой силе стран участниц конфликта в 1947 г. (Европейский ТВД).

Страна__________Убитые(1)___ Раненные(2)__Пленные.

Германия________371012______571334_______943112(3).

СССР(4)_________212091______381709_______14012.

Великобритания__4011________3901_________904.

США(4)________ 21005_______32931________1803.

Италия(5)_______189555_______259122_______95191.

Венгрия_________23982_______32991________1299.

Словакия________1932________3061_________93.

Франция________3371_________7104________722.

1. Убитые, умершие от ран, пропавшие без вести;

2. Из количества раненных вычитаются те, которые впоследствии умерли от ран или попали в плен;

3. Вопрос о статусе немецких войск после объявления перемирия на Советско-Германском фронте остается дискуссионным. В немецкой историографии факт взятия в плен части стоящих на востоке дивизий отрицается, здесь приведена численность немецких солдат таки или иначе прошедших через систему фильтрации красной армии;

4. В том числе и потери понесенные во время так называемого «Синайского инцедента»;

5. Потери Итальянского Королевства и Итальянской республики тут даны одной строкой;

Таблица № 128

Сравнение потерь в живой силе стран участниц конфликта в 1947 г. (Тихоокеанский, Индийский ТВД).

Страна____________Убитые(1)____ Раненные(2)____Пленные.

Япония(3)_________1890221_______3499010________1091654.

Великобритания____1093__________29091__________51.

Китайская Респ.____128077________257991_________32001.

КПК______________167021________341711_________69114.

США_____________481118________440110_________1098.

Австралия_________3210__________3052___________23.

Германия__________109___________578____________ -

Монголия__________1023__________2391___________ -

1. Убитые, умершие от ран, пропавшие без вести;

2. Из количества раненных вычитаются те, которые впоследствии умерли от ран или попали в плен;

3. Поскольку отделить армии Мачжоу-Го и Мендзяна от собсвенно армии Японской империи, потери приведены одной строчкой.

Документ 6

История второй мировой войны 1939–1947 гг. М. Воениздат 1973 г.

Таблица № 131

Сравнение потерь государств вовлеченных во Вторую Мировую Войну в 1937–1947 годах.

Страна___________Военные потери__Потери гражданского населения.

Германия_________7800000_________4100000.

Италия___________571000__________140000.

Венгрия__________400000__________150000.

Япония___________5700000_________1500000.

Финляндия________360000__________510000.

СССР____________3700000_________11400000(1).

США____________1100000__________ -

Китай____________5100000__________15700000.

Великобритания___700000___________850000.

Франция__________1700000_________1100000.

Чехословакия______52000___________470000.

Дания____________19000____________3000.

Норвегия_________15000____________4000.

Турция___________270000___________180000.

Сирия____________47000____________130000.

Иран_____________280000___________210000.

Индия____________384000___________4500000.

Филлипины_______40000____________1200000.

Канада___________82000_____________ -

Австралия________70000_____________34000.

Новая Зеландия____12000_____________ -

ЮАС_____________23000_____________ -

Нидерланды_______85000_____________240000.

Бельгия___________280000____________180000.

Монголия_________2300______________ -

Из них на вошедшую в состав СССР Польшу приходится 500000 и 8200000 соответственно.

Эпилог 1

Конечно с окончанием самой большой в истории войны, затронувшей подавляющее большинство населения планеты, жизнь не закончилась. Наступило 1 января 1948 года, планета пошла на новый виток…

В Китае продолжалась гражданская война. Потеряв надежду заполучить себе европейский рынок, янки бросили все силы на поддержку Гоминьдана, что относительно быстро дало свои плоды. Уже к началу 1949 года КПК контролировала только узкую полоску земли вдоль границы с Манчжурией, где продолжали стоять советские войска, и только благодаря поддержке большого союзника Мао все еще пытался хоть как-то сражаться. Впрочем, ближе к концу 1949 года стало очевидно, что смысла в этом нет: без полноценного вступления Москвы в войну Чанкайшистов одолеть уже было невозможно, поэтому гражданская война потихоньку покатилась к окончанию. Последние отряды коммунистов ушли на территорию Манчжурии в начале 1950 года.

Правительство в Пекине долго не признавало независимость Монголии, Манчжурии и Восточно-туркестанской республики — а также Тибета, покровительство которому оказывалось из Вашингтона, — относясь к ним, как к мятежным провинциям, изменения начали происходить только после смерти самого Чан Кайши в конце 70-х. В начале 80-х с этими странами были установлены дипотношения, что наконец положило конец эпохе территориальной неопределенности в Китае.

Любовь между Китаем и США продлилась не долго и уже в середине 60-х Гоминьдан начал активно дрейфовать в сторону, стараясь вырваться из-под опеки заокеанского партнера. Более того Пекин совершенно не устраивало наличие пояса американских военных баз по всей протяженности его юго-западных окраин, поэтому китайцы начали активно поддерживать «народно-освободительные» движения в Индокитае. Война во Вьетнаме начавшись в 1962 году — все попытки Вьетнамцев избавиться от марионеточного проамериканского правительства до этого жестоко подавлялись в том числе и с привлечением технической помощи из-за океана — продлилась больше десяти лет и закончилась выводом американских войск оттуда в 1974. За Вьетнамом последовало бегство из Камбоджи и Индонезии. Впоследствии американские базы сохранились только на Филиппинах и в Австралии.

Противостояние востока и запада не могло не перейти в горячую фазу еще в одной точке мира — а именно в Корее. Практически одновременно — уже после подписания Японией капитуляции — сюда ввели войска и СССР с севера, и США — с юга. Никакого договора по Корее между странами заранее заключено не было, поэтому каждый желал урвать себе кусок побольше, так сказать, явочным порядком. Это логично привело к «Сеульскому инциденту», когда весной 1948 года встретившиеся в середине полуострова армии попытались воздействовать друг на друга силой. В результате двухнедельных боев с привлечением авиации и бронетехники, Вашингтон пригрозил нанесением атомных ударов по территории СССР в случае продолжения конфликта. Пришлось садиться за стол переговоров и «делить Корею». Очевидно в Москве не желали подпускать американскую армию вплотную к своим границам, поэтому держались за север полуострова до последнего, Вашингтон также не был намерен уступать. Пришлось провести делимитационную линию по 38 параллели и на этом успокоиться. Объединение Кореи произошло только в 1996, когда более развитый индустриальный север поглотил сельскохозяйственный юг.

В конце 1949 года в Сан-Франциско был подписан мирный договор с Японией, который, однако представители «коммунистического блока» подписать отказались. СССР не устроило отсутствие в тексте договора признания перехода суверенитета над Курильской грядой, а Франция и Нидерланды были возмущены невозвратом себе бывших колоний в Юго-Восточной Азии, где янки под шупок посадили свои марионеточные правительства под общим соусом деколонизации. Дело осложнялось тем, что СССР продолжал оккупировать север Хоккайдо и отказывался возвращать его Японии без заключения полноценного мирного договора. В свою очередь подданные микадо были совсем не в том состоянии, чтобы хоть как-то противостоять давлению из Вашингтона. В итоге вопрос решился уже в конце восьмидесятых после ослабления позиций США в регионе и получения Токио большей самостоятельности в международных вопросах.

Неудачное завершение войны в Европе — это был как раз тот случай, когда оказаться в стане победителей в войне не означает выиграть мир — привело к политическому кризису в США и разгромному поражению республиканцев на выборах в ноябре 1948 года. Президентом стал демократ Эделай Ситивенсон, развернувший при поддержке части республиканских элит — в этом вопросе они были максимально единодушны — настоящую охоту на ведьм, пытаясь найти ростки коммунистического влияния во всех сферах жизни. Была запрещена коммунистическая партия США, переживавшая в эти времена взлет популярности. В 1948 году ее численность достигла 250 тысяч человек, и коммунисты даже смогли провести несколько десятков депутатов в местные советы штатов так называемого «ржавого пояса». Дальнейший разгром партии с посадкой нескольких сотен ее руководителей вызвал большой скандал на международной арене и очередной кризис в советско-американских отношениях.

11 октября 1950 года стал для Нью-Йоркской биржи знаковым. Именно этот день стал худшим в ее истории, с запасом перекрыв «черный понедельник» вместе с «черным вторником» 1929 года. За одну торговую сессию индекс Доу Джонса упал аж на 22 %, что стало началом длительного послевоенного финансового кризиса, из которого США сумеют выбраться только к началу шестидесятых годов. Собственно, кризис был ожидаем. Слишком большие долги скопило за десятилетие войн американское правительство, слишком болезненным было для промышленников прекращение военного производства, слишком мало рынков удалось заполучить янки по итогам второй мировой. ВВП США достигло потолка в 226 миллиардов в 1945 году, после чего он начал постепенно снижаться вместе с остановкой работающих на войну производств и к 1950 «сполз» до 202 миллиардов. И это при том, что перетекающие из промышленности в потребительский сектор деньги спровоцировали инфляцию на уровне 8-11 %, а огромный дог в районе 400 миллиардов — или 200 % от ВВП — не позволял ФРС поднимать ключевую ставку слишком высоко. Иначе они просто не смогли бы обслуживать выпущенные ранее облигации. Так что вопрос обрушения всей конструкции в итоге звучал скорее не «да» или «нет», «когда?». В этой ситуации про попытку установления доминации доллара в мире уже никто и не пытался вспоминать.

Еще больнее финансовые проблемы ударили по Великобритании, которая разом лишилась колоний, экономических связей со странами на континенте и осталась с огромным долгом. Пришлось резать расходы на науку и армию, поэтому собственное ядерное оружие — без которого в Лондоне чувствовали себя крайне неуютно, — британцы смогли создать только к концу 1957 года. Результатом сдвига Англичан в сторону Москвы — в первую очередь экономического, а потом и политического — стало объявление Канадой, Австралией, Новой Зеландией и ЮАС полной независимости от метрополии. Попытка сшить остатки бывших колоний в некое подобие союза полностью провалились благодаря давлению из Вашингтона. Американцы продолжали пытаться «собрать» все доступные рынки сбыта и церемониться со ставшими ненужными кузенами не собирались. Все это привело к череде смен правительств, каждое из которых все сильнее сдвигалось «влево». С 1948 по 1966 годы было собрано аж 13 кабинетов, которые сменяли друг друга с невиданной ранее скоростью.

Четвертой и пятой страной, сумевшей самостоятельно разработать ядерное оружие стали Франция и Германия, завершившие свою совместную ядерную программу в 1961 году. Шестым с тал Китай в 1973, седьмой Индия — в 1986.

На континенте меж тем происходили интеграционные процессы. В 1950 году был образован ЕАСЭВ — Евразийский Совет Экономической Взаимопомощи, в который вошло 18 стран от Франции до КНДР, включая ближне— и дальневосточных союзников СССР. В 1957-8 году в него вступили четыре страны Балканской Антанты, в 1972 и 1977 — после смерти Салазара и Франко соответственно — Португалия и Испания. Просто потому, что страны ЕАСЭВ показывали более высокие темпы экономического развития по сравнению с барахтающимися в бесконечных кризисах США.

Москва не давила на страны северной Европы по поводу упразднения монархии, однако пришедшие там к власти левые силы были настроены в этом отношении достаточно решительно. Поэтому с 1950 по 1954 годы республика была провозглашена в Бельгии, Нидерландах и Дании.

В 1952 году произошла революция в Боливии ставшая первой в череде латиноамериканских революций, следующих двух десятков лет. Куба, Венесуэла, Чили, Никарагуа, Аргентина. Постепенно полузависимые ранее от Вашингтона правительства начали падать одно за другим. Социалистическими установившие режимы можно было назвать только с большой натяжкой, но и из орбиты североамериканского гегемона они выпадали весьма надежно.

Самые же главные — хоть, может, и не столь заметные на первый взгляд — перемены произошли в Советском Союзе. 20 съезд ВКП(б) состоявшийся в октябре 1951 года закрепил настоящий переворот сверху. По настоянию Сталина была задекларировано отстранение партии от непосредственного управления страной и закрепление за ней исключительно идеологических функций.

На этом же съезде Сталин попросил снять с себя полномочия Председателя Совета Министров и предложил кандидатуру Вознесенского на свое место. Оставшиеся четыре года до своей смерти в 1955 году Сталин оставался во главе партии и во исполнение решения последнего съезда формально не вмешивался в управления страной, сохраняя, конечно же, все необходимые рычаги влияния.

Вознесенский, которому в 1951 году было всего 48 лет находился у власти аж до 1976, когда по состоянию здоровья ушел в отставку передав место Председателя Совета Министров Петру Машерову.

После смерти Сталина группа партийцев во главе с Хрущевым попыталась отыграть назад, однако при поддержке военных заговорщики были разгромлены и по большей части лиши высоких постов.

В 1955 году СССР запустил первый искусственный спутник земли. В конце 1958 года Герман Титов стал первым человеком, полетевшим в космос, а в 1967 году Гагарин — первым человеком, ступившим на поверхность Луны.

В 1960 году была запущена программа «Интеркосмос» в рамках которой усилия по освоению космического пространства объединяли все страны ЕАСЭВ. Это позволило резко ускорить — просто за счет увеличения доступных ресурсов — подготовку лунной программы и дальнейшие космические исследования.

В свою очередь Соединенные Штаты не сумев получить передовые немецкие ракетные технологии и ученых сумели запустить своего первого космонавта на орбиту только в 1964 году, ну а Лунной гонки и вовсе как таковой не получилось. Янки только-только выбрались на тот момент из финансового кризиса и просто не обладали необходимыми для такого рывка резервами финансирования.

В 1967 году при Вознесенском произошло знаменательное событие — СССР по объему промышленного производства обогнал США. При этом правда в СССР проживало на тот момент на 100 миллионов человек больше — 290 против 190 — но это уже частности.

Середина 1970-х ознаменовалась всемирным топливным кризисом. Поскольку СССР почти не поставлял энергоносители на рынки за пределами ЕАСЭВ, Москва практически не влияла ценообразование в нефтяном мире. Зато влияли арабские страны, Венесуэла и еще кое-какие игроки помельче.

Для «больших» нефтедобывающих компаний «выросших» по большей части из некогда разделенной «Стандарт Оил» после войны настали тяжелые времена. Для них практически разом стала недоступна вся ближневосточная нефть — за исключением Саудовской Аравии, которая глядя на соседей, тоже провела национализацию отрасли в 1972 — и срочно пришлось искать другие месторождения. Болезненным ударом для них стал приход к власти в 1968 году в Венесуэле коммунистов, вернувших нефтяную промышленность в руки государства, в том же направлении начала двигаться Мексика, что уже было совсем ни в какие ворота.

В итоге в октябре 1974 года благодаря картельному сговору стран-экспортеров нефти отпускная цена на черное золото была разом повышена в пять раз. В частности, для США это означало что закупочная цена для них выросла с 8 долларов до 39. Для зависимой от внешних поставок американской экономики это стало настоящим ударом.

Тем более, что именно на 70-х годы пришлось несколько резонансных «изгнаний» янки из ранее занимаемых ими «полуколоний». Про Вьетнам и Индонезию уде писалось выше, за ними последовали бывшие колонии Бельгии в Африке, а также референдум о независимости в Пуэрто-Рико. Но самым болезненным — в том числе и сточки зрения престижа — был уход из-под крыла Вашингтона Южной Италии. Когда в 1977 году король Умберто II почил в бозе, по всему югу итальянского сапога прошли демонстрации с призывами объединяться с севером. Попытка коронации Виктора Эммануила IV была сорвана и переросла в народные волнения, а потом и вовсе — в открытые боевые действия.

Дело было в том, что в Итальянском Королевстве стояли американские ядерные ракеты и просто так «отпустить» своего сателлита Вашингтон не мог. Плюс в Ливии добывалась нефть, поставляемая за океан по цене ниже рынка. Лишиться ее означало окончательно рухнуть в пучину нефтяного кризиса — там уже во всю барахтались Япония и Британия собственных значительных источников нефти не имевшие.

В итоге дошло до того что в Риме объявили мобилизацию и пообещали на танках приехать в Неаполь, чтобы поддержать проведение референдума о присоединении. Встав перед реальной возможностью начала 3 мировой, американцы были вынуждены отступить и в начале 1978 года Италия вновь стала единой.

За Италией подобно костяшкам домино посыпались и другие средиземноморские сателлиты, и США пришлось уходить с Кипра и Египта. Последняя в Европе американская база в Гибралтаре была передана под протекторат Испании в 1995 году.

На фоне нефтяного кризиса, а также потери внешних зависимых рынков в США в конце 70-х вновь выросла инфляция, доллар отвязанный от золота — желтого металла просто перестало хватать для обеспечения валюты — устремился в отвесное пике. Если в начале 70-х курс доллара по отношению к советскому рублю — достаточно спорный надо признать, поскольку устанавливался не рыночными методами, но тем не менее — был 1к2, то уже в конце десятилетия американская валюта потеряла 70 % своей стоимости, и курс стал 60 копеек за 1 американский доллар. А еще спустя десять лет за доллар давали всего 32 советские копейки.

В 1981 году в СССР была запущена в тестовую эксплуатацию первая в мире пользовательская информационная сеть, выросшая из работавшей еще с 1963 года ОГАС. Очень быстро Сеть — аббревиатура ПИС почему-то не прижилась — выплеснулась сначала за пределы научных институтов в промышленность, а затем и пересекла границы государств связав страны ЕАСЭВ проводами и информационными потоками по ним проходящими.

В 1989 году в состав СССР была принята Монголия, а в 1992 — Болгария. Дискуссия о необходимости расширения Советского Союза велась давно, — слухи о желании этих двух государств войти в состав союза ходили еще с 60-х — и только приход к власти новой команды Машерова и омоложение вместе с ним правительства сдвинули вопрос с мертвой точки. Впрочем, следующий субъект — Восточно-туркестанская республика — был принят в СССР только в 2002 году.

На фоне постоянных экономических проблем, расовых бунтов — в 1992 году черное население сумело захватить на три дня половину Лос-Анжелеса и основательно его разграбить, — имущественного расслоения, постоянных войн в разных уголках планеты в США участились разговоры о возможности «национального развода». Особенно «за» был Техас, чья площадь, население и промышленность — в особенности нефтяная — в потенциале позволяла бы штату встать на уровень богатейших стран мире.

По началу казалось, что это лишь пустые разговоры, однако ситуация обострилась во время выборов 1992 года, при которых действующий президент демократ Билл Клинтон, за четыре года растерявший всю поддержку избирателей, сумел одолеть кандидата от республиканцев Буша с очевидными нарушениями при подсчете голосов. Подлоги были настолько явными— скандалы во время выборов случались и раньше, но никогда нарушители не действовали столь топорно и нагло, — что часть штатов просто отказалось признавать их результаты.

Дело пошло в Верховный Суд, однако вынести решение он не смог: 27 декабря во время одного из заседаний здание суда взлетело на воздух вместе снаходящимися там людьми. Поскольку судьи верховного суда назначаются в США пожизненно, а назначать их имеет право действующий президент, Клинтон оперативно отобрал новую девятку подконтрольных ему юристов и пропихнул их на должности. Последние быстро приняли нужное решение, которое, однако не устроило — по очевидным причинам — республиканские штаты. Первым сецессию провозгласил Техас, его поддержали южные — почти как в 19 веке — и центральные штаты, разделив «демократические» восточное и западное побережье на две изолированных части.

Гражданский конфликт в США, грозившая планете полноценной ядерной войной не случился только благодаря вмешательству мирового сообщества. По итогам национального референдума, состоявшегося в 1994 году Соединенные Штаты как общее образование было решено сохранить — исключением стал Техас добившийся возможность выйти из состава — однако до предела урезав полномочия федеральных властей и превратив страну в конфедерацию. Впоследствии распад США по границам отдельных штатов продолжился и к концу 20-х годов на месте единой страны образовалось 5 независимых друг от друга объединений.

В 1995 году после ряда тестовых запусков, облетов и приземлений на марс была отправлена пилотируемая экспедиция. Первым человеком, ступившим на поверхность красной планеты, стал гражданин СССР Геннадий Падалка.

По переписи населения СССР в 2000 году, общая численность проживающих в стране граждан превысила 350 миллионов человек.

В 2013 году было основано первое постоянное поселение на Луне. В 2020 году выведенный на стационарную орбиту телескоп «Циолковский» обнаружил летящий к Земле астроид потенциально способный уничтожить все живое на планете. Благодаря своевременным действиям военно-космических сил СССР серией ядерных взрывов небесное тело было расколото на несколько сотен мелких кусков, большая часть из которых пролетели мимо планеты, а меньшая — не смогла нанести хоть какого-то вреда.

Эпилог 2

Где-то в безвременье

— Что скажешь?

— Скажу, что эксперимент прошел удачно. Необходимые параметры были достигнуты. Цивилизация, хоть и не без мелких проблем…

— Десяток взорванных над городами ядерных бомб ты называешь мелкими проблемами?

— В рамках цикла развития цивилизации — статистическая погрешность. Так вот, подопытным удалось достигнуть целевых показателей, пройти третью и четвертую ключевые точки.

— С этим вынужден согласиться.

— Что касается целевых показателей: рост количества населения, расширение территории, увеличение продолжительности жизни, процента людей, занятых в творческих профессиях, объёма потребления на одного человека.

— Главное, что у данного общества есть потенциал на прохождение пятой и шестой ключевых точек, остальное — вторично. Вынужден признать свое поражение. Что будем проверять следующий раз?

— Есть у меня пара интересных идей…

Примечания

1

Кумулятивных. — Прим. Ред.

(обратно)

2

Командующего группой армий «В». — Прим. Ред.

(обратно)

3

На граждан Франции у советского правительства, однако, были свои планы, которые в дальнейшем и были реализованы на практике. — Прим. Ред.

(обратно)

4

Оборону на этом участке держала 21 авиаполевая дивизия, которая хоть и была забрана у «Люфтваффе», все равно оставалась одной из наиболее подготовленных на этом участке фронта. — Прим. Ред.

(обратно)

5

То есть на 5+ если переводить в советскую пятибалльную систему. — Прим. Ред.

(обратно)

6

Оберст-лейтенат Клаус Вебер, командир 391 пехотного полка — Прим. Ред.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Интерлюдия 1

Документ 1

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Интерлюдия 2

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Документ 2

Глава 10-1

Глава 10-2

Глава 10-3

Документ 3

Глава 11

Интерлюдия 3

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Интерлюдия 4

Глава 15

Интерлюдия 5

Документ 4

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Интерлюдия 6

Документ 5

Документ 6

Эпилог 1

Эпилог 2

*** Примечания ***