Буря кристаллов [Сима Кибальчич] (fb2) читать онлайн

Дальние пределы. Буря кристаллов

Глава 1. Паника

Джеки сидела на краю смятой постели и представляла себя в армейском перевоплощении. Раздувшееся тело, квадратная челюсть и полное боевое снаряжение. Вот чем все может закончиться. Но если рассуждать здраво, то самое страшное — это потеря Майкла, а дальше полная белиберда. "Угроза безопасности", — прошептал брат и исчез. Известный любитель трепать нервы. Скорее всего за его выкрутасами стоят военные учения, желание избавиться от Майкла и дурацкой экзопланеты. Что руководит Лешкой в тот или иной момент, не угадать.

Брат любил жить внутри хаоса, не давал покоя ни себе, ни другим. Поселился не в нормальном городе, а внутри разлетающегося, как от взрыва, мегаполиса. Ничего удивительного, что в какой-то момент отправил в воздух и жизнь сестренки. Достаточно присмотреться к этой спальне, чтобы понять, что от Алексея Треллина всем стоит держаться подальше. Стены дробятся ромбами, квадратами, прямоугольниками. Многоцветные сталактиты нависают над изголовьем кровати. Дверной проем будто выложен из грубой поленницы. Ни сколько не похоже на ее собственную квартирку, совершенно фарфоровую, перламутровую, округлую. Такая не подходит десантнику с гипертрофированной челюстью. Значит, в армию Джеки и не пойдет.

В расстроенном состоянии в голову вечно лезут всякие глупости. Если угроза безопасности — это по-настоящему, то в ближайший час придется эвакуироваться. Полетят сообщения, и город разметят цветовыми дорожками. Самое время достать из-под кровати интерком, размочить пересохшее горло стаканом воды и шагать к брошенному где-то снаружи скутеру.

Красный мигающий текст повис в метре: "Немедленно покинуть помещение! Эвакуационное предписание — индустриальный кластер Дублина. Следуйте за трассерами!". Слишком долго Джеки собиралась с мыслями и надеялась, что ничего не произойдет. Окатила жаркая волна паники. Ноги отяжелели.

Никакое это не учение. Все серьезно. Как она этого не почувствовала сразу? Ведь Лешка буквально орал, явно на взводе, забыл свои обыкновенные дурацкие шуточки. Но она… Думала только о Майкле. Дура! Нужно торопиться, точка отправки индустриальный кластер города. А оттуда…, оттуда людей будут перебрасывать в безопасные места.

— Немедленно покинуть помещение! — прогрохотал безликий голос.

— О, боже!

Жаклин бросилась на пол, чтобы заглянуть под кровать, куда в сердцах забросила интерком. Протянув руку, ничего не нащупала и разглядеть не смогла. Идиотские черные квадраты пола под пестрыми стенами, и кровать с брюхом почти без просвета, — только ладонь просунешь.

— Немедленно покинуть помещение! — опять гаркнула программа, ей без разницы, как Джеки обойдется без интеркома и станет скакать по подвешенным улицам Дублина.

— Заткнись! Мне нужно вызвать скутер!

Она дернула вверх край кровати, надеясь приподнять или сдвинуть. У нее в доме кровать легкая, как перышко, послушная каждому движению. Но Лешка водрузил посередине комнаты неподъемную глыбу.

— Чтоб тебя! — чуть не плача крикнула Джеки и с размаху пнула невозмутимо каменный бок.

Сейчас бы какую-нибудь палку. Когда интерком отключен, припаркованных под лестницей роботов быстро не запустить.

— Немедленно покинуть помещение! Эвакуационное предписание — индустриальный кластер Дублина. Следуйте за трассерами!

Нет смысла здесь торчать, можно просто добежать до скутера, в котором тоже встроена связь. Или кто-нибудь подхватит ее на улице, ведь эвакуация идет по всему городу.

Джеки бросилась к окну — уродцу, наклоненному квадратом земле. За ним уже плотным потоком летели авиетки и скутеры. Да и сам город расползался по сторонам, оставляя клочки поблекшего неба. Лишь она, как невидимка, среди спешащей по делам толпы. Руки резко оттолкнулись от краев оконной рамы, и Джеки бросилась прочь из комнаты, а затем вниз, чуть не упав со ступенек, — к выходу. С силой ударила плечом дверь, и та сразу распахнулась, выпуская на влажный тротуар.

Город терял стройность и стремительность прямых улиц. Висящие в воздухе кварталы с фиолетовыми, красными и коричневыми строениями распадались. На двести метров ниже улицы брата зиял провал. Над параллельным, зыбким в утренней дымке проспектом улиткой ползла секция дома. По форме и цвету она походила на морскую звезду с перламутровыми оконными обводами на обрубленных концах. Сердце Джеки разом ускорилось, стремясь выбить грудную клетку.

— О, боже, все уже эвакуируются!

Где ее скутер? Должен быть прямо у дома, на обочине плывущего тротуара. Но нигде не видно. Город вокруг гудел: скрип, скрежет, крики людей, неразборчивые и потому тревожные. Не пешком же ей отправляться в индустриальный кластер?

— Девушка, вас подвезти?

Небольшая частная авиетка зависла рядом с Джеки. С открытого купола кокпита смотрели две женщины: молодая, с беспорядочными кудряшками вокруг головы, и постарше, со скульптурно выложенной волной черных волос и крупными стальными чешуйками ворота платья.

— Да, наверное, хотя где-то здесь стоял мой скутер.

Неуверенность вместе с волнением перехватывали горло.

— Забирайтесь, — властно сказала женщина, и створ машины открылся.

Жаклин торопливо взбежала и упала в пружинистое сиденье второго ряда. Ее сразу обвил мягкий широкий ремень. Этого мало. Чтобы успокоиться, нужно занять руки управлением.

— Странно, куда же все-таки делся мой скутер?

Это уже не имело значения, но мысли все равно вязли. Кажется, найдешь машину, и все остальное решится само собой. Отступит паника.

— Эвакуация объявлена почти час назад, а вы только вышли. Скутер могли просто забрать.

— Час назад, — повторила Джеки, чувствуя себя глупо.

Авиетка двигалась вперед. Точнее сказать ползла. Дама в облегающем с ног до головы чешуйчатом костюме не имела возможности ни ускоряться, ни маневрировать. Просто не хватало места. Город превратился в нечто неузнаваемое. Скутеры, авиетки, платформы тянулись на запад, к индустриальному сектору. Сквозь плотное движение не просматривалась даже парящая над городом гигантская скульптура шахтера. Между машинами мелькали велосипеды, узкие секции энерготрамваев. Особенно пугало огромное количество плывущих на разных уровнях фрагментов флоотиров. Когда бегут жилые "слоны" с цветочными кадками, чувствуешь, что нагрянул апокалипсис.

— Если при эвакуации нет связи с собственником, скутер может забрать любой, кто окажется рядом, и кому он понадобится, — вернулась к теме дама у руля управления. — У вас, наверное, был отключен интерком. И, кстати, меня зовут Александра.

— Да, был отключен. И правда, есть такое правило. Просто все вылетело из головы. Меня зовут Жаклин.

— Я — Ирэн, — обернулась, улыбаясь, кудрявая девушка.

— Моя дочь, — добавила Александра.

Джеки кивнула. Самое время успокоиться и сосредоточиться. Все слишком резко полетело кувырком, и сумбур в голове казался густым, липким. Помешал даже последовательность эвакуации вспомнить. А ведь, будучи военнообязанной, она прошла три курса погружения, по одному в каждый месяц призыва. Но ни одно погружение не сравниться с реальностью катастрофы. Слева и справа громоздился хаос из композитных тел авиеток и скутеров, углов и выступов флоотиров, линий силовых перегородок городских трамваев. Кожей чувствовалась наэлектризованность влажного, муторно-серого дня, прячущегося в себе угрозу приближающейся лавины.

— Еще немного, и мы просто не сможем двигаться, — сказала Александра, — ждать без движения и возможности что-то сделать будет тяжело.

Джеки села ровнее, выпрямила спину.

— Нас все равно эвакуируют, — произнесла она как могла твердо. — Но это произойдет не сразу. За индустриальной воронкой может приземлиться только два транспортных корабля.

Подумала и добавила:

— Среднетоннажных транспортных корабля.

Знания все же выплывали из обрывков мыслей и образов и ощутимо успокаивали.

— Тогда все окажется медленно, — удрученно проговорила Ирэн. — В Дублине более двадцати миллионов человек.

— Погрузка будет идти быстро. И если что — сделают переход в другой порт.

— И куда же нас отправят?

— Не знаю, это зависит от того, кто или что нам угрожает. И где оно.

Движение полностью прекратилось. Они оказались зажаты между среднего размера прогулочной платформой, на которой толпился и галдел разношерстный народ, и черным скутером с закрытым непрозрачным куполом. Над головами висели переплетенные корни — видимо дно оранжереи в какой-то флоотирной квартире. Хорошо, что земля с них уже обсыпалась.

— Может закроем купол? — спросила Александра.

— Пожалуйста, не нужно!

Закрытые в машине, они и вовсе утратят возможность понимать, что происходит. Их авиетка находилась на средних ярусах движения. Отсюда не увидеть эвакуационные корабли и светящиеся кольца силовых переходов. Если они там вообще были…Джеки вытянула шею и рассмотрела на борту платформы мужчину с пучком косиц на голове. Легкий серый шарф, оборачивался вокруг его шеи и закрывал подбородок. Он стоял боком и немного сутулился, на плече сидел мордатый недовольный кот. Есть же еще домашние животные, которых не бросишь. И хорошо, что она не обзавелась никакой зверушкой. Что бы тогда сейчас делала, бросив питомца в московской квартире? Рыдала или рванула бы туда?

Что-то темное стремительно мелькнуло и упало внутрь авиетки. Джеки вздрогнула, а Ирэн вскрикнула от неожиданности.

— О, Боже, простите, — закричали сверху. — Я случайно!

Жаклин наклонилась и увидела на коленях Ирэн рюкзак-пузырек с вшитой тепловой липучкой.

— Вы совсем обалдели, молодой человек! Думаете, если будете выбрасывать из окон ненужные вещи, то окажитесь первым на посадку?

Александра отчеканила слова чуть ли не с ледяным презрением в голосе. От испуга, наверное. Джеки тоже так и подмывало добавить что-нибудь злое и едкое, но высунувшийся из окна тип оказался далеко не молод. Почтенный возраст выдавали залысины и глубокие морщины на высохшем лице.

— Да нет же! Я случайно уронил. Мне просто надо выбраться из дома. Иначе не доползу до корабля.

Он действительно спустил наружу силовой велосипед и теперь метился выпрыгнуть следом и взобраться на желтое мерцающее сидение. Получалось плохо. Крутился, мостился, не решаясь сползти с подоконника

— Вы не только рюкзак уроните, но и сами рухните на нас. Возьмите себя в руки и перестаньте суетиться. Всех эвакуируют.

— Пусть валит! — закричал кто-то сзади. — Если его хоромы будут давиться в общем потоке, мы никогда не увидим горизонт.

— Отгони колымагу, мужик! — подхватил кто-то слева на скутере.

— Не застревай!

— Да успокойтесь вы! — не выдержала Джеки. — Здесь все равно полно флоотиров.

Не то, что бы она жаждала погасить конфликт, скорее напряжение в груди требовало словестного выхода. В неподвижности и без обзора, время замерло, а сердце колотилось, как муха, в его паутине.

Морщинистый с флоотира все же оседлал велосипед и рывком спустился к их авиетке. Бормоча невнятные извинения, забрал мешок и закрутил педали прочь, поднимаясь выше и огибая платформу. Голубые обводы колес мелькали все быстрее. Джеки заметила, как парень с котом развернулся всем телом, не отрывая взгляд от велосипедиста.

Какое-то время было тихо. Молчали они и их соседи. Жаклин никогда еще не оказывалась в подобной давке, когда машину от машины отделял только защитный силовой слой.

— Мам, неужели мы так и будем здесь сидеть?

Голос Ирэн прозвучал жалобно, со слезной ноткой. Судя по виду, девушке не больше четырнадцати-пятнадцати, и она боится. Очень.

— Все будет хорошо, милая, — мягко сказала Александра и погладила ее по руке.

— Мы застряли и не выберемся. Лучше бы остались дома. Или полетели к отцу на побережье. Не хочу торчать в этой дурацкой толпе.

Джеки сглотнула. А ведь почти получилось взять себя в руки. И снова бредовая суеверная мысль: лучше бы не приезжала к брату в Дублин. Поменяешь кусочек прошлого, и будущее везде и всюду изменится. Глупости, конечно, но хотелось бы. Вот стоит брату появиться в ее жизни, как все летит в тартарары. Хотя стоп. В этот раз началось с Майкла, не с Лешки. Джеки бросил парень, но сейчас, в ожидании эвакуации, трагедия поблекла.

Синий луч упал на нос авиетки, и мир вокруг Джеки словно выдохнул, выпуская тревогу. Александра схватила Ирэн за руку и поддалась вперед. Табло трансляции образовалось над куполом носа машины: "Вы поставлены в очередь на эвакуацию. Сохраняйте спокойствие. Следите за изменение цвета луча. Готовьтесь к перемещению на корабль".

К ближайшим машинам тянулись синие лучи, транслировали успокаивающий текст. Слава богам, они, наконец-то, в зоне чей-то ответственности — подразделение спасателей запустило линкболл, который соединялся с транспортом и отслеживал порядок эвакуации. Когда синий луч изменится на красный — они двинутся на выход. Можно бы не тревожиться, но в голове все равно крутились сомнения и страхи.

Флоотир по-прежнему висел над ними громадой. Привязанного к нему луча Джеки не видела, его и не должно появиться над опустевшим домом. Поползет ли флоотир в сторону или останется висеть среди потока, не понятно. Но вряд ли место быстро освободиться. Летающие дома стартуют медленно, им нужно минут тридцать, чтобы разогнаться до трехсот километров, правда за два часа полета, они способны ускориться и до полутора тысяч.

— С вами все в порядке, Жаклин?

Александра бросила через плечо обеспокоенный взгляд, похоже, не первый. Джеки мотнула головой. Она не в порядке. Все здесь были, как яйца, разбитые поутру на сковородку.

— Может, все это просто учение? — прошептала сама себе.

Иначе бы Лешка просто забрал ее, скрутил и вывез. Он хотел. Хотя, возможно, не смог, это бы нарушало какой-нибудь дурацкий протокол военных ведомств.

— Не думаю, что учение, — покачала головой Александра. — Но если окажется так, я устрою вечеринку на весь Дублин. Буду лить вино прямо на мостовую.

— И я с вами. Спущу все кредиты на фейерверки, устрою огневые учения покруче военных, — улыбнулась Джеки.

Александра снова обернулась, и Джеки только сейчас заметила над ее верхней губой контур серебристой бабочки. Крошечной, трепещущий крыльями. Аникосметика. Александра выглядела слишком элегантно для ранней утренней эвакуации. Хотя, возможно, планировала далекий перелет, а тут…

Море аппаратов над ними колыхнулось и двинулось вверх, пустой флоотир стал медленно подниматься, смещаясь в сторону, открывая рванину серого неба.

— Мама, полетели скорее!

— Мы летим, дорогая, как можем.

Синий луч притягивал взгляд и успокаивал.

Они вынырнули из потока и оказались наверху. Перед глазами до самого горизонта открылось живое полотно из куполов, стальных спин, килей, редко мигающих фасеточных ускорителей, а еще балконов, окон, цветов и кустов. Вся колышущаяся масса тянулась к единому центру. Теперь Джеки четко видела, куда они двигаются. Дуга уходящего в небо межпланетарного транспортника выглядела совершенно черной на фоне огней разбросанных линкболлов. Сегменты погрузки были открыты на всех уровнях массивного тела корабля. Поглощали беженцев ряд за рядом и отплевывали прочь пустые машины. Их сосед на велосипеде не иначе как уже прошмыгнул и погрузился в обнимку с рюкзачком. Гораздо дальше первого корабля виднелся второй. Темные силуэты транспортников походили на скалы, накрываемые световыми волнами, нерушимые.

— А если нам не хватит места, мам, что тогда будет?

— Хватит, нам с тобой точно хватит.

— А куда мы полетим? И как же папа?

Александра молчала и смотрела вперед. Джеки ответила вместо нее:

— Отправят в место, которое Центральный компьютер Земли оценит как самое безопасное. А это зависит от того, что нам угрожает.

Теперь знания всплывали сами, но легче не становилось, скорее наоборот, страшнее.

— Могут отправить на Луну или на Ганимед и даже в пояс астероидов. А может, все обойдется, и нас просто временно переместят на Антарктиду.

— Ничего не обойдется, девушка, даже не забивай маленькую головку глупыми надеждами, — послышался грубый голос.

Здоровенный детина торчал слева — рукой подать до его черного, одноместного скутера. Правая ручища соседа лежала на открытом борту и держала емкость с пойлом, которое он шумно засосал, рассматривая Джеки. Бык на его анимированной майке непрерывно дергал головой и выдыхал клубящийся дым.

— Я вам не девушка с маленькой головкой. И надежды тут не при чем. Обычный регламент эвакуации. Его запускают даже при потенциальной угрозе, когда еще ничего не произошло. Может, и не произойдет никогда.

Они находились уже совсем близко от транспортника, были отчетливо видны его ромбовидные порталы. Синие лучи то тут, то там менялись на красные, транслируя инструкции для точной погрузки.

— Надейся, надейся глупышка, — презрительно бросил парень. — Но я знаю, это тараканы на нас напали. Всегда это говорил. Наигрались в союзничков, решили, что Солнечная система будет приятнее их собственного отстойника. Этим тварям и пушек не нужно, чтобы отправить толпу идиотов к праотцам. Достаточно снять скафандр и дать землянам вдохнуть союзнический запашок.

Детина захохотал. Ирэн, кажется, шмыгнула носом.

— Не мелите ерунды, — резко сказала Александра. — Все и так взвинчены до предела.

Проекция эвакуационной инструкции ожила перед ними и замигала красным: "Ваш порт 43-й, уровень S. Следуйте по направлению трассера". Пространство становилось все свободнее. Парень с быком отлетел в сторону, хотя успел каркнуть на прощание:

— Вот увидите, девчонки, я прав. Всему виной уродливые твари с Утраза!

Александра повела авиетку по лучу в ручном режиме, хотя Джеки больше бы понадеялась на автоматику и совмещение потоков данных с корабля и автопилота. Опять нарастала тревога, возвращалось нехорошее предчувствие.

Глава 2. Прыжки в темноту

Перед носом авиетки выплыл спасительный темно-серый порт. Стыковочный стапель открыт, слабо светящаяся голубым лента идет от края внутрь. Машина развернулась боком к парковочному проему, и Джеки со спутницами поднялись с мест. Массивная тень метнулась к ним.

— Извиняюсь, дамы, но только два человека!

Над униформой возвышалась страшная рожа: тяжелые надбровные дуги, маленькие глаза, слишком широкий нос. Армейский изобразил улыбку, но выглядела она, как оскал перед броском к горлу. Инстинктивный страх сдавил грудь, и Джеки завертела головой. Военные перемещались вдоль громады транспортника на встроенных в амуницию плазменных ускорителях.

— Нас трое, офицер, — холодно проговорила Александра.

— Только двое. Это вопрос вашей же безопасности. Убедительно прошу, дамы, — и он оскалился еще шире. — Третью из вас сопроводят дальше.

Видимо, закончились места. Люди все еще загружались в соседние порты, а здесь — не повезло.

— Хорошо, я остаюсь, — пискнула Джеки.

Горло не слушалось, голос казался чужим. Выбора в любом случае нет.

— Вот еще, не придумывайте, Жаклин! Заходите, девочки.

И Александра стала толкать Джеки и Ирэн к голубой ленте входа.

— Нет, мама, без тебя никуда не пойду! — всхлипнула и уперлась девчонка.

— Ирэн! Перестань, возьми себя в руки!

— Нет, не пойду, с тобой останусь.

— Я найду тебя, Рэночка, не волнуйся.

— Нет, нет, только вместе!

Армейский терпеливо ждал. Оскал будто прилип к устрашающей морде. Под грохот сердца Джеки наблюдала, как один за другим закрываются ближайшие порты. Правда был и второй корабль. Но к нему тянулась своя очередь. Должны прилететь и другие. Иначе не могло быть, она помнила это из курса по эвакуации. Но здесь, у закрывающихся ячеек спасения, все знания казались обманкой. Вдруг на Землю и в самом деле напали инсектоиды? А Лешка бросил ее в треклятом сыром Дублине! И она не выберется, умрет.

— С девушкой точно все будет в порядке, офицер? — с нажимом в голосе спросила Александра.

— Безусловно. На авиетке она будет сопровождена на другой корабль или на транспространственный траволатор.

Звериный рык и обещания совершенно не успокоили Джеки. Из-за тумана в голове она почти не ощутила касание Александры, не поняла слова, которые та сказала, прежде чем шагнуть с дочерью в порт. Преодолевая вялость в теле, Джеки протиснулась к панели управления авиетки и опустилась на сиденье. Ей было невыносимо одиноко и страшно.

Машина резко взмыла вверх, уходя в сторону от транспортника. Теперь она подчинялась общему сигналу, команде, которая гнала прочь от корабля всех, надеявшихся на спасение, но не успевших. Ломкая волна неудачников откатила, обнажая разом потемневшую громадина транспортника. Второй корабль еще загружался, а вот будет ли третий?

Когда перед ней снова засветилась проекция и потянулся красный луч, Джеки подумала, что ее сразу, без очереди, отправят на второй корабль. Но нет. Пробежав взглядом по трассеру, она увидела переливающееся тело линкболла над силовым кольцом. Слева, справа, над ней и под ней к кольцу двигались лишь авиетки, а скутеры, велосипеды и флоотиры грудились береговой линией за спиной. Захотелось резко свернуть в сторону, остаться здесь, на знакомой Земле.

— Внимание! Эвакуация через планетарный траволатор. Подготовить системы к прыжку на Луну. Внимание! Подготовить системы к прыжку на Луну!

Машинный голос дублировался надписью. Джеки сжала рукоять управления, «проклятый ирландский"- вертелось в голове, хотя раньше даже не замечала, переходы с языка на язык.

Кольцо мигнуло совсем рядом, в двухстах метрах. Один выдох, и мир перевернется, накроет космос. Инстинкт толкнул руку к нарисованному на панели крупному значку. Купол над головой закрылся, и машина рванула, безжалостно вдавливая тело в кресло ложемента. Зрение помутнело или мир исчез? Мысли мешались. Авиетка неслась с огромной скоростью по силовому туннелю траволатора. Пара минут и на Луне, только бы не потерять сознание от непривычной перегрузки.

Луна. Почему Луна? Неужели это правда, и на них действительно напали тараканы? Но Лешка не сказал этого. Он вообще ничего не сказал. Просто исчез из ее жизни. Он и Майкл. И теперь Джеки одна. А это страшно…, быть одной. В пустоте. Летящей вокруг непрерывным чернильным потоком.

Поток резко замер, авиетку обернуло полотно неподвижного, прореженного звездами космоса. Джеки уставилась на мерцающий шар солнца и прогнала от себя мысль, что чужая авиетка потеряла ход, и теперь не получится добраться до безопасного места.

— Внимание, следуйте до кросс-перехода Луна один, — ожила трансляция.

Значит, болталась Джеки не в пустоте, сквозь нее шел поток данных. Луна светлым телом открылась внизу. И не только Луна. В разбросанных по орбите спутника огоньках машина распознала шаттлы, платформы, множество стандартных авиеток городского типа. Скоростные шахты траволаторов, похоже, выбрасывали малый транспорт с разных городов и концов планеты. А это значит, что происходит что-то очень страшное — никто не станет тратить столько энергии на учения.

Нужно выкинуть из головы все страхи и сосредоточиться на звуках машинного голоса и на пути, прочерченном на голограмме. Мокрые ладони скользили по манипуляторам. Если бы это была ее машина, она бы соединила автопилот с потоком информации, и все. Но здесь не выходило. Почему все идет наперекосяк? Она ведь всегда и все делала правильно. Никого не предавала, не обманывала, не погружалась в апатию. Бог, скрывающийся где-то за горизонтами разума, не должен был ее бросить на произвол судьбы. Слизнуть скутер, захлопнуть перед носом порт корабля и отправить в космос в самостоятельный полет.

Неожиданно для себя Джеки всхлипнула. Курсор расплывался по синим штрихам траектории. В кросс-переходах разбирался Майкл, разбирался ее брат, но не она. Знала только, что за точкой входа скрывается сверхглубокий вакуум — абсолютная пустота, что искривляет пространство и открывает вход в изнанку материи. Там отрицательное пространство медленно и необратимо расширяет их несчастную вселенную. Но что толку от этих знаний, когда не можешь проложить самый простой путь.

Платформа впереди исчезла с короткой белой вспышкой. Значит, сейчас наступит и ее очередь исчезнуть. Только бы спасатели не ошиблись с выходом из этой кроличьей норы. Ведь именно так погибли ее родители. Авиетка дернулась, и темнота накрыла Джеки, отправляя в прошлое.

… Папа смеялся, катал ее на шее, говорил, что когда она вырастит, то сможет увидеть мир вокруг с еще большей высоты. Джеки тоже смеялась и отвечала, что уже каталась на авиетке и на небоскреб забиралась много раз. Видела все вокруг, как птички видят, а так высоко девочки и мальчики не вырастают. Папа твердил, что вырастают и видят даже дальше, чем самые зоркие птицы, при этом даже глаза не открывают.

— Ты глупый, па. С закрытыми глазами ничего как раз не видно, сразу становится темно. Темнее, чем ночью под одеялом. И фонариком нельзя посветить.

— Фонарик и не понадобится, Клюшонок. Ты научишься видеть весь мир сразу сквозь темноту. Дома и деревья, и на любом расстоянии.

— Тогда мне станет скучно, и незачем будет гулять.

— Ну почему? Если ты видишь у ворот мячик, разве тебе не хочется подойти поближе, взять его в руки и рассмотреть.

— Ага, — захихикала Джеки. — И подкинуть.

— Да, и подкинуть.

— Так гораздо интереснее, чем смотреть.

— Ну вот! А когда ты увидишь сразу все мячики вокруг, станет еще интереснее.

Джеки задумалась. И правда, много мячиков — это много дел, все не переделаешь, и скучать некогда.

— А мама так умеет?

— Ну, конечно, ты же знаешь, что наша мама умеет все.

— Тогда я согласна. Я хочу видеть весь-весь мир сразу и даже когда совсем темно. Ты научишь меня?

— Обязательно.

Но папа не успел преподать загадочную науку. И сам ошибся. Шагнул на изнанку мира и провалился в огненную дыру. Ему и маме надо было остаться на Земле. С Джеки и с Лешкой. В месте, о котором папа, наверняка, знал все…

Сознание резко вынырнуло в вялом, почти не управляемом теле. Какую-то секунду Джеки не понимала, куда исчез папа и почему вокруг карусель звезд. Она не дома и не маленькая девочка. Ночью приехала в Дублин к Лешке, за несколько часов ее вышвырнули в космос и загнали в кросс-переход. А это — выход из норы. И здесь холодно. Почему так ужасно холодно и темно? Джеки едва могла разглядеть внутренности кабины. Протянула ватную руку к мертвой панели управления. Значки на ней показались тусклыми пуговицами, пришитыми к плюшевому валику. Касание и вспыхнула голограмма. По куполу побежали огоньки, возвращая чувство реальности. Через пару мгновений Джеки осознала, что за куполом плывет громада Юпитера с темным на его фоне силуэтом станции. Теперь все в порядке. Станция примет, до нее не сложно добраться. Джеки сжала рычаги управления.

Спокойно. Это не трудно. Никаких проклятых кросс-переходов. Даже без указаний и оранжевых буйков вдоль пути понятно, куда лететь и как пришвартоваться к этому прекрасному и защищенному месту. На учениях во время призывов она множество раз выполняла такие упражнения: влетала внутрь станций и крейсеров. Джеки вела машину торопливо, ощущая острое желание ускориться, открыть пинком дверь в космический дом. Спрятаться от всей этой черноты, пустоты и неопределенности. На станции будет много людей, можно связаться с Майклом, Лешкой или с Мариной, с которой даже не попрощалась, собираясь на "Горизонт". Дура, дура, дура! На станции Джеки наконец объяснят, что происходит.

В последний момент сквозь шум мыслей она уловила, но не разобрала, какое-то неприятное и тревожное предупреждение, оттранслированное на экран. Не успела запросить повтор, как ложемент обхватил тело. И Джеки снова упала в кроличью нору кросс-перехода.

Время застыло, оставляя в прошлом спасительную станцию близ Юпитера. Неужели она все-таки умрет в этот проклятую ночь расставания с Майклом?

… Тянулся очередной невыносимо тоскливый и пасмурный день в дублинской конуре брата. Джеки еще с утра хотела уехать, прошвырнуться под парусом вдоль берега Австралии. Но что-то мешало оставить Лешку в одиночестве. Он был подозрительно медлительным и молчаливым и не стремился запереться в дурацком кабинете. Полдня они бродили по сумрачной квартире, что-то жевали, ковырялись в политеке и перебрасывались малозначительными фразами.

Джеки с чашкой горячего шоколада устроилась на подоконнике, посматривая то на вяло ползущие под мелким дождем тротуары, то на Лешку, который валялся на кровати с ядовито желтой гитарой и извлекал из нее кошачьи, мало гармоничные звуки.

— Когда родители погибли и появился ты, я никак не могла понять, почему они не сделали все наоборот. Не вернулись сами и не отправили дальше тебя, если уж кому-то нужно было лететь к той проклятой звезде.

— О! Ты меня ненавидела, сестренка?

— Немного. Ты появился вместо мамы и папы, заставил бабушку плакать и возиться с тобой. Это казалось неправильным. Нечестным.

Лешка хмыкнул и резко дернул две струны. Гитара обижено взвизгнула, так, что захотелось заткнуть уши.

— Но потом ты меня очень быстро полюбила. За красоту и сообразительность.

— За наглость, — хмыкнула Джеки. — Но все равно. Я тогда правильно рассудила, что, если уж кого-то засунули в спасательную капсулу и послали обратно, значит, впереди ждали опасности. Непонятно только зачем к ним лететь, а спасать невесть кого мелкого и вопящего?

Быстрые пальцы побежали по струнам, и чуть разогнавшуюся мелодию прервала прихлопнувшая по грифу ладонь.

— Наверно, на борту остались только капсулы для младенцев. Не пришлось выбирать, кому возвращаться, а кому продолжать путь. Можно было бы спасти дюжину младенцев, но их не успели нарожать.

— Кончай дурачиться, Лешка. Я ведь и до сих пор не понимаю, как они могли отправить тебя одного, а сами полететь дальше. А если бы и ты погиб?

— Тебя не поймешь, Джеки, то зачем меня спасать, то вдруг я погибну. Ты из-за чего переживаешь?

— Из-за всего! Что родители погибли, и ты чуть не погиб. И стал каким-то бесчувственным идиотом. Тоже мне звездный подкидыш!

Ей захотелось шмякнуть все еще полной чашкой по лбу братца, но пока до него доберешься, растеряешь весь пыл. Джеки посмотрела на густую шоколадную жижу, сделала крупный глоток, чтобы потушить злость, и закашлялась.

— Джек, — протянул Лешка.

Он приподнялся, опершись на локоть и все еще держа в руке гриф гитары. Смотрел внимательно, пристально.

— Ну что?

— Я тоже не понимаю, что там произошло у наших родителей. Думал, что есть какие-нибудь секретные документы про это, и я их найду, но… ничего. Почему они оказались внутри звезды, а я снаружи? Случился ли неудачный кросс-переход или что-то еще? Нет никакой информации. Но я еще надеюсь когда-нибудь это выяснить.

— О, я знаю, что ты не умеешь сдаваться. Обещай, что сразу расскажешь, пусть хоть тысячу раз все будет засекречено!

— Обещаю, — улыбнулся брат и снова улегся.

Какое-то время Джеки молчала, вслушиваясь в странную неровную песню струн. Мелодия затихала и вновь набирала силу, а голос затягивал в калейдоскоп образов и воспоминаний.

— Знаешь, папа не называл меня ни Джеки, ни Жаклин. Он звал меня Клюшонок. Птичка Клюшонок, сидящая на плече.

Лешка приподнял голову, уставился, изобразив на лице нечто радостно-издевательское.

— Ты попалась, птичка Клюшонок! Значит, я буду называть тебя просто Клюшка.

— Только попробуй, идиот!

Покрепче ухватив чашку с недопитым шоколадом, Джеки рванула к кровати. Прыгала прямо на развалившегося братца, но тот увернулся и исчез. Какая-то сила перевернула Джеки, протащила сквозь Дублин и выбросила в пустоту…

Снова космос. Многоглазое чудовище с бездонной жадной утробой. Она завертела головой, пытаясь понять, где теперь оказалась. Звезды выглядели чужими. Размытые ледяные спирали незнакомых галактик, призрачно мерцающие пятна на непроглядно черном полотне и россыпи алчных глаз затаившихся во тьме чудовищ. Нет, Джеки не затеряется в какой-то дыре вселенной. Не превратится в пепел и бесприютный мусор. Не она. Просто нужно разобраться. Все вспомнить и правильно действовать.

Паника захлестывала волнами. Особенно ужасным казалось безвольно вращение авиетки, потерявшей направление движения, и растерянное мигание огоньков на панели управления.

— Где я? Определить местоположение! — крикнула Джеки, словно приказ мог пробудить, вывести из ступора машину.

Огоньки, действительно, побежали быстрее, выписывая ломаные фигуры.

— Запрос отклонен. Карта не загружена в память.

Хотелось закрыть ладонями глаза, чтобы не видеть всего этого, не слышать и оказаться дома. Ложемент нехотя ослабил хватку. Все правильно, без подгруженных звездных карт бортовой компьютер городской машинки беспомощнее ребенка. Тот хоть как-то знает астрономию. Да и зачем великолепной Александре с живой бабочкой на губах бултыхаться по космосу в авиетке?

— Успокойся и внимательно посмотри вокруг. Ты все знаешь. Тебя не могли выбросить далеко.

Собственный шепчущий голос возвращал здравомыслие. Джеки обвела взглядом открывающееся вокруг купола кокпита звездное пространство. Авиетка завершила медленный оборот, и Джеки увидела… Горящую белым огнем на черном полотне монету, увенчанную короной. Солнце. Такое далекое, почти незнакомое. Неужели это граница Солнечной системы? Чтобы добраться до Земли, не хватит ни топлива, ни воздуха, ни навигационной информации в этой летающей банке.

Хотелось увидеть если не станцию, то хотя бы платформу или чужую авиетку. Оказаться здесь не одной. Не могли же ее выбросить, в конце концов, как какого-то изгоя — умирать в совершенном одиночестве.

— Лешка, Лешка, ты должен забрать меня и спрятать в каком-нибудь дурацком военном бункере. Ты же не оставишь сестренку?

Слезы текли по щекам, но совсем не так, как это было ночью. Тогда ей казалось, что она может до кого-то докричаться и ее услышат, пожалеют, скажут, что без нее нет жизни. Майкл оставит свои призрачные границы разума ради любви. И где эта любовь? Теперь кричать страшно, словно прячущееся меж жестоких звезд чудовище услышит, развернет к ней свою пасть и поглотит.

В груди разрасталась гулкая пустота. Звездный братец забыл о ней ради безумных игр и войны с тараканами. И Джеки исчезнет как мама и папа. Над поднимающимся носом авиетки открывался призрачно мерцающий поток млечного пути.

— Я погибла.

Глава 3. Город зверей

Сэм вышагивал по кабинету мэра Зоосити, раздражаясь, что помещение круглое и нельзя отмерять тревожное ожидание, двигаясь от стены к стене. Так привычнее.

— Может, сядешь? — нерешительно предложила Лулу.

Она оставила Мэтью с животными-друзьями за силовой защитой параметрического острова и примчалась сюда.

— Ты уверена, что на нашем летающем острове нет никакой убивающей дряни?

— Я все просканировала, милый. Перестань. Я вообще не могу понять, что произошло и почему так ужасно погиб ящер.

Кучка фарша из тела варана, взорванный позвоночник и перемолотый мозг, только вспомнишь картинку, как передергивает от отвращения.

— Мерзость какая-то, без лаборатории не понять, что его убило.

— Зачем вы вызвали реанимационный челнок, доктор Кэмпбелл? — спросила мэр. — Разве можно снова сделать живым бедного Врана?

Он посмотрел на крысу. Каждый раз, когда с помощью голосового модулятора она выдавала текст этим деловым, строгим тоном, возникало ощущение, что Сэм — часть какой-то компьютерной игры. Или представитель расы, находящейся на более низком уровне развития.

— Трудно сказать — невнятно пробормотал он.

— Почему трудно?

Маленькое существо на столе сверлило бусинками-глазками, и точно также сверлила черными буркалами крупная усатая проекция крысы. Сильно вытянутая, в светло-серых волосках морда, с грозно шевелящей блямбой носа, живо напоминала Сэму экзамен по палеонтологической гистологии и Зинаиду Аргентовну Кац. Профессорша, не меняя сурового выражения лошадиного лица, голыми руками выхватывала из контейнера трилобитов и других омерзительных членистоногих и валила студентов вопросами об этих тварях.

— Если сохранилась нейронная структура среднего мозга или позвоночника, то есть шанс восстановить этого варана, хотя маловероятно. Но ваше оборудование не подойдет. Я отправил запрос в Миноборону, ведомственные челноки имеют самые широкие возможности.

— Я вас поняла, доктор Кэмпбелл, — самым официальным тоном произнесла мэр.

Сэм поежился. Останки существа лежат в ущелье под колпаком, а он объясняет грызуну причины своих действий. А время уходит, и до сих пор никакого ответа на его запрос о помощи. Что у них там вообще происходит?

— У вас в Зоосити случалось что-нибудь странное за последнее время, госпожа Хлои?

Непривычно называть крысу человеческим именем, прибавляя при этом "госпожа". Чувствуешь себя, как в параллельной реальности. И какие к дьяволу болезни? Что он несет?

Дама-грызун дернула мордой, словно пожевала губами.

— У одного кролика в колонии был нервный срыв. Где-то неделю назад.

— Это не имеет никакого отношения, — встряла Лулу. — Кролик посетил собрание термитов, посвященное экономному хозяйствованию, и взялся вести учет всему, что съедал, и…

— Конечно, милочка. Я просто ответила на вопрос вашего мужа. И вы правы, кролик к делу не относится.

Кролик к делу не относится. О, боги, это точно не зазеркалье?!

— Может, погибший варан с кем-нибудь враждовал?

Такая версия звучала не меньшим бредом. Ни одно животное не могло нанести такие повреждения, а если человек, то только вооруженный. Чем-то очень особенным. Сэм не выносил необратимую смерть, но нежно любил погибших клонов. От одного словосочетания "условно погибший" адреналин наполнял кровь, и хотелось срочно взяться за дело, восстановить позвоночник, заставить биться сердце.

— Не помню такого, — сухо сообщила мэр. — Но стоит проверить сводки и отчеты департамента коммуникаций.

Голограмма ее персоны отключилась, и крыса переместилась к прямоугольнику стола, уставленного малопонятными приборами. Летала она на чем-то вроде подноса с пористой рельефной структурой. Его пружинистые выступы позволяли крысе принимать удобные позы и сохранять при этом величественный вид.

— Предоставьте релизы по коммуникациям варанов за последний год, — запросила она.

Тексты развернулись лабиринтом голографических страниц, и мэр двигалась между ними. Странный способ изучать информацию, не очень-то удобный для человека. Некоторые страницы исчезали, некоторые уменьшались до размера карточек и укладывались на стол. Крыса перебегала по столу от одних к другим и отдавала негромкие и очень четкие приказы: "левую часть", "выше", "ярче", "убрать".

Чтобы превратиться в горку мяса, варану пришлось бы враждовать с изоморфом, не меньше. Но эта сволочь так крепко присосалась к Грауву, что на мелочи не разменивалась.

Багрово мигающая фраза возникла перед лицом Сэма так, что он отпрянул от неожиданности: "Внимание! Боевая тревога! Мобилизационное предписание — Соединенный орбитальный штаб Земля 18. Использовать любые транспортные средства". Звуки самораспаковывающейся трансляции накладывались на другие, похожие, которые эхом отзывались за спиной. Полковник медицинской службы Сэм Кэмпбелл обернулся и увидел красные строки рядом со вскочившей с дивана женой: "Внимание! Эвакуационное предписание — сортировочный комплекс Порта Картахена. Использовать любые транспортные средства". Что за черт!

Мэр метнулась к нему на летающем подносе.

— Что происходит, доктор?

Сложно поверить в реальность происходящего, а уж тем более найти слова.

— Похоже, объявлена эвакуация. Не знаю, учения, или реальная угроза.

— Что за угроза?

— Откуда мне знать! — разозлился он.

Крыса и жена смотрели на него так, словно он сам объявил эвакуацию, поэтому должен немедленно им все объяснить. Проклятущий Зоосити, вот он знал, что увлечение жены ничем хорошим не кончится.

— Я ни черта лысого не понимаю, но нам нужно эвакуироваться.

— Это как-то связано с гибелью Врана?

— Не может тут быть никакой связи!

— Тогда где предписание для Зоосити? — с особо въедливой интонацией спросила мэр крыса.

Хороший вопрос. И где же?

— Э-э, должно появиться?

Сэм завертел головой, надеясь увидеть еще одну трансляцию, третью. Но ничего не всплывало.

— Лулу! — обернулся к жене. — Ты должна сейчас же отправиться на параметрический остров, а оттуда с Маськой в Картахену.

— А ты?

— Я пока тут разберусь. Попробую выяснить, почему не эвакуируют Зоосити. А потом, у меня мобилизационное предписание как у военнообязанного.

— Нет, подожди, я тоже останусь. Я не могу бросить Зоосити.

— Перестань. О чем ты думаешь, мать! Тебе нужно вывозить Маську.

— Да, правильно, конечно, извини.

Лулу взволновано провела пальцами по волосам, а потом прижала к губам тыльную сторону ладони. Нерешительно посмотрела на Сэма, словно надеялась, что все может измениться волшебным образом: исчезнут мигающие голограммы, отменятся сумасшедшие предписания. Он и сам чего-то в смятении ждал. Сообщения об ошибке Центрального компьютера Земли? Без операционного стола перед носом в голове не возникало никакой ясности.

— Нужно связать с властями, — прервала молчание мэр.

Единственно здравое предложение. Сэм поднял руку с интеркомом, и мысли заметались между звонком в службу гражданского спасения, военно-морскую полицию или береговую охрану. А лучше всем одновременно.

Двери в приемную мэра распахнулись. Ввалившаяся компания выглядела престранно и мало напоминала спасателей. Троих людей возглавлял Лио. В вальяжных движениях хищника сквозили напряжение и угроза. От взгляда желтых глаз с утонувшей щелью зрачка сразу захотелось исчезнуть, прихватив с собой Лулу и Мэтью. Пусть разбираются сами.

Один из прибывших носил традиционную нарукавную повязку военно-медицинских частей. Значит, все-таки прибыла реанимационная капсула и мобильная лаборатория. Двое других больше походили на приблудившихся за царем зверей малахольных туристов, если бы не хмурый начальственный вид. Один щеголял в укороченных штанах и поло нежно-зеленого цвета, а второй, невысокий и коренастый тип, вырвался, видимо, из театра, не успев сменить сюртук ипоникшую на шее бабочку.

— Что здесь происходит? — хмуро буркнул театрал.

Сэм распрямил плечи, чувствуя, что более других имеет право на недовольство и хоть какую-то ясность.

— Что за вопросы? Кто вы вообще такие?

— Мое имя Никита Ларский, генерал-майор комитета межпланетарных расследований. Вы нас сами вызывали, полковник медицинской службы Кэмбелл.

— Аа… действительно, — растерянно пробормотал Сэм.

Вызывать-то он вызывал, но ожидал увидеть нечто иное. Следователь Ларский? В голове снова появился омерзительный образ Ирта Флаа, и вопрос вырвался сам собой:

— Где сейчас Тимоти Граув и изоморф, генерал-майор?

Край губ у Ларского дернулся, цепкие серо-зеленые глаза прищурились, но взгляд задержался на Сэме всего на пару секунд и перекинулся на мэра.

— Почему не ведется эвакуация поселения?

Мэр плавала на своем рифленом подносе справа от Сэма, отключив презентационную голограмму. Лапки лежали на пушистом животике.

— Мы не получали предписаний. У нас нет никаких средств эвакуации. Что вообще происходит, уважаемые?

Она отчеканила сердито и очень громко — наверное, успела врубить модулятор голоса на максимум. Лио рыкнул, усиливая повисшую в помещении угрозу, хвост бил по бокам.

— Как не получали? Угроза планетарной безопасности. Эвакуация идет полным ходом. Многие города планеты уже эвакуированы. Все очень серьезно, — устало сообщил Ларский.

— Многие города эвакуированы? Мы с женой получили уведомления буквально несколько минут назад.

Сэм обернулся к Лулу, та выглядела взволнованной, но не испуганной.

— Похоже, в протоколах произошел сбой, — спокойно заявил чернявый курносый мужик в коротких штанах. — Я отслеживаю, и эвакуация по Латинской Америки вообще идет с опозданием.

— А вы кто? — без особого пиетета обратилась мэр.

— Олег Игнатов, офицер контрразведки. Извините, что в таком виде, все закрутилось слишком внезапно. Сейчас будем разбираться и вывозить вас.

Ларский уже оплетал себя сеткой изображений: страницы, строки, объемные графики, иконки распаковывающихся файлов. Нетрудно догадаться, что получал данные о ходе эвакуации, запрашивал спасателей и летательные средства. Вслушиваться и всматриваться в этот процесс бессмысленно: изображения дробились и множились ложными отражениями. В случае возникновения серьезных угроз по протоколам безопасности любая информация шифровалась и искажалась. Звуки и слова, которые Сэм мог уловить, находясь рядом с Ларским, казались осмысленными, но могли быть обманками, сгенерированными системой защиты.

Пока Ларский стоял в зыбком коконе данных, немолодой офицер из второго военно-медицинского корпуса сообщил, что он хирург с мобильной лабораторией, и отправился по координатам преступления. Обещал, что, если есть шанс, проведет реанимацию. Сэм кивал и реагировал на автомате. Нервничал из-за потребности срочно действовать, причем сразу в нескольких направлениях: отправить в защищенное место Лулу с Мэтью, выяснить, что конкретно происходит на Земле и в Солнечной системе, сбагрить в какое-нибудь укрытие весь этот говорящий цирк и вытрясти у Ларского правду про Граува и Флаа. И еще хотелось пить. Глотнуть хоть какой-нибудь жижы, а лучше обычной воды.

Секунды тянулись, и приходилось ждать невесть чего. Сэм знал, чтобы успокоиться, достаточно ощутить в ладони скальпель, но никаких операций от него здесь и сейчас не требовалось. Офицер контрразведки Игнатов тем временем что-то успокоительно бубнил про регламенты эвакуации. Его слова скользили по поверхности сознания и тонули в тумане. Вкрадчивый тон и обеспокоенное покачивание головой не вызывали особого доверия. Сэм поглядывал на копошащегося в файлах следователя.

— Проклятые протоколы! В пределы всю эту систему!

Рык Ларского не походил на закодированную галиматью, а рябь голографических данных вокруг него постепенно исчезала.

— Вы выяснили, почему не объявлена эвакуация в Зоосити?

— Города животных вообще нет в регламентах эвакуации! — огрызнулся Ларский. — Я как представитель гражданских властей, отвечающих за эвакуацию, попытался ее организовать. Хотя как следователь прокуратуры прямо сейчас обязан осматривать место преступления.

— Для Зоосити нужен специально оборудованный корабль, лучше системы Ковчег, — звонко сообщила Лулу.

— Знаю. Но их нет в доступе.

— Как нет?

— Так нет, — отрезал Ларский. — Понятия не имею, почему так получилось, что в обеспечении зоопоселения нет достаточного количества летательных средств. Создание ковчега за все время существования Зоосити даже не планировалось! Кто вообще отвечал здесь за безопасность?

— Но… я не знаю…

Лулу совершенно растерялась и посмотрела на Сэма. Тот сразу разозлился.

— Что за допрос, генерал-майор! За безопасность отвечают не ученые-исследователи, а представители властей, вроде вас.

Лио, до этого молча сидевший под парящим мэром, раскатисто рыкнул. Сэм инстинктивно схватил жену за руку. И прямо напротив Ларского возникла полутораметровая проекция крысы.

— Что вам удалось сделать для эвакуации города, господин генерал-майор!? — ледяной сталью отчеканила гигантская голограмма.

Ларский прищурился, отвел взгляд и расстроено махнул рукой:

— Центральный штаб эвакуации природных ресурсов выделит и отправит к нам корабли и платформы. На это уйдет время, потому что все ресурсы уже распределены. Их не хватает и нужно изыскивать.

— По протоколу времени уже нет, — тихо проговорил контрразведчик. — Мы не впишемся в график.

— Остается только надеяться, что все обойдется.

Два службиста обменялись долгими многозначительными взглядами. Повисло молчание. Бестолковое, раздражающее молчание. Когда нужно успеть многое сделать, но не понятно, кому и за что приниматься. А время стремительно утекает сквозь глупейшие сомнения и неопределенность. Мэр приняла решение первой:

— Я объявлю сбор населения вокруг здания Ратуши. Здесь смогут разместиться все, и отсюда мы будем грузиться на корабли, когда они прибудут.

Ратуша, где располагалась мэрия, представляла собой башню со спиралевидным пандусом. Он обладал сложной конструкцией, дробился на крупные и мелкие спирали, которые соединялись лучами-переходами. Такое устройство позволяло животным разных размеров идти вровень, к тому же дорожки для мелких зверей были движущимися. Все спирали выводили в зал собраний в центре башни. На специальные, предназначенные для определенных видов животных пространства внутри зала.

Когда Лио провожал их с Лулу к мэру, то не мог удержаться от того, чтобы не показать свое место в ратуше. Сэм с интересом рассматривал разного вида балконы, насесты, навесные коконы, выдвинутые внутрь на разных уровнях. Лев продемонстрировал позолоченный картуш с витым медальоном и надписью: "Лио I". Других именных мест Сэм не увидел. В общем сомнений в том, кто хоть не мэр, но царь, не оставалось.

Мэр права, грузиться на платформы можно прямо с пандусов.

— У нас на связи еще один военный, — сухо сообщила крыса и сделала движение короткой лапкой.

Над столом возникло изображение молодого человека в форме генерала интендантских войск. Он вальяжно развалился в воздухе и ковырял мизинцем в правом ухе. Сэм поморщился — такая расслабленность не внушала особого доверия.

— Госпожа мэр, господа, здравствуйте, — насмешливо пропел он, не меняя позы.

— Здравствуйте, — без особой теплоты буркнул Ларский. — Что вы имеете нам сообщить, Алекс?

Демонстративно неформальное обращение звучало почти враждебно.

— Кое-что имею, Ник, — пожал плечами интендант, повернулся к мэру и изобразил легкий поклон. — Генерал-интендант Алексей Треллин к вашим услугам, госпожа мэр.

— Очень приятно, — ответила та вежливо, но без всякой расположенности к обмену любезностями.

— Хорошо. Пока вы тут совещаетесь, я взял на себя смелость объявить эвакуацию Зоосити.

— Что именно вы сделали? — не поняла мэр.

— В данный момент по всем зонам поселения идет трансляция предписания. Горожан просят к Ратуше для дальнейшей эвакуации. Линкболл работает над припаркованной у третьего уровня платформы класса Мега Z.

— Платформа уже здесь?

— Да. И некоторые жители уже двигаются. Поэтому я бы вас попросил прервать важное совещание и заняться ими.

— Спасибо за платформу, мы так и сделаем, — пробормотал Ларский.

— Да, и не волнуйтесь, на платформе тройной комплект репарантов, поэтому, думаю, после погрузки старт не затянется.

— Одной платформы мало, даже класса Мега Z, — возразил контрразведчик.

— Если зайчики и волки как следует потеснятся, то все войдут, — лучезарно улыбнулся Алекс Треллин.

— Вы издеваетесь? Это же животные.

— Умные животные и уникальные. Или я перепутал? Если они такие, то смогут договориться… Не так ли, госпожа мэр?

Тут не выдержала Лулу:

— Почему Зоосити, как мы узнали, не обеспечено ни платформами, ни ковчегом. В рамках протокола сюда не приписано ни одного спасательного корабля. Вы же офицер интендантского ведомства, значит, за это и отвечаете!

— Безусловно, мадам, мы отвечаем. Но реестры тех, кого обеспечивать кораблями и снаряжением, не готовим. Боюсь, город зверей не попал ни в список объектов природы, ни в список человеческих поселений. Почему — я вам не отгадчик. Уточните у генерал-майора Ларского, он должен хорошо ориентироваться в бюрократических процедурах и протоколах. Не так ли, Ник? Я же обычно их просто нарушаю. Поэтому у Ратуши уже стоит платформа.

Следователь прокуратуры кисло поморщился:

— Мы уже отправили запрос на корабли.

Сэма бесил этот диалог глупейшего противостояния. Отработав хирургом несколько лет, он научился чувствовать минуты спинным мозгом, а потом и секунды, что мерно отсчитывали чью-нибудь смерть. Пусть даже условную смерть клона.

— Кораблей пока нет, а платформа есть, почему мы теряем время?

— Не теряйте, — и интендант заговорщицки улыбнулся. — Прогнозируемое время прибытия запрошенных кораблей — час, а потом эвакуация. Прогнозируемое время безопасного нахождения здесь — от силы час. Поэтому думать тут не о чем, грузитесь.

Вот ведь чертов позер.

— Будем грузить Зоосити на прибывшую платформу. — отчеканил Ларский. — Вы простроили маршрут?

— Коды старта и управления платформой, спецификацию, а также траекторию и график перемещения, я отправляю на интерком мэру, вам и полковнику Кэмпбеллу. Кто командует эвакуацией — решайте, но я бы советовал доктора.

Сэм открыл рот, чтобы возразить, но Алексей Треллин поднял взгляд к чему-то невидимому, нахмурился и исчез. В тот же момент интерком Сэма просвиристел, сообщая о полученных файлах. Все запущенно, и нечего обсуждать.

Лулу всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Боже, что за ужас такой. С утра был такой прекрасный день. Может, все это сон?

— Если это и сон, то нас некому разбудить, радость моя.

Глава 4. Исход

Пришло медицинское заключение — варана не спасти, смерть окончательная. Следственная бригада, возглавляемая Ларским и Игнатовым, отправилась в злосчастное ущелье, где нашли останки ящера, и где гибель закрутила безумную пляску событий. Подразделение полицейских прочесывало Зоосити, то тут, то там включаясь в эвакуацию. Оперативники изначально прибыли вместе с высоким начальством, но у Ратуши не топтались, а сразу приступили к действиям.

А он, Сэмюэль Кэмпбелл, полковник медицинской службы — в пределы сегодняшний денек — отвечал за погрузку и старт платформы, предоставленной язвительным интендантом. Сэм словно нырнул в фантастический триллер, который читал когда-то, но никак не мог вспомнить концовку. Еще несколько часов назад расслаблялся с чашечкой кофе и смеялся над дружным проживанием сусликов и соек, а теперь командовал экстренной эвакуацией. Точнее метался на энергосекции над группами движущихся животных, держал наготове силовой блокиратор на случай, если кого придавят, и санитарный эвакуатор в поле зрения.

Не эвакуация, а исход. В гробу бы он видал такие зрелища, пусть даже и хорошо организованные. Темная километровая туша платформы класса Z пристыковалась к пандусу третьего уровня Ратуши и поглощала разнообразных животных парами, семьями, прайдами. Гориллы и антилопы, кабаны и выдры, твари мелкие и огромные двигались вверх по пандусам. Топот, шуршание, рычание, уханье, стрекот — все превращалось в нерасчленимый звуковой хаос, который вместе с резкими животными запахами и общей тревогой вытягивал откуда-то из позвоночника инстинктивный неконтролируемый страх.

Сэм знал, как это действует, как запредельный ужас, вызываемый запахом того же инсектоида, убивает любого человека. Здесь, конечно, не инсектоид, не боевое столкновение и даже не охота на стадо антилоп, но столпотворение испуганных живых существ взвинчивало до крайности. Хотелось убедить себя, что находишься в центре видеоинсталяции или исторической реконструкции, которая завершится через часок распитием холодного пива. Убедить не получалось, и внутреннее равновесие не приходило. Он боялся, что ошибется, не успеет и что-нибудь случится с Лулу и Маськой. С домашним говорящим слоном, мать его. Маську с другом выпустили с параметрического острова, и теперь все семейство будет эвакуироваться с Сэмом и Зоосити. Формально он — дезертир, проигнорировавший мобилизационное расписание. Так один организационный сбой влечет за собой другой. Пусть Ларский с Игнатовым и Треллином разбираются. Его главная задача — отследить безопасность погрузки и вмешаться, если понадобиться помощь. Подсчитать, все ли прибыли на место эвакуации и разместились в транспорте.

Идеологическую поддержку Сэму оказывал Лио, извергая на жителей Зоосити нечто величественное, грозное и дисциплинирующее. Лулу работала внутри платформы, В целом эвакуация проходила нормально. Звери перемещались по эвакуационным предписаниям за лучами линкболла. Текли со всех направлений города по специальным дорогам и попадали на спирали и траволаторы пандуса Ратуши. Пока никто не пытался проскакать галопом по головам более мелких собратьев. Не несся напролом сломя рогатую голову. Сохранять спокойствие помогал рык Лио и грандиозная голограмма госпожи мэра — гаранта порядка и законности. Линкболл висел над платформой, а десятиметровый грызун возвышался сбоку от открывшегося и подсвеченного желтыми всполохами прохода. Мэр стояла на задних лапах, чуть поддавшись вперед, хвост мотался из стороны в сторону, а длинные усы угрожающе топорщились. Генерируемый модуляторами голос звучал строго и решительно:

— Достойные жители Зоосити, будьте внимательны, двигайтесь только по указаниям. Проходите по очереди. Всех устроят на летательном аппарате.

— Не торопитесь, друзья. Все разместятся и будут в безопасном месте, — величественно вторил Лио.

Несмотря на слаженные действия, спокойствия доктор Кэмбелл не ощущал. Невидимая и непонятная опасность дышала совсем рядом, тянулась щупальцами из космоса. Чувствовалось, как атмосфера исхода все сильнее сжимает пружину тревоги и паники в живых существах, скопившихся у Ратуши.

— А какое место безопасное?

Вопрос задал жираф справа и внизу под Сэмом. Животное двигалось в группе из десятка соплеменников, беспокойно вытягивающих шеи.

— Я не знаю, — ответил другой жираф.

— А кто знает?

— Мэр знает, раз нас ведет.

— Мне страшно идти внутрь этой здоровенной штуки.

— И мне страшно. Но нам нужно делать все правильно.

— Почему?

— Тогда люди смогут нас защитить.

Сэма окатил стыд. Еще пару дней назад он ничего не знал о существовании Зоосити, представить не мог, что за обеденным столом будет вести беседу со слоном. Поумневшее и заговорившее животное рождало в душе отчетливое чувство вины. Какие основания у человека претендовать на главенство в мире природы? Разум? Такое право не может определяться количеством нейронных связей в мозгу, способностью решить уравнение и спроектировать платформу класса Z. Так же как не может определяться количеством пушек, денег, объемом энергетических запасов. Если и существует такое право, то за ним должно стоять нечто иное. Может, способность любить, прощать, заботиться? Тогда чем человек лучше жирафа, который безоглядно верит в защиту и помощь со стороны людей? Или Слоны, который ради дружбы проломит стену. Чем он — Сэм лучше Лио, полностью погрузившегося в спасение своих даже и не сородичей?

Вместе с файлами по эвакуации он получил и открытую информацию по проекту Зоосити. Из бегло просмотренных файлов и рассказов Лулу сложилось понимание. Исследования, проводимые здесь, финансировались разными институтами, но организован город зверей был силами Министерства обороны. Одной из первых целей создания «интелентов» — разумных, говорящих животных, стала попытка понять, как облик и анатомия существа определяет характер мышления. Как в разрезе естественных пищевых цепей интеллект влияет на отношения хищника и жертвы. Выводы помогли бы подтвердить некоторые догадки, касающиеся инопланетных цивилизаций, поэтому военные и стартовали проект. Полковнику Кэмпбеллу хотелось бы глянуть на результаты исследований, но теперь не досуг. На руках около двух тысяч животных, и это без учета термитов, которые рассматривались как единый организм и по особям не пересчитывались.

Интересно, что в Зоосити проживали не все виды животных. Например, ни одного носорога. Интеллектуальных носорогов вообще до сих пор не вывели. Обзавестись говорящим домашним любимцем по закону мог любой человек, хотя запуск новых внутримозговых связей, электрическое и химико-биологическое воздействие, увеличение объема нервного вещества очень недешевы и не просто реализуемы. Самое легкое — встроить голосовой модулятор. Но превращать домашних любимцев в собеседников и равноправных членов семьи люди не спешили. Интелентов в частных домах единицы, и — что интересно, среди них, как рассказывала Лулу, нет обычных собак. Их держали в домах, оставляя бессловесными. Может, человек боялся услышать мысли слишком преданного ему животного, его абсолютную любовь и привязанность, выраженную в словах?

Мысли отвлекали от работы, и, оказавшись над грызунами, Сэм выбросил все лишнее из головы. Крупных зверей подсчитывать проще. Наведенный датчик движения сразу выдавал количество особей в группе. Сэм сверял полученную цифру с демографическим данными и, если они совпадали, закрывал проекционный лист вида, а если нет — отмечал количество эвакуировавшихся и ждал такую же видовую группу.

Самыми дисциплинированными оказались кошачьи и собачьи. Собравшиеся в прайды и стаи, львы, тигры, гиены, шакалы и волки прошли первыми и не оставили позади ни одного из своих соплеменников. Причем на кошках оказались какие-то нагрудники и прихваченные из логовищ электронные устройства. Сами хищники вели себя собранно и, одновременно, раздраженно. Пантеры непрерывно скалились и рычали друг на друга во время перемещения. При этом сдерживаемая агрессия не замедляла их, наоборот заставляла двигаться быстро и слаженно. Собачьи же, хоть и добрались до Ратуши первыми, не имели при себе совершенно ничего и потявкивали от перевозбуждения, словно пригнала их сюда не опасность, а радостное предвкушение охоты.

Среди парнокопытных прошли на платформу не все, но подвиды, которые добрались, тоже были в полном составе. Оказалось, несложно пересчитать и птиц: они летели небольшими стаями, вид за видом, а их в Зоосити насчитывалось всего пятнадцать. Причем пятнадцатыми добрались бесстрашные сойки. Наверное, вообще сомневались, стоит ли вылетать из дома по всякой ерунде.

Большая же группа полевых мышей пребывала в панике. На движущейся дорожке они сцепились в одну живую, непрерывно копошащуюся кучу. Бегали взад и вперед, залазили друг другу на спинки, сцеплялись хвостиками и беспрерывно пищали. Словно сильнее других чувствовали опасность. Датчик сошел с ума, бегая цифрами от 67 до 198 и каждый раз сообщая об ошибке.

— Эй, малыши, — мягко произнес Сэм. — Не двигайтесь.

— Мы не можем, — позициометр усилил чей-то дрожащий писк и его подхватили согласные.

Мышиные голоса, как из детского фильма-сказки.

— Постарайтесь.

— Страшно. Нужна норка. Мы стараемся.

— Очень стараемся.

Суета немного замедлилась, но недостаточно. Датчик вроде установил цифру 88, но тут же выдал ошибку. По последним данным в зоосити проживало 112 особей полевых мышей. Скорее всего, не все добежали, но сколько именно?

— Плохо стараетесь, — проворчал Сэм.

— Но вы же все равно нас спасете? Даже кого здесь нет?

С ним разговаривала крупная мышь, она встала на задние лапки и старательно замерла.

— И многих здесь нет?

— Моя соседка Рюка побежала поесть, когда все замигало. Ее здесь нет.

— Понятно. Рюка перекусывает в своей норе, — мрачно вывел Сэм.

Он не имел ни малейшего понятия, как выковыривать таких Рюк по всей зоне грызунов, нужно ли, и есть ли на это время.

— Очень трудно не есть, когда ждешь опасностей. Но вы же все равно ее спасете?

— Спасем, — выдавил из себя он. — Но вам нужно не двигаться.

На ум пришел репарант-медбот, способный быстро разобрать мешанину костей и органов и сложить из них любую заданную последовательность. Получить из мышиной свалки конечную цифру медбот смог бы легко, нужна только корректировка программы-задания. Сэм открыл голограмму управления санитарным эвакуатором, внес изменения в программу медбота и запустил его. Сложенный в таблетку репарант с шипением выскользнул из брюха капсулы эвакуатора и опустился к испуганно попискивающим полевкам. Закончив свою работу, медбот сбросит данные на интерком и будет ждать другую задачу. С ним дело пойдет быстрее. Кэмбелл переориентировал датчик движения на следующую цель и уже через полминуты свернул статистику по кабанам — они все были на месте. Взгляд неконтролируемо поднялся к небу, оно показалось неестественно темным. Буквально дышало опасностью. В голове вертелось: "но вы же все равно всех спасете". Если бы жираф и мышь знали, что люди, организовав этот город, напрочь забыли об его защите. Не включили ни в одну категорию объектов при разработке протоколов эвакуации.

Кто еще мог оказаться неучтенным регламентами и протоколами? Кого не сумеют найти, особенно если те не захотят, чтобы их искали? Соцданов? Даже он сам, закончивший военно-медицинскую академию, ловил зудящую на краю сознания мысль залезть с Лулу и Маськой на параметрический остров, запастись пивом, лимонадом, плюшками и пересидеть все ужасы под густыми лианами джунглей. Там будет гораздо роднее, уютнее и безопаснее, чем в холодном космическом углу, пусть даже хорошо защищенном жерлами пушек. А где много пушек — ожидай бойню.

Госпожа мэр по-прежнему говорила правильные слова, обращалась к разуму, успокаивала:

— Достойные горожане, не спешите, все хорошо. Мы потеснимся, и все войдут. Места достаточно. Прошу держаться горожан вашего же размера и лучше жителей вашей видовой зоны или соседей. Не отставайте. Сохраняйте полное спокойствие.

Все правильно, не стоит антилопе нервничать неподалеку от тигра, тем более, если тот не успел перекусить перед выходом. Как Рюка. Кроме того, платформа класса Z, хоть и была очень вместительной, но имела самую стандартную транспортную конфигурацию — отсеки, перегородки, примитивные силовые фиксаторы, гелевые репаранты. Сложные инженерные агломераты — корабли, спроектированные для эвакуации флоры и фауны, были приписаны к определенной географической точке и работали на ней. А в этой, класса Z, древней гусятнице с крышкой, судя по полученным от Треллина данным, не было даже запаса провизии. И вентиляция стандартная. Решат ли эту проблему в конечной точке эвакуации? Доставят ли все необходимое?

Северо-восточный ветер дул резкими, внезапными порывами, на густом темно-синем небе не было ни облака. «Вы же все равно всех спасете?»

Потоки животных из города уже иссякли, и последний хвост затягивался в проход. Внутри с подопечными возилась Лулу, там же, с женой, болтались Маська и Слон.

— Сэм, у тебя много животных осталось? — пробился через интерком встревоженный голос Лулу.

— Последние двигаются к входу. Заканчиваю подсчет.

Бегая пальцами по голографическим вкладкам, он перекидывал и объединял цифры, пытаясь понять, многих ли они еще не эвакуировали.

— Может кто-то подойдет. Надо подождать.

— Пап! Мы со Слоной можем сбегать за кем-нибудь! — ворвался в разговор Маська.

Еще не хватало. Если следовать графику у них на все чуть больше десяти минут. Они вряд ли уложатся, если начнут собирать отставших. Но небольшая задержка — это еще не катастрофа.

— Так… Нет сусликов, ни одного.

— Я заметила. Сойки здесь — сусликов нет, — упавшим голосом сообщила Лулу.

Сэм хмыкнул. Ирония или драма. Не спасли сойки сусликов.

— По моим подсчетам не хватает семнадцати полевых мышей. Около десятка баранов. И козы.

— Боже, коза! Она же у нас единственная в Зоосити. И очень вредная.

— У нас десять минут в рамках графика, чтобы найти отставших, — отрезал Сэм. — Нужно разделиться.

Когда на операционном столе умирал клон, вкусный и прекрасный окружающий мир для Сэма исчезал. Зато тело клона разрасталось, и каждая часть его становилась отдельной галактикой: сосуды, лимфа, мозговая жидкость — везде своя система, своя жизнь и свои законы движения. Чтобы спасти эту чертову умирающую вселенную, надо помнить все и действовать везде, сразу и быстро.

— Ты за сусликами, Лулу. Они, наверное, в панике. Тебе лучше знать, как с ними сладить.

— Хорошо, милый.

— Госпожа мэр, я прошу вас, отправится к горным баранам. Им наверняка требуется руководящее внушение.

— А вы, доктор? — спросила крыса.

— Я отправляюсь выковыривать мышей. Если что, вызову на помощь спецотряд полиции, что прибыл со следователем.

— Они же их подавят, — охнула Лулу.

— Будут прыгать на пуантах. У них должно быть специальное снараяжение.

— А мы со Слоной и Бегемотой полетим за козой! — завопил Маська.

Сэм на мгновение задумался. Предложение звучало сомнительно, — у козы имелись рога.

— Ладно, малыш, — нехотя согласился он. — Но бери только слона. Козу найти, скрутить и забрать. Никаких лишних разговоров о дружбе и огороде. Через десять минут, чтобы все были здесь.

— Ура! Слона, полетели. Мы спасатели!

Сэм смиренно вздохнул, уж Мэтью-то он заберет в любом случае. Даже если придется бросить пару десятков испуганных говорящих грызунов и сожалеть об этом всю жизнь. Не такой большой привесок к совести после того, как он потерял Граува.

— С мышами я справлюсь лучше всяких копов, доктор-полковник, — вмешался Лио.

Энергосекция с вальяжно развалившимся на ней львом с шипение пристыковалась справа. Предложение лишило Сэма дара речи. Лев и мыши? Он сам-то чувствовал себя неуютно рядом с такой зверюгой на летающей силовой доске.

— Э-э, не нужно, Лио. Лучше я сам.

— Все будет хорошо, доктор, — лениво рыкнул Лио Первый. — Я их воодушевлю.

— Да, полковник, возьмите Лио, — подвела черту мэр.

Перепираться времени не было.

Его интерком был подключен к управлению энергосекцией, снабженной навигацией по Зоосити. На месте они окажутся через семьдесят пять секунд, но что делать дальше? Не пускать же к грызунам здоровую кошку и не вызывать следственную бригаду. В мгновение показалось, что внутренняя тревога переросла в гул, шедший сверху. С пустого, будто рассерженного неба.

— Что вы предлагаете делать с мышами, Лио?

— Произнесу речь.

— Речь?

— Да, я недавно произносил им речь. Очень успешно.

Они повисли над мышиным поселением. Сэм ожидал увидеть покрытое норками поле с поникшими колосками и разбросанными кучками листьев, но опять увидел строение. Низкую мастабу, пронизанную аккуратными проходами. Узенькие траволатары обвивали ее по периметру и прорезали улицами во всех направлениях. В строении было несколько уровней галерей, выложенных из резинистого гравия, с боковыми ходами разнообразных размеров. Город грызунов украшали зеленые колоски ржи, овсы, пшеницы. Снаружи движения не наблюдалось.

— Ладно, произноси свою речь. Если они высунуться наружу, я их подберу.

Они сделают, что смогут, если не выйдет — вернутся. Первое — установить над Лио мягкую трансляцию звука на все пространство мастабы, второе — самому спуститься ниже и приготовить датчики движения и улавливатели. Только бы они высунули свои носы наружу.

— Мышиные сограждане! — провозгласил Лио. — Помните, как несколько месяцев назад я говорил с вами. Тогда я сказал, что сапиенсы выращивают на своих аллеях древовидные, а мы с вами можем выйти из уютных домов и украсить наш прекрасный город злаковыми, которые будут расти на радость нам и нашим детям. И мы это сделали. Нам есть чем гордиться!

Что он несет? Сэм вздрогнул — резкий порыв ветра принес угрожающий, гулкий звук.

— Но теперь нам с вами надо спасти наши прекрасные злаковые! Спасти наших будущих детей и самих себя! Спастись от последствий неминуемого и внезапного подтопления.

Подтопление? Вот что может выгнать испуганных малышей на поверхность.

— Выходите, сограждане. Мы поднимем вас наверх, отвезем в надежное место и решим, как всем вместе спасать наш дом от подступающего подтопления.

Если важной единицей счета становятся секунды, ожидание превращается в изощренную, тикающую в висках пытку. Лев продолжал развивать тему подтоплений, а Сэм следил за приборами. Когда датчик движения выдал сигнал, доктор и сам увидел головку с крошечными локаторами ушей на боковой галерее. Как по сигналу по галерее пополз узенький траволатор.

Минут пять ушло на то, чтобы поднять всех обнаруженных зверушек. В график почти вписались. Дай бог пронесет. В конце операции Лио уже молчал, висел над мастабой царственной глыбой. Хотя Сэму казалось, что лев так же предельно напряжен, как и он сам, возможно, от рваного, почти ураганного ветра и странного далекого гула.

— Маська, — запросил связь Сэм. — Ты меня слышишь? Ты где?

— Мы ее тащим, па! Спасаем! Щас… Слона, затягивай скорее.

На заднем фоне слышалось звучное кряхтение и возмущенное блеяние. Животное явно не собиралось эвакуироваться.

— У меня в поле капуста! Я никуда не уйду от капусты! — в блеющем голосе плескалось море недовольства. — Она вырастет, и я ее буду есть. Немедленно отпустите, а то забодаю!

Нет, не все животные одинаково умные и добрые.

— Осторожно с рогами! — заволновался Сэм. Еще не хватало заклеивать дыры на сыне или его огромном друге.

— Уже все! Мы ее спасли в силовую пленку, не забодается.

— Молодцы! Летите к платформе. Лулу? — переключился Сэм.

— Лечу к платформе. Бедные суслики, все были в обмороке. Выбрались из нор и потеряли сознание. Я их просто подобрала.

Похоже, самая сложная задача оказалась у Маськи.

— К Ратуше, — отдал он приказ и только потом запросил последний контакт. — Госпожа мэр, у вас все в порядке?

— Мы уже на месте полковник. Я встретила их на полдороги. Уважаемые бараны несколько задержались, паковали продовольствие на всякий непредвиденный случай.

— И что? Много напаковали?

— Увешаны ожерельями из прессованных злаковых и пучками моркови.

В другой день Сэма бы это рассмешило, но сейчас это просто факт, который требуется учесть.

— Хорошо. Может, угостят козу, ее слон оторвал от поля кочанов.

Мэр презрительно фыркнула и отключилась. Ветер сменил направление. У неприкрытого силовой защитой Лио косматило гриву.

К платформе Сэм, Лио и мыши подлетели, когда старт отставал от графика уже на пять минут. Исчезла гигантская проекция мэра, а по линкболу проходили приглушенные всполохи. Когда энергосекция влетела внутрь, Слона и Маська толкали в отгороженный у борта отсек упирающуюся козу. Вокруг ее рогов виднелись отсветы силового шлема, чтобы защитить окружающих от вредины. Сэм движением руки направил за ними транспортировочный модуль со спасенными мышами. Их просто усыпили, чтобы не отвечать на вопросы о неминуемом подтоплении.

— Молодцы, спасатели, — хлопнул он сына по плечу.

— Сэм! Маська! — к ним подбежала Лулу.

— Все хорошо, — выдохнул Сэм, — нам нужно лететь. Не стоит терять время.

— Сэм! Какой странный гул и ветер. Что это?

— Не сейчас, Лулу, не сейчас.

Теперь почти все на борту. Пятерых мышей они так и не нашли. Была ли среди них Рюка, он не стал выяснять. Узнает потом.

Следственная команда Ларского и Игнатова здесь сама по себе. Она остается на Земле в сопровождении снаряженной до сопел боевой авиетке. Его же дело драпать по неизвестному маршруту со звериным городом на борту. Транспортная платформа не слишком подходящее средство для путешествия. На борту есть промышленный синтезатор, но как подать до всех животных воду. С едой еще сложнее, не говоря о скученности. Найдут ли позже подходящий для жителей Зоосити корабль? Нормально ли доберутся до прописанной в маршруте конечной точки — до гладкой ледяной Европы? Этой посудине не хватало капитана, вывезти зоожителей должна была программа, установленная ведомством Треллина. Окажись рядом Граув, Сэм бы не сомневался, что они в полной сохранности долетят до спутника Юпитера, а так…

Внутренний энерголифт перемещал Лулу, Маську со Слоной и Сэма с Лио по центральному проходу платформы. Слева и справа от них на двух уровнях располагались самые разные животные: тревожно стучали копытами по серому композитному покрытию антилопы, вороны сверху каркали и бестолково шумели крыльями, блеющими голосами переговаривалась группа баранов. Орангутанги захватили интеркомы с подгруженными космобродилками, и теперь в их отсеке теснились голограммы галактик. Вот кто точно готов к полету.

В дальнем отсеке у борта находились ложементы для отсутствующего экипажа. На одном из них расположилась госпожа мэр. Ложементов больше, чем нужно для людей, но недостаточно даже для крупных животных. Остальных, чтобы защитить от перегрузок, репаранты зальют гелем.

— Эй, люди, когда мы, наконец, взлетим?

Требовательный рык огромного белого медведя заставил вздрогнуть.

— Сейчас, — быстро и испуганно ответила Лулу и вопросительно посмотрела на мужа.

Возникло чувство, что все жители Зоосити ждут его ответа и действия. Борта огромной платформы грелись, копили энергию где-то в глубине переборок и переплетений силовых кабелей, ждали команды. Сэму осталось произнести установленный код на старт, но что-то удерживало от последних слов. Он все же врач, а не летун и даже не десантник. Как все перевернулось. Во рту странно горчило.

— Приготовиться к взлету Зет один, Земля — Луна — Европа, — отчетливо произнес он.

С шипением верхние переборки транспортника выплюнули репарантов, которые опустились над секциями с животными. Обычно Сэм работал с репарантами, способными чинить простой перелом ноги в движении, в бою или заживлять ожоги. Но устройство могло быть запрограммировано на множество разных действий или изготовление любого материала, в зависимости от загруженного в программу припрега. Таблетки с соплами и складными манипуляторами двигались от секции к секции и в секунды синтезировали и выливали массы геля. Оставляли только пузырь вокруг морд пассажиров с пробитым в нем вентиляционным каналом. Облом с космобродилками у орангутангов.

Сэм боялся воя, крика, рыка — любых форм сопротивления. Но слышались шипение, шелест, короткие приглушенные звуки и ничего более. Возможно, в геле было что-то успокаивающее или разумные животные могли контролировать чувства и страхи лучше многих людей.

— Зет один, старт по готовности систем!

Гул нарастал. Наружный или внутренний? Он не разбирался ни в кораблях, ни в платформах. Что он вообще будет делать, если что-то пойдет не так. Долго изучать файлы и долго думать? Тело внезапно и резко вдавило в ложемент. Рядом восторженно пискнул Маська.

Платформа летела.

Глава 5. Хронокопия

Ларский в рассеянности смотрел на работу криминалистов. В голове царила неразбериха, суматошно толкались обрывки мыслей. Тревога в груди не давала сосредоточиться.

События последних часов воспринимались как участие в исторической реконструкции. Здесь и сейчас этого не могло случиться! То, что не происходило в опыте трех поколений современникам кажется абсолютно невозможным. Ларский знал этот психологический механизм, но собственное отрицание преодолеть не мог. Земляне в любом случае справятся. С современными возможностями и мощью иначе и быть не может. А вдруг нет?

Страхи и сомнения подтапливали плотину уверенности. Нужно успокоиться, уцепиться за факты и заняться работой. Итак, что произошло? Гибель двух инсектоидов, нападение на Орфорт, расправы над животными и зверское убийство интелента-варана в Зоосити. Все — связанные события. Из них следует угроза безопасности и возможность вторжения. Строго по протоколу была объявлена эвакуация. Ну и что? Это еще не основание считать, что нападение и в самом деле произойдет. Орфорт — не Земля, и инопланетная тварь, убившая инсектоидов, планету на куски не искрошит. Но то, что происходило в Зоосити, наводило на мысли о куда более серьезных событиях. Нехватка летательных средств, гонка по времени, вмешательство Треллина, невозможность связаться с Маррой. Где-то рядом маячила далеко не гипотетическая угроза, и Ларский чего-то не знал или не понимал. Морпехов сопровождения поменяли на полицейских и снабдили дорогущей криминалистической лабораторией без объяснения причин.

Порыв ветра бросил в лицо тонкую сухую веточку. Она царапнула веко, соскользнула к уху и вернула внимание в реальность. Экспертам осталось совсем немного, процесс копирования пространства преступления завершился на две трети. Над огромным кубом, закрывшим ущелье, вырос другой. Реальное зеленое и влажное ущелье, испорченное кровавой расправой, уже не осмотреть. Но Ларский прошелся по частично сделанной копии, и это произвело тошнотворное впечатление.

Раньше ему не приходилось наблюдать за пространственным копированием. Дорогостоящая технология давала возможность сначала консервировать место преступления, а потом и копировать. Погруженный в землю километровый куб вокруг убийства может остаться здесь на столетия, и внутри него не изменится ровным счетом ничего. А вот копию легко протащить по всем планетарным лабораториям. Технологию обычно применяли, если возникало подозрение в пространственно-временных искажениях в момент преступления.

При подлете к месту криминалисты сразу стали разбрасывать матово переливающиеся шарики, которые притягивали взгляд и вызывали желания взять их в руки. Но лучше даже не прикасаться, а то залипнешь в болотце времени и самостоятельно не очнешься. Это не драгоценные игрушки и не сладкие леденцы, как в парке развлечений Макао, а своего рода ядра с уникальным электромагнитным излучением. Сплошная научная поэзия: россыпь крошечных квазаров, замедляющих скорость пространственно-временных отношений. Если двинуться глубже и остановить все до протонов и электронов, то место преступления обернется черной материей, свернется и пожрет все вокруг. А так — просто застывший фрагмент хроносферы под силовым щитом. Хочешь — копируй его по слоям с разной степенью точности и потом ковыряйся в трупе и пропитанной кровью земле десятками лет. Ищи погрешности времени или гравитации. Или жди появления свежих фактов, чтобы по-новому прочесть нетленные улики.

Если следовать протоколу и бодро сматываться, глубокой копии не выйдет.

— Сколько еще на завершение?

— Для приемлемой точности хотя бы полчаса.

Голос инженера-криминалиста подозрительно хрипел. Наверное, тот нервничал, управляя манипуляторами. Хотя на лабораторной платформе тревожный порывистый ветер не ощущается.

— Делайте, как нужно, нам вряд ли удастся скоро сюда вернуться.

Время, данное на эвакуацию, истекало, и Ларский взглянул в сторону Ратуши. Он надеялся, что исчезнет светящийся сначала яркой, а потом блеклой точкой линкболл, и платформа наконец-то стартует. Линкболл висел все там же, хотя саму башню с этого расстояния не разглядеть, растительность закрывает горизонт.

— Время выходит, доктор Кэмпбелл, подожми докторскую задницу и вали отсюда со дурацким зверинцем, — пробормотал Ларский.

Что означал прописанный Треллином час на сборы? Закрытие траволатора на Луну? Перемещение лунного кросс-перехода или удар неизвестного врага? — Пес его знает. Самодовольный Алекс не соизволил пояснить. Лаборатория не успеет вовремя, но у них есть утыканная оружием тяжелая авиетка с четырехкратной защитой от метеоритов. Она даже по космосу способна болтаться бесконечно долго. Поверхностное силовое поле гражданских машин легко пробить. А в этом агрегате даже слои металла и керамики проложены силовухой. Правда лаборатория и километровая платформа для транспортировки хронокопии защищены слабо.

Ну очень злил ветер и какой-то далекий, неприятный гул. Нет, планету не атаковали, иначе бы они знали об этом, ведь так? Просто что-то менялось то ли на Земле, то ли в ближнем космосе. Возможно, по протоколам реагирования готовились армейские, ставили щиты на Луне и у планеты. Что уже неприятно. Как бы то ни было, необоснованное фактами предчувствие "сейчас долбанет" стягивало удавкой сердце.

— Кэмпбелл не закончил эвакуацию, — Игнатов вырос прямо из кочки, не было — и вот стоит. — Видимо, не все пошло гладко. Нужно помочь.

— Сейчас улетят, — процедил Ларский.

Не верил, но зачем-то сказал. Вцепился пальцами в поникшую на шее бабочку и с силой содрал ее. Надо избавиться от этого идиотского наряда.

Глупая идея — все взваливать на доктора. Какой смысл в прочесывании окрестностей вокруг дохлого варана, если нужно спасать целый бестолковый зоопарк. Взглянуть на хронокопию трупа он мог бы позже. Прокаченные ребята из полиции за этот час на руках бы всех переносили: от львов до ягнят. Но нет, решил, что полезнее ощупывать местность арсеналом приблуд. Все от оттого, что не слишком верил в близость и реальность угрозы. А сейчас волоски на предплечьях вставали.

Эвакуация — отработанная процедура, Зоосити и само со всем справится, а следственной бригаде нужно торопиться. В надежде накрыть у теплого трупа убийцу, инопланетную тварь, которая может стать ответом на вопросы. Теперь же казалось, что они умыли руки от действительно важного дела. В пределы это дерьмо! И ветер, превращающий мысли в бесформенное месиво.

— Отставить осмотр периметра ивсем включиться в эвакуацию животных, — отдал команду Ларский по внутреннему каналу следственной бригады.

— Не требуется, генерал-майор, платформа в зоне видимости. Они перешли в режим стартовой подготовки.

Голос сержанта Здвински, тот, судя по мобильной карте, находился близко к Ратуше. Ларский снова поднял взгляд к небу — линкбол исчез, а через пару секунд над колючими ветками дальних кедров появилось продолговатое тело платформы с ободом кроваво-красного свечения по борту. Зависание перед стартом, короткий рывок, и ионная вспышка ослепила и замутила на мгновение горизонт. Улетели — и слава богам.

— Что теперь будем делать, генерал-майор?

Что они могут сделать, кроме того, как ждать и стараться себя не накручивать? Рассматривая Игнатова, Ларский усмехнулся:

— С чего вдруг Марра прислал вас? Он же предпочитает спускать своих девочек, если не является сам.

— Каких еще девочек вы имеете ввиду? — кисло спросил Игнатов.

— Офицеров вашего штаба. Правую руку Марры, кажется, зовут Акулина? Сексуальная брюнетка в чине полковника.

— Вы недостаточно развеялись прошлой ночью с сексуальными брюнетками, Ларский? Не повезло, что здесь я, а не девочки. Они заняты. Давайте и мы вернемся к делу.

Никита недостаточно развеялся. Ни блондинки, ни брюнетки, ни игры, ни театры не делали этот процесс достаточным уже долгое время.

— Дело двигается и без нас, — примирительным тоном проговорил Ларский. — Как вы думаете, насколько серьезна угроза?

— Я не знаю, — сухо сказал Игнатов.

Никита махнул рукой — не знает он. Никто этого не знает наверняка. Вряд ли удастся сработаться с этим сухарем от Марры, с девочками всегда выходило лучше. Он развернулся и пошел вдоль затененной зыбким силовым щитом хроносферы. Его дело — разобраться в преступлении и найти инопланетного убийцу. Об угрозе лучше думать. И о Лизе. Зря он вовремя не схватил ее за руку, не удержал. Была еще Маргарет и Граув — многие, о которых сейчас нет смысла задумываться.

Итак. Трезвые размышления о фактах. Факт, которым он располагал, — это труп. И еще рисунок варана, над ним он работал в момент смерти. Останки животного напомнили первого погибшего инсектоида. Как там звали достославного? СимРиг, кажется. От животного в ущелье тоже остался один фарш, только чуть крупнее нарубленный. Его не разорвали изнутри, а раскрошили на мелкие фрагменты, как лук для заправки салата. Это выглядело дико и страшно. Ларский недолго рассматривал получившийся натюрморт в первых слоях хронокопии, и хребтом почуял какое-то чужеродное, не свойственное этому миру безумие. Безумную ненависть.

Возможно, такое ощущение возникало из-за рисунка. Его порвали и измяли так, что куски сложились в нечто новое, но лишенное осмысленной формы. Дробное и одновременно отвратительное. И дался рисунок этой твари! Почему такая агрессия к куску раскрашенной бумаги? Об этом стоит заставить подумать искусственный интеллект Земли, по-простому ЦКЗ. Получить бы к нему доступ. Уже раз пять, Ларский пытался установить связь с ЦКЗ через позициометр и интерком. Бесполезно. Почти час после завершения совета безопасности доступ в ЦКЗ у Ларского был. А потом — как отрезало. И у него, и у Игнатова. Наверное, это пугало больше озверевшего ветра. Стоило спустить мысли и подозрения с поводка, как перед глазами вставали искрящиеся смертью вихри. Но не над Орфортом, а над любимым Макао.

Нельзя поддаваться фантазиям. Его дело понять, почему так не понравился рисунок ящера инопланетной твари. А Краузе, Треллины и прочие Ливады пусть делают свое дело. Грузят задачами эвакуации ЦКЗ, и дырявят несчастную солнечную систему кросс-переходами. Лишь бы справились с невесть чем.

Место поселения ужей с сеткой ручьев, мягкой подстилкой, зелеными пнями и дуплами переходило в поросшую кустарником поляну. С одной стороны поляны поднимал кудрявые и игольчатые вершины лес, а с другой начинались лысоватые травянистые холмы. За ними грудились разнообразные каменных уступы с тенистыми площадками и чашами с ледяной водой. Все для комфортного проживания горных антилоп. Искусственные климатические пояса Зоосити сменяли друг друга без долгих разбегов, сживались, как добрые соседи. Сколько средств ушло на создание и поддержание инфраструктуры этого природного и технологического чуда? Хотя и географическое место было своего рода чудом. Здесь, в Колумбии, в горной области Ла Макарена, текла совершенно волшебная река Кристалес, вплетая в свой поток многоцветье красок: зеленый, красный, розовый, бирюзовый. Она тянулась за Ратушей, радуя своими ступенчатыми каскадами, гротами и каменными колодцами жителей и гостей.

— Генерал-майор, мы возвращаемся.

Голос Здвински снова пробился через интерком. Сержант с группой, судя по карте, находился неподалеку. Забравшись выше, Ларский увидел три тройки полицейских в темно-серой спецформе. Они двигались с разных сторон к переливающемуся хронокубу, четвертая тройка, видимо, отставала. Здвински махнул рукой и, не глядя, налетел на метлу кустарника. Пора и Ларскому спускаться, идей все равно нет. Ветер яростно лохматил волосы и сушил губы, вынуждая облизывать их снова и снова.

— Ну что скажите, сержант?

— Странное место, генерал-майор. А в странном месте трудно найти что-то еще более странное.

— Интересное наблюдение.

— Да уж. Находишь что-нибудь необычное и не понимаешь, то ли это среда обитания какой-нибудь разумной зверушки, то ли улика.

— И как принимали решение? — поднял брови Никита.

Здвински пожал плечами и поправил сайскутер на бедре.

— Полицейская интуиция знаете ли. Все, что нашли странного, отсканировали и накрыли защитной сеткой. Не хроносфера, конечно, но с места не утащишь.

— И что же нашли?

— Трупов не было. А насчет различных повреждений… После эвакуации их предостаточно и спросить некого, то ли так и было, то ли иноземное чудовище мимо пролетело.

Ларский невесело улыбнулся и глянул через плечо на почти завершенный куб копии.

— То есть ничего серьезного не нашли?

— Кристаллических структур — не видели. Прочесали все, только в землю не зарывались. Датчики молчат.

— Так я и думал. Тварь умна, чтобы около нас околачиваться.

— Трудно думать о камнях, как о чем-то одушевленном и опасном. И все же два необычных места для вас выловили.

Обменяться информацией они не успели. Багровая надпись вспыхнула перед каждым. Текст сопровождался звуком: "Немедленно покинуть открытое пространство. Следовать эвакуационному предписанию ZD2041-5". Спецподразделение выдергивали из важного расследования. Значит, запущен протокол тотальной эвакуации. Обязательной даже для таких защищенных групп. Это возможно только при прямой угрозе уничтожения прямо здесь, на Земле. Ларский глянул в настройки, доступ в ЦКЗ по-прежнему отсутствовал.

— Уходим, следователь, — двинулся вперед сержант.

— Что с копией? — Ларский переключился на связь с группой криминалистов.

— Две минуты на завершение. Перетаскиваем на платформу и стартуем.

Створ авиетки выдвинулся к земле, и горячие проблески побежали по раздутому фасеточному телу. Ларского стало затягивать внутрь. Оснащенный пушками, сенсорами, маскировочными проекторами зверь готов заглотить их всех и защитить в чреве от неизвестных опасностей.

— Где остальные? — крикнул Ларский.

— Последняя тройка за вами, остальные уже внутри, — сообщил Игнатов.

Ларский упал на ложемент и обвел взглядом борт. Все здесь. Хмурые, сосредоточенные полицейские, в основном чернокожие, переглядывались и усаживались, даже не снимая сайскутеров и неизменных полипистолетов. Вся снаряга быстро фиксировалась самим ложементом. Никто не произносил возникшего в голове Ларского слова 'война'. И он тоже молчал.

Пилот повернулся вполоборота, за его плечом вспыхивали фрагменты голограммы управляющей панели. Он ждал команды, считая, что офицер из прокуратуры — это тот, кто должен понимать, что происходит. Игнатов быстро перебирал пальцами по висящему перед ним голоэкрану, совершенно не прозрачному со стороны Ларского. Никита активировал свой и соединил его с каналами интеркома — связи не было. Никаких каналов, кроме эвакуационного и внутреннего, для их команды.

Что, черт возьми, происходит? И почему предписание ZD?

— Мы готовы к взлету, что у вас?

— Еще минута, — ответил криминалист.

— Ждем. И стартуем по вашему сигналу.

Их дело обеспечить безопасность платформы, чтобы хронокопия была доставлена целой и невредимой. Полицейские один за другим запускали перед собой голопроекции. Двухуровневое изображение позволяло видеть пространство вокруг авиетки и отдельный детализированный сектор на выбор. Тактический воздушный бой вряд ли по зубам спецподразделению полиции. Ларский сроду не вляпывался в такие ситуации. Закрыл глаза и попытался вытащить из глубокой памяти загруженные во времена студенчества общие знания по тактике воздушных столкновений. Подступила тошнота.

— Расслабьтесь, Ларский, думаю, до этого не дойдет.

Игнатов такой же пройдоха, как и его шеф. Возможно, этот сукин сын единственный здесь понимает, что происходит. Протеже жирного пижамного спрута, отрастившего слишком длинные конечности для сомнительных игр.

— Вы явно знаете больше чем я, господин контрразведчик. Может, поделитесь?

Игнатов покачал головой.

— У меня тоже нет связи и нет ответов.

— Не могу поверить.

— Как хотите.

— Вы даже не сообщили мне своего звания.

— Сейчас это не так важно.

Усталое лицо криминалиста появилось над центральным сегментом авиетки.

— Платформа с хроносферой готова.

— Стартуйте, а мы за вами, — отдал приказ Ларский и кивнул повернувшемуся пилоту.

Ощутив рывок, Никита закрыл глаза. Почему-то подумал о парусе в киле машины. Почти миллион наносолнечных слоев батареи, если понадобиться раскроется в космосе, как парашютом. Но в космос они не летят.

Предписание ZD. Какого дьявола, их с хронокопией гнали в один из штабов полиции, спрятанный под толщей океана, а не на закамуфлированную орбитальную станцию военных, как изначально планировалось? Опять какие-то хитро-мудрые игры Марры? Предположение о холодных щупальцах контрразведки согревало надеждой. Потому что второй вариант откровенно пугал — в космосе стало слишком опасно, реальная угроза непосредственно в Солнечной системе или у самой Земли. Кто не успел затеряться в ледяной космической заднице, останется здесь, забьется в ту щель, какую найдет. Успел ли вырваться доктор с говорящим зоопарком?

За десять минут, пока они добирались до точки входа в океан по координатам эвакуационного предписания, никто не сказал ни слова. Тягостное радиомолчания загоняло членов команды в глубь собственных страхов. А озвучивать страшные мысли страшно вдвойне.

Отрабатываемые на учениях протоколы безопасности помогали полицейской команде действовать на автомате. Настройки бы не сбились, случись что. Даже если бы пришлось стрелять и маневрировать. Но ничего не происходило и не поступало дополнительной информации. Невысказанные мысли и ожидание неизвестного усугубляли тревогу. Ларский не находил в себе сил думать о деле, о возможных свойствах и мотивах предполагаемого врага. Казалось, что авиетка летит не к спасительной гавани, а в пасть чудовищу. Притаившемуся.

Никита хорошо знал историю и то, что спокойная жизнь даже одного поколения рождает у следующего нутряное чувство безопасности, невозможности страшной, разрушающей катастрофы в течение их размеренной жизни. Нет, разум пытается отрезвить ничем не обоснованное, но крепнущее на пуховой перине благополучия чувство веры в защищенность. Правительством, государством, богом. Разум просчитывает возможные угрозы, оценивает принятые меры, выискивает новые. Но все это механическая, разрозненная работа. Потому что внутренний голос нашептывает: "ничего не случится, перестань, ничего не может случиться".

Нельзя сочинить великолепную, пленяющую души людей арию, если внутри тебя не поет чувство и вера. Нельзя отразить внезапное и яростное нападение из-за угла, если не превратишь свое тело в автомат, спасающий твою же жизнь. Если твои нервы не обнажены, ты не ощутишь наведенный прицел. Но нервами наружу жить нельзя, это раскрашенное безумием существование. Поэтому вся античная история человечества — это благодушная ленивая дрема, самонадеянное раздувание щек, сменяемые гибельным ужасом и отчаянной мобилизацией сил.

Вот и сейчас люди слишком долго задирали нос всемогущества, и в конце концов, по нему прилетело.

Глава 6. Подводная база

Машина нырнула в океан и начала спуск. Судя по всплывающим навигационным данным — очень быстро, но казалось — медленно, с тревожной осторожностью. Темная вода пропускала нехотя, обтекала мутными потоками и устремлялась вверх, к свету. Купол авиетки и борта, стали прозрачными, и хорошо просматривалась закрытая кастрюля платформы с хронокопией. Ровный, рассеянный свет, испускаемый авиеткой, объединял их с посудиной криминалистов в мутное зеленоватое облако. Погружаясь чуть ниже и правее, платформа тревожно вспыхивала огнями, но весь свет размывался, не в силах одолеть тьму океана.

Полеты сквозь космос Ларский не выносил, но и это местечко не казалось уютным. Хотя по его личной шкале дерьмовых смертей быть раздавленным водяной толщей чуть приятнее, чем долгие секунды набухать в космосе, пока не лишишься сознания от боли, потери влаги и кислорода.

— Штаб, дайте точку входа.

Рассеянное и медлительное свечение спускающихся аппаратов коснулось проступившей в толще воды махины и потекло по ее стройным сочленениям. Прямо под ними уходила в темную глубину и в стороны гигантская подводная снежинка. Ее изящные плечи сияли и подрагивали — эффект от защитной силовой сетки. Конец тягостного пути — база глубоководного присутствия ZD, принадлежащая штабу полицейских сил реагирования по Латинской Америке.

— Вы опознаны, берем управление на себя. Платформу отправляем в сектор криминалистики, вас — в оперативный. Возражения есть?

Наконец-то, первый голос в эфире и вполне спокойный. Есть надежда, выяснить, что происходит.

— Никаких, — ответил Ларский и кивнул на вопросительный взгляд пилота, — ведите нас.

Авиетка спустилась еще ниже, взяла правее и пошла вдоль оборудованного симметричными ответвлениями двухкилометрового луча снежинки. На концах отростков проступали пятигранные соты, их гипертрофированные ребра не отличались от таких же у космических крейсеров. Гладкий бок океанской рыбины мелькнул над прорисованным мягким свечением ребром и исчез. Как призрак, случайно забредший в покинутый дом.

Здвински смахнул голограмму боевого слежения и яростно почесал нос.

— Надеюсь, здесь мы поймем, какого рожна происходит?

Кто-то скептически хмыкнул, и они нырнули внутрь. Свет плеснул в прозрачные бока авиетки, принося с собой картину парковочного сектора. Тот выглядел пустым, с кронштейнами и манипуляторами репарантов вдоль широких панелей. Авиетка дернулась и застыла на парковочных стапелях. Борт распечатался и ложементы ослабили ремни.

Стоило выйти, как интеркомы запищали, обнаружив каналы связи. Сверху свалились минилинкболы. Таких Ларский еще не видел: желтые, лучащиеся радостной улыбкой. Голопроекции колобков, с ушами и хвостиком.

— Генерал-майор, прошу срочно следовать за мной, — сообщило создание. — Вас ожидают.

Ларский обернулся к Игнатову. Тот стоял с непроницаемым лицом, и линкболла около него не было.

— У меня есть небольшое дело, Никита Сергеевич, но я уверен, что вы и без меня справитесь.

Спрутов засланец все-таки что-то знает и молчит.

— И откуда у вас такая уверенность, Олег Павлович?

— Не злитесь. Надеюсь, мы скоро встретимся.

Контразведчик протянул руку. Ларский помедлил, но все-таки пожал и повернулся к остальным. Спецгруппе предназначался свой колобок, пилоту — свой. Команду разводили в разные стороны. Здвински широко улыбнулся:

— Мы прощаться не будем.

— Да, я рассчитываю на вашу помощь. Кстати, в полиции всегда встречают гостей улыбающимся мячиками?

— Давняя традиция. Лет триста назад забавлялись, создавая доброжелательную атмосферу в тюрьмах, а потом они появились везде. Знаете, как полицейский жаргон.

— Как-нибудь расскажите мне подробнее о ваших традициях, сержант.

— С удовольствием. Как только все утрясется.

Одним движением они обменялись контактами и, попрощавшись со всеми, Ларский устремился за голографическим спутником. Впрочем, разбежаться не успел. Через пять метров круглое чудовище зависло.

— Быстрое перемещение по базе типа ZD предполагает использование сайскутера.

Исчезнувшие стенные панели открыли целый арсенал проклятых полицейских метел. Понятно, что широкоплечие ребята типа Здвински с сайскутерами не расставались. На ним выростали из-под земли даже в центре плавающих городов. Полицейские таскали у бедра летающую штуковину и, тряхнув ей, как древние красавицы веером, превращали короткую дубинку в летающую ракету под силовым щитом. Сайскутер мог развивать скорость на пределе человеческой терпимости. Но Ларский, бюрократический червь и сибарит в душе, не имел никакой склонности к ведьминым полетам. И уж темболее к сжиманию между ляжками толстой дубины. Но на базе ZD свои правила.

Резко выдохнув, Никита сдернул со стены гладкую теплую палку. Тряхнул ей и перекинул ногу через едва прочерченную выемку седла раздувшегося сайскутера. Рывок, он качнулся и вцепился в короткие рулевые изгибы. Помчался мимо мерцающих панелей, карманов силовых блоков, групп репарантов, следуя за спутником-бесенком. Не иначе как впереди ждут веселые эстафеты, а не дерьмовые новости. Управлять бешеной сигарой Ларский когда-то учился, но вот удержится ли? Странно, что такой способ передвижения в полиции находили более простым и управляемым, чем встроенные в ступни и локти движки. Хотя все одинаково отвратительно. А еще этот цифровой улыбчивый засранец. Хотя бы рожу свою вперед развернул!

— Прибыли, — сообщило летающее чудо.

Никита пристегнул к бедру сайскутер и прикоснулся к обведенной серебристым контуром панели, на которую прилип проводник. Панель исчезла, и Ларский вошел.

Здесь собралось человек десять полицейских чинов. Они слушали своего коллегу, и появление Никиты не заметили. Идеальный квадрат зала заседаний заливал искусственный дневной свет, не оставляя уютных теней даже по углам. Ярко освещалась поверхность длинного стола, росчерки расположенных на нем индивидуальных панелей управления, высокие спинки стульев, простые гладкие стены.

Обстановка предельно аскетичная, Ларский не любил такую. Как и на крейсерах, в штабах, задействованных по военным протоколам, весь интерьер выстраивался исключительно генераторами силовых полей и мог быть любым. Превратиться в зал, уставленный произведениями искусства, в роскошный восточный шатер или пещеру — в зависимости от пристрастий обладателя самых толстых погон в этом ведомстве. Если, конечно, энергии хватало.

Никита присмотрелся к сидящему во главе стола. Все ясно. Не человек, а гончая, запечатанная в серую, поблескивающую, как лакированная кожа, форму. Наверное, даже хрустит на ходу. Это тебе не Марра в фланелевых халатиках с фарфоровыми чашечками в рукавах. По всей видимости здесь командовал человек четких правил и принципов. Неброско прошитые на груди знаки различий подсказывали, что хозяин в чине полковника.

Заметив Никиту, главный жестом остановил говорящего, встал, оправил и так идеально сидящую форму и с самым серьезным видом направился к Ларскому. Рассматривая лицо с резкими, но правильными чертами, запавшие глаза, изгиб тонких губ и ежик коротко стриженых волос с проседью, Никита подумал, как своевременно выбросил неуместную бабочку.

— Генерал-майор Никита Сергеевич Ларский, приветствую вас на базе. Я был информирован о вашем прибытии. Полковник Оскар Берг к вашим услугам.

Рукопожатие было крепким и холодным.

— Приятно познакомиться, полковник. Хотя, признаться, не совсем понимаю, почему меня направили к вам и с такой спешностью, — ответил Ларский, автоматически переходя на английский.

— Приказ — ускорить этап эвакуации. Садитесь, мы вас введем в курс дела, как сможем. С остальными познакомитесь в рабочем порядке. Параллельно постараемся организовать вам связь с руководством.

Ларский вскинул брови, может, этот решительный полковник подскажет, кто же сейчас является его руководством. Оскар Берг не дожидаясь реакции на свои слова, развернулся, показал идеально прямую спину и зашагал в обратную сторону. Оставалось только пристроиться где-то и входить в курс дела. Ближайший полицейский, обладатель широкого темнокожего лица, приглашающе похлопал по пустому стулу. Ларский выдохнул, сделал несколько шагов и опустился.

— Если коротко, генерал-майор, то на нас напали!

От неожиданно пролаянной фразы Ларский вздрогнул. Оказывается, это Берг, добравшись до своего места, решил быть максимально кратким. От настолько лаконичных людей лучше держаться подальше.

— Что значит напали? Что вы имеете ввиду, полковник?

— Агрессор находится в Солнечной системе. Уничтожен периферийный форпост. Процесс эвакуации с Земли на данный момент опасен и сворачивается по точкам. ЦКЗ практически полностью загружен оценкой угрозы и оптимальным завершением эвакуации по секторам планеты.

Берг говорил четко и быстро, остальные молчали, кто хмурился, кто просматривал файлы, пользуясь в основном плоскими изображениями.

— Что со связью?

— Пока максимально ограничена и защищена. Пакетные данные.

Хочешь, чтобы тебя не обнаружили, отключи связь. Так действовали соцданы, а теперь армейские. Даже у гражданских больше шансов выжить, если они просто прячутся, а не кричат SOS по всем каналам. Значит, сейчас отправляется только минимально необходимая информация и не напрямую. Сначала пакетами в сторону Солнца на систему принимающих и пересылающих спутников и только потом — адресату. А это значит, что голографических трансляций бравых совбезовских генералов и Марры Никита в ближайшее время не получит. Раньше он бы обрадовался. А теперь это пугало.

— Мы получили приказ помогать вам в расследовании.

— Спасибо, — невпопад брякнул Ларский и вгляделся в лица вокруг.

Все-таки война? Несмотря на инопланетную тварь-убийцу, эвакуацию, потерю связи, он не мог до конца поверить в реальность угрозы вторжения. Все должно быстро закончиться. Земля никому не по зубам. Только полный кретин мог осмелиться

— А что инсектоиды?

Ответом было молчание. Берг пожал плечами.

— Откуда нам знать, мы не армейские, Никита Сергеевич, — бросил кто-то с другого края стола. — И у нас своих проблем по горло.

Кивнув, Ларский осмотрел собственные сцепленные в замок пальцы рук. Надо связаться с Маррой. Чтобы узнать подробности. С противоположной стороны возник проем, и внутрь влетела со скоростью сайскутера невысокая брюнетка.

— Капитан Шваки, — коротко поприветствовал даму Берг.

Под сведенными бровями полыхнули выразительные карие глаза, капитан явно не настроена на приветствия.

— Всем добрый день, господа, и, извините, у меня нет времени на ваши совещания. Мне нужны люди, Оскар, дополнительные модули и доступ к ЦКЗ!

— Сядьте, мадам, и объясните вашу ситуацию. Мы и собрались здесь, чтобы решать проблемы.

— Я уже все объяснила. Мне нужны люди, модули и доступ к Центральному компьютеру. Сейчас. Иначе мы не сможем функционировать и очень скоро.

Капитан говорила тоном, не допускающим ни сомнений в ее словах, ни возражений.

Ларский на автомате отметил крутой и аппетитный бок и отвел глаза, ощутив недовольство самим собой. Не время. Народ возмущенно зашумел, давая понять, что у всех здесь проблемы, но они заняли место за столом и ждут очереди.

— У нас нет лишних людей и дополнительных модулей на данный момент. На доступ к ЦКЗ мы постоянно отправляем запросы. Поэтому действуйте собственными силами и сохраняйте спокойствие.

Сухой, официальный тон Берга ничуть не охладил пыл капитана.

— Что значит сохраняйте спокойствие!? Вы понимаете, что у нас происходит? Особенно после того, как свернули эвакуацию на Луну через траволаторы?

— Мы все это понимаем, — встрял пожилой мужчина в светлой рубахе без знаков отличий. — К вам поступает много проблемных людей.

— Не просто много, а нескончаемый поток!

— Капитан Шваки, сейчас отставших от регламента эвакуации отправляют преимущественно в штабы полиции, спасателей и береговой охраны. В первую очередь под воду, — отчеканил Оскар Берг, игнорируя возникшую за столом фамильярность.

— Да неужели?

— Океан сложнее просканировать и обнаружить людей, — подхватил тот же незнакомец в рубахе. — К тому же, если появится возможность открыть траволатор и провести через него эвакуацию, то с воды будет проще.

— Какие здесь эксперты собрались, однако!

— Прекратите злиться, Ирина! — встрял чернокожий сосед Ларскиго.

— И вы прекратите городить банальности.

— Хватит! — хмуро отрезал Берг — Объясните нам толком, в чем дело.

— В том, что два крыла базы с участками идентификации и психологической поддержки, будут полностью забиты уже через час.

— Два квадратных километра?

— Да! Военные заняты только регламентированной эвакуацией и мобилизацией. Тех, кто с мобилизационным предписанием — направо, кто с эвакуационным — налево. И это еще при адекватном поведении человека. Остальных бросают нам. Это уже почти две сотни тысяч и еще поступают.

— На всю Латинскую Америку только пара десятков штабов типа ZD, что вы хотите?

— А еще валятся ошибки протоколов.

— Что вы имеете ввиду? Конечно, есть ошибки, человеческий фактор никто не отменял.

— Нет, я понимаю, когда к нам отправляют тех, у кого в принципе нет встроенных позициометров и интеркомов. Соцданов всех видов. Или психопата, который мешал эвакуации и бросался на всех с требованием, чтобы его убили, а не скармливали тараканам. Тех, кто впадает в истерику, становится неуправляем или пытается выкрасть под шумок ценности. Но у нас же идет лавина по протокольным сбоям.

— Каким именно?

— Когда начали перекрывать траволаторы и множественные каналы связи, пошли проблемы с идентификацией. Офицеров направляют под воду, домохозяек в армию, те и другие в истерике. А на разборки всех бросают к нам.

— И вы не можете разобраться?

— Как? Нет полного доступа к информации. Мы можем их только размещать и успокаивать, но не бесконечно долго. Их слишком много, понимаете, и они взвинчены, агрессивны. Сейчас у меня уже более десятка тысяч только дамочек, которые утверждают, что всю жизнь занимались разведением цветов и не могут быть призваны на минный тральщик по прилетевшему им предписанию.

Присутствующие снова зашумели, обсуждая проблему.

Ларскому следовало бы поразмыслить над файлами, который отправил ему Здвински. Но диверсант-убийца казался несущественным фрагментом на фоне разворачивающейся человеческий драмы. Крейсеры, траволаторы, линкболлы, спасатели — этим нужно утыкать каждые десять километров, чтобы успеть в считанные часы распихать испуганное мирное населения Латинской Америки. И мобилизовать спецов и военнообязанных. Свалка, паника, забытые дома черепашки и цветы. А ведь требовалось защитить не только людей, но и флору с фауной, чем занимались отдельные специализированные подразделения.

— Сейчас на Ирину, действительно, основная нагрузка, — слово взял высокий майор типично африканский внешности. — На центр идентификации и спецотряды тех, кто задействован непосредственно в эвакуации. Следственные подразделения, профилактика преступлений, криминалисты, рекреационные и психологические службы — до них волна еще не дошла. Коллеги, кто и что может предложить?

— У нас уже все психологи работают на входном потоке людей.

— Мы можем отдать несколько модулей. Уже приписываю вам. Людей нет — не хватает самим. За последний час пятьдесят процентов состава оперативников мобилизовали по смежным специальностям армейские. Остальные на спасательных операциях.

— Отправила в ваш центр визуализационный комплекс. Организуем хотя бы иллюзию больших и защищенных индивидуальных пространств, чтобы снять панику у поступающих.

Усилием воли Ларский выкинул из головы картины обездвиженных, пустых городов, мертвых без энергии флоотиров и мечущихся по остановившимся тротуарам домашних любимцев. Собрался с мыслями и запустил соединение личного интеркома и встроенной на столе электронной системы. Вывел большое плоское изображение, на котором сразу высветились файлы двух отсканированных Здвински зон Зоосити. Места со странностями. Так, работаем.

Первое — поселение семьи слонов в двухкилометровой удаленности от ущелья с вараном. Пространство поросло травой, кустарником и редкими, но крупными деревьями. За валунами у поблескивающих водных проемов виднелись строения в форме конусов. Ларский прокрутил местность со всех ракурсов, потом увеличил и перевел в трехмерный режим весьма необычный объект. На короткой колонне с трапециевидной подставкой лежали куски разрезанной гигантской книги. Несколько крупных фрагментов обложки, валялись под постаментом. Еще больше увеличив объект, Ларский попытался соединить разрозненные и изуродованные части этой великолепной формы хранения знаний. Толстые листы из пористой синтезированной бумаги, яркие изображения и текст. Это оказался сборник сказок, их мог читать слон, перелистывая страницы хоботом. Возможно, читать вслух для бегающего рядом детеныша. Книга была яркой, красивой, но ее искромсало какое-то большое и очень острое лезвие. Возможно, то самое. Невидимое, трансформирующееся, ненавидящее.

Чувствуя гнев и отвращение, Ларский закрыл файл и открыл следующий. Срезанное деревянное ограждение вокруг невысокого жилища, похожего на человеческую хижину. Поиск по приложению Зоосити подсказал, что Здвински отсканировал дом горилл. Умные приматы проживали семьями и любили вить себе 'гнезда', внешне очень похожие на человеческие дома. Внутри устраивали лежбища с техническими удобствами. Ограждение срезали идеально ровно, у самой земли. Гладкие бамбуковые стебли раскатились во все стороны, как брошенным кем-то мусор. Хаос, эта тварь порождает хаос.

— Генерал-майор, пройдемте со мной. С вами хотят поговорить.

Ноздри втянули нежный запах с оттенком жасмина. Ларский оторвал взгляд от картины поврежденного "гнезда". Перед ним склонилось хрупкое создание со с трогим выражением лица. Платок серого цвета униформы сбился на изящной шее. Ларский кивнул, стер рукой изображение и поднялся. В другой день он бы поболтал с милой посланницей, но сегодня чувствовал себя разъятым на несколько частей. Поэтому просто быстро прошел следом в расступившиеся панели.

В небольшом сотканном из теней пространстве ждал экран в человеческий рост и хмурый, посеревший Марра. Без чашечек и сигар. Контрразведчик нетерпеливо барабанил пальцами по костяшкам второй, сжатой в кулак руки.

— Что, черт возьми, происходит? — без приветствий и предисловий бросился вперед Ларский. — И почему я здесь?

— Зачем вопросы? — сузил глаза контрразведчик. — Ответы на них ты и сам знаешь.

— Насколько все серьезно?

— Хуже некуда. На грани уничтожения два форпоста. Потеряны флоты. Дрянь приближается, и мы не можем ее остановить.

— Пока не можем?

Ласркий понимал детскость своей надежды на всемогущество человека. История разбивала такие неоднократно, но сердцем был не в состоянии от нее отказаться.

Марра покачал головой и на секунду устало закрыл глаза.

— По тому, как мы действуем сейчас, ЦКЗ дает негативный прогноз. Гибель человечества за несколько дней.

— Этого не может быть, — онемевшими губами прошептал Ларский.

— Может. При столкновении противник словно предугадывает наши действия и уничтожает. В контакт не вступает. Или мы не представляем, как установить этот контакт.

— И что теперь?

Марра пожал плечами:

— Снаряжаем ковчеги.

— А "Горизонт"?

Старый пройдоха невесело улыбнулся:

— Это стервец — Стэнли, он-таки улетел. Со всей командой. Из-под носа у Треллина. Если их не перехватили на полдороги, "Горизонт" — это полноценный ковчег.

Никита покачал головой, вспоминая ядовитые комментарии Алекса, которые наталкивали на мысли и действия:

— Интендант все знал заранее, он сам их выпустил.

— Может быть, — пожевал губами Марра. — Но сейчас это не важно.

— Кто на нас напал?

— Кто или что. Непонятно. Наверное, кто, потому что внешнего информационного обмена мы не обнаружили. Та же дрянь, что и на Орфорт. Твой диверсант. Поэтому в деле об убийствах нужно разобраться и как можно скорее.

— Поймешь врага — выиграешь войну, — усмехнулся Ларский.

— Что-то вроде того. Пока нам не удалось захватить ни фрагмента этой твари. Мы все время на шаг позади.

— Ты хочешь, чтобы я на Земле, понял, что прет на нас из космоса?

— Не только ты один, — Марра задумчиво потер переносицу. — Мы все работаем в связке.

— Как же, в связке. Куда отправился твой Игнатов?

— Не волнуйся, у него своя задача. Покопается пока в другом дерьме.

Хитрый паук уже расставил фигуры и растянул сеть, добыча в нее попадет, только бы время хватило.

— Мне пока не хватает информации и доступа в ресурсы ЦКЗ.

— Спецы пытаются сейчас перестроить всю систему взаимодействия, поэтому сложности. Но ты все получишь, Никита. Я только что отправил тебе данные по нашим столкновениям с этими тварями. Ты еще не знаешь, как погиб флот Харли Макгрея. Агрессор добрался до Земли буквально по его следам. Думай и ищи. Занимайся только этим, я согласовал все с прокурором. В твоем распоряжении спецподразделения полиции, нужно будет — получишь пехоту. Только не теряй времени.

Насколько сейчас Марра готов раскрыть карты на руках? Скорее это очередная игра в откровенность, и что бы ни произошло, недомолвки, секреты, тройные игры — это способ существования контрразведки, убежденной, что только так можно уберечь весь мир и вселенную в придачу. Вот только что они берегут на самом деле? Человечество или его сомнительные тайны?

Интерком мигнул, сообщая о входящей информации.

— Не вижу доступа в ЦКЗ, — сухо буркнул Ларский.

— Скоро появится. Но я не могу гарантировать постоянный доступ, сам понимаешь.

Ларский нехотя кивнул. Искусственный интеллект Земли — информационно-транспортное кольцо, бесценная жила, тянущаяся глубоко в недрах планеты. Хранилище и защита современного мира. Чтобы восстановить человеческую популяцию, достаточно сохранить сто двенадцать особей, но спасение вида — это еще не восстановление цивилизации. Поэтому можно пожертвовать почти всем и всеми, кроме ковчега, чтобы защитить ЦКЗ, мощности которого сейчас загружены войной и эвакуацией.

Ларский поднял глаза на Марру. Тот внимательно рассматривал его, веки над прорезями глаз казались опухшими.

— У нас тысячи станций эвакуации разбросаны по системе, большая часть в кольцах Сатурна. Более миллиона человек, не попавших на станции, выбросили в квадранты на личных авиетках. Многие погибли сразу — вылетали из траволатора с открытым кокпитом, и конец.

— Паника, — едва слышно произнес Ларский.

Марра кивнул, на мгновении показалось, что от него тянулся крепкий табачный дух.

— Тебе стоит переодеться, — буркнул контрразведчик и отключился.

Переодеться? Какая теперь разница.

Ларский развернулся и торопливо миновал переход между сумраком беседы с Маррой и торжеством света над столом переговорной. Неожиданно опустевшей. Только сейчас он заметил, насколько отполирован тут пол, отражающий его неуклюжий сюртучный вид с дубинкой сайскутера у бедра. Прямой Оскар Берг уже приближался, одну руку полковник держал чуть заведенной за спину.

— Мне нужно заняться работой, — без предисловий сообщил Ларский.

— Хорошо, — коротко кивнул тот. — У меня приказ оказывать вам содействие приоритетным образом. Отряд Здвински и криминалисты в вашем распоряжении. Вы подключены к внутренней инфраструктуре и потоку данных.

— Спасибо.

— Для простоты перемещения я подгрузил путеводитель и проводника.

Никита оглянулся и увидел уже знакомую лучащуюся рожицу. Странно, что такой сухарь как Берг не изменил интерфейс проводника, тем более сейчас, когда все летит в тартарары и не до шуток.

— Спасибо. Я тогда пойду.

Полковник кивнул и посмотрел в сторону. В этом светлом полированном пространстве, тоска, отразившаяся во взгляде офицера полиции, казалась неуместной. Как прореха на идеально подогнанной форме.

— Вы верите в победу? — неожиданно для себя спросил Ларский.

Оскар Берг быстро повернулся, еще больше выпрямляясь. Жесткий и собранный.

— Да. Безусловно, верю, — отрапортовал он, держа обе руки за спиной.

Сильный человек, но дал неверный ответ. Ларский сдернул сайскутер и вышел из центра управления штабом. Улыбающийся чертенок крутился перед ним.

— Мне бы в душ, переодеться и к криминалистам. И очень быстро, хвостатый обормот.

Глава 7. Звездный великан

Галактика Зет. Тим висел в подбрюшье остывающей кровавой звезды и чувствовал, как покой расползается по силовым и гравитационным мембранам. Вибрация затихала, напряжение гонки отступало. Нега космического одиночества вымывала память человека. Он — корабль, а вокруг бесконечность тьмы с ожерельями планет и самоцветами звезд.

— Почему тебе так нравится здесь?

Голос прокатился эхом по пустым палубам.

— Что? — переспросил он, чувствуя себя ожившим и заговорившим кораблем.

— Ты доволен. Но не пойму, почему?

Голос возвращал сознание внутрь крейсера, на капитанский мостик.

— Здесь тихо и красиво.

— Скорее холодно и мертво. Даже Земля не так уныла, как космос.

Тим рассмеялся.

— Примитивный взгляд изоморфа. Если ты не можешь дотянуться и сожрать, то уныло.

Напрасно взялся возражать.

— Так и есть. Где нечего сожрать — там нет жизни. Нет ничего более унылого, чем смерть и неподвижность. А тебе нравится. Ты хочешь умереть, Чага?

Имя ударило привычной плетью.

— Отпусти меня сейчас же.

Ирта он не видел, тот рос где-то за его спиной. Гармоничное и такое естественное единство с кораблем сразу обернулось чем-то отвратительным: перемычки и сочленения на теле насекомого. Тим сморщился, когда ростки лениво поползли наружу, оставляя знакомую боль и слабость.

— Это не летающей скорлупе нужна энергия, а тебе, Чага.

— Заткнись или зови меня Тим, — прошипел он.

Ноги подогнулись, и тело потянуло вниз.

— Или что ты сделаешь, дружок?

Тим обернулся на горячий шепот у уха. Идеально сложенное чудовище склонилось над ним. Не изоморф, а морской пехотинец, запаянный в легкий скафандр. Только по скуле хищной пиявкой крутилась черная прядь, и глаза потеряли малейшие оттенки цвета и светились тусклой белизной в полутьме центральной палубы.

— Тебе — ничего, — усмехнулся Тим, не строя никаких иллюзий.

— А я могу сделать. Тебе даже понравится это.

— Не дождешься, — прошипел он сквозь зубы, не особо веря в свои слова.

Нелепо огрызаться, сидя без сил на полу в обнимку с опорой пульта управления. Впрочем, достаточно мыслеприказа, чтобы оказаться на ногах в фиксаторах экзоскафандра или в релакс колыбели каюты. Ему нужен короткий отдых для последнего прыжка на Орфорт, а "Гордости Португалии" — тестирование и восстановление систем перед непредсказуемыми и, возможно, боевыми, перегрузками. Кто знает, что их ждет по прилету.

— Даже не напрягайся, человечек. Лучше это сделаю я.

И Флаа вздернул его вверх, как игрушку. Поднял на руки и легко прыгнул на полукруг пустующей галереи для офицеров субслужб.

Ирт никогда не носил так Чагу. Таскал за волосы, волок по серому мху, обмотав шею режущими кожу ветвями, подгонял ударами плети. Зверушка все равно готова поверить в доброту и заботу хозяина. Но не капитан Граув.

— Боишься, справляюсь ли я с полетом, доставлю ли тебя к папочке на Стены Флаа.

Короткая, режущая плетка ударила по веку, глаз полыхнул огнем боли, и Тим взвыл.

— Прикуси свой гнилой отросток, а то я не буду таким добрым. Тебе некуда деваться, взялся за задание и долетишь в любом случае.

Близость Ирта и боль от удара загоняли в панику. Тим даже не подумал о силовой защите.

— Ты чуть не выбил мне глаз.

Собственный голос показался жалким, и, собрав всю волю, Тим попытался вывернуться из обхвата изоморфа.

— Не дергайся, — прорычал тот и сильнее сдавил кольцами.

Мыслеприказов ждали силовые кольца экзоскафандра, защита и репаранты крейсера — все подчиненные капитану системы. Можно заживить раны, оградить себя от любой опасности, но Тим закрыл мысли и закрыл глаза. Он и его чудовище — единственные на этом корабле. Выживет ли один без другого? Может ли существовать у их зависимости менее уродливая форма?

Ирт опустил его в ковш-кресло, закрепленное на кронштейне обвода палубы. Сразу вспомнилась Сью, которая любила крутиться на таком же ковше "Сияющего". Там, на межзвездном крейсере, он был силовым, а здесь из стали и пластика. Травмированный глаз наливался болью и уже не полностью открывался. Общение в стиле изоморфа — сначала покалечить, потом позаботиться о зверушке. Ирт подогнал ближе другое кресло-ковш. Желает поговорить. Но Тиму хотелось отгородиться, ускользнуть телом, мыслями, взглядом

Выстроенное силовой консолью помещение было оснащено разноуровневыми местами экипажа и панелями управлений различных служб. Но выглядело выцветшим. Искусственный интеллект корабля не дождался ни артиллеристов, ни навигаторов, ни офицеров службы сохранения плавучести. Притушил краски, размыл углы и формы силовых конструкций. Уже не центральная палуба, а только ее отпечаток. Корабль-призрак с двумя заплутавшими в прошлом рейнджерами на борту.

Ирт бухнулся напротив и широко развел ноги.

— Эта мертвая подставка для тела нравится мне все же больше, чем та дрянь, которая нарастала вокруг тебя, как взбесившийся офур.

— Имеешь ввиду ложемент?

— Да. Липкое и жадное до чужой собственности.

Везде и всюду привычные мерки орфортской жизни.

— Если мертвое, то не жадное. Жадным может быть только живое, например, изоморф.

— Не умничай, Чага. Мы здесь одни, и я могу решить, что ты мне не нужен, чтобы вернуться на Орфорт.

Белые зубы блеснули в полутьме, и Тим инстинктивно поднес руку кповрежденному глазу. Почему он не боялся ростков внутри и так страшился за кожу и части своего тела? Одно было удовольствием, другое — пыткой.

Вдохнул, выдохнул и с трудом проговорил:

— Думаешь, ты все здесь решаешь?

Губы-червяки дернулись, но чудовище промолчало.

— То, на чем ты сидишь, Ирт, мало отличается от ложемента. Те же возможности фиксации, только более дешевые и менее приятные.

— О чем ты говоришь?

Безумное растение ничему не учится.

— О том, что сверху может хлынуть гель, превращая тебя в зафиксированный кокон с трубочкой для воздуха.

Ирт даже не поднял голову, только руки удлинились и легли на колени Тима. Вместо пальцев на кистях отрасли костяные лезвия.

— И почему он может хлынуть? — прошелестел с угрозой.

Если даже изоморф не разбирается в крейсерах и земных технологиях, то читает Тима так, как Людвиг Швардеубер хроновакуумы галактик.

— Потому что я прикажу, — выдавил Тим. — Или потому что возникнет угроза жизни при перегрузке.

Ирт откинулся на спину и стал рассматривать перекрытия над головой.

Все в потухшем, погруженном в самотестирование крейсере подчинялось Тиму. Корабли всегда ощущались, как преданные могучие звери, драконы, прочно связанные с капитаном узами службы и верности. В этот раз кейсер и его капитан превращались в одно существо. Во время прыжка из солнечной системы нервы и сухожилия будто вросли в обшивку и перекрытия. Не нужно приказывать, складывать словами мысли, лишь пожелать…

— Ты все равно этого не сделаешь.

— Почему ты так уверен?

— Тогда останешься один, а ты боишься этого. Пытаешь убедить себя, что все равно одинок, и так даже лучше, но все вранье. Я чую твое вранье, дружок. На этой летающей скорлупе нет даже осколков богов, с которыми ты играл на Орфорте. Только я. Поэтому ты будешь хвататься за меня, что бы я ни сделал, и никаких мыслеприказов не будет.

Вот так и ни малейших сомнений.

— Может, ты и знаешь, когда я вру, но и я о тебе кое-что понимаю.

— И что же?

— Ты просто бешенное самоуверенное растение. Умеешь читать мысли и сны, но на самом деле ни черта не знаешь про людей.

Ирт рассмеялся. Смех гулко прокатился по палубе. Тим опустил глаза туда, где тускло поблескивали лезвия-пальцы.

— Хорошо, Чага. Раз я ничего не знаю, расскажи о себе. Хочу послушать твою историю.

Вот уж неожиданность. Светские беседы на краю галактике Зет.

— Зачем? Ты уже вынул из меня все, что хотел

— Вовсе нет. Только то, о чем громко думаешь, когда врастаю внутрь.

Тим сомкнул на груди руки.

— Дерьмово звучит про это.

Ирт подался вперед, сближая кресла.

— Звучит приятно. Но сейчас у тебя есть возможность рассказать самому. С помощью короткого мясистого отростка в головной дырке. Начинай, землянин.

Тим скривился. На дружескую или хотя бы вежливую беседа не походила. С другой стороны, в дальней дыре космоса умеющее говорить и слушать чудовище — уже подарок. Где началась та дорога, которая привела к разговорам с инопланетниками с помощью коротких мясистых отростков? С желания летать среди звезд?

— Вообще-то я не землянин. Я родился на Марсе. Потомков переселенцев часто называют марсианами.

Флаа качнул головой, и Тим уловил выражение обиженного недоверия. Что-то детское, плохо сочетающееся с тушей десантника и лезвиями у самых колен. Оно исчезло через мгновение, и губы изоморфа растянулись в обычной презрительной улыбке.

— Значит, ты предал и бросил свою родную планету, как и меня. Сбежал на Землю? В твоей истории нет ничего нового, Чага.

Простая и плотоядная логика. Кому принадлежишь ты, и кто принадлежит тебе. Священная преданность пищевой цепочке и Стенам рода.

— Я не сбегал. Впервые на Землю меня отвезла мать, а потом я приехал учиться. Можно было на и Марсе, но отец отправил на Землю. Это было его решение, все равно что выслал.

— Мать? Я понимаю, что значит мать, вижу близкое слово в нашем языке. Мать — материал трансформации в Поясе Холода. Раз отец выгнал, значит, ты бесполезен для родных Стен на Марсе. Что доказывает мою правоту. Ты — ничто, моя зверушка, Чага.

— Идиот! С тобой нельзя разговаривать! У тебя вся вселенная выложена из стен, просторов, ростков и голодной трансформации.

Потеряв самообладание и страх, Тим вскочил на ноги. Зачем тратить время на бессмысленное препирательство. Лучше уж отдохнуть в нормальной каюте. Голова сразу закружилась.

— Сядь!

— Зверушке нужно пойти и отдохнуть, чтобы дотащить твою вечно трансформирующуюся задницу до возлюбленных Стен Флаа.

— Сядь! Отдохнешь здесь. Поработаешь языком, слышу, он у тебя совсем не утомился.

Длинный, обвивающий целиком бедра рукав скафандра дернул обратно в сторону кресла. Отдать мыслеприказ и превратить Ирта в тонны клеевого материала, задвинутого в дальний угол решимости не находилось. Хотя гель и не справится с такой каракатицей, нужна силовуха. — Хорошо, — вздохнул он, признавая поражение. — Что хочешь от меня?

— Расскажи, какая твоя родная планета и почему ты бросил ее?

Надо же, любопытство не чуждо изоморфу. Даже лезвия втянул. Только что-то очень важное может заставить его бросить родной дом. Да и то, чтобы поскорее вернуться и притащить на аркане добычу.

— Марс летает вокруг Солнца. Следующий от Земли. Маленькая красная планета. Люди на ней живут уже шесть сотен лет, но первые были землянами. Марс просто крошка по сравнению с Землей, но там очень много городов, и без них не обойтись, когда приходит холод.

— Пояс холода?

Тим помолчал. Встроенный в скафандр эмергентный пластырь неприятно щипал, накачивая необходимыми для восстановления препаратами.

— Можно назвать это поясом холода.

У них было целых шесть квартир в разных городах Марса и два собственных дома. Меньше, чем у многих. Родители, как и большинство живущих на красной планете, просто переезжали, когда в очередной дом приходила зима. Меняли обстановку. В тому же довольно расточительно тратить энергию на обогрев комфортной жизни, когда за стенами минус пятьдесят, а то и ниже.

На Марсе не было трансформации, там была миграция. Вечный круговой бег от холода к теплу, в который вовлекалось все марсианское человечество. Не оставались в стороне даже дендриты, гигантские километровые деревья, заполненные внутри полужидкой, похожей на яичный белок массой. Она застывала на зиму и оживала с возвращением тепла. Дендриты перемещались по лесу, находя друг друга, чтобы согреться. Древесных гигантов не создавали искусственно. На заре колонизации их селектировали из земных в условиях Марса: очень низкого давления и перепада температур. Дендриты в холод стояли группами — гладкие голые столбы до небес.

Ходить и бегать на Марсе легко, сил хватает на массу дел. Мама обожала переезды, а отец ворчал, когда тревожили милую его сердцу пыль. Он из тех, кто вечно высказывает недовольство. Как-то предложил жить на грузовой платформе, чтобы не таскать туда-сюда вещи. Мама пригрозила в следующий раз оставить его и посмотреть, сколько понадобиться времени, чтобы исхудать, засалить одежду, зарасти пыльным хламом по углам и сломанными бытовыми приборами. Потерять человеческий вид. Если бы она знала, насколько окажется права.

Тим провел пальцами по волосам, прогоняя мысли об отце.

— Когда приходит Пояс холода, вы в своих мертвых городах спускаетесь к сердцу Марса?

Что значит к сердцу? Неужели на Орфорте можно приблизиться к ядру планеты? И что там делать? Выживать в Поясе холода?

— Нет. На Марсе не бывает холодно сразу везде, поэтому можно просто уехать на время. И города строят на поверхности.

Ирт разочарованно хмыкнул:

— Марс, Земля. Одна и та же дребедень, Чага.

— Я — Тимоти. Уж извини, что тебя разочаровал, но ты сам требовал рассказ.

Может изоморфу не найти отличий между Землей и Марсом, но Тиму в первый раз голубая планета показалась ожившей фантазией. Стелющиеся или разлетающиеся в стороны города, неустойчивые флоотиры, легкие крошечные коттеджи, разбросанные по берегам и излучинам рек. И небо, слишком синее, над головой. Жизнь на Земле для марсианина выглядела хрупкой и ненадежной, и эта хрупкость будоражила воображение и чувства. Терраформированный Марс был другим. Монолиты полисов уходили вверх на километры. Надежные и тяжелые, сделанные из реального камня и стали. Как было принято в пору колонизации. Округлые выступы домов перетекали в балконы, потом в атриумы дворов и в улицы, с покатыми навесами и зеленью. Изящными обводами открывались тут и там небольшие парки. Города тянулись снизу вверх к желтому по вечерам небу с уровня на уровень. Бугрились завитками и скатами так, что, даже выпав из окна, ты попадал на какую-нибудь страховочную горку. Не было ничего более надежного и несокрушимого, чем полис. На красной планете. Где от рек всегда летела водяная искрящаяся пыль, а в воздухе часами парили оторвавшиеся от дендритов листья.

— Требовал. Вот и рассказывай, а не закатывай глаза, как потерявший корешок голубат. Ты сбежал из родных стен из-за холода?

— Нет. Сначала, когда мне исполнилось семь лет, мы поехали путешествовать. Мама хотела показать мне Землю. Мы три дня летели на межпланетарном лайнере.

— Как этот?

— Нет, это военный крейсер. Здесь все просто и функционально, сплошные силовые конструкции. А тот был настоящим роскошным кораблем для путешественников, с огромными развлекательными комплексами и программами для отдыха.

— Для путешественников и для отдыха?

Ирт выглядел озадаченным. Слишком мало знал реалий Земли, чтобы найти схожее с Орфортом. Это его и злило, и вызывало любопытство.

— Путешественники — это не охотники на Просторах.

Изоморф поскучнел и дернул уголком рта. Хотел выдать что-то уничижительное, но сдержался. Хотя ноздри чуть раздулись от усилия над собой. Слава богам, какой подвиг. Захотелось немного порадовать:

— Но на Марсе мы охотились за созревшими плодами, это было весело.

— За плодами? Весело? Вы их быстро разрывали в клочья и поглощали?

Ирт плотоядно и одобрительно растянул губы, и у Тима не возникло желания разочаровывать размякшее чудовище.

— Да, очень быстро. Оставались лишь клочки зеленой шкурки.

Шкурки от спелого и невозможно сладкого плода, похожего на земной арбуз и фейхоа одновременно. Когда большой зеленый шар кашура созревал, и пересыхала завязь, он начинал носиться по полю, как затравленный заяц. Магнитная шкурка плода и недостаточная сила тяжести Марса делали его поимку очень сложной. В детстве они устраивали состязания, кто первый поймает свой кашур. Это было наполовину везение, не угадаешь, в какой момент магнитный баланс плода заставит его свернуть, когда он замедлится, а когда рванет на спринтерской. Если ловить приходилось долго, сжирали вредный кашур без остатка. Чем не охотники Просторов?

— Иногда и шкурки не оставалось.

Рот изоморфа повлажнел. Охота — самая веская причина для одобрения. Тим обхватил правое запястье и потер. Ирт не охотился слишком долго, месяцы без Просторов и возможности вволю наиграться с жертвой, прежде чем убить. С определенного ракурса между Тимом и кашуром никакой разница.

— Впрочем, это не важно, — подумал он про шкурку.

— Ты жалок и слаб, Чага.

Тим сжал запястье до боли и промолчал.

— Жалок и слаб. Ты сбежал из родных Стен, потому что боялся холода и, наверняка, был плохим охотником. Но боги подцепили тебя и отправили на Орфорт, ткнули ростками в правду о самом себе.

Безумная, вывернутая логика, но зерно истины и в ней есть.

— Я не сбежал, вернулся, — все же отрезал Тим. — Тогда даже не собирался жить на Земле. Но там я понял, что хочу летать к звездам!

Ирт впился белесыми глазами, как делал всегда, выискивая ложь.

— Рассказывай, как Земля приманила к звездам.

Приманила. Но не Земля. Мама. С ее всегда легкой руки это случилось.

— Когда мы прилетели, мама сказала, что на Земле есть много чудес. Одно она покажет, когда мы пойдем пешком на Луну. Я подумал, что это шутка или фокус, потому что до Луны сотни тысяч километров. Никто не пройдет такое расстояние. Зачем тратить время на самый скучный и долгий аттракцион на Земле. Но мама пообещала, что мы вернемся сразу, как надоест. На следующий день мы прошли всю дорогу от Земли до Луны, и я решил, что буду капитаном космического корабля и никем другим.

— И что же случилось?

— Для тебя — ничего особенного. Обычная мертвая дорога под ногами, лавочки для уставших, несколько других путников, Луна, Земля и космос вокруг.

Для Тима дорога оказалось волшебством. Рождала в груди трепет и восторг. Детский, а потому безоглядный. Не объяснить изоморфу. Даже если он сможет ухватить чувства и перенести в собственный опыт, то их истоки в душе человека останутся темны и лживы. Иной разум, правда, подобен богу — верь или отвергай.

— Ты опять пытаешься что-то скрыть от меня?

Чертовы голодные глаза. Как у пса, вечно сторожащего у ворот ада. Того зверя нельзя насытить, его терзает совсем другой голод, нежели он пытается утолить. Возможно, и изоморфа тоже.

— Я тебе описал именно то, что было.

— Но что-то утаил.

— Ты не поймешь.

Если только не считаешь в крови, надорвав шкуру.

— Просто говори.

Тим закрыл глаза. Хотел представить, что его слушает Сэм или Алекс, выкроившие минутку на хорошую выпивку и разговор. Но в воображении вальяжно развалился Рей, с самодовольной улыбкой и курсанткой пилоткой, небрежно прилепленной к плечу. Почему опять он? Под веками стало влажно.

— Все выглядело необычным еще до начала дороги на Луну. Она выстроена от предгорного Урала. Очень недолго мы двигались по пыльному пути, окруженному крошечными по меркам Марса растениями. Их было очень много: сосенки, пихты, жимолость, боярышник. Запахи стояли непривычные. Потом дорога стала идеально ровной и при каждом шаге забавно цокала. Слева и справа появлялись катафоты с разными напоминаниями и предупреждениями, чтобы путники не подходили к краю, не толкались и не играли на дороге. Все они казались скучными. Но эта часть пути длилась недолго. Мы дошли до ворот — белой алебастровой арки со скульптурной группой планет и звезд. Перед нами сразу высветился лунный мост. Он уходил в горизонт неба, как траектория взлета корабля. Походил на подвесной мост древности — весь собран, как из ступеней, из плоских плашек желтого цвета. Я тогда только два года ходил в школу и ничего не знал о древних мостах, но он все равно показался неподходящим для прогулки по космосу. Какие-то глупые желтые доски с дырками между ними. Мама взяла за руку, и в ее молчании чувствовалась какая-то торжественность. Я в тот момент поверил, что это будет особенная прогулка. И мы пошли.

Рассказ несколько успокоил, и Тима открыл все еще влажные глаза. Ирт сидел в небрежно-расслабленной позе, и взгляд чуть поблескивал из-под век. Тим медленно выдохнул и продолжил:

— Когда идешь по этой дороге, кажется, что ты не обычный человек, а звездный великан. Идешь вразвалочку по привычной твердой поверхности, а с каждым шагом оставляешь позади огромное расстояние. Земля на глазах уменьшается в размерах. Взлет авиетки, который можно измерить самыми обычными шагами. Мы не сразу попали в космос, сначала шли по атмосфере. Чувствовали не слишком уютный ветер, даже попали в легкое облако и немного промокли. Очень быстро дошагали до космоса. Там ветер пропал, все сразу стало резким и четким. Чернота смотрит тысячей звезд и чего-то ждет. И никакой защиты: ни купола, ни переборок, ни легкого гула навигационных систем. Сандалии на голых ногах и желтые доски под ними. Не отмахнешься, не отстранишься — ты весь как на ладони.

Тим замолк, вспоминая самое острое впечатление детства. Не во время полета на лайнере, а именно на дороге он ощутил живой, очень требовательный взгляд космоса. Потом не раз слышал, что многие находили в межзвездном пространстве лишь ледяную пустоту, безразличие и смерть. Никак не мог понять, почему. Невероятная четкость и бесконечная, охватывающая тебя со всех сторон 'многоглазость' вселенной, делали её волшебным таинственным существом.

— Ты пришел в восторг от лжи из мертвых пленок и отражений. Иллюзия того, что людишкам ровня огненные планеты и дозволено мнить себя богами. Прогулка по лунной дороге — твоя первая скорлупа самообмана. Она сделал тебя Чагой.

— Иди в пределы со своей идиотской песней про скорлупу обмана, — простонал Тим. — Нет тут никакой лжи. Все прекрасно знают, что это скоростной пеший траволатор. Он компенсирует средовые угрозы и коррелирует генерацию полей с кинематикой физических объектов. Но об этом, черт возьми, не обязательно все время помнить и думать во время прогулки!

Ирт по-человечески изумленно хлопнул глазами и издал глухой звук. Через короткую паузу выдавил все же презрительным тоном:

— Ты же даже упасть оттуда не сможешь.

Тим сначала не мог сообразить, к чему такой комментарий, потом решил быть очень конкретным:

— Дорога широкая, где-то семь метров. Есть бордюры, если подходить к краю, раздается предупреждающий звуковой сигнал.

Он, конечно, мог бы добавить, что невидимый туннель в раза в два шире дороги. Если что-то случится, то вакуумно-силовые генераторы втянут и в секунду отправят в госпиталь. Но не стал. Недоумение и презрение могли обернуться бешенством, а родной глаз, несмотря на усилия эмергентного пакета, все еще болел.

— Все не настоящее. И тебе так понравилось прогуливаться по пустоте космоса и воображать себя звездным великаном, что ты решил потратить на эти фантазии всю свою ничтожную жизнь?

Тим сглотнул и провел рукою по лбу. Очень безжалостно и в чем-то правдиво. Но тогда наверху сияли не только Луна и далекие звезды. Он видел контуры пролетавших кораблей и авиеток. Развернувшуюся на полторы тысячи километров выставку гигантских живых картин. А ближе к Луне, расслаиваясь голограммами по пространству, шел балет. Множество зрителей на платформах наблюдали за полетом танцоров. На Земле выбраться в космос — это все равно, что сходить за покупками в межу. На Марсе не было таких возможностей, там экономили энергию, ее не хватало на исполнение любых человеческих фантазий.

— Да, я захотел стать звездным великаном.

Точные слова для родившейся мечты. Тим закрыл глаза и снова увидел Рея, тот заговорщически ухмыльнулся.

— А что хотело существо, которое вело тебя за руку?

— Мама? Когда мы дошли до огромного диска Луны, то обернулись назад. Она присела на корточки, прижала меня и сказала, что все это будет принадлежать мне, если захочу. Я ответил, что очень хочу гулять от звезды к звезде, как по нашему большому дому на севере. Она рассмеялась и подняла меня на руки. Здорового уже пацана. Но она всегда казалась сильной, как и коренные марсианки. И поцеловала в лоб. Крепко прижалась губами и долго не отрывала их. Будто мое детское желание стало нашей договоренностью, общей мечтой, скрепленной поцелуем и обреченной исполниться.

Одобрение во взгляде матери отпечаталось в памяти на всю жизнь. Если бы она знала, чем все закончится…

— И где же она теперь?

Вопрос прозвучал неожиданно.

— Я не знаю, никто не знает. Она ушла в один день и не вернулась. Мы с отцом ждали, искали, но… это долго рассказывать и объяснять.

Ирт удовлетворенно кивнул и задумался. Вряд ли это были хорошие мысли. Он бродил взглядом по Тиму, будто готовился вынести вердикт. Катись оно все в пределы! Впереди Орфорт, не лучшее время ковырять раны, теряя остатки сил.

— Люди целуются, — прижимаются губами друг к другу. Зачем они это делают?

Тим окаменел от неожиданности. Он ждал чего угодно, но не такого вопроса.

— У вас нет ростков, но вам нравится целоваться. Почему?

— Ну-у, — протянул Тима, мучительно соображая, чем может для него закончиться правдивое объяснение.

— Вам это нравится? Попробуй меня поцеловать.

— Спасибо, но дело в том что… видишь ли. Ты как бы это сказать?

— Не ной, Чага!

— Ты выглядишь, как мужчина. И я…

Тим вдохнул, выдохнул:

— Не привык целоваться с мужчинами?

Его понесло не туда, захотелось скрестить ноги и при этом замереть, не двигаться, стать незаметным.

— Мужчина? Что за шепелявое слово с уплывающим смыслом. Какой-то вид человека? Ты?

О боги! Изоморфы не делились по полу, разные формы тела для них ничего не значили. Тим до сих пор не понимал, как они размножались. Что-то связанное с идиотской трансформацией.

— Ну да, — пробормотал он. — Такой вид человека. Я, например. И, как бы, ты.

— Значит, ты не привык целоваться с таким видом, как у тебя. А с каким привык?

Ирт усмехнулся, и контуры его массивного тела стали зыбкими. Плечи уменьшились, волосы взлохматились светлыми прядями, а на щеках появились ямочки.

Когда он успел подсмотреть в его мыслях Сэма?

— С этим, Чага? Или..

И он снова начал меняться. Из двухлетнего небытия, снов и видений к Тиму возвращался Рей Кларк во плоти.

— Нет, нет, ради бога! Не надо его!

— Не надо? Он тоже мужчина?

Тим кивнул.

— Ты привязан, Чага, к этим мужчинам. Я видел. Но не привык целоваться с ними. Это забавно. Но с мамой привык. Она — другой вид?

Шея окаменела, согласие или возражение — все загоняло в ловушку.

— Дело не в маме. Мужчины обычно целуются с женщинами.

Еще один шаг в трясину под сверлящим белизной взглядом.

— Женщины? Слово из соков твоего языка, мягкое на вкус. Я сейчас понимаю, что это другой вид человека, мелкий и слабый. Я видел таких на прогулке, у них тонкие, хрупкие отростки и яркие раскраски. Ты привык целовать слабых, недоразвитых землян, дружок? Еще более слабых и недоразвитых, чем ты сам?

И Ирт рассмеялся и откинулся назад, разводя колени. Все объяснения для изоморфа — только доказательства ничтожности человеческого рода. Горечь подбросила на ноги.

— Все не так! Ты как всегда поверхностно судишь людей. Нет смысла объяснять. К тому же нужно готовиться к полету.

Как и в первый раз обвила мгновенно удлинившаяся рука.

— Я знаю людей, их язык и кровь. Слабое нутро, ложь и маскировка. Желание казаться сильными и получать удовольствие от слабых и недоразвитых.

— Может, это ты получаешь удовольствие от слабых и недоразвитых? Недобогов? Таких как я? Или про все на свете имеешь лишь примитивные суждения бешеного охотника. Вселенная не состоит только из Стен, Пояса Спокойствия и Просторов. Все гораздо сложнее.

Хотелось уйти, но вырваться из захвата не получалось. А когда изоморф встал, нависая более чем двухметровой тушей, глаз снова заныл, а у сердца беспокойно зашевелился Чага. Лучше молчать и не двигаться, не отдавать мыслеприказ. Нельзя расстраивать Хозяина.

Ирт наклонился к лицу, растягивая мясистый рот.

— Что твоя вселенная? Я тебе покажу, из чего состоит настоящий живой мир. Все, что ты в нем упустил. Но не сейчас, позже. Нам пора лететь к нему, мой звездный великан.

Глава 8. Под куполом

Джеки выбросило из глубокого сна, будто кто-то тряхнул за плечо. В первое мгновение к сознанию липли яркие, лихорадочные краски сновидения и никак не вязались c сиянием звездного купола. Воспоминание о катастрофе быстро вернулось: давка в Дублине, кросс-переход и ждущая в космосе смерть. Она сжала подлокотники ложемента и села. Лучше крепко спать, пока не исчезнет воздух или истончится силовая защита. Но это случится не быстро, жажда придет раньше. В стандартной гражданской авиетке достаточно энергии, чтобы долететь до Марса и вернуться на Землю. Если бы понимать, куда двигаться. Если бы были подгружены навигационные карты.

Важно принять хоть какое-нибудь решение. Не сидеть и ждать смерти. Но думать сложно, голова кружится и к горлу подступает тошнота. Что она вообще в состоянии сделать? Разве что заметить, что авиетка двигается иначе. Системы управления оставались в спящем режиме, двигатель не работал. Но теперь машина не вращалась, а смещалась хвостом назад. Далекие росчерки чужих галактик и созвездия над головой не стремились соскользнуть с купола и смениться другими — центр тяжести сохранялся. Более того, авиетка ускорялась

Джеки завертела головой, даже приподнялась в ложементе, надеясь найти источник загадочного притяжения. Вокруг грудились созвездия, и, если они что и видели — у них не спросишь. Она нерешительно поднесла руку к пульту управления. Завести двигатели? Но вдруг это все испортит. Направленный полет исчезнет, и вернется неопределенность вращения. Оно пугало больше ускорения задом наперед. Хотя в финале, возможно, ждет столкновение и смерть, а не чудесное спасение. Джеки снова прикоснулась к панели. Пальцы прыгали.

— Запустить двигатели, — голос казался чужим.

Авиетка ожила, под обшивкой замурлыкала плазма. Траектория движения все равно не изменилась. Стоит ли экспериментировать дальше? 'Идиотка — сказал бы Лешка, — думай, прежде чем делаешь или не делай вообще ничего'. Но Майкл…, Майкл бы одобрительно промолчал. Может быть. Она закусила губу, смаргивая навернувшиеся слезы. Интересно, они хоть немного беспокоятся о ее судьбе?

Джеки развернула авиетку, заваливая ее бортом, ныряя, как рыба. В пространстве без верха и низа, без поверхности и дна. Раз отчетливо видно Солнце, значит, где-то здесь должны быть планеты: глыбы, невидимые в густом супе темноты. За десятки, а может и сотни миллионов километров от нее. И в какую часть пространства всматриваться? Болтается сейчас в эклиптике или напротив? Обдумать положение созвездий не получалось. Мешало понимание, что это не картинка реконструкции или симуляции, а реальность, в которой нет уровня прохождения "для девчонок" и кнопки "перезагрузка". А ведь она не просто девчонка. Плюсом шли знания и навыки трех курсов погружения. Подзабытые…

Темно-багровое пятно проступило на сияющей белизной солнечной короне, и сердце ускорилось. Это Марс. Значит, где-то недалеко от авиетки может тянуться пояс астероидов. Серая уродливая масса ледяных обломков. Шеренги солдат поверженной в прах и потерявшей надежду армии. Голые и зверски голодные.

Смогла бы долететь до Марса, не потеряв его из виду?

Машина перешла от движения задним ходом к стремительному полету туда же. Джеки осторожно добавила газ, стараясь удержаться от странного притяжения. Замедление продлилось несколько секунд, и снова сменилось ускорением. Солнце выплескивало свет из-за 'кнопки' Марса, и далекие молочные спирали под кокпитом затягивал фиолетовый туман. Страх стал отступать, на смену приходил лихорадочный азарт. Что бы ни случилось, но предаваться отчаянию она больше не собирается. Выжмет все из чужой машины, и будь что будет.

Только почувствовала себя собранной и готовой бороться, как авиетка заглохла. Панель управления, безвольно мигнув огоньками, помертвела. Пространство за куполом кокпита стало затягивать туманной дымкой, звезды потеряли остроту блеска, пятно красной планеты — четкость очертаний. Первое, что пришло в голову: она попала в ловушку силового поля. Запечатанную в кокон, ее тянули неизвестно куда. Возможно, спасатели. Были бы враги, то просто уничтожили. Вспомнились фильмы об инопланетном вторжении. Как состоящие из белесого тумана твари создавали вычислительные агломерации из захваченных людей. Искусственный интеллект, выращенный на человечине и способный к структурно-метафорическому прогнозированию. Культовая фантастика десятилетней давности.

Джеки осторожно выбралась из ложемента и прижала лицо к кокпиту для большего обзора. На дорогих, нафаршированных авиетках можно создавать иллюзию полной прозрачности, проецировать внешнее окружение на внутренние стены. Но здесь, увы, нет. В самом низу, на границе обзора, увеличивался непонятный темный объект. Вот бы Майкл или Лешка прилетели и спасли. Нелепейшая мысль, надежда на чудо барышни-студентки. Джеки уже давно выросла, но розовые банты романтических надежд до сих пор оставались при ней.

Распластавшись, как лягушка, на кокпите, она вглядывалась в вырастающий объект. Ее жизнь просто не может закончиться в экспериментальных лабораториях инопланетян. Так бывает только в фильмах. Объект, слава богам, приобрел знакомые обводы: продолговатое тело армейского челнока. Улыбка сама собой расползалась по лицу.

***

— Подождите на палубе, потом пригласят в медотсек, и все объяснят.

Голос звучал спокойно и доброжелательно. Будто ничего особенного не случилось. Девушка поддерживала за локоть, помогая спуститься с движущейся дорожки. Бардовой скафандр медслужбы можно было бы принять за униформу, но едва заметный рельеф кроя выдавал встроенные системы жизнеобеспечения и возможности трансформации. Джеки не нуждалась в медицинской помощи, ей требовались ответы на вопросы. Желание узнать, что же происходит, мешалось со страхом услышать правду и лишиться иллюзий.

— У меня все хорошо, я не пострадала.

Она старалась говорить бодрым голосом, хотя ноги слушались плохо, и тело предательски качало к подставленной руке.

— Вот и замечательно. Просто располагайтесь, можете пока попить и поесть.

Ее спасли. Не брат и не Майкл. Подцепил челнок и доставил в шлюзовую камеру военного тральщика. Корабль такого типа — ходячий порт, двухкилометровый искусственный разум с датчиками и причалами. Способен разыскать в бескрайнем космосе не только авиетку, но и мину размером с ежика. И дезактивировать ее. Хотя ежики не должны быть минами, а мины ежиками. Но кто их теперь поймет…

Тех, кого не могли сразу распределить по станциям и кораблям, забрасывали в квадранты и подбирали на существенном удалении от Земли. Стандартная операция. Вот только, что со спасенными будет дальше? Ведь тральщик не предназначен для того, чтобы таскать в себе тысячи гражданских. Они пройдут внутреннюю процедуру, а потом их перебросит дальше.

На палубе расположилось около сотни людей. Они сидели по одному, большими и малыми группами, полулежали на разных конструкциях: высоких и низких, жестких и мягких, развернутых друг к другу под углами, стоящих то кучно, то редко. Каждый мог найти комфортное местечко. Помещение подсвечивалось теплыми цветами, в основном розоватым и желтым. Люди свободно перемещались. Парень уходил с девушкой-медработником, а пожилая пара спускалась с движущейся ленты справа, видимо, тоже из шлюзовой камеры. Самым непонятным казался купол-космос, накрывавший палубу. Нескончаемые звездные коридоры, трансляция окружающего корабль пространства не добавляли уюта. Для успокоения Джеки выбрала бы пейзажи с Земли. Но над головами спасенных сиял млечный путь, а свет звезд окрашивал черноту холодной синевой. В памяти всплыло слово 'аберрация'.

В поисках уединенного места Джеки побрела по кругу зала-палубы, обходя переговаривающиеся группы людей. Хотелось уединения. Подумать и успокоиться.

— Девушка! Идите сюда, мы вам уступим саму большую и мягкую подушку.

Немолодой мужчина с худым вытянутым лицом, жесткими морщинами у рта и мощными надбровными дугами говорил и радостно ухмылялся. Рядом сидел другой, моложе, с более мягкими чертами лица и с сосредоточенным, почти угрюмым его выражением. Оба были одеты в темные рабочие комбинезоны-скафандры, неожиданные среди народа в брюках, юбках и слайсах. Джеки разомкнула губы, чтобы вежливо отказаться. Не успела, немолодой добавил с теплотой:

— Вот такие художества со всеми нами приключились, девушка. Вода рядом с нами. А за едой нужно идти к синтезирующему блоку. Как вас зовут?

В разрез с намерениями ноги направились к мягкому с виду креслу. Стандартные бутилированные упаковки стояли в корзинах между сиденьями. Много. Больше, чем могло понадобиться присутствующим. Вода успокаивала, как и теплый свет, обволакивающий ноги. Бутылка с призматической крышкой оказалась в руке, и через секунду влага потекла в горло.

— Смотри, Джон, красавица пьет, как заправский дальнобойщик.

— Еще скажи вахтовик, — буркнул угрюмый, даже не повернув головы.

— А что? Такая шикарная девица на долгой вахте никому не помешала бы.

Джеки чуть не подавилась и вытерла губы ладонью.

— Я вам не шикарная девица, не дальнобойщик и не вахтовик. Меня зовут Жаклин, если что.

И что ее понесло в компанию двух болтунов-придурков? Иллюзия открытого космоса над головой — самый походящий вариант для одинокого времяпрепровождения. Наблюдаешь за звездами сквозь опущенные ресницы и всех игнорируешь.

— Вот ведь, ядрен радон, и не хотели, а обидели. Не умеешь ты общаться с девушками, так я тебе скажу, Джон. Смотришь в одну точку и мычишь глупости, а я тебе подыгрываю. Вы уж извините нас, Жаклин, меня зовут Валерий, а этот со скорбной физиономией — Джон.

Джеки покосилась на соседа, вежливо кивнула, пробормотала что-то про "ничего страшного и очень приятно". Чуть не спросила отчество, но все же сдержалась. Ей всегда было сложно игнорировать людей, которые вели себя вежливо и воспитано. Вязла в малоинтересном общении, а потом ускользала от тех, кто думал, что у них сложились теплые отношения. Ничего, она сосредоточит внимание на обнаруженной справа туманности Андромеды, будет рассматривать желтые и коричневые побежалости будто случайные мазки кисти на молочном серебре.

В животе заурчало, хотя мысль о еде была неприятна. Вдруг это все-таки учения? Почему бы не пойти и не задать прямой вопрос? Хоть кому-то. Хотя бы этим двоим странным соседям.

— Зря ты, Джон, упираешься, — гудел Валерий. — Вот спорим, пойдем, и нам не откажут. Людям, пережившим почти гибель, отказывать бесчеловечно. Вот на тебя только взгляни, сразу ясно, что дух твой полностью утратил стойкость. А святая обязанность спасателей — прокачивать в каждом из нас душевные силы. Пойдем.

Джеки чуть улыбнулась, прислушиваясь.

— Уж конечно, больше всего мне сейчас нужна экскурсия по эсминцу. Самое время сунуть нос в арсенал и убедиться, что бомбочек хватит. Потом притащить жопу в это креслице и морально готовиться к удару и тому, как тебя сразу зальют резиной.

— Вот не надо так все наизнанку выворачивать. Какой эсминец, удар и резина?! Нас подобрал тральщик. Здесь все спокойненько, много вычислительной техники, а я знаю, ты ее любишь.

— А еще больше я люблю, когда меня оставляют в покое, и я сижу в тишине.

— Какой ты ограниченный человек, Джон, прямо стыдно за тебя. Вот где ты еще такие художества встретишь? На лунной вахте? Да темная сторона Луны — это забитая метеоритами непроглядная задница. Там ничего не разглядишь даже при желании, а если случайно увидишь, пожалеешь, что узнал про такие непотребства.

— Теперь Луна у тебя — это задница, а когда мы туда собирались, ты пел, что это передовая истинных романтиков.

— Так и не врал ни разу. Романтики находят себя как раз в таких труднодоступных, а иногда и неприглядных местах.

— Скорее теряют.

Джеки хмыкнула. Валерий посмотрел на нее и театрально поднес руку к груди:

— Прошу прощения, если что не так брякнули. Я ведь как считаю? Незачем погружаться в гнетущую атмосферу страхов и сомнений. Тактически верным будет проявить любознательность и разнообразить досуг. Составьте мне компанию, Жаклин, а то у Джона приступ черного меланхолического юмора, — Валерий потянулся к ней и добавил трагическим шепотом. — Он тоскует о становых изгибах и стальных хватах утраченного харвестера.

Джеки рассмеялась, дядьки оказались занимательные.

— Вы же шутите про экскурсию по кораблю? Здесь все заняты эвакуацией.

— Вот послушай, что благоразумная девушка говорит, — поддержал Джон. — Не мешай людям работать. А не сидится тебе, попей водички, сходи за шаурмой. Будешь буянить, зальют резиной раньше времени или усыпят в каком-нибудь гробике до окончания войны.

— Это все-таки война? — помрачнела Джеки. — А с кем?

— Зачем брякнул про войну, идиот. Я только девушку рассмешил, а теперь она побледнела от твоих художеств. Скажу, Джон, правду, какой бы горькой она ни была — ты неуклюжий собеседник.

— Я даже согласен на звание "неотесанная дубина столетия", если мне дадут кнопочку 'escape' для сегодняшнего дня и твоей физиономии.

— Неблагодарная скотина. Не слушайте, Жаклин, его выдернули из-под любимого метеоритного дождя, и теперь он киснет? Какая война? Просто тренировка экстремальных форм эвакуации, тестовые учения для новых тральщиков или эсминцев, ядрен их радон.

— Откуда вас эвакуировали? — спросила Джеки.

— С места разработки на Луне, — сухо пояснил Джон. — Там на темной стороне была зона выхода на поверхность чистейшего беспримесного сапфира. Мы в нем немножко ковырялись, и нас так в харвестере и выбросили. Травалатор, кросс-переход, и ты в заднице космического клоуна.

— Как? Прямо на харвестере выбросили?

— На нем самом. Не полетать, не приземлиться. Сиди, маши граблями.

— Не сгущай краски. Все было замечательно. Сидели мы в кабине, как у боженьки за пазухой, только ангелы не пролетали. А так, генерируемый воздух, восьмикратная защита от метеоритов, лаборатория, политека — масса увлекательных занятий. Я не успел даже досмотреть запись давешней геммологической конференции, как нас сунули в челнок и в эти кресла.

— Вот видите, что за человек к вам привязывается, Жаклин, — ядовито прогудел Джон. — Для него болтаться в открытом космосе на лунном харвейстере — самое милое дело. Рад покрутить вальцами, подергать манипуляторами и ухватить какой-нибудь смерзшийся кусок мусора. Если занят делом, и о войне думать недосуг. Пусть они там палят из фрегатов и линкоров, а мы напоследок, перед тем как перейти в разряд ледяных мертвецов, проведем геммологический анализ случайного астероидного улова. Будем верны профессии. Ты как мой отец, Валера. Он всегда говорил — занимайся своим делом и сохраняй спокойствие.

— Ну вот, началось. Не слушайте его, Жаклин. Пусть бурчит себе, а мы прогуляемся по кораблю.

Валерий говорил бодро, энергично и между делом успевал заговорщически подмигивать.

— Так вы геммологи? Мы же с вами почти коллеги. Я изучаю минералы.

— Вот и правильно, изучайте себе спокойненько, проводите эксперименты, пишите монографии. Только на нормальной обжитой планете. А то некоторым любителям экскурсий неймется устроить экстремальную практику смежных профессиональных навыков. Знаете, какими словами Валера сманил меня со спокойной научной лабы на темную сторону Луны.

— И какими же?

Какими бы не сманивал, ничего особенного в этом не было. Все специалисты владели смежными навыками, классные инженеры при желании нередко выезжали "в поля" встряхнуться. А мужики всегда хотят сделать что-нибудь крутое.

— Предложил освежить гнетущую исследовательскую атмосферу, проявить любознательность и отправиться на экстремальную экскурсию. Два месяца мы проявляли любознательность в ледяной темнотище под непрерывным метеоритным дождем. А все кончилось полетами по космосу на харвестере.

Валерий непонимающе развел руками:

— Думаю, таких полетов по пальцам пересчитать, и один — твой. Это же круто!

— Переживу, если меня никто не будет считать по пальцам. Я в первый момент понадеялся, что чертов харвестер вот-вот трансформируется в боевую авиетку и возьмет курс на Землю. Не знаю уж, что на меня нашло, наверное, в детстве пересмотрел античных фильмов. Но оказалось еще фантастичнее: мы просто будем слушать запись геммологической конференции и приближаться к астероидам. Самое время погрузиться в чистую науку, непонятно только зачем для этого покидать родную лабораторию.

— Да, ладно, Джон, прекращай свои словесные художества, я единственный вношу свежую струю в твою жизнь.

— Струи струям рознь, а тем более свежие.

Фразочка получилась пошловатая, но Джон произнес ее со скорбной усталостью. Как истину, выстраданную опытом. Сходить что ли, принести ему какие-нибудь плюшки с центра палубы. Там громоздился синтезатор, толклись люди, и откуда тянуло запахом кофе. Прогуляться в этом направлении Джеки не успела, купол над головой стал матово черный, и мужской голос отчетливо и бесстрастно произнес:

— Прошу всех немедленно занять свои места.

Валерий вздохнул и почесал шею.

— Ну вот, придется отложить экскурсию по кораблю. Пошли на новую точку. Жаклин, вы видели башню из электромагнитной сгущенки? Это такое, ядрен радон, охренительное художество.

Джон обреченно застонал и откинулся в кресле. Джеки закрыла глаза, стараясь ощутить момент прыжка.

***

Невозможно оторвать взгляд от протянувшейся сквозь тьму, желто-белой сияющей громадины. Копье сказочного богатыря или уходящая под небеса башня принцессы. Кому что больше нравится. Огонь в глубине сворачивался в причудливые спирали и кольца, ходил зигзагами, выплескивался то светлыми, то темными всполохами. Магнетическое свечение дарило ощущение полного покоя. Глядя на тянущийся от рефракционной палубы луч электромагнитной энергии, будто сам превращается в поток первичных элементов. Пронзаешь будущее, охватываешь все: от взрыва вселенной до схождения горизонтов разума. Джеки будто одновременно видела себя и людей вокруг и знала, что все они растворены льющемся сквозь космос огне.

Наблюдение за гигантским лучом силового поля, сгущенного почти до вещества, не лишало ее способности мыслить здраво. Она понимала, что эвакуированным специально позволяют смотреть на энергетический поток: транс идет на пользу тем, кто пережил стресс. Но анализировать состояние не хотелось. Вместе с энергией Джеки мысленно неслась сквозь пространство. Бесстрашная и быстрая. Через сотни километров превращалась в огромную непрозрачную сферу — плотное, как гранит, псевдовещество массой в пол Луны. Оно тяжелело, уплотнялось в ледяном пространстве, электрон к электрону. Копило неотвратимый взрыв. В какой-то момент воображаемые ощущения стали неприятными, и Джеки постаралась от них отстраниться. Но запущенное внутри движение продолжалось. Знания, загруженные когда-то на учениях, распаковывались перед внутренним взором. Как папки и файлы, чудом найденные в глубине операционной системы.

Картинка отчетливо сложилась в голове. Тральщик вышел в следующий сектор и направил поток энергии так, чтобы сгенерировать в отдалении сгусток псевдовещества — гигантскую сферу. Как только образуется критическая масса, луч вырубят, псевдовещество лопнет, и возникнет импульс обратного вакуума. В огромном радиусе он создаст притяжение для небольших по массе объектов. Минут через двадцать корабль проведет радарное сканирование и соберет голубчиков. Так выловили Джеки и всех остальных зрителей панорамной палубы.

Когда луч исчез, люди задвигались и заговорили.

— Художество, ядрен радон, каких проискать, — тут же провозгласил Валерий.

— Не оторвать взгляд, — согласилась Джеки. — Но зачем так сложно? Можно жепросто лететь и сканировать солнечную систему?

— А лучше сразу выслать свои координаты условному противнику, — буркнул Джон.

Действительно, первое правило: хочешь спрятаться, меньше подавай сигналов. Лучше вообще полное радиомолчание. Почувствовав неловкость от собственного глупого вопроса, Джеки тряхнула головой, и тут же, не удержавшись, задала следующий:

— Интересно, а дежурный, который этим лучом управляет, не впадает в транс?

— Съедает противоядие и надевает очки, а может еще и натирается защитным кремом, — скорбным тоном сообщил Джон. — Двойная защита лучше одинарной, а тройная лучше двойной.

— Скажи еще десятикратная.

— Не стоит перебарщивать. Когда ограждений слишком много, можно впасть в транс от значимости собственной личности, перестать дружить с головой. Был у меня один такой знакомый, который предпочитал не выходить из дома. Для всяких дел загружал свое сознание в клонов. Потом заявил, что мир существует лишь в его голове, а клоны — это сублимация мечты о реальности. Через пяток лет парень потерял уверенность, что существует сам. Вот так оно бывает — сначала слишком много предосторожностей, потом глядишь — и сам на том свете.

— Скажешь тоже, ядрен радон, — фыркнул Валерий.

Джон пожал плечами и трагически нахмурил лоб.

К ним подошла уже знакомая Джеки молодая женщина в бардовой униформе.

— Я попрошу вас троих пройти со мной на медицинский осмотр.

Уже? Сбежать бы куда подальше. Конвейер спасения — штука противная. Ничего не разъяснили, зато спасли. Это Лешкин подход: действовать во благо и ни в грош никого не ставить. Как выяснилось и Майкл такой же. Сколько ей еще наступать на те же грабли?

— Девушка, а почему бы вам не провести небольшую предварительную экскурсию по кораблю для меня и моих друзей? Мы очень просим.

Валерий из тех, кто не умеет сдаваться.

Они направились в дальний конец панорамной палубы. К дверям, прорисованным контуром на переборках. Джеки обернулась назад, окинув взглядом подсвеченный теплом и звездами зал. Прям большой и комфортабельный литературный клуб, будто ничего плохого произойти не может. Вот только нет здесь читающей публики, а голоса людей звучат слишком тихо для дружеского общения. Дети напоминают нахохлившихся и замерзших снегирей. Защищенность попавших сюда иллюзорна. Уютный запах кофе и живописные силовые кресла не способны спасти, если нечто страшное пробьет этот в общем-то небольшой корабль.

— Я очень голодна и устала. Просто хочется спать.

— Пять минут у нашего врача, и мы вас накормим и поможем уснуть. Пойдемте.

Кто-то создает нам иллюзии, а мы следуем из одной в другую.

— Сон — это спринтерский бег на тот свет! — со значением провозгласил Валерий.

— Почему спринтерский? — поинтересовался Джон, видимо, в целом согласный с концепцией.

— Потому что мы и так продвигаемся туда, а жизнь во сне самая короткая. От нее не остается воспоминаний, как будто и не жил вовсе. Поэтому за день нужно успеть восполнить ночную скуку. Девушка, милая, так как все-таки насчет экскурсии?

— Простите, но вряд ли получится. В любом случае нужно сначала понять состояние вашего организма, после пережитого стресса.

Непреклонность и доброжелательное терпение. Игнорируя тошноту и головокружение, Джеки первая шагнула в разветвление коридоров.

Глава 9. Военный корабль

Серые глаза внимательно рассматривали из-под тонких скульптурных бровей. Лицо на настенном экране. Джеки провела ладонью по шероховатой спинке кресла. Все правильно. Cледующий цех конвейера спасения. А ей следует сесть в капсулу экстренной эвакуации в виде гостеприимно изогнутой спинки и покатых подлокотников. На боевых кораблях все штатные сиденья такие: по виду комфортное кресло, а по сути упаковка на три недели автономизации или эвакуатор из проигранного боя.

— Здравствуйте, и, пожалуйста, садитесь, Жаклин.

Голос у дамы на экране низкий и бархатный, а вид — серьезный и вдумчивый. Джеки помотала головой и осталась на ногах. Информация теперь неуправляемо выплывала из глубины сознания, не давала возможности расслабиться и, не думая, делать, что говорят.

— А если…, а если я не сяду?

Тонкие брови поднялись и изогнулись. Под серыми глазами лежали темные круги, а коротко остриженные волосы казались растрепанными. Врач походила на живого человека, а не на программу медицинского тестирования. Возможно, в ней то и другое. Симбиоз, чтобы вести диагностику сразу нескольких пациентов. На груди читалось имя — Сара Линдеман.

— Почему нет? Вас что-то беспокоит?

В тоне и забота, и любопытство. А еще удивление отказом. Значит, не клон и не программа.

— Нет, не беспокоит.

— Тогда, пожалуйста, сядьте, это нужно и ненадолго.

Джеки подняла руку к лицу и, пытаясь прогнать головокружение, потерла лоб.

— Это пленка Васкеса?

— Да. Вы тоже врач?

Джеки покачала головой. Что-то объяснять и упираться бессмысленно, не получится проигнорировать процедуру. И пройти ее так, чтобы не оказаться спасенной — не получится. Придется развернуть чудное многофункциональное креслице и сесть.

— Расскажите подробно, как вы себя чувствуете?

Пока Джеки будет отвечать, пленка Васкеса проведет диагностику организма: давление, сердцебиение, химанализ крови и спектрограмма. Параллельно оценят мимику, голос, движения и прочую ерундистику. Станет ясно, что Джеки ужасно устала, измотана и на грани нервного срыва. Сразу пропишут баллон успокаивающих, глубокий сон и дорогу на большую станцию или на склад законсервированных до победы тел. Больше жизнь от нее зависеть не будет.

— Жаклин, почему вы молчите? Как себя чувствуете?

— Нормально. Немного устала от дурацких кросс-переходов, — нагло соврала она. — И очень хочу есть. Поэтому тошнит.

— Почему же не поели, ведь на палубе все организовано?

Джеки усилием воли улыбнулась и сообщила бодрым тоном:

— На палубе встретилась с двумя забавными дядьками, вахтовиками с Луны. Они занимаются камнями, как и я. Было, о чем поговорить, и вот не поела. Лучше отправьте меня поужинать там или пообедать, а потом берите в помощники. Хочется хоть что-то делать.

Слова звучали уверенно и энергично. Вот только руки не находили себе места, соскальзывали на колени и снова возвращались на подлокотники.

— Не волнуйтесь, голодной не оставим.

Сара улыбнулась и опустила взгляд, видимо, просматривая данные. Повисла неприятная пауза и кресло стало особенно неудобным. Когда доктор подняла глаза, в них стояло одно сплошное беспокойство. Тянуло на выписку рецепта в комплекте с мягкими стенами.

— Жаклин, вы напрасно бодритесь. У вас моральное и физическое истощение, состояние близкое к истерике. Нужен глубокий сон с недельным пакетом инъекций. Впрочем, здесь большинство в таком состоянии, но никто не строит из себя чемпионов выносливости.

— Чемпионов выносливости?

— Что-то типа.

Все-таки Сара не клон, не программа. Настоящая. Но неумолимо укладывала Джеки на конвейер спасения.

— Я отказываюсь от погружения в сон.

— Но почему, Жаклин, это же глупо.

— Не хочу быть упакованной в гробик до лучших времен!

— Почему в гробик? — растерялась Сара. — Это капсула полного жизнеобеспечения. В основном, конечно, место для сна, но можно менять центр тяжести и немно ходить. Есть кино, книги, генератор еды. А в вашем состоянии лучше спать. Капсулы мы отправляем на Луны планет-гигантов, там наиболее безопасно.

— Безопасно от чего?

— Я не знаю точно, Жаклин. Могу сказать одно — в солнечной системе агрессор. Эвакуированных из квадрантов гражданских мы отправляем на Ганимед.

— Агрессор в солнечной системе, — медленно повторила Джеки, пытаясь осознать однозначность и необратимость сообщения.

— Да. Уже идут бои. И мы здесь тоже под угрозой.

Глаза увлажнились. Подавленное напряжение, сомнения, обиды, дурацкие надежды под сердцем. Чувства лезли наружу, обращались в горе и злость. Джеки вскочила и наклонилась к экрану.

— Под угрозой!? Тогда почему вы думаете, что я должна залезть в проклятую капсулу? Прекрасно знаю, из них слепят огромный брикет — гробик к гробику беспомощных людишек. Сложат поленницу, рассчитают маршрут, дадут импульс и отправят через сотни миллионов километров! С парусом для солнечного ветра. Вместо пушек, наверное.

— Жаклин, успокойтесь, это наиболее безопасный путь. Поверьте, и просто позвольте помочь.

Джеки отступила назад, не прикасаясь к непредсказуемому многофункциональному креслу. Хотя успокоить ее могли и другими способами. В любую секунду. Она сделала глубокий вдох и выдохнула.

— Знаю все песни про безопасность. Контейнер от пятисот до тысячи капсул. Ничего не излучающая болванка. Как метеорит. Способен пересечь солнечную систему за полторы недели. Этот летающий склад людей не обнаружить, если не понять, что он движется по управляемой траектории. Не хочу этого!

Джеки сжала руками виски, пытаясь выровнять дыхание, отгородиться от затопляющих разум знаниях о протонных двигателях и инерционных зеркалах, квадрантах поиска в два с половиной миллиона километров.

— Странно, что вы так хорошо разбираетесь в вопросе. Тогда вы должны понимать, что военный корабль еще более опасное место для гражданских. Доверьтесь нам, и все будет хорошо.

Доктор Линдеман вновь опустила глаза, изучая невидимые данные. Джеки могли усыпить прямо сейчас и отправить в эвакуационном контейнере. На тральщике нет возможности разбираться с истериками. Она полетит, а когда проснется, нынешнее желание избежать этого любой ценой покажется ей глупостью. Лучше проглотить упрямство и подчиниться потоку.

Это случилось во время десятого или одиннадцатого полета на гоночной силовухе. Тогда у них с Владом была любовь. Ее первая любовь. А он отчаянно сидел на гонках. Джеки болталась на тусовках гонщиков и восхищалась им и парнями. Это же круто ставить рекорды скорости в космосе. Голышом бегать по лунным кратерам и загорать на крыле летящего до Марса челнока. Риск, но так красиво.

Однажды все-таки решилась и полетела на силовухе. Не на реальную гонку, конечно, а на танцы на лунной орбите. Захватывающе круто и страшно одновременно. Влад ей очень гордился. В тот раз над Морем Дождей цветовые сгустки возникали, пульсировали и исчезали вместе с музыкальными аккордами, а они танцевали и целовались, как сумасшедшие. Потрясающие ощущения. И Джеки полетела снова. Ей нравилось, удаляясь от голубого шара Земли, крепко сжимать руку своего парня. В открытом космосе без защитных стен летательных машин накрывало пронзительное чувство, что во вселенной только она и Влад. Остальные — лишь спрятанный в глубине памяти сон.

Скоро она стала летать на силовых гонках. Сначала была очень осторожна, не рисковала. Самое главное — точно рассчитывать расход энергии. Запаса водородного сырья брала достаточно, чтобы генератор выстраивал вокруг тела компактную скоростную капсулу. Конечно, это только иллюзия защиты, сотканная из псевдокомпозиторики и псевдометалла. Любое силовое вещество требует постоянной энергетической подкачки, без нее быстро разлетается в клочки. Причем, чем сложнее объект, тем быстрее гибнет. Только энергия перестанет "надувать" эту "как бы капсулу", она исчезнет, как карета Золушки, и даже тыквы после себя не оставит.

В космосе на авиетке Джеки не раз ощущала себя идиоткой. Выглядывала из кокпита и видела, что ее обгоняет какой-нибудь пацан в трусах, с генератором и бензобаком буквально на шее. Чем меньше веса с собой возьмешь, тем быстрее полетишь. Особенно если весь твой груз — топливо для полета до Луны и обратно и генерация тонкой защитной пленки вокруг тела. Полет в силовой капсуле рождал у Джеки ложное чувство защищенности. И раз за разом она брала все меньше водорода и все точнее рассчитывала маршрут. Азарт стирал границы самозащиты, а Влад был примером. Обещанием в губы. Верой, что все будет хорошо. И Джеки летала. Особо не задумываясь. Ведь Влад рядом. Первая любовь с пронзительно синими, смеющимися глазами.

В тот раз она летела налегке, без запасов. Засмотрелась на мужчину и женщину, которые отчаянно ругались на лунной дороге. Нашли же место. Прогулочный путь под склоненным ликом мерцающей Луны не располагал к ссорам. Джеки не заметила, как сбросила скорость, и какой-то булыжник влетел ей в спину. Кувырок выбросил с маршрута, энергия ушла на защиту от удара. Когда выровнялась и стала ускоряться, Влад, который ушел вперед и ничего не заметил, обернулся и махнул рукой. Она ответила, тоже махнула. Такая ерунда не могла ведь нанести вреда. Почти не могла.

Силовухи не хватило совсем чуть-чуть. Она исчезла в пяти метрах от Земли, и Джеки рухнула, сломав ногу, отбив зад и спину. В скорой помощи проторчала всего пару часов, а Влад ходил вокруг и клялся не отлетать даже на метр. Никогда больше. Джеки слушала и улыбалась. Правда улыбка липла к губам от испуга, который сидел противной занозой в животе. И с чего вдруг она стала такой рисковой дурой?

А потом пришел Лешка. Влад сразу нашел предлог и убежал. Младший брат, который только окончил школу, молчал и супился. Имел расстроенный вид. Обиженным тоном заявил, что это, конечно, ее дело — участвовать в гонках. Но было бы здорово, если она согласиться брать с собой одну вещь. Просто в качестве подстраховки. Вещь небольшая и легкая. Всего двести граммов. Он не скажет, что именно, пока она не пообещает использовать это. Джеки чувствовала вину и кивнула. Чего он попросит? Чтобы она брала с собой еще один генератор? Микропарашют? Почему бы и нет после случавшегося.

И Лешка принес упаковку.

Увидев, как он быстро вернулся, Джеки напряглась. Братик та еще ядовитая заноза. С трепетно обеспокоенным видом он развернул на ее коленях тонкую форму из двух полукружий.

— Это специальная штука, чтобы ты не отбила себе спину, если что пойдет не так, — сообщил он полным заботы голосом.

Джеки моргнула, надеясь «развидеть» это беспардонное издевательство.

— Это что ли накладка на задницу?

— На нижнюю часть спины — сообщил он с совершенно невинным видом. — Защищает ягодицы.

— Ах ты, садист!

Джеки швырнула слепок филейного места. Подарок радостно забренчал и запрыгал по сияющему чистотой полу.

— Нечего кидаться, сестренка, — тут же вскинулся Лешка. — Ты мне обещала им пользоваться.

Она махнула рукой в сторону наглой рожи, но промазала. Лешка невероятно ловко уворачивался.

— Сволочь ты, братик! Не дождешься, чтобы я нацепила этот поднос.

— Не поднос, а латы для ягодиц. Ты обещала. На время гонок. Ты же всегда учила меня выполнять обещания, сестренка.

Больше Жаклин не участвовала в гонках на силовухе. Носить пусть и легчайшую, но железную задницу оказалось выше ее сил.

Она глупо рисковала ради любви и адреналина. Велась за эмоциями и подчинялась чьим-то желаниям. Из-за любви к Владу полетела, из-за Лешкиной хитрости бросила летать. Эта бесстыжая образина, ее братик, всегда добивался от нее того, чего хотел. В издевательской манере.

Влад погиб спустя два года. Разбился при приземлении. Они к тому времени уже расстались. После его смерти, Джеки пошла учиться на морского пехотинца. Может, назло брату, может, назло самой себе.

Сейчас самое простое и правильное — уснуть в капсуле. Именно этого от нее и ждут. Но хочется оттолкнуть от себя такую реальность как можно дальше. Хочу — не хочу. Пусть этого не будет. Пусть спасут, но не так. Пока у Джеки нет ничего, кроме сиюминутного желания — ею управляют другие. Нужно другое отношение. Как правильно, а не как хочется. Менять себя страшно, проще промолчать. Ведь обучение на морпеха всего лишь бунт, не профессия. Хотя и оно накладывало свои обязательства.

Джеки сжала спинку кресла и сделала усилие:

— У меня есть дополнительная военная подготовка, и я хотела бы приступить к службе.

Доктор явно растерялась.

— Вы военнообязанная? Тогда почему вас эвакуировали, а не мобилизовали еще на Земле.

Когда она спасалась из Дублина, то не задумывалась об этом. Все армейские учебные погружения казались частью другой ее личности. Воображаемой. Ее легко забыть в дублинской давке, в пугающих кросс-переходах. Теперь знания десантника лезли из головы, как каша из-под крышки. Сносили прочь эту самую крышку. Придуманная рядовая Джеки недовольно хмурилась на страхи и метания девушки из московской фарфоровой квартирки.

— Я не получила мобилизационного предписания. Все как-то спуталось. Думала, что это просто учения, и без меня обошлись. Но раз война мой долг — быть в армии.

Поражала внезапная твердость в собственном голосе. Теперь доктор Сара взялась тереть глаза и виски.

— Возможно, вы говорите правду. Во всяком случае подготовлены на уровне теории. Но я не могу принять такое решение… А вот необходимые препараты все равно вам введу.

Джеки неслась по второму внутреннему контуру вслед за пунктиром трассёров на округлой стене. Живого сопровождающего ей не дали, скафандр тоже. Снабдили примитивными, с двумя склеивающимися раструбами, ботами на магнитных ускорителях. Главное не проскочить мимо. Она едва успевала улавливать краем зрения мелькавшие отвороты коридора. Если проскочит — вернется. Трассёры, запрограммированные на ее сопровождение, просто так не исчезнут. Радовало чувство собранности и самоконтроля. Возможно, дело в хорошей дозе химии от доктора Сары. Хотя той явно хотелось отправить взвинченную до предела дамочку-военнообязанную в километровом контейнере с коробочками на Ганимед.

Трассёры отчетливо замедлились, и Джеки перешла с бега на перебирание ногами. Тоненькая обводка переборки обозначала на проем. Потянулась рукой, и в миг открывшееся пространство втащило внутрь. Опять палуба, накрытая плетением далеких и близких созвездий, их молочно-призрачным светом. Пространство выглядело рабочей зоной для нескольких человек. Все одеты в серебристые скафандры с щегольской паутиной голубых линий. Четыре члена команды сидели напротив экранов. Под ними клонились пульты управления, снабженные выпуклостями, рычажками и кнопками различных цветов.

Почти везде на военных объектах, когда не требовалось управление внутри объемной модели, использовались барельефные поверхности. Человеческая психика нуждалась в тактильном ответе. Все, что чувствуют кончики пальцев, что можно нажать, повернуть, потянуть и то, что упруго ответит, лучше воспринимается и контролируется. Если мир перестает казаться материальным, человек постепенно погружается в психоз. Поэтому для флотских, которым требуется предельная концентрация и спокойствие, бортовой генератор силового поля выстраивал кнопочки и рычажки. Очень приятные на вид.

Хорошо, если ее посадят к экрану. Именно отсюда управляли силовым лучом. Создавали псевдосферу. Притягивали выброшенных в квадранты гражданских. Возможно, прямо под этой палубой прячется рефрактор и конденсирующая установка. А члены команды сидят и ждут новый улов спасенных.

Удивляла ясность собственных мыслей и знаний корабле, пусть и базовых. Нет, доктор Линдеман дала не только успокаивающее, но и что-то еще. Оно помогало вспоминать и систематизировать погребенную за ненадобностью информацию. Сара отправила Джеки к капитану. Ему принимать решение.

Пятый из команды стоял за спиной коренастой женщины у экрана и при появлении Джеки обернулся. Среднего роста мужчина с ямочкой на подбородке, каштановыми волосами, уложенными аристократической волной над высоким лбом.

— Ты та самая военнообязанная, о которой сообщила доктор Сара?

Незнакомец смотрел с любопытством, но ни здороваться, ни представляться не собирался. Не слишком-то воспитано для носителя изысканной прически. Стоило бы ответить холодно. Но в мирной жизни, не сейчас.

— Да, это я. Мое имя Жаклин Треллин. Военнообязанная, рядовой, три курса погружения. Доктор Линдеман сказала, что со мной должен поговорить капитан.

— То есть я, — фыркнул тот.

Его звание угадывалось по знакам различия на нагрудной части скафандра. Там было и имя, но не читаемое с такого расстояния.

— И какая у вас военная профессия?

Джеки отвела в сторону глаза и решительно выпалила:

— Десантник.

— Что? Десант?

В замешательстве он взлохматил идеальную каштановую волну на голове.

— Черт. Сложно предложить что-то по профилю…

Джеки молчала.

— И вас не мобилизовали? В это трудно поверить и проверить не выйдет. Сейчас в принципе затруднен информационный обмен, а мы и вовсе в режиме радиомолчания. Можете как-то доказать ну…, что десантник?

— Как?

— Киван, просто задай девушке тестовый вопрос.

У коренастой женщины за экраном голос был низкий и уставший.

— Капитан Киван, лейтенант, — поправил ее тот и улыбнулся Джеки. — Простите, забыл сообщить свое имя. Келли Киван.

— Очень приятно, — произнесла Джеки, не испытывая ничего особо приятного.

— Та-ак. Мне нужно выяснить, есть ли у вас какая-никакая подготовка или только порыв помочь отечеству в трудную минуту. Хотя и это сгодится, палубы драить нынче некому.

— Ну так выясняйте, а то драить палубы я точно не умею.

— Хорошо. Что такое флот?

— В смысле? — опешила Джеки. — Я же не летун?

— А я не из десанта. У вас же все равно есть базовые знания, вот и отвечайте, что знаете по понятию.

— Идиотизм какой-то, — пробормотала она себе под нос, но ответила: — Флот — это боевое соединение, спосбное вести войну самостоятельно, без внешнего командования. Минимальный флот — это девять кораблей. Один флагман, два корабля сопровождения, два штурмовых-ударных, четыре многофункциональных фрегата, ну и разные возможности: минное заграждение, ПВО-охрана, создание временной территории присутствия, электронные ловушки, маяки дальнего обнаружения, искривители пространства и еще что-нибудь. Пойдет такой ответ?

Келли открыл рот, чтобы вынести вердикт, одобрения в его взгляде не наблюдалось.

— Проклятье! Эта хрень взялась из ниоткуда!

Один из членов команды вскочил, повернулся к Кевину, а напряженную руку направил на экран. К нему стали поворачиваться и остальные. Капитан метнулся к транслируемой картинке, а за ним, не задумываясь, и Джеки. Половину изображения занимала изуродованная туша военного корабля. Гладкость обводов обрывалась ломаной бесформенностью. Когда-то мощная машина превратилась в раздавленного жука: лохмотья и кратеры пробоин разрисовывали вытянуто тело.

— Отставить вопли, — гаркнул Кевин. — Это не хрень. Наш фрегат класса Б, точнее то, что от него осталось! Как вы его обнаружили?

— Отраженным потоком, как вы и приказывали. Никаких сканирующих сигналов. Направляю световой поток, анализирую отражения. Не сразу понял, что это. Обработал — и вот! Он в трехстах пятидесяти километрах от нас.

— Судя по анализу получаемой картинки — корабль не управляем, — сухо сообщил один из операторов. — Разбиты энергетические установки и генераторы.

— Нужно пойти навстречу и пристыковаться, — сразу решил Кевин.

— Если сейчас сменим траекторию и сохраним радиомолчание, спасательные группы не найдут нас.

Крепкого телосложения сержант хмурила выразительные брови, и Джеки мельком подумала, что перед ней турчанка.

— Черт! Ты права, Аби, нам нужно дождаться возвращения с точек эвакуации.

— Можем потерять из виду фрегат. Дальность обнаружения объекта по отраженному свету не так высока.

— Это вряд ли. Другое дело, что при таких повреждениях, каждая минута — вопрос выживания. Сколько времени до возвращения нашего спасательного челнока и авиеток?

Джеки тряхнула головой, борясь с запредельной странностью ощущений: все происходящее как из чужой, неведомой жизни. При этом так и подмывало вставить словечко или внести предложение. Последние события на тральщике легко разворачивались в воображении: краткое сканирование малых объектов, смещавшихся к точке притяжения после импульса обратного вакуума, расчет траекторий, по которым ушли спасательные бригады, позиционируясь по квазарам. По уже согласованным траекториям бригады и вернутся, и базовый корабль должен ждать их на месте.

— Первые через семь, последние — пятнадцать, двадцать минут, — сообщил брюнет за правым экраном.

Кевин кивнул и коснулся рукой груди, связываясь с кем-то по интеркому.

— Сержант Чавес, садишься в свою машинку и остаешься на точке. Твоя задача дождаться спасбригады и отвести их на локацию нашего смещения. Через минуту получишь рассчитанную траекторию. Приказ ясен?

— Вполне, капитан, — басовитый голос по громкой связи услышали все.

Кевин невесело хмыкнул.

— Выполняй.

— Лин, как Чавес выскочит, двигай корабль к фрегату.

— Есть, капитан! — бодро гаркнул тот же брюнет.

Джеки переступила с ноги на ногу. К какому углу себя прислонить?

— Сколько человек в средней команде фрегата? — спросила Аби.

Капитан нахмурился и повернул голову к мнущейся Джеки. Смотрел мимо, непохоже, что ждал ответа. Через долгие секунды очнулся и снова активировал связь.

— Доктор Линдеман, сколько у нас на борту свободных спаскапсул?

— Осталось около трех сотен свободных и контейнер готовый к отправке.

— Загрузку капсул приостановить, контейнер задержать. Возможно, будут нуждающиеся в срочной эвакуации в госпиталь.

— Кевин, на фрегате военные, — опять вмешалась Аби, — а у нас на борту гражданские. Мы не имеем право ими рисковать.

Капитан задумался, ямочка на подбородке стала глубже.

— Сара, готовый контейнер все же отправляйте, а загрузку приостановите.

Успели ли Джон с Валерой отправиться на Ганимед?

Тральщик пристыковался к пятикилометровой махине фрегата, как сосунок к взрослому хищнику. Только этот хищник никого не защитит. Обезображен и практически мертв. Мощный удар раскроил литое, нашпигованное оружием тело, где-то снес, а где-то смял энергетические и генераторные блоки. Из разломов вываливалась непознаваемая требуха, все еще покрытая инеем, видимо, от вышедшего воздуха.

Джеки сидела у экрана рядом с Лином, весь вид которого выражал собранность и готовность к бою. Джеки такого в себе не чувствовала, хотя должна была. Военные знания одно, а внутренние ощущения другое.

— Что по показателям? — спросил нарезавший круги Келли.

— Мерзлая консервная банка, — скривилась Аби. — Никаких признаков силовых конфигураций.

— Считываемая флэш-запись?

— Распаковывается, сейчас выведу последние данные.

Запись того, что происходило с кораблем в космосе. Своего рода бортовой журнал. Он шифровался и архивировался сразу во всех стыковочных шлюзах. Это позволяло, не входя на борт, понять, не станет ли спасаемая посудина ловушкой для спасателей. По протоколу даже роботов внутрь молчащего корабля нельзя было запускать без знакомства с флэш-записью.

— Выводи трансляцию за пятнадцать минут до необратимых повреждений. На промотке.

— Запись с какой точки?

— Центральную рубку. Оперативное управление.

— Запускаю.

Все присутствующие развернулись спинами к стеновым панелям. На середине палубного пространства появилась четкая и объемная картинка.

Команда разбитого фрегата вела свой последний бой.

Джеки поднялась с кресла, поднимались и остальные.

Серое лицо немолодого капитана заливал пот. Руки двигались быстро, дергано, поворачивая голографическую модель пространства, в центре которой его собственный корабль яростно отплевывался от врагов. Капитан фрегата бился отчаянно и безнадежно. Ниже капитанского мостика, сразу под голографической реконструкцией боя, в круге атриума, находились офицеры. У каждого в руках свой фрагмент голограммы и каждый предельно измотан. Отдельным куском над основной проекцией боя висел общий фрагмент диспозиции в космосе. Враги походили на гигантские, уродливо слепленные астероиды.

Тело боевой машины на проекции дрожало под световыми ударами, хоть и не ощущаемыми на защищенной центральной палубе. От ударов силовое поле фрегата окрашивалось в ярко желтый цвет и горело на границе соприкосновения. Корабль отвечал огнем по всей сфере атаки. Видимо, не спасли ни трехмерная эшелонированная оборона, ни группы роящихся над врагом истребителей. На расстоянии от гибнущего фрегата горел и распадается еще один, а дальше белесое кольцо сжималось вокруг межзвездного крейсера. Самого крупного зверя флота не спасал даже заслон из яростно отстреливающихся эсминцев. Перед глазами разворачивался финал полного разгрома. Немыслимо!

— Бой ведется мыслеприказами. Выводи их! — рявкнул Кевин.

— Слишком высокая скорость для звука, пойдет наложение.

— Синхронизируй, как можешь, и все равно выводи.

Джеки вздрогнула от резких, сгенерированных машиной голосов. Слова и фразы мешались, нагоняли друг друга, превращались в обрывки, страшные своим необратимым смыслом. Жаклин вычленяла фрагменты речи капитана и офицеров, пытаясь уловить ход окончившегося катастрофой боя.

— Заряды баллистических катеров выпущены.

— Нанесенных повреждений недостаточно. Противник трансформируется.

— Замыкают кольцо.

— Отходим, сохраняя полную готовность к бою.

— Не выпустят. Нам не уйти за ноо-видимость.

Инопланетные конструкции разлетались сверкающими льдинами, но прямо в полете группировались и перестраивались. Снова и снова целились ломаными линиями огромных скальных зубцов в сторону сотрясаемого фрегата. Капитан отчаянно вертел пространственную модель, пытаясь отыскать брешь, понять спасительный маневр.

— Рассчитать кросс-прыжок. Подготовиться.

— Немедленно отвести истребители.

— Расчистить проход для прыжка.

— Панорамный ракетный удар по курсу движения. Огонь.

— Радиальный энергетический выброс противника!

— Магнитный импульс по фронту. Они бьют по всем эшелонам!

Центральную рубку фрегата заметно дернуло. Ложементы, пластично обтекая тела, удерживали на месте членов команды.

Джеки сжимала кулаки, чувствуя, как нарастает запредельная, не свойственная ей злость. Теперь она видела врага, пусть и на голограмме. Четко обрисованные уродцы вызывали ранее незнакомые ненависть и отвращение. Агрессивные веера выступов, зубцов, резаков со всех сторон щерились на фрегат. Огромный и крошечный в сравнении с ними. Они выплевывали энергетический разряд за разрядом, отстреливали разнообразные иглы, разрезали даже юркие истребители, били по силовым щитам земной машины. Бешеная скорость боя и никаких шансов.

— Обшивка пробита. Силовые и навигационные центры повреждены. Мы горим.

— Наложить силовой скрин.

— Истребители на борту.

Единственно, что люди могли сделать — прыгнуть на изнанку пространства и надеяться, что с выходом им повезет. Им и другим, ушедшим также вслепую.

— Уничтожен силовой генератор. Нас долбасят импульсными лазерными выбросами.

Фрегат безжалостно добивали. Всполохи защиты все слабее отражались на голограмме.

— Капитан, нам не хватит энергии для прыжка.

— Тратим все, что есть.

— Мы погибнем.

— Мы и так погибнем. У нас нет выбора.

— Всю энергию на кросс-переход.

— Прыжок.

Через секунду изображение исчезло.

Они прыгнули, бросив все запасы энергии на один рывок. Ее не осталось для жизнеобеспечения фрегата. Но где-то внутри этой пятикилометровой жестянки могли плавать не тела, а люди, запечатанные в спасательные коконы капсул-ложементов и скафандров. Если ресурсы этой последней и недолговечной защиты не исчерпаны, они могут быть живы.

— Лин, запускай внутрь фрегата роботов.

Кевин отдавал приказы по интеркому.

— Доктор Линдеман, ваша группа должна быть готова к выходу в поврежденный корабль через три минуты. Выход в секторе С. Берете все реанимационное оборудование.

— Аби? — капитан задумчиво посмотрел на турчанку.

— Да, Келли?

— Возьми десяток крепких ребят по нашим подразделениям и на выход. Ну, ты сама знаешь.

— Есть, капитан, — она улыбнулась краем губ и двинулась к выходу.

— Да и еще, Аби.

Девушка обернулась.

— Возьми-ка рядового Треллин. Из всего экипажа она должна быть самой подготовленной к такой вылазке.

Сердце Джеки пропустило удар, тело обдало жаром.

— Ты шутишь? — скептически выгнула бровь турчанка.

— И не думаю.

Решимость и страх опозориться взвинтили волнение так, что Джеки не смогла собраться с мыслями и хоть что-то сказать. Качнувшись, она на ватных ногах пошла в сторону Аби. Лучше не задумываться. Делать шаг за шагом. Вместе с командой. Спокойствие и последовательность.

Скафандр. Оружие. Проход сквозь шлюз. Мертвый фрегат.

Глава 10. Следственный эксперимент

Криминалисты занимали большое пространство, не менее полутора квадратных километров мобильных модулей. Специалисты и техника со всего бразильского побережья, поэтому теснились подобно сельдям в античных консервных банках. Теперь не до анализа мест преступлений и улик, если такие и случатся. Раньше или позже всех мобилизуют на войну. Уже сейчас полицейские подразделения редели на глазах.

Сделав на проклятой метле очередной крутой поворот, Ларский оказался в композитном ангаре. В его центре высился туманный куб знакомой копии места преступления. Доведя до точки назначения, шарик-путеводитель показательно лопнул. Ларский улыбнулся помимо воли.

Два человека в свободной светло-зеленой одежде ходили вдоль зыбкого внешнего среза копии. Не иначе как пытались собственными глазами рассмотреть то, что проецировалось на плывущих рядом экранах. Какой-то невнятный бульон частиц.

Из-под ног Ларского вынырнула группа репарантов и исчезла в кубе. Никто не обращал внимание на его появление. Как бывает с боссом, без которого все прекрасно обходятся. Ну и бог с ними, это дает возможность не париться с иерархией. Сайскутер все-таки мешал. В casual штанах свободного прямого покроя все равно не хотелось дополнительного стеснения. Он подкинул дубинку аппарата вправо и вверх. И ее втянуло в стационарную секцию оборудования.

Ларский вошел в куб и оказался в десяти метрах от уходящего вниз оврага. Все вокруг влажно, зелено и неподвижно. Под ногой податливо хрустнула ветка, уже основательно подгнившая в этом лиственном настиле. Иллюзия прогулки по лесу. Копия неизменна, и стоит сойти с места, как за спиной все восстановится так, словно человека здесь и не было. Можно даже бегать и ломать все вокруг в приступе гнева.

Он осмотрелся. Обзор закрывали листья чуть подросших деревцев, землю маскировал вальяжный папоротник. Спуск в овраг на своих двоих займет какое-то время: с этой стороны не просматривалось тропок. Взгляд притягивал фрагмент поселения ужей, очень искусственный с виду. Красиво лежащие стволы деревьев пестрил ровный мох и ажурный узор нор. Ларский начал спуск. По ходу движения все внимательно осматривал. Тварь добралась до животного и отправилась дальше. Если она прорыла землю, криминалисты быстро обнаружат ход в метровом куске откопированной почвы.

Раз-два — три-четыре-пять, я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват. Если бы Ларский мог легко как в детстве находить нужное. Если бы сумел найти Лизу. Бросил бы все и улетел. Наверное. Хочется обнять жену перед тем, как наступит ад.

"Гибель человечества за несколько дней," — сказал Марра.

Что-то царапнуло шею. Обломанная сухая ветка. Трудно представить, как тварь перемещается. Ларский остановился, вытащил из кармана бублик интеркома и развернул проекцию последних изученных файлов. После душа успел разобрался с материалом по гибели экспедиции Макгрея. И сейчас пытался представить, как нечто кристаллическое, смявшее хорошо снаряженную экспедицию, повело бы себя здесь, в этом влажном перелеске.

Записи Макгрея… Астероиды, серые каменюки космоса, в мгновения ока превратились в жала, сияющие в звездном свете, подобно драгоценным камням. То, что они называют инопланетной тварью, может оказаться запрограммированным кем-то оружием. Способным трансформироваться под задачу. Кто только ставит эту задачу? Или уже поставил раз и навсегда.

Еще в каюте Ларкий успел запустить сопоставление предполагаемого убийцы инсектоида противника Макгрея. Орфорт тоже включил в обработку. Хотя сведения, полученные от изоморфов, вызывали очень условное доверие. Но, как ни крути, именно из-за них ситуация на Земле была определена как нетипичная и угрожающая безопасности. Из-за этого по стандартному протоколу реагирования стартовала эвакуация. Сначала "на всякий случай", а потом "только успеть бы". Так и вышло, что сообщение с Орфорта спасло на Земле немало жизней.

ЦКЗ проглотил данные и переварил. На голопроекции бублика высветился результат. Ларский переступил с ноги на ногу, огляделся, но удобного пня не увидел. Поэтому распаковал файл на ходу, чувствуя, как его сознание балансирует между нетерпением и острым нежеланием узнать новое про врага.

Агрессивные образования после столкновения с Макгреем были определены как способные к трансформации минералы. А вот это интересно…. Степень идентичности прорывавшегося к Земле агрессора и убийцы варана искин ЦКЗ оценивал как семидесятипроцентную. А вот идентичность орфортовского "дождя" и диверсанта — уже восемьдесят три. Это более чем странно.

Существующую разницу ЦКЗ определял как функциональные отличия, что для Ларского казалось бессмыслицей. Они отличаются по функциям? Значит, одна тварь предназначена для одной цели, другие — для другой. Так можно характеризовать оружие, но не разумную форму жизни. Но нет, ЦКЗ выявлял мышление: высокоразвитое, негуманоидное, цельно-фрагментарное, ориентированное на уничтожение. В этой модели функцией Ларский назвал бы пресловутую нацеленность на уничтожение. Она наблюдается во всех анализируемых случаях. Тогда откуда процентный разбег функциональных различий? Бред какой-то. С другой стороны, ЦКЗ вполне может и ошибаться, тем более при нехватке данных, что уже бывало не раз…. Сейчас все его выводы имеют природу математической модели, а значит, не могут быть объяснены доступными для человеческого понимания категориями.

Ларский смял проекцию и стал быстро спускаться в ущелье. В стороне сквозь листву увидел вереницу роботов, ритмично размахивающих манипуляторами. Криминалисты прочесывают здесь каждый миллиметр, пока он предается размышлениям. Ладно, каждому свое. Было бы им что сообщить, уже бы связались.

Вот оно отвратительное месиво, в которое было превращено разумное животное. В ноздри ударил тяжелый кровавый запах, закручивая, поднимая к горлу тошноту. Взорванное изнутри тело сохранило форму. Будто кто-то слепил мясную скульптуру, перемешав ее с фрагментами кожи и костей. Длинная морда и еще более длинный хвост. На кончике отрезанного змеиного языка явственно зеленела краска. Ларский облизнул губы, каково это рисовать языком?

Ящер был не просто художником, а учителем живописания. Хорошо, что Варан не спустился вниз со своими учениками, а занимался собственной картиной. Рисовал, когда напали. Возможно, факт рисования важен, ведь рисунок тоже уничтожен. Кто пострадал первым, картина или художник? Изломанные ноги низкого деревянного мольберта выглядели жалко и беспомощно. Полотно изрезано и перемешано с кусками папоротника и усами травы. Ларский медленно опустился на корточки и, уперев локти в колени, вытянул руки. Находясь чуть выше, он смотрел на место убийства, пытался ухватить тайну расправы, извращенную логику инопланетного разума. Сквозь мешанину листвы просвечивали желто-зеленые краски рисунка. Вероятно, это был пейзаж или натюрморт. Тварь явно имела страсть не только к уничтожению животных, но и предметов: рисунок, книга, ограждение. Может быть, она делала это и раньше, но теперь следов не найти…

— Генерал-майор, извините, что отвлекаю.

Главный инженер, Филиппе Солгадо, спроецировал себя рядом. В полный рост и в уважительной позе.

— Ну отвлекайте, — буркнул Ларский.

Все-таки криминалисты слишком привыкли к безоглядному использованию технических приблуд. Мог бы просто позвонить, даже штаб экономит энергию и обходится без голограмм. А этот пижонит и играет в почтение.

— У нас почти готова реконструкция преступления.

— Почти или готова?

— Почти. Еще полчаса, и мы вам ее покажем.

— Делайте, позже я посмотрю.

— Хорошо, — закивал тот.

Вот ведь действительно пижон, еще не сделал, но отрапортовал, что сделает. Хотя, возможно, хотел порадовать начальство, тупо и подавленно рассматривающее гору мяса. Де не волнуйтесь, вот-вот сможете взглянуть на полную реконструкцию и прямо в глаза своему врагу.

Реконструкция — это факт, от которого не отмахнешься. Прокрученная перед глазами картинка придает плоть истории и определенность пониманию событий. Она давит на мозг, насилуя его и заставляя безоговорочно верить увиденному. Но иногда верить глазам не стоит, правда остается между строк. Ларский предпочитал прогуливать свою интуицию, до того как мозг пропечатают непреложными фактами и очевидными интерпретациями. Следы, которые мы видим внутренним взором, рассказывают собственные истории. Не столь определенные как реконструкция, но иногда наполненные куда больше смыслом.

— Что хорошего в следах, которые оставляет на человеке время?

Лиза говорила холодно, когда Никита просил отказаться от сохранения вечной молодости. Он долгие годы не сдавался, спорил, пытался убедить.

— Время — это не отмеренные минуты и секунды, Лиза. Это же события, которые нас связывают. Морщинки, от того, что ты смеялась, тень складки у губ, короткий шрам на руке. Все это было с тобой.

— Ты романтик, Ларский. А события — они и так есть, без морщин и теней.

— Здесь они есть, — Никита постучал пальцем по голове. — Но, когда я смотрю на тебя, мне кажется, ты стерла все это.

— Это у тебя психоз, дорогой, — и она тоже постучала пальцем по голове — Все, что с нами было осталось внутри меня, и ты это знаешь. И потом, разве каждый мужчина не хочет быть рядом с молодой и прекрасной женщиной.

Никита пожал плечами.

— Конечно, хочет. И ты всегда будешь молодой и прекрасной. Для этого не нужно оставаться вечно одинаковой.

Лиза подобрала ноги и наклонилась к нему, обвивая теплыми руками шею. Диван мягко прогнулся, ее колено уперлось в его, и лицо жены оказалось совсем близко.

— Моя прабабушка была потрясающей красавицей и очень любила жизнь. Прыжки по облакам, сплав по бешеным марсианским рекам. Я помню ее старше восьмидесяти лет. Она часто говорила, что не узнает саму себя в зеркало, в нем уже не отражаетсямолодость, которая живет внутри.

— Так происходит со всеми.

— Вот именно. Но важно, что внутри, а не снаружи. А это значит, любовь моя, что отпечаток времени на лице — это вранье, и от вранья я решила избавиться.

— Ты считаешь, что внутри ты такая же что была в юности?

— Я так считаю.

Она поцеловала его настойчиво и властно, словно хотела впечатать губами свою убежденность.

Лиза верила в то, что говорила, но весь профессиональный опыт Ларского кричал, что следы, оставленные событиями и временем, никогда не лгут. Вот только чтобы читать по ним истинную историю требуется нечто большее, чем логика.

Интересный вопрос — уничтожила бы тварь варана, если бы он не рисовал картину? Уничтожила бы картину и книгу, если бы она принадлежала человеку? Уничтожила бы человека в ситуации безнаказанности? Эти вопросы важны, и вряд ли реконструкция ответит на них.

Ларский встал и отряхнул чистые колени. Это место даже в абсолютной неподвижности копии выглядело грязным. Где-то за пару тысяч километров, насквозь пропитанный концентрированным излучением и остановившимся временем, лежал убитый ящер, а рядом с Ларским еще один — скопированное искореженное тело. Размножили смерть, чтобы получить ответы. И откуда-то из космической задницы смерть тянет свои щупальца к ним всем. К вечно юной Лизе.

— Господин Солгадо, как будет готова реконструкция, сразу перешлите ее. Я пойду в каюту.

— Хорошо, Никита Сергеевич.

Он сидел спиной к визуализатору, тянущемуся вверх от пола и охватывающему широким рукавом часть потолка. На кровати, спартански ровной и плотной, сидеть неудобно. Заваленный подушками диван казался чем-то совершенно лишним. Ларский испытывал потребность встать и немедленно куда-нибудь пойти. Переводил взгляд от одного цветового пятна в каюте к другому. Оранжевый торшер на тонкой ноге, бардовый куб политеки, светлые, выступающие из стены ребра выдвижных ящиков. Все незатейливо. Можно перепрограммировать силовую мебель и установить вокруг дивана статуи египетских фараонов с пуфиками и разноцветными абажурами над их головами. Пока еще энергии достаточно для дурачеств. Но дурачеств не хотелось. Хотелось холодной воды и успокоить колено, которое неконтролируемо прыгало под локтем.

На запрос ЦКЗ о нахождении по биометрическими данными Елизаветы Петровны Ларской не получил никакой информации. Гадал, что еще сделать, поэтому зашел в загруженную информационную базу штаба и отправил вызов. В звонке мало смысла. Слишком далеко от берегов Латинской Америки лежало Макао, где он видел жену последний раз. Но все-таки…

— Здравствуйте, я вас слушаю.

Капитан Шваки ответила с легкой, немного картавой запинкой. В ее взгляде читалось удивление и скрытое под маской вежливости требование срочно представиться и объясниться.

— Извините за беспокойство, меня зовут Никита Ларский. Я временно работаю с полицией.

Она всмотрелась и даже на плоском изображении отразились появившиеся в глазах смешинки.

— Я вас помню, вы были на оперативном совещании. Вы…, - она опустила глаза, видимо, просматривая данные, — генерал-майор от прокуратуры. Очень приятно. Интересно, как у нас оказались? Ой, нет, стоп. Рассказывать не надо. Нет времени. Просто скажите коротко, что нужно.

— Я хотел бы найти жену. Но не могу. Нет ни связи, ни информации.

— Думаете, у меня получится?

— Не знаю, но вдруг. Вы занимаетесь идентификацией. Знаете какие-нибудь способы. Или она вам сама попадется.

Ирина Шваки посмотрела в сторону и наморщила лоб.

— Хорошо, сбросьте мне все о ней, я попробую помочь.

— Спасибо.

Опять в глазах появились смешинки, она их быстро сморгнула и нахмурилась.

— Если что узнаю, сама вам сразу позвоню, генерал-майор.

Она сама позвонит, и все. Схватить бы авиетку и отправиться на поиски. Но нельзя. Дурацкие погоны привязывали к инопланетному диверсанту, к реконструкции, к войне.

— Никита Сергеевич, мы готовы вам показать реконструкцию.

— Вы копнули до гибели?

— Заглянули чуть дальше. Тварь во всей красе. Но вы сами увидите. Сейчас загрузим через излучатель вашей каюты.

— Давайте.

Никита не раз погружался в реконструкции преступлений, но настоящие ответы находились далеко не всегда. Оба убийства инсектоидов, к сожалению, исключали возможность использования хронокопии, а реконструкция на основе простого криминалистического анализа результата не дала. Гибель первого таракана сопровождалась взрывом хрономины, которая смешала все временные пласты, слепила последовательность событий в бесформенный сгусток. А на Луне — месте смерти второго союзника — была не земная атмосфера, а сгенерированный климат Утраза. Поэтому технологии криминалистического анализа не работали.

Луч протянулся над политекой. За пару секунд пространство перед Ларским заполнилось папоротником, кустарником, хилыми деревцами и толстыми покрытыми мхом стволами. Каюта визуально исчезла. Несколько шагов, и ты в центре событий.

Солнце пробивалось сквозь листву и пятнами ложилось на подлесок, на шкуру варана. Мощная приземистая ящерица опиралась грудью на поваленное дерево. Длинные когти передних лап вдавились в подгнившую кору. Дыхание неспешно двигало серые кожистые бока. Существо полностью сосредоточилось на стоящем перед ним трехногом мольберте.

Реконструкция передавала запах, густой, травянистый, влажный. Ларский подошел вплотную к увлеченному животному. С этого ракурса хорошо виден раздвоенный и очень длинный язык ящера. Он то нырял в парящую у мольберта палитру, то тыкался в растянутый холст. Не совсем понятно, как животное смогло доставить сюда художественное оборудование. Хотя… На шее варана виднелся силовой позициометр, скорее всего мольберт и палитра мобильно перемещалась следом за художником. Ларский обошел Врана. Огромный хвост пару раз беспокойно двинулся из стороны в сторону.

Привлекал внимание сам рисунок, ящер рисовал нечто похожее на увитую ягодами ветку. Никита огляделся и чуть выше по склону увидел молодое дерево с небольшими листьями и фиолетовыми круглыми плодами на коре. Дерево джаботикаба часто встречалось в Латинской Америке. Пропорции рисунка выглядели угловатыми. Неумение, творческий подход или особенности зрения? Никакие научные исследования не расскажут настолько точно о том, как животные видят мир, насколько их произведения искусства. Раньше думали, что достаточно представить устройство глаза змеи, и вот — ее мир. Но кроме глаза есть мозг, а, может быть, и своеобразное мировоззрение, передаваемое опытом змеиных поколений.

— Никита Сергеевич, посмотрите в верхней части ствола, — раздался голос Филиппе.

— Тогда остановите.

И кадр реконструкции замер, оставляя в воздухе кончик окрашенного охрой языка.

Ларский пошел вдоль ствола, всматриваясь в тени и свет. За зелеными побегами кустарника торчали ветви упавшего дерева. Нарост походил на опухоль. Страшная и великолепная зараза угнездилась на развилке между стволом с пятнами мха и толстым, обломанным суком.

— Вот ты какой? — пробормотал Никита.

— Хромотографический и нейтринный анализы, а также визуальные характеристики указывают на то, что перед вами нечто вроде корунда, — сразу же конкретизировал криминалист.

— Корунд, драгоценный, мать его в пределы.

Тварь не выглядела драгоценным браслетом, обвивающим ствол. Явно тяжелая, размером со здоровую собаку, она, обтекая древесную основу, поднималась над ней несколькими головами. Ощетинилась и зло поблескивала серо-зеленоватыми углами. В природных кристаллических наростах чувствуется магия природной красоты и покоя, но здесь она смазывалась странной, агрессивной упорядоченностью. Ларскому казалось, что на него смотрели сотни остро отточенных глаз и ждали. Его ошибки? Его спины?

— Вот дрянь, даже не пытается изобразить из себя часть дерева. Развалилась словно на охотничьей делянке.

— Вы же знаете, Никита Сергеевич, что у агрессоров низкая способность камуфляжа. Камуфлируется обычно слабый.

— Сколько времени до нападения?

— Около пятнадцати минут.

— Не будем ждать, промотайте на скорости, но чтобы я мог видеть изменения.

— Хорошо.

Ларский сделал два шага назад, чтобы иметь возможность видеть и варана, и его убийцу.

Быстрый язык мелькал, накладывая мазки на почти законченную картину, а кристаллическая тварь начала менять форму. Несколько кристаллических голов механическими движениями складывались в одну. От плоскости к плоскости, от острия к острию. Она росла и вытягивалась под едва слышное мерное похрустывание. Шея чудовища тянулась вверх, превращаясь в лезвие, оснащенное прозрачными, утратившими зеленую муть иглами.

— Почему меняется цвет? Ведь в корунде не может исчезнуть примесь?

— Сложно сказать. Пока понятно, что это создание способно определять цель и управлять собственными кристаллическими решетками. Она сама задает собственные физические свойства. Сейчас нападет, я приторможу запись.

Живое оружие ударило, срезая ветви и оставляя россыпь искр в глазах Ларского. Вслед за мольбертом картина упала в папоротник. Сразу же в нее вошло несколько лезвий, превращая полотно в лохмотья. Одновременно к земле летел раздвоенный кончик языка отпрянувшего варана. В реальном времени скорость велика, не уловить, что происходит. На мгновение инопланетная тварь замерла. Ее длинные жала целили в жертву. Ощетинившийся лезвиями полукруг словно собирался обхватить ящера кольцом, вспороть бока, взрезать шею. Нанести сотни смертельных ранений. Но в следующий миг конфигурация убийцы изменилась, и струя искр и пыли ударила в травмированную пасть животного. Варана сразу стали бить рваные судорогами, будто тело — мешок, а внутри бегают тысячи кровожадных демонов и пожирают плоть. Кровь потекла из пасти.

Ларский сглотнул ком тошноты. Ходившая буграми туша взорвалась фонтанами крови.

— Мерзкое зрелище, — услышал сдавленный голос.

— Дерьмо.

Чужие и собственные слова возвращали к реальности. Он сделал несколько шагов, приближаясь к бойне. Тошнотворные запахи сочились, казалось, в желудок.

— Эта дрянь не сразу покинула тело, сидела внутри минут десять, будто бы грелась. Я промотаю?

— Давай.

Кристаллы начали собираться, вырастать хаосом выступов над центром месива тела. Ломаные фрагменты взбирались, как намагниченные, по бокам выроста. Лепились к мутным с проблесками багрового плоскостям. На короткое время движение прекратилось, и бесформенная груда корундов замерла. Вскоре трансформация возобновилась. Хаос сменила упорядоченность, форма стала скругляться, превращаться в большой, сложенный из бочонков и плоскостей диск.

— Эта гадость просто укатит отсюда?

— Именно так, генерал-майор!

— Но зачем, если способна перемещаться над землей?

— Думаю, это более энергозатратный процесс, и в нем не было смысла и необходимости.

— Хотите сказать, что здесь она экономит энергию, а в космосе его сородичам хватает сил на энергетические выбросы, достаточные, чтобы уничтожать флоты?

— Это не сопоставимые массы. Вы же понимаете, что чем меньше чисто механический объем, тем меньше энергии. Причем изменения идут не прямо пропорционально, а в прогрессии.

Да, страшно представить возможности гигантских астероидных скоплений разумных корундов. Или искусственный разум Земли ошибается, и они все-таки не разумные, а лишь способные к функционально-целевой конфигурации?

Медленно сминая лесной настил, угловатое каменное колесо покатило прочь. Тварь явно ничего не имела против флоры. Только фауна раздражала. Или некоторые виды.

— Как вы думаете, — спросил Ларский, — почему оно сначала сломало мольберт, изрезало картину и только потом взялось за варана?

— Это вопрос к вам, а не к криминалистам, генерал-майор.

— Это интересный вопрос. Возможно, решающий.

— Да, наверняка. Что вы еще хотите получить от нас?

— Попробуйте сделать более глубокий временной срез. Хотелось бы понять, с какой стороны приползла эта тварь, как долго здесь находилась, на что реагировала, менялась ли.

— Мы попробуем, но нам может не хватить точности копии. По-хорошему нужно отправиться на место убийства и сделать копию второго временного уровня.

— И вытяните, что возможно, из сканов Здвински. Два места возможной агрессии. Я понимаю, что скан — не копия, но хоть какие-то выводы и предположения. Думаю, оба инцидента произошли после убийства варана. Судя по поднятой мной информации, никто в Зоосити не жаловался на вандализм. Скорее всего, эти случаи были прямо перед эвакуацией или во время нее.

— Хорошо, будем работать. Сообщим о результатах.

— Сбрасывайте даже промежуточные.

— Окей, Никита Сергеевич.

— Но сначала — подготовьте карту физико-химических параметров и поведенческие прогнозы, по которым спецподразделение может обнаружить эту тварь. Предполагаемый маршрут движения. Используйте доступ к ЦКЗ по этому делу. И поспешите. Нужно объявлять охоту на монстра.

— Сбросить карту вам и Здвински?

— Да, сразу. А я с ним заранее свяжусь.

— Хорошо.

Обступила цветовая геометрия каюты. Сейчас единственное, что Ларский мог делать — ждать. Сбросить Марре полученный пакет данных по диверсанту и надеяться на сообщение от него или от криминалистов. Казалось, что за один, еще не окончившийся день, он потерял вкус к жизни. И вкус к одиночеству. Провел большим пальцем по зажатому в руке бублику интеркома.

— Сержант Здвински, вы на месте?

— Да. Мы вам нужны, генерал-майор? Нас хотят подключить к большой операции.

— Нужны, пока оставайтесь. У нас будет собственная большая операция.

Им понадобится та же специально оборудованная авиетка и доступ к орбитальному микроскопу, если это возможно в нынешних условиях. Необходимо понять технические возможности штаба. Встретиться с Оскаром Бергом.

Не успел Ларский тряхнуть дубинкой сайскутера, как красным вспыхнула голограмма тревоги:

"Чрезвычайное положение. Луна атакована. Прибыть на экстренное совещание штаба".

Он замер, не желая верить услышанному. Луна — это последний щит Земли. С форпостом и армейской инфраструктурой. Час назад война маячила за порогом. Теперь она в доме.

Торшер отчаянно мигнул желтым и исчез, дивана тоже не стало. Остались только кровать и политека. Надолго ли? Пространство затягивала серость. Силовые генераторы переходили на режим чрезвычайной экономии. И это только начало войны.

Ларский стер выступившую на лбу холодную испарину.

Глава 11. Диверсант

В штабе офицеры грудились вокруг стола, обмениваясь встревоженными и растерянными репликами.

— Что с нашим форпостом на Луне, уничтожен?

— Твари прошли не один форпост, разрезали оборону флотов, как нож масло, и уже здесь.

— Что это за хреномать? Какие-то булыжники. Почему их не превратят в электронную пыль?

При желании можно отправить к праотцам не только скопление булыжников, но и добрую планету, оружия на флотах и форпостах предостаточно. Берг наверняка достаточно информирован. Но молчал, над переносицей и провалившимися глазами повисла тяжелая складка. Ларский мог бы ответить за него, видел присланные Маррой данные и был выше по званию. Но он перелетная птица. Загнанная в чужое гнездо ветром войны.

— К сожалению, они побеждают не массой, Мигеле, они в нас стреляют. Мощные энергетические выбросы: одномоментные, инерциальные и цепные — все, что пожелаете.

— То есть у них есть оружие?

Берг зажевал почти отсутствующие губы, и в эту паузу Ларский все-таки встрял:

— Они сами оружие, постоянно трансформирующее оружие. Меняются на уровне кристаллических решеток и электронов.

Об этом последнем и главном свойстве криминалисты и он только предполагали. Уверенно предполагали. Иначе "корунды" не смогли бы разнести в щепки Экспедиционный флот, а потом и прорваться к Луне.

— Кто ими управляет?

— По информации двухчасовой давности не удалось обнаружить никакого внешнего информационного обмена. Значит это — не оружие, а враг. Который нацелен на уничтожение.

Берг смотрел на него пристально, чуть наклонив вперед голову. В упрямом, но молчаливом несогласии. Не поймешь, что именно не нравится: то, что он встрял, демонстрируя уровень доступа, или то, что говорит не вселяющие надежду вещи. Ларский пожал плечами и скрестил руки.

— Проклятие! А где, простите, гросс-адмирал Штраус со своими пушками?! — возмутился мексиканец в чине подполковника.

На реплику никто не ответил, но высказаться хотели все.

— Я не могу в это поверить, просто не могу поверить! А что инсектоиды?

— Что инсектоиды? Их не так много в Солнечной системе, у них и своих дел достаточно.

— Но не сейчас же! Сейчас союзники должны помогать!

Чернокожий коп грохнул рукой по столу.

— У нас есть свои флоты, огромные, мать их, флоты!

— Похоже, теперь нет.

Ларский едва сдерживался, чтобы не высказать лишнее. Инсектоиды, форпосты, пушки — все это не полицейская головная боль. Из страха, заставляющего искать виновных, не слепишь ни пушки, ни спасительной шлюпки. Из него получается только одно — объяснение, почему ты сдался и лег умирать. Он и в себе улавливал нервное желание опустить руки. Почему армейские сволочи, пожирающие год за годом огромные бюджеты во главе с господином Краузе Квадратная челюсть, не смогли отбиться?!

— Нужно думать о том, что мы должны и можем делать сами, — медленно, но очень громко отчеканил Берг.

Истерический обмен репликами захлебнулся, люди опускали глаза под холодным, обводящим присутствующих взглядом Оскара.

— Нас всех должно заботить только одно: мирное население. Эвакуация через Луну теперь полностью закрыта. Все траволаторы — дезактивированы. Взлеты транспортников приостановлены. Кто не успел улететь и остался на Земле, пока остается на Земле. И мы за них отвечаем.

— Возможно, Луна еще отобьется.

— Возможно. Но пока мы исходим из того, что есть. Нужно форсировать эвакуацию из крупных поселений.

— Как вы себе представляете это "форсировать"? База и так трещит по швам, — вскинулась капитан Шваки.

— Я ничего не собираюсь себе представлять, — отрезал Оскар. — Существуют протоколы, и, пока возможно, мы будем им следовать.

Народ вопросительно зашумел. Копы не так хорошо знали предписанные при угрозе вторжения регламенты и протоколы. А у Ларского было собственное задание по поимке диверсанта. Для этого нужен Здвински с командой, хорошо оборудованная машина и рабочая версия криминалистов по траектории движения убийцы-диверсанта. Но версии пока не было, и приходилось топтаться здесь.

Зачем его вызвали на совещание? Рассчитывали на полезное участие? Напрасно. Тревога за Лизу мешала сосредоточиться. Линия расследования держалась в голове усилием воли. Мучило ощущение, что он все время смотрит на себя со стороны и не узнает.

— Так что предписывают регламенты, Оскар?

Тонкие губы полковника и вовсе исчезли, одну руку он завел за спину, став еще прямее, а другой активировал на пульте голографическую проекцию. Перед ними раскрылось восточное побережье Латинской Америки, размеченное пунктирами данных, геометрическими фигурами, мигающими кляксами разных цветов. Ларский прищурился, разметка указывала зоны ответственности и процесс эвакуации.

— Давайте пройдемся по карте. Чарли, опиши нам, что мы имеем на данный момент.

Рыжеволосый и пронзительно голубоглазый офицер расхлябанностью движений походил на Алексея Треллина. Судя по нагрудной цветовой прошивке, имел звание капитана и был помощником Берга. Тот смотрел на Чарли также холодно, как и на остальных, но отношение начальства капитана нисколько не волновало: ни взглядом, ни жестом не отреагировал на Берга, небрежно пробежал пальцами по рабочей панели. Стол стал опускаться, давая лучший ракурс присутствующим.

— Смотрите, острова Карибского бассейна наиболее уязвимы. При этом почти каждый имеет уникальный экологический статус. Ими в первую очередь заняты североатлантические природоохранные службы и их профильные группы спасателей. Там есть спецтехника и даже временные ковчеги. Эвакуируют не только людей, но и флору с фауной.

— К нам поступают со всей Латинской Америки, — возразила Ирина Шваки.

Чарли комментарий проигнорировал, вел пальцем по ожерелью голубых точек на тонком перешейке центральной части.

— Здесь военные каждый десяток километров утыкали траволаторами. По последним данным практически всех выплюнули в космос.

— Что за выборочный подход? По всей Латинской Америки не видно такой концентрации траволаторов, как в Центральной ее части.

— Не будьте ребенком, Смит, — фыркнул Чарли. — Решения принимаются на основании прогнозов угрозы. Значит, ЦКЗ оценил перешеек как потенциально наиболее уязвимый для удара.

Полицейский с мексиканским именем Мигеле согласно кивнул:

— Ничего удивительно. Такую полоску земли легко уничтожить. А в Карибском бассейне мощных оборонительных ионных пушек не наставишь ни на земле, ни на суше. Их отдача убьет не хуже атакующего удара.

— А что на юге и юго-западе, Чарли? Вы не вывели их на карту.

— Нам туда далеко тянуться. И как вы знаете, на Пунта-Аренас один из национальных межзвездных космопортов. Так что с хвоста Южной Америки должны успеть всех вывезти.

Близость межзвездного космопорта серьезный аргумент. На всю Землю их всего пять, причем один — на мысе Канаверал — был небольшим и имел скорее историческое значение. Остальные могли принимать по нескольку десятков гигантских межзвездных крейсеров. Хотя чаще корабли разгружали, приводили в порядок и снаряжали на орбите.

— Остается Бразилия?

Чарли укрупнил район, и все уставились на зеленую долину, изрезанную беспокойными змейками рек. На севере она запиралась холмистыми долинами и крутыми скалами.

— Как видите по разметке, траволаторов здесь не густо, космопорт отсутствует. По последним данным население успели эвакуировать только частично.

— Вы хотите впихнуть к нам всю Бразилию?

— Все не войдут, даже если укладывать штабелями и погружать в сон.

— Не несите глупости, у нас здесь не спасательные капсулы и не ковчег. Мы не можем парализовать работу штаба. Ирина всех поставит на уши.

— Поставлю, — живо отозвалась дама.

— Ладно, не волнуйся.

— Я не волнуюсь. Хочу услышать что-нибудь осмысленное?

— Так что делать по Бразилии! — рявкнул внушительного размера лейтенант африканец.

В этот момент Чарли вспомнил о существовании высокого начальства и уставился на Берга. Он стоял чуть дальше стола, казалось, полностью погруженный в свои мысли. Понял, что все смотрят, брезгливо поморщился и произнес:

— Океан, господа.

— В смысле океан?

— Под водой, конечно, идеально. Но даже на воде можно спрятать целый город. Постоянное движение, отражение света, — распознать что-то, особенно если оно маскируется, практически невозможно.

— Предлагаете использовать платформы, полковник?

— Платформы, флоотиры, частные авиетки. Строить мигрирующие агломерации.

Все молчали, обдумывая предложение.

— Это, конечно, хорошо, но…

— Но что? — вскинулся Чарли.

— Когда-нибудь просто кончится энергия.

Ни платформы, ни частные авиетки сами ее не вырабатывали. Если плавание по океану затянется, то в какой-то момент у людей не останется силовой защиты, ресурсов для движения, тепла, связи, да просто еды и воды.

— Энергии гражданской авиетки при полном снаряжении хватает на полет до Марса и обратно. А когда-нибудь будет когда-нибудь. Об этом мы станем думать следующим шагом. Искать энергию. Пока предлагаю направлять людей в океан.

— Выбрасывать в космос, выбрасывать в океан. Черт возьми, Берг, иногда мне кажется, что мы находим только другую форму убийства. Армия просто должна защищать города.

Ларский горько усмехнулся. Знать бы армии от чего защищать. И что может переломить негативный прогноз ЦКЗ: уничтожение человечества в течение нескольких дней. Мысль об этом прогнозе лишала способности трезво мыслить. Из каких соображений Марра поделился с ним такой информацией? Думал подстегнуть к действию, а плеснул в стакан концентрат паники.

Ларский бы предпочел ничего не знать. А еще лучше быть среди тех, кто отказывается эвакуироваться, пока не запихнет в трусы всех домашних котов с запасом питания на год. Счастливые люди. Способные планировать почти на вечность вперед.

— Можем ли мы видеть трансляцию по городам Бразилии? Укрупнить голограмму?

— Нет. Поэтому у нас и нет текущих данных об эвакуации.

— Неужели уничтожены все орбитальные визоры и микроскопы!?

— Не думаю, — прошелестел Оскар, — более вероятно дезактивированы. Никто не знает, может ли агрессор перехватывать потоки данных. Везде остается самая примитивная связь.

— А что за разметку мы видим на голопроекции?

— Радиосвязь. Сообщения от наших людей, береговой охраны и смежных спасательных служб.

— Не слишком много для активной эвакуации.

— Давайте определять квадранты размещения и ответственных. Плавучий лагерь должен быть не более километра в поперечнике для маскировки и лучшей управляемости.

— Нужно снабдить походными синтезаторами, хотя бы самыми примитивными.

Все заговорили одновременно. Над столом синим светом вспыхивали карточки предложений. Принятые окрашивались в красный и превращались в задачи, потом смещались в сторону ответственных офицеров. Через пару минут стало видно, кого можно еще нагрузить, а кому требуется помощь. Многие сразу отдавали приказы по подразделениям.

Интерком на руке завибрировал. В голосе вышедшего на связь криминалиста слышался азарт, взявшей след гончей. Ларский поймал взгляд Берга, тот развернулся и медленно пошел вокруг стола.

***

Горные хребты Колумбии слишком причудливы, пестры, как перезрелые красотки в карнавальной мишуре. Скальные навесы перемежаются арками. Растрескавшиеся и обветренные каменные бока тянутся суровыми морщинами вдоль хребтов. То там, то тут стыдливо прикрываются изумрудной зеленью. Безумный ветер, гулявший над Зоосити, стих, а горный массив Сьерра-де-ла-Макарена, на северо-востоке от города зверей, кипел природной жизнью. Прятал от голубого неба пещеры, ущелья, каменистые карманы и своих обитателей. Найти в Центральной Колумбии, богатой на изумруды, инопланетного диверсанта из драгоценных булыжников — фантастическая затея. Но криминалисты, проведя анализ траектории перемещения, полагали, что кристаллическое создание находится где-то здесь.

— Что-то есть, генерал-майор!

Здвинский тыкал черным пальцем в северный сегмент голограммы третьего сектора. Как раз к нему и приближалась авиетка.

— Давай, посмотрим поближе.

Никита обвел крошечный фрагмент территории, над которым оранжевой точкой поднялось сообщение о находке. Развернул его пальцами, как лепестки бутона, увеличивая, растягивая картинку на все проекционное пространство. Открылась поросшая кустарником скальная ниша с двумя зависшими плазмодронами. С появлением локальной картинки цельная проекция сектора уменьшилась и передвинулась к краю.

— Ну и что же вы здесь нашли, малыши? — проговорил Ларский медленно и ласково, стараясь утихомирить собственное волнение. Они болтались над Колумбией уже три четверти часа, и это был первый сигнал о возможном обнаружении диверсанта.

Каменные уступы распирали боковины ниши, умещая короткую, ломкую поросль, усеянную розоватыми цветами. Тонкие манипуляторы плазмодронов растопырились паучьими лапами в небольшом углублении ниши и замерли. Роботы передавали изображение и ждали команды, решения человека. Ларский еще увеличил картинку, трансляции с датчиков плазмодронов пересчитывались, дополняя друг друга. Не помешал бы орбитальный микроскоп, но, увы, даже если он жив, поток информации с него перекрыли.

Группа полицейских стояла плотно, и Ларский ощущал у щеки горячее дыхание Мози.

— Это лицо. Брошенная голова мертвеца, — прошептал тот.

Ларский взглянул на молодого чернокожего офицера, казавшегося совершенно невозмутимой обсидиановой статуей еще пару минут назад. Теперь в угольных глазах светилось недоумение.

— По данным с дронов — это корунд, — сообщил Филиппе Солгадо.

Вот кто занимался делом — вчитывался в строки поступающих данных, а не таращился на необъяснимую находку. Главному криминалисту следовало бы остаться на ZD, не рисковать своей экспертной шкурой. Но элегантный и чуть самовлюбленный бразилец, по всей видимости, питал слабость к первым ролям и к первым рядам.

— Это понятно, — раздраженно сказал Ларский. — Вы же говорили, что настроили дроны на обнаружение корундовых структур.

— Так, это наш объект, генерал-майор?

Запрокинутое, искаженное страданием лицо без шеи и туловища выросло прямо на каменном уступе. Васильковые губы с одной стороны затянули пятна мха. Проступали и на лбу, и на щеках, превращали странную конструкцию в древний, случайно сохранившийся артефакт. Драгоценный саркофаг. Инопланетная тварь, конечно, способна маскироваться, но чтобы так причудливо и по-человечески?

Безумие довершали непрозрачные ветви каменных лиан. Они тянулись с уступов ниши и падали на лицо, орошённое кое-где мелкими кристаллами слез.

— Это наш объект? — повторил вопрос Здвински.

— Не думаю, — пробормотал Ларский.

— Если это изображение дело человеческих рук, то почему в таком странном месте?

— И почему корунд? Колумбия — место изумрудов.

— Это не наш объект, — твердо сказал Ларский, хотя не был до конца уверен. — Двинемся дальше, но оставим наблюдение.

— Почему вы так уверены, генерал-майор? — спросил кто-то. — Ведь тварь может просто маскироваться.

Ларский промолчал, уменьшая и отодвигая в сторону проекцию ущелья. На очереди следующий сектор. Стационарные плазмодроны рыскали по скрытым горным местечкам. Эти штуки оставались незаменимыми в поисках на пересеченной местности и имели почти бесконечный ресурс. Их редко использовали, штатное сканирование пространства обычно шло через орбитальный микроскоп.

Нет, это не их объект. Главный криминалист растолковывал парням про функционально организованную структуру мыслящих камней и почему убийца не замаскируется в прекрасную и печальную скульптуру. Какую бы форму не принял диверсант, она не скроет его нацеленности на уничтожение и агрессивности. Мысли утекали к Лизе.

В тот вечер Лиза смотрела с балкона на далекие вершины деревьев. Ларский подошел сзади, и она откинулась на подставленную грудь и плечо.

— Ник, мне заказали один проект, я буду строить дом в центре Деште-Лут.

— В иранской пустыне?

— Да. В самом ее центре.

— Но зачем? Кто там станет жить?

— Никто. Там никто не будет жить. Деште-Лут — самое мертвое место на Земле. Смертельное пекло, гигантские дюны и одинокий, будто брошенный, дом. Выжженный солнцем и пожираемый пустыней.

Странный заказ взволновал Лизу. Почти час она стояла на балконе, не отрывая взгляд от горизонта. Зачем и кому мог понадобиться дом в безжизненном месте? Чудаков великое множество. В пределы всех! Размышления о чужих мотивах и так занимали половину жизни следователя. Приятнее коснуться губами ушной раковины, скользнуть к щеке. Услышать короткий вздох и провести ладонью по шелковистому предплечью, неспеша обвить бедро. Лиза отпрянула и развернулась. Легкие прохладные пальцы с силой сжали запястье.

— Это памятник, Ник, понимаешь? Даже не памятник, а какое-то надгробие в проклятой пустыне.

— Там кто-то погиб? — осторожно спросил он.

Иногда рядом с женой Ларский чувствовал себя громоздким и неуместным слоном. Не вписывался в сложное сплетение чувств и мыслей. В такие моменты она, казалось, и саму себя не понимала. Гуляла по внутренним образам, утекала куда-то. Только и оставалось, что ждать ее возвращение на берегу.

— В каком-то смысле погиб. Кто-то утратил надежду на любовь и хочет загнать отчаяние в камень. Построить дом, вещь для жизни и уюта, обреченную на пустоту. Если распахнуть окна и двери, то дом наполнит песок. Слой за слоем, пока не погребет в раскаленную смерть. И это будет правильно, понимаешь, Ник?

Он не понял ровным счетом ничего.

Спустя месяц Лиза превратила сумбур чувств в настоящий архитектурный шедевр. Дом, скроенный из ломаных хрупких линий, слепых скорбных проемов и навечно выброшенный в центре пустыни. Романтик с разбитым сердцем заказал реквием по несбывшемуся. В словах — нелепая блажь. Но в камне она завораживала и наполняла грустью сердце.

Сейчас он бы и сам заказал такой дом, если бы позволил себе потерять надежду.

— Генерал-майор?

Ларский вздрогнул и задумчиво проговорил:

— Думаю, это сделал человек. В память о чем-то или о ком-то.

— В таком странном месте?

— Поверьте, люди выбирают и более странные места, чтобы выразить чувства.

Мози пожал плечами, Здвински нахмурился. Казалось, вся команда, окружившая голографический стол, на несколько секунд отправилась мыслями в личное путешествие.

— Что у нас по остальным секторам? — Ларский вывел народ из оцепенения.

— Пока от плазмодронов ничего.

— Хорошо, подождем, но двигаемся по маршруту.

Неприятно думать, что все обернется потерей драгоценного времени. Он сам и эти здоровые черные парни могли бы сейчас участвовать в форсированной эвакуации на океан.

Обольстительный Сьерра-де-ла-Макарена плыл под брюхом машины. Буйство его красок и форм никак не вязалось со словом "война". Хотя животные не попадались, наверняка, попрятались из-за активности дронов.

— Подождите, нам нужно вернуться назад, — воскликнул Солгадо.

— Разворачиваемся, — отдал команду Ларский.

— К долбанной скорбной морде? — поморщился Здвински.

— Нет, дальше, еще дальше. Мы миновали это место, но дроны сообщают об аномалии.

— Что же ваши огненные зверушки об этом раньше молчали?

Солгадо пожал плечами:

— Это не нафаршированные аналитическим приблудами армейские устройства, а стандартные наблюдатели. В этих местах их используют только экологи.

Дрон походил на живое жизнерадостное существо. С множеством манипуляторов и микросинтезирующих устройств он был бы неуклюжим и не слишком аэродинамическим без плазменного кокона. Но внешняя оболочка из спрессованного на атомном уровне водорода, гелия и углерода давала стабильную и практически вечную плазму. Поэтому плазмодрон выглядел как огненный ежик, и свои лапки-манипуляторы высовывал из-под надежной защиты только по делу.

За куполом авиетки между клочками облаков уже тянулся кровавый след заката. Приближался вечер, следом подоспеет и ночь.

— Внимание, — напряженным голосом сообщил Солгадо. — Думаю, это наш объект.

Он вывел изображение с дрона на проекционный стол. Ларский ощутил холод между сведенных лопаток. Это точно тварь!

Удивительно, что дроны не обнаружили ее сразу. Здесь нет растительности, лишь мох, да изломанный животными кустарник. Все обнажено, как шипица, на открытой ладони. Выветренный, посеревший от времени склон словно вспороли коротким ударом кинжала. По краю трещины змеился полутораметровый кристаллический выступ. Рудная жила на поверхности. Нет, не совсем. Врага выдавала форма: выступающие гребни граней остро поблескивали, в уродливом хаосе прозрачных углов и серых наростов угадывалась агрессия.

— Общую картинку.

Ларский произнес тихо, одними губами, словно мог вспугнуть. Здвински сместил изображение с плазмодронов, открывая обзор с авиетки. Три наблюдательных "ежика" висели с разных сторон и на разной высоте от найденного диверсанта. Выставляли из пылающей шерстки по тоненькому манипулятору с визором. Кристаллы сохраняли неподвижность.

— Не похоже на живое, — проговорил Карлос, широкоплечий мексиканец с ямочкой на округлом подбородке.

Так же подумал Макгрей и притащил на Землю спасательные капсулы вместо флота. Следом за ними притащил и врага.

— Оно живое, поверь, или кажется таковым. Всем полная готовность.

Оперативная группа пришла в движение.

— Кто будет командовать захватом? — спросил Здвински.

Ларский открыл рот, но в последний момент удержал предательскую слабость: желание поручить операцию сержанту. Офицеру в чине генерал-майора полагалось командовать самому, вот только хватит ли у него опыта диванных побед в виртуальных операциях? Все его служебные успехи выросли на добром навозе умственной эквилибристики и проходили апробацию только на безобидных моделях.

— Командую я, но у вас право голоса, сержант. А вам, Филиппе, есть что сказать, до начала операции?

— Мы должны быть готовы ко всему, — скорбно сообщил криминалист, не отрывая пальцев от бегающих строк.

Не слишком вдохновляло. Но они справятся.

— Установить маскировочные проекции, — скомандовал Ларский. — Идти на сближение. Размещение над объектом пятнадцать метров.

Глава 12. Пропущенный удар

Интересно, почему тварь никак не отреагировала на трех висящих над ней дронов? Способна ли она вообще ощущать опасность в присутствии какой бы то ни было техники? Тянущаяся вдоль разлома форма не походила на убившие варана лезвия. Возможно, спит, или перезагружается, или получает информацию и слепа к окружающему миру. Сомнения — неизменные спутники любого следователя. Ларский часто распихивал их в темные углы сознания, чтобы спустя время наткнуться и жалеть, что когда-то не принял во внимание.

— Опустить силовые экраны на зону локации. Отступ от объекта пятнадцать метров по всему периметру.

— Почему так много, генерал-майор?

— Будем постепенно сдвигать. Оперативной группе подготовиться.

Полицейские операциях почти всегда обходились темно-серыми термокостюмами, а при необходимости электронными средствами защиты, запускаемыми силовым позициометром. Основным оружием копам служил полипистолет, способный выплюнуть гелий, трос, смертельный луч и плазму. Здесь, в полицейской авиетке, достаточно было встать в размеченные по борту силуэты, чтобы упаковаться в костюм, получить на бедро дубинку сайскутера и компактную многофункциональную пукалку.

— Солгадо, отследите возможный информационный обмен вокруг объекта.

— Уже делаю.

Стандартная процедура. Сложно структурированные цветовые, волновые, тепловые и другие потоки могли быть признаками способности к коммуникации или попытками в нее вступить.

— Ничего. Обычный электромагнитный фон. Может, не оно?

— Есть ли сигналы от других плазмодронов на маршруте.

— Ничего.

— Значит, другого пока нет. Ребята на выход и занять позиции по периметру.

Композиторный материал борта машины разошелся, образуя створы выходов. Активировав сайскутеры, полицейские прыгали наружу.

План прост: окружить тварь силовым колпаком, его стены погрузить в землю метра на три. Потом вырезать чертовы кристаллы вместе с куском почвы и вывезти прочь. Разбираться будут в более оснащенном месте.

Команда Здвински окружает, следит за изъятием образца и действует по обстановке. Вдруг придется накладывать заплаты или отбрасывать тварь, если силовая камера будет прорвана. Хотя это вряд ли возможно, даже изоморфу она оказалась не по зубам. Тьфу, не по ветвям.

— На позициях, — доложил Здвински, хотя Никита и сам это видел.

— Начинаем углубляться.

— Отставить, генерал-майор! — громыхнуло внутри машины.

Направленный луч радиосвязи оттранслировали системы авиетки. Одновременно приказ полыхнул красным на проекционной плоскости управления.

— Какого черта?

Ларский вывел изображение и к непроглядно черному дню получил бонусом наглую рожу Игнатова. Стервятник Марры вернулся.

— В пределы! Что вам нужно, Олег Павлович?

— Прекратите операцию, Никита Сергеевич, приказ сверху.

— Армейская машина справа по борту, — спокойно сообщил пилот.

Все стало предельно ясно. Забирали дело. Он выкопал трюфель, а сожрут вкусняшку свиные морды из контрразведки. Не подавились бы. Хотя все закономерно, теперь это не просто расследование с инопланетным подозреваемым, а операция по поимке вражеского языка. Но все равно во рту проступил привкус горечи, возникло острое желание развернуться и улететь на далекий остров. Утопить интерком и наслаждаться синим прибоем. Более чем осмысленное существование перед апокалипсисом.

— Покажи мне их, — попросил Ларский офицера техподдержки.

Легкая рябь прошлась по борту, меняя конфигурации частиц и делая его прозрачным. Тревожное закатное небо открылось во весь горизонт. Здоровый армейский челнок висел на сорок пять градусов выше, и багровые блики его фасеточных ускорителей сливались с полосой заката. В закат бы и убирались!

Так думать неправильно. У всех один враг.

— Они что, даже не маскируются?

— Маскируются, шеф, просто проекцию выбросили на уровне нашей, поэтому мы друг друга видим, а те, кто на земле, ни нас, ни их.

— Генерал-майор, мы работаем? В чем дело? — вышел на связь Здвински.

— Пока отставить, сержант. Ждите.

Словно в знак ответной вежливости челнок обнажил собственное нутро. Игнатов стоял у борта, а за ним шевелились увешанные снаряжением двухметровые глыбы армейских пехотинцев. Изворотливый спрут контрразведки обещал их прислать — и прислал.

— Вы что хотите прямо здесь вступить в бой? — усмехнулся Ларский. — Уж не с нами ли?

— Не ерничайте, Ларский. Все оставьте нам. Мы проведем стандартные процедуры контакта.

— А как же лабораторные исследования?

— Сначала будет попытка контакта. Вы же знаете, что успешный контакт исключает первичный акт агрессии. Тварь должна чувствовать себя на свободе. Лаборатория подождет.

Это странно. Расчленить противника в лаборатории и понять все его реакции, сейчас было бы важнее. Это очевидно. Если только…

— У вас уже есть экземпляр, — догадался Ларский.

Короткая пауза.

— Да, есть, — неохотный ответ со странными радиопомехами. — Инсектоиды добыли небольшие фрагменты, и криминалисты космолаборатории проводят опыты. Но этот гораздо крупнее. Вы нашли его, генерал-майор, спасибо. Но теперь он наш. Вы же это понимаете?

О! Конечно, он понимал, какой еще был выбор? Марра сыграл в доверие и мотивацию: "на тебя вся надежда, дорогой друг", и Марра получил результат.

— Какого черта у вас происходит? — рявкнул по другому каналу Здвински.

— Возвращайтесь, ребята, — переключился Ларский. — Прибыла смена.

И небо полыхнуло белизной.

Под грохот и треск авиетку стало валитьнабок. Ларский влип мордой в прозрачную боковину. Перед глазами мелькнуло качнувшееся крыло челнока, а потом темно-серые фигурки копов на земле, сносимые в сторону от силового колпака. Что-то неразборчиво кричал Здвински, по склону сухой веткой вертелся одинокий сайскутер. Мир словно перевернулся, теряя устойчивость. Выступы пустых гор залил полуденный, ослепляюще белый свет. Зеленые вершины вдалеке затряслись, как в лихорадке.

— Эвакуировать! Всех эвакуировать на борт! — крикнул он, не узнавая свой голос.

— Что происходит!? — одновременно кричал офицер техподдержки. — Мы не удержим проклятый купол!

— В пределы купол и тварь! Вытаскивай ребят. Выводи изображение.

Ларскому хотелось самому запустить руки в пульт управления, но он, никак не закрепленный, скользил червяком по прозрачному борту. Почему не сработали фиксаторы?

— Стабилизируй свое корыто, Пай, и вниз.

Пилот что-то шипел в ответ, выравнивая машину.

Армейский челнок уже был у земли. Из него выпрыгивали усиленные экзоскафандрами пехотинцы.

— Они их спасут, — услышал Ларский голос Солгадо. Тот тянул его за локоть, помогая подняться с колен.

Когда Ларский оказался на ногах и у пульта, офицер техподдержки уже сбросил настройки купола над тварью и переводил на руки управление силовухой, координировал ее с голографическими данными. Он сможет переловить разлетающиеся по склону фигурки собственными пальцами.

— Проклятие!

Авиетку опять тряхнуло, и гора треснула. Склон лопнул, как сухой орех. Трещины побежали в разные стороны, осыпаясь по бокам, устремляясь в темное нутро горного массива. Шла трансляция не только изображения, но и звука. Грохот сливался с криками и короткими обменами пехотинцев.

"Братушки" скакали по разъезжающимся камням, цепляясь за обломки стальными когтями экзоскафандров. Кто-то из них подхватил уже соскользнувшего в провал Мози. Здвински все-таки взлетел на своем сайскутере, но не поднялся вверх, а двигался у земли. Какого дьявола затеял? Впереди него, казалось, мелькнул хвост кристаллической твари.

Ларский грыз собственный рот, понимая, что единственное, что может сейчас сделать — не мешать остальным. Здвински нырнул в проём широко раскрывшей зев трещины. От такого фортеля рука сама потянулась к голограмме, хотя в творившемся хаосе силовые захваты через уменьшенную проекцию могли нанести вред. Через секунду сержант на сайскутере вынырнул и взмыл вверх.

По борту авиетки замигал сигнал всеобщей тревоги: "Всем немедленно покинуть зону поражения. Восточная часть Южной Америки под ударом. Всем немедленно покинуть зону поражения. Двигаться от побережья на восток".

В распахнувший створ авиетки влетел идиот Здвински, неловко прижимая к груди руку, за ним двое его парней.

— Пятеро ваших у нас на борту, жизненные показатели в норме, — вышел на связь Игнатов. — Что у вас?

— Остальные у нас. Вроде в порядке.

— Значит, сваливаем.

— Что происходит? — не выдержал Ларский.

— Наверное, твари прорвались. Или наши применили оружие с жуткой отдачей. Уходим.

Говорил уже не Игнатов. Низкий, рычащий голос выдавал звероподобную армейскую трансформацию. Еще день назад эти ребята казались Никите не только страшными, но и всесильными, а теперь…

— Падайте к ложементам, — повернулся к ним Пай. — Ускоряемся.

***

Ларский лежал навзничь на жесткой кровати. Контуры поверхностей каюты чуть светили, превращая тьму в сумрак. Если впустить сумрак в себя, в сердце и мозг, он заместит память, а с нею боль. Когда внутри нет ничего — нет и повода для проклятых раздумий. Просто дыши или просто умри, и то и другое дает облегчение. Он, прокурорский следователь, всю жизнь провозившийся с инопланетными расами, должен ощущать яростное желание бороться с врагом, найти причину его появления. Но ни ярости, ни желания не было, только вакуум опустошенности. События прошедшего дня не укладывались в голове, не вписывались в опыт, не могли быть угаданы звериным чутьем прокурорской гончей. Но случились и оставили от уверенности в силе человечества только пепел.

Пепел Ресифи. Пепел Рио-де-Жанейро. Даже не пепел, страшнее…

Они недолго летели на восток. Там посеревшим призраком проступала Луна. Целая и узнаваемая, но казавшаяся обескровленной. На юго-западе темнеющего неба горел второй кровавый закат. Гул шел со всех сторон, то нарастая, то спадая. Бешеный ветер метался с запада на восток и обратно. Пилот зарегистрировал несколько далеких цунами. Стихии сходили с ума.

В кабине висело молчание, разбиваемое только короткими сообщениями с армейского челнока. Мози что-то бормотал про незаконченную эвакуацию, и что надо связаться и присоединиться. Но все каналы связи выдавали мертвую тишину. Единственный и внезапно пробившийся к ним сигнал спасения заставил развернуться и пойти в сторону побережья. Через пять тягучих минут обе машины прижались к воде, ловя отчаянный речитатив: "Помоги товарищу…, помоги товарищу…".

— У кого-то армейский передатчик, — бросил Здвински.

То, что открылось их глазам, стало для Ларского первой в его жизни масштабной картиной человеческой трагедии. Бесконечно огромный плот, слепленный из всего подряд: транспортных платформ, авиеток, скутеров, флоотиров, с людьми, кишащим внутри под силовыми куполами и захлестываемыми обезумевшей стихией. Агломерация, о которой говорил Берг. Опущенные на океан для экономии энергии и маскировки разномастные машины выглядели уродливо и ненадежно. Темная вода пыталась намотать вокруг них злобный кокон и поглотить. Ларский бы не хотел оказаться посреди моря в крошечном пузыре, даже закрывшись от реальности иллюзией пространства.

Сигнал спасения подавал один из двух полицейских челноков сопровождения 'плота'. Когда установили перекрестную связь, Ларский не смог поверить тому, что услышал.

Ресифи уничтожен. Капсулы с условно погибшими у берега.

Позже они подлетели к сожженному городу. Вода шипела по когда-то бесчисленным каналам, превратившимся в узкие изуродованные сосуды. Плыла плотным паром над океаном, что нес с собой запахи гари и смерти. Ресифи не существовало, лишь бугры оплывавшего от жара камня. Как подтаявшее мороженное, только черное. С наполнителем из домов и парков, мостов и человеческих жизней. Это мертвое место успело отдать души в небеса. Невозможно поверить, что еще днем здесь высился живой город.

Прибрежные волны захлестывали берег, то выбрасывая на сушу уродливые обломки, то затягивая их в океан. Капсулы с условно погибшими бесчисленным количеством личинок разнесло вдоль побережья. Роботы спасатели ковырялись в оплывшей массе города, выковыривали позвоночники, головы, фрагменты тел и запаивали останки во временные хранилища. Возможно, кому-то удастся вернуть жизнь. Отправленные в воду капсулы ждали своих собирателей.

Их авиетка и армейский челнок не единственные собирали этот страшный урожай. Всасывали в силовой кокон под брюхом личинку за личинкой. Нужно вывезти в надежное место тех, кто еще может дождаться спасения. Ларский и его команда не видели ни врага, ни сражения, но оказались на кладбище войны.

Он уже с трудом соображал, когда глубокой ночью полетели в сторону океана, волоча следом тысячи условных трупов. Луна светила сквозь черноту страшным багровым светом. Где-то высоко полыхало фиолетовыми росчерками небо. Над океаном по-прежнему тянулся низкий надрывный гул. Авиетка неслась за раздувшимся орудиями армейским челноком. Ларский перебирал глухие каналы связи, надеясь понять только одно — где же прошел или идет бой, где чертовы защитники могущественной Земли? Он хотел бы видеть лицо врага, его гигантские жерлы кристаллических орудий. И пушки отчаянно сражающихся землян. Но ничего не было, только прихваченная с побережья смерть. И страх, растекающийся по венам.

То, что случилось с Рио-де-Жанейро, он узнал уже на подводной базе. Более того, его, едва передвигающего ноги, и Здвински сразу загнали в зал совещаний. Там Берг и еще трое свободных офицеров смотрели на этот ад. Ларскому даже не хотелось уточнять, что именно ему показывали: реконструкцию или реальную запись. Любой ответ вел к новым вопросам, над которыми он был не в состоянии думать.

Находясь в зале, Ларский смотрел на побережье с птичьего полета. Видел и чувствовал, как земля содрогнулась от гулкого, разрубающего горы удара. Как взлетела вверх земная кора, высвобождая из нутра планеты бешеную энергию. После ударной волны плоть осела, оставляя призрачный туман. И это было начало. Туман превратился в молочно-матовый скальпель, в тонкое прозрачное стекло, в свечение, в котором огнем распадался мир. Гигантский призрачный фронт плыл и сжигал все на своем пути. Стихия неминуемой безжалостной смерти.

— Энергетический выброс будто от гигантского лазерного генератора, — ледяным голосом прокомментировал Берг — Эти твари способны превращаться в систему линз и ею же двигать огневой фронт.

Они били по Земле, как ножом по тесту, а обратный импульс превращали в выжигающую все энергию. Ничего фантастического, только невероятная мощь. Именно она докатилась до Колумбии и ломала горы под ногами. Но объяснение не принесло облегчения. То, что он видел, душило в кольцах ужаса все надежды защититься и нанести ответный удар.

На пути убийственного фронта разворачивался прибрежный город. Современный Рио был похож на огромный, открытый морю древний Колизей. Город окружали искусственно раздвинутые скалы. Величественные, кое-где покрытые зеленью пики доставали до заледеневших в синеве облаков. Сразу за стеной гор тянулись вверх флоотиры и поднимались островерхие башни неоготиров, постепенно спускаясь уступами к центральной чаше города. Там плелись изящные улочки с невысокими разноцветными домами, где на памяти Ларского гуляла оживленная молодежь. Горделивый город на глазах превращался в потерявший форму и обезумевший муравейник. Руины муравейника. Он содрогался, растрескивался от адского землетрясения, рвался вверх хаосом авиеток и скутеров. Когда скалы, а затем флоотиры бьющегося в судорогах Рио погрузились в призрачную дымку и стали распадаться в белом огне, Никита развернулся и вышел. Никто его не остановил.

Закрывая глаза в собственной каюте, Ларский видел спекшийся камень, пепел и нескончаемые капсулы смерти в ревущих волнах. Если бы они не полетели в Колумбию, а включились бы в эвакуацию, возможно, на погруженных в воду платформах людей было бы чуть больше и чуть меньше условно погибших или просто погибших. А так — они даже диверсанта не сумели добыть. Корунды ссыпались в разлом и исчезли.

Ларский усмехнулся в темноте. Весь этот день он только и делал, что ошибался. Упустил Лизу, упустил тварь, не спас ничьей задницы, позволил убедить себя в том, что города будут полностью эвакуированы, что всех защитит армия. А еще он, идиот из прокуратуры, потратил время людей, которые могли бы сделать что-то действительно полезное, на бесплодную охоту.

Дверь каюты мигнула светом, показывая, что за ней кто-то есть, и этот кто-то хочет войти. Ларский приподнял и повернул голову. Нелегкая притащила к нему сержанта, которого не хотелось ни видеть, ни слышать.

— Пустить, — прошептал он и с трудом сел.

Сержант вошел и тут же привалился к стене.

— Проходи, — предложил Никита без особого энтузиазма.

Тот помотал головой и продолжал стоять в странной позе с неловко подвернутой рукой. Выражение лица не разглядеть: черная морда на фоне темной перегородки. Как мертвец, пришедший по живую душу. Молчание затягивалось, липло к стенам, и чувство вины Никиты странным образом трансформировалось в раздражение.

— Зачем пришел?

Тот неопределенно тряхнул головой, но ничего не ответил.

— Хочешь сказать, мы зря потратили вчерашний день? Так я и без тебя это знаю. Поэтому отвали и оставь меня в покое.

Текст неуместный для разговора генерал-майора с сержантом. В пределы. Ларскому всегда было плевать на условности, а сейчас тем более. Осталось только рухнуть мордой в подушку и не обращать на гостя внимания.

— Никита Сергеевич, вы понимаете, почему погибли два города и столько людей?

Голос звучал тихо, настаивал на правде, и Ларский сразу сник, теряя желчную ярость.

— Не понимаю, не знаю. Хотел бы понять.

Ларский отправлял запросы. Долбил Марру, загоняя пакет за пакетом в пустоту канала. Тот не реагировал. Похоже, дела шли хуже некуда.

— Я думаю, — коп помолчал, видимо, взвешивая слова, но потом решился, — Искусственный разум Земли облажался. Военные облажались. Регламенты не сработали, прогнозы оказались неверными. Поэтому никто не ждал врага у Латинской Америки.

Жестко. Если ЦКЗ так облажался, то это конец. Он находился в состоянии постоянного мониторинга данных, обработки информации и принятии решения в каждой точке. Составлял и анализировал прогностические модели, а потом модели моделей, пересчитывал пути, способы и типологии эвакуации. ЦКЗ предлагал лучшее из возможного.

Вот только кормили компьютерную систему люди, они направляли потоки данных в меру своего понимания происходящего. Что могло стать причиной сбоя? Случайное искажение информации или чья-то злая воля? Ларский горько усмехнулся.

— Возможно, ты прав. И что же хочешь от меня?

Здвински оторвался от стены, подошел и медленно вытянул руку. В ладони что-то тускло светилось.

— Я хочу понять, почему и кто виноват. И как с этими тварями бороться.

Запечатанный в силовую ловушку, обломок корунда на ладони тускло светился голубизной.

Глава 13. Орфорт

"Гордость Португалии" достигла звездной системы Орфорта. Три земных дня пути прошли, как сплошной наркотический сон. Боль исчезла, но пришло нечто новое. Странное чувство — слиться с собственным демоном и стать кораблем. Сознание двоилось в размытых границах и облекалось в стальную мощь крейсера. Личность стиралась, оставались лишь оголенные нервы проводов.

Позади три станции подскока и собственный опасный прыжок. Станцию у галактики Зирур сожрала черная дыра вскоре после гибели экспедиции "Сияющего". Загруженные инсектоидами навигационные карты указывали на еще один кросс-переход в этом районе. Но дорога через него была бы долгой, и капитан Граув решил прыгнуть напрямик. Смяв хроновакуум, "Гордость Португалии" вышла на изнанку пространства. Живое, пульсирующее цветом сияние обступило крейсер. Наплывало всполохами голубого шелка, било синими крыльями, текло по перегородкам потоками фиолетовой лавы. Даже клочки 'я' растворялись в причудливом мерцании подпространства.

Тим, Ирт и 'Гордость Португалии' вынырнули с обратной стороны как одно существо, скрытое отражателями и маскировочными щитами, с готовыми к бою пушками. Если бы на пути оказался хоть кто-то, они бы не сумели остановиться, выйти из дурмана полета и стали стрелять. Предвкушение огневой отдачи гудело в венах и переборках. Жажда лазерных, термоядерных и ионных ударов. Но Орфорт висел под занавесью темно-серых облаков печальным приплюснутым шаром. Один в пустоте. Его вид наполнил память жалящими осколками и отрезвил мгновенно. Вернул Тиму ощущение себя.

— Мы прилетели, — произнес он.

Вертикальный ложемент распечатал тела. Из-под кожи поползли ростки Ирта и сразу накрыло тошнотой. Изоморф вырос рядом багровым стволом, и желание опустошить желудок усилилось. Гробница команды "Сияющего" и хозяин Чаги в истинном облике — перебор на первый день прилета.

— С Орфортом что-то не так, — прошипел Ирт.

Отростки его капюшона зашевелились, и под ними распечатались глаза. Не иначе, чтобы лучше рассмотреть родную преисподнюю. Забавно, что человеческие привычки липнут даже к инопланетным созданиям. Хоть и бесполезны для них.

— Запустить проекцию, — скомандовал Тим.

Над пультом управления возникла объемная голограмма планеты, парящей в полумиллионе километров под ними. Прежний Орфорт отличался от нынешнего. Как пустая скорлупа от прячущего жизнь яйца. Не хорошо, тревожно на это смотреть.

— Из Просторов выжрали цвет, — продолжил Ирт. — Облака должны быть розовыми, не серыми. Я видел их из корабля, когда отправился за тобой.

— Выжрали цвет?

Все верно. Бушующий океан жизни делал планету почти радужной. Как шарик, подаренный на рождество, она могла порадовать любого космического скитальца. Пообещать удачу и исполнения мечты. А потом заглотить, не жуя.

— Мы должны спуститься. Немедленно.

В исконной форме Ирт говорил иначе, чем в человеческой. Горловое стрекотание звучало угрожающе. Тим свел за спиной руки.

— Подожди. Давай все обсудим. Розовые облака — это оптическая иллюзия от звезды. Они могут выглядеть и так, и иначе.

Но дело не в облаках, выцвела сама плоть планеты. Заиграет ли она снова оттенками зеленого, синего и оранжевого? Может, те, кто уничтожил команду "Сияющего", теперь тоже обращены в пыль? Туда и дорога.

— Хочешь сказать, дружок, что все в порядке, и мне не о чем беспокоиться? Стоит посидеть с тобой, послушать, как ты плетешь жалкие слова вокруг жалких мыслей?

Стрекотание усилилось, слова лепились в трудноразличимый, царапающий позвоночник комок.

— Нет, я…, - Тим на мгновение растерялся. — Хочу сказать, что нужно собрать информацию, и тогда станет ясно, что делать.

Ирт встал напротив, между ним и голограммой бурого Орфорта. Уставился двумя лишенными зрачков зеркалами. Тим не назвал бы это взглядом, скорее присутствием нечеловеческого разума. Хозяина Чаги.

— А тебе не ясно, червяк? Хочешь полетать вокруг моего дома? Получить удовольствие от его разгрома? Дать своим мелким железным блохам ползать по останкам Просторов, собирать их кусочки и делать цифровые картинки. Ты ради этого полетел?

— Это не так, Ирт, подожди, — затараторил Тим, отступая назад. — То, что я хочу сделать — разведка. Без разведки не вступают в бой.

— Разведка! — взревел изоморф. — Что за глупое человеческое словечко. Не ври мне сейчас. Одно для вашего мира. Сделанного из мертвой скорлупы и медлительных созданий. Человек может пойти гулять в место, откуда пришло другое двуногое. И место будет таким же. Даже через много перемен тьмы и света. Суток, как вы говорите, а то и месяцев. Но Просторы не хранят форм. К охоте нельзя подготовиться на Стенах. Ни по картинкам, ни по чужим историям. Нужно вооружиться, прыгать и драться.

Тим нахмурился, торопливо обдумывая ответ. В словах Ирта звучала логика. Но лучше соврать, вывернуться из его ветвей. Капитан Граув должен выполнить поставленную задачу, а уже потом скармливать экспедицию Орфорту. Изоморф не понял и не собирался понимать, почему их снарядили и отправили сюда. Вовсе не для спасения вечно жрущей саму себя планеты, а ради Земли и из-за гибели двух союзников. Но если осознает причину, Ирт превратит Тима буквально в горящий факел, только выдохнув бешенство. Откинуть боты, не начав рейнджерскую миссию — не слишком доблестно и совершенно бессмысленно.

— Послушай, Ирт, мы не знаем, остались ли Просторы прежними. И кроме них есть еще Стены, а они не меняются. Что произошло с ними? Нужно собрать как можно больше данных. Пусть они будут хотя бы приблизительными.

— Собрать данные?! Мы что долбанные ученые? У нас брюхо напичкано убивающей энергией. Мы прилетели уничтожить. Тех. Кто. На нас. Напал.

В мгновение багровая тварь оказалась рядом, и Тима бросило в жар.

— Перестань! Я капитан и командую этим крейсером, знаю, как летать и стрелять. Поэтому решать буду я.

Страх стягивал внутренности и грохотал в висках. Как он осмелился сказал такое? Впав в ярость, изоморф форсирует график продвижения к смерти и не дрогнет ветвями. В пределы!

— Я дам тебе поиграть в капитана. Позже, — прорычал Ирт. — Сначала мы убьем всю дрянь в моих Стенах!

Тим почувствовал даже не кожей, кровью, несущей по венам невидимую связь, как к нему устремляются ростки Ирта. И, не раздумывая, прыгнул с капитанского мостика на нижний уровень, где тускло светились пустые места для экипажа.

— Защита!

Крик глушил отчаянное желание тела подчиниться. Впустить привычную боль. Но мысль опередила звук или позициометр скафандра оказался быстрее изоморфа. Когда ветви ударили, Тима уже защищал силовой кокон. Толчок, короткий полет. Встряхнуло так, что внутренности перемешались. Крепко зажмурил глаза, чтобы не видеть ярость Хозяина и не сдаться слишком быстро и слишком позорно.

— Как ты посмел!

Еще один мощный удар. Защищенное тело ударилось о перегородку нижнего уровня и упруго скатилось вниз. Контуры генераторов беспокойно мигнули над головой. Мячом еще не приходилось бывать. Впрочем, на Орфорте случались роли и более унизительные.

— Прекрати это, Ирт, — сказал он по возможности твердо и попытался встать.

Инопланетное чудовище походило на гигантский взбесившийся куст. Изоморф изогнулся и ударил, прижимая Тима к ребру кабельного сегмента. Защита вокруг скафандра — это не силовые щиты крейсера, пробить чудовищным усилием вполне реально. Ирт облеплял со всех сторон, давил, желал крови и покорности. Тим видел вокруг себя только беспорядочное движение багровой массы.

— Подлый червяк! Мы немедленно спускаемся на Орфорт. Я сделаю это сам, раз ты прячешься в мешке. С тобой разберусь позже. Раз и навсегда.

Изоморф отпрянул, втянул множественные конечности, превращаясь в ствол с мощным хвостом. Ударил им с замахом, отшвыривая Тима, как падаль. Когда в один прыжок Ирт оказался на капитанском мостике, Тим поднялся, прижимаясь спиной к стене. В ногах плавала слабость. Весь полет Ирт провел в его позвоночнике и нервных узлах, понимал то, что делал он как капитан, думал его мыслями. "Гордость Португалии" раскрывалась перед ним сектор за сектором: арсенал, навигация, топливный отсек. Ирт, наверняка, знал команды, на которые крейсер отзовется пением плазмы. Проклятье! Чертово чудище наелось информации, как плоти, и может справиться с управлением, если Тим не помешает. Не применит силу.

Ирт не обращал внимания на капитана на нижнем уровне, вглядывался в голографические строки и изображения, при этом менял форму. Возвращал свой человеческий облик. Сначала из навершия и капюшона проступило сосредоточенное, четко очерченное лицо, потом багровый ствол оплыл, высвобождая шею и плечи. Похоже, он думал, что компьютер крейсера послушается лишь человека.

По спине прошел холод. Теперь столкновение неизбежно. Нужно перешагнуть через страх и отчаянное нежелание оставаться один на один с проклятой планетой. С порожденными им самим призраками. "Управление на меня", — отдал мыслеприказ, помедлил, и, с усилием слепляя воедино образы и слова, добавил: — "Изолировать и обездвижить изоморфа".

Короткая вспышка кольца генератора. Ирт не успел никак отреагировать, в мгновение заледенел на капитанском мостке. От яростного крика колени Тимоти подогнулись, пришлось опереться спиной о стену. Поздно. Непоправимое сделано. Медленный вдох и выдох — единственное, что сейчас может помочь.

"Блокировать звуки изоморфа", — мыслеприказ рвался в голове шепотом на грани слышимости.

Слава богам и границам разума вселенной, тишина наступила сразу. Полная, глухая. Еще бы пара гневных нечеловеческих выкриков, и страхи Чаги парализовали бы волю.

Тим прикрыл глаза, стараясь найти внутри себя точку равновесия и покоя. Снова медленный вдох, выдох. Он здесь один и решать ему. Голограмма Орфорта висела и с полнейшим равнодушием ждала дальнейших действий. Главное избавиться от лишних эмоций и действовать последовательно. Бывший контр-адмирал прекрасно знал, что и когда нужно делать.

— Переместить на нижний уровень панель управления и голограмму. Запустить первичное сканирование планеты. Приготовить разведывательные боты к высадке.

Как бы то ни было, он останется здесь, в зоне офицерских мест. Пусть Ирт торчит на капитанском мостике величественной фигурой морпеха. Может, почетное место склонит к простому и быстрому убийству вышедшей из повиновения зверушки. Но позже.

Тим тряхнул головой, прогоняя навязчивые мысли, и открыл на экране данные по арсеналу. Разведывательные боты укомплектованы всем необходимым, но все-таки, все-таки… Что если после выполнения миссии снова придется ступить на серый мох Стен Флаа? Если, конечно, останется жив, сняв с Ирта оковы. Наблюдательного оборудования: роботов, плазмодронов и отражателей — недостаточно. Он быстро перебирал строки арсенальных папок, закидывая в виртуальные корзины ботов все что могло бы пригодиться.

— Прости, Ирт, — произнес он неожиданно для себя и нажал старт снаряженных под завязку ботов.

Теперь подождем. Он бросил взгляд на капитанский мостик. Высокая фигура изоморфа сохраняла человеческую форму, но рябь световых всполохов гуляла по ее поверхности. Тим ткнул в данные по генератору силового поля. Ого, как вырывается! Энергии, чтобы удержать Ирта, хватило бы на защиту человека от астероидного дождя на Луне. Тима пробил истерический смех. Безопасность на крейсере весьма затратное удовольствие. Жаль, что маршал роев не плеснул дополнительную пинту топлива на маленькую войнушку вокруг капитанского мостика. Не догадался.

Результаты первичного сканирования Орфорта придут через три часа. А вот роботам разведчикам понадобится часов тридцать, чтобы их высадка на планету дала хоть какие-то осмысленные результаты. Нужен короткий отдых. Сначала сон, а потом идеи. Не поднимая голову на пленника, Тим развернулся и двинулся к боковой лестнице. На середине подъема ощутил как сильно сутулится. Чага недовольно ворочался: сознание давило чувство вины и страх. Не помогала даже уверенность в правильном выборе.

Через три часа глубокого наведенного сна Тим ощутил спокойствие и внутреннюю собранность. Или сумел убедить себя в этом. Уцепился за рабочий настрой и загнал в далекие уголки сознания мысли Чаги. Тот барахтался на самом краю воображаемой черной пропасти, но как-то держался, не давал столкнуть себя вниз. Но ничего, надо справляться с собственными демонами. Один внутри, другой снаружи. Парочка — не разлей вода. Стянутый силовой ловушкой, изоморф наверняка кипит от ярости. В собственном соку. Может так и свариться вкрутую. Не плохо бы.

Тим хохотал бы, как сумасшедший, представляя беспомощное бешенство Ирта, если бы второй частью своей личности не боялся последствий.

— Распаковать первичные данные сканирования, — проговорил он старательно ровным голосом.

Орфорт все также висел под "Гордостью Португалии", и его вид нисколько не изменился. Космос вокруг оставался пуст и спокоен.

— Сопоставить полученные данные с имеющимися по временным точкам до нападения на Орфорт. Оценить степень повреждения.

Хотелось все произносить вслух. Своего рода начало неизбежного разговора и объяснения с Иртом. Искусственный интеллект крейсера затеял на голоэкране пляску цифр, строк и картинок. Такую долгую, что наблюдение за ними начало погружать в транс. Когда танец графики замер, пришла смесь печали и облегчения.

— Знаешь, Ирт, на Орфорте все плохо.

Тим сообщил громко и даже поднял голову, чтобы Ирт мог лучше слышать. Хотя ему в общем-то без разницы.

— Просторов больше нет. Они стерты по всей планете. Исчезли. Там вообще ничего нет, кроме земли, рек и голых гор.

Рот внезапно пересох, в горле запершило.

— Но это результаты сканирования с орбиты. Может быть, плазмодроны обнаружат что-нибудь, что отсюда не разглядеть.

Он мог бы добавить, что степень повреждения — необратимая. Так ее предварительно оценивал компьютер. Искусственный интеллект исходил из внешних данных и судил с позиции целесообразности вмешательства. Следовал простой вывод: им нечего здесь делать. Они вдвоем не силах возродить уничтоженную жизнь и могут только вернуться. После того как получат более точную картину произошедшего. По мертвым полям пробегут суетливые роботы, поищут живую мелочь, возьмут химические пробы, и тогда выводы станут окончательными.

— Извини, что так вышло. Я…

А что собственно он? Не прилетел пораньше и не шарахнул ядерным радиальным по уничтожившей земли Флаа кристаллической дряни? Не научил этих пожирателей плоти выстраивать эшелонированную позиционную оборону, пока ползал по Нишам Изысканий и выпрашивал еду в мешке на израненном теле? За что ему к дьяволу извиняться?

— Мы ничем не поможем Орфорту, — проговорил он, чтобы ощутить хоть какую-то определенность.

Изоморф не выглядел как возможный собеседник. С застывшего тела исчезла рябь движения. Лицо стало темным, мертвым, с затянутыми глазницами древних скульптур.

— Ирт! — произнес Тим громче и тут же добавил: — Снять блокировку звука, ослабить давление поля. Ирт, ты слышишь меня?!

Чудище молчало. Никакой попытки вырваться. Более того — ни малейшего движения. По телу Тима прошла крупная дрожь, дыхание сбилось, воздуха резко перестало хватать. Сжавшееся горло засвистело, а в ушах нарастал грохот. Приступ паники. Чага хорошо знал, как она умеет ломать тело, но Тим давно не испытывал ее во всей полноте и власти.

— Хозяин! — прохрипел он. — Освободить! Полностью! Быстрее!

Глава 14. Дыхание холода

По телу изоморфа долго и бестолково ползали паучьи лапки манипуляторов. Генераторное кольцо над операционным столом проблёскивало фиолетовыми искорками, а плоский экран выдавал невнятицу жизненных показателей. Тим практически успокоился. Эмергентный пакет скафандра впрыснул лошадиную дозу транквилизаторов и блокировал панический приступ. Тим вызвал операционный модуль крейсера уже понимая, что делает.

На состояние плененного изоморфа спасательные системы корабля сами не среагировали. Грубейший просчет Тима как капитана. Искусственный разум крейсера не владел информацией о изоморфах. Поэтому физическое состояние инопланетника никак не отслеживалось. Он вообще не рассматривался как член экипажа и объект охраны. Хозяин Чаги был для искина корабля чем-то вроде занесенной на борт флоры или живой мебели. Но это еще полбеды. Даже изменение статус Ирта для внутренних систем защиты не помогло провести простейшую диагностику его состояния.

На экране операционного модуля бесстрастно выплывали цифры: давление, температура, химический состав внутренних жидкостей. Но вся эта канитель выглядела по-разному для разных частей тела изоморфа, что совершенно сбивало с толку. Сам факт перепада температур, наверняка, говорил о том, что этот бешеный куст жив. Но почему тогда не двигается?

Тим не помнил Ирта неподвижным. Если тот не охотился, то шарил ростками под кожей. Даже разорванный тараканами на куски, он не долго оставался бесформенной массой, срастался, изменялся. А еще Чага не видел Хозяина спящим. А теперь прошел час и никаких изменений. И Тим просто ждал, не в силах оторвать глаза от мраморной неподвижности лица с черным лентами волос, от светло-серой грудной клетки с офицерскими знаками различия. Слепленный Иртом скафандр наощупь никак не отделялся от туловища, но был местами гладким, местами шероховатым, как настоящий.

Час сменился вторым, а затем и третьим. В запасе до первых результатов разведывательной высадки оставались почти сутки. Цифры жизненных показателей изоморфа то немного менялись, то возвращались к прежним рубежам. Датчики операционного стола слегка попискивали. Этот отравительный звук делал одиночество особенно острым. Мысли рвались в слова:

— Если ты сейчас умрешь, моя жизнь станет проще. Не лучше, но точно проще. Думаешь, я сразу полечу на Землю? Вряд ли. Нужно проститься с Реем. Там, на Орфорте. Вся его кровь ушла в проклятую землю. Он не хотел лететь и спускаться на вашу планету, но остался там навсегда. Самое ужасное, что не могу обвинить в этом тебя. Очень хочу, но не получается. Сам виноват. И с твоей смертью не станет легче, только проще.

Тим опустил руку на застывшую грудь Ирта. Под упругой поверхностью прощупывался рельеф неподвижных узлов. Ростки изоморфа. Они могли прятаться в глубине туловища, но сейчас лежали у поверхности. Чудовище в образе человека полностью в его власти. Вот только как распорядиться властью? Тим не имел ни малейшего представления. Водил рукой потому, чьей смерти хотел и без которого боялся остаться.

— Тебе не понять, что значит чувство вины. Оно мешает общаться с людьми. С друзьями. Даже с Сэмом. Между тобой и миром будто преграда. Как из воды. Если сделать небольшое усилие, можно преодолеть, но зачем? А вот между нами этой преграды нет. Ты тоже зло. Как нелепо устроен мир: убийца моего друга — единственное существо, ничем от меня не отгороженное. В каком-то смысле самое близкое. И лучше бы ты умер. Ради моей призрачной свободы. Очередной иллюзии. Ты прав, охотник, люди живут иллюзиями.

По телу прошла знакомая волна шелковистой дрожи. Предвестие наркотической ломки. Так скоро? В течение полета Тим был связан с изоморфом. Самое долгое слияние. Возможно, отравление настолько сильное, что он сдохнет самостоятельно, так и не успев добраться до дома. Если вообще есть шанс оказаться дома. Скафандр лепился к коже, что-то вгонял в кровь. Дрожь прекратилась, но осталась слабость. Пришлось опуститься в ложемент напротив операционного стола и закрыть глаза. Перед внутренним взором потекли воспоминания.

— Когда я улетал с Марса на учебу, то многое навоображал себе. Картины блестящего будущего. Знал, что умею добиваться того, чего хочу. Если бы кто-нибудь сказал, что закончу наркоманом, один, в летающем корыте, которое слепили из ремонтных комплектов, я бы… Не знаю, наверное, избил бы такого предсказателя в кровь. Самое смешное, что наркоманов не существует в солнечной системе вот уже несколько столетий. Кроме меня. Моя жизнь стала блестящей и неповторимой, в каком-то смысле.

Тим рассмеялся. Что из его бессвязной речи может понять вечно голодная инопланетная тварь? Хотя почему голодная? На протяжении полета Ирт поглощал те же питательные комплекты бортового синтезатора, что и он сам.

— Ты спрашивал о Марсе, моей родной планете? Иногда задумываюсь, может, это судьба: сбежать с Марса, чтобы оказаться на Орфорте. Они в чем-то похожи, красная планета и твой дом. Нет морей и океанов, но есть реки, очень быстрые и очень глубокие. Когда-то, до терраформирования, это были разрезавшие поверхность планеты каньоны. Теперь внутри них течет семь Великих рек, закованных в почти неприступные каменистые отвесы. В некоторых местах течение разгоняется до такой скорости, что водяная пыль обхватывает русло серебристым рукавом. Гонки на байдарках в этих местах идут практически вслепую, и нормально дышать невозможно. Кислорода вообще на Марсе меньше, чем на Земле. Когда я переехал на голубую планету, то долгое время казалось, что энергия прямо хлещет и сил хватает на все. Марсиан на Земле считают выносливыми, но все из-за кислородной эйфории. Организм, привыкший обходится малым, накачивается дозами, от которых клетки просто шалеют. Здесь, на Орфорте, не так. И зима не такая. Пояс холода, как вы называете. Наш холод прокатывается по планете, словно волна от взрыва. Оставляет за собой ледяные купола и вымерзшие пустые города.

Тим отчетливо вспомнил момент перед побегом "Сияющего" из экспедиционного корпуса. Он тогда просматривал данные по Орфорту. Собранной информации о разумной расе было ничтожно мало. В модель контакта могли вкрасться расчетные ошибки. Правильный выбор лететь к более изученной расе. Но данные о малоизвестном периоде холода вдохновляли прыгнуть на Орфорт. Вспомнилась марсианская зима, когда ему было четырнадцать, и самостоятельный, наперекор запретам родителей, поход в жизнь подо льдом. Эмоциональный выбор — всегда ошибка. Идиоты всю жизнь наступают на те же грабли. И контр-адмирал 'Сияющего' заставил команду крейсера повторить безмозглую выходку своей юности. Тим глухо застонал, сел, подтянул к груди колени и обвил их руками. Прошлое вставало в голове картинка за картинкой.

— Люди так и не выяснили, что делают изоморфы в Поясе Холода. И я не спросил тебя. До сих пор боюсь спрашивать, о чем бы то ни было. Возможно, вы, как и марсиане, перебираетесь в более теплое местечко. Смешно, если так. Знаешь, на Земле переезжают с места на место, чтобы путешествовать или сменить обстановку. На Марсе переезды оставляют привкус побега. Когда приходит холод, нужно загрузить платформу барахлом и свалить подальше. Трусливые человечки, сказал бы ты. Мой отец родом с Земли и никогда не суетился перед наступлением зимы. Относился к сборам терпеливо и иронически. А вот мама, коренная марсианка, развивала бурную активность, но не могла внятно объяснить желание уехать как можно дальше. Всеобщая сезонная истерика. Уже позже, после ее исчезновения, когда мы с отцом остались вдвоем, я думал и читал об этом. Все становится понятно, если знать историю освоения Марса. Все родилось из страхов и желаний. И в моей истории тоже.

Тим потер глаза. Когда он рассказывал о себе Сэму, пусть, и не до конца, и через проклятую "водяную" преграду, внутри становилось легко и тепло. А Ирту? Будто вытягивал из брюха пропитанные ядом внутренности. Стыдно, унизительно и неостановимо. Словно он и в самом деле собственность, у которой не может быть тайн. По венам неумолимо текла зависимость.

— Это началось в праздник "Сияющей реки". Потрясающий по красоте день. Бурные потоки реки окрашиваются в цвета радуги, и вся округа съезжается к воде. Насладиться живой красотой перед тем, как оставить город пустым во власть льда и урагана. Позже, на Земле, я понял, насколько странный, почти волшебный природный цикл на терраформированном Марсе. Не зря его называли случайным и неповторимым чудом. Зима там подходит шаг за шагом, выращивая цветы. С первым приближением холода листья желтеют, синеют, краснеют, но висят на ветвях даже с приходом вьюги и когда земля покрывается стеклом льда. Около Дрентона есть деревья, ради которых туристы готовы три дня лететь с Земли. Их палые листья — лакомство, каких поискать. Но у нас такие не выращивали. Везде вдоль рек после мороза ненадолго возвращается тепло с воды, пробирается по мерзлой земле под ледяной наст. Он вспучивается хрустальными куполами, и через пару дней черная почва под ним раскрашивается головками цветов. Последним цветением осени. На второй день лед рассыпается в серебристую пыль, которая искрит на открывшихся ярких бутонах. Бескрайние поля цветов в ожидании удара зимы. В последней попытке подарить семенам жизнь. Свободнокорневые и стебленогие, способные к ледяному фитобиоцитозу, — так учили нас в школе. Опять забавное сходство — растения на Марсе могут перемещаться, как и твари на ваших Просторах. Но не сжирая все живое. В конце осени они двигаются к реке. Ведь дожди — редкость над красной планетой. Поля цветов ползут медленно и неумолимо, а когда влажность воздуха увеличивается, выстреливают в сторону реки свои споры. В плотных оболочках они парят и светятся день и длинную ночь. А потом налетает ураган, и он уносит к речным потокам семена, сорванные лепестки и часть цветов. Что не в силах поднять и донести ветер, то добирается само. Подстегиваемые предчувствием влаги и подгоняемые вихрем, цветы прыгают в реку, чтобы превратить ее в пляску цвета и блеска. А когда ураган стихает, приходит день праздника "Сияющей реки".

Тим выдохнул и всмотрелся в бесчувственного изоморфа. Показалось, что тот стал больше походить на спящего человека, а не на опрокинутую статую. Но жизненные показатели не менялись, плавали в тех же пределах. Ирт может прыгнуть в любой момент, придавить к ложементу. Что ж, пусть попробует.

— Мы с родителями и друзьями устроили пикничок прямо у воды под скальным навесом берега нашей Эльзигал. Кстати, самая глубокая река на Марсе. У нас на платформе собралось еще человек десять. Мамины и папины друзья, девчонка с этажа над нами, чьи родители работали на орбитальной вахте, и два моим приятеля. Мама тогда смеялась, пила вино. Ее глаза стали совсем лазоревыми. Легкий комбинезон облеплял длинное гибкое тело. Она всегда казалась мне удивительно красивой, а в этот день — особенно. И я решился спросить то, что все время откладывал. Попросил разрешения остаться в городе на зиму, сходить в поход под ледяные купола леса. Она сразу помрачнела, взгляд стал темным, напряженным. Почему-то посмотрела на отца. Словно о недопустимом просил он, а не я. Может потому, что он не разделял суеверных марсианских страхов перед зимой. Живописные рассказы отца были не последней причиной моей почти преступной просьбы. Над нашим импровизированным столом повисло напряжение. Продолжали щебетать только две подруги матери. Лежали, свесившись с края платформы, и наслаждались цветным калейдоскопом течения. Когда она сказала "нет", в короткое слово вместилось: никогда, ни при каких условиях, и только посмей еще раз заикнуться. Но я тут же заикнулся, потому что отчаянно хотел этого приключения и уже решил, что обязательно сделаю так, как мне хочется. Моя просьба стала концом нашего участия в празднике. Отец оставил платформу компании, дожидавшейся вечернего свечения реки, а сам отправился с нами домой навстречу затяжному семейному скандалу. Договориться с мамой не получилось, даже отцу пришлось сдаться. Ее упрямство отдавало безумием. А я злился и еще больше укреплялся в решимости, сделать все, как хочу. Пусть один, пусть без помощи родителей.

Сейчас Тим отчетливо понимал, что марсианские суеверия появились не на пустом месте. В первую сотню лет после террафомирования экология планеты вела себя нестабильно. Прогностические модели развития жизнеформ на Марсе срабатывали процентов на тридцать. Земляне сами не понимали, что сотворили. Колонизаторы сталкивались с совершенно неожиданными угрозами. Но жить в вечном напряжении, в скафандре и при оружии тяжело. Стали строить обширные закрытые пространства. Там, где на Земле человек обходился обычной квартирой, на красной планете имел десятки разнообразных комнат, с семейными банями, бассейнами, гигантскими парками. Только так получалось жить и не чувствовать себя запечатанным, как на станции. Наслаждаться движением, природой, простором и не выходить к безумству флоры и фауны молодого атмосферного Марса. Появилась мода строить огромные дома в различных климатических зонах и перемещаться из одних апартаментов в другие, убегая от холода. Да и согревать города из сросшихся дворцов в минус семьдесят по Цельсию — недешево. Со временем экология Марса стала стабильной и прогнозируемой, но привычка переезжать из одного необъятного дома в другой и иметь их десяток на семью стала частью культуры.

— В общем я решил, что сбегу от родителей перед отъездом. А мама переживет. К тому же со мой собирался мой приятель Валя. Твердил, что родители егоотпустили. Врал, как выяснилось. Мама чувствовала мой настрой и неотрывно следила. Почти не оставляла одного, находила любые предлоги. Смешные хитрости. Мы вместе проектировали минизоокапсулу — задание по биологии, обсуждали, чем займемся после переезда. Я участвовал на автомате. Разум словно сузился до иглы с единственной мыслью на острие — ускользнуть. Полное походное снаряжение было готово и спрятано в озерцо с лилиями на пятом уровне нашего жилого монолита. В день "Поющей реки" мы должны были уехать, и мама не хотела никаких праздников. Но я уперся, сказал, что раз она лишила меня зимы, то не должна лишать симбикравов. Их едет ловить весь класс. Она знала, что я обожаю этих тварей и класс есть класс. Поэтому нехотя отпустила. Я рванул на рыбную ловлю, а по дороге выудил снарягу. Можно было сбежать уже в тот момент, но хотелось повеселиться с приятелями. Тьма народу собралась носиться на баунсерах над руслом. На Марсе клаудджампинга нет, и до полета на Землю даже не видел кучевых облаков. Иногда проплывают крошечные облачные кораблики, да и то чудо — все задирают головы к небу. Но вдоль реки влажность такая, что легко оттолкнуться и прыгать. Обычно это скучное занятие, но на закате осени самое веселье. Рыба нажирается до отвала слетевшихся цветов, дуреет, начинает выпрыгивать из воды и петь. Поэтому день и называется — днем поющей реки. Затея в том, чтобы поймать рыбу руками. Особенно увлекательно ловить симбикравов. Они большие и многоцветные. Будто раскрасил какой-то мастер геометрической татуировки и для каждого ромбика или овала выбрал свой цвет. Симбикрав вылетает высоко, но, если попытаться схватить его руками в полете или просто напугать резким движением, он рассыплется на множество мелких рыбешек. Как цветным фонтаном брызгает в стороны. Каждая рыбешка определенной формы и цвета. По-настоящему круто оказаться прямо под симбикравом у самой воды. И не испугать ни единым движением. А когда он, напевшись, летит вниз, поймать точно в центр водяного сачка. Тогда эта зверушка достанется целиком и можно наблюдать за трансформациями, устраивать разные экспериментов. Впрочем, тебе ли не знать?

Тим замолчал, поразившись мгновенно всплывшей в мозгу ассоциацией. Про увлекательные трансформации и эксперименты с частями тела. Чем он сам отличался от изоморфа, когда погружал пойманную рыбину в короткий анабиоз, удалял один из фрагментов-рыбок, а потом наблюдал. Рыбки перемещались, сращивая потерю, меняя зеленую фигурку на синюю, но в какой-то момент на теле симбикрава оставалась невосполнимая вмятина. Тим в конце концов возвращал обратно то, что забрал. Симбикрав становился целым, значит, с ним все было в порядке. Вот и Тим целый после экспериментов Ирта, только не в порядке.

В тот день он от души покувыркался над руслом реки, разноцветной, расписанной росчерками пожухшей желтизны, темного багрянца, усеянной пятнами потускневшего аквамарина. Три пойманных симбикрава Тим отдал Анастазии, самой красивой девчонке в их классе, и решил, что пора уходить. Запихнул интерком как можно глубже в скальную расщелину, чтобы не отследили, подвесил на спину снаряжение. А потом, отталкиваясь от водяных брызг и раззявленных в песне рыбьих ртов, побежал вниз по течению, удаляясь от города. Впереди широким рукавом разворачивался лесной массив и над мощными скальными берегами высокомерно поднимались вершины дендритов.

— Знаешь, — Тим снова обратился к молчаливому собеседнику, — в тот день я был горд собой примерно также, как в первый раз на орбите Орфорта. Ступил на путь, который выбрал, не остановился из-за чьих-то требований, и повернуть назад уже не выйдет. Я никогда не отказывался от задуманного, если все для себя решил.

Тим снова положил руку на грудь Ирта. Бессмысленно искать стук человеческого сердца. Ладонь поползла выше, к мощной шее. Там кожа на ощупь совсем как у людей, только прохладная, с едва прощупываемыми неровными бугорками. Он наклонился к неподвижному лицу, борясь с мучительным, ломающим его желанием вжаться в распростёртое тело, чтобы получить боль и наркотик.

— Если бы я спасся в тот день на Орфорте, пусть только с частью команды. Даже если бы погиб Рей, но я бы спасся, а не превратился в Чагу. То пожалел бы о том, что вовремя не остановился? Что принес столько жертв, ради будущих открытий? Или сказал себе, что они оправданы? Я не знаю ответа. И это самое страшное.

Тим наклонился ниже, к открытому над спутанными волосами уху Ирта, сглотнул колючий комок.

— Боюсь, не пожалел бы. Не усомнился бы, что есть нечто превыше свободы, выбранного пути и поставленной цели.

Удар выбил почву из-под ног, и Тим неуклюже завалился на изоморфа. Вскинул голову и попытался оттолкнуться руками от плоскости стола. Но тело стянуло. Тяжелый жгут быстро продвигался вниз: от бедер к коленям. Изоморф скалился, как хищник перед атакой, в распахнувшихся глазах ползали кровавые личинки. Взбесившееся медоборудование свиристело на все лады.

— Никогда не лишай меня движения, человечек, — прошипел Ирт, и запенившаяся влага потекла с края мясистых губ. — Ты не бог, чтобы требовать от меня неподвижности. Ты моя земная зверушка!

Тим перестал дергаться, только смотрел в страшные глаза. Кожа заныла в предвкушении жалящих проколов. В ожидании новых ударов плети. Но ничего не происходило. Собственный мыслеприказ о защите оборвался, так и не сложившись. Похоже, после обморока градус ярости Ирта снизился. Нужно почаще его пеленать.

— А бог может потребовать?

— Боги Орфорта. И больше никто.

— Значит, у тебя тоже есть то, что выше твоей свободы, охотник.

Ветвь, растущая из предплечья Ирта, уходила Тима под грудь, плотными спиралями обвивала скафандр.

— Хочешь порвать меня за то, что навредил?

Ирт медленно покачал головой. Разбросанные по серебристому подголовнику черные локоны шевельнулись и поднялись к лицу Тима. Колкое, ощупывающего прикосновение заставило зажмуриться.

— Дело не в тебе и не в твоих силовых пленках. Я промахнулся, как самовлюбленный голубат. Чутье моих клеток отравлено земной слабостью. Орфорт вступил в Пояс Холода. Просторы ушли наизнанку, а изоморфы — к сердцу Стен. Я не почуял дыхание холода и чуть не потерял душу.

— Душу? И… что теперь? — переспросил Тим, растерявшись от полнейшей белиберды.

Как сезон холода может быть связан с потерей души? Если бессознательное состояние можно так назвать и если в изоморфах существует душа. Что сомнительно.

— Теперь точно тебя не убью, но буду держать очень близко. Так близко, чтобы вдыхать клетками даже дрожь твоей шкурки. Или ты останешься совсем один, мой дружок.

Ирт медленно растянул губы. Почти к самым скулам. Выглядело ужасно и нелепо одновременно. Как дурацкая попытка рассмешить, когда страх подмораживает сердце. Тим усмехнулся в ответ. Путы, сковывающие движения, мгновенно ослабли и, чтобы не потерять равновесие, пришлось ухватиться за край стола.

— Остаться одному — неплохой вариант, — неуверенно выдавил он.

— Поэтому провел столько часов, изливая на меня свой тоскливый вой?

— Ты все слышал?

— Жалкие глупости. И ничего про добычу зимней охоты. Лучше расскажи про свое охотничье чутье, капитан.

Рот сложился в издевательскую улыбку. Тим медленно сполз с Ирта и операционного стола. Поднялся на ноги.

— Я не свободен от тебя. Возможно, никогда не буду. Но надо признаться, ты избавил меня от иллюзий.

Глава 15. Пояс Холода

Нужно бросить проклятый корабль. Отправиться на Орфорт. Слал он в Просторы предостережения старейшин и обещания богов. Скрипучий голос отца. Этого скользкого интригана. Вечно проводит тягучие дни в Нише Изысканий и считает всех безмозглыми слизнями. Для него и наследник не лучше дрессированного офура. 'Охоться по команде и слушайся', - все, что от него дождешься. Но Пояс холода для трансформации, не для охоты. Это долбили с рождения.

Пусть боги проклянут и поглотят, но он не забродит соками от страха перед приползшей на Орфорт кристаллической дрянью. Станет охотиться, а не прятаться. Злость и сомнения вязали ростки в узлы. Только бы Ирт не помешал богам, не разгневал их. Иначе быть позором династии Флаа. И Ру окажется прав своих нудных упреках и наставлениях. К пещерным червям!

— Есть ли на планете кристаллы, Чага? Что сообщили твои железки?

— Зови меня Тим, черт возьми!

— Тим, подавись тобой медергом! Что с ползучими роботами и их данными?

После того, как Ирт очнулся от сна холода, они со зверушкой перешли из Ниши управления в Нишу пира. Или сектор, каюту, рубку на языке людей. Здесь Тим делал себе пищу и предлагал ему. Кто кормит, тот и Хозяин. Но Чага все еще не мог стать хозяином самому себе. Выл, оставшись в одиночестве.

Разноцветная человеческая еда выскакивала из больших банок с экранами, источала запах неживого. Потом на тонких стальных листах отправлялась прямо в руки капитана. Красиво разложенная, горячая. В секторе питания над столами и кастрюлями выпирали углы и гнулись лепестки, стены прорезали гладкие полированные ребра и отражали свет. Людишки любили безупречные и сияющие поверхности. Четко прорисованные контуры и изгибы. Ирт — нет. Мир жизни и перемен был несимметричным, шероховатым и спешил поглотить свет. Чтобы дышать и питаться. Чтобы жить. И только мертвому и холодному свет не нужен, поэтому оно сияло.

— Интересуешься приборами и данными? — изогнул брови Тим. — Что с тобой вдруг? Что-то приснилось?

Ядовитые вопросы и независимый вид. Стоит, опираясь плечом о входной проем. Букашка, сбегающая собственность, которая посмела связать мои ветви, а потом не отходила, надеясь добудиться.

— Ты спать не давал, поэтому ничего не приснилось. Наступил Пояс Холода, а я пропустил. Отвечай на вопрос, а не играй со мной, человечек.

Синие глаза моргнули, и насмешка из них исчезла. Если бы не Орфорт, Ирт бы и сам поиграл с удовольствием. Удру становился послушным, когда отращивал четыре ноги, Кварх — когда отпадал рог, а Чага, то есть Тим, от произнесенных слов. Его, Ирта, слов. Возможно, он все-таки симбиот, тогда его можно взять к сердцу Стен.

— Кристаллы не обнаружены. Но пробы еще собираются.

— Тогда подождем.

— Подождем? Ты не хотел ждать ни минуты. Так взбесился, что чуть не превратил меня в отбивную.

Ирт двинулся вдоль прорезанной ромбами стены. Голубоватые искорки света расчерчивали ее поверхность. Сейчас нужна человеческая форма тела. Чужая и жалкая. Руки и ноги, неровности того, что называют лицом. Маскировка, чтобы ускользнуть от гнева богов. Возможно, они не распознают изоморфа. Того, кто нарушил завет и бродит по обнаженному Орфорту в Пояс Холода. Но тело заставляет думать, как Чага. По-человечески играть в слова.

— Смотришь так, словно снова хочешь ударить?

Уже не хотел. Сезон охоты ушел, клетки с опозданием, но ощутили это. Их ярость глохла в токах тревоги. Когда спускается холод, изоморф может проиграть бой. Ирт зашипел от бессилия. Что такому делать на войне? Ру был прав на его счет. Он — изгой, позор рода Флаа. И вернулся не вовремя. До хруста сжатый кулак ударил по проему ниши. Рябь ответа побежала по туго свернутым росткам.

— Перестать злиться, — голос зверушки дрогнул. — Скажи, что происходит? Что особенного в этом Поясе холода? Ведь не просто снижение температуры, не просто зима. Столь ненавистные тебе земные технологии помогут, но только если пойму проблему. Слышишь, изоморф?

Ирт развернулся и посмотрел на Тима. Бывший лжеБог и любимая зверушка. А еще кто? Зараза в плотно облегающем скафандре. Самонадеянная земная тварь, которая высоко задирает голову, хмурится и раздает команды. Марсианин. Слово отдавалось тягучим голодом в клетках.

— С Поясом холода на Орфорт приходят боги. Они любят, когда планета пуста для их пира. Никто не должен остаться на поверхности. Ничего, кроме Стен. Если мы преступим запреты богов нам не помогут ни твои железные блохи, ни эта скорлупа.

— Ирт, ведь боги…

Человек пытался возразить, но его голос сломался, а на лице проступили красные пятна. Ростки жадно заворочались. Чуяли кровь, она близко подступила к тонкой шкурке.

— Настоящие боги Орфорта! — прорычал изоморф, пытаясь словами отогнать прочь вечный голод. Не время для насыщения!

Чага сразу отвернулся, его плечи напряглись. Продолжать разговор расхотел. К пещерным червям! Помогу себе сам. Себе и ему. Кто из нас охотник Просторов? Вот только Просторы ушли к сердцу Орфорта, освобождая мир богам.

— Нам стоит поесть.

Тим подошел к экрану кастрюли, и та ожила, издала тихий утробный звук.

— Думаешь, что мне нужна человеческая еда?

Тим развернулся и скривил рот. Опять в глазах засветился вызов.

— Пропал аппетит? Раньше ты заглатывал даже не глядя. Да и в Нишах пира пожирал целые корзины чего-то давно мертвого и куда более гадкого, чем разваренный рауд, которого позволялось есть мне.

— В Нишах пира изоморфы едят и живое, и мертвое. И последнее не для питания, а для чистки ростков.

— Такие грязные изнутри? Ну, конечно. Между ростками застревают останки безмозглых голубатов и недоношенных хургов. Гниют там.

Можно было и согласиться с убогими человеческими представлениями. Но что-то лишнее пряталось в словах, проступало в прищуренных глазах, в напряженных уголках рта. Издевка — всплыло слово. Чага хочет стать равным. Даже забраться выше. Не с помощью силовой пленки, а с помощью слепленной из звуков издевки. Пусть строит из себя звездного капитана. Во время долгого полета Ирт был частью Чаги и корабля и узнал о людях много занимательных вещей.

— Мы их хотя бы вычищаем. А вы едите разваренные останки, раздуваетесь от мертвечины, и она превращается в брюхе в вонючую кашицу. Потом, наслаждаясь, избавляетесь от нее и стараетесь припрятать. Каждый из вас любит это занятие — избавляться и прятать, но никогда не обсуждает его с другими. Люди поглощают останки вместе, а дальше возятся с ними по углам и в одиночестве. Лицемеры, как и во всем!

Тимоти замер и захлопал глазами. Ирт подался вперед, вглядываясь в выражение лица. Землянин словно с разбегу налетел на кусок камня. Потом взвыл, и искры веселья и удивления рассыпались во все стороны.

— Предлагаешь нам срать совместно? Ты — неотесанное, далекое от человеческой культуры чудовище!

— Человеческая культура — это наслоение лицемерия. Изоморфы не лицемеры, а натуралисты и естествоиспытатели. Я все проверяю на ощупь, запах, вкус и описываю точными словами. Впрочем, ты и так это знаешь.

Лицо капитана помрачнело.

— О том, что добрался ростками даже до моего дерьма, сообщать необязательно.

— Почему? — Ирт чуть увеличил собственные глаза, вылепляя черты того, что называлось у людей изумление. — Признайся, это же весомая часть твоего существа. Ты же пытаешься взглянуть вглубь себя? Начни с этого.

Тим булькнул горлом. Кожа приобрела красноватый оттенок. Человеческое существо внешне не менялось, сколько ни прорастай. Но слова его делали разным.

— Твои жалкие глаза могут смотреть лишь перед собой, — продолжил Ирт, испытывая удовольствие от собственных слов и вида Чаги. — А я могу помочь и описать то, что ты не в состоянии увидеть.

— Иди в задницу, Ирт! — огрызнулся тот.

Клетки изоморфа забулькали весельем. Внутри Тима не было постоянства, и разум его не всегда работал верно.

— Сначала был недоволен, а теперь сам посылаешь.

— Это фигуральное выражение. Означает — оставь меня в покое.

— Посмотрим, что скажешь, когда через пару часов тебя начнет ломать по-настоящему.

— Чертов изоморф!

И Чага с грохотом впихнул пластину в кастрюлю.

— Не вырони углеродные соединения из картриджа синтезатора, дружок.

Фигура замерла у загудевшей кастрюли.

— Ты быстро учишься, орфортец.

Голос звучал глухо и напряженно. Ирт опустился на спружинившее под ним сидение и раскинул в стороны человеческие ноги.

— Ты даже не представляешь, насколько быстро, землянин.

***

Неудобно скроенное тело. Кости вставлены в кости и гнутся только по сочленениям. Стоит наклониться и уже ищи железный штырь, чтобы не упасть. Как еще одну кость. И летающая банка по имени крейсер состоит из расставленных там и сям костей. Или внезапно возникающих. Неуклюжий, негнущийся человеческий мир. В котором зверушка становится слишком нахальной. Ирт смотрел с верхнего уровня на Тима, расположившегося у встроенных в стены экранов.

— И что нового сообщают твои выползни, звездный капитан?

Тот взглянул вверх, но не издал ни звука. Ирт следил за движениями. То, что его человек рядом, успокаивало, как колыбель в Нише снов. Ледяные буркалы Ру видели насквозь, как глубоко Ирт врос. Готов терпеть охоту Чаги на него самого и забывать пленки силы. Остается послушно дожидаться слов и решений. Пояс холода лишал права убить, вытягивал силу ростков. Ирт должен был уйти к сердцу Стен. Но болтался над ними.

— Пришли подтвержденные данные о химическом составе воздуха и почвы на планете. Никаких смертельных отклонений.

Чага говорил будто сам с собой, что-то переключал на экране и не оборачивался. Люди обожают свои технические фокусы. То заставят пустые углы проекциями, то расцветят экранами стены и щелкают кнопками. Подменяют жизнь картинками, железными штырями и набором ученых слов.

— Значит, спускаемся, — коротко рыкнул Ирт.

Ростки бунтовали, сжимались в тугие кольца.

Тим пожал плечами. Вроде как нехотя, небрежно. Решил разговаривать спиной. Боится сказать лишнее. Чага не болтал про себя так много, как в тот раз, когда Ирта охватило бессилие холода. Испугался человечек, что останется один, и взялся жалеть себя. Но Ирт одного не оставит. Никогда теперь.

— Низкая температура, минус пять по Цельсию над поверхностью планеты. Правда под ней поднимается и быстро. Это очень странно, полметра глубины, и уже плюс пятнадцать. Может, не успела промерзнуть?

Тим обернулся, задрал голову и прищурил глаза. Ждет ответ и не верит, что его получит.

— Не промерзнет.

Промолчал. Надеется на пояснение? Зря. Может, когда поубавит капитанского гонора…

— Почему? Говорит твой опыт натуралиста и естествоиспытателя? Или можешь объяснить?

Смеется нахал, культурно человеческий. Это даже нравилось Ирту. Он покачнулся и чуть не спрыгнул. Ростки зашевелись, стремясь забраться в тугие сосуды, искупаться в крови и пополнить силы. Почему ни Чага, ни капитан Тим не смеялись, когда Ирт прорастал внутрь? Наоборот. Как заставить человека булькать весельем, а не вопить от боли, когда проникаешь в него.

— Зачем тебе объяснения? Ты и без меня разберешься. Как у вас там: сила гравитации составляет…, состав воздуха позволяет…, магнитное поле влияет…, тектоническая активность проявляется… И в таком вот духе, — с ленивым удовольствием произнес Ирт.

Лицо Чаги забавным образом вытянулось. Хочет оставаться главным умником в этой космической банке.

— Значит, ты все понимаешь, но строишь из себя тупого громилу.

Ирт нахмурился, поднял руку и покрутил кистью.

— Строю из себя прикрытого лоскутами хомо сапиенса. Боги снабдили его костяной коробочкой с горстью нейронной слизи. Он теперь вытягивает шею, говорит культурно и фигурально. Ничтожество с планеты Земля. А тупой громила — это тоже самое, что бешенный куст?

Тимоти хмыкнул и, престранно измяв лоб и изогнув брови, кивнул.

— Практически. Это бешеный куст, с виду похожий на огромного морпеха. Думает он не коробочкой, а конечностями. Ими же и размахивает.

— Если думаешь тем, чем пользуешься, то выживешь на охоте. Этому учат молодняк, прежде чем выпустить на Просторы. Но человека бесполезно. Вера, что коробочка — венец творения вскружила вам голову.

— Растешь в моих глазах. Сначала ученый, а теперь философ и поэт.

Изоморф рожден, чтобы расти и врастать. Ирт отпустил внутреннюю пружину, перебросил себя через поручень верхнего яруса и прыгнул вниз. Рухнул всем весом на ячеистый пол. Сила удара сдавила ростки и сразу расправила. Чага отпрянул в сторону. По тонким ребрам скафандра побежали оранжевые проблески. Встревожился. Хочет затянуться коконом и слепить шлем вокруг головы, чтобы спрятать влажное нутро.

— Не трону тебя, — протянул изоморф. — ты сам напросишься.

— Иди в задницу, Ирт. В собственную. Она у тебя теперь есть.

Боится. Но проблески потухли. Поверил или сделал вид. Слабое создание человек изобретательнее тысячи голодных офуров. Строит мертвые легионы и отдает им приказы. Они двигаются от планеты к планете, растопырив железные лапы, берут пробы, создают иллюзии, строят дороги сквозь космос. А выползни в прозрачных пленках играют в богов. В одного Ирт врос так глубоко, что не меняющее форму отродье стало казаться красивым. Тонкая светлая ткань скафандра закрывала конечности водянистого туловища. Белые пластины огибали плечи, тянулись ребрами вдоль рук и обхватывали запястья. Их квадраты и кольца повторялись на ногах, прорезали грудь и спину. Вставки не для уважения в чужих глазах, как гребень Удру. В них прячется мощь и изобретательность землян. Тим — зло, как и все люди, и мучительная загадка из теплой крови и смеющихся глаз. Его невозможно изменить, но он все меняет.

Ирт зарычал, не выпуская звуков наружу, и сделал шаг к напряженному человеку. Жажда требовала врасти.

— Подожди, — тот резко выбросил руку и затараторил: — Ты что-то говорил про проявление тектонической активности? Так она есть. Датчики роботов ее регистрируют. Наверное, из-за этого растет тепло под поверхностью?

Человеческие игры в слова.

— Это бьется сердце Стен и зовет богов, — доступно пояснил Ирт.

На экранах сменяли друг друга картинки Орфорта. Бесконечные серые поля вместо яркого танца Просторов. Почва, прихваченная мутными и тонким льдом. Зеленый хрусталь остановившихся рек. Оскал Стены враждебного Флаа рода. Пустынность Пояса холода вымораживала ростки и силы Ирта. Мертвым, все было мертвым. Только проклятый землянин — живым.

— Снимки на месте подтверждают картинку с орбиты, — очень тихо проговорил Тим. — Флора и фауна, которую вы называете Просторами, исчезла. Думаю, она уничтожена.

— Исчезла не значит уничтожена, — ухмыльнулся Ирт. — . Думаешь, много знаешь, а на самом деле не знаешь ничего.

— Так объясни.

— Чтобы ты возомнил, что можешь опять принять решение вместо меня?

— Чтобы хоть кто-то мог принять решение, пока ты талдычишь про богов.

— Я талдычу о самом важном. Но уши людей с двух сторон от костяной коробочки, и слух — это сквозняк. Он выдумает коротенькие мыслишки.

— Прекрасно. Даже спорить не буду.

— Этими словами ты тоже споришь.

Тим поджал губы и крутанул ложемент к экранам.

— Крупных кристаллических структур все еще не наблюдается: ни в зоне видимости, ни в составе почвы. Стены стоят, но внутрь роботы-разведчики не проникали.

— Запрети им!

Внутри полыхнуло жаром при мысли, что железяки проползут к сердцу Стен, туда, где могут… Ирт развернул на себя капитана, навис над ним. Шлем тот не накинул, и открытая кожа тянула магнитом.

— Запрети им немедленно! Я сам должен туда войти.

— До разведки!? Но это глупость и безумие. Недопустимо по протоколу.

Черные волосы Ирта ткнулись под подбородок и поползли внутрь. Тим болезненно поморщился, но глаза подернулись туманом. Не отталкивал. Не мешал. Ток крови жадно разгонялся навстречу росткам.

— А так делать — допустимо по протоколу?

Он не ответил, на лице застыло напряжение.

— Отправляй свои данные тараканьему выползню. И мы полетим на Орфорт.

Тим скоро ослабнет, отяжелеет от жажды боли и голода ломки. Он мог бы окружить себя куполом, приказать кораблю защищать, но терпел и будто собирался с силами. Борьба зверушки с собой выглядела занимательно. Медленно, рывками Тим поднял дрожащую руку и обхватил врастающие в него нити. Скривился и резким движением выдернул их из шеи. Чуть согнулся и замер, обхватив подбородок. Между прижатыми пальцами сочилась кровь.

— Если ты хочешь полететь на мертвой земной жужелице, изоморф, то умерь аппетиты и учись договариваться. Если — нет, можешь изображать из себя секвойю на орбите. Ваша звезда закрыта аммиачной пылью, и пока ты самостоятельно поймаешь солнечный ветер, мхом порастешь.

В осипшем голосе зверушки звучало презрение, словно Ру в очередной раз давал наставление отпрыску.

***

Они летели низко. Под прозрачным куполом агрегата крутились серостью поля. Пустые Просторы. Земля пучилась буграми под мутным льдом. Тим сидел напротив экранов и пялился в строки, будто важнее занятия не найти. Над показателями, особенно в виде цифр, земляне буквально тряслись. Похоже, верили в них, как в богов. Вот же глупость. Ирт поморщился и сам удивился, насколько естественно это получилось. Вжился в человеческое тело так, что оно действовало без команды и особых усилий. Вытянул перед собой правую конечность и стал менять. Ветви сплетались в узлы, выступали вверх гребнями, поблескивали каплями багрового сока. Играть с отростками всегда занимательно, людям не дано это понять. Тим между тем отвлекся от очередных данных и настороженно косился. Ирт фыркнул и решил не волновать зверушку. Бросил конечность на подлокотник, превращая ее в человеческую. К пещерным червям! Изоморфу в Поясе Холода всяко безопаснее выглядеть как человек.

— Мы летим на той же скорлупе, на какой покинули Землю?

— Да, инсектоиды загрузили ее в крейсер. Не скорлупа, а авиетка.

— Знаю. Пустые напыщенные слова ничтожных людей.

— О, черт! После всего, что ты сделал, я потащился на Орфорт. Стараюсь разобраться с твоей обледеневшей пустошью и при этом беспрерывно слушаю о ничтожности людей. Ты — самая неблагодарная скотина во вселенной.

Жалкий ему попался человек. Даже когда ругается. Благодарность — это внутреннее завывание о ненужных действиях. Нет в ней ни целесообразности, ни смысла. Только потребность следовать этому вою ради чужого.

— Необъяснимая глупость твоя благодарность. Даже безмозглые голубаты не настолько тупы. Если изоморфы самые неблагодарные во вселенной, тогда Орфорт выживет. Вот для чего тебе моя благодарность, Чага?

— Иди в пределы, Флаа! На фиг не нужна. И зови меня по имени.

— Вот видишь. Даже звук имени для тебя ценнее. Или ты согласишься остаться Чагой ради моей благодарности?

Тим расхохотался, видимо, так и не понял мысль. Откинутая голова открыла горло без малейшего следа разрывов. Повреждения теперь быстро не зарастали, все это фокусы механизмов. Полезные и для Ирта. Раздался резкий сигнал, экран управления замигал. Тим подался вперед, и изоморф переместился, чтобы рассмотреть то, что нашла летающая скорлупа. На берегу остановившейся реки поднимались ветви, гребни, наросты, сферы и трубы. Просторы росли здесь, наверху. Замерли в неподвижности между голых холмов. Выстроились разноцветным квадратом с ровными, словно срезанными краями. Ирт Флаа услышал грохот собственных соков.

— Гнилой медергом, забери его щупальца! Этого не может быть!

Он подскочил, выдирая себя из объятья ложемента. Тим приблизил, укрупнил картинку. Над поверхность поднялось густое плетение форм.

— Что-то не так, — прошептал землянин.

— Не так?! Их не должно быть. Они не могут быть такими.

— Какими?

Вопрос в глазах Тима играл искрами любопытства. Так ничего и не понял, глупец.

— Лети прямо туда. К лживым Просторам!

Ирт ткнул пальцем в голограмму, но Тим голодно вертел картинку и издавал странные цокающие звуки. Игрушки и картинки люди любят больше настоящего.

— Давай обсудим, что не так, Ирт. У тебя все лживое и фальшивое. Хотя главная фальшивка здесь — это ты сам, со своими широкими плечами и мощным подбородком.

— Я двигаюсь, — отрезал Ирт.

— О! это трудно не заметить. Мечешься перед глазами и машешь конечностями без перерыва. И ничего вразумительного сказать не можешь.

— Эта дрянь снизу неподвижна.

— Тебя одного мне хватает. Сам твердишь о Поясе холода. За бортом морозно. У нас, когда зима, все застывает или засыпает. Здесь что, не так?

В мгновение он не понял, о чем идет речь. Все застывает зимой? Как это? Даже реки медленно текут подо льдом. Ирт подтолкнул поток клеток внутри и осознал уже сохраненную информацию. Природа на планете людей леденела и умирала на время. Но не на Орфорте. Его звездный великан просто не понимает, что здесь происходит, не может понять.

— Спускайся вниз сейчас же! — прошипел он, наклонившись к ушной раковине за шлемом. Легко и сочно отрываемой, если бы не преграда. Во взгляде Тима мелькнул страх, Чага умел считывать мысли и сильные желания хозяина. Жаль, что теперь невыполнимые.

— Спускайся!

— Нам нужно подготовиться. Я отправлю вперед роботов и плазмодронов.

Волна ярости мощно толкнулась внутри. Контуры тела поплыли, стало трудно держать форму. Дрянные плазмодроны! Они не нужны. Он вгрызется в уродство ростками и поймет, что перед ним. 'Контролируй себя, контролируй себя, свою форму', - застучал в голове голос Ру. Выплеснутое наружу бешенство может принести смерть в Поясе Холода. Сохранять форму тяжело, тело не желало подчиняться. Ирт с силой сжал челюсти, удерживая рвущуюся через край энергию. Зубы хрустнули, стали трескаться от давления. Входили осколками в плоть, растворялись кипящими соками. Тим отпрянул, не спуская с него глаз, но рука осталась у панели управления. Боится. Изоморф с наслаждением заскрежетал остатками человеческих клыков. Их уничтожение приносило облегчение. Как последняя победная схватка. Наконец соки замедлили ток. Когда ярость окончательно улеглась, Ирт широко растянул губы.

— Проклятье. Что с тобой?

В голосе Тима отчетливо звучали страх и отвращение, скафандр вспыхивал искрами.

— Ничего. Улыбаюсь, как человек, чтобы подать знак дружелюбия. Но ты не ценишь. Отправляй своих железных тараканов. Я подожду.

— Хорошо, — кивнул тот и придвинулся к панели управления.

Потом добавил, не поворачивая головы:

— Тебе стоит вырастить новые зубы, выяснить разницу между улыбкой и оскалом, а потом подавать такие знаки.

— Думаешь, если я попытался быть дружелюбным и согласился пождать, ты можешь наглеть! — рявкнул Ирт.

— Нет, конечно, нет, извини.

— Так-то лучше, дружок.

Внутреннее равновесие терялось. Бешенство толкалось в клетках, мешало удерживать форму. Возможно, человеческая разведка — это верный путь. Мир Орфорта вывернут наизнанку и кажется чужим. Ирт не знал, как ощупать его самостоятельно. Из-под купола появились сверкающие жужелицы плазмодронов и нырнули в гущу замерших цветных отростков. Голограмма в центре кабины изменилась. Просторы будто разрослись прямо внутри машины. Трюки людей напыщенны, как и слова.

Изоморф всматривался в плывущую мимо картинку. Офуры расположились знакомым полукругом. Их пупырчатые шары не двигались, не источали дурманящий кровь аромат и не вызывали чувство опасности. Эти изумрудно-розовые твари обычно сторожили жертву, замыкали круг, впивались ядовитыми иглами в плоть и растворяли ее.

За неподвижными офурами тянулись к серому небу плети дреконов, проступали уродливыми ребрами в разных местах и поблескивали искорками изморози. В один смертоносный бросок проснувшийся дрекон мог разрубить любого, превратить в труху на гниющих останках Просторов. Но здесь они безнадежно мертвы. Инстинкты кричали об этом, чуяли смерть даже в голограмме.

Ядовито-синие голубаты, растопырив крючья-лапы, висели немыми тельцами на стволах рогсов. Даже медергомы, всегда булькающие поверхностью, сочащиеся гнилой желтизной, заледенели мертвыми буграми на палых листьях. Ирт всматривался в неподвижную чащобу, но ни в чем не угадывал новой формы. Просторы — колыбель трансформаций и должны кишеть изменениями. Но на голограмме, а значит и внизу, были только древние твари Орфорта. Не истинная жизнь. Будто Грот Трофеев для обучения молодняка древней истории. Пещерные черви! Злость все сильнее будоражила ростки.

— Температура существ внизу такая же, как и температура окружающей среды. Приборы не регистрируют движения по всему периметру. Все особи статичны.

Ирт слышал нотки тревоги в голосе Тима. В словах про показатели, которые помогают людям чувствовать себя богами.

- Статичны, говоришь? Что же мы здесь сидим, капитан? Выберемся наружу и прогуляемся как по твоему городу на Земле. Я подарю тебе ожерелье из глаз голубатов.

— Ожерелье из голубатов вместо жгучего мешка!? Немыслимая щедрость. Чем я ее заслужил? Подожди, — он внезапно подался вперед, вглядываясь в строки. — Это не органика, Ирт. О, боги, кристаллические соединения на основе алюминия!

Если бы слова не имели вкуса, все выдало бы резкое движение маленького капитана и брови, сведенные в проклятом мыслеприказе. Ирт не мог прочитать его. Но понял. Перед ними враг. Кристаллы. Те, кто принес смерть в Просторы.

Ярость захлестнула, и ростки вырвались из тела, неконтролируемо и мощно.

Изоморфы не стреляют из пушек, не поднимают щиты. Тело — их оружие. Оно знает лучше. Инстинкты Ирта властно брали разум под контроль. Плети стегнули по голограмме, проходя насквозь. Закружились по тесной кабине, ища жертву, чтобы резать, давить, душить. Изоморф рожден уничтожать и поглощать любую угрожающую дрянь.

— Вниз! — заревел Ирт. — Выпусти меня из скорлупы. Иначе сдохнешь, червяк!

Тим уже прыгнул к дальней перегородке, к липкому ложементу. Быстрый и умный. На напряженном лице отражались беззвучные команды. Нахальная собственность должна жить. Но потребность убийства пела, и Ирт не мог остановить оскалившиеся шипами, жаждущие крови ветви. Он уничтожит скорлупу, превратит все вокруг себя в труху медергома. Прямо сейчас!

Мощный взмах, и изоморф рухнул в развернувшееся под ним отверстие.

Танец смерти менял тело, оно кружило в слепой ярости разрушения. Ирт бил, резал, кромсал сомкнувшего ряды врага. Панцирь черного хурга лопнул, разлетелся сверкающими кусками. От удара десятка ветвей ствол рогса выл, превращаясь в труху. Ирт давил голубатов, оставляя на мертвяще-серой земле разноцветные пятна. Ростки покрылись бурым фиолетом и тускнеющей зеленью. Ничто не могло противостоять его силе и гневу. Один оборот, и он превратился в огромный, режущий диск. Закружился, срезая под кромку мертвый, уродливый мир.

Ирт из Дома Флаа споет песню пустых Просторов, если в них не осталось настоящего. Все хрусткое и безвкусное, не отвечает ударом на удар. Впереди поднималось древнее тело огранга. Изоморф выбросил плети и влетел во врага тысячей твердых, как сталь, вершин. Паутина трещин побежала по огрангу. Тот не дохнул ядовитыми червями, не пытался втянуть и переварить ростки Ирта студнем тела. Чудище оказалось тверже кварцевых сводов Стен. Мертвая кристаллическая ложь. Пусть распадется под Иртом и никогда и не кружит смертоносным облаком над Орфортом.

Кристаллы слишком податливо рассыпались под ударами. Но ярость кипела только сильнее. Пляску уничтожения не прекратить. Откуда-то издалека звучал голос Тима, неразборчивый и испуганный. Потом…, потом он заберет любимую человеческую игрушку. Сейчас боги требуют чистоты. Пространства, освобожденного от уродства. Почему же уходят силы? Поворот. Еще поворот. Сметающий неподвижные наросты удар.

Свет мерк в замедляющихся клетках. Но Ирт еще не закончил. Кувырок и новое вращение разящего диска. Пусть он ослеп, но чутье ростков поможет найти дорогу. Расчистить ее для богов. Исчез не только свет, но и воздух — ствол и ветви дрожали в бессилии, пытаясь поменять форму. Тщетно. Ростки тянулись и падали. Ирт взвыл, сгоняя энергию клеток в один пульсирующий болью комок. Выбросил ветвь. Ударил в последний раз.

Мир, наконец-то, исчез. Истинные боги спустились. Чтобы растерзать преступившего закон.

Глава 16. В преисподней

Тральщик пристыковался к развернутому брюху эсминца, замедляя его вращение. Живой кораблик брал под контроль разгромленного и вернувшегося с изнанки пространства мертвеца. Гибель такой мощной машины флота никак не укладывалась в голове. Джеки хотелось оказаться как можно дальше от ледяной глыбы. Даже желание спасти попавших в ловушку людей не избавляло от этой инстинктивной потребности.

До начала войны Джеки не приходилось бывать на таком удалении от Земли и Солнца. Верно говорят, что близость родного светила дарит спокойствие и уверенность в вечном круговороте жизни. А тьма и холод рождают страх, страдание и тянут смерть. В далеком космосе это чувствовалось остро, как ожег на коже.

У тральщиков были коды доступа к аварийному открытию и управлению любого корабля земного типа. Они могли даже запустить трансформацию, заставить крейсер вывернуться, как перчатку, внутренностями наружу. В некоторых случаях спасательная операция проще и эффективнее, если корабль распаковывается и сам выпускает начинку. Легче выловить в окрестном космосе и собрать сетями, чем плутать по вымерзшей черноте. Но после такого яростного боя стыковые конструкции эсминца слишком оплавлены. Поэтому тральщик проскользнул причалом и куском палубы внешнего контура внутрь вскрытой части обшивки. И роботы, в основном дроны, потекли внутрь изуродованного корабля.

— Навигационный отсек разворочен к чертям. Живых нет.

На голограмме внутренних переходов эсминца всплывали передаваемые дронами картинки, текстовая и цифровая информация. Летающие по мерзлому гиганту механизмы регистрировали повреждения, искали признаки чужого присутствия и главное — снимали жизненные показатели людей, запечатанных в спасательные капсулы. Сумрачный здоровяк-сержант, который командовал группой захвата и Джеки в ее числе, комментировал то, что и так все могли видеть.

— Топливный сектор. Двадцать капсул. Живы одиннадцать человек.

— Больше половины. Топливо закончилось, вот и не рвануло к матерям.

Отдельные короткие фразы разбивались об общее тягостное молчание. Похоже ни у кого из присутствующих не укладывалась в голове гибель флота, эсминца и такого количества землян. Но верь, не верь — это случилось.

— Арсенал. Пятеро выживших, капсулированы, у троих низкие жизненные показатели.

— Яр, выстраивайте маршрут движения группы от наиболее пострадавших, — подала голос Сара Линдеман.

— Так и делаем. Еще две минуты. Остались шлюзы авиации, командный отсек и… что это за хрень?!

Он ткнул в голограмму, увеличивая сброшенную дроном картинку. Народ придвинулся плотнее, вглядываясь. Джеки тоже вытянула шею.

— Никогда такого не видел, — подал кто-то голос.

— Это точно не наше.

Бесформенное нечто мерцало слабым неровным светом с цветовыми всполохами на периферии. Оно медленно вращалось у покореженного перекрытия подобно оплавленному драгоценному камню с перстня великана. Красиво, если не думать, что это подарок войны.

— Смотрите! И еще одна штука.

— Вижу. Только форма другая и цвет насыщенный.

— И меньше.

Люди в боевых, раздутых оружием скафандрах сомкнулись у голограммы в плотную группу. В знаниях Джеки о современных крейсерах и их вооружении тоже не встречалось ничего похожего. Живой, пленительный свет в кромешной тьме. Очень привлекает, сразу хочется поверить в подарок и утащить в уютную норку. Так, кажется, сделали жители сказочной Трои перед полным уничтожением.

— Продолжить сканирование объекта и периметра. Запрос на оценку потенциальной угрозы. Будем ждать.

— Проклятие, — простонала Сара.

Яр отдал команду и выход в мертвый корабль откладывался. Его ждали чуть больше десятка человек, вооруженных средствами огневого подавления, а с ними медики и техподдержка. Дюжины недостаточно, особенно когда внутри находится нечто необъяснимое. Среди незнакомых людей Джеки было неуютно, ее саму коротко представили, на большее не хватило времени. Не ясно, кто и какую подготовку в их группе прошел, какой опыт имел. Хотя от Яра за милю несло выправкой морпеха. Здоровый яростный братушка с челюстью, квадратной не от природы, а от матушки модернизации. Мог бы и руками удавить любого врага. На таких и остается надеяться, если вся практика захвата территории, как у Джеки, начинается и заканчивается виртуальщиной.

— Эта блескучая дрянь похожа на ту, что мы видели во флэш-записи, — подала голос Аби. — Но там сверхскоростные кристаллы, а тут просто дохлый обмылок камня.

Дроны окружили очередную загадочную находку и выпустили диагностические щупальца.

— Поверхность твердая, на касание объекты не реагируют, — продолжал озвучивать данные Яр. — Кристаллические соединения. Блин, от него не просто видимый свет, а еще ультрафиолет и рентгеновское излучение в комплекте.

— Все вместе? Это странно для оплавившегося кристалла, — встряла Джеки.

— Думаешь, он оплавился и сдох?

Яр обернулся и вцепился в нее глубоко посаженными глазами. Джеки кивнула, сглотнув лишние слова.

— Как может сдохнуть камень? — возмутилась Аби. — Он изначально мертв. Правильнее сказать, что оплавился и вышел из строя.

— Уверены, что это просто кусок кристаллического оружия, а не вполне живое существо? — задумчиво проговорил кто-то позади Джеки.

— Конечно, — отрезала Сара. — В отличие от тех, кто из последних сил подает признаки жизни в капсулах. Хватит мять задницы, нужно двигаться и спасать людей!

Но Яр медлил и правильно делал. Неверная оценка, и погибнут все. Хотя трудно воспринимать как врага большущую лампочку. Светлая, уютная, практически домашняя вещь. Удивительно, но Джеки она категорически не нравилась. Пальцы инстинктивно поглаживали джойстик, хотелось чувствовать близость управления оружием и чужой смертью. Парнишка с капитанской палубы, который обнаружил эсминец, оторвал взгляд от экранной панели.

— Путь просчитали. Угрозу вычислительная система нашего корабля оценивает, как низкую. Боестолкновение прогнозируется как крайне маловероятное.

— Дай бог, если так. Ладно, двигаем. Вытащим наших ребят!

Они нырнули сквозь шлюз. От голограмм, экранов, света и воздуха во мрак преисподней. Семеро вооруженных впереди, потом Сара с двумя помощниками и мобильным конструктом для перемещения капсул, и остальные замыкали группу. Джеки двигалась в правой тройке от Яра. Командир взглядом поставил ее ближе к себе. И теперь не оглядывался, знал наперед, что все ее движения записаны в позвоночник. И, соблюдая дистанцию, она невесомо двигалась на магнитных ускорителях.

Думать не стоит, мысли приносят страхи, а что делать, тело знает само. Отработанная траектория взгляда и едва подсвеченные контуры с данными на шлеме: балка умершего генератора — десять метров, неподвижная требуха силовых карманов — три метра, поворот в проход третьего эшелона —пять метром. Больно понимать, что этот вымерзший космический мусор несколько часов назад был кораблем. А еще больнее вспоминать, что вчера они кувыркались в кровати с Майклом, а сегодня прицел пушек на плечах следует за направлением взгляда, а пальцы сжимают рукояти встроенных в скафандр джойстиков. Еще один черный поворот и по левую сторону зияет пробоина, ее рваные края словно от огрызка уродливого метеорита. Почему-то белесые.

— Внимание контур пробоины, — сообщила Джеки.

Группа сбросила скорость. Следы изморози на погибших в космосе агрегатах — явление нередкое. Во что еще могут обращаться вытекшие в холод жидкости? Но здесь целая узорная россыпь, будто кто-то увлеченно растил кристаллы соли, чтобы украсить уродливый рваный край.

— Кристаллы, — раздалось в шлеме.

На краю зрения он видела, как десантники подняли стволы, отгораживая врачей. Она и сама вела по белесым наростам прицелом лазерной винтовки, встроенной в правое предплечье скафандра, а пальцами — по куркам джойстика.

— Не стрелять, — решил Яр. — Идем дальше.

Они двинулись, хотя Джеки это не понравилось. Вероятно, сержант посчитал, что белизна просто останки врага: кристаллическая пыль на железе, как кровь на пробитом скафандре. А то и просто пыль. Люди всегда видели в камнях лишь полезный ресурс. И даже после записи гибельного сражения готовы оставить в тылу то, что на Земле веками использовалось как подручный материал.

Они вышли на первую точку. Развороченный арсенальный отсек. Капсулы, похожие на личинки насекомых, плавали среди потерявших форму фрагментов оборудования, выдавленных из ячеек туш лазерных и ионных пушек. Мимо, лениво переворачиваясь, летела оторванная и выскользнувшая из оболочки скафандра нога. Чуть дальше, под перекрытием, белела ступня. Смерть выглядела слишком настоящей. Это не только подстегивало адреналин, но и будило тошноту. Очень хотелось сжечь все. До полной чистоты. Даже личинки капсул.

Джеки с ужасом осознала, почему одни из них были много меньше других. Скафандры и ложементы затягивали спасительные коконы даже на обрубках тел. Запечатывали сосуды, останавливали кровотечения и питали ткани кислородом. Эти фрагменты и собирали медики, сплетали и плотно укладывали жуткие ожерелья из личинок. Кто и когда сможет вдохнуть жизнь в условно погибших?

Закончив с капсулами из арсенала, они двинулись дальше. Быстро скользили по глухой громадине, мимо безобразных проломов с солевыми наростами. Росчерками маньяка на картинах смерти. Снова останавливались и снова работали. Когда собранное медиками заполнило контейнер и образовало навесок шлейфа вокруг, группа вернулась на тральщик.

После второго захода доктор Линдеман осталась, чтобы заняться спасенными. Джеки не нравилось, что их отряд стал меньше, да к тому же собственные силы утекали. На ногах держал лишь экзоскелет скафандра и препараты, автоматически впрыскиваемые в кровь.

— Двигаемся к авиа шлюзу, — сухо бросил Яр. — Подготовить силовые ловушки для транспортировки дух непознанных объектов. Дред, ты на техподдержке захвата.

Они помчались навстречу светящейся дряни, которую все это время сторожили репаранты и дроны. Сердце Джеки зачастило в адреналиновом ритме. Опасность, возможность столкновения. Хотелось стать ближе к каждому из ее команды. Переброситься парой коротких фраз. В запечатанной, смерзшейся преисподней, в предчувствии боя необходимо соприкоснуться с живым и теплым, разумным и понимающим. Пусть даже малознакомым.

Отсек с истребителями был поврежден даже больше остальных. Развернувшийся хаос оглушил Джеки. Внешние ребра портов вдавлены внутрь мощным ударом и щерятся ломанными зубами. Истребители разбросало повсюду. Пришвартованных по центру вынесло вперед, вбило их округлые туши в переходы второго конура. Крайние оказались зажаты и сдавлены среди покореженные перекрытий. Энергетические перемычки многих машин полопались, и шары кабин выпали из несущего огневую мощь кольца. Под ними проступали мутные пятна закупоренных в капсулы пилотов. Несколько сильно укороченных капсул-сфер плавали среди обломков. Фрагменты тел среди бесформенного мусора. Только короткие комментарии членов группы помогали понять, что липкий ночной кошмар вокруг — реальностью.

— Объекты под прицел, соблюдать дистанцию, — скомандовал Яр и продублировал жестами. — Остальные на эвакуацию пострадавших.

Она оказалась в компании с сержантом и другим высоченным звероподобным мужиком. Мерцающая каменюга лениво вращалась и плыла под изогнутой от удара переборкой. Джеки следила за переливами света, держа прицелы на метке в центре гигантской драгоценности. Правильно ли они поступают, не захватывая странные объекты в силовой капкан до погрузки капсул? Ее дело как рядового выполнять команды, но, если бы решение было за ней, Джеки бы поступила также. Пока неизвестная дрянь стабильна, лучше ее вообще не трогать.

Она не смотрела, как распечатывали покореженные истребители и извлекали условно погибших и раненых, слышала только короткие фразы слаженно работающей медгруппы. Время тянулось и заворачивало воронку образов. Тьма и холод — преддверие голода и зла. Тошнотворное предчувствие пробиралось под ребра.

— Запечатываем объекты и уходим. Дред, твой выход. Треллин, Полски, Грег, держите объект на прицеле.

Кто бы его отпустил?

Дред запустил переносной генератор, выстраивая вокруг мерцающей штуковины силовую скорлупу с отступом сантиметров в двадцать. Закончив, прицепил к генератору репарант и стал закачивать под оболочку синтезируемый им гель. Очень быстро булыжник спеленали и полностью обездвижили.

— Нужно блокировать попадание света на объект. Особенно на тральщике, — сказала Джеки.

Химическая реакция могла стать непредсказуемой, как минералог она это хорошо знала.

— Он вращается! Ускоряется!

Резкий, бьющий по нервам окрик.

Джеки обернулась, удерживая окно контроля за запечатанным объектом. Вторая группа нервно маневрировала вокруг ожившего камня. Десантники отключили магнитную фиксацию и кружили на высоте метра, не спуская глаз и прицелов с быстро смещающейся твари.

— Силовую ловушку! Быстро! — скомандовал Яр и взлетел к группе.

— Пять секунд, — выплюнул Дред.

Джеки растерялась, не понимая, нужна ли помощь. Инстинктивно двинулась по нижнему перекрытию, поднимая стволы лазерной винтовки и миномета, захватив в метку прицела странного врага. Наплечные пушки следовали ее взгляду. Переливающийся фиолетовым камень врубился в накренившийся сверху кронштейн. Беззвучно. И взорвался молниями.

— Огонь!

Одновременно с командой десантники отлетали, а в цель со всех сторон рванули трассеры выстрелов. Джеки выхватывала взглядом разлетающиеся в стороны яркие куски камня и выпускала в них один за другим лазерные заряды.

— Прекратить огонь!

Движение и вспышки прекратились, а фрагменты кристаллов замерли в вакууме. Джеки отметила членов группы на разных уровнях от себя и в отдалении от цели. Кто-то висел под самыми переборками внутренних контуров, кто-то пригнулся у вздыбившегося борта истребителя, а Дред торчал на открытом пространстве погрузки. Ребята следили за неподвижными кусками камня. Исходный развалился на три части, их острые грани прочерчивал идущий изнутри свет.

— Держать на прицеле, — отдал приказ Яр. — Дред, попробуем ловушку.

Они слишком быстро успокоились и поверили, что справятся.

Джеки сжала рукоять джойстика. Все неправильно, камни слишком острые, слишком ровные, да еще этот странный свет… Лучше бросить их или сжечь. Но как объяснить дурные предчувствия и убедить командира?

Она переключила внимание на свой камень. Тот, слава богам, оставался упакованным и совершенно инертным. Потеряв концентрацию, Джеки пропустила момент, когда центральная друза расколовшегося врага стала в два раза больше и началась пальба. Команда "огонь" дошла до сознания будто бы с опозданием.

Под ударами бледных, четко прорисованных линий лазеров перекрытие кипело черными пузырями. Но только перекрытие. Объект исчез с линии удара. Боковым зрением Джеки едва уловила расцветший у пустого истребительного стапеля гигантский кристаллический куст. Откуда он взялся такой огромный? В следующий момент друза снова исчезла. Справа мелькнул неуловимый светлый росчерк, и крик боли ворвался ужасом в позвоночник.

Дальше Джеки не успевала, совершенно не могла понять, что происходит.

Короткие росчерки и яркие вспышки мелькали со всех сторон. Цель. Где цель? Мысли метались вслед за взглядом. Метки прицелов скакали от пятна к пятну, от росчерка к росчерку. Движение то сливалось с подсвеченными фигурками "своих", то исчезало, едва возникнув. Джеки словно увязла в жидкой глине. Крики и мат прорывались в мозг, а тот сбоил от бешеной скорости столкновения. Она отлетела, прижимаясь спиной к покатому боку распотрошенного истребителя и задыхаясь от ужаса. Боже, что происходит? Время застыло в черноте и вспышках.

Когда рвануло ногу и навалилось что-то темное и ледяное, тело вырвалось из-под контроля. Сжав разом все курки, Джеки поливала мир перед собой плазмой, накрывала минометом и кассетными снарядами пушек. Уничтожить бы все. Никто не останется в живых.

Последнее, что ощутила — резкий толчок справа.

***

Джеки плыла в сумраке без воздуха и возможности двинуться. Обречена. Поздно дергаться, не спастись. Скоро в легких не останется ничего, и даже крикнуть не сможет — забыла, как это делается. Остался ли у нее голос? Чужое ледяное касание текло по бедру, обвивало ногу. Сумерки опрокидывались мраком. В сознание ворвался звук, потом еще один, а за ними чья-то речь. Надо сосредоточиться, удержаться, не уплыть в сторону от рваной мелодии фраз. Никак не уловить смысла… Лишь громкость нарастала, пока не превратилась в крик. Он ласкал слух, окончательно выдергивая из мрака и пустоты.

— Идиот! Какой ты идиот, Киван! Ты отправил девчонку на бойню, слепую, глухую и медленную, как улитка.

Киван? Похоже, речь о ней. Но открывать глаза не хотелось.

— Сара, откуда же я знал? Она пришла из медотсека. Со словами, что десантник и готова к службе. Я думал, ты ее активировала. Это, черт возьми, почти медицинская процедура.

— С чего бы я стала это делать без приказа? Я отправила ее к тебе, чтобы ты принял решение. Никаких подтверждений, что она военнообязанная, одни слова. Когда увидела ее в группе, подумала, что ты все проверил, подтвердил и прогнал через стандартную процедуру. Но, мать твою, ты просто навесил пушки и выпнул девку в космос!

— Послушай, все навалилось разом, и мне в голову не пришло.

— Ты для того и нужен, чтобы в голову приходило! Хоть время от времени.

Сара, тральщик и эсминец из преисподней. Захлестнули яркие картинки. Хаос покореженных конструкции и взрывов. С усилием Джеки открыла глаза. Свет принес мгновенное облегчение. И слабость. Над головой мигало генераторное кольцо, нижнюю часть тела закрывал живой голубой кокон, в котором ныряли лепестки операционных манипуляторов. Они и холодные щупальца на бедре означали, что прямо сейчас ей отращивали ногу.

— О! Привет. Как ты?

Сара улыбалась, как это умеют врачи: заботливо, с терпеливой внимательностью в глазах. Невозможно поверить, что только что кричала.

— Хорошо. Спасибо, — собственный хриплый голос узнавался с трудом.

— Не шевелись. Ты в обработке. Скажи, а почему…

Слова доктора поплыли, растягиваясь в звуковое полотно, а оно истончалось и теряло малейший смысл.

— Что? — спросила Джеки.

Ее снова затягивал сумрак, сжимал жестокими клешнями ногу и позвоночник. Все, что удавалось делать — это помнить, что мир рядом и ее вернут. Знание согревало сердце.

В следующий раз Джеки очнулась от невыносимой боли, что рвала и выкручивала бедро. Все казалось белесым, неприятным и стерильно пустым. Сверху тоскливо светилось кольцо генерации поля. Уловив движение, она повернула голову. На стандартном флотском ложементе развалился сержант Яр. Слава богам, живой. Непослушные губы с трудом растянулись в улыбку.

— Привет!

Слово заставило болезненно сморщиться, но хотя бы голос подчинялся. Какое все-таки полное имя у сержанта?

— Привет крутому десантнику, — усмехнулся мордоворот.

— Не смешно совсем.

— Но факт, — рыкнул он и оскалился горько и недобро. — Спастись удалось тебе, мне, Полски и медикам, что были в стороне. И если бы не твой последний выстрел, нас бы не было. Впалила прямо в яблочко.

Джеки нахмурилась, не понимая, о чем он говорит. В том страшном смёрзшемся корабле она была беспомощна, как кролик. И стреляла в никуда, в собственный беспросветный ужас. И теперь горькая похвала оставляла привкус сожаления. И утраты.

— А Дред? — выдавила она. — Он тоже?

Сержант молчал. Гнев и горе превращали его и без того гипертрофированную физиономию в морду адского пса.

— Дред и Грег — условно погибшие, остальные — труха. Эта сучья тварь оказалась слишком быстрой для нас. И смертоносной.

Яр с силой растер массивный подбородок и продолжил:

— Мы не могли ни попасть в нее, ни отступить. Очень высокая скорость. И словно предугадывала действия. Кристаллы резали в пыль, не помогали никакие щиты. Меня задело по касательной и вырубило на мгновение. А ты оставалась последней. Ну и сплавила ее к чертям. Выпустила весь боекомплект скафандра точно в цель. Не знаю, уж как это тебе удалось. Когда я вмешался, все было кончено.

— Но я совершенно потерялась, не понимала, куда стрелять. А потом накатил такой ужас, что разом нажала все кнопки.

Яр подался вперед, рассматривая ее с любопытством. Еще несколько дней назад Джеки бы почувствовала себя неуютно под таким взглядом и тонкой больничной тканью. Но сейчас было все равно. К тому же новости о гибели людей, которых она толком не успела узнать, заглушали даже выкручивающую боль в бедре. Что ж говорить о глупых неловкостях невероятно далекого прошлого.

— В том-то и дело, что не видела и не знала. Почему не сказала, что тебе не активировали ни реакцию, ни зрение, ни чувствительность. Ты среди нас была, как болонка среди гончих. Но попала. Почему?

Джеки вспомнила, как очнулась первый раз под ор Сары и капитана. Все верно, во время обучения на десантника не только шпиговали мозг знаниями, тренировали тело на автоматические реакции, но еще прокачивали физиологию. В десятки раз увеличивали чувствительность, скорость реакции и восприятия информации. Количество нервных клеток в сетчатке позволяло десантнику улавливать изменения до условных пятисот кадров в секунду. Эти способности запускались выбросом адреналина, но в повседневности все равно сильно бы мешали. Любая нервная ситуация превращала бы обычного с виду гражданина в супермена на взводе. Поэтому дополнительные клетки и реакции блокировали для мирной жизни и быстро активировали на учениях и при мобилизации. Вот только Джеки в безумном круговороте событий забыла о всей этой дремавшей в организме хреноматери.

— Не знаю. Думаю, это случайность. Говорят, что новичкам и идиотам всегда везет. Вот случайно и попала. Вылетела из головы эта дурацкая активация.

Яр рассмеялся. Неестественно, напряженно, как-то даже свирепо.

— Значит, память у тебя короткая, девичья. Предпочитаешь ходить на боевую операцию вслепую. Стрелять, как бог на душу положит. Хорошо хоть попадаешь в точку. Девка, как есть девка. Мозга нет, но интуиция и инстинкты — песня.

Сержант поднялся, и лапищей в полголовы взъерошил ее волосы.

— Выздоравливай. Я бы взял тебя в группу. После активации, конечно.

— Эй! Полегче, служивый, — раздалось со стороны. — Не подбивай клинья к нашей девочке, ядрён радон. Один раз ее чуть не угробил, теперь не отдам.

Джеки вытянула шею, не в силах поверить, что в проеме операционной торчит Валерий.

— О, привет! А я думала, вас отправили в спасательных капсулах.

Ну вот, обрадовавшись, опять несла чушь вместо нормального приветствия.

— Ну надо же, — хмыкнул Яр. — Ты знаешь этого хитреца и проныру? Значит, ситуация осложняется. Но мы еще посмотрим, кто заберет себе рядового Треллин. Пойду-ка я подмажусь лучше к Саре…

— Иди, иди, служивый. И больше не приходи.

Валерий пропустил Яра, и подошел к Джеки. Он выглядел более уставшим, морщинистым и лукавым, чем в первую их встречу. Тонкие ребра стандартного корабельного скафандра выдавали в нем члена экипажа.

— Я рад, что ты выжила, — он покачал головой. — Какая глупость, красивой девушке становится десантником.

Джеки улыбнулась. Несмотря на отвратительное самочувствие, губы сами растягивались от наигранно скорбного вида Валеры.

— Глупость, значит? Мой братик тоже считает меня конченной дурой. И сержант вот сообщил, что мозга у меня нет. Так что моих, так сказать, почитателей — целая команда. Но вы почему здесь? И где Джон?

— Джон в лаборатории. Надеюсь, и тебя там увидеть. Есть, что обсудить.

Нахмурился, заговорил непривычно серьезно, без шуточек и подколов.

— В лаборатории? Какой еще лаборатории?

— Ну, мы геммологи, помнишь? И ты говорила, что с минералами работала. А недавно устроила такое художество — помогла притащить с эсминца мерзкую кристаллическую тварь. Только одну, правда. А она оказалась чертовки умная, опасная и ни на что не похожая.

Джеки мучительно пыталась сообразить, о чем идет речь. Лаборатория? Кристаллы? Исследование? На корабле их группа, похоже, захватила пленного. Одного из кристаллов. Тварь, что принесла смерть на Землю. Вот только тральщик — не место для серьезных исследований. На нем и оборудования нужного не найдется.

— Валерий, а сколько я провалялась? И где мы сейчас находимся?

— Оторванную ногу тебе вырастили за сутки. Скоро на обе поставят. Мы уже часов десять как на орбите Ганимеда. Ты в госпитале.

— Ганимеда? У Юпитера?

— Да, прячемся, — невесело буркнул Валерий. — Здесь развернута крупная военная база. А войну кристаллическим тварям мы пока с треском продуваем. Вот такие вот художества, моя девочка.

Глава 17. Просветы и тупики

Из наведенного сна Ларского выбросило бодрым и взвинченным. Неуютная пустота в груди требовала немедленно заняться делом. Иначе не успеет важное, и все прошлые усилия потеряют смысл. Он согнулся под открывшимся пологом капсулы и с силой промассировал виски. Спал тридцать минут. По локальному времени ночь катиться к утру, а нормальный сон случится только после победы. А может и раньше, но тогда уже на вечность. Забавно, что бесконечное время посмертия меньше всего нуждается в предварительной подготовке. Ни вещи собирать, ни документы, ни планы строить, ни копить кредиты — ничего не требуется. Каким ни поступи в небесную канцелярию, всегда будешь готов к целевому распределению. Справляются там как-то с потоком, не то что земляне здесь — с эвакуацией и трупами. Ларский хмыкнул невеселым мыслям. Но не туда его заносит. Не туда. Выкинуть в пределы порожняк депрессии и продумать план действий. Ответственность за расследование убийства инсектоидов с него никто не снимал. А Марра — ни ему, ни прокурору не начальник. И пусть только попробует гонять тину по дну. Военные, конечно, могут отобрать дело, но вряд ли до этого дойдет. Когда рушится крыша не до замазывания трещин по углам.

Итак, до военного столкновения на Землю проникло два диверсанта. Один уничтожил инсектоида одновременно с выбросом хрономины и отправился в кровавое путешествие по Карибскому бассейну. Другой взорвал доблестного СерКина на Луне. Оба явились из космоса, как и напавшая на планету армада. Не ясно, пришел ли враг во всей своей мощи следом за удирающим Макгреем или изначально двигался в сторону Земли. Слишком быстро оказался здесь, хотя Макгрей петлял по кросс-переходам. Возможно, знал дорогу, и столкновение с экспедицией в космосе стало лишь дополнительным толчком. Вот только как в эту коллизию вписывается Орфорт? К тому же кристаллы здесь и кристаллы у изоморфов по предположительным оценкам ЦКЗ не идентичны, да и диверсанты с агрессором только в профиль сходятся. Хотя оценка эта, так слабо унавоженная информацией, стоит не дорого. Вопросы, вопросы, чем больше их формулируешь, тем больше появляется новых. Размышления Ларского на зыбкой почве инопланетных преступлений периодически переходили на уровень глубоко абстрактных ментальных изысканий. Так понимаешь, что логика несовершенный инструмент и правильных ответов может быть несколько.

Ларский резко встал, потянул спину, размял шею. К богам Орфорт с двумя больными на всю голову симбиотами и чертову кристаллическую армаду. Есть объект расследования, и пора прекратить сомневаться в собственных выкладках. Итак, имеются две одинаковые жертвы двух диверсантов. Основная версия, что враг прибыл вместе с СимРигом и СерКином или внутри них. И уничтожил инсектоидов, оказавшись в солнечной системе. Интригующая неизвестная здесь — гиперфлот Штрауса, рядом с которым работали два будущих трупа. Интуиция Ларского со стервозной женской настойчивостью твердила, что застрявшая в секретной операции "Альфа" — центральный узелок в зияющей дырами полотне этой истории. Искусно припрятанный узелок.

Ларский так и не узнал место и деталей инцидента с гиперфлотом. Ему открыли доступ к гибели экспедиции Макгрея, а вот к сокрушительной победе Штрауса — нет. Министерство обороны, видимо, считало, что связи между двумя погибшими инсектоидами, кристаллической армадой и врагом гиперфлота "Альфа" не существует. Но вездесущий Марра и бравые армейские генералы могли ошибаться. Уверенность в собственной мощи, военной или интеллектуальной, отучает мыслить петляющими заячьими тропками. Полезный навык, между прочим. Всю картину событий вокруг "Альфы" кровь из носу бы получить. Не время сейчас разводить "китайские" интриги с высшими чинами. Придется Никите устроить небольшой скандальчик, тогда либо отберут дело, либо выложат на стол все карты. Перед угрозой уничтожения вчерашние секреты не значительнее розовых уточек в наполненной ванне.

Никита поплелся к усиленной ячейке хранения. Вот оно, копыто троянского коня от сержанта Здвински. Ничего живого в осколке сейчас не заметно: холодно поблескивающие грани, острые кромки пересечений. За пару часов его нервных расхаживаний кругами и получасовой сон форма корунда не изменилась. С какого перепугу он, дурак, нарушил все мыслимые регламенты безопасности и оставил эту дрянь у себя? Чтобы подумать? О чем? Очевидно же, что желчное подозрение сержанта о злонамеренных виновниках отступления навеяно просмотром лихо закрученных триллеров. А вот ошибок у землян найдется немало. После победы. Будет ли она, эта победа?

Ларский взял в руку запечатанный в силовую ловушку обломок.

— Как бы я хотел устроить тебе допрос с пристрастием, тварь. Только бы понять, где тебе больно, где хорошо и умеешь ли ты говорить.

Глупости все это. У военных, наверняка, уже ассортимент булыганов, из которых выдавили все, что возможно. А Ларский нашел на поле боя пару вражеских пальцев и надеется, что они заговорят. Хотя черт его знает, как устроено мышление твари и не способна ли она к регенерации в определенных условиях. Правильно было сразу передать осколок в чуткие пальчики Солгано.

Ларский активировал интерком, на всплывшей перед лицом проекции светилась зеленым точка контакта.

— Филиппе, найдется ли у вас время для меня? — кинул он сообщение.

— Всегда к вашим услугам, Никита Сергеевич, — прилетел ответ.

— Подойду скоро.

Принять душ, натянуть повседневный китель с нашивками звания. Будет нелишним в переходах штаба. И обдумать, что именно он хочет получить от проницательного и этикетного мексиканца. Хотя, возможно, торопиться с заданием не стоит. Лучше подождать реакции прокурора. После вчерашнего инцидента с вмешательством армейских, он с Маррой и Игнатовым в одну песочницу с лопатками не сядет. Режим использования его вслепую контрразведкой исчерпан. Самое время самому потренировать манипулятивные навыки. Поэтому прямо перед сном и после километров трех пешего хода по каюте Ларский сбросил непосредственному начальству отчет о своих действиях с момента отправки в Зоосити. И просьбу определить круг текущих задач. Ведь расследование перехватили, и оно, видимо, уже неактуально, как и случайно попавший в его руки фрагмент кристалла.

Своего босса Ларский знал до кончиков оттопыренных ушей. Густав Мюллер предпочитал благодушно почивать на лаврах большой должности и получать от подчиненных короткие, но регулярные рапорты, что де дело движется, все под контролем и все хорошо. Если Ларский демонстрировал постоянную доступность, служебное рвение и оставлял восторженные комментарии под публичными выступлениями главного прокурора, тот не стремился вникать в детали работы генерал-майора. Но стоило только начальству почувствовать сомнение в непреходящей значительности себя лично, собственной структуры и своих офицеров, он превращался в торнадо. Взрыхлял землю даже на ничейной полосе. А уж выходку Игнатова Густав не спустит даже в разгар боевых действий. Война войной, а уважение к усилиям Планетной прокуратуры никто не отменял.

Выпив ведерную чашку кофе и съев три слоенных пирожка из стандартного синтезатора, Ларский поймал пакетное сообщение от прокурора. Запустил и с первого взгляда понял, что тянуть с визитом к Солгано не придется. Пылая гневом до покраснения шеи, Мюллер ерзал на широком кресле:

— Проклятие, Ларский, прямой связи сейчас с тобой нет. На Земле творится черт его знает что, про космос вообще молчу. И в это время у Марры хватает сил на двойные игры, а у вас — на заламывание рук. Что значит расследование не имеет смысла? С каких это пор, не получив ответы на базовые вопросы расследования, мы отбрасываем в сторону дела? У вас есть убийца, хотя бы его кусок, но ни намека на мотив! Откуда он, точнее они, взялись — ни малейшего представления. Ведете себя, как капризная девица, чей наряд на вечеринке не произвел фурор. Значит так, генерал-майор, именно вы ведете это расследование. И Марра вам не указ. Пусть лучше пройдется метелочкой по противникам землян в Федерации — в конце концов, это прямые обязанности федеральной контрразведки. Вы же копайте дальше, делайте все, что требуется. Лабораторные исследования, оставшиеся следы, сопоставление действий диверсанта и тактики кристаллов на Земле. Не мне вас учить. Пока не поймете мотив, считайте, что сидите по уши в дерьме. Полковник Оскар Берг окажет вам в этом деле полное содействие. А я постараюсь выбить максимально возможный уровень доступа к информации о захваченных военными кристаллах. Если потребуется что-то конкретное, запрашивайте через меня. Да, резерв контрразведки по ЦКЗ остался за вами, и я чуток подкинул времени. И чтобы каждые восемь часов мне результаты, Ларский, не реже!

На этой огненной ноте начальство махнуло рукой и отключилось. Ларский остался в настроении повышенной боеготовности со встрепенувшимся чувством, что не все так безнадежно. Он быстро набрал прокурору запрос на информацию о флоте Штрауса. Пусть поможет, раз такой распаленный, хотя доступа у Густава все равно нет. Все-таки начальство Ларского более чем удовлетворяло. Чередование в нем флегматичной расслабленности и бешеных выплесков мотивирующей энергии было вполне благоприятной питательной средой для профессионального роста подчиненных.

Самое время взять упакованный в ловушку корунд и направиться к Филиппе Солгано. Потоптавшись на выходе, Никита отстегнул сайскутер от бедра и вытащил из ячейки магнитную обувь. Пока болтаешься на метле — сосредоточиться нереально. Другое дело ускоренный шаг, он всегда помогал погрузиться в сложное дело.

Сияющая мордочка проводника возникла за открывшимся проемом и, стала раскачиваться, будто от нетерпения.

— Больно ты мне нужен, дружок, — фыркнул Ларский. — Дорогу до лаборатории и без тебя найду.

Чудо привычно лопнуло, разлетаясь сочными желтыми каплями. Искусственные создания радуются, даже умирая. Люди так не могут, наверное, поэтому выживают тысячелетие за тысячелетием. Ларский пружинисто шагнул в коридор, и тускло подсвеченные ребра пустого прохода устремились прочь, сливаясь в полосу мерцания. Поворот, и по открывшемуся широкому пространству пролетела парочка офицеров, потом еще один. Ларский инстинктивно вжал голову в плечи и чуть не налетел на шагнувшую из стены девушку. Замедлил ход. По оживленным артериям океанской базы приходилось маневрировать, а не предаваться размышлениям. Разгар первой ночи войны. Что там на поверхности? Контролируют ли люди Землю? Он мог бы вызвать последние пакетные данные, но не стал. Новые трагедии погрузят в депрессию, а нужно заниматься делом.

Вдоль сектора криминалистов царила суета: перемещались контейнеры, эксперты скользили вверх-вниз по модулям, слышались технические звуки, тревожно мерцал оранжевый свет. Ларского направили к крайней справа двери, и она разъехалась при его приближении. Солгано, стоявший спиной у полупрозрачного куба, обернулся, с его рук стекли мягкие, оснащенные манипуляторами краги.

— Что у вас творится, Филиппе?

— А… это вы, Никита Сергеевич. Анализируем поступающие материалы, как обычно.

Выглядел парень заторможенным и потемневшим, словно высунул нос из преисподней, без надежды на освобождение. Медленно, механически поморгал и добавил:

— Пробы с мест атаки. Вода, земля, воздух, прах и сплавы. То, во что превратили города. Химический анализ, поиск отклонений, странностей.

— Вы спали?

Тот отмахнулся:

— Отправлюсь через пару часов в наведенку.

Все понятно. Что тут скажешь.

— Попадались ли корунды в пробах?

Криминалист невесело улыбнулся:

— Нет.

Ларский так и не решил, что хочет получить от Солгано. Протянул осколок.

— Тогда возьмите мой для анализов. С места столкновения.

Тот шагнул навстречу. Всмотрелся. Тряхнул чернющей шевелюрой.

— Это то, о чем я думаю, Никита Сергеевич?

— Знать бы еще, о чем вы все тут думаете. Но да, это то, что ускользнуло от нас в разлом. Здвински оказался самым проворным и скрытным. Нам бы извлечь толк из его ловкости.

Филиппе схватил кристалл и бодро просунул в очередной полупрозрачный куб.

— Маленький, жаль, маленький. Наверняка глупенький, дружок, и бесполезный.

— Нашел себе дружка, идиот, — пробормотал Ларский.

Криминалист совсем оживился. Зачастил себе под нос что-то невразумительное по-мексикански, запустил генераторное кольцо и разнообразные отростки на диагностическом столе.

— Что собираетесь делать с этой штукой?!

Ларский гаркнул громче, чтобы обратить на себя внимание. Солгано вышел из диагностического транса, приобрел этикетный и собранный вид, перешел на русский:

— Обсудим с ребятами, посмотрим. Думаю, стоит проверить наши первоначальные выводы по свойствам. Попробуем воздействие разными видами энергии. Хорошо бы понять, чем кристалл предпочитает питаться. Какая вообще среда ему больше нравится. А какую старается избегать. Может, спровоцируем изменения. А у вас какие идеи, генерал-майор?

— У меня не такие… химико-физические.

— А какие? — выкатил внимательные глаза Солгано.

— Ну… какие-нибудь поведенческие провокации, следственные эксперименты.

Тот слегка подвис, обрабатывая информации. Сквозило в позе какое-то японское доброжелательное непонимание. Ларский подумал, что некоторые идей стоит пока придержать. Даже сказанное придется прояснять и чувствовать себя идиотом. Хотя ему не привыкать с собачей работой следователя и вечными требованиями начальства делать незнамо что.

— Поместите осколок в хронокопию рядом с убийством, прокрутите запись несколько раз. Постарайтесь поймать любые изменения в этой дряни.

— Думаете, таким образом мы вступим в контакт?

От вопроса несло терпеливой осторожностью.

— Не думаю, — мрачно признал Ларский. — Но вдруг что-то произойдет. Так же отработайте два отсканированных места в Зоосити.

— А что вы надеетесь получить, Никита Сергеевич?

В вопросе прозвучало огромное, тщательно скрываемое сомнение.

— В конце концов, я хочу получить мотив. Скидывайте мне любые результаты, Филиппе.

Тот кивнул, но смотрел в сторону. Не верит, считает глупостью. Внезапно захлестнула злость и остывшее со вчерашнего дня отчаяние. Ларский сунул руки в карманы и отправился прочь из лаборатории. Совсем недавно световые переходы создавали эффект воздушного простора и лаковую элегантность помещений базы, а сейчас серость с едва светящимися ребрами наводила мысли о тюремном заключении тысячелетней давности. Все здесь, как в заточении. Прячутся рыбешками под водой от страшного рыбака. Экономят энергию.

Ларский размышлял о Берге. Стоит посетить полковника, чтобы расставить важные акценты в их взаимодействии. Да и подхватить пульс суеты офицерского штаба. Хотелось сделать что-то по-настоящему полезное. Лететь навстречу врагу, стрелять, спасать. Не так страшно, как узнавать любые новости. Особенно с фронта. Но нужно. И лучше не из рассылки, а из уст живых людей. Выяснить, как глубоко все засели в кристаллическую задницу.

Невесть откуда образовался проводник. Хоть на улыбчивое чудо можно выплескивать раздражение:

— Ты больной что ли, чувак? В курсе, что война идет? Кончай лыбиться.

Тот, казалось, еще шире засиял. Идиотские традиции копов. В пределы!

Берг с последней встречи будто и не ложился и даже не выходил из зала. Такой же выглаженный, прямой, хрусткий, только кожа приобрела оттенок древнего пергамента. Вчерашняя толпа рассосалась, у полковника сидели двое с мордами чернее глухого космоса. Так случается, когда природный оттенок дополняют дерьмовые новости.

— Доброе утро, господа.

Скоро день и ночь сольются в один метеоритный поток. И уж точно не добрый. Но поправляться Ларский не стал, и офицеры посмотрели на него без всякого выражения.

— Можно присоединиться, полковник? Или встретимся для разговора позже?

— Садитесь, пожалуйста, генерал-майор, я сейчас освобожусь.

Обычный для Берга сухой официоз растворился в усталости, может оно и лучше. Ларский приземлился через стул от здоровяка капитана и активировал информационную панель на своем месте. Сосед продолжил явно мрачное повествование:

— В Тихом океане миллионы капсул спустили в Мариинскую впадину. Но они продержатся. Филиппины пока отбились, там форпост, и в местах вулканической активности прячут ядерные звезды.

— Протянут кабели во впадину, чтобы обеспечить гражданских энергией? — предположил Берг.

— Если сумеют. Но у нас их и тянуть не откуда. Где было — горы сплавили в стекло.

Ларский поморщился и бросил ковырять экран. Изуродованное побережье. Смогут ли они восстановить планету, когда это все закончится. Если закончится…

— А почему не оставить людей на поверхности воды? — встрял он.

Сколько миллиардов не успели эвакуировать с Земли и сколько из них может погибнуть под толщей воды из-за нехватки энергии для щитов? Там давление быстро сжирает силовуху.

— Над нами уже не океан. Там ад из взбесившихся цунами.

Ларский матюгнулся, запретив себе встревать, раз не успел изучить информацию.

— Сколько агломерация гражданских продержится в жёлобе Пуэрто-Рико на имеющейся энергии?

— Сутки максимум.

— Спускайте, — хрипло решился Берг. — Вам два часа на отработку всех возможных вариантов доставки энергии. Подгрузить расчетные мощности ЦКЗ могу только на час, полтора. Потом по дополнительному запросу. Выкручивайтесь, как можете. Дальше будем решать.

Еще больше почерневшие мужики встали и без лишних слов зашагали к выходу, отцепляя на ходу сайскутеры.

Глава 18. Интриги, интриги…

— Я вас слушаю, Никита Сергеевич. Какое нужно содействие с моей стороны?

В глазах полковника проглядывала тень надежно и глубоко запрятанного раздражения. Такие не оспаривают приказы вышестоящих, даже не выказывают недовольства. Их терпение кажется почти бесконечным. Они разворачиваются, уходят и исполняют. Но, когда накаляются по-настоящему, выкидывают что-нибудь совершенно невообразимое.

Однажды вездесущая пресса поймала несгибаемого Виктора Краузе за весьма настораживающим занятием. Он стоял у входа в крупнейшую межу и методично бился лбом о прозрачную, как воздух, стену. Правой рукой генерал-полковник трепетно прижимал к груди форменную фуражку. По версии авторов тиснутой по развлекательным каналам статьи сей инцидент произошел сразу после затянувшегося заседания Совбеза. Берг не был похож на Краузе, особенно внешне. Но узнаваемая маньячная упертость просвечивала как в облике астеничного полковника, как и у звероподобного командующего морскими пехотинцами. Такие, если перегреются, могут в приступе отчаяния съесть сверхценный корунд. Будет правильным подкрепить исполнительность полицейского более полным пониманием ситуации.

— Я знаю, что вы заняты, Оскар, но хотел бы кратко ввести вас в курс своих дел.

— Я вас слушаю, — прокашлялся Берг. — Но… это не обязательно.

— И все-таки. До начала войны я вел дело об убийстве двух инсектоидов. Не сразу, но обнаружил некую разумную форму жизни, которая сначала уничтожила инсектоида, а потом начала убивать животных. Последней ее жертвой стал житель Зоосити. Анализ показал, что эта тварь имеет кристаллическую форму жизни. По оценке ЦКЗ идентична тому, что на нас напало.

Ларский сделал паузу. Берг даже не шелохнулся, застыл с видом невозмутимым и сосредоточенным. Достойным ваяния бюста. Впрочем, полковник мог и так знать ситуацию. Может даже в деталях. Если у него, конечно, нашлось время на общение со Здвински или Солгано. Ларский вздохнул и продолжил:

— Но вопросов стало только больше. Откуда и почему появились эти кристаллические фрагменты? Какие мотивы у них и какие у нынешнего врага? В общем мое начальство приказывает продолжить расследование. Надо разобраться в причинах обрушившейся на нас войны. Выяснить почему — значит, понять, как это дерьмо прекратить.

Полковник опустил глаза и сцепил пальцы над плоскостью приподнятого на тридцать градусов и живущего своей жизнью экрана.

— Это, бесспорно, важное дело, генерал-майор.

О! Кто бы сомневался, что Оскар не сдаст рубежи официальности. Ничем его не проймешь, пока шестеренки внутри цепляются друг за друга и держат темп.

— Но я оказался в сложной ситуации. Как глава комитета планетарных расследований последнее время сотрудничал с контразведкой. Наши интересы сильно пересекаются. Они стараются контролировать процессы внутри Федерации, которые могут нанести вред землянам, а мы расследуем преступления с участием инопланетников. Но с недавних пор все усложнилось. Сейчас не важно почему, но я испытываю проблемы с получением информации.

— Эту проблему сейчас испытывают все.

Пакетные данные — вещь достаточно быстрая и вполне удобная. Если связь установил, можно и через интерком поговорить. Но… Ларский почти кожей чувствовал, как из мира уходила информация. Раньше, включив позициометр и интерком, он мог пошевелить губами и мгновенно узнать, кому принадлежит приглянувшийся на бело — песочном побережье домик и не выставили ли его на продажу. Теперь же не прочитаешь мир вокруг, как услужливо подставленный словарик. Или даже как азбуку с картинками. Любую связь приходилось устанавливать и поддерживать. А сведения разыскивать и даже ждать. Если кристаллы сумеют серьезно повредить ЦКЗ, станет хуже. ОН — самый важный ресурс землян.

А в условиях нехватки информации Берга нужно использовать. Вне зависимости от того, как дальше сложится взаимодействие с Маррой и Густавом.

— Проблем много, но есть определенная логистика в передаче пакетных данных. Какие службы какую информацию получают приоритетным образом. Прокуратура сейчас оказалась между зонами влияния. В центре армия и полиция. Особенно когда речь идет о столкновениях на земле, о уничтожении гражданских, животных, объектов цивилизации и культуры. Нас снабжают только в общем поле. А для дела этого недостаточно.

— Понимаю, — спокойно произнес Берг. — Но что именно вам нужно? Мы сами не запрашиваем и не получаем всю имеющуюся информацию. Это нереально много.

Оскар наклонился вперед, лицо удлинилось до безупречной стойки воротничка и окрасилось внимательностью. Похоже, Ларский получил себе союзника. Или тут дело в чинах?

— Нужно все, что относится к разрушениям и нападениям по планете. Что, как, в какой последовательность, и как это выглядит. В максимальных деталях. Моя задача сейчас понять мотив. Сложить то, что происходит сейчас, с тем, что случилось до появления армады в солнечной системе. Найти связи и их объяснить.

— Никита Сергеевич, наша зона ответственности Латинская Америка и часть Атлантического океана. Здесь у вас полный доступ. Остальную информацию мы получаем без детализации.

— Но вы можете запросить по сети ваших служб полную картину?

Ларский откинулся на спинку и нервно прогладил колени. Берг сделает, что требуется. Самому бы не утонуть в реке ужаса, которая щедро потечет на интерком.

— Хорошо. Мой помощник организует постоянный поток информации. Уже получает распоряжение. Если что-то другое, сообщайте. По нашему ведомству мы данные доставим. Что требуется — сделаем. Кстати, за вами зарезервировали рабочий модуль в командном отсеке штаба. Работать из каюты не самый удобный вариант.

Сообщение о рабочем месте появилось в интеркоме еще вчера, сразу как авиетка с адским грузом прошла сквозь порт базы. Но тогда все казалось неважным.

— Пока мне лучше быть рядом с криминалистами. А там будет видно.

— Кабинет для вас пристыкуют к лаборатории в ближайшие пару минут. Доступ к нему вы сразу получите и… все технические возможности. Все, что нужно.

Ларский немного помедлил и поднялся. В последний момент они с Оскаром сцепились взглядами. Крепким канатом повисло несказанное. Не содержательное, эмоциональное. Когда нет возможности избавится от внутреннего напряжения. Оно, как кол от сердца к печени. И слова утешительной вежливости не помогут. Они не утоляют страхи, а будят новые. Кол лучше оставить как есть. Хотя бы удержит на ногах, как тряпичную куклу.

— Спасибо. Машина и Здвински, надеюсь, за мной?

Берг механически кивнул и перевел взгляд в экран. Здвински, авиетка, информация, рабочий модуль и этот разговор могут остаться пустой суетой. Если город будет сгорать за городом. А остатки людей сожрет океан.

Ларский постоял в контуре прохода, всматриваясь в поддернутые сумрачностью лица идущих мимо людей. Двинулся в сторону лаборатории.Самое правильное сейчас — держать руку на химико — физических манипуляциях Солгано и сопоставить новые факты со старыми. Узнать, что творят кристаллы в космосе и на Земле. Нащупать в логике ненависти и в тактике уничтожения мотив негуманоидной твари.

Проводник довел его до уже готового и впечатанного во второй уровень лаборатории рабочего модуля. Дергать Солгано пока рано, и Ларский устроился на кресле перед веером голографических пластин. Вспомнилась крыса-мэр, которая расхаживала между виртуальными страничками, как между прозрачными стенами карточного домика. Жива ли она и кудрявый доктор со всем зоопарком? Друг Тимоти Граува. Безумного капитана вряд ли когда — либо придется встретить.

Ларский распаковал разбухшую и постоянно пополняющуюся папку оперативной сводки. И тут высветился совершенно неожиданный вызов. Сердце ускорилось в странном предчувствии, и без долгих раздумий он вышел на связь.

Наглая рожа Алексея Треллина не побледнела и не осунулась, хотя злая сосредоточенность в глазах сквозила отчетливо. И где он интересно, находится? На Земле или закамуфлирован в космосе? Даже липовый офисный фон подгрузить не удосужился. Вырезанная ломанными линиями фигура, а сзади нечто неопределенное. Блеклый свет, замазанное движение — вязкая отталкивающая масса. Дает понять, что Ларскому лишнего знать не положено и дружить они не собираются. Форменный ворот интенданта небрежно расстегнут, даже более чем небрежно — до середины груди. Но ухмылка при этом резкая, короткая — никакой вальяжной расслабленности за сутки не осталось.

— Привет, Ларский! Я, где бы ни находился, слышу, как ты грызешь ногти. Наверное, про Марру думаешь или про Штрауса. А коли умный, то про двоих сразу.

Молодой да ранний стервец, и как обычно сверлит в корень больного зуба.

— Крут ты, Алекс. Вот и за меня успеваешь думать. Хочешь помочь?

— Как всегда проницателен, Ник. Хочу рассказать кое-что про флот "Альфа". Хоть ты и не рад мне, вижу по глазам, но это тебе будет интересно.

И не возразишь. От злости даже в носу запекло, пришлось резко вдохнуть и выдохнуть. Интендант не хуже Марры везде тянет щупальца. Только стилек борзой и свободный.

— Рад, но расшаркиваться не буду. У тебя помощь строго дозированная, Алекс. И под жгучим соусом. Говори, жду с нетерпением.

— Надо же, какой прогресс и открытость сотрудничеству, — продолжились насмешливые интонации. — Ну к делу. Много ли вы, генерал-майор, знаете о событиях вокруг флота Альфа?

— Все в общих чертах. Столкновение с мощным неизвестным противником, который внезапно исчез и началось долгое бесполезное расследование. На последнем Совбезе я озвучил версию, что, возможно, кристаллы на Землю принесли в себе погибшие инсектоиды. А они в разное время были вовлечены в операцию Штрауса. И к тому же нельзя исключить, что противник "Альфы" и сегодняшний — одна раса. Тогда, правда, удивительно, что гросс-адмирал так легко его расколотил.

Треллин сидел неподвижно и слушал внимательно. На красивое лицо упала тень, делая его хищным.

— Все верно, Ник. Неизвестный противник. Исчезновение. А ты не думал, почему контрразведка, которая должна копаться в грязном белье Федерации, так далеко сунула свой нос в дела армии и военной разведки?

— Хм, предполагал, что из-за вовлеченности во все дело инсектоидов. Хотя в общем-то они пострадали от внешнего врага… По большому счету не ясно, при чем здесь Марра и почему он пытался перехватить у меня обнаруженного диверсанта. Логичнее, если бы это была военная разведка.

С армейской разведкой Ларскому дел иметь не приходилось, но их шеф, Сергей Русланов, производил весьма вменяемое впечатление. Они пересекались несколько раз на каких-то межведомственных парадных мероприятиях.

— И ты наивно отбросил сомнения. А зря. Во всей этой истории с непобедимым Штраусом есть еще два нюанса. О них Марра, похоже, не посчитал нужным информировать следствие. Да и зачем! Ему просто нужна была ищейка. Найти, что убило задействованных в дело инсектоидов, если не изоморф. А, как известно, ищейке лишнего знать не положено.

— И что же это лишнее?

— Во-первых, не было никакого случайного столкновения на дальней рейде. В Совет обратилась одна из союзнических рас Федерации. Кто именно, не знаю. С сообщением о готовящейся интервенции. Потенциальный агрессор — форма жизни за Дальними пределами. Неизвестная угроза. С неясными мотивами и возможностями. Разведка провела анализ и с подозрениями согласилось. Вероятность нападения оценили достаточно высоко и отправили гиперфлот для защиты. Штраус выдвинулся на точку и с ходу оказался втянут в боевые действия. Не понятно с кем, непонятно в каком направлении. Столкновение было мощным и коротким. После чего противник практически полностью исчез. Растворился в вакууме. Оставив странные следы и множество вопросов. Ну, последнее тебе известно.

— И Штраус остался на месте?

— Остался. Нужно было искать ответы на вопросы, а не тащить за собой хвост непонятной угрозы, как случилось в Макгреем. Откуда появился агрессор и был ли он вообще, так и не разобрались. Может, и вовсе не бой там случился, а аномальная космическая флуктуация, за которой ничьей разумной воли не стояло.

— А второе?

— Второе не менее неприятно. Наш бравый адмирал с горяча применил комбинированный нестандартный удар. Именно с его помощью Штраус получил такой неожиданный победный эффект.

Ларский чуть прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Понятно тогда, почему в него так вцепился Марра. Контрразведка, естественно, была включена в расследование, ведь нельзя исключить подставу со стороны рас Федерации и самого жалобщика, заварившего всю кашу. Треклятая межрассовая политика, в нее лучше и вовсе не лезть. Мотивы иных разумных форм жизни человечество не в состоянии ни понять, ни даже проинтерпретировать. А тут еще эксперименты в области наступательных ударов. Или оборонительных?

Суета вокруг гибели инсектоида Марру не интересовала ровно до тех пор, пока все дружно подозревали изоморфа. А вот когда выяснилось, что полоумный кустарник "в завязке" и превращением живого существа в фарш не развлекается, все ниточки потянулись к флоту "Альфа". С этого момента жирный спрут начал нервно курить сигару за сигарой. И окучивать Ларского, развесившего уши в душной атмосфере дружелюбия.

— Контрразведке нужен был диверсант, — покачал он головой. — Не образец того, что сейчас нападает на землян, а существо, которое, вероятно, прибыло с точки инцидента трехлетней давности. Вчера я его упустил, и тогда контрразведчик потерял ко мне интерес. На связь не выходит, на мои послания не реагирует.

А про осколок Ларский пока ничего Марре не сообщал. Надо ли? Ему требовалось подумать. И еще о том, почему Алекс пустился в дружеские откровения? Что этому-то нужно? Вон, следит неотрывно черными глазищами, решает что-то про себя.

— Нужда в тебе отпала, Ник. Марра знает куда больше даже меня и тебе не скажет. Возможно, не верит, что есть смысл, и тебя это куда-нибудь продвинет. Да и секретность никто не отменял. Сможешь надавить — попробуй. Но не до ловли мышей в собственном амбаре, когда дом горит.

— Может, Марра и прав. Я на своем уровне ничего не сделаю с этой информацией. Зачем ты мне это рассказал?

Треллин в раздумье покачал головой, отвел в сторону глаза и усмехнулся будто какому — то невидимому собеседнику:

— Никогда не думал, что Краузе окажется таким либеральным революционером.

— Что? — не врубился Ларский.

— Только что прошел прямой обмен по Генштабу. Мы не успеваем за кристаллами. Их скорость реакции перекрывает нашу в разы. И Краузе предложил вообще отказаться от тактических моделей. Любых. Есть загруженная оперативной информацией боевая единица, и она решает на месте, как достичь цели и даже какой. Знания, скорость и самостоятельность.

— И ты решил, что из меня выйдет такая же боевая единица?

— Что-то вроде того. Марра так не мыслит. Он — покрытый столетней коростой ветеран мутных политических игр. Вся его жизнь — это контроль. Но иногда, чтобы получить результат, нужно перестать контролировать. Дать выбор тому, кто его хочет. Позволить знать лишнее и отпустить.

— Как ты отпустил Майкла Стенли? Знал, что он планирует угнать экзопланету и не сделал ничего. Может даже толкал в спину.

Стервец сразу же выгнул шикарные дуги бровей, придавил ладонью грудь и трагически заострил локоть в сторону Ларского. В крови Алекса беззастенчиво гулял паяц, и война ему не помеха.

— Я толкал!? Да ни сном, ни духом. Проскочил наглец между пальцами.

— Угу, широко расставленными, — хмыкнул Никита и перевел разговор. — А что за оружие использовал Штраус?

— А вот этого не знаю. Если у тебя есть чем надавить на Марру или Русланова, что предложить взамен, может, и узнаешь. И мне лишним не будет.

Тонкая улыбка прошлась по голографическим губам, намекая на золотые горы в драконовой пещере. Вот в чем дело. Парень предпочитал всех держать за яйца и, похоже, решил прихватить и Ларского. Пришлось пробурчать что-то нечленораздельное, вдруг сойдет за не уловившего суть дела идиота? Алекс не купился, перешел на задушевный тон и прояснил ситуацию:

— Видишь ли, пушки-то с моих складов берут. А потом палят не разберешь чем и со странным эффектом. Хотелось бы понимать.

К богам хитреца. В конце концов, один в поле не воин, а Алекс хотя бы никогда не использовал Ларского вслепую. А если отказывал, то без экивоков. Хоть и с издевкой. Вспомнилась прилетевшая на запрос о Грауве картинка с кукишем на горке масла.

— Ладно, Треллин. Будем держать связь.

Тот кивнул, но не отключился. Медлил, глядя куда-то вниз. На невидимый стол или ботинки. У Алекса явно было что-то еще, что-то важное, и придется подождать, пока разродится. Тот одну за другой застегнул пуговицы на груди и резко вскинул черный, обжигающий взгляд.

— Найди мою сестру, следак. Жаклин Треллин. Я сброшу информацию о ней. Джеки не эвакуировал корабль и на своей авиетке она не улетела. В этом хаосе следы теряются. Думаю, осталась где-то на Земле. А я… Боюсь, скоро вокруг меня будет настоящее пекло. Не смогу даже сводки читать.

— Ты-то? Уж не собрался ли на передовую?

— Все может быть, Ник. Иногда оказывается, что твое место совсем не там, где думал раньше. А в куда более глубокой заднице. Тебе ли не понять?

Он усмехнулся. Длинные пальцы снова поползли к вороту.

— Запомни, Ник, запомни дословно: найди мою сестру.

Странная фраза прозвучала одновременно с требованием и мольбой, и изображение исчезло.

Никита застыл, удерживая себя на краю жадной воронки, где закрутились тошнота и беспокойство о Лизе. Найди… Скольких нужно найти. И как искать? Кто бы подсказал с высот армейского олимпа. Интендант вон намылился в пекло. А его бросают шарить впотьмах. Найди, выясни, угадай.

Чем же стрелял бравый гросс-адмирал? И главное в кого? Ничего, правда вылезет наружу. Или он ее выковыряет. И зубочистку Ларский найдет. Для Марры.

Глава 19. Гибель Мехико

Небо давило темной непроглядной массой. Набившийся до горизонта пепел лишал ориентиров. Солнце прорывалось сквозь серость слабым багровым пятном и подсказывало, что они где-то над землей, точнее океаном. Он сам мелькнул всего на мгновение, когда авиетка с пристыкованной платформой вынырнула из толщи воды. Вздымался рваными грязными клыками, словно хотел дотянуться до врага. Ветер за бортом бесновался не хуже цепного пса. Как только Ларский представил гражданских, брошенных среди этого безумия, грудь сдавило виной. Каюту у него забрали прямо перед вылетом, но оставалось рабочее место. И туда бы воткнуть пострадавших, чтобы меньше оставалось людей на воде. А он в состоянии думать и в вертикальном положении. Тем более, что никаких достойных соображений выдавить из себя не мог.

— Какого черта из Мехико не вывезли людей?!

Злость Здвински не сдерживал, она прорывалась и в тоне голоса, и в резких, коротких движениях.

— Быстро не смогли. Огромный старый город.

Единственное, что Ларский успел до вылета, так это разобраться, как обстояли дела в целом на планете. Вторжение развивалось с такой скоростью, что с аналитикой он поспеет только к занавесу полного разгрома. Расследование возможных причин нападения откатывалось на сто двадцать пятый план перед необходимостью спасать людей. Сопоставить факты можно потом. Если удастся притормозить накативший хаос. В Мехико сейчас сражались, оттуда вытаскивали гражданских. И его вклад лишним не будет. Заодно реальность освежит гипотезы и поможет сложить фрагменты во внятную картинку. Хотелось бы на это надеяться.

— Ну и что, что старый город, — продолжал рычать Здвински, — людей вывозят кораблями.

Как ребенок, в самом деле. Ларский глянул на сержанта, вздохнул и, пролистывая последние сводки по тихоокеанскому побережью, пояснил:

— Скорость эвакуации старого города в три раза ниже даже по самым оптимистичным оценкам. Уж вы-то должны это знать.

Сержант набычился и уставился сквозь купол. В густую пепельную серость. Этот блюститель порядка в своей непрошибаемой упертости даст фору и Бергу, и Грауву.

— Знаю, генерал-майор. Здания сплошь из камня или тиурида и не могут по сигналу разлететься, как флоотиры. Значит, трудно быстро добраться до точек эвакуации. И личных авиеток в старых городах используют минимум. Сплошь общественный транспорт.

— Умница, — хмыкнул Ларский.

— Так думать нужно заранее, а не водить хороводы с тараканами, надеясь, что прикроют хитиновой броней.

Если Здвински в итоге не отыщет виноватых, его картина мира рухнет. Хотя как это часто бывает, все виновны понемногу, и никто конкретно.

— Георгий, учите историю — увещевательно проговорил Ларский. — Человечество всегда оказывается к чему-то неготовым. Это не новость. Кстати, я кратко просмотрел аналитику. И главная проблема, которую мы расхлебываем, не скорость эвакуации. Это лишь последствие. Первыми ударами кристаллы повредили кольца ЦКЗ, которые выходили близко к поверхности. Вычислительные процессы пришлось переконфигурировать. Пошли сбои идентификации по Латинской Америки. Полная путаница с мобилизационными и эвакуационными предписаниями. Множество людей даже не получили сообщения об эвакуации. Проснулись, чтобы умереть.

— Это нас и ждет в Мехико, — прошептал Мози. — время подлета три минуты.

Временной отсчет все и так видели на плоской, перекрывающей часть купола карте. При взгляде на бегущие секунды у Ларского обострялось желание вернуться на базу. Забить мозги аналитикой до помутнения сознания и не думать о реальности. Мысли о чужих смертях прожигали позорным страхом и беспомощностью. Генерал, мать твою, майор.

— Знаете, парни, а Гонконг успел нырнуть. И Макао почти не пострадал.

Обнадеживающие новости. Они нужны даже не этим широкоплечим бугаям, насосавшимся брутальности еще младенческими ротиками, а ему самому.

Кристаллы ударили не по самим городам, а по Тихому океану. Породили невероятный по силе цунами. Полая волна в сто пятьдесят метров обрушилась на землю адским молотом. Секунда, и все превратилось бы в океанский мусор. Но небоскребы-игольца Гонконга ушли под землю, прикрываясь массивной защитой. Реформированные, на силовом каркасе здания Макао сумели устоять под вздыбившимся океаном. А вот уютную мелочь вместе с парками, дендритами и Лизиным домиком-улиткой заглотил взбесившийся океан. Теперь вечные оконца-леденцы растворятся в соленой воде. Уйдет на дно и звезда из дупла. От этого становилось тоскливо. Но важнее, чтобы сама Лиза нашлась. От капитана Шваки новостей не приходило.

— Приготовиться, — гаркнул пилот.

Машину тряхнуло, и плоть ложемента сдавила тело.

Одеяло пепла на мгновение разошлось лоскутами, и под снижающейся авиеткой открылось расчерченное огнем и цветом пространство. Очень быстро оно разрослось по переборкам, превратившимся в экраны. Для киноленты кошмаров о гибнущем городе. Визуальный контакт невозможен и не нужен — информационный поток шел устойчиво.

— Говорит оператор, прием, вам присвоен номер двести пять, — завибрировала машина. — Включены в работу спасателей. Северные районы. Держите высоту. Следуйте за трассерами.

— Что за херня здесь творится? — пробурчал Мози.

Объятия ложемента поддались, когда Ларский крутанулся, чтобы рассмотреть панораму. Полотно города казалось разделенным на несколько частей, где-то его рвали белесые вспышки, где-то осами крутились платформы и продолговатые тела авиеток. Далеко, на юге, разрастался цветной геометрический балет. Красивый и жуткий в выверенной синхронности и абсолютной чужеродности. А над всей вакханалией, до тонущих в пепельной сумрачности окраин, роились дроны. Гибли целыми стаями от ударов с земли и воздуха, но освободившиеся места заполнялись новыми "птичками".

На экранах машины вспыхивали пиктограммы и короткие надписи, помогали разобраться в происходящем. Ларский их считывал по развороту, на одном лишь вдохе. Парни заговорили разом, слова помогали людям сживаться с увиденным.

— Черт, это не столкновение и не удар, это высадка!

— Южная часть захвачена. Смотрите, твари там уже что-то строят.

— Все расчертили.

— Наши держат границу по центру. Просто стена огня.

— Центр прогибается. Не справятся.

— Должны справиться. По периметру работают штурмовики.

— Вывезем всех, и армия ударит чем-нибудь помощнее.

— Будут бить крейсерами?

— Наверняка. Два подтянули. Но стреляют пока слабенько. Так, на поддержку.

Никогда раньше не приходилось видеть над самой землей громадину межпланетного крейсера в оскале боевой готовности. Параболические скосы вспыхивали синевой силовых щитов, превращая темный воздух вокруг корабля в колышущийся бульон. Массивные брюшные выступы прятали адские орудия. Но созданные для космоса пушки пока молчали. Звездный бизон ждал нужного момента. Видимо, конца эвакуации. Ларский меньше всего хотел бы попасть под массированные удары крейсера.

— Откуда твари атакуют? — спросил Здвински.

— Вывести на экраны источник атаки!

Над местностью, нашпигованной обычными и плазменными дронами, информация текла устойчивыми волнами, доходила не только до боевых машин, но до каждого, кто держал при себе позициометр. Авиетка сильно снизилась и выписывала зигзаги над искореженными крышами и обломками стен, освещаемых короткими всполохами. В это время ракурс обзора на экранах сместился.

— Ни черта себе хреновина, — выдохнул парень, которого свои называли Влад.

Ларский подался вперед в желании приблизиться и увидеть все ярче, отчетливее. Любая хреновина будет крохой по сравнению в этим громоздящимся у края города и растущим к горизонту заражением. Кристаллические слои и глыбы обвивали южные окраины и тянулись за пределы Мехико, наверное, на сотни километров. Они постоянно двигались, вспучивались углами, выстреливали шарами, рождали цветные тетраэдры и вскипали по прозрачным краям. Несколько высоченных рубиновых скал висело по границам омерзительной живой коросты. Они били широкими лучами в сторону крейсеров и разломанного, вспыхивающего ответным огнем города.

— Это не хреновина. Это их база и одновременно армия. Взяли город в клешни.

— Но не сожгли как Ресифи. Что странно. Не смогли или не захотели?

— На месте, — гаркнул пилот. — Выгружаемся.

Команда поднималась из разомкнувшихся ложементов и спешила к бортам, чтобы влезть в усиленные скафандры. Оператор вывел машину на частично рухнувшее здание. Когда-то причудливой архитектуры. Остатки каменных рисунков беспомощно белели на выстоявших стенах. Обломанные ростки, осыпавшиеся руки, стесанные узоры. Широкий вход развалился и теперь скалился уродливыми зубцами и лунками с щупальцами рваных проводов. По руинам нарезали зигзаги потерявшиеся домашние роботы. Здесь они выглядели беспомощными и милыми, как домашние котята.

Ларский натянул скафандр и завис над центральным пультом, запуская сканирование объекта и разворачивая по периметру силовой зонт. Ребята следом за Здвински прыгали в проем.

— Мози, подними-ка плазменные пушки.

— Гипотермические активировать? Геомагнитные?

— Обойдемся без изысков. Меньше неожиданных эффектов.

Ларский не имел прокаченных навыков полевой спасательной работы, но взять на себя общее командование мог и должен был. Главное провернуть все быстро и строго по регламенту. Боевая авиетка облегченного класса несла на борту типовой арсенал. Мощностью и количеством боезарядов похвастаться не могла, но от случайной короткой атаки отобьется. Дело ребят собрать и погрузить живых и раненных на прицепленную медицинскую платформу. Там командовал Сиу Джун — единственный медик в их команде.

— Пять источников тепла. Идентификация отсутствует. Внутренние перекрытия частично целы. Отправляю карту. Осторожнее там.

— Не боись, генерал-майор, — гыкнул Здвински. — Мы на пуантах. Если понадобится пылесос — сообщим.

Полицейские уже исчезли за израненными каменными стенами. Экзоскафандры защищали куда лучше древнего здания, и имели обратную плазменную тягу. Она превращала поступь упакованных волкодавов в невесомое порхание бабочек над цветами. Но все равно, втиснуть махину в узкий разлом даже в промасленной невесомости непросто, каждое движение нужно просчитывать.

Оставшись вдвоем, Ларский и Мози коротко переглянулись. Хотелось сжать теплую ладонь пилота, чтобы поверить в реальность их совместного существования. Слишком плотно город стягивал вокруг машины израненное кольцо и выплескивал жар преисподней через экраны. Голодный гул, резкие высвисты и короткие, алчные, как удары кнута, взрывы напрягали даже сильнее изображения. И делали его выпуклым, реальным. До испарины под волосами.

Улицы расползались в стороны темными истерзанными норами. В них утекали закованные в скафандры спасатели и длинные бусы медицинских капсул. Под едва видным за плотной серостью багровым солнцем крутились, выбрасывая уродливые щупальца, черные столбы мусора — еще сутки назад плоти прекрасного города. Платформы торопливо взлетали и, освещаемые вспышками, уходили дальше на север. На юге, совсем близко, под шмелиными тушами штурмовиков, гнулась бурлящая стена света. То призрачно фиолетового, то багрового, то блеклого, то яростно слепящего. Там армейские держали границу, давая возможность вытащить оставшихся людей, до момента массированного удара.

В центре, на проекционном столе, фигурки парней Здвински перемещались внутри здания. Не было желания увеличивать отдельные фрагменты. Помочь ценным советом вряд ли смог бы, только дергать профессионалов. Его дело форс-мажоры и защита машины.

— Почему кристаллы пытаются захватить город, а не просто его уничтожить? — спросил Мози.

— Нужен, значит.

Ответ достойный морпеха, не генерал-майора хоть и прокуратуры.

— Для чего? Не жить же они в нем собираются.

Трудно вообще вообразить, что они забыли на Земле. Все что требуется кристаллическому существованию — находится в космосе.

— Мы на выходе, — прорезался Здвински.

— Открываем платформу, — ответил Мози. — Пылесосы? Капсулы?

— Повезло. Не нужно.

Никита облегченно выдохнул. Значит, спасенные вполне бодры. Что-нибудь вправить, вколоть раствор, запаковать в защитный костюм и закрепить в накопителе платформы.

Парни покидали здание. Один выпрыгнул прямо из окна, удерживая в руках чье-то тонкое тело в изодранной одежде. Похоже, подросток, мальчишка. Еще парочка женщин, мужчина, который пытался держаться вертикально, но заваливался на бок пружинящего на ускорителях полицейского. Последним вытащили жалобно скулящего дога с неестественно выкрученной лапой. Почти сразу внутренности поврежденного дома зашевелились и стали рушиться. Прогулка по перекрытиям экипированных здоровяков, пусть почти невесомая, доконала конструкцию.

На излете погрузки, машину толкнуло невидимой ладонью. Ударная волна.

— Щиты на полную, — гаркнул Ларский.

Купол на краткий миг осветился, и кусок промышленной постройки, перекрученный рваными трубами, соскользнул с платформы в сторону, развалился на несколько массивных обломков. Замешкавшийся с псом коп рванул в один прыжок к платформе, чуть не пробил дополнительный проход в борту. Торец оставленного здания покачнулся и рухнул на мостовую к груде других обломков.

— Все на борту? — спросил Ларский.

— На месте.

Ерунда, безделица. В них даже не стреляли, по касательной прилетело. Но в ответном взгляде Мози читался испуг и облегчение. Только начали, а уже взвинчены до предела. Неужели к такому можно привыкнуть?

— Двести пять, оператор, прием. Люди у нас. Объект зачищен, — с трудом проговорил он. — Запрашиваю следующую точку.

— Оператор, двести пять, принято. Следуйте за трассерами.

И они последовали. Сначала был еще один жилой дом, из которого вытащили забившееся в подземное помещение, но совершенно невредимое семейство. Следующим оказалось нетронутое, испещренное рельефами красноватое здание. Храм, выстоявший с античных или более древних времен. Из него наотрез отказывался выходить сухой лысоватый мужчина в темном церковном балахоне. Ларский включился и уверил, что памятник они накроют тройной силовой защитой и сохранят в неприкосновенности. Врал бессовестно и безоглядно.

Крейсер над городом, злые, беспрестанные вспышки южной линии защиты и появившийся на панели обратный отчет не давали ни единого шанса на спасение Мехико. Время его жизни истекало. Многие эпохи этого, казалось бы, вечного города сочились быстрым песком сквозь сжимающийся кулак войны. Нынешний Мехико уже не будет существовать. Представить такое сложно. Тем более — принять. Неконтролируемо мелькала мысль, что достаточно сморгнуть с глаз картинку, перенастроить сознание, и все, что происходит, исчезнет, как морок. Но уходящие в смерть города — не морок. История стерла многие. Хотя люди их возрождали с упорством и точностью термитов.

Упавший тысячу лет назад астероид стер с Земли почти все города Европы. Роковая ошибка, какие часто допускает человечество. Сначала из-за отсутствия тотальной системы отслеживания небесное тело не заметили. Заметив, не поверили в угрозу. Потом закрытые стеной отчуждения, поделившие космос и ненавидящие друг друга государства античности долго и со скрипом обсуждали варианты действий. И в конце концов, стало поздно пытаться его отклонить. Всего-то и нужно было: вывести на среднюю орбиту мусор, отправить на стандартных двигателях в сторону астероида, да закрутить вокруг орбиты. За неделю бы такое вращение отклонило угрозу от Земли на пятьдесят тысяч километров. В худшем случае по Луне бы шандарахнуло. А так двадцать процентов населения планеты как не бывало. Больше других пострадали потонувшие в согласованиях европейцы — куда, когда, с кем эвакуироваться, и нужно ли вообще бежать от неумолимой судьбы. С китайцами, как обычно, ничего страшного не случилось. Каждый взял по команде три помидорки и, не выясняя причин, обстоятельств и отношений, отправился в горы.

На голубой планете людям все кажется вечным и незыблемым. Иллюзии мотылька, живущего короткую ночь. А правда в том, что на фоне утробы космоса, даже крокодилы, акулы и психопаты — все сплошь умницы и красавицы. А военные, расовые и политические разборки античности — вообще дремучий бред, достойный узколобого неандертальца. Вот тебе, из кармана далекой галактики вывалилась груда каменюг, и, казалось бы, вечная цивилизация Земли на грани исчезновения. Пусть даже в фейерверке убийственных энергетических выбросов, лазерных, ядерных, да каких угодно.

Священника Здвински лично заволок на платформу. И на исходе миссии их бросили в лютый кошмар. Какой-то рухнувший Крайслер-билдинг. Десять лет назад Ларского позабавила эта история — восстановить древний нью-йоркский небоскреб, но не как памятник, а жилой комплекс из камня и металлопластика для любителей духа прошлого. Видимо, и здесь соорудили нечто подобное. И теперь спасатели, как мухи, облепляли хаос черных провалов, разломанных башен и лопнувших каменных стен. В пыле и пепле висели массивные платформы, под ними ныряли полицейские, эмчээсовцы, группы пехотинцев, мобильные бригады медиков.

Проблесковые огни, багровые всполохи фасеточных отражателей едва прорывались сквозь сплошную серую пелену. Лишь пару раз кинжальный удар ветра очищал видимость. Но, впрочем, это не имело большого значения. Труженики-дроны устойчиво передавали информацию на все носители. Экраны машин и шлемы скафандров выдавали любую детальную картинку. Расстояние, температура, параметры, как выглядело здание до удара и где самые неустойчивые места. Было в этом что-то безумное: смерть, ранения, мечущиеся во тьме фигуры и сухие цифры, бесстрастные комментарии оперативной системы.

— У нас внизу сплошное мясо, — орал Здвински. — Запускаем ковш и готовьте чертов пылесос.

— Поднимай по одному с самых тяжелых, — встрял Сиу Джун.

— Да я откуда знаю, кто самый. Тут не люди — одни кишки!

— Глазами, сержант, пользуйся. Где меньше эстетики, там и работайте.

— Эстетика, твою мать!

Кто-то разразился крепкой матерной тирадой. А Ларский в который раз подумал, что китайцы смотрят на жизнь из параллельной реальности.

Жестоко травмированных, обожжённых, расплющенных вырезали сразу с кусками камня. Роботы окружали ковш-сетку и выжигали неорганику по максимуму. Полицейские подводили рукав, на жаргоне пылесос, и он сам затягивал тело внутрь платформы. А там, вдоль туннеля, метался мелкий сухонький Сиу Джун. Если возможно, увеличивал временной горизонт выживаемости. Хотя бы на час. Чтобы полутруп дотянул до госпиталя. Если нет — автоматика консервировала в капсулу условно погибшего.

Пятой была женщина, нет, скорее девушка. Тонкое запястье висело на расплющенной мешанине костей. Длинные медные волосы чудом не пропитались кровью, хотя черт лица не разобрать, но и даже представлять не хотелось. Не похожа на Лизу. Жена подстриглась, лоскутную юбку сроду бы не надела, и коленка у нее была более округлой. Хотя коленка ли то, что подмято под грудную клетку?

— Какие у нее шансы?

В облаке распыленной аэрозоли Сиу Джун разворачивал над телом виртуальную матрицу.

— Горизонт семь минут, — ответил будто хотел порадовать, затем погрузился в себя и забормотал: — Как же так, подбородок ниже грудины отпал. Сейчас соберем, переставим, печень с селезенкой распечатаем и станешь почти красавицей.

Хирург двигался, как в ритме танца, и после каждого жеста в густом облаке под перемещающейся вакуумно-силовой пластиной поднимались кусочки тела. Кости и органы собирались, словно перепутанный пазл, по матрице-подсказке. Соединить, склеить, вырвать у смерти час и бережно отправить раненного в хвост платформы.

Врачи всегда казались Ларскому колдунами, а внутри искрящейся аэрозоли и выглядели таковыми. Умирание — это полное исчезновение информации из клетки. Поэтому особый состав, внутри которого работал Сиу Джун, поддерживал еще живые клетки, их электрический обмен, хранил информацию. Но в переливающемся облаке все казалось чудом. "Эстетика — это жизнь", — усмехнулся Ларский и уставился на руины, от которых отплывала новая сетка с обгоревшим телом. За ним над очередным ковшом уже трудились манипуляторы. А дальше кто-то из парней тащил на себе едва живого, но целого мужика.

На то, чтобы добраться до более чем пяти десятков тепловых пятнышек на выделенном им сегменте, оставалось немногим больше часа. И вряд ли это конец.

— Все на борту, — сообщил Мози.

— Вижу, — ответил Ларский. — Платформа загружена на восемьдесят процентов.

— Внимание! Завершить спасательную операцию, — ожила оперативная связь. — Три минуты до массированных ударов.

— Группе занять свои места и приготовиться к старту, — отдал приказ Никита.

Ребята один за другим вываливались из проема и падали на ложементы в полном облачении. Все вроде были в норме. Взгляд задержался на Здвински. Сержант хранил непроницаемо бесстрастное выражение, но Ларский нисколько бы не удивился припрятанному за пазухой куску кристалла. А вот совсем молодой парень, по имени Курт, явно хлебнул нервяка: лицо слегка подергивалось мимическими гримасами, нижняя тонкая губа прокушена и довольно глубоко. Заметив внимание Ларского, Здвински пихнул своего парня кулаком в плечо — незатейливый жест поддержки.

Ларский отвел взгляд и вывел на центральную панель брюхо платформы. Что ж, все были прицеплены, припаяны, защищены. Силовая защита взведена на максимум. Самое время выполнить роль главного по званию.

— Стартуй, Мози.

Судорога вибрации толкнула ложемент, и коротким рывком авиетка взмыла вверх.

— Стой.

Мози завесил машину. Общее желание увидеть Мехико в последний раз, попрощаться ощущалось чем-то почти материальным, не требующим дополнительных слов. На высоте пяти километров сигнал дронов ловился без помех: с экранов вдаль уходила панорама судорог города.

Над темными южными районами летали трассирующие дороги из желтых прямоугольников. Между нами рассыпались сплюснутые шары и били багровыми молниями. По краям разрушенных зданий громоздились тетраэдры, неприятно зеленые, болотистые. Но самыми омерзительными Ларскому показались пульсирующие светом дряни, похожие по форме на гробы. Всех этих геометрических насекомых порождал уродливый, развернутый на многие километры конструкт за границами Мехико. Они вылуплялись из шевелящегося массива и шли потоком в сторону севера.

— Смотрите, кристаллы повторяют дороги. Замещают, что ли?

Шары словно раскатывали себя вдоль бордюров, потом светящаяся лава стекалась к центру, и целый проспект высвечивался турмалиновой прозрачностью.

— Это даже красиво, если не думать о том, что происходит, — проговорил Влад.

— А ты думай! — отрезал сержант.

Широкий проспект мгновенно приобрел турмалиновую четкость, а затем густую, темно рубиновую плоть.

— Для чего им дороги?

— Такая форма уничтожения, может. Кто их поймет?

Действительно, зачем кристаллам человеческие дороги? Ларский закрыл глаза, пытаясь ухватить образ. Скользнувшую по краю сознания и растаявшую догадку. "Это важно — нашептывала интуиция. — Рубиновый проспект сквозь руины".

— Время вышло, — уронил Мози.

Приказ оператора ворвался в машину резким вибрирующим звуком:

— Всем экипажам спасателей немедленно покинуть зону массированного поражения.

— Стартуй.

Они еще видели теряющую четкость картинку города. Он искажался, плыл, словно уходя под водяную толщу. Одна за другой от крейсеров вниз полетели светящиеся сетки с отчетливо прорисованными узлами.

— Сетевое кассетное бомбометание, — сказал Здвински. — Зачем? Почему на этих тварей не кинуть просто хорошую гипертермическую бомбу?

Ларский вспомнил про загадку мощного огневого столкновения Штрауса. Не знаешь врага, не угадаешь результат выстрела.

— Армейским виднее. Так они слой за слоем будут их стесывать, как доску шкуркой.

— Была бы доска, не удирали бы мы во все лопатки.

Последнее, что они видели, как крейсер ударил фиолетовыми ракетами. В белой бульонной волне тухла болотная зелень, а корабль содрогался в багровых отсветах.

— Наши геомагнитными бьют, — прошептал Курт.

Все молчали. Детали не имели значения. Артиллеристский салют отдавал городу последние почести.

Ларский уже не хотел ничего видеть и знать. Главное, поскорее довезти рыжеволосую девушку. И всех остальных. Дотянуть до надежды на жизнь. А потом он выдавит все соки из Солгано и придушит одной рукой Марру, другой — засевшего в кустах Густава. Пошлет по интеркому черную порчу или проклятие народа майя, если сволочи не выложат на стол все до последней карты.

Глава 20. Дорога желаний

За какие-то пару суток Марра изменился до неузнаваемости. Не осталось ни чуть наигранного добродушия, ни вальяжности движений. Воротничок форменного кителя затянут до самого верха, на лице обрюзгшая усталость. Словно делая над собой усилие, контрразведчик стоял, опираясь руками о стол. Хоть Ларский и ждал этого разговора, но с трудом преодолевал желание откатился подальше от проекции. Раздражение собеседника давило, вот только места для маневра не оставалось.

— Ларский, — хрипло гавкнул Марра, — ты забил все каналы. А потом еще твой Густав. Будто мне больше нечем заняться, как объясняться с тобой или с ним. Я руки не связываю, делайте, что считаете нужным. Что ты вообще от меня хочешь?

Старый интриган всегда умел повернуть дело так, что оправдываться приходилось кому угодно, но не ему.

— Хочу объяснений. Почему использовал меня, и попытался отобрать диверсанта?

— Тю-ю, — мясистые губы презрительно вытянулись. — Как обиженный ребенок. Мне требовались твои мозги и нюх следака. Чтобы вывел на след, но не более. Дальше пользы от тебя ноль. Не лаборатории нужного уровня, не достаточной информации, чтобы разобраться с тем, что получил на руки. Конечно, я планировал забрать образец.

— Не достаточной информации?! Ты издеваешься? Сам не соизволил ее дать. Болтал все, что угодно: сложная ситуация, мы отправляем ковчеги, на тебя вся надежда. Просто врал, взваливал ответственность. Накручивал. И для чего? Чтобы потом выкинуть меня из расследования.

— Так и есть, не спорю. Хотел замотивировать. И что теперь?

— Теперь предоставь то, что утаил. Информацию.

— Информацию? О чем и зачем? Диверсанта упустили.

Ларский поморщился, рассматривая, как на нагрудных нашивках цвета голограммы накладываются друг на друга. Хорошо, что хоть связь была, что уж качество. Главное аккуратно пройтись по тонкому краю. Они-то, действительно, диверсанта упустили, это Здвински действовал на свой страх и риск. А вот скрывать такой факт — дело для трибунала. Хотя до конца разговора придержать маленький секрет — не грех.

— Мое дело найти причину гибели двух инсектоидов, нескольких десятков животных и одного интеллента. А вся эта вереница смертей связана с гибелью Экспедиционного флота, а еще раньше — гиперфлотом "Альфа". Мы с тобой увязли в одном деле и должны сотрудничать.

— А мы разве не сотрудничаем? По флоту Макгрея ты все получил. А ситуацию со Штраусом я обрисовал еще до начала войны.

— Обрисовал, значит?

И ведь по сути эта скользкая гадина не врет.

— А разве нет?

— Я думал, что контрразведку Федерации подключили к делу из-за смертей союзников. Но ведь это не так. Точнее не совсем так.

Марра недовольно пошевелил губами, обернулся и подтянул невидимое Ларскому кресло. О! Накрыть тяжелой артиллерией не удалось, и добрый дядюшка возвращается.

— Что имеешь ввиду, Никита, этим своим "не совсем так"?

Благодаря Алексу Треллину зайти с козырей он теперь в состоянии.

— Дело куда сложнее, не так ли? Это было не случайное столкновение в космосе. Штрауса отправили в бой по запросу кого-то из членов Федерации. Кого? Какая раса обратилась за помощью и почему?

Контрразведчик медленным движением растер набрякшие веки.

— Откуда ты это можешь знать, Никита?

— Значит, так и есть.

Ларский удовлетворенно откинулся и даже качнулся в кресле, все-таки не мог избавиться от сомнений в словах Алекса.

— Повторяю, откуда знаешь? У тебя нет доступа, генерал-майор.

Марра опустил руки и сомкнул подушечки пальцев. Взгляд снова приобрел цепкость. Ларский хмыкнул. Что, что, а откровенничать со спрутом за просто так он не планировал.

— Какой к чертям доступ, мы сейчас все в одной лодке. Люди против нелюдей. И при чрезвычайных обстоятельствах ты вполне можешь этот доступ мне дать. Разбираться будем, если выползем из войны.

Марра даже глазом не моргнул на патетическую тираду. Сидел, как изваяние, и сканировал Ларского глубоко посаженными буркалами.

— Не признаешься. Впрочем, догадаться не сложно, — уронил он после паузы. — У тебя не так много контактов. Это Треллин. Хитроумный енот сунул нос в каждую секретную нору. А где сумел — палкой потыкал.

— У него хотя бы есть принципы и приоритеты. А у тебя?

Спрут молчал, поглаживая кончики пальцев друг о друга. Размышлял. Пусть себе, вывернуться все равно не выйдет. Не в этот раз.

— Хорошо, — внезапно кивнул он, — получишь доступ, и обрисую суть истории. Хотя подозреваю — ты уже знаешь. И зря надеешься, что детали из моих уст помогут. Иначе бы тебя давно посвятил. Настоял бы сам, чтобы подключили прокуратуру. Мы, действительно, сидим в одной лодке с множественными пробоинами. Кто знает, может каким-то чудом сообразишь, как вычерпать воду. Нюх у тебя отменный.

Ну, ну, еще бы Марра и не бросил мостик из комплиментов, решив — таки сотрудничать.

— Слушаю внимательно, — разозлился Ларский.

— Успокойся, Никита. Каждый из нас вынужден играть по прописанным правилам. И ты не исключение. Разве что этот интендантский шнырь.

Игрок по правилам, мать его за ногу. Скорее умеет виртуозно ими прикрываться.

— Давай по сути. Ты недавно не мог выделить для меня ни минутки.

При взгляде на эту вновь ласковую улыбку и добродушный прищур, злость только разрасталась. Прожжённый политик, а не ищейка разведки.

— Все верно. Гиперфлот "Альфа" вышел не на случайное столкновение. И все запутано куда больше, чем ты даже думаешь. Раса, обратившаяся за помощью, вступила с нами в контакт относительно недавно. Точнее заявила о желании войти в Федерацию одновременно с обращением об оказании военной поддержки. Их планету атаковали и вовлекли в войну на уничтожение. Разведка поработала, данные перепроверила, а на помощь отправили нашего гросс-адмирала. А дальше ты в принципе знаешь. Ожесточенный, но короткий огневой контакт, и армада, грозившая геноцидом планете, развеялась, как пыль. Взялись ниоткуда и исчезли в никуда. История более чем странная. И не понятно, то ли это ловушка, то ли враг вернется, стоит Штраусу отступить, то ли сложная интрига нового кандидата на вступление в Федерацию. Одни вопросы.

— И что решили?

— Ничего определенного так и не выяснили, сколько ни ковырялись. А потом еще диверсант, инсектоиды, кристаллы. Все вконец запуталось.

Вид Марра и впрямь изобразил удрученный, пальцы барабанили по срезанной трансляцией поверхности.

— А кто именно просил помощи?

— Вот этого я действительно не могу сказать. И на твоем уровне имя ничего не даст. Но кое-что добавлю. Это форма жизни на основе кристаллических полимеров. Газо-водная планета. Раса имеет генетический тип развития и патологически неагрессивна. А вот напавшие — совсем другое дело. Жизньна основе кремния и заложенная агрессия. Так что все выглядит логично.

— Любопытно выглядит. Насколько я помню химию, структура свободного кремния подобна алмазу. Если выбрать из кристаллической решетки кремния кислород, можно превратить в алмаз. Кремний не графит, конечно, и тем не менее.

Контрразведчик скривил лицо в кислой улыбке.

— Все верно, юный химик. К тому же по выводам аналитиков у неизвестных "браконьеров" высокая потребность в воде, причем в жидкой фазе, для ускорения синтеза. А значит, и в такой планете, как наша. Возможно, это и есть мотив. Вот только откуда они явились и как пропали с траектории ударов Штрауса — большой вопрос. "Альфа", Экспедиционный флот, Орфорт — все совсем разные места.

— Подожди, подожди. Кремневые твари исчезли, алмазные появились. А чем Штраус в них палил?

Марра на секунду прищурился и расхохотался.

— Кто более догадливый, ты или Алекс? И зачем я тебе нужен, если ответы уже заготовил.

— Скорее догадки. Просто скажи, и все.

— Ты и химик, и физик. Боюсь, себя переоцениваешь. Там и правда был комбинированный удар: информационные бомбы, заряд темной материи, может, и еще что-то. Деталей не знаю. Но такого эффекта они точно не ждали.

Жаль, что ударные энергетические выбросы образованию Ларского не по зубам. Какие они там бывают? Одномоментные, инерциальные, импульсные цепные. А еще ядерные, кварковые, лептоновые, субэнергетические. Вот и весь знакомый список, а о химических реакциях при встречных ударах карта познаний стерильна. Но иногда ответы находятся по странным ассоциативным цепочкам. Что ж, из Марры в один заход большего не вытянуть, и теперь очередь Никиты открывать загашник.

— А диверсант тебе нужен был, чтобы сравнить образец с врагом.

— И не только. Попробовать установить контакт. Сопоставить с образцами, которые привезет Карл Штраус. "Альфа" возвращается форсированными кросс-переходами.

— Гросс сможет переломить ход войны?

— Если бы! Столкновения идут по всей планете, Луна частично захвачена. Ну ты и сам знаешь. ЦКЗ прогнозирует, что "Альфа" только притормозит разгром. Это кристаллическое дерьмо постоянно множится и растет. Мы не строим крейсеры с такой скоростью, как они сверхмощные друзы. Свет, лед, минералы — весь мусор космоса тварям на прокорм. Если мы не найдем принципиально новое решение — превратимся в такой же мусор.

— Понятно. Шли Игнатова. Я отдам твоему служаке кусочек диверсанта. Совсем маленький, правда.

— Что!? Что ты отдашь?

Марра чуть не вывалился из собственной голограммы и не забрызгал Ларского цифровой слюной возмущения. Разговор они закончат, как и начинали: спрут подскочил и навис над Никитой затянутой в китель махиной.

— Какие у тебя претензии? Твой Игнатов свалил с армейскими не успели глазом моргнуть, ты со мной на связь не выходишь. А мои ребята образец словили. И поработали. Кое-какие результаты есть. Понимаю, что вы вытяните большее, вот и отдаю.

— Сукины вы дети с Треллином!

— Да при чем здесь Алекс? Мы договорились с тобой сотрудничать, вот и сотрудничаем. Вполне плодотворно, кстати.

Если бы спрут был оборотнем, то, наверное, бы зарычал, а так только вибрация по телу прошла от проглоченной ярости. Оставшись один, Ларский вольготно закинул руки за голову и качнулся.

В крошечном рабочем кабинете ходить особо некуда. Только вокруг узкого интерактивного стола с притиснутым сидением. Что ж, он не один сидит на табуретке в окружении анимированного дизайн пространства. Полная база таких счастливчиков, среди них и те, кого сюда эвакуировали с психологическими травмами. Кружи по крошечному радиусу и наслаждайся иллюзией комфорта. Но не хотелось ни прерий, ни городских пейзажей, ни обступающих океанских глубин. Поэтому тесная ячейка раздвигалась знакомым убранством прокурорской берлоги в Маниле: широкие соты политеки, бар с резными амурчиками и высокое окно, за которым ныряют секции энерголифтов. Где-то в глубине души Ларский надеялся на магию: привычное место работы не исчезнет, не рассыплется прахом, а дождется его возвращения.

Все, что хотел, он от Марры получил. Вот только куда это его продвинуло? По большому счету — никуда. И решение отдать фрагмент диверсанта контрразведке — единственно верное. Как бы ни старался Солгано, криминалистическая лаборатория полиции заточена под другое — изучение объектов земного характера. И база для анализа недостаточная для классификации убийцы родом с Дальних пределов. Хотя кое-какие выводы Филиппе все-таки сделал.

Главная потребность кусочка кристалла — рост. В качестве сырья подходит все, что угодно, любой минерал тварь переварит. Растет, если пичкать его ультрафиолетом или рентгеновским излучением. Нафантазированные Ларским поведенческие опыты много не дали. Следственный эксперимент с хронокопией не спровоцировал кристалл ни на какие действия. Хотя Филиппе горячо утверждал, что на месте убийства активность информационного обмена, как он говорил — напряжения в кристаллических решетках, резко возрастала. Когда ради пробы подсовывали модели разных животных и клонированного ящера — такого эффекта не возникло. Значит, кристалл различал ситуации и сохранил память, хоть и утратил большую часть своего организма. Этого говорило о способности фрагментов диверсанта мыслить автономно.

— Он не проявляет агрессию, — твердил Солгано, — потому что правильно оценивает свои возможности и делает необходимое: ест, растет, наращивает мощь. А чем он больше, тем умнее и сильнее.

— То есть наш диверсант, пока был непойманным скакал по джунглям, мог стать еще крупнее и опаснее?

— Мог. Но не стал. Значит по каким-то причинам не видел в этом выгоды для себя.

— Прятался?

— Не знаю, — отмахнулся Солгано. — Такие выводы — дело следствия. Я могу лишь сказать, что мог и не делал. Значит для уничтожения объектов фауны считал свой размер оптимальным. На другое не замахивался.

— Фауны, флоры. Может, просто биомассы?

— Возможно.

— И интеллектуальных объектов, создаваемых биомассой?

— Вы про рисунок и книгу в Зоосити? Да, возможно. Вполне сойдет за рабочую версию.

— Тогда у нас получается, что цель диверсанта: уничтожение биомассы, такой, чтобы при этом не быть обнаруженным, и искусственно создаваемых биомассой объектов. А как насчет людей?

— Вот, кстати, информационный отклик на людей ниже, чем на модели животных. Либо верно оценивает свои возможности, понимает, что человек для него пока не потенциальная жертва. Он просто больше, сильнее, умнее. Либо…

— Либо вообще не видит в людях объекта нападения. Что странно.

— Да. Сейчас активно работает несколько лабораторий с захваченными военными кристаллами. Данные по их физическим свойствам и характеру мышления постоянно пополняются. Мы загрузили все по диверсанту и по его фрагменту, построили поведенческую модель и провели сравнение. ЦКЗ упорно регистрирует только семидесятипроцентное функциональное сходство между нашим образцом и остальными.

— Я знаю, но что толку.

— Что-то вроде мотивов действия у них отличается, причин, почему и на кого нападают.

— То есть наш подопытный охотится за другими жертвами?

— Вроде как. Может дело в размерах. Но интуиция подсказывает, что не только.

Не только… Но что тогда? Ларский опустился на обнявшее его кресло и закрыл глаза. Что произошло на Дальних Пределах, когда гросс-адмирал Карл Штраус разрядил пушки в армаду безымянных "браконьеров"? Черную вымороженную пустоту вспорол выстрел, и по далекой галактике рассеялось нечто злобное, умное и быстрое. Разбитое, оно не отступило, чтобы собраться с силами, перегруппироваться и напасть вновь. Остатки поверженного войска образовали отряды, банды и армии, и они, голодные, двинулись собственными космическими тропами. Насколько изменился враг? И почему Штраус снарядил пушки зарядами с темной материей, обычно не используемыми в военных действиях?

Никита не раз встречал гросс-адмирала: рослый австриец с правильными чертами породистого лица и прямым слишком тяжелым носом. Высокий лоб и сквозящее в повороте головы высокомерие. Такие не дают спуску и не ошибаются, когда стреляют. Они не склонны к полумерам.

Слова Лизы и ее мелодичный, пронизанный иронией голос вспомнились очень отчетливо:

— Вы, мужчины, всегда такие. Когда не понимаете, что происходит, и не знаете, что делать, то делаете все разом. Без долгих раздумий разом палите из всех орудий, до каких дотянитесь. Считаете, что-то да подействует. Один шаг — и в дамки.

В день их первого путешествия на Марс они с нетерпением ждали начала Ледолома. Зрелище, ради которого каждый землянин хоть раз да прилетал на красную планету. Лиза стояла, облокотившись о парапет, смотрела на окруженное снежными куполами русло Гарфилкса и слушала Ларского, который увлеченно рассказывал ей историю колонизации.

— Но ведь подействовало. Сейчас уже все понимают, что это было чудо один на миллион, но оно все-таки произошло.

— Можно ли назвать чудом результат вереницы попыток, глупых ошибок и бесконечных человеческих жертв?

Никита покосился на хмурую жену. Рассказал он именно об этом. Первая погибшая экспедиция в режиме экономия неудачно стартовала на Землю и ушла в сторону. Связь с ней была потеряна. Ко второй готовились очень тщательно. Колонизаторам даже нарастили легкие и уменьшили кровяные депо. Они три года жили и работали под фиолетовой короной Солнца и синими закатами, где температура и давление плясали джигу на человеческих костях. Но вирус в прилетевшей рассаде уничтожил ослабленные организмы за несколько дней.

Человек чувствителен к малейшим отклонениям и выжить может только на копии Земли. Поэтому запускали проект за проектом, укрепляя магнитное поле Марса. Сначала пытались установить магнитный экран, потом подтянуть из глубины к поверхности планеты химические соединения, удерживающие магнитное поле. Перестарались. Электризация стала такой мощной, что по Марсу непрерывно гуляли безводные штормы, молнии били вкруг по всему горизонту. Пришлось закопать ферромагнетики глубже под поверхностью песка. Жертвы тянулись за жертвами.

Человечество не в состоянии сдержать желание осваивать, переустраивать и творить новые миры. Сначала мечты, потом воплощение, чего бы оно не стоило. Сделав магнитное поле, взялись за воздух, воду и зеленые пространства. Кислород создавали из песка ядерным разложением, но только через сотню лет нашли способ гасить радиацию. Прошла половина тысячелетия, прежде чем планету окутал свежий воздух, а по руслам много километровых трещин устремились мощные реки. Сто двадцать шесть глубоких рек Марса. С чудовищными течениями. Над которыми даже в жаркие дни искрится водяная пыль. Линейные штормы, холодная атмосфера и не похожие на земные растения. Засевать только ожившую планету протосеменами — один из последних рискованных человеческих экспериментов на красной планете.

Экосистему просчитать не вышло, поэтому четверть столетия после посева космическая пехота бегала с автоматами и отстреливала бешеные "кабачки", а Земля принимала запечатанные гробы. Да и сейчас растянувшиеся вдоль рек и между мерцающими пустынями леса — не место для спокойных прогулок. Марсианские животные и растения непрерывно жуют друг друга, опасны даже высоченные деревья, которые с наступлением холодов сползаются ближе друг к другу, чтобы не мерзнуть.

Лиза права, терраформировать и колонизировать Марс не было никакого рационального смысла. Но в этом суть человеческой расы. Экспансия как смысл существования. И жертвы на алтарь мечты.

Ларский обвил рукой жену, и она улыбнулась, прищурила глаза, всматриваясь в водянисто — голубой горизонт, за которым к Кариополису уже прорывался весенний Ледолом.

— Если ты считаешь все это глупостью, то почему целый год твердила о марсианских чудесах. О том, как хочешь на них посмотреть.

— Одно другому не мешает. Если уже существует Марс со всеми его чудесами, то глупо игнорировать эту красоту из-за дурацкие принципы. Просто…

Она запнулась, подбирая слова, но не оборачиваясь.

— Что просто?

— Я слушаю тебя и начинаю видеть страшные стороны планеты. Мы сначала строим дороги через чащобы, а только потом начинаем задумываться о том, что делать с местом, в которое пришли.

— Правильно, сначала дороги, — хмыкнул собственным мыслям Ларский. — Долететь, добраться, оставить след — это очень по-человечески.

Едва уловимый, далекий, до них дотянулся гул.

— Начинается, — выдохнула Лиза, плотнее прижимаясь к парапету.

Все быстрее под еще крепким льдом мчались темные воды Гарфилкса. Рожденные весной, вихри давили на поверхность, не оставляя течению выбора. Грохот взрыва и удар черного лезвия, будто вспоровшего реку. Меч бил снизу: взъярившийся Гарфилкс проламывал оковы и устремлялся вверх, в прозрачную голубизну, поднимая за собой спящие вдоль русла хрустальные купола.

Здесь, на стенах Кариополиса, казалось, собрался весь город, гул множества людей и восторженные крики сливались с ледовым ревом реки. Вибрация от взрывов добралась до стен, и Лиза отпрянула от края, устраиваясь в объятиях Ларского. Силовая сетка над городом и в скафандры защищали зрителей от ударов ветра. А он бесновался, поднимая в воздух гигантские зимние купола, как невесомые одуванчики. Урагану помогала река. Она подламывала основания зимних замков, отправляя пенные потоки глубже и глубже в лес. Ажурная белизна струилась с земли вверх, вместе с искрящимися от солнца парашютами куполов, которые на короткое время Ледолома заменяли собой редкие для Марса облака.

— Смотри!

Лиза тогда показывала не на сияющее фейерверком небо, а на реку, которая уходила все дальше от стен Кариополиса. Прорубающее себе путь черное лезвие в руке невидимого великана. Быстрое, сильное и беспощадное. B памяти Ларского ярко вспыхнула совсем другая картинка: проспекты, улицы и перекрестки наливались рубиновым цветом под темными, разрушенными зданиями Мехико.

— Вот она — твоя дорога, — вспомнились слова жены.

Опять окатило предчувствие догадки. Он напрягся, пытаясь ее ухватить, рука потянулась ко лбу. Попытка сосредоточиться только быстрее вернула к реальности: война, пропавшая Лиза, беспомощность и никаких идей.

Берг из командующего штабом постепенно превращался в ворона: лицо темнело и заострялось, сухой стиль изложения походил на обрывистое карканье. Впрочем, офицеры вокруг стола мало чем от него отличались. Сидели, сутулыми и нахохлившимися, словно замерзшая птичья стая.

— Некоторые города кристаллоиды пытаются просто уничтожить несколькими сверхмощными энергетическими выбросами, некоторые последовательно захватывают. Нас интересуют последние. Заметьте, это преимущественно старые города. Цельные, легко разрушаемые здания, минимум флоотиров. Логика действий врага приблизительно одинаковая: приземляются к выходящим из города дорогам, обхватывают границы слоями, сцепляются и начинают порождать мобильные структуры нескольких видов. Треугольники — разметка, логистика. Тетраэдры — оцепление кварталов и зданий. Сплюснутые шары — уничтожение плазменными ударами. И еще объемные трапеции, гробы, как их окрестили. Многофункциональные дрянь — разведка, связь, огневое подавление.

— Прям не булыжники, а люди, — мрачно бросил кто — то. — Убивают нас по нашим же схемам. Словно знают наперед.

— А мы о них ни черта!

— Кое-что знаем, Мигеле, — возразил Чарли. — При всем неблагоприятном прогнозе Центральный компьютер срок нашей агонии удлиняет.

Вот она молодость! Помощник Берга в состоянии звенеть оптимизмом даже по поводу долгой агонии. Хотя такие живчики находят свои плюсы и получив пулю.

— Да уж, есть чему радоваться, — мрачно хмыкнул Мигеле.

— К теме, господа, времени на болтовню нет, — отрезал Берг. — Достаточно эффективно против захватчиков сработало оружие, способное переплавлять камни: плазменные разряды, гипертермичекие бомбы. Информационные мины их на время дезориентируют. Внутри Мехико все это использовали морпехи и пехота. Мы только что получили это вооружение, и все задействованные в спасательных операциях должны пройти краткое информационное погружение по использованию. Вопросы?

— Переносное оружие против "гробов" и треугольников еще работает. А как раздавить порождающую их махину? Крейсерами бить?

— Это крайний способ, — ответил вместо Оскара Мигеле. — Там мощь аховая. Собственную планету и без кристаллов можно в решето превратить.

— Наилучшим образом работало сетевое кассетное бомбометание. Массированное, с кораблей. Стесывали слоями. Хотя тяжелыми пушками крейсеры тоже работали.

— И что Мехико?

Кто, интересно, мог задать настолько тупой вопрос?

— Ничего, — совсем уж резко и хрипло каркнул Берг. — Нет больше Мехико.

Словно нечто чужеродное, полное холодной ненависти, просочилось в зал заседаний и коснулось каждого, — полицейские мрачнели и отводили взгляды. Молчание растянулось между людьми склизкой паутиной.

Ларский бессмысленно возил пальцами по экрану, и в этот момент всплыло багровым сообщение. От капитана Шваки. Наконец-то! Он вцепился в интерком и, выводя на него каналы, рванул прочь. Не сказав ни слова и не извинившись. Сердце буквально за пару секунд набрало разгон.

— Я слушаю!

Никита привалился к переборкам у схлопнувшегося проема и раздраженно отмахнулся от надоеды-проводника.

— Вы все еще на базе, генерал-майор?

Вопрос в сопровождении иронического изгиба красивых бровей прозвучал издевательски.

— Что за шутки, капитан!

— Какие уж там шутки, Ларский. Поступила информация, что вы на южном побережье Китая.

— Чушь! Я был там до войны.

Кажется, полжизни прошло. Он не мог сообразить, зачем Ирине из-за таких глупостей выходить на экстренную связь. К тому же болезненное разочарование мешало сосредоточиться. Зря, он надеялся, зря.

— В общем-то это последствие сбоя идентификации. Наложение и смещение сигналов позициометров. Но в них есть закономерности. Там кто-то, чей сигнал определяется как ваш. Скажите, Никита Сергеевич, с кем вы в живую общались непосредственно перед началом эвакуации?

— Южный Китай? — сипло переспросил он.

Перед глаза снова вырастала рубиновая, сверкающая в темноте дорога. Сейчас главное добраться, со всем остальным он разберется позже.

Глава 21. Оставшийся в живых

Прошли долгие минуты, прежде чем Тим принял решение приземлиться в центре ужасающего побоища с неподвижным телом Ирта по середине. Бешеная пляска смерти на этом клочке искусственных Просторов впечатлила. Как и драка с инсектоидами на лунной базе. Будучи Чагой, Тим никогда не сталкивался с по-настоящему озверевшим Хозяином. Даже представить не мог, что это такое.

Когда Ирт понял, что Просторы под авиеткой не настоящие, то стал меняться. Тело изоморфа ощерилось плетями, иглами и режущими поверхностями, полыхало багрянцем и вибрировало. Датчики скафандра Тима свихнулись от количества выброшенной энергии. Показалось, что никакой силовой периметр не сохранит ему самому жизнь и не защитит авиетку от разрушений. Тем более, что генераторы полей в ней были куда слабее стационарных на боевом крейсере. Пришлось отдать приказ выпустить взбесившееся чудовище наружу. И даже мысли не возникло, что этой рожденной на Орфорте машине убийства может что-то угрожать.

По большому счету он оказался прав. Единственная угроза Ирту Флаа сам Ирт Флаа.

Причудливый хаос отростков и сфер Просторов распадался в щебень под натиском разбушевавшегося Ирта. Чудовищные конечности сметали все на своем пути. Плети и лезвия двигались так быстро, что сливались в одно веретено смерти. И оно не встречало никакого сопротивления. Куда делись тучи кристаллов, что угрожали миру Орфорта? Потеряли силу и осели на серую морозную землю? Вырастили из себя скульптуры мертвых Просторов и расстались с разрушительной энергией? Сегодняшний отчаянный бой Ирта только порождал новые вопросы.

В первые пару секунд его бойцовских подвигов Тим проклял свой болтливый язык и запустил трехуровневую управляемую проекцию. Как бы ни изумляло внезапное сражение, рефлексы бывшего контр-адмирала работали на автомате. Нужно контролировать Ирта, все секторы возможного удара, а заодно и перемещение "Гордости Португалии" по отправленным координатам. Закрытая тремя ложными проекциями, авиетка полностью исчезла из неба Орфорта. Снаряжённые минами бортовые картриджи и взведенные мобильные пушки раздули ее борта. Фасетчатое тело машины вибрировало, готовое в любой момент сбросить на противника сгусток силового щита. Тим готовился отразить возможное нападение, вытащить этот взбесившийся веник и уйти под прикрытие крейсера.

Собственное спокойствие удивляло. Сердце стучало ровно и сильно. Но ничего не произошло. Ничего из ожидаемого. В какой-то момент изоморф стал терять скорость, а его тело — судорожно дергаться. Тим отдал команду на создание силового ограждения вокруг Ирта. Бесформенная груда изоморфа затихла посреди каменных обломков, и мелкая пыль стала оседать на потускневшие самоцветы и буро-багровую тушу среди них. Чему Тим оказался свидетелем? Бесславной битвы или искусной западни?

Он перевел управление авиеткой в режим автоматического охранения и боевой готовности, а сам взялся крутить фрагменты голограммы, пытаясь найти что-либо подозрительное. Хоть какое-то лишнее движение в этой пустоши холода. Разлетевшиеся в стороны плазмодроны регистрировали только голую землю и низкую температуру. Роботы зарылись в кристаллическую труху и определили в ней стандартную химическую структуру корунда, которая вполне могла встречаться на полях Орфорта. Беспокоил факт, что Ирт, похоже, в принципе не ожидал найти сохранившиеся Просторы. Был уверен, что это невозможно. Тим чувствовал, что дело было вовсе не в нападении кристаллов, а в проклятущем Поясе холода. Кто же здесь истинный враг?

Что ж Ирт Флаа пал бездыханным от собственных героических усилий. Проклятый ублюдок! Тиму оставалось втащить тело и надеяться, что этот обморок пройдет, как и предыдущий. Его личное чудовище восстановит энергию и придет в себя. Он перевел управление силовым полем в ручной режим и скоординировался с голографическими данными. Стоит сомкнуть пальцы над изображением Ирта, как спущенный вниз силовой захват зацепит и поднимет этого придурка. Можно, конечно, обрядиться в экзоскафандр и броситься вниз самому. Притащить тяжеленую тушу, как мышь на ладони. Или прижав к груди как…?

Тим тряхнул головой, отгоняя знакомую жажду. Оказывать столько почестей безмозглому венику нет никакого желания.

— Что происходит, Ирт Флаа? Не стоит отдавать концы на родной планете. Это Пояс Холода лишает тебя сил и разума или что-то совсем другое? Истинные боги Орфорта — кто они?

В поднятых на борт узлах, буграх и рваных плетях человеческая форма почти не угадывалась. Тим прикрыл глаза, вызывая ее в памяти. Присутствие рядом перекаченного морпеха с белыми, меняющими размер глазами избавляло от одиночества. А груда бесформенных останков оставляла один на один с потоком сомнений.

— Что же мне делать делать с тобой, Ирт?

В авиетке не было операционного стола. Но ложементы являлись одновременно капсулами эвакуации и имели встроенный реанимационный комплект. Могли склеить рану, впрыснуть препараты кроветворения, накачать тело кислородом. Все это полезно для человека, не для изоморфа.

Возвращение на корабль тоже не имело смысла. Даже полностью оснащенный реанимационный модуль крейсера не принес никакой пользы инопланетному организму в предыдущий обморок. Остается оставить Ирта как есть, ждать и заниматься делом. Продолжать собирать данные для Маршала роев.

— Мы летим к Стенам Флаа, слышишь, Ирт? Ты хотел войти в них на собственных ногах. Первым. А теперь среди бурелома, в который ты превратился, и ступни не найду. Не надейся, что потащу тебя вместо вязанки для обогрева. Похоже, пропустишь все веселье.

Тима бросило в жар от собственной наглости, а груда плоти на ложементе даже не дрогнула. А вдруг это все же конец? Что он там твердил про слабость клеток в Поясе холода, потерю души и месть бредовых богов… Нет, вряд ли хозяин Чаги может так быстро сдаться. В прошлый раз, не подавая признаков жизни, он слышал все, что рассказал Тим. Возможно, это не значило ничего, а возможно… Они связаны даже больше, чем кажется.

— Придется с тобой разговаривать, чудовище. А тебе — слушать голос. Ты так любишь выискивать мои слабости. Пролезть незаметно в голову, вытащить слова, чтобы посмеяться. Буду специально для тебя разъяснять каждое действие.

Тим поежился, подавляя приступы ломки. Не станет же он загонять себе в вены иглы и ростки изоморфа, разбросанные по ложементу. Надеясь на несуществующую помощь, на спасение, которого неоткуда ждать, он посмотрел сквозь купол авиетки в даль чужого мира.

Голый, затянутый серостью холм поднимался позади разгромленных и медленно тускнеющих Просторов. На его вершине, на фоне холодного, серебристого неба Орфорта, отчетливо нарисовалась высокая человеческая фигура.

Первое, что осознал Тим, это как сильно дрожат руки. Не от ломки, от волнения. Оно за пару мгновений разогнало сердце и сбило дыхание. Он подскочил к проекционному пульту и настроил обзор к линии горизонта. Но с фокусом приближения к шагающей по холму фигуре медлил. Вдруг приглючилось? Резко выдохнув, потянул картинку и вывел человека на проекционный стол. Спутанные волосы спускались ниже плеч, мешались с длинной, неопределенного цвета бородой. Она основательно затянула щеки, к тому же голову облегал свободный капюшон. Одежда походила на многослойный балахон, затянутым на месте талии. На ней же висело странное орудие — длинная окаменевшая ветвь с развернутыми вниз лезвиями.

При минус пяти за бортом в платье из тех же волокон что и мешок Чаги далеко не прогуляешься. Путника спасало только количество тряпок. Тим увеличил лицо и понял, кто перед ним. Выпуклые светло голубые глаза и редкие ресницы Людвига Швардеубера, въедливого белобрысого штурмана-навигатора. Правда три года назад под глазами не лежали темные круги, а над переносицей не проступали горькие складки. Тим снял маскирующие отражатели и направил авиетку на медленное снижение в сторону явившегося с того света члена команды. Ирт признаков жизни пока не подавал, оно и к лучшему. На всякий случай Тим активировал фиксаторы ложемента, вытянул химткань покрывала и прикрыл бурелом изоморфа.

Когда машина мягко опустилась на Землю, Людвиг уже стоял безмолвной соляной статуей и наблюдал за приземлением. Он казался потрясённым, но не обрадованным. Выкинув из головы страхи и тяжелые мысли, Тим распечатал борт и прыгнул наружу. Оставшееся расстояние прошел быстрым широким шагом, борясь со сковывающим чувством вины и вглядываясь в лицо бывшего навигатора "Сияющего", застывшее в мучительной гримасе неверия.

— Людвиг? — хрипло каркнул Тим.

Но тот молчал. Обветренные губы едва заметно дрогнули, но не издали ни звука.

— Ты узнаешь меня? Это я, Тимоти Граув.

Людвиг моргнул, край рта напрягся, съезжая вниз, взгляд поплыл, размываясь.

— Адмирал?

Голос прозвучал тихо, неуверенно, больше походил на шелест слабого ветра.

— Был когда-то, — кивнул он, испытывая огромное облегчение от одного лишь вопроса.

Людвиг бросил беспомощный взгляд за спину Тима на неподвижную авиетку. Неожиданно качнулся и рухнул на колени, закрывая грязными руками лицо. Тим растерялся, но, услышав глухой всхлип, опустился рядом. Обхватил Людвига руками и прижал к себе. Тонкая ткань скафандра не пропускала холод, не давала ощутить грубую колючесть балахона, но как потряхивало тело рядом, чувствовалось остро и больно. Словно самого прошивал электрический ток.

— Не надо, успокойся. Все будет хорошо, — Тим сдавил найденного товарища в объятиях. — Прости, Людвиг, я тебя подвел. Всех вас подвел.

Тот помотал головой и затих. Закаменел в кольце рук.

— Пойдем, — Тим, поднимаясь, потянул его за собой. — Тебя надо согреть для начала.

Внутри авиетки они перемещались молча. Тим налил стакан теплой воды из синтезатора, бросил вакуумную упаковку стандартного скафандра и открыл душевую кабину. Людвиг должен сам знать, куда идти и что делать. Но двигался он неуверенно, в медленном напряжении, будто сквозь вязкую субстанцию. На Тима не смотрел, щурился по сторонам. Проекционный стол, панели ручного управления, упругие изгибы ложементов, — все удостоилось рассматривания, только не бывший командир.

Внутренняя скованность каждого из них заставляла держать дистанцию. Она стала даже ощутимее после того, как Швардеубер выбрался из душа, узнаваемый и, одновременно, совершенно чужой. После уничтожения растительности на худом лице у крыльев носа проступили складки, линии удлиненного подбородка стали резче. Все говорило о жизни полной лишений и невеселых мыслей. Людвиг был старше своего адмирала на десяток лет, но сейчас выглядел так, что и на все тридцать. Он прошел мимо Тима и застыл у купола. Игнорирует виновника своих страданий или не может поверить, что Просторы Орфорта остались за силовым щитом?

— Как ты здесь оказался адмирал? — не оборачиваясь спросил он.

— Это долгая история, — с запинкой проговорил Тим. Просто не знал, как подступиться к рассказу, с чего начать.

— Долгая, значит. Ты пропал и вдруг здесь, — голос звучал тихо, холодно и отстраненно. — В таком виде и на боевой машине спустя… спустя столько лет.

— Понимаю, что должен тебе все рассказать.

— Я ведь думал, что эта преисподняя давно сожрала и твои кости.

— Почти сожрала. Но мне в некотором смысле повезло.

Тим покосился на зафиксированный в углу ложемент, где под химтканью почивала смертельно опасная вязанка его, так сказать, невероятного везения.

— Ты сбежал? — догадался Людвиг.

— Да, я вернулся на Землю. И снова сюда.

Казалось бы, очевидный ответ заставил бывшего навигатора резко развернуться и требовательно впиться взглядом в Тима.

— Значит, вернулся, чтобы вытащить меня отсюда?

Внутри все оборвалось от такого вопроса. Предавать веру Людвига второй раз хотелось меньше всего.

— Нет. Прости, я не знал. То есть…

Он уткнулся глазами в продольный экран борта, подбирая слова. Ирт говорил, что "Сияющий" был пуст. Но ни в тот момент, ни позже, ни здесь, на орбите, в голову не пришла простая мысль, что где-то среди Стен Орфорта могли содержаться пленники. Терзался собственной зависимостью и прошлым, не думая о других. Самовлюбленная скотина, как и всегда!

— Все не так просто, — Тим набрал в грудь воздух и с усилием продолжил, — Меня отправили на Орфорт с другим заданием. Считалось, что остальная экспедиция погибла.

— Считалось, значит, — Людвиг зло искривил губы и сложил руки на груди.

Пусть так. Лучше уж ненавидит, чем ложная вера в заботу бывшего командира.

— Все верно. Не объяснить в двух словах.

— Что ж, тем более хочу услышать твою долгую историю, адмирал.

— Уже капитан, — невесело поправил Тим и взялся за рассказ.

Людвиг слушал внимательно, и лишь изредка уточнял детали ровным, вполне вменяемым голосом. Показное спокойствие выдавали нервно двигающиеся по предплечью пальцы. Напряжение ощутимо ослабло, только когда он опустился на ложемент и попросил что-нибудь съесть. Тим всполошился, как нерадивая хозяйка, и бросился перечислять вшитое в синтезатор меню пищевых картриджей. Людвиг согласился на обычную сладкую кашу, и спустя минуту умная кастрюля выплюнула ее в лоток. Овсянка — самое безопасное блюдо для того, кто несколько лет питался чем-то вроде разваренного раута.

Покрытая ссадинами и мозолями рука Людвига неловка ухватила ложку. Он крутил ее с таким сомнением, что Тим ждал, что отбросит и обойдется собственной щепотью. Но тот зачерпнул, хоть и неуверенно.

— Продолжай, Граув. Что с Дальних Пределов вернуло тебя сюда? Ведь, как ты сказал, остальных на Земле похоронили.

— Экспедиция считалась погибшей. Всех спустившихся к Стенам убили, а те, кто остался в корабле, так и не вернулись на Землю. После того, как меня нашли, звездную систему Орфорта удаленно сканировали, но "Сияющего" так и не обнаружили. На Земле решили, что вы улетели, и не смогли добраться до дома. Проводились какие-то поисковые мероприятия по станциям подскока и безрезультатно. То, что крейсер смог увести изоморф, никто не предполагал. А он попытался добраться до меня, но попал в ловушку хрономины. Поэтому, как ты понимаешь, и возник такой временной разрыв — "Сияющий" просто выпал из реальности.

— Легко нас похоронили, — усмехнулся Людвиг.

— Я не знаю деталей. Ни контрразведка, ни служба безопасности не стали делиться планами с разжалованным летуном. А о том, что "Сияющий" с остатками команды не улетел, стало известно незадолго до того, как мы прыгнули сюда.

— Кто мы? И почему вы-таки прыгнули?

— Даже не знаю, с чего начать. Придется показать тебе кое-кого.

Тим поднялся, сделал несколько шагов к накрытому ложементу и сдернул ткань. Устрашающие обломки Ирта срослись, приобрели отдаленно знакомую форму изоморфа. Их цвет налился краснотой, кое-где попадались вкрапления зеленого и фиолетового и даже фрагменты формы морского пехотинца. Быстро или медленно, но чудовище должно срастись и очнуться.

— Что это дерьмо!?

Людвиг, не вставая, инстинктивно отпрянул. Потом все-таки приподнялся над столом и, согнутый, готовый нападать или обороняться, всмотрелся.

— Знакомься, Ирт из Стен Флаа. Тот, кто держал меня в плену, — просто и без лишних эмоций пояснил Тим.

Навигатор провел пятерней по голому горлу. Беззащитному, над ободком для активации шлема.

— Проклятие! Какого дьявола он делает в авиетке?

— Не поверишь, но участвует в рейнджерской операции. Я здесь оказался из-за него и угрозы Орфорту.

Людвиг задумчиво опустился на сидение, посмотрел уязвимо и растеряно:

— Пока это не укладывается у меня в голове. Объясни.

Тим постарался быть кратким, не вдаваться в детали запутанных отношений с Иртом. Говорил о расследовании и интересах инсектоидов в экспедиции, которые они подали под соусом помощи Орфорту. Сказал, что согласился в этом участвовать, желая вернуться, проститься с погибшими. И…, возможно, понять, что случилось с пропавшей командой.

— Честно говоря, я не надеялся никого найти. Усвоил, что обмен пленными изоморфов явно не интересует. Тех, кто спустился со мной, они просто разорвали.

— Не удивительно, этим спектаклем мы оскорбили их богов. Они посчитали виновными и тех, кто остался в корабле и не принимал прямого участия в постановке.

— Все верно, это моя вина, ты предупреждал, я помню.

— Предупреждал только о трудностях обратного полета. Про проект я мало тогда что понимал. А сейчас, после всего, что узнал об изоморфах, думаю, что ничего более опасного мы и выдумать не могли.

— Как ты выжил? И есть ли другие?

— Других нет. Только я. Даже про себя не уверен, — выразительно хмыкнул он. — Не исключаю, что ты и эта авиетка — мои предсмертные видения. Уж больно безумно звучит твоя история, адмирал. Может, мое подсознание так выкаблучивается? Брел я без всякой надежды по заледеневшей заднице Орфорта, и вдруг раз, и ты приземляешься прямо перед моим носом. Во всеоружии. С кораблем на орбите. С крейсером, который может увезти домой. Так не бывает. Либо предсмертный бред, либо и меня накрыла трансформация, в которую верят изоморфы. Только эти твари ждут ее в горах, а меня оприходовало на полдороги. Но смысл видения один — мы все отправились в объятия богов. Неужели ты и есть мой бог, адмирал?

— Не бог и даже не адмирал. Уже приходи в себя, штурман.

— Бог, который загубил всех нас. А меня решил-таки забрать на небо.

Откинувшись на послушную, упругую спинку, Людвиг захохотал безумно и заразительно. Вытирая сухие, зло сверкающие глаза. Тим не удержался и прыснул, хоть в пору рвать на себе волосы.

Когда терять особо нечего, шутки судьбы заходят особенно остро.

— Людвиг!

Придя в себя, Тим схватил товарища за руку. Сжатая в кулак, она была совершенно ледяной. Почему штурмана так внезапно бросило в истерику? Ведь внимательно слушал, смотрел осознанно, хмурил рыжеватые брови.

— Нет, правда, Граув, почему я? Буду водить по небесным тропам твои сияющие корабли?

— Людвиг! Прекрати немедленно, ты просто жив и все по-настоящему!

— Все по-настоящему, говоришь? Сейчас проверю.

Он вскочил и, одним движением перелетев через темный проекционный стол, впечатал кулак прямиком в лицо Тима. Того отбросило на спружинившую спинку ложемента. Он быстро вскинул руки, но пропустил и второй удар. Смачный, насквозь прошивший болью скулу. Тим вывернулся, слетая на пол, уходя в сторону от взбесившегося Людвига. Позволять делать из себя отбивную он не собирался. Не сейчас, когда от его функциональности зависело слишком многое. Не самый подходящий момент отдуваться за грехи. Поднырнув под очередной замах, Тим ударил коротко и быстро, пружиной с ног и спины. Костяшки кулака влетели в солнечное сплетение, пробивая мягкие ткани скафандра и напряженный пресс. Людвиг отпрянул, сгибаясь и тяжело дыша.

— Сейчас не время для драк! — рявкнул Тим. — Приди в себя.

Кровь шумела радостным возбуждением, на короткий момент он почувствовал себя самоуверенным адмиралом трехлетней давности. Достаточно дать кому-нибудь в морду — и герой. Даже и не в морду по большому счету.

— Тимоти! Твоя дрянь шевелится! — выдохнул Людвиг сквозь еще сбитое дыхание.

Протрезвевшим взглядом он смотрел на ложемент с Иртом. Из-под белой накидки торчал багровый бугристый отросток и пытался свернуться то ли в кулак, то ли в змеиный хвост. Не хватало еще чтобы поленница поползла на защиту своей собственности.

— Он еще не скоро придет в себя, — уверенно успокоил Тим. — А нам следует нормально закончить разговор. Мы ещё не выбрались из дерьма, чтобы приниматься за разборки.

— Может и так, — нехотя допустил Людвиг, не разжимая кулаки. — Знаю, ты не хотел угробить команду, которая в тебя верила. Но сделал это.

— Сделал, — кивнул Тим, разглядывая шевелящуюся конечность своего чудовища. — Но очень рад, что ты выжил. И в этот раз постараюсь вытащить нас отсюда.

Людвиг обошел стол, взял чашку и залпом выпил уже остывший травяной чай. После сел, и, положив на стол руки, обхватил запястья.

— Ладно, адмирал, постараюсь тебе поверить. Тогда придется рассказать, что с нами случилось на орбите Орфорта.

Глава 22. Ответы из прошлого

— Мы висели на орбите и не поняли, что случилось внизу. Не произошло никакого энергетического выброса, но место и вас накрыл все скрывший туман. А потом крики. И знаешь, что самое ужасное, адмирал, мы не знали, что делать, никто из нас не знал. Я, инженер и исследователи в здоровенном крейсере без крупицы военных знаний и навыков. Какого хрена ты забрал с собой тех, кто мог бы вмешаться во внезапное нападение? Кларка, Мика Джа, Ичиро Камигата. Все ушли, чтобы попасть в ловушку.

В глазах Людвига плавала горечь с легко узнаваемыми оттенками вины. В нем пустили корни те же демоны, и Тим читал чужую боль, как открытую книгу. "Сияющий" отправился в исследовательскую экспедицию и был достаточно оснащен, чтобы разворотить гряду Стен Флаа или высадить вооруженную до зубов спасательную шлюпку. И не сделал этого. Понимание, что такая вылазка оказалась не по зубам оставшимся, не избавляла от кусачих сожалений.

— Я тогда считал, что члены команды с боевыми навыками будут нужнее внизу. И страшно ошибся. Не успел среагировать в момент опасности, а расплатились все.

— Как только мы поняли, что все пошло не по плану, отправили ботов и плазмодроны. Обнаружили разбитый шаттл и разорванные тела. Не получилось оценить, остался ли кто в живых. А бросить вас и улететь совесть на позволила.

— Подозреваю, изоморфы сразу поняли, что на орбите планеты остались люди?

— Да, эти твари быстро учатся.

Тим поймал себя на том, что отзеркалил горькую улыбку Людвига.

— Расскажи, что случилось. Как ты оказался в плену?

— Глупо. Как и ваш провал. Как я уже сказал, никто толком не понимал, что делать. Пару часов мы орали друг на друга. Артемов предлагал немедленно высадиться в тяжелых экзоскелетах и разворошить каменное гнездо изоморфов до последнего булыгана — вдруг кто выжил? Ни один из нас стрелять-то толком не умел, какая там скоординированная и скоростная десантная высадка. Ив был уверен, что нужно к хреням Стену разнести силовым выбросом, все равно никого в живых не осталось. И лететь на Землю. В конце концов решили провести анализ места гибели команды. Отправить инфокапсулу по станциям подскока на Землю, а самим наблюдать и ждать помощи. Тоже чертовски рискованно, ресурсы были на минимуме, как помнишь. Просидим чуть дольше и сами никуда не улетим.

— Ты сказал, что отправили миниботы. А результат?

— Боты вернулись только частично. Оказалось невозможным идентифицировать даже обнаруженные останки. Пробы были странные, будто и не человеческие вовсе. Ив считал, что произошла какая-то сложная химическая реакция. И мы не могли понять, все ли погибли.

— Прах их предков, — прошептал Тим.

Людвиг покачал головой, то ли понял, о чем речь, то ли наоборот, решил, что Тим несет бред.

— В любом случае мы собрали информацию и пытались сами ее проанализировать — вдруг бы что вышло. В результате не успели отправить капсулу, как на нас напали.

Людвиг замолчал, высматривая что-то в полированной гладкости проекционного стола. Тим его не торопил, давал собраться с мыслями.

— Все эти годы в плену меня окатывала злость на тебя, адмирал. Из-за убившего нас проекта. Захлестнет, отступит и снова. Но потом все реже. Одиночество роднится со смирением, а для злости и гнева нужна компания себе подобных. Но дело даже не в этом. Ты слишком самоуверенно влез на эту планету, но и мы хороши. Так глупо и наивно считали, что на орбите мы в безопасности. Думали, крейсер им не по зубам.

— Как же они смогли захватить крейсер? Даже не укладывается в голове.

— Технически никак не могли. Только с военной тактикой у них оказалось лучше, чем у меня, Артемова, Ива и всех остальных, — горько усмехнулся Людвиг и поднял глаза. — Изоморфы обвели нас вокруг пальца. Точнее вокруг своих скользких отростков.

Недооценишь врага — потерпишь поражение. Эту аксиому Тиму вбивали буквально с первого курса военно-воздушного училища и мощными аккордами запрессовывали в стенах военно-космической академии. Ее знает каждый и каждый думает, что ужон-то своего врага правильно оценил. Но как это установить? Там, где нет ни формул, ни алгоритмов, ни регламентов, все определяет мера уверенности в себе или же дух чрезмерной самоуверенности.

— Если бы мы не задержались с отправкой информации, не надеялись бы разобраться самостоятельно… Или сбросили бы капсулу в направлении Земли, закрылись бы щитами и просто ждали помощи, экономя каждую щепотку энергии. Тогда все могло быть иначе. И я бы не варился столько лет в кишечнике проклятого Орфорта. Ведь так просто поступить правильно, и знаешь, адмирал, что самое неприятное?

— Знаю. Как сделать правильно, ясно сразу. Но так не делаешь.

— Да. Будто правила безопасности лишают тебя свободы выбора. И все усложняют.

— Просто у богов и героев нет правил, — покачал головой Тим. — А нам слишком хотелось добраться до вершины.

Людвиг пробурчал что-то смутно несогласное и поднялся с места. Не понятно, почему его потянуло к куполу авиетки. Бесконечная серость Пояса Холода или возможность, не видя перед собой Тима, погрузиться в воспоминания.

— Мы почти сформировали пакет на Землю, но сообщение о приближении к крейсеру опознанного шаттла пришло раньше. Нашего шаттла. Системы автоматически подготовились его впустить. Можно было бы заблокировать шлюзы корабля. Но мы растерялись. Слишком надеялись, что кому-то удалось вырваться. Глупо. С чего бы? Еще глупее не подумать, что аппарат вполне может поднять раса, которая не стремится осваивать космос.

— Неэкспансивный тип развития встречается во вселенной даже чаще экспансивного, все это знают.

— Да. Но ведь они производили впечатление слабо развитых. Эта их жизнь в пещерах, вечная охота. Конечности, все равно как у животных. В тот момент в рубке дежурила моя помощница, Грета Новз, совсем девчонка, стажер-навигатор. Она запустила оповещение по кораблю, что те, кто спаслись, возвращаются. Остальные в тот момент совещались в лаборатории, пытались выработать алгоритм обработки полученных фрагментов и выявить измененные реагентом человеческие ткани. Вдруг вспыхивает оповещение: "Спаслись! Возвращаются". Такая радость и облегчение, что мозги напрочь отшибло.

— И вы их впустили?

— Все произошло слишком быстро и заполошно. Мы впустили. В последний момент Артемов сказал, что странно, что вы не летели, а ползли, как сонные мухи, и никаких сигналов не подавали. Я тогда удивился, но подумал, что нужна срочная медпомощь. И позже, в плену, вспоминал много раз, как шаттл шлепнулся в шлюзовой отсек. Будто даже не автоматика его посадила, а безрукий орангутанг. И фасеточные элементы были тусклыми. Но когда из створа вывалился Кларк, все сомнения, как ластиком, стерло.

— Кларк?

— Его подделка. Причем довольно топорная. Но кто бы это сразу заметил? А потом все завертелось в бешенном темпе. Мы не успели хоть что-то сделать.

Тим подумал, что никто из оставшихся не имел вживленного чипа и не мог моментально отдать мыслеприказ.

— Ив и Мик Джа погибли на моих глазах, — обернулся Людвиг, тени ломали и без того угловатое лицо. — Я никогда раньше не видел смертей, Граув. А уж тем более таких. Мгновение — и кровавые куски. Они не успели активировать скафандры. При повреждении те запустились автоматически, и системы крейсера отреагировали, выбросили репарантов, которые пытались запечатать, сохранить их жизнь. Но даже условно погибшим никто не стал. Изоморфы всех вышвыривали в открытый космос.

— Сожрать или уничтожить.

— Помнишь, как Мик твердил, что пожирающие плоть расы никогда не сдаются без боя. Более того, они преследуют жертву до ее последнего вздоха.

— Не оставляют шанса вырваться и не проявляют милосердия, — кивнул Тим. — Но тебя оставили в живых?

— Да. Уже в плену я понял, что почему. В каком-то извращенном смысле мне повезло. Стены Божественных Изысканий запросили только один образец. Опасались оскорбить своих богов, коллекционируя ложных.

— Что за Стены?

Находясь в плену, Тим никогда не слышал о таких, хотя Чага и не стремился что-то знать за пределами ростков собственного хозяина.

— Что-то вроде храма и научного центра. Исследования во славу богов и лучших путей трансформации.

— Тебя не мучили?

— Проводили опыты, — нехотя сообщил Людвиг, смыкая за спиной круг рук. — Было страшно, мерзко, иногда больно. Чаще терпимо, а еще чаще унизительно. Некоторые подробности не смогу рассказать, наверное, никому. Но по-своему они берегли единственный образец. Заботились о его сохранности. Освоили мой родной немецкий и даже общались со мной. Но чаще лезли напрямик в мозги без лишних расспросов.

Опыты в Стенах Изысканий звучало пострашнее пребывания в Нишах с таким же названием, где Ру выпускал на Чагу живую слизь. Не так больно, как на ветвях Ирта, но куда более омерзительно.

— Скажи мне, адмирал? Почему мы висим над этой пустошью, а не вернемся на корабль на орбите?

— Висим, потому что экспедиция не завершена. Мы не собрали информацию о том, что происходит на Орфорте.

— Мы — это ты и этот спящий красавец?

Людвиг с сомнением покачал головой, хотя во взгляде мелькнуло любопытство. Напряжение, видимо, его отпустило, раз прорывалась ирония. Против красавца не возразишь, а вот забытье Ирта с рефлекторным сращением частей Тим бы назвал не сном, а обморок с регенерацией.

— Почему ты считаешь, что он спит?

— А что еще ему делать? Пояс Холода для них время сна и трансформации. Все на планете теряет быстроту и агрессию, сворачивает щупальца внутрь и засыпает.

— Он не уснул. Бросился разрушать неорганическую часть Просторов, которую мы нашли, и срубился. Смотри, я тебе покажу.

Авиетка не далеко улетела от груды камней, в которую превратился замерший кусочек орфортской природы. Если ее развернуть, Людвиг увидит сквозь купол все еще поднимающиеся вверх, не добитые изоморфом ветви. Запись короткой схватки объяснила все и сразу. Проекция в ускоренном режиме отыграла прыжок боевой "каракатицы", яростную пляску ветвей и лезвий, взрывы цветных искр на месте неподвижных плетений и форм. Все-таки Ирт слишком легко их разрушил. По химическому анализу соединения должны обладать алмазной твердостью. А тут — калейдоскоп стекляшек под лапами изоморфа. Вероятно, не цельные камни, а замки из алмазного песка. И в процессе короткой схватки с ними Ирт мгновенно дошел до состояния распадающегося веника.

— Граув, я даже не знаю, как прокомментировать эту запись. С изоморфом понятно, в Поясе Холода он просто быстро теряет энергию и дальше будет только хуже. Удивительно, что еще машет конечностями. Наверное, потому, что прилетел недавно, но планета быстро возьмет свое. А вот что за полянку чудес он расколошматил — ума не приложу.

— Кристаллы, я тебе говорил. В них все дело. Запрос Ру Флаа о помощи, погибшие инсектоиды. Только этот сад камней выглядит совершенно безобидным. Ты ничего не слышал в Стенах Изысканий об атаке на планету.

— Ничего внятного, — покачал головой Людвиг. — Зачем сообщать новости лабораторной мышке. Но в какой-то момент размеренная жизнь нарушилась. Меня бросили, почти перестали кормить. И потом этот вой. Часами напролет — так они обращаются к богам. И жизнь стала сворачиваться. Все твердили о трансформации.

Самое главное на планете. Боги, трансформация, сердце Орфорта, потеря души. Даже кровожадные твари, когда речь идет о религии, превращаются в трепетно блеющих овечек.

— Значит, изоморфы в Сенах живы, здоровы и уже погрузились в сон?

— В трансформацию, — зло оскалился Людвиг. — Все ли, не знаю. На них хоть сверху бомбы бросай, но трансформация превыше всего. И она должна пройти правильно! Что это значит, не спрашивай, я понятия не имею. В любом случае она помогла сбежать. Хотя, возможно, им просто стало плевать. Следить за мной и кормить некому. Куда не пойди, ничего кроме смерти не ждет.

— И куда ты пошел?

— Не поверишь, но найти того, кто еще выжил. Получается, что тебя. Служители Изысканий не скрывали, что семейство Флаа взяло себе одного пленника по праву пострадавших. Старейшины недовольно ворчали, но запретить не смогли. Вот только я не знал, кто остался жив, и очень приблизительно представлял, куда идти и что дальше делать. А тут перед носом приземляется авиетка. Ясно дело, подумал, что это глюк от холода и голода.

— Как ты вообще надеялся выжить?

— Ну, у меня с собой была лопата, — и Людвиг показательно провел по бедру, вызывая в памяти Тима заточенный отросток поверх балахона. — А дальше просто: корни раута под землей и подмерзшая в реке вода.

— Слишком холодно для далеких путешествий.

— Достаточно вырыть яму поглубже и будешь спать как младенец на печи.

Полметра под землей и плюс пятнадцать, огромный перепад. Но для человека мало.

— Это странно, не понимаю этот феномен.

— Граув, это же не планета, а медуза-горгона под звездами. Ты понимаешь, где вся эта злобная и вечно жрущая растительность?

— Погибла. Орфорт атаковали кристаллические соединения не ясного происхождения и уничтожили Просторы.

Людвиг несколько секунд рассматривал его с выражением полнейшего изумления, потом заржал, плюхнулся на ближайший ложемент и вытянул ноги. Навигатор прямо на глазах возвращал себя прежнего. Похоже, превратить его в тупую послушную зверушку служители изысканий не стремились или не преуспели. И слава орфортским богам.

— По бороде им эти соединения, адмирал? Наступил Пояс Холода, и вся флора и фауна ушла под поверхность и погрузилась в спячку. Прокопай полметра вглубь и обнаружишь клубки живой, шевелящейся органики. Теперь она не кусается и сохраняет идущее снизу тепло.

— Все под поверхностью?

— Шут его знает. Это же целая планета. Может, вполовину и погибло. Но где я прошел, там свернули щупальца внутрь и корочкой льда затянулись. И бай-бай кровожадные твари в теплой колыбельке.

— И надолго? Что их может разбудить?

— Этого не знаю, — Людвиг потер подбородок и добавил уже без особого веселья: — изоморфы верят, что в трансформацию с небес спускаются боги. И гуляют по Орфорту. Вот я и боюсь, как бы не произошло что-нибудь неприятное.

Тим заметался по ограниченному пространству рубки, испытывая острую потребность в движении. Шут с ними, с богами, и так путанная история. Все спят, и никто не нападал. Но боты обнаружили кристаллические соединения, Ирт разгромил сад каменных Просторов. Людвиг видит один кусочек общей картины, Тим другой. И оба фрагмента — реальность.

Рык и угрожающий стрекот заставил Тима обернуться.

— Что за ничтожный червяк?!

Внезапно оживший Ирт сбросил химткань и тряс конечностями над ложементом. Они судорожно подергивались, пытались срастись, сгладиться, но все равно выглядели устрашающе узловатыми. Капюшон изоморфа накрывал человеческое лицо, только непривычно багровое, с кровяными личинками в белых глазах. Чудовищный вид готового напасть Ирта заставил Людвига с одного толчка отлететь в сторону вместе с креслом. На максимум расстояния. К силовому карману технического отсека двигателей.

— Успокойся, это Людвиг, штурман с "Сияющего", — Тим давил свой собственный страх и добавлял в каждое слово успокаивающую интонацию: — Ирт, мы встретились случайно, все нормально.

Напрасно старался заговаривать. Слитным рыком изоморф бросился в сторону навигатора. Перед ошеломленным Тимом мелькнула тяжелая вязка из доброго десятка конечностей.

— Назад! — закричал он и попытался ухватить нечто темно фиолетовое, жесткое и извивающееся.

Тело Ирта провисло вдоль каюты. Как паутина лиан с кое-где сбитыми клубнями. За баррикадой ложемента он ухватил ветвями влипшего в перекрытия Людвига. Тим прыгал посредине "паутины", цеплялся за изоморфа, как за канат. Перетянуть такой без шансов. Но страх исчез, уступая место злой решимости.

— Даже не смей! Это тебе не собственность. Спалю в печи, только в следующий раз отключишься!

Абсурд, безумие. Нельзя угробить Людвига, только найдя его. Бешенное, ревнивое дерево и застывший, как суслик в кольце кобры, навигатор. Белое лицо и резко посиневшие губы.

— Активируй скафандр, идиот! — рявкнул ему Тим.

Слава богам, Ирт не стал рвать человека. Крепко обвил ветвями и уставился на Тима. Страшные глаза очистились, морда порозовела пятнами. Вернуть человеческую внешность ему пока не удавалось.

— Объясни, мой маленький капитан, о чем вы тут договариваетесь? — человеческие интонации срывались в неприятный, царапающий нервы стрекот. — Хотите бросить меня и Орфорт и умотать на мертвый голубенький шарик?

— Было бы неплохо туда улететь, — просипел все еще белый Людвиг.

Не подумал, что брякнул, похоже, кислород в его мозг поступал слабо. Лучше бы дышал в активированный шлем, а не сыпал провокациями. Тим убрал руки от ветвей и отступил. Во избежание осложнений. Дергать все равно без толку.

— Глупости, Ирт. Мы ждали, когда ты очнешься.

— А этого где взял? — тряхнул Людвига, и тот задергался в попытке высвободить руки.

— Когда поднял тебя на борт после идиотского боя, увидел его неподалеку и тоже подобрал.

Самаритянин-собиратель. И разнимай теперь спасенных.

— Опусти, изоморф. Я никуда не денусь, ни Граува, ни корабль выкрасть не смогу.

Ирт медлил, все еще сочась злостью и подозрением. Хотя, возможно, после броска сквозь авиетку, тело плохо слушалось. Время спячки у него, оказывается.

— Ты отправишься со мной до Стен Флаа, Тим, — прошипел Ирт.

— Отправлюсь, куда денусь. Поэтому сползи уже с Людвига. И если стоять не можешь, терминатор, цепляйся лучше за меня.

Страх отступил окончательно. В Поясе Холода изоморф слишком зависим, возникает острое желание отыграться на нем за все хорошее. Освобожденный Людвиг отступил в сторону и опасливо наблюдал, как Ирт подбирал ветви. Плети втягивались рывками, медленно срастались и все-таки лепили здоровенную фигуру космодесантника. На месте узловатого капюшона появлялись тяжелые пряди волос. Правда, цвет никак не подчинялся: багровые и фиолетовые пятна тухли и проступали снова.

— Ты знал, что в Стенах Изысканий удерживали человека с крейсера? — выпалил Тим.

— Нет. Прочие человечки мне без надобности, — губы знакомо растянулись в плотоядной ухмылке.

— Твой отец должен был знать.

— Он скорее лопнет, как огранг от соков жертв, но ни листка знаний не выронит.

— Сейчас все это неважно, — встрял Людвиг. — Верните меня на корабль и ищите свои кристаллы.

— Хочешь трусливо бежать, человечек?

— Так будет лучше, он нас подстрахует, — отрезал Тим.

Человеческий разум искину "Гордости Португалии" не помешает. И Людвигу не стоит наблюдать за их сложными играми с изоморфом. Видеть ломку и ростки, впивающиеся в шею.

— Мы довезем тебя до корабля, возьмем дополнительную экипировку и спустимся снова, — Тим многозначительно прищурился и добавил: — Но в этот раз помни: откроешь шлюз только убедившись, что вход запрашиваю именно я.

Людвиг потер переносицу и понимающе кивнул.

— Если это будешь не ты, адмирал, я отправлю крейсер в прыжок и двину прямиком к Земле.

— Договорились.

Глава 23. Осколки войны

Щупальца мерцают, рассыпают вспышки искр. Массивная многокилометровая тварь с высоты лунной орбиты выглядит, как камень в оправе. Фантастической формы и огранки. Приподнялась, раскинула драгоценные отростки на изрезанной трещинами поверхности и жадно тянет солнечный свет. Ее хищной красотой хочется любоваться.

— До сих пор не могу осознать, Яр. Столько страшных смертей и так красиво. У меня тогда внутренности выкручивало от ужаса и восторга. Сложно не потерять концентрацию.

— Да, красивые, суки. Не зря же мы ими друг друга украшаем.

— Не ими.

— Ну братьями их меньшими. Знаешь, если победим, выброшу все прозрачные бирюльки. Никаких драгоценных камней. Захочу подарить украшение — из дубины буду вырезать!

— Поверить не могу. Ты дарил кому-нибудь украшения? — хмыкнула Джеки.

Новоиспеченный лейтенант насупил брови, и так висящие над глазами скальным козырьком.

— Я что по твоему волкодав, а не человек? Дарил и собираюсь. Не всегда же буду таким монстром ходить. Сделаю себе физиономию поглаже, когда уродов раскатаем в пыль.

Уроды… Все верно. Но не внешне. Не подходит это слово драгоценной твари, которая выжгла несколько батальонов в сказочном фейерверке сражения на обратной стороне Луны. Страшно было. Но слава всем богам, что группу с Джеки не отправили в полыхающий эпицентр. Она видела начало еще на подлете, потом ниже и на самой поверхности. Каждый этап операции.

Идеальная форма, безупречной чистоты сияние. Бриллианты, сапфиры, турмалины превратили унылый ландшафт в страну чудес. О похожей писал античный автор — Изумрудный город, в ворота которого можно войти только в темных очках. На Джеки и ее товарищах были не только очки, а шлемы и экзоскелеты с полной боевой комплектацией. Но защита не всегда помогала — свет слепил и сжигал. Жадные, стремительные всполохи лазеров. Настоящий хаос разнонаправленных стрел. Цветной хоровод сияющей смерти прямо над засевшем в лунном кратере монстром.

Джеки включили в один из батальонов зачистки. Их выход был последним. Но в начале сражения они получили "зрительские места" в "верхнем ярусе". В памяти раз за разом всплывало, как раскрывалось перед глазами небо, черное, усеянное драгоценностями и плотными всполохами взрывов. Белоснежные истребители третьего батальона выпускали из крыльев лучи, поливали ими белесый туман и смертоносную глыбу на Луне. Раз за разом боевые машины вспыхивали рубином, он стекал с бортов, оставляя белесо-серую тень — пепел гибели. Бесконечно много было таких сгоревших ребят в боевых авиетках батальонов прикрытия.

— Думаешь, мы сможем их раскатать? — спросила она.

Яр упрямо двинул челюстью, но промолчал. Они сидели в пустом автоматизированном баре на базе Европы. Третий подземный уровень, стандартная секция рекреации. В полутемном зале над головой лениво моргали оранжевые каплевидные диоды. Раньше на любой глубине базы форпоста транслировали земное небо, — выходишь в проход, а кажется, что под облака на широкую улицу. Там шелест листвы, запах разморенной теплом зелени. Теперь уют природы исчез, небо отключили в общих переходах, и в жилых секторах. Люди не должны расслабляться и чувствовать себя в безопасности. Единственное исключение — специальный медбокс и показания врача. Для остальных все вокруг напоминало, что опасность рядом, и эвакуация может накрыть в любую секунду.

— Выиграем мы эту войну, Яр? — снова спросила Джеки.

— Три часа назад я бы сказал, что да. Но вернулся с операции и посмотрел новостные сводки. Честно говоря, не знаю. Мы едва держимся. Этих тварей не могут выбить с Земли. Они будто врастают в каждую незащищённую щель.

— Мы все-таки расколотили их на Луне, пока ты собирал обломки очередного фрегата.

Джеки состроила ему рожу — хотелось подбодрить и себя, и Яра. Не лейтенант, а сумрачный говорящий шкаф. С оборванными после кораблекрушения дверцами.

— Лучше бы это были куски фрегата. Все хуже: эвакуационный корабль и залитые гелем тела. Мы почти успели и получили сто тысяч условно погибших. В лучшем случае условно…, а, может, и безвозвратно. Там дети.

— Перестань, — вспыхнула Джеки. — Я знаю все, что ты сейчас думаешь и можешь сказать.

За слившиеся в один дни войны с постоянными прыжками из точку в точку, без сна, лишь с короткими релакс-погружениями они хорошо узнали друг друга. Могли угадывать и даже предсказывать мысли, как супруги. Сжившиеся в браке по расчету. Общие воспоминания приносили только тошноту и отчаяние. Можно ли назвать их с Яром друзьями? У Джеки это светлое слово ассоциировалось с веселыми тусовками и трепом об обыденной чепухе. С добродушными сплетнями за кружкой пива. Друзья — это так не похоже на военную жизнь, когда каждый момент общения на счету и каждый разговор питается энергией общего напряжения и безнадежности.

— Хорошо, Джек. Ты не хочешь слушать. Зато я хочу. Нас первый раз разнесло в разные стороны. Расскажи, что там произошло на Луне?

Когда Яра легко ранили, он застрял на день на Европе, и впервые их пути разошлись. Ее, как и многих из прошлой команды, кинули в мобильно собранный батальон. Война развивалась стремительнее торнадо — связи рвались постоянно, а на их месте не успевали встроиться новые. Скользящие касания измученных страхами душ. И саднящие ранки внутри.

— Мы расколошматили агломерацию в двести пятьдесят километров в общей сложности, ни камня не вырвалось. Первый раз я такое видела. Теперь надеюсь, что все-таки победим.

— Глупая девчонка с пушками, — скептически хмыкнул он. — Расскажи.

У неровного края бокала расползались пузырьки. Даже не пиво, ничего алкогольного им не положено. Тонизирующая травная резкость отзывалась приятным послевкусием. Манипулятор скрипнул у створок конвейера синтезатора и подтолкнул две тарелки. Кусок прожаренного мяса по форме напоминал подорожник, разжиревший, серо-красный, засыпанный стручками фасоли.

— Они пролезли в кратер на Южном полюсе Луны. Основная масса ушла в глубину, а щупальца протянулись по затененной части. С Земли не видно, а солнечного света там полно. И кристаллического мусора для переработки завались. Жрали и росли, сволочи.

— Ясно. Хорошо засели, не сковырнешь. Я так понимаю, что, если бить со всей дури, так и Луну не долго угробить. А подойди к тварям незаметно и поближе не выйдет ни крейсером, ни эсминцем.

— Наверное, ты прав, — кивнула Джеки. — Потому что операция рассчитывалась под единственный удар, который кристаллы должны проморгать. Не столько сильный, сколько точный.

— Угу. Еще бы у них моргалки найти.

— Видимо, нашли. Потому что мы подкрались и бахнули, а они момент упустили.

— И как подкрались?

— Полк десантный на поперечную орбиту отправили. Один батальон ударный, остальные подавления. Сначала должны были отвлечь, а как только основной удар удастся, зачистить. Ну и отдельно работала техподдержка для экспресса анализа и реагирования на непрогнозируемые изменения. Поэтому все разом рванули вниз с поперечной орбиты, разогнались до предела. Затем ребята из подавления разлетелись и ввязались в бой, а те, кто из основного ударного остались по центру. Состыковали машины и вырубили движки. Вообще все излучение отключили. Неслись мертвым пустым баллоном. Расстояние до цели, наверное, на пальцах отсчитывали, пока основные силы по периметру перестреливались. Уже у самой поверхности агломерации вдарили и на куски разнесли.

— Прямо так и разнесли? — Яр изогнул кустистую бровь.

— Точно, — кивнула Джеки.

Тот единственный выстрел выглядел сказочно красивым, как и все в этой страшной мясорубке. Плотность энергии импульса была настолько высока, словно не световой удар, а ледяное копье архангела во всей своей мощи врубилось. Острое, тяжелое, пронзившее насквозь жестокое каменное сердце. Так что распалось оно на несколько кусков. В воображении Джеки за сотню километров слышался хруст лопнувшей горной гряды. Чернота гигантских трещин вспыхивала светом, голубела, а потом обращалась в нечто темно-синее, текло свежей краской по надломленной части.

Смертельно раненная тварь взбесилась. Плотные световые удары по маневрирующим машинам обернулись слепящим хаосом. Ребята групп подавления работали на пределе, отстреливались и уворачивались от смертоносного потока силы. Джеки словно видела их сквозь раскаленные фюзеляжи. Симбиоз рук, мышления и стали. Вплавленные в кокпиты тела солдат. Одиночная боевая авиетка — утыканный пушками летающий скафандр десантника, который подчиняется малейшим движениям мышц и мыслям.

— Знаешь, сгорели без следа больше тысячи ребят. Ни кусочка тела, ни пепла — просто вспышка в космосе, и ничего.

Губы Джеки против воли задрожали. Сейчас горло запрет комком и покатятся слезы. Она отчаянно заморгала, хлебнула бодрящий напиток и закашлялась. Глупо, так глупо. Психика раз за разом выкидывала фортеля, так что хватит с нее военных подвигов. Интуиция и высокий уровень эмпатического фактора, возможно, и повышали ее реакцию и выживаемость в бою, но распаляли воображение так, что потом жить не хотелось. Не то что мясо, даже фасоль не лезла в горло.

— В общем мы справились с тварью, — усилием воли отчеканила Джеки хмуро жующему напротив Яру. — Все дело в точном попадании. Дальше пошло проще. Как говорил один мой знакомый военный хирург: главное правильно надсечь, потом уже можно рассечь и отсечь. Так все и сделали.

— Точное попадание? Нашли уязвимое место? — спросил Яр с мрачным интересом.

— Что-то вроде. Точку, где можно зарегистрировать изменения. У ударной группы на подлете работал радар-детектор, чтобы определить место перестроения. Разрыв в массе идеального кристалла. Всполох света. Точка напряженности.

— А потом вы высадились и добивали?

Джеки подняла глаза на движение у входа в бар. Сразу трое. Вряд ли военные. Тела самые обычные, не измененные, не прокаченные. Наверное, технические подразделения. Сама ценная и уязвимая часть армии. Серый ворот у первого вошедшего затянут до самой щетины на подбородке. Пальцами пощелкивает, а сам оглядывает помещение. Неужели кого-то могут интересовать хорошие места в этой затянутой серостью и тревожным миганием норе. При таком освещении не заметно, что когда-то над внутренним пространством бара работал неплохой дизайнер. Трое гостей сухо кивнули и прошли дальше.

— Как бы то ни было, я рад, что ты в порядке и ни царапины. Надеюсь, успела увидеть с Луны наш голубой шарик.

Джеки грустно улыбнулась.

— Он с виду все такой же. Уютный и безопасный.

— С виду.

— Хотя бы и так. А вот о тебе, лейтенант, и такого не скажешь. Хмурое, квадратное страшилище.

— А я надеялся, что тебе нравлюсь. Мечтал пригласить на свидание.

Яр придал лицевому кирпичу жалостливо-умилительное выражение.

— Попробуй. Я теперь одинокая девушка. Ты, кстати, прыгаешь по облакам?

— А то!

— Только чур без экзоскелета и зверского оскала.

— Я побреюсь и надену кроличьи ушки, принцесса.

Принцесса… Джеки откинулась, инстинктивно убирая руки под темный край стола. Брат её так называл и Майкл иногда.

— Принцессы на войне не выживают, солдат. Только злые и мстительные разбойницы.

Яр взглянул внимательно, с шумом вдохнул воздух.

— Надеюсь, ты ошибаешься, Джеки.

Надеется он. Джеки уже с трудом представляла бег без прицела перед глазами и джойстиков пушек в руках. Забыла, как двигаться и при этом не стрелять, не резать драгоценные глыбы на куски? Слитые воедино реакции тела. Прыжок, поворот, выстрел. Наверное, это и есть синдром войны, записанный напрямую в кровь.

Их высадили на Луну, когда с воздуха сделали все возможное. Раскололи кристаллического спрута на тысячи кусков. Но и этого было мало. Скорость решала все. Чтобы он не сросся и снова не стал смертельно опасен. Джеки бежала по какой-то бесконечной слоистой лестнице. То вверх, то вниз. Перепрыгивала через провалы между сверкающими осколками турмалинов, сбивала лазером режущие углы. Вычислительная система боевого скафандра отслеживала точки реанимации врага, малейшее движение и вздутие. Задача десантника зачистки успеть уничтожить наросты, чтобы предотвратить ответные лазерные удары. Затем резать, крошить и не терять ни миллисекунды. За ними с тяжелым снаряжением шли группы консервации. Они плевались по каменным осколкам капсулами, оплавляли безупречной красоты кристаллы, чтобы ослепить, замедлить способность к регенерации.

— Я совсем перестала себя узнавать, Яр. Знаешь, когда просыпаюсь после стандартного наведенного сна, до зуда хочется стрелять и уничтожать. Словно программа во мне записана.

Время от времени ее захлестывала злость. На все вокруг и отдельно на романтичную дуру в фарфоровом московском домике. Она обостряла чувства, делала ее быстрой, как луч лазерной пушки. О брате и Майке Джеки почти разучилась вспоминать.

— Может и так. Мы все теперь немного роботы, запрограммированные убивать. Хорошо хоть не друг друга. Ты включена в батальон на вылет к Марсу?

— Не дождешься, лейтенант?

— Ты же любишь быть со мной в команде.

— Меня забирают в группу минерологов по исследованию кристаллов. Прямо здесь, на Европе. Не спрашивай почему, не знаю.

Яр разочаровано двинул челюстью и посмотрел на пустую тарелку.

— Понятно. Добрались до тебя маньяки-геммологи. Не боишься расколошматить им все образцы в приступе боевой ярости?

— Очень смешно. Буду бороться с рефлексами. Если понадобиться — проведу полную дезактивацию.

— Даже не думай, принцесса. Сейчас важнее дрянь уничтожать, а не исследовать. Лучше бы ты оставалась со мной.

— Не знаю, что лучше.

Джеки проглотила слова и вздохнула, не стоит говорить другу о преследующих ее кошмарах. Глубоко посаженные глаза Яра смотрели остро, внимательно. Через пару мгновений он улыбнулся и обхватил её запястье.

— Нет, я не прав, девчонкам не стоит воевать. Лучше встретимся на облаках голубого шарика.

— Отлично! Хотя нет, постой. Скажи сначала, ты не мечтаешь случайно о дальнем путешествии на экзопланете?

— Вот еще, — фыркнул Яр. — Там слишком тесно. И все время куда-то летят. Прямо как на мы сейчас.

— Тогда у нас с тобой есть шанс, ковбой, — расхохоталась Джеки. — Просто позвони, как вернешься на Европу. Надеюсь, я еще буду здесь.

Джеки поднялась, под носком что-то стеклянно хрустнуло. Омерзительный звук. С каким удовольствием она бы давила блестящие камушки. Только вот враг не поддавался армейским ботинкам.

Люди опускают руки от отчаяния, деревья ветви от засухи. А у стриженных кипарисов, что бы ни происходило, лапы в боевой готовности. Торчат солдатики на обочине под искусственным белым светом, а вокруг неуютная тишина. Так бывает в ожидании атаки. В отдалении мелькнули две высокие тени и быстро исчезли в боковом туннеле. Люди явно на магнитных ускорителях. Всех гонят дела. Самыми ненужными и одинокими на Европе остались уличные лавочки.

У Джеки было немного свободного времени. Гостеприимный карман уличного обзора выгибался порядком зашорканными перилами. Она оперлась о перила всем телом, до болезненных ощущений в локтях, и наклонилась. Взгляду открылись обводы верхних и нижних уровней, с зеленью, росписями и ажурными крышами беседок. Все для удовольствия пеших прогулок. И никого. Только транспортные капсулы бесшумно мелькали по спиралям уровней. Чувствовался легкий запах хвои.

Обустроенный форпост обвивал Европу сразу под коркой вечного льда. Модульные шелтеры уходили до шестидесяти метров в глубину. Развлекательные, спальные, технические, армейские. Джеки не приходилось бывать здесь раньше, но жилые кварталы ничем не уступали земным городам: бары, концертные залы, парки, уют улиц и проспектов. Теперь на каждом углу взгляд упирался в заглохшие фонтаны и композиции из всклокоченных кустов, странно похожих на рано разбуженных детей.

Чтобы не выдать врагу местонахождение базы, крейсеры на орбите не задерживались. Прятались в тени массивного Юпитера и спускались в замаскированные под снежными платформами подземные доки. Оттуда до жилых и рабочих зон курсировали энергокапсулы. Джеки оказалась в нужном ей секторе за десяток минут. Когда на пути увидела огромный спортивный стадион, прижалась лбом к обзорному окну. Все еще зеленая чаша под искусственным голубым небом. Оставленная в недавней мирной жизни, пустая и одинокая.

В детстве у ее была игрушка-лабиринт с шариком, который нужно загнать в крошечную центральную ямку. Накренившийся силой войны мир раскидал людей по углам. Как всех вернуть на Землю? Базу Европы плотно населили военные и эвакуированные гражданские. Но под козырьками лавочек развлечений не встретишь за день и десятка людей. Карантин войны, когда вариантов немного: драться, спасать или спасаться в жилых модулях у новостных лент. А в перерывах между дневными тревогами нырять в темные глухие сны или яркие кошмары.

Раньше Джеки не снились кошмары. То есть она думала, что снятся, но ошибалась. Совсем не то, что теперь. Который раз закрывала глаза и попадала под дождь. Прозрачный, невесомый, он холодил кожу на лице, стучал по плечам острыми требовательными иглами. Стоило ускорить шаг, как к ногам присасывалась жирная чернота. Небо оборачивалось злыми осколками льда, болезненно впивающимися в шею, режущими спину. Ощущения тела вытеснял страх, смешанный с ненавистью. Поднятые перед глазами руки сочились кровью в длинных порезах. И кто-то шел убивать… Каемки грязи под ногтями и растрескавшийся пластик на рукояти ножа. Сталь трудится, протыкает живое, податливое и теплое. Брызжет кровь. Джеки окатывает незнакомое удовольствие, и ноги слабеют. Невозможно сбежать от ужаса, от деловито работающего лезвия в руке. В голове сочный, хлюпающий звук. Она падает. Холод змеей ползет по ногам. Он хочет смерти, больше смертей. Джеки каким-то чужим сознанием хочет того же. С трудом сглатывает невыносимое желание. Внезапно понимает, что бриллиантовая белизна под ней вовсе не осколок гигантской кристаллической твари. Это льдина с последнего круга ада, пропитанная ненавистью вмороженных душ.

Джеки с силой оттолкнулась от перил и взмахнула руками, удерживая равновесие. Видения и ощущения преследуют уже наяву. Нечто вползает в нее и пытается приучить к ненависти. Она развернулась и зашагала прочь. Нужно двигать к ближайшему лифту и в лабораторию. Подальше от войны, которая сводит с ума. Заставляет желать не только разрушений, но и крови. Красной. Вполне человеческой. Смерти живых и теплых существ.

Что с ней такое творится?

Глава 24. Морок кристаллов

— Ядрён-радон! Джеки, девочка.

Валерий шел навстречу, приветственно раскинув руки. Тонкий, пронизанный едва заметными ребрами силовой защиты скафандр закрывал его тело до подушечек пальцев.

— Так рада тебя видеть, Валера.

Захотелось прижаться, как в детстве к отцу. Одно правильное объятие, никаких больше кошмаров. Кольцо поселившейся в сознании чужой ненависти будет разорвано.

— Мы тебя заждались и почти не надеялись.

— Да ладно. Нужна я вам, как билетик на Марс зайцам.

— Очень нужна. И билетик бы не помешал. Так что кончай прибедняться. Мне джоновых художеств хватает. Придурок уже матрасик для сна под боком у подопытного раскинул.

— Так много работы?

— Что работа, говорю тебе — художества голимые. Твердит, если вырвется тварь, то он помрет, не утруждая себя беготней. Представляешь, в какой безрадостной обстановке приходится жить.

— Зря ты надеешься на мой позитив, — вздохнула Джеки. — Добуду матрасик и устроюсь рядом с Джоном.

— А я предупреждал! Вот до чего доводят красивых девчат гамадрилы в касках и с пушками на плечах. Их же с первого боя хроническая контузия нахлобучивает. Говорил ведь, не в драку тебе надо, а в науку. Важно понять, как думает враг, тогда разберетесь, как стреляет.

— Все, сдаюсь. Меня отозвали из батальона, буду делать, как скажешь. Пробирки мыть, матрас Джону трясти.

— На последнее даже не надейся. Это такой маньяк-чистюля. До его матраса нам с тобой еще расти и расти. Профессионально, — Валерий со значением поднял вверх палец. — Что ж, запакуем тебя в лабораторный скафандр и пойдем, девочка. Все покажу и расскажу. Свежий взгляд нам не помешает.

Валерий отвернулся от узкого датчика скана и заморгал со страдальческим выражением. Артист. Джеки хмыкнула и шагнула в распахнувшийся створ. Его молочно-белое свечение выдавало стократно усиленную защиту — прямо как у крейсера в боевом столкновении. Да и внутри не похоже на мирную научную лабораторию. Под возвышением открывалась круговая панорама на площадку размером с футбольное поле. Ее расчерчивали секторы с оборудованием, вокруг которого работали люди: перемещались ручейками от точки к точке, стояли группами, жестикулировали. Жизнь внизу кипела, и тишина в невесомом шлеме ощущалась чем-то неестественным. Джеки обернулась, подняла ладонь на уровень уха и потрясла головой. Валерий со значением поднял брови.

— Поддерживаем по мере сил кокон неведения. Звук передается при непосредственном контакте или по сети при необходимости. Кого нужно, того услышишь. Потопали?

— Давай.

За несколько шагов движущая дорожка привела их к нижней площадке.

— Смотри, девочка моя, у нас здесь находится более пятидесяти захваченных кристаллических жизнеформ. От средних до крупных, мелких уже не держим. Работаем с их способом мышления, питания, размножения. Пытаемся вступить в контакт.

С каждым словом голос Валерия терял добродушную теплоту, пропитывался сухим морозцем официальности. Большинство секторов лаборатории были организованы вокруг туманных кубов. Их окружали дуги силовых генераторов, по которым перемещались, сверкая сталью, массивные манипуляторы: чешуйчатые головки, иглы, сцепленные в кулаки пальцы хватателей. Безликие коробы промышленных синтезаторов высились, как ферзи на разлинованном поле. Все люди за экранами затянуты в одинаковые усиленные скафандры. Джеки непроизвольно нахмурилась. Опять перед ней местность, охваченная боем, тактика изменилась, но смысл действий тот же. Окатила тревога: в руках остро не хватало джойстиков, а перед глазами плавающего прицела. Не сможет выстрелить в нужный момент. При этом хорошо знакомые стволы лазерно-плазменных винтовок под перекрытиями лаборатории только нервировали. Они хоть и целились в замотанные серостью кубы, но не подчинялись ее собственным мыслеприказам. В коконах дремал враг, и глупо надеяться, что сон у него крепкий. У кристаллов все просто — пока существуют, убивают.

— Их слишком много здесь, — проговорила Джеки. — Это же как бомба внутри форпоста. Рванет в любой момент.

— Ладно, Джеки, все это знают. Мы тут работаем буквально под дулами пушек. И смежные уровни заминированы.

— Не страшно?

— Ха! Джон открыл фонд для чудом выживших после войны и собирает пожертвования. Одновременно делает ставки на то сколько и как надолго. Оказалось, немало мечтающих разбогатеть. Значит, помирать не планируют.

— Один знакомый офицер заинтересовался бы. Собирается после дембеля прикупить снаряжение для клаудджампинга.

— Едрён-радон, не тот ли сержант-неандерталец, что сманил тебя на стрельбища?

— Уже лейтенант.

— Неужели? А я-то думал, что ему ошибочно выдали пушку вместо палки. Значит, и кредиты у него водятся? Скажу Джону, чтобы связался с парнем.

Джеки улыбнулась. Слышать и видеть Валеру, все равно что вернуться на Землю, где жизнь преимущественно состоит из глупостей, которые видятся трудностями, требующими невероятных волевых усилий.

— Подозреваю, ты направил мне вызов, чтобы просто спасти из бойни. В ваших исследованиях пользы от меня ноль.

Валерий тяжело вздохнул и изобразил жалостливый взгляд. На его сухой лошадиной физиономии с острым, резко очерченным подбородком эти округлившиеся глаза и брови домиком выглядели слащавой театральностью.

— Прости и не преувеличивай мою доброту, девочка, все сложнее. Я скорее злой полицейский, натянувший для маскировки шапку Деда Мороза. Виппер одобрил одну идею, а ты идеально подходишь для эксперимента. Не слишком полезного для здоровья.

— Виппер здесь? Ну правильно, какому еще светиле возглавлять исследования по кристаллам. И какая польза Випперу от бабы-десантника?

— Хм, отправил бы спросить лично, чтобы познакомилась, но не выйдет. Идол минералогии отъехал. И отдал тебя в мое полное распоряжение. Поэтому расскажу, какая польза, все покажу и организую матрасик.

Валерий собственнически ухватил Джеки за локоть. Они шагали вдоль края движущейся дорожки, чтобы не мешать ни суетливым роботам, ни людям. Из-за глухой тишины Джеки чувствовала себя зрителем поставленной на перемотку реконструкции. С голосом Валерия в роли диктора.

— Мы понимаем угрозу, поэтому подстраховываемся изо всех сил. Большинство кристаллов держим цистированными, такими, как их запекли во время боя.

— Этого мало, Валер. Твари слишком часто пробивают кокон. Первый раз видела этот фокус на погибшем эсминце в день, когда нас эвакуировали. Помнишь? Там погибла почти вся группа.

— Естественно мало. Поэтому есть еще наведенные силовые поля и кольца неведения. О них ты наверняка знаешь, — чтобы информационно изолировать кристалл, создаем кольцевой сферический шум, одновременно гравитационный и электромагнитный.

— Хорошо, но все равно не очень-то успокаивает.

— Какие оказывается десантники нервные и пугливые. Подумай, каждый кристаллоид здесь — слепой, глухой и крепко спелёнатый. Я называю их младенчиками, а лабораторию родильным отделением. Джон, правда, сразу завел файлик для сбора статистики гибели акушеров во время родов. Потирает руки, твердит, что такие данные за всю историю человечества еще никто не собирал. Юморист хренов.

— И часто вы снимаете с кристаллов пелёнки?

— Конечно, едрён-радон! Иначе какие могут быть эксперименты. И полностью освобождаем, и под силовухой, и делаем дырочки разных размеров в коконе. Даем им свет, поглощаем их энергию, сканируем изменения кристаллической решетки. Даже колыбельные, лирические или с использованием нецензурной лексики, на ночь поем. Но это в основном мы с Джоном извращаемся. Хотя и у Виппера тоже богатая фантазия.

— И как? Есть эффект от фантазий?

— Пока не особо. Мы пролезли им в мозг и пищеварительную систему, но главное так и не выяснили.

— Что? Расскажешь?

— А вот, сейчас увидишь. Эрик, покажи-ка нам своего карапуза поближе.

Валерий притормозил за спиной молодого парня, сосредоточенно сопоставляющего химические формулы на экране проекционного стола. Тот коротко кивнул, листнул страницу и на столе высветилась кристаллическая решетка.

— Видишь, девочка моя, какой кровавый красавчик у Эрика в люльке?

— Ионы хрома и железа. Это рубин?

Ближайший к ним кокон по форме напоминал обглоданный сэндвич, с десяток датчиков льнули к покатым бокам и ритмично вздрагивали.

— Да, он самый. А теперь посмотри. Здесь, здесь и здесь, — Валера быстро тыкал в разные точки проекции, а Эрик бодро кивал на каждый тычок. — При увеличении решетки мы можем наблюдать небольшие погрешности структуры: выпадение элемента, ямка, прогиб, смещение вершин тетраэдров, увеличенное расстояние между углеродами. Возникает напряжение. Погрешности и напряжение — нейронные ниточки этих демонов. А вот здесь видишь плотность? Кристаллическое вздутие. Это их мозг. Вот только появится он может в любом месте решетки.

— Мишень, — оживилась Джеки. — Мы всегдастреляем в место изменений. Легче разрушить, но не убить.

— Не убьете, — солидным басом встрял худосочный Эрик. — Кристаллическая форма жизни в отличии от метаболической не умирает, если не разрушена вся структура. Метаболизм кристаллов — это обмен энергией. Причем он одновременно и информационный, и семиотический. К тому же идет по всей решетке.

Валерий покровительственно похлопал парня по плечу и подхватил Джеки под локоть.

— Трудись, молодое дарование, не отвлекайся, на тебя вся надежда. А мы с моей девочкой прогуляемся дальше.

Какое-то время он тянул ее за собой в полном молчании, а потом заговорил неожиданно раздраженным тоном:

— Самое жуткое, что они способны потреблять почти любую энергию и меняться. Из крохотного кристаллика в считанные минуты может вырасти концертный рояль, в качестве сырья подойдет, что угодно. Цинк превращают в алюминий, ядерный избыток сбрасывают в виде гамма излучения. Могут сами расхерачить атомы железа и сделать тот же алюминий. Или внутри одного вида решетки вырастить другую. Кроссфактурные кристаллоиды — самые опасные. Проклятые твари!

Джеки тряхнула головой, пытаясь избавиться от опять накатившего чувства беспомощности. Быстро и мощно стрелять — вот что следовало делать. А не гулять здесь под руку.

— Валер, какой с меня все-таки толк? И я ведь и в мирное время была практиком, не исследователем.

Он молча покосился на Джеки и резко свернул вправо, под полупрозрачный энергетический навес.

— А вот здесь главный пациент нашего роддома. Назвать его малышом даже у меня язык не поворачивается.

Махина громоздилась метров на пять в высоту и на добрый десяток в ширину. Под прицелом навешанных лазерных пушек она смотрелась хищно даже с размытыми силовой пленкой контурами. Таких крупных врагов на поле боя не оставляли. Сначала запекали, потом бурили в нескольких местах, загоняли мины, и адьё в пределы.

Джон спрыгнул с генераторной установки и направился к ним. Шаг упругий, вид меланхоличный. Широко поставленные глаза щурятся будто бы с сомнением. Словно и не ждал их появления.

— Отключил шлем и жуешь на рабочем месте. Инструкции по технике безопасности перечитай, сучий потрох, — театрально рявкнул Валерий.

— Перекушу и перечитаю, — отмахнулся тот. — Сделал и тебе, начальничек, кусок пиццы. Но отдам Джеки, — ее хотя бы видеть приятно. Привет, мамзель Треллин.

— Привет, Джон.

Уголки губ сами собой растянулись в радостно-идиотской улыбке. Джон заговорщически подмигнул и откуда-то из-за спины выдернул отплывающий сыром кусок с разморенными, сочными кружками помидоров.

— Снимай заслон с ротовой полости и перекусишь. Не поверишь, Джеки, но я жду тебя не дождусь. Последняя надежда, что натренируешь меня за денек другой, и свалю тогда в десантники. Лучше бегать увешанным боеприпасами с ног до головы, чем сутками напролет слушать скрежет мозгов всех этих горе-ученых. И ладно бы просто скрежет, а то такой сухой и надрывный, — просто тоска смертная.

— Не начинай, Джон. Прибыло натренированное и физически модернизированное молодое подкрепление. Не теоретик тебе, а практик. Оснащенный, кстати, ясной головой. Пару часов на подготовку и запускаем эксперимент. С нашей девочкой должно выйти.

— Кто-нибудь разъяснит в конце концов, что со мной должно выйти?

Джеки возмущенно дернулась, оливка с зажатого в руке аппетитного куска упруго скакнула на пол. Метнулись щупальца робота-уборщика, и зеленый прыгун исчез прямо в воздухе. Когда взгляд вернулся к Валере, тот смотрел уже без всякой веселости, сосредоточенно и серьезно. Джон вообще смущенно отвел глаза и крутил в руке голографическую модель кристаллической решетки. Прочная вязка атомов. Алмаз.

— Сейчас все узнаешь, девочка моя. Ты здесь, и эксперимент начнем в ближайшее время.

Кажется, она попала.

***

В кромешной тьме все явственнее слышны размеренные удары. Громче и отчетливее всхлипывания: "не надо, пожалуйста, не надо", "я не буду, клянусь". Сильный, хлесткий звук, и сразу длинный вопль, отчаянный, на одной ноте. Невозможность видеть обостряла чувства. Ужас заползал под корни волос, разрастался, вился веретеном внизу живота. Задыхаясь, Джеки очнулась, вскинула руку и дернула рычажок. Свет мягко обтек капсулу. Ничего. Покой и тишина. Наведенный сон опять обернулся кошмаром. Что такое рождается в ее голове и почему? Избиение девушки? Такое не могло случится ни с кем на Земле. Не случалось долгие сотни лет. Наверное.

Пугающие сцены, которые преследовали Джеки, не имели отношения к ее собственной жизни. Разве что явились из просмотренных фильмов? Но раньше сознание не цеплялось за них, персонажи будоражили нервы и забывались. Видимо, все дело в войне, смерти и безнадежности, которые выворачивали изнанки запрятанных страхов. Тяжело без Майкла и Лешки. Но она не одна. Есть ребята из батальона. Яр. Валера и Джон. И все почему-то надеются на нее. А ей всего лишь хочется вернуться в фарфоровый домик.

Интерком подсказал, что до эксперимента еще семнадцать минут. От нее требуется быть отдохнувшей. Хотя все выглядит как глупые мистические игры. В лаборатории знали о свойствах кристаллов практически все. Их скорость обмена информацией невозможна для человека и запредельна даже для искусственного интеллекта ЦКЗ. Они потребляют и исторгают свет, от завораживающего красотой сияния, до незримого, яростного рентгеновского излучения. Характер света зависит от структуры. Коротковолновые, частотные, с бешеной энергией фотонов были самыми умными, быстрыми и опасными. Способными строить себе подобных прямо в космосе. И чтобы эти твари в лаборатории не вырвались из коконов, приходилось непрерывно сосать из них энергию. Не кормить и при этом тянуть силу, которую кристаллы извлекают из собственных атомов.

Разумность существ не вызывала сомнений, правда зависела от размеров и строения. Чем больше, сложнее и кроссфактурнее кристаллическое соединения, тем разнообразнее спектр его излучений, изощреннее и быстрее разум. В лаборатории сколько ни бились над ними, не понимали главного — мотива войны. Почему высокоразвитое, не нуждающийся в ресурсах солнечной системы существо так агрессивно. Зачем кристаллоидам война на полное уничтожение человечества?

— Понимаешь, Джеки, мы пытались вступить в контакт. На все лады, как у нас принято, кодировали сообщения о мире и дружбе. Рассказывали о цивилизации. В лаборатории работают контактеры-семиотики. Мы не только болтали, но и давали самое "вкусное" для кристалла излучение. Одним — инфракрасное, другим — ультрафиолетовое, третьим — рентгеновское. Позволяли расти. Но при малейшем послаблении они нападали. Такие вот художества, девочка.

Валерий разводил руками и печально качал головой. Милый коварный дядька. Решил сделать из своей девочки подопытного кролика.

— Может, все-таки они — сложно запрограммированное оружие?

— Слишком расчетливы для оружия. Умеют выжидать, накапливать силы, оценивать ситуацию. И не жертвуют собой, не рискуют без надежды на победу. Мы работали с маленькими образцами и могли их обмануть. Создавали иллюзию возможности вырваться из плена и победить. И они пытались. При этом всегда стремились уничтожать людей. Злые зверюги.

— А когда с ними вступали в контакт, они вообще не реагировали на информацию о человечестве?

— Почему же? Реагировали. Кристаллы обрабатывали эту информацию. Помнишь, я показывал тебе нейросистему рубина у Эрика? Так вот, в моменты контакта внутри нее с квантовой скоростью проходит энергетический обмен. Мы едва в состоянии регистрировать быстроту их мышления. Но заметили, что какая-то информация о людях требует от них осмысления, а какая-то — нет.

— Интересно, какая не требует?

— Трудно сказать, девочка моя. Впечатление, что что-то о нас они уже знают.

— Знают, но убивают.

— Боюсь, что так, Джеки.

В идеи эксперимента узнавался извечный позитив Валерия. Поделиться с кристаллоидами не историей людей, а светлыми человеческими воспоминаниями. Очень личными. Скептически настроенному Джону такой бред в голову бы не пришел. Джеки задумка чем-то нравилась, она тоже любила всякую романтическую и мистическую дребедень. С собой в главной роли. Но не в этом случае. Хотя здесь ее никто не спрашивал о желаниях. Виппер идею поддержал, и десантника отправили к геммологам. Главный вопрос эксперимента был достоин маститого психиатра: можно ли вызвать у тварей сопереживание по отношению к конкретному человеку и снизить агрессию? Может ли конченный маньяк-психопат, с алмазом вместо мозга и сердца, привязаться к Джеки в роли трепетной лани. Ответ очевиден без всяких экспериментов — нет. Валерий просто не видел, как мгновенно, без всякого промедления атакует эта дрянь, как стремится нанести максимум повреждений и любит резать, кромсать живое на мелкие куски.

— Для эксперимента выбрали самый крупный образец. С высокоразвитой системой мышления. Идеальный кристаллоид.

— И меня в компанию. Я тоже идеальная?

— Наша идеальная девочка, — во всю ширь улыбнулся Валерий. — Сама подумай, минералог и активированный десантник. С уникальными данными: высоко развитая интуиция и зашкаливающий эмпатический фактор. Если ты не "услышишь" его, то никто "не услышит". К тому же ты — девчонка, что значит более высокий эмоциональный фон. Есть надежда, что кристалл тебе посочувствует. Захочет поближе познакомиться.

— Захочет. Они всегда хотят. До костей прожечь. Я уже знакомилась близко и никакого сочувствия не ощутила.

— Значит, научилась быстро убегать. Не пропадешь, — флегматично вставил "добрый" Джон. — Но хочу предложить сделать кое-какие инвестиции до начала эксперимента.

— Едрён-радон! Не слушай художества этого придурка. Ты под полной защитой.

— Неправильно все это, Валер. У меня слишком много ненависти к ним, чтобы установить эмоциональный контакт. Выбрали бы кого-нибудь из гражданских.

Все-таки какой бы красивой ни казалась идея Виппера, Джеки совсем не хотелось общаться с врагом. Ее чувства и части тела сливались рядом с кристаллами в одну всепоглощающую страсть — убивать.

— Еще предложи выбрать "душевного" контактера из защитников природных ресурсов, — хмыкнул Джон. — Разбежались они, как же.

— Я ничего хорошего рядом с проклятым булыжником не вспомню?

— Ты это брось, рядовой Треллин, — добродушно рыкнул Валерий. — Если мы установим с ними контакт, поймем, почему нападают, то появится шанс завершить этот ад.

— Спасибо за прозрение, гений очевидности, — вздохнула Джеки.

— Пожалуйста, и валяй отдыхать. С тебя требуются хорошие воспоминания, без всяких там, — он покрутил у виска пятерней, — художеств.

В колене выпрямленной ноги хрустнуло так неожиданно, что Джеки вздрогнула. Бледные лица Джона и Валеры плавали по бокам полупрозрачного экрана, и стайки строк то набегали, выпрямляя их губы и нахмуренные брови, то отступали. В добром десятке метров громоздился замотанный в туманную паранджу враг. Сквозь кокон неведения проходили только раструбы излучателей. Они передадут образы и чувства Джеки чужому разума. Датчики у висков покалывали нереальностью происходящего. Подарить светлые части самой себя расчетливой машине убийства. Стать еще более уязвимой. Джеки усилием воли расслабила лежащие на пульте ладони. Все, что она вспомнит, может стать топливом для возвращения на родной шарик. Всем бы им вернуться. Лететь домой всегда наслаждение.

Легкий транс уносил ее от настоящего в прошлое.

По утрам мама работала даже когда они с отцом возвращались из своих долгих поездок. Чашка кофе с молоком у проекционного экрана, приоткрытая дверь мобильной лаборатории, и звук что-то напевающего родного голоса. Но Джеки некогда вслушиваться, она раскрашивает рисунок. Тщательно водит карандашом по бумаге, а языком по верхней губе. В эти солнечные зимние дни папа таскал ее кататься с горки. От глупой затеи хотелось топать ногами: рисунок еще не готов, в вазочке остались фруктовые тянучки, а натягивание штанов, куртки и ботинок может испортить настроение на весь день. Папа вечно "болеет" этим дурацким свежим воздухом, а маме некогда его лечить.

Хотя на горке здорово. Снег взлетает из-под лыж и щекочет лицо. Хвойные лапы над белым полотном выглядят красиво и очень подходят для сказочного рисунка. Хочется остановиться и сорвать большую зеленую иголку, хотя все знают, что на вкус очень горькая. Папа называет ее "Клюшонок", подхватывает и горячо целует в нос. Все вокруг такое веселое, искрящееся. Чужой лохматый пес вертится под ногами, темная густая шерсть схватилась на боках сосульками. Здорово. Но еще лучше вернуться домой, развалиться от приятной усталости на пушистом ковре холла — пусть папа сам раздевает. Из кухни пахнет булочками, а мама смеется и говорит, что сейчас они будут смотреть сказку про великана и лилипутов.

Сказочные фильмы, которые они смотрели вместе, Джеки запомнила все до единого. Потом, много позже, когда мама с отцом не вернулись, она устраивала для бабушки настоящие спектакли. В коттедже в Поволжье, когда за окном рядил меланхоличный дождь, бабушка звала подруг играть в тримино, а мобильная театральная труппа из Джеки, двоюродных сестер, брата и пары друзей по соседству открывала вечерние посиделки. Каждый играл по две роли, и они путались в ворохе наскоро синтезированных костюмов. Заскочив в гримёрку, нужно было успеть смыть румяные щечки принцессы и нажирнить черные брови злобного властелина. Подруги бабушки хлопали и смеялись. Здорово ощущать себя главным режиссером всего этого действия. Выходить на бис перед жарким камином. А потом, лет до пятнадцати, Джеки мечтала стать актрисой. Но стала минералогом.

Теплые образы проносились в памяти, некоторые она ловила, удерживала в голове, разворачивала и вытаскивала наружу, как конфетку из фантика. Наслаждалась отзвуками чувств, теплотой красок. Как-то она впервые сама делала блинчики со свежей клубникой, чтобы записать в память синтезатора. Но не успела. Братик смахнул в рюкзак горячую промасленную стопку и на трехколесном велосипеде рванул вдоль Волги. Хорошо по прогулочной дороге. Решил за денек добраться до Италии. Найти и догнать его оказалось не просто: силовые ободки колес мелькали быстрее его грязных голых пяток.

Трудно вспомнить момент, когда мечты о звездной карьере актрисы перестали погружать в мечтательное созерцание. Джеки организовала в школе игру в лабиринт минералов — найти переливающуюся всеми цветами красоту и, считывая прожилки живописных переходов, выбраться наружу. А потом…

Покатая зеленая вершина далекой горы хмурилась в подымающемся паре. Джеки потянула Майкла за руку, увлекая вниз по подвернутому каменному листу. Он выглядел так, будто сама вода с пастельными вкраплениями минералов поднималась горячим шелковистым краем. Нежный жар гейзера окутал мгновенно. Майкл притянул к себе, и голова удобно легла на его плечо. Выше, к ваннам на разных уровнях, поднимались лестницы. Изгибались, как плющ, играли хрустальным светом. В них проступал пурпур и бирюза, просвечивал малахит. Беседки у ванн напоминали миниатюрные кварцевые замки: наклонные и пересекающиеся поверхности, причудливая асимметрия углов и граней.

— Ты знаешь, что люди связывают степень прозрачности материала с его твердостью. То, что способно блестеть, отражать, играть светом — не легко разбить парой ударов. От прозрачности появляется чувство комфорта.

— Не каждому будет комфортно, если стена его дома — совершенное стекло.

— Ты просто беспокоишься, что кто-то увидит, как расхаживаешь без трусов. А вот представь, что укладываешься спать под сильно наклонной, будто заваливающейся, плитой из гипса. Будешь вертеться полночи и бороться с тихой истерикой — вдруг упадет? А если эту же стену я сделаю из слюды, уснешь сном младенца.

— Если сделаешь ты, буду спать, даже укрываясь доской.

— Тогда тем более наслаждайся. Материалы для этой долины гейзеров сделало наше бюро.

— Это не силовая архитектура?

— Вовсе нет. Синтетические минералы. И смотри, как можно делать, — Джеки щелкнула по ажурному краю ванны и сиреневый цвет загустел, потек вширь фиолетовым пятном. — Устроим цветомузыку на двоих?

И они устроили. Хлопки, щелчки, поглаживание — все превращалось в хоровод искр и цветовых всполохов. Кольцо разноцветной роскоши вокруг их медлительного поцелуя в центре ванны. До головокружения глубокого и горячего, как уходящий под скальную породу гейзер.

— Джеки! Хватит! Достаточно!

Она открыла глаза. Джон тряс ее за плечо с испуганным видом.

— Со мной все нормально.

Голос подчинялся с трудом.

— Я тебя едва дозвался, Джеки. Что ты там такое вспоминала? Каменюга никогда так мозги не напрягала. Чуть ли не разряды внутри ходили.

— Ничего особенного, картинки из детства. Когда вторая фаза, Джон?

— Сейчас, — прогрохотал в ухо невидимый Валера. — Если ты в порядке, переходим через пару минут.

Окутанные сонной дымкой воспоминания все еще бродили в крови, и тело казалось неподъемным. Идти вялой к врагу — глупая затея. К тому же руки и плечи привычно не тянет оружие.

— Джеки, не дергайся, все под контролем. — горячо, торопливо шептал Джон. — Кристаллоид будет воспринимать только тебя. Кокон отрежет вас от всего остального, но ты им управляешь и, если будет нужно, снимешь. Помни — между вами силовой щит. В случае внезапного удара первые десять секунд он выдержит.

Со стороны кристалла раздвинули кокон неведения, и Джеки вошла в созданный коридор. Шаг за шагом делала на голом усилии воли, замерла на расстоянии трех метров. Махина будто вглядывалась в гостью множеством граней. Ослепительная льдистость царственного алмаза. Высокомерие кристаллической мощи перед беззащитностью углеродной амебы. Кто еще мы для них?

В поблескивающих срезах нет ничего живого. Когда-то работа с прозрачными материалами дарила Джеки комфорт. Теперь все изменилось. Вернется ли это чувство, если они выберутся из войны? Трудно думать о мире и дружбе, об установлении контакта, когда даже вид кристаллоидов вызывает тошноту.

Сейчас много и не требовалось. Подойти ближе, может быть что-то сказать. Ребята отсканируют энергетические изменения от ее присутствия, и после перерыва устроят пленнику новую трансляцию эмоций Джеки и лучших воспоминаний. И второй ее вход. Так они с врагом будут знакомиться лично. Шаг за шагом команда геммологов надеялась "приручить" врага к конкретному, эмоционально восприимчивому человеку. Как принц из древней сказки приручил когда-то лиса. Но в ней зверь героя боялся, а не стремился убить. Если на финальном этапе кристаллоид не станет нападать, даже будучи уверенным в безнаказанности, — они начнут переговоры.

Джеки сделала еще пару шагов, протянула открытую руку и сказала то, что считала правильным:

— Войну нужно остановить. Мы можем жить вместе, по одну сторону в этом мире. Помогать и защищать друг друга. Как братья.

На мгновение показалось, что кристалл слышит и даже думает над словами. Еще один шаг навстречу, и еще. Глаза резанул яркий до слепоты свет.

Пушистый нежный снег, тот самый, из детства, взлетает под вздернутыми носами лыж. Солнечно. Но рычание за спиной сжимает внутри пружину и заставляет спешить. Низкое, с подвывом, оно все ближе и будто обдает жаром со спины. Солнце выключают в один щелчок, туша прыгает сзади, опрокидывает в режущую ледяную пыль и вцепляется между плечом и шеей. Рычит, рвет, сжирает беззащитное тело. Джеки кричит, вырывается и не может понять, с ней ли это происходит.

Яркая вспышка разрывает тьму. Пламя выплескивается в ночное небо. Совсем рядом гремят взрывы. Стонет лес, ухает тугой болью. Джеки вырывается из хватки невидимого демона, бежит прочь, туда откуда тянет гарью, где видны всполохи огня. Там можно отыскать людей, спастись. Ноги вязнут, нет дороги, и впереди, где огонь, опасность, наверное, не меньшее, чем сзади. Но все же лучше свет, чем тьма. Она спотыкается, падает лицом в шершавый влажный бугор.

Что это? Грубая ткань, большой кусок чего-то… что было телом. Взорванная грудина, кости, вцепившиеся в край окровавленной тряпки. Форма? Солдат какой-то древней войны? Огромная рана на месте лица, челюсть выглядывает, скалится радостно и бесстыдно. Джеки трясет. Она закрывает глаза. Но… кровавая улыбка будоражит страхом и возбуждением. Ее хочется рассматривать. Ей? Или кому-то другому?

Незнакомая девушка улыбается напротив зеркала. Рыжая непослушная шевелюра, бледные с синевой губы. И мертвые глаза. Прозрачно-голубые, неподвижные, пустые. Зомби из сказки. Но улыбка все ярче, шире. Как у того солдата… Лезвие впивается в горло. Брызжет красным. Рот дрожит натянутой струной, даже когда с дергающегося угла течет кровь. Секунда, и голова падает на зеркало. Нет ни улыбки, ни голубых глаз, только смятая рыжина и кровяные разводы. Нож выскальзывает из девичей руки, глухо стучит по полу, и Джеки снова кричит. Страх или восторг рвется из горла?

Вокруг одна смерть. Что-то опять взрывается. Глухие рыдания. Кто-то поджигает себя и прыгает с высоты. Кто-то ненавидит весь мир. Их становится все больше, все плотнее кольцо. Джеки нужно ползти. Прочь. Включить проклятый кокон. Вот только где он? В реальности? В воображении?

— Девочка, девочка, приди в себя. Да что же с тобой!

Туман жутких видений рассеивается. Над ней Валера с Джоном. Рядом клубится кокон неведения, закрывает собой алмазные грани. Она, слава богам, цела и снаружи.

— Я в порядке. Кристалл напал? — просипела Джеки.

— Не похоже. Или как-то необычно, — ответил Джон. — Ты выползла едва живая. А мы зарегистрировали только лептоновый всплеск. Ничтожное количество частиц энергии сквозь решетку силовухи. Они не могли тебе навредить.

— Но я…, - Джеки пыталась собраться с мыслями.

— Что эта тварь сделала? Что-то пыталась сказать?

Джеки закрыла глаза, тело неконтролируемо потряхивало. То, что она увидела во время эксперимента, ей самой не придумать. Фантазии бы не хватило. И все это о людях. Жуткие образы, отголоски темных времен.

— Я видела разное, словно загрузили напрямую в голову и сделали участником событий. Мне кажется, кристалл прекрасно понимает, что нам нужно, но ему плевать на контакт. Они знают о нас слишком много плохого. Может, больше, чем мы сами. И ненавидят.

— Ты хочешь сказать…

— Торопятся уничтожить человечество. Такое, какое оно есть, с эмоциями, историей. Нашими грехами. Но это бред какой-то, просто бред.

Конец 2 части

Оглавление

Глава 1. Паника

Глава 2. Прыжки в темноту

Глава 3. Город зверей

Глава 4. Исход

Глава 5. Хронокопия

Глава 6. Подводная база

Глава 7. Звездный великан

Глава 8. Под куполом

Глава 9. Военный корабль

Глава 10. Следственный эксперимент

Глава 11. Диверсант

Глава 12. Пропущенный удар

Глава 13. Орфорт

Глава 14. Дыхание холода

Глава 15. Пояс Холода

Глава 16. В преисподней

Глава 17. Просветы и тупики

Глава 18. Интриги, интриги…

Глава 19. Гибель Мехико

Глава 20. Дорога желаний

Глава 21. Оставшийся в живых

Глава 22. Ответы из прошлого

Глава 23. Осколки войны

Глава 24. Морок кристаллов