Война [Андрей Сергеевич Минин] (fb2) читать онлайн

Княжич. Том II. Война

Глоссарий

Выноска из учебника истории Российской Империи с древних времён и до наших дней.

Никто уже точно не скажет, когда на тогдашней Руси объявились кудесники способные творить настоящие чудеса. Может это был двенадцатый век, может тринадцатый. Мы не знаем... Известно лишь, что первые задокументированные случаи использования силы средоточия произошли на нашей родине в пятнадцатом веке. На сто лет позже, чем в Китае, Персии, Гималаях и Африке. С тех самых пор — князья, бояре и именитые купцы стали искать по земле-матушке таких людей и вводить в свой род, семью, на века вперёд узурпировав право владеть чудесами. С тех пор прошло много лет...

Кудесники в Российской Империи или маги, волшебники, чудотворцы, как называют их в других странах, имеют одинаковую градацию по силам:

0 ступень. Выносливость, сила, реакция, чувства — усилены в два раза, по сравнению с обычными людьми.

I ступень — начало. Доступны формы первой ступени. Точечные воздействия.

II ступень — путь. Доступны формы второй ступени. Точечные воздействия.

III ступень — постижение. Доступны формы третьей ступени. Массированные, объемные воздействия. На этой ступени у кудесника поверх первого слоя духовной оболочки нарастает второй слой. Он зовется ВОЛЯ. С помощью воли можно воздействовать на окружающее пространство одним желанием, без использования силы в средоточии. Сила воли зависит от генетических факторов. Чем старше твой род, чем больше в твоем роду было могущественных кудесников, тем сильнее и твоя воля. В большинстве случаев, воля позволяет использовать формы первой ступени без самих форм, что расширяет арсенал кудесника. В редких случаях, в сильных родах, воля человека достаточно крепка, чтобы использовать формы второй ступени.

IV ступень — дух. Доступны формы четвёртой ступени. Массированные, объемные воздействия.

V ступень — просветление. Доступны формы пятой ступени. Предела нет.

Российская Империя. Общая перепись кудесников:

— V ступень. 73 кудесника. Все старше пятидесяти лет.

— IV ступень. 303 кудесника. Из них нет никого моложе сорока лет.

— III ступень. 4711 кудесников. Возрастом от двадцати пяти лет и старше.

— I и II ступень. 473800 кудесников.

Начиная свой путь, я постигаю дух, чтобы достичь просветления. Мантра, служащая поколениям кудесников для плавного входа в состояние медитации и имеющая глубокий смысл, который каждый пользователь мистических сил понимает по-своему.

Средоточие — то, что отличает обычного человека от кудесника. Центр духа. От размера средоточия зависит количество вырабатываемой им энергии. Для развития нужны многочасовые, каждодневные медитации, чреватые серьёзными проблемами для здоровья (нулевая, первая и вторая ступень). Развитие на третьей и четвертой ступени идет по-другому. Кудесник не пытается увеличить средоточие, а усложняет его. Есть вероятность приобрести черты или способности, не присущие другим. Уникальные таланты (мутации средоточия).

Известные Семёну формы (заклинания):

Дары природы; Кинетический щит; Сон; Очистка раны; Обеззараживание; Исцеление; Регенерация тканей; Маскировка; Притяжение; Поступь голема; Усиление иммунитета; Заметание следов; Тень Ра; Туманный щит; Белый огонь; Скорость; Бодрость; Воздушная пуля.

Боярская дума — высший законодательный орган в Российской Империи. В состав думы входят главы княжеских и боярских родов.

Пусть нас рассудит кровь — ритуальная фраза для вызова на дуэль между дворянами.

Знаки. Гербы. Все слуги и полноправные члены боярских и княжеских родов Российской Империи носят на одежде вышитое изображение герба семьи. Слуги — на рукаве одежды, а полноправные члены семьи напротив сердца.

Монахи на службе православной церкви. Градация. Послушник — рясофорный послушник — инок — монах — схимонах. Монахами становятся обычные люди и кудесники, что отринули все мирское и поставили себе цель — служить людям на земле. Монахи-кудесники на службе у церкви получают от нее тайные знания, которыми обладает только церковь и благословенный Император.

Желающий посвятить себя делу Церкви в монашестве проходит несколько степеней посвящения, каждой из которой соответствует особое одеяние, причем с каждой новой степенью число этих одеяний увеличивается: к уже имеющимся добавляются новые. Черный цвет монашеского одеяния символизирует покаяние, отречение от мира.

Послушник (ца) — человек, живущий в монастыре, подчинившийся его уставам, принявший решение стать монахом, но еще не прошедший постриг. При посвящении в послушники читается особая молитва. Послушники ходят в подряснике с поясом, послушницы — в подряснике и платке, повязанном на лоб.

Рясофорный послушник — следующая степень приближения к монашескому постригу. Находящийся на ней носит рясу, женщины — апостольник, мужчины — скуфью. При посвящении в рясофор читается особая молитва.

Инок — человек, прошедший первый — малый — постриг. К облачению добавляется клобук с наметкой. В знак отречения от мира и оставления прежней жизни при иноческом постриге иногда дают новое имя.

Монах — полная степень монашеского пострижения. При постриге в монашество приносятся обеты целомудрия, послушания и нестяжания. Как правило, в знак рождения в новую жизнь, при монашеском постриге дается новое имя. К облачению добавляются параман с параманным крестом и мантия.

Схимонах — постриг в великую схиму это максимальная степень отречения от мира. Постригаемому вновь меняют имя. На великосхимника возлагается параман с многокрестием и аналав, украшенный изображениями Креста Господня и орудий страданий Спасителя. Клобук заменяется на куколь. Также схимники носят особую скуфью с вышитыми на ней херувимами.

Партия охранителей. Радикальная партия, чьи члены выступают за ограничения в правах бояр, князей и всех кудесников. Ратуют за смену власти в стране и роспуск боярской думы. Спонсируются из-за рубежа. До недавнего времени, ускользала от взора властей, так как вела себе тихо и устраивала мирные митинги.

Бархатная книга — полный список боярских и княжеских родов Российской Империи, имеющих право занимать место в боярской думе. Так же бархатная книга именуется как родословная, по причине того, что в нее вносят всех кровных родственников фамилий достойных упоминания в этой книге.

Тайные знания. Библиотека. Знания о формах (заклинаниях), ритуалах, и иных секретах кудесников, в Российской Империи имеет патент распространять только Императорская семья, так что все лавки находятся при канцеляриях, где желающий может купить нужную книгу. Так Рюриковичи контролируют распространение потенциально опасных знаний и ведут учёт кудесников. Исключением являются семьи бояр и князей, имеющие личные библиотеки, хоть больше половины знаний в них и составляют купленные в той же библиотеке при канцелярии Императора фолианты. Отдельным пунктом идут семейные секреты, которые передаются внутри рода и не выходят за пределы семьи. Зачастую, очень опасные секреты.

Дворянство. Новые дворяне Российской Империи это бывшие простолюдины, чьи отцы самостоятельно освоили нулевую ступень, а их дети уже достигли третей. Своим талантом или с помощью государя Императора и ключей силы. Основать боярский род может лишь новая кровь. В случае если старый боярский или княжеский род чересчур разросся и часть семьи желает отделиться, основав новую ветвь, им придется выполнить ряд сложных условий, получив при этом одобрение боярской думы. Зачастую им отказывают, не желая плодить новые роды, чьи голоса в думе будут принадлежать тем семьям, из которых они вышли.

Ключ силы — природный источник, способный за короткий срок возвысить кудесника нулевой ступени до первой и даже второй. Согласно указу Императорской семьи Рюриковичей от 1881 года все ключи силы принадлежат государству. Смерть, таков вердикт тому, кто нарушит этот закон.

Ключи очень редки и не вечны. Один ключ — один человек. Места, где периодически просыпаются ключи, охраняют гвардейцы Императора. В современном мире ключи силы являются стратегическим ресурсом. Большинство новых глав боярских родов Российской Империи окунались в силу ключей. Их преданность Императору не знает границ. Они же, новое поколение бояр, это противовес старым, древним родам, что пестовали силу несколько столетий.

Традиции. Шуба — обязательный атрибут любого приёма и показатель статуса. Богатые купцы, торговцы, предприниматели имеют право носить шубы из бобра и лисицы. Другие им не по статусу. Члены боярских родов — из куницы, песца, норки и волков. Члены княжеского рода — из медведя, рыси, шиншиллы и соболя. Главы же родов (княжеских или боярских — не важно), как и Император — одеваются только в меха викуньи.

География мира. В XV веке на Земле произошла катастрофа, названная нашими предшественниками «ночь страха». Землетрясения, цунами, наводнения, небывалой силы шторма и словно разверзшиеся небеса изменили географию Земли раз и навсегда. Привычные всем очертания континентов почти не изменились, но сам мир стал больше. Расстояния увеличились. В Тихом, Атлантическом и других океанах появились новые континенты, целые гряды островов с чуждой нам флорой и фауной. Добраться до них было той ещё задачкой. Новые, таинственные земли всегда скрыты за блуждающим туманом, войдешь в него и не знаешь, выйдешь ли... В воздухе присутствуют аномалии, из-за чего летать поблизости верная смерть. Двигаться по морю? Так появляющиеся и пропадающие за считанные секунды ужасающе мощные водовороты, хищные рыбы, запросто способные не то что съесть человека, но и заглотить судно целиком, и другая гнусь — это лишь малая часть тех опасностей, что поджидает там путников.

Гряда бесчисленных островов живого тумана, кристаллический континент, блуждающие порталы моря Лаптевых, все эти места, до сих пор неизведанны, таинственны и опасны. Множество маргиналов, откровенных преступников и чокнутых кудесников нашли там свой дом, образовав секты, анклавы и квазигосудасртва (вольные города). Опасные места, что манят своей загадочностью, ведь не секрет, что там, на развалинах чуждых нам континентов и целых архипелагов островов, можно найти то, что для кудесника стоит куда больше жизни. Знания! Да, многое из того что нынешние кудесники используют в обычной жизни было найдено именно там.

С древности и до наших дней, всё это богатство по-прежнему остается ничейным. Земли, которые не смогли прибрать к рукам ни одно из государств. Мечта для любых авантюристов и беглецов. Новая земля.

Пролог

Хор команд. Шум многотысячной толпы. Месиво грязи под ногами. Таганрог пал, и словно сама природа ополчилась на захватчиков. Стальные небеса, гром и молнии, шел в этом южном городе Российской Империи проливной дождь, заливая всё вокруг и превращая ручьи в реки, а дороги в непролазные перевалы.

Младший капрал Конард Парсон морщился, оглядывая десяток солдат, переданных под его командование. Ещё вчера пастухи, продавцы или разносчики газет, сегодня они защитники родины. Солдаты её величества королевы, чтоб её, поморщился Конард как от зубной боли, стараясь не смотреть в ту сторону, где развлекались лорды с их прихлебателями. Крики пытаемых русских ему не нравились. Но что он может? Его бы воля он бы и носа не показал из родного Скарборо. Его заливных лугов и полей. Неприветливого северного моря и хмурых рыбаков, возвращающихся домой.

— Младший капрал, — обратился к нему рядовой. — Готово.

— Разливай, — разрешил он.

Армия встала. Двигаться вглубь России по такой непогоде было невозможно, и они застряли. Город был уничтожен полностью, с выжившими же разбирались другие армейские части, а они, простая пехота, ждали.

Приняв тарелку от назначенного поваром рядового, Конард зачерпнул полную ложку горячей бобовой похлебки и отправил ту в рот.

— А-а-а-а-а! — Раздался очередной крик русского солдата попавшего в плен к лорду Маркусу, командующему их частью и Конард от неожиданности прикусил ложку, чуть не сломав зуб.

— Когда они уже прекратят? — Тихо, чтобы не услышали офицеры, спросил рядовой Браун. Ещё безусый мальчишка, до войны работавший матросом и завербованный в армию... Ему было здесь не место. Он боялся, как и все здесь.

— Когда, когда... — Сплюнул на землю рядовой Янг. Высокий словно жердь и худой как сама смерть боксёр, принудительно отправленный служить в армию. — Когда этот русский умрёт, — мрачно ответил он, пережевывая бобы.

Другие солдаты последовали его примеру. Как и их командир, они старались не замечать того что происходит в ставке командующего.

Глава 1

Неразбериха после объявления военного времени в Российской Империи была огромной. Мы с Алисой и дружиной уже прибыли в Сибирск, когда Император Василий III издал целый ряд новых указов, меняющих вековые устои. Страна больше не полагалась на личные дружины и армии бояр и князей. Теперь в строй призвать можно любого и не важно, состоит он, в чьей-то дружине или нет. Сам является князем, боярином или его наследником. На время войны все солдаты Российской армии должны забыть о роде, и защищать отечество. Знаки принадлежности к боярской или княжеской семье носить запретили.

По этой и многим другим причинам в Сибирске нас мурыжили три недели, прежде чем отпустить домой с наказом ждать новых повесток, а пока отдыхать. Так прилетев обратно, мы узнали, что к нам наведывалась комиссия для проверки моей причастности к убийству Гончарова старшего. Доказательств против меня они не нашли и улетели восвояси. Я этим не обманывался. Они продолжат копать.

Тем временем больше всех нашему возвращению радовалась Юлиана и Шарик.

— Не уезжайте больше никуда, — повисла она на маме, плача в три ручья. — Пожалуйста-а-а. Мам. Пап.

— Не уеду, — обнимала дочь Алиса, поглаживая ее по голове и успокаивая. — Не бойся. Мы дома.

Одним из указов Императора Василия III женщин кудесников с детьми на попечении возрастом младше четырнадцати лет — на фронт больше не призывали. Скорее всего, Алису, имеющую медицинское образование устроят работать в военный госпиталь в Сибирске. Куда направят меня, я не знал.

Изменения, которые затеял Император, вызвали несколько бунтов среди бояр и сейчас их подавляли по всей стране, пока действующая армия сдерживала напор турок, китайцев и приплывших к нашим берегам англичан, любящих половить рыбку в мутной воде. Последние заблокировали город-порт Севастополь, взяв его и весь полуостров Крым в блокаду. Зашли в Азовское море и напали на Бердянск, Мариуполь и Таганрог. Ростов-на-Дону держался. Война уже идет. По радио и телевизору выступают телеведущие, но информация от них поступает противоречивая. В целом, сводки с фронта были нерадостные. Воевать сразу против трех сильных держав это сложно, но мы справимся. Я в это верил.

— Все-все, отстань, Шарик, — отталкивал я от себя слюнявую морду пса, что ластился ко мне и бодал головой в бедро. — Я тоже рад тебя видеть, цербер ты мой, — почесал я его за ухом, вызвав у него неконтролируемое подергивание хвоста.

Домой мы попали через десять минут, вдоволь пообнимавшись на улице. Жители фермы встречали нас с радостью. Все были приятно удивлены нашему возвращению.

О том, что нам все равно придется отправиться на фронт, но уже не спаянной командой, дружиной, а поодиночке — думать не хотелось. А ведь нас раскидают по разным фронтам, армиям и полкам. Увидимся ли мы еще? И сколько человек вернется с этой войны?

Я старался отогнать мрачные мысли и найти плюсы во всей этой неразберихе. И нашел. Теперь мне не надо рисковать своим имуществом. Дирижабль, вертолеты, оружие, все это останется здесь. Сообщение о том, что в армию призывают все мужское население страны старше шестнадцати лет, тоже было ошибкой, вызванной неразберихой на местах, а значит останутся и люди, которые будут защищать ферму и которым это все пригодится. Каторжников так точно не призовут. Они уже показали себя в деле, и подвести меня не должны. Остались самые надежные из них, а паршивые овцы давно кормят червей на кладбище.

На дворе у нас стоял сентябрь, а значит, завтра мы с Алисой засучим рукава и пойдем работать, помогая утроить урожай мха и овощей в теплицах. Есть время все снова обдумать и подготовиться к моему неизбежному отправлению на фронт.

— Давайте готовить ужин, — всплеснула руками Алиса, уняв слезы у дочери. — Что будем кушать?

— Макароны с сыром! — Выкрикнула счастливая Юлиана, помогая матери доставать из шкафа кастрюлю. — Я умею.

Дома была хорошо.

Алиса мне подмигнула и попросила.

— Семен, обжарь лук и морковку, пожалуйста. А мы пока поставим кипятиться воду и слепим котлетки. Да? — Спросила она у дочки, задев кончик носа Юлианы пальцем и измазав его фаршем.

— Да! — Звонко ответил она.

* * *

— Ты уверена, Людмила? Это тебе не обычные твои заигрывания с темными силами. Если церковь узнает...

— Заткнись, Борис. Я все решила уже давно.

Мачеха Семена, сегодня была снова той, кем была, до казни своего сына Петра. Сильной. Волевой. И безжалостной. Выражение скорби на лице, которую она носила на протяжении последних нескольких месяцев — исчезло. Ей удалось усыпить бдительность старого патриарха рода Смирновых и его наследника. Они что, думали, она сломалась? Ха. Эти твари еще за все ответят.

— Людмила, — еще раз попытался вразумить ее двоюродный брат. — Если об этом узнают...

— Андрей, — обратилась она к мужу и отцу Семена, который тоже был здесь, — ты все подготовил?

— Конечно, дорогая.

Он искренне любил жену и давно участвовал во всех ее грязных делах. Знал он и о попытке убить его старшего брата и отца.

Чтобы провернуть задуманное, пришлось найти заброшенный дом на окраине Москвы. Погреб в нем расширили, превратив в подвал с земляным полом. Это выгадает им немного времени и кудесники что ушли служить православной церкви, не сразу почувствуют ритуал, что здесь проводят. А потом уже будет поздно. Все следы съест огонь.

— Хватит брыкаться! — Ударил Андрей замотанного в веревки и с кляпом во рту холопа, что и привез их сюда.

Молодой парень считал, что его старания заметили и выделили среди слуг, раз несколько недель назад назначили на ответственную роль водителя Людмилы Ильиничны. Он ошибся.

— Не бей его! — Крикнула Людмила мужу. — Он нужен нам живым и здоровым.

— Извини. Забылся.

Борис покачал головой и сказал.

— Люда. Подумай.

Она его проигнорировала.

— Андрей. Начинаем.

Он кивнул и вздернул лежавшего у его ног холопа на колени, поставив его перед Людой и удерживая за плечи. Тот казалось, оцепенел от страха и не вырывался, только плакал.

— Ты поможешь или так и будешь стоять в стороне? — Ерничая, спросила Людмила у двоюродного брата. Тот тяжело вздохнул и подошел к ним, положив свою руку на голову холопу. Тот сразу обмяк. Из глаз пропала всякая осмысленность.

— Я подавил его волю и держу разум этого червя в тисках. Начинай.

Мачеха Семена безжалостно оскалилась. Ей не нужны были слова или жесты, чтобы сосредоточиться. Она уже перешла на четвертую ступень, о чем никто в семье не догадывался, и сейчас она звала тех, с кем давно вела дела. Кто они, было непонятно. Бесы, демоны или другая нечисть? Она не знала. Они никогда не приходили лично. Только отголоски их силы проявлялись в мире, стоило только правильно позвать.

Подвал и до того пахнущий гнилыми досками и сырой землей наполнился запахами кислятины. Воздух начал сгущаться. Борис и Андрей вздрогнули, непроизвольно оглядываясь в поисках того, кто на них смотрит, но в подвале кроме них никого не было.

Людмила послал мысль существу, что пришел на ее зов и тот ответил согласием, выставив плату, которая не казалась ей чрезмерной. В течение трех дней она должна принести в жертву ему тридцать здоровых мужчин в расцвете сил. Зная об аппетитах существа, она приготовила все заранее и согласилась на это.

Холоп, которого продолжали удерживать начал сотрясаться в конвульсиях. Из его рта пошла пена. Он страшно, мучительно закричал.

— А-а-а-а-а!

— Держите его! Крепче! — Выкрикнула Людмила, через которую проходили потоки силы существа, пронзая тело стоящего на коленях парня. — Не дайте ему вырваться, иначе все пропало!

Эта чуждая миру сила втискивала в тело парня другую душу и сейчас внутри холопа шла борьба.

— Борис? — Встрепенулась Люда через некоторое время.

— Я чувствую Петра. Его мысли, — отрывочно отвечал он, продолжая держать холопа за голову. По его собственному лбу тек пот. Было видно, как он устал и осунулся. — Он меня услышал и начал вытеснять чужие воспоминания. Процесс пошел.

— Да, ха-ха-ха, да-а-а-а, — маниакально захохотала она. — Мой сыночек, мой Петр, вернулся.

* * *

— Не уходи, — попросила меня Алиса, лежа на моей груди вечером перед отъездом.

Прошло еще три недели. К этому времени военкоматы наладили работу и начали приходить повестки. Не обошла стороной служба и людей на ферме. Мы уже многих собрали в путь и отправили. Михаил Жук был одним из первых, кому пришла повестка. Через неделю, военный вертолет привез уже целую пачку предписаний. Степан, Алексей, Петро, Сергей, все мои доверенные люди, на которых я мог положиться разъехались кто куда. В повестках было сказано взять с собой еды на три дня и все. Форму и оружие выдадут уже на месте.

Вот и мне пришла пора убыть. Я и еще два десятка мужиков улетаем завтра. Наш вертолет отвезет нас до Сибирска и вернется. Алиса за всем тут присмотрит.

На ее слова я ничего не ответил. Только крепко поцеловал и продолжал лежать, наслаждаясь последним вечером перед нашей долгой разлукой.

Утром Юлиана снова расплакалась.

— Ну чего ты? — Утер я её слезы, удерживая у себя на коленях. — Мама остается тут. С тобой. А я вернусь, ты и заметить не успеешь.

— Врешь, — хныкнула она сквозь комок в горле. — Я не глупая. На войне умирают.

— Ох, ты, — прижал я ее к себе покрепче, и поискал глазами Алису. Может она поможет?

Моя женушка жена все слышала, но ничего не сказала. Она пыталась запихнуть в мой рюкзак еще одну банку с тушеным мясом, но у нее это не получалось. Она перекладывала вещи в рюкзаке, и пробовала снова и так раз за разом.

— Хватит, Алис, — попросил я. — Иди сюда. Посиди вместе с нами.

Время пришло и они, рыдая, пошли меня провожать. Мы были не одни. Жены и семьи тех, кто улетал вместе со мной тоже пришли проводить своих мужей, братьев и отцов.

— Шарик, — наклонился я к морде своего пса, потрепав его за загривок. — Охраняй их. Только на тебя вся надежда.

— Гав! — Ответил он, встав на задние лапы и положив передние мне на плечи, пытаясь облизать мое лицо.

Я рассмеялся.

— Фу, фу. Все. Хватит этих нежностей.

Обняв Алису и Юлиану, которую пришлось отдирать от меня, я поднялся по трапу и сел на свое место в вертолете. Взлетая, я еще долго махал рукой людям на земле, превратившимся в точки на горизонте.

Мужики что служили у меня, начали болтать, а я прикрыл глаза, решив отдохнуть в полете. Ночью поспать так и не удалось.

Меня мягко толкали в плечо. Я открыл глаза.

— Семен Андреевич. Прилетели.

Я кивнул и, потянувшись, встал, взглянув в иллюминатор на вертолете. Конец сентября в Сибирске. А завтра первый день октября. С деревьев падает листва, сменившая свой зеленый цвет на желтый и красный. Подхватив рюкзак, я продел руки сквозь лямки и повесил его себе на спину. Ждали только меня. В военкомат мы шли все вместе, а там как распределят.

Садиться в автобус или заказывать такси не стали. Решили пройтись пешком. Попрощались с пилотом вертолета, пожилым дядькой которому повестка не пришла и пошли.

— Звание получу. Стану лейтенантом. А там и военная пенсия и почет.

Это своими мыслями делился мой молодой холоп. Мужики постарше посмеивались и хлопали его по плечам, поддерживая того в своих мечтах.

— Как же тянет назад мужики. Уже волнуюсь. Как там моя без меня, а? Справится ли с курами и козой нашей, Машкой? Эх. Хоть бы дождалась, дурында.

Я молчал. Не хотел мешать людям. Они итак смущались, вспоминая о том, что я иду рядом. Что не говори, а между обычными людьми и благородными, кудесниками с рождения, лежит социальная пропасть.

— А вот и военкомат, — указал рукой на здание из желтого кирпича один их мужиков, чьего имени я не знал. На ферме сейчас трудится несколько тысяч человек. Я не могу запомнить всех, да и не ставил я себе такой задачи. — Ну и очередища.

Прежде чем пристроиться в хвост очереди мы обошли военкомат по кругу. Как и думали, сзади, за забором стояли грузовики с мягким тентом, в кузовах которых сейчас сидели люди, уже переодетые в военную форму и с автоматами без магазинов в руках. Кто-то был весел, напевал военные песни, а кто-то сидел хмурый и расстроенный.

Очередь двигалась быстро, так что уже через полчаса я стоял не на улице, а в коридоре военного комиссариата. Окулист, невролог, дерматолог и хирург уже позади.

— Снять трусы. Повернуться спиной. Нагнуться. Задержать дыхание. Выдохнул. Все. Одевайся и на выход, солдатик. Забирай свое дело, печать я поставила. Тебе в следующий кабинет.

Это командовала женщина хирург, у которой я уже побывал. Двери в кабинеты были преимущественно открыты, и все было слышно и видно.

— Следующий.

Вот и подошла моя очередь к терапевту. Я прошел в кабинет, отдал ему свое медицинское дело, присел на стул и стал ждать.

Кудесников среди врачей в военкомате не было. Все обычные люди, без способностей. Если они и был раньше, то теперь служат на фронте.

— Сколько тебе лет? — Спросил меня врач.

Я ответил.

— Четырнадцать полных.

— А на вид семнадцать, восемнадцать. Только лицо уж больно юное, — посмотрел на меня врач через очки и начал вникать в мое дело. — Что у нас тут? Рост сто семьдесят пять сантиметров. Вес семьдесят три килограмма. Мышцы развиты. Давление в порядке. Эмансипированный дворянин, — врач прервался и посмотрел на меня. — Жалеешь, поди, уже, что стал взрослым так рано? Если бы не это, тебя бы не призвали бы до шестнадцати лет.

Я отрицательно мотнул головой.

— Ни о чем не жалею.

— Ну и славно, значит, и откосить от службы пытаться не будешь. Так. Что у нас еще? Вторая ступень. Сильно. Ладно. Все понятно, Смирнов. Есть что сказать? Ссышься в постель? Засматриваешься на мальчиков?

— Чего?! Нет на оба вопроса.

Я нахмурился, и терапевт это заметил. Взяв лист со стола, он показал его мне. В листе были указаны эти и другие тупые вопросы, которые должен был задать врач терапевт до вынесения окончательного вердикта о годности или негодности призывника к несению военной службы.

— Годен.

Он поставил в мое медицинское дело большую круглую печать.

— Тебе остался последний кабинет. Военный комиссар принимает лично. Получишь военный билет, форму, оружие и на задний двор. Там тебе объяснят что дальше. Удачи тебе, Смирнов. Вернись живым.

— Спасибо. К черту.

Военный комиссар в звании майора сидел в окружении помощников младше званием. Они то и выполняли всю работу. Меня еще раз обмерили и прямо тут, стали вручать весенне-осеннюю военную форму. Если что-то не подходило, сразу меняли. Всего, под роспись, выдали двадцать три предмета одежды, включая три пары обуви, фуражку, шапку-маску, белье нательное, два экземпляра, куртку, костюм утепленный, костюм летний, вещмешок и бронежилет.

— Твой автомат, — вручил мне один из помощников комиссара в звании капитана, оружие. — Еще в смазке. Только со склада. Протрешь ветошью, пока в поезде будешь трястись, — сказал он.

Это был знакомый мне АК-12. Калибр 5,45. Без дополнительного оборудования. Масса 3,7 килограмма.

— Магазины и патроны получишь по месту службы.

Как только капитан закончил со мной возиться, слово взял майор.

— Твой воинский билет, солдат, — передал он мне красную книжку. — Паспорт твой останется у нас. Теперь это — твой паспорт. Мобильный телефон тоже давай сюда. Личные средства связи запрещены. Понял?

— Да.

— Открой билет. Посмотри. Проверь все ли указано, верно.

Я открыл. Мое фото. Вес, рост. Цвет глаз. Образование — средняя школа. Воинская специальность — нет. Воинское звание — старшина. Я поднял взгляд на майора.

— По новым правилам, кудесник первой ступени получает внеочередное воинское звание — младший сержант. Кудесник второй ступени — старшина. Кудесник третей ступени — старший лейтенант.

О четвертой и пятой ступени он ничего не сказал, но мне и так было понятно, что они будут полковниками и генералами.

Я кивнул и перевернул страницу в военном билете. В графе прохождение действительной военной службы значилось: юго-западный фронт. Вторая армия. Первый корпус. Четвертая дивизия. Шестой полк. Второй батальон. Пятая рота. Ю-З.Ф/2А/1К/4Д/6П/2Б/5Р.

— Держи лычки на погоны, старшина, — ссыпал мне их в ладошку капитан. С запасом выдал. — И вот это, — дал он мне два десятка широких зеленых полос в цвет формы. — Пришей к левому рукаву куртки и кителю. По две полосы, раз ты вторая ступень.

— Тоже нововведение? — Спросил я.

— Да.

— Гудько, — позвал солдата за дверьми капитан. — Проводи старшину, — он указал кивком головы на меня, — к машине, что на юго-западный.

Солдат отдал честь капитану, потом подумав, мне и пригласил следовать за ним.

Когда юный старшина ушел, майор взял в руки свой телефон и отправил сообщение на неизвестный номер.

— Все сделал. Он приписан к юго-западному фронту. Вторая армия.

Через минуту счет майора пополнился на три миллиона рублей.

— Привет всем, мужики.

Машина была полной. Я был последним кого ждали. Водитель тентованного КрАЗа захлопнул за мной борт и свистнул, подзывая молодого лейтенанта, что нас сопровождал. Тот потушил сигарету и ушел вместе с водителем в кабину. Двигатель завелся, и мы тронулись с места.

— Здорова, малец. Сколько лет?

Наверно это будет самый насущный вопрос, пока мы не доберемся до места службы, а там я и лычки к погонам пришью и знаки кудесника.

Через двадцать минут мы стояли на железнодорожном вокзале, подъехав прямо к поезду. Из кабины выскочил лейтенант и запретил нам покидать машину до особых распоряжений. Сам он убежал к начальству, полковнику, что в окружении других офицеров курсировал вдоль вагонов с пачкой документов в руках, отдавая распоряжения. Мы с мужиками, что сидели в кузове наблюдали за ним издалека.

Никто не молчал. Все галдели.

— У нас что, командиром этот лейтенант будет? Он же только из офицерской школы. Сопляк еще совсем.

— А на какой фронт вас записали? Тоже юго-западный?

Все стали проверять военный билет и сравнивать место службы. Как оказалось мы все пополнение пятой роты второго батальона.

Лейтенант вернулся.

— На выход, — скомандовал он. — Наш вагон номер четырнадцать. Идем за мной. Не отставать.

Выстроив нас в подобие строя, мы пошли искать свой вагон. Сперва шли не в том направлении, отсчет вагонов шел с конца поезда, и пришлось развернуться.

Только-только призванными в строй солдатами был заполнен весь вокзал. Много провожатых. Цветы, слезы. Это прощались с родней те, кто живет в самом городе Сибирске. Наблюдать, как молодые девушки обнимают за шею своих мужчин, и плачут им в воротник, было грустно.

Мы подошли к нужному вагону. На входе нас встречал дюжий старший сержант, два ефрейтора и женщина проводник вагона поезда. Эти солдаты были вооружены не понарошку. Магазины с патронами на месте.

Отдав честь офицеру, нашему лейтенанту, старший сержант попросил предъявить наши бумаги. В вагон нас запускали по одному, предлагая занимать любые места. В любом случае спать на верхних полках будем по очереди. Людей что нужно отправить на фронт много, а поездов мало.

— Быстрее. Не создаем пробку, — пробурчал ефрейтор.

Мы подходили, предъявляли свой военный билет, сержант и лейтенант что встал рядом с ним, сверяли фамилию в бумагах и пропускали нас. Вот настала и моя очередь.

Старший сержант открыл мой военный билет, прочитал, шевеля губами, что там написано и запоздало отдал мне честь. Ефрейторы, с удивлением на него посмотрев, сделали то же самое. Лейтенант мне просто кивнул, а солдаты за моей спиной переглянулись.

— Проходите, старшина.

— Спасибо.

Я забрал свой билет и прошел мимо проводницы, что приветливо мне улыбнулась.

Плацкартный вагон уже был переполнен, мест не было. Пришлось идти в конец вагона, чтобы найти пятачок, на который можно присесть. Многие солдаты уже сидели раздетыми, в одних майках и пили чай. Носились по вагону с кипятком. На столы выставляли еду. Чистили яйца. Паек нам тоже выдали, но его пока не трогали. Домашняя еда испортится, ею и делились.

— Давай, парень, — обратились ко мне, — угощайся. Не брезгуй.

— Спасибо.

Я взял кусок черного хлеба с салом и чесночком и, еще раз поблагодарив мужиков, откусил от него. Свою еду я тоже достал, поставив на общий стол баночку с маринованными огурчиками и запеченного кролика в фольге.

Покушали.

Поезд тронулся только через час. До этого по вагону прошел молодой лейтенант и сопровождающий его ефрейтор, что под роспись выдавал каждому несколько тоненьких книжек. Я перечитал названия. Устав внутренней службы. Дисциплинарный устав. Строевой устав. Устав гарнизонной и караульной службы. Боевой устав.

Лейтенант показал, что он хоть и молод, но приказы его отдавать научили. Вот что он сказал каждому, когда проходил мимо.

— Мы не успели познакомиться, исправим это. Я лейтенант третьего взвода пятой роты. По прибытию на место службы кто-то из вас попадет в мой взвод, а кто-то в другие взводы роты. Но здесь и сейчас я ваш командир. И вот мой первый приказ. Всем прочесть уставы, что вам сейчас выдают. Сделать это до того, как мы прибудем на фронт. Спрошу с каждого из вас лично. Так же приказываю привести форму в надлежащий вид. Сержантскому составу пришить лычки на погоны. Вы мои глаза и уши. Следите за порядком. Не допускайте конфликтов. Докладывать будете непосредственно мне. Я сижу на месте номер один. Приказ всем ясен?

— Да.

— Так точно.

Смотреть в окно мне быстро надоело, и я начал выполнять приказы старшего по званию. Достал китель, куртку и принадлежности для вышивания. Иголка в руку, продеть через ушко нитку. Достать из кармана лычки старшины.

В закутке у туалета, в последнем отсеке плацкарта, где я и нашел себе место, все замолчали. Не ожидали, что шкет, что сидит с ними рядом и слушает их разговоры и ворчание в сторону лейтенанта — их непосредственный командир. Я знал, какие обязанности налагает на меня звание старшины в роте, хотя перечитать уставы не помешает.

— Старшина, мы это... — Мужик что сидел напротив меня почесал рукой затылок, пытаясь найти нужные слова. А уж когда я начал пришивать к рукаву кителя зеленые полоски ткани, показывая всем, что являюсь кудесником, он и вовсе проглотил язык.

— Лучше уставы почитайте, парни, чем просто в окно смотреть. Позже познакомимся, нам еще пять — семь дней до места добираться.

Они выполнили мой приказ-просьбу и начали читать. Я как закончил с шитьем, тоже взял в руки уставы, перечитывая их еще раз. Дома, на ферме, мне еще Миша Жук порекомендовал их прочесть. Итак, что входит в мою ответственность? Я как старшина роты отвечаю: за исполнение обязанностей военной службы солдатами и сержантами; за воинскую дисциплину, безопасность военной службы и поддержание внутреннего порядка в роте; за состояние и сохранность вооружения, военной техники и другого военного имущества роты, а также личных вещей военнослужащих, находящихся в кладовой. Я подчиняюсь командиру роты, являюсь непосредственным организатором внутренней службы в расположении роты и прямым начальником сержантов и солдат роты.

В отсутствие офицеров роты я исполняю обязанности командира роты.

Я обязан: обеспечивать всем необходимым занятия по боевой подготовке роты, а также проводить занятия по указанию командира роты; знать фамилию, имя, отчество, национальность, срок службы, занимаемую должность, личные качества, семейное положение каждого солдата и сержанта роты и проявлять заботу о них; следить за внешним видом солдат и сержантов роты, производить им индивидуальную подгонку обмундирования; требовать от солдат и сержантов роты соблюдения воинской дисциплины, распорядка дня и выполнение требований безопасности военной службы, немедленно докладывать командиру роты обо всех нарушениях, а также о примененных к солдатам и сержантам роты поощрениях и наложенных им на солдат и сержантов роты, дисциплинарных взысканиях; распределять между взводами наряды на службу и на работы, лично вести очередность нарядов на сержантов и проверять правильность ведения нарядов во взводах.

В уставе еще было много чего, но я все это и так знал, так что просмотрел мельком.

Помимо меня в вагоне ехало четыре ефрейтора, два младших сержанта и старший сержант. Мы все познакомились, когда пошли докладывать лейтенанту о дисциплине среди солдат.

Представились. Лейтенанта звали Свиридов Михаил Алексеевич. Молодой выпускник Сибирского военного университета имени князя Пожарского.

Он сказал.

— Между собой будем говорить без чинов.

Мы кивнули.

— Как вы знаете, нас направили на юго-западный фронт. Там сейчас пытаются прорваться англичане.

— Известно, как далеко они зашли?

— Я знаю только, что они смогли взять или полностью окружить несколько городов. Что касается Таганрога, он был уничтожен слаженным огнем их флота при поддержке кудесников. Из крупных городов, Бердянск, Мариуполь в осаде, как с моря, так и по земле. Корабли из Англии и их колоний продолжают подходить к берегам и высаживать десант. Они пытаются прорваться вглубь наших территорий. Протяженность юго-западного фронта более шестисот километров. От Одессы до Ростова-на-Дону, что тоже в осаде, но еще держится.

Мужики перекрестились.

— А нас куда направили?

Лейтенант развернул карту и показал точку.

— Григорьевка? — Спросил я.

— Да. Это одна из деревень позади Таганрога. Наши силы были вынуждены отступить вглубь территории на двадцать пять километров. Фронт там. Мы же сидим в деревне. Защищаем второстепенную дорогу и следим за рекой Сухой Еланчик, что проходит через Григорьевку.

Вопросов больше не было. Лейтенант знал не больше нас, так что я попросив разрешения ушел.

Следующие дни в пути я знакомился с солдатами. Все тут сибиряки. Хорошие, открытые люди. Две трети из них, возрастом двадцать — пятьдесят лет проходили срочную службу и знают чего ожидать от армии. С автоматом знакомы, звания различают, и приветствия отдавать умеют. Оставшаяся треть это те, кто не служил родине. Плохое здоровье для срочной службы, плоскостопие там, зрение или студенты, что пропустили свой призыв, получив отсрочку, а потом и срок прошел.

Узнал я людей шапочно. Только по именам, но к службе отнесся ответственно. Записал все в блокнот, чтобы не забыть. Буду постепенно ближе знакомиться с людьми и вносить правки. Обязанностями не манкировал. Это не шутки. Война идет. Пора привыкать.

* * *

У палатки, где заночевал лорд, остановился посыльный и прокашлялся, едва повысив голос.

— Лорд Маркус, вы спите? — Спросил он, не позволяя себе заглядывать внутрь. — Вам послание от лорда Якоба.

— Кхе-кхе, кхе, — закряхтели мужским басом изнутри палатки, словно сплевывая комок, застрявший в горле. — Говори уже, — с хрипотцой приказали посыльному.

Наружу так никто и не вышел.

— Русские продолжают насыщать фронт людьми. Если мы и дальше продолжим стоять на месте, они перегруппируются и пойдут в атаку. Этого нужно избежать. Вам приказано прощупать их оборону на своем участке фронта и в случае их слабости, прорвать ее.

Лорд Маркус долго молчал, прежде чем ответить.

— Скажи Якобу, что я понял, — посыльный сделал движение, чтобы уйти, но не успел сделать и шага, — СТОЙ! — Выкрикнул, Маркус. — Пришли кого-нибудь прибраться. Мой эксперимент не удался. Нужно вынести трупы.

* * *

Долгий путь по железной дороге закончен. Гудок поезда и мы останавливаемся на станции Матвеев Курган.

— До свидания, старшина Смирнов, — попрощалась со мной проводница поезда.

Когда домашние запасы еды у всех кончились, я выделил деньги и попросил проводницу помочь с питанием для нашего вагона, и она постаралась. Не разносолы, но горячей картошкой, зеленью, огурчиками и печеной курочкой нас обеспечили. Вышло не так и дорого.

Покинуть душный вагон поезда было в радость. Еще на полпути сюда сломался кондиционер в вагоне, а в биотуалет кто-то кинул бумажку, из-за чего он вышел из строя. Лейтенант устроил из этого целое расследование, но поймать за руку никого не удалось. Да и спать приходилось по очереди. На нижних полках только сидели, а спали наверху. Вагон переполнен. Короче, я вздохнул с облегчением, когда мы добрались до конечной остановки нашего пути.

— Это не Сибирь, — подтвердил мои мысли старший сержант Медведев, что стоял рядом. — Да, старшина? Все цветет. Осенью и не пахнет. А ведь на дворе у нас уже шестое октября.

— Не Сибирь, тут ты прав.

Жара на улице, но лучше пусть так, чем в пропотевшем вагоне, где не помыться и в туалет не сходить. В соседние вагоны двери закрыты и нам приходилось ходить в кусты на стоянках пятиминутках.

— Давай строиться, старший сержант. Лейтенант смотрит.

Он отдал мне честь и, повысив голос, распорядился.

— Пятая рота в колонну строиться. Бросили курить, кому сказал? Вещмешки за спину и строимся. Побыстрее.

Я встал рядом с лейтенантом и стал ждать, пока сержанты и ефрейтора приведут солдат к порядку.

Свиридов заговорил.

— Машин нам не выделили. Пойдем пешком. До Григорьевки тридцать семь километров по хорошей, асфальтированной дороге.

Я посчитал в уме.

— За восемь часов дойдем. Как раз к обеду поспеем.

Лейтенант кивнул.

Поезд прибыл на станцию Матвеев Курган в четыре часа утра. На улицах было пусто. Проверив все ли в строю, внешний вид бойцов и сохранность оружия, лейтенант дал отмашку, и мы двинулись в путь.

Сто сорок три человека. Столько нас было. Это практически полроты солдат. Вывод? Пятая рота понесла катастрофические потери, когда отступала из Таганрога.

Город был уже позади. Мы шли через поля и леса.

Периодически мы делали привалы.

— Яблоки, — воскликнул один из солдат и все ломанулись вслед за ним в лес.

— Куда? — Заорал на них лейтенант. — Идиоты, — выругался он. — Верните их назад, — сказал он мне и сержантам.

Исполняя приказ, мы в процессе набрали диких яблок и груш.Лейтенант и сам потом их поел, но смотрел на нас хмуро.

Так, не без приключений, мы двигались по дороге к деревне. Мимо нас постоянно проезжали машины. Иногда они останавливались, и оттуда выходил офицер в звания от майора и до подполковника и спрашивал, куда мы идем. Пенял за нерасторопность интендантов и прапорщиков, что не выделили для нас транспорт, потом садился в свой автомобиль и ехал дальше.

Фронт не молчал. Мы уже слышали вдалеке взрывы и видели отсветы огня. Обстрелы то с ожесточенностью вспыхивали, то затихали. Над головой постоянно курсировали истребители и неторопливые дирижабли под флагами Российской Империи.

Как я и загадывал, к деревне Григорьевка мы вышли к обеду. Встретили нас окриком из окопа.

— Стой! Кто идет?

Подходить близко мы не стали. Лейтенант закричал в ответ.

— Подкрепление из Сибирска. Пятая рота, второй батальон. Здесь?

— Ждите, — ответили нам.

Через какое-то время из окопа выбрался мой старый знакомый в погонах старшего лейтенанта. Это был Афон Налбат. Кудесник третей ступени, что принимал у меня экзамены на ранг в Сибирске.

Шел он без опаски. Автомат болтался на плече. Такой же высокий и нескладный, как и раньше, разве что загорел на солнышке, да волосы подвязал в узел на затылке, а так каланча, как каланча. Он заметно прихрамывал, оберегая правую ногу. Странно. Это я не о том, что он получил рану, а о том, что не смог себя вылечить до конца.

Кажется, он меня не узнал.

— Документы, — потребовал он у лейтенанта, осмотрев взглядом наши ряды.

Просмотрев бумаги, он махнул нам рукой и велел следовать за собой. Говорил прямо на ходу.

— Деревня как видите за нами, держим, но мирные жители отказываются уезжать в тыл, в более спокойные края. Не хотят бросать свои дома и скотину. Командование велело ничего не предпринимать по этому поводу, так что приходится следить, чтобы жители не пострадали при обстрелах. Окопы вырыты вокруг всей деревни, по кругу. Если что, тащим жителей туда, да они и сами знают что делать. Блиндажи, огневые точки, основной и запасной командный пункты роты, все уже оборудовано. Сейчас, первым делом выдадим вам магазины к автомату и патроны, а то вы словно с голой жопой воевать собрались.

Лейтенант покраснел, а я усмехнулся. Узнаю своего чокнутого экзаменатора, что чуть меня не прибил на экзамене.

— Я старший лейтенант Афон Налбат, командир пятой роты. Кудесник третей ступени.

Мы шли прямо по деревне и женщины, что стояли у дворов, крестили нас, когда мы проходили мимо, шепча себе под нос молитвы.

— Смирнов.

Я встрепенулся.

— Хорошо, что ты попал в мою роту. Мне есть чему тебя научить, старшина.

Все же узнал меня. Не хорошо...

— Назначаю тебя заместителем командира роты. Будешь всегда при мне.

Это был приказ, а не предложение.

— Есть.

— Вот и дошли, — сказал нам Налбат.

Мы спрыгнули в окоп следом за ним, и пошли по нему. Траншея петляла. По пути, мы останавливались, и Налбат распределял людей, закрепляя их за опытными сержантами, что встречали нас сидя рядом с огневыми точками и пулеметными расчетами.

Лейтенант Свиридов передал все бумаги по пополнению мне. Учет личного состава роты моя обязанность как старшины и заместителя командира роты.

Пока дошли до командного блиндажа, всех людей удалось распихать по отделениям.

— Заходите, — открыл передо мной и лейтенантом дверь в блиндаж командир.

Мы, пригнули головы, чтобы не удариться о низкий косяк, и прошли внутрь.

Блиндаж был большим. Закопались они глубоко. Центральное помещение — это непосредственно штаб, где заседал Налбат и лейтенанты. При входе стоял караул и кухонька с печкой буржуйкой. Радиоточка с радистом и два дополнительных помещения. Одно — спальня для командира, а второе общее помещения для сна лейтенантов. Кровати были грубые, сколочены из досок и толстых стволов деревьев. Вместо матрасов, настелен ельник. Дверей нет. Занавески.

За столом, в центральном помещении сидели лейтенанты, что встали, когда мы вошли. Налбат обогнул нас со Свиридовым по дуге, сел во главе стола и крикнул.

— Кирюхин! Чай сюда. И сушку.

— Пополнение прибыло? — Спросил один из младших лейтенантов.

— Да.

Из дальнейшего разговора я выяснил следующее. В нашей роте шесть взводов, возглавляемых младшими лейтенантами и лейтенантами. У них в подчинении от четырех до шести отделений по пять — восемь человек в каждом. Отделениями командуют сержанты, от младшего до старшего. С нашим прибытием, общая численность роты достигла трехсот двух человек.

— Знакомьтесь, — сказал Налбат, как только солдат Кирюхин, принес нам чай и сушку. — Это мой заместитель, старшина Смирнов. Неплохой кудесник второй ступени. Мы еще с Сибирска знакомы.

Я поднялся с табуретки, на которой сидел и кивнул всем.

— И ваш новый товарищ, командир третьего взвода младший лейтенант Свиридов. Только из училища. Поможете парню.

Михаил, что сел рядом со мной, тоже кивнул, приветствуя своих более опытных коллег.

— Вы сам представьтесь. Чего языки проглотили? — Сказал командир своим лейтенантам, неспешно дуя на стакан с горячим чаем.

— Лейтенант Стародуб. Первый взвод, — представился угрюмый мужик возрастом примерно сорок лет.

— Младший лейтенант Ветряков Кирилл. Второй взвод, — ухмыльнулся моложаво выглядевший лейтеха, с хрустом сломав сушку в кулаке.

— Лейтенант Стряпченко. Четвертый взвод, — откомандировался тот без энтузиазма.

— Лейтенант Богомол Илья. Пятый взвод.

— Младший лейтенант Купельманн. Шестой взвод.

Последним представился интеллигентно выглядевший на фоне остальных офицеров мужик в очках для зрения.

— Вот и познакомились, — прогудел Налбат, допивая свой чай. — Значит ситуация у нас такая, — обратился он к нам со Свиридовым. — Англы пока не лезут. Ведут пристрелку, пытаются накрыть нас артиллерией. Их волшебники, так у англичан, если не знали, называют кудесников, так вот их волшебники тоже пытаются нас отсюда сковырнуть. Пока позиции мы удерживаем. Напротив нас сидит такая же рота солдат, но подкрепления идут как к ним, так и к нам. Мы уже заметили среди англичан и индийцев и негров.

— С колоний людей нагнали?

— С них.

— И каковы наши действия?

— Держим фронт в этом месте. Командование пока молчит. Когда будет контратака, не знаю, — пожал плечами командир. — Мы понесли большие потери при первом их натиске. Из-за бунтов дворян и общей неразберихи войск не хватало, и мы теряли километр за километром. Только сейчас ситуация выправилась.

Налбат поморщился и потер ногу, на которую прихрамывал.

— Все свободны. Идите, кормите солдат. А ты, Смирнов, останься. Поговорим.

Налбат дождался, пока нас оставят одних и только потом начал разговор.

— С делами роты разберешься. Там ничего сложного, я помогу в начале.

За это я был ему благодарен, а то как-то все резко произошло.

— Поговорим о тебе и тех задачах, которые стоят перед кудесниками в Российской армии, — он замолчал, с задумчивым видом рассматривая пустой стакан из-под чая. — Я знаю о Смирновых то, что они выродились как кудесники. Если ваш княжеский род еще в девятнадцатом, и до середины двадцатого века был на слуху, то сейчас, в двадцать первом веке вы из кудесников превратились в торговцев. Заводы, акции и другое дерьмо. Смирновы растеряли знания и уважение. В роду остался лишь один сильный старик, да и тот, хоть и имеет пятую ступень, как говорят, но и сейчас и раньше он бойцом не был. Чего головой мотаешь? Вот сколько ему лет, скажи?

Я не был согласен с Налбатом, но ответил на его вопрос.

— Сто двадцать семь.

Он повысил голос.

— Вот о чем я говорю! Нормальные кудесники его силы спокойно живут четверть тысячи лет не испытывая физической немощи, а твой дед уже и ходить толком не может. Понимаешь? Я еще, когда экзаменовал тебя, заметил что ты дерьмо, а не кудесник.

Я нахмурился.

— Скажешь, нет? — Он усмехнулся. — Что ты мне тогда показал, помнишь? Прыжки, уклоны в сторону и формы, которые ты плел по сорок секунд, замирая на месте как дурак? Если бы я хотел, тот бой не продлился бы и секунды. Свою вторую ступень ты получил из-за силы, а не из-за умений, которых у тебя нет.

Возразить мне было нечего.

— Меня дома ничему не учили. Самоучка я.

Он махнул на меня рукой.

— Да даже если бы и учили, ничего путного от фамилии Смирновых сейчас не ждут.

— И что? К чему этот разговор?

— Я веду к тому, что ты теперь занимаешься со мной. Подтяну тебя до нормально уровня, чтобы не позорил древнюю фамилию.

— Я Смирнов только отчасти. Родня поспешила от меня избавиться, объявив свободным членом рода.

Он хмыкнул.

— Разговоры о том, что они не хотят воевать из-за тебя с Казанским Ханом уже идут. Не помогло им твое фактическое изгнание. А тебе это только на руку. Сейчас не те времена, когда чтобы получить себе дворянство нужно совершить подвиг во имя Императорской семьи. Отслужишь на этой войне без нареканий, получишь пару медалек, и канцелярия сделает тебя боярином. Сменишь фамилию и заживешь своим умом.

Я кивнул.

— Начнем через пару дней. Пока устраивайся. Знакомься с ротой. А там и подтянем твой уровень.

Упоминать о том, что над моей головой все еще висит занесенный меч Утямыш-Гирей Хана, он не стал. Это мои проблемы, а не его. В любом случае, во время войны разборки между фамилиями и дуэли запрещены, а там как война закончится, я вернусь в Сибирь, и Хан меня недостанет.

* * *

Император Российской Империи был в гневе. Его генералы просчитались. Помимо Турции и Китая в войну вступила и Англия, подтянув своих сателлитов Индию и черный континент. Удар был страшный. Потерян весь берег черного моря. Баржи с подкреплениями подходят день и ночь, беспрепятственно высаживая на русскую землю иноверцев, что пришли проливать нашу кровь. Погибли десятки тысяч мирных граждан и тысячи военнослужащих. И самая большая потеря это кудесники четвертой и пятой ступени. Их так просто как самолет или танк не восполнишь.

Еще и эти бунты как ни кстати. Пришлось оттянуть часть гвардейских полков, чтобы потушить очаги сопротивления внутри страны, что вылилось в ослабление фронта. Смутьянов задушили, но радости это не принесло.

— Что будем делать, отец?

Сын и наследник сидел рядом.

— Я принимаю твое предложение. Езжай на Соловецкие острова. Предложи амнистию тем кудесникам, что сидят в той страшной тюрьме. Они нужны нам на фронте.

Сын кивнул и вышел из комнаты, оставив Василия III одного. Тот, поставив локти на стол, сложил ладони вместе и положил на них подбородок, погрузившись глубоко в свои мысли.

Глава 2

У польского магната пана Анджея Войцеха было прекрасное настроение. Русским дают по зубам по всем фронтам, и его душа пела от этого. Он с уважаемым паном Кшиштофом Бжезинским сидели в ресторане на набережной Гданьска и обсуждали щекотливое дело.

— Я уверяю тебя, Кшиштоф, нам все удастся. Тебе нужно лишь поддержать меня в сейме.

— Не знаю, Анджей. Авантюру ты затеял, конечно.

Кшиштоф, чей живот выпирал из-за стола, подозвал официанта и попросил принести ему еще одну порцию перепелок в сметане.

Как только официант отошел, он спросил.

— Если русские смогут отбросить турок, они перекинут свои полки сюда, к нам и что ты тогда будешь делать? Кого позовешь на помощь? Варшава окажется под ударом. Понимаешь?

Войцех не сдавался и продолжал горячо напирать.

— Германия нам поможет. Карл Великий спит и видит, как скинет с русского престола своего четвероюродного племянника Василия III. За спиной Карла вся Европа, Кшиштоф. На этот раз русским не отбиться. Мы разорвем их страну на куски. И я обещаю тебе, один, небольшой кусочек этой страны, достанется лично тебе.

Кшиштоф согласился на авантюру. Он поддержит своего друга магната на сейме и проголосует за ввод войск на запад Российской Империи, на Минск.

* * *

Федор Прокопьев не так представлял себе службу на дирижабле под командованием подполковника Пожарского, кудесника четвертой ступени из уважаемой семьи. Вместо того чтобы воевать, они мотались из одного конца страны в другой и выполняли непонятные ему задания штаба, в которые его, обычного матроса не посвящали. Его дело мыть палубу, знать, где находится боевой пост, и уметь стрелять из автомата Калашникова. Но чаще всего его использовали как обычного стюарда. Вот и сейчас, странные пассажиры, которых они подобрали на севере страны, на Соловецких островах, зовут его к себе.

Посещать их каюту он боялся. Эти люди его пугали.

— Пришел? — Встретили его вопросом. — Не стой на пороге, маленький человечек. Проходи, поможешь нам.

Рост Федора был сто восемьдесят сантиметров и маленьким он себя не считал, но он промолчал.

Они словно сразу о нем позабыли и говорили о своих делах, не стесняясь его присутствия.

— Зря мы согласились на предложение Василия, братец. Я как не верил ему тогда, так не верю и сейчас. Одну руку он тебе подает, а вторую держит за спиной и что в той руке никто не знает.

— Зачем тогда согласился? Сидел бы и дальше в своей келье и бил лбом бетонный пол, молясь вместе с монахами, что надзирали за тобой.

— Тюремная еда надоела, вот и согласился.

Федор бросил короткий взгляд на гостей дирижабля и сразу отвел его. Жуткие люди.

Один худой старик, казалось, дунешь, и он упадет. Ему бы на печи лежать, греть старые кости, а он висит на перекладине в углу каюты и подтягивается. Даже не запыхался. Второй человек был еще чудней. Сидел на диване в одних штанах. В руке он держал нож, которым резал себя. Росчерк ножа поперек груди. Образовался большой порез. Кажется, даже внутренности видны. Не успела кровь брызнуть на ковер, как порез закрылся. Быстрое движение руки и отрезан палец. Он упал прямо на пол и оставил на нем кровавую кляксу. Как и рана на груди, меньше чем через миг палец снова на месте. Только клякса осталась на память.

— Чего смотришь? — Обратили они на него внимание. — Бери нитку в руки и пришивай к форме что вон, на столе лежит по пять зеленых полос на рукава. И звезды в погоны воткни, они там лежат.

* * *

На фронте я уже месяц. Вся романтика войны, если она и была у меня в голове, испарилась. Война это кровь и земля.

— Бум.

Очередной удар сотряс блиндаж, и с потолка на наши головы упала древесная пыль и та самая земля, что на вкус как кровь.

— Они пытаются прорваться здесь и здесь.

На столе лежала карта. Командир отдавал нам последние приказы. Шел бой. Англы гнали вперед черных и индийцев.

— Ты, Стародуб и ты, Ветряков держите наш левый фланг. Не дайте им подобраться к вам близко. Там овраг. Помните о нем.

Лейтенанты на пару кивнули.

— Я буду в центре, вместе со Свиридовым и Стряпченко. Здесь, — показал он нам место на карте. — Смирнов и Богомол держат правый фланг. Тыл за Купельманном. Все господа офицеры. Вперед. Поможем солдатам. Держим связь, и не падаем духом. Отбили их прошлые атаки, отобьем и эту.

Мы выбежали их штаба и разошлись в разные стороны. Богомол убежал вперед, а я задержался, останавливаясь на каждом огневом посту и подбадривая промерзших солдат. Ноябрь. Ночью холодно, а еще этот дождь, что льет с неба уже неделю и не дает нам просохнуть. Все траншеи сырые. Воды по щиколотку. Приходится менять портянки по пять раз в день.

Кивнув солдатам, я приподнялся над окопом и посмотрел в сторону врагов. Видимость никакая. Мелькают силуэты, но и все. Стрелять пока рано.

— Держитесь тут, — сказал я и пошел проверять пулеметную точку.

Илья Богомол хороший лейтенант, но вот людей он понимает плохо. Пробежал мимо и все. Не ободрил, не дал им надежду. На войне так нельзя. За месяц мы уже потеряли пять солдат, и я как сейчас помню глаза ребят, когда им пришлось собирать то, что осталось от товарищей в ведро. Удачное попадание прямо в окоп из артиллерии.

— Парни, что у вас? Спокойно, пока?

Солдаты обернулись.

— Все хорошо, старшина. Ждем, когда они решатся пойти вперед. Не сомневайтесь, вдарим по ним из всех стволов.

Я сообщил им последние новости.

— Англов там нет. Они снова гонят вперед своих ручных негров и индийцев.

Сержант, с которым я говорил, покачал головой.

— Мне даже их жалко, хоть они и враги, старшина. Воевать они не умеют и пушки у них дерьмо, еще времен второй мировой войны. Их гонят на нас словно рабов, каких. Сраные англичане.

Я подбодрил пулеметный расчет и пошел дальше. Мне нужно обойти всех солдат.

Атака шла по всему фронту. В небе летали истребители, вспыхивая как спички и падая на землю. Дирижабли держались на одном месте, точно над нами, распределившись по всей протяженности войска. Самые сильные кудесники сидели там. Они то и защищали нас от атак английских лордов-волшебников и по возможности прикрывали от артиллерии и обстрелов из минометов. К сожалению, мы все еще проигрываем англичанам в количестве четвертых и пятых ступеней, из-за чего случается то, что случилось сейчас. Позиции в нескольких десятках километров от нас накрыло грибовидное облако пепла. Удар лорда-волшебника. Не думаю, что там кто-то выжил. Несколько километров фронта оказались оголены. Сейчас туда спешат подкрепления из резерва, заткнуть дыру.

Над головой начали стрелять. Добежать до Богомола я не успевал. Взобравшись на одну из подготовленных по всей длине окопов стрелковых позиций, я снял с плеча автомат и начал водить головой по сторонам, в поисках врагов. Вот и они. Бегут, пригибаясь к земле, стараясь пересечь пустое пространство как можно быстрей и навязать нам бой в окопах.

Режим ведения стрельбы я выставил автоматический по два выстрела с отсечкой. Прицелился и стал ждать удобного момента. Пришлось встряхнуть автоматом, так как из-за дождя, он весь был залит, и целиться стало неудобно. Справа и слева от меня уже стреляли. Пулемет грохотал, а я выцеливал тех, кому удалось уйти с линии огня и подобраться к нам слишком близко.

Вижу. Нажал на крючок и индус, который по-пластунски подбирался к нашим позициям, думая, что его не видят, взвыл. Добивать я его не стал. Он уже не боец, да и его крики оказывают психологическое воздействие на товарищей, заставляя тех медлить и бояться. Все как в боевом уставе написано.

— Черт!

Я дернулся. Прямо перед моим лицом застыл расплавленный металлический шарик. Кто-то меткий постарался. Если бы не щит, который я держу постоянно на себе, мне бы пришлось плохо, а так пуля замедлилась и сплющилась от удара о невидимую преграду.

Встряхнувший, я продолжил стрелять. Еще ничего не закончилось. Стрелять приходилось много. Ствол начал нагреваться. Попадал я не всегда. Пот смешался с дождем и заливал лицо. Вытерев его рукавом кителя, я продолжил стрелять, вглядываясь за пелену дождя и утреннего тумана.

Удар прикладом в плечо и еще один индус падает лицом в землю. Этот не кричит. Смертельное ранение в голову.

Перед нашими позициями уже целый ковер из мертвых и раненых, что стонут на поле боя и пытаются выжить любой ценой. Поднимают руки, хотят сдаться.

Атака англичан захлебнулась. Уже через час, они отозвали воиска, и мы вздохнули с облегчением. Еще одна атака отбита.

Кричали оставшиеся между нашими позициями раненые. Англичане оставили их. Мы тоже не собирались их спасать. Англы только этого и ждут. Их снайпера с радостью снимут нам головы.

Тем, кто удачлив, удавалось доползти до наших позиций. Их мы брали в плен.

У нас тоже были раненые и убитые. Их сейчас переносят в медицинский пункт. Блиндаж для раненых. Полевой врач в роте есть, но он обычный человек. Солдаты больше рассчитывают на меня и на комроты Налбата.

Рация на поясе ожила. Это был голос командира.

— Прием. Старшина. Жду в медпункте. Сейчас.

Я ответил.

— Принял. Две минуты.

Пробегая мимо отдыхающих ребят в окопах, я заметил два трупа рядом с пулеметной точкой. Сержант, с которым я говорил буквально час назад и рядовой. Им сегодня не повезло. Я остановился, перекрестил их и побежал дальше.

Афон Налбат был уже в медицинском блиндаже. Помогал нашему врачу стабилизировать самых тяжелых.

— Старшина, — закричал он мне, как только я появился. — Бери на себя тех, кто в сознании. Обезболь. Почисти раны, и закрой их как сможешь. Дальше врач справится без твоей помощи.

— Есть.

Я приступил. Раненые лежали на кушетках. Я ходил от одного к другому и накладывал на них формы. «Очистка раны», «обеззараживание», «исцеление», «регенерация». Чтобы вспомнить форму и наполнить ее силой у меня уходило по сорок секунд. Две, три минуты на раненого. Средоточие начало пустеть. Меня хватило только на семерых, до того как сила кончилась. Остальных долечивал Налбат и врач. Двое так и не дождались помощи и умерли. Я прикрыл им глаза и вышел из лазарета.

— Пустой? — Спросил у меня комроты, которого я дожидался на выходе из блиндажа, переделанного в медпункт.

— Да, — я поморщился. — В груди, словно черная дыра образовалась.

— Это хорошо. Тратить все силы до капли полезно для средоточия.

— Неуютно себя чувствую.

— Еще бы. Ты теперь даже щит не поставишь, — он хмыкунл. — Сколько времени оно у тебя заполняется?

— Девять часов.

— Нормально. Приемлемая скорость. Видел я тех, кому нужны сутки, чтобы их средоточие снова наполнилось. Слабаки.

Мы начали обходить окопы, проверяя как там бойцы. Встретили лейтенантов. Все они выжили и сейчас наводили порядок во взводах. Разобравшись с делами и отправив большинство солдат спать, самых крепких оставили в карауле, а мы, офицеры собрались в командирском блиндаже обсудить сегодняшнюю атаку.

— Кирюхин!

— Я здесь, командир Налбат.

Рядовой выскочил из-за занавески и преданно уставился на старшего лейтенанта.

— Организуй нам завтрак.

— Есть, — отдал солдат честь и убежал шаманить с печкой.

Я, лейтенанты и сам Налбат устали. Оружие сложили в углу блиндажа, сняли верхнюю, грязную одежду и сели за стол, дожидаясь, когда там Кирюхин нас накормит.

Тишину своим голосом разорвал командир.

— У кого какие потери?

Лейтенанты стали отвечать.

— Нет. Два убитых, один ранен. Три убитых, два раненых. Один мертв, пятеро ранены.

— Выходит с теми, кого нам не удалось спасти в лазарете — одиннадцать убитых и девять раненых.

Из-за занавески показался Кирюхин с подносом в руках. Расставив перед нами тарелки с горячей кашей, хлеб и чай с сушкой, он оставил нас одних.

— Англичане как с цепи сорвались. Каждый день по две-три атаки. Так у них скоро все воиска закончатся, — сказал нам лейтенант Стародуб. Ему ответил Купельманн.

— Пытаются оттянуть момент нашего контрнаступления, план которого почти готов. Откусили кусок который не могут удержать, вот и дергаются не зная как поступить.

— Твари вонючие.

До нас доходили слухи, что их лорды-волшебники делают с пленниками.

В блиндаже зазвенел телефон. Трубку взял связист. Мы прислушались.

— Да. Так точно. Есть, — коротко отвечал он. Повесив трубку, связист подошел к нам и доложил. — Командир. Вас ждут в штабе батальона к двенадцати часам дня. Общее совещание.

Налбат кивнул, и связист вернулся за свой стол.

— Вот и дождались, — лейтенант Стряпченко перекрестился. — Общее наступление.

После завтрака лейтенанты разошлись по своим взводам, а меня командир взял с собой. На командной машине, спрятанной в специальном блиндаже для автотранспорта, мы выехали в сторону штаба батальона. Автомобилем был УАЗ. За руль сел сам Налбат.

Дождь прекратил лить, и из-за туч выглянуло солнышко.

— Пока я буду в штабе, сходи, получи почту на роту и на склады к прапорщикам загляни. У нас патроны заканчиваются, а они там не торопятся. Если протрубят наступление, нам и воевать будет нечем.

— Понял.

За месяц наши отношения с командиром претерпели изменения. Я лучше его узнал, он лучше узнал меня. Язвительный, жесткий, нетерпимый по многим вопросам, он был хорошим учителем.

Дорога позади фронта петляла. На перекрестках были установлены ежи и бетонные блокпосты через каждые пять километров. Приходилось часто останавливаться.

На обочинах догорала сожженная после удара с воздуха техника. КрАЗы, танки, самолеты, что упали на нашей стороне. Как отечественные Туполев и Сухой, так и чужие, английские «Тайфуны», пытавшиеся прорваться к дирижаблям. Солдаты под командованием офицеров тушили их и пытались найти выживших среди обломков.

Мы подъехали к месту. Вот он подземный штаб второго батальона. Налбат вышел и махнул мне рукой. Меня на совещание не приглашали и я сел за руль УАЗа. Склад и почта находились в километре отсюда. Включив первую передачу, я покатил к ним.

Припарковавшись, я пристроился в конец очереди на выдачу почты. Рука сама отдала честь капитану, что стоял впереди меня.

— Следующий.

На выдаче стоял солдат в звании ефрейтора. Я предъявил ему свой военный билет.

— Почта для пятой роты.

Ефрейтор полуобернулся назад и закричал во всю глотку кому-то в глубинах склада — ПЯТАЯ РОТА!

Мешок с письмами принесли через две минуты.

Зашел я и к прапорщикам с вопросом о боекомплекте для роты. Там меня заверили, что вышла накладка и машина с патронами для автоматов и пулеметов подъедет после обеда. Так что я сел в УАЗ, подъехал к штабу батальона и стал ждать Налбата, от нечего делать, перебирая письма в мешке. Как ни странно, нашел я почту и для себя. Два письма. Оба из Москвы со штампами канцелярии Императора. Одно за двадцатое число октября, а другое за двадцать седьмое.

Вскрыв письмо, я стал читать. Настроение испортилось с первых строчек. Второе письмо, испортило мне его еще больше. Ну и новости. Я присвистнул, покачав головой.

Дверь в машину открылась, и внутрь залез комроты.

— Чего как в воду опущенный? — Спросил он меня, заметив вскрытые конверты, лежавшие у меня на коленях.

— Дед умер во сне.

— Сочувствую, — сказал он. — А во втором письме что?

— Второе — это оповещение о еще одной смерти родственника. Через неделю после деда, умер дядя Иван. Старший сын Тимофея Митрофановича. Он был наследником фамилии.

Налбат долго молчал, прежде чем что-то сказать.

— Даже если там что-то нечисто, канцелярия не будет вмешиваться. Это внутренние дела семьи.

Я поморщился. Все прекрасно понимаю.

— Я расстроился не из-за этих смертей.

Налбат удивился.

— А из-за чего тогда?

— Из-за мачехи, Людмилы и тех людях, что служат нашей семье. Раньше ее хоть как то сдерживал дед и дядя Иван, сейчас же, — я с горечью покачал головой, — боюсь даже представить, какой ужас творится в семейном поместье в Москве. Людей жалко.

Налбат кивнул и завел двигатель. Мы возвращались в роту.

* * *

Старое, еще помнящее первых Смирновых своей фамилии деревянное поместье, молчало. Оно видело все, но сказать не могло ничего. Чего тут только не случалось. Пожары, братоубийство, измены, оно повидало многое, но сегодня, впервые за всю историю рода, во главе стола в кабинете главы дома сел не мужчина, что официально возглавил ослабший род, а женщина.

Средний сын старого патриарха рода отказался от места в пользу младшего брата, отца Семена — Андрея. Официально это он возглавил род, но в кругу семьи, не оповещая посторонних, вся власть перешла в руки Людмилы Ильиничны, его жены.

На совете рода, который она сегодня созвала, собрались все Смирновы. В стороне, не за главным столом сидели дети, хотя скорее подростки. Там был и брат, с сестрой по отцу, Семена. Витя и Маша. Пети не было. Он был казнен прошлым главой. Так все думали. Но он здесь был. Притаился в углу, осматривая родственников злобным взглядом. В поместье этого человека знали как Глеб. Он был холопом семьи и водителем Людмилы Ильиничны.

Людмила, по такому случаю надела сегодня приталенное черное платье, выгодно подчеркивающую ее фигуру. Бесспорно, она была красива, но люди что сидели за столом старались не смотреть на неё. Она так и не удосужилась убрать запекшуюся кровь из-под ногтей и все это видели. Шепотки о ее сумасшествии все чаще стали витать среди слуг и даже членов семьи.

Людмила, улыбнувшись всем и постукивая ноготками по деревянной столешнице, заговорила.

— Крысы Императора убрались, и мы можем обсудить дела рода без лишних ушей. Первым делом, если вы не против, я представлю вам Глеба, моего водителя. С этого момента он не холоп, а полноправный слуга нашей семьи. К сожалению, ему, как и многим из нас пришла повестка, и он отправляется воевать, — Людмила хихикнула, от чего всех за столом передернуло. — Местом его службы будет юго-западный фронт, второй батальон, пята рота.

Людмила вновь рассмеялась. Члены рода, что сидели за столом не понимали ее веселья, но молчали.

Сумасшедшая, думало большинство, и они были недалеко от истины.

* * *

— Что там? Какая помощь вам нужна?

Григорьевка жила своей жизнью. На хозяйстве в деревне остались одни старики, и им была нужна наша помощь. Вот и сейчас, увидев, как я иду мимо, ко мне подошел один из жителей. Сосем старик. Опирается на клюку, но спину держит ровно.

— Мне бы солдатиков рукастых, хоть пару человек, старшина. Крыша совсем прохудилась, — указал он мне на свой дом рукой. — Поправить нужно до зимы. Так бы я сына попросил, но он на войне. Турецкий фронт.

— Хорошо. После обеда отправлю к вам отделение во главе с младшим сержантом. Они помогут переложить шифер и заделать дыры.

— Спасибо.

Я кивнул и пошел дальше. У нас итак чуть ли не треть роты трудится в деревне. Урожай то собрать помогли, но вот обработать его рук не хватает. Почти всех в Григорьевке забрали в армию, а старикам одним сложно. Приходится нам помогать. Поить скотину, убирать за ними, колоть дрова, копать, короче, жить простой деревенской жизнью, как и прежде, словно нет войны. Еще бы снаряды над головой не летали.

Я как раз шел проверить отделение, которое послал три дня назад перекопать огород у старухи, что живет на краю деревни. Что-то они долго там возятся.

Подобраться к дому удалось незамеченным. Подтянувшись на опорах забора, я заглянул во внутренний двор.

— И вот тебе на погоны. Две шестерки сверху.

— Эх. Раздавай заново.

В карты играют.

Первым делом я обошел дом и проверил что с полем. Как я и думал, оно было давно перекопано. В почву внесли опилки, фосфат и золу.

Во двор к бабке я зашел со стороны поля. Солдаты и ефрейтор что ими командовал, продолжали играть в карты.

— Перевожу.

— А-а! Нечем переводить, — схватился за голову ефрейтор, пытаясь отбиться.

Меня они по-прежнему не замечали. Пришлось кашлянуть, обозначив себя.

Оглянувшись на меня, солдаты застыли с картами в руках. Я показал им рукой знак встать. Они вскочили и вытянулись в струнку.

— Товарищ, старшина. Второе отделение третьего взвода построено. Нарушений нет. Отсутствующих нет. Ефрейтор Карандаш доклад закончил.

— Говоришь, нет нарушений?

Я взял карты со стола, на котором они играли, и сложил их в одну колоду, убрав их себе в нагрудный карман.

— Да, ладно вам, старшина, — улыбнулся мне ефрейтор. — Вы же все понимаете.

— Нет. Не понимаю.

Это было отделение под командованием младшего лейтенанта Свиридова. Похоже, они ни во что его не ставят как командира, если позволяют себе так себя вести.

Наказание для них я придумал, не сходя с места.

— Сегодня вечером я соберу ваш взвод и расскажу им, как вы отличились. Потом, нагружу ваших товарищей работой, которую должны были выполнять вы, а вам дам неделю отдыха, раз вы так устали что не можете держать лопату в руках и вам нужно больше личного времени поиграть в карты. Все свободны. Ефрейтор, сообщи своему непосредственному командиру о том, что здесь произошло и возвращайтесь в окопы.

Они ушли, а я навестил бабулю, что подтвердила мне мои выводы. Работу эти парни закончили еще в первый день, а потом два дня отдыхали, подъедая запасы бабки из погреба. Компот, варенье. Собаки, разозлили они меня. Какие же собаки.

Все последующие посты я проверял с особым тщанием, но нарушений не нашел. Рядовые несли службу справно и не филонили.

Закончив с ежедневной рутиной, я отправился в небольшой лесок позади Григорьевки. Там меня ждал старший лейтенант Налбат. Угрюмый, буравящий своими черными глазами землю под ногами он стоял на чистом от зелени пятачке земли и размышлял о чем-то своем, когда я подошел.

— Опаздываешь, — сказал он.

Я, как своему командиру доложил ему о произошедшем.

— Хорошо придумал с наказанием. Молодец.

— А что со Свиридовым? Они в его взводе.

Глаза у Налбата потемнели еще сильней.

— Младшего лейтенанта я накажу сам. Мы тут не в бирюльки играем, а воюем. Нет времени раскачиваться. Путь поймет, что просчет его солдат, это и его просчет.

Я кивнул и стал ждать указаний.

— Перейдем к нашим делам. За месяц ты неплохо подтянул свои умения. Ты все еще говно как кудесник, но из тебя уже можно слепить пулю.

Я хмыкнул, не сдержавшись от такого сравнения себя и пули из говна.

Комроты не обратил внимания на мое недовольство, выраженное в фырканье, и продолжил говорить.

— Как я и советовал, ты перестал хвататься за все подряд, — он начал повторяться, но я слушал внимательно, хотя то же самое он мне говорил еще месяц тому назад, на первом нашем уроке, — сила кудесника первой и второй ступени стоит на трех столпах, — комроты начал загибать пальцы на руке. — Первое — защита. Второе — атака. Третье — лечение. Ты должен уметь ударить, защититься и вылечить себя за секунды. В бою никто не даст тебе несколько минут, пока ты вспомнишь нужную форму и заполнишь ее силой.

Он был прав. Я понял это только после спаррингов с Налбатом. Знать много форм и уметь их применять не всегда хорошо.

— И как я вижу, ты исправляешься. Сколько времени у тебя сейчас уходит на эту связку?

— «Щит» ставлю за три секунды. На «регенерацию» уходит пять, а «пуля» требует всего две секунды. И спасибо вам еще раз за «пулю».

Этой формой — «воздушной пулей» — поделился со мной Налбат. В ходе экспериментов я определил, что почти невидимая глазу «пуля» летит со скоростью не ниже чем автоматная, но в отличие от реальной пули, моя пробивает не только материальные объекты. Нет, эта форма еще и хорошо нагружает чужие щиты, так что в схватке с другими кудесниками у меня есть хорошие шансы на победу, напади я не только из-за засады.

— Сокращай время, — проворчал Налбат. — Добивайся секунды на создание все трех форм. Если дела пойдут плохо и мы перейдем с англичанами в прямой контакт, только так ты выйдешь живым после встречи с их низкоранговыми волшебниками. На третью ступень даже не замахивайся. Беги от них. Надеюсь, это-то ты понимаешь?

— Понимаю.

На одном из занятий Налбат наглядно показал мне разницу между второй и третью ступенями. Напрягшись, он взмахнул рукой и смял целый участок леса, превратив его в месиво из грязи и щепок. Как он тогда сказал — такова сила всех третьих ступеней. Пока вторые и первые ступени балуются точечными эффектами («кулаки», «пули», «молнии»), третьи ступени учатся масштабируемым воздействиям. Их предел — площадь сто на сто квадратных метров. Уже четвертые ступени могут накрыть своей атакой или защитить километры фронта.

Сравнивать силу кудесников разных ступеней глупо. Это как сравнивать слона с мышью.

— А что делать дальше? Когда я добьюсь секунды во всех трех формах?

Налбату мой вопрос не понравился.

— А сам как думаешь? Или я должен все тебе разжевывать?

Я задумался.

— Ну? — Поторопил меня комроты. — Какой будет ответ? Включи уже голову.

— Доводить другие известные мне формы до уровня первых трех? — Осторожно спросил я, боясь нарваться на резкую отповедь.

— Надо же, — саркастично улыбнулся он. — Угадал.

С неба снова заморосил дождь. Мы оба поморщились.

— Пойдем, — махнул он мне рукой, велев следовать за собой. — Не хочу сегодня устраивать спарринг. Да и нет больше в этом особого смысла. Ты усвоил все, что тебе нужно знать на своей ступени развития. Дальше только самостоятельная практика.

Раз тренировки не будет, я решил спросить его о том, что меня волновало.

— Вы так нам и не рассказали, что было на том совещании? Скоро контрнаступление?

Командир проворчал.

— Рано вам знать. Всему свое время.

Для себя я его ответ понял так. Наступление будет со дня на день, но говорить об этом рядовым, сержантам и младшим командирам пока рано.

— Ты лучше к новому пополнению присмотрись, чем пытать меня насчет секретных данных. Они вчера вечером прибыли, два десятка человек.

— Да, знаю я. Я же их по взводам и распределял.

— Поговорил хоть?

— Времени не было, ночь на дворе, да и люди с дороги устали. Передал их лейтенантам. Сегодня найду их и пообщаюсь. Узнаю, что из себя представляют. Поговорю, познакомлюсь.

Дойдя до окопов и спрыгнув в них, мы разошлись в разные стороны. Комроты отправился в блиндаж, пить чай с его любимыми сушками, а я искать пополнение. Нужно поговорить с ними. Определить что у них на душе. Вон, в соседней роте недавно два человека сбежали вместе с оружием. Не хотят воевать. Ротного и лейтенанта сняли с должности и сразу в штрафной батальон, а беглецов поймали и расстреляли.

На очередном посту, я остановился.

— Тьфу! Что за вонь у вас здесь? Мерзость.

— Да сами не понимаем, старшина, — растеряно пожал плечами ефрейтор, командующий отделением, где пять из восьми человек были новенькими. Их то я и искал. — Все перерыли. Нигде пустых банок или гнилья, какого не нашли. Окоп чистый, а вонь стоит.

Приложив к лицу рукав кителя, я дышал через него. Так было чуть легче. Спросил.

— А почему тогда кислятиной так несет?

— Не знаем, командир. Да вы не беспокойтесь. Сейчас разветрит. Второй раз за сегодня такая оказия. Уже и привыкать начали.

— Дышать же невозможно, — сквозь зубы прошипел я и хочу, не хочу, начал расспрашивать новобранцев об их житье. Откуда они, чем увлекаются, как настроение? Ответы были скомканы, не уверены, но мне хватило, чтобы составить о них свое первое мнение.

Надеюсь, они не побегут, подставив меня и комроты.

Когда я уже уходил, я почувствовал, как мне в спину уперся злой, ненавидящий взгляд. Словно гвоздь под лопатку вогнали. Я резко развернулся на месте и попытался определить, кто смотрел, но рядовые и ефрейтор не обращали на меня никакого внимания, занимаясь своими делами. Чистили оружие, наводили приборку и следили за врагом через поле, которое нас разделяет.

Мне это не понравилось. Ненависть была жгучая. Такое не могло мне просто привидеться. Кудесники куда чувствительней обычных людей и отмахиваться от этого чувства не следует.

Солдаты заметили, что я остановился и смотрю на них и только недоуменно замолчали, пытаясь понять, что не так. Я не стал им ничего объяснять и ушел. Но тот взгляд в спину я не забыл.

Глеб усмехнулся. Как мама и говорила, никто не догадался. Уж теперь то он отомстит этому вырожденцу за свои прошлые унижения. Но нужно подождать. Нельзя атаковать его на виду у всех. Но как же жжет внутри.

Он заметил, что меняется. В нем все меньше и меньше оставалось от человека. Как и прежде, но куда сильней он хотел причинять боль и наслаждаться агонией своих жертв. Ему хотелось видеть кровь врагов, и мама решила, что на войне ему будет лучше, чем где либо еще. Ну а братик Семен, это так, на сладкое. А пока, он присмотрится к «товарищам». Жжение в груди становилось все сильней, и ему нужно кого-нибудь убить.

* * *

Происшествия на железной дороге случались постоянно. Но на этот раз, патрулирующие пути железнодорожники в оранжевых жилетках были вынуждены вызвать на место происшествия милицию. Не обычный патруль, а кого посерьезней.

Буханка с синей полосой поперек борта подъехала к месту происшествия через два часа.

— Ну что тут у вас? — Спросил железнодорожников следователь.

— Сам смотри, Петруха.

Здесь собрались знакомые друг с другом люди. Все с одного села. Не чужие люди.

— Мать честная, — следователь перекрестился, — пакость то, какая.

— Вот тебя и вызвали, — сказали ему мужики, стараясь держаться подальше от трупа, который нашли. Ладно бы он был обычным. Случается люди падают с поезда или пытаются переползти под вагонами, а поезд в это время тронется, но это...

— Нет, мужики. Это дело не мой уровень. Тут что-то серьезное.

Следователь потянулся рукой к телефону.

— Так мы пойдем, Петрух? Нам еще десяток километров путей проверять.

— Куда?! — Закричал он на них, не на шутку испугавшись. — Нет-нет, дорогие. Вы со мной. Отбегались вы сегодня по путям мужики. Будем теперь ждать. Вы все свидетели.

— Говорил же я тебе, — зашептал один рабочий другому в ухо. — Скинули бы труп в овраг, и никто бы не узнал. А что уж теперь, — махнул он на все рукой.

Связавшись по телефону с начальником из райцентра, следователь и рабочие стали ждать. Пока его сообщение передали вышестоящему начальству, пока оно думало, что делать, вот и наступила ночь.

Следователь и рабочие железной дороги развели костерок и сидели, грелись рядом с ним. Теперь и капитан милиций Петр Федосеев жалел, что доложил о происшествии, а не закрыл вовремя глаза. Хотелось домой, к жене и детям. А здесь находиться — жутко. От трупа несет чем то недобрым. Плохим. Уже, какой раз повел плечами, пытаясь скинуть с себя морозец, что подбирался со спины.

К счастью, ночной мрак разорвал свет фар. По лесной дороге сюда ехал автомобиль. Начальство пожаловало.

— Ну, наконец-то! — Воскликнули уставшие мужики.

Находиться здесь и дальше они не хотели. Если бы в ближайший час никто не появился — сбежали бы. И плевать на милицию. Страшно.

— Чуть не околели тут. Да еще труп этот рядом. Спасибо тебе капитан, — выговаривали они своему поселковому соседу.

Автомобиль остановился рядом с буханкой милиции, и из него вышло три человека. Непосредственный начальник следователя, подполковник Мирошниченко, и два православных монаха. Один из них был только послушником, готовящимся быть принятым в монахи, а второй целым иноком. Милиционер их узнал, хоть и не был лично знаком. Церковь на всю округу у них одна и они служили богу при ней.

— Федосеев! — Сразу начал кричать на него начальник. — Что ты тут нашел? Вот я тебе, — показал он ему кулак, — если ты ошибся, сгною.

Следователь обиженно засопел и ответил.

— Я еще помню спецориентировки, товарищ подполковник. Труп точь в точь под них попадает, — он начал перечислять. — Непереносимая вонь кислятины, странные наросты на теле жертвы, язвы на лице и языке, лопнувшие глаза, знаки кровью на теле.

Инок, что осматривал труп, подтвердил его выводы.

— Капитан прав, подполковник, не стоит на него кричать. Он поднял тревогу не зря.

— Это то, что вы ищете? — С осторожностью спросил монахов подполковник Мирошниченко.

— Следы нечистой силы, — подтвердил ему инок. —Труп мы заберем, а вы уважаемые мне скажите, куда двигался последний поезд, что прошел по путям?

Ответили ему железнодорожники.

— Подкрепления для юго-западного фронта это были. Утром прошли.

Узнав, все что хотели, монахи опросили свидетелей и уехали вместе с подполковником. Начались массовые проверки вдоль путей. К началу следующего дня, были найдены еще два трупа по пути следования поезда с подкреплениями для фронта. Все погибшие были солдатами.

К сожалению, поезд уже прибыл в Матвеев Курган, и солдаты разъехались по всему фронту.

Церковь приняла меры и направила в полки монахов.

* * *

Этим вечером никто из солдат спать не пойдет. О наступлении комроты сообщил нам еще днем и послал всех отсыпаться сейчас. А на ночь, у нас были другие планы.

Честно скажу, отдохнуть не получилось. Я просто лежал на своей кровати, вдыхал запах ели, которым она пропиталась, так как заменяла мне матрас и размышлял. Думал о себе, об Алисе с Юлианой, о своей ферме, золоте, что превращается в рубли и копится на моих счетах. Потом мысль плавно перескочила на детство, и я вспомнил маму. Давно я не был на её могиле, не вспоминал ее. Стыдно.

По блиндажу разнесся запах жареного мяса. Занавески что прикрывали нашу комнатку от помещения штаба, раздвинулись.

— О-о-о, как пахнет. Проходи сюда. Мне вот этот кусок. Давай, Кирюхин, режь как мужик. Не жмись.

Понятно все.

— Другим же не хватит, лейтенант Стародуб. Вы много берете. Не надо...

В голосе солдата прозвучала тревога.

— Хватит им. Меньше спать надо. А ты режь, режь. Видишь, мы с лейтенантом Богомолом голодные? А эти спят — значит сыты. Не скупись, Кирюхин. Режь, говорю.

Я перегнулся через бортик второго яруса кровати, на котором спал и посмотрел вниз, на мужиков, что нетерпеливо подкладывали себе в тарелки большие куски жирного мяса со специями. Кирюхин расстарался. Я даже задумался, не спуститься ли мне к ним, попробовать вкуснятину, но потом отринул эту мысль и снова лег отдыхать.

Сегодня умрут десятки тысяч хороших людей. Умрут, чтобы другие жили. И я тоже могу умереть. Эта мысль меня не пугала. Да, волнение было, но поджилки не тряслись. Отступать некуда. Если дадим слабину, шакалы набросятся на нас с еще большей силой. Сегодня мы или победим или умрем. Так нам сказал комроты, перед тем как отправить спать и я с ним согласен. Но умирать все же не хотелось...

Достав из-под воротника простой серебряный крестик на веревочке, я стал молиться. За себя. За тех, кто остался на ферме и за солдат. Так я и уснул, сам того не ожидая.

Проснулся я раньше побудки. Лейтенанты уже встали и весело доедали то, что оставили им Стародуб и Богомол.

— Доброго вечера, Семен. Спускайся, мы отложили тебе ножку.

— Спасибо. Сейчас, только умоюсь, схожу.

Спрыгнув на пол и натянув портянки по-быстрому, я спрятал ноги в кирзовые сапоги и прошел через штаб на улицу. Караул на выходе отдал мне честь.

— Вольно, парни. Не напрягайтесь.

Умывшись холодной водой из рукомойника, я вернулся и сел за импровизированный стол в нашей комнате, с удовольствием съев холодную курочку.

Командир пятой роты, старший лейтенант Афон Налбат проснулся. Мы узнали об этом из-за его крика, заставившего нас подпрыгнуть на месте.

— Чего за занавесками спрятались?! Сюда идите. Будем обсуждать план. КИРЮХИН! — Взвыл Налбат еще громче. — Где моя курица?

Курицу так и не нашли. Кирюхин косил взглядом на нас и молчал. Пропесочив его, и влепив три наряда вне очереди, комроты его отпустил, и мы начали обсуждение.

— Атака начнется в четыре утра. Первый удар нанесет артиллерия, танки и минометные расчеты полков. Сразу после них ударит авиация. Утюжить будут долго. Нельзя дать англам и шанса поднять голову. После, как только прозвучит команда, мы все идем в наступление по земле. Бегом. Не оглядываясь. Только вперед.

Я с лейтенантами стал переглядываться. На языке у всех вертелось одно, и тоже. Вопрос задал лейтенант Купельманн.

— Как то это не слишком отличается от того, что делают англичане, командир. Будут большие потери.

Остальные и я в том числе, покивали на его слова. Все были согласны, что план атаки, какой-то... непонятный. Слишком простой.

— Ваше дело выполнять приказы, — жестко осадил нас Налбат. — Знать всего вам не обязательно. Наши генералы не дураки и знают что делают.

Мы замолчали.

— Выдадите солдатам тройной боекомплект. И пройдитесь среди них. Покажите, что вы рядом и тоже участвуете в атаке. В бой пойдете первыми, вдохновите ребят. И берегите себя там. Все. По боевым постам, офицеры и да спасет наши души господь бог.

Ночь. Пространство вокруг освещает только луна на небосводе. Солдаты ждут. Сотни тысяч глаз всего юго-западного фронта сейчас смотрят в сторону окопов врага. Я слышу чей-то нервный смех. Шепотки в ночи.

Ждать осталось недолго...

Первыми свое слово сказала артиллерия. Это было красиво. Словно тысячи огненных воробьев взлетели к небу, зависнув там всего лишь на миг, чтобы спикировать вниз, на порядки врага и тогда на земле раззверся ад. Жадный гул огня и крики сгораемых людей.

Англы проснулись и сыграли тревогу. Их лорды стали защищать своей магией воиска, а наш напор с каждой минутой становился все сильней. Весь фронт полыхал. Взрывы, огненные росчерки над головой, визг истребителей и удары кудесников. От Ростова-на-Дону, через Таганрог, Мариуполь и Бердянск до самого Крыма шел бой.

Я покрепче сжал в руках автомат.

Из огня, пытаясь уйти от него, выбегали самые трусоватые солдаты англичан или те, кто просто хотел жить. Мы открыли по ним огонь. Пытаясь спастись от огня, они попали под наши пули и заметались по полю, не зная куда бежать. Там, на разделительной полосе между нашими армиями они все и погибли. Щадить их никто не стал. Это война и они вольно или невольно пришли сюда убивать. Я тоже стрелял.

Полчаса. Ровно столько времени не прекращался огонь артиллерии по порядкам врага, но те адаптировались. Все их лорды проснулись и смогли приструнить солдат, погасить начинающуюся панику и защитить самые важные направления.

Несмотря на неожиданную атаку, их артиллеристы тоже умели стрелять, и теперь наши кудесники были вынуждены прикрывать уже нас от их огня. Из Азовского моря англичан поддержали их гигантские корабли, что стояли там на якоре. Расстояние в сорок километров о берега до наших позиций давно было пристреляно. Нам пришлось туго.

Снаряд ударил прямо перед моей позицией и взорвался. Я вжался в землю, и сверху меня присыпало землей.

— Ай! — Коротко крикнул кто-то недалеко от меня и сразу затих.

Испуганно закричали другие солдаты. Сразу позвали меня.

— Старшина! Сюда!

— Иду.

Когда я подбежал к рядовому, в которого попал осколок от снаряда, оторвав тому руку, все было уже кончено. Я отрицательно помотал головой ребятам, что столпились вокруг него и надеялись на чудо.

Прикрыв глаза солдату, я оттащил его в сторону, чтобы он не смущал остальных.

— На посты, бойцы. Еще ничего не закончилось. Отомстим за него.

Зло стиснув автоматы в руках, солдаты вернулись на свои позиции.

— Пора! — Прозвучал голос из рации. — ВПЕРЕД! В АТАКУ!

В блиндажах тоже закричали в атаку, дублируя команды офицеров и сержантов, и разгоряченные солдаты начали выпрыгивать из окопов. Все побежали вперед, стреляя прямо во время бега.

Тех, кто бежал первыми, скосили пулеметной очередью англы. Наш строй качнулся и сделал два шага назад, чуть не распавшись, и тогда в небе вспыхнуло маленькое солнце, а каждого солдата охватило золотистое сияние. Я почувствовал воодушевление и уверенность внутри себя и, как и все вокруг закричал от переполнявших меня чувств, и мы все побежали, словно безумные. Напролом и с пеной у рта. Две минуты и вот мы уже в окопах врага. Сияние что нас окружало, защищало солдат от пуль, и они начали расстреливать англов, негров и индийцев в упор. Те ничего не могли сделать и попытались сбежать от нас, крича на разных языках и пытаясь сдаться.

В голове окончательно помутилось.

Этот момент я помню урывками. На меня бросается испуганный англичанин. Пытается застрелить, но пули не причиняют мне вреда, так как сейчас меня защищает золотистое сияние не моего щита. Я рычу и вместо того чтобы застрелить чужака, выхватываю нож и ударяю его в грудь, вгоняя лезвие по самую рукоять. На губах англичанина пузырится кровь, и он падает мне под ноги. Я снова рычу и оглядываюсь в поисках следующего врага и нахожу его. Тот испуганно смотрит на меня и пятится. Я прыгаю, валю его на землю и ударяю несколько раз ножом. Я весь перемазан кровью. Глаза застилает бешенство.

Это был какой-то чертов кровавый пир и кошмар.

И вот, все закончилось. Золотистый щит, что окружал мое тело, пропал и я пришел в себя. Эйфория что охватила меня, спала, и я стал хоть немного соображать. Голова болела, и я попытался встряхнуться. Взял себя в руки и поднялся с искромсанного мной на куски тела, с отвращением оттирая форму от крови.

Другие солдаты все еще находились под этим воздействием, не замечая, что неизвестное мне колдовство больше их не защищает, и гибли, подставляясь под удары.

— Ах ты, черт! — Я ругнулся. — Куда?!

В последний момент я вытащил солдата из-под огня, дернув дурака на себя и спрятавшись вместе с ним за углом траншеи.

— Приди в себя! — Прокричал я ему в лицо, дав хлесткую пощечину, и встряхнув, как следует. — Ну же!

— А? Что? — Он быстро заморгал глазами и стал бессмысленно смотреть по сторонам, пытаясь осознать, что здесь происходит.

— Уже что-то, — сплюнул я вязкую слюну с кровью на землю, щеку прокусил. Больно, блин. Я стал смотреть по сторонам, в поисках тех, кому еще нужна моя помощь.

Творился сущий бардак.

Нас спасло то, что англы уже дрогнули и побежали и то, что воздействие было оказано только на пехоту. Артиллерия продолжала бить по врагу, как и самолеты, и расчеты танков, иначе бы...

Люди стали самостоятельно приходить в себя и больше не рвались в бой как безумцы. Воздействие что на нас оказывали, ушло.

— Вперед! — Прозвучали голоса со всех сторон. — Не останавливаться! Гоним их к морю! Они бегут!

— За мной!

— Парни! Вперед!

Несмотря на чудесную магию, защитившую обычных солдат в начале боя, пока я шел за всеми, ориентируясь на крики, и пытался организовать какое-то подобие порядка в наших рядах, я переступил через десятки трупов своих солдат. Чужих я не считал. Их было слишком много.

— На!

Притворяющийся мертвым негр в форме военных сил англичан попытался пырнуть меня штыком автомата в брюхо, но я держал свой собственный, личный щит. Он хоть и замерцал, став видимым, но удержал сталь в нескольких сантиметрах от моего живота. Выстрел в упор из АК и негр мертв, а я за секунду, не задумываясь, ставлю новый щит и иду дальше, собирая всех, кто выжил по пути.

Мы прошли окопы насквозь и выбрались из них. Шли, наступая на пятки убегающим англичанам и по их трупам.

— Старшина! — Поприветствовали меня наши ребята из роты, которых взяли к себе на бронетранспортер танкисты. На их лицах сияли улыбки.

Я не успел их остановить. Они уже умчались в сторону Таганрога, догонять англов, а я только покачал головой. Дисциплина, бля. Взяли и отправились вперед с чужим взводом, оставив нас здесь одних с ранеными на руках.

— Прием. Старшина, Смирнов. На связь, — прозвучал голос комроты в рацию. — Прием?

Наконец-то. Я снял рацию с пояса и ответил.

— Слышу вас, командир, прием.

— Где ты? Как обстановка?

Я оглянулся по сторонам.

— В двух километрах позади вражеских окопов. Обыскиваем местность. Со мной рядом двадцать или тридцать солдат, есть раненые. Половину я узнаю, а другая половина из соседних рот как я понимаю. Потерялись.

— Иди вперед, Смирнов. Не жди. Приказ гнать англичан до самого моря. Как понял? Прием.

— Понял вас, командир. Прием.

— Встретимся под Таганрогом, Семен. Отбой связи.

— Слышали парни? Гоним этих тварей к морю.

— Да-а-а-а!

Все мы держались на адреналине. Радостные, несмотря на раны и потери среди друзей-товарищей и однополчан.

Сорок километров пешком. Вся дорога была усеяна трупами. Часть полей горели. Воспламенилась пожухлая трава. Отступая, англичане теряли технику, и она осталась здесь, в полях, полуразрушенная и превращенная в мусор.

Раненых англичан мы добивали. Времени, возиться с ними не было, а оставлять их за спиной нельзя. Да и не хотел никто брать их в плен. Слишком многих мы сегодня потеряли, чтобы жалеть врагов.

Несмотря на то, что англы бежали, они не были трусами. Пару раз мы попадали в засады, которые пропустили те, кто шел впереди, и нас обстреливали из оврагов и из других мест, в которых можно спрятаться. Это был жест отчаянья. Выжить те, кто сидел в засаде не надеялся.

Убитых с нашей стороны не было, но раненых стало больше и теперь мы не поспевали за фронтом и шли с опозданием, так как своих не бросали. Я подлечил их на скорую руку, но их все равно пришлось нести на себе. Потихоньку к нам прибивались другие солдаты, что потеряли своих товарищей во всей это неразберихе.

К восьми утра мы вышли к морю. Корабли англичан уже отходили от берегов и уходили.

— Куда это они? — Спросил я тех, кто сидел прямо тут, на берегу и смотрел вслед кораблям.

Здесь остановился отдохнуть взвод танкистов, окружив себя своими закопченными машинами.

Мне ответил незнакомый капитан, что лежал на холодной земле, пока ему перевязывали ногу бинтом, пропитавшимся кровью. Помочь я не мог. Средоточие опустело. Потратился на своих раненых, которых мы подбирали по дороге.

— На Крым двинули, собаки, — прошипел сквозь зубы капитан. — Мы отбросили их везде, кроме Крыма. Все кто выжил, отступают туда.

Прошло несколько часов.

Налбат сам нашел меня, когда я прогуливался по песчаной бухте Таганрога, омывая ноги холодной водичкой. Хотелось помимо усталости смыть с себя и кровь.

— Любуешься? — Спросил он меня, показывая на последние корабли англичан, что ушли из Азовского моря, засев в Севастополе.

Я был раздражен.

— Что это было? — Задал я встречный вопрос и наш комроты понял, о чем я говорю.

— Сила семьи Рюриковичей. Кто-то из них тайно прибыл на фронт и показал нам свой знаменитый «золотой щит».

Я съязвил.

— Помимо щита, там было кое-что еще.

Налбат кивнул.

— Их сила знатно бьет по мозгам, вынуждая действовать безрассудно. Зато на три минуты, все воиска, что пошли в атаку стали неуязвимы для любого вида оружия.

— Это был сам Василий III?

Старший лейтенант пожал плечами.

— Кто его знает? Может он, а может кто-то из его сыновей или братьев.

Солнце поднялось достаточно высоко над бухтой и осветило море и трупы, что прибило к берегу. Мыть ножки в этой воде сразу расхотелось.

— Выходит, следующая наша цель — Крым? Так, да?

На душе было тяжело. Позади развалины Таганрога, а что впереди непонятно. Я понимал, что Англия не простит нам свой разгром и пришлет сюда новый флот и новых солдат.

— Он родимый, — кивнул мне Налбат. — Но так легко как здесь нам победить не удастся. Они сдержали нас в том направлении не только потому, что хорошо там укрепились, но и по причине того, что там, на фронте сидят два члена королевской семьи Виндзоров, сыны королевы Анны Марии и сам адмирал лорд Дрейк. У их семьи, как и у Рюриковичей, свои секреты. Легко не будет, Смирнов. А пока пошли, хватит тут мокнуть. Нужно собрать то, что осталось от роты и похоронить ребят по-человечески.

Глава 3

Одинокая, далекая от городов деревня во Франции. Ночь. Сарай для кур.

Воздух пошел рябью. Спящие птицы проснулись и стали кудахтать, но хозяйский дом был далеко и никто их не услышал.

Пространство по центру курятника изгибалось. Его выворачивало и корежило. Выглядело это мерзко и противоестественно. Из места, откуда в наш мир пробивали ход начали просачиваться запахи разложения и тухлятины. Невероятный смрад.

Пространственная щель начала разрастаться и воздух того мира проник в наш мир. Куры, вздохнув его, умерли в муках. Это дало излому необходимую энергию, и пространственная аномалия исторгла из себя человека, выплюнув его перед собой, а потом аномалия закрылась.

Человек, что упал на землю, поднялся на ноги и отряхнулся. Он был обычным, ничем не примечательным. Серым. Одежда, лицо, глаза. Просто человек. Осмотревшись по сторонам, он улыбнулся своим мыслям и сделал шаг, исчезнув в воздухе и оставив после себя запах кислятины.

Первый эмиссар Энея, полубога червей вступил в этот мир.

* * *

— Паны! Паны!

Это кричал растрепанный генерал армии Польши, Януш Западловский, пытаясь вразумить заседателей сейма, всех этих магнатов и панов-волшебников.

— Паны! — Еще раз крикнул генерал, и его, наконец, услышали.

— Чего ты орешь, идиот? Помогай собирать документы!

Генерал стал заламывать себе руки, не зная как быть. Что они творят? Что?

— Но как же так, паны, как же так? Мы еще можем...

— МОЛЧАТЬ! Ты проиграл, тупая ты собака и теперь русские двигаются сюда! Они уже взяли Гданьск, Ольштын, Люблин и Жешув. Варшава уже практически окружена. Мы отступаем в Краков и Вроцлав. Будем ждать помощи от Европы. Карл Великий заверил нас что не оставит вторжение русских просто так. А теперь заткнись и помогай.

Януш растерялся и запротестовал.

— Но это мы вторглись к ним, и пошли на Минск. Мы. Они просто отбросили нас назад. Разбили и идут мстить за сожженные деревни.

Правда сказанная генералом не понравилась панам.

На этот раз, на него закричал один из раскрасневшихся от непривычных нагрузок магнат, что помогал собирать раскиданные по рабочим столам секретные документы сейма.

— Заткнись! Заткнись, тебе сказали, тупое ты рыло. Молчи!

Магнат схватился за сердце и сел на стул, пытаясь отдышаться.

* * *

— Так им и надо!

— Молодцы, белорусы.

— Победа! Ура-а-а-а!

На нашем фронте у всех было прекрасное настроение. Пришли новости из республики Беларусь. Коварно напавшие на Минск поляки были разбиты и бежали. Открыт новый, белорусский фронт. Сейчас они гонят поляков по их земле и уже захватили треть Польши. По этому случаю, Император Василий III выступил перед народом и глубоко опечаленным голосом сообщил, что он больше не может смотреть на то, как разлагается братская нам страна под управлением магнатов, что держат простых людей за скот. С прискорбием он вынужден сообщить, что его принудили открыть новый фронт, не оставив иного выхода. Обязанностью солдат первого белорусского будет освобождение простого народа от гнета панов магнатов и панов изуверов волшебников.

Выступление Императора в Москве было встречено овациями.

— И как нам это удалось? — Спросил я сидящих рядом офицеров, что, как и я слушали последние новости по радио.

Ответил мне младший лейтенант Купельманн.

— Я слышал, что Император помиловал кудесников из Соловецкого монастыря, даровав им прощение и потребовав с них лишь одно — отправиться на фронт, защищать родину.

Другие офицеры присвистнули, многозначительно переглянувшись.

Комроты Налбат что до того мрачно ковырялся ложкой в тарелке с кашей тоже решил поговорить.

— На Соловецкие острова ссылают лишь самых сильных кудесников. Четвертые и пятые ступени. Если Император помиловал их, значит, заранее знал что может произойти на границе с Польшей и подготовил там ловушку, в которую польские воиска благополучно и вляпались. Вот что значит перевес в силе кудесников на фронте. Они просто там всех перебили как курят.

— На то он и Император, чтобы все знать.

Мы все кивнули. Император молодец, кто спорит. Хороших новостей давно не было и тут как гром среди ясного неба происходит такое.

Хотя, оценивая ситуацию в скопе, я все еще был настроен скептически.

— Четвертый фронт, — я с критикой покачал головой. — Англия, Турция, Китай, а теперь и Европа. Всюду полыхает. Не слишком ли это?

— А у нас был выбор, старшина?

Я горько вздохнул.

— И, правда. Все словно против нас...

— Э-э-э, нет, — покачал перед моим лицом пальцем Налбат. — Сейчас все по-другому. Мы начали наступление уже на их земле. Смекаешь?

Это да. Я ухмыльнулся, как и другие офицеры и сказал.

— Европа уже взывала. Требует от Российской Империи отвести воиска, — кивнул я на радиоприемник.

Угрюмый лейтенант Стародуб фыркнул.

— Пусть хотят и дальше. Надеюсь, Император разрешит нам пройти чуть дальше Польши и выбить из Европы все дерьмо.

— Сперва нам нужно выгнать отсюда англичан.

Градус веселья после этих слов снизился. Все заворчали.

— Этих негодяев хрен выгонишь. Хитрые, коварные твари.

— Это точно. Змеи как есть.

— Хватит о политике, — прервал наш невеселый смех старший лейтенант Налбат. — Поговорим о делах в роте.

Первым отчитался лейтенант Стряпченко, а за ним и остальные, закончив на Свиридове.

— У меня все в порядке. Провожу учебу во взводе. Регулярно ходим на стрельбище. Дисциплина выправилась, больше залетов не было.

— Ладно. Все молодцы. Продолжаем работу, офицеры. Пока командование думает над тем как атаковать Крым, мы по-прежнему обыскиваем вот этот квадрат, — Налбат очертил его на карте. — Возможно, кому-то из англичан или их прихвостней удалось здесь затаиться. Действуем осторожно. Не рискуем. Потери в роте недопустимы.

— А что насчет... — Купельманн дернул головой, не желая поворачивать ее назад, но посмотреть он пытался именно туда. Себе за спину.

Там, скромно присев на лавочку, отдыхал монах. Точнее послушник. Церковь недавно наводнила ими наши ряды.

Налбат в раздражении дернул плечом.

— Не обращайте внимания. У него своя работа.

— А кого ищут то?

Про монахов я знал мало. Они были кем-то вроде отшельников и занимались отловом кудесников, что заходили за грань дозволенного. Устраивали бесчеловечные эксперименты на людях и заигрывали с силами, с которыми нельзя заигрывать. Я был далек от всего этого.

— Не ваше дело, — огрызнулся на нас командир. — Хватит лясы точить, приступайте к своим обязанностям.

Что-то Налбат был сегодня не в духе. Мы встали из-за стола, отдали грязные тарелки Кирюхину и ушли.

Фронт сместился ближе к Крыму. Григорьевку мы оставили. Жаль. Там было неплохо. Сейчас мы сидим в небольшой лесополосе под Армянском. Крым очень неудобен для нападения с суши. Приходилось воевать буквально за каждую пядь земли. Все дороги, что вели туда, перекрыты, а наш черноморский флот потоплен. Вот так.

На новом месте пришлось обустраиваться заново. Копать блиндажи и окопы. Я как заместитель командира роты в этом не участвовал. Я больше был занят бюрократическими препонами. Мотался в штаб батальона, выбивал нам обмундирование, патроны, и подкрепление. Занимался личными делами солдат и общим надзором.

Своего взвода у меня не было, и если я хотел развеяться, то присоединялся к патрулю. Вот и сейчас, я подошел к Свиридову и стал ждать пока его солдаты встанут в строй. Он проверил их экипировку, чистоту оружия, убедился, что все здоровы и начал говорить.

— Продолжаем патрулировать наш квадрат. Англы не спят и постоянно посылают к нам свои разведывательные и диверсионные силы. Вчера соседняя с нами рота поймала группу из двух человек, что пыталась подложить под склад ГСМ бомбу. Будьте внимательны. Не филоньте. У меня все. Сержанты, командуйте.

Мы выдвинулись в соседнюю лесополосу, которую нам и предстояло обыскать. Весь взвод, тридцать четыре человека, выстроились клином и искали землянки или скрытые огневые точки. Эту часть лесополосы мы прочесывали уже в третий раз. Все уже исхожено, вдоль и поперек, так что шли мы расслаблено. Мин и других опасностей здесь нет.

Вдалеке гремела артиллерия. Видимо часть наших сил пытается подвинуть англичан. Как я и сказал, Крым это сложная местность. Всего несколько дорог и перешейков, через которые можно к нему подойти. Англичане стояли именно там, запирая собой узкие места и не пуская нас. А с моря их защищает флот.

Стрельба из автоматов началась внезапно.

— Засада! — Успел выкрикнуть сержант, что шел на острие клина, прежде чем его застрелили, и он упал словно подрубленный.

По нам вели огонь из нескольких хорошо замаскированных точек. Нападавших было меньше чем нас, но грамотный подбор времени и атака из засады сделали свое черное дело. В первые же минуты мертвыми и ранеными лежали полвзвода.

— Старшина! Сзади!

На миг я забыл, что защищен лучше любого обычного человека и у меня сердце ушло в пятки.

Я крутанулся на месте и поймал грудью молнию. Меня отбросило в сторону и проволокло по земле несколько метров. Несмотря на «щит», удар был болезненным и унизительным.

— Собака, — прошипел я сквозь зубы, вставая. Мой противник усмехался, наблюдая за мной. Он что-то сказал, но английский язык был для меня темным лесом. — Пошел ты, — ответил я ему, выпуская по любителю нападать со спины «воздушную пулю» и добавляя вслед очередь из АК-12. Весь магазин опустошил, заставив его поморщиться и обновить щит. Выкуси!

Вот где как никогда мне помогли уроки Афона Налбата.

Бегая от английского лорда-волшебника неизвестной мне силы, я постоянно держал его под обстрелом, стараясь не подставляться ни под его атаки, ни под атаки его солдат, что поддержали командира и стреляли по мне. Радовало лишь, что он не прихлопнул меня первым же ударом, значит вторая ступень, не третья.

Все же пришлось уводить его за собой. В глубину леса. И так силы тают с ужасающей скоростью, а тут еще и его солдаты помогают, стреляя в меня. «Щит» ходуном ходит и того и гляди развеется. Нужно будет ставить новый, а это расходует и так мои невеликие силы. Черт!

Взвод Свиридова сориентировался. Упав на землю, они пришли в себя и попрятались за деревьями, подтащив к себе тех, кто был еще жив, но ранен. Самого лейтенанта я не видел. Или мертв или лежит без сознания. Командовали сержанты. К сожалению, помочь они мне не могли. Их позиции простреливались, и они были вынуждены лежать на месте и пытаться отстреливаться, зовя помощь по рации.

Я все же смог увести лорда-волшебника подальше от солдат своей роты. Мой щит устоял, и расход силы снизился. В спину больше не стреляли. Стало легче.

Англичанин почему-то брезговал стрелять в меня из автомата и использовал только свои силы, когда как я не брезговал ничем. Прятался за деревьями, отпрыгивал в овраги, стрелял в него, меняя магазин за магазином, и конечно использовал свои силы кудесника.

Между стрельбой, в него летели «воздушные пули». Через некоторое время самоуверенный англичан растерял весь свой лоск и начал смещаться обратно к своим людям, в лес, но я предвидел эту его тактику и встал на его пути. Он что-то прорычал, обновил на себе щит и потянулся рукой к автомату.

Я только и ждал, пока он отведет от меня взгляд. Граната уже лежала у меня в руке. Выдернув чеку и отсчитав до трех, я кинул ее ему под ноги, а сам отпрыгнул в очередной овраг, закопавшись в него с головой и наевшись земли. Прозвучал взрыв. Вскрик англичанина и я вскакиваю на ноги. Поискав его взглядом, я навел на него автомат и начал стрелять. Он был контужен. Щит с него слетел, и я безнаказанно его расстреливал. Все. Мертв. Успел на последних минутах. Мое средоточие тоже было почти пустым, и если бы этот дурак не играл со мной вначале, а отнесся серьезно, все могло закончиться куда неприятнее для меня.

Отдышавшись, я подошел к нему и осмотрел. Забрал документы, сорвал солдатский жетон с шеи и записную книжку из кармана. Оружие тоже забрал.

Моя помощь солдатам не понадобилась. К нам уже подошло подкрепление, и диверсантов выбили с их позиций, даже взяв кого-то в плен. Командир Налбат тоже был здесь, оказывал помощь раненым.

— Где ты был? — Спросил он меня, как только я появился.

Я кивнул себе за спину.

— Лорд-волшебник или кто он там. Помял меня немного.

— Значит, не зря я на тебя время тратил, если ты здесь, а он там, — разговаривая со мной, командир не переставал лечить солдат, которых к нему подносили. Накладывая руки в район ран на их теле, он пускал по ним золотистое сияние и раны начинали подживать, исторгая из себе лишний свинец. — Ты снова пустой?

Я прислушался к своим ощущениям в средоточии.

— Одного человека подлечить могу.

— Тогда помогай.

Прибыло командование батальона. Стали разбираться, откуда здесь группа диверсантов и какова была их цель. Нашли парашюты, но нас это уже не касалось. Мертвых увезли, а раненых мы дотащили до своих окопов сами, силами роты.

* * *

Вечером того же дня, в заброшенной деревне что располагалась позади фронта, собрались монахи. Большинство было обычными послушниками, но выделялись среди них и рясофорные послушники и иноки. Старшим был полноценный монах. Приняв постриг, он умер для мира, для прошлой жизни, сменив имя и став известен как Язон. На правах старшего из присутствующих, он спросил.

— Что удалось выяснить? У нас есть зацепки?

— Есть, как не быть? — Проворчал отец Олег, славящийся своим дурным нравом и нетерпением к слабостям рода человеческого. Он был иноком.

— И?

— Проверяем, — пожал плечами отец Олег. — От многих наших кудесников идет противный душок. Пользуются проклятые, запрещенными практиками. Нам нужно лишь отделить нечистых от простых дураков. Вы, отец Язон знаете, как это сложно. Не могу пока указать на кого-то пальцем, — с сожалением констатировал инок. — Нужно больше времени. Слишком многих ещё не проверили.

— Поторопитесь! — Настоял отец Язон. — До Церкви доходят худые слухи. Что-то грядет.

Отец Олег напрягся, и четки в его руках на миг вспыхнули белым, нетерпимы взглядом огнем.

— Откуда дует? Новые земли? Блуждающие порталы моря Лаптевых? Или снова эти треклятые острова живого тумана?

— Не знаю, отец Олег, не знаю... Возможно. Важно, что Император обеспокоен. Все сильные кудесники недавно почувствовали нечто, что не могут объяснить. Некая мерзость, — вздрогнул отец Язон, вспомнив то чувство, что его посетило. — Мы все очень обеспокоены.

— Это может быть связано с нашим делом здесь? — Спросил его отец Олег, нахмурившись.

— Все возможно. Нельзя отвергать и этот вариант.

Инок пообещал.

— Мы удвоим усилия.

Отец Язон кивнул.

— Боярская дума дала Церкви зеленый свет. Нам разрешили подвергнуть кудесников в действующей армии допросам с пристрастием. Нужно найти источник беспокойства как можно быстрей. На вас уповаю, братья. Не подведите.

* * *

Усадьба Смирновых.

— А-а-а-а-а-а!

Крики, что раздавались из подвала, не прекращались уже несколько дней. Закрытое от посторонних поместье Смирновых под Москвой с каждым днем становилось все более темным местом. Слуги, что попытались сбежать или доложить в церковь о происходящем здесь были пойманы и отправлены в подвал, из которого больше не вышли. Члены семьи, что противились изменениям, исчезли, и их больше никто не видел. В усадьбу с визитами зачастили родственники Людмилы Ильиничны, бояре Чернозубовы с сопровождением.

— Как у нас дела? — Каркающим голосом спросил у Людмилы один из ее старших братьев, что сегодня навестил сестренку.

— Новые знания, что передал нам через Петра наш покровитель — невероятны! Я чувствую, как моя сила растет с каждым проведенным ритуалом.

Людмила, в заляпанном кровью переднике была счастлива. Она добилась того, к чему шла долгие годы. Больше никто не стоит на ее пути. Сила кружила голову.

— Смотри, — указала она рукой на одного из слуг, привязанного толстыми кожаными ремнями к столу. — Что можешь о нем сказать?

На лице Градислава появилось выражение отвращения.

— Ты хочешь, чтобы я высказал свое мнение об этом холуе?

— Присмотрись. Ничего не замечаешь?

— А должен? Батрак, как батрак.

— Хорошо. Наблюдай.

Людмила взяла со столика рядом скальпель и поднесла его к животу слуги. Тот был жив и почувствовав прикосновение холодной стали к коже проснулся и сразу закричал. Воткнуть кляп ему в рот никто и не подумал. В усадьбе остались лишь те, кто принял новые порядки.

Людмила сделал небрежный надрез, полностью вспоров ему живот. Слуга не переставал дергаться и кричать. Он все еще был жив.

Отложив скальпель в сторону, Люда запустила обе руки в его брюхо. Нащупав в его кишках то, что искала, она бережно вытащила из нутра слуги извивающегося червяка, отвратительно-розового цвета, крепко держа его в своих ладошках. Тот пищал и пытался вывернуться из ее рук.

Слуга умер. Его остекленевший взгляд был направлен в потолок.

— Что это? — С брезгливостью спросил Градислав.

— Дар нашего покровителя.

Воткнув в мерзкого червя шприц, она начала выкачивать из него кровь и червь на глазах начал усыхать. Выкачав его полностью, она отбросила червя на пол и раздавила то, что от него осталось каблуком.

— Кровь? — С любопытством спросил ее старший брат. — Зачем она?

— Это, мой брат Градислав то, благодаря чему род Смирновых и род Чернозубовых возвысятся над остальными.

Размахнувшись, она без предупреждения вогнала шприц прямо в грудь брату, и вдавила поршень.

Градислав упал на пол и забился в конвульсиях.

Людмила наклонилась над ним и руками с еще не высохшей на них кровью слуги начала гладить его по голове и приговаривать.

— Прости, братик. Потерпи. Так было нужно. Скоро боль пройдет, и ты все поймешь.

Следующими на очереди были ее дети и остальные родственники.

* * *

— Выглядишь уже лучше, Михаил.

Лейтенант Свиридов кивнул, поблагодарив меня за сеанс лечения. Я зашел к нему в лазарет и помог сверх того, что наш комроты считал правильным. Он любил экономить силу и оставлял солдат долечиваться самостоятельно, полагаясь на организм.

— Не думал, что выживу после пулевого ранения в голову.

Он с осторожностью потрогал себя за бинт на лбу. Поморщился и убрал руки.

— Что с моим взводом?

— Ждем пополнения, а пока от взвода осталась половина. Сержанты выжили и командуют. Не заходили к тебе?

— Заходили. Вот, — показал он на тумбочку у кровати. — Яблок принесли.

— Уважают. Так что давай, выздоравливай и забирай взвод обратно. Я, конечно, заменил тебя и присматриваю за ними, но сам знаешь, у меня слишком много обязанностей и я не могу бегать за ними по пятам.

Поговорив с ним еще пятнадцать минут и попрощавшись с невезучим Свиридовым, я вышел из лазарета. В небе светило солнышко. Близ Крыма погода радовала глаз.

Разбежавшись, я перепрыгнул гребень окопов и пошел в сторону близкой к нам лесополосы. На опушке, не заходя в лес, я присел на пенек и с наслаждением дал ногам отдохнуть. Весь день в заботах. Можно позволить себе расслабиться на пару часов.

Из кармана я достал англо-русский словарь и дневник английского офицера. Забыл его сдать, а потом мне стало интересно. Вильям, так его звали, писал в нем обо всем, что с ним происходило с начала войны. Больших тайн в его рассказе я не нашел, так что я продолжал умалчивать о блокноте что попал мне в руки.

Я приступил к чтению.

Пятый день плавания. Укачивает. Зря я записался в добровольцы на эту необъявленную еще войну. Мама, когда я сообщил ей о своем решении, расстроилась и проплакала всю ночь.

Сегодня хороший день. Меня выделил наш капитан, лорд-волшебник Браун по случаю чего сегодня я не останусь в одиночестве, а посещу кают компанию в числе самых перспективных офицеров ее величества. Надеюсь, новые знакомства помогут мне продвинуться по карьере, после того как я вернусь с этой войны.

Вот он и настал, день нашего наступления. Все от матроса до офицеров корабля были в предвкушении. К тому времени как мы подошли к берегам Российской Империи, ее черноморский флот был уже уничтожен. Наш прославленный адмирал, лорд Дрейк со своей ужасающей властью над морями и океанами просто затянул их корабли под толщу воды. Тех, кому удалось выжить и всплыть, безнаказанно расстреливали. Капитаны приказали игнорировать их мольбы о пощаде. Море окрасилось в красный цвет.

Вот я и на берегу. Мне под командование отдали целый взвод. Плохо лишь то, что половина из солдат с черного континента, и они даже не знают наш язык. Командир, когда отдавал их мне, честно сказал, чтобы в самые опасные места я отправлял их, а не рисковал коренными жителями Британии.

Прошло несколько дней.

Поселение с чудным названием — Таганрог, было уничтожено. Этот русский город не желал сдаваться и бился до последнего. Много солдат пострадало и наши сильнейшие лорды-волшебники разозлились. Они вызвали над городом ужасающую бурю. Ветер завывал даже в нескольких километрах от него. Когда утром мы зашли в Таганрог, половина домов была разрушена. Мне поручили прочесывать кварталы и всех выживших отправлять в специальный лагерь для военнопленных.

Август. Сегодня я узнал, что командиром нашего полка назначен лорд Маркус. Слухи о нем подтвердились. Каждый день он забирал в свою палатку русских из лагеря для военнопленных, а на утро их трупы закапывали в стороне. Я не знал, как к этому относиться. Лорд Маркус известен своими открытиями. Он видный член научной коллегии Лондона и он подарил нашей нации множество заклинаний. Раньше я не задумывался, какой ценой он этого добивался. А сейчас...

Одиннадцатое сентября. Исследования что проводил лорд Маркус, были невероятны. Мне выпала огромная честь помогать ему в этом. Пока у нас ничего не получалось, но лорд не отчаивался. К сожалению, материала для исследований не хватало. Военнопленных перевезли и метрополию. Искать новый материал с каждым днем становилось все сложнее. Русские выставили против нас свою армию и перестали быть посмешищем. Оказалось что они воют не хуже чем мы, а наши успехи объяснялись лишь неожиданным ударом в их подбрюшье. Лорд Маркус с каждым днем становится все раздражительней. Его постоянно отрывают от экспериментов, заставляя защищать наши ряды от атак русских кудесников. Свою злость он срывает на мне.

Этот день я запомню надолго. Мой взвод погиб. Мы, все кому посчастливилось выжить в этом ужасе — бежали. Ночная атака русских превратилась в настоящий ночной кошмар. Мои друзья, офицеры с которыми я играл в бридж, все они погибли.

Хотел написать письмо матери. Долго сидел над ним, не зная, что рассказать, а о чем умолчать и в итоге так его и не написал. Не думаю, что она одобрит мою практику у лорда Маркуса, а больше писать мне не о чем.

Меня перевели в другой полк. Тут ужасно. Лорд Коулман презирал всех, кто сбежал в тот день с поля боя. Своими дальнейшими действиями, он пытался от нас избавиться, считая, что мы несем ему неудачу и позорим мундир. Вот и сейчас он через своих заместителей дал мне задание, с которого я могу и не вернуться. В помощь мне выделили отделение индийских солдат. Под покровом ночи мы должны совершить прыжок с парашютом, и зачеркнуто...

Последняя страница была замарана кровью и чернилами.

Я дочитал дневник до конца и закрыл его. Было интересно следить за мыслями этого волшебника. Его первыми сомнениями. Как он менялся, черствел душой, а потом перестал называть нас людьми, называя материалом для исследований.

Чиркнув спичкой, я поджег дневник и наблюдал, как он сгорает, превращаясь в пепел. Мерзкая нация эти англичане. Я сжал кулаки. Теперь я понимал, почему их так ненавидят по всему миру. Особенно в колониях, в Индии. Ради личной выгоды, англы готовы на все.

Поднявшись с пенька, на котором сидел, я отряхнулся и пошел в расположение роты.

* * *

Смотреть на то, как Семен идет мимо и не иметь возможности вцепиться ему в горло вызывало у Глеба — Петра зубной скрежет. Еще не время, твердил он себе.

Мать о многом умолчала, когда вернула его к жизни. Он потер грудь, чувствуя, как ворочается внутри червь. К горлу подошла отрыжка и он отошел в сторону, чтобы солдаты его отделения не заметили, как он рыгает и загрязняет воздух вокруг нечистотами.

Растения, на которые он срыгнул, пожухли и почернели, а червь внутри него довольно заворочался и подарил волну тепла.

Церковь. Глеб скривил губы в жесткой усмешке и его перекосило. Один уголок рта задрался выше другого.

Да что они могут? Твари. Что он им сделал, а? Вонючий послушник проходит через его окоп уже третий раз за день и все вынюхивает, останавливаясь на каждом шагу. О, вот и он. Снова идет, гадина. В груди зародилась злость. Последний раз он убивал, когда они шли в наступление на англичан. Трупы тогда не нашли и те солдаты его роты до сих пор считаются без вести пропавшими.

Послушник прошел в метре от него и неожиданно остановился, начав поворачивать голову в его сторону. Эта зараза что-то почувствовал! Выхода нет.

— Ха, — выдохнул Глеб на замахе, ударив его острой кромкой саперной лопаты в район шеи. Хруст.

Послушник постоял еще секунду на ногах, а потом упал на колени. Он как немой открывал и закрывал рот, не в силах вымолвить и словечка. Попытался поднять руки, остановить кровь, текущую из шеи, но тут силы его покинули.

Глеб осмотрелся. Рядом никого не было. Офицеры и другие солдаты редко ходили этим окопом, так как здесь всегда воняло, и он как зверь почуявший запах крови заметался по сторонам, пока разум не возобладал, и он не начал копать яму прямо тут, под ногами. Тело послушника полетело туда. Еще два часа никто мимо не проходил, и он успел спрятать все следы. Пришла смена караула, и они тоже ничего не заметили.

Животными инстинктами Глеб понимал, времени у него все меньше и нужно готовиться к побегу. Но как же не хотелось уходить, не добравшись до Семена. Он из нелюбимого брата давно превратился в маниакальную идею. Глеб и сам не понимал, почему так сильно хочет причинить ему вред. Только ли из-за матери?

— Ну как тут у тебя, Глеб? Воняет, как и раньше?

Пришлось отвлечься от своих мыслей и снова играть роль хорошего солдата. Он беззаботно ответил.

— Еще хуже, парни. Словно здесь забили свинью и оставили ее подыхать на солнце.

— Ха-ха-ха-ха.

Глеб уже ушел, а солдаты продолжали обсуждать злой рок, что навис над их взводом. Везде где бы они ни несли службу, начинает нестерпимо вонять.

* * *

— Старшина!

Ко мне подбежал запыхавшийся от бега рядовой нашей роты. Он затараторил.

— Там какой-то майор распекает наше отделение и грозится сослать всех в штрафной батальон. Под трибунал.

— Где они?

— Северный окоп. Рядом с колодцем.

— Свободен.

Рядовой отдал мне честь и убежал, а я поспешил спасать своих солдат, гадая, что они натворили. Подоспел я вовремя, он уже пытался запихнуть солдат в кузов КрАЗа и помогали ему в этом деле отделение солдат с красными повязками на плече. Военный патруль. Здорово.

— Товарищ, майор.

Я подошел к нему и отдал честь, представившись.

— Старшина Смирнов, заместитель командира пятой роты. Это наши солдаты. Можно узнатькуда их и за что?

— Смирнов? — Майор лениво отдал мне честь. Потом посмотрел на мои погоны, нашивки на рукаве и только тогда ответил. — Пьяные ваши солдаты, старшина.

— ЧТО?

Я удивился. Где бы они взяли алкоголь? В армии с этим строго. И командир Налбат особо рьяно за этим следит, так что обыски проходят постоянно.

— Позволите?

Майор вальяжно махнул рукой, и солдаты патруля отпустили моих людей. Те и, правда, еле стояли на ногах. Я подошел ближе и стал их обнюхивать. В чем дело сообразил сразу.

— К винограднику бегали, собаки?

Взяв одного из солдат за грудки, я его встряхнул.

— Ну?

— Да, — ответил тот заплетающимся языком.

— Виноградник? — Спросил меня майор, что наблюдал за мной.

— Брошенный. Эти дурни, похоже, наелись забродивших ягод, вот их и повело с голоду. Нам горячую еду уже второй день не подвозят. Питаемся водой и черствым хлебом. Там какая-то диверсия на железной дороге, обещали накормить только вечером.

Майор понял, куда я клоню. Обдумав всё, он отпустил парней.

— До первого залета, старшина. Под твою ответственность.

Я кивнул. Спас дубов от штрафбата. А майор молодец. Не стал ссориться из-за такой мелочи с кудесником. Теперь я его должник.

— Ну чего смотрите? — Крикнул я нескольким солдатам из взвода этих залетчиков, что наблюдали за происходящим со стороны. — Идите сюда и помогите дотащить этих дармоедов до блиндажа. Пусть отсыпаются. Завтра с ними поговорю.

Раздраженный, я вернулся к нашему складу и продолжил проводить инвентаризацию, от которой меня оторвали. Вот и надо было им попасться военному патрулю? Теперь этот майор не отвяжется. Точно потребует отдать должок.

Выбросив проблемы из головы, я продолжил работу. Так. Автоматы АК-12, семьдесят три штуки. Есть. Гранаты Ф-1. Двадцать ящиков. Есть. Я ходил по нашему складу с боеприпасами и проверял все по списку. Когда к нам подвезут новых солдат, нужно будет их вооружить. Это вначале все приезжали на фронт в форме с иголочки и со своим автоматом и бронежилетом. Сейчас склады стоят пустые. Заводы на Урале работают сутками, в три смены, но не успевают производить необходимое нам количество оружия, патронов и обмундирования. Приходится выдавать новеньким вещи снятые с погибших. После стирки, но с дырками от пуль кое-где. Надеюсь ситуация в скором времени изменится.

Каски. Так... Касок нет. Непорядок. Я проверил. Никто их не украл. Все кончились. Как нет и бронежилетов. Запасного пулемета тоже нет. Снайперских винтовок на всю роту три штуки. Сухой паек — отсутствует. Живот заурчал. Когда там уже подвезут жрать? Блин. Допустили диверсантов до железных путей. Как итог, поезд с провизией под откос.

Я так ушел в свои мысли, что не заметил, как мое одиночество прервали.

— Старшина? — Я промолчал, продолжая думать о своем. — СМИРНОВ!

Я вздрогнул и обернулся. Позади меня стоял командир Налбат и церковник.

Как бы недалек я был от монашества и Церкви в том смысле, что молился я, только когда мне было плохо на душе, а в остальное время я о боге и не вспоминал, я знал, что каждой степени монашества соответствует свое одеяние. Чем выше в иерархии стоит монах, тем больше особых одеяний он носит. Так, передо мной был инок. Одетый в черное, символизирующее покаяние и отречение от мира, он внимательно меня осматривал. Он был обряжен в подрясник и пояс. На голове клобук с наметкой. В руке четки.

Афону Налбату очевидно не нравилось находиться рядом с ним, но выбора у него не было.

— Это отец Олег, — представил он светловолосого, средних лет человека с голубыми глазами, что стоял рядом с ним. — Он уже опросил меня и желает пообщаться с тобой. Пойдем, старшина. В нашем блиндаже поговорите.

Он замолчал, а потом добавил, специально для меня.

— А я присмотрю, чтобы чего не случилось.

Я кивнул. Закрыв оружейный склад и убрав ключ в карман, я пошел за командиром, а инок пристроился позади нас, словно отрезая пути к побегу.

Командирский блиндаж был пуст. Ни офицеров, ни связистов. Даже Кирюхина выгнали, отогнав его от печки буржуйки.

— Садись, — неласково приказал мне инок. Я посмотрел на Налбата. Он снова поморщился и кивнул, велев слушаться.

Отец Олег сел напротив.

— Если будешь врать, мы поговорим по-другому. И не здесь.

Я промолчал. Он начал задавать вопросы, на большинство которых мой ответ был, нет. Я и не слышал о таком, о чем он вскользь упоминал. Порталы? Гниль? Связи с ренегатами из моря Лаптевых? Знания от нечистых? Что?

Отец Олег с каждой минутой хмурился все сильней. Его взгляд вперился мне в точку между бровями. Голова разболелась.

Тишину разорвал громкий, предостерегающий выкрик командира.

— МОНАХ!

Боль из головы ушла. Я и не понял, что это было, но похоже отец Олег как-то пытался на меня воздействовать.

— Не повышай на меня голос, кудесник Афон. Не тебе кричать на представителя Церкви, — отмахнулся он от командира, как от комара. — Твои былые грехи не забыты, а я в своем праве. Ты видел бумаги. Так что молчи. Я еще не закончил.

У Налбата заиграли желваки на скулах, но он смолчал и больше в беседу не вмешивался.

Допрос продолжился.

— Замечал ли ты странности в последнее время, Семен? Может, беспокоят неприятные запахи? Галлюцинации?

Я хотел ответить — нет, но тут в голове что-то щелкнуло, и я сказал — да.

— ЕСТЬ! — Чуть громче, чем надо выкрикнул я. Отец Олег и командир Налбат вздрогнули. — Вонь. Кислятина эта противная.

Я поморщился.

— Ты и сейчас ее чувствуешь? — Вкрадчиво поинтересовался у меня инок, привстав со скамейки. В руке у него начали разгораться белым пламенем четки.

Мне это не понравилось.

— Что? — Недоуменно переспросил я. — Нет, — помотал я отрицательно головой. — Я не о себе, то есть ее, вонь, чувствуют все. У нас во втором взводе постоянно пахнет. В их расположении и в их части окопов. Ни я, ни младший лейтенант Ветряков, что командует взводом так и не поняли что происходит. Думали, может нечистоплотный солдат попался. Всех проверили. Все моются регулярно. Ходят в баню. Еду не раскидывают и не прячут. Мы так и не нашли причину запаха.

В разговор влез злой комроты.

— Почему я не знал?!

— Лейтенант Ветряков должен был доложить, — пожал я плечами. — Может, забыл?

Отец Олег, словно о чем-то вспомнив, огляделся.

— А где мой коллега? К вам же приписан послушник?

Налбат перевел свой злобный взгляд на инока.

— Утром видел его, а сейчас и не знаю... Бродит где-то. Вынюхивает.

Отец Олег еще больше пасмурнел.

— Ведите меня во второй взвод. В место, где пахнет сильнее всего, и отправьте солдат на поиски моего брата, послушника. Не нравится мне происходящее в вашей роте. Сейчас же!

Командир Налбат сам повел инока в расположение взвода. Монах семенил за ним следом, а я замыкал нашу колонну. Вот и поворот на окопы, которые постоянно воняют. Тут редко кто праздно шатается. Солдаты провожали нас взглядом, но вопросов не задавали, продолжая нести службу, стоя в караулах.

Вонь почувствовали все. Я уже привычно прикрыл нос рукавом кителя.

— Стой! — Резко скомандовал инок старшему лейтенанту Налбату, прикрыв глаза и словно к чему-то прислушиваясь.

Он медленно опустил голову вниз и присмотрелся к земле в окопе. Ковырнул ее носком ботинка и сказал.

— Здесь. Нужна лопата.

Мы с командиром переглянулись, и я сбегал за лопатой. Копал тоже я. Впрочем, глубоко копать не потребовалось.

Отец Олег, когда увидел то, что скрывалось под землей, вспыхнул белой вспышкой, что разошлась от него во все стороны и опрокинула меня, командира и ближайших солдат на землю, хорошенько приложив нас об нее спиной.

— Ай!

— Бля.

Я тоже не сдержался и выругался. Только командир промолчал, но его взгляд сам говорил за себя.

— Харитон, — прошептал отец Олег, встав на колени рядом с ямой, что я выкопал. Он приподнял голову послушнику и бережно поцеловал его в лоб, после чего прикрыл ему глаза и опустил обратно.

Едва взглянув на нас, полный праведного гнева инок, чьи глаза наполнились тем самым белым огнем, которым горят его четки, потребовал от нас построить всю роту перед ним. В его голосе сквозила холодная ярость.

Возражать ему не посмели. Даже часовых сняли с постов и выстроили всю роту в линейку. Солдаты волновались, а лейтенанты проверяли все ли на месте.

Вот они закончили и стали докладывать. Все шло хорошо, пока вперед не вышел младший лейтенант Ветряков.

— Отсутствует рядовой Калязин.

— Где он? — Потребовал от него ответа не менее злой, чем отец Олег, командир роты.

— Не могу знать.

Из строя раздался голос солдата.

— Я видел, как он убегал в лес. Сказал отлить надо и что догонит нас.

Я стал вспоминать кто этот сбежавший солдат. Так... Калязин Глеб. Рядовой. Город Москва. Ничем не примечательный солдат. Службу нес без нареканий. Не знаю. Может он, и правда до ветра убежал?

— За мной, — скомандовал мне и Налбату инок, побежав в ту сторону, куда указал солдат из строя. Командир успел прокричать лейтенантам, чтобы они вернулись к своим обязанностям и доложили о найденном нами трупе послушника в штаб батальона.

Отец Олег словно чувствовал, куда сбежал солдат и вел нас к известной ему точке. Он останавливался, прикрывал глаза на секунду, а потом уверенно выбирал направление.

— Вижу его! — Прошипел Налбат. — Спина впереди мелькнула. Меж деревьев.

— Догоним.

Но убегать солдат и не собирался. Он остановился и дожидался нас. Отец Олег и старший лейтенант Налбат напряглись и не стали подходить близко к улыбающемуся рядовому.

— О, Семен, и ты здесь, — обратился он непосредственно ко мне, словно мы давно знакомы.

Инок и командир подозрительно на меня посмотрели. Я нахмурился.

— Ты же Глеб, да? Глеб Калязин?

— Ха-ха-ха, — засмеялся тот, выслушав мой вопрос. Потом он вытер брызнувшую из глаза слезу и покачал головой. — Я и забыл, как меня здесь называют. Эх, Семен, Семен. Не признал меня, да?

Я еще больше нахмурился.

— Мы не знакомы. Я увидел тебя в первый раз, когда ты прибыл в расположение роты.

Солдат снова рассмеялся. Командир и монах не вмешивались в разговор.

— Заболтался я тут с вами. Так и знал, что этот послушник принесет мне одни беды. Пришлось приласкать его лопатой. Нашли его?

Отец Олег второй раз за день вспыхнул белым светом, вновь отбросив меня и Налбата в стороны.

— У этого послушника есть имя!

Глеб не обратил на это внимания, продолжая следить глазами за мной.

— Я еще вырву тебе глотку, Семен. Наша встреча просто откладывается на потом. Привет тебе от семьи.

Отцу Олегу не понравилось, что его игнорируют, и он перешел от слов к делу. Сконцентрировав в руках свою силу, он ударил белым гудящим лучом света прямо в солдата. Тот картинно вскрикнул, а потом вновь рассмеялся. Луч врезался в щит, что окружил его тело за миг до соприкосновения. Несмотря на браваду, сдержать удар ему удалось нелегко. По лбу тек пот, а из носа брызнула... зеленоватая кровь.

— Тебе не сбежать, тварь!

Отец Олег собирался нанести еще один удар. Но не успел. Помахав мне рукой, Глеб рыбкой нырнул в ручей позади него и прямо на наших глазах расплылся по нему пятном вонючей гнили, которые смыло вниз по течению, не успели мы и опомниться.

— А-а-а-а, — в гневе начал бить своими лучами света по ручью инок, испаряя воду сотнями литров.

Судя по ярости на лице отца Олега, солдат оказавшийся кудесником сбежал.

— ТЫ! — Повернулся ко мне лицом злющий монах. — ВЫ ЗАОДНО!

Последнее что я помню, как в меня летит неизвестное мне плетение-форма, а на мою защиту встает командир Налбат.

Очнулся я в камере гауптвахты. Как рассказали мне солдаты, что меня охраняли, меня, и комроты Налбата арестовали. Идет расследование. Также меня предупредили, что наверху, а находились мы ниже уровня земли, сидит кудесник четвертой ступени. Так что чудить не стоит.

* * *

Если смотреть сверху вниз, на мир что расстилается снизу — то он выглядит мертвым или умирающим. Леса гниют, деревья покрыты мхом и лишайником, что выпивает из них жизнь. Букашки, прямо сейчас едят листья некогда могучих великанов, а земля вокруг превращена или в мертвый песок или в гниющее, испускающее миазмы болото. И так было везде... моря и океаны заполонены водорослями, что разрастаются с ужасающей скоростью и с такой же скоростью они умирают, выбрасываемые на берег, где гниют, как и все в этом мире. Рыбам под водой нечем дышать. Весь кислород выпивают водоросли, и морские млекопитающие массово погибают, чтобы на их мертвых, разлагающихся телах, завелись первые черви.

Мир гнили. Мир червей. Это вотчина Энея.

Но мир не был мертв в том понимании, как думает большинство. Он жил и развивался как того хотел Эней. Все еще далекий от того чтобы стать настоящим богом, он был вынужден искать силу в слаборазвитых мирах, поглощая их ресурсы и приумножая свою мощь. Один из демонических владык, как их видят обычные люди, он с удовольствием откликался на молитвы и делился с людьми силой, зарождая в чужих мирах зерно гнили, пока в один момент, ему не хватало сил открыть на короткий миг портал и отправить через него своего эмиссара. После этого, у мира который попал в поле зрения Энея, было два пути. Присоединиться к нему, служить ему, боготворить его, как своего бога или погибнуть. Второй путь, уничтожить все зерна гнили и всех эмиссаров Энея.

Тем временем, в мире, чье прошлое название позабыто, а нынешнее — Пустоши Скорби — велась подготовка к большому походу. Эней нашел новый мир, что еще не видел силы червей.

Миллионы жителей Пустоши Скорби съезжались в главный город планеты. Изможденные и высохшие до состояния скелета из-за недостатка чистой воды. С потухшим взглядом и покрытые кровавыми язвами по всему телу люди, в чьих телах, по их добровольному согласию живут черви, позволяя им дышать мертвым воздухом этого мира, пришли на зов Энея, не смея противиться его воле. В прошлом, они проиграли войну за свой мир и согласились служить полубогу, что превратил некогда цветущий мир — в гнилостную клоаку, что подпитывает его силы и дарит божественность.

Глава 4

Рядовой следователь по особо важным делам уголовного розыска по городу Москва был мрачнее грозовой тучи. Его подняли посреди ночи и включили в специальную группу для расследования важного государственного дела. Он не понимал, зачем он тут. Расследование проводится в отношении боярских и княжеских родов, а у них свой суд и свои законы, для кудесников. Впрочем, он был не единственным сыскарем здесь. Много знакомых лиц вокруг. Подняли если не треть штатного следственного состава милиции, то четверть точно. Лучших.

Да. Группа была большой. Свыше двух тысяч человек. Тут и специальные воиска и гвардия и Церковь. Намечается что-то серьезное. Ему, как и остальным обычным людям сказали не мешаться под ногами. Его опыт понадобится позже.

Группа разделилась и поехала по разным адресам. Сообщили, что придется брать штурмом усадьбы бояр. Впрочем, он в этом участвовать не будет. Снова отсидится за спинами тех, кого для этого тренировали. И, хорошо. Не хотелось бы попасть под удар какой-то нибудь пакости, от которой не спасет ни бронежилет, ни врач.

За свой век следователем, чего он только не видел в Москве. Проклятья, сглазы, поганая чернота и просто больная людская натура. Большинство жителей города, никогда не столкнется с этой стороной жизни ночной столицы, а вот он, повидал, кажется уже все. И хорошо, что они этого не видят. Для того он и служит в милиции, чтобы беречь покой граждан.

Специальные воиска и гвардия Императора состояла сплошь из кудесников. Они уже перепрыгнули забор усадьбы, к которой мы подъехали и скрылись на ее территории. Сидеть в машине мне надоело, и я вышел на улицу. Морозец уже. Первый снег в Москве. Декабрь. Я закурил и стал ждать. Надеюсь, военные знают что делают. Не хотелось бы убегать, спасая свою жизнь. И такое бывало, чего уж. Участвовал уже в операциях, где приходилось брать штурмом усадьбы благородных. Не всегда все шло по плану. Могут вдарить так, что от штурмовой группы ничего не останется. Впрочем, с нами Церковь, а те тоже не лыком шиты. Как раз против кудесников их и натаскивают, словно псов цепных.

Ко мне подошел простой патрульный. Этих ребят поставили в оцепление.

— Не угостишь сигареткой? — Спросил он. — Свои забыл в другой куртке. Сорвали с поста и сюда. Ничего не объяснили, только наорали.

— Бери, конечно. Погрейся, браток.

— Спасибо.

Сделав затяжку, патрульный не стал уходить, а завел разговор, притоптывая на месте и стараясь не околеть.

— Не знаешь, чего город подняли?

— Нет. Меня, как и тебя сорвали с места. Только ты в ночной смене был, дежурил, а я уже второй сон дома видел, когда меня бесцеремонно сдернули с постели и пинками погнали сюда.

— Может бунт, какой? Было же уже недавно. Не понравились боярам новые законы нашей Империи, вот и скандалят.

Я отрицательно покачал головой и с сожалением потушил сигарету. Вторую что-ли закурить?

— Тех недовольных уже нет. Кончились.

— Так Император новые законы издал. В газетах пишут, что он продолжает ущемлять кудесников.

Следователь улыбнулся наивности молодого милиционера.

— Глупости в твоих газетах пишут. Думаешь, Император дурачок и хочет настроить против себя боярскую думу? Опору трона?

— А как же бунты?

— Идиотами земля богата. А так, эти изменения давно назрели, вот Император и воспользовался войной, чтобы провести реформы. Ты пойми, кудесники это другой мир. Не просто так у них свои законы. Ты же понимаешь, что даже самый слабый из кудесников легко убьет тебя или меня и ему для этого не понадобится ни нож, ни автомат? Даже сила своя не понадобится. Он просто ударит тебя кулаком в лоб, и ты словно кукла сломаешься?

Патрульный хмыкнул.

— О том, что они сильнее обычных людей знают все. Читал методички.

— Вот об этом я тебе и толкую. У них свой мир. Своя, правда и свои обычаи. Откуда газетам знать, что там у них происходит за закрытыми дверями думы? Гадание на чайных листьях? Нет. Кудесники — это половина мощи страны, если не больше и Император не станет ссориться с ними, так как он и его семья сами кудесники не из последних, если ты не знал. А я доволен уже тем, что они защищают нас от опасностей, что пришли в наш мир после «ночи страха». Благодарен за то, что они лечат нас от казалось неизлечимых болезней и восстанавливают своими силами леса, просто хлопнув в ладоши и провернувшись вокруг себя три раза. Благодарен за урожай на полях. За то, что отводят от нас наводнения и усмиряют шторма. Благодарен.

— Да я же их не хаю, ты что, следак? Просто в последнее время много происшествий связанных с благородными, а где они, там и кудесники. Вот я и волнуюсь. У меня у самого дочь болела, и помог ей кудесник, что работает в нашей районной больнице главным врачом.

— Извини. Просто подумал, что ты из этих, из партии охранителей, что выступают за ограничения прав бояр и князей и смену власти в стране. Как их еще не прищучили?

Патрульный пожал плечами.

— У них много сторонников. У меня тесть из них, надоел хуже горькой редьки. Соберешься на дачу всей семьей, отдохнуть хочешь, шашлык с вечера замаринуешь, а он встанет над ухом и все твердит о своей партии, что защищает простой народ от произвола кудесников. Охранители то, охранители сё.

Я решил предостеречь молодого.

— Ты поосторожней с этим. Это в мирное время их никто не трогал, считая припадочными, но не сейчас. Война. Убеди тестя уйти из охранителей, пока поздно не стало. Для него и для тебя, как родственника.

— Попытаюсь.

Ворота усадьбы открылись и из них стали выходить вояки. Патрульный убежал к себе на пост. Меня, судмедэкспертов, прокурорских, еще каких-то незнакомых людей в штатском подозвали к воротам. Монах, что нам махнул, сурово насупился и сказал следующее.

— О том, что увидите тут, молчать. Никому. Понятно?

— А что там?

— Пусто там. Все сбежали. Только трупы нам и оставили, собаки нечистые. А вам теперь разбираться с этим. Не знаю, — монах пожал плечами, — что там положено делать в таких случаях? Собирать доказательства, снимать отпечатки пальцев, фотографировать место преступления. Вы же следователи, не я. Лучше должны знать.

Я спросил.

— А чей это дом вообще?

— Бояр Чернозубых.

Я удивился.

— И они все мертвы?

Монах хмыкнул.

— Как же. Нет, конечно. Они и еще два десятка боярских и княжеских рода Российской Империи скрылись в неизвестном направлении. Сбежали, предав родину. А нам они оставили трупы слуг и случайных бродяг, которые или видели, что не нужно или просто понадобились им для каких-то черных дел. Это не ваша забота.

— Нам то, что делать?

Монах отчеканил.

— Свою работу.

Делай то, не знаю что. Бардак. Затушив уже вторую сигарету о железную урну, я пошел работать.

* * *

Прошел почти месяц, как я сижу на гауптвахте. Все это время меня держали в неведении, не допуская посетителей. Меня ни в чем не обвиняли, но и не давали свободы. Обо мне словно все позабыли. Был только один допрос в самом начале, где я в полной мере почувствовал на себе какого это ощущать, словно твою голову окунают в чан с расплавленным металлом. Отец Олег и не назвавшийся монах не стеснялись в средствах. Сходу, едва зашли в камеру, они сразу воздействовали на меня неизвестным мне образом. Соврать я просто не мог. Голова была ватной. Язык заплетался, и боль становилась просто невыносимой, стоило мне только попытаться юлить. Кажется, я кричал. Два часа они меня пытали, прежде чем уйти, оставив меня заблеванного на бетонном полу камеры и едва живого. Сволочи. Даже не извинились.

В себя я пришел не сразу, а как пришел — разозлился. Хотелось удавить сраных монахов. Злость переросла в яростные тренировки. Делать здесь все равно нечего и вместо того чтобы лежать на кровати, днями смотря в потолок, я тренировался. Умственный труд, сменялся обычными физическими упражнениями. Потом снова формы. Я пытался привести их все к идеалу и у меня получалось. Секунда на активацию и запитку. Я уже чувствовал, как мой дух дрожит и рвется. Еще немного и я перейду на третью ступень, которую давно жду. Еще с тех времен, как определил, что мачеха подливала мне ядреную химию в еду, из-за чего у меня был такой застой в тренировках.

Исподволь у охраняющих меня солдат я выяснил, что командира Налбата давно отпустили. Свое же будущее я видел в мрачных тонах. Еще мне не давала покоя тайна Глеба Калязина.

Я пробормотал себе пол нос его последние слова.

— Привет тебе от семьи.

Черт. Не может такого быть. Он что, от Смирновых? От мачехи? Она видимо окончательно сошла с ума? Во время войны запрещены все междоусобицы. Император не будет разбираться и с легкость в назидание остальным прервет род. Взрослых, детей, слуг, всех казнят. Что же там дома творится то а? Бес с ними. Как же неприятно на душе. Глеб... Глеб Калязин. Нет. Не помню я его. Откуда у него такая ненависть ко мне тоже непонятно. В этом деле одни тайны. Все это не давало мне покоя.

Ничего, я выдержу. Как проклятый, я продолжал тренироваться. Декабрь подходил к концу. У меня здесь, в этом подземном бункере, непонятно кем и для чего построенном окон не было и какой сегодня день, я определял по лампочке на потолке. Гаснет, значит, пришла ночь. Загорается — утро. Так я дни и считал. Если я ничего не перепутал, то до нового года осталось три дня. Я здесь уже полтора месяца как под стражей. Страшно... Говорить со мной отказываются, никого не пускают. Мне кажется, я уже начал сходить с ума. Случилось бы хоть что-нибудь! Я уже выл на серые стены, не зная чем себя занять. Едва сдерживал себя, чтобы не вырвать решетку и не попытаться сбежать. Злость приходилось снимать проверенным способом. Ужесточать тренировки, придумывая все новые и новые способы истязать свой разум и тело.

Фронт не молчал. Я постоянно слышал взрывы. Как дрожит земля и вибрирует бетон. Я должен был быть там, со своей ротой, а не здесь. Такие мысли до добра не доводили и я снова злился на поганых монахов и снова истязал себя в тренировках. Злость — плохой советчик.

По моему календарю, сегодня второе января. Я лег спать пораньше. Усталость навалилась неожиданно, и я просто отключился, едва прилег на жесткий топчан.

Вздрогнув, я проснулся. Сердечко билось, быстро-быстро, чуть не выпрыгивая из груди и с подрывом, словно оно готово остановиться в любую секунду. Я был весь в липком поту. Давление подскочило и я сел в кровати, не понимая, что происходит и почему кружится голова. Спрыгнув с неё на пол, я присел на корточки и приложил лоб к холодной бетонной стене. Это не помогло. Жар не спадал. Голова кружилась все сильней. Перед глазами все расплывалось. Все тело ломило.

Первая мысль — меня отравили.

Способности кудесника стали отказывать. Как бы я не пытался, я не мог наложить на себе ни одной известной мне исцеляющей формы. Они распадались еще на стадии формирования, отдаваясь звоном в голове и тупой болью в висках.

Сквозь звон в ушах, я услышал, как сверху кто-то спустился. Он остановился напротив моей камеры, выгнал заспанного караульного из помещения и, подтащив стул ближе, сел на него, наблюдая за мной через решетку. Разглядеть я его не смог, в глазах по-прежнему все расплывалось и двоилось. Я просто чувствовал его внимание и как он цепко меня рассматривает.

Чтобы прекратить эту ужасающую головную боль и слабость в теле, я попытался войти в состояние медитации. Обычные способы не подходили, и я вспомнил свои первые шаги как кудесника, забубнив себе под нос мантру.

— Начиная свой путь, я постигаю дух, чтобы достичь просветления. Начиная свой путь, я постигаю дух...

Я повторял эти слова раз за разом, пока не впал в транс и не отрешился от тела, нырнув внутрь себя и не погрузившись разумом в дух. Только тут, я понял что происходит. Мое средоточие распадалось, чтобы собраться вновь, но куда крепче и больше. Духовная оболочка дрожала и изменялась. Поверх нее нарастал еще один слой. Я не знал, что так бывает. Этого в книгах, которые я читал, не было.

Боль что меня терзала прошла и я уже приготовился потратить несколько часов, наблюдая за процессом превращения кудесника второй ступени развития в третью, как меня силой выдернуло из тела и понесло в неизвестном направлении. Я запаниковал, но какие бы усилия я не предпринимал, вернуться обратно я не смог.

Да что со мной происходит?

Я перемещался в пространстве, словно воздушный шарик. Меня мотало из одних мест в другие, оставляя безмолвным, невидимым никому наблюдателем. Вот подо мной пронеслись заснеженные вершины гор, у подножия которых бродили козы. Меня дергает неизвестная сила, и я лечу дальше. Вулкан. Он медленно извергается и в его жерле кипит лава. Жара я не чувствую. Еще один рывок. Город с высоты птичьего полета. Санкт— Петербург. Его я узнал. Были еще прыжки. Я мог оказаться где угодно. На безлюдной поляне, в городе, в чьей-то квартире, наблюдая за жизнью обычной семьи. В Российской Империи, Европе, Китае. Расстояния были не важны. Я перемещался со скоростью вспышки света и никак не мог этого прекратить.

К своему облегчению через некоторое время я почувствовал связь со своим телом. Похоже, процесс изменений в духе подходил к концу и меня начало тянуть обратно. Не успел я порадоваться этому, как меня снова дернуло в другую сторону. Сильный рывок. На этот раз все было по-другому. Я чувствовал, что лечу к чему-то близкому мне. Знакомому и едва уловимому.

Не узнать Францию я не мог. Эйфелева башня мелькнула на периферии зрения и пропала. Меня понесло в предместья Парижа. Я пролетел через десятки домов, с удивлением узнавая гербы, что были вывешены на воротах усадьб. Чернозубовы, Коряковы, Смирновы, Болотные, Коршуновы, Комаровские и другие известные боярские и княжеские фамилии России.

Что здесь происходит? Смирновы? Не понимаю...

Меня пронесло дальше, пока я не остановился на поляне позади этого элитного поселка. Тут располагалась ферма. Мычали коровы. Пространство со всех сторон было прикрыто сараями, окрашенными в красный цвет с белыми наличниками на дверях, окнах и откосах. Члены известных фамилий, чьи гербы я видел, собрались здесь. И Смирновы тоже. Узнаю родственников. Странно только что их так мало, наш род не назовешь малочисленным. Где остальные?

Продолжая размышлять, я пришел к выводу, что сюда меня притянуло из-за родственников. Общая кровь. Правда, что эта за сила, мотающая меня по всему миру и которую я не могу обуздать, я не понимал.

А вот и Глеб Калязин. Стоит рядом с мачехой и моими братом и сестрой. Отец топчется позади них и с нежностью держит за руку Людмилу. Ненавижу их.

Все они собрались вокруг глубокой ямы в земле, что была заполнена червями. Не знаю, как им это удалось, но она просто кишела ими. Хорошо что я не чувствовал запахов в этом состоянии, так как меня от одного вида извивающихся, ползающих друг по другу червей клонило исторгнуть все из желудка. Невероятно мерзкое зрелище.

Люди молчали, внимательно следив глазами за манипуляциями человека, что стоял ближе всех к яме. Он в этом момент наклонился над ней и широко открыл рот. Я попытался подлететь ближе, и у меня это получилось, только вот я быстро об этом пожалел, так как из первых рядов удостоился чести наблюдать за тем, как изо рта человека выползает червяк. Длинный, белый, весь в слизи, он тянулся и тянулся из его рта, пока не выполз полностью и со шлепком не упал в яму к другим червям, раздавив часть из них и пустив им кровь. По яме прошла дрожь. Черви стали двигаться активнее. Окружившие яму бояре, действуя по команде, начали подносить к ней и бросать в нее тухлятину, гнилые овощи, мертвые туши коров, овец и даже людей. До того они были сложены в сарае. Работали все. Взрослые, старики. Дети несли в руках корзинки с подгнившими яблоками и сбрасывали их в яму. На их лицах было видно недовольство, но родители их приструнили. Взрослые носились от ямы к сараям и обратно, не обращая внимания на то, что перепачкали кровью животных и людей всю одежду. Их словно подменили. Передо мной были не кичившиеся своей силой благородные русские бояре и князья, а фанатики, как изображают их в прессе и по телевидению. Чего они добиваются? От всего этого действа смердит мерзостью и неприятностями.

Живая яма наполнялась мертвой плотью и органикой. Черви въедались в нее, прогрызали себе путь и требовали еще и еще.

Я осознал. Червей нельзя было накормить. Они были ненасытны. Ими двигал не голод, а алчность. Что-то изменилось. Это уже были не наши, земляные черви, на которых мы ловим рыбу. Нет. От них веяло пустотой, гнилью, отчаяньем и скорбью. Не знаю, как я это понял, шестым чувством или своими способностями, просто понял. Запаха я не чувствовал, в состоянии в котором я сейчас находился я воспринимал окружающее пространство иным образом, улавливая сложно объяснимые вибрации.

Человек что все это начал поднял руку и все вокруг остановились. Он сказал.

— Первый шаг сделан, друзья. Зерно гнили посажено.

Он улыбнулся, но улыбка на его лице выглядела неживой, словно он не умеет или разучился улыбаться и делает это только по старой памяти.

Бояре перестали выглядеть безынициативными куклами и заволновались, начав переговариваться и шептаться.

— Как я и обещал, вы получите силу, обещанную вам Энеем. Берите, — жестом указал этот человек на яму червей.

В этот момент меня потянуло назад, в камеру и я не досмотрел представление.

Вот я и вернулся. Чувствовал я себя по-другому. Сложно объяснить. Обновленным? Чистым и грязным одновременно? Свободным? Не знаю. На третьей ступени ощущаешь себя иначе.

В тишине раздались хлопки в ладоши. Я и забыл, что не один здесь. Теперь, когда у меня не кружится голова и нет пелены перед глазами я рассмотрел того кто сидел на стуле перед решеткой что заменяет мне одну из стен.

— Поздравляю, — сказала мне пожилая женщина, с сединой в волосах. Погоны полковника, на рукав пришиты четыре широких полосы. Надо же. Выходит это она тот кудесник четвертой ступени, которым меня стращали. — Ты так молод, мальчик, а уже смог прорваться на третью ступень. Удивительно, — покачала она головой. — И какого это? Потрясающе, да? Наблюдать, как твое средоточие и дух рвутся в клочья, тебя переполняет боль, кажется, что голова взорвется как переспелый арбуз, а сердце остановится, но все проходит и на старом месте расцветает что-то новое, более совершенное и прекрасное, — она улыбнулась, словно вспоминая то, что давно для неё прошло. — Ты правильно сделал, что вошел в состояние медитации, так процесс изменений идет мягче. Умный ход. Я и впредь буду следить за твоим прогрессом.

Договорив, полковник встала со стула, придвинула его к стене, позвала дневального, и ушла не попрощавшись. О моих полетах в виде бестелесного существа она и слова не сказала. И я промолчал. Нужно вначале подумать. Кажется мне, что говорить о таком не следует.

За мной пришли через три дня.

— Это твое, — кинул мне на кровать мешок отец Олег.

Горловина мешка открылась, и я увидел край своего кителя, что у меня забрали, перед тем как посадить сюда. Погоны были другие.

Я криво улыбнулся.

— Меня что, повысили в звании?

— Кудесник третьей ступени должен носить погоны старшего лейтенанта.

Я промолчал, а он спросил.

— Злишься на Церковь?

Вот ведь гнида. Еще спрашивает? Я не смог сдержать гнев и высказал все, что накипело на душе.

— А не должен? Вы посадили меня в эту вонючую камеру! Вы пытали меня своей силой, и вы же оставили меня лежать на полу полумертвого! Если бы я не очнулся и не подлечил себя, умер бы.

Четки в руках отца Олега вспыхнули белым огнем и погасли. Оправдываться он не собирался и сухо высказался.

— Ты свободен. Все обвинения сняты.

Злость и не думала уходить.

— И в чем меня обвиняли?

Инок промолчал, не ответив на этот вопрос. Я вынул из мешка форму и начал молчаливо одеваться.

— Тебе следует знать, что княжеский род Смирновых вычеркнут из бархатной книги навечно, — этим он меня не удивил. О чем-то таком я уже догадывался. Впрочем, я нахмурился, чтобы не смущать своим беззаботным видом отца Олега. — Как и десяток других родов. Они сбежали из страны, распродав имущество, которое можно было продать незаметно и, не привлекая внимания. Все что осталось конфисковано в пользу казны. Тебе не достанется ничего, — на этом моменте он паскудно улыбнулся. Не такого поведения ждешь от Церкви, не такого...

Я снова не сдержался.

— Злорадство — грех, отец Олег. Гореть вам в адском котле.

Он вспылил. Замахнулся на меня четками, вновь вспыхнувшими белым огнем, но не довел руку до конца и не ударил. Лицо раскраснелось, глаза метали молнии, но руку он удержал.

— Я презираю таких как ты, мальчик. Думаешь, я поверю, что ты добился такой силы в своем возрасте без помощи оттуда? Если бы не прямой запрет отца Язона на твое повторное дознание, ты бы заговорил со мной другим тоном, сученыш.

Кинув мне под ноги словно подачку, мой военный билет и пару официального вида документов, он развернулся на пятках и ушел, оставив меня один на один с караульным. Тот мялся на месте и отводил от меня взгляд. Дверь в камеру осталась открытой.

Я поднял свои документы и проверил. В военный билет вписали мое новое звание, но должность оставили ту же. Я по-прежнему заместитель командира пятой роты. В гербовой бумаге, смятой пальцами отца Олега и расправленной мной, меня извещали о том, что мое дело находится на рассмотрении в боярской думе. Княжеский род Смирновых отныне предан забвению. В связи с этим я теперь Семен Бесфамильный.

Я перепроверил. И, правда. В военном билете мне сменили фамилию.

— Вы можете идти, старший лейтенант.

Очевидно, караульному было неуютно находиться рядом со мной. Он и так услышал много чего лишнего. Я промолчал и просто прошел мимо рядового, приложившего руку к виску. Поднявшись наверх, я проскочил через еще один пост охраны. Документов от меня не требовали, очевидно, они знали кто я такой, да и не было у них постояльцев кроме меня. Эти солдаты тоже старались меня не злить и смотрели куда угодно, только не на меня.

Я вышел на улицу и поежился. В весенней курточке было холодно. Январь он и в Крыму январь. Утром минус пять градусов. Я оглянулся. Здание, в котором меня содержали, было каким-то каменным домом в три этажа. Наверху жили офицеры, а большой подвал был переделан под помещение гауптвахты. Меня встречали. УАЗ роты с командиром Налбатом за рулем стоял прямо перед крыльцом дома. Я открыл скрипнувшую дверь и залез внутрь. Злость ушла.

Я не знал, что сказать и просто сидел, наслаждаясь теплым воздухом, что дул на меня из печки. Командир сам начал разговор.

— Били?

Я поежился. Вопрос был интересным.

— Нет. Жесткий допрос в первый день, а потом полная неизвестность.

Он промолчал. Завел двигатель, и мы поехали. Молчание затягивалось и я спросил.

— Как дела в роте?

— Сложно. Каждый день предпринимаем попытки атаковать. Много раненых. Удалось сдвинуть фронт глубже, но ценой существенных потерь. Командование не может ждать. Нельзя дать англичанам укрепиться в Крыму еще сильней.

— Свиридов, Стародуб, Купельманн, остальные лейтенанты. Как они?

— Живы. Постоянно вспоминают о тебе. Сам знаешь, нас не пускали к тебе на свидания. Кирюхин «в тайне» готовит праздничный обед.

Я улыбнулся. Все же не забыли меня.

— Солдаты тоже вспоминают о тебе с теплотой. Ты хороший командир, Смирнов.

Я вяло поправил.

— Бесфамильный.

— Слышал, — сурово кивнул Налбат. — Даже в газеты просочилось. Десяток старых, казалось, верных отчизне родов сбежали, бросив родину. Их вычеркнули из бархатной книги. Только думается мне, сбежали они не от войны, как почему-то решило большинство. Мы то с тобой знаем, что произошло у нас в роте и как казалось обычный солдат утер нос отцу Олегу. Только вот сделал он это оригинально. Не видел еще тех, кто может превращаться в зловонную лужу, — командир хмыкнул. — Нехорошие вещи происходят, Семен, и как я не люблю Церковь, стоит отдать им должное, панику они подняли не зря. — Налбат посмотрел на меня. — Ты так и не вспомнил, кто этот солдат? Откуда он тебя знает?

Я покачал головой.

— Нет.

— Жаль. Впрочем, это теперь не наше дело.

— Я удивляюсь, как меня вообще отпустили. Все же Смирновы теперь предатели.

— Ты то в чем виноват? Да и фронту нужны кудесники. Ситуация сложная. Хотя-я-я, — командир задумался. — Думаю, не возьми ты третью ступень, тебя бы еще долго продержали за замком, а так Церкви пришлось отступиться. За тобой ничего нет, иначе бы после первого допроса, ты бы оказался в застенках монастыря.

Я поежился. Зря я, похоже, поднял голос на отца Олега. Теперь придется оглядываться чаще.

— Я раньше не имел дел с монахами. Они все такие? — Спросил я, стараясь отогнать от себя мысли о пытках над моим разумом.

— Не стоит ровнять всех их с отцом Олегом, ты же о нем говоришь?

— О нем.

— Он фанатик, истово ненавидящий нечистую силу, вроде той, с которой мы столкнулись. И он имеет дурную славу даже среди своих собратьев. Забудь о нем. Вряд ли вы еще встретитесь.

— Монахов отозвали?

— В ротах и бригадах, да. А в полках всегда есть свой штатный инок. Теперь ты знаешь зачем. У них нюх на всякую мразь.

— Можете рассказать об этом подробнее? О нечистой силе? Что это?

— Вечером. Там долго объяснять. Да и нам есть о чем поговорить помимо этого.

Мы подъехали к новому расположению роты, и машина нырнула в спрятанный в земле блиндаж. Сверху его закрывала сетка, маскирующая это место под овраг с травой. Рядом блестело гладью воды большое озеро.

— Где это мы?

— Поселок Пролетарка. Со всех сторон как видишь озера. Запомни. Подходить к ним нельзя. Адмирал Дрейк может дотянуться своей силой даже сюда.

— Это он обладает властью над морями и океанами?

— Он. И над пресной водой тоже, так что утащит тебя на дно и поминай, как звали. Воду можно брать только из колодцев или подвозную.

К машине подошли наши штатные механики.

— С возвращением старшина. Ой. Старший лейтенант.

— Поздравляем с новым званием.

— С возвращением.

Было приятно. Солдаты меня не забыли.

— Спасибо мужики. Спасибо.

На душе стало хорошо. Плевать на отца Олега и Церковь. Я на своем месте.

В воздухе раздался свист. А потом удар над головой и взрыв рядом с окопом. Мы все пригнулись, и нас присыпало землей и песком.

— Привыкай, — сказал мне Налбат, хлопнув меня по плечу. — Тут такое постоянно. Англы не жалеют припасов.

Пока командир знакомил меня с новыми окопами и расположением роты, мы прошли все траншеи от начала и до конца. Много новых лиц, что заменили тех, кто погиб или отправился лечиться в тыл. Не всегда можно было вылечить человека по щелчку пальцев. Налбат хромающий на правую ногу тому доказательство. Рана, нанесенная кудесником четвертой ступени, так и не зажила.

Вот мы и дошли до офицерского блиндажа. Больших отличий от прошлого нет. Караул, что отдал нам с командиром честь, печь, на это раз сложенная из кирпича, радист на своем месте, две комнаты, для младших офицеров и Налбата и общее помещении для совещаний с большим столом и слабым освещением. Все тут пропахло куревом.

Первым меня заметил Свиридов Миша.

— Семен вернулся.

Офицеры встали из-за стола и начали пожимать мне руку.

— КИРЮХИН!

— Несу, командир Налбат, — выскочил из своего закутка солдат.

На стол был выставлен большой мясной пирог с грибами и томатами. Пахло очень вкусно.

— Спасибо, — сказал я нашему повару, пожав ему руку. Он кивнул, шепнув мне на ухо, что меня тут ждали, и ушел за чаем для нас.

— Нус-с-с-с, — поднял кружку младший лейтенант Ветряков, — за Семена. И за то чтобы монахи шли в жопу!

Все рассмеялись и мы чокнулись. Даже нелюдимый Налбат, что посмотрел на Ветрякова неодобрительно, чокнулся со всеми. Потом были разговоры. Со мной поделились последними новостями.

— В соседней с нами, четвертой роте все молятся на командира, — экспрессивно, размахивая руками, рассказывал мне Ветряков, которого тоже знатно потрепала вся эта история. Глеб Калязин был в его взводе. — Если бы не он, к утру, они все были бы мертвы.

— А что там было? — Спросил я Налбата. Тот неохотно рассказал.

— Поветрие. Английский лорды — волшебники любят такое. Я вовремя заметил, что с воздухом рядом с нами что-то не так и поспешил туда. Успел откачать солдат и разогнать хмарь над окопами. Сам надышался этой дрянью.

Удивительно. Все же Афон Налбат очень опытен. Я бы в такой ситуации растерялся и не смог ничем помочь. Это нашей роте повезло, что командир и его заместитель, я — кудесники. В других ротах в большинстве своем командуют обычные люди. Нас, обладающих силой мало.

Душевно посидели. Меня сегодня не дергали и позволили отдохнуть. После обеда я сразу направился вштаб батальона. Только оттуда можно позвонить домой. Письма от Алисы и Юлианы я получил, но мне хотелось живого общения. Как они там без меня?

С командиром батальона и его заместителями я не пересекся, оно и к лучшему. Сразу пошел к связистам и те выполнили мою просьбу, соединив меня с домом.

— Алё? — Прозвучал голос в трубке.

— Алиса? — Спросил я.

— Семен? — Переспросила она, с дрожью в голосе.

— Я.

— Как ты? Здоров? Не ранен? — В голосе жены было неподдельное волнение за меня. — Нам сообщили, что тебя взяли под арест, а потом пришли газеты. Смирновы отныне вычеркнуты из бархатной книги. Со мной уже связывался отец. Хочет, чтобы я вернулась с Юлианой домой, пока все не уладится.

Сердечко у меня екнуло.

— А ты?

— Бросила трубку. Ты наша семья.

В глазах защипало, но я удержал себя от слез. Как-то это не по-мужски. Я совсем расклеился.

— У меня все хорошо. Здоров. Обвинения сняты. Взял третью ступень. Теперь я старший лейтенант, но по-прежнему служу под командованием Налбата, заместителем командира пятой роты.

Я старался говорить быстрее. Связист, чье место я занял, уже показывал мне на часы. Очередь.

— А фамилия?

— Боярская дума будет решать.

— Славу богу.

— Как вы там? Как Юлиана, шарик, наши работники? Рассказывай все.

Поговорить удалось еще пять минут, и потом я был вынужден повесить трубку, пообещав писать письма почаще.

— Спасибо, — сказал я тому связисту, что уступил мне место и вышел на улицу.

Батальон готовился к бою. Подходили новые танки, подкрепления, летали над головой истребители. Осуществлялась перегруппировка сил. Выходит скоро новое большое наступление.

Страшим лейтенантом быть приятнее, чем старшиной. Теперь первым в большинстве случаев отдавал честь не я, и вертеть головой по сторонам приходилось реже. Нашим батальоном командует майор Грозовой, обычный человек, а его заместители капитаны или старшие лейтенанты, так что начальников тут немного.

Вернувшись в роту, я стал искать командира. Мне хотелось побольше узнать о третьей ступени кудесника, о которой я мало что знал. Да и других вопросов накопилось изрядно. Нашел я его на берегу озера. Вопреки своему же совету, он сидел у самой кромки воды и бросал в нее камешки. Я не спеша пошел к нему, и тут вода рядом с ним вздыбилась и превратилась в гротескную руку из воды, что попыталась схватить командира, но тот вспыхнул вспышкой золотистого света, похожей на силу отца Олега и вода опала обратно в озеро, расплескавшись тысячей брызг. Я вскрикнул от испуга и побежал на помощь к Налбату, что мрачно улыбался, всматриваясь в воду.

Моя поддержка ему не потребовалась.

— Что это было? — Громко спросил я, часто дыша после спринтерского забега.

— Адмирал Дрейк резвится, — усмехнулся мне комроты.

— Я думал он кудесник пятой ступени?

Вопрос прозвучал не полностью, но и так понятно, что я имел в виду.

— Верно. Но и его силы ограничены. Или ты думаешь, он может показать всю свою силушку, сидя как корабле в бухте Севастополя, дотянувшись до меня даже оттуда? Нет. Это лишь жалкие отголоски его настоящей силы, которых правда хватит, чтобы убить любого человека или слабого кудесника. Но не меня. Видел вспышку?

— Да.

— Я разрабатываю новую форму для противодействия любителям поиграть с водой. У англичан много таких умельцев.

Я удивился.

— Вы сами разрабатываете для себя формы?

— Присядь ка, — сказал он и я сел рядом с ним, на каменистый берег озера. Днем солнце достаточно прогревало камни, и температура воздуха понималась до плюс восьми градусов, как сегодня. Ночью снова ударят заморозки. Удивительное место Крым.

— Скажи, ты видел в продаже книги с формами для кудесников третей ступени?

— Нет. Но у меня и не было к ним доступа раньше.

Он покачал головой.

— Не в этом дело. До второй ступени включительно развитие кудесников идет линейно, по шаблонам. Начиная с третьей ступени, чужие формы бесполезны. Во-первых, ни одна бумага, даже специальная не выдержит силы написанного в ней и банально сгорит, а во-вторых, на третьей ступени дух кудесника претерпевает необратимые изменения, и разработанные другими кудесниками формы попросту не будут работать. Из ремесленника ты превращаешься в творца. Понимаешь теперь? Чем выше ты поднялся к вершине, тем сложнее развиваться. Начало, путь, постижение, дух, просветление.

Я открыл рот, чтобы задать вопрос, но Налбат меня остановил.

— Вопросы потом. Слушай.

Я кивнул.

— На третьей ступени, вокруг твоего духа нарастает новая оболочка. Это так называемая воля. На нашей ступеньке силы, формы первого уровня больше не нужны. Все простые действия мы выполняем, используя волю. Воплощенное желание.

Командир начал оглядываться. Увидев сухую корягу на берегу, он приманил ее к себе, и она по воздуху приплыла к нам, упав у наших ног.

— Понял, что я сейчас сделал?

— Использовали волю?

— Верно. Попробуй. Пожелай, чтобы это коряга сгорела. Зажги ее.

— Как?

Он промолчал, пристально посмотрев на меня своим черными глазами.

— Ты что, не слушал меня? Используй ВОЛЮ!

Вот я его и разозлил.

Используй волю, легко сказать, проворчал я про себя, став пристально вглядываться в корягу. Мысленный посыл — желаю, чтобы ты загорелась — не помог. Еще бы. Я почувствовал себя дураком. Выходит, кроме желания нужно что-то еще? Средоточие сейчас не нужно. Формы я не использую. Значит необходимо использовать этот второй слой духа, волю, но как? Отщипнуть от нее силу не получается.

Я посмотрел на Налбата. Тот не обращал на меня внимания и тренировался, испуская из себя волны золотистого света. Мой горе учитель помогать видимо не собирался.

Я пробовал и так и этак. Экспериментировал и кажется, нащупал нужную дорожку к цели. Я должен был направить свое желание, мысленный посыл не в предмет, на который я хочу воздействовать, а на дух. Нужно погрузить свое желание во вторую оболочку. Как только мне это удалось, коряга под нашими ногами задымилась и вспыхнула слабым пламенем, возгоревшись с одного конца. Воля истощилась, но не сильно. Я мог продолжать свои эксперименты.

Налбат отвлекся от своего занятия и выказал мне свое недовольство.

— Я в свое время справился за двадцать минут, а тебе понадобилось все пятьдесят. Больше работай головой, а не ешь в нее.

Так, после моего успеха он пояснил мне про волю более подробно. О ее универсальности и полезности. Воля — не берет силу из средоточия, а черпает ее из второй оболочки. Сила воли кудесника зависит от генетических факторов. От крови. Чем больше предков кудесников у тебя в роду и чем могущественней они были, тем сильней и твоя воля. Так, бояре могут заменить волей все формы первой ступени, экономя при этом силу в средоточии. А члены княжеского рода, зачастую могли заменить волей формы второй ступени. Это был известный всем максимум. Заменить волей формы третьей ступени не удавалось еще никому.

— Ты из княжеского рода. Так что тренируйся. Тут я тебе не помощник. Я сам из боярского рода, притом далеко не близкий родственник нашего главы, так что в этом ты меня должен обогнать и показать не этот результат, — он кивнул на еле горящую деревяшку под нашими ногами, — а такой, — палка вспыхнула огнем полностью, — и даже больше. Понял?

— Да.

— Тогда у меня к тебе вопрос. Прорываясь на третью ступень, ты не заметил ничего странного? Именно на этой ступени проявляются переходящие в роду мутации. Особые способности известных фамилий, как «золотой щит» у Рюриковичей или власть над морями и океанам лорда Фрэнсиса Дрейка.

Я ответил отрицательным покачиванием головы. Не хотел говорить правду, тогда бы пришлось рассказать, что я видел, летая по миру призраком, и хоть о путешествии во Францию я мог и умолчать, упомянув только свои прыжки по Российской Империи, но шестое чувство нашептывало мне, что знать об этой моей способности никому не нужно. То в чем участвовали мои родственники, пахло изрядной дрянью и мне не хотелось иметь с этим ничего общего. Воспоминания об отце Олеге и его угрозах были еще свежи.

— Жалко. Это было бы неплохим подспорьем для тебя. Я навел справки через знакомых. Княжеский род Смирновых был скрытен, старался не разглашать силу своей крови, но нет-нет, но слухи распространялись. Так твой прадед умел ходить через стены. А его брат, становиться на короткий миг неуязвимым к любому виду урона.

Я поднял брови в удивлении.

— Разные способности?

— Такое бывает. Неспроста это называется мутацией. Жаль, что семейные таланты просыпаются не у всех. Я вот тоже ничего не получил.

— Да. Жаль...

Налбат ничего не заподозрил.

— Теперь поговорим о самом важном. О формах третей ступени и сложностях что тебя ждут впереди. Обычно с этим помогает семья, все же у родственников схожее строение духовных оболочек и советами и другими уловками и секретами семьи можно помочь новоиспеченному кудеснику, что перешел из низшей лиги в высшую, но это не твой случай, так что я расскажу тебе, что знаю сам, а там уже ты или справишься, если талант позволит или застрянешь на месте, превратившись в пародию на кудесника третьей ступени. Все что я тебе рассказываю, есть в книгах по теории, но ты только впустую потратишь на них деньги. Там больше воды, чем полезных знаний. Начнем. Как я раньше сказал, из ремесленника, работающего по лекалам, ты превратился в юного творца. Только ты теперь определяешь, кем станешь. Потенциал у всех разный, как и способности. Кому-то лучше дается уничтожать все вокруг. Кому-то созидать. У кого-то несомненный талант управлять огнем, а у кого-то воздухом. Свои сильные и слабые стороны должен найти ты сам и на основе их, создать первую свою форму, подходящую именно тебе и никому больше. Начнем с основ.

Я приготовился слушать. Черт. Не повези мне с таким командиром роты и чтобы я тогда делал? Посторонние мысли не мешали мне запоминать каждое слово, что вылетало изо рта Налбата.

— Формы третьей ступени создаются на основе форм второй и первой ступени. По-этому, тебе все же придется заглянуть в библиотеку, чтобы расширить свои знания форм. Тем более сейчас, во время войны некоторые формы, ранее запрещенные к широкому распространению временно рассекретили, и ты можешь почерпнуть из них несколько интересных умений. Скупать все не надо. Бери те формы, в которых много незнакомых тебе знаков.

Все формы — это рисунки, в которых перемешаны дерганные линии, геометрические фигуры, смесь алфавитов земли и просто непонятная мешанина из клякс. Несмотря на кажущуюся бессистемность — в этих рисунках была гармония и завершенность. Раньше я не улавливал смысл всего этого. Не понимал механику работы формы. Сейчас же... тоже не понимал. Бред какой-то. Надеюсь, командир объяснит, что тут к чему.

* * *

— Чего усмехаешься? — Спросил у своего друга адмирала английского флота, лорд Кавендиш.

— Да играюсь тут с одним русским кудесником. Он решил меня подразнить, камешками в озеро покидать. Представляешь? Думал, схвачу его водяной рукой, притоплю засранца, а он ее развеял, применив что-то из арсенала инквизиторов.

Кавендиш вспылил.

— Ты можешь быть серьезным?!

— Марк, ну что опять? Тебя принцы подослали?

— Они обеспокоены. Весь мир над нами смеется. Королева недовольна ходом компании.

— А что она и другие лорды хотели? Думали, будет легко? Пф-ф-ф, — фыркнул лорд Фрэнсис Дрейк.

Каждое свое следующее слово Марк Кавендиш отчеканил.

— Разведка доложила, что русские пойдут в атаку всем фронтом через три дня и королева приказала в случае полного краха компании, смыть весь этот поганый полуостров с лица земли.

— Сделаю, — отмахнулся от Кавендиша адмирал, которому было глубоко плевать на планы королевы по захвату новых земель. Его интересовала только личная сила и новые знания.

Тем временем, из Франции, союзницы Англии, приходили все более печальные новости. Падеж скота по всей стране. Страх голода. Эпидемии болезней. Странное поведение животных. Перелетные птицы, что обычно зимуют во Франции, начали массовую миграцию. В стране что-то происходило и соседи Французов с настороженностью на них смотрели, пытаясь понять, несет ли это угрозу им и всему миру. Время уходило сквозь пальцы...

Глава 5

Шел уже четвертый день нашего наступления. Усталость была неимоверная. Поспать удавалось не больше чем три часа в день, а потом мы снова шли в бой.

Со всех сторон раздавались крики боли и зов о помощи. Фронт шел вперед.

— А-а-а-а, — страшно кричал один из вражеских солдат, лежа в яме, оставшейся после удара авиационной бомбы. Ребята из моей роты, что бежали мимо, милосердно прервали ему жизнь.

Было сложно. Не успел я опомниться после почти двух месяцев на гауптвахте и вот я снова в окопах, а вышестоящие командиры гонят нас всех вперед и только вперед.

— Слева!

Я посмотрел в ту сторону и заметил, как на нас идет английский танк скорпион, подворачивая башню, и казалось, целясь точно мне в лицо.

— В рассыпную! — Успел я выкрикнуть, прежде чем он выстрелил. Как, оказалось, целился он не в меня.

Порезвиться танку на наших позициях не дали.

Тонкий свист из соседнего окопа, дымный след и по танку отработали противотанковым кумулятивным снарядом из ручного гранатомета. Попадание вышло удачным и башню танка пробило насквозь. Он задымился. Сдетонировали боеприпасы и через несколько секунд эту самую башню просто оторвало. Весь экипаж скорпиона погиб мгновенно.

— Вперед! — Выкрикнул я и повел солдат дальше, в бой.

Так мы и прыгали из одного окопа в другой, занимая позиции врага и загоняя его вглубь Крыма. Такие города как Севастополь, Евпатория, Джанкой и Симферополь были уже ограблены англичанами. Все добро вывезли, так что они не держались за города и не позволяли нам запереть себя в городских кварталах. Судя по их действиям, они решили покинуть полуостров, сбежав на свои корабли и поджав хвост. Но до этого еще было далеко. Наступление продолжалось, а фронт изгибался змейкой. Где-то нам удавалось прорваться, а где-то нет, из-за чего нужно было постоянно следить за спиной, чтобы не оказаться в окружении.

— Встал! — Поднял я одного из своих рядовых, что испугался и спрятался под трупом неизвестного солдата. — Не заставляй меня расстреливать тебя за трусость, солдат. Пошел вперед! — Я толкнул его в спину, и он сделал неуверенный шаг, а потом еще один и еще. Закричав для храбрости, он перепрыгнул колючую проволоку и оказался во вражеском окопе. Трясущимися руками, направив ствол автомата в спину убегающему от него негроиду, он выстрелил в него и попал. Африканец упал и засучил ногами в предсмертных конвульсиях. Мой боец побежал его добивать. Я удовлетворенно кивнул, да и сам я не стоял на месте, а следил за всеми, кто был поблизости, не давая им отсиживаться в стороне, как этот солдат или отдыхать.

Хоть у нас и была связь, регулировать наступление было сложно. Ситуация менялась каждую секунду и мы старались не злоупотреблять рацией, связываясь друг с другом только в экстренных случаях. Вот как сейчас.

— Нас зажали! Нужна помощь! Это лейтенант Купельманн! Нужна помощь! Прием! Меня слышно? Помогите!

Я выхватил рацию из кармана и ответил.

— Где вы? Это старший лейтенант Смирнов.

Называться Бесфамильным мне было стыдно, и я использовал свою старую фамилию, дожидаясь решения боярской думы по этому вопросу.

— Триста метров левее горящего танка. Тут волшебник. Он не убиваемый. Мы стреляем по нему, а он просто идет на нас и калечит солдат по одному. Нужна помощь. Срочно! Пожалуйста...

В разговор вклинился командир. Рация зашипела.

— Смирнов, помоги им. Я держу правый фланг. Нас тоже зажали, но мы держимся.

— Принял.

Подмогу из обычных солдат я брать не стал и пошел на выручку в одиночку. Надеюсь, волшебник имеет вторую ступень, иначе моя песенка спета. Я так ничему толковому и не научился. По словам командира Налбата, первую свою форму третьей ступени обычно осваивают за год, а то и полтора года. Сложное это дело. Не для всех. Это одна из причин, почему кудесников большой силы так мало. Многие застревают на третьей ступени и не могут подняться выше, банально не способные освоиться с новыми возможностями. Запредельно трудно. Нет четких инструкций. Полагаться приходится на себя, на свой талант и смекалку.

Тогда, у озера, мы просидели с командиром Налбатом до самого вечера, и он рассказал мне все, о чем я просил. Он даже признался, что не освоил ни одного щита, которым можно защитить не только себя, но и других. С этим он не справился.

Его духовная оболочка имеет склонность к воздуху и гравитационным воздействиям. Так он может нанести массовый удар по площади в сотню метров, смяв все живое и не живое, как он мне когда-то продемонстрировал в лесу, но не может защитить тех, кто стоит рядом, а только себя. Тогда я спросил, сколько времени у него уйдет, чтобы взять четвертую ступень, и он меня огорошил. Сейчас ему сорок три года. Последние пятнадцать лет он находится на третьей ступени развития и за все это время, он создал лишь пять форм для своего ранга. На это у него ушло первые семь лет. За следующие восемь лет из пятнадцати, он не создал, ни одной формы. Я нашел несоответствие в его словах и спросил, как же так? А золотое сияние, что он продемонстрировал? Оказалось эта форма второй ступени. Индивидуальная, созданная только для него, но только лишь второй ступени. Угрюмо, с горечью в голосе он сказал мне, что пять форм это хороший результат и что боярский род Налбат им гордится. Жаль, но его талант оказался слишком мал, чтобы задумываться о большем и он надеется лишь на то, что его дети окажутся талантливее, чем он. Так я узнал, что у него трое детей. Два мальчика и девочка. Обычно из командира и слова не вытянешь и в личную жизнь он никого не посвящал. На мой вопрос как переходят с третей ступени на четвертую, он тоже ответил. Формы, которые мы создаем, меняют наш дух и вызывают в нем неконтролируемые мутации. Чем больше форм ты освоишь, тем больше вероятность пройти новую трансформацию духа и перейти на ступеньку выше. В среднем, человеку необходимо освоить от восьми до двенадцати форм третьей ступени и тогда его дух начнет переход.

Поговорили мы и о нечистой силе. В этом вопросе он разбирался хуже. По его словам, Церковь причисляет к нечистой силе все практики, что замешаны на крови и страданиях. Существует много запрещенных форм, что признаны Церковью нечистыми. Одни безопасны для людей, а другие нет. Даже формы первой и второй ступени меняют дух, хоть и не так заметно как на третьей ступени и не всегда эти изменения идут на благо. Те формы что запрещены, могут изменить человека до неузнаваемости. Распалить в человеке похоть. Преобразить характер и даже повлиять на внешний вид. Командир еще раз признался, что мало об этом знает. Да, его поймали в молодости на одном дурном деле, в детали которого он не хочет меня посвящать и теперь он у Церкви на крючке, но с тех пор он в черноту не лезет и мне не советует.

Все эти мысли и воспоминания пролетели мимо меня за один миг. Я обошел танк по дуге и вышел к месту, в котором неизвестный волшебник убивает моих ребят из роты.

К моему удивлению, это был не англичанин, а индус. На голове у него был повязан белоснежный тюрбан, что выделяет его более темное лицо на фоне нас, русских солдат. В остальном, он был одет, как и подобает английскому офицеру. С причиной его ненависти и мести солдатам я тоже определился. Позади него, на холодной земле лежал молодой паренек. Голова откинута в сторону, глаза открыты и смотрят в небо. Тюрбан на нем размотался. Из уголка рта у парня шла струйка крови. Не ошибусь, если скажу, что этот мальчишка не старше меня — родственник этого индуса — волшебника. Сын или племянник.

Вокруг разъяренного индуса лежали десятки тел. Тут и солдаты моей роты и соседних с нами рот. И он продолжал убивать. От выстрелов из ручного оружия его защищал щит, и он безнаказанного убивал и калечил солдат одного за другим, не давая им отступить, так как отступать было некуда. Со всех сторон открытое пространство. До окопов метров триста. Ребята старались спрятаться за разбитую технику, что валялась вокруг и дымила, но индус находил их и там. Тех же, кто пытался сбежать, бросив товарищей, он убивал первыми. Он не торопился. К моему ужасу, он показывал силу явно больше чем вторая ступень.

Несмотря на шевелившиеся от страха волосы у солдат на голове, они боролись до конца и стреляли по нему из всего, что было под рукой. Кидали гранаты, бросались на него с ножом, когда он шел на них в рукопашную, но пробить его щит им не удавалось.

Мне тоже было страшно, но я не побежал.

Единственное что могло помочь в данной ситуации это почти забытая мной форма, которую я вычитал в украденной у мачехи книге, написанной кровью по человеческой коже. «Ужас, эхо и многоликие тени бояр Чернозубовых», так называлась та книга. Как я сейчас понимал — она содержала запретные формы первой и второй ступени.

Индус заметил меня. Да я и не скрывался. Пришлось выйти прямо к нему, так как форма, которую я собирался применить, не действует на большие дистанции.

Этот иностранный волшебник был зол и даже в отчаянье. Все было написано на его лице. Смерть родственника сломила его, и все что он хотел — это отомстить нам, русским, виня в своем горе именно нас. Я же возлагал вину на англичан. Не мы приплыли к их берегам, а они к нашим. И это они заставили его воевать на чужой земле, а не мы.

Я вообще не испытывал личной неприязни ни к полякам или индусам, ни к африканцам и даже к простым англичанам. Нет плохих наций, есть плохие люди. Убивал я только по необходимости. И сейчас мне придется взять на душу еще один грех.

Он успел первым.

— Умри! — Выкрикнул индус на русском языке, ударив в меня разрядом молнии толщиной с руку человека. Треск.

Я закричал.

Точно третья ступень. Было очень, очень больно. Несмотря на щит, который я держал, сила молнии все равно била по мне, пробивая щит в нескольких местах и оставляя на моем теле черные точки и кровавые разводы. Кожа на моих руках, теле и лице начала обугливаться и покрываться пузырями. Меня всего трясло. Казалось, зубы крошились. Я откусил себе кончик языка и захлебывался кровью, едва не теряя сознание от боли, но продолжая идти к индусу и формировать форму в руках. Парни надеются на меня...

— «Тень Ра», — прошептал я, едва шевельнув губами, в попытках сосредоточиться и отрешиться от боли и в моих сложенных лодочкой ладонях начало разгораться бледно-зеленое пламя.

В прошлый раз я победил этой формой оживших мертвецов, вытянув из них клубившуюся, черную как смола силу, что позволяла им жить вопреки всему. В это раз я опустошал средоточие волшебника, что мне противостоял. Зеленое пламя жадно потянуло из него силу, разгораясь все сильней и сильней.

Я терпел боль как мог. Молния продолжала превращать меня в обугленный огрызок от человека, но я терпел. По щекам текли слезы, из горла вырывался хрип, но я продолжал стоять на ногах и делать маленькие шажки в его направлении.

И все же, я победил. Индус потерял слишком много силы, зеленое пламя высосало его до донышка, и его щит замигал на глазах солдат. Они не растерялись, те из них кто был жив и способен держать автомат в руках, и с остервенением нашпиговали его тело свинцом. Волшебник упал на спину и перестал поджаривать меня молнией. Перевернувшись на живот, он потянулся рукой к родственнику, пытаясь доползти до него, чтобы в последний раз обнять, дотронуться до него, но живой лейтенант Купельманн, не дал ему этого сделать. Хладнокровно добежав до волшебника, он приставил к его виску ствол автомата и в упор прострелил ему голову, а потом еще пару раз ударил сапогом по ребрам, вымещая свою злость и бессилие.

Стоять я больше не мог. Силы меня покинули. Я упал, желая лишь одного, умереть. Жуткая боль затопила все тело и сознание.

— Старший лейтенант? — Сбежались ко мне все, кто мог ходить. — Как вы? Как вам помочь?

— Не теряйте сознания, иначе больше не очнетесь. Лейтенант?

Меня пару раз хлопнули по щекам.

— Он не жилец, — сказал кто-то.

— Сейчас, сейчас, парни, — попытался я прошептать, но из горла вырвался один лишь хрип. Из последних сил я начал накладывать на себя формы, зачастую использую лишь волю, так как сосредоточиться, не удавалось. Кажется, я ненадолго потерял сознание, а когда очнулся, все еще был здесь, в окружении своих ребят, что, как и я пытались помочь себе и другим раненым, лекарствами из распотрошенных аптечек. Повсюду валялись тюбики от шприцов и окровавленные бинты. Солдаты стонали.

Меня тоже перевязали. Чувствовал я себя уже лучше. Но новая кожа будет отрастать несколько недель, а старая уже отслоилась. Кончик языка тоже отрастет, жаль не скоро. Все же не будь я кудесником, подох бы здесь.

Я попытался подняться на ноги, и мне это удалось, хоть меня и повело в сторону, и потребовалась помощь Купельманна.

— Жив, Семен? — Спросил он, рассматривая меня.

Выглядел он не лучше моего. Уставший, осунувшийся, с перевязанной ногой, он все же оставался офицером и не показывал рядовым как ему больно.

Говорить мне было трудно. Горло тоже было обожжено молнией, и я едва шептал.

— Жив, — ответил я. — Кому-нибудь нужная срочная помощь? У меня есть еще немного силы в средоточии, лейтенант. Давай, подведи меня к ним или пусть сами подходят. Помогу чем смогу. Кха-кха.

— Тяжелых вытяни, а остальные подождут помощи. Командир уже спешит к нам. Он поможет.

Меня подвели к солдатам, что лежали на земле словно мертвые. От лица у них отошла вся кровь. Почти все, как и я были обожжены молниями индуса. Мне помогли присесть на колени рядом с ними, и я приложил к их ранам руки. Из моих ладошек вышла золотистая волна света и накрыла их раны. «Обеззараживание», «очистка раны», «исцеление», «регенерация». Я применил все что знал, и помог ребятам, чувствуя, как средоточие пустеет, пока не показывает дно и меня не скручивает в приступе ядреного кашля с кровью. Легкие тоже пострадали, и теперь я выплевываю их кусочки. К месяцу, который я отвел себе на лечение, я прибавил еще месяц. Ладонь, в которую я сплевывал, была полной. Кровь и ошметки внутренних тканей. Я вытер руку о штаны, и устало прикрыл глаза.

Через десять минут вся рота собралась здесь.

— Плохо выглядишь, Семен, — сказал мне Налбат, с удовольствием присев на землю рядом со мной. Он с кряхтением вытянул ноги и скинул сапоги, заново перематывая портянки.

— Чувствуя себе не лучше, — продолжал я шептать, продирая горло.

Закончив с ногами, он натянул кирзачи обратно и сказал.

— Солдаты рассказали мне, как ты помог им победить этого индуса. Никогда не слышал о зеленом огне.

Я промолчал.

— Все будут молчать. И сам будь поосторожней. У Церкви много глаз, а эта форма, хоть и помогла тебе справиться с противником явно куда опытнее и могущественнее тебя, откровенно не так проста. Никогда не знаешь, как скажется ее применение на духе. Я предупредил.

Я с усилием прошептал спасибо. Налбат кивнул.

— Нам приказано идти вперед, а раненых оставить здесь. Ты как, сможешь передвигаться и держать в руках автомат?

Первым порывом было отказаться, оставшись в тылу, но я задавил в себе страх и малодушие, ответив командиру согласием.

— Мне уже лучше. Бежать вряд ли смогу, но идти и стрелять мне по силам.

— Тогда вставай.

Я поднялся, оперевшись на автомат, немного покачался на ватных ногах, а потом выровнялся. Тем временем командир уже раздавал указания офицерам.

— Лейтенант Стародуб, оставьте ефрейтора присмотреть за тяжелоранеными. Остальные, проверьте ваших солдат еще раз. Кого нужно перевяжите повторно. Оружие у всех должно быть снаряжено полной обоймой. Даю еще пять минут на отдых и выдвигаемся. Последний рывок, мужики. Потерпите.

Бои за Крым продолжались. Дееспособных солдат в роте осталась только половина. Сорок человек тяжело ранены и больше сотни значатся пропавшими без вести, но скорее всего все они мертвы. Кто-то, конечно, мог струсить и сбежать или спрятаться, как тот солдат, которого я заметил, но их таких меньшинство. Все здесь знают, за что воюют. А сбежавших ждет незавидная участь. По законам военного времени побег с поля боя это расстрел. Их все равно найдут.

— Бам-м, — прозвучал едва слышный, мягкий хлопок слева от меня.

— А-а-а, — страшно взвыл солдат, что шел там и наступил на противопехотную мину. Ему оторвало ступню. Кровь хлестала фонтаном, но к этому мы уже привычны. Проклятая война.

— Всем смотреть под ноги! — Зло заорал на нас Налбат, что наложил на рядового обезболивание, усыпив того и оказав минимальную помощь. От потери крови не умрет и ладно. Мы оставили его прямо здесь, уложив на подстилку из тряпок. Связавшись по рации с ефрейтором, оставшимся позади, мы поручили ему эвакуировать раненого к остальным, а сами пошли дальше.

Вокруг стояла мертва тишина, только вороны в небе кружили. Фронт ушел на два километра вперед, и весь бой шел там, а мы оказались в своем тылу и пытались нагнать наших.

Налбат экономил силу как мог. Он, как и я выложился сегодня. Средоточие почти пустое. В случае чего, помощи нам ждать не от кого. Вся надежда на верные АК-12 в руках и плечо товарища, что не бросит.

Лица у всех были серые от усталости. Многие, как и я ранены, но не тяжело. Перевязались, вкололи себе обезболивающее, и пошли дальше.

Мужики шептали себе под нос проклятия в адрес врагов.

— Ненавижу этих тварей. Чтоб они передохли там у себя в Англии.

Некоторые шли потеряно, контузило их что-ли? По сторонам они смотрели с улыбкой. Кто-то просто молчал и покрепче сжимал автомат в руках, вздрагивая от каждого громкого звука. Во взводе Свиридова, один из молодых солдат, только прибывший на фронт, и попавший в самую мясорубку плакал, баюкая руку, что висела на перевязи. Свиридов шел рядом с ним.

— Вижу движение.

— Английская форма.

— Огонь!

Так мы и шли, зачищая окопы, в которых англичане оставили своих раненных. В плен никого не брали. После индуса волшебника и того зла что он нам принес, об этом даже не заикались. Солдаты хотели мести за боевых товарищей.

Шли преимущественно молча. Слишком устали, чтобы болтать. В небе светило солнышко. Погода прекрасная. Виды невероятные. Впереди гладь моря, конец нашему марш-броску, но настроение это не улучшило. У меня болела каждая клетка тела. Переоценил я свои силы, и какой уже километр был вынужден идти, опираясь на крепкого солдата, что подставил мне плечо.

Налбат последние минуты болтал по рации со штабом батальона. Вот и берег черного моря. По карте, мы где-то между поселком Марьино и Окуневка. До Марьино два километра, а до Окуневки в другую сторону, два с половиной.

Получив приказ, командир озвучил его нам.

— Идем в Марьино. Четвертая и шестая роты уже там. Поселок небольшой. Сто-двести домохозяйств. Наши уже почти все осмотрели. Англичане ушли.

— А местные жители?

— Крым оккупировали еще в первые дни войны. Мало кто сумел спастись, а те, кто остался на милость англичан, — командир поморщился. — Да какая там милость. Их давно вывезли в колонии, коих у Англии пруд пруди. А самых рьяных защитников отечества пустили на опыты или убили.

Мы перекрестились. Как раз в этот момент мы проходили мимо колодца, из которого хотели попить воды, но смрад из него отогнал нас назад. Англичане сбросили туда несколько десятков трупов, отравив воду. Вот из-за таких моментов на войне и начинаешь люто ненавидеть врагов и всю их нацию. А память у людей долгая. Сложно оставаться пацифистом на войне.

Рядовые немного расслабились, и у них появилось желание поболтать.

— Красивое село, — сказал один из солдат, когда мы дошли до места, встретив там четвертую роту. У них тоже были большие потери. Людей не хватало. Они попросили помощи, и мы пошли обыскивать Марьино по второму разу.

— Жаль зелени мало. Придет весна, все расцветет и еще краше будет.

Ему возразили.

— Не будет. Людей что создали всю эту красоту и высадили черешневые, и персиковые сады уже нет.

— Не нагнетай, Тимоха. Кто нам говорил, что мы проиграем и будем драпать аж до Урала и что? Где мы? В Крыму. Побили англичан, а твои дрянные пророчества не сбылись.

— Народим еще детей и заселим эти места новыми жителями, парни. Все у нас будет хорошо.

— Ты прав, сержант. Выбили англичан с нашей земли, выбьем и всех остальных. И турков и китайцев. Вот увидите...

Мы вышли к самому морю. Красота.

Все остановились и залюбовались. Высокий, обрывистый берег. Кромка галечного пляжа омываемого морем шириной всего два метра, сразу упирается в обрыв, на утесе которого мы стояли. В небе кружат чайки. Солнце на горизонте отражается от воды и создает сверкающую дорожку, по которой бегают светлячки. Глубокое, от голубого до темно синего цвета море. Холодный бриз, дующий в лицо. Запах соли и водорослей. Все было прекрасно, если бы не одно но. На горизонте стояли сотни английских кораблей, что по прежнему оставались в черном море и стреляли по берегу. Эвакуация англичан продолжалась. Нам повезло, что поселок Марьино их не заинтересовал, и по нам не вели огонь.

— Привал, — скомандовал командир. — Кирюхин, ты где?!

— Я здесь, господин Налбат.

Я непроизвольно улыбнулся, а потом скривился. Поврежденную кожу на лице стянуло.

Хороший мужик, этот Кирюхин. Не злобливый, заботливый. И готовит нам и убирается, помогает в мелочах. Добрый малый. Дети у него давно выросли, дедушкой уже стал. Хороший человек. Эх! Я снова поморщился и кашлянул кровью. В боку прострелило болью.

— Есть чем накормить роту?

— Сейчас, чай организую и сушка имется. Больше порадовать нечем. Извините, — развел он руки в стороны.

— И на том спасибо.

Все повара в роте подчинялись ему. Вот и сейчас за его спиной суетились три солдата, что помогают организовать костер. Чистый колодец мы тоже нашли, так что чай лишним не будет. А сушка — это любимое лакомство Налбата. Кирюхин всегда таскает с собой несколько килограмм этого изделия. Весит немного, а командиру нравится.

Через двадцать минут вода в котелке над огнем закипела.

— Хорошо-о-о-о, — с благодарностью принял я из рук солдата металлическую чашку, до краев наполненную горячим чайком и три сушки. Чтобы хватило всем, разделили все запасы Кирюхина поровну. Кто-то вскрыл сухпаек и жевал тушенку, кто-то, как и я дул на поверхность чая и смотрел за горизонт, не замечая вражеских кораблей, думая только о доме и дорогих ему людях, пока вверх и вниз по течению шли бои. Мы отдыхали. Да и кому тут воевать? Боеприпасы кончились. По полрожка патронов на брата. Гранат нет. Мы просто не способны на новые подвиги. Нужен отдых и пополнение боезапаса.

Первым заметил неладное младший лейтенант Ветряков. Он с удивлением в голосе воскликнул.

— Море отступает!

— ЧТО?

Вода начла резко отходить от берега и обнажать дно. Рыба не успевала за потоком, и оставалась лежать на берегу. Бились в судорогах, пытаясь спастись от удушья и дельфины. Смотреть на их мучения было невыносимо.

Одинокий голос в возникшей тишине прозвучал очень громко.

— Это разве не первый признак цунами?

Грязно выругался командир Налбат. Таким мрачным мы его еще не видели. Он сказал.

— Это адмирал лорд Фрэнсис Дрейк. Решил наказать нас напоследок, собака плешивая.

Спокойствие, навеянное красивым видом и шумом прибоя, резко перешло в панику.

— Мы успеем убежать от волны?

— Командир, Налбат? Что нам делать? Командир?!

— Я не знаю, — ответил он спустя какое-то время, не отводя взгляда от горизонта.

Весь берег Крыма, все люди, что здесь находились, замерили в ступоре, задирая головы вверх. Перед эскадрой военных кораблей англичан все росла и росла волна. Десять метров. Сорок. Сто. Триста. Огромная, невероятная по своей массе и разрушительному потенциалу волна все росла, готовая обрушиться на Крым и убить здесь все живое. Убежать не получится. Самые нестойкие из солдат упали на колени и начали неистово молиться. Кто-то даже побежал, надеясь укрыться. Мы их не останавливали. Пусть бегут. Это бесполезно.

Я признаюсь, тоже приготовился к смерти. Об одном я жалел, что не увижу больше Алису. Не свожу Юлиану купаться на озеро. Не покидаю палку своему псу. Не положу на могилку маме букетик ромашек. И не отомщу мачехе и всей ее семье, за то зло, что она принесла в мой дом.

Вот и все. Пятисотметровая волна пошла на нас. Гул, что она создавала не передать словами. Страх сжал сердце.

— Прощай, Алиса, — произнес я, прикрыв глаза и приготовившись к неизбежному столкновению. Щит я укрепил, но больших надежд на него не возлагал.

* * *

— Вот почему Василий переправил нас с белорусского фронта на Крым, брат. Твой друг Дрейк возомнил себя хозяином морей, креветка пересоленная.

— Он мне не друг. Не смеши меня, Вадя.

Два брата, так не похожих друг на друга зависли высоко в небе, спрыгнув с дирижабля, что был флагманом всей группировки войск юго-западного фронта. Матросы что-то кричали им с борта, но они не обращали на это внимания.

— Покажем ему наш фамильный секрет?

— Давай. Правда, придется объединить силы. Все же этот Дрейк могучий волшебник.

— Соловецкие острова изменили тебя, брат. Раньше бы ты и пальцем не пошевелил, чтобы спасти всех тех людей, что замерли под нами и молятся своим богам, в надежде уцелеть.

— Раньше мне не приходилось защищать родину от шакалов, что вцепились в нее со всех сторон, норовя откусить кусок и пережевать его.

— А вторая мировая война?

— Там все было по-другому. Я был моложе и глупей. Как и ты.

— Эй, эй. Не записывай меня в старики. Это ты выглядишь как дряхлый дед.

— Начинаем?

— Да. Кажется Дрейк нас заметил. Вон как его флагман разогнался. Спешит сбежать, окунь костлявый.

— Развеем славу английских моряков.

Два кудесника, в чьих петлицах погон сверкали на солнце звездочки генералов, соединили руки и сосредоточились.

В Крым пришли братья Зима Олег и Зима Вадим из княжеского дома Зима, что правит Архангельском уже третий век. С самого севера страны, родившиеся в деревушке на берегу холодного, белого моря, братья близнецы всегда были вместе. Даже когда Олега отправили на каторгу, брат пошел за ним следом, не желая слушать родню. И так, вместе, они провели последние двадцать лет в одной камере.

* * *

Воздух вокруг резко похолодел. Апатию солдат сняло как рукой. Прозвучал шквал вопросов.

— Холодно!

— Что это? В небе? Видите?

— Не знаю...

— Это северное сияние.

— Что?

Налбат обернулся и показал мне на точку в небесах.

— Смотри.

— Дирижабль? — Переспросил я.

— Нет. Видишь людей, что парят рядом с ним в воздухе?

Я прищурился.

— Кажется, вижу.

— Не ошибусь, если скажу, что это братья Зима.

— Те самые? Что потопили английский флот во вторую мировую у берегов Мурманска?

— Они самые.

Гул волны, что шла на нас, стал резко затихать. Звук менялся. Это был уже не гул, а треск. В первые за всю историю, черное море покрывалось коркой стылости. Стена воды, что шла на нас замерзала, превращаясь в неподвижный бастион из сверкающего всеми гранями льда.

Кто-то из сержантов экспрессивно выкрикнул.

— Хера себе!

На этом братья Зима не остановились. Мощный треск и из пятисотметровой ледяной стены в английские корабли полетели десятиметровые ледяные же колья. Дрейк запоздал с реакцией, и часть его эскадры получила ледыхами в борт. Эти корабли быстро пошли ко дну, теряя плавучесть. Моряки тонули. Их даже не стали спасать. Англичане думали только о своей шкуре.

— Ура-а-а-а-а!

Мы наблюдали за всем прямо через стену льда, что превратилась для нас в увеличительное стекло.

Эта сила ужасала. Честно говоря, я понимаю, почему для кудесников существует негласное правило не использовать силу на глазах простых людей. Такая мощь в руках человека только в редких случаях вызывала восторг, а так она пробуждала первобытный страх. Я осмотрелся по сторонам и мысленно добавил к своим рассуждениям еще одно слово — зависть. На лицах многих солдат я заметил зависть и страх. Люди слабы. Даже я позавидовал хозяевам Архангельска. И конечно, я мечтал когда-нибудь достигнуть их уровня.

Английская эскадра уходила. Новые ледяные атаки не приносили должного эффекта, да и братья Зима похоже устали и флот королевы Анны Марии взял курс на турецкие проливы.

Интересно, где те два принца, о которых меня предупреждал Налбат? Они же должны обладать огромной силой, сравнимой с силой семьи Рюриковичей... Странно.

* * *

Лорд Дрейк съязвил и попросил своего друга Марка Кавендиша об услуге.

— Разбуди этих свиней. Пусть встретят матушку в порту. Лондон на горизонте.

Марк был пьян. То, что подразумевалось как триумф английской технической мысли и силы, превратилось в самое позорное поражение за последние тридцать лет. Как теперь смотреть в глаза другим лордам? На чужих берегах остались тысячи танков и сотни самолетов последней разработки. Все их поля устилают трупы англичан, индийцев и африканцев. Такого позора им не простят. И ладно Дрейк, кто посмеет высказать ему что-то в лицо? Он в отличие от остальных выложился на полную и хотя бы уничтожил черноморский флот русских, а что сделали они? Позорно сбежали?

— В задницу принцев. А-а-а-а-а! — Схватился за голову Марк. Встав из-за стола, он начал ходить из одного конца каюты в другой и жаловаться на жизнь Дрейку. — Ну, почему, почему королева не могла прислать нам нормальных членов королевской семьи? Зачем она отправила к нам Вильяма и Эдуарда? Она же знала, ЗНАЛА!

— Успокойся, Марк, — усадил Фрэнсис своего друга за стол, налив ему полный стакан шотландского виски из своих запасов. — Никто не рассчитывал, что русские смогут успешно воевать сразу на четыре фронта. Анна Мария Виндзор хотела обелить репутацию младших принцев в обществе и приписать им нашу победу. Не получилось...

— Не получилось? Утешил ты меня, — пьяно и зло рассмеялся Кавендиш. — Ты адмирал флота, а я генерал сухопутной армии. Скажи мне, на кого повесят этот позорный проигрыш русским? На тебя, принцев или на меня?

Лорд Дрейк промолчал.

Оба принца находились здесь, в каюте адмирала. Они лежали на диване и сладко улыбались, видя прекрасные сны. Для надышавшихся синей пылью это нормально.

И если Дрейку было плевать на провал компании, то Кавендишу нет. Он уже думал, как ударить русских в отместку, да так, чтобы они запомнили это надолго.

* * *

Две недели. Прошло две недели после нашей победы над англичанами. Юго-западный фронт разделили. Часть армий отправили в Польшу, а другую часть на южный фронт, к туркам. На линию Ростов — Краснодар — Пятигорск — Владикавказ — Махачкала. К сожалению, южный фронт не мог похвастаться нашими успехами. Туркиподготовились к этой войне лучше англичан. Они уже заканчивали покорение Армении, Азербайджана и Грузии, перекидывая резервы оттуда к нам.

Их нация была еще более дикой, чем англичане. Они были злыми, в самом плохом смысле этого слова. Беспощадные. Нас, христиан, они называли неверными. Для русских они определили роль рабов. Только так или никак. Воевать с националистами, а они жили, веря в то, что их нация стоит выше других — было сложно. Они не жалели себя, а уж врагов и подавно. Об этом я узнал от раненых, которых стали свозить в Крым с южного фронта. Из освобожденного Крыма делали здравицу для солдат.

Меня, как и всех серьезно раненых тоже оставили здесь, в Крыму. В действующие воиска мы вернемся, как вылечимся. Много армейских госпиталей переместили и разместили в Севастополе и Евпатории. Все посчитали, что морской воздух пойдет раненым на пользу. И все чем я последние дни занимался, это гулял по набережной покинутого города и отдыхал. Сам город был полупустым. Началось его восстановление. Со всех необъятных просторов Российской Империи свозили строителей. Покинутые дома обживали новые жильцы, переселенцы из других городов. На чьем-то горе, они собирались построить свое счастье. К сожалению, это так и ничего с этим не поделаешь. Жизнь продолжается, и я желаю им только удачи. Пусть хоть к ним она повернется лицом.

— Шашлык. Вкусный шашлык, — звонко зазывала девушка на улице, приглашая прогуливающихся по набережной военных в свое кафе «У моря». — Солдатам скидка, — подольстила она пилюлю и люди пошли. Я тоже заглянул. Взял себе двести грамм шашлычка с жареным лучком и острой капустой. Правда, попросил завернуть все с собой и съел лакомство, сидя на лавочке в парке, рассматривая гладь моря и нежась под солнышком. Ночной морозец уже ушел, и температура поднялась до плюс четырнадцати градусов. Можно загорать.

Жизнь в город возвращалась. Переселенцы, а все здесь сейчас переселенцы — привезли с собой детей. Так что в парке, в котором я гулял, стоял их смех. Дети носились туда-сюда, катались с горок и рисовали мелками на асфальте. Прогуливались мамочки с колясками. И как они только не побоялись перебраться в Крым? Я покачал головой и встал со скамейки. Костыль в руку, на этом настоял врач, и я повернул назад. Нужно возвращаться в госпиталь. Мою пропажу могли и заметить.

Мне почтительно уступали дорогу, все же я был в форме. Благодарили за службу, куда без этого, а я больше отмалчивался. Горло интенсивно заживало.

В госпиталь я вернулся через полчаса.

— Смирнов! Вы опять за старое?

Я вздрогнул. Попался. Принесла же ее нелегкая. Это главная медсестра того этажа больницы на котором меня разместили. Студентка на практике. Молоденькая и чересчур рьяная.

— Вам нельзя ходить! Врач прописал постельный режим. Вы же весь в бинтах, — всплеснула она руками.

Я мученически закатил глаза, продолжая молчать.

— Ну-ну, — показала мне девица кулак. — За мной! — Велела она и мне ничего не оставалось, как под сочувствующими взглядами других больных отправиться за ней в свою палату.

Простая девчонка, не кудесник, учится на врача, а ведь совсем не боится. Общается со мной как с мальчишкой, которым я давно не являюсь. Забавно.

— И чтобы ни ногой за порог палаты, — хлопнула она дверью за моей спиной, фыркнув от негодования.

— Ха-ха, — рассмеялся над ситуацией мой сосед по комнате — Федор Павловский. Танкист в звании капитана. Он командовал целым звеном танков, пока его командирскую машину не подорвали. Тоже обычный человек. Кудесников среди больных вообще было мало. Обычно мы или сами справляемся со своими болячками или нас уже ничто не спасет. Меня поместили сюда из-за серьезных ран, хотя как я и сказал, госпиталь мне не нужен, только время. И, да, меня тут не лечат, если не считать смены бинтов и комплекса витаминов что колет мне Нюра, та самая медсестра студентка что вечно мной недовольна. Скорее это я помогаю госпиталю. Утром, по просьбе главного врача обхожу вместе с ним палаты и трачу все свои силы в средоточии, накладывая медицинские формы на больных. Меня даже начали путать со штатными целителями госпиталя. Вообще их тут было больше десяти человек. Только вот у них вторая ступень и на такой большой госпиталь такого количества кудесников было недостаточно. Несмотря на их обширный багаж знаний целительских форм, запас силы у них маленький, а я со своей третьей ступенью был совсем на другом уровне. Раньше я мог вылечить семерых, а сейчас и двадцать человек для меня не предел.

Практика опять же. Да и помогать людям правильно, от этого тепло на душе. Всяко лучше, чем убивать.

— Ух, она и оторвется на тебе вечером, — напророчил мне Федор. — Дежурный врач проверял платы, а тебя нет. Вызвали ее. Накричали на Нюрку. Она в слезы. А как врач ушел, отведя душу, она так глазами сверкнула, — он покачал головой. — Точно говорю, готовь задницу. Уж она-то пропишет тебе порцию витаминчиков, так пропишет. Сесть не сможешь.

Я улыбнулся. Что мне эти уколы?

Я прилег на кровать и взял с тумбочки газету. Под ней лежало письмо из канцелярии Императора, вскрытое еще два дня назад. В нем меня уведомляли, что боярская дума приняла решение. Я снова Смирнов. Только не из княжеской семьи, та навечно вычеркнута из бархатной книги. Нет. Я теперь боярин Смирнов Семен Андреевич. И теперь я, как и все главы своих собственных родов должен заседать в думе, если у меня нет уважительной причины отсутствовать на заседаниях. Служба в армии уважительная причина.

Терять фамилию я не хотел. Это память. Я был благодарен думе, что приняла такое решение.

Все же отдых хорошо действует на психику. Хочется обнять весь мир. Поделиться с ним счастьем. Я позвонил Алисе, обрадовал ее. Выслушал новости с фермы. Поговорил с Юлианой, что очень ждет меня дома, чтобы вручить подарок на день рождения который я провел вдали от них. Мне теперь пятнадцать лет, а чувствую себя на все сорок. Эх. Снова я витаю в облаках.

Так. И что тут пишут в газетах? Я развернул передовицу и углубился в чтение «Московской правды». Заголовок был многообещающим и неприятно напомнил мне о мачехе.

Тревожные вести из Европы. Чума в двадцать первом веке?

По всей Европе бушует настоящая эпидемия, казалось забытых еще со времен средневековья болезней. Чума, малярия, холера, тиф... Страшные вести приходят из Испании, Франции, Англии, Португалии, Германии, и других стран. Счет жертв идет уже на сотни тысяч. Власти тех стран предпринимают все попытки, чтобы понять, откуда взялась эта напасть. В связи с опасностью для наших граждан Российская Империя закрыла небо и все границы. Мы следим за развитием событий.

Я поморщился. Не звенья ли это одной цепи? Мачеха, та яма с червями, наши бояре, что сбежали из страны? Думать об этом было неприятно, но я был вынужден признать — скорее всего, это их рук дело. Людмила, что ты творишь?

Я перевернул страницу и перешел к следующей статье.

Ситуация на фронтах. Китай. Турция. Польша. Англия. Где мы побеждаем, а где отступаем? Только правда.

Прошло уже больше двух недель как до Москвы долетела великолепная новость, дорогие мои читатели. Весь юго-запад страны и Крым освобождены от английских захватчиков. Честь и хвала нашим защитникам родины. Ура! Хорошие новости приходят и из Польши. Она полностью освобождена от панов — магнатов и панов — волшебников. Простой польский народ приветствует флаги Российской Империи на улицах городов. Сбежавшие за границу паны, рассчитывая на помощь Карла Великого, просчиталась. Европе сейчас не до них. И снова, ура нашим доблестным защитникам.

О Китайском и Турецком фронте почти ничего не написали. Ситуация там сложная, да и цензура, так что я перешел глазами к следующей статье.

Взрыв в метро!

Партия охранителей, до недавнего времени выступающая с мирными протестами против власти Императора и кудесников взяла на себя ответственность за субботний взрыв на станции метро Нагатинская. Ведется следствие. Всех активных членов партии арестовывают. Редакция газеты выражает глубокие соболезнования пострадавшим и их родственникам. Все мы надеемся, что всех причастных к этому ужасному теракту поймают.

Криминальная хроника, а не новости. Газеты читать только настроение портить. Я перевернул несколько страниц «Московской правды» и с удовольствием взял в руки карандаш. Лучше разгадаю ка я кроссворд.

* * *

— Где результат? За что я вам плачу, мрази?

Брат Ильхама был в ярости.

— Я заплатил три миллиона рублей жирной туше военного комиссара Сибирска, чтобы этого шакала, этого выкормыша собаки, Семена Смирнова отправили именно на юго-западный фронт. Во вторую армию, где у тебя связи, как ты говорил. Где служит много наших людей и что? Что я спрашиваю? Где результат? Прошло полгода, а убийца моего брата жив и отдыхает в Крыму? Радуется жизни? Ест шашлык? — Схватил со стола письмо Идигей, махнув им перед носом слуги рода, не оправдавшим надежд.

Тот был спокоен. Он и его люди служат роду, а не Идигею. Их верность принадлежит Утямыш-Гирей Хану.

— Тут нет моей вины, Идигей. Никто мне не сообщил, что его ротный кудесник третьей ступени. Думаешь легко проскочить мимо его носа? Да и потом. Смирнов сам взял новую ступень. Теперь задача по его устранению ни мне, ни моей команде — не по плечу. Нужно искать других исполнителей или ждать окончания войны. Нельзя навлекать гнев Императора на наш род. Он не простит. Все распри запрещены. Мы были вынуждены свернуть операцию.

— Пошел вон!

Батулла уходя, усмехнулся. Во дворце хана ничего не меняется. Его сыновья все также продолжают интриговать за его троном, откупившись от военного призыва и сводя между собой мелкие счеты. И даже смерть Смирнова нужна Идигею лишь для того, чтобы продвинуться к трону отца хоть на шажок. Хан поощрял в детях страсть к интригам, наблюдая за ними и делая выводы.

Глава 6

Поздний вечер. Кремль. Уютный угловой кабинет, освещенный лишь светом торшеров и два кресла, стоящие вплотную к разожженному камину, в котором весело потрескивали березовые дрова, и играло пламя.

Василий III, что сидел в одном из кресел был уставшим. От его военного мундира до сих пор пахло гарью. Для этого разговора он вернулся с китайского фронта, давая себе отдых и заодно навещая волнующуюся семью. Жену и младших детей. Внуков и правнуков. Свое будущее.

— Надеюсь у тебя хорошие новости? — Спросил он собеседника, не поворачивая головы в его сторону и смотря прямо на огонь, чьи всполохи дарили ему покой и снимали нервную усталость.

— Боюсь, нет, ваше Императорское величие.

— Здесь никого кроме нас нет, Елисей. Общайся нормально, — потребовал Император.

Руководитель, то есть игумен Соловецкого монастыря и глава всех православных монахов, отец схимонах Елисей, что также как и хозяин Кремля смотрел в огонь, вспоминая прожитую жизнь, ответил без лишнего чинопочитания.

— Плохие новости из западных стран. Наши газеты и половины не пишут.

Василий III тяжело выдохнул и взял со стола пирожок с картошкой и грибами, что заботливо приготовила своим руками его жена.

— Угощайся, — сказал он отцу Елисею.

— Спасибо.

На какое-то время в комнате повисла тишина, пока ее не прервал вопрос Императора.

— Каковы наши действия?

— Я снимаю всех монахов, от послушников до схимонахов с их постов при монастырях и храмах по всей стране. Направляю их в армию и в города. Снимаю везде, где могу. Ты знаешь, нельзя оголять монастыри полностью. Мои братья охраняют там проклятые вещи, не давая силе тех предметов вырваться в мир. Помимо этого они сторожат ведьмовские леса, кошмарные болота и другие плохие места.

— Об этом ты мог и не упоминать. Это прописные истины. Скажи лучше, задействованных мер достаточно?

— Нет, — отрицательно качнул головой схимонах. — Напасть что накрыла Европу придет и к нам. Слишком велик куш. У нас очень много кудесников первой и второй ступени. За возможность подняться по лестнице силы они могут согласиться на посулы этого чудовища.

Такие известия Императора не порадовали.

— Вы узнали, как его зовут?

— Эней.

Стоило монаху произнести это имя, как свет в комнате замигал, а цветы что стояли на подоконниках подвялились и опустили листья вниз. Император поморщился, и отец Елисей мягко хлопнул в ладоши. От этого действия во все стороны от него разошлась волна чистого света, что снова наполнила растения жизнью, а воздух свежестью.

Василий III спросил.

— Насколько он силен, если только упоминание его имени вызывает такое?

— Сложно ответить. Он полубог червей, гнили и разложения. Демонический владыка, что уже покорил одну планету, поработив ее население, превратив людей в свой инструмент и носителей его червей, что высасывают из них здоровье. Капля за каплей. По этой причине продолжительность жизни людей в его мире меньше чем у нас. Они живут всего лишь до тридцати лет.

Император задумался и пробормотал.

— Вы многое узнали...

— Это не первый случай, когда на землю покушается кто-то подобный этому существу.

— Хорошо. Откуда начала распространяться эта зараза?

Отец Елисей нахмурился.

— Все указывает на Францию.

— И что говорят католические священники? Их инквизиторы и экзорцисты?

— Они работают, — пожал плечами схимонах. — Искус слишком велик. Стоит им поймать за руку одного из волшебников, что творит черные ритуалы во имя этого демонического владыки, как его место занимают сразу двое новых, что польстились на сладкие речи его эмиссаров и пожелали получить силу, не прикладывая к этому никаких усилий. Кхм, — отец Елисей кашлянул, смутившись, и доложил неприятную правду. — Возможно, во всем этом есть и наша вина. Те боярские и княжеские рода, что сбежали от нас в Европу, нашлись во Франции.

Император поморщился.

— Рим обвиняет во всем нас?

— Нет. Они об этом еще не догадываются. Это информация от наших людей в Париже.

— Сделайте все что можете, отец Елисей. Пока война не закончена, я не могу помочь тебе и твоим братьям. Сдерживай эту напасть как можно дольше.

* * *

Моя выписка из госпиталя была все ближе и ближе. Новые кудесники-целители, что появились в госпитале, сняли с меня нагрузку, и моя помощь больнице уже не была такой критически важной. Главный врач разрешил мне покидать двери подведомственного ему заведения и иногда я пропадал на просторах Крыма по два, три дня к ряду, гуляя по этому прекрасному краю и изучая его достопримечательности. Я брал с собой палатку, спальный мешок, котелок и уходил в походы, отдыхая душой. Вот и сегодня я отправился по совету человека, что встретился мне на рынке в сторону Крымских пещер рядом с Евпаторией. Их раскопали прямо перед войной, но изучить так толком и не успели. Мне стало это интересно.

На душе было так легко и приятно, что я начал напевать себе под нос.

Закружила зима на мне волосы,

Ты сказала словами мне робкими,

Разбуди во мне страсть и желание,

Обними меня, поцелуй меня.

Пусть мороз заметет все развилочки,

Не найдут нас враги, злые демоны,

Мы уйдем с тобой в сторону ельника,

Убежим от укора и зависти.

Пусть станцует на свадьбе нам ветерок,

Будем жить мы с тобой душа об душу,

И совьют у нас на крыльце гнездо ласточки...

Кхм. Мда. Я оглянулся. Никто вроде не видел, как я пел. Как-то не хотелось позорить честь мундира, а песня сама привязалась. По радио крутят и крутят.

Чтобы занять себя чем то, я начал повторять прерванную утром тренировку.

Все же я нашел время и последовал совету Налбата и заглянул в библиотеку при канцелярии Императора, в городе Севастополь. Командир был во всем прав. Выбор книг был куда обширнее, чем я помню. Я весь день потратил на то, чтобы осмотреть каждый том. В итоге я купил больше тридцати новеньких, только отпечатанных книжек. Все они сложены у меня в палате. Я успел прочесть половину из них, вычленяя для себя незнакомые мне знаки форм и сами формы, что меня заинтересовали.

Дернув лопатками, я поправил рюкзак, висевший у меня на спине, чьи лямки впились мне в плечи, а потом вытянул перед собой левую руку. На ней, начал зарождаться небольшой вихрь из воздуха. Закончив формировать форму второй ступени, я отпустил ветер в сторону тропы, по которой шел.

Легкий ветерок разом превратился в мощный воздушный вихрь, что смел всю грязь на двадцать метров вперед.

— Черт!

Я прикрыл глаза, дождался, когда пыль уляжется и пошел дальше. Небольшая неудача меня не расстроила. По совету Налбата я продолжал практиковаться, пытаясь нащупать в себе нужную ниточку, что поможет создать мою первую форму третьей ступени.

К сожалению, определить к чему склонен мой дух было не так просто. Мне недоставало понимания и глубины погружения в медитацию. Не удавалось разобрать мелких деталей. Я старался, но пока мои таланты и возможные мутации ускользали от меня.

К пещерам я подошел, когда на небе смеркалось. Над головой у меня висел шарик света, позволяя экономить на заряде батареек в налобном фонарике. Спуск я планировал осуществить завтра, а пока выбрал место для палатки и начал разбирать рюкзак. Но первым делом зажег кострище. Натаскал веток с округи и по желанию, одной лишь волей, воспламенил их. С каждым разом управляться волей получалось все лучше и лучше.

Поставить платку мне не дали. Я, кажется, что-то заметил, но катастрофически опоздал.

Мое тело неожиданно одеревенело и перестало меня слушаться. Форма света, которую я держал над головой, погасла. Дух и средоточие словно подернулись туманом, и я перестал чувствовать в себе силу.

Дело дрянь.

— Молодец, Сергей. Хорошо поработал.

Из темноты в круг света отбрасываемого костром вышел тот человек, что и посоветовал мне отправиться к этим пещерам и даже любезно нарисовал карту маршрута. А за ним из сгустившейся тьмы вышел тот, кто говорил на русском языке с акцентом. И не смотря на то, что мы не знакомы, я его узнал. В дневнике того англичанина что я сжег, этот человек был хорошо описан. Это был лорд Маркус.

Мне захотелось закрыть глаза, а потом открыть их, оказавшись в своей постели в госпитале. К сожалению, это был не сон.

Двигаться я не мог. Даже говорить не мог. Силы не чувствовал. Все очень, очень плохо.

— Как договаривались? — Спросил Сергей, этот предатель у лорда Маркуса, исполнив жест понятный в любой точке мира. Словно отсчитывая купюры, он потер большим пальцем об средний и указательный.

— Да. Да, — рассеяно ответил тот, а потом махнул рукой. Свист и Сергея разрезало на две половинки. Он даже испугаться не успел. Лорд Маркус перевел взгляд на меня. — Не люблю перебежчиков. Да и нет в этом человеке больше надобности. А ты, — он в упор уставился на меня, — глуп и слаб, раз попался в эту простейшую ловушку. Этот отброс, — пнул он останки Сергея, — применил на тебе зачарованный мной свиток, навевающий желание повидать это место, а ты даже этого не заметил. Я презираю слабость во всех ее проявлениях. Ты слаб, а значит, послужишь моим целям.

О повадках это «видного» члена научной коллегии Лондона я знал. Играть со мной в молчанку он не будет. Нет. Он в деталях расскажет, зачем я ему понадобился, а потом с таким же спокойным лицом и бесчувственным взглядом холодных голубых глаз начнет ставить надо мной эксперименты, пока я не превращусь в отработанный материал.

За что мне это, боже? В чем я провинился в прошлой жизни, что на меня постоянно сыплются неприятности?

Англичанин щелкнул пальцами, и меня приподняло над землей. Костер был им потушен и Маркус пошел в сторону тех самых пещер, до которых я не дошел.

Паря в двадцати сантиметрах над землей я летел за ним как привязанный. Мы спускались все глубже и глубже. Уши заложило, и я стал слышать все словно сквозь вату. В пещерах было очень холодно, но этот англичанин позаботился о нашем комфорте и по его воле нас стал обдувать горячий поток воздуха.

Я бился в невидимых путах, пытаясь вырваться из плена, но у меня ничего не получалось. Любая попытка взять силу из средоточия заканчивалась вспышкой боли в груди. Воля тоже была недоступна. Я просто не знал что делать. Как бы я не храбрился, меня затопило отчаянье. Я не хотел умирать.

— Вот мы и на месте, — сказал лорд Маркус после того как мы прошли последнюю развилку и спустились на один уровень пещеры ниже. Здесь все говорило о том, что это место уже некоторое время обитаемо. Кровать в углу, стол с записями и химической посудой на нем, освещение из подвешенных в воздухе шаров света и ритуальные фигуры. Все стены пещеры и пол были ими расписаны. — А вот и твои коллеги, — указал он рукой в угол, повернув меня в воздухе так, чтобы я мог видеть, куда он показывает. Там лежало несколько трупов солдат. Все офицеры и кудесники, определил я это по нашивкам на рукавах их формы. Внешних повреждений я на их телах не заметил. От чего они погибли было непонятно.

Этот больной ублюдок дал мне полюбоваться на трупы еще несколько минут, а потом он занялся уже мной. Разорвав рукав на моей куртке, он взял у меня кровь из вены и отошел к своему столу, начав смешивать мою кровь с реагентами. Удовлетворившись результатом, он стал проводить расчеты, задумчиво кусая кончик ручки, прежде чем внести изменения в таблицу с цифрами, что лежала перед ним. Закончив и с этим, он начал вносить изменения в ритуальные круги, стараясь не наступать на линии, из которых они нарисованы. Провозился он с этим несколько часов.

Я же продолжал свои попытки выбраться из окутывающего меня кокона чужой силы, но все было тщетно. С каждой минутой мне становилось все дурней. Не хочу. Не хочу умирать...

От безысходности я стал запоминать каждое действие английского волшебника, подмечая малейшие детали и впечатывая рисунки на камнях в свою память. На пальце Маркуса сверкнул золотой перстень с оттиском римской цифры четыре на нем. Четвертый ранг волшебника по их системе.

Как же я слаб.

— Вот и все. Я закончил подготовку к главному действию, мой друг, — хищно улыбнулся мне лорд, вставая с колен, на которых стоял, дорисовывая знаки в последней из фигур на полу. — Не зря я остался на этом полуострове вопреки здравому смыслу. Все же я вернусь в Англию с прибытком, а не как мои коллеги, если они живы, конечно, растеряв последние портки по дороге. Вам интересно, что тут будет происходить? — Спросил он, не ожидая моего ответа. Я все еще был парализован его заклинанием и не мог вымолвить и словечка.

Не переставая говорить, он уложил меня на пол, в одну из нарисованных схем и вскрыл мне вены на обеих руках. Я почувствовал мимолетную боль, а потом слабость.

Это конец.

— О, это интересная история. Послушайте. Отвлекитесь от своих мрачных мыслей, — он усмехнулся. — Об этом месте я прочитал в одном из ваших секретных документов, изъятых нами в городе Севастополь после захвата полуострова. Какая удача, не так ли? Вашими археологами было найдено место, в котором когда-то порезвилась некая сила, изгнанная из нашей реальности монахами, но оставившая здесь часть своей сущности. Естества. Окончательно избавиться от этой напасти не удалось, и монахи были вынуждены завалить эти пещеры, забыв о них не века, пока в нашем столетии это место снова не нашли. Поняв, что перед ними, археологи собирались опять запереть пещеру, но тут в город ворвались мы. И теперь я собираюсь завладеть той небольшой частью существа, что оно было вынуждено оставить здесь. Тебе не понять всей сути проводимого мной ритуала, но это чистая сила и она будет моей. А для безопасности мне нужен переходник. Ты. Я же не хочу пострадать? Как оказалось, ваши кудесники второй ступени слабоваты для этого и вот в мои сети попался мальчишка, только-только взявший новый ранг. С тобой у меня все получится.

Воздух в пещере начал сгущаться. Дышать стало трудно. С каждой секундой я терял кровь и все больше слабел. Похоже, ритуал или что это такое уже запущен и спусковым крючком стала драгоценная жидкость из моих вен.

Этот маньяк лорд Маркус и не думал затыкаться.

— Дам совет. Будет больно, но ты терпи. Так проживешь дольше. А будешь сопротивляться и умрешь куда раньше. Я же все равно получу желаемое. Ведь твой дух отомрет, куда позже, чем тело и продолжит служить для меня переходником и насосом. Все. Смотри. Начинается.

Он отошел в сторону, и я перестал его видеть. Парализованный, я не мог повернуть голову, и даже отвести взгляд.

Воздух в пещере сгустился еще сильней и надо мной проявился призрак того существа, что когда-то был изгнан из нашей реальности. Его могущества даже в таком виде было достаточно, чтобы одним своим присутствием вдавить меня в каменный пол и заставить дышать через раз. В голове помутилось и мне все больше хотелось спать. Моя кровь разбудила остатки сущности этого существа, и оно потянулось ко мне.

Описать его внешний вид было сложно, но я попробую. Представьте себе мозг человека и увеличьте его до трех метров в диаметре. Сделайте его более округлым. Шарообразным и полупрозрачным. Вставьте в это месиво из хаотично двигающихся белых и розовых кишок множество глаз и извивающихся отростков с присосками на концах, и вы увидите тоже, что вижу над собой я. Мерзость. Тварь, которой не место на земле. Если бы я мог, я бы дернулся от отвращения.

В тот момент, когда призрак изгнанного из нашего мира существа почти дотянулся до меня своими жадными лапками, активировались знаки на полу и стенах пещеры. Вспыхнув багровым светом, они заключили существо в пузырь, приковав его на месте и соединив его тело с моим — невидимой глазу пуповиной. Я почувствовал укол в районе груди и противная, похожая на загустившийся кисель сила этого существа бурной горной рекой начала насильно проникать в мой дух, а оттуда, через фигуру, на которой я лежал, она переходила лорду Маркусу, но куда более плавно и под его контролем.

Я хотел кричать, но не мог. Я хотел биться в судорогах, но не мог. Сила этого существа рвала мой дух на части. Средоточие трещало по швам и трескалось, находясь в шаге от полного уничтожения. Меня распирало изнутри. В висок словно загнали раскаленный гвоздь. Боль была ужасающей. Я получал не физические раны, а духовные. Слезы сами потекли у меня из глаз. А когда они кончились, из них пошла кровь. Я едва не терял сознание, но терпел, понимая, что если отключусь, больше я уже никогда не проснусь.

Сущность чью силу поглощали не издавала ни звука, ведь это лишь отголосок того существа что когда-то проникло в наш мир. Оно не имело разума. У него были только инстинкты.

Я молил бога, чтобы боль ушла. Выл внутри своего разума, а боль все не уходила, а казалось, нарастала. Лорд Маркус не торопился и пил силу сущности постепенно, плавно.

Не знаю, сколько времени прошло, но это призрачное существо начало истаивать, пока полностью не исчезло. Поток силы, втекающий в меня, иссяк. Лорд Маркус тоже закончил, перестав выкачивать из меня сущность этой мерзкой твари.

Я чувствовал, как оставшийся внутри меня кисель прожигает мой дух. Боль в груди уменьшилась, но не ушла полностью.

Больно, как же больно.

— Ха-ха-ха, — англичанин рассмеялся и сделал несколько шагов в мою сторону. Теперь я мог его видеть. — У меня получилось. ПОЛУЧИЛОСЬ! — Воскликнул он с восторгом, сняв со своего пальца печатку с римской цифрой четыре выгравированной в ее центре. Взвесив ее в руке, он выкинул ее в тот же угол где лежали мертвецы. Оглядевшись, он начал уничтожать следы своего пребывания здесь. Знаки и рисунки исчезали. Стол и кровать сгорели во вспышке пламени и превратились в пепел. Остался только я и он перевел свой взгляд на меня. — Удивительно, но ты еще жив, мальчик подросток. Не обольщайся, это ненадолго. Я не смог забрать всю силу, и небольшая ее часть сейчас разъедает тебя изнутри. Чувствуешь это?

Я чувствовал.

— Знаешь, в благодарность за твою помощь я не буду тебя убивать, — он хохотнул, а у меня на губах вспух кровавый пузырь, что лопнул и потек по моему подбородку. Я все еще был парализован и беспомощен. Лорд Маркус снова открыл свой поганый рот. — Дух волшебника третьего ранга не способен использовать силу этого существа. Она для него ядовита, как видишь, — он развел руки в стороны, словно извиняясь передо мной, — так что ты все равно умрешь, но не от моей руки. И умирать ты будешь очень долго. В одиночестве. В темноте. Ха-ха-ха, — еще раз рассмеялся англичанин, щелкнув пальцами и освободив меня из своей хватки. — Жаль, у меня нет времени понаблюдать за тобой. Прощай, мальчик. Мне уже пора. В укромной бухточке меня ждет небольшая комфортная яхта, что доставит меня домой.

Он ушел. Шары света, что горели в пещере, погасли и весь мир погрузился в темноту. Я еще слышал его шаги, но они отдалялись все дальше, пока я не перестал слышать хоть что-то. Наступила полная тишина, и лишь мое прерывистое дыхание напоминало мне о том, что я еще жив.

Я не был связан, мне вернули власть над телом, но пошевелиться я не мог. Попытка двинуть ногой ничего мне не дала. Я еще жив, но уже мертв. Не знаю, сколько крови я потерял, но сил пошевелиться у меня не было. Я не хотел сдаваться и попробовал воздействовать на себя волей. Мне любой ценой нужно закрыть раны на руках. К моему безмерному удивлению, мне все удалось. Запястья защипало и я, наконец, смог погрузиться в блаженное забытье.

Я проснулся от писка. Кто-то ползал рядом со мной и пищал. В темноте я не видел кто, но предполагал что это крыса. Я слышал, как она лакает кровь, что скопилась целой лужей подо мной. Попытки пошевелить хоть пальцем ничего мне не дали. Мне нужны силы. Нужно поесть. Организм должен восполнить потерю такого количества крови.

Если получилось один раз, почему бы не получиться и второй? Я очень возжелал одного — чтобы крыса, что пищит рядом со мной, оказалась у меня во рту. Погрузив свое самое горячее желание во второй слой духа, надавив на него, я с облегчением выдохнул. Духовная оболочка ощутимо просела по силе, а крыса заверещала. Послышался хруст, и ее подтащило ко мне. Я вовремя открыл рот, и ее голова оказалась между моих зубов. Я сжал челюсть не обращая внимания на вонь от ее сырой шерсти и жадно вгрызся в эту тварь. По горлу в желудок потекла теплая, безвкусная кровь крысы. Несмотря на отвратительный вкус, я продолжал тщательно жевать, запихивая в себя ее целиком. Силы снова меня покинули, и я опять потерял сознание, уснув. Все будет хорошо...

В следующий раз я проснулся в куда лучшем состоянии, чем был. Я уже мог шевелиться, так что я сел и снова задействовал волю. Над головой вспыхнул свет и пещеру осветило. Крыс вокруг стало больше, и они начали разбегаться от меня во все стороны, но я им это не позволил и поймал сразу две штуки. Через силу, я снова их съел, а потом, со страхом, зародившимся глубоко внутри, попытался погрузиться в медитацию Нужно понять насколько все плохо. Я забубнил.

— Начиная свой путь, я постигаю дух, чтобы достичь просветления.

В себя я провалился моментально, не прилагая никаких усилий. И первое что я заметил, сущность существа, что оставалась во мне исчезла. Впиталась в мой распадающийся дух, соединив собой трещины и служа мне заплатками. Больше не было тех дыр в первом и втором слоях оболочки. Средоточие больше не источало силу через щели толщиной с мой палец.

Я выругался.

— Черт!

Из хороших новостей — я останусь жив. Лорд Маркус просчитался. И я даже догадывался, почему так произошло. Вот и плохая новость. Тварь была призрачной, а семейная способность Смирновых завязана на разных призрачных состояниях и видимо это помогло и я смог усвоить те капли сущности существа, вобрав их в себя и сделав частью уже своей сущности. Только вот как это скажется на мне в будущем? На моем характере, внешности? Ничего хорошего я от такого подарка не жду.

Я попытался встать. Осторожно, как старый дед, с трясущимися коленками, мне это удалось. Оставаться здесь у меня не было никакого желания. За госпиталь я не волновался. Там меня искать не будут. Знают что я в походе. Так что пара дней восстановиться у меня есть. Трупы русских офицеров я бросать не собирался. Как приду в себя, оттащу их отсюда подальше, туда, где их найдут. Главное чтобы не рядом с пещерой. Рассказывать о произошедшем здесь я никому не собирался. И это не стыд. Все что здесь произошло, снова пахнет чем-то запретным, а я итак на карандаше у Церкви.

Поганое чувство бессилия. Нужно срочно становиться сильней и больше тренироваться, иначе в следующий раз из такой передряги по счастливому стечению обстоятельств я не выберусь.

Мои вещи наверху Маркус не тронул. Палатка и рюкзак были на месте. Я разжег костер, поставил на него котелок, налил чистой воды и стал варить в нем гречу. Поставить палатку у меня сил не осталось. Наевшись до отвала гречи с тушенкой, я заполз в спальный мешок, добавил веток в костер и заснул без задних ног. Снились кошмары. Я просыпался в поту и снова засыпал и так несколько раз за ночь.

Следующие несколько дней прошли в спешке. Изменений во мне не заметили, а потом меня выписали из больницы, и я стал искать способ добраться до своих. Узнав в штабе военной комендатуры Севастополя, где располагается моя рота и батальон, я получил на руки билет на поезд, но попасть на него я так и не смог. Там очередная авария и мне пришлось искать альтернативный путь в небольшой городок Кропоткин, за который сейчас идут бои. Наша пятая рота воюет там.

Собрав вещи, я стал искать попутку на автовокзале. Ходил от одной машины к другой, спрашивал, и через какое-то время мне улыбнулась удача.

— Кропоткин? — Переспросил мужичок, копающийся в двигателе старенького грузовика ЗиЛ. — Знаю где это. Мне чуть дальше надо, до Армавира. Семьсот километров по разбитым вражеской авиацией дорогам.

— Возьмешь в кабину?

Рядовой нашей армии почесал затылок, а потом махнул мне рукой.

— Ай, ладно. Возьму тебя, старлей. Анатолий, — представился он, протянув мне руку для рукопожатия.

— Семен.

Он снова залез с головой в двигатель, держа в руке синюю изоленту, а в зубах отвертку, по-этому следующие его слова прозвучали невнятно.

— Так зачем тебе в Кропоткин? Там сейчас идут бои. Шумно.

— Возвращаюсь в роту после ранения.

— Вот оно как... А меня вот за баранку посадили. Оно конечно безопасней, но...

— Нормально все, Анатолий. Одно дело делаем. Что повезем то?

— Патроны.

Перемотав оголенный провод изолентой, он вынул из двигателя свое чумазое лицо и дал мне совет.

— Ты пока вещи к ящикам с патронами закинь. У тебя я смотрю два вещмешка? Пристрой их там. Через полчаса отправляемся. Я сейчас закончу тут. Подожди двадцать минут.

Я спросил.

— Купить что в дорогу? Рыбку копченую вон продают. Картошка, мясо. Ты скажи. Я угощаю.

— Ну, раз угощаешь, то не откажусь, — он светло улыбнулся. — Жаль пиво нельзя. А так бери, конечно. Пообедаем в дороге, а к вечеру ты уже в части будешь.

— Принял.

Я закинул вещи в кузов и пошел в сторону открытых ларьков. Набрал там целый пакет вкуснятины. После всего, что со мной произошло, я продолжал кушать как не в себя. До сих пор восстанавливаюсь. Хотя внешне все в порядке, но слабость иногда дает о себе знать. Голова кружится.

Способности кудесника вернулись в полной мере. За это я боялся больше всего, но нет, я все тот же. Проверил уже на полигоне, где с остервенением тренировался, не оглядываясь на слабость и плохое самочувствие.

Анатолий махнул мне рукой, и я покинул такую уютную лавочку, на которой сидел, дожидаясь пока он отремонтирует ЗиЛок. Залез в кабину и пристегнулся. Мы тронулись и вырулили на трассу, пройдя контроль. Их еще много будет, так что документы я далеко не убирал.

Толик был любителем поболтать. Мне оставалось только слушать его и поддакивать в нужных местах. Из Крыма выехали быстро, вырулив на трассу М-18 до Мелитополя. Ехать приходилось медленно. После отгремевших в этих краях боев все дороги надо ремонтировать. Яма на яме. По обочинам была свалена сгоревшая техника. К сожалению, мы видели и трупы наших солдат. Не всех успели собрать. Работа идет, но приходилось действовать осторожно. Многие места заминированы.

Пакет с едой я взял в кабину, засунув под сиденье, и запахи рыбы горячего копчения пробудили в нас с Анатолием аппетит. Проехав Мелитополь, мы стали искать место на трассе где можно остановиться и перекусить.

— Может там? — Указал я рукой в сторону поля.

Анатолий подтвердил.

— Как раз то, что нам нужно.

В чистом поле стояло несколько сколоченных столов и скамеек. Рядом расположились несколько армейских машин, а чуть дальше рота или две роты солдат копали несколько глубоких ям. Как я позже выяснил, они закапывали в общих могилах трупы англичан, индусов и африканцев, собранных по всей округе. Это была не регулярная армия, а штрафбат. Несмотря на это все они были вооружены и отлично экипированы. Командовали ими кадровые офицеры и сержантский состав. Они же и следили за порядком в роте.

В штрафбат попадали по разным причинам. Были тут и патологические трусы, и самострелы-членовредители. Карьеристы, не способные к командирской работе. Но таких было меньшинство. В большинстве своем все люди здесь просто оступились, когда то. Они имели понятие о чести и желали только одного, вернуться в нормальный, офицерский строй. Многие попали в штрафбат по пустяковым причинам. Пьянка, драка, мелкое хищение, утеря документов, конфликт с начальством и тому подобное. Все отличие штрафбата от остальных частей — они всегда на острие. В самом пекле. Это не значит, что их бросают под танки с голой жопой. Нет. Просто в бой они идут первыми.

Мы остановились рядом с их машинами, и я первым вышел из кабины. Старший офицер здесь, в звании капитана, сурово на нас посмотрел. Я отдал ему честь и спросил.

— Можно мы займем у вас стол? Покушаем и дальше в путь. Нам еще четыре часа до южного фронта. Животы сводит. Кушать хочется.

Прежде чем ответить, капитан внимательно осмотрел меня и Анатолия.

— Можно, но только после предъявления документов.

— Конечно.

Со всем разобрались, нормально познакомились и сели за стол. Я пригласил капитана Соловья и его офицеров с сержантским составом откушать с нами. Еды я взял впрок. Они согласились. Им было в радость поговорить с новым человеком, тем более со мной был Анатолий, вот кто собрал все слухи на фронте.

Я больше отмалчивался и кушал. Положил себе на пластиковую тарелку копченую скумбрию, картошечку, петрушку, укропчик и смаковал жирную рыбку, обсасывая косточки и откладывая их в сторону. Ту же картошку я подогрел волей. Себе и другим. Они даже не заметили этого, подумали, что из-за плотной упаковки тепло сохранилось.

Довольный, я вытер жирные пальцы рук салфеткой.

Следующим блюдом был холодец. Слюнки так и потекли. Нарезав большое блюдо на всех, я медленно прожевывал каждый кусочек, чувствуя, как желе тает во рту и остается только чистое мясо с перчиком и горчицей. М-м-м. Вкуснотища.

Последним и третьим блюдом была кровавая колбаска. Ее мы нарезали на ломтики, сделав множество бутербродов. Сверху положили по листу хрустящей капусты. Чаем с лимоном нас обеспечили офицеры штрафбата. Ух, как хорошо. Солнышко на небе, ветер умеренно прохладный, хорошая компания. Я даже позабыл на миг о своем позоре и поражении в пещерах.

Капитан Соловей привстал из-за стола и всмотрелся в небо.

— Меня глаза обманывают?

Мы посмотрели туда же, куда и он. В небе стремительно двигался истребитель.

— Не наши обводы. Турок что-ли? Чего он здесь делает?

— По тылам летал, сука. Отбомбился и возвращается. Как наши его упустили?! Он сейчас пролетит над Азовским морем и окажется на оккупированных территориях. Дрянь!

Не знаю, что на меня нашло, но я попытался сделать хоть что-то. Сев обратно за стол, я закрыл глаза и сосредоточился. О формах второй ступени я даже и не думал. Они бесполезны. Нет. Я попытался ухватить пролетающий над нашими головами истребитель волей. Представив огромную руку из воздуха, я вложил все свое желание в этот поступок. Вторая оболочка отдалась во мне болью. Я полностью исчерпал запас сил. И когда я уже поверил в свою очередную неудачу, дал о себе знать мой семейный так и непознанный талант. Мутация. Я отчетливо видел, как в центре духа, на орбите средоточия, словно луна, возникло новое образование. Точнее оно уже там было, но раньше я не мог разглядеть деталей. Выглядела мутация как клубок полупрозрачных ниток, летающих вокруг средоточия. Все это напоминало ту сущность, часть которой мне удалось поглотить. В этот момент из клубка выстрелила одна из нитей, прошла сквозь первую оболочку и достигла второй. Воплощенная моей волей рука из воздуха трансформировалась в призрачную руку, удлинившись на километр. Новый посыл-желание с моей стороны и гигантская невидимая ладонь схватила истребитель и потащила его к земле, обломав ему крылья. Офицеры за столом ахнули, наблюдая за небом.

Силы покинули меня внезапно. Воля полностью истощилась, а нить мутации вернулась в клубок, но турецкому летчику это не помогло. Я успел погасить его скорость и почти мягко приземлил его на землю.

Когда я открыл глаза, утерев кровь, что шла из носа, перенапрягся все же, вокруг никого кроме Анатолия не было. Все сбежались к истребителю, вытаскивая из кабины живого и почти невредимого турка.

— Это вы сделали, товарищ старший лейтенант? — Спросил меня с уважением в голосе Толик.

Благодарно кивнув ему, я принял из его рук платок, а потом ответил.

— Я.

Напряжение что держало меня после пещер, спало. Все же я не так безнадежен, как думал. Просто мне попадаются противники куда сильней меня, и на их фоне я смотрюсь жалко. Надеюсь, моя череда неудач закончилась.

Офицеры вернулись за стол через десять минут. Турка они вели за собой. Он был связан и немного побит. Я понял, что сейчас произойдет и сразу открестился.

— Капитан, вы сами с ним разберитесь, хорошо? Мне на фронт надо. Я не могу с ним возиться.

Командир штрафной роты спросил.

— А что мне в рапорте писать?

Я пожал плечами.

— Правду. Так и так. Мимо нашего текущего местоположения проезжал старший лейтенант, кудесник третьей ступени, Смирнов Семен Андреевич. Он направлялся после ранения и госпиталя в расположение своей роты. В это время в небе был замечен вражеский истребитель. Смирнову удалось своей силой кудесника сбить самолет. Вражеский пилот был оперативно задержан и передан роте штрафбата для дальнейшей его передачи высшему командному составу.

Капитан не стал спорить. Понимал, что мне и, правда, не до перевозки военнопленных.

— Добро. Так и напишу.

Съев до крошки все, что осталось на столе мы с Анатолием тепло попрощались с мужиками и отправились в дальнейший путь. Водитель снова не замолкал.

— Ох, и хорошо бьем турков. Глядишь, и выбьем их с нашей земли к лету. Как думаете,старший лейтенант?

После того что случилось с истребителем Толик перестал общаться со мной по имени и начал разговаривать более официально.

— Надеюсь так и будет. У меня своя ферма в Сибири. Хочу вернуться домой. Хозяйству нужен пригляд.

Он поежился.

— Холодно у вас там. Я то местный. Недалеко живу. Горячий ключ. Слышали?

Я кивнул и спросил.

— Фронт севернее. Город захвачен?

— Да, — Анатолий перекрестился. — Бог миловал, и я с семьей успел эвакуироваться. Ничего, — с надеждой в голосе сказал он, — даже если турки дом поломают — восстановим. Вы старший лейтенант как война закончится, в гости приезжайте. Я вам сейчас адресок напишу.

Я принял листок с адресом. Не отказывать же доброму человеку?

К вечеру, как и обещал Анатолий мы подъехали к городу Кропоткин. Водитель старого ЗиЛка был расстроен.

— Вы извините, что в сам город вас не могу доставить. Здесь высаживаю. Но мне никак нельзя.

Ему нужно было объехать город по объездной трасе, вот он и расстроился.

— Нормально все. Давай, — я крепко пожал Толяну руку. — Свидимся еще, если бог даст.

— Берегите себя, — перекрестил он меня на прощание, а потом залез в машину и поехал дальше. Только погудел клаксоном на прощание.

До города всего несколько километров. Отсюда слышу, как идут бои и рвутся снаряды артиллерии. Мимо меня периодически проезжал военный автотранспорт, но я не стал никого останавливать и просить подвезти. Возникло непреодолимое желание немного потянуть время, прежде чем снова брать в руки автомат и идти в бой.

Погода днем в этой части Краснодарского края была чуть хуже, чем в Крыму. Там сейчас плюс пятнадцать, а здесь плюс восемь. Ночью бывают заморозки до минус десяти, но это редкость. Февраль на дворе. Теплеет.

Как я не торопился, к первому посту я вышел уже через двадцать минут. Мои документы тщательно проверили и направили в нужном направлении. На этот раз нашу роту разместили не в окопах, а в самом городе. Что сказать? Военные были на каждом шагу. Все целые здания заняты. Везде установлены посты, пулеметные расчеты. Колючая проволока. Танки, бмп, тяжелые огнеметные системы. Над головой от дома к дому растянуты маскировочные сети. Город превратился в настоящий укрепрайон и так по всему южному или для простоты понимания, турецкому фронту. Наверно есть причина, по которой мы встали здесь и стоим уже семь месяцев. Думаю, я скоро об этом узнаю.

Я искал улицу Речную, дом 28. Нашел. Что сказать? Четырнадцатиэтажное жилое когда-то здание. Сейчас оно сияло дырами попаданий из танков и пуль. Половина окон разбита, а вторая заколочена досками. Дом стоял на берегу реки Кубань. Она отделяла нас от турков. Речка маленькая, сто метров шириной, но хоть какой-то барьер.

Меня заметили еще при подходе

— Семен! — Махнул мне рукой Миша Свиридов, что надзирал за своим взводом, разгружающим машину с продовольствием. Бросив их, он подбежал ко мне. Обнялись. — Ты как? Вылечился?

— Здоров как видишь. Лучше расскажи, что у вас тут? Как обстановка?

— Жопа. Слышишь?

Над головой просвистел снаряд и упал где-то глубже в городе. К небу поднялся столб огня и пыли. Я вздрогнул.

— Постоянно обмениваемся с нашими турецкими «друзьями» такими вот подарками. Ходить приходится пробежками от одного укрытия до другого. Снайперы, турецкие волшебники — диверсанты, насылаемые ими на нас пылевые бури, участившиеся случаи болезней солдат на пустом месте, общая усталость. Все немного не так, как с англичанами. Сложнее.

— И что, даже наша переброска на этот фронт не помогла?

— Турков не меньше чем нас. Они гонят в бой даже подростков, от двенадцати лет и старше. Дают им попробовать крови. Так что между нами численное равенство. Тут все сложно. Ладно, — он оглянулся на своих солдат, что как-то подозрительно затихли. — Штаб и комнаты офицерского состава на втором этаже дома. На первом этаже и в подвале расположили кухню, склады, и огневые точки. С третьего по пятый этаж комнаты рядовых. Все что выше нежилое. Там опять же огневые точки и оборудованные лежки для снайперов. Черт! — Свиридов снова резко обернулся. — Они распотрошили один из ящиков. Видишь? Прячут по карманам банки с тушенкой. Вот же!

Он убежал, а я, посмеиваясь, прошел через охраняемый нарядом вход в подъезд и поднялся на второй этаж стандартной многоэтажки.

— Явился?

В коридоре я встретил мрачного командира. Потолки в доме были низкими, не знаю что это за дом такой и кто архитектор, но двухметровому Афону Налбату приходилось пригибать голову, чтобы пройти через двери и тамбур.

На лице командира появился новый шрам, что рассекал всю щеку. От края глаза, вниз, до скулы. Отдав честь, я спросил.

— Не заживает?

Он кивнул головой и повел меня за собой, разговаривая на ходу.

— А ты что хотел? Попадешь под удар волшебника четвертого или пятого ранга и поймешь что к чему.

Он прикоснулся рукой к щеке, пустил по ране золотое сияние, но кровоточащий шрам остался на месте. Мы прошли в одну из квартир, освобожденную от почти всей мебели, разломанной на дрова, и он указал мне рукой на одну из комнат.

— Твоя. Располагайся. Через полчаса жду тебя в гостиной дальше по коридору. Обсудим дела в роте.

Пока я разбирал вещи. Раскладывал книги по полкам, ко мне кажется, заглянули все офицеры роты и ее сержантский состав. Здоровались, спрашивали о здоровье и уходили, потрепав меня по плечу.

Закончив с мелочами, я спустился вниз и получил назад свой автомат, который пришлось сдать, так как в госпитале оружие было носить запрещено, ну и взял, конечно, гранат и запасные магазины, уже набитые патронами. Убрал все под разгрузку и поднялся обратно. Совещание с командиром уже должно было начаться.

— Живой? — Спросил я нашего порученца и на все руки мастера, Елистрата Кирюхина. Он суетился у газовой плиты, запитанной от баллона, и готовил нам чай. Вместо сушки пирог с ягодами.

Мы обнялись. Все же хорошо вернуться к знакомым. Воевать рядом с теми, кто с тобой с самого начала куда приятнее, чем с незнакомцами в одной и той же форме что и у тебя.

— Садись, давай, — проворчал на меня командир Налбат. — Хватит обниматься с солдатами. Не на пикнике.

Я улыбнулся и сел на свободное место за обшарпанным столом гостиной, переделанной под штаб нашей роты. Собрание все не начиналось. Все чего-то ждали и молчали. Через минуту, я понял чего. Дверь в гостиную открылась, и в комнату прошло целых два представителя Церкви. Оба, судя по внешнему виду — послушники. Они по-хозяйски устроились за нашим столом и стали пристально, не скрываясь, рассматривать меня и командира.

Это немного выбило меня из колеи. Что здесь происходит?

— Кхм, — кашлянул Налбат. — Начнем. Как все видят, моего заместителя, старшего лейтенанта Смирнова выписали из больницы. Он многое пропустил, так что давайте введем его в курс дела.

Офицеры переглянулись. На представителей Церкви они демонстративно не смотрели. Какая кошка между ними пробежала?

Видя, что желания посвятить меня в дела никто не выказал, командир хмуро глянул на послушников, что своим видом затыкали всем рты и заговорил сам.

— Как ты заметил, у нас в роте снова присутствуют представители православного монашества. Они выполняют в роте ту же функцию что и их коллеги по всей Российской Империи. Ищут предателей людского рода. Защищают людей от тьмы и стоят на страже православного мира.

Вдаваться в подробности командир не стал. Я тоже молчал. Хоть и взгляды этих рьяных послушников меня беспокоили. Просто было неприятно. Бояться мне нечего. Ну-у. Если конечно никто не раскопает мои грязные делишки с ключом силы. Не найдет доказательств моей причастности к смерти Гончарова старшего. Не узнает о применении мной запрещенной формы из книги, написанной кровью, по человеческой коже украденной мной у мачехи, в девичестве Чернозубовой. Не вспомнит что я родственник тех самых Смирновых, предавших родину и сбежавших во Францию. Ну и конечно приключение в пещере с лордом Маркусом и поглощение мной небольшой частички того мерзопакостного существа. А так, я чист перед законом и Церковью.

Глава 7

Середина марта. В Кропоткин пришла настоящая весна. Несмотря на войну, погода и животные продолжают радоваться жизни. Поют птички, расцветают кусты, деревья и цветы. Набухают почки. Ежики проснулись и заползали по земле. В городском парке из пруда показались черепахи. Они выползли на камни и загорают, не обращая внимания на взрывы и свист пуль.

Среди серых кварталов города яркими пятнами выбиваются из привычного вида ярко-желтые цветочки жимолости голоцветковой и душистой. Сережки выпустила ива. Кизил. Тюльпаны взошли, но еще не цветут. Розовым окрасилась дикая алыча. На подходе цветение яблонь, абрикоса, груши и вишни.

— Старший лейтенант.

Это мне отдали честь солдаты из других рот, мимо которых я прошел. Махнул им рукой.

Ах, да. Я все же ботаник, в хорошем смысле этого слова. Могу отличить кизил от ореха. Так что знаю, о чем говорю.

Еще год назад или уже полтора? Не важно. Я самостоятельно начал осваивать знания первого курса университета по специальности ботаника. Сейчас же, я уже нахожусь на рубеже четвертого курса. Все учебники прочитаны. Люблю я природу, мне это интересно, и бросать учебу я не собираюсь. Да, иногда нет времени или усталость такая, что руки не поднять, но о развитии себя как личности я не забывал. Учиться мне нравилось.

Красота что окружает квартал, в черте которого стоит дом под номером двадцать восемь и в котором квартируется наша рота заслуга не одной лишь матушки природы. Я тоже приложил руку. Все же после турецких обстрелов половина деревьев и кустов выгорели до состояния черноты, а другие поломаны так, что без помощи будут восстанавливаться годами.

Зачем мне это? Просто это правильно. Мы порушили, нам и восстанавливать. Есть и вторая причина. Я нащупал ту дорожку, тот путь для меня как кудесника. Видимо тренировки до изнеможения помогли.

Все основывалось на одних лишь ощущениях, но я сдвинулся с мертвой точки и пошел только вперед, словно носорог, пробивая преграду за преградой. Главное мое достижение — у меня получилось определить к чему склонен мой дух. Жизнь. Вода. Земля. И, не знаю, как правильно назвать... Фантомная сила? Призрачная? Ирреальная? Я так и не смог сформировать точное определение этой мутировавшей энергии. Про нее я временно забыл. Даже не знаю, как к ней подступиться. Все усилия я бросил на жизнь, воду и землю. Форма третьей ступни формировалась, словно сама собой и в этом мне помогали мои медитации под деревьями и помощь им в лечении ран. Застой превратился в бешеный бег, и я сам не замечал, как с каждым днем вплетаю в создаваемую мной форму все больше незнакомых мне знаков, основываясь на одних лишь своих ощущениях и инстинктах. Я творил, а не повторял за кем-то другим.

Вот и тупичок между двух улиц, в который я стремился. Я дошел до нужного места, переступил невысокий деревянный заборчик, окрашенный в веселые цвета радуги, и присел рядом с мертвым деревом абрикоса, высаженным под чьими-то окнами. Снаряд попал ему в ствол и расщепил его, оставив после себя дыру диаметром в два кулака. Оперевшись спиной о дерево, я бросил мимолетный взгляд на послушника, что как привязанный ходил за мной по пятам, стараясь не попадаться мне на глаза, а потом прикрыл веки, выбросив его из головы. Я погрузился в себя, в свой дух, что продолжал преображаться с каждым днем. Те заплатки, что были здесь раньше, сравнялись цветом с остальным моим духом. Больше они не выглядели чуждо. Средоточие мерно гудело и чуть не пылало от переполнявшей его силы. Вокруг него летало живое доказательство мутации моего духа. Клубок светящихся полупрозрачных нитей. Я даже провел эксперимент. Попытался повторить свой подвиг с истребителем. Задействовал волю и захотел поймать самолет, что пролетал над нашими позициями. Эксперимент не удался. Клубок этой непонятной энергии никак себя не проявил. Нити даже не пошевелились. Как и сказал раньше, я не знаю, как подступиться к этой силе.

Постепенно, по мере того как я сосредотачивался, я начал чувствовать окружающее меня пространство. Черным пятном в нем выделялся мертвый абрикос. Действую без форм, на одних лишь ощущениях и воле, я начал наполнять его той частью своей силы, что отвечала за жизнь и воду. Вычленить ее из общего потока было сложно, но я учился. Почву я питал силой земли. Через какое-то время во мне что-то шевельнулось. Это чуть сдвинулось огромное расписанное мной вручную полотно формы третьей ступени, что занимало половину пространства между средоточием и первым слоем духовной оболочки. Оно напоминало вселенную в миниатюре. Такое же необъятное, запутанное и сложное. Если бы я попытался перенести изображение того что у меня получилось в реальный мир, понадобился бы лист бумаги шириной семь метров.

Тем временем абрикос, к которому я прикасался спиной, на глазах оживал. Кора принимала свой естественный цвет. Сухие ветки отпадали и на их месте проклевывались новые побеги. Дыра в стволе зарастала. Чудо происходило прямо на глазах. Набухли бутоны, а потом, на пике вливания силы — они распустились, и абрикос зацвел миллионом бело-розовых соцветий. Воздух наполнился сладкими ароматами. Не прошло и пяти минут, как к дереву слетелись все пчелы с округи, жужжа над моей головой.

Я снова поймал тот мимолетный момент вдохновения и, как и раньше начал вносить правки в форму, заменяя одни знаки другими и дорисовывая то, чего, по моему мнению, не хватало. Время в медитации шло медленнее, чем снаружи. Я просто не замечал его ход. На очередном взмахе моей руки, все то полотно знаков, геометрических фигур и слов из алфавита всех народов земли, начало терять свою форму. Видоизменяться. Форма из слов, чисел и фигур, начала скукоживаться в одну точку. Все происходило очень быстро. И вот она превратилась в маленькое деревце цветущего абрикоса, словно скопированного из реальности. Невероятно. Деревце тем временем заняло свое место рядом со средоточием и начало летать по его орбите рядом с клубком из полупрозрачных нитей.

У меня все получилось, а я не верил...

Кудесники не боги и не обладают идеальной памятью. Никто не смог бы за секунду сформировать такую объемную форму, воспроизведя ее в своем разуме до мельчайших деталей. Так что, начиная с третьей ступени, после создания, формы сами встраиваются в наш дух, принимая зачастую самые причудливые виды. Формы становятся неотъемлемой частью духа. Его продолжением.

Подлетев ближе, я осторожно погладил деревце, что цвело внутри меня, и попытался вслушаться в свои ощущения и вибрации что оно распространяло. Я пока не знал, на что способная эта форма, но это меня никак не беспокоило. Так или иначе, первый шаг сделан, и я теперь с полным правом могу называть себя кудесником третьей ступени.

Время тренировки подошло к концу.

Я открыл глаза, огляделся и встал с земли. Настроение улучшилось. Я посмотрел вверх. Над головой было белым бело от цветов. На ветвях абрикоса уже сидели птицы, пока пчелы делали свою работу. Отряхнувшись от налипшей земли к штанинам, я пошел обратно по направлению к Речной улице. Послушник что следил за мной, направился следом. Его прищуренный взгляд ловил каждое мое движение. Внутри я поморщился. Дурак с промытыми мозгами.

Недавно все кварталы в городе разделили на квадраты. Теперь передвигаться из одного квартала в другой могли лишь офицеры и представители Церкви, да и то нужен специальный пропуск. Солдаты носили медицинские маски на лицах. Тот самый запах гнили, который испускал Глеб, вернулся. В весьма неожиданных местах города могли вспыхнуть любые вспышки заболеваний. От кори до чумы. На вопрос в чем дело, все только пожимают плечами, кивая в сторону Европы. Мол, все идет от них. Церковь что-то ищет и следит за кудесниками. Впрочем, обычных людей она тоже проверяет. Доносы солдат на сослуживцев стали обычным делом. Обстановка вокруг нервная. Никто ничего не понимает. Все подозревают друг друга не пойми в чем. Нервные срывы. Жалобы солдат на кошмары что приходят к ним каждую ночь.

Я, конечно, догадывался о сути происходящих в мире событий, но держал рот на замке. Надеюсь, боярская дума в скором времени объяснит людям что происходит.

Из-за этих и других причин наш фронт был не готов идти в атаку. За то время что я здесь нахожусь, мы предприняли три попытки пересечь реку Кубань. Ни одна из них не окончилась победой. Мы были вынуждены отступить на свои позиции. Радовало лишь, что у турков тоже не все ладно. И у них вспыхивали болезни, а солдаты не могли спать из-за снов, в которых их заживо пожирали мириады букашек. Черви, клопы, комары, бабочки. Фу. Мерзкие сны иногда приходили и ко мне, но я отгонял их всплеском силы из средоточия.

Когда я проходил мимо поста из ребят четвертой роты, заметил, как один из солдат закашлялся, приложив ко рту платок, испачканный кровью. Я передумал идти мимо и подошел к ним. Послушник что шел следом тоже приблизился, встав рядом со мной.

— Что с тобой? — Спросил я рядового. Его товарищи, что стояли рядом, нахмурились.

Тот к кому я обращался, замялся, но ответил.

— Не знаю, старший лейтенант. С утра кашляю. И вот, — показал он платок запачканный красным.

— Подойди, — отдал я приказ, и он перепрыгнул мешки с песком, за которыми прятался их пост на пересечении улиц и покорно подошел ко мне. Я приложил свои руки к его груди и пустил по ним ниточку своей энергии из средоточия, разделяя поток и направляя в него только жизнь. Обычные формы тут не помогут. Уже замечено, что болезни, которые к нам приходят плохо поддаются лечению стандартными средствами. Нужна именно специализация на жизни, сильный кудесник или огромный опыт.

Сила стекла изумрудным потоком по моей руке и проникла в грудь рядового. Голова, сердце, почки. Все было хорошо, пока я не дошел до легких. Вот тут и начались проблемы. В них присутствовала чернота, и я знал, как с этим быть.

— Потерпи. Сейчас будет больно. А вы, — обратился я к другим солдатам, — держите его. И дайте ему прикусить палку, а то еще язык откусит.

Послушник что стоял рядом вместо помощи начал читать молитву, осеняя рядового крестом. Тот побледнел.

— Начинаю, — предупредил я всех.

Снова положив обе руки на грудь человека передо мной, я подал в него свою силу одним мощным потоком, не распыляя ее по всему организму, а направляя точно в легкие.

— А-а-а-а! — Закричал он, не в силах терпеть боль от выжигания черной мерзости. Моя изумрудная сила жизни просто испаряла те вонючие миазмы, что проникли в него. Он затрясся, попытался высвободиться из хватки, но его сослуживцы держали крепко. Понадобилось пять минут, чтобы выжечь все, что я нашел. Рядовой обвис на руках товарищей и потерял сознание.

Убедившись, что черноты в нем не осталось, я убрал руки от его груди, оставив на форме рядового два отпечатка своих ладоней. Форма была прожжена насквозь.

— С ним все в порядке, — сказал я солдатам, отряхивая руки, словно к ним могла прилипнуть та внутренняя грязь. — Через пару часов проснется. Пусть отдохнет.

— Спасибо, — сказали они мне, укладывая сослуживца на мешки с песком.

В разговор вступил злой, нервный послушник.

— Вы должны были доложить об этой ситуации офицерам. В армии введен красный режим. О любых случаях болезни или странного поведения сослуживцев вы ОБЯЗАНЫ докладывать офицеру. Почему вы этого не сделали, паршивцы?!

Слушать, как он песочит солдат четвертой роты, я не стал и пошел дальше по улице. Проверять посты. В нашем квадрате всего два кудесника. Я и командир Налбат. От послушников пользы мало. У них только первая ступень, да и не выглядят они опытными людьми. Держатся в стороне от нас. Мы даже их имен не знаем. Короче, всех солдат нашей роты, четвертой и шестой рот лечим мы. Правда, от Налбата тут тоже мало толку, с его склонностью к воздуху и гравитации. Вся нагрузка на мне.

Я обошел весь квадрат. Опросил солдат. Побывал в соседних домах, в гостях у других рот. И в конце пути, навестил отдельный пост медпомощи, где содержались не раненые, а вот такие, странные больные с непонятными симптомами. Их не удалось вылечить за один сеанс и их поместили в карантин. Подвал, где их содержали — охранялся. Солдаты что стояли тут в карауле носили на лице не обычные медицинские маски, а противогазы. Это как по мне было чересчур, но начальство отдало такой приказ, а мы выполнили.

— Старший лейтенант, — отдал мне честь сержант, начальник над караулом.

Я кивнул.

Проверив у меня документы, так положено, хоть меня и знали в лицо, мне дали пройти внутрь. Спустившись по ступенькам вниз, я сразу поморщился. В подвале дома, что стоял на отшибе нашего квадрата, стоял неприятный носу запах разложения, спертого воздуха и нечистот. Запах отчаянья. Солдаты что попали сюда — редко когда возвращались в строй. Они или скрыли от нас свою болезнь или вовремя не заметили симптомов, и помочь им было уже не в наших силах. Поправлюсь. Не в моих силах. Карантин. За пределы квадрата хода нет. Больных нельзя было направить в серьезные госпитали. Ни в Севастополь, никуда... Специалисты, которые у нас были, сидели при штабе армии, в центре города и они физически не могли вылечить всех.

Между десятками старых ржавых металлических кроватей ходили добровольцы. Они носили белые халаты и противогазы. На их плечи я возложил задачу колоть больным обезболивающее, в случае если они уже не могут терпеть боль и своими криками нагоняют на остальных страх. И они же, добровольцы из солдат, выносят кал, мочу и трупы.

Ко мне подошел старший сержант Медведев Богдан. Он знаком мне еще с первых дней на войне. Вместе ехали на поезде. Хороший парень. Дисциплинированный и дотошный. Служит в нашей роте у лейтенанта Свиридова.

— Плохо дело, — сказал он, когда подошел ко мне. Через противогаз, надетый на нем, было плохо слышно, но я уже привык к этим неудобствам. — За ночь еще четверо отошли в мир иной. Мы их закопали там же где и остальных. Как вы и велели.

Сказать мне было нечего. Я делал все что мог. Консультировался с другими кудесниками, теми из них кто был способен хоть как-то лечить запущенные случаи этой заразы, и ответ был один — нет ответа. Помочь может только личный опыт и собственная сила. Мне сказали, чтобы я продолжал пытаться и не опускал руки. Даже если и не помогу, наберусь опыта и когда-нибудь спасу чью-то жизнь. И хоть это и прозвучало цинично, я внял советам более сильных кудесников, чем я.

Кивнув Медведеву, я пошел от одной койки к другой. Прикладывал руку к телам солдат, в чьих глазах еще теплилась надежда, и пускал по ним изумрудную силу. Изучал изменения в их внутренностях и шел дальше, внося правки в медицинский журнал, который пришлось завести в связи со всеми этими событиями. В нем я описывал свои ощущения при лечении. Случаи удачных и неудачных операций.

У очередной койки я остановился. Этот пациент был особым. Дрянь что убивала младшего лейтенанта из шестой роты, имела знакомый мне привкус силы. Той самой силы, которой обладает моя семья и я.

Погрузившись через свою силу в тело офицера, я нашел паразита там же где и вчера. Уже порядком ощипанный он свил себе гнездо в мозгу. Привычно отщипнув от него кусочек, чем вызвал едва слышный визг полупрозрачного существа в виде жука, я забрал этот комок призрачной слизи себе, поместив в собственное пространство духа. За сутки кусочек чужого призрачного тела распадался и станет частью меня, усиливая мою мутацию. По крайней мере, я так думал, так как только таким способом удавалось расшевелить клубок нитей, что летал вокруг моего средоточия. Но смысл был не в том, чтобы стать сильней. Я хотел вылечить офицера и путем проб и ошибок — этот способ показался мне лучшим. Если я просто отрываю кусок тела этого существа и не забираю его себе, оставляя висеть в пространстве, где его никто не видит кроме меня, он снова возвращается в паразита, сращиваясь с основным телом жука. Убрать существо-паразит разом, тоже не выход. Я подобрал оптимальный объем его плоти, который могу переработать за сутки. Рисковать собой и брать больше чем могу переварить я не хотел.

— Ну как он? — Спросил меня старший сержант, что стоял за моим плечом.

Я прикинул в уме, сколько времени у меня уйдет на «съедение» этого паразита и ответил.

— Идет на поправку. Думаю через неделю, я закончу его лечить. Опухоль с мозга спадет, и он должен очнуться. Надеюсь на это.

— Хоть одна хорошая новость за сегодня.

Медведев перекрестился и прикрыл его одеялом, что сползло в сторону. Я тяжело вздохнул и перешел к следующему пациенту.

Через два часа я уставший больше морально, чем физически вернулся в расположение роты. Больно было смотреть на еще вчера здоровых людей, что молили меня о помощи со слезами на глазах и кричали от боли, не в силах стерпеть то, что творится внутри их организмов. Кто-кто просто гнил заживо без всяких причин. Кого то, как и младшего лейтенанта поедали изнутри паразиты, и я не мог с этим ничего сделать. В большинстве случаев это была не одна крупная тварь, а тысячи мелких и не призрачных, а материальных. Моя сила никак им не вредила, запущенный случай, а формы лечения второй ступени были полностью бесполезны. Как и антибиотики и другие доступные нам лекарства. Неудивительно, что солдаты начали скрывать случаи болезни. Никому не хочется попасть в подвал смерти, так прозвали это место, так как вернувшихся оттуда можно пересчитать по пальцам одной руки.

Первым делом я зашел к командиру. Постучавшись в его комнату и получив разрешение войти, я переступил порог его берлоги.

— Вернулся? — Спросил он меня.

— Да.

Я устало присел на стул и стал массировать себе виски, пытаясь забыть все эти крики.

— На ка, — передал он мне стакан с водой. — Выпей.

— Спасибо.

Молчание затягивалось, но это не было нам в тягость. Командир работал над картами за столом, а я просто отдыхал.

От нечего делать осмотрел комнату. Уютно. Тяжелые шторы закрывали вид на заколоченные и обложенные мешками с песком окна. Свет идет от единственного светильника на столе. Старая, деревянная мебель. Поскрипывающие полы. Много книг в шкафах, богатство прошлых владельцев квартиры. Мягкий ковер на полу и кровать в углу, за ширмой. Запах книг, выпечки и весны в воздухе.

Молчать и дальше было бы странно.

— У меня получилось.

Позабыв обо мне, Налбат встрепенулся и поднял голову от документов, которые читал. Он переспросил, посмотрев на меня своим черными глазами, казавшимися еще более темными из-за полумрака в комнате.

— Что ты сказал?

— Я освоил первую свою форму третьей ступени. Она сформировалась.

Командир задумчиво потер шрам на лице. Это его новая привычка, тереть шрам, уходя глубоко в свои мысли.

— Выходит не зря ты медитировал под деревьями и озеленил наш квадрат, превратив его в сад. Да?

Я просто кивнул. Он поинтересовался.

— Можешь сказать, что делает эта форма?

Я отрицательно покачал головой.

— Смутные ощущения. Что-то связанное с растениями.

— С растениями... — Протянул он. — Ладно. Вставай. Пойдем на пустырь за соседним домом. Там и посмотрим, что такое ты создал.

Я нехотя поднялся. Идти никуда не хотелось.

— И еще, Семен. Выбрось уже из головы то дерьмо в подвале. Всех не спасти. Хватит себя наказывать, — жестко отчеканил каждое слово командир Налбат.

Я честно ему ответил.

— Умом я это понимаю, командир. Но это умом, а не этим, — потрогал я себя за грудь в районе сердца.

За нами увязался тот из церковных послушников, что следил непосредственно за Афоном Налбатом. Командир поинтересовался.

— А твой надзиратель где?

— Отстал где-то, — пожал я плечами. — Не любит он посещать подвал.

По пути к пустырю нас никто не побеспокоил, и мы дошли до него без приключений. Только командир крутил головой, восхищаясь моим талантом приводить природу в порядок. Наш квадрат и, правда, превратился в радующий глаз цветущий сад. Да и солдатам нравится. У нас по крайне мере нет психически нестабильных людей в роте. Считаю что отчасти это и моя заслуга. У наших соседей, что не день, то попытка побега с фронта, то самострел. Люди боятся и едут крышей. А ведь это не они каждый божий день видят то, что вижу я. Наши же солдаты оттаивают душой, наблюдая за цветущими растениями и птахами, что поют каждое утро у нас под окнами.

Вот мы и на месте. Пустырь, с развалинами дома от которого остались только кирпичи и гнилые доски. Людей вокруг нет.

— Пробуй, — велел мне Налбат. — И не убей нас, пожалуйста.

Ничего экстраординарного от меня не требовалась. Я просто напитал форму принявшую вид дерева абрикос у себя в духе силой из средоточия и указал место применения способности. На все про все ушло три секунды. И это только от моей неопытности и запредельных требований абрикоса. Обычно на одну форму третьей ступени уходит четверть всей силы в средоточии, но то, что я создал, высосало меня до донышка.

Моментально в воздухе над пустырем сформировался зеленоватый туман, почти сразу же впитавшийся в землю. Толчок, словно при землетрясении. Еще один и еще. Звук похожий на взрыв и из-под земли наружу полезли тысячи корней, с легкостью откидывая в стороны бетон и кирпич, перемалывая все, что им мешало, в труху. В центре пустыря быстро начало расти дерево. Оно все росло и росло, пока не достигло в высоту восьмидесяти метров. Верхушка дерева была на уровне или даже немного выше десятиэтажного здания на заднем фоне. Ствол шириной пять метров, а ветки что раскинулись в стороны длиной доходили до семидесяти метров. Я все чувствовал. Дерево стало, словно продолжением меня. Находясь рядом, я мог управлять им, заставляя его ветви бить по земле или хватать огромные куски бетона и кидать их, куда мне заблагорассудится. В его шкуре я чувствовал себя гигантом.

— Ну-у-у, это не абрикос, — усмехнулся Налбат, с интересом наблюдая за тем, что выросло на месте пустыря.

Я промолчал, пытаясь прислушаться к себе и определить границы возможностей дерева. Ветки, листья, корни, все дерево подчинялось мне как собственное тело. Странные ощущения. Желая пошевелить рукой-веткой, я поднял ураганный ветер, так как половина всех веток на дереве всколыхнулась вверх-вниз, листва зашелестела, и мощный поток воздуха улетел в противоположном от нас направлении.

— Как назовешь форму? — Спросил меня командир, после того как пыль и грязь улеглись, а в ушах перестало звенеть.

— Лес? — Неуверенно предположил я.

— Ну, для леса тебя не хватает еще сотни таких гигантов, но в целом мне нравится ход твоих мыслей. Потенциал неплохой. Я правильно понимаю, ты чувствуешь всех, кто находится под гигантской кроной этого великана?

— Да.

— Неплохо. Не всегда требуется убить врагов, и с твоей формой ты подходишь для этого лучше всего. Обхватишь людей ветками, и пусть они брыкаются, сколько влезет. А начнут буянить, раздавишь их как тараканов.

Как оказалось, форма еще не закончила свое формирование и на зеленом великане, чьи листья размером могли посоперничать с листом гипсокартона, распустились чересчур яркие цветы. Мы хоть и стояли вдалеке, не приближаясь к дереву, почувствовали запах, и нас повело в сторону. Захотелось спать. Глаза сами слипались.

— Прекращай! — Крикнул мне Налбат, и я своим желанием закрыл все бутоны на дереве. — Вот ты диверсант, — проворчал на меня командир.

Забегая наперед, скажу, что я высадил еще десяток таких деревьев вокруг наших позиций. Турки пытались их уничтожить, подозревая подвох, но не преуспели в этом. Это не обычные деревья и они могли сами восстанавливать себя, поглощая живительные соки, солнечные лучи, минералы и удобрения из земли.

* * *

Прошло две недели. На календаре второе апреля. Ситуация начала выправляться. Красный режим в армии отменили. Не знаю с чем это связано, но новых больных больше не поступало и я смог вздохнуть свободней. Послушники как-то незаметно исчезли из роты и обстановка внутри нашего коллектива наладилась. Больше те не требовали от офицеров следить за своими командирами, мной и Налбатом, докладывая о каждом нашем чихе.

— Послушайте что пишут, — повысив голос, прервал наш отдых под кронами одного из моих деревьев лейтенант Ветряков. Вся рота расположилась поблизости. Сидеть в четырех стенах никто от них не требовал, да и безопасней тут, чем в простреливаемом насквозь доме. Мои деревья самостоятельно могут ловить всякую летающую дрянь, а сверху, с самолета или спутников через мощную крону листьев не зги не видно. Да и аномальная жара для апреля в краснодарском крае не давала покоя. Хотелось посидеть в теньке.

Несмотря на это, лейтенанты не позволяли солдатам праздно отдыхать и те разбирали-собирали личное оружие. Смазывая его и сдавая нормативы сержантам, что были поставлены следить за ними. Разброд в роте недопустим.

— Чего у тебя?! — Огрызнулся на Ветрякова командир, чью медитацию прервали.

— Вот, — помахал он газетой перед нами и, раскрыв ее на передовице начал читать вслух.

Что происходит? Европейская чума добралась и до Российской Империи? СРОЧНЫЕ НОВОСТИ!

Как вам известно, недавно мы писали о несчастьях постигших всю Европу. К сожалению с каждым днем ситуация там все неприятнее. Число жертв не уточняется, и мы предполагаем худшее.

Многие из вас уже слышали, что похожие случаи вспышек болезней начали происходить и у нас. В Вологде, Череповце, Иваново, Рязани и других городах. В связи с этим боярская дума ввела на территории Российской Империи режим чрезвычайного происшествия. Это значит комендантский час. С десяти вечера до семи утра покидать дома запрещено. Но это еще не все. В интернете, на независимых телеканалах начали распространяться пугающие слухи. Наша власть долго отмалчивалась, но больше молчать было нельзя. Сегодня официальный представитель боярской думы — князь Уральский собрал журналистов и ответил на наши вопросы, попросив донести информацию до граждан. Прежде чем начать, я углублюсь в историю и напомню вам ряд исторических фактов. Все мы помним о катастрофе XV века, которую во всем мире именуют не иначе как «ночь страха». Помним те землетрясения, и цунами что смывали с лица земли целые прибрежные города. Помним ужасающие ливни и грозы. Смерчи и оползни.

Когда мир перестал трястись, люди с удивлением заметили что планета, стала больше. Появились новые моря и океаны. Новая суша. Целые острова и континенты. Тогда мы еще не знали как опасно это соседство. Первые годы оттуда, из новых морей и океанов к нам пришли невиданные ранее существа, которые разрушили многие сотни кораблей и поселений, прежде чем мы не уничтожили тех чудовищ из сказок. Прошли годы. Люди предприняли попытки заселить новые земли и потерпели в этом начинании крах. Блуждающий туман, неожиданно возникающие в воде гигантские водовороты, хищные рыбы, что живут вблизи тех мест, аномалии в воздухе, не дающие долететь до островов, все это поставило жирный крест на освоении новых земель. Еще прадед нынешнего Императора запретил новые экспедиции в те места, не желая терять подданных, но Кристаллический континент, блуждающие порталы моря Лаптевых, «лестница в небо» в Охотском море, все эти места привлекают внимание и запрет Императора и правителей других стран мира, закон, принятый в ООН — нарушается. Удачливым авантюристам удается проскочить все преграды между нами и новыми землями. Некоторые из них возвращаясь, становятся очень богатыми людьми, когда как другие приносят в наш мир новые бедствия. Все мы помним, что случилось на Филиппинах, когда один такой авантюрист вынес с кристаллического континента опасный артефакт. На его зов, через пространство пришло неизвестное нашей науке существо огромной силы и гигантских размеров. Помним, как оно начало уничтожать население, пожирая людей словно котлеты. И помним, как много усилий потребовалось мировому сообществу, чтобы остановить его. Тогда пали десятки боярских и княжеских родов Российской Империи. Мы потеряли целые линии сильнейших кудесников страны. Потом через сто лет все повторилось, но уже в Мексике. Еще через семьдесят три года ужасающий своей жестокостью случай в Нигерии.

С тяжелым сердцем я должен рассказать вам, что в мир снова пришла беда. Кто-то из жителей земли снова нашел неизвестный артефакт и с его помощью достучался до сущности, что позиционирует себя как полубога червей, гнили и разложения. Демонического владыку. Мы не будем называть его имя. Произнеся его, вы обратите внимание этого существа на себя и навлечете неприятности на свою семью.

Боярской думе и Церкви удалось узнать планы этой разумной иномирной твари. Все чего она желает — это поглотить наш мир, превратив его еще в одну адскую клоаку. Будьте внимательны, люди! Сообщайте в милицию обо всем, что выбивается из нормальности. Принюхивайтесь. Те из людей, что продали свою душу полубогу червей распространяют вокруг себя вонючие миазмы, отравляющие все живое. Будьте осторожны. Обходите места с резким запахом. В пятнах гнили живут болезни. В случае если ваши близкие и знакомые почувствуют недомогание, сразу же не откладывая на следующий день, бегите в больницу. Только своевременная помощь спасет вам жизнь. Враг коварен. Болезни что он насылает на нас, до конца не изучены. Вас спасет только лишь своевременная помощь! Берегите себя и своих близких. Слушайте официальные телеканалы и радиопередачи. Будьте начеку. И обязательно посещайте Церковь!

Когда голос лейтенанта Ветрякова смолк, все офицеры наперебой начали обсуждать страшную новость. Шапкозакидательных настроений не было. Все помнят уроки истории и то количество жертв, что сгинули на войне с существами, аналогичными этому. Обсудив все, Налбат велел распространить информацию по роте и лейтенанты начали собирать взводы пересказывая солдатам то что только что услышали.

Я и командир остались сидеть на месте. Налбат сильно помрачнел. Нахмурил брови и начал поглаживать шрам на лице. Я спросил.

— О чем думаете?

Он поднял голову, задумчиво посмотрел на меня и ответил.

— Об ужасе, что еще ждет нас впереди.

— Считаете, будет еще хуже, чем есть сейчас?

— Уверен в этом, Смирнов. Я читал хроники прошлых вторжений в наш мир сущностей, подобной этой. Мы много раз были на грани падения. Вся человеческая цивилизация. И только огромные жертвы помогли нам выжить в те времена. Еще и эта никому не нужная война...

Следующие несколько дней все только что и обсуждали новости из газеты, а потом как прорвало. До того молчавшие о ситуации в стране радио и телевидение подхватило тему и тут началось. Ну, мы телевизора лишены, связи как таковой нет, и только радио спасает. Его заглушить и отрезать сложнее. А спутниковая связь в зоне конфликта только для военных нужд. Короче, все слушали радио, а потом обсуждали, что услышали. Шепотом, по углам, таясь от офицеров и нагоняя страху на себя и на сослуживцев. Я был даже рад, когда прозвучала сирена всеобщей тревоги. Надоела эта неопределенность.

— Бегом. Бегом. БОЕВАЯ ТРЕВОГА! — Орали дежурные по роте, поднимая солдат с коек.

То, что тревога боевая, а не учебная было понятно. С потолка нам на головы падала пыль и бетон. Дом, в котором мы жили, содрогался от ударов артиллерии, лупящей по нам прямой наводкой. Одевшись за сорок секунд и убрав по карманам запасные обоймы к автомату, я побежал на свой боевой пост. Лишней суеты не было. Все знали, как действовать и толкучка в коридорах отсутствовала. Размерено, дыша друг другу в затылок, люди расходились по постам, следуя за своими сержантами и лейтенантами.

Некоторым было все нипочем, и я услышал такое.

— Не могли турки напасать на два часа позже? Завтрак из-за них пропустим.

В здании останутся лишь снайперы и несколько пулеметчиков. Остальные спустились в подвал и побежали по траншеям, вырытым прямо под фундаментом дома в сторону реки Кубань. Там у нас постоянные посты с наблюдателями и там же мы должны сдержать напор турок, что вновь попытались форсировать реку на быстроходных катерах, высадившись на нашем берегу.

Выли сирены. Артиллерия работала с обеих сторон. В небо поднялись истребители и боевые вертолеты. Дирижабли с высшим командным составом на борту, как и всегда, парили выше всех в небе. Сильнейшие наши кудесники защищали армию от ужасающей силы турецких волшебников. Фронт вновь запылал и кажется мне, что такое происходило не только на нашем участке, а по всей протяженности наших позиций. От Ростова до Махачкалы.

Взрывы. Взрывы. Взрывы. Крики людей. Завывания раненых. Приказы держаться и не паниковать. Бой начался. Я снова был на левом фланге наших укреплений, помогал лейтенанту Стародубу, Ветрякову и Свиридову. Первому, второму и третьему взводу, соответственно.

— Они бешеные! — Прокричал мне в лицо рядовой, выскочив прямо на меня и заплевав меня слюной. В глазах у него был страх смешанный с адреналином. — Прут прямо на нас. Под огонь. Как смертники. Бешеные.

— Отставить истерику! — Встряхнул я солдата за грудки, и ударил его пару раз ладошкой по щекам. — Не прекращать огонь, — подтолкнул я его к оставленной им огневой позиции для стрелка. — Вперед солдат!

Он пришел в себя и вернулся на пост.

Я нашел себе пустующее место рядом с ним, поднялся на земляную ступеньку и выглянул из-за гребня окопа. Все происходило точно так, как и сказал мне рядовой. Турки совсем сошли с ума. Вместо нормальной атаки они устроили черте что. Шли напрямик, из низины у берега поднимались к нам, вверх по склону, не прикрытые ни щитами, ни тяжелой техникой, ни силой своих волшебников, они просто бежали вперед, размахивая оружием над головой и крича что-то на своем тарабарском языке. О чем рядовой не сказал, так это вони. С их стороны на нас шла волна смрада, словно это не живые люди, а мертвецы, пролежавшие на солнце три дня.

Я стрелял. Силу пока не тратил. Патроны уходили с ужасающей скоростью, и я на миг отвлекся, проверив нишу для боезапаса в окопе. Там стоял железный ящик. Все в порядке.

Весь берег Кубани был устлан трупами. Турки не прекращали атаку. Все новые и новые катера пересекали воду. Мосты давно взорваны. Многие добирались до нас вплавь или на плотах. Не понимаю, что происходит. Какой у них план? Это сумасшествие.

Прошло уже больше часа. Я слышал, как матерились солдаты в окопах, безнаказанно расстреливая турок. Их артиллерия уже замолчала. Наши пилоты прорвались через их зенитные расчеты и взорвали там все к чертям. В небе победа уже была за нами. Все вражеские истребители упали на землю.

— Внимание! — Прозвучал голос по рации. Это был командир. — Всем лейтенантам и сержантскому составу. Приказ штаба — идем в атаку. Добиваем всех высадившихся на нашем берегу, садимся на их катера и форсируем реку. Как слышали? Прием.

— Первый,принял. Прием.

— Второй. Четвертый. Третий. Шестой.

Все лейтенанты отозвались и подтвердили приказ. Фронт пошел вперед.

Цепочкой, крича для храбрости, мы выбрались из окопов. Перед нашими позициями все было завалено трупами. Их тут были тысячи. Некоторые еще шевелились, и мы просто расстреливали эти кучи смрадных тел. Я остановился надо одним из трупов, поморщился от вони и приложил к нему руку, пустив по ней силу жизни и сразу отдернулся, испугавшись. Так вот почему они пошли в атаку...

Турок внутри был поражен тем же недугом что и часть наших солдат, которых мы отправляли в подвал. Я начал проверять. Второе, третье, пятое, седьмое, двенадцатое тело. Все они заражены этой дрянью. Белые плотоядные личинки пожирали их изнутри. Им уже было не помочь. Вот почему они решились на атаку. Они хотели погибнуть в бою.

Я доложил Налбату о том, что нашел и пошел дальше. Наступление никто не отменял. Я уже понял, что сопротивляться нам некому, мы победили, только вот не будет ли победа хуже поражения? Я боялся, что наши солдаты заразятся этой дрянью. Снова.

Сколько человек здесь погибло? Молодые и старые. Я прошел мимо мальчика, тому явно было не больше двенадцати лет. Глаза на впалом лице еще живы, а внутри не сомневаюсь, он уже мертв. Он заметил меня и потянулся ослабшей рукой к автомату. Что-то прошептал. Его взгляд просил меня о помощи, и я его застрелил. Наклонился, прикрыл его открытые глаза и пошел дальше.

Сев на катер в числе первых, мы за минуту перебрались на другой берег и пошли по трупам. Здесь картина была еще ужасней. Те в ком еще оставались силы ушли в наступление оставив позади себя настоящее кладбище. Их товарищи заживо сгнили в окопах. Похоже, у выживших турок не было сил их даже похоронить. Приходилось буквально идти по мертвецам, оставляя на подошвах сапог сгнившее мясо. Дышать было нечем. Везде копошатся черви и жуки. Все гниет. Погань.

Ко мне подошел лейтенант Свиридов, что, как и все натянул на голову противогаз. Он хотел что-то сказать, а потом передумал и огляделся. Я тоже молчал. Турция потеряла всю свою армию на наших берегах и мне вроде бы надо радоваться, но как-то не хочется. Такой смерти не желают никому.

* * *

На стол игумену Соловецких островов схимонаху Елисею положили очередной доклад. Протерев красные от недосыпа глаза, он открыл папку и стал читать, едва шевеля при этом губами. Дочитав последний абзац, он закрыл ее, отложив в сторону и устало откинулся на стуле назад.

Тишину в кабинете нарушали только часы, чья секундная стрелка ходила по кругу уже пятый раз подряд.

— Не знаю, что и сказать, отец Язон.

Перед столом игумена смиренно стоял монах, что и принес донесение, которое и порадовало и огорчило схимонаха.

— У вас есть что сказать помимо того что вы написали в отчете?

Монах кивнул.

— Позволю себе сообщить, что мы сделали все возможное, чтобы спасти как можно больше солдат нашей родины на турецком фронте. И нам это удалось. Молитвы старших братьев помогли нам найти тех кудесников и людей что предали род человеческий. Под пытками они указали нам места, где они заронили зерна гнили. Мы выжгли их святым пламенем и несчастья, обрушившиеся на нашу армию, отступили.

— А турки? Вы что-то знаете об этом? Как так получилось, что они сгнили заживо? Куда смотрели их волшебники?

— Расследование еще идет, но уже сейчас можно сказать, что все турецкие волшебники пропали. Мы подозреваем, что они пошли на сделку с Энеем, — после того как отец Язон произнес его имя ничего не произошло, так как взор этого существа что становился все сильнее не по дням а по часам не способен смотреть сквозь святые стены.

— Это грязь продолжает распространяться, — с сожалением покачал головой схимонах Елисей. — Идиоты, не способные видеть дальше собственного носа.

Отец Язон молчал. Его ни о чем не спрашивали.

— Чем сейчас заняты солдаты южного фронта?

— Зачищают наши освобожденные территории и хоронят трупы. Миллионы новых могил.

— Я помолюсь за их души, но эта победа была нужна нам как воздух. Милиция, госпитали и храмы не справляются с возложенной на них задачей. Вспышки болезней в городах и отдаленных селах случаются все чаще. Много людей пропадает без вести. К счастью, Император прислушался ко мне и боярской думе и не планирует распускать армию. Части направят в города по всей Империи. Их новой задачей будет помощь нам в искоренении скверны.

Отец Язон нахмурился.

— А китайский фронт?

— Там ситуация стабилизировалась. Василий III показал всем скептикам, что так же силен, как и в молодости. Он вышел на бой с золотым драконом лично и победил. Поднебесная обезглавлена и их воиска отступают от наших границ.

— Прекрасные новости.

— Да-а-а-а, — задумчиво пробормотал игумен, наблюдая за пламенем свечи на столе. — Прекрасные.

* * *

Я лежал на верхней полке плацкартного вагона поезда и не мог заснуть, хоть на дворе ночь, а в вагоне слышится храп. Воспоминания последних двух недель доконали. Копание могил, сбор трупов, нескончаемые молитвы за упокой их душ. Семь дней и семь ночей мы прерываясь только на сон занимались похоронами. Ряды могил раскинулись до горизонта. Я еще долго не забуду такое количество крестов, что мы смастерили из досок.

— Ик, за победу.

— Будем.

— Ура.

— Ух, хорошо пошло.

— А ты, закусывай, закусывай, а то развезет.

Спали не все. Кто-то праздновал. Нам дали отпуск две недели, но перед этим всем огласили новые приказы. Налбата повысили до капитана и назначили командовать всем батальоном. Первым же своим приказом он передал роту мне. Теперь я отвечаю за эти три сотни человек, что чудом выжили на этой войне.

Нас всех направляют служить дальше по месту жительства, в Сибирск. Хорошо, что солдат набирали из одних краев, а то не знаю, что бы из этого получилось. Насчет дальнейшей службы пока все непонятно.

Прежде чем отправиться домой, мне нужно побывать в Москве. Сбор боярской думы через четыре дня, и так как я в отпуске, уважительной причины не появляться там, у меня нет. Решу все свои дела и домой. Хочу уже обнять Алису и Юлиану. Они уже ждут меня. На лице появилась улыбка, стоило мне о них вспомнить.

Я начал засыпать, не замечая как последней кусочек того призрачного существа-паразита которого я уничтожил, вылечив младшего лейтенанта шестой роты распадается внутри моего духа и впитывается в клубок из полупрозрачных нитей моей мутации.

Глава 8

Секретное заседание церковного трибунала в городе Тобольск, столице Сибири. Храм Аввакума Пророка. Подвал, защищенный от прослушивания, как с помощью технических средств, так и с помощью силы.

Стены подвала, в котором собралось больше двадцати высокопоставленных сибирских монахов были сложены из плохо обработанных черных камней. Низкие потолки. Высоким людям приходилось пригибаться, дабы не ударяться о них головой. Свет шел от горящих белым пламенем факелов, закрепленных в медных держателях в форме рук. В углу помещения чадила дымом огромная печь, так же сложенная из камней, но куда более искусно, чем стены старой обители. Пламя внутри нее гудело и плевалось белыми, синими и зелеными искрами. Если приглядеться, можно заметить что внутри печи догорает человеческое тело. Рядом, прикованный цепью к стене стоит голый человек и, обливаясь потом, смотрит в сторону стола, за которым расселись монахи и на печь, в которую недавно угодил его товарищ.

Его спросили.

— Тебе есть, что добавить к своим показаниям, Евдоким?

Прикованный человек вздрогнул.

— Я, гы-ы-ы, — не сдержал он отрыжку, испортив воздух запахом кислятины и разложения. — Простите. Простите, — расплакался он, упав на колени перед трибуналом. — Я искуплю вину. Пожалуйста. Расскажу все что знаю. Не убивайте.

Он заскулил, словно побитая собака и попытался подползти на четвереньках к столу, в попытке поцеловать подол мантий монахов, но цепь что его держала, натянулась и не дала ему к ним приблизиться.

Сидящий во главе стола инок Олег кивнул своему помощнику и главному палачу храма и тот встал и подошел к скулящему и льющему слезы грешнику.

— НЕТ! — Вскричал тот. — Не трогай меня, церковная шавка!

Он преобразился. Из забитого жалкого человека он превратился в матерого волка, скрывающего до поры свои намерения за маской раскаявшегося человека. Подпустив рясофорного послушника ближе, он, оскалившись, с пеной у рта, прыгнул на него и попытался свернуть ему шею. Тот был к этому готов и прервал полет приговоренного ударом пудового кулака по лбу. Вспышка света и продавшийся Энею человек из обычных людей падает на пол без сознания. Подхватив его за подмышки, рясофорец подтащил его к печи, открыл в ней железную дверцу и бросил человека в огонь. Тот так и не очнулся, сгорая в священном пламени при полном молчании и молитве сидящих за столом. Хоть Церкви и не удалось защитить бренное тело этого человека от пагубного влияния демонического владыки, его душу, он не получит. Священное пламя оградит ее от скверны, и она уйдет на перерождение и возможно в следующий раз этот человек родится чистым и пойдет другим путем, далеким от разбоя и предательства рода человеческого.

— С этой мразью покончено, — удовлетворенно высказался отец Олег, чьи глаза горели праведным гневом, а перебираемые пальцами четки в руках вспыхивали светом.

— Глупый человек был, — поддержал инока брат Везувий, поставивший последнюю точку в деле Евдокима Кулака и закрыв папку с его именем с отвращением на лице.

Поднялся небольшой шум. Служители церкви начали вставать с мест, желая покинуть это душное помещение, пропахшее потом и вонью приговоренных к сожжению. Ладан в подвешенном к потолку кадиле на нескольких цепочках прямо над центром стола не помогал и испускаемый им благовонный дым фимиам не справлялся со своей задачей.

— Не расходимся, братья, — остановил их голос монаха Павла, игумена храма Аввакума Пророка. — Мы забыли обсудить дела кудесников, что возвращаются в Сибирь после войны. К некоторым из них у Церкви есть вопросы.

— О ком идет речь? — Спросил его отец Олег, что так и не встал из-за стола и потянулся за кувшином морса, щедро плеснув в свой стакан бодрящего напитка.

— Да хотя бы о нем, — не глядя, взял один из листов перед собой отец Павел, прочитав заглавие. — Боярин Смирнов Семен Андреевич. 15 лет. Кудесник третьей ступени.

— О, как, — зашептались за столом.

— Откуда у мальчишки такая сила?

— Его проверяли?

— Кто он?

— Тихо-тихо, — унял шум игумен. — Думаю, нам стоит выслушать отца Олега. Он уже сталкивался с этим молодым человеком при странных обстоятельствах. Его подозревали в сговоре с неким Глебом Калязиным и в убийстве нашего брата, послушника Харитона, но он был оправдан и уважаемый нами отец Язон велел его отпустить, но новые факты заставляют задуматься, так ли он был прав? Пятнадцатилетний мальчишка и уже кудесник третьей ступени? Что скажете, отец Олег?

Тот выдержал паузу и с шумом, ударил уже пустым стаканом по столу, сказав лишь одно слово.

— Виновен.

* * *

Я проснулся от боли в груди, с удивлением осознав, что нахожусь внутри своего дрожащего, словно на ветру, духа. Что-то изменилось... Ощущения стали другими. Что меня сюда выдернуло и почему я здесь? Я начал оглядываться в поисках ответов на вопросы.

Дух в целом стал выглядеть еще более призрачно, чем раньше. Если до этого все пространство вокруг имело синий, насыщенный цвет, то теперь мой дух ближе к голубому оттенку, просвечивающему, как хрусталь на свету. Я срочно полетел в сторону средоточия. Моя первая форма, которую я назвал «лес», все также летала вокруг него в виде миниатюрного цветущего дерева абрикоса, едва шевеля листьями, словно ловя ими порывы ветра, а вот семейная мутация... Клубка нитей больше нет. Пока я спал, мутация прошла череду трансформаций и теперь рядом с абрикосом летает стеклянная трехгранная пирамида, внутри которой клубится туман цвета сирени. Я начал прислушаться к своим ощущениям, в надежде понять, что же произошло. Неужто тот последний, поглощенный мной самый большой кусок твари-паразита так сильно повлиял на мою мутацию?

Черт! Как же невероятно сложно развиваться без поддержки семьи и семейной же библиотеки. До всего приходится доходить своим умом, опираясь только на интуицию. Где теперь та библиотека со знаниями собранными предками по всему миру? Забрала ли ее мачеха с собой, когда сбежала из страны или ее конфисковал Император? Одни вопросы и ни одного ответа.

Вот ко мне пришел отклик от пирамиды. Почувствовав мои манипуляции, она начала гудеть, и я поспешил убрать от нее руки, но это не помогло. Гул внутри духа нарастал, а потом меня с головы до ног накрыло вырвавшимся из пирамиды сиреневым туманом и в следующую секунду меня грубым пинком выкидывает в пространство призраков, так я назвал то измерение и свое состояние, в котором я сейчас нахожусь вне своего тела, невидимый никому. И вот я снова лечу, неведомо куда. Подозреваю что во Францию. К родственничкам. Снизу, как и в первый раз проносились огни городов, леса и моря. Я не чувствовал скорости, зато отчетливо почуял запах моря. В первое мое путешествие я был лишен обоняния. В чем причина изменений? Я стал сильней? Выходит так. И что еще изменилось? Эти и другие вопросы я задавал себе, пока летел.

Я не ошибся. Подо мной Париж. Меня тянуло в сторону предместий, но скорость замедлилась, и я смог сполна рассмотреть окружающие меня виды. Сейчас старый город не напоминал себя прежнего. Куда исчезли яркие краски вывесок на витринах булочных? Где те парады, что устраивали на улицах жители города каждый день, празднуя очередной праздник? Где вся зелень на улицах? Да. Ее и раньше было мало, отдельные деревья, закованные в бетон, но ведь и они пропали.

Ночь на дворе. Людей почти нет. Света на улицах было мало. Желтые фонари словно заплыли жиром изнутри и не освещали подворотни. Многие магазины разграблены. От машин, что стояли по обочинам улиц, остались одни сгоревшие остовы. Везде лежит мусор. Горы мусора, который никто не вывозит. Среди его куч бегают крысы. На перекрестках дорог хоть немного разгоняя мрак, стоят посты полиции и армии. Прячась за мешками с песком и окружив себя машинами, с включенными мигающими сигналами, они освящали округу мощным светом прожекторов, чей луч нервно мотался из одной стороны улицы в другую. Спрашивается, что у них здесь происходит? Они словно в осаде и воюют с кем-то. Неужели дела в Европе так плохи?

Я полетел дальше. Вот и первая встреченная мной машина гражданского населения, а не полиции. Старенький грузовик с открытым кузовом без груза и без номеров. Решив понаблюдать за машиной, я пожелал немного притормозить полет и мне это удалось. Я замедлился и стал следить за двумя неграми в кабине автомобиля, это, кстати, давно никого не удивляет. Население когда-то белой Франции уже наполовину состоит из чернокожих людей. Вывезенные в прошлом из колоний в качестве рабов, их предки прижились во Франции, и теперь составляют большинство населения страны.

Машина остановилась, и они вышли из кабины, хлопнув скрипнувшими дверьми. Я летал рядом, когда они заговорили. Так я узнал о себе еще немного новой информации. Теперь я не только чувствую вонь Парижских улиц, но и понимаю, что говорят люди на другом языке, а французского я конечно не знал.

— Пьер, сними меня на телефон.

— Чего? — Спросил тот самый Пьер, оборачиваясь на напарника, что шел позади и сейчас натягивал на голову средневековую шляпу чумного доктора.

Она одним своим видом навевала ужас. Кожаная, помятая, вся в потеках чего-то темного, с круглыми дырами для глаз, окованными серебристым металлом и не дающим рассмотреть эти самые глаза. Для носа предусмотрен длинный, острый клюв, как у рогатого ворона или аиста. Маска полностью скрывала лицо. В темноте, человек в ней выглядел словно демон во плоти.

— Друзьям хочу видео послать. Пусть поржут. Сними.

— Ты сдурел, Омар? — С испугом спросил его Пьер, оглядываясь по сторонам. — Мы на работе.

Он боялся, что их увидят.

— Я быстро. Не трясись. Никто не заметит. Все побаиваются лишний раз выглянуть на улицу.

Он всунул в руку опешившего Пьера свой телефон и подбежал к лежащему посреди дороги трупу и дал команду снимать, пока сам начал с умным видом ходить вокруг раздувшегося тела мертвого человека, описывая характер его ран, и выдвигая теории, от чьих рук он погиб. Он переворачивал тело и осматривал его, словно тот самый чумной доктор прямиком из пятнадцатого века. Наверно Омар плохо знал историю и не догадывался, что эти самые доктора трогали своих пациентов тростью, не дотрагиваясь до них руками, и все равно они умирали от чумы также часто, как и больные.

Я только удивлялся людской глупости. Перестав удерживать себя на месте, я позволил неведомой силе снова унести меня в направлении родной крови. Мрачный Париж, превратившийся из города влюбленных, в средневековый город, без прикрас, как есть на самом деле, был мне неприятен и даже отвратителен.

На сей раз меня притянуло не к ферме, а в дом, на чьих воротах Людмила посмела вывесить герб княжеской семьи Смирновых, соседствующий с гербом бояр Чернозубовых. Тварь.

Пролетев пустырь без единой капли жизни, все деревья и кусты сада превратились в мертвую органику, я влетел в сам дом. Прошел сквозь стены и очутился на втором этаже, в большом кабинете, где собрались несколько десятков человек, что общались между собой на повышенных тонах. Большинство из присутствующих я знал.

— Нужно уходить пока не поздно! Мы получили от Энея все что хотели. Чего мы ждем, Людмила?

Моя мачеха сидела не во главе стола, а рядом, по правую руку, но вопрос был адресован ей, а не боярину Чернозубову, что заседал на этом собрании.

Людмила была очень на него похожа. Та же хитрая улыбочка, за которой скрывается жестокость. Те же прищуренные как у змеи глаза и скуластое, вытянутое лицо.

Она ответила, продолжая лениво, отточенными годами движениями красить ногти на руках.

— В последнее время ты стал слишком нервным, братик мой, Борис. Чего ты так боишься? — Спросила она, усмехаясь и разговаривая с ним словно с маленьким мальчиком. Подтрунивая.

— Я боюсь?! — Вспылил он, стараясь не смотреть на отца. — Напомни мне, зачем мы пошли на все эти жертвы? Не ради ли силы?

Мои близкие и дальние родственники за столом зашумели.

— К чему ты клонишь? — Спросил Бориса его брат, Градислав.

— К чему? — Вновь вспылил Борис. — Как вы не видите? Эней больше не нуждается в нашей поддержке. Когда настанет тот самый час, что вы думаете, он с нами сделает? Отпустит? Ха! Нужно бежать пока не поздно. Все мы получили силу, которую нам обещали. Пора и честь знать.

Мой отец, который сидел позади мачехи алчно сверкнул глазами и высказался.

— Франции осталось жить недолго. Если мы уйдем сейчас, то те знания что они накопили за века, пропадут, а там, позволю себе напомнить есть то, что заинтересует даже нас.

Борис, оказавшийся, на мой взгляд, самым умным их присутствующих здесь мразей, закричал.

— Вас что, не беспокоит, что происходит на улицах?! Сила полубога червей расползается по округе как чертово поветрие. Он превращает людей в скот. Изменяет их. Распаляет в них худшие черты, трансформируя в трусливых себялюбивых гадких тварей, готовых удавить за кусок хлеба родную мать. Всеми в городе завладело равнодушие. Он сеет хаос! — Раскрасневшийся Борис замолчал и оглядел стол в поисках единомышленников, но от него все отворачивались.

Глава боярского рода Чернозубовых перестал молчать. Не скрывая вспышки гнева в глазах, он спросил.

— Все что мы слышим от тебя сын, это крики. Чего ты от нас хочешь?

— Да ка же вы не понимаете? Что с вами? — Взмолился Борис. — Если мы не убежим через «лестницу в небо» из обреченного мира, то станем рабами Энея.

Чернозубов поморщился.

— Дирижабль уже готов. Мы в любой момент готовы уйти, но муж Людмилы прав. Знаний много не бывает. Подождем немного. Есть шанс сорвать неплохой куш.

— Отец!

— Хватит, Борис. Мы все тебя услышали, но это стоит того чтобы рискнуть.

Главу рода Чернозубовых поддержали одобрительным гулом все члены семьи.

— Дядя перенервничал, ха-ха-ха, — рассмеялся с другого конца стола Глеб Калязин, которого я вначале не заметил. Он сидел рядом с моим братом по отцу и сестрой. Встав со своего места, он напрямую обратился к главе рода Чернозубовых. — Это я виноват в плохом душевном состоянии дяди Бориса, дедушка. Прости меня и не ругай его.

— Ты? — Удивился он.

— Да, я, — улыбнулся он очень знакомой мне садистской улыбочкой. Дежавю какое-то. — Наши комнаты рядом. Слышимость хорошая. Ему видимо мешали спать крики тех людей, что я поймал ошивающимися рядом с нашим домом.

Брат Людмилы, Борис, помрачнел, а я растерялся. Дед? Дядя? Да кто этот Глеб такой? Кого же он мне напоминает?

— Петру, — посмотрела мачеха в сторону Глеба, — удалось узнать, что эти люди выжившие инквизиторы, направленные во Францию из Рима, — многозначительно заметила она.

— Молодец, внук. Я в тебе не сомневался, — похвалил Глеба боярин Чернозубов и я все понял. Срань! Людмила каким-то образом умудрилась вернуть к жизни еще одного моего «любимого» брата. Петьку! Так вот откуда он обо мне знает и на что он тогда намекал при встрече? О, боже. Моя дрожащая семейка совсем чокнулась. И куда они собрались бежать скажите мне? Что им даст известная всем аномалия «лестница в небо» что в Охотском море?

Собрание продолжалось, но меня уже здесь не было. Я уловил неприятные вибрации силы, отзывающиеся болью в моем духе и, чувствуя, что это важно, пожелал оказаться там, и меня дернуло в сторону. Пролетев через десяток домов насквозь, я остановился рядом с тем человеком, что проводил первый, виденный мной ритуал по закладке зерна гнили. Это из его рта вылез тот белесый червяк.

Осматриваться времени не было. То, что сейчас здесь происходило, меня обескуражило. Напротив меня, на коленях, содрогаясь от судорог, стоял лорд Маркус. Ему я желал мучительной смерти наравне со своей психически нездоровой семейкой.

— Эмиссар, — попросил он, обращаясь к человеку рядом с которым я парил в воздухе, — вы обещали. Пожалуйста.

Выглядел Маркус отвратно. Все его тело оплыло и покрылось жиром. Руки вывернуты винтом и перекорежены. Ноги стали короче и больше подходили кузнечику, а не человеку. На спине огромной гематомой вырос горб.

Заговорил этот невзрачный человек. Эмиссар.

— Ты очень зря поглотил ту энергию, о которой рассказал мне. Не пренебрегая своей безопасностью, и использую другого человека как передатчик или как ты назвал его — насос, ты все равно ошибся. Эта энергия чужда твоему духу. И теперь сила Чак — Ра тебя меняет.

— Вы знаете, что это было за существо? — Спросил лорд с надеждой в голосе.

Эмиссар не стал отвечать на этот вопрос и в свою очередь спросил Маркуса о том, что интересовало его.

— Так ты согласен на мои условия? В ответ на мою помощь я прошу лишь о сущей малости.

— Я не хочу сеять зерна гнили в Англии, — через боль, которая очевидно терзала его тело, прорычал некогда гордый голубоглазый лорд, что стоял сейчас на коленях. — Все что угодно, но не это.

— Зачем же ты тогда пришел ко мне в поисках помощи от своего недуга? Ты знал, чем придется платить.

Эмиссар замолчал, давая лорду Маркусу подумать. Мне все было очевидно. Я знал, что тот ответит.

— Я согласен, — сказал он, после пяти минут размышлений.

— Хорошо, — улыбнулся эмиссар хищной улыбкой, со скрытой издевкой наблюдая за пытающимся встать на ноги изуродованным лордом. — Не вставай, — псевдо доброжелательно сказал он ему, сам, вразвалочку подойдя к лорду и положив руки ему на голову. Не было никаких форм или заклинаний. Из рук эмиссара, из его ладошек тысячами полезли мелкие черви, прямо через поры на коже.

Летая рядом, я не только все видел, но и чувствовал. Смрад от червей шел невообразимый. Тошнотворный. Хуже чем пахнет на свалке.

Черви тем временем проникли в голову все также склоненному в позе покорности тяжело дышащему лорду Маркусу. Они проникали в него как через кожу, так и через уши, рот и глаза. Я не хотел наблюдать за этим, но не мог отвести взгляд.

Поначалу Маркус молчал, а потом закричал и упал на спину, извиваясь на полу и корчась от боли. За всем этим с улыбкой на лице наблюдал отошедший в сторону эмиссар. Тем временем с телом лорда начали происходить метаморфозы. Кости выворачивало из суставов, жир под кожей плавился и вновь нарастал. В комнате стоял треск и неудержимый вой боли. Ужасное, отвратительное зрелище.

Маркус зря пошел на эту глупость. Лучше смерть чем... Превращение завершилось. Вместо человека, на полу лежал огромный... не знаю. Червь? Змея? Нет. Скорее червь. Белая, все еще узнаваемая человеческая, хоть и огрубевшая кожа. Родинки и родимые пятна не дадут соврать. Больше семи метров в длину. Свернувшееся кольцом тело и хищная голова, на которой не осталось ничего человеческого кроме глаз. Это были глаза лорда Маркуса, и они выражали весь тот ужас, что испытываю сейчас я.

Эмиссар не торопился, он в полной мере дал Маркусу почувствовать, во что тот превратился, а потом подошел к нему и хлопнул по его телу ладошкой, запустив обратную трансформацию. Снова хруст костей и передо мной стоит тот, кого я знал. Гордый волшебник пятого ранга. Внешне — обычный человек. Только чересчур испуганный и белый от страха. И что это было? Ответ я получил сразу же. Эмиссар заговорил.

— Ты прошел трансформацию червя. Мы подвергаем ей всех рядовых в нашей армии. Чуждая энергия, что корежила тебя и превращала в урода стала топливом для преобразования.

Лорд с испугом во взгляде рассматривал свои трясущиеся руки.

— Кто я теперь? — Спросил он дрожащим голосом. — Я не чувствую себя человеком. Ощущения не те.

— Привыкнешь, — отвернулся от него эмиссар, потеряв интерес к разговору.

В комнату зашел человек и увел Маркуса прочь. Дверь за ними закрылась. Я все еще оставался здесь, чувствуя, что не все еще закончилось. Мне хотелось больше узнать о враге, и это была великолепная возможность.

Эмиссар чего-то ждал. Он замер на одном месте как статуя и, не моргая, смотрел в стену, не выказав никаких неудобств. Так прошел целый час. Я чтобы не терять времени свыкался со своими новыми возможностями. Запах, понимание чужой речи, что еще я приобрел подпитав мутацию силой существа-паразита?

Не скрою, мысли о Маркусе не давали покоя. Не перекорежит ли и меня, так как его? Но я все же выбрасывал эти мысли из головы. Я поглотил гораздо меньше, чем он и мой дух как раз таки склонен к той силе, этого Чак — Ра.

Нащупав нить, что вела к телу, я определил, что летать призраком мне осталось недолго. Тот сиреневый туман, что клубился в стеклянной пирамиде олицетворяющей мою мутацию, почти закончился, и как просто кричала мне интуиция, как только он весь выйдет, меня затянет обратно в тело. Хочу я того или нет.

— Да.

Я вздрогнул. Эмиссар начал говорить, но в комнате никого кроме нас не было.

— Они собираются нас предать. Коряковы, Чернозубовы, Болотные и Смирновы. Верно, господин. Временные союзники. Хорошо. Я отпущу их. Они носители червя. Я понял план.

Разговор выходил пугающий. Не знаю почему, но у меня волосы зашевелились на затылке, хоть я и призрак.

— ЧТО? — Взволнованно почти прокричал эмиссар, выказав эмоции. — Вы уверены, господин? Я никого не чую. Он здесь и слышит нас? Но как?

Пространство пронзила мысль кого-то, куда боле могущественного, чем эмиссар. Я почуял вонь другого мира и, кажется даже увидел краешек пустыни, по которой шел караван изможденных, загорелых до черноты людей. Посыл Энея, я в том не сомневался, был следующим — отдай мне свое тело, слуга, я взгляну твоими глазами.

Перепугавшись, я потянул нить и понесся обратно к телу, успев почувствовать укол боли в спине от взгляда невообразимо ужасного существа.

— Ай, — вскрикнул я, ударившись головой о багажную полку. Я огляделся. Вагон. Поезд. Второй ярус боковой кровати. Ночь. И я весь в поту.

— Еще одну, — орал кто-то ближе к туалету пьяным голосом.

— Наливай!

— Эх, хорошо то, как, мужики.

— Да заткнитесь уже вы! Дайте поспать.

— Спи, спи. Мы будем потише. Тихо парни. Сейчас на нас снова пожалуются, и проводница выполнит свои угрозы и позовет начальника поезда.

Я устало откинулся обратно на подушку и попытался унять бешено стучавшее сердце. То, что я, кажется, овладел частью семейных способностей, уже не радовало. Меня заметили, и в следующий раз будут ждать.

Почувствовав какое-то движение под подушкой, я засунул под нее руку и с отвращением вынул из-под нее пригоршню живых червей. Раздавив их в кровавую кашу, я спрыгнул с кровати и скрутил постель. Проверив, что за мной никто не наблюдает и проход чист, я с тряпьем на руках ушел в проветриваемый тамбур и там волей сжег, и постельное белье и червей что еще копошились в нем. Привет от Энея.

Так до утра я в тамбуре и простоял, обдумывая, что мне делать и наблюдая, как за окном проносятся леса, а небо потихоньку светлеет. Чем ближе мы подъезжали к Москве, тем больше остановок делал поезд на станциях. Я начал мешать людям и ушел в вагон, сев на свое место и поприветствовав попутчика, что ехал на нижней полке кивком головы.

— Ты где был? — Спросил он.

— Не спалось, — пожал я плечами.

Он понял, что я не настроен болтать, и отстал от меня. Через два с половиной часа поезд прибыл на Павелецкий вокзал Москвы. Два заплечных мешка на спину, убрать тапочки и надеть кирзовые сапоги, куртку, шапка на голову и я готов. Май в Москве — это то же самое, что январь в Крыму. На улице около пятнадцати градусов тепла, снег растаял, появились первые, робкие цветы. Известная всем, желтая как омлет, мать-и-мачеха. Вот она настоящая русская весна. С ее грязью, лужами и просыпающимися ото сна березами.

Поезд встречали. На перроне играл оркестр. Нарядные дети, выстроенные в линейку, пели знаменитую песню, написанную поэтом Лебедевым-Кумачом, ставшую впоследствии гимном защиты отечества во время второй мировой войны. Поразительный контраст с Францией.

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой.

С фашистской силой тёмною,

С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная,

Вскипает, как волна!

Идёт война народная,

Священная война!

Было видно, что дети стараются, хоть и изрядно устали. Поезда идут один за другим, а они их встречают и радостно машут руками, приветствуя людей в военной форме.

Я сошел на перрон и подошел познакомиться с ребятами. Их руководитель как раз отвлеклась на какого-то полковника летчика, что завел с ней разговор, а она живо его поддержала.

— Привет, дети, — улыбнулся я им, остановившись рядом.

— Здравия желаем, товарищ старший лейтенант, — первым громко поприветствовал меня мальчишка лет восьми, отдав честь и приложив руку к большой для него шапке ушанке, к которой были приколоты несколько красных, ярко сверкающих на солнце значков в виде звезд с надписями: На Польшу, Верим, За Отчизну, Победа.

Девочка что стояла с ним рядом тоже отдала мне честь, перед этим заправив выбившуюся прядь косы за ухо и поправив шапку на голове. Остальные дети улыбнулись мне и приветственно помахали рукой, болтая между собой.

Их руководитель заметила меня, но не стала прерывать разговор с полковником и только косила на нас одним взглядом.

— Вы откуда? — Спросил я.

— Детский дом — интернат номер семнадцать города Москва, юго-западный округ, Черемушки, — на зубок ответила мне девочка, пока мальчишка пытался вспомнить адрес.

— Вы тут с самого утра? — Поинтересовался я, заметив какими глазами, дети смотрят на проходящих мимо торговцев едой.

— С шести утра. Мы уже несколько дней встречаем наших героев. Вот какие значки мне подарили, — снял с головы шапку паренек, показывая мне свои сокровища поближе.

— Здорово, — похвалил я его.

— Смирнов! Шапка! — Выкрикнула их руководитель, заметив непорядок, и ойкнувший мальчик надел головной убор обратно.

Вот ведь совпадение. Однофамилец.

— А кушать вы, когда будете? — Продолжал я их расспрашивать, уже хлопая себя по карманам и ища банковскую карточку. Давно я ей не пользовался.

— Воспитательница сказала, что горячее подвезут в четырнадцать ноль-ноль, — снова ответила мне девочка умница, пока Смирнов, чесал репу. Я хмыкнул.

Посмотрев по сторонам, я нашел глазами прогуливающегося по перрону нижнего милицейского чина — городового. Хромающий дедушка, с клюкой в руке и свистком на шее зорко осматривал окрестности и следил за порядком. Таких как он, отставных военных охотно берут в милицию на должности городовых. Зарплата хоть и небольшая, но тут и почетная пенсия и доверие людей к тем, кто защищал родину грудью. Мне с первого взгляда понравился этот человек. Я подошел к нему, представился и попросил об услуге. Он меня внимательно выслушал и мы вместе с ним прошлись по рекомендованным им магазинам и столовым. Его здесь знали и мне сделали крупные скидки. Так я договорился, что детей будут кормить весь день и все последующие дни, подвозя и горячее, и чай со сладким. Счет мне пришлют потом. Об этом был уговор, но за первый день я заплатил сразу. Городовой за всем проследит. Ну а я, накупив красивых значков для парней и всяких заколок для девочек, вернулся к детям и раздал им новые украшения.

— Подарок, — сказал я им под их радостные визги.

— Спасибо, дядя старший лейтенант.

— Пожалуйста, — погладил я их по голове и, попрощавшись, ушел. Городовой остался рядом с ними и руководил бригадой официантов из столовой, что принесла с собой целый бидон киселя и пирожки с разными начинками на завтрак.

Поймав такси, я сперва хотел попросить подвезти меня к ближайшей гостинице рядом с боярской думой, но потом неожиданно передумал и назвал совсем другой адрес.

— Бережковская набережная, березовая аллея, дом восемь.

Водитель кивнул, завел мотор и помчался по улицам столицы. Жизнь здесь кипела. И впрямь — разительный контраст с Европой. Люди не выглядели испуганными. Они верили в Императора, в армию и в бояр. Много патрулей на улице, армейских автомобилей, и монахов, но через какое-то время они примелькались, и я перестал их замечать.

— Как обстановка в городе? Все нормально? — Спросил я водителя, решив скоротать время за разговором.

— Бог бережет, — перекрестился он, прикоснувшись рукой к иконке на приборной панели. — Случаются, конечно, происшествия, но милиция и армия справляется. Бьет этих нехристей почем зря.

— Это кого?

— Да этих сектантов, что головой ударились. В основном ими становятся неблагополучные люди. Пьющие и опустившиеся на самое дно. В соседнем доме была у нас татарка, переехала к нам уже лет десять как тому назад и вот что не день, все скандал. Весь подъезд перессорила. Начала торговать спиртом и споила многих хороших людей. А недавно, к ней милиция и кудесники нагрянули. Стрельба. Вспышки света. Магия...

— И?

— Убили ее. Продала душу.

Я промолчал. Насчет души я сомневаюсь, а вот то, что она могла пойти на какую-то сделку с продавшимися Энею людьми, для эмиссаров она слишком мелкая сошка, чтобы с ней разговаривать, вот так да. Верю.

— Или вот. Новый теракт этих проклятых из партии охранителей, что ратуют за свободу слова, смену власти, равенство, а на деле обычные бомбисты. Тьфу, на них. Взорвали завод по производству сыра в Мытищинских затонах. Не слышали?

— Не слышал, — покачал я в отрицании головой. — Я думал, всех кто связан с этой партией, уже поймали?

— Нет. Обычных людей поймали, допросили и отпустили, если за душой ничего, а вот тех, кто работает на иностранцев и устраивает в стране хаос, еще ищут.

— Иностранцев? Это точно?

— Да. В газете прочел, что их активно начала поддерживать Англия. Тайно переправляют им деньги и оружие. Не простили они нам своего проигрыша в войне. Ох, и черна у них душонка, у этих англичан.

— И, правда, черная...

Через сорок минут мы приехали. Я расплатился с таксистом и отпустил его. И зачем я здесь? С тяжестью на душе я пошел в сторону частного сектора для богатых людей. Там, располагалась усадьба Смирновых. Мне хотелось хоть глазком да посмотреть на неё. Иррациональное желание.

Пройдя по аллее из берез, я подошел к воротам усадьбы. Герб с них сорвали, но я ничего так и не увидел. Высокая кирпичная стена не позволяла заглянуть за ограду. Только верхушки огромных яблонь и груш по ту сторону забора покачивались и приветствовали меня как старого друга. В детстве я все их перелазил. Детдомовские и просто дети любили ходить под забором нашей усадьбы в сентябре, собирая груши и яблоки, что падали на эту сторону улицы, а я им помогал, покачивая деревья.

Я развернулся, чтобы уйти и увидел, как по аллее прогуливается молодая пара с коляской. Мужчину я узнал и он, кажется, узнал меня. Он несмело махнул мне рукой, и я подошел к ним.

Улыбка сама появилась на лице.

— Привет дядя Дима, тетя Таня, — приветливо улыбнулся я этим людям. Они тоже жили на этой улице. Обычные люди, но богатые. Семья дяди Димы, как он просил меня называть его, владела несколькими заводами в Подмосковье, а его жена тетя Таня была хорошей подругой моей мамы.

— Ты изменился, Семен, — крепко обнял меня сперва он, а потом и тетя Таня. — Старший лейтенант и кудесник третьей ступени? Сколько мы не виделись? Три года? Время то летит.

— У вас я смотрю тоже изменения? — Кивнул я на коляску. — Как зовут?

— Лия. Наша красавица, — начала поправлять пеленки своей дочке тетя Таня, кудахтая над своим счастьем и показывая рожицы девочке, что сосредоточено, сосала соску, не обращая внимания на глупую маму.

— Решил выкупить поместье?

— Что? — Удивился я. — Я думал, оно отошло Императору?

— Это так, но он сразу продал его, только вот с тех пор сменилось уже десяток владельцев, и цена резко ушла вниз. Никто не хочет связываться с проклятым поместьем Смирновых.

— Проклятым? — Еще раз удивился я.

— Так говорят. В чем дело я не знаю, но... Сам понимаешь.

— Да-а-а, — протянул я. — Понимаю. И кто его сейчас продает?

— Наша местная риэлтерская контора. Ты должен знать. Офис рядом с магазином магнит, «Счастливый город» название.

— Знаю где это. Десять минут пешком, — оглянулся я в направлении магнита.

— И что думаешь? Если нужно ссудить деньги на покупку... — Осторожно спросил дядя Дима. — То я...

— Не нужно, — остановил я его. — Вы же знаете что у меня ферма в Сибири? Хороший доход. Не бедствую.

— Мы молились за тебя, когда тебя услали из столицы. Извини, что не писали, но твои родственники не дали нам адрес, а сам ты не написать, не позвонить не удосужился, — с упреком выговорила мне тетя Таня.

— На меня тогда многое навалилось.

— Да, да, конечно, — поспешила она сменить гнев на милость.

— Уговорили, — улыбнулся я им. — Побегу к риэлторам. Нужно же где-то жить, — показал я им свои вещмешки за спиной, — пока я в Москве так уж точно. Лучше так чем скитаться по гостиницам. Да и родовое гнездо все же.

— Так ты тут временно?

Я кивнул.

— Собрание боярской думы. А потом домой, в Сибирь. Там и продолжу службу командиром роты.

— Тогда не будем тебя задерживать. Ты как закончишь, заходи к нам вечерком. Хорошо? Думаю, еды в усадьбе нет. Не сиди голодным, — побеспокоилась обо мне тетя Таня. — Придешь?

— Ладно. Зайду. И спасибо.

Попрощавшись, я пошел в сторону конторы «Счастливый город».

Риэлторы очень обрадовались моему приходу. Говорили много, но не по делу. Бумаги под подпись подсунули быстро и выпроводив меня за порог, кажется, закрыли дверь с той стороны.

Я вернулся к воротам поместья и нажал на брелке с ключами, который мне выдали как новому владельцу, кнопку. Ворота на электрической тяге начали открываться, и я с замиранием сердца переступил порог территории нашей усадьбы. Закрыв ворота, я начал осматриваться.

В документах написано, а я уже позабыл точную цифру, но теперь уже моя усадьба занимает больше четырехсот соток земли. Огромная территория. Тут и свой сад, и свой кусочек леса. Огромный пруд, напоминающий озеро, много хозяйственных построек, деревянная усадьба, скрытая за многовековыми елями, соснами и дубами, и конечно, самое главное для меня — собственное кладбище для членов семьи, с могилой мамы. Наверно я и купил то поместье больше по этой причине, чем по другим. Все же моя жизнь здесь не была легкой.

Я шел именно к нему, игнорируя все остальное. Кладбище располагалось в небольшом лесу, о котором я уже говорил. Окруженное соснами и березами, оно выглядело ухоженным. Слуги постарались. Искать могилу не пришлось. В прошлом я бывал здесь каждый день.

— Мам, — присел я на колени рядом с гранитной плитой, убрав с нее осыпавшиеся сверху шишки и старые ветки.

Все свои секреты я мог доверить только ей. Два часа времени я пересказывал ей все, что со мной произошло, пока окончательно не охрип. И меня отпустило. То напряжение что скопилось во мне после полета во Францию ушло. Слез не было. Только тепло на душе. Встав с колен и поклонившись могиле мамы, я пошел в сторону усадьбы. Пора разобраться, что там за проклятье на нем висит.

Первым делом я обезопасил себе путь отхода из дома. Знатно наверно соседи удивятся, когда заметят, как на моем участке растет огромное дерево, выше десятиэтажного здания. Да. Я использовал форму «лес». Земля затряслась и вверх как на дрожжах поперло неизвестное науке гигантское растение, на котором росли такие же гигантские вечнозеленые листья. Средоточие опустело, в груди кольнуло болью, а на деревце расцвели диковинные цветы, которые я сразу закрыл, чтобы не нанюхаться сонного порошка, что они распространяют. И хоть я сейчас и пуст, воля осталась при мне. Много с ней не навоюешь, но воевать я и не собирался.

Дверь в дом была сломана и валялась рядом с крыльцом. Скрипнули полы под ногами. Все они были перепачканы грязью. Здесь шастали сотни людей, оставляя свои грязные следы. Это напоминание мне о штурме поместья. В прихожей пахло свежестью и еловыми ветками. Я пощелкал выключателем, но свет не горел, тогда я пошел к щитку, что под лестницей и проверил пробки. Как я и думал, автоматы были выключены. Я щелкнул ими и свет появился.

Да. Еще день. Но все шторы занавешены плотной тканью, да и в подвале окон нет, а мне как я подозреваю туда. Все свои эксперименты моя родня проводила там. И там же располагалась лаборатория Людмилы. Но сперва я обошел весь дом. С четвертого этажа до первого. Шел и вспоминал, как падал вот с этой лестницы или как на меня скинули вон тот горшок с засохшим из-за отсутствия полива цветком. На горшке все еще видна вмятина. Спасибо за все братьям с сестрой.

Дом был огромен. Здесь проживали все Смирновы. Одних спален больше ста. А еще есть зеленая,синяя и красная гостиные. Четыре зала для приема пищи. Две кухни. Одна для приготовления еды для слуг и одна для господ. Детские комнаты отдыха. Две оранжереи. Астрономическая комната. Четыре спортзала. Массажный кабинет. Кинотеатр. Рабочие кабинеты. Библиотеки, как я и думал — пустые. Книг на полках не было. Да и вообще по первому впечатлению пропало все, что можно выгодно продать. Остались лишь портреты предков, развешенные на стенах и мебель, что выглядела подешевле. Исчезли вычурные диваны с позолотой из красного дерева.

Пока никакого проклятья я не заметил. Чтобы обойти весь дом исключая подвал мне понадобилось больше часа времени, но это того стоило. Я теперь полностью осознавал, как же много надо сделать, чтобы привести это место в нормальный вид. Придется нанять слуг и оставить их здесь, иначе в следующий раз я снова заеду в холодный, не протопленный дом, с пауками по углам и разбитыми стеклами в некоторых комнатах. Не говоря уже о слое пыли.

В подвал я спускался с осторожностью. Он у нас двухуровневый. Первый уровень это парковка, склад, погреб для продуктов и вина и другие хозяйственный помещения. Здесь все было в порядке. А вот на втором уровне, еще при входе, я уловил эманации призрачной силы, той самой, которой я и сам владею. Я шел по той ниточке, что связывала меня и источник этой силы в доме. Прошел мимо лабораторий членов семьи и огромного количества засохших кровавых пятен на полу. Нить, по которой я шел, привела меня к угловому помещению. Табличка на двери говорила мне, что это комната зарезервирована за главой рода. Замок был сломан. Я осторожно оттолкнул тяжелую дверь от себя, и она со скрипом давно не смазанных петель отворилась. Пол здесь тоже был заляпан кровью.

Поток призрачной силы усилился. Я сделал шаг вперед, с восторгом наблюдая за призрачным цветущим подснежником, что висел в воздухе, испуская те самые волны силы и мягкий звон колокольчика. Рядом с ним я ощущал себя дома. Он дарил мне чувство защищенности и родства. По наитию, я подошел ближе и дотронулся до него. Он зазвенел чуть громче и снова затих. Похоже, меня приняли в семью, и больше цветочек не будет никого пугать. Между мной и ним появилась связь. Я пока не понимал, что она мне дает, но не думаю, что моя семья хранила его здесь только для красоты.

Понятно, почему никто его не нашел. Даже мачеха и другие члены семьи. Видеть его могли лишь те, кто обладал нашей мутацией. А это глава рода, его старший сын и я. Жаль, нет времени разобраться с этим подарком. Уже почти вечер. Нужно сходить к дяде Диме и тете Тане на ужин. Потом выспаться. Посетить завтра боярскую думу, а уже вечером сесть на самолет до Сибирска. Ничего. Я еще раскрою эту тайну своего рода, погладил я цветок еще раз, прежде чем уйти и закрыть за собой дверь.

О кровавых пятнах на полу я старался не думать. Каждое пятно — это мертвый слуга.

Глава 9

Встал с первыми петухами. Просто проснулся в один миг и больше не мог заснуть. На часах шесть утра. За окном барабанит по стеклам дождь. Комната успела прогреться. Я вчера включил отопление и дом начал оживать. Потянувшись до хруста позвонков, я не пошел в душ, а первым делом взялся за зарядку. Кудесник ты или обычный человек, тело нужно поддерживать в форме.

От мыслей, которые проскальзывали у меня на задворках разума, пока я приседал и отжимался, попахивало ересью. Тот ритуал, что провел лорд Маркус надо мной и над собой, я запомнил. А что если повторить его? Внеся некоторые корректировки и изменения? Мне же нужно усилить себя не как кудесника, а именно увеличить силу моей мутации. Придется, конечно, посидеть над книгами, провести расчеты, подумать, но на первый взгляд идея имеет место быть. Все же чем сильнее я в виде призрака, тем больше шанс, что меня не почуют всякие сомнительные существа вроде полубога червей, и я в случае чего смогу унести ноги.

Приняв душ и перекусив тем, что мне вручили с собой соседи после вчерашнего ужина, я вышел на улицу, раскрыл над головой зонт и пошел в сторону ворот. Такси уже должно быть там. Перепрыгивая лужи и зябко ежась под курткой, я с тоской вспоминал солнечный Крым и Краснодарский край.

Узнаваемое из-за цвета во всем мире наше ярко-желтое как солнце такси было уже здесь и дожидалось меня. Ворота я не открывал, а вышел через калитку, которую закрыл за собой на замок. Сев на заднее сиденье автомобиля я назвал водителю первый адрес, по которому меня сегодня нужно отвезти и мы тронулись с места. Я был еще сонным, и болтать не хотел. Водитель тоже попался не из говорливых и до магазина «Шубы Сибири» мы доехали в молчании.

— Подождешь меня? — Спросил я его, скрывая зевок ладонью приложенной ко рту.

— Конечно.

Я кивнул и коротко поблагодарил его.

— Спасибо.

Выйдя на улицу, я не стал раскрывать зонт, а добежал до входа в магазин, скрывшись от усиливающегося с каждой минутой дождя на хмуром небе под крыльцом. Да и в магазине я надолго не задержался. Попросил подобрать мне шубу из меха викуньи, примерил то, что они принесли, оплатил покупку и так в шубе и вышел из магазина, удивив водителя такси, когда тот понял что везет в своей машине аж целого боярина. На то, что я действующий офицер армии, он внимания не обратил. Каждый день возит чинов повыше, чем я.

— В боярскую думу, — назвал я следующий адрес и откинулся на сидении, прикрыв глаза и снова задумываясь о той идее, что пришла ко мне утром. Чем больше я об этом думал, тем сильнее понимал, что это нужно сделать. В Российской Империи хоть и спокойно в данный момент, но рано или поздно полыхнет и здесь, а значит, нужно не сбавлять темп и черпать силу везде, где можно и этот ритуал лорда Маркуса не худший вариант. На удачу полагаться нельзя. Гарантии что я найду второго такого паразита, знатно усилившего меня — нет. Нужно искать призрачных существ целенаправленно. Понять бы еще, как и где?

— Приехали.

Я вынырнул из своих мыслей и посмотрел в окно. Дождь лил как из ведра, и здание думы через сплошной поток воды выглядело огромным темным шпилем, уходящим в небо и пугающим своим видом птиц и прохожих. Это было самое высотное здание в центре Москвы. Рядом Кремль. Само здание имело вид сверла, закручивающегося в небеса. Высота тысяча и один метр. Двести этажей. Только сталь и закаленное стекло.

Я расплатился и вышел на улицу. Шуба сразу намокла, и я вспомнил о зонте, открыв его и защитив себя от воды. К боярской думе продолжали подъезжать машины. Такси не было. Подъезжали целые картежи с мигалками, с сопровождением милиции и в окружении свиты. Из машин выходили князья и бояре, все, как и я были одеты в шубы разных фасонов, но мех мы носили с одного зверя. От викуньи. Цвет от золотисто серого, до рыжеватого. На меня бросили пару взглядов и отвернулись. Форма военного не видна, все скрыла шуба, да и нашивки кудесника третьей ступени тоже не видно, впрочем, главой боярского рода нельзя стать, если ты не достиг хотя бы третьей ступени, так что мой ранг в иерархии угадать не сложно.

Я тоже не стал праздно глазеть по сторонам и пошел по ступенькам вверх. Число ступеней соответствовало высоте здания — тысяча и одна. Символично. Чтобы дойти до самого здания, нужно немного пройтись и нагрузить ноги. Впрочем, я постарался пройти это расстояние побыстрей. Погода не располагала к душевным прогулкам.

Вот я и на месте. Пройдя через одну из открывшихся передо мной стеклянных автоматических дверей, я оказался в огромном холле, где отряхнулся и начал осматриваться.

Переливчатые, натертые до блеска, черного цвета мраморные полы и красные ковровые дорожки поверх. Стены, отделанные янтарем и рубинами Зауралья. И конечно потолок теряющийся на высоте тридцати метров над головой, на котором настоящими бриллиантами выложено панно — изображение млечного пути.

— Давно не виделись, Семен Андреевич, — хлопнул меня по плечу боярин Московитый Евгений Максимович.

Я засмотрелся вверх и не обращал внимания на окружение, только так можно объяснить то, что он подобрался ко мне незамеченным. Вылетело из головы, что я могу встретить здесь знакомых по Сибирску бояр.

— Хорошо выглядите, Евгений Максимович, — радушно улыбнулся я отцу Светланы, которую уже начал забывать, как и наши с ней пикировки. Я шутливо спросил. — Выдали дочь замуж?

— Так ты не у меня спрашивай. Она стоит за твоей спиной, — усмехнулся в усы боярин и я резко развернулся, чтобы посмотреть в яростные глаза Светы.

— Почему тебя так интересует моя личная жизнь? — Зашипела она на меня, словно я и не покидал Сибирск и не прошел короткую, но войну. — Тебе жены мало? Или что?

— Рад тебя видеть, старшина военврач Московитая, — хмыкнул я с уважением в голосе.

Девушка была в военной форме. Видимо, как и моя Алиса, служила в госпитале. И надо сказать форма ей шла. К сожалению, я заметил морщинки на краешках ее глаз и небольшие круги под глазами от недосыпа, которые она попыталась скрыть кремом. Не сомневаюсь, она как и я повидала немало того о чем хочется забыть.

— Ух, попади ты ко мне на прием... — Многообещающе покачала она головой, сделав движение рукой, словно вырывает у меня сердце.

— Я уж как-нибудь сам. Спасибо, — улыбнулся я.

По крайней мере, чувство юмора она не растеряла. Все та же девчонка, которую я знал.

— Поздравляю, кстати, — прервал наши расшаркивания ее отец. — И с тем, что сохранил фамилию и с взятием третьей ступени.

— Это было нелегко, — ответил я ему. — Через боль и страдания так сказать.

— Война. Что ты хочешь? Только так раньше и развивались. Мирное время нас ослабило. Все эти костюмы, телефоны, машины. И вот результат.

— Мы победили, пап, — закатила глаза Света, видимо уже не раз слышавшая от отца одно и то же.

— А о цене ты подумала? Победили-и-и, — с горечью в голосе протянул он. — Сколько, по-твоему, молодых кудесников низких ступеней погибло за эти восемь месяцев? А сильных? Или обычных людей? Да и победа вышла неоднозначная. Не приди на чей-то зов в наш мир полубог червей, и мы бы еще долго воевали как с турками, так и с китайцами. И кто знает, чем бы закончилась та война.

Я поспешил заговорить и убрать эту гнетущую тишину между отцом и дочерью.

— Вы тоже на заседание думы, а потом домой, в Сибирск?

— Нет. Задержимся на неделю. А потом да, домой. Меня назначили генералом, как видишь, — показал он глазами на свои погоны. — Теперь командую первым корпусом, а он расквартирован в Сибирске. Ты же тоже к нему относишься или я не прав?

— Правы. Командир пятой роты, второго батальона, шестого полка, четвертой дивизии, первого корпуса, — ответил я без запинок.

— И как ты только столько слов запомнил, а, Семен. Поумнел что-ли? — Заохала Света, открыв в мнимом удивлении рот.

Нет, мне все же решительно нравится, что она не унывает и еще может шутить.

— Хватит, дочь, — прервал ее отец. — Мы не дома и нас могут услышать и не так понять. Веди себя прилично.

Девушка взяла себя в руки и перестала пытаться надо мной потешаться, но глаза ее выдавали. Ей так и хотелось сказать мне какую-нибудь гадость.

— Выходит ты в моем подчинении, — продолжил разговор боярин Московитый.

— Выходит так, — кивнул я. — Не расскажете, какая перед нами стоит задача?

— Задач много, — задумчиво потер он подбородок, кивнув проходящему мимо нас князю, что с интересом посмотрел на меня и прошел дальше, к турникетам, через которые проходили те, кто хотел попасть на заседание боярской думы. — Я сам пока плохо понимаю, что там сейчас в городе творится, так что ответить не могу. Поглядим, увидим.

— Пап, я тогда тебя в буфете подожду? — Дернула она его за рукав, указав головой в другой конец холла, в стороне от турникетов.

— Конечно. Заседание может продлиться несколько часов. Так что не торопись. Покушай.

Она развернулась и сделала несколько шагов в том направлении и тут ей в спину прилетели мои слова.

— Возьми мне пирожков с капустой. И смотри, чтобы начинки было достаточно, — после этих слов я сразу спросил боярина, куда идти нам, и он повел меня к тем самым турникетам, на охране которых стояла гвардия Императора, а Света осталась позади, показывая мне вслед скрученную на пальцах фигу.

Пройдя контроль и предъявив на входе свои воинские билеты, мы прошли к лифтам. Евгений Максимович начал давать мне советы.

— Старайся ни с кем не ссориться. Я знаю, у тебя есть враги, — указал он глазами на татар, что смотрели на меня и провожали злыми взглядами. Похоже, хан и его семья ничего не забыли. — Но тебе нужно быть сдержанней. И ничему не удивляйся. Мы все же кудесники, хоть некоторые об этом и забывают.

— О чем вы?

— Скоро увидишь, — улыбнулся он. — Тебе понравится.

Пройдя в лифт вместе с еще десятком бояр и князей, мы как те, кто стоял ближе к дверям, нажали на кнопку нужного нам этажа. Сделал это конечно боярин Московитый. Голос в лифте сообщил, что следующая остановка этаж номер сто семьдесят три. Боярская дума. Двери закрылись.

Ноги немного подогнулись, и лифт понесся вверх. Быстро. Цифры на циферблате так и мелькали, смазавшись, пока не замедлились и не поползли с нормальной скоростью. 171...172...173.

Мы остановились. Тот же голос в лифте, сообщил.

— Осторожно, двери открываются.

Если бы меня не подтолкнул в спину Евгений Максимович, я бы так и остался стоять на пути выходящих из лифта людей.

— Где это мы? — Спросил я, крутя головой по сторонам и не веря своим глазам.

Не успели мы здесь оказаться, как я вспотел. Солнце нещадно печет. В воздухе летают снегири и дрозды. Ухают совы. Под ногами насыщенно изумрудного цвета трава, а вокруг растут апельсиновые сады, радуя глаз плодами, часть из которых уже опала и лежит прямо на траве и их никто не собирает, если не считать ежей что ползают в травке, но их апельсины не интересовали. Они перебирали лапками в другую сторону, там над апельсиновыми деревьями возвышались груши, черешни и яблони.

Воровато оглядевшись, я подобрал один апельсин и понюхал. Настоящий.

Видимо такой моей реакции боярин и ждал, по-доброму усмехнувшись и объяснив происходящее.

— Мы над Москвой. Прямо над шпилем башни. А все что ты видишь вокруг — карманное измерение. Работа князя Пустотного. Троюродного брата Императора.

— Невероятно.

Я и, правда, был впечатлен. Интересно, на каких принципах тут все устроено?

— Красиво, — подтвердил он, подняв руку ладошкой вверх. К нему сразу слетелось несколько птиц, выхватив из ладони ту горсть орешков, что там была. — Всегда беру с собой немного, — смущенно улыбнулся мне Евгений Максимович. — Еще с тех времен как заменил на посту главы рода отца.

Мы влились в поток бояр, и пошли по отсыпанной белой галькой дорожке в центр этого измерения. Тут мне снова предстояло удивиться. Не было никакого величественного амфитеатра или белокаменных скамей с трибуной, как у греков. Все собирались на огромной поляне покрытой свежескошенной травой, рассаживаясь компактными группками прямо на землю, подстелив под себя как раз те шубы, что висели у нас на плечах. В центре поляны горел большой костер. Не волшебный, обычный. Он и был тем центром, к которому все стягивались.

— Традиция, — пожал плечами Московитый в ответ на мой взгляд.

Вокруг, если навскидку, собралось не меньше чем две тысячи человек. Может и больше. Только бояре и князья. Все главы родов Российской Империи. И все офицеры. Как только они скинули шубы, на их плечах заиграли на солнце звезды. Большинство носили погоны старших лейтенантов, капитанов и майоров — как и я, они кудесники третьей ступени. Остальные были полковниками и генералами. Кудесники четвертой и пятой ступени.

— Все, как и всегда. Ничего не меняется, — усмехнулся Евгений Максимович, что подвел меня к группе единомышленников. Я узнал их лица. Они все с Сибири, из тех окрестностей, где живу я, и насколько помню, я даже знакомился с ними на одном из приемов, только вот давно позабыл их имена за ненадобностью.

Нас тепло поприветствовали и мы, расстелив свои шубы рядом, уселись на них. Я расстегнул несколько пуговиц на кителе и снял шапку. Печет нещадно.

— Вы о чем? Что не меняется? — Спросил я, как только устроился с комфортом.

— Посмотри правее, — посоветовал он мне.

Я повернул голову в ту сторону, а там...

Все же не все садились прямо на траву, подстелив под себя шубу. Как и сказал мне боярин Московитый несколькими минутами раньше — мы кудесники. Группа татар, которую я уже видел у лифтов, расселась на летающем ковре, зависнув на нем на высоте пяти метров, уже раскуривая кальян и расставляя вокруг себя плошки с сухофруктами и орехами. В тридцати метрах от них незнакомый мне князь сотворил себе трон из облаков, на который и сел, посматривая на всех вокруг как на говно. И таких чудес было много. Кто — то превратил себя в огромную птицу и летал над нашими головами, обдувая нас порывами ветра. Кто-то вырастил прямо на поляне дом с мебелью. Там на веранде дома собралась своя компания старичков — единомышленников. Они пили чай с липовым медом, смотрели на солнце и довольно щурились, ведя неспешную беседу.

— Не можем не похвастаться, когда собираемся вместе. Бравируем своей силой и значимостью, — проворчал Московитый.

— Не ожидал что в Российской Империи так много родов, — с удивлением сказал я, продолжая осматривать толпу высших офицеров армии и сильнейших людей страны в одном лице.

— А, эти, — пренебрежительно махнул рукой Евгений Максимович. — Новые рода. Первое, второе поколение. Холуи Императора, которым он дал допуск к ключу силы.

Группа бояр, что сидела от нас неподалеку услышала эти его слова и окрысилась, пересев в другое место.

— Я смотрю, единством в думе и не пахнет?

— Какое тут единство? Хорошо, что еще никто не разодрался. И касательно последнего твоего вопроса. Из всего сброда, что здесь собрался, сильных, старых родов наберется не больше четырех сотен. Их главы кудесники четвертой и пятой ступени, а остальные, — замолчал он, подбирая правильные слова, — перекати поле. Как по мне, это провальная попытка Императора вырастить новое поколение бояр. Никто из них так и не поднялся выше третьей ступени. Ни они сами, ни их старшие дети, которых тоже свозили на ключи силы.

— Почему так?

— Не знаю. Чего-то им не хватает, чтобы шагнуть дальше. При всем этом раздражение на Императора растет. Все эти новые бояре имеют право голоса и конечно голосуют как того хочет Василий III, а мы, старые рода, остаемся в меньшинстве.

— Тогда я удивлен, что бунты не вспыхивают каждый день, а Рюриковичи все еще сидят на троне.

Я затылком почувствовал, как все вокруг повернули головы в мою сторону и пристально на меня посмотрели. Забыл, что нахожусь среди кудесников. Похоже, тут не чураются подслушивать чужие разговоры.

Евгений Максимович хмыкнул.

— Если добыча слишком велика, нужно увеличить число охотников, а у Императора цела свора ручных бояр и их детей в своей гвардии. Опять же Церковь на его стороне. Тоже немалая сила. Ну и обширные родственные связи. Не все старые рода против нынешней политики Императора. Его двоюродные братья и сестры опять же, как тот же князь Пустотный.

Московитый огляделся и, ухмыльнувшись в лица тем, кто на нас смотрел, сказал мне.

— Но в целом политика Императора всех устраивает. Иначе бы мы давно продали свои наделы и предприятия и переехали жить в другую страну. Или же устроили переворот, — снова хмыкнул он, зная, что нас слушают. — Он строго придерживается той грани нашего терпения, которую нельзя переходить, балансирую между нами и новыми боярами.

Мы еще немного поговорили, пока в центре поляны шагнув из облака пепла, не появился сам Император, окруженный взрослыми сыновьями и ближайшими родственниками.

— БОЯРЕ! — Разнесся его голос над всей поляной. Должен сказать, старый Император внушал даже голосом. Глубоким и сильным, затрагивающим какие-то струны в душе. — Я собрал вас, чтобы рассказать о новой информации собранной Церковью о полубоге червей, гнили и разложения. О том, что происходит на наших границах и далеко за ее пределами.

Я, внимательно слушая, черпал информацию. О многом я не знал, в газетах такого не напишут. Часть информации мне была известна, а другая часть не была известна уже им, и ей владел лишь я, о чем, конечно же, я молчал.

После Императора говорили министры, князья и бояре, отвечающие за разведку и, как и все старшие кудесники сейчас, носившие на плечах погоны генералов или как минимум полковников. Из их слов я узнал, что такие страны как Конго, Южный Судан, Франция, Испания, Марокко, Ангола и Мьянма находятся почти под полной пятой Энея и зараза продолжает распространяться, охватывая Европу и Африку.

Слово вновь взял Император.

— К моему огорчению не меньше трети из присутствующих здесь бояр уже столкнулись с тем, о чем мы говорим. Члены ваших родов были пойманы за сделки с полубогом червей. Они надеялись стать сильней. Эти глупцы предали нас и весь род человеческий. И, да. Они стали сильней. Вторые ступени стали третьими. Третьи — четвертыми, но цена этому — потеря человечности. Чтобы стать сильней, они добровольно пустили жить в свое тело сердечного червя. Узнав о способе повысить силу, таким образом, Церковь сразу заподозрила неладное и прежде чем казнить предателей, провела ряд исследований. Вспышки гнева, странное поведение, сердечный червь незаметно для человека корректирует психику человека, вылепляя из своего носителя некое карикатурное подобие своего создателя — полубога червей. Кудесники что пошли на сделку даже не замечают его влияния, оно слишком тонкое, слишком незаметное. Тех, кто продался полубогу уже не вернуть. И неважно совершили ли они ошибку и раскаиваются ли они в ней. Их психика даже после извлечения червя остается чуждой. Исковерканной и порочной.

— Новые бояре превратились в пороховую бочку, — шепнул мне на ухо боярин Московитый. — Среди них больше всего тех, кто недоволен положением вещей. Они хотят силы. Думаю, теперь Император жалеет о том, что так бездумно вел политику и раздавал ключи силы не нам, усиливая старые роды, а плодил этих...

— Мы должны забыть все разногласия. Бояре. Князья. На кону стоит само наше существование.

— Каков план? — Выкрикнул с места один из старых князей, что сидел ближе всех к костру и Императору.

Он, как и мы, просто сидел на земле, подстелив под себя шубу, а не хвастался своими талантами кудесника.

— Это хозяин Байкала, князь Чуваркин, — продолжал подсказывать мне на ухо боярин Московитый. — Один из главных критиков Рюриковичей. Очень сильный кудесник и хороший человек.

— Вечно ты спешишь, Пересвет, — обратился к князю на равных Император. Они общались как старые друзья, а их голоса продолжали разноситься по всей поляне и мы все слышали.

— У меня нет времени сидеть здесь до самого вечера. Радикулит, — проворчал князь Чуваркин. — Я так и не услышал ничего нового. Обо всем что ты и твои люди рассказали нам, мы итак знали. Скажи что-то, чего мы не знаем или распускай собрание думы.

Прежде чем ответить, Василий III несколько секунд пристально смотрел в глаза князю. Они словно общались без слов, не для лишних ушей.

— План есть. И первый пункт этого плана — не дать пустить этой мерзости корни в нашей стране.

— И всё? — Разочарованно переспросил хозяин Байкала.

— О дальнейшем я буду говорить только с кудесниками пятой ступени, — сказал он, а потом веско добавил. — Наедине. Кто знает, не слушает ли нас кто-то еще прямо сейчас... — Со значением обвел он хмурым взглядом тысячи бояр, что внимательно слушали каждое его слово.

В целом собрание боярской думы выдалось познавательным. Не скажу, что многое узнал, но хотя бы понял расклады среди нашей братии. Как итог для себя определил — поворачиваться спиной нельзя ни к кому.

Уходил я вместе с Евгением Максимовичем. Попрощавшись с другими боярами Сибирска, мы разошлись в разные стороны. Я решил проводить его до буфета, где его ждала дочь, но тут нам преградили путь татары. Так и знал, что просто все не закончится.

Они просто стояли перед нами и пылали злостью написанной у них на лице, смотря на меня своими карими глазищами. И все молча. Без единого слова. Я хмыкнул и вместе с боярином Московитом обошли их по дуге. Затевать ссору я не стал. Помню еще законы нашей Империи, да и наказ Евгения Максимовича не влипать в неприятности я не забыл.

— Будь осторожнее пока ты в Москве, — шепнул он мне, когда мы отошли от татар на достаточное расстояние.

— Буду, — пообещал я.

Светлана ждала нас на входе в буфет.

— Собрание думы закончилось? — Спросила она отца. — Быстро сегодня.

На меня она старалась не смотреть, хотя в ее руке я заметил бумажный, запачканный жиром сверток, да и пахло в воздухе капустой.

— Быстро управились, — кивнул дочери боярин.

— На, — все еще старательно не смотря на меня, она кинула мне в руки сверток с пирожками. Я едва успел их поймать и даже немного обжегся. Горячие даже через бумагу.

— Спасибо, — улыбнулся я. — Сколько я тебе должен?

— Пф, — фыркнула она, немного, покраснев. — Идем, пап? Машина ждет?

Ее отец тоже улыбнулся.

— Подвезти тебя, Семен Андреевич?

— Не надо, — покачал я головой. — Пройдусь. Дождь кажется, закончился. Подышу воздухом. Посмотрю на красные стены Кремля.

— Ну, удачи тогда. Встретимся в Сибирске.

Мы пожали руки и разошлись.

Весь оставшийся световой день я гулял по городу и занимался мелкими делами, требующими моего внимания. Нанял слуг в поместье, нашел садовников, и администратора, что будет за всем следить. Провозился до самого вечера, а там снова такси и дорога в аэропорт.

— Ваш билет?

Я, молча, передал бумажку бортпроводнице. Она еще раз все проверила и сказала.

— Место 2Б, у окна. Приятного вам полета.

— Спасибо, — пробурчал я устало, и прошел мимо нее в самолет. Нашел свое кресло и сел на место. Багаж я сдал. Вроде тяжелой работы не делал, а устал жуть как. Глаза слипались, и хотелось спать. Лететь мне двенадцать часов, и я приготовился хорошо выспаться. Откинув кресло назад, и подложив под голову специальную подушку, я прикрыл глаза и заснул.

Разбудил меня толчок локтем под ребра.

— А? — Открыл я глаза, недоуменно посмотрев на человека в соседнем кресле. Потом до меня дошло. В самолете кричали. Слышалась ругань и детский плач. Кажется, я все пропустил.

— Заткнулись все! — Орали на нас люди с оружием в руках, что видно захватили самолет. — Кто пикнет, получит пулю. Молчать, собаки!

— Кто вы? Чего вам надо? — Жалобно вскрикнул мужичок через два ряда от меня, поднявшись из кресла и попытавшись оттолкнуть бандита своим пузом. — Вы не имеете права! Я директор целлюлозно-бумажного завода. У меня связи!

Террорист что предупреждал молчать, повернулся в его сторону, направил автомат ему в грудь и несколько раз выстрелил. Люди в салоне еще пытались осознать, что произошло, а человек был уже мертв.

— Нам всем конец. Мы все мертвы, — зашептал рядом со мной сосед по креслу. По его лбу тек пот и сам он выглядел нездоровым.

— Что? — Спросил я его одними губами, старясь не повышать голос и не привлекать внимания.

— Значки что приколоты к их одежде. Трактор на фоне поля пшеницы. Они из партии охранителей. Бомбисты.

Я присвистнул. Одно дело читать о них в газетах, другое — встретиться лицом к лицу. Я возблагодарил бога что переоделся и отправился домой в гражданской одежде, а то бы меня застрелили, пока я спал. Щита на мне не было.

Я начал прикидывать, что мне делать. Сильных кудесников среди них быть не могло, они такими глупостями как захват самолета не занимаются. Но и дураками их считать не стоит. Кудесники среди них есть, не может не быть. Так. А что я могу? Я начал перебирать свои возможности. «Воздушная пуля»? Так себе вариант. Можно и борт самолета пробить, а мы на большой высоте и летать я не умею. Что еще? «Белый огонь»? Не лучше «воздушной пули». «Сон»? А удастся ли их всех усыпить формой второй ступени?

Тем временем худшие подозрения моего соседа по креслу начали сбываться, и террористы начали расставлять по салону самодельные бомбы. Похоже, они, правда, хотят взорвать самолет. Только вот как они спасутся? На смертников эти люди не похожи. Скорее наемники, что нацепили значки партии охранителей.

Нужно решать сейчас, потом может быть поздно. Мне не оставили выбора.

— «Сон», — прошептал я, вкладывая всего себя в эту форму и помогая себе волей, усиливая действия сна. Террористами я не ограничился и наслал сон на всех вокруг, даже пилотов. Надеюсь, мы летим в автоматическом режиме. Все же пилотов кто-то должен контролировать и если он заметит, как все вокруг засыпают, он может насторожиться и пристрелить их. Лучше так. Это наверняка.

Кажется, все получилось. Террористы попадали где стояли. Люди в креслах замолчали. Дети больше не плачут. Весь салон самолета заснул. Я расстегнул ремень безопасности и встал, выходя в проход. Переступил труп директора завода и пошел в сторону кабины пилотов, когда услышал позади себя шуршание. Я резко обернулся.

С кресла в центральном ряде встал худой человек. Короткий ежик черных волос на голове. Узкое лицо. Глубоко впалые глаза и безвольная челюсть, прикрытая козлиной бородкой. Он смотрел прямо на меня и кривил губы.

Выйдя в проход между кресел, он начал покачиваться на пятках и рассматривать меня как диковинку. Через двадцать секунд, которые мы провели в молчании, он заговорил.

— На этом рейсе не должны были лететь кудесники. Похоже, информатор, которому мы платим, нам соврал.

Я пожал плечами.

— Третья ступень, да? — Спросил он меня.

Я снова пожал плечами.

— Не хочешь говорить?

Да. Говорить не хотелось. На свою ступень я если и тянул, то только на земле. Какой толк мне от огромного дерева в небе? Да и вырастит ли оно без почвы? Сомневаюсь.

— И как будем решать нашу проблему?

Молчать дальше было нельзя. Хороших вариантов все равно не было, так что я позволил себе немного поерничать.

— Продолжаем полет. Я бужу пилотов. Садимся в аэропорту. Вы сдаетесь в руки милиции. Отсидите свой срок и на свободу с чистой совестью.

— Ха-ха-ха, — громко рассмеялся козлобородый, словно ему действительно было весело, и я рассказал ему смешную шутку.

Только теперь я уловил слабый запах гнили и разложения в воздухе. Ситуация из плохой стала ужасной. Он вдобавок еще и продался Энею, а значит, сдаваться, точно не будет. Да и еще и может обладать способностями за гранью моего понимания.

— Так не пойдет, — вытянул он перед собой руку и покачал указательным пальцем из стороны в сторону. — Еще варианты?

— Может, сам предложишь?

— Почему бы и нет? Я же должен попробовать? — Пожал он плечами. — Присоединяйся к нам. Поверь, ты не пожалеешь.

— Откажусь.

— Почему-то я в этом не сомневался, — зло улыбнулся он. — Сколько тебе лет? Не больше восемнадцати, так? А ты уже достиг третьей ступени. Мне же тридцать четыре года. Я находился на второй ступени больше двадцати лет. В моем собственном роду меня презирали и помыкали. Считали неудачником. Они что, думали, я положу всю свою жизнь на тренировки и ради чего? Силы. Ха. У нас и так все есть. Богатство, власть, дом на черноморском побережье, вилла в Испании, своя яхта в порту Сочи. Зачем мне менять это на иллюзорную возможность стать сильней? Просто из-за желания главы рода? Плюнуть и растереть. Я никогда не рвался за силой, но потом пришла эта чертова война и меня призвали на китайский фронт. Ты там не был, мальчишка. Ты не знаешь, какого это дрожать, прячась в окопе, не в силах защитить себя от ужасающей силы китайских волшебников, что по воздуху тянут из тебя кровь, а ты не можешь даже пошевелить и пальцем. Я тогда выжил. Меня вернули с того света и СНОВА отправили на фронт. Тогда-то ко мне и подошел эмиссар. Он пообещал, что я стану сильнее и больше не буду бояться, и он выполнил обещание. Теперь другим стоит бояться меня. А мне и нужно-то было всего лишь выполнить несколько его мелких поручений. Зачем тратить годы жизни, чтобы взять новую ступень? Это задание, уже десятое. Как только я взорву этот чертов самолет вместе с его пассажирами, мне обещали усилить червя, и тогда... Четвертая ступень, парень. Понимаешь?

— Ты драный трус.

— ЧТО? — Завопил он, покраснев лицом и весь напружинившись.

— Ты трус. Ты сам сказал, что прятался в окопе, пока твои товарищи рядом умирали. Ты должен был встать, взять автомат и стрелять во врага, но нет, ты драный трус, что забился в какую-то нору и дрожал там, умоляя китайцев пощадить тебя.

— Ах ты, сука!

Он атаковал первым. У меня не было никакого плана. Я просто вспомнил, как сам воевал, и меня обуяла злость на этого червяка, что нашел оправдание для своего предательства.

И почему мои враги так любят молнии? Сорвавшийся с его руки заряд уперся в мой щит, но в отличие от прошлого себя, я стал сильней и подкрепил щит волей и он устоял, хотя я уверен, что против меня применили форму третьей ступени, но какая-то она хиленькая. Ни какого сравнения с моим «лесом».

— Умри! — Выкрикнул этот дурак, удвоив усилия. — Да умри же ты!

Все снова повторяется. В руке у меня разгорелось зеленое пламя «Тени Ра» и козлобородый взбледнул, видимо почувствовав как дуновение потустороннего огня, высасывает из него силы.

— Как? КАК? — Выпучив глаза, спрашивал он с пеной у рта. Молния толщиной с руку, которую он в меня посылал, пропала и с его ладошек брызгали безобидные искры. Он весь пропотел и ловил ртом воздухом, упав на колени и полностью обессилив в отличие от меня.

Я направил на него руку и волей пережал ему горло. Он схватился за шею и попытался разжать невидимые пальцы, но я приложил чуть больше усилий и просто свернул ему шею, дернув своей ладошкой. Он завалился назад и издох. Я потушил зеленое пламя и прислушался к себе. На этот раз я потратил минимум сил и средоточие почти полное. Сила человека продавшегося полубогу червей меня не впечатлила.

Интуиция нашептывала мне, что все не так просто, и я продолжал стоять рядом с его трупом, не сводя напряженного взгляда с его тела, и в итоге я был награжден. Рубашка в районе его груди шевельнулась. Снова применив волю, я просто разорвал ее у него на груди и с отвращением наблюдал как из его тела, а точнее из сердца, прогрызая себе путь наружу, выползает небольшой червь. Ему не понравилось, что его заметили, и он попытался от меня убежать, проявив признаки разума. С прытью, которой не ожидаешь от червя он пополз в сторону ближайшего спящего человека в кресле. Хотелось знать, зачем ему это, но я не позволил себе стоять и ничего не делать. Воля хоть и ослабла, но ее было достаточно для уничтожения червя. Подхватив его телекинезом, я приманил его к себе и подвесил напротив своих глаз. Он извивался, пытался вырваться из невидимого кокона, но не мог. Толщиной с большой палец руки. В длину с ладонь, белесый, с желтыми потеками чего-то желтого напоминающего гной по всему его телу и с пастью, в которой можно было заметить острые зубки, на которых еще не высохла кровь козлинбородого. Омерзительная тварь, которую пускают не просто в свое тело, а в сердце.

Я заглянул в развороченную грудь этого труса и с искаженным от омерзения лицом рассмотрел то, что осталось от его сердца. Оно все было в дырах. Изъеденных червем ходах для себя. На собрании боярской думы сказали, что червя можно извлечь... не знаю. Мне кажется это сомнительным.

Червя я сжег.

— Надеюсь, ты чувствуешь это, Эней, — сказал я вслух и сразу пожалел об этом. Он услышал. Самолет тряхнуло, словно мы попали в воздушную яму, с верхних полок попадал багаж, свет мигнул, а воздух вокруг наполнился запахами гнили и кислятины, приправленной злостью.

Больше я так не шутил с его именем и произносил его только про себя. Потушил пожар вызванный попаданием части молний в пластмассу, что почернела и расплавилась лужами вокруг меня. Ну а дальше, я начал лечить спящих людей, что пострадали от силы козлбородого, и от багажа, свалившегося им на головы. Потом разбудил пилотов, подлечив их на всякий случай. Не дай бог сердце прихватит. Те связались с диспетчером, и мы продолжили полет в Тобольск, куда и летели изначально. Совместно мы решили что я разбужу всех остальных лишь после того как мы приземлимся, а террористов заберет милиция. Тело козлобородого я немного осквернил и выжег ему грудную клетку вместе с сердцем. Проблемы и допросы Церкви мне не нужны. Пусть все думают, что он был обычным кудесником поддерживающим партию охранителей, а не продавшимся полубогу трусом. Я, во всяком случае, буду напирать на то, что ничего странного не произошло, и это был обычный бой между кудесниками. Камер видеонаблюдения в салоне самолета нет, свидетели спали, так что...

По итогу мне пришлось торчать в Тобольске лишний день. Постоянно таскали на допросы, уточняли детали дела, а потом отпустили. Против меня у них ничего не было, хоть в дело и вмешалась Церковь. Выжженная грудина у кудесника добавила ко мне вопросов, но я объяснил это тем, что против молний использовал огонь. На вранье поймать меня не получилось и на следующий день я улетел в Сибирск на вертолете. Четыре часа лета и вот я почти дома, но первым делом мне нужно навестить свой батальон и отчитаться Афону Налбату, повышенному в звании. Получить новые приказы, а потом можно и навестить ферму. Встретиться с Алисой и Юлианой. Может, кто и из друзей вернулся. Тот же Михаил Жук. Скучаю по нему. Вот кому я могу доверять. И конечно шарик, этот мохнатый демоненок. Хочу домой.

* * *

— Почему его не задержали до моего приезда?! — Рычал на следователя по особо важным делам инок Олег, размахивая перед его носом крестом, что он до того соврал с шеи следователя, упрекая его в том что тот продался злым силам. Два рясофорных послушника что были приставлены к иноку игуменом храма Аввакума Пророка не смогли сдержать буйный нрав бешенного отца Олега и тот совершил глупость, оскорбив своими действиями следователя прокуратуры майора Василия Московитого, кудесника третьей ступени и члена рода Московитых.

— Ты что возомнили себе, поп?! На голову упал? Кто позволил тебе врываться в мой кабинет? Собака плешивая, — он размахнулся и ударил по щеке отца Олега открытой ладошкой. Тот этого не ожидал и пропустил удар. Завязалась самая настоящая драка без применения способностей.

Со всей прокуратуры сбежались люди, и монаха с майором насилу удалось разнять. Дело дошло до чинов, что стоят выше и те потребовали от Церкви держать отца Олега подальше и на привязи, иначе они не посмотрят на его сан и посадят его в тюрьму за нападение и оскорбление действием офицера.

О Семене все временно забыли. Руководство армии отметило молодого кудесника медалью «За спасение жизни», а Церковь затаила злобу и добавила новую страничку в дело боярина Семена Смирнова.

Глава 10

Одна из беднейших стран мира. Джунгли республики Конго. Тропический лес. Близ озера Маньяра.

Под ногами группы из десяти человек лежала красная земля. Такой цвет обусловлен большим содержанием железа в почве. Все из-за обильных дождей в этой стране. Они вымывают из земли все легкие минералы и оставляют после себя только самые тяжелые — окиси железа, алюминий и кремний. Казалось что это не планета Земля, а Марс, с его красной почвой. Несмотря на странный для жителя Российской Империи цвет земли, тропический лес жил. Вечнозеленые деревья покрывали большую часть страны. Стоит ступить одной ногой за границу поселения, и ты в гуще джунглей, где проживают три вида великих обезьян, лесные слоны, антилопы, львы, жирафы, и многие другие животные, которых больше не найти ни в одной точке мира.

Растительность леса настолько густая, что пройти в некоторые места просто невозможно и земля там никогда не видит солнца.

Группа что шла на разведку по поручению главы деревни, прошла мимо свежей вырубки. Кто-то уничтожил несколько гектаров тикового леса. Тик — одна из причин, почему все леса Конго в опасности. Очень ценная древесина, которую охотно покупают западные корпорации. Вторая причина — серое золото или колтан. Это минерал, который добывают все жители деревень в округе. Все, значит и женщины и старики и дети. Американцы скупают его за тысячу долларов за килограмм. Огромные деньги для жителя Конго. Из-за серого же золота, в Конго постоянно идет война. Повстанцы, наемники крупных корпораций со всего мира, мнимые миротворцы, все они борются за лучшие месторождения колтана, охраняя их, и отпугивая чужих от своих делянок.

Правительство Конго слезно просило помощи у мирового сообщества, но никому нет дела до этой страны, пока колтан стабильно появляется на мировых рынках. Из-за этого минерала уже пролиты реки крови и конца и краю этому нет.

Так было раньше. Но после того как в мир пришел полубог червей, Эней, все стало еще хуже. Если раньше этой стране хоть как-то помогали, присылая продовольствие, медикаменты и чистую воду, которой здесь нехватка, то сейчас о них все забыли. Правительству Конго пришлось самостоятельно изыскать все возможности, чтобы сдержать натиск заразы, что наводнила их леса. Все оружие, что было у них на складах, раздали в деревни и города. Мужчины взяли на себя ту роль, что уготована им природой. Защищать свой дом и свои семьи.

Группа продолжала свой поиск. В лесу потерялось несколько детей. Они уже считались почти взрослыми и знали округу как свои пять пальцев. Их пропажа плохой знак. Это может означать, что рядом проснулось зло, о котором говорит шаман и его старший ученик, и их задача, найти его и уничтожить.

Группа шла по следу, который видел только старый шаман, что, как и их предки, вышел на охоту только в набедренной повязке. Он был уже стар, но двигался быстро, сохраняя в высохшем на солнце теле силу взрослого мужчины. Его ученик шел следом. Остальная группа, вооруженная автоматами Калашникова, цепочкой двигалась за ними.

Шаман поднял руку и они сошли с тропы, по которой шли и вышли к небольшому ручейку, что бил маленьким фонтаном прямо из-под корней дерева. Остановились на привал. Набрали во фляги свежей ключевой водицы, и вдоволь напились.

— Мы близко, — предупредил группу шаман. — Лукас, — обратился он к своему ученику. — Ты знаешь, что делать в том случае если я не справлюсь. Не подведи.

Конго когда-то была колонией Франции. Из-за этого большинство населения страны христиане, говорящие на французском языке и дарующие своим детям вполне европейские имена.

— Но, учитель, — попробовал возразить Лукас. — Я-я-я... — Начал он заикаться.

— Не спорь. Я чувствую, время пришло.

Ученик поник головой и сказал.

— Я понял, учитель. Если это именно тот день, я не подведу вас.

Группа снова двинулась в путь. С деревьев, наблюдая за ними, следили шимпанзе, что не перекрикивались между собой как обычно, а молчали, тревожно следя за людьми своими добрыми чернымиглазами. Чем глубже группа заходила в лес, тем меньше животных встречалось на их пути. Не пели птицы, не рычали львы, деля территорию. Все словно вымерло. Мертвая тишина.

Проводник был уже не нужен. Все они почуяли вонь разложения. Теперь сомнений нет. Дети зашли, куда не следовало. Они помолятся за их души, когда вернутся домой с победой.

— Зерно гнили, — прошептал одними губами шаман, когда они вышли на открытый участок земли. В центре поляны, мерзкой жизнью кишела идеально ровная яма диаметром пять метров. Она было переполнена гниющими трупами животных и людей. По ним, поедая их, ползали черви и жуки. Мухи откладывали свои яйца. Насекомые издавали жужжащий звук, такой неприятный и в то же время отталкивающий. Намекающий на то, что здесь опасно.

Вонь шла именно отсюда, распространяясь по всему лесу. Она порождала болезни и смерть.

— Учитель. Кто-то должен был зародить зерно и подпитывать его, — тревожно оглядываясь, заметил Лукас.

Старый шаман не ответил. Он пристально вгляделся в жуткую яму и сказал.

— Я вижу тебя. Выходи.

Первую секунду ничего не происходило, а потом гниль в яме встопорщилась. Из под завалов тухлятины выбирался маленький чернокожий как и все население Конго, человечек. Его рост составлял всего полтора метра. Таких как он называют лесными людьми или пигмеями. Они собиратели и частично торговцы, мало контактирующие с другими жителями страны.

Шаман перешел на вымерший язык мбенга, который знал только его ученик и он сам.

Вооруженные старыми автоматами Калашникова люди, которых послал с шаманом глава деревни, недвусмысленно направили оружие на пигмея.

— Ты изгнанник из племени? Я вижу на твоей коже знаки, говорящие мне, что ты был учеником шамана.

Пигмей, что выбрался из ямы, не обращал внимания на свой внешний вид и запах что стоял вокруг. По нему ползали черви и жуки. На голове было жуткое месиво из кишок, застрявших в волосах, но он продолжал молчать, пристально рассматривая шамана и только его.

— Зачем ты принес зло в наши леса? — Еще раз спросил старый шаман, повысив голос. — Ты же должен беречь лес! Так завещали нам предки! Что ты наделал?!

Пигмей не ответил. Он свистнул, и поверхность ямы пошла волнами. Из ее глубин стали выползать огромные черви.

— Огонь! — Выкрикнул один из охотников сопровождающих шамана с учеником и люди стали стрелять.

Шаман вскинул посох, что держал в руке и защитил людей от первого удара прыгнувших со дна ямы пятиметровых в длину червей, что ударились об невидимую преграду и отлетели в сторону. Пигмею это не понравилось, и он направил на шамана свой палец, с которого слетела тягучая капля желтой слизи. Пролетев расстояние между ними, она столкнулась со щитом, и тот пошел волнами, а потом пропал. Огромные белые черви снова бросились на людей за спиной шамана. Пули из оружия выбивали из червей целые куски плоти, оставляя в их телах кровоточащие дыры, но черви только впадали в бешенство и не спешили умирать. На выручку к людям пришел ученик шамана. Он не носил посоха, но его удар был силен. Нагнувшись, он хлопнул ладонью по земле, и из нее полезло множество каменных копий, что пробили шкуру сразу двух червей. Они повисли на копьях и извивались в судорогах и агонии, обильно орошая землю под собой кровью и кишками. К сожалению, Лукас не уследил за спиной и двух человек из их группы не стало. Червей было слишком много, и они сумели убить людей, несмотря на ожесточенное сопротивление последних. Их тела скрылись в пасти этих прожорливых чудовищ, а их страшные крики затихли только в утробе тварей.

Битва тем временем продолжалась. Шаман направил посох в пигмея и ударил по нему сорвавшейся с его конца струей белого огня, но пигмей казалось, этого и не заметил. Яма за его спиной взбурлила и выбросила навстречу шаману волну жидкой тухлятины, что с шипением приняла на себя удар пламени, растворив его и сотворив зловонное туманное облако на его месте. Шаман сделал вздох и закашлялся, на глазах начав покрываться огромными кровоточащими чирьями.

— Ха-ха-ха, — впервые за бой рассмеялся лесной человечек, показав белые, заточенные в форме треугольника, как у акулы передние зубы, на фоне черного как смола лица.

Шаман понял что проиграл. Черви добивали последних защитников деревни, несмотря на помощь его ученика.

— Лукас, — позвал он его и снова закашлялся, выплюнув в ладошку горсть выпавших изо рта зубов, смешанных с кровью и слюной.

— УЧИТЕЛЬ! — Закричал испуганный ученик, когда заметил, что с тем происходит.

— Ты знаешь что делать, — сказал ему шаман, проталкивая слова через горло. — Быстрее, Лукас. Я слабею.

Он и, правда почти не стоял на ногах, и только посох, который он упер в землю, позволял ему ровно стоять и не падать.

Ученик, которому еще в начале их пути старый шаман передал заговоренный с вечера нож, снял его с пояса и размотал с него тряпку, прикрывающую рисунки кровью по стали обычного столового ножа, а потом, он со слезами на глазах вонзил его в спину учителю. Это была жертва. Старое волшебство шаманов Конго.

Прежде чем умереть, многолетний, живущий уже вторую сотню лет шаман успел передать своему ученику последнее слово, попросив его позаботиться о своей семье и дочери, которая как он надеется, станет хорошей женой Лукасу. А потом он умер, испустив из себя сонм света, что разошелся волной на километры вокруг. Черви, зерно гнили, пигмей, все сгорело в очищающем пламени, и только его ученик остался жив и стоял на коленях, перебирая прах учителя.

Как того и хотел старый шаман, его тело превратилось в пепел, удобрив землю и зародив на месте его смерти новое дерево. Слабый зеленый росток уже проклюнулся из золы и потянулся своими листиками к солнцу.

* * *

Диверсанты. Старые катакомбы под Францией времен войны с Англией.

— Неприятно, — поморщился Маттео.

Подземные катакомбы — это свой мир. Мир эха и тьмы. Не каждый способен выдержать груз камня над головой, готовый в любой момент обрушиться на эту самую голову. А еще крысы, полчища крыс в полузатопленных тоннелях по которым приходилось идти, пробираясь во многом на ощупь, так как включать свет фонарей встроенных в каски лидер их группы запретил. Только он шел, используя слабый рассеянный свет, а остальные шли следом за ним, дыша в затылок друг другу и периодически давя крыс, что лезли под ноги и постоянно мерзко пищали, цепляясь за штаны и пытаясь заползти по ним вверх.

О том, что еще кроме крыс они давят, бредя в темноте по колено в тухлой воде, все старались не думать.

Один из членов команды диверсантов запел, перемежая слова пьяной икотой.

— Ик. Моя прекрасная маркиза и ждут меня в порту Испанки, и не увидимся мы вновь. Ик.

— Командир. Может, уже оставим его здесь? Зачем он нам?

— Ты у нас кто? — Спросил у Маттео главный диверсант. — Может, я не знаю и тебя прислал Рим, охарактеризовав как одного из лучших их экзорцистов?

Маттео продолжал упираться и стоять на своем.

— Ты же видишь, Риккардо. Он постоянно пьян. Какой нам от него прок?

— Прок? — Задумчиво повторил Риккардо. — Мы слабые волшебники, Маттео. Без настоящего экзорциста, нам задание не выполнить. А то, что Маурицио пьет... так не нам его судить. Он похоронил всю родню. Жену. Дочь. Ты бы тоже запил, если бы вонючие сектанты не в силах достать тебя, отомстили твоей семье, пока ты мотался по миру и спасал его.

— Оставь его, Маттео, — мягко положила ему руку на плечо единственная девушка в команде диверсантов. Их штатный лекарь и целитель душ — Кьяра. — Он сильный экзорцист и пара бутылок виски ничего не изменит. Поверь, я знаю.

— Ладно, ладно, — проворчал Маттео, сдаваясь под их напором.

— Привал, — дал команду командир и они остановились. Он разрешил включить больше света и вся команда за исключением пьяного Маурицио, это сделала, осветив безрадостный вид на старые, осыпающиеся кирпичные стены, через которые пробили корни деревья, и теперь эти корни свисают с потолка и стен, словно щупальца ночных тварей. Крысы испугались яркого света и разбежались, но здесь и без них хватало живности, не нуждающейся в свете. Сороконожки, белые букашки, червецы, хрущи, пауки, слепышы. Бр-р-р.

— Как думаете, этот поганый полубог может наблюдать за нами их глазами?

— Не мели чушь. Если бы это было так, нас бы давно поймали. И ни в коем случае не произноси его ИМЯ!

— Да помню, я, Риккардо. Не маленький. Чего голос повышаешь?

— Ты сам меня вынуждаешь. Весь день жалуешься то на воду что попала в ботинки, то на...

Маурицио, на которого никто не обращал внимания, неожиданно приложил свою ладошку ко лбу Маттео и пустил по ней белоснежный, не режущий глаз свет.

— Ик. Все хорошо. Это не он. Мрачные стены были когда-то зачарованы, ик, и он словил что-то нехорошее, что путало его мысли. Ик.

— Ты как, Маурицио, пришел в себя? — Спросил его командир.

— Со мной все в порядке. Люблю вас.

Экзорцист в своей черной сутане римско-католической церкви и белым воротничком, закрепленным на шее, улыбался, блаженно прикрыв глаза. Он был не похож на типичного экзорциста. Никакого сурового выражения лица. Светлые волосы, много раз переломанный нос, от чего тот принял странную форму, вечная улыбка на лице и светлые глаза, создавали образ этакого растяпы, а не опытного, боевого монаха католика, как его описал Рим, когда рекомендовал включить в состав одной из групп диверсантов заброшенных во Францию.

Маттео, которому существенно полегчало, больше не злился ни на экзорциста, ни на командира. Он снова стал самим собой. Навеянное — ушло.

— Как думаете, в этой необъявленной войне мы побеждаем или нет? Я все понять не могу? — Спросил он у команды, с благодарностью приняв из рук Кьяры кусочек горького шоколада, которым она всех угостила.

— Франция потеряна, — мрачно заметил Риккардо, пережевывая квадратной челюстью свой кусочек шоколада. — Иначе бы мы не десантировались под покровом ночи на парашютах, не ныряли бы в новую канализацию, попадая через нее в старые катакомбы, и не ходили бы этими путями уже третий день подряд, подбираясь к нашей цели, пытаясь оставаться не замеченными и боясь показать нос на поверхности.

— А в целом? Не про Францию речь, — уточнил Маттео.

Риккардо пожал своими могучими плечами.

— Русские держатся. Немцы, Австрийцы, Американцы. В целом пятьдесят на пятьдесят, но из сильных держав, по-настоящему пострадала только Франция и наша Испания, так как мы граничим с лягушатниками, и-и-и... потому что наш король дурак, — припечатал он зло. — К счастью, основной удар полубог червей нанес по разрозненной Африке. Сейчас туда стягиваются силы всех великих держав. ООН, наконец, действует, а не сопли жует.

— Думаешь, справимся с ним? Сможем победить напасть?

— Думаю, да. Сможем. Только не знаю, сколько времени это займет и сколько еще могил нам придется копать. Ты же видел город наверху? Половина жителей уже мертва, а другая, пошла в услужение к этому демоническому владыке, не желая гнить изнутри и смотреть, как гниют их дети, — горько заметил Риккардо, насупив брови и с хрустом раскусив последний кусочек шоколада.

Маурицио который казалось их не слушал, перекрестился, отпуская грехи заблудшим душам.

— Так. Кьяра, Прибор у тебя? — Спросил командир у девушки.

Молодая женщина, молча, достала спецоборудование. Водостойкий и противоударный планшет, на котором можно было просмотреть маршрут который они прошли за эти дни.

Карту катакомб для них восстановили по обрывкам информации и старым записям.

— Мы здесь, — показала она на мигающую красную точку на карте. — Если прибор не врет, то нам осталось пройти четыре километра почти по прямой дороге, и мы окажемся под поселком, в котором живут близкие к полубогу червей волшебники со всего мира, что приняли его предложение и пустили жить в себя червя.

— Не в себя, а в сердце, — поправил ее открывший глаза, Маурицио. Он, кажется, немного протрезвел. — Они приняли червя в сердце. Таким образом, усиливают способности волшебников. Обычным людям подселяют желудочного червя, что питается тем, что они едят, из-за чего они вынуждены постоянно искать, что съесть, иначе он начнет пожирать их изнутри. А сильным мужчинам помимо желудочного червя подселяют еще и костного, что усиливает их скелет и мышечные волокна. Мы выяснили, что это этап подготовки низших чинов армии полубога. Так называемая трансформация червя. Обычно ей подвергают волшебников, но и обычных людей тоже можно изменить, но на это потребуется время, сила и ресурсы.

Обсудив еще раз детали предстоящей операции, диверсанты выдвинулись в путь.

* * *

С моего приезда прошло две недели.

Я проснулся от удушья. В Сибирь пришла настоящая весна, словно мы живем на юге или в средней полосе. Май. Хотя пора бы уже. Холода я люблю в меру.

Окна открыты настежь, а все равно жарко. Да еще и это, посмотрел я на тех, кто на мне лежал. Алиса, закинула она на меня руку и ногу, по-хозяйски обняв и положив голову мне на грудь. Она сладко спала. Юлиана, что ворочалась всю ночь и сейчас дремала поперек кровати, уперев свои коленки мне в ребра и периодически толкаясь. И шарик. Мой пес не спал, а поглядывал на меня одним глазом, дожидаясь, когда я проснусь и поведу его гулять. Он прижал своим огромным телом всю нижнюю часть моего тела.

Встав с кровати, постаравшись не разбудить моих девочек, я повел пса гулять. Он завилял хвостом и начал тереться о мои ноги головой. Хотя зачем ему я? Гуляем то мы без ошейника, да и на улицу он может выйти через специальную дверку. Мой шарик просто хотел внимания. Скучал, бедняга. Замучили его здесь. Помню, как он радовался, когда я первый раз появился на ферме, дал мне Налбат выходной перед началом службы. Тогда я заметил на шарике косички с вплетенными в его шерсть бусинками и цветными резинками для волос. Замучила его Юлиана.

— Сейчас, сейчас, — шепнул я ему, взяв из своего кабинета книгу, и вышел вслед за шариком, что тянул меня на улицу.

По всему моему рабочему столу были раскиданы учебники и листы с записями. Высшая математика, геометрия. Наука о числах и вероятностях. Сиротливо с края стола лежал штангенциркуль и логарифмическая линейка. Я не забыл о своих планах. Ритуал лорда Маркуса был почти переделан, и мне осталось только найти какое-нибудь призрачное существо и испытать новый ритуал на нем. Откуда начать поиски я знал. Больница, в которой служит Алиса в Сибирске. Среди неизлечимо больных могут найтись и те, кто мне нужен, так что я планировал заглянуть туда и под видом помощи просканировать всех больных. Хотя и помощь я, конечно, окажу, если это будет мне по силам.

Несмотря на раннее утро, многие в моем поселке, что образовался на ферме, не спали. Кто-то спешил в коровник, на утреннюю дойку. Кто-то, как и я вышел на улицу гулять с домашними питомцами. Даже подружка Юлианы — мелкая козявка Настя, не спала, а выгуливала своего ручного петуха. Я улыбнулся. Смотрелось это мило. Она обвязала веревочку вокруг его туловища и водила петуха вокруг дома, кидая перед ним семечки и кусочки переспелого желтого помидора. Я помахал ей рукой и пошел дальше.

Сегодня у меня очередной выходной и я планировал хорошо отдохнуть. Замотался выполнять поручения Налбата и шастать с ротой по лесам, в поисках сбежавших туда кудесников, что пошли на сделку с Энеем или заброшенных хуторов, где люди заразились насылаемой полубогом и его эмиссарами заразой. Плохих мест в округе хватало.

Я отбросил эти мрачные мысли.

Но как же прекрасна Сибирь весной. Деревья проснулись и на березах распустились первые, еще маленькие листики. Солнышко робко выглянуло из-за горизонта и осветило землю. Пчелки вышли из спячки и летают, в поисках цветов, что уже распустили свои бутоны, а шарик тащит меня в лес.

Ферма сильно изменилась за то время, пока меня не было. Домов стало больше. Бетонных тропинок стало больше. Появилось несколько крупных магазинов, свой кинотеатр, аптека, торговый центр, медпункт. Все вокруг облагорожено, пострижено, везде порядок. У нас и своя школа есть. И связь. Вышка давно стоит. Как и телевидение и радио. Люди стали охотней переезжать к нам, только вот наш поселок итак уже переполнен. Куда девать новые руки не знаем. Приходится постоянно расширять производства. Строить новую лесопилку, увеличивать площадь теплиц и поголовье скота. Мох опять же. Нужна земля. Но ее не продают. Мы итак находимся посреди заповедника, ни пяди не хотят продать или сдать в аренду. Крохоборы.

— Гав! — Сорвался вперед шарик, побежав догонять бабочку, что посмела сесть ему на нос, а потом взлететь и улететь вперед.

Все заботы отошли на второй план. Ужасы войны начали забываться.

К сожалению, полностью забыть обо всем не получилось. Пришло множество похоронок. Наши люди, что отправились на фронт, умирали. Мы, конечно, помогли их семьям и полностью их поддержали, но детей и мужей им это не вернет. Только время поможет. Выяснил я, и что стало с моими верными друзьями-товарищами из дружины. Кто-то умер, а кто-то, как Михаил Жук продолжает нести службу. Не всех отправили тянуть лямку в Сибирск, а раскидали по всей Сибири, а она у нас большая. Да и выходных им не дают. Это я на особом положении, как командир и кудесник, а они просто солдаты. У них отпуск по расписанию и до него еще надо дожить.

Шарик остановился только когда добежал до озера, и я смог присесть на одну из скамеек в беседке что мы построили вдоль берега еще прошлым летом для отдыха людей и пикников с шашлыком. Открыв книгу, я погрузился в чтение и выпал из мира на полчаса, до тех пор, пока шарик не начал меня тормошить. Я покидал счастливому псу палку, а он, невзирая на холодную воду нырял в озеро и доставал ее. Цербер мой мелкий.

Нагулявшись, мы вернулись в окончательно проснувшийся поселок. Стучали молотки, горели костры на улице, это кто-то сжигал прошлогоднюю траву. Из домов на улицу выходили дети с яркими рюкзаками за спиной. Они собирались в школу по-серьезному, хоть и идти до нее всего несколько сотен метров. По зеленой травке, ощипывая ее, бегали гуси. Кто-то отпустил из огорода молодого козла и тот забрался на деревянный ящик и ощипывал своими губами нижнюю ветку яблони, на которой только появились первые листочки. Это заметил хозяин плодового дерева и побежал на козла с вилами в руках.

Со мной здоровались. Меня приглашали на свадьбы и дни рождения. Людям нравилось, как мы с Алисой устроили здесь жизнь. Все вокруг дышало счастьем и хорошим настроением. На лицах людей не было тревог или грусти.

Из-за того что поселок при ферме разросся до огромных размеров власть в Сибирске прислала сюда роту солдат на постоянной основе, что охраняет мои владения. С ними был и монах. Рясофорный послушник, что совал свой длинный нос всюду, куда не следовало, и постоянно расспрашивал людей обо мне. Он мне не нравился. Мне вообще не нравились монахи. Не сама Церковь или батюшка при ней, а именно монахи-кудесники. Предпочту держаться от них подальше.

Я подошел к дому. Мой проект, огромный кирпичный дом с посадочным гнездом — причальной мачтой для дирижабля, местом для вертолета и зенитными установками на углах крыши был построен и сдан. Сейчас мы живем здесь. С виду и не скажешь что этот дворец из красивого красного кирпича настоящая крепость. Белоснежные окна, мозаика что не портит вид, а только придает индивидуальности нашей крепости и стволы крупных орудий, установленных по всему периметру дома. Ну и конечно камеры видеонаблюдения. Весь поселок в камерах, замаскированных под скворечники, чтобы не портить вид. За безопасность я не беспокоюсь. За новыми людьми, появляющимися у нас, следят денно и нощно. Были неприятные инциденты, так что это вынужденная мера.

Конечно, я не забыл, что я кудесник и первым делом высадил несколько своих деревьев, но чтобы не затенять поселок, сделал это по его периметру. Мой «лес», теперь гоняет с опушки крупных диких зверей, что подбираются слишком близко. Медведей и волков, но за последними, если они появляются, сразу выдвигаются наши охотники. Волки очень опасны, особенно для детей, что любят погулять по лесу. Тем более весна. Всем хочется быть ближе к природе. Ходить на озеро, собирать гербарий и просто наполнять кормушки для птиц орешками.

И что касается моих деревьев. Вопрос — как мне удалось заставить их жить своей жизнью, выполняя мои поручения, пока меня самого нет рядом? Ответ — я не вся знаю о форме, что сам создал. Потихоньку, я нахожу все новые и новые грани этого заклинания. Так, я научился, отправлять ментальный посыл в дерево и оно учится и выполняет мои команды. Гоняет диких зверей. Более сложные команды давать невозможно или я просто этому еще не научился. Скажи я ему охранять поселок от чужаков, и как дерево определит, кто из людей чужак, а кто свой? Так что, несмотря на то, что форма третьей ступени стала еще лучше, полную силу «лес» может показать только когда я рядом.

На соседней улице я заметил Машу Слуцкую, что гуляла под руку с младшим лейтенантом. Вот уж кто удивил, так они оба. Сама Маша, что прижилась здесь и больше не рвалась мстить Гончаровым, что уничтожили ее семью в войне между родами. Она зажила простой жизнью. Дом, работа и любимый человек. Тот младший лейтенант, что шел с ней рядом, это тот парень, отправившийся воевать в одно время со мной и мечтавший стать офицером. Все еще посмеивались над ним, над его мечтами, а гляди? Он оказался героем. Был несколько раз награжден и дорос до младшего лейтенанта. И да, я называю его парнем, хотя ему уже девятнадцать лет. Он старше меня на четыре года, но я давно не чувствую себя мальчишкой. Детство прошло.

Маша заметила меня и за спиной кавалера показала мне язык. Я улыбнулся, и мои мысли скакнули на другую тему. Гончаровы. Несмотря на то, что я убил главу рода и его единственного наследника, сам род не зачах. Дальние родственники прибрали его к рукам. Все поделили и новый глава этого боярского рода взялся за старое. Ко мне он не лезет, справки не наводит, но бизнес с наркотиками продолжается. Бригады Гончаровых снова таскают из Китая синюю пыль, черный песок и другую дрянь. Мои золотодобытчики постоянно докладывали об этом Алисе, что оставалась за главную, пока я воевал вдали от дома. С этим нужно что-то делать. Легкие деньги туманят им разум. Идиоты.

— Папка вернулся! — Закричала встречающая меня у дверей Юлиана, прыгая мне на шею. — Ты где был? — С упреком спросила она.

— Да, вот, — опустил я глаза ниже, на пса.

Названная дочь спрыгнула с моей шеи и хотела обнять шарика, но не стала.

— Фу-у-у. Он весь грязный и сырой. И от него пахнет, — зажала она носик двумя пальчиками. — Мама тебя убьет.

Юлиана была права, и Алиса не пустила меня на кухню, отправив меня и шарика в ванную комнату.

— И где ты успел изваляться? — Риторически спросил я балдеющего пса, что стоял в ванне, пока я поливал его горячей водой и тер большой щеткой на деревянной ручке, вычесывая из его шерсти грязь.

Закончив с этим, я вытащил шарика из ванны и сам принял душ. Мы оба появились на кухне чистые и отдохнувшие.

— Ты рано сегодня встал, — сказала мне Алиса, обняв меня, когда я сел за стол и поставив передо мной тарелку с творогом залитым сметаной.

— Душно было. Да и сны не давали покоя. Воспоминания. Сама понимаешь.

Она кивнула.

— Ну, так что? У тебя выходной. Отправишься, сегодня со мной в больницу, как обещал? Ты же смог излечить несколько человек, когда был на фронте, может и здесь получится?

Рассказывать, зачем мне это я ей не стал. Все же все эти практики, вытягивание силы, попахивает чернотой и чем-то запретным. Пусть остается в неведении, тем более она очень радеет за пациентов. Сопереживает. Она у меня старшина военврач и глава собственного отделения больницы номер четыре в Сибирске.

— Конечно. У тебя же смена сегодня?

— Да.

— А я, мам? — Подпрыгнула на стуле Юлиана.

— А ты отправишься школу. То, что у тебя отменили первый урок, не значит, что можно прогуливать.

— Ну-у-у-у, — надулась она, с остервенением набросившись на свою порцию творога в тарелке.

Мой дирижабль реквизировали на военные нужды страны, и я даже не знал где он сейчас и в каком состоянии. Хорошо хоть у нас сохранился парк вертолетов, и можно было летать до Сибирска и обратно.

Проводив Юлиану в школу, мы отправились в город. Мы были не одни. Вертолеты у нас как маршрутки и летают из города и обратно в определенное время. Мы не стали вклиниваться в отлаженный процесс и забирать весь вертолет себе, а просто дождались десяти утра и улетели вместе с теми, кому нужно было в Сибирск по делам. Долго полет не продлился, тем более я был не один. Алиса, не смущаясь, требовала себя целовать, так что провели время с пользой. Не только шарик по мне соскучился. Другие парочки и пожилые люди только улыбались, наблюдая, как я осторожно целую в вишневые губы красавицу жену, обнимаю ее за осиную талию и крепко прижимаю к себе, вдыхая аромат ее волос.

Прежде чем идти в больницу мы прогулялись по городу. Тут тоже все цвело, и деревья выпустили первые листья. День был хорошим, и солнце нагрело землю и воздух. Ветер южный, теплый. Так что я оставил свою форму дома и шел по улице в гражданской одежде. В футболке с длинным рукавом и в штанах. А Алиса на службе. Так что на ней зеленая форма, но как я заметил перешитая. Более приталенная. Она так и притягивала взгляды мужчин, что шли по улице и даже иногда оборачивались, провожая попу моей женушки взглядом. Мне было это неприятно, и я крепче сжимал ее ладошку в своей руке.

Я кое-что подметил и сказал ей.

— Что-то беспризорников на улице больше чем обычно.

Алиса огляделась.

— Да. С едой было туго какое-то время. Зима. И-и-и... Ну.

Я кивнул.

— В прошлое мое посещение города, еще до войны, их было не меньше. Думаю это вина наместника Сибирска. Все просто списывают на войну, но это не так.

— Согласна. Мы кончено помогаем, спонсируем несколько детских домов и интернатов, кого-то ты знаешь, забрали себе, но всем мы помочь не в силах. А наместнику нет дела до беспризорышей.

Мы дошли до больницы и прошли проходную, где меня заставили надеть белый халат и противогаз. Меры защиты были похожи на мой подвал в армии. Единственное, здесь нас еще обработали каким-то пахучим составом с ног до головы. Тем временем Алиса ушла заниматься своими делами, а я обходил палаты вместе с медбратом, что мне помогал.

Больница была большая. Восемь этажей и шесть корпусов, соединенных между собой переходами. Она полностью была отведена под людей, что попали под выхлоп гнили. Они здесь умирали. Тела не хоронили, а сжигали. В подвале свой крематорий. Вокруг самой больницы зона отчуждения. Над ней словно повисло темное облако, и даже солнце не встает. Этот район все обходили стороной и старались не упоминать в разговоре. В мрачном месте работает Алиса и охрана из солдат на каждом этаже и повороте, что крепко сжимают в руках оружие, настроения не повышает. На окнах я заметил новые решетки. Я понимал, почему так. Нельзя дать болезням выйти из этих мрачных стен наружу.

Тут было как детское, так и взрослое отделение. Первым делом я попросил отвести меня к детям. О своих планах найти призрачного паразита я временно позабыл. Мне просто хотелось помочь им.

В детском отделении стены палат были окрашены в яркие цвета, а на потолке и стенах висели изображения пчел, медведей с ведрами полными меда, что убегали от пчел и других веселых картинок такой же тематики, но только стоит взглянуть на кровати, как все становится куда мрачнее. Как и во всей больнице, дети здесь не отдыхали, а болели страшными недугами. Большинство ребят уже были в таком состоянии, что не видели ничего перед собой. Они бредили, вскрикивали во сне и метались по кровати, не падая с нее только из-за того что привязаны. Межу кроватями ходили штатные медсестры и обычные врачи, не кудесники. Они кололи детям витамины, стараясь подстегнуть им иммунитет, и протирали ребятам лбы холодной тряпицей. Лечения от болезней насылаемых полубогом червей не нашли. Если в первый день заражения еще можно купировать болезнь обычной формой «лечение» или ударной дозой антибиотиков, то на второй день — все. Поезд ушел. Нет никаких чудо таблеток. Только сильным и опытным кудесникам иногда удается помочь этим людям, а остальные бессильны.

Я принялся за дело. Ходил от пациента к пациенту, стараясь абстрагироваться от чувств. От жалости и сострадания, что рождались в сердце и только мешали моей работе. В итоге я провел в больнице весь свой выходной. Отработал полную смену. Противно за себя, но я нашел призрачных паразитов и забрал их себе, спрятав в пространстве своего духа. Вырвал тварей с корнем, а потом помог тем маленьким пациентам, у которых я их забрал, наполнив их тела живительным изумрудным светом той части моей силы, что отвечала за жизнь. Меня радовало лишь, что я спас пять жизней. Четырех детей и одного взрослого. Их перевели в другую палату. За ними будут наблюдать и скорее всего меньше чем через неделю выпишут. Я видел, как заживают на них, казалось безнадежные повреждения внутри тел и мозгу, так что был уверен, что помог. Но на душе все равно было погано. Я поставил себе цель. Следующая форма третьей ступени, которую я создам, непременно будет связана с целительством. Не хочу больше смотреть в глаза умирающих детей.

Существа, которых я поглотил, были живы и пытались выбраться из моего духа. Это были не какие-то кусочки, а целые паразиты, что пробовали на прочность мою духовную оболочку, пытаясь сбежать из тюрьмы, которая медленно их пожирает. Их удары отражались болью по всему телу, но я старался не морщиться и не показывать Алисе, что со мной что-то не так. Я не собирался ждать того момента когда мой организм сам справится с ними. На это могут уйти месяцы, а то и годы. Нет. Сегодня же вечером я выну их из своего духа и проведу ритуал. Главное чтобы жена ничего не заметила. Помещение в подвале подготовлено. Геометрические фигуры и знаки выписаны мелом, заряженным моей силой с добавлением моей же крови. Все должно получиться.

Мы с Алисой шли по направлению к аэропорту. Говорить не хотелось. И она, и я были уставшими, как физически, так и морально, но все же я спросил ее кое о чем.

— А это кто? — Указал я кивком головы на группу людей, что копалась в земле, выкапывая яму на дороге. Ремонт что-ли или трубу прорвало?

Я заметил, что все они иностранцы. Негр, пара индусов и белый, но каким-то чувством я понял, что он англичанин. Я начал догадываться, что к чему.

— Военнопленные, — подтвердила мои мысли Алиса. — Их разослали во все города Российской Империи. Вон городовой неподалеку, наблюдает за ними, — показала она мне милиционера, которого я не заметил.

Мы прошли мимо.

Сев на вертолет, Алиса скрутилась калачиком на сидении и положила голову мне на колени, заснув, пока я гладил ее по волосам, пытаясь вновь забыть все ужасы этой войны, что снова навестили меня призраками после посещения больницы.

Глава 11

Время шло своим чередом. Кажется, я только вернулся в Сибирь, а на дворе уже лето.

В штабе батальона было душно. Капитану Налбату, к которому теперь нужно было обращаться комбат, накрутило хвост начальство, и он собрал всех командиров рот и песочил теперь нас, выговаривая за промах второй роты всем, а не только старшему лейтенанту Звягину.

— Идиот! — Нависал он над ним, мрачно давя его своим взглядом. — Я отдал тебе простой приказ — прочесать местность западнее города, а ты вместо этого разрешил солдатам искупаться в озере. Жарко, видишь ли!? Теперь у меня на руках куча трупов. Ты не мог сдохнуть вместе с ними, а?

От его крика я поморщился.

Приписывать все несчастья на полубога червей не правильно. В Сибири хватает и своих опасностей. А точнее тех угроз, что приходят из новых земель, как сейчас. Неизвестные твари перелетели к нам, как все предполагают, еще зимой, из Берингова моря, и залегли спать в озеро, а летом проснулись. Я поучаствовал в облаве на них и знаю, о чем говорю. Это были существа похожие на угрей, с карикатурными крылышками, торчащими из спин, но летали они здорово. На червей совсем не похожи. Эней тут не причем.

— Чего молчишь, Звягин? Погоны сорвать?

Сказать ему было нечего. Ему и так достанется. Идет расследование и скорее всего его снимут с должности командира роты и повезет если просто разжалуют в рядовые, а не сошлют в штрафной батальон или того хуже.

Тем временем мир не стоял на месте и новости что он нам приносил, были оптимистичными. Испания взяла контроль над страной и теперь на улицах Мадрида можно ходить не боясь наткнуться на распухший на солнце труп. Клику Энея здорово проредили и выловили всех его эмиссаров, нанеся ему серьезный удар. Российская Империя тоже не стояла в стороне и направила часть армии на африканский континент. Я молился богу, за то, что меня минула сия участь. Ангола, Мозамбик, Конго, ЮАР, наши воиска, как и воиска союзников били червивого полубога по всему земному шару.

— Семен, — обратился ко мне командир, и я перестал витать в своих мыслях. — Сегодня ты летишь сюда, — показал он мне место на карте. — Забросим твою роту с парашютами. Все вы имеете для этого нужную подготовку. Обратно вернетесь своим ходом.

Вглядевшись в карту, я быстро посчитал в уме и высказался вслух.

— Тут семь, восемь дней пути пешком до Сибирска.

— Ты чем-то недоволен? — Поднял бровь Налбат, пристально на меня посмотрев.

— Нет-нет, — не стал я и дальше раздражать и так злого командира.

В целом обстановка в Сибири была спокойной. Сектантов, что славили Энея давно не находили, как и зерен гнили или его эмиссаров. Наступило этакое затишье. Все чего-то ждали. Напряжение как перед грозой. Я не думал, что все так просто закончится. Не могло все быть так просто, тем более, не смотря на радостные реляции теле— и радиоведущих, все знали, что Франции уже не помочь. Вся страна превратилась в мертвый кусок земли, источающий по сторонам света болезненные миазмы. Соседние страны сосредоточились на границах с Францией и пытаются не дать распространиться мертвой земле дальше. Больше они разведчиков и воиска на проклятую землю не посылают. Те не возвращаются. Со спутников ничего не видно. Какая-то дымка, повисшая над этой страной, не дает рассмотреть, что там происходит. Больше шестидесяти миллионов человек просто пропало. Чем они там заняты, не знает никто, но добра от людей, что пошли на сделку с полубогом — не жди. Я жалел этих людей и презирал одновременно.

Собрание штаба закончилось, и мы пошли на выход. Я снова погрузился в свои мысли. Ритуал проведен успешно. Моя мутация, та стеклянная трехгранная пирамида, что летает вокруг моего средоточия, стала ощущаться по-иному. Она не стала больше, просто те ощущения, когда я к ней прислушиваюсь, изменились. Стали глубже. Пронзительнее. Уверен, все было не зря. Жаль, времени проверить на практике что поменялось, не было, и я пока оставался в неведении, относительно своих новых способностей в пространстве призраков. Увидит ли теперь меня Эней? Я очень надеялся, что нет.

При выходе из штаба меня придержали за локоть. Я оглянулся. Рядом стоял майор из комендатуры, не помню его имени. Это он помог мне тогда, отпустив солдат, что нажрались забродивших ягод винограда и не стояли на ногах.

— Товарищ, майор, — отдал я ему честь.

Фактически война закончилась, и мы все ждали, когда нас уже отпустят со службы. Все хотели мира. А Эней, как оказалось, не так страшен. Пусть с этим милиция и гвардия разбирается, а мы хотим жить прежней жизнью. Несмотря на это, порядок в армии поддерживался, и я как офицер был одним из гарантов порядка, не допуская фамильярности и держа себя и солдат в строгости.

— Старлей, — повторил за мной воинское приветствие майор, приложив руку к виску. — Отойдем? Есть разговор.

Я замялся. Мне нужно было спешить. Моя рота уже грузится в самолет.

— Ты мне должен, — напомнил майор, и я был вынужден отойти с ним в сторонку.

Приглядевшись к нему, я заметил изменения на его лице, вроде синяков под глазами и общего поникшего вида. Он попросил меня сделать так, чтобы нас не подслушали, и я волей создал барьер, что не дает выйти за него звукам.

— Мне нужна помощь, — сказал он, прямо посмотрев мне в глаза.

— Что случилось?

— История обычная сейчас, — нахмурился он, бросив несколько взглядов по сторонам. — У меня есть дочь. Кристина. Двенадцать лет. И она где-то заразилась этой заразой. Подхватила ту дрянь, что насылает на нас полубог червей. Мы отвезли ее в больницу, но было поздно. Обычные методы лечения не помогали и ее переправили в могильник, госпиталь номер четыре. Ты там был недавно. Я следил за тобой.

Я сдвинул брови, но кивнул, уже предполагая, что услышу сейчас нечто неприятное.

— Мамы у нас нет. Умерла. Авария. У дочери остался только я. Понимаешь?

— Продолжай, — велел я, все больше хмурясь.

Дрянь. Лишь бы это было не то, о чем я подумал.

— Она умирала. Врачи не пускают посетителей в четвертую больницу. Я узнавал все через друзей. У меня не было выбора.

Он еще долго мог ходить вокруг да около и я спросил напрямую.

— Что ты сделал? Говори.

— Я майор комендатуры. У меня есть допуск в камеры к задержанным, в том числе и к тем, кого подозревают в связях с НИМ, — сделал он ударение на последнем слове.

Худшие мои подозрения сбылись.

— Ты пошел на сделку?

— Да.

— И он помог?

— Дочь выжила. Ее выписали из больницы и сейчас она дома.

Я тяжко выдохнул и подобрался, готовый ко всему.

— Что ты хочешь от меня?

— Я не могу обратиться в Церковь. Они просто сожгут меня. Поверь, я знаю, как они поступают с такими как я.

— Почему ты думаешь, что я сам не сдам тебя им? Зачем мне рисковать своей свободой и помогать тебе? Я не хочу на Соловецкие острова.

— Вот за этим, — он достал телефон и показал мне больше десятка фотографий. На них были книги из библиотеки Смирновых.

— Откуда у тебя это?

— От друга. Он работает в канцелярии Императора. В Москве. Сами книги я тебе передать не могу, но фотографии их страниц, пожалуйста.

— А это не подделка? Сомневаюсь, что мои родственники забыли вывезти библиотеку, перед тем как сбежать из страны.

— Они не забыли, а просто не смогли. После смерти князя Смирнова и его наследника библиотека по договору между центральным банком и княжеской семьей Смирновых была перенесена в хранилище банка. Как только твоя мачеха, Людмила заняла место твоего деда, она попыталась вернуть книги, но это долгая процедура, а потом сам знаешь. Бегство из страны. Вычеркивание из бархатной книги.

— И в итоге книги оказались у Императора?

Майор кивнул.

— Канцелярия их прибрала. Все по закону. Но мой друг сделал фото каждой книги, каждой странички. Так что? Сдашь меня в Церковь или поможешь?

— Я не уверен, что тебе в принципе можно помочь, — покачал я головой.

Он замолчал, а потом сказал следующее.

— Я понял, о чем ты. Я не кудесник, а обычный человек. Мне в тело подселили не сердечного червя, а желудочного. Говорят его проще извлечь. Признаюсь, больше мне не к кому обратиться.

Я фыркнул.

— С этими книгами, что у тебя есть? Не смеши.

— Ты мой должник, а другие бояре — нет. Принесу я им книги и что? Они их заберут, а меня или прикопают или все же отдадут Церкви.

— Притянуто за уши, но ладно. Перешли мне все на телефон и удали у себя. У тебя же нет копий?

— Это не обязательно. Все здесь, — он передал мне карту памяти, которую вынул из своего телефона. — У друга тоже не осталось копий. Мы не хотим лишних проблем.

Я взял карту и проверил. Он не соврал. На ней были десятки тысяч фотографий библиотеки Смирновых.

— Еще раз предупреждаю, я таким не занимался и не могу дать тебе гарантий безопасности. Ты позаботился о дочери? Что она будет делать, если тебя не станет?

Майор почернел лицом.

— Да. Я все сделал.

— Хорошо. Десантировался с парашютом когда-нибудь? У меня приказ, если хочешь моей помощи, отправишься вместе со мной и моей ротой в лес. Там нас никто не побеспокоит, да и монахов рядом не будет.

Он решительно кивнул.

— Я готов.

— Тогда пошли.

На аэродроме ждали только меня. Военно-транспортный самолет ИЛ-76МД взял на борт всю роту. На данный момент это двести семь человек личного состава.

— Это кто? — Спросил меня мой заместитель в роте, лейтенант Стародуб, встречая меня у трапа.

— Полетит с нами, — ответил я, не вдаваясь в подробности. — Есть для него парашют?

— Найдем.

Мы вылетели. Полет до точки длился три часа. Самолет начал снижение до восьмисот метров над землей. Поступил сигнал к высадке. Второй и третий пилот вышли к нам и открыли сразу две боковые двери для десантирования.

Мы начали прыгать.

— Удачи, парни, — перекричали они ветер.

Я прыгнул последним, пожав руку пилотам.

Десантировались мы не на деревья, а в поле, так что высадка прошла хорошо. Никто не сел на ель. Командиры взводов быстро все организовали и мы собрались в одну кучку. Пересчитались, сложили парашюты и выдвинулись по маршруту патрулирования. Я связался через спутниковую связь с командиром Налбатом и доложил, что высадка прошла успешно. Он тоже пожелал нам удачи и велел выйти с ним на связь вечером. В двадцать два ноль ноль.

Весь день мы шли. Останавливались только два раза, организовав питание, и снова выдвигались в путь. Мне нравился наш темп. Шли хорошо. Мысли лишь омрачал майор, что шел рядом. Я кстати спросил его имя и фамилию. Звали его Кирилл Каренин. Хорошо, что он молчал. Я уже жалел, что согласился на его просьбу и теперь ел себя изнутри.

Первый день прошел без происшествий. Остановились когда начало темнеть, и стали разбивать лагерь рядом с ручьем. Это не первый наш выход в лес, так что понукать никого не надо. Все знали что делать. Палатки ставились. Лапник нарезался. Часовые выставлены. Костры для приготовления пищи разожгли. Все при деле.

Себе палатку я ставил самостоятельно. У майора ничего с собой не было, кроме парашюта, так что я собрался поселить его у себя, тем более так мне удобнее будет его осматривать, не привлекая внимания солдат еще больше.

Мы поужинали. Небо полностью потемнело. Костры будут поддерживаться часовыми всю ночь. Солдаты и офицеры отправились спать. Мы с майором заняли мою палатку. Первым делом я обезопасил себя от лишних ушей и взглядов, наложив на нас отвлекающие внимание формы. Заглушил звуки и только потом разрешил майору говорить.

— Можно, — кивнул я.

— Что нужно делать? — Спросил он.

Голос у него начал дрожать. До него все же дошло, как это опасно.

— Я же предупреждал, что ничего в этом не смыслю? Ложись на подстилку и на вот, — дал я ему свежую палку только сорванную мной с дерева. — Зажми зубами. Мне кажется, будет больно. Кричать не бойся, никто все равно не услышит. Палка нужна чтобы не сломать зубы и не откусить себеязык.

Он прилег и я сел рядом с ним.

Положив руку ему на живот, первым делом я пустил по его телу свою силу, не разделяя ее на потоки жизни, воды или земли. Он сразу же взвыл и начал дергаться, но я успел прочувствовать, что с ним происходит. Червь находился у него в желудке, и ему не понравилось, что его просканировали.

Я дал ему отдышаться и повторил процедуру. Он снова взвыл, но червь на этот раз еще больше осерчал. Он был не похож на того, что я уже видел. Этот червяк был не белым, а красным и все его тело было словно создано из пастей. Он начал пожирать майора изнутри. Похоже, понял, что его ждет и решил убить носителя. Умный.

— А-а-а-а, — взвыл Кирилл, неконтролируемо дергая конечностями. Пришлось прижать его к земле и продолжать изучать червя через призму силы. Тот уже почти съел стенки желудка, вызвав сильное кровотечение, но я этого не боялся. Лечение все исправит. Мне нужно как-то вынуть и уничтожить червя.

Время уходило сквозь пальцы.

— Черт! — Ругнулся я, сняв с пояса тактический нож. Лучше я ничего не придумал и просто разрезал этому дураку пошедшему на такое ради дочери — брюхо, запустив в него руку по локоть и ухватив поганого червяка ладонью. Я потянул его скользкое, все в крови тело на себя и вытащил, хотя он и цеплялся всеми пастями за то, что осталось от желудка майора. Так что я вынул его вместе с кишками. Майор был еще жив, как и червь. — Подыхай, — с мрачной радостью пустил я по руке «белый огонь», сжигая извивающуюся тварь, и только когда она полностью сгорела начал осматривать потерявшего сознание майора. Дело было плохо. Он умирал.

Я снова положил руки ему на живот и, отделяя от потока ту часть силы, что отвечала за жизнь, направлял ее в него. Раны начали заживать, но это еще не все. Червь оставил потомство. Личинки. Пришлось прерваться и выжигать их пламенем прямо внутри организма майора. Хорошо, что он потерял сознание от боли и не чувствует как я ползаю руками в его внутренностях.

Провозился я с ним до самого утра, но кажется спас. Он жив. Раны не видно. Так что я сполна отдал свой долг.

Следующие несколько дней майор выглядел больным. Офицеры посматривали на него с подозрением, но он пришел в себя и на четвертый день нашего пути начал участвовать в жизни роты, и вообще стал душой компании. В этот день произошло то, что перевернуло мир и хорошо так меня встряхнуло.

— Смотрите!

Мы шли по лесу и сейчас находились на возвышенности, так что хорошо рассмотрели пуски ракет.

— Это же ядерное оружие, — с удивлением воскликнул лейтенант Свиридов. — Я слышал, что шахты с ним спрятаны в наших лесах, но не думал что их так много.

Со всех сторон, в десятках и сотнях километров от нас к небу летели ракеты, разгоняемые огромными факелами пламени позади.

— Куда они летят?

— Что происходит?

— На Францию. Больше некуда.

— Куда?

Я отдал команду устроить привал. Все были взбудоражены, так что это было лучшим решением, тем более у меня возникли проблемы. Впервые моя мутация начала выдергивать меня из тела, когда я бодрствовал, а не спал или медитировал, и мне срочно понадобилось присесть. Я нашел подходящий для себя пенек, облокотился спиной о ель и сделал вид что отдыхаю.

Меня грубо, гораздо сильней, чем обычно дернуло из тела и понесло вслед за ракетами. Черт. Я совершенно не понимаю эту силу. Нужно прочесть все те книги, что я получил, иначе я и дальше буду тыкаться по углам как слепой котенок.

Приблизительно через семь минут я завис над Францией. В настоящее время она была прикрыта туманом, об который разбивались десятки ракет, несущие в себе ядерный заряд. Грибовидные облака огня и пепла закрыли собой все небеса. Уверен, удар нанесла не только Российская Империя. К нему готовились все ядерные державы, и они сейчас опустошали свои погреба.

Туман начал отступать. Да и ракет становилось все меньше и меньше. Представляю, какое теперь на месте Франции радиоактивное пекло, да и соседям их, Италии, Португалии, Германии и Испании, не позавидуешь. Природа не простит.

То, что показалось из-за дымки облаков, повергло меня в ужас. Ракеты лишь убрали туман. Центра Франции, города Парижа больше не существовало и виноваты в этом не ракеты. На десятки километров вокруг расстилался огромный котлован. Ямища гнили, что продолжала расширяться, со страшным гулом засасывая в себя все новые и новые постройки, деревья и землю. Все вокруг. Она ширилась и ширилась. Словно сорвав пелену тайны с этого места, мы дали ей толчок к действию. Десяток километров. Два десятка. Сто. Двести. Это было ужасно. В этом котле из нечистот, обломков кирпича и бетона, поглощенных рек и болот, тел мертвых французов и животных, копошились гигантские, по-настоящему гигантские черви. Сотни и километры в длину, они вызывали настоящий ужас. Я оцепенел, не в силах поверить в то, что вижу. Это невозможно.

В груди заболело и моя связь с подснежником, что вела в Москву начала подергиваться.

Живых на земле не было. Те, кто продал свою свободу Энею, в итоге оказался в этом котле, как и те, кто ему сопротивлялся. Ужасный смрад самой бездны наполнил воздух. Над этим необъятным зерном гнили начали подниматься испарения яда и сконцентрированных болезней. Ветер начал разносить их по всему миру.

Я не знал, зачем я здесь. Почему меня выдернуло сюда? Кровных родственников рядом не было. Я их просто не чувствовал. Похоже, они все же успели сбежать, через «лестницу в небо» и где они сейчас одному богу известно.

Мой дух дрожал под напором противной силы, что бурлила в яме, не переставая хаотично двигаться. Тут и там, прямо в глубине жижи, между ползающих в грязи червей, начали проявляться кусочки чужого, отравленного миазмами яда неба. Строились тоннели, чьи длину я не возьмусь угадать. Воинство Энея начало заходить в них. Они шли к нам и были все ближе.

А вот и он. В центре это титанического бурлящего котла образовалась воронка и из нее начал вылезать великан, сотканный не из плоти и крови, а из множества жуков и червей, переплетенных в одно целое. Он напоминал человека, хоть плоть ему и заменяли черви, но человеком он не являлся. Эней был меньше чем самые крупные из его порождений, но даже так, рост этого существа составлял сорок метров. С него, вниз, постоянно опадали жуки и всевозможные насекомые, падая обратно в яму, прямо ему под ноги, где они их давил. В руках, он бережно держал призрачный цветок. Розу, с множеством шипов растущих как из бутона, так и из стебля. Мою грудь снова пронзила боль, и связь с подснежником натянулась как струна. Да что это со мной?

Над Францией, в воздухе начали появляться сильнейшие люди нашей планеты. Русские кудесники, африканские шаманы, европейские волшебники, восточные чародеи и знающие со всех уголков мира. Энею решили дать бой. Но мне кажется, они опоздали.

Он рассмеялся, проявив человеческие эмоции и на понятном мне языке, не знаю, поняли ли его остальные, сказал.

— Поздно. В моих руках око Даммаса. Даже то, что вы разрушили зерна гнили по всему миру и убили моих эмиссаров, вам не поможет. Я уже проложил путь. Видите? — Он посмотрел себе под ноги, туда, где лежали тоннели. — Миллионы моих последователей движутся сюда, и скоро ваш мир содрогнется, глупцы.

Его не послушали. Вся сила пришедших на этот бой обрушилась на Энея и на червей в яме. Ужасающая сила, способная сломить любого в этот раз спасовала. Я понял что Эней, как и я сейчас нематериален, хотя его и могут видеть. Этот цветок в его руке, делал его неуязвимым и помогал прокладывать путь. Так мне показалось.

Не знаю, что меня дернуло сделать это, но я подлетел вплотную к нему и посмотрел туда, где у него должны располагаться глаза, а на деле копошатся черви более светлого оттенка, чем на остальном теле. Он никак не показал, что видит меня, и я еще больше осмелел и подлетел к его руке, в которой он держал цветок — око Даммаса, как он его назвал. Облизнув губы, я сделал еще одну глупость и потянулся волей к цветку, попытавшись выхватить его из лапищи полубога и поместить в свой дух. У меня ничего не получалось, но тут снова проснулась связь с подснежником и мне подсказали как это сделать. Повторив видение, что ко мне пришло и, нарисовав своей силой знак в воздухе, я прикоснулся к этому цветку рукой, и его затянуло внутрь меня. Око очутилось в моем духе, зависнув рядом с сосредоточием, уменьшившись до размера цветущего абрикоса и стеклянной пирамиды, что уже летали там и были не против нового соседства.

— НЕТ! — Завопил во всю глотку Эней. — КТО ПОСМЕЛ?!

Полубог червей обрел плоть, и удары что прежде он высокомерно игнорировал, начали причинять ему вред и проливать кровь. Гигантское зерно гнили перестало расширяться, и тоннели, которые были проложены из чужого мира в наш, начали исчезать и трескаться.

Армия Энея не успела пройти через них.

— Я НАЙДУ ТЕБЯ И УБЬЮ, — пообещал он, слепо осматриваясь по сторонам. — Я ЗНАЮ, ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ, ВОР. Я НАЙДУ ТЕБЯ, — пообещал он в последний раз, и его засосало в воронку, вытолкнув из нашего мира, а следом и зерно гнили начало засыхать. Червей убивали волшебники. Похоже, мы победили. Знать бы еще, что я такое украл.

Оглавление

Глоссарий

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11