КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Поворот судьбы [Барбара Делински] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Барбара Делински Поворот судьбы

Судьба брака столь же извилиста, как и шоссе, вьющееся по холмам вдоль калифорнийского побережья Тихого океана.

Он может исчерпать себя, а может оказаться таким же неисчерпаемым, как сам океан.

Пролог

Когда зазвонил телефон, Рейчел Китс рисовала морских выдр. Она писала масляными красками, и ей как раз удалось подобрать верный оттенок черного для их глаз. Она не собиралась прерывать работу и заранее предупредила Саманту, что не станет брать трубку.

«Привет. Вы позвонили Рейчел, Саманте и Хоуп. Пожалуйста, назовите свое имя и номер телефона, и мы вам перезвоним. Спасибо».

Пока в трубке звучали гудки, Рейчел нанесла несколько мазков своей круглой кисточкой. Затем она услышала низкий, отнюдь не мальчишеский голос – значит, звонили не Саманте. Голос принадлежал приятелю ее подруги, агенту по продаже билетов.

– У меня на руках три билета на сегодняшний концерт Гарта Брукса, – произнес он. – Вечером, в Сан-Хосе. Прекрасные места.

Рейчел схватила трубку:

– Беру!

– Привет, Рейчел. Как поживает моя любимая художница?

– Пишет картину. Тебе ведь нужен номер моей кредитной карточки? Погоди секунду.

Она положила трубку, пробежала через весь дом на кухню и схватила кошелек. Запыхавшись, Рейчел вернулась в мастерскую, продиктовала номер и, все еще тяжело дыша, повесила трубку.

Она перебрала в уме все дела, которые предстояло сделать за ближайшие три недели, и решила, что сошла с ума. У нее не было времени идти на концерт.

Но девочки безумно, безгранично огорчатся.

Она открыла окно и позвала:

– Саманта! Хоуп!

Через минуту из леса появились ее дочери, обе с раскрасневшимися щеками и светлыми развевающимися волосами. Рейчел прокричала им новость прежде, чем они успели подбежать к окну. Восторг на лицах девочек с лихвой искупал перспективу одной-двух бессонных ночей.

– Ты серьезно? – спросила Хоуп.

Ее глаза были широко раскрыты, веснушки весело плясали на лице, а зубы сверкали в улыбке. В свои тринадцать лет она оставалась совершенным ребенком.

Рейчел улыбнулась и кивнула головой.

– Потрясающе, – выдохнула пятнадцатилетняя Саманта.

Она была на голову выше Хоуп и уже обзавелась плавными округлостями.

– Повеселимся по полной программе? – В возбуждении Хоуп прижала руки к груди. – Как мы тогда договаривались, помнишь?

На полную программу развлечений у Рейчел не было ни времени, ни денег. Но если ее картины купят, то деньги появятся, а что до времени, то жизнь так коротка.

– По полной, – ответила она.

Саманте полезно было бы оторваться от телефона, Хоуп – от кошки, а Рейчел – почему бы и нет? – от своих картин.

– Вот здорово! – воскликнула Саманта. – Мне нужно позвонить Лидии.

– Тебе нужно приготовить все для школы, – поправила ее Рейчел. – Через час выезжаем.

Рейчел вернулась в мастерскую.

К сожалению, за оставшийся час она успела сделать так же мало, как, вероятно, и ее дочери. Затем они все вместе влезли в ее джип и двинулись на север. По дороге Рейчел успела заехать в нужный магазин. Выбор там был великолепный, и через полчаса они, сияя от радости, вышли из него в ковбойских сапогах и ковбойских шляпах.

На концерте в Сан-Хосе им понравилось абсолютно все: толпы зрителей, световые эффекты, клубы дыма и сам Гарт Брукс, певший один хит за другим. Разве могла Рейчел, по обе стороны от которой пританцовывали Саманта и Хоуп, пропустить этот концерт? Она вместе с девочками восторженно приветствовала знакомые аккорды знакомых песен и одобрительно кричала, когда песня кончалась. Они втроем распевали от всей души, пока не стихла последняя песня, а после уходили со стадиона, держась за руки – три подружки, которое случайно оказались родственницами.

Они провели незабываемый вечер. Рейчел нравилась ее шляпа, ее сапоги, ее девочки. Если она от усталости и рухнет у мольберта, то это будет не напрасно.


На следующее утро, когда заспанные девочки с трудом продрали глаза и едва не опоздали на школьный автобус, Рейчел уже не была в этом так уверена. Она истово трудилась весь день, сделав передышку лишь на то, чтобы встретить дочерей и вместе с ними перекусить на скорую руку.

Затем Рейчел провела в мастерской еще час. Не чувствуя полной уверенности в том, что картина с морскими выдрами закончена, она на некоторое время прервала работу, поставила разогреться в духовку обед и вернулась в мастерскую. Поглядывая то на фотографию, то на этюды, она тонким концом мастихина придала текстуру слою краски. Выдры резвились среди водорослей, и задача состояла в том, чтобы мех зверьков казался мокрым.

– Мам, таймер прозвонил, – крикнула из-за двери Хоуп.

– Спасибо, дорогая, – пробормотала Рейчел, положив несколько последних мазков. – Будь добра, вынь из духовки кастрюлю и выключи газ.

– Уже вынула. – Теперь Хоуп стояла рядом, разглядывая картину. – Я думала, ты уже закончила.

– Нужно было кое-что доделать. – Отступив назад, Рейчел бросила взгляд на холст и осталась довольна. – Так лучше. – Она отложила мастихин, взяла салфетку с растворителем и вытерла руки. – Я быстренько здесь приберусь и приду. Саманта накрыла на стол?

– Я накрыла.

– Она опять висит на телефоне?

– Не опять, а все еще, – ответила Хоуп так сурово, что Рейчел, не выдержав, прыснула.

– Через пять минут буду, – сказала она.

Через пять минут, как и обещала, Рейчел стояла на кухне, раскладывая по тарелкам лазанью и салат. Еще через двадцать она отдавала распоряжения по уборке. А еще через пятнадцать, приняв душ и переодевшись, начала беспокойно озираться в поисках книги, которую читала в прошлый уик-энд.

Она поискала в спальне, но безуспешно. Решив, что могла принести ее с собой на кухню, Рейчел вернулась туда.

– Здесь случайно нет моей книги? Я помню, что держала ее в руках.

Девочки мыли посуду.

– Ты неорганизованная, – едко заметила Саманта.

– Неправда, я организованная, – задумчиво произнесла она. – Просто сейчас у меня куча дел.

Это было мягко сказано. Рейчел чувствовала, что зашивается – оставалось всего три недели до выставки. Ладно. В конце концов морские выдры получились здорово. Но оставалось еще дописать задний план для этой картины и для шести других, а потом обрамить все восемнадцать полотен. И купить Саманте платье для первого бала, и устроить пикник в честь окончания учебного года для одноклассников Хоуп, и отпраздновать день рождения Бена Вулфа, владельца галереи, с которым Рейчел время от времени встречалась.

Вчера вечером она позволила себе расслабиться. Сегодня ей следовало бы остаться дома. Но она не собиралась пропускать заседание книжного кружка. Ей нравились приходившие туда женщины, нравились книги.

Тут у нее за спиной возникла Хоуп со своей кошкой Гиневрой на руках.

– По-моему, книжка у тебя в мастерской.

Закрыв глаза, Рейчел представила себе мастерскую, находившуюся в дальнем конце большого дома. Днем она ненадолго вышла оттуда, затем вернулась. Точно, в руках она держала книгу и, разумеется, оставила ее там.

– Спасибо, моя радость. С Гиневрой все обойдется. Она ведь поела, да?

Хоуп утвердительно кивнула.

– Видишь? Это хороший знак. – Рейчел поцеловала дочку в лоб. – Пойду за книгой. А то я уже опаздываю.

Книга лежала там, где оставила ее Рейчел – на краю большого рабочего стола. Забрав ее, она поспешила назад. Торопливо поцеловала девочек и направилась к машине.

Глава 1

В два ночи в доме Джека Макгилла в Сан-Франциско зазвонил телефон. Пока Джек дотянулся до трубки, в его голове одна за другой пронеслась дюжина тревожных мыслей.

– Слушаю.

– Это Джек Макгилл?

– Да.

– Меня зовут Кэтрин Эванс, я подруга Рейчел. Она попала в аварию. Сейчас она в больнице Монтерея. По-моему, вам надо сюда приехать.

Джек уселся в постели.

– В какую аварию?

– Ее машина вылетела с трассы.

– Где это случилось? Девочки были с ней?

– Нет, она была одна. – У Джека отлегло от сердца. По крайней мере девочки в безопасности. – Это случилось у Роки-Пойнт. Рейчел направлялась в Кармел. Другая машина протаранила ее сзади.

Он спустил ноги на пол. Мышцы живота свело.

– Рейчел жива, – продолжала ее подруга. – Почти все кости целы, но она не приходит в сознание. Врачи боятся, что поврежден мозг.

Джек запустил пальцы в волосы.

– А девочки…

– Они пока дома. Рейчел ехала на собрание нашего кружка книголюбов. Когда она не появилась к девяти, я позвонила ей домой. Саманта сказала, что она выехала в семь, и я позвонила в полицию. Там мне сообщили, что ее машина попала в аварию, и тогда я позвонила Дункану Блаю. Он согласился посидеть с девочками. Не знаю, стоит ли просить его привезти их в больницу. Я не вправе решать такие вещи.

Верно. Это компетенция Джека. Несмотря на развод, он остается отцом девочек. Придерживая трубку плечом, он потянулся за джинсами.

– Я выезжаю. Позвоню Саманте и Хоуп из машины. Джек повесил трубку.

– Невероятно, – бормотал он, застегивая молнию на джинсах и накидывая рубашку. Дела в его архитектурной конторе и на стройке шли из рук вон плохо. Он жил в постоянном кошмаре: утром ему позарез нужно быть одновременно в двух местах. Не говоря уже о Джилл. Сегодня вечером благотворительный ужин, на который она потратила столько сил. Джилл ждала Джека к пяти.

Рейчел попала в катастрофу, но ты больше ей не муж, подсказывало его второе «я». Ты ничего ей не должен. Это она тебя бросила. Но сейчас она в больнице – сначала он поедет в Монтерей и в зависимости от того, что там увидит, решит, что делать с девочками.

Джек плеснул себе в лицо холодной воды и почистил зубы. Через несколько минут он зашел в мастерскую и в смятении подумал: почему я до сих пор называю эту комнату мастерской? Теперь он занимался здесь не искусством, а бизнесом. Его немногочисленные рисунки были погребены под грудами заявок, спецификаций и контрактов.

Джек набил кейс важными бумагами, а портфель – многочисленными вариантами проекта в Монтане и спустился в гараж. Вскоре он уже мчался на своем БМВ по Филберт-авеню. Свет фар разрезал бледно-серую пелену туманной ночи, едва освещая Рашен-Хилл. Джек набрал номер справочной. К тому времени, когда он дозвонился до больницы в Монтерее, он уже ехал к югу по Ван-Несс.

– Говорит Джек Макгилл. К вам недавно поступила моя жена, Рейчел Китс. Я еду в больницу. Могу ли я узнать о ее состоянии?

– Пожалуйста, подождите. – Через несколько томительных минут его соединили со старшей сестрой отделения «скорой помощи».

– Мистер Макгилл? Ваша жена в хирургическом отделении. В настоящее время мы, к сожалению, вам больше ничего не можем сообщить.

– Она в сознании?

– Когда ее забирали, она была без сознания.

– Какую операцию ей делают?

– Подождите минуту.

– Лучше я… – но голос на другом конце провода внезапно исчез, и Джек понял, что у него нет выбора. Когда шесть лет назад Рейчел от него ушла, у него тоже не было выбора. Она сказала, что уходит, и собрала вещи, пока он был в командировке. Он вернулся в пустой, гулкий дом, чувствуя себя таким же выбитым из колеи и беспомощным, как сейчас.

– Мистер Макгилл? – раздался сквозь помехи в трубке мужской голос. – Говорит доктор Каули. Я осматривал вашу жену, когда ее сюда доставили.

– Что ей оперируют?

– У нее сложный перелом ноги, повреждены бедро и большая берцовая кость. Ей вставляют спицы…

– Мне сказали, у нее травма головы, – перебил Джек. – Она не пришла в сознание?

– Нет. У нее отек мозга. Пока мы не можем сказать ничего определенного. Когда вы здесь будете?

– Я только что выехал из Сан-Франциско.

– Значит, часа через два?

– Меньше, – ответил Джек. – Вот номер моего мобильного телефона. – Он продиктовал одну цифру за другой. – Если появятся новости, позвоните мне, хорошо?

Заручившись согласием доктора, Джек быстро набрал другой номер. Но кнопку вызова нажал не сразу. Он не знал, что сказать девочкам.

Они упоминали о Дункане Блае, и не раз. Дункан владел ранчо в том же каньоне, где жила Рейчел. Луг, на котором пасся его скот, располагался выше ее секвойевого леса. И луг и лес раскинулись на склоне хребта Санта-Лусиа, тянущегося вдоль побережья Тихого океана.

Джек питал к Дункану недобрые чувства. Ему не нравилось, с каким восторгом девочки говорят о его хижине, его бороде, его овцах. Не нравилась их ухмылка, когда он спрашивал, встречается ли с ним Рейчел. О да, разумеется, им хотелось, чтобы он ревновал. Но хуже всего было то, что он легко мог представить себе Рейчел с подобным человеком. В горцах действительно есть какая-то грубая привлекательность. Не то чтобы Джек был слабаком. Он был высок. Хорошо сложен. Но он не стриг овец и не стрелял оленей.

Джек нажал на кнопку вызова. Сразу же за первым гудком раздалось торопливое «Алло?». Джек прижал трубку к уху.

– Привет, Саманта. Как вы там?

– Как мама?

– Не знаю. – Он старался говорить как можно более непринужденно. – Я еду в больницу. Только что беседовал с доктором. Маме должны сделать операцию. Похоже, она сильно повредила ногу.

– Кэтрин сказала, что ребра тоже.

– Возможно, но оперировать нужно ногу.

– Папа, мы тоже хотим поехать в больницу, но Дункан отказывается нас везти.

– Он у вас?

– Да, спит в кресле. Я его разбужу. Скажи ему, чтобы он отвез нас в больницу. – Она крикнула в сторону: – Дункан, возьми трубку! Это папа.

– Саманта, – позвал Джек.

Голос Саманты звучал приглушенно:

– Нет, Хоуп, мама не умерла, но твоя кошка действительно может умереть, если ты не перестанешь ее так тискать. Ты ей делаешь больно. – Потом она сказала в трубку: – Хоуп хочет с тобой поговорить.

– Папа? – жалобно прозвучал голосок Хоуп.

Сердце Джека сжалось.

– Привет, Хоуп. Как поживаешь, малышка?

– Я боюсь.

– Маме уже лучше. Я еду в больницу. Там я все узнаю подробнее.

– Приезжай сюда, – попросил тонкий голосок.

– Обязательно приеду, – ответил Джек, – но по дороге я должен заехать в больницу. Когда мы увидимся, я все вам подробно расскажу.

– Скажи маме… – Хоуп запнулась.

– Что, дорогая? Трубку взяла Саманта.

– Она опять плачет. Поговори с Дунканом.

– Дункан Блай слушает. – Голос звучал отрывисто. – Какие будут распоряжения?

– Пока никаких. Дело в том, что мне известно совсем немного. Я буду в больнице через час. Я думаю, что девочек привозить не стоит.

– Я и не собирался.

Раздались протестующие голоса, затем трубку взяла расстроенная Саманта.

– Папа, мы не можем сидеть здесь просто так, пока она в больнице. Она нам все-таки мать.

– Ее оперируют, Саманта. Даже если ты приедешь в больницу, тебя к ней не пустят. Послушай, если ты и вправду хочешь чем-нибудь помочь, успокой сестру. Похоже, она сильно расстроена.

– А я, по-твоему, нет?

За резким тоном дочери Джек уловил глубоко спрятанную тревогу. Но Саманта – это не Хоуп. Пятнадцатилетняя Саманта вела себя на все тридцать – маленькая всезнайка, которая сердилась, если с ней обращались как с ребенком. Тринадцатилетняя Хоуп была очень чувствительной и молчаливой. Саманта задавала вопросы, Хоуп улавливала малейшие нюансы ответов.

– Знаю, ты тоже расстроена, – сказал Джек, – но ты старше. Единственное, что ты можешь сделать сейчас для мамы, – это успокоить сестру. И постарайтесь хоть немного поспать.

– Ладно, – пробормотала Саманта.


Джек сосредоточился на дороге. Ему хотелось, чтобы телефон в машине зазвонил и ему сообщили, что Рейчел очнулась от наркоза и чувствует себя хорошо. Но телефон по-прежнему молчал.

Утром нужно будет сделать несколько звонков – перенести деловые встречи. Если Рейчел вскоре очнется, он сможет быть в конторе к полудню. Чем больше Джек об этом думал, тем более вероятным ему это казалось. Рейчел была самой сильной из женщин, которых он знал, – самой сильной, самой здоровой, самой независимой и уверенной в себе. Она в нем не нуждалась. Никогда. Шесть лет назад она оказалась на перепутье жизни и дальше пошла без него. Что ж, это ее выбор. Ее жизнь. Ну и прекрасно.

Тогда почему он мчится на юг? Почему отложил важную встречу, чтобы оказаться рядом с ней? Она его бросила. Она разрушила их десятилетний брак.

Он мчался на юг, потому что это его обязанность – помогать своим дочерям. И потому что страшно боялся, что Рейчел умрет. Он мчался на юг, потому что жизнь с Рейчел была самым лучшим из того, что было до или после, и он до сих пор был благодарен ей за это.


Впервые увидев Рейчел, Джек решил, что она не в его вкусе. Да, ему нравились светлые волосы, и у Рейчел они струились воздушными волнами, но он предпочитал женщин, похожих на манекенщиц. Рейчел Китс к этой категории явно не принадлежала. Она казалась слишком неискушенной. Ни длинных ресниц, ни блестящей помады на губах, лишь дюжина веснушек на носу и щеках и глаза, внимательно устремленные на одного из самых нудных преподавателей, которых когда-либо слушал Джек.

Профессор говорил о рококо и классицизме. Это был известный в своей области специалист, руководивший дипломным проектом Джека. Взамен Джек принимал у его студентов экзамены, проверял письменные работы и помогал профессору в его исследованиях.

Джека не слишком интересовали рококо и классицизм, а еще меньше – переезд с Манхэттена в Тусон, но только здесь он мог закончить образование, получая при этом приличную стипендию.

Его работа была совсем не обременительной. Профессор двадцать с лишком лет читал одни и те же лекции. Джек давным-давно изучил эти лекции и присутствовал в аудитории вовсе не для того, чтобы пополнять свои знания, а чтобы в случае необходимости принести забытую профессором книгу или тетрадь.

Рейчел Китс не пропускала ни одной лекции, увлеченно слушала, делала заметки. Искусствоведение было ее основным предметом. Жила она в общежитии недалеко от Джека. Судя по всему, Рейчел была одна и, если верить беззаботному выражению ее лица, ее это вполне устраивало.

Рейчел была не в его вкусе, и к тому же тогда он встречался с девушкой, которая ему нравилась. Селеста была высокая, длинноногая и на редкость неприхотливая. Она готовила и убирала, но он никак не мог приучить ее стирать. Вот почему как-то во вторник вечером он оказался в прачечной самообслуживания, где вскоре появилась и Рейчел.

Волны льняных волос были подобраны вверх и завязаны бирюзовой лентой, которая абсолютно не сочеталась с лиловой майкой. Белые шорты и босоножки были такими же свежими, как румянец, заливший ей щеки, когда она увидела Джека. На какой-то момент она застыла в дверях, и Джек догадался, что она не знает, что ей делать – остаться или уйти. Чтобы она не ушла, он сказал:

– Привет. Как дела?

– Прекрасно. – Рейчел улыбнулась. Щеки по-прежнему пылали. Прижимая к себе набитую бельем сумку, она оглядела ряд стиральных машин. – Ну вот, – сказала она, увидев две свободные. Еще раз улыбнувшись Джеку, она направилась к ним.

Сердце Джека гулко забилось. Непонятно почему. Он подошел к Рейчел и оперся на стиральную машину.

– Рококо и классицизм, – напомнил он.

В ответ Рейчел пробормотала что-то невнятное. Пунцовая от смущения, она запихивала в машину грязное белье. С минуту он глядел на нее, потом сказал:

– А мое белье сушится.

Никогда еще он так глупо не ухаживал за девушками. Но не мог же он сказать, что она запихивает в машину красное белье вместе с белым. Не мог спросить, что было красным – рубашка, лифчик или трусики. Не мог даже смотреть на эти вещи, потому что это бы ее оскорбило. К тому же он не мог оторвать взгляда от ее глаз. Они были светло-карие с золотыми искорками. Ласковее глаз он никогда не видал.

– Вы ассистент Обермейера, – сказала она, загрузив вторую машину. – Хотите стать преподавателем?

– Нет. Я архитектор.

Она улыбнулась:

– Правда?

– Правда, – ответил он и тоже улыбнулся.

– А что вам хотелось бы строить? – спросила она с неподдельным интересом.

– Для начала дома. Я родом из захолустного городка, где все дома похожи на коробки. По дороге в школу я проходил мимо этих домишек, а на уроках рисовал, пытаясь на бумаге превратить их в нечто пристойное.

– Я тоже любила рисовать, – призналась она слегка смущенно.

Джеку нравилось ее смущение.

– Где это было?

– В Чикаго, потом в Атланте, потом в Нью-Йорке. Моя семья постоянно кочует с места на место. Отец покупает запущенные предприятия и модернизирует их. А потом он их продает, и мы переезжаем. А вы откуда?

– Из Орегона. Я уверен, что названия моего родного городка вы никогда не слыхали. Его даже нет на карте. А что вы рисовали?

– О, людей, птиц, рыб, зверей – все, что движется.

– И вы все еще увлекаетесь этим?

– Мне хотелось бы думать, что это больше чем увлечение. Я собираюсь зарабатывать этим на жизнь.

– И подрабатывать или не подрабатывать?

Она обхватила себя за плечи. Спокойно, немного грустно она сказала:

– Мне повезло: бизнес моих родителей по-прежнему процветает. Они считают, что я сошла с ума – только сумасшедший может изучать искусство. Искусство не бизнес. Они хотят, чтобы я вернулась в город, носила платья от модных дизайнеров и импортные туфли. – Она перевела дыхание. – У вас есть братья или сестры?

– Пять братьев и сестра, – ответил он.

– Значит, всего шесть. – Ее глаза зажглись. – Вот здорово. А я одна.

– Потому-то вы и думаете, что это здорово. За десять лет моя мать родила семерых, а мы с родителями жили в доме с тремя спальнями. Все остальные там и остались. Я единственный вырвался.

– Правда? Как вам это удалось?

– Школа. Потом работа и учеба. Отчаяние. Я должен был уехать. Я не ладил со своей семьей.

– Почему? – спросила она.

– Им все не нравилось. Они вечно все критиковали, чтобы не показать, что им чего-то не хватает. Но им не хватало одного – амбиций. Мой отец мог бы заниматься чем угодно, он способный человек, но он застрял на фабрике по переработке картофеля и никогда даже не помышлял о том, чтобы уйти. Мой брат будет точно таким же, тот же нерастраченный потенциал. Окончив колледж, я как бы возвысился над ними. Они никогда мне этого не простят.

– Значит, вы не слишком часто ездите домой?

– Нет. А вы? В Нью-Йорк?

Она наморщила нос.

– Я не городской человек.

– А что вам нравится больше всего в Тусоне?

– Пустыня, – ответила она. – А вам?

– Горы Санта-Каталина.

И снова ее глаза зажглись, они были скорее золотистые, чем карие.

– Вы катаетесь на велосипеде? – Когда он утвердительно кивнул, она сказала: – Я тоже.

Они болтали без умолку, пока вещи Рейчел не стали чистыми, сухими и выглаженными. Когда они с нагруженными сумками вышли наконец из прачечной, Джек знал о Рейчел в три раза больше, чем о Селесте.

Восприняв это как указание к действию, он на следующий день порвал с Селестой, позвонил Рейчел и пригласил ее на пиццу. Они встретились там же, где расстались вчера – у входа в прачечную.

Джек был заинтригован. Он никогда не отличался словоохотливостью. Он не любил открывать свои мысли и взгляды, но в Рейчел было что-то такое, из-за чего он чувствовал, что с ней это можно. Она была доброй. Участливой. Умной. Она была такой же одиночкой, как и он, и тоже была удивлена, что откровенничает с абсолютно чужим человеком, но ни он, ни она при этом не испытывали неловкости. Он инстинктивно ей доверял. Похоже, она доверяла ему не меньше.

По этой простой причине они сделались неразлучны. Они вместе ели, вместе готовились к занятиям, вместе рисовали. Ходили в кино. Катались на велосипеде. Она стала его ангелом-хранителем, и он влюбился.


Комната ожидания при операционной располагалась на втором этаже, в самом конце очень длинного коридора. Опустившись на стул, Джек обнаружил, что он здесь не один. С соседнего дивана на него смотрела женщина. Она казалась настороженной, но выдержала его взгляд.

– Вы Кэтрин? – наконец спросил он.

– А что вас так удивляет?

– То, что вы принадлежите совсем к иному типу женщин, чем моя жена, – ответил он.

Рейчел никогда не прибегала к услугам косметики, в ней все было естественным – глаза, волосы, ногти. А эта женщина была ухоженна, начиная с накрашенных ногтей и до волос, отливавших дюжиной оттенков бежевого и тщательно уложенных в модную длинную прическу.

– Точнее было бы сказать, ваша бывшая жена, – поправила его Кэтрин. – К тому же внешность, как известно, обманчива. Значит, вы Джек?

Едва он успел кивнуть, как дверь отворилась и вошел врач. Его заросшее щетиной лицо было хмурым, короткие темные с проседью волосы взлохмачены. Джек вскочил со стула и оказался у двери прежде, чем она захлопнулась.

– Джек Макгилл, – представился он и протянул руку. – Как она?

Врач ответил на рукопожатие.

– Стив Бауэр. Она в послеоперационной палате. Операция прошла успешно. Жизненные показатели в норме. Она самостоятельно дышит, но пока не пришла в сознание.

– Она в коме, – срывающимся голосом произнес Джек, ожидая опровержения.

К его ужасу, Стив Бауэр утвердительно кивнул.

– Она не реагирует на внешние раздражители: свет, боль, шум. – Он дотронулся до левой стороны лица. – Здесь у нее серьезная травма. Очевидно, отек внутри черепа.

– Она не умрет?

– Надеюсь, нет.

– Как с этим справиться?

– Справиться должна она сама. Когда ткани повреждены, они отекают. Чем сильнее отек, тем больше кислорода требуется для их восстановления. При внутричерепном отеке череп начинает давить на поврежденные ткани. В результате замедляется кровоток, а так как кислород переносится кровью, замедление кровотока вызывает нехватку кислорода. Чем меньше кислорода поступает в ткани, тем медленнее идет выздоровление. Все зависит от ее организма.

Джеку хотелось знать больше.

– Наихудший сценарий?

– Давление становится таким высоким, что полностью блокирует кровоток и человек умирает. Мы контролируем состояние вашей жены. Если увидим, что давление начинает расти, примем более радикальные меры.

– Когда вы сможете дать более точный прогноз?

– В ближайшие двое суток.

– Она не останется инвалидом?

– Этого я сейчас не могу сказать.

– Мы можем чем-нибудь помочь? – спросила Кэтрин из-за спины Джека.

– Почти ничем, – ответил Бауэр. – Но если вы спросите сестер, они вам скажут, что с этими больными надо разговаривать. Сестры утверждают, что такие больные слышат, что им говорят, и иногда, очнувшись, способны слово в слово пересказать услышанное.

– Вы в это верите? – спросил Джек.

– Мои коллеги относятся к этому скептически. – Бауэр слегка понизил голос. – А я… Во всяком случае, хуже от ваших разговоров ей не будет.

– А что мне делать с девочками? – спросил Джек. – У нас две дочери. Одной – тринадцать, другой – пятнадцать. Их лучше не приводить?

– Нет, почему же. Приводите. Их голоса могут помочь ей сконцентрироваться.

– Как она выглядит? Они не испугаются?

– С одной стороны лица у нее отек и ссадины. Скоро там появится синяк. Одна нога в гипсе и на растяжке. Еще мы наложили ей фиксирующую повязку на ребра, на случай если она вдруг начнет метаться, но это все.

Джек постарался переварить услышанное.

– Когда я смогу ее увидеть?

– Как только состояние стабилизируется, мы тут же переведем ее в палату интенсивной терапии. – Он бросил взгляд на настенные часы. Было десять минут пятого. – Дайте нам еще один час.


Джек с Кэтрин были не единственными посетителями кафетерия. Кое-где за столиками сидели сотрудники больницы: одни, несмотря на ранний час, завтракали, другие потягивали кофе. Все говорили вполголоса.

Джек заплатил за кофе, чай и булочку. Кофе он взял для себя, остальное предназначалось Кэтрин. Ее покрытые ярким лаком ногти сверкнули, когда она отламывала кусочек теплой булочки.

Джек рассеянно посмотрел на Кэтрин, потом на свой кофе. Кофеин был ему необходим. Он чувствовал себя совершенно разбитым.

– Не могу представить ее здесь, – сказал он. – Рейчел ненавидит больницы. Когда рожала девочек, выписывалась на следующий же день. Будь Рейчел фермершей, она рожала бы в поле.

Кэтрин кивнула:

– Да, это на нее похоже. Она была одной из самых свободолюбивых в нашей группе.

Группа. Джеку трудно было представить себе Рейчел в какой-либо группе. Когда они были женаты, она ненавидела компании. Она отвергла все, отвергла его, собрала вещи и переехала в Биг-Сур. Там, в трех часах езды от Сан-Франциско, она, очевидно, могла заниматься тем, чего не хотела делать под его крышей.

Джек пробормотал:

– Всегда отыщется какая-то группа.

– Что вы имеете в виду под «какой-то группой»?

– Вот вы, сколько вы здесь проторчали? Всю ночь?

Кэтрин положила кусочек булки к себе на тарелку и аккуратно промокнула рот салфеткой.

– Рейчел моя лучшая подруга. Мне показалось неправильным, что, пока ее оперируют, никто здесь не сидит и не ждет, останется она в живых или нет.

– Что ж, я уже здесь. Вы можете идти.

С минуту Кэтрин молча смотрела на него. Затем взяла чашку с тарелкой и поднялась.

– Вы бессердечный грубиян, Джек. Неудивительно, что Рейчел с вами развелась.

Когда она уселась за столик в дальнем конце зала, Джек подумал, что Кэтрин права лишь отчасти: он не только был бессердечным, он был неблагодарным. После того как она так резко оборвала разговор, он понял, почему эти женщины подружились. Если бы он заговорил в таком тоне с Рейчел, она бы тоже от него отсела.

Взяв свою чашку с кофе, он подошел к Кэтрин.

– Вы правы, – произнес он совершенно спокойно. – Я действительно бессердечный. Вы ее подруга, вы провели здесь несколько часов, и я благодарен вам за это. Меня одолевают беспомощность, усталость и страх. Вероятно, я выместил эти чувства на вас.

Она подняла на него глаза и снова принялась за булочку.

– Можно мне к вам подсесть? – спросил он, внезапно чувствуя неодолимое желание побыть с кем-то рядом. – Как говорится, разделить с вами горе.

Прежде чем она указала на свободный стул, прошла, казалось, целая вечность.

– К вашему сведению, – сказала наконец она, – вы здесь не единственный, кого одолевают беспомощность, усталость и страх.

Теперь он заметил за безупречным фасадом морщинки усталости. Он был рад, что у Рейчел такая подруга. Наверняка Кэтрин знала о сегодняшней Рейчел больше его. Джека разбирало любопытство.

– Рейчел никогда не рассказывала мне о вашем кружке книголюбов.

– Она была одним из его создателей. Пять лет назад.

– Вы часто собираетесь?

– Раз в месяц. Нас семеро. Все местные жительницы: сотрудница турагентства, скульптор, хозяйка пекарни, два игрока в гольф. Все они уже здесь побывали. Вряд ли мне стоит добавлять, что сегодня мы говорили не о книгах.

Нет, подумал Джек. Они говорили о нелепой катастрофе. Снова вернувшись мыслями к аварии, он спросил:

– Так кто в нее врезался? Парень был пьян? Он хотя бы в полиции?

– Это был не парень, а девушка. Вы правы, она была пьяна. И разумеется, она в полиции – в морге.

У Джека перехватило дыхание. В морге. Напоминание о смерти заставило его взглянуть на вещи по-иному, почувствовать всю тяжесть состояния Рейчел. У него вырвался тихий стон. Вместе с ним стих и гнев.


Они условились, что Джек войдет к Рейчел первым. Джек был благодарен Кэтрин: оказаться в стерильной палате, где на кровати лежит тень женщины, лицо которой всегда светилось яркими красками, было достаточно тяжело и без свидетелей, однако из-за неловкости, которую он испытывал на людях, могло бы быть и хуже.

Джек осторожно приблизился к кровати. Его сознание зафиксировало монитор на стене, несколько стоек для капельниц, подвешенную ногу в гипсе. Но глаза мгновенно устремились к лицу Рейчел. Хорошо, что доктор его предупредил. Даже в полумраке был виден отек и свежие ссадины на левой стороне лица, которая уже начинала багроветь. Закрытые глаза, бескровные губы, мертвенно-бледная кожа без привычных веснушек.

Он взял ее руку. Пальцы были вялыми, прохладными. Он осторожно сжал ее ладонь.

– Рейчел! – позвал он тихо. – Это я, Джек.

Она спала.

– Рейчел! Ты меня слышишь? – Он проглотил застрявший в горле ком. – Рейчел!

Она не шевелилась. Не подавала никаких знаков того, что слышит его. Он поднес ее руку к губам, поцеловал и прижал к груди. Ближе к сердцу.

– Чувствуешь? – Сердце билось гулко и часто. – Оно так бьется с тех пор, как мне позвонили. Саманта с Хоуп тоже волнуются за тебя.

Ответа не последовало.

– Проснись, Рейчел, – попросил Джек, внезапно испугавшись. – Я должен знать, как ты. – В его голосе зазвучали панические нотки. – Должен знать, что сказать девочкам. Должен с тобой поговорить.

Когда Рейчел снова не ответила, его охватило отчаяние. Из-за того, что он не в силах разбудить ее. Из-за того, что виновница аварии мертва и не понесет наказания. Но он не мог сказать об этом Рейчел, как бы ни был ничтожен шанс, что она его услышит. У Рейчел было мягкое сердце – мягкое сердце и твердый характер. Она бы безмерно огорчилась, узнав, что девушка погибла. Ей нужно слышать что-то ободряющее, так что об этом лучше молчать.

Но что же ей сказать? «Тебе приятно будет узнать, что моя фирма терпит крах». Рейчел совсем не мстительна, значит, это не подойдет. Не подойдет также: «Я потерял чувство стиля, мои проекты никуда не годятся». Рейчел никогда не одобряла жалости к себе. Не была она и завистливой, значит, он не мог рассказать ей о Джилл. К тому же что он может сказать? Джилл была почти такой же доброй, как Рейчел. Почти такой же хорошенькой и умной. Но далеко не такой жизнерадостной, талантливой и неповторимой. Сравнение всегда будет не в пользу Джилл.

Тогда зачем говорить все это Рейчел? Она от него ушла. Они разведены. Чувствуя беспомощность и невыразимую усталость, Джек сказал:

– Здесь Кэтрин. Она тоже хочет тебя видеть. Пойду поговорю с врачом. А потом привезу девочек. Мы будем у тебя через пару часов, хорошо? – Он посмотрел на веки Рейчел. Они даже не дрогнули.

Пав духом, Джек положил ее руку на жесткую больничную простыню. Наклонился и поцеловал в лоб.

– Я скоро вернусь.

Он уехал из больницы на заре. К тому времени, когда он достиг хребта Санта-Лусиа и шоссе, петляя, стало взбираться в гору, с океана поднялся утренний туман и асфальт сделался влажным. Не выключая фар, Джек зорко следил за дорогой, но пропустить место катастрофы было невозможно. Весь транспорт двигался по единственной свободной полосе, а на другой работали машины аварийной службы. Один искореженный автомобиль уже подняли в воздух, но это был не джип Рейчел. Немного поодаль валялся помятый бампер.

Чувствуя, как к горлу подступает тошнота, Джек остановился за аварийными машинами и вылез из кабины. Джип Рейчел лежал среди камней чуть ниже. На крыше и боках виднелись царапины и вмятины.

– Проезжайте, сэр. Как только кто-нибудь останавливается, тут же останавливаются и другие. Не успеешь оглянуться, как образуется пробка.

Джек сунул дрожащие руки в карманы.

– В этой машине была моя жена. Похоже, от кабины ничего не осталось. Она чудом осталась жива.

– Значит, с ней все обошлось? – спросил полицейский более мирным тоном.

– Она жива.

Рабочие закрепляли тросы на машине Рейчел.

– Когда закончится эвакуация? – спросил Джек. – Я повезу этой дорогой дочек. Не хочу, чтобы они это видели.

– Наверное, через пару часов. Сможете подождать?

Джек на задержку не рассчитывал, но подождать он, конечно, мог. Если девочки еще спят, так будет даже лучше. А он тем временем постарается придумать, как сообщить им о том, что их мать находится в коме.

Глава 2

В получасе езды от места аварии начинался каньон, часть территории которого принадлежала Рейчел. У въезда в него, в дубовой роще, стояли в ряд девять почтовых ящиков. Всего один из девяти был выкрашен, четвертый слева. В этом году в ярко-красный цвет – так захотела Хоуп. В прошлом году Рейчел выбрала кремовый, а в позапрошлом Саманта – лиловый.

Джек свернул с шоссе и начал подниматься в гору. Дорога жалась к склону и серпантином ползла наверх. Джек поднимался все выше, дубы уступили место платанам и мадронье, потом замелькали кедры. Вокруг дома Рейчел росли уже одни секвойи.

Среди высоких деревьев стояла хижина, обшитая потемневшими кедровыми досками. Остановившись на посыпанной крупным гравием дорожке, Джек вышел из машины и потянулся. Ему необходимо было побриться, принять душ и хоть немного поспать.

На пороге дома его встретил мужчина, который оказался старше, чем ожидал Джек, – лет шестидесяти пяти, если судить по совершенно седым волосам и бороде.

– Девочки спят. – Дункан Блай говорил тем же решительным голосом, что и по телефону. – Как она?

– В коме, – ответил Джек. – Состояние критическое. Опасность представляет только травма головы. Других серьезных повреждений нет.

– Какой прогноз?

Джек неопределенно пожал плечами и подбородком указал внутрь дома.

– Насколько я понимаю, они успокоились?

– Нет. – Дункан сунул мускулистые руки в карманы фланелевой куртки. – Просто выдохлись. – Он прошел мимо Джека. – Меня ждет работа.

Джек протянул было руку, чтобы поблагодарить и попрощаться, но Дункан уже обогнул угол дома и зашагал вверх по лесистому склону.

– Мне тоже приятно было познакомиться, – пробормотал Джек.

Зайдя в дом, он осторожно прикрыл за собой дверь и прислонился к ней, собираясь с духом. Он мог по пальцам сосчитать, сколько раз он сюда приезжал, и никогда его не пускали дальше порога. Оттуда раньше он мельком видел какие-то цветные пятна. Теперь Джек разглядел стены из некрашеного дерева, зеленую и лиловую мебель, фиолетовые кашпо, яркие картины в рамах. Гостиная сообщалась с кухней, а их общая задняя стена представляла собой огромное окно, выходящее в лес. Сквозь кроны секвой проникали бледные лучи солнца.

Он повернул налево, поднялся на несколько ступенек, прошел по коридору и заглянул в первую комнату. Там висели плакаты с растрепанными парнями, царил беспорядок и крупными буквами по всей стене было выведено имя Саманты. Постель была смята, но пуста.

Преодолев еще несколько ступенек и сделав еще несколько шагов по коридору, Джек обнаружил другую дверь. В этой комнате на стенах висели акварели и царила более мягкая атмосфера. Обе девочки спали в кровати Хоуп. Хоуп свернулась калачиком, Саманта вся разметалась. Между ними лежал комочек рыжей шерсти – кошка.

Никто из троих и не думал просыпаться. Джек вернулся в гостиную и позвонил в больницу. От дежурной сестры он узнал, что состояние Рейчел остается прежним. Потом он позвонил своему партнеру по бизнесу. Услышав его тяжелое дыхание, Джек спросил:

– Тренируешься?

– На беговой дорожке, – выдохнул Дэвид Санг.

– Прости, что помешал, – сказал Джек. – Вчера вечером Рейчел попала в аварию. Я здесь с девочками.

– Где здесь? В Биг-Суре? – Шаги на дорожке замедлились. – Через два часа у нас важная встреча. Серьезная была авария?

– Да. – Джек понизил голос. – Рейчел в коме.

– В коме, – повторил Дэвид. – Она на искусственном дыхании?

– Нет. Но я не смогу прийти на эту встречу.

– Мы не можем ее отменить. Мы уже дважды ее переносили. – После некоторого молчания Дэвид спросил: – Ты что, не готов к презентации?

– Я-то готов, – сказал Джек, – но вряд ли то, что я покажу на этот раз, понравится им больше.

Он получил заказ на проектирование роскошного курортного комплекса в Монтане. Заказчик хотел построить здание с отражающими поверхностями, которые как бы исчезали на фоне неба. Но Джек бывал в Монтане. Стекло и сталь здесь не годились. Он хотел использовать дерево.

Когда его первый проект был отвергнут, он соединил дерево с гранитом. Когда был отвергнут второй проект, он попробовал применить булыжник и разорвал эскизы, попробовал стекло – и разорвал, сталь – и снова разорвал. Лучшим решением было самое первое. Однако сейчас это не имело абсолютно никакого значения.

– Послушай, – сказал он Дэвиду. – Прикрой меня. Я не могу там быть. По семейным обстоятельствам.

– Тут есть одна неувязка. Ты разведен.

– Но не с детьми.

– Согласен. Но на карту поставлены миллионы. Если я скажу, что ты не можешь присутствовать на встрече, потому что должен сидеть с детьми, меня не поймут.

– Тогда сам сделай все за меня.

– Заказчики хотят говорить с тобой. С тобой! А ты упускаешь свой шанс.

– Сейчас я совсем не могу думать об этом. Говори им что хочешь, но я никак не могу приехать. Позвоню, когда появится что-нибудь новое.

Он повесил трубку. Сейчас он мог думать только о катастрофе с Рейчел. Но Рейчел и девочки спали. Он растянулся на диване, прикрыл рукой глаза и последовал их примеру.


Хоуп проснулась и медленно приходила в себя. Она прислушалась к тихому мурлыканью Гиневры, раздававшемуся откуда-то сзади, Хоуп повернула голову, прижалась щекой к пушистой кошачьей шерстке, увидела спавшую рядом сестру и сразу вспомнила, что произошло вчера ночью. Осторожно, чтобы не разбудить сестру, она села на кровати. Взяв на руки кошку, Хоуп молча сунула ноги в ковбойские сапоги и вышла из спальни.

Увидев в гостиной отца, она испытала облегчение. Саманта сказала, что он не придет, что он никогда не приезжал, когда был нужен. Но Хоуп чувствовала, что отец придет. У нее это иногда бывало – предчувствия. Когда уезжала мама, ей было не по себе. Тогда она подумала, что это из-за Гиневры. Ветеринар предупредил, что конец будет тихим и быстрым, и Хоуп приготовилась. Она сама настояла, чтобы Гиневра умирала дома, рядом с ней. Но ей хотелось, чтобы, когда это случится, мама была здесь.

Хоуп опустилась на ковер рядом с отцом, осторожно положив Гиневру в подол футболки. Отец спал. Это что-то значило. Если бы мама умерла, то он разбудил бы их, верно? Она размышляла, будить отца или нет, как вдруг его тело дернулось и он проснулся.

– Нужно было меня разбудить, – сказал он.

– Я думала, если ты спишь, значит, с мамой все в порядке.

– С ней все в порядке. Ей только надо набираться сил.

– Ты говорил с ней? – спросила Хоуп.

– Нет. Она спит. Но думаю, она чувствовала, что я рядом.

– Она не умерла?

– Нет.

– Точно?

Если мама умерла, Хоуп хотела это знать. Ей можно говорить правду.

– Нет, Хоуп, мама не умерла. Я бы не стал тебе врать.

– Когда мы к ней поедем?

– Сегодня утром, попозже. – Он посмотрел на кошку. – Так она появилась у дверей искусанная и побитая?

Хоуп почесала кошке за ухом.

– Укусы зажили.

– Ее зовут Гвендолен?

– Гиневра. – Хоуп погладила кошку по загривку. Тут из дверей раздался голос Саманты:

– Когда ты приехал?

Он поднял глаза, и на какой-то миг, из-за усталости или волнения, ему показалось, что перед ним Рейчел. Отчасти его сбили с толку волосы: светлые, но уже не такие мягкие, как у Хоуп, они были волнистыми и густыми, как у Рейчел, когда он увидел ее впервые. Отчасти фигура – за полтора месяца, что он не видел дочь, она очень повзрослела. Но прежде всего голос, в котором звучалиупрек и даже боль – он слышал их в голосе Рейчел накануне расставания.


Джек вдруг снова перенесся в их спальню: он выбирал галстуки для деловой поездки, а Рейчел стояла в дверях. Он видел ее так ясно, словно это было вчера. Она спустилась из общей мастерской, с верхнего этажа их дома в средиземноморском стиле, стоявшего на берегу залива. Ее лицо было бледным и расстроенным, и он приготовился к обороне.

– Я думала, ты не поедешь, – сказала она.

– Я тоже так думал, но мои планы изменились.

Он разложил галстуки, чтобы подобрать подходящие к вынутым из шкафа костюмам.

– Я думала, ты побудешь здесь немного.

Он не обернулся. Не хотел замечать ее бледности.

– Я тоже так думал.

– А ты не можешь отказаться?

– Не могу, – раздраженно ответил он. – Я получил заказ на проектирование бизнес-центра. Это огромное здание. Конечно, большую часть работы можно сделать и в мастерской, это не так сложно. Самое сложное – наполнить здание жизнью, а для этого нужно почувствовать город. – Он наконец выбрал галстук, повернулся к Рейчел и умоляющим голосом произнес: – Возьми, к примеру, свою живопись. Ты отличаешься от других художников благодаря тому, что выбираешь неповторимые ракурсы, планы, цветовую гамму. Но ты не можешь сделать этого, не проводя какого-то времени на пленэре. Так и я.

Она не повышала голоса, но стояла на своем:

– Я выезжаю на пленэр два раза в год. Ты уезжаешь дважды в месяц – даже трижды, если завтра отправишься в свой Провиденс.

– Это моя работа, Рейчел.

Казалось, она вот-вот заплачет.

– Ты оставляешь меня одну.

– У тебя есть дети. У тебя могли бы быть друзья, если бы ты захотела заняться чем-нибудь, помимо живописи. Если бы захотела, ты могла бы ходить куда-нибудь каждый вечер.

– Но я не хочу. Я ненавижу наряжаться. Ненавижу светскую болтовню. Ненавижу стоять на шпильках и жевать бутерброды с икрой.

– Даже по достойному поводу?

В районе залива благотворительные мероприятия были важной частью светской жизни, особенно для людей вроде Джека. На них можно было себя показать и на других посмотреть.

– Здесь я не могу писать, – грустно сказала Рейчел.

– У всех художников иногда случаются периоды спада, – парировал он.

– Это не просто спад. Я выдохлась, с творческой точки зрения я мертва. Здесь я не воспринимаю цвет. Я не чувствую предметов так, как чувствовала раньше. Здесь мне плохо. Мы с тобой чаще бываем порознь, чем вместе.

Он бросил на кровать еще несколько галстуков.

– Взгляни на эти галстуки! – крикнула Рейчел. – Взгляни на них. Они такие консервативные. Мы собирались быть другими. Хотели идти своим путем, а не участвовать в крысиных бегах. – Она опустила голову и тихо сказала: – Когда ты вернешься, меня здесь уже не будет.

Он вздохнул:

– Ну, Рейчел. Попытайся понять.

– Это ты попытайся понять, – заплакала она. – Если уж мне приходится быть одной, то пускай это будет в другом месте. Я еду в Биг-Сур. – И тихо попросила: – Поедем со мной.

Она знала, что он не может поехать в Биг-Сур, до которого из Сан-Франциско три часа езды.

– Ты это серьезно? – спросил он.

– Совершенно. Я прожила здесь десять лет ради тебя. Теперь твоя очередь пожить где-нибудь ради меня. Я хочу, чтобы ты поехал со мной.


– Папа! – Возглас Саманты вернул его к реальности. – Как она?

Прежде чем ответить, он набрал в легкие побольше воздуха. Затем провел рукой по волосам Хоуп, отчаянно желая смягчить удар.

– Дело в том, что она сильно ушибла голову. Она сейчас без сознания.

Хоуп быстро подняла на него глаза:

– Она спит?

– Что-то вроде того. Только она никак не может проснуться. Это называется «кома».

– Кома. – Саманта заплакала.

– На самом деле это не так уж страшно, – поспешно прибавил Джек. – Кома – это состояние, в котором находится мозг, когда ему нужно все силы направить на выздоровление. Когда выздоровление наступает, человек просыпается.

– Не всегда, – с вызовом произнесла Саманта. – Иногда люди лежат в коме годами.

– Мама проснется, – не сдавался Джек.

– Откуда ты знаешь?

Джек этого не знал, но ничего другого просто не мог себе представить.

– Доктор не видит основания для опасений. Послушай, – начал он и перевел взгляд на склонившуюся над кошкой Хоуп, – мы должны быть оптимистами. Мы должны поехать в больницу и сказать маме, что ей станет лучше. Если мы будем стараться, она поправится.

Из груди Саманты вырвался сдавленный стон. Он ожидал увидеть в глазах дочери недоверие, но глаза ее были полны слез.

– Можешь предложить что-нибудь другое? – спросил он. Саманта молча покачала головой.

– Хорошо. Тогда я скажу, что мы, как мне кажется, должны делать. Мы сейчас позавтракаем и поедем в Монтерей.

Хоуп прижала кошку к груди.

– Может, я останусь дома?

– Ты не хочешь увидеть маму?

Хоуп подняла заплаканное лицо:

– А что, если Гиневра умрет, пока меня не будет?

– Не умрет, – сказала Саманта. – Ветеринар сказал, что у нее есть время.

– Совсем немного.

– Хоуп, сегодня она не умрет.

– В чем дело? – спросил Джек.

– У Гиневры опухоль, – объяснила Саманта. – Ветеринар хотел ее усыпить, но Хоуп не дала.

Значит, кошка смертельно больна. Какие еще неприятности их ждут? – подумал Джек. Хоуп подняла на него полные слез глаза и сказала:

– Ей не больно. Если бы было больно, я бы позволила ему это сделать. Но я люблю Гиневру, она это знает. Мне хочется, чтобы она это знала немного дольше. Что здесь плохого?

– Ничего, – ответил Джек. Саманта с ним не согласилась.

– Учись выбирать самое главное, – сказала она сестре. – Мама всегда нас этому учила. Гиневра сейчас не умирает. Если бы мама не попала в аварию, ты бы пошла в школу. Поэтому, если ты оставишь ее сейчас, она не будет знать, куда ты ушла – в школу или к маме. А мама будет.

Джек подумал, что его дочь нашла нужные слова и что для нее еще не все потеряно, но тут Саманта повернулась к нему с недовольным видом и сказала:

– Тебе нужно побриться и привести себя в порядок, папа. Ты выглядишь очень неряшливо.

– Спасибо, – сказал он.

Потрепав Хоуп по плечу, он поднялся с дивана. Он спал – сколько? – не больше часа, и, чтобы восстановить силы, надо было выпить кофе.


Если бы в Монтерей вела какая-нибудь другая дорога, Джек поехал бы по ней, но другой дороги не было. Саманта сидела рядом, ее волосы были влажными после душа, глаза неотрывно следили за дорогой. Хоуп приютилась на заднем сиденье.

На первом же повороте Джек сбросил скорость.

– Глядите! – указала Саманта. – Вот где это случилось. Притормози. Я хочу посмотреть.

Джек не остановился.

– Здесь не на что смотреть. Машины отбуксировали. Обе девочки смотрели в заднее окно.

– Кэтрин говорила, в мамину машину кто-то врезался, – сказала Саманта. – А что случилось с тем водителем?

– Не знаю, – соврал Джек. Саманта снова подалась вперед:

– Знаешь, но не говоришь. Это слышно по твоему голосу. Мама хотела бы, чтобы мы знали правду.

– Сейчас мама хотела бы, чтобы ты или говорила что-нибудь хорошее, или молчала.

– Это ты так говоришь, а не она. Она хотела бы услышать, что мы думаем, а я думаю, что катастрофа была серьезнее, чем ты сказал. Что, если мама не очнется? Я не хочу жить в Сан-Франциско.

– Папа! – донесся с заднего сиденья испуганный голос. В зеркале заднего вида Джек отыскал глазами лицо Хоуп.

– Она не умрет, Хоуп. Она обязательно поправится. Она попала в аварию почти двенадцать часов назад. Возможно, что, когда мы окажемся в больнице, мама уже очнется и попросит подать ей завтрак.


Но Рейчел ни о чем не просила.

– Она спит, – прошептала Хоуп, и на какой-то миг он подумал, что она права.

Если не считать кровоподтека, Рейчел выглядела почти нормально. Не теряя надежды, Джек подошел к кровати.

– Рейчел!

– Не буди ее, – испуганно крикнула Хоуп.

Отступив назад, Джек постоял у двери рядом с девочками, пока они привыкали к виду матери.

– Видите? – произнес он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. – Ни аппарата искусственного дыхания, ни другой аппаратуры для поддержания жизни. Она сломала ногу. Вот гипс. И синяки на лице, там, где она ударилась о машину. По капельницам к ней поступают необходимые лекарства и питательные вещества. На монитор выводятся данные о работе сердца, пульсе, насыщении кислородом.

Обняв Хоуп, он почувствовал, как она кивнула головой.

– Хочешь подойти поближе и сказать ей, что ты здесь? – Она быстро закивала головой. – А ты, Саманта?

Оставив дочерей у двери, он приблизился к кровати, взял Рейчел за руку, наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Привет, мой ангел. Как ты? Смотри, я сказал, что вернусь, и вернулся. Привез к тебе наших девочек. Они здесь, стоят у двери. Они немного растерялись, увидев аппаратуру и все такое.

– Я не растерялась, – с вызовом произнесла Саманта, мгновенно оказавшаяся рядом с ним. – Привет, мам. Это я, Саманта. – Повернувшись к нему, она шепнула: – Это же глупо. Она не слышит.

– Ты уверена?

– Нет.

– Тогда не говори того, чего не знаешь.

Джек обернулся к Хоуп, которая по-прежнему стояла в дверях. Он подозвал ее кивком головы, но она испуганно отпрянула назад.

– Что они делают, чтобы поскорее ее разбудить? – спросила Саманта.

– Видишь капельницу? – Он указал на один из прозрачных пакетов. – Это лекарство уменьшает отек, чтобы кровь и кислород могли проникать в поврежденные ткани и их лечить.

– А почему маме просто не сделают укол, чтобы она проснулась?

– Это не поможет.

– А ты спрашивал?

– Нет, – ответил Джек, бросив на Саманту укоризненный взгляд.

Сейчас он предпочел бы, чтобы дочь ему не дерзила. Он не понимал, почему она так себя ведет: из-за переходного возраста или из-за того, что в его присутствии пробуждаются худшие стороны ее натуры.

– Вот что, – сказал он, – я ненадолго оставлю тебя одну, чтобы ты поговорила с мамой. Не стесняйся. Скажи ей, что я никуда не гожусь. Попроси побыстрее очнуться, потому что ты не хочешь ехать ко мне в Сан-Франциско. Скажи ей, что я ничего не понимаю. Сними с сердца тяжесть. А я пока сделаю несколько звонков. – Он повернулся и увидел Кэтрин Эванс. Она стояла в дверях, обняв Хоуп. – Привет, Кэтрин. Я буду в холле. Я ненадолго.

Он чувствовал себя дезертиром, но к чему ему было оставаться?

– Доктор Бауэр здесь? – спросил он медсестру.

– По вторникам он преподает в университете, – ответила сестра.

– Вы мистер Макгилл? – спросила женщина, разбиравшая бумаги неподалеку.

Под медицинским халатом на ней была шелковая блузка, в ушах большие серьги с роскошными жемчужинами. У Джека возникло подозрение, что серьги она носит только для того, чтобы выглядеть старше своих тридцати лет.

– Да, я Джек Макгилл.

Она протянула руку и сказала:

– А меня зовут Кара. Доктор Кара Бейтс. Я невролог, помощница доктора Бауэра. Перед отъездом он осматривал вашу жену. Все жизненно важные функции у нее в порядке.

– Но она никак не приходит в сознание. Возможно, стоит применить какие-нибудь другие средства?

– Пока нет, – ответила Кара. Повернувшись, Джек направился в холл звонить.


Он сделал два звонка, оба в Сан-Франциско.

– «Санг и Макгилл», – ответила Кристина Джанни.

Она работала с Джеком со дня основания фирмы. Сначала Кристина была секретаршей, заодно выполнявшей разные мелкие поручения, но теперь она поднимала трубку телефона, только когда нынешняя секретарша уходила на перерыв. В остальное время она вела бухгалтерию и отвечала за рекламу. Самым ценным ее качеством была безусловная преданность Джеку.

– Привет, – с облегчением произнес он, услышав знакомый голос.

– Джек, мне очень жаль Рейчел. Как она?

– В коме. У нее серьезная травма головы, остальные повреждения не представляют опасности.

– Как девочки?

– Напуганы.

– Может быть, лучше перевести ее сюда?

– Не думаю. Врачи делают все возможное. Но я хотел бы проконсультироваться со специалистом. Ты можешь узнать, кто считается лучшим неврологом в Сан-Франциско?

– Считай, что дело сделано, – произнесла она с уверенностью, от которой ему стало легче.

– Что происходит в конторе?

После некоторой паузы Кристина произнесла:

– Лучше бы тебе этого не знать.

– Мы потеряли заказ?

– Хуже. Встречу перенесли на следующий вторник.

Он не расхохотался только потому, что слишком устал. Так пошутить могла только Кристина. Много лет она была свидетельницей его растущего успеха, когда адреналин бурлил в крови и фантастические мечты становились явью. Но радость жизни куда-то ушла. С годами держаться на плаву становилось все труднее. Настоящего архитектурного творчества, творческого удовлетворения становилось все меньше, а деловых встреч – все больше.

– Тем лучше, – сказал Джек. – А что с Напой?

Он проектировал в Напе ресторан и должен был встретиться с владельцем, электриком, водопроводчиком и консультантом по кухонному оборудованию.

– Встреча в ближайшую среду. А в пятницу тебе нужно быть в Остине. – Помолчав, она спросила: – Ты сможешь приехать?

Джек закрыл глаза и помассировал усталые веки.

– Не знаю. Рейчел может очнуться сегодня вечером. Или завтра. Или на следующей неделе.

– Ты останешься с девочками?

– Да. На одну-две ночи, пока не прояснятся обстоятельства. Возможно, в пятницу я не смогу быть в Остине, но пока оставь все как есть. Отмени все встречи на завтра.

– Дэвиду это не понравится.

– Я в этом не сомневаюсь.

Мнение Дэвида не волновало Джека. У него были дела поважнее. Второй звонок как раз относился к таким делам.

– Джек! – По голосу Джилл он понял, что она радостно улыбается. – Еще рано. Встреча уже закончилась?

– Она и не начиналась, Джилл. У меня неприятности. Рейчел попала в аварию. Она в реанимации. Я здесь с девочками.

Последовала пауза. Потом Джилл уже без всякой радости спросила:

– В Биг-Суре?

– В Монтерее. Рейчел в коме. Девочки напуганы. Я не могу оставить их одних.

Снова пауза. Наконец Джилл спросила:

– Значит, ты не сможешь прийти на бал?

Ее разочарование было таким же очевидным, как до этого радость.

– Нет, если Рейчел не очнется в ближайшее время. Мне очень жаль. В самом деле. Я знаю, сколько ты готовилась к сегодняшнему вечеру, но я вынужден отменить все встречи. Буду сидеть здесь и ждать.

– Разве с девочками некому остаться?

– За девочек отвечаю я. Я не могу их оставить, Джилл. Особенно сегодня. Ситуация слишком сложная. Я не могу просто взять и уехать.

– Но ты мне нужен на балу. Я сопредседательница собрания. – Она не пыталась его разжалобить, просто констатировала факт.

– Я знаю. Если бы я мог оказаться в двух местах одновременно, то непременно бы приехал.

– Она тебе больше не жена.

Это тоже было сказано без нажима – еще одна констатация факта. Но Джек услышал за ее словами совершенно иное: «Я встречаюсь с тобой два года. Разве в конце концов я не стала значить для тебя больше, чем бывшая жена?»

– Она моя бывшая жена, это правда, но дочери остаются моими. Я не могу оставить их и укатить на вечеринку. – Он заметил, что к нему приближается Кэтрин. – Я должен идти. Мне действительно очень жаль, Джилл. Я позвоню тебе позже, хорошо?

Джек повесил трубку и поспешил навстречу Кэтрин. Вид у нее был крайне озабоченный.

– Девочки по-прежнему с Рейчел? – спросил он.

– Да. А вы возвращаетесь в город?

– Нет. Я только что отменил все встречи.

Она изумленно посмотрела на него. Джек отошел от телефонной будки.

– А вы думали, я уеду?

– Я ничего не думала. Я знаю о вас только то, что слышала от Рейчел. А она говорила, что вы охотнее уходите, чем остаетесь. Она чувствовала себя брошенной.

– Брошенной? – повторил Джек. – Это не я ее бросил, а она меня.

С минуту Кэтрин молчала. Когда она заговорила, в ее глазах был вызов.

– Рейчел считает, что к тому моменту вы сами ее уже практически бросили. Она уехала только поэтому. Она задыхалась в Сан-Франциско. Не могла заниматься живописью. Она была несчастна и изнывала от скуки.

– Если она и изнывала от скуки, то по собственной вине. В Сан-Франциско она много чем могла бы заниматься, но не занималась.

Кэтрин пожала плечами:

– Единственным человеком в городе, с которым она хотела бы заниматься этими делами, были вы, но вы постоянно находились в отъезде.

– Неправда. Я лез из кожи вон, чтобы добиться успеха, потому что мне нужно было обеспечивать семью и, заметьте, дать ей возможность заниматься живописью, не думая о деньгах. Она не хотела брать деньги у родителей. Я стремился дать ей все, чего она, по моему мнению, заслуживала.

– Она это понимала, – согласилась Кэтрин. – Но вы чаще бывали в отлучке, чем дома.

Джек отвернулся и про себя выругался, затем снова обратился к Кэтрин:

– Все это вам сказала Рейчел? Да кто вы такая, чтобы вставать между мной и моей женой?

– Бывшей женой, – поправила Кэтрин. – Однажды вы уже задали мне этот вопрос. Я подруга Рейчел. Я люблю ее и девочек. Они для меня как родные. И я не позволю причинять им боль.

– А я, по-вашему, причиняю?

Джек неотлучно находился при дочерях, как бы назло Кэтрин Эванс. Сначала он сидел с девочками у кровати Рейчел, потом повел их завтракать, после завтрака вернулся с ними к Рейчел, потом повел на ленч. В промежутке он поговорил с неврологом из Сан-Франциско, который пообещал осмотреть Рейчел на следующий день.

Из всего медицинского персонала, который появлялся в палате Рейчел, старшей сестре лучше всего удавалось приободрить Джека и девочек. Ее звали Синди Уинстон. Она носила белые леггинсы, скрывающую полноту длинную блузу и очки с толстыми линзами. Во всем, что она делала, сквозило спокойствие и подкупающая застенчивость. Было видно, что она очень добрая. Она ласково говорила с девочками, и Саманта с Хоуп ловили каждое ее слово.

– Все время разговаривайте с вашей мамой, – советовала она. – Расскажите ей, что вы делали. Расскажите что-нибудь смешное. Или грустное. Вы можете плакать или смеяться. Это нормально. Она вас поймет.

– А что, если нам нечего будет ей сказать?

– Тогда дотрагивайтесь до нее. Это очень важно.


Джеку хотелось знать, когда очнется Рейчел, но этого ему никто не мог сказать. Он выпил столько кофе, что днем его начало трясти. Когда приехала Кэтрин с несколькими приятельницами, он едва мог расслышать их имена. Как только церемония знакомства закончилась, он повел девочек к машине.

Едва они выехали на дорогу, Саманта громким, решительным голосом спросила:

– А кто будет о нас заботиться?

– Я. Если к завтрашнему дню ничего не изменится, то, пока вы будете в школе, я съезжу домой за одеждой.

Саманта пришла в ужас:

– Мы не можем ходить в школу.

– Вы не можете не ходить. Сейчас конец года. На носу экзамены.

– Да, но…

– Я буду отвозить вас в школу. – В школе в Биг-Суре было всего шесть классов, поэтому девочкам приходилось ездить на автобусе в Кармел. А от Кармела до больницы в Монтерее всего десять минут на машине. – Остаток дня вы сможете проводить в больнице.

– Думаешь, я смогу сосредоточиться на занятиях?

– Я думаю, что тебе все-таки следует попытаться. Мама может прийти в себя в любой момент. Это же не будет длиться вечно.

– Откуда ты знаешь? – раздался с заднего сиденья тоненький голосок Хоуп.

– Ваша мама молодая и здоровая. Она поправится.

– Но ты не знаешь наверняка, – возразила Саманта.

– Нет. Но разве лучше думать, что она умрет?

– Нет, не лучше. Я просто не знаю, как быть. У нас масса дел. Зубной врач…

– Пикник.

– Выпускной бал, а у меня нет платья. На этой неделе мама собиралась со мной в магазин, но теперь она в больнице. Кто поедет вместо нее?

– Я, – ответил Джек.

Саманта съежилась на сиденье и стала смотреть в окно.

– Но у тебя нет времени. Никогда не бывает времени.

– Придется найти, – только и мог ответить он. Остаток пути прошел в молчании. Как только они подъехали к дому, Хоуп что-то пробормотала про кошку и выскочила из машины. Саманта последовала за ней, что-то крикнув про срочные телефонные звонки. А Джек направился на кухню готовить обед.

Глава 3

Проснувшись, Саманта ощутила боль в шее – оказывается, телефонная трубка всю ночь пролежала у нее на подушке. Мама говорила, что у нее хроническое недержание речи. Но что Саманта могла поделать? Ей нужно было позвонить Шелли по поводу математики, Аманде по поводу английского, а потом ей позвонил Брендан, за ним Лидия. Когда они кончили разговаривать? В половине первого? В час?

– Пожалуйста, справочную, – сказала она оператору в больнице. Когда трубку взяла дежурная сестра, Саманта спросила: – Как моя мама?

– Прекрасно.

– Она пришла в себя? – обрадовалась Саманта.

– Пока нет.

Тогда что означало слово «прекрасно»? – подумала она.

– Спасибо, – произнесла Саманта скорее разочарованно, чем любезно, и повесила трубку.


Первое, что сделал Джек, когда проснулся, – схватил телефонную трубку. Всего минуту спустя он с облегчением узнал, что Рейчел жива, со страхом убедился в том, что она еще в коме, и с неожиданной гордостью – что Саманта самолично позвонила в больницу.

Откинув простыню, он подошел к окну и высунулся наружу. Из каньона поднимался утренний туман, но он был не похож на тот, что бывал в Сан-Франциско.

– Папа!

Он оглянулся на дверь. В щель просунулось личико Хоуп.

– Папа, мне что-то нездоровится. Живот болит. Джек подошел к Хоуп и дотронулся до ее щеки.

– Температуры нет. Может, что-нибудь не то съела?

– Не знаю. Но если мне станет плохо в школе, тебе позвонят, а ты будешь в Сан-Франциско и не сможешь за мной приехать. Может, мне лучше остаться в постели?

Хоуп выглядела вполне здоровой.

– Разве ты не хочешь навестить маму?

– Если я посплю утром, то смогу поехать к маме вместе с Самантой, правда?

Должно быть, дело в кошке.

– Где Гиневра?

Он попал в самую точку. В глазах Хоуп была тревога.

– В кровати. Кажется, ей тоже нездоровится. Если я с ней останусь, нам обеим будет лучше.

Джек обнял Хоуп за хрупкие плечики. Она была в длинной, до колен, футболке. Между футболкой и ковбойскими сапогами виднелись худые ноги.

– А мама разрешила бы тебе пропустить школу?

– Нет. Но она осталась бы дома с Гиневрой.

А он остаться не сможет. Это было ясно без слов. Он собирался завезти девочек в школу в Кармел, потом поехать в больницу – севернее, в Монтерей, потом дальше на север, в Сан-Франциско, а оттуда в школу и снова в больницу.

– Я не могу оставить Гиневру одну, папочка, – умоляющим голосом сказала Хоуп. – Особенно сейчас, ведь она тяжело больна.

Ему совсем не хотелось, чтобы Хоуп пропускала школу. Необходимо отыскать какой-то выход.

– А Дункан? По-твоему, он согласится присмотреть за ней? Лицо Хоуп просияло.

– Я могу его спросить.


Дункан предложил вариант, который понравился Хоуп еще больше, хотя Джек не понимал почему. Он не понимал, почему Гиневре будет лучше провести весь день дома у Дункана.

– Дункан живет с верой – вот и все, что сказала Хоуп в ответ на его недоумение.

Джек не стал добиваться более вразумительного ответа. Он уже много лет слышал о вере Дункана.

Итак, Дункан верит в Бога. Прекрасно. Гораздо больше Джека волновало то, что, собираясь везти кошку к Дункану, до которого было три минуты езды, Хоуп в суматохе забыла про боль в животе.

Пока Хоуп устраивала кошку у Дункана, Джек ждал в машине. Когда Дункан подошел к нему, он сказал:

– Спасибо. Для Хоуп это очень важно.

– Как Рейчел?

– По-прежнему. Я как раз еду в больницу.

– Лучше вызвать Бена.

– Какого Бена? – спросил Джек, но, прежде чем Дункан успел ответить, Хоуп взяла великана за руку и устремила на него почтительный взгляд.

– Я заеду за Гиневрой, – сказала Хоуп. Дункан кивнул и пожал ей руку.


Когда Джек приехал в больницу, Рейчел только что помыли в ванне и постелили ей крахмальные белые простыни. Он привез тюбик крема, который взял из ее ванной, и стал втирать его в те участки кожи, которые не были закрыты повязкой. Он нанес крем на щеки, легко массируя места вокруг ушиба.

– У тебя наверняка болит голова, – сказал он.

Рейчел молчала. Ее рука была вялой и тяжелой. Джек посмотрел, не движутся ли ее глаза под закрытыми веками. Ничего не заметив, он, несколько разочарованный, покинул палату.

Джек нашел Кару Бейтс в холле. Вместо жемчужных серег у нее в ушах были великолепные ониксы квадратной формы.

– Разве Рейчел не пора начинать реагировать на внешние раздражители? – спросил он ее. – Ведь прошло уже полтора дня.

– На это требуется время, мистер Макгилл, – сказала Кара. – Состояние вашей жены не ухудшается.

– Я договорился о консультации с неврологом из Сан-Франциско.

– Он уже здесь был. Попросил вас позвонить ему днем. Он считает, что в настоящее время никаких дополнительных мер не требуется.

Джек развел руками. Рухнула еще одна надежда.

– А вы не можете хотя бы приблизительно сказать, когда она очнется?

– Нет. Мне очень хотелось бы обнадежить вас, но я действительно не знаю. С травмами головы всегда так бывает. Самое лучшее, что я могу вам сказать: у Рейчел хорошие шансы на выздоровление.

Это была лишь малая часть того, что хотел услышать Джек.


Казалось, двигаясь на север, к Сан-Франциско, он должен был почувствовать себя лучше. Там был его дом, его дело, там была Джилл. Но чем ближе он подъезжал к городу, тем сильнее щемило у него в груди.

Сначала он заехал домой, рассчитывая, что там ему станет легче, но дом показался ему холодным. Он бросил на кровать матерчатую сумку и быстро запихал в нее вещи. Зашел в мастерскую, наполнил кейс бумагами и направился к выходу. Из прихожей он позвонил Джилл.

– Как дела? – спросил он, как только она ответила.

– Джек, где ты?

– Заехал домой, но не надолго. Рейчел по-прежнему в коме. Как прошел бал?

– Прекрасно. Большой успех.

– Я в этом не сомневался. Ты умеешь устраивать такие вещи. – Джилл была приветливой, щедрой хозяйкой, где бы ни проходил прием: дома, в ресторане или в бальном зале. – Сколько вам удалось собрать?

– Похоже, больше четверти миллиона.

– Браво, Джилл. Ты должна быть довольна.

– Мне не хватало тебя. Когда ты придешь?

В последние два года она часто задавала этот вопрос. Но она никогда не упрекала Джека, не упрекала она его и сейчас, хотя на этот раз вопрос звучал немного по-другому. Джек мог поклясться, что уловил в ее голосе тревожные нотки. Обычно он уклонялся от ответа, ссылаясь на работу. Теперь же он просто сказал:

– Я появлюсь, как только смогу. Молись за Рейчел.

Зная, что она так и поступит, Джек направился в офис. Как только он туда вошел, у него возникло желание бежать. Но это была его фирма. Он, как один из партнеров, чувствовал ответственность перед двумя десятками сотрудников.

Шагая через две ступеньки, он направился прямиком в кабинет Кристины Джанни. Она говорила по телефону, но через несколько секунд повесила трубку.

– Как Рейчел?

– Жива, но по-прежнему в коме.

– А девочки?

– Конечно, волнуются за мать. А что происходит в конторе? Кристина бросила на него предостерегающий взгляд.

– Лучше бы тебе этого не знать. Опять?

– Неужели это хуже комы?

– Дэвид именно так бы и сказал, – сухо ответила Кристина. – Вчера вечером Майкл Флинн должен был исправить чертежи для Буффало. Но он смылся с работы в три часа, чтобы отвезти своего двухлетнего малыша к врачу, споткнулся и упал с лестницы. Он думает, что сломал ногу, и пошел на рентген.

– Что еще?

– Бокка. Чертежи придется снова переделать.

Джек проектировал в Бокке деловой центр с торговым пассажем на первом этаже. Ему уже трижды пришлось переделывать проект, чтобы удовлетворить капризы одного крикливого члена важного комитета. Джек уже пошел на все мыслимые уступки. Стоила ли игра свеч?

– Отменить все завтрашние дела?

– Да.

Он не мог сосредоточиться на Буффало, не мог сосредоточиться на Бокке. Но он был главой фирмы, и у него имелись обязанности перед подчиненными. Поэтому он прошел в зал и стал останавливаться то у одного отсека, то у другого, обозначая свое присутствие самым бесхитростным способом – вопрос здесь, предложение там. Он отвечал за три четверти проектной работы фирмы. Это была хорошая работа, очень важная работа. «Метрополитен хоум» напечатал фотографию построенного им в Омахе музея, «Аркитекчарал дизайн» – одного из залов библиотеки в Мемфисе. Несмотря на это, Джека тяготило пребывание в офисе, здесь он чувствовал себя чужим. Возможно, он выдохся. Отвращение, которое он испытывал к работе, должно было иметь под собой причину.

Оно могло быть результатом усталости. Или беспокойства. Любой человек на его месте был бы выбит из колеи. Засовывая в карман пачку телефонограмм, он вернулся в приемную и попросил Кристину отменить Остин.

Затем он сел в машину и поехал на юг, в Монтерей.


Для невысокой женщины у Рейчел были на редкость изящные руки и ноги. Джек смазывал ее руку кремом, когда вошла Кэтрин Эванс.

– Привет, – сказал он, решив сегодня быть полюбезнее. – Как дела?

– Были бы гораздо лучше, если бы Рейчел пришла в сознание. Но кажется, ничего не изменилось. Есть медицинские новости?

– К сожалению, никаких. Я надеялся, что к этому времени она очнется.

Кэтрин взяла с тумбочки щетку для волос и начала причесывать Рейчел.

– Девочки в школе?

– Да. Я должен заехать за ними через час и привезти сюда. – Джек посмотрел на монитор. – Им сейчас нелегко.

Кэтрин осторожно приподняла голову Рейчел и стала расчесывать волосы на затылке.

– Я подозреваю, что дело не только в состоянии Рейчел.

– Что вы имеете в виду? – не сразу спросил он.

– Я подозреваю, что ваше пребывание здесь поднимает и другие проблемы.

– Развод? Не думаю. Девочек волнует здоровье их матери. Волнует, кто сегодня приготовит им обед. Они не думают о разводе. Развод был давно.

– Нет, они думают о нем, – не сдавалась Кэтрин. – Бьюсь об заклад, что Саманта одержима этой мыслью. Она не желает никому подчиняться, а тут после стольких лет отсутствия являетесь вы и принимаетесь командовать. Она, вероятно, думает, что вы не имеете права указывать, что ей делать.

– Она вам это говорила?

– Нет. Но я чувствую, что она не понимает, почему вы здесь. Я и сама этого не могу понять.

Некоторое время Джек глядел на нее в изумлении.

– Моя жена в коме. Где еще мне быть?

– Рейчел – ваша бывшая жена. Вы постоянно забываете об этом.

– Мы больше десяти лет прожили вместе, у нас двое детей. То, что я здесь, совершенно естественно. Не придавайте этому особого значения.

– Это имеет особое значение, если вы по-прежнему ее любите. Он ее не любил.

– Мы в разводе уже шесть лет. Я почти не знаю, какая она сейчас. Как я могу любить незнакомую женщину?

Кэтрин прекратила расчесывать Рейчел.

– Знаете, что я думаю? Я думаю, что вы здесь из чувства вины. Из-за того, что хотите компенсировать то, что вы ей недодали.

– Из чувства вины? Да кто вы такая? Психиатр?

– Почти. – Она положила щетку на тумбочку. – Я парикмахер.

– Вы шутите. Вы не похожи на парикмахера.

Кэтрин рассмеялась:

– Так же как не похожа на подругу Рейчел?

– Парикмахер. – Джек не верил своим ушам. – В последний раз моя жена переступила порог парикмахерской в день нашей свадьбы и поклялась, что больше никогда в жизни этого не сделает.

– Возможно, она поняла, что ошибалась.


Джек Макгилл напоминал Кэтрин ее бывшего мужа – такой же самонадеянный, такой же близорукий. Рой и по сей день уверен, что причиной их развода было ее неумение удовлетворить его потребности.

Неумение? Скорее, нежелание. Он сам не хотел признавать ее потребности, и это долго сходило ему с рук. У нее была работа. Были друзья. Сочувствие, привязанность и интеллектуальное общение она находила вне дома. Но однажды ей понадобилась его помощь, и она ее не получила. Это было последней каплей, после этого она не захотела оставаться его прислугой.

По дороге в кафетерий Кэтрин постаралась выкинуть из головы мысли о Рое, но окружающая обстановка мешала ей успокоиться. Она не любила больницы вообще и эту в частности, но уже успела освоиться здесь. Направившись прямо к пакетикам чая, она взяла «Эрл Грей», наполнила кипятком пластиковый стаканчик, расплатилась и села за свободный столик. Тут чей-то голос произнес:

– Простите. Мы не виделись с вами раньше?

Она подняла глаза. Стоявший рядом мужчина был в блейзере, рубашке с галстуком и в джинсах. В густых, коротко подстриженных волосах было больше перца, чем соли. Кэтрин замечала такие вещи – у нее был профессиональный взгляд. Она также отметила, что он приятной наружности.

– По-моему, это было вчера утром. Ранним утром. – Он протянул руку. – Стив Бауэр.

А-а, невролог Рейчел. Она тоже подала ему руку.

– Кэтрин Эванс. Я подруга Рейчел. Вы уже были у нее сегодня?

– Да. – Он сел рядом с Кэтрин. – А вы?

– Я тоже. Что еще можно для нее сделать?

– Пока еще слишком рано об этом говорить. Ей не становится хуже. Это хорошо. – Он откинулся на спинку стула. – Вы живете поблизости?

– Нет, – ответила она, понимая, куда он клонит.

– Мне знакомо ваше лицо. – Он выглядел по-настоящему озадаченным. – Возможно, я ошибаюсь. Иногда, когда видишь лицо, которое врезалось тебе в память, начинаешь думать, что видел его раньше. Вы никогда здесь не работали?

– Нет. Я парикмахер.

– Что ж, у вас эффектная прическа. Кэтрин возвела глаза к небу.

– Я сижу здесь расстроенная, потому что моя лучшая подруга в коме, а вы и ваш персонал ничем не можете ей помочь. Вы же рассуждаете о моей прическе!

– Это невинное замечание, – возразил он.

– Оно совершенно неуместно.

– Нет. Неуместным было бы, если бы я стал обсуждать с вами медицинские подробности состояния вашей подруги или, того хуже, давать вам пустые обещания. Вместо этого я сделал наблюдение. У вас действительно эффектная прическа. Вы владелица парикмахерской?

Он угадал, но Кэтрин ничего не ответила. И почему это врачи считают себя вправе задавать любые вопросы?

– Где вы живете? – спросила она.

– В Пасифик-Гров.

О Боже. Пасифик-Гров – фешенебельное место.

– Семь лет назад я купил там небольшой дом, – сказал Стив Бауэр. – Ближний к океану.

– У вас есть семья?

– Бывшая жена, два сына и дочь, все взрослые.

Это ее удивило. Несмотря на волосы с проседью, она дала бы ему не больше сорока пяти.

– Сколько вам лет?

– Пятьдесят три. А вам?

Внезапно смутившись, она встала из-за стола.

– Достаточно, чтобы понять, что мне пора возвращаться к Рейчел. До свидания.


У школы Джека уже ждали десять ребятишек. Хоуп первой открыла дверцу и забралась на заднее сиденье.

– Как мама? – спросила она.

– Довольно хорошо. Все еще спит, – сказал он как ни в чем не бывало.

Саманта, сев рядом с ним, указала на группу подростков.

– Это мои друзья: Джошуа, Адам, Шелли, Хедер, Брендан, Аманда, Сет и Лидия. Они хотят узнать, как мама. Она пришла в сознание?

Джек помахал рукой, поприветствовав их всех.

– Пока нет.

– Ей лучше? – спросила девочка, стоявшая ближе всех к машине.

Он догадался, что это Лидия, которую он знал только по имени.

– Врачи говорят, что дело идет на поправку, – ответил он. К нему приблизилось лицо мальчика.

– Я Брендан. Моя мама просила передать вам, что подготовка к балу идет полным ходом, так что можете не беспокоиться. В понедельник она звонила маме Саманты, и они обо всем договорились.

Саманта захлопнула дверцу.

– Пора ехать.

– О чем они договорились? – спросил Джек.

– О подготовке к балу. Поехали. Я хочу видеть маму.

– К какому балу?

– К тому, для которого мне нужно новое платье. Я же тебе говорила.

Возможно, говорила, но сейчас ему приходилось держать в голове слишком много всего.

– Откуда взялся этот бал? Тебе всего пятнадцать.

С заднего сиденья последовало торопливое разъяснение, явно рассчитанное на то, чтобы предотвратить схватку:

– В конце года у девятых и десятых классов бывает бал.

– Когда он будет?

– На следующей неделе в субботу, – ответила Саманта. – В этот уик-энд мы должны купить платье. Ты сказал, что поедешь со мной в магазин.

– Папа, – прозвучало с заднего сиденья, – а что нам делать с пикником? Мама собиралась устроить мне пикник.

Джеку показалось, что в руках у него груда кирпичей, а ему подкладывают все новые, и он уже с трудом стоит на ногах. Съездить в магазин за платьем он в состоянии. Но устроить пикник совсем не просто. Джек подумал, что он еще способен наполнить багажник двухлитровыми бутылками с газировкой и доставить их в назначенное место, способен даже купить пару дюжин сандвичей. Но с начала до конца организовать пикник? Для этого был нужен кто-то другой.

– Вечером я позвоню твоей учительнице. У тебя есть ее телефон?

– У мамы есть.

– А что будет с ее выставкой? – спросила Саманта.

– С какой выставкой?

– У мамы открывается выставка в галерее П. Эммета. Это здесь, в Кармеле. Через две недели в субботу. Что, если она до этого не придет в себя?

– Придет, – решил он.

– А если нет? Или если она не придет в сознание хотя бы за неделю до выставки? Картины еще не закончены. Она работала как ненормальная. По-моему, тебе следует поговорить с Беном.

– С Беном?

– С Беном Вулфом. Владельцем галереи. Это он устроил маме выставку. Они встречались, – прибавила Саманта, как ему показалось, со злорадством. – Бен продает больше маминых картин, чем все остальные галереи.

Джек понимающе присвистнул.

– Что же делать с незаконченными картинами? – спросила Саманта. – В его галерее это первая персональная выставка за много месяцев. Мама так мечтала о ней.

– Я поговорю с Беном, – пообещал Джек и тут же перестал об этом думать. Он все сильнее хотел, чтобы Рейчел побыстрее очнулась.


Когда Джек привез девочек в больницу, Бен Вулф был уже там. Каштановые волосы, очки в металлической оправе – вполне заурядный мужчина, если говорить о росте, весе и наружности. Отнюдь не яркая личность, какую, по мнению Джека, должна была выбрать Рейчел. И она еще называла Джека консервативным? Бен Вулф был воплощением консерватизма, однако это ей почему-то не мешало.

Сидевшая рядом с ним женщина была его полной противоположностью. Все в ней кричало о мятеже: от розовых прядей волос до полудюжины сережек в ухе. Еще до того, как их представили друг другу, Джек понял, что она – скульптор из кружка книголюбов, который посещала Рейчел.

Бен Вулф. Чарлин Авалон. Джек вежливо кивал им, пристально вглядываясь в лицо Рейчел. Оно было спокойным, бледным и неподвижным. Он взял ее за руку. Так он чувствовал себя увереннее, как будто имел неотъемлемое право здесь находиться.

– Хочешь рассказать маме, что ты делала в школе? – спросил он стоявшую рядом Хоуп.

– Мамочка, здравствуй, – тихонько сказала Хоуп. – Это я, Хоуп. Я все еще в своих счастливых сапогах.

– Очень глупо, – сказала Саманта.

– А вот и нет. Они напоминают мне о том концерте. Я буду носить их, пока мама не проснется. – Рейчел она сказала: – Гиневра у Дункана. Надеюсь, ей там хорошо. – Хоуп подняла испуганные глаза на Джека: – Чарлин знакома с Дунканом. Она часто бывает у него.

Чарлин кивнула головой.

– У Дункана есть сарай, набитый всяким старым хламом, – сказала она. – Он разрешает брать оттуда все, что мне нужно для работы. – Она улыбнулась Джеку. – Мы с Беном думали, что делать с выставкой. Вы знаете, что у Рейчел намечена выставка?

– Разумеется, – ответил Джек, словно уже давно знал об этом. – Открытие через две недели. Не знаю, успеет ли она прийти в себя. – Он поймал на себе взгляд Бена Вулфа. – Мы можем с вами поговорить?

Оставив Саманту рядом с Рейчел, Джек вышел в коридор. Когда к нему присоединился Бен, Джек спросил:

– Можно перенести выставку?

Бен покачал головой:

– Я обзвонил всех художников, кто выставляется позднее, но две недели – слишком короткий срок. Никто не успеет подготовиться.

– Сколько у Рейчел законченных картин?

Бен поправил очки.

– Не знаю. Она обещала дать восемнадцать. Возможно, если бы я заехал и посмотрел на то, что у нее есть, я бы точнее оценил ситуацию.

Джека удивило то, что Бен до сих пор этого не сделал. Если бы между ним и Рейчел было что-нибудь серьезное, Бен проводил бы много времени в ее мастерской. Как в свое время Джек.

– Вам не стоит беспокоиться. – Бен Вулф слишком вял для Рейчел. Он не способен задеть ее за живое. Он слишком аккуратный, слишком тусклый. С чувством собственного превосходства Джек сказал: – Я загляну в мастерскую и сообщу вам, в каком состоянии картины.


Вечером Джек помыл посуду, позвонил учительнице Хоуп и попросил ее помочь с пикником, потом два часа провозился с чертежами, пытаясь решить проблемы, возникшие с проектом в Бокке. Чувствуя себя совсем усталым, он не пошел в мастерскую смотреть картины, а решил поискать в шкафу рубашки для Рейчел. Синди Уинстон сказала, что Рейчел, возможно, удобнее будет в лежать в своей ночной рубашке.

Вопрос о том, не окажется ли белье слишком фривольным для больницы, отпадал сам собой. Рейчел предпочитала простые фланелевые рубашки. Впрочем, не совсем обычные. Она любила яркие цвета. Джек выбрал лиловую и изумрудную, а затем, отодвинув в сторону оранжево-красную рубаху, обнаружил три фотографии в рамках. Они лежали картинкой вниз, занимая все дно ящика.

Он повернул к себе самую большую. В претенциозную позолоченную рамку, которую могла купить только мать Рейчел, была вставлена их свадебная фотография: жених и невеста в центре, а по бокам две пары счастливых родителей. Оба, и Джек и Рейчел, ненавидели эту фотографию. На ней они вышли слишком разодетыми и совсем непохожими на себя.

Отец и мать Рейчел уже умерли. Но тогда Виктория Китс приложила все силы к тому, чтобы устроить дочери волшебную свадьбу, которой не было у нее самой, а Юнис Макгилл всецело встала на ее сторону.

Фотография по случаю помолвки была лучше, но какую битву пришлось им тогда выдержать. На ней они были самими собой, а это, по мнению матери Рейчел, совершенно не годилось для газет. Джек дотронулся до простой деревянной рамки, на которую Рейчел наклеила кусочки фольги и цветной бумаги. Он и она на семнадцать лет моложе, их дерзкие, счастливые лица полны жизни.

А третий снимок? Его любимый, в рамке из необработанного камня. Рейчел сделала его всего за год до развода. Джек и девочки возятся на заднем дворе их дома в Пасифик-Хейтс, а присутствие Рейчел по другую сторону объектива настолько очевидно, что ее по праву можно считать участником этой сценки. Три улыбки, три смеющихся лица смотрят прямо на Рейчел с разной степенью любви и отваги.

Джек осторожно положил обратно в ящик сначала маленькую рамку из камня, затем фотографию по случаю помолвки, а свадебную фотографию спрятал в самый нижний ящик. Ему показалось, что своим присутствием она оскверняет две другие.

Глава 4

Когда наследующее утро Джек приехал в больницу, Рейчел лежала на боку спиной к двери. Его сердце учащенно забилось. Она наконец проснулась! Джек осторожно приблизился к кровати.

– Рейчел! – тихонько позвал он, приготовившись увидеть, как дрогнут ее веки.

В комнату вошла Кара Бейтс.

– Мы стали поворачивать ее на бок. Она и так пролежала на спине два дня. Мы также положили ей под простыню воздушный матрас. Он помогает восстановить подвижность.

Джек огорченно вздохнул. К разочарованию примешивался страх: Рейчел лежала в коме двое суток, но врачи по-прежнему не могли сказать ничего определенного.

– Есть хоть какие-то изменения? – спросил он.

– Особых нет, но мне кажется, кровоподтек на лице уменьшился.

Джек согласился.

– Но если синяк побледнел, почему состояние не улучшается?

– Отек сдавлен черепом, поэтому он проходит медленнее, – сказала Кара, заглядывая в пакет, который Джек положил на кровать. – Что вы принесли?

– Ночные рубашки. Рейчел любит яркие цвета.

– Я это поняла, – сказала Кара, поднимая бровь и указывая взглядом на подоконник, заставленный цветами.

Там стояло пять букетов – вазы и корзинки с цветами, названия которых Джек не знал. Темно-голубые, ярко-красные, желтые с изумрудной листвой. Рейчел любила простые яркие цвета. В каждом букете была карточка. «Нам тебя так не хватает, Рейчел. Выздоравливай побыстрее», – писали Дайна и Джан. Еще были алые цветы от Нелли, Тома и Бев, голубой букет от Либерманов и желтые розы с запиской: «С любовью, Бен».

Не успел Джек подумать, что мог бы обойтись без Бена с его букетом и признанием в любви, как в палату вошла Кэтрин. Когда она увидела лежавшую на боку Рейчел, ее глаза широко открылись, а рот округлился в полное надежды «О!». Джек покачал головой. Она тихо выругалась и подошла к кровати.

– Я подумала…

– Я тоже подумал.

Кэтрин наклонилась и тихо заговорила с Рейчел, потом выпрямилась и посмотрела на Джека.

– Я не ожидала вас здесь увидеть.

– А я, как ни странно, здесь, – ответил он без всякого желания препираться. Он думал об этих цветах, о друзьях, которые появились у Рейчел после того, как они расстались. В Сан-Франциско Рейчел была одиночкой: независимой, сосредоточенной только на живописи, детях и Джеке. – Кто такие Дайна и Джан?

– Дайна Монро и Джан О'Нил. Они из нашего кружка. Вчера вы их видели.

Вчера он видел так много людей, что лишь смутно помнил их лица.

– А кто такие Нелли, Том и Бев?

– Друзья по бриджу. Должно быть, он ослышался.

– По бриджу? По игре?

– Да, карточной игре.

Джек попытался представить себе Рейчел за игрой в бридж, но не смог.

– Вот так да! В Сан-Франциско Рейчел категорически отказывалась играть в бридж. Он был для нее символом той жизни, которую вела ее мать.

Кэтрин улыбнулась:

– Да, вы правы. Рейчел ненавидела то, что означал бридж в жизни ее матери. Но играть она умела, а переехав сюда, познакомилась с Бев, которая обожает играть в бридж и делает потрясающие вещи из акрила и кожи гремучей змеи. Оказалось, что играть с ней в бридж не так уж плохо.

– А Либерманы?

– Фей и Билл. Фей в нашем книжном кружке. Она играет в гольф. В гольф играет и Джан, которая одновременно является молодой матерью. Она придет позже.

– А как вы сами познакомились с Рейчел?

– В приемной гинеколога, – ответила Кэтрин. Озабоченно поглядев на часы, она наклонилась к плечу Рейчел. – В девять ко мне придет клиентка, поэтому я уже должна идти. Но днем у меня будет свободный час, и я обязательно приду тебя причесать. Может быть, мне захватить девочек из школы и привезти сюда? – спросила она Джека.

Джек никому не хотел уступать свои права.

– Я сам за ними заеду. Это моя обязанность.

– Доброе утро, – раздался с порога голос Стива Бауэра. Кэтрин направилась к двери.

– Пока, – сказала она и помахала рукой, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Не уходите из-за меня, – сказал врач.

Но она уже была в коридоре, оставив Джека недоумевать по поводу столь поспешного бегства.


Джеку необходимо было приступать к работе. Утром он собирался завезти девочек в школу в Кармел, потом навестить Рейчел в Монтерее, а оттуда поехать в Сан-Франциско. Однако теперь, оказавшись рядом с Рейчел, он забыл обо всем. Облокотившись на кровать, он всматривался в ее лицо. Даже теперь, с кровоподтеком на левой стороне, оно казалось ему красивым. Как всегда.

– Что с нами случилось, Рейчел? Я до сих пор не могу этого понять. – Джек помолчал. – Может, это месть за то, что я слишком часто бывал в отъезде? Тебе хотелось, чтобы я больше времени проводил с девочками? Что ж, теперь я провожу с ними много времени, и мы отлично ладим. Я люблю их. И всегда любил. Поверь мне, когда ты забрала их и увезла с собой, мне было страшно тяжело.

Он наклонился к ее лицу и заговорил совсем тихо:

– Ладно. Проехали. Мы в разводе. Но эта кома мне не нравится. Один-два дня еще куда ни шло. Но три? Просыпайся, Рейчел. Я стараюсь изо всех сил, но девочкам нужна мама, им нужна ты. Я просто временно тебя замещаю. Долго это будет продолжаться?

Она не моргнула, не пошевелилась, не ответила.

Джек не знал, сколько он простоял так, мрачно глядя на Рейчел. Отчаяние постепенно отступало. Он подвинул стул к кровати и сел.


Клиентка, которая должна была прийти в час, опоздала, поэтому Кэтрин с опозданием приняла следующую, назначенную на без четверти два. Так что в больницу она попала только к четырем часам. Когда она увидела, что Рейчел по-прежнему в коме, настроение у нее упало.

Хоуп, поджав ноги, сидела на кровати Рейчел и читала книгу, ее сапоги лежали на полу. Джек стоял лицом к окну с мобильным телефоном в руке. Передвижной столик у него за спиной был завален бумагами.

Кэтрин обняла Хоуп.

– Как мама?

– Нормально.

Джек повернулся к Кэтрин.

– Как дела? – спросил он, но вышел из палаты, прежде чем она успела ответить. – Я сейчас.

Проводив его глазами, Кэтрин вопросительно посмотрела на Хоуп.

– Здесь нельзя пользоваться сотовым телефоном, – объяснила Хоуп. – Он мешает работе мониторов.

– А-а. Он выглядит расстроенным.

– Угу. – Хоуп посмотрела на Рейчел. – Как, по-вашему, мама знает, что я здесь?

– Конечно.

– Саманта в холле, – сказала Хоуп.

– Знаю. Я проходила мимо.

Саманта сидела в телефонной кабинке с учебником алгебры на коленях и карандашом в руке. По тому, как она мгновенно прекратила разговор и неестественно широко улыбнулась ей, Кэтрин поняла, что разговор не имел абсолютно никакого отношения к математике.

Хоуп покосилась в сторону коридора и прошептала:

– Саманта меня тревожит.

– Что ты имеешь в виду?

– Выпускной бал, – прошептала Хоуп. – Мне кажется, они что-то затевают. Я не могу ничего сказать папе, потому что он разозлится на нее, а она на меня. Я ничего не знаю точно, просто чувствую.

– Вот что, – предложила Кэтрин, – давай-ка я намекну об этом папе. Никто не узнает, что ты мне что-то сказала. Согласна? – спросила она, увидев входящего Джека. Когда Хоуп, широко открыв глаза, утвердительно кивнула, Кэтрин вынула из кармана пятидолларовую бумажку. – Мне смертельно захотелось чаю. Не принесешь мне «Эрл Грей»? Возможно, твой папа захочет выпить кофе.

Джек попросил Хоуп взять для него кофе покрепче. Кэтрин дождалась, чтобы она ушла, и бросила взгляд на заваленный бумагами стол.

– Кажется, вы собирались в Сан-Франциско.

Джек положил телефон на стол.

– Я передумал.

– Почему?

– Сам не знаю. – Он взъерошил рукой волосы.

Кэтрин не могла не заметить, что Джек выглядит усталым, и в ней проснулось что-то вроде сочувствия к нему. У него столько забот. Ей не хотелось добавлять еще одну, но другого выхода не было.

– Хоуп выглядит обеспокоенной, но думаю, с ней все будет в порядке. А как Саманта?

– Сегодня утром она была необыкновенно мила.

– Возможно, это не к добру.

– Да, но дареному коню в зубы не смотрят.

– Иногда можно и даже нужно посмотреть. Девочки в ее возрасте могут быть очень коварными. А у Саманты все готово к балу?

– В этот уик-энд мы покупаем платье.

– Она пойдет на бал с Бренданом, как и собиралась?

– Вроде бы так, – с озабоченным видом ответил Джек. – Я не совсем понимаю, кто с кем пойдет. Саманта что-то темнит. Они вдесятером на лимузине отправятся на бал из дома Лидии. А после бала девочки останутся у нее на ночь.

– Вы уверены, что там будут одни девочки?

– Так говорит Саманта. Она уверяет, что родители Лидии будут дома.

– По-моему, – сказала Кэтрин, – Рейчел попросила бы вас позвонить им.

– Но это будет означать, что я не доверяю своей дочери.

– Дело не в доверии. Вы просто проявите участие.

– Похоже, вы уже сталкивались с подобными проблемами. Сколько лет, вы говорили, вашим детям?

У Кэтрин не было детей. Слова Джека попали точно в цель. Когда-то ей больше всего на свете хотелось иметь ребенка. Потом Рой ушел. И как-то неожиданно ей стало сорок два.

– Вообще-то мне сейчас приходится нелегко, – к удивлению Кэтрин, проговорил Джек. – То, что происходит между мной и Самантой, никак не назовешь праздником любви. Ей не нравится то, что я покупаю на обед, не нравится, что я говорю по «ее» телефону, что я сплю в кровати Рейчел. Кажется, что я причиняю ей сплошные неудобства. Она все время мне дерзит. Но, возможно, худшее уже позади. Сегодня по пути в школу она мне даже улыбнулась. – Вздохнув, Джек умоляюще произнес: – Позвольте мне насладиться этой маленькой победой.


Настала пятница, но изменений в состоянии Рейчел не произошло. Из коридора Джек позвонил Джилл. Когда он услышал ее голос, его охватило чувство вины.

– Здравствуй.

– Здравствуй, – радостно произнесла она. – Я все ждала, когда ты обо мне вспомнишь.

Чувство вины усилилось.

– Я тут совсем закрутился. Девочки очень расстроены. Рейчел пока не пришла в себя.

– Знаю.

– Ты звонила мне в офис?

– Нет. – Она вздохнула. – Мне не хотелось, чтобы Кристина знала, что ты мне не звонишь. Я позвонила в больницу.

Он почувствовал себя еще хуже.

– Прости, Джилл. Я был очень занят.

– Один телефонный звонок, Джек. Хватило бы десяти секунд. По-моему, ты обо мне забыл. Наверное, у тебя просто нет желания со мной говорить.

– Это не так. – Он вздохнул. – Я переживаю не лучшие дни, Джилл. У меня неприятности. Мне нужно время.

– Тебе всегда нужно время.

– Когда мы познакомились, ты знала, что у меня сложная жизнь.

– Я никак не рассчитывала на сложности, связанные с твоей бывшей женой, – сказала она, но сразу же спохватилась: – Прости, Джек. Это эгоистично с моей стороны. Рейчел в коме. Она может умереть.

– Она не умирает. Мне кажется, она придет в себя к началу недели.

– А до этого я тебя не увижу? – осторожно спросила Джилл. – Даже завтра вечером?

– Я не могу приехать. Мне нужно быть с девочками.

– Понимаю, – сказала Джилл.

Но она не понимала. В ее словах звучала боль.

– Может быть, в понедельник, когда они будут в школе, пообедаем вместе?

– С удовольствием, – радостно отозвалась она.

– Скажем, в час в «Старз»?

– Нет. Лучше у меня. Я приготовлю ленч.

– Звучит заманчиво, – заметил Джек. – Спасибо за понимание, Джилл. Сейчас мне оно очень кстати.

Повесив трубку, он почувствовал себя законченным негодяем. С этим чувством он вернулся в палату Рейчел.


Сидя на стуле у кровати, Джек задремал. Он положил голову на постель, рядом с ее рукой, но через минуту проснулся оттого, что кто-то дотронулся до его плеча.

– Простите. Я не думала, что вы спите.

Он ошалело смотрел на незнакомую женщину. Свободная шелковая блуза, узкие брюки, облегающие стройную фигуру. Ее нельзя было назвать красавицей. Слишком узкое лицо, редковатые седые волосы, но ее взгляд был на редкость приветливым. К тому же от застегнутой на молнию сумки, которую она держала в руках, исходил волшебный запах. Джек встал.

– Я Фей Либерман. Я здесь уже была. Мы с Рейчел занимаемся в одном кружке. – Она поставила сумку на передвижной столик. – Это обед. Я подумала, что вам, возможно, захочется чего-нибудь домашнего.

– Огромное спасибо, – сказал он. – Очень любезно с вашей стороны.

– Пустяки. – Фей подошла к кровати и коснулась руки Рейчел. – Я здесь, Рейчел. Я принесла твоей семье поесть. – Она перевела взгляд на Джека. – Как девочки?

Девочки! Джек посмотрел на часы.

– Пока мы тут с вами беседуем, они уже ждут меня у школы. – Он покосился на сумку. – Спасибо большое, что вы о нас позаботились.

Она протестующе замахала руками:

– Это в генах. Еврейские матери умеют делать это лучше всех. Ешьте на здоровье.


Им с трудом удалось втиснуться в его машину впятером. Оказывается, Саманта пригласила Лидию и Шелли переночевать в Биг-Суре. Джек узнал об этом только тогда, когда подружки Саманты залезли в его БМВ и он уже не мог сказать «нет» и вытряхнуть их из машины. Возможно, ему пора купить машину побольше.

В сумке Фей Либерман оказалась курица в томатно-винном соусе с морковью и картошкой. Ели они ее с отменным аппетитом и в хорошем настроении. Саманта с подружками болтали обо всем, что приходило в голову. Хоуп с мурлыкающей Гиневрой на коленях слушала их чуть ли не с благоговением.

Только на следующее утро Джек понял, зачем подружки Саманты оставались на ночь.

– Они пойдут со мной в магазин, – объявила Саманта, когда он опрометчиво предложил отвезти девочек домой. – Поэтому они и приехали. Я не смогу сама выбрать платье, а ты не женщина.

Они зашли в «Сакс». Зашли в «Бенетон». Когда они побывали еще в трех других специализированных магазинах, терпение Джека лопнуло.

– Ну хорошо, еще один магазин, – объявил он. – Но на этот раз уж точно последний. Так что подумайте хорошенько. В «Саксе» было прекрасное платье.

После долгого трехстороннего совещания девочки согласились вернуться в «Сакс». Джек обменялся торжествующим взглядом с Хоуп, но скоро его радость улетучилась: платье, что Саманта принесла к кассе, оказалось не тем небесно-голубым, которое ему понравилось. Оно было черным, узким и коротким.

– Мама одобрила бы это платье? – спросил Джек.

– Она пришла бы от него в восторг, – ответила Саманта и с широкой, обезоруживающей улыбкой протянула руку за кредитной карточкой.


В больнице Джек задержался у Рейчел. Он причесал ее и теперь сидел, глядя на ее лицо.

Девочки уже освоились в больнице и сами пошли в кафетерий за прохладительными напитками. Через некоторое время зашла мать Лидии – навестить Рейчел, а заодно забрать Лидию и Шелли. Пришла и ушла Кэтрин, за ней Бен Вулф.

Когда Рейчел кто-нибудь навещал, Джек выходил из палаты. Эти люди были частью ее, неизвестной ему, жизни. И он и они чувствовали себя неловко. Он был паршивой овцой в стаде.

Однако он пересидел их всех. Он помог дежурной сестре искупать Рейчел и сделать ей лечебную гимнастику. Чтобы Рейчел было удобнее лежать, он поправил ей подушки.

– Мы скоро поедем домой, папа? – каждый час спрашивала Хоуп.

Гиневра осталась с Дунканом, и Хоуп хотелось забрать ее к себе. Джек это понимал, однако не торопился уезжать. Рядом с Рейчел он чувствовал себя лучше, спокойнее, чувствовал, что поступает правильно. Но Саманта договорилась ночевать у подруги, а Хоуп бросала на него умоляющие взгляды, и наконец они отправились домой.

Заехав к Дункану, Джек заглянул за покупками в местный супермаркет. Потом загрузил стиральную машину и уселся под секвойями, вдыхая лесной воздух. День выдался ясный и прохладный, воздух был напоен ароматами леса. Пришла Хоуп, и они немного посидели вместе. Джек гладил Гиневру, чувствуя под рукой теплое слабое тельце. Он с облегчением подумал, что кошка не страдает. А Хоуп страдала.

Он накрыл на стол, и они с Хоуп сели ужинать. Джек сказал, что гордится тем, как она ухаживает за Гиневрой. Когда Хоуп расплакалась, он обнял ее. Он не мог придумать ничего утешительного, просто молча держал дочь в объятиях. Когда Хоуп выплакалась, Джек сказал:

– Ну-ка, хочешь мне помочь?

– К-как? – спросила она, уткнувшись в его плечо.

– Мама писала картины. Нужно посмотреть, в каком они виде, а потом сказать Бену, что делать с выставкой.

Хоуп подняла на него глаза. Они были мокрыми от слез.

– В понедельник мама рисовала морских выдр. Хочешь взглянуть?

Он улыбнулся:

– Если ты мне покажешь.


Они пробыли в мастерской час. Рейчел так аккуратно все подобрала, что им нетрудно было разобраться. К стене был прикреплен список полотен, которые она собиралась выставить. Картины, над которыми она работала в день аварии, стояли рядом с мольбертом, остальные были сложены аккуратными рядами. Джек осмотрел каждое полотно. Рейчел писала диких зверей. Кроме морских выдр, здесь был олень, серые киты и арктические волки, белые цапли, куропатки и гагары. Койот глядел прямо в глаза Джеку с таким живым выражением страха и агрессии, что ему захотелось отступить назад.

Чем бы ни работала Рейчел – маслом, акварелью, акриловыми красками или пастелью, – ей всегда удавалось ухватить что-то живое и непосредственное: взгляд, настроение. Неудивительно, что поклонников ее творчества становилось все больше. Откликаясь на озабоченность людей состоянием окружающей среды, Рейчел сумела передать уязвимость дикой природы.

Одиннадцать картин были полностью закончены, но не вставлены в рамы. На семи оставалось дописать задний план, который был едва намечен. К обратной стороне каждого холста были прикреплены этюды и фотографии.

На то, чтобы закончить семь картин, Рейчел потребовалось бы полторы недели. Затем их нужно вставить в рамы. На полу лежали длинные куски багета. Если поторопиться, картины можно обрамить за несколько дней.

Две недели на подготовку к выставке. Если бы художница не лежала в коме, она бы все успела.


Именно это Джек и собирался сказать Бену Вулфу, заехав в воскресенье к нему в галерею. Но прежде, чем он успел открыть рот, Бен провел его в помещение, где в нише висели три картины.

– У нас их было четыре, – объяснил Бен. – Одну продали на прошлой неделе. Другая вообще не продается. Рейчел не хочет с ней расставаться. И я ее понимаю. Это моя любимая картина. – Он указал глазами на холст, и Джек мгновенно его узнал.

Картину, которую не хотела продавать Рейчел и которая нравилась Бену, Джек с Рейчел писали вместе. Пара детенышей рыси резвились на упавшем дереве, на заднем плане была окруженная лесом поляна. Рейчел написала детенышей, Джек – задний план.

– И что вам нравится в этой картине? – спросил Джек.

– Задний план хорошо оттеняет центральное изображение, но он другой, неуловимо другой. На его фоне детеныши рыси выглядят очень эффектно.

– Вы говорили это Рейчел?

– Много раз.

– А что говорила она?

– Что эта картина написана давно. Ну как, картины готовы? Мы будем устраивать выставку?

– Гм… Я думаю… Да, будем, – ответил Джек. Он не знал, как отнесется Рейчел к тому, что он возьмется за кисти и снова начнет с ней сотрудничать.

Когда Джек вернулся домой, ему позвонил Дэвид Санг. Всю неделю Дэвид посылал ему сообщения. Он хотел, чтобы Джек закончил начатую работу, но голова у Джека была занята совсем другим.

– Как дела, Дэвид?

– Джек! Наконец-то!

Джек выглянул в окно. Вечернее солнце освещало вершины секвой, пробиваясь сквозь легкую хвою к покрытым грубой корой стволам. В этой картине было что-то успокаивающее.

– Уже поздно, приятель. – Голос Джека звучал более умиротворенно, чем обычно.

– Так, значит, ничего нового?

– Ничего. А у вас?

– Мне только что позвонили. Флинн ушел к Уолкеру, Янсену и Маккри.

Уолкер, Янсен и Маккри. Конкуренты. Майкл Флинн переметнулся в лагерь противника. Уже третий за полтора месяца.

– Ты скоро кончишь разговаривать? – недовольным тоном спросила Саманта.

Жестом велев ей замолчать, Джек сказал Дэвиду:

– Хорошо. Это мы как-нибудь переживем. На самом деле он прав. Уолкер, Янсен и Маккри строят в основном в Калифорнии, а у Майкла маленькие дети, и ему не хочется постоянно находиться в разъездах.

– Здесь я с тобой согласен. Ну а ты как? Работа не ждет.

– Папа, мне нужен телефон, – заныла Саманта. Он повернулся к ней спиной.

– Я приеду завтра утром.

– Ты говорил с Боккой?

– Да, говорил. Мы должны переделать весь проект. – При одной мысли об этом у Джека засосало под ложечкой. – Послушай, Дэвид. Мне нужно кончать разговор.

– Чем ты там занимаешься? Надеюсь, работаешь над проектом? Девочки ходят в школу, а для Рейчел ты не так уж много можешь сделать.

– Как раз могу. Писать картины. Слушай, моей дочери нужен телефон. Пока. – Он повесил трубку.

– Какие картины? – спросила Саманта.

– Мамины, – ответил он. Ее лицо исказилось от ужаса.

– Не смей до них дотрагиваться. Это мамины картины. Ты их испортишь.

– Я вовсе не собирался их портить. Я собирался… Мне захотелось закончить несколько картин, чтобы Бен смог устроить мамину выставку.

– Маме бы это не понравилось.

– Знаешь картину с детенышами рыси?

– Конечно, знаю. Мамина любимая.

– Верно, – продолжал он. – А знаешь ли ты, что я помогал ее писать?

Уничижительный взгляд Саманты красноречиво говорил о том, что она не только не знает этого, но и не верит ни единому его слову.

– Тебе было тогда всего шесть лет. Мы с твоей мамой ходили в поход в горы. А когда вернулись, мы вместе написали эту картину.

– Если ты ее писал, то почему мама повесила ее в гостиной? Она с тобой развелась. Она хотела навсегда вычеркнуть тебя из жизни!

Саманта выбежала из комнаты, оставив Джека одного.


– Мой отец негодяй, – сказала Саманта Лидии. Она тяжело дышала. – Кто он такой? Явился сюда и командует.

– Мне он понравился.

– Это потому, что он хотел произвести на тебя впечатление. Просто прикидывался.

– Мне показалось, он действительно очень расстроен из-за твоей мамы.

– Да. Потому что, если ей не станет лучше, ему придется возиться с нами. И это осложнит ему жизнь. Почему ты за него заступаешься?

В трубке раздался щелчок.

– Подожди. – Саманта переключилась на другую линию.

Это был Брендан. Разговаривать с Лидией было гораздо интереснее, чем с Бренданом, но Саманта разозлилась на Лидию и поэтому ответила на звонок.

– Лидия идиотка, – сказала она Брендану.

– Значит, ты знаешь о вечеринке?

– Что знаю?

– Разве Лидия тебе не сказала? Она собиралась.

– Говори яснее.

Настала пауза, потом Брендан кротко произнес:

– Может, тебе лучше ей позвонить?

– Брендан, в чем дело?

– Ее родители никуда не уходят, – выпалил он.

– Как?!

– Лидия проболталась, что к ней придут и мальчики, поэтому ее родители передумали. Они остаются на всю ночь.

– Лидия проболталась? Каким образом?

– Кто-то из родителей позвонил ее родителям, те стали задавать вопросы, и Лидия проговорилась.

– Этого следовало ожидать. – Лидия, ее лучшая подруга еще с третьего класса, очень нервничала из-за этой вечеринки. Она боялась, что кто-нибудь из ребят выпьет лишнее и ему станет плохо, вся история выплывет наружу и ей влетит от родителей. А теперь она всех подвела. – Она и вправду идиотка. Из-за нее все сорвалось.

– Почему?

– Если там будут ее родители, можешь забыть о пиве.

– Ничего страшного. Родители будут в другой комнате.

– Тьфу. Ты такой же придурок, как Лидия. – Брендан ничего не ответил, и она презрительно хмыкнула: – Похоже, на балу будет скучища. Что-то мне расхотелось туда идти.

Почти минуту Брендан молчал.

– Что ты имеешь в виду?

– Возможно, я не пойду на бал.

Он снова помолчал, а потом спросил:

– А как же я?

– Думаю, ты можешь пригласить Джану, – решила за него она.

– Ты в самом деле так думаешь?

– Да.

Не найдя, что ответить, он тихо проговорил:

– Хорошо. До свидания.

Саманта была вне себя от ярости. Она так мечтала об этом бале, лимузине, ночной вечеринке с пивом. Спасибо, Лидия. Спасибо, Брендан. Они оба молокососы. Неужели она одна из них взрослая?

Саманта знала одного человека, который не был молокососом. Сняв трубку, она набрала номер. Саманта помнила этот номер наизусть – столько раз она по нему звонила. Но раньше она только слушала голос.

Когда ей ответил низкий, спокойный голос семнадцатилетнего парня, ее пульс участился.

– Алло?

– Привет, Тиг. Это Саманта. Помнишь, из школьного автобуса?

Голос в трубке стал довольным и вкрадчивым:

– Я помню Саманту из школьного автобуса, но только не видел ее там всю неделю.

– У меня мама в больнице, поэтому меня отвозит отец.

– Это не твоя мать попала в аварию?

– Моя, – подтвердила Саманта. – Когда она ехала в Кармел, в нее врезалась другая машина. Ее джип вылетел с дороги. Мама в коме. Мы целыми днями сидим в больнице.

– Это трудно? Саманта расправила плечи.

– Сейчас все в порядке. Через некоторое время перестаешь замечать мониторы и трубки. Понимаешь, я так беспокоилась о маме, что ни о чем другом не думала, а папа сказал, что маме наверняка захотелось бы, чтобы я пошла на бал – в субботу вечером. Я пока никого не пригласила. Хочешь со мной пойти?

– Где будет бал?

– В школе, но мы не обязаны там долго оставаться. По-моему, бал будет довольно скучным. Но у меня есть роскошное черное платье. Отец говорит, что оно слишком вызывающее для моего возраста, но он в этом мало что смыслит. Так что, придешь?

– Конечно. – По голосу было слышно, что Тиг улыбается. Она улыбнулась в ответ.

– Вот и чудесно!

Хоуп сидела на полу в своей спальне. Гиневра свернулась клубочком у нее на коленях. Осторожно баюкая кошку, Хоуп поднялась и в одних носках пошла искать отца. Она нашла его в мастерской. Он внимательно разглядывал выставленные в ряд картины.

– Привет, малышка, – сказал он. – А где сапоги?

– В спальне. Ты на самом деле хочешь дорисовать мамины картины?

– Думаешь, мама будет этим недовольна?

Хоуп так не думала. Она никогда не слышала от Рейчел ни одного дурного слова об отце. Саманта сказала ей, что она просто плохо слушала, но это было не так.

– Папа!

– Что, дорогая?

– Завтра будет неделя. Как, по-твоему, мама проснется?

– Обязательно.

– Гиневре стало хуже. Она скоро умрет.

Джек подошел к Хоуп и почесал Гиневру за ухом.

– Ей больно?

– Нет. А то бы она мяукала. – Хоуп сглотнула комок в горле. – Папа, что я буду делать, когда она умрет?

Он задумался.

– Тебе будет грустно. Ты будешь тосковать без нее. Но Хоуп имела в виду не это.

– Что я буду с ней делать? Ведь я не могу просто… выбросить ее на помойку, как косточки от курицы.

Джек нахмурился.

– А что ты хочешь сделать?

– Я хочу ее похоронить. Он посмотрел в окно.

– Хорошо, доченька, – произнес он, к ее удивлению. – Мы так и сделаем. Мы похороним ее в лесу. Где-нибудь поблизости от дома. Тебе так будет легче?

Гораздо, подумала Хоуп и закивала головой.

– Договорились, – сказал Джек, прижимая ее к себе.

С минуту она молчала. Саманта не права. Он все понимает. Значит, ему не все равно.

– Папа! – прошептала она. – Ты ведь не оставишь нас одних, нет?

– С какой стати?

– Но если мама не придет в себя и тебе придется вернуться на работу в город, ты сможешь нанять кого-нибудь присматривать за нами.

– Я этого не сделаю. Обещаю. Тихонько вздохнув, Хоуп сказала:

– Я люблю тебя.


Когда Хоуп проснулась на следующее утро, Гиневра не пошевелилась. В испуге Хоуп придвинулась ближе, так близко, чтобы кошка могла почувствовать ее дыхание.

– Гин? – прошептала она, нежно погладив мордочку кошки кончиком пальца. Когда она ощутила слабое движение, у нее перехватило дыхание.

Обняв кошку, она лежала рядом и думала: я люблю тебя, Гиневра. В ответ раздавалось слабое мурлыканье. Потом оно стихло. Несколько минут Хоуп не шевелилась.

– Гин? – шепнула она.

Хоуп погладила кошку по голове и стала ждать, когда она замурлычет. Погладила опять и опять подождала. Ничего не услышав, она зарылась головой в мягкую шерстку Гиневры и разрыдалась.

– Хоуп! – позвал Джек из-за двери. – Ты проснулась?

Из ее груди вырывались всхлипы. Она прижимала к себе Гиневру в надежде, что ошиблась, но знала, что это не так.

– Малышка! – Джек погладил ее по голове. – Что с тобой, Хоуп?

Он дотронулся до кошки, на минуту задержал руку. Когда Хоуп в отчаянии подумала, что все, кого она любит, покидают ее, он крепко обнял их с Гиневрой.

Джек ничего не говорил, просто сидел рядом с Хоуп. Потом пришла Саманта и спросила, когда они поедут в школу. Он ответил:

– Хоуп останется дома. Гиневра умерла.

– Мне очень жаль, Хоуп, – тихо сказала Саманта, подойдя поближе.

– Мы похороним ее здесь, – сказал Джек. – Может быть, сегодня поедешь на автобусе?

Хоуп не слышала ответа. Она снова заплакала. К тому же сейчас ей была нужна не Саманта. Тот, кто был ей нужен, крепко держал ее в объятиях.


Если бы кто-нибудь сказал Джеку, что, пока его жена лежит в коме, а фирма трещит по швам, он будет расщеплять на планки поленья и сооружать гробик для кошки, он бы ни за что не поверил. Но, кажется, это было лучшее, что он мог сейчас сделать.

Хоуп сидела рядом на полу. Она завернула Гиневру в потертый детский плед, который связала Рейчел и под которым Хоуп спала первые восемь лет своей жизни. Она держала свой сверток так бережно, словно он был из золота.

Когда гробик был готов, Джек выкопал могилу. Ему нравилось что-то делать. Он устал жить в напряжении. Когда Хоуп положила маленький сверток в гроб, Джек заколотил его гвоздями и засыпал землей. Закончив, он уже не чувствовал себя таким издерганным.

Хоуп разрыдалась. Джек обнял ее за плечи и дал выплакаться. Потом они сели на землю, молча посидели рядом – и это снова показалось ему странным. Последнее, что он должен был делать утром в понедельник – это вот так сидеть в лесу. Ему надо было принять душ и быстро ехать сначала к Рейчел, а потом на работу в Сан-Франциско. Но, кажется, Хоуп действительно в нем нуждалась, ей хотелось, чтобы он посидел с ней рядом. И Джек был вынужден признать, что, сидя рядом с дочерью, он ощущает душевный покой.

Глава 5

Джек добрался из Биг-Сура до больницы за сорок пять минут. Он чувствовал себя гораздо более умиротворенным, чем обычно, – и вдруг обнаружил, что в палате вместо Рейчел лежит кто-то другой. Сердце у него на секунду замерло, но он тут же сказал себе, что, если бы Рейчел умерла, ему бы непременно позвонили.

– Куда вы перевели мою жену? – спросил Джек у медсестры и в этот момент заметил в дальнем конце коридора выходящую из палаты Синди. Он поспешил к ней, таща за руку Хоуп. – Где Рейчел?

Синди помахала им рукой и указала на палату, из которой только что вышла. Это была обычная больничная палата с телевизором и ванной комнатой. На стуле у кровати сидела Кэтрин. Рейчел лежала на боку лицом к ней, и Джек подумал, что она очнулась. Но мрачное выражение лица Кэтрин говорило об обратном.

– Прошла неделя, – сказала Синди. – Состояние Рейчел стабильно, так что врачи решили, что ее можно перевести из палаты интенсивной терапии.

Из коридора донесся голос Кары Бейтс.

– Мы называем эту палату палатой наблюдения, – сказала она, входя.

В полном молчании Хоуп прямо в одежде и ковбойских сапогах залезла на кровать Рейчел и уселась у нее в ногах. Она осторожно взяла руку матери и положила к себе на колени. Спустя минуту она сжалась в комочек и начала всхлипывать, закрывая лицо рукой Рейчел.

Поймав встревоженный взгляд Кэтрин, Джек объяснил:

– Гиневра.

Та сочувственно кивнула. Джек погладил Хоуп по голове. Охватившее его беспокойство требовало выхода. Он знаком попросил Кару выйти в коридор.

– Вы перестали за нее бороться, – с упреком сказал он. – Перевели ее в обычную палату, потому что не верите, что она скоро придет в себя.

– Это не так. Мы просто считаем, что если в первую неделю не возникло никаких осложнений, то маловероятно, что они возникнут сейчас. Синди по-прежнему останется ее сестрой. А Стив и я – ее лечащими врачами. Главное, что она не в критическом состоянии.

– Главное, что она без сознания, – пробормотал Джек, обращаясь скорее к самому себя, чем к Каре.

Сочувственно дотронувшись до его плеча, она ушла по коридору. Джек вернулся к Синди и Кэтрин.

Ничего не добившись от Кары, Джек принялся за Синди:

– Наверное, мы можем сделать для нее еще что-нибудь.

– Я слышала, – сказала Кэтрин, – что можно попробовать ей читать, ставить ее любимую музыку. Можно зажечь ароматные палочки, чтобы в палате пахло лесом, как у нее дома. Это поможет вырвать ее из забытья.

Джек хотел было что-то возразить, но понял, что в глубине души с этим согласен. Даже сейчас, за много миль от Биг-Сура, он чувствовал запах этих лесов, который таил в себе могучую силу.

– Вы действительно думаете, что это может помочь? – спросил он сестру.

– Во всяком случае, это не повредит, – ответила она, как отвечала уже не раз. – А вот и доктор Бауэр, – произнесла она с улыбкой.

– Пойду прогуляюсь с Хоуп, – сказала Кэтрин.

Но, прежде чем она покинула палату, кто-то окликнул ее по имени. Она расплылась в улыбке и поспешила навстречу молодому красавцу с роскошными усами.

Проводив ее глазами, Джек подумал, что жизнь в маленьком городке имеет свои преимущества. Люди часто видятся друг с другом. Всюду знакомые лица. Это ободряет, когда жизнь дает трещину.


Джек позвонил Джилл и рассказал про смерть Гиневры, про поздний выезд из Биг-Сура и про дезертирство Майкла Флинна. Стараясь быть как можно ласковее, он сказал:

– Я не смогу приехать на ленч, Джилл. Здесь Хоуп, я не могу с тобой долго говорить. Прости. Уверен, ты приготовила что-нибудь бесподобное.

– Не успела. Я собиралась приготовить к твоему приходу «ризотто примавера». Но продукты могут и полежать. А завтра приедешь?

– Я буду в городе не раньше конца недели. Помолчав, Джилл тихо спросила:

– Почему?

Джек чувствовал, что близится развязка. Что скоро им придется выяснить отношения. Сейчас он этого делать не хотел и поэтому ответил:

– Потому что мое присутствие здесь может оказаться полезным. Я хочу, чтобы Рейчел поправилась.

– Я знаю, – смягчившись, сказала Джилл.

– Давай увидимся в четверг, – предложил он. – До четверга овощи не испортятся?

– Дело не в овощах.

– Я понимаю. В четверг. Обещаю.


Перед тем как отправиться в контору, Джек заехал к себе домой. Запихивая одежду в большой рюкзак, он попросил Хоуп сложить в сумку почту. Когда он грузил вещи в машину, его вдруг осенило. Он вернулся в спальню, открыл платяной шкаф и вытащил с верхней полки из-под свитеров две обрамленные фотографии. На одной была Рейчел с девочками, на другой – только Рейчел. Сунув их в пакет, он вернулся к Хоуп. Потом они заехали к нему на работу, где он провел битых три часа, споря с подрядчиками, извиняясь перед клиентами, раздавая задания персоналу.

Джек с Хоуп вернулись в больницу только во второй половине дня. Кэтрин тем временем заехала в школу за Самантой и привезла из дома проигрыватель и компакт-диски. Он теперь стоял на тумбочке рядом с кроватью Рейчел, и из него лилась негромкая музыка.

– Это Гарт, – сообщила Саманта Джеку.

– Мама тоже любит Гарта?

– Очень, – ответила Саманта.

Хоуп кивком подтвердила слова сестры. Джек выставил на тумбочку принесенные с собой фотографии.

– Где ты их взял? – сразу спросила Саманта.

– Это мои собственные. Мне хотелось, чтобы врачи и сестры, заходя сюда, видели, что ваша мама – живой человек, который дышит и чувствует.


Дома девочки разошлись по своим комнатам, оставив Джека наедине с его проблемами. Он собирался работать, но вместо этого отправился в мастерскую Рейчел. Картины, которые он вчера расставил вдоль стены, казалось, ждали его. Сев на пол, он принялся внимательно их рассматривать.

Через некоторое время Джек встал и решил проверить, как обстоят дела с художественными принадлежностями. Масляные и акриловые краски в тюбиках аккуратно лежали на рабочем столе. На куске холста расположились разной толщины кисти и несколько мастихинов.

Продолжая осматривать мастерскую, он обнаружил тонкий альбом, спрятанный между шкафом, где хранилась картотека, и стеной. Джек присел на корточки и положил альбом на пол.

Первая страница оказалась пустой. Он перевернул ее и увидел нечто напоминавшее ребенка на самой начальной стадии развития. Эмбрион. Джек перевернул следующую страницу, потом еще одну, наблюдая, как эмбрион превращается в плод, все больше похожий на человека. Страница за страницей плод превращался в ребенка. В маленького мальчика.

На последней странице мальчик широко раскрытыми глазами смотрел прямо на Джека. По спине у него пробежали мурашки. Мальчик был таким живым, таким знакомым. В голове у Джека промелькнула странная мысль. Захлопнув альбом, он положил его на место.

Этот последний рисунок преследовал Джека всю ночь и разбудил на рассвете.

В машине, глядя на девочек, он размышлял, знают ли они о ребенке, но спросить не отважился. Заговорить о нем значило разворошить осиное гнездо.

Рейчел знала. Но она не могла говорить. Оставалась Кэтрин.

Когда Джек приехал в больницу, Кэтрин там не оказалось, но это было даже к лучшему. Джек нашел ее телефоны – рабочий и домашний – в записной книжке Рейчел. Выйдя из палаты, он по мобильному позвонил ей на работу.

– Парикмахерская, – раздался в трубке бодрый молодой голос.

– Кэтрин Эванс, пожалуйста.

– Простите, но она занята с клиентом. Может быть, оставите ваш телефон?

Джек назвал номер своего сотового и вернулся к Рейчел.

– Рейчел! Как ты? Ты меня слышишь? Прошла неделя, целая неделя. Гиневра умерла, и Хоуп нужна твоя помощь. Утром она исчезла, не вышла к завтраку, и я нигде не мог ее найти. Я побежал к могиле Гиневры. Хоуп там не было. Я начал не на шутку волноваться, но тут она вернулась от Дункана. Это начинает меня тревожить. Понимаешь, он взрослый мужчина, живет один. А вдруг он какой-нибудь извращенец. Она говорит, что его вера поддерживает ее. Здесь я ничем не могу ей помочь. Мы с тобой никогда не говорили о религии. Возможно, зря. Возможно, в такое трудное время, как сейчас, детям действительно могла бы помочь вера.

Он осторожно сгибал и разгибал пальцы Рейчел, когда в кармане джинсов глухо зазвонил телефон. Джек опустил руку Рейчел на одеяло и вышел в коридор.

– Да?

– Это Кэтрин. Что случилось?

– Мне нужно с вами поговорить, – сказал Джек. – В мастерской у Рейчел я нашел рисунки. На них изображен ребенок. Кэтрин, мне нужно знать, что означают эти рисунки. У ребенка мои глаза.

– Я буду через сорок пять минут, – ответила она.


В ожидании Кэтрин Джек успел задать себе множество вопросов о ребенке, существования которого не отрицала лучшая подруга Рейчел.

Когда Кэтрин вошла в палату, вид у нее был настороженный. Она поцеловала Рейчел в щеку.

Джек нетерпеливо спросил ее:

– Итак, Рейчел действительно была беременна? Кэтрин молчала в нерешительности.

– Ну же, Кэтрин, ответьте мне, – проговорил он. – Раз вы этого не отрицаете, это правда. Если я верно истолковал те рисунки, она потеряла ребенка.

– Да, она была беременна.

У Джека перехватило дыхание. Он смотрел на Рейчел, пытаясь представить себе, как это было.

– Как же она могла уйти от меня, если ждала ребенка?

– Когда она ушла, она уже не была беременной. Она потеряла его еще раньше.

– Раньше? Не может быть. Я бы знал.

– Насколько мне известно, отношения между вами не ладились. Она была в растерянности.

– Но она должна была мне сказать, – возразил Джек. Кэтрин вздохнула.

– Она пыталась. Когда ей стало плохо, вы были в отъезде. Она позвонила и попросила вас приехать. Вы отказались.

Сглотнув подступивший к горлу комок, он постарался вспомнить, как это было. За две недели до разрыва он уехал в Торонто. Верно, она звонила, говорила, что неважно себя чувствует, и просила приехать. Но командировка была очень важной – крупный контракт находился под угрозой. Обращаясь к лежащей без сознания Рейчел, Джек сказал:

– Я несколько раз спрашивал тебя, в чем дело. Ты отвечала, что ничего страшного. Болит живот. Возможно, грипп. – Он перевел взгляд на Кэтрин. – У нее был выкидыш?

Кэтрин утвердительно кивнула головой.

– Когда я вернулся домой, Рейчел была очень бледной, но сказала, что теперь ей уже лучше. Я пробыл дома четыре дня. Она не разу не заикнулась о ребенке. – Джека била дрожь, он готов был разрыдаться. – Почему она мне не сказала?

– Не могла.

– Она потеряла ребенка, о котором я ничего не знал, а потом ушла от меня, потому что я не сумел об этом догадаться?

Когда он увидел по лицу Кэтрин, что она не хочет продолжать этот трудный разговор, он сказал:

– Кэтрин, говорите начистоту. Что она вам сказала?

– Она сказала, что ушла не только из-за выкидыша. Выкидыш оказался последней каплей. Она увидела в нем знак того, что ваш брак обречен.

– Ах, Рейчел, – Джек прижал ее руку к своей груди, – ты должна была мне сказать.

– Разве это что-нибудь изменило бы? – спросила Кэтрин.

– Не знаю, – пробормотал Джек. – Может быть.

– Честно говоря, – заметила Кэтрин, – она потеряла бы ребенка вне зависимости от того, были вы с ней или нет. Она винит вас не за выкидыш, а за то, что вас тогда не было рядом.

Джек вздохнул. Итак, теперь он знал, что на самом деле привело к разрыву между ними. Но от этого ему не стало легче. Он по-прежнему чувствовал себя брошенным.

– Вы говорили, – обратился он к Кэтрин, – что встретились с Рейчел у гинеколога. У нее были проблемы после того, как она уехала из Сан-Франциско?

– Нет. Она просто пришла познакомиться с местным врачом. Мы разговорились. Между нами мгновенно возникла симпатия. Рейчел очень мне помогла.

Ему показалось, что он ослышался.

– Помогла вам?

Кэтрин побледнела.

– Тогда мне только что сообщили, что у меня рак груди. Его глаза расширились. Он старался не глядеть на ее грудь.

– Какой ужас!

– Опухоль не успела распространиться. В лимфатических узлах было чисто. Нашли только микроскопическую, крохотную карциному протока. Я – живое доказательство успехов ранней диагностики. – Кэтрин тихонько вздохнула. – Это была хорошая новость. Плохая же заключались в том, что эти маленькие уплотнения были у меня и в правой, и в левой груди.

На этот раз Джек посмотрел на нее, на ее стройную, соблазнительную фигуру сорокалетней женщины. Она усмехнулась:

– У вас рот открыт.

– Я знаю… это просто… я не понимаю…

– Реконструкция.

– А-а. – Он смутился. – Отлично выглядит.

– Снаружи, – сказала она. К ней снова вернулась готовность обороняться. – Рейчел все то время была со мной.

– У вас здесь нет близких?

– Сейчас? Нет. А тогда я была замужем. Мой муж оказался слабонервным.

– Тогда его с вами не было?

– Почему же? Был. Отчасти, – с горькой иронией произнесла она. – Рой профессионально играет в гольф. Тогда в Пеббл-Бич проходили соревнования, и у него не было времени сидеть в приемных врачей и держать жену за руку. – Она вскинула голову и с той же горькой ирониейприбавила: – Я ни на чем не настаивала. Я все делала сама, почти без его участия – ходила по врачам, ложилась на операцию, проходила курс послеоперационной терапии. На приемы к врачам меня возила или Рейчел, или кто-то из друзей.

После операции я долго приходила в себя. Онкологические больные выздоравливают гораздо медленнее, чем надеются, – врачи не говорят и половины правды. Но я постепенно набиралась сил и чувствовала себя все лучше. И я сказала себе, что получила самый бесценный подарок – жизнь.

Она замолчала и с грустью посмотрела на Джека.

Стараясь щадить ее чувства, он осторожно спросил:

– А что потом?

– Рой обращался со мной как с прокаженной. А потом я узнала, что он встречается с какой-то рыжеволосой девушкой. – Она потрепала Рейчел по плечу. – Словом, у нас с Рейчел похожие истории.

– Но я никогда не изменял Рейчел!

– Не изменяли. Но оставляли одну.

– Только когда уезжал. Возможно, я недооценивал, как тяжело она переживала мои отлучки.

– Это мягко сказано.

Джеку было слишком больно, чтобы выслушивать критику.

– Вы вымещаете на мне свою злость на Роя. Это несправедливо. Я – не Рой.

– Вас бы могла привлечь женщина с ампутированной грудью?

– В настоящее время меня привлекает женщина в коме, – вдруг вырвалось у Джека. – Забудьте Роя, – торопливо прибавил он. – На свете много других мужчин.

Кэтрин картинно вздохнула:

– Верно. Я тоже себе это сказала, и тут появился Байрон. Мы с ним встретились на конкурсе парикмахеров в Нью-Йорке. Он был великолепен, мы понравились друг другу. Потом он прилетел ко мне сюда. И я все ему рассказала.

Джек терпеливо ждал. Кэтрин не изменилась в лице, только в глазах у нее застыла боль.

– О, он расстался со мной отнюдь не сразу. Телефонные звонки становились все реже. Через некоторое время я начала звонить ему сама. Когда я перестала звонить, все кончилось. Рейчел помогла мне справиться и с этим.

Джека вдруг осенило.

– А тот молодой парень с роскошными усами?

– Это мой анестезиолог. Он от меня без ума.

– А Стив Бауэр? Вы с ним раньше были знакомы?

– Нет.

– Вы ему нравитесь.

– Да. Но это ничем не кончится. Во-первых, он врач, а я достаточно их навидалась. А во-вторых, он мужчина. В настоящее время мне лучше держаться от них подальше.

– Мы не все плохие, – сказал Джек. – Вот я, к примеру, здесь, не так ли?

С минуту Кэтрин молчала.

– А вы подумали о том, что Рейчел может восстановиться лишь частично? Что, если она очнется, но не сможет говорить или ходить?

– Давайте сначала подождем, пока она придет в себя. А потом уже будем беспокоиться о другом.

Кэтрин бросила взгляд на часы.

– Мне пора на работу.

– Спасибо вам, – сказал Джек.

– За что?

Он задумался. Ему всегда трудно давались изъявления благодарности.

– За то, что вы сегодня пришли. За то, что рассказали о том, что с вами произошло.

– Я мало кому об этом рассказываю. Я бы попросила вас…

– Я буду нем как рыба. Спасибо вам за Рейчел. Ей повезло, что у нее такая подруга.

– Приятно слышать.

– На меня иногда находит. – Поддавшись порыву, он быстро обнял ее.

– А это за что? – спросила она.

– Не знаю. Просто мне захотелось это сделать. – Джек покосился на Рейчел: верно ли она истолковала объятие? – Стоп! – Он бросился к ее кровати.

Кэтрин устремилась за ним.

– Что случилось?

– Рейчел, пожалуйста! – Он склонился над ней. – Я видел, Рейчел.

– Что она сделала?

– Моргнула. Вздрогнула. Что-то вроде того. – Он взял Рейчел за руку. – Если ты меня слышишь, пожми мне руку. – Он подождал. Ничего. – Постарайся моргнуть. Я видел. Я знаю, что ты можешь это сделать.

– Рейчел, пожалуйста! – пришла ему на помощь Кэтрин. – Ну же! Очнись.

Они стояли рядом, склонившись над Рейчел.

– Возможно, я ошибся, – проговорил Джек. – Могу поклясться…

Сзади раздался голос Синди:

– В чем дело?

Выслушав объяснения Джека, она зашла с другой стороны кровати и начала массировать Рейчел подбородок. Они все втроем ждали, но ничего не заметили.

– Движение, вероятно, было непроизвольным, – объяснила Синди. – Когда пациент начинает приходить в себя, первыми начинают шевелиться пальцы рук и ног.

– Но у нее шевелились не пальцы, – сказал Джек, – а лицо. Может это быть началом выздоровления?

Глаза из-за стекол очков сказали: может, да, а может, нет, и Джек снова пал духом.

– Что нам делать? – спросил он.

– Продолжать с ней разговаривать. О чем вы говорили, когда заметили это движение? Могла ли она на что-то среагировать?

Джек посмотрел на Кэтрин.

– Мы говорили о нас, потом отошли к дверям, и я вас обнял. – Он поднял одну бровь. – Может, это ревность?

– Из комы людей выводили и не такие сильные чувства, – прозвучал спокойный голос Синди.


Когда Кэтрин ушла, Джек еще долго сидел на постели Рейчел. Он взял ее руки и поднес к своей щеке. Он думал о выкидыше, о мальчике, который мог бы у них родиться. Думал о ревности. Потом взял телефон. Позвонив заказчику в Бокку, он сказал, что его фирма отказывается от проекта.


Уложив в рюкзак учебники, Саманта посмотрелась в зеркало на дверце шкафчика. Она провела расческой по волосам, вытерла пальцем размазавшуюся линию под нижним веком. Наконец, так и не дождавшись Лидию, сняла с крючка бейсбольную куртку. Когда из-за угла появилась Пам Ардли, Саманта запирала свой шкафчик.

– Эй, Саманта, – воскликнула Пам, подбегая к ней. – Погоди!

Пам была капитаном группы поддержки и самой популярной девочкой в классе. Саманта и не думала никуда идти, особенно когда ее звала Пам Ардли.

– Тиг говорит, ты пригласила его на бал. По-моему, это классно. Он отличный парень. У Джейка Драмбла вечеринка. Может, зайдете?

Саманта не верила своим ушам. Если Пам была самой популярной девочкой в классе, то Джейк Драмбл – самым популярным мальчиком.

– С удовольствием, – ответила Саманта, стараясь не показывать, как она рада.

– Что ты с собой принесешь? – спросила Пам.

– А что нужно?

– Да что дома найдется – водку, джин.

– С этим могут возникнуть проблемы, – предупредила Саманта. – Мама уже неделю в коме, поэтому с нами живет отец. Это сплошной кошмар. Он сам возит нас в школу и из школы. И не спускает с нас глаз. Если он только заподозрит, что я выношу из дому водку…

Пам замахала руками:

– Тогда не надо. Как-нибудь обойдемся. Приходите в субботу к шести, повеселимся перед балом. Пока.


В среду утром Джек обнаружил в палате букет желтых роз от Бена Вулфа.

Взяв одну розу, он поднес ее к лицу Рейчел.

– Желтая, – сказал он. – И чудесно пахнет. Как те розы в Нантакете. Помнишь? Мы чудесно провели там время.

Он дотронулся розой до кончика ее носа. Затем рассказал о проекте в Бокке.

– Знаешь, дело не только в деньгах, – начал он. – Деньги тоже имели для меня значение, но лишь сначала. Я не такой уж меркантильный. Просто я стремился к успеху. Если в этом своем стремлении я потерял чувство меры, прошу прощения. Но успех всегда значил для меня гораздо больше, чем для тебя. Я словно начал двигаться в каком-то одном направлении, разогнался, а потом забыл, куда и зачем направлялся, и просто катился по инерции. Только оказавшись у цели, я сообразил, что попал не туда, куда хотел.

Джек толком не понимал, о чем говорит – о работе или о разводе. Поскольку развод уже был свершившимся фактом, он сосредоточился на работе.

– Дело в том, – говорил он, вынимая из кейса эскизы, – что от таких проектов, как в Бокке, я могу отказаться, поскольку контракты еще не подписаны. Но есть еще много других проектов, которые я обязан довести до конца. – Он развернул эскизы. Это был проект для Напы, который прислали ему срочной почтой и который еще надо было тщательно проверить и одобрить.

Он рассказал Рейчел о проекте, потом, беседуя с ней, делал новые эскизы. Раньше, когда он рисовал, она иногда смотрела ему через плечо. А он разговаривал с ней и продолжал работать. Но этот эскиз показался бы Рейчел скучным. В последнее время он не столько творил, сколько руководил, а он любил творить.

Джек только-только убрал бумаги обратно в кейс, когда пришел Бен Вулф.

Он, стесняясь, поговорил с Рейчел. Бен производил впечатление человека очень приятного, достойного и чуткого. Джеку вдруг захотелось познакомить его с Джилл.

Когда Бен заговорил о предстоящей выставке, Джек сказал, что обрамит картины сам. Так или иначе, все необходимые материалы лежат дома, а он уже не раз занимался этой работой, рассудил он. Но когда Бен ушел, Джек думал не о том, как он станет обрамлять картины. Он думал о том, как будет их писать.


Джек приступил к работе в восемь вечера и работал до четырех утра. Под его кистью на картине Рейчел появилось окруженное лесом озеро и вечернее небо в розовых и зеленых отсветах. Отложив наконец кисти, он отступил на несколько шагов от мольберта: гагары, написанные Рейчел, выглядели на новом фоне очень эффектно.

Еще через полчаса Джек доплелся до кровати. Он проснулся через три часа с чувством приятной усталости. Такого удовлетворения от работы он давно уже не испытывал.

Джек принял душ, побрился, оделся. Когда он вышел на кухню, Саманта пила кофе, стоя у стола.

– Хоуп уже встала? – спросил он.

– Встала и ушла.

– Куда?

Саманта показала взглядом в сторону жилища Дункана, и он направился к дверям. Хоуп слишком часто ходила к Дункану. Джек хотел знать зачем. Он зашагал вверх по склону к дому Дункана Блая, твердо вознамерившись узнать, что там так привлекает Хоуп.

В самом углу огороженного участка стоял бревенчатый сруб. Расположенный в стороне скотный двор был больше и новее дома. Возле него бродили овцы, которые уставились на Джека, когда он подошел ближе.

Он поднялся на крыльцо и постучал. Дункан открыл дверь, и Джек, не дожидаясь приглашения, прошел в дом. Сделав несколько шагов, он остановился как вкопанный. Сначала он увидел ярко горевший большой камин, потом светловолосую головку своей дочери, которая лежала на чьих-то коленях. И только потом он разглядел крохотную фигурку в инвалидном кресле.

– Пора бы вам познакомиться с Верой, – пробормотал Дункан, знаком приглашая Джека войти. – Это моя жена.

Женщина в инвалидном кресле подняла на Джека глаза. Седые волосы, лицо в морщинах, улыбка теплая, как огонь в камине.

– Здравствуйте, – произнесла она почти беззвучно, одними губами. Ее рука касалась лежавшей у нее на коленях головы Хоуп. – Она спит, – прошептала Вера.

Вера Дункана. Сколько раз Джек слышал эти слова, произносимые с тем же выражением, с каким произносят слова «покой» и «утешение». Увидев эту женщину с ее улыбкой, Джек все понял. Вера Дункана. Он протянул руку.

– Джек Макгилл, – представился он. Ее рукопожатие было слабым, но полным достоинства. – Рад с вами познакомиться.

Вера кивнула.

– Хоуп не сказала, что идет сюда?

– Нет.

Джек посмотрел на Дункана, глядевшего на жену с такой нежностью, что ему стало неловко. Вера Дункана. Почему он ничего не знал?

Не знал, потому что был упрямцем, потому что ревновал свою семью, потому что хватался за первое, что приходило в голову, а возможно, и потому, что девочки дурачили его.

Дункан вышел. Джек опустился на корточки, чтобы Вере не приходилось глядеть на него снизу вверх.

– Как Рейчел? – спросила она.

– Все так же. Знаете, я даже не подозревал о вашем существовании. Девочки произносили «вера» так, словно говорили о религии. Мне следовало прийти к вам раньше, чтобы выразить свою признательность.

– За что?

– За то, что вы добры к девочкам. За то, что заботились о Гиневре. Я никак не мог понять, почему кошке будет лучше здесь, наверху, если Дункан весь день пропадает в поле. Теперь мне стало ясно.

– Он приходит проведать меня каждые несколько часов. – Вера снова улыбнулась. – Да и я не сижу взаперти.

– Вы выходите из дома?

– Да. Я могу выезжать на крыльцо. Отсюда прекрасный вид на долину. Я всегда любила эти горы. До несчастного случая мы с Дунканом не раз проводили здесь отпуск.

– Когда это произошло?

– Несчастный случай? Двенадцать лет назад. Когда я каталась на лыжах, обвалился подъемник. Ноги сломались в нескольких местах, так что ходить мне было бы тяжело даже и без повреждений позвоночника.

– Я вам сочувствую.

– Не стоит. Трое из пострадавших скончались в тот же день. Я могла бы стать одной из них и не узнать той жизни, которую мы обрели здесь. – Ее глаза сверкнули. – Раньше Дункан водил грузовики, и я почти его не видела. А теперь вижу каждый день.

Хоуп зашевелилась. Она медленно открыла глаза и увидела Джека.

– Папа, – прошептала она и быстро села.

– Я очень волновался, – сказал он мягко.

– Мама всегда знала, что я здесь.

– Прекрасно, – сказал он, поднимаясь, – теперь я тоже буду знать. Пора в школу. Саманта ждет.

– Хоуп уже позавтракала с нами, – заметила Вера.

– Простите, мы и так доставляем вам много хлопот.

– Хлопот? Вовсе нет. Хоуп не причиняет никаких неудобств. Она нам в радость. Так я хоть чем-то могу отблагодарить Рейчел за то, что она для нас сделала. – Вера взяла Хоуп за свободную руку. – Поцелуй от меня маму, хорошо?


– А теперь, – сказал Джек, усадив девочек в машину, – шутки в сторону. Расскажите про маму и Дункана с Верой.

– Они близкие друзья, – начала Саманта. – Может, поговорим лучше о бале?

– После. Из ваших слов я понял, что мама встречается с Дунканом.

– Мы никогда этого не говорили.

– Про Дункана с Верой трудно говорить, всегда выходит что-нибудь не то. Мама покупает им продукты и вообще делает все, чтобы Дункан пореже отлучался из дому. Она говорит, что Вера для нее как любимая тетушка. Мама часто пьет у них кофе, они сидят и разговаривают.

– Папа, нам нужно поговорить о бале. У меня изменились планы, – раздался резкий голос Саманты.

Джек с удовольствием поговорил бы еще о Вере, потому что даже мысли о ней приносили успокоение, но Саманта имела на этот счет свое мнение. Он понял, что со старшей дочерью лучше поговорить в машине – Саманта не сможет улизнуть, если ей не понравится то, что он скажет.

– Что изменилось?

– Я иду на бал не с Бренданом, а с Тигом.

– С Тигом?

– Тигом Раньяном. Он классный парень.

– Вы поедете из дома Лидии, как и собирались?

– Нет. Это еще одно изменение. Тиг заедет за мной.

– А сколько этому Тигу лет?

– Семнадцать. Он хороший водитель, и у него есть грузовик. Очень надежный.

Слова о надежности грузовика Джеку понравились. Не понравилось ему то, что парню семнадцать лет. Семнадцать – опасный возраст.

– Хорошо. Значит, я увижу его, когда он за тобой заедет?

– Угу, – ответила Саманта как-то слишком беззаботно.

– На этом изменения кончаются?

– Нет. Вечеринка будет у Джейка Драмбла.

– Кто он такой? – спросил Джек, настораживаясь. – А как же вечеринка у Лидии?

– О Господи, сколько можно! – возмутилась Саманта. – Это же настоящая инквизиция. Подумаешь, большое дело. Единственная разница в том, что Тиг заедет за мной в субботу и привезет в воскресенье.

– Но от субботы до воскресенья – порядочный срок, – заметил Джек. – Значит, вечеринка будет у Джейка. До и после бала?

– Наверно. Я пока точно не знаю.

– Но ты вернешься к Лидии на ночь?

– Нет. – Внезапно Саманта забеспокоилась. – Лидия вообще ни при чем.

– Вообще?

– В том-то и дело. Это совершенно другая компания. Лидия будет с Бренданом, Джаной, Адамом и Шелли, а я буду с Тигом, Пам, Джейком и Хедер.

Джек обдумал услышанное.

– Но ведь Лидия твоя лучшая подруга?

– Ну и что?

Он бросил на нее быстрый взгляд:

– А то, что все это как-то странно.

– С Лидией мне не так интересно, как с теми ребятами.

– В прошлый раз мне показалось, что тебе с ней хорошо, – сказал Джек. – Или ты притворялась?

– Нет. – Саманта раздраженно фыркнула. – Ты ничего не понимаешь.

– Я стараюсь понять. Все равно, по-моему, ты поступаешь неправильно.

– Это же бал, – проговорила Саманта. – Всего одна ночь.

– Похоже, здесь нечто большее. Что тебе кажется более правильным: пойти на бал с друзьями, которых ты знаешь и которым доверяешь, или бросить их к черту и развлекаться совсем в другой компании?

– Ты безнадежен, – буркнула она. – Ничегошеньки не понимаешь.

– Да, – вздохнул Джек, – не понимаю.


Джилл жила в скромном доме на северо-западе Сан-Франциско, у самого берега Тихого океана. Когда Джек появился у нее, на душе у него было нелегко. Вместо «ризотто», которым она собиралась угостить его в понедельник, Джилл приготовила восточный салат со свежим тунцом и тонко нарезанный жареный картофель с легким соусом из разных травок и испекла прекрасный хлеб. Она поцеловала его, и в ее поцелуе он почувствовал такое облегчение, что ему из-за этого стало еще хуже.

Они уселись рядом на высоких табуретах, касаясь коленями. Джилл спрашивала о Рейчел и внимательно слушала, когда он пытался описать то потрясение, которое он испытывал каждое утро, входя к ней в палату и видя, что она по-прежнему лежит без движения.

Потом Джилл спросила его о работе. Он только что провел два часа в офисе и коротко рассказал ей о делах. Дэвид был расстроен из-за Бокки, но это они все-таки как-то уладили. Джека больше огорчила прохладная реакция партнера на его последний проект курортного комплекса в Монтане. Потом он стал расспрашивать Джилл, как продвигаются ее занятия теннисом и как поживает ее больная диабетом мать.

Когда оба замолчали, Джилл обняла Джека, положила голову ему на плечо, а потом посмотрела в глаза. Они поцеловались раз, затем другой. Соскользнув с табурета, она встала перед Джеком и обняла его за шею. Целуя его, она слегка покачивалась.

Джек попытался настроиться на нужный лад. Он сказал себе, что Джилл потрясающая женщина, что он будет дураком, если ее упустит. Но мысли и чувства были заняты другим, и он осторожно высвободился.

– Нет, – тихо сказал Джек. – Я… не могу. Испуганно отпрянув, она посмотрела ему в лицо:

– Дело в Рейчел?

– Дело во всем.

– Ты любишь ее? – спросила Джилл.

– Не знаю. Кажется, в моей жизни что-то переменилось.

– Тебе нужно время. Я подожду.

Сжав ее руки, он сказал:

– Я больше не могу быть с тобой, Джилл. Это нечестно по отношению к тебе.

Ее голос зазвучал тревожно:

– Разве я жалуюсь?

– Нет. Ты всегда была терпелива.

– Но…

– Ш-ш-ш… – Он прижал палец к ее губам. – Выслушай меня. Пожалуйста. – Он говорил почти шепотом. – Я люблю тебя, Джилл, но как друга. Наши отношения никогда не закончились бы браком. А ты его хочешь, ты его достойна.

Ее глаза наполнились слезами.

– Почему?

– Дело во мне. Я просто…

– Просто ты все еще любишь Рейчел?

– Может быть. – Он вздохнул. – Не знаю. Но сейчас я не чувствую себя свободным. У меня такое ощущение, будто я до сих пор в браке.

– С вашим браком покончила Рейчел. Она тебя бросила. Ты мне всегда это говорил.

– Это помогало мне сохранять озлобленность. Но у Рейчел, как оказалось, были свои причины для разрыва, о которых я не знал. Я должен поговорить с ней, Джилл. До этого я не смогу понять, что мне делать.

– А вдруг она не очнется? – смущенно спросила Джилл.

– Тогда я останусь с девочками. – Он вздохнул. – Джилл, я бы мог продолжать наши отношения и просто получать удовольствие. Но я хочу поступить так, как нужно. Помоги мне. Пожалуйста.


– Я расстался с Джилл, – сказал он Рейчел два часа спустя.

Под конец Джилл плакала. Они договорились общаться время от времени. Джек чувствовал себя опустошенным, одиноким. Но он поступил правильно.

– Джилл – прелестная женщина, но мне нужна только ты. Всегда была нужна.


Ночью Джек снова работал до четырех. Утром он позавтракал с девочками, подвез их к автобусной остановке и позвонил в больницу справиться о состоянии Рейчел. Даже не взглянув на электронную почту от Дэвида Санга, он лег обратно в постель и проспал до десяти. А после этого не спеша пил кофе, сидя на поваленном дереве в лесу и наблюдая за дикими индейками.

Джек заехал в супермаркет, купил дюжину двухлитровых бутылок газировки и завез их в школу, как раз к пикнику Хоуп. Потом он отправился в Монтерей.

Ничего нового. Рейчел по-прежнему была в коме.

Вечером Джек, выполняя данное ранее обещание, ужинал с девочками в «Ривер-Инн». Они наперебой рассказывали о своих делах: Хоуп сказала, что газировка была украшением пикника, Саманта получила «отлично» за контрольную по биологии и чудесно провела время за ленчем с Пам и Хедер. Когда они вернулись домой, Джек поспешил в мастерскую и с головой погрузился в работу.

Рейчел изобразила выводок куропаток, расположившихся на ночлег на нижней ветви платана. Даже не взглянув на фотографию, прикрепленную к обратной стороне холста, Джек понял, что на заднем плане должны преобладать приглушенные черно-коричневые зимние тона – птицы будут одновременно и сливаться с этим фоном, и выделяться на нем.

Джек работал тщательно, но быстро. Накладывая умбру, охру, сиену, смешивая и подбирая краски, он добился того, что куропатки смотрелись прекрасно.

Когда Джек закончил картину, адреналин бурлил в его крови. Он безумно устал, но уснул не сразу.

Глава 6

Саманта собиралась, как обычно, хорошенько выспаться в субботу, но проснулась рано и больше не смогла уснуть. Ее переполняли противоречивые чувства. Прежде всего ее волновал предстоящий бал. Еще Саманта сердилась на Джека – он заставил ее почувствовать вину перед Лидией – и тосковала без Рейчел. Мать, во всяком случае, ее любила. А в любви Джека Саманта вовсе не была уверена.

Саманта жалела, что ей нет еще двадцати одного года. Тогда бы она не беспокоилась из-за бала. Не раздумывала бы, надевать ли туфли на высоких каблуках, которые ей одолжила Хедер. Или о том, как себя вести, если Тиг ее вдруг поцелует.

Рейчел могла бы подсказать, что в этом случае делать. Но Рейчел рядом не было. Был только Джек, и это раздражало Саманту.


Рано утром Джек с Хоуп отправились в больницу, а Саманта, сославшись на усталость, осталась дома. Они обещали вернуться к полудню, купив на обратном пути продукты.

По дороге в больницу они купили чашку горячего кофе и, придя в палату, поднесли ее к самому носу Рейчел в надежде, что та среагирует на запах. Пока Хоуп вырезала из бумаги изящные снежинки, они рассказали Рейчел о погоде, о бале Саманты. Повесив снежинки на стойку капельницы, Хоуп шепнула:

– Расскажи ей про куропаток.

Джек был в нерешительности. Он пока ничего не говорил Рейчел о том, что решил закончить ее картины. Хоуп очень понравилось, как он написал задний фон для куропаток, а Саманта даже не захотела взглянуть на картину. Джек опасался, что Рейчел возмутит его вмешательство в ее творчество.

Вдруг он подумал, что, быть может, это и к лучшему. Если Рейчел не захочет, чтобы он заканчивал ее картины – очень сильно не захочет, – она очнется и скажет ему об этом.

И Джек рассказал ей о гагарах, об олене, о куропатках. Он буквально набросился на Рейчел, перечисляя использованные им краски, рассказывая о результатах, которых добился. Джек очень возбудился, но не получил от Рейчел никакого отклика.


Саманта поступила весьма разумно, начав готовиться к балу с самого утра. После душа ей показалось, что волосы недостаточно блестят, и она еще раз вымыла голову. Потом она плохо подвела глаза и вынуждена была начать все сначала. Саманта уже решила, что в прозрачных черных чулках будет выглядеть эффектнее, чем без чулок, но все еще не знала, как быть с лифчиком. А уже пора было надевать платье.

У нее было два черных лифчика. И оба с бретельками. Если она поднимет руки – а она наверняка их поднимет, танцуя с Тигом, – бретельки будут видны.

В поисках лифчика без бретелек она перерыла комод Рейчел, но не нашла ничего интересного, кроме нескольких фотографий в рамках. Саманта не понимала, зачем мать их хранит. Ведь она ненавидела Джека. Тот мог сколько угодно говорить о своей привязанности, но это были лишь слова. Родители в разводе. И этим все сказано.

Она задвинула ящики комода.

– Все в порядке? – спросил ее с порога Джек.

Ничего не в порядке, хотелось крикнуть ей. Мать – в коме, отец – ничтожество, а у меня нет лифчика без бретелек.

– Все просто замечательно, – буркнула она и проскользнула мимо Джека.

– Что-то непохоже, – заметил он, последовав за ней. Саманта накинулась на отца:

– Я волнуюсь. Понятно? У меня сегодня важный вечер. Оставь меня в покое.

Он поднял руки и отступил назад – и даже это ее разозлило. Ей хотелось ссоры. Хотелось кричать и визжать, хотелось выпустить пар. Она бы даже и заплакала, но не хотела лить слезы у него на глазах. Хоуп при отце плакала. Саманта – никогда.

К тому же не было времени заново красить глаза.

В шесть вечера на кухне Джек перекладывал в миску густой соус, а Хоуп раскладывала по блюду крекеры. Едва они успели все приготовить, как раздался звонок в дверь.

– Открой ему, – крикнула Саманта из своей комнаты. – Я еще не готова.

На пороге Джек увидел высокого парня, темноволосого, темноглазого, с налетом темной щетины на подбородке. Он был в смокинге… но на этом парад кончался. Вместо рубашки с плиссированной грудью на нем была белая футболка, вместо широкого кушака – грубый кожаный ремень, а выглядывающие из-под брюк стоптанные башмаки напоминали бутсы.

Джек протянул ему руку:

– Я отец Саманты.

Рукопожатие парня было крепким и, пожалуй, самоуверенным, даже нахальным.

– Тиг Раньян.

Джек впустил его в дом.

– Саманта говорит, вы живете здесь, в Биг-Суре.

– Немного повыше на этой же улице, – ответил он. Хоуп появилась с миской соуса в руках и довольно мрачно посмотрела на Тига.

– Эй, Хоуп, это ты сама приготовила? – Тиг окунул крекер в соус и сунул в рот. – М-м-м. Вкусно.

Джек подождал, пока Тиг прожует.

– Ну, каковы ваши планы?

– Не знаю. Обо всем договаривалась Саманта.

– Когда мне ее ждать домой?

Тиг выглядел озадаченным.

– Завтра. Все зависит от того, как долго мы проспим. Джеку хотелось бы услышать другой ответ.

– А где вы собираетесь спать?

Тиг пожал плечами:

– Это ведь бал Саманты.

– Привет, Тиг, – сказала Саманта с порога гостиной. Она была так хороша, что у Джека перехватило дыхание.

– Привет, – отозвался Тиг. – Ты готова?

Никакого «Ты превосходно выглядишь» или «Какое чудесное платье». Джеку не нравились ни эти ботинки, ни грубый кожаный ремень. Впрочем, футболка ему тоже не нравилась.

Он подошел к Саманте, жестом велел ей следовать за ним, затем пошел в ее комнату, то и дело оборачиваясь, чтобы проверить, идет ли она.

Она шла, но с очень недовольным видом.

– Мне пора, – прошипела она.

– Ты выглядишь замечательно, – обезоружил ее Джек.

– Правда?

– Жаль, что мама тебя не видит. Погоди. Я возьму фотоаппарат.

Она схватила его за руку:

– Пожалуйста, папа, не надо. Тиг меня ждет.

– Ты действительно очень эффектно выглядишь, – сказал он и внезапно ощутил беспокойство. – Давай все-таки договоримся, когда ты вернешься.

Саманта взглянула на Джека так, словно у него вдруг выросли рога.

– Когда вернусь? Я же на всю ночь. И я об этом тебе говорила.

– Я знал, что ты ночуешь у Лидии, но ведь теперь планы переменились. Я хочу знать, где ты будешь.

– Бал будет в школе.

– Эта часть вечера беспокоит меня меньше всего. – Он отыскал на ее захламленном столе ручку и клочок бумаги. – Ведь до и после бала будут вечеринки. Мне нужны телефоны твоих друзей.

– Не смей меня проверять! – крикнула она. – Если ты позвонишь, я со стыда умру.

Джек пошел на компромисс.

– Тогда назови мне фамилии. – В случае чего он легко узнает телефоны в справочной. – Перед балом вечеринка будет у Джейка, у Джейка Драммера?

– Драмбла.

– А после?

– Наверное, у Пам. Но все зависит от того, кто к тому времени останется на балу, захотим ли мы есть и вообще в каком мы будем настроении. Так что я не знаю.

– Твоей матери хватило бы такого ответа?

– Да. Она мне доверяет.

– Я тоже тебе доверяю, но не могу доверять всем остальным. – Ему пришла в голову новая мысль. – Возьми с собой мой мобильный телефон.

Снова взгляд «откуда-ты-только-взялся».

– Зачем?

– Чтобы ты могла мне позвонить.

– Да кто ж берет на бал мобильники! К тому же куда я его дену? У моего платья нет карманов.

– А сумочка?

Сумочка у нее была крохотная. Джек вздохнул:

– Хорошо. Не бери телефон. Скажи мне фамилию Пам. Она сквозь зубы процедила фамилию подруги. Не успел Джек записать ее, как Саманта уже направилась к двери.

– Подожди. – Он все не мог успокоиться.

– Что еще? – нетерпеливо обернулась она.

– Позвони мне, если возникнут какие-то неприятности. – Джек подошел ближе. – И в любом случае я жду твоего звонка завтра в десять утра.

– Хорошо, – ответила Саманта и исчезла в коридоре. Джек пошел следом за ней в гостиную, но она уже тянула Тига к двери.

– Пока, – сказала она, помахав рукой, и они ушли.


В доме Джейка Драмбла было не протолкнуться. Саманта в жизни не видела столько ребят, собравшихся в таком небольшом помещении.

– Ты их знаешь? – спросил Тиг. Он взял из бара два пива и одно протянул ей.

– Наверно, это дружки Джейка по футбольной команде, – ответила Саманта. – А вот и Пам. Пам!

Саманта повела за собой Тига, протискиваясь поближе к подруге, но ей то и дело приходилось останавливаться. Оглядываясь, она видела, что он заговаривал то с одной девочкой, то с другой. Их трудно было за это винить, ведь Тиг был здесь самым классным парнем. Пробившись к Пам, Саманта взяла Тига под руку, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, кому он принадлежит сегодня вечером.

Они болтали и смеялись с Пам и Джейком. Жевали тортильи с сыром и перцем и пили пиво, ели попкорн и пили пиво. Тиг был отличным кавалером, он всегда знал, когда ей нужно налить еще.

– Как ты? – спросил он с ухмылкой, заведя ее в уголок. Саманта чувствовала себя легко и свободно.

– Замечательно.

Тиг оперся руками о стену и прижался к ней. Саманта ощущала тяжесть его тела, его рот был в нескольких сантиметрах от ее губ.

– Ты сладкая. – Тиг преодолел эти сантиметры поцелуем, таким нежным, что все тревоги показались ей нелепыми.

– Нравится? – спросил он.

Саманта улыбнулась:

– М-м-м.

– Еще?

– Угу.

На этот раз поцелуй был живее, напряженнее. Тяжело дыша, Тиг издал томный звук и прижался лбом к ее лбу.

– Ух! Пойдем отсюда.

Саманта с трудом понимала, о чем он. Вдруг она заметила, что комната начала пустеть.

– На бал, – с трудом произнесла она.

– Нет. Куда-нибудь, где мы будем одни.

– На бал, – настаивала она.

Саманта ни за что на свете не собиралась пропускать свой первый бал, на котором она будет танцевать с Тигом Раньяном.


Джек с Хоуп стояли в мастерской Рейчел рядом с кучей багета, которому вскоре предстояло превратиться в рамы.

– Ты уверен, что сумеешь их сделать? – спросила Хоуп.

– Конечно, – ответил Джек. – Эти длинные планки, – он показал пальцем, – нужно отпилить вот здесь под углом сорок пять градусов. Потом просверлим дырки для гвоздей, намажем столярным клеем, забьем гвозди и зажмем получившийся уголок в тиски. – Он показал на громоздкую металлическую штуковину. – Только и всего.

Хоуп засмеялась:

– Только и всего.

– Я думаю, ты мне поможешь. Это не сложно. Хочешь? Он прочел ответ в глазах Хоуп еще до того, как она восторженно воскликнула: «Да!»

– С какой картины начнем? Хоуп показала на гагар:

– Это моя любимая.

Джеку тоже больше всего нравились гагары. Когда он представлял, как писала их Рейчел, он чувствовал себя ближе к ней. А это ему было в тот вечер очень нужно.

Он волновался, что не сумел правильно поговорить с Самантой. Если бы Рейчел была здесь, она бы знала, что делать и что сказать. Ему ее очень не хватало.


Саманта и Тиг ушли с бала вскоре после десяти и вместе с Пам и Джейком направились к Иану Макуэйну. Музыка у него дома, конечно, была в записи, но угощение отличное: пицца, пиво и невероятно сладкий пунш. Тиг обращался с Самантой как с драгоценностью: приносил ей выпить, танцевал, тесно прижавшись к ней, вне зависимости от ритма. С каждой минутой ребята становились все раскованнее, музыка – все быстрее и громче.

Саманта опьянела, она чувствовала себя частью этого сборища, частью общего веселья, даже частью Тига. Поэтому, когда он, прихватив непочатую бутылку пива, увлек ее на улицу к своей машине, она, не задумываясь, пошла с ним.

Близко прижав ее к себе на переднем сиденье и обняв ее одной рукой, в которой была зажата бутылка пива, он завел мотор.

– Куда мы? – спросила она.

– В какое-нибудь тихое местечко, – ответил он. – Я не хочу тебя ни с кем делить, ты слишком хороша.

Саманта не нашлась, что ответить, просто улыбнулась, закрыла глаза и прижалась лицом к заросшему темной щетиной подбородку.

Скоро Тиг съехал на обочину, заглушил мотор и выключил фары. Он сделал хороший глоток пива, поставил бутылку на пол и повернулся к Саманте. Не говоря ни слова, он взял в ладони ее лицо и начал целовать.

Потом его руки скользнули ниже, к ее груди. Она протестующе вскрикнула, борясь с подступающим головокружением и тошнотой.

– Расслабься, – прошептал Тиг.

– Тиг, я не… Не надо…

– Надо, – ответил он совсем по-взрослому, «сексуальным» тоном.

– Нет, – сказала она и попыталась выскользнуть из-под него.

Но Тиг крепко прижимал ее к сиденью.

– Пусти! – Саманта дернула его за волосы.

– Какого…

Надо бить в пах, всегда говорила ей мать. Саманта так и поступила. И хотя удар получился не слишком сильным, ей удалось отпихнуть Тига и выскочить из машины.

– Ты чего делаешь? – прокричал ей в спину Тиг.

Но с нее было довольно Тига Раньяна, и она побежала прочь. Споткнулась, поднялась и затем помчалась дальше. Она бежала, пока хватало дыхания, затем остановилась, и ее вырвало на чьем-то заднем дворе. Обхватив руками живот, она прижалась спиной к стене дома и опустилась на землю.

Саманта часто дышала, настороженно прислушиваясь. Тига не было ни видно, ни слышно. Собравшись с силами, она встала и снова побежала. За поворотом дороги она присела на обочине. Отдохнув, она заставила себя подняться и бежать дальше. У следующего угла Саманта упала на землю и лежала, моля Бога, чтобы ее никто не увидел. Она совершенно не представляла себе, где находится. Кроме испуга и растерянности, ее мучила дурнота.

Саманта снова поднялась и пошла. Она читала названия улиц, но знакомых не попадалось. Увидев приближающийся автомобиль, она нырнула в кусты, но это был не Тиг. Больше всего на свете Саманте хотелось лечь, просто лечь и уснуть и чтобы мама сидела рядом. Вот только мама была в больнице, в коме.

Саманта прошла еще квартал и решила, что ей придется бродить так и мерзнуть всю ночь до самого утра. В какой-то момент она тихонько заплакала от страха и тоски по дому. Она едва не сошла с ума, пока, добравшись до следующего угла, не обнаружила наконец на табличке знакомое название улицы.

– Слава Богу, слава Богу, – прошептала она.

Через несколько минут ей попалась телефонная будка. Саманта подняла трубку и набрала номер.


Когда зазвонил телефон, Джек бросил палитру и кисть и схватил трубку:

– Алло?

Молчание, потом дрожащий голос:

– Папа! Приезжай, забери меня.

– Где ты? Что случилось?

– Мне плохо. Ты можешь приехать?

– Сейчас выезжаю. Скажи, где ты.

Когда Саманта сказала, на пересечении каких улиц она находится, он спросил номер дома.

– Я звоню из автомата, – всхлипнула она. – Приезжай поскорее.

– Ты одна?

Где же ее парень? И что он с ней сделал?

– Скорее, пап.

– Саманта, может, нужно позвонить в «скорую»? Или в полицию? У тебя неприятности?

– Я просто хочу домой!

– Хорошо, дорогая, хорошо. Я выезжаю. Оставайся на месте. Никуда не уходи. Если к тебе будут приставать, звони в полицию, ладно?

– Ладно, – произнесла она слабым голосом. Его вдруг осенило.

– Позвони мне через пять минут в машину.

Он не представлял себе, что случилось, но ему не хотелось, повесив трубку, терзаться неизвестностью. Лучше время от времени с ней переговариваться. Если Саманта потеряет сознание или случится что-нибудь еще, он сможет сам вызвать «скорую».

– Я не знаю номера, – прорыдала она. Джек назвал номер и заставил ее повторить.

– Через пять минут, хорошо?

– Хорошо.

Джек положил трубку и, обернувшись, увидел стоявшую рядом Хоуп. Сна у нее не было ни в одном глазу.

– Можно я поеду с тобой?

Он молча взял ее за руку, и они побежали к машине.


Прошло пять минут, потом десять, но телефон в машине молчал. Вцепившись в руль, Джек гнал машину сквозь туман, молясь про себя, чтобы Саманта оказалась на месте.

– Ты знаешь что-нибудь, чего не знаю я? – спросил он у Хоуп.

– Нет. Саманта понимала, что я ее не одобряю, и ничего мне не говорила. Только ты мог ее спросить, куда она пойдет.

– Я спрашивал, но что толку.

Хоуп была права. Это была его обязанность, и он с ней не справился. Хорошо еще, что у Саманты хватило ума позвонить.


Около двух часов ночи он приехал в Кармел. Улицы были пусты. Джек нашел перекресток, который назвала Саманта, заметил телефонную будку и резко затормозил. В будке никого не было. Он вылез из машины, стал оглядываться по сторонам и тут услышал ее голос.

– Папа? – Саманта лежала, свернувшись на полу телефонной будки, ее заплаканное лицо при ночном освещении казалось зеленоватым. – Я не могла вспомнить номер, – всхлипывала она. – Я все перепробовала.

Джек опустился на колени и взял ее на руки. Хоуп помогла ему устроить Саманту на переднем сиденье, а сама обежала вокруг машины и уселась назад. Джек снял с себя пиджак и укрыл Саманту. Ее била дрожь.

– Может, поедем в больницу? – спросил он.

Саманта покачала головой:

– Я просто слишком много выпила.

– А где твой парень?

Она заплакала:

– Ему хотелось того, чего я не хотела.

У Джека сжалось сердце.

– Молодец, моя девочка. – Он наклонился и поцеловал ее в макушку.

Дома он отвел Саманту в ее комнату. Пока она принимала душ, он стоял у окна гостиной, глядя на лес и гадая, что же все-таки произошло.

Вода перестала литься. Он дал Саманте время забраться в постель и вошел к ней, чтобы удостовериться, что все в порядке. Она лежала, укрывшись до подбородка, но не спала. Джек присел на корточки у ее изголовья.

– Я хочу знать, – сказал он тихо, – не касался ли он тебя… как не должен был. – Джек не знал, как еще можно об этом спросить.

Саманта молчала. Поэтому он продолжил:

– Если это было изнасилование…

– Нет.

Он подождал, не скажет ли она еще что-нибудь. Но она молчала, и он снова заговорил:

– Скажи мне, Саманта. Я волнуюсь за тебя, хочу тебе помочь. Если бы мама была здесь, она так же села бы рядом с тобой и поговорила. Это не любопытство. Я тебя не обвиняю и не ищу виновного.

Саманта закрыла глаза. Одна, за ней другая слезинка выкатились из-под век. Они причиняли ему боль. Потом Саманта закрыла лицо руками и горько заплакала. Ее плач разрывал его сердце. Сидя на корточках, Джек гладил Саманту по голове, пока рыдания не стихли.

– Ни за что на свете не хотел бы я снова оказаться в твоем возрасте.

Саманта шмыгнула носом.

– Почему?

– Это возраст между детством и зрелостью, как бы нигде. Ты больше не ребенок и не можешь в случае чего просто прикинуться дурачком. От тебя ждут взрослых поступков. Тебе нужно набираться опыта, и в половине случаев ты не знаешь, что делать. Нет. Хорошо бы мне снова стало двадцать семь. Но пятнадцать! Ни за что на свете.

– А что такого хорошего у тебя было в двадцать семь?

– Я встретил твою маму. Саманта снова заплакала.

– Я очень по ней скучаю.

– Знаю. Но ее сейчас нет с нами, поэтому постараемся справиться самостоятельно. Ты не хочешь рассказать мне о сегодняшнем вечере? Я готов тебя выслушать.

– Тебе приятно послушать, какая я идиотка?

– Ты вовсе не идиотка, – с жаром возразил Джек. – Была бы идиоткой, все еще торчала бы на какой-нибудь вечеринке, пила и танцевала на столе, сбрасывая одежду…

Саманта широко раскрыла глаза.

– Откуда ты знаешь?

– Я бывал на таких вечеринках, детка.

– Ты знал, что у Тига в машине будет пиво?

– Нет. Но меня это не удивляет.

– Он тебе не понравился.

– Как он мог мне понравиться? Он даже не сказал тебе, что ты прекрасно выглядишь. А ты выглядела потрясающе. Так что, он оставил тебя в телефонной будке или как?

– Я сама прибежала туда. Он, наверное, снова вернулся на вечеринку.

– Хорош, ничего не скажешь, – пробормотал Джек. – Если бы он был нормальным парнем, он бы догнал тебя и отвез домой. А если бы он был по-настоящему классным, то не давал бы воли рукам.

– Не он один во всем виноват. Я ему кое-что позволила. Джек так и думал.

– Кое-что можно позволить, когда доверяешь парню и когда вы оба трезвые. Выпивка заставляет людей делать глупости. Заставляет делать непоправимые вещи. Слава Богу, все уже позади. Повзрослеть – значит прежде всего научиться быть осторожным. Понять, что ты отвечаешь за свои поступки.

Саманта так долго молчала, что Джек подумал, что она уснула. Но он ошибся. Тихо, очень серьезным тоном Саманта спросила:

– А как же тогда развод? Ведь ты ответствен за свои поступки в браке?

Прошла минута, прежде чем он ответил:

– Да.

– Значит, ты берешь на себя вину за развод?

– Нет. Для брака нужны двое, и для того, чтобы разрушить его, тоже.

– Но как вы позволили этому случиться?

– Мы не позволяли.

– Позволяли! – воскликнула она. – Вы не пытались объясниться, вы просто разошлись. Расскажи свою версию этой истории.

Джек не совсем понимал, что должен сказать, но Саманта ждала ответа.

– Я чувствовал, – начал он, – что вашу маму тяготит жизнь со мной. Что мы движемся в разные стороны, что, может быть, мы разного хотим от жизни. Из-за работы я был привязан к городу, а мама не хотела там жить.

– Но ты любил ее?

– Да.

– И до сих пор любишь?

Он вспомнил о том, как каждое утро в больнице у него сжималось сердце.

– Наверно.

– Почему же ты не боролся, не пытался ее удержать? Разве мы не стоили этого?

Вопрос ошеломил его.

– Стоили. Конечно, стоили.

– Я думала об этом, когда ждала тебя в телефонной будке. Думала, что ты прав. Мы этого не стоили. Особенно я.

– Ты с ума сошла!

– Вот видишь! – крикнула она. – Ты никогда не скажешь этого Хоуп.

– Да, я разговариваю с Хоуп по-другому, потому что вы с ней – разные люди. Разные. Но ни одна из вас не хуже и не лучше другой.

– Хоуп всем нравится, а я нет. Я слишком много говорю.

– Это одна из черт, которые мне в тебе нравятся. С тобой я всегда знаю, что ты в данный момент обо мне думаешь. В человеческих отношениях это очень ценно. Честность. Доверие. Легкость. Ну, иногда нам нелегко, тебе и мне, но это потому, что тебе пятнадцать, а я уже…

– Старый.

Джек вздохнул:

– Вот именно. Ну, видишь, мы с тобой можем разговаривать и об этом.

Саманта повернулась на спину и уставилась в потолок.

– Я немогла так разговаривать с Тигом. Боялась, он подумает, что я маленькая.

– Тиг подонок, – сказал Джек. – А ты, дорогая, достойна лучшего.

– Я думала, он такой классный. Выходит, я совсем плохо разбираюсь в людях.

– Ты кое-чему научилась. Именно так и становятся взрослее. А что у тебя с Бренданом и Лидией?

Саманта снова заплакала.

– Я их оттолкнула, они теперь мне больше не друзья… И я теперь не могу дружить с Пам и Хедер, потому что Тиг, наверное, вернулся и все им разболтал. Я больше не смогу показаться в школе, никогда. Вот какая я идиотка.

– Ты не права. Думаю, через некоторое время ты сама позвонишь Лидии.

– Она не станет со мной разговаривать.

– А ты извинись. Лидия кажется мне человеком, умеющим прощать.

Саманта опять заплакала.

– Что еще? – спросил он.

– Я очень скучаю без мамы.

Джек откинул волосы с ее лица.

– Я тоже, – сказал он и понял, что это действительно так.


В воскресенье утром он проснулся от телефонного звонка.

– Джек, это Кара Бейтс. У Рейчел оторвался тромб.


– Оторвался тромб? Что это значит? – спросила Саманта. Они мчались на машине в Монтерей. На Хоуп снова были ковбойские сапожки. Она подалась вперед, в просвет между сиденьями, чтобы лучше слышать его ответ. Джек повторил то, что сказала ему Кара:

– В редких случаях сломанная кость может способствовать образованию тромба, такого комочка, который попадает в кровеносную систему и движется по венам. Иногда он проникает в голову или сердце, а иногда в легкие. У вашей мамы он оказался в легких.

– Она могла от этого умереть?

– Могла, Саманта, но этого не случилось. Потому что с ней сейчас Бауэр и Бейтс. Беда в том, что тромб может закупорить крупный сосуд. Для мамы это было бы крайне нежелательно. Ее мозгу нужно как можно больше кислорода, а поскольку кислород поступает из крови, врачи не хотят, чтобы что-то замедляло кровоток.

– Поэтому они должны сделать маме операцию и извлечь этот тромб?

– Они пытаются справиться с ним при помощи лекарства. Оно должно его растворить.

– А если не растворит?

– Саманта, – он взял ее за руку, – не стоит настраиваться на худшее. А мы ведь заслужили, чтобы нам повезло?

– Да, – прошептала она и прикрыла глаза.

Джек держал ее за руку. Это успокаивало его, как и прикосновение к его плечу щеки Хоуп.


Рейчел перевели обратно в палату интенсивной терапии. Ее губы и кожа вокруг них посинели – это выглядело довольно жутко. К тому же она дышала судорожно, с трудом.

– Дело в том, что тромб, – объяснила Кара Джеку и девочкам, испуганно глядевшим на Рейчел, – мешает крови, несущей кислород, попасть в легкие. Из-за того, что она так часто дышит, в легкие поступает больше кислорода. На самом деле картина, которую вы видите, страшнее, чем ее состояние.

Джеку же казалось, что Рейчел вот-вот умрет. Он был в ужасе.

– Когда подействует лекарство?

– Мы надеемся увидеть результаты через несколько часов.


Первый час длился, казалось, целую вечность. Джек был растерян, его пугали судорожное дыхание Рейчел и синюшный оттенок ее кожи. Какое-то время он просто стоял, обняв девочек. В конце концов они устали и присели на кровать.

Когда пошел второй час, появилась Кэтрин, бледная и испуганная – совсем не похожая на ту Кэтрин, которую привык видеть Джек: ни капли косметики, кудри собраны на затылке в хвост. Она была одета в легкий спортивный костюм и кроссовки. Ее появление успокоило Джека. Теперь она стала и его другом. Они были союзниками в одной войне.

Когда он отослал девочек выпить кофе, Кэтрин сказала:

– Спасибо вам, что позвонили. Я в это время была в спортивном зале, а вернувшись, получила ваше сообщение. Успела только принять душ.

– Вы прекрасно выглядите, – сказал Джек. Когда она скептически взглянула на него, он прибавил: – Очень естественно. Совсем как Рейчел. Спасибо, что пришли. – Он коснулся губ Рейчел. Они были раскрыты, при вдохе и выдохе из них вырвались хрипы. – Я боюсь потерять ее. Как вы думаете, она хотела бы услышать это?

Кэтрин посмотрела на него и вздохнула:

– Вы неплохо выглядите. Вам нужно подстричься. Побриться. Но тем не менее неплохо. Да, ей хотелось бы услышать от вас эти слова. Какой женщине не хотелось бы?


– Привет.

Джек вышел позавтракать с девочками в кафетерии. Оставшись одна, Кэтрин склонилась поближе к Рейчел, чтобы та почувствовала, что она здесь и хочет ее ободрить. Тут появился Стив Бауэр. Кэтрин знала, что он должен прийти, и хорошенько подумала, прежде чем отказаться от макияжа и прически. Она сочла, что настало время показаться ему в более обыденном виде.

– Что произошло? – спросила она, выпрямляясь.

– Тромб. Капельница. Нужно подождать.

– Ага. Спасибо.

Он подошел к кровати, осмотрел Рейчел, затем перевел взгляд на монитор. Поправил мешочек с внутривенным вливанием. Кэтрин чувствовала, что он озабочен.

– Как тромб может повлиять на кому? Вдруг от этого Рейчел станет лучше?

– Может быть, да. А может быть, нет. – Он перевел взгляд голубых глаз на нее, чуть улыбнулся. – А как вы?

– Волнуюсь из-за Рейчел.

– Вы давно дружите?

– Шесть лет, но иногда мне кажется, я знаю ее всю жизнь. Мы так похожи.

– Сегодня вы больше похожи на нее, чем обычно.

– Мертвенная бледность? Синева вокруг губ?

– Сегодня вы естественная. И очень красивая.

Джек сказал то же самое, но в устах Стива эти слова звучали иначе. Она сжала руку Рейчел.

– Он опять надо мной смеется.

– Нет. Просто сказал, что вы мне очень нравитесь, и я готов ждать, что вы обратите на меня внимание, так долго, сколько потребуется. – Прежде чем она успела обдумать эти слова, Стив добавил: – Значит, вы с Рейчел похожи. В чем именно?

– Она единственный ребенок, – без труда объяснила Кэтрин. – Я тоже. Она выросла в городе. Я тоже. Она ненавидела город. И я тоже его ненавидела.

– Почему?

– Чувствовала себя потерянной. Мне нравится, когда я знаю людей, которых встречаю на улице.

– Таких, как Рик?

– Да, таких, как Рик.

– Рейчел любит кино?

– Только хорошее. – Кэтрин вскинула бровь. – Даже не вздумайте предлагать.

– Я и не собирался. Вы бы чувствовали себя виноватой, сидя в кино, пока Рейчел борется здесь за жизнь. Но без еды вы не можете обойтись, а я не могу надолго отлучаться из больницы. Я бы предложил что-нибудь быстрое и легкое, вроде запеченных сандвичей с лососиной на пристани.

– Там, где едят туристы? – Кэтрин улыбнулась.

– Это быстро. И просто. Если проголодаетесь к двум, ждите меня у входа. У меня темно-зеленый «Си-Джей-7». – Стив быстро повернулся, проверил капельницу, затем, бросив смущенный взгляд на Кэтрин, вышел из палаты.


Вернувшись вместе с девочками, Джек пришел в уныние от того, что ничего не изменилось.

– Здесь был Бауэр, – сказала Кэтрин. – Он не казался очень обеспокоенным.

Но Джек страшно переживал. Рейчел угасала у него на глазах. Он воспринимал это как возмездие. Он позволил Рейчел уйти из его жизни. Позволил. Саманта была права. Он не боролся.

– Черт возьми, – пробормотал Джек, и его глаза вдруг наполнились слезами.

– Девочки, – сказала Кэтрин Саманте и Хоуп. – Пойдемте погуляем. Вашим родителям надо побыть наедине.

Когда они ушли, Джек глубоко вздохнул и нежно провел пальцем по сомкнутым векам Рейчел.

– Я хочу поговорить о том, что с нами произошло. Мы никогда этого не обсуждали. Мы просто расстались и пошли каждый своим путем. Нам казалось, что мы снова стали такими, какими были до встречи, но это не так. Я был сам по себе. Ты тоже. Но не было нас. – Он судорожно вздохнул. – У нас был замечательный брак, Рейчел. Я хочу его вернуть. Не умирай сейчас, у меня на глазах.

Она не шелохнулась, только продолжала хрипло дышать. Он подвинул к кровати стул и сел.


Он так и сидел, когда час спустя вернулись Саманта с Хоуп.

– Я думаю о Лидии, – тихонько сказала Саманта. – Мне надо сказать ей про маму.

Джек достал из кармана телефон и протянул ей.

– А если Лидия бросит трубку?

– Не бросит. – Если она так сделает, Джек ей этого не простит. – Звони, Саманта. Когда наверняка знаешь, как правильно поступить, действуй без промедления. Вот урок, который всем нам хорошо бы запомнить.


Саманта хотела поговорить с Лидией без свидетелей. Она ушла в коридор и забилась в уголок. Она не представляла, что делать, если Лидия откажется с ней разговаривать. Но состояние Рейчел как бы оправдывало Саманту. Лидии нужно сказать про тромб. Лидия обожала Рейчел. Все друзья Саманты обожали Рейчел.

Она набрала номер. Когда трубку взяла мать Лидии, у Саманты перехватило дыхание. В эту минуту она отдала бы все на свете, лишь бы услышать голос собственной матери.

Она откашлялась:

– Добрый день, миссис Рассел. Лидия уже встала?

– Саманта, нам вчера тебя не хватало. Я была уверена, что ты зайдешь. Хорошо повеселилась?

– Нет. Все оказалось… не так, как я предполагала. Девочки еще у вас?

– Шелли только что ушла. Кажется, Лидия принимает душ. Подожди.

Саманта ждала, повернувшись лицом к стене.

– Да, она в душе, – сказала миссис Рассел. – Что-нибудь ей передать?

– Да, и это довольно серьезно. Маме стало хуже. Послышался вздох.

– Подожди, Саманта. Сейчас я ее вытащу из ванной. Саманта прижалась лбом к стене. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем в трубке раздался голос Лидии:

– Что с твоей мамой?

Саманта рассказала о тромбе так, словно между ней и Лидией ничего не произошло, и закончила:

– Она так тяжело дышит. Это очень страшно. Немного помолчав, Лидия осторожно спросила:

– Хочешь, чтобы я пришла?

– Да.

– Хорошо.

Она положила трубку, и Саманте стало стыдно. Лидия разговаривала с ней совсем не как маленькая или глупая девочка. Она взяла трубку, хотя была вправе этого не делать. Видно, отец прав. Должно быть, это был урок.


Кэтрин не собиралась идти на ленч со Стивом Бауэром. Она не могла себе позволить этого, пока Рейчел так слаба. Ей хотелось быть в больнице, сочувствовать, поддерживать, бороться за подругу, быть рядом. Но все это отлично делают Джек и девочки. И они – семья. Вдобавок Кэтрин действительно проголодалась.

Выходя из больницы, она думала, что «Си-Джей-7» – спортивная машина. Но их со Стивом дожидался старомодный джип со свернутым брезентовым верхом.

– Ого! Отличная машина, – сказала Кэтрин, застегивая ремень безопасности.

Стив ухмыльнулся:

– Спасибо.

Стив Бауэр ехал не спеша. Чтобы насладиться свежим воздухом, подумала Кэтрин. Сама она им искренне наслаждалась. Ласково светило теплое майское солнце, океанский воздух разительно отличался от стерильной атмосферы больницы.

Несмотря на то что времени у Стива вроде бы было немного, он поставил машину довольно далеко от ресторана, и к пристани они пошли пешком.

Пройдя мимо ряда витрин, они наконец неторопливым шагом спустились к причалу. Там как раз освободился столик. Стив усадил Кэтрин, а сам на несколько минут исчез и вернулся, неся на подносе миски густой похлебки из моллюсков, запеченные бутерброды с лососиной и чай со льдом.

Кэтрин съела все до крошки, нисколько этим не смутившись, потому что Стив тоже ел с огромным аппетитом.

На обратном пути он взял ее под руку. В машине он не сразу завел мотор, а повернулся к ней, откинувшись на спинку сиденья.

– Ничего страшного не случилось, правда? Кэтрин рассмеялась:

– Правда, доктор.

– Я говорю серьезно. – Она это заметила. – Я неплохой человек, Кэтрин. Вы можете мне доверять. Я развелся десять лет назад, – продолжал он. – И мне страшно надоело встречаться с женщинами, которые мне ничуть не интересны. Так что если я форсирую события, то только потому, что не вижу смысла сидеть и вздыхать, если мне кто-то очень понравился. Это удавалось немногим. Вам удалось.

Возникла напряженная пауза.

– Одно только слово, и я отстану.

Кэтрин хотела сказать, чтобы он отстал, хотела произнести хоть что-нибудь, но ничего не выходило.

– Либо говорите «отстань», – сказал он, – либо поцелуйте меня.

– Что за нелепый выбор.

– Я понимаю, время не самое подходящее, но мне пятьдесят три. Я слишком стар, чтобы играть в игрушки. Вы хотите, чтобы я отстал от вас?

– Нет.

– Тогда поцелуйте меня.

– Зачем?

– Хочу посмотреть, сработает ли.

– У вас типично мужской подход.

– Поэтому у вас пропал всякий интерес ко мне.

– Должен был пропасть.

Но не пропал, потому что здесь было два варианта. Если его поцелуй оставит ее равнодушной, то и не нужно будет беспокоиться об остальном. Они могут стать друзьями, это ей ничем не будет грозить.

– Хорошо, – сказала она, взглянув на часы. – У вас в распоряжении одна минута. – Кэтрин приблизила губы к его лицу, на мгновение застыла и откинулась назад. – Что, у меня сольная партия?

Стив улыбнулся и покачал головой. Одной рукой он нежно перебирал ее волосы, другой обнял за плечи. Его взгляд задержался на ее губах. Стив придвинулся ближе, наклонил голову, помедлил. Когда его губы были уже в какой-то паре сантиметров от ее рта, он вздохнул, выпрямился и повернул ключ зажигания.

Кэтрин смотрела на него и не верила своим глазам.

– В чем дело?

– Минута прошла. – Усевшись поудобнее, Стив начал выруливать со стоянки. – Сработало. Смысл упражнения был именно в этом.

– Сработало для кого? – воскликнула она. – Так-то вы представляете себе поцелуй? Я ничего не почувствовала.

Стив остановил машину, обнял Кэтрин и поцеловал так, что она поняла – друзьями им не быть.


Саманта стояла у кровати Рейчел, не сводя глаз с двери. Она позвонила Лидии полчаса назад. Джек сидел опершись на кровать и смотрел на Рейчел. Хоуп устроилась у матери в ногах.

Вдруг она соскочила с постели, громко стукнув об пол сапожками.

– Я принесу сюда все вещи из другой палаты. Без них эта палата как бы ничья. – Она решительно вышла в коридор.

– Не нужно этого делать, – сказала Саманта. – Как только лекарство подействует, мама вернется в свою палату.

Джек выпрямился.

– Ты права. Но есть еще закон Мерфи. Он гласит: как только мы перенесем сюда все вещи, мама сможет вернуться в свою палату. Оставайся на посту, – сказал он и вышел.

Стоило Саманте вспомнить о вчерашнем вечере, как ее сразу охватили растерянность и страх. Лучшим из всего, что случилось вчера, было возвращение домой. Не много еще найдется отцов, которые сумеют поддержать дочь так, как поддержал ее отец.

– Саманта!

Она обернулась. Лидия смотрела на Рейчел, и в ее взгляде застыл тот же ужас, что испытала Саманта, впервые увидев мать в ее нынешнем состоянии.

– Неужели врачи ничего не могут сделать? Саманта махнула рукой в сторону капельницы.

– Поставили эту штуку. Нужно ждать, пока лекарство подействует.

– А она знает о вчерашнем вечере?

– Ты думаешь, ей стало плохо из-за этого? Нет, я ей ничего не говорила. Это случилось само по себе.

– Не сердись. Твою маму расстроил бы рассказ о вчерашнем вечере, ты сама это знаешь.

Саманта посмотрела на подругу.

– А тебе что известно?

Лидия не отводила взгляда от Рейчел.

– Ты пошла к Иану, но ушла вместе с Тигом и была так пьяна, что вырубилась, и он отвез тебя домой. Во всяком случае, Тиг рассказывал именно так. Это правда?

– Нет, неправда. Я не вырубилась, и Тиг не отвез меня домой. Он вел себя так грубо, что я могла бы обвинить его в попытке изнасилования. Я убежала, прежде чем это случилось. Я напилась? Расспроси хорошенько Тига. За мной приехал отец и забрал меня домой.

Глаза Лидии расширились.

– Ты позвонила отцу?

– Я хотела позвонить тебе, но решила, что тебе нет до меня дела.

Лидия, казалось, вот-вот заплачет. Она сразу же стала той прежней милой Лидией, которая была дорога Саманте.

– Знаешь, ты просто дура! – воскликнула она.

Саманта готова была согласиться с ней, но в этот момент вошла Хоуп с охапкой визитных карточек и открыток. Следом Джек внес вазы с цветами.

– Мы рассчитываем на закон Мерфи. Хочешь помочь? – спросила Саманта.


Стив Бауэр и Кэтрин появились несколько минут спустя. Стив проверил карту Рейчел, монитор и капельницу, затем распорядился сделать еще одно сканирование легких. Через несколько минут привезли нужное оборудование. Джек послал девочек погулять на солнышке, а сам вышел с Кэтрин в холл.

– Она справится, – уверяла Кэтрин. – Столько людей делают все возможное, чтобы она выжила.

– Дело не только в том, чтобы она выжила. Дело в том, чтобы она снова стала здоровой. Она может полностью не восстановиться. Вы как-то спросили меня, что тогда со мной будет. Думаю, я этого не вынесу.

– Вы уедете?

– Нет, – мрачно признался он. – Нет, не смогу. – Кэтрин молчала, Джек посмотрел на нее. Ее взгляд был открытым и теплым. – Что-то произошло? – спросил он.

– Мужчина оказался на высоте положения, – провозгласила она и показала глазами на палату Рейчел.

Джек посмотрел туда же. В палате он увидел только Стива Бауэра, который в свою очередь наблюдал за лаборантами и время от времени посматривал в холл. А в холле была Кэтрин – румяная, с растрепанными ветром волосами.

– Я что-то пропустил? – спросил Джек.

Кэтрин опустила голову.

– Не спрашивайте. Сейчас не совсем подходящее время.

– Ну скажите. Может, я наконец улыбнусь.

Она посмотрела на Джека.

– Он замечательно целуется. Что мне делать?

Джек и вправду улыбнулся – ему нравился Стив Бауэр. Но улыбка исчезла, когда он осознал, что она имеет в виду.

– А-а. Эта история с грудью.

Кэтрин кивнула. Он понял: Кэтрин боялась вновь оказаться отвергнутой. Она уже дважды прошла через это.

– Но ведь грудь – далеко не все. Есть еще ум, душевность, юмор, верность. Посмотрите на Стива. Он ведь не обязан быть здесь. Сегодня воскресенье. Дай такому человеку выбирать между пустышкой с натуральной грудью и умной, живой, веселой, верной, красивой женщиной с имплантатами – он колебаться не станет. Я и сам поухаживал бы за вами, если бы не любил свою жену.


Организм Рейчел не реагировал на лекарство – сканирование легких не показало заметного улучшения.

Сидя рядом с Рейчел, Джек думал о любви. Он хотел верить, что она очнется, что осложнений не будет. Но сейчас ему нужно было возвращаться в мастерскую – писать картины и вставлять их в рамы. И еще он решил купить новую машину.

Глава 7

Джек купил большой, тяжелый, мощный и одновременно роскошный полноприводный автомобиль. Ему хотелось, чтобы у Рейчел с девочками было все самое лучшее.

Теперь он мог себе это позволить. Он понял это вечером в мастерской. Джек не собирался проверять состояние своих финансов – он вошел с ноутбука в Интернет с единственной целью – перевести деньги за машину. Потом он принялся за рамы для оставшихся картин, но продолжал думать о своем финансовом положении. Когда настало время передохнуть, Джек снова взял ноутбук и получил доступ к своим банковским счетам.

После развода Джек не копил денег намеренно, просто не так уж много тратил. К тому же за последние годы цены на недвижимость в Сан-Франциско значительно возросли, так что теперь его дом стоил немалую сумму. Похоже, он стал состоятельным человеком.

Когда Хоуп начала клевать носом, он отправил ее в постель. Саманта поработала немного дольше. Когда и она ушла к себе, шесть полотен были почти готовы к выставке.

Оставшись один, Джек принялся дописывать картину с волком. Великолепный зверь лежал на густой, по-летнему зеленой траве, на сероватую шерсть падали солнечные блики.

Джек закончил картину в пять утра. Он поспал всего два часа и проснулся совершенно измотанным. Саманта заявила, что устала и не пойдет в школу. Хоуп сказала, что хочет к Рейчел.

– Маме было бы приятнее, если бы вы пошли в школу, да и мне спокойнее знать, что вы там. Я отвезу вас в больницу сразу после занятий.

Когда Джек остановил машину у школы, Саманта не двинулась с места. Если раньше она, бывало, капризничала, то теперь просто боялась. Джек попытался представить себе, что она сейчас чувствует.

– Лидия же тебе ничего не сказала.

– Но есть и другие ребята. И Тиг. Это унизительно.

– Да. – Джек вздохнул. – Но если тебя интересует мое мнение, то чем скорее ты с этим покончишь, тем лучше.

Саманта откинула волосы назад и пробормотала:

– Ну, была не была.

Как только она распахнула дверцу машины, к ней сразу направилась Лидия. Дверца захлопнулась с глухим коротким стуком, какой бывает только у новых автомобилей.

Одной проблемой меньше, подумал Джек и оглянулся на Хоуп. Ему показалось, что она сидит слишком далеко от него. Он поманил ее рукой, и Хоуп, отстегнув ремень, перебралась на переднее сиденье.

Тихо, почти шепотом она сказала:

– У меня странное чувство.

– Странное чувство?

– Мне хочется быть с мамой. Как тогда с Гиневрой. У Джека сжалось сердце. Он крепко обнял Хоуп.

– Мама не умрет, – проговорил он – Мы сделаем все, чтобы она пришла в себя.

– Что все?

– Не знаю. Пока не знаю, но мы что-нибудь придумаем.


Джек сидел у постели Рейчел и разминал ей руки. Он говорил себе, что лекарства действуют незаметно для глаз. И она обязательно очнется – это лишь вопрос времени.

– Аутотренингом занялся? – раздался в дверях голос Дэвида Санга.

Он был невысок, но умел носить вещи. Сегодня на нем был светло-серый костюм в клетку. Войдя в палату, Дэвид встал напротив Джека и положил руки на спинку кровати.

– Решил зайти посмотреть, что здесь делается, и немного тебя поддержать. Ей лучше?

Джек вздохнул:

– Нет. Пока нет.

Повисла пауза. Джек не смотрел на партнера. Он не хотел говорить о бизнесе, а кроме бизнеса, их ничто не связывало. Дэвид кашлянул:

– Слушай, Джек, я не хочу на тебя давить, но я очень за тебя беспокоюсь. Не понимаю, что с тобой происходит.

Джек перебирал пальцы Рейчел. На них не было никаких украшений. Интересно, куда она дела обручальное кольцо?

– Мы не имели права упускать Бокку, – начал Дэвид. – Если так пойдет и дальше, нам придется заняться такими же проектами, какие мы делали десять лет назад. Мне не хотелось бы к этому возвращаться.

– Мне тоже, – сказал Джек.

– Ладно, мы потеряли Бокку. С ней было слишком много хлопот. Но нам нужна Монтана и… – он выждал, – Атлантик-Сити.

– А что в Атлантик-Сити?

– Новый отель, – торжественно объявил Дэвид. – Много прессы, много денег. Ну? Идет?

Джек медленно покачал головой. Он устал делать проекты, которые ему не нравились. Устал от разъездов.

– Это не для меня, – сказал он. – Я хочу уйти.

Дэвид выглядел озадаченным.

– Уйти? Уйти из фирмы?

– Разве ты не об этом спрашивал?

– Да, но я не ожидал, что ты вот так все бросишь. Это не только моя, но и твоя фирма.

– В последнее время, – произнес Джек со вздохом, – я ею совсем не занимался.

Дэвид по-прежнему выглядел озадаченным.

– Независимо от того, что случилось с Рейчел, – сказал Джек, – мне бы хотелось работать над менее крупными объектами. Я хочу строить для людей, ты – для корпораций. Настало время разойтись.

– Так просто?

Джек почесал лоб.

– Нет, не просто. Мы хорошо поработали вместе. И остаются кое-какие частности. Надо успокоить сотрудников, разделить имущество. – Дэвид никак не мог прийти в себя. – Что тебя так удивляет? Ты сам все видишь. Это не каникулы. Это моя жизнь.

Дэвид раздраженно спросил:

– Ты что, собираешься открыть собственную фирму?

– Не знаю.

Дэвид долго смотрел на него, потом покачал головой и повернулся на каблуках. Последнее, что увидел Джек, – мелькание черных блестящих ботинок. Только когда Дэвид скрылся из виду, до Джека дошла вся серьезность его поступка. Он был ошеломлен не меньше Дэвида. Ошеломлен, но доволен. Ему вдруг стало легче дышать.

Затем ему пришло в голову, что легче дышать стало не только ему. Он поглядел на Рейчел, прислушался. Ее дыхание сделалось более спокойным. Он выскочил и побежал за сестрой.


В палату быстро вошел доктор Бауэр. За ним Бейтс, Уинстон и все, кто занимался Рейчел. Монитор показывал повышение уровня кислорода в крови, дыхание Рейчел стало ровнее, губы слегка порозовели. Врачи поздравили друг друга. Рейчел еще лежала в коме, но в медицине все относительно.

Когда они ушли, Джек просунул руки под спину Рейчел, осторожно приподнял ее и прижал к себе – ему так давно хотелось ее обнять. Он закрыл глаза, чтобы сдержать навернувшиеся на глаза слезы.

Джек не знал, сколько времени он так простоял, не слыша ничего, абсолютно ничего. Когда он открыл глаза, рядом с ним стояла улыбающаяся Кэтрин. Он осторожно опустил Рейчел на подушки.

– Стив позвонил мне и сообщил хорошие вести, – сказала Кэтрин.

Врачи думали, что наконец подействовало лечение. Джек же был уверен, что Рейчел слышала их с Дэвидом беседу и поддержала его решение. Улыбка не сходила у него с лица.

– Кэтрин, я только что похоронил свою работу.

– Что-что?

– Мы ликвидируем фирму.

– Тем лучше для вас, – сказала она. – Вы теперь сможете работать самостоятельно, когда хотите и где хотите.

– Я хотел бы работать в окрестностях Биг-Сура, но это территория Рейчел. Здесь я ей не нужен.

– Вы так думаете?

– Я не знаю, что мне думать, а Рейчел не может мне ничего сказать. Вы ее лучшая подруга. Как по-вашему, она согласилась бы попробовать еще раз?

– Попробовать – что? Снова стать мужем и женой? – осторожно спросила Кэтрин.

– Именно, – ответил Джек. – Ну же, ответьте мне. Я уже большой мальчик.

Она подняла руки вверх:

– Не мне отвечать на такой вопрос.


Кэтрин пора было возвращаться на работу. Джек позвонил своему адвокату, а потом поехал забирать девочек из школы. Когда они вернулись в больницу, Рейчел уже перевели в обычную палату. Джек еще раз поговорил с адвокатом, потом рассказал Рейчел о ликвидации фирмы, отвез девочек в Биг-Сур, приготовил обед и отправился в мастерскую.

Саманта некоторое время поработала с ним вместе, а потом пошла звонить по телефону. Джек был рад, что с ней все обошлось. Хоуп помогала ему, пока Джек не отослал ее спать. Этим вечером они обрамили шесть холстов. Двенадцать были полностью готовы. Оставалось дописать еще шесть картин.

Он выбрал холст с раскинувшей крылья белой цаплей. Ему хотелось, чтобы она взмывала в небо на фоне туманного сумерка флоридских болот.


Джеку, казалось бы, пора было привыкнуть просыпаться от телефонных звонков, но, когда телефон зазвонил во вторник на рассвете, он подскочил как ужаленный.

– Да?

– Мистер Макгилл? – прозвучал официальный голос. – Это Джэнис Пирс. Я практикантка…

– Что случилось? – перебил он ее, усаживаясь в постели.

– У Рейчел начали шевелиться пальцы. Возможно, она скоро очнется.

Девочки, слышавшие звонок, оказались рядом с Джеком прежде, чем он повесил трубку. Через пять минут они уже ехали в больницу.

Когда они вошли в палату, Рейчел лежала на левом боку, обложенная подушками. Совершенно неподвижно. Как всегда. Джек в страхе откинул длинные светлые пряди с ее лица, которое с каждым днем становилось все более изможденным.

– Привет, Рейчел. Привет, мой ангел. Нам сказали, что ты уже шевелишь пальцами. Покажи нам, как ты это делаешь.

– Привет, мам. – Хоуп встала рядом с ним. – Мы даже не позавтракали. Сразу же приехали к тебе.

– Смотрите! – воскликнула Саманта, показывая на простыню. – Нога шевельнулась.

Джек откинул простыню. Не заметив никакого движения, Джек пощекотал Рейчел ступню.

– Мама всегда от этого смеялась, – сказала Хоуп.

– Разве можно не чувствовать, когда тебя щекочут? – спросила Саманта.

– Она все еще в коме, – объяснила появившаяся в палате Кара. – Ее движения бессознательны. Они начинаются волнами, короткие периоды активности сменяются периодами покоя.

– Что нам сейчас делать? – спросил Джек. – Как нам ее расшевелить?

– Делайте то же, что обычно. Это ей помогает.


Джек отвез девочек в школу и поехал назад в Биг-Сур. Там его ждали неотложные дела.

К югу от Кармела по обе стороны от дороги тянулись зеленые поля латука и артишоков, за ними вздымались холмы. Небо начинало голубеть. Там, где дорога шла вдоль берега, обнажились пласты гранита. У скал океан был буро-зеленым, а дальше вода приобретала густой темно-синий оттенок.

Свернув к дому Рейчел, Джек почувствовал, что возвращается в родные места. Он вылез из машины, потянулся и набрал в легкие побольше воздуха, такого чистого, что все его тело затрепетало. Потом он принялся за работу – бегал как заведенный, таская обрамленные картины в машину, которая, к счастью, по вместимости не уступала грузовику. Когда двенадцать полотен были аккуратно уложены между слоями пенопласта, он захлопнул багажник и поехал в галерею П. Эммета.

Бен уже ждал его. Они быстро внесли холсты в зал и прислонили к стене, рядом с уже висевшими там тремя картинами. Бен был очень возбужден: уселся на корточки перед одной картиной, потом переместился к следующей, вернулся назад.

– Ну как? – с беспокойством спросил Джек.

– По-моему, Рейчел справилась блестяще. Ей удалось передать то, о чем я ее просил. Эти картины производят такое же сильное впечатление, как рысята. – Он бросил взгляд на Джека. – Вы прекрасно обрамили полотна.

Довольный тем, что его таланты получили признание, Джек усмехнулся:

– Благодарю.


Рейчел по-прежнему немного шевелила пальцами рук и ног, время от времени слегка сгибала локоть или колено, но до вечера ничего нового не произошло. Когда Джек помогал сестре переворачивать Рейчел, она застонала. Когда они повторили попытку, она застонала снова, но больше не издала ни звука.

В конце концов, вняв уговорам сестры, Джек отправился домой. Он рухнул на кровать в одиннадцать и проснулся лишь тогда, когда почувствовал, что Хоуп трясет его за плечо. Он с трудом приоткрыл один глаз.

– Мы поедем на автобусе, – прошептала она.

Джек мгновенно проснулся.

– Нет. Я уже встаю.

– Поспи еще немножко, – сказала Саманта от дверей. – Я звонила в больницу. Мама шевелится, но пока не очнулась. Как только очнется, они позвонят.

Джек проспал еще три часа. Проснувшись, он позвонил в больницу. Состояние Рейчел не улучшилось, но и не ухудшилось. Сестры были довольны.

Потягивая кофе, он стоял у огромного окна, выходящего на лес. Начинался еще один прекрасный мирный день. Таким же был и дом. Прекрасным. Мирным. Но к тому же веселым и полным жизни, очень похожим на ту Рейчел, которую он встретил много лет назад. На Рейчел, которую он взял в жены.

С этой мыслью Джек направился в спальню. Он поискал в комоде, в тумбочке, в шкафу. Потом на кухне и в кладовке. Куда же она его подевала?

По наитию Джек бросился в комнату Хоуп. Вот он, стоит на комоде – пухлый маленький херувимчик. Джек взял херувима, отодвинул два маленьких запора под крыльями. Подняв крышку, он выдвинул бархатный ящичек и высыпал в ладонь его содержимое. Там были жемчужные серьги, которые Рейчел надевала на свадьбу. И обручальное кольцо.


Они с Рейчел находились в разводе. Поэтому он чувствовал себя слегка неловко. Формально он не имел права надевать ей на палец кольцо. Но ему очень хотелось это сделать. Ему хотелось, чтобы Рейчел, очнувшись, увидела кольцо.

Он взял Рейчел за руку, поцеловал ее в щеку и начал разминать ей кисть. Потом надел кольцо. Не важно, что теперь оно свободно болталось на пальце. Оно было на своем месте.

Подушечкой большого пальца он провел по ее лицу, по почти зажившим ссадинам. Где ты, Рейчел? Словно в ответ на его вопрос глаза под веками зашевелились. Джек наклонился ближе.

– Рейчел, очнись. Очнись, дорогая. Я знаю, ты меня слышишь. Открой глаза. Ну, открой же.

Движения продолжались с минуту, а потом прекратились.


Больше глаза у Рейчел не двигались, но к тому времени, когда Джек привел в палату девочек, ее веки приоткрылись. Совсем немного, ровно настолько, что было видно тоненькую полоску белка. Джек сгорал от нетерпения.

– Мам, открой глаза, так тебе не идет, – сказала Саманта. Хоуп склонилась над кроватью, пытаясь заглянуть под веки Рейчел. Заметив обручальное кольцо, она выпрямилась и посмотрела на Джека.

– Она прислала его тебе?

– Она его сохранила, – ответил Джек. Он неуверенно посмотрел на Хоуп и Саманту, потом снова перевел глаза на Рейчел. – Я подумал, а вдруг кольцо поможет. У кого-то есть возражения?

Возражений у девочек не было.

Время шло, но ни он, ни они не могли успокоиться и не хотели покидать Рейчел. Заглянул Бен. Потом пришли Стив с Карой и стали ощупывать Рейчел. Синди перевернула ее на другой бок, и Рейчел застонала. Когда ее вернули в прежнее положение, глаза у нее были по-прежнему приоткрыты.

К девяти часам в палате остались только Джек и девочки. Побледневшая Хоуп зевала. Саманта насупилась. Джек был совершенно измотан. В десять они поехали домой.

Глава 8

Джек сидел на кровати и, глядя в темноту, думал о том, что смертельно устал. Он посмотрел на часы. Была половина первого. У него возникло острое желание съездить в больницу, но вместо этого он позвонил туда. Ему сказали, что Рейчел пока не пришла в себя.

Джек лег, поспал два часа, потом еще раз позвонил в больницу, снова лег. Ему не спалось. Он встал и открыл окно. И вдруг почувствовал, что с Рейчел что-то происходит.

Когда он отвернулся от окна, в дверях стояла Хоуп. Она ничего не говорила. Просто смотрела на него.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросил он. Хоуп кивнула.

– Я тоже. – Он знал наверняка, что ему уже не уснуть. – Поехали?


Хоуп сидела на заднем сиденье, Саманта расположилась спереди. День был пасмурный, с рассвета прошло полчаса. Машин на шоссе было мало. Всю дорогу они молчали.

В больнице у Джека не хватило терпения дождаться лифта, хотя он и старался сохранять спокойствие. Он помчался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, девочки побежали за ним. Они поднялись на этаж, где лежала Рейчел, быстро прошли по коридору и скоро оказались в ее палате. Рейчел лежала на спине, ее глаза были чуть приоткрыты, как и накануне вечером. Джек сглотнул. От разочарования он чуть не плакал. Приблизившись к кровати, он осторожно и нежно поцеловал Рейчел в губы.

– В чем дело, папа? – спросила Хоуп.

– Похоже, нам слишком сильно этого хотелось, малышка.

– Сколько раз уже так бывало, – пожаловалась Саманта. Набрав в легкие побольше воздуха, Джек сердито сказал:

– Ты издеваешься над нами, Рейчел. Это нечестно.

Он долго и пристально смотрел на нее. С ней что-то происходило. Глаза беспокойно двигались. Между бровей легла маленькая морщинка. Движение глаз замедлилось. Веки задрожали, плотно сомкнулись – и потом медленно поднялись.

Джек боялся пошевелиться. Кто-то из девочек судорожно вздохнул, потом настала мертвая тишина. Взгляд Рейчел остановился на его лице так надолго, что Джек решил, что она по-прежнему в коме. Затем она перевела глаза на Хоуп.

– Мамочка! – воскликнула Хоуп.

Когда Рейчел снова остановила взгляд на Джеке, в нем читалось замешательство. Потом она посмотрела на девочек и улыбнулась. Слабым, но совершенно не изменившимся за время болезни голосом она спросила:

– Что происходит?

Джек испустил радостный крик, девочки бросились обнимать Рейчел. Джек тоже хотел бы обнять ее, но отошел в сторону. Она очнулась. Вернулась к жизни. Он бросился за врачами, чтобы сообщить им радостное известие.


Открыв глаза, Рейчел решила, что проснулась утром. Она думала о Джеке и вдруг увидела его перед собой, обеспокоенного и участливого. Первой ее мыслью было: что-то случилось с девочками, но она тут же заметила их чуть поодаль. Может быть, Биг-Сур и шесть лет жизни без Джека ей привиделись? Нет, ей не могли присниться лес, дом и берег океана, не могло присниться одиночество. Они были с Джеком в разводе. Но у нее на пальце обручальное кольцо.

Она явно находилась в больнице. Все, кого она любила, – рядом с ней, живые и невредимые. Вероятно, Джек привез сюда девочек. Вряд ли он долго пробыл здесь. Она постаралась улыбнуться Саманте с Хоуп.

– Что происходит?

Оттолкнув Джека, они бросились ее обнимать, смеялись, рассказывали об аварии, о коме, о сломанной ноге, травме головы. Рейчел ничего не помнила. Она не могла поверить, что пролежала в больнице шестнадцать дней – хотя потом это подтвердили и врачи.

Девочки наперебой рассказывали о том, как Джек жил с ними в Биг-Суре, как Джек возил их в школу, как Джек каждый день приезжал в больницу.

Немного передохнув, Рейчел спросила, какой сегодня день недели и который час. Потом поинтересовалась, почему девочки не в школе.

– Мы так долго этого ждали, – объяснила Саманта. – Папа сказал, что школу можно пропустить.

Сестра приподняла Рейчел голову. Голова закружилась, но скоро головокружение прошло, и девочки снова принялись болтать с ней. Саманта перечислила всех, кто приходил ее навестить. Хоуп сообщила, что доктор влюбился в Кэтрин. Когда Саманта рассказала ей о бале, у Рейчел защемило сердце. Когда Хоуп рассказала о смерти Гиневры, Рейчел расплакалась.

Джек куда-то вышел, и это было хорошо. Она привыкла, что рядом с ней только дочери. Но едва он исчез, девочки заговорили про него:

– Когда ты разбилась, папа приехал к нам среди ночи.

– Он даже сделал гробик для Гиневры.

– Он купил тебе новую машину, мам. Тебе понравится.

– Он обрамил твои картины, так что выставка состоится.

– Он две недели не ходил на работу. Он стал другим. Рейчел улыбалась и кивала. В палате появилась Кэтрин. Она и впрямь залилась румянцем, когда следом за ней вошел доктор и представился Стивом. Неужели это любовь, о которой говорила Хоуп? Кэтрин потеряла голову? Рейчел была поражена. Но, когда они с Кэтрин наконец остались вдвоем, она задала другой вопрос:

– Что это означает? – Рейчел показала палец, на котором поблескивало кольцо.

– Ты его спрашивала?

– Нет. Кэтрин, это ты ему позвонила после катастрофы?

– Я. Мне показалось, тебе это будет приятно.

– Мне – приятно? Он мной пренебрег. Эта рана до сих пор не зажила.

– Ты по-прежнему любишь его. Вот почему она и не заживает. Вот почему я ему позвонила.

– Мне тяжело его видеть.

– А тебе не приходит в голову, что он испытывает то же самое? Думаешь, он провел здесь шестнадцать дней ради собственного удовольствия?

– Из чувства долга.

– Он заботился о тебе.

– Забота не любовь, и, кроме того, можно любить человека и все-таки им пренебрегать. – Рейчел закрыла глаза. – Хватит об этом, Кэтрин. Ты знаешь, как я к нему отношусь.

– Тогда сними кольцо, – предложила Кэтрин.

Но Рейчел этого не сделала – слишком устала. К тому же, возможно, кольцо помогло ей выйти из комы. Она решила поносить его до возвращения домой.


Ночью девочки спали беспокойно. Джек каждые несколько часов ходил на них взглянуть. Испытания подошли к концу. Они были в восторге от того, что Рейчел пришла в себя, и не задавались вопросом о роли Джека в их дальнейшей жизни, но он сам неотступно об этом думал. И ужасно волновался.

В пятницу утром он отправился в больницу один. Стоявшая рядом с кроватью капельница исчезла. Волнистые волосы Рейчел рассыпались по подушке, лицо сияло чистотой. Она читала газету и в красной свободной футболке казалась такой же худенькой и маленькой, как Хоуп. Она не сняла обручальное кольцо, но, увидев Джека, смутилась.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Лучше, – ответила она. – Где девочки?

– В школе. Они придут днем.

– Когда ты возвращаешься в Сан-Франциско?

– Не знаю. Не сейчас. Тебе понадобится помощь.

– Мне могут помогать девочки. Через несколько недель занятия в школе кончатся.

– Я останусь на эти несколько недель. Если у тебя нет на примете кого-то другого. Если хочешь, я найму сиделку.

– Лучше будет, если ты уедешь в город.

Он ведь только что сказал, что не собирается уезжать! Неужели все сказанное девочками прошло мимо ее ушей?

– Отлично выглядите, – заявил Стив Бауэр, войдя в палату. – Пройдитесь еще раз по коридору. Джек вам поможет.

– Но я еще с прошлого раза не отдохнула.

– Чем больше вы будете ходить, тем быстрее окрепнете. – Стив протянул ей руку.

Со вздохом взяв ее, Рейчел приподнялась. Когда она уселась поудобнее, Стив протянул ей пушистую красную тапку. Она надела ее – с трудом, подумал Джек. Стив дал ей один костыль, потом помог подняться на ноги и дал другой. Она стояла на костылях, опустив голову.

– Все в порядке? – тихо спросил Стив.

Джек позавидовал задушевности его тона. Рейчел кивнула и сделала несколько нетвердых шагов.

– Ей хватит сил? – спросил Джек.

Он испугался, что Рейчел упадет и ушибется, но Стив уверенно поддерживал ее.

– Пока не наберется сил, она не сможет вернуться домой. Теперь ваша очередь.


– Как мама? – спросила Хоуп, когда они с Самантой забрались в машину.

– Отлично, – ответил Джек. – Она вставала и ходила по коридору.

– Вы с ней поговорили? – спросила Саманта. Он с интересом покосился на дочь.

– О чем?

– Ну, об этом, папа, – сказала Хоуп. – Сам знаешь. О том, чтобы тебе жить вместе с нами и все такое.

– Нет, мы об этом не говорили. Мама только что оправилась от тяжелой болезни. Сейчас ей нужно почаще вставать с постели и побольше есть. Ее главная цель – вернуться домой.

– И что тогда? – спросила Саманта.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты с нами останешься?

– Это зависит не только от моего желания.

– А от чего?

– От нашего с мамой общего решения, – наконец произнес он. – Но прежде нам с ней нужно будет обдумать много чего другого. Поэтому я был бы вам признателен, если бы вы на время оставили эту тему в покое. Договорились?


– Значит, папа пробыл здесь целый день? – спросила Саманта.

Они появились в палате минут пять назад. Джек смотрел в окно и слушал, как девочки рассказывают Рейчел о школе. Услышав вопрос Саманты, он опустил голову и стал ждать.

– Да, – ответила Рейчел.

– Мне кажется, папа должен остаться с нами, – заявила Саманта. – Ну, после того как ты вернешься домой.

– Мы поговорим об этом позже, – ответила Рейчел.

– Когда позже? Он хороший.

– Я никогда не говорила, что он плохой.

– Возможно, тебе следует выслушать его версию?

– Саманта, – укоризненно проговорил Джек, поворачиваясь к ним лицом.

– Пока ты болела, он все делал, – сказала Хоуп. – Ходил в магазин, готовил, возил нас на машине.

– Я ему очень признательна, – произнесла Рейчел, не глядя на Джека.

– Из-за тебя он оставил фирму, – воскликнула Саманта.

– Неправда, Саманта, – возразил Джек.

– Нет, правда!

– Я сам захотел уйти. Эта работа больше мне не подходила, и я от нее отказался. Не сваливай все на маму.

– Хорошо, – согласилась Саманта. – Но если ты вернешься в Сан-Франциско, я поеду с тобой.

– Саманта! – совсем уж недовольно воскликнула Рейчел.

– Ведь я могу жить и здесь и там, разве нет?

– Это исключено, – сказал Джек. – Мама будет нуждаться в твоей помощи, к тому же я не собираюсь возвращаться в Сан-Франциско. Я перееду сюда. Если понадобится, я куплю себе дом.

Сейчас было не время говорить об этом. Он не переедетв Биг-Сур, если Рейчел будет против. Его возмутило грубое вмешательство дочери. Этот вопрос они с Рейчел должны решить между собой.

Появление Кэтрин только подлило масла в огонь. Раздосадованный, Джек выскочил из палаты и понял, что совершил еще одну ошибку. Он должен был попросить Кэтрин забрать девочек. Ему надо было скорее рассказать Рейчел о том, что он пережил за последние дни. Но он не мог просто так вернуться в палату. Недовольный собой, он направился к телефонам.

– Почему ты молчишь? – спросила Саманта.

– Он любит тебя, мамочка, – сказала Хоуп.

Кэтрин подошла к кровати.

– Можно я поговорю с вашей мамой наедине, девочки?

– Да говорите сколько угодно, – буркнула Саманта и, укоризненно глядя на Рейчел, схватила Хоуп за руку и вытащила из палаты.

Рейчел подождала, пока они уйдут.

– Быстро же они растаяли.

– Почему ты этого не делаешь?

– Чего не делаю? – Рейчел подняла на нее глаза.

– Не говоришь с Джеком.

– О чем?

– О том, что он оставил фирму. Перебрался сюда.

– Разве он спрашивал мое мнение?

– Тебе нужно официальное приглашение? Послушай, Рейчел, парень все это время не отходил от твоей кровати. Помоги ему немного.

– Почему я должна ему помогать? Может, я не хочу, чтобы он здесь поселился? Прекрасно, девочки к нему привязаны, но Биг-Сур принадлежит мне. С чего он взял, что может просто так ворваться в нашу жизнь?

– Он любит тебя, Рейчел. Рейчел закрыла глаза и отвернулась.

– Скажи ему, что тоже его любишь, – сказала Кэтрин. У Рейчел сжалось сердце.

– Боюсь, я не смогу, – ответила она.

– Чего ты боишься?

Рейчел пристально посмотрела на Кэтрин.

– Зависеть от него и снова оказаться покинутой. К тому же он не признавался мне в любви. Пожалуйста, не говори, что это видно невооруженным глазом, потому что это не одно и то же. Если он меня любит, пускай скажет об этом. Пускай не побоится признаться, рискуя услышать «нет». Если бы ты чего-нибудь очень хотела, разве бы ты молчала?

Кэтрин с минуту посмотрела на нее и направилась к двери. Рейчел хотела было спросить, куда она пошла, но у нее не хватило сил.

Кэтрин была расстроена тем, что Рейчел упрямится, сердилась на Стива за настойчивость, сердилась на себя за то, что не решается сделать того, чего сама требовала от своей лучшей подруги. Сердилась на Джека.

Джек уже поговорил по телефону с адвокатом и теперь не мог придумать, чем себя занять. Он пребывал в полной неизвестности – и в профессиональном, и в личном плане.

– Можно вас на минуту? – спросила Кэтрин.

Джек был раздражен и не нуждался в ее участии. Он отошел от телефонной кабинки и направился к лифту.

– Не теперь, Кэтрин.

– Если не теперь, то когда? – спросила она, подлаживаясь под его шаг. – Вы говорили, что любите Рейчел и хотите снова стать ее мужем. Почему вы не сказали об этом ей?

– Не теперь.

– Когда же? Хватит играть в молчанку. Вы и так потеряли много времени. Разве вы ничему не научились?

Он остановился и бросил ей прямо в лицо:

– А вы?

Удар пришелся точно в цель. Кэтрин вздрогнула, заморгала и отшатнулась.

– Хотелось бы думать, что научилась. Я взглянула на себя со стороны и решила, что вы правы. То, что у меня осталось, не так уж плохо. – Она прижала руку к груди и говорила, казалось, не с Джеком, а сама с собой. – Нравится мне это? Нет. Но с этим можно жить.

Опустив руку, она посмотрела на него и решительно произнесла:

– Я буду действовать, рискуя получить отказ, потому что ради счастья стоит рисковать. – Кэтрин улыбнулась. – А вы? Сделайте то же самое.

Легко сказать. Джек снова зашагал по коридору.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Я говорю о доверии, – сказала она, догоняя Джека.

– А где ее доверие, Кэтрин? Она знает, что я покончил с фирмой. Знает, что я покончил с Сан-Франциско. Что не отходил от нее. И не сказала об этом ни слова.

Кэтрин взяла его за руку.

– Почему она об этом не сказала, Джек? Подумайте хорошенько.

Она многозначительно посмотрела на него, глубоко вздохнула и отошла.


Когда Кэтрин спрашивала у сестер, здесь ли Стив, ее била дрожь. Пока они выясняли, в больнице ли он или будет только завтра, Кэтрин начала сомневаться, доживет ли ее решимость до следующего дня. Тут из двери в конце коридора появился Стив. Он сразу заметил Кэтрин, улыбнулся и поспешил к ней.

– У вас найдется немного времени? – прошептала Кэтрин.

Стив быстро переговорил с сестрой и провел Кэтрин к лифту. Спуск на нижний этаж был недолгим.

– Это по поводу Рейчел? – спросил он.

Она покачала головой. Стив взял ее за руку и повел по коридору. Завернул за угол, пригласил Кэтрин войти в кабинет и закрыл за собой дверь.

– Нам нужно поговорить, Стив. Пока наши отношения не зашли слишком далеко, я должна кое-что о себе сообщить.

Он что-то хмыкнул себе под нос.

– Никто не знает, что нам готовит судьба, – начала она. – Я хочу сказать, посмотрите на Рейчел: сегодня она абсолютно здорова, а завтра в коме, без малейшей вины со своей стороны. Мы не можем знать, что приключится с нами на следующей неделе. Я хочу сказать… Стив, у меня рак груди.

– Вы употребили неверное время, Кэтрин. У вас был рак груди. Но он прошел.

У нее перехватило дыхание.

– Простите, я не понимаю…

– Нужно было употребить прошедшее время. Вы излечились от рака.

– Откуда вы знаете?

– Когда я увидел вас в комнате ожидания, ваше лицо показалось мне знакомым. К тому же вы знали некоторых сотрудников больницы. Я сопоставил факты и заглянул в архив.

– Но это нарушение врачебной этики! – воскликнула она.

– Возможно, но я был в отчаянном положении. Вы произвели на меня сильное впечатление, но не хотели меня и близко к себе подпускать. Я должен был выяснить почему.

– Почему вы мне ничего не сказали?

– Не мог. Все должно было произойти само собой, как сейчас. Мне нужно было понять, что я вам небезразличен.

– Да, небезразличен. – Она проглотила подступивший к горлу комок. – Со мной этого давно не случалось. В последний раз тот, кто мне был небезразличен, сбежал, едва я ему сказала про болезнь.

– Все не так страшно, как вам кажется, Кэтрин. Мы с этим справимся, – сказал Стив и поцеловал ее в губы.


Джек ждал, чтобы Рейчел заговорила первой. Рейчел ждала, чтобы начал Джек. Он должен был взять инициативу на себя. Это говорил ему разум. Но сердце подсказывало, что в присутствии девочек он не сможет говорить откровенно.

Настал вечер, и Джек повез Саманту с Хоуп домой. Там, где дорога шла вдоль берега, янтарный свет заката золотил полевые цветы, глыбы гранита, зеленеющие холмы. Красота этих мест волновала его, прибой, казалось, шептал: скажи ей, спроси, попроси.

– Вы сможете немного побыть одни? – спросил Джек, высадив девочек около дома.

– Мы уже не маленькие, – добродушно отозвалась Саманта. – Куда ты собрался?

– Мне нужно поговорить с вашей мамой.


Рейчел чуть не плакала. С каждым часом она все острее осознавала, что же все-таки с ней произошло. Раньше она никогда не задумывалась о смерти, теперь же все изменилось. Она была уязвимой, как и все люди. Она думала об этом, о девочках, о своей работе и о Джеке. Особенно много о Джеке.

Когда он появился в дверях палаты, сердце едва не выпрыгнуло у Рейчел из груди.

– Привет, – сказал Джек. Помедлив на пороге, он шагнул вперед. – Я завез девочек домой. Я подумал, может… – начал он и закашлялся. – Я понимаю, сейчас уже поздно… так что… – Набрав в легкие побольше воздуха, он спросил: – Хочешь со мной прокатиться?

Этого Рейчел не ожидала. Сердце ее болезненно сжалось. Он стоял перед ней во весь свой немалый рост, в поношенных джинсах и спортивной рубашке с закатанными по локоть рукавами, с выгоревшими волосами. Он казался ей таким растерянным, таким милым.

– Ты не выходила отсюда почти три недели. – Внизу стоит новая машина. Это недолго… но, может быть, ты слишком устала…

– Я не устала, – ответила она.

Приподнявшись на руках, Рейчел осторожно опустила на пол ногу в гипсе и потянулась за костылями.

– Давай я тебя понесу, – сказал он с такой нежностью, что у нее на глаза опять навернулись слезы.

Смахнув слезы ладонью, она кивнула. Джек поднял ее с той же беспредельной нежностью, какая звучала в его голосе. Поначалу Рейчел словно одеревенела.

– Что, неудобно? – спросил Джек.

– Непривычно.

Ей хотелось обнять его за шею, прижаться щекой к его плечу, но она не решалась.

Через несколько минут они вышли на улицу. Ночь была теплая и ясная. Глаза Рейчел вновь наполнились слезами. Она сделала глубокий вдох и замерла, увидев, куда направляется Джек. Высокий фонарь на стоянке ярко освещал машину.

– Красная! – воскликнула Рейчел. – Девочки не сказали мне, что она красная. У меня не было красной машины после…

– После красного «фольксвагена», который ты водила, когда мы познакомились. Мне показалось, что теперь самое время для красной машины.

Он высвободил одну руку, распахнул дверцу и осторожно усадил Рейчел в кабину.

– Почему ты решил, что теперь самое время? – спросила Рейчел, когда он сел за руль.

– Потому что ты любила ту машину.

Рейчел опустила окно и подставила лицо теплому ветру. Ее легкие жадно вбирали свежий воздух.

– Куда мы едем?

– В галерею П. Эммета. Выставка! Это интересно.

– В такой час?

– Сегодня пятница. Они открыты допоздна.

– Уже почти десять.

Рейчел была права. Он посмотрел на часы и нахмурился.

– Все равно поедем. Хочу показать тебе картины. Рейчел была слишком слаба, чтобы спорить. Откинувшись на подголовник, она сказала:

– Я не поблагодарила тебя за то, что ты обрамил мои работы. Спасибо.

– Все картины готовы. Мне помогали девочки.

Она повернула голову и посмотрела на него. За шесть лет его профиль не изменился. Она всегда считала его красивым. И теперь оставалась при том же мнении.

– Спасибо, что ты пожил с ними, – сказала она.

Он молча кивнул. Вскоре они остановились у галереи. Внутри было темно и пусто. Джек вылез из машины и заглянул в окно, потом подошел к дверям и постучал.

– Здесь должен быть сторож, – крикнул он Рейчел.

Джек постучал опять, затем обернулся и победно потряс кулаком у себя над головой. Через несколько секунд по другую сторону дверей возник человек и знаками показал, что галерея закрыта.

– Моя жена – художница, которая здесь выставляется. Она лежала в больнице, в коме. Я выкрал ее, чтобы показать экспозицию. Нам хватит двух минут.

Сторож виновато развел руками. Джек жестом попросил его подождать. В два длинных шага он оказался у машины, взял Рейчел на руки и поднес к дверям.

– Видите гипс? – прокричал он через стекло. – Все законно, приятель.

– Покажи удостоверение личности, – подсказала Рейчел. Она обнимала Джека за шею. Его лицо было совсем рядом, он так нежно смотрел на нее.

– У нас разные фамилии, – с сожалением ответил он.

Сторож открыл дверь.

– Закрыто. В этот час здесь никто не должен находиться, кроме меня.

– Это художница. Рейчел Китс. Глядите. – Джек показал на витрину. – Видите объявление? Рейчел Китс. Возьмите рекламный проспект и взгляните на фотографию. Это она.

Сторож почесал нос.

– Прямо не знаю, как быть.

Джек толкнул дверь плечом и внес Рейчел в фойе. Это маленькое приключение смущало и возбуждало ее.

– Мистеру Вулфу это не понравится, – прозвучало у них за спиной.

Джек направился прямо к выставочному залу. Он был темным и жутковато тихим. Рейчел прижалась к Джеку и затаила дыхание. Когда он наклонился, чтобы локтем дотянуться до выключателя, она еще крепче обхватила его за шею. Включив свет, Джек отнес Рейчел на середину зала и осторожно поставил на ноги. Он обхватил ее сзади за талию, его подбородок касался ее головы.

У Рейчел перехватило дыхание. Она окинула взглядом холсты, не зная, на каком остановиться – ей хотелось видеть все сразу. Она начала с детенышей рыси. Это была ее любимая картина. Потом настал черед белой цапли и серого кита. И одинокого арктического волка.

Рейчел вздрогнула. Она ведь не дописала арктического волка. И куропаток, и оленя, и цаплю.

– О Боже!

Гагары. Гагары, сидящие в сумерках на гладкой, как зеркало, поверхности озера. Все это сделал Джек. Никто другой не мог этого сделать. Он сделал это для нее – и получилось так красиво, так красиво!

Из глаз хлынули слезы. Рейчел была растрогана и одинока, она нуждалась в любви, хотела ее и боялась. Когда Джек привлек ее к груди, она крепко прижалась к нему.

– Не плачь, мой ангел, – утешал он. – Прошу тебя, не плачь. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

Она хотела ему сказать, что сделанное им прекрасно, что она счастлива, как никогда в жизни. Хотела сказать, что любит его, но не могла справиться со слезами. Рейчел никогда так не плакала. Никогда так не любила.

Он подхватил ее на руки, и в следующий момент они уже сидели на полу. Джек начал убаюкивать ее нежно, как ребенка, и постепенно судорожные всхлипы затихли.

И тогда Джек заговорил. Его лицо было совсем рядом, голос звучал виновато, но достаточно уверенно:

– Если бы я не пришел сюда и не увидел рысят, мне бы и в голову не пришло дописывать твои картины. Бен восхищался рысятами и говорил, что это его любимая картина, и тут я вспомнил, что мы писали ее вместе. Он этого не знал, а значит, не мог ни о чем догадаться, и я загорелся этой идеей, Рейчел, просто загорелся. Я бы никогда не решился на это, появись хоть малейшие признаки того, что ты скоро очнешься, но они все не появлялись.

Он прижал ее голову к своей груди.

– Я часто мечтал, – сказал он. – И знаешь, о чем?

Она покачала головой, думая о том, о чем сама мечтала и чего желала всей душой.

– О том, что мы станем писать вместе. Я не хочу, чтобы на картинах стояла моя подпись. Подписывать их будешь ты. Я не оставлю архитектуру, но буду строить только жилые дома – дома для людей, которые смогут мне улыбаться и которым будет нравиться то, что я делаю. Когда-то я этим занимался, но это было так давно. Сидя у твоей постели, Рейчел, я вспомнил о прежней своей работе и о нас с тобой, я вспомнил вещи, которые, наверное, хотел забыть, потому что они были прекрасны, а я их потерял.

Рейчел понимала, что он имеет в виду.

– Я хочу строить дома и писать фон для твоих картин. Я хочу жить в Биг-Суре, Рейчел. Я хочу снова быть с тобой.

Рейчел прильнула к нему. Его шея намокла от ее слез. Джек нашел губами ее губы и подтвердил поцелуем все то, что только что сказал. Потом он взял в ладони ее лицо и прошептал:

– Я никогда не переставал любить тебя. Никогда.

– Но ты отстранился от меня, – упрекнула она его.

– А ты от меня ушла, – парировал он.

– Мне было больно. И источником боли был ты.

– Когда ты мне тогда позвонила, я не знал, что ты беременна. Я должен был приехать. Мне очень жаль, что ты потеряла ребенка. Наверное, тебе было очень тяжело.

– Да. Мне было тяжело.

– Ты не сердишься, что я дописал твои картины?

– Я рада, что ты сделал это. А что с Джилл?

– Все кончено. У нас с ней не было будущего. А что с Беном?

– Ничего. Совсем ничего.

– Мне нравятся твои друзья.

– А им нравишься ты. Что ты сделаешь со своим домом?

– Продам. Мы могли бы купить дом побольше, но мне нравится тот, в котором ты живешь.

– Правда? Ты в этом уверен? Ты искренне говоришь?

– Правда. Уверен. Искренне.

– А через пять лет он тебе тоже будет нравиться? – спросила Рейчел.

– Я жил один. Пять лет, десять лет, двадцать лет жизни с тобой в этом доме – это настолько лучше всего того, что у меня было… – Голос Джека задрожал, глаза увлажнились.

– Я люблю тебя, – проговорила она и коснулась губами его губ.

Откуда-то со стороны донеслось недовольное:

– Мистеру Вулфу это не понравится.

Верно, подумала Рейчел, не понравится. Еще она подумала, что Бен с самого начала понимал, что в ее жизни чего-то не хватает. Но по своей доброте он будет рад узнать, что теперь у нее все в порядке.


Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8