Черно-белая радуга [София Ларич] (fb2) читать онлайн

София Ларич Черно-белая радуга

Часть 1

1.

Анна взяла в руки телефон и медленно опустилась на край тахты, перед трюмо с тусклым от времени и пыли зеркалом. Глубоко вдохнув и задержав выдох, она набрала номер, отпечатанный на оранжевой визитной карточке.

– Алло? – робко выдохнула она, когда гудки в трубке, наконец, сменились голосом. – Миша?

И, получив подтверждение, продолжила уже смелее:

– Привет, это Анна. Может, ты помнишь, мы встречались как-то у Марты, м-м-м, на кухне? Ты дал мне тогда свою карточку… Послушай, ты занят сейчас? Не хочешь поужинать?

Анна выслушала несколько вялых отговорок, рассеяно оглядывая в зеркале свой нахмуренный загорелый лоб, короткие светлые волосы с темными корнями, и на предложение «может, завтра?» ответила:

– Ну, как хочешь. Если вдруг передумаешь, то я буду на Новослободской через час. Могу подождать тебя… до пятнадцати минут десятого, а потом двинусь дальше… Нет-нет, я не буду на тебя рассчитывать. Так, на случай если ты все же захочешь выбраться. Пока. Удачи.

Она досадливо поморщилась, бросила телефон на пушистое покрывало и отерла лицо длинными пальцами с коротко обрезанными ногтями. За стеной, оклеенной давно выцветшими обоями, забубнил в пьяном возмущении мужской голос, и Анна порывисто встала, раздраженная и этим голосом, включавшимся в соседской квартире каждый вечер, и самой собой.

Анна вышла из ванной, выпустив следом за собой облако сырого тепла, и качнулась было к кухонному окну, чтобы глянуть на градусник, но, побоявшись, что холод может заставить ее опять остаться в опостылевшей квартире, шагнула в комнату.

Тесно заставленная обшарпанной мебелью, всегда несвежая и тусклая, эта комната душила Анну застарелой тоской неустроенности, испытанной, как чувствовалось Анне, в ее стенах не одним жильцом. Здесь ей было трудно засыпать и тоскливо просыпаться.

Она присела, хрустнув коленями, перед диваном, заваленным сложенной кое-как или не сложенной вовсе одеждой вперемешку с книгами и рисунками углем на больших плотных листах. Она достала из чемодана, распахнутого на полу, комплект нового нижнего белья, торопливо сорвала с него бирки и натянула его на еще влажное тело, бросая короткие взгляды на незашторенное окно. Резко выпрямилась, и в голову тут же хлынули шум и темнота, которые заставили ее прижаться к стене и зажмуриться, чтобы избежать падения.

Едва Анна шагнула от гулко хлопнувшей за ее спиной двери подъезда, как ветер сразу набросился на уголки ее шали, игриво приподнял их, потом бросил и переключился на щеки, покрыл их едкими уколами декабрьского снега. Воздух показался ей невыносимо морозным – он слипал на вдохе нос и лишал дыхания, нагло врывался под ее тонкосуконное пальто, и она остановилась, неуверенная, что хочет идти дальше. Но, рассудив, что вечер в квартире не даст ей ничего, кроме тепла телу, она двинулась по узкой, протоптанной в снегу владельцами собак тропинке, к дороге, по обеим сторонам которой громоздились несвежие, по-городскому грязные сугробы, лишь чуть присыпанные молодым снегом. У обочины она подняла руку, и спустя минуту перед ней остановилась первая же вынырнувшая из-за угла машина.

* * *

Миша захлопнул нечитавшуюся книгу – строчки все ускользали от него, сколько бы он не перечитывал их и не ловил взглядом, и откинулся на спинку кресла. «Анна, Анна, у Марты на кухне…», – попытался припомнить он.

За десять лет жизни в Москве Миша оброс таким количеством знакомых, что уже не мог, да и не стремился, удержать все имена и образы в близкой памяти. Со сменой увлечений и приоритетов менялся и его интерес к людям, и звонки, подобные тому, который он получил только что, давно уже не вызывали в нем трепета открытий. Считавший себя общительным и приятным в общении, Миша, когда только обживался на новом месте, тянулся к новым лицам из одиночества, после стал собирать людей вокруг себя из корыстных побуждений, потом – из скуки, а теперь общался уже по привычке, ставшей образом жизни.

Он выбрался из кресла, потянулся, широко раскинув руки, и опустил взгляд на ласково толкнувшуюся в его ногу кошку:

– Пойду я, Бьянка, посмотрю, что это за Анна. Все интереснее этого американского психопата, как ты думаешь?

С этими словами он распахнул дверцы шкафа и принялся придирчиво осматривать аккуратно сложенную и развешенную одежду.


***

Анна спустилась к платформам, внимательно огляделась по сторонам и, не увидев никого, похожего на Мишу, вытянула из сумки наушники плеера. Она прислонилась плечом к стене и приготовилась стоять чуть дольше двух песен – застыла, вслушиваясь в музыку и пытаясь так отвлечься от кислой боли в желудке, напоминавшей ей, что она не ела со вчерашнего вечера.

К концу второй песни с эскалатора ступил высокий мужчина, в котором Анна тут же узнала Мишу – он ничуть не изменился с их последней встречи больше года назад. Он медленно двинулся в центр зала, развязывая на шее яркий полосатый шарф, и Анна приветственно вскинула руку ему навстречу.

– Привет! Давно ждешь? – вежливо улыбнулся он ей.

Анне показалось, что в его взгляде промелькнуло разочарование.

– Нет, только спустилась. Спасибо, что пришел. Мне буквально не с кем поужинать, а Марта сказала, что ты сейчас не очень занят… Вот я и…

– Как она, кстати? – оборвал ее Миша.

– Хорошо. Мне, во всяком случае, не жаловалась.

– Она все еще со своим врачом?

– Да, с ним. – Анна сунула наушники плеера в сумку. – Где поужинаем?

Миша покачал головой, закусил тонкую нижнюю губу.

– Не знаю, сто лет уже не тусовался. А куда нынче ходят?

– Да я сама приехала только пару недель назад. Может, в «Кастро»? Туда ходят сейчас?

– Давай посмотрим. Пару станций проедем? – Он указал рукой в сторону эскалатора перехода, и они неспешно двинулись вперед.

Анна придвинула к себе тарелку с куском лосося в лужице белого соуса, и украдкой глянула на смуглое лицо сидящего напротив нее ухоженного мужчины, отметила уложенные в модный беспорядок черные волосы и заросшую дырочку в левой мочке. Мишу она встречала у Марты, своей близкой знакомой, два раза лично и несколько раз на Мартиных фотографиях. Запомнился он Анне дерзкой самоуверенностью, весьма удачными остротами и живым смехом, которым он быстро заражал других. Сейчас, однако, Миша явно скучал. Его худые пальцы лениво постукивали продолговатыми ногтями по стакану с водой, а лицо выражало неудовольствие. Чувствуя себя виноватой, Анна предложила ему самый простой способ повеселеть:

– Ты не хочешь выпить?

Миша качнул головой: «Не думаю. Меня от алкоголя в сон клонит».

– Ну! Столько-то мы пить не будем!

Он ухмыльнулся, но не ответил – его внимание привлекла шумно вошедшая в кафе группа из пяти-семи мужчин с одной девушкой. Смеясь и поглядывая по сторонам с озорным интересом, они стали разоблачаться перед окошком раздевалки. Миша наблюдал за ними с полуулыбкой.

– Да, в «Кастро» по-прежнему приходит правильная публика, – встрепенулся он. – Водка-тоник? – И не дожидаясь ответа Анны, принялся привлекать внимание официанта.

Официант довольно долго и весьма профессионально обходил вниманием их столик, всякий раз успевая увести взгляд и не заметить приподнятой руки, и тогда Миша раздраженно столкнул локтем со стола столовые приборы. Нож и вилка упали на пол со звяком, перекрывшим на секунду негромкую музыку.

– По-моему, здесь это единственный способ привлечь внимание официанта, – объяснил он вздрогнувшей от неожиданности Анне.

– И не только официанта, – пробормотала она, кивая с извинительной улыбкой повернувшимся на шум посетителям.

Напитки Миша заказал таким тоном, каким начальник выговаривает секретарше, выскочившей покурить в разгар работы. Анне стало стыдно и, спеша замять неловкую по ее мнению ситуацию, она торопливо спросила:

– Марта говорила, ты поменял работу?

– Да, перешел во французскую компанию.

– А кем? Если не секрет.

Миша пожал плечами, отхлебнул воды:

– Маркетинговый консультант. Они, на самом деле, только выходят на российский рынок, так что я пока – разведчик. Еще офиса даже нет, компьютер, факс дома у меня стоят, оттуда и работаю. А ты что думаешь делать теперь? После такой… м-м-м неудачи?

Теперь плечами пожала Анна.

– Я подумаю об этом завтра.

– Да! – неожиданно обрадовался Миша. – Как любила говаривать старушка Скарлетт.

– Ну, надеюсь, у меня проблемы попроще, – скривила губы Анна.

* * *

В Москву Анна приехала из Шарм-эль-Шейха, где работал дайвером ее муж. Сама она лишь пыталась найти на курорте работу, но ничего приличнее четырехсот долларов в месяц ей не попадалось, а такая сумма не только не устраивала Анну, но и не способствовала бы росту семейного благосостояния. По истечении нескольких безработных месяцев муж предложил Анне поехать в Москву.

– Снимешь квартиру, найдешь нормальную работу, а я прилечу, как сезон закончится, – все чаще и чаще повторял он. – Ну, чего тут платить за пансион этот дурацкий? Ты уедешь, я к ребятам своим переберусь, там хоть бесплатно жить можно.

– Ну, не знаю… – все тянула с решением Анна. – В Москве квартиру не дешевле снимать будет. Разве что работа…

– Давай я пару дней за свой счет возьму, отвезем тебя?

Анна, наконец, неохотно согласилась.

Они остановились в гостинице, расположенной в далеком от центра спальном районе города, в грязненьком двухместном номере с прижатыми к стене раздельными кроватями и маленьким телевизором «Шелялис», смотреть который было невозможно из-за беспрерывно пробегавших по его экрану волн.

И в этой же убогой комнате, вечером дня приезда, муж сказал Анне, что «встретил другую».

– Какую? – нашла в себе силы съязвить ошарашенная новостью и пошлым ее преподнесением Анна.

– В смысле? – уточнил, избегая ее взгляда, муж.

Анна устало опустилась на кровать, поставила ноги на приоткрытый чемодан и посмотрела в спину отвернувшегося к окну мужа.

– И что теперь?

– Ну, я думаю, нам надо пожить отдельно, отдохнуть друг от друга…

– Очень оригинальная мысль, дорогой, – кивнула она. – И какая мудрая! Ладно, разводом займешься ты, я с бумагами возиться не буду. Имущество поделим сейчас… – Она помолчала, закусив губу. – Вина не принесешь бутылку? Здесь же должен быть какой-то буфет или ресторан.

Едва муж вышел из номера, Анна одним махом смела со стола в чемодан свою косметику и с трудом защелкнула его, ободрав кожу на пальцах. Потом накинула пальто, торопливо вытащила из стоящей на стуле сумки свой паспорт и большую часть пачки долларовых купюр, мимолетом прикинув, что должно получиться тысячи три, и спустя мгновение выкатила чемодан из номера. Едва сдерживая себя, чтобы не побежать, Анна быстро глянула в сторону лифтов и поспешила, напружиненная, к лестнице, скрывавшейся за дверью в конце пустого коридора.

Сойдя с широких ступеней гостиницы, Анна перехватила потной ладонью ручку чемодана и повертела головой по сторонам в поисках таксистов. На ее немой призыв из грязной шестерки выглянуло лицо:

– Девуш-ш-шка! Куда ехать?

– Метро «Проспект Мира»!

– Дорого будет… Далеко… Снег.

– Я дам, сколько надо, дам, – почти закричала Анна и поспешила к машине. – Чемодан только надо в багажник поставить. Быстрее-быстрее!

Ее страх вдруг сменился азартом, она почувствовала себя героиней триллера, ускользающей в последний момент от вооруженной погони. К сожалению, ее настроение не передалось водителю – он долго копался, то приподнимая, то опуская спинку похожего на корыто сидения, потом, неловко высунув руку из приспущенного окна, медленно протирал грязной тряпкой боковое зеркало. Анна наблюдала за ним молча, пощипывая пальцами губы. Наконец, машина болезненно кашлянула и выехала со стоянки, оставляя позади давно потерявшее элегантность стеклянно-алюминиевое здание гостиницы и в нем мужа Анны, должно быть, уже вернувшегося в номер.

– На «Проспекте Мира» возле метро? – угрюмо спросил водитель, когда машина вырвалась из пробки перед «Сухаревской».

– Нет, чуть дальше и потом повернуть надо будет. Я покажу, – ответила Анна, вглядываясь в снежный танец над капотом машины.

«Пусть Марта будет дома. Пожалуйста, пусть!» – взмолилась она, крепко зажмурившись.

Кем бы ни был адресат, мольба Анны его достигла – домофон пискнул раз и тут же отозвался тихим, настороженным голосом: «Кто?».

– Марта, Марточка, это Аня! Пусти меня, пожалуйста!

– О! Какая неожиданность! Заходи!

Когда Анна вытащила чемодан из лифта, Марта уже выглядывала из-за железной двери. Ее лицо было намазано чем-то блестящим, а волосы небрежно забраны вверх. Она приложила палец к губам, прося о тишине, и отступила в сторону, впустила Анну в квартиру.

– Ты чего такая взъерошенная? Откуда? – заговорила она, захлопнув дверь. – Давай чемодан в комнату, тут не повернешься.

Анна шумно выдохнула.

– Ой, Марта… Извини, что я вломилась так. Ты одна?

– Одна-одна… – успокоила ее Марта. – Видишь, чистку лица затеяла. Надо же в кои-то веки и собой заняться… Пойдем на кухню. Что же ты не позвонила, вдруг меня дома не оказалось бы?

– Да я только сегодня из Египта. Карточку местную еще не купила. Извини.

– Ладно-ладно. Ты голодная?

Анна замотала головой: «Нет-нет. Чай, если можно. Или кофе… Все равно».

Марта тут же зажгла огонь под чайником на старой, поцарапанной от частых попыток отмыть, плите и опустилась на стул.

– Что случилось?

– М-муж, – ответила Анна, едва удержав всхлип.

Марта вздохнула, медленно расправила ладонью складку на скатерти в мелкую голубую клетку.

– Я так и подумала. Рассказывай.

Рассказ Анны не занял много времени – она и сама ничего не знала о том, как и когда ее муж «встретил другую».

– История старая, как мир, но от этого, увы, не становящаяся менее печальной, – ответила Марта, наливая кипяток на чайный пакетик в тонкостенной чашке. – А чего ты сорвалась, как безумная? Не поговорила с ним?

Анна придвинула к себе чашку, обняла ее холодными, влажными ладонями, и тут же отдернула их, плеснув горячим на пальцы и на скатерть.

– Ай! Не знаю я, Марта. А о чем говорить? Узнать, что все это продолжается уже давным-давно, а я теперь не пришей… ничего ни к чему.

– Тоже верно, вряд ли эта информация помогла бы тебе почувствовать себя лучше. – Марта помолчала, потом усмехнулась. – В общем, ты сделала так, как будто ты его бросила, а не он тебя. Он же не знает, где ты?

Анна мотнула головой, опять приблизила руки к чашке.

– И еще… я забрала деньги. Честно мы бы их все равно не поделили.

– А ты поделила поровну?

Анна вытащила из кармана брошенного на соседний стул пальто купюры и медленно пересчитала их.

– Блин, Март, здесь семь девятьсот! Что же он все жаловался, что работы мало?

Марта вздернула брови: «Однако. А ты уверена, что это его личные деньги?».

– Нет, конечно. Я просто отделила полпачки и побежала. И что теперь делать?

Анна провела у Марты четыре дня – то кружила, взведенная, по кухне, то сидела неподвижно в кресле, то подолгу стояла у окна, из которого сквозило холодом, жалея себя и удивляясь тому, что не знает, где сейчас находится мужчина, с которым она провела вместе почти каждый день почти двух лет. Впрочем, нет, не вместе, иначе, откуда бы взялась эта «другая»? И эти деньги?

Время от времени она закрывалась в ванной и долго умывалась очень холодной водой, чтобы физическим дискомфортом вытеснить душевный хотя бы на несколько секунд – вода стекала по подбородку на шею и мочила майку, а Анна смотрела растерянным взглядом в зеркало на свое опухшее от слез лицо и новую прическу нового цвета, сделанную по совету Марты.

Марта тем временем работала в комнате. Бывшая операционная сестра, она стала косметологом полтора года назад и за это время сумела завоевать признание такого количества клиентов, которое позволяло ей заниматься только косметологией и только дома. Она, несомненно, хорошо чистила кожу и качественно удаляла волоски, в чем Анна убедилась как-то на собственном опыте, но любили ее еще и потому, что она умела слушать и запоминать, и такое внимание к их проблемам не могло не трогать клиентов, в основном, конечно, женщин.

Как-то они с Мартой обедали на кухне в перерыве между ее приемами, и Анна удивилась вслух тому, что Марте удается перемалывать такое количество информации, не причиняя вреда собственному психическому благополучию, на что та ответила с усталой улыбкой: «Это издержки профессии. Хочу я или нет, они сами мне все рассказывают. Понимаешь?». Анна опустила глаза, подумав, что и она тоже обременяет подругу своими проблемами.

И вечером третьего дня, когда они молча сидели в комнате на полу перед едва слышно бормочущим новости телевизором, Анна сказала:

– Март, я договорилась со знакомой, завтра к ней перееду.

– Ты мне не мешаешь, – отозвалась Марта.

– Да она все равно на месяц в отпуск уезжает, так что квартира будет свободна. Так всем удобнее будет.

– Если тебе так кажется… Что ты решила?

– Для начала мне надо прекратить захлебываться слезами и соплями каждые двадцать минут.

– А деньги?

Анна усмехнулась: «Займу позицию взрослого человека – буду все отрицать. Что-то мне не хочется отдавать их ему для его новой пассии».

2.

Не отрывая взгляда от сына, занятого у понтонного пирса строительством башни из песка, Наташа вынула из сумки требовательно зазвонивший телефон.

– Алло. Да! Да, Андрюш, ты уже приземлился? На такси? Хорошо, хорошо, мы уже идем встречать тебя!

И сложив хлопком телефон, она окликнула сына: «Дениска, пойдем! Папа прилетел!».

Сын принялся медленно и неохотно собирать свои строительные инструменты.

Вестибюль отеля был заполнен постояльцами и их багажом. Наташа взяла сына за руку, и они вышли через большие крутящиеся двери на улицу, где толпа туристов медленно просачивалась в автобус под руководством итальянского гида. Спустившись по широкой лестнице, они устроились неподалеку от нее на нагретой солнцем скамейке, с которой хорошо просматривался въезд в отель. Сын устало припал головой к руке Наташи, она наклонилась и с нежностью коснулась губами его волос.

– Сейчас, сынок. Папа уже едет.

И спустя несколько минут короткий шлагбаум на въезде дернулся и поплыл вверх, пропуская в отель бело-синее такси, на переднем сидении которого улыбался Андрей.

– Дениска, привет! – воскликнул он, легко выпрыгнув из машины, едва та остановилась. – Смотри, какой я тебе подарок привез! – Он вытащил из пакета с надписью «duty free» желтый игрушечный бульдозер. – Супермашина!

На лице сына появилась улыбка, он робко приблизился к Андрею, но уже в следующую секунду выплеснул свою радость – припрыгнул на месте и обхватил худыми руками ноги отца, не сводя больших круглых глаз с бульдозера.

– Да, су-у-упер!

Андрей взъерошил тонкие русые волосы на макушке сына, и поднял глаза на жену: «Как вы тут без меня, Нат?».

Наташа прижалась к колючей щеке Андрея, положив руку на его плечо.

– Мы нормально. Тебя ждали. Номер у нас хороший, недалеко от моря. А как у тебя дела? Закончил все, что хотел?

Андрей коротко кивнул: «Ну, более и менее. Все разве закончишь когда-нибудь?».

Они прошли через холл, где багажа стало еще больше, и направились в номер по обсаженной влажно-зелеными кустами дорожке. Дениска бежал впереди них, проворный, как машинка, показывающая дорогу к стоянке на летном поле медленным самолетам.

– Андрюш, я так устала с ним, – проговорила Наташа, беря мужа под руку. – Не ест ничего, эту ночь почти не спал, шумно очень было, теперь капризничает. В море идти боится. Может, с тобой хоть пойдет…

– Пойдет, – уверенно ответил Андрей. – А ты как? Соскучилась, м?

Наташа заглянула в его глаза, такие же серые, опушенные густыми ресницами, как у сына, но со взрослой хитринкой.

– Я тоже капризничаю без тебя.

Они обогнули белый двухэтажный корпус с восточными арками балконов, и Наташа повела рукой: «А вот и море. Смотри, какой у него странный цвет».

– Да нет, нормальный, вроде. Что же ему, красным быть, если оно так называется?

После обеда пошли на пляж. Там Андрей сразу подхватил сына на руки и повел его «знакомиться с рыбами», а Наташа устроилась под зонтиком, спасая от солнца уже покрасневшую кожу. Щурясь даже в солнечных очках – таким ядовитым было в этот час солнце, она с легкой улыбкой наблюдала за своими мужчинами.

Этот отдых на море стал их первым семейным отдыхом после того, как Андрей вернулся к ней и сыну полгода назад, прожив почти год с другой женщиной. Приняла его Наташа без колебаний – потому что поняла к тому времени, что в его уходе виновна и она, и потому что нуждалась в нем.

Когда после трудных родов долгожданного ребенка Наташа охладела к сексуальной стороне отношений с мужем, Андрей, обеспокоенный такой потерей интереса, устраивал для нее консультации с медицинскими и околомедицинскими специалистами, не скупясь, предлагал ей занятия и развлечения, чтобы растормошить ее и вернуть ей вкус к постели. Но, все не видя и не видя желаемых результатов, он вовсе перестал ждать их и ушел к другой женщине, более молодой и, по его словам, более жизнерадостной тезке Наташи.

Справившись скоро с унижением и обидой, Наташа заметила, что ее жизнь без Андрея не очень-то и изменилась – сын был рядом с ней, материальный достаток не пострадал, а то, что сексуальные экзерсисы прекратились, ее только устраивало.

Однако ее удовлетворенность такой жизнью ушла в одночасье, когда обнаружилось, что сын болен диабетом. Наташу затопила вина. Себя и только себя стала она корить за все, что произошло с их семьей. Теперь-то она знала, что травмировала сына своим безразличием к желаниям мужа.

Андрей вернулся через два месяца после окончательного подтверждения диагноза. Он приехал как-то вечером – Дениска уже спал – занес свои вещи в комнату и сказал, что теперь будет жить с женой и сыном. Наташа согласилась сразу, не стала спрашивать причин этого его решения, боясь узнать, что вернулся он просто потому, что устал от новой женщины, как когда-то устал от Наташи. Сам Андрей объясняться не стал.

И теперь, во «втором сроке» – как про себя называла Наташа их нынешнюю семейную жизнь – она старалась изо всех сил быть не только хорошей матерью, но и хорошей женой.

На обратном пути с пляжа Андрей замедлил шаг у витрины дайвинг-клуба рядом с рестораном. Перед стеклом с большими яркими фотографиями сухощавый загорелый парень возился с баллонами и гидрокостюмами, которые тут же привлекли внимание Дениски.

Наташа остановилась рядом с мужем и просунула ладонь под его локоть.

– Хочешь попробовать?

– Не знаю, может быть, – пожал он плечами.

Парень повернулся на голос и встал: «Вам подсказать что-нибудь?».

Андрей кивнул, и тот без вступлений принялся рассказывать о курсах и программах. Закончив упоминанием, что их школа одна из лучших в Шарм-эль-Шейхе, он перевел взгляд на восхищенного незнакомыми железками Дениску и поинтересовался:

– А вы из Москвы?

– Да, – кивнула Наташа. – Муж вот сегодня прилетел, а мы чуть раньше.

– Я там был с месяц назад, сбежал на следующий же день. Как в этом холоде можно жить?

– Ну вот, видите, выезжаем погреться, – ответила она со смешком. – Денис! Ничего не трогай!

– Да пусть, ему же интересно, – улыбнулся дайвер. – Меня, кстати, Игорь зовут.

Андрей оторвал взгляд от фотографий и протянул руку: «Андрей. Моя жена Наташа, и сын Денис».

– Очень приятно. Ну, так как? Хотите попробовать?

Тут интерес Дениса иссяк, и он потянул Наташу за сумку: «Ма-а-а, пойдем».

– Сейчас, сынок. Потерпи минуту.

Андрей повернулся к ним:

– Идите-идите, я догоню.

* * *

На живот Анны давило что-то теплое и тяжелое. Она приоткрыла глаза и тут же неприязненно сморщилась, увидев по-хозяйски расположившуюся на нем кошку. Выгнувшись, Анна согнала белый комок с живота и подтолкнула потом ногой, чтобы согнать и с кровати. Лежавший рядом с неловко подогнутой рукой Миша шевельнулся и глубоко вздохнул. Анна осторожно перебралась через его широко раскинутые ноги и ступила на холодный паркет, который тотчас обиженно и громко скрипнул.

Однокомнатная квартира Миши, хотя и не была безупречно чистой, пахла очень приятно – дорогим одеколоном, кожей отличной выделки и выглаженным постельным бельем. Определенные предметы мебели явно свидетельствовали о том, что квартира была съемной, но Мише все же удалось пропитать ее тем характером, который видела в нем Анна. Это было жилище самостоятельного человека, потакающего всем своим маленьким и большим желаниям и получающего удовольствие от своего образа жизни. В комнате тут и там, на полках, подоконнике, стеллаже, стояли рамки с фотографиями улыбающегося Миши, одного или в компании, причудливые свечки с едва оплавившимся воском, деревянные и стеклянные фигурки, ухоженные цветы в красивых горшках и предметы малонужные, но делающие каждый дом жилым – копейки, пуговички, чеки, горстка идеально круглых черных и белых камешков. Анна даже подумала, что для съемной квартиры здесь слишком много безделушек – она знала по собственному опыту, что жизнь в таких однушках отучает покупать и копить вещи редкого пользования.

Тихо переместившись в кухню, которую хозяин, судя по ее внешнему виду, превратил в кабинет, Анна плеснула в стакан воды из чайника и присела на край дивана. Стол у окна был завален бумагами и журналами, среди которых стоял ноутбук и факс, громоздились стопкой диски. Бумаги были разложены, явно по определенной системе, и на диване. Рабочая атмосфера нарушалась грязной посудой в раковине- по большей части стаканами и чашками, и шлангом пылесоса, выглядывавшим из-за облепленного сувенирными магнитами холодильника, как хвост недружелюбного зверя.

Анна допила воду и только собралась ополоснуть стакан, как из комнаты донесся хриплый голос: «Принеси мне попить, пожалуйста!».

– Воды?

– Там сок должен быть в холодильнике! Яблочный!

Протянув холодный, запотевший стакан Мише, по-барски откинувшемуся на приплюснутые к стене подушки, Анна села в кресло напротив дивана и попыталась натянуть на бедра белую майку плотного хлопка, выданную ей Мишей вчера перед сном.

– Ань, расскажи мне, что вчера было…

– А ты разве не помнишь?

Миша покачал головой и сморщился как от боли.

– У меня после четвертого напитка случился blackout ^_. Бьянка, я больше, чем уверен, что у тебя там есть еда! – одернул он потянувшуюся к его лицу кошку. – Иди, иди уже отсюда.

Оскорбленная кошка отвернулась и принялась вылизываться.

Анна никогда не любила такие утренние разговоры, которые называла игрой «что вчера было?», потому что не любила ни вспоминать пьяные победы над сознанием, ни напоминать о них другим. На следующее после алкоголя утро ее скорее терзал стыд или сожаление из-за чрезмерной своей откровенности, иногда вкупе с головной болью и жаждой, и от этого мысли о вчерашнем, каким бы веселым оно ни было, хотелось загнать как можно глубже. Однако с другими в эту игру Анна все же играла, понимая, что человеку важно помнить все.

– Ничего страшного, Миша, не произошло, – произнесла она, усаживаясь глубже в кресло. – Вот же ты у себя дома, без явных повреждений, спишь на своем диване. – Она помолчала. – Я, кстати, сейчас в такой же квартире живу, и у меня там же диван стоит.

– Да, пол-Москвы в таких квартирах живет, и у всех диван стоит здесь. Где ж его еще ставить? А я вчера ни к кому не приставал?

– Нет. Но ты прятал стаканы, – усмехнулась Анна.

Миша повернулся к ней и приподнялся на локте.

– Куда?

– Ну, передвигал их туда-сюда, чтобы люди у барной стойки… Вернее, стойной барки, как ты вчера говорил, их потом найти не могли. Поставит кто стакан на стойку… На барку… Отвернется, а ты раз – и передвинул, или поменял на другой.

– А зачем я это делал, я не объяснил?

– Нет, Миш. Даже не пытался. А четыре стакана ты принес домой. Они там, в коридоре, стоят.

– Полные? – испуганно уточнил он.

Анна рассмеялась.

– Да, и с владельцами. Так что у тебя там толпа. Слушай, можно я в душ схожу?

– Конечно! – воскликнул Миша, откидывая одеяло. – Я пока кофе сделаю. Будешь? Подожди-подожди, я тебе полотенце дам…

В ванной Анна с женским интересом осмотрела баночки, флаконы и тюбики, тесно лепившиеся друг к другу на каждой поверхности, даже и на покатом сливном бачке. Большая часть баночек была ей знакома, она и сама пользовалась такими, но другие, мужской линии, она рассмотрела поближе – матирующий гель для Т-зоны, маскирующий карандаш, скраб для тела… Шкафчик над раковиной Анна открывать не стала, не без труда подавив жгучее любопытство, и встала под горячий душ, которому, к сожалению, не хватало напора.

Когда она, чистая, но не взбодрившаяся, вернулась в комнату, Миша исполнял в ее центре, припрыгивая в белых боксерах, песенку дочери из «8 женщин» ^_:

Papa papa papa t'es plus dans l'coup papa 
Papa papa papa t'es plus dans l'coup papa ^_

Получалось очень похоже.

– Ты говоришь по-французски? – спросила Анна, остановившись в дверях.

– В данный момент пою, – шумно выдохнул Миша и, театрально поклонившись, кивнул в сторону телевизора. – Тебе кто больше нравится?

– Не знаю. Горничная, наверное.

– Эммануэль Беар? Не-е-т… Она же такая ненастоящая здесь. Вот Юпер… Юпер хороша…

– Мне у Беар веснушки нравятся. И грудь.

– Да они же нарисованные! – Он ухмыльнулся и добавил: – Я про веснушки. Ты есть не хочешь?

– Нет, не особо.

– А я после алкоголя всегда жру, как безумный. Пошли на кухню, посмотрим, что там есть, – предложил Миша и, приплясывая, прошел мимо Анны, заглянул мимоходом в зеркало в коридоре. – Господи, на кого я похож!

На кухне он сразу захлопал, застучал дверцами и ящиками, приговаривая: «Так, это есть нельзя… Это fattening. ^_ На фига вообще купил… Тут срок годности закончился… Надо бы почистить холодильник… Ань, чего стоишь? Чайник ставь!».

Анна, с интересом наблюдавшая за суетой, вздрогнула и подошла к чайнику.

– Так, я нашел мюсли, авокадо и брынзу. Здоровый завтрак, а?

– Угу, самое время вспомнить о здоровье, – прокомментировала Анна. – А мюсли ты с чем ешь?

– Обычно с йогуртом, могу туда еще бананов каких-нибудь, яблок, покрошить. А ты?

– Я тоже с йогуртом, только со сладким. А вообще на завтрак люблю яйца в любом виде и фрукты.

– Ну, в яйцах много холестерина! – возразил Миша.

Анна отмахнулась.

– Брось, буду я в двадцать восемь про холестерин еще думать… И потом, знаешь, после всех этих напитков, сигарет думать о вреде яиц…

– Я курил вчера? – повернулся к ней в притворном испуге Миша.

– Курил. Ты встретил каких-то знакомых и стрелял у них сигареты.

– Господи! И разговаривал на «ла»?

– Как это?

– РазговариваЛА.

Анна засмеялась, глядя на его растерянное лицо: «А что, это так ужасно?».

– Да нет, – рассмеялся и он. – Не знаю, чего я тут трагедию ломаю. Или это комедии ломают?

Тут пронзительно и громко зазвонил мобильный, и Миша бросился к шкафу в коридоре, вытирая на ходу руки полотенцем.

– Алло! – бодро воскликнул он. – Ой, Машка, привет! Ты в Москве, что ли?

Анна налила себе чая и отошла к окну, стараясь не слушать голос, удалившийся в комнату. Небо за стеклом набухло готовым уже высыпаться на город снегом, затемнило улицы и дома, и, глядя в него, Анна подумала, что ей придется все же купить пальто и обувь потеплее нынешних – вряд ли она покинет все холодеющую Москву в ближайшее время.

Скоро Миша вернулся в кухню и радостно объявил:

– Представляешь, Машка вернулась из Парижа!

– Нет, – покачала головой Анна.

– Сегодня с ней ужинаю. Присоединишься?

– Не знаю… Мне домой, наверное, надо…

– Зачем? Сегодня все равно суббота! И потом, что ты собираешься делать дома? Страдать?

Анна опустилась на стул, повернулась, чтобы поставить чашку на стол, но, не решившись отодвинуть бумаги в сторону, плотно обхватила ее ладонями. Возвращаться в квартиру, которую она даже и не считала домом, ей совсем не хотелось, но еще меньше ей хотелось открыть Мише свое одиночество, жадное желание общения – она боялась, что он может увидеть его как навязчивость.

Миша подошел к ней и, к ее неожиданности, положил руки на ее плечи.

– Послушай, – сказал он, серьезно глядя в ее глаза. – Ты хотела бы, чтобы муж к тебе вернулся? Если бы он приполз к тебе в раскаянии, ты приняла бы его?

Анна куснула губу, потом провела по ней пальцем.

– Я думаю, что больше никогда не смогу спать с ним. Он кажется мне грязным после другой женщины. Вызывает брезгливость.

– Ну и все! Живи теперь, как тебе хочется! Сегодня я тебе предлагаю прошвырнуться по магазинам, а потом поужинать с Машкой. Хочешь?

– Да. Только… Мне бы переодеться.

– Я тебе что-нибудь дам, – беспечно отмахнулся Миша.

И тут Анна впервые за последние недели почувствовала легкость, словно вынырнула из мутной воды. Общение с этим живым, быстрым на ответ и острым на язык мужчиной ничем не напоминало вымученные встречи с бывшими коллегами и сокурсниками, которые она инициировала, спасаясь от тягостных мыслей. Ее удивляла и даже смешила открывшаяся ей Мишина жеманность, мало напоминавшая женское кокетство, с которого она была скалькирована, но при всей этой жеманности от него исходила спокойная уверенность вовсе неженского происхождения. В нем словно жили два разнополых человека, сочетая противоположности и наделяя его особым знанием, неведомым другим.

После завтрака перед телевизором Миша открыл шкаф и, предложив заняться подбором «вечернего ансамбля», тут же вытащил из аккуратной стопки черную майку с ярко-золотым профилем юноши на груди.

– Это твое? – подозрительно спросила Анна.

Миша поджал губы.

– Нет, это Донны Каран. Не спрашивай меня, зачем я это купил. Надевал один раз, был осмеян.

– Да, маечка такая…

– Слишком пидовская. Будем называть вещи своими именами. Хочешь?

– Н-нет, Миш. Это… это не мой стиль.

– Господи, что мне с ней делать? – обратился Миша к потолку, протянув к нему же майку. – Даже дома такое не наденешь, вдруг зайдет кто, а я тут, как кукла расписная.

– Подбросить врагу? – предложила Анна, и они одновременно рассмеялись. Миша несколько натянуто.

Едва они вышли на улицу, Анна сразу стала зябливо кутаться в шаль. Миша отклонил голову назад и критично оглядел ее сверху вниз.

– Чудесное летнее пальто. Давай-ка мы лучше на такси поедем, а то к метро тебе живой не дойти. Не хочешь, кстати, посмотреть себе сейчас что-нибудь потеплее?

– Думаю, надо. Только давай сначала в аптеку заглянем. Я, кажется, посеяла свою помаду.

Скоро они выбрались с заднего сидения остановившейся напротив аптеки машины и вошли в ярко освещенный зал, переступив через швабру хмурой уборщицы, не прекратившую елозить по белой в разводах грязи плитке. Анна сразу разжала кулаки, оттаяла в тепле и медленно двинулась вдоль полок, выискивая нужную.

Ей нравилось бывать в аптеках, она полюбила их еще тогда, когда бегала в них девчонкой с зажатыми в ладошке копейками за гематогеном и аскорбинками. В нынешних же, в которых помимо лекарств продавалась и косметика, она всегда проводила немало времени – с интересом разглядывала, нюхала, приценивалась.

Мишу, судя по его поведению, такие места тоже привлекали. Когда Анна остановилась перед стеллажом с ароматическими маслами, он выглянул из соседнего прохода и тихо окликнул ее.

– Слушай, Анька, это как работает? – спросил он, протягивая ей тест на беременность в голубой коробке.

– Исправно. Мне не врал.

– Да нет. Принцип какой?

– Ну… У беременной женщины выделятся гормон… Сейчас я тебе скажу, как он называется… – Анна пощелкала пальцами. – Гонадотропин, вот! И эта штучка на него реагирует. Одна полоска – нет беременности. Две… Уф, для меня это кадр из фильма ужасов! А знаешь, кстати, какой тест был в древнем Египте?

– М?

– Они смачивали мочой зерна пшеницы, и если она прорастала, то это был аналог сегодняшних двух полосок.

– Хм, интересно, – качнул головой Миша. – А представляешь, если б сегодня такие тесты продавали? Такой комплект – мешочек с пшеницей, емкость для урины…

– Куда интересней было бы, если б продавали мышей со всякими реактивами. Я в той же статье, где про Египет было, читала, что по ним тоже беременность определяли – впрыскивали мочу в неполовозрелую мышь, а потом через несколько дней разрезали, чтобы посмотреть на ее яичники. Если у мышки наблюдалась овуляция, то это означало, что женщина, мочу которой ей впрыснули, беременна.

Миша поспешно вернул тест на полку: «Ужас. Бедные мыши. Какое счастье, что наука не стоит на месте».

– Да, но движимая миллиардами бедных мышей. А что это тебя тесты заинтересовали?

– Да нет, я смазки посмотреть, а тут вот рядом лежит… Ты помаду нашла?

– Да, взяла, – ответила Анна, покрасневшая от слова «смазки». – Пойдем, теперь крем глянем.

– Какой?

– Виши под глаза.

– Фу, Виши – ужасная марка! Зачем платить за продукты, которые не работают? Да еще и столько?

– Да? – Анна остановилась. – А мне у них термальная вода нравится. И вообще, выглядит солидно, – неуверенно протянула она, повернувшись к высоким застекленным шкафам с косметикой.

– Еще одна жертва маркетологов! Ты думаешь, эту косметику продают в аптеках, потому что она какая-то особенная?

– Уже нет. Раз мне говорит сам маркетолог… Все, пошли платить. Кофе сейчас попьем где-нибудь?

– С удовольствием.

На выходе из аптеки Миша автоматически поддержал поскользнувшуюся Анну под локоть, не сводя взгляда с проходящего мимо мужчины.

– Какой интересный экземпляр! – протянул он, поворачиваясь вслед спине прохожего.

Анна тоже повернулась, но, не увидев в спине мужчины ничего необычного, смущенно поинтересовалась:

– А разве он…?

Миша суть вопроса понял сразу.

– Иной раз, конечно, и не узнаешь, пока не попробуешь. Но вообще, гетеросексуальных мужчин на этом свете гораздо меньше, чем считает большинство.

– Однако, ужасные новости!

– Только для тебя.

– А как ты можешь быть так уверен в том, что они… Ну… – Анна замялась.

– Голубые? – с готовностью подсказал Миша. – Судя по всему, я у тебя первый.

Анна потупилась, застеснявшись своего обывательского интереса. Конечно, как жительница большого города она многое знала и слышала о гомосексуализме, могла вместе со всеми рассмеяться удачной шутке на эту тему и со знанием дела покивать, поддерживая беседу, но Миша действительно стал первым открытым гомосексуалистом, с которым она познакомилась лично. И он возбуждал в Анне любопытство, ей интересно было узнать, чем отличается его жизнь от гетеросексуальной, и отличается ли. Поведение Миши, впрочем, указывало на то, что ее интерес ему не неприятен. Стряхнув невидимую пылинку с плеча Анны, он пояснил с улыбкой:

– У меня шестое чувство. Про гейдар слышала? Гей плюс радар. А вообще, общеизвестно, что голубые обычно лучше ухаживают за собой. Ну, чистая кожа, аккуратно подстриженные ногти, приятный запах, хорошая обувь. – Он потрогал налившееся красным пятнышко на своем подбородке, на которое досадовал еще утром. – Хотя, что касается чистой кожи, бывают и исключения.

– А почему голубые лучше ухаживают за собой?

– М-м-м, думаю, по той же причине, что и женщины.

Анна повернула к нему лицо с вопросительно вздернутой бровью.

– Гормоны, – пояснил он.

– А! Ну, эти ребята – идеальное объяснение всех женских поступков.

– Да уж. Не знаю, мне просто нравится нравиться себе и окружающим. В это кафе зайдем?

После кофе Анна с Мишей зашли в торговый центр на соседней улице.

Его теплое нутро было заполнено покупателями новогодних подарков, на лицах которых читалась рабочая сосредоточенность. Анне показалось, что в такой деловитой суете украшения, вопреки своему назначению, праздничной атмосферы не создавали, а лишь делали помещения и витрины более яркими и блестящими, чем в непраздничные дни.

В магазинах, заманивавших их обещаниями многопроцентных скидок, Миша рассматривал вещи дотошно, прикладывал их к телу и придирчиво оглядывал себя в зеркале. Анна же в первую очередь находила ценник и в большинстве случаев этой информацией и удовлетворялась.

– Миш, тут же распродажей и не пахнет, – пожаловалась она, быстро пробежавшись пальцами по вешалкам с пальто в очередном магазине.

– Ну, а как, по-твоему, Москва должна поддерживать репутацию одного из самых дорогих городов?

– Ну, не знаю… Тогда можно не покупать себе теплую одежду, а всю зиму передвигаться на такси. Сумма выйдет такая же, но плюс еще и комфорт. Это глупо, тратить столько на одежду.

– Надо не меньше тратить, а больше зарабатывать, – нравоучительно заявил Миша.

Проигнорировав сентенцию, Анна спросила:

– А где мы встречаемся с твоей подругой?

– В «Пампасах», – отозвался Миша, останавливаясь у стойки с перчатками. – Слушай, взять мне эти, как думаешь? – Он натянул перчатку ярко-желтой кожи на ладонь и выставил, любуясь, руку перед собой.

– А у тебя разве нет перчаток?

– А разве разрешается иметь только одни перчатки?

У Миши то и дело звонил телефон, и Анне, вежливо отходившей на время разговоров в сторону, скоро наскучило рассматривать одежду, которую ей не хотелось ни покупать, ни даже примерять. И тогда, когда уже начала подумывать о том, чтобы оставить Мишу, он, словно почувствовав ее меняющееся настроение, глянул на часы и сказал:

– Мы же в ресторан можем прийти и пораньше, да?

Хостесс показала им на столик у окна, и Анна прошла к нему первой, устроилась в кресле ближе к выкрашенному красной матовой краской радиатору и с удовольствием вытянула ноги, гудевшие после долгой ходьбы. Она повернулась к окну, за которым трудно парковался огромный джип, собрав позади вереницу раздраженных машин, а Миша сразу занялся изучением меню, заявив: «Сейчас съем все, что у них есть. Буду суп, салат и… И…».

Так, глядя каждый в свою сторону, они не заметили, как к столу подошла высокая девушка, в которой Миша узнал Машу, а Анна с завистью отметила красивые бедра и вьющиеся волосы медового цвета. Расцеловав Мишу, девушка перевела на Анну вполне приветливый, но немного рассеянный взгляд и пошевелила в воздухе пальцами с хорошим маникюром.

– Привет, я Маша.

– Я Анна. Очень приятно, – ответила Анна, рассматривая чуть ли не в открытую острые лучики ресниц, губы с загнутыми вверх уголками, веснушки на тонкой переносице и бордовую кожаную сумку, которую Маша небрежнобросила на пустой стул. От этой девушки исходила такая уверенность в своей внешней безупречности, что Анна углубилась в ставшее вдруг неудобным кресло и поджала под него ноги в заляпанных зимней городской грязью ботинках.

К счастью, ее смущение осталось незамеченным – Миша уже привлек внимание Маши вопросом:

– Ну что, с Кристофом покончено?

– Не знаю. Но меня точно достал Париж. Деревня какая-то. – Она поморщилась. – А тут проект как раз наклевывается, так что я пока здесь побуду.

– Что за проект? Еще один ресторан? – спросил Миша, опять взяв в руки меню. – Блин, к нам кто-нибудь подойдет сегодня или нет? Я сейчас скатерть жевать начну.

– Нет, в этот раз магазин.

Анна вежливо кивнула, чтобы показать свое участие в разговоре, и Миша, заметив это, тут же разъяснил: «Маша занимается интерьерами, а Аня… Анька, что ты делаешь?».

Но тут подошла официантка, и Анне не пришлось отвечать на этот вопрос, не очень-то важный для собеседников и такой сложный для нее. Вероятно, ей уже пора было решать, как она хочет, или хотя бы согласна зарабатывать, но пока она избегала каких-либо решений, требовавших ответственности и продуманности.

Когда принесли напитки, за соседним столом громко зазвонил телефон – Миша вздрогнул – и владелец телефона отозвался столь же громким «алло».

– Хамство какое! – воскликнул Миша, впитывая салфеткой капельки джин-тоника с брюк. – Устроили тут переговорный пункт, блин!

– Да, громковато для ресторана, – согласилась Маша.

Анна отпила вина и, неловко кашлянув, решила поддержать тему:

– А я на днях читала статью про мобильные телефоны для ортодоксальных евреев, которые не звонят и не принимают звонки по субботам…

– Везет им! – отозвался Миша. – У них хотя бы по субботам тихо.

Маша улыбнулась.

– А некоторые себе еще такие звонки восхитительные ставят… Я была на днях на встрече, и у одного из клиентов, солидного такого дядечки под пятьдесят, с брюшком, лысинкой, телефон песенкой Барби пел. – Она напела, кукольно качая головой: – I'm a Barbie girl in a Barbie world, ^_ – и рассмеялась, вспомнив, видимо, как это выглядело на встрече.

– И ты будешь работать с таким идиотом? – прищурился Миша. – Ты представляешь, какие дизайны он может тебе заказать?

– Да какая разница, – отмахнулась она. – Мне к дурновкусию не привыкать. Лишь бы платил.

Миша в сомнении покачал головой.

– Ну, а что у тебя с Кристофом-то случилось?

– Ничего особенного. Он сам не знает, чего хочет. То замуж приглашает, то вдруг собирается все бросить и поехать работать в Лондон.

– Он зовет тебя замуж, а ты сидишь здесь и рассказываешь мне, что он не знает, чего хочет?!

– Ну, он как-то неубедительно зовет. И потом, Мишк, ну что я буду делать в том Париже?

– Жить, дурында! Это здесь делать нечего. Посмотри хотя бы на эту погоду!

Маша пожала плечами, глянула в окно, на которое ветер кидал мокрый снег: «Ну, здесь есть ты, например».

– Я бы к тебе приехал, козочка моя! Сказала бы своему Кристофу, что я твой давно потерянный и недавно найденный брат. Или вы могли бы усыновить меня.

– Ты же час назад к Полу Смиту хотел усыновляться, – заметила Анна. – Когда шарф увидел, помнишь? Вернее, его цену.

– Ну, здесь более реальная возможность! И потом, в Париже полсмитовая одежда подешевле будет. Смогу себе позволить. Машка, у вас же сейчас, кстати, распродажи! Чего ты сорвалась?

– Хочу Новый год здесь встретить.

– Да! Офигительно важный праздник! Ох, девочки, все-то у вас с ног на голову! Мужика нет – страдаете, мужик есть – страдаете еще больше.

Маша не ответила, повернула голову к приближающейся к их столу официантке с тарелками в руках. Анна тоже повернулась и, увидев свой заказ, выпрямилась в кресле, принялась расчищать перед собой место для тарелки. Ей хотелось услышать причину приезда Маши, но не больше, чем хотелось есть.

– Я встретила в Париже своего бывшего однокурсника, – объявила, наконец, Маша, нехотя поворошив вилкой салат. – Так обрадовалась почему-то, что даже напилась с ним и пошла в отель. А потом одно за другим… В общем, я сказала Кристофу, что лечу в Москву повидаться с родителями.

– А в Москве выяснилось, что у твоего однокурсника жена и десять детей, – уверенно продолжил Миша.

– Примерно так.

– Так возвращайся к Кристофу, пока не поздно! Хотя… Зная тебя… Ты ему сказала, что все кончено навсегда, да? Как ты умеешь?

Маша наклонила голову, мазнула подбородком плечо. Ее молчание красноречиво подтверждало только что прозвучавшее предположение.

Тут до их столика долетел приветственный возглас, на который Миша живо повернулся и расплылся в улыбке: «О, это же Иванна!».

– Мишка, привет! Все таскаешься по модным ресторанам?

Миша встал, пожал руку невысокому парню с кудрявыми волосами, потом поприветствовал таким же образом приблизившихся двух других, одетых в не по сезону легкие и слишком итальянские, на вкус Анны, рубашки.

– Это Иван, – сказал Миша, повернувшись к столу.

– Анна.

– Очень приятно.

Маша протянула ладонь: «Привет, Ваня. Как дела?».

Затем Миша представил остальных, и те же слова были произнесены еще несколько раз. Анне процедура показалась нелепой калькой с голливудских эпизодов. Зачем нужны эти реверансы, если они даже разговаривать друг с другом не будут? В подтверждение ее мысли Миша отошел с парнями к бару, бросив: «Я на минутку».

– Он всегда такой учтивый? – поинтересовалась Анна, возвращаясь к еде.

– Да, правила хорошего тона соблюдает, – кивнула Маша. – Иванна его бывший близкий друг, а других я не помню. А Мишку знаешь, кстати, как называют? Микаэлла. Они когда-то всей своей компании имена такие придумали… Потом разругались, разошлись, а имена остались…

Звякнув льдом о стенки стакана, она отпила джин-тоника, и замолчала – вероятно, вернувшись к своим размышлениям.

Анне же молчание показалось слишком тяжелым, и она попыталась продолжить беседу: «А ты долго в Париже прожила?».

– Чуть больше года.

– Интересный город?

– Даже не знаю. Я как-то услышала, что привыкание к новому месту проходит по трем стадиям – в первый год тебе все нравится, полный восторг… Во второй ты все ненавидишь, а в третий начинаешь вести себя так же, как местные. Я вот на второй стадии увидела все по-новому – грязно, бюрократия страшнейшая, кругом одни арабы да туристы…

– Да, наверное, туристы Парижу этот романтичный флер и придумали, – предположила Анна. – За неделю в городе недостатков же не разглядишь. А тут такой язык еще. Кажется, что они только нежности говорят, ну или рассказывают что-то ужасно интересное.

Маша кивнула.

– Мне тоже так сначала казалось. А потом стала хорошо понимать, и вся романтика развеялась. Помню, я пошла как-то в магазин за едой, и там в проходе стояла очень красивая женщина, говорила по телефону. Она и одета была очень интересно. Платье, каблуки. Не вот тебе майка с джинсами, как большинство там ходит. А говорила она всего лишь о подсолнечном масле! Какая проза жизни…

Она опять замолчала, повернулась в задумчивости к окну.

От второй неловкой паузы Анну избавил вернувшийся к столу Миша – веселый и с бокалом коньяка в руке.

– Кому коньяк? Угостили, а я его ужасно не люблю.

– Давай мне, – вяло отозвалась Маша.

Миша уселся на свое место, наколол несколько салатных листьев на вилку и, едва прожевав, воскликнул:

– А поехали в «Мистери»?

– А что это? – спросила Анна.

– Голубой клуб. Я уже сто лет никуда не выбирался, надо бы взбодриться.

Маша покачала головой: «Я пас. Не сегодня, Мишка, извини. Да и вход там…».

– Анька, а ты?

– А сколько вход?

– Четыреста для девочек.

Анна недоверчиво качнула головой: «Однако».

– Поехали! Я за тебя заплачу! – взмолился Миша. – Хотя сначала, конечно, попытаемся выдать тебя за мальчика.

– Ну… давай, – нерешительно согласилась Анна.

У клуба – железной двери с нарисованным на ней флажком из шестицветной радуги – было людно и шумно. Мужчины и юноши, многие из которых выглядели оригинально даже в зимней одежде, переговаривались между собой и по телефонам и возбужденно приветствовали друг друга, касаясь щеками щек. Миша повернулся к Анне, критически оглядел ее.

– Грудь у тебя плоская. Хорошо, – удовлетворительно кивнул он.

Анна усмехнулась: «Да, грудью я в отца».

– Факт. Все равно, ссутулься чуток… Ага, отлично. Волосы немного растрепать, вот так… Челку на лоб… Тебе на покраску уже пора, дорогая… Корни слишком темные.

– Миш, я думала, ты пошутил, когда предложил выдать меня за мальчика. Я же не мужеподобная… Может, грудь у меня и плоская, но скулы-то женские. И серьги.

– Это все неважно. Мы же не за мачо хотим тебя выдать, а за хабалку.

– И у меня есть потенциал, да? Я польщена, – возмутилась Анна. – Может, лучше заплатить?

– Я вспомнил, что сегодня биологических женщин не пускают. Не разговаривай, у тебя интонации неправильные.

Анна, всегда робевшая, когда речь шла о нарушении писаных правил, сгорбилась еще больше и замедлила шаг, но отступать было поздно – охранник уже распахнул перед Мишей дверь. Он мельком глянул на них и указал подбородком вниз, на плохо освещенную лестницу, у подножия которой виднелась конторка с кассой. Миша спустился первым, потом, ловко приобняв Анну, протолкнул ее вперед, подальше от кассы, и попросил блондина-кассира: «Один нормальный, один студенческий, пожалуйста».

– Четыреста писят рублей, – безразлично протянул блонд.

После раздевалки – где Анна прикрывала грудь сложенными руками – она ухватила Мишу за локоть и зашипела: «Ну ты, Миша, плут! Мало того, что провел женщину, так еще и выдал ее за студента!».

– С чего это ты взяла, что я тебя выдавал за студента? – хмыкнул он. Ударение в его фразе пришлось на «тебя».

Анна возмущенно задохнулась, но ответа придумать не успела: откинув бархатные шторы, Миша жестом пригласил ее в бухающий музыкой зал, в одном конце которого высилась сцена, в другом – бар, а в середине было не протолкнуться.

– Здесь всегда столько людей? – прокричала она в ухо Мише.

Он часто покивал и показал рукой на стойку, определяя направление движения. Тут на сцене появился мужчина, переодетый необычайно вульгарной женщиной, и, поприветствовав публику, которая отозвалась свистом и криками, принялся развлекать зрителей похабными шутками, густо приправленными матом. Шутки прерывались не менее похабными репликами из зала, на которые переодетый мужчина реагировал очень живо и смешно.

– Это шоу, – объяснил Миша, вставив Анне в ладонь стакан очень холодного джин-тоника. – Сейчас будут песни.

И сразу за его словами к публике вышла длинная и стройная фигура, мужчину в которой выдавал только кадык.

Анна перевела взгляд на толпу и, оглядывая лица, подумала, что ей нравится здешняя атмосфера беззаботности и веселья, флирт напропалую, разлитая в воздухе сексуальность и исходящее буквально от каждого предвкушение еще более глубоких удовольствий. Увидев в толпе очень известного актера, Анна повернулась к Мише и удивленно спросила, указав подбородком на знаменитость: «А он тоже что ли?».

Миша покрутил головой, пытаясь понять, о ком говорит Анна, и фыркнул:

– Еще больше других! Я с ним спал. Истеричный такой.

Анна вдруг заметила, как преобразился Миша: щеки его раскраснелись, в глазах появился блеск, а во взгляде – суетливый интерес и цепкость. Его жесты стали настолько жеманными, что почти превратились в ужимки.

На втором стакане джин-тоника к бару протолкнулись очередные знакомые Миши, которых он после поцелуев в щеки представил Анне. Она с улыбкой назвала несколько раз свое имя: «Анна. Очень приятно. Анна» и включилась в общее обсуждение шоу.

Вдруг один из знакомых – представленный Мишей как редактор мужского журнала – рассмеялся и, положив Анне руку на плечо, спросил:

– А ты что же, со среды здесь тусуешь?

Она недоуменно вздернула брови и склонила голову набок, ожидая объяснений. Миша захохотал.

– Сюда женщин только по средам пускают, на лесбийские вечеринки!

– Бедные лесбиянки, вынуждены напиваться среди рабочей недели! – неловко попыталась поддержать шутку Анна.

Когда знакомые отошли, Миша спросил Анну:

– Слушай, а чего ты все время представляешься так строго? Анна?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Аня как-то уродливо звучит. Это «ня»!

– Смешно. Ня! Теперь так буду тебя называть. Чтобы искоренить комплексы!

– А я тебя Микаэлла! – огрызнулась Анна.

– Откуда ты… – ахнул Миша. – Машка! Машка растрепала!

– Да ладно, смешно же!

– Ой, это все было сто лет назад, – пьяно качнул головой Миша. – Как молоды мы были, как много пили и курили… Что еще выпьем, кстати?

– Мне хочется какого-нибудь сложного коктейля.

– М-м-м… Пина колада достаточно сложный?

– Давай.

Бармен поставил на стойку два высоких стакана с вишенкой на ободке, в которую был воткнут флажок с шестицветной радугой, такой же, какой Анна видела на двери клуба.

Она коснулась своим стаканом Мишиного и спросила:

– Миш, а почему символ голубых – радуга? И из шести цветов?

– Ну-у-у, у каждого цвета есть свое значение, вроде сексуальности, силы, жизни… Я их и не помню, честно говоря. – Миша сделал глоток. – Хорошо коктейль сделали, кстати. А появились эти флаги на первом гей-прайде в Сан-Франциско в семидесятых. Их развесили на фонарных столбах, и получилось несимметрично, некрасиво, в общем. Поэтому одну полоску потом для симметрии убрали, фиолетовую. Такая вот официальная версия.

– А откуда взялись гей-прайды?

Миша покосился на нее.

– Это что, экзамен? Достоин ли я принадлежать к тусовке?

– Извини, – Анна потупилась. – Мне просто интересно. Это же целая культура теперь.

– Да ладно, я шучу. – Миша приобнял ее. – Первый гей-прайд провели через год после полицейского рейда в голубом клубе в Нью-Йорке, который закончился серьезным побоищем. Жертв там, кажется, не было, но драки были серьезные, и именно это восстание считается началом движения за права голубых.

Тут Миша вручил Анне свой стакан и развернулся всем телом к явно пьяному блондину за его спиной.

– Вы не могли бы стоять ровнее? – обратился он к нему. – Мне очень трудно держать вас на своих плечах!

Он повернулся обратно к Анне, забрал у нее стакан и осуждающе поджал губы.

– И до сих пор же приходится бороться за свои права! Ужас.

Анна громко рассмеялась, совершенно очарованная Мишей и вечером.

Они досмотрели до конца шоу, обсуждая актеров и публику, и Анна скоро почувствовала, что картинка перед ней размылась и потеряла четкость, а ноги стали менее твердыми.

– Слушай, Мишка, а как бы мне тут в туалет сходить? – спросила она, поставив опустевший стакан на стойку.

– Обыкновенно. Только постарайся не пользоваться писсуаром, это тебя точно выдаст. Туалет вон там. Потом домой поедем?

– Да, я думаю, пора.

Миша коснулся ее локтя.

– Ко мне, ладно?

Анна заглянула в его глаза и за веселым хмелем увидела в них звериную тоску.

– Конечно.

3.

Миша, провалявшись большую часть дня на неприбранной кровати, после обеда все же встал, чтобы заняться отчетом для французского офиса. День для возни с бумагами и письмами был не лучший, так же, как и состояние Миши, корившего себя за вчерашнюю излишнюю невоздержанность во всем, но времени уже не оставалось – французам отчет надо было отправить к утру понедельника.

Заваривая чай, он заметил на столе записку от Анны, в которой она благодарила его за вечер и обещала позвонить «как-нибудь». Он потянулся было к телефону, что узнать, как она себя чувствует, но передумал, поняв, что таким образом он лишь старается отложить минуту, когда придется сесть за работу.

С большой чашкой зеленого чая в одной руке и раскрытым ноутбуком в другой он уселся на диван в кухне и принялся просматривать свои записи. После ознакомления начальника с отчетом – скорее всего, в среду – должна была состояться телеконференция, к которой тоже следовало подготовиться заранее. Хотя работа не была для Миши новой, место он получил недавно, и доказать свою нужность компании ему еще только предстояло. А доказать надо было обязательно – за два безработных месяца его сбережения уже подходили к концу. К тому же, карьерные перспективы, столь важные для него, казались сейчас реальными, а значит, стараться стоило.

Миша уставился в экран, на точку в конце первого предложения, и, не в силах сосредоточиться, отвлекся, вспомнил с застарелой злостью, каким позорным провалом закончились его усилия на предыдущей работе в табачной компании всего лишь из-за одной маленькой оплошности.

* * *

Усилия Миша решил приложить, когда узнал, что начальницу маркетингового отдела, в котором он исполнял обязанности одного из координаторов, переводят в другой офис. Женщиной она была видной и уверенной, но, по наблюдениям Миши, семейно-сексуальная жизнь ее все же похрамывала, и ему пришло в голову, что, удовлетворив это ее такое явное желание женского счастья, он сможет добиться – в качестве благодарности – ее нынешней должности.

Хотя решение и было тривиальным, Мише оно далось непросто – в последний раз он спал с женщиной на первом курсе института, после чего понял, что искренне гетеросексуальным ему уже не стать никогда. Женское тело в постели казалось ему слишком мягким, чересчур пассивным. А вне постели пассивность сменялась капризами и глупыми запросами, которые ему вовсе не хотелось удовлетворять.

Однако в начале четвертого десятка лет его желание карьерного успеха достигло такого накала, что он почувствовал себя готовым к любым средствам на пути к этой цели.

К его продуманным ухаживаниям Елена отнеслась с заинтересованностью, подтвердившей догадку Миши о ее проблемах с мужем. Почувствовав мужчину рядом с собой, она скоро заторопилась к постельной стадии, и после нескольких ужинов в ресторанах Миша, приняв для верности виагру, осуществил то, к чему так стремилась начальница, и что было так противоестественно его физиологическим желаниям.

После первого секса изменений в служебном положении Миши не произошло и даже не наметилось, и он продолжил ухаживания, которые в представлении Елены уже начали превращаться в отношения – вопреки Мишиным планам лишь развлечь начальницу и потешить ее женское самолюбие.

Очередное свидание, начавшееся в ресторане, скоро переместилось в Мишину квартиру, в которой он заранее убрал из вида фотографии и предметы, которые могли бы показаться слишком личными или двусмысленными. После несколькоразового секса, сопровождавшегося женскими стонами удовлетворения, Миша с извинениями скрылся в ванной, оставив Елену устало возлежать на диване. Он отсутствовал не больше десяти минут, но когда вернулся, от усталости начальницы не осталось и следа. Она стояла посреди комнаты, плотно затянутая в простыню, и постукивала по ладони коробкой с видеодиском.

– Послушай автоответчик, – предложила она.

– Там что-то важное?

– Очень важное!

– И, наверное, конфиденциальное? – прищурился Миша. – Что-то, что касается только меня?

– Вот это касается и меня! – зло прошипела Елена, повернув коробку обложкой, на которой обнимались два полуголых мужчины. – Зачем ты со мной спишь?

– Потому что мне это нравится? – пожал плечами Миша.

Елена, брезгливо поморщившись, швырнула коробку в кресло и шагнула к дивану, возле которого валялась одежда – ее и Мишина вперемешку. Она подцепила свои трусы и принялась натягивать их, придерживая другой рукой простыню на груди. Миша наблюдал за ее неловкими движениями, довольный тем, что сам он вышел из ванной в трусах. Елена все никак не могла справиться со столь простым предметом туалета и, пытаясь попасть ногой в трусы, неловко подпрыгнула и упала на пол. Удержаться у Миши не получилось – он прыснул, даже не успев зажать рот ладонью.

– Выйди отсюда! – взвизгнула начальница. – Дай мне одеться!

Миша бросился к автоответчику, едва за Еленой захлопнулась дверь.

– Медвежонок, привет, – присюсюкнул автоответчик голосом одного из Мишиных периодических партнеров по сексу. – Я тут посмотрел интересное кино, и у меня так стоит, что только ты меня спасешь. И еще у меня есть волшебный пузырек из Амстера! Адрес ты знаешь!

– Придурок! Идиот! Сколько раз я просил не называть меня этим тупым медвежонком! – выкрикнул Миша автоответчику и рухнул на диван.

Заявление об увольнении Миша подал на следующий день, не дожидаясь слухов и косых взглядов, и начальница, тоже, вероятно, опасавшаяся тех же слухов и взглядов, удовлетворила его просьбу в тот же день. Спустя пару часов после начала рабочего дня Миша покинул офис, в котором проработал три года и на который возлагал большие надежды.

* * *

После телеконференции большая часть Мишиного времени уходила на звонки и письма, встречи и дополнительные обсуждения. Французы сообщили, что в феврале компания должна открыться официально, для чего пора найти офис, закончить оформление документов и перевод каталогов.

Несмотря на всю эту суету, ранние зимние сумерки замедляли Мишу. Стоило включиться желтым уличным фонарям, как текст в бумагах становился тяжелым, нагоняющим сон, и тогда Миша перебирался в кресло в комнате и подолгу сидел в темноте, поглаживая спящую на его коленях кошку. Эти его вечера тянулись, как сырная слюнка от куска пиццы. Всю неделю он не общался со знакомыми, игнорируя призывы автоответчика, а свободные минуты тратил на размышления, методично искал зерно своих давно проросших страхов и опасений. Его тревожило близящееся тридцатитрехлетие, Новый год и с ним новогодняя резолюция – ежегодная попытка добиться большего и лучшего. Перебирая мысленно ее пункты, некоторые из которых перекочевали из прошлогоднего списка, он отмечал свои слабые места и беспрестанно корил себя за них. Из-за давнишней проблемы – боязни сесть за руль чего бы то ни было, Миша не заводил прав и не покупал машину, хотя дежурные вопросы более удачливых в этом отношении знакомых уже переросли в подначки. Но фобия эта была, конечно же, не главным страхом. Гораздо более страшной ему представлялась болезнь, которая лишит возможности зарабатывать, и одинокая старость. Понимая, что он – здоровый привлекательный мужчина с ворохом связей и хорошим рабочим опытом – стоит на ногах вполне твердо и пользуется популярностью в своем круге, Миша все же вжимался в кресло, гладил механическим движением безмятежную кошку и смотрел невидящим взглядом в телевизор. «Нет работы, нечем платить за квартиру, заболею, платить за врачей нечем, все отвернутся, останусь один, потеряю документы, надо будет ехать туда, потеряю ключ, не смогу попасть домой… Хотя, нет, ключ есть у хозяйки…». Растерянный, он терся щекой о бок кошки: «Бьянка, девочка моя! Проголодалась? А пойдем на кухню, покормлю тебя, моя красавица! Чтобы ты мне лицо не обожрала, когда я тут откинусь в одиночестве».

В пятницу вечером позвонил немолодой немецкий дипломат, с которым Миша познакомился пару лет назад и теперь время от времени встречался, привлекаемый его обаянием и постельной искушенностью. Звонок этот пришелся как нельзя кстати – Мише отчаянно хотелось уйти из дома, оставив в его стенах все свои мысли.

После ужина поехали в гостиницу на Соколе, где обычно ночевали в такие встречи. Дипломат никогда не приглашал Мишу к себе, никогда и не объяснял, почему. По Мишиным наблюдениям, немец боялся огласки. Он ведь не раз жаловался, что русские голубые очень любят привлекать к себе внимание – а значит, и к своему спутнику, хотя многие из них ничем другим, кроме сексуальной раскрепощенности не обладают, и такого внимания не заслуживают. И тут же добавлял, что Миша другой – и в постели хорош, и поговорить с ним интересно, и до и после секса. Миша язвительно улыбался и поддевал дипломата: «Что же мы редко встречаемся? Или тебе не только со мной интересно поговорить?». На это дипломат лишь неловко подхохатывал баском и клал свою бюргерскую ладонь на Мишину шею. Мише становилось приятно, страхи отступали, казались если и не вздором, то чем-то бесконечно далеким.

* * *

– Конечно, опасных полно! – подтвердил с азартным блеском в глазах Игорь. – Вот, например, у барракуды очень сильные челюсти, если она ухватит за пальцы, то их уже не вытащишь! Думаете, зачем у дайверов на ноже пилочка? Чтобы спасти от этой рыбки хотя бы остальное тело!

– Ужас какой! – воскликнула Наташа и повернулась к мужу. – Андрей, обещай мне, что ты больше не будешь нырять!

– Да, ладно тебе, – рассмеялся он. – Они не нападают, если их не трогать. Так, Игорь?

Игорь сделал серьезное лицо.

– Я шучу. Барракуды людей не едят и практически никогда не нападают на них. – Он хитро глянул на Наташу. – Наташ, все же хорошо прошло в этот раз? Ничего у мужа твоего не отгрызли важного?

Наташа поджала губы, раздраженная сальностью. Дайвер не нравился ей своим панибратством, но мужу с ним было интересно, поэтому она и согласилась на этот ужин. Рядом с Игорем сидела худая девица с крашенными ярко-рыжими волосами, которую он то и дело поглаживал по ноге. Она реагировала на поглаживания томным взглядом, который тоже раздражал Наташу. Девица, явная туристка, выглядела искательницей постельных приключений.

– Ма, я в туалет хочу, – хныкнул Дениска и поднял на Наташу усталые глаза.

Она выбралась из-за стола, к которому официант уже нес исходящее паром большое блюдо с креветками, и, взяв сына за руку, повела его в дальний конец зала.

Ресторан был полон – компании уже загорелых и еще краснокожих туристов за столиками то и дело взрывались смехом, перекрикивали шум каждый на своем языке, среди которых преобладали английский и итальянский. Официанты-арабы разносили блюда с морепродуктами, делая вид, что не замечают на столах бутылки крепкого алкоголя, по словам дайвера запрещенного в этого стране.

Когда они вернулись к столу спустя пять минут, Игорь тихо объяснял что-то Андрею, склонившись к его уху, а его спутница скучающе смотрела в окно, покачивая в руках стакан с белым вином.

– О чем шепчемся? – громко спросила Наташа, усаживая сына на стул.

– Бизнес, дорогая, все бизнес, – с улыбкой отозвался Андрей. – Тебе вина налить еще?

– Нет, мне хватит уже. Скоро надо ехать, Дениску укладывать.

В отель они вернулись около полуночи, воспользовавшись такси – по настоянию Наташи, побоявшейся сесть в машину пьяного Игоря. В номере Андрей положил крепко спящего сына на кровать и сразу потянул Наташу на балкон, даже не дав ей раздеть сына.

– Ты чего такая бука, Нат? – пьяно шепнул он в ее волосы и положил свои широкие ладони на ее талию. – Парень пригласил нас в ресторан, хорошо посидели…

– Да не нравится мне этот парень. Как будто ему от тебя что-то надо… О чем он тебе говорил, пока я с Дениской в туалете была?

– Он предложил устроить нам неделю в Тунисе или здесь бесплатно, если я помогу ему найти одного человека в Москве.

– Какого еще человека? – настороженно спросила Наташа и опустилась на повлажневший от росы стул. Ночной ветер тут же задрал подол ее юбки, и взгляд Андрея переместился с лица жены на ее обнажившиеся ноги.

– Его жену. Она закрутила с кем-то роман и потерялась, а ему нужны документы для развода.

– Прекрасная семейка, – фыркнула Наташа. – Она закрутила роман, он спит с какими-то шлюшками. А почему он сам ее не поищет?

– Ну, ему, видимо, отсюда искать неудобно.

– И что, будешь искать? – с ревностью спросила Наташа. – Как частный детектив?

– Ну, поспрашивать-то можно, – пожал плечами Андрей. – Хотя шансы невелики. У него даже ни фотографии ее, ни телефонов нет. Имя и возраст только.

– А родители? Друзья? Разве может человек совсем потеряться?

– Он говорит, что не знает их телефонов. – Андрей опустился на стул напротив Наташиного. – Ладно, найдется – хорошо, отдохнем, я поныряю еще… Нет – не моя проблема.

– Мутная какая-то история, – Наташа в сомнении покачала головой. – А тебе очень понравился дайвинг, да?

– Не больше, чем мне нравишься ты, – улыбнулся Андрей и потянулся к ее губам.

* * *

Анна, устав возиться с новым ноутбуком, отбросила плед, которым были накрыты ноги, и прошлась по комнате, растирая затекшие запястья. Через окно прорывалось по-зимнему тусклое солнце, и его свет, хотя и слабый, безжалостно высвечивал все недостатки грязной, запущенной меблирашки. Анне отчаянно захотелось убрать ее. Уборка ей нужна была еще и для того, чтобы упорядочить свои мысли.

Она набрала в ведро воды и, разорвав самую старую из своих маек, начала с плафонов нелепой люстры – классического образца бездушного советского дизайна. Вытирая желтоватое стекло, она представляла, как выбирали и покупали эту люстру владельцы квартиры. А может, и не выбирали, а дрались за нее в очереди. И она так живо представила картинку, что ей тут же захотелось рисовать – набросать комикс с люстрой в роли божества, однако, она этот порыв она сдержала, боясь стремительностью спугнуть желание, проклюнувшееся впервые за несколько последних недель.

После того, как плафоны засияли новым светом, Анна сдернула с кроватей покрывала и одеяла и долго хлопала ими на ветру с балкона, упираясь животом в некрепкую раму остекления и хватая ртом морозный воздух. Шкаф она лишь протерла, сверху и дверцы, но открывать не стала – там хранились вещи знакомой, предложившей Анне поделить временно жилплощадь и ренту за нее. Знакомая должна была вернуться сразу после новогодних выходных, третьего или четвертого января, и, в очередной раз вспомнив об этом, Анна тут же переключилась на мысль о поиске квартиры. Хотя она могла делить квартиру со знакомой и после ее приезда, уединение влекло ее гораздо сильнее возможности сэкономить.

Закончив уборку, Анна принялась перекладывать свои вещи с дивана в чемодан и наткнулась на выпавшую из книги фотографию сестры. Она решила позвонить ей, поинтересоваться семейными делами.

Сестра, торопливо расспросив Анну, как она справляется после размолвки с мужем, стала рассказывать о сыне, сетовать, что он вырос быстро и незаметно.

– Этим летом уже поступать куда-то надо. Ума не приложу, что делать.

– А ты что, не думала об этом раньше? Другие еще класса с пятого начинают готовить, натаскивать.

– Да пробовали же мы! Помнишь, ты проверяла его английский после года занятий с репетитором? Деньги на ветер. Ему только рисовать интересно, ничего другого не надо. А у нас ни связей-то особых нет, ни денег.

– А он сам что говорит? – вяло поддержала тему Анна.

– Сам он хочет в Москву.

– В Москве дорого.

– А где дешево, Ань? Может, ты узнаешь что-нибудь? Куда его пристроить можно?

Анна досадливо поморщилась, но ожидавшуюся от нее помощь все же предложила. Она давно уже испытывала вину из-за того, что, уехав из дома почти десять лет назад, никак не помогала сестре поддерживать стареющих родителей, разве что навещала семью раз в год-два, чтобы помочь с ремонтом или подставить свое плечо во время болезней и неурядиц. Тоску по родным она обычно утоляла на третий день пребывания в родительском доме, а потом стремилась как можно скорее вернуться в свою жизнь.

Задав дежурные вопросы о погоде и планах на Новый год, она скоро попрощалась с сестрой и тут же набрала номер Миши, надеясь разговором с ним избавиться от все обостряющегося уныния.

На дорогу у Анны ушло много времени – машины ехали медленно из-за усилившегося и помокревшего снега – и когда она добралась, наконец, до Мишиной квартиры, вечеринка, на которую он ее пригласил, была уже в полном разгаре. Гости, возбужденные горячим вином со специями, живо общались, усевшись полукругом на полу в комнате. Никого, кроме курившей у щелки балконной двери Маши, Анна не знала, и Миша представил ее разнополым гостям, имена которых тут же спутались в ее голове.

– Анька, можешь себе налить там на кухне, чего хочешь, – торопливо предложил Миша и продолжил мысль, начатую до ее прихода. – Нет, женский оргазм необходим не для этого! Во время оргазма происходят мышечные сокращения, благодаря которым сперма всасывается лучше и, соответственно, повышается вероятность зачатия. Люди, конечно, из сопутствующего оргазму удовольствия сделали целую индустрию, но природой оргазм задуман именно как одна из систем для облегчения зачатия – продолжения рода, то бишь.

– Да, Миш! Жир на бедрах для того, чтобы защитить матку, а оргазм исключительно для всасывания спермы! – возмутилась одна из девушек. – Тебя послушаешь, так получается, что мы тут все машины для производства потомства. Тоже мне смысл жизни!

Анна поморщилась, раздосадованная очередным напоминанием о задерживающихся месячных, о чем ей сегодня утром сообщил календарик, и двинулась на кухню, где уже не курила, но все еще стояла у приоткрытой балконной двери Маша.

– Привет, Маш. Ты чего тут одна?

– Привет. Да, я что-то чувствую себя не особо. Месячные.

Анна плеснула вина в стакан зеленого стекла и обреченно вздохнула, уже не удивляясь синхронизации ситуаций и слов окружающих с ее мыслями.

– Везет же, – тихо прошептала она.

– А как у тебя дела? Муж не объявился? Извини, мне Мишка рассказал про тебя…

– Нет, не объявился. Думаю, он теперь вполне счастлив с новой вагиной.

Маша сочувственно качнула головой и протянула Анне пачку сигарет.

Анна нерешительно вытянула сигарету: «Уф, я сто лет уже не курила».

Из комнаты до них доносилась негромкая и неназойливая музыка, перекрываемая смехом и разговорами. Теперь там обсуждали планы на новогоднюю ночь.

– А ты что на Новый год делаешь? – спросила Маша.

«Вероятно, аборт», – усмехнулась про себя Анна, а вслух сказала: «Не знаю. Еще не думала». Она сильно закашлялась и тут же ткнула сигарету в пепельницу.

В кухню вошел Миша с пустыми стаканами в руках и, расставив их на столе, поинтересовался рассеяно: «Шушукаетесь?».

Маша протянула ему свой бокал.

– Мне тоже капни. А что вы там про дачу говорили?

– Ритка предлагает перед новым годом собраться, повечериниться. Они сняли где-то по Ленинградке на зиму, а мужик ее укатил в Бельгию на стажировку, так она хочет хоть как-то попользоваться. Плочено ж. – Он слизнул каплю вина с пальца и повернулся к Маше. – Держи, рюмочку, беби.

– А у нее же мужик какой-то странный, нет? – понизив голос, спросила Маша.

– Да! Полный придурок. Но, так как его не будет, – Миша расплылся в улыбке, – предложение звучит интересно.

Тут Анна почувствовала себя лишней, поняв, что присутствующие здесь если и не сложившаяся компания, то хотя бы близкие знакомые, хорошо знающие жизнь друг друга. Она плотно сжала губы и отвернулась к окну, лелея свое одиночество. В доме напротив женщина, стоявшая у окна в такой же кухне, резко задернула шторы.

– Анька, ты же у меня ночуешь? – спросил Миша, коснувшись ее плеча.

Она тут же сморгнула слезы, повернулась к нему и приняла стакан с благоухающим гвоздикой и апельсиновой цедрой вином.

– Да.

Едва гости ушли, шумно распрощавшись в тесном коридоре с хозяином, Миша повернулся к Анне, стоявшей в дверях кухни, и положил ей руки на плечи: «Ну что с тобой стряслось? Весь вечер, как в воду опущенная».

– Задержка.

– Да ты что? – искренне ахнул Миша. – Долго?

– Дней восемь-десять. Но я все еще надеюсь, что это все нервы и смена климата, – напряженно улыбнулась она. – А как у тебя дела? Чем занимался, с кем встречался?

– Э-э, а ты хочешь, чтобы я рассказал так, как будто у меня все зашибись, или так, как будто у меня все хуже некуда?

Анна глянула на него недоуменно: «Ты о чем? Как есть, так и расскажи».

– Ну, я хочу тебя приободрить, но не знаю, как лучше. Люди же разные – кому-то, чтобы почувствовать себя лучше, надо знать, что у соседа дела еще дряннее, а кому-то наоборот нужен пример успеха и счастья.

– О, какая трогательная забота! И индивидуальный подход!

– Не язви, Ня, у меня это все равно получается лучше. Ты тест еще не делала?

– Нет, надо купить.

Миша тут же распахнул шкаф с верхней одеждой.

– Одевайся, тут на соседней улице круглосуточная аптека.

В залитой безжизненным светом дневных ламп аптеке, где сонно бродили среди полок несколько покупателей, Миша сразу уверенно отправился в нужный отдел.

– Это ты меня сглазил, Мишка, – усмехнулась Анна ему в спину. – Помнишь, ты меня спрашивал про тесты?

– Ага. Еще один вариант непорочного зачатия? Сглаз.

Анна подошла следом за ним к полке, взяла в руки коробку с наклейкой «348 руб.» и поморщилась.

– Блин, что за цены.

– Может, другие на кассе?

– Надеюсь. А то этот как пол-аборта стоит.

Дешевые тесты действительно оказались на кассе, и Анна попросила два.

– А зачем два? – полюбопытствовал Миша.

– Знаешь, каким бы ни был результат, я в него все равно не поверю с первого раза. Если одна полоска – то где тогда менструация? Если две – то надо перепроверить, потому что этого не может быть. Нет, только не со мной.

– Логично. Возьми три.

– Думаешь? – Анна задержала руку с купюрами над лотком на стойке. – Девушка, дайте еще один, пожалуйста, и какое-нибудь успокоительное поэффективнее.

– Да, желательно ксанакс, – произнес в сторону Миша.

Щурившаяся в экран монитора аптекарша тут же подняла на него недобрый взгляд.

Утром Анна, хотя и проснулась раньше Миши, долго не решалась выбраться из-под одеяла, игнорируя призывы мочевого пузыря. В восемь автоматически включился телевизор, и Миша заворочался от бодрых звуков рекламы. С еще закрытыми глазами он зашарил рукой по полу и стал перебирать пульты, выщупывая нужный из пяти или шести.

– Каждое мое утро начинается с мысли о том, что мне надо завести один универсальный пульт. Максимум два, – сиплым голосом произнес он, отирая заспанное лицо ладонью. – День сурка какой-то.

– Попробуй просыпаться под будильник, – отозвалась Анна. – Избавишь себя от проблемы.

– Да проблема в том, что на самом деле мне хотелось бы просыпаться от того, что я выспался.

– Для этого надо стать богатым пенсионером. Ладно, дай мне вылезти. – Анна откинула одеяло. – Пойду помочусь на полосочки.

– Какие полосочки?

– На твоем полотенце! Мы вчера тесты покупали?

– А! Иди, да-да, – тут же встрепенулся Миша, и его взгляд из сонного стал любопытствующим.

4.

Анна тяжело опустилась на стул у кухонного стола, но тут же привстала, чтобы принять из рук Марты чашку с чаем.

– Сахар? Молоко?

– Нет. Спасибо.

Марта села за другим концом стола, развела ложечкой молоко в кофе и выжидательно посмотрела на Анну.

– Я схожу с ума, Март. Знаешь, мне кажется, что у меня шарик какой-то застрял вот здесь, внутри, – Анна коснулась лобка, – и я очень-очень хочу от него избавиться!

– Что тебе София сказала?

– Ну, мы с Мишкой пошли к ней… Я сдала анализы, не все – только обязательные, ВИЧ там, сифилис. А она сказала, что лучше потом сдать все – что-то ей там не понравилось. Но меня уже какая-нибудь гонорея от этого урода не удивит. Отлично, блин, сходила замуж. – Анна потерла лоб запястьем. – Потом она посмотрела, сделала УЗИ, и сказала, что плод слишком маленький, и шейка матки недостаточно мягкая, так что удалять лучше через неделю-дней десять. – Она замолчала, все так же потирая лоб. Отпила чая и рассеянно добавила: – София, кстати, на самом деле очень внимательная. Спасибо, что порекомендовала.

– Да, она хороший доктор. Значит, после Нового года пойдешь?

– Представляешь? Четвертого января показаться еще раз, а на какое назначат, даже не знаю. Фу, я и так не большой любитель этого дурацкого Нового года, а тут еще об этом думать! Не могу, Март! Избавиться и забыть, забыть…

– Избавишься, но забыть не удастся, и не надейся, – со вздохом ответила Марта. – А ты мужу сообщить не хочешь?

– Нет, Марта! Нет! Все, забыли мужа! Его, кажется, очень устроило то, как мы разошлись. Чем меньше людей будут об этом знать, тем меньше я буду слышать этих идиотских вопросов вроде, не хочу ли я оставить ребенка, и как я могу так поступать! Как могу, так и поступаю!

Марта потянулась к полупустой чашке Анны и долила в нее чая из белого чайника с изогнутым как лебединая шея носиком.

– А что у тебя с квартирой?

Анна цокнула языком: «Давай, добивай. Еще спроси, как у меня с работой».

Марта плавным движением поставила чайник на стол, наклонилась и накрыла своей ладонью ладонь Анны: «Послушай, тебе не кажется, что ты сосредоточила свою жизнь вокруг каких-то скучных вещей? Работа, квартира? Ты что, действительно, об этом хочешь думать?».

– Ну почему же? Круг интересов у меня теперь расширился. – Она указала рукой на живот.

– Ань, если ты будешь думать только об этом, то ничего нового тебе жизнь не предложит. Только этим и придется тебе заниматься. Попробуй отвлечься, прогуляйся, посмотри на что-нибудь новое, интересное… Не знаю, почитай что-нибудь увлекательное… В большинстве случаев мир ужасен только потому, что ты сам считаешь его таким.

Уставившись на линолеум, крапинки на котором напоминали арбузные косточки, Анна молча кивнула, соглашаясь со словами Марты.

– В конце концов, – продолжила Марта, – это бытовые мелочи, которые всегда будут с тобой, с любым из нас. В нашей жизни всегда есть и работа, и квартира, и тело требует внимания, но помимо этого должно быть еще что-то, какие-нибудь источники удовольствий.

– За которые потом приходится платить или расплачиваться.

– Зато за них платить приятнее, чем за квартиру.

Марта улыбнулась и убрала свою ладонь с руки Анны, словно давая ей знак, что сеанс сочувствия пора заканчивать.

Анна, освобожденная, откинулась на спинку стула.

– Я завтра еду на вечеринку с Бужинским. На дачу.

– А, ты подружилась с Мишкой, да?

– Ну да, в общем. Он забавный. – Анна подумала и добавила: – И отзывчивый. А вы с ним не в ссоре? Он почему-то отказался сегодня заехать со мной к тебе. Сказал, что занят, но мне показалось, что он просто не хочет.

– Да нет. Думаю, дело в том, что мы слишком хорошо знаем друг друга. Ему просто неинтересно.

– Странно. Это же наоборот хорошо, когда хорошо знаешь кого-то… Не надо играть в игры, притворяться…

– А может, он как раз в игры и хочет играть?

* * *

Домофон противно пискнул, и Миша поспешил к трубке в коридоре, на ходу натягивая майку.

– Кто? – строго спросил он.

– Мишка, ты готов? – треснула голосом трубка. – Выходи. У тебя тут машину поставить некуда.

– Сейчас. Три минуты.

– Все? Идем? – спросила Анна из комнаты и приподнялась в кресле.

– Сейчас. Я лицо в порядок приведу. Сложи пока в сумку бутылки и сыр с фруктами, ладно? В кухне на диване всележит.

В ванной Миша торопливо растер на лице крем, потом положил в косметичку зубную щетку с пастой и, помешкав, добавил пару презервативов. Когда он вышел в коридор, свежий и почти готовый идти, Анна уже надевала пальто, поглядывая на себя в зеркало.

– Ты все? – спросила она и накинула на плечи зеленую шаль.

– Одеваюсь. А что так много сумок? В этой что?

– Это моя. Там книги… Сегодня купила. Плеер…

– Оставь здесь! Ты что, читать там собралась?

– Ну, не знаю…

– Выкладывай! – приказал Миша и усмехнулся. – Тургеневская барышня, блин, едет на дачу! Ты еще зонтик кружевной возьми!

Миша увидел машину Иванны на обочине, едва они вышли из подъезда, и сразу поспешил к ней через сугробы.

– Давай, залезай, – пропустил он Анну на заднее сидение, потом уселся рядом и осторожно захлопнул дверь. – Ванька, привет. Вы же с Аней встречались, да?

Иван потянул из рук Миши пакеты, поставил их на переднее сидение.

– Да. А ты чего сзади сел-то? Боишься, что ли, со мной ездить?

– Конечно, боюсь! Ты так водишь, что тебе самому должно быть страшно.

Иван цокнул языком.

– Не мог завести себе фобию попроще, – пробормотал он и завел машину. – Пауков каких-нибудь, они хоть реже машин встречаются.

– Я все слышу! – наклонился к водительскому сидению Миша.

– Поздравляю, у тебя хороший слух! Ну что, сразу едем или в магазин какой еще надо заехать?

– Сразу, уже все купили.

Машина, шлепнув в свое днище снегом, тронулась не очень плавно, и Миша тут же порицающе поджал губы, едва удерживая в себе язвительные комментарии.

Иван, явно обиженный недоверием Миши к его водительским способностям, запричитал на первом же перекрестке, бросая через зеркало заднего вида взгляды на своих пассажиров.

– Ой-е-ей! Сколько машин, кто же кого пропускает? Или здесь светофор? Где светофор? Мамочки!

Миша повернулся к Анне, игнорируя водительскую издевку.

– Ну как, ты квартиру посмотрела сегодня?

Анна расширила глаза, покачала головой: «Ужас. Хозяин – пьянь-рвань, обои как будто на сале клеили, все в разводах жирных. Б-р-р. Дрянь ужасная. Даже агентша согласилась, хотя им обычно лишь бы впарить».

– Да-а-а. Но сейчас же вряд ли что нормальное найдешь. Кто перед Новым годом будет сдавать квартиру? Не до этого, майонез-горошек сейчас важнее.

– Ты чего, квартиру ищешь? – поинтересовался Иван.

– Ищу, – вздохнула Анна. – А у тебя есть что предложить?

– Да нет. Марко просто тоже сейчас ищет. Микаэлла, помнишь Марко?

Миша тут же закивал: «Ну конечно, помню. Такого принца не забудешь. Как у него дела, кстати?».

– А, – махнул рукой Ваня. – Скоксился весь. Таскается с малолетками. Одна его даже обчистила. Прикинь, он потом на эту пидовку в «Мистери» наткнулся, а она вся в его шмотке, нарядна-а-я!

– Бедный Марко! – Миша прижал ладонь к груди. – Что ж он так неаккуратно?

– Да, представляешь, проститутка какая? Не-е-т, мы такими не были!

– Не были. Мы были бедными, но гордыми.

– Точно. Ой, б…ь, я, кажется, на красный проехал! Так послушно крался мимо этого мента, что не заметил светофора!

Миша зажмурился, сжав похолодевшие ладони в кулаки, и тут же услышал шепот Анны: «Чего ты боишься, у нас такая маленькая скорость, что ничего случиться не может». Он кивнул и отвернулся к окну, пытаясь отвлечься на рекламные щиты и пешеходов.

Когда-то, в уже далеком и удалявшемся с каждым днем новосибирском детстве сослуживец отца сбил одного вот такого пешехода, мальчишку. От того дня в памяти Миши остался лишь черно-белый ранец с желтым улыбающимся львенком на крышке, отлетевший от перекрестка к обочине, и боязнь транспорта. Пока отец и водитель хлопали дверями машины, бегали вокруг лежавшего неподвижно ребенка и объяснялись с милицией и скорой, Миша все смотрел на ранец, не отводя взгляда, и представлял себя лежащим на том перекрестке, на месте того мальчишки.

И сейчас, спустя уже лет двадцать, он боялся машин, боялся и ездить в них, хотя и понимал набравшимся знаний и опыта умом, что ситуация напоминает дешевый голливудский сюжет. Но он все так же отчетливо видел тот ранец и все не мог вытеснить картинку и ощущение холода в животе, которое она вызывала.

Его память, впрочем, всегда была такова: выхватывала деталь и помнила ее годами, уничтожая постепенно все подробности, кроме этой одной. Вот, например, щербинка на зубе одного из любовников. Сколько раз уже вспоминалась она, но кем был он? Как его звали? И где это было?

Миша нахмурился, пытаясь в какой уже раз вспомнить этого мужчину, а с ним и других, немалочисленных. В такие бессильные моменты он мечтал о поисковой машине для своей памяти, устроенной наподобие механизмов поиска в интернете – чтобы искать можно было по текстовым описаниям, картам, картинкам.

Удачно избежав пробки на Ленинградском проспекте и недолго поплутав за Солнечногорском, до дачи доехали часа за два. Там уже собирались – шумела у чадящего мангала хозяйка Рита с бокалом вина в руке, с ней спорили ее подруга и тощий, нездорового вида парень, в котором Миша, приглядевшись, узнал старого знакомого, Диму.

Дачей был двухэтажный бревенчатый дом с верандой и крутой крышей на участке, превышавшем размерами, как показалось Мише, заядлому горожанину, шесть соток. Вдали за забором, но в пешей досягаемости, виднелся лес – заснеженный, молчаливый и сдержанный. Соседние участки признаков присутствия человека не подавали, лишь из трубы дальнего по улице дома струился лениво сизый дымок.

За воротами на участке Риты снег был кое-как расчищен и затоптан, но в дальнем углу, там, где теснились голые деревья, он еще оставался чистым и глубоким.

Завидев их, Рита раскинула руки, плеснула на снег бордовым вином.

– Ого! Мишка и Ванька!

– Здравствуй, девочка моя, – повел пальцами приподнятой ладони Миша и наклонил голову. – Вы с Аней же встречались?

– Встречались, – кивнула Анна. – Привет. Чем помогать?

– Ой, не знаю! – воскликнула высоким голосом Рита. – У нас какой-то организационный бардак! Вы что привезли?

В этот момент к воротам подкатила вперевалку красная «восьмерка», и все повернулись к ней, ожидая появления пассажиров. Появились знакомые все лица, и перед домом тут же стало шумно от восклицаний, удивленных возгласов, целований и объятий. Обычно настроенный скептически, Миша вдруг искренне проникся всеобщим возбуждением, заулыбался довольно и благодушно. Когда радость встречи стала стихать, Рита по-хозяйски хлопнула в ладоши и объявила:

– Так, девочки! Давайте за работу, а то уже начинает темнеть, а у нас еще даже огонь толком не разведен!

Почти без споров разделив обязанности, занялись приготовлениями – шашлыки, салаты, закуски, напитки. Миша отвечал за коктейли, и пока готовилось мясо, он то обносил гостей, как заправский дворецкий, авторскими сочетаниями, то готовил джин-тоники и куба-либре по заказу. Подошел с пустым стаканом Лешка – с ним немало когда-то было выпито и натанцовано – поинтересовался делами.

– Да неплохо, – отозвался Миша.

– А личная жизнь? – игриво прищурился Лешка, и Миша сразу вспомнил, как раздражает его гипертрофированное кокетство Лексы. – Замуж не вышла?

– Что ты! У меня еще вся жизнь впереди, успеется. Ну а ты, старушка?

Лекса обнажил в псевдоулыбке зубы, желая показать неуязвимость, но все же не удержал маску, обижено поджал губы.

– Ты слышал про Димку? – спросил он, понизив голос и наклонившись к Мише.

– Что его мужик умер? Слышал, – также тихо ответил Миша, хотя в комнате никого, кроме них двоих, не было.

– Не только это. Мужик умер от скоротечной пневмонии, понимаешь? А Димка теперь, посмотри, какой худой! – Лекса качнул все еще пустым стаканом в сторону окна, за которым вырисовывалась группа ответственных за шашлыки.

– Ты думаешь…

– Ну да! Я слышал, он собирается на лечение в Германию с этой бабой, которая с ним сегодня.

– А она кто такая?

– Одноклассница, что ли. Там такая история, ошизеть. Родственники мужика Димку, конечно же, оттерли – ни квартиры, ни машины, вообще ничего. Прикинь, шесть лет прожили вместе, и хоть бы что-нибудь получил! Ну, ему даже жить негде было, и эта баба его подобрала. Она, типа, со школы его любила и все такое. Теперь вот помогает ему с Германией. Типа там можно хоть какое-то лечение организовать. Хотя такое уже не вылечишь…

Он вздернул подбородок, явно довольный тем, что его рассказ стал для Миши новостью.

– Романистка ты, Лекса! – воскликнул Миша. – Откуда ты все это взяла?

– От друзей! Я, в отличие от других, друзей не забываю!

– Ага, я смотрю, тебе та-а-к не хватает моего общества, – ухмыльнулся Миша. – До меня, знаешь ли, тоже слухи доходят.

Взгляд Лексы заметался по Мишиному лицу, пытаясь разведать, какие именно слухи до него дошли. О нем ведь пересказывалась далеко не одна история.

– Ой, ладно! – махнул он ладонью, резко сложив ее в тонком запястье. – Люди наговорят! Я и про тебя слышал, но не верю бреду этому. Что же я, тебя не знаю, что ли?

Тут Лексу позвали строгим голосом из кухни резать колбасу, и он сразу удалился, явно обрадованный возможностью прекратить разговор. Миша в комнате тоже не остался – накинул куртку и вышел на веранду, где Ванька разговаривал с одним из пассажиров красной «восьмерки», Сашей.

– Да он вообще свихнулся! У него теперь бзик – волосатая грудь. Я, представляешь, захожу как-то на доску знакомств, а там наша болтается – ищу, дескать, актива-офицера с волосатой грудью, – частил Саша. – Теперь у нее к офицерам еще волосищи добавились. Ну что за дура!

– Вы про кого? – поинтересовался Миша, просовывая руки в рукава куртки. – Блин, что-то я все пью-пью, и никак не согреюсь.

Саша повернулся.

– Привет, Мишка. Да про Лексу! Она с иранцем спала. Ужас!

– Фу-у-у, – закивал Иван. – Хотя я слышал, что это был турок… О, кстати, о Турции. Мы как-то летали компанией в Анталию, и я купил себе в дьюти фри ланкомы-биотермы, ну, всякую свою обычную косметику, вы знаете. Так Лекса заявила, что это все пустая трата денег. Дескать, на фиг переплачивать? Я вот жемчугом Сибири, или какой-то там еще херней, пользуюсь, и посмотри, у меня кожа такая же, как у тебя! – подделываясь под Лексу, протянул Иван.

Миша приблизился поближе, заинтересовавшись историей.

– Ну вот, потом заселились в номер, – продолжал Иван, – и я как-то утром встаю, иду в ванную. А там наша красавица, блин, экономная мажет на свою рожу мой ланком! Конечно, зачем переплачивать? Можно же и на халяву пользоваться!

Миша вздохнул, почувствовав вдруг скуку и разочарование – всегда-то одно и то же на этих сборищах. Каждая новая встреча со старыми партнерами по вечерникам и тусовкам давала ему доказательства того, что он уходит от них все дальше и дальше.

Наконец прожарилось мясо, запах которого уже так давно терзал всех гостей, и блюдо с ним торжественно внесли в комнату, где были не без эстетства расставлены на столе тарелки с салатами, сырами, фруктами и колбасами. Но едва уселись, потянулись дружно и жадно за мясными кусками, как с улицы донесся сначала шум машины, потом хлопки дверями и громкий голос Маши: «Эй, где здесь вечеринка?».

Готовые к трапезе гости испустили коллективный вздох разочарования, а Рита поспешила к двери, приговаривая:

– Ну нюх! Прям секунда в секунду, на все готовое!

Скоро в комнату вплыла свежая и румяная Маша в сопровождении длинноволосой девушки и ладного мужчины с позвякивающим стеклом пакетом в руках.

– Привет-привет! – воскликнула она с широкой улыбкой, взмахнув приветственно ладонями в красных пушистых варежках. – Это Андрей и Светлана. Давайте есть!

Миша, сидевший на ближнем к двери краю дивана, чуть подвинулся и предложил с улыбкой новому мужчине: «Садитесь здесь!».

Тот ответил коротким кивком. Миша, освобождая ему больше места на диване, перехватил взгляд сидевшей напротив Иванны, в котором за насмешкой читалась зависть.

– Что вам передать? – заботливо спросил Миша, едва мужчина устроился рядом с ним. – Что вы будете пить?

– О, пить я, пожалуй, не буду. А вот мяса и салата, который… э-э-э отсюда похож на капустный, съем.

Миша привстал и положил на тарелку салата, несколько кусков мяса и тонкий ломтик черного хлеба.

– Так нормально или еще? – спросил он.

– Отлично, спасибо большое.

– Так. Если вы не пьете, что же вам налить?

– Да вы садитесь, я разберусь! – воскликнул мужчина и поднес к губам вилку с горкой салата на ней. – Вам, кстати, налить чего-нибудь? Мы привезли отличного красного вина.

– О, нет, спасибо. Я тоже не пью, – покачал головой Миша и тут же почувствовал щекой недоуменный взгляд сидящей рядом Анны. Он толкнул ее под столом ногой и, дождавшись, когда она отвернулась и стала хвалить кому-то справа мясо, продолжил беседу. – Простите, я не представился. Михаил Бужинский.

– Очень приятно. Андрей.

– Да, я слышал. Вы знакомый Маши?

Андрей кивнул.

– Да. Мы по работе пересекались раньше, а сегодня я столкнулся с ней в собственном офисе. Смешно, не в магазине, не в ресторане, а на своем рабочем месте.

– Ну, наверное, вы просто слишком много времени проводите на работе? – с легкой улыбкой предположил Миша. – А чем вы занимаетесь?

– Недвижимость. Аренда, продажа, ремонт. В основном у меня офисы.

– Какое совпадение! Я как раз ищу офис для нашей компании. Мы планируем открываться в конце февраля.

– Можно будет посмотреть что-нибудь для вас.

И они заговорили о недвижимости и работе, обменялись визитками и перешли к обсуждению цен и районов. Разговор прервался на несколько секунд, когда у Андрея зазвонил телефон. Он нерешительно посмотрел на дисплей, отключил звонок и продолжил рассказывать Мише о принципе ценообразования.

Миша внимательно слушал и старался поддержать интерес собеседника к себе профессиональными рассуждениями и любопытными замечаниями. Он чувствовал, что Андрей не враждебен, но все же насторожен (что ему там Машка наговорила?), и поэтому говорил все больше на нейтральные и общие темы, избегая, однако же, погоды и политики.

Скоро насытившиеся гости потянулись на веранду курить, и Андрей предложил Мише присоединиться к ним. Миша согласился и тут же одернул себя, подумав, что для некурящего он вскочил чересчур поспешно.

На веранде Миша постарался подтолкнуть Андрея в угол, подальше от Иванны с Лексой, повизгивавших от смеха и куривших беломорину с замененной, судя по сладковатому дымку, начинкой.

– В общем, я у родителей выдержал только пять дней. И то потом хотел купить полное собрание сочинений Фрейда, – давясь дымом, рассказывала Лекса. – И еще сборник греческих мифов. С ума сойти можно от всех этих семейных заморочек…

Заметив Андрея, парочка быстро развернулась в его сторону с улыбками, которые им, наверное, казались обольстительными. Миша презрительно фыркнул, склонив голову, и подвел Андрея к стервятницам.

– Андрей, познакомься, это Иван и Ле… Алексей.

Те с готовностью закивали головами и одновременно протянули руки для пожатия. Миша фыркнул еще громче и, увидев появившуюся в дверях Анну, отошел к ней.

– Как дела?

– Нормально, Мишка. Наелась. Классно. А у тебя как настроение?

– Я пою! Ты видела, с каким принцем я сижу?

Анна кивнула с усмешкой: «Да, забавно наблюдать, как Ваня напротив елозит. Завидует?».

– Ну еще бы! Мечта, а не мужчина!

– Да ладно превозносить уж. Нормальный себе такой, баллов шесть из десяти.

– Тем лучше, – с хитрой улыбкой ответил Миша. – Значит, у нас с тобой разные вкусы.

– Да причем тут вкусы? Расслабься, меня мужчины сейчас вообще не интересуют.

– Ну и славно! Потому что этот либо латентный голубой, либо би.

– Зю, блин! – воскликнула Анна, и Мише в ее голосе послышалась злость. – Как у тебя все классифицировано, по полкам разложено! А может, он просто пытается быть вежливым с соседом по столу? Нет, не может быть такого?

– Чего ты разоралась? Тише, – шикнул Миша.

– Да просто все у тебя в секс упирается! Кто с кем спит, кто с кем хочет спать… Какая тебе разница! Что, не голубой не может быть интересным собеседником?

– У тебя уже случился гормональный дисбаланс? – поинтересовался Миша, стараясь звучать сочувственно и не показать, что слова Анны его задели.

– А у тебя, я смотрю, овуляция?

* * *

Услышав, что дыхание сына стало сонным, Наташа тут же прекратила читать, выключила лампу и вышла из детской. Она остановилась перед диваном в гостиной, раздумывая, чем ей заняться до прихода мужа. Свое время она привыкла посвящать семье и без семейных дел и общества своих мальчиков обычно испытывала дискомфорт, который становился все сильнее из-за прокрадывающихся мыслей о собственной никчемности. Она пробовала делать то, что советовали для таких случаев статьи в женских журналах – лежала в ванной с солями и пенами, гуляла в парке, пыталась смотреть нашумевшие фильмы и читать глубокие книги, но все это было через силу, удовольствия она не получала, и мыслей о никчемности эти занятия не заглушали.

Она включила телевизор и принялась рассеяно переключать каналы, думая, что даже и не знает, какую передачу или фильм ей хотелось бы сейчас посмотреть. Опять глянула на часы, хотя и так знала, что сейчас почти десять, и решила подождать до звонка мужу минут сорок.

Однако муж не ответил ей ни через сорок минут, ни через час. После третьего неотвеченного звонка недоумение Наташи сменилось злостью. Раздраженная, она заходила по комнате, составляя мысленно список упреков, которые выскажет мужу, когда он появится на пороге.

Скоро в ее злость стало подмешиваться беспокойство. Стараясь вытеснить из головы четкие картинки аварии, она перешла в кухню, где накапала себе в стакан двойную дозу успокоительного. Потом заглянула в комнату сына, но тут же поспешно закрыла дверь, едва он заворочался под лучом света из гостиной. «Чем же ты так занят, что не можешь ответить на мои звонки?», – подумала в сотый раз Наташа и уставилась в телевизор, силясь сосредоточиться на запутанном фильме о борьбе полиции с продавцами наркотиков. Около часа ночи она принесла из спальни подушку и плед и прилегла на диване, сморенная ожиданием.

Едва заслышав сквозь усталую дрему, как в замок вошел ключ, Наташа откинула плед и резко села, готовая встретить мужа гневной отповедью. Андрей, не включая света, крадучись прошел мимо дверей гостиной в кухню, словно надеялся, что она не услышит его прихода, и этим разозлил Наташу еще больше.

– Ты почему не отвечал на мои звонки? – прошипела она в его спину, склонившуюся перед открытым кухонным шкафом.

Он тут же обернулся: «Привет. Ты не спишь еще…».

– Да, вот решила тебя дождаться! Третий час ночи, Андрей! Где ты был?

Он медленно налил виски в стакан, отхлебнул и перевел на нее взгляд:

– Встретил старых знакомых. А что? Случилось что-то, требующее моего присутствия?

Наташа запахнула кофту и сложила руки на груди, готовая к спору.

– А что, твое присутствие нужно, только если что-то случилось?

– Наташ, давай не будем начинать беспредметную дискуссию, – поморщился Андрей. – Как Дениска?

– А что же ты раньше не позвонил поинтересоваться? И не отвечал на мои звонки? – возмутилась Наташа, уже не в силах остановить свой завод. – А? Это так сложно?

– Я не буду с тобой ругаться, и не надейся. Мои дела – это мои дела, и я занимаюсь ими тогда, когда считаю нужным.

– Смотри, как бы твои дела не стали моей проблемой!

Он усталым жестом потер глаз и опустился на стул.

– Наташ… Иди спать.

Она повернулась и, выходя из кухни, бросила: «Подушка и одеяло на диване».

5.

В последний день года Анна проснулась поздно, и еще долго оставалась в сонном тепле постели, раздумывая, чем заняться и где погулять до наступления праздника. Хотелось пройтись по дорожкам тихого парка – чтобы увидеть солнце, светящее ярким пятном из крон деревьев, и безмятежность на лицах прогуливающихся, съесть треугольник яблочного пирога с шариком ванильного мороженого и посмотреть глупенькую и неправдоподобную голливудскую историю про любовь на Рождество. Планы придали телу бодрости, необходимой для того, чтобы принять душ и выйти из дома, и Анна, наконец, выбралась из-под одеяла.

После душа она принялась копаться в чемодане в поисках чистой одежды. Чистой оказалась только длинная вельветовая юбка, которую Анна купила два года назад и уже давно разлюбила, но ее решимости это не убавило. Потом она успокоила ноющий желудок горбушкой черного хлеба – здоровый аппетит все не возвращался к ней и, боясь потерять темп, выскочила из квартиры. Из-за соседней двери доносился звон посуды и громкий женский голос, споривший с хриплым мужским. Семья готовилась к новогоднему вечеру вместе с миллионами других, занятых сейчас приготовлением пунктов традиционного меню, покупками, обзвоном друзей, продумыванием праздничных нарядов. Анне же хотелось прокрутить праздник на быстрой перемотке, а то и вовсе сразу оказаться в следующем дне, чтобы спастись от всеобщего возбуждения, которого было так много, что оно уже казалось ей истерией.

Она доехала на метро до «Чеховской» и, резко огибая медлящих у табличек со списком станций пассажиров, выбралась на улицу. Благодаря скученности зданий, людей и машин в центре города было теплее, чем на его окраине, но Анна мерзла до дрожи и здесь. Москва, впрочем, всегда была для нее холодным городом – слыша это название, она в первую очередь представляла тепло одетых прохожих с неприветливыми от резких порывов ветра лицами. Хотя в списке мест, в которых ей хотелось бы побывать или даже пожить, Москва все же была, но только Москва семидесятых. Интерес к этому периоду в истории города в ней вызывали добротные советские фильмы, ей казалось, что в те годы столица изобиловала талантливыми и занятными людьми. И еще ей хотелось увидеть новыми панельные дома, сейчас торчащие, словно гнилые зубы в стариковском рту, и пустынными проспекты, теперь покрытые машинами так же густо, как раба чешуей. В сегодняшнем городе она видела лишь перевалочный пункт для миллионов ищущих заработка и себя. Ей было грустно осознавать себя единицей из этих миллионов, такая мысль рождала дискомфорт, от которого, как ей представлялось, можно избавиться, только покинув город и уютно устроившись на новом месте. Привыкнуть же к Москве у нее не получалось.

Пройдясь по Тверской, Анна остановилась перед витриной книжного магазина, и тут вспомнила, что перед поездкой на дачу оставила у Миши купленные раньше книги. Она потопталась на месте и, решив, что уже готова извиниться перед ним за свою резкость, достала из сумки мобильный.

Миша ответил сонным голосом.

– Миш, доброе утро! Извини, что я тебя разбудила.

– Да-а-а… Тебе теперь придется рассказать мне, чем закончился бы мой сон.

– Миш, можно я заеду к тебе в течение часа за своими книгами?

– Книгами?

– Ну, я оставляла у тебя перед дачей.

– А. Ну, заезжай.

– Чего-нибудь привезти?

– Хлеба и зрелищ. Как обычно.

Анна отправилась обратно к метро, зайдя по пути в «Елисеевский», который удивил ее необычайно завышенными ценами, словно рассчитанными на туристов, не разбирающихся в рублях. «Только вот зачем туристам картошка и хлеб?», – подумала она, разглядывая в очереди в колбасный отдел пыльную лепнину и потускневшие люстры.

Миша встретил ее в трусах, с зубной щеткой во рту.

– Ждраштвуй, невротичка.

Анна заискивающе улыбнулась. Ей было стыдно за свою давешнюю вспышку, но Миша, похоже, не держал на нее зла, и поэтому она не стала напоминать ему о ней своими извинениями.

– Я принесла тебе еду и кино.

– Какое? – прокричал Миша, уже скрывшийся в ванной.

– «Ищите женщину». Ты рассказывал на даче, как ты любишь Софико Чиаурели, вот я и купила.

Миша выглянул из ванной, вытирая лицо желтым пушистым полотенцем.

– Спасибо. У меня как раз кто-то диск заиграл. А тебе этот фильм тоже нравится?

– Да, в общем. Мне только цвет его не очень нравится, но это проблема многих фильмов того периода.

Миша отнял полотенце от лица и внимательно оглядел Анну.

– Ты что из машины времени вывалилась? – строго спросил он. – Это даже не прошлогодняя мода, это вообще прошлый век! И водолазка в поперечную полоску в придачу! Ты так уверена в своей стройности?

– Да, умеешь ты встречать по одежке, ничего не скажешь, – потупилась Анна и тут же попыталась оправдаться. – У меня все грязное, а руками стирать сейчас ломает.

– Значит, надо постирать ногами! – не принял оправдания Миша. – Мне, кстати, после Нового года хозяйка поставит хорошую стиральную машину. Так что приглашаю.

– Спасибо, обязательно воспользуюсь предложением, – Анна учтиво кивнула и прошла в кухню. – Ты с дачи вчера вернулся?

– Да. Мы там переночевали, а утром рано разъехались. У всех дела… А ты чего не осталась? Не понравилась вечеринка?

– Так, – Анна пожала плечами, выкладывая продукты на свободное место у раковины. – Я же видишь, какая сейчас нестабильная. Даже одеться не умею.

– Это точно! Но если бы ты встретила там мужчину своей мечты, тебе бы все очень понравилось, – ответил Миша, склонившийся над кучей одежды на диване. – Господи, мне совершенно нечего надеть!

– Ну, ты уж найди что-нибудь из коллекции этого года.

– Змея.

– А чья школа? Знаешь, мне, кстати, именно поиск мужчины мечты и не понравился на вечеринке. Все в позе и готовности, словно принц может появиться в любой момент.

– Ну, так оно и есть! – воскликнул Миша, вытянув, наконец, из кучи мятые джинсы. – Принцы они такие… Неожиданные явления.

– Да уж. Так и вижу, как среди ночи выскакивает бригада принцев из лесу и расхватывает наших жеманниц всех до одной. Я тебе бутерброды делаю?

– Если нетрудно. Боже, зачем они так тонко порезали колбасу? – Миша подошел к Анне и вытянул из упаковки почти прозрачный лепесток ветчины. – Ужас! Я через нее тебя вижу. Микрон какой-то!

Анна улыбнулась.

– Я положу тебе три, дорогой. Не переживай.

Они устроились с бутербродами и чаем на полу перед телевизором – кресла были заняты бумагами, одеждой и кошкой – и Миша принялся переключать каналы. На одном из них появилась Джулия Робертс в обнимку с Хью Грантом, и Миша презрительно указал пультом на экран.

– Какой же идиотский этот «Ноттинг Хилл»! И почему вообще все эти романтические комедии такие одинаковые? Сколько можно эксплуатировать один и тот же сюжет? Они любят друг друга, но не могут быть вместе. И в каждом фильме даже препятствия же у всех одинаковые. Он живет в Англии, она в Америке, она бедная, он богатый…

– Он не может оставить друзей, для нее важна карьера, – подхватила Анна. – Она идет на посадку, он бежит за ней, но его раздевают до трусов на контроле… И хотя любовь всегда побеждает, нам никогда не показывают, как они потом любят друг друга.

– Ха, а ты представь себе такой фильм! Все начинается со счастливого поцелуя, а потом они любят друг друга час сорок, или сколько они там обычно идут, эти фильмы. – Миша выпрямился, захваченный идеей. – И любовь тоже такая клишированная. Как они ходят по ярмарке, стреляют в тире и выигрывают плюшевого медведя, бегут по берегу океана. Что там еще бывает?

– Целуются на колесе обозрения?

– Да-да! Катаются на катке, кормят друг друга десертами…

– Да-а-а… Это ж полнейший коммерческий провал, – воскликнула Анна. – Любви, конечно, все хотят, но два часа одного сиропа не выдержит даже самая романтичная барышня. Забавно, да? Любовь без препятствий, оказывается, так скучна.

Миша задумчиво потер пальцем переносицу.

– Но если в конце их разрывает от счастья на мелкие куски, то это может быть интересным финалом, а?

Анна зашлась в смехе, очень хорошо представив себе такой фильм. Миша присоединился к ней своим густым ха-ха.

Отсмеявшись, Анна спросила:

– Слушай, а откуда ты знаешь всех, кто на даче был?

Миша пожал плечами, потянулся за чашкой.

– Познакомились там сям, в клубах, на вечеринках. Когда-то были компанией, потом разошлись, у всех свои дела, заморочки, кто-то у кого-то мужика отбил… А Димка… Помнишь, худой такой парень? Он теперь вообще в другом мире. У него, оказывается, ВИЧ.

– Да ты, что? Правда, что ли? – ужаснулась Анна.

– Угу. Не знаю, как он с этим живет.

Анна прожевала кусок хлеба с колбасой, глядя в окно, потом повернулась к Мише:

– А ты не боишься?

Миша усмехнулся.

– Ты знаешь, я уже… переболел СПИДом. Пару лет назад проверялся чуть ли не каждый день. Теперь я боюсь рака. Вот представляешь, сижу я сейчас с тобой, а меня вот тут, – он показал на голову, – разъедают постепенно какие-нибудь малюсенькие, заметные только под микроскопом, но жутко живучие клетки?

– Нет, не представляю. Вообще, не думаю об этом. У меня вот тут, – Анна показала на живот, – сейчас тоже клетки растут и делятся ежесекундно. И они меня пока страшат гораздо больше рака. Так что, и впрямь, у каждого свои заморочки. Да-а-а, а я так спешила в детстве стать взрослой! Мне казалось, что будет так весело и интересно.

– Угу, а как мы повеселимся в старости! Морщинистые и никому не нужные! – отозвался Миша, вытирая рот салфеткой. – О, я, кстати, твои книжки посмотрел. Выбор шикарный, Ня! «Скоро тридцать» и «Тридцатник, и только». Не хочешь поговорить об этом?

Анна зарделась: «Ну, а что, есть же такая проблема… Вот я и хотела узнать два взгляда на нее – мужской и женский… А потом мне перед кассой так неловко стало. Подумала, что кассирша примет меня за дуру озабоченную».

– А она?

– А ей лет двадцать оказалось. Что она понимает?

– Да уж, ей понять только предстоит, – усмехнулся Миша. Он помолчал, отпивая мелкими глотками чай, потом всем телом повернулся к Анне и заговорил: – Может, проблема тридцатилетия проблема потому, что большинство из нас к этому возрасту понимают, что добились не того, что планировали в двадцать, или вовсе ничего не добились? Мы, наверное, осознаем, что жизнь получилась несколько не такой, как виделось раньше, и ужас в том, что уже ничего не исправишь. Есть только путь вперед, но и этот путь может быть не движением, а наверстыванием упущенного…

Анна поморщилась.

– Мишка, чем ты себе голову забиваешь? Вот тебе хорошая новость. Самый сложный кризис у нас уже позади.

– Это какой?

– Пубертат. Я где-то читала, что труднее всего человеку дается переход из детства во взрослую жизнь. Тело же самые радикальные изменения переживает в этот момент, в голове тоже бури, а тут еще и либидо просыпается. Представляешь, сколько всего наваливается одновременно? Так что, тридцать лет – это цветочки.

– Так-то оно так, но я думаю… Если еще лет пять назад я смотрел на кого-то умнее и успешнее меня без зависти, но с мыслью, что у меня все это еще впереди, то теперь свои неумения на недостаток лет уже как-то неловко списывать.

Анне захотелось отвлечься от этого вопроса, не имеющего ответа.

– Мишка! Я же привезла тебе подарок!

Она проворно выскочила в коридор за сумкой. Заинтересовавшийся Миша вернул на тарелку надкусанный бутерброд.

– Вот, дорогой, альбом репродукций Климта. Я так поняла, что Климт тебе нравится.

– Ой, Ня, какой классный подарок! – Миша встал, задев ногой пустую чашку. – Я сам бы себе никогда не купил. Спасибо! – Он прижал Анну к себе.

Анна уткнулась носом в пахнущую чистым майку Миши, радуясь его радости.

– А я тебе ничего не приготовил. Извини.

– Да, ладно. Угостишь ужином. Или можешь аборт оплатить. Что тебе больше нравится?

– А ты рожать точно не хочешь? Я бы ребенку распашонок гуччевых надарил…

Анна отодвинулась от Миши и села на диван, скрестив на груди руки.

– Нет! Я не могу рожать от мужчины, которого, может, никогда больше и не увижу. И вообще, знаешь, я сейчас понимаю, что даже не была с ним близка по-настоящему. То есть, трахались-то мы отлично, но близкими не были, не стали. Я его стеснялась даже, что ли. Танцевать с ним не могла или не могла обсудить свой геморрой, например, или… расстройство желудка какое-нибудь… Знаешь, как пары проходят рубеж определенный, начинают чувствовать себя в обществе друг друга совершенно естественно? Во всех ситуациях?

– И вы за два года к этому так и не пришли? – Миша прищурился. – Как же ты в туалет ходила?

– Ну что ты как маленький! Не знаешь, что ли? Включала воду, чтобы заглушить возможные… шумы.

– Два года мучений, а он, подлец, тебя все равно бросил! Но смотри на это так: теперь ты можешь вести себя в туалете, как тебе нравится.

– Почти утешил, спасибо. – Она перевела взгляд на телевизор, где начинался фильм «Ирония судьбы», и глубоко вздохнула. – Сегодня же Новый год… Ты чем планируешь заняться?

Миша покачал головой: «Понятия не имею. Мне что-то даже не звонит никто с предложениями. Хочешь, выберемся куда-нибудь и напьемся?».

– Идея не оригинальная, но мне нравится. Только есть ли в этом городе места, где за вход нам не придется отдать последние трусы?

– Знаешь, если отдавать трусы «Прада», то можно неплохо отдохнуть. Давай в интернете глянем, что где дают.

– Давай. А у тебя есть трусы «Прада»?

К часу, когда Анна и Миша дошли до «Кастро» – встретив две тысячи четвертый год по пути, без шампанского, но с объятиями и поцелуями – перед входом в клуб уже собралась толпа, которую тщательно фильтровали охранники. Они сканировали взглядами улыбающиеся им лица в поисках чересчур пьяных и некредитоспособных. Среди толпящихся и вправду было немало таких, кто продержался бы не более пяти минут после смены бодрящего холода улицы на прокуренное тепло бара.

Анна и Миша прилепились к толчее сбоку, стремясь оказаться ближе к охранникам. Анне, пропитавшейся всеобщим возбуждением, хотелось скорее войти в музыку и гул веселья, и она стала легонько теснить впереди стоящих, напирать на них вместе со стоящими сзади. Хотелось уйти и с холода, все сильнее пощипывавшего открытые ему ноги – перед выходом Миша обрезал юбку Анны, чтобы придать ей «нью лук». Еще он вручил ей чулки – не объясняя, откуда они у него – потому что, по его мнению, черные плотные колготы с обновленной юбкой не смотрелись. Они, впрочем, не смотрелись и без нее, но зато точно помогали сохранить тепло. Анна потерла ладони и поправила воротник пальто, пытаясь поймать своим вполне трезвым взглядом взгляд охранника, чтобы по его благосклонному кивку двинуться, наконец, вперед, в двери.

Внутри клуба людей оказалось меньше, чем перед его дверями. Сдав верхнюю одежду, посетители рассасывались – кто-то сразу направлялся к бару, кто-то шел в туалет или на второй этаж, или к диванам в углу, другие присоединялись к танцующим. Миша подтолкнул Анну к гардеробу и, вручив ей свою «аляску», спросил:

– Ты что пьешь? Я пойду возьму, пока там еще можно протолкнуться.

– Давай с чего-нибудь легкого начнем?

Когда Анна подошла к бару, Миша вручил ей пузатый бокал с вином и тут же потребовал номерок из гардероба.

– Вдруг кто-то из нас захочет уйти, – пояснил он. – Никто не знает, чем закончится эта ночь.

– Утром она закончится, чем еще. – Анна пожала плечами и повернулась к танцполу, где становилась все более густой людская масса.

Миша наклонился к ней: «Ты можешь не нудить, а? Нравится вот этот, справа? Белая майка, высокий?».

– Для тебя или для меня?

– Для тебя. Переспишь, а через пару-тройку недель можно будет позвонить и сообщить, что он скоро станет отцом. Как тебе план?

– Миш, хватит мне напоминать, а?

– Ладно-ладно, просто переспишь! Или вон, смотри, какой большой.

Большой двигался в их сторону, и Анна автоматически подобралась, нацепила на лицо выражение легкой скуки. Мужчина мазнул по ней незамечающим взглядом.

Вечеринка набирала обороты. Анна уже несколько раз теряла в толпе Мишу, который то и дело приветствовал кого-то или отвечал на приветствия других, потом случайно натыкалась на него, пьяневшего с каждой встречей все больше.

Взяв в баре очередную порцию джин-тоника, Анна увидела Мишу у подножия лестницы, где он разговаривал с кукольнолицей девушкой, и подошла.

– Ты уже нашла кавалера? – прокричал он ей в ухо, отставив в сторону руку со стаканом, который кто-то тут же задел плечом.

– А надо? – прокричала она в ответ.

– Ну конечно! Как Новый год встретишь, так и год проведешь. Ты же не хочешь провести весь год без секса?!

– Думаешь, это так ужасно?

– Не знаю, я таких экспериментов над собой не ставил.

Анна коротко заговаривала с несколькими мужчинами, не особенно стараясь увлечь их или соблазнить. Ей скорее нравилась ощущать свободу и возможности, даруемые этим ощущением. Предвкушение казалось ей более приятным, чем секс с малознакомым мужчиной. Но самым приятным было отсутствие угрызений совести. Никаких больше оправданий для усмирения ревности мужа, который толк в ревности знал – как, вероятно, всякий, кто изменяет сам, и знает, насколько это просто и быстро, перепихнуться на стороне. «Кажется, я нахожу все больше и больше плюсов в жизни без мужа», – подумала Анна и почувствовала себя от этой мысли уверенной и привлекательной, расправила плечи, вздернула слегка подбородок. И тут же заметила, что толпа на танцполе и – она повернула голову – у бара редеет. «Пора убираться отсюда», – решила она и, ухватив губами торчащую из стакана соломинку, поспешно втянула жидкость. Закашлялась и услышала у самого уха мужской голос:

– No need to hurry, there’s still plenty of gin left.

– How do you know I understand English?

– By your looks. ^_ Но я могу говорить по-русски, если хочешь.

Анна бесстыдно оглядела стоящего перед ней мужчину: невысок, морщинки в уголках глаз, очень пушистые ресницы и улыбка, которая одновременно по-мальчишески обаятельна и по-мужски обольстительна.

– Я Анна. – Она приподняла стакан. – С Новым годом.

– С Новым годом. Я Дэниел.

Небо уже предрассветно порозовело, но улица все не успокаивалась, шумела пьяными голосами и смехом, машинами, притормаживающими послушно перед гуляками.

– Водитель сейчас подъедет, он где-то рядом, – сказал Дэниел, опустив телефон в карман и взяв ладони Анны в свои. – Ты не очень замерзла?

– Нет, хотя от горячего чая не отказалась бы.

Мерседес действительно появился очень скоро, забрал своих пассажиров и повез их по кольцу, мягко притормаживая перед светофорами. Анна рассеяно поглядывала в окно, сосредоточенная на тепле, исходящем от мужского бедра, прижатого к ее бедру, на токах, возникающих в ее ладони от сухих, настойчивых мужских пальцев.

Поднявшись на лифте из подземного гаража, они вошли в огромную квартиру с огромными же окнами, закрытыми светлыми, очень плотными шторами. Анна с удивлением огляделась, отмечая продуманный до мелочей стиль и аксессуары, подобранные дизайнером с хорошим вкусом. Квартире, однако, недоставало уюта и ухоженности – чувствовалось, что для хозяина это лишь место, но не дом.

– Ого, – не удержалась она, увидев великолепную кухню.

Дэниел махнул рукой: «Я работаю в большой корпорации, которая за все это платит. На мое счастье, русские любят экспатов».

– А ты русских?

– А как ты думаешь? – Он приблизился к ней, забрал из ее рук пальто и бросил его на обеденный стол со стеклянной столешницей. Пальто тут же сползло на пол, из его кармана выкатилась помада, и Анне захотелось поднять его – она скосила глаза на тюбик, но мужчина уже коснулся ее губ своими, обхватил ее запястья горячими ладонями. Она прикрыла глаза, успев заметить широкую кровать за раздвижной дверью спальни, и подумала, что все происходит быстрее, чем ей хочется.

6.

Миша вздрогнул от крика: «Что ты здесь делаешь, скотина?!», и открыл глаза – перед кроватью, на которой он лежал, стоял человек, очень похожий на модного актера. Единственным отличием была заметная одутловатость лица. Миша резко оторвался от подушки, по-женски прикрыв голую грудь одеялом:

– Вы меня спрашиваете?

– Вас тоже! – прокричал человек.

Лежащий рядом с Мишей мужчина заворочался, со стоном уселся на кровати, опустив ноги на пол и потянув к себе одеяло, чтобы прикрыть свою середину. Одеяло потянулось, обнажая Мишину грудь, и Миша возмущенно дернул его обратно.

Стоящий перед кроватью мужчина продолжил, не заметив возни с одеялом:

– Ты же отдал мне ключ! Мы с тобой закончили! Все! Финита! Какого черта ты приперся сюда и еще притащил какую-то б…ь!

Миша приподнялся, цепко держа одеяло: «Позвольте, мы не настолько близко знакомы, чтобы вы тут делали такие выводы… Хотя я вас, кажется, знаю».

Похожий на модного актера мужчина воздел руки:

– Помолчите, ради бога! Вас это вообще не касается! Ну, скотина, отвечай!

– Ну почему же… – начал было Миша, но тут же осекся под взглядом четырех глаз.

– Не ори, – заговорил, наконец, сидящий на кровати мужчина. – Я зашел за своими вещами. – Он кивнул на манекен в углу, на который был натянут милицейский китель с расположенными перевернутой буквой «т» звездочками на погонах.

– Господи, я что, попал на съемки сериала? – пробормотал Миша, нащупывая под одеялом трусы и надеясь, что они принадлежат ему.

Человек перед кроватью не унимался.

– Первого января, – он выставил длинный указательный палец, – первого! Ты зашел за своими вещами! – Он закатил глаза и потер виски.

Миша заворожено наблюдал за ним, натягивая трусы под одеялом и по-прежнему надеясь, что они принадлежат ему. У него промелькнула мысль, что сейчас актер выглядит гораздо убедительнее, чем во всех своих сериальных ролях.

– Ну и давай! С вещами на выход! – придумал следующую реплику актер.

– Нам надо поговорить, – хмуро отозвался мужчина с кровати.

Миша перевел взгляд на него и понял, что имени этого человека он не знает. Встав с кровати, он натянул джинсы и робко спросил:

– Где можно попить воды?

– Воды?! – взвился было актер, но вдруг посмотрел на Мишу с интересом.

Миша потупил взгляд в притворном смущении: «Да. Жажда».

– На кухне можете сделать себе чай. Или кофе. В холодильнике есть еда.

Миша намазывал хлеб плавленым сыром, подумывая о том, чтобы приготовить завтрак и своим новым знакомым, и тут актер и милиционер (которого Миша про себя пока называл «скотиной») вошли на кухню. Оба улыбались, актер несколько наркотической улыбкой.

– Давайте знакомиться, – бодро объявил он и протянул Мише руку. – Александр.

– Михаил, – ответил Миша на рукопожатие и протянул руку мужчине рядом с актером.

Тот недоуменно глянул на руку: «Я знаю».

– М-м-м, дело в том, что я не знаю. Я… не все помню.

– Дмитрий.

– Дмитрий, а мы… – Миша сложил руки в фигуру, которая должна была, по его мнению, обозначать коитус.

– Ты и этого не помнишь? – с обидой в голосе спросил милиционер.

– Ну… скажем так, не подробно.

Актер злорадно хохотнул ихлопнул в ладоши.

– Итак, завтрак, друзья мои!

Миша повернулся к нему: «Александр, а скажите, вы тот, за кого я вас принимаю?».

– Ну, я не знаю, за кого вы меня принимаете, но сразу скажу, что вы еще многого обо мне не знаете, – игриво улыбнулся актер.

* * *

Анна в задумчивости озирала пустые полки холодильника, держась за его дверцу, когда зазвонил телефон.

Звонившей оказалась агент, которая уже показывала Анне одну квартиру. Сейчас она предлагала посмотреть еще одну, «роскошную»:

– Вы знаете, квартирка – просто чудо!

– Угу. Вы ее уже видели?

– Нет. Но по описанию! Вот послушайте. – И она зачастила: – Однушечка, 5 минут от метро «Новослободская», восьмой этаж из девяти, комната двадцать шесть метров, кухня семь. Мебель наборная, но хорошая. Сдают очень срочно…

Агентша сделала паузу, чтобы набрать воздуха, и Анна, плохо представлявшая, как выглядят двадцать шесть квадратных метров, вклинилась:

– Сколько хозяевам и сколько вам?

– Денег? Пятьсот. Хозяевам за два месяца, и агентству сто процентов. Очень хорошая квартирка, хозяева ее сегодня хотят сдать.

В отличие от квадратных метров тысячу пятьсот долларов Анна увидела очень четко и поморщилась, как от боли.

– А подешевле ничего нет? Можно чуть дальше от центра что-нибудь посмотреть…

– Ну, знаете, сейчас же праздники… Квартир очень мало, а эту срочно сдают. Поэтому первого января и позвонили.

Анна вдруг спохватилась, что говорит по мобильному с дорогим городским номером, и перешла на отрывистую речь:

– Хорошо. Посмотрю. Во сколько? Где?

– Около пяти. Я вам сразу перезвоню, как договорюсь с хозяевами.

– Жду.

Анна тут же прервала связь и села на стул, потирая подбородок ладонью, касаясь легонько мешков под глазами. После такой долгой и нецеломудренной ночи ей хотелось одновременно спать, есть и в душ.

Однако разбитой она себя не чувствовала. Даже наоборот – вспоминая Дэниела, который был с ней по-мужски силен, искренне восхищался ее телом и не менее искренне смеялся над ее шутками, она ощущала прилив радости и энергии. Где-то в глубине сознания шевелился стыд, напоминая о воспитании, которое не позволяло ложиться с мужчиной в постель спустя час после знакомства, но тело вибрировало от восторга новизны. Хотя секс этой ночи не был необычным и ни разу не закончился для Анны тем, чем должен заканчиваться согласно обучающим технике полового акта статьям в женских журналах, он все же оставил телу Анны очень и очень приятные воспоминания.

Но от этих воспоминаний ее очень скоро отвлекли потребности организма. Она сунула в рот сразу три крекера и отправилась в ванную.

В метро было людно, как и в любой день на любой центральной станции московского метро, но агентшу Анна заметила, едва выйдя из вагона. Та стояла у скамьи – в нелепой коричневой дубленке, добавлявшей телу по десять килограмм на каждый бок, и вытирала платком лоб под коричневой же шапкой.

– Добрый день, – кивнула Анна, подойдя к ней. – Мы можем идти?

– А, да-да-да, – обрадовалась агентша. – Хозяйка там уже должна ждать.

Дорога от метро заняла не пять и даже не десять минут, но Анна со своим опытом аренды шести квартир и не рассчитывала на то, что все слова агентши окажутся правдой. Идя по улице, освещенной в этот час желтыми фонарями, она поглядывала по сторонам, высматривая магазины и оценивая окрестности. Задыхающаяся рядом от быстрого шага агентша не умолкала, восхищаясь чистотой, безопасностью и центральностью района.

– Ангелина, скажите, а я могу заплатить гонорар вам, а не агентству? – спросила Анна будничным тоном, не глядя на агентшу.

Та замедлила шаг и, глубоко вздохнув, ответила: «Ну, у нас же все формы контрактов учитываются… Нет, невозможно».

– Четыреста? Здесь и сейчас, если я сниму эту квартиру. И все вопросы с хозяйкой я в любом случае буду решать сама, не обращаясь к агентству.

– Я не знаю… Нет, не получится, – протянула агентша.

Анне, однако, показалось, что та уже начала сомневаться, и она предложила:

– Подумайте. Это ведь неплохой рождественский подарок.

Когда перед ними распахнулась обитая серым от давнишней пыли дерматином дверь, и Анна увидела прихожую, ей сразу подумалось, что правдивой информацией о квартире оказался только ее этаж.

Хозяйка – худая, высокая женщина во всем черном – отступила в сторону и, сложив руки на груди, сухо поздоровалась.

Анна ответила ей без улыбки и сразу двинулась к окну в кухне, заинтересовавшись видом. За грязным стеклом висело розовое в темных сгустках небо, а под ним зябли покрытые снегом крыши с лесом антенн. Неба было так много, что, глядя на него, Анна вздохнула полной грудью, но набрала в нее лишь затхлого воздуха.

– Здесь давно никто не жил? – поинтересовалась она, поворачиваясь к хозяйке.

– Да, пару месяцев пустая стояла.

– Ну, это разве долго? – застрекотала агентша. – Тут окно на пять минут открыть, все моментально проветрится. Квартирка-то хорошая, сразу чувствуется. А вид какой, вид!

Анна направилась в комнату, приглядываясь к расшатанному паркету, пожелтевшим стенам с сальными пятнами вокруг выключателей и косякам с облупившейся краской. Квартира явно нуждалась в ремонте, причем начала нуждаться еще лет пять назад.

Комната оказалась большой – не только из-за метража, но еще и из-за высокого потолка и скудности обстановки. В ней стояли лишь диван, шкаф и узкий стол на слабеньких ножках.

Анна остановилась в центре, глянула на широкое окно без штор и подумала, что его раме подошел бы персиковый цвет.

– А дешевле вы ее сдадите? Здесь практически нет мебели…

Хозяйка строго поджала губы и качнула головой:

– Нет, дешевле нет. Вся необходимая мебель здесь есть. Телефон тоже. Сейчас еще одни клиенты придут смотреть, так что…

В подтверждение ее слов тут же тревожно завыл домофон, и агентша растерянно повернулась к двери.

– Я посмотрю ванную? – спросила Анна. – Если сантехника в порядке, я сниму.

Приход соперников на Анну подействовал, хотя и не с такой силой, как на агентшу, предчувствовавшую комиссионные. Она понимала, что эта квартира не очень удобна для жизни, и ей придется потратиться еще и на покупку необходимых вещей, но уже не могла отказаться от желания быть здесь одной и в любое время смотреть в небо, сидя на широком подоконнике.

Анна пристроила пальто на спинку стула и, услышав мягкий хлопок двери, глянула на вход. Миша приостановился на секунду, и тут же заметил ее. Выглядел он необычайно мужественно – небритый и равнодушный, в бейсболке, козырек которой покрывал холодной тенью его лицо. Анна внимательно оглядела его, пока он шел к столу, и с удивлением подумала, что впервые видит в нем мужчину, а не друга, и этот мужчина ей к тому же нравится.

Не раздеваясь и не вытаскивая руки из карманов джинсов, Миша с усталым стоном опустился на стул и поднял глаза на Анну:

– Ты чего застыла? Садись уже, у меня голова болит смотреть на тебя снизу вверх.

Анна стряхнула наваждение, села напротив Миши.

– Да, она сейчас у половины мира болит. Ты не одинок. Хорошо провел новогоднюю ночь?

Миша фыркнул: «Ночь-то что. Главное – утро. Когда осознаешь, как на самом деле прошла ночь».

Анна потянула к себе меню в яркой пластиковой папочке.

– Но секс-то у тебя был?

– Трудно сказать. Проснулся я без трусов. Ты?

– Я в трусах, но секс был.

– Mission accomplished, ^_ – твердо кивнул Миша. – Но, видать, не умопомрачительный, раз ты сейчас здесь? И меня в такую рань из дома вытащила?

Анне вдруг расхотелось рассказывать Мише о сексе с мужчиной, с которым она даже не обменялась телефонами, и, проигнорировав его вопрос, она воскликнула в притворном возмущении:

– Рань! Шесть часов вечера!

– Я, к твоему сведению, только ложился спать. Так что у тебя случилось?

– Я сняла квартиру. В доме у церкви, знаешь? Мы теперь почти соседи.

– Отлично! – воскликнул Миша и принялся разоблачаться. – За сколько сняла?

– Пятьсот.

– Пф, такими темпами мы через пару лет будем платить по тысяче. За халупу.

– В Подмосковье, – с усмешкой добавила Анна.

– А агентство сколько нынче дерет?

– Сто процентов, естественно. Но я… э-э-э сделала агентше предложение, от которого она не смогла отказаться.

– Дала половину ей лично?

Анна в сомнении покусала нижнюю губу.

– Знаешь, Миш, я хочу тебе кое-что рассказать… Я…

– Подожди-подожди, давай шампанского закажем? – остановил ее Миша. – Отметить квартиру?

Анна улыбнулась.

– Вот за это я и люблю первое января. У меня в этот день всегда такое ощущение, что можно все. Весь мир отдыхает…

Официантка, подошедшая на призывный жест Миши, неодобрительно покосилась на Анну.

Миша, заметивший эту гримасу, шепнул ей:

– За эти слова она оставит вам хорошие чаевые. Я прослежу. – Он снял бейсболку и взъерошил волосы. – Ну, ты все еще хочешь рассказать мне это свое кое-что?

– Да. В общем, когда мне муж сказал про эту свою бабу, я попросила его пойти купить вина, а сама ушла из номера и забрала деньги.

– И денег было много?

– Ну, не так чтобы много, но достаточно, чтобы его могло интересовать мое местонахождение. В общем, я поэтому и не хотела, чтобы у агентства остался контракт с моим именем.

– Разумно, – кивнул Миша. – А зачем ты мне это рассказала?

Анне хотелось услышать от Миши подтверждение правильности ее поступка, в чем сама она сомневалась до сих пор.

– Я хочу дать тебе ключи от своей квартиры. На всякий случай.

Миша хитро улыбнулся.

– Скажи мне еще… Ну, на всякий случай. Где в этой квартире будут лежать деньги?

– Ты сейчас шутишь, да? – недоверчиво прищурилась Анна.

– Испугалась? Ладно, давай свои ключи.

Анна наклонилась к сумке и медленно вытащила из ее кармана ключи, уже неуверенная, что хочет давать их Мише. Убедительных отговорок, однако, ей на ум не пришло, и она молча вложила их в его ладонь.

Миша сунул связку в карман, даже не посмотрев на нее, и улыбнулся Анне: «Знаешь, почему ты мне нравишься?».

– Нет.

– Ты ко мне относишься обыкновенно. Многие барышни почему-то думают, что я голубой только потому, что еще не встретил женщину – такую, знаешь, с большой буквы – и тут же мнят себя этой женщиной.

Анна замялась, вспомнив, как всего несколько минут назад она серьезно присматривалась к мужской стороне Миши.

– Ну-у-у… Тебе повезло, что я сейчас считаю всех мужчин козлами. А иначе не избежать бы тебе было еще одной женщины с большой буквы.

– Не надо! – одернул ее Миша и приподнял бокал шампанского. – С Новым годом, что ль? С новой квартирой?

– Со всем новым, – кивнула Анна.

Они синхронно глотнули и вернули бокалы на стол.

– Ты сегодня уже там ночуешь?

– Нет, у меня ни подушки, ни постельного белья, ничего нет. Сначала надо все купить, потом перееду.

– Хочешь, я тебе дам кое-что? У меня точно есть пока ненужное одеяло.

Анна благодарно улыбнулась: «Ну, если ты уверен, я не откажусь. Спасибо».

– Да не за что.

Миша допил одним глотком шампанское и встал:

– Я пойду попудрю носик.

Из туалета он вернулся взволнованным и, сев на стул, потянулся к Анне, словно собираясь сообщить ей тайну. Заинтригованная Анна тут же наклонилась к нему.

– Я нашел бумажник.

– Что в нем?

– Не смотрел, схватил и бежать.

– Расплачиваемся и уходим? – предложила Анна.

– Не знаю… Но официантам его отдавать, наверное, не стоит?

– Пойдем, на улице посмотрим и подумаем, что делать.

Изнемогая от любопытства, они, тем не менее, удалились на порядочное расстояние прогулочным шагом от кафе, и остановились через квартал перед изливающей яркий свет витриной.

– О! Смотри, какой красавец! – воскликнул Миша, едва раскрыв бумажник, под пленкой одного из отделений которого виднелась фотография. – В кафе я такого не видел!

– Я тоже не припомню. А с другой стороны, кто будет носить в бумажнике свою фотографию?

– Законченный нарцисс.

Анна заглянула в бумажник в Мишиных руках: «Что там еще?».

Миша вытащил сначала деньги, потом карточки: «Сто долларов, пятьдесят фунтов… Рубли… Смотри-ка, карточка „Марриотт“… Он голубой англичанин, остановившийся в Марриотте! Едем!».

– Почему англичанин?

Миша ткнул пальцем в фотографию: «Совершенно английское лицо».

– Слушай, Холмс, это может быть толстый старый пердун, который носит с собой фотографию своего сына.

– Умеешь ты подрезать крылья, Ня! – обиженно ответил Миша и захлопнул бумажник, оставив в руке карточку отеля и одну из кредиток с выдавленным на ней именем. – Позвонить все равно надо, тут же все карточки… Я бы не хотел оказаться в такой ситуации.

– Слушай, а если бы в кошельке было долларов пятьсот, ты бы звонил? – спросила Анна, кутаясь в шаль.

– Хороший вопрос, – покачал головой Миша. – У меня бы точно была серьезная схватка с совестью. Хотя… Здесь ведь есть карточки… – Он задумчиво посмотрел на Анну.

– Схватка начинается! Нет, нет, Мишка, – помотала она головой. – Давай все же позвоним.

Однако в базе отеля постояльца с таким именем не оказалось. Они переглянулись, оба неуверенные, что им стоит чувствовать – радость или разочарование. Миша пожал плечами и сунул бумажник в карман джинсов: «Можно еще посмотреть имя в гугле, а?».

– Надеешься найти его на сайте знакомств для геев? – Она просунула руку под его локоть и потянула его вперед, к видневшемуся у перекрестка кафе. – Или очень хочешь отдать бумажник? Пойдем в тепло, у меня уже кожа синеть начала.

7.

Наташа сидела в кровати с журналом на укрытых одеялом коленях и рассеяно подпиливала ногти, погруженная в мысли. Скоро из ванной должен был появиться муж, и в его ожидании Наташа настраивала себя на секс, которого у них не было уже девять дней. Ее беспокоил не столько сам перерыв, сколько то, что он, по всей видимости, не беспокоил Андрея. Он так же звонил ей в течение дня, чтобы поинтересоваться, как дела, и так же приносил Дениске подарки, но Наташа замечала, что делает он это автоматически, не по желанию, но по привычке. Она размышляла, вспоминала, как он вел себя два с лишним года назад, когда уже планировал оставить семью ради новой женщины.

Шум воды в ванной умолк, и Наташа тут же уткнулась в журнал, натянула на лицо маску беззаботности. Андрей, одетый в старые джинсы и майку, вошел в спальню, взял телефон с прикроватной тумбочки и бросил:

– Я еще посижу немного, не жди меня.

Наташа как можно равнодушнее пожелала мужу спокойной ночи, но едва за ним закрылась дверь, она откинулась на подушку, не тая своего разочарования. В гостиной включился компьютер.

Она выждала минут пятнадцать, потом встала с кровати, решительно откинув одеяло, и направилась в гостиную. Там Андрей задумчиво потирал лоб, глядя на экран ноутбука со списком имен на нем.

Наташа опустилась на диван рядом с мужем, тронула рукой его бедро.

– Что-то мне без тебя не спится. Ты долго еще?

– Нет.

– Как у тебя дела в офисе?

Андрей наклонился к компьютеру, рассеяно ответил: «Нормально все».

– Андрюш, Дениску надо будет во вторник к врачу отвезти. В четыре. Ты сможешь, или мы сами?

– Смогу, конечно. А зачем к врачу?

– Кровь сдать. В прошлый раз доктор говорил, что надо будет посмотреть, не пора ли менять дозу. Хорошо было бы перейти на двухразовые инъекции.

– Угу. А инсулин пока не нужно брать?

– Нет, у нас есть еще. Но ему нужна обувь на весну. Съездим как-нибудь в магазин? – Наташа склонила голову на плечо мужа. – Что это ты делаешь?

– Решил поискать жену Игоря.

– Жену Игоря?

Андрей повернулся к ней:

– Ну, дайвер в Шарм-эль-Шейхе, помнишь?

Наташа выпрямилась, стряхнула тяжелые волосы за спину.

– Зачем тебе это надо? Ты так хочешь бесплатно отдохнуть?

– Да не в этом дело… Мне просто интересно, легко ли найти человека в Москве.

– А с чего ты взял, что она вообще в Москве?

– Я вот как раз и хочу выяснить, где она. Вот здесь у меня телефонная база МТС… – Он отвернулся к компьютеру. – Знаешь, мне интересно, много ли мы оставляем за собой следов.

– Много, – улыбнулась Наташа. – Наш вот след в детской спит…

Андрей качнул головой: «Нет в тебе авантюрной жилки, Наталья».

– Нет. Зато нам твоей на всю семью хватает. Ну, ты спать-то пойдешь, авантюрист? Второй час ночи уже.

– Позже. Ты иди, не жди меня.

* * *

Анна толкнула в комнату чемодан, закрыла на замок входную дверь и устало осела на пакеты с постельными принадлежностями.

Хотя уборка квартиры обещала занять немало времени, спешить с ней Анне не хотелось – она привыкала к своему новому месту, наслаждалась каждой минутой чувства обладания, приобретенного за месячную ренту.

Глядя через грязное окно на небо, она представляла свое будущее в этой квартире, которой хотела в скором времени придать свои черты, и видела себя спокойной и уверенной, получающей удовольствие от рисования, от каждого рассвета и заката, встреченного здесь. Она представляла, как будет готовить интересные блюда только для себя, покупать цветы просто для красоты и пить вино из тонкостенного бокала, сидя на напольных подушках у стены в комнате. Подумав о пока отсутствующих напольных подушках, а за ними и о других необходимых предметах, Анна встала, полная сил и идей. Она решила начать обустройство с окон, оскорблявших ее своей заброшенностью, а после убрать комнату и ванную, чтобы, наконец, разложить вещи, томившиеся в чемодане уже почти два месяца.

Анна домыла полы в комнате, подтащила к шкафу чемодан и принялась раскладывать на тематические кучки его содержимое – рисунки, одежда, обувь, книги. Прежде чем убрать чемодан, она запустила руку в его боковой карман и нащупала пакет с фотографиями. Ее приподнятое настроение лопнуло проколотым шариком, едва она высыпала их на пол. Лицо мужа, улыбающееся ей со свадебных фотографий, его руки, лежащие на ее плечах, и губы, касающиеся ее губ, вмиг вернули ей боль, от которой она бежала и бежала каждый день после разговора в гостиничном номере. Прижав пальцем капельку, побежавшую из глаза по щеке, она смяла фотографию и запустила жесткий шарик в стену. Он упруго отскочил и вернулся к ее ногам. Анна разрыдалась в голос и принялась через пелену слез рвать без разбора фотографии и листки бумаги с нежными записками мужа. Задворками сознания она понимала, что истерика означает начало конца переживаний, но эта мысль не помогала ей прекратить отчаянно жалеть себя, расценить свою боль и унижение, как обыденное и преходящее явление, с которым ежедневно сталкиваются миллионы людей.

Она долго еще плакала после того, как изорвала все фотографии, и остановилась только тогда, когда пустую и гулкую голову заломило от боли. Проглатывая сухие всхлипы, Анна медленно поднялась, стряхнула со злостью с коленей прилипшие к ним кусочки прошлой жизни, и побрела в ванную.

Она долго мылила руки, глядя без мыслей на опухшее и покрасневшее лицо в зеркале, и тут мыло, словно в поисках спасения, выскочило из ее жестоких рук и скользнуло под ванну. Не смывая мыльной пены, Анна присела и увидела, что кусок мыла остановил свое скольжение на тонкой школьной тетради, покрытой пылью и паутиной. Озадаченная, она потрясла тетрадь – с нее проворно сбежал белесый паук – и раскрыла ее на первой странице.

«6 августа. К. сказала, что ей помогает писать каждый день свои мысли и проблемы, и я тоже решила попробовать. А вдруг, правда, помогает?» – прочитала Анна первые строки, написанные похожим на кардиограмму почерком. «Хотя я уже так запуталась, что не верю, ни во что. Может, мне уже пора к психиатру? Или сразу на тот свет? Только Ленька и останавливает пока. Пока…».

Анна, не вчитываясь, пролистала дневник, заканчивавшийся примерно на середине тетради, и положила его на пол, не уверенная, что готова принять сейчас дозу еще и чужих страданий. Она подтолкнула его ногой на то же место, где он лежал, вымыла руки и вернулась в комнату заканчивать сортировку вещей.

* * *

Миша оторвался от словаря, заложив нужную страницу пальцем, и посмотрел на дисплей телефона, поползшего по столу от вибрации. Номер был ему незнаком, и он неуверенно замер над аппаратом. Наконец, решился, ответил на звонок строгим: «Михаил-слушаю».

Мужской голос поинтересовался с британским акцентом, говорит ли Миша по-английски, и, услышав положительный ответ, продолжил: «Меня зовут Эдвард. Я получил информацию, что вы нашли что-то, что, возможно, принадлежит мне, как вы написали в письме моей компании».

– Эдвард Гаундер? – уточнил Миша.

– Да. Я потерял бумажник первого января. Вы его имели в виду?

– Да, бумажник.

– Я потрясен вашей честностью, Михаил.

Миша улыбнулся довольной улыбкой и предложил: «Давайте где-нибудь встретимся».

– О, назначайте любое время и место! Я хочу угостить вас в благодарность за вашу честность.

Условившись встретиться через два часа в баре на Маяковской, Миша положил телефон на стол и потянулся было к холодильнику, но аппарат опять требовательно зажужжал виброзвонком. На этот раз на дисплее появилось имя звонящего, и Миша ответил на звонок сразу:

– Машка! Привет! Ты занята сейчас?

– Да нет… Хотела вот как раз предложить тебе поужинать вместе.

– Отлично! Давай увидимся в… – Миша глянул на часы на компьютере, – в половину восьмого перед «Пикассо» на Маяковке?

– А почему не внутри?

– Так надо. Я тебе все расскажу, мне нужна твоя помощь.

Скоро Миша притопывал от нетерпения и морозца перед баром, то и дело поглядывая на часы и по сторонам. Когда он уже достал мобильный, чтобы позвонить Маше, у обочины затормозила машина, и из нее появилась она: «in propria persona», ^_ – пронеслась в голове Миши фраза из университетского курса. Поправив на плече сумку, Маша послала водителю воздушный поцелуй и подошла игривой походкой к Мише.

– Машка, блин, ты хоть когда-нибудь куда-нибудь приходила вовремя? – Миша приблизил свою щеку к щеке Маше и, так и не коснувшись ее, откинул голову. – Ты что, напилась?

– Я выпила всего две маргариты!

– Да! Пол-литровых, судя по запаху, – укорил он ее. – Ладно, слушай, зачем ты мне нужна.

Миша торопливо и сбивчиво рассказал о находке бумажника в кафе и позже его владельца через интернет и перешел к объяснению роли Маши:

– В общем, если он окажется каким-нибудь уродом, то ты подойдешь и заберешь меня. Придумай причину какую-нибудь достаточно уважительную… А если все нормально, то я сам разберусь.

– А он тебе себя описал?

– Ну, по описанию-то все в порядке. Но ты ж понимаешь… Помнишь, мне один описал себя Кеану Ривзом, а сам оказался полутораметровым украинским гастарбайтером?

– Господи, как у тебя все сложно, – помотала головой Маша. – Ну, если урод, так поужинай бесплатно и свали, зачем из мухи слона делать?

– А если он голубой старый урод, который начнет делать мне предложения? – возразил Миша.

Маша завела глаза: «Ты что, семнадцатилетняя девственница? И с чего ты вообще взял, что он голубой?».

– А зачем он меня на ужин пригласил? Машка, ну что тебе сложно, что ли? В общем, я тебе позвоню из туалета, если что. Сиди у бара. – Миша уже повернулся идти, но ступил назад, прищелкнул пальцами. – Слушай, я еще про Андрея у тебя хотел спросить. Ты его хорошо знаешь?

Маша приподняла бровь: «Андрея?».

– Ну, ты на дачу с ним приезжала перед Новым годом!

– А, да, помню. Нет, я его практически не знаю. – Маша собрала губы в бутон и выдохнула совершенно по-французски. – Пф-ф. По проектам пересекались пару раз, и все. А в тот день я просто была в его офисе и предложила ему подвезти нас на дачу. Он и согласился. Он тебе понравился, что ли?

Миша глянул на часы: «Э-э, да нет. Просто я через него офис хочу для нас сделать, вот и интересуюсь. Все я пошел».

– А какую причину придумать-то? – долетел в его спину звонкий голос Маши, едва он потянул на себя стеклянную дверь.

– Ну, не знаю, – бросил Миша, полуобернувшись. – Что-нибудь, чтоб он подумал, что ты моя подружка, например.

Спустившись на пару ступенек в неярко освещенный бар, Миша остановился на входе и оглядел столики. Никого попадавшего под описание, данное себе владельцем бумажника, он не увидел и уже решил было обратиться с вопросом к хостесс, как заметил за столом рядом с буфетом для столовых приборов приветственно поднятую руку. Не веря своим глазам, Миша неохотно спустился еще на одну ступеньку и медленно пошел навстречу руке. Рука принадлежала индусу. Он был одет в хорошо пошитый костюм и хорошо пострижен, но он был весьма синекожим индусом. И с красными прожилками на темных белках глаз.

– Эдвард? – спросил Миша, все еще надеясь, что индус обознался.

– Да. Эдвард Гаундер, – мужчина встал, показав свой невысокий рост, и протянул Мише руку. – Рад познакомиться.

– Рад познакомиться, – с искусственной улыбкой ответил Миша и опустился на стул.

Ему тут же подумалось, как это, должно быть ужасно – иметь внешность, которая сразу выдает происхождение, или интересы, или убеждения. Такой человек обречен получить ярлык еще до того, как произнесет первое слово. Он устыдился своих мыслей, и еще раз улыбнулся индусу, в этот раз более естественно.

После обмена дежурными репликами и обсуждения достоинств поисковых машин, которые позволяют сегодня найти даже далекого от технологий человека, Миша достал из кармана бумажник и протянул его индусу:

– Надеюсь, это ваш. Будьте осторожней!

– Да-да, конечно. Я так вам признателен, – счастливо заулыбался индус и оглядел бумажник. Сунул его в карман, не проверяя содержимого. – Это так удивительно!

Миша покивал, соглашаясь с последним предложением, и встал.

– Извините, мне надо отлучиться на пару минут…

– Да-да, я закажу вам…

– Минеральной воды.

Едва войдя в туалет, Миша торопливо набрал номер Маши: «Машка! Подходи! Я сижу справа у стены. Видела?».

– Что? Он оказался уродом? – беспечно рассмеялась Маша.

– Хуже! Он оказался индусом! Представляешь?

Тут дверь туалет открылась, и Миша испуганно отключил телефон.

На обратном пути к столику, за которым индус внимательно изучал меню, Миша увидел у бара Машу – она плавно покачивала бокалом с маргаритой, рассказывая что-то с мечтательной улыбкой сидящему рядом с ней ухоженному мужчине. Миша досадливо мотнул головой, сел напротив своего нового знакомого и принужденно растянул губы:

– А наши напитки еще не принесли?

– Думаю, уже несут. Вы здесь бывали раньше? Можете ли посоветовать какое-нибудь блюдо?

– А-а-а, здесь, кажется, неплохо готовят мясо. А вы в Москве на отдыхе?

– Нет, я по делам. Мы открываем здесь клинику, и я приехал контролировать. А на отдыхе я бывал здесь раньше.

– Вы говорите по-русски? – рассеяно спросил Миша, пытаясь силой своего взгляда заставить Машу повернуться в его сторону.

– Да. Но только чуть-чуть говорю, – с сильным акцентом и гордостью в голосе произнес индус.

Тут появилась со стаканами официантка и, поставив их на стол, поинтересовалась, готовы ли они сделать заказ.

Миша нерешительно затеребил меню, а индус показал пальцем с несколько более длинным ногтем, чем допускал Миша, на строчку из раздела мясных блюд.

– Я еще посмотрю, – торопливо бросил официантке Миша и поймал, наконец, взгляд Маши.

Она поднесла ладонь ко рту, вспомнив, видимо, зачем пришла сюда, и спрыгнула с барного стула.

Миша заерзал, предчувствуя по еще более игривой, чем двадцать минут назад, походке Маши чудовищную неловкость, и растянул губы до боли в щеках. Улыбка же индуса начала вянуть.

Покачиваясь на каблуках, Маша – по-прежнему с бокалом в руке – приблизилась к столу и без предисловий объявила: «Миша! Я беременна. Пойдем!».

8.

Нужный номер дома Миша нашел достаточно быстро и в условленный час уже благодарил секретаршу, которая сообщила своему начальнику о приходе посетителя.

Андрей появился из двери справа, твердо пожал руку Миши и пригласил его в свой кабинет.

– Итак, какой именно офис вам нужен? – перешел он к делу, едва сев в темно-зеленое кресло с высокой спинкой.

– Пока не очень большой, на три-четыре кабинета с приемной. Но на самом деле мне нужно показать коллегам несколько предложений, так что я буду признателен, если вы покажете разные варианты.

Андрей принялся перебирать на столе бумаги: «Не проблема. Я попросил своего сотрудника приготовить для вас варианты, и кое-что могу показать уже сейчас».

Миша придвинулся ближе к столу и взял протянутые ему Андреем листы с описаниями. Он стал внимательно просматривать их, задавая вопросы, и вдруг понял, что во взгляде его собеседника читается не только деловой интерес, но также сдерживаемое любопытство и за ним смущение. Миша торопливо провел ладонью по губам и поправил волосы, думая, что Андрей реагирует на какой-то непорядок в его внешности, и положил бумаги на стол.

– Вот этот вариант на Якиманке интересный, только не совсем бюджетный.

Андрей согласился кивком и добавил: «Да, неплохой офис. Недавно появился. Там уже есть все, что нужно – телефонная линия, интернет, кухня с оборудованием».

– А вы можете мне прислать всю эту информацию в электронном виде? – спросил Миша и полез во внутренний карман пиджака за карточкой. – Я дам вам визитку.

– У меня есть, – улыбнулся Андрей и приподнял ладонь, показывая под ней визитку Миши.

Увидев этот прямоугольник бумаги, сохраненный Андреем после знакомства на даче больше недели назад, Миша разгадал, какое именно любопытство он вызывает у сидящего напротив мужчины, и поощрительно улыбнулся.

– Андрей, а вы не хотите как-нибудь вечером выпить со мной кофе?

Андрей куснул нижнюю губу и приоткрыл губы, чтобы дать ответ, но в этот момент телефон Миши вздрогнул в кармане, требуя внимания.

– Извините, я отвечу, – торопливо сказал Миша. – Алло!

Не сводя взгляда с лица напротив, Миша выслушал произнесенную слабым голосом просьбу Анна приехать за ней и встал.

Андрей тут же поднялся следом и протянул Мише руку.

– Да, было бы интересно, – произнес он. – В пятницу часов в восемь-девять?

* * *

– Наталья Андреевна ей говорит: «Надевайте носочки и ложитесь на кресло». А сама пока инструменты готовит, спиной к пациентке стоит. Потом наклоняется ввести зеркало, а там колготы, представляешь?

Анна оторвала тяжелую голову от подушки, чтобы разглядеть источник звука. В палате стояли две женщины в брючной медицинской униформе бледно-зеленого цвета, и одна из них продолжила, не заметив движения Анны:

– Она подумала, что раз у нее нет носочков, то тогда нужно в колготках, представляешь?

– А сколько ей лет-то? – полюбопытствовала другая женщина, склонившаяся над кроватью с пациенткой.

– Да лет тридцать, наверное. Неужели ж ни разу у гинеколога не была, не знает, что и как ему надо показывать?

Ее коллега поправила одеяло на неподвижном теле, выпрямилась и заметила взгляд Анны.

– Проснулись? Все в порядке? – спросила она и подошла к кровати Анны. – Нет-нет, вставать пока не надо, полежите еще. Вас еще доктор должна посмотреть.

– Да я уже давно проснулась, – сиплым голосом ответила Анна. – Я уже позвонила, чтобы меня забрали.

В этот момент ее онемевший живот пронзила стрела новой, неведомой боли, и она испуганно посмотрела на медсестру: «А то, что болит, это же нормально, да?».

– Ну конечно, там же ранка, – успокоила та Анну и нащупала прохладными пальцами пульс на ее запястье. – Лежите пока, отдыхайте.

Анна прикрыла глаза и услышала торопливый шепот, зашелестевший с правой стороны: «Они думают, что это тайна, ха! Но я-то про их бомбу все знаю. Все-все. И устройство, и где они ее хранят. Папа, подожди, ты забыл фуражку».

Анна улыбнулась бреду возвращающейся в сознание пациентки, но тут ее обожгла мысль о том, что полчаса назад и она, вероятно, так же выбалтывала чужие, или еще хуже, свои секреты. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, как прошел последний час ее жизни, но так и не смогла восстановить ощущения между моментом, когда после укола она увидела, как удаляются ее ноги, раскинутые на подпорках гинекологического кресла, и приближаются пористые квадраты навесного потолка, и минутой, когда она приподняла тяжелые веки в этой шестиместной палате.

Успокоив себя предположением, что сестры не принимают за чистую монету, и, наверное, даже не прислушиваются к «информации о бомбах», Анна приподнялась на кровати и потянулась к своей одежде, лежавшей рядом на стуле. В палату вошла врач и улыбнулась Анне усталой улыбкой.

– За вами уже приехали. Вы как себя чувствуете? Голова не кружится?

Анна стянула аляповатую ночную рубашку в крупные маки, которую приобрела специально для аборта, и нащупала на стуле майку.

– Кажется, все в порядке.

– Хорошо. Через две недели зайдите к нам на осмотр. Если что-то будет беспокоить, приходите сразу. В приемной я приготовила для вас рецепт на препараты для профилактики осложнений.

– София… Спасибо вам.

Врач кивнула и вышла из палаты.

Миша открыл дверь желтого такси и помог Анне опуститься на заднее сидение, поддерживая ее локоть.

– Как ты, нормально? – спросил он, устраивая сумку рядом с ее коленями.

– Да нормально. Что ты со мной обращаешься, как будто мне все внутренности удалили? У меня все в порядке. Поехали.

Миша обошел машину сзади и сел рядом с Анной: «Ко мне поедем? Или домой хочешь?».

– Давай сначала на всякий случай к тебе.

Миша наклонился к водителю, сказал адрес и добавил: «Пожалуйста, езжайте небыстро и осторожно».

Водитель недовольно буркнул: «Пробки все равно ж. Не разгонишься».

Дома Миша согнал с дивана кошку и, предложив Анне лечь, отправился на кухню заварить чай. Все это время он продолжал рассказывать начатую в такси историю о том, как прошла встреча с владельцем бумажника, и каким идиотом его выставила Маша.

– Представляешь, какая алкоголическая дура? – прокричал он из кухни через шум льющейся в раковину воды.

– А зачем тебе вообще понадобилось это представление? Ну урод, ну индус… Поулыбался, да пошел домой. В чем проблема?

Анна вытянулась на диване, прислушиваясь к боли в животе. Живот слабенько ныл, не доставляя особого дискомфорта, но Анну это не успокаивало – это был ее первый аборт, и она не знала, какие ощущения считаются нормой.

Миша вошел в комнату с подносом и подтянул ногой журнальный столик к дивану.

– Уф, не знаю. Но индусы – это ужасно. Они все кажутся мне какими-то немытыми, даже самые образованные. Даже если говорят с британским акцентом.

– М-да… Вот они расовые предубеждения в действии…

– Ужасно, я знаю. Я работаю над этим.

– Да ладно, – взмахнула рукой Анна, – думаешь, у меня их нет? Я вот не люблю все эти малые народы Кавказа.

– А за что, можешь объяснить? Откуда это берется?

– Ну… Они в большинстве своем очень заносчивые, вспыльчивые. И тоже делят всех людей на своих и чужих – если свой, то хороший, какой бы он сволочью ни был, а если… белый, то значит не свой, и поэтому хуже любой своей сволочи.

Миша присел на диван, протянул Анне чашку.

– Да уж, и при всем при этом мы ждем от общества толерантного отношения ко всем своим убеждениям.

– Я думаю, искренне толерантны только дети. И то, только до тех пор, пока взрослые не забьют им голову этими своими убеждениями.

– Да это понятно. Обычно воспитание гораздо большую роль играет, чем, например, личный опыт. Эти установки уже ничем не выжечь. – Миша помолчал. – О, слушай, мне же поставили стиральную машинку!

– Поздравляю. Ты уже стирал?

– Нет еще. Сегодня на встречу ходил, времени не было. Пошли, посмотрим, что она умеет?

Миша решил начать с цветного белья и принялся собирать одежду по квартире, поручив Анне изучение инструкции. Анна едва успела найти в толстой книге русский язык, как Миша вернулся в кухню с ворохом маек и рубашек.

– У тебя нет, случайно, чего-нибудь грязного с собой? – спросил он и наклонился к машинке. – Надо добавить, а то у меня тут, кажется, маловато. На самом деле и это-то не особо грязное, но надо же проверить аппарат.

– Классический случай, – усмехнулась Анна. – Всякий, кто покупает машинку, перестирывает чуть ли не весь дом в первый же день.

Миша захлопнул поблескивающую новым стеклом дверцу, сосредоточенно покрутил ручки, и машинка послушно зашумела, затапливая одежду в барабане. Когда барабан провернулся, Миша опустился на пол напротив окошка машинки и пригласил Анну присоединиться, похлопав ладонью по линолеуму. Она села рядом и склонила голову на плечо Миши.

– Я чувствую себя счастливым, – сказал он.

– А мы весь цикл будем смотреть?

– О, порошок пошел. Видишь пену?

– Мишка, я хочу заняться спортом. Я сегодня заметила, что у меня на животе складка.

– Это к тебе подбирается старость, – поставил диагноз Миша.

Анна оскорбилась:

– Слушай, Твигги! Я на пять лет моложе тебя!

– Ну, правильно. У меня живот собирается уже в две складки. Можно бегать, хочешь? Я читал где-то, что это самый эффективный способ сбросить вес.

Анна отодвинулась и оперлась спиной о диван.

– Зима же.

– А что делать? Ждать весны, когда складок станет пять?

– Ну, давай попробуем, – неуверенно согласилась Анна. – Мне, наверное, через недельку можно уже будет.

– Отлично, – улыбнулся Миша. – Завтра пойдем за спецодеждой.

– Тебя больше всего покупка одежды во всей этой идее привлекает, да?

– Одежда, между прочим, очень важна. – Миша выставил указательный палец. – Ты ж не будешь бегать в пальто? И вообще, только она одна половину удовольствия дает.

В сумке Анны зазвонил мобильный, и она потянулась к ней, сморщилась от запульсировавшей в животе боли. Заметивший это Миша поспешно встал и подал Анне сумку.

– Кому я еще понадобилась… Алло!

Звонящая, удостоверившись, что она говорит с Анной Портной, сообщила, что их компанию заинтересовало ее резюме, и они хотели бы пригласить ее на собеседование. Стараясь не звучать обрадованной, Анна сразу согласилась на предложенный ей день и час, поблагодарила женщину, и расплылась довольной улыбкой, едва отключив телефон.

– Меня приглашают на собеседование!

Миша положил руку на коленку Анны: «Классно. Что за контора?».

– Это пока рекрутинговое агентство, у них вакансия личного помощника в ведущей западной компании, названия она не сказала. Ну, посмотрим. Главное, что я хоть кого-то заинтересовала.

– Ты хочешь быть чьим-то личным помощником? – удивился Миша.

Анна покачала головой: «Не, не особо. Но надо же с чего-то начинать. Опыта специалиста в какой-нибудь области у меня нет, так что… Ладно, Мишка, слушай, я домой тогда пойду. Мне завтра к одиннадцати надо быть у них. Ты тут один достираешь?».

– Если под стиркой ты имеешь в виду сидеть перед машинкой и смотреть на мотающееся туда-сюда белье, то да, я справлюсь. – Миша потянулся и встал. – О, подожди-подожди, я же сделал тебе копию своих ключей!

Анна почувствовала разливающееся в груди тепло благодарности и на какую-то долю секунды даже перестала сожалеть о своем разрушившемся браке, потому что взамен него она получила чистое дружеское доверие безо всяких условий и обязательств.

– Ты уверен, Миш? – спросила она.

Миша взял со стола ключи, вложил их в ладонь Анны и подтолкнул ее к двери: «Все, иди. Мне еще поработать нужно».

9.

– А что я ей скажу? – Наташа неуверенно поежилась и придвинула к себе чашку с чаем.

– Что ее тебе порекомендовала знакомая, что ты хочешь записаться на чистку, подтяжку… Не знаю, что там можно делать у косметолога?

– Да мне вообще ничего не нужно делать. Я только неделю назад была в салоне.

Андрей обошел журнальный столик и, сев на диван рядом с Наташей, положил руку на ее бедро.

– Наташ, ну что ты упрямишься? Тебе что, совсем неинтересно? Надо же еще чем-то в жизни заниматься, а не только за ребенком круглосуточно смотреть.

Наташа уже набрала в рот воздуха, собираясь сказать, что поиски какой-то незнакомой женщины по просьбе малознакомого мужчины ей не только не интересны, но и вообще кажутся нездоровой затеей, но осеклась от последних слов мужа. Она знала, что ее инертность может заставить Андрея оставить семью. И во второй раз сделать ему это будет, возможно, проще.

– Ну, хорошо, – вздохнула она. – Я попробую.

Андрей тут же повернулся к компьютеру и открыл сообщение Игоря, в котором тот сообщал о косметологе Марте, подруге своей жены. Набрав на телефоне номер, он протянул трубку Наташе. Она нехотя взяла ее.

– Алло? А могу я поговорить с Мартой? Марта, здравствуйте, мне вас порекомендовала моя подруга… Лиля. Я хотела бы записаться к вам на чистку.

Спустя пару минут Наташа положила телефон на стол и кивнула: «Все. Записалась сегодня на вечер. У нее там как раз кто-то отменил».

– Отлично! Я тебя отвезу. А кто такая Лиля?

– Не знаю, назвала первое попавшееся имя. И что я буду у нее делать? Задавать вопросы как какая-нибудь мисс Марпл?

Андрей принужденно рассмеялся:

– Нет, ну так-то в лоб не надо. Осмотрись, может у нее там фотографии на видном месте, про которые спросить можно. Или там про клиенток, про личную жизнь поспрашивай. Вы же, девочки, болтать умеете.

– Болтать! Думаешь, это так просто? Я ее даже не знаю.

– Вот и познакомишься!

В половину шестого Андрей остановил машину перед желто-серым домом в один поезд и повернулся к Наташе:

– Все, удачи тебе. Выйдешь, звони, мы пока с Дениской пиццу где-нибудь рядом поедим.

– Не надо ему пиццу, Андрей! Посмотри лучше какое-нибудь мясо без соуса и салат.

– Ладно-ладно, разберемся! – Андрей глянул через зеркало заднего вида на застегнутого в детском кресле сына. – Да, Денисыч?

Наташа повернулась к сыну, мазнула его ладонью по розовой, теплой щечке.

– Сынок, я скоро приду.

Он послушно закивал, озаренный улыбкой.

Все поглядывая вслед отъезжающей машине, она нерешительно подошла к подъезду, потопталась и, наконец, осмелилась, набрала номер квартиры

– Да? – ответил домофон.

– Это Наташа! Я записывалась к вам на чистку сегодня.

Дверь послушно щелкнула, и скоро Наташа уже раздевалась в тесной прихожей двухкомнатной квартиры, ужасаясь тому, что мужу удалось уговорить ее подставить свое лицо мало того, что совершенно незнакомому, так еще и практикующему на дому косметологу.

– Проходите в кабинет, – пригласила ее черноволосая женщина и растянула губы, показав ямочки на пухловатых щеках. – Я подготовлю руки и приду.

Наташа вошла в маленькую комнату, к ее удивлению показавшуюся ей стерильной, и присела на профессиональную кушетку. Она огляделась и не заметила ни одного хоть сколько-нибудь личного предмета – на стенахвисели дипломы, полки стеллажа были уставлены препаратами и инструментами, на столике в углу аккуратной стопкой высились журналы. Домашность этого кабинета выдавали только несколько фривольные желтые шторы.

Косметолог, теперь со стянутыми в тугой узел волосами, вошла в комнату и предложила Наташе устраиваться на кушетке.

– Вам мой телефон Лиля Вербицкая дала? – поинтересовалась она, закрывая рот бледно-зеленой маской.

– Н-нет, – запнулась Наташа, – В-ветрова. Но она у вас сама не была, ей какая-то ее знакомая сказала, что вы хорошо чистку делаете.

Косметолог кивнула, видимо, удовлетворившись этой плохо продуманной легендой, и села на табурет в изголовье кушетки. Она склонилась над лицом Наташи и положила пальцы ей на щеки.

Наташа торопливо продолжила, пытаясь сохранить нужную ей тему: «У вас же, наверное, много клиентов? И подруги еще обращаются? Часто?».

– Да, я давно уже практикую, так что клиентов немало. У вас хорошая кожа. Видно, что ухоженная.

Под теплыми ладонями косметолога Наташа неожиданно для себя успокоилась и согласилась расслабленным голосом: «Я стараюсь ухаживать».

– Ну, чистку вам делать пока не нужно, – сообщила Марта, отодвигая лампу-лупу. – Могу предложить увлажняющую маску, чтобы морщинки на лбу стали менее заметными, и подкорректировать немного брови.

Настаивать на чистке Наташа, почти позабывшая о тайной цели своего визита, не стала:

– Давайте маску. А брови я хотела бы еще покрасить в коричневый, а то мне кажется, что они очень темные на фоне светлых волос.

И она разжала вспотевшие ладони на прохладную простыню.

Войдя в пиццерию, Наташа сразу направилась к столу в центре зала.

Денис рисовал, сосредоточенно выставив кончик языка, а муж со снисходительной улыбкой наблюдал за процессом.

– Ну что вы тут ели? – строго спросила Наташа и присела за стол, расстегивая шубу.

Ее мужчины заговорили одновременно.

– Мама, мам, смотри, что я нарисовал!

– Ну что? Узнала что-нибудь?

– Молодец, сынок, солнце просто отличное, – Наташа погладила сына по голове. – Нет, ничего я не узнала. У нее такие руки, что я просто заснула! Представляешь? Она мне брови выщипывала, а я спала!

Андрей досадливо поморщился: «Ладно. Попробуем что-нибудь еще».

– Но я через две недели пойду к ней на эпиляцию. Знаешь, действительно хороший косметолог. Хотя у нее все стоит почти столько же, сколько в салоне.

Муж одобряюще коснулся ее руки: «Видишь? Есть в тебе что-то от мисс Марпл, все-таки! Не отказываешься от расследования!».

* * *

Миша не дождался Андрея перед входом выставочного зала и, решив не звонить ему, поднялся на второй этаж, где проходила выставка работ фотожурналистов из разных стран.

У фотографий, увеличенных чуть не до размеров витрин, толпилось немало сосредоточенно внимающих зрителей, и Миша, оглядевшись, присоединился к самой малочисленной группе перед изображением двух плачущих женщин в черных платках. Он прищурился в ожидании ощущений, но этот кадр, хоть и выхваченный из жизни, ничего не пробудил в нем. Фотография Мишу увлекала всегда, школьником он даже занимался в фотокружке, но карьера фотографа его мечтой все же не стала. Теперь он изредка фотографировал под настроение, и некоторые его работы ему даже нравились, но больший интерес все же вызывали чужие фотографии, иногда настолько пронзительные, что он погружался в их атмосферу с первого взгляда, чувствовал запах или ветер, в мгновение ока переносился ощущениями на место съемки.

Со следующего стенда на него смотрел безучастный черный ребенок, голову которого прикрывали сморщенные женские ладони. Заинтересовавшись реакцией на снимок других посетителей, Миша оглядел их лица и тут заметил Андрея, стремительно вошедшего в зал.

– Извини, я задержался в офисе, – произнес он, приблизившись. – Ты давно тут?

– Нет, только зашел. Все в порядке?

– Да, конечно. Ну, что тут интересного?

Миша пожал плечами: «Пока ничего. Давят на жалость, но как-то… коммерчески».

– А ты не поддаешься?

– Абсолютно. У меня цинизма столько, что я могу продавать его нуждающимся. Оптом.

Они медленно перешли к ряду фотографий с военными сценами, и Миша, мельком глянув на измазанное копотью и кровью лицо солдата, повернулся к Андрею:

– Складывается такое впечатление, что в мире ничего, кроме войн и голода не происходит. Слишком прямолинейные и ограниченные работы.

– Ну, это же, наверное, для широкой публики? – предположил Андрей.

– Вот именно. Чтобы публика вышла и захотела внести пожертвования в очередной фонд, организаторы которого потом будут перед прессой изображать из себя святых. Используя для этого чужие деньги.

– М-да, цинизма у тебя действительно хоть отбавляй.

– Ну, в этом случае это не цинизм, а прагматизм. Если я хочу кому-то помочь, то помогу без всяких посредников.

– А ты хочешь?

– Конечно, – улыбнулся Миша. – Например, я хочу помочь тебе удовлетворить твое любопытство.

Андрей отвернулся – как показалось Мише, смущенный.

Такое же смущение Миша видел и во время их встречи на чашку кофе несколько дней назад. Для прощупывания отношения мужчины к себе Миша обычно использовал как раз такие встречи на кофе – недолгие, ни к чему не обязывающие, дающие собеседникам шанс разойтись после раздельной оплаты счета и никогда больше не встречаться, если выяснялось, что их интересу друг к другу не достает глубины.

Мише, привлеченному поначалу лишь внешностью Андрея, понравился и их достаточно долгий разговор за кофе. С удовольствием наблюдая за четко очерченными губами собеседника и слушая его яркий смех, он искренне поддерживал интересные Андрею темы. Но в иные моменты в Андрее все же ощущалась скованность, испытываемая им, вероятно, из-за некоторой двусмысленности их встречи, и Миша тут же переключался на общие предметы, чтобы обезличить их разговор. Опытный в отношениях, он всем своим поведением старался показать Андрею, что в его влечении к человеку одного с ним пола нет ничего предосудительного. И, как свидетельствовало согласие Андрея на еще одну, сегодняшнюю, встречу, пока это ему удавалось.

Они остановились перед снимком деревенской улицы с домами причудливой архитектуры, и Миша наклонился прочитать текст под фотографией:

– Румыния… Это у них цыганские бароны такие дворцы себе строят? Не бывал в тех краях?

– Нет, пока не доводилось. Но интересно, да?

– Пожалуй. Хотелось бы посмотреть что-нибудь еще, кроме пляжей и прилизанных европейских столиц.

– Знаешь, насчет прилизанности… – протянул Андрей. – Если пожить в каком-нибудь месте хотя бы месяц, то увидишь не только фасад.

– О да. Это вообще идеальный способ путешествовать. Но это требует специального образа жизни.

Андрей перешел к следующей фотографии – летящего в воду пловца.

– А хочется иногда все бросить – весь этот бизнес, обязательства… и уехать туда, где тебя никто не знает. Заняться чем-нибудь, чем никогда не занимался раньше.

Миша улыбнулся: «Я надеюсь, что мы еще на это способны. Пойдем поужинаем? Туда недалеко есть очень вкусный ресторан».

В ресторане было немноголюдно, и Миша заметил, как тут же расслабился Андрей при виде полупустого зала. Едва официант раскрыл перед ними меню, Андрей достал сигареты и жадно закурил, выдавая написанным на лице удовольствием и долгими затяжками свою давнишнюю привязанность к табаку.

– Ты давно куришь? – начал Миша беседу на очевидную тему.

– В армии начал. Лет двадцать уже получается.

– И никогда не надоедало?

– Ну, пару раз пробовал бросать, но вот результат, – Андрей приподнял руку с сигаретой. – А ты курил когда-нибудь?

– Ага. Пока не побывал на табачной фабрике.

– Правда, что ли? Такая эффективная антитабачная терапия?

– Да. Ножи для резки табака помогли. На них через несколько часов работы налипает столько черной дряни, что даже рядом стоять жутко. Я вообще никогда не считал себя особо впечатлительным, но когда рабочие начали отдирать эти комья, я живо представил свои легкие. У меня-то в них рабочих нет, почистить некому, все остается.

– А что ты на этой фабрике делал? Ты же маркетингом, вроде, занимаешься?

Миша кивнул: «Да. Сейчас маркетингом. А раньше всем подряд. На фабрике этой немцы линию устанавливали, и я переводил. Почти месяц там провел».

– Интересный опыт, наверное?

– Фабрика? Пожалуй. Я, знаешь, с детства любил смотреть на всякие производственные процессы. Помнишь советские новости? Как они рассказывают про какое-нибудь предприятие и показывают линию с конфетами, банками там, колбасами? И толстушки в марлевых колпаках?

– Помню, да, – оживился Андрей. Он затушил сигарету. – Может, тебе тогда надо было стать инженером?

– Ну нет! Там физика, математика… Эти науки меня точно никогда не интересовали. Иностранные языки, литература, история – это с удовольствием, но алгебра… Тоска.

– Ясно. А что на табачной фабрике еще интересного было?

Миша задумался на секунду.

– Аппарат для проверки качества сигарет, например. Цилиндр такой, в который вставляют сигареты, и он их курит. Чтобы проверить, как они горят, замерить содержание смол, никотина. Тоже очень стимулирует отказаться от этого удовольствия, надо сказать. Такой… м-м-м нездоровый цвет у этого цилиндра.

– Что-то на меня одни рассказы уже действуют, – Андрей покосился на пачку сигарет. – Может, хотя бы на облегченные варианты перейти стоит?

– Они не облегченные, – категорично покачал головой Миша. – Это очередное популярное заблуждение. У табачников в рекламе очень хорошие специалисты работают. Впрочем, так же, как и в других отделах. – Он подтянулся на стуле и подвинул к себе поставленную официантом тарелку с салатом. – Знаешь, как делают такие сигареты?

Андрей тоже приготовился есть – развернул бордовую салфетку со столовыми приборами.

– Нет.

– Там дело не в табаке, хотя в некоторых вариантах действительно может быть чуть меньше табака и больше жилки… Жилка – это нити в табачном листе. Ее добавляют для лучшего горения. Так вот, про легкие сигареты. На их фильтрах просто больше перфорации. Видел, ободок из дырочек на фильтре такой? Ну и поэтому в затяжке получается вроде как меньше дыма.

Андрей недоумевающе сдвинул брови: «Ну, так тогда они и получаются легче?».

– Не совсем. Дело в том, что легкость сигарет устанавливает как раз та самая машина, про которую я говорил. Ее smoking machine называют. Но машина же курит не так, как человек. Собственно, люди вообще все по-разному курят, так что сказать наверняка, сколько каждый отдельно взятый курильщик получает смол, никотина и прочего добра с одной сигаретой, невозможно. В случае с легкими сигаретами ты можешь закрывать перфорацию пальцами или губами. Вот попробуй обернуть фильтр легкой сигареты плотной бумагой или зажать его сильнее, получится то же самое, что и нелегкая. Плюс, многие просто курят больше этих легких сигарет, или затягиваются сильнее, потому что привыкли уже к определенной дозе никотина.

– Да, пожалуй, терапевт из тебя получается убедительный.

Миша продолжил, бегло улыбнувшись:

– В Евросоюзе, кстати, табачникам уже дали по рукам по этому поводу. Насколько я знаю, у них там на пачках нельзя теперь писать lights, super-lights. Там теперь используют или номера – в России, кстати, у некоторых марок тоже такая номерная система. Или цвета – ну, к примеру, silver. Или что-нибудь вроде soft taste, morning breeze…^_ В общем, кто какие ассоциации с легкостью и воздушностью придумывает. – Миша усмехнулся. – Но, не думаю, что это так уж сильно ударит по их бизнесу. Там прибыли чуть ли не как от наркотиков.

– Ты и про прибыли знаешь?

– Угу. Хотя меньше, чем про производство. Думаю, процентов двести-триста они с каждой пачки получают. Знаешь, вполне себе в духе табачной компании выделить миллион на раковые исследования, а потом потратить еще двести, чтобы рассказать всем, что они дали целый миллион. И они могут себе это позволить. За твои деньги.

– Ну, я же тоже получаю за эти деньги удовольствие.

– Не спорю, – кивнул Миша, промокая губы салфеткой. – Просто одним такие удовольствия очень нравятся, а другим они и вовсе не нужны.

– А ты, значит, к последним относишься?

Миша доверительно улыбнулся: «Я пока посередине».

Тут у Андрея зазвонил телефон, и Миша сразу сделал безразличное лицо, желая показать, что он не будет прислушиваться к разговору. Андрей посмотрел на дисплей, словно раздумывая, отвечать или нет, и все же поднес телефон к уху: «Да! Все в порядке. Я скоро приеду. Что? Хорошо, все привезу».

– Дела? – равнодушно спросил Миша, почувствовав, что на этом их вечер заканчивается.

Андрей растерянно потер лоб: «Ну а куда же без них? Тебя подбросить куда-нибудь?».

– Да нет, спасибо. Я, пожалуй, пройдусь. Просим счет?

Когда машина Андрея наконец вклинилась в непрерывный железный поток на проспекте, Миша отвернулся, поднял воротник пальто и медленно направился к метро, поглядывая на все еще убранные по новогоднему витрины, хотя разбитной январь вчера перетек в тусклый февраль. Раздраженный своей неудовлетворенностью от встречи, он принялся перебирать в памяти жесты и слова Андрея, чтобы понять, что именно вызывало в нем эту неудовлетворенность.

Анализ не занял много времени – на подходе к станции Миша уже понял, что за разговорами на общие темы скрывается нежелание – а может, даже и боязнь – Андрея раскрыться, рассказать о себе и своей жизни. И причиной этого, скорее всего, был не его характер, а непреходящая неуверенность. Словно Андрей и сам не мог понять, зачем он встречается с Мишей. «И зачем людям для всего нужно объяснение?», – все еще с раздражением подумал Миша и остановился перед ларьком. Помешкав под выжидательным взглядом недобро нахохленной продавщицы, он попросил пачку тех же сигарет, какие курил Андрей.

10.

Стянув тесные сапоги, Анна вошла в ванную – еще чужую, но уже пропитавшуюся слегка запахами ее косметики – и принялась тщательно очищать лицо от макияжа. Плитки пола приятно холодили стопы, отекшие и натруженные в новых сапогах, которые она купила специально для встреч с потенциальными работодателями. Для длительной ходьбы они оказались слишком неудобными, а ходила Анна сегодня много – в поисках трех офисов, куда ее пригласили на собеседования.

Из ванной Анна прошла на кухню и выложила из сумки на стол творог, груши и бутылку белого вина. Несмотря на свои мечты о вкусных ужинах в одиночестве, она еще ни разу не готовила в этой квартире и включала плиту всего несколько раз только чтобы сварить кофе. Основным же ее рационом пока были фрукты и каши быстрого приготовления, и для удовлетворения слабого аппетита этого вполне хватало.

Она налила в бокал вина, выключила свет и, не снимая юбочного костюма, приобретенного с той же целью, что и сапоги, забралась с ногами на подоконник. Внизу шумели увлеченные лепкой снеговика дети. Без интереса понаблюдав за ними, Анна подняла глаза на небо. Снег высыпался из него ленивыми хлопьями, так радовавшими детей и так удручавшими Анну. Она с вздохом вспомнила теплые и беззаботные вечера в Шарм-эль-Шейхе и глотнула вина, надеясь постепенно вытеснить им хандру.

Боль в животе, беспокоившая ее несколько дней после аборта, уже ушла, но за монотонностью тоскливых мыслей она едва заметила это выздоровление. Светлее мысли становились лишь тогда, когда она приносила в свой дом новые вещи – лампы, шторы, бокалы, и даже бодрый фикус – и пыталась рисовать, но однообразные собеседования назойливо напоминали ей о душевной неустроенности. Ей вовсе не хотелось ходить на работу в офис и коллектив и добиваться там результатов, нужность которых она подвергала сомнению уже сейчас, даже не получив еще места. Однако работа была нужна. В первую очередь не ради денег – их пока казалось достаточно, но ради желания убедиться, что она полноценна и без мужа. Работы и рабочих успехов требовало ее травмированное самоуважение. Поэтому на собеседованиях она улыбалась и всем своим видом пыталась убедить интервьюеров, что они не ошибутся, выбрав ее. Чтобы эта улыбка получалась более убедительной, Анна пыталась читать статьи о том, как сменить уныние на удовлетворенность, но даже и не дочитывала их до конца, понимая, что чужой опыт страданий не ослабит ее собственных – так же как не ослабляет зубную боль сознание того, что у всех людей в очереди к дежурному стоматологу тоже болит зуб.

Она еще раз наполнила бокал вином и провела ладонью по ноге. Нога уколола через колготы ладонь волосками, и Анна поморщилась от отвращения. И тут же удивилась такому отвращению к собственному телу, подумала, что это чувство, вероятно, вызывает укоренившаяся в ней установка общества – соответствуй стандартам, чтобы не остаться в одиночестве. Как раз о стандартах внешности она читала на днях статью, в которой говорилось о том, что бритые ноги стали для женщин обязательным пунктом ухода за телом вскоре после того, как в одном из номеров Harper's Bazaar за 1915 год была напечатана фотография модели с бритыми подмышками. Анна усмехнулась своей внушаемости и, прихватив бутылку и телефон, отправилась в ванную брить ноги.

Она села в ванну, лишь на четверть наполнившуюся очень горячей водой. Проведя ладонью по впалому животу, еще хранившему бледный след морского загара, она согнала с кожи мелкие пузырьки и откинулась назад, скользнула критичным взглядом от груди до щиколоток. И тут же брезгливо поморщилась, вдруг подумав, сколько человек мылось здесь до нее. Она перегнулась через край ванны и вытащила из-под нее дневник, так и лежавший там с того дня, как она впервые обнаружила его.

Пробежавшись взглядом по строчкам, она узнала, что жена не дает С. развода, о чем он сообщил владелице дневника прямо в офисе. «Мог бы и после работы сказать, испортил мне весь день, даже плакала в туалете, как дура», – прочитала Анна и перелистала пару страниц вперед. Здесь женщина писала о том, что не может больше «оставаться в этой квартире, и даже в этом городе. Ничего не получается, сын меня уже забудет скоро. Мама, конечно, говорит, что ей хорошо с ним жить, но это же мой сын… С ним должна жить я… Женой я не стала, и вряд ли уже стану, надо быть хотя бы матерью». Последняя запись от четвертого сентября заканчивалась решительно: «Все получится у меня. В Омске проще, чем в Москве, тем более я теперь уже опытная. Устроюсь и сразу заберу к себе Леньку. Соскучилась ужасно, так жалко, что я не была с ним первого сентября. Такой важный день, а я тут занимаюсь черт знает чем и зачем. Тоже мне ценность – мужик! Пусть еще найдет себе такую, как я… Дуру доверчивую. И терпеливую. Господи, три года, три года ему отдала!».

Вдруг устыдившись своего любопытства, Анна бросила тетрадь на пол и задумалась, где сейчас, в эту минуту, находится безымянная владелица дневника, и чем занимается, сбылись ли ее планы и надежды. В ванной было тихо, не журчала даже вода в трубах, и Анне стало жутко, показалось, что на нее неотрывно смотрит кто-то невидимый, но хорошо ощущаемый.

Звонок телефона ворвался в тишину и дернул Анну – она выплеснула воду из ванны на пол и на дневник и испуганно застыла, глядя на аппарат на краю раковины. Телефон она взяла в руки только через пять звонков и тут же с облегчением улыбнулась.

– Марта, привет!

– Здравствуй. Я не отрываю тебя?

– Нет-нет, нормально. Я сама думала позвонить тебе позже. Как ты?

– Все хорошо, спасибо. Новостей никаких, работаю в основном. Ты уже отошла, живот не болит?

– Ну, поныл немного несколько дней, но все в пределах нормы. Так, как и говорила София. Сейчас вот уже по собеседованиям мотаюсь.

– Успешно?

Анна вздохнула: «Не знаю. Думаю, что не особо. Да и предложения, честно говоря, не воодушевляют. Знаешь, шестьсот-восемьсот долларов, скромненько так».

– Думаю, позже подвернется что-нибудь стоящее, подожди. Это процесс небыстрый. От мужа известий никаких?

– К счастью, нет. Как-то не горю я желанием с ним встречаться, как ты понимаешь.

– Понимаю, – подтвердила Марта. – Но думаю, он с тобой хотел бы еще встретиться. Так что будь осторожней, ладно?

– Марта, не пугай меня!

– Нет-нет, я не пугаю. Просто, будь осторожнее с новыми людьми, на всякий случай. Ты в гости когда заедешь?

– Не знаю. Может, на выходных, если у тебя клиентов не очень много будет.

– Ну, позвони. Я сама еще не знаю.

– Ой, слушай, Март, – заторопилась Анна, – ты случайно не знаешь, в каких вузах не очень большой конкурс?

– Нет, даже представления не имею, что там с высшим образованием сейчас. Ты для племянника, что ли, хочешь узнать?

– Ну да. Сестра попросила. Надеется, что если у него получится здесь поступить, то он быстрее возьмется за ум, научится сам для себя зарабатывать.

– Кто знает, может, она и права, – протянула Марта. – Я попробую спросить у клиенток своих, вдруг знает кто.

– Да ладно, я сама поищу. Спасибо.

– Ладно, Анют, не теряйся. На выходных попробуем увидеться, да?

– Ага. Созвонимся. Хорошего вечера.

Тронутая заботой Марты, Анна повеселела. Она быстро, неаккуратно побрила ноги, вытерла пол – вернув на старое место дневник, и устроилась на диване рисовать уже третий вариант своего фикуса в надежде перенести в этот раз его характер на бумагу.

* * *

Высыпав содержимое очередной коробки на стол, Миша решил отвлечься чашкой чая от однообразности своего занятия последних нескольких часов. Он разбирал бумаги, канцелярские принадлежности и присланные французским офисом образцы косметики уже второй день подряд, но до рабочего порядка новому офису еще было далеко.

Миша вышел в коридор и направился в общую с соседями по этажу кухню. Одни из соседей шумно и с размахом отмечали этим вечером какое-то корпоративное событие, и работники бродили парами и в одиночку по коридорам и лестницам. Одна из парочек флиртовала и на кухне. Миша сдержанным кивком поприветствовал мужчину, с которым познакомился здесь же вчера, и тот, отодвинув в сторону девушку, потянул Мише руку.

– Ну, как идет обустройство? – деловито поинтересовался он.

– Все в порядке, спасибо. А вы что-то отмечаете сегодня?

Девушка тихо шепнула «извините» и вышла из кухни, не глядя на мужчин.

– Да, у нас у парня из финансов день рождения сегодня. Начали скромно с торта, но ты ж понимаешь, тортом такое дело закончиться не может!

Не подавая вида, что его резануло «ты», Миша улыбнулся и с пониманием покачал головой: «Да уж. Обычная история».

Мужчина наклонился к Мише и, обдав его пиво-сигаретным запахом изо рта, сообщил: «А девочки наши тоже разгулялись. Заметил, кстати, какая задница у этой, которая вышла сейчас?».

Миша опустил чайный пакетик в чашку и обхватил пальцами ручку забурлившего водой чайника.

– Э-э, нет, честно говоря, не обратил внимания.

– Ну ты что! Мимо такой пройти невозможно! Я тебя с ней познакомлю, девочка что надо.

– Спасибо. Я в общем-то не…

– Да ладно, – махнул ладонью мужчина. – У меня тоже жена! Но ты ж понимаешь, ничто не укрепляет брак так, как хороший левак!

И он громко рассмеялся, одобрительно похлопывая себя по полному бедру.

– Да, пожалуй, – ответил Миша и взял в руки чашку. – Извините, Александр, мне еще кое-что надо сделать. Хорошо вам отдохнуть.

– О, тут не сомневайся. Отдыхать мы умеем!

В своем кабинете Миша сложил бумаги, проспекты и ноутбук в сумку, выпил несколькими глотками чай и, закрыв дверь, направился к лифту. Коридор, к его облегчению, был пуст.

Дома он оказался спустя час – зайдя по пути в магазин – и сразу прошел на кухню, чтобы выложить покупки. Спавшая на диване кошка лишь лениво приподняла голову, и Миша пожурил ее:

– Ты, Бьянка, свинья, а не кошка. Могла бы и встретить, спишь тут! Вот заведу собаку и буду ей покупать вкусняшки, а не тебе! Смотри, что я тебе принес.

Он бросил на диван рядом с кошкой желто-красную банку кошачьей еды.

– И только попробуй откажись!

Он выложил на стол два небольших куска сыра, бутылку оливкового масла, листья шпината и полкирпичика черного хлеба. Некоторые блюда Миша никогда не готовил для себя одного, например, мясо и супы, но что-то простое и не занимающее много времени делал регулярно. В числе его любимых вариантов ужина числились паста с разнообразными соусами и овощные салаты.

Миша поставил вариться яйца для салата со шпинатом, повесил в шкаф пиджак и брюки и отправился в ванную. Прежде чем стать под душ он внимательно оглядел лицо в зеркале, отмечая одновременно и морщины и засохшие брызги на зеркальной дверце шкафчика. Сначала он пригляделся к морщинам и пробормотал с досадой, растягивая пальцем одну на лбу: «Жизнь стремительно теряет смысл». Потом посмотрел на поверхность зеркала и подумал, что вечер, вероятно, придется посвятить уборке квартиры.

Из душа его выдернул звонок мобильного. Мокрый, Миша выскочил в коридор и ответил, не посмотрев на номер: «Михаил Бужинский».

– Добрый вечер, Михаил, – ответил Андрей. – Звоню вот узнать, как дела в новом офисе. Все в порядке?

– Спасибо, отлично. А это у твоей компании сервис такой особенный, звонить потом клиентам, чтобы узнать, все ли им нравится?

Андрей хохотнул: «Нет, я только особенным клиентам звоню. Которые приглашают меня на фотовыставки».

– Ну, спасибо за заботу. Как у тебя дела?

– Неплохо. Представляешь, бросаю курить. Уже четыре дня не курил!

Миша покосился на начатую пачку сигарет на обувной тумбе.

– Молодец! Трудно?

– Ну, не так чтоб очень легко, но жить можно. Главное отвлекаться, как только про сигареты вспоминаю. Кстати, насчет отвлечься. Не хочешь как-нибудь поужинать вместе?

– Хочу. На выходных?

– Можно и на выходных. Давай я тебе в пятницу позвоню, договоримся?

– Отлично, Андрей. Рад был тебя услышать.

– Я тоже. Пока.

– Хорошего вечера.

Миша торжествующе улыбнулся себе через зеркало и подхватил на руки наконец спрыгнувшую с дивана кошку.

– Пока ты там тратишь свою жизнь на сон, меня принц приглашает на ужин, – сообщил он ей. – Завидно?

Тут на плите сердито забулькала кастрюля с яйцами, и Миша решил сначала поужинать, а после заняться квартирой и работой.

Через двадцать минут он уже лениво лежал на небрежно застеленном покрывалом диване с кошкой под боком, тарелкой салата на животе и бокалом вина в руке и смотрел в очередной раз второй сезон Absolutely Fabulous ^_, позабыв о ванной и работе, и наслаждался сытым безразличием.

* * *

Андрей вошел в квартиру, держа в одной руке переполненные пакеты, а в другой телефон и ключи. Наташа поспешила к нему, намереваясь обнять, но он протянул ей навстречу руку с пакетами.

– Возьми, а то они сейчас порвутся. Ты мне такой список дала, как будто у нас тут кризис продуктовый намечается. Как дела?

Наташа приняла у него покупки: «Андрюш, ну закончилось все дома, что я сделаю? Вас же чем-то кормить надо». Она прошла в кухню и принялась выкладывать на стол упаковки, складывая в отдельную кучку то, что надо было отнести в ванную.

Андрей набрал воды в стакан и стал у окна.

– Чем занимались сегодня?

– Гуляли. Но недолго, Дениска что-то замерз быстро. Буквы учили… Потом ужином занималась. Ты голодный? Сейчас поедим или позже?

– Можно сейчас. А что ты приготовила?

– Тефтели, цветная капуста, салат. Садись, я сейчас положу.

Наташа отнесла покупки в ванную и на обратном пути заглянула в комнату. Сын сидел на полу, заворожено глядя в телевизор, на экране которого зеленый толстяк с ушками-трубочками разговаривал с ослом.

– Сынок, ты есть не хочешь еще?

Он, не поворачиваясь, мотнул головой.

– Там папа пришел.

Сын опять мотнул головой, не сводя взгляда с экрана.

Наташа вздохнула, огорченная невниманием своих мужчин к ней и друг к другу, и пошла кормить мужа. Он уже сидел за столом – без пиджака и галстука, с закатанными рукавами рубашки – и пил вино, нажимая кнопки на телефоне. Наташа молча разложила еду по тарелкам, расставила их на столе и села напротив Андрея.

– Тебе вина налить? – спросил он, все еще глядя в телефон.

– Ну, налей капельку. Андрюш, давай на выходные съездим куда-нибудь все вместе.

Он набрал на вилку салата и, наконец, поднял глаза на Наташу.

– Куда?

– Не знаю. За город куда-нибудь, в лес, пансионат.

– Посмотрим, я могу быть занят.

– Ты всегда занят. – Наташа вздохнула и отпила вина долгим глотком.

– Ну, я же для нас стараюсь, Наташ. – Он развел руками и принялся за еду.

Спустя несколько минут молчания он произнес:

– Я, кстати, попросил ребят знакомых посмотреть их контракты на аренду квартир, может, где промелькнет эта Анна.

– Ка… А, эта Анна. Ты все никак не успокоишься. Может, ее муж уже сам ее нашел?

– Да нет, мы с ним переписываемся. Он тебе привет передавал.

– Ну, передай и ты ему, – безучастно протянула Наташа. – Тебе салата добавить?

– Нет, спасибо.

Андрей разлил остатки вина по бокалам и встал открыть вторую бутылку.

– Ты чего-то разошелся, Андрюш. Нам еще Дениску укладывать.

– Уложим, что ж в этом сложного?

Уложить сына действительно оказалось делом несложным – когда после ужина Наташа вошла в комнату, он уже спал на диване, напустив на его кожу под щекой лужицу слюны. Она подхватила его и перенесла в детскую, аккуратно ступая между разбросанных по полу игрушек.

Пока Андрей мылся, Наташа убрала часть игрушек, переоделась в пижаму и села на диване со свежим номером Marie Claire. Читать ей не хотелось, но телевизор интересовал ее сейчас еще меньше, и она принялась лениво перелистывать страницы, едва задерживая взгляд на отретушированных до идеала телах и лицах моделей и думая о муже. Его деловитость последних дней казалась ей напускной, словно призванной скрыть что-то, чем он не хотел делиться со своей семьей. Но кроме редкого секса никаких других явных отклонений от его обычного поведения Наташа не наблюдала – только чувства ее и подсказывали, что происходят изменения – и поэтому она не находила удобного предлога прямо спросить у него, что его беспокоит.

Андрей вышел из ванной переодетый в домашние джинсы и, присев на спинку дивана, поинтересовался:

– Дениска заснул уже?

– Да. Причем давно, прямо на диване отключился.

– Что читаешь?

– Журнал для девочек, – улыбнулась она. – Тебе такое неинтересно.

– Ну почему же? Если там про оргазмы пишут… А если еще и с подробными картинками…

Наташа встала и игриво потянулась: «Ну, картинку я тебе могу обеспечить».

В спальне Андрей не стал целовать ее губы и шею, как делал обычно, а сразу отвернул ее от себя лицом к кровати и, стянув одной рукой ее волосы на затылке, запустил другую под пижму, больно сдавил левую грудь. Наташа закусила губу, одновременно испуганная и возбужденная его агрессией. Она попыталась обернуться к мужу, но он, проигнорировав это движение, опустил ее толчком на кровать, шумно рванул молнию ширинки. Тогда Наташа, уже больше испуганная, чем возбужденная, дернула головой, чтобы дать ему понять, что он слишком больно тянет ее за волосы. Он же, однако, потянул их еще сильнее, схватил ее за ягодицу и уже в следующую секунду задвигался в ней резкими толчками, касаясь холодной молнией брюк ее бедер. И уже через несколько секунд застыл, глубоко вдавливаясь в нее и выпуская воздух из легких короткими стонами.

Когда муж упал рядом с ней на кровать, Наташа встала, стыдливо натягивая широкие пижамные брюки, и прислушалась. К ее облегчению из детской не доносилось ни звука. Не глядя на Андрея, она вышла из комнаты и быстро прошла в ванную – по ее ноге заспешила теплая струйка.

В темноте закрытой на замок ванной комнаты Наташа опустилась на пол и тихо заплакала, слизывая с губ соленую влагу.

11.

Миша вышел из троллейбуса, перевесил на другое плечо нагруженную бумагами сумку и быстро пошел в сторону дома. Занятый мыслями о предстоящем приезде французов, он интуитивно, не глядя вниз, переставлял ноги на скользком тротуаре – так, как умеет только житель города, дороги которого покрыты снегом и льдом пять месяцев в году.

Когда зазвонил телефон, ему пришлось остановиться и прижать сумку к стене дома, чтобы вытянуть аппарат из-под бумаг.

Из потрескиваний и шорохов донесся осторожный женский голос: «Миша, это ты?».

Миша ответил с такой же осторожностью: «Я. А с кем я разговариваю?».

– Это Лена, твоя сестра.

Миша уставился в серую стену дома и приоткрыл рот, растерянный, но слов так и не нашел.

– Миша, папа умер.

– Откуда ты узнала мой телефон? – наконец собрался он.

– Мне дал его Слава. Помнишь, твой однокурсник?

– Помню. А зачем ты мне звонишь?

– Папа умер.

Миша накинул ремень сумки на плечо и резко отпустил ее, защемив большой палец.

– Почему?

– Сердце, – ответила сестра. – Он лежал в больнице неделю, уже начал поправляться, и… не поправился. Мы вчера похоронили его.

– А. Уже похоронили… И зачем ты мне сообщаешь об этом?

– Чтобы ты знал.

– Ну, если это единственная причина звонка, то теперь я знаю. Спасибо. До свидания.

Не дожидаясь ответа, он отключил телефон и широкими шагами пошел к перекрестку. Остановленный через несколько метров потоком машин, он замер, выставил перед собой зажатый побелевшими пальцами телефон и подумал, что в последние годы почти все новости, хорошие и плохие, приходят к нему через эту серебристую коробочку с микросхемами. Навстречу ему вдруг пошли люди, и кто-то в черном толкнул его плечом. В следующую секунду ноги Миши соскользнули в лужу снежной слякоти, а этот кто-то продолжил идти, не извинившись, даже и не заметив столкновения своего плеча с чужим. И от этой мерзлой мокроты в ногах Мишины обиды вырвались на свободу, разом заголосили бранчливыми старухами в голове.

Его благопристойная советская семья чтила свои приличия выше домашнего тепла и доверия, а общественные роли казалась ей важнее ролей семейных: Миша жил в одной квартире с преподавателем вуза – мамой, директором НИИ – папой, отличницей и активисткой – старшей сестрой. И такой порядок вещей казался ему естественным, но только до того момента, пока он не почувствовал в себе горячее желание, одно название которого тогда вызывало страх, и не понял, что рассказать о нем он не может никому.

Любознательный, увлекающийся природой человеческих отношений, Миша к тому возрасту, когда его настигло желание, уже знал, что практически в любой семье пора, когда дети начинают интересоваться сексом не из детского любопытства, но по велению тела, страшит и самих детей и их родителей. И чем более убедительные доказательства такого интереса получают родители, тем более пугает детей объяснение своих действий матерям и отцам, которые скрывают свой страх скорой потери контроля над отпрыском за маской отеческой строгости.

Доказательства, увиденные Мишиными родителями, были крайне убедительными – они застали его за недвусмысленным актом удовлетворения своих плотских потребностей. Последовавшая за вскриком отца сцена была безобразной. После Миша так и не смог побороть стыд и заговорить с тем однокурсником, который подарил ему первое, такое долгожданное, наслаждение. Не смогла побороть стыд и его семья, заложница приличий.

Сегодняшний разговор с сестрой стал первым разговором с семьей после того вечера тринадцать лет назад, когда Миша был изгнан из дома. Еще три года он оставался в Новосибирске – чтобы окончить институт, и изредка видел фотографии отца в местных газетах, слышал об успехах сестры и повышениях матери, но за своей злостью связи с этими людьми больше не чувствовал. А мысль извиниться и измениться он уверенно гнал. И тогда, и сейчас.

Миша перешел дорогу, остановился и нашел в записной книжке телефона строчку «Ня». Поднеся трубку к уху, он сказал:

– Анька, давай выпьем.

* * *

Перейдя дорогу, Анна с улыбкой поспешила навстречу Мише, который стоял у рекламного стенда и, глядя перед собой пустым взглядом, водил гигиенической помадой по нижней губе. Метрах в пяти от него вызывающе и агрессивно смеялась группа подростков, одетых практически одинаково – в черные куртки и черные обтягивающие шапочки. Анна увидела, как один из них ступил к Мише, и услышала его насмешливый выкрик: «Эй, педрила! Дырку протрешь!». Она тут же ускорила шаг, зло толкнула плечом подростка и обняла Мишу, который только и успел растерянно опустить руку с помадой.

– Здравствуй, дорогой! – выдохнула она в его губы. – Я уже здесь.

Миша вздрогнул, но в следующий же миг расслабился и шепнул: «Ты размазала мне всю помаду по подбородку!».

– Это от страсти. – Она просунула руку ему подмышку и поспешно потянула его в сторону подземного перехода, от воинственно загудевших подростков. – Куда пойдем?

– Давай в «Пятницу»? Туда пешком можно дойти.

– Я согласна на любое место, где делают хорошие коктейли.

Пока пили первый раунд, Миша все молчал, поводя одной ладонью по стойке и крепко зажав в другой стакан виски, и Анна, удивленная такой его апатичностью, спросила:

– Ты из-за этих детей, что ли, такой убитый?

– А? – встрепенулся он и тут же скривил губы. – Да нет, эти-то всех, кто не такие, как они, педрилами считают. Их пубертатные заморочки ко мне никакого отношения не имеют.

Анна жестом попросила бармена повторить первый заказ и положила руку Мише на плечо: «Если я могу чем-нибудь помочь, скажи».

– Да нет, нормально все. Про работу просто задумался. У тебя как, кстати, дела с собеседованиями? Что-нибудь предлагают?

– Не-а. Я ж карьерой не занималась, не умею ничего специального, а для секретарской должности меня уже старой, наверное, считают.

– Ну, начать никогда не поздно. Может, у тебя еще вся карьера впереди.

– Миш, ладно тебе ободрять, – беспечно отмахнулась Анна. – Не так уж я и мечтаю об этой работе.

Миша ничего не ответил, и Анна, уже понявшая, что он либо не разговорится сегодня вовсе, либо разговорится после большей дозы виски, крутнулась на столе и оглядела бар. Основными посетителями его в этот час были клерки – выпивающие, доедающие поздний ужин, еще в пиджаках, но уже с ослабленными узлами галстуков. Анна выхватила взглядом несколько лиц и прикинула, хочется ли ей узнать кого-то из этих людей ближе. Она часто занималась такими оценками в людных местах, желая убедиться, что пока еще не растеряла любопытство и интерес к внешнему миру.

– Слушай, я вспомнил, – произнес Миша, поворачиваясь к ней, – мне по работе помочь нужно будет. Не хочешь подработать?

– Можно. А что делать надо?

– Обзвонить компании и узнать имена и телефоны некоторых сотрудников.

– Когда?

– На днях, может, даже завтра. Посмотришь мой офис заодно.

– Отлично. Беру.

Анна отпила «Кровавой Мэри» и, увидев у входа девушку, похожую волосами на Машу, спросила:

– Как Маша поживает? Виделся с ней?

– Да. Случайно встретил ее в ресторане в субботу. Я с Андреем ужинал, а она была с каким-то неандертальцем. Пьяная опять. Жуть, что-то ее после Кристофа несет куда-то.

– Знаешь, мне что-то про Андрея вдруг интереснее стало. Это же тот? Который на даче был?

Миша улыбнулся – впервые за вечер, и мечтательно протянул:

– Да-а, тот самый.

– Ух ты, – Анна оживилась, почувствовав, что Миша теплеет, – у вас с ним все-таки что-то получилось?

– Если ты про секс, то его пока не получилось.

Анна захотела съерничать про девичью честь, но, поняв по глазам Миши, что он искренне серьезен, осеклась.

– Мне кажется, что он хочет, – продолжил Миша, – но это так, знаешь, на уровне интуиции. Он явно своего желания не выдает, мы даже не говорим о каких-нибудь личных вещах, так трепемся… Но у него иногда такой жадный взгляд становится, на секунду мелькнет в глазах такое… А потом опять улыбается спокойно.

– Но тебе он нравится?

– Он красивый. Буквально все – руки, волосы, губы… Да, секса мне с ним очень хочется. Хотя сейчас мне, кажется, уже с кем угодно захочется. Вот скажем, бармен…

– Оп! – оборвала его Анна, украдкой глянув на бармена. – Пора переходить на минеральную воду, а то тебя сейчас потянет не приключения. Слушай, а может, у Андрея этого кто-то есть просто?

– Скорее всего. Такие мужчины одинокими не бывают… Если только это их осознанный выбор. Но вот кто? Кто у него есть? Может, у него, вообще, жена с пятью детьми, и ему просто чего-то необычненького захотелось. А я тут страдаю…

– Да ладно! – отмахнулась Анна. – Я очень сомневаюсь, что у него есть жена. – Она улыбнулась и добавила: – А у тебя, что же сломался гейдар?

– Ага, пора в мастерскую снести.

– Слушай, а он же на дачу тогда вроде с Машей приехал, да? Ты ее спрашивал, кто он такой?

– Она ничего не знает. Они по паре ее проектов пересекались как-то и все. Да и не хочу я справки наводить, честно говоря. Мне интересно, чем все это закончится.

– Закончится? – спросила Анна и кивнула на предложение бармена подать им еще по порции. – Ты так сразу уже настроен… А вдруг у вас случится любовь на всю жизнь?

– Что ты, у голубых такого почти не бывает!

– А почему?

Миша с благодарностью и не без кокетства улыбнулся бармену, поставившему перед ним стакан, и посмотрел на Анну. Его взгляд по-прежнему оставался трезвым.

– Ну, у всех разные причины, конечно, но я думаю, что голубую пару связывает меньше нитей, чем гетеросексуальную. Однополый брак пока редкость, детей голубым усыновить очень трудно, общество их в целом не поддерживает…

– А если бы у тебя была возможность вступить в брак, ты бы пошел на это?

– Я за гомосексуальные браки, – твердо кивнул Миша. – Они нужны хотя бы с юридической точки зрения и помогают решить проблему раздела имущества при случае. А что касается церковных браков, то тут для меня, в принципе, тоже все однозначно. Ничего антибожественного, как многие сейчас кричат, в них нет. Церковь ведь придумали люди, они же ее развивают и меняют в зависимости от настроений паствы, которая церковь, в общем-то, спонсирует. А в пастве есть и голубые… И, в конце концов, бог – это не церковь, а церковь – это не бог.

Пока Миша излагал свою точку зрения, Анна согласно кивала, но как только он замолчал, она вернулась к вопросу, на который он так и не дал ответа: «Ну, а сам-то ты хочешь в браке жить?».

Миша задумался, но лишь на секунду, и ответил:

– Я хочу жить в любви. Она мне так нужна, что я хватаюсь за все подряд. За каждого, кто ко мне хоть какой-то интерес выказывает. И ставлю чуть ли не всех любовников на пьедестал, сразу думаю, что он – тот самый. Наверное, только чтобы оправдать свою влюбчивость во все и вся… Фу, блин, я звучу, как пьяная проститутка. – Он отхлебнул виски и тут же закашлялся. – Которая, к тому же, не умеет глотать.

– Верх непрофессионализма для проститутки, а? – рассмеялась Анна.

Миша присоединился к ее смеху, а потом произнес с притворным осуждением: «Ня, стыдись, ты же девочка».

– Ну нет, с мальчиками-то я культурная и скромная. Слушай, что я вспомнила. Мы с тобой когда бегать будем?

– Бегать? – свел брови Миша. – А! Точно. Я же даже себе костюмчик купил. Завтра хочешь? У меня переночуем, и с утра побежим. А потом в офис вместе.

– После этого? – недоверчиво спросила Анна, приподнимая стакан с коктейлем.

– Если мы сейчас закончим и уйдем, то утром все будет в порядке.

– А мы разве готовы закончить?

Из бара они вышли только спустя час – запив кофе последний раунд, и одновременно остановились под желтым светом фонаря, натягивая перчатки и глубоко вдыхая колючий, холодный воздух, казавшийся особенно свежим после сигаретного смога бара. На другой стороне улицы в глубине двора носилась кругами, подзадориваемая хозяином, большая собака, под козырьком дальнего подъезда нудно спорили двое пьянчуг.

– Вовремя мы с тобой остановились, – сказала Анна, кивнув в сторону покачивающихся фигур, – а то бы сейчас такие же красивые разговаривали б за жизнь.

– Не, нам нельзя, мы же спортсмены, – выдохнул Миша пахнущее виски облако.

– Ну, тогда давай зайдем ко мне, я возьму на завтра одежду и кроссовки.

Анна бросила ключ на стол в комнате и развела руки в стороны:

– Вот так я устроилась. Убого, да?

– Вовсе нет, – качнул головой Миша. – Мне даже нравится, что у тебя мало мебели. Никакого места для хлама. Я, например, боюсь даже думать, что буду делать со всем своим добром, если мне надо будет менять квартиру.

– Выбрасывать?

– Ты что! Жалко.

Он подошел к дивану и раздвинул веером стопку листов с рисунками. Анна, испугавшись критики, вышла в коридор и оттуда крикнула: «Миш, ты выпить чего-нибудь хочешь? Или попить?».

– Нет, спасибо. Слушай, это все твое?

Анна опасливо заглянула в комнату: «Да это так, наброски. Просто хочется иногда порисовать…».

– Мне вот эти хатки нравятся.

– А, это я новый планшет изучаю. Конечно, получилось не совсем то, что я хотела, но я уже нашла, как это исправить. Видишь, вот тут солома очень прямая?

– Даже и так классно, – сказал Миша, с прищуром рассматривая рисунок. – Слушай, а ты не пробовала этим на жизнь зарабатывать?

– Нет. Я даже не знаю, можно ли этим вообще заработать.

– Ну, художнику, может, и сложно пробиться, но полно же разных иллюстраторов, графических дизайнеров…

– Да в том-то и дело, что полно, – скривилась Анна. – Попробуй пробейся.

– Раз тебе так не хочется идти в офис, может, стоит попробовать как-нибудь?

Анна, всегда считавшая это увлечение лишь способом доставить себе удовольствие, новым взглядом окинула свои работы, разбросанные по дивану и полу, и присела собрать их.

– Да, я бы хотела иллюстратором… Для книг, журналов картинки рисовать… Комиксы мне тоже нравятся. Я сейчас влюбилась в Гари Ларсона. Знаешь его?

– The Far Side? ^_ – обрадовался Миша. Конечно! У меня даже был когда-то его календарь. Помнишь, про трех коров, которые стоят на задних ногах и болтают, а четвертая стоит на стреме и…

– А! Потом она кричит, что едет машина, и те падают на четыре ноги, чтобы не спалиться! Классный, да. А про динозавров помнишь? С сигаретами?

Миша захохотал: «Настоящая причина, по которой они вымерли?».

– Да, надо бы найти полное издание. Ну, я вроде все взяла. Пойдем?

Анну разбудил испуг, вызванный включившимся на громкой песне телевизором. Она резко приподнялась на руке, пытаясь сфокусировать взгляд, и уставилась на Мишу, который тоже оторвал голову от подушки.

– Сейчас же еще ночь? – хрипло спросила она.

– Нет, шесть утра. Встаем.

– А зачем в такую рань?

– Нам еще надо на работу, помнишь?

Анна опустила ноги на пол и забурчала: «Зачем мы вообще все это придумали, мы же совершенно не толстые… Мы там замерзнем, Мишка».

– Вот чтоб не замерзнуть, мы и будем быстро бежать, – ответил он и подтолкнул Анну в спину. – Move, move, move! ^_

Подавая пример, он бодро спрыгнул с дивана и щелкнул включателем. Комнату залило тусклым светом, и Анна заметила у окна полуприкрытый шторой велосипед.

– О, Мишка, откуда у тебя велик? Я раньше не видела…

Миша – уже в брюках – натянул майку и бросил беглый взгляд на окно: «На улице расскажу. Побежали».

– С такой энергией в армию тебя надо сдать, Мишка. На марш-броски.

Холод показался Анне, одетой в короткую Мишину куртку, обжигающим. Она закрыла рот шарфом, втянула сжатые в кулаки ладони и послушно потрусила за своим компаньоном, которого, по всей видимости, ничуть не обеспокоил ни застывший коркой снег на тротуаре, ни заинтересованный взгляд дворника с лопатой, прекратившего при их виде работу.

Анна не без труда догнала Мишу и произнесла в уже помокревший от дыхания шарф: «Ты обещал рассказать про велосипед».

– Я его, – выдохнул Миша, – купил два дня назад. Хочу избавиться от фобии.

– Ты… хы… боишься велосипедов?

– Машин. А метро меня задолбало. Вот я подумал… Давай сюда повернем, к парку… Что начну с велосипеда… привыкну… хы… а потом научусь водить машину.

– Тебе кто-то посоветовал так… или ты сам придумал?

– Сам.

Анна не ответила, чувствуя, что на дальнейшую беседу ей не хватит дыхания. Раньше ей казалось, что фобии люди придумывают сознательно, как особенность характера, позволяющую выделиться из толпы, и этим, в конце концов, усложняют свою жизнь, но после того как она не смогла однажды заставить себя зайти в серпентарий – не имея даже личного негативного опыта общения со змеями – ее мнение изменилось. Теперь она верила, что при всей иррациональности фобий они действительно способны доставить немало неудобств человеку, не умеющему справиться со своими страхами, и радовалась тому, что при ее образе жизни у нее так мало шансов столкнуться с предметом своего страха. Решительность же Миши вызывала в ней уважение.

Однако степень ее уважения немного снизилась, когда Миша согнулся у фонарного столба и выдавил: «Все… давай обратно… у меня сердце уже в горло сместилось».

– Но обратно нам тоже придется бежать, – припрыгивая на месте, ответила Анна. – Иначе пот превратится в лед.

– А-а-а… Теперь липосакция не кажется мне таким уж идиотизмом.

Домой они возвращались гораздо менее бодрым бегом и в полном молчании. Улицы уже заполнялись рабочим людом, который брел к метро в своей утренней хмурости, торопливо затягиваясь первыми сигаретами дня, не обращая внимания ни на себе подобных, ни на происходящее вокруг, и Анна почувствовала себя счастливой от того, что она не принадлежит к этой массе.

В Мишин офис они вошли в начале девятого.

Анна, едва оглядевшись, устало опустилась на стул, Миша же сразу включил ноутбук, залистал ежедневник.

– Мишка, я теперь есть хочу, – протянула Анна, растекаясь телом по столу.

– Поедим в обеденный перерыв, – с неожиданной строгостью ответил он и подвинул к ней телефонный справочник. – Смотри, что тебе нужно делать…

И он принялся подробно и нудно объяснять работу Анны, обращаясь к ней по полному имени. Она с удивлением наблюдала за его лицом, приобретшим вдруг чиновничью безжизненность, и даже глянула украдкой вверх, ожидая увидеть в углах кабинета камеры. Иного объяснения этой сухости, кроме как постороннее наблюдение за поведением Миши на рабочем месте, она придумать не могла. Наконец, он закончил объяснения и начальственно спросил: «У тебя есть вопросы?».

– Нет, – растерянно ответила Анна, хотя ей и хотелось спросить, почему он так неестественно ведет себя.

Миша внимательно послушал ее первые два звонка, сообщил ей, что она должна улыбаться, потому что собеседник чувствует улыбку и по телефону, и занялся своими бумагами. Почувствовавшая себя школьницей Анна пожалела, что она не курит и не имеет законной причины прятаться на лестничной площадке от сухого взгляда Миши хотя бы на несколько минут. Только вряд ли этот новоиспеченный начальник одобрил бы курение в рабочее время. Она с трудом подавила вздох, занесла полученные данные в подготовленную Мишей таблицу и набрала следующий номер.

Спустя несколько часов работы, показавшихся Анне такими же долгими и мучительными, как часы ожидания в провинциальном аэропорту отложенного из-за непогоды рейса, Миша, наконец, отодвинул в сторону бумаги и даже слегка улыбнулся.

– Я думаю, на сегодня можно закончить, – объявил он.

Анна встрепенулась, словно щенок, услышавший слово «гулять»:

– И мы пойдем есть?

В ресторане, куда они пришли сразу после офиса, Анна увидела обратное превращение Миши – в такого, каким он нравился ей. Его лицо разгладилось, взгляд повеселел, а движения стали менее деревянными и более разнообразными. С этим Мишей общаться было гораздо проще, и Анна, наконец, решилась задать вопрос, мучивший ее с самого утра:

– Миш, а почему ты в офисе таким строгим вдруг стал? Там же никого, кроме нас не было.

К разочарованию Анны Миша опять задеревенел. С вежливой улыбочкой он глянул ей в глаза и сказал:

– Мои личные пристрастия и интересы никак не должны влиять на профессиональные качества.

Анна подумала, что сказала уже слишком много для того, чтобы пойти теперь на попятный, и продолжила:

– Разве тебе так комфортно? Ты там, в офисе, как будто не по-настоящему испытываешь чувства, а делаешь вид, что испытываешь, потому что знаешь, что так надо, что этого от тебя ждут.

– Знаешь, если бы ты постоянно скрывала свою сущность, хамелеонила беспрестанно, как это приходится делать мне, ты бы меня сразу поняла.

– А зачем тебе хамелеонить?

– Потому что я голубой! – огрызнулся Миша. – Педрила, понимаешь?

– Мишка, прости… Тебя эти уроды вчера все-таки задели, да?

Миша устало провел ладонью по лицу: «Давай лучше поговорим о погоде, а?».

Анну затопил стыд, но ей хотелось исправить свою оплошность, и она жарко заговорила:

– Миш, ну кого это сейчас волнует? Конечно, есть гомофобы, но они всегда были и всегда будут, зачем на них обращать внимание?

– Ладно, раз ты настаиваешь… – Миша расправил складки скатерти и поднял глаза на Анну. – Мне не нужна толерантность, в конце концов, я и сам недостаточно толерантен, у меня тоже куча предубеждений. – Он усмехнулся. – Я, например, не понимаю гомофобов. Но я знаю, что каждый имеет право на точку зрения, и моя точка зрения о том, что гомосексуализм – это не извращение, не хуже и не лучше точки зрения человека, который считает, что гомосексуалистов надо вешать. Хотя мне и странно, как можно так искренне ненавидеть кого-то, кого даже не знаешь лично… Ладно, я о другом. Просто… Понимаешь, если общество посчитает какой-то мой поступок проступком, то о факте, что я голубой, мне тут же напомнят и праведники, и грешники. Это как с неграми – стоит ему сказать тебе что-то неприятное, и ты сразу называешь его в ответ черномазой сукой. Поэтому голубой я в гей-клубе… с друзьями, тогда, когда это уместно, в общем, а на работе я в первую очередь работник, профессионал. Понимаешь, это как… Когда я вхожу в магазин, я тут же становлюсь покупателем. Сажусь за столик в ресторане, и вот я уже посетитель. Спускаюсь в метро и превращаюсь в пассажира. И все эти роли предполагают соблюдение определенных правил, чтобы не создавать проблем себе же. Понимаешь? – Он взял в руки меню. – Все, давай заказывать еду. Я после этого джоггинга дурацкого хочу есть в три раза сильнее.

Анна подумала, что следование всем этим ролям и их правилам, лишает человека возможности понять, кем же он является на самом деле – без социальных масок, но продолжить тему не решилась. Она легко коснулась пальцев Миши и сказала:

– Извини. Спасибо за исчерпывающий ответ.

– Пожалуйста. Мясо? Или куриные крылышки? Что сытнее?

Анна тоже опустила глаза на меню: «Смотри, у них тут тазик куриных крылышек есть. Давай на двоих возьмем?».

– И салаты тоже.

Оставив от крылышек лишь кости, они, сытые и сонные, откинулись на спинки стульев, посмотрели на жирные губы друг друга и одновременно рассмеялись.

– Вот и зачем мы занимались спортом? – сказал Миша, разводя руками. – Съел в три раза больше обычного. А я тебе сейчас еще кое-что покажу. Сегодня в офисе на кухне нашел.

Он достал из сумки журнал, быстро нашел нужную страницу и протянул его Анне: «Вторая заметочка слева».

– Бег опасен для коленных суставов, – прочитала Анна название вслух и тут же добавила с надеждой в голосе. – Значит, нам больше не надо бегать?

– Нет, конечно. Это же опасно, видишь? – улыбнулся Миша. – Теперь начинаем копить на липосакцию.

12.

Миша одновременно с коллегами сел за овальный стол, украдкой поглядывая на мужчину и женщину, представленных пока только по именам. Бертран, директор французского офиса, потер ладони и заговорил на хорошем английском о важности сегодняшнего собрания и усилий всех присутствующих для успеха бизнеса.

Миша слушал вполуха, ожидая, когда директор перейдет от общих слов к конкретным вопросам. Натянув на губы легкую улыбку, он смотрел на окружающие его лица и думал о том, что уже несколько лет все новые люди в его жизни не кажутся ему новыми в полном смысле слова. Все они уже на кого-то похожи, напоминают кого-то либо обликом, либо характером – старую знакомую, известного музыканта, актера, брата друга. Словно существует лишь определенное количество типов внешности и поведения и, узнав их все к своему возрасту, он теперь двинулся на второй круг.

Директор, некрасиво подставив нижнюю губу под край чашки, допил одним глотком кофе и твердо кивнул:

– Теперь, что касается обязанностей. Я уже представил вам Алексея и Наталью, это наши новые сотрудники. Наталья назначена бухгалтером, а Алексей будет отвечать за управление московским офисом. Михаил, вы будете работать с клиентами, у вас это получается очень хорошо. Конечно, в скором времени нам потребуются новые сотрудники, и я думаю…

Дальше Миша не слышал. Он лишь растянул губы в еще более длинную улыбку, надеясь удержать этой маской свои истинные чувства – потрясение и ярость. Только узнав о назначении директором человека, который впервые пришел в устроенный им – и только им! – офис, он понял, что его глубокая уверенность в том, что эта должность уже принадлежит ему, не позволила ему даже предугадать и просчитать другие варианты. На ум пришло выражение «словно обухом по голове», но это было плохое описание степени его потрясения – потому что ударенный обухом падает, лишенный сознания или жизни, а Мише приходится сидеть, как ни в чем не бывало, и изображать лицом приветливую заинтересованность.

Собрание закончилось спустя сорок минут, и Миша сразу вышел в туалет, бросив коллегам короткое извинение. К его облегчению в туалете никого не было, и он смог увидеть в зеркале свое лицо без рабочей улыбки. Уголки губ повисли так противно, что Миша зло ударил кулаком по краю раковины и зажмурился. Он досчитал до десяти и достал из кармана брюк телефон, решив прямо сейчас предложить Андрею вместе сходить на юбилей мужского журнала, приглашение на который он получил вчера от своего приятеля. Набирая номер, он думал, что ему очень хочется, чтобы Андрей стал для него полосой белой.

Миша вышел из такси, остановившегося перед гостиницей на набережной реки, и поднялся по ступенькам в холл, поправляя галстук нервными рывками.

Андрей – тоже в костюме – уже ждал его неподалеку от входа.

– Привет! – Миша протянул руку. – Ты сразу после офиса?

– Да, решил домой не заезжать. По этим пробкам… Так что тут сегодня?

– Men’s Magazine отмечают трехлетний юбилей. Мой приятель там работает одним из редакторов. Пойдем? Нам на второй этаж.

Официальная часть мероприятия уже завершилась, а неофициальная только начала разгораться, привлекая на свое пламя мотыльков всех видов и стилей. Охранник нашел в списке приглашенных Мишину фамилию с пометкой «+ гость» и отступил в сторону, пропуская их к разноцветной толпе.

Миша расторопно подхватил два бокала вина с подноса проплывающего мимо официанта и протянул один Андрею. Тот в сомнении прищурился, но потом решительно кивнул:

– Домой же можно и на такси доехать, да?

– Да, на такси можно куда угодно доехать, – улыбнулся Миша и коснулся бокала Андрея краешком своего. – Ты как, общаться настроен? Тебя представлять публике?

– Конечно, почему нет?

Впрочем, первым, кто привлек внимание Миши в толпе, оказалась Маша, которой представляться было не нужно. Она сначала пьяненко потянулась к Мишиному плечу, а потом заметила Андрея.

– Мальчики, как я рада вас видеть! Вы давно здесь?

– Нет, только пришли, – ответил Миша. – А ты тут какими судьбами?

– А меня пригласили. Я во-о-он с тем молодым человеком. – Она указала подбородком на разговаривавшего с моделькой лысоватого и полноватого мужчину, которого на трезвую голову сложно было назвать молодым.

Подставив ладонь под Машин локоть, Миша поинтересовался: «Как поживают твои проекты, дорогая?».

– Ой, Мишенька, давай лучше посплетничаем, – тряхнула она завитыми в крупные локоны волосами. – Ты слышал, например, что Ритка развелась со своим и отбила у него квартиру?

– Ритка? Какая, однако, акула! Ну, молодец, что еще можно сказать?

– Да, а Дима уехал лечить свой ВИЧ в Германию с барышней, которая на даче была, помнишь?

Миша кивнул.

– И они собираются заводить ребенка.

– Да ты что? Каким образом?

– Ну, там что-то такое со спермой можно сделать, чтобы убрать из нее вирус. Не знаю, в общем. Ну, а у тебя как дела?

– Тебе нужны какие-нибудь жареные факты, чтобы ты потом их на хвосте остальным понесла? – улыбнулся Миша и извинительно глянул на Андрея. – Ты в Париж еще не решила возвращаться?

– Ты знаешь, Мишка, я не знаю… – Маша посерьезнела, сфокусировала взгляд на Мишином лице. – Кристоф звонит, пишет, а я думаю, вдруг мне там опять скучно станет?

– Станет, придумаешь что-нибудь. Будешь решать проблемы по мере их поступления.

– Да, наверное, – с сомнением в голосе протянула Маша.

Но Миша уже отвлекся. Увидев редактора, пригласившего его на вечеринку, он тронул руку Андрея:

– Слушай, я хочу поговорить кое с кем. Пойдем? Маш, извини. Пересечемся же еще, да?

Они протолкнулись через толпу в центр зала, взяв по пути еще по бокалу вина, и Миша представил Андрея редактору:

– Кирилл, привет. Спасибо, что пригласил. Познакомься, это Андрей. Он занимается недвижимостью.

Кирилл оценивающим взглядом окинул Андрея, пожал его руку – очень приятно, Кирилл – и приобнял Мишу:

– Да не за что, дорогой. Мне же приятно видеть вокруг друзей и адекватных людей. Как ты?

– Я отлично, спасибо. Слушай, я хочу узнать условия рекламы у вас. Попросишь кого-нибудь прислать на мой адрес информацию? – Миша протянул редактору визитку. – На этот.

– Обязательно, дорога… дорогой, обязательно. А у тебя, часом, нет девочки, которая смешные колонки умеет писать?

– Надо подумать, должна быть. Но у меня точно есть девочка, которая классно рисует. Не нужен вам художник? Ты ее даже видел как-то в «Мистери», кажется.

Кирилл прищурился: «Художник, художник… Ну, пусть она со мной созвонится или спишется. Посмотрим, куда ее пристроить можно».

Они поболтали еще немного о делах и общих знакомых, потом Кирилл извинился и отошел, окликнутый другими гостями.

Миша повернулся к Андрею, который в разговоре с редактором участия не принял:

– Тебе не скучно?

– Напротив. Я уже сто лет не бывал на таких вечеринках.

– Да? А на каких бывал?

– Ну… Да ни на каких! Чем я только занимаюсь, а? – рассмеялся Андрей, и Миша увидел в его шальную беззаботность.

– Да, работа, работа… Из болота тащить бегемота… А ведь если спросить нас о приятных моментах жизни, то вряд ли среди них будут моменты, связанные с работой. Вот и думай тут о настоящих ценностях. – Миша качнул опустевшим бокалом. – Ты не хочешь чего-нибудь покрепче выпить?

– А здесь подают?

– Конечно, здесь же люди дела делают. А как их без алкоголя делать? Вон там бар.

Они взяли у бармена по виски без льда и встали у высокого круглого стола, покрытого бежевой атласной скатертью.

– У тебя много знакомых, да? – спросил Андрей, оглядывая гостей, веселящихся изо всех сил.

– Пожалуй. Хотя знаешь, я недавно подумал, что нашему поколению уже все труднее и труднее знакомиться. Вот ходим мы, например, по клубам, чтобы пообщаться, повстречать новых людей. А там прикрываемся на самом деле щитом все из того же алкоголя, музыки, темноты, сигаретного дыма. Словно только так и можно почувствовать себя более или менее комфортно с малознакомым человеком. Стоим там, кричим друг другу в уши что-то малозначительное, потому что значительное кричать еще глупее…

Андрей кивал, словно соглашаясь с каждым словом Миши, а когда Миша замолчал, выразил свое согласие словами:

– Да, а в детстве нужно было минут пять, чтобы познакомиться и даже полюбить нового друга. Грустно, да?

– Да нет, нормально. Все в наших руках. Во всяком случае, мне хочется в это верить.

– Слушай, а мы сейчас с тобой о значительном говорим?

Андрей задал вопрос так негромко, что Мише потребовалось несколько секунд, чтобы понять услышанное.

Он поставил стакан на стол и посмотрел своему спутнику в глаза.

– С тобой мне комфортно даже без щита из алкоголя, – честно ответил он этим серым глазам, родинке на виске, жестким губам.

– Хочешь, мы уйдем отсюда?

Миша на мгновение прижал пальцы к губам и кивнул:

– Я всегда хотел увидеть, как выглядит пустой и темный кинозал. Интересно, гостиничный открыт сейчас?

Андрей одним глотком опустошил стакан.

Дверь в кинозал была не заперта. Миша ступил в темноту первым, и обернулся к прямоугольнику света, который еще оставался за спиной Андрея. В следующее мгновение свет исчез с хлопком двери, и Миша почувствовал губы Андрея на своих. Он с облегчением выдохнул, закрыл глаза и запустил пальцы в волосы Андрея, волнистую жесткость которых он уже так давно хотел ощутить своей кожей. Между его веками и зрачками вспыхнули ярко-красные воронки, похожие на те, которые вспыхивают, когда его утомленная алкоголем голова наконец ложится на прохладную, чистую подушку. Андрей не касался его руками – он упер их в стену – но его губы красноречиво доказывали желание своим настойчивым давлением.

– Ты не исчезнешь, пока я буду снимать номер? – шепнул он, обжигая Мишу своим дыханием.

Миша проснулся в комнате, залитой неприличным, подсвечивающим каждую пылинку, солнечным светом. В кровати он был один, ванная с распахнутой дверью смотрела на него поблескивающим зеркалом над раковиной. Часы на его руке показывали четверть девятого.

Он повернулся на бок и легко провел ладонью по соседней подушке, в середине которой еще оставалась вмятина. Пахла подушка, однако, лишь гостиничной чистотой – видимо, Андрей в номере не спал, а ушел сразу после того, как заснул Миша.

Миша откинул одеяло и потянулся к одежде, в беспорядке валявшейся на полу. Когда он взял в руки рубашку, с нее соскользнул белый листок бумаги с несколькими строчками, написанными резким и неровным почерком:

«Извини, я не мог остаться на ночь. И я думаю, нам лучше пока больше не встречаться. Может, когда-нибудь потом».

Миша аккуратно положил листок на тумбочку, уперся локтями в колени и опустил лицо в чашку ладоней.

– Как же вы все меня затрахали, – прошептал он.

* * *

Анна легонько постукивала пальцем по стеклу своих наручных часов, глядя в белую, шероховатую стену напротив. Секретарь, которая пятнадцать минут назад сообщила ей, что к ней сейчас выйдут, сосредоточенно и быстро печатала, время от времени бросая короткие взгляды на клавиатуру.

Анне уже было скучно – она подробно рассмотрела и классический офисный интерьер, и одежду секретаря, но тот, кто должен был к ней выйти, все не появлялся. Скука постепенно сменялась сведенным как пружина раздражением, и она решила, что проведет здесь еще пять минут и уйдет, если ничего не изменится.

Приняв это решение, она подумала, что, если работодатель выберет ее сейчас, то ей придется приходить сюда на работу каждый день. Она с новым интересом оглядела приемную и почувствовала азарт – успеет ли интервьюер появиться в отпущенные ему пять минут?

Едва минутная стрелка наползла на четверку, Анна встала, переполненная злостью, накинула пальто на руку и молча вышла из комнаты.

Интервьюер позвонила – с показным спокойствием в голосе, когда Анна уже подходила к метро:

– Анна, у вас что-то случилось? Почему вы не дождались меня?

– Знаете, из-за вашей занятости я опоздаю на другие свои встречи. Ведь дела есть не только у вас, верно?

Девушка положила трубку.

Анна, на самом деле, не опаздывала на следующее собеседование – потому что решила не ходить на него. Идя к метро, она размышляла о том, что играть по офисным правилам этого большого города получается у тех, кто постоянно испытывает страх безденежья или, в более редких случаях, одиночества. Или, еще реже, у тех, кто считает, что карьера это и есть жизнь. Она примерила себя к каждой из определенных ею категорий и не сдержала торжествующей улыбки: ее амбиции точно лежали в другой плоскости, пусть еще и неведомой ей.

Чувствуя уверенность в том, что сможет разглядеть подаваемые ей жизнью знаки и сделать единственно верный выбор, она замедлила шаг у газетного киоска и сразу увидела на обложке одного из журналов заголовок статьи: «Фрилансеры. Новые профессионалы?».

* * *

– Добрый день. Не замерзли? – тепло улыбнулась Марта.

Наташа улыбнулась в ответ, обрадовавшись тому, что все-таки отмела утром свои сомнения и приехала сюда. Еще несколько минут назад ей было неловко от мысли, что она познакомилась с этой приятной и заботливой женщиной с корыстными целями, нашептанными мужем, но теперь она решила совершить честный поступок и рассказать Марте, зачем приходила к ней в первый раз.

– Немного.

– Проходите в кабинет, а я пока приготовлю чай, чтобы вы отогрелись.

Наташа кивнула и вошла в комнату, в которой ничего не изменилось после ее последнего визита – только на верхней полке стеллажа появилась ваза с мелкими красными розами. Она присела на кушетку и взяла со столика журнал, но так и не успела открыть его – Марта очень скоро вернулась из кухни, держа в руках поднос с чашкой.

– Вы только ноги хотите делать? – спросила она и протянула Наташе белую чайную чашку на блюдце.

– Ну, может еще бикини слегка подровнять. Если у меня там волоски не очень короткие.

– Мы потом посмотрим. Пока начнем с ног. Вы раньше делали эпиляцию?

– Да, да, – закивала Наташа. – Я уже знаю, чего ожидать.

Чашка приятно грела ее ладони, холодные после бессонной ночи, а несколько глотков чая разлили тепло по ее щекам и ослабили напряжение в затылке.

Марта закончила приготовления и повернулась к Наташе: «Начнем?». Подложив подушку под Наташину голову, она укрыла ее бедра легким одеялом и провела горячей и сухой ладонью по ее голени. Следом за касанием ладони Наташа почувствовала на коже липкий воск.

– А бикини вы тоже воском эпилируете? – спросила она, наблюдая за работой Марты.

– Да, но другим. Вам удобно, не больно?

– Все хорошо. Ноги мне уже не больно, привыкла. А вот бикини…

– Ну, болевые ощущения со временем и там притупляются. А вообще, есть способы их снизить. – Марта мелкими движениями потерла белую полоску и резко оторвала ее от ноги. – Например, заранее хорошо увлажнить кожу. И лучше не делать эпиляцию за несколько дней до месячных, в это время болевой порог снижается. Повернитесь чуть-чуть сюда…

– Значит, у меня как раз хорошее время.

Наташе вспомнились журнальные статьи об освежении сексуальных отношений в браке, рекомендовавшие в качестве одного из способов изменение прически или стиля, и спросила:

– А вы… там… разные формы тоже делаете?

– Да, конечно. Бикини-дизайн, глубокая эпиляция… У вас появилась идея?

– Не знаю… – Наташа было замешкалась, но тут подумала, что это хороший момент объяснить Марте, откуда она узнала о ней. – Понимаете, у меня проблемы с мужем, и я хочу что-то изменить.

Марта мягко кивнула, не поднимая головы.

– Извините, что говорю вам все это, но я должна вам рассказать. Проблемы у нас начались после отдыха в Египте. Муж познакомился там с дайвером, который попросил его найти какую-то девушку, которая якобы его жена. И поэтому я к вам и пришла в первый раз. А этот дайвер потом прислал мужу ваш телефон, и сказал, что вы знакомая этой девушки. Анна ее зовут. – Наташа замолчала, ожидая реакции Марты, но та продолжала работать, ни на секунду не прекратив и не замедлив своих уверенных движений. Наташа, растерянная, заговорила опять. – Муж в последнее время стал какой-то агрессивный, сыном вообще не интересуется, на меня тоже практически не смотрит. Знаете, мне кажется, что он нашел эту Анну. И у него с ней роман.

– Поверните ногу, пожалуйста. Да, вот так.

Наташа, еще более озадаченная, сбивчиво продолжила свои объяснения:

– Понимаете, он уже уходил от нас раньше, пару лет назад, но потом вернулся… А теперь я опять чувствую, что что-то происходит. Он уже несколько раз очень поздно приходил домой. И вчера тоже. Под утро совсем… И даже не объяснил ничего. Я не знаю, я просто боюсь, жду все время, что он скажет, скажет… Извините.

Марта обтерла ее голени маслом, и принялась массировать их твердой рукой, бесстрастно глядя в пол. Закончив, она взяла со столика полотенце и, наконец, подняла глаза на Наташу.

– Наташа, я косметолог. И все, чем я могу помочь вам, это сделать эпиляцию, чистку, татуаж и так далее, – произнесла она, медленно вытирая пальцы по одному.

Наташа села на кушетке, свесила ноги.

– Да, я понимаю. Это все, конечно, вас не касается. Извините.

– Ну что вы с бикини решили? Ноги я закончила.

– Да, я буду делать. Все, полностью. Может, это поможет привлечь его внимание.

Она встала, расстегнула юбку и повернулась к Марте, присевшей к нижней полке стеллажа.

– Знаете, Марта, я думаю иногда, а какой бы я была, если бы мужчины, которые у меня были, научили меня наслаждаться сексом так же, как они? Если бы самый первый мой мужчина показал мне, как это – забывать в постели обо всем на свете?

– А вы не думайте, вы попробуйте. Вдруг активная роль придется вам по вкусу, – улыбнулась ей Марта и включила в розетку воскоплав.

Наташа вышла на улицу и остановилась у скамейки, ощущая под юбкой необычный холодок на коже и прислушиваясь к нему. То ли от слов Марты, то ли из-за этого холодка ее переполняло чувство возможности – такое, какое просыпается в самом начале весны, с первыми дуновениями душистого южного ветра, и ей не хотелось нести это чувство домой, где оно могло бы завянуть под прессом привычного и однообразного. Она огляделась, словно ожидая увидеть то, на что она могла бы излить это чувство, но улица равнодушно смотрела на нее грязными горками снега вдоль обочин. Единственным ярким пятном выступал из серого малыш в красном комбинезоне, держащий за руку усталую женщину у перекрестка. При виде чужого ребенка Наташа тут же вспомнила своего, и ее едва пробудившаяся жажда свершений моментально сменилась стыдом и виной. Она быстро подошла к дороге и подняла руку перед приближающейся машиной.

Часть 2

13.

– Егор рисунки готовит?

Прижав трубку к уху, Анна потянулась к столу и включила лампу. Свет упал на стопку листов с набросками и разлился в углу комнаты.

– Да, конечно, – ответила сестра. – И ко всем остальным экзаменам тоже готовится день и ночь. Конец марта же уже, не так много времени осталось. Знаешь, его даже и заставлять не приходится.

– А что вы решили? В два института будете документы подавать?

– Анют, я не знаю даже. Потянет он?

– Ну, по времени получается. В гуманитарном экзамены чуть раньше, чем в печатном, так что… Но тогда в начале июня ему надо быть здесь.

– О господи, в какую ж копеечку это нам влетит, – завела было сестра старую песню, но Анна ее тут же прервала.

– Слушай, мы уже сто раз об этом говорили. Дай своему сыну шанс, о деньгах пожалеть всегда успеешь.

– Да, да, ты права… А ты мне когда племянника родишь?

Анна скривилась – словно на больной зуб попало сладкое.

– От святого духа мне рожать, что ли?

– Ну, если бы ты очень хотела, то нашла бы от кого рожать.

– Именно, если бы очень хотела. Ты сама и ответила на свой вопрос. Ладно, Ир, мне уже пора идти.

– Куда это ты на ночь глядя?

– Девять часов это, по-твоему, ночь?! Все давай, созвонимся. Родителям привет.

Анна вошла в кафе и остановилась у входа, стряхивая с плеч снежинки и оглядывая зал. Мишу она увидела за дальним столиком – он привлекал ее внимание приподнятой рукой.

– Какой ужас, опять пошел этот дурацкий снег. Я уж думала, весна, – пожаловалась она и потянулась губами к щеке Миши. – Прости, я задержалась. Мне сестра позвонила, надо было с ней поговорить.

Миша качнул головой:

– Да уж, пригласила на ужин и сама же на него опаздывает. Что за манеры…

– Ну что ты ворчишь, как будто мы с тобой пятнадцать лет женаты! Ты уже заказал что-нибудь?

– Нет! Сижу вот с голоду пухну.

– Я тоже голодная, – Анна опустила глаза на меню. – Как у тебя дела? Как работа?

– Сплетни и козни. Ты ж понимаешь, чем больше работников в офисе, тем веселее там работать.

– Нет, не понимаю. Я твоими стараниями от этого избавлена. – Анна наклонилась к висящей на спинке стула сумке и вынула из нее журнал. – Я тебе принесла последний номер. Там на тридцать восьмой и на шестидесятой странице мои рисунки.

Миша принялся лениво, словно нехотя, пролистывать журнал, и Анна, заметившая на его лице равнодушие, почувствовала обиду от такого невнимания к ее достижениям. Последние два месяца она много работала – получив не так давно еще и несколько заказов по дизайну книжных обложек – и работа не только подняла планку ее самоуважения, но еще и наполнила ее долгожданной значимостью, признания которой она ожидала от Миши, сейчас самого близкого ей человека в этом городе.

Анна вздохнула – тихо, чтобы не выдать своего разочарования, и поинтересовалась, придав голосу безразличия:

– А что кроме работы? Повстречал кого-нибудь интересного?

Миша покривился и по-бабьи подпер рукою щеку. Та собралась щетинистой складкой.

– Даже и неинтересного не повстречал. Ужас.

– Понятно, на любовном фронте без перемен. Слушай, я в туалет схожу. Закажешь мне томатный суп?

Когда Анна вернулась, Миша разговаривал по телефону:

– Поужинать? Я сейчас ужинаю. Если хочешь, можешь присоединиться… На Маяковке, в «Пикассо». Я буду здесь еще около часа.

Он сунул телефон в задний карман джинсов и поднял на Анну усталые глаза.

– Сейчас приедет Андрей.

– Но ты, кажется, не очень-то этому рад.

– Не знаю… Хуже нет – общаться с человеком, который сам не знает, чего хочет. – Он помолчал. – Хотя, общением это тоже не назовешь. Это его первый звонок после нашего секса.

– Забавно, как в наше время обесценился секс, а? – усмехнулась Анна. – One night stand ^_ теперь считается обыденным развлечением. Ни усилий прикладывать не надо, ни ответственности на себя брать. Интересно, это в природе людей вообще, или это примета именно нашего времени?

– Наверное, примета. Твои родители, например, вели такой образ жизни?

Анна задумалась, покачивая бокалом с вином.

– Ну, отец, думаю, так развлекался, а мать вряд ли. Женщины тогда все-таки приличия соблюдали.

– Ага, а с кем же тогда развлекался твой отец, если женщины были такими приличными? Для танго, как известно, нужны двое.

– Тоже верно. Тогда получается, что люди такими были всегда?

– Скажем так, такие… – Миша пощелкал пальцами, – эмансипированные люди были всегда, а в нашем времени их больше. Хотя, не думаю, что человек меняется. Пороки во все времена одинаковые. – Он усмехнулся. – Блин, зачем мы об этом говорим? К какому выводу не приди, а он уже сто раз до тебя сделан. Ничего нового не родишь.

– Как ты, Миша, оптимистично настроен в последнее время!

К столу подошла официантка, а через несколько мгновений за ее спиной появился Андрей. Он дождался, пока девушка расставит тарелки, попросил ее принести виски и протянул руку Мише:

– Привет. Как дела?

– Привет. – Миша вяло пожал предложенную ему руку. – Это Анна. Это Андрей.

Анна улыбнулась: «А мы встречались на вечеринке в прошлом году. На даче».

– Да, помню. Я вас потом к метро подвозил.

Он сел на диван рядом с Мишей, нерешительно глянул на него, приподняв уголки губ:

– Ну, как ты поживаешь? Что нового?

– Все старое, – ответил Миша без улыбки и принялся резать бифштекс. – Работаю почти круглосуточно.

Анне приветливость Андрея показалась вымученной, а сам он смущенным – то ли недружелюбием Миши, то ли тем, что Миша был не один. Выглядел он так, словно тщательно готовился к этой встрече. Хотя на его щеках поблескивала седыми волосками вечерняя щетина, волосы были чистыми и уложенными так аккуратно, будто он только что вышел из парикмахерской. Такой же аккуратной была и его одежда – под твидовым пиджаком виднелась дорогая белая рубашка.

– А я вот сегодня не работал. Решил отдохнуть и был в дайвинг центре, – он потер пальцами левую мочку. – Только неудачно как-то нырнул, вода до сих пор в ухе.

Миша не ответил, и Анна решила поддержать разговор, чтобы избежать неловких пауз.

– А вы сертификат хотите получить, или так, просто интересно?

– Думаю, сертификат. Я уже погружался в декабре в Египте, мне очень понравилось, так что теперь решил узнать о дайвинге побольше.

– А где вы были в Египте?

– В Шарм-эль-Шейхе, мы с… с друзьями жили в «Риф оазисе» и ныряли с ребятами из отельного центра. А вы бывали в Шарме, нет?

Тут Миша заинтересовался разговором и уже приоткрыл рот, чтобы принять в нем участие, но Анна, моментально вспомнив предупреждение Марты о том, что ей следует быть осторожной с новыми людьми, заторопилась:

– Да, да, бывала. Давно, правда, очень. Один раз там тоже ныряла, но как-то не очень прониклась. Мне кажется, из таких… отпускных видов спорта альпинизм, например, интересней. Или парашют.

Она опустила голову и зачерпнула ложкой суп, надеясь, что ей удалось переключить Андрея на другую тему. То, что название отеля, в котором работает ее муж, промелькнуло в случайном – как хотела верить Анна – разговоре, вдруг придало глубину заезженным фразам о тесноте мира и тайном, становящимся явным. Теперь у нее уже случались все чаще и чаще дни, когда она вовсе не думала о муже, а если он и вспоминался ей, то всегда вместе с мыслями о деньгах, которые она забрала из его сумки. Она все еще боялась, что на ее пороге может появиться посланец мужа или он сам, однако за вспышкой страха всегда следовала обида и злость на человека, унизившего ее тем, что таил от нее не только свои новые постельные увлечения, но и финансовые операции.

– А мне больше нравятся лыжи, – наконец включился в беседу Миша. – Правда, достаточно затратное увлечение.

– Не затратными увлечения, по-моему, только в детстве бывают, – произнес Андрей. – Меня, например, коллекция из ста значков вполне удовлетворяла, когда мне было восемь, а теперь хочется чего-то все более и более сложного.

Анна заметила, что Миша приподнял бровь, словно уловил в этих словах второй смысл.

– Ну, в этом нет ничего страшного, если ты уверен, что тебе это действительно нужно, – сказал он и коротко глянул на Андрея.

– Нужно что?

– Тут уж тебе лучше знать. Это же твои желания.

Анна тихо вздохнула и отвернулась к окну, испытывая одновременно облегчение от того, что Андрей не выказывает к ней никакого интереса, и разочарование от того, что соседи по столу заговорили шарадами, чтобы обсудить нечто, понятное только им. Она также злилась на Андрея за то, что тот своим внезапным появлением лишил ее вечера с Мишей. Подождав еще немного, не изменится ли тема разговора, она обреченно достала из сумки кошелек и выложила на стол несколько купюр.

– Миш, я пойду, мне еще поработать надо. Тут за мой и твой ужин.

Миша протестующе выставил руки: «Не надо».

– Я же пригласила тебя, чтобы отметить первый гонорар, помнишь? Все, давай. Созвонимся. – Анна встала, расправила ремень сумки и закинула ее за спину. – Хорошо вам отдохнуть. Андрей, приятно было познакомиться поближе.

– Взаимно.

* * *

Миша проводил взглядом свою подругу, мысленно благодаря ее за то, что она оставила его наедине с Андреем, и откинулся на спинку дивана. Он чувствовал исходящее от Андрея напряжение и надеялся, что тот расслабится с уходом Анны.

Однако следующие несколько минут прошли в натянутом молчании – Андрей лишь часто подносил к губам стакан с виски, постукивая пальцами другой руки по пластиковой столешнице. Миша бросал на него взгляды, все больше наполнявшиеся раздражением от того, что Андрей своим молчанием придавал рядовой встрече неуместный надрыв.

– Послушай, – не выдержал минуте на четвертой Миша, – ты хочешь обсудить со мной что-то? Или мы встретились просто поболтать и хорошо провести время?

– Я тогда ушел из отеля, потому что… я…

Миша жестко выпрямил спину: «Потому что тебе было нужно, удобно, неудобно… Какая разница? Мы сделали то, что хотели, тогда, когда хотели, и все остальное не имеет значения».

Оправдывающиеся мужчины всегда вызывали у Миши неприязнь, а к Андрею он ее испытывать не хотел. Несмотря на все странности в поведении, а может, как раз из-за них, тот пока был ему все еще интересен.

– Хорошо, – уверенно кивнул Андрей. – Тогда сегодня я хочу пригласить тебя к себе домой.

Миша автоматически глянул на часы.

– А где ты живешь?

– Даев переулок. Знаешь?

– Угу. Я даже квартиру снимал однажды рядом, в Последнем переулке. Ну, поехали, раз приглашаешь. У тебя там найдется вино?

– Конечно. – Он встал. – Сейчас я приду, ладно?

И он направился в сторону туалетов. Глядя ему вслед, Миша увидел, как он достал из кармана пиджака телефон.

Согнув ногу в колене, Миша потянулся к стопе, чтобы развязать шнурки на кроссовках, но Андрей остановил его прикосновением руки.

– Не надо. Я не разуваюсь тут.

– А. По-европейски?

– Или по-американски.

Миша усмехнулся, пытаясь скрыть за усмешкой неизвестно откуда появившееся в нем стеснение: «Ну, надеюсь, в отличие от американцев ты не валяешься в обуви на диване».

– Нет. – Андрей полуобернулся, уперев крепкую руку в стену, и небрежно бросил пиджак на кресло у входа в комнату. – Это в принципе не очень практично, а с русской грязью темболее. Проходи сюда, я пока вино открою.

Миша вошел в небольшую гостиную, основное внимание в которой тянул на себя кожаный диван претенциозного красного цвета и низкий стол со стеклянной столешницей. Осмотревшись, он поменял верхний свет на свет торшера и опустился в одинокое кресло у окна. Комната показалась ему чистой чистотой нежилой квартиры. Кроме журнала и ноутбука, лежавших на краю стола, здесь не было других вещей, которые могли бы выдать если не личность, то хотя бы наличие здесь хозяина.

– Ты не часто бываешь дома? – спросил он Андрея, вошедшего в комнату. – Как-то у тебя тут стерильно…

Андрей аккуратно поставил на широкий подоконник бутылку вина и два бокала.

– Я недавно переехал сюда. Пока обживаюсь.

– А музыка у тебя есть какая-нибудь?

– В спальне, – Андрей кивнул на приоткрытую дверь напротив дивана.

– Понятно. – Он перевел взгляд на стену. – Интересная у тебя тут картина. Похожа на афишу «Все о моей матери».

– Все о моей матери?

– Фильм Альмодовара. Про… про жизнь, – Миша засмеялся. – Да, про то, как она только не заплетается. – Он встал, чтобы видеть лучше глаза Андрея.- А откуда ты переехал?

– С… с Новопесчаной.

Миша потянулся за бокалом, уже наполнившимся в руках Андрея: «Я не слишком много вопросов задаю?».

Андрей мимолетно приподнял уголки губ.

– Нет, нормально. Извини, что я не звонил тебе. Мне надо было разобраться со своей жизнью.

Миша тут же предположил, что Андрею нужно было время, чтобы расстаться с тем, с кем он жил раньше, и почувствовал к нему уважение за такие последовательные решения. Озвучивать это предположение он не стал, но спросил, чуть страшась ответа:

– Получилось?

– Ну… в общем, да, только я сам еще не знаю, что, – ответил Андрей и приподнял бокал. – Я рад видеть тебя у себя дома.

– Надеюсь, и ты побываешь у меня.

В воздухе повисло электричество, которое залило тело Миши пульсирующим теплом.

* * *

Из коридора донесся звук открывающейся двери, и Анна резко приподняла голову от подушки.

– Миша? Это ты? – испуганно прошептала она, вглядываясь в темноту.

Тут под дверью между комнатой и коридором появилась полоска света. Анна почувствовала, что сердце заполняет своими ударами всю грудную клетку, лишая легкие воздуха. Она жадно вдохнула широко раскрытым ртом, откинула одеяло и встала, подкинутая паническим адреналином. В коридоре сейчас же скрипнул паркет, и она стремительно бросилась к двери, едва соображая, что делает.

За ней стоял невысокий мужчина в черной кожаной куртке, похожий на дворового пса.

Анна охнула, отпрянула назад.

В следующую секунду она скрестила руки на груди, сунула ладони подмышки. Из них потекли струйки холодного пота.

Мужчина пьяно пошатнулся: «Где Марина?».

– Здесь Марина не живет. Не живет. Уход-ди…те

– А где? – Он с трудом распрямил шею и сделал шаг к Анне.

Анна прижалась спиной к косяку, не зная, как себя вести – агрессивно ли, или заискивающее. К ней мало-помалу возвращалась возможность мыслить.

– Послушайте, давайте я сейчас дам вам воды, вы успокоитесь и уйдете, хорошо?

В ответ он лишь глянул на нее мутными глазами, и она попятилась в кухню. Там, не сводя взгляда от дверного проема, она нащупала на столе нож, но в руки его взять не решилась, неуверенная, что у нее хватит духу воспользоваться им. У нее промелькнула мысль о милиции, но она тут же отмела ее, потому что с милицией пришлось бы объясняться и ей самой, не имеющей регистрации. По-прежнему глядя на дверь, Анна взяла в одну руку чашку, в другую – чайник и вернулась с ними в коридор.

– Вот, выпейте воды, – дрожащими руками она налила воды и протянула мужчине чашку. – А Марины здесь нет, она тут уже давно не живет, если вообще жила.

– А где она живет? Куда она д-делась? – выдавил он, не замечая чашки.

И тут Анна вспомнила о дневнике под ванной. Она попыталась припомнить, попадались ли ей там какие-то имена. Мужчина жалобно смотрел на нее, с заметным усилием фокусируя взгляд.

– Марина здесь, наверное, раньше жила, да? – спросила она, так и не вспомнив, какие имена упоминались в записях.

– Жила, – он тяжело кивнул и неожиданно для нее всхлипнул. – А потом пропала.

С уверенностью почувствовав вдруг, что незнакомец не причинит ей вреда, Анна насильно вставила в его руку чашку с водой.

– Но теперь эту квартиру снимаю я. Уже почти три месяца. Отдайте мне, пожалуйста, ключи.

– Ключи?

– Да, от квартиры. Вы же как-то вошли сюда?

– А вдруг Марина вернется? Я же все… я для нее…

Анна замешкалась:

– Я-я… думаю, она найдет вас, если захочет. Все будет хорошо. Дайте мне, пожалуйста, ключи.

Мужчина раскрыл ладонь и уставился на два ключа, надетых на слабое колечко. Анна осторожно взяла их и проворно сжала в своем кулаке.

– Все будет хорошо, – повторила она и, шагнув к входной двери, открыла ее. – Вы найдете ее или она вас.

Пошатываясь и сильно отклоняясь назад, мужчина двинулся к двери. В руке он держал чашку с водой.

– И-с-свините, – выдохнул он и вышел.

Анна поспешно захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Она передернула плечами от холода и только теперь обратила внимание, что на ней не было ничего кроме короткой майки и трусов. Когда в подъезде хлопнула дверь лифта, Анна выплыла из ямы ужаса, поставила на пол чайник, которой все это время сжимала в руке, и ступила в ванную. Она вытащила из-под ванны запылившуюся тетрадь с волнистой от влаги обложкой и принялась рвать каждую страницу на мелкие кусочки.

14.

– Как прошла командировка? – Наташа положила руки на плечи мужи и прижалась щекой к его груди.

– Все в порядке!

– Папа-пап, – Дениска нетерпеливо задергал руку Андрея. – А ты мне принес что-нибудь?

– Ну конечно, малыш! Беги в комнату, сейчас будет тебе сюрприз!

– Ура! Ура!

Наташа с улыбкой посмотрела на сына, попрыгавшего мелкими прыжками в комнату, взяла с тумбочки пышный букет и вдохнула едва различимый аромат роз.

– Холодные еще… Сейчас согреются и запахнут. Ты мне уже сто лет цветов не дарил. Что это на тебя нашло?

Андрей достал из шкафа плечики и надел на них пальто.

– А я тебе не только цветы принес.

– Значит, сюрприз будет не только Дениске? Но у тебя все прошло хорошо?

– Пока да. Еще придется туда поездить, непростой клиент попался.

– Надеюсь, не слишком часто и ненадолго. Знаешь, как мы тут соскучились без тебя за четыре дня!

Андрей обернулся на пороге ванной: «Я тоже соскучился».

Наташа взяла в гостиной вазу и вошла следом за мужем, рассеянно мылившим руки над раковиной.

– У тебя грязного много? – спросила она, подставляя вазу с цветами под струю воды. – Разобрать твой чемодан?

– М? Да нет, спасибо. Я сам. Ты, может, пока ужином займешься?

– А все готово уже почти. Я сейчас накрою на стол.

Андрей легко коснулся ее шеи губами и вышел. Скоро до Наташи донеслись восторженные крики сына: «Вер-р-ртолет! Ура! Ого, у него тут человек даже!».

– Этот человек называется пилот, – подсказал ему муж. – Видишь, он в шлеме, чтобы слушать переговоры других пилотов и связываться с базой…

– А зачем ему надо слушать переговоры?

Полюбовавшись розами, которые так пока и не раскрыли свой аромат, Наташа присела к духовке, и в ответ на это движение в животе тут же разлилась боль. Наташа поморщилась, досадуя на некстати начавшиеся месячные и надеясь, что сюрприз мужа не связан с постелью. Она была уверена, что после разлуки, пусть и недолгой, он наверняка захочет заняться сексом. Хотя в последние недели Наташины прогнозы часто оказывались неверными – в одну ночь Андрей мог неожиданно загореться горячей, нахрапистой страстью, а после не обращать на нее внимания несколько дней кряду.

Она расставила тарелки и направилась в комнату, чтобы позвать семью к столу. В коридоре она споткнулась о чемодан и, помешкав, решила сама разобрать вещи – ей не хотелось отрывать Андрея от игры с сыном.

Однако чемодан оказался полупустым.

Наташа недоуменно глянула на мужа, приземлявшего вертолет на ладошку Дениски.

– Андрюш! А где твои вещи?

– Какие вещи?

– Я захотела сама разобрать чемодан, а у тебя тут… только костюм и две рубашки.

– А-а-а… – Андрей встал и вышел в коридор. – Я в офисе их оставил.

– Ты заезжал в офис?

– Ну конечно, заезжал, – с раздражением произнес он. – Там доставал документы и забыл положить одежду обратно в чемодан.

– Надеюсь, ты не в отеле ее забыл.

– Нет, точно не в отеле. Мы ужинать-то будем?

– Да, готово уже все. Сынок, моем руки и за стол!

За ужином почти не разговаривали. Андрей сосредоточенно жевал мясо, не обращая внимания на настороженные взгляды Наташи и время от времени делая замечания беспокойно вертевшемуся на стуле сыну.

Наташа встала, чтобы отрезать еще хлеба и коснулась плеча мужа:

– А когда ты мне покажешь свой сюрприз?

– Мы с тобой через час идем в кино.

– Кино? А Дениска как же? Ему же спать скоро…

– Дениску отвезем няне.

– Как ты себе это представляешь? Я же ее не предупреждала. Вот так с бухты-барахты привезем, что ли?

– Я не хочу к няне. Я хочу с вами. Я тоже в кино, – заканючил сын.

– Нет, малыш, ты поспишь у няни, а мы с мамой погуляем немножко. Ты же сегодня гулял? Вот и мы хотим.

Спустя полчаса они передали сонного сына няне, согласившейся присмотреть за ним по двойной оплате, и поехали на Красную Пресню. Наташу сюрприз мужа не обрадовал – ей очень не хотелось расставаться с сыном, однако, перечить Андрею она не стала, боясь, что он в очередной раз намекнет ей, какая она стала домашняя и скучная. Она смотрела на проносящиеся за окном вечерние улицы и с горечью думала о том, что командировка Андрея не оправдала ее надежд – в нем по-прежнему чувствовалось ежеминутно подавляемое раздражение, и он все так же уплывал от нее то ли в свои мысли, то ли в воспоминания.

Поставив машину на стоянку, они вышли в холл, заполненный по большей части юношами и девушками, с улыбками и поцелуями встречающими друг друга. Андрей вынул из кармана билеты и повел Наташу в зал. Там уже начал гаснуть свет.

– А какое кино мы будем смотреть? – громко спросила она, стараясь перекрыть женский голос, через динамики просивший зрителей отключить телефоны.

– «Все о моей матери», – ответил Андрей и отключил свой телефон. – Альмодовара.

Наташа опустилась в кресло и прижала к себе сумку: «А я свой выключать не буду. Вдруг няня позвонит?».

– Звук хотя бы отключи, – бросил муж и повернулся к экрану, на котором замелькали картинки рекламы.

* * *

Анна повернулась лицом к окну и прислушалась к гулу вечеринки, который стал особенно слышным, стоило ей отключить один орган восприятия – отвести взгляд от производящей гул толпы. В шуме выделялся звонкий смех Маши, виновницы торжества, созвавшей гостей по поводу своего воссоединения с Кристофом.

– Возьми, дорогая, – Миша коснулся плеча Анны. – Я раздобыл нам выпить.

Анна приняла из его рук оранжевый пластиковый стакан: «Спасибо. Это вино, что ли?».

– Шампанское. – Миша сделал глоток. – Выдохшееся.

– Сойдет. Слушай, ты какой процент людей здесь знаешь?

Миша повертел головой.

– Ну-у, процентов семьдесят. Экспатов много новых понаехало, их не всех знаю. А вон хозяин квартиры стоит. Вон, лысый, видишь? – Миша качнул головой. – Хотя тут уже партии три гостей сменилось, на самом деле. Ты замечаешь, что лица вокруг меняются примерно каждые полчаса?

– Ага. А, может, это мы с тобой просто напиваемся, и нам так кажется?

Тут до них долетел травяно-сладкий душок марихуаны, и Миша вытянул шею.

– А сейчас еще и покурим. Держи мой стакан.

Он вернулся через минуту с наполовину скуренной самокруткой и протянул ее Анне.

– Да-а-а, на этих вечеринках надо постоянно следить, где что дают, – произнес он, и вместе со словами из его рта выплыло облако дыма.

– А ты видел, там один мужичок ходит со стаканом и вилкой в кармане?

– Ну, молодец. Опытный тусовщик, видать. Слушай, хорошая трава, между прочим.

– Сейчас посмотрим. Я пока жду.

– О, пенсионеров подвезли, – Миша хмыкнул. – Господи, они-то что здесь делают? Им же сто лет уже.

Анна посмотрела в направлении его взгляда и увидела тучного усатого мужчину, державшего под руку седоволосую женщину, похожую на персонажа The Sims ^_.

– Ладно тебе ерничать. Ты тоже когда-нибудь будешь стареньким.

– Я! Никогда в жизни! Мне всегда двадцать восемь, что бы ни случилось. Всегда! О, вон еще одна престарелая прелестница. Господи, надо ж себе таких вавилонов на голове накрутить!

– И давно тебе уже двадцать восемь?

– Ну, последние пять лет.

У дверей комнаты сверкнула вспышка фотоаппарата, и Миша тут же заворчал: «Так, давайте теперь еще компромат собирать. И не расслабишься. Жалко, что мы не на маскараде. Сейчас бы маску в пол-лица и делай, что хочешь».

– О, классная песня! – Анна выставила указательный палец, услышав первые строчки Cosmic Dancer ^_.

– Тебе тоже сто лет, что ли? – покосился на нее Миша.

– Это же классика!

Музыка вдруг резко оборвалась, и недоуменные лица повернулись в угол, где исполнявший обязанности ди-джея гость виновато развел руками.

– Минуту внимания! Кристоф просит минуту внимания! – объявила Маша из другого угла комнаты, и толпа послушно и дружно развернулась.

Кристоф – высокий, худой и трогательный из-за оттопыренных, прозрачных ушей – обнял Машу за плечи и, извинившись за свой русский язык, заговорил с сильным акцентом.

– Маша, я очень рад, что мы с тобой опять вместе. И я хочу, чтобы мы были вместе всегда, долго-долго. Поэтому, поэтому… – Он достал из кармана брюк обтянутую бархатом коробочку и раскрыл ее – Я хочу, чтобы ты была моей женой.

Гости тут же взорвались одобрительными аплодисментами и криками, а Маша прижала ладони ко рту. Кристоф растянул губы в выжидательной улыбке.

– Боже, а если она откажется? – испуганно прошептал Миша. – Дура, бери кольцо, сейчас же бери… Если ты его не возьмешь, он на этой же вечеринке найдет себе другую жену.

Маша, наконец, отняла пальцы от губ и взяла кольцо. И тут же заструилась музыка, потекла мягким шелестом синатровская I’ve Got You Under My Skin. Кристоф положил руки на талию своей будущей жены и увлек ее в танец.

– О-о-о! Меня сейчас разорвет от романтики, – протянул Миша. – Я должен позвонить Андрею.

– Андрею? – удивленно уточнила Анна.

– Я же его люблю. Значит, ему и буду звонить…

– Любишь? Так скоро?

– А! Какое разочарование, абонент недоступен. – Миша сунул телефон в карман. – Что значит: скоро? Я его уже почти полгода знаю.

– А он тебя любит?

– Знаешь, я таких вопросов уже не задаю. Ни себе, ни тем, кого люблю. Зачем мне информация, которая может меня расстроить?

– Это у тебя отрицание какое-то получается, – вздернула брови Анна.

– Ой, давай мы не будем в психологические дебри лезть.

– Еще одно отрицание. – Анна выставила указательный палец. – Ладно, раз ты не даешь мне поумничать, я пойду попытаюсь еще раз в туалет протолкнуться. Береги мой стакан пока.

– Давай. А я попытаюсь протолкнуться Машкин камешек разглядеть.

Вернувшись в комнату, в которой за десять минут ее отсутствия стало еще теснее, Анна увидела, что Миша увлеченно беседует с мужчиной лет сорока, одетым в кофту с капюшоном. Судя по движениям губ, говорил Миша по-английски. Он то и дело легко касался пальцами руки собеседника и открывал рот в смехе.

Анна отступила к стене, робко улыбаясь окружающим, и принялась разглядывать гостей в надежде привлечь внимание кого-нибудь из них. Вечеринка, однако, была уже в той стадии, когда алкоголь помог толпе разбиться на пары и группы по интересам. Аутсайдеров было не так уж много – очень пьяный юноша, глубоко вдыхавший воздух у распахнутого окна, девушка с чересчур ярким макияжем на диване, мужчина с седыми кудрями, похожий на редактора научных статей, у стола с остатками закусок и пустыми бутылками. Анна приосанилась и попыталась напустить на лицо беспечное выражение, но в следующую же секунду поняла, что изобразить беззаботность правдоподобно у нее получается. На этой разномастной вечеринке она чувствовала себя одинокой и уязвимой.

– А вы со стороны жениха или невесты? – прервал ее попытки улыбки нетрезвый голос.

Анна тут же обернулась:

– Невесты.

Она увидела мужчину, одетого в свитер отвратительного мышиного цвета. Внешним видом и выражением лица мужчина хорошо вписывался в категорию людей, чувствующих уверенность в себе только между третьей и пятой порцией пива. Анна почувствовала было пренебрежение, но тут же подавила его, вспомнив, что и сама не является сейчас воплощением уверенности, и улыбнулась:

– А вы?

– А я их вообще не знаю. Я тут случайно. Пришел со знакомыми.

– Понятно.

– Большая вечеринка, да? Можно было бы хорошо заработать, если б входную плату у дверей собирать, – он хохотнул и поднес ко рту банку пива.

Анна выдавила улыбку: «Да, мне такая мысль в голову не приходила».

Она глянула в центр комнаты, где танцующие становились все более и более активными, и увидела среди них Мишу. Его взаимодействие со своим сначала собеседником, а теперь партнером по танцу, выглядело весьма интимным – он касался уже не только его рук, но и плеч. Наблюдая за их движениями, Анна позавидовала уже не раз отмеченной ею легкости, с которой жил Миша. Нет, не отрицание руководило им, он следовал девизу «я подумаю об этом завтра», произнесенным ею и поддержанным им в их первый ужин вместе. Он плыл по течению, не захлебываясь в нем и позволяя потоку жизни самостоятельно вымыть на берег лишнее и оставить в нем только то, что было достойно внимания и усилий.

– Как вас зовут? – обратилась она к мужчине в свитере.

– Алексей. А вас?

– Меня Анна, – она улыбнулась, надеясь, что в ее улыбке достаточно обворожительности. – Алексей, вы не могли бы раздобыть мне вина?

– Сейчас попробую.

Музыка сменилась на менее ритмичную, и Анна заметила, что Миша двинулся со своим спутником к двери. Она вытянула вверх руку, привлекая его внимание, и почти устремилась навстречу, но он уже увидел ее и поднес ладонь к лицу в жесте «созвонимся». Она ответила понимающим кивком и сразу отвела взгляд, чтобы не выдать своего разочарования.

Анна решила подождать вина, но уже в следующую минуту почувствовала отвращение от своего покорного ожидания, и направилась в коридор. Она раскопала в груде верхней одежды свое пальто и вышла из квартиры, заглушив хлопком двери гул голосов и петлей зазвучавшие слова I just can't get enough, so give me more, more, more, more, more ^_.

На улице у нее вспыхнуло было желание вернуться к людям, но она подавила его мыслью о том, что поступила правильно, не став заискивать и прилагать усилий, чтобы попытаться стать своей в чужой компании.

Она густо обмоталась шарфом и медленно двинулась по улице, заложив руки за спину и думая, что утром похвалит себя за то, что не напилась и не сошлась в пьяной фальшивой экзальтации с кем-нибудь, кто после не вспомнит даже ни ее лица, ни ее имени.

15.

Миша вышел из ванной, вытирая полотенцем волосы.

– Ты уже? Поедешь? – спросил он Андрея, который заправлял рубашку в брюки, стоя у окна.

– Чаю бы выпил на дорогу. Ты катаешься, что ли? – Он указал подбородком на пыльный велосипед.

– Собираюсь открыть сезон на следующие выходные. Если, конечно, ты ничего интереснее не предложишь.

– Я не знаю еще, что у меня на следующие выходные. Посмотрим.

Миша молча кивнул, хотя ему и хотелось объявить, что Андрей слишком часто увиливает и отговаривается не только на намеки, но и на прямые вопросы.

– Тебе черный или зеленый? – крикнул он из кухни, набирая в чайник воды.

– Давай черный, – Андрей вошел следом за ним, держа в руках фотографию, и остановился в дверях. – Это ты где? Такой юный?

– Но-но, я всегда юный! Дай гляну. А, это в Амстердаме у «Розового треугольника». Знаешь такой памятник?

– Лесбиянкам? Если розовый?

– Почти. Больше все-таки голубым. Это один из символов движения за права голубых. В концентрационных лагерях такие треугольники нашивали заключенным, обвиненным в гомосексуализме.

– Однако, – качнул головой Андрей. – Я думал, они только евреев с коммунистами истребляли.

– Если бы. Им же нужна была арийская раса, так что они стремились уничтожить всех, кто мог ее попортить. А гомосексуализм считался болезнью… – Миша горько усмехнулся. – Знаешь, я видел таблицу знаков для разных типов заключенных, ну, евреи, политические, уголовники и так далее… И у некоторых из них не было вообще никаких шансов выжить. Представляешь, если ты и еврей, и гомосексуалист, и коммунист? И все эти значки у тебя нашиты на робе… Убивали не за одно, так за другое. – Миша поставил чашки на стол, отодвинув локтем стопку бумаг. – Ты к чаю чего-нибудь хочешь?

– А? – вскинул Андрей голову от фотографии.

– Ты куда улетел? К чаю чего-нибудь хочешь?

– Нет. Я что-то уже и чая не хочу. Поеду. Дел еще куча.

Миша подошел к нему и положил руки на его плечи: «Тебе надо научиться отдыхать хотя бы по воскресеньям».

– Я попробую.

– Когда увидимся?

– Миша, я не знаю. Позвоню, когда смогу.

Он терпеливым жестом снял с плеч руки Миши и наклонился обуться. Когда он распрямился, Миша вложил на его ладонь брелок – серебристый гладкий прямоугольник.

– Я решил сделать подарок твоим ключам. А то они у тебя такие голые… Как ты думаешь, понравится им?

– Спасибо. Думаю, они будут счастливы.

Миша потянулся к нему, но он словно не заметил порыва – лишь сухо мазнул по Мишиной скуле большим пальцем и взялся за пиджак.

– Все, я пошел. Не скучай.

– Не буду.

Закрыв дверь, Миша подошел к окну в комнате. Солнце уже растопило без остатка снег, с укоризной указывая своим безжалостным светом на мусор, скопившийся во дворе за зиму. Картина эта была неприглядной, но она не отталкивала, потому что весна, даже и московская медленная, всегда будила в Мише снисхождение, подобное тому, какое испытывают в любое время года влюбленные или довольные собой.

Скоро внизу показался Андрей. Высокий и статный, он направился широкими шагами к своей машине, разговаривая по телефону. Мишу уколола ревность – Андрей практически никогда не говорил при нем по телефону, или же ограничивался коротким «я перезвоню». Миша, конечно, и сам избегал подобного прилюдного обсуждения своих дел, но только потому, что считал это дурным тоном. В Андрее же чувствовалось, что он поступает так из скрытности. И эта его скрытность, всегда витающая между ними, недосказанность и расплывчатость, очень мешала Миша радоваться своей любви. Из-за нее он чувствовал попеременно то злость, то обиду, то ревность. Но пока эти чувства не перевешивали радости, которую дарил ему Андрей, пока он ждал каждую встречу с нетерпением. И избегал вопросов, страшась лжи в ответ.

Проводив взглядом машину Андрея, плавно выехавшую на дорогу, Миша вернулся в кухню и включил компьютер. Пока скачивалась почта, он бегло просмотрел заголовки новостей на сайте «Би-би-си» и покривился, увидев очередную порцию фотографий из иракской «Абу Грейб». Кровожадный публичный интерес к унижениям беззащитных людей всегда вызывал в нем отвращение.

Он удалил спам и из нескольких сообщений от знакомых выбрал для прочтения первым письмо от немецкого дипломата. Тот писал, что скоро возвращается домой, и предлагал встретиться перед отъездом. Миша задумчиво отхлебнул чая, погладил прильнувшую к ноге кошку и принялся решительно выстукивать отказ с извинениями и пожеланиями всего наилучшего.

Вторым он открыл письмо от американца, с которым встречался пару раз несколько месяцев назад. Связи они не поддерживали, лишь перебросились по почте парой слов вскоре после того, как американец переехал в Бельгию, и Миша открыл его письмо с любопытством. В нем американец без предисловий сообщал Мише, что у него обнаружили гепатит С, и советовал ему сдать анализы, так как болезнь опасна и может протекать без ярко выраженных симптомов. Миша оторопело перечитал строчки, заканчивавшиеся словами good luck ^_.

– Какой, на фиг, гепатит? – прошептал он.

Болезни среди его страхов числились уже давно, но гепатита – заболевания нечистоплотных наркоманов, как полагал Миша – в этом списке не было никогда. Он свернул окно почтовой программы и принялся искать информацию. Открывая и закрывая одну страницу за другой, он судорожно вырывал взглядом слова: ласковый убийца, преимущественно бессимптомно, рак печени как следствие гепатита С, перенос вируса половым путем, у 80% болезнь становится хронической, тяжесть течения и исходы гепатита С, вакцины от HCV не существует, усталость и утомляемость, похудание, от одного до шести месяцев, привести к инвалидизации и быстрой смерти.

Убеждая себя, что диагноз может поставить только врач и только после анализа, он бросился к зеркалу в коридоре и оттянул холодными пальцами нижнее веко. Ни яркой желтизны, ни отдельных желтоватых пятен он не увидел, на белке ветвились лишь обычные красные прожилки. Но успокоение его сохранялось не дольше нескольких секунд – его стремительно смыла мысль об Андрее.

Миша вошел в комнату, механически потирая подбородок ладонью, глядя в паркет, и по-старчески опустился на диван, прикрытый сбившимся в любовные складки пледом.

* * *

Услышав звонок, Наташа отвела помаду от губ и крикнула в сторону комнаты:

– Дениска, принеси мне телефон, пожалуйста! Он на столе.

Сын вприпрыжку забежал в ванную: «Это папа! Это папа!».

– Алло. Да, Андрюш, мы уже спускаемся. Три минуты. – Она положила телефон на край раковины и торопливо провела расческой по волосам. – Дениска, доставай свои кроссовки!

Они вышли из подъезда, и сын сразу бросился к Андрею, задумчиво курившему у машины. Увидев сына, он раскинул руки.

– Оп-па! – подхватил он его, и тот восторженно завизжал. – Как дела у нашего космического капитана?

– Осторожно с сигаретой, Андрей. Как хорошо было, когда ты не курил…

– Наташ, не начинай.

Он открыл заднюю дверь машины, усадил сына в кресло и щелкнул замком.

– К полету готов?

– Да!

Придерживая порхающий на ветру шарф, Наташа села на переднее сидение и скосила глаза на руки мужа, уверенно обхватившие руль. Он уперся ладонью в спинку ее сидения, повернул голову к заднему стеклу и умелым лавированием вывел машину к дороге.

– Мне кажется, ты похудел, Андрюш. У тебя скулы как-то выделяются.

– Ну, это же хорошо, нет? – он глянул на нее. – Нам там покупать много надо?

Наташа достала из сумки список.

– Порядочно. С твоими командировками уже сто лет в магазине не были, все запасы дома закончились. Кстати, мама звонила, ей на дачу что-то нужно перевезти, она спрашивала, сможешь ли ты на следующие выходные. Какие у тебя планы?

– Да что вам всем дались мои выходные!

Наташа недоуменно глянула на него.

– Кому это всем?

– Да… Иван на работе сегодня тоже все планировал…

– А почему бы, кстати, твоему Ивану не съездить вместо тебя в командировку?

– Потому что он не справится, – Андрей устало вздохнул. – Наташ, давай ты не будешь мне помогать заниматься моим делом?

Наташа обижено отвернулась к окну. Утешало ее только то, что муж хотя бы не срывал своего раздражения на сыне. Напротив, в последнее время он стал уделять ему заметно больше внимания.

– А что ей там надо отвезти? Хлам опять какой-то?

– Да даже если и хлам, все равно помочь надо.

– Мама, ты помнишь, что мне нужны батарейки? – донесся с заднего сиденья сонный голос сына.

– Да, сынок, помню. Сейчас даже в список добавлю, чтобы тебе спокойнее было.

Она наклонилась и потянула крышку бардачка, надеясь найти там ручку. Вместе с очечником и зарядкой для телефона в ее ладонь выпали ключи с дорогим на вид, серебристым брелком.

– Андрюш, что это у тебя тут за ключи?

– Ключи?

– Да, вот. Брелок тяжелый такой.

– А… – Андрей коснулся пальцами губ. – Это клиенту квартиру показывал на днях. Забыл их в офисе выложить.

– И как ему квартира? Понравилась?

– Не знаю, наверное. Бл… Мудак! Наташа, не говори мне под руку, я за рулем!

– А папа сказал плохое слово! – тут же включился Денис.

– Все-все, не надо нервничать! – Наташа закинула ключи в бардачок и захлопнула крышку.

В машине установилось сухое молчание.

Его раздавил Андрей, остановившись на перекрестке в хвосте длинной вереницы:

– Вот как раз и дачники…

– А ты нашел эту девушку? – спросила Наташа, стараясь звучать беспечно.

– Какую девушку я должен был найти?

– Анну. Помнишь, дайвер в Шарм-эль-Шейхе тебя попросил?

Наташа повернулась к мужу, надеясь прочитать правдивый ответ в выражении его лица. И в миг она окунулась в чувство, которое испытала чуть больше десяти лет назад, когда Андрей в первый раз поцеловал ее в ночном сквере – приятное бессилие, горячность дыхания, сталкивающегося и сплетающегося у их губ, безусловное счастье. Способна ли она еще испытать такое с другим мужчиной? И хочет ли?

– А, ее, – равнодушно отозвался Андрей. – Слушай, я даже забыл про нее. Надо парню этому написать, что ли. И спросить заодно про дайвинг. Я хочу на майские с ребятами из клуба поехать понырять. Как тебе предложение? Позагорать не хочешь?

Наташа подавила улыбку удовлетворения.

– Ты думаешь, еще можно найти отель и самолет? Праздники уже на носу.

– Посмотрим. Может, и получится. – Он притормозил у первого ряда машин на стоянке перед магазином. – Высматривай места. Дениска, как там у тебя дела?

– Хорошо.

В магазине Наташа предложила начать с молочных продуктов, и они двинулись к прилавкам, сталкиваясь в проходах с многочисленными тележками. Казалось, что покупателям нужно абсолютно все – от лампочек до дорогого виски, так много их скопилось в этот час перед полками.

– Растет народное благосостояние, – прокомментировал Андрей. – В магазинах теперь не пробьешься.

– Вот и хорошо, – отозвалась Наташа. – Я, например, рада, что мы можем себе позволить не думать о ценах на продукты. Спасибо тебе за это. Ой, смотри, это не Саша там?

– Где? Похоже, что он. Он точно. Саш!

Они пошли навстречу радушно заулыбавшемуся мужчине в костюме.

Андрей протянул ему руку:

– Привет! Ты чего одет так официально? Тоже работал сегодня, что ли?

– Ну а то! – принял он руку Андрея – Ни дня без работы. Дениска, привет! Растешь! Как дела у вас?

– Растет. Нормально все, спасибо. Ты что, один тут?

– Нет, Ксения там бродит, выискивает специальные какие-то дрожжи.

– Она тебя балует дрожжевым тестом? – с улыбкой спросила Наташа, отмечая, что Саша немного поправился с их последней встречи.

– А то! Пироги, пирожки, коврижки. Слушайте, вы что на майские планируете?

– Не знаю еще, – пожал плечами Андрей. – Дожить надо. А вы?

– Мы на даче на шашлыки собраться хотим. Присоединитесь?

– Ну, можно. Если мы в Москве будем.

– В Москве на майские хорошо… Все на юга срываются, так хоть воздух в городе чище становится.

– Созвонимся тогда ближе к делу? – предложил Андрей.

Передав дружный привет Ксении, они отошли к молочному отделу.

Андрей повернулся к Наташе, которая уже прищурилась, поглядывая то в список, то на полки.

– Хочешь на даче у них отдохнуть?

– Можно. Они неплохие ребята, да?

– Ага. Сашка что-то потолстел, ты не заметила?

– Немного есть, да. Но все равно хорошо выглядит.

– Да, бизнес у него сейчас в гору пошел.

Наташе послышалась зависть в его голосе, и она ободрила его:

– У тебя тоже все хорошо, милый. Ты молодец.

16.

Анна распахнула дверь и приобняла улыбающуюся, пахнущую свежестью Марту.

– Наконец-то ты до меня добралась. Не прошло и года.

– А что? Хороший результат для Москвы, по-моему. Ну, показывай, как ты живешь.

– Комната, – Анна указала подбородком направо, – кухня и ванная. Стандартный набор.

Марта шагнула в кухню и воскликнула: «Какое чудесное окно!».

– Да, хороший вид. Я еще раму покрасила недавно, теперь вообще отлично смотрится.

– За счет хозяйки?

– Как же! – фыркнула Анна. – Договоришься с этими совковыми рантье. Будешь чай? Или вино?

– А я как раз принесла вино, – Марта сняла с плеча сумку и достала из нее бутылку калифорнийского вина. – Пьешь такое?

Захватив пару бокалов, Анна вошла следом за Мартой в комнату и кивком предложила ей устраиваться на диване. Сама она села на стул, стоявший перед узким столом с компьютером и планшетом, и принялась искать на нем штопор. Попутно она пошевелила мышкой и включила музыку, и та громыхнула так оглушительно, что Марта вздрогнула.

– Ой, прости, – сказала Анна, делая тише. – Я тут танцевала…

– Как это прекрасно. – Марта огляделась – А у тебя достаточно уютно, между прочим. Я уж по твоим описаниям подумала, что тут халупа какая-то.

– Да нет, тут нормально, но если бы это была моя квартира, я бы из нее такую красавицу сделала…

Марта помешкала и повернулась к Анне:

– А у меня как раз появилась такая возможность. Я покупаю квартиру в Отрадном.

Она торжествующе улыбнулась.

– Ух ты, Марта! Какая ты молодец!

– И еще мы открываем со Степаном клинику пластической хирургии.

– Какая у тебя плодоносная весна, – произнесла Анна, удивленная таким количеством хороших новостей.

– Да, но как я к ней долго шла!

Анна подняла бокал: «Молодец, Марта. Надеюсь, ты пойдешь еще дальше».

– Спасибо, – Марта отсалютовала ей своим бокалом.

– Слушай, а ты сколько лет уже со Степаном?

– Шесть. Долго, да?

– Вечность. У меня такого, наверное, никогда не будет. Видишь, то я бросаю, то меня бросают. А теперь я, вообще, отношений как огня боюсь.

Марта задумчиво прищурилась и пригладила ворс на диванной подушке.

– Знаешь, мне кажется, отношения помогает сохранить мысль, что ты в любой момент можешь оставить этого человека. Тогда ты делаешь то, что считаешь нужным, без оглядки и без страха, тогда преуспеваешь. И такая сила, уверенность всегда придает отношениям перчинку.

– Звучит как-то хладнокровно и расчетливо.

– Может. Но, видишь, в нашем случае это работает.

Анна встала и подлила Марте вина.

– Интересно, а Мишке такой совет поможет? Он все жалуется, что у него отношения никогда не складываются.

– А что у него сейчас происходит? – полюбопытствовала Марта, промокая губы салфеткой.

– Доктор, мы его теряем. – Анна развела руками. – У него, кажется, не совсем ответная любовь. Во всяком случае, он именно так объясняет свою квелость. Я когда с ним встречалась пару недель назад, он как в воду опущенный был. Молчит, не язвит. Не очень на него похоже.

– А с кем он теперь?

– Не знаю. Андрей какой-то. Я пару раз его видела. Красивый, конечно, мужчина, но Мишка так страдает, как будто они пять детей вместе нажили.

– На самом деле, это хорошо, что Мишка еще не разучился страдать, – задумчиво протянула Марта.

– Разве этому можно разучиться?

– Еще как. – Марта подобралась. – Ладно, давай обсудим мое предложение. Сможешь ты нарисовать для нашей клиники визитки, логотип, буклеты? Фирменный стиль, в общем? И сколько это будет стоить?

Анна поставила бокал на край стола и медленно подошла к окну.

– Март, я не знаю. Я никогда этого не делала раньше. Идея, может, и придет в голову, но технически я могу не потянуть. Может, вам лучше обратиться к специалисту?

– А ты специалистом стать не хочешь?

– Хочу. Но ответственность… Знаешь, давай так. Я попробую. Но деньги возьму, только если вам понравится то, что я сделаю. И мне понадобятся сразу все тексты, названия, данные.

– Степан отправит тебе сегодня вечером.

– Хорошо, – Анна вернулась к бокалу. – А тебе не страшно, Март? Вдруг не пойдет? А кредит выплачивать надо…

– Страшновато. Но пойдет или нет, можно сказать, только попробовав.

– Тоже верно. – Анна улыбнулась. – А я записалась на кулинарные курсы.

Марта удивилась: «А почему кулинарные?».

– Ну, во-первых, там можно поесть. Шучу, это, конечно, не главное. Я просто всегда хотела научиться профессионально готовить мясо. Ну и вообще, я вдруг подумала, что мне надо овладеть новыми ремеслами. Английского языка и умения рисовать мало.

Марта внимательно посмотрела на нее: «Или тебе одиноко?».

Анну покоробила прямолинейность, с которой Марта озвучила ее состояние. Всего несколько часов назад она, просыпаясь, пыталась выловить в возне мыслей что-нибудь радостное, что помогло бы ей пружиной соскочить с дивана и начать день с улыбкой предвкушения, но с горечью поняла, что все занятия, которые она планировала, мечтая об одиночестве, уже потеряли для нее свою привлекательность. Чувствуя на лице разогревающееся весеннее солнце, она думала о том, что одиночество кажется сладким только тогда, когда оно недоступно, так же, впрочем, как и многие другие чувства, вещи и люди. Мысли о возможности уединиться доставляли ей куда больше удовольствия, чем само уединение в чистом виде.

– Нет, все идет по плану, – ответила она и повернулась к компьютеру поменять песню. – А когда ты думаешь переезжать на новую квартиру?

– Недели через две, наверное. Как закончу оформление всех бумаг.

– Я могу помочь с переездом, если надо. Или ремонтом. Там надо что-нибудь делать?

– Надо, конечно. Спасибо, Ань. Я, может, попрошу тебя придумать в какой там цвет все красить.

Анна покачала бутылкой вина, жестом предлагая Марте пополнить ее бокал, но та отрицательно качнула головой и встала.

– Нет, спасибо. Я пойду уже. – Она двинулась в коридор. – Видела, кстати, твои рисунки в «Мужском журнале». В статье про офисную иерархию. Забавные.

– Спасибо. Я два дня сидела в редакционном рекламном отделе, наблюдала, как работает офис.

Марта легко коснулась плеча Анны:

– Все, я пошла. Веди себя хорошо. Степан пришлет тебе к вечеру материалы.

– Удачи.

Анна захлопнула дверь и оперлась об нее спиной, чувствуя винный шум в голове.

* * *

Доктор с седовато-рыжими висками и резкими носогубными складками указал на стул:

– Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста.

Миша, почувствовавший в дополнение к своему страху еще и робость, неловко присел на край стула.

– Что ж, в сыворотке вашей антител к вирусу не обнаружено, – начал доктор деловито, перебирая венистыми руками листки с результатами анализов. – А как вы, в общем, чувствуете себя? Как…

– А что это означает? – оборвал его Миша. – Отсутствие антител?

– Что инфекции нет. Однако у этого заболевания достаточно длительный инкубационный период, поэтому я рекомендую вам месяца через три повторить анализ. Особенно, если вы почувствуете тяжесть или острую боль в правом боку, тошноту, усталость. Может также наблюдаться отвращение к мясной пище. Сейчас ничего такого не чувствуете?

– Нет, нет, ничего, – замотал головой Миша. – Я читал уже о симптомах, у меня их нет.

– Это хорошо. Пока, на всякий случай, я рекомендую вам понаблюдать внимательнее за своим состоянием, воздержаться от слишком острой, соленой и жирной пищи. И алкоголем не злоупотреблять. Если хотите, можно сделать УЗИ, посмотреть вашу печень.

Миша показал рукой на бумаги на столе доктора: «Я могу взять справки, да?».

– Да-да, конечно. У вас есть какие-нибудь вопросы?

– Нет, спасибо. До свидания.

Миша вышел на улицу, присел на хлипкую железную оградку и жадно закурил. Облегчение, вопреки ожиданиям, к нему не пришло, и он винил в этом врача, который был излишне въедлив – и скорее не в силу профессиональной привычки, а с целью вытянуть больше денег из коммерческого пациента. За пять дней ожидания результатов анализа он изучил столько материалов обо всех типах гепатита, что сознавал все возможные опасности и без пессимистичных разглагольствований врачей. Он отбросил сигарету со смявшимся в лепешку фильтром и вытянул телефон из заднего кармана джинсов.

– Алло? Ня, привет. Ты, случайно, не у компьютера сейчас? – Он сорвал молоденький мелкий листочек с куста и растер его пальцами. – Хорошо. Слушай, ты не можешь глянуть, где сейчас скоро начнется сеанс? В каком-нибудь кинотеатре в центре. Да любое кино, без разницы. Да, перезвони.

Поднеся пальцы к носу, он вдохнул слабый запах зелени, перебиваемый табаком, и достал еще одну сигарету. Во рту противно горчило.

– Да! Ну что, посмотрела? Ага. Понятно. Подъезжай, конечно. Успеешь?

Когда Миша выбрался с заднего сидения такси, Анна уже ждала его перед входом в кинотеатр. Она приветственно помахала билетами и объявила: «У нас есть еще десять минут. Можно даже попить кофе».

– Привет, – Миша повел носом. – Чем это ты пахнешь сегодня? Клиник?

– Угадал. А ты не работаешь сегодня? Сорвался в кино среди бела дня.

– Считается, что я работаю дома.

Они вошли в холл – показавшийся Мише особенно темным после яркого солнца, и взяли в баре по чашке эспрессо.

– Ко мне сегодня Марта заходила, – сказала Анна, облокачиваясь на стойку. – Представляешь, она покупает квартиру и открывает клинику пластической хирургии.

Миша рассеянно покивал: «Хорошо. Она все еще со своим хирургом?».

– Да, с ним. Они, собственно, вместе клинику и открывают.

– Надо будет их поддержать, пойти уколоться у них ботоксом.

– Куда ты его колоть собрался? У тебя лицо ровное, как… блин.

– Прекрасное сравнение, дорогая, – усмехнулся Миша. – Теперь мне кажется, что у меня жирное, ноздреватое лицо. Пойдем в зал? Что мы, кстати, смотрим?

– 21 грамм. Я рецензии глянула, вроде хороший фильм.

Миша быстро втянулся в достаточно запутанную поначалу историю, разворачивавшуюся на белом полотне, и сопереживал ее героям, забыв, что перед ним актеры, но все же в нем не переставала биться нитевидным пульсом мысль – а что же со мной?

И когда на экране Кристина, бледная и усталая от горя, забилась в истерике, узнав, что сердце ее мертвого мужа живет теперь в другом человеке, Миша судорожно вздохнул, сцепляя пальцы, но удержать своего бесслезного всхлипа не смог. В следующую же секунду он почувствовал ладонь Анны, сжавшую его колено. Он не ответил ей, ни словом, ни жестом.

«Наверное, именно этот напряжение искусствоведы и называют катарсисом», – думал он, глядя на экран сквозь слезную пленку в глазах. Он осознал здесь и сейчас, что выбранные им правила жизни не только не дали ему внутренней гармонии – которую он и считал счастьем – но еще и завели в тупик или, в лучшем случае, повели по слишком долгой и изнуряющей дороге.

Когда титры стали блекнуть в разгорающемся все ярче свете зала, Миша расцепил затекшие пальцы, поднялся и медленно двинулся к выходу следом за Анной. Оказавшись на улице, он тронул плечо подруги и остановился, возвращаясь вреальность – в вечернюю, предмайскую Москву. Достал сигареты.

– Хочешь домой? – спросила она его.

– К тебе. Можно? У моей Бьянки овуляция, я больше не могу ее слушать.

– Ну, конечно, можно. Что за вопрос? Только у меня одно одеяло.

– Отдашь его мне. Как гостеприимная хозяйка.

Анна завела глаза: «Как бы мне хотелось дружить со скромной белокурой девушкой».

– Я покрашусь, – Миша подхватил ее под руку и повел к метро. – Но насчет скромности ничего обещать не могу. Знаешь, мне сегодня приснилось, что у меня гепатит.

– А он разве передается половым путем?

– Почему сразу половым? – Миша возмущенно ткнул Анну в бок.

Анна набрала в рот воздуха, но осеклась. Да, ей казалось, что Миша неразборчив в связях, но критиковать его вслух она не решилась.

– А как у тебя дела с Андреем?

Миша замедлил шаг.

– Мне кажется, что он подходит мне лучше всех, что у меня были.

– А ты ему?

Он посмотрел на нее по-собачьи просительными глазами: «Б…ь, и зачем я только влюбился в него?».

Она отвернулась, крайне смущенная его слабостью.

* * *

Анна проснулась в темноте, озябшая, и потянула к себе одеяло, чтобы прикрыть бок. Миша в ответ крутнулся, не желая расставаться с комфортным теплом, и намотал его на себя еще больше. Тогда она встала с тихим вздохом, натянула брюки и вышла на кухню, захватив с собой блокнот. Там она устроилась на подоконнике и, ожидая, пока нагреется чайник, принялась набрасывать на листке, заливаемом светом почти полной луны, край обрыва с фигуркой человека на нем. У фигурки не было лица, не было даже и пола, но Анну не покидало ощущение, что ей знаком этот кто-то. Она легонько постучала угольным карандашом по губам, задумавшись на секунду, и добавила в рисунок широкую дорогу, упиравшуюся в обрыв.

17.

Миша толкнул мяч в пол и остановил его отскок другой рукой, не отрывая взгляда от раскрасневшегося, с дорожками пота на висках, лица Андрея. Он покачивался перед ним, широко расставив руки, и противостоял ему, как бойцовый кобель, разоренный схваткой. За его спиной игроки Мишиной команды просили паса, но Миша едва замечал и слышал их за обжигающим напором глаз Андрея. Вильнув плечом, Миша дернулся в обход, но тут же услышал свисток.

– Пробежка!

– Не было!

– Пробежка!

– Мишок, ты когда будешь пасовать, блин!

В любительский баскетбол Миша играл уже почти год, скидываясь в некоторые субботы на аренду зала вместе с такими же любителями. Состав команд не был постоянным, потому что для большинства игроков матчи были лишь развлечением, даже не спортом, и новички приходили и уходили чуть ли не каждую субботу. Миша, получив как-то от одного из партнеров по игре письмо с просьбой найти еще людей для команды, предложил Андрею присоединиться к состязаниям. Тот, к удивлению Миши, принял предложение с энергичным интересом. Это была уже вторая их суббота на площадке, но в этот раз они решили играть за разные команды.

Мяч вернулся в игру, и зал опять наполнился скрипами, вскриками и тяжелым дыханием. Высоко вспрыгнув у корзины, Миша потянулся к летящему на него мячу, но Андрей подскочил рядом и перебил полет мяча жестко выставленными пальцами. В следующую же секунду он натужно ухнул и зажал руки между колен.

– Черт, как же это больно, оказывается!

Миша моментально отвлекся от игры.

– Ладно-ладно, в лицо еще больнее, – потрепал он Андрея по плечу. – Ты ладони раскрывай, зачем ты пальцы, как вилы, выставляешь?

Андрей потряс руками и, не удостоив его и взглядом, побежал к центру площадки. Мишу обжог азарт и жажда сопротивления. Игра подходила к концу, и команда Андрея лидировала с большим отрывом, но для Миши командное состязание уже давно сменилось личным соревнованием. Он знал, что играет лучше Андрея, но ему хотелось, чтобы это признал и его оппонент по игре.

Финальный свисток застал их на разных концах площадки. Услышав его, Андрей нашел взглядом Мишу и с улыбкой превосходства выставил пальцы в знаке победы. Миша лишь качнул головой, разочарованный и своей командой, и Андреем. Он пожал на прощание руки товарищам по игре, дружно решившим сыграть сейчас же матч-реванш, и устало двинулся к раздевалкам. Андрей нагнал его в коридоре и положил тяжелую, горячую руку на его плечо.

– Как мы вас, а?

– Да. Ты играешь все лучше и лучше, – он толкнул дверь раздевалки и сразу стал стягивать с себя потную майку. – Я в душ.

Андрей распахнул свой шкафчик и утер лицо полотенцем: «Я сейчас подтянусь».

Скоро они стояли под струями воды в открытых душевых кабинках у противоположных стен и сосредоточенно мылились, не глядя друг на друга. Растирая усталые плечи, Миша пытался проглотить свое недовольство, или хотя бы убрать его с лица.

Андрей вышел из душа первым и, когда Миша вернулся, вытираясь, в раздевалку, он уже застегивал джинсы.

– Давай на майские слетаем в Одессу? – предложил Миша, доставая одежду из шкафчика.

– В Одессу? Почему туда?

– Мои знакомые там были недавно, говорят, весело. И…

Миша замялся, подумал, сказать ли, что третье мая – это его день рождения?

– Нет, я не смогу. Извини, дела.

– Скажи, Андрей, я у тебя не один, да? – выдохнул, наконец, Миша слова, которые хотел произнести уже давно.

Андрей опустился на скамейку и принялся неторопливо натягивать кроссовки.

– У меня просто есть определенные обязательства, – ответил он, постучав ногами по полу. – Деловые.

– Половые, – едва слышно пробормотал Миша.

– К тебе поедем или ко мне?

– Извини, у меня дела.

Бросив вороватый взгляд на дверь, Андрей подошел к Мише и потянул его к себе за шею.

– Я скоро разберусь со всеми своими заморочками, дай мне время. – Он горячо надавил на Мишину шею пальцами. – Я не хочу посвящать в них тебя, чтобы не создавать тебе проблем. Понимаешь?

– Конечно, я же всю жизнь только этим занимаюсь. Понимаю всех подряд.

Миша вывернулся, хотя даже сейчас ему хотелось чувствовать прикосновение Андрея как можно дольше, и накинул рубашку. Он злился на себя за то, что несмотря на все свои зароки и богатый опыт отношений, в которых доминировал он, привязался к Андрею сильнее планируемого и сильнее, чем Андрей привязался к нему.

– Ладно, – кивнул Андрей и вернулся к своей сумке на скамейке. – Тебя подбросить куда-нибудь?

– Нет, спасибо.

– Ну, я пошел.

– У тебя же голова мокрая. Посуши.

– В машине высохнет. Пока. Созвонимся, – бросил Андрей и вышел, не попрощавшись с Мишей взглядом.

Миша закусил губу и саданул ногой по дверце шкафчика. Та захлопнулась, жалобно скрипнув.

* * *

Наташа складывала продукты в пакеты, вполуха прислушиваясь к телефонному разговору Андрея в комнате. Между ними еще сохранялось напряжение, вызванное ссорой в субботний вечер, когда Андрей взорвался желчью, вернувшись из фитнесс-клуба.

Как чаще всего и бывало у них теперь, один пустяк – шоколад, который она позволила сыну съесть перед ужином, зацепился за другой – ее косметика на стиральной машинке, и Андрей принялся отчитывать ее, даже не пытаясь сдерживаться. Закончилась ссора его шумным уходом после того, как она попросила его переночевать в таком состоянии в каком-нибудь другом месте.

Когда за ним захлопнулась дверь, Наташа, не зная, что еще предпринять, набрала телефон Марты, и попросила записать ее на прием. Ей все еще казалось, что изменения в поведении мужа были вызваны таинственной Анной, информацию о которой она надеялась все же выведать у Марты. Она понимала, что ее догадки ни на чем не основаны, но бездействовать больше не могла. Марта, однако, сообщила ей, что больше не принимает – ни дома, ни в кабинете, потому что занимается открытием клиники пластической хирургии.

Потом растревоженная Наташа начала было копаться в вещах Андрея, но скоро беспомощно расплакалась, испугав своими слезами сына.

Вернулся муж на следующее утро. Прощения он не попросил, но явно чувствовал себя виноватым – разговаривал бодрее обычного и поспешно соглашался со всеми ее предложениями. Она же остывать не спешила, раздумывая, поинтересоваться ли ей, где он ночевал, или попробовать забыть ссору, как рядовую.

– Как ты тут? Все собрала? – Андрей подошел к ней сзади и положил руки на ее бедра, но она, полуприсев, увернулась и отошла к раковине. – Саша попросил еще зелени привезти.

– Остановимся у метро, возьмем, – сухо сказала она.

Наташа вышла из машины, потягиваясь и напрягая затекшие в дороге плечи. Она с удовольствием втянула теплый воздух, в котором сплетались ароматы пышно цветущих плодовых деревьев, и заулыбалась спешащей им навстречу Ксении.

– Привет! – Ксения потянула к ним руки. – А вы быстро доехали!

– Да, дороги нормальные сегодня, – ответил Андрей и вытащил из багажника несколько пакетов. – Это куда нести?

– Давай мне. Мы с Наташей разберемся, а ты Сашке помоги. Он там за домом возится. Наташа, как дела?

Наташа встрепенулась, услышав свое имя, и неохотно отвела взгляд от юных, трогательных нарциссов, вытянувшихся рядком у забора.

– Нормально. Все хорошо.

– Пойдем на кухню. Вы сына с няней оставили, да?

– Нет, к маме на дачу отвезли. А ваш здесь?

– А мы его тоже у мамы оставили. Зачем ему смотреть на пьяную гулянки?

– А много людей будет? – поинтересовалась Наташа, проходя следом за Ксенией в дом.

– Много. Даже если не все смогут приехать, все равно много будет. Мы же каждый год такой пикник устраиваем, традиция…

На кухне уже суетились две женщины, которых Наташа встречала мельком на подобных сборищах у Ксении и Саши. Среди продуктов на столе стояла початая бутылка вина, и Ксения, представив женщин друг другу, потянулась к ней с вопросом:

– Наташ, тебе плеснуть немного?

Наташа помялась, неуверенная, что стоит начинать пить так рано, и махнула рукой.

– Давай. Капельку.

Они проворно закрутились вчетвером по кухне, переговариваясь и пересмеиваясь. Наташа, немного смущавшаяся вначале, скоро почувствовала себя своей – то ли от вина, то ли почувствовав, что с этими женщинами у нее много общего. У каждой был ребенок, каждая сетовала на занятого бизнесом мужа, и, несмотря на все свои жалобы, ни одна из них не была готова радикально изменить или разнообразить свою жизнь.

Стол готовили богатый – с десяток видов салатов, тарелки со свежими, мочеными и квашеными овощами, несколько вариантов мясных и рыбных нарезок, несчетное множество бутербродов, тарталеток и канапе. Было и сладкое, но его хозяйка пока ставила отдельно на подоконнике.

Постепенно подъезжали другие приглашенные, и тогда работа прерывалась на знакомство и тосты за него. Нетерпеливых и голодных мужчин выталкивали с шутками за дверь, сунув им в рот кусочек колбасы, огурца, яйца.

Кухня у Ксении была большая и удобная, оснащенная всем необходимым для приготовления даже сложных блюд. На восхищенные покачивания головами и похвалы гостей она отвечала, что уже почти перебралась на дачу на «летовку» и перевезла сюда то, к чему привыкла в московской квартире.

Около полудня, наконец, потянулись гуськом с блюдами в руках к столам во дворе, где мужчины уже натянули тент и расставили стулья. Оживленные природой и алкоголем гости незатейливо флиртовали, и среди добродушных шуток проскакивало все больше сальных.

Наташа поискала глазами мужа и увидела его у стены кирпичного дома – он согласно кивал в такт объяснениям хозяина дачи, указывавшего на фундамент. Она приблизилась к ним и улыбнулась Саше.

– Саша, привет. Я с тобой еще и не виделась сегодня, закрутились на кухне…

– Здравствуй! – воскликнул он и неожиданно для нее неловко ткнул ее носом в скулу. Он дышал коньяком и лимоном.

– Какая у вас хорошая дача, – торопливо произнесла она, подавив желание потереть лицо. – Здесь даже можно круглый год жить.

– Мы стараемся! Может, и переберемся сюда насовсем. А я вот тут мужу твоему объясняю, как надо дом строить. Вы ж сына родили, теперь пора и за дом приняться, а?

Андрей натянуто улыбнулся, но хозяин, смотревший на Наташу, принужденности не заметил. Он обнял ее за плечи и предложил:

– Пойдем, я тебе коньячку плесну. Устала на кухне, а?

Наташа, не глянув на мужа, повернулась и пошла с Сашей к столам.

– Не откажусь.

«Интересно, я могла бы переспать с ним?», – подумала она и скосила глаза на Сашу, нависшего над столом с напитками. Он всегда казался ей простоватым и излишне прямодушным в общении с женщинами, но сейчас она увидела в нем не только мужа еще одной знакомой, но и состоявшегося мужчину. От его аккуратно подбритого затылка исходила сила, способная побороть женское одиночество и помочь отомстить мужу.

– Саш, а это все тоже ваш участок? – спросила она, обведя взглядом зазеленевшиеся мелкими листьями деревья за домом, и взяла из его руки бокал. – Спасибо.

– Лесок-то? Наш. Там даже маленькая полянка есть. Показать?

– Может, позже?

Он посмотрел на нее с нагловатым огоньком в глазах.

– Как стемнеет, а?

Наташа зарделась – не столько от смущения, сколько от удовольствия, вызванного мужским вниманием, пусть и пошловатым. Она вызывающе вздернула подбородок и повернула голову в сторону мужа, но его у стены дома уже не было.

К столу поднесли первую порцию шашлыка, и гости одобрительно зашумели, потянулись дружно под тент. Стопка пластиковых тарелок стремительно уменьшилась в высоте, зазвучали благодарственные тосты в адрес хозяев – обед, который обещал перейти в ужин, начался.

Когда небо затянулось малиновой пленкой заката, Наташа почувствовала, что ее плечи начала пощипывать прохлада. Она встала на нетвердые после вина ноги, бросила Андрею, что пойдет одеться, и направилась в дом. Взяв в комнате на первом этаже кофту, она неспешно вернулась во двор, где уже зажглись низкие фонарики вдоль дорожек, и обратила внимание, что машин перед воротами стало меньше. Пока она была увлечена разговорами и едой, гости уже начали разъезжаться. Наташа подошла к мужу, чтобы спросить его, не пора ли им ехать, но, увидев его нетрезвый, неморгающий взгляд, решила, что безопасней будет вовсе не предлагать ему поехать домой сейчас. Оставив его обсуждать паевые фонды с незнакомым ей толстяком, она отхлебнула вина большим глотком и подошла к все еще теплившемуся, исходившему мясным духом мангалу. Над ним переворачивал шампуры Саша.

– Как тебе отдыхается? – спросил он и приподнял стакан ей навстречу.

– Отлично. Вы молодцы, собрать вот так всех…

– Это у нас традиция. Каждый год так открываем дачный сезон. Хорошо здесь, а?

– Не то слово, – негромко отозвалась Наташа, думая, что никогда не слышала раньше, какой у Саши, оказывается, густой голос.

– Пойдем-ка, я покажу тебе свои гиацинты, – предложил он и взял ее под руку. – Они, наконец, раскрылись на днях.

Наташа удивленно посмотрела на него, едва различая в сумерках его лицо.

– Ты занимаешься цветами?

– Меня и самого это удивляет! Но вот видишь, какое английское хобби обнаружилось!

Они подошли к клумбе у кромки леска, на которой розовели-голубели среди валунов пышные шапки цветов, и Наташа присела, чтобы вдохнуть их аромат.

Саша присел рядом с ней.

– Вот эти вот, голубые, чуть раньше зацвели. Они всегда раньше проклевываются, а потом уже розовые с белыми идут. А вот тут у меня крокусы.

– Красивые…

Наташа повернулась к нему и нацелилась прищуром в его губы, представляя, как они касаются ее шеи. Но, подняв глаза выше, она тут же сконфузилась под его лучистым, смеющимся взглядом, и резко встала. В голове зашумело, она ступила правой ногой назад, чтобы удержать равновесие, и он тут же подставил руку под ее спину.

– Аккуратнее.

– Ужас, сейчас бы упала, подавила бы все твои цветы, – скрывая смущение, заторопилась она.

Не убирая руки с ее поясницы, он приблизил губы к ее уху и произнес, почти прошептал:

– Я бы упал с тобой рядом.

Наташа вспыхнула мгновенно, почувствовала разливающуюся в теле сочность и шагнула к деревьям. Вдруг все стало ей неважным, потеряло смысл и значение, все, кроме мужчины рядом с ней.

Он прижал ее к первому же широкому стволу, подхватил ягодицы ладонями и жарко задышал коньяком в ее кожу. В ответ она просунула руки под его майку и прижала ладони к прохладной спине. Близко-близко засвиристела тонко птичка, и, вздрогнув от неожиданности, Наташа пришла в себя. Она заелозила плечами по дереву, стараясь высвободиться, но Саша принял ее движение за знак страсти и принялся расстегивать ее брюки.

– Нет, нет, подожди, – замотала она головой. – Это неправильно.

– Ты хочешь лечь?

– Нет, Саш, не надо.

В голове ее пронеслась мысль, что надень она сегодня юбку, все пошло бы быстрее и адюльтера было бы не избежать. Они неловко затоптались на месте, дыша громко и часто, и момент безудержного влечения рассосался.

Саша кашлянул.

– Да, не надо. Пойдем выпьем?

Когда она подошла к столам – стараясь стереть с лица виноватое выражение и думая о сыне – Андрей стоял там, пьяно покачиваясь, и втолковывал все тому же толстяку, что «эти-то доходы облагаются подоходным налогом».

18.

Прислушиваясь к объявлениям, Анна медленно поднялась на платформу и прошла к ее центру. На вокзал она приехала заранее, уверенная, что ей понадобится немало времени, чтобы найти нужный путь в разрухе ремонта, и теперь до прибытия поезда ей оставалось поскучать пятнадцать минут.

Платформа кишела людьми – напряженными, улыбающимися, потерянными, радующимися встрече. Жаркий воздух был пропитан неистребимым духом вокзала и многолетней грязи поездов и, вдыхая его, Анна вспоминала свои бессчетные поездки с неугомонными родителями: суточные ожидания в залах, заполненных цыганскими таборами, вареные яйца и квашеные огурцы в целлофановых пакетах, бесплодные попытки заснуть на покатых деревянных сиденьях в никогда не умолкающем гудении. Вспомнила она, и как скоро выветривались из памяти все неудобства странствий, как радовала ее всегда известие о новой дороге.

Вдали показался зелено-красный нос состава, и Анна подобралась, засомневалась вдруг, что узнает племянника, которого не видела уже три года. Она двинулась к зданию вокзала, едва динамик хрипло объявил женским голосом, что нумерация начинается с головы поезда.

Анна заметалась взглядом по лицам выходящих из вагона пассажиров и тут услышала сочный бас:

– Ань!

И следом немного насмешливо:

– Тетя!

Она повернулась с растерянной улыбкой, и Егор – высоченный, костистый – тут же неловко облапил ее.

– Егор, откуда ты появился? Ты же в третьем вагоне должен быть.

– Я и был в третьем, – заулыбался он. – Вот же табличка.

– Да, это я, наверное, запуталась.

Она оглядела его, удивляясь таким взрослым порезам от бритвы на его скуле, и тут же поджала губы.

– Ты чего такой нестриженый? Как какой-то дикий зверь.

Он расплылся довольной улыбкой: «Экзамены же. Нельзя, плохая примета».

Анна спохватилась, суетливо вытащила телефон из сумки.

– На, маме позвони. Скажи, что ты доехал. Все в порядке.

– Да потом, – отмахнулся он. – Чего спешить?

– Звони давай, – одернула она его, все еще неуверенная, какой тон ей следует принять с поступившим на ее попечение племянником.

К ее удивлению он послушался, забасил в трубку.

Они спустились в метро, и Егор с интересом завертел головой по сторонам, стараясь, впрочем, не выказывать своего любопытства слишком уж явно. Анна сунула ему в руку карточку и подтолкнула к турникетам.

– Осваивайся, тебе скоро самому придется ездить.

– А в метро всегда такая толпа? – спросил он ее на эскалаторе.

– На кольцевой, особенно у вокзалов, всегда. А на других ветках бывает посвободнее.

– А сколько тут вокзалов?

– Девять.

– Ого.

Толпы людей с сумками напомнили Анне о ее первом приезде в Москву, и она поежилась от холода восьмилетней давности, глянула на вечную мозоль на среднем пальце, появившуюся тогда от сумок. Ей захотелось уберечь племянника от жесткости этого города.

Дома Анна отправила первым делом Егора в душ, а сама принялась рассматривать его рисунки, приготовленные для отборочного тура. Особенно ей понравились анфас Тараса Бульбы углем и изгиб реки под песчаным обрывом маслом. Переливчатая, зеленоватая река в солнечных бликах заставила ее завистливо вздохнуть – сама она с маслом никак не могла подружиться, сколько ни билась.

Мокроволосый Егор вошел в комнату и ссутулился у дверей. Его напряженный, вопрошающий взгляд жег щеку Анны.

– А почему Тарас Бульба? – спросила Анна, приподняв рисунок. – Это же он?

– Не знаю. Мне кажется, отчим на него похож. Я с Саши и рисовал. Ну… как тебе? Нормально?

– Мне нравится. Молодец. Ты в художке показывал кому-нибудь?

– Показывал, конечно. Знаешь, кому понравилось? Киселевой. Мама говорила, что ты у нее училась.

– Киселева? – воскликнула Анна. – Она до сих пор преподает? Надо же, ей уже сто лет должно быть.

Егор расслабился, явно довольный похвалой Анны.

– Все двести! Она теперь с палкой ходит. – Он перевел взгляд на стол. – А это у тебя планшет, да? Можно посмотреть?

– Смотри, конечно. – Анна встала со стула и приглашающе вытянула руку. – Ты на нем не пробовал работать?

– Нет! Откуда мне его взять? Я только слышал про них. – Егор восхищенно заводил пером по блестящей поверхности. – Удобно, да?

– Ну, поначалу странно. А когда привыкаешь, удобно. Ты голодный?

– Не знаю, – он пожал плечами. – Я еще ничего не понимаю. Все так быстро…

– И будет еще быстрее. Здесь все так. Ладно… Ты посуши волосы. Там в ванной фен лежит. Мы скоро пойдем ужинать с моим другом.

– А он кто? Это твой парень, да?

Анна улыбнулась такой бесконечной наивности определения отношений и почувствовала тепло к племяннику, добродушному и открытому.

– Он… Миша. Мой близкий друг.

Анна глянула в угол, где они обычно садились с Мишей, и сразу увидела его там, с бокалом пива в руке.

Она первой подошла к столу и, поцеловавшись с Мишей, полуобернулась к Егору.

– Миша, познакомься, это мой племянник Егор.

– Привет! – Миша протянул ему руку. – Как дела?

– Здравствуйте. Все хорошо.

Он конфузливо улыбнулся и застыл возле стола. Анна вытянулась, надавила руками на его плечи.

– Садись. Мишка, ты себе еду уже попросил?

– Ага.

К столу подошла официантка и нацелила остро заточенный карандаш в блокнот.

– Вы готовы заказать?

– Да, будьте добры тайский салат и… Егор, ты мясо будешь? Хорошо. И бифштекс в перечном соусе.

– Пить что вам принести?

– М-м-м. Пиво большое и… – Анна покосилась на племянника. – И минеральную воду.

Официантка ушла, и Егор встал, извинительно навис над столом.

– А где здесь туалет?

– Там, за баром, – подсказал Миша.

Дождавшись, когда Егор отойдет, он повернулся к Анне и спросил саркастически:

– Ты думаешь, он еще не пьет пива?

– Понятия не имею. При мне он его пить точно не будет.

– Строгая тетушка Анна Владимировна.

– Мишка, не язви. – Анна нахмурилась. – Я сама не знаю, как мне с ним себя вести. Я ждала маленького мальчика, а тут приехал лось какой-то.

– Да, точно лось. Но красивый мальчик, между прочим.

– Он на отца стал похож ужасно. Тот тоже был высоким таким, статным.

– Был?

– Он в аварии погиб восемь лет назад.

– Жалко, – вздохнул Миша. – Мог бы еще и девочку такую же красивую родить.

– Ага, и я бы тут за двумя детьми надзирала. Знаешь, как страшно, что он куда-нибудь не туда пойдет, не то сделает? Меня сестра потом убьет.

– Да брось ты, не надо лишать человека свободы выбора.

Егор вернулся к столу и, усевшись, восторженно произнес:

– Там такой классный музыкальный автомат!

Миша приглашающе улыбнулся.

– А тебе какая музыка нравится?

– Не знаю. Разная. В поезде Тори Амос слушал. Хотя в последнее время вообще редко слушаю. Слова мешают к экзаменам готовиться.

– А какие тебе сдавать надо будет?

Егор принялся обстоятельно рассказывать про свою подготовку, подбадриваемый вопросами Миши. Анна расслабилась, благодарная другу за приветливость и уверенная, что у племянника все получится.

* * *

Миша закинул сумку на заднее сиденье и, поколебавшись, перешел к передней двери.

– Подвинь кресло, – предложил ему Андрей. – Там внизу рычаг.

– Мне нормально, – Миша громко защелкнул ремень и сложил руки на груди. – Помещаюсь.

– Зачем ты пристегиваешься? Мы сейчас поползем по пробкам со скоростью не больше тридцати.

– Я дисциплинированный.

– Ты? Дисциплинированный? – Андрей похлопал его по колену. – Ну-ну.

Он мягко тронул машину, одновременно регулируя громкость радио. Песня через несколько секунд сменилась рекламой отдыха в Никосии, и Андрей сказал, глянув мельком на Мишу:

– Я, кстати, посмотрел туры. Можно будет в начале июля съездить дней на пять, на неделю. Получится у тебя взять отпуск?

– Так ты серьезно тогда говорил, что ли? – удивился Миша.

– Конечно, серьезно. Я думаю, Таиланд или Мальдивы… Куда-нибудь, где визу в аэропорту ставят. А то у меня паспорт в августе заканчивается, мне уже ни одно европейское посольство визу не даст.

Известие стало для Миши, уже примирившегося со спорадичностью их с Андреем встреч и отсутствием обещаний в их отношениях, приятной неожиданностью. Он представил тут же пляж и номер, долгий сон на прохладных простынях, тишину без боязни, что она прекратится сейчас звонком мобильного, и ему захотелось, чтобы конец июля наступил уже завтра. Однако показывать Андрею охватившую его радость он не спешил. Таить свои чувства он считал теперь нужным для сохранения самоуважения.

– Предложение интересное, но я еще не уверен насчет отпуска. И потом, отдых компанией может быть интереснее, нет?

– Какой компанией?

– Ну, не знаю. У тебя есть друзья, у меня есть друзья, можно предложить им поехать.

– Может быть, – протянул Андрей.

Миша услышал в его голосе разочарование, и ему отчаянно захотелось верить, что вызвано оно желанием Андрея провести несколько дней с ним наедине.

– Я вчера нашел твой зажим для денег, – сменил он тему.

– Наконец-то! Где?

– В диване.

– Как он туда попал?

Миша улыбнулся.

– Я могу тебе рассказать в деталях. Эротические похождения мани клипа. ^_ Звучит?

– Лучше не надо, за рулем все-таки отвлекаться небезопасно. Кстати, о деньгах. Мне нужен банкомат. – Он застучал пальцами по рулю, бросая взгляды на тротуар. – Где-то тут должен быть, возле супермаркета.

Через пару кварталов Андрей уверенно свернул направо и медленно повел машину по узкой дороге перед высотным домом, первый этаж которого занимали магазины и банк.

– Черт, где же тут припарковаться?

– Тебе обязательно тут снимать? – спросил Миша, выискивая свободное место вместе с Андреем. – Можно же на кольце где-нибудь остановиться.

– Да заехал же уже… – Он притормозил, сдал немного назад и попытался втиснуть машину между двумя другими, стоявшими параллельно обочине. Но, подергавшись взад-вперед, сдался, оставил ее нос выдаваться на дорогу. – Ладно, надеюсь в ближайшие несколько минут тут никто проезжать не будет. Подождешь? Я быстро.

– Нет, уеду, – усмехнулся Миша.

Андрей, уже вышедший из машины, наклонился и бросил Мише на колени ключ.

– Можешь проехать вперед, если кто-нибудь будет очень уж торопиться.

Миша приоткрыл рот, чтобы отказаться, но Андрей уже захлопнул дверь и поспешил к банку. Чувствуя нарастающий дискомфорт, Миша протянул руку и выключил радио. То, что у Андрея даже не возникло вопроса, умеет ли он водить машину, заставило его возненавидеть свой страх и самого себя за податливость ему, захлебнуться в упреках. Он заерзал в кресле, то и дело поглядывая на двери банка, и тут за его спиной раздалось раздраженное гудение. Он сжался и беспомощно оглянулся – словно во сне, в котором он стоит голым перед хохочущей публикой. Водитель черного джипа спрыгнул на асфальт и решительно двинулся к машине Андрея, как будто собирался отодвинуть ее голыми руками.

– Ну че сидишь-то, а? Где хозяин? – рявкнул он, распахнув рывком дверь.

– Подождите минуту, он уже идет.

– Минуту! Раскорячился тут, как у себя дома!

Миша бросил затравленный взгляд на тротуар и выдохнул, увидев Андрея, вкладывающего на ходу купюры в бумажник.

– Андрей! – крикнул вдруг водитель джипа, все еще держа дверь.

Андрей вскинул голову и покривил губы, словно не решаясь улыбнуться.

– Саша… Привет. Ты… ты что тут делаешь?

– Тебя жду, оказывается! – рассмеялся тот. – Твоя ж машина?

– Моя, да. Я тут… в банк забежал.

– А я тут проехать хочу! – Он протянул Андрею руку. – Ну, как сам-то? Как жена, сынок как?

Андрей раскрыл рот, глядя на Мишу.

– Так вот, кто ты такой. Любящий муж и отец, – проронил Миша и потянулся назад за сумкой.

Он отстегнул ремень похолодевшими, онемевшими пальцами и медленно выбрался из машины.

– Миша, подожди, – выдавил Андрей. – Я отвезу тебя.

– Думаю, мы уже приехали.

Миша перехватил сумку в другую руку и твердо пошел вперед, мимо Андрея.

19.

Анна помяла задник кроссовки, пытаясь понять, будет ли удобно в ней ноге, и завертела головой в поисках продавщицы. Та нашлась у соседнего стенда – с недоумением и жалостью она смотрела на мужчину, похожего лицом и уверенной осанкой на иностранца.

– Я не понимаю. Вам больше или меньше надо? – Она расставила ладони размера до сорок седьмого и потом свела их до тридцать пятого.

– No-no, – энергично помотал головой иностранец. – I’m talking about colour. Do you have these in green? Green? ^_

Анна отклонилась немного назад, чтобы увидеть, какую модель он держит в руках, и сразу оценила его выбор. Она нерешительно тронула губу пальцем и приблизилась к мужчине.

– Do you need any help here? ^_ – спросила она с улыбкой.

– Oh, thanks God! – выдохнул он облегченно. – Yes, please! ^_

Он повторил свою просьбу, которую только что пытался донести до продавщицы, и когда та после перевода Анны ушла проверять наличие зеленого варианта в подсобке, объяснил, что хочет купить именно эту модель «Нью Бэлэнс», потому что удобнее и практичнее обуви еще не встречал. Анна с готовностью согласилась с ним, заметив, что замша, однако, не так хороша, как кожа, потому что требует специального ухода.

Тут беловолосая продавщица вынырнула из-за занавески с коробкой в руках и сказала:

– Только бордовые есть. Хочет он примерить?

Анна перевела, и иностранец покривил в сомнении губами.

– Бордовые как-то пошло, нет?

– Думаю, да. Серые в таком случае лучше.

Продавщица ушла за серыми нужного размера, и мужчина протянул Анне руку:

– Меня, кстати, зовут Найдж. Найджел Свонн, с двумя эн.

– Я Анна. – Анна пожала теплую, твердую руку и улыбнулась заигрывающе. – Тоже с двумя эн.

Найджел одобрил шутку смехом, и Анна поинтересовалась:

– Свонн, это ведь ирландская фамилия, да?

– Или меня выдает акцент? – рассмеялся он опять.

– Ну, в общем, да. У тебя «о» ирландская.

Они вместе критично обсудили и осмотрели очередную принесенную продавщицей пару – сначала в руках, а потом на ноге Найджела – и он решительно кивнул:

– Эти я возьму.

Анна вдруг спохватилась, что за разговорами и флиртом она забыла примерить свой выбор, но тут Найджел галантно обвел рукой стенды и предложил:

– Теперь надо подобрать что-нибудь и тебе. Если ты, конечно, пришла сюда за обувью, а не материализовалась из воздуха, чтобы спасти несчастного иностранца.

– М-м-м, – Анна прищурилась, – мне вот эти понравились.

– Да, пожалуй.

Расплатившись по очереди за свои покупки, они вместе вышли на улицу – с одинаковыми пакетами в руках и тающими улыбками на губах. Тротуары уже полнились вечерними группами офисных служащих, спешащих к метро, а на дорогах обреченно кучились машины, захватывая в капкан пробки троллейбусы и маршрутки.

– Сколько людей живет в Москве? – спросил Найджел, отступая к стене, чтобы пропустить торопящихся пешеходов.

– Миллионов двенадцать, может, пятнадцать. По-моему, этого никто точно не знает. – Анна глянула на него и указала подбородком на перекресток. – Мне туда. Ты знаешь, как добраться туда, куда надо тебе?

– Я должен угостить кофе одну симпатичную девушку за ее помощь, значит, мне надо в кафе или бар, который выберет она. Покажешь дорогу?

Анна подумала было о Егоре, готовившемся дома к экзаменам, но тут же решила, что позвонит ему позже, если будет задерживаться.

– Тогда нам туда вместе, – ответила она, кивая на тот же перекресток.

В баре они заняли два последних свободных стула у стойки – не все офисные служащие торопились в этот час к метро, многие оседали и в барах – и заказали после короткого совещания по бокалу пива.

– Однако жаркий у вас город, – сказал Найджел, опорожнив одним глотком чуть ли не половину бокала.

– Да, снег с медведями здесь не круглый год.

Он хохотнул.

– А как в Дублине летом? – спросила Анна.

– Я и не знаю, как там в последние годы. Я уже пять лет живу в Таиланде.

– В Таиланде? А чем там может заниматься иностранец?

– Да, в общем, кто чем. Кто-то английский преподает, кто-то переводит или в компаниях работает. У меня, например, бар в Бангкоке и еще один на Самете.

– Интересно, – протянула Анна. – А почему именно Таиланд?

Найджел закурил, повертел зажигалку на стойке.

– Я как-то поехал туда отдохнуть, да так и остался. Почувствовал себя там дома. Удивительная страна. Ты не бывала?

– Пока нет, но очень хотела бы. – Она глянула на его полупустой бокал. – Тебе заказать еще пива?

– Да, конечно. И себе тоже возьми.

– Отлично мы зашли выпить по кофе.

– Извини, – встрепенулся Найджел. – Ты спешишь?

Анна глянула на часы.

– У меня дома ребенок один. – И тут же заторопилась, поймав удивленный взгляд Найджела. – Племянник, ему шестнадцать… Он должен сейчас к экзаменам готовится, вот я и волнуюсь, готовится ли…

– А, понятно. Ты просто так молодо выглядишь, что у тебя может быть только младенец, вот я и удивился, как можно младенца оставить одного.

– Это был изощренный комплимент? – прищурилась Анна.

– Ага. Не получился, да?

– Получился. Сейчас я тебе правильно отвечу.

Анна легко вздохнула, потупила взгляд и произнесла с кокетливой улыбкой: «Я польщена».

Найджел довольно рассмеялся.

– Браво!

Они проговорили еще часа три, перескакивая с темы на тему и с жаром обсуждая каждую из них. Анне казалось, что они знакомы уже давным-давно – с такой легкостью тек их разговор, и так часто они смеялись. Она узнала, что в Москву Найджел приехал туристом, по рекомендации своего знакомого, которого город привел в восторг. Сам Найджел сначала достаточно сдержанно отозвался о прелестях Москвы, но, узнав, что для Анны это не родной город, открыто отметил многие недостатки, включая и повсеместную угрюмость обслуживающего персонала.

– Это русский характер, – пояснила Анна, согласившись с ним. – Улыбаться незнакомому человеку здесь, в общем, не принято. Это считается признаком неискренности, попыткой скрыть настоящие чувства. Русские улыбаются, чтобы показать личное расположение, симпатию, а к незнакомому человеку откуда симпатия? Знаешь, есть даже поговорка… – Анна замялась, думая, как бы половчее перевести на английский «смех без причины – признак дурачины». – Если человек смеется без причины, то это знак того, что у него не все хорошо с головой.

Найджел вздернул бровь.

– Интересно.

– Да, этот феномен так же интересен, как американская улыбка или японские поклоны. Но когда знаешь об этой черте характера, то понимаешь, что это не враждебность, это… просто так и все. А еще забавно, я сама это только недавно заметила. Здесь персонал часто использует уменьшительно-ласкательные суффиксы, чтобы показать дружелюбность сервиса, и это так неприятно звучит. Чувствуешь себя тупым ребенком. Но русские могут быть очень открытыми, с теми, кого хорошо знают.

– А как же тогда ты ко мне подошла? С улыбкой?

– Ну, я сразу почувствовала личное расположение к человеку, который выбирает обувь «Нью Бэлэнс». Я и сама ее люблю.

– Отличное объяснение! – Найджел покачал головой. – Да, ты открыла мне глаза на Москву. Как жалко, что я уже завтра улетаю.

Анну кольнуло разочарование, ей стало грустно от мысли, что она больше не увидится с Найджелом. После его слов она посмотрела на часы и засуетилась.

– Я думаю, мне пора. Мой племянник уже, наверное, умирает с голоду.

Она попросила счет и достала кошелек из сумки, но когда бармен положил чек на стойку, Найджел тут же потянул его к себе.

– Нет-нет, – отрицательно замотал он головой. – Я пригласил тебя на кофе, я и плачу.

– Даже если чашка кофе оказалась четырьмя бокалами пива?

– Даже если бы их было десять!

На улице Анна предложила Найджелу поймать для него такси, но он сказал, что хочет еще пройтись, чтобы посмотреть на Москву изменившимся после ее объяснений взглядом. Он достал из бумажника визитку и спросил, есть ли у Анны ручка.

– Я пишу тебе здесь еще домашний телефон и телефон бара на Самете, – объяснил он, покрывая карточку убористыми цифрами. – Обязательно позвони мне. Ты же будешь когда-нибудь в Таиланде?

– После твоих рассказов я просто обязана увидеть эту страну!

Он вложил карточку в руку Анны и, удерживая ее ладонь, вопросительно заглянул в ее глаза.

– А русские целуются на прощание?

– Конечно. Видел когда-нибудь фотографии Брежнева?

Он радостно закивал и в следующую секунду неловко ткнулся в Аннин нос своим:

– Oops. Спасибо за помощь и за компанию.

– Тебе тоже спасибо. Хорошего полета.

Анна нехотя вытянула свою ладонь из его теплых пальцев и пошла, не оборачиваясь, к подземному переходу.

* * *

Наташа наклонилась к духовке и, убедившись, что подернувшемуся рыжеватой корочкой пирогу до готовности понадобится еще не менее двадцати минут, направилась в гостиную.

Она вошла тихо – боясь разбудить сына – и стала в центре комнаты, за диваном, на котором сидел муж, задумчиво уставившийся в экран ноутбука. Наташа наклонилась и увидела на нем фотографию девушки с темными волосами, заплетенными в две озорные косички.

– Кто это такая? – полюбопытствовала она, обходя диван.

– А? – Андрей повернул к ней нахмуренное лицо.

Наташа села рядом с ним, отодвинув в сторону стопку бумаг.

– Что это за девушка?

– Та самая Анна, которую мы с тобой пробовали искать. Помнишь? Игорь написал, что чистил компьютер и нашел, наконец, ее фотографию.

– А ты, что ли, ее встречал где-нибудь? Так сосредоточено смотришь.

– Нет, с чего ты взяла? – живо возразил Андрей. – Сначала лицо показалось знакомым, а потом пригляделся… Обычное лицо, таких много.

Наташа прищурилась.

– Да, пожалуй. Ничего особенного. Ты голодный? Пирог скоро дойдет, чай попьем.

Он потянулся к компьютеру, стоявшему на журнальном столе, и закрыл окно почтовой программы.

– Попьем.

Наташа подтянула ноги на диван, поерзала, устраиваясь удобнее, но тут потревоженная ею стопка бумаг соскользнула на пол и рассыпалась на листки. Она вздохнула раздраженно и принялась собирать их.

Андрей наклонился, взял ее за руку.

– Оставь, я сам.

– Да я собрала уже.

Наташа переложила бумаги на стол и, поправляя их, увидела на верхней написанное от руки полное имя Андрея под строчками «Договор аренды № 38. г. Москва. 16 марта 2004 г.». Она подтянула к себе листок, пробежала, нахмурившись, взглядом по тексту и повернулась к мужу.

– А зачем ты снимаешь квартиру в Даевом переулке?

– По работе.

Ее щеки загорелись.

– Да? А ты не знаешь, почему мне кажется, что к работе это не имеет никакого отношения?

– О господи. – Андрей потер лицо ладонями. – Я понятия не имею, почему тебе так кажется.

Наташу захлестнула холодная дрожь. Она встала, прижимая руки к груди.

– Ты же врешь мне. Ты врешь мне уже несколько месяцев. Эти твои командировки, эти все твои… Дела!

– Послушай, это моя работа. – Андрей поднял на нее злой взгляд. – Понимаешь? Я занимаюсь недвижимостью.

– Гораздо интереснее, чем ты занимаешься в этой недвижимости. Андрей, это все уже было. Ты помнишь? И сейчас ты ведешь себя так же, как тогда. Те же слова говоришь. Не надо унижать меня и себя! Не ври!

Он громким хлопком закрыл компьютер, смел с него невидимую пыль.

– Хорошо. Не буду. Я хочу развестись. Так тебе достаточно честно?

Наташа отступила назад, испуганная его оскалом и растерянная от того, что слова о разводе прозвучали так скоро и прозвучали из его уст, хотя только она и имела на них право после месяцев обмана мужа. Его неприкрытая ненависть вмиг подавила, растоптала смелость, которую она копила так долго и с таким трудом. Она попятилась из комнаты, все еще держа руки у груди.

Оказавшись в кухне, Наташа медленно, словно спросонья, открыла духовку, и та обдала ее едкой гарью безнадежно испорченного пирога.

* * *

Миша пытался вникнуть в статью об американском рынке социальной рекламы, по несколько раз перечитывая одни и те же строки и отвлекаясь то на мысли о своей слишком медленной для его возраста карьеры, то на воспоминания об Андрее, когда зазвонил телефон. Он неохотно потянулся в угол стола и медленно вытянул трубку из гнезда, все еще неуверенный, хочется ли ему отвечать на звонок.

Наконец, решился и ответил безразличным «алло».

– Мишка, привет, – заговорила из трубки Анна. – Я не отвлекаю?

– Отвлекла уже. Говори.

– Извини. Я просто узнать, как у тебя дела. Ты давно не объявлялся…

– Дела… – Миша постучал пальцами по столу. – Ну, например, у Андрея жена и ребенок.

– Да ты что?! Это он тебе сам сказал?

– Нет, я узнал совершенно случайно, что делает всю историю еще более отвратительной.

– Хочешь, увидимся? Поболтаем, напьемся? – сочувственно предложила Анна.

– Мне из дому выходить совершенно не хочется. Если только ты ко мне придешь…

– С Егором можно?

– Конечно. Приходите. Если я вдруг на звонок отвечать не буду, открывай своими ключами. Я в ванне посидеть хочу.

– Хорошо. Мы минут через двадцать подойдем. Нормально?

– Жду.

Миша вышел из ванной одновременно с тем, как Анна с Егором вошли в прихожую. Он подтянул полотенце на бедрах и кивнул в сторону комнаты:

– Проходите. Я сейчас… Закончу туалет.

Из кучи стираного белья на диване в кухне он вытянул джинсы и майку и, одевшись, вошел в комнату, где Егор гладил кошку, а Анна перебирала коробки дисков, сваленные кучей перед телевизором.

– Мишка, что у тебя за разруха? – спросила Анна, повернувшись к нему. – Ты что теперь дом не убираешь?

– Не хочется, – скривился он. – Вино будете? Илипиво?

– Давай вино.

Миша вернулся в кухню и открыл шкаф, в котором хранил свою пока небогатую винную коллекцию. Он обтер бутылку салфеткой и открыл ее громким хлопком. Повернулся за бокалами и наткнулся на Анну, застывшую за его спиной.

– Как ты, Мишка? – спросила она и потянула к нему руку. – Очень плохо?

– Да так. Ничего такого, чего я не чувствовал раньше. Мужики козлы же, помнишь?

– Да… Непонятно только, почему, зная это, мы вновь и вновь ввязываемся в отношения.

Миша расставил бокалы на столе.

– Это называется надежда. Егору наливать?

– Да наливай, – махнула рукой Анна. – Он сегодня отборочную комиссию не прошел. Тоже страдает.

– Блин, досада какая… И что теперь?

– Ну, можно еще в университет печати ткнуться, но он, конечно, растерял уже всю уверенность.

– Надо его как-то взбодрить. Нельзя в шестнадцать лет уверенность терять.

Анна взяла бокал, отпила вина долгим глотком.

– Как будто в тридцать можно. Тебе сейчас не хотелось бы чувствовать себя поувереннее?

Миша тоже взял бокал, оперся о шкафчик, размазывая вино по стеклу легкими покачиваниями руки.

– Слушай, ты сейчас сочувствуешь мне, или у тебя тоже какая-то гадость приключилась?

Анна глубоко вздохнула, пощипывая губы пальцами.

– Нет, все как обычно, но именно это почему-то и огорчает. Мне хочется новых ощущений, новых людей, мест…

Она нерешительно замолчала.

– Так за чем дело стало? – подтолкнул ее Миша.

– За всем. Ладно, пойдем к Егору.

В комнате устроились на полу. Миша сел рядом с Егором, похлопал его по колену, выражая ему свое сочувствие.

– Не расстраивайся. То, что тебя не приняли, вовсе не означает, что ты плохо рисуешь. Думаю, у них просто квоты для иногородних.

Миша понимал, что его слова звучат плоско и вряд ли способны взбодрить, но на большее он сейчас был неспособен, да и боялся выплеснуть ненароком душившую его горечь и желчь.

– Да, буду теперь в армии рисовать, – вздохнул Егор.

– Ну ладно тебе, – строго одернула его Анна. – У тебя есть еще время попробовать другие вузы. В конце концов, можно и дома в университет подать документы.

Воцарилось дружное молчание, и Миша покопался в памяти, пытаясь вспомнить какую-нибудь забавную историю или хотя бы просто тему для легкого разговора, но на ум ничего не шло, и он включил телевизор. Пощелкал каналами и, проскочив рисованную картинку, тут же вернулся назад.

– «Футураму» посмотрим?

На экране одноглазая Лила нравоучительно объясняла своим коллегам: «Человечество никогда ничего не добьется, если все мы не научимся притворяться, что хорошо относимся друг к другу».

– Да уж, как верно подмечено, – скривил губы Миша. – Я всегда говорил, что люди терпимыми не становятся, а только притворяются. Классная у них сатира. Смотрели?

– Только несколько серий, – ответила Анна.

Миша нажал на пульт, и мультфильм сменился кинематографическим семейным ужином. Анна спросила:

– Мишка, у тебя еда есть какая-нибудь? Давай приготовим ужин?

– Гречневая каша и хлеб.

– И все, что ли? А что же ты ешь?

– Ну, очевидно. Гречневую кашу и хлеб.

– Ужас какой, ты тут совсем дойдешь скоро, – Анна решительно встала, вытащила из кармана несколько купюр и удовлетворенно кивнула. – Я пойду куплю что-нибудь.

– С тобой сходить? – Егор подтянул ноги, готовый встать.

– Да нет, я быстро. В угловой магазин схожу. Мишка, чего-нибудь особенного хочешь?

– Нет, все на твое усмотрение, – вяло отозвался Миша. Идея приготовления ужина энтузиазма в нем не вызвала.

Когда за Анной захлопнулась дверь, Миша разлил по бокалам остатки вина и потянулся за пачкой сигарет на стеллаже.

– Ты куришь? – спросил он Егора.

Тот смущенно улыбнулся, качнул головой.

– Табак нет.

– А у меня есть, кстати, и не табак. Будешь?

– Не знаю, – ответил Егор, нерешительно глядя на дверь.

– Анька тоже курит, все нормально.

Миша вытащил из-за ряда книг на верхней полке пачку папирос и комочек марихуаны, завернутый в целлофановую обертку от сигарет. Замер на несколько секунд, усомнившись, что имеет право предлагать траву племяннику Анны в ее отсутствие, но решил, что Егора может унизить намек на его возраст и зависимость от решений других, и принялся растирать душистый комочек над листком бумаги.

Он раскурил папиросу, затянулся несколько раз мелкими затяжками и передал ее Егору. Тот шумно втянул дым и потянулся к Мише, жестами предлагая выдохнуть его в Мишин рот. Миша такая интимность смутила, но он все же приблизился к Егору с приоткрытыми губами, замечая вдруг крапинки на его желтоватых радужках и трогательную горбинку на носу.

Его тело облило приятным теплом расслабления.

* * *

Наклонившись стянуть с ног кроссовки, Анна заглянула в комнату и от неожиданности едва не выпустила пакет из рук. Мишина рука лежала на плече Егора, их губы сближались для поцелуя. В другой его руке, упертой в пол, исходила кольцами ароматного конопляного дыма папироса.

Она отбросила пакет вместе с ключами и рванулась к ним, уже повернувшим к двери удивленные лица. Подхватив племянника подмышку, она с силой дернула его вверх, заставила встать.

– Обуваться! Быстро! – скомандовала она, выталкивая его в коридор, и повернулась к Мише. – Ты… Урод! Зачем тебе это надо?!

Миша, замедленный и безучастный, поднялся, уставил в нее долгий, сухой взгляд.

– Что надо?

– Больше не с кем потрахаться? – прошипела Анна со сжатыми зубами.

– Ань, ты… – заговорил за ее спиной Егор.

Ее захлебнула новая волна злобы.

– Заткнись! Выходи, давай!

Она схватила его за руку, вытащила из квартиры и захлопнула за ними дверь ударом ноги.

По дороге домой Анна молчала, еще неспособная говорить связно после увиденного, и замечала боковым зрением испуганные взгляды Егора. Дошли очень быстро. Оказавшись в квартире, Анна первым делом набрала себе стакан очень холодной воды, залпом выпила его и указала племяннику на стул.

– Садись.

Он послушно сел и опустил взгляд в пол.

– Ты сознательно на это пошел? – спросила она.

– На что?

Анна оперлась о раковину, сжала ее края ладонями.

– Быть голубым весело и интересно, когда тебе двадцать-тридцать. – А престарелые педики никому не нужны. Это одинокие и несчастные люди, над которыми смеется общество. Я советую тебе очень хорошо подумать, прежде чем делать такой выбор и ломать свою жизнь.

Егор глухо молчал, ни единым движением не реагируя на слова Анны. Она продолжила:

– Завтра ты летишь домой. Я сейчас забронирую тебе билет. Матери скажешь, что со вторым университетом тоже ничего не получилось.

– Ань, не надо, – Егор поднял на нее просительный взгляд. – Мы просто курили траву.

Она наклонилась к нему и выставила указательный палец.

– Это ты просто курил траву, а… ему надо было другое. Все, Егор, закончили. Мне очень жаль, что так получилось, но другого выхода нет. Надеюсь, ты сможешь поступить дома.

Она перешла из кухни в комнату и включила ноутбук. Ее руки подрагивали, сердце только-только начало замедлять ритм. Миша, еще полчаса назад бывший для нее близким и родным, теперь казался ей пауком, инфицирующим своей болью всех, кто приближался к нему. Она услышала сзади шаги Егора и повернулась к нему. Его лицо выражало обреченную покорность, и Анну вдруг пребольно кольнула мысль: «А что, если я действительно увидела все не так?».

20.

Похмельное беспокойство окончательно раздавило слабый сон, и Миша открыл глаза. Комната с бутылками, стоявшими на полу тут и там, выглядела отвратительно, и также отвратительно воняла скуренным табаком. Миша вытянул руку из-под одеяла и погладил кошку, лениво развалившуюся в его сваленной беспорядочно на полу одежде. На его ласку она отреагировала недовольным взмахом хвоста.

Кривясь от забившейся в голове боли, он прошел на кухню и сел за компьютер. Открыл вновь полученное ночью письмо от Анны, в котором она сообщала, что улетает сегодняшним утром в Таиланд, и развернул во весь экран присланный вместе с письмом рисунок. Он сжал виски ладонями и уставился на сгорбленную фигурку, стоявшую в конце прямой дороги на краю обрыва.

Из равнины тоскливых мыслей, которые рождала в нем эта жалкая фигурка, его вырвал телефонный звонок. Он нащупал телефон, не отрывая взгляда от рисунка, отозвался бесцветным голосом.

– Слушаю.

– Привет. Это Андрей.

– Чем могу быть полезен? – все так же бесцветно продолжил Миша.

– Э, я хотел тебя спросить, как я могу найти Анну. Твою знакомую.

Миша резко выпрямился, и боль в голове тут же заплескалась беспокойно, ударила по глазам.

– Ты определился? Все-таки предпочитаешь девочек, да?

– Она не мне нужна, – торопливо пояснил Андрей. – Ее ищет муж.

– А, муж. Ну, если ты поедешь прямо сейчас в аэропорт, то, может, успеешь сообщить ей об этом.

– А куда она летит?

– Она улетает в… Испанию.

– Понятно… – протянул Андрей. – Ты… Ты не хочешь встретиться?

Миша посмотрел на рисунок.

– Нет.

Он отключил телефон, покачал его в руке и швырнул в стену, желая выплеснуть с этим броском всю скопившуюся в теле дрянь. Аппарат отскочил от стены и упал на диван рядом со столом, целый и невредимый. Миша усмехнулся, поднял его и медленно набрал номер, сомневаясь, узнает ли он голос, который не слышал больше десяти лет.

– Мама? Это я, Миша.

* * *

Анна стала в очередь к стойке под табло со строчкой «SU551. Bangkok» и в очередной раз вытянула из кармана телефон. Она нашла в списке номер Миши, положила палец на кнопку вызова и беспомощно скривилась, огляделась по сторонам в поисках подсказки, но не увидела ничего, кроме сосредоточенной суеты пассажиров.

Скоро очередь перед ней сократилась до трех человек, и она подтолкнула коленом чемодан, все еще держа палец на кнопке. Очередной пассажир отошел с посадочным талоном в руках, и Анна надавила на кнопку.

Номер Миши был занят.

Чувствуя, как скапливается между лопаток липкий пот страха, Анна торопливо выбрала в меню команду «удалить контакт Миша» и нажала «да».

Шагнула к стойке и улыбнулась девушке в синей униформе.

– Добрый день. Мне, пожалуйста, место у окна.

¹ Зд.: временное отключение сознания (англ.)_² Фильм французского режиссера Франсуа Озона (2002 г.)._³ Папа, ты отстал от жизни (фр.)._¹ Зд.: продукт, от которого толстеют (англ.)_¹ Песня Barbie Girl датской группы Aqua, выпущенная в 1997 году._¹ – Не надо так спешить, джина здесь еще много.

– Откуда ты знаешь, что я понимаю английский?

– По тому, как ты так выглядишь (англ.)._¹ Задача выполнена (англ.)._¹ Собственной персоной (лат.)._¹ Легкий; супер-легкий; серебряный; мягкий вкус; утренний бриз (англ.)._¹ Absolutely Fabulous – британский комедийный сериал, снятый в 1992-1996 гг. _¹ Популярная серия комиксов, публиковавшихся в газетах с 1980 по 1995 гг. и до сих пор издаваемых отдельными изданиями и в виде календарей. _² Двигайся (англ.)_¹ Одноразовый секс с малознакомым человеком (англ.)_¹ Популярная компьютерная игра из категории симуляторов жизни._² Песня из альбома группы T. Rex Electric Warrior (1971). 
_¹ Мне все мало, дай мне больше (англ.) – строчка из песни Кайли Миног. _¹ Удачи (англ.)_¹ От англ. money clip (зажим для банкнот)._¹ Нет-нет. Я говорю о цвете. У вас есть такие зеленого цвета? Зеленый? (англ.)_² Вам помочь чем-нибудь? (англ.)_¹ Слава богу! Да, пожалуйста! (англ.)_

Оглавление

Часть 1

1.

2.

3.

4.

5.

6.

7.

8.

9.

10.

11.

12.

Часть 2

13.

14.

15.

16.

17.

18.

19.

20.