Млечный Путь [Натали де Рамон] (fb2) читать онлайн

Натали де Рамон Млечный Путь

Моей дорогой Мари Делафруа

Глава 1, которая в кафе «Розарий»

— Роскошно выглядишь! — сказала Марта, отодвигая соседний стул. — Привет!

— Привет. Стараюсь. Ты тоже выглядишь замечательно.

— Ладно, не придумывай. Но все равно спасибо! — Марта хмыкнула. — Это ты сегодня просто картинка! Я тебя даже сразу не узнала. Проскочила мимо. А потом думаю: нет, это все-таки Жюстин! Дай-ка подойду. — Она повесила зонт на спинку стула и уселась. — Каким ветром занесло на наш остров? Шопинг? — Она показала на мои пакеты, наваленные на другой стул.

— Примерно. Сезон распродаж все-таки… Ты-то откуда здесь?

Марта изумленно всплеснула руками.

— Я живу в доме напротив! — И показала на него. — На седьмом этаже. Только окна не сюда выходят. Смотрят прямо на Нотр-Дам!

— Правда?

— Конечно. Ты разве никогда у меня не была?

— Нет. Как и ты у меня.

— Удивительно… — Марта повела бровями. — Л ведь знаем друг друга столько лет!

— Да уж лет двенадцать это точно.

— Слушай, а пойдем ко мне? Кстати, я сегодня получила гонорар. За двадцать пятую книжку! Это же наше с тобой общее детище. Не было бы тебя, не было бы вообще писательницы Марты ван Бойк.

— Ну что ты, Марта, я всего лишь редактор, ты бы и без меня…

Она замахала руками.

— Ой, не скромничай! Ты первая поверила в меня! Ты уговорила издательство взять мою первую беспомощную рукопись, ты учила меня писать, выстраивать сюжет, исправляла мои грамматические ошибки, убирала мои пригоршни многоточий… Ты моя муза!

— Право, Марта, ты преувеличиваешь. Мне неловко.

— Пойдем! — Она потянула меня за рукав. — Устрою тебе «экскурсию по замку». У меня поработал очень хороший дизайнер. Приготовим что-нибудь, сварим настоящий кофе. В турках! У меня есть настоящие серебряные турецкие турочки. Выпьем коньяку или амаретто! Я же знаю, ты любишь амаретто. Мы ведь всегда пьем амаретто с моего гонорара в кафе напротив редакции. Я зашла сегодня к тебе, когда получила гонорар, хотела пригласить…

— Марта, извини, что перебиваю, но вообще-то мы сейчас в кафе. Можем выпить амаретто и здесь. И кофе здесь очень приличный. Я уже две чашки выпила. Конечно, не из серебряных турок… Кстати, а сколько времени? Я часы забыла надеть.

Марта лукаво прищурилась, отвела руку и показала циферблат своих часиков.

— Без пяти три. Если точнее, без семи, у меня чуть-чуть спешат. Что ж ты сразу не сказала? Мы взрослые люди. Нечего стесняться. Тогда не буду мешать. Выглядишь просто отпадно! — Она вскочила из-за стола. — До чего же я все-таки бестолковая…

— Нет! — Я схватила ее за руку. — Не уходи!

Она округлила глаза.

— Но у тебя же рандеву!

— Не у меня. Сядь. Пожалуйста.

Из дверей кафе выглянула официантка. Я поманила ее, и она подошла.

— Ничего не понимаю, — сказала Марта.

— То есть? — уточнила официантка.

— Пожалуйста, два кофе по-турецки, по порции вашей фирменной выпечки и по рюмке амаретто, — сказала я.

— По двадцать пять грамм или по пятьдесят?

— Бутылку, — сказала Марта и посмотрела на меня. — Я угощаю. И по порции салата с лососем. У них очень хороший салат. Жюльен у них тоже неплохой. Может, еще по жюльенчику? Горячего хочется.

— Тогда, может быть, дамы пройдут внутрь? — Официантка обвела глазами остальные абсолютно пустые уличные столики. — Все-таки на улице еще прохладно, и в любую минуту может пойти дождь.

— Что скажешь? — спросила Марта.

— Здесь прекрасный навес, — заявила я, — так что дождь не страшен.

— Но простите, дамы, мне кажется, что амаретто к салату из лосося не очень…

— Очень, очень! — перебила Марта. — И, если можно, побыстрее, пожалуйста. И кофе сразу с салатом!

— Хорошо. — Официантка сделала официальную улыбку и, поеживаясь, торопливо юркнула в кафе.

— Итак, рандеву у твоего мужа, и ты предприняла все усилия, чтобы предстать перед ним и разлучницей в лучшем виде с одним-единственным вопросом: что в ней такого, чего нет у меня?

— Марта… — выдохнула я. — Как ты догадалась?

— Дорогая, я все-таки написала двадцать пять любовных романов. И на самом деле должна была догадаться гораздо раньше. — Марта вытащила сигареты и зажигалку. — Извини, но у меня уже никотиновая ломка.

— Дай мне тоже.

— Потрясающе! — Она протянула мне пачку. — Двенадцать лет дружим, а я не знала, что ты куришь!

— Я и сама не знала! — Я прикурила и закашлялась.

— Может, не стоит? — заботливо поинтересовалась она, выпуская дым в сторону от меня.

— Все в порядке. — Вторая затяжка произошла уже нормально. — Просто я не курила со студенческой скамьи. Забыла, как это делается.

Марта посмотрела на часы.

— Итак, с минуты на минуту твой неверный должен появиться у дверей кафе на той стороне улицы. И отсюда все будет хорошо видно.

— Нет! В этом кафе!

— Тогда зачем мерзнуть? Пошли внутрь!

— Нет! Там люди! Я могу не сдержаться! И я не знаю, как он поведет себя. А на улице я просто посмотрю ему и ей в глаза. Понимаешь, просто посмотрю и уйду!

— Допустим. Но тогда зачем ты захотела, чтобы я осталась? Зачем сделала заказ?

— Ну, я подумала, что так будет естественнее. Ты только не обижайся, что я тебя втягиваю! Просто, понимаешь, если мы вдвоем, тем более что ты, оказывается, живешь рядом, то получится, что я тут оказалась совершенно случайно. Ну ты понимаешь? Чтобы он не подумал, что я его выслеживаю! Марта, я дура, да? Просто я никогда еще не была в такой ситуации…

— Он впервые загулял?

— Нет! Что ты! Он гулял всю жизнь.

Марта вертела сигарету в пепельнице, стирая с кончика пепел, и молчала. Потом так же молча сделала затяжку и опять по чуть-чуть снимала с нее пепел о край пепельницы.

— Понимаешь, — сказала я, — он хороший отец, хорошо зарабатывает, заботливый. И я всю жизнь относилась к его интрижкам по-философски. Бабушка всегда говорила: жена изменяет — камень в дом, а муж изменяет — это камень из дома. Отец ведь тоже гулял, и мама с ним быстро развелась, хотя потом всю жизнь жалела, что это сделала, не прислушавшись к бабушке.

— Она больше не вышла замуж?

— Нет. — Я загасила в пепельнице свой окурок. — Она же школьная учительница. Какие в школе могут быть потенциальные женихи? Я смотрела на ее жизнь, на ее одиночество, на ее замужних подруг, на их отношение к «солистке», на ее подруг разведенных, на их вечный поиск нового мужа и говорила себе, что никогда, никогда не стану разводиться из-за такого пустяка, как любовница! Другое дело — наркомания, алкоголизм… А юбки! — Я махнула рукой.

— Так что же изменилось? — Марта прикурила новую сигарету.

Официантка принесла кофе, салаты и амаретто. Бесконечно долго открывала бутылку, наполняла рюмки. На улице довольно бойко полил дождь. Тротуар вне навеса сразу потемнел, резко контрастируя с сухим под навесом. Над кофе вился жизнерадостный дымок. Я не вытерпела и отхлебнула сразу полчашки.

— Горячий? — спросила Марта, продолжая курить.

— Да, отличный! Пей! — Я зачерпнула вилкой салат и сунула в рот. — Правда, очень вкусно.

— Замечательно. Я рада. — Она подняла рюмку. — Ну, за тебя! За мою музу!

— За тебя! — Я тоже взяла рюмку и чокнулась с ней. — За твой двадцать пятый!

Мы выпили и стали есть салат. Официантка наконец удалилась. На улице под зонтами пробегали редкие прохожие, в пелене дождя проплывали машины.

— Ты уверена, что рандеву именно здесь? — Марта посмотрела на часы. — Уже прилично четвертый час.

— Здесь, точно. Дождь где-нибудь пережидают. В эсэмэске было написано: «Розарий после трех». Даниель забыл сегодня свой мобильный, потом присылал за ним шофера. А в промежутке пришло эсэмэс. Ну я его и прочитала. Не знаю, что на меня нашло.

— Ха! А с чего ты взяла, что именно кафе называется «Розарий»? Может быть, речь шла о настоящем розарии в Булонском лесу, например?

Я допила амаретто.

— Марта, будешь смеяться, но я сразу же позвонила по номеру, по которому пришло эсэмэс. Да, представь себе. Молодой женский голос: «Котик, это ты? Как всегда, не можешь говорить»? Я молчу и шумно дышу в телефон. Она: «Не волнуйся, я все понимаю! Я очень скучаю! Я буду ждать до пяти в нашем кафе! Целую моего сладкого котика»! И звук такой: чмок-чмок. Я тоже почмокала в виде поцелуя и отключилась.

— Супер! — Марта хмыкнула и налила нам по полрюмки. — Чмок-чмок!

Мы чокнулись, выпили, и я призналась:

— Понимаешь, именно это и взбесило меня! Чмок-чмок! Сладкий котик! А этот котик изводит, просто с грязью смешивает собственного сына за то, что тот посмел привести домой девушку и переспать с ней! Моралист чертов! Я бы еще поняла, когда бы он сам…

— Подожди-подожди, — перебила Марта. — Кажется, ты как-то говорила, что сын живет отдельно, снимает квартиру.

— Снимает он! Отец платит. Пятьсот евро коту под хвост каждый месяц! Все равно чуть не каждый вечер является домой ужинать. Там же готовить надо, продукты покупать, убираться… А он ничего не хочет, ни работать, ни учиться. Одни девки на уме! Весь в папочку… Когда бы брат моего мужа ни был деканом его факультета, давно бы вылетел с треском!

— Так знаменитый профессор Люк Оммаж — его брат?

— Да. Близнец.

— Я как-то и не задумывалась, что у тебя та же фамилия…

— Они так похожи, не отличишь! Но абсолютно разные. Люк — серьезный, степенный.

— Ну декан все-таки. А твой муж, насколько я помню, фармацевт?

— Он работает на фармацевтической фирме. Руководитель отдела маркетинга. И муж дочки тоже там работает. Он по образованию фармацевт, как и отец моего Даниеля. Тот до сих пор там в совете директоров. Сильвия изучает экономику, но тоже, наверное, туда пойдет.

— В общем, семейное предприятие?

— Почти. А сын вот изучает культурологию… Можно, я у тебя возьму еще одну сигарету?

— Сколько угодно. — Марта пододвинула ко мне пачку.

Я закурила. Официантка принесла жюльены и спросила:

— Желаете что-нибудь еще?

Марта посмотрела на меня.

— Может быть, повторим кофе?

— Не знаю. Наверное, лучше сухого вина или соку? Покислее. А то от этого амаретто одна сладость во рту. У меня ведь пониженная кислотность…

Марта заказала гранатовый сок и, глядя вслед официантке, произнесла:

— Вот бы мой Жюль ^[1] повеселился над нашим с тобой меню!

— Извини за бестактный вопрос, а он тебе никогда не изменял?

— Жюль? — Она изумленно вздернула плечо. — Знаешь, я никогда не задумывалась об этом. Но, полагаю, вряд ли.

— А ты ему?

— Я? — Она ткнула пальцем себя в грудь. — Ты с ума сошла? Зачем? Какой смысл?

— И тебе не хотелось никогда? Никто не нравился?

— Не знаю. Не помню. — Марта прошлась рукой по волосам, поправила упавшую челку. — Ешь жюльен! Остынет. Очень вкусный. Мы с моим Жюлем именно из-за этого жюльена часто ходим сюда. Он считает, что лучше жюльена, чем в этом «Розарии», нет нигде.

Мы занялись жюльеном. Возникла официантка, опустила на стол два стакана сока, забрала тарелки из-под салата.

— Что-нибудь еще?

— Мы, кажется, заказывали сладкое, — сказала Марта.

— Подавать?

— Конечно. И все-таки повторите кофе.

— Хорошо.

Дождь шел сильнее. Прохожие почти совсем исчезли. Только неторопливо ехали и ехали машины. Марта опять налила нам по полрюмки амаретто. Мы выпили и запили соком.

— Ну как тебе жюльен? — Она снова закурила.

— Хороший. Замечательный жюльен. Понимаешь, наверное, я виновата сама. Не надо было рассказывать Даниелю, что я застала Тьерри у нас дома с девушкой.

— Но почему у вас дома? У него же есть своя квартира.

— Была! Отец, когда узнал, забрал у него ключи. И от квартиры, и от машины. Дикий был скандал! Я, говорит, квартиру тебе оплачиваю, денег на жизнь даю достаточно, а ты девку в родительский дом приволок! Тут тебе не дом свиданий, чтобы всяких шалав таскать. Если, говорит, зудит в одном месте, к себе тащи, мы с матерью хоть не видим. А если к родителям привел, значит, знакомь и женись!

— Может быть, он прав?

— Да пойми ты! — Я в сердцах хлопнула ладонью по колену. — Будь Даниель сам без сучка без задоринки, мог бы учить! Но ведь сынок-то в него! Ходок… Чему удивляться, если сам такой.

— Ты и мужа с женщиной дома заставала?!

— Ну да. — Я вздохнула. — Причем картинка была один в один!

— Боже… — Марта прижала руки к груди. — Ты застала их голыми?

— Нет. Скажешь тоже. Просто на полу в гостиной стоял раскрытый зонтик. Большой, вот примерно как у тебя, с длинной ручкой, только белый в черно-серую клетку. А я не люблю зонты, которые не складываются и не помещаются в сумку. У нас в доме нет таких. Я сразу поняла, что это зонт чужой и что в доме чужая женщина.

— И что, тогда и тогда одинаковые зонты?

— Представь себе. Одинаковые! Лет десять назад и две недели назад. Мне даже показалось, что это дежавю!

— И что ты сделала?

— В первый раз я просто повернулась и ушла. Побродила по городу, попила где-то кофе. Потом позвонила домой. Никто не снял трубку. Я вернулась. Зонта в гостиной уже не было.

— И ты не потребовала у мужа объяснений?

— Нет. Какой смысл? Что бы это дало, если я твердо решила никогда не разводиться?

— А две недели назад?

— Знаешь, меня просто потрясло, что прошло десять лет, а зонт тот же! Неужели, думаю, он встречается с одной и той же женщиной столько лет? Я была настолько потрясена, что даже не сообразила, что за это время зонт-то должен был износиться.

— Логично. — Марта покивала. — И ты решила все-таки заглянуть в спальню?

— Нет. Я решила шуметь погромче, чтобы они услышали и сами вышли. Их объяснения меня не волновали! Пойми, мне было просто ужасно любопытно, что же это за особа, с которой он столько лет! Я громко захлопнула входную дверь, напевая, повесила плащ на вешалку, надела домашние туфли и понесла сумки с продуктами на кухню, топая как можно громче. А на кухне оказался Тьерри. В одном полотенце на бедрах и с подносом в руках, на который он выкладывал из холодильника все подряд. «Привет, мам»! Как ни в чем не бывало! Я говорю: что это значит? кто у нас в гостях? почему ты не предупредил? А он: «Ой, мам, мы сейчас перекусим и уйдем с барби». Я говорю, значит, ее зовут Барбара? Он поморщился. «Не бери в голову, мам! Они все барби! Мы уже уходим»! Подхватил поднос и уволок наверх в свою комнату. Я занялась готовкой. Через какое-то время слышу шаги по лестнице, потом — в гостиной. Но не оборачиваюсь и не выхожу. Слышу шепот, и — хлоп — входная дверь.

— То есть ты эту барби не видела?

— Нет. Ни я ее, ни она меня. И сейчас думаю, что вполне можно было бы все забыть, как будто ничего не было! А я взяла и выложила все вечером Даниелю. Вот зачем я это сделала?! Можно еще сигарету?

— Бери, не спрашивай. И про дежавю тоже выложила?

— Ну да… Даниель ведь последние годы совсем не гулял. После того как наша Сесиль вышла замуж. Я решила, все, кончились его походы. Потом Сесиль родила, и он стал таким счастливым дедом. Обожает малышку! Вот я и рассказала. Думала, посмеемся.

— Посмеялись?

— Мы-то посмеялись. Правда. Только, когда среди ночи заявился Тьерри, никому уже было не до смеха… Оказалось ведь, что Тьерри тоже заставал отца с бабами, но молчал из мужской солидарности и от жалости ко мне… Всем досталось, мне тоже…

— Тебе-то за что?

— Отца я ему плохого подобрала. Разве не ясно? Теперь Тьерри ни с кем из нас не разговаривает, из своей комнаты не выходит, с нами демонстративно не питается. А Даниель опять загулял. Причем у него завтра день рождения… А, ладно! — Я махнула рукой и посмотрела на двери кафе. — Ну и где наша красотка? Что они там, пекут, что ли, эти самые пирожные?

— Давай еще по глоточку. — Марта взяла бутылку и стала наливать.

— А который час?

Она вывернула ко мне свое запястье.

— Почти полпятого? Слушай, Марта, наверное, он догадался, что я могла пошустрить с его мобильным, и отменил рандеву.

— Очень может быть. Но я готова сидеть с тобой сколько угодно, если ты все-таки решишь его дожидаться. Тем более что наши пирожные еще в печке.

Я усмехнулась.

— Спасибо, Марта. Я хочу все-таки еще полчаса подождать. Только мне нужно сходить припудрить носик, а то жидкости многовато. Я ведь и до тебя выпила две чашки.

— Ладно. Заодно и посмотри, какая из посетительниц может оказаться нашей… э-э-э… клиенткой. А потом я. О, смотри! — Она показала рукой в сторону улицы. — Такой зонт?

Из раскрытой дверцы такси вылезал белый в черно-серую клетку купол.

— В точности. У подружки Тьерри был именно такой.

Я поднялась из-за столика и вошла в кафе, столкнувшись в дверях с официанткой. Она несла на подносе чашки с кофе и два пирожных — огромные, почти торты. Пытаясь угадать «клиентку», я искоса разглядывала посетителей. Их было немного, наверное, из-за времени дня и погоды, причем тут не оказалось ни одного мужчины.

Глава 2, в которой Жюль ждет от Марты показа мод

— Привет, воробышек. — Жюль поцеловал жену, открывшую ему дверь, и, снимая плащ, показал на кучу больших нарядных пакетов. — Ого! Похоже, гонорар тебе повысили, коли столь велик шопинг! Ну давай хвались! Или дефиле запланировано после ужина?

— Это все не мое. — Марта подхватила его плащ и поместила на вешалку. — Так сказать, на временном хранении.

— То есть?! — возмутился Жюль. — Чье это?

— Это вещи Жюстин, моей редакторши. Пойдем, — обняв толстую спину мужа, она повлекла его к ванной, — помоешь ручки, будем ужинать…

— Это облезлой клуши? — перебил Жюль. — А почему они должны храниться у нас? У нас что, главные парижские склады?

— Видишь ли, завтра день рождения ее мужа…

— А! Так это подарки! Так бы сразу и сказала! И она не хочет, чтобы он увидел их раньше времени? — Жюль открыл кран и сунул руки под воду.

— Ну конечно! — Марта протянула ему мыло и наблюдала, как оно тут же сделалось черным и по белоснежному фаянсу потекли мерзкие грязные разводы. — Можно подумать, дорогой, что ты не руководитель телеканала, а грузчик угля…

— По расходу сил — то же самое, только мне еще иногда приходится думать! — Жюль бросил грязное мыло на край раковины, небрежно ополоснул руки, схватил конец ближайшего полотенца, вытер в основном пальцы и с чувством в него высморкался.

— Боже мой, Жюль! А нельзя было сморкаться, например, в раковину?

— Да что же это такое?! — взревел Жюль, срывая полотенце с крюка и швыряя его на пол. — Я пришел с работы, усталый, в кои-то веки вырвался пораньше, а ты пилишь меня с порога!

— Ну извини.

Марта поджала губы, развернулась и пошла на кухню.

Жюль поплелся за ней.

— Воробышек, ну чего ты? Может, мне обидно, что какая-то там клуша-редакторша накупила своему мужу гору подарков, хочет устроить ему сюрприз. Разве ты так относишься ко мне? Ты когда-нибудь готовила для меня столько подарков?

— Жюстин вовсе не клуша, — сказала Марта, накладывая на большую тарелку рис, шпинат и паровые котлеты. — Сколько тебе? Три? Четыре?

— Две. — Жюль уселся за стол. — Как же мне надоело это твое диетпитание. Видеть не могу… Ладно, три клади. Может, осилю. И полей чем-нибудь эту преснятину.

— Конечно, дорогой. Твой любимый томатный соус на оливковом масле. И вот самый настоящий весенний салат. Со свежей зеленью, с кресс-салатом, с базиликом. — Она поставила на стол большую миску.

Жюль заглянул в нее:

— Опять помидоры…

— Милый, помидоры понижают холестерин! Не ворчи, пожалуйста. Завтра пойдем на день рождения мужа Жюстин, у тебя будет прекрасная возможность его повысить.

— Холестерин или ее мужа? Слушай, а мне обязательно идти? Я его не знаю и не видел никогда.

— И знаешь, и видел! Она всегда с ним приходит на все презентации моих книг. Высокий такой, эффектный мужчина с элегантной проседью.

— Фармацевт, что ли? Смазливый, вроде Джеймса Бонда?

— Ну да, примерно такого типа.

— И о чем же мне разговаривать с этим шарлатаном?

— Дорогой, ну что сегодня на тебя нашло? Если редактор, значит, клуша, если фармацевт — то шарлатан. Кстати, он не фармацевт, он просто занимается маркетингом в фармацевтической фирме.

— Шарлатан тем более! Кто же еще впаривает всякую химию честным налогоплательщикам? И о чем же мне с ним разговаривать? Ты дружишь с этой клушей, ты и иди тусуйся с буржуазией.

— Ах вот в чем дело! Ты служишь искусству, и там тебе невместно. А между прочим, родной брат ее мужа — декан факультета культурологии! И он тоже завтра будет. Ты сто раз делал с ним интервью.

— Кто? Старина Люк? Люк Оммаж?

— Да, его родной брат, причем близнец! Только он почему-то не кажется тебе смазливым и похожим на киношного агента!

Жюль, морщась, махнул рукой.

— Да полная бездарь! Все они — культурологи, искусствоведы, редакторы твои — абсолютно ничего не могут, а очень хотят примазаться к искусству. А искусство делаем мы: я — на своем канале, даже ты — своими дамскими текстами.

— Наверное, отчасти ты прав, но Жюстин — гениальный редактор. От Бога! Таких по пальцам пересчитать. Кроме того, она замечательно готовит. Она как-то приносила в редакцию свои пирожки. Даже я такие не умею печь.

— Пирожки? Какие пирожки?

— Малюсенькие-малюсенькие, как конфеты. Остренькие, сочные, из какого-то удивительного слоеного теста. Начинка разная: лук, утиная печень, лососина, грибы.

— Лососина, говоришь, грибы… Кстати, воробышек, раз уж у нас сегодня программа холестеринопонижения, то, может, пропустим по бокальчику красного? Оно ведь тоже понижающего свойства. И положи-ка мне еще пару котлеток, чтобы было чем вино закусить.

Марта вытащила из холодильника початую бутылку вина, налила мужу.

— А себе?

— Мы с Жюстин сегодня пили амаретто. И довольно много. Как бы голова теперь не разболелась после вина.

— Да брось ты! — Жюль грузно поднялся, сам достал бокал с полки, наполнил его и протянул Марте. — Ну и где же вы пили амаретто? С кем? Твое здоровье!

Он чокнулся бокалом с Мартой, выпил и вернулся за стол. Марта только пригубила.

— Мы пробежались с ней по магазинам. Сезон распродаж все-таки. Ну и она купила не только подарки своему мужу, но и себе тоже кое-что.

— Ага! — Жюль погрозил пальцем. — Все вы женщины такие! Мужу — галстук, а себе — ворох тряпок. Сюрприз на день рождения называется.

— Ты, конечно, отчасти прав. Кроме того, я получила сегодня гонорар. Двадцать пятая книжка все-таки.

— Неужели ты столько наваляла?

— Ну да. Надо же отметить, сам понимаешь. Хотелось чего-то необычного. Это ведь наши с ней общие детища.

Жюль поморщился. Марта как бы не заметила.

— Я давно ей рассказывала, что рядом с нами есть кафе, где подают совершенно необыкновенный жюльен…

— У лесбиянок, что ли, в «Розарии»? — развеселился Жюль и налил себе. — Ну и? Поиграли под амаретто в любовниц?

— Мы сидели на улице, и она сначала даже не поняла, что это за местечко. Потом, когда мы уже и поели, и попили прилично, она пошла внутрь, ну в туалет. А я сижу за столиком под навесом на улице, и вдруг под этот самый навес входит ее муж с какой-то девкой! Под огромным зонтом.

— Что?! — Жюль выронил вилку и икнул. — Ты не шутишь?

— Какие уж тут шутки! Эта девка прямо на нем виснет. Я давай рукой им махать и кричу: «Привет, Даниель! Какая встреча»! Он, конечно, остолбенел, и, чувствуется, готов бежать без оглядки и не узнавать меня. Но тут эта девка сваливается с него и в два прыжка ко мне: «О! Марта ван Бойк! Добрый день! Я так давно ищу встречи с вами! Даниель, дорогой, представь меня, пожалуйста». Дорогому Даниелю уже ничего не остается, как подойти. Он складывает зонт, подходит и говорит:

— Привет, Марта. Познакомься, это Аннет, давняя поклонница твоего творчества.

— Очень приятно, — говорю я. — Какими судьбами в наших краях?

Девка без приглашения плюхается на стул, а Даниель тем временем не слишком поспешно берет себе стул от другого столика. Видно же, что я тут не одна, а один стул занят этими самыми пакетами с покупками. Так вот, пока Даниель занят поиском сиденья для себя и придумыванием ответа на мой вопрос, девка уже уселась и заявляет:

— Должна честно признаться, чтобы сразу между нами не было недопонимания. Я не поклонница вашего творчества, я вообще не читаю дамских романов. Я изучаю культурологию и предполагаю писать диссертацию о феномене телевидения в повседневной жизни. Мой Даниель — сотрудник спортивного канала, так что там проблем не будет. Но гораздо больше меня интересует канал «Культюр», и поэтому мне необходимо познакомиться с вашим мужем, чтобы изучить процесс изнутри.

Я в полном замешательстве! Мнимый сотрудник спортивного канала — в не меньшем, и вместо ответа на мой вопрос сам спрашивает, уже устроившись на своем стуле:

— А ты, Марта, как здесь оказалась? Бегали с подругой по магазинам? — Кивает на приборы и пакеты Жюстин и на стул с пакетами вешает этот зонт.

— Видишь ли, Даниель, мне бы не очень хотелось, чтобы кто-то знал, что ты встретил меня здесь, — начинаю я импровизировать с единственной, хотя и маловероятной целью изгнать их до возвращения Жюстин.

— Вы лесбиянка? — В глазах девки вспыхивает откровенное любопытство. — И это тайна?

Я демонстративно не реагирую и продолжаю обращаться только к Даниелю.

— Дело в том, что по магазинам я гуляла с представительницей одного канадского издательства. Гостьей столицы, так сказать. Вопрос о сотрудничестве еще висит в воздухе, но было бы лучше, если об этом пока не будут знать здесь в издательстве. То есть, ты понимаешь, я говорю о Жюстин, моем постоянном и давнем редакторе. Конечно, она не болтлива, но… И в этот момент мы невольно оборачиваемся на звук хлопнувшей двери кафе, возле которой стоит сама Жюстин.

Я поднимаюсь ей навстречу и машу рукой, мол, иди к нам, и громко говорю:

— Вивьен, знакомься, это мои друзья Аннет и Даниель!..

— Черт… — бормочет Даниель, а я громко продолжаю, обращаясь уже к «друзьям»:

— Это Вивьен. Вивьен Шелдер. Из Канады. — И добавляю уже как бы интимно: — Правда поразительное сходство, Даниель? Или это мне только так кажется?

— Черт… — повторяет он и не сводит с нее глаз.

«Вивьен Шелдер из Канады» тем временем медленно и неуверенно идет к нам, а я рассказываю, дескать, ее издательство хочет издавать мое собрание сочинений, и пока еще ничего не решено, но все равно не нужно, чтобы об этом знала Жюстин.

При имени Жюстин «гостья из Канады» определенно вздрагивает, но неторопливо садится на свой стул, берет сигарету, закуривает и интересуется:

— Прошу прощения, а о какой Жюстин идет речь?

Девка, ничего не понимая, растерянно обводит всех глазами. Я смотрю на Даниеля и говорю:

— О Жюстин Леклерк, естественно. Леклерк — это ее девичья фамилия.

— Ну да, конечно, я знаю, — говорит Даниель, а вид у него как на грани инфаркта.

— Боже! — восклицает «гостья столицы». — Неужели вы все ее знаете? И она твой редактор, Марта? Почему ты мне сразу об этом не сказала? — И выпускает дым прямо в нос Даниелю. — Ужас какой! Только этого не хватало!

— Так ты с ней знакома? — спрашиваю я.

— Еще бы!

— Ой! Я догадалась! — неожиданно восклицает девица. — Вы, наверное, близнецы!

— Да, — заявляет гостья, — только нас разлучили в детстве.

— Ну и везет же мне на близнецов в последнее время! Я ведь и моего Даниеля приняла сначала за его брата, который у нас декан!

Гостья пронзает ее взглядом, снова по-драконьи выпускает дым и нараспев спрашивает:

— Поэтому ты переспала с ним? Думала, что с деканом?

Девка хмыкает, без спросу вытаскивает из моей пачки сигарету, хватает зажигалку и заявляет:

— Ответы на выбор: a) безусловно; b) ах что вы, что вы, я девственница; c) я вообще сплю со всеми подряд. Подчеркнуть нужное.

Тут очень вовремя явилась официантка и предложила сделать заказ. Девка изучала меню, недовольно поглядывая на Даниеля, который своей неподвижностью напоминал памятник. Он буквально оцепенел и не мигая пожирал взглядом «гостью», которая продолжала курить и пускать дым ему в лицо. А он словно не чувствовал этого! Зато девка определенно чувствовала, что «ее Даниель» слишком заинтересовался «канадской гостьей», и своим коленом наглаживала под столом его бедро. Я очень боялась продолжения препирательств и предложила официантке принести счет.

Мы рассчитались, и я сказала «гостье», что, наверное, нам уже пора, ей же хочется отдохнуть после перелета. Но, похоже, Жюстин очень понравился ее новый образ. Она заявила:

— Куда торопиться? В пустой гостиничный номер? Мы еще не допили амаретто. Я еще не попробовала местных лакомств. — Она попросила официантку принести рюмки для «наших новых друзей» и стала медленно есть пирожное, всякий раз долго облизывая ложечку и губы языком.

Даниель был неподвижен по-прежнему, но я видела, как на его лбу появились капельки пота. Девка исходила злобой и просто не знала, куда себя девать. Тем не менее она продолжила развивать свою тему:

— Вы же понимаете, что декан нашего факультета родной брат моего Даниеля, поэтому я вас уверяю, что моя работа получит наивысшую оценку, не исключено даже, что и грант на публикацию. И еще меня очень интересует «Каналь попюлер». Надеюсь, вы сможете познакомить меня с его первыми лицами?

Тут сдало даже мое терпение, я уже жалела о своей выдумке и подумывала, как бы выкрутиться.

— Вивьен, знаешь, — сказала я, — я давно знакома с Жюстин, но она никогда не говорила, что у нее есть сестра! И ее мать тоже никогда не упоминала о второй дочери.

— Не говори мне о матери! Никогда в жизни не прощу ей, что она меня бросила. И эта ваша Жюстин такая же подлая!

— Что же она натворила? — изумилась я.

— Уже не важно. Травой поросло. Правда, пойдем, Марта. — Она поднялась, собрала свои пакеты, изобразила улыбку. — Приятно было познакомиться. Поболтали бы подольше, но у меня самолет в половине второго ночи. Аннет. Даниель. — Покивала им, взяла меня под руку, и мы отбыли.

Едва свернув за угол, Жюстин разрыдалась. Мы пришли к нам домой. Я утешала ее как могла. Потом она переоделась в свои старые вещи, а новые оставила здесь. Понимаешь, она очень хочет, чтобы ее муж поверил в мифическую Вивьен, которая сегодня ночью улетела в Канаду. Чтобы он не знал, что она знает, что у него есть любовница.

Марта вздохнула.

— Такая вот забавная история, дорогой.

— И после этого ты хочешь, чтобы я пошел к ним в гости? Чтобы подыгрывал всем в этом сплошном вранье?

Марта вдруг рассмеялась и захлопала в ладоши.

— Поверил, поверил! Это же сцена из моего нового романа, я просто заменила имена. Мы как раз обсуждали ее сегодня, когда вот за этим столом открыли вот эту самую бутылку вина. — Марта показала на нее пальцем. — Ты же знаешь, что в отличие от тебя я терпеть не могу сидеть в кафе. Так что никакого амаретто у лесбиянок мы не пили. Просто мне показалось, что будет остроумно, если тайное свидание неверный муж назначит в таком месте, где наверняка не встретит никаких знакомых, а если и встретит, то им тоже будет что скрывать. Но Жюстин уверяла меня, что это полная чушь, а ты поверил! Поверил!

Жюль чесал усы и обиженно сопел.

— Ну вот, вечно ты надо мной ставишь опыты. Я не кролик…

Марта вскочила и обняла мужа.

— Ты кроличек! Ты мой самый сладкий, самый толстый, самый кусистый кроличек!

— И у этой твоей Жюстин на самом деле все нормально?

— Конечно! — Она звонко поцеловала толстую щеку мужа. — Нормальная буржуазная семейка, где за большим столом собираются все родственники и объедаются потрясающими пирожками!

— Ты хоть про пирожки-то не насочиняла?

— Чистая правда! Сам убедишься завтра.

Глава 3, в которой девятый час

Я еще успела заскочить в ближайшие к моему дому магазины и докупить продуктов к завтрашнему столу. Во рту стоял омерзительный привкус от переизбытка сигарет, амаретто и кофе, несмотря на то что у Марты я дважды почистила зубы. Ликвидировала макияж, вымыла голову, уничтожая мастерскую укладку, дорого обошедшуюся мне в салоне сегодня утром. Смыла лак с ногтей и переоделась в свою старую одежду. От эффектной канадки не осталось и следа.

— Все-таки я не уверена, что ты делаешь правильно, — сказала Марта. — Ты была такой потрясающей, и он так зачарованно смотрел на тебя…

— Ну и что ты предлагаешь?

— К тому же ты потратила столько денег на все эти прекрасные вещи, — задумчиво продолжила она. — И куда их теперь девать? Ты же не сможешь их носить, если не хочешь вместе с ним посмеяться над этой ситуацией.

— По-сме-ять-ся?!

— Но ты же сама рассказывала, как вы уже однажды вместе смеялись над дежавю с зонтами. Вот опять точно такой же зонт.

— Марта! Он спит с девушкой нашего сына! Что в этом может быть смешного?!

— Жюстин, таких зонтов в Париже тысячи. И даже если это одна и та же девушка, то, по-моему, хорошо, что с ней больше не спит твой сын.

— Ты в этом уверена? Ты же видела, что это за особа.

— Да они теперь все такие! Наглые, беспринципные!

— Вообще-то твоя дочь тоже примерно такого возраста. Разве она наглая и беспринципная?

— Сравнила! Сесиль сразу вышла замуж за отличного парня. И учебу не бросила! Она и учится блестяще, и малышку растит, и карьеру сделает в свое время. Не волнуйся! Только не таким путем, как эти барби… С Сесиль у меня вообще никогда не было проблем, не то что сынок — папочка номер два… Я даже не удивлюсь, если они спят все втроем!

— Ну уж… Не перегибала бы ты. Сама же говорила, что сын не разговаривает с вами обоими и из своей комнаты не выходит. Так что втроем — вряд ли.

— Тогда, значит, по очереди! Эта же стерва задалась целью приблизиться к декану любым способом!

— Ну и как ты себе это представляешь? Она заявляется к декану и сообщает: «Профессор, я сплю с вашим племянником и вашим братом. Поэтому вы должны ставить мне одни пятерки. Если что, могу обслуживать и вас». Так, по-твоему?

— Запросто!

— А если Даниель позвонит твоей маме и начнет расспрашивать?

— Сколько угодно! На всякий случай: не я придумала канадскую издательницу!

— Но вы могли оказаться просто двойниками, а не близнецами, да еще и разлученными в детстве.

— Марта, какая разница? Меня там вообще не было, и не я, а он спит с девушкой нашего сына!

— Очень логично.

— Ладно. Уже не важно… Слушай, у тебя нет чего-нибудь очень кислого? Какого-нибудь очень сухого рислинга. А то я никак не могу избавиться от этого привкуса после амаретто и табака. Гадость ужасная! Как ты только куришь и постоянно живешь с этой помойкой во рту?

— Рислинга нет, но какое-то сухое есть, конечно. Хотя я бы не советовала тебе пить вино после ликера. Разболится голова, а ты и так на взводе. Или ты просто решила напиться?

— Может быть.

Марта открыла бутылку, но я осилила лишь пару глотков. От кислятины действительно ненадолго стало легче, а головную боль, подступившую уже в такси, я восприняла просто как неизбежность. Отчасти даже спасительную, потому что она не оставляла места для других мыслей, кроме желания поскорее оказаться в кровати. Завтра, говорила я себе, все завтра. Гости приглашены к шести, я успею приготовить все завтра. А сейчас — продукты в холодильник, и спать, спать…

Я открыла дверь своей квартиры и чуть не выронила сумки, оглушенная звуком очень громко работавшего телевизора, который показывал бокс, и воплями Даниеля и Тьерри, сидевших на диване спиной ко мне. Перед ними на журнальном столике стояла кастрюля с чем-то, судя по вони — с креветками, кусок сыра с воткнутым в него кухонным ножом лежал прямо на бумаге, еще я заметила полную окурков пепельницу и несколько банок с пивом. Сколько-то пустых жестянок уже валялось на полу. Под люстрой плавали клубы дыма. Я закашлялась.

Они дружно обернулись. Сын вскочил и бросился ко мне.

— Салютик, мам! — Он чмокнул меня в щеку и отобрал сумки. — А я «хвост» сдал по народоведению!

— Какое еще природоведение?..

— Народоведение, мам! Демография! Я думал, в жизни не сдам, он же у меня еще с позатого семестра, а сдал! Даже эта зануда демографичка похвалила. Можешь же, Оммаж, говорит, если захочешь! Я, говорит, «отл.» тебе бы поставила, но на пересдаче больше «хор.» не полагается! Представляешь, мам! — Он перекрикивал рев телевизора. — Мы празднуем! Присоединяйся!

— Молодец… Хорошо… Да сделайте вы потише! Голова раскалывается! А накурили, как в английском пабе!

Даниель торопливо схватил пульт и отключил звук.

— И вообще, с каких это пор у нас курят в гостиной?! — В полной тишине орала уже я. — Чтобы здесь все провоняло?! Хотите курить, идите на террасу!

— Ты чего, мам? Ты же сама, оказывается, куришь.

— Я?! С чего ты взял?..

— Да ладно, мам. Все свои. Кури в открытую, не стесняйся! — Он подхватил сумки и потащил их на кухню. — А здорово вы со своей писательницей над отцом прикололись! Он до сих пор не может в себя прийти! — донеслось уже оттуда.

От дыма слезились глаза, от головной боли хотелось кричать. Я едва нашла силы, чтобы шагнуть назад и прислониться к стене.

— Говорит, ты была такая стильная штучка! — в полный голос с кухни рассуждал Тьерри. — Супер! Так вы с писательницей чего, тайные лесбиянки?.. Тогда ясно, почему отец по бабам промышляет! А я-то думал, в чем дело!..

Мне уже давно не хватало воздуха, перед глазами плыли темные пятна. Из этих черно-багровых пятен возник Даниель и его голос, показавшийся мне раскатом грома:

— Заткнись, щенок! Что за идиотские выводы! Кретин! Окна открой! Не видишь, матери плохо!..

Даниель подхватил меня на руки и потащил к террасе. Тьерри неловко распахнул перед ним дверь.

— Кретин! — повторил муж. — Вот уж не думал…

Мне на лицо упали капли дождя. Даниель опустил меня в кресло и испуганно заглядывал в мои глаза.

— Как ты? Прости, я думал, что мы все вместе посмеемся… Потрясающий розыгрыш! Но мне и в голову не могло прийти, что он решит, что вы тайные лесбиянки!

— Может, и к лучшему было бы… Какой розыгрыш? О чем ты?..

Даниель виновато улыбался и гладил меня по щеке. Его волосы блестели влагой, и по лицу текли капли. Он присел на корточки, положил голову мне на колени и смотрел снизу вверх.

— Ты была сегодня такая красивая! Нет, ты и сейчас красивая! Ты вообще красивая… Просто я об этом забыл. А ты…

На террасу вышел Тьерри, Даниель осекся и резко встал во весь рост.

— Да ладно, ма! Па! Чего стесняетесь? Все свои. Ма, ну ты как? Я хотел «скорую» вызывать, но, наверное, лучше я принесу вам зонт? Вы тут посидите, а я в гостиной приберу. А продукты я уже сложил в холодильник!

— Ты бы лучше извинился перед матерью! — сказал Даниель.

— А за что? Что я такого сказал? Лесбиянкой быть не запрещено. Даже круто! Моя мать — лесбиянка. Мне нравится!

Даниель закряхтел, медленно приближаясь к сыну.

— Что ты сказал? Кто твоя, мать?

— А что такого? — Сын смотрел на него исподлобья и тоже сжимал кулаки. — Я же говорю, что мне нравится! Тебе — нет?

— Прекратите! — воскликнула я. — Я вообще сегодня не видела Марту и даже по телефону с ней не разговаривала! Я весь день бегала по магазинам! Завтра же будет народу полный дом! — Я поднялась с кресла и пошла в гостиную. — Уберите тут и проветрите получше. А я приму что-нибудь от головной боли и лягу спать, чтобы завтра начинать готовить с самого утра.

— Охота тебе возиться? — миролюбиво сказал Даниель. — Заказали бы столики в ближайшем кафе.

— О чем ты говоришь? Какое кафе — нашей внучке Кристин года нет, малышу твоего племянника — полтора. Что мы, цыгане, что ли, идти в кафе с младенцами?

— Вот именно! — поддержал Тьерри. — Чтобы они там орали на весь зал, а дома преспокойно уберутся в другие комнаты… Мам, но тогда кого папа видел в кафе с писательницей?

Муж попытался перехватить мой взгляд, но я отвела глаза.

— Откуда я знаю, кого он видел? Меня это не волнует.

— Он сказал — вылитая ты! — не унимался Тьерри. — Такая, говорит, красивая, что он опять влюбился! Влюбился ведь, ну, па, скажи?

— Не преувеличивай, дурень! Но эта канадская издательница действительно была очень красивая и очень похожа на тебя, Жюстин, — многозначительно произнес муж.

— Издательница! — Я изобразила крайнюю настороженность. — Из Канады? Что еще задумала Марта? Я сейчас же ей позвоню! — И бегом побежала наверх, в спальню.

Муж влетел следом и замахал руками.

— Ой, пожалуйста! Не надо! Марта очень просила, чтобы я не говорил тебе…

— Что?! Что у тебя за секреты с Мартой? Издательницу она себе в Канаде нашла… — Я схватила трубку и стала набирать номер Марты.

— Ну пожалуйста! — взмолился Даниель, прижимая руки к груди. — Не звони! Там у них еще ничего не решено. И я обещал не говорить тебе о ее встрече с этой Вивьен!

— Вивьен?.. Вивьен?.. Из Канады? Похожа на меня? — Я поместила трубку обратно на аппарат.

— Да! Как две капли воды! Она говорила, что вы близнецы, но вас разлучили в детстве!

Я схватилась за голову. Она действительно жутко болела.

— Черт! Опять эта Вивьен! Откуда она опять взялась? Эта чертова Вивьен… Вивьен Трент!

— Вивьен Шелдер!

— Ну, значит, замуж вышла. — Я села на кровать. — Похоже, мне правда стоит делать вид, что я ничего не знаю. Кстати, а где ты их встретил?

— В лесбийском кафе «Розарий», в Сите.

— В Сите… Марта живет в Сите, на острове Сите… Черт! — Я подняла на него голову, придерживая ее рукой. — Ты-то сам как оказался в лесбийском кафе?

— Ну в Сите у меня была одна деловая встреча, а потом я просто шел мимо этого кафе. И вдруг увидел Марту за столиком на улице. Она помахала мне рукой. Я же не мог не подойти, не поздороваться. А потом из кафе вдруг вышла ты… Ну в смысле не ты, а эта самая Вивьен. Но я-то был уверен, что это ты и что вы с Мартой меня просто разыгрываете!

— Ну и? Что дальше?

— Ничего. Посидели, поболтали. Я все ждал, когда вы обе не выдержите и расколетесь. Потом ты, то есть не ты, а эта Вивьен сказала, что у нее сегодня ночью самолет. Ну мы попрощались, разошлись в разные стороны. Я помчался домой! Тебя еще не было, и я тем более уверился, что это была ты!

— А Тьерри был уже дома?

— Был. — Даниель ходил по спальне. — Такой счастливый! Сдал наконец эту свою демографию. Пива накупил, креветок. Когда я пришел, он как раз их сварил, стал меня угощать. Говорит, я зарок дал, если сдам сегодня этот «хвост», больше не буду ссориться со своими дикими родителями.

— Дикими? Так и сказал?

— Ага. — Даниель улыбнулся. — Все, говорит, вам, старым, прощу. Уж какие есть, я, говорит, тоже не подарок.

— Понятно. Ты на радостях ему все и выложил?

— Ну да. Я же не думал, что он все вывернет так. Мать у него лесбиянка и ему это нравится! Черт…

— Ладно, проехали. Марта с мужем завтра тоже к нам придут, так что предупреди Тьерри, чтобы чего не ляпнул.И я тоже ничего не знаю про ее тайные планы с канадским издательством. Черт принес эту Вивьен…

— Ты уверена? — Даниель вдруг игриво повел бровью.

— Слушай, у меня ужасно болит голова. — Я встала, подошла к шкафу, неторопливо сняла жакет и повесила на плечики. — Я хочу лечь. Если не трудно, принеси аспирин.

— Не трудно. — В глазах мужа определенно прочитывалось желание. — Правда так сильно вдруг разболелась голова?

— Да! Представь себе. И не вдруг, а от вашего дыма в гостиной! От вашего телевизора! От вашей дури!

Муж неожиданно с размаху обнял меня и, обдавая вонью пива и табака, начал исступленно целовать и раздевать, почти срывая с меня одежду.

— Прекрати! Отстань!.. У меня болит голова! Меня тошнит от твоего перегара!..

Но он швырнул меня на кровать и, наваливаясь всем телом, одной рукой с силой придерживал мои руки, другой — спустил с себя брюки и трусы.

— Ты моя жена! Я хочу тебя!.. О… как я тебя хочу…

— Не меня! А эту… Эту Вивьен! Ты ее хочешь!.. Ее! Ненавижу! — Я изловчилась и коленом двинула его в пах.

Он вскрикнул со стоном так, что даже на какую-то долю секунды мне стало его жалко, и слетел на пол.

Я лежала на кровати и смотрела, как он, скрючившись, сидит на полу, покачивается и тихо-тихо стонет, будто поскуливает. А с моей головы словно свалились обручи, и я испытывала невероятное облегчение и желание рыдать в голос одновременно.

— Довольна? — наконец произнес он, не глядя на меня, поднялся, подтянул брюки и с кряхтением поковылял в ванную.

Я вскочила, обогнала его и встала в дверях.

— Мало? Могу добавить!

— Хватит, Жюстин. Пропусти, пожалуйста… — Из его глаз текли слезы, и он обеими руками придерживал свое достоинство. — Больно же ужасно…

— А мне было не больно, когда ты…

— Что когда я?.. Ну пропусти, мне нужно холодное…

— Когда ты накануне нашей свадьбы переспал с Вивьен?!

— Что?! Я?! Боже, ты в своем уме?! — Он вдруг плюхнулся на пол и с видом побитой собаки смотрел на меня снизу вверх.

Я хмыкнула, прошла в ванную и долго-долго мыла руки, умывалась, снова чистила зубы, а потом даже приняла душ.

Глава 4, в которой я вернулась в спальню

На моей тумбочке стоял стакан с водой и пластиковая трубочка с аспирином. Даниель лежал со своей стороны кровати, и по его позе я поняла, что он прижимает что-то к паху.

— Мороженые овощи?

— Ты свихнулась, — не поворачивая головы, произнес он. — Что подумает о нас Тьерри?

— Сейчас спущусь вниз и спрошу. — Я направилась к двери.

— Не трудись. Он ушел.

— Ты вернул ему ключи от его квартиры?

— Нет. Просто я дал ему денег, чтобы он сходил в ночной клуб и забыл все, что слышал.

— Милые воспитательные методы. Что же он слышал? — Я шагнула к кровати.

— Например, как ты орала, что перед свадьбой я переспал с этой Вивьен. Хоть бы что-то поумнее выдумала. — Даниель повернулся спиной ко мне. — Ложись. Не стой над душой.

— Рано еще и дел полно.

— Но ты же хотела спать!

— Расхотела. — Я повернулась, чтобы уйти.

— Подожди! Ты все неправильно поняла! У меня ничего не было с этой Аннет.

Я замерла на месте.

— С какой еще Аннет?

— Ну с этой дурочкой, с которой меня видела твоя Марта и наверняка позвонила тебе. Конечно, если Вивьен и ты — не одно лицо… Она просто стажерка. Наша фирма ведь участвует в социальных программах по трудоустройству молодежи. Ну вот. Она сейчас у нас на практике. Приходится на все встречи таскать. Дура Дурой! Сама не понимает, что несет, воображает, что производит впечатление на людей. Ну повернись, посмотри на меня. Мне же трудно разговаривать с твоей спиной.

Я взглянула на него через плечо.

— Это ты свихнулся. Теперь еще какая-то стажерка… Я сегодня вообще не общалась с Мартой, сколько можно повторять! — Я резко распахнула дверь, вышла и собралась с силой ее захлопнуть.

— Кстати, Тьерри очень заинтересовался канадской теткой, — меланхолично произнес Даниель. — Бабушка ему о ней никогда не рассказывала. Она богатая? Дети есть? Может, нет? И ему оставит наследство эта самая Вивьен Шелдер или как там ее девичья фамилия?

Я перевела дух.

— Трент. Вивьен Трент. — Вернулась к тумбочке со своей стороны кровати, открыла упаковку аспирина, достала таблетку, бросила ее в воду и, наблюдая за активностью пузырьков, произнесла: — Знаешь, мне очень не хочется все это вспоминать, но раз ты настаиваешь… Помнишь то лето, когда мы поженились?

— Ну? — Даниель давно уже перевернулся в мою сторону и заново пристраивал свои замороженные зашуршавшие овощи.

— Помнишь или нет? — Я взяла стакан в руку и рассматривала вертящийся в пузырьках остаточек таблетки; в голову, как назло, не приходило никаких идей.

— Помню примерно. Ты все лето проторчала в Париже и якобы заработала кучу денег, тусуясь с туристами.

— Я работала гидом! — Я отхлебнула освежающе-кислого раствора. — Это ты с братом тусовался в Ницце!

— Отдыхать вместе с родителями, по-твоему, тусоваться? И все тебе предлагали ехать с нами, но ты ни в какую не хотела ничего такого до свадьбы! А сама была уже беременной на тот момент!

— А ты бросил меня беременную и свалил в Ниццу! — Я уселась в кресло и залпом выпила полстакана, будто это был не аспирин, а алкоголь. — Нагуляться до свадьбы!

— Но ведь я не выдержал без тебя и недели! Вспомни, как я примчался к тебе, а ты торопилась к своим туристам, но все равно у нас так все здорово получилось на диване в той уродливой комнатенке… — Даниель тянулся ко мне рукой и смотрел жалобно. — Вот зачем ты меня сегодня вырубила?! Такое было настроение. Я так тебя хотел…

Я отшвырнула его руку и допила воду с растворенным в ней аспирином.

— Ты хотел не меня, а ее! Вивьен! И у тебя тогда с ней все получилось на диване, а не со мной! И теперь она опять здесь, и я не ручаюсь…

— Подожди-подожди! — Даниель резко сел на кровати. — То есть тогда это была не ты?..

— Да! Она! Она была канадской туристкой! И это наше поразительное сходство всем сразу бросилось в глаза! И нас с ней это очень забавляло, и мы всем рассказывали историю про близнецов, которых при разводе разлучили родители! — Я заглянула в стакан, но он был уже пуст. — А потом моя однокурсница, с которой мы снимали ту квартиру, рассказала, как она пришла и застала тебя с Вивьен на диване… Она тоже подумала, что это я…

— Черт знает что… А твоя мама? Ты ведь познакомила ее со своим двойником?

— Я хотела, но тогда мама была в отпуске, а потом произошла история с диваном, и я больше не разговаривала с Вивьен. Вскоре она улетела обратно в Канаду, и я просто постаралась все это забыть поскорее.

— Но почему ты мне тогда не рассказала?

— Зачем? Ты же наверняка принял ее за меня.

— За кого же еще! Я сейчас уже не очень хорошо помню, но, кажется, я встретил тебя, то есть ее на лестнице и сразу стал целовать. Ты, то есть она говорила, что очень торопится, а потом мы все-таки вернулись в квартиру, ну и… Очень быстро и здорово! И твою подругу я тоже припоминаю, толстушка такая. Но, по-моему, она как раз была дома и нам открыла.

— Значит, я уже не помню подробности. Лет же сколько прошло. Ты не был виноват. И не забывай, я тогда уже ждала Тьерри.

— То есть ты боялась, что я не женюсь на тебе? Сбегу к канадке? И опять боишься, что я сбегу к ней?

Я пожала плечами, встала с кресла и пошла к двери.

— Но ты же прекрасно знаешь, — воскликнул Даниель, — что все остальные женщины ничего не значат для меня! Была и есть только ты!

— Я буду спать в комнате Сесиль. И не вздумай приходить.

Он громко хмыкнул.

— С чем мне приходить к тебе? С пакетом замороженной клубники?

Я промолчала.

Глава 5, в которой день рождения Даниеля

— …А затем, — продолжал Жюль Рейно, муж Марты и генеральный продюсер телеканала «Культюр», — человек приручил лошадь! — Он зачерпнул вилкой фуа-гра и отправил в рот.

— Что явилось решающей вехой на пути развития цивилизации! — торопливо произнес, пользуясь паузой, Люк Оммаж, профессор культурологии и декан факультета. — Взаимоотношения человека и лошади…

— Безусловно! — перебивая, поддержал его Рейно. — А эти идиоты из лиги защиты животных хотят запретить фуа-гра. Якобы приходится мучить несчастных уток, чтобы печень у них выросла до таких замечательных… — Рейно прихватил с блюда еще один кусочек.

Культуролог открыл было рот для следующего высказывания, но Рейно уже проглотил фуа-гра и изрек, цепляя вилкой очередную порцию:

— …размеров! Триста лет мы мучили уток и столько же получали удовольствие, и вот пожалуйста…

— Взаимоотношения человека и лошади, — начал опять декан, когда фуа-гра оказалось во рту его собеседника, но так и не сумел завершить свою мысль, поскольку Рейно постучал вилкой по бокалу, одновременно вытирая губы салфеткой, и провозгласил:

— Дамы и господа! Я бы хотел сейчас снова произнести тост за виновника сегодняшнего торжества! За его поистине уникальный интеллект!

Марта встретилась со мной глазами и подмигнула. Я подмигнула ей в ответ.

— Итак, интеллект, — повторил Рейно. — Что мы имеем в виду, говоря о нем? Вольтер как-то заметил, что ум — одна из самых удивительных игрушек, придуманных человеком, поскольку именно с нею он может играть в самого себя всю жизнь…

— Позвольте, но где он это заметил? — встрял культуролог.

— В соответствующей статье «Энциклопедии», — парировал Рейно.

Марта опять подмигнула мне, давая понять, что цитату из Вольтера ее муж явно только что придумал сам.

— Итак, что нам говорит наш интеллект? — Рейно обвел всех взглядом строгого экзаменатора и поднял вверх указательный палец свободной от бокала руки. — Он говорит нам, что в истории человечества скопилось немало загадок, перед которыми он бессилен…

— Каких же?! — уязвленно воскликнул культуролог.

Рейно впился в него взором.

— А зачем, например, Наполеон приказал в Египте стрелять по сфинксу из пушек?

— Он хотел… — начал декан.

— И сам рассказал вам об этом, уважаемый мэтр? А парадокс переправы через Березину? — не останавливался Рейно. — Если, как утверждают наши историки, Наполеона в России погубил жестокий мороз, почему же, подойдя в декабре, в декабре, заметьте, дамы и господа, к реке Березине, через которую переправлялась армия, саперам пришлось наводить мосты? Если мороз был действительно столь силен, то река покрылась бы крепким льдом и в мостах не было бы необходимости. Кстати, дамы и господа, вы все, конечно, видели русский фильм «Ватерлоо»?..

В повисшей тишине декан зашевелил губами, но его опередил мой сын.

— А чего его смотреть? Бабушкин дед сам там был и наводил мосты.

— При Ватерлоо? — ошарашенно и в один голос спросили Рейно и культуролог.

— Ну, — кивнул Тьерри. — Ба, ты расскажи им, а то они мне не верят!

— И правильно делают, — сказала моя мама. — Потому что никакой не дед, а кузен по материнской линии его прапрадеда. Этот кузен был топографом и действительно участвовал в возведении переправы через Березину. А при Ватерлоо он не был. — Моя мама покивала, разводя руками. — Ты все вечно путаешь, Тьерри! В это время он был во Французской Гвиане в географической экспедиции. Он не мог быть одновременно в двух местах.

— Бог мой! — воскликнул декан. — Неужели ваш предок участвовал в экспедиции по следам Бонвояжа? И вы никогда об этом не рассказывали!

— А что рассказывать? И так все знают, что Бонвояж не вернулся.

— Общеизвестный факт! Как и ни одна из последующих экспедиций, отправленных за ним, — со знанием дела произнес удивительно долго молчавший Рейно. — За исключением нашей! Несколько лет назад мы делали документалку в Гвиане тоже по следам экспедиции Бонвояжа в золотую эту самую… Марта, ну ты помнишь, как она называется?..

— Шелгваукана ^[2]! — опередив Марту, рявкнул культуролог и с круглыми глазами обратился к моей маме: — И кузен вашего прапрадеда, значит, тоже пропал?

— Не совсем, — наконец тихо сказала мама.

— И вы располагаете какими-то сведениями о той экспедиции?.. — не унимался культуролог. — Какими-то артефактами?!

— А при чем здесь артишоки, дорогой? — впервые подала голос жена декана, мадам Оммаж. — Он же был топограф, а не ботаник…

— Он остался в Новом Свете? — не давая моей маме ответить, уточнил мой муж. — Простите, мадам Леклерк, вы когда-то рассказывали, но у меня все начисто выветрилось из памяти.

Мама вздохнула и томно опустила глаза. Марта с любопытством смотрела на меня. Тьерри делал мне знаки, мол, расскажи ты. Но я все же промолчала.

— Так все-таки, что же было дальше с кузеном вашего прапрадеда, мадам Леклерк? — напомнил тему мой свекор и как бы машинально опустошил свой бокал.

Моя свекровь покосилась на него, на остальных и тоже выпила. Их внук и его жена переглянулись и последовали заразительному примеру.

— Видите ли, — еще раз вздохнув, наконец заговорила моя мама. — В этой золотой Шелш, Шелгу…

— Шелгваукане, — услужливо подсказал декан.

— Ну да, там. Там было очень много золота, слишком много, так много, что люди просто забывали о всяких там научных целях и хотели лишь одного: обладать этим золотом. Плюс еще очень тяжелый экваториальный климат, непривычная пища, болезни, агрессия местного населения, дикие звери. И груды золота! Груды!

Все молчали. Рейно ошеломленно смотрел на мою маму и поглощал пирожки с ближайшего к нему блюда.

Мама снова повторила:

— Груды золота! Вы понимаете? Члены всех экспедиций просто сходили с ума и вырезали друг друга! Сначала — руководителей, потом — «конкурентов»… Настоящее сумасшествие! Но кому-то все-таки удавалось вовремя сбежать, набив карманы, естественно. Удалось и этому нашему прапрапракузену. Он оказался в Мексике, завел семью с вроде бы тоже европейской женщиной, а лет через двадцать после того даже приезжал во Францию, правда, под чужой фамилией. И далеко не с пустыми карманами. Даже я помню золотой браслет-змейку, дошедший до моей бабушки из тех сокровищ, но она обменяла его на лекарства для меня во время оккупации, есть только фотография, где она с этим браслетом… Остаться на родине он побоялся, понимая, что его тут ждет в случае разоблачения. Не самая романтичная семейная легенда, правда?

Декан кашлянул.

— Однако многое проясняет с точки зрения культурно-нравственной этимологии как таковой, особенно…

— Прошу прощения! — неожиданно сверху сказала Сесиль, и все сразу задрали головы в ее сторону. — Мам, пап, все очень здорово, но мы, наверное, поедем домой. Кристин категорически не хочет спать тут!

— Но ты уж хоть поешь, выпей с нами! — сказала моя мама. — А с малышкой пусть пока твой Николя посидит!

— А наш принц что-то разоспался, — отреагировала Тереза, невестка декана, и интимно погладила своего мужа по лацкану пиджака. — Пойдем, дорогой, посмотрим, как он там!

Сесиль хмыкнула и стала спускаться, а молодые Оммажи в обнимку поплыли наверх.

— Только очень быстро! — Сесиль уселась за стол, схватила бокал. — Пап, за тебя!

— Спасибо, милая! — ответил, поднимая свой бокал, Даниель.

— За нашего Даниеля! — возгласил его отец, мой свекор.

— За нашего мальчика! — воскликнула моя свекровь.

Все дружно выпили и дружно занялись едой.

— Так вот… — задумчиво заговорил Рейно, поглядывая на последний пирожок на ближайшем блюде и на полное пирожков блюдо на другом конце стола. — В этом фильме есть достаточно достоверный эпизод, когда Наполеон диктует писцам пять документов сразу. И в одном из них, к императору Александру, он говорит: «Я не узурпировал корону, я поднял ее своей шпагой, когда она лежала в грязи…». Действительно, здесь цитируется подлинное письмо Наполеона, но написанное не в тысяча восемьсот пятнадцатом году, а в тысяча восемьсот седьмом, перед заключением Тильзитского мира. Кстати, этот русский фильм заставил Стенли Кубрика отказаться от постановки его собственного фильма о Наполеоне. А ведь он снял фильм «Спартак», который всем, особенно мальчикам, так нравился в детстве. Там Марка Красса играет Лоренс Оливье, а ведь на самом деле этот Марк Красс, разбивший армию Спартака, не был таким уж выдающимся полководцем. Через три года он потерпел сногсшибательное поражение от парфян, отдав им в качестве трофеев знаки легионов, за возвращение которых римляне бились еще лет тридцать, и им пришлось обменять на них часть подконтрольной территории Сирии. В то время как царица Клеопатра…

Я вздрогнула от прикосновения Марты.

— Очнись, пойдем, — прошептала она. — Поможем твоей дочке собраться и дадим твоему зятю возможность перекусить. А это теперь навсегда: китайская пытка — говорящий Рейно!

— Вообще-то очень интересно…

— Ну, Жюль — прирожденный гипнотизер! Посмотри на лица — все впали в транс, не ты одна.

Мы тихонько выбрались из-за стола. Тем временем Рейно перешел от проблемы интимных отношений Клеопатры и Юлия Цезаря к космогоническим вопросам и адронному коллайдеру, упомянув попутно генерала де Голля. Я хмыкнула.

— Думаю, Марта, говорящий Рейно отменяется, и надолго. Всех ждет аттракцион «говорящий Оммаж-старший»! Эх, не догадалась вас предупредить, чтобы не заводили речь о де Голле.

— Но, по-моему, твой свекор мирно дремлет.

— Марта, ему же хорошо за восемьдесят, просто замедленная реакция. Но минут через пять проснется вулкан. Его отец входил в ближайшее окружение генерала, и сам свекор в молодости общался с ним не раз.

— Боже! — Марта застыла на месте; мы были уже на самом верху лестницы. — Шелгваукана, де Голль! Жюлю не вынести такой конкуренции. Слушай, сама посиди с внучкой, а я объявлю перекур и уведу желающих на террасу, пока не проснулся вулкан.

— Извержения все равно не миновать.

— Зато я подготовлю Жюля. Де Голль — один из самых его любимых исторических персонажей. Я скажу, что твой свекор лично его знал, но от скромности стесняется об этом рассказывать.

Глава 6, в которой Марта позвонила в десять утра

— Дорогая, мой Жюль в полном восторге от твоих пирожков и вулкана! Так гордится собой, что сумел его разговорить. Вознамерился даже снимать программу «Де Голль в воспоминаниях современника»! Полночи только об этом и толковал! И ты все-таки научи меня печь свои пирожки, уж очень они ему понравились.

— Марта, твой муж еще вчера вечером делился своими планами о программе, когда мы прощались. А пирожки… ну…

— Фамильный секретный рецепт?

— Секрет не в рецепте. Только не смейся, Марта!

— Тогда выкладывай секретный адрес булочной, где их пекут. Клянусь, никому не скажу!

— Марта, я готова даже сходить с тобой в эту булочную, но сначала скажи, о чем ты беседовала с Даниелем, когда вы вдвоем курили на террасе перед самым уходом?

— Это ревность или шантаж? Почему не сначала адрес булочной?

— Ну, Марта! Ты же не просто так сказала, когда мы прощались, мол, пришел в голову интересный поворот сюжета для нового романа, а потом добавила: «Позвоню утром в десять, как обычно, обсудим». Но ты ведь никогда в жизни не звонила мне раньше двух часов дня!

— Дорогая, ты просто неправильно расставила знаки препинания. Позвоню утром в десять — точка. Как обычно обсудим. В смысле — обсудим, как обычно делаем это.

— Ну, Марта, ну не уходи от темы… Ну пожалуйста!

— Ладно. — Она хмыкнула. — У тебя включен компьютер?

— Боже, Марта, при чем сейчас компьютер?

— Заходи на мой сайт под ником Трент, пароль — Вивьен. Думаю, новый поклонник моего творчества уже написал тебе в личку. В смысле не тебе, а нашей канадке.

— Кто?.. Боже… Даниель?.. — Я побежала в гостиную, где в углу был мой «офис», и свободной от телефона рукой попыталась открыть ноутбук.

— Ну не Бонвояж же? Слушай, а почему ты мне раньше никогда не рассказывала, что твой предок…

— Извини, Марта! Понимаю, что невежливо, но одной рукой у меня не получается открыть бук… Я сейчас войду в Сеть и сразу тебе перезвоню!

— Не разъединяй, я подожду! Все равно он ведь будет еще сколько-то грузиться.

— Ага, — сказала я, отложила трубку, открыла и включила компьютер, заставляя свои руки не дрожать.

— Что, ручонки трясутся? — спросила Марта, когда я вернула трубку к уху.

— Естественно… Как тебе только такое в голову пришло?!

— Насчет твоих рук или виртуальной переписки? Ладно-ладно, не дыши как кондиционер! Он попросил дать ему телефон Вивьен, я сказала, что должна спросить ее согласия. Тогда он буквально всучил мне свою визитку и умолял позвонить ему сразу, как только я свяжусь с ней. По дороге домой я подумала, что обзаводиться тебе лишним мобильным все-таки накладно. Другое дело — электронная почта. Ты ведь можешь запросто завести себе канадский имейл. Но вы ведь оба люди семейные, значит, требуются дополнительные меры предосторожности. К тому же секретность всегда имеет привкус романтизма. Ну а сайту писательницы Марты ван Бойк вовсе не помешают лишние пользователи. Алло! Что ты там притихла?

Тем временем компьютер загрузился, я вышла в Сеть и вызвала сайт Марты. Оставалось набрать «Трент» и «Вивьен»…

— Марта, у меня не укладывается в голове, что он поверил… Я точно буду переписываться с ним, а не с тобой?

— Что?! Ха! — И она расхохоталась так громко, что чуть не оглушила меня. — Ты в своем уме? Делать мне больше нечего, как переписываться с Вивьен Трент! Извини, но бесплатно я не пишу ничего. Я — профессиональный писатель, а не сетевая графоманка… Ну, загрузилась?

— Да. И на твой сайт вошла.

— Ну так заходи к себе! Чего ты тянешь? Набрать не можешь одной рукой? Отложи трубку! Я подожду.

Но с трубкой я не рассталась и сделала все одной рукой. На экране возникла масса всякой всячины! В том числе и уведомление о новых сообщениях, а также аватар с изображением орхидеи и фотография… На ней была я и не я одновременно, во всяком случае, такого снимка на фоне каких-то буйно поросших зеленью развалин, да еще в невообразимом балахоне у меня не существовало никогда в жизни.

— Марта! А что это за фото? Откуда ты его взяла?

— Дорогая, это Шелгваукана. Несколько лет назад мой Жюль снимал там большую документалку про археологию. У меня тоже была возможность поехать с ним. Твоя физиономия — с презентации какой-то моей книги. Ну и чуть-чуть канители в «Фотошопе».

— Ты умеешь работать с «Фотошопом»?

— Я умею даже монтировать кино. Не забывай, чем занимается мой драгоценный, я же вместе с ним с нуля прошла все стадии его профессионально-карьерного становления… Не отвлекайся! Открывай почту! У тебя целых три письма!

— Откуда ты знаешь?..

— Экран же передо мной. Я ведь хозяйка этого сайта.

Глава 7, в которой письма

Первым оказалось письмо пользователя под ником Паскаль, на аватаре была изображена кофемолка.

«Прекрасная Орхидея-Трент! Я очарован. Я тоже люблю путешествовать и даже знаю, где Вы сфотографировались. Это Южная Америка. Но я предпочитаю зимние пейзажи и зимние виды спорта. Как Вы относитесь к горным лыжам?»

— Марта, что за чушь?! — возмутилась я. — Какие еще горные лыжи? Даниель никогда в жизни не любил снег!

— А с чего ты взяла, дорогая, что Паскаль — это он?

— Тогда кто?

— Некий заядлый горнолыжник. На дамские сайты частенько похаживают мужчины в поисках знакомств. Можешь, кстати, заглянуть на его страничку. Да! Не забудь на своей тоже заполнить пробелы: о себе, мои фото, мое видео и т. п.

Я щелкнула по кофемолке и оказалась на страничке ее хозяина. Сколько же здесь было фото этого Паскаля! Довольно спортивный мужчина определенно за пятьдесят: на лыжах, у камина, за письменным столом, у бассейна в одних плавках…

— Марта! Это точно не Даниель!

— Скорее всего. Хотя теоретически он мог накачать сюда этих фоток откуда угодно. Читай следующее!

Я щелкнула по второму сообщению. Ник — Русалка, на аватаре — соответствующий кадр из детского мультика.

— Марта, это женщина, это точно не он!

— Ты уверена? Читай!

— «Здравствуй, Орхидея-Трент! Как тебя зовут, где ты живешь? Ты читала всю Марту ван Бойк? Какая твоя любимая книга? Мои — „Линия на ладони“ и еще „Танцующий павлин“. Я живу в Гавре, меня зовут Мишель, очень люблю животных», — прочитала я, тут же зашла на страничку этой Мишель и воскликнула: — Марта, во что ты меня втянула? Тут сплошные русалки и кошечки!

— Не отвлекайся! Третье читай.

— Так. Некто Странник, и нет никакой картинки. «Уважаемая мадам Трент! Кто Вы? Я совершенно растерян. Я не знаю, как мне жить дальше. Я думаю только о Вас»… Марта, это он, точно! — Я щелкнула мышкой и перешла на его страничку.

На фото был Даниель. Знакомый снимок из нашего последнего отпуска: Даниель сидит в плетеном кресле с большой круглой причудливой спинкой на фоне моря с парусниками и чайками.

— Ау, дорогая! — Марта напомнила о реальности. — Ну, довольна? Хоть спасибо-то скажи.

— Да, конечно, спасибо, Марта… Знаешь, я даже помню, как делала этот снимок в отеле. В Тунисе. Сначала он сфотографировал меня на этом кресле, как на троне, а потом — я его. Было ужасно весело…

— Ой, только не вздумай, пожалуйста, плакать! Он же нарочно повесил такую фотку, чтобы ты впала в ностальгию! Чтобы ты призналась, что нет никакой Вивьен!

— А она… есть?..

До меня долетел долгий вздох Марты.

— Это уж решать тебе.

— И для Паскаля с Русалкой я тоже должна выдавать себя за Вивьен?

Вместо ответа она хмыкнула.

— Ну правда, Марта! Как я должна вести себя? Я же никогда в жизни не общалась ни с кем на сайтах, я и понятия не имела, как устроен твой сайт, я даже не ожидала, что… Ой! Смотри! Пришло еще одно сообщение! — Я щелкнула по нему. — Опять Странник! — И начала читать: — «Я знаю, что ты сейчас на сайте. Разница по времени с Ванкувером огромная, там сейчас глубокая ночь! Ты либо не спишь, либо не в Канаде!»…

— Ого, — заметила Марта, — мы уже общаемся на «ты»!

— А откуда он знает, что я на сайте?

— Там значок такой есть. Посмотри внимательнее!

— Черт… Что же делать? И потом, почему я должна быть в Ванкувере? Почему не в Монреале, например?

— Я ему сказала, что ты живешь там. В смысле Вивьен.

— Черт, Марта! А что ты ему еще сказала?

— Что у Вивьен очень хороший муж, член совета директоров этого издательства, ну чтобы он не пытался искать тебя через издательство, которого нет. Ну и у вас две дочери, восемнадцати и двадцати двух лет, что очень крепкая семья…

— О боже… Что еще?

— Ты лучше ответь ему что-нибудь и уходи с сайта! Потом обсудим подробности жизни Вивьен. Кстати, я сделала еще пару ее фоток — с мужем и девочками. Ты должна придумать им имена.

— Марта! Ты… Ты!.. Боже…

— Ну давай! Смелее!

— Так. Пишу: «Ты прав. Я не сплю. Я очень скучаю».

— Супер! Отправляй!

— Отправила. А Паскалю и Русалке?

— Ты меня удивляешь. Уходи с сайта!

— Я хочу дождаться его ответа. Я напишу Русалке. Ладно?

— Мне-то что. Пиши.

— Должна же я войти в образ! Так. «Дорогая Русалка! Я живу в Ванкувере»… А какой мой любимый твой роман?

— Нашла кого спросить!

— Тогда пусть тоже «Танцующий павлин», чтобы ей приятно было. Теперь пишем Паскалю. Или нет?

— Пиши кому хочешь! Черт… Что ж твой-то тормозит?

— «Здравствуйте, Паскаль! Меня зовут Вивьен, и я живу в Ванкувере. У меня две дочки, и мы все тоже любим зимний спорт. А у Вас есть дети?»

— Замечательно. Про мужа, значит, ни гугу?

— Ну про мужа ему вряд ли понравится. О чем бы еще спросить?..

— Есть! — воскликнули мы с Мартой в один голос: на экране замигал значок сообщения.

— Читаем! «Вивьен! Вивьен! Вивьен!.. Мы увидимся еще когда-нибудь?» Непременно, мой сладкий! Сегодня в три мы с тобой идем к дантисту!

— Что? — изумилась Марта. — К дантисту?

— Ну да, снимать его мост. Передние зубы. Институтская волейбольная команда. Давно пора ставить новый. А мой сладкий волейболист боится. Вот и пойдет с «мамочкой», которая записала его к доктору и дарит новые зубки на день рождения. Доктор будет ему в ротике ковыряться, а «мамочка» за ручку держать своего маленького.

— Только не говори мне, что ты это пишешь.

— Нет, конечно! Я пишу: «Я мечтаю увидеть тебя снова. Как несправедлива жизнь! Почему мы так далеко? Прости, больше не могу писать, завтра у меня очень большой день. Целую»! И ухожу с твоего сайта. — Что я и сделала.

— Целую? — переспросила Марта. — Даже так? Дорогая, ты не торопишь события?

— Слушай, ближайшую неделю, если не больше, ему придется прикрывать рот рукой. Должна же у человека быть хоть какая-то радость в жизни?

— Ха! — отреагировала Марта и совсем иным тоном спросила: — А ты давно записала его на протезирование?

— Ты о том, что в отношении клетчатого зонтика это очень вовремя? Да, давно. — Я вздохнула. — Ладно, Марта, спасибо огромное. Очень повеселились! Сюжет твоего нового романа будем обсуждать?

— Сюжет? Сейчас? Ты еще на это способна?..

— Ну-у-у… — протянула я. — Работа есть работа. Или я сажусь редактировать Леокадию де Орфез ^[3].

— В смысле Надин Мориньяк? Опять плащи и шпаги? Юная девица в мужском платье?

— Естественно.

— Ладно, передавай ей от меня привет. А я пойду за продуктами. Кстати! Ты ведь так и не сказала мне, где та булочная с твоими фирменными пирожками?

Я назвала ей адрес, объяснила, как добраться. Мы попрощались, я повесила трубку, открыла файл с рукописью Надин Мориньяк, но буквы не желали складываться в слова, и слова — в предложения. Я пошла на кухню, сделала себе кофе. Выпила. Потом постояла на террасе, посмотрела на город.

На всех балконах, балкончиках и террасах что-нибудь по-весеннему расцветало. Кроме моей террасы. Я вспомнила о «своей» фотографии в Шелгваукане среди тропической растительности и подумала, что могла бы запросто выращивать нечто подобное на просторах своей террасы, но почему-то категорически не испытываю потребности в земледелии. Попутно пришла мысль: а не полюбоваться ли мне еще разок на фотошопное творение Марты? Удивительно, до чего ловко у нее получается.

Я вернулась к компьютеру, вошла на сайт Марты, открыла свою страничку и вовсе не удивилась, что за это время там возникли две «мои» фотки — на борту шикарной яхты в обнимку с импозантным мужчиной, и в цветущем саду я сижу за столом с двумя девочками-девушками, — а еще новое сообщение Даниеля: «Спокойной ночи, любимая! Целую тысячу раз»!

Глава 8, в которой она смотрела в зеркало

«Платье из лионского шелка, от лучшего парижского портного, кружева, сработанные мастерицами Валансона, старинное бриллиантовое колье и диадема с сапфирами — бабушкино наследство, добытое предком в крестовом походе, — с дюжину перстней на всех пальцах и газовая, шитая золотом фата, фижмы и новехонький атласный корсет — ужасно тугой и неудобный, маленькие туфельки без пятки на высоченном точеном красном каблуке…

Все это она привезла с собой, и утром ее одевали служанки, она трепетала от предвкушения счастливейшего дня своей жизни. Потом сам король повел ее к алтарю старой деревенской церкви приютившего армию здешнего поместья. Король — это, конечно, высокая честь, но как счастлив был бы сегодня ее отец, боевой генерал, доживи он до этого дня…

Она почувствовала приближение слез, и в неверном свете свечей по сторонам зеркала увидела, как стали увлажняться глаза ее отражения. Но она запретила себе плакать, пусть даже это слезы долгожданного счастья. Служанки, которые сейчас раздевают ее перед первой брачной ночью, не должны видеть ее слез. Они не поймут, как можно плакать от счастья, став женой человека, который может погибнуть в завтрашней битве. После венчания она больше не видела Анри — он был занят на службе. А сейчас он сидит в соседней комнате и ждет, когда ее подготовят к первой брачной ночи. Вот почему она не догадалась позвать служанок раньше? Анри был бы уже с ней!

— Нельзя ли попроворнее?

Она поторопила служанок и подумала: до чего же долго эти деревенские девчонки возятся с ее корсетом, неужели они не понимают, что у нее и так не много времени, чтобы обязательно в эту же ночь зачать сына? Но она совершенно не представляет себе, как это сделать и тем более — что нужно, чтобы это точно произошло. Хоть бы Анри знал! Единственное, что ей известно наверняка, — для этого они оба должны быть голыми, как Адам и Ева…

— Довольно! — нетерпеливо сказала она, когда на ней наконец осталась только сорочка и украшения. — Дальше я разденусь сама. Уходите! Передайте герцогу, что супруга готова его принять! — Она громко это выкрикнула, надеясь, что он услышит и войдет сам. Она больше не могла ждать.

— Простите, госпожа… — Одна из служанок присела в реверансе и зашептала, пряча глаза: — Мы должны надеть на вас ночную рубашку и пеньюар, это же свадебный подарок короля. Без одежды спят только простолюдинки. Нас накажут, если…

Юная герцогиня вздрогнула: часы на камине начали гулко отбивать полночь…»

Я тоже почему-то вздрогнула и машинально посмотрела в угол экрана на часы. Второй час! А в три я должна ввести своего драгоценного в кабинет стоматолога. И в отличие от героини Надин Мориньяк мне-то нужно как раз одеться! И служанок у меня тоже нет. Я помчалась в ванную.

Глава 9, в которой два часа

Я притормозила напротив фирмы мужа, вытащила мобильник и собралась ему звонить, но он сам вышел из дверей, помахал мне рукой и быстро побежал вниз по ступеням.

— Редкостная пунктуальность, — сказала я, когда он открыл дверцу.

— Ага, сам на себя удивляюсь. Привет! — Он уселся. — Отлично выглядишь, тоже на редкость! — И вдруг обнял меня, развернул к себе и крепко поцеловал в губы.

Потом отстранился и несколько секунд внимательно смотрел в глаза, не выпуская из объятий. Наконец улыбнулся и ровно сел в своем кресле.

— Что это с тобой? — спросила я, переведя дыхание. — Или надеешься, что я отменю визит к стоматологу?

— Вовсе нет. Что я, по-твоему, не имею права поцеловать свою любимую жену? Ну, поехали!

— Подожди. Как ты сказал? Какую жену?

— Любимую. А что? Разве не так?

Я покосилась на него, хмыкнула и тронула с места машину.

— Как-то я сомневаюсь насчет твоей любви, Даниель. По-моему, ты явно что-то задумал и хочешь застать меня врасплох. — Я услышала, как он засопел, но не посмотрела на него. — Ладно, дорогой. Проехали.

— А-а-а!.. — протянул он. — Дорогой все-таки! И то ладно.

— А хочется быть любимым?

— Естественная потребность любого человека.

Тут уж я не вытерпела и взглянула на него.

— Если подходить к данной проблеме объекта социума в симультанно-культурологическом аспекте, как, пожалуй, сформулировал бы твой брат?

И вдруг мы оба засмеялись. Мы просто помирали от смеха! Я видела, что у него даже пот выступил на лбу.

Неожиданно Даниель хлопнул меня по колену:

— Осторожнее! Красный свет!

Я успела вовремя затормозить. Не смотрела на него, но чувствовала, что он не убирает с моего бедра свою руку. Зажегся зеленый, мы поехали, и только тогда я сказала:

— Ну чего ты? Хочешь погладить? Погладь.

— А тебе приятно, когда я тебя так глажу?

— В социокультурологическом аспекте?

Мы опять зафыркали, но это вовсе не мешало ему наглаживать мое колено и все глубже забираться пальцами между моими ногами.

— Даниель, может быть, уже достаточно? Я все-таки за рулем, а ты меня отвлекаешь.

— Так давай я поведу. И я не стану возражать, если ты будешь отвлекать меня аналогичным образом.

— Ну хватит! — Я резко убрала от себя его руку. — Нам осталось два квартала. По-моему, ты забыл, куда мы едем.

— Забыл бы, когда бы ты не напоминала. — Его рука опять нахально ввернулась между моих ног. — Вот зачем ты надела брюки? Была бы в юбке, ничего не отвлекало бы, а наоборот!

У меня перехватило дыхание и сами собой закрывались глаза: его пальцы через мои брюки мерно трогали и теребили мой клитор… Но я выдохнула и заорала:

— Прекрати! Иначе мы врежемся! Идиот! Мы в центре города! Хватит! Ты же знаешь, это мое самое… самое…

— Я знаю. Я знаю все твои места. Я же твой муж. Расслабься. Сосредоточься на дороге. Не думай ни о чем другом. Я хочу, чтобы ты кончила. Я же чувствую, что ты уже близко.

В ответ я могла только простонать. Все было действительно так, как он говорил. Моих сил хватило только на то, чтобы, вцепившись в руль, с открытыми глазами дотянуть до светофора и остановиться.

На светофоре я кончила и разрыдалась.

— Идиот! А если бы я выпустила руль? Мы же на средней полосе бульвара Батиньоль! Представляешь, какая бы была грандиозная авария? Люди могли погибнуть лишь из-за того…

Он резко притянул к себе мою голову и поцеловал в губы.

— Из-за того, что моя жена кончила! — Слизнул слезы с моих щек и добавил, показывая рукой за окна машины: — Разве запрещено, чтобы любимая жена кончала на средней полосе бульвара Батиньоль? Ты сама-то подумай, разве это запрещено?

— Прекрати… Все же на нас смотрят… Все видели…

— Ну и что? Они ведь завидуют. Хочешь, я сейчас выйду и всем скажу: моя жена только что кончила. Я ее безумно люблю!

Тут наконец зажегся зеленый свет. Весь мой организм ходил ходуном. Я в диком напряжении вела машину и не разговаривала с ним до самой клиники.

Глава 10, в которой Марта рассмеялась

— Думаешь, не зажгись вовремя зеленый, он бы вышел и объявил всем о своей любви?

— Не знаю, Марта, даже думать об этом не хочу. Я так перепсиховала, я готова была его убить.

— А ты действительно тогда кончила?

— Ну да, в этом-то весь и ужас…

— Почему ужас? Это же потрясающее приключение: вести машину и испытывать оргазм!

Я вздохнула.

— Вот-вот. Именно об этом он мне нашептывал, когда мы сидели в приемной. Мы же заявились на сорок минут раньше назначенного времени, я ведь думала, что мне придется его ждать, пока он там освободится в своем офисе, а он сам поджидал меня на входе. Представляешь, он мне нашептывает, да еще руки целует! А там народу в приемной полно. Все же смотрят, одна бабулька даже начала мне подмигивать… Я была уже готова плюнуть на эту затею с его зубами и уйти, но по счастью не явился пациент на четырнадцать тридцать, и врачиха оказалась такая интересная, в восточном стиле, эдакая царевна Будур. Ну он и приободрился, глаз вспыхнул, говорит ей…

— А на деле-то эта царевна Будур как? — перебила Марта. — Сняла ему мост?

— Да что ты! Нашла еще несколько больных зубов. Надо сначала их пролечить и уж только потом решать насчет протезирования, и вообще, советует ставить импланты. Ты же знаешь этих врачей, только попадись им в руки — сто болезней обнаружат, лишь бы деньги тянуть.

— И ничего не сделала?!

— Почему же. Снимок. И расковыряла один из коренных внизу. Нерв удаляла.

— Ну и как он это пережил?

— Ха! Ты еще спрашиваешь? На обратном пути к нему в офис еще действовала анестезия, и он почти не мог говорить. Но был страшно злой и одновременно — несчастный… Потом я приехала домой и еще даже не успела приготовить ужин, как он является с полным портфелем документов и еще в руках держит папки! Он в жизни не приносил работу домой. Свалил все это на диване в гостиной. «Из-за тебя, говорит, мне придется всю ночь сидеть, а сейчас я не в состоянии работать. Дай мне какое-нибудь обезболивающее, снотворное, что угодно! Я попробую поспать, может быть, полегче станет»…

— Ну и?

— Завалился спать. Пока я готовила, пришел Тьерри. Похихикал над папашиными бедами. Мы с ним поужинали. Он засел у себя в комнате за компьютер писать курсовую, а я в гостиной — редактировать Надин Мориньяк. Мне же теперь каждый день, похоже, придется возить его к царевне Будур, каждая минута для работы дорога.

— Он что, сам не может ездить?

— А смысл две машины гонять?

— Неужели ты действительно держишь его там за ручку?

— Да, представь себе. Он тоже всегда держал меня за руку, когда я рожала. Хотя просто патологически боится одного вида врачей!

— Странно для сотрудника фармацевтической компании… Ха! Но я, кажется, догадалась: твой Даниель слишком хорошо знает, из чего состоят лекарства! Ну и?

— В общем, я редактирую «Юную герцогиню», Тьерри пыхтит над курсовой…

— …А Даниель спит в этом скриптории. Что же дальше?

— Марта, может, хватит притворяться, что ты не читала нашу с ним вчерашнюю переписку?

— Нет. Конечно, я могла бы ее прочитать, зайдя под твоим ником и паролем, но тогда это означало бы, что Вивьен в Сети, и вызвало бы ненужные идеи у ее поклонника.

— Но ты же хозяйка сайта. Разве без ников и паролей ты сама не можешь все читать?

— Видишь ли, по этическим соображениям сайт устроен так, что сохраняется тайна частной переписки. Да, не могу.

— А твой программист?

— Теоретически может, но зачем его посвящать в наши с тобой секреты? Ладно, не отвлекайся. Что было дальше?

— Дело в том, что как только после ужина Тьерри ушел к себе и я осталась в гостиной наедине с компьютером, то первым делом я открыла твой сайт. Было около семи вечера, значит, в Ванкувере — около десяти утра. Слушай, что она ему написала!

«Дорогой мой далекий! Мне все еще до конца не верится, что я вновь тебя нашла, и я так боюсь тебя потерять. Мне приснился сегодня ужасный сон. Как будто ты ведешь открытую машину по совершенно пустому шоссе среди тоже пустынного пейзажа. Машина летит на бешеной скорости! Рядом с тобой сидит какая-то женщина в длинном шарфе. Концы шарфа красиво развеваются, как в старом фильме, и сначала я не вижу ее лица. Потом я узнаю в ней ту девчонку Аннет, с которой я видела тебя тогда в кафе. Но сейчас она намного красивее. Вы оба смеетесь и наслаждаетесь этой бешеной скоростью. А я не менее бешено тебя ревную… Затем эта Аннет начинает тебя обнимать и целовать. Ты даже себе представить не можешь, что чувствую я в этот момент! А тебе нравится, как она тебя целует, ты даже прикрываешь глаза от удовольствия. Она расстегивает „молнию“ на твоих брюках и забирается туда рукой… Твоему удовольствию нет предела! Ты стонешь и рычишь от удовольствия… Вдруг шоссе обрывается перед пропастью, но ты этого не замечаешь. И в следующий миг машина уже летит в бездну. Я вижу ужас на ваших лицах, а затем происходит взрыв, от которого содрогается все ущелье — огромная вспышка, столб пламени и дыма…

Я проснулась с криком. Муж успокаивал меня, и в первый миг я даже приняла его за тебя и прошептала: „Как хорошо, что ты жив! А ей так и надо“… „Кому“? — спросил муж. Не обижайся, но я была в таком состоянии, что рассказала ему сон, правда, так, будто я видела не тебя, а его с какой-то женщиной…

Умоляю, береги себя! Поклянись, что ты не будешь превышать скорость! Не будешь за рулем целоваться! Большевсего на свете я боюсь тебя потерять. Я так хочу тебя видеть! Очень скоро — в конце месяца или в начале следующего я опять полечу в Европу, в скандинавские страны. Осло, Хельсинки, Стокгольм — это же совсем близко от Парижа! Мы ведь сможем увидеться? Я так мечтаю провести вместе с тобой хотя бы один уик-энд… Целую миллион раз! Береги себя!»

— Сильно! — отреагировала Марта.

— Еще бы! Представь себе, он сегодня утром перед уходом на работу заявляет: «Знаешь, надо поскорее завершать всю эту канитель с моими зубами. Из-за них совсем забыл тебе вчера сказать. В конце месяца у меня намечается командировка в Хельсинки. Или, может, отложить протезирование на то время, когда я уже вернусь»? — «Хочешь, чтобы твой мост выпал во время переговоров с финнами? Он и так у тебя едва держится, — говорю я. — Ты ведь давно уже не рискуешь яблоки им кусать, а вдруг там тебя угостят каким-нибудь местным твердым блюдом? Или в тамошней вяленой рыбе он у тебя застрянет»? Он рассмеялся, говорит: «Логично. Нельзя ударить лицом в грязь перед финнами». Он вообще утром выглядел очень жизнерадостным и довольным, хотя я не уверена, ложился ли он спать вообще. Утром, когда я встала, он уже сам готовил завтрак.

— Погоди-погоди, — остановила меня Марта. — Что-то я пропустила, хотя сразу поняла, что работу он притащил домой, чтобы был предлог посидеть ночью за компьютером.

— Конечно! В десятом часу он вышел из спальни, сказал, что боль утихла и он очень хочет есть. Мы пошли на кухню, я стала его кормить. Тьерри тоже спустился на запах. Ну и я перекусила вместе с ними. Потом Даниель и говорит: «Идите занимайтесь своими делами. Я сам уберу со стола и тут поработаю, чтобы никому не мешать».

— А у него что, нет своего кабинета? — удивилась Марта.

— Нет, конечно. А зачем? У него на фирме прекрасный офис. Говорю же, он никогда в жизни не брал работу домой.

Марта захихикала.

— Какая прелесть! Выходит, он с кухни на моем сайте общался с Вивьен, которая сидела за компьютером в гостиной!

Я тоже засмеялась.

— Нет, к сожалению, хотя я очень рассчитывала. Дело в том, что в его портфеле ноутбука не оказалось — ну забыл положить, когда набивал его папками. Нервное же состояние, да и плюс ко всему анестезия во рту.

— Но ведь все-таки как-то же прочитал ее послание, если утром собрался в Хельсинки?

— На моем компьютере! Тьерри отказался его за свой пускать, потому что действительно нужно было создать к утру курсовую. Но я-то не могла отказать, когда мужу и добытчику нужно срочно получить по почте новые прайсы и обзор состояния рынка. Поработать над всем этим и подготовиться к выступлению на утренней планерке. Он расположился за моим столом в гостиной. Я гладила на кухне. А потом легла спать.

— С ума сойти! — помолчав, сказала Марта и хмыкнула.

— Смешно, конечно, — сказала я. — Только, наверное, я не должна смеяться. Он ведь любит эту Вивьен, а не меня. Ты только послушай, что он написал ей сегодня ночью. Несколько писем! И утром уже два пришло.

— А ты, я так понимаю, не ответила до сих пор?

— Кстати, Паскаль написал мне опять. Оказывается, мой вчерашний ответ до него не дошел, наверное, я забыла нажать на «отправить». И Русалка снова написала. Представляешь? Да так много! Всю свою биографию, про детей, про мужа. Я ей тоже кое-что написала из своей жизни в Ванкувере. И еще какая-то Лошадка предлагает участвовать в конкурсе кулинарных рецептов из овощей, но они должны быть в стихах…

— Жюстин! Не морочь мне голову! Ты ответила Даниелю или нет? Сейчас в Ванкувере три часа ночи!

— Нет… Я не знаю, что на это отвечать.

Глава 11, в которой я читаю послания Даниеля

«Далекая моя, единственная! Не волнуйся, я жив, у меня все-все хорошо! После встречи с тобой моя жизнь словно началась заново. Ты даже не представляешь, сколько значишь для меня. Все переменилось! Но еще острее стало мое одиночество. Когда всегда тебя не понимают все, к этому привыкаешь. Но вдруг появляется такой близкий и одновременно очень далекий (территориально) человек, и чувство одиночества тоже с новой силой берет за горло. К тому же мы оба, увы, несвободны. Но какое счастье, что ты прилетишь в Европу! Я даже представляю, как мы будем гулять среди фьордов и в каком-нибудь маленьком скандинавском домике рядом с камином будем любить друг друга… С каждой минутой я все отчетливее вспоминаю те наши единственные минуты любви в юности. Я помню ту неуютную квартирку, твою толстую соседку, тот диван с выпирающими пружинами… А ты помнишь тот день? Почему тогда ты не сказала, что ты — это ты? Все могло бы быть иначе. Целую тебя сто миллионов раз»!

Через полчаса он написал:

«Наверное, ты сейчас очень занята, если не можешь войти в Сеть. И, наверное, я должен признаться, что твой чуткий сон сегодня днем — как раз когда ты его видела — оказался телепатическим. Но машину вел не я, а моя жена, и мы ехали не по пустыне, а по Парижу. Не знаю, может быть, Марта проболталась, но мне кажется, что жена что-то о нас знает. Она с такой скоростью вела машину, будто хотела, чтобы мы разбились… Клянусь, я больше не допущу, чтобы она была за рулем, когда мы едем вместе. Я хочу увидеть тебя в Хельсинки, в Осло, в Копенгагене, в Париже, в Ванкувере! О, как я хочу тебя увидеть… Я рассматривал твою фотографию, где ты с мужем, потому что я тебя очень сильно к нему ревную. Почему он, а не я? Я даже подумал, что лучше бы он был лысым толстым коротышкой, но сразу же устыдился своих мыслей: разве бы ты смогла бы спать с таким? Я постараюсь не ревновать, и ты тоже не ревнуй меня к жене. Это просто брак и связанные с ним обязанности. Самое ужасное, что вы с ней слишком похожи, но ты совсем другая! Ты понимаешь меня, а она никогда даже не старалась. Она старалась только женить меня на себе, кроме статуса замужней женщины, ее никогда ничто не волновало. Зачем тогда, в юности, ты пошла на поводу у ее стереотипов? Мы ведь могли бы быть вместе»…

Через пятнадцать минут:

«Прости, я не должен тебя обвинять. Ты не виновата. Это я не рассмотрел тогда, кто из вас — моя единственная. Я был слеп, я не смог этого понять. Я живу теперь только надеждой, что ты приедешь! Я считаю дни до нашей новой встречи»!

Через час двадцать три минуты:

«Я как раз занят сейчас анализом рынка, и думаю, что, да, именно Хельсинки. Там в самом конце этого месяца будет конференция фармацевтических фирм, и, думаю, я смогу сделать так, чтобы оказаться там на неделю! Представляешь, нам будут принадлежать все ночи и целый уик-энд… Боже, у меня останавливается дыхание, когда я представляю тебя в свете камина в костюме Евы… Я поцелую каждый твой пальчик, каждый изгиб твоего гибкого, юного тела. Ты ведь совсем не изменилась с тех пор, когда мы встретились на лестнице, а потом предались любви на старом диване… Я заранее разведаю насчет такого финского отеля, чтобы там были отдельные финские домики с баней. Финская баня — это нечто экзотическое и первобытное! Мы будем в ней этакими северными Адамом и Евой. Уверен, нам с тобой это должно понравиться. Ты ведь живешь в снежной стране, и там тоже будет снег, и ты будешь моей Снежной королевой, царственной и пылкой! Обожаю! Целую, целую, целую… миллиард раз все десять твоих пальчиков, и обе твои ладошки, и обе твои грудочки, и обе твои пяточки, моя Снежная королева»!

— Слушай, у тебя нет сердца, — сквозь смех сказала Марта. — Ты и правда Снежная королева, если не ответила даже после пяточек! Боюсь, твой лед не растопит даже финская баня!

Я тоже давилась смехом.

— Марта, конечно, это все трогательно и романтично, но я не в состоянии воспринимать это всерьез! Не знаю, как ты, но я начинаю сомневаться в его умственных способностях. Ты только послушай, что он написал утром, уже из своего офиса. Представь себе картинку: начальник отдела, серьезный мужчина в дорогом костюме, садится за стол дизайнерской работы в кабинете, тоже оформленном дизайнером. Открывает дорогущий ноутбук, с глубокомысленным видом выходит на сайт дамской писательницы под ником Странник…

— Прекрати! — Марта, похоже, уже плакала от смеха. — Просто читай, я все уже представила!

— «О, моя Далекая! О, моя единственная! О, моя Снежная королева! Я телепатически вызываю тебя! Приди! Я уже здесь! Я в полном твоем распоряжении! И у меня отличные новости насчет Хельсинки! Среди снегов, на медвежьих шкурах я буду лобызать твои белоснежные ягодицы и спинку с первого по восьмое апреля! Извини, раньше с командировкой не получается — на конференцию едет отдел разработок, а я поеду уже заключать договоры. Так что ты тоже не торопись пока, подгадай поездку на начало апреля. Целую, целую, целую!!!! Приди, о, приди ко мне, моя Снежная королева, моя Снежная Орхидея»! Ну и как, Марта?

— Супер! Чем ты еще недовольна? С первое по восьмое апреля он будет лобызать твои ягодицы среди снегов!

— Но, по-моему, даже в Финляндии в это время уже снега нет…

— А по-моему, ты слишком серьезна, Снежная Орхидея! Отвечай, он же видит, что ты сейчас на сайте!

— Видит. Вот следующее письмо как раз об этом: «Любимая! Что же ты молчишь? Я же вижу, что ты здесь. Наконец-то! Я так скучаю! Ну хоть одно слово! Неужели я тебя обидел чем-то? Скажи! Тысяча извинений! Тысяча роз к твоим ногам»! И для иллюстрации — картинка с розами…

— Ну нормально, отвечай!

— Марта, он спятил. Пока мы с тобой говорим, он прислал мне еще штук десять с извинениями, причем в стихах, и картинками разных букетов и клумб! Слушай последнее, только что пришло: «Умоляю, ответь, я готов прилететь и прощенья молить у колен. Без тебя мне не жить, без тебя моя жизнь — прах и тлен».

— Слушай, замечательные стихи! Рифма нормальная — у колен и тлен. Ритм выдержан. Чего тебе еще надо? Обычно все любовь и кровь рифмуют, а тут вон как оригинально!

— Марта, ты не понимаешь. Мне через час встречать его у фирмы и везти опять к…

— К царевне Будур? Понимаю, очень даже. Вот увидишь, он сам сядет за руль и не станет приставать к тебе.

— Да это понятно. Вот как мне теперь себя с ним вести, у меня же это все вертится в голове — пяточки, ягодицы белосне…

— Значит, так! Пиши ему ответ. Я диктую: дорогой…

— Ты уверена?

— Пиши-пиши! У тебя час остался, чтобы собраться и еще доехать до его конторы, а ты тянешь. Пиши: дорогой мой Даниель! Любимый! Един…

— Боже…

— Что «боже»? Это не ты пишешь, а Вивьен! А для нее он любимый и единственный. Написала? Так. Каждую минуту думаю о тебе. Восклицательный знак. Можно два или три. Прости, был очень трудный день и никакой возможности уединиться за компьютером. Ты ведь меня понимаешь. Скобку, закрывающую поставь и многоточие.

— Скобку-то зачем?

— Улыбка получается! А если поставить двоеточие и скобку, то улыбка с глазками. Посмотри сбоку. Поняла? Это такие компьютерные приемы для оживляжа. Смайлики называются. Я тебя потом научу. Их много. Пишем дальше. И еще надо было срочно уладить договор с одним автором из Европы. А с Европой ведь общение только утром и ночью.

— Это понятно!

— Ты это пиши, чтобы ему тоже понятно было. Прости, что так долго не отвечала, хотя давно вошла дома в Сеть и прочла твои письма. Милый! Я чуть не плакала, но мне надо было покончить с этим договором — несколько раз гоняли его туда-сюда, пока смогла договориться с этим занудой. Милый!

— Уже было. Может, дорогой?

— Нет, милый лучше, чем дорогой. Пусть отложится у него в голове, что он милый. Милый! Какое счастье, что в апреле мы увидимся. Хельсинки! Благословляю этот город! И его пригороды, и отели с маленькими домиками. Камин, снег, медвежья шкура — как романтично…

— Опять скобку-улыбочку поставить?

— Нет. Поставь розу: «собака» от электронной почты, несколько дефисов, закрывающая фигурная скобка и еще дефисов побольше, чтобы стебель розы получился подлиннее.

— Здорово!

— Обожаю тебя! Я буквально чувствую, как твои руки ласкают меня, как твои губы — целуют… Многоточие. Целую тебя тысячу тысяч раз! Твои ласковые губы, твои дивные брови… Ой, ну не надо хмыкать! Не нравятся дивные, пусть будут выразительные. Мочки твоих ушей. Я касаюсь их языком и чуть-чуть покусываю. И кончиками пальцев играю на твоей широкой груди ноктюрн.

— Хм! Путаясь в волосах…

— Неужели он волосатый настолько?

— Нет, так редкие волоски, чуть-чуть. Просто очень смешно, если представить, как пальцы запутались в шерсти на мужской груди и не могут оттуда выбраться.

— Ничего смешного. Посерьезнее. Что он еще любит?

— Догадайся с трех раз. То же, что и все.

— Ф-ф-у-у… Нет! Это пока рано. Сейчас стадия прелюдии.

— Тогда так: я нежно покусываю твои сосочки и катаю в ладонях твои я… Ой! Нет! Очень пошло получается.

— Тогда после сосочков: и глажу твои волосы.

— Он не любит, когда гладят волосы!

— Значит, гладь спину, плечи.

— Сильную спину, крепкие плечи…

— Замечательно! Клади еще одну розу, желай спокойной ночи и отправляй! Тебе через пятнадцать минут надо выкатиться из дому! Забыла?

— Спасибо, Марта. Великолепно! Я вот что думаю. Да погоди ты, не перебивай. Сегодня он наверняка принесет домой свой компьютер и опять будет «работать» ночью. Ты ведь тоже долго не спишь? Я тебя очень хочу попросить. Попереписывайся с ним за меня. А? У тебя ведь все равно лучше получается.

— Ха! Поиграем в Сирано де Бержерака?

— Почему бы и нет? Ты же понимаешь, если я сегодня одновременно с ним буду сидеть за компьютером и ответы ему начнут приходить, а вчера не приходили, он ведь может запросто вычислить что к чему.

— Логично. Ты опять будешь гладить?

— Например. Лишь бы он видел, что мой компьютер выключен. Пожалуйста.

Глава 12, в которой я вызвала лифт

Из сумки очень не вовремя подал голос мобильный. Я его вытащила. Экранчик информировал: «Даниель».

— Ты где? — спросил он.

— Жду лифт. Похоже, немного опоздаю.

— Очень хорошо, что ты еще не вышла! Подожди меня у подъезда. Я уже близко от нашего дома.

Лифт приехал. Я вошла в кабину.

— Ты? Зачем?

— Что за глупые вопросы? Я решил после зубного не возвращаться на работу. Все равно никакого толку. Или, знаешь, чтобы мне не крутиться, дойди до перекрестка, я тебя возле обувного подхвачу.

— Может, ты съездишь без меня? Работы полно.

— Привет! Хочешь, чтобы на обратном пути я в аварию влетел после пыток этой садистки?

— А по-моему, она тебе вчера понравилась. Ты ей глазки строил, кокетничал.

— Не придумывай! Настоящая горгона Медуза. Жду тебя у обувного!

Дождя не было, но воздух переполняла влага. Тяжелая, городская, усиливающая уличные запахи. Лица и волосы прохожих блестели, будто по ним прошлись мокрой губкой. Блестели машины, стекла витрин, блестело все, что только могло блестеть, но та же самая сырость, висящая в воздухе, белесой дымкой смазывала все очертания и делала матовым блеск.

На перекрестке я перешла на противоположную сторону и, чтобы убить время, стала рассматривать букеты на пороге цветочного магазина по соседству от обувного.

Даниель подъехал почти сразу. Распахнул мне дверцу.

— Привет, любимая. Я так и думал, что тебе захочется цветов.

На переднем кресле лежала коробка с орхидеей.

Я уселась и взяла ее в руки. Он тронул машину с места, искоса поглядывая на меня.

— Спасибо, Даниель, очень красиво. Но ты же знаешь, что я люблю тюльпаны, и для них сейчас самое время. А к орхидеям я равнодушна. Они как будто искусственные. Но все равно очень приятно. Спасибо.

— Спасибо, спасибо, — с деланой обидой проворчал он. — А поцеловать? Или это заслуживают только тюльпаны?

Я наклонилась к нему и чмокнула в щеку.

— Так лучше?

— Ну ничего, сойдет. Хотя вон, смотри! Еще цветочный. Остановимся, тюльпаны купим?

— Чтобы они завяли, пока мы будем у врача?

— Ой. — Он вздохнул. — Не поймешь вас, женщин. То ей тюльпаны подавай, то не хочет, видите ли, завянут!

Воздух устал держать влагу: по капоту и ветровому стеклу забарабанили капли. Даниель включил «дворники». Они замотались метрономами туда-сюда.

— Черт, — сказала я. — А у меня нет зонта.

— Опять потеряла? — сочувственно спорил Даниель.

— Когда это я теряла зонты? Просто зонт всегда лежит в моей машине, я же не знала, что ты вдруг надумаешь…

— Ах-ах! — перебил он. — Как всегда, виноват я!

— Я этого не говорила!

— Ладно. Не переживай. Тоже мне проблема! Не хочешь тюльпаны, купим тебе зонт. Зонты не вянут! Где их продают?

— Ну обычно там же, где обувь, сумки. А у тебя ведь вроде был зонт? Я тебе и Тьерри совсем недавно дарила одинаковые, большие, черные. Я хорошо помню.

Он пожал плечами.

— Наверное, где-то оставил. Или Тьерри потерял! Он вечно хватает мои вещи и теряет. Ты давай на витрины смотри. Остановимся, я выскочу куплю зонт. А то у клиники негде парковаться, и я не хочу, чтобы ты вымокла, пока добежим от машины.

Глава 13, в которой Марта нетерпеливо перебила

— Готова поспорить, он купил тебе зонт на длинной ручке, белый в черную клетку!

— Знаешь, почему-то я тоже была в этом уверена. Только клетка — красная. Он говорит, что спросил у продавщицы, какие зонты сейчас самые модные. Она сказала, что вот такие, и поинтересовалась, для кого он покупает: для жены или для любимой женщины. Он сказал, что для возлюбленной, и тогда она якобы с многозначительным видом протянула ему в красную клетку.

— Забавно. Хотя похоже на правду и вполне в стиле твоего Даниеля. А что насчет Хельсинки? Или ты пока не заводила разговор на эту тему?

— Он сам завел! Когда мы были у стоматолога.

— В этот момент ты держала его за руку?

— Ой, ну, Марта… Ну конечно.

— Ладно, не обижайся. Итак?

— Он ее спрашивает, сколько еще продлится его лечение. А то он — начальник отдела, и ему довольно проблематично каждый день бросать свой отдел на полдня, сотрудники же без него разбалуются. К тому же в начале апреля у него запланирована важная командировка в Хельсинки, и ему бы не хотелось менять свои планы из-за отсутствия передних зубов.

— А царевна Будур что?

— Говорит, что ежедневных визитов еще примерно на неделю, но она постарается перенести время на пять-шесть вечера, чтобы он не бросал своих сотрудников без присмотра. Потом лучше сделать недели на две перерыв, чтобы подготовить десны к протезированию, ну там слепок, изготовление бюгеля, раз уж он так не хочет имплантов, подгонка, установка — еще неделя-две, не больше. В общем, если процесс пойдет без осложнений, то уже к середине марта все закончится.

— Бедолага, — хмыкнула Марта. — Как же он переживет еще две лишние недели?! Ты сама-то ехать в Хельсинки собираешься?

— По-моему, ты абсолютно уверила его в этом в ночной переписке с Вивьен.

— Ну извини. — В голосе Марты послышалась обида. — Кажется, кто-то просил меня не спать ночью, а…

— Марта! Что ты! Все супер! Твои письма великолепны! Я тебе бесконечно благодарна! Он разбудил меня среди ночи поцелуями, и мы занялись любовью. Так, ничего особенного, по-семейному. Но я испытала такое облегчение!

— Ха! — Марта повеселела. — Кстати, а чем ты занималась вчера, когда я была Вивьен? Опять гладила?

— Не поверишь! Озеленением террасы.

— Ты? Озеленением? В темноте?

— Нет, часов в шесть, еще было достаточно светло. Представляешь, Тьерри вчера вместе с моей свекровью приволокли кучу вазонов, горшков, мешки земли, рассаду, всевозможные большие растения.

— С ума сойти… Ты вроде бы не фанат садоводства?

— Зато моя свекровь очень даже! Но самое удивительное, что идея принадлежала Тьерри. Мол, у всех даже на крошечных балкончиках цветочки, а у нас терраса больше гостиной, но пустынностью напоминает Сахару. А потом мы со свекровью разбирали шкафы и кладовки. Так что получилось очень естественно, что я даже не приближалась к компьютеру.

— Много выкинули?

— Шутишь? Она все уволокла. Якобы отдаст в церковь для благотворительности. Но я-то знаю, что это ее маленький бизнес. Она торгует по Интернету всем подряд.

— В семьдесят лет по Интернету?

— Пардон, в семьдесят шесть. Она быстрее всех нас его освоила, как только поняла, что очень удобно торговать не выходя из дома и, значит, совершенно незаметно для мужа, который всю жизнь ужасно стесняется ее оригинального хобби. У них же особнячок в Шестнадцатом округе.

— А на вид такая сонная.

— Это при нем. А на самом деле страшно предприимчивая! Она ведь за все это свое садоводство взяла с Даниеля очень даже неплохую сумму. Хотя я уверена, что сама наверняка за гроши нашла в Интернете. А он же не откажет, мать все-таки. Потом мы с Тьерри забили мою машину добром из шкафов и поехали провожать свекровь. А у меня, понимаешь, весь вечер такое ощущение, что Тьерри хочет со мной о чем-то поговорить, но никак не решится. К тому же очень странная идея — ни с того ни с сего превратить террасу в сад.

— А Тьерри сколько?

— В декабре будет двадцать пять. У них с Сесиль одиннадцать месяцев разница.

— И вы с ним до сих пор близки?

— По настроению. Хотя язык за зубами он не умел особенно держать никогда. В общем, проводили мы бабушку, он перетаскал ей в подвал всю «благотворительность». Едем обратно, и он спрашивает: «Ма, а у тебя до папы кто-то был»? Я говорю, допустим, но почему вдруг тебя это заволновало? Он не отвечает, опять спрашивает: «А когда вы с ним стали встречаться, то уже больше никого»? — «Да». — «Совсем-совсем никого, даже когда вы вдруг ссорились»? — «Мы не ссорились», — говорю я. «Этого не может быть, — заявляет Тьерри. — Вы все время ссоритесь, сколько я вас знаю, вы не могли не ссориться раньше». И замолчал. Я не выдержала и опять спросила, почему он завел об этом разговор. «Потому что, ма, у него всегда кроме тебя были и другие женщины. Почему же у тебя-то не могло быть других мужчин»?

— Забавно для двадцатипятилетнего парня, — сказала Марта. — Ну и что ты ему ответила?

— Я сказала, что не обязана перед ним отчитываться и что, когда он сам женится, мне будет очень интересно понаблюдать, станет ли он изменять жене. Наверное, получилось слишком резко, потому что он довольно долго молчал, а потом заявил: «Я вообще не собираюсь жениться. И ты это прекрасно знаешь». Я говорю, ладно, ты взрослый мальчик, будешь всю оставшуюся жизнь ухаживать за садом на террасе. Хотела в шутку перевести. А он как взовьется: «Не нравится?! Можешь все выкинуть!» Конечно, говорю, отец все оплатил, а я выкину. «Ах оплатил?! Это для тебя главное?! Выкидывай! Я верну ему деньги!» Представляешь? Прямо эдипов комплекс какой-то, будто ревнует меня к нему.

— Может быть, — задумчиво произнесла Марта. — Хотя, думаю, штука в том, что девушка дала ему от ворот поворот и завела другого. А он переносит все это на тебя, хотя, конечно, такое поведение было бы логичным лет в пятнадцать, ну в семнадцать, но никак не в двадцать пять.

— Я тоже думаю, что дело в девушке. В этой барби Аннет. — Я вздохнула.

— Не вздыхай, Жюстин. Сейчас она едва ли встречается с Даниелем.

— При чем здесь Даниель? Меня гораздо больше волнует мой сын. Вдруг он узнает, что она спала с его отцом?

— Успокойся! С чего ты взяла, что он тоскует по ней? Он ведь сам тебе говорил, что она для него — всего лишь барби. И этих барби у него пруд пруди.

— Ты же знаешь мужчин. Пока женщина доступна — она барби. А как покажет на дверь или за тридевять земель — сразу любовь всей жизни.

— Вовсе не обязательно! Кстати, забыла тебе сразу сказать. Я же кое-что все-таки разведала, как хозяйка сайта. Эта самая Русалка и твой Даниель зарегистрированы и отправляют почту с одного компьютера!

— То есть… Марта! Выходит, что…

— Ну да, ты все поняла правильно.

— Марта, а если бы я писала ей от себя, а не от Вивьен…

— Ты просто экстрасенс, моя дорогая. Поздравляю. Продолжай в том же духе! Кстати, сегодня вечером мне Вивьен опять заменять или ты справишься сама?

— Сейчас еще разок перечитаю ваши эпистолярии, особенно твои — для вдохновения, и составлю пару-тройку заготовок, чтобы можно было их сразу отправлять.

— Жюстин! Какая же ты предусмотрительная!

— А можно, я свои тексты пришлю тебе на рихтовку?

— Ладно! Присылай. Меняемся ролями: ты — автор, редактор — я!

Глава 14, в которой все по плану

Ровно в половине шестого я встретилась с Даниелем у обувного. На заднем сиденье стоял ящичек с пророщенными луковицами тюльпанов. Среди листьев виднелись бутоны.

— Вот, не завянут, — гордо сказал Даниель. — Расцветут в твоем садике. Поцелуй меня. Я заслужил.

Без десяти шесть он поставил машину на уже знакомом месте в соседнем от клиники квартале, и мы дворами прошли к ней. Ровно в шесть медсестра царевны Будур пригласила его в кабинет. К восьми мы вернулись домой. Вид у Даниеля с перекошенными от анестезии челюстями был страдальческий, но он мужественно прижимал к груди ящик с тюльпанами.

Тьерри сидел перед телевизором и ел пиццу из коробки.

— Ничего себе! В Голландию, что ли, сгоняли? — отреагировал он на тюльпаны. — Где вас носит? Прихожу домой — никого нет, жрать нечего!

Даниель наморщил нос, протянул ему ящик, промычал что-то невразумительное, махнул рукой и пошел в спальню.

— Время приема теперь другое, — сказала я. — Отнеси цветы на террасу, пожалуйста.

— Могли бы меня предупредить.

— Много ты нас предупреждаешь?! — неожиданно членораздельно рявкнул сверху Даниель.

Я пристально посмотрела на сына. Он вздохнул, пожал плечами и унес ящик на террасу. Я пошла за ним.

— Ма, а что такого я сказал? Я же волнуюсь, когда вас нет.

— Представь себе, мы тоже волнуемся, когда нет тебя. И когда очень сильно волнуемся, то звоним тебе. Ты бы тоже мог позвонить, а не заказывать пиццу. Еды полный холодильник!

— Ма, но ты-то чего заводишься? Я понимаю, он социально опасен, потому что зубы болят. С тобой-то что?

— А по-моему, с тобой! Ты ведешь себя как ребенок.

Он вдруг нагнулся ко мне и положил голову на плечо.

— Ма, мне так плохо…

Я погладила его по спине.

— Я вижу. Эта затея с садом… Но ты же не рассказываешь!

— А что рассказывать, ма? Ты не поймешь.

— Я постараюсь. Попробуй!

Он неожиданно чмокнул меня в щеку и выпрямился с улыбкой.

— Ладно, мам, это все лирика. Проехали. Слушай, а хочешь пиццы? У меня еще много осталось.

Я, тоже улыбаясь, смотрела на него снизу вверх.

— Знаешь, оказывается, хочу. Только давай погреем ее в микроволновке. Отец все равно спит. И вино осталось от его дня рождения. Посидим здесь, в твоем саду.

— Не, ма, это твой сад. — Сын глубоко вздохнул и погладил мою руку, заглядывая мне в глаза. — Зачем люди растут? Оставался бы я всегда маленьким…

Мы ели пиццу, пили вино, а Даниель все спал. Тьерри очень подробно и обстоятельно рассказывал, как они с бабушкой вчера поехали за этими растениями и прочим в павильоны какой-то киностудии, где для съемок был устроен цветочный магазин. Когда эпизоды отсняли, все это стало уже не нужно, но один сердобольный осветитель пожалел растения, поливал и освещал их, повесив в Интернете объявление, что ищет добрые руки, в какие бы все отдать. Бабушка первой обнаружила вчера это объявление и сразу позвонила Тьерри, чтобы он помог перевезти сокровища в ее сад. Тьерри с удовольствием помог бабушке, но поскольку его всегда раздражал пустынный вид нашей террасы, то большая часть декораций цветочного магазина украсила ее, хотя бабушкин сад тоже прилично обогатился, впрочем, как отчасти и ее кошелек.

В десять Тьерри вдруг вспомнил, что чуть не пропустил какой-то очень важный матч, и пошел к себе смотреть телевизор, а я торопливо включила компьютер, поглядывая вверх через плечо в сторону нашей спальни.

На сайте меня ждало еще одно сообщение Даниеля, отправленное им в шестнадцать восемнадцать по парижскому времени, когда в Ванкувере Вивьен еще крепко спала со своим мужем и совсем никак не могла выходить в Сеть.

«Далекая, любимая! С добрым утром! С добрым утром доброго дня! Пусть этот день принесет много удачи твоему бизнесу! Пусть он будет таким же добрым, как эта наша добрая ночь. Ты была великолепна! Я все еще под впечатлением от этой ночи. И с горячим нетерпением жду следующей. „С горячим“ — это слабо сказано, у меня нет слов, чтобы передать, как я к тебе стремлюсь! Твоя нежная кожа так и стоит перед моими глазами. Я все время губами ощущаю ее вкус. Целую тебя миллион раз и осыпаю орхидеями! Миллионом орхидей! С добрым утром, моя Снежная Орхидея»!

Затем следовало несколько картинок орхидей с латинскими подписями, явно скачанных из какого-нибудь ботанического атласа. Но сейчас некогда было ими любоваться. Я опять покосилась на второй этаж, открыла файл с отредактированными Мартой заготовками бреда влюбленной Вивьен, скопировала первую и вставила в поле ее послания Страннику.

«Милый! Спасибо! Спасибо! Спасибо! За эту ночь! За твою нежность и силу! За твои чуткие губы! За ласку твоих рук! За мощь твоего мужского организма! Эта ночь навсегда останется в моей жизни! Не исчезай! Будь со мной, мой единственный! Целую… Целую… Целую… Я вдыхаю жар твоего дыхания, твой язык скользит внутрь моего рта, ласкает изнутри мои зубы, мой язык, мое нёбо… О!.. Я задыхаюсь!.. Я горю!..»

Внизу я добавила несколько припасенных заранее сердечек и нажала «отправить». Свернула страничку, чтобы не уходить с сайта, открыла «Юную герцогиню», перемотала к тому месту, где сегодня остановилась с редактированием, и перевела дух.

Прислушалась. Встала, подошла к лестнице на второй этаж. Посмотрела на дверь нашей спальни. Опять напрягла слух. Вернулась к компьютеру и открыла заготовку письма Русалке.

«Дорогая Русалка! Как дела? А у меня проблема: у моего мужа скоро день рождения. Я голову сломала — что ему подарить? Что бы ты посоветовала? Что ты обычно даришь своему»?

Я скопировала текст и уже собралась развернуть страничку сайта, чтобы отправить Русалке сообщение, как на втором этаже определенно скрипнула дверь. Прежде чем обернуться, я суетливо защелкала по ярлыку сайта, чтобы его закрыть, но промахнулась и страничка Трент моментально выросла во весь экран!

— Трудишься? — спросил Даниель, и я услышала, как он начал спускаться.

— Конечно, — не поворачивая головы, сказала я и, наконец-то метко щелкнув мышкой, закрыла сайт. На экране появилась заготовка письма Русалке. — А что мне делать? — по-прежнему сидя спиной к Даниелю, продолжала я, одновременно закрывая этот файл. — С твоими зубами выпадает по полдня. — Наконец-то передо мной возник текст «Юной герцогини», и я обернулась к мужу, который был уже в полуметре от меня. — Вчера вечером протусовалась с твоей мамой, позавчера ты сам отнял у меня компьютер.

Он подмигнул, повел бровями и обнял меня сзади.

— И сегодня отниму. — И поцеловал в волосы.

Я дернулась.

— Даже не думай! У меня сроки! Я не имею права подводить издательство! Это моя работа! Я ею дорожу!

— «Она смотрела в его глаза, — начал читать с экрана Даниель. — Они были большие и синие, с густыми темными ресницами. Они светились страстью. Его губы были совсем близко от ее губ. Ей так нравились чуть изогнутые уголки его рта, как же давно она мечтала их коснуться! Она чувствовала его горячее дыхание и понимала, что еще мгновение, и она узнает вкус его губ»… И это ты называешь работой?

— Послушай, это нормальный любовный роман, и совсем неплохого автора. Не мешай, пожалуйста.

— Но это же кретинская чушь! Ах-ах, вкус его губ!

— А тебе что надо? Она облизала губы, пошире разинула рот и втянула внутрь его член?

— Черт побери, Жюстин! Что ты несешь?! Как ты вообще можешь говорить такое?!

— Ага, говорить нельзя, а делать желательно почаще.

Он вздохнул, шагнул в сторону.

— Ладно, работай. Придется спускаться за буком в гараж. Из-за твоих тюльпанов я его в машине оставил… Ты пока сделай мне что-нибудь поесть.

— А для чего тебе нужен компьютер? — Я поднялась и пошла на кухню, Даниель поплелся за мной.

— Почту проверить. Бразильские партнеры должны были выслать проект договора к концу рабочего дня. Надо его еще погонять туда-сюда. Совместная рекламная кампания. Разница большая в часовых поясах. Очень неудобно общаться.

— Но какое ты имеешь отношение к рекламе?

Тем временем я вытащила из холодильника сыр, буженину, салат, огурцы, кастрюлю с жарким и стала из нее откладывать в миску, чтобы разогреть.

— На нашей фирме, — ответил Даниель, с интересом наблюдая за моими действиями, — как выяснилось, один я хоть как-то владею испанским. Помнишь, мы вместе ходили на курсы? Ты бросила, а я все-таки закончил. Вот, пригодилось.

— А по-английски с ними общаться нельзя? — Я не стала говорить ему, что в Бразилии португальский язык. Сунула миску в микроволновку и открыла полку, чтобы взять хлеб.

— Можно. Только мало толку. Фантастически бестолковые! — Он быстрее меня схватил багет и стал откусывать прямо от него.

— А переводчика тоже нельзя было нанять?

— Ха! Где ж ты найдешь такого, чтобы и в рекламе разбирался, и в фармацевтике, и в рынке? Чтобы еще и ночами согласился работать? А у меня, на всякий случай, образование — маркетинг и реклама.

— А в каком городе эти бразильские партнеры? В Рио-де-Жанейро?

— Нет. На самом западе. На побережье Тихого океана.

— Но Бразилия не выходит к Тихому океану. Перу выходит, Чили, Колумбия.

— В Перу у нас тоже партнерская фирма. Они все вместе сотрудничают. Рекламная кампания будет совместная. На побережье. Это я имел в виду.

— Но город-то в Бразилии, с которым ты по-испански общаешься, как называется?

— Ой, черт… — Он сморщился и защелкал пальцами. — Ну как же? Прямо на границе с Перу… Какое-то индейское название вроде как ваша Шал… Шел… Шелквакана.

— Шелгваукана.

— Вот-вот. Что-то в таком духе. Не выговоришь! — Он улыбнулся, еще раз откусил от багета, положил его на стол, вздохнул и сказал: — Ладно, пойду за буком в гараж спущусь, пока жаркое разогревается.

— Не ходи ты никуда, попроси у Тьерри. — Я резала овощи.

— Он небось опять скажет, что срочная курсовая.

— Не скажет. Он телевизор смотрит. И спроси, может, он тоже проголодался?

— А что спрашивать, он вечно голодный, — хмыкнул Даниель и направился к лестнице.

— Ой, а я нажала «сохранить» или нет? — озабоченно произнесла я, бросила нож и заспешила к компьютеру.

Глава 15, в которой я вышла на свою страничку

Вызвала профиль пользователя Русалка. Щелкнула по «написать пользователю сообщение». В открывшееся окошко вставила текст заготовки, который скопировала еще в прошлый раз. Кликнула «отправить» и, понимая, что здорово рискую, все-таки не ушла из Сети, а свернула страничку сайта Марты. Его ярлычок коварно застыл в самом низу. Задумавшись на секунду, я открыла подряд несколько каких-то своих старых файлов. Теперь ярлычки уже не помещались все в нижней строчке и дружно спрятались за одним общим, извещавшим об их общем количестве. Я стала сворачивать открытые файлы, чтобы оставить на экране текст «Юной герцогини», но Даниель вдруг спросил за моей спиной:

— Потеряла? Забыла сохранить?

Я вздрогнула и поднялась из-за стола.

— Как ты меня напугал! Так тихо подкрался.

Даниель держал в руках ноутбук.

— Я не крался. — Вид был растерянный, и я чувствовала, что он опять врет. — Просто ты была очень увлечена. Перебирала файлы. Ну, нашла?

— Нашла-нашла, пойдем. — Я устремилась к кухне, лишь бы поскорее увести Даниеля от своего компьютера. — А Тьерри? Не хочет перекусить?

— Не хочет. Ничего он не хочет. — Даниель обвел глазами кухонную столешницу, положил ноутбук подальше от раковины и уселся за обеденный стол. — Телевизор работает сам по себе, а он в наушниках слушает музыку и читает… — Даниель встретился со мной взглядом, в его глазах была растерянность. — Ты не поверишь! Читает Бодлера!

Даниель произнес это так, что я чуть не выронила стеклянную миску, доставая ее из микроволновки.

— Что же, может быть, он его сейчас изучает, готовится к какому-нибудь семинару.

— К семинару? Под музыку из «Крестного отца»?.. Я в школе-то Бодлера не читал… Что с ним вообще происходит? — Даниель развел руками. — Устроил на террасе райские кущи. Дома торчит…

— Где же ему еще быть? Ты ведь отобрал у него ключи от квартиры.

— Давно надо было! Заниматься стал. Не огрызается.

— Кажется, девушка его бросила. А ему такое в диковинку.

— Девушка? Он сам тебе сказал?

Я выложила жаркое на тарелку и поставила ее перед Даниелем.

— Нет. Я так думаю. Говорю же, кажется.

— Если кажется, могла бы спросить. — Даниель отломил кусок багета, взял вилку и стал есть.

— Мне он не говорит. Я ведь тоже женщина. Ты бы с ним поговорил как мужчина с мужчиной.

— Делать мне больше нечего, девок с ним его обсуждать? Я вообще не понимаю, как это — бросила?

— Ну не хочет с ним встречаться, другого, скажем, завела.

— А он другую завести не может? Девок мало, что ли?

— Но ведь ты же не стал другую заводить. А у нас тоже был период…

— Ха! Период! — перебил он. — Ты беременная была, вот и блажила!

— Я не блажила. Ты не хотел на мне жениться.

— Но ведь все-таки женился? Иди сюда. — Он потянулся ко мне и, обнимая одной рукой за бедра, игриво посмотрел в лицо снизу вверх. — Женился все-таки?

— Женился. Потому что вмешались наши родители.

— Ой, ну при чем здесь родители? — Он убрал руку и занялся едой.

— Ладно. Мне сейчас некогда с тобой спорить. Я пойду, постараюсь еще хоть немного поработать. Чайник вскипел. Или возьми в холодильнике сок, молоко. Уберешь за собой?

— Уберу. Я бы вина выпил!

— Но врач же сказал, что нельзя алкоголь и сильно горячее. Может открыться кровотечение.

— Не откроется! Я не буду пить горячее вино.

Я достала из холодильника начатую бутылку.

— Пей, если хочешь.

— А ты?

— Я уже выпила с Тьерри. Я усну, если выпью. И так глаза слипаются, а мне надо сегодня закончить хотя бы одну главу.

Он потянулся ко мне, взял за руку и заглянул в лицо.

— Не мучила бы ты себя. Ложись спать. Поспишь пару часиков, а потом я приду. А? — И подмигнул, сжимая мои пальцы. — Как вчера? Хорошо ведь получилось?

Я кивнула с многозначительной улыбкой.

— Неплохо. Но нам обоим нужно поработать. А потом мы могли бы вместе принять душ. — Большим пальцем я пощекотала его ладонь. — Не слишком горячий…

Глава 16, в которой я работаю

«Она ощутила нежное прикосновение его шелковистых усов к своей коже, и сразу же — его губы на своих губах. Горячие, пахнущие мятой. Она жадно ответила на его поцелуй, с наслаждением чувствуя, как его руки обняли и все сильнее сжимают ее».

Я перечитала еще раз. «Нежное прикосновение» исправила на «шелковистое», убрав это слово перед усами. «Пахнущие мятой» переделала на «с духом мяты». «Все сильнее сжимают ее» мне совсем не понравилось, и я решила, что юной герцогине будет вполне уместно тоже его обнять. Или нет, Надин Мориньяк права, пока рано! Но «все сильнее сжимают ее» совсем не годится! Просто «обняли ее» и многоточие.

Итак: «Она ощутила шелковистое прикосновение его усов к своему лицу, и сразу же — его губы. Горячие, с духом мяты. Она радостно ответила на его поцелуй, с наслаждением чувствуя, как его руки обняли ее»…

Ладно, сойдет, поехали дальше.

«Сквозь тонкую ткань сорочки жар его рук потек по ее спине, а его дыхание, ворвавшееся в ее рот, когда его язык чуть раздвинул ее губы, жаркой волной потекло внутрь, стремительно рассыпаясь огненными капельками по всему ее жадному телу».

Черт возьми, Надин, подумала я. Какое еще жадное тело может быть у девственницы? И вообще, что это такое: жар потек, дыхание потекло? И откуда вдруг взялась сорочка? На героине ведь давно ничего нет, кроме фамильных украшений. Или сорочка на нем? Ну конечно, он же пока окончательно не раздевался. Но почему сорочка, а не рубашка? Все-таки восемнадцатый век, а мужская сорочка ассоциируется с современными мужскими рубашками на пуговицах, с жестким воротничком и манжетами. А в восемнадцатом веке ничего подобного не было. Ох, Надин, Надин… Шелковая была у него рубаха, герцог все-таки. Нет, эпитет «шелковый» уже был. Пусть будет из батиста.

«Сквозь тонкий батист рубашки жар его рук потек по ее спине, а его дыхание»… Стоп! Если он в рубашке с длинными рукавами, то у него закрыты тканью не все руки, а только плечи и предплечья. Кисти-то рук голые…

Что ж делать? Не напишешь же: сквозь тонкий батист рукавов его рубашки жар его рук потек куда-то там… Полная глупость: выходит, от плеч и предплечий идет жар, а от кистей рук — нет. Ох, Надин, не раздевала бы ты ее, тогда все получилось бы логично — сквозь тонкую ткань сорочки, которая на ней. Извини, Надин, придется твою тонкую ткань просто выкинуть. Итак:

«Жар его рук потек по ее спине, а его дыхание, ворвавшееся в ее рот, когда его язык чуть раздвинул ее губы, жаркой волной потекло внутрь, стремительно рассыпаясь огненными капельками по всему ее жадному телу».

Никакому не жадному, а трепетному! Ладно, это ясно, сейчас заменим. Но что же делать с этими «потек» и «потекло»? И потом, Надин, почему бы тебе не писать от первого лица? Это же ужас: его, ее, его, ее, его, ее, е, е, е… А так было бы «мое» и «его», и вообще, у людей есть имена. Но еще ужаснее здесь — когда. Когда — это когда было когда-то, а тут все происходит сейчас! Значит, надо по порядку: сначала язык раздвинул, потом дыхание потекло.

В общем так, Надин, даже голову не буду ломать. Выделю, и сама думай, ты — автор, не я.

Я выделила цветом всю фразу прямо от «сквозь тонкую ткань». Нажала на «сохранить». Откинулась на стуле, потянулась, подняв руки над головой. С моего места до кухонной территории было достаточно далеко — вся гостиная. Но, если чуть-чуть повернуть голову, прекрасно видно Даниеля за обеденным столом. Он сидел лицом ко мне, условно загородившись компьютером, и явно был настолько увлечен общением с бразильцами, что даже не отреагировал на мою разминку. Может быть потому, что над кухней горела люстра, а в гостиной светила лишь настольная лампа у моего компьютера.

Я максимально напрягла слух и вызвала свою страничку. Четыре сообщения: от Паскаля, от Русалки и два — от Странника.

«Далекая, любимая! Скучаю, как сорок тысяч населения. Я едва дождался этого счастливого мига, когда смог увидеть твои строки. Обожаю! Я вижу твои глаза совсем близко! Они прекрасны и полны страсти! Я чувствую твое горячее дыхание! Твои губы тоже в сантиметре от меня. Целый день я мечтал вновь ощутить их вкус… Я вижу, как ты облизываешься и страстно впиваешься в мои губы своим очаровательным ротиком. Я немного приоткрываю рот, и наши языки начинают ласкать друг друга. Я готов проглотить твой! И всю тебя! И одновременно утонуть в тебе! Скорее!Приди»!

И второе:

«Любимая, далекая! Я знаю, что ты на сайте! Я тоскую… Отзовись! Где же ты? У меня хорошие новости: мы сможем увидеться гораздо раньше, чем в начале апреля! Уже в середине марта я отправлюсь в командировку, но, увы, не в Хельсинки, как мы с тобой мечтали и представляли белоснежные снега, а, скорее всего, в Осло или в Брюссель. К сожалению, лишь на один-два дня. Но я постараюсь сделать так, чтобы за этими днями был уик-энд, и он может стать нашим! Только нашим! Ты сможешь тоже подогнать к этому времени свои дела в Европе? Ну где же ты? Умоляю! Скорее отзовись! Обожаю вкус твоих губ!»

Я стиснула зубы, чтобы не позволить себе даже хихикнуть, и, косясь в сторону кухни, извлекла файл с заготовками, скопировала следующую и вставила в поле сообщения.

«Милый! Я безмерно скучаю, но лишь только я отправила тебе предыдущее послание, как ко мне пожаловало начальство. Словно оно чувствует и ревнует. Увы, начальство — это мой же собственный муж… Пока он шел от двери к моему столу, я успела лишь вместо нашей переписки открыть форум сайта и сделать вид, что внимательно изучаю мнение читателей о романах Марты Ван Бойк. Он тоже этим как-то очень активно заинтересовался, взял стул и сел рядом со мной. Мы читали высказывания читательниц, а он не убирал руку с моих коленей и дышал мне в щеку. От него ужасно разило чесноком! Это была страшная мука… Он любит чеснок, а я его терпеть не могу! И так всю жизнь… Скажи, тебе нравится чеснок»?

Косясь в сторону Даниеля, я подумала, что надо бы добавить сюда про Осло и Брюссель, но замигал значок нового сообщения, и я отправила заготовку как есть.

Новое сообщение Странника гласило:

«Любимая! Я сейчас умру от муки. Сжалься! Отзовись! Где же ты»? — И картинка со сломанным деревом.

Уже отозвалась, подумала я и стала весело писать ответ:

«Милый, единственный! Я здесь! Ты, наверное, уже получил мое сообщение? Прости, я не успела дописать его до конца, как пришло еще одно от тебя. Оно меня так напугало! Пожалуйста, не умирай! Тогда я тоже умру. Я не перенесу мысли, что тебя, того, память о единственной и восхитительной встрече с которым освещала всю мою жизнь, нет в живых! Не пугай больше меня так!

А сегодня весь день меня согревает память о нашем вчерашнем свидании, о нашей „ночи“… Прости, что поставила кавычки, но ведь для меня это восхитительное чудо происходило днем. Совершенно поразительные ощущения!»

Я опять посмотрела на Даниеля, но он не поднимал головы, и я даже, кажется, слышала в тишине, как под его пальцами постукивают клавиши. Я извлекла из файла очередную заготовку и подставила ее к своему письму.

«Невозможно забыть, как твои чуткие, сильные, прекрасные пальцы нежно и страстно изучали каждый сантиметр моего тела. Как твой горячий язык влажной лаской касался моих сосков, а потом теплой дорожкой бежал вниз, соревнуясь с губами, целовавшими его след… О, при одном воспоминании у меня перехватывает дыхание и бабочки начинают порхать внутри! Я горю… Обними меня! Скорее! Я хочу прижаться к твоей сильной груди и целовать… Я расстегиваю твою рубашку, я тороплюсь, руки дрожат, отлетают пуговицы… Ты нетерпеливо срываешь ее и с жадной страстью валишь меня на красное шелковое белье. Шелк охлаждает, ты — обжигаешь… О! Скорее!.. Умоляю!.. Я задыхаюсь!.. Скорее! Войди в меня!..»

Я нажала «отправить» и открыла послание Русалки. Оно было бесконечным! Я не стала его читать и решила вернуться к «Юной герцогине», но тут требовательно замигал значок нового сообщения. Я щелкнула по нему. Странник…

«Любимая! Боже! Ты здесь! Какой ужас — чеснок! Я так тебя понимаю — у меня страшная аллергия на него. Я не выношу даже его вида! Как же ты страдаешь… Сядь ко мне на колени, прижмись, я обниму тебя, я слизну твои слезы и выпью их, как самое драгоценное старое вино… Не плачь! Конечно, ты так прекрасна, что слезы не способны тебя испортить. Но побереги свои милые глазки! Я их обожаю! Целую тысячекратно! Целую твои реснички, твои бровки, твой лобик, твои ушки. Тебе же нравится, как я чуть-чуть покусываю твою мочечку, ты так мило начинаешь вздыхать и немного постанывать, закрывая глазочки. Меня это так заводит! Твоя грудь начинает вибрировать, я обнимаю тебя и расстегиваю твой лифчик, чтобы он не мешал тебе дышать. Я целую твои грудочки, твои сосочки! Им нравится, они набухают! Становятся тверденькими! И от тебя начинает исходить запах! Твой запах! Он ни с чем не сравним! Я обожаю твой запах, твой пот! Я слизываю его под твоими грудочками, под твоими подмышечками, я спускаюсь ниже, трогаю языком твой животик и целую, лизну его и поцелую, лизну и поцелую… Ты громко дышишь и содрогаешься. И просишь: скорее, скорее! А я уже здесь, моя Орхидея!»

Я посмотрела на ярко освещенную кухню. Даниель по-прежнему изображал машинистку. Я открыла заготовки и стала выбирать самую подходящую для завершающего аккорда. Пожалуй, эта, ничего лишнего: «О! Обожаю тебя! Я задыхаюсь! Скорее… Скорее… Еще… Еще… Ты во мне! Я чувствую тебя! Я твоя! Только твоя…»

Нажала отправить и сразу же написала самое последнее сообщение на сегодня:

«Прости! Прости! Прости, если ты не успел… Но я должна бежать на очень важную встречу. Вариант Осло или Брюсселя мне нравится, обсудим. Но не сейчас. Очень спешу. Прости, умоляю! И до завтра! Целую 9999999999999 раз! И еще один…»

Отправила, вышла из Сети, углубилась в творение Надин Мориньяк и прекрасно поработала почти до половины второго, причем мне больше не попадалось настолько идиотских фраз, чтобы я не могла с ними сладить.

Глава 17, в которой Марта

— А ту, где все течет через тонкую ткань, победила? — спросила она.

— Зачем? Пусть Надин сама ее выкручивает, она же автор.

— Не будет она ничего выкручивать. Просто выкинет или напишет другую. Хотя и так бы сошло. Когда эротическая сцена, там у всех полный бред.

— Даже у тебя?

— У меня для таких сцен другие приемы. Без тонких тканей и девственниц. Читатель не вникает, как ты. Ему все равно. Лишь бы про это было. И, желательно, покраше: бархатный жезл, распустившийся цветок, тропа в лоно богини, пленительная влажная сокровищница наслаждений, а кого-то, наоборот, заводит площадная лексика… Дело вкуса. Слушай, а тебя эта переписка разве не заводит?

— Издеваешься? Или шутишь?

— Нет, я вполне серьезно спрашиваю.

Я растерянно посмотрела на экран компьютера, где висело последнее, уже утреннее послание Даниеля с астрономическими количествами поцелуев, сладкой попочкой, сисечками, ушками…

— Наверное, Марта, через мои руки прошло слишком много и притом более интересных описаний этого дела. Нет, вызывает только смех. Пальчики, сосочки, тысячи миллионов поцелуев… Как можно относиться к этому серьезно?

— А вообще тебя заводят описания секса? Ну когда ты не редактируешь, а просто читаешь роман.

— Марта, я, даже если просто читаю, все равно мысленно редактирую. — Я улыбнулась. — Думаю, я порченая в этом смысле. А тебя? Заводят тебя? Ты и сама в романах это описываешь.

— Наверное, я тоже порченая. — Марта хмыкнула. — Но все равно, чтобы написать такую сцену, я должна сама прочувствовать то, что испытывают мои герои.

— Должна возбудиться?

— Пожалуй… Но не буквально физиологически.

— Представить мысленно картинку?

— Нет, не картинку. Ощущения, прикосновения… Вернее, ощущения от прикосновений. И ощущения, которые вызывает желание прикоснуться, и ощущения, которые потом возникают от этого… Ладно. Не важно. Я не знаю, как это объяснить!

— Отчего же! Я все поняла. Я же вижу, как Даниель заводится, представляя себе прикосновения и ощущения сисечек и сосочков. А меня, если честно, всю жизнь очень заводит, если так можно сказать, его завод…

— Ха! Значит, секс и вчера был?

— Был. Еще как был!

— В половине второго? Что ж не раньше-то?

— Мы бы и раньше спать пошли. Он минут прямо через пять, как Вивьен отправилась на деловую встречу, стал меня торопить, мол, хватит, отдыхать пора. Я говорю — иди ложись, а мне хочется сделать еще одну страничку. Это быстро. До конца главы правда страница с небольшим оставалась. Но он не пошел в спальню, а вернулся на кухню и опять полез в компьютер. Потом в кухню спустился Тьерри, и они стали там довольно бурно шептаться. Причем я, видимо, сильно углубилась в «Герцогиню», потому что заметила, что он там уже вместе с Тьерри, только когда услышала их голоса.

— И о чем же они бурно шептались?

— Я подумала, что, скорее всего, по поводу бросившей его девушки, и не стала вмешиваться. Закончила эту главу, начала следующую. Потом Тьерри ушел к себе, а Даниель меня больше не торопит. Мол, работай-работай, я хочу еще покрутить этот договор, мелькнула, дескать, одна мыслишка. Я что, я не возражаю. Ясно же, решил еще разок навестить Вивьен. Сижу работаю. Потом он подходит ко мне, обнимает за плечи. Целует в ухо нежно-нежно и шепчет: «Половина второго, пчелка. Давно пора принимать душ». Ну и у нас все получилось просто замечательно! И ведь после каких жутких процедур с зубами. В юности, наверное, только так бывало, чтобы прямо вот-вот не мог на меня надышаться…

— Слушай, — Марта хмыкнула, — ты ведь рано встаешь, часов в восемь?

— В восемь Даниель уже уходит, а Тьерри — в половине восьмого. Я встаю в шесть.

— Но, если работать до половины второго, спать-то когда?

— Марта, но ведь сегодня же суббота!

— Точно… Это мой на своем канале без выходных…

— И в субботу мне нужно только проводить Тьерри, а потом я могу спать сколько угодно.

— Бедолага, как же ты сегодня встала в шесть, — сочувственно сказала Марта. — Да после приключений в душе…

— С полузакрытыми глазами. Просто усилием воли вынесла себя на кухню! Только весь мой сон как рукой сняло, когда я увидела, что Тьерри поливает на террасе свой сад. В жизни такого не бывало, чтобы он поднялся раньше меня! Вечно бегаю вверх-вниз по лестнице: «Вставай, сынок! Вставай! А то опоздаешь»!

— Избаловала ты его.

— Зато ласковый. Всем делится.

Глава 18, в которой Тьерри

Я вышла к нему на террасу. В старом бордовом свитере, еще не успевший побриться, с большой полупрозрачной пластиковой лейкой в руках, среди зелени на фоне утреннего серебристо-сиреневато-серого Парижа он выглядел довольно живописно. Но лицо будто осунулось, под усталыми глазами — черные круги.

— Привет, ма!

— Привет. Охота тебе?

Я еще больше взлохматила его волосы. Они были точно такие же, как у отца, — темные, густые, волнистые и очень приятные, как тяжелый шелк. Разрез глаз, нос, овал лица, фигура — все тоже отцовское. И уже давно я порой путаю их голоса по телефону.

Он улыбнулся моими губами — рот и цвет глаз единственное, что у него есть от меня, — перехватил мою руку и поцеловал запястье — абсолютно отцовские жесты.

— Ма, но они ведь живые. Надо каждый день поливать. Посмотри, как я рассадил твои тюльпаны.

— Здорово! Очень красиво. Только что-то я не припомню, чтобы ты вчера поливал.

— Но мы же накануне вечером все сажали и полили сильно. Бабушка сказала, что утром не нужно, а то болото будет.

— Ну раз бабушка сказала!

— Ма, шла бы ты в дом. Холодно еще, простудишься. Я все-таки в свитере.

Я внимательно посмотрела на него и сказала:

— Не нравишься ты мне. Ты хоть сегодня спал? Или до рассвета читал Бодлера?

— Ха! Вчера — папа, сегодня — ты, чем вам Бодлер не угодил? — Он поставил лейку, обнял меня за плечи — снова отцовский жест — и повел в дом. — С вами, пожалуй, уснешь. Резвятся, как Ромео с Джульеттой!

Я вздрогнула и отстранилась.

— Так слышно было?

Он быстро нагнулся и чмокнул меня в висок.

— Ма, ну извини! Ну вырвалось… ну… ну мы все взрослые люди! Может, я вам завидую… — И отвел глаза.

Я шагнула к ближайшему стулу у обеденного стола и села. Он опустился рядом со мной прямо на пол и, снизу вверх заглядывая мне в лицо, заговорил:

— Ма, ты не обижайся! Я вас совсем не осуждаю! Я просто не думал, что ты с ним… вы с ним до сих пор, ну… в общем… — Он развел руками. — Я же знаю, ну и ты знаешь, что у него там, в общем… другие женщины! И потом, раньше в комнате, которая между вашей спальней и моей, жила Сесиль. Музыка у нее, у меня… Ну у меня, чтобы не слушать ее попсу… Два года она не живет с нами, комната же пустая, а я музыку не очень…

— То есть все так слышно?!

— Ма. — Он вздохнул. — Слышно, когда ночью шумит вода в вашей ванной. И не надо большого ума, чтобы понять, почему она шумит среди ночи. По нескольку раз. Ма, ну не обижайся. Ну что ты молчишь?

— Голоса в ванной тоже слышно?

— Еще как… — Он уставился в пол.

— В конце концов, мог бы давно мне сказать, что вода ночью тебе мешает.

Тьерри резко вскинул голову и округлил глаза.

— Ма! Да не мешала она мне никогда! Просто, когда Сесиль вышла замуж и мне стало регулярно слышно вашу воду, я даже и не сразу-то сообразил… Потом, конечно, забавно было, даже скорее удивительно, что мама с папой…

— По-твоему, мы уже для этого слишком старые? Или что я знаю, что у него есть другие женщины, но все равно…

— Ма! Мама! — Он схватил меня за руки. — Все! Хватит. Пожалуйста. Проехали эту тему. Вставай. Давай, будем готовить завтрак и поговорим про Бодлера.

— Про Бодлера?

— Да, пока не проснулся отец. Я пока не готов обсуждать это с ним. Сам еще до конца не решил.

Он рывком вскочил с пола, прошелся по кухне, открыл холодильник и, заглядывая в него, сообщил:

— Не могу я больше заниматься этой культурологией. Тошнит. И перспектив никаких. Мертвечина все это.

Я тоже подошла к холодильнику, улыбаясь, сказала:

— Это ты точно Бодлера начитался! — и начала вынимать продукты.

— Ма, а ты сама когда читала его в последний раз? Молчишь? Забыла? Вспомни, пожалуйста.

Я захлопнула дверцу холодильника.

— В последний? Когда сдавала французскую литературу девятнадцатого века, читала точно. Потом, правда, не помню.

— Взяла томик его стихов и читала в оригинале?

— Естественно, в оригинале, он по-французски писал все-таки.

— Я не про язык. Я о том, что ты читала все стихотворения целиком, по книжке? По его книжке.

— А как же еще?

— Я тоже много всяких литератур сдавал. Но никогда никого не читал в оригинале. Прозу — в сокращениях, чтобы только знать сюжет и персонажей. Книжки со стихами вообще никогда не открывал. Да, представь себе. Чтобы сдать экзамен или там написать реферат, вполне достаточно почитать критиков или литературоведов. Там есть и цитаты, и примеры из текстов, и самые известные фрагменты стихов. Все уже изучено и исследовано вдоль и поперек! На любую тему можно найти в Интернете море всего. Все готовое! Надергать кусков, слепить, и пожалуйста — курсовая, реферат, хоть диссер.

— Ты меня пугаешь.

— Ма, но так все делают. Это нормально. Передирают друг у друга и все. Никто не может придумать чего-то нового! Чего-то своего. И зачем? Когда и так всех все устраивает. Дядя Люк вон уже сколько монографий настряпал. А ты любую открой — ни единой свежей мысли, жеваная-пережеваная жвачка. — Тьерри тяжело вздохнул. — Такая тоска!

— То есть ты решил бросить университет?

— Ма. Я пока еще этого не говорил. Но сама подумай: что меня ждет? Через двадцать лет превратиться в такого же напыщенного самовлюбленного мэтра, как дядя Люк? С атрофировавшимися от пережевывания чужой жвачки мозгами? Это ведь и так дико отупляет, но ведь еще и из года в год одними и теми же словами, как магнитофон, вещать студентам одну и ту же тему… Ради этого еще неизвестно сколько сидеть на шее отца и каждый день выслушивать, что он меня содержит?

— Давно бы окончил лиценциат, получил бы лицензию, мог бы уже работать и учиться в магистратуре без помощи отца.

— Ма! — Он замахал руками. — Ну получу я в этом году эту чертову лицензию! Клянусь. По двадцать четыре часа в сутки буду заниматься, но получу! Думаешь, мне самому приятно, что все мои ровесники уже давно магистры, а я все лиценциат одолеть не могу? Только кем мне работать с этой лицензией?

— Как это кем? Преподавать в каком-нибудь коллеже, например.

— По-моему, ты меня не слышишь, ма. Не хочу я преподавать! Тем более культурологию. Я ее ненавижу! Но лицензию я получу в этом году. Клянусь тебе. Не волнуйся.

— Ну хорошо. Получишь. А дальше что?

— Только не смейся, ма. — Совершенно в отцовской манере он обнял меня сзади за плечи и чмокнул в висок. — Садовником пойду работать в какой-нибудь парк или оранжерею.

— С-с-садовником? — выдохнула я.

— Ма, но ты же знаешь, что мне всегда нравилось возиться с растениями у бабушки в саду. — Он шагнул в сторону, раскрыл навесной шкафчик, стал доставать посуду и сервировать стол. — Ма, ну не молчи. Скажи, что ты в ужасе, что я должен был раньше думать. Ну, ма!

— Ты уже все за меня сказал. Но на садовника тоже надо учиться.

— Да ладно, ма! И без образования возьмут газон подстригать. А за год я серьезно подготовлюсь и поступлю на биофак. Кстати, бабушка тоже сначала была в шоке, но потом одобрила мою идею.

— Бабушка? — Я обернулась к нему. — Папина мама?

— Да. Она сказала, что лучше поздно, чем никогда.

— Но ведь она же сама очень хотела, чтобы ты пошел по стопам Люка! Когда твой дед и папа настаивали на фармацевтике.

— Ой, наш папа — великий фармацевт! Ты же сама поддерживала бабушку, ты ведь тоже подвизаешься в культуре. И бабушка Алин, твоя мама, тоже всегда видела во мне будущего арт-профессора. А надо было не слушать никого, как Сесиль, а идти хотя бы, как она, на экономику. Всегда можно найти приличную работу.

— Так экономика или садоводство? Что-то я не поняла.

— Биология, ма. Только не заводись, пожалуйста, и сразу не говори отцу. Бабушка сама его к этому подготовит, чтоб без кровопролитий. Ты меня понимаешь?

— Ну ты и дипломат!

— Учусь у тебя. — Тьерри понизил голос и посмотрел вверх, в сторону нашей спальни. Пока он не вышел, хочу тебя кое о чем спросить.

— Опять про Бодлера? — Я хотела пошутить, немного снять напряжение. — Кстати, откуда он у тебя? Не помню, чтобы он у нас был. У бабушки Алин взял или в библиотеке?

— Нет. Одна девушка на день рождения подарила еще в прошлом году.

— Девушка? Какая девушка? Любит стихи?

— Ой, ма, не смотри ты на меня так! У меня же дипломная тема: «Влияние Бодлера на современную европейскую музыкальную кинематографическую культуру».

— Боже мой, а я и не знала.

— Ма, ты что? Их же до дуры всяких культур: европейская, азиатская, североамериканская, латиноамериканская, афри…

— Я не знала, что ты выбрал такую тему! А что за девушка, которая заботится о твоем образовании?

— Ма, она в основном заботится о своем статусе, чтобы все видели, какая она крутая. Издание ведь тысяча восемьсот шестьдесят первого года, пусть уже без тех шести одиозных стихов, дополненное и исправленное, но все равно ведь прижизненное. Коллекционная вещь, раритет.

— Как ее зовут?

— Ну… Аннет. Какая тебе разница?

— Выходит, у вас с ней все серьезно, если она дарит тебе такие дорогие книги?

— Говорю же, она просто выпендрежница!

— Всем делает дорогие подарки? Или только тебе?

— Ма, ну какая тебе разница? Мы с ней все равно больше не встречаемся.

— Она учится с тобой на одном потоке? Да? С этого года?

— Ну да, с осени.

— Ой, сынок, может, я не права, но не в Аннет ли дело, что ты вдруг совершенно разочаровался в культурологии? Вы поссорились? Да? Она тебе изменила? Встречается с другим?

— Ма, да пойми же ты! Она меня больше не интересует, мне абсолютно наплевать, встречается она там с кем-то или нет.

— Но с тобой она больше не хочет встречаться?

— А смысл ей встречаться со мной, если у меня больше нет своей квартиры? Она не из тех, кто готов до утра целоваться на лавочке. Она ищет выгодную партию. Пусть старик, лишь бы богатый.

— Она встречается со стариком?

Он поморщился.

— Говорят, с каким-то престарелым телевизионщиком, крутая до опупения… Все, пожалуйста, мама, хватит! Мне сейчас не до всяких барби, мне надо наконец получить свою лицензию. Ты вот мне скажи, какие у тебя отношения с этой писательницей, у которой муж на канале «Культюр»? Которые были на папином дне рождения?

— Деловые, хотя достаточно приятельские.

— Ты с ней про эту тетку из Канады, которая твой двойник, с которой папа их видел тогда в кафе, разговаривала?

— А что?

— Разговаривала или нет?

— Я подумала, что не стоит — это ее бизнес, зачем я буду лезть? Или ты считаешь, я должна сказать Марте, что знаю о ее заокеанских планах издания?

— Не знаю, ма. Но я знаю точно, что на сайте этой твоей Марты наш папа общается с этой канадкой.

— Правда? — Я изобразила максимальную степень изумления. — Как ты узнал? Когда?

— Позавчера, ма. Помнишь, он сказал, что ему нужно проверить почту, и попросил компьютер? Я ваял курсовую, и ты дала ему свой. Я ночью спустился попить на кухню, а он был совершенно в астрале — сидел и пялился на экран, даже не заметил, как я подошел.

— Что же было на экране? — Я замерла, прогоняя мысли, что там была удивительная переписка.

— Женщина, дико похожая на тебя, среди зарослей на замшелых развалинах. Я в первый момент решил, что это ты, и очень удивился: какая необходимость ему рассматривать тебя на экране, когда ты тут, дома? И еще больше удивляюсь, потому что сверху — интернетовские дела с адресом какого-то сайта. Подхожу ближе, попутно читая этот адрес — Марта-ван-Бойк-клуб с расширением этой странички, — и спрашиваю: мол, что за фото, па, где это вы были? Он вздрагивает, оборачивается: «А, это ты? Не обращай внимания, „Фотошоп“», — и суетливо так закрывает эту картинку. Но после нее сразу другая: ты в одном купальнике, причем очень открытом, с каким-то мужчиной в одних плавках, на шикарной яхте… Я прямо ошалел: «Это что, тоже „Фотошоп“»? — «Не твое дело, не суй свой нос». Закрывает это фото и вообще вырубает компьютер. Я говорю: «Па, раз уж я все это увидел, объяснил бы, что и как». — «А вот так. Видел и видел. Знай помалкивай». Взял компьютер под мышку и ушел к тебе в спальню.

— Ничего не стал объяснять? Поэтому ты меня спрашивал, когда мы отвозили бабушку, были ли у меня другие мужчины?

— Да, ма. Извини. Ну были и были. Не мое дело, правда.

— Но ты же все-таки разобрался, как я понимаю, что на том фото на яхте была не я?

— Разобрался. Но не сразу. Хотя я моментально у себя зашел на этот сайт. Но там до черта пользователей, разве найдешь, если даже не знаешь, что искать? Зато на следующий день он принес свой бук, и я просто дождался, когда он уйдет спать, зашел с его компьютера в Сеть и тут же обнаружил ссылку на нужное место в его избранном. Дальше все просто — оказываюсь на профиле пользователя с ником Странник.

— Странник? Какая прелесть…

— Хочешь, сама зайди на этот сайт. Ты же адрес наверняка знаешь. Найдешь пользователя Странник, увидишь аватар его партнерши по переписке — орхидея на картинке — и выйдешь на ее профиль с этими самыми фотками.

— И прочитаю все письма?

— Ты что, ма? Я не знаю таких сайтов, где бы можно было влезть в личную переписку. Но твоя писательница, она же хозяйка сайта, она теоретически может это сделать через своих программистов. Я потому и спрашиваю, какие у тебя с ней отношения. Хотя, может, она нарочно их сводит?

— Но зачем ей это?

— Не знаю. Но ты же сама наверняка помнишь, как она на дне рождения все время старалась наедине с папой покурить на террасе? И муж у нее, на всякий случай, телевизионщик.

— Не смеши! В жизни не поверю, чтобы ее муж встречался с Аннет.

— Ой, ма! Далась тебе эта Аннет! Я к тому, что телевизионщики — все бабники. Может, она сама решила ему в отместку закрутить с нашим папой? Видно же, что он ни одной юбки не пропустит. А снимки — действительно «Фотошоп» для отвода глаз.

— Чьих глаз?

— Твоих, моих, например. На них ведь только лицо — твое. Я их внимательно рассматривал. А фигура — неизвестно чья. Ты ниже ростом и не такая тощая. Посмотри, сама убедишься. И я бы советовал тебе тоже там зарегистрироваться под каким-нибудь ником и самой начать переписываться с ним. А то что же это такое? Он ведь каждый вечер переписывается с ней допоздна! Ты вчера сидишь работаешь, а он переписывается с ней! Пишет такую хрень…

— Ты читал?..

— Ну да. — Тьерри передернул плечами. — Подошел, а он строчит, ничего не видит, не слышит… Ма, ну мне правда страшно это не нравится. Я вчера ночью ему чуть не врезал! Едва сдержался, чтобы не устроить скандал. Просто подумал, что ты тогда опять будешь плакать…

— Вы хоть знаете, дорогие мои, который час? — вдруг раздался сверху веселый голос, и Даниель быстро побежал вниз по лестнице. Было заметно, что он в прекрасном расположении духа. — Почти без четверти девять! Этот великовозрастный лоботряс опять проспал?

— Это я проспала и вовремя не разбудила, — вывернулась я. — Но к второй паре он успевает.

— Да-да, я уже ухожу, ма! Спасибо, все было очень вкусно! — Он чмокнул меня в щеку, схватил со стола бутерброд и устремился наверх. — Только возьму сумку и куртку!

— Ой, ну на кого ты похож, сынок? — Даниель укоризненно посмотрел ему вслед и покачал головой. — Неужели так и пойдешь? Хоть бы побрился. И парикмахер по тебе давно плачет… Что, Жюстин, небось жаловался тебе, как я у него в компьютере обнаружил кучу фоток с разными девками? И такие, надо сказать, красотки, одна другой откровеннее!..

— Черт, па! Я давал тебе свой бук, чтобы работать, а не рыться в нем! — Тьерри через две ступеньки уже слетел вниз с сумкой и курткой. — Я в твоем, кажется, никогда не рылся!

— Ах, скажите! — Даниель залихватски подмигнул мне. — Можно подумать я их всех обесчестил, оттого что посмотрел! В твоем возрасте я уже давно был отцом, а ты все еще только рассматриваешь голых женщин!

— Па, по-моему, это необязательно обсуждать в присутствии мамы. Я вчера уже все выслушал от тебя и усвоил.

— Вот и замечательно, — сказала я и погладила по плечу Даниеля, опасаясь, как бы они не сцепились. — Сынок, ты во сколько вернешься?

— Поздно. Я хочу в библиотеке посидеть.

— Ха! Весьма похвально, — на редкость миролюбиво произнес Даниель. — Похоже, мамочка, действительно усвоил!

— Пока-пока! — Тьерри взмахнул рукой, и за ним закрылась дверь, а Даниель так основательно меня приобнял, что я уже не удивилась, когда он томно повел бровью и произнес с придыханием:

— Мамочка, как ты смотришь на то, чтобы быстренько перекусить и подняться в спальню?..

Глава 19, в которой Марта хихикнула

— Если ты со мной разговариваешь, Жюстин, значит, его сейчас нет дома?

— К дочери поехал. Веселый такой, довольный. — Я тоже хихикнула. — С внучкой возиться. Он по выходным даже частенько ночует там. Я же тебе говорила, он ее обожает. Маленькая Кристин — свет в окне. Ты бы видела, как он сидит рядом с кроваткой и какими глазами смотрит на нее. К своим детям у него не было таких чувств. Забывает все на свете! Никогда не позвонит, а сегодня уже звонил, дал мне в трубку послушать, как она щебечет, а потом говорит, что по мне очень соскучился, что приедет, когда вечером уложит своего ангелочка спать… Марта, я в ужасе! Я просто не знаю, что мне делать!

— Тебя не устраивает его повышенная половая активность?

— Вообще-то я не против… Но раньше такого никогда не было! Может быть, совсем в юности…

— Не догадываешься почему?

— Ты считаешь, что дело в переписке?

— Не без этого. Вы же сейчас оба думаете только о сексе.

— Я?!

— Но тебе же нужно что-то ему отвечать с интимными подробностями? Ты и думаешь, мысленно представляешь все это, чтобы записать словами.

— Нет, Марта, дело не в этом. Просто ему мало одной женщины. Ему, похоже, всю жизнь не хватало одной меня. А теперь у него Вивьен и я. В одном флаконе.

— Согласна. Не хотела тебя обижать, но ты сама сказала.

— Марта, но он же не совсем идиот, он же поймет рано или поздно, что это я с ним переписываюсь.

— Ну и что? Тебе даже сын посоветовал вступить со Странником в переписку! Кстати, ты ему сегодня ответила?

— Нет, конечно. Когда? Напишу вечером, что устала, не было сил включать компьютер.

— Глупая совсем? Вивьен не может уставать так, чтобы не хотеть с ним секса! Она тем и отличается от всех женщин, что хочет его всегда. Не было у нее возможности. Муж следит! Даже можешь описать, как они любили друг друга с мужем, а она представляла, что сексует со Странником, чтоб уж совсем его не обижать. Пусть поревнует! Еще больше воспламенится.

— Куда уж больше! Хотя, по-моему, Вивьен — просто сексуально озабоченная идиотка. Что он в ней нашел?

— Ты что, ревнуешь его к Вивьен?

Я рассмеялась.

— Что ты! Я не ревную его даже к Аннет. — И невольно вздохнула. — Понимаешь, все было бы совсем замечательно, когда бы она не была девушкой сына. Потому что, если он узнает…

— Молчи! — резко перебила Марта. — Не узнает, если ты сама ему не скажешь. А уж отец не скажет точно. Даже она сама что может рассказать? Она встречается со стариком телевизионщиком, а не с фармацевтом-маркетологом. Хотя, боюсь, старик маркетолог ее бросил. У него теперь Вивьен и жена в одном флаконе. Фармацевт все-таки — взбалтывает там их во флаконе и смешивает.

— Смешно, конечно. Но мысли о Тьерри не дают мне покоя. Не дают и все… В садовники он собрался! Культурология его больше не устраивает. Ясно же, что из-за этой Аннет…

— Слушай, Жюстин, дурацкая, конечно, пришла мысль. Но вот что я подумала. Был бы твой Даниель мусульманином, он бы мог быть запросто женатым на вас всех троих плюс взять себе в законные супруги еще одну тетеньку! Вы бы все дружили в той или иной степени, любили бы своего мужа, и сыновья бы не переживали по поводу материнского, так сказать, изобилия.

Я не могла не рассмеяться.

— Спасибо, Марта. Ты меня утешила и взбодрила. Не знаю, но лично я, наверное, смогла бы подружиться с другими женами. Все законно, все на виду, никаких подозрений. Я ведь очень дружу с Вивьен! Но что будет, когда она приедет в Европу?

— Не морочь с этим голову ни себе, ни мне.

— Марта, но ведь это же действительно проблема. Я не смогу встретиться с ним вместо нее. Он же раскусит меня в первую минуту!

— Но ведь тогда в кафе не раскусил?

— Сравнила! Мы были не одни. К тому же — эффект неожиданности. А тут-то — долгое ожидание, предвкушение…

— Ну и тяни это подольше. Вовсе не обязательно, чтобы Вивьен приезжала вообще. Нет у нее пока такой возможности. А сам он в Ванкувер полетит едва ли. Он ведь даже для рандеву в Хельсинки подгадывал себе командировку, чтобы не тратиться на дорогу да на отель. Ты, главное, пиши и отправляй ему вечером и утром.

— Марта, но я уже сегодня не знаю, что писать! У меня не такая большая фантазия, особенно на этот счет.

— Боже мой! Тебя же Тьерри научил сегодня утром.

— Тьерри? Марта, у меня, наверное, что-то с головой…

— Дорогая, подобных текстов в Интернете больше всего! Но тебе даже не нужно туда лазить. У тебя ведь наверняка в компьютере висит множество отредактированных тобой романов. Или ты их сразу выкидываешь?

— Нет, я редко чищу компьютер.

— Так я и думала. А в каждом романе есть минимум одна, если не три и больше, такая сцена. Копируешь и вставляешь! Копируешь и вставляешь! Куда уж проще. Расслабься и наслаждайся полнотой жизни. Он сейчас в твоей полной власти!

Глава 20, в которой полнота жизни и власти

Я занялась домашними делами, поменяла постельное белье, запустила стиральную машину, наготовила побольше и уселась за компьютер, чтобы, пока я одна, подготовить черновики страстных писем Страннику и бытового — Русалке. На всякий случай я открыла файл «Юной герцогини», и очень вовремя, потому что вернулся Тьерри.

— Привет, ма! — Он чмокнул меня в щеку, я — его. — Есть хочу невозможно! И спать…

— Поэтому не пошел в библиотеку?

— Ага. Глаза слипаются. Но я там был, книжек набрал. Придавлю пару часиков и засяду заниматься. — Он указал на работающий компьютер. — Опять трудишься?

— А что делать? Ты же видишь, что с этими его зубами все перепуталось. Я ничего не успеваю.

— Заходила на сайт писательницы? Зарегистрировалась?

— Ну что ты придумываешь!

— Ма, я тебе дело говорю. Переключи его на себя! Начни с ним переписываться.

Я хмыкнула и спросила, что, по его мнению, можно написать абсолютно незнакомому человеку, чтобы тот обязательно ответил? Причем мужчине!

— Что угодно. Что тебе тридцать лет. Даже двадцать! Он же тебя не видит. Что, скажем, ты начинающая писательница и тебя интересует мужская психология. Например, что испытывает влюбленный мужчина? Ты же пишешь роман о любви.

— Ну и что же он испытывает?

— Ма, откуда я знаю? Вот его и спроси. Он у нас вечно пребывает в состоянии влюбленности. Можешь даже зарегистрироваться под разными именами. Как будто ему пишут много женщин. Главное, чтобы он на тебя переключился и забыл про эту канадскую стерву. Да, а с писательницей ты поговорила?

— Пока нет.

— Ну и правильно. Не говори. Что-то мне подсказывает, что она — эта Вивьен и есть.

Я накормила Тьерри, он ушел к себе. Быстро слепила несколько заготовок, надергав подходящих мест из старого романа Марты, и приступила к работе. В этой главе юная герцогиня наблюдала из башни замка за кровавой баталией.

Часов в восемь, покормив Тьерри еще раз и заверив, что обязательно зарегистрируюсь и вступлю в переписку со Странником, я вышла на сайт — отправить первую заготовку. В Ванкувере — первая половина дня субботы, муж Вивьен традиционно навещает своих родителей, и у той есть возможность пообщаться.

К моему изумлению, Странник был уже на сайте! Я отправила послание. Он без промедления ответил. Минут через десять я послала ему следующее страстное сообщение. Ответа не пришлось долго ждать. Точно так же произошло и после моего третьего письма. Одно из двух — либо он занимается этим в квартире дочери, что маловероятно, либо остановился по дороге домой и сидит в машине. Хотя, скорее всего, он в подземном гараже под домом…

Так продолжалось почти час. Я была вся на иголках! А он и не собирался прощаться. Мои заготовки стремительно таяли. Писать сейчас такую же чушь из головы я была неспособна. Тьерри мог спуститься в любую минуту. Мои руки дрожали. Послания Даниеля становились все более безумными. Я не выдержала и коротко написала: «Прости! Бесконечно твоя! До завтра, если получится… С минуты на минуту вернется мой муж», — добавила картинку с сердцами и отправила. Мгновение помедлила, справляясь с дыханием и бешеным пульсом, и вышла из Сети, закрыв все лишние файлы и ссылки.

Перед моими глазами возникло бестолковое описание битвы. Просто удивительно бестолковее для толковой Надин…

Мой муж действительно явился через считаные минуты. Он шумно дышал. Возбужденный до крайности. С капельками пота на раскрасневшемся лбу. Трясущимися руками он почти уронил ноутбук прямо на пол. Ногами скинул ботинки и с распростертыми объятиями кинулся ко мне навстречу. Глаза были бешеными.

Схватил меня, жадно впился губами в мои губы и со стоном поволок по лестнице в спальню.

— Хочешь меня? Хочешь? — Его шепот походил на рычание. — Я вижу! Я знаю! Ты хочешь, хочешь, меня!..

Отвечать я не могла, кажется, я тоже стонала и, как никогда в жизни, желала своего мужа…

Когда мы очнулись, хотя вернее было бы сказать — проснулись, потому что светящиеся цифры будильника на моей тумбочке извещали о четверти третьего ночи, — Даниель провел языком по моему плечу и, поцеловав его, прошептал:

— Вивьен… Обожаю…

Я сделала вид, что еще сплю.

— Дорогая. — Его губы снова коснулись моего плеча. — Спишь? Ну спи. Я думал, спустимся, выпьем вина, перекусим…

Я зашевелилась, открыла глаза и потянулась.

— Вина?.. А который час?..

— Третий. — Он включил бра над кроватью и игриво похлопал меня по бедру. — Ну, как насчет винца? И есть, знаешь, так хочется! Такой прямо голод хороший, здоровый. Пойдем, а?

— Конечно. — Я села и спустила ноги. Наша одежда как попало валялась на полу. — Что теперь думает о нас Тьерри?

— Ха! Он не ребенок, знает, отчего дети бывают!

— Тем более мы должны считаться с его присутствием. Он же слышит, как резвятся его родители.

Даниель погладил меня по спине и хмыкнул.

— Хочешь сказать, он нам завидует? А кто ему мешает жениться и резвиться с женой сколько душе угодно?

Я пожала плечами, встала, влезла в халат и начала собирать с пола раскиданные вещи.

— Я-то рассчитывал, что мы все воскресенье проведем в постели, — поднимаясь с кровати, протянул Даниель. — Ну, раз уж ты такая стыдливая, поехали завтра к моим? Поможем матери убраться после зимы в саду, потом можно будет сделать за домом барбекю. Что скажешь?

— Что это вас обоих на земледелие потянуло?

Даниель порывисто обнял меня сзади и поцеловал в шею под подбородком.

— Не капризничай. Никто тебя не заставляет заниматься земледелием. Посидишь с дедом. Посмотришь с ним телевизор, поболтаешь. Он любит твою компанию.

— А вот я, если честно, не очень. У него всегда двусмысленные шуточки, и случая не упустит, чтобы меня потрогать.

— Да брось ты! Не изнасилует он тебя.

Воскресенье мы провели у его родителей. Тьерри остался дома «штудировать», что весьма похвально, как сказал Даниель, объясняя старикам его отсутствие. День выдался солнечный, теплый, совсем весенний. Мы почти не заходили в дом. Даже отец Даниеля выполз из своего телевизионного кресла и сидел на скамейке в саду. Барбекю тоже удалось на славу.

Когда мы приехали домой, я все ждала, под каким же предлогом Даниель включит компьютер. Но он словно о нем забыл и быстро отправился в постель, пошутив: дескать, кислородное отравление. Я тоже уснула сразу, стоило принять горизонтальное положение.

— То есть ничего не было? — уточнила Марта, когда мы созвонились в понедельник.

— Марта, нам обоим все-таки ближе к пятидесяти, чем к тридцати, не забывай.

— Выходит, шарик сдулся?

— Да что ты! Он уже такое письмо прислал! Сейчас прочитаю, послушай.

— Верю-верю! Не нужно. В другой раз. А со свекровью ты поговорила о планах Тьерри или решила подождать?

— Поговорила, конечно. Она тоже не в восторге, но считает, что мы должны, просто обязаны сейчас поддерживать мальчика, лишь бы закончил лиценциат. А там видно будет. Тем более что сейчас он очень сильно переживает разрыв со своей девушкой.

— С девушкой? С какой девушкой?

— Вот и я ее спросила, с какой такой «своей» девушкой, у него вроде бы никогда не было постоянной. А она мне: я, говорит, двух сыновей вырастила, и у меня все было под контролем, а ты одного проконтролировать не можешь. Меньше бы за Даниелем следила, вечно его в чем-то подозреваешь, а он у меня святой, не то что его отец… Но я на прогулки мужа никогда не обращала внимания — куда он денется от двоих сыновей и жены, которая сама не зарабатывает? — а занималась воспитанием своих мальчиков! Я ее выслушала и опять перевожу разговор на девушку. «Нормальная девушка. Получше тебя. Отец — налоговик, на большом посту, правда, в Довиле. Мать — жена налоговика. Семьей занимается, а не строит из себя независимую, работая за гроши. Единственная дочь. Огромный дом в Довиле. Поле для гольфа. В Довиле!.. Такую невесту упустил из-за тебя». — «Я-то при чем?» — «А кто согласился снимать ему квартиру? Жил бы при вас, как мои мальчики, уже женился бы. А то моду взяли — сожительствовать без свадьбы, как клошары». — «Так они жили вместе в его квартире?» — «Ты не знала? А должна была бы знать». — «Но вы-то откуда знаете? И дедушка тоже знает?» — «Дедушка… Дедушка давно ничего не видит дальше своего телевизора. А я? Она сама мне рассказывала. Не сказала бы, что очень толковая, довольно амбициозная, родители ведь не отказывают в деньгах, но красивенькая, вежливая девушка, воспитанная, не заводится с полоборота, как ты…» В общем, оказывается, свекровь регулярно навещала Тьерри в его квартире и порой заставала там разных девушек. Всегда разных. Но с осени там утвердилась эта, примерно до начала декабря. Видимо, произошла какая-то размолвка. Но к концу декабря, после его дня рождения, опять всегда была эта. Теперь же она не желает видеть Тьерри. Но учатся-то они на одном потоке.

— А имя девушки сказала?

— Конечно.

— Ну и?

— Ты еще спрашиваешь? Разве не ясно?

— Черт… Что же делать? Жалко парня.

— Жалко? Ты что, не видела эту Аннет? Да все к лучшему! Не хватало мне еще такой невестки…

— Ха! Да за всю историю человечества ни одной свекрови ни одна невестка никогда не нравилась! Ты своей сильно нравишься? Главное, чтобы нравилась сыну.

— Марта, если бы это был твой сын и нечто типа Аннет предлагалось в качестве его жены, ты бы по-другому заговорила. Не хочу обижать, но у тебя нет сына, тебе меня не понять.

— Где уж мне!.. Ладно, не будем ссориться. Слушай, я вчера набросала синопсис. Может, посмотришь?

— К новому роману? Конечно, присылай. Но обсудим завтра, ладно? Чтобы у меня было время подумать над ним.

— Не торопись! А что «Юная герцогиня»? Продвигается?

— Плоховато, но, думаю, закончу сегодня-завтра. До конца месяца нужно продрать еще три. Иначе останусь без зарплаты.

— Тем более не торопись с моим.

Я немного поработала, чтобы угомонить неспокойные лишние мысли о Тьерри, которым все равно не было никакого решения. Потом выпила кофе и слепила несколько заготовок «утренних» писем к Страннику, которые отправлю поздно вечером. Сегодня Даниелю предстояло расстаться с передними зубами, и требовалась особая поддержка. На его сегодняшний призыв я ответила еще до звонка Марте. Затем я спокойно погрузилась в «Юную герцогиню» до пяти часов.

В половине шестого Даниель встретил меня у обувного. Когда царевна Будур извлекла из его рта старый бюгель, она покачала головой и заявила, что категорически не советует делать снова ту же конструкцию, гораздо лучше — керамический протез на цементе. Но для этого нужно обточить два соседних зуба. Я видела, что Даниель начал бледнеть уже при словах «протез на цементе», а когда она сказала, что нужно еще что-то обтачивать, я поняла совершенно отчетливо, что он на грани обморока, и торопливо попросила:

— Можно, мы подумаем до завтра?

— Как вам угодно, но вы же сами хотели, чтобы было побыстрее. Можно бы сегодня обточить и сразу снять слепок.

И вот тут Даниель все-таки отключился. В ход пошел нашатырь.

На обратном пути он выглядел виноватым, потерянным, очень несчастным и прикрывал рукой рот. К нашему возвращению Тьерри был уже дома и насыщался в кухне.

— Па! Хочешь, я проверну для тебя отбивные и салат через мясорубку?

— Неиздевайся над отцом, — грустно сказал Даниель и с ноутбуком под мышкой поднялся в спальню.

— Ты зарегистрировалась? — тихо спросил Тьерри. — Написала?

— Конечно, — солгала я.

Тьерри доел и ушел к себе, а буквально через четверть часа ужинать явился Даниель в совершенно ином расположении духа. Я была довольна — Вивьен вернула ему вкус к жизни. Ближе к ночи мы еще немного попереписывались и с чувственным удовольствием выполнили потом свои супружеские обязанности.

Вивьен не подкачала и во вторник, когда зубы обточили. Не подвела и в среду после ужасной, человеконенавистнической процедуры снятия слепка. В четверг мне нужно было появиться по делам в издательстве.

— Поезжай на метро, — сказал Даниель, — а когда освободишься, звякни мне, и я пораньше уйду с работы. Все равно без зубов я плохой начальник. Могу только кивать, а это всех расслабляет. Подхвачу тебя где-нибудь на полдороге.

— Я могу заехать за тобой в офис.

— Отлично!

В пятницу после работы он предложил мне сходить в кино!

— В темноте ведь никто не увидит отсутствия у меня улыбки. А мы сто лет не устраивали себе культурных вечеров.

И в шесть мы встретились у обувного.

Субботу, как обычно, он провел с малышкой Кристин. И после вечерней переписки из гаража снова ошеломил меня дивной страстью. Воскресенье мы провели дома — лил нескончаемый дождь. Я урывками редактировала следующую книгу, а Даниель валялся перед телевизором в гостиной. Он скучал и без конца досадовал вслух, что сегодня Кристин навещают другие дедушка и бабушка, которые безрукие и могут запросто причинить ей вред. Тьерри отрывался от книг и спускался вниз, только чтобы поесть.

— Ты меня пугаешь! — говорил ему Даниель. — С непривычки вредно столько заниматься! Давай в карты, что ли, поиграем или в триктрак. Отвлекись, отдохни.

— Некогда, па. Надо работать.

— Ну вот, мать работает, ты тоже. Никому-то я не нужен…

— Па, поиграй с компьютером. Ты же его опять принес. Там есть и карты, и триктрак. Или, хочешь, я тебе онлайн открою классную стрелялку?

— Нет, я лучше в карты. Принеси-ка мне бук, все равно стоишь. Не мог раньше предложить?! Целый день пропал.

Было около восьми вечера. Тьерри перехватил мой взгляд, подмигнул мне, и из кухни принес ему на диван компьютер. Даниель со вздохом пристроил его на животе, ворчливо рассуждая, что совсем-то никому из нас не нужен.

Понятно, ворчание скоро закончилось и сменилось шумными вздохами — муж Вивьен подстригал лужайку, и она тем временем могла с чувством отдаваться своему далекому и единственному Я испытывала неимоверное напряжение — диван от моего рабочего стола отделяли считаные метры. Причем Даниель начал довольно часто коситься в мою сторону и даже поворачивать голову. Я ужасно боялась, что муж Вивьен не успеет закончить садовые работы раньше, чем мой собственный сорвется с дивана!

Что и произошло, но я все-таки успела вовремя развернуть текст своей работы, и раскрытая страничка сайта и файл с заготовками остались под ним.

Даниель обхватил меня за спину, прижался щекой к моей щеке и начал читать с экрана:

— «Аэропорт Ганновера совсем не походил на аэропорт в родном городе Джейн, которая чувствовала себя здесь совсем чужой в своей зимней дубленке среди публики, одетой по-летнему…» — Жар от мужа и тяжелое сопение не оставляли сомнений в его настроении.

— Пожалуйста, только не здесь, — тоже испытывая перебои с воздухом, прошептала я и захлопнула компьютер. — Идем в спальню…

Каркас для протеза в понедельник был уже готов и подошел к его челюсти как влитой. Оставалось потерпеть еще неделю, пока в лаборатории изготовят уже сами новые зубы Даниеля. Муж Вивьен очень кстати улетел в командировку, и ванкуверские ночи напролет она отдавалась Страннику, так что мой муж стрелой летел с работы домой, и мы сразу врывались в спальню. Тьерри продолжал усердно заниматься, каждое утро вставал раньше меня и поливал свои растения на террасе, которых прибавлялось с каждым днем. Старательно цвели тюльпаны в компании нарциссов нескольких сортов.

Выходные в точности повторили предыдущие, и в понедельник царевна Будур поставила Даниелю протез на временный цемент. В среду предполагалось установить новые зубы окончательно, если все пойдет нормально. Сегодня ничего не кусать, не есть, не пить очень холодного или горячего. И никакого алкоголя, который означает неминуемое кровотечение. При дискомфорте, температуре или боли принять обезболивающее и ни в коем случае не пытаться самостоятельно вынуть протез.

— Еще чего! — замороженным ртом пробубнил Даниель.

Он был в таком восторге от своей новой улыбки, что всю дорогу до дома без конца заглядывал в зеркальце и любовался. Но, когда начала отходить анестезия, все восторги кончились. После двух таблеток обезболивающего, не давших желаемого эффекта, он прилично выпил коньяку — назло этой живодерке горгоне Медузе — и очень поязвил на ее счет, поскольку никакого кровотечения не последовало. От коньяка он уснул, однако ночное рандеву с Вивьен не состоялось — вся челюсть и вся голова болели так, что именно от этой боли он и проснулся. Плюс ко всему его знобило — скакнула температура.

Даниель стонал, метался, проклинал все на свете, пил аспирин, обезболивающее, коньяк, курил прямо в спальне. Это была самая жуткая ночь в моей жизни…

В полдень позвонила Марта.

— Куда ты пропала? У тебя все в порядке?

— У Даниеля проблемы с протезом. Температура, даже на работу не пошел.

— Ничего, приживется. Я имплант ставила, так две недели с температурой ходила, и боль дикая.

— Две недели? Дикая боль? Я этого не вынесу!..

— А что ты хотела? В организме инородный предмет. Организм его отторгает. Физиология. Ничего, приживется!

— Но две недели таких ночей не пережить мне!

— Тебе-то что? Это у него боль и температура.

— Лучше бы у меня. Я бы его так не изводила. А ведь это еще только пробный цемент. Я даже не представляю, как завтра она будет ставить ему на постоянный.

— Так для того и ставят на пробный, чтобы потом легче снять и спилить у протеза лишнее. Очень может быть, что он давит на десну, и именно от этого боль с температурой.

— Ты думаешь?..

— Тут и думать нечего! Слушай, а ты сейчас можешь говорить? Он не рядом?

— Могу. Я на кухне, а он спит. В спальне. Только знаешь, я сейчас не в состоянии обсуждать…

— Я не прошу тебя ничего обсуждать! — перебила она. — Просто выслушай. И сядь. Села? Вивьен разыскивает одна очень настойчивая особа. Подруга престарелого телевизионщика.

— Что? — выдохнула я. — Зачем? Каким образом?..

— Образ розысков простой: она зашла на мой сайт, а там есть адрес моей личной электронной почты для фанатов. И пишет мне теперь по этому адресу. Шесть писем с субботы уже пришло! И в каждом повторяет свой телефонный номер.

Я прокашлялась.

— Марта, что ж ты раньше-то мне не сказала?

— Я не слишком часто проверяю эту почту, не самый кайф. Но все-таки я человек совестливый и периодически туда захожу, люди же ждут моих ответов.

— Перешли мне ее письма.

— Перешлю, конечно, потому и звоню, чтобы ты не упала в обморок, когда получишь.

— А что в них? Я сегодня еще не подходила к компьютеру.

— Она хочет видеть Вивьен, потому что располагает сведениями, что та никуда не уезжала из Парижа и регулярно встречается с Даниелем. В определенном месте на улице или возле его фирмы. Если я не дам ей телефон или парижский адрес Вивьен, то эти сведения она отошлет его жене.

— Что за бред? Какие еще сведения?

— Думаю, она за ним следила и фотографировала вас на улице и возле фирмы. Она же видела Вивьен и не сомневается, что это она, а не ты.

— Ха! Ну и пусть шлет. Пополнит наш семейный альбом! Не вижу никакой трагедии.

— А если конверт с этими фото из почтового ящика вынет Даниель? Или вы будете вместе в этот момент? Она ведь может и с курьером послать, чтобы тот принес вечером, часов в десять, когда вы оба дома. Готова расстаться с Вивьен?

Я вздохнула.

— Вот именно, — сказала Марта. — Поэтому гораздо разумнее встретиться с этой особой под видом Вивьен.

— Но она же начнет шантажировать! А у меня нет лишних денег, и вообще, полная глупость — выкупать семейные фото!

— Не кричи! Еще разбудишь, услышит. Как говорят в голливудских фильмах: у меня есть план. Вашу встречу я устрою у себя дома. И уж вместе-то мы как-нибудь поставим на место эту девчонку. Пардон за невольный каламбур.

— У тебя? А когда?

— Лучше всего было бы прямо сегодня…

— Ты же понимаешь, что это исключено. Завтра — тоже непонятно. Договаривайся на четверг. На середину дня. Он знает, что по четвергам… — Я осеклась, потому что Даниель в халате вышел из спальни, помахал мне рукой и начал спускаться.

— С кем это ты болтаешь? — Его голос звучал достаточно бодро.

— Из редакции звонят, — сказала я больше в трубку.

— Воскрес? — догадалась Марта.

— Как ты, дорогой, получше? — уточнила я.

— Ну… — Он повертел ладонями и слегка улыбнулся. — Как тебе сказать? Температуры вроде нет. А ты не хочешь повесить трубку и покормить меня?

— Конечно, хочу! — Я прикрыла трубку рукой. — Но тут такое дело, мне нужно срочно в редакцию… — И виновато потупилась.

— Поезжай, если нужно. Какие проблемы? — А ты?

— Я сам поем. — Он открыл крышку одной кастрюли, потом другой, потянул носом. — О! Вкусно пахнет! Поезжай-поезжай. Я поем сам. Телевизор посмотрю. Поиграю в карты с ноутбуком.

Глава 21, которая у Марты

Меня поразила ее огромная, прекрасная, продуманная до мелочей квартира с поистине эксклюзивным видом на Нотр-Дам. Я не скрывала своего искреннего восхищения и не стеснялась похвал, понимая к тому же, что «хозяйке замка» это приятно.

— Просто хороший дизайнер, — с деликатной скромностью сказала она.

— Ты можешь позволить себе дизайнера?

— Так вопрос не ставился, дорогая. Ты же знаешь, мой муж — генеральный продюсер телеканала, и дизайнерская квартира — своего рода обязанность, свидетельство статуса… Позвонила бы ты своему, еще вздумает разыскивать тебя в конторе.

— Едва ли, — усомнилась я, — не в его духе. — Но взяла свой мобильный и вызвала номер Даниеля.

— Мамочка, где ты? — с ходу спросил он. — Я звонил тебе на работу, тебя там нет, и даже никто не ожидает по срочному делу.

— Я стою в пробке. Вот зачем ты звонил? Теперь пойдут пересуды. Меня вызвал главный! Меня, а не кого-то другого. Какая-то дама хочет печататься за свой счет, а текст такой, что нужно все переписывать, по его словам. Но еще неизвестно, как она к этому отнесется. Вот он меня и пригласил, чтобы с ней познакомить.

Марта смотрела на меня и почти беззвучно посмеивалась.

— Интриганка! — отреагировал Даниель. — Штрейкбрехерша! Хоть прилично заплатят?

— Не знаю. Ладно, пока. Пробка вроде задвигалась. — Я отключила связь, выдохнула. — Марта, я столько не врала за всю свою жизнь, сколько за последнее время!

— А по тебе и не скажешь. Честные глаза, гладкие речи. Ладно-ладно, не обижайся! Относись с юмором. Давай попьем кофе и сосредоточимся на визите Аннет.

— А когда она явится?

Марта посмотрела на часы. Вернее, на стрелки на гладкой матовой поверхности стеклянной створки одного из кухонных навесных шкафчиков. Два металлических хромированных прутика казались неподвижными, лишь самый тонкий и длинный старательно отщелкивал секунды.

— Полагаю, сварить и выпить кофе мы успеваем, — помолчав, сказала Марта.

— Так скоро?!

— А зачем тянуть? Извини, что не сказала, но я позвонила ей сразу, как только обнаружила письма. Жюстин, ну не смотри на меня так, пожалуйста… Она была готова встретиться с тобой в любое время. Когда ты выехала, я перезвонила ей.

— Черт, Марта… Ладно. Ты все сделала правильно. Слушай, как ты думаешь, может, мне переодеться в ту одежду Вивьен? Ну чтобы лучше войти в образ. Хотя она уже видела меня во всякой.

— Как хочешь. Все в идеальном состоянии висит на плечиках в моем шкафу.

— Даже так? В твоем? А как отнесся к этому твой муж?

— Муж? Боже, Жюстин, его волнуют только собственные смокинги, а не мои тряпки. Пойдем, отведу тебя в гардеробную.

Я успела переодеться и вытащить из волос заколку очень вовремя — затребовал внимания домофон, и одновременно из моей сумки, оставленной в кухне, долетели позывные моего мобильного. Мы переглянулись и побежали в разные стороны: Марта — к входной двери, возле которой помещалась трубка домофона, я с расческой в руках — на кухню, к своей сумке. Дисплей мобильного сообщал: «Даниель».

— Я на переговорах, — прошептала я в аппаратик, поспешно расчесывая не самые свежие волосы. — Перезвоню!

— Удачи, дорогая! Подожди!

— Я перезвоню!

— Только один вопрос! У меня завис компьютер…

Марта с бешеными глазами влетела в кухню и прошипела:

— Кончай трепаться! Она уже поднимается!

— …а Тьерри нет дома, — продолжал Даниель. — Что мне делать? Ты лучше меня в этом разбираешься.

— Черт! Перезагрузи!

— А как? Курсор пропал. Как я его переза…

— Ты в своем уме? — шипела Марта.

Я прервала связь и стала давить на кнопочки, чтобы отрубить телефон вообще. Но руки тряслись, и я не могла попасть куда надо.

— Дай сюда! — Марта отобрала аппаратик. — Я выключу!

Я смотрела, как она отключает мой мобильный. Ее пальцы вели себя не намного увереннее моих. Раздался звонок в дверь. Марта швырнула мобильник в кресло и потянула меня за руку.

— Пошли открывать. Это она!

— Марта… Я… я… я не могу! Я не готова!..

Звонок повторился.

— Марта, пожалуйста, открой ты! Как будто я еще не пришла! Уведи ее на балкон. А входную дверь не запирай. Я незаметно выйду из квартиры и снаружи позвоню…

Новая трель. Длинная и настойчивая.

— Ладно, трусиха. — Марта хмыкнула и с укором покачала головой. — Не запру. Только смотри, не сбеги. Она и так-то не очень мне верит. Но ты лучше будь в гостиной. Ближе к входной двери. А я сразу уведу ее из прихожей на кухню.

Звонок не стихал.

— Но твоя прихожая условно отделена от гостиной. Где же я спрячусь? Между ними нет стен.

— Все там есть. Идем-идем! А то я сейчас оглохну от этого звонка. Хорошо хоть соседей днем не бывает дома. Вот бы переполошились!

Глава 22, в которой Аннет

За тонкой раздвижной стенкой, чудесным образом мгновенно отделившей гостиную от прихожей, мне было прекрасно слышно, как Марта открыла дверь и смущенным тоном извинилась, что заставила гостью ждать, потому что переодевалась в ванной.

— А мне плевать, что вы делали в ванной! — перебивая Марту, завопила Аннет. — Еще секунда, и мое терпение закончилось бы! Где эта стерва?

— Зачем же так резко? Успокойтесь. Пойдемте, я угощу вас кофе.

— Не прикасайтесь ко мне! Никуда я не пойду! Где она?

— Вы имеете в виду Вивьен?

— Кого же еще? Где эта стерва?!

— Послушайте, деточка, вам не идут такие слова.

— Я не деточка! И не вам судить, что мне идет, что нет! Самая настоящая стерва! Где она? Я желаю ее видеть!

— Подъедет с минуты на минуту. Пойдемте выпьем кофе.

— Подавитесь вы своим кофе! Я не сойду с места, пока она не явится! А если вы пытаетесь меня обмануть, то имейте в виду, у моего отца большие связи! Вам мало не будет!

— То есть он в курсе вашего шантажа?

— Шантаж? Какой еще шантаж! Как вы смеете меня оскорблять?! Мало мне оскорблений от этой стервы?!

— Боже, но что же такого она вам сделала?

— И не только мне! Она спит с мужем собственной сестры! Хотя по большому счету мне плевать на эту старую дуру!

Аннет продолжала орать. Марта не перебивала. Из сбивчивых выкриков следовало, что «эта стерва» увела у нее любимого мужчину, с которым все было так хорошо до ее появления и у него двигалось к разводу.

— Рассчитываете женить его на себе? — наконец поинтересовалась Марта, когда между выкриками возникла пауза. — Но он же старше вас вдвое!

— А мне плевать! Моему ребенку нужен отец!

Гостиная качнулась перед моими глазами, и я переступила с ноги на ногу, чтобы не упасть.

— Ты от него беременна? — спросила Марта.

— Да!

— Ты уверена? Именно от него?

— Ну, может быть, от его сына. Какая разница? Ни один анализ не докажет точно, от кого из них! Они оба одинаковые сволочи!

Я выскочила из своего укрытия. Но от волнения не смогла произнести ни слова.

— Я так и знала, что ты здесь! — заорала Аннет. — Гадина! — И бросилась на меня с кулаками.

— Тише, тише! — засуетилась Марта, схватила Аннет за плечи и оттащила от меня. — Вам же нельзя волноваться, если вы не хотите навредить ребенку! — Приобняла и мягко добавила, с улыбкой заглядывая ей в глаза и поглаживая спину: — Или ты, девочка, просто наврала насчет ребенка из ревности?

— Вы ничего не понимаете! Никто не может меня понять! — истерически взвизгнула Аннет и вдруг уткнулась головой Марте в грудь, разражаясь бурными рыданиями.

Я смотрела, как ее спина и плечи ходили ходуном, Марта продолжала их наглаживать обеими руками. Сквозь рыдания вылетали жуткие ругательства в адрес Вивьен, Тьерри, Даниеля, мой собственный… Марта делала мне всякие знаки глазами и мимикой.

Я пошла на кухню, машинально закрыла газовые конфорки под турочками со сбежавшим кофе. Взяла какую-то кружку, налила в нее воды из-под крана. Выпила залпом. Трясущаяся спина Аннет и руки Марты, наглаживающие ее, стояли перед моими глазами. Я встряхнула головой, заметила чайник. Из него налила воды в кружку. Снова опустошила ее не отрываясь. Потом опять наполнила из чайника и, не выпуская его из руки, другой рукой понесла кружку с водой в прихожую.

— Но в холодильнике полно же перье, — со вздохом сказала Марта.

Аннет, продолжая прижиматься к ней, обернулась, шмыгнула красным отекшим носом. Она смотрела на меня испуганно и так, будто видела впервые.

Я протянула ей кружку, она взяла.

— Я… я… не люблю перье… Спасибо…

Глава 23, в которой экран компьютера

Огромный, как плазменная панель телевизора у нас дома, может, даже еще больше. Собственно, это и была плазменная панель, тоже телевизионная, но она сообщалась с компьютером, чтобы муж Марты мог комфортно монтировать и смотреть продукцию своего канала, хотя, по ее словам, он предпочитал это делать за столом в своем кабинете на мониторе обычных размеров, а домашний кинотеатр-лаборатория тоже являлся одним из обязательных символов социального статуса и престижа. Им редко пользовались: телевизор как таковой у четы Рейно был не в почете, лишь Марта порой смотрела свои любимые вестерны. Их у нее имелась целая коллекция.

Марта усадила несколько успокоившуюся Аннет между нами, и мы все втроем смотрели на этот огромный экран. То, что он показывал нам, больше всего напоминало живое звездное небо: на темном, немного менявшем степень темноты фоне мерцали скопления светлых, будто светящихся пятен, образовывавших созвездия и галактики. Но больше всего завораживало самое активное из них, в нижней части. Этот «Млечный Путь» ритмично пульсировал, дышал, с равномерным стуком билось его сердце.

— Потрясающе! — наконец заговорила Марта и снова пустила ролик сначала. — Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное… э-э-э… Вивьен?

— Да… конечно… Даже если смотреть на ноутбуке, запись УЗИ впечатляет, а когда в таких масштабах… — Я не могла отвести взгляда от экрана. — Действительно потрясающе!..

Аннет вдруг вскочила с возгласом:

— Выключите! Немедленно выключите! Я его ненавижу!

— Хорошо-хорошо. — Марта проворно нажала кнопочку пульта. — Только, пожалуйста, успокойся!

— Как я могу успокоиться?! — Но она все-таки вернулась в свое кресло. — Если бы я не сделала это чертово УЗИ, я бы его никогда не видела! Я могла бы спокойно делать аборт!

— Аборт? — Лицо Марты резко побледнело и тут же пошло красными пятнами. — Как ты можешь даже произносить такое слово? Миллионы бездетных женщин мечтают о ребенке! Ты легко найдешь ему приемных родителей! Даже денег заработаешь, в конце концов!

— Денег? — Аннет с кривоватой улыбочкой посмотрела на меня, на Марту. — Объявление вывесить в Интернете? Объявить аукцион? Нет уж, я лучше убью собственного ребенка, чем торговать им, как щенком.

— Не торгуй, так отдай хорошим людям. Никто же не заставляет тебя торговать.

— Ага? Мучиться, рожать, а потом отдать неизвестно кому?

— Подождите! — Я словно вышла из оцепенения. — О чем вы говорите? Кажется, Аннет начинала с того, что ее ребенку нужен отец. Он есть. И, наверное, для начала идею аборта следовало бы обсудить с ним.

— С ним? — Она презрительно смерила меня взглядом. — С кем же из них двоих?

Я переплела пальцы и сжала руки. Сейчас экран был пуст, но перед моими глазами продолжал дышать «Млечный Путь», а в ушах — биться нерожденное сердце.

— Аннет, это не очень сложно вычислить. Одна из двух моих дочерей недавно вышла замуж, и я знаю точно, что такую картинку показывает УЗИ на сроке восемь-двенадцать недель. Как давно вы стали… э-э-э… спать с Даниелем?

— Не ваше дело!

— Не хотите говорить, я спрошу у него. — Я встала. — Марта, кажется, моя сумка в гардеробной? Схожу за мобильным.

— Ну что ты, — сказала Марта, — позвони с городского. — И показала на него рукой.

Аннет злобно зыркнула на меня и выдавила с поджатыми губами:

— Недели за две до вашего появления…

— Вот как? — Я вернулась в кресло и мотнула головой в сторону экрана. — Значит, ребенок точно не от него. Если, конечно, это вообще результаты вашего исследования, а не одолженные кем-то из ваших подруг. — Я повела бровью и добавила: — Для остроты момента.

— Да как вы!.. Вы!.. Вы!.. — Она хлопала расширившимися глазами и ловила воздух открытым ртом.

— Все-все, все хорошо… — Марта принялась наглаживать ее по спине. — Все хорошо. Мы вам верим, успокойтесь… Ну ты тоже… Вивьен! Как ты могла такое сказать, ты же видишь, в каком состоянии девочка?! Ей нельзя нервничать!

— Нервничать нельзя, а спать с дедом будущего ребенка можно? — Я вскочила и заходила по комнате, Аннет опять рыдала. — Месяц назад она не могла не знать, что беременна!

— Я… я… я тогда еще не знала…

— Но она действительно могла еще не знать, — вмешалась Марта. — Она же сама еще совсем дитя, совсем неопытная…

— Двенадцать недель! А месяц назад она не знала! Дитя неопытное!

— Всё! Все успокоились! — Марта затопала ногами. — Хватит! Пожалейте хотя бы ребенка! Чем он виноват? — Она схватила пульт, и на экране опять мерно запульсировал «Млечный Путь». — За что вы его так мучаете?

— Ладно, Марта. — Я вернулась в кресло и что есть силы вцепилась в подлокотники. — Ты права. Я не должна была давать волю своим эмоциям… Но в любом случае Аннет не имеет права одна решать судьбу будущего ребенка.

— Да, — сказала Марта, обнимая Аннет и заглядывая ей в лицо. — Не имеешь, девочка, такого права.

Та нервно скинула ее руку и ткнула пальцем в сторону экрана.

— Я же просила мне это не показывать! Неужели трудно?

Марта сработала пультом и посмотрела на меня. Я посильнее впилась в подлокотники и сказала:

— Я считаю, что Аннет должна поговорить со своей матерью, чтобы та поговорила с матерью этого парня. У меня самой в свое время была аналогичная ситуация, но вмешались обе наши матери и все уладили. Мы с мужем живем счастливо уже больше двадцати лет.

— Ха! Счастливо! — шмыгнув носом, выкрикнула Аннет. — Очень счастливо, если кто-то трахается с чужим мужем! И не торопится возвращаться домой, в Канаду!

— Ты так уверена, что я с ним трахаюсь?

— А для чего же еще вы встречаетесь с ним каждый день? — Она нагнулась к своей сумке, которая стояла возле кресла, вытащила пакет и веером вышвырнула из него на ковер фотографии. — Ну и? Кто счастлив в браке?

Я нагнулась и подняла с пола несколько штук. Перебрала их в руках и рассмеялась.

— На всех этих снимках с Даниелем его жена!

Аннет недоверчиво смерила меня с головы до ног.

— Два человека не могут быть похожи настолько!

— Что ж, видимо, могут. — Я с искренним интересом рассматривала фото. — Как же она постарела и совершенно не следит за собой… А вы хорошо фотографируете, Аннет. Вы не думали заняться этим профессионально?

— Вы нарочно так говорите! Чтобы сбить меня с толку!

— Ну что вы, Аннет, действительно очень хорошо, — поддержала меня Марта, которая тоже уже давно разглядывала фотографии. — Такие интересные, неожиданные ракурсы… Казалось бы, случайные, неудобные, но какая композиция! Особенно вот эта удачная, ты только посмотри, дорогая. — Марта протянула мне какой-то из снимков. — Просто на конкурс!

— Я выигрывала много фотоконкурсов…

— Да что вы? — заинтересовалась Марта. — Расскажите!

Аннет кокетливо повела плечами.

— Не сейчас… Скажите, вы тоже уверены, что это не она? — И показала на меня пальцем.

Марта потрясла снимком.

— Жена Даниеля гораздо полнее, чем Вивьен. Разве не видно? А стиль одежды, а прическа?

— Никогда в жизни нигде, кроме ванной, я не закалываю волосы пластиковыми заколками, — заверила я, — и уж тем более никогда не вышла бы на улицу с хвостом, перехваченным плюшевой резинкой! Да еще с пластиковыми стразами! Я просто не понимаю, что он в ней нашел?

— Я тоже этого не понимаю, — буркнула Аннет и с надеждой посмотрела на меня. — Значит, он все время встречался с ней, а не с вами?

— Конечно!

— Но вы же все это время были в Париже?

— Не только. Мой бизнес связан со многими городами Европы. Так сказать, большая европейская командировка. Я смогу вернуться в Канаду не раньше апреля. Еще много дел.

— Но ведь Даниель вам очень нравится, и вы ему. И тогда в кафе у меня было такое ощущение, что вы знакомы давно.

— Давно. Но уже тогда он был женихом Жюстин, и она была беременна. Поэтому я запретила себе вмешиваться в их жизнь и просто исчезла. Думала, навсегда… — Я развела руками. — Вот такая история.

— Вас с ней разлучили в детстве, потому что родители разошлись?

— Нет. На самом деле мы не близнецы, а двойники. Такая вот шутка природы. Я приехала в Париж как туристка, а Жюстин оказалась экскурсоводом. Нас очень забавляло наше сходство, даже Даниель не смог нас различить…

— У вас с ним все-таки было?!

— Ну да… Тогда, очень давно. Я не смогла сдержать своих чувств, я не сказала ему, что это я, а не она… Думала, потом повинюсь ей, все объясню. Но она не захотела понять. И мы опять стали чужими… Она его очень любила, он — ее. И для меня был шок, когда в том кафе после стольких лет я увидела его с лю… простите… с вами! В моей голове не укладывалось, что Даниель может быть неверен своей жене…

— Он мне тоже говорил, что я первая любовница в его жизни… — Аннет тихонько всхлипнула. — Наверное, он увидел вас, все понял, и ему стало стыдно…

Марта издала странный звук, но тут же закашлялась и сказала, что пойдет покурит на балконе, поскольку у нее в организме происходит явное никотиновое голодание.

— Конечно, — сказала я. — Подзаправься никотином, а я побуду с гостьей, чтобы она не скучала.

— Мне не скучно! Вы тоже покурите, только сначала покажите мне, пожалуйста, где здесь туалет…

— Пойдемте, покажу. — Я встала с кресла.

— Это, конечно, не мое дело, — по пути в ванную очень серьезно сказала Аннет, — но зачем вы курите? Наукой давно доказано, что это очень вредно. У нас в семье не курит никто.

— Когда вы встречались с Тьерри, вы ему об этом говорили?

— Да. Он при мне никогда не курил!.. Ой, а откуда вы знаете, что его зовут Тьерри?

— Ну я расспрашивала Марту о семье Жюстин и Даниеля.

— Вы любите его до сих пор?

Я распахнула дверь ванной.

— Пожалуй. Но это не важно… Идите! Потом я.

— Хотите, идите первой. Я подожду.

Но я все-таки пропустила ее вперед. Прошла на кухню. Хромированные стрелки-прутики на дверце шкафчика напоминали усы — без двадцати четыре. Самая тонкая деловито перескакивала на размер секунды. Я налила воды в чайник, поставила его на основание и нажала рычажок, засветившийся красным, чтобы он нагревался. Открыла кран, намочила губку и стала ликвидировать на плите следы убежавшего из турочек кофе. Сами же серебряные турочки поместила в раковину, чтобы потом их тоже привести в порядок.

— Извините, что так долго, — сказала Аннет, выйдя из ванной, и направилась ко мне. Волосы вокруг лица влажно блестели. — У мадам ван Бойк такая красивая квартира!

— Вообще-то она мадам Рейно, ван Бойк — ее девичья фамилия и литературный псевдоним.

— Ну да, я перепутала… У вас кофе сбежал? Я там так долго возилась? Давайте губку, я закончу, идите.

Я протянула ей губку.

Когда я вернулась, она сидела за столом и пила из стакана молоко. Открытый пакет стоял рядом. На щеках — дорожки слез.

— Ничего, что я залезла в холодильник? — Она потерла пальцами под глазами, жалобно улыбнулась. — Очень хотелось пить… Чайник закипел. Надо заварить чай? Или просто чтобы была кипяченая вода?.. — Всхлипнула и закрыла лицо руками.

Я обняла ее за плечи, как Марта.

— Все образуется. Не надо плакать, это вредно для малыша.

— Его все равно придется убить… Неужели вы не понимаете?..

— Не говори так!

— А как?! Если бы я только раньше знала…

— А когда ты узнала?

— Вчера.

— Вчера? — Я опустилась на соседний стул. — И все это время у тебя были месячные? И не тошнило?

— Нет. Не тошнило. А месячные… — Она всхлипывала и шмыгала носом. — Они у меня всегда как попало, я даже не обращаю внимания…

Я поискала вокруг глазами, вскочила, схватил рулон кухонных полотенец и протянула ей.

— Спасибо… — Она оторвала кусок от рулона, шумно высморкалась. — И мы же всегда пользовались презервативами!..

— Ну это еще не стопроцентная гарантия, они могут прекрасно рваться не хуже этой бумаги.

— Врач вчера тоже так сказал… Но тогда зачем их вообще продают, если никакого толку?..

— Ты все-таки что-то предполагала, если пошла к врачу?

— Говорю же, ничего я не предполагала! Я пошла за компанию, с подругой. Она предполагала, но боялась, и я пошла с ней, чтобы поддержать. И тоже сделала УЗИ…

— Не самая дешевая поддержка.

— В этой клинике все бесплатно! Она нашла по Интернету такую клинику, где бесплатно обследуют беременных, когда искала, где бы подешевле сделать аборт, если окажется, что залетела. Только оказалось, что залетела я, а не она…

— Аборты там тоже бесплатно делают?

— Там их не делают вообще! Эта клиника принадлежит лиге «Медицина против абортов»… Лучше бы я с ней не пошла, не видела бы этих кадров…

— Но УЗИ теперь делают обязательно в любой клинике.

— При чем здесь УЗИ? Там показывают кино про аборт. Как внутри женщины… живому ребеночку отрезают ручки, ножки, в общем… расчленяют на кусочки и… и… — Она задохнулась от рыданий.

— Это жестоко! — Из моих глаз тоже потекли слезы. — Показывать беременным такое! — Я прижала ее к себе и гладила ее спину, как Марта. Горячую, дрожащую спину, такую же хрупкую, как у моей дочки.

— Человек имеет право знать, как будет проходить хирургическая операция… — прошептала она. — Этот ролик вообще висит у них на сайте… Подруга не обратила внимания… Ее волновало только, чтобы бесплатная диагностика…

— Девочки, — в кухню вошла Марта, в ее голосе тоже были заметны слезы, — извините, что подслушала невольно. Не хотела вам мешать. Давайте чаю попьем, что ли, как англичане. Сейчас как раз пять часов. Файф-о-клок.

Глава 24, в которой история мести Аннет

Ее мне потом рассказала Марта, потому что, осознав, который час, Вивьен заторопилась на поезд в Брюссель. Утром у нее была назначена встреча с популярным автором детективов. Марта предусмотрительно сложила вещи, в которых я пришла, в свою дорожную сумку.

Аннет тоже засобиралась уходить вместе со мной, но Марта очень легко уговорила ее все-таки попить чаю.

— Мы еще увидимся? — спросила Аннет, когда они с Мартой провожали меня в прихожей. — Вы меня простите, что я наговорила вам всяких гадостей. Я не знала, что вы такая… Вы мне очень нравитесь!

— Взаимно, Аннет. Я искренне желаю вам удачи. Обязательно расскажите все своей маме. Родители все уладят.

— Но…

— Да забудьте вы о приключениях с Даниелем! Не было ничего. Ничего не было. Даже если что-то и было, вы же могли не знать, чей он отец. Мало ли кто с кем мог спать до свадьбы. Марта, ну скажи ты ей!

Марта подтолкнула меня к двери.

— Иди-иди. Опоздаешь на поезд. Сами разберемся.

— Но я же знала, что он его отец, — сказала Аннет после моего ухода. — Я быстро это поняла, они очень похожи. Я его соблазнила нарочно…

— Нарочно? Зачем? — удивилась Марта.

— Он сначала не хотел, он же сообразил, что я девушка его сына… Но потом все равно… А он старый, пыхтит так противно, сразу делается потный, со лба вечно на меня пот капает, сигаретами воняет… Как же я его ненавижу!

Она опять рыдала и без конца повторяла, что ненавидит Даниеля, его сына, и его бабушку, которая говорит медовым голосом, а сама все только вынюхивает, и мать Тьерри, и всю их семейку и не желает иметь с ними ничего общего.

Марта в который раз ее успокоила, напоила чаем, заставила поесть, показала свою квартиру, вывела на балкон любоваться собором, и Аннет, глядя на Нотр-Дам и Сену в лучах опускающегося солнца, более-менее спокойно рассказала, что Тьерри ей сразу понравился, как только она его увидела на первой же лекции. На тот же факультет Парижского университета в лиценциат, который не первый год не мог одолеть Тьерри, она поступила прошлой осенью. Она ему тоже сразу понравилась, и в первую же неделю он предложил ей жить вместе. И она бы не согласилась на это ни с каким другим парнем, потому что это будет мешать учебе, потому что в той квартире, которую в Париже снял для нее папа, уже была комната специально для фотолаборатории, и вообще, она всегда хотела настоящую свадьбу, с венчанием, чтобы папа вел ее по проходу к алтарю, чтобы после первой брачной ночи отправиться в настоящее свадебное путешествие по самым знаменитым и красивым европейским городам…

Но жить вместе с Тьерри она согласилась не раздумывая! Потому что Тьерри, он такой, он такой… Он совсем не такой, чем другие парни. Ну да, ей говорили, что он бабник, что бросит ее на следующий же день, что у него куча девчонок, что пол-университета девчонок по нему сохнут. Но ей с ним было так хорошо!

Его бабушке она тоже нравилась, и ее мечты о настоящей свадьбе бабушка тоже разделяла вполне, особенно после того, как Аннет рассказала ей о своей семье, и поэтому она была уверена, что вот-вот познакомится с родителями Тьерри, поскольку подружилась с его бабушкой. Правда, бабушка всегда удивлялась, что у Тьерри так долго одна и та же девушка. Но Тьерри всегда говорил бабушке, что никаких других девушек, кроме Аннет, для него больше не существует на свете.

В ноябре была свадьба кузена Аннет, и она думала, что Тьерри поедет туда вместе с ней и она познакомит его со своими родителями. Но Тьерри наотрез отказался, и они впервые поссорились. А когда она вернулась, то в его квартире обитала уже другая девушка. — Аннет испытала чудовищное унижение, собирая при ней свои вещи. Она вернулась на свою квартиру с фотолабораторией и, чтобы отвлечься от всяких мыслей, много гуляла по городу и фотографировала. Тяжелее всего было на лекциях, когда Тьерри словно ее не видел, а однокурсники посмеивались за спиной. Она уже подумывала даже бросить учебу, но однажды на занятиях Тьерри вдруг сел рядом с ней и стал вести себя так, будто никакого разрыва не было. Наверное, она поступила неправильно, но перед его обаянием она не смогла устоять. Она снова вернулась к нему, и опять жизнь потекла счастливо и безоблачно. Правда, не совсем — теперь они довольно часто стали ссориться из-за ее увлечения фотографией, потому что лаборатория была в ее квартире и она довольно много времени проводила там.

Тьерри считал блажью снимать на пленку и заниматься проявкой и всем прочим, когда все давным-давно перешли на цифровые камеры. По его мнению, она тратила время на ерунду вместо того, чтобы научиться готовить. Под предлогом ее плохого ужина он уходил вечерами якобы к родителям, иногда даже ночевал там, и она ужасно мучилась догадками, что на самом деле эти вечера и ночи он проводит с другой.

Не раз она пыталась настоять, чтобы он взял ее с собой ужинать к родителям. В конце концов, должна же она когда-то с ними познакомиться! Но он просто хлопал дверью и уходил, и она оставалась одна в его квартире. И ей тоже очень хотелось уйти, но она боялась, что тогда здесь тут же окажется другая.

Она боялась другой до такой степени, что даже на Рождество и Новый год не поехала к родителям, не теряя надежды, что уж теперь-то он познакомит ее со своими! Только этого опять не произошло — она подхватила грипп и очень сильно болела все праздники. Тут Тьерри надо отдать должное — он очень нежно за ней ухаживал, а его бабушка привозила всякие вкусные вещи. Вскоре началась сессия, и ни о чем, кроме учебы, уже некогда было думать, тем более что бабушка продолжала их подкармливать. А на каникулах они уехали в Альпы кататься на лыжах. Это было сказочно…

Как-то раз несколько недель назад у них неожиданно отменилась одна из лекций, и надо было каким-то образом провести время до следующей. И Тьерри вдруг предложил ей зайти к его родителям, поскольку они живут совсем рядом с университетом. Аннет растерялась — она одета не так, как следовало бы для знакомства с родителями, и вообще, морально не готова, мог бы заранее предупредить… Но ничего такого не сказала вслух, а с радостью согласилась.

Только родителей Тьерри не оказалось дома, и они с ним просто занялись любовью в его комнате. Потом Тьерри спустился на кухню, чтобы принести чего-нибудь перекусить, и в этот момент домой пришла его мать.

Однако Тьерри, вместо того чтобы их познакомить, торопливо увел Аннет из дома. Она очень обиделась — за кого он ее держит? Столько времени они живут вместе, и она считала…

— Между нами только секс! — кричал Тьерри. — Ты это прекрасно знаешь! Это еще не повод считать что-то там!.. Можешь съездить в мою квартиру и забрать свои вещи, чтобы к моему приходу вечером там ничего не было!

Они очень сильно поссорились. Он пошел на занятия, а она поехала на его квартиру в дикой обиде. Но потом все-таки решила не спешить с уходом, а дождаться Тьерри. Время тянулось бесконечно. Наконец поздно вечером он позвонил и зло спросил:

— Ты все еще там?..

Выяснилось, что он зашел домой ужинать, а родители устроили ему скандал, мало того, отец даже отобрал ключи от его квартиры. Так что она должна выметаться!

— Хорошо, — покорно сказала Аннет. — Но, может быть, придешь, поможешь собраться, унести вещи?

— Не желаю тебя видеть, из-за тебя разрушена вся моя жизнь! Выметайся!

Но Аннет все равно осталась в его квартире, надеясь, что он все-таки придет и они помирятся. Однако ночевать он так и не явился. Тогда утром Аннет первый раз в жизни решила пропустить лекции и вообще никуда не уходить из квартиры до возвращения Тьерри — ведь, если она уйдет, он точно приведет другую, а она второй раз этого уже не переживет.

Аннет лежала в их постели, хранившей чудесный запах Тьерри и помнившей тепло его ласк позапрошлой ночи. Изобилие мыслей ее буквально душило, а еще нестерпимо хотелось есть — ночью, нервничая, она доела все остатки из холодильника. Наверное, она действительно ужасная хозяйка, если не умеет сделать так, чтобы в доме всегда была еда. А Тьерри наверняка придет голодный, и точно будет ужасный скандал, а она не может уходить никуда, наверное, давно бы следовало заказать по телефону, например, пиццу. Тьерри ведь так любит пиццу!.. Какая же она глупая. Почему она раньше не догадалась?

Аннет так и сделала. Причем лишь только она опустила трубку, как за входной дверью раздались шаги и завозился ключ в замке! Тьерри! Она приманила его пиццей!..

Аннет со смешанными чувствами сжалась под одеялом и решила закрыть глаза — пусть придет и увидит ее спящей. Он ведь всегда говорит, что ему нравится смотреть, как она спит, свернувшись как кошечка.

Только это оказался не Тьерри, а его отец. Сначала она приняла его за их декана — поразительное сходство! — но потом все-таки поняла, что это отец Тьерри. Он грубо заорал на нее, стал выгонять, обзывать шлюхой. И вот тогда она решила отомстить им всем! Она разрушит всю их гнусную семью!

Она сумела повести себя так, что отец Тьерри быстро оказался с ней в постели — она же была совершенно голая, — и впервые в жизни изменил жене. Он был от нее без ума, и они начали встречаться в той же самой квартире. Теперь оставалось сделать так, чтобы об этом узнала и его напыщенная жена, и их развратный сын, и его двуличная бабушка. Чтобы их жизнь рухнула! Пусть они все будут так же несчастны, как она! Они сломали ее жизнь, теперь она сломает их жизни!

Но появление канадки Вивьен значительно порушило ее планы, а известие о том, что она беременна, — совсем подкосило. Знала бы она об этом раньше, все было бы совсем иначе…

— Как именно? — спросила у нее Марта.

— Я бы сказала об этом Тьерри. Его бабушке. Никуда бы он не делся. Я же знаю, что он любит меня до сих пор…

— А ты его?

Она изумленно уставилась на Марту.

— Какое это теперь имеет значение? Я спала с его отцом.

— Так скажи Тьерри о ребенке сейчас.

— Вы что, не слышите меня? Я спала с его отцом!

— Вот об этом Тьерри не нужно говорить. Говорить об этом вообще никому не нужно.

Аннет помолчала, вздохнула.

— Знаете, я тоже об этом думала. Но я так не смогу. Он ведь все равно узнает про отца.

— Я могу поклясться, что не скажу. Вивьен в Канаде и не общается с их семьей. От кого ему узнавать, кроме тебя?

— От отца! От кого же еще?

— Сомневаюсь я в этом, девочка. И очень сильно.

Глава 25, которая опять про меня

Я остановилась у первого попавшегося кафе, взяла клетчатую сумку Марты, заказала чашку кофе, выпила и отправилась в туалет. Потом эту сумку, уже с вещами Вивьен, я убрала в багажник. Рабочий день заканчивался. Тротуары заполнялись конторскими служащими, а проезжая часть — их машинами. Но перед моими глазами все время всплывал «Млечный Путь», и в ушах звучала его ритмичная пульсация.

Возле дома я зашла в магазины за продуктами и, не удержавшись, купила коньяк. Когда я открыла дверь квартиры, муж вскочил из-за моего письменного стола и бросился мне навстречу. Раскрасневшийся и пыхтящий.

— Ну что ты так долго? И телефон отключила… Я звоню, звоню… — Обнял меня с размаху и, страстно целуя в губы, явно вознамерился немедленно тащить меня в спальню.

— Дорогой, успокойся, подожди, — начала я, отстраняясь и опуская на полсумку и пакеты с продуктами. — Дай дух с дороги перевести. Я с работы, я голодная…

Он обиженно шагнул в сторону.

— Ну вот, начинается… Так все было хорошо…

— Как твои зубы?

— Что? Зубы? А, зубы… Нормально… — Он пристально смотрел на меня. — Ты какая-то не такая. Ты точно была на работе? Ты на работе накрасила глаза?

— Я накрасила их перед уходом из дома. Ты просто никогда не обращаешь на это внимания.

— Отчего же? Обращаю. У тебя серо-зеленые глаза, а с сиреневыми веками кажется, как будто ты плакала. — Он взял меня за плечи и всмотрелся в лицо. — Или ты правда плакала? Где ты была?

— Что ты придумываешь?! — Я вывернулась из его рук и внимательно посмотрела на себя в зеркало. — Черт! А правда как будто плакала. Это аллергия на духи той графоманки. Я так чихала! Прямо неудобно было перед главным… Да еще чушь какая-то, вроде комикса… — Я старательно рассматривала свое отражение и трогала лицо. — Надо же, до сих пор не прошло… Эта графоманка сама не знает, чего хочет. Только пока аванса не будет, я за это не возьмусь… Отнеси, пожалуйста, пакеты на кухню. Только осторожнее, там бутылка коньяка.

— О! Ты купила коньяк? Какой? — Даниель оживился и полез в пакет.

— Хороший, не беспокойся. Ну отнеси, разберемся потом.

— Умница! А то я вчера допил остатки. — Он поцеловал меня в висок и подхватил пакеты. — Пошли ужинать. Ты же говорила, что голодная, идем. Я еще не все рагу съел, оставил кое-что и на твою долю.

— Ты не мог бы для меня разогреть? А я пока умоюсь и переоденусь.

Он повел бровью и наморщил нос.

— Теоретически мог бы. Но гораздо лучше, чем разогревать рагу, я умею тебя раздевать…

Тут входная дверь распахнулась, и Тьерри вволок две огромные канистры.

— Ма! Па! Это вино. Бабушка раздобыла. Почти бесплатно. Очень хорошее, но его надо срочно перелить из пластика. В пластике вообще вино нельзя держать ни одной минуты!

— Замечательно, — сказала я. — Вот и займитесь с папой. — И пошла наверх, в спальню.

Открыла воду и, раздеваясь, смотрела, как наполняется ванна. «Пум, пум, пум», — пульсировал в моей голове «Млечный Путь», перемигиваясь светящимися точками. Я налила в воду душистого геля, взбила пену и опустилась в нее. Положила голову на бортик ванны и закрыла глаза. «Пум, пум, пум»…

— Ма! Ты где? — долетел из спальни голос Тьерри.

Я вздрогнула и резко села.

Он поскребся в дверь ванной.

— Ма, ты здесь?

— Здесь! Здесь!

— Ты скоро? А то мы тебя ждем-ждем! Приходи! Вино правда отпад! И ты такой сыр вкусный купила! И мы с папой салата целую миску нарубили! Ма! Ты меня слышишь?

Я сглотнула комок, вдруг вставший в горле.

— Слышу! Слышу! Вы пейте, ешьте. Вы меня не ждите. Я приду потом.

— Ма, у тебя все в порядке?

— Конечно, сынок!

— А почему голос такой?

— Пена в глаз попала! Очень щиплет… Я приду, приду!

— Ладно. Или, может, папу прислать?

— Ни в коем случае!

— Как скажешь.

Он ушел, а мои глаза действительно ужасно драло и щипало, и от этой чертовой водостойкой туши я никак не могла избавиться, и я терла и терла глаза, и плакала, уже не сдерживаясь, от этой рези в них и собственной беспомощности…

В дверь постучался и заглянул Даниель.

— Можно к тебе? Что такое? Ты плачешь?

Я повернула к нему лицо и провела пальцами под глазами по черным разводам туши.

— Видишь? Я не могу ликвидировать эту химию! От воды она только еще больше размазывается! Или от пены! Я не знаю!..

Он присел на край ванны и заботливо произнес:

— Успокойся, пожалуйста. Раньше ведь ты как-то ее смывала?

— Смывала! Но не водой, а специальным лосьоном! А после воды он ее не берет! А я сразу полезла в воду, хотя сначала надо было смыть лосьоном тушь!..

— Ну ничего страшного. Никто не умер. — Он наклонился и поцеловал меня в лоб. — Не паникуй. Где твой лосьон?

— Вон. — Я показала пальцем.

Он взял флакон и стал читать этикетку, потом спросил:

— А нормальная инструкция к нему есть?

— Не знаю… — Я всхлипнула. — Может, была на коробочке.

— Коробочку ты, конечно, выкинула? Да? Но в любом случае ясно, что реакции мешает вода. Поэтому, — он потянул с вешалки полотенце, — мы ее просто вытрем. Промокнем. Вот так. И еще. И не плачь! Слезы — тоже вода.

Он старательно, как ребенку, вытер полотенцем мое лицо. На ткани сразу отпечатались черные пятна. Потом протер под глазами еще раз. Новые пятна на белом махровом полотенце.

— А вдруг они не отстираются? — спросила я.

— Ну и ладно. Мало у нас тряпок? Нам же главное — привести в порядок твои глазочки. — Он с улыбкой подмигнул, щедро налил лосьона на край полотенца и протер им под моим левым глазом, потом под правым. — А ну-ка, посмотри! — И протянул мне ручное зеркало.

Я охнула.

— Чудо! Тушь исчезла! Только теперь там все красное…

— Но у тебя же должен быть какой-нибудь крем, чтобы снять раздражение. Нанеси не жалея. Только не три ты опять, не втирай! Еще хуже сделаешь! Аккуратно, мягкими, постукивающими прикосновениями, безымянным пальчиком, он самый нежный.

— Откуда ты все это знаешь?

— На всякий случай, наша фирма выпускает не только таблетки и микстуру. Есть несколько линий лечебной косметики. И через мои руки проходит масса сведений о том, что выпускают наши конкуренты. И в отличие от тебя я очень внимательно читаю инструкции.

— В них есть и про безымянный палец?

— Я бываю на презентациях, моя дорогая. А их проводят не только технологи, но и косметологи, которые знают все приемы и про все пальцы в том числе.

— Но мы вместе столько лет, и ты никогда не рассказывал мне об этом.

— А тебя когда-нибудь волновало то, чем я занимаюсь?

— А тебя то, чем я?

Он хмыкнул.

— Ты такая смешная, когда начинаешь занимать оборону! И такая сразу делаешься секси…

— Ма! Па! — из-за двери сказал Тьерри. — Вы там что, теперь до утра?

— Не твое дело! — рявкнул Даниель. — Что это еще за намеки?!

— Па, ясно, что не мое! Но я хочу все-таки определиться — ждать мне вас пить вино или не ждать?

— Папа уже идет, сынок! — громко заявила я, встала на ноги и взяла душ. — А я спущусь буквально через три минуты!

Вино оказалось на редкость приятное — мягкое и с ощущением лесных ягод. Пока я была в ванной, муж с сыном перелили его из канистр во все имеющиеся в доме стеклянные и керамические кувшины и вазы, закрыв их сверху бумагой на манер банок с вареньем, чтобы вино не выдыхалось. Вся эта разномастная коллекция сосудов в бумажных «чепчиках» помещалась сейчас на рабочей кухонной столешнице возле раковины и выглядела эдакой инсталляцией, забавной и одновременно — жизнерадостной.

Тьерри похихикал над моей «воинственной раскраской» — жирными кляксами крема под глазами. Я рассказала ему о чуде, сотворенном нашим папой благодаря его неожиданным познаниям в косметологии.

— Никакого чуда, — скромно сказал Даниель. — Просто надо внимательно читать инструкции.

Тьерри тут же провозгласил:

— Ма, па! Тогда выпьем за инструкции! — и налил всем вина из пузатенькой вазы.

— А вы здорово придумали — перелить вино в вазы, — сказала я. — Мне нравится.

— Ма, с вином они теперь амфоры, а не вазы! Ну, за инструкции!

Мы сдвинули наши бокалы над столом, и именно в этот момент в гостиной зазвонил телефон. Мы замерли и переглянулись.

— Чего вы затормозили? Пейте, — сказал Тьерри. — Успеете еще подойти. — И стал пить из своего бокала.

Телефон продолжал звонить.

— Интересно, — сказал Даниель и поставил свой бокал на стол. — Почему это мы должны подходить? Иди и сними трубку.

— А мне никто не звонит на домашний номер, только на сотовый. По-любому, хотят кого-то из вас.

Телефон не умолкал.

— А тебе трудно подойти и ответить? — Даниель напряженно оперся руками о стол. — Зад свой трудно поднять?

Я была уже готова сорваться с места, но тут встал Тьерри и со словами:

— Слушаюсь и повинуюсь, ваше преосвященство, — не спеша направился в гостиную.

Даниель недовольно посмотрел ему вслед и спросил:

— А побыстрее двигаться нельзя?

— Па, ну что ты завелся? — Тьерри был уже у аппарата и протягивал руку к трубке. — Могу поспорить, что это бабушка. Ты ведь так и не удосужился до сих пор поблагодарить ее за вино. — Он снял трубку и произнес: — Алло. — Потом прикрыл ее рукой. — Ма, это тебя, какая-то тетка. — И понес трубку мне. — А я был уверен, что бабушка…

— Случайно не Марта ван Бойк? — спросила я.

— Нет, не твоя писательница. Она всегда со мной здоровается и болтает. А этот голос я не знаю.

Я забрала у него трубку и сказала в нее:

— Я вас слушаю.

Тьерри и Даниель смотрели на меня с любопытством.

— Графоманка? Да? — шепотом предположил мой муж.

— Добрый вечер, — не очень уверенно произнес совершенно незнакомый женский голос. — Вы мадам Оммаж?

— Да. А вы… простите?..

— Да-да, конечно… — Она заговорила торопливо: — Простите, что сразу не представилась. Крюшо. Изабель Крюшо. Мне очень неудобно, что я беспокою вас в такое время, но…

Муж и сын сгорали от любопытства и смотрели мне в рот. Я успокаивающе покивала им, откинулась на стуле и, поглядывая на радующую глаз инсталляцию из «амфор», оборвала поток на том конце провода:

— Не волнуйтесь, еще совсем не поздно! Наверное, вы начинающий автор? Я редко бываю в редакции, поэтому…

— Нет! Нет! Я не автор! При чем здесь автор?.. Какой еще автор?.. Я мама Прюденс Аннет Крюшо! Моя дочь и ваш сын… Боже!.. — Она вдруг громко всхлипнула.

Я почувствовала, как меня забила дрожь, и второй рукой дополнительно вцепилась в трубку, чтобы не выронить ее. Кашлянула, проталкивая комок, и едва выдохнула:

— Да!.. Да!.. Я вас слушаю!..

— В общем, моя девочка беременна от вашего сына… — неожиданно раздалось на всю квартиру, похоже, я случайно нажала кнопку громкой связи. — Уже три месяца…

Глава 26, в которой утро и Марта на другом конце провода

— Да ладно, случайно! Рассказывай!

— Нет, правда, Марта, я вовсе не собиралась этого делать! В тот момент я вообще не была способна на какие-либо сознательные действия. Ты что, предупредить меня не могла?

— Кажется, это была твоя идея насчет вмешательства матерей. Я все устроила, она тебе позвонила. Или должна была в карете прикатить?

— Марта, ты все очень здорово сделала, спасибо, просто я никак не могла ожидать, что она объявится в тот же день! Я была совсем не готова… Или ты нарочно не предупредила, чтобы вышло естественнее?

— Дорогая, при всем желании предупредить тебя я не могла. Она ведь звонила матери от меня, и они страшно поссорились. Ты же понимаешь, что была не лучшая тема для телефонных бесед… Девчонка только-только успокоилась после своих мемуаров, а мамочка привела ее опять в такое состояние… Ой, ладно. Короче, я была уже готова бросить все и ехать с ней в этот самый Довиль, лишь бы помирить с мамашей. Но девчонка молодец! Смогла взять себя в руки, вытерла слезы и позвонила отцу. И что ты думаешь? Нажаловалась ему на мамашу, которая хочет убить его собственного внука. Тот занял сторону дочки! Раз мамаша тебе позвонила, значит, он на нее надавил. Значит, девчонка еще раз с ними потом связывалась, после того как от меня ушла. При мне она ни одному из них не давала номера твоего телефона.

— То есть ее отец спокойно отнесся к известию? Потрясающе…

— К какому из двух? Беременность дочери или кровожадные намерения супруги в отношении внука? Она же начала со второго пункта, как ты не поймешь. Со своей обиды на мамашу, которая не хочет внука, дескать, еще молода на роль бабушки, внуки очень старят. Эта девочка далеко пойдет!

— Потрясающе… — повторила я.

— Угу, — отозвалась Марта, и я поняла, что она закуривает. — Ну и о чем же вы договорились с потенциальной бабушкой?

— Обменялись номерами мобильных. Они на выходные готовы приехать в Париж или принять нас у себя в Довиле.

Марта поцокала языком.

— На своем поле играть, конечно, легче. Но, знаешь, я бы сгоняла в Довиль. Погулять по побережью, устроить барбекю… Там весной просто необыкновенно! Ты когда-нибудь была в Довиле весной? Кстати, там историческое казино. Ты когда-нибудь играла в казино? Алло, ты меня слышишь?

— Слышу. Марта, ну какое еще барбекю с казино? Муж с сыном и так вчера чуть друг друга не убили… Я вообще не представляю, что будет дальше…

— Так все плохо?

— Ты даже не можешь вообразить, в какой ярости был вчера Даниель! Какой скандал он закатил Тьерри… Не умеешь трахаться без последствий — значит не трахайся, бастарды никому не нужны. Женись! А этот ему заявляет…

— С какой стати жениться должен я? Я понятия не имею, с кем она еще встречалась. Я с ней месяц с лишним не общался. При чем здесь я?

— У нее беременность три месяца! Значит, от тебя!

— А ты три месяца назад рядом с ней со свечой стоял? Было бы от меня, она бы мне еще когда сказала, а то переметнулась на другого, видеть меня не желала. А теперь здрасьте-приехали, она беременна, видите ли, от меня!

— А это твои проблемы, что девки тебя бросают! — орал Даниель. — Нечего на нее валить! Небось потому и бросила, что не захотел жениться, когда она тебе сказала!

— Не говорила она мне ничего!

— Мне надоело твое вранье! Слушать противно, как ты выкручиваешься! На другого она переметнулась! Видеть не желала! Твоя мать тоже не желала меня видеть, когда залетела! Тобой, между прочим. И это нормально! Потому что у всех беременных крышу сносит, и секса они в этот момент редко хотят! Не захотела тебе дать, а ты сразу — бросила, бросила!..

— Я не вру! Я вообще никогда не вру! Знаешь почему? Потому что легко забыть, что наврал, и можно выставить себя идиотом!

— А ты идиотами решил выставить нас с матерью? Да? Чтобы мы поверили твоему вранью, а не родителям этой девочки? По-твоему, она наврала им про тебя? Точно так же, как ты врешь нам? Отвечай! Я тебя спрашиваю! — Даниель схватил его за грудки и занес кулак для удара. — Отвечай!

Тьерри злобно сверлил отца глазами и вдруг ловко перехватил его руку, заломил за спину и процедил сквозь стиснутые зубы:

— Ты рискуешь. Я сильнее тебя.

Но тут Даниель схватил его свободной рукой за горло.

— Это мы еще посмотрим! — И со всей силы повалил на обеденный стол; посуда полетела в стороны. — На отца он руку поднял! Щенок!

Тьерри хрипло дышал и обеими руками пытался оторвать от своей шеи хватку отца, который тоже уже пустил в ход обе руки.

— Прекрати! — заорала я и вцепилась в плечи Даниеля. — Ты его задушишь!

Тот передернул спиной, стряхивая меня, и прорычал:

— Уйди! Не мешайся! — Переместил руки с горла Тьерри к основанию его шеи и, как игрушку, швырнул его со стола на пол, сметая скатерть и остатки посуды.

Тьерри упал со страшным грохотом. Сверху на него посыпались тарелки, вилки, бокалы. Я бросилась к нему. Даниель резко схватил меня за руку и дернул, останавливая.

— Не трогай! Пусть полежит подумает! В следующий раз в окно вышвырну за вранье! Пойдем, спину мне разотрешь и плечо, чуть не вывихнул мне его этот неблагодарный нахлебник!..

— И ты пошла растирать ему спину? — спросила Марта. — Бросила сына?

— Бросила и пошла. А что мне было делать? Страшно… Я никогда не видела Даниеля таким, в таком бешенстве! Я даже не могла предположить, что он может вести себя как неандерталец.

— Тьерри мог бы сдержаться.

— А вот не сдержался! Яблочко от яблони, сама знаешь… И это сейчас, пока до них еще не дошло, что главное действующее лицо — Аннет, будущая мамочка…

— Но сейчас-то они помирились?

— Тьерри не разговаривает с нами. Утром, когда он чуть свет поливал свои растения, я попыталась с ним заговорить, но он не проронил ни слова, не притронулся к завтраку и ушел. У меня такое ощущение, что он вообще бы ушел из дому еще вчера, но его держат здесь эти растения. Понимаешь, растения!

— Тем более он должен привязаться к ребенку. Надо показать ему ее УЗИ. Ты вон уже к нему привязалась настолько, что тебя даже не смущает эта авантюрная Аннет в роли невестки.

— Марта, но почему она должна меня смущать? Потому что переспала с Даниелем? Так с ним пол-Парижа переспало.

— Ха! Ну ты и скажешь! Вообще-то у нее есть и другие отличительные качества.

— А что, она вполне хорошенькая, девочка-отличница, правда, излишне предприимчивая, но пойми, это первая девушка, которой всерьез увлекся мой сын. И она от него без ума. Родит ребеночка, глядишь, еще одного. Мне больше ничего от нее не надо.

— А Даниелю?

— Марта, ему сейчас нужна Вивьен! Знаешь, сколько он ей вчера навалял про ушки-сисечки, пока я была у тебя? Почитать?

— Не обязательно. Надеюсь, ты уже ответила ему?

— В том-то и беда, Марта, что я настолько на него зла, что у меня лишь одно желание — написать ему единственную фразу: «Какой же ты идиот»!

— Секса, я так понимаю, у вас сегодня ночью не было?

— Отчего же. Если бы после растирания спины я бы с ним не легла, он бы точно снова подрался с Тьерри. А так мы спустились потом на кухню, и он лихо помог мне навести там порядок. Правда, порезался осколками, но вполне мужественно перенес, когда я мазала его руку йодом и бинтовала.

— Сильно порезался?

— Недостаточно за его художества, на мой взгляд… Ой, Марта, ну что мне ему написать? Он ведь заждался. Вчера вечером, сама понимаешь, было не до переписки.

— Сейчас в Ванкувере почти четыре ночи, так что…

— Сколько? Значит, у нас уже час? Марта! Я должна бежать. Нам сегодня назначено на два часа дня!

Я попрощалась с Мартой, положила трубку на стол и повела курсор к верхнему правому углу, чтобы закрыть страничку, но тут замигал значок нового сообщения и одновременно зазвонил телефон.

Глава 27, в которой я опять схватила трубку

— Привет, — сказала моя мама. — С кем ты болтаешь часами? Невозможно дозвониться!

— Привет, мам. Это по работе, с автором. Что-то срочное? Позвонила бы на мобильный. — Курсор остановился точно на значке сообщения, и я щелкнула по нему.

«Дорогая, единственная, любимая! — писал Странник. — Я больше так не могу. Я знаю, что ты все знаешь. Но, поверь, я даже не мог предположить, что девчонка беременна. Я в отчаянии! И в бешенстве от отчаяния!»

Я помотала головой, не очень веря своим глазам, а мама тем временем советовала мне проверить мобильный, потому что она уже набирала несколько раз, но слышала лишь механический голос, сообщавший, что абонент недоступен, и рекомендовавший что-то там…

— Мам, но у тебя все в порядке? — хрипловато спросила я и покашляла, прикрывая микрофон рукой, чтобы привести в порядок собственный голос. — Я рада тебя слышать, но, извини, мне нужно срочно убегать…

«От этого бешенства и отчаяния я чуть не убил вчера Тьерри… Пойми, я люблю его, но мне невыносимо, что мой сын — неудачник. Он всегда был таким, а теперь я сам же добавил ему»…

— Тебе вечно нужно срочно! А я хочу тебя поздравить! Я скоро снова стану прабабушкой, а ты соответственно…

— Мама! Откуда ты знаешь?!

— Она мне только что звонила и сказала, что…

— Кто?!

— Сесиль. Что с твоим голосом? Простыла?

— Наверное, — прокашлявшись, сказала я. — Сесиль? Тебе? Только что звонила?

— Ну да. Ей же хочется поделиться! Сначала аптечный тест показал, что все в порядке, а сейчас они были в клинике, и все подтвердилось. Они с Николя такие счастливые!

«…Сам же добавил ему проблем. И себе! И тебе! И этой дурочке! Что же делать теперь нам всем?»

— Аптечный тест? Ты знала?

— А ты — нет? Конечно, тебе всегда было наплевать на Сесиль. Ты всю жизнь носишься только с Тьерри! Можно подумать, он у тебя единственный. А Сесиль тебе чужая!

«Даже если Тьерри каким-то чудом не узнает, то я все равно плохо представляю себе»…

— Подожди, мама, я пойду включу мобильный. Вдруг она сейчас тоже не может дозвониться? — С трубкой в руке я направилась к вешалке у входной двери, где стояла моя сумка. — То есть они сегодня узнали и сразу позвонили тебе?

— Именно так. Но, по-моему, ты не рада.

— Да что ты, мама! Я рада, я очень рада!

— Что-то не заметно.

— Мама. — Я одной рукой достала из сумки мобильный, включила его и опустилась на пуфик у вешалки. — Мама…

— Ну и?

Мобильный заверещал в моей руке; мама услышала.

— Звонит? Это она! Ответь, я подожду.

— Нет, мам, это Даниель.

— Тьфу… Пожалуйста, не говори ему пока! Пусть девочка сама порадует папу! Целую. — И она отключилась.

Я тоже разорвала связь и поднесла к уху мобильный.

— Да, дорогой.

— Ты дома? Болтаешь по домашнему телефону?

— Я уже собираюсь. Мама звонила.

— А, ну тогда понятно.

— Не волнуйся! К двум мы все равно должны успеть!

Тут в замке определенно зашевелился ключ.

— А я и не волнуюсь, — сказал Даниель и открыл дверь.

Я оцепенела на своем пуфике.

— Ты прочитала мое письмо? — Он закрыл дверь и показал пальцем на мой компьютер. По экрану сейчас плыли рыбки заставки, маскируя собой письмо Странника.

— Какое еще письмо? — Я смотрела на мужа снизу вверх и была не в силах пошелохнуться.

Он неожиданно разулыбался.

— Ты такая смешная с телефонами в обеих руках. Давай сюда. — Он забрал у меня трубку и мобильный. — Ты так растерялась, даже забыла разъединить. — Продолжая улыбаться, нажал кнопочку связи на моем аппарате, и тот тут же зазвенел в его руке. Даниель посмотрел на экранчик и сказал: — Это Сесиль. Ответить?

Я смогла лишь кивнуть.

— Да, дочка! А мама в туалете. Да, дома. Мы собираемся ехать к врачу. Ага, на постоянный цемент. Ну… да… Да что ты! — Его лицо просветлело. — Не может быть! Правда? Поздравляю!

Я вдруг почувствовала необыкновенный прилив сил и потянула руку к телефону. Даниель закивал мне, сказал:

— Дочка, передаю трубку маме, порадуй ее. — И протянул мне мобильный. — Шикарная новость, дорогая!

Я забрала телефон, разговаривая с Сесиль, направилась к компьютеру, нажала на клавиатуре клавишу перезагрузки, закрыла бук и, продолжая беседу, ушла наверх в спальню.

Когда я уже готовая к выходу спустилась вниз, Даниель жарил на кухне яичницу и прихлебывал что-то из кружки.

— Дорогой, мы опоздаем!

— Ну и ладно. Я все равно не собираюсь сегодня возвращаться на работу. Кофе не хочешь? — И показал на кофеварку. — Я много сварил. Будешь яичницу?

— Ты же знаешь, я ее не люблю. А кофе выпью. И от бутерброда не отказалась бы. Тебе сделать?

Он кивнул. Я налила себе кофе, сделала бутерброды и уселась за стол. Даниель перевалил яичницу на тарелку и тоже сел к столу.

— Что-то ты не радуешься за Сесиль, мамочка.

— Отчего же, я очень рада. Но от этого меня не меньше тяготит проблема с Тьерри.

— Черт! — Он вдруг хлопнул ладонью по столу; тарелки звякнули. — Но я же тебе все написал! Я сам не знаю, что делать!

— Как это что? Они должны пожениться!

— А я? Обо мне ты подумала?

— При чем здесь ты?

— Но ты же прочитала письмо! Не могла не прочитать!

— Какое еще письмо? О каком письме ты твердишь?

— Слушай, давай больше не будем играть в игры. Это же ты переписываешься со мной под именем Вивьен.

— Я? Вивьен? — Я вскочила из-за стола. — Ты спятил?!

— Ты сейчас не выключила компьютер, а поставила перезагрузку, чтобы я не смог увидеть, что там было под рыбками. А под ними было, готов поспорить, мое письмо!

Я скрестила руки на груди, выдохнула и заявила, глядя ему в глаза:

— У меня нет ни малейшего желания устраивать тебе сцену ревности по поводу Вивьен.

— Сцену ревности? Из-за Вивьен? — Он подмигнул мне и улыбнулся. — Потому что никакой Вивьен нет! Не так ли?

— Мне все равно, что у тебя с этой Вивьен. Хоть отправляйся к ней в Канаду.

— О! Даже так?

— Я давно вычеркнула ее из своей жизни. У меня есть дела поважнее. — Я допила кофе и звонко вернула чашку на блюдце. — Ты вообще собираешься ехать к врачу?

— Не кипятись. Сейчас поедем. — Он встал из-за стола, сунул грязную тарелку в раковину. — Мы и так уже опаздываем минимум на полчаса.

Я промолчала.

Глава 28, в которой письмо Вивьен

«Странник! Меня потрясло и очень напугало твое последнее письмо. Мне даже показалось, что ты лишился рассудка — что такого я могу знать, чтобы скрывать это от тебя? Прости, но я поинтересовалась у Марты, что происходит в твоей семье. И узнала удивительные вещи! Оказывается, ты против того, чтобы твой сын женился на какой-то девушке, и чуть не убил его за это. Странник, сейчас не пятнадцатый век, чтобы решать за сына, на ком ему жениться. То, что ты в тот момент еще не знал, что эта девушка беременна от твоего сына, вовсе не оправдывает тебя. Вполне логично, что ты, пусть с опозданием, но это осознал и переживаешь, только я все равно не понимаю, какие от этого могут быть проблемы у меня? Я живу в другой стране и не имею никакого отношения ни к твоему сыну, ни к этой девушке. Я их никогда не видела! Ты был пьян, когда писал то письмо? Иного объяснения я не вижу».

— Неплохо, — оценила Марта. — Но я бы заменила «не вижу» на «не нахожу», а то подряд получается «никогда не видела» и «объяснения не вижу».

— Марта, правь как хочешь, но, пожалуйста, поскорее отошли. Чтобы оно уже было, когда бы он ни вошел в Сеть.

— Эротики подбавить?

— Подбавь, если не лень, хотя и так сойдет, она же на него очень обижена. Все, Марта, больше не могу говорить. Он вот-вот появится.

— А ты где?

— Я сижу в машине, а он покупает цветы в цветочном магазине. Мы едем поздравлять Сесиль.

— После установки зубов?!

— Ну да, вот такие у нас отцовские чувства. Все, Марта, все. Не хочу, чтобы он увидел мобильный в моих руках.

Даниель вернулся с корзиной цветов, водрузил ее на заднее сиденье и прошамкал замороженным еще ртом:

— Торт ей нельзя, наверное?

— Лучше не стоит, — сказала я. — Но мы можем купить фруктов. Вон подходящее заведение. — И показала рукой на магазинчик с выставленным у дверей фруктовым изобилием.

— Сходи ты, а то мне очень трудно говорить.

— Может быть, мы вообще сегодня не поедем? Ты выглядишь совсем неважно.

Он умоляюще посмотрел на меня и потер челюсть.

— Ладно, молчи. Я все поняла. Тебе очень хочется повидать наших девочек.

Когда я вернулась с пакетом фруктов, он поспешно сунул мобильный в карман.

— Какая прелесть, — сказала я. — Оказывается, по телефону тебе говорить не трудно?

— Я не говорил. Я проверил рабочую почту.

— Почту? У тебя в мобильном Интернет?

— Можно подумать, у тебя нету! Ох… — И опять схватился за челюсть.

— Все-все! Молчим-молчим! Есть, наверное, только я не умею им пользоваться. Ты же знаешь, у меня проблемы с техникой. Я кофеварку-то едва освоила.

Он замахал на меня руками, морщась со страданием.

— Молчу-молчу, дорогой. В аптечке наверняка есть обезболивающее. Может быть, поискать, примешь?

— Езжай! У Селин что-нибудь приму…

— Папочка! Может быть, приляжешь? — обнимая его на пороге, сказала Селин. — И вообще переночуешь у нас? Мама, ну правда, оставайтесь! Куда ему сейчас ехать?

Но он сказал, что ему завтра на работу, и попросил у нее аспирина и коньяку, и мы поехали домой, и я уже очень хорошо представляла себе, что за вечер и ночка меня ждут.

В машине Даниель дремал и тихо постанывал, потом я почти на себе дотащила его до квартиры.

— Еще немножко, мамочка, еще немножко потерпи… — пробормотал он. — Дашь мне еще коньячку, и я рухну… Спать, спать, спать…

Я открыла дверь и сама чуть не рухнула: в гостиной сидели свекровь, Тьерри, Аннет, очень полная дама и еще более упитанный господин в очках. На журнальном столике перед ними было что-то сервировано. Свекровь первой сорвалась с дивана и шустро засеменила к нам.

— Ничего-то вы без меня не можете! Как дети малые! Знакомьтесь, это…

— О, мама… только не сейчас… — с мукой прошептал Даниель, приваливаясь лбом к дверному косяку. — У меня так болит челюсть… и вся голова… стоять не могу…

Глава 29, в которой конец июня

Жюль Рейно сидел в своем кабинете за письменным столом перед компьютером. На фоне яркого окна, боком к Марте, с «воскресной» щетиной и в красно-синей байковой клетчатой рубахе. Подобно большинству мужчин по выходным Жюль старался увильнуть от общения с бритвой, а клетчатые рубахи он носил всегда, сколько Марта его помнила. В юности, вероятно, они были своего рода вызовом белым воротничкам его традиционно банкирской семьи, а с возрастом стали буквально его визитной карточкой. Варьировались лишь яркость клетки и ткань: тонкий хлопок и сдержанные тона — для деловых будней, байка и ярчайшая клетка — на досуге в любое время года.

Полосатых рубашек Жюль не признавал вообще, как, кстати, никогда не носил и трикотажные футболки. По его мнению, он выглядел в них слишком толстым. Впрочем, он вообще был толстым. И в юности, и сейчас. Но именно этим-то и нравился Марте. Рядом с Жюлем она чувствовала себя хорошо и спокойно, как рядом, скажем, с толстым деревом: хочется прижаться и ощущать его силу и защиту. А особенно приятно прижиматься к Жюлю, когда на нем как раз байковая рубаха — тогда он совсем теплый, мягкий и трогательный.

Да, он ужасно трогательный, с умилением думала Марта, нежно рассматривая пухлый профиль мужа с двойным подбородком, мясистым носом и пышными усами. В отличие от постоянства клетки, усы Жюль носил лишь периодически, и Марта никак не могла понять, нужны они ему или нет. С одной стороны, с усами большие глаза Жюля делаются еще выразительнее, но с другой — усы нивелируют мужские лица вообще, не говоря уже о том, что усатый Жюль — абсолютный клон банкиров Рейно с фотографий девятнадцатого века. Тех самых буржуа, против которых юный Жюль, как человек искусства, бунтовал всеми своими разноцветными клетками. И любое напоминание об этом сходстве — пусть даже с историко-романтическим оттенком — начисто лишает Жюля чувства юмора и по сей день, за исключением разве что застольной беседы на неизменном рождественском ужине в кругу его семейства, некогда снисходительно позволившего недотепе Жюлю заняться тележурналистикой — и снисходительно же не пожалевшего инвестиций в его образование, а ныне на все лады гордящегося им же — зрелым плодом своих удачных вложений в интеллектуальную собственность страны, как любит всякий раз напомнить в тосте его папаша, такой же толстый, но гораздо более самодовольный и самовлюбленный, чем Жюль.

Впрочем, для сходства с банкирами, нежно глядя на мужа, подумала Марта, все-таки тебе нужен фрак или смокинг и хорошенько побриться, а сейчас, мой дорогой, в этой рубахе ты похож на провинциального лавочника или даже крестьянина, но уж никак не на свободного художника…

— Просто очень удачно. — Не оборачиваясь и не отрываясь от компьютера, Жюль потянулся, высоко выбросив руки над головой, и откинулся на спинку кресла; он разглядывал изображение на экране так, как художник смотрит на картину, когда доволен собственным творением. — Удивительно, насколько же все-таки удачен этот мой белый смокинг!

Марта одарила профиль Жюля ласковой улыбкой, поставила на стол подносик со стаканом и бутылкой перье, обняла мужа сзади, положила голову ему на плечо и, прижавшись щекой к его горячей толстой шее, сказала, глядя на экран:

— Вообще красиво, когда на свадьбе все в белом, а не только невеста. — И погладила его по байковой груди. — Неужели тебе не жарко в такой теплой рубахе?

На экране тем временем был общий план: бесчисленное количество гостей за столами под голубым сияющим небом. За их спинами — синее море с белыми парусниками и силуэтами парящих чаек. В убранстве столов тоже много голубого и белого. Господа — в белых или совсем светлых смокингах и фраках, дамы — в белых или пастельных тонов платьях. Подружки невест — исключительно в белом, как и оба жениха — новоиспеченный и с двадцатипятилетним стажем. Оркестр — тоже белоснежный — играет вариации на тему «Женитьбы Фигаро». Колышутся белые подолы скатертей, белые и голубые ленты бантов столового декора.

Жюль накрыл руки жены своими горячими ладонями.

— Мне-то жарко, конечно. Мне всегда жарко. А вот твои курьи лапки, — он по очереди поцеловал ее руки и прижал к своим щекам, — даже сейчас ледышки!

— Это тебе кажется, вулкан. — Она чмокнула его в затылок. — А ты бы все-таки переоделся. Огюст к обеду придет, знакомить со своей девушкой.

— Так мы с ней уже познакомились! — Жюль развернулся вместе с креслом, сгреб Марту и посадил к себе на колени.

— Ой, что ты делаешь?! Сломаешь кресло, мы же свалимся!

— Не должны. Ты такая приятненькая, прохладненькая… — Обнимая Марту, он вернул кресло в прежнее положение и ткнул пальцем в экран. — Вот же она! Подружка невесты. Черт, до чего тесен мир…

— Пожалуй, — согласилась Марта. — Я тоже меньше всего ожидала встретить в Довиле твоего племянника.

Жюль поднял вверх указательный палец.

— Сына! Официально Огюст — мой сын. Забыла, сколько было проблем с его усыновлением? А с ним самим? Ведь полная бестолочь и лентяй каких поискать!

— Да ладно. Просто тебе обидно, что он никогда не интересовался телевидением, а стал финансистом, как все Рейно.

— Конечно, обидно. — Жюль вздохнул и как бы невзначай полез рукой в вырез блузки Марты. — Я бы помог ему сделать на ТВ такую карьеру!

— Зато ты помог в этом моей Эльзе ^[4], — сказала Марта, поглядывая сверху на уже активные манипуляции мужа под своей блузкой. — Что-то у тебя сегодня очень лирическое настроение…

— Воробышек… — томно прошептал Жюль и, щекоча усами, поцеловал ее в шею. — А на тебе нет бюстгальтера… — Поцеловал еще раз. — А трусики на тебе есть?..

— Есть, представь себе… Ой, подожди-подожди! Давай посмотрим. — Она мотнула головой в сторону экрана. — Мне очень нравится эта сцена!

Горячая рука мужа замерла под блузкой Марты.

— Когда жених обнимает живот невесты и прислушивается к нему? — описал происходящее на экране Жюль. — А потом другие гости начинают подходить к ней и тоже слушают ее живот по очереди?

— Да! Очень трогательно, правда? В этом есть что-то такое… ритуальное. Ну как будто поклонение Мадонне…

— Ха! — хмыкнул Жюль, убрал свою руку из блузки и потянулся к бутылочке перье. — Тоже мне, нашла непорочную девственницу! Такая роскошная свадьба, стильная, в традициях, один кюре чего стоит… — Жюль открыл бутылочку и наполнил стакан; Марта молчала. — В день серебряного юбилея брака родителей. Двойное торжество! И съемочная группа Виктора Пленьи ^[5] поработала на славу. А все коту под хвост…

— Почему же? Кажется, Крюшо, отец невесты, не поскупился оплатить эти съемки. А финдиректор группы твоего Пленьи поймала букет невесты и от счастья чуть не плакала!

— Ха! Заплачешь тут, когда скоро сорок, и ни разу не была замужем… — Жюль отхлебнул воды. — Ну заплатил Крюшо. Что ж с того? Еще бы не заплатил! Только группа Пленьи — не какие-то там шаромыжники, которые кое-как снимают на свадьбах, а сотрудники канала «Культюр»! Первого в стране канала, лучшего, может быть, и не только в нашей стране. — Он допил воду, налил еще. — А ты меня даже не предупредила, что невеста на седьмом месяце! И все ее подружки — тоже с животиками… — Жюль отхлебнул из стакана.

— Не все. Только Сесиль, сестра жениха, и…

Жюль нетерпеливо махнул рукой.

— Эта Сесиль замужем, а подружки невесты должны быть незамужними! Я-то рассчитывал использовать материал для цикла «Свадебные традиции мира»! Ну и куда это теперь? Только дома любоваться?.. Я уж и так, и этак кручу: может, как-нибудь удастся вырезать серебряных юбиляров и хоть их смонтировать для цикла. Тоже ерунда получается. Вот смотри. — Он потянулся к мыши, прокрутил ролик. — Они не расстаются с мобильными! — Погонял запись еще, периодически останавливая кадры. — И здесь, и здесь! Черт знает что! Ты мне это объясни! У людей праздник, двадцать пять лет прожили в браке, сын женится, а они как будто в другом измерении — знай себе строчат эсэмэски! А во время танцев исчезли вообще!

Марта прильнула к мужу, потрепала его по пухлой щеке, интимно заглядывая в глаза.

— Не расстраивайся, дорогой. Впереди свадьба нашего Огюста, так что у тебя есть возможность устроить все комильфо и пополнить свой сериал свадебных традиций.

— Комильфо? Каким образом? Это сейчас у его пассии ничего не заметно, а что будет через пару месяцев?

— Ну, значит, надо поторопиться со свадьбой.

— А почему он не поторопился познакомить нас с ней заранее? До ее беременности? Не попади мы на эту свадьбу, еще неизвестно, узнали ли вообще!

Марта молча улыбалась и продолжала ласково гладить щеки мужа.

— Почему мы с тобой сначала поженились, а потом уже все остальное? — не унимался Жюль.

— Ты забыл. Все остальное у нас тоже было до свадьбы.

— Но не до такой же степени!

Марта с улыбкой пожала плечами и пальцем взъерошила усы Жюля.

— Подстриг бы ты их, а то прямо на моржа похож.

— На моржа? — Он озабоченно потрогал усы. — По-твоему, уже так отросли? Я ведь накануне этой свадьбы делал их в салоне под Кларка Гейбла.

— Так прошло уже недели две! Естественно, отросли.

— Две недели?.. — Жюль округлил глаза, покачал головой и снова потрогал усы. — Слушай, все забываю спросить тебя про Вивьен.

— Вивьен?.. Ты имеешь в виду Вивьен Ли?

— Нет. — Он махнул рукой. — Про эту я и сам все знаю. Помнишь, ты когда-то рассказывала мне про Вивьен, издательницу из Канады, которая на самом деле никакая не Вивьен, а жена своего загулявшего мужа?

— Ах вот ты о чем! Неужели до сих пор помнишь? Это же персонаж, я тогда придумывала роман, но не стала его писать.

— Почему? Такой забавный сюжет, интересный.

— Ой, боже мой, Жюль! Ну не стала и не стала. У меня знаешь сколько в голове сюжетов вертится? — Марта слезла с колен мужа и потянула его за рукав. — Пойдем в ванную. Я подстригу тебе усы. Не хуже чем в салоне! И нам обоим надо все-таки переодеться к приходу гостей.

— Тоже мне гости! Подожди-ка. — Жюль задержал ее руку, настороженно показывая на экран с остановленным изображением Жюстин, державшей на ладони мобильный. — Этот фильм монтировал Пленьи, и я уже столько раз его просматривал, но только сейчас… Черт! Марта!.. Твоя подруга читает не эсэмэс, она в Интернете, это же дизайн твоего собственного сайта! — Он схватился за мышь. — Ну-ка, ну-ка, перевернем кадр, выделим фрагмент, увеличим, добавим контраста…

Экранчик мобильного в руке Жюстин рос на глазах, и текст послания Странника становился все четче:

«Вивьен! Обожаю! Моя богиня любви! Моя Снежная Орхидея! Целую тебя миллион миллиардов раз и осыпаю орхидеями!..»

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

О Марте ван Бойк и Жюле Рейно читайте в романах Н. де Рамон «Расправить крылья», «Тот самый мужчина», «Червонный король», «Рандеву с замком», «Мой маленький каприз».

(обратно)

2

Подробнее о великом путешественнике Бонвояже и золоте Шелгвауканы читайте в романе Н. де Рамон «Аромат счастья».

(обратно)

3

Персонаж романа Н. де Рамон «Малышка Мелани».

(обратно)

4

Об этом читайте в романе Н. де Рамон «Мой маленький каприз».

(обратно)

5

Герой романа Н. де Рамон «Червонный король».

(обратно)

Оглавление

Глава 1, которая в кафе «Розарий»

Глава 2, в которой Жюль ждет от Марты показа мод

Глава 3, в которой девятый час

Глава 4, в которой я вернулась в спальню

Глава 5, в которой день рождения Даниеля

Глава 6, в которой Марта позвонила в десять утра

Глава 7, в которой письма

Глава 8, в которой она смотрела в зеркало

Глава 9, в которой два часа

Глава 10, в которой Марта рассмеялась

Глава 11, в которой я читаю послания Даниеля

Глава 12, в которой я вызвала лифт

Глава 13, в которой Марта нетерпеливо перебила

Глава 14, в которой все по плану

Глава 15, в которой я вышла на свою страничку

Глава 16, в которой я работаю

Глава 17, в которой Марта

Глава 18, в которой Тьерри

Глава 19, в которой Марта хихикнула

Глава 20, в которой полнота жизни и власти

Глава 21, которая у Марты

Глава 22, в которой Аннет

Глава 23, в которой экран компьютера

Глава 24, в которой история мести Аннет

Глава 25, которая опять про меня

Глава 26, в которой утро и Марта на другом конце провода

Глава 27, в которой я опять схватила трубку

Глава 28, в которой письмо Вивьен

Глава 29, в которой конец июня

*** Примечания ***