города, - гурманское предчувствие удовольствия для голодного: впереди меня ждет оазис с фонтанами и пальмами, к которому я стремился пятнадцать лет советской пустыни.
Вот – Бергштрассе, 19. Надпись у двери: «Психоаналитик, др. Розенфельд». А где же музей? Замечаю объявление в витрине: «Уважаемые туристы! Доктор Зигмунд Фрейд жил на
Берггассе, 19 – удачи!». Ну конечно, Бергассе – это же не Берлин!
Опять карта, разворачиваюсь, иду мимо греческого храма Парламента, готического Ратхауса, Венского университета и через пятнадцать минут вижу надпись «Cafe Freud»,
Боже, неужели они превратили… Нет, вот он – музей – квартира отца сексуальности. Останавливаюсь передохнуть в прохладе подворотни, поднимаюсь на второй этаж, покупаю билет, захожу. Задернутые шторы, паркет, людей почти нет, стрелка «Кабинет».
Кушетка. Значит, это все правда, Ирвинг Стоун не выдумал; подсознание, психоанализ – реальность, я дошел до истоков.
***
Много лет спустя, в Киеве, я принес одной девушке Шанель Шанс и попросил примерить. Побрызгал на запястье, через минуту она поводила рукой перед лицом, - на лице отразилась сложная гамма чувств.
-Да, хорошо. У меня
был этот запах.
Через неделю мы как всегда пили утренний кофе.
-Где же Шанс?
-Нет, я не могу…, у меня тогда заболела голова, было ужасно… он…
-А когда
он …
был?
-Два года назад.
-И что случилось?
-Мы расстались, – она судорожно вертела перстень с аквамарином, который иногда почему-то оказывался у нее на безымянном пальце правой руки.
***
Мне не нужно ехать в Вену, чтобы понять причину головной боли, - с венского портрета на книжной полке старик Зигмунд пристально смотрит на меня сквозь очки – у Шанель нет шанса.
Track 5
Кицька под дождем
А потом погода испортилась.
(«Праздник, который всегда с тобой». Э.Хемингуэй. )
Сижу на террасе кафе на Пушкинской, проклиная Гугл с его прогнозом жары, почти мерзну в черной майке Hard Rock Cafе, и адреналин «Black Ice» Брайана Джонсона не греет, - вспоминается Париж Хемингуэя и его же два свитера. Ну, хоть один. Небо хмурится, скоро пойдет дождь и все испортит, как тогда в Париже.
***
Это было третье утро моего третьего Парижа. Вечером я уезжал поездом в Берлин, мне нужно было освободить номер в «Метрополе» неподалеку от Северного вокзала; портье, взяв ключ, с серьезной миной сказал: «Thank you, sir», и я отправился в сторону Монмартра по бульвару de Magenta. У меня были большие планы, но начинать день в Париже нужно в кафе, и я уселся за столик так, чтобы была видна вывеска La Cigale, вспоминая, кто выступал в этом зале. Никто, кроме Бонни Тайлер не вспоминался, и я стал смотреть на посетителей, попивая кофе, стараясь выглядеть одним из них. Небо было хмурое, начал накрапывать дождь. Неподалеку за столиком сидел мужчина в бледно-голубой рубашке и бежевых брюках, сильно за сорок, и читал газету. Было около девяти.
Явно не служащий, никуда не спешит, наверно преподает, может в Сорбонне, хотя далековато – не Левый берег. Он поднял глаза, лицо разгладилось в мягкой улыбке, поднялся – к столику быстро подходила девушка лет двадцати, на блузке и черных волосах блестели капли дождя, она отряхивалась, поправляя волосы, подставляя краешек губ для поцелуя. Он целовал ее, одновременно поймав ее пальцы и легко проводя другой рукой по спине; она выгнула спину, уклоняясь, как кошка, которая не хочет, чтобы ее гладили по мокрой шерсти; быстро села.
Кто она ему, я старался не глазеть, но не мог оторваться; они говорили, я не знал французского, поглядывал на небо, - мои планы были под угрозой,
чертов дождь, как же они тут живут, это же не Лондон, последний день, что же… Послышался звук отодвигаемого стула – девушка быстро встала, проговорила что-то мне непонятное, и, резко повернувшись, зашагала прочь.
***
Она появляется из-за поворота, худая как Мирей Дарк
, приближается; на ней старые сережки – колечки; недавний подарок А. исчез.
Попытка изобразить улыбку не удается. Морской еж.
Я пододвигаю ей стул, смотрю в глаза, пытаясь разглядеть причину.
- Что такое?
- Не выспалась и вообще – все не то.
- Виделись?
- Да.
Курит, пьет кофе, хмурится.
- Ну почему все так плохо, если было так хорошо?
- Потому что любовь приходит, а потом уходит, и ничего с этим сделать нельзя. Может от третьего года любви Бегбедера перейти к
Kiss me hard before you go[2] Ланы Дель Рэй – время сделает остальное.
Снизу поднимает на меня взгляд, глаза другие.
- Уф, попустило.
Улыбка получается. Морская звезда.
Поднимаемся, она, поворачиваясь, касается моей щеки легким, почти случайным движением; каблуки глухо стучат по мокрому асфальту.
Из-под соседнего столика выходит худая черная кицька, поводит хвостом, недовольно встряхивается, укоризненно смотрит на небо, на меня,