обвел рукой свой класс, – ты всегда говоришь правильно, Баранкин!
– А насчет этих самых пятерок, я вам вот что скажу, – продолжал Баранкин, – Михал Михалыч нам как-то на дополнительном уроке сказал: «Я вам, – говорит, – Баранкин и Малинин, ставлю с наслаждением двойки, потому что я знаю, что вы оба абсолютно ничего не знаете по геометрии и я не грешу против истины!.. Когда же я ставлю пятерку какому-нибудь отличнику, я думаю, а не забудет ли он сразу же, выйдя из класса, то, что сейчас ответил мне на пять?» Соображаете, об чем речь?.. От нас ему наслаждение, а от вас?..
Малинин тут же взял и опять несколько развил речь Баранкина:
– Есть такие отличники, объяснял нам Михал Михалыч, которые знают все на пять, пока отвечают урок… А спроси его после урока про теорему Пифагора, он о ней знает только, что «пифагоровы штаны на все стороны равны…» Соображаете, об чем речь?..
– Мы-то соображаем, – сказала Фокина, переглянувшись с Кузякиной, – сообразите лучше вы с Малининым, как срочно исправить двойки.
– Мы исправить, вообще-то, можем, – протянул Баранкин, подмигнув Малинину, – но мы боимся, что Михал Михалыч может это заметить…
– Понимаете, – стал разъяснять мысль Баранкина Малинин. – Двойку на тройку очень трудно переправить, вот тройку на восьмерку легко, только, к сожалению, такой отметки не существует.
– Как тебе не стыдно, Малинин, – возмутилась Эра Кузякина, – мы вас не в дневниках просим исправить отметки, а в ответах у доски!
– Ах, у этой у доски можно сдохнуть от тоски, – пропел Малинин довольно красивым и, как говорится, от природы поставленным голосом.
– Вот ведь и петь может, если захочет! Сегодня позанимаетесь весь день с Юрой, завтра утром пересдадите, а днем придете в школьный сад, – ласково сказала Зина Фокина.
– В сад? – удивился Баранкин. – Это еще зачем в сад?.. Гулять, что ли?..
– Зачем гулять? – так же ласково сказала Зина Фокина. – Рыть ямки специальные для будущих посадок. Заранее внесем специальные удобрения.
– Специальные! Какие специалисты развелись! За лето ямы осыпятся да травой зарастут, – сказал Юра.
– Точно, – подтвердил Костя. – И компост в них потеряет свои ценные качества!
– А суперфосфат перестанет быть су пером! – сострил Юра.
– Он еще и слово компост знает! – усмехнулся Алик.
– А как же, – начал разъяснять Юра, – ямы для обеда деревьев, на первое – суп – суп-пер, на второе – фосфат, на третье – сладкий компост из гнилых фруктов!
– И про суперфосфат тоже все знают! – удивился Венька Смирнов.
– И про компост!..
– Про что не надо они все знают, а про что надо – ни бум-бум!..
– Не исправите – смотрите, Михал Михалыч годовую двойку вам выведет!
– Подумаешь, чем испугали, – пожал плечами Юра.
– Зиночка, – предложила Эра Кузякина, – да хватит нам с ними в одиночку церемониться, давайте возьмем их в оборот всем классом!..
– Придется, – согласилась с Эрой Фокина и скомандовала: – Три-четыре!
И весь класс хором произнес:
Костя – Юра, слово массам,
Мы проводим вас всем классом,
Мимо сада, мимо тира,
До баранкинской квартиры,
И за стол без споров лишних
Сядьте с Яковлевым Мишей
И займитесь с ним учебой,
В результате было б чтобы,
Чтобы две печальных двойки
Вы исправили на тройки,
Ну а, честно вам сказать,
Лучше, если бы на пять!
Нам отпор не нужен ваш!
Встать! И к цели шагом марш!
Вероятно, точно такое же впечатление производил древнегреческий хор в своих древнегреческих спектаклях на древнегреческих зрителей, какое впечатление произвел на Баранкина и Малинина хор своих одноклассников.
– Ну, знаете, – после большой паузы сказал первый раз в жизни вроде бы растерявшийся Баранкин, – это уже как в «Чапаеве» получается!.. Это уже какая-то психическая атака, – Баранкин знал, что лучше всего на стихи было бы ответить стихами, и, пока отвечал прозой, одновременно сочинял ответ в рифму. И сочинил-таки… – А вашему хору мы вам с Малининым лично ставим «неуд».
– Три-четыре! – опять скомандовала Фокина.
– Это почему «неуд»? – дружным хором спросил снова класс Баранкина и Малинина.
Баранкин что-то прошептал на ухо Малинину, и они в один голос громко произнесли:
Сразу видно, что не Пушкин
Написал эти частушки!..
Двухголосый ответ, да еще в рифму, да еще в довольно складную, вообще-то, произвел на ребят некоторое впечатление, но Фокина не унималась и дала знак ребятам: «Три-четыре!»
А за такой экспромт вам Пушкин
Дал бы с Костей по макушке!..
– дружно ответил весь класс.
И тут Баранкин понял, что сопротивляться классу бесполезно. Если первые стихи были, конечно, подготовлены заранее Зиной Фокиной или Эрой Кузякиной, то второй стихийный ответ класса поверг Баранкина в недоумение, в бессилие и в полное подчинение классу. Последняя слабая попытка сопротивления, которую он старался оказать
