провинции… затем посвятил себя исключительно беллетристике… Он стал ведущим представителем импрессионизма во французской литературе… Его новаторский язык, подчеркнутый драматизм повествования, актуальность в выборе предмета и реализм произвели фурор во французской поэзии, которой нужен был новый тон и более тесный контакт с…»
— Ты знала, что Жюль Верн писал стихи? — спросил он жену.
— Что ты сказал? — переспросила жена.
Он осекся.
— Да нет, ничего.
Он стал проглядывать страницу за страницей дальше: «В 1907 году получил Нобелевскую премию по литературе и посетил Швецию…» Он опустился на стул.
— А «20 000 лье под водой», — пробормотал он. — «Вокруг света в 80 дней»?
Он услышал, что жена зовет его из спальни. Пора было собираться. Действительно, надо спешить. Как в тумане, он подошел к гардеробу и начал одеваться.
«Михаил Отрогов», — сказал он сам себе. — «Путешествие на Луну».
— О чем ты говоришь? — спросила жена.
— Жюль Верн, — сказал он.
— Жюль Верн? И ему они дали Нобелевскую премию, — сказала она. — За эти плаксивые умильные стишки?
Он не мог не засмеяться.
— Над чем ты смеешься? — спросила жена.
— Жюль Верн, — сказал он. — Лучше бы он писал научную фантастику.
— Возможно, — сказала она. — А теперь нам надо ехать.
— Подожди минутку, — сказал он.
Он вышел в гостиную и стал наугад вытаскивать разные тома энциклопедии. Хемингуэй, Джойс, Шекспир, Элиот… все имена были ему знакомы. Все иллюстрации рядом с именами Пикассо и Рембрандта он видел раньше. Профиль Моцарта так же шаловливо, как всегда, улыбался с одной из своих партитур, а за складками лба Бетховена звучало эхо всех его симфоний. В шестом томе энциклопедии он нашел рисунок, на котором был изображен Томас Алва Эдисон, сидевший, склонясь над фонографом, перед полкой с лампочками накаливания, а под фамилией Александера Грейама Белла читателя отсылали искать слово «телефон».
Он облегченно вздохнул. Не совсем все-таки он потерялся в мире. Некоторые небольшие исторические детали сдвинулись, и он никогда больше не сможет открыть «20 000 лье под водой». Но он подумал, что это все же довольно небольшая цена за право сохранить свое место среди живых в этом мире. Для последней проверки он открыл энциклопедию на фамилии Г. Уэллса. Он читал названия книг — «Машина времени», «Человек-невидимка» и «Война миров» — как блестящие подтверждения истинности и надежности мира.
В машине, по дороге к друзьям, он думал, что, конечно же, нельзя ожидать, что все всегда будет оставаться именно таким, как ты себе представлял. И если ты обнаруживаешь небольшой провал во времени, то приходится мириться с тем, что видишь. Но все-таки на душе стало спокойнее оттого, что из-за этого небольшого провала лишь несколько литературных произведений оказались под фамилией другого автора да мощная железная башня — по другую сторону Ла-Манша. Хотя ему будет недоставать «20 000 лье под водой».
За обедом у друзей жена в шутливом тоне рассказала, что утром они поспорили из-за странного сна, который он видел ночью. Его попросили рассказать.
— Ну, мне снилось, что я читаю книгу о Париже и… — начал он, но вдруг смешался.
Он посмотрел на жену. Они прожили уже 23 года, и он по-прежнему считал ее самой красивой женщиной на свете. Посмотрел на друзей. С этими людьми я хотел бы состариться, подумал он. И он сказал:
— Ну, мне снилось, что я читаю книгу, в которой утверждается, будто башня Киплинга вообще-то должна находиться в Париже…
Перевод Е. Глухарёва
