Почему умирают гении [Александр Борисович Андрианов] (fb2) читать онлайн

Александр Борисович Андрианов Почему умирают гении

Глава 1

«Гражданская оборона» играла на полную громкость, и это доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Он думал, что это единственная группа, полностью отражающая его подход к жизни, и что он понимает ее так, как никто другой. Он сидел на кухне и ждал прихода жены. Ждал с некоторым опасением. Потому что придя домой, она включит радио и опять наедет. За то, что он не помыл ботинки или пошел на работу не в том, в чем нужно или забыл купить лампочку для светильника или… Да какая разница, почему именно. Он смотрел на часы и понимал, что до ее прихода осталось минут пятнадцать. Значит, есть еще время послушать любимую группу. Значит, есть еще время покайфовать и ни о чем не думать. Еще пятнадцать минут…

Он — это Андрей Волков, поэт и писатель в душе, а на деле литературный редактор ничем не примечательного интернет–ресурса. Высокий, худощавый, с длинными волосами до самых плеч, он производил впечатление инфантильного и далекого от реальности человека. В общем, так оно и было на самом деле. Окружающий мир был для Андрея слишком скучен и примитивен. Он не находил в нем ничего стоящего, а люди вокруг казались одинаковой и бездарной серостью, достойной лишь того, чтобы обходить ее стороной.

Боялся ли Андрей людей? Пожалуй, что да. Он шарахался от них и не пускал в душу. Удивительно, как он умудрился жениться с таким подходом к жизни. Волков задумывался над этим и сам. Возможно, раньше он был немного другим, не таким замкнутым и диким, но целая череда обстоятельств и прежде всего жизненный опыт научили его держаться подальше от людей. Пусть себе облизывают языком ступени карьерной лестницы, пыхтя и пованивая потом, добывая деньги. Он — выше этого. Он — не такой как все.

Андрей считал себя избранным. Тем, кто откроет людям глаза и заставит их изменить взгляд на мир. Как только выдавалась свободная минутка, Волков садился за компьютер и писал, выплескивая свою жизненную философию на бумагу, мечтая обрести признание, чтобы люди подходили к нему на улицах и говорили: «Спасибо вам, Андрей. Благодаря вам я заново начал свою жизнь». Волков верил, что рано или поздно все так и будет, а пока нужно немного подождать. Отбиться от примитивных людишек, сделать вид, что он, как все гонится за деньгами, попыхтеть чуток и провонять рабочим потом. Лишь бы от него все отстали и позволили заниматься любимым делом. Лишь бы не лезли к нему со своим примитивизмом и тупыми заданиями… Лишь бы не мешали ему творить и не пытались всунуть свиное рыло в его глубокую жизненную философию, которую своими куриными мозгами все равно не могли понять. Пока не могли…

Андрей не только рассуждал, но и разговаривал не так, как все. Близкие давно привыкли к этому, а вот окружающие с удивлением относились к пафосности его слога и не понимали, то ли Волков издевается над ними, то ли пытается разыграть. Его непохожесть на других люди считали ничем не обоснованным гонором, а потому относились к Андрею с неприязнью. Впрочем, он отвечал им тем же.

Неожиданно щелкнул дверной замок, и вместе со сквозняком в квартиру ворвалась жена Андрея — Наташа. Симпатичная брюнетка с голубыми глазами, она была полной противоположностью Волкову. Целеустремленная, практичная девушка прекрасно знала, чего хочет получить от жизни и всячески к этому стремилась, строя амбициозные, но вполне реальные планы на будущее. Это вообще была довольно странная пара — между молодыми людьми не было почти ничего общего и порой казалось удивительным, как им вообще удается уживаться друг с другом. Наверное, это объяснялось тем, что минусы Андрея удачно гармонировали с плюсами супруги и наоборот. Это был некий симбиоз бесшабашности и практичности, где каждая из сторон получала необходимую долю позитива, а потому не спешила разрывать отношения и заново начинать жизнь.

— Сегодня получила на переводах целую тысячу, — сказала Наталья, оказавшись в прихожей. — И почему все время я деньги в дом несу?

— Отличный повод для ночной попойки. Жена содержит мужа, чем не праздник?

— Вот именно. Лучше бы бросал заниматься глупостями и искал себе нормальную работу.

— Мое призванье не в дензнаках тусклых — я творчеству в рабы себя отдал.

— Опять старая песня… Господи, неужели, так будет всегда…

Наташа врубила радио «Попса» и скрылась в ванной, а Андрей сел за компьютер и вошел в интернет. Работа и деньги. Деньги и работа. Все всегда одинаково. Почему он должен тратить свое драгоценное время на эти чертовы поиски вместо того, чтобы написать еще одну главу романа, погрузиться в сладкий мир вымышленных героев, которые стали гораздо ближе, чем окружающие. На его плечи возложена ответственная миссия — он должен раскрыть людям глаза, научить их жить по–новому, ан нет! Все требуют от него примитива, все хотят сделать из него марионетку, даже жена. Работа и деньги, деньги и работа. Как скучно, как банально, как жалко… Путь этим занимаются люди, не умеющие ничего, кроме как вонять потом и выслуживаться перед вышестоящими, кого Бог обделил талантом, наградив заместо него скудоумием.

Где справедливость? Почему он, Андрей, должен как все метаться и тратить время на такую чепуху, когда ему уготованы заманчивые перспективы? Зачем копошиться в поисках вакансий, ходить на собеседования и общаться там с тупоголовыми людьми, у которых мозгов хватает лишь на то, чтобы сидеть в драном кресле и выслушивать вранье очередного кандидата, в то время, как в руках Андрея находится будущее всего человечества! Да ему должны платить миллионы за то, что он радеет за судьбы этих примитивных существ. Он добровольно взвалил на себя такую тяжелую ношу, а вместо благодарности на него сыплются лишь упреки… Немыслимо.

Ладно, ладно… Надо покопаться в этом чертовом интернете, сделать честь какой–нибудь жалкой фирмочке и осчастливить ее своим резюме. Но разве среди них есть достойный? Все предлагают какие–то крохи. Тысячу долларов, две. Смешно! С его талантом он должен получать в сто раз больше! Это бесправное скудоумное быдло пусть трудится за гроши, кто они и кто он? Даже смешно сравнивать. Да все фирмочки должны выстраиваться в очередь и молиться, чтобы он, Андрей, соизволил взвалить на себя их обузы. А они еще выкобениваются. Резюме. Собеседования. Отбор. Господи, да кого там отбирать, если не его! Жалкие людишки. Он трудится на их благо, а они еще осмеливаются устраивать какие–то конкурсы. Ладно, черт с ними. Надо хотя бы сделать вид, что ему это интересно. Так что тут у нас…

«Крупное российское РА (топ‑10) полного цикла приглашает на работу менеджера по привлечению клиентов. Требования к кандидату: М/Ж от 25–35, презентабельный внешний вид»…

— Ну вот еще! Приличный внешний вид. Хоть в валенках приду — должны быть рады.

«Известному издательскому холдингу требуется Арт–директор. Взаимодействие с менеджерами, заказчиками, подрядчиками З/п от 2000–2500 у. е. по результатам собеседования + хороший творческий коллектив»

— Какой известный холдинг, Боже мой? Да он мне и в подметки не годится. А скудоумным коллективом кто гордится — пускай и управляет им один.

«Требуется менеджер по выставочной деятельности. Опыт организации участия фирмы в выставках (в т. ч. международных) от 2‑х лет, начиная от разработки проекта, бюджета, организации проживания, питания, перелета сотрудников»…

— Чего–чего? Он, гений и талант бесспорный, высчитывать им должен перелет? Ха–ха! Ну разве не умора?

И так было практическим с каждой вакансией, а как иначе? На кого рассчитывали их составители, предлагая ему какие–то крохи и примитивные обязанности? Ладно бы еще отдельный проект с сотней сотрудников, да неограниченным бюджетом. Возможно, это заинтересовало бы Андрея, а тут все по мелочи. Даже и читать противно, не то что работать. Неужто позволить таланту прозябать в частных лавочках в то время, как он может писать роман, способный изменить судьбы миллионов? Понято, что после издания мир будет валяться у него в ногах, но ведь не объяснишь эту простую истину жене, которая попрекает его мелочевкой. Подумаешь, тысячу рублей она заработала! Ха! Когда его книга выйдет в свет, он будет спускать эти крохи каждую минуту. Эх, поработал бы кто–нибудь за него. Ну неужели мало на свете безмозглых примитивов, которые будут приходить в приличном виде на работу, мечтать управлять таким же безмозглым коллективом и при этом высчитывать перелеты? Да каждый второй это все умеет. А вот творить, как он, Андрей, не умеет никто.

Ну, ладно, ладно. Так уж и быть, он напишет в Газпром, Лукойл и еще в парочку компаний, о которых слышал краем уха. Не работать же ему, в самом деле, в каких–то РА и «известных» холдингах! Да плевать он на них хотел. Вот только резюме нужно составить. И зачем, спрашивается? Только услышав его фамилию, эти фирмочки должны были пасть ниц. Во всяком случае, если бы в тупых головах их менеджеров была бы хоть толика мозгов. Но не было мозгов — вот в чем беда!

Написав несколько предложений, Андрей почесал затылок и решив, что все выглядит вполне презентабельно, отправил текст по четырем адресам. Резюме содержало следующий текст:

«О вас наслышан я, а это что–то значит. Работать я у вас, пожалуй, соглашусь, но требую отдельный кабинет, помощников в придачу расторопных, зарплату, тысяч сорок для начала (разумеется евро, доллары — прошлый век) и полную свободу действий. Жду ваших предложений я до завтра, а коль затяните — прощайте. И так хватает дел, чтоб ждать еще и вас. Пока. Удачи».

Зевнув и подумав о том, какую же компанию из четырех он изберет, и кто больше других достоин заполучить его, Андрей так и не пришел к определенным выводам, что впрочем, нисколько его не расстроило. Искать работу надоело. Приняв решение немного развеяться, Андрей отправился на литературные сайты в надежде увидеть чьи–нибудь нетленные шедевры.

Но шедевров не попадалось. Где–то хромала рифма, где–то чувствовался откровенный плагиат, ну а большинство стихов так и вовсе расписывали окружающий мир яркими и романтическо–сопливыми красками, вызывая в Андрее лишь тоску и зевоту. Он любил другие стихи — бунтарские, демонические, жестокие. Чтобы резали душу, словно ножом, ранили ее и заставляли кровоточить. Ну куда уж им, современным поэтам, протестовать и бузить? Их мозги зашорены пропагандой, они предпочитают прозябать в спокойствии, нежели бросать вызов. А ведь порой так хотелось найти единомышленников. Тех, кто понял бы его, Волкова и это страстное желание открыть людям глаза на мир, объяснить его лживую суть, стремление порушить Богов, которые воздвигли люди себе на погибель. Богов, чьи имена деньги, власть, лицемерие…

Пожалуй, Андрей ненавидел лицемерие даже больше, чем деньги и власть. В любой его форме. Он ненавидел, когда фирмочки жертвовали на благотворительность и проводили громкий пиар в газетах. Он ненавидел, когда мужчины несли приторную романтическую ахинею своим сучкам, мечтая лишь о койке. Он ненавидел, когда люди ходили налево и при этом говорили всем вокруг, что изменять — плохо и недостойно. Он ненавидел, когда с экранов телевизоров чинуши боролись с наркотой и проституцией, а сами баловались кокаином и патронировали публичные дома. Он ненавидел, когда менты, якобы борясь за мораль неокрепших юных умов, кидали их в обезьянники за распитие в неположенном месте, а потом звонили родителям и вымогали деньги. О… Волков много чего ненавидел в окружающем мире, да вот только нигде не мог найти людей, разделяющих его взгляды.

Наконец, Андрей нашел то, что искал. Он слово чувствовал, что непременно натолкнется на что–то близкое и родное, и не ошибся. Некто, представившийся именем Костя, выложил стихи, тронувшие Волкова и заставившие его щелкнуть от восторга пальцами:

Вот–вот. Люди и правда ходили в удобных кандалах, и своя рубашка была для них ближе к телу. Каждый из них в душе был рабом и мечтал, чтобы эдакий царь–батюшка научил их жить по–уму. И не важно, плохой он или хороший, добрый или злой. Главное, что он думает за людей, которые в своем покорном раболепстве порой не знают меры и судорожно меняют портреты одних вождей на другие, когда в стране меняется власть. Эти портреты были как фетиш, да и не только портреты. Сначала чиновники рвали партбилеты, которые пару лет назад чтили как Библию и старались никогда не расставаться, а затем бросали теннисные ракетки и переключались на борьбу, словно боялись не успеть выслужиться и отчитаться. И даже бомжи в серых подворотнях предпочитали нажраться водкой, чье название было схоже с фамилией президента. Казалось, им–то какое дело, кто ими верховодит? Ан нет! Все имело значение!

Недолго думая, Волков решил написать Косте, благо электронный адрес был на самом виду. Андрей захотел познакомиться с этим человеком поближе, узнать его и понять, нашел ли он родственную душу или пал жертвой случайной ошибки. Он очень хотел поделиться с кем–то наболевавшим, открыть душу, а может, и горько поплакаться в жилетку. Но не в жилетку супруги, которая назовет его проблемы выдуманными и смешными, не друзьям, реакцию которых мог предсказать заранее, а совершенно незнакомому Косте, написавшему столь глубокие стихи, бившие в самое сердце.

Отправив письмо, Андрей закурил и уставился в распахнутое окно.

— Ты чего такой грустный? — спросила Наталья, собираясь ложиться спать.

— От жизни сдох — поставьте мне диагноз.

— Опять ты со своими шуточками, — заворчала супруга и захлопнула дверь в спальню.

А он так и остался сидеть у окна, зажав пальцами потухшую от ветра сигарету и смотря куда–то вдаль, где на ночном шоссе мелькали яркие огни проезжающих автомобилей…

Проснувшись на следующее утро, Андрей первым же делом проверил свою электронную почту и очень обрадовался, обнаружив ответ Кости. Тот высоко отзывался о стихах Волкова, писал, что у них много общего, да и вообще было бы неплохо встретиться. В конце письма он указал телефон, по которому Андрей и позвонил, как только его жена ушла из дома. Оказалось, что Костя полностью свободен, как, впрочем, и Андрей, который вполне мог позволить себе опоздать на работу, и они договорились встретиться в центре прямо сегодня. И в самом деле, чего тянуть, раз ни у кого не намечается каких–то срочных дел.

Когда Андрей вышел из метро, то услышал отзвуки патриотических песен, доносившихся неподалеку от автобусной остановки. Подойдя поближе, Алексей увидел трех бугаев, выряженных в камуфляж и поющих что–то об афганской войне. Девочки — малолетки с косами, бантиками и неумело накрашенными губками трепетно глотали слезы, обступив бойцов великой и могучей армии, мечтая в душе взять такого красавца под локоток и прожить с ним всю оставшуюся жизнь. Все действительно смотрелось очень умильно, особенно, если не замечать четвертого бойца, которой едва ли не пинками отгонял седовласую бабулю, еле волочившую ноги, со словами «пошла вон, старуха, мы это место на два месяца вперед проплатили». Все как обычно. За гламурной романтикой скрывалась вонючая густая жижа.

Пройдя мимо нескольких палаток, Андрей увидел высокого юношу лет двадцати трех в видавшей виды шляпе, ковбойских кирзочах и кожаной жилетке, надетой прямо на голое тело. Он сразу понял, что это и есть Костя — такой же не от мира сего человек, как и сам Волков. Поздоровавшись, они направились в небольшую кафешку и присели за свободный столик.

— Нигде нет покоя от этих рабов, — сказал вдруг Костя, оглядевшись вокруг. — Вроде утро, все должны быть при делах, а вместо этого ходят тут и тоску нагоняют.

— Смотрю, ты не в восторге от людей? И мне, признаюсь, от толпы противно.

— Я вообще здесь людей не вижу. Они рабы, жалкие и бесправные. Вот, посмотри на женщину с авоськой возле остановки, обрати внимание на этот горящий взгляд, не замечающий ничего кроме номера автобуса. В данный момент она его рабыня. А когда войдет внутрь, станет рабыней кондуктора. А затем рабыней двери, которая отроется и выпустит ее на улицу. А погляди на мужчину, который стоит и постоянно косится на левое запястье. Он раб времени.

— Так получается, что все кому–то служат?

— Конечно, так и есть. Всеобщая рабовладельческая зависимость от мира — вот то, с чем я борюсь в своем творчестве. Ведь страшно, когда все сосредоточены на каких–то мелочах, не думая и даже не пытаясь задуматься о чем–то более высоком. О любви, об искусстве, о смысле жизни в конце концов. Разве станет рассуждать об этом тетенька, гоняющаяся за автобусом или мент, побирающийся как нищенка? Нет. Они погрязли в мелочах, и мир для них заканчивается на работе или деньгах. Они думают только о себе, и это их предел. Предел рабов. Ну а ты, как я понял, сражаешься с лицемерием?

— По мере сил… Но жизнь порой такою мниться стервой, что хочется сменить ее на вечный сон.

— Не спеши с этим. Согласен, одному тяжело что–то изменить, но кто знает, сколько нас таких? А если не бороться, пустить все на самотек и жить как все вокруг, то можно заржаветь, понимаешь? Превратиться в пустое ничто, как эти рабы с перекошенными лицами. Так что складывать оружие нельзя!

— Сдаваться равносильно преступленью — мир не поймет, потомки — не простят. Коль был судьбою награжден талантом — использовать обязан сей талант!

— Вот это уже другой разговор. Ты знаешь, а наши цели схожи, ведь первопричиной как рабства, так и лицемерия является общество, которое стремиться всех уровнять и постричь под одну гребенку. Наша встреча — это прямо как знак судьбы. Подумай, кто как не мы избавим мир от влияния толпы? Людям нужна помощь. Они не осознают этого, но нуждаются в ней. Их жизни серы и убоги, их сознание примитивно и скудно.

— Вот–вот. Людское скудоумие меня порой смешит, а временами хочется и плакать.

— Нет, нам плакать нельзя. Мы не имеем на это право. Мы должны биться за судьбы этих несчастных. Должны взвалить на себя это тяжкое бремя.

— Все верно, мне ль не знать об этом? Себялюбием страдают пусть глупцы — а нам о целом мире думать нужно — тяжелый крест нам предстоит нести и жизнь с улыбкой козломордой сменить на светлый лик, сияющий в ночи.

Чем дольше Андрей слушал своего собеседника, тем больше проникался его идеями. Да, он ненавидел людей, чурался их, но Костя почему–то не вызывал никаких опасений. Он казался своим, будто Волков знал его уже много лет. Это было странное чувство братства, которое вспыхнуло резко и неожиданно. То ли Костя обладал такой способностью к внушению, то ли сам Андрей был настолько истерзан одиночеством и непониманием, что увидел соратника в первом попавшемся человеке, как бы там ни было, в завершении разговора, Волков мог доверить ему любую тайну и броситься вслед за ним в самое рисковое мероприятие. Впрочем, собеседник отвечал взаимностью. Он тоже увидел в Андрее родственную душу и не лукавил, говоря, что их встреча — знак судьбы. Словно два одиноких судна в безбрежном океане, они нашли друг друга и радовались этой встрече, как маленькие дети, не решаясь до конца поверить в то, что это реальность, а не плод разыгравшейся фантазии.

Глава 2

Андрей сидел за компьютером и пытался сосредоточиться на романе, но никакие мысли в голову не шли, а вся депрессивная пустота, что вертелась в сознании, для произведения не подходила, а значит, была бесполезной. В такие минуты Андрею хотелось только одного — выпить и немного расслабиться. Чтобы не терзаться вечными думами о судьбах людей, да и о своей собственной, прогнать накинувшийся из–за угла ступор, каленым железом выжечь его из своей души. Но он не выходил, не выжигался.

Депрессия, словно клубы дыма опутывала разум и нашептывала ему: «ты бесполезен», «от тебя нет никакого толку», «ты никому не нужен», «твои труды никогда не оценят». В эти мгновения Волков вскакивал с кресла и метался по комнате. Он ломал карандаши и ручки, и, наслаждаясь их терском, чувствовал, что к нему возвращаются силы. Но этой подпитки было явно недостаточно… Надо терпеть! Терпеть и не мучаться, не страдать, не позволять депрессии взять над собой верх. Она не одолеет его, не справится. Она пыталась уже много раз, являясь к нему почти каждый день в своем брутальном обличье, говорила с ним, как живая, спорила и даже глумилась…

А может, это была и не депрессия вовсе — а второе «Я» — забитое, запуганное, неуверенное в себе. Это «Я» давило на мозги постоянно, и от его противного писклявого голоса порой не было спасения. Оно грызло, как паразит, и чем больше проходило времени, тем острее становились зубы, вонзающиеся в живую плоть и заставляя ее кровоточить. Вот и сейчас Андрею хотелось бросить все, и самое главное — не думать. Не думать о будущем, о людях, которых он так не ненавидел и так хотел спасти, о мечтах… Да–да. Он не мечтал — он думал о мечтах. Что бы ему хотелось сегодня или завтра? Что бы такое пожелать и о чем таком пофантазировать? Может, о том, чтобы перебраться за границу и поселиться в средневековом замке или сидеть на даче, расположенной среди дремучих лесов, наслаждаясь тишиной и покоем? И, определившись с объектом, он начинал мечтать о нем, уносясь в своих грезах так далеко от реальности, что возвращаться в нее порой было невероятно сложно …

Телефонный звонок отвлек Андрея от раздумий. Сняв трубку, Волков услышал голос школьного приятеля Сергея, который принялся рассказывать ему о своих последних новостях, бесконечных сплетнях и слухах, а между тем обмолвился и о проекте спортивного журнала, который планирует делать вместе с коллегами по работе. Одна беда — на позицию главного редактора у них никого не было, и зная богатую фантазию Андрея, Сергей предложил Волкову попробовать себя в этой роли, составив предварительно список возможных рубрик. Андрей ту же загорелся! Он вообще был довольно увлекающимся малым, и все новое притягивало его, как магнит. Подумать только, свой журнал, штат сотрудников, практически полная самостоятельность в принятии решений. Это и деньги, которыми вечно попрекала Волкова супруга, и отличная сфера для применений его талантов.

Положив трубку, Андрей принялся мечтать. Как он входит в свой кабинет, раздает журналистам задания, утверждает один материал и отбраковывает другой, зачитывая сотрудникам целые лекции о том, как должна выглядеть идеальная заметка. Да, это было безумно интересное предложение, и Волков, отложив на время роман, принялся сочинять рубрики для журнала, как будто его принятие в качестве главного редактора уже утверждено руководством. Впрочем, то, что оно будет утверждено, Андрей и не сомневался — это лишь вопрос времени. С его знаниями, опытом и бесспорным талантом и не взять в новый, никому не известный журнал? Да быть такого не может! Кстати, не мешало бы проверить электронную почту, вдруг из Лукойла или Газпрома уже пришел ответ?

Но ответов не было, и, укорив зажратых боссов мощнейших корпораций в недальновидности и не умении глядеть дальше собственного носа (а как же иначе, раз они спокойно разбрасываются талантами вроде него), Андрей с еще большим интересом обратился к проекту журнала. Он уже представлял, как ЕГО спортивное издание выходит из типографии, как читатели в восхищении цокают языками, наслаждаясь острыми темами и профессионализмом главного редактора, как журнал крепнет и развивается, выигрывая различные премии не только российского, но и международного масштаба. И вот Андрей меняет свой кабинет на апартаменты в центре Москвы, в его руках не издательство, нет, — уже целая корпорация, солидный бренд и не один журнал — а множество специализированных: по боксу, хоккею, теннису, футболу. Он — лидер в свой области, уважаемая личность, недостижимая вершина, а все эти руководители Газпрома и Лукойла кусают локти и сожалеют, что проглядели такую звезду! Вот тогда Андрей укажет на их скудоумие и всласть посмеется. Еще бы! Ведь с его помощью они могли достичь куда больших высот, но все это время были вынуждены топтаться на одном месте, потому что такого таланта, как Андрей Волков больше не сыскать. Он уникален! Он велик! Он гений!

— Опять мечтаешь? — раздался вдруг знакомый голос, и Андрей моментально вышел из прострации, увидев рядом Наташу.

— Ты подкралась так тихо, будто тигра, мечтающая скушать свою дичь.

— Не волнуйся, тебя я есть не собираюсь, все равно нечего — одна кожа да кости. Где ты витал на сей раз? Судя по всему, это было нечто особенное, раз уж ты даже не услышал, как я вошла в квартиру.

— Другие пусть витают в облаках, а я серьезным делом озадачен. Мне путь великий предназначен, и тропку я к нему уже открыл.

— Это уже что–то новенькое… Расскажешь?

— Редактор главный требуется срочно, на его роль и мечу я сейчас. Уже придумал два десятка рубрик — скелет составлен, дело в мелочах.

— Главный редактор? Не смеши меня! Это ничуть не лучше твоих романов — все та же утопия. У тебя нет ни образования, ни знаний для такой работы. Занялся бы лучше делом — устроился на подработку журналистом или еще кем. Хоть бы денег в семью принес, ведь каждую копейку считать приходится. Посмотри на всех остальных мужей, как они жен обеспечивают: и грузчиками работают, и курьерами, и бомбят на дорогах. Или это для тебя тоже ничего не значит?

— От сразу всех рукой не отмахнешься. Хотя что с плебса требовать — для рабства он рожден.

— Вновь старая песня.

— Любую мысль коверкает твой примитивный мозг, и даже гения способна сделать прачкой. Пожалуй, обойдусь я без советов, которые бросаешь, как подачку. А эти грязные вонючие бумажки, что называешь ты деньгами — к ногам твоим я брошу уже скоро. Дай только срок — недели полторы. Тогда твои упреки и издевки я лично отнесу в сортир, нажму на слив и все они исчезнут, отправившись туда, где им пристало быть — в канализацию, с уриной по соседству и зловоньем.

Когда обиженная супруга громко хлопнула дверью, Андрей сел на кровать и глубоко вздохнул. Опять в него не верят. И кто? Самый близкий человек. Ему не оставляют ни единого шанса, считают бездарностью и неудачником. Думают, что он ни на что не годен… Какая преступная недальновидность!

Вместе с утром следующего дня пришла еще одна напасть — Наташа удумала ехать за продуктами в огромный супермаркет, где от гигантских витрин с различными товарами кружилась голова, а от обилия толкающихся людей с громоздкими тележками хотелось лезть на стену. Ну почему именно сейчас, когда роман пишется так легко? Почему нельзя сходить в соседний магазин и нужно непременно переться на машине, стоять в пробках, выстаивать очереди?

— Там цены в два раза ниже, — сказала Наташа, — можно отовариться сразу на две недели.

— Толпа рабов безмозглых мне противна, — иди одна, я труд закончу свой.

— Какой еще труд? Будто я в доме одна ем! Ну а кроме того, нам нужно купить тебе джинсы. Хватит бурчать, поехали.

— Ну где же мне найти хоть чуточку покоя от праздных дум твоих, расчетливой тоски и серости ума? О Боже, дай мне силы, преодолеть людской тупизм, не стать такой же примитивной безделушкой, пылящейся на полках бытия!..

Эта поганая дорога, поганые пробки, водители, нажимающие своими потными ручонками на клаксоны и бросающие машинки, куда ни попадя. Рев двигателей, выбегающие из–за угла прохожие, неработающие светофоры… Ну сколько можно пыток? Как надоело чахнуть в городской пыли, когда его ждут по–настоящему великие дела! Зачем все эти мелочи, отнимающие так много сил и нервов? Когда он освободится от этой пустоты, когда же все эти глупости вроде поездки в магазины и выбора продуктов за него будут делать тупоголовые рабы, не умеющие ничего больше?

Три круга ада. Сегодня надо пройти их все. Поездка туда и обратно, покупка гадких продуктов и одежды. Как много времени отнимет примитив и как мало останется на творчество. Ну зачем ему новые джинсы? Какая разница, во что вырядить телеса, ведь — это лишь оболочка, которая вторична перед его разумом и душой… Он не хочет быть красивым и изящным, и как все эти лизоблюдные лицемеры крутиться перед зеркалом, причесываться, бриться. Зачем все эти глупости? Пусть плебс изображает из себя кукол, а ему плевать. Он все равно будет выше людишек, даже если все вокруг оденут каблуки и встанут на подставку. Он будет красивее даже в драных лохмотьях на фоне их сверкающих пиджаков и галстуков. Он будет умнее, даже если они изучат весь архив Ленинской библиотеки. Скорей бы уже есть в ресторанах, чтобы не ездить за едой, а одежда не нужна — он может ходить в одном и том же хоть каждый день. Разве это что–то меняет? Это плебсу надо качаться в качалках и обрызгивать бренные телеса духами, да забить одеждой шкафы, чтобы завоевать внимание сучек и спариться. За ним по одному щелчку пальцев будет выстраиваться целая очередь из мокрощелок — только выбирай. Но для этого нужно закончить роман, а уж тогда… Тогда у него будет все.

— Пожалуйста, помоги мне припарковаться, — попросила Наташа, когда они подъехали к супермаркету. — Выйди и покажи, где лучше встать.

Господи, ну как в этой суматохе можно сориентироваться? Тут же тысячи машин, которые постоянно куда–то едут, бибикают, копошатся в пробках. А если Наташка случайно кого–то заденет — придется провести тут еще несколько часов, ждать пока гаишники приедут и начнут разбираться. Мизерных часов на творчество останется еще меньше! Как же можно жить в таких условиях? Как можно творить, когда от тебя требуют постоянного напряжения! Наконец Андрей нашел свободное место и стал жестами подсказывать жене, куда надо повернуть руль, но увлекшись этим процессом, он не заметил, как более расторопный водитель направил автомобиль прямиком в полосу и занял место первым.

— Блин, Андрей, ну что ты стоял как столб? С тобой просто невозможно!

— Средь быдла этого мне жить невыносимо! К трем адовым кругам добавился четвертый, твоя парковка — это сущий мрак! За что мне эта пытка и страданье, ну почему я должен проклинать минуту каждую — нет, каждую секунду тлетворного бездарного житья!

— Не сходи с ума и не ной! Лучше ищи новое место для парковки!

— Вот черт! С тобой и ад покажется спасеньем…

Андрей не мог дождаться окончания сегодняшнего дня. Он проходил мимо витрин с равнодушным взглядом, не замечая ни вещей, выставленных на них, ни окружающих людей. Он был где–то далеко отсюда, размышляя о дальнейшей судьбе героев романа или сюжетных линиях, но никак не рядом с супругой, которая клала что–то в тележку, примеряла одежду, бегала по магазинчикам в поисках приличных джинсов. Андрей молча сходил в примерочную раз, другой, третий, и каждый раз, даже не смотря в зеркало, утверждал, что эта вещь чрезвычайно ему нравится и отлично подходит, хотя одни джинсы были явно на размер больше, а другие просто волочились по земле. Но какое это имело значение? Главное — поскорее уйти отсюда и сесть за компьютер, приступив к роману, а чем быстрее они сделают покупки, тем раньше это произойдет. Наташу такое положение вещей крайне раздражало, но зная своего супруга от и до, она уже давно перестала удивляться подобным мелочам…

***

Первое, что сделал Андрей на следующий день — набрал номер Кости и договорился о новой встрече. Когда они увиделись, то крепко пожали друг другу руки и обнялись.

— Я больше не могу так жить, мой друг. Я так устал, я так хочу покоя. Моя душа в багровых полосах от их плетей, от их удушливых гортанных звуков, от их ехидства, блевотных помыслов. От этой массы, что течет по улицам, как гной в прыщах подкожных и нарывах. Но каждый день они передо мной — людишки жалкие. Как можно жить средь них? Питаться их словами и восторгаться рожами неумными на вид и изнутри не краше? Я так устал, мой друг. Я так устал…

— Понимаю тебя прекрасно, — ответил Костя. — Но это наш крест. Это крест всех талантливых людей. Относись к окружающим снисходительно, и они не будут доставлять тебе хлопот. Пойми, люди — это обычный побочный эффект для таких, как мы. Своими законами, идеалами, своим укладом жизни они все время лезут и путаются под ногами. Их не надо критиковать или вступать с ними в споры, а просто обходить стороной, как ты обходишь кучи с коровьим дерьмом.

— Но ведь задача наша им помочь — таланты просто так не выдаются. Должны мы истину до плебса донести, но как? — надежды прахом могут обернуться.

— Не обернутся, во всяком случае, мы этого не допустим. Я много думал после нашей встречи, и… В общем, как насчет того, чтобы организовать клуб? Клуб для таких, как мы? Подобно троянскому коню мы подорвем это общество изнутри, заставим его считаться с нами.

— А что, мой друг, блестящая идея. Мир содрогнется, когда в глаза людские, бесстыжие от самого рождения, вакцину ценностей мы истинных вольем.

— Вот–вот. Клуб, где не будет лжи и лицемерия, серости и убогости, денег и власти. Мы все будем равны и едины. Над нами не будет довлеть это разрушающее общество — у нас будут свои законы, главный из которых — свобода.

— Стихи читать там будем и рассказы, делиться радостью нежданной и бедой, в апологет увянувшему миру — воздвигнем свой.

— Точно! Все так и будет. А как мы назовем наш клуб?

— «Господствующая искренность». Поскольку лишь она над гениями властна, поскольку только ей служить должны, и лишь она поможет нам однажды проклятый плебс под корень извести…

Самой главной проблемой, с которой столкнулись друзья — место для встреч, но ее удалось разрешить довольно быстро. На одном из пустырей они нашли недостроенное здание, которое хотели превратить в магазин. Но деньги на строительство кончились, и теперь помещение пустовало. Поблизости не было жилых строений и дорог — здание находилось вдали от городской суеты и соседствовало с лесным массивом, что как нельзя лучше подходило для целей Андрея и Кости. Друзьям осталось лишь принести туда старую мебель, истертые до дыр и покоящиеся на антресолях ковры, проку от которых нет, а выбрасывать жалко и многие другие вещи, так необходимые для создания уютной обстановки. Они могли гордиться собой — через пару дней все для открытия клуба «Господствующая искренность» было готово.

— Нам имена, пожалуй, стоит поменять — негоже в храм входить в обличье человечьем. Себя я Августином нареку, как будут звать тебя?

— Я выберу Маврикий…

Глава 3

Если с клубом дела складывались хорошо, то в обыденной жизни — все валилось из рук. Вот, например, сегодня Наташа попросила его вымыть полы. Конечно, и сама она не отлынивала от домашней работы, но как можно его, гения, принуждать к физическому труду? Великих людей нужно ограждать от примитивных повседневных хлопот и только лишь вовремя исполнять их просьбы! Пред ними надо благоговеть, приклоняться, превозносить до небес и благодарить судьбу, что тебя, простого смертного, жизнь свела с человеком, наделенным таким талантом. Да, пусть он пока не признан, но ведь это лишь дело времени. Жизнь сама расставит все по своим местам, но так хотелось свободы уже сейчас. Сейчас, а не минутой позже. Чтобы не протирать полы и не выносить мусор, а заниматься творчеством и иметь слуг, которые будут сдувать с него пылинки и исполнять любые прихоти!

«Ну давай же, проклятое пятнышко, стирайся скорее. И ты, следующее пятно тоже, и ты, гнусная чернильная клякса, ну давай же, трись и уничтожайся, сволочь. Ненавижу это никчемное существование, этот жалкий рабский труд. Когда же вы все кончитесь, поганые грязевые точки и полосы, когда же вы изведетесь? Ну что же ты не оттираешься, давай же, давай. Мне некогда возиться с вами, проклятые враги! Меня как пса натравили на вас! Ну почему вы все не кончаетесь? Почему вас так много накинулось на меня одного? Будь проклята эта чистота, будь прокляты все уборки на свете! Вы ведь все равно появитесь снова, так какой смысл гробить на вас свое время? Какого черта, я гений, должен с тряпкой в руках истирать в мозоли колени? Ох, как хочется слуг, бездарных человечков, чье рабское призвание и состоит в этой мирской суете.

Звонок, телефонный звонок… Ну что еще? Кто там смеет мешать моим мыслям? Что за дьявольщина! Вон! Идите прочь, раздражающие звуки и ты, драная, мокрая тряпка! И вы все, масса неудачников и холуев! Кто звал вас в мой мир? Кто сказал, что вы должны быть рядом со мной»?

— Алле, алле! Ну говорите же скорее, что вам надо. Ужель так трудно сообразить — вам здесь не рады!

— Привет! Это Сергей, ну насчет журнала.

— Да я узнал, узнал, давай без промедленья, когда к работе приступать? Когда начнем веселье?

— Понимаешь, мне очень неприятно тебя огорчать, но шеф сказал, что твой план, безусловно, хорош, однако, в ближайшее время вряд ли осуществим. Поэтому он просил тебя поблагодарить, но его ответ — нет…

— Нет? О Боже, ты смеешься надо мной или решил сыграть в игру такую? Какой там шеф? Чего он там решил? Ведь он лишь жалкий черв — отребье. Он высший ум задумал воспитать, быть может, реки вспять пустить задумал? Он кто, Сережа? Кто он, твою мать? Он же букашка, крошка мирозданья!

— Андрей, не огорчайся. Ты талантливый человек, у тебя все получится, и…

— Закрой свой рот и шефу передай, который шефом лишь среди помета быть достоин, что я Андрей Воронин — не дешевка, которой может всякий помыкать. Он чести высшей удостоен был, когда со мной его судьба свела. И так бездарно упустить свой шанс безумец даже вряд ли бы решился, но коль уж он глупец — мне наплевать, другой бы не простил, но я смирился. Ведь с глупостью людской дела иметь привык…

«Ха! Шеф… опять гнусные людишки вякают где–то под рукой, не в силах смириться со своей скорбной участью. Понаделали себе властелинов да королей, мерзопакостные холуи! Ну ничего. Я смету рукой всю вашу жалкую оболочку, и на осколках мира возведу новый. И дырявой, мокрой тряпкой, что драю этот убогий пыльный пол, я заткну ваши рты, гноявые и беззубые. А сейчас надо оттереть эти проклятые пятнышки, эти жалкие полоски на полу… Пусть так, но скоро все изменится, скоро придет мой черед»!..

— Ну как там твой журнал, есть продвижения? — спросила Наташа, когда они уселись перед телевизором и стали смотреть какой–то фильм.

— Не вышло ничего — не велика беда. Неужто ждать признания от слуг бесправных? А ну их к лешему, я так устал от дел этих пустых и дел бесславных…

— Ну я же говорила. С твоим образованием руководить журналом тебе никто не даст. Лучше что–нибудь более реальное поищи.

— Другого человека я б послал подальше, махнул рукой на жалкого раба. С тобою не могу я поступать так. Тебе проститься все, ведь ты жена!

А затем они оба смотрели какие–то дурацкие передачи, обсуждали какие–то дурацкие проблемы и строили дурацкие планы на будущее. Точнее, это Наташа строила, а Андрей лишь молча кивал головой и мысленно переносился в завтрашний день, в заброшенный уголок на пустыре, где должно было состояться первое собрание клуба «Господствующая искренность»…Клуба, который должен собрать под свои знамена всех талантливых людей, понимающих, как близок крах мира и желающих этот мир спасти.

— Нам нужно купить люстры и шторы, а еще у нас засорилась раковина, — доносились до Андрея обрывки Наташиных фраз….

Только объединившись они способны противостоять людской глупости и невежеству — нести крест, сколь бы не была тяжела эта ноша. Но даже этим талантам, собранным по крупицам по всей стране, потребуется вожак. А кому как не ему, Андрею, уготовано быть им? Роман, который он закончит через несколько месяцев, станет эдакой Библией нового мира, откуда люди будут черпать истину. Через книгу они придут к свету. Они станут носить его на руках, боготворить и кланяться в ноги, ведь Андрей откроет им самое дорогое, самое главное в их никчемном существовании — истину и смысл жизни…

— Андрей, в общем, в следующие выходные мы поедем на рынок, а еще через неделю нужно будет….

Да, он даст людям ключик от ворот, о которые они бьются головой целые века. О нем будут писать газеты, его покажут по телевизору, может быть даже предложат государственный пост. Например, министра…или даже президента… Да, президента. Они выберут его царем, назовут в его честь улицы, станции метро, целые города. Ему поставят памятники, его имя увековечат в истории…

— Андрей, ты опять меня не слушаешь? — разозлилась Наташа, обратив внимание на отсутствующий взгляд своего мужа…

— Прости, родная, я чуть–чуть отвлекся, но раковину надо б прокачать!

***

«Ну наконец–то. Вот он истинный храм, их царство света», — подумал Андрей, когда пришел на пустырь в оговоренный с Костей срок. Впрочем, здесь он был никаким не Андреем, а Августином. Да–да, это звонкое имя так ему шло… Оно словно наделяло его могучей таинственной силой, наполняя душу огнем…

Зайдя внутрь, Августин скинул ботинки и уселся на мягкий ковер. Он закрыл глаза и вновь окунулся в фантазии, представляя, как, находясь в окружении красивых женщин, раздает автографы и интервью, как вальяжно проходит сквозь многотысячную толпу зевак и восседает на трон… Как упражняются в лести слуги, а люди все громче и громче скандируют его имя, а затем к его голове подносят золотую корону, украшенную россыпью драгоценных камней, а затем… Вдруг вдалеке послышался чей–то смех, и видение закончилось. Цокнув от досады языком, Августин выглянул в одну из расщелин и заметил Маврикия под руку с какой–то девушкой. Они пили пиво и медленно приближались ко входу в клуб, явно наслаждаясь обществом другдруга.

Девушка не являла собой эталон красоты, но все же была довольно милой — среднего роста, чуть пухленькая, с карими глазами и темными кудряшками, ниспадавшими на плечи. На ней была одета короткая темная юбка и серая блузка, отнюдь не скрывавшая пышных форм, которыми их обладательница, без всякого сомнения, могла гордиться.

— Познакомься, — сказал Маврикий, — это Елена. Очень необычный, а главное, талантливый человек, достойный вступить в наш клуб. Ты не против?

— Разбив мужской союз прекрасной дамой, большую лепту в наше дело внес. В один прекрасный миг, коль нас с тобой не станет, она продолжит род и мир спасет.

— О, отрадно слышать, — с улыбкой произнесла Елена и присела на свободный стул.

— Елена — художница, — продолжил между тем Маврикий, открывая портфель. — Я принес ее работы, чтобы ты заценил. Смотри, вот ангел с порванными крыльями на палубе корабля, вот падающая с неба звезда, вот Бог, вступающий в схватку с Дьяволом. Обрати внимание на буйство красок, на стиль. Это же талант.

Действительно, работы были хороши, и Августин абсолютно искренне заявил об этом, чем несколько смутил Елену, которая, судя по всему, отнюдь не была скромницей.

— Хорошо не только ее творчество, но и она сама, — сказал Маврикий. — Это настоящая бестия. Если б она захотела, у ее ног валялся бы сам папа Римский, но она не хочет. Ей и не нужно ничего, кроме неба над головой, пения птиц, шелеста травы. Ты знаешь, я посвятил ей стихи, вернее даже целую оду. Я прочту тебе прямо сейчас, только…

На секунду задумавшись, Маврикий бросился к девушке и принялся срывать с нее одежду. Лена не сопротивлялась, она наоборот, словно только и ждала этого момента, и спустя мгновение предстала перед смущенным Августином и торжествующим Маврикием полностью обнаженной. Августин не знал, куда ему деваться, краска стыда покрыла его щеки, но он не мог оторвать от Елены взгляда, любуясь ее налитой грудью.

— Ну что, мой друг, ведь правда хороша! Ею нельзя не восхищаться! Она достойна самых лестных комплиментов. Но полно краснеть от стыда, ты не видел главного. Того, чему и посвящены мои стихи, — сказал Маврикий и упав перед девушкой на колени, развел ее ноги в стороны, подложив их на подлокотники.

Августин нервно сглотнул слюну, увидев манящее лоно, на котором не было ни единого стыдливого волоска, хоть немного прикрывающих завесу тайны.

— Вот, вот оно! — закричал обезумивший Маврикий. — Совершенство, идеал, божество! Вот то, ради чего мы все существуем. Вот, где возникает новая жизнь, мой друг. А теперь слушай, слушай внимательно, и ты все поймешь сам…

— Гениально, — произнес Августин, не в силах оторваться от Елены.

— Я знаю, знаю черт возьми. Ну что же ты стоишь, иди же сюда. Сядь рядом со мной и взгляни на нее вблизи. Иди же!

Не в силах противиться, Августин упал на колени и ощутил манящий, возбуждающий запах. Голова закружилась, лоб покрылся испариной и сам не зная, что он делает, Августин принялся лизать призывно распахнутое лоно.

— Да, да, — продолжал безумствовать Маврикий. — Иди на поводу у своих желаний, перестань быть рабом приличий и законов, эталонов и стереотипов. Ты свободен, как и все мы. Делай, что велят желания и обретешь спасение…

— Еще, еще, — молила Елена, стискивая голову Августина руками и вжимая ее в свою плоть, — да, хорошо…

Сняв трясущимися руками штаны, Августин навалился на девушку, войдя в нее, а Елена обхватила его ногами и впилась губами в шею.

— Вот так, — кричал Маврикий, — вот так. Задай ей жару, дай волю безумию и разрушь барьеры, освободись, а вместе с тобой освободится и весь этот мир! И мы станем свободными. СВОБОДНЫМИ ото всех и навсегда!!!

Когда обессиленный Августин оторвался от ненасытной Елены, его место занял Маврикий, а спустя час они вместе, расслабленные и обнаженные сидели на полу, пили коньяк и непринужденно болтали.

— А можно я нарисую картину? — спросила Елена.

— Конечно, — ответил Маврикий. — Давай прямо на стене. А краски у тебя с тобой?

— Да, я тебе их в портфель положила.

Это было потрясающее зрелище — обнаженная художница, разгоряченная от любовных утех, с кистью в руках. Ее движения были размашистыми и уверенными, каждый мазок давался с легкостью, словно высшая сила двигала ею в этот момент. Никто, кроме нее не знал, что именно она рисует, да это было и не важно — даже находясь поодаль, Августин и Маврикий ощущали мощнейшие энергетические флюиды, исходящие от Елены, будто она превратилась в демона, перелетающего от одного края стены к другому. Она и правда парила, ни на секунду не замедляя ход, и когда образы на картине стали отчетливо проявляться, художница уже не сдерживала эмоции. Теперь после каждого мазка, из ее горла доносился стон, казалось, она не рисовала, а продолжала заниматься любовью, неистово отдавая партнеру всю себя…

— Ты любишь эту женщину, мой друг? — вдруг спросил Августин.

— Любви не существует, это люди возомнили ее себе, в надежде склонить голову в очередном рабском позыве. Это свойственно даже самым сильным особям, уверенным в себе и достигших высот. Но рабская душонка все равно дает о себе знать, а единственно возможный способ подчинения в данном случае — игра в любовь. Но ее нет — есть лишь порыв, после которого наступает бездумное паразитическое существование, когда люди живут, пользуясь друг другом. Они называют это семьей. Но в действительно это два обыкновенных паразита.

— Пожалуй, прав ты кое в чем, но все же я поспорю. Огонь проходит, да, но тлеют угольки, и эти угольки любовью называют люди, пока они живут — живем и мы.

— Мы просто называем одни и те же вещи разными словами. Обретая покой и объединяясь в семью, люди неизменно подчиняются желаниям партнера, и чувства, зажатые в тиски, исчезают. А мы с Еленой свободны от всяческих обязательств — она может упорхнуть в любой момент, как и я, и эта возможность придает отношениям особый колорит, не дает огню стать угольками. Мы не два паразита — мы свободные люди, у каждого из нас своя дорога. Эй, Лен, ты меня любишь?

— Я люблю шелест травы, — ответил художница, на миг оторвавшись от картины, — пение птиц, запах леса, а еще я люблю рисовать.

— Вот видишь, — сказал довольный Маврикий. — Меж нами нет любви, но есть нечто большое — понимание того, что мы свободны. Ведь только получив свободу ото всего, ты получишь счастье…

Наконец, картина была закончена. «Вуаля», — произнесла Елена, сделав последний мазок кистью и показав друзьям свое творение. Картина была насколько хороша, настолько же и противоречива. Распахнутое женское лоно, из которого бил вулкан и текла лава на фоне замерших в ожидании Бога и Дьявола с напряженными фаллосами.

— Браво! — воскликнул Августин.

— Ты как всегда великолепна, — поддержал Маврикий. — Эта картина достойна лучших музеев мира.

— Вот еще! — ответила Елена. — Она только для вас. Смотрите и наслаждайтесь и дайте мне, наконец, вина. Ваша дама устала и нуждается в отдыхе…

Глава 4

Сегодня Наташа вновь закатила скандал — упрекала и корила, убеждала искать работу и зарабатывать для семьи деньги. Опять деньги. Эти жалкие бумажки, сводящие с ума примитивных людей. Кто они, эти бесчувственные особи, вкалывающие до седьмого пота и возвращающиеся домой с мертвенно–бледным лицом? Кто вспомнит о них после смерти? Что они оставят после себя в истории? Хоть маленький след, хоть крупицу своего «я»? Да ни за что. Они уйдут и о них тут же забудут, даже если они обладают огромным состоянием. А вот его, Андрея, будут чествовать веками. Дети будут изучать в школе написанные им произведения, а критики испестрят каракулями кипы бумаг в надежде донести до людей суть его творчества. Он станет бессмертным в сердцах миллиардов. А Наташа требует каких–то денег… Господи, почему одних ты одариваешь просветленным разумом, а другим оставляешь лишь скудоумие?

Ну хорошо, хорошо. Он отправит еще несколько резюме этим конторским крысам, недостойным даже его взгляда. Только пусть Наташа отстанет, только пусть успокоится хоть на неделю или две, не пристает, не лезет в душу, не дает советов. Его роман написан почти наполовину, а значит, скоро звезды засверкают на небе в его честь, и вся богема распахнет перед ним объятия. Но он не примет ее — отмахнется рукой, как от проказы, потому что она не ценила его ранее, а хочет лишь воспользоваться им, побыть в зените его взошедшей славы… Ах, скорей бы это произошло. Скорей бы роман издали, и тогда Наташа поймет, как ошибалась, с какой примитивной меркой подходила к нему. Поймет, как несказанно ей повезло, что она отыскала настоящий алмаз в грязевых потоках своей обыденной и банальной жизни…

Как же мучительно ожидание, как медленно тянется время… Нужно выпить. Хоть один глоток обжигающего алкоголя, чтобы не думать больше о светлом будущем, ждать которого нет никаких сил. Подойдя к холодильнику, Андрей извлек водку и плеснул немного в стакан. Осушив его до дна и наполнив вновь, он повторил процедуру, а затем еще раз и еще… Вот так хорошо… Так легко и спокойно… Нужно просто потерпеть, прожить как–нибудь несколько жалких месяцев, оставшихся до прихода славы. Но как оградить себя от Наташиных придирок? Где найти хоть какую–нибудь подработку, маленькую формальность, которая защитила бы его и позволила вздохнуть с облегчением?

А может, украсть? Спереть несколько тысяч долларов и сказать, что нашел работу? А там придет успех, и повод для лжи исчезнет. Или взять кредит в банке, который с легкостью будет погашен, как только книга появится в продаже? А вдруг ему дадут денег просто так, под имя? Конечно, имя его пока не слишком известно, но ведь банки развивают программы по инвестициям в будущее, почему бы им не вложить деньги в Андрея, а он, так уж и быть, где–нибудь упомянет название их тщедушной конторы и сделает ей солидную рекламу. И в самом деле, чем не шанс? И деньги появятся, и жена пилить перестанет. Наоборот, похвалит. Еще бы, ведь он на блюдечке с голубой каемочкой принесет ей эти жалкие бумажки и кинет под ноги, чтобы отвязалась и не приставала до издания романа. А там уж пусть пристает — не страшно. Со славой, деньгами и огромным успехом в народе он сможет свернуть горы и исполнить любую прихоть супруги. Точнее, не он, конечно, а специально нанятые слуги, но сути дела это не меняет. Главное — что его оставят в покое, и не будут лезть в его жизнь.

Итак, решено. Прямо сейчас, покопавшись в интернете и найдя телефоны банков, он позвонит и быстренько договорится о кредите. Какой же он все–таки гений, как просто удалось решить «бумажную проблему». Надо за это выпить хотя бы стаканчик, а лучше два… Вот теперь хорошо. Так спокойно и радостно. Нужно лишь снять трубку, а потом продолжить роман. Вдохновение стучится в дверь, и этим надо пользоваться. Но сначала треклятые деньги…

— Испексбанк, здравствуйте.

— И вам, мадам, не кашлять.

— Вы по какому вопросу?

— Бумажки мне нужны, примерно десять тысяч, желательно сегодня получить. Естественно, без всякой волокиты — очередей и прочих мелочей. Я Волков (так про между прочим сообщаю) и в будущем приближу вас к себе. Итак, я выезжаю, ждите. До встречи, Ауф видерзейн!

— Молодой человек, вы больны?

— Мадам, ведь ясно объяснил — я Волков. Ваш банк обшарпанный порадовать хочу. А вы тут смеете мне что–то вякать? Да кто вы, милая, перечить чтоб царю?

— Ну, знаете, это уже ни в какие ворота не лезет. Проспитесь, а еще лучше обратитесь к врачу.

Когда женщина повесила трубку, Андрей не на шутку рассвирепел. Ишь, какая мелкая сявка! Ну смотри же, вот когда придет слава, боссы за такую недальновидность выкинут с работы. Потеряли самого лучшего своего клиента, ну и беспечность! Какое потрясающее самодурство! Да как же злиться на этих людишек, Боже, они же нуждаются лишь в жалости! Их скудоумие просто не знает границ! Ладно, кто там у нас следующий по списку. Ага, Лорибанк.

— Здравствуйте. Вы позвонили в Лорибанк. Меня зовут Елена.

— Ленок, милуня, сделай одолженье, не повторяй ошибок дураков. Десятку тысяч баксов жду с курьером, переться к вам мне лень — и так полно забот. Я Волков, если вы вдруг не узнали, вам крупно повезло — я позвонил. И напишите мне через полгода, чтоб я ваш банк приблизить не забыл.

— Приблизить? К чему приблизить?

— Как тяжело дела иметь с людьми, Ленуся. Ну что же ты не докумекаешь сама? Я гений, детка, гений — все так просто. Ваш банк тщедушный — пешка для меня. Через полгода, крошка, все забудут, кто создал радио, придумал телефон. Останется одно лишь имя — Волков. А Волков это я. Ну что, вопрос решен?

— До свидания, молодой человек.

И эта идиотка повесила трубку. Неужели они и правда настолько тупы, что не понимают свалившегося на них счастья? Всего лишь за десять тысяч вонючих баксов они могли получить то, что вскоре не получат и за миллион — крупицу внимания. Как теперь отвязаться от Наташи? Ведь не объяснишь же ей, что в банках работают одни болваны! Ее мозг тоже слишком ограничен, чтобы понять прописные истины… А теперь придется мучаться, оправдываться, искать иные решения. А все ради чего? Чтобы спасти этот проклятый мир! И для чего эта жертва, для чего он несет свой крест? Как спасти эту неблагодарную планету, если она даже в мелочах не желает идти навстречу?…

***

Между тем, клуб «Господствующая искренность» развивался с каждым днем, а собрания его членов стали носить регулярный характер. После того, как Маврикий и Августин создали в интернете специализированный сайт, от желающих прийти на пустырь и представить свои произведения не было отбоя. Но приглашения получали далеко не все, а лишь те люди, чье творчество, по мнению основателей клуба, гармонировало с их собственной философией, несло в себе мощный энергетический заряд, было направлено против общества, его моральных принципов и устоев. Так, сегодня Августин и Маврикий ждали сразу трех гостей — Эль Матадора, Ласкалу и Багиру.

Но если первые двое особого впечатления на Августина не произвели — да, интересные творческие натуры с нестандартным мышлением и красивыми стихами, но не более того — то Багира запала в самое сердце. Высокая, статная девушка в черных кожаных штанах и вязаной кофте влетела на пустырь, как ураган. В каждом ее движении чувствовалась сила, после каждого шага словно сотрясалась земля. Черные тени под глазами и черная же губная помада делали ее и без того таинственный образ вызывающим и дерзким, от горящих огнем глаз хотелось спрятаться. А ее стихи… Когда она вышла на импровизированную сцену и принялась читать — равнодушным не остался никто. Она читала их с придыханием, слова будто отскакивали от ее губ и ударялись в стены, настолько эмоциональной и яркой была эта речь. Такая же дерзкая и вызывающая, как и сама Багира…

Августин не смог сдержать эмоций и зааплодировал, а затем сам взобрался на сцену, желая представить стихи, написанные вчера на полупьяную голову в порыве очередной депрессии.

И вновь раздались аплодисменты, и Августин с огромным удовлетворением заметил, что Багира, эта чертовка с бесноватым взглядом, тоже приветствовала его…

— А может курнем травки? — произнес Эль Матадор и извлек из кармана несколько косячков.

— А что, какой же творческий кружок без марихуаны? — ответил Маврикий. — Давай!

Через пять минут все помещение заволокло сладковатым дымком. Потом кто–то вновь вышел на сцену и читал стихи, кто–то устроился рядом с холодильником и пил водку, Августин же, подгоняемый наркотическим дурманом, подкрался к Багире и прижался к ней всем своим телом.

— И как тебе у нас, моя принцесса, еще вернешься или сгинешь навсегда? Смогу ль тебя обнять еще за плечи, взглянуть хоть раз в безумные глаза?

Повернув голову и направив на Августина свой пристальный взор, Багира улыбнулась и облизнула кончиком языка его нос.

— Конечно, я приду еще, коль пригласишь. Кстати, у тебя хорошие стихи.

— Спасибо, ангелок. Из уст твоих и мат звучал бы песней!

— Нет, мне не нравится, когда меня называют ангелом. Я дьяволица, черная пантера. Это люди тянутся к солнечным лучам, а мне он причиняет боль. Моя стихия — ночь. Она придает сил, вдохновляет, заставляет жить. Ночью я не вижу на улицах марионеточных людей, их лживые улыбки, не слышу их мерзкий смех, не вдыхаю их запах. В это время они забираются в свои жалкие лачуги и трясутся от страха, а я наоборот покидаю обитель и брожу в одиночестве.

— Не страшно ли тебе бродить одной, ведь мир людской таит в себе угрозу?

— А они меня сами боятся, Августин. Они ведь пустышки, в них нет стержня. Мне достаточно посмотреть в глаза — и они с криками разбегутся. Ну а кроме того, меня хранит моя заступница ночь. Прочитай, пожалуйста, еще какие–нибудь свои стихи.

— Слушай:

— «Когда красивая душа с тоски вдруг режет себе вены», — шепотом повторила Багира. — Ты удивляешь меня все больше, хотя мне казалось, что я давно уже разучилась удивляться…

Они еще долго болтали, читали друг другу стихи, целовались и обнимались на холодном полу, который в этот самый момент казался им нежнее пуховых перин…Августин парил в облаках и очень не хотел идти в душную квартиру, выслушивать нарекания жены, заниматься формальными поисками никому не нужной подработки. Не хотелось выходить на улицу и видеть слуг с опущенными головами, мчащихся продавать свои жалкие умения за жалкие гроши. Вот бы остаться в клубе навсегда — читать свои стихи и слушать другие, писать здесь роман, а потом предаваться празднествам и веселью. Что еще нужно для счастья? Что еще нужно для того, чтобы чувствовать себя полноценным человеком, радоваться жизни и наслаждаться ею? Как некоторые могут находить призвание в деньгах и карьере, ведь все это такая жалкая мелочевка, недостойная трясина для по–настоящему творческих и одухотворенных натур, которые останутся в веках и будут радовать своими произведениями не одно поколение, в отличие от пустоделов и пустобрехов, чей удел забвение…

Глава 5

Обычно рабочие дни Андрея представляли собой сущую рутину. Так было и сегодня, за тем исключением, что на календаре стояла особая дата — 14 июня — день рождения Волкова. Андрей уселся за компьютер и принялся строчить нудный текст, который от него потребовало начальство, утешая себя спасительной мыслью, что разделавшись с ерундой, он сможет взяться за роман, благо свободного времени на работе всегда имелось в избытке. Это было самое главное и, пожалуй, единственное достоинство конторы, где трудился Волков, но большего ему и не требовалось. После выхода книги и неминуемой славы, заполучить его к себе захотят самые крутые корпорации, так к чему торопить события и искать иные варианты трудоустройства? Андрея совершенно не вдохновляла мысль о том, что его будут выбирать из других кандидатов — он хотел выбирать сам.

Комната постепенно наполнялась людьми, которые сегодня почему–то были при параде, некоторые держали в руках цветы. А затем, словно по взмаху волшебной палочки, они покинули помещение и с диким гвалтом побежали куда–то по коридору. Андрея эта суета совершенно не интересовала — он был занят своим делом и на заботы остальных ему было в общем–то наплевать — лишь бы не мешались. Вдруг в комнату влетел опоздавший сотрудник и, увидев, что никого кроме Волкова нет, заметно огорчился.

— Андрюха, а что все уже ушли?

— Ну да, куда–то упорхнули.

— А чего ж ты с ними не пошел? Сегодня ведь у генерального день рождение.

— Мне дела нет до этой ерунды, а коль полизоблюдить ты задумал, беги по коридору за толпой — их гогот ты услышишь непременно.

— Ой, Андрюха, а ведь у тебя тоже сегодня день рождение. Ну и дела! Да, не повезло тебе в один день с нашим боссом родиться.

— Еще не ясно кому не повезло, ну что же ты стоишь — вперед и с песней. А то ведь не узрит наш босс в толпе гостей — в момент лишишься тепленького места.

— Ой, правда. Ну ладно, я побежал. Поздравляю!

«Опять меня сравнивают с каким–то боссом. Да чего он босс? Жалкого интернет ресурса, который дышит на ладан? Кто он по сравнению со мной? Это даже не пыль под ногами — много меньше — жалкая молекула, амебочка. Идите, поздравляйте своего начальничка, кланяйтесь в ножки, лебезите и сюсюкайтесь, помойные отродья. А после издания книги так же будете бегать и за мной»!

Оставив текст с недописанной статьей до лучших времен, Андрей принялся бездумно заходить на различные интернет странички и просматривать новости. Прочитав что–то про политику, культуру, просмотрев светскую хронику, он случайно заглянул на литературный сайт и вспомнил, что несколько месяцев назад опубликовал здесь свой коротенький рассказ. Найдя отзывы читателей, Андрей буквально расцвел. Одни называли его бесспорным талантом, другие твердили, что он гений. Конечно, критика присутствовала тоже, но Волков даже не удостоил ее вниманием — у талантливых людей всегда хватает завистников.

Вообще, в творческой среде отношение к Андрею было неоднозначным, что и не удивительно, учитывая его оригинальный стиль. Особенное удовольствие доставляло ему издеваться над читателями. Вот, например, когда герой подвергался смертельной опасности и в последний момент избегал смерти от рук врагов, буквально на следующей странице он мог случайно поскользнуться и свалится с обрыва. А порядочная дама, верой и правдой ждавшая пять лет своего принца, за день до его появления, когда, казалось бы, вот оно, счастливое мгновение — вдруг становилась разнузданной шлюхой и рушила счастье собственными руками. Андрей блаженствовал от таких сюжетных поворотов, предвкушая душевную боль читателей, их непонимание и осуждение. Потирая ладони и цокая от удовольствия языком, Андрей изобретал все новые способы покуражиться и поглумиться, надеясь, что в реальной жизни, он сможет когда–нибудь так же легко играть человеческими судьбами, то погружая их головы под воду, то вновь вытаскивая наружу и позволяя глотнуть воздуха…

Распечатав лестные отклики, Волков перечитывал их на протяжении целого дня, и ни одно даже самое искреннее поздравление с днем рождения не могло обрадовать его так, как эти листы бумаги. Придя домой, он показал отзывы Наташе, которая просто обняла его и сказала, что очень любит. Но Волков не унимался. Вот же оно — доказательство бесспорного таланта. Ну кто теперь усомниться в том, что его ждет большое будущее и всеобщее признание? Этими листками он заткнет пасть любому недругу, самому настойчивому критикану. Теперь его не удастся ввести в заблуждение и сломить. Он и раньше не сомневался в том, что его ждут великие дела, но теперь помимо собственной оценки появились и другие мнения. Да! Грандиозный триумф и завоевание всей страны! А еще лучше целого мира. Вся планета будет с упоением зачитываться его романами и ждать новых. Потому что он лучший и нет никого, кто бы мог затмить его славу, встать с ним на одну ступень!

***

Через две недели клуб «Господствующая искренность» насчитывал уже с десяток активных членов. Публика собиралась самая разношерстная — от бомжеватого вида подростков до представителей так называемой золотой молодежи, которую уже тошнило от блинчиков с красной икрой и тянуло на подвиги. Собрания проходили по одному и тому же сценарию — сначала кто–то выходил на сцену и читал стихи, потом наступало время различных философских дискуссий, а следом за ними в ход шли водка, легкие наркотики и умопомрачительные оргии.

Сегодня первой на сцену поднялась девушка по имени Маргарита. Она пришла в клуб совсем недавно, но уже успела запомниться публике своими депрессивными стихами. Вот и сейчас она не собиралась отступать от заданного ритма:

— Браво! — раздались крики! — Молодец!

Раскланявшись, Маргарита уступила место Эль Матадору, который с трудом держался на ногах. Его мутные глаза были абсолютно пусты — он и говорить мог с трудом, не то, что читать стихи. Подоспевший Маврикий с огромным трудом снял его за сцены и заявил:

«Уважаемая публика! Ель Матадор обкурился. Развлекать вас дальше буду я».

— Давай! — закричали ему остальные. — Покажи класс!

Августин почти не слушал стихов друга — все его внимание было сосредоточено на Багире. Впрочем, девушку внимательно изучали и остальные представители сильной половины человечества, благо вид «черной пантеры» сегодня был особенно вызывающим — черные чулки в сеточку, короткая юбка и чисто символический топик, который отнюдь не скрывал, а скорее подчеркивал ее формы. Августин и Багира лежали на полу, используя перерывы между выступлениями для страстных поцелуев и интимных ласк. Они никого не смущались, им было абсолютно наплевать, что о них подумают.

Между тем на сцену поднялась Елена. Оказалось, что она не только отличная художница, но и великолепная танцовщица. В длинной юбке до самых пят и рубашке на выпуск под хлопки Маврикия и подхвативших ритм остальных членов клуба, она изящно двигалась по сцене, выделывая умопомрачительные па. Люди замерли от восторга, и лишь только Эль Матадор спал где–то в уголке без задних ног, положив голову на видавшую виды сумку.

Вскоре наркотический дурман вновь заволок помещение, послышался звон граненых стаканов, наполненных водкой и вином. Раздавив косячок, Августин запустил руки под топик Багиры, а потом и вовсе снял его за ненадобностью, лаская языком налитую соком грудь. Где–то рядом пыхтел над своей Еленой Маврикий, а остальные курили траву и пили водку, с интересом наблюдая за любвеобильными парочками. Вскоре до кондиции дошла и Маргарита. Полностью раздевшись, она откровенно предлагала себя всем подряд, а в итоге оказалась вместе с Маврикием и Еленой, которые вовлекли ее в свою игру и не отпускали до самого конца вечеринки.

Наплевав на царящий вокруг гвалт, на сцену взобрался Ласкала. Набрав в легкие побольше воздуха, он начал читать стихи, и его совершенно не волновало, что слушатели заняты сейчас совсем иными вещами.

Доставшись жидких аплодисментов, Ласкала улыбнулся и попросил до краев наполнить свой пивной стакан водкой, а когда его просьбу исполнили, он осушил его одним махом и свалился куда–то за сцену.

Тут и там слышались громкие стоны, порой преходящие в настоящий крик. Пришедший в себя Эль Матадор поднялся на ноги и подойдя к Багире, стал покрывать поцелуями ее ноги, обтянутые чулками. Августин не препятствовал, уставший от любовных ласк он пил пиво и наблюдал, как Багира, несколько минут назад отдававшаяся ему целиком и без остатка, позволяет языку другого мужчины гулять по своему телу. Впрочем, мечтам Эль Матадора не суждено было сбыться. Как только он собрался снять штаны и взгромоздиться на «черную пантеру», она мягко отстранила его и широко разведя ноги сказала:

— Если хочешь, можешь поласкать меня языком, на большее не рассчитывай.

Парню этого было вполне достаточно, а Багира, наслаждаясь изысканной лаской, вовсю целовалась с Августином, который то прикасался к ее пухлым губам, то прикладывался к бутылке пива.

— Ты не ревнуешь? — спросила девушка.

— Чем больше правил человеческих порушим, тем веселее станет наша жизнь. Свободна ты, и я свободен тоже, что нам захочется, то хорошо и есть…

Глава 6

Возвращаясь после собраний клуба домой, Андрей все чаще сравнивал Багиру с собственной женой, причем, как правило, не в пользу последней. «Черная пантера» была такой раскованной, такой дерзкой и непредсказуемой. Она не просила денег, ничего от него не ждала и не требовала. А Наташке лишь повод дай — всю душу изгрызет. Она все время пыталась подстроить Андрея под себя, лишая его даже возможности выбора. К тому же супруга не представляла собой загадку, она была банальной и довольно скучной, чего о Багире никак не скажешь. Своей энергией она могла зарядить полгорода, а ее бесноватые глаза всегда горели огнем.

Впрочем, Андрей не любил Багиру — восхищался ею, хотел. Но не любил. Она была начитанным человеком, с которым можно было пофилософствовать и порассуждать о религии, бессмертии, творчестве, смысле жизни. Она и не подумала бы закатить истерику по поводу выкуренного косячка или выпитой бутылки водки, она не ревновала его к другим, уважая свободу и право выбора. Одним словом, с Багирой было интересно, а вот Наташа ничем кроме покупок и магазинов не интересовалась в принципе.

Сегодня Андрей больше всего хотел полежать в тишине на кровати и ничего не делать, но этим мечтам не суждено было сбыться. Пару минут назад позвонила Наташа и сказала, что пригласила в гости своих школьных подруг. Худшей новости трудно было и представить. Андрей ненавидел ее подруг, поскольку считал, что они были еще ограниченнее и примитивнее, чем сама Наташа — вся их жизнь состояла из мальчиков, красивой одежды и навороченных рецептов, ничего больше они не знали и не умели. Впрочем, почти все люди на взгляд Андрея были такими, с тем единственным исключением, что мимо них можно спокойно пройти на улице, а этих баб придется терпеть в собственной квартире.

Даже запершись в комнате, избавиться от шума с кухни не представлялось возможным. Типично бабские сплетни плавно переросли в обсуждение типично бабских болезней, а закончились, как и обычно, обсуждением мужиков. Проехались и по Андрею, куда ж без этого? Впрочем, чего еще ждать от примитивных существ, чей удел — стирать грязные носки и мыть посуду? Куда им понять его душу, воспарившую намного дальше пределов их ограниченного интеллекта. Андрей не обижался, да и как может взрослый человек обижаться на неразумных детей? Он мог только пожалеть их и посочувствовать, что бедняги не видят ничего дальше собственного носа и навсегда останутся на задворках истории.

Но когда, проводив девочек, Наташа подошла к Андрею и начала пересказывать слова подруг на его счет, Андрей не сдержался.

— Ты так смешна, что хочется икать. Кого ты слушаешь, кого в пример возводишь? Дешевых прачек, кухонных прислуг, которые лишь завистью исходят? Пустая жизнь их ждет, ведь даже помечать их примитивный мозг не в состоянье, и каждый день для них, что наказанье средь драных тряпок и облезлых стен.

— Ну а чем ты лучше их? Что у тебя есть кроме твоих ни на чем не основанных фантазий? Ты вечно паришь в облаках, в то время как я тащу на своих плечах всю нашу семью — готовлю, стираю, убираю, протираю пыль. Давай, я тоже сяду и начну рассуждать о высоком, и что тогда получится?

— О чем ты можешь помечать, родная, о кофточке иль золотых серьгах? О новой шубке или лисьей шапке — какая высь, какая глубина! Смешно! Не утони в словесном ты поносе, не называй мечтами примитив, стирай готовь, три пыль, но умоляю — не суйся с прозой ты в мои стихи. Ты Санчо Панса, милый подмастерье, а я — талант, я — гений, я — звезда, избавь меня от мелочных уколов, от бытовухи жалкой навсегда. Пойми, не каждому дано подобно небу над массою людскою воспарить, а те, кто по земле ногами ходит, таких как я не смогут полюбить.

— Ну, это уже слишком! Твое самомнение просто не знает границ!

— Не самомненье это — трезвая оценка. Я гений и с меня особый спрос.

— Вот что, гений, заплати–ка ты завтра за квартиру, а я пойду спать.

— С бумажками возиться нет желанья, оставь себе бюрократический препон. Если хотят придурки денег заработать — идут пусть сами, завтра я их жду.

Но домой к Андрею так никто не пришел, а утром жена разбудила его и вновь попросила оплатить счет, поскольку у нее совершенно нет времени. Чтобы отвязаться, он согласился и, одевшись, отправился в банк. Первое, что увидел Андрей — огромную очередь, состоявшую из старых бабок, которые трясущимися руками тянули в кассы многочисленные бумажки и долго выясняли какие–то мелочи, задерживая остальных. Плохое настроение моментально сменилось отвратительным.

«Господи, как ты мог допустить подобную несправедливость! Ну что я делаю среди этого плебса и почему его здесь так много? Зачем ты их столько создал, Господи? Неужели от них есть хоть какой–то толк? Они же просто засоряют мир своим существованием, своими бумажками и дрянными счетами, своей тупостью! Создал бы ты вместо десяти человек одного, который строчил бы бумажки за всех — как стало бы хорошо жить! И эти треклятые бюрократы — банковские черви! Они должны на коленях ползать и благодарить судьбу за то, что я вообще посетил их гадюшник, а вместо этого мне приходится стоять в очереди и ждать! Сами могли бы приползти на карачках в квартиру и умолять перечислить деньги в жалкий банк, а еще лучше оплатить все счета и извиниться за то, что отвлекли от важных дел! Так нет же, нет! Они еще смеют задерживать меня»!

Наконец, подошла очередь Андрея. Сунув в окошко заполненную квитанцию и деньги, он поспешил поскорее убраться прочь, но не тут–то было.

— Молодой человек, деньги на квартплату в другой кассе принимаются.

— Какая разница, куда нести бумажки, и так стою уже здесь битый час. Возьмите деньги, ими подавитесь, а я пошел, пора мне по делам.

— Да как вы со мной разговариваете! Я сейчас милицию позову!

— Давай зови, чем больше слуг прибудет — тем легче разрешат мои дела. А, впрочем, ждать мне нет резона, вот тебе квартплата, вот счета (Андрей разорвал квитанцию на мелкие кусочки и кинул их в кассу).

— Что же вы себе позволяете молодой человек! — раздались крики.

— Наверное, его родители не воспитывали, — вторили другие.

Оказавшись дома, Андрей достал водку и стал с жадностью пить, пытаясь унять разочарование и душевную боль. Как его бесила вся эта жизненная мелочевка, как раздражала. Кому нужны деньги за эту жалкую квартиру? Банку говеному нужны, пусть его холуи и приходят за ними! Нет, он, гений, должен бросать все дела и мало того, что просто прийти в убогое помещение и видеть бездарный плебс, так еще и в очереди стоять! Какое унижение! Какое самоуправство! Кем они себя там возомнили? И дураку понятно, что для такого примитива в обществе должны существовать холуи, обязанные выполнять любое желание людей талантливых, наделенных умом и интеллектом, причем абсолютно безвозмездно, в знак уважения перед человеком, стоящим на более высокой ступени развития!

***

Под вечер, вне себя от злобы, прилично накачанный алкоголем, Августин пожаловал в клуб. Он вбежал на сцену и моментально дал понять почти двум десяткам собравшимся, что хочет произнести речь. Все тут же стихли и расселись на полу, приготовившись слушать.

— Мы долго пребывали в тишине и будто крысы прятались по норам. Варились в тошнотворном их соку, терпели их поганые законы. Но род людской довел меня уже, пора им показать, кто здесь хозяин, пора очнуться ото сна и напролом — на гнусность их ответим мы ударом. Готовьтесь же, посланники добра, спасители немеркнущего света, вас поведу сегодня за собой под флагом нашего священного завета.

— Давай! — закричали собравшиеся! — Мы с тобой, Августин!

— Я рад, друзья, что вы со мной согласны, пусть род людской готовится к войне. Сегодня ждет нас славная потеха, сегодня мы заявим о себе!

Набрав туалетной бумаги и баллончиков с краской, ребята выбежали на пустырь и направились вслед за Августином, который вел их к банку, где несколько часов назад пережил страшное унижение. Он покажет этим вшивым бюрократам, погрязшим в тошнотворных счетах. Они хотят бумажек? — сегодня они получат их в избытке.

Ворвавшись в банк, ребята принялись засовывать туалетную бумагу во все свободные окошки.

— Мое место, мое! — кричал Маврикий, расталкивая людей, стоящих в очередях, — я первый здесь стоял и хочу поскорее засунуть свои вонючие счета в кассу.

— Нет, нет! Я была первой, и у меня есть свои счета, — кричала Багира, поднося к окошкам рулоны бумаги.

Другие ребята тоже не стояли без дела — они расталкивали толпу, прыгали и громко кричали, создавая эффективную шумовую поддержку. Ласкала, пользуясь суматохой, выводил краской на стенах неприличные слова, а Эль Матадор и Маргарита, скооперировавшись, обматывали растерявшихся людей туалетной бумагой, по обезьяньи улюлюкая и громко смеясь. Сотрудницы спешили укрыться в глубине здания, но рулоны долетали и туда. Молодежь бесновалась, превращая помещение банка в арену для своего собственного представления и, кажется, эта игра была им вполне по вкусу.

Встав ногами на стол и скинув оттуда банку с конфетами и писчие принадлежности, Августин подбадривал своих друзей, призывая их к бунту и сопротивлению.

— Что же это делается? — недоуменно пролепетала женщина с грудой листов, зажатых подмышкой.

— Грядет новый мир, — крикнул ей Августин и пустился в пляспрямо на столе.

— Святая Богородица… — пробормотала женщина и свалилась в обморок.

А толпа между тем продолжала бесноваться. Она громила то, до чего могла дотянуться, изрисовывала стены и закидывала помещение туалетной бумагой, пестревшей надписями

«вонючие деньги», «мои дорогие счета», «сраная квартплата». Обычные посетители выбегали прочь, но предусмотрительный Ласкала уже давно сидел возле выхода и провожал банковских клиентов брызгами из баллончика с краской.

— Пора и нам отсюда делать ноги, — закричал Августин, — не долог час пожалуют менты.

Спрыгнув со стола и перевернув его, Августин выбежал из банка, а вслед за ним устремились и остальные ребята. Они были рады, что сумели заявить о себе и попрать устои этого чертового мира с его ублюдочными порядками и законами. Но больше всех был доволен Августин. Эти жалкие людишки хотели подстроить его под себя, чтобы он, как слуга толкался среди плебса и отстаивал очереди — не вышло! Он показал, на что способен в гневе, и в следующий раз эти ограниченные амебы еще сто раз подумают, прежде чем заставлять его унижаться.

Оказавшись в клубе, друзья еще долго обсуждали увиденное и восхваляли Августина, который отрядил их в этот боевой поход. Виновник торжества театрально раскланялся и выпив водки забрался на сцену. Толпа замерла — она жаждала услышать, что скажет их предводитель. Но предводитель не спешил.

— Женщину мне! — крикнул он, и в мгновение ока рядом с Августином оказалась Маргарита, которая повисла на его шее и впилась в губы страстным поцелуем.

Оторвавшись от девушки, Августин обвел взглядом своих соратников и сказал:

— Стихи я прочитаю вам сейчас, которые людишкам посвящаю, их обществу, что будто бы нарыв на моей коже гноем нарастает. Слушайте же!

— Браво! — закричали собравшиеся! Читай еще!

— Еще? Ну нет, пора и мне на отдых, давайте веселиться, отмечать! Сегодня сделали благое дело, теперь всю ночь нам суждено не спать.

А затем началась сущая катавасия. Обнаженная Маргарита и Багира чуть было не подрались меж собой за внимание Августина, но потом помирились и даже устроили небольшой эротический спектакль с лесбийским уклоном. Остальные не отставали. Они срывали друг с друга одежду и предавались любовными утехам, время от времени меняясь партнерами. Никто и внимания не обратил на то, что снаружи уже давно забрезжил рассвет. Здесь никому не было до этого дела. Все шло своим чередом…

Глава 7

Андрей оказался дома только под утро. Уставший, пропахший наркотой и алкоголем, он закрыл за собой дверь и тут же рухнул на кровать. Но заснуть ему так и не удалось. Наташа со слезами на глазах ворвалась в комнату и принялась колошматить мужа изо всех сил. «Где ты пропадал! Я всю ночь не спала, думала, что с тобой стряслось! — кричала она. — Почему ты не подходил к телефону? Где шлялся»?

— Оставь меня, назойливая ведьма! Я спать хочу, потом поговорим.

— Никаких потом! Ты где был, я тебя спрашиваю? От тебя несет, как не знаю от кого!

— Вот и уйди, пусть твой прекрасный носик не осквернится запахом моим. Великими делами был я занят, ну а сейчас хочу побыть один. Пока–пока, увидимся чуть позже.

— Да как ты со мной разговариваешь! Я ночь не спала, волновалась, не знала, что и думать, а он, видите ли, был чем–то занят! Не стыда, не совести нет!

— Да что ж ты буйная, как три землетрясенья, свалилась тут на голову мою — поспорь, пожалуйста, с дверью или шкафом, но не со мною — я тебя прошу.

— Ах, с дверью или шкафом. Ладно, сейчас я тебе устрою!

Набрав в чайник холодной воды, Наташа подошла к мужу и вылила содержимое ему на голову. «Какая гадина! — закричала жена. — И за что мне такое наказание!

— Ах ты змеюка! — заверещал Андрей, отряхиваясь от воды. — Я б поменял тебя на ящик пива, и то б пришлось доплачивать процент!

— Да как ты смеешь! Ты уже не первый раз приходишь в таком состоянии. Ладно, раньше хоть приходил, а теперь и вовсе непонятно где ночевал. Вся шея в засосах, воняешь черт знает чем! Что с тобой происходит, Андрюша! Ты возвращаешься совсем другим человеком, невменяемым и сумасшедшим, с безумными глазами. Как будто тебя подменяют. С кем ты связался?

— Оставь свои упреки для сортира! Ну что ты прожужжала все мозги? Куда, да с кем, да где — к чему вопросы? Опять ты лезешь прозою в стихи. Ну ладно, коли хочешь знать — отвечу. Я клуб создал и там мои друзья. Исправим мир дензнаков и коварства на торжество свободы и добра!

— Чего? Ты в своем уме, Андрей! Вместо того, чтобы искать работу, сделать что–то для семьи, ты задумываешься о каком–то абстрактном мире!

— Я так и знал — ты слишком примитивна, чтоб над землею в небе воспарить — кухаркою хорошей ты могла быть, но до мыслителя тебе не дорасти.

— Андрюша, если тебе нравится писать твои рассказы — пиши. Хочешь считать себя гением — ради Бога. Но умоляю — не связывайся с кем попало, не сходи с ума. Посмотри в зеркало, в кого ты превратился — весь помятый, небритый. Выглядишь, как бомж! Я уж не говорю про то, что ты мне изменяешь черт знает с кем и можешь принести в дом какую–нибудь болезнь. Ты хочешь, чтоб я лечилась после тебя?

— Оставь, оставь меня, гиена! Я слушать не могу весь этот бред!

— Скажи, если я могу тебе как–то помочь. Что мне нужно сделать, чтобы ты никуда не уходил и не общался, с кем попало? Прошу, одумайся, возьми себя в руки, Андрюшенька.

— Ну ладно, ладно, только дай поспать, и я проснусь совсем другим — увидишь.

— Хорошо. А я пока заплачу за квартиру, чего ты так и не удосужился сделать. Хотя я тебя просила.

— Такую мелочь выполнять — удел рабов и их призванье, ведь нужно как–то оправдать свое существованье

— Сними деньги с карточки, тебе сегодня должны начислить зарплату, — шепотом произнесла Наташа и, с трудом сдерживая слезы, отправилась платить за квартиру. А Андрей, оставшись в тишине, погрузился в сон, надеясь, что больше ему уж точно никто не помешает…

Проспавшись и заявившись на работу к обеду, Андрей первым делом отправился к банкомату. Ему действительно должны были начислить деньги, но на счету их почему–то не оказалось. Зарплаты не было… Достав карточку, Андрей направился в кабинет. Настроение было ни к черту. Мало того, что кружилась голова и болел живот, так еще и не было этих проклятых бумаг. Конечно, жалкие копейки ему были не нужны. Что есть, что нет — без разницы, он даже не заметит, а вот Наташа… Наташа устроит скандал… Опять проблемы, опять этот гнилой мир устраивает ему неприятности. Ну что за жизнь… Почему здесь все построено так примитивно, почему он, гений, должен как нищенка побираться и выпрашивать купюры. Все ради Наташи, из–за ее чертовых прихотей. Так, надо успокоиться, надо позвонить в бухгалтерию и все выяснить.

Но толку от звонка оказалось немного. Ему сказали, что перечислили деньги, и все дело в какой–то банковской ошибке. Ну неужели ему теперь придется разбираться с банком? Звонить туда или, упаси Боже, ехать? А то ему нечем больше заняться! Да у него полно забот, гораздо более важных, чем эти вшивые бумаги.

Голова разрывалась от боли… Андрей был вне себя от унижения. Его словно сопливого щенка ставили перед фактом. Банковская ошибка… Да плевал он на все их ошибки! И на деньги тоже плевал! Но Наташа… Конечно, она захочет, чтоб Андрей выяснил все и разобрался с банком, чтобы клянчил деньги. И у кого? У жалких людишек, которым не хватает ума на нормальную банковскую систему! И зачем только Господь создал их в таком изобилии?

Достав сотовый телефон, Андрей набрал номер жены и произнес:

— Послушай, банк ошибся почему–то и денег мне на карточку не дал, но ты же понимаешь, дорогая, что здесь я уж ни в чем не виноват. Ну нет, так нет — не страшно, перебьемся, попросим у кого–нибудь взаймы, а там, глядишь, проблемка рассосется, и денюжки свои получишь ты.

— Что значит ошибся! — возмутилась Наташа. — Немедленно разберись с этим, что ты как маленький! Съезди в банк и все узнай, нам срочно нужны деньги.

— Наташа, милая, к чему же эта спешка, плевать на деньги, мне не до того. Возьмусь я лучше за роман и напишу–ка еще одну великую главу.

— Какую главу, что за бред ты несешь! У нас дома хоть шаром покати. Я тебе сказала, поезжай и получи деньги. Все, даже разговаривать об этом больше не хочу!

Вот черт! Что за напасть такая! Ну неужели нельзя обойтись без этих бумажек! Что же делать? Неужели придется ехать и унижаться? Нет, ни за что! Не бывать этому! Как можно опуститься до такой степени, объяснять чего–то пустоголовым банковским служакам! Мороки с квартплатой хватило, чтобы возненавидеть все подобные учреждения. Лучше взять у кого–нибудь деньжат в долг и отложить ерунду на потом. Глядишь, все само собой и разрулится. Конечно, это тоже унижение, но хоть ехать никуда не придется!

Так Андрей и поступил. Заняв денег у приятеля, он вздохнул с облегчением, ведь теперь жена успокоится и не будет к нему приставать. Как он расплатится с коллегой, Андрей совершенно не думал — да и какая в самом деле разница. Главное, что хоть ненадолго от него все отстанут, что позволит спокойно писать роман и ни о чем не думать. Как все–таки хорошо, что у него есть голова на плечах, способная найти столь нестандартное решение и избежать бюрократической канители.

Когда Андрей вернулся домой, то сразу же уселся за компьютер, чтобы взяться за свое произведение, пока Наташа находится на работе и не отвлекает пустыми заботами. Зайдя в Word, Андрей был очень удивлен, что нужный файл стоит в реестре первым. Он точно помнил, что последний раз просматривал совсем другие документы. Неужели его роман кто–то изучал? Но кто, ведь Наташа вообще не подходит к его компьютеру, более того, даже не знает как войти в этот файл и снять пароль… Странно… Очень странно. Впрочем, может, он просто забыл? Немудрено. В такой суете и собственное имя забыть недолго.

Закрыв на время приложение с романом, Андрей заглянул в свою электронную почту и обнаружил в нем письмо от известной желтой газетенки, которая предлагала ему стать внештатным корреспондентом и писать статьи про секс и криминал. Не сказать, что Андрей сильно обрадовался — гробить талант на подобную муру не было никакого желания, зато выбрасывая какую–нибудь гадость раз или два в месяц, можно избегать наездов Натальи — вот, мол, какой молодец, нашел подработку. А это лишний повод заткнуть ей рот при очередной разборке. Такими поводами нужно было дорожить, ведь они позволяли избегать лишних конфликтов и экономили силы для творчества. А ничего больше Андрею не приходилось и желать — он ни в чем не нуждался.

Когда супруга вернулась с работы, Андрей с радостью протянул ей одолженные деньги, заявив, что разобрался с банком и предъявил письмо от газетенки.

— Молодец! — сказала Наташа. — Вот теперь я тобой горжусь.

Вздохнув с облегчением, Андрей тут же уселся за компьютер и с жадностью взялся за роман. Он знал, что как минимум пара спокойных деньков теперь обеспечена — жизнь налаживалась…

Его масштабное произведение уже было близко к завершению — еще бы, Андрей брался за него, как только дома или в офисе выдавалась свободная минутка и, увлеченный выдуманными персонажами и яркой сюжетной линией, он с огромной радостью переносился в созданный мир, полностью освобождаясь от цепей мира реального. Роман о добре и зле, мерзости государственного строя и общественного бытия, о преступных кланах, раздирающих и разворовывающих страну. Призывы одуматься и восстать, оглянуться на то, что рядом, и как бы могло быть в идеале. В романе не было идиотских бюрократических препонов, лживых моралистов и гнусных стереотипов. Он был пронизан цитатами философов и собственными мыслями об идеальном обществе. Это был масштабный, грандиозный труд, который заставит людей восстать против рабской системы и побороть ее…

Чем дальше продвигался роман, тем чаще Андрей прикладывался к бутылке, и алкоголь в доме редко задерживался надолго. Иногда супруга делала вид, что ничего не происходит, а порою утверждала, что ее муж превращается в алкоголика. А если даже и так, то что? Окружающий мир настолько раздражал, что без выпивки Андрей вообще не смог бы в нем находится. Против бюрократов и лицемеров, ханжей и безмозглых примитивов существовало лишь одно оружие — водка. Она будто закрывала глаза Андрея, и он уже не обращал внимания на окружающую мерзость, на тошнотворных людишек, на их безмозглые взгляды и расшаркивающиеся походки. Водка позволяла выстраивать стену между ним и всеми остальными, делала его броню прочной и недоступной для их уколов и насмешек. Андрей пил бы гораздо чаще, но увы не мог, опасаясь гнева жены или проблем на работе. Меньше всего ему хотелось вступать в конфликты — они слишком отвлекали от творчества, а хотя бы один день, прожитый вдали от романа и его героев, Андрей считал бесполезным прожиганием жизни. Поэтому он пил, стараясь, чтобы этого никто не замечал. Когда душевная боль отпускала, и сердце вновь наполнялось весельем, Андрей садился за компьютер и писал… Писал, пока не кончится вдохновение или спиртное.

***

Сегодня члены клуба «Господствующая искренность» задумали осуществить еще одну акцию, вдохновителем которой стал Маврикий. Ее суть была весьма простой — громкий протест против людского брюзжания и жалоб на жизнь, против их хмурых лиц и невыносимого скулежа. Окружающие считали, что им вечно всего не хватает и ныли по поводу и без, сокрушаясь над своей скорбной долей. Все им было не так, все не нравилось — зарплаты, социальное положение, работа — все. Маврикий полагал (а активисты «Господствующей искренности» его полностью поддержали), что это они, люди творческие и талантливые, могут позволить себе сокрушаться, потому что лишены всяческой поддержки, хотя и трудятся на благо страны и делают для ее процветания значительно больше, чем бумажные черви и сопливые бюрократы. А все эти жалобщики не делают ничего и только лишь скулят, стоя с протянутой рукой, а посему должны быть осуждены и наказаны.

Высадив в центре Москвы десант из пятнадцати человек, ребята полностью погрузились в придуманные ими образы и, смешавшись с толпой, разыграли отличный спектакль.

— Какой я несчастный! — плакал Маврикий, вглядываясь в лица похожих, — мне не хватает денег, не платят зарплату, в какой стране мы живем!

— Ужасно! — вторила ему Маргарита. — Как мне нужны эти вонючие деньги, чтоб купить себе новый платочек для моих скорбных слезок.

— Беда, — поддержал почин Ласкала. — Жизнь плоха и отвратительна, я так хочу пожаловаться на судьбу…

— И я, и я тоже хочу пожаловаться, — говорила Багира, ползая на коленях возле какого–то магазина. — Мне так не хватает не знаю даже чего, что я вынуждена подрабатывать собачкой и скулить. Гав — Гав!

Они вели себя абсолютно безбашенно: падали на колени, и жалобно скулили, хватали прохожих за руки и рыдали так, что их было слышно на соседних улицах. Люди шарахались в стороны и старались как можно быстрее оставить странную компанию позади. Но активисты «Господствующей искренности» все не унимались. Валяясь по земле, они изо всех сил дрыгали ногами и кричали о том, как тяжела их жизнь без вонючих денег и карьерных перспектив, а еще требовали пригласить газеты и телевиденье, чтобы пожаловаться лично президенту России…

И когда показалось, что безумие достигло своего апогея, Маврикий забрался на какой–то постамент и закричал:

— Спокойно! Нас услышали! Нам дали деньги! Ура!

После этих слов он вынул из кармана бумагу, нарезанную мелкими кусочками, с забавными надписями «один вонючий доллар», «пять вонючих долларов», «вшивый стольник» и бросил их в толпу. С громким улюлюканьем и повизгиванием все тут же бросились собирать «купюры», вознося руки к небу в порыве чувств и благодаря смилостивившуюся судьбу. Даже обычные прохожие присоединились к участникам акции, решив по наивности, что Маврикий бросил на землю настоящие доллары. Одним словом, задумка удалась на славу, и друзья имели полное право собой гордиться. Народ был посрамлен и унижен. Активисты надолго запомнили разочарованные лица прохожих, осознавших, что им бросили не желанные зеленые купюры, а всего лишь один или два «вонючих доллара» или даже «вшивый стольник», выведенный на бумаге. Это был настоящий триумф!

Возвратившись в клуб, они еще долго обсуждали акцию и громко смеялись, вспоминая самые забавные моменты и примитивное человеческое быдло, тянущееся к легким деньгам и постоянно жалующееся на их нехватку. Когда эмоции чуть поостыли, на импровизированную сцену вскарабкался Августин и, призвав собравшихся к вниманию, принялся читать стихи:

Когда громкие аплодисменты стихли, свой очередной шедевр представила публике Маргарита:

— Браво! — раздались крики. — Твои стихи прекрасны!

— Теперь свое творчество представлю вам я, — сказала Багира.

— Довольно творчества! — вдруг заявил Эль Матадор. — У меня с собой отличный кокс. Кто хочет нюхнуть — катайте трубочки. Оттянемся.

— Отличная идея, — поддержал Ласкала. — Давно мечтал попробовать.

За ним потянулись и остальные.

— А как же поэтессы и поэты, что тоже жаждут славу обрести? — возмутился Августин.

— Да брось, Августин, — ответил Эль Матадор. — Они хотят кайфа и секса, а не стихов.

— Мы собрались не ради развлечений, они лишь фон, а наша жизнь в другом. Плевав на творчество, мы будем балагурить, стихов заместо нюхать наркоту?

— Да ладно, мы ведь уже почитали стихи. Пришло время расслабиться.

— Но Багира…

— Да ладно, в следующий раз, — ответила девушка.

— И правда, остынь, — поддержал Эль Матадора Маврикий. — Мы сегодня провели отличную акцию, устали и должны отдохнуть. Присоединяйся к нам и не забивай голову ерундой.

С непониманием уставившись на остальных, Августин испытал страшное разочарование. Никогда ранее в клубе «Господствующая искренность» развлечения не ставились превыше творчества, а сейчас… Сейчас все эти люди, которые писали прекрасные стихи, имели глубокие философские воззрения, не страшась провели две отличные акции против толпы, сами превратились в толпу, которой хотелось лишь наркотического угара и сексуальных оргий. А может, все дело в том, что Августин впервые посмотрел на остальных трезвым взглядом? Ведь волею случая сегодня он почти не пил…

Глава 8

Корпоративный праздник… Отличный шанс для неформальных контактов, в поисках повышения по службе. Именно так восприняли приглашение на вечер сотрудники компании, где числился Андрей, однако, он сам был далек от подобных мыслей. К карьере и деньгам он относился равнодушно, и кроме того прекрасно знал: чем меньше общаешься с людьми, тем больше вероятность, что они не будут отвлекать по пустякам, лезть с задушевными разговорами и звать в столовую, чтобы вместе пообедать. На работе Андрей занимался творчеством, а коллектив его раздражал и по сути служил помехой, поэтому приглашение на торжественный вечер он воспринял с прохладцей, даже и не думая туда идти. Однако, отвертеться не удалось. Его едва ли не силой затащили в столовую, где собрались почти все сотрудники компании, и слишком уж громко выражать свое «фи» Андрей не стал. Он не любил спорить с людьми, предпочитая сделать то, что от него хотят и поскорее ото всех отвязаться.

Тосты следовали один за другим, повсюду звучал смех, а улыбающиеся до ушей лизоблюды вертелись вокруг шефа, словно стадо баранов и были готовы исполнить любую его просьбу — подлить вина или подложить салатику. Те, кому не удалось подступиться к «телу», пристраивались к менее значительным фигурам в компании, рассказывая тупые анекдоты и делясь припрятанными в загашнике планами о развитии фирмы в то или ином направлении, надеясь, что их запомнят и продвинут в должности. А вот все мысли Андрея вертелись вокруг будущего романа, а до остального ему не было никакого дела, поэтому он устроился в самом дальнем углу стола и пил водку, надеясь, что под шумок ему удастся незаметно улизнуть.

А празднество между тем набирало обороты. Девушки, запрятав скромность в дамские сумочки, извивали в танцах свои точенные фигурки, надеясь привлечь внимание важных и значительных самцов. Самцы же заводили с девочками какие–то примитивные разговоры с претензией на флирт, стараясь будто бы случайно провести рукой по их ягодицам или груди — это уж как повезет. На Андрея никто не обращал ни малейшего внимания, и в глубине души ему было очень обидно, что так происходит.

Почему все эти ограниченные особи не замечают гения, почтившего их своим визитом? Деньги, карьера, флирт — это же такая мелочь по сравнению с шансом посидеть с ним рядом! Почему бабы выкручивают тела в танце ради каких–то боссов, а не умоляют разрешить им станцевать специально для Андрея и только ради него. Немыслимая беспечность! Когда еще этим марионеткам доведется в неформальной обстановке посидеть рядом, да хотя бы приблизиться метров на сто? Через пару месяцев он вознесется до небес, а они останутся там, где им и полагается находиться — в болоте, на отшибе истории. Так что же они не бросаются к нему в ноги, не просят уделить хотя бы минутку внимания? Что же не приветствуют его громкими аплодисментами, не стонут в экстазе от того, что он согласился прийти на дурацкий банкет?

Чем больше Андрей пил, тем сильнее становилось его разочарование, а когда одна парочка — Лена и Сергей из финансового отдела, присела рядом и принялась флиртовать, он буквально вышел из себя. Ну что они развели здесь сопли? «А какое кино тебе нравится, а кто твой любимый автор»? Какая херня! И так ясно, что один хочет засадить, а другая раздвинуть ноги, так чего же вы ждете? Идите в квартиру и вперед! Утоните в оргазменных стонах, а не занимайтесь безделицей! Что за идиотизм выяснять все друг про друга, и так понятно, что дело закончится постелью. Примитивные человеческие отбросы! В «Господствующей искренности» все было по–другому. Если человек хотел, он откровенно говорил об этом, а его партнерша либо соглашалась, либо, что было редкостью, отказывалась. И все, никакой лишней болтовни и лицемерия!

Направив на парочку свой злобный взор, Андрей произнес:

— Ну что же это за кобель, который сучке лишь уши драит болтовней за место случки?

— Слышь, пацан, ты чего совсем на голову больной? — возмутился молодой ухажер.

— Давай, она уже готова. Упустишь шанс — найдет другого. Поинтереснее.

— Перестань, Андрей, — сказала Лена. — Что ты такое говоришь? Как тебе не стыдно!

— Ох, извините, дорогая, я оскорбил ваш честный нрав, ведь прежде чем раздвинуть ноги вам нужно выполнить весь план. Сначала ресторан, киношка, затем иная канитель и только лишь пройдя все это, вы приглашаете в постель.

— Да я тебе сейчас рожу набью! — крикнул Сергей, вскакивая с места.

— Так что же ждешь, вперед и с песней, но коль дерешься, как кадришь, то я боюсь и две минуты против меня не простоишь!

Лена лишь с большим трудом убедила Сергея не устраивать скандал, а Андрей, вдоволь поглумившись над парочкой, отправился домой.

Но дома ему тоже не суждено было обрести покой. Наташу, его любимую супругу, посетил очередной бзик — она захотела, чтобы Андрей починил разваливающийся стул, место которому на свалке, а еще поискал в интернете дешевые путевки в санаторий. Только этого ему не хватало для полного счастья, ведь сейчас он так нужен своему клубу, своим друзьям. Без него они пропадут, задохнуться в наркотическом дыму и собьются с истинного пути. Они и так подошли к краю слишком близко — Андрей заметил это еще в прошлый раз. Позволить своему детищу свалиться с вершины в пропасть, занимаясь починкой стула и сидением в интернете — найдется ли пытка страшнее? Наплевав на просьбы жены, Андрей уже было начал собираться на пустырь, но Наташа закатила такой скандал, что задрожали окна.

— Ты никуда не пойдешь! — кричала она. — Я не хочу, чтобы ты опять обкурился какой–то дряни или нажрался до поросячьего визга! У тебя есть семья, и ты несешь за нее ответственность. Когда мы в последний раз сидели вместе? Когда о чем–то разговаривали, занимались любовью, в конце концов? Ты вечно витаешь в облаках или проводишь время черт знает где и непонятно с кем! Хватит! Я устала это терпеть!

От этого ора не было никакого спасения. Ну чего от него все хотят? Что им надо? Когда же все отвяжутся, уткнуться носом в свой примитив и забудут о его существовании? Как же надоел этот жалкий мир, где правят бал гнилые человеческие отбросы! Неужели ему придется спасать этих червяков, которые заслуживают лишь быть втоптанными в грязь и навеки забыты? Достойны ли они романа, куда он вложил всю свою душу и весь свой талант? Поймут ли его или со свойственной им придурью отвернуться? И Наташа… Ну что она орет? Почему нельзя развалиться на кровати и заснуть или пойти заняться готовкой? Да что угодно — лишь бы замолчала, лишь бы не приставала с навязчивыми просьбами и не ограничивала свободу. Но супруга не унималась:

— Немедленно разувайся! Я сказала, ты никуда не пойдешь, даже думать об этом забудь!

— Оставь меня в покое, злая ведьма, уж душу всю изрезала ножом, все чувства сапогами истоптала, мечты сожгла каленым утюгом! Я клуб этот создал, и быть там должен — иначе жизнь мне больше не мила, ты не Господь, чтоб, что–то запрещать мне, ты гению прислуживать должна!

— Опомнись! Ты окончательно помешался! Если и дальше будешь вести себя, как псих и продолжишь общаться со своими алкашами и наркоманами, то очень плохо кончишь. Ты рвешься из родного дома на какой–то пустырь, как будто там медом намазано, а я вынуждена все время быть одна, убирать за тобой, гладить, готовить! Какой же ты наглец, Андрей!

Разревевшись, Наташа прислонилась к входной двери. «Я все равно тебя никуда не пущу», — сказала она и направила на Андрея красные от слез глаза.

— Ну хорошо, будь все по–твоему, как скажешь. Я больше спорить не могу — уж нету сил. Пусть человечество гноится продолжает, ведь некому его теперь спасти. Но коли спросят вдруг, когда конец настанет — кто виноват? Отвечу я, что ты! Ведь даже Дьявол, уж на что коварен и тот не смог похоронить весь мир. А ты смогла…

У Андрея действительно практически не осталось сил на споры. Починив стул и найдя в интернете нужную информацию, он отчитался перед Наташей о проделанной работе, и она, обняв его и искренне поблагодарив, отправилась спать. Андрей только этого и ждал. Обрадовавшись, что теперь приставать к нему никто не будет, он извлек из холодильника водку и выпил почти всю бутылку, проклиная последними словами окружающий мир и неблагодарных людей. А перед тем, как лечь на кровать и дождаться следующего дня, такого же глупого и бессмысленного, как и все предыдущие, Андрей взял ручку и на клочке бумаги вывел четверостишие, казавшееся в тот момент самым гениальным и правильным из тех, что он когда–либо написал:

***

Августин попал в свой клуб лишь спустя пять дней, и каково же было его удивление, когда он увидел там более пятидесяти человек. Откуда? Ведь казалось, еще недавно их число с трудом превышало два десятка, а новичков приглашали лишь на конкурсной основе — только лучших, только самых достойных. А разве здесь все достойные? Кто–то уже в стельку пьян, кто–то дрыхнет в темном углу и громко храпит, кто–то раскуривает косяк, а на него, Августина, вообще не обращают внимания. Будто он здесь чужой, случайно затесавшийся в толпу…

Расталкивая людей, Августин бросился на поиски Маврикия. Чем дальше он проходил внутрь помещения, тем более удручающей становилась картина. Не иначе как сам бес сошел на землю и основал здесь временную обитель. Никто не читал стихи, не разыгрывал театральных сценок, не танцевал и не вел философских диспутов. Обезличенная масса человеческих тел лежала на полу, соседствуя с блевотней и пустыми бутылками. Какие–то парни навязчиво лезли к каким–то бабам, а отвратительный спертый воздух лишь усугублял мрачную картину.

Маврикия нигде не было. А может, он и не пришел? Плюнул на все, поняв, что делу конец? Что ж, тогда он сам вмешается! Укажет этим червякам, кто здесь хозяин. Вытащит скот из болота и направит на истинный путь!

Взобравшись на сцену и скинув с нее пивные бутылки, он обвел взглядом толпу и прокричал:

— Одумайтесь, погрязшие в разврате, зачем пришли сюда и кто вы есть! Здесь клуб для гениев, для истинных талантов, на вас же мне противно и смотреть! Стихи где ваши? Творчество? Где души? Повсюду лишь блевотные тела! Не для того я здесь воздвиг обитель, чтоб рухнула, как замок из песка. Среди людей хоть тварями прикиньтесь, хоть мерзким быдлом, хоть куском дерьма, но здесь другая жизнь, другие лица и мир другой — его придумал я!

— Да кто ты такой! — раздались крики. — Не мешай нам!

— Еще вопрос, кто здесь кому мешает! Коль что не нравится — так убирайтесь вон! Кто вдохновил на хаос и распутье? Кто сладко пользует ваш неокрепший ум?

— Маврикий сказал, что мы можем делать то, что нам захочется, — ответил Эль Матадор, с трудом поднимаясь на ноги. — Вот мы и отдыхаем! А если тебе что–то не нравится — уходи. Тебя здесь не было с неделю, так никто особо и не расстроился, а многие вообще не знают, кто такой Августин…Уходи, ты здесь лишний, если не хочешь жить по нашим законам.

Где же это видано! Его гонят из его собственного клуба! И кто? Обкурившаяся шваль, ублюдки, которых он поставил на ноги, которым дал новый смысл жизни! Он хотел повести их за собой, построить на их основе новый мир, а чем они отплатили ему? Всего лишь за неделю его отсутствия, они превратились в толпу, в такую же толпу, которую так хотели победить! Почему же они предпочитают нюхать кокс, а не читать стихи, утопать в блевотине, а не вести беседы о смысле жизни и окружающем обществе? Что за червь поселился в их душах? Как же легко превратились они из интеллигентного кружка в жалкий притон! Невыносимо! Невыносимо терпеть эту боль! Это жгучее чувство унижения… Столько сил вложено, столько сделано и все напрасно?…

Августин набрал в грудь побольше воздуха и принялся читать, нет, выкрикивать стихи. Стихи злые, дерзкие, полные боли и разочарования.

Августин читал стихи с чувством, размахивая руками и носясь по сцене. Но когда увидел, что толпа абсолютно равнодушна, он сел и закрыл лицо руками. Хотелось плакать. Он не мог смотреть на то, что творится вокруг, как мир, выпестованный с такой нежностью и любовью, превращается в ничто и умирает на глазах… А толпе, казалось, не было никакого дела до терзаний Августина. Она по–прежнему веселилась, смеялась, пила водку и вдыхала кокс… Кто–то трахался, кто–то с любопытством наблюдал… Мразота. Плебс… Что знают они о жизни? Кем они станут? История забудет их, спишет со счетов, они уйдут, оставив после себя лишь пепелище из пустых бутылок и использованных презервативов. Богатое наследство, ничего не скажешь! Как быстро они испохабили уютное местечко, как вообще быстро люди поганят своим присутствием все, к чему бы не прикоснулись! На них словно с рождения наложено проклятье…Люди, толпа, масса… Чтобы что–то хорошее существовало долго, туда просто нельзя допускать много людей. Пять — десять — и этого достаточно. Иначе индивидуальности превратятся в неуправляемую, безликую толпу — место которой на свалке, рядом с отбросами. А люди и есть отбросы… Бездушные пустышки, шваль… Лучше бы они сами превратились в ничто, а не портили все хорошее, что есть вокруг…

Неожиданно к голове Августина прикоснулась чья–то рука. Он не отреагировал — продолжал сидеть и отрешенно смотреть по сторонам, надеясь, что его оставят в покое. Но нет, куда там! Рука продолжала трепать волосы, затем опустилась на затылок, дотронулась до плеча и тихонько его сжала. Только тогда Августин обернулся и увидел Багиру. Она была так же хороша, как и раньше и выглядела столь же вызывающе.

Она стояла и улыбалась, продолжая нежно гладить Августина, а затем села рядом с ним и обняла за талию.

— Не грусти, — сказала Багира. — Уйдем отсюда.

— Куда? Куда идти — никто не рад мне.

— Я рада. Какое нам дело до этой толпы? Оставим их наедине, а сами тихо выскользнем на свет. Пошли.

— А кто же их спасет, кто даст им веру?

— А оно им надо? Ты их спросил?

— Зачем же спрашивать, ведь ясен же ответ!

— У каждого человека своя вера и спасение тоже свое, а насильно мил не будешь. Пошли же.

И они пошли, взявшись за руки, выскользнув из убогого серого помещения на свежий воздух, а потом долго болтали обо всем на свете, целовались и шептали друг другу нежные слова.

— Стихи твои мне хочется услышать. Ты прочитай — вдруг станет легче жить? — попросил Августин.

— Хорошо, слушай. Я только вчера написала.

— Как здорово! — только и смог сказать Августин.

— Спасибо.

— Вот только жаль, что в нашем клубе стихи теперь уж больше не в чести. Им смрада подавай и бурных оргий, а все прекрасное осталось вдруг в тени…

— Я же сказала, не переживай по этому поводу. Пройдет время, все уляжется и мы будем собираться там, как раньше.

— Да нет, ведь впереди нас ждет погибель…

— О чем ты, Августин? Почему ты видишь все лишь в черном свете?

— Мой образ разными цветами орошен и белое находит место с черным, но точно знаю я — не совладать нам с этой массою людской притворной. Казалось, ведь Маврикий был мне друг, но предал он и разлетелась чаша. Толпа была далекой и чужой, теперь же почему–то стала нашей…

— Маврикий не виноват. Что он мог сделать, когда люди стали приводить своих друзей, а те своих. Запретить? Выгнать? Как ты себе это представляешь? Тебя нигде не было, и он не знал, как поступить…

— Не знаю я, Багира, извини, не знаю на кого идти с проклятьем! За то, что мир наш светлый растерзал, приговорил безжалостно к распятью. Кто разломал ударом сапога все то, что по крупицам собирали? Кто оскорбил пошлятиной стихи, что по ночам в забвении читали? И что теперь? Решеткой задолбить единственное светлое оконце и вечно умолять, просить и ждать, пока рабы вернут нам наше солнце? Я так устал, Багира, так устал, от бесконечной гонки за надеждой, ведь только кажется — ну вот она, в руках, как все становится еще хужей, чем прежде. Я так устал…

— Ну что ты, милый мой, успокойся, все будет хорошо…Иди ко мне…

Глава 9

В моменты отчаяния и сильнейших депрессий, когда вдохновение для романа не шло, а настроение можно было поднять лишь с помощью водки, Андрей брался за газетные заметки, выдавливая из себя пошловатые истории, которые могут понравится редакторам газеты, а заодно и читателям. Эти мерзкие людишки ведь любят рассказы погорячее. Будет вам и насилие, и инцест, и любая другая гадость — чего ваша вшивая душонка изволит. Главное, бабки платите, чтобы помахать у Наташки под носом. Вот Андрей и писал, не особенно задумываясь над смыслом. Он знал, что непритязательное быдло и так все скушает за милую душу, а еще и облизнется вдобавок. Какой с них спрос? — люди же. Всего лишь люди…

Но сегодня настроение было настолько плохим, что фантазия не работала даже на тему изврата. И в самом деле, про что он только уже не насочинял — и про папу с дочкой и тетю с дядей, даже бабушка и та умудрилась вступить с внуком в противоестественные отношения, а от него хотели еще и еще. Андрей никогда не жаловался на воображение, но он не знал, кто бы еще мог с кем переспать, чтобы редакторы это оценили. Может, перейти на животный мир, где выбор поистине огромен или переключиться на криминальную хронику и выдумать пару жестоких убийств с кровавыми ошметками и мозгами, размазанными по стенке? Люди ведь так любят подобные драмы, особенно часто ими зачитываются в метро…

Боже, с каким примитивизмом приходится иметь дела. Надо выпить… Ну кто же еще может заняться сексом? Кого же еще можно сделать жертвой серийного маньяка или психопата, сбежавшего из лечебницы? Может, старушку, школьницу, беременную женщину? Кого читающая аудитория схавает с большим восторгом, и за кого редакторы отвалят большую сумму? Ведь от этих денег напрямую зависит настроение Наташи, а значит и его, Андрея, спокойствие. Если он сможет выторговать у нее хотя бы неделю на спокойное существование, то этого вполне хватит, чтобы закончить роман. Пусть только попробует пристать с поездкой в магазин или уборкой квартиры — он сунет ей в нос жалкие бумаги и соврет, что занят добычей средств для семьи, а сам незаметно будет продолжать роман, который взорвет литературный мир и навсегда изменит судьбы людей… Надо убить двух зайцев сразу… Но как? Какую кровавую драму описать, как посмаковать жалкий сюжетец, высосать из него всю пошлость и вылить на тупоголовых читателей? Надо выпить… Еще немного… Хотя бы чуточку…

Нет, как же все–таки противно то, чем он сейчас занимается… Вот и бутылка уже наполовину пуста, а легче почему–то нестановится. Почему на службе у гениев до сих пор не стоят бездушные пустышки, чей удел — услужение? Раз уж государство не доперло до столь очевидной истины, почему жалкие рабы не проявят инициативу? Неужели не ясно, что одно дело — ползать ниц и лизать ноги мешку жира с галстуком, что зовется боссом и совершенно другое обслуживать истинного таланта, которому обеспечено почетное место в истории! Им же все равно, кому лизать зад — таков удел всех людей. Так почему же к нему до сих пор не выстроилась очередь из добровольных слуг?

«Так нет же! Чего они тянут? Чего ждут? Может, команды? Они хотят, чтоб им подали знак? Хорошо, будем вам знак, безмозглые лакеи, коль уж голова набита соломой. Чего с вас взять? Вы же всегда ждете приказов, мелкие человеческие отбросики, вонючие особи, пропахшие потом и гарью. Так уж быть, я брошу вам кость — деритесь за нее. Но деритесь храбро и отчаянно, чтобы убедить меня в своей необходимости. Рабов много — считай весь мир, но место рядом должны занять лишь достойные».

Выпив еще водки и насладившись легким головокружением, Андрей зашел на несколько сайтов, посвященных поискам работы и сделал там объявление о вакансии раба. Он прямо так и написал «Требуется раб», а чуть ниже добавил короткий текст с пояснениями:

«Я гений и ищу рабов хороших, чтоб от забот себя освободить. Не интересно гению мирское — ему судьбой доверено творить. А посему я конкурс объявляю на самого послушного раба, кто хорошо прислуживать мне будет — тому позволю быть подле себя. Так что, вперед, холопы, слуги, черви, призванье чье лизать чужой сапог — жду ваших резюме, но поспешите, ведь уже завтра истекает срок».

Успокоившись на этом, Андрей продолжил выдумывать сюжетные линии для статьи, и чем больше водки он пил, тем безумнее становились идеи. Но Андрей был этому только рад — ведь издательству и требовалась подобная белиберда. Как хорошо, что скоро ничего этого уже не будет нужно, а очередь из жалких рабов выстроиться прямо возле его дома и наверняка растянется на многие километры. Выбор будет богат, и Андрею больше никогда не придется расходовать свои силы на окружающий мир…

***

Августину не хотелось больше посещать собрания клуба и становиться свидетелем его окончательного разложения. Там больше не читали стихов и не пели песен, он утратил свое истинное предназначение, стал чужим и далеким. Лишь Багира не поддалась всеобщему безумию и осталась той творческой и одухотворенной натурой, какой и была прежде. Августин позвонил ей, и они договорились покататься на корабле по Москве–реке, надеясь хоть немного разнообразить сегодняшний день.

Теплые лучи солнца словно приветствовали Багиру и Августина, ступивших на борт корабля. Народу было немного, впрочем, иного ожидать в будний день и не приходилось — большинство людей сидели в душных офисах и делали никому не нужную работу. Точнее, они думали, что она кому–то нужна, недаром ведь за нее платят деньги. Но останется ли она в истории, вспомнят ли о ней потомки, скажут ли спасибо за сделанную на заводе детальку или удачно проведенную сделку или написанную статью? Конечно, нет. Вся эта сиюминутная мелочевка забудется сразу после того, как будет осуществлена, а вот его великий роман проживет столетия, а вместе с ним и память о его авторе. Эх, людишки, вам остается лишь мечтать о подобном триумфе! Сидите и воняйте потом, вы, погрязшие в бумажках и цифирях, кто вспомнит о вас? Кому нужны вы и ваш никчемный труд?

Пароход медленно отчалил от пристани и поплыл вперед. Женщины высыпали на палубу и любовались окружающей обстановкой, а мужчины время от времени косились на Багиру, как всегда вызывающую и как всегда недоступную для них, простых смертных. Она и правда была хороша, и кобелям оставалось лишь сглатывать слюни, когда ее юбка задиралась от ветра, обнажая изящную попку, обтянутую тонкими стрингами. Самочки, стоявшие рядом, недовольно шипели, понимая, что явно проигрывают этой молоденькой взбалмошной девчонке, которой, впрочем, были абсолютно неинтересны их мужья — толстопузые сорокалетние боссы с тугим кошельком или облитые одеколоном модники с зализанными назад волосами — они были всего лишь примитивными людьми, достойными лишь созерцать, не смея и думать о большем.

А вот Августин был очень горд, что находится рядом с Багирой. Она вдохновляла его своей раскованностью и красотой. Обняв девушку, Августин прижал ее к себе и поцеловал, а затем еще и еще… Зайдя за спину, он положил руки на ее талию и стал целовать шею, тайком наблюдая за реакцией толпы. Августину нравилось это безумие, а Багира великолепно подыгрывала. Она начала стонать, а затем изящным движением сбросила с плеч лямки, и ее тонкая майка плавно спустилась на бедра, представив на обозрение публики обнаженную грудь.

Люди ахнули. Они больше не смотрели по сторонам, их перестал интересовать великолепный пейзаж, мосты, архитектурные изыски и водная гладь. Взоры были устремлены лишь на двух молодых людей, чье безумие, казалось, не знает никаких границ.

— Слабо ли вам хоть раз погрязть в безумье, свернуть с протоптанной другими колеи, — закричал Августин, — или всю жизнь проходите в прислугах, общественности жалкой холуи! И косточкой стать в горле тошномирья неужто не решитесь никогда? Мне жалко вас, бездарные создания, стереотип — ваш вечный идеал.

Толпа разразилась возмущенными возгласами и угрозами. Кто–то затопал ногами, кто–то пообещал вызвать милицию. А Багира и Августин не обращали на это никакого внимания — они были заняты исключительно собой, и лишь пресытившись любовными утехами на палубе корабля, принялись пить вино и обсуждать окружающих людей, причем так громко, чтобы это слышало как можно больше народу. Оскорбления были настолько тонкими и изысканными, что люди не сразу поняли, что речь идет о них, а когда, наконец, осознали, то дело чуть не дошло до драки. Ее удалось предотвратить лишь после вмешательства капитана корабля, который пообещал высадить дебоширов на ближайшем причале и вызвать милицию.

Но даже оказавшись в обезьяннике, наши герои не успокоились.

— Ну что, погоны, силу применили и думаете дух наш усмирить? Привыкли, что все люди вас боятся, готовы крылышки немедленно сложить? Ан нет, менты, не выйдет, не надейтесь, еще вы хуже чем простой народ. Если они бездушные лакеи, то кто же тот, кто им служить готов?

— А ну заткнись! — закричал лейтенант, поигрывая дубинкой. — Сейчас как двину промеж глаз.

— Эй ты, двигатель, — крикнула Багриа. — Тебе что, жена не дает?

— Заткнись!

— А это видел? — ответила она и задрала юбку. — Ну что, истек слюнями, пес?

— А ну–ка прекратить! — раздался грубый бас и возле обезьянника оказался милиционер с майорскими погонами. — Развели здесь бардак! Лейтенант, девушку отпусти, а с этим охламоном мы еще пообщаемся.

Багира не хотела уходить одна, но ее выперли силой. Впрочем, Августин через час или около того тоже был отправлен восвояси, получив на память несколько ударов дубинками и лишившись всех денег, которые были в кошельке. Оказавшись на улице, он плюнул в сторону участка и побрел домой, проклиная примитивных людей, милицию и вообще весь мир, который абсолютно не ценит гениев, трудящихся ему во благо…

Глава 10

Сегодня выдался отвратительный денек. Хотя бы потому, что он просто наступил… Пораньше уйдя с работы и, как обычно, не поставив никого в известность, Андрей сидел на кухне, слушал Гражданскую оборону и пил. Смотреть трезвыми глазами на окружающий мир в последнее время стало просто невыносимо. Он был до того отвратным и примитивным, что от него хотелось скрыться, но куда скроешься, если он везде?… А ведь сейчас придет Наташка и снова станет пилить. Придерется к чему–то, благо за поводом далеко ходить не надо, начнет читать лекции, махать руками, из ее рта вновь начнут вылетать разные оскорбительные словечки… Как тяжело жить! Как хочется покоя! Скорей бы уже пришел успех, и тогда он освободится. А пока нужно выпить еще… последний стакан, пока не пришла жена.

Теперь он одинокий волк. Один в тылу врага… А их так много вокруг. Та же Наташка… Неспроста она так часто критикует его, убеждает в отсутствии таланта. Она явно на кого–то работает. На тех, кто хочет оставить старый мир, страшась лишиться власти. Да… Они боятся, что Андрей перевернет все их существование с ног на голову, разбудит своим романом спящую амебную толпу и поведет в царство света. Поэтому ему создают столько проблем — хотят сломать, довести до сумасшествия…

Но нет, не на того напали. Он загнан в угол, но далек от смирения. Ему суждено стать мучеником, так уж распорядилась судьба. Подобно Иисусу Христу, который пожертвовал собой ради общего блага, так и ему суждено быть распятым во имя высшей цели. Что ж, пусть так. Он готов к этому. Ради этого мира он пожертвует собой, зато следующие поколения никогда его не забудут и станут благодарить. Ему воздвигнут памятники, назовут в его честь улицы и целые города, а может, и страны…

В замке повернулся ключ, и на пороге появилась Наташа. Она избавилась от верхней одежды и прошла на кухню. Улыбка на ее лице моментально сменилась злобной гримасой.

— Опять ты пьешь! Андрей, ну сколько же можно!

— Сегодня пятница, расслабиться я должен и сил набраться для последнего рывка…

— Да ты каждый день расслабляешься! Посмотри, на кого ты похож! Алкаш! Мне уже надоело видеть твою пьяную рожу!

— Тебе не сбить мой боевой настрой своею злой, отчаянной тирадой — я напишу роман, его издам и одержу победу над врагами!

— Какими еще врагами? Что за новый бред?

— Какими?! Да их кругом полно! За мной уже давненько наблюдают. Скажи, тебе никто не предлагал докладывать о том, что я читаю? О чем пишу, о чем мечтаю, говорю — враги ведь знают, что я с тобой живу, тебя люблю. Тебе лишь доверяю…

— Андрей, это уже не смешно! Может, тебе обратиться к врачу!

— К врачу! — вскричал Андрей. — Да ты должно быть разума лишилась? Вот только стоит мне туда попасть — конец всему, мгновенно спеленают, под пытками все будут выяснять!

— Да что у тебя выяснять? Кому ты нужен! Совсем уже допился!

— Ха! Я нужен многим, это точно, недаром все препятствия чинят, ведь даже ты талант мой отвергаешь, твердишь мне, что я бездарь и лентяй! К чему бы это?

— По–твоему, я тоже враг?

— Как знать, как знать…

Да, вокруг заговор. Как же он раньше не догадался… Наташка отвлекала его от романа, как только могла. Сначала хотела, чтоб он нашел работу, потом убеждала, что все его произведения бездарны… И все это прикрывала заботой о нем… Какое коварство! Враги решили привлечь на свою сторону самого близкого, самого родного человека, и, что самое страшное, им это удалось. Но теперь–то он раскрыл их замысел, больше обвести его вокруг пальца не сможет никто! Никому нельзя доверять…

А в это время Наташа извлекала из микроволновки суп. Она склонилась над ним, сделала какие–то странные жесты руками, будто с чем–то возилась, а потом поставила тарелку перед Андреем.

— Поешь, — сказала она. — Может, хоть немного протрезвеешь.

Это казалось очень подозрительным. Наташа не обиделась, не оскорбилась, не начала биться в истерике, как происходило обычно после их ссор. Она предложила ему суп… Почему? А может… в еде яд. Недаром она склонилась над столом — что–то подсыпала ему. Задумала отравить. Ах, ведьма! Андрей с ненавистью посмотрел на тарелку и резким движением руки скинул ее на пол, отчего тарелка разлетелась на мелкие кусочки, а остатки супа растеклись по полу.

— Не выйдет обмануть меня, волчица! Твой замысле коварный я раскрыл — отраву ты подсыпала мне в пищу. Скажи, кто приказал меня убить?

— Да пошел ты к чертовой матери! — закричала Наташа, — Шизик!

— Я знаю — обмануть меня не сможешь! Ты явно что–то сыпанула в суп. Неужто думаешь, что я не видел? Неужто думаешь, что я настолько глуп! Конечно, заговор раскрыт, развязка рядом, и мой роман не должен выйти в свет. Да, замысел врагов весьма коварен, но к счастью мне сопутствует успех! Господь раскрыл глаза и стал мне другом, а ты предатель, ты — опасный враг. Давно ли ты стучишь и наблюдаешь, решилась как меня низвергнуть в ад?

— Ты окончательно лишился рассудка, я сыпала петрушку! С меня довольно, я уезжаю, а ты живи, как хочешь! Псих ненормальный!

— Давай, давай! — кричал Андрей, — проваливай, гиена! Агент раскрыт, и должен в тень уйти. Не вышло обмануть, убить не вышло, ваш козырь бит. Ха–ха! Ваш козырь бит!

Андрей закрылся в комнате и сел за компьютер. Ему нужно как можно быстрее закончить роман, пока враги не додумались до еще какой–нибудь пакости. Времени почти нет, да много его и не нужно, произведение уже практически готово — осталось дописать лишь последние несколько глав. Андрей с головой ушел в работу и старался не обращать внимание на то, как Наташа нарочито громко хлопает дверцами шкафа и пакует вещи. Пусть уходит — предателям с ним не по пути…

Когда Наташа ушла, Андрей зашел на кухню и принялся вытирать тряпкой остатки супа, который растекся уже по всей кухне. Мысли Андрея целиком сосредоточились на романе, главных героях и сюжетных линиях. Он был очень увлечен и не обратил никакого внимания на то, что среди курицы, картофеля и прочих ингредиентов супа, встречавшихся тут и там, не было ни единого следа петрушки…

Глава 11

Прошло несколько недель. Все это время Андрей провел в нервном напряжении и старался не выходить из дома без особой надобности. Взяв отпуск за свой счет, он почти все время проводил за компьютером, внося в свой роман последние штрихи, а когда тот, наконец, был полностью закончен, он отослал его в несколько крупных издательств, и в ближайшее время надеялся получить ответ.

Андрей почти не замечал отсутствия Наташи. Конечно, в редкие минуты ничего не деланья ее образ вставал перед глазами, и странное чувство ностальгии с болью отзывалось в сердце, но этих мгновений было не так много. Все силы и эмоции уходили на роман, и Андрей был благодарен судьбе, что никто не отвлекает его громкой музыкой, назойливыми просьбами или же простым недовольством. Он жаждал тишины и покоя, и наконец–то обрел их — а чего еще нужно творческому человеку, вся жизнь которого подчинена единственной цели — созданию подлинного шедевра и признания собственных заслуг! Он не заходил в свой клуб и даже не общался с Багирой. Все это было неважно по сравнению с тем, чем он занимался. Все это могло подождать…

Однако время шло, а ничего не менялось. Враги никак не заявляли о себе, молчали и издательства. Но если первое обстоятельство не могло не радовать, то второе раздражало. Казалось бы, чего они ждут, чего тянут? Найдя золотую жилу, принято радоваться и восхищаться, так в чем же дело? Замерли в ожидании? Впали в прострацию от великого труда, который попал им в руки? Заняты подсчетами грядущих прибылей? Андрей ожидал откликов по прошествии нескольких дней, однако, с момента отправки романа в издательства минула пара недель. И ни ответа, ни привета. Вообще ничего…

Андрей снова потянулся к водке. Он пил дни напролет, едва ли не каждый час просматривая электронную почту, но писем от издательств не было. Раздражение переросло в отчаяние… Он не мог ничего делать, ему не хотелось есть, спать, смотреть телевизор или писать что–нибудь еще. Таких депрессий Андрей не испытывал никогда, и порой он с трудом сдерживался, чтобы не полоснуть по вене ножом или не наглотаться таблеток. Жизнь теряла смысл… Она была просто не нужна…

Минуло еще несколько дней, абсолютно пустых и безрадостных. Все мечты рушились, как карточный домик. В его честь не назовут города и улицы, не воздвигнут памятники, его не покажут по телевизору, не напишут о нем в газетах… Так и суждено умереть в забытьи, брошенным, ненужным, непонятым… Неужели он это заслужил, неужели по праву остался не у дел? Месяцы трудов коту под хвост… Не осталось ничего, сколь бы то ни было важного и значительного… У него никогда не будет славы, жалких рабов. Он не станет любимчиком женщин, к его ногам не упадут великие мира сего и не станут умолять побыть хоть минутку в его тени… Ему придется самому заполнять жалкие квитанции, носиться, как угорелому в поисках денег, прованивать потом, трястись в метро… стать таким, как все… Такой же пустышкой и марионеткой, такой же жалкой песчинкой и отбросом истории… Невыносимо… Этого просто не может быть…

Ну почему же эти издательства публикуют всякую шваль? Выбрасывают пачками бездарные книженции, по которым плачет костер? Эти фантасты и детективщики, которые лишь обыдляют людей, превращая их в тупых, послушных баранов, почему же они востребованы, а он нет? Почему великий труд должен навсегда остаться в тени и пропасть, хотя мог принести пользу миллионам? Неужели жалкий ширпотреб с книжных развалов про мочилово и инопланетян — это и есть то, что хочет этот бездарный плебс… Неужели ему совсем не хочется света, тепла, чистоты, правды в конце концов…

Или просто кто–то решил, что это не нужно? Некто властьимущий, продвигающий в массы дешевые песенки про любовь, бездарные скандальные ток–шоу, примитивную литературу и кинофильмы? Как же порушить многослойные барьеры врагов, вся жизнь которых подчинена тому, чтобы люди не задумались, кто правит ими, не восстали, не скинули с себя их обременительные оковы, а молча и безропотно прованивали потом, даже и не думая сунуть нос в иную, более глубокую плоскость…Этого никогда не позволят сделать властьимущие угнетали, трясущиеся за свои места и жаждущие иметь в подчинении один лишь скот, но не разумный народ …

Где же водка?… Она должна помочь… должна дать ответы на мучающие вопросы. Как невыносимо существование в этом примитивном мире, построенном таким образом, чтобы уничтожать всякое инакомыслие, чтобы подавлять индивидуальность и превозносить стадо… От бюрократических препонов до армии, от уравнительных законов до восхваления отбросов в музыке, литературе, театре и кино… Все это преследует лишь одну цель — мерзкую и отвратную — отупить нацию… Ни одному человеку так и не суждено увидеть роман Андрея… Потому что так решил враг! Подонки! Мерзкие жалкие человечишки!

Андрей принялся метаться по квартире и крушить все подряд — тарелки, стаканы, коробки с компьютерными дисками. Он вытаскивал из шкафов одежду и кидал ее на пол, в отчаянии топча ногами. Он кричал и матерился, пиная стулья и кресла, а затем, обессилев, лег на пол и зарыдал… Он не хотел больше жить… Ему все обрыдло. Этот жалкий мир, эти жалкие люди, эти всесильные враги… Поднеся ко рту водку, он пожирал ее жадными глотками, а потом кашлял и плевался, но все равно пил… Потому что не видел иного выхода и пути спасения. Вся жизнь напрасна, а борьба не имеет смысла. Все кончено… Все пошло не так…

Андрей закрыл глаза. Истерика выпила все соки — хотелось лечь и уснуть. Он настолько глубоко ушел в себя, что даже не заметил, как в замке повернулся ключ, и в квартиру зашла Наташа.

— Андрей, я пришла забрать вещи, — сказала супруга, но замерла на полуслове, как только оглянулась по сторонам….

Она пришла в ужас от царящего бардака: от побитой посуды, разбросанных вещей и грязи… Словно пришла не в дом, где прожила несколько лет, о котором заботилась и старалась держать в чистоте, а в наркоманский притон. Вскоре ее взгляд натолкнулся на Андрея, лежащего в комнате, и она тот час устремилась к нему. Небритый, с грязной головой, в драной одежде, с красными от слез и алкоголя глазами, он мало чем напоминал ее мужа… однако это был он…

Окатив Андрея холодной водой и выслушав в свой адрес нелицеприятную матерную тираду, она принялась трясти его за плечи.

— Андрюша, миленький мой, что с тобой стало, на кого ты похож?

— Оставь меня, безумное видение. Дай хоть подохнуть молча, в тишине…

— Боже мой, Андрюша! Если б я только знала, что с тобой станет, я бы ни за что не ушла. Прости меня, миленький мой, я же как лучше хотела. Сейчас я тут приберу.

— Предателям не место средь поэтов.

— Что ж ты такое говоришь, глупыш! Ну ничего, ничего. Ты полежи, а я все сделаю.

Отойдя от Андрея, Наташа тут же принялась раскладывать все по своим местам, пытаясь если и не исправить царивший бедлам, то хотя бы придать ему не такой отвратительный вид. Андрей молча лежал на полу и даже не смотрел в сторону супруги. Ему было плевать на то, что она пришла, что делает, о чем говорит. Главное, чтобы не мешала своим присутствием, не тревожила его и без того умершую душу…

Но куда там! Наведя относительный порядок, она склонилась над Андреем и стала нести какую–то банальщину. О том, чтобы начать все сначала, вновь жить вместе, завести детей… Господи, какое начало, какие дети! Его роман не издали! У него никогда не будет славы и триумфа, а она в такой момент рассуждает о мелочах… Как же примитивен ее мозг, как жалка душонка, есть ли она вообще? Как это бесит! Ну что она капает на мозги, увещевает, роняет слезы над сущей безделицей. Ей никогда не понять того, что испытывает Андрей, ей не по силам заглянуть дальше собственного носа. Как можно рассуждать о какой–то там семье, когда в опасности весь мир? Все люди, которые продолжают жить, как прежде, будто и не было никакого романа, будто и не было безумного труда по ночам, долгих споров с самим собой и бесконечных поисков…

— Заткнись — невыносимо слушать! — крикнул Андрей и стукнул кулаком по полу. — Уйди, прошу, не трожь меня, оставь!

— Я не оставлю тебя! Хватит истерик. Подумаешь, роман не издали! Я ведь говорила, заканчивай заниматься ерундой. Над искать нормальную работу, а не парить в облаках. Я помогу тебе. Мы вместе справимся, Андрюша. Просто тебе нужно смириться с…

— Да как ты смеешь мне втирать мозги, ведь разум твой от стаи не отличен. Примитивизмом люди все больны, я двигаюсь вперед — они статичны. Быть частью общества — позор, и я не буду ей, пока живу на свете. Мне не нужны работа, дом, семья — вы это создали, вот этим и живите. Безвкусием издательства больны, а может просто чья–то злая воля, да я не признан, ну и что ж теперь, уж такова выходит моя доля.

— Андрей! Не заводи старую песню. Посмотри, до чего довела тебя эта проклятая философия! Ты остался один, живешь в бардаке и постоянно пьешь! Неужели, это все, что ты можешь?

— Я выбрал путь, который мне открылся, использовал талант, что Богом дан, и что мне делать, как жить дальше — поверь, родная, знаю я и сам. Никто не публикует — их проблемы, но за ошибки велено платить, и меньше чем за пару миллионов прав на роман никак не получить. Гениев гневить себе дороже, и золотую жилу обретя — холить и лелеять ее должно, а не разменивать себя по мелочам. За невнимание рублем они ответят, ущерб моральный с каждым днем растет, поэтому не стоит волноваться, достойный славы — славу обретет!

— Какой же ты псих, Андрюша, какой же псих…Ты же сам не веришь в свои слова, прекрасно понимаешь, какой бред несешь! Мне жалко тебя!

— Ах, жалко! Вот оно в чем дело! Что, впрочем, от предателя мне ждать? За сколько продалась ты, злая ведьма, на что меня задумала сменять? На деньги, на работу и карьеру иль просто с зависти, что ты лишь серый ум — сдала меня врагам, убить хотела. Ты не жена, ты — прирожденный лгун.

— Я хотела помочь, хотела, как лучше, но ты окончательно лишился рассудка. Жаль, что я вообще связала с тобой свою жизнь. Чертов неудачник!

Хлопнув дверью, Наташа ушла, а Андрей снова схватился за бутылку и начал пить. «Чертов неудачник». Это же просто смешно! Это они все неудачники, тупоголовое стадо баранов! Это их ждет забвение… Это они лишь бездарные насмешки, способные взирать с открытым ртом на правителей и подмахивать им в такт! Варитесь и дальше в своем примитивном соку! Вы не достойны талантов, взращенных с таким трудом в окружающем бардаке. Не достойны их слез, их порывов, их глубокой и чистой души! Вы способны лишь пропотевать потом и делать никому не нужные детальки или пыхтеть на вшивых переговорах, ибо ограничены! Ибо интеллект ваш скуден, а души пусты.

Зашвырнув бутылку в дверь, Андрей с трудом поднялся на ноги и вновь принялся безжалостно разрушать порядок, который с таким трудом создала жена. Все опротивело и сил на борьбу не осталось, как бы он не убеждал в обратном Наташу и самого себя…

Глава 12

Через пару дней, очнувшись от алкогольного дурмана, Андрей потянулся к компьютеру. С трудом разлепив глаза и преодолевая боль в ноющем теле, он зашел в электронную почту и вновь не увидел там ни одного письма от издательств. В отчаянье махнув рукой, он потянулся за водкой. Надо выпить еще, надо прогнать боль, а вместе с ней и иллюзии. Ему не суждено прославиться, жизнь кончена… Зачем жить просто ради того, чтобы жить, без целей и надежд? Он что, амеба или жалкий червь, как все остальные? Нет… подобного существования ему не нужно…

Нащупав водку, Андрей хотел было поднести ее ко рту и вновь погрузиться в манящую пьяную дрему, но в последний момент словно задумался о чем–то и одернул руку от бутылки. Минуточку… А все ли шансы он использовал, не рано ли сдался? Он отправил роман лишь в пять самых крупных издательств, а между тем их не меньше сотни. Пусть не столь авторитетных, но все же. Может, попытать счастья? Сделать последнюю попытку одолеть врагов? Ведь они и добивались того, чтобы сломить его и почти достигли цели. Но только почти. Нужно собраться с силами и сделать последний рывок. А там — будь, что будет…

Однако, полностью прийти в себя Андрею удалось лишь спустя пару дней. Он помылся, сбрил бороду, выбросил в мусорную корзину все запасы спиртного, имевшегося в доме, навел относительный порядок и уселся за компьютер. Не особо надеясь на успех, Волков начал рассылать свой роман по всем известным ему издательствам, но не прошло и пяти минут, как в дверь его квартиры раздался звонок. Андрей нехотя поднялся с кресла и пошел открывать. В коридоре стоял странный визитер лет шестидесяти пяти, напоминавший профессора университета — интеллигентный вид, очки, черный дипломат…

— Разрешите? — спросил он.

— Да–да, прошу, — пробормотал Андрей и пошатываясь направился в комнату.

— Вы не спросите, кто я?

— Кругом враги, и вы, видать, средь них нашли себе уютное местечко.

— Что же вы так неосмотрительно меня впустили?

— А мне уже плевать — жизнь кончена и впереди лишь мрак…

— Вот тут вы ошибаетесь. Понимаете, я частный детектив, а зовут меня Олег Степанович.

— А я Иисус Христос. Премного счастлив встрече!

— Андрей, не стоит ерничать. Все слишком серьезно, а вот времени у нас маловато.

— Так то у вас, а у меня — в избытке.

— Андрей, послушайте же меня! За вами давно следят, а квартиру и телефон прослушивают. Впрочем, у меня есть приборчик, который заглушит наш разговор, так что можете не волноваться.

— Их моих нервов можно вить канаты, так чем обязан вам, мой странный гость?

— Вы, должно быть, разочарованы, что ваш роман никто не хочет публиковать? А ведь он очень хорош, я его читал.

— Ужель? — впервые удивился Андрей.

— Ну да. Я же говорил, что являюсь частным детективом, и определенные люди, которые меня наняли, хотят тайком переправить роман заграницу и там издать очень крупным тиражом. А уже затем отправить в Россию. Здесь, как вы уже, наверное, убедились, издание невозможно. Слишком серьезные силы стоят у вас на пути, молодой человек. Впрочем, не только у вас — у всех, кто недоволен текущим укладом жизни и хочет заставить людей взглянуть на мир другими глазами. Однако, далеко не все произведения гениальны так, как ваш труд, Андрей, иначе меня бы не было здесь.

— Гениален?…

— Безусловно! Знали бы вы, с каким удовольствием я его читал! Вам суждено остаться в истории, Андрюша. У вас талант! Да что там талант — талантище! Беда лишь в том, что все издательства и многие другие структуры несамостоятельны в своем выборе. Они печатают лишь то, что им позволят, понимаете?

— Пожалуй, да…

— Ситуация очень печальная, но из нее есть выход. Я помогу, Андрей. У вас могущественные враги, но им не удастся помешать публикации. Вас ждет успех! Женщины, богатство, роскошь, виллы в разных странах мира, лучшие автомобили, признание публики! Интервью в крупнейших изданиях, Андрюша, а может, и Нобелевская премия! Вы ведь хотите ее получить? Хотите навсегда остаться в истории?

— Да, да, — шептал Андрей. — Как хорошо, что вы пришли, не чудо ль это? Талант мой признан, я спасу страну, нет — всю планету! Я знал, я верил, что меня оценят, и шанс дадут блистать на яркой сцене!

Андрей упал перед детективом на колени и стал покрывать поцелуями его руки… слезы лились из его глаз, он все еще не до конца верил своему счастью… Отчаявшись, он ждал лишь смерти, а сейчас перед ним замаячили не просто слава и деньги, но и Нобелевская премия — высшая награда для истинного гения. Не чудо ли это? Вот оно воздаяние за все его муки и мытарства, за все переживания и боль! Самое страшное позади! Теперь его ждет триумф и слава.

— Успокойтесь, Андрюша, успокойтесь! Не дело гения валяться в ногах у простого смертного. Это я должен благодарить за ваш великий труд. Весь род людской у вас долгу!

Да, да! Все человечество у него в долгу! Наконец–то это всем стало ясно! Как жаль, что рядом нет Наташи, вот бы уж она удивилась! Молила бы прощенья, но нет — он бы не простил! Жить рядом с гением и не заметить этого — можно ли совершить ошибку страшней?

— Собирайтесь, Андрей. Сейчас поедем в одно местечко, я познакомлю вас со своими нанимателями, и будем готовиться к отъезду заграницу. Даже немного вам завидую! Станете эдаким диссидентом, как Солженицын! А когда все уляжется, с почестями вернетесь на родину и получите все, чего только пожелаете! Только не забудьте стереть текст из вашего компьютера, предварительно сохранив его на дискете. Враги не должны добраться до романа. А дискету я надежно спрячу и передам ее проверенным людям.

Андрей тут же переписал информацию и отдал Олегу Степановичу дискету с файлом.

— Больше вашего романа точно нигде нет, это единственный источник? — поинтересовался детектив. — Помните, файл должен быть только у нас!

— Бесспорно, так и есть!

— Ну вот и славно, а сейчас поторопитесь. Времени почти нет!

Андрей нацепил на себя первую попавшуюся одежду и через пару минут был уже полностью готов. Он знал, что успех обеспечен! Подумать только, он так долго к этому шел, и вот, наконец, час триумфа! Стать диссидентом, как Солженицын! А в этом и правда что–то есть!

Андрей совершенно не смотрел по сторонам. Ему было плевать, что творится рядом — слишком много мыслей роилось в голове, слишком много желаний вдруг нащупали под собой твердую почву и вот–вот готовились стать реальностью. Поэтому, выйдя из подъезда, Андрей лишь в последний момент заметил, что Олег Степанович ведет его аккурат к карете скорой помощи. Это было очень странно.

— А почему…? — хотел спросить он, но не успел договорить. Двое санитаров, выскочивших из машины, обступили его с обеих сторон, а частный детектив с ловкостью опытного медика извлек из глубин пиджака шприц и ввел иглу в руку Андрея. Свет моментально померк…

Глава 13

Когда Андрей пришел в себя, то обнаружил, что на нем надета смирительная рубашка, а вокруг лишь голые стены, обитые мягкой прокладкой. И ничего больше — ни стола, ни стульев — голое пространство без окон и дверей. Андрей не знал, сколько прошло времени с тех пор, как его сюда привезли, и как вообще он здесь оказался. А главное, зачем? Чего хотят люди, похитившие его, каких целей добиваются?

Поднявшись на ноги, Андрей принялся мерить помещение шагами, а когда ему это наскучило, начал звать на помощь. Но удары по стенам и крики не привели к результатам — про него словно забыли, будто бы решили запереть здесь навсегда… А может, правда, навсегда? Может, ему больше не суждено увидеть белый свет? От этой мысли стало не по себе, и тогда Андрей начал кричать еще громче, до хрипоты, надеясь, что его услышат и вызволят из этого ада… Увы, все оказалось напрасным.

Когда он окончательно охрип и обессилел, щелкнул ключ в потайной двери, и на пороге показались санитары. Собрав в кулак последние силы, Андрей захотел броситься на них и выместить свою ненависть, но куда там! Он лишь получил дубинкой по голове, а затем, бесчувственного, его протащили прямо по полу в медицинский кабинет и стали колоть какие–то лекарства…

Когда спустя несколько дней, его, одурманенного от таблеток и обессилевшего от неистовой ярости, схватили за руки и силком потащили на свидание с Наташей, которая почему–то решила заглянуть «в гости», Андрей понял, что это его единственный шанс вырваться отсюда. Да, она предатель и обманщица, но ведь она любила его когда–то, а значит, может помочь. Должна помочь… Потому что больше некому… Потому что если он пробудет здесь еще немного, то окончательно сойдет с ума…

Наташа в ужасе отшатнулась, когда увидела Андрея… Он и правда представлял из себя весьма жалкое зрелище. Избитый, не выспавшийся, с синяками под глазами и трясущимися руками… Он смотрел на нее глазами преданной собачонки и молил любыми путями выпустить его отсюда, обещал быть верным и заботливым мужем, говорил, что возьмет на себя всю работу по дому, только бы его выпустили отсюда, только бы позволили уйти. Потому что здесь невыносимо… Его все время чем–то колют, он сходит с ума… Не может больше так жить…

— Пожалуйста, Наташенька, миленькая, сделай что–нибудь, родная… Меня насильно засунули в это адское логово, обманом заманили, Наташенька. Ради нашей любви, помоги, умоляю тебя…

— Андрюша, успокойся, — ответила она, с трудом сдерживая слезы. — Про какой обман ты говоришь? Ты сам отправился сюда, по доброй воле.

— Что?!

— Ты разве не помнишь? Ты много пил и однажды избил меня до полусмерти, а затем мы вместе приняли решение, что тебе лучше пройти курс лечения…

— Что за бред? Ты хочешь, чтобы я поверил в эту чушь! Да мы последние месяцы даже не жили вместе!

— Мы все время были вместе, Андрюша, как жаль, что ты ничего не помнишь…

— Нет…нет… Этого не может быть! Ты все врешь, гадина! Ты предатель! Ты враг! Вытащи меня отсюда, вытащи, сволочь!

На крики тут же сбежались санитары и уволокли Андрея обратно в палату, несмотря на его протесты и мольбы.

— Держись, Андрей! — закричала Наташа. — Ты поправишься! Я буду приходить каждый день! Я люблю тебя, миленький мой!..

Все дни слились для Андрея в один. Иногда он проваливался в забытье, не понимал, где находится, и что вообще происходит вокруг. Его постоянно пичкали таблетками и уколами, после которых он становился вялым и пассивным. Хотелось просто лежать и наблюдать за кругами перед глазами, иногда считать их количество… Когда кругов было слишком много, Андрей раздражался. Его мозг не успевал производить расчеты, и в такие минуты Андрей плакал и до боли сжимал зубы… Он больше не бросался на персонал с кулаками, с легкостью подчиняясь чужой воле и заведенным порядкам. Если раньше он требовал представить ему ручку и блокнот для стихов и рассказов, то сейчас вполне довольствовался подсчетом кругов перед глазами. Какое там творчество — не хотелось даже вставать на ноги, не то что писать…

Иногда до него доносились обрывочные воспоминания из прошлой жизни, но вместо радости и ностальгии они вызывали лишь страх. В такие минуты, Андрей звал на помощь медицинский персонал, утверждая, что ему привиделись демоны… Врачи внимательно выслушивали пациента, гладили его по голове и успокаивали, а затем вкалывали успокоительное, и Андрей погружался в дрему.

Шло время… Андрей испытывал полнейшую апатию ко всему, его ничто не радовало и ничто не огорчало… Казалось, он провел в этом заведении всю жизнь и никогда не покидал его стен. Да и зачем куда–то идти? Что ждет его за массивной стеной прогулочного двора? Какой там мир, как он устроен, по каким законам живет? Медленно бродя вдоль деревьев, Андрей иногда останавливался и разговаривал с ними. Порой он садился на траву и с умилением наблюдал, как спешат куда–то по своим делам муравьи или другие насекомые. Андрей желал им счастливого пути и брел дальше, с неестественно кривой улыбкой и потухшим взором…

Эпилог

Выйдя из лечебницы, Наташа смахнула рукой набежавшие слезы и села в машину, которая жала ее на выходе. За рулем сидел интеллигентного вида мужчина лет шестидесяти пяти, который при виде Наташи закрыл свой черный дипломат и небрежно бросил на заднее сиденье…

— Ну что? — спросил он. — Как там наш пациент?

— Плохо, Олег Степанович… Он ужасно выглядит, непохож сам на себя… Это так ужасно. Я больше не могу обманывать и смотреть ему в глаза. Это… это невыносимо.

— Ну что вы, голубушка. А вспомните, как он вас обманывал. Вы ведь видели записи заседаний их клуба и творившуюся там вакханалию. Наркотики, алкоголь, распутные женщины — кошмар, да и только! Вы же наоборот действуете на благо и нам, и Андрею. Если он поймет, что нуждается в помощи, это лишь ускорит процесс.

— Да, но… Он сходит с ума… Пребывание в лечебнице идет только во вред.

— Сходит с ума? Милочка, о чем это вы? Он уже давно лишился рассудка. Вы жили с ним вместе, неужели не замечали? Все эти странные разговоры, мысли, образ жизни. Разве нормальный человек станет так себя вести? Кому взбредет в голову нападать на сберегательный банк или приставать к людям на улицах, устраивать оргию на прогулочном теплоходе?

— Но не обязательно же класть его в клинику…

— А как иначе, скажите мне? Как иначе? Антидепрессанты, которые вы добавляли ему в пищу, не помогли. Он как безумствовал, так и продолжал это делать, даже с еще большей агрессией. Андрей стал просто опасен для окружающих, да и для вас тоже. К тому же, эта его идея издать роман… Он не отказался от нее после нескольких неудачных попыток, как мы предполагали, тщательно изучив его психологический портрет. Андрей продолжил отправлять роман в издательства, и это уже становилось опасным. Кстати, вы не читали его книгу?

— Нет.

— А я читал. Это бред сумасшедшего. Но, надо признать, бред очень убедительный, а потому опасный. С вашей помощью мы внимательно следили за всем его творчеством, и уж поверьте мне, бывалому человеку, чем дальше он писал, тем большую опасность представлял его труд … Лишь в самый последний момент нам удалось вмешаться и остановить сумасбродных издателей, которые были готовы преподнести ему контракт. Случись такое — в обществе грянул бы гром! Поверьте мне на слово, такие вещи не должны выходить в свет. Призывы к бунту, к свержению системы недопустимы. Это как раковая опухоль, которую нужно устранить, как только она обнаружилась.

— А вы что вообще за всеми следите?

— Стареемся милочка, уж такова наша работа — стоять на страже общества и государства. Наши люди есть практически во всех молодежных течениях, а там, где их нету, есть стукачи. Видите, я с вами предельно откровенен и ничего не скрываю. Я действую исключительно во благо вам, Андрею и всем окружающим. Ведь если государство не будет контролировать то, что творится вокруг, мы придем к хаосу. Молодежь ведь так легко внушаема, и если мы не будем следить за ней, то можем легко прозевать бунт. А кому он нужен? Встанет производство, рухнет экономика, люди будут бояться выйти на улицы. Разве вы этого хотите?

— Нет, но… вы ведь позволяете существовать оппозиционным партиям, каким–то течениям, идущими вразрез с интересами государства…

— Конечно, Наталья, иначе, Запад нас заклюет. Но есть правила игры, которые все обязаны соблюдать. Мы позволяем лай, он не должен перерасти в вой. Иначе воцарится хаос… Поймите, один — два несанкционированных выпада, какая–нибудь передача или роман, как у вашего мужа, и все — мы выпустим ситуацию из под контроля. Люди придумали демократию и думают, что свобода — панацея от всех бед. Но демократия делает общество уязвимым, люди ведь так легко поддаются панике и истерикам. А наша задача — этого не допустить.

— Скажите, но вы ведь выпустите Андрея из этой психушки?

— Наталья, это не психушка. Обычное лечебное учреждение. Там он восстановит силы, одумается и, надеюсь, откажется от сочинительства таких грязных, провокационных, но, черт подери, талантливых пасквилей. Его бы гений, да государству во благо! Ан нет! Ну или Бог с ним, с государством. Пусть пишет фантастику какую–нибудь или детективы. Как все. Что его на мерзость–то всякую тянет? Строй ему, видите ли, не тот, общество прогнившее… А ведь раньше людей подобных Андрею просто устраняли.

— Что вы… Не надо…

— Да будет вам, Наталья. Мы же и пошли на сотрудничество с вами, чтобы не доводить до греха. Да и времена на дворе нынче не те. Мы контролируем многое, но увы, не все. Нам не нужны слухи, домысли, сплетни о новом 37-ом. К тому же, есть более гуманные пути. Например, убеждение. В этом вы можете нам помочь. Не сейчас, так со временем убедите его заняться чем–то еще.

— Я пыталась…

— Значит, плохо пытались, Наталья, плохо. Нужно еще. И как можно убедительнее. Пусть обратит свой талант на благие цели, пересмотрит свою позицию. Поймите, мы не можем допустить разрушение общества, пусть даже ради одного безумно талантливого человека…

— А я думала, он просто мечтатель с больным воображением …

— Нет, милочка, в том–то и беда. Он гений, но главное, чтоб никто кроме нас об этом никогда не узнал…

Примечания

1

Использованы стихи Саларана

(обратно)

2

Использованы стихи АТВ

(обратно)

3

Использованы стихи Елены Луканиной

(обратно)

4

Использованы стихи Андрианова Александра

(обратно)

5

Использованы стихи Андрианова Александра

(обратно)

6

Использованы стихи Нюры Леопольд

(обратно)

7

Использованы стихи Саларана

(обратно)

8

Использованы стихи Дождева

(обратно)

9

Использованы стихи Каро Мономаха

(обратно)

10

Использованы стихи Дмитрия Артиса

(обратно)

11

Использованы стихи Александры Юрдановой

(обратно)

12

Использованы стихи Александра Ш.

(обратно) name=t27>

13

Использованы стихи Каро Мономаха

(обратно)

14

Использованы стихи Елены Луканкиной

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

*** Примечания ***