========== Ego legis et veritatis sum ==========
«Цель Инквизиции — уничтожение ереси; ересь же не может быть уничтожена без уничтожения еретиков; а еретиков нельзя уничтожить, если не будут уничтожены также защитники и сторонники ереси, а это может быть достигнуто двумя способами: обращением их в истинную католическую веру или обращением их плоти в пепел, после того, как они будут выданы в руки светской власти». **
POV Виктор от лица его внутреннего Я
Pater noster, qui es in caelis,
sanctificētur nomen tuum.***
Тёмная зала. На полу около роскошного кресла стоит на коленях Инквизитор. Руки прижаты к груди. Глаза закрыты. Губы неистово шепчут знакомую привычную, почему-то кажущуюся скучной и пресной, молитву. Туловище развёрнуто в сторону иконостаса, на который мужчина не смотрит, но точно знает: и как расположены иконы, как освещены лучами заходящего солнца, как стекает воск из подсвечников, расположенных по бокам иконостаса, как с укором и гневом смотрят на него святые.
Инквизитор бледен, под глазами залегли сине-чёрные тени, волосы собраны сзади в неаккуратный хвост, из которого выбились две непослушные пряди, и сейчас небрежно свисают по бокам красивого, но измученного и усталого лица.
Adveniat regnum tuum.
Fiat voluntas tua,
sicut in caelo, et in terrā.***
Инквизитор стоит так уже час и шепчет, и молится, и страждет, и ждёт знака, звука, намёка… ПОМОЩИ! Но молчат иконы, молчит небо, молчит Вселенная.
А ведь раньше не знал Инквизитор жалости, неуверенности, сомнений. По воле божьей и с его именем на устах карал, пытал, жёг, мучил, бил, издевался. Ему было всё равно, кто перед ним: ребёнок, женщина, увечные старики и старухи или молодые и зрелые люди в самом рассвете жизненных сил.
Сам пилил дрова для костров, приносил охапки хвороста, сам зажигал трут и подпаливал костёр. Ни разу не дрогнула рука, не закрылись глаза, ни закралось сомнений в деяниях своих…
Но не даром говорится, мол, никогда не говори никогда…
И вот стоит на коленях Виктор Среброволосый, Пёс Господен, Ночной Ужас, и шепчет молитвы, и понимает, что пропал…
Panem nostrum quotidiānum da nobis hodie,
et dimitte nobis debĭta nostra,
sicut et nos dimittĭmus debitorĭbus nostris.***
А ведь как всё легко и просто начиналось…
Доложили ему прислужники-шпионы, что живёт в дальней заброшенной деревне Ведьмак. Лечит людей и животных травами, без страха входит даже в чумные и оспяные бараки, помогает молодкам избавиться от любовного греха, а роженицам (особенно тем, кого врачи да повитухи признали уже спутницами смерти) — от бремени здоровыми и крупными детишками. В полнолуние собирает в полях странные травы и сушит их на чердаке, умеет читать и писать, причём на нескольких языках (два из которых нормальным людям не знакомы и посему не понятны). Женщинами и девушками, не говоря о старушках, не интересуется. С мужиками не дерётся, вина не пьёт, в баню не ходит. Купается исключительно в реке да в ручьях холодно-жгучих. Словом, по всему выходит: он — Ведьмак, а значит, общается с нечистой силой, если вообще не с самим Дьяволом.
Прочитав такой донос-подарок, Виктор возрадовался, даже вина крепкого на радостях позволил себе испить. Давно не было допросов, пыток. Давно не пылал на площади костёр и не пахло палёненьким! Забыли, небось, уже людишки, что Инквизитор не дремлет, бдит и всегда готов защитить их от лукавого.
Но непонятки начались с самого задержания Ведьмака. Он спокойно выслушал обвинения, сам протянул руки, позволил связать их верёвкой крепкой и без сопротивления пошёл в лапы к святой инквизиции.
Виктор ожидал Ведьмака, сидя в своём зале в кресле. Ожидал кого-то огромного, страшного, с копытами и хвостами. А вошёл спокойно с чувством собственного достоинства, не спеша, худощавый невысокий черноволосый парень. Вошёл и, не поклонившись (как принято, как наказано), просто поздоровался на чистом испанском языке.
(Виктор понял, потому что сам говорил на пяти иноземных языках, что было ещё одной положительной чертой при приёме его в инквизицию, как возможность понимать разных дикарей-варваров.)
Тут неожиданно среди низких серых туч, плакавших дождём весь сырой промозглый день, проглянуло солнышко. Его лучи, прорвавшись сквозь цветные витражи зала, осветили лицо молодого человека, заиграв разноцветными зайчиками на его полноватых розовых губах, карих огромных глазах, чёрных чистых и причёсанных (опять удивительно) волосах; обрисовали гибкий стан и тонкие, но мускулистые руки, ладные ноги и аккуратные ступни (преступник ходил босиком!)
И впервые холодно-стальное сердце Инквизитора дрогнуло, на секунду замерло, а потом пустилось вскачь, как дикая лошадь. По вискам потекли капельки пота, щекам стало жарко от алого румянца, чресла напряглись в томном ожидании (чего?). И он неожиданно для себя вскочил с кресла, буквально подлетел к Ведьмаку и несколько раз обошёл того по кругу, оглядывая, ощупывая и раздевая взглядом, пытаясь запомнить его запах, вид и цвет кожи. Губы сами собой распахнулись и выдохнули:
— Кто ты?
Ведьмак взглянул в глаза Виктора, засмущался, но ответил твёрдо:
— Меня зовут Юри. Я — знахарь. Лечу людей и живность травами. Вижу, что часто мучают тебя, добрый человек, головные боли, да и спишь ты плохо. Позволь помочь тебе!
И… Виктор позволил… Уверяя себя, что это нужно для доказательства его вины.
Ибо « в первые времена инквизиции не существовало прокурора, обязанного обвинять подозреваемых лиц; эта формальность судопроизводства выполнялась словесно инквизитором после заслушания свидетелей; сознание обвиняемого служило обвинением и ответом. Если обвиняемый признавал себя виновным в одной ереси, напрасно уверял он, что он не виновен по отношению к другим; ему не разрешалось защищаться, потому что преступление, за которое он был предан суду, было уже доказано. Его спрашивали только, расположен ли он сделать отречение от ереси, в которой признавал себя виновным. Если он соглашался, то его примиряли с Церковью, накладывая на него каноническую епитимью одновременно с каким-нибудь другим наказанием. В противном случае он объявлялся упорным еретиком, и его предавали в руки светской власти с копией приговора». ****
Инквизитор много времени проводил с Ведьмаком, который хоть и был брошен в темницу, но… на чистое мягкое луговое сено. Два раза в день его выпускали или прогуляться по саду около замка Инквизитора (и последний часто присоединялся к нему для беседы-допроса), или приводили в главный зал, чтобы откушать с Виктором.
Юри попросил, чтобы ему привезли из его дома травы, и принялся лечить всех местных слуг, охранников и самого Виктора (а иногда и жителей этого городка, когда те прознали о появлении такого талантливого знахаря). Инквизитор только удивлялся-восхищался результатами этого лечения да записывал все этапы общения с прислужником Дьявола в свои толмуты-допросные книги.
Чем дольше Виктор общался с Юри, чем больше наблюдал за его работой, тем острее ощущал, что парень — чист, не виновен, умён и образован. Но… Не должны, не могут быть люди такими умными, добрыми, заботливыми. От лукавого всё это…
Вот и стоит суровый Инквизитор на коленях и молится всем святым, понимая, что никто и ничто ему уже не помогут, ибо он… страшно подумать, а уж в слух произнести вообще постыдно… он… ЛЮБИТ ВЕДЬМАКА!
Et ne nos indūcas in tentatiōnem,
sed libĕra nos a malo.
Amen.***
_______
* Я есть закон и правда (название 1 главы)
** Генри Чарльз Ли. История инквизиции в средние века. Т. 1. — СПб., 1911
*** «Pater noster» («Отче наш», или «Молитва Господня») — основная молитва в христианской традиции. Она содержится в Евангелии от Матвея (6:9–13) и в Евангелии от Луки (11:2–4). Это единственная молитва, которую предложил сам Иисус.
Синодальный перевод
Отче наш, сущий на небесах!
Да святится имя Твоё;
Да приидет Царствие Твоё;
Да будет воля Твоя
и на земле, как на небе;
Хлеб наш насущный дай нам на сей день;
и прости нам долги наши,
как и мы прощаем должникам нашим;
и не введи нас в искушение,
но избавь нас от лукавого.
Аминь.
**** Х. А. Льоренте. Критическая история испанской инквизиции (Histoire critique de l’Inquisition espagnole. Paris, 1818). Том I
========== Audio vocem de mirabili futuro… ==========
Audio vocem de mirabili futuro,
Matutinam vocem, rore humidam.
Audio vocem, et pericula ventura
Turbant mentem, sicut puero cuidam.*
POV Юри от лица его внутреннего я
Я не знаю, кто мои родители, были ли и есть ли у меня родственники, кому я обязан тем, чем или кем являюсь. Я ничего не знаю или не помню. Со мной остались только мои странно-ужасные, загадочно-яркие сны (или фрагменты забытых воспоминаний?).
В этих снах я вижу Золотой Храм, заполненный до отказа людьми всех возрастов. Кто-то кричит, словно безумный, кто-то плачет, кто-то молится, кто-то непристойно ругается, кто-то целуется или занимается сексом, кто-то молча прижимает к себе двухлетнего черноволосого мальчика. Меня?
— Мамочка! Почему мы здесь? Мне очень, очень страшно!!!
Вот на помост, возвышающийся над людьми так сильно, что всем приходится задирать голову вверх, чтобы хоть что-то увидеть, поднимается старик. Да, он очень стар, но в каждом движении его рук, ног, головы чувствуются скрытая мощь, сила и какая-то упёрто маниакальная одержимость. Все замолкают. Старик простирает руки над толпой, сначала рассказывает ужасные вещи, а потом начинает петь:
Mirabile futurum, ne esto mihi durum,
Ne esto mihi durum, ne esto durum.
Origine ex pura ad optimum futurum,
Ad optimum futurum iam nunc egressus sum.*
Сначала он поёт один, и его сочный низкий гипнотический голос плывёт над дико-безумно-бешеной и напуганной толпой, успокаивая людей. Потом взмывает ввысь к сводчатому потолку, в котором открывается люк, и на стены, иконы и людей начинает литься золотой свет. Чего? Солнца? Луны? Нескольких солнц или лун?
Толпа было начинает ему подпевать, но голосов становится всё меньше и меньше, так как, как только золотые лучи попадают на человека, тот исчезает. Навсегда.
Кто-то… (мама?) пытается спрятать черноволосого малыша (меня?) в тени огромной мраморной колонны. Но люк открывается всё сильнее и сильнее, и золотой луч неуклонно и неизбежно приближается к этим двоим. Женщина, осознавая, что спасения нет и не будет, застёгивает у мальчика на шее цепочку с синим жуком из бирюзы и нажимает на одно из крылышек:
— Юри! Ты должен выжить даже в тех страшных условиях. Прости меня и прощай! Я люблю тебя.
Сон прерывается на некоторое время, чтобы в следующую ночь продолжиться снова…
Малыш (я?), уже четырёхлетний, сидит на залитом солнцем, пахнущем травой, мёдом и лёгкой горечью золотисто-зелёном лугу и нежно гладит головки ромашек, колокольчиков, васильков, зверобоя и клевера. Природа разговаривает с ним нежным пением жаворонка в голубом небе, хрустальным журчанием ледяной воды родников, прохладным ветром, запутавшимся в кронах мохнато-лохматых дубов. Какая-то призрачно-сиреневатая женщина (а такие вообще бывают?) протягивает ему горбушку тёплого хлеба и кружку парного молока и говорит мягко: — Это твоя еда на сегодня. Съешь и выпей всё без остатка. Неизвестно, когда придётся поесть снова.
Опять сон прерывается, чтобы жестокая действительность в виде потасканной женщины постучалась в дом двенадцатилетнего Знахаря. Он ожидал её прихода, как предчувствует и другие события, и знает, что ей надо: снадобье для вытравливания плода грешной любви. Она приходит за этим не в первый раз и берёт зелье для себя и своих товарок, причём, постоянно расплачивается золотом или драгоценностями. Юри осознаёт, что совершает грех… в каждый её приход… но опять протягивает женщине склянку со смертью. Чтобы потом погрузиться в сон, в котором он счастлив, спокоен, в котором кто-то обучает его иноземной речи и вкладывает знания о целительстве.
Юри — четырнадцать, но слава о великом лекаре бежит впереди него. Он ни в чём не знает недостатка: в печи всегда свежий румяный хлеб, в кувшинах — молоко, свежие мёд или соты, в подвале — овощи и фрукты, на полках и под потолком — пучки лекарственных трав, в единственном сундуке, стоящем около лавки, на которой он спит, слитки золота, драгоценные камни и украшения. Но… он по-прежнему одинок, грустен и, как это не парадоксально, несчастен.
Парню — шестнадцать, и тут вспыхивает эпидемия чумы в близ лежащем селе. Юри во сне кто-то нашёптывает лекарство от Чёрной Смерти и обещает, что его самого болезнь не коснётся, так как он привит (что это такое?) от всех известных человечеству инфекционных (ещё одно непонятное слово!) болезней. В голове звучит песня, и ему хочется проснуться и подпеть её в полный голос:
Audio vocem de mirabili futuro,
Illa vocat me in loca divina.
Audio vocem semper interrogaturam:
Quid iam fecerim pro die crastina? *
В восемнадцать Юри — знаменитый Ведьмак (и кто его так назвал?). Его боятся, но и от помощи не отказываются. Наоборот, он — нарасхват. Только теперь к нему приходят по ночам, тайно, завернувшись в плотные тёмные плащи, так как боятся святую инквизицию, и больше всего Виктора Среброволосого.
По всей округе день и ночь пылают костры, пахнет жареным человеческим мясом, кровью, потом и испражнениями. Собаки и кошки таскают туда-сюда обгоревшие человеческие кости. Юри всё чаще обзывают колдуном, и если его лечение не помогает (а такое тоже случается, если человек сам затянул с лечением, или родные поздно пригласили лекаря), то его проклинают в лицо, и ему вслед летят плевки, камни и угрозы, мол, вот ужё Виктор доберётся до тебя!!!
И приходит тот судьбоносный день, когда, придя за помощью, один из местных жителей случайно видит содержимое сундука Юри. А этот убогий, обиженный жизнью, по его разумению, помнит, что двадцать пять процентов имущества колдуна отдаётся донёсшему на него.
И… вот уже у двери — она, собственной персоной, святая инквизиция.
Юри не сопротивляется. А смысл? Он не рыцарь, не спортсмен (опять странное слово выскочило из закромов памяти!), даже не очень сильный по жизни человек. Он спокойно позволяет связать себе руки и провести себя через весь город в замок самого страшного, жестокого убийцы, злодея и насильника — Пса Господня, Виктора.
Но… Тот оказывается и не таким уж страшным. То есть совсем… Красивый (глаз не оторвать, так и бы смотрел с утра до вечера), умный, образованный
( что ОЧЕНЬ странно!), страшно усталый и омертвевший, выгоревший, замёрзший изнутри, но тем не менее сильный, внимательный и вежливый человек.
Они беседуют на прогулках, причём Виктор приходит к Юри сам, и на допросах-беседах. Юри рассказывает всю свою жизнь, насколько помнит её, не лукавя и ничего не скрывая. Парень показывает запасы трав, привезённых из его дома, описывает свойства каждого пучка, каждого листика и травинки, каждой ягодки и гриба, подтверждает рассказы на практике, вылечивая и головные боли самого Виктора, и хворобы его стражников и местных жителей.
Юри понимает, что Виктор ему не верит (потому что по должности, по положению, по убеждениям не имеет права). Тогда Юри просит забрать у него все сокровища и раздать голодающим и больным, чтобы подтвердить, что лечит людей не за награды, а из-за простого человеколюбия. И Виктор делает то, что просит Ведьмак (хотя при личных встречах Инквизитор сам ни разу не назвал парня этим прозвищем, он зовёт его исключительно по имени).
Проходит полгода. Юри живёт в замке. Не в темнице. А в нормальной комнате с камином и собственным слугой. Его дверь прямо напротив двери в комнату Инквизитора. Они вместе трапезничают, гуляют, беседуют, молчат…
Виктор больше не казнит людей, а пытается разобраться в любом случае… И ему самому это нравится… И Юри это нравится…
Юри… ВЛЮБЛЁН!
Iuro me futurum bonum atque castum
Nec amicum relicturum miserum.
Audio vocem et festino hoc vocatu
Via aspera ad illud futurum.*
_____
*Песня «Прекрасное Далёко» на латыни, взято с сайта:http://song5.ru
1. Слышу голос из Прекрасного Далека, (первая строчка — название главы)
Голос утренний в серебряной росе.
Слышу голос, и манящая дорога
Кружит голову как в детстве карусель.
Припев: Прекрасное Далеко,
Не будь ко мне жестоко,
Не будь ко мне жестоко,
Жестоко не будь.
От чистого истока
В Прекрасное Далеко,
В Прекрасное Далеко,
Я начинаю путь.
2. Слышу голос из
Прекрасного Далека.
Он зовет меня в прекрасные края.
Слышу голос, голос спрашивает строго:
— А сегодня что для завтра сделал я?
3. Я клянусь что стану чище и добрее
И в беде не брошу друга никогда.
Слышу голос и спешу на зов скорее
По дороге, на которой нет следа.
========== Mallеus Maleficаrum (часть первая) ==========
«Malleus Maleficarum, Maleficas, & earum hæresim, ut phramea potentissima conterens.»**
Дни и месяцы шли, бежали, неслись, летели.
Юри, как подозреваемый в колдовстве, по-прежнему жил в замке Инквизитора, но относились к нему уже даже не как к гостю, а как к члену семьи. Служанки рассказывали молодому человеку городские сплетни, жаловались на своих непутёвых мужиков и тайком лечились от различных женских недугов и неприятностей. Слуги советовались с ним по поводу своих многочисленных долгов, меню на весь день и также лечились или сами, или приводили своих родственников.
Виктор предоставил Юри в задней части замка огромную комнату под кабинет и нанял ему в помочь молодого, но смышлёного аптекаря, Пхичита Чуланонта. Как тот затесался в средневековый европейский город, оставалось загадкой. Но… парень был смекалистый, лишнего не болтал, сразу проникшись всей ситуацией, и… главное, по-настоящему сдружился с Юри и даже порой старался оградить того от несуразных или компрометирующих слухов и ситуаций.
С появлением в замке Юри, Виктор словно помолодел. Перестал пить день и ночь, стал больше ездить верхом, купаться в чистых водоёмах; в приёмном зале, когда там не было просителей, доносчиков и слуг, тренировался со своим мечом. Он забыл про головные боли, хорошо спал и ел, но… теперь у него болели душа и сердце, так как умом мужчина понимал, что его любовь к Знахарю — греховна, непростительна, порочна и наказуема по всей строгости законов инквизиции.
***
Однажды и он, и Юри, и Чуланонт (комната которого располагалась рядом с комнатой друга) проснулись от ужасных воплей, словно кто-то пытал маленького ребёнка. В чём были, а скорее в чём не были (успели только завернуться в плащи) все трое слетели по крутой, изгибающейся змеёй, лестнице замка ко входу, а оттуда на улицу.
Предсмертный визг доносился из ближайшего кустарника барбариса. Юри, не слушая взволнованных окриков предупреждения от друзей, кинулся в самую гущу колючей растительности, не обращая внимая на боль в расцарапанных руках и лице.
Через мгновение он вылез из кустарника, держа в руках небольшой деревянный крест, на котором был распят и прибит ржавыми гвоздями грязный лохматый маленький щенок. По лицу Знахаря текли слёзы, когда он показал свою страшную находку друзьям.
Виктор почернел лицом и произнёс: — Видимо, опять грядёт что-то ужасное. Такие распятые животные уже раньше появлялись в нашей местности, как дурные предзнаменования или болезни, или войны, или стихийных бедствий. Щенка надо добить, окропить святой водой и сжечь на заднем дворе замка под молитву о его душе.
Чуланонт с ужасом, забыв, как дышать и разговаривать, взирал на еле живой комочек шерсти. Юри поднял взгляд на Инквизитора. Его глаза казались чёрными в свете луны.
— Позволь мне снять его с креста и вылечить. Это — просто людские глупость, страх и косность. Тебе надо расследовать такие случаи, а не убивать невинных животных.
— Юри! Я… — Виктор подавился словами, наткнувшись на этот молящий, горящий, уверяющий взгляд.
— Прошу тебя! Или… брось меня с ним обратно в подвал!
— Хорошо. Слугам скажем, что просто нашли избитого щенка…
Юри скинул с себя плащ, оставшись нагишом, и завернул в него несчастного щенка. Виктор замер, задохнувшись от открывшейся ему красоты гибкого, нежного, цвета топленого молока тела. Жар прошиб инквизитора с ног до головы, он покраснел и задышал часто-часто. Руки непроизвольно сжались в кулаки, в паху резко заболело. Он первым кинулся в замок и, закрывшись в своей комнате, упал на колени перед иконой, шепча молитву.
А Юри и пришедший в себя Пхичит потащили собаку в кабинет лекаря.
***
Я очень не люблю, когда мне лгут,
В глаза — одно, а за спиной — смеются.
Когда меня с улыбкой предают,
А сами тут же в верности клянутся.
Я не люблю, когда пообещав,
Обещанное сразу забывают.
Исподтишка наносят мне удар,
Меня же ещё в чём-то обвиняя.***
Щенок остался в замке. Его назвали Маккачином. Это имя привиделось Юри опять-таки во сне. Оно напоминало что-то тёплое, сладко-горькое, приятно обволакивающее пищевод.
Сначала зверёк жил в комнате Юри, который его лечил, кормил и убирал за ним. Потом, когда лапки зажили, Юри стал выводить его на прогулку в сад за замком. Чуланонт тоже помогал выхаживать щенка. И вскоре со смехом и прибаутками носился с ним по коридорам и лестницам замка.
Виктор держался с Маккачином очень холодно и отстранёно. Он через шпионов попытался узнать, кто это в городе разносит нелепые слухи и подтверждает их издевательством над животными, но у него ничего не получилось.
***
Однажды пригожим зимним днём в кованную дверь замка громко и настырно постучали. Слугу, открывшего дверь, грубо оттолкнули, и тишину замка прорезал громкий, грубый и властный голос:
— Где этот Виктор, мать его, Среброволосый? Который привечает ведьмаков и спасает ублюдочных щенков? К нему проверяющий от самого Великого Инквизитора, Кристоф Джакометти.
Виктор, который как раз собирался на прогулку с Юри, поспешно вышел к проверяющему, велев парню остаться в своей комнате, и, поклонившись, вежливо (хотя на душе скреблись все черти ада) произнёс:
— Доброго дня, брат мой! Добро пожаловать в замок!
Виктор показал гостю дорогу в библиотеку и приказал слугам принести еду и напитки.
Гость сел в кресло у жарко горящего камина, зло прищурился и сказал: — Ну, что, долиберальничался?! Донос на тебя! Укрываешь Колдуна, потакаешь в призывании на город болезней и других бедствий!
Виктор понял, что кто-то из слуг, нечаянно обиженных им, видел эпопею с щенком и решил отомстить по-полной. А, может, решил враз разбогатеть от такого мощного доноса. Как-никак самого Инквизитора на чистую воду вывел!
“Но Юри он инквизиции не отдаст! Лучше сам сгорит на костре!”
Мозг быстро прокручивал сложившуюся ситуацию и искал пути спасения для знахаря.
Я не люблю тех сладостных речей,
Которые до ужаса фальшивы.
Держусь подальше от таких людей
Самовлюблённых, пафосных и лживых! ***
Гость между тем поел и напился,и, вытерев руки о свои штаны, достал из-за пазухи толстенькую небольшую книжицу, (в которой Виктор с ужасом узнал «Молот ведьм»), полистал страницы, и, видимо, найдя нужный отрывок, громко его зачитал:
«Всеми силами души, как того требует пастырское попечение, стремимся мы, чтобы католическая вера в наше время всюду возрастала и процветала, а всякое еретическое нечестие искоренялось из среды верных. Не без мучительной боли недавно мы узнали, что… очень многие лица обоего пола пренебрегли собственным спасением и, отвратившись от католической веры, впали в… грех с демонами…, которые своим колдовством, чарованиями, заклинаниями и другими ужасными суеверными, порочными и преступными деяниями… по наущению врага рода человеческого, дерзают совершать… бесчисленное множество всякого рода несказанных злодейств и преступлений… Но мы устраним с пути все помехи, которые могут каким-либо образом препятствовать исполнению обязанностей инквизиторов, и дабы зараза еретического нечестия и других подобного рода преступлений не отравила своим ядом невинных людей, мы намерены, как того требует наш долг и как к тому побуждает нас ревность по вере, применить соответствующие средства.»****
Посланник поднял глаза на Виктор и спросил:
— Какие же соответсвующие средства ты применял к пойманному Ведьмаку и той ужасной псине?
В этот момент дверь библиотеки распахнулась, и в неё влетел клубок из двух человеческих и одного собачьего тел с хохотом, громом и криками.
___________
*«Мо́лот ведьм» (лат. Mallēus Maleficārum, нем. Hexenhammer) — трактат по демонологии и о надлежащих методах преследования ведьм (название главы)«Молот ведьм» был написан на латыни в 1486 году католическим приором, доминиканским инквизитором Генрихом Крамером.
Основными задачами «Молота» было систематическое опровержение доводов об отсутствии колдовства, дискредитация тех, кто сомневался в его существовании, доказательство того, что женщины колдуют чаще мужчин, а также обучение способам обнаружения ведьм и процедурам доказательства их виновности.
**«Молот Ведьм, уничтожающий Ведьм и их ереси, подобно сильнейшему мечу» — полное название «Молота ведьм»
***«Предательство»-источник:https://millionstatusov.ru/stihi/predatelstvo.html
***Лозинский, С. М. Роковая книга Средневековья: в тексте: полный пер. буллы Summis desiderantes affectibus // Молот ведьм / Я. Шпренгер, Г. Инститорис; пер. с лат. Н. Цветкова, предисл. С. М. Лозинского. — М.: Интербук, 1990. — 351 с. — (Религия в жизни общества. Сер. Чародейство и волшебство). — Ориг. изд.: М., 1932.
========== Mallеus Maleficаrum (часть вторая) ==========
Любую досаду я скрою умело,
На всех обижаться — не царское дело!
Пустых слов на ветер давно не бросаю,
Корону поправлю и дальше шагаю!*
POV Кристоф
Я смотрел на этот смеющийся лаяще-крутящийся клубок, видел выражение глаз Виктора, который тоже наблюдал за тремя шалопаями, и изнутри поднималась черная, погребающая под собой весь здравый смысл, зависть.
«Почему этот Инквизитор — счастлив, почему у него есть друзья?»
А когда я пригляделся, КАК он смотрит на одного из парней, то подумал дальше: «Почему он имеет право на любовь и любит, а я — нет?!»
***
Ты просто люби себя.
Это важнее всего.
Забудь про «Должен», «Нельзя»,
Не слушай вовек никого.**
С самого раннего детства у меня всегда было только то, что я хотел иметь в данный момент. Я делал только то, что и как хотел. Мама и няньки баловали меня нещадно. Отец не вмешивался. Он был рад, что у него появился наследник, и больше его ничто не волновало.
Он служил то одному королю, то другому, то третьему и так до бесконечности, предавая и продавая (каждый раз всё дороже и дороже) предыдущего. Он торговал оружием, рабами, мануфактурой и тайнами всемогущих. Он просчитывал каждый шаг, слово и улыбку, даже мысль.
Но… Однажды он всё-таки ошибся. И его самого, маму, наших слуг и моих нянек продали в рабство.
Я же успел сбежать и спрятаться в доме у местного аббата. Он-то и помог мне затеряться среди простого бедного люда. Но я был бы не я, если бы не поднялся из низов к свету, почестям и богатству. Именно этот аббат и посоветовал мне связать свои жизнь и судьбу со святой инквизицией.
О, какой я был безжалостный! Почти как Виктор! Только он всё же умел договариваться с людьми и по большей части избегал пыток. Я же шёл напролом!
Жизнь эта лишь твоя,
И только тебе решать,
Где будет стоять маяк,
А где будет твой причал.
Ты просто люби себя.**
За мной тянулся след из слёз, пепла, костров, боли и смерти. Если виноват был один крестьянин, или в какой-то деревне обнаруживалась ведьма, я сжигал дотла всё селение вместе с жителями. А потому что не доглядели сами, позволили этому случиться. Значит, ВИНОВНЫ!
Таким способом я быстро поднимался по служебной лестнице. Виктор или дышал мне в затылок, или опережал на шаг. У нас шло своеобразное соревнование, но чаще его выигрывал я, потому что любил только себя и не был таким мягкотелым, как мой брат по ордену.
Я не понимал, за что его так любили все вокруг (ведь он же жестокий и беспощадный Пёс Господен). И тем не менее, где бы он не пускал корни — хоть на неделю, хоть на годы — его всегда окружали друзья и любовницы.
Кстати, Великий Инквизитор смотрел на наши шалости сквозь пальцы: мы — солдаты, мотающиеся по странам, приносящие ему славу и золото, так почему бы не даровать нам минуты удовольствия.
Но Виктора, повторюсь, окружали любовь и дружба, а меня — страх и ненависть. И я научился брать любовь силой, дружбу — золотом, но никому никогда ни при каких обстоятельствах не раскрывал свою душу, не протягивал на ладони своё сердце.
В обиду другим не давай.
Помни: лишь Бог — судья,
Сплетен не замечай.
Все делай по зову души,
Выбор всегда за тобой.
Но никогда не спеши. **
***
Я смотрел на этот смеющийся лаяще-крутящийся клубок и мысленно смеялся в голос: «Виктор, я нашёл твоё слабое место! Я ударю по нему! Я отниму у тебя радость и счастье жизни! Я низвергну тебя! И останется только один самый лучший служитель в великой инквизиции!»
Парни отсмеялись и поднялись с пола, собака подбежала ко мне, но, остановившись около ноги, тявкнула недовольно и побежала к Виктору, спрятавшись за него, словно за щит.
Я натянул на губы самую приветливую улыбку, какую только смог найти в своём арсенале актёра и произнёс мягко:
— Виктор, это твои друзья? Представь меня им!
Парни замерли, быстро поправили одежду. Потом вперёд вышел обалденно красивый черноволосый парень, поклонился и произнёс: — Я — Юри Кацуки, местный лекарь.
— «Ага! Вот и тот Знахарь, про которого писали в доносе. Красив, просто милашка!» — пронеслось в моей голове.
— Добрый день! Я — Пхичит Чуланонт, помощник лекаря, в недавнем прошлом аптекарь.
— «О! Да, тут просто логово ведьмаков. Но парень тоже красив, хотя другой красотою. Хочу обоих! И я заполучу их. Любой ценой! Даже если мне предстоит убить Виктора и спалить к чертям собачьим весь этот город.»
— Рад знакомству. Ну, а я — Кристоф Джакометти, правая рука великого инквизитора. Прибыл с проверкой в ваш милый городок. «Ты гляди, как побледнели оба. Наслышаны, значит! Это радует! А Виктор-то что молчит?! Или нет?»
Виктор словно стряхнул с себя оцепенение, шепнул что-то Юри, тот взял за руку Пхичита, позвал собаку, они вышли и плотно закрыли за собой дверь.
Только после этого Виктор посмотрел мне прямо в глаза (взгляд жёсткий, холодный, тревожный) и спросил:
— Крис! Мы знакомы с давних пор. Что ты хочешь?
— Ты как всегда прям и честен! Хорошо же, я отвечу также. На тебя поступил донос, что вместо того, чтобы сжечь Ведьмака, ты приютил его у себя в замке. Более того, позволяешь ему колдовать, вызывать дьявола, наводить порчу на местное население и водить дружбу с подозрительными созданиями: как с человеческими, так и с животными. Мало этого, ты ещё и спишь с Ведьмаком!
— Крис! Ты меня знаешь не первый год. Мы долгое время работали плечом к плечу, рука об руку. Ты видел, что я обладаю чутьём на всяких колдунов. Но тут… Юри не такой! Он странный, забавный, умный, но… он не колдун. И… я не сплю с ним.
— Но ты его любишь, ведь так? И он любит тебя! Не надо, не смотри на меня своими синими брызгами. Что? Ты ещё не понял, не увидел, КАК он на тебя смотрит? Как на своего личного бога! Да он на плаху пойдёт за тебя. Ты знаешь, мне по большому счёту плевать, с кем ты спишь, я сам не ангел, но тут задета честь Великого Инквизитора. Костры должны загореться! Жертва должна быть принесена!
Виктор опустил плечи, понуро смотря в пол, и глухо произнёс: — Что ты предлагаешь?
Я обрадованно сделал шаг к мужчине, хлопнул его по плечам обеими ладонями и, улыбаясь, сообщил:
— Во-первых, на костёр отправим доносчика, и не одного, а со всей семьёй, чтобы не клеветал на Инквизитора. Это деяние и другим на будущее уроком станет. Во-вторых, Юри поедет со мной ко двору Великого Инквизитора. Я тебе обещаю, что с ним ничего не случится. Если он, и правда, такой искусный лекарь, как ты утверждаешь (а я всегда тебе верил), пусть лечит тех, кого бог выбрал служить ему, а не всякий неблагодарный сброд. Собаку, если захочет, может взять с собой, равно как и своего помощника. Другие руки будут не лишними. Ну, и в-третьих, о тебе и об этом деле я напишу самые хвалебные оды, какие только умею. Тебя в очередной раз поднимут в звании. Иногда ты сможешь на краткое время приезжать и навещать своих друзей. Ну, как, согласен?
Я видел, как с каждым произнесённым мною словом Виктор бледнел, сжимая кулаки, и уже подумал, что он собирается убить меня, но в этот момент дверь снова открылась, и в дверном проёме нарисовался Юри:
— Я согласен. Я один поеду с Вами, только не трогайте Виктора, Пхичина и пса. Я буду для Вас тем, кем Вы сами захотите.
— Юри! — Виктор рванулся к парню, но тот вытянул вперёд руки, словно пытаясь остановить тайфун, и строго медленно проговорил: — Это моё решение. Уважай его!
В этот момент в дверь буквально влетел Пхичит и бросил весомо и кратко:
— В городе — чума!
_______
*Источник: https://millionstatusov.ru/stihi/pro-sebya-lubimuyu.html
**«Ты просто люби себя» Чеколаева Светлана (отрывки). Источник: https://millionstatusov.ru/stihi/pro-sebya-lubimuyu.html
========== Mallеus Maleficаrum (часть третья) ==========
Sancta Maria, Mater Dei,
ora pro nobis peccatorĭbus,
nunc et in horā mortis nostrae.
Amen.*
POV Юри
Когда я сейчас читаю книги и просматриваю иллюстрации, рассказывающие и показывающие истории о биче божьем Средних веков — чуме, то осознаю, насколько авторы и художники далеки от правды: « Распространение чумы было стремительно, и она переходила с больных на здоровых совсем так, как огонь охватывает сухие или жирные предметы, когда они близко к нему подвинуты. Трупы погибших оставались лежать в домах, и ни один священник, ни один родственник — сын ли, отец ли, кто-либо из близких — не решались войти туда: могильщикам сулили большие деньги, чтобы те вынесли и похоронили мёртвых. Дома умерших стояли незапертыми со всеми сокровищами, деньгами и драгоценностями; если кто-либо желал войти туда, никто не преграждал ему путь. Население гибнущих городов пыталось спастись паническим бегством, причём, многие умирали прямо на дороге… **
***
После сообщения Пхичита я кинулся в свой кабинет, чтобы проанализировать, сколько противочумного зелья у меня есть и остались ли травы, из которых его можно сделать ещё.
Выяснилось, что и того, и другого на первое время хватит. Тут же я мысленно похвалил себя, что, предчувствуя подобно, уже месяц как заставлял всех жителей замка принимать отвар: то подливая в морсы, то в вино, то просто предлагая выпить как лекарство.
В итоге, оказалось, что только Кристоф не защищён от чумы. И хотя этот наглый инквизитор мне совсем не нравился, я бы не желал ему смерти от этой ужасной болезни. Поэтому я быстро взял склянку и побежал обратно.
Уже в коридоре я услышал, как Виктор и Кристоф ругаются. Первый хотел организовать что-то типа лечебницы и свести туда всех заболевших, так как по моим рассказам знал, что болезнь излечима. Второй предлагал загнать всех жителей в дома, заколотить их и сжечь, а потом покинуть нам четверым город и закрыть ворота, чтобы недели через две вернуться и спалить то, что осталось.
Вот тут-то я и вошёл в комнату со словами: — Не надо убивать невинных и больных людей. Я смогу всех вылечить, если мне немного помогут. — И протянул Кристофу лекарство. — Вот, выпейте. Тогда Вы не заразитесь.
Сначала мужчина обалдело смотрел на меня некоторое время, а потом, отведя мою руку в сторону, сказал, что его защитит бог, и опять обозвал меня колдуном.
Тут уж взвился Виктор и сообщил, что так как ОН является властью в этом городе, то ему и решать. Кристоф развёл руками и ответил, что, если нам нравится лезть в пекло к дьяволу, то он нас удерживать не будет. Если мы все умрём вместе с горожанами, ему же будет легче отчитаться перед Великим Инквизитором. Мужчина плюхнулся в кресло перед камином и приказал принести ему еды и вина.
Виктор с облегчением, что ему по крайней мере не будут мешать, приказал Пхичиту сбегать на кухню и распорядиться насчёт обеда для Кристофа. А потом я, Пхичит, трое крепких мужиков из охраны замка и сам Виктор поехали верхом по городу, чтобы подыскать место для лечебницы и выяснить, сколько человек и в каких домах заболело.
Дом под лечебницу мы нашли быстро. Виктор велел организовать под неё бывшее знание аптеки, где раньше работал Пхичит: там был огромный зал для больных и удобный кабинет для меня, чтобы варить лекарства, не бегая из здания в здание. Виктор велел охране найти повозки, и сам с ними ходил по домам и выносил больных, которых неожиданно оказалось много. Но потом я понял, почему болезнь распространилась так быстро.
Три дня назад наш город посетили генуэзские моряки. Они веселились в местной таверне, плотно пообщались со жрицами любви и даже успели подраться с местными молодыми мужчинами, а с утра побежали замаливать грехи в собор. Вот и поползла болезнь из притонов пьянки и разврата в духовную обитель, а оттуда к простым мирянам.
POV Виктор
Уже две недели, как бушует чума. Мой (Мой? Да! Мой? Никому его не отдам! Лучше смерть!) Юри сбился с ног, побледнел, практически перестал спать, а еду мы с Пхичитом запихиваем в него иногда даже насильно.
Мы бы вылечили всех и остановили мор раньше. Но… только примерно шестьдесят процентов жителей согласилось принимать лекарства Юри, остальные (во главе с городским священником) сообщили, что лучше умрут, чем примут спасение из рук колдуна. Они отказывались и есть, и пить в лечебнице, а потом однажды ночью при попустительстве моих олухов (стража, называется!) убежали. И откуда только силы у них взялись?!
Мы их искали два дня, нашли — умерших, но, пока они слонялись по городу в поисках убежища, заразили других людей. И вот теперь в лечебнице ожидает чуда или смерти весь город.
Порой мне кажется, что эта чума послана лично мне, как наказание за мою преступную любовь к Юри. Но потом я вспоминаю его говорящие глаза, милую нежную смущённую улыбку и слова, сказанные им Кристофу (ясно же, чтобы защитить меня), и я понимаю, что если бы появилась хоть крошечная иллюзорная возможность куда-то уехать и жить с ним, я бы этим воспользовался.
Ave, Maria, gratiā plena;
Domĭnus tecum:
benedicta tu in mulierĭbus,
et benedictus fructus ventris tui, Iesus. ***
Святая Мария, спаси и помоги мне, Юри и всему городу!
***
POV Пхичит
Безответная любовь бьёт наотмашь.
Мысли то в небесах, то в Аду.
Взгляд любимых глаз — это роскошь.
Шаг по битому стеклу, шаг по льду.
Безответная любовь — небо в звёздах
Или пламя, что мне душу спалит.
Изменить, забыть? Увы! Слишком поздно!
Сердце рвётся из груди и болит…****
Я — гнусный лицемер и предатель. Я влюбился во врага Виктора и Юри, но ничего не могу с собой поделать.
Я встречался с ним и ранее, когда жил и работал в другом городе, а он правил в нём, как легат святой инквизиции. Он меня, конечно, не помнит, но я варил для него масла для принятия ванн и массажа, для поддержания безудержной мужской силы (хотя зачем ему это, по слухам, он и так силён и вынослив, как бык); поэтому, не говоря никому, я просто варил ему отвары то для спокойного сна, если он бывал чересчур возбуждён неделями, то для поддержания иммунитета, если осень и зима выдавались сырыми и промозглыми. Иногда он позволял мне брить себя и удалять с ног и груди растительность, но он НИКОГДА не видел именно меня. Когда же я понял, что люблю очень сильно и в любой момент могу признаться, я убежал из того города.
Но и тут судьба меня догнала и посмеялась надо мной. И теперь он все дни маячит перед моими глазами, улыбается, подмигивает (он, что флиртует? со мной? нет, конечно, это мне просто с недосыпу так кажется…).
Хотя, надо признать, что Кристоф изменился с начала эпидемии. Первые три дня он сидел в кресле у камина и пил, иногда разминался с мечом или уединялся с одной служанкой, которая уж очень строила ему глазки. Но потом, видимо, решил поиграть в героя и стал помогать в лечебнице, где вёл себя довольно пристойно: помогал менять повязки и поить больных лекарством, молился за умерших и помогал Виктору и его слугам таскать брёвна и хворост для костра, чтобы сжигать трупы. Он перестал язвить; если смеялся, то тихо и недолго, и пристально смотрел за действиями Юри, порой стоя у того буквально за спиной. А наш олух и рад стараться. Всё рассказывал и объяснял инквизитору, буквально каждый свой шаг.
Вот дурак, ты же себе приговор подписываешь, своими руками!
Но… Кристоф реагировал очень странно. Они с Юри беседовали на латыни, Знахарь даже кивал головой, с чем-то соглашаясь. А в один вечер, когда у Юри просто всё валилось из рук от усталости, Кристоф выгнал его из кабинета, приказав Виктору уложить парня поспать хоть на пару часов, (что тот и сделал, мгновенно взяв Юри на руки и унеся в замок), а инквизитор сам стал расфасовывать травы и варить их!!! Я смотрел на это действо, разинув рот, потом надавал себе мысленных подзатыльников и кинулся помогать. АКристоф… Он улыбнулся мне открыто и радостно. (Так! Надо больше спать и поменьше грезить наяву!)
POV Виктор
Так как теперь лекарства готовили двое, нам стало легче. И чума пошла на убыль. Я, честно сказать, не узнаю Криса. Точнее… Я вижу его взгляды и улыбки, которыми он одаривает Пхичита, но не могу в это поверить. Крис… Этот… Влюбился?! Или опять играет? Да, нет… Теперь, осознав и проникнувшись сам, что такое — любить по-настоящему, я вижу такую же любовь в глазах брата, друга (?), товарища по оружию и по жизни.
Этот проклятый мир! Этот проклятый век! Почему мы не можем любить открыто? Я больше не хочу быть ИНКВИЗИТОРОМ! Господи, прости меня за такие грешные мысли, но ты сам всегда призывал быть честным и с людьми, и с самим собой. Я хочу только покоя и мирной жизни, но всё это — рядом и вместе с Юри!
***
Прошло два месяца. Наша лечебница уже полупустая. И хотя на открытом воздухе ещё пахнет горелой плотью, пеплом и смертью, и люди ещё оплакивают своих родных и близких, мы всё же справились.
В один из дней выглянуло яркое тёплое солнышко, и Крис предложил мне сразиться на мечах, мотивируя это тем, что мы давно не разминали мышцы и уже забыли, как быть солдатами, а не лекарями и могильщиками. Я согласился, хотя последние два дня поведение Криса меня смущало: он был неестественно весел, общителен, щёки горели, глаза блестели, на лбу временами появлялась испарина, и он был очень нежен и ласков со всеми нами — не грубил, не обзывался, а как-то даже обмолвился, что умереть хотел бы в такой тёплой дружеской обстановке, потом посмотрел на Пхичита, облизал губы и открыто ярко расхохотался.
Мы встали друг напротив друга. Я сделал молниеносный выпал вперёд, целясь Крису в горло. Он легко отбил удар. Потом он попытался сделать то же самое. Я увернулся. Мы кружили по маленькому пыльному пяточку, дразня и распаляя друг друга. Вот Крис опять попытался пробить мою защиту, но сам покачнулся, ноги подломились, и он упал лицом в пыль, тут же перевернувшись на спину и прохрипев: — Виктор! Добей меня! — И потерял сознание.
Я не успел ничего сделать. Но Юри кинулся к мужчине, распахнул ворот рубашки, и мы все увидели маленький нарождающийся бубон.
— Он болен, — мрачно констатировал Юри. — И он — единственный, кто не выпил зелье, ни глотка.
Пхичит упал на колени перед Крисом прямо в пыль, положил его голову себе на колени и заплакал — громко, отчаянно. А потом поднял зарёванные глаза на Юри и попросил, жалобно и безнадёжно:
— Попытайся спасти его. Я его люблю!
Юри вздохнул, посмотрел на меня печально и сказал: — Отнесём его в замок! Я попытаюсь сделать всё, что в моих силах.
…καὶ ἄφες ἡµῖν τὰς ἁµαρτίας ἡµῶν…*****
_____________________
*«Ave, Maria» («Радуйся, Мария») — самая популярная из католических молитв, обращенных к Святой Марии, матери Иисуса. Также она известна как «Ангельское приветствие» («Angelico salutatio»).
Литургический перевод:
Святая Мария, Матерь Божия,
молись о нас, грешных,
ныне и в час смерти нашей.
Аминь.
** Информация взята с:http://bookcv.com/raznoe/chuma-v-srednie-veka-oleg-tsendrovskiy.html
***Литургический перевод:
Здравствуй, Мария, преисполненная милости;
Господь с тобой:
Благословлена ты среди женщин
и благословлен плод утробы твоей, Иисус.
Святая Мария, мать Бога,
****Отрывок из моего стиха «Безответная любовь»
*****…и прости нам грехи наши… (Матфей 6:9-13)
========== Mallеus Maleficаrum (часть четвёртая) ==========
Simulans amicum
inimicus inimicissimus. *
POV Крис
— Тот, наверху, страдающий всех хуже, —
Промолвил вождь, — Иуда Искарьот;
Внутрь головой и пятками наруже.
А эти — видишь — головой вперед:
Вот Брут, свисающий из черной пасти;
Он корчится — и губ не разомкнет!
Напротив — Кассий, телом коренастей.
Но наступает ночь; пора и в путь…**
Мне очень жарко. Почему мне так жарко? Я открываю глаза и осознаю, что стою в странной степи или пустыне. Здесь всё в красно-оранжево-багровых отсветах: и низкое стелющееся надо мной небо, и огненный обжигающий ветер, и горячая земля вперемешку с песком. Кажется, что кожа начинает потрескивать, как сухие поленья в камине, и вот-вот вспыхнет.
Я — одинокая песчинка в этом огромном мире. Где я? Почему я здесь? Куда мне идти?
Я с огромным трудом двигаю ногами: туда-сюда, вперёд-назад. Где Виктор, Пхичит, Юри со своим забавным псом?
Вдруг откуда-то сверху или снизу, или сбоку, или со всех сторон раздаётся тихий нежно-чарующий голос: — А их нет. И больше не будет! Ты предал их. Они тебя стараются спасти, а ты их УЖЕ предал! Так что ты в самом нужном самому себе месте — долине Предателей. Иди к горам.
Голос замолкает. Я поднимаю взгляд и вижу впереди, совсем близко, горы. Но их секунду назад там не было!
Я медленно продвигаюсь вперёд и вижу Люцифера и его три страшные пасти, которыми он грызёт в девятом круге ада самых ужасных преступников. Здесь обитель предателей и изменников, из них величайшие — Иуда, Брут и Кассий.
Люцифер поднимает от очередной жертвы голову. Я вижу его улыбающийся окровавленный рот, его ужасные светящиеся безумной радостью и предвкушением глаза. Он смотрит на меня в упор и потом говорит: — Готовься, Крис! Сейчас я догрызу этого предателя и возьмусь за тебя. Ты — следующий! **
— НЕЕЕЕЕЕЕТ!
POV Пхичит
Крис лежал в беспамятстве и в лихорадке уже две недели. Мы с Юри по очереди дежурили около него, поили травяными отварами, меняли на горячем лбу тряпочки с завёрнутыми в них кусочками льда (попросили у мясника), таким образом пытаясь сбить температуру. Как сказал Юри, если это нам удастся, то надежда появится. Он уже вскрыл все появившиеся бубоны и положил на те места, где они были, толченую смесь из коры ивы и дуба (как природных антисептиков), чтобы ускорить затягивание ран.
Виктор заходил редко, так как ему нужно было наводить порядок в приходящем в себя после чумы городе, где начались мародерство, изнасилования и даже убийства. Он уверял нас, что нет такой болезни, которая смогла бы одолеть Криса, уж больно тот — сильный и жизнелюбивый. Я верил и его словам, и врачебному искусству Юри. Просто больше верить мне было не во что!
Юри похудел так, что однажды я услышал, как Виктор, грустно шутя, сказал, что парня однажды унесёт ветром, и велел нашему Лекарю принимать пищу с ним, чтобы Инквизитор мог его контролировать, а то и заставлять есть. А потом я случайно увидел, как во время страшной грозы Юри сам пришёл в комнату Виктора и остался там до утра. После этого они уже открыто (в пределах замка) общались, как очень близкие люди. Что ж! Я рад за друга! Он заслуживает и любви, и счастья!
Одним вечером Крис вёл себя особенно беспокойно. Он метался по кровати, звал на помощь, шептал имена Люцифера, Брута и ещё кого-то, я не расслышал, а потом открыл глаза, поймал мой взгляд и закричал с ужасной болью в голосе: — Неееет!
Через несколько секунд в комнату вбежали полуодетые Виктор и Юри. Юри схватил Криса за руку, посчитал пульс, потом потрогал лоб и радостно улыбнулся: — Слава богу, ты вернулся!
Виктор бросился к другу, обнял его и прошептал довольно громко: — Чертяка! Я знал, что ты справишься. Я не готов был тебя потерять. А кто со мной препираться и соревноваться бы стал!
Пока Виктор обнимался с Крисом, Юри развёл в воде какой-то новый порошок и протянул его смущённому Крису:
— Выпей это, и ты уснёшь спокойным сном без сновидений, а когда проснёшься, процесс выздоровления пойдёт быстрее. Тебе надо отдохнуть от болезни.
Крис послушно выпил и мгновенно отключился. Теперь уже я обнял Юри и проговорил: — Спасибо! Ты — величайший из всех известных мне лекарей. — Мой друг покраснел как рак и лишь нежно похлопал меня по спине.
Виктор на радостях сам пошёл на кухню и приказал начать готовить праздничный обед, объяснив это тем, что выздоравливающий Крис сможет съесть целого быка.
POV Виктор
Омут собственных сомнений,
Страх: «Что будет, если так?»,
Куча всяких опасений
Превращают мысли в прах.
Нужно жить, не думать даже,
То есть думать, но не так!
Нужно жить и быть отважным,
Не пуская в сердце страх!
Ну, а я… Внутри я слабый,
Слишком многого боюсь.
Кажется любовь отравой,
И подделанно смеюсь. ***
Пока Крис болел, я мотался по городу и его окраинам. Бургомистр и его охрана были так напуганы мором, что просто бросили бразды власти на ветер, в никуда. И в нашей местности начались страшные погромы.
Сняв охрану с замка (тут — чумной больной, никто к нам не сунется), я собрал весь свой выживший благодаря травам Юри отряд, и мы поехали наводить порядок. Устав от боли и беспокойства за близких, от запаха болезни и трупов, просто от ничегонеделания мои ребятки повеселились на славу. Никаких суда и разбирательства! Крал, убивал, насиловал — смерть! По законам военного или чумного времени.
Когда мы проезжали по улицам, жители впервые не шарахались от нас и не сыпали проклятья в спину. Я видел несмелые улыбки, обращённые к нам; кусок засохшего хлеба или яблоко, протянутые дрожащими руками; я слышал слова благодарности, произнесённые со слезами на глазах и в голосе.
Мы наводили порядок в течение полутора недель, а потом я приказал собрать всех выживших на городской площади. Народу пришло много, очень много. Я, не сходя с лошади, обратился к ним с речью, что, мол, скорблю вместе с ними об их близких, родных и друзьях — обо всех, кого унесла чума. Но жизнь продолжается. И надо изгнать все остатки заразы из города: очистить город от оставшихся трупов, сжечь их в пустых брошенных умершими хозяевами домах, наладить торговлю и вообще всю прерванную болезнью жизнь и… избрать нового бургомистра.
Я удивился, когда весь город, не сговариваясь, выкрикнул моё имя. Ну, что ж! Я не стал отказываться. Ещё один плюс мне — в городе введено прямое правление от Великой Инквизиции. Есть чем гордиться и похвалиться перед Крисом… Только бы он выздоровел…
Ночью разразилась страшная гроза, словно небеса тоже голосовали за меня вместе со всем городом. Я обожаю грозы! Так легко дышится, так легко омыться в небесных струях, очиститься от всего мелочного и гнетущего.
Я так и сделал. Стянул с себя всю одежду и вышел во двор замка. Я раскинул руки в стороны и подставил дождю уставшую голову, горящее лицо, безумно жаждущее любви тело. Дождь хлестал меня своими плетьми-струями, а я шептал, нет, не молитву (я перестал молиться после того, как Крис слёг), я посвящал небеса в свою тайну любви к необыкновенному человеку, который спас не только меня, но и бОльшую часть города. Небо грохотало в ответ, и в этих раскатах мне слышалось: «Да».
Потом я, как был, полностью обнажённый, поднялся в свою комнату и только успел вытереться полотенцем и, нырнув в тёплый бархатный халат, заползти под пушистое одеяло из шкуры медведя, как в дверь постучали.
— Войдите, — сказал я громко.
Дверь распахнулась, и на пороге возник закутанный в плащ Юри.
— Что-то случилось? Крису хуже? — вскинулся я.
— Нет, нет. Крис всё так же. С ним — Пхичит. Я… Мне… Мне страшно, Виктор. Я… только не смейся… Я безумно боюсь гроз. И ещё… Ещё мне очень холодно…
Я откинул краешек одеяла и похлопал по пустому месту рядом с собой:
— Иди ко мне. Я согрею тебя.
Юри вошёл в комнату, закрыл дверь, скинул на пол плащ (под ним парень оказался обнажённым) и без колебаний нырнул под одеяло, сразу прижавшись своим холодным худеньким гибким телом к моему. У меня помутилось в глазах, в уме, в сердце.
Всё, что происходило этой ночью, я помню урывками: сладкие губы, не отрывающиеся от моих, податливое тело, то обвивающее моё, то возвышающееся надо мной, то покорно отдающееся мне снизу. Шёпот признаний, смех, первый вскрик от боли и стон наслаждения. Руки Юри, ноги Юри, тело Юри. Он — мой, а я — его. Он любит меня, а я — его. Мы — не разделимы уже. Мы проросли друг в друга, сплелись прошлым, настоящим и, я надеюсь, будущим. Не об этом ли хотел сказать мне гром?
Юри уснул, утомленный всем случившимся, прямо на мне. Но мне приятны такие теплота и тяжесть. Я накрыл нас одеялом, поцеловал Юри в макушку и уснул.
А утром он, немного смущаясь, тихо спросил, может ли он теперь постоянно спать со мной. Я поцеловал его в губы и ответил, что не может, а ДОЛЖЕН. Весь день мы вели себя как чокнутые влюблённые, постоянно касались друг друга и целовались (думая, что украдкой), и все в замке сразу всё поняли, а Пчихит сообщил, что рад за нас.
От себя спастись мне надо,
Только сам я не смогу.
Помоги пройти преграды,
Сделать то, чего хочу,
То, к чему всё рвётся сердце,
Запертое не в груди.
Помоги раскрыться дверце,
Вырваться на свет любви…***
POV Юри
Я так неимоверно счастлив, что сам пришёл к Виктору, что открылся ему, что провёл с ним безумную ночь. Я ни о чём не жалею, ни единой секунды…
А тут ещё и Крис очнулся! Виктор говорит, что, как только тот сможет хотя бы сидеть в кресле (пока мы даже не говорим о том, чтобы мужчина вставал с постели и ходил), то в замке состоится праздничный пир.
Только мне не нравится настроение Криса. Он не шутит, прячет глаза, не смотрит на нас. Неужели это такие последствия чумы, что болело не только тело, но и мозг?! Но выздоровлению такое его поведение не особенно мешает. Может, ещё выправится?! Вот выйдет на улицу, на солнышко…
Ой, что это? Кто так громко стучит в дверь?
Виктор пошёл к двери лично… В руке — меч… Он открывает дверь и…
— Именем Великого Инквизитора все, живущие в этом замке пособники Ведьмака, арестованы! Вы будете отвезены в резиденцию нашего великого Инквизитора, где вас подвергнут допросам с пристрастием, дабы выяснить вину каждого…
«Не карать мы должны, а учить и воспитывать. То, что люди считают наказанием, не является таковым, а есть лишь следствие нарушения естественного закона. Но когда люди не усваивают урока через радость и счастье, то приходится применить другой метод обучения — через боль и страдание, которые воспринимаются наказанием…»****
______________________
*Тот, кто притворяется другом, самый опасный из врагов.
** Данте «Ад» — описание Девятого круга Ада для предателей величества божеского и человеческого.
*** KirtuZ «Спаси меня от себя самого!» http://www.obshelit.ru/works/121040/
**** Притча”Каждому по заслугам» https://pritchi.ru/id_4440
========== Scarabaeus sacer ==========
Эй, носильщик, хрупкой ноши не разбей!
По коврам из раскалённого песка
Катит шар земли к закату скарабей.
Тяжек шар. Жука дорога не близка.
Мой скарабей!
Пирамиды рассыпает время в прах,
Тонет хлам цивилизации в пыли.
Жук сжимает в сильных лапах, как в руках
Символ жизни и движенья — шар земли.
Мой скарабей! **
POV Юри
Уже неделю мы в пути. Медленно меняются пейзажи: вот проехали негустой лесок, тут блукаем мимо холмов, там объехали стороной сначала деревушку, а потом хилый городок (чтобы не пугать население словом «Инквизиция»).
Криса, как великого бесстрашного воина, устоявшего в борьбе против дьявольских козней, везут на телеге, укрытого одеялом из медвежьей шкуры (конфискованной, как и многие другие ценные и драгоценные вещи, из замка Виктора). Крис то спит, то молча смотрит вокруг, то отхлёбывает из деревянной фляжки настой (приготовленный мной для активизации его жизненных сил). А когда думает, что никто на него не смотрит, то не сводит взгляда с Пчихита. И взгляд какой-то странный. Это взгляд не победителя, а побеждённого, проигравшего что-то очень важное в своей жизни.
Виктор едет сам на лошади, окружённый четырьмя охранниками. Но… Руки связаны за спиной, ноги привязаны к телу лошади, во рту кляп, который вынимают, только чтобы дать ему немного воды, на лице синяки и ссадины (пытался сражаться, когда солдаты инквизиции схватили меня). Но их было много, а он один, поэтому — результат на лице.
А меня и Пчихита раздели догола, разрешив только накинуть плащ после того, как осмотрели на предмет тайных колдовских знаков (читай, облапали), и засунули в клетку, в которой возят медведей цыгане на потеху народу. Пытались сорвать с моей шеи талисман мамы — синего скарабея. Вот тут у них промашка вышла. Солдат, который дотронулся до скарабея и потянул за шнурок, просто мгновенно превратился в пепел и осел к моим ногам. Я сам ничего не понял, и до сих пор пребываю от этого в шоке. Ведь этого скарабея рассматривали и брали в руки (я сам снимал его со своей шеи) и Пхичит, и Виктор. И ничего с ними не случилось. Может, у него заложено какое-то устройство (это я откуда такое слово знаю?), чтобы уничтожать воров и тех, кто хочет снять его с моей шеи насильно?!
Словом, нас везут в замок самого Великого Инквизитора. И, как я понимаю, ничего хорошего ждать просто не приходится: Виктор вызовет Криса на очистительный поединок после того, как тот окончательно поправится, и если мой любимый победит, то его оставят в живых, но сошлют простым священником в какую-нибудь тьму-таракань. Ну, меня и Пхичита ждёт роскошный (как, зло косясь на нас, сообщают солдаты) костёр из сырых веток, чтобы подольше помучились, позадыхались в дыму и не умерли сразу.
Виктор смотрит на нашу клетку больными глазами, но ни сказать, ни сделать ничего не может. Только корит, видимо, себя в бессильной злобе.
А я ловлю его взгляды и улыбаюсь, пытаясь поддержать любимого. Ведь пусть и недолго, но мы принадлежали друг другу и были счастливы. С памятью об этих необыкновенно-волшебных моментах я и взойду на костёр.
Пчихит вообще потерялся: сначала пытался всё объяснить солдатам и их главному, потом плакал в голос, потом — молча, сейчас свернулся калачиком на дне клетки и затих. Он стал отказываться даже от воды, и меня это всё больше напрягает и беспокоит. Преданная любовь убивает также, как и кинжал или яд.
Вот опять остановились на ночлег, развели костёр, выставили дозорных. Сейчас поедят, напьются и уснут. Уснут все, кроме меня. Я боюсь засыпать, так как странные сны вернулись…
***
Взгляд уставший околдуют миражи,
Завлекут к себе, как опия дурман.
Но того, кто видит явь в тумане лжи
Не прельстит видений призрачных обман.
Мой скарабей!
Раз единожды, попав в движенья плен,
Не сверни, мой странник, с верного пути
Шар земли вращая, даже чей-то тлен
Ты в дыханье новой жизни преврати.
Мой скарабей! **
Маленький мальчик сидит на коленях у красивой женщины и теребит её странное ожерелье: синего жука на золотой цепочке. А женщина читает вслух отрывки из небольшой книги, которую держит в руках:
«Скарабей — один из самых почитаемых символов Древнего Египта. Считалось, что маленький жук повторяет путь Солнца: подобно тому, как Солнце совершает путешествие по небу, излучая свет и тепло, создавая условия для возрождения жизни во всём сущем, скарабей перекатывает свой шар с яйцами с востока на запад, пока зародыши не созреют и не родятся на свет. Считалось, что все мелкие животные рождаются из плодородного ила Нила, и только скарабей рождается из песков пустыни. В Египетской мифологии скарабей почитался, как священное насекомое богов Солнца, и считался символом созидательной силы Солнца, возрождения в загробной жизни.
А также жук Скарабей считался символом счастья, приносил успех и благополучие его обладателю. До сих пор такой талисман принято носить с собой как оберег или сувенир на удачу. Но если вы разбили его, то это сулит несчастья»***
Женщина смеётся и говорит, что, как только мальчик подрастёт, она подарит ему своё ожерелье, и оно, во-первых, принесёт ему счастье, а во-вторых, защитит от плохих людей. А когда мальчик выучится и станет учёным (это кто?), то она покажет, как с помощью крылышек жука можно перемещаться в другие миры.
Мальчик требует, чтобы мама показала ему другие миры, и женщина решается. Нажимает на крылышко и оказывается в каком-то странном храме, где старый священник сообщает, что мерзость происходит на Земле: ангелы стали сходить с небес и ложиться в постель к простым женщинам, и что за это бог возгневался, и стало солнце сжигать всё живое, и нет от этого спасения. И тогда решили учёные умы этой страны собрать всё население в таких золотых храмах и добровольно уйти к Солнцу. И начинает петь, при этом открывается люк в крыше здания.
Женщина понимает, что перемещение пошло как-то не так. Она пытается спрятать малыша в тени огромной мраморной колонны. Но люк открывается всё сильнее и сильнее, и золотой луч неуклонно и неизбежно приближается к этим двоим. Женщина, осознавая, что спасения нет и не будет, застёгивает у мальчика на шее цепочку со скарабеем и в бессильной надежде ещё раз нажимает на одно из крылышек, говоря:
— Юри! Ты должен выжить даже в тех страшных условиях. Прости меня и прощай! Я люблю тебя.
***
Я просыпаюсь и осознаю, что лежу на полу клетки. Рядом хрипит и не может продышаться Пхичит. Я наклоняюсь к другу и начинаю осматривать его. По всему телу — чёрные пятна, на губах кровь. Да у него чума, только лёгочная. А вот это очень плохо, очень. Она лечится с трудом, да и с собой у меня ничего нет. Почему он заболел?
Я оглядываюсь вокруг. Все солдаты и их главный мечутся в жару и стонут. Значит, кто-то из них уже был заражён (ходили в недавно промелькнувшую мимо деревню за водой!)
Понятно! Болезнь принесли из колодца. Видимо, кто-то больной попил прямо из ведра и сбросил его обратно в воду. А Пчихит сегодня после моих долгих уговоров немного попил этой уже заражённой воды.
Я встаю во весь рост в клетке и кричу: — Виктор! Крис! У нас опять чума, но другая, ещё страшнее! Выпустите меня из клетки, иначе мы все умрём. Пхичит болен.
Крис моментально слетает с телеги, и своим мечом сбивает замок с нашей клетки, а потом освобождает Виктора. Я им ору, чтобы они уходили в лес и не приближались к этому проклятому костру. Но кто бы меня послушался?
Крис на руках выносит Пхичита и кладёт на своё место в телеге. Виктор запаливает костёр ярче и больше.
Я начинаю вспоминать всё, что знаю о чуме лёгочной. И тут на груди чувствую какое-то шевеление. Мой скарабей расправил крылья, и рвётся с цепочки. Ничего не понимая, но доверяя интуиции, я расстёгиваю цепочку и отпускаю жука. Он маленькой яркой синей звёздочкой упархивает в сторону телеги с Пхичитом и садится тому на лоб, прямо там, где, как я слышал, у людей иногда появляется третий глаз.
Он сидит на этом месте минут пять, потом летит к Виктору. Всё повторяется.
Потом жук долго кружит вокруг Криса, но не садится на него. Тут уже я, не осознавая этого, произношу вслух: — Спаси и его. Пусть он нас и предал, но Пхичит его любит. (Надо было видеть глаза Криса, когда он услышал мои слова. Я ещё подумал, что он тут после всех событий руки на себя наложит. Но…обошлось.)
Жук сделал ещё один круг и сел-таки на лоб Криса. А потом полетел ко мне и сел мне на лоб. Я почувствовал лёгкое жжение… И всё…
На этом жук успокоился и упал мне на плечо. Солдат инквизиции он спасать не захотел. Я его взял в ладонь, поблагодарил и опять закрепил на цепочке.
Всю ночь мы по очереди дежурили около Пхичита и поили его травяным настоем, оставшимся у Криса во фляге.
Весь отряд к утру был мёртв. Пхичит же пришёл в себя и первое, что сделал — влепил Крису мощную пощёчину. Виктор ещё ранее врезал тому по морде.
Мы собрали все трупы на повозку, с которой скинули клетку, втянули повозку в костёр и постоянно подбрасывали дрова, чтобы этот ужас сгорел дотла.
А потом Виктор сгрёб меня в объятия. Пчихит, пошатываясь, с трудом вылез из телеги и тоже подошёл в нам. Я сам обнял друга. Виктор в гневе смотрел на Криса, стоящего поодаль, но спросил спокойно: — Ну, и что нам с тобой делать?
________________
* Священный скарабей (название главы)
** «Скарабей» https://www.realmusic.ru/mogach/70300
***Скарабей https://ru.wikipedia.org/wiki/Скарабеи
========== Рia fraus ==========
Самому себе кротко солгать,
Самому себе свято поверить…
Разве в этом ни есть благодать,
Та, что нужно беречь и лелеять?
Не расставив все точки над «Ё»,
Пощадив, обретаешь свободу!
То — не хамское горе-враньё,
Злу и прихоти низкой в угоду.
Ложь во благо любви ли, семьи,
Обстоятельствам иль во спасенье,
Это — словно талант сомелье,
Приносящий душе наслажденье! **
POV Виктор
А потом я сгрёб Юри в объятия. Пчихит, пошатываясь, с трудом вылез из телеги и тоже подошёл в нам. Юри обнял друга. Я же в гневе посмотрел на Криса, стоящего поодаль, но спросил спокойно: — Ну, и что нам с тобой делать?
За моей спиной Пчихит еле слышно взмолился: — Только не убивай! Хочешь, просто прогони! Но не убивай! Я буду радоваться хотя бы тому, что он жив и здоров, пусть и не рядом.
Крис не был мне задушевным другом, однако мы многое пережили, не однажды из страшных переделок буквально на собственном хребте вытаскивали друг друга. Да, мы соперничали: за похвалу, за награды, за славу, за власть. И я… я бы и так, без просьб Пхичита, не смог убить Криса. А он, значит, смог бы? Ведь понимал, что после допросов с пристрастием нас не отпустят и казнят. Или не понимал? Или понадеялся, что отпустят из допросной? Но кем? Калеками?
— Как смог Главный Инквизитор узнать про нас? Ты же всё время был с нами? Говори, Крис, иначе я за себя не отвечаю, — наконец вынырнув из раздумий, произнёс я.
А дальше неожиданно случилось то, что я не забуду никогда в своей (сколько мне там ещё осталось?) жизни: гордый, самоуверенный, самовлюблённый Крис молча упал перед нами на колени и, коснувшись головой земли, прошептал: — Простите меня!
Пхичит зарыдал в голос, Юри плакал тихо: я чувствовал, как вздрагивают его плечи в моих объятиях. Я смог выдавить из себя только одно слово:
— Почему?
Крис, не поднимаясь с колен, все также пряча лицо, ответил: — Мне пообещали большие деньги, если я смогу хоть чем-то опорочить тебя. Им, тем, кто меня нанял, не нужны они (он вслепую указал головой на парней). Им нужен ты.
— Но почему? Почему именно я? — опешив, пробормотал я.
— Тебе завидуют все при дворе Инквизитора: внешности, успехам, славе, храбрости и порядочности. Я и сам тебе завидовал по началу. Приехав к вам, я тут же с посыльным отправил письмо, где написал всё, что услышал о вас в городе: все слухи, домыслы, сплетни. Я даже решил отобрать у тебя и Юри, и Пхичита. А потом… потом мне стало так хорошо с вами со всеми, так спокойно, даже весело… Я… Мне больше понравился Пхичит. Он такой забавный и очень добрый… Простите меня!
Пхичит немного успокоился, пока Крис вещал всё это, и когда мужчина замолчал, вышел вперёд и, качая головой, сказал: — Ты мне тоже очень понравился… Но… Ты предал моих друзей! Как ты мог? Юри же спас тебя!
Крис поднялся с колен и подошёл к Пхичиту: — Я знаю, что не достоин тебя. Всех вас. Лучше бы уж дали умереть мне здесь… Но для себя я решил… Я уйду в монастырь и буду отмаливать все (а их найдётся немало) свои грехи. Спасибо за всё!
Крис, не оглядываясь, подошёл к одной из лошадей, поправил на ней сбрую и седло.
— Когда ты поймёшь, что душа твоя в мире и согласии с самой собой, возвращайся. Я буду ждать! Ты знаешь, где меня найти. — крикнул ему Пхичит.
Крис вскочил в седло и, по-прежнему не оглядываясь, поскакал в сторону всходившего солнца.
Юри выпутался из моих объятий, подошёл к Пхичиту и обнял друга. Я, сделав пару шагов к ним, обнял их обоих.
— Насколько я знаю Криса, в монастыре он долго не протянет (помрёт со скуки и от трезвого образа жизни). Он вернётся к тебе. Ты просто жди и верь! — мягко посоветовал я Пхичиту. Тот просто кивнул мне в ответ. — Ну, мои дорогие! Давайте вернёмся домой. Там спокойно всё обсудим и решим, что же нам делать дальше.
***
Ах, как всё же тонка в Мире грань,
Поделившая «чёрное» с «белым»!
Кто милей — с речью «правильной» Дрянь
Или Лгун, нужным занятый делом?
Я навру — не моргну! Я могу
Виртуозно «брехать», не краснея!
…Но, сижу, сам себе кротко лгу,
И себе самому нагло веря… **
POV Юри
Вернувшись в замок, мы сообщили и слугам в нём, и городу, что наветы на всех нас оказались ложными, и, что уже в дороге было получено письмо от Главного Инквизитора о нашей полной реабилитации. Вопросов больше ни у кого не возникало. Горожане радовались возвращению и лекаря, и главы города. Жизнь постепенно входила в своё обычное нудно-рутинное русло.
Но мы сами понимали, что это только затишье перед бурей. И уже обдумывали, куда бы нам податься; как вдруг Виктор на базаре услышал сплетни от том, что из Плимута вскоре отплывёт английское торговой судно*** в Америку. Это был наш шанс начать жизнь с нуля, с чистого листа в другой стране.
Пхичит отказался ехать с нами, сказав, что будет ждать Криса. Тогда Виктор, созвав городской совет, сообщил им, что по долгу службы вынужден уехать на неопределённый срок и вместо себя на этот период оставляет своего главного помощника, Пхичита Чуланонта, который будет посылать ему отчёты раз в месяц обо всём, что творится в городе, а посему Глава города просит совет донести его распоряжение до всех и слушаться Пхичита, как если бы это был сам Виктор. Так как Пхичит зарекомендовал себя с лучшей стороны во время эпидемии чумы, никто не высказался против его кандидатуры.
Мы стали собираться. Собаку решили оставить с Пхичитом. Ведь неизвестно, что нас ждало сначала на корабле, а потом в Америке.
Договорившись, что найдём способ известить Пхичита о своём местонахождении, чтобы он впоследствии смог или с Крисом, или один приехать к нам, мы вдвоём с Виктором верхом поскакали в Плимут.
***
Осень — не лучшее время для дальнего плавания: когда начались штормы, команда и пассажиры испугались, что корабль вот-вот развалится, и чуть было не повернули назад. Капитан сообщил нам, что земля должна быть уже совсем близко. Мы все обрадовались, а вечером разразился сильнейший из видимых и пережитых нами шторм.
Небо потемнело мгновенно. Начались одновременно и ветер, и дождь. Волны были такими высокими и сильными, что вода заливалась на палубы, и корабль бросало то на один бок, то на другой. Мачты гнулись и скрипели. Паруса то обвисали, то расправлялись так, словно хотели улететь. Порой трудно было определить, где — верх, а где — низ. Мир вращался и стремился опрокинуться в бездну.
Мы все собрались в трюме корабля. Кто-то молился, дети плакали, матери даже не пытались их успокоить, отдельные мужчины громко матерились.
Я и Виктор сидели отдельно от всех, в самом тёмном углу трюма. Виктор сильно прижимал меня к себе и твердил, что любит, очень любит и будет любить вечно. На меня же накатило такое спокойствие, что сам себе удивлялся.
И вдруг в голове родилась сначала неуверенная, потом уже вполне окрепшая и полностью осознанная мысль, что я так устал мотаться по жизни, по городам, по векам и хочу домой: в уют, тепло и цивилизацию.
На груди забился, затрепыхался жук, став неожиданно страшно горячим. Затем нас с Виктором окутал голубоватый муар, который постепенно становился золотым. Вспышка! (Или это сверкнула молния?) И мы оба потеряли сознание, но объятий не расцепили.
_________
* Ложь во спасение (название главы)
** «Ложь во спасение» (отрывки) взято с сайта: https://poembook.ru/poem/1324272
***Мейфлауэр (англ. Mayflower, что дословно переводится как «майский цветок», так называют в Англии боярышник) — английское торговое судно, на котором англичане, основавшие одно из первых британских поселений в Северной Америке, в 1620 году пересекли Атлантический океан.
Утром 16 сентября 1620 года корабль, возглавляемый капитаном Кристофером Джонсом, вышел из английского города Плимут. Сто два переселенца находились на его борту. Экипаж корабля составлял 25—30 человек. Сами себя они называли «пилигримами».
Комментарий к Рia fraus
Спасибо Ambery за некоторые идеи для этой главы!
========== Multa renascentur, quae jam decidere ==========
Среди множества звёзд я тебя всё равно отыщу,
Даже если придётся искать далеко во Вселенной.
Я узнаю тебя по свеченью звезды несравненной,
И тотчас, оказавшись в неволе её вожделенной,
Излучаемый нежностью свет я собой поглощу.
Даже ночью ненастной тебя я сумею найти,
Когда небо затянут собой бесконечные тучи.
В неизвестности той непроглядной совсем и беззвучной
Я почувствую тёплый летящий навстречу мне лучик,
Что укажет мне путь, я б которым к тебе мог дойти. (2)
Фрагменты из эксклюзивного интервью с доктором исторических наук, специалистом по Средним векам, писателем фэнтези, нашим гостем из России, Виктором Никифоровым, данного журналисту Канадского журнала «Калейдоскоп» (3) Пхичиту Чуланонту.
Чуланонт: — Добрый день, господин Никифоров! Наша редакция журнала очень рада, что Вы, наконец, прожив в Канаде год и найдя здесь своё счастье, согласились дать нам интервью о своих работе и личной жизни.
Никофоров: — Добрый день! Давайте обойдёмся без официоза. Обращайтесь ко мне по имени, просто «Виктор».
Чуланонт: — Хорошо. Итак, мой первый вопрос. Почему Вас так интересуют именно Средние века? Ведь, насколько я знаю, и Ваш диплом в МГУ, и кандидатская, и докторские диссертации, и последующие публикации, и даже сюжеты Ваших книг — всё посвящено только этому ужасному, жестокому, трагическому периоду мировой истории со вспышками чумы, с безнаказанностью инквизиции, с массовыми смертями и убийствами людей?
Никифоров: — Ну, если Вы не хотите послушать мою пятичасовую лекцию в качестве ответа на Ваш вопрос, — (оба смеются), — то я постараюсь пояснить покороче. Во-первых, мой дальний-предальний предок Виктор Среброволосый занимал не последнее место в иерархии святой инквизиции (как мне рассказывали родственники). А, во-вторых, верите Вы в это или нет, меня с детства преследуют сны, в которых, как пояснил мой психотерапевт, мне раскрывается память моего Рода. Вот я и изучаю, и пишу фактически об истории своей семьи.
Но, как я знаю и читал, для Вас это не новость. Ведь Ваш муж, не менее знаменитый историк, Кристоф Джакометти, точно так же поясняет всем свою заинтересованность Средними веками. И он даже раскопал информацию о том, что мой и его предки какое-то время служили вместе, были врагами-друзьями (так как пытались превзойти друг друга во всём) и вместе же погибли по время эпидемии лёгочной чумы.
Чуланонт: — Да, да, — (мягко улыбается,) — мне муж все уши про это прожужжал. Ну, я думаю, Вы с ним более подробно сможете всё это обсудить во время weekend у нас на вилле, куда, я надеюсь, Вы приедете со своим мужем и небезызвестной легендарной собакой, которая является одним из главных героев Ваших книг.
Никифоров: — Конечно, разве я могу отказаться встретиться лицом к лицу со своим коллегой тире оппонентом?! Ведь в своих исследованиях и книгах Кристоф пишет только дифирамбы инквизиции, отмечая её положительную роль в очищении Европы от мракобесия, инакомыслия и греховности. Я же пытаюсь осветить как плюсы, так и минусы данной организации. Но я опять увлёкся. Извините!
Чуланонт: — О, я-то уж привык к этому за пять лет супружеской жизни. — (Смеётся.) — Ну, а теперь расскажите нашим читателям о своём супруге: где и как вы познакомились, долго ли встречались, перед тем как Вы ему сделали предложение?
Никифоров: — Может, это прозвучит парадоксально и дико, но я благодарен чуме, которая свела меня и Юри. Мой муж — Кацуки Юри — доктор фармацевтических наук, известнейший врач-гомеопат, два года назад приехал в Канаду на симпозиум, организованный международной организацией по оказанию медицинской помощи «Врачи без границ» (4), чтобы прочитать лекцию на тему «Грозят ли современному человечеству болезни Средневековья?», в которой доказывал, что в тот период чуму можно было излечить (и некоторые врачи, такие как Парацельс (5), Авиценна (6) и другие) травами и настоями из коры определённых деревьев.
Так как тема Средневековья — мой конёк, то я и приехал на этот симпозиум тоже, специально, чтобы послушать Кацуки, так как заочно был знаком с его научными работами и даже использовал фрагменты из них в своих книгах (естественно, с разрешения Юри). Мы с ним познакомились на просторах Интернета, когда я писал очередную книгу и обратился к нему за помощью в описании методов лечения людей средневековыми лекарями. Он мне подробно всё пояснил, и когда книга была издана, на форзаце красовалась благодарность Юри за помощь с её написании. Так вот, я немного опоздал к началу доклада Юри и вошёл в зал, когда мужчина уже стоял на сцене. В зале было темно. Освещались только он сам и экран, на котором врач демонстрировал свои оранжереи диких лекарственных трав, процессы сбора этих трав и их переработки. Но я смотрел не на экран, я смотрел только на Юри… Этот стройный худощавый черноволосый молодой человек с карамельной светящейся (так мне показалось) кожей, вишневыми глазами, в которых то вспыхивали, то гасли золотые искорки. Умное целеустремлённое выражение лица…
Словом, я влюбился с первого взгляда, как мальчишка. — (Виктор погрузился в размышления или в воспоминания. Его взгляд потеплел. На губах расплылась довольная улыбка).
Чуланонт: — Ну, и… Что было потом? Вы сразу признались в любви?
Никифоров (выныривая из размышлений): — Что? Да. Уж такой я человек. Как только Юри закончил доклад и ответил на вопросы, которых (как мне показалось) было просто море, он спустился в зал и хотел сесть на своё место. Но я ему этого не позволил. Подошёл, он меня узнал (мы переписывались по электронке и разговаривали по скайпу), и я пригласил его пойти и посидеть в каком-нибудь ресторане, чтобы обсудить и его доклад, и мою новую книгу. Я, конечно, немного покривил душой. Но мне просто необходимо было его украсть с этого симпозиума.
Мы просидели в ресторане до самого закрытия, потом погуляли по городу, говорили-говорили-говорили. Потом я проводил Юри к его недавно купленному дому (оказывается, ему на тот момент уже предложили контракт в Канаде и предоставляли мощности по производству его уникальных гомеопатических лекарств). Юри согласился.
Так случилось, что мы начали целоваться уже на пороге, и я остался сначала на ночь, потом на неделю, потом на месяц. А затем купил кольца, сделал предложение. Юри согласился. А я, уладив свои дела в России, переехал к нему вместе с Маккачином.
Чуланонт: — Воистину, история вашей любви достойна быть описанной в одной из Ваших книг. Кстати, о Моккачине. Где Вы нашли его?
Никифоров: — Однажды в очередной неудачный день, когда сюжет моей первой книги застопорился, и я разнервничался, то решил прошвырнуться по магазинам, да и просто прогуляться.
И вот около булочной сидело это пятимесячное очарование и жалобно скулило. Я предположил, что щенок потерялся. Привёл его домой, отмыл, накормил, сфотографировал и разместил объявления в газеты и в Интернете. Хозяева так и не откликнулись, и я оставил пса себе.
Чуланонт: — А почему Вы назвали его так странно?
Никифоров: — Это не я его так назвал. Это он мне подсказал, как его зовут. В первый вечер нашего совместного времяпрепровождения по телевизору пошла реклама какого-то кафе, где хорошо варят Моккачино (7).
Услышав это название, щенок подлетел к экрану и стал оглушительно гавкать. Я сначала растерялся, а потом вдруг спросил зверя: — Так тебя зовут Маккачин? — И щенок поспешил ко мне, и стал ластиться и лизаться. Вот такая забавно-волшебная история получилась.
Чуланонт: — Да, Вы правы. Такая интересная история могла случиться только с писателем. Время нашего интервью подходит к концу. И я не могу не спросить о том, а какие планы у писателя Никифорова?
Никифоров: — Ну, планов-то громадьё. А если говорить о ближайших, то мы с мужем планируем в этом году летом посетить все исторические, связанные с инквизицией, места и замки Европы, арендовав для этого машину. Я хочу найти то место, где, как утверждает Ваш муж, погибли наши с ним предки. Хочу найти, если получится, место захоронения и положить букет роз.
Чуланонт: — И самый последний вопрос, очень личный. Если не хотите, можете не отвечать. Говорят, что у Вашего мужа на груди очень странное родимое пятно в форме жука-скарабея. И оно передаётся в его роду из поколения в поколение. Это правда?
Никифоров: — Я отвечу на этот вопрос. Тут нет ничего загадочного. Да, это правда. Мой муж — потомок знаменитого самурая, по совместительству, лекаря, Кацуки Юри, на гербе которого был выгравирован жук-скарабей. В семейных хрониках Юри описывается, что этот его пра-пра-прадед оказал какую-то очень сильную помощь богине Солнца, Аматэрасу, и в благодарность за это она подарила ему и всем его потомкам родимое пятно в форме скарабея, как символ созидательной силы Солнца и возрождения в загробной жизни. Кстати, я планирую написать роман и об этом.
Чуланонт: — Огромное спасибо за такое проникновенно-откровенное интервью. Надеемся, что оно не последнее. А от себя и своего супруга напоминаю, чтомы ждём вас троих у себя в этот weekend.
***
Я найду тебя всюду, всегда где б ты ни был и жил.
Даже там, где сотрутся пространства и времени грани,
Даже там, где не будет возможным твоё пребыванье.
Я найду!.. А пока не утерян, твой образ сохра́нен
В моём сердце, где ты поселиться свободно бы смог… (2)
_______
1. Гораций: «Многое способно возродиться из того, что уже умерло.» (название главы)
2. «Я найду тебя всюду» — стихи.
Источник:https://poembook.ru/poem/1142304 (в последнем куплете я изменила женский род на мужской).
3. Журнал «Калейдоскоп» (Kaleidoscope) — единственный журнал в Западной Канаде, который издаётся на английском и русском языках.
4. Неправительственная международная организация по оказанию медицинской помощи людям, пострадавшим в результате вооружённых конфликтов и стихийных бедствий. Организация была создана 20 декабря 1971 года в Париже.
5. Параце́льс (24 октября 1493 года — 24 сентября 1541 года) — знаменитый швейцарский алхимик, врач, философ, естествоиспытатель, натурфилософ эпохи Возрождения. Подверг критическому пересмотру идеи древней медицины. Способствовал внедрению химических препаратов в медицину. Считается одним из основателей современной науки. Признается величайшим оккультистом средневековья и мудрейшим врачом своего времени.
6. Авице́нна (16 августа 980 года — 18 июня 1037) — средневековый персидский учёный, философ и врач, представитель восточного аристотелизма. Был придворным врачом саманидских эмиров и дайлемитских султанов, некоторое время был визирем в Хамадане. Самый известный и влиятельный философ-учёный средневекового исламского мира.
7. Моккачино (итал. mocaccino, caffè mocha, также известен как «мо́кко» или «мо́кка») — кофейный напиток, созданный в Америке и являющийся разновидностью латте с добавлением шоколада. Название «моккачино» используется в Европе. В Северной Америке этот напиток известен как «мокко» («мокка»).
