Семейная хроника (СИ) [Михаил Алексеевич Антонов] (fb2) читать онлайн

Антонов Михаил Алексеевич
Семейная хроника Т1

Моя родословная т.1

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

История рода

У каждого человека обычно двое родителей, и я в этом плане ничем не отличаюсь от нормальных людей. У меня тоже были отец и мать. И первую часть своей родословной я начну с рукописных записей моего отца.

Из записок Антонова Алексея Васильевича (1921-1992)

«После многих раздумий и сомнений я все-таки решил <приступить> к своим "мемуарам", чтобы внуки знали, откуда они родом, и, прочтя, будут помнить своих предков. И без всяких прикрас и без философских отступлений начну с родословной.

С отцовской <стороны-> Антонова Василия Степановича мне удалось узнать: что мой прадед- Антонов Иван- мальчиком был продан Беклимишевым <прежним владельцем> графу Волхонскому и определен в поварята. Потом выучился и стал поваром, а его сын Степан уже по наследству пошел по отцовскому следу, но уже с "высшим" образованием, (он десять лет был на выучке в Петербурге).

Несмотря на то, что в 1861 он был освобожден от крепостной зависимости, он<Степан> до 1879 года продолжал жить у Волхонских. А затем в 1879году переехал с Духовка Барская Тамбовской губернии на свою родину. И жил неплохо (очевидно, кое-какие деньги имел). Имел трех сыновей: Ивана, Степана и Василия. Старшим он выстроил дома и купил земли. В общем, отделил, а моего отца Василия отправил в Петербург к "свояку", тоже повару, в ученики, где он и прошел выучку. Было ему, Василию, 10 лет тогда.

По рассказу отца он после выучки работал и в Гельсинсфорсе, и в Риге, и в Питере. Во время войны <1914г.> жил и работал в Козлове /ныне г. Мичуринск/, а потом в Грязях. Работал в ресторанах до самой революции. Активно участвовал в революции и гражданской войне, партизанил, даже работал в ЧК. И мне кажется, работал <сотрудничал c ЧК> до конца жизни, и там получил, кажется, свое.

Я не в смысле осуждения, а в смысле того, что всех участников и особо "активных" брали под гребенку Сталина и уничтожали. Пока был жив Ежов Н.И., отец как-то держался, даже шел на повышение /был в Воронеже директором ресторана/. Потом его перевели в Купянск Узловая- это уже понижение, а в 1936 в декабре, сообщили нам в Грязи, что он "застрелился"- у него был револьвер, личный подарок Тухачевского, вот и, наверное, от этого пострадал.

С ним тогда жила женщина, некто Дубинина. Я постарался после войны <1945> встретиться с ней, узнать. Но она плакала и говорила, что ничего не знает, ей велели говорить так, что он застрелился и его там, <в Купянске,> похоронили. Было такое время, что достоверно, что нет, узнать было нельзя, опасно.

Со стороны матери /Анны Ивановны/ прослеживается более длинная родословная, особенно бабки /Ежовой Анфисы Васильевны/. Ее <бабушкин> прадед был участником войны 1812 года, вернулся с одной ногой, получил вольную и обосновал "Двор приезжих" или заездный дом. Этим и кормился. Бабка, <Ежова Ан.>, вышла замуж за приезжего рабочего чугунки /строилась железная дорога через Грязи/.

Нарожали они одиннадцать человек детей, 9 мужиков и 2 девчонки. Алексеев Иван Михайлович- <ее муж>, мой дед так и остался на работе железнодорожником. Был обходчиком путей и жил на 11км.

После войны я был на их казарме, она еще была цела.

Иван Михайлович был активным участником революции и содержал <хранил> печатный станок.»

Комментарии Антонова М.А.

Эту часть отцовских мемуаров я считаю легендарной. Поскольку в ней не приводится ни одного документа и все основано только на чьих-то рассказах и воспоминаниях. Проверить которые я никак пока не могу. У меня, безусловно, возникают некоторые вопросы, особенно по хронологии, тем не менее, я все же считаю историю эту весьма правдоподобной. В свою очередь я хотел бы сообщить еще некоторые сведения, которые не были записаны моим отцом, а я услышал их от его сестры Веры Васильевны Рашевой (Антоновой).

Про родных своего отца Антонова Василия Степановича добавить ей было особо нечего, а вот про родню своей матери (моей бабушки) Антоновой (Алексеевой) Анны Ивановны, она рассказала гораздо больше. В рассказе Веры Васильевны тоже участвовал упоминаемый в мемуарах Алексея Васильевича легендарный, можно сказать даже мифологический участник Отечественной войны 1812 года. Только в тетушкиной интерпретации он уже приобретал фамилию Ежов. Этот Ежов также потерял в боях с Наполеоном ногу, а когда вернулся на родину, то получил от барина «вольную», (кому был нужен безногий инвалид, мало приспособленный к крестьянскому труду?) Именно этот бывший солдат основал «Двор приезжих»- что-то вроде гостиницы или мотеля 19-го века, чем, якобы, и кормился. Существует предание, что была у него медаль из серебряного рубля, которую он получил, естественно, за воинскую храбрость. Вскоре этот легендарный мой предок видимо женился, поскольку имел детей и внуков, которым и передал свое дело. И вот один из его внуков уже обретает имя: Василий, естественно Ежов, и продолжателем семейного «гостиничного» бизнеса.

И у этого Василия Ежова в свою очередь было трое детей: сын Василий Васильевич и две дочери: Дарья и Анисья. Здесь история наша из легендарной становится достоверной, поскольку Анисья Васильевна Алексеева (в девичестве Ежова)- это моя прабабушка и у меня есть доказательства ее существования. Это фотография. Правда, в отцовских записках она проходит под именем Анфиса, но в данном случае я склоняюсь к тому, что либо отец не так записал ее имя, либо я неправильно прочел его рукопись.

Итак, имеется фото, датированное 1915 годом. Фото семейное: в центре сидит пожилая женщина - это и есть моя прабабушка Алексеева (Ежова) Анисья Васильевна. Вокруг нее стоят ее дети и первый внук.

Так что свою версию родословной про предков по отцовской линии я начну несколько иначе.

Во второй половине 19-го века в России полным ходом шло строительство железных дорог. Две железнодорожные магистрали: Царицын- Смоленск и Москва- Ростов-на-Дону пересеклись рядом с небольшой деревушкой Грязи Воронежской губернии. Построенную там узловую станцию, не мудрствуя лукаво, тоже назвали Грязи. И произошло это в 1868 году.

На новой железнодорожной станции набрали работников, и был среди них Иван Михайлович Алексеев, он устроился туда обходчиком путей.

Вскоре он женился на местной девице Анисье Васильевне Ежовой. Семья Алексеевых поселилась в рабочей казарме на «11 км». Это где-то между станциями Дрязги и Прибытково. Жили Иван да Анисья поживали и обзавелись большим потомством. По одной версии у них было аж 11 человек детей! Правда это или нет, не знаю, но доподлинно известно, что до взрослого состояния дожило шесть мальчишек и две девчонки.

На этом фото, к сожалению, видны только трое из них. Но когда я внимательно рассмотрел этот снимок, то сразу понял, что он обрезан. Во-первых, Бабуля сидит не по центру кадра, и, во-вторых, слева от нее виден чей-то локоть.

Мое предположение оказалось правильным. Приблизительно год спустя мне удалось заполучить полную версию этого снимка, но, к сожалению, второе фото оказалась гораздо худшего качества.

К старым персонажам добавились еще трое мужчин. Теперь, мне кажется, самое время назвать всех действующих лиц. Стоят слева направо родные дети Анисьи Васильевны Алексеевой: Дмитрий, Николай, Алексей (Леня), Анна и Глафира. Сидят: муж Анны Михайловны – Василий (фамилия пока достоверно не установлена) и Анисья Васильевна, маленький мальчик это Саша - сын Анны и ее мужа Василия.

Отсутствуют, не фотографировались, судя по всему, старшие сыновья Василий, Иван и самый младший из братьев Алексеевых - Михаил.

Похоже, что фотографию резали по принципу: «Фото мамы и бабушки – это хорошо, а «чужой» дядька нам не нужен? У нас свой папа есть». Поэтому на руках у Верочки Антоновой (Рашевой) оказалась обрезанная фотография, а у потомков Глафиры - целая.

Все-таки интересно, почему семья снималась не в полном составе, почему нет главы семейства - Алексеева Ивана Михайловича? Почему сидячее почетное место занимает зять Анисьи Васильевны, почему мальчик прильнул не к отцу, а к бабушке? Вопросов много - ответов пока нет.

На этом мои познания об Анисье Васильевне Алексеевой иссякают, и я перехожу к моему ближайшему родственнику- бабушке Анне Ивановне Алексеевой.

Про юность и молодость Анны Алексеевой нам, к сожалению, достоверно известно немного. Со слов ее дочери Веры, Анна Ивановна выучилась в Воронеже на белошвейку. Она прекрасно шила, строчила, стегала ватные одеяла, великолепно вышивала. Причем рисунок на ткань наносила сама, а не переводила готовый образец. Буквально на глазах маленькой Веры из-под умелых рук Анны Ивановны появлялся рисунок, чаще всего это были растительные орнаменты. Юная Верочка не могла оторвать глаз от этой волшебной работы, так завораживало ее само действие и чудесное рождение на пустом месте целого букета цветов или снопа колосьев. Вне всякого сомнения, Анна Ивановна обладала художественным даром, который не только унаследовала, очевидно, от своих предков, но и сумела передать сыновьям Алексею и Михаилу, да и у сестры ее Глафиры один из сыновей стал профессиональным художником.

Далее известно лишь, что Анна, вроде как, вопреки воле родителей вышла замуж за местного парня по имени Василий- то ли мелкого чиновника, то ли приказчика в магазине. Именно он сидит на фотографии рядом с Анисьей Васильевной. Приблизительно в 1910 году у них родился сын, которого они назвали Александром. Он тоже присутствует на фото.

Чуть позднее муж Анны Ивановны трагически гибнет. Есть версия, якобы он был зарезан по пьяному делу в драке, а я предполагаю, может, он был мобилизован на империалистическую войну и погиб на фронте?

Вдовствовала Анна Ивановна не очень долго, так как скоро судьба свела ее с Антоновым Василием Степановичем, поваром-кулинаром по профессии, за которого она и вышла замуж приблизительно в 1917 году.

Подробности встречи да и всего их романа нам неизвестны, случай ли их свел, или неизбежность. Поскольку бытует мнение что, отец Анны - Иван Михайлович Алексеев и ее будущий муж Василий Антонов имели какие-то контакты на почве совместной революционной деятельности. Возможно, что Василий Антонов приходил к Ивану Алексееву по заданию партии. Помните, в записках моего отца говорилось про печатный станок, который хранил у себя железнодорожник Иван Алексеев.

Кроме того, моя тетя Вера Васильевна Рашева объясняла появление своего отца Василия Степановича Антонова в Грязях несколько по-иному, чем в приведенных мной записях. В ее версии Василий Степанович не просто "жил и работал" на станции Грязи, а он тянул там солдатскую лямку. Скорее всего, во время империалистической войны повар Василий Антонов был мобилизован в армию и находился в запасном полку, располагавшийся на станции Грязи. Поэтому и фигурируют в рассказах детей Антоновых только родственники матери Анны Ивановны, и полностью отсутствуют родне отца. В Грязях Василий Антонов был человеком пришлым и всего имущества имел - серую солдатскую шинель. (По крайней мере, так рассказывает Вера Васильевна.) Воевать за интересы царя и капиталистов ему, похоже, не хотелось, и он отчаянно пропагандировал революционные идеи.

Хорошо бы, конечно, знать, был ли мой дед Василий революционером изначально, до призыва, или стал разделять эти идеи уже в рядах доблестного российского воинства. Возможно, что именно как бунтовщику, ему и забрили лоб, была тогда у царского правительства тенденция: посылать революционеров на фронт, в надежде, что их там поубивают австрийцы или германцы. Но революционеры вместо гибели от вражеских осколков и пуль успешно разлагали солдатские массы. Не исключено, что Василий Антонов был одним из таких вот мобилизованных диссидентов, хотя также не исключено, что он нахватался революционных идей уже в армии.

Этот вопрос, возможно, разрешило бы посещение Грязей и копанием в тамошних архивах, но, увы, кто бы это сделал.

<

Многое остается неведомым: вся революционная деятельность деда, нахождения в партиях (сразу ли он был большевиком или сначала побывал в рядах других партий). Нет и достоверных сведений об его участие в гражданской войне. Интересно, насколько достоверно то, что Василий Антонов был знаком с Тухачевским? Свидетельством этого якобы был именной наган, врученный деду в годы гражданской войны будущим маршалом Советского Союза. Существование револьвера у Василия Антонова подтверждают его дети: мой отец и его сестра Вера. Оба, будучи детьми, видели этот пистолет с именной надписью. Тем более, что именно этот наган сыграл роковую роль в судьбе деда. А вот то, что Василий Степанович Антонов был ординарцем Тухачевского – скорее всего легенда, в которую я не очень-то верю.

Хотя посетила меня одна идея, откуда мог возникнуть этот слух. Как известно будущий маршал был не чужд некоторых барских замашек, в частности любил вкусно поесть.

И не исключено, что на каком-то этапе гражданской войны действительно сошлись дороги Тухачевского и классного повара, знатока кулинарии Василия Антонова, тоже пребывавшего в Красной Армии. И так хорошо готовил повар Антонов для красного командарма, что тот отблагодарил его именным оружием.

А пока достоверно одно, что между рождением старшего сына - Михаила в ноябре 1918 году и до появления второго сына Алексея в июле 1921 у их отца Василия Антонова вполне нашлось бы время для того, чтобы повоевать на фронтах гражданской войны.

Вообще в революции и гражданском противоборстве ст. Грязи отмечена двумя событиями: убийством князя Вяземского и рейдом генерала Мамонтова по тылам красной армии.

«Князь Борис Вяземский был убит солдатами 24 августа (6 сентября) 1917 года на станции Грязи после того, как по его приказу с целью предотвращения новых разгромов поместья был разобран мост на плотине с водоспуском через реку Байгору. Однако эта попытка спасения не имела успеха. Вяземский был арестован и вскоре погиб. Газета «Тамбовский земский вестник» сообщала 26 августа 1917 года в заметке «Разгром Лотаревского имения и убийство кн. Б. Л. Вяземского»: «…Ночью под 25 августа были получены телеграммы от Усманского уездного комиссара М. Д. Русанова и Председателя Усманской земской управы М. М. Охотникова. В этих телеграммах сообщалось, что арестовавшая кн. Б. Л. Вяземского толпа поставила условием освобождения его из-под ареста немедленное отправление на фронт. Князь согласился на это условие и под конвоем был отправлен толпой на станцию Грязи для дальнейшего следования в действующую армию. В это время через Грязи шел поезд с войсковым эшелоном. Эшелон задержался в Грязях и, узнав о происшествии с кн. Вяземским, начал тут же издеваться над ним и после жестокого истязания князь был убит озверевшей толпой. Далее в телеграммах сообщалось, что богатейшее, одно из культурнейших имений в России — Лотаревское имение кн. Вяземского разгромлено совершенно».

Интересно присутствовали ли при этом кровавом событии Василий Антонов и Иван Алексеев?

Отец как-то рассказывал, что Василий Степанович вместе с тестем Иваном Михайловичем Алексеевым, якобы, воевали на одном бронепоезде. И если это так, то, скорее всего, они могли отражать Деникина или рейд Мамонтова.

«Заняв Тамбов, передовые части Мамонтовцев повели наступление на г. Козлов, где находился штаб советского Южного фронта. 22 августа, после четырехдневных боев на укреплениях города, он был взят атакой 45-го Платовского полка под командой войскового старшины Бодрухина. Советский штаб бежал в г. Орел. Здесь уничтожены: интендантская база, инженерный и санитарный склады, громадный запас артиллерийских снарядов, много автомобилей, мотоциклетов и несколько аэропланов.

25 августа ген. Мамонтов двинул свои корпус дальше, причем главные силы пошли прямо на запад к г. Лебедянь, в то время как правофланговые полки заняли на время гор. Ранненбург, а левофланговые удерживали жел. дорогу Козлов-Грязи.

28 августа, пройдя за три дня около ста километров, ген. Мамонтов без боя вошел в гор. Лебедянь, на правом высоком берегу Дона, а в ночь на 1-е сентября части корпуса заняли Елец, где захвачены большие запасы военного снаряжения и взорвано 36 вагонов со снарядами.

Через три дня полки двинулись тремя колоннами на юг и на восток. 6-го сентября ими заняты станции Касторная и Грязи. В тот же день к-р корпуса получил категорический приказ командующего Донармии, двигаться дальше на юг и содействовать 3-му Донскому корпусу в его боях с 8-й сов. армией. На следующий день одна из колонн заняла Усмань, а к 11 сентября все три колонны, объединившись, ворвались в г. Воронеж».

А позднее якобы попал Василий Степанович уже на Восточный фронт, так как иначе не мог бы он рассказывать о Тухачевском и получить от него именной пистолет.

Заканчивал же он гражданскую войну, судя по рассказам сына Алексея, в Средней Азии. Мой отец утверждал, что на спине Василия Степановича имелась отметина после встрече с басмачами. Ему на спине вырезали ножом пятиконечную звезду.

Что из этого правда, а что нет, не знаю. Сам я деда живым не застал.

После гражданской войны и похода в Среднюю Азию Василий Антонов, вроде как, одно время работал в ЧК, но, то ли из-за расшатанной нервной системы, то ли из-за малограмотности, был выведен за штат и брошен на заведывание общепитом. Однако связи с органами не терял. (Бывших чекистов не бывает) Однажды дед даже сумел задержать опасного преступника, объявленного в розыск.

Встретил он бандита в общественном туалете вокзала. Опознав врага, не мудрствуя долго, Василий Степанович скрутил свой поясной ремень в трубку, а потом, уперев его в спину преступника, на словах дед сообщил бандюгану, что это - револьвер и при лишнем движении, он, дескать, будет стрелять не задумываясь. Отконвоировав преступника в милицию, Василий Степанович показал ему "оружие", с помощью которого он его задержал. Бандит страшно и грязно ругался...

В конце концов, все войны закончились и наступила мирная жизнь в новой уже социалистической стране. В семье Василия и Анны Антоновых кроме старших детей Александра (1910), Михаила (1918), Алексея (1921) появилось еще двое ребятишек: младший сын Владимир (1924) и общая любимица Верочка (1926). К этому времени семья жила в Грязях в этом доме.

Дом, где жила семья Антоновых в Грязях (ныне уже снесен).

Наверное, лучше понять атмосферу тех лет поможет рассказ, написанный моим отцом.

«Это было не так давно, лет 35 тому назад в одном небольшом городке средней России. Мне было лет 12-13, и звали меня не Алек­сеем Васильевичем, а Лешкой, а больше Левшой или Лешка Сеченый, в память того, что объездчики бывшего графского сада поймали меня в саду и, за подбитый глаз сторожа, жестоко высекли. Но, несмотря на эту мученическую процедуру, я считался на нашей улице вожаком всех ребят и со своими побратимами Лешкой Сафоновым и Лешкой Дискантом был грозой не только ребят, но и парней постарше.

Период НЭПа и затихающий гул гражданской войны отразился на нашем мышлении, а уклад жизни маленького, заштатного города рез­ко сузил наш взгляд на мир, на жизнь, не говоря уже о культуре и искусстве.

Я рос маленьким дикарем, не признавая авторитетов, не терпя никакого насилия. Нашими богами были старые революционеры и учас­тники походов Буденного. По их слову мы могли выполнить даже невозможное. Вместо того, чтобы воровать в саду яблоки, мы сами становились в дозор и тогда была полная гарантия того, что уж ни одно яблоко не пропадет из сада.

Тот год так был насыщен событиями, что мы не успевали вос­принять одно, как совершалось более грандиозное.

Рядом с нами в добротном, просторном доме жил священник о. Василий с матушкой. И не просто священник, а отец бывшего жандар­мского офицера, расстрелянного ЧК в 1918 году.

В 1929 церковь, в которой служил о. Василий закрыли и снес­ли, а на ее месте построили красивый клуб железнодорожников. О. Василий не выдержал и сошел с ума или, как мы говорили, «чокнул­ся». И его куда-то увезли, уехала и матушка. Дом заняли под ясли, а огромный сарай и конюшня пустовали и отлично служили нам мес­том сбора команды и нашим штабом.

В одну из темных весенних ночей ясли подожгли. Мы, конечно, приняли горячее участие в тушении пожара и, как потом оказалось, не без выгоды. На чердаке дома священника мы обнаружили два объе­мистых сундука, набитых книгами. В следующую ночь все книги мы перетаскали к себе на чердак и дня три-четыре были заняты разбор­кой этого клада.

Все церковные книги: псалтыри, библии, требники, жития свя­тых и евангелия мы раздавали соседским старухам, чем снискали их любовь и удивление. А остальные книги честно разделили на троих. По мере того, как мы каждый прочитывали свои книги, мы меняли их между собой.

Не успели мы переварить Ф. Купера, М. Рида, В. Гюго, Лескова и др, как в городе открыли новый клуб. Ну, предположим, он был новый для всех жителей, но не для нас. Для нас это был уже старый, давно известный клуб от первой ступеньки до флага на кры­ше, от первого строителя до первого директора клуба. И мы уже бы­ли нештатные помощники и директора, и художника, и пиротехника, и даже дяди Вани-«Миндальное почтение», занимающего две должности: дворника и контролера. Но самой главной ошеломляющей новостью бы­ла новость, которую мы расклеивали на заборах- это приезд москов­ских артистов с участием братьев Адельгейм.

Мы не знали, что такое братья Адельгейм, но надеялись уз­нать через неделю. Однако в конце недели со мной, вопреки моему жела­нию, случилась неприятная история.

Дело в том, что я тогда подзарабатывал у парней по 15-20 копеек /что было тогда большим бо­гатством/ необычным способом. Парень, обидевшись почему-либо на свою девушку и желая ее «проучить», встречался со мной и давал заказ, платя по твердой таксе 15-20 и 25 коп. Я же выполнял свою часть договора: в зависимости от полученных денег, найти в парке <эту> девушку и запихать ей за пазуху лягушку, ящерицу или ужа.

Девушки не любили меня и боялись. Иногда вдвоем или втроем они окружали меня, чтобы отшлепать как следует. Но стоило мне за­сунуть руку за пазуху и издать боевой клич, как они пускались в рассыпную, зная, что у меня всегда за пазухой сидит ужак или еще какая-нибудь гадость.

И вот, накануне приезда братьев Адельгейм, в парке вечером я выполнил такое поручение, лишившись последнего ужа и получив за это четвертак. С девушкой случился сердечный приступ, а ее брат 22-х летний Пашка Зинин встретил меня днем и избил.

Я не мог простить такую обиду, и мы втроем обсудили, как отомстить обидчику. Решили подстрелить его из нашего арбалета.

Выследить и подкрасться к нему для нас ничего не стоило. Пашка сидел на лавочке со своей девушкой, когда я с расстояния двух шагов выстрелил ему в затылок тупой стрелой и исчез.

Мы уже спали в сарае у Лешки Сафонова, когда пришел мой отец и повел домой, подгоняя сзади ремнем. Войдя в дом, я увидел плачу­щую мать и мать Пашки Зинина. Их-то я не боялся. Больше всего я боялся рассердить отца - в гневе он бывал страшен. Но отец, рас­смотрев при свете моё разрисованное лицо, всё в синяках, заплыв­ший глаз, не рассердился, а только спросил, кто меня так избил. Я ответил, что Пашка. И к моему удивлению, он захохотал. И так за­хохотал, что, наверное, полгорода слышали этот хохот. Отсмеяв­шись, он сказал женщинам, что считает все в порядке, и ушел в другую комнату.

Женщины накинулись на меня, но я знал средство против них - ­вытащил из кармана ящерицу, и они отступили от меня, причитая по очереди.

Я не без труда узнал, что я чуть не убил Пашку. Но я хорошо знал, что не мог убить. Я же стрелял тупой стрелой, правда, со свинцовой головкой. Оглушить мог, а убить - нет. И официально им заявив, что если Пашка тронет меня хоть пальцем, я убью его на­совсем. После этих слов даже не подействовала моя ящерица. С двух сторон женщины чуть не подняли меня в воздух и стали шлепать по казенной части с приговорами, что я разбойник, изверг, и в кого я уродился, и что одна мука со мной, и что меня будут судить.

И не знаю, сколько бы это продолжалось, если бы не случилось чудо. Открылась дверь Сашиной комнаты, (моего старшего брата), из нее вышел невысокого роста человек и громовым, нечеловеческим голо­сом заговорил непонятные слова. (Монолог из трагедии Шекспира).

Женщины бросили меня, стесняясь чужого человека, а я, не понимая ничего, глядел на человека, вытаращив глаза. Спокойно подой­дя ближе, он обошел вокруг меня, упер руки в бока и проговорил, человеческим голосом:

- Так вот это и есть Давид?

- Я не Давид, я Лешка,- оторопело огрызнулся я, не понимая, чего он от меня хочет.

- Но как же ты не Давид, когда осилил Голиафа? Я точно знаю, что это твой образ ваял Микеланджело.

- Никакого Голиафа я не трогал и никто меня не валял. А вы кто? Следователь?

- Я? Я - человек! Я - актер! И я в восторге от тебя Давид!

- Да не Давид я, а Лешка!

- Ну хорошо, хорошо, герой, то бишь Лешка. Ты бы, мать, отмыла этого Давида, нам с ним поговорить надо. У меня к нему есть боль-ш-о-е дело.

И как-то незаметно скрылся в комнате Саши.

Я кинулся к матери с расспросами, но она, еще сердясь, молча­ла, пока не ушла тетя Галя- мать Пашки. Потом я без труда узнал, что Пашку после моего выстрела без сознания унесли в больницу. Сколько он пролежит там, неизвестно, но известно, что у него сотрясение мозга.

А тайна человека в Сашиной комнате оказалась проще, чем я думал. Дело в том, что в нашем городке не было гостиницы, кроме небольшого Дома крестьянина. Для приезжающих артистов были забро­нированы несколько квартир, а так как у нас Сашина комната пусто­вала- он учился в Севастополе и приезжал редко,- мать решила сдать ее. И у нас поселились два брата, их фамилия Адельгейм. Звали их дядя Боб и дядя Рафа.

Дело, о котором говорил мне дядя Боб, было простым: достать лодку, несколько удочек и показать места, где хорошо клюет рыба.

Выполнить это было не трудно. Лодка у нас была своя, а с отъездом брата, все заботы о ней перешли ко мне. Отец только по­мог после половодья проконопатить и просмолить ее. Удочки у меня были свои: длинные, ореховые, с волосяными лесками. А речку нашу небольшую, но глубокую, со всеми существующими старицами, ерика­ми и заливами лучше меня мало кто знал. Даже Николай Константино­вич - наш учитель истории, заядлый рыбак, пропадавший все свобод­ное время на реке, советовался со мной о месте лова и частенько брал с собой на рыбалку с ночевкой.

На следующее утро, в субботу, мы втроем: дядя Боб, дядя Ра­фа и я сделали «пробную экспедицию с познавательной целью», как определил дядя Рафа.

Вот тут в лодке я как следует разглядел и познакомился с ар­тистами Робертом и Рафаилом Адельгеймами. Через час мы были уже друзьями, несмотря на то, что они продолжали меня величать Дави­дом.

Мы спускались по течению реки, а я, как заправский провод­ник, рассказывал про все знаменитые места: где утонул пьяный из­вестный городской силач, где берется судак, где красноперка. По­казал на перекат, где водились миноги, и песчаную отмель, где всегда можно наловить пескарей. Указал на часовню, <возвышавшуюся> над берегом реки, место, где похоронен купец, зарезанный своим слугой.

Но они мало меня слушали, как мне показалось, а больше гля­дели по сторонам и восторгались красотой, жалели, что здесь не побывал Левитан. Когда я спросил: «Кто это - Левитан? Тоже артист?» Они мне объяснили, что это знаменитый художник, но он уже умер.

Из первого нашего плавания я вынес заключение, что они­ - дядьки ничего, хотя и ахают, как девчонки: «Ах, красота! Ах, ка­кое великолепие!» Грести они не умеют - немного погребли и мозоли натерли. Знают какой-то язык, похожий на немецкий, что нам препо­давали в школе. Что они добрые, я это понял сразу. Стоило мне рассказать о своих друзьях, как мы побратались, разрезав себе пальцы и перемешав кровь, так они сразу пообещали три контрамарки на все спектакли.

В воскресенье мы - трое Лешек-, тщательно помывшись и надев чистые рубашки и штаны, пошли в клуб, смотреть первый спектакль с участием братьев Адельгейм.

Теперь мы все трое знали, что такое бр. Адельгейм. Мало то­го, что знали, а были знакомы. И сами бр. Адельгейм дали нам по­стоянные контрамарки на все спектакли с их участием.

Мы прошли в дверь с надписью «Вход», показали незнакомой контролерше свои контрамарки и с важным видом прошли в фойе. Оглядевшись и приобвыкнув в толпе, мы не спеша направились к буфе­ту, купили по порции мороженого и... столкнулись лицом к лицу с Пашкой.

Сначала мы растерялись, но потом, приняв боевую стойку, мол­ча ожидали, что предпримет неприятель. Пашка с забинтованной го­ловой, держа в руке пивную кружку, спокойно подошел ко мне. Оба Лешки сразу зашли к нему в тыл. Я весь напрягся, готовый ко все­му. Пашка заговорил каким-то виноватым голосом:

- Ты, Левша, не обижайся, что так получилось. Погорячился я. Не тебя надо было, а ... Ну ладно, давай будем друзьями. Давай лапу! Отчаянный ты пацан.

Я растерянно подал ему руку, мучительно думая: «Струсил? Или не знает, что это я его стукнул? Или это - ловушка?» А Пашка обнял меня за плечи и подвел к мороженщику, громко заказав: «Мне самую большую порцию для моего маленького друга». У меня с плеч упала целая гора. Нет, целых десять гор. С двумя порциями мороженого я присоединился к друзьям, и мы поспеши­ли пробраться на галерку.

На галерке места не были пронумерованы и занимали их, как кто успеет. Зная это, мы раньше времени поднялись ко входу и, к нашей радости, у дверей застали дядю Ваню - «Миндальное почтение». На правах знакомства он пропустил нас раньше времени и мы смог­ли занять места в первом ряду, у самых прожекторов.

Первый спектакль, который мы смотрели, назывался «Семья преступника». Не помню, кто автор этой мелодрамы, но после я ниг­де не мог узнать автора и не слышал, чтобы какой-либо театр ста­вил эту пьесу. Содержание было простое: преступник, не помню за что осужденный, возвращается лет через двадцать в свою семью и узнает, что жена его любит другого. Его дочь тоже любит <этого мужчину> и считает его своим отцом. Про вернувшегося никто не помнит, давно забыли. В конце драмы преступник умирает, приняв яд, не желая мешать их благополучию.

Но дело не в содержании, а в игре актеров. Это был первый спектакль, который я видел. Декорации, грим, великолепная игра актеров, трагическое содержание пьесы так захватили мое мальчи­шеское воображение, так растрогали лежавшие где-то в глубине ду­ши чувства, что я в какой-то трепетной восторженности совершенно забыл обо всем на свете. Я уже жил жизнью героев, я плакал с ни­ми, радовался, грустил и чуть не умер вместе с героем.

Я не уходил со своего места в антрактах и подгонял время: ­скорее, скорее, давайте начинать, я же жду. Я ничего не замечал. Все вокруг меня было, как в тумане.

Когда последний раз опустили занавес, а публика стала расходиться, я очнулся и, вытирая слезы, как пьяный спустился вниз. Ребята что-то говорили мне, но я ничего не видел и не слышал. Не помню, как я дошел до дома, как уселся на ступеньки и, как опять и опять вспоминал все действие, ставил себя на место героя и сно­ва плакал от бессилия помочь, подсказать: не надо умирать! Ведь жить так хорошо, несмотря на все неудачи. Ведь вон Сеньков разо­шелся с женой и не умирает, а женился на другой и живет. Я бы так не сделал. И вдруг впервые мне пришло в голову, что я-то тоже умру. Не сейчас, но когда-то мне придется умереть. Все останется по-прежнему: звезды также будут загораться по ночам, люди будут жить, радоваться, а меня похоронят - закопают в яму. <Я был> обес­куражен этой мыслью. Мне так стало жалко себя, что я не сдержал­ся и заплакал навзрыд, задыхаясь. Никогда не плакал, как бы не приходилось туго.

В таком расстроенном положении меня застали дядя Боб и дядя Рафа. Дядя Боб что-то сказал на немецком и зашел в дом, а дядя Рафа сел со мной молча, обнял, прижал к себе и стал поглаживать по плечу. Я заплакал еще сильнее. Он что-то говорил, но я не по­нимал его. Но постепенно голос журчащий, как ручей в лесу, принес какое-то успокоение, и я постепенно стал вникать в смысл его речи. Он догадался, отчего я плакал, понял мое состояние. И с его опытом жизни и знанием характеров людей, не только успокоил, но и заставил меня все рассказать ему. Я чистосердечно рассказал ему, прибавив, что убил бы такую жену и смылся бы. Он рассмеялся и ввел меня в святые святых, сказав, что этого никогда не было, а автор придумал сам все, как можно трогательнее. И что они «играли» на сцене придуманную пьесу, а в жизни такое почти не бывает.

В жизни все проще. Мы сидели долго, и я как-то незаметно раскрыл мою детскую душу с героическими помыслами и с согласием даже умереть мучени­ческой смертью для счастья людей. Только вот себя жалко - не хо­чется умирать. Вышла мать и позвала нас чай пить, да и ложиться спать пора.

На следующий спектакль я уже шел, неся маленький чемоданчик братьев. Мне разрешили посмотреть, как гримируются артисты. На моих глазах из дяди Боба получился молодой человек, а дядя Рафа превратился в старого еврея.

Дали первый звонок, и я побежал занять свое место у прожек­тора. Ребята меня уже ждали, беспокоясь, куда я запропастился.

Начался первый акт «Уриэль Акоста». С открытием занавеса со мной произошло то же самое, что и раньше- я потерял себя. Я был там, среди действующих лиц. Но, если на первом представлении мне было жаль этих хороших людей, попавших в такое тяжелое положение, то в «Уриэле...», по мере развития действия, мне все больше и больше становилось страшно. Страх так объял меня, так разросся в моей душе, что в антракте я никак не мог успокоиться. Я дрожал мелкой дрожью, стараясь всеми силами заставить себя помнить, что это не Уриэль, а дядя Боб. Я же сам видел, как он переделался в Уриэля. А этот злой старик на самом деле добрый дядя Рафа. Моих сил хватило только на антракт. Поднялся занавес и снова я очутил­ся в объятиях тех чар, что струились со сцены не только на меня, но на всех зрителей. На этом спектакле, как я помню, заплакал, когда происходила сцена <встречи> Уриэля со своей слепой матерью. Не в силах смотреть на сцену, чувствуя подступившие к горлу рыда­ния, я отвернулся и, стараясь отвлечься, поглядел на зрителей. На глаза мне попалась тетушка, комкавшая в руке платок. С судорожно дергавшимися губами, она беззвучно плакала одними глазами. Слезы текли, и она их не утирала. Не стыдясь, забыв об окружающих.

Совсем рядом со мной кто-то всхлипнул, и я не смог сдержаться- заплакал. Ребята стали толкать меня под бока, и я, прихо­дя в себя, сумел скомкать рыдания, преодолеть плач. Драма кончилась. Хоть не со счастливым, но с благополучным концом. Уриэль живой, сломленный, но непобежденный и у него уже есть ученики.

Я ждал братьев у клубного выхода. Через час я увидел их и побежал к ним, крича:

- Дядя Боб, как вы хорошо играли! Как хорошо!

- А я? Разве я плохо играл?- спросил дядя Рафа.

Я не мог сказать ему, что мне хотелось обозвать его, как об­зывают пьяные мужики. Я молчал.

- Вот тебе и барометр,- сказал дядя Боб.- Если Давид не хо­чет с тобой говорить, значит, ты добился своего. Значит, роль про­вел ты великолепно. Держи, Давид, чемодан.

Я молча шагал между ними, пытаясь понять, почему дядя Рафа хорошо играл, если мне он не понравился, да и не только мне. Рас­спросить я их постеснялся.

Придя домой, поужинав, дядя Боб сказал, что завтра целый день будет ловить рыбу. Я лег спать, наказав матери разбудить...»

По- моему очень неплохой рассказ о том, как жили в маленьких провинциальных городках в СССР, в 1933 году. Оказывается, мой отец был кем-то вроде Мишки Квакина, лазил по чужим садам, терроризировал девчонок, дрался с другими парнями, и как губка впитывал искусство и литературные произведения.

Кстати, благодаря современному интернету можно получить ссылку на то, кем были братья Адельгейм, и даже ознакомиться с содержанием разыгрываемых ими пьес. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D1%80%D0%B0%D1%82%D1%8C%D1%8F_%D0%90%D0%B4%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%B3%D0%B5%D0%B9%D0%BC

В начале 30-х годов в семье Антоновых произошло много событий. Выросший старший сын Анны Ивановны- Саша - закончил школу и даже выучился на бухгалтера. После чего был призван в армию и отслужил срочную службу на Черноморском флоте.

Вернувшись из армии в Грязи, он устроился там бухгалтером на одном из местных предприятий. Парнем он был самостоятельным и под влиянием тогдашней моды вдруг решил сменить себе фамилию на, как ему тогда казалось, более благозвучную и героическую – Дубровский. Выполнив все необходимые формальности, он подал заявление в ЗАГС и с тех пор стал именоваться Александром Васильевичем Дубровским.

Произошли изменения и в судьбе моего деда Антонова Василия Степановича. Сначала его карьера вроде как пошла в гору - его из директоров ресторана железнодорожной станции Грязи перевели на такую же должность, но в город Воронеже. А это был огромный областной центр, никак несравнимый с Грязями, ставшими городом в 1928 году и с населением в 10 000 человек. Но что-то у деда на этой должности не заладилось, то ли образования не хватало, то ли умения ладить с нужными людьми, и его отправив работать на станцию Купянск- узловая. Во время этих переводов Василий Степанович перемещался по новым местам работы один. Семью с собой не перевозил, жена и дети продолжали жить в Грязях. Что, наверное, и способствовало тому, что он сошелся с гражданкой Дубининой.

А в 1936-м в декабре, в Грязях стало известно, что Антонов Василий Степанович погиб при странных обстоятельствах, по официальной версии якобы застрелился из своего наградного револьвера.

Причины этого поступка, да и достоверность его не ясны до сих пор. Сам ли он нажимал на курок, «помогли» ли ему «добрые люди» нам не известно. А через некоторое время - в 1937- умерла от болезни и Анна Ивановна Антонова. Так пятеро ее детей стали круглыми сиротами.

Старший из детей Анны Ивановны и соответственно старший мой дядя- Александр Дубровский жил уже самостоятельно, своей семьей. Он женился на Варваре Васильевне и в 1935 году у него родился единственный сын Юрий. В Грязях Александр проработал до 1937 года и в 1938 году он перевелся работать в Кантемировку в тамошнее отделение "Мосзаготторга".

Уже в Кантемировке он был арестован по подозрению, как враг народа, и просидел полгода под следствием. Но дядюшке повезло. По счастью, он сохранил в загашнике тот самый номер местной газеты, где было опубликовано его официально зарегистрированное ЗАГСом объявление о смене им фамилии. Получалось, что он не враг, пытающийся скрыться от органов, а просто человек, сменивший на волне моды свою фамилию. Да к тому же, видимо, именно в этот момент наркомом НКВД вместо Ежова назначили Берию.

Как известно, эта смена руководства карательных органов сопровождалась "посадкой" тех чекистов, которые пользовались покровительством прежнего наркома, и освобождением части арестованных узников, особенно тех, кому и инкриминировать было совершенно нечего. Александра Васильевича Дубровского тоже освободили и оправдали полностью.

Тут пришло время развеять еще одну семейную легенду, на которую намекает даже мой отец в своих записях. Дескать, сталинский нарком Николай Ежов приходится нам родственником. Для 1960-х, когда мой отец писал свои записки, сходство имен и фамилий могло считаться доказательством подобного факта. Но благодаря современным интернет возможностям опровергаются подобные предположения парой кликов.

Напомним, моя прабабушка в девичестве носила фамилию Ежова и был у нее брат Василий Ежов, сын которого в 1930-е годы якобы служил в ГПУ- НКВД. Именно ему (приходившемуся двоюродным братом моей бабушке Анне Ивановне Антоновой) в нашей родне и приписывали звание наркома.

Что же выяснилось: нарком НКВД Николай Иванович Ежов, родившийся в 1885 году вовсе не в заштатных Грязях, а в столичном Санкт-Петербурге, к нашему Николаю Васильевичу Ежову (1905-1974) г.р. никакого отношения не имел, если не считать некоторого сходства имени и фамилии.

Так развеяна была еще одна семейная байка. Оно и к лучшему. Нарком Ежов Н.И. совсем не тот человек, близостью к которому ныне принято гордится. Были у нас родственники и с более интересными судьбами.

После смерти Анны Ивановны семья Антоновых распалась. Почему и на основании каких законов, сказать не могу, но система действовала четко и отлажено. Никого не забыли и не оставили беспризорным. Всем нашлось, где и на кого учиться.

Самую младшую из Антоновых Верочку (1926 г.р.) поначалу взял к себе жить старший брат Саша Дубровский. Какое-то время Вера жила в его семье. Но, как я уже писал, в 1938 у Александра начались проблемы с НКВД и Веру забрали из его семьи, определив в Богучарский детский дом №1.

По рассказам самой Веры Васильевны, она одиннадцатилетняя девочка, одна отправилась из Кантемировки в Богучар. Хотя, по мнению ее двоюродной сестры Нины Деулиной, сопровождающая женщина - соцработник все же была и как-то Веру сопровождала.

Мне сейчас сложно установить, кто из кузин был прав, а кто просто запамятовал, но чисто для справки сообщу, что расстояние между двумя этими населенными пунктами приблизительно равно 60 км.

В Богучарском детском доме Вера Антонова пробыла до 1940 года. После выпуска из детдома ее отправили учиться в Воронеж, в ФЗУ при воронежском заводе СК-2 на химика.

Младший из братьев Владимир Антонов (1924г.р) в 1940-м году закончил ремесленное училище и был направлен на Воронежский авиазавод. Так что брат с сестрой оказались одновременно в одном городе и наверняка могли видеться.

Моего же отца - Алексея Антонова - судьба занесла сначала в город Клинцы Орловской области, где в 1938 году он получил среднее образование, закончив рабфак. А затем он как-то оказался в городе Орске Чкаловской области (ныне Оренбургской). Обидно, что за те тридцать лет, что мы жили с отцом бок о бок, он ни разу мне ничего об этих городках не рассказывал. Не о Клинцах, не об Орске. Даже когда мы с ним вместе, как минимум, дважды проезжали Орск на поезде. Он ни разу не дал мне понять, что в этом населенном пункте прошла часть его молодости. Только в конце жизни, один только раз, у него сорвалось с губ, что именно в Орске он стал играть на трубе в духовых оркестрах. Надо ли говорить, как я был озадачен, когда из отцовского военного билета узнал, что именно Орским горвоенкоматом в сентябре 1940 года он был призван в ряды Красной Армии. Где Грязи, а где Орск, что его туда занесло?

Антонову Алексею с армейской службой повезло. Во-первых, его призвали в музвзвод, (не зря он освоил игру на духовых в славном городеОрске). Во-вторых, он попал в 84-й путейский батальон, в железнодорожные войска, а с большинством железнодорожных работ он с детства был знаком. Вырос на железнодорожной станции, да и дед его по матери, и почти все дяди работали на железной дороге. А в-третьих, он еще и попал на Дальний Восток- места романтические и далекие.

Про этот период своей службы Алексей Васильевич рассказывал немного, в основном о конфликте со старшиной учебной роты, где он проходил курс молодого красноармейца, да про проверку их части каким-то заслуженным, боевым комдивом.

Старшина учебной роты почему-то не любил именно военных музыкантов, считая их лоботрясами и бездельниками. Именно за принадлежность к этой группе военнослужащих и должен был страдать красноармеец Антонов. Но Алексей был в учебной команде одним из самых шустрых: быстро одевался и еще быстрее наматывал обмотки, так что довольно ловко уклонялся от старшинских каверз. Кроме того, отец оказался неплохо подготовленным спортсменом: он занимался атлетикой- смесью из бокса, борьбы и тяжелой атлетики. А при строительстве модных тогда акробатических пирамид был низовым, удерживая на себе гимнастов верхних уровней. Так что старшина впервые убедился, что и среди музыкантов могут быть нормальные солдаты.

А во время инспекции батальона легендарным командиром красноармеец Алексей Антонов то ли был в кухонном наряде, то ли исполнял стародавнюю солдатскую мудрость о том, что надо держаться подальше от начальства, но поближе к столовой.

Комдив же, прибывший с проверкой их батальона, решил появиться внезапно и зашел с тылу. Один, без свиты, закутанный в плащ-палатку, он проник в часть со стороны хозяйственного двора. Там он вступил в разговор с красноармейцем Антоновым и его напарниками по службе, которые его не признали и охотно поделились с ним сведениями о том, что в части ждут проверяющего и наводят марафет.

Внимательно выслушав солдат, начальник с удовольствием использовал факты, ими приведенные, в своей инспекции.

Но самой интересной оказалась судьба старшего из братьев Антоновых - Михаила.

К сожалению, мне не пришлось с ним не видеться, ни разговаривать, поэтому я его судьбу описываю в основном на основании сухих официальных армейских документов.

После смерти отца и матери Михаил некоторое время работал на элеваторе и в марте 1939 года был призван в Красную Армию, в царицу полей - пехоту.

Поначалу попал он в 844-й запасный стрелковый полк, располагавшийся в городе Ливны Орловской области, где он принялся осваивать воинскую специальность пулеметчика. Обучение продолжалось до февраля 1940 года.

Как известно 30 ноября 1939 началась не сильно популярная в советской историографии Советско- Финская зимняя война. Война шла трудно, были большие потери и в феврале 1940 года пулеметчик Михаил Антонов в составе лыжного батальона 150-й стрелковой бригады Петрозаводского направления прибыл в действующую армию. К сожалению, о его пребывание на полях боев этой войны сведениями я не располагаю, но одно знаю точно: в марте 1940 года финны осознали всю безнадежность своего положения и попросили советское правительство о заключение мира.

Так мой дядя Михаил выиграл свою первую войну.

Далее в его послужном списке написано, что с марта по декабрь 1940 года он является курсантом полковой школы 756-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии. Как я понимаю, стать курсантом военного заведения, если тебя уже призвали рядовым красноармейцем в армию можно, только если тебя перевели в учебное отделение, готовящее будущих сержантов. Видимо, красноармеец Михаил Антонов показал себя в боях с неплохой стороны, раз ему предложили выучиться на младшего командира (звания сержант тогда еще официально не было).

150-я стрелковая дивизия Красной Армии имела короткую, но легендарную историю участия в трех освободительных компаниях.

«Создана дивизия в сентябре 1939 года в Белоруссии. В сентябре-октябре 1939 года она принимала участие в освобождение Западной Белоруссии от польских панов. В декабре 1939 — марте 1940 года 150-я сд участвовала в советско-финской войне. 20 марта отправлена на перегруппировку, а 7-14 апреля 1940 года была погружена в эшелоны и отправлена в БОВО. В июне — июле 1940 года принимала участие в Бессарабской кампании».

Судя по всему, где-то в 20-х числах марта 1940 года красноармеец Михаил Антонов и вливается в ряды 150-й стрелковой дивизии. И уже в ее составе в июне- июле 1940 года участвовал во втором военном конфликте, где снова победил, освободив, как тогда говорили от боярской Румынии молдавские земли и самих молдаван. Так что за год с небольшим службы в рядах красной армии мой дядя Михаил Антонов значительно расширил границы СССР и освободил много новых советских граждан.

Карьера у него складывалась хорошо. В декабре 1940 года он успешно заканчивает учебу и получает вполне заслуженные треугольники в петлички, (что соответствует современному званию сержанта), и должность помощника командира взвода. Его переводят в штат учебной роты. Теперь он сам командует молодыми курсантами полковой школы 756-го стрелкового полка.

А в мае 1941 года он по рекомендации командования становится курсантом Харьковского пехотного училища. Перед ним открылась офицерская карьера в Красной Армии. Простившись с сослуживцами и подчиненными, Михаил Антонов покидает город Беляевка Одесской области и едет к новому месту службы и учебы в славный город Харьков.

Часть вторая

Как три брата-богатыря Злого Ворога одолевали, а сестрица- лебёдушка им в тылу помогала

1941

Итак, летом 1941 года младшие Антоновы: Вера и Владимир жили в Воронеже. Старший брат Александр Дубровский работал бухгалтером в Кантемировке, а два средних брата Михаил и Алексей находились в рядах Красной Армии. Михаил приступил к учебе в Харьковском пехотном училище, а Алексей проходил срочную службу в составе отдельного железнодорожного батальона. И поскольку этот батальон был переброшен на новую западную границу СССР в район города Львова, то первым с немецкими захватчиками встретился именно он – красноармеец Алексей Антонов.

22 июня, в воскресенье, в их подразделении с утра проводился военно- спортивный праздник. Намечался кросс по пересеченной местности и еще некоторые мероприятия. В 10 часу утра в небе показался самолет, который радостно приветствовали, считая, что видят в вышине сталинского сокола. Однако летчик оказался гитлеровским стервятником и их радости совсем не разделял, что и продемонстрировал, сбросив на ближайший городок несколько бомб.

Так в 84-м отдельном путейском батальоне 27-й железнодорожной бригады стало известно о начале войны. Музыка сразу была оставлена до тех пор, пока не замолчат пушки. Красноармеец Антонов был переведен из музыкантов в путевые обходчики.

В свое время отец на обычной карте европейской части СССР цветными фломастерами нарисовал для нас свой боевой путь, и в дальнейшем я буду использовать эту карту в своем рассказе.

Узнав о начале войны, командование 27-й ж/д бригады отправило свои части на запад, навстречу врагу. Столкновение с немцами произошло недалеко от города Перемышль (Пшемысль, теперь это территория Польши). Кстати, этот городок успешно отбили у немцев уже 23 июня, возможно, в этом была заслуга и воинов - железнодорожников. Повторно немцы сумели захватить этот городок только 27 числа. К тому времени они прорвали нашу оборону севернее Львова, и советским войскам в Перемышле грозило окружение.

Пришлось 27-й ж/д бригаде отступать. По ходу отступления взрывали станционные строения и мосты. Взрывали все в Пшемысле, в Стрые, на реке Днестр мост в Ходорове. Специальными крюками, которые тянул за собой паровоз, ломали шпалы, закручивали рельсы винтом, толовыми шашками взрывали пути, мосты, столбы.

"Идешь, - рассказывал отец,- по путям и через пятьдесят метров кладешь под рельс шашку. Отрезаешь шнур на полторы минуты и, пока ставишь следующую шашку, предыдущая рвет пути. К столбу тоже привяжешь шашку, и он после взрыва как карандаш ломается».

Короче, чтобы ничего гадам-фашистам не досталось.

У железнодорожных войск не было ни пушек, ни танков, ни авиации. Максимум, винтовки и пулеметы, а самым грозным их оружием были бронепоезда. Но время подобной техники прошло - им немало доставалось от самолетов противника. Они, правда, отстреливались из счетверенных пулеметов "максим", предназначенных для зенитного отпора, но малая скорость бронепоезда, по сравнению с самолетами, и предсказуемость его пути по рельсам сказывалась. Немец бросал одну бомбу на рельсы впереди поезда другую сзади, а потом методично с помощью коллег расстреливал обездвиженного стального исполина.

В результате вскоре многие железнодорожные батальоны мало чем отличались от обычных пехотных частей. Иногда иные командиры и пытались использовать их как пехоту, затыкая путейцами различные дыры в своей обороне.

Но все по порядку. После города Ходорова их маршрут пролегал через Тернополь, но оказалось, что немцы уже ждут их прямо на вокзале и с самыми недобрыми намерениями. Деятельность железнодорожной бригады немцам совершенно не нравилась. Немецкое командование распорядилось считать всех взрывающих железнодорожную инфраструктуру не солдатами, а террористами, как и партизан. И, соответственно, велело относиться к ним ни как к военнопленным, а как к бандитам и террористам, расстреливая на месте.

Поэтому маршрут 84-го ж/д батальона сворачивает на юг к городку Чортков. Выйдя из под удара, батальон задержался только в Хмельницке- на карте есть отметка о том, что там тоже взрывали мост через Южный Буг. Далее было беглое отступление к Белой Церкви, где тоже взрывали, как и в Боярке. К концу лета они добрались уже до Киева. В районе Фастово шли ожесточенные бои и солдатам- железнодорожникам опять пришлось сидеть в окопах и стрелять в немецкую пехоту из винтовок.

В Киеве их саперы ничего не взрывала, скорее всего, не было приказа. И это оказалось большой ошибкой советского командования. 23.08.1941-го года немцы с ходу захватили единственный исправный мост через Днепр севернее Киева, прорвались на восточный берег и образовали важный плацдарм. С севера Юго-Западный фронт обходили танки Гудериана, с юга Клейста. 15.9.41г. они соединились у Лохвица.

Потери Красной Армии были огромными, говорят, только в плен попало 655 тысяч человек.

Но вот красноармейцу Алексею Антонову повезло, он успел вырваться из этого котла.

Про первую переправу через Днепр советских войск не снято фильмов, не написано книг. Она ничем не знаменита, про нее не любят вспоминать командармы Красной Армии. А вот отец рассказывал мне про нее неоднократно.

Про то, как с группой сослуживцев вышел на крутой правый берег реки. Офицеры их батальона к тому времени как-то незаметно исчезли пару дней назад, команд никто не отдавал, в наряды не ставил, службу не спрашивал. Даже старшина с кухней тоже не показывался больше суток. И как им быть, и что им делать, они не знали, потому и двинулись бойцы самостоятельно. Шли пешком, шли на восток. Пока не добрались до широкой реки. По размерам сразу решили, что это Днепр. И вот перед ними открылось все великолепие реки - несколько сот метров водной глади, и далеко внизу левый берег, где фашистов вроде как быть не должно.

Сам- то красноармеец Антонов плавал отлично и в одиночку мог бы спокойно преодолеть реку, несмотря на то, что лето кончилось, и вода в сентябре в реке была весьма прохладной. Но как-то неловко было спасаться одному, без оружия, без товарищей, как потом доказывать, что ты не дезертир, что не просто шкуру свою спасаешь, а организованно осуществляешь отход на новые рубежи обороны.

Кроме воинов железнодорожников выходили к реке и другие солдаты, и даже командиры из чужих воинских частей. Берег постепенно заполнялся людьми, которые не знали, что делать и куда идти. Все они, наверное, думали, что вот-вот придет какой-нибудь большой начальник и все организует: и их переправу, и их спасение. Однако решительные командиры все не появлялись, а те, что приходили, сами не знали, что им делать. Недалеко от солдат-железнодорожников вышел на берег какой-то ротный политрук. Но вместо отдачи организационных команд он огляделся, достал из кобуры пистолет и, видимо, в приступе отчаянья выстрелил себе в висок.

Красноармейцы - железнодорожники подошли к нему посмотреть и стали решать, что с ним делать. Забрали документы- сдать начальству, когда оно появится, пистолет- на всякий случай, да заодно сняли и добротные офицерские хромовые сапоги. Политруку они уже не нужны, а им долго еще придется отступать с такими командирами.

Канонада на западе усиливалась, берег заполнялся солдатами, солнце перевалило за полдень. И тут красноармейца Антонова осенила простая мысль. Он обратил внимание на находившуюся поблизости шахту. Под небольшим углом в гору, словно в нору, была проложена узкоколейная железнодорожная ветка. Видимо по ней гоняли в шахту вагонетки. Алексей поделился идей с сослуживцами, и они приступили к работе. В шахте оказался необходимый инструмент, а навыки у них были свои, недаром же они железнодорожники. Разобрав часть узкоколейки, бойцы взяли несколько шпал и спустили их к воде, где и сколотили себе из них несколько плотов. Три шпалы вдоль, две - поперек, для связки, грести можно и совковыми лопатами вместо весел.

Вот на таком плоту бойцы 84-го путейского батальона и преодолели Днепр широкий. Организованно и с оружием. Когда они уже с левого берега взглянули на великую реку, то увидели, что ее гладь усеяна их последователями. Таких шикарных плотов уже никто не строил, все спешили, да и навыков не было, но от узкоколейки остались только рельсы. Зато несколько десятков или даже сотен советских бойцов спаслись от немецкого плена.

На ближайшем привале, уже в относительной безопасности, стали решать, что делать с наследством застрелившегося политрука. Документы хранить доверили сержанту, пистолет тоже кто-то взял, а сапоги, оказались маломерки- 40 размер, и подошли только красноармейцу Антонову. Он охотно сбросил свои уже сильно поношенные ботинки с обмотками и надел щегольскую кожаную обувку.

Эти сапоги вызывали немало завистливых взглядов других солдат и сержантов. У офицеров возникали вопросы, почему красноармеец обут не по уставу. Пришлось Алексею Антонову сменять их на обычные кирзачи. Дали ему новенькую пару, да еще спирта и консервов в придачу. А в хромовых сапожках стал щеголять ротный старшина, ему про офицерские сапоги вопросов не задавали.

Видимо, догнали воины-железнодорожники свой путейский батальон уже в районе Бахмача, где на отцовской карте опять появляется отметка о проведенных взрывах.

Затем были Льгов, Курск и путь батальона резко сворачивает на юг- на Белгород, Люботин и на Харьков.

Кстати, именно там, в Харькове, в это время учился в пехотном училище на офицера его старший брат Михаил. Настоящий романист обязательно бы дал братьям встретиться, но я пишу не роман, поэтому ничего выдумывать не буду. Вряд ли братья догадывались, что находятся недалеко друг от друга. Да и, скорее всего, с приближением фронта училище вместе с личным составом было эвакуировано вглубь страны.

Александра Дубровского тоже призвали в ряды вооруженных сил на героический Черноморский флот. К сожалению, мне пока не известно, на каких кораблях он выходил в море и в каких боевых операциях участвовал. Поэтому фантазировать не будем.

Верочке Антоновой в 1941-м году исполнилось 15 лет, и она училась на химика в ФЗУ при воронежском заводе СК-2(Синтетического каучука). С началом войны все училище вместе с заводом решено было эвакуировать.

7 ноября 1941-года их посадили в поезд и повезли на восток. Ехали в теплушках, без всяких удобств, не помыться, не постираться, часто голодные и почти все время холодные.

Эшелон шел медленно и очень долго. Не один месяц. Сначала планировали остановиться в Уфе, но там от эшелона с «фабзайцами» отказались. Пацаны и девчонки все еще сидели в вагонах и колесили по Уралу. И только в Свердловске на легендарном «Уралмаше» их, наконец-то, приняли. И случилось это в марте 1942 года! За время путешествия ребятишки изрядно оголодали, обносились и намерзлись, возможно, даже завшивели- ездили- то всю зиму в дощатых теплушках.

На «Уралмаше» в химиках не нуждались. По крайней мере, в таком их количестве. Профиль у завода был другой, там делали танки, пушки и другую продукцию, и все из металла, а не из каучука. И Вере Антоновой, как и многим другим, пришлось переквалифицироваться. Ее определили в приемосдатчики. В обязанности юной заводчанки входило принимать и отправлять вагоны с заводскими грузами. Что она и делала и днем и ночью, и в любую погоду. Всю войну.

Владимиру Антонову, младшему из братьев, в 1941 шел семнадцатый год. К началу войны он уже окончил ремесленное училище и был направлен на Воронежский авиазавод.

После начала боев, в октябре 1941-го года, завод было решено эвакуировать на Восток. Эшелоны с техникой и людьми пригнали под Куйбышев в Безымянку, где еще до войны с 1940 года закладывались новые цеха для производства боевых самолетов.

Условия труда были тяжелейшими. Первым делом устанавливали станки и только потом вокруг них возводили стены цехов и крыши над головой. И лишь в третью очередь думали о рабочих, о том, где и как они будут жить. Говорят, в Безымянку к 1943 привезли 250 000 человек. Жилье вроде строили, но это была капля в океане. Рабочих все равно не хватало. Потому смены на производстве были по 12-16 часов, спали часто на рабочем месте. Было голодно и холодно.

1942г.

Однажды я спросил отца, как он встречал новогодние праздники во время войны.

Зиму 1942 года, по его рассказу, он встречал на Украине в районе Харькова.

Под Москвой шло зимнее наступление советской армии, а на Украине фронт стабилизировался, и красноармеец Алексей Антонов весь день 31 декабря провел в дозоре, чуть ли не на нейтральной полосе. Было холодно, он страшно продрог и замерз. Вечером его сменили, и в землянке налили стакан водки. Он выпил, поужинал, прилег у печки и проснулся уже утром 1 января Нового 1942 года.

В этом году всех ждали испытания не меньшие, чем в минувшем.

Где-то на берегу Черного моря находился старший брат Александр Дубровский. Его военно-морская эпопея продолжалась до середины 1942 года и закончилась тяжелым ранением. После госпиталя он был списан с флота, то ли кораблей уже не было для такого количества матросов, суда- это же не танки и не самолеты, их быстро не построишь, то ли Александр по здоровью уже не годился для походов в море. Но для сухопутных войск он вполне еще подходил, и бывший моряк стал учиться на танкиста. К сожалению, нет у меня никакой информации, какой танк он освоил, в какой должности и в какой части он готовился воевать.

Курсант Михаил Антонов в январе 1942 окончил учебу в Харьковском пехотном училище. Ему присвоили звание лейтенанта и направили в город Чирчик, где он стал слушателем курсов «Выстрел» для офицерского состава Красной Армии.

По окончании этих курсов его направляют в действующую армию в 299-й стрелковый полк 29-й стрелковой дивизии. Дивизия дислоцировалась и формировалась в городе Акмолинске Казахской ССР.

В первых числах апреля 29-ю стрелковую дивизию погрузили в вагоны и повезли в Тульскую область. Видимо, советские военачальники ожидали повторный натиск немцев на Москву.

До начала мая бои под Харьковом были в основном местного значения. Противники накапливали силы. 12 мая началась Харьковская операция Красной Армии.

27-я железнодорожная бригада, в которой служил красноармеец Алексей Антонов, находилась во втором эшелоне и ждала, когда наши войска продвинутся вперед и освободят новые города и железнодорожные станции, где можно было бы приступить к починке освобожденных путей, мостов и прочей дорожной инфраструктуры.

За пять дней наши войска добились некоторых успехов, но 17-го мая немцы начали свое контрнаступление.

В тот день красноармейцу Алексею Антонову старшина роты предложил, как опытному солдату и шустрому парню, сходить в ближайшую деревню с целью разжиться продуктами у местного населения. Дабы разнообразить их скудный армейский рацион. Алексей с еще двумя сослуживцами покинули расположение части и тем самым неожиданно спасли свои жизни. Не успели они пройти и половины пути, как над заросшей леском лощиной, где располагался среди прочих советских частей и их путейский батальон, появились самолеты "Люфтваффе" и устроили там погром. Какие уж тут продукты, когда не знаешь, куда и кому их нести. Но и сразу возвращаться туда, куда десятки вражеских самолетов сыпали свой смертоносный груз, они тоже не спешили, затаились в кустах, ожидая конца авианалета. А вскоре из леска, который бомбили немцы, показались бегущие бойцы нашей армии. Сначала одиночки, а потом группы по два-три и более человек. На все вопросы они кричали, что-то о немецких танках, прорыве и окружении...

В общем-то, беглецы не сильно преувеличивали. Были и прорывы немецких танков и окружения. Контрнаступление гитлеровцев было стремительным и успешным, только в плен по итогам Харьковской операции попало около 600 000 советских солдат и офицеров.

У красноармейца Антонова Алексея тоже была возможность разделить их судьбу. Видимо, именно в то лето он тоже однажды чуть не попал к немцам в плен. Об этой истории он рассказывал не уточняя дат, но теперь я склонен считать, что относится она, скорее всего, к лету 1942 году, когда пленных у немцев было так много, что они иногда даже не считали их нужным брать.

Со слов отца история эта развивалась следующим образом: несколько воинов-железнодорожников мужественно отступали по пыльным шляхам Украины. Было их человек семь, и они тогда выходили из очередного окружения. Вдруг на своем пути они увидели двух немецких солдат, что-то делавших на дороге. Дружно подняли красноармейцы свои винтовки и, направив на врагов, даже предложили им сдаться посредством «Хенде хох!» Но немцы вместо того, чтобы испугаться, заулыбались и что-то залепетали по-своему. Кто-то из красноармейцев даже передернул затвор и собрался прицелиться…

И тут за спинами наших бойцов раздались аплодисменты. В ладоши хлопал немецкий офицер, появившийся из придорожных кустов, высокий, красивый в новенькой, отлично подогнанной форме. Наши бойцы и его бы взяли в плен, да вот незадача, за его спиной веером появилось еще полтора десятка здоровенных фрицев с автоматами наизготовку.

Скорострельность немецкого "МР-40" значительно выше, чем у винтовки Мосина, и советские бойцы поняли у кого здесь реальное преимущество. Немцы были и спереди, и сзади, их было больше, они были лучше вооружены. Разоружив противника, гитлеровцы построили наших солдат и заставили их раздеться до исподнего. Видимо, это был отряд диверсантов, нуждавшихся в советской военной форме, но в тоже время, не желавших связываться с обременительными для них пленными, требующими присмотра. Хорошо, что они не расстреляли наших бойцов, считая, видимо, что деморализованные, полуголые советские солдаты не пойдут искать свою часть, а разбредутся по домам.

Алексею Антонову опять повезло больше других. При его невысоком росте, отцовское галифе никому из рослых немецких десантников не подошло, и они отбросили брюки отцу, отобрали у него только гимнастерку. Другие советские солдаты продолжили свой путь в исподнем.

В отцовском военном билете есть запись, что с мая по сентябрь 1942 года он был стрелком 42-го стрелкового полка. Я думаю, что эта запись была сделана в послевоенное время в военкомате с его же слов. Вряд ли он пытался кого-то обмануть или ошибся. Но согласно интернет сведениям, выясняется, что 42-й стрелковый полк как боевая единица существовал до 2 июня 1942 года. А потом был отправлен на переформирование. Я думаю, что пока бойцы растерзанного под Харьковом 42-й стрелкового полка отступали на восток, вместе с ними отступал и красноармеец- железнодорожник Антонов Алексей, (возможно с той же бесштанной командой).

2 июня 1942 года стрелковый полк вышел на сборный пункт для отступающих частей к Замуловке и был отправлен на переформирование. А красноармеец-железнодорожник Антонов А.В., согласно соответствующей записи в военном билете, направлен в свою железнодорожную часть.

Последние отметки о произведенных взрывах на отцовской карте находятся у городков Шевченково Харьковской области и у города Изюм. Дальше красноармеец Антонов уже ничего не взрывал.

Согласно же сведениям, найденным мной в интернете, «… с мая 1942 года по июль месяц отступающая 27-я отдельная железнодорожная бригада ведет заградительные работы в районе Купянска, Валуек, Алексеевки, Лисок, Старого Оскола».

Кое-что подтверждается настоящими документами военной поры. На сайте «Память народа», где публикуются сведения в основном о погибших и пленных наших бойцах, я вдруг обнаружил удивительный документ. В нем говориться:

«28.07 1942 г. при отходе с ж.д. участка Валуйки- Штормово после произведства заградительных работ пропал без вести Антонов Алексей Васильевич 1921 г.р. призванный Орским ГВК, красноармеец 27-й ж-д бр. бригады.»

«Однако!»- подумал я, отец никогда не рассказывал, что он пропадал без вести.

Продолжая изучать документ, еще раз удивился. Извещение это, о пропавшем без вести солдате должны были отправить в Орск на Мелькомбинат отцу Антонову Василию Степановичу, человеку, который не только никогда не жившему в Орске, но еще и умершему в далеком 1936 году.

Видимо, отец решил своей возможной гибелью на войне никого не расстраивать.

Продолжая изучать документ далее, я удивился, насколько он велик. В списке почти 650 человек, это же целый батальон солдат. И это только в одной бригаде. Как такое может быть? Я нахожу только одно объяснение: пока штаб бригады располагался в Валуйках Белгородской области, 84-й путейский батальон был в районе станции Штормово Ворошиловградской области. Между ними десятки километров. Когда немцы в очередной раз прорывают нашу оборону, стремясь на Кавказ и к Сталинграду, бригада потеряла связь со своим батальоном, и весь личный состав теперь считается пропавшими без вести. Бригадные писари составляют соответствующие списки.

Вот так и получается, что одним махом пропадали без вести целыми подразделениями наши бойцы.

После истории под Штормово, где красноармейца Антонова потеряла бригада, он отступал к Миллерово, где снова он и его сослуживцы попали в окружение, причем, настолько серьезное, что уже и батальонные начальники куда-то исчезли. Так что, рядовым солдатам пришлось выходить из котла самостоятельно.

Их группа долго ходили там по кругу, надеясь найти «дырку» в немецких позициях, через которую можно было бы выйти к своим. Пытались идти то к Вешенской, то к Калачу. Уйти незаметно для врага получилось на юг.

Сколько на их пути попалось опустевших городков и поселков. Ни советских войск там уже не было, ни советской власти. Люди либо ушли, либо таились по домам в ожидании прихода немцев. Пусто. Где магазины и склады были разграблены, где ничего не было тронуто. В одном из городков солдаты обнаружили и вскрыли магазин спортивных товаров, забрав себе несколько велосипедов. Естественно, после этого немцы, пытавшиеся их догнать, заметно отстали.

Как раз тем летом 1942 встал вопрос о судьбе железнодорожных войск, поскольку в связи с летними неудачами наших войск высокопоставленные командиры отступающих фронтов часто пытались использовать их как обычные стрелковые подразделения. Но командующий железнодорожных частей сумел убедить самого Сталина, что нельзя разбрасываться ценными кадрами, которых никто не сможет заменить при наступлении. В результате совещания решением ставки железнодорожные войска были сохраны.

Окончательно оторвавшись от немцев, но не найдя и своего начальства, воины-железнодорожники в своем солдатско-сержантском коллективе стали решать, куда им податься. Дороги было две: на юг и на восток. Красноармеец Лешка Антонов сказал, что на востоке, в Сталинграде, куда все больше откатывались советские войска, и в мирное-то время было голодновато, а на юге, на Кавказе, прокормиться всегда было проще. К его мнению, человека бывалого, прислушались. И пошла их группа на юг. Вот в результате этого гастрономического решения судьба и развела товарищей отца с их 84-м отдельным путейским батальоном, который в составе 27-й отдельной железнодорожной бригады тем временем отходил именно к Сталинграду, где потом принимал активное участие в его героической обороне.

Пока красноармеец Алексей Антонов совершал свой анабазис от Харькова до северного Кавказа, его старший брат лейтенант Михаил Антонов находился в рядах 29-й стрелковой дивизии.

6 июня 1942 г. дивизия стояла в Можайском районе Московской области. Но в виду ухудшения положения наших войск после неудач под Харьковом и прорыва немцев на южном направлении, дивизию снова погрузили в вагоны и повезли на юг.

К 20 июля 1942 составы остановились и выгрузились на станции Джутово в Сталинградской области. 299-й стрелковый полк начал готовить себе позиции у станицы Верхне-Курмоярская. В сводке по дивизии начальника штаба написано, что артиллерии не хватает снарядов всех калибров.

Уже 21 июля дивизия вступила в первые бои с немцами. Оборонительные бои продолжались до 3-го августа, а потом дивизия начала отход на восток. 9 августа она возле хутора Верхне-Кумский, 12 августа у хутора Громославка. Затем ее полки отводят в резерв. Но в резерве были недолго, уже 18 августа дивизию отправили затыкать очередной прорыв немцев у совхоза имени Юркина. Однако отбросить немцев не удалось. В боевой сводке дивизии за 20 августа так и написано: «299-й сп вел ожесточенные оборонительные бои». В сводке за 23 число после информации об уничтожении «до 800 солдат и офицеров противника» честно написано: «В результате больших потерь 1-й стр. батальон расформирован, а личный состав влит во 2-й батальон». В сводке за 24-е августа говорится, что впервые окопы 299-го полка были обстреляны зажигательными минами с белым фосфором. По отчету о потерях к 28 августа дивизия недосчитывала убитыми, ранеными, пропавшими без вести около 2800 солдат и командиров.

После нескольких дней затишья, когда бойцы 299-го стр. полка упорно окапывались, 29 августа произошло событие, о котором, возможно, не подозревал и сам лейтенант Михаил Антонов.

Исследуя в очередной раз интернет, я вдруг обнаружил интереснейший документ:

https://pamyat-naroda.ru/heroes/memorial-chelovek_donesenie3517126/ согласно которому:

«Антонов Михаил Васильевич, лейтенант, командир роты, кандидат в члены ВКП(б), дом. адрес Воронежская обл., г. Грязи, ул. Советская, д.27, 1912 г.р. Пропал без вести, в Ворошиловском районе Волгоградской области, Абганеровский с\с, в районе ст. Абганерово».

Самое интересное, что согласно журналу боевых действий 29 августа 1942 года 299-й стр. полк в боевых действиях активного участия не принимал, а упорно окапывался. И даже 30 и 31 августа никаких сведений о боях в журнале нет. А вот после 31 августа ведение журнала боевых действий полка неожиданно прекращается и возобновляется только 1 октября 1942г. Полковому писарю было явно не до ведения боевой летописи части.

Скорее всего, главные события произошли немного в стороне от позиций 29-й стрелковой дивизии. Согласно боевым картам от 29-31 августа 1942 года катастрофа произошла у соседей слева.

Немецкие моторизованные части смяли оборону 126-й стрелковой дивизии и оказались в глубоком тылу 208-й и 29-й советских дивизий. Буквально у них за спиной. Согласно официальным источникам существует менее радужная картина конца августа:

«Особенно тяжёлый бой дивизия приняла 30.08.1942 года, будучи рассечённой, потерявшей связь с командованием, частично окружённой».

Становится понятно, что командование опять потеряло свои полки и всех, о ком не было сведений, тут же записывало в «пропавшие без вести». Так, видимо, и произошло с лейтенантом Михаилом Антоновым. Один ли он потерялся, или вместе со всей своей ротой, сейчас рассказать некому.

«Разрозненные подразделения дивизии к 31.08.1942 года вышли на южную окраину Сталинграда».

Начались тяжелейшие оборонительные бои. В одном из них в сентябре 1942 года впервые на этой войне был серьезно ранен лейтенант Антонов М.В. Характер ранения мне пока не известен, а выдумывать я ничего не буду.

Месяца полтора- два он пролежал сначала в дивизионном медсанбате, затем в военном госпитале №1268 в городе Саратове. После лечения он вернулся в тот же 299-й стрелковый полк на ту же должность - командира стрелковой роты.

Судя по всему, он успел попасть как раз к самым важным событиям битвы за город на Волге.

«20.11.1942 года в 14 часов 20 минут 29-я стрелковая дивизия пошла в наступление, участвуя в окружении немецкой группировки под Сталинградом».

Александр Дубровский, уже будучи танкистом, осенью 1942 года тоже наверняка участвовал в битвах на юге нашей страны, может, под Сталинградом, может, на Северном Кавказе. Достоверными сведениями я пока не владею. Но со слов его сестры Веры Васильевны Рашевой (Антоновой), танкистом он воевал недолго. Вскоре он был серьезно ранен и длительное время находился на излечении.

Тем временем младший из братьев – красноармеец Алексей Антонов- с группой сослуживцев шел на юг. Шли солдаты-железнодорожники степными дорогами до города Пролетарска. И уже оттуда их путь строго совпадает с железнодорожными путями на Сальск и Тихорецк. Видимо, где-то на этих перегонах они попали на очередной сборный пункт Красной Армии, и их, согласно записям в военных билетах, отправили в ближайшую железнодорожную воинскую часть. Теперь это была доблестная 1-я гвардейская ж-д бригада. И уже в ее рядах они продолжили отступление на Армавир, Минводы, Беслан и Орджоникидзе.

В боестолкновениях воины-железнодорожники участвовали уже реже, но под Грозным Алексей Антонов чуть не попал в очередную переделку. Его поставили охранять нефтебазу. А тут, как специально, прилетели немецкие самолеты и начали бомбить. Алексей представил, что с ним будет, если хотя бы одна немецкая бомба упадет на охраняемую им территорию. Он уж было собрался «отступить» от взрывоопасного объекта в ближайший населенный пункт, как вдруг заметил, что немцы бросают бомбы именно на все вокруг нефтебазы, но стараются не попасть в цистерны с горючим. С точностью, надо заметить, у немецких летчиков все было в порядке. Алексей сообразил, что запасы горючего немцы явно берегут для себя, надеясь их захватить, а уничтожают именно охрану. Так что выгоднее было не покидать свой пост и оставаться возле цистерн, в относительной безопасности пережидая бомбежку.

Грозный немцы так и не взяли и до охранявшихся красноармейцем Антоновым цистерн так и не добрались.

На Кавказе немцы уперлись в горные хребты, через которые никак не могли вырваться на оперативный простор. Фронт стабилизировался, и 1-ю гвардейскую железнодорожную бригаду отправили в Закавказье. То ли на переформирование, то ли собирали силы, предупреждая возможное выступление Турции на стороне фашистской Германии. Бригада переехала в дагестанский Буйнакс и через Баку, Тбилиси, Ереван прибыл в Джульфу, на границе с Ираном. Однако, Турция, увидев бравых гвардейцев-железнодорожников на сопредельной стороне, на СССР нападать не решилась.

Под Сталинградом забурлил «котел», и 1-я ж/д бригада была переправлена в Орджоникидзе, откуда и начался ее освободительный поход на запад.

В сражении за Сталинград лейтенант Михаил Антонов поучаствовал еще около месяца - полутора. В декабре 1942 года его снова ранили. На этот раз, видимо, серьезно, поскольку лечили его уже не в Саратове, а далеко от всех фронтов в госпитале №26042, в подмосковном городе Люберцы. Да и лечиться ему пришлось уже четыре месяца до апреля 1943 года.

Вот такова была доля пехотинца на этой войне. Месяц, другой боев на фронте и- в госпиталь. Это если повезло, что не убили.

1943

После ранения старший из братьев Александр Дубровский, видимо, оказался негоден для службы в полевых войсках армии. А, может, еще была какая-то для этого причина. Но внезапно он продолжил свою службу уже в рядах СМЕРШа- организации, предназначенной для борьбы с диверсантами, шпионами и прочими противниками советской власти. Войсковой СМЕРШ как раз и создали в апреле 1943 года. И ведь что интересно, в 1938 году Александр сам некоторое время был под подозрением у карательных органов СССР, а тут вдруг такое доверие со стороны тех же органов. Не только не преследуют, а еще и взяли в свои ряды. Не удивлюсь, если вдруг выяснится, что дядюшка мой был еще и членом ВКП(б) в то время.

Еще один из нюансов его карьеры я никак не могу пока выяснить: когда и как он успел получить офицерское звание. Но есть основание считать, что в 1943 году он был уже как минимум лейтенантом.

Так что новый 1943 год на боевом посту встречал из всех братьев только красноармеец Алексей Антонов. И встречал он его, вытаскивая сапоги из северо-кавказских суглинков и жирных кубанских черноземов, в попытке догнать убегающих немцев.

После того, как кольцо вокруг немецкой 6-й армии под Сталинградом захлопнулось, и даже хваленый Манштейн не смог пробиться к ней на помощь, выяснилось, что вся немецкая группировка на северном Кавказе тоже находится под угрозой окружения. И тогда немцы сами решили отступать к Дону, чтобы там построить новую линию обороны и дождаться весны.

Зима 1943-го года запомнилась отцу еще и сбитыми самолетами. Поля Кубани были усеяны десятками или даже сотнями искореженных фюзеляжей. Именно в это время в небе над северным Кавказом произошли крупнейшие воздушные сражения. Сталинские соколы заклевали германских орлов. С этого времени превосходство в воздухе было уже на стороне Красной Армии.

Освобождение северного Кавказа происходило быстро. 5.01.1943 года освободили Прохладный, 11-го января- Пятигорск, 21-го числа - Невинномысск, 23-го января Армавир. Неделю потоптались перед станцией Тихорецк, освобожденной 30 января. А 11 февраля 1943 года наши войска вошли в Ростов-на-Дону. А вот дальше немцы уперлись изо всех сил, и бои с ними приняли позиционный характер.

Изменился в связи с наступлением и характер обязанностей гвардии красноармейца Антонова Алексея. Если раньше ему приходилось много взрывать и крушить железнодорожную инфраструктуру страны, чтобы она не досталась врагу, то теперь он с сослуживцами наоборот должен был ее восстанавливать после того, как ее разрушили отступающие немцы. Ему с товарищами приходилось все чаще чинить пути, мосты, стрелки, семафоры. Постепенно он освоил саперные премудрости специализировавшись на обнаружение и снятие вражеских мин.

В апреле 1943 года лейтенант Михаил Антонов, наконец, выписался из подмосковного госпиталя и снова был отправлен в действующую армию. Теперь волею судьбы и решением кадровиков он был направлен в 216-й стрелковый полк 76-й стрелковой дивизии, где занял привычную для себя должность командира стрелковой роты. Дивизия была новенькая, формировалась на основе стрелковой бригады из Туркмении. Сначала она числилась за Резервным фронтом, но вскоре была передана в состав Западного фронта и в конце мая была переброшена в Юхновский район Смоленской области.

А тем временем в судьбе младшего из брата Алексея Антонова произошло важное событие.

«Антонов Алексей Васильевич, гвардии красноармеец, путеец 13 эксплоатационной жел. дор. роты 1 гвардейской железнодорожной бригады представляется к правительственной награде: «Медали за боевые заслуги».

И краткое описание подвига:

«Находясь на дежурстве, в должности путеобходчика, на 708 км участке Синявская- Морская, гвардии красноармеец Антонов А.В. в ночь с 14 по 15 июня, несмотря на интенсивный артиллерийский огонь и минометный обстрел ж.д. линии, обнаружил уширение пути и три лопнувших рельса. Зная, что со станции Синявская на переднюю линию фронта следует наш бронемотовоз, красноармеец Антонов принял энергичные меры к задержанию боевой единицы, чем предотвратил неминуемую аварию и срыв боевого задания. Авария бронепоезда не произошла, вследствие бдительности, находчивости, мужеству и отваге красноармейца Антонова А.В.»

Вроде бы здорово, вполне заслуженная награда. Но есть еще один документ, согласно которому приблизительно в те же майские дни 1943 года гвардии красноармейцу Антонову А.В. была вручена медаль за номером № 326386. Но, вот только называлась она «За отвагу». Такая неожиданная путаница. То ли что-то не так с записями в архивах, либо в течение недели отца успели наградить дважды разными медалями. Что мне кажется маловероятным. Но точно известно, что медаль «За отвагу» он получил и носил на груди. Есть даже фотография, где на груди у него видна эта медаль.

Отец рассказывал, что его медаль была первой в роте. Колодка у нее была еще старого образца – в виде маленького прямоугольника, а не в виде пятиугольника, как у современных медалей.

Командир роты сильно обрадовался награде своего бойца и вместе с ним и еще двумя «завесками» «отметил» это событие. А ротный политрук велел для каких-то своих отчетов срочно принять гвардии- красноармейца Антонова А.В. в комсомол. Как это, первый награжденный в роте и вдруг беспартийный. Нехорошо!

Вскоре вполне заслуженную награду получил и лейтенант Михаил Антонов. 4-го августа 1943 года ему была вручена «Медаль за оборону Сталинграда». Сведения об этой награде я тоже обнаружил на сайте «Подвиг народа».

Тем временем в июле 1943 начались кровопролитная битва на Курской дуге. А после ее удачного окончания и на других фронтах наша армия перешла в наступление.

«Утром 28 августа части 76 стрелковой дивизии после мощной 85-минутной артиллерийской и авиационной подготовки перешли в наступление. Сломив упорное сопротивление противника и отражая его яростные контратаки, к исходу дня они продвинулись на 9 км в глубь его обороны и вышли на рубеж дер. Обуховка. Здесь бои носили кровопролитный характер.

Преследуя противника, части 76-й дивизии двигались к г. Ельня и к исходу дня 29 августа вышли к реке Угра. В эти сутки они прошли с боями до 15 км. 30 августа части 76-й стрелковой дивизии окончательно сломили сопротивление врага и к исходу дня овладели г. Ельня.

В ознаменование этой победы приказом Верховного Главнокомандующего от 31 августа 1943 г. 76-й стрелковой дивизии вместе с другими соединениями было присвоено почетное наименование «Ельненская». После овладения г. Ельня дивизия встретила заранее подготовленную оборонупротивника на рубеже Бол. Тишово, Мал. Тишово.

Пополнив личный состав, материальную часть и пройдя соответствующую подготовку, части дивизии 14 сентября 1943 г. перешли в наступление и, прорвав передний край обороны, успешно продвинулись вперед».

Далее свой славный боевой путь 76-я дивизия продолжила уже без лейтенанта Михаила Антонова, поскольку он снова был ранен и снова оказался на излечении. На этот раз в госпитале №4602 в старинном русском городе Гжатске. Вот такой была судьба пехотных офицеров: два месяца боев до ранения в обороне и не более одного месяца жизни при наступательных операциях.

Пролежал в госпитале мой дядя Михаил до января 1944 года.

Тем временем его брат Алексей принимал участие в разминирование немецких минных полей в районе Таганрога. Город был освобожден 30 августа 1943. Саперам 1-й гвардейской ж/д бригады пришлось изрядно потрудиться, прежде чем они могли двинуться дальше.

«… в конце лета 1943 года железнодорожные батальоны встретились с массовыми минными заграждениями. Так, например, было в районе р. Северский Донец, по рекам Миус и Самбек, где железнодорожные участки раньше пересекались передним краем обороны. Мины устанавливались немецкими саперами ранней весной и к лету заросли травой и бурьяном, что усложняло поиск мин. Вот в таких сложных условиях пришлось действовать минерам 1-й гвардейской, 15, 23, 29 и 46-й железнодорожных бригад.

Особенно сжатые сроки были установлены для ликвидации минных полей у моста через р. Самбек. Его восстановление задерживало движение поездов на всем участке. Поэтому для его разминирования были выделены миноподрывные взводы сразу четырех батальонов 1-й железнодорожной бригады...

Саперы вели поиск мин, продвигаясь ползком или на коленях, ножами и ножницами вырезая высокую траву, и затем щупали, проверяли каждый квадратный дециметр площади. Попытка выжечь растительность не удалась. Неэффективными оказались и приемы массового обезвреживания минного поля — боронование, прокатывание катками. Применению миноискателей тоже мешала все та же высокая и густая растительность. Организация работ была несложной. Каждый взвод для разминирования получал свой район, а во взводах каждой паре минеров нарезались полосы в 2–3 м. Таким способом в течение 6 дней у моста было снято 4 тыс. мин. Уже в ходе разминирования начались восстановительные работы на мосту. Но в этот период минеры 1-й гвардейской бригады потеряли 18 саперов».

Отец рассказывал мне об этом разминировании задолго до того, как я обнаружил этот текст в интернете, еще в конце 80-х. Следовательно, он был очевидцем этих событий и даже участником.

Освобождая Украину, саперы 1-й гвардейской ж/д бригады разминировали городок Пологи, а в октябре приступили к отчистке от мин города Запорожье.

Добравшись до реки Днепр, наши войска на юге Украины перешли к обороне. Основное сражение должно было состояться севернее. Планировалось наступление на Киев, которое успешно было проведено в ноябре 1943 года.

Так что Новый 1944 Год гвардии красноармеец Антонов А.В. встречал у города Запорожье, на Украине.

1944

1944 год смершевец Александр Дубровский наверняка тоже встречал на Украине. Судя по рассказам его сестры Веры, именно там он занимался борьбой с фашистскими недобитками, бывшими полицаями и прочим бандеровским сбродом.

Его брат лейтенант Михаил Антонов в январе 1944 года выписался из госпиталя и уже 15 числа был назначен на должность командира учебного взвода автоматчиков в запасном полку 3-го Белорусского фронта. Похоже, что даже после излечения состояние здоровья молодого (всего-то 25 лет!) лейтенанта Антонова не позволяло ему участвовать в боях. Зато он вполне мог передавать свой богатый боевой опыт будущим сержантам - пехотинцам.

А младший из воюющих братьев гвардеец Алексей Антонов продолжил освобождать Украину. В феврале 1944 года он снимал мины в городе Апостол, а в конце марта наши войска освободили Николаев, и 1-я гвардейская железнодорожная бригада принялась за ремонтные работы в этом городе. Отец там снова искал и снимал немецкие мины. В апреле 1944 года наши войска освободили от немцев и румын красавицу Одессу. И этот город был густо усеян взрывоопасными «подарками» врага. Рассказывая об этом городе, Алексей Васильевич говорил, что одесситы были особенно благодарны и радушны к саперам, извлекавшим взрывоопасные предметы в их домах.

Но похоже, что на этом моменте железнодорожная эпопея гвардии красноармейца Алексея Антонова заканчивается. Дальше на его карте нет отметок о разминированных железнодорожных станциях, и его боевой путь уже не всегда совпадал со стальными магистралями нашей страны.

Возможно, это связанно с тем, что именно в это время он оказался в штрафной роте. Попал он туда по пьяному делу, по глупости. Сидел он как-то в теплушке своего ремонтного поезда и мирно выпивал со своими боевыми товарищами. Отмечали какое-то хорошее событие. А тут, как назло, нарисовался молоденький малознакомый младший лейтенантик и стал приставать к отдыхающим путейцам. Стал чего-то от них требовать и придираться. И по всему было видно, что и сам-то летеха был выпивши. Красноармеец Антонов Алексей, воевавший уже третий год, с ним поругался сначала словесно, а когда тот стал угрожать, не выдержал и звезданул младшего лейтенанта по голове котелком с остатками спиртом.

Делу дали ход. Красноармейца Антонова А.В. признали виновным в нарушении воинской дисциплины и в драке, но вместо тюрьмы отправили в штрафную роту.

Так что, возможно, уже в ее составе отец попал в Белоруссию. Конечно, он мог там оказаться и со своей ж/д бригадой, но бригада переезжала с места на место по железной дороге, а вот про это свое перемещение в Белоруссию отец рассказывал, как о многодневной поездке на грузовиках.

Потому я и делаю вывод, что с ж/д войсками он уже расстался.

Везли их практически без остановок. Солдаты и ели, и спали сидя в кузовах полуторок. За эти несколько дней они проехали всю Украину с юга на север и в конце пути оказались уже в западно- белорусском городке Кобрин.

Городок был освобожден советскими войсками 20 июля 1944. Из Кобрина они направились на запад к Бресту.

А тем временем в судьбе лейтенанта Михаила Антонова произошло важное событие. В июне 1944 он удостоился очередной награды. Информацию об ордене я тоже обнаружил на сайте «Подвиг народа».

Из наградного листа:

«Тов. Антонов Михаил Васильевич за время работы в Учебном батальоне в должности командира взвода показал себя волевым, энергичным и инициативным офицером. С работой справляется хорошо и относится к ней честно и добросовестно. По боевой и политической подготовке взвод подготовлен хорошо и занимает одно из первых мест в батальоне. Накопленный в боях опыт умело передает своим подчиненным- будущим сержантам Красной Армии, дисциплинирован, требователен к себе и подчиненным. Все порученные задания выполняет четко, аккуратно и в срок. Участник боев Отечественной войны против немецко- фашистских захватчиков, имеет четыре ранения. Награжден медалью «За оборону Сталинграда».

За активную работу по подготовке сержантского состава, отвечающего требованиям современной войны и в порядке директивы Военного совета Западного фронта №09/69 от 19 июля 1943 года достоин правительственной награды ордена - «Красной звезды»…

К этому времени в ходе операции «Багратион» 3-й Белорусский фронт, в рядах которого находился 208-й запасный полк, успел освободить Витебск, Минск и выгнал немцев из Литвы и Вильнюса.

Про свою битву на Белорусской земле мой отец вспоминал не часто. Больше всего запомнилось ему, что там кругом были болота и сырость. Каждый шаг был в воду. Высушиться было невозможно, сухого места было не найти. Вода проступала через траву и мох с каждым шагом, невозможно было ни лечь, ни сесть. Поэтому есть им приходилось с мертвяков. Когда наступало время обеда, наши бойцы брали трупы убитых немцев и клали их крестом друг на друга. На верхнего садились и ему же на спину ставили котелок.

Возможно, с той стороны точно также поступали и немецкие солдаты, кладя крестом русских мертвых бойцов.

Кошмар этот закончился, когда они вышли на исходную позицию и приготовились к атаке.

О своем возвращение из штрафной роты отец тоже рассказывал не слишком подробно. Дескать, пошли они в атаку, матерясь на немцев и на белорусскую грязь. Немцы их обстреляли из минометов и пулеметов, а болотная грязь приняла в свое лоно убитых и раненных. Солдат-штрафник Алексей Антонов получил несколько осколков от разорвавшейся рядом мины, и на этом его пехотная эпопея закончилась.

Часть осколков вынули из него в госпитале, а парочка мелких так и осталась в его теле. Нам с братом он иногда позволял пощупать их в районе левой лопатки.

Как с искупившего кровью свое преступление с него сняли судимость и, после выздоровления, должны были направить в обычную воинскую часть.

Еще находясь на госпитальной койке, раненый боец Алексей Антонов задумался о своей дальнейшей судьбе. Можно было вернуться опять в железнодорожные войска, но это могло означать, что он снова станет сапером. А каждодневная игра со смертью ему нравилось все меньше и меньше, и тогда он решил сменить воинскую специальность. Как ему удалось это сделать, он не рассказывал. Вроде бы помог какой-то знакомый, возможно, обретенный в этом же госпитале. Одним словом, красноармеец Антонов А.В. становится артиллеристом.

К сожалению, все это только моя версия событий, происходивших с отцом, основанная на эпизодах из его рассказов и не подтвержденных никакими документами.

Я даже не знаю точно, в какой именно из артиллерийских частей он продолжил свою службу. По его словам, он был корректировщиком огня, и в его обязанности входило присутствовать в передовых наших частях и из их окопов корректировать обстрелы немецких позиций нашей дальнобойной артиллерией.

Поэтому дальнейшее описание военной жизни красноармейца Антонова Алексея Васильевича будет основано пока только на его рассказах.

Но пора рассказать о том, какие изменения произошли в судьбе его брата Михаила. Приказом по 3-му Белорусскому фронту № 0819 от 20.10.1944 г. лейтенанту Антонову Михаилу Васильевичу было присвоено очередное воинское звание: старший лейтенант. А кроме того он получил и новую должность. Теперь он стал командиром роты разведки 208-го запасного стрелкового полка 3-го Белорусского фронта.

Со своей артиллерийской частью красноармеец Антонов Алексей вступил на территорию Польши.

Как известно, Красная Армия достаточно стремительно осенью1944 года вышла к Висле и даже захватила пару плацдармов на ее западном берегу. Якобы целы были даже мосты, по которым можно было с разбегу захватить и Варшаву. Но вот незадача, именно в этот момент в польской столице подняла восстание буржуазная Армия Крайова. И советские войска штурмовать город не стали, дали возможность полякам самим освободить Варшаву.

Несколько недель Красная Армия вела оборонительные бои и со своих позиций наблюдала, как немцы сначала взорвали мосты через Вислу, а потом методично и пунктуально сносили целые кварталы в польской столице.

Красноармеец Алексей Антонов видел и то, как разрушали город немцы, и то, как американские "летающие крепости" пытались помогать восставшим полякам. Со своих огромных бомбардировщиков заокеанские союзники сбрасывали повстанцам контейнеры с разными припасами и с оружием. Впрочем, чаще всего неудачно. Американские пилоты были не чета немецким летчикам, и очень часто промахивались, сбрасывая свои грузы куда попало. Некоторые из контейнеров попали даже на позиции советских войск. Американское оружие нашим бойцам было не нужно, а вот консервы пользовались большой популярностью.

Эсэсовцы, как известно, подавили восстание варшавян и буржуазных националистов. Ситуация изменилась, можно было штурмовать город.

Именно под Варшавой красноармеец Антонов впервые увидел маршала Жукова. Произошло это так: перед самым наступлением в их полку вдруг появился сам Георгий Константинович. Перед строем солдат он сказал на редкость краткую, но весьма эффектную речь:

- Ну что, богатыри, еб..м Варшаву?

Солдаты дружно заржали и громко ответили на разные голоса:

"Е...м!"

Сказано - сделано. Варшаву взяли. В феврале 1945 года.

1945

Старший брат Александр Дубровский продолжал бороться с врагами Родины в рядах СМЕРШа.

Старший лейтенант Михаил Антонов вступил со своей учебной частью на территорию восточной Пруссии и готовил бойцов к штурму Кенигсберга, города, превращенного немцами в крепость.

А красноармеец Алексей Антонов освобождал от немцев Польшу. Он, с его слов, служил тогда в полку, где были самые могучие на тот момент подвижные советские орудия: 280 мм гаубицы марки Бр-5. Действительно, в то время и в Польше, и при штурме Берлина участвовал в боях 32-й отдельный артиллерийский дивизион особой мощности резерва Главного Командования. Может, действительно он служил в этом дивизионе, по крайней мере, он достаточно точно и подробно описывал порядок заряжания подобного орудия и его технические характеристики. В те времена интернета не было, и ознакомиться с такими подробностями мог только настоящий очевидец.

На последнем этапе войны отец, с его слов, был наблюдателем-корректировщиком огня. Сидел на наблюдательном пункте и по телефону корректировал стрельбу орудий. А бои были жестокие. В той стрелковой роте, к которой он был прикомандирован, за два месяца наступательных боев остался цел только ее старшина. Да и того вскоре ранили. Стопроцентная смена личного состава.

К этому же времени относится и история про убитого отцом немца. В отличие от старших братьев, Алексей Антонов в атаки ходил крайне редко и в рукопашных никогда не участвовал. Сколько немцев он застрелил из винтовки, когда сидел в окопах в 41-42 годах, тоже не знал. Кто знает, в кого он действительно тогда попал. Про убитых из его тяжелой пушки и говорить нечего. Он даже в бинокль не мог никого разглядеть на таком расстоянии, в кого она стреляла.

Поэтому он и считал, что своими руками он убил только одного немца.

В каком-то городе, уже занятом нашими войсками, красноармеец Алексей Антонов в одном из жилых домов обследовал помещение. И вдруг столкнулся лицом к лицу с немецким солдатом. Тот, видимо, пытался спрятаться в этой квартире, но нервы у фрица не выдержали, и он выскочил в ту же комнату, где уже находился отец. Алексей Антонов от неожиданности схватился за большой охотничий нож, который носил вместо штыка, и ткнул им в немца в живот... Тот осел, и вскоре умер.

Со слов отца, его даже вырвало. Впервые он так реально убил человека.

В военном билете Антонова Алексея Васильевича написано, что он дважды был ранен и еще один раз контужен. И контузию он, согласно тем же записям, получил 30 апреля 1945 года, как раз во время боев за Берлин, когда орудия 32 отдельного артиллерийского дивизиона особой мощности обстреливали Рейхстаг.

Войска 3-го Белорусского фронта к тому времени взяли Кенигсберг.

А подразделения 1 Украинского фронта, в составе которого, как я полагаю, служил Александр Дубровский, готовились идти на освобождение Праги.

Когда бои закончились, самым главным чувством, охватившим фронтовиков, по рассказу отца, было чувство удивления. А удивлялись они тому, что остались живы. За почти четыре года войны они уже настолько привыкли к смерти, к гибели товарищей и к тому, что и их самих ожидает такая же участь. А тут вдруг победа, никто не стреляет, а они живы!

В итоге трое братьев: Александр, Михаил и Алексей одолели - таки фашистскую нечисть. Получили они на троих не меньше десятка ран и контузий, но победили врага. И, в немалой степени, помогли им в этом младшие Антоновы: брат Владимир и сестра Вера, упорно трудившиеся в тылу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Судьбы послевоенные

I

В Германии красноармейца Антонова Алексея ждало еще много интересных событий.

Как-то в мае месяце, уже после капитуляции немецких войск и излечения от контузии, поехал он с друзьями поохотиться. А что? Трофейный мотоцикл они раздобыли, трофейные "золлингенами" тоже обзавелись. Дома-то Алексей Антонов тоже иногда охотился в окрестностях Грязей на уток и зайцев с дедовской «тулкой», а тут, на германской земле, почему бы и не попробовать с такой-то техникой.

Стрельнули оленя. Алексей взялся его разделывать, а приятели готовили костерок. И тут из леса на них вышло не меньше взвода гитлеровцев с оружием, да еще и с офицером во главе. Настроение у охотников упало, что им можно было противопоставить, если в руках один нож и коробок со спичками. Ружья разряжены, да и те лежат в коляске мотоцикла. Но, оказалось, что этим немцам надоело скрываться в лесу, и они хотели просто сдаться кому-либо из русских солдат. Пришлось охоту отложить и конвоировать немцев до ближайшей комендатуры.

32-й отдельный артиллерийский дивизион особой мощности резерва Главного Командования вскоре был переброшен на Дальний Восток. Намечалась война с Японией. Но красноармеец Алексей Антонов остался в Потсдаме. Возможно, именно тогда он оказался согласно записи в военном билете в 1-м пушечно-артиллерийском полку. Но из орудий он уже никогда не стрелял. Пушки замолчали, и зазвучала музыка. Отец опять стал играть на духовых инструментах в военных оркестрах.

Красноармеец Алексей Антонов участвовал в официальной встрече с американскими солдатами на Эльбе и, сидя за праздничным столом, учил одного из «джи-ай» правильно пить русскую водку. В Берлине он расписался на стене Рейхстага. Участвовал как музыкант на многих официальных мероприятиях и видел живьем Монтгомери, Эйзенхауэра и нашего Жукова. Видел даже немца Кейтеля.

Служил он до мая 1946 года, после чего был демобилизован.

После демобилизации он вернулся было на родину, но, видимо, его там никто не ждал. Девушка, что ему нравилась, его не дождалась, и тогда фронтовик Антонов поехал искать свое место на этой Земле. Где-то в дороге у него украли все документы, что по тем временам было большой неприятностью, и, согласно одной из версий, он направился на Северный Кавказ к знакомому по службе в армии цыгану, который пообещал ему изготовить новые бумаги. Так отец попал в Кизляр.

Денег у него не было, документов тоже, да и медали он бросил в военкомате в лицо тыловому чинуше, который заявил ему, что если нет наградных книжек, так и медалями бренчать не надо. Оставшись в одной гимнастерке, Алексей Антонов погулял по пыльным кизлярским улочкам, а ближе к вечеру потянулся вслед за народом к городскому парку. Там, по обычаям того времени, играл духовой оркестр, причем трубач-баритон страшно фальшивил. Отец послушал горе-музыканта, да предложил свои услуги.

Оркестранты доброжелательно отнеслись к фронтовику и одновременно хорошему трубачу. Так что первые деньги в незнакомом городе Алексей Антонов заработал музыкой.

Дальнейшая его судьба описана мною в другом произведении. Поэтому здесь я ее опускаю. Сообщу только, что большую часть жизни он прожил в Челябинске, где и умер в 1992 году. У него было четыре сына: Юрий, Владимир, Алексей и Михаил.

II

Старший лейтенант Михаил Антонов войну закончил под Кенигсбергом. Он демобилизовался в апреле 1946 года и, согласно рассказу его сестры Веры Васильевны, до 1948 года строил военно-морскую базу в Балаклаве, в Крыму. Некоторое время жил в Молдавии в городке Леово. Вроде как он дважды был женат. В 1954 году ему было присвоено звание капитана.

Вторая жена - Вера убедила его переехать к ней на родину в Брянскую область. (Хутор Михайловский - ныне г. Дружба Сумская область Украины.) Оттуда они переехали в с. Журиничи на Брянщине.

У него родились две девочки: Наталья в 1950-м году и в 1955-м - Анна.

Умер дядя Миша в феврале 1997г.

Существует и другая версия его судьбы, рассказанная его старшей дочерью Натальей. Как выяснилось, после войны он оказался в Молдавии (Леово), где работал в совхозе. Там и родилась в его втором браке дочь Наталья. Потом дядюшку позвал в Крым, в Севастополь, его фронтовой товарищ. (Как видим, работа в Балаклаве с 1948 года плавно переехала в начало 50-х.) Поскольку он был уже военнослужащий, (повторно, после демобилизации?) то его перевели в Феодосию, где семье предоставили квартиру. Но в 1954 году по распоряжению Хрущева армию сильно сократили, и дядя Миша попал под сокращение. Однако квартира оставалась за его семьей. Но его жену Веру "потянуло" на родину, и они уехали из Крыма.

Наталья считает это ошибкой родителей.

Потом они много раз меняли жилье.

В защиту такого решения своего дяди Михаила Васильевич могу привести только свое мнение о городе Феодосии. Я там бывал в 1987 году, на излете советской власти. Это была жутко провинциальная дыра. Там не было ни-че-го, кроме моря в летний сезон. Там не было высокооплачиваемой работы, если не считать за таковую летнее обирание туристов и курортников. Там негде было учиться, там не на что было смотреть, кроме домика Айвазовского. Оттуда трудно было без пересадок куда-то съездить и вернуться. И вряд ли условия жизни в городе в 1950-е, было лучше, чем в 80-е.

В 1955 году у Михаила Васильевича родилась вторая дочь Анна.

III

Самый старший из братьев - Александр Васильевич Дубровский задержался на службе, похоже, дольше всех. Он гонял бандеровцев даже после войны. И, согласно рассказам сестры Веры Васильевны, демобилизовался в звании майора. Наверное, он мог бы рассказать немало историй про борьбу советской власти с бандеровским подпольем, точно бы хватило материалов на пару детективов. Но, к сожалению, мне не только поговорить- поспрашивать с ним не удалось, а даже увидеться не довелось ни разу.

Вернулся в Грязи Александр Дубровский в 50-е годы. А потом вслед за сыном уехал на целину и жил в Кокчетавской области, работая в совхозе бухгалтером. Его сын Юрий Александрович Дубровский уехал из Казахстана на Украину, где, возможно, и проживает поныне. Умер дядя Саша в июле 1978 года.

IV

Антонов Владимир Васильевич в 1946-м жил в Безымянке. О чем свидетельствует эта фотография. Со временем он обзавелся семьей. Жену звали Верой. Потом переехал в Грязи, где и работал на заводе литейщиком. У него родилось двое детей: Константин и Татьяна.

По слабости здоровья, он скончался еще в 1981-м году.

V

Единственная их сестренка Верочка Антонова окончание войны встретила в эвакуации. Было ей в ту пору 19 лет. Даже когда стало можно, она не стала возвращаться ни в Грязи, ни в Воронеж, а так и осталась на Урале, в Свердловске. И с завода «Уралмаш» она никуда не ушла.

Так что весь свой трудовой стаж в сорок два с лишним года, (с 13 марта 1942-года по 14 сентября 1984 года), проработала она на одном месте - в 55-м транспортном цехе знаменитого завода.

Там же, на заводе, она познакомилось с молодым рабочим Ефимом Рашевым, за которого в 1948-м году и вышла замуж.

История жизни ее мужа Ефима Григорьевича тоже весьма занимательна и вполне достойна того, чтобы ее пересказать. Родился он 1924г. в деревне Шешуны Викуловского района Омской области. Отец его - Рашев Григорий Дмитриевич и мать - Рашева Ульяна Павловна по неясным ныне причинам отказались от своего младшего сына Ефима, поскольку якобы был он слабым ребенком и часто болел. Ювенальной юстиции тогда еще не было, и мальчика по праву крови взял на воспитание брат Григория – Никандр. Своих детей у Никандра не было, вот и принял он к себе «отказного» племянника Ефима на воспитание. Так и рос Ефим Рашев в семье родного дяди.

У Никандра и Григория Рашевых были еще один брат и сестра, но имена и судьбы их нам не известны, да и в истории про Ефима они никак не участвуют. Потому я больше про них не упоминаю.

В 1929 году Рашевы Никандр и его жена Татьяна с пятилетним Ефимом покинули прежнее местожительство в Сибири. Уехали они не по собственной воле, а от произвола и перегибов местного начальства, проводившего тогда компании по раскулачиванию и коллективизации. Сами-то Рашевы не были кулаками, батраков не нанимали, вкалывали на земле сами, от рассвета и до заката, но отношения с колхозным начальством тем не менее не сложились.

В общем, землю пришлось им бросить и перебираться на одну из индустриальных строек социализма. По приезду в Свердловск родители Ефима устроились на строительство Уралмаша простыми разнорабочими.

В 1938 году четырнадцатилетним пареньком и сам Ефим Рашев пришел на завод. Быстро освоил профессию станочника и со временем стал признанным мастером. Специализацию он получил редкую - нарезчик артиллерийских стволов - рабочая элита. По этой причине он и в армию не попал, хотя его ровесников уже в 1942 на фронт отправляли. А у Ефима была бронь. Трижды его пытались призвать в действующую армию, но руководство завода его трижды отстояло, как особо ценного специалиста.

После войны возмужавший Ефим Григорьевич продолжал работать на «мир во всем мире», участвуя в создании уже ракетного щита Родины. (Он с «Уралмаша» перешел на «ЗиК» («Завод им. Калинина»).

Работа была связана с частыми командировками на полигоны, на испытание военной техника. Где он только не бывал. Например, есть мнение, что 24 октября 1960 г. он был на Байкануре, где готовился первый пуск межконтинентальной баллистической ракеты Р-16.

«За 30 минут до запланированного запуска произошёл несанкционированный пуск двигателя второй ступени Р-16. Произошло разрушение баков первой ступени и взрывообразное возгорание компонентов ракетного топлива. В пожаре, по официальным данным, погибло 74 человека. Позже от ожогов и ран скончалось ещё четыре человека (по другим данным погибло от 92 до 126 человек). Среди погибших был и главнокомандующий РВСН Главный маршал артиллерии М. И. Неделин.

Катастрофа, повлекшая большое количество жертв, была вызвана грубыми нарушениями правил техники безопасности при подготовке к пуску и желанием успеть осуществить запуск не до конца подготовленной ракеты к приближавшемуся празднику — годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Данные о катастрофе были засекречены, и первые упоминания о ней в советских средствах массовой информации появились только в 1989 году».

Ефиму Григорьевичу повезло, он пролежал после этих событий в госпитале несколько месяцев, жене, Вере Васильевне, сообщили, что ему просто продлили командировку. Правду она узнала только тогда, когда он вернулся после выписки из госпиталя домой. Дети же об этом событии в жизни отца узнали вместе с остальными советскими гражданами в эпоху гласности и перестройки.

Вот за подобные мирные будни и за такую работу в апреле 1971 г. Ефима Григорьевича Рашева наградили орденом Трудового Красного знамени.

У Ефима Григорьевича и Веры Васильевны Рашевых родилось двое детей: в 1949-м - сын Анатолий, а в 1951-м- дочь Ольга.

Другая родня

Про Дарью Васильевну Ежову сестру Анисьи Алексеевой и Василия Ежова известно только, что век ее был долог, и в 1955 она жила еще в семье племянницы своей Глафиры Деулиной (Алексеевой).

Как уже было упомянуто, у бабушки моей Анны Ивановны Антоновой (Алексеевой) было много братьев и одна сестра. О братьях Алексеевых известно не слишком много. Самый младший Михаил Иванович Алексеев учился в каком-то железнодорожном учебном заведении, по распределению переехал в Сибирь, жил в Иркутске, где дорос до должности начальника финансового управления Восточно-Сибирской железной дороги.

Дмитрий Иванович Алексеев работал машинистом.

Тихон Иванович Деулин умер рано, относительно молодым.

Иван Деулин тоже был машинистом. Именно он был направлен на Алтай в город Барнаул, там он и пустил корни. У него были три дочери: Вера, Римма и Руффа.

В Грязях жил один из младших братьев Анны Ивановны Антоновой Алексей Алексеев (в семье его почему-то звали Леней). (1893-1976г.) К сожалению, кроме того, что он работал портным мы мало что о нем знаем. На всех фото он всегда элегантно и модно одет. Известно, что у Лёни Алексеева был сын Евгений (1937-1978) .

Есть фото Алексея Ивановича Алексеева снятое в мае 1921г.

Пока чуть больше мне известны лишь родственники от единственной сестры Анны Ивановны- Глафиры Ивановны. (1893-1975) Она вышла замуж за Александра Федоровича Деулина (1890- 1950).

В браке они обзавелись весьма многочисленным потомством. У них было шестеро ребятишек: Валентина, Нина в замужестве Смирнова, Соня в замужестве Лопаткина, Василий, Алексей и Владимир.

Про Валентину мы знаем, год рождения 1914, и что была она учительницей начальных классов. Уехала учительствовать в деревню, вышла замуж и родила двоих сыновей: Станислава и Анатолия.

Рано овдовев, (муж ее скоропостижно умер от менингита еще до войны), она вернулась из деревни в Грязи, где и прожила до конца дней своих.

Станислав - старший ее сын стал военным летчиком, летал на МиГ 15, и в 1968г служил в Грузии, в Гудауте. Однажды во время полета у него отказал двигатель и точь в точь, как в известной песне поется, неисправный самолет нужно было либо оставить, тогда он бы упал на жилой район, либо самому погибнуть, но спасти от смерти людей на земле. Станислав выбрал второе. Он похоронен там же, где служил, и Валентина Александровна ездила к нему на могилу каждый год, пока могла. Погиб Станислав в возрасте 30 лет.

Анатолий закончил ВУЗ в Воронеже и, вернувшись в Грязи, со временем стал директором местного культиваторного завода.

Нине Деулиной (1923 г.р.) получить образование помешала война. Ей как старшей пришлось бросить учебу и устроиться работать в депо станции Грязи. Была она единственной кормилицей в семье, получая рабочую карточку. Старшие братья Алексей и Василий служили в армии, а отец уже тогда был инвалидом. В депо она отработала 38 лет. У нее есть два сына Виктор 1961 г.р., работающий в Грязях на заводе «Гидроагрегат», и Сергей, ныне живущий где-то под Уфой в деревне.

У Сони Деулиной, родившейся в 1926 г., один сын - Алексей. Сама Софья рано уехал из Грязей в Мурманск, где работала на рыбоперерабатывающих судах.

Алексей родился у нее от второго гражданского мужа, но носил по матери фамилию первого. Закончил он Тамбовское летное училище и был летчиком на стратегическом бомбардировщике ТУ-95.

Владимир Деулин 1929 г.р. начинал работать еще кочегаром на паровозе, потом стал машинистом. Водил грузовые поезда. Возле депо г. Грязи стоит паровоз, на котором он когда-то начинал свой трудовой путь.

В войне Владимир Деулин не участвовал по возрасту, но срочную служил на Тихоокеанском флоте в Порт-Артуре. У него было двое детей Александр и Ольга.

Алексей Деулин (1921- 1968) был по специальности художником-оформителем в Управлении Юго-Восточной ж.д. и народил трех парней: Владимира, Александра и Николая.

Но больше всего известно про Василия Александровича Деулина 1919 г.р.

Старшина Василий Деулин1942г

Имеется копия его письма в районную газету «Искру» от 1978 года, где он сам пишет о себе. Вот текст:

«Москва, 27 июля 1978г.

Уважаемый Павел Михайлович!

Пишет вам бывший десантник, ныне дипломат, старший лейтенант в отставке Деулин Василий Александрович.

Прошло 36 лет после знаменитой десантной операции 4 ВДК. В сентябре 1941 года я совершил первый в своей жизни парашютный прыжок с самолета, а в феврале 1942 года в составе 4-й ВДК десантировался в тыл врага.

В самолете нас было 20 человек: командир второго батальона капитан Смирнов, врач батальона Д. Алексеев, военный фельдшер Борис Ижболин, командир разведвзвода Федор Абелинский, санитар Чернышов, я и другие.

Линию фронта мы прошли под фейерверком разрывов снарядов и трассирующих пуль.

Приземлились недалеко от деревни Большая Еленка, сходу вступили в бой, а через несколько часов были уже на сборном пункте в деревне Свинцово. Потом пошли жаркие бои за населенные пункты Бородино, Куракино, Песочня, Ключи, где я был тяжело ранен во время штурма этого опорного пункта. За участие в этих боях был награжден медалью «За отвагу». Эту награду мне вручил 18 сентября 1942 года в Кремле М.И. Калинин.

Родился я 1919 году в городе Москве, в рабочей семье. В 1937 году поступил в Московский государственный педагогический институт им. В.И. Ленина на исторический факультет. Однако окончил его лишь через 10 лет в 1947году.

С ноября 1940 года по октябрь 1945 года находился в рядах Советской Армии. По путевке ЦК ВЛКСМ добровольцем ушел на фронт и с января по март 1940 года воевал под Выборгом. Великую Отечественную встретил в городе Риге.

В марте 1942 года в деревне Ключи во время бомбежки очередью с фашистского самолета был тяжело ранен разрывными пулями в правый бок. Местные жители доставили меня в деревню Бородино на медпункт 214 бригады, где мне была оказана медицинская помощь врачом Н.Д. Шиклаковым.

16 марта 1942 года из села Желанья был эвакуирован самолетом на Большую Землю. В госпитале сделали две сложные операции. Несмотря на тяжелое ранение, снова остался в строю ВДВ. В составе 3-й гвардейской воздушно-десантной бригады в сентябре 1943 года вновь десантировался в тыл врага на правый берег Днепра. В апреле 1944 года по возвращению из тыла, уже будучи в 5-й гвардейской ВД бригаде, был принят в члены партии. После демобилизации из армии, наконец, окончил пединститут. В 1947 году работал преподавателем истории в одной из московских средних школ, а в 1948 году по путевке райкома комсомола города Москвы был направлен на учебу в Высшую дипломатическую школу при МИД СССР, которую окончил в 1951 году.»

Из письма можно почерпнуть немало любопытного. Интересно, например, почему он местом рождения называет Москву? Его родители в 19-м жили в Москве? И только потом вернулись в Грязи?

Оказывается он участник-доброволец Финской компании, но в тоже время он пишет, что в армии с ноября 40 года. И судя по всему, десантником он стал не сразу, ведь вступив в армию в ноябре 40-го, он первый раз прыгнул с самолета только в сентябре 41-го.

В списках заброшенных 9-й ВДБр 4-ого ВДК он идет под номером 14, с припиской «санинструктор».

Следовательно, он не столько стрелял по врагам, сколько помогал раненным сослуживцам, вынося их из под огня противника.

3 августа 1941 г. нарком обороны издал приказ №281 «О порядке представления к правительственной награде военных санитаров и носильщиков за хорошую боевую работу». Работа санитаров и носильщиков приравнивалась к боевому подвигу. В указанном приказе говорилось: «За вынос с поля боя 15 раненых с их винтовками или ручными пулеметами представлять к правительственной награде медалью “За боевые заслуги” или “За отвагу” каждого санитара и носильщика». За вынос с поля боя 25 раненых с их оружием представлять к ордену Красной Звезды, за вынос 40 раненых – к ордену Красного Знамени, за вынос 80 раненых – к ордену Ленина.

Позднее мне в руки попал наградной лист на Василия Деулина.

«Наградной лист на санинструктора 9вд бригады старшину Василия Александровича Деулина.

Тов. Деулин во время боя за сильно укрепленный рубеж противника дер. Ключи под сильным минометно – пулеметным огнем противника перевязал 27 чел. раненных бойцов и командиров и вынес с поля боя 17 раненных бойцов и командиров.

Командир 9 ВДБ полковник Курышев

Военком ст. бат. комиссар Щербина.»

Говорят есть фото, где у него видны и медаль за отвагу и орден Красного знамени. Значит он спас как минимум 40 человек.

Есть и другое его письмо с фронта, судя по пафосу, с которым оно написано, предназначенное для газеты или для использования на митинге. Вот его текст:

«Я простой русский парень, сын рабочего кузнеца депо Грязи. Родился и вырос на свободной русской земле. С ранних лет я полюбил свое Отечество, свою Родину. Родина дала мне возможность учиться в высшем учебном заведении Москвы. Мы пользовались всеми благами жизни, которые нам завоевали наши отцы и братья в осенние октябрьские дни 17 года, и которые завещали нам беречь Родину и любить и защищать ее. Кому же не люба обширная и красивая земля, земля наших отцов и дедов. Но вот 22 июня 1941 года на нашу мирную жизнь, на нашу мирную страну напал злобный, коварный, хищный немецкий зверь. Напал вероломно, по-бандитски. Весь советский народ, от мало до велика, поднялся с оружием в руках на защиту своего Отечества, на защиту своей любимой матери-Родины. Сменил и я студенческое перо на автомат и с тысячами москвичей, комсомольцев, студентов ушел на фронт, чтобы с оружием в руках, на полях кровопролитных сражений отстаивать честь и независимость своей Родины, своего народа. Уходя, мы клялись отомстить немецким извергам, мы сдержали эту клятву. Я избрал самую сложную и опасную и в то же время самую почетную профессию десантника- парашютиста. Сейчас мы идем в Берлин. Все ближе и ближе подходит наша Красная Армия к центру фашистского логова Берлину. Это слово звучит по всем фронтам, оно на устах всех воинов Красной Армии, рвущихся вперед. Туда, куда отползает, огрызаясь, раненный фашистский зверь. Туда же в столицу германского зверинца иду и я ваш земляк, гвардии старшина воздушно-десантных войск. Мы идем в Берлин, чтобы последним сокрушительным ударом раз и навсегда уничтожить коричневую чуму, появившуюся в 20-м столетии.

Велика и ответственна задача, стоящая сейчас перед тружениками тыла и особенно перед вами железнодорожниками. Я уверен, что вы не пожалеете ни сил, ни энергии, чтобы еще крепче помогать своей армии, своевременно доставлять фронту вооружения, боеприпасы и продовольствие. И мы общими усилиями разгромим ненавистного врага.

После войны Василий Александрович заканчивает прерванную учебу в пединституте. Некоторое время работает в школе, а затем поступает в Высшую дипломатическую школу. Говорят, при некотором содействие своего тестя. Там он учится на дипломата, с отличием оканчивает это учебное заведение и потом долгое время работает за границей. Сначала в Голландии, потом в Карачи, в Пакистане, затем в Индии, в должности генерального консула Советского Союза в Калькутте.

Он знал девять иностранных языков.

По работе встречался с Индирой Ганди, Зия-уль-Хаком, Фиделем Кастро. Лично знаком был с Косыгиным, Подгорным и Громыко.

Имел двоих детей: Евгения и Настю.

Опубликована в интернете довольно забавная история, происходившая как раз в советском генконсульстве в Калькутте. Возможно, именно в то время, когда им руководил Василий Александрович Деулин. http://www.indostan.ru/indiya/79_1959_0.html